"Фантастика 2023-185". Компиляция. Книги 1-17 [Валерий Вайнин] (fb2) читать онлайн

Андрей Буторин Сыщик Брок Дилогия

Книга 1 Чудес не бывает

Моим друзьям посвящается

Начало

Мой метод прост: сажусь на хвост и не слезаю, —

Преступник — это на здоровом теле прыщик, —

И я мерзавцу о себе напоминаю:

Я — здесь, я — вот он, на то я сыщик!

В. С. Высоцкий

Личные дела сотрудников частного сыскного агентства «Бритва Оккама». Желтая папка. Гриф «Для служебного пользования».

Брокалев Олег Константинович, владелец агентства, сыщик.

Псевдоним: Брок.

Дата рождения: 16.04.196… (грязное пятно).

Место рождения: г. … (продолжение грязного пятна) …ской обл.

Образование: высшее. (Пометка от руки: «Даже не одно, подробная информация — в закрытом файле»).

Семейное положение: женат, жена — Брокалева Ирина Геннадьевна. (Пометка от руки: «Псевдонимы — Бриг, Бригадирша, Бригантинушка, Зайка»).

Дети: Брокалева Александра Олеговна, возраст — переменный (с каждым годом больше) (пометка от руки: «На 1 год»).

Особые приметы: рост — 180 см; вес — переменный (с каждым годом больше) (пометка от руки: «Ненамного»); цвет волос — темно-русый, с благородной проседью; цвет глаз — серый, почти стальной; нос — средний, прямой; рот — средний, четко очерченный; подбородок — близок к определению «волевой».

Характер: волевой (пометка от руки: «Вот здесь — без оговорок»), решительный, бескомпромиссный. Беспощаден к проявлениям лени и глупости как у себя, так и у окружающих.

В связях, порочащих его, замечен неоднократно. (Пометка от руки: «Исключительно в силу профессиональной специфики».)

Семьянин — неважный. (Пометка от руки: «Некогда». Далее — другим почерком: «Не наговаривай на себя, папочка, ты — прелесть!»)

Хобби: графомания.

Кредо: Чудес не бывает!

Брокалева Александра Олеговна, совладелица агентства, секретарь, курьер, уборщица, техник-программист, агент по особым поручениям, электромонтер (пометка от руки: «Хреновый», далее — другим почерком: «А кто сказал: „Давай-давай, я снял напряжение!“»?), сыщик-стажер. (Пометка от руки: «Короче, халявщица!» Далее — другим почерком: «Папа, не хами!»)

Псевдоним: не имеет. (Пометка от руки: «Не заработала еще, малявка!». Далее — другим почерком: «Ну, знаешь ли, папочка! Поищи-ка другую дурочку на мое место!» Далее — первым почерком: «Ты меня вполне устраиваешь, дочурка». Далее — вторым почерком: «А чего тогда обзываешься?» Далее — первым почерком: «Ты еще не знаешь, как я на самом деле умею обзываться!» Далее — вторым почерком: «Это я-то не знаю? Ха-ха!» Далее — первым почерком: «Тем более». Далее — вторым почерком: «Ну и ладно!»)

Дата рождения: 10.10.19… (Тщательно вымарано. Пометка: «Папа, как не стыдно?! Я же дама!»).

Место рождения: см. данные Брокалева Олега Константиновича.

Образование: пока только среднее. (Пометка от руки: «Папа! Обязательно это подчеркивать?! Ну, провалилась! Ну, поступлю на следующий год!»)

Семейное положение: не замужем. (Пометка от руки: «Пока не покажешь диплом о высшем образовании — даже не думай!» Далее — другим почерком: «Папа!!!»)

Дети: не имеет. (Пометка от руки: «Пока не покажешь свидетельство о браке, а, следовательно, и диплом о высшем образовании — убью сразу!» Далее — другим почерком: «Ну, знаешь ли, папочка!!!»)

Особые приметы: рост — 162 см; вес — (Пометка от руки: «Только попробуй, папа!»); цвет волос — белое золото (Пометка от руки: «Я и вся такая!»); цвет глаз — синий; нос — небольшой, аккуратный, чуть курносый (Пометка от руки: «Фи!»); рот — средний, четко очерченный, губы — полные (Пометка от руки: «Не полные, а чувственные, папочка!»); подбородок — средний, круглый (Пометка от руки: «Ага! Хорошо — не квадратный, не трапециевидный или параллелограммный!» Далее — другим почерком: «Ты бы на экзамене в вуз такие знания демонстрировала!»).

Характер: Спаси и сохрани! (Пометка от руки: «Ну и ладно!»)

В связях, порочащих ее, не замечена. (Пометка от руки: «Замечу — убью!» Далее — другим почерком: «А специфика профессии?!» Далее — первым почерком: «Я тебе дам специфику!!! Ремнем!» Далее — вторым почерком: «Фи!»)

Кредо: Всё может быть!

Глава 1 Дело о проглоченной планете

Вошедший выглядел худо. Ой-ей-ей, как худо! Хоть и был далеко не худым. Скорее — толстым. Безобразно, отвратительно толстым! Пиджак так натянулся в «апогее» гигантского живота, что Броку всерьез стало страшно: не убьет ли его пуговица, если вдруг сейчас оторвется? Какую она сможет развить скорость? Ну, первую космическую — вряд ли, а вот скорость пули… как знать!

Брок с трудом оторвал взгляд от потенциальной маленькой убийцы и на всякий случай вышел из-за стола. А коль уж он сделал это, не оставалось ничего другого, как подойти к посетителю. Но осторожненько, сбоку. Тот, правда, тут же повернулся к нему лицом (и животом, соответственно), поэтому Брок, пожав мокрую подушку ладони, поспешил усадить толстяка в кресло. Сам же вернулся за стол и уже более спокойно глянул на посетителя. Ой, как худо тот выглядел! Двойные мешки под налитыми кровью печальными карими глазами (собственно, ею же налилось всё безразмерное лицо), дрожащие синие губы, одышка, пот, льющийся с лысины из-под шляпы… Ага, шляпу снял. Так и есть — лысина, тоже, разумеется, багровая. Будь Брок не сыщиком, а врачом — тут же кинулся бы мерить несчастному давление, а возможно и делать кесарево сечение… Но он — сыщик, поэтому прочь сантименты! Брок снова встал:

— Рад видеть вас в нашем агентстве! Слушаю вас очень внимательно.

— А с кем я имею честь говорить? — просипел толстяк с легкой картавинкой и промокнул лысину галстуком. — Мне сказали, помочь может только Брок…

— Я и есть Брок! — радостно воскликнул сыщик и опять сел. — Да-да, Брок! Это я.

— Я — Русский, — колыхнулся посетитель.

— Да я, собственно, тоже… Видите ли, Брок — не фамилия. Это, так сказать, псевдоним. Сокращение от «Бритвы Оккама». Вы видели вывеску?

— Нет… то есть, да, видел. — Толстяк побагровел еще больше (хотя куда уж больше-то?). — Но вы не поняли меня. Это моя фамилия — Русский. Измаил Самуилович Русский.

— Ага… Конечно, как же! — расцвел дружелюбием сыщик. — Тогда тем более!

— Тем более что? — подозрительно спросил Русский.

— Тем более я — Брок!

Толстяк призадумался на мгновение, но тут же мотнул головой, разбрызгивая по кабинету капельки пота, и голосом, полным отчаяния, выдал:

— Помогите мне, господин Брок! — Пальцы его смяли несчастную шляпу, и она сразу потемнела от влаги.

— Для того я тут и сижу, — приподнялся и вновь опустился в кресло Брок, подчеркнув этим сказанное.

— Да-да, конечно… Понимаете, у меня беда! Звонил в милицию — трубку бросили. И никто, никто мне не верит! Чудес, говорят, не бывает…

— Так у вас чудеса? — встрепенулся сыщик. — Тогда вы обратились как раз по адресу! Видите ли, я и занимаюсь только теми делами, которые кажутся чудесами.

— Что значит «кажутся»? — обиделся Измаил Самуилович. — У меня — настоящее чудо! В смысле, чудесная беда… то есть, бедные чудеса… Тьфу!.. Горе у меня, а вы… — Обиженная гора стала подниматься из кресла.

— Что вы, что вы! — замахал Брок руками, выскакивая из-за стола. — Вы меня неправильно поняли! Я верю, что у вас бедовое чудо… чудовое горе… В общем, то самое и есть!..

Толстяк нахмурился, но попытку подняться прекратил. Кресло с досадой скрипнуло.

Брок взял от стены стул и сел рядом с Русским. Чуть-чуть сбоку.

— Вы меня, пожалуйста, выслушайте! Я вам растолкую свою точку зрения, и если она вас не устроит, вы можете уйти. Но сначала послушайте, прошу вас!

Посетитель в очередной раз колыхнулся, то ли выражая согласие, то ли как бы говоря: «Ну, не знаю…» В любом случае, и то и другое сыщика устраивало, а потому он продолжил:

— Вам правильно сказали, что чудес не бывает, это именно так!.. Нет-нет, дослушайте, прошу вас! Чудес не бывает, но происходит много событий, кажущихся нам порой чудесами. Может, вы слышали, что при Российской Академии Наук даже создали Комиссию по антинауке? Ну, как же?! Знаменитый академик Гинзбург Виталий Лазаревич в ней состоит, вам ли не знать!.. Ну, не слышали — и ладно. А я вот знаю. Мало того, — Брок перешел на шепот, — я тоже в ней состоял!.. Ага. Мы объясняли там научными методами так называемые чудеса: НЛО, экстрасенсорику, «снежного человека» и даже, простите, Бога…

— Ну, знаете, ли! — дернулся с кресла Измаил Самуилович. — Нам, видимо, не по пути.

— Да погодите вы! — вскочил Брок. — Дайте же договорить! Ушел я из Комиссии… Мне тоже с ними оказалось не по пути. Я свой путь выбрал — людям помогать!.. — Сыщик достал платок и шумно высморкался. — Но! — продолжил он чуть дрогнувшим голосом. — Я вынес из прошлой работы главное свое убеждение: чудес не бывает, всему можно найти логическое, строго научное объяснение! И я его нахожу. Ведь почему мое агентство носит такое имя? «Бритва Оккама» отрезает бредовые фантазии и мистику, оставляя место лишь естественнонаучным объяснениям некоего явления и, разумеется, логике.

Да вот вам пример! Приходит как-то клиент. Дескать, спасите, беда! Пропал сын, заговорила собака и, самое странное, замолчала жена! Я с ходу делаю абсолютное логичное предположение: собака взбесилась, откусила язык у жены и проглотила сына, который теперь и «чревовещает» изнутри… Я посоветовал клиенту срочно вызвать ветеринара и сделать собаке резекцию желудка, пока мальчика не переварило. Увы, я ошибся, сделав поспешные выводы… Я ведь не знал, что «мальчику» уже под тридцать и жене клиента столько же. Сын у того от первого брака, с «мачехой» был очень дружен — как оказалось, даже чересчур! Так вот, жена укатила на Канары, каждый день звонила супругу, а потом вдруг замолчала. Почему? А потому что «сынок», не сказавшись отцу, укатил к «мамочке». Разумеется, после этого ей уже стало не до разговоров…

— А собака? — спросил Русский.

— Что «собака»? — удивился Брок.

— Почему заговорила собака?

— А вот это действительно осталось загадкой, вы знаете… Но это ведь уже мелочи, не так ли? Какая-то собака, когда в семье — драма!

Посетитель засопел, о чем-то усиленно размышляя. Услышанная история его явно заинтересовала.

— Я вот что подумал, — изрек он в итоге раздумий. — Быть может, псина проглотила мобильник того человека? Жена продолжала с ним разговаривать, а ему казалось, что это собака!

— Вы знаете, а ведь я об этом не подумал… — в свою очередь задумался Брок. — Интересная версия! У вас удивительно развито логическое мышление, мой друг! Не хотите поработать у меня консультантом?

— Не хочу, — честно ответил Русский.

— Что ж, — встал сыщик и протянул посетителю руку. — Тогда не смею вас более задерживать.

— Не смеете? — вылупился на него Измаил Самуилович. — А как же моя проблема?

— Еще проблема?! — удивился Брок.

— Что значит «еще»? Разве какая-то уже была?

— Ну, как же… А эта, с собакой? Ах да, простите!.. Ну, что ж, я вас слушаю. — Брок снова плюхнулся на стул и заложил ногу за ногу. — Надеюсь, вы не проглотили мобильник?

— Хуже, — буркнул Русский. — Похоже, я проглотил планету. — И он осторожно погладил свой необъятный живот.

— Планету? — участливо закивал сыщик. — Да-да, конечно. Типичный, знаете ли, случай.

— Типичный? — вспыхнул толстяк. — Что вы хотите этим сказать, господин Брок?!

— Ну, вы знаете, — смутился Брок и покрутил в воздухе ладошкой. — Планеты там всякие, кометы, астероиды… Спутники, опять же, — как естественные, так и, вы не поверите, искусственные. Да-да! Вот, недавно сообщали: на спутник Сатурна Титан сел земной аппарат! Вы представляете? Миллионы километров! Мил-ли-о-ны!

— И что? — обиженно фыркнул клиент. — При чем тут это?

— Да как же?! Разве вы не слушали мое объяснение? Всё это имеет логическое, абсолютно научное объяснение! Еще Иоганн Кеплер вывел законы движения планет, а также комет, астероидов и прочего космического мусора. Всё просчитано, всё математически обосновано!

— И планета в моем животе обоснована?! — вскипел Измаил Самуилович.

— Ну-ну, голубчик, не кипятитесь, — похлопал Брок Русского по плечу. — Обосновать можно всё. Хотелось бы только знать: с чего вы взяли, что в вашем животе планета? Хотя… — Сыщик критически оглядел выпирающий из-под пиджака шар. — Судя по форме… Скорее, именно планета, нежели, допустим, астероид. Те, знаете ли, в большинстве своем имеют неправильные формы.

— Эх-х-х! — шумно выдохнул Русский. — Если бы мне было еще куда пойти!..

— Зачем? Чем же я вас не устраиваю? Или, может, в моих рассуждениях отсутствует логика? Вы меня обижаете, голубчик…

— Логика таки есть, — не стал спорить Измаил Самуилович. — Только она, уж простите, несколько… нечеловеческая.

— Так-так-так, — надулся Брок. — Переходим на личности. Продолжайте, чего уж!

— Вы рассуждаете как машина, как, извиняюсь, робот! Всё у вас просчитано, всё обосновано, чудес не бывает… Вы хоть понимаете вообще, в чем моя проблема? У меня в животе — пла-не-та! Обитаемая, между прочим.

— Ах, вот даже как? — закинул ногу на ногу сыщик. — Ну, ладно. Пусть я робот, Франкенштейн, пусть даже Железный Дровосек. А вы сами-то, часом, не Великий Гудвин? Или, хотя бы, Гудини? Что это за фокусы — населенная планета в животе? Что за бред вы несете, милейший? — Видно было, что Брок чертовски обижен. Никогда ранее он не позволял себе разговаривать с клиентами в таком тоне. И сыщик осознал это. Вновь подскочил со стула и даже слегка поклонился толстяку. — Простите меня, ради Бога, Измаил Самуилович! Нервы, нервы! Работенка еще та, знаете ли… Давайте вернемся к вашей проблеме. Непосредственно, так сказать. Без лишней лирики. Будем считать, что я и впрямь робот. Дайте мне вводные!

— Хорошо, — смягчился клиент. — Простите и вы меня. Я вас прекрасно понимаю: трудно поверить в то, что свалилось на мою голову!

— Планета?! — ахнул Брок. — На голову? Позвольте, но вы же сказали — в живот!

— Вы действительно робот, господин Брок. Понимаете всё настолько буквально… Ну, конечно, в живот. И не свалилась, разумеется, в прямом смысле, а… гм-м… похоже, я ее проглотил.

— Зачем?! — не удержался сыщик.

— Буду с вами откровенен: есть у меня один большой недостаток. Я страшный обжора! Ем всё и всегда. Вы не представляете, как мне тяжело не проглотить чего-нибудь в течение получаса. Вот, кстати, я не ел уже минут сорок — и у меня просто в глазах темнеет. — Русский зажмурился и тряхнул головой. На сыщика полетели капли. Он отбежал к столу и занял свое прежнее место.

Толстый клиент открыл глаза, не увидел рядом Брока, и челюсть его начала отвисать.

— Я здесь! — щелкнул пальцами сыщик. — Сейчас позвоню дочке, она принесет обед. Обычно мы работаем вместе, но заболела супруга… — Он потянулся к телефону.

— Что вы, что вы! — замахал руками Русский. — Ни в коем случае! Такие хлопоты из-за меня!

— Почему из-за вас? — Брок стал набирать номер. — Я всегда обедаю в это время. Из-за вас я его как раз чуть было не пропустил… — Лицо сыщика приняло умильное выражение: — Алло, дочурка! Обедик готов? Неси скорей, папа проголодался! — Услышав, как посетитель шумно сглотнул слюну, добавил: — И дядя тоже. Какой? Большо-о-ой! Так что неси шустренько и многонько. — Брок положил трубку и встревоженно глянул на исходящего слюной клиента. — Вам плохо, Измаил Самуилович?

— Ничего-ничего, — Русский вытер галстуком лацканы пиджака и подбородок. — Простите, как начинаю думать о еде…

— Сейчас дочка принесет чего-нибудь вкусненького. Моя жена так готовит! М-м-м… — Сыщик закатил глаза. Но тут же вновь принял официальный вид. — А пока вернемся к делу. Итак, вы сказали, что едите всё и всегда. «Всё» — надо полагать, фигуральный оборот речи? А то скажете опять, что я буквоед. А я, знаете ли, хочу, наконец, услышать историю про планету.

— Да-да, я как раз подошел к этому… Собственно, мне и рассказать-то нечего. Видимо, я проглотил ее случайно. Может, с немытыми фруктами? Ленюсь иногда помыть — это ж вставать надо, идти к крану…

— Понимаю! — поддержал Русского Брок. — Прекрасно вас понимаю.

— Это хорошо, что мы стали таки находить взаимопонимание. Потому что сейчас я и хочу вам рассказать про чудеса. Два дня тому назад я первый раз услышал голос. — Измаил Самуилович предупредительно вытянул руку: — Только не думайте, что я псих!

— Это было бы чересчур простым решением, — замахал руками сыщик. — Не хочу даже останавливаться на данной версии!

— Спасибо. Так вот, голос звучал негромко, но… как бы это правильно выразиться… отчетливо и убедительно. Я думал, радио, или соседи шумят — стены-то, сами знаете…

— Ой, и не говорите! — отмахнулся Брок. — Та же история! Просыпаюсь как-то, а у жены бессонница — колет орехи на кухне молоточком. Кричу: «Сколько времени, Ирусик?», а мне сосед из-за стенки: «Полтретьего ночи, уроды!» Падение нравов полнейшее! Бескультурье, грубость. Простите, я вас отвлекаю…

— Молоточком? А вы, извиняюсь, в каком доме живете?..

— Да разве это жизнь? — вздохнул сыщик. — Не берите в голову, продолжайте.

— Так вот, — подозрительно оглядев сыщика, продолжил Русский. — Прислушался я, а голос-то из живота идет…

— Мужской, женский? — Брок схватил ручку и занес ее над блокнотом. — Акцент? Заикание? Отличительные признаки?

— Не понять чей. Скорее, механический, неживой какой-то. Как это?.. Синтезированный, да?

— Вам виднее! Вы же его слушали.

— Ну да. Вот он-то и сказал, чтобы я вернул их планету. Дал сроку три дня. А как я ее верну? Я, простите уж… — Толстяк огляделся и зашептал: — Даже слабительное принимал и клизму ставил…

— Вот теперь я вам верю! — погрозил сыщик пальцем. — Такое не придумать.

— Да уж!.. Только не помогло ничего. Вчера снова был голос. Сказал, два дня осталось.

— А что потом?

— А потом, говорит, запустим ракету. На поражение.

— И кто же это, по-вашему, говорил?

— Как кто? Инопланетяне, естественно! Ну, то есть, жители этой моей планеты.

— Голубчик, но ведь инопланетян не бывает! — заломил руки Брок. — Ну, нет никаких инопланетян, понимаете?

— Да как же нет, если есть? — занервничал Русский. — Вы что, опять за свое? И планеты, по-вашему, нет?

— А вот этого я не говорил, не надо передергивать, голубчик! Планета — физический объект. А вот инопланетяне, зеленые человечки, НЛО всякие — это уже к другим специалистам! Хоть ноль-два звоните, хоть ноль-три — и там, и там с удовольствием помогут.

— А как же голос?!

— Голос — это уже надо думать. Вот это как раз моя работа. Может, вы тоже мобильник проглотили…

— Так вы беретесь мне помочь?

— А зачем я иначе тратил бы на вас столько времени, Измаил Самуилович? Конечно, берусь! — Сыщик снова вышел из-за стола. — Вот только пообедаем с вами — Сашенька уже идет.

Входные двери и впрямь распахнулись. В кабинет впорхнула изящная блондинка в джинсиках и желтенькой кофточке. Чмокнула в щеку папу, поставила на стол объемную сумку, бросила из-под длинных ресниц застенчивый взгляд на посетителя.

— Знакомься, Сашенька, — повел рукой Брок. — Господин Русский!

— Никогда бы не подумала, — покраснела девушка.

— Это у меня фамилия такая — Русский, — поспешил объясниться смущенный клиент. — Измаил меня зовут. Можно Изя.

— Самуилович, — добавил Брок. И принялся шурудить в сумке.

— Сядь, папа, я сама! — перехватила сумку Александра. Сыщик послушно вернулся в кресло.

Девушка достала большой алюминиевый термос, затем термос поменьше — с веселыми райскими птичками на боках, а напоследок — желтую эмалированную кастрюлю, замотанную полотенцем. Извлекла два комплекта тарелок, по паре ложек и вилок, разложила и расставила на столе.

— Подсаживайтесь, Изя Самуилович! — мурлыкнула Сашенька и принялась разливать густую бордовую жидкость, исходящую паром.

Русский, словно сбросив вмиг полцентнера веса, резво подкатил к столу кресло. А Брок, напротив, столь же резво отпрянул от тарелок.

— Фто это?! — зажав нос, прогундосил он в ужасе.

— Папа! Как не стыдно?! Это борщик, — закачала головой Александра. — Мама совсем разболелась, и я всё приготовила сама. Под мамину, разумеется, диктовку. — Девушка отвернулась от неблагодарного отца и улыбнулась Русскому. — Это мой первый в жизни кулинарный опыт! Изя Самуилович, попробуйте. Мне так важно услышать ваше мнение…

Расцветший от Сашенькиной улыбки Русский с готовностью схватил ложку.

— Стойте!!! — вскочил Брок, в ужасе вскинув руки. — Не делайте этого, прошу вас!

— Отчего же? — Измаил Самуилович занес столовый прибор над тарелкой. Сыщик схватил первое, что подвернулось под руку — им оказался калькулятор — и швырнул, метя в ложку. Удар достиг цели — ложка звякнула об пол, а побледневший посетитель затряс ладонью.

— Вы что? Рехнулись?!

— Простите, Бога ради, но это опасно для жизни! — схватился за голову Брок. — Всё, что впервые делает моя дочь, заканчивается катастрофой! Я помню, как в детстве она первый раз искупала котенка! Как пошла в первый класс! Как полгода назад впервые села за руль!..

— Папа! — тряхнула светлой челкой Сашенька. — Не позорь меня перед гостем! Котенок, между прочим, выжил.

— А инфаркт директора школы? А гипс инструктора по вождению?! По самые брови…

— Разве я виновата, что мужчины такие слабаки? — Девушка вновь улыбнулась Русскому: — Не слушайте его, Изя Самуилович, папа порой словно бредит.

— Я это заметил, — пробурчал шокированный толстяк. Пыхтя, наклонился, поднял ложку, обтер ее галстуком и снова занес над тарелкой.

Брок рухнул в кресло, всё еще сжимая голову руками. Вдобавок зажмурив глаза.

— Как хотите… Дело ваше. Вы предупреждены. Надеюсь, вы хорошо подумали? Это ваше конечное решение?

— Если уж вы так против того, чтобы я покушал, — вызывающе начал Русский, — то, учитывая вашу извращенную логику, мне следует поступить как раз наоборот! Будем считать это нашим общим решением! — И голодный толстяк начал жадно поглощать «борщик». Опустошив тарелку, он мигом прикончил и порцию Брока. Сашенька с готовностью подала второе и обернулась к отцу:

— Вот видишь, папа, он вовсе не умер!.. — Девушка замерла с открытым ртом. Брок смертельно побледнел, волосы на его голове шевелились, а трясущийся палец указывал за спину дочери.

Саша оглянулась. Не будь она девушкой закаленной и мужественной, — плоть от плоти сыщика Брока — завизжала бы наверняка! Измаил Самуилович Русский, судя по всему, завершал свои бренные дела в этом мире. Толстое лицо его исказила гримаса адского ужаса, словно он глядел уже в котлы Преисподней. А может быть, таким причудливым образом оно отражало восторг от вида райских кущ. Щеки несчастного толстяка посерели и обвисли, глаза выкатились и стали белыми, как у снулой рыбы, язык в хлопьях пены вывалился на подбородок. Скрюченные пальцы впились в кожаные подлокотники кресла — да так, что обивка одного из них лопнула. Но самое страшное происходило с животом Измаила Самуиловича. Он то опадал, то раздувался, то начинал под натянутой до треска тканью кошмарный, завораживающий безумием танец. А еще — живот хрипел и булькал. Сашеньке показалось, что она слышит из поджировых глубин вопли ужаса и отчаяния. А еще ей почудились странные хрипы, напоминающие обратный отсчет: «…Три, два, один, пуск!»

Живот Русского прыгнул. Треснула ткань пиджака. Возле уха сыщика Брока свистнула долгожданная пуговица. Пискнуло двойное стекло оконного стеклопакета, возмущаясь сквозной дырой. Дрогнули стены. Измаил Самуилович Русский, раскинув руки и распластав голое пузо, лежал на полу. Глаза его были закрыты.

Первой к упавшему бросилась Саша.

— Папа, он еще дышит! Скорее звони!.. — Девушка отбросила с груди умирающего остатки рваных лохмотьев, сдернула с толстой шеи галстук. Она лихорадочно соображала, с чего следует начать: с искусственного дыхания рот-в-рот, или с массажа сердца. И то, и другое ей было внове. До сердца сквозь жировые прокладки было, пожалуй, не добраться. Искусственное дыхание делать не хотелось. Особенно рот-в-рот. Да и надо ли, раз человек дышит? Тут Сашенькин взгляд упал на обнаженный живот несчастного, безвольно съехавший набок, и девушка всё же не смогла удержать крик: — Мамочка, кровь!!! Папа, он ранен!

Чуть выше пупка Русского зияла черная дырочка. Из нее печально вытекала алая струйка.

К счастью, «скорая» приехала быстро. Худая, строгая врачиха, бегло осмотрев живот Русского, кивнула санитару с водителем, стоявшим у входа с носилками, и пока те грузили неподъемного клиента, отвела Брока в сторону и, прищурившись, злобно шепнула:

— Огнестрельное!.. Милиции сообщу!

— Разумеется, это ваш долг, — ответил Брок, «не понимая» намека.

— Ну, как знаете, — сжала тонкие губы врачиха и вышла за кряхтящими с носилками мужчинами, сильно хлопнув дверью.

— Подумаешь! — скорчил рожу сыщик, убедившись, что его никто не видит. — Нашла чем пугать — милицией!..

— Тем более, выстрел был произведен изнутри живота, — профессионально подметила Сашенька.

Глава 2 Дама с помойки

Следующее рабочее утро сыщика Брока снова началось в одиночестве. Жена по-прежнему болела (хоть ей и стало немного лучше, так что на съедобный обед Брок всё же надеялся), поэтому Сашенька осталась с мамой.

Клиентов тоже пока не было (на «пока» Брок надеялся не менее сильно, хоть и прошло уже три бесполезных часа), так что сыщик, скосив всё же глаза на Сашенькин стол и даже заглянув под него, зашел в Интернет на сайт сетевого конкурса фантастических рассказов «Склеенные ласты».

Брок очень любил участвовать в различных сетевых литературных конкурсах, чем вызывал со стороны других членов семьи некоторое недоумение. Во всяком случае, Ирина Геннадьевна — дражайшая супруга — соболезнующе покачивала головой и горестно вздыхала, а Сашенька громко фыркала, морщила курносый носик и выразительно крутила пальцем у виска (последнее — когда думала, что папа этого не видит).

Он никогда не выигрывал в подобных конкурсах, мало того — даже ни разу не вышел в финал. Каждый раз сильно расстраивался, зарекался участвовать впредь, но… Как только начинался очередной конкурс — в голове сыщика начиналось брожение; сюжеты разбухали, обрастали действиями, персонажами, описаниями, прочей литературной лабудой, и Брок уже не мог удержать «крышку» — ее просто срывало мощной струей творческого пара. Сыщик на два-три дня забывал о делах, и строчил, строчил, строчил…

А потом начиналось время терзаний, когда участники читали и комментировали анонимные (в подавляющем большинстве подобных конкурсов) произведения сотоварищей. Брок не любил критиковать чужие творения и делал это редко, зато близко к сердцу принимал то, что писали о его рассказах другие. Он бледнел, когда его писанину ругали, краснел, если хвалили (да-да, случалось и такое) и не находил себе места, покрываясь пятнами, когда над ней издевались. А любителей поиздеваться среди конкурсантов хватало!

Особенно доставал Брока своими злобными пасквилями некто Мафиози (в основном «критики» пользовались подобными сетевыми псевдонимами — никами). Он столько раз надругался (другого слова сыщик не мог подобрать для подобного действа) над рассказами Брока, что тот готов был найти охальника «в реале» и сдать собственноручно в органы правопорядка для привлечения к уголовной ответственности по статье «Изнасилование в особо извращенной форме». Сыщик даже вычислил настоящее имя негодника, применив все свои профессиональные таланты. Им оказался Антон Кожинов — очень милый с виду (на фото, найденных в Интернете) молодой парень с добрыми серыми глазами и застенчивой улыбкой. Из-за коварной двуличности Мафиози Брок возненавидел его еще больше. Теперь он считал, что никакой суд не сможет наказать мерзавца по заслугам и очень мечтал задушить парня собственноручно.

Зато сыщик моментально таял, пунцовел, становился мягким, легким и пушистым, когда попадал под «критическое перо» некой Даши Панкратовой, которая никогда не пользовалась ником, что особенно подчеркивало в глазах Брока ее исключительную порядочность. Девушка (а может, бабушка — кто их разберет, этих виртуалов!) — настолько деликатно разбирала тексты сыщика, что даже явные ошибки и ляпы казались после ее добрых слов оригинальными находками. Поначалу Брок также хотел отыскать фотографию девушки, но потом испугался. А что если она и впрямь окажется бабушкой (а то и — чем черт не шутит? — дедушкой)?! Сыщик бы этого не пережил.

Конкурс начинался сегодня, в пятницу. Брок зашел на сайт и увидел тему. «Нанотехнологии на службе у Сил Зла», — прочитал он. Руки сыщика безвольно опустились. Что писать, он совершенно не знал. Так было почти всегда — озарение наступало обычно ближе к вечеру пятницы (срок для написания рассказов ограничивался вечером понедельника). Но на сей раз Брок действительно впал в ступор. Разумеется, он знал о нанотехнологиях, и знал немало. Но все эти знания говорили о том, что нанотехнологии — это перспективное направление в науке, что это прорыв к блистающим вершинам прогресса, изобилия… В общем, они говорили хоть и избитыми штампами советских агиток, но подразумевали не менее шаблонный вывод: нанотехнологии — это хорошо! Добро, то есть. Но никак не Зло. Ну, мелькал то тут, то там в околонаучных кругах шепоток о так называемой «серой слизи», в которую, при неосторожном обращении с новой технологией может превратиться вся наша планета, но… Но в подобные сказки сыщик Брок не верил. Потому что в чудеса не верил в принципе.

И потом, наверняка добрая половина участников конкурса как раз и возьмется обыгрывать эту «серую слизь»! А Брок непременно хотел на сей раз если не победить, то хотя бы пройти в финал, поэтому он непременно должен был написать нечто оригинальное! Но что? Что?!

Сыщик обхватил голову ладонями и закачался в кресле. О чем же писать рассказ?! Неужели — о «серой слизи»? Но его ж тогда непременно смешает с этой самой слизью и размажет по асфальту без катка, склеенными той же слизью ластами проклятый Мафиози! Растрезвонит по всему форуму, какой он, Брок, бездарь!..

Дверной колокольчик звякнул столь неожиданно и громко, что Брок закричал. А когда увидел источник звяканья, влетевший в офис, заорал во всё горло и, сгруппировавшись, кувырнулся с кресла под стол. Орать он не забыл и лежа под столом, хотя уже и не очень понимал, зачем он это, собственно, делает. Ну, влетело в агентство нечто большое, чумазое, косматое, окровавленное и бесформенное — что из того? Это ж всё-таки сыскное агентство! Клиент всякий бывает!.. Вот, был же случай — забрел как-то пьяный, вонючий, грязный бомж, уселся в кресло и требовал его побрить, ссылаясь на слово «бритва» в названии заведения! Между прочим, пришлось, чтобы не ронять марку… А тут? Да он толком и разглядеть не успел, что именно «тут». Может, особо и страшного-то нет ничего, а он вопит!..

«Нет, — подумал сыщик и осторожно перестал орать, оставляя, впрочем, горло „на взводе“, — на работе надо думать о работе, а не о „Склеенных ластах“!»

— Что вы хотели? — как можно любезней спросил он из-под стола и остался собой доволен, голос почти не дрогнул.

Ответа, впрочем, не последовало. Брок откашлялся и повторил вопрос громче. Его вновь проигнорировали.

«Видимо, звуковые волны отражаются от стенок стола и столешницы, — сделал предположение сыщик, — а потом, столкнувшись, взаимно гасят друг друга». Из данного предположения следовал не очень желательный вывод: чтобы быть услышанным, необходимо вылезти из-под стола…

Брок вынул из кармана авторучку, чтобы сделать перед клиентом вид, будто именно за ней и нырял под стол. Этим было сложно объяснить звуковое сопровождение, но сыщик в глубине души надеялся, что посетитель туг на ухо (возможно, как раз поэтому он и не отвечал на вопросы?).

Был ли посетитель тугоухим, сыщик сразу выяснить не смог. Потому что лежал тот посреди комнаты без признаков жизни (во всяком случае, без сознания). И даже не посетитель, а посетительница. Грязная, с окровавленными, спутанными паклей волосами, но тем не менее — прекрасная! К такому выводу пришел Брок, рассмотрев лицо незнакомки. Вот только лишь губы, на его вкус, были слегка тонковаты. А то, что находилось ниже лица (поскольку женщина лежала, а не стояла, то, правильнее будет не «ниже», а «между подбородком и подошвами»), к большому сожалению сыщика, мешала рассмотреть грязная, рваная, серая с желто-бурыми пятнами тряпка, вид которой и источаемая ею вонь недвусмысленно говорили, что достали этот «предмет гардероба» прямиком из помойки. Видно было лишь раскинутые в стороны руки (руки как руки, если не обращать внимания на грязь — только пальцы, на вкус Брока, коротковаты) и ноги ниже колен. Ноги сыщику откровенно не понравились! Он, конечно, не являлся дипломированным оценщиком ног, но какому, скажите, мужчине нужен диплом, чтобы оценить женские ноги? Правильно, в этом деле все мужики — первоклассные специалисты! И любой из них при виде этих вот торчащих из-под вонючей хламиды ног, сказал бы: «Нет, батенька, это не ноги! Это бутылки какие-то, горлышками вниз!» И этому вполне охотно можно поверить, учитывая, что по бутылкам большинству мужчин также диплом защищать не надо.

Налюбовавшись вдоволь на посетительницу, обойдя ее при этом раза четыре, Брок наконец-то забеспокоился ее неподвижностью. Сыщик наклонился и приложил пальцы к сонной артерии женщины. Пульс прослушивался четко. Не менее четко прослушалась и брошенная сквозь сжатые зубы фраза:

— Убери руки, придурок!

— Позвольте! — отпрянул Брок. — Да как вы смеете?!

Женщина открыла глаза. Прекрасные — серые и лучистые. Полные одновременно тоски и презрения.

— Орать будешь еще? — поинтересовалась их владелица.

— Думаю, нет, — осторожно сказал сыщик.

— Думает он, — хмыкнула женщина и села. Потом медленно поднялась с пола, придерживая норовящую съехать с плеч хламиду. Сыщик откровенно ждал этого и судорожно сглотнул.

— Но-но, кобелина, дырку глазами не протри! — заметила интерес Брока незнакомка.

— Дырку? — подпрыгнул сыщик и залился краской. — Не имею, знаете ли, привычки!

— Ладно, проехали, — махнула рукой женщина и плюхнулась в кресло для посетителей. — Курить у тебя можно?

— Да-да, конечно, курите!

— Курите!.. Угости даму, тогда и покурю.

— Да я, знаете, как-то… — замялся Брок. — Видите ли, курить очень вредно… Вы даже не представляете себе, насколько! Никотин пагубно влияет на мозг, легкие, сердце, — начал загибать он пальцы, но посетительница рявкнула:

— Замолчи, идиот! Я — сестра профессора Хитрюгина, доктора медицинских наук! Получше тебя знаю, что мне вредно, а что полезно. Есть у тебя курево, чудила?

— Почему вы меня всё время оскорбляете? — передернул плечами Брок. — Я прямо-таки какое-то неуважение к себе ощущаю с вашей стороны!

— А за что тебя уважать-то? — прищурилась женщина. — Орешь, как резаный — чуть не сдохла на хрен, — руками беззащитную девушку лапаешь, лекции придурочные читаешь… — И заорала вдруг, рывком поднявшись с кресла: — Ты дашь мне закурить или нет, козлина?!

От неосторожного движения ужасная тряпка слетела всё-таки с ее тела, и сыщик впился глазами в обнаженное (как оказалось — полностью!) тело. Но то, что открылось его вожделенному взору, подействовало на него так, что Брок опять заорал — еще истошней, нежели в первый раз. Он дернулся было к столу, чтобы вновь нырнуть под него, но властный голос незнакомки, перекрывший его дикий ор, заставил сыщика замереть на месте, вжав голову в плечи:

— Стоять, паскудыш!!! Смотреть сюда! Глаз не отводить! — Женщина демонстративно выпрямилась, выпятив то, что ей вполне без стеснения можно было выпячивать. Брок уставился на это вполне-ничего-себе, не мигая, боясь опустить глаза ниже, поскольку оно — было бы точнее сказать «они», — без сомнения, выглядели куда аппетитнее, чем всё остальное… С трудом сдерживая рвотные позывы, он нечаянно глянул всё-таки вниз и тут же крепко зажмурился. Но перед мысленным взором всё равно продолжало белеть рыхлое, обезображенное внизу целлюлитом тело, расходящееся к бедрам подобно сторонам равнобедренного треугольника, пытающегося сесть на шпагат. Талии оно было лишено в принципе, а там, где висел низ бесформенного, в мерзких складках живота, прикрывая собой, к счастью, наиболее интимное место, у нормальных людей уже находились колени… «С таким низким центром тяжести она должна быть необычайно устойчивой!» — подумал расчетливый сыщик. Но от дальнейших размышлений его отвлек негодующий голос тошнотворной красавицы:

— Что, не нравится?! — Но возглас неожиданно сорвался, послышались разрывающие сыщицкую душу всхлипывания, зашуршала ткань, скрипнуло кресло, и уже совсем другой голос — тихий и жалобный — позвал Брока: — Можешь смотреть, я оделась…

Сыщик осторожно раскрыл левый глаз. Женщина сидела в кресле. Грязная хламида прикрывало недавно виденный ужас. Правый глаз Брока тоже открылся.

— Ты ж обещал не орать! — вздохнула незнакомка.

— Не совсем, — замотал головой сыщик. — Я сказал: думаю, нет. То есть, возможно не буду. Я ж не знал…

— …что увидишь такое? — закончила за него женщина и горько усмехнулась. — Я тоже не знала, что такой стану! Еще сегодня утром не знала…

— Позвольте, но как же?! — вскинулся Брок. — Что значит «сегодня утром»? Вы хотите сказать, что ваша фигура претерпела подобные изменения за несколько часов? Но ведь это полный бред! Чудес не бывает!

— Сейчас и тебя не будет, чудила! — Посетительница начала приподниматься в кресле, и тряпка медленно начала сползать с покатых плеч. Вынести повторного сеанса убийственного стриптиза сыщик бы просто не смог, поэтому он поспешил вытянуть в сторону грозящей опасности обе руки и отчаянно запричитал:

— Нет-нет-нет! Не надо, пожалуйста! У меня жена, дети… то есть — дет… то есть — дот… в смысле — дочь!..

— И что?

— Ничего. — Брок взял себя в руки и перестал причитать. — Я погорячился, простите. Так что, вы говорите, с вами случилось утром?

— Ты мне дашь наконец закурить? — скрипнула зубами посетительница и вновь опустилась в кресло.

— Да, конечно! — Брок открыл стол и достал пачку «Парламента», которую он держал исключительно для клиентов. Издалека, с вынужденным поклоном протянул ее женщине вместе с зажигалкой, встроенной в массивную пепельницу.

— Ты ж говорил, что курить нельзя? — округлила прекрасные глаза незнакомка. — Для здоровья вредно!..

— Вам можно, — вежливо улыбнулся Брок. — Вряд ли вам что-то уже повредит.

— Ну-ну… — Женщина прикурила, жадно затянулась, закашлялась и пробормотала: — Не курила она что ли, паскуда?

— Кто? — шире улыбнулся сыщик.

— Она! — Посетительница брезгливо ткнула в собственную грудь пальцем.

— Ах, она-а-а! — протянул Брок, раздвинув губы до максимума. Стало больно. И снова страшно.

— Ладно, — устало махнула рукой собеседница, осторожно втянула дым, поморщилась и раздавила окурок в пепельнице. — Сейчас всё расскажу. Ты, что ли, сыщик Брок?

Сыщик в безумной надежде огляделся, не увидел в офисе никого, кто бы подошел еще на означенную роль и потухшим голосом признался:

— Я… — И всё-таки спросил: — А как вы догадались?

— А вот! — Посетительница факирским жестом достала из-под тряпки мятый клочок газеты с подозрительным пятном посередине. — Гляди! — И шмякнула это непотребство на стол Брока.

Сыщик отодвинулся к самой стене и, прищурившись, прочитал: «…гентство „Бритва Оккама“. Сыщик Брок профессионально и быстро раскроет самые невероятные и загадочные дела, умело отсечет налет кажущегося чуда от истины…»

— И что вам, простите, требуется отсечь? — глянул он на собеседницу с пробудившимся интересом.

— Мне уже как раз отсекли, — криво усмехнулась прекрасная чудо-юдина и чиркнула большим пальцем по горлу. — Голову! То есть, ее-то как раз и оставили. А тело — свистнули!

— Да-да, конечно, — закивал Брок. — Типичный, знаете ли, случай. Нельзя оставить тело ни на минутку!..

— Что ты несешь, чудила?! — посуровела женщина и вновь стала приподниматься в кресле. — Ты хоть знаешь, кто я такая?! Я сестра самого…

— …профессора Ханыгина! — поспешил докончить Брок. — То есть, Хануркина… Хренюгина…

— Хитрюгина!!! — возмущенно гаркнула посетительница и затрясла кулаками. Тряпка вновь свалилась с ее плеч. Сыщик зажмурился и пискнул:

— Доктора медицины Хитрюгина! Коне-е-ечно! Как же, как же! Кто не знает старика Хитрюгина? — Он приоткрыл одно веко, увидел, что тряпка снова на месте, женщина, к сожалению, тоже и заискивающим тоном поинтересовался: — А вас как звать-величать, уважаемая?

— Меня зовут Тамара, — томно ответила обладательница прекрасной (хоть и невероятно грязной) головы. — Тамара Хитрюгина. — И грациозно вытянула ладонь над столом сыщика. Тот судорожно сглотнул и, поскольку дама застенчиво отвела глаза, быстро шлепнул протянутую руку печатью, в надежде, что прикосновение влажной от чернил резины сойдет за поцелуй.

— Тамарочка, — заговорил Брок, вновь становясь самим собой — прожженным знаниями, хладнокровным и опытным профессионалом. — Расскажите, что привело вас ко мне. Что с вами случилось? Зачем и почему? Откуда вы вообще свалились на мою голову?! — Последний вопрос, сорвавшись всё-таки, он прокричал уже в полном отчаянье. Но Тамара Хитрюгина не заметила начавшейся у сыщика в очередной раз истерики и стала отвечать как раз с последнего вопроса:

— Я пришла к вам с помойки…

Глава 3 Отрезанные головы, украденные тела, борщик… В общем, та еще гадость

— …А что мне оставалось делать? Я ведь голой от них убежала… И зачем, спрашивается? Надо было сразу и брать их тепленькими! Но уж очень я не в себе была от всего этого… Когда очухалась, гляжу — голая несусь, а кругом люди! Если б я со своим телом бежала, то и дело другое, я б гордилась еще, а так… Пришлось на помойке прятаться, нашла вот на ней пододеяльник какой-то… А потом и газетку с твоим адресом…

Ответ Тамары Брока ничуть не удивил. Он понимающе улыбнулся и, подбадривая женщину, часто-часто закивал.

— Не тряси башкой! — хмуроотреагировала на это посетительница. — А то отвалится…

— Да-да! — спохватился Брок, благородно пропустив мимо ушей очевидную грубость. — Вы что-то намекали про отсечение головы?

— Намекала!.. — фыркнула Тамара, и рука ее невольно погладила шею. — Мне ее самым натуральным образом отфигачили!

Брок закатил глаза, мысленно умоляя о чем-то всех святых и снова закачал головой, теперь уже в горизонтальной плоскости.

— Не тряси башкой, я сказала! — прикрикнула женщина. — А то сейчас встану и уйду!

Сыщик обрадовался было и собрался удвоить частоту головоколебаний, но тут же вспомнил, для чего он тут сидит и, устыдившись, вдвое их уменьшил.

— Я пошла, — привстала Тамара. Брок остановил поворот головы. Как раз на половине оборота, так что смотрел теперь не на посетительницу, а в окно. Сразу стало легче. В окне виднелись красивые, угрюмо-серые пятиэтажные «хрущебы», в тусклых окнах которых весело отражалось солнышко. Брок улыбнулся. И ласково мурлыкнул:

— Ну, куда же вы, голубушка? Я — весь внимание. Начинайте вашу кровавую драму!

— Именно, что драму!.. — пробурчала «дама из помойки». — И как раз кровавую. Не сильно, правда. Кровь на месте вроде осталась. Разве чуть-чуть вытекла… Не критично.

«Какие мы знаем речевые обороты!» — про себя хмыкнул Брок, а «вслух» лишь кивнул. Осторожно. Продолжайте, дескать. Но, поскольку он смотрел при этом в окно, Тамаре Хитрюгиной показалось, что сыщик кивает какому-то знакомому за окном.

— Я вам не мешаю? — холодным тоном процедила она. — Может, мне всё-таки уйти?

— Да в чем же дело-то?! — повернулся наконец к женщине Брок. — Я же ж слушаю ж!

— Не жужжи, — сказала Тамара. — Тоже мне жук!

— Жена жарила жир жабы, — зачем-то выдал сыщик. — Жарко! Жисть-жистянка…

Посетительница испуганно глянула на Брока, сразу успокоилась и принялась излагать свою историю вполне пристойным тоном и стилем, почти не оскорбляя сыщика:

— Если это действительно сыскное агентство, а не психушка для особо «одаренных», то я требую мне помочь! Дело в том, что сегодня утром у меня похитили тело!

— Кто? С какой целью? — занес ручку над блокнотом сыщик.

— Дмитрий Дурилкин! С целью присобачить ее дуре-Таньке!

— Так-так-так-так-та-а-а-ак! — закусил кончик ручки Брок. — Знакомая фамилия — Дурилкин…

— Профессор, доктор медицины, работал с моим братом, — подсказала Тамара.

— Ах да, точно! — воскликнул сыщик. — Я же читал недавно некролог о его смерти в газете! Так что, вы говорите, он еще отчудил? Постойте… Вы говорите, сегодня утром? Но этого же не может быть! Он ведь умер! Что вы, матушка, чушь тут несете?!

— Умер, — проглотила Хитрюгина «чушь» вместе с «матушкой». — Только не весь.

— А-а-а, — протянул Брок. — Тогда понятно! Тогда — конечно! Типичный, знаете ли, случай…

— Да брось ты сам-то чушь пороть, — устало махнула рукой Тамара. — Никакой этот случай не типичный. Похоронили-то и впрямь Дурилкина Дмитрия Денисовича, только без головы. А голову его мой брат оживил. Гений он, брат-то мой! Был… — всхлипнул вдруг Тамара и громко высморкалась в подол своего необычного платья. — А потом… Дурилкин этот, злыдень, моего братика убил, голову ему отрезал, а свою на ее место прицепил!

— Ну, надо же, каков наглец! — искренне возмутился сыщик. — И какова сноровка у гада — без рук, без ног, а сколь ловок!

— Не выпендривайся, умник! — нахмурила красивые бровки женщина. — Ему Танька-сука помогала. Без нее-то он так бы и торчал сейчас на своем шестке!..

— Ага! — Брок что-то пометил в блокноте. — Где-то я уже это имя слышал…

— Так я ж тебе и говорила! Дурилкин мое те-е-е-ло… — Тамара застонала, — ей и приделал!

— Зачем же, позвольте спросить? Она, Татьяна эта, тоже, что ль, в одной голове щеголяла?

— В двух! — съязвила Тамара. — Ты что, так ничего и не понял, Бряк?

— Брок, — машинально поправил сыщик. — А что я должен был понять? Безголовая какая-то история…

— Сам ты безголовый! Зря я к тебе пришла, — в который уж раз полезла из кресла женщина.

— Да прекратите вы истерику!!! — завизжал вдруг сыщик, метнулся к шкафчику с аптечкой и, сорвав крышечку с флакона нашатыря, крепко приложился к нему ноздрей. Мощный удар резкого запаха разом вышиб все мысли из головы. Сразу стало очень легко и снова захотелось жить и творить — писать рассказы, руководить государством… Но из приятного забвения Брока вывело брюзжание Тамары:

— Ты такой идиот, что я тебя даже зауважала!.. Дальше слушать будешь? Мне всё равно уж надо кому-то выговориться…

— Конечно, выговаривайтесь, — разрешил сыщик и, поставив аптечку на место, вернулся в кресло. — Считайте, что меня тут нет.

— Ну, нет так нет, — философски выдала Тамара Хитрюгина и неожиданно спросила: — Тебе это тело нравится? — Она взялась за края тряпки с очевидным намереньем сбросить ее. Брок вскочил и замахал руками:

— Нравится, очень нравится!!! Только, молю вас, не надо!..

— Ах, нравится?! — вспыхнула Тамара, но тряпку из рук выпустила. — Тогда, может, в жены меня возьмешь? Или хотя бы в любовницы?

— У меня уже есть жена! — восторженно закричал Брок (впервые за всю жизнь обрадованный сим обстоятельством так ярко). — И любовница! Нет… Любовницы нет, — врать он не умел. — Но, может быть, скоро будет! (Кто его, в самом деле, знает?)

— Ага. Я! — подмигнула Тамара влажным серым глазом.

— Н-н-нет!.. — процедил сквозь зубы Брок, отвернулся и заплакал. Он сам себя загнал в угол…

— А что так? — нежно замурлыкала Тамара. — Тебе же так нравится это тело!

— Я с-с-соврал, — всхлипнул сыщик и зарыдал в голос: — Мне оно не о-о-очень нравится! Я больше люблю ху-у-уденьких и стро-о-ойненьких!..

Что-то похожее на жалость впервые проскользнуло вдруг в голосе Тамары:

— Видишь, как опасно льстить женщинам?.. Ладно тебе! Шучу я. Сама это тело ненавижу! А хозяйку его — Таньку-воровку — еще больше!

— То есть, вы хотите сказать, что это… м-м-м… тело принадлежало гражданке Татьяне… — Брок, мгновенно перестав рыдать, снова вернул прежнее хладнокровие. Он защелкал пальцами, вспоминая фамилию, которую не знал.

— Дурынде, — подсказала Тамара.

— Я понимаю ваше возмущение, но не стоит всё же оскорблять людей, тем более за глаза!

— Я бы ее так оскорбила, попадись она мне!.. Только это фамилия ее такая — Дурында.

— Прекрасно! — Брок зачирикал в блокноте. — Значит, по вашим словам, данное тело принадлежит гражданке Татьяне Дурынде, которая дала его вам взамен вашего, которым завладела в результате хищения… Или всё-таки грабежа?..

— Ясный пень, грабежа! Вооруженного, с применением насилия! Вот!.. — Тамара наклонила голову и раздвинула грязные, слипшиеся волосы. — Башку чуть не проломили!

Брок увидел на темени женщины большую коросту спекшейся крови. Ему стало искренне жаль бедняжку и немного стыдно за свою сухость в разговоре с ней.

— Голубушка, — как можно ласковей произнес он. — Чем же это вас так?

— А я знаю? Камнем, наверное… Сзади подкрался, гад!

— Кто? — удивился сыщик. — Вы же говорили о Татьяне…

— Дурилкин, паскуда! — процедила Тамара. — Снюхался с Танькой, подлец!

В мозгу сыщика Брока что-то вдруг щелкнуло, и картина неожиданно сложилась в полноцветный узор. Не хватало всего одного-двух кусочков «паззла». Брок заглянул под стол, выдвинул один за другим все ящики стола и горестно вздохнул. Кусочков нигде не было. А ему все отчетливей стало казаться, что подобное он уже слышал когда-то… Или читал?.. «Лошадь без всадника…» Нет, «Всадник без лошади»! Да нет же — «Всадник без головы»! Хотя, при чем тут это? Тут-то все вроде с головами. Хоть и с чужими… Сыщик снова вздохнул и сказал:

— Итак, в процессе расследования выявлено следующее. Гражданин Дурилкин Дмитрий Денисович, доктор медицинских наук, в связи с собственной смертью потерял данное ему от рождения тело, с чем не хотел и не мог смириться. В результате преступного сговора с гражданкой Татьяной Дурындой, он убивает своего коллегу — гражданина Хитрюгина, доктора медицинских наук, и завладевает его телом. Гражданка Дурында, не захотевшая и не смогшая смириться с данным ей от рождения телом (можно зачесть это ей смягчающим обстоятельством), в свою очередь, вступает в преступный сговор с гражданином Дурилкиным, в результате которого у гражданки Тамары Хитрюгиной ими посредством грабежа с применением насилия похищено тело, которое и присвоила себе гражданка Дурында. Взамен ею отдано гражданке Хитрюгиной собственную тело, что также можно назвать неким актом милосердия и посчитать за смягчающее обстоятельство…

— Что?! — взревела Тамара. — Да я бы с одной головой лучше ходила, чем так!..

— Отчасти согласен с вами, но с юридической точки зрения…

— Да плевала я на твою точку! Вернешь ты мне тело или нет, Брак недоделанный?!

— Брок, — мягко поправил сыщик. — А дело, как видите, почти раскрыто, причем, — он поднял указательный палец, — заметьте, не вставая с этого кресла!

— А за нашатырем кто бегал? — буркнула Тамара, признавая, в общем-то, правоту остальных слов сыщика.

— Ну, это вы уже придираетесь!.. — подмигнул Брок. Он был очень доволен собой и, в надежде, что пропавшие кусочки «паззла» ускользнули от внимания клиентки, поднялся из-за стола. — Итак, госпожа Хитрюгина, с вас причитается за мою работу…

— Че-е-его-о-о?! — взметнулась таки над креслом грозная фигура Тамары. — За твою работу?! А где мое тело? А?! — Она заглянула под вонючую тряпку. — Может быть, это оно? — Грязная ткань взметнулась кверху, и Брок жалобно застонал. — Я и без тебя знаю, кто кого прирезал и пристукнул! Ты мне тело верни!

— Разве мы об этом договаривались?.. — проблеял сыщик. — Я ведь не хирург…

— Ты мне достань Таньку с Димкой и поставь передо мной живыми и невредимыми, а кто из нас хирург — разберемся! — зловещим тоном выдала Хитрюгина. — Тогда и с тобой расплачусь, как полагается. — Она двусмысленно подмигнула, и несчастного сыщика бросило в жар. Почему-то страшно захотелось есть.

Он с надеждой посмотрел на часы и засиял торжествующей улыбкой:

— Всё-всё-всё! Граждане посетители, прошу освободить офис, у нас обеденный перерыв!

И как раз в этот момент колокольчик над дверью тирлинькнул, и в помещение впорхнула Сашенька с большой сумкой в руках.

— Ой! У нас снова гости! — с порога мурлыкнула она и опустила тяжелую ношу на отцовский стол. — Как раз и пообедаем все вместе.

— Не откажусь, — оскалила ровные белые зубы посетительница. Брок понуро опустил голову.

— Знакомьтесь, — сказал он безо всякого энтузиазма. — Моя дочь Александра.

— Тамара, — неуклюже присела в книксене «дама с помойки».

— Ой, а что это на вас надето? — всплеснула руками непосредственная Сашенька и развернулась к отцу, возмущенно заломив бровки. — Папа! Мы сидим тут с тобой, как в склепе, и совсем не следим за модой! Ты погляди, как чудненько! — мотнула она белокурой головкой на Тамару. — Какая экспрессия! Какой вызов!

— После работы прогуляемся на помойку, — шепнул Брок, — и ты выберешь самую последнюю модель.

— Ты ничего не понимаешь в моде, папа! — протестующе взметнула солнечные космы Саша и вновь повернулась к женщине. — Тамара, сознавайтесь сейчас же, кто ваш модельер?

— Вася Пупкин, известный среди бомжей кутюрье, — огрызнулась Тамара. — Я тебя с ним познакомлю.

— Правда? — В глазах Сашеньки замигал стробоскоп счастья. — Только вы оговорились, наверное? «Среди бомонда» хотели сказать?

— Вы меня будете кормить?! — насупилась посетительница. — Или так и будете на пару оскорблять невинную жертву?

— Ой, папа, а где жертва? — закрутила светлой головкой Саша.

Брок хотел было ответить, но почему-то промолчал. Недостающие части мозаики никак не выходили у него из головы… Что-то тут было не так — теперь он ясно это чувствовал. Перед мысленным взором проскакала лошадь с безголовым всадником. Брок помотал головой, отгоняя видение.

— Можешь выбрать сама, — грозно двинулась к девушке Тамара. — Или ты, или твой папа! Или оба сразу!.. То есть, обе… обои…

— Сухая штукатурка! — провел по стене ладонью Брок.

— Тьфу ты! — сплюнула Тамара и остановилась. — Столько времени зря потеряла! Пока, веселая семейка! — Она помахала ручкой и направилась к двери. — Здоровья не желаю, поздно уже.

— Да нет же, как раз время обеда! — кинулась за женщиной Сашенька. — Покушайте с нами, прошу вас! Вы же хотели!..

— А что у вас в сумке?.. — остановила занесенную ногу Тамара.

— Борщик, котлетки, картошечка… — стала загибать наманикюренные пальчики девушка.

— Борщик?!.. — вздрогнул сыщик и побледнел.

— Да, борщик! — с вызовом ответила Саша. — Что ты этим хочешь сказать, папа?

Брок расплылся в улыбке:

— Я хочу этим сказать, что буду счастлив видеть за нашим столом несравненную госпожу Хитрюгину! — Затем он подошел к дочери и, делая вид, что помогает разгружать сумку, зашептал: — Дочурка, ты не помнишь книжку?.. Ну, где всаднику голову отрезали? Что с ней потом сделали?.. Пришили кому-нибудь?

— Книжку помню, — прошептала в ответ Сашенька, — но никому там голову не пришивали. Кому ее там было пришивать? Лошади, что ли?

— Ой, точно, лошади!.. — обрадовался было Брок. — Или нет… Кажется, там самого всадника пришили к лошади…

— Это уже книжка про кентавра получается, — тихонечко фыркнула Саша. — Ты все перепутал, папочка! Головы пришивали в другой книжке. «Голова профессора Доуэля» Александра Беляева.

— Точно! Точно! Ура-ура! Я вспомнил, теперь я всё вспомнил! — заплясал вокруг дочери Брок. — Ай да умница ты у меня!

Тамара, наблюдавшая эту сцену, лишь скорбно покрутила у виска.

Глава 4 Пролет с борщом, новые сомнения, три шестерки и счастливая дюжина

Сашенька расставила посуду, разложила ложки-вилки проворно, словно опытный халдей. Буль-буль — борщ уже исходит паром в тарелках! Шмяк-шмяк — источают одуряющий запах котлеты. Шлеп-шлеп — вздымаются желтые горки пюре… Себе тоже всего — по чуть-чуть.

Тамара набросилась на борщик пикирующим бомбардировщиком. Точнее, истребителем. Поскольку истребила содержимое тарелки со сверхзвуковой скоростью. Брок не успел еще это осознать, как и котлетки с пюре в Тамариной тарелке постигла та же участь. Сыщик поспешно отодвинулся и чуть пригнулся, поглядывая на живот мадам Хитрюгиной. Лишь вспомнив, что никаких пуговиц на «одежде» посетительницы нет, он позволил себе немного расслабиться. Самую-самую малость.

От Сашенькиных глаз не ускользнули маневры отца.

— Папа! — фыркнула она. — Что за манеры? Вертишься за столом, как дитя малое!

— Может, он не голоден? — спросила Тамара Хитрюгина, пожирая глазами — так, что стало убывать — содержимое тарелок сыщика. Тот резво дернулся к столу и схватил тарелку с котлетами.

— Борщиком могу поделиться! — широко улыбнулся он. Его губы еще не успели сомкнуться, как пустая тарелка из-под борща брякнула о стол.

— Между прочим, зря ты, папа, отказался от борщика, — сказала Сашенька, доедая свою порцию. — Мама сегодня постаралась на славу!

— Как «мама»?! — ахнул Брок и схватился за сердце, тут же переместив руку к заурчавшему желудку.

— Мамочке сегодня лучше. Она поднялась, сварила борщик и пожарила котлетки!

— Что же ты раньше!.. — застонал сыщик и поспешно зачавкал котлетами, чтобы хоть они не исчезли в необъятном чреве Тамары.

Компот сыщик выпил совсем без настроения, не почувствовав даже вкуса. Зато Хитрюгина и здесь проявила себя — хлопнув один за другим три стакана подряд и заплевав косточками от сухофруктов стол.

Брок смотрел на посетительницу с нескрываемой тоской. К тому же, неразъясненные детали странного дела начинали жечь его всё сильнее, причем — в том самом месте, на котором он сидел. И «дама из помойки» ему сейчас только мешала, потому что в его подозрениях она стала играть всё большую роль…

— Э-э-э… мадам! — сказал наконец сыщик. — А не пойти ли вам… домой? Что вы, в самом деле, тратите здесь свое время? Вашим делом мы займемся, будьте уверены! Дайте нам свои координаты — и ступайте себе, ступайте… Да ступайте же, вам говорят!

— Куда мне ступать-то?

— Домой! Есть у вас дом?

— Дом у меня есть. То есть, квартира. У меня нет ключей от нее. Они в другом теле остались.

— Вы храните ключи в теле? — покраснела Сашенька.

— Ага. Очень надежное место!

— Ну, смотря какое именно, — еще сильней зарделась девушка.

— Так! — хлопнул по столу Брок, который почувствовал, что и сам краснеет. — Не задавай глупые вопросы, Саша! Тамара имела в виду карманы. И вот вам универсальный набор ключей, — достал он из ящика и звякнул о стол тяжелой связкой отмычек. — Только сразу же верните назад, это рабочий инструмент!

— Ну вот, через весь город тащиться! — буркнула Тамара.

— Так, дочка, — нашел вдруг выход сыщик. — Тебе срочное задание: проводить госпожу Хитрюгину до дому, помочь открыть дверь, ну, там, если что надо еще, и вернуть инструмент в офис. Всё ясно?

— А как же мама? — вскинула бровки Сашенька.

— С мамой всё будет в порядке. Ты же сказала, что ей лучше? Сейчас я ей позвоню и узнаю, как она… — Брок взял трубку, пиликнул клавишами и, неразборчиво помурлыкав с минуту, нажал кнопку отбоя. — С мамой нормально, она сказала, что отдохнет от тебя пару часиков.

— Целых два часа?!

— Управишься быстрей — еще лучше, — сказал Брок и, поднявшись из кресла, принялся подталкивать дочь к посетительнице. — Давайте, давайте! Мне пора работать!

Когда за Тамарой Хитрюгиной и Сашенькой захлопнулась дверь и смолк устало звякнувший колокольчик, сыщик Брок не менее устало выдохнул и вновь повалился в кресло.

Он сидел неподвижно минуты три-четыре. Одному, в тишине, думалось гораздо лучше. И он наконец понял, что мучило его в Тамарином рассказе больше всего. Отрезанные головы! То есть, это-то как раз ерунда… А вот то, как легко они меняли хозяев! Такое ведь в принципе невозможно! Или возможно? Ведь в той книжке, что вспомнила Саша, почти всё так и было. Но то в книжке! А в реальной жизни? Чудес не бывает — не его ли это кредо?

Конечно, не бывает! Значит, «дама из помойки» всё ему наврала? Но зачем? Лавры Беляева покоя не дают? В чем потаенный смысл ее странного поведения?

— О! — хлопнул Брок по лбу и принялся суетливо осматривать кабинет. Минут через десять он вновь опустился в кресло, недоуменно пожимая плечами. В офисе всё вроде бы осталось на месте. «Кроме борща!» — вспомнил сыщик и застонал от досады и собственной глупости. Впрочем, вряд ли странная посетительница приходила именно за ним. Да и на момент ее прихода борща в агентстве еще не было.

Брок постарался успокоиться и привести мысли в порядок.

«Итак, что мы имеем? — подумал он и принялся мысленно перечислять: — Смерть профессора Дурилкина — неоспоримый факт. Доктор медицины Хитрюгин — факт легко проверяемый. С этого и стоит начать!»

Когда цель поставлена — остановить Брока было уже сложно. Главное, чтобы он знал, что нужно делать! А сейчас он это знал.

Найти в справочнике телефон НИИ медицины — восемь секунд, набрать номер — еще две…

— Здравствуйте, девушка! Могу я услышать профессора Хитрюгина?.. Где-где? В Берне?! Вы уверены?.. Спасибо… Извините, пожалуйста.

Брок откинулся в кресле и забарабанил пальцами по подлокотникам. Так-так-та-а-ак… Хитрюгин на симпозиуме в Швейцарии, а вовсе не на каком-то там шестке в виде отрезанной головы, как утверждала та полоумная! Может, и всё? Дело закрыто за неимением такового?

Но всё же что-то продолжало точить душу сыщика… Что-то во всей этой истории казалось ему неправильным, противоестественным, нелепым! Он вспомнил прекрасное, хоть и грязное, лицо Тамары, ее большие серые глаза… А потом перед внутренним взором возникло коническое тело с коротенькими толстыми ножками-бутылками… Брока затошнило, и этот физиологический позыв дал неожиданный толчок мозгу.

«Вот именно! — чуть не закричал сыщик. — Не может такая ангельская голова принадлежать такому дьявольскому телу! Значит, Тамара Хитрюгина всё-таки говорила правду! Или хотя бы часть правды… Нет, дело закрывать нельзя! Надо искать четвертую участницу этой истории — Татьяну Дурынду!»

Брок вспомнил, что Татьяна, со слов Тамары, работала то ли санитаркой, то ли лаборанткой у доктора Хитрюгина. Стало быть, ее следы можно было найти в том же НИИ.

Он нажал кнопку вызова последнего набранного номера.

— Девушка, простите еще раз. А Татьяну Дурынду вы не могли бы пригласить, или она тоже уехала с профессором в Берн? Куда-куда? На… а-а-а разве есть такой город? Простите-простите, не бросайте трубку, я из службы спасения животных! — почему-то соврал он. — У нас пропадает крокодил, принадлежащий гражданке Дурынде! Что?.. Это она и есть?.. Нет, он говорит, что… то есть, на нем написано… на ошейнике написано, что его хозяйка — Татьяна Дурында. И телефон рабочий — этот вот самый… Можете вы ее позвать? Не выходила на работу?.. Вот как! А ее домашний адрес вы не подскажете? А то ведь подохнет крокодил — не жрет ничего, кроме борща, без хозяйки… Так-так!.. Записываю… Ага… Ага… Угу! Спасибо, девушка! Вам привет от спасенного крокодила!

Прежде чем зайти в подъезд Дурындиного дома, Брок обошел вокруг него несколько раз — сказывалась старая сыщицкая привычка: всё примечать, замечать, изучать и отмечать. От мелочей зависит очень многое — это сыщик знал как из книг, так и из собственного опыта.

Брок вспомнил, как однажды распутал сложное дело государственной важности лишь благодаря собственной проницательности и умению обращать внимание на мелочи. Как раз мелочь и возбудила тогда в нем любопытство. В винно-водочном магазине, куда Брок зашел за спиртом для протирки офисной (и не очень) техники. Девчушка лет пяти-шести, покупая три бутылки водки, расплатилась одними монетками, самой крупной из которых был двухрублевик. Казалось бы, какая разница кто чем расплачивается? Другой бы и не глянул на эту девочку — столь она была неприметной. А вот Брок стал размышлять, откуда у такой крохи столько мелочи? Наверняка попрошайничает, просит милостыню! А к этому ее принуждает кто-то из взрослых. Что является противозаконной эксплуатацией детского труда! И сыщик, прикинувшись добрым дядей, предложил девочке помощь — ведь нести три поллитровки такой малютке было и тяжело, и просто неудобно без сумки. И девочка, пока Брок провожал ее до дому, всё ему рассказала по наивной детской простоте. Оказывается, за водкой ее послал старший брат Витя двенадцати лет, который и дожидался ее дома с двумя друзьями. Перед этим мальчишки ограбили слепого одноногого нищего в подземном переходе. После того, как они стянули у него жестянку с мелочью и бросились бежать, слепой нецензурно выругался и метко запустил в спины убегающих мальчишек костылем. Как раз в это мгновение Витя запнулся, и костыль просвистел в миллиметрах от его вихрастой макушки, попав в кейс идущего впереди мужчины. От удара кейс раскрылся и из него выпали бумаги, оказавшиеся секретными чертежами нового глубоководного бронетанка, о чем мужчина жалобно поведал окружающим раз двадцать, приговаривая: «Ой-ёй-ёй, это же так секретно, вы только никому не рассказывайте!» В итоге он всё же собрал рассыпавшиеся бумаги, но не заметил, что одну из них успел подобрать шустрый Витя, которого на выходе сцапал таки сонный милиционер, разбуженный нездоровым шумом. Витины друзья уже скрылись с похищенной мелочью, и мальчику, за неимением против него вещественных улик, удалось довольно легко откупиться от стража правопорядка данной секретной бумагой, на которой был представлен в трех видах чертеж стволового отверстия секретного бронетанка. Сыщик не поленился подняться на третий этаж вместе с девочкой и узнал у ее брата за сто пятьдесят восемь рублей семнадцать копеек (именно столько было на тот момент в кошельке Брока) приметы алчного милиционера, главными из которых оказалось отсутствие левого уха, огромный живот и запах чеснока изо рта. Брок сразу вспомнил, что чесноком постоянно разит от старшего сержанта Безухина, с охотничьей тропой которого пару раз пересекалась его сыщицкая дорожка. Сыщик поблагодарил мальчика, деликатно отказался от предложенного «на посошок» стакана водки, и поспешил к месту постоянной дислокации милиционера Безухина, каковым и являлся означенный подземный переход. Брок успел вовремя — старший сержант только что сдал пост сержанту Тряхуненко. Устав, видимо, от нахождения под землей, Безухин, нервно оглядываясь, направился через проезжую часть «поверху», по направлению к зданию консульства Республики Тринидад и Тобаго, где и собирался, по-видимому, загнать секретный чертеж иностранцам. К сожалению, «оборотню в погонах» удалось избежать справедливого наказания российского правосудия, ибо он был сбит грузовиком марки «МАЗ», двигавшимся по проезжей части с превышением допустимой скорости и, к тому же, вопреки дорожному знаку «Движение грузового транспорта запрещено». Брок лично подобрал окровавленный чертеж и отнес его в консульство, за что получил от чернокожего охранника сигару, которая оказалась чрезвычайно вонючей.

Вот и сейчас сыщик Брок помнил о мелочах, старательно записывая все сведения в блокнот. Он срисовал туда табличку с названием улицы и номером дома (адрес, данный гражданкой Хитрюгиной полностью совпал с информацией, указанной на табличке, за исключением номера квартиры, естественно), посчитал слева направо количество подъездов в доме — шесть, — сосчитал их же в обратном порядке — тоже шесть — и записал обе цифры в блокнот. Добавил туда же количество дверей на подъездах и вздрогнул от неожиданно получившегося числа. По спине пробежал холодок. Тревожное предчувствие вздыбило ежик волос. Но отступать Брок не привык. Он переписал номера и марки стоявших возле дома машин; на это пришлось потратить добрых минут сорок, так как автомобили постоянно отъезжали и приезжали — в итоге сыщик нашел разумный выход, поставив в конце безразмерной строки лаконичное «и т. д.». Задокументировал Брок и анкетные данные сидящих возле дома на лавочках старушек (лучших свидетелей в любом деле не сыскать — это он тоже знал). Записал и очень любопытное в плане возможной разработки замечание одной из них: «Чисто террорист какой — ходит и ходит, вынюхивает, выспрашивает, записывает… А завтра дом взорвется или пенсию понизют!»

Покончив с рутиной, Брок зашел наконец в третий подъезд, поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру номер тридцать три. Четыре тройки давали в сумме дюжину, что настроило сыщика на оптимистический лад.

Глава 5 Отличие между пожарным и пожарником, и как последним стал Эдгар По

Дверь распахнулась столь неожиданно и резко, что едва не припечатала сыщика по лбу. «Неправильные двери у гражданки Дурынды, — машинально отметил Брок, — по правилам противопожарной безопасности двери должны открываться внутрь квартиры!» Это же он повторил и вслух недоуменно замершей на пороге темноволосой красавице. Та подняла на него влажные карие глаза и сказала глубоким бархатным голосом:

— Я думала, это Димка вернулся, а это пожарник!..

— Не пожарник, а пожарный, — поправил пунктуальный сыщик. — Только я — не он.

— Не Димка?

— Не пожарный.

— Значит, Димка?

— Стоп! — вытянул Брок ладошку. — Вы меня запутали.

— Наверно, на вас моя красота подействовала? — Женщина грациозно потянулась, и линялый бесцветный халатик облепил все соблазнительные выпуклости ее совершенного тела. Брок даже забыл, что надо дышать, поэтому не сразу понял, почему он вроде бы говорит (он же чувствовал, что язык и губы шевелятся!), а изо рта не доносится ни звука? А в висках, напротив, довольно громко застучало.

— Да что мы здесь стоим! — всплеснула руками красотка. — Пойдемте в квартиру! — Она дернула сыщика за рукав и тот, споткнувшись о порог, наконец-то непроизвольно вдохнул, чтобы сказать определенное слово — универсальное для подобных случаев.

— Что?! — резко обернулась к нему женщина, оказавшись при этом с Броком нос к носу. К небольшому такому аккуратному носику, который сыщику до ужаса захотелось вдруг поцеловать. — Вы это мне?

— Нет-нет-нет-нет-нет! — заклинило Брока. — Нет-нет-нет!..

— А зря! — игриво вильнула бедрами красотка. — Я такая!.. Я вся непредсказуемая, вся растакая-разэдакая!.. Жаль, что у вас нет бороды. — Последняя фраза не имела, казалось, смысла к вышесказанному, но почему-то сильно расстроила Брока.

— Я отращу! — поспешно выпалил он. — Завтра! Или даже сегодня… После работы. У меня как раз свободный вечер — жена болеет.

— Так ты жена-а-атый! — презрительно выдохнула кареглазая стройняшка, перейдя вдруг на «ты», отчего сердце Брока непристойно задергалось. — Чего тогда приперся?

— Я — пожарник, — брякнул сыщик первое, что пришло в его вмиг опустевшую голову.

— Ты ж говорил, что нет… — засомневалась женщина.

— Я говорил, что не пожарный, — нашелся Брок. — Видите ли, пожарный — это тот, кто тушит пожары, а пожарник…

— …тот кто их устраивает? — подхватила красотка, и глаза ее подозрительно засверкали.

— Допустим, — подобрался сыщик, сразу вспомнив, кто он, где и когда. Сработала вышколенная годами интуиция. — А вы кто?

— Конь в пальто!

— Не может быть!

— А кто тогда?

— Дурында какая-то… — отер сыщик пот со лба, окончательно придя в себя.

— Правильно… А как ты догадался?

— У нас все дур… все потенциальные клиенты на учете!

— Потенци… чего? — нахмурилась Дурында. — Ты не импотент, часом?

— Сейчас это роли не играет! — отрезал Брок.

— А когда заиграет? — подмигнула кареглазка. — Когда борода вырастет?

— Так! — поднял руки сыщик. — Не путайте меня своей бородой!

— Хам! — шумно выдохнула Дурында.

— Брок, — вспомнил, что забыл представиться, сыщик. И тут же, спохватившись, что действует по легенде, добавил: — Ер. Брокер. По совместительству. А звать меня… э-э-э…

— Эдик? — подсказала женщина.

— Эдгар. По.

— Совместительству?

— Что вы имеете в виду?

— Эдгар по совместительству? Как брокер?

— Просто По. По призванию.

— О-о-о как!.. — изумилась Дурында, поведя бровями, точно крыльями. — Но я тебя Эдиком буду звать. Можно? А то эту твою фамилию не выговорить…

— Можно, — согласился Брок. — А вас, Таня, как зовут?

— А! — безмятежно махнула рукой красотка. — Можно Танькой! По фамилии только не надо!

— Что так?

— Неблагозвучная она у меня… Знаешь, что означает?

— Нет, — покривил душой сыщик.

— «Ду» — по-немецки «ты». Рында — три удара в судовой колокол в полдень. Получается: ты — три удара в судовой колокол в полдень.

— Я?

— Ага. Разве хорошо?

— Пожалуй, три удара, действительно, многовато… Хотя бы два.

— В том-то и дело, что три! Я в словаре смотрела. Эклопердическом. Хочешь, покажу?

— Я вам верю, — замотал головой сыщик. — А откуда вы знаете немецкий?

— Сама охреневаю! Бабка, небось, с фрицем в оккупации согрешила. По наследству передалось.

— Что еще передалось? — алчно блеснули глаза сыщика. — Земли, замки, марки, курки, млеко, яйки?

— Че, дурак? — обиделась Татьяна. — Какие яйки?! Я ж баба!

— Та, которая… с фрицем?.. — Брок понял, что снова запутался.

— Ну, почему только с Фрицем, — засмущалась Дурында. — С Серегой еще…

— А с Дмитрием Денисовичем Дурилкиным? — задал вопрос в лоб сыщик.

— Не угадал! — нахмурилась Татьяна. — Он — скотина и… мой брат!.. — Дурында шмыгнула носом.

— Как?! — подпрыгнул сыщик. — Ерунда какая-то! Да у вас и фамилии разные! Почти…

— Хочешь, всё расскажу?! — Красавица притянула Брока за лацканы пиджака и их глаза оказались в четырех сантиметрах друг от друга (ближе — мешали носы). — Не могу носить в себе больше это-о-о!!! — Татьяна по-бабьи завыла и оттолкнула сыщика, отчего тот ударился затылком о косяк двери и принялся усердно считать запорхавших вокруг головы птичек. Но тут одна из них спикировала и клюнула Брока в нос. Сознание вновь стало четким, и сыщик кивнул, зашипев от боли:

— Расскашшшите! Прошшшу вас!

— Хорошо, — быстро пришла в себя Дурында. Высморкалась и добавила: — Только и ты потом мне поможешь, Эдик! Лады?

— Чем же я вам помогу? — удивился Брок. Хотел ляпнуть про юридические услуги, но вовремя вспомнил о легенде: — Я ведь пожарник!

— Ага, зашибись! — подмигнула Татьяна. — Мне поджечь кое-что надо!

— Что именно? — сыщик достал блокнот и приготовился записывать. Он решил, что в данной ситуации это будет выглядеть вполне естественно. А ему потом пригодится.

— Лабораторию одну… — зашептала Дурында, озираясь. — Там это… микробы расползлись из баночки. Могут всех заразить, на хрен! Весь институт долбаный, весь город! Всю страну даже!.. Они ж махонькие, их и не видать — тапком не прихлопнешь! Только жечь. Только жечь!

— А дихлофосом если? — нахмурился Брок.

— Не смеши мою попу, пожарник! — фыркнула Татьяна. — Это ж не тараканы тебе! Только жечь. Поможешь?

— А с руководством института акция согласована? — поежился сыщик. Всё-таки, как ему стало казаться, он далеко зашел…

— Ты че, дурик?!

— Пожарник я… — промямлил Брок.

— Вот и помоги, раз пожарник! — Дурында помотала головой и брезгливо выговорила: — С руководством!.. Скажешь тоже. Я ж от руководства и хочу… А-а-а! Да чего я дурочку валяю! Я ж тебе всё рассказать хотела…

— Да-да! — подобрался сыщик. На душе у него полегчало. Жечь, похоже, ничего не придется! Но радовался он рано.

— Я расскажу, — сказала красотка в линялом халате. — Но лабораторию ты всё же потом сожжешь! Иначе хрен тебе, а не история.

— А-а-а… за-а-ачем? — заблеял сыщик. — Раз микробов нет…

— Там кое-что похуже!.. — зашептала Татьяна прямо в ухо Броку. — Там… — Она вновь схватила сыщика за лацканы пиджака и швырнула его на диван. — Сядь и слушай историю бедной девушки Тани, которая мечтала о чистой любви, и которую так жестоко обманули!.. Зато, — Дурында засияла и провела сверху вниз ладонями по упругому стройному телу, — получила в подарок вот это… Слушай, Эдик!

После первых же слов Татьяниного рассказа челюсть у Брока отвисла, да так и не закрывалась часа полтора, пока темноволосая красавица не сказала:

— Вот и всё. А теперь пошли! Твоя очередь.

Уже на подходе к клинике НИИ медицины Татьяне и Броку стало ясно, что творится нечто неординарное. Вокруг здания толпился народ, шумно переговариваясь и размахивая руками. Махали все в одну сторону — на окна клиники, из которых — по крайней мере из двух на третьем этаже — валил густой черный дым и вырывались языки пламени.

— Ух ты, — уважительно глянула на Брока Татьяна. — Когда ты успел-то?

— Что успел?.. — рассеянно переспросил сыщик. Он зачарованно наблюдал, как из красной пожарной машины, которая только что, заполошно воя, подкатила к зданию, выдвигается длиннющая лестница.

— Ну, это… Просьбу мою выполнить. Мы ж вместе были! Крутой ты парень! Хоть и без бороды…

— Работа у меня такая! — насупился Брок, хотя всё еще не мог понять, почему им там восхищается Татьяна.

— Ну, вот и всё, — расплылась в улыбке женщина. — Крантец улиткам!

— Что?! — очнулся Брок. Он очень не любил улиток и вообще — всяких там бесхребетных слизняков. — Где улитки? Почему крантец? Я на них наступил, да?! — Сыщик стал приплясывать и задирать ноги, разглядывая подошвы. Кроме подозрительной бурой лепешки, прилипшей к левому каблуку (явно не улиточного происхождения) ничего страшного он на обуви не нашел. Поэтому выжидательно уставился на Татьяну. Видимо, ждал, что теперь задирать ноги начнет она. Но та не стала этого делать, а лишь грустно покачала головой:

— Не надо со мной шутить, Эдик. Я всё понимаю. Не дура. Ты ж вона на че пошел ради меня… И я, — тряхнула роскошной гривой красавица, — тоже на всё за это готова!

— Но где же улитки? — продолжал вертеться сыщик, заглянув даже под Татьянину юбку.

— Все улитки сгорели! — торжественно сказала Татьяна, приподняв подол, чтобы Броку было удобней заниматься поисками.

— Да? — облегченно выдохнул Брок. — Точно? А много их было? Вдруг какая-нибудь уползла? — Он снова нырнул под юбку.

— Нет… — начала было Татьяна, но закатила вдруг глаза и простонала: — Да… Да! Да!!!

— Да?! — Сыщик резво вынырнул из волнующего полумрака и вновь закрутился юлой. — Где? Где они?!

— Тьфу ты! — сказала красавица и нехотя поправила одежду. — Говорю ж — сгорели все! Да главная-то и была всего одна. Самая крупная…

— Вожак, наверное, — понимающе кивнул Брок.

— Ну! — кивнула Татьяна. — Еще б не вожак! Профессор!..

— Вы улиткам даже клички давали? — удивился сыщик.

— Охренел? Главная улитка — башка профессора! Какая у башки кличка?

Брок наконец-то прозрел.

— Ах, улики!

— Ну!.. Че, точно охренел? Я и говорю: у-лит-ки!

— Да-а-а, — протянул сыщик и ткнул пальцем на окна, которые вовсю уже поливали с лестницы двое пожарных. — Так это и есть ваша лаборатория?

— У-у, хитрец! — подмигнула Татьяна и пихнула Брока локотком. — Типа, я ниче не знаю, я ниче не поджигал!

— А я и не… — начал было сыщик, но осекся, окончательно поняв теперь, что до этого долдонила ему Дурында. — То есть, вы думаете, что…

— Я думаю, что мы зря теряем время, Эдик! — приобняла Брока Татьяна и потащила за собой. От неожиданности тот чуть не упал, и только широкая грудь хмурого коренастого парня, неизвестно откуда появившаяся перед ним, спасла его от этого.

— Спасибо, — сказал Брок, отрывая от пиджака цепкие пальцы Дурынды.

— Тебе тоже спасибо, гад, — сплюнул парень на ботинок сыщика, — что девушке моей скучать не даешь!

— Ой, Серега! — захлопала в ладоши Татьяна. — Откуда ты взялся?

— Погодь! — отодвинул парень красотку. — Мне с хлыщом этим перетереть кой-чего надо. С тобой потом поговорим…

— А че ты пихаешься? — воткнула руки в боки Дурында. — И че ты тут вякаешь? Я тебе кто, жена? Я с кем хочу теперь, с тем и хожу! И сижу!.. И лежу…

— Че это «теперь»? У профессора работаешь — так и нос задрала? А кто тебя к нему устроил, Дурында?

— Пообзывайся мне! — замахнулась Татьяна кулачком. Но Серега, пристально глянув на подругу, вдруг отвесил челюсть и выкатил глаза.

— Т-ты че эт? Т-ты к-как эт? — Парень протянул в сторону женщины трясущийся указательный палец. — Чаво эт?

— Это, — завиляла бедрами польщенная Татьяна, — мое новое тело! Нравится?

— Ы-ы-ы-ыыыы! — завыл вдруг Серега и стал медленно пятиться, замахав руками, словно увидел зеленых чертей на пятый день пьянки.

— Ты че? — удивилась Дурында. — Охренел?

А Серега остановился и… заплакал. Некрасиво так, нелепо для грубоватого — с виду рабоче-крестьянского такого — мужика. Широкий нос его сразу покраснел, плечи задергались… Парень стал тереть глаза кулаками и отвернулся, выдавая сквозь всхлипывания:

— А ты… ч-че? Ч-че с собой… с-сделала? Я теб-бя… люб-бил… к-как-кая ты… была!.. Г-где м-мое тело… люби-и-и-и-ииимое?!.. Где моя по-о-о-ооопонька то-о-о-ооолстая?!.. — Тут Серега не удержался и зарыдал в голос.

Татьяна тоже вдруг всхлипнула, взмахнула руками, словно крыльями, подлетела к парню, стала гладить его по взъерошенной голове и приговаривать:

— Серега, да ты че? Да вот она я — твоя Таня любимая! Да ты только глянь, какое у меня теперь классное тело! Посмотри, какая клевая задница!

Брок деликатно отвернулся, но слышать от этого хуже не стал. И, разумеется, услышал, как Серега, вмиг перестав реветь, заматерился:

— Ах ты, трах-тарарах!.. Ах ты, мать-перемать!!! Че ты мне подсовываешь, звезда-поезда?! Засунь свое новое туловищу этому вот чудаку (Броку послышалось иное слово, но он решил, что всё-таки ошибся) в …

— Не надо мне ничего никуда засовывать! — не выдержал сыщик (ибо речь шла всё же о нем) и повернулся. — Если вам так дорого прежнее тело гражданки Дурынды, я могу сообщить вам его местонахождение!

— Че, правда? — обрадовался Серега и оттолкнул льнувшую к нему Татьяну.

— Век воли не видать! — цыкнул зубом Брок.

— Пошли! — взял быка за рога парень.

— Фи! — сказала Татьяна. — Ну и проваливай к своему телу! А я тоже пошла!.. Мужиков на свете много. У которых и глаза на месте, и кое-что другое…

Серега даже не обратил на женщину внимания. Он вцепился сыщику в рукав и по-собачьи преданно заглянул в его глаза:

— Мужик, а? Пойдем?.. То есть, поедем — я ж водитель, а шефа нет че-то… Тачка свободна.

— А почему бы и нет?.. — задумался Брок.

— Ну, нет так нет!.. — обреченно выдохнул Серега и понуро побрел в сторону серебристой «Тойоты».

— Зачем ты так, Эдик? — блеснула глазами Татьяна, которая и не подумала никуда уходить.

Сыщик захлопал глазами. Суть происходящего ускользнула от его сознания.

— Куда это он? — мотнул он подбородком на уходящего парня.

— Ясен пень, куда! — фыркнула Дурында. — Поедет сейчас виски жрать, а потом — по бабам.

— Почему виски?

— Он впечатлительный очень. Рекламы насмотрелся…

— Разве у нас рекламируют виски? — удивился Брок, отвесив челюсть.

— Да, — удивилась в ответ Татьяна. — Латвийские… Ты что, телик не смотришь? «Вискас» называются. Кошкам аж валерьянки не надо — «Вискас» подавай.

— Ага. — Челюсть Брока захлопнулась и сыщик бросился догонять Серегу. Парень, услышав топот, обернулся. Глаза его вспыхнули надеждой.

— Че, передумал, мужик?! Едем?..

— Заводи! — кивнул сыщик.

Серега услужливо распахнул двери «японки». Брок водрузился на переднее сиденье. В заднюю дверь шмыгнула Татьяна. Рядом с автомобилем топтался Серега.

— Вы, что ли, не едете? — поинтересовался сыщик.

— А можно я поведу? — заискивающе спросил парень.

— Можно, — разрешил Брок.

— Пересядь тогда…

Сыщик, ворча под нос, перелез на пассажирское место.

Глава 6 Знакомая незнакомка, или любовь зла

Дверь квартиры Хитрюгиной открыла… Сашенька.

— А ты что здесь делаешь? — вытаращил глаза Брок.

— Папа, ау! — Саша помахала перед глазами отца ладошкой. — Ты сам меня сюда послал.

— Я послал?

— Да. Ты ведь мой папа?

— Ну-у… — протянул педантичный Брок. — Во всяком случае, документально — да.

— Что ты этим хочешь сказать? — прищурилась Александра. — Чтомама…

— При чем здесь мама?! — испугался сыщик и закрутил головой. Увидел стоявших на лестничной площадке Серегу и Таню, улыбнулся им, как лучшим друзьям, и вновь посмотрел на дочь.

— Как при чем? — сказала та, возвращая нить разговора. — А кто же меня родил тогда?

— Думаю, что всё-таки мама. Твоя. Как минимум, это была женщина. Но нельзя исключить и авто-матки. Говорят, такие уже изобрели…

— Может, еще скажешь «пулемётки»? — фыркнула Саша.

— Вряд ли, — помотал головой Брок. — Но, вполне возможно, она была пулемётчицей.

— Кто?!

— Твоя мама.

— По-моему, — насупилась Сашенька и воткнула руки в боки, приняв очень ершистый вид. — Ты заговариваешься, папочка! Моя мама была бухгалтером! И сейчас она бухгалтер! Главный, причем. И если бы не она, то еще неизвестно, что бы мы кушали!.. С твоими-то предпринимательскими успехами!

— С нашими, — напомнил сыщик.

— Я увольняюсь! — дернула подбородком девушка. — Не хочу работать у человека, подозревающего мою маму черт знает в чем! И свою жену, между прочим!

— При чем здесь моя жена? — удивился Брок.

— Ну, знаешь ли, папочка! А кто меня, по-твоему, родил?

Сыщику показалось, что он испытывает «дежа вю». Во всяком случае, подобный вопрос он где-то уже совсем недавно слышал. И даже на него отвечал. Но решил, что повторить очевидное не грех, поэтому сказал:

— С большой степенью вероятности это была женщина.

— Папа, ты не заболел? — увлажнились вдруг синие глаза Сашеньки. Рука ее потянулась к отцовскому лбу. И тут сзади раздалось глухое покашливание, и грубый мужской голос произнес:

— Щас тут заболеют все!.. Кончай базар!

— Позвольте! — с вызовом обернулся Брок. — Не мешайте мне беседовать с дочерью!

— Отдай мне мое тело — и хоть забеседуйся!

— Ой! — вскрикнула Саша. — Еще один!..

— Где? — вновь закрутил головой сыщик.

— Да вот же, — мотнула девушка подбородком на Серегу.

— А-ааа… где первый? — поднял брови Брок.

— Папа, ты меня пугаешь! — заплакала Сашенька. — Ну, давай сходим к доктору?

— К Дурилкину? Обязательно сходим. Надо только его сначала найти. А почему ты плачешь? Что-то случилось с мамой?! — Голос сыщика подозрительно задрожал. Как-то непередаваемо двусмысленно: то ли тревога звучала в нем, то ли надежда — поди разбери!..

— Ищи его свищи теперь, паскудыша! — раздалось из глубины квартиры. Броку показалось, что он уже где-то слышал этот голос. Причем, совсем недавно.

В прихожую вплыла женщина. Влажные, недавно вымытые светлые волосы были забраны сзади в хвост, подчеркивая чистоту высокого лба. Черные ровные брови над широко распахнутыми серыми глазами только лишь подчеркивали его благородную белизну. Четкий, классической формы нос презрительно раздувал аккуратные ноздри. Не менее презрительно кривились яркие, чуть тонкие на вкус Брока, губы. Женщина была одета во что-то странное, аляповатое: желтое, в красных ромбиках и синих квадратиках. Больше всего это напомнило сыщику покрывало, скроенное в виде древнегреческой туники.

— Папа, посмотри, какую мы тунику из покрывала сшили! — озвучила догадку Брока Сашенька, приподнимая подол одеяния хозяйки квартиры и открывая тем самым ее ноги. «Какие же это ноги? — подумал сыщик. — Это бутылки какие-то, а не ноги! Горлышками вниз».

И вновь его посетило чувство «дежа вю» — ощущение повтора происходящего… Ноги-бутылки, одежда из постельной атрибутики… Что-то забрезжило в голове. Догадку уже можно было если и не лизнуть, то понюхать.

— Вы не родственница гражданки Хитрюгиной? — осторожно, боясь спугнуть озарение, поинтересовался Брок.

— Нет, — почему-то язвительно ответила дама. — Не вся, во всяком случае!.. А ты чего вылупился?!

Брок подумал, что вопрос задан ему и очень удивился, потому что смотрел уже не на женщину, а в стену (от бутылочных ног его слегка замутило). Но ситуация прояснилась, когда сзади, от входных дверей, забасил Серега:

— Ты, это… Ты чье тело напялила, чувырла?!

Серега рванулся вперед, отшвырнув немаленького сыщика в сторону, словно пластмассовую кеглю. Завизжала Сашенька. Громко ойкнула Татьяна. И только женщина в желто-красно-синем покрывале не издала ни звука и даже не шелохнулась, когда в нее врезался брызжущий слюной парень. «Низкий центр тяжести потому что», — сделал вывод Брок, наблюдая из положения лежа развитие действий.

Впрочем, как таковых, действий более и не последовало. Женщина отвесила парню короткую затрещину и брезгливо спросила:

— Ты кто такой, чудила?

Серега враз сник. Он опустил голову и, не отрывая взгляда от любимых «горлышек», выглядывающих из-под псевдотуники, жалобно проныл:

— Я Серё-о-ооожа… Я вот этого тулова друг, — несмело ткнул он пальчиком на живот хозяйки, — и вон той башни, — махнул он, не глядя, в сторону Таниной головы.

Глаза женщины вспыхнули недобрым огнем.

— Ага! Так вон же мое тело стоит! Ну, спасибо тебе, Брок, не ожидала! — Она рванулась к Дурынде, сбив по пути Брока, только что поднявшегося на ноги. Обе женщины вцепились друг другу в волосы. Полетели перья. Так во всяком случае показалось сыщику, вновь наблюдавшему данное действие с нижнего ракурса. По квартире разнесся спаренный крик:

— Отдавай мое тело!

— Докажи, что оно твое!

— А вон родинка!

— Докажи, что твоя!

— А вот на тебе доказательство!

— Ай!..

— А вот еще одно!

— Ой!..

— А вот… А-а-а-аааа!!!

Сашенька и Серега наблюдали за происходящим, разинув рты. Брок же, заинтригованный таким развитием событий, приподнялся на локте и подпер ладошкой щеку. Вставать с пола он не спешил. Мало ли кто снова куда бросится.

Первым пришел в себя Серега. Сыщик был прав — он бросился. К жарко сплетенной дерущейся паре. И стал оттаскивать Татьяну, пыхтя и приговаривая:

— От-пус-ти ее!.. От-пуссс-сти!!! Не бей мое тело!.. Не с-сс-сссмей!.. Дурында!!!

— Что?! — Татьяна, враз перестав драться, забыла о сопернице и, уперев руки в боки, грудью поперла на парня. — Ты чего обзываешься?!

— Да как я обзываюсь-то? — заканючил Серега, медленно пятясь. — Я ж тебя по фамилии назвал просто!..

— Да? — остановилась Татьяна. — Ну, смотри мне! А чего это ты ее защищаешь?!

— Дык, — сказал Серега. — Я ее тело люблю… Твое, то есть. Бывшее…

— А меня, значит, больше не любишь? Я-то думала ты всё же прикалываешься!..

— Дык, — повторился парень. — А чего тут любить?.. Мослы одни…

— А голова? — обиженно ахнула Татьяна. — Ты больше не любишь мою голову?!

— Ну, — замялся Серега, стыдливо опуская глаза. — Я ж не извращенец какой!..

Дурында обиженно фыркнула и отвернулась. А женщина в покрывале неожиданно заинтересовалась парнем.

— Сережа, — ласково сказала она. — А кем ты работаешь? По-моему я тебя где-то уже видела?..

— Дык, — в третий раз сказал Сергей. — Шофер я. У профессора Хитрюгина.

— О-о-о! Брат мне много рассказывал о тебе! Говорил, что ты постоянно в рабочее время катаешь на служебном автомобиле баб…

— И не только катаю! — согласился парень.

Татьяна хотела было наброситься на бывшего любовника и вцепиться в него острыми коготками, но вспомнив всё, передумала. А вот у хозяйки квартиры глазки так и заблестели, забегали по широкой фигуре водителя.

— Постой, постой… — задумчиво сказала она. — Так ты точно мое тело любишь?

— Твое — это какое? — почесал затылок парень. — То, что было, или то, что есть?

— Вот это, — брезгливо ткнула в цветное покрывало женщина.

— Это — да!.. — широко заулыбался Серега.

— Тамара!!! — заорал вдруг сыщик Брок, вскакивая с пола. — Так вы — Тамара Хитрюгина!

Все присутствующие недоуменно уставились на Брока.

— Папа, тебе точно нужно к врачу! — пискнула Сашенька.

— Но не к Дурилкину, — сочувственно поджала губы Тамара.

— Почему? — поинтересовался сыщик. — К нему как раз!

— Да нет, это у него только фамилия такая соответствующая… А специальность — другая.

— А какая мне, по-вашему, нужна?

— О-хо-хо! — вздохнула хозяйка квартиры. — Другая вам нужна, другая…

— Ладно, не суть! — отмахнулся Брок. — Я вчера талон к стоматологу взял. Вы мне лучше скажите: вы ведь точно Тамара Хитрюгина? Че-то я вас сразу и не признал.

— Тамара я, Тамара, — ласково заговорила женщина, как разговаривают с детьми и тяжелобольными. — Чего тебе, котик?

— Не мне, а вам! — гордо выпятил грудь сыщик. — Вы просили — я привел! — Он мотнул подбородком на Татьяну. — Вот ваше тело. А с хирургом вы обещали разобраться сами. Дело закрыто!

— Сколько я вам должна? — по-прежнему ласково спросила Тамара.

Брок назвал сумму. Все вздрогнули. Тамара заверещала:

— Да ты и правда больной!!! Никакого врача не надо! Диагноз ясен.

— То есть, вы отказываетесь платить? — догадался Брок. — Хорошо, тогда я увожу ваше тело.

— Да и уводи! — отмахнулась Тамара. — Меня, вон, Сережа с этим телом больше любит. Правда, Сережа?

Глаза парня так и сияли обожанием и вожделением, говоря всё лучше слов. Но и сам их хозяин не стал молчать:

— Тебя — не тебя, но всё, что ниже шеи — стопудово!

— Ничего, полюбишь и выше! — хищно улыбнулась Тамара и ухватилась за Сережин локоть. — А вы все — брысь отсюда!

Глава 7 «Правое русло Волги», а также кардинальное средство от перхоти

Когда оказавшаяся лишней троица вышла из Тамариного подъезда, Татьяна Дурында первым делом подошла к Серегиной «Тойоте» и злобно пнула колесо.

— Пошшшел ты! — прошипела Татьяна, но пошла как раз сама — быстро и не оборачиваясь. Даже не попрощалась с Броком и Сашенькой.

— Папочка, а нам надо к доктору! — ласково пропела Саша и взяла отца под ручку.

— Да! — закивал сыщик. — К доктору Дурилкину! Пусть нам и не заплатили за это дело, но профессиональная честь…

— Да не в чести сейчас честь! — фыркнула Сашенька. — И, к тому же, твое здоровье сейчас дороже!

— Ничего не может быть дороже чести! — Брок вырвал локоть из руки дочери и гордо вскинул голову.

— Хорошо, — быстро согласилась девушка. — Но давай сначала сходим к доктору. Честь никуда не убежит.

— Как ты можешь так говорить… — начал было сыщик, но заметив, как упрямо вспыхнули глаза Сашеньки, махнул рукой: — А! Делай, что хочешь!..

— Вот и ладненько! — снова заулыбалась девушка и махнула рукой проезжавшему мимо «жигуленку».

— Нам к психиатру, — зашептала она в приоткрывшееся окно остановившейся машины. — Куда-нибудь поближе.

— О! Я знаю! — высунул вихрастую голову молоденький очкастый водитель. — К нам в поликлинику сегодня приходил один, хотел на работу устроиться. Он номер своего мобильника оставил. Может, примет вас на дому? — Парень протянул Сашеньке клочок бумаги. — Тогда я вас к нему подброшу!

— А он точно психиатр? — с сомнением переспросила девушка, разглядывая подозрительно невзрачную бумажку.

— Не, он сказал, что вообще широкого профиля спец, — признался парень. — А у нас главврач таких не любит. Не доверяет. А я заинтересовался, вот и взял телефон на всякий случай себе. У меня бабушка мигренью страдает. И дедушка.

— А при чем здесь психиатр?.. — нахмурилась Саша. Парень хотел ответить, но в их беседу неожиданно вклинился разглядывавший до этого облака Брок.

— Как вы сказали? — наклонился он к окну машины. — Мигренью? Это ведь что-то с головой?

— Ну да, — закивал водитель, — с головой. Плавающие такие сильные боли…

— Так-так-так-та-ааак!.. — протянул сыщик. — Снова голова… А как вы сказали зовут этого доктора?

— Я не помню, — почесал парень в затылке. — Митрофан, что ли… Или Мефодий?

— Может, Модест? — подсказала Сашенька.

— Нет, скорее Мелентий… — еще пуще заскреб голову парень.

— А что ты держишь в руках? — спросил вдруг у дочери Брок.

— Номер телефона этого… Мирона…

— Там ничего больше нет, кроме номера?

Сашенька расправила мятый огрызок бумаги.

— Михаил! — прочитала она с удивлением. — Ничего себе имечко!

— Точно! — обрадовался водитель «жигуленка». — Он же еще назвал себя в шутку «МММ». Чего-то там — Михаил — чего-то там… Всё на букву «м»!

— Жаль!.. — искренне огорчился Брок. — Чегототам — это не он… А как всё чудно сходилось!

— Папа, ты о чем? — вновь забеспокоилась Саша.

— Я думал, это Дурилкин, — разочарованно махнул рукой сыщик. — Так всё сходилось: голова, доктор, три одинаковых буквы!..

— Как вы сказали — Дурилкин? — встрепенулся парень в «Жигулях». — У него похожая какая-то фамилия… Сейчас вспомню… О! Мудрилкин!

— Чья? — обреченно поморщился Брок.

— Ну, этого, доктора, который к нам хотел устроиться. Вспомнил! Мудрилкин Михаил Матвеевич! МММ! Точно!..

— Пойдем, дочурка, — потянул Сашу за руку понурый сыщик.

— Папа! — охнула вдруг девушка. — А помнишь, мы в игру играли, когда клиентов долго не было? — И Сашенька, отчаянно фальшивя, пропела: — Правое-правое-правое русло Волги!..

Брок замер. Глаза его лихорадочно забегали.

— Левый-левый-левый берег Дона! — торжествующе прогорланил он. — Теперь я!.. Над березой проснулся подпоручик старенький… А?!

— Под ольхой задремал есаул моло-о-оденький! — радостно провыл водитель машины и умоляюще затряс вытянутой из окна рукой. — А можно я?!

— Можно, — великодушно разрешил Брок.

— Дья-а-авол, президента побери!.. — выдал парень и выжидающе осклабился.

— А вот святое не трожь! — насупился сыщик и, наклонив голову, словно бык двинулся к автомобилю.

— Папа! — закричала Сашенька, ухватив отца за фалду пиджака. — Да постой же! Не в песнях дело!

— Это не песня! — огрызнулся Брок. — Это гимн великой Российской Империи! — И продолжил движение, словно трактор с прицепом. Саша волочилась за ним, отчаянно тормозя по асфальту каблучками.

— Да папа же! — заверещала она, мысленно прощаясь с туфлями. — При чем тут гимн?! Это же Дурилкин!

— Где?! — Сыщик мгновенно остановился и усиленно завертел головой.

— Ну, этот, который Мудрилкин.

— Где связь?

— Это ведь то же самое, что в нашей игре! Мудрилкин — Дурилкин.

— Так-так-так-так-та-аааак! — затарахтел Брок. — А ведь и правда! МММ — DDD! Всё сходится! Ну, конечно, — хлопнул сыщик по лбу, — ему же надо залечь на дно, замаскироваться! Ай да хитрюгин!

— Дурилкин, — поправила Саша.

— Мудрилкин, — выдал ничего не понимающий водитель.

— Хитрюгин — не в смысле фамилии, — пояснил сыщик, — а в смысле характеристики.

— Ну, в смысле характеристики и дурилкин — в самый раз, — пожала плечами Сашенька.

— Всё, едем! — кинулся к машине Брок.

— Куда? — спросила Саша.

— Как это куда? К доктору! Ты ж сама меня туда звала…

— Но мы же не знаем его адреса!

— Зато у нас есть его телефон, — сыщик достал мобильник и запиликал клавишами, сверяясь с цифрами на мятой бумажке. Прижал трубку к уху. Подобрался. Лицо его мгновенно преобразилось, из взволнованно-серьезного став по-идиотски умильным. — Ой! — тоненько пропел Брок, растягивая губы в блаженной улыбке. — Это доктор? Ой, доктор, мне нужна помощь! Ой, это не телефонный разговор!.. Ой, что вы, что вы, шалун!.. Хи-хи-хи-хи! Нет, я хочу только у вас… Нет, я хочу к вам… Ну, пожалуйста, доктор!.. Как-как-как? Дурацкая, шесть? Ах, Рыбацкая, шесть!.. Ой, спасибо вам, доктор! Уже лечу, шалунишка!..

— Пап, ты чего? — Сашенька расширившимся глазами смотрела на отца.

— Так надо, — нахмурился Брок и открыл дверцу «Жигулей». — Подвиньтесь!

— Может, лучше я поведу? — дрогнувшим голосом поинтересовался водитель.

— Как хотите, — отмахнулся сыщик. — Подвиньтесь!

— Но руль с этой стороны…

— Я не слепой! Подвиньтесь же, черт бы вас побрал!

— Но… как я тогда буду вести машину?

— Откуда я знаю, как? Ведь это же вы водитель? Я же вас не спрашиваю, как проводить допрос!

— А… как? — заинтересовался парень.

— Молча! — огрызнулся сыщик.

Сашенька, тоже молча, снова ухватила отца за фалду пиджака и так же молча отбуксировала его к правой передней дверце. Пассажирское кресло уже занимал хозяин «Жигулей».

— Подвиньтесь, я сказал! — рявкнул Брок, распахивая дверь. Парень полез на свое прежнее место, бурча под нос: «Вот уйду сейчас вообще, сами езжайте как хотите!»

До Рыбацкой улицы троица всё-таки доехала без происшествий — водитель вел машину, Брок составлял мысленный план действий, Сашенька смотрела в окно. Но все трое не получили от своих действий никакого удовольствия: водитель постоянно косился на сыщика, ожидая от того какой-нибудь пакости вроде сакраментального «подвинься»; Броку не удавалось составить четкий план; Сашеньке не попалось на глаза ничего достойного… Поэтому все облегченно вздохнули, когда панельная девятиэтажка с пузатой цифрой 6 на боку вынырнула из-за очередного поворота.

— Ждите меня здесь! — приглушенно выдавил сыщик, распахивая дверцу.

— Папа, я с тобой! — возмутилась было Сашенька, но Брок сделал протестующий знак ладонью:

— Нет. Вы будете прикрывать мой отход. И контролировать все входы-выходы, включая крышу. Вдруг он попытается улизнуть?

— Ну уж нет! — заерзал на сиденье владелец «Жигулей». — Подставляться под пули я не нанимался! — Он продолжал дергаться, не понимая от волнения, что выбраться из машины ему мешает пристегнутый ремень.

— Какие пули? — презрительно хмыкнул сыщик. — Если только скальпель! Это же доктор, а не бандит.

— Почему же вы его преследуете? — парень догадался наконец, что его удерживает, и отщелкнул ремень. Но вылезать уже не торопился.

— А мы его и не преследуем, — сказал Брок. — Но допросить надо. Это последнее звено цепочки.

— Почему же вы тогда просите прикрывать ваш отход?

— От случайностей никто не застрахован! — подала голос Саша.

— Правильно, дочка, — моргнул обоими глазами сыщик и направился к подъезду.

Водитель откинулся в кресле и забарабанил большими пальцами по ободу баранки «Марш энтузиастов».

Брок позвонил в дверь, и рука его машинально потянулась к несуществующей кобуре. Сыщик никогда не имел личного оружия, но с тех пор как занялся сыскной деятельностью, постоянно ощущал его тяжесть. Не найдя пистолета, он достал из кармана связку отмычек, вспомнив, что в критической ситуации оружием может стать что угодно.

Дверь открылась. На пороге стоял подтянутый стройный мужчина. Он удивленно поднял на сыщика ярко-голубые глаза. Чуть опустил взгляд, остановил его на отмычках в руке у Брока. Темные красивые брови выгнулись дугой.

— Грабить собрались?

— С чего вы взяли? — подпрыгнул сыщик.

— Да так, знаете ли, предчувствие, — кивнул на отмычки мужчина. Брок быстренько сунул связку в карман.

— Нет, нет, это случайность! Нечаянно вынул… Хотел платок достать…

По лбу сыщика и впрямь катился пот. Он действительно вынул платок и обтер лицо.

— Допустим, — нахмурился мужчина. — Тогда что вам нужно и кто вы, собственно такой?

— Но я ведь звонил вам полчаса назад… Мы договорились, — сказал Брок и только тогда спохватился, что по телефону он разговаривал с Дурилкиным совсем другим голосом. Поэтому тут же, на ходу, изменил легенду: — То есть, не полчаса, а полгода назад… Где-то так примерно… Или год. Плюс-минус. Помните, на курорте с вами вместе отдыхали? На пляже беседовали?

— В Ялте? — быстро спросил доктор.

Брок закивал:

— Да-да! Где-то там примерно… Ялта, Сочи, Юрмала… Я там каждый год отдыхаю.

— А я в Ялте ни разу не был! — торжествующе выдал Дурилкин. — Позвольте откланяться, жулик вы этакий! — Он стал закрывать дверь, но сыщик успел просунуть в сужающуюся щель ботинок.

— Стойте, стойте! Я и не говорил, что точно в Ялте! Может, на Тенерифе, или в Дубултах!.. Ну, я просто много где бываю всегда! Помню просто, что на пляже мы беседовали!..

— Интересно, о чем же? — оставил попытку закрыть дверь доктор.

— О головах, — пошел ва-банк сыщик. — Об отрезанных головах, живущих без тела!

Дурилкин оглядел Брока сверху вниз, словно лишь в этот момент увидел впервые. Распахнул дверь.

— А ну-ка, входите!

Сыщик юркнул в прихожую. Там было неуютно и пахло дихлофосом. «Съемная квартира!» — смекнул Брок. А вслух произнес обратное:

— Уютненько тут у вас! И пахнет так оригинально. Медицинский такой запах… Практикуете?

— Ага. Головы отрезаю. Слишком любопытным.

Сыщик вздрогнул. Пот снова потек со лба. А также сзади по шее, по спине, животу… И много по чему еще. Платок здесь уже был бессилен.

— П-п-почему головы? — выдавил он и часто заморгал.

— Могу и что-нибудь другое, — мило улыбнулся Дурилкин. — Но вы ведь сами о головах вспомнили.

— Дык!.. — сглотнул сыщик. — Интересно ж… Голова-то она — ого-го! Вы не поверите, но в ней даже мозг есть!.. Такое серое, знаете ли, вещество. Там всякие нейроны, то-се…

— Да что вы говорите?! — всплеснул руками доктор. — И у вас — тоже?

— Что тоже у меня? — заволновался Брок.

— Есть мозг?

— Должен быть, — потрогал голову сыщик. — Я ведь думаю. Так сказать, мыслю — стало быть су…

— Не факт, — перебил Дурилкин. — Вот давайте-ка, голубчик, произведем сейчас трепанацию черепа, тогда и убедимся.

— Да я… это… — зашарил Брок сзади по двери в поисках ручки. — Лучше потом зайду! У меня голова грязная… Вот помою — и вернусь!

— Ну зачем же вам куда-то ходить? — лучезарно улыбнулся доктор. — Вода и у меня пока из крана течет. И даже шампунь есть. Вы какой предпочитаете?

— Я… э-э… от перхоти… любой!

— И от перхоти есть, голубчик! — еще шире растянул губы Дурилкин. — Только вам не всё ли равно уже будет?

— К-как можно! — мотнул головой сыщик. Ему стало дурно. Воротничок рубахи стал вдруг немилосердно жать. — Перхоть, она, знаете ли…

— Знаю, знаю, — закивал доктор. — Я по перхоти тоже большой специалист. По кардинальному от нее избавлению. Вместе с головой.

Брок всё-таки потерял сознание.

Глава 8 Броку ничего не отрезали, зато он кое-что вырвал

Очнулся сыщик в полной уверенности, что головы у него больше нет. То есть — наоборот: голова есть, а нет всего остального. Во всяком случае все попытки пошевелить руками-ногами не привели к успеху. И он их не чувствовал!

Брок тоненько провыл, боясь открыть глаза. И услышал над собой знакомый голос:

— Так что будем отрезать, голубчик?

— А-а… м-можно н-ничего? — проблеял сыщик. Глаза он так и не открыл. Но в голову («Всё же в голову, значит она, как минимум, есть!» — обрадовался сыщик) пришла утешительная мысль: «Если спрашивает, что отрезать, значит — еще не отрезал!»

— Да нет, голубчик, что-нибудь всё-таки надо. Профессиональная честь. Вам знакомо такое понятие?

— Д-да…

— Вот видите! Так что будем резать?

«Что бы сказать? — всполошился Брок. — Что мне не очень нужно?»

— А можно… ногти? — спросил он вслух.

— Можно. Только вместе с руками.

— А… волосы? — пролепетал сыщик, уже догадываясь, каким будет ответ. Он угадал.

— Только вместе с головой.

— Вырежьте мне тогда аппендикс! — взмолился Брок. — Ну, что вам стоит?!

— Это операция для студентов! — фыркнул Дурилкин. — Мне неинтересно.

— Хорошо, — решился сыщик. — Тогда — гланды. Через…

Договорить он не успел. В дверь позвонили.

— Полежите пока, голубчик, — сказал доктор, — и хорошенько подумайте. Да, гланды — не катят.

Послышался звук удаляющихся шагов.

«Почему, собственно, не катят?» — хотел возмутиться Брок и открыл глаза. Он лежал на диване — не очень новом, продавленном, с истертыми деревянными подлокотниками. Руки и ноги были на месте и даже не связаны.

«Вот что такое самовнушение!» — с уважением подумал сыщик и сел. Огляделся. Комната как комната. В полном соответствии с типовыми представлениями о съемных квартирах: упомянутый диван, старенький телевизор в углу, древний сервант с двумя «розочками» чашек и вазой между ними, рядом с сервантом — письменный стол с настольной ширпотребовской лампой. А еще на столе… Еще на столе лежала раскрытая общая тетрадь. Сыщику стало интересно. Он любил письменное слово. В любом виде, в том числе и рукописном.

Брок поднялся с дивана. Ноги еще плохо его слушались, но три шага до стола он сделать сумел. Плюхнулся на скрипнувший ободранный стул. Перевернул тетрадь обложкой вверх. «Дневник профессора Дурилкина Д.Д.» — сказала ему надпись на голубом коленкоре, сделанная шариковой ручкой. Первой мыслью сыщика было сунуть дневник в карман, но он поборол в себе это желание, опасаясь, что Дурилкин сразу заметит пропажу. Поэтому Брок стал лихорадочно листать страницы, выхватывая отдельные слова и фразы…

«…выпил с аспирантами…..расслабился с аспирантками…..роботы очень маленькие…..а что, если…..идентичные свойства… блокировать отторжение…..нужен помощник…..аспиранты не годятся, слабаки…..аспирантки хороши, но дуры…..собака сдохла…..пятая нога…..рыбе зонтик…..козе баян…»

Из прихожей раздались приглушенные голоса. Один из них показался Броку знакомым. «Наверное, Дурилкин», — мельком подумал он и залистал дневник еще активней.

«…геля мало…..нобелевская премия…..хотя бы сто миллиграмм…..пришлось самому стать подопытным…»

Вот! Лоб сыщика вновь заблестел потом. Вот оно. Нашел! Брок приблизил тетрадь почти к самому носу, хоть и не был близорук, и прочитал: «Таня Дурында была не дурна собой…»

Сыщик воровато огляделся и вырвал нужные листы. Сунул в карман и быстро вернулся на диван. Лег. Голоса в прихожей стали громче:

— А я говорю, он здоров!

— Нет, болен. У него паранойя. Осложненная шизоидным бредом.

— Папа здоров! Отдайте мне его!

— Не могу. Я давал клятву Гиппократа.

— А вот так?

— Ай!!! Что вы делаете?! Больно же!

— А так?

— Ай!.. Тоже больно.

— Пррррропустите меня!

— Стойте, туда нельзя!..

В комнату влетела Сашенька.

— Папа! — бросилась она к отцу. — Что он с тобой сделал?

— Ничего, — вяло улыбнулся Брок. — Только хотел отрезать голову.

— Вот видите!.. — возник за спиной девушки запыхавшийся доктор. Волосы его были растрепаны, в голубых глазах застыла боль.

— Что вижу? — огрызнулась Сашенька. — Вижу, что вы запугали старика!

— Я не старик! — подпрыгнул Брок. — Я еще замуж могу! То есть, жениться.

— Что?! — воткнула руки в боки Саша и прищурилась. — На ком это жениться? А мама?

— Н-ну… — замахал руками сыщик. — Я это так, образно. Могу и на маме. Развестись, а потом снова жениться.

— Я те разведусь! — приставила девушка к носу отца кулак. — Доктор, — обернулась она к Дурилкину, — по-моему у папы и впрямь кое-что лишнее… Отрежьте-ка ему это!

— Не надо! — взвизгнул Брок, приняв позу футболиста в стенке. Только лежачую.

— Фи, папа! — сморщила Сашенька носик. — Я имела в виду язык.

— Ну вот что! — рассердился вдруг Дурилкин. — Проваливайте-ка оба отсюда!

— То есть как? — воскликнули Брок с дочерью в один голос.

— Проваливайте, и всё, — сказал доктор. — Мне работать надо.

— А кто сейчас распинался о клятве Гиппократа? — ухмыльнулась Сашенька.

— А как же мои гланды? — поинтересовался сыщик.

— Всё, — топнул Дурилкин-Мудрилкин. — Ваш папа здоров, даже чересчур. Я ошибался. — Доктор перевел взгляд на Брока: — И гланды у вас в порядке. И аппендикс. И мозги на череп не давят.

— Но вы же не проводили обследование… — засомневался Брок. — А вдруг всё же…

— Я опытный врач! — закричал доктор. — Я целый профессор медицины, между прочим!.. Мне достаточно аудиовизуального контакта.

— Пойдем отсюда, папа, — мотнула светлой головкой Сашенька. — Нам такие доктора не нужны.

— Да уж! — дернул подбородком сыщик и поднялся с дивана.

…Удивительно, но водитель «жигуленка» по-прежнему сидел в машине. Ему было откровенно скучно и он сам с собой играл в песни-перевертыши.

— Ух, опадает ли-и-и-па-а-ааа! — доносилось из открытого автомобильного окна. И тут же — торжествующе-победно: — Ой, цветет кали-и-ина-а-ааа!.. — И, после непродолжительной паузы: — Углей вот мало ме-е-едных под тупиками Росто-о-ова-а-ааа!.. А? Каково?!

— Так-так-так-та-ааа-ак!.. — задумался сыщик и остановился в шаге от «Жигулей». — Что-то я как-то… А какого Ростова, не уточните, милейший? — нагнулся он к окну.

Водитель от неожиданности вздрогнул. Но быстро взял себя в руки и небрежно махнул рукой:

— А!.. Всё равно.

— Ну, не скажите! — возмутился Брок. — Ростов, который во Владимирской области, и Ростов, который на Дону — это две большие разницы, вы знаете!.. Даже обидно от вас такое слышать, честное слово. Попрошу вас всё-таки уточнить!

— Хорошо, пусть будет на Дону, — сдался водитель.

— Что значит «пусть будет»? — взвился сыщик. — Он там и есть! С восемнадцатого века, между прочим. Еще императрица Елизавета…

— Папа! — одернула отца Сашенька. — Ты чего завелся-то? При чем здесь Ростов?

— Дык!.. — сказал Брок и замахал руками.

— А загадка ваша — детская, — фыркнула девушка, нагибаясь к водителю, и пропела очень чисто и трогательно: — Огней так много золо-о-отых на улицах Саратова-а-ааа…

— Опаньки! — нахмурился сыщик. — Ты откуда эту песню знаешь?

— А что? — покраснела Саша.

— Плохая песня. Забудь немедленно!

— Да почему плохая-то?

— Плохая — и всё. Я запрещаю тебе петь эту песню. И слушать — тоже!

— Ни фига себе! — возмутилась Сашенька. — Даже мама эту песню поет. Иногда.

— Маме можно, — процедил сыщик.

— Да ты можешь мне наконец объяснить, почему мне нельзя? — топнула Саша.

— Ну, хорошо, — пробурчал сыщик. — Спой следующую строчку…

Девушка выпрямилась, тряхнула белокурой головкой, повела рукой и заголосила на всю улицу:

— Парней так много холо-о-остых, а я люблю женатого-о-ооо!

— Вот! — замахал Брок руками. — Вот именно! Женатого! А я этого не потерплю!

— А я тебя не спрошу, — фыркнула Сашенька и отвернулась.

— К-как?.. — опешил сыщик. — Как это не спросишь? Я ведь твой папа…

— Кто-то сам недавно говорил, что только документально.

— Ты меня неправильно поняла! — Брок замахал руками еще сильнее. — Я говорил, что документально — бесспорно, а вот на самом деле… всякое ведь бывает…

— Вот и у меня всякое бывает! — сверкнула на отца глазами девушка. — И не лезь в мою личную жизнь!

— Значит, правда… — понурил голову сыщик.

— А если и да?

— К-как это «да»?! Нет и еще раз нет! Видишь ли, «да» — в данном случае вовсе не то «да», которое «да» — в смысле «да»! И говоря «да», я очень на это надеюсь, ты подразумеваешь всё-таки «нет»…

— Лучше спойте, — буркнул вдруг парень из машины. — А то от ваших «нет-да» голова закружилась. А нам еще ехать.

— Куда? — спросил Брок.

— А я знаю?

— А я?

— Тогда я поехал. Столько времени из-за вас потерял!

— Куда это вы поехали? — обиделась Сашенька. — А как же мы?

— А это вы у него спросите, — осторожно кивнул на Брока водитель. — Кстати, если не поедете, не мешало бы расплатиться…

— Пожалуйста! — фыркнул сыщик, который всё еще не остыл после перепалки с дочерью. И полез в карман за деньгами. Но вместо денег нащупал там пачку бумаги явно не денежного формата. И тут же вспомнил о дневнике Дурилкина. Замахал руками, закричал: — Едем, едем! Срочно едем отсюда!

— Куда это мы едем? — заинтересовалась Сашенька.

— Ты — к маме, я — в офис!

— Чего это ты меня выпроваживаешь? — нахмурилась Саша и прищурила левый глаз.

— Мама болеет — это раз, — согнул палец сыщик, — мне надо писать отчет по делу — это два, — пошел в ход второй палец, — причем, для этого мне нужна абсолютная тишина — можешь считать это как три, — третий палец примкнул к двум первым.

— Я тоже считаю до трех, — подал голос водитель. — И на цифре «три» — уезжаю. Раз…

На счет «два» Саша и Брок уже сидели в «Жигулях». Причем, оба на переднем сиденье.

— Подвинься! — сказал сыщик дочери. Саша, недовольно сопя, протиснулась между спинками сидений назад.

Глава 9 Прекрасная идея и ее воплощение

Сыщик Брок рухнул в кресло, вывалил на рабочий стол вырванные из дневника Дурилкина листки и погрузился в чтение. Оно оказалось чертовски занимательным! Брок даже повизгивал временами в особо интересных местах.

Закончив чтение, он понял, что всё в этом деле встало наконец-то на свои места. Всё стало предельно ясным. Кроме одного: что делать с преступником? Но, с другой стороны, никакого преступника официально и нет. Он давно похоронен! А оставшиеся в живых участники этой истории — вполне довольны своими судьбами. Значит… Значит, дело закрыто! Осталось составить отчет. Вот только жаль, что с этим отчетом совсем не останется времени для написания рассказа на конкурс!

Сыщик обхватил голову и горестно закачал ею. А как бы хотелось поучаствовать в «Склеенных ластах»! В его любимейшем конкурсе! И теме-то какая красивая: «Нанотехнологии на службе у Сил Зла»! Почти как в законченном деле. Там ведь тоже нанороботы Дурилкина попали в руки служителю зла Хитрюгину. Вот был бы сюжет для рассказа…

— Стоп!!! — заорал Брок и вскочил с кресла. — А кто тебе мешает написать такой рассказ?! Ты убьешь сразу двух зайцев — это будет и отчет, и рассказ одновременно! И какой рассказ! Это же настоящий мини-римейк «Головы профессора Доуэля»! Только вместо Доуэля — Дурилкин. Тоже профессор и тоже на «Д», кстати. Лишь бы всякие-разные злыдни вроде Мафиози в плагиате не обвинили… Но какой это плагиат? Здесь же все по другому, кроме оживленных и пересаженных голов! Впрочем, для подстраховки можно будет дать рассказу подзаголовок, так прямо и написать: «Мини-римейк романа А. Беляева».

Сыщик забегал по кабинету, размахивая руками, словно крыльями. И, пожалуй, взлетел бы, будь пространства для разбега чуть больше.

Набегавшись вволю, он вновь рухнул в кресло и решительно придвинул клавиатуру. В листки из дневника Дурилкина он почти не заглядывал — только начало почти полностью «списал» оттуда. А дальше текст сам, казалось, вылетал из-под двух проворных пальцев сыщика, которыми он уверенно тыкал в клавиши.

Закончил Брок уже глубокой ночью. Несколько раз тирлинькал телефон — звонили из дому, — но он не стал отвлекаться на посторонние разговоры, пока не была поставлена финальная точка. И лишь тогда, потянувшись до хруста, сам набрал номер домашнего телефона.

— Ты где? — хмуро спросила супруга.

— Как это где? На работе, — устало ответил сыщик.

— Ты знаешь, что уже половина второго? А мы с Сашенькой не спим… — В трубке послышались всхлипывания.

— Ну, ну, Зайка, перестань! — сказал Брок. — Я ж делом занимался — отчет составлял.

— Для кого отчет? — всё еще сквозь всхлипывания спросила жена.

— Для себя. Дело сегодня закончили, можешь у Саши спросить.

— И куда тебе этот отчет? На стенку повесишь?

— Зачем на стенку? — удивился сыщик. — В дело подошью.

— И что?

— И всё. Дело будет считаться закрытым. А то мало ли — спросят: а закрыто ли дело за номером таким-то? А где документ о его закрытии? А я — хопаньки! — а вот он, документик-то за номером таким-то от такого-то числа!

— Кто спросит? — устало спросила супруга, перестав плакать.

— Ну, мало ли… — покрутил свободной рукой Брок. — Сашенька вот, например…

В трубке раздался горестный вздох.

— Так ты домой-то придешь? Ужин греть? Или уже сразу завтрак?

— Иду-иду, уже бегу даже, Ирусик! — засюсюкал сыщик и, выключив телефон, стал копировать файл с рассказом-отчетом на «флэшку». Хоть и хотелось сразу же отправить его координатору конкурса, у Брока хватило силы воли не делать этого, пока текст не прочитают жена и дочь. Правда, им вовсе не обязательно говорить, что это рассказ. Пусть для них он останется только отчетом. А вот завтра… Брок посмотрел на часы…То есть, уже сегодня! О-о! Сегодня он отправит подкорректированный текст на конкурс и тогда!.. Брок даже задохнулся от нахлынувшего предвкушения радости… Злобный Мафиози будет наконец-то посрамлен, а Дашечка Панкратова одарит его теперь уж по-настоящему искренними добрыми словами! А может быть даже и предложениями… Или — мечтать так мечтать! — абзацами!..

Скопировав файл, сыщик еще и распечатал его в двух экземплярах, чтобы не тратить на это времени дома. Сунул свернутые трубочкой листы в карман и выбежал в ночь.

Домой Брок явился уже в третьем часу. Ирина Геннадьевна и Сашенька терпеливо дожидались главу семейства возле кухонного стола, на котором остывали котлеты с пюре. Или уже остыли. Но сыщик, хоть и был чертовски голоден, даже не обратил на них внимания. Почти. Так, совсем без внимания, заглотил пару штук, почти не жуя и вытащил из кармана экземпляры рассказа. Один сунул жене, второй — дочери и прошамкал набитым очередными котлетами ртом:

— А-фа-хыте! Хто хкафэте?

— Что это? — разлепила осоловевшие глаза супруга. И полузевнула-полуспросила: — Ы-ы-а-ааа?

— Фофхёт! — заплевался пюре сыщик. — Фот хамый.

— Отчет, — перевела Сашенька и тоже зевнула. — Тот самый.

— Олег, давай завтра, — скривилась жена. — Я спать хочу-у-у… И не интересны мне ваши дела-а-а-ы-ы-а-ааа!..

— Завтра, завтра… — пробурчал Брок, дожевав и проглотив котлеты с пюре. — Вот всегда так!..

— Перестань, не заводись, — вновь поморщилась жена. — Вот с утра сразу и прочитаю твой отчет…

Между тем Сашенька от нечего делать уже начался проглядывать отцовский текст. Сначала — лениво, полусонно. Затем оживилась, поерзала на стуле, устроилась поудобней. Потом и вовсе впилась в листки жадным взглядом, словно брокер, читающий сводки биржевых новостей. Изредка из ее уст стали вылетать короткие междометия, вроде «ух ты!», «ну ни фига ж себе!» и прочих, чем неожиданно заинтересовала Ирину Геннадьевну, а самого Брока заставила расплыться в торжествующей улыбке.

Он не стал заострять на этом внимание, наоборот, встал из-за стола, чтобы налить себе чаю. Но краем глаза успел заметить, что супруга тоже разложила перед собой мятые листки.

Чай сыщик пил в полной тишине, не считая Сашенькиных междометий, к которым изредка присоединялись сопение и фырканье жены.

Первой подняла голову Сашенька. Глаза ее сияли настоящей гордостью за отца.

— Пап, ты… это… прости, что я нагрубила тебе сегодня!.. Я не буду увольняться. Работать с тобой — большая честь для меня.

Брок почувствовал, как сладко-горький комок подступил к горлу. Он ничего не смог ответить, только кивнул. И почувствовал, как сзади прижалась к нему жена. Ее руки легли на плечи сыщику, а из голоса совершенно исчезли сонные нотки:

— Олег, какой ты молодец! Тебе бы писателем быть…

— Дык!.. — начал было Брок, но осекся. Говорить, что он собирается послать этот отчет на конкурс, показалось ему неуместным.

Вскоре в квартире Брокалевых погас свет. Затихли звуки. Правда, ненадолго — из спальни супругов стал раздаваться бодренький храп сыщика, что, впрочем, только подчеркивало загадочную тишину разбавленного лунным светом мрака кухни.

На столе, рядом с кружкой недопитого чая, призрачно белели рассыпанные неправильным веером листки. На самом верхнем чернел заголовок: «Дело № 86/13-а-25. Голова профессора DDD». А далее шел собственно текст…

Глава 10 «Голова профессора DDD»

Таня Дурында была не дурна собой. Она была просто дурой.

К сожалению, это обстоятельство являлось не единственным Таниным недостатком. Еще она была малообразованной (то есть, можно сказать, дважды дурой), имела ужасную фигуру…

Вот тут нужно остановиться подробней. Дело в том что, когда Танюша сидела за столом, к ее внешности не могло быть никаких претензий: темные вьющиеся локоны до плеч, воловьи глаза с поволокой, чуть больше среднего, но вполне аккуратный нос, пикантно — совсем чуть-чуть — выпирающие скулы, высокая ровная шейка; ну, и то, что ниже шейки, спереди, две такие… тоже вполне, так сказать, выпирали и волновали. Когда Танюша сидела за столом, в нее даже влюблялись не раз с первого взгляда. Правда, ненадолго. До тех пор, пока Таня из-за стола не вставала. Потому что ниже пояса у Тани начинался кошмар. Во-первых, сам пояс — он же талия. Так низко впору находиться коленям! Во-вторых (здесь просто хочется закрыть глаза!), то, что у нормальных девушек называется, простите, попкой — у Тани могло называться (и то лишь из уважения к Таниному полу) только задницей. В-третьих — Танины ноги. Да какие там ноги! Возьмите две пузатые бутылки, переверните вниз горлышком — вот вам и будут Танины ноги.

Но мы отвлеклись, а перечень Таниных недостатков, между тем, еще не закончен. Итак, ко всему перечисленному, Таня была безработной, бедной (в данном случае — в финансовом смысле) и несчастной (неудивительно). И еще — Таня очень любила бородатых мужчин. А они ее нет. Впрочем, безбородые — тоже. А Таня очень мечтала выйти замуж. Но только за бородатого мужчину!

В то утро ее разбудил звонок в дверь. Приехал Танин знакомый, шофер Серега, — единственный из мужчин, кто не брезговал нижней Таниной половиной. Но Серега не носил бороды и напрочь отказывался ее отращивать, невзирая на все Танины уговоры.

Открыв дверь, Танюша снова юркнула в постель, но Серега не придал этому должного значения. Он выглядел непривычно серьезно и даже торжественно. «Уж не свататься ли? — подумала Таня. — Ах! А я не одета!»

— Привет, — сказал Серега.

— Здравствуй, Сергей, — игриво ответила Таня, целомудренно прикрывая грудь одеялом. — Ты зачем приехал? А?

— Да уж не за тем, за чем ты подумала. Я работу тебе нашел.

— Ай! — сказала Таня вполне искренне.

— Вот именно. У Айболита моего. Санитаркой. Пойдешь?

— Откуда у тебя Айболит? — еще выше подтянула одеяло Татьяна, обнажив горлышки ног. Серега глянул на них мельком, но лишь крякнул, а членораздельно сказал следующее:

— Дурында! Это доктор, которого я вожу! Профессор Хитрюгин.

— Зачем ты обзываешься, Сергей? — обиделась Таня.

— Как я обзываюсь? Я к тебе по фамилии обратился. Скажи лучше, пойдешь в клинику работать?

Конечно же, Татьяна пошла. Профессор Хитрюгин оказался видным лысоватым мужчиной лет сорока с маленькими бегающими глазками. К Таниному сожалению, бороды он не носил. И даже усов. Но от подтянутой, стройной фигуры профессора Татьяна осталась в восторге. А вот лицо доктора показалось ей смутно знакомым.

На Танюпрофессор посмотрел весьма доброжелательно, даже глазки его на пару мгновений остановились и масляно заблестели. Но, опустив их ниже, Хитрюгин вздрогнул, быстро отвел взгляд в сторону и сказал:

— Ну-с, голубушка, будете у меня работать?

— Смотря что делать, — решила набить себе цену Таня. — Говно под лежачими собирать я не намерена.

Доктор неожиданно развеселился — тоненько захихикал и даже потер руку об руку от удовольствия:

— Вот уж кого-кого, а лежачих у вас не будет, это я вам обещаю! И, простите, того самого, на букву «г», у них тоже не будет.

— Это как же? — опешила Таня. — У всех есть, а у них не будет?

— Можете мне поверить! Да и пациент у вас, собственно, пока лишь один. Пойдемте!

Таня едва успевала перебирать коротенькими ножками, пока Хитрюгин вел ее запутанными коридорами клиники. Наконец он остановился перед металлической, как у сейфа, дверью, достал связку ключей, один отцепил и протянул Тане:

— Держите. И запомните: эта дверь всегда должна быть закрыта на ключ — хоть изнутри, хоть снаружи! Кроме вас, меня и пациента в палате никто не должен находиться.

— Даже Серега? — удивилась Таня.

— Никто! — рассердился профессор. — За нарушение хотя бы одного из этих двух правил последует немедленное увольнение!

— Ладно, я просто спросила… — слегка обиделась Таня.

Хитрюгин завертел ключом в скважине, дверь скрипнула и приоткрылась. Профессор огляделся и почему-то шепотом сказал:

— Заходите…

Таня зашла. Палата ей понравилась. Большая, светлая. Много блестящих, красивых приборов у стен, медицинская посуда и инструменты в стеклянных шкафах, в углу — умывальник с финской раковиной, одинокая заправленная кровать под широким окном.

— А где же больной? — ткнула на кровать пальцем Татьяна.

— Это ваша кровать, — сказал доктор. — Иногда вам придется здесь ночевать. В редких случаях и за дополнительную, разумеется, плату.

— Это в каком же смысле? — возмутилась Таня.

— Да в самом прямом, не волнуйтесь. Иногда приходится дежурить круглосуточно. Когда у пациента… э-э… обострения.

— Так где пациент-то? — заозиралась Таня. И увидела у стены между шкафами человека. Мужчину! Бородатого!!! Танюша тут же в него влюбилась. И только потом рассмотрела внимательней. Казалось, мужчина стоял возле стены. На самом же деле там торчал лишь картонный макет человека с нарисованным черным костюмом и галстуком, но без головы. А вот на месте, где ей полагалось быть, как раз голова и присутствовала, но не нарисованная, картонная, а настоящая, человеческая. Голова дружелюбно моргала голубыми глазами и улыбалась Татьяне.

— Это еще что за дурилка картонная? — дрогнувшим голосом спросила Таня.

— Вы почти угадали, — улыбнулся доктор. — Это профессор медицины Дурилкин Дмитрий Денисович, или, как мы его дружески называли, профессор DDD. — Увидев, что Таня не понимает, доктор перевел: — Ди-Ди-Ди.

— Что вы мне гоните?! — вскинулась Таня. — Профессор Дурилкин умер! Мы с Серегой ходили на похороны, Серега меня пригласил. Красиво было, с оркестром! Цветов — кучи. Людей — штук пятьсот, ей-богу, а то и тысяча! Интересно так… Спасибо Сереге, что позвал. Да я и вас там видела! — вспомнила вдруг Татьяна, откуда знакомо ей лицо Хитрюгина.

— Всё правильно, умер, — кивнул доктор. — Частично.

— Как это? Не весь, что ли?

— Именно. Не весь. — Хитрюгин подошел к картонному человеку и отодвинул макет в сторону. Теперь на Таню смотрела одна голова, безо всякого намека на туловище и прочие конечности. Вместо всего этого змеились трубки, сверкали циферблаты и дисплеи приборов, мигали индикаторы, торчали провода, шланги, всякие-разные баллоны, вентили и прочая техническая дребедень… Подробностей Татьяна рассмотреть не успела, потому что хлопнулась в обморок.

В себя она пришла, лежа на той самой единственной кровати. Доктор Хитрюгин водил ей под носом ваткой с нашатырем.

— Перестаньте, ей-богу! — возмутилась Таня. — Гадость какая…

— Очнулись, голубушка? — убрал вату доктор. — Впечатлительная вы моя… Как же работать-то будем?

— Так и будем, — свесила ноги с кровати Татьяна. — Это по-первости только. Так-то я не брезгливая.

— Тогда начнем инструктаж?

— Я на всё готовая.

Хитрюгин принялся рассказывать, что будет входить в Танины обязанности. Оказалось, не так и много: ежедневная влажная уборка палаты, обтирание головы Дурилкина и наблюдение за ее самочувствием.

— Последнее — самое главное! — выделил доктор. — Не дай бог, что случится с головой по вашей вине — уже не увольнением пахнет.

— А чем? — спросила любопытная Татьяна.

— Я вас убью, — просто ответил доктор. И на шутку его ответ походил мало.

— А как я узнаю, что у нее самочувствие плохое? Она же не говорит.

— Лучше говорить «он», а не «она», — поправил Хитрюгин. — Всё-таки это заслуженный ученый. Мужского некогда полу…

— А сейчас?

— Дорогуша… — начал было доктор, но заглянул вглубь Таниных глаз и махнул рукой. — Так вот, узнать, что профессору плохо, очень легко. Видите группы цветных индикаторов? — Хитрюгин подошел к голове и стал тыкать пальцем в мигающие на панели огоньки. — Сейчас они горят зеленым цветом…

— Один вон желтым мыргает, — показала Таня.

— Один-два — не страшно. Вот если замыргает, как вы изволили выразиться, больше половины индикаторов хотя бы в одной из групп, нужно принимать меры. А если, не дай бог, загорится хотя бы один красный — меры надо принимать безотлагательно!

— Какие меры? — испугалась Таня. — Искусственное дыхание?

Доктор на мгновение закатил глаза. Сделал пару глубоких вдохов и ответил:

— Нет. И массаж сердца тоже делать не стоит. Вот здесь, — он достал из «дипломата» тонкую пачку листов, — всё расписано. Если индицирует эта группа, вам нужно нажать здесь и повернуть этот вентиль, если эта — то вот здесь… — Хитрюгин принялся подробно объяснять и показывать, что и как нужно делать. Таня, конечно, ничего не запомнила, но доктор подстраховался и кроме текстовой инструкции нарисовал еще и схематическую: на отдельном листе, в цвете, было стрелками показано, что и где нужно нажимать и крутить.

— Понятно? — спросил доктор и вытер со лба испарину.

— Чай, не дура, — согрешила против истины Таня.

— Да, вот еще что, — не стал вступать в дискуссию Хитрюгин, — вот этот большой вентиль крутить ни в коем случае нельзя! Иначе наступит мгновенная смерть пациента. С вытекающими для вас последствиями. — Он недвусмысленно сверкнул на Таню глазками. — Понятно?

— Говорю ж, не дура! — еще раз согрешила Татьяна.

— Вот и ладненько, — потер ладошки доктор. — А если уж возникнет что-то непредвиденное, сразу вызывайте меня.

— Орать, что ли?

— Да нет, золотце, вот орать как раз не следует ни при каких обстоятельствах. Вы должны вести себя как мышка — тихо-тихо. А чтобы вызвать меня, достаточно нажать вот эту красную кнопку на стене.

— А вдруг вы уже не на работе будете?

— Я на работе всегда, это раз. У меня даже квартира при клинике. Ну, а если я буду за ее пределами, то вот вам телефон, это два. — И профессор Хитрюгин протянул Тане мобильник.

— Ух ты! — захлопала Таня в ладоши. — Кому бы позвонить?

— Я те позвоню! — сорвался доктор. — С этого телефона можно звонить только мне! Никаких посторонних звонков, особенно из этой палаты!

— А если я в коридор выйду?

— О-о-о! — простонал доктор. — Во время дежурства запрещено выходить в коридор!

— А если мне?.. — Таня хлопнула себя ниже талии спереди и сзади.

— М-м-м… — закрыл глаза Хитрюгин. Дернул головой, подошел к стене рядом с умывальником и отвел в сторону, как в купе вагона, незамеченную Таней дверцу. Открылась маленькая, метр на полтора, комнатенка с вениками и швабрами в углу. По центру белел унитаз.

— Другое дело, — кивнула Таня.

— И не курить здесь! — визгливо прикрикнул доктор.

— А где?

— В… Нигде!

— Да я и не курю, вообще-то, — пожала плечами Татьяна. — Чего так нервничать-то?

— Всё! Приступайте к исполнению ваших обязанностей! Пока я не передумал, на хрен… — И доктор Хитрюгин выбежал из палаты.

Таня подошла к голове профессора DDD и показала той язык. Голова беззвучно засмеялась. Впрочем, она смеялась уже давно — по щекам вовсю катились слезы.

— Чего ржешь, дурилка? — обиделась Таня, но, вспомнив, что перед ней уважаемый человек (пусть и сокращенная версия), да еще тот, в кого она недавно влюбилась, тут же опустила глаза, сделала книксен и промурлыкала: — Простите, Дима. Можно я вас так буду называть?

Голова закрыла на секунду глаза.

— Это «да» или «нет»? — нахмурилась Таня. — А ну-ка… Дважды два — четыре?

Голова снова хлопнула веками.

— Значит «да». Стоп, а дважды два точно четыре? Не, лучше так: я красивая?

Глаза профессора Дурилкина заметались вдруг из стороны в сторону, часто-часто заморгали… Желтых огоньков на панелях заметно прибавилось, один индикатор даже мигнул красным.

— Вот это эффект! — поразилась Татьяна. Такого успеха у мужчин она еще никогда не имела. — Ладно, вы меня смутили, — жеманно махнула она рукой. — Кстати, давайте будем на «ты»?

Цветовая какофония индикаторов поутихла, зеленый цвет преобладал, как и прежде. Голова вновь медленно моргнула.

— Ты классный парень, Дима! — показала большой палец Татьяна. — Плохо, что немой.

Голова вдруг закрыла глаза. Открыла, снова закрыла. Выражение лица стало страдальческим.

— Что «нет»? — насупилась Таня. — Не немой? А чего молчишь тогда?

Голова стала непонятно моргать и кривляться. Вновь появились желтые огоньки. Татьяна заметила это. Желтых индикаторов стало больше, чем зеленых, — причем, сразу на всех панелях. Тане лень было читать инструкцию, поэтому она крутанула наугад первый попавшийся вентиль. И только потом вспомнила, что именно его запретил трогать Хитрюгин. Хотела завернуть барашек обратно, но голова прошипела:

— Шшс-спас-сибо!

Таня отпрыгнула от установки и схватилась за сердце.

— Святый боже! — сказала она побелевшими губами.

— Ч-чуть-ч-чуть з-закрути наз-зад, и я перес-с-стану ш-ш-ш-шипеть…

Таня с опаской вернулась к голове. Дрожащей рукой крутнула вентиль.

— С-с-ш-ш-ш-с-с-с…вправо!..ш-ш-с-с-с…дурында!..с-с-с-ш-ш-ш!!! — как опущенная в воду сковородка, зашкворчала голова.

— Будешь обзываться, по носу получишь! — фыркнула Таня, но всё ж повернула вентиль вправо.

— Извини, Таня, сорвалось, — сказала голова почти человеческим голосом.

— Да ладно, не бери в голову, — махнула рукой отходчивая Татьяна. — Тем более, у меня фамилия как раз такая…

— Вправо?!

— Дурында… — опустила глаза Таня. — Меня, кстати, Татьяной зовут.

— О! Да мы почти однофамильцы! — обрадовалась голова.

— Не, у тебя лучше, — сказала Танюша, возвела глаза к потолку, зашевелила губами и выдала вдруг: — Татьяна Дурилкина. Красиво!

— Чего? — испугалась голова.

— Да это я так, не бери в голову!

— Ты эту дурацкую присказку брось, — поморщился Дурилкин. — Куда мне еще брать-то?

— Ладно, — легко согласилась Татьяна. Дмитрий нравился ей всё больше и больше.

— Я очень надеюсь подружиться с тобой, Таня, — сказал профессор. — Может, ты станешь моим счастливым талисманом…

— Я стану твоей удачей! — подхватила Татьяна.

— Но только управляемой мною! — вспомнил о случае с вентилем Дмитрий. — Ты ведь будешь меня слушаться?

— Смотря в чем, — состроила глазки Таня.

— Я снова хочу стать полноценным человеком, — сказала голова. — И ты можешь мне в этом помочь. Согласна?

В Танином мозгу что-то словно заискрилось и щелкнуло. Она поняла вдруг, что перед ней открывается тот единственный шанс, о котором мечтала она всю свою жизнь. И Таня решила брать быка за рога.

— Я согласна, — кивнула она. — Но у меня два условия. Нет, даже одно. Первое — просьба. Она такая: сделай мне хорошую фигуру. Можно только низ… Сумеешь?

— Только низ — сложно… — задумался Дурилкин. — Это ж сколько шить надо! Проще — тело целиком. Шея-то тоньше — пара десятков стежков, и готово.

— Пусть целиком, — согласилась Таня. — Теперь условие… — Она сказала это таким зловещим тоном, что Дмитрию захотелось вобрать голову в плечи. — Ты. Возьмешь. Меня. В жены!

У Дурилкина начались фантомные боли — страшно зачесались несуществующие ноги, так не терпелось им пуститься в паническое бегство. Но всё, что мог сделать профессор в данной ситуации — это лишь плотно зажмуриться. И лишь через мгновение он понял, какую чудовищную ошибку совершил.

— «Да»! — заверещала Татьяна. — Ты сказал: «Да!».

Профессор DDD готов был откусить предательские веки, но дотянуться до них зубами он всё равно не мог, поэтому только и сделал, что этими зубами скрипнул. Увы! У Дурилкина имелась всего одна, зато очень вредная привычка: он никогда не брал назад данного им слова. Разумеется, за исключением форс-мажорных обстоятельств.

К счастью, Таня не заметила отражавшихся на лице Дмитрия переживаний, поскольку была поглощена перевариванием свалившейся на нее радости.

— Что? — пришла она наконец-то в себя. — Что нужно делать? Давай попросим доктора Хитрюгина! Он даже не знал, что ты умеешь говорить, прикинь? Теперь ты ему всё объяснишь, и он пришьет тебе туловище.

— Ни в коем случае! — вскричала голова несчастного профессора. — Ты же ничего не знаешь!

И Дмитрий Денисович Дурилкин, профессор медицины, доктор наук, принялся рассказывать санитарке Танечке свою душещипательную историю.

Оказывается, профессор Дурилкин сделал открытие, в результате которого полностью снималась проблема отторжения тканей при трансплантации органов, так что теперь можно было пришить человеку хоть павлиний хвост, и он не только бы прижился на новом месте, но так же красочно, как у павлина, распускался.

Метод основывался на достижениях в области нанотехнологий, которым и посвятил последние пять лет жизни Дурилкин. Ему удалось создать молекулярных биороботов, запрограммированных так, что они могли соединять друг с другом обрывки живых тканей с идентичными свойствами, полностью блокируя реакцию данных тканей на отторжение. Иными словами, если смазать гелем с биороботами, скажем, обрубок руки и открытую культю, а потом приложить этот обрубок к месту среза и подержать пару-тройку часов (для надежности лучше пришить), то по прошествии этого времени догадаться, что рука когда-то отсутствовала, становилось уже невозможным. Биороботы соединяли костную ткань с костной, мышечную — с мышечной, эпидермис — с эпидермисом и так далее, никогда не ошибаясь. Так что о кропотливых и суперсложных микрохирургических операциях можно было забыть навсегда.

Открытие не было еще запатентовано и не выставлялось открыто перед научной общественностью, хотя всё уже к этому шло. Было получено около пятидесяти миллиграммов геля, Дурилкин планировал довести его количество до ста и потом уже заявляться.

Но последующие события перечеркнули его надежды и планы, равно как и всю дальнейшую жизнь в полноценном человеческом облике.

За полгода до трагедии Дурилкин стал подыскивать себе помощника — для работы чисто механической, но кропотливой и нудной, — самому жаль было тратить время на рутину. Помочь вызвался некто Хитрюгин, профессор медицины, хотя для работы сгодился бы и студент-первокурсник. Дурилкин не стал возражать, тем более, что Хитрюгин оказался весьма настойчивым.

А у Хитрюгина была младшая сестра — красивая, надо сказать, девка, но стерва. И положила она глаз на Дурилкина, да и стала подъезжать к нему и так-то и этак… Дурилкин, не будь дураком, враз раскусил молодую шалаву, понял, что ей на самом-то деле от него надо — лишь положения в обществе да денег хороших, — а потому быстро отшил Тамарку (так ее звали). И раз отшил, и другой, и третий… А Тамарке всё неймется, пристала, как банный лист к ягодичному эпидермису! Пришлось Дурилкину, хоть и не любил он этого, на брата Тамаркиного нажать — на профессора Хитрюгина, то бишь. Дескать, уйми сеструху, не то уволю тебя, на хрен!

А Хитрюгин сестре всё рассказал, но не в том плане, как ждал от него Дурилкин. И пришла к сестре с братом коварная мысль: профессора DDD погубить, а открытие его себе присвоить. Но, поскольку Хитрюгин в Дурилкиной кухне почти не шарил, то голову профессора DDD решили пока сохранить, для научных консультаций, благо сделал как раз Дурилкин для вспомогательных опытов установку, поддерживающую жизненные функции отделенной от человеческого тела головы. На свою, так сказать, голову…

— Вот так, — закончил свою грустную повесть Дурилкин. — И когда отшивал я в очередной раз Тамарку — на этой вот, кстати, кровати, — подкрался ко мне сзади Хитрюгин да и воткнул скальпель в спину…

— А что милиция? — ахнула Таня.

— А что милиция? Хитрюгин ведь хитрый, да и хирург не хреновый, — захрюкала голова. — Предъявил им мой обезглавленный труп, объяснил, что воспаление мозга началось, пришлось ампутировать, но время было упущено — поздно, дескать, обратился.

— И они поверили?!

— Не только поверили, еще и в очередь на подобную операцию полотделения записалось.

— Какой же он всё-таки… — сжала кулачки Татьяна. — Злодей!

— Вот, давай с тобой и злодею отомстим, и мне поможем.

— Говори, милый, я на всё согласная! — прижала руки к сердцу Татьяна. Рассказ Дмитрия потряс ее до глубины души.

И Дурилкин раскрыл перед Танюшей свой план…

На следующий день Таня принесла из дому молоток, ножовку, моток веревки, катушку капроновых ниток, пару толстых иголок и наперсток — всё, что велел ей Дмитрий.

Перебросившись с головой профессора парой приветственных фраз, Таня решила не откладывать дело в долгий ящик, а действовать быстро и бесповоротно. Она подошла к стене, на которой алела тревожная кнопка и, словно клопа, придавила ее большим пальцем. Потом взяла молоток и встала слева от двери.

Вскоре клацнул замок. Дверь распахнулась, и в палату влетел профессор Хитрюгин. Молоток опустился на его лысое темя с влажным хрюком. Профессор беззвучно повалился набок.

— Вяжи его! Скорее вяжи! Веревку! — закричала голова Дурилкина.

Таня схватила принесенный из дому моток и принялась связывать безжизненное тело. Спеленав веревкой доктора, словно бинтом мумию, она, отдуваясь, посмотрела на Дмитрия.

— Сойдет, — вынес вердикт DDD. — Теперь обшарь его карманы, он всегда держит пробирку с гелем при себе.

— А раньше ты не мог сказать? До того, как я его связала?

— А если бы он очнулся?

Таня приподняла веко Хитрюгина, приложила ухо к груди…

— Уже не очнется.

— Ну, развязывай тогда! И поживей, пока ткани эластичные.

— Не сильно командуй-то! — окрысилась Таня. — Иди сам, да развязывай!

— Ладно, ладно, извини. Нервы.

Таня зубами принялась раздирать затянутые ею на совесть узлы. Получалось плохо.

— Да разрежь ты их, на хрен! — не выдержал Дмитрий.

— Веревка-то не казенная, — буркнула Таня.

— Да куплю я тебе веревку! Сто тысяч мотков.

— Хватит пяти, — прикинула рачительная Татьяна. И принялась пилить веревку.

— Осторожно, тело не порань! — вновь запричитала голова.

— Ты заткнешься или нет? — повернулась к Дурилкину Таня. — Или тебе кислород перекрыть?

— Молчу… — сказал профессор и смежил веки.

Наконец, Таня справилась с веревкой и принялась обшаривать одежду трупа. Во внутреннем кармане пиджака она нашла металлический цилиндр с крышкой на резьбе.

— Это? — вытянула она руку с находкой.

— Открой… — осторожно сказала голова.

Таня открутила колпачок. Внутри цилиндра блеснуло стекло пробирки.

— Осторожней… — тихо мяукнула голова.

Таня зыркнула на жениха, но промолчала. Достав из футляра пробирку, она принялась рассматривать голубовато-прозрачную субстанцию на свет.

— Никаких там роботов нет! — разочарованно выдала Таня. И хотела отбросить пробирку.

— А-а-а!!! — зашелся криком Дурилкин. — Стой! Это она!

Таня с сомнением глянула на пробирку снова.

— Но там нет никаких роботов.

— У-ф-ф… Они же нанороботы! Очень маленькие. Нано — это десять в минус девятой… — начал было объяснять Дмитрий, вспомнил, с кем имеет дело, и сказал: — Короче, это он. Мой гель. Аккуратно поставь пробирку на подставку в шкаф.

— Дальше что? — спросила Таня, убрав пробирку.

— Положи тело на кровать и отпили ножовкой голову. Только принеси из подсобки ведро, а то крови много натечет… О-о-о!!!

— Что еще? — нахмурилась Таня.

— Кровь… — простонал профессор Дурилкин. — Какой же я дурак! Я забыл про кровь… У нас же ее нету, да ты всё равно переливать не умеешь…

— И что теперь? Выходит, я зря грех на душу взяла? Мне что, сдаваться идти? — Татьяна воткнула руки в боки и недобро посмотрела в глаза Дмитрию.

— Постой… Есть идея! Если сделать всё быстро, кровь не успеет свернуться. Только тело надо не положить, а поставить, или хотя бы посадить, чтобы кровь не вытекала. Сумеешь?

— Давай, говори дальше! — прикрикнула Таня.

— Потом сразу смажь гелем срезы на теле и на голове…

— На голове-то зачем?

— Когда ты снимешь с установки мою голову, посадишь туда голову Хитрюгина. А гель не даст отмереть тканям на срезе, так что голова сможет жить в установке очень долго.

— Ну, и зачем нам голова Хитрюгина?

— Во-первых, ты снимешь с души грех смертоубийства — получится только членовредительство, хоть и очень большое «члено», — улыбнулся Дмитрий. — А во-вторых, это будет для него лучшим наказанием! Пусть сам на шестке поторчит, падла.

— Фу, как ты выражаешься, — сморщила носик Таня. — Не профессор, а уголовник.

— Уголовница пока ты у нас, не забывай, — отпарировал Дурилкин. — А я как раз жертва.

— Аборта, — зло закончила Татьяна. — И хватит трепаться! Дело говори!

— И впрямь, — спохватился профессор, — время-то идет. Итак, смажешь всё гелем, потом перекроешь вентили подо мной — и быстро снимай мою голову, а на ее место надевай голову Хитрюгина и открывай снова вентили. Потом бери мою голову, мажь срез гелем и прижимай к срезу на теле, как можно ровней. А потом аккуратно ее пришей. Тут главное, чтобы было прочно и ровно, остальное сделает гель. Тело лучше привязать к спинке кровати, чтобы не упало невзначай…

— А что потом?

— Потом жди. Примерно через полчаса я должен прийти в себя, через час начну говорить, а еще через час-другой мы с тобой отсюда смоемся!

— А мне тело? — возмутилась Татьяна. — Ты же обещал!

— Ну, не сразу же! Да и где его сейчас возьмешь? Надо же хорошее выбрать, красивое. Нет?

— Само собой. Но учти, ты обещал! — Таня погрозила пальчиком.

— Да помню я, помню! Раз обещал — сделаю. Давай, начинай, не тяни! — скомандовал Дурилкин и тут же спохватился: — Пожалуйста.

Таня всё сделала так, как сказал Дмитрий: усадила на кровать труп, привязала его обрывками веревок к спинке, отпилила ножовкой голову, смазала срезы гелем. Вот только когда она выдернула из зажимов установки голову профессора DDD, а на ее место вставила голову профессора Хитрюгина, та начала грязно ругаться, так что голосовой вентиль пришлось плотно закрыть. В остальном всё прошло без сбоев.

Даже не через полчаса, а немного раньше, Дмитрий пришел в себя. Еще через десять минут он заговорил:

— У тебя всё получилось!

— Чай, не дура! — не подозревая, как жестоко ошибается, ответила Таня.

— А Хитрюгин почему молчит?

— Я ему кислород перекрыла. Матюкался громко.

— Ну-ка, открой, что-то мне его видок не нравится…

Таня подошла к установке и принялась откручивать вентиль.

— Что ты крутишь? — охнул Дмитрий.

— То, что закрыла, — честно ответила Таня.

— Ну, ты и дура! — не удержал слово истины профессор. — Ведь ты ему и впрямь кислород перекрыла! Голосовой вентиль — выше!

— А ты поори еще, поругайся, — шагнула к кровати Татьяна. — Забыл, как там недавно торчал? — Таня взяла в руки ножовку. — Напомнить?

— Танюша, прости! — запричитал Дурилкин, увидев в Таниных глазах неподдельную сумасшедшинку. — Больше не повторится, век воли не видать!

Прошла неделя. Профессор DDD жил у Татьяны, сочиняя планы собственной легализации. Проще всего было скрыться за границей, воспользовавшись документами того же Хитрюгина. Тем более, по наущению Дмитрия, Таня на следующий же день пустила в клинике слух, что Хитрюгин уехал в Берн на симпозиум, примерно на месяц-полтора. Так что профессора долго не должны были хватиться.

Хуже было с другим. Данное Татьяне обещание висело на зажившей шее Дурилкина тяжким бременем. Плата за управляемую удачу казалась профессору чрезмерно завышенной. А что делать — слово он дал. Безумно хотелось сунуть шею в петлю. Но что-то пока сдерживало Дмитрия Денисовича, какая-то невесомая, словно крылья мотылька мысль щекотала мозг, будто утешая: не всё еще потеряно. Но мысль порхала дурацким мотыльком и никак не давалась в руки.

Таня сама дала толчок для превращения эфемерной мысли в коварный и четкий план. В тот день она завелась с самого утра:

— Ты валяешься здесь уже неделю, а только и делаешь, что пялишься в потолок! Я тебя спасла, а ты мою просьбу так и не выполнил. Ладно, не хочешь выполнять просьбу — не надо. Выполняй тогда условие — бери меня в жены!

Дурилкин вздрогнул:

— Давай начнем всё-таки с просьбы! Какое бы ты хотела тело?

Таня встрепенулась, забыв про обиды:

— Во-первых, высокое, не меньше метра семидесяти пяти. Это считая с головой, конечно. Во-вторых, стройное. И чтобы если и не девяносто-шестьдесят-девяносто, то близко. Кожа лучше смуглая, но сойдет и белая. Главное, чтобы не цветная. Я, конечно, не расистка, но, сам понимаешь, приходится подбирать под цвет головы…

Слушая Танино тарахтение, Дмитрий отчетливо представил описываемое тело и вспомнил, где он такое видел. А вслед за этим и возник в голове Дурилкина тот самый коварный план.

— Жди меня здесь! — сказал он. — Приготовь ножовку, нитки… ну, ты знаешь. — И убежал в рассветную октябрьскую мглу.

Вернулся он через час, неся перекинутый через плечо ковер. Развернул его на полу и Таня, увидев содержимое, восторженно ахнула. На ковре лежала обнаженная красавица. Руки и ноги ее были связаны, изо рта торчал кляп, спутанные слипшиеся волосы испачканы кровью. И, несмотря на это, девушка была божественно красива. Таня сразу же влюбилась в это волшебное тело, словно прожженная лесбиянка. И она уже твердо знала, что хочет себе это тело, именно это тело, только это тело! Несмотря ни на что.

— Пойдет? — равнодушно спросил Дмитрий.

— У-у-у! — смогла лишь ответить Таня.

— Точно? Переделывать не заставишь?

— Нет-нет, Димочка, нет! Димулечка, милый, мне нужно только это тело! Я никогда-никогда не заставлю тебя его переделывать.

— Поклянись, — голос Дурилкина дрогнул. Таня насторожилась:

— А оно не больное? Если у нее рак, или там СПИД, то я клясться не буду…

— Тело совершенно здоровое. Более чем. Клянись!

— Хорошо, клянусь. Я, Татьяна Дурында, никогда не попрошу поменять данное мне Дмитрием Дурилкиным тело… Пойдет?

— Пойдет. Теперь письменно — то же самое. Плюс подпись и дата.

— Но зачем?!

— Я не понял: тебе нужно это тело или нести его назад?

Таня молча полезла в шкаф за тетрадкой.

— Слушай, а мне ее жалко, — сказала вдруг Таня, протягивая Дурилкину крупно исписанный листок. — Она ведь живая еще… Давай ей хоть мое тело пришьем?

— Она преступница, — сказал Дмитрий, разбирая Танины каракули. — Нечего ее жалеть. Но конечно пришьем, смерть — слишком большой для нее подарок… А ты в школе училась?

— А то! — удивилась Таня. — А че?

— Да нет, ничего, к слову пришлось, — ответил Дурилкин, пряча листок в карман. — Ну, что? Поехали?

Через час с небольшим Таня уже могла шевелиться. Еще минут через двадцать, пошатываясь, встала и нерешительно прошлась по комнате. Подошла к трюмо и ахнула — настолько великолепным было ее новое тело! Таня, подобно обнаженной фурии, закружилась по комнате, запела, закричала что-то восторженно-дикое. Она то и дело тормозила перед трюмо, бесстыже задирала длинные, стройные ноги, виляла круглым, упругим задом и снова бросалась вскачь… Безобразничала, в общем. Вела себя кое-как. И это на глазах у людей!

А про людей-то Таня совсем и забыла. Между тем, за ней всё это время наблюдали две пары глаз. Одна — с довольной, торжествующей искринкой внутри, другая — с неподдельным, неисчерпаемым ужасом в глубине.

Таня остановила свой ведьминский танец. Взяла со стула халат, набросила на гладкие плечи.

— Что смотришь? — сказала она коротконогой и толстозадой уродке с симпатичным, но грязным и искаженным гримасой отчаянья лицом. — Ты на себя посмотри лучше!

Несчастная девушка словно только и ждала этих слов. Она подскочила, качнувшись на бутылкоподобных ногах, просеменила к трюмо и издала такой вопль отчаянья и боли, что во дворе протяжно завыла собака, а Дурилкин и Таня синхронно опустили глаза. Девушка, как была — голая, выскочила за дверь, и долго еще с улицы доносился ее затихающий крик.

Наконец Таня подняла глаза, встряхнулась и с кошачьей грацией подобралась к профессору.

— Ну, дор-р-рогой, — промурлыкала она. — А теперь пришел час расплаты! Бери меня в жены. — И она обвила грациозной рукой шею Дмитрия.

Дурилкин аккуратно снял девичью руку.

— Рад бы, да никак! Не могу-с. Не имею права.

— Ты чего мелешь, козел?! — взорвалась Татьяна. — Ты же всегда держишь слово!

— За исключением форс-мажорных обстоятельств, — поднял палец Дмитрий.

— Че-е-его? Че ты там лепишь? — Таня вдруг стала совсем некрасивой, даже отвратительной, настолько и эти слова, и старый линялый халатик, и вульгарная поза — руки в боки — не гармонировали с ее божественным телом.

— Видишь ли, Таня, по закону браки между ближайшими родственниками запрещены.

— Какой ты мне родственник? Что ты несешь?!

— Юридически мы, конечно, не родственники, но формально… Я бы даже сказал, генетически… Вот у меня чье тело?

— Хитрюгина, — ничего не понимая, но уже испугавшись, ответила Таня.

— Правильно! А у тебя чье тело?

— Откуда я знаю? Ты же эту девку притащил…

— Вот! А девку эту, как ты изволила выразиться, зовут Тамарой, и является она родной сестрой упомянутого профессора.

— Так мы че с тобой — брат и сестра теперь? — ахнула Таня.

— Именно. О чем я тебе и толкую. Следовательно, брак между нами невозможен!

Таня уже собралась было взреветь, даже набрала в легкие воздух, но тут ее взгляд упал на зеркало, она увидела в нем свое отражение, отставила ножку, покрутила ею в воздухе, и, улыбнувшись, воздух выпустила.

— Слушай, а ты можешь сбрить бороду? — задала вдруг она странный вопрос.

— Бороду? — удивился Дмитрий и поскреб заросли на лице. — Пожалуй, могу. Собственно, я об этом даже мечтал, пока был головой.

— Ну, так иди, сбрей, — подтолкнула Таня профессора к ванной. — Бритва там есть. Серегина.

Когда посвежевший Дмитрий Денисович Дурилкин предстал перед Таней, отсвечивая белизной гладковыбритых щек, сердце ее полностью освободилось, стало легким и радостным.

— Тьфу на тебя! — сказала Таня профессору DDD. — Чего встал? Катись отсюда, дурилка картонная!

Глава 11 Чудеса всё-таки случаются

Луна скрылась за облаком. Храп прекратился (видимо, сыщик перевернулся на живот). В квартире стало по-настоящему темно и тихо.

Броку снилось, что за ним гонится Мафиози. Злорадно ухмыляющийся тип, худощавый, быстрый и легкий. Он настигал сыщика, а тому никак не удавалось прибавить скорости. Ноги заплетались, слушались плохо, словно к каждой было приковано по гире. Брок постоянно оглядывался. Кривая ухмылка и блеск злобно прищуренных глаз из под козырька серой бейсболки были всё ближе и ближе. В руке Мафиози держал дубину. Здоровенное такое сучковатое полено.

Сыщик даже крикнуть не мог — не хватало дыхания. Лишь стон, больше похожий на поскуливание, вырывался из судорожно вздымающейся груди… Брок снова оглянулся — Мафиози был в паре шагов и хладнокровно поднимал дубину обеими руками… Брок взвизгнул и направил взгляд к небу. Он не часто обращался к небесам за помощью, но сейчас губы его зашевелились в молитве.

И тут… Откуда она взялась?.. Прямо с неба, к которому воззвал сыщик? Посреди серой, пустынной улицы, окруженной такими же серыми мрачными домами с пыльными окнами, в паре десятков шагов впереди, стояла с большим черным пулеметом девушка с прекрасными распущенными волосами под цвет оружия в руках. Она дернула милой головкой, глядя прямо в глаза Броку, и тот правильно понял этот жест — рухнул на пыльный асфальт и быстро откатился в сторону.

Лениво, но грозно затараторил пулемет. Брок скосил глаза и увидел, как сложился пополам худощавый парень в серой бейсболке. Дубина с глухим стуком ударилась об асфальт. Мафиози медленно опустился на колени, будто решил замолить грехи, но тут же повалился набок. Крови почему-то не было, но сыщик был уверен, что враг мертв.

На его плечо легла прохладная ладошка. Брок поднял голову. И увидел над собой ослепительную, словно само солнце, улыбку в обрамлении черных волос. Прекрасные большие глаза смотрели ему прямо в душу. Сыщик никогда прежде не видел эту девушку, но он уже точно знал, кто стоит перед ним. Даша Панкратова!

— Дашечка!.. — прошептал он. То есть, хотел прошептать, но не смог. От внезапно накатившего дикого волнения свело губы вместе со скулами и челюстью.

— Простись, — сказала Даша, мотнув чудной головкой в сторону расстрелянного Мафиози.

— З-зач-чем? — еле сумел разлепить Брок занемевшие губы.

— Простись! — повторила девушка и улыбнулась так, что сыщик вдруг стал легким-легким, словно наполненный гелием шарик и вознесся навстречу этой сводящей с ума улыбке…

Как вдруг — бумм! — шарик лопнул!!! Сыщик готов был разреветься от досады!.. Но с удивлением понял, что продолжает ощущать тонкую ладонь на своем плече.

— Простись! — послышался снова голос Даши… Нет!.. Не Даши, а Саши!.. И не «простись», а…

— Проснись же, папа! — затрясла плечо сыщика дочь.

Брок с трудом разлепил глаза.

— М-м? — промычал он. Губы и впрямь занемели.

— Папа, — торжественно сказала Сашенька. — Мы тут с мамой еще раз перечитали твой отчет. И ты знаешь… Мы подумали… Из него бы вышел неплохой рассказ! Может, тебе стоит послать его на какой-нибудь конкурс?

— Чудеса… — начал было сыщик, но вспомнив о собственном кредо, быстро захлопнул рот. И, чтобы замять неловкую оговорку, пробормотал: — Ну-у… Для рассказа там многого не хватает… А что, вы и впрямь так с мамой считаете? Ну, что это на рассказ тянет?..

— Да это готовый практически рассказ! — воскликнула Саша. — Может, концовки чуть-чуть не хватает…

— Почему?

— Ну, там незавершенность какая-то остается… Что с героиней дальше стало…

— Но мы ведь и не знаем, что с ней на самом деле стало! — возразил Брок.

— Так это в жизни мы еще не знаем! И для отчета всё у тебя правильно заканчивается. А вот для рассказа… Можно я подумаю? Ты пока иди умывайся, завтракай, а я подумаю. Ладно?

«Странно, — подумал сыщик, — в кои-то веки дочь спрашивает у меня разрешения! Неужто и впрямь зауважала? Неужели из-за рассказа этого? Чуде…» Он вздрогнул, едва не произнеся, хоть и мысленно, сакраментальное слово, а вслух сказал, постаравшись придать голосу побольше равнодушия:

— Ну, попробуй. Отчего ж!..

Брок не спеша брился, наслаждаясь прекрасным настроением, посетившим его с самого утра. Сначала этот чудесный сон, потом не менее чудесное заявление дочери!.. Тьфу!!! Опять это слово!.. Брок чуть не порезался, и настроение сразу же вернулось в прежнюю колею — напряженно-рабочую. Впрочем, была суббота и на работу можно было не ходить. Но отчет!.. То есть — рассказ! Его очень хотелось доделать и поскорее отослать. Хоть до конца понедельника времени еще хватало с избытком, но почему-то сделать это хотелось именно сегодня. Интересно, что там придумает с концовкой Сашенька?

Сыщик осторожно добрился, стараясь не пугать себя больше неожиданными мыслями. Тщательно почистил зубы, умылся. Настроение вновь поползло кверху, хоть и не достигло всё-таки недавней высоты.

Брок вошел в кухню даже слегка улыбаясь, что случалось с ним в последнее время не так уж и часто.

Стол был уже накрыт. Вкусно пахло гренками. Супруга сидела за столом, дочь стояла рядом и держала в руках листок бумаги. Вид Сашеньки источал торжественность и строгую сосредоточенность. Завидев отца, девушка смущенно прокашлялась и сказала:

— Вот, папочка, слушай. Я придумала концовку рассказу. — И она стала читать, с интонациями телевизионного диктора: — Так и не удалось нашей Тане стать профессоршей Дурилкиной… Зато, с новой-то шикарной фигурой и недурным от рождения личиком, она выскочила через полгода за начинающего, но вполне уже бородатого писателя-фантаста Василия Ивановича Пупкина. И, говорят, с тех пор она си-и-ильно поумнела.

Брок, словно принюхиваясь, поводил носом из стороны в сторону.

— Не нравится?.. — тихо спросила Саша.

— Отчего ж, — сказал сыщик. Вообще-то ему хотелось сейчас подхватить дочь в охапку и закружиться с ней по кухне. Концовку она придумала классную! Но сделай он так — Сашенька загордится, а баловать детей ни в коем случае нельзя, пусть им уже и восемнадцать лет!.. А еще — Брок откровенно испугался, что эта концовка в три предложения может затмить всю остальную часть рассказа в тридцать тысяч знаков… В общем, сыщик никак не стал проявлять бушующих в нем чувств, а просто сел за стол, придвинул тарелку с гренками и принялся их сосредоточенно жевать, запивая маленькими глотками кофе.

Сашенька обиженно захлопала глазами.

— Ну, как хочешь!.. Я как лучше хотела…

— Ты и впрямь, Олег, чего уж так-то… — подала голос супруга.

— Да что я? — буркнул сыщик, откладывая надкусанную гренку. — Прекрасная концовка. Обязательно вставлю ее в рассказ. Ну, может, чуть доработаю…

— Правда? — загорелись радостью глаза дочери. Напряженный взгляд жены тоже заметно потеплел.

— Правда, правда, — улыбнулся Брок и снова взялся за гренку. — Фот фефях фоем, — прошамкал он набитым ртом, — и фойфу фифать хафхаф!..

— Хафхаф? — удивилась Сашенька. — Ты хотел сказать: гав-гав?

— Почему папа должен так говорить? Он разве собака? — снова вмешалась Ирина Геннадьевна.

— Не думаю… По-моему, он у нас Овен…

Сыщик закашлялся. Гренка проскочила в пищевод.

— Не ожидал от вас такого с утра, — сказал он сиплым голосом и неодобрительно помотал головой.

— Так вечером тебя не дождаться! — возразила жена и обиженно отвернулась.

— Ладно, ладно, Ирусик, — примирительным тоном сказал Брок и погладил плечо жены. — Сегодня я рано приду. Вот только рассказ отредактирую, отправлю — и приду!

— Папа, можно с тобой? — словно прилежная ученица, подняла руку Саша.

— Нет, сегодня я один. Помоги лучше маме, она еще не вполне поправилась.

— Да нет, мне уже гораздо лучше, — перестала дуться супруга, польщенная вниманием Брока.

— С утра лучше, а час-другой пройдет — станет хуже, — возразил сыщик. — Мне будет спокойней, если Сашенька останется с тобой. Да и помощь мне сегодня не нужна.

В офисе Брок сразу же бросился к компьютеру и нарезал вокруг стола круги, пока грузилась операционка. Потом быстро открыл файл и добил концовку — слово в слово, как предложила Сашенька. Хотел тут же, не глядя отправить рассказ на конкурс, но сумел взять себя в руки. Внимательно (правда, с каждой строчкой всё быстрее и быстрее) перечитал (даже исправил две опечатки, убрал одну и добавил три запятые), поднялся из-за стола, совершил еще несколько пробежек по кабинету и лишь затем снова сел к компьютеру, шумно выдохнул и отправил текст на электронный адрес координатора конкурса.

Теперь оставалось только ждать. Аж до вторника, пока «вывесят» рассказы на сайте для всеобщего чтения. Тогда можно будет начинать ждать первых откликов, почитывая и оценивая рассказы других участников.

А пока… А что пока? Брок сохранил копию рассказа в папку «Отчеты», подпапку «Завершенные дела». Хотел было распечатать и подшить в обычную, картонную папку, но вовремя вспомнил, что следует убрать Сашину концовку. Хорошая для рассказа, для отчета она совсем не годилась.

Сказано — сделано. На всё про всё ушло минуты три. Поставив папку на полку, сыщик развалился в кресле и почувствовал вдруг неимоверную усталость. Даже не физическую, а какую-то тошную апатию. Так с ним случалось часто, почти всегда, когда дело уже было закончено, а нового еще не было.

Домой идти совершенно не хотелось. И Брок принялся смотреть в окно.

Глава 12 Пропавший отец и чуть было не нашедшийся сын

За окном не было ничего интересного. Ровным счетом. Уныло щеперились неуклюжими балконами серые пятиэтажки. С одного из этих балконов, на четвертом этаже, перелезал на соседний мужчина в черном с большим рюкзаком за плечами. В руках он держал телевизор. Тот ему очень мешал держаться за перила.

«Вот балбес, — подумал Брок, — он бы еще холодильник взял! Уронит ведь!..» Стоило сыщику так подумать, как мужчина сорвался и беззвучно полетел к тротуару, не выпуская, впрочем, телевизор. «На спину падай! — захотелось крикнуть Броку. — Может, хоть телик уцелеет!» Впрочем, додумать обе фразы сыщик не успел. Мужчина уже лежал на асфальте. Телевизором вниз.

— Вот бестолочь! — вырвалось у сыщика вслух. Но про себя он добавил: «Как знать! Неизвестно, что у него в рюкзаке…» А еще Брок подумал: «Интересно, что этот чудак вбил себе в голову?» И сам же себе ответил: «Наверное, позвоночник».

Неподвижно лежащего мужчину уже обступили зеваки. Броку стало скучно. Он перевел взгляд в сторону резкого визгливо-скрежещущего звука. Это столкнулись два автомобиля, водители которых засмотрелись, видимо, на полет телелюбителя в черном. Но пострадали оба не сильно: у «жигуленка» пятой модели смялся в гармошку капот и вылетело лобовое стекло, а КАМаЗ и вовсе отделался царапиной крыла. Водитель «пятерки» лежал метрах в трех впереди своей машины.

— Пристегиваться надо! — буркнул сыщик и, зевнув, собрался было отвернуться от окна, но тут его внимание привлек мальчик-подросток в линялой куртке-ветровке ирезиновых сапогах.

«Странно, — подумал Брок, — на улице — солнце, дождем и не пахнет, а он почему-то в куртке, да еще и в сапогах! Не мой ли это клиент?»

Сыщик, как это с ним часто случалось, угадал. Звякнул колокольчик над дверью и мальчик ввалился в офис. Он дрожал и шумно хватал воздух широко открытым ртом.

— Что случилось, мой юный друг? — поднялся из-за стола Брок.

— Ты-ам… пыа… пыа!.. — попытался что-то выдавить мальчик, вращая выпученными глазами.

— Ну-ну, успокойся, — подошел к подростку сыщик и положил ему руку на плечо. — Вот, сядь-ка в кресло и успокойся. А потом всё спокойно расскажешь. Сейчас я тебе водички налью. Запыхался-то как!..

Брок взял из шкафа стакан и направился к раковине. Но не дойдя пары шагов, устыдился и снова вернулся к шкафу, где в глубине блестела прозрачными боками бутылка с минералкой. Набухав почти половину стакана, гордый собственной щедростью, сыщик подал воду мальчику. Тот жадно выглотал всё в один присест. И заговорил, всё еще спотыкаясь, но уже более внятно:

— Мы за грибами пошли… в лес… с папой. А там!.. У-у-ууу!.. — мальчик жалобно завыл, из глаз его крупными каплями покатились слезы. Сыщик терпеливо ждал. Он знал, что если примется сейчас жалеть, успокаивать парня, остановиться тому будет еще трудней.

Брок даже вернулся на рабочее место, стал рассеянно перебирать бумаги. Вообще-то он не воспринимал мальчика, как возможного клиента. Всё было ясно и так: отец парня заблудился в лесу. А может, он любитель принять на грудь на лоне природы — поддал и дрыхнет где-нибудь под кустом. В любом случае, лучшее, чем он, Брок, может помочь, это позвонить спасателям. Пусть ищут, это их работа.

Увидев, что мальчик перестал плакать и жадно поглядывает на пустой стакан, сыщик вздохнул, достал начатую бутылку с минералкой и снова подошел к парню. Набухал чуть не полный стакан, а потом не удержался и прямо из горлышка допил остатки воды. Сам же на себя разозлился за этот скверный поступок и нарочито грубо сказал:

— Ну, что, проревелся? Давай, выкладывай, куда твой папаша подевался?

— Он… исчез… — опять задрожал и съежился мальчик.

— Понятно, что исчез, раз ты один пришел!..

— Нет, он сразу исчез… Растворился… — всхлипнул парнишка.

— Ну-ну!.. — протестующе выставил ладонь сыщик. — Хватит уже сырости! Давай по делу! Как это — растворился?

— Он за грибом полез… А там деревья поваленные. Он стал через них перелезать, на сучок наступил, вспыхнул синим — и исчез!..

— Может, в яму какую свалился?.. — почесал Брок затылок. — Деревья, говоришь, поваленные? Так это, небось, охотники яму вырыли на крупного зверя и завалили сучьями!.. Ты близко-то подходил, смотрел?

Мальчик испуганно замотал головой.

— Не-е-ет! Я испугался сильно… Покричал папу, а он молчит… И не провалился он, а растворился в синем огне этом.

— Синий огонь, синий огонь!.. — поморщился Брок. И буркнул под нос: — Спирт как раз и горит синим пламенем…

Мальчик услышал и покраснел:

— Папа не пьет! Он бросил…

— Давно? — воодушевился Брок.

— Да… — опустил голову парень. — С прошлого воскресенья… — Он вскинулся, блеснул глазенками и не сказал, а выкрикнул: — Он нам с мамой слово дал, что совсем-совсем больше пить не будет!

«Всё понятно! — с тоской подумал сыщик. — Этот алкаш специально напугал парня и спрятался, чтобы налакаться без помех». А вслух устало произнес:

— Ну, и где это случилось?

— У Сорокиной горки…

— Где?! — подскочил сыщик. — Так ведь там же!.. Там грибы не растут!

Мальчик смутился и покраснел.

— Мама тоже так говорила…

— Умная у тебя мама! Пойдем-ка, кстати, отведу тебя к ней…

Парнишка вздрогнул и поднял на Брока испуганные глаза.

— Не-е… Без папы я не пойду!..

— Да ты что? Маму боишься? — усмехнулся сыщик. Мальчик заплакал. Брок вздохнул: — Ладно-ладно!.. Хватит уже… Сейчас подумаем, что с тобой делать… Так как там всё же с грибами?

Не переставая всхлипывать, парень широко развел руки.

— Да ну?! — воодушевился сыщик. — Чего ж это, специально врут, что там грибов нет? Антиреклама?.. Так-так-так-так-таааак!.. А у нас еще ни одного грибочка… Ну-ка, погодь! — Брок принялся тыкать в телефонные клавиши. — Сашенька? Сашурка-дочурка, а не хочешь ли ты прогуляться по грибы?.. Нет-нет, я в порядке! Нет, вентиляция в офисе в норме… Нет, не пил… Нет, не ел… Нет, не нюхал… Тоже нет… Тем более нет… Саша!!! Хватит уже задавать эти оскорбительные вопросы! Ответь лучше на мой. Вот. Это я и хотел от тебя услышать!.. Всё, без «если»! Собирайся. И пусть мама найдет мои сапоги и ветровку. И корзину. Да, и налей там в термос чайку. Ладно, кофейку. Можно без коньяку… Это ты предложила кофейку!.. Коньяку — тоже ты!.. Тьфу! Налей тогда минералку. Всё, через пятнадцать минут будь готова.

Брок вытер со лба пот, отдышался и сказал мальчику:

— Всё, идем искать твоего папу. Тебя как, кстати, зовут?

— Костя.

— Вот, Костя. Считай, что тебе очень повезло. С нами пойдет лучший на свете папоискатель! Проверено. Находит папу буквально под землей! Вот как-то раз засыпало меня в могиле… Впрочем, ладно, это к делу не относится. Ты готов?

Ровно через пятнадцать минут, как всегда пунктуальный, Брок открыл дверь квартиры, шагнул через порог и потянул за собой Костю. Мальчик от неожиданности оступился, запнулся за порог и упал в прихожую.

Из комнаты выглянула Сашенька. Она подкрашивала губы.

— Почему мальчик пьяный? — сдвинула она красивые брови.

— Он не пьяный. Просто устал, — сказал сыщик. — А вот для чего ты наводишь этот марафет? Точнее, для кого? Для волков и медведей?

— В наших лесах нет волков и медведей!

— Ну да! А где же они тогда есть, если не в лесах?

— В лесах, но не в наших, — фыркнула Сашенька и сунула тюбик с помадой в косметичку. — В наших лесах если только алкаш какой заплутавший встретится!

— Т-с-ссс! — скорчил страшную рожу Брок, покосился на Костю и зашипел дочери: — Тише ты! При парне-то зачем?.. И… откуда ты вообще это знаешь?

— Что я знаю?

— Про ал… про заблудившегося мужчину?

— Да ну?! — не поверила Саша. — Угадала, что ль?

— С такой догадливостью тебе бы сыщиком работать!.. Ах, да… Ну… в общем, ты правильно выбрала специальность!

— Временно, папочка, временно, пока не поступлю в институт!

— Ладно, посмотрим, — отмахнулся сыщик, — поступи сначала! Собралась? Где мои сапоги, куртка, ветровка?..

— Да вот же всё, в уголочке! Ты такой невнимательный, папа…

— Будь я повнимательнее — тебя вообще бы на свете не было!

— Фи! — поморщилась Сашенька. — При ребенке-то…

— Ладно тебе, — покраснел сыщик и принялся переобуваться. Затем накинул на плечи ветровку.

— Может, ты сначала всё-таки снимешь костюм? — ехидно сощурилась Саша. — Или хотя бы галстук?

Сыщик чертыхнулся, снял ветровку, скинул сапоги и прошел в комнату.

Сашенька строго посмотрела на Костю.

— Ну, чего ты там папе наплел?

— Я не наплел! Он исчез!..

— Да никуда он не исчез, переодеваться пошел.

— В лесу?! — захлопал глазами мальчик.

— В каком еще лесу?

— У Сорокиной горки.

— Чего вдруг? Там что, гардероб? Или примерочная?

— Как это? — Костя совсем растерялся.

— Мальчик, я смотрю, ты с папой уже совсем близко подружился!

— Так он же мой папа, конечно… — радостно закивал парнишка.

— Твой папа?! — ахнула Сашенька. — То-то я смотрю, он вьется вокруг тебя!.. И эти странные разговоры в последнее время: дочь — не дочь, мать — не мать… Ну, папочка! Ну, кобель!..

— Зачем вы так на папу? — у Кости задрожала губа. — Он хороший, он пить бросил! В воскресенье…

— Так он еще и пил! — возмутилась Саша, но призадумалась. — Постой, но он же непьющий почти… Это ведь не скроешь, в отличие от… — Девушка нахмурилась: — Парень, не дури! Ты о ком это сейчас?

— О папе…

— О чьем папе?

— О моем.

— А как твоего папу зовут?

— Костя… Константин. Как и меня…

— Фу ты, ну ты! — облегченно выдохнула Саша. — Совсем ты меня запутал, Константин Константинович! И при чем тут твой папа?

— Как при чем? — подпрыгнул мальчишка. — Это ж он потерялся!

— Ах вот оно в чем дело! — быстро всё поняла догадливая Сашенька. — В лесу? У Сорокиной горки?

— Угу, — кивнул Костя. — Я же и говорю!

— Ясней надо говорить! Четко, коротко и ясно. А то в армию не возьмут.

— Правда? — воодушевился мальчик. — А что еще надо делать, чтобы в армию не взяли?

Возмущенная Сашенька собралась было прочитать будущему защитнику Отечества патриотическую лекцию, но в прихожую вернулся Брок — в голубых линялых джинсах и в клетчатой, застиранной почти до белизны рубахе. Он снова принялся обуваться в сапоги, а Саша подозрительно переводила взгляд с отца на мальчика и обратно. Ей показалось, что внешнее сходство между ними всё-таки есть, и сомнения вернулись к девушке.

— Папочка, — пропела она неожиданно ласковым голосом. — А ты познакомить меня с братиком не хочешь?

— Хочу, — буркнул Сыщик, который никак не мог справиться с правым сапогом — всё время сбивалась портянка, и он ее уже в третий раз перекручивал. — Давно уж хочу. А вот мама — ни в какую!

— А при чем здесь мама? — помрачнела Сашенька. — Ты бы хоть маму-то сюда не впутывал!

Сыщик даже отставил сапог и застыл с портянкой в руке.

— Здрасьте! Это как же без мамы?..

— Ну, хоть сразу ей не говори… Подготовь сначала. Не стоит ей сейчас такие сюрпризы преподносить, она еще не вполне поправилась. А то знаю я тебя: глянь-ка, Ирусик, вот мой сын!..

— А-а-ааа… ты думаешь, это может произойти как-то незаметно для нее? — почесал Брок затылок, отчего портянка закачалась перед его носом. Сыщик поморщился.

— Так уж, конечно, может!.. Ты ведь у нас специалист по таким делам.

— Ну, не до такой же степени, — засмущался польщенный сыщик. — Ну, допустим, девять месяцев я бы еще как-то постарался убедительней говорить, что ее просто пучит, но вот потом… Под наркозом разве что? Но я вряд ли сумею скрытно дать ей наркоз… Может, если только ты мне поможешь?

— Ты что-то, папсик, загадками говоришь… Что «поможешь»? Какой наркоз? Ты ей под наркозом, что ли, сознаваться хочешь? А-а-ааа!.. Ты хочешь, чтобы я ей всё рассказала? Трусишь?

Сыщик аккуратно повесил портянку на сапог.

— Та-а-ааак!.. Кто это меня обвиняет в трусости? Ты хоть раз видела, чтобы твой отец трусил?

— А кто мой отец?.. — сощурилась Сашенька.

— А-а… Разве не я?.. — стал зачем-то снимать левый сапог сыщик.

— По-моему, не далее как вчера ты сам высказывал какие-то сомнения…

— Не надо передергивать! — возмутился Брок и поставил левый сапог рядом с правым. Левую портянку он тоже смотал с ноги и аккуратно повесил рядом с «напарницей». — Я рассуждал чисто теоретически!

— А сын — тоже чисто теоретически? — еще сильней нахмурилась Саша.

— Разумеется! Я ж говорю — на практику мама не согласна…

— Да при чем здесь мама-то?! — снова воскликнула девушка.

— Не пойму я тебя что-то, доченька, — встревоженно посмотрел на Сашеньку Брок.

— Не поймешь?! — фыркнула Саша и ткнула пальцем на Костика. — А вот это как прикажешь понимать?

Брок нахмурился и внимательно прощупал взглядом мальчишку.

— Ты это про что? Куртка у него, что ли, не очень свежая? Так для леса же…

— Папа! — топнула Сашенька. — Ты из меня дурочку-то не делай!

— И в мыслях не было! — взмахнул руками сыщик. — Чего ты опять выдумала?

— Кто это? — палец Сашеньки снова протянулся к мальчику.

— Мальчик, — ответил Брок.

— Я вижу, что не белый медведь!

Сыщик оживился:

— Кстати, ты знаешь, что все белые медведи левши? Я недавно в газете вычитал… Мальчик, ты левша?

— Н-нет… — испуганно ответил Костя. Он уже пару минут переводил глазенки с Брока на Сашу, не в силах понять, что происходит.

— Ты права, — кивнул сыщик дочери. — Это не белый медведь.

— Папа! — взвизгнула Саша. — Это твой сын!

— Где?! — ахнул Брок. — Неужели это всё-таки случилось? Но как?!.. И почему не сказали мне?

Сыщик дернулся было, чтобы срочно бежать к супруге, но Сашенька так сильно топнула, что Брок от неожиданности подпрыгнул, запнулся о расставленные сапоги и растянулся во весь рост в прихожей.

Это происшествие неожиданно вывело Костю из замешательства. Он вдруг разрыдался и заголосил:

— Да когда же мы пойдем искать моего папу?!

— И моего сына!.. — подхватил было Брок, но Саша, которой наконец-таки всё стало ясно, затопала обеими ногами сразу:

— Брось свои идиотские шуточки, папа! Какой еще сын?! Не видишь, мальчик переживает за отца?! Взялся помогать, так помогай! Вставай и живо одевайся!

Сыщик тотчас вспомнил о своих прямых обязанностях, резво вскочил с пола, отбросил непослушные портянки, надел носки и одновременно впрыгнул в оба сапога.

— Пошли! — ринулся он ко входной двери.

Глава 13 Тяжелый груз на плечах сыщика и еще более тяжелые потери

До леса можно было дойти и пешком. Но стоило троице «грибников» выскочить из подъезда, у остановки напротив притормозил автобус.

— Поедем? — предложила Саша.

— Да, сэкономим минут двадцать! — кивнул Брок и напролом ринулся в дверь отнюдь не пустого автобуса, подняв над головой корзину.

— Да куда ж ты с корзиной-то прешь?! — заворчали недовольные пассажиры, но тут сзади, действуя Костиком словно тараном, с разбегу воткнулась в отцовскую спину Сашенька, и ворчание близстоящих господ-товарищей сменилось придушенным визгом.

— Всем стоять спокойно, не двигаться! — подвернувшейся из глубин сознания фразой загасил нарождающийся конфликт сыщик. Перед ним даже образовалось немного свободного места, куда Брок, пригнувшись, тут же и вдвинулся. Сашенька с Костей остались стоять прижатыми к самой двери. А на плечи всё еще согнутому сыщику опустились чьи-то ощутимо тяжеленькие части тела. С трудом скосив назад глаза, Брок увидел обширный живот, обтянутый желто-зеленой тканью платья.

— Уберите, пожалуйста, локти с моих плеч, гражданочка, — вежливо попросил сыщик.

— Это не локти, это груди, — приятным баском возвестила стоявшая сзади дама.

— А-а… Ну, тогда оставьте, — разрешил Брок.

Впрочем, скоро он пожалел о сказанном. Плечам стало тяжело. Очень. Невыносимо. Брок дернул левым плечом. Груз, лежавший на нем, заколыхался, но легче не стал. Сыщик опустил правое плечо. Студенистая масса дрогнула, но от плеча не отстала. Брок нервно заелозил, пытаясь хоть чуть-чуть продвинуться вглубь автобуса. Это ему не удалось, зато на плечах начался поединок борцов сумо. Сыщик застонал и непроизвольно задергал плечами, отчего «сумоисты» пришли в настоящее неистовство.

— Мужчина, что вы делаете?! — на весь автобус пробасила хозяйка борцов.

Сыщик вздрогнул. Груз на плечах повторил его движение, только остановиться сразу не смог и продолжил затухающие колебания, раскачивая при этом самого Брока, что, в свою очередь, давало дополнительные импульсы грузу. Система «Брок-супергруди» пришла в этакое состояние активного взаимоколебательного возбуждения с угрожающе экспоненциальной амплитудой.

— Что вы делаете, мужчина?!!! — Бас женщины напоминал уже скорее рев раненного зверя.

В автобусе повисла заинтригованная тишина. Брок крепко стиснул зубы. Кто-то простонал из глубины салона:

— Мужик, не томи душу! Ну, чего ты молчишь-то?!

Автобус затрясся от дружного хохота. И так получилось, что затрясся в противофазе автоколебательной системе, состоявшей из отчаявшегося сыщика и злобных студенистых борцов на его плечах. В душе Брока вспыхнула надежда. Он сжался, поднатужился, приказал телу замереть. Груди на плечах продолжали колыхаться, но уже неуверенно, будто потеряв направление и цель. А вскоре и вовсе бессильно обвисли на плечах сыщика, отдыхая после схватки.

В салоне вновь стало тихо. Судя по всему, зрители, или, скорее, слушатели, ждали продолжения. Брок беззвучно заплакал. Ему было тяжело, физически и морально. Его душили одновременно и тяжеленные груди и невыносимо унизительный стыд. Сыщик, по самой сути профессии, не привык быть в центре внимания. Тем более, такого внимания! Он очень сильно пожалел, что не пошел пешком. Невольно вспомнилось высказывание: «Остановите Землю, я сойду!» «Или хотя бы автобус…» — добавил от себя Брок.

Автобус не остановился. Зато внимание пассажиров отвлекло некое действо в другой части салона. Пищала женщина:

— Мужчина, и чего это вы меня всё щупаете?!

— Проверяю, сохранилась ли чувствительность… — пробубнили в ответ.

— У меня, что ли?

— Нет. У меня.

Пассажиры захохотали. Невыносимый уже груз на плечах Брока запрыгал в такт общему смеху, пригибая несчастного сыщика всё ниже к полу. Между тем представление продолжалось. Всё тот же голос продолжал пищать:

— Мужчина! Может быть, вы в другое место свою руку пристроите?!

— Да я бы с удовольствием, но как-то стесняюсь…

Салон вновь дрогнул от хохота. Да так, что сыщика каким-то чудом отбросило от владелицы сумоистских грудей.

Броку снова захотелось плакать. Теперь уже от радости и непередаваемого облегчения. Опять же, как физического, так и морального.

Впрочем, радовался он преждевременно. Автобус затормозил. Неожиданно и резко. Пассажиры единой массой подались вперед. Ненавистные груди злорадно рухнули на прежнее место, придавив сыщика к полу почти на полметра. Теперь Броку хотелось не просто поплакать, а зарыдать.

И тут раздался спасительный голосок дочери:

— Папа! Ты не уснул? Мы же выходим!

Мысль о том, что желанная свобода столь близка, придала сыщику силы. Он подпрыгнул, гордо сбросил с плеч навязчивую тяжесть, неожиданно легко развернулся и гордо бросил в лицо собравшейся было возмутиться толстухе в желто-зеленом платье:

— Па-а-ааазвольте, гражданка! Па-а-ааапрашу не оказывать противодействие оперативно-разыскным мероприятиям!

Знакомая по книгам и фильмам фраза заставила пассажиров расступиться, несмотря на то, что это только что казалось невозможным в принципе. «Только в слове истинная сила!» — выдал мысленную сентенцию Брок и невозмутимо двинулся к выходу, помахивая корзиной.

Народ опомнился.

— Да он грибы оперативно разыскивать собрался!.. Сыщик!

Последнее слово прозвучало грубым ругательством. Брок собрался было ответить, но Сашенька, успевшая выйти, дернула его за рукав и сыщик пробкой вылетел из автобуса. Этому поспособствовал и чей-то бесцеремонный пинок сзади.

— Не любят нас, сыщиков, — укоризненно посмотрел Брок на закрывшуюся дверь. — А чуть что — к нам же и бегут!

— То-то у нас в офисе не протолкнуться, — фыркнула Сашенька.

— А что? — вскинулся Брок. — Разве у нас нет клиентов?

— А что, есть? — прищурилась девушка.

Сыщик крутанулся, озираясь. Кости не было.

— А-а-а! — завопил Брок, размахивая руками, и кинулся вслед удаляющемуся автобусу. — Подождите!

— Я здесь! — послышался сзади мальчишеский крик, но сыщик лишь отмахнулся и припустил еще быстрей.

— Папа, остановись, он здесь! — крикнула Сашенька.

— Кто? — не оборачиваясь и не сбавляя скорости, крикнул в ответ Брок.

— Костя!

— Тогда догоняйте! — завопил сыщик и усиленно заработал ногами, наверстывая упущенное.

— Да стой же ты! — услышал он уже изрядно отдаленный возглас дочери. — Скоро будет следующий автобус!

«И правда, — подумал сыщик, — что мне дался именно этот?» Он пробежал по инерции еще немного и остановился. Собственная мысль ему чем-то не нравилась. Логичная, казалось бы, от и до. Если один автобус уехал, значит, стоит подождать следующего, а не гнаться за первым. Ведь особо спешить некуда. Грибы не убегут. Ног у них нет. И потом… Разве они уже не приехали?

— Саша, — сыщик зашагал назад, размахивая корзиной. — А зачем нам следующий автобус? Мы же приехали.

Дочь смотрела на приближающегося отца с открытой тревогой. Когда он подошел к девушке вплотную, та положила ладонь на его вспотевший лоб. Удивленно пожала плечами, покачала головой:

— Папа, ты меня всерьез беспокоишь…

— Чем?!..

— У тебя вполне нормальная температура.

— Я всегда думал, что это как раз не повод для беспокойства, — улыбнулся Брок.

— Это, по крайней мере, объясняло бы твое поведение, — ответила Саша.

— Хватит говорить загадками, — поморщился сыщик. — И ответь: зачем нам автобус?

— Давайте лучше пойдем искать папу! — заныл топтавшийся рядом Костя.

— Подожди, мальчик, не до тебя!.. — начал было Брок, но тут в его мозгу что-то щелкнуло, и причинно-следственные связи, нарушенные видимо недавним «грудным» стрессом, восстановились. Сыщик вспомнил, зачем он погнался за автобусом. Поэтому теперь недоуменно захлопал глазами на Костю: — Откуда ты взялся?

— Папочка, он с самого начала был с нами, — заплакала Сашенька. — Это же наш клиент, вспомни!

— Да я всё прекрасно помню, — буркнул сыщик. — Но мы ведь его потеряли!

— Не, я просто в лес сразу пошел, — сказал Костя и махнул рукой в сторону молодого березняка, росшего вдоль самой обочины. — Надо же папу искать! — Голос мальчика стал умоляющим.

— Не делай так больше, мальчик! — строго произнес Брок. — Держись нас с Сашей.

Костя виновато кивнул. У Сашеньки отлегло от сердца.

— Вперед! — махнула она красным ведром и первой шагнула в березняк.

Грибов в лесу и впрямь оказалось много. Год на них был вообще урожайным. Но и грибников в окрестных лесах можно было встретить столь же, пожалуй, часто, как сами грибы, отчего количество последних находилось в обратнопропорциональной зависимости от числа первых.

Здесь же, у Сорокиной горки, любителей «тихой охоты» почти никогда не было. Нехорошим считалось это место, «нечистым». Почему — никто не знал. Но все были твердо уверены, что это именно так.

Брок и Саша тоже были наслышаны об этом лесе. Но Брок не верил в чудеса в принципе, а Сашеньке, в силу ее молодости, подобные суеверия были вообще пофиг. Тем более, в неисхоженном лесу оказалось столько грибов! И отец с дочерью принялись активно наполнять ведро и корзину крепенькими боровиками и подосиновиками.

Но этому увлекательному занятию помешал мальчишеский, дрожавший обидой голос:

— Дядя Брок, тетя Саша, что вы делаете?!

— Мы собираем грибы! — радостно возвестила девушка. — Погляди, сколько их!

— Присоединяйся, — великодушно предложил сыщик. — Кстати, где твоя корзина?

И тут он вспомнил всё. Ему вновь стало стыдно. Брок даже покраснел и почувствовал это. «Становлюсь сентиментальным!» — с досадой отметил он и решительно разогнул спину.

— Прошу прощения. — Брок коротко мотнул головой, попытался щелкнуть каблуками, но лесной мох не позволил это сделать. — Увлеклись. — Он бросил полный осуждения взгляд на удивленную дочь, которая стояла на коленях возле живописного грибного семейства. — Забыли о деле, о долге, о чести!..

Сашенька ойкнула и живо поднялась с колен.

— Прости, Костичек, — пробормотала она и, следуя примеру отца, залилась ярким румянцем. — Веди нас скорее к твоему папе!.. Ну, то есть, туда, где он… потерялся…

— Растворился, — угрюмо поправил Костя.

— Веди! — снова мотнул головой сыщик, не без сожаления поглядывая на ехидно торчавшие отовсюду шляпки грибов. И, словно в отместку им, добавил: — А грибы соберем на обратном пути.

До места, где «растворился» папа Кости, идти оказалось недолго. Веселый березняк, разбавленный горделивыми соснами, быстро закончился, Сорокина горка — невысокий, почти полностью лысый холм — предстала перед путниками во всей красе. Подступы к ее подножию были и впрямь завалены сухими деревьями, многие из которых щеперились вывороченными корнями. Складывалось впечатление, что кто-то очень давно обвел непривлекательный холм по кругу огромной могучей лапой. Всем троим стало неуютно.

— Вот, вот это место! — ткнул вперед пальцем Костя. И побежал туда, куда только что показывал. Брок и Саша ринулись следом. Но догнать мальчика не успели. Добежав до первого поваленного дерева, которое распростерло сухие скрюченные сучья, будто призывая небо к ответу за свое вынужденное падение, Костя стал перелезать через выбеленный временем толстый ствол, как вдруг беззвучная вспышка неестественно синего пламени накрыла мальчишескую фигурку и мгновенно слизнула ее, словно комара лягушка.

Брок прыгнул на дочку, свалил ее на землю и вдавил в мох собственным телом.

— Вяу!.. — успела пискнуть Саша, пока влажный мох не забил ее ротик.

— Тщ-щ-щ! — прошипел зачем-то сыщик.

Вскоре Сашенька начала дергаться. Ее ладошка судорожно зашлепала по земле.

«Сдается», — подумал Брок и осторожно сполз с дочери. Та сразу вскочила и принялась плеваться.

— Тьфу, папа, ты и тьфурак! Я ж тьфуть не затьфухнулась!..

— Я тебя спасал, а ты ругаешься, — обиделся сыщик.

Девушка наконец-то проплевалась и заговорила внятно:

— Спас? От чего, собственно? Ты бы лучше парня спасал!

— Ему уже было не помочь, — траурным голосом сказал Брок. — А ты еще была живой.

— Да я и сейчас не мертвая вообще-то, — заметила Сашенька. — И с чего ты взял, что Косте уже не помочь?

— А кому уже помогать? — простер сыщик руку к лежащему дереву, до которого было пять-шесть шагов.

— Надо хотя бы осмотреть место происшествия, — сказала Саша и не успел Брок отреагировать, как она уже эти шаги и отмерила. «Всё-таки шесть», — машинально отметил сыщик, наблюдая, как дочь растворяется в огненно-синем облаке.

Глава 14 Непреднамеренное купание и грубиянка-мадонна с младенцем-уродом

Броку стало страшно. Очень. Потерять дочь для него было во много раз хуже, чем погибнуть самому, теперь он в этом убедился окончательно. Поэтому, совершенно не задумываясь, он перепрыгнул через опрокинутые корзину с ведром и рыбкой влетел в услужливо распахнувшееся синее пламя очередной вспышки.

Сыщик инстинктивно зажмурился, а когда распахнул глаза, увидел, что летит прямо к краю обрыва. Соображать, откуда взялся этот обрыв, куда делись деревья и вообще — жив ли он еще, было некогда, поэтому Брок всего лишь и сделал, что отчаянно заверещал и замахал руками, словно пытаясь изменить этим траекторию полета.

Траектория почти не изменилась, да и обрыв оказался слишком уж близко. Правда, перелетев таки через его край, Брок с облегчением заметил, что склон довольно пологий и высота его не так уж и велика. С двух- трехэтажный дом, не более. Сыщик успел сгруппироваться и закувыркался вниз, с удовлетворением отметив, что катится по мягкой траве. Приземление оказалось и того мягче — в воду. То есть, получилось не приземление даже, а приводнение.

Брок какое-то время продолжал погружаться. Он почему-то совсем не испугался. Скорее всего потому, что вода оказалась теплой, прозрачной, играющей даже в глубине веселыми солнечными переливами. Да и пловцом себя без преувеличения сыщик считал неплохим.

И не без оснований. Пара-тройка сильных гребков — и вот он уже на поверхности. Отдышался, отплевался (вода оказалась соленой), осмотрелся. С одной стороны — бирюзовая, подернутая легкой рябью гладь до самого горизонта. С другой — крутой, поросший травой берег, с которого Брок и скатился.

«Интересно, — подумал сыщик. — Угораздило же меня! В мире, оказывается, есть еще множество грабель, на которые не ступала нога человека!..»

В пару гребков Брок достиг берега. Удивился тому, что не может достать дна и у самой береговой кромки. Это его напугало — он вспомнил о Саше и Косте. Дочь плавала очень плохо, почти никак, а о способностях мальчика он вообще ничего не знал. Это подстегнуло сыщика. Он вылез на берег и полез по склону, оскальзываясь и цепляясь за траву.

Наверху полыхал зеленью луг. Чуть вдалеке начинался живописнейший лес. С нереально синего неба сияло нереально большое солнце. Броку показалось, что он попал в мультик — настолько всё казалось преувеличенно ярким, чересчур насыщенным, подчеркнуто красивым.

Но любоваться красотами сыщику было некогда. Надо было искать Сашеньку и Костю. Впрочем, где их тут искать? То есть, где они тут могли бы скрыться? Разве только в лесу… Но зачем им скрываться в лесу?

Сыщик пожал плечами. Версию о том, что Саша и Костя утонули, он решил пока не рассматривать. Слишком уж она ему не нравилась. Поэтому Брок вылил из сапог воду, выжал ветровку и решил начать с опроса свидетелей.

Свидетели, а точнее — свидетельница с младенцем на руках, сидели на краю обрыва. Женщина была довольно привлекательной, правда, — лысой. Ну, почти лысой. Коротенький золотистый ежик всё-таки обрамлял ее красиво слепленный череп. Одета женщина была в короткую светло-зеленую юбку. Только в юбку. Но сыщика это не смутило. В конце концов, они жили в свободной стране. Тем более, здесь был скорее пляж, нежели общественное место.

Ребенок на руках и отсутствующий, умиротворенно-мечтательный взгляд придавали облику женщины нечто высокодуховное, почти иконописное, так что Броку не пришло даже в голову посмотреть на нее в эротическом ракурсе. Хотя и очень хотелось.

Сыщик подошел ближе и вздрогнул. Ребенок на женских руках был не совсем ребенком… То есть, ребенком-то он, может, по сути являлся, вот только человеческим — вряд ли. У младенца были черные глаза в пол-лица, малюсенькое отверстие на месте рта, а вот нос отсутствовал вовсе. Зато уши оказались такими, что в них впору было этого уродца пеленать, что, кстати, женщина и стала делать, пока сыщик пялился на чудо природы из-за ее плеча. Правда, взгляд его то и дело соскальзывал на обнаженные груди незнакомки. Сыщику вспомнились желеобразные грузные «сумоисты», боровшиеся совсем недавно на его плечах; он вздрогнул, опомнился и, чтобы развеять страшные воспоминания, равно как и отвлекающие от дела грезы, откашлялся в кулак и очень вежливым тоном сказал:

— Какой у вас чудный ребенок! Это симпатичный мальчик или страшненькая девочка?

Женщина обернулась, окинула Брока усталым взглядом, снова повернулась к морю и ответила:

— Это маг. Пока еще маленький. Магёныш.

— А-а!.. — понимающе кивнул сыщик. — Как же, как же! Маги, они, знаете ли, ухода требуют…

— Еще какого, — вздохнула женщина. — Самое грустное, желания при нем загадывать нельзя…

— Почему?

— Отгадывает, сволочь!

— А исполняет? — воодушевился Брок.

— Когда как, — пожала плечами незнакомка. — И не всегда так, как думалось. Он же маленький еще, паразюка.

— А где его папа? — поинтересовался сыщик. Ему вдруг подумалось, что хороший маг в данной ситуации оказался бы очень даже нелишним. Хотя Брок и понимал уже, что всё это — всего лишь его бред. Однако даже в бреду дочь и мальчишку надо было найти. На всякий пожарный, так сказать. Чтобы спокойно бредить дальше.

Женщина вновь обернулась и задержала на сыщике взгляд несколько дольше.

— А тебе зачем?

— Видите ли, я потерял дочь… И мальчика еще. И сам я тоже потерялся… — Броку стало так жалко себя, что он чуть не заплакал. Но женщину его слова ничуть не разжалобили.

— Потеряться тут легко. Ничего удивительного. Давайте лучше поговорим о прекрасном.

— Д-давайте… — растерялся сыщик.

— У вас геморрой есть?

— Н-нет… — совсем обалдел Брок.

— Ну, вот и прекрасно. — Женщина снова отвернулась к морю.

«Какой-то у меня некачественный бред, — огорчился сыщик. — Даже прекрасные незнакомки несут в нем чушь!»

— А что ты хочешь, дядя? — раздалось вдруг прямо в голове у Брока. — От прекрасных-то незнакомок!.. — Казалось, что это пропищал ребенок…

Ребенок?! Сыщик подпрыгнул и с опаской глянул на чудовищного младенца. Черные глаза-блюдца не мигая смотрели на Брока. И взгляд этот вовсе не выглядел детским.

— Да ребенок я, ребенок! — успокоил тот же писклявый голос внутри сыщицкой головы. — Не человеческий только.

— А каковский? — мысленно спросил Брок.

— Тебе это надо? Нет. Тебе ж дочку надо найти и мальчика. Так?

— Допустим…

— Вот и ищи.

— А… ты… вы мне не поможете?

— Искать?

— Ну… да.

— Как же я тебе помогу? Я ж маленький еще, ходить не умею. Вот, описался даже!..

И магёныш вдруг совсем по-человечески заплакал. Точь-в-точь, как земные младенцы.

Женщина сердито зыркнула на Брока, словно он был виноват в случившемся, и принялась перепеленывать малыша — развернула тому уши и стала вытирать их травой.

— Иди-иди! Чего уставился? — грубо буркнула женщина.

— Иди-иди! — эхом отозвался писклявый голосок в голове Брока. — Ищи своих. Живы они, не боись!

Последнее замечание воодушевило сыщика и он зашагал в сторону леса.

До леса было рукой подать, но пока шел, Брок успел придумать более-менее стройную версию происходящему. В чудеса он не верил, посему сразу отбросил мысль, что всё это — море, луг, лес, грубиянка-мадонна с младенцем-уродом — есть на самом деле. Разумеется, всё это явные глюки. Его, сыщика Брока, видения. Таких ярких, натуралистических снов не бывает, поэтому это не сон. Во всяком случае, не обычный сон. Скорее — галлюцинация. Но чем она может быть вызвана?

Брок стал вспоминать последовательность своих действий в реальности. Мальчик Костя, у которого пропал отец. Реально. Вполне допустимо и правдоподобно. Автобус… Даже чересчур реально! Сыщик невольно передернул плечами, которые до сих пор слегка ныли от недавней тяжести. Что потом? Потом они с Сашей и Костей зашли в лес. Обычный, нормальный, реалистический лес. Стали собирать грибы. Стоп-стоп-стоп!.. А не набрали они грибов-галлюциногенов?! Вполне вероятно!.. Хотя… Они же их не ели! Или ели?

Сыщик даже остановился и почесал затылок, вспоминая. Ничего подобного не вспоминалось. Да и вряд ли им бы пришло в голову есть сырые грибы. Но всё же данную версию он решил оставить на крайний случай, как допустимо-вероятную.

Брок зашагал дальше. И стал вспоминать, что было после сбора грибов. А было то, что они вышли к Сорокиной горке, возле которой валялись сухие деревья. Почему они там валялись? Кто-то их повалил. Или что-то. Например, ветер. Но деревья повалены только вокруг холма. Вряд ли ветер мог обладать такой избирательностью. Значит, кто-то. А кто, кроме людей? Некому. А зачем людям валить деревья? Например, на дрова. Или на стройматериалы. Но деревья никто не забрал. Следовательно, они были нужны для чего-то иного. Или, наоборот, они чему-то мешали.

Ага! Сыщик вновь остановился. Деревья могли мешать при прокладке чего-либо! Например, газопровода. А газ имеет свойство гореть синим пламенем! Сыщик хлопнул ладонью о ладонь и счастливо рассмеялся. Впрочем, тут же и погрустнел. Во-первых, он ничего не слышал ни о каком газопроводе в окрестностях родного города. Во-вторых, что это за газопровод — вокруг холма?

Но газ, газ!.. Как всё с ним логично выходило…

Стоп! Брок даже подпрыгнул. А почему он решил, что газ должен быть обязательно в газопроводе? Ведь изначально он находится, так сказать, в недрах! И что ему мешает находиться в этих недрах в лесу возле Сорокиной горки?

Точно! Сыщик опять подпрыгнул. Вокруг Сорокиной горки из подземных природных источников выделяется газ. От этого и деревья погибли. Высохли на корню, а потом уже сильный ветер их легко и свалил. Синие вспышки — это и есть выбросы газа. Почему они именно такие — синие и яркие — это пусть специалисты разбираются, он, в конце концов, не химик!.. А вот все они — Костин отец, сам Костя, Саша и он, Брок, — жертвы этих газовых выделений. Надышались — и оп-паньки!.. Лежат сейчас себе, горемычные, в лесу, помирают, предсмертными видениями любуются…

Брок всхлипнул, так ему стало жалко себя. И Сашеньку тоже, конечно. И даже Костю с его отцом-алкоголиком. Единственное, что утешало — раз он всё еще это видит, значит, еще жив. И другие, вполне вероятно, тоже. И есть большой шанс, что их еще могут успеть спасти. Ведь Ирусик знает, куда они пошли!.. Или не знает? Брок стал вспоминать. О том, что пошли за грибами, он супруге сказал. А вот сказал ли, что пошли к Сорокиной горке? Да какая разница! Искать будут — найдут. Лишь бы не слишком поздно… Брок снова всхлипнул. Но тут же одернул себя: не раскисать! Пока он мыслит — он живой. Следовательно, надо продолжать мыслить. Даже в бреду.

«А вот стоит ли теперь дергаться? — подумалось сыщику. — Куда-то идти, кого-то искать? Толку-то! Не лучше ли лечь вон под кустиком, вздремнуть? Спать-то и правда уже хочется, утомительная какая-то галлюцинация попалась…»

— Я те посплю! — вслух обругал себя сыщик. — Если ты уснешь в галлюцинации — это будет означать, что ты кирдыкнулся там, наяву!..

И Брок решил ни в коем случае не спать. А чтобы отогнать дремоту, лучше всего действовать. Не всё ли равно, как именно? Почему бы и не поискать Сашу и Костю? Хуже не будет, если он их всё же отыщет…

Сыщик не стал признаваться даже самому себе, что один процент на то, что всё происходящее реально, он всё же оставил.

Глава 15 Знакомство с длинноволосыми охотниками. Все снова в сборе и слушают местные новости

До леса Брок дойти успел. А вот полюбоваться лесными красотами ему не удалось. За первыми же деревьями сыщика ждали. Впрочем, может быть ждали и не конкретно его, но раз уж пришел сыщик — им тоже не побрезговали.

Охотников было четверо. Брок так и подумал — «охотников», скорее всего потому, что в руках у двоих из них были копья, а еще двое направили в грудь сыщику арбалеты. В остальном экзотическая четверка на охотников походила мало. Из одежды на них были лишь набедренные повязки, золотые волнистые волосы ниспадали до самых бедер, и Броку показалось сначала, что перед ним прекрасные амазонки. Но вторичные половые признаки у незнакомцев отсутствовали напрочь, зато мускулатура была развита более чем здорово. Да и суровые мужественные лица сразу отметали любые предположения о их принадлежности к прекрасному полу. Хотя, эти лица и были по своему тоже прекрасны.

Но и строгой мужской красотой налюбоваться сыщику не дали. Ближайший мужчина размахнулся и треснул кулаком Броку по темени. В глазах сыщика вспыхнули искры, которые тут же стало затягивать тьмой. «Ай-яй-яй! Мне нельзя отрубаться!» — хотел выкрикнуть Брок, но не успел. Тьма погасила последнюю искру.

Сыщик очень удивился, когда снова открыл глаза. Во-первых, он удивился самому факту, что открыл их в принципе. А во-вторых, удивился тому, что эти глаза увидели. А увидели они всё ту же четверку длинноволосых красавцев-охотников, сидевших возле костра и… — вот тут Брок удивился по-настоящему — по-свойски расположившихся у того же костра Сашеньку, Костю и незнакомого худого мужчину в сапогах и ветровке.

«Не я ли это? — подумал Брок, разглядывая мужика. — Ветровка похожа, сапоги тоже… Резиновые, черные… Не, я не такой исхудавший!..»

— Здрасьте, — сказал он вслух, — давно не виделись.

— Папа! — бросилась к нему Сашенька. — Очухался!

Дочь принялась радостно тормошить и тискать отца. У сыщика сразу же заболела голова, и он вспомнил, что случилось с ним в лесу. Вспомнил и свою стройную теорию насчет газа и вызванную им галлюцинацию. Немного смущал тот факт, что она была чересчур последовательной и то, что он умудрился потерять сознание, находясь уже вне его. Но Брок не был уверен, что такого быть не может, а потому решил пока сии факты игнорировать. А вот Сашу игнорировать не получалось, равно как и разбуженную ею головную боль.

— У тебя от головы есть что-нибудь? — спросил сыщик, пытаясь увернуться от Сашиных объятий.

— У меня есть, — отозвался один из волосатых охотников. Сыщику показалось, что именно тот, кто треснул его кулаком по темени.

— Топор? — язвительно переспросил Брок.

— Нет. Булгул.

— А-а-ааа! Булгул? Как же, как же! — скривился в усмешке сыщик. — Самое, знаете ли, верное средство от головной боли. Вот, помнится, набулгулились мы как-то с друзьями…

— Папа! — тряхнула Саша отца. — Уурнаау не шутит. Булгул очень хорошее лекарство, — девушка закатила глаза и причмокнула. — Очччень!

— А-а, — махнул рукой Брок, вспомнив, что находится в бреду. — Ладно. Набульгулькайте пару капель… как вас?.. Урна.

— Уурнаау, — поправила Сашенька.

— Я так и сказал. Только без подвываний.

— Но его зовут именно с подвыванием. Правда, Уурнаау?

— Пусть зовет как удобно, — сказал волосатик и протянул сыщику глиняную чашку.

Брок поднес посудину к носу. Пахло приятно — хвоей и цветами. Сделал глоток. Показалось вкусно. Допил всё. И, хоть спирта в напитке он не почувствовал, в голове приятно зашумело, а боль мгновенно улетучилась. Захотелось поговорить.

— Ну, а вас как зовут, добрые люди? — саркастически выделив определение «добрые», посмотрел на других «охотников» Брок. Те поочередно представились:

— Миитлаау.

— Сааувоок.

— Ауутлуук.

— Замечательно! — хохотнул сыщик. — Чудесная компания! Урна, Метла и Совок. А вот вы, голубчик, — глянул Брок на того, кто назвался последним, — подкачали. Аутлук не из той темы маленько. Письма сюда вряд ли кто-то намылит. Хотя… в глюках всё возможно.

— В каких глюках, папа? — забеспокоилась Сашенька. — Голова еще не прошла? — Девушка с осуждением посмотрела на первого «охотника»: — Зачем ты его так сильно-то, Уурнаау?

Уурнаау замотал головой и виновато развел руки, а Брок встрепенулся:

— Ага! Ты с ними уже на «ты»? Вижу, день оказался не напрасной тратой макияжа.

— Фи, папа! — вспыхнула Сашенька. — Фи, фи, фи!

После каждого Сашиного «фи» Брок загибал пальцы.

— Четыре, — подытожил он. — А с этим, значит, на «вы»? — кивнул сыщик на мужика в сапогах и ветровке.

— Папа, ну он же старый! — возмущенно зашептала Саша. — Ему уже тридцать восемь, у него жена и ребенок.

— Зарплату и марку машины выяснить не успела? — съехидничал Брок. — А то ведь — подумаешь, жена!..

— Папа!.. — задрожали губы дочери. — Как ты можешь?.. Это ведь Константин Петрович, Костин папа…

— А-а! Пропажа нашлась, — сыщик подмигнул мужику. — Как оно? Может, бульгульнем по маленькой?

— Я не пью… — процедил Константин Петрович, покосившись на сына.

— Перестаньте, — отмахнулся Брок. — В глюке всё можно. Тем более, в моем. Угощаю!

— Папа!!! — Сашенька даже вскочила на ноги. — Опять ты про какие-то глюки! Объясни наконец, в чем дело?!

— Сядь, — потянул сыщик дочку за руку. Та послушно села рядом с отцом и потрогала ему лоб. Брок поморщился и отвел Сашинуладонь. — Послушай, но ведь это всё — бред. Мой бред. Мои глюки.

— Что именно бред? — нахмурилась девушка.

— Да всё! И это, — Брок обвел руками вокруг, только сейчас заметив, что находятся они в просторной пещере, — и эти, — он кивнул на сидящих возле костра людей, — и ты.

— А ты? — обиженно фыркнула Саша.

— Я — нет. Просто я валяюсь сейчас в отключке возле Сорокиной горки и смотрю этот глюк.

— Ах во-о-от оно в чем дело! — протянула Сашенька. — Теперь я всё поняла. Чудес не бывает, да, папочка? И ты придумал всему разумное объяснение?

— Именно так, — буркнул сыщик, которого неприятно покоробило то, что дочь сделала акцент на слове «разумное».

— Ах, так, да? — Саша поднялась и обошла костер, встав рядом с Уурнаау. — Говоришь, так? А вот так? — Девушка наклонилась и поцеловала длинноволосого красавца в губы. Тот вздрогнул от неожиданности, но быстро пришел в себя и обнял Сашеньку за талию.

— Э-э-эээ!!! — подскочил Брок. — Что вы себе позволяете?! И что ты себе позволяешь, Саша?!

— Так это же только глюк, — подняла на отца раскрасневшееся личико Сашенька. — Не обращай внимания, папа. — И она вновь склонилась к лицу Уурнаау.

— Хватит!!! — завопил сыщик. — Даже в бреду я не хочу смотреть на такое!

— И правда, Александра, — подал голос Константин Петрович, — не стоит. Тут ведь всё-таки дети… Мы-то не бредим.

Сашенька отпрянула от Уурнаау и закрыла лицо руками.

— Ой-ей-ей, — запричитала она. — Простите меня, Константин Петрович… Я совсем забыла… — Она разжала ладони, вскинула голову и сердито глянула на отца: — Это всё папочка виноват! Довел меня своими выдумками. Вот скажи теперь, папа, чего же ты дергаешься, если это всего лишь глюк?

Брок зарычал, но ответить не смог. Почему-то ему и впрямь стало казаться, что для глюка его эмоции, вызванные поступком дочери, оказались слишком уж сильными. Но всё-таки с теорией отравления газом он расставаться не спешил. И подумал так: если это галлюцинация, то спорить с вызванными ею миражами просто глупо. А если всё же правда, необъяснимая реальность… Этого не может быть, но если сделать такое допущение… Тогда сам он и действует, и выглядит глупо. А выглядеть глупо сыщик не любил. Поэтому решил вести себя так, как вел бы в обычной ситуации. На всякий случай.

Он обвел взглядом присутствующих, приложил к груди ладонь и сдержанно поклонился:

— Приношу свои извинения, господа… — он покосился на дочку, добавил: — И дамы. Последствия травмы. — Брок осторожно погладил темя, которое уже почти не болело. — Зачем вы меня так, кстати, дорогой Урна?

«Охотники» переглянулись, покивали друг другу, и Уурнаау поднялся.

— Ты шел туда, куда идти было нельзя. Я должен был тебя остановить.

— Именно таким вот способом? А просто сказать было нельзя?

— Ты всё равно бы не поверил. Теперь я полностью убедился в этом. Я правильно сделал, что поступил именно так. Прости за ущерб, но он гораздо меньший, чем оказался бы тот, зайди ты вглубь леса.

Сыщик поразился, как правильно изъясняется полуголый «охотник». Он ожидал от него более бессвязной речи. И неожиданно для себя Брок спросил:

— А чего вы голые?

— Здесь тепло.

Сыщик удовлетворенно кивнул. Вот теперь Уурнаау ответил в полном соответствии облику.

— Ладно. Так что меня всё-таки ожидало в лесу?

— Трехголовый дракон.

— Ага. Змей Горыныч?

— У него нет имени, — пожал плечами «охотник».

— Вот и пусть будет Змеем Горынычем, — хихикнул Брок. — Хотите, анекдот расскажу? — И, не дожидаясь согласия, начал: — Приходит как-то Змей Горыныч пьяный домой, а жена ему с порога: «Ну-ка дыхни, гад!» Словом, глупая вышла у нее смерть, нелепая…

Засмеялся один только Костя.

— Ну и ладно, — обиделся сыщик и снова уселся к костру.

— Что ты хотел сказать своей историей? — спросил вдруг один из «волосатиков».

Брок, всё еще обиженно дуясь, буркнул:

— Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.

— Ты настоящий философ, папочка! — фыркнула Сашенька, которая тоже еще не отошла от обиды на отца.

— Ладно, — поморщился сыщик и обратился к экзотической четверке: — Расскажите-ка лучше, где мы, кто вы, ну и вообще, что это всё такое, если не глюк?

«Охотники» стали рассказывать. Говорили они сухо и сдержанно, в основном, короткими, лаконичными фразами, и, тем не менее, Брок подивился тому, что речь дикарей — на что намекал их внешний вид — оказалось правильной и вполне «современной». То, что говорят они по-русски, тоже разъяснилось.

Во-первых, «охотники» и впрямь были именно охотниками. Жили они в небольшом селе, человек на триста; занимались сельчане, что было вполне логично, садоводством, огородничеством, разведением скота и птицы, рыбной ловлей, той же охотой, пользовались дарами леса. Вроде бы всё, как обычно. Кроме одной «малости». Жил недалеко от селения в собственном замке седобородый старец, который активно помогал жителям и этого, и других активных сёл. Но помогал, в первую очередь, не материально — хотя кое-что, металл, например, для оружия и инструментов, он предоставлял, — а, так сказать, духовно. Он учил сельских детишек, да и взрослых активно просвещал — нес, как говорится, знания в массы.

В этом месте рассказа Брок не удержался и спросил:

— А уши у этого старца нормальные? Или он ими вместо плаща пользуется?

— Уши как уши, — пожал плечами Уурнаау. — А плащ у него тоже есть. Черный.

Сыщик неопределенно хмыкнул, и охотники продолжили повествование. Добавили еще про старика-миссионера, которого называли они магом Каакоонгом, что он также лечил людей, причем очень искусно, возвращая к жизни и совсем безнадежных.

— Головы ваш Кинг-Конг не умеет, случаем, пришивать? — снова встрял Брок. На него зашипела Сашенька, бросил неодобрительный взгляд Константин Петрович. А один из охотников, кажется Сааувоок, невозмутимо ответил:

— Такого я не припомню. А вот руки-ноги пришивал. — Он вытянул руку, пошевелил пальцами. — Мне самому как-то на охоте куркукр откусил ладонь. Маг Каакоонг вернул ее на место. Даже следа не осталось.

Все потянулись к охотнику, смотреть руку. Никаких следов и впрямь не было видно.

— А от алкоголизма ваш маг лечит? — спросил вдруг Константин Петрович.

— Что это такое? — переглянулись охотники.

— Да ладно, — смущенно махнул рукой мужчина. — Это я так…

— А вот это вы зря, голубчик! — встрепенулся Брок. — Галлюцинация галлюцинацией, а попробовать, думаю, стоит! Вы знаете, если вы сейчас тоже без сознания, может еще и лучше получиться! Этакий самогипноз. Уверяю вас, надо непременно попробовать!.. Хотите, я с вами тоже схожу? У меня как раз есть к этому Кинг-Конгу пара вопросов!..

— Мага зовут Каакоонг, — поправил Уурнаау. — И он вряд ли вас примет. Он никого не принимает, кроме тяжелобольных. И то чаще сам приходит. Он всегда знает, когда надо прийти.

— Ну, мы-то не местные, — заметил сыщик. — Неужели ему чуждо гостеприимство? Любопытство, в конце концов! Вряд ли у вас тут часто гости залетные шастают.

— У-у-ууу! — провыли вдруг хором охотники и все четверо схватились за головы.

— Что с вами? — забеспокоилась Сашенька. — Папа какую-то глупость сморозил?

— Не то чтобы глупость, — деликатно ответил Уурнаау. — Только он самое больное место задел… Эти гости нас просто… — он чиркнул ногтем большого пальца по горлу.

— Достали… — «перевел» мальчик Костя.

Охотники оживленно закивали.

— Вот-вот, — сказал Уурнаау. — Мальчик прав. Они нас в последнее время достали — это уж точно!..

— А что за гости? — заинтересовался Брок. — Кто вас… м-м-м… достает?

— Проще сказать, кто не достает, — буркнул кто-то из охотников. Уурнаау — видимо, он был в четверке старшим — недовольно зыркнул на товарищей и пояснил:

— Некоторое время назад в окрестностях села стали появляться незнакомые люди. И не совсем люди — тоже. И даже совсем не люди. Например, дракон этот трехголовый. Похоже, что попадают они к нам случайно, против своей воли, потому что многие из них переживают, паникуют… Да и мы поначалу запаниковали, особенно женщины и дети. Говорили-то все на чужих языках, ничего не понять — откуда взялись, чего хотят!.. А потом что-то случилось — и мы стали понимать чужую речь, а они нашу. Но ясности это не прибавило.

— У нас-то еще хорошо, — покосился на старшего Миитлаау, принял молчание того за одобрение и продолжил: — Нас-то никто особо, кроме дракона, не тревожит. А вот, слухи дошли, в дальних землях и военные стычки случались. То чудовища нападут, то люди с громким оружием, которое плюется огнем…

— А что говорит по этому поводу ваш маг? — нахмурился сыщик.

— Он ничего по этому поводу не говорит. Но по нему видно, что очень сердится.

— Выходит, не его это проделки?

— Да уж конечно не его! Он же не враг нам.

— И всё-таки надо этого вашего мага навестить, — задумчиво пожевал губу сыщик. — Вы нас проводите?

— Проводим, — пожал плечами Уурнаау. — Только не примет он вас…

— Это уж наши проблемы! — Брок говорил за всех своих спутников, не спросив их мнения, но они молчали. Видимо, каждому хотелось увидеть живого мага, а может быть даже чего-нибудь у того попросить.

— Ладно, — кивнул длинноволосый охотник. — Только утром. Ночью в лесу очень опасно. Особенно теперь. Дракон еще этот!.. Так что давайте пока спать.

— Утром, так утром, — кивнул сыщик. — Только спать я не буду. Пойду воздухом подышу, — направился он к выходу из пещеры.

— Далеко не отходи! — крикнул вслед Уурнаау.

— Ладно, — отмахнулся Брок.

Глава 16 Знакомство с трехголовым коллегой

Сыщик Брок продолжал считать — во всяком случае, заставлял себя считать именно так — всё происходящее галлюцинацией, бредом. И на всякий случай решил не спать, хотя этого ужасно хотелось. Глаза прямо таки закрывались сами собой. Но Брок втемяшил себе в голову, что если он заснет в мире собственных видений, то наяву уже не проснется. Заснуть здесь — значит, умереть там, вполне логично думал он.

Поэтому и вышел сыщик на свежий воздух — разогнать сонливость. Ну и попутно сделать кое-какие маленькие дела. Завершив их, он облегченно вдохнул свежий, вкусный лесной воздух и поднял голову к ночному небу. Вдохнутое тут же встало комом в горле. С неба смотрели незнакомые звезды. И было их очень-очень много.

«Южное полушарие, что ли?» — попытался успокоить себя Брок. Но он прекрасно понимал, что ни с одной точки Земли таких звезд увидеть невозможно. И такой Луны. То, что это не Луна, сыщику стало очевидно сразу. Тут уж хоть на южное полушарие греши, хоть на северо-восточное, только не было у старушки-Земли такого спутника — огромного, оранжево-красного, мутного от пелены атмосферы, с незнакомыми очертаниями бордовых материков.

— Бред, он и есть бред, — неуверенно пробормотал сыщик и тревожно огляделся. Невероятное количество звезд на небе и огромная «луна» давали достаточно света, чтобы даже ночью прочитать, например, газету. Если шрифт будет не слишком мелким. «Пора уже, кстати, очки выписывать…» — некстати подумалось Броку. Тут ему послышалось, что из глубины леса доносится заунывная песня и он мысленно добавил: «И слуховой аппарат».

Сыщику стало по-настоящему жутко. Захотелось поскорее вернуться в уютную пещеру. Но собственный страх разозлил его.

— Это же бред, — ехидно напомнил он сам себе. — Всего лишь безобидные глюки!

— Всё равно страшно, — буркнул он в ответ.

— Тебе страшно?! — стал подначивать себя Брок. — Ты же отважный сыщик, рыцарь, если можно так выразиться, без страха и упрека.

— Ну-у-ууу… — протянул он. — И на старуху, как говорится…

— Ты — не старуха! — рассердился сыщик. — И даже не старик. В сорок, можно сказать, только по-настоящему жизнь начинается!..

— Вот именно. И что-то не очень хочется, чтобы, едва начавшись, она тут же и закончилась…

— Ты как хочешь, — презрительно выдавил Брок, — а я пойду и посмотрю, кто это там кота за хвост тянет.

— Я с тобой! — испуганно дернулся сыщик.

— Ладно, пошли, — мотнул головой Брок и направился в чащу.

Пока шел, сыщик, чтобы отогнать непрошенные страхи, принялся размышлять о странном небе этого не менее странного места. Судя по всему, получалось, что шагал он сейчас отнюдь не по земному лесу… Чудеса, да и только!

«Никаких чудес!» — оборвал себя Брок и, забыв о том, что версия о галлюцинации объясняет вообще всё, принялся логически «избавляться от чудес» в происходящем.

Итак, ясно даже и ежу, что это не Земля. Чужая, так сказать, планета. Ну и что? Какое ж это чудо? Люди уже топтали башмаками Луну, недалек тот день, когда потопчут и Марс. Это удивительно, конечно, но это вовсе не чудо. Брок оставил за скобками тот факт, что на Луну люди всё-таки добирались на ракетном корабле, да и на Марс не пешком отправятся, а вот он сам на другой планете оказался не пойми как!.. С другой стороны, если он и впрямь был без сознания, то знать наверняка, что он тоже не прилетел на какой-нибудь ракете, он не мог. Это допущение Брока слегка успокоило. Тревожило другое. А именно — женщина с ребенком-магёнышем, живописная четверка охотников… По жесткой логике выходило, что все они… инопланетяне! А в инопланетян сыщик категорически не верил. «Никаких инопланетян не бывает!» — это он знал точно.

«Значит, всё-таки бред», — подытожил свои размышления Брок и остановился, прислушиваясь. Песня звучала совсем рядом. В ней было столько тоски, что сыщик чуть не заплакал, хотя слов разобрать еще не мог. Брок зашагал дальше. Скоро меж деревьями блеснула водная гладь. Сыщик прибавил шагу и вышел к небольшому лесному озеру. На берегу озера сидел печальный Змей Горыныч и пел хором.

Ноги сыщика непроизвольно подкосились.

— Здрасьте, — сказал он уже из положения сидя.

— Эх, песню испортили! — пожаловалась левая голова Змея.

— Что за люди эти люди? — покачала собою средняя голова.

— А потом еще нас в грязных помыслах обвиняют, — закивала правая.

— Да я, это… Собственно, не хотел… — пролопотал Брок. — Песня уж очень понравилась…

— Правда?! — пыхнули радостным пламенем все три головы разом.

— Угу… — сглотнул Брок.

— А хочешь, мы еще споем?

— Да вы знаете, я как бы, это… спешу очень… — замялся сыщик и живо вскочил на ноги. — Я лучше пойду. Дела, знаете. То, се… Да и на работе я, если можно так выразиться. Так что никак-с… В другой раз как-нибудь. — Брок развернулся и собрался ринуться в спасительную гущу деревьев.

— Погоди! — пыхнуло сзади жаром. — Не хочешь песню, так поговорим. Грустно мне!..

Брок опасливо повернулся.

— А вы… простите великодушно, не очень сейчас голодны?

— Нет, рыбки вот наловил, поел недавно. А ты что, принес что-нибудь?

— Собственно… я себя принес…

— Ты хочешь, чтобы я тебя съел? — удивился Змей Горыныч.

— Вы не поверите, но сказать по правде, совсем наоборот, — признался Брок.

— Тогда не вижу логики, — замотал головами Змей.

— Ну, как же! — вскинулся сыщик. — Вот, я спросил, не голодны ли вы. Вы сказали, что нет. И переспросили, не принес ли я чего… А я ведь принес.

— Чего ты принес? — нахмурил Горыныч все три пары бровей.

— Так себя же! — Брока стала злить непонятливость собеседника.

— Но я не хочу тебя есть! — Змей тоже начал сердиться.

— Почему?

— Не хочу, и всё!

— Вообще-то, отказываться от угощения невежливо…

— Ладно, — сдался Змей Горыныч. — Тогда раздевайся и лезь в озеро.

— Это еще зачем?.. — опешил сыщик.

— Не буду же я есть тебя в упаковке и немытым!

— Но я не хочу, чтобы вы меня ели…

— Ты меня достал!!! — пыхнул Горыныч жарким пламенем. — Все вы, люди, меня уже достали своей бестолковостью! Как же я хочу домой!..

— А где ваш дом? — обрадовался Брок смене темы.

— Если бы я знал… — заплакал вдруг Змей Горыныч. Тяжелые капли из всех шести глаз, дымясь и шипя, стали падать в траву.

— Так вы тоже не местный… — посочувствовал Брок.

— Почему «тоже»? — перестал лить кислотные слезы Горыныч.

— Потому что я тоже не знаю, где мой дом, — признался сыщик.

— Но ты хоть человек, — вздохнул Змей. — Такой же как эти… изверги!

— Вы имеете в виду длинноволосых?

— Это мужики у них длинноволосые, а бабы — лысые почти. Но все они друг друга стоят! Почему-то всех заклинило на том, что я собираюсь их съесть! Вот и ты туда же…

— Но это ведь закономерно. Вам, так сказать, положено есть людей.

— Кем положено?! — рассердился Змей Горыныч и вновь пыхнул пламенем изо всех трех глоток.

— Ну, я не знаю… — неопределенно повел руками сыщик. — Легенды, сказки там всякие…

— Легенды!.. Сказки!.. — передразнил Змей. — Мы-то сейчас не в сказке. И я, как разумное существо, не могу даже представить, что я мог бы питаться разумными! Хотя… Судя по всему, не такие уж вы, люди, разумные!

— Но-но-но! — погрозил Брок пальцем. — Не надо переходить на личности! И потом, зачем же тогда вы предложили мне раздеться? Или… — Брок вдруг отчаянно покраснел и попятился.

— Что ты имеешь в виду?.. — задумался Горыныч. — И вспыхнул вдруг так, что стал похож на огромный костер. — Ну, знаешь ли! Убирайся отсюда, извращенец!!!

— Да вы меня не так поняли, — залепетал смущенный Брок, облегченно переведя дух. — Я хотел сказать: «Или вы просто решили меня попугать?»

— Надо мне больно пугать тебя, — раздраженно пробормотал Змей. Краска на его чешуе стала медленно тускнеть. В неверном свете звезд и «луны» трудно было определить ее естественный цвет. Скорее всего, он был всё-таки зеленым. — Пошутил я просто. А! Вы, люди, разве шутки понимаете!..

— Так что, и эти не поняли, местные которые?

— А я с ними и не шутил. Я за помощью обратился. Испугался ж я всё-таки поначалу-то сильно! Летел себе по делам, никого не трогал, а вместо этого залетел в какой-то лес… Сначала думал, что задремал в полете, с курса сбился, а потом смотрю — зелень какая-то кругом, небо синее… — Змей Горыныч снова зашмыгал носами.

— Ну-ну, успокойтесь, пожалуйста, хотя я вас очень прекрасно понимаю!..

— Спасибо, — Змей хлюпнул еще раз и продолжил: — Ну, я стал над лесом этим метаться в панике и тут селение увидел. Обрадовался очень, ринулся туда изо всех сил. А меня камнями из пращей встретили, стрелами из арбалетов! Что обидно — хоть бы выслушали сначала!..

— Вы не поверите, у нас на Земле тоже есть такие, кто сначала стреляет, а уже потом спрашивает… — посочувствовал Брок.

— Понимаешь, — горячо — в буквальном смысле — зашептал Змей Горыныч, — мне домой обязательно нужно вернуться, у меня ж там жена, дети!..

— Ну, у меня жена тоже дома осталась, — кивнул Брок и пробормотал еле слышно: — Не знаю, правда, решающий ли это для возвращения повод… — А громче добавил: — Зато дочка со мной. Кстати, что бы вы хотели иметь — пять тысяч баксов или пять дочерей?

— Пять дочерей.

— Почему?

— Потому что сейчас их у меня восемь… Да и что такое баксы я не знаю.

— Э-эх, друг! — вздохнул сыщик, преисполненный сочувствия к Змею. — Вот ведь как!.. Славный вы парень…

— Может, хватит мне выкать?

— Но… вас же как бы трое…

— Это как считать. Но выкать всё равно не надо.

— Ладно. Давай тогда уж и познакомимся, что ли? Меня Брок зовут. Вообще-то, Олег, конечно, но лучше — Брок. А тебя?

— Да тебе мое имя и не выговорить, пожалуй, — почесал Змей Горыныч когтистой лапой все три головы поочередно. — Голосовой аппарат у тебя не того… Другой системы. Без огонька.

— Как же к тебе обращаться тогда?

— Ну, придумай сам что-нибудь.

— Змей Горыныч годится?

Змей пошлепал всеми губами сразу, словно пробуя звучание нового имени на вкус.

— А что? Вполне… И что это значит по-вашему?

— Ну, я точно не знаю… Так звали сказочного персонажа, на тебя как раз похожего. Змей — это пресмыкающееся такое, Горыныч — то ли от слова «гора», то ли от глагола «гореть»…

— Пойдет, — согласился Змей. — И «гора», и «гореть». Змей — не совсем точно, я ведь скорее ящер… Но Змей — звучит лучше, согласен.

— А кем же ты, Горыныч, работал там, у себя? Какой, если можно так выразиться, у тебя бизнес?

Змей Горыныч отчего-то вновь покраснел.

— Бизнес у меня нормальный. Вполне. Никто еще не жаловался… А работаю я сыщиком. Знаешь, что это такое?

Брок оторопело заморгал.

— Вот те на!.. Чудны дела твои, господи… — Тут он опомнился и сам себя поправил: — Ну, не чудны, конечно, однако совпадение удивительное. Я ведь тоже сыщик.

— Да ну?! — обрадовался Змей Горыныч. — Как же приятно встретить коллегу в этом захолустье! И как идут дела? Какой процент раскрываемости?

— Восемьдесят шесть! — гордо вскинул голову земной сыщик. — А у тебя?

Горыныч замялся.

— По этому году пятьдесят было… Да вот подвернулось тут дельце непутевое, сразу показатель упал до тридцати трех и трех в периоде…

Брок проделал в уме нехитрые вычисления.

— У тебя что, за год всего три дела?!

— Разве это мало? — удивился Змей. — У нас и одно-то преступление — чэпэ. А это, последнее, вообще из ряда вон!.. Прикинь, приходит дамочка и говорит, что ей тело подменили! Молодая совсем, одноголовая еще, мордашка смазливая, а туловище — бурдюк с киселем…

Брок насторожился.

— Постой-постой… А фамилия Дурилкин тебе ни о чем не говорит?

Змей Горыныч нахмурился.

— Что такое фамилия?

— Почти то же, что и имя, но это не важно… Мне кажется, я знаю, кто тебе статистику испортил.

— Кто?! — подпрыгнул Горыныч и выжег вокруг себя траву в радиусе пяти-шести метров.

— Сделай себе пометочку: профессор DDD. Он же — Дурилкин Дмитрий Денисович. Он же — Мудрилкин Михаил Матвеевич. — Брок подмигнул: — Раскроешь дело — с тебя пузырь!

— Мой? — испугался Змей.

— Ну, не мой же.

Змей Горыныч сник.

— Ну, что ж… Дело чести. Придется пожертвовать жизнью…

— Что, из-за бутылки удавишься? — поразился Брок.

— Из-за какой еще бутылки? И зачем давиться?

Сыщик-землянин щелкнул себя по горлу:

— Ну, пузырь, бутылка, как там еще? Бухалово, дринкин…

— Ихь ферштее нихьт… — пожал плечами Змей Горыныч.

— Ладно, проехали, — махнул рукой Брок. — Считай, что я пошутил. Я всё равно почти не употребляю. А фамилию ты всё-таки запиши, пробей там у себя потом.

— Я запомнил, — сказал всё еще несколько растерянный Горыныч. — Только ведь этот Дурилкин, как я понял, человек?

— Человечище! — подтвердил Брок. — Умен, зараза!..

— Ну… а у нас-то людей нет.

— Вы что их, всех… того?..

— Чего «того»?

— Ну, типа… так сказать, употребили в пищу?

— Слушай, Брок, хватит прикалываться! — надулся Змей Горыныч. — Обижусь ведь сейчас!..

— Так а где ж тогда ваши люди?

— Да нет у нас никаких людей! И не было никогда… Эволюция пошла другим путем.

— Астероид, выходит, не падал, — понимающе кивнул Брок.

— Какой еще астероид? — заморгал Змей тремя парами глаз.

— Это я так. Не бери в голову.

— В какую именно? У меня их много.

— Лучше ни в какую не бери. А вот насчет Дурилкина советую всё же подумать. Это такой пройдоха, что вполне мог и до вас добраться! Очень уж почерк похож. У меня недавно случай был — один-в-один твой!..

Змей Горыныч встрепенулся:

— Слушай, а может поможешь?..

— Я бы с радостью, только как? Где мы, а где твой дом! Да и мой тоже, кстати… И потом… не хотел тебе говорить… — замялся Брок.

— Давай-давай, колись! Мы же коллеги всё-таки. Какие могут быть секреты?

— В общем, я думаю, что всё это неправда. Всё это мне только видится, чудится, мерещится. Просто я отравился газом, лежу сейчас в земном лесу и галлюцинирую.

— А я? — удивился Змей. — Тоже галлюцинирую?

— Нет. Тебя просто не существует. Ты — часть моей галлюцинации.

— Ну, спасибо! — обиделся Горыныч. — Сам додумался?

— А то!.. И, должен заметить, это единственное разумное объяснение случившемуся. Плохо только, — Брок широко зевнул, — что спать сильно охота, а нельзя.

— Почему ж это? — ехидно прищурилась одна из голов Змея. Остальные обиженно отвернулись и засопели ядовито-желтым паром. — Галлюцинация ведь. Спи — не хочу!

— Ага! Если я в глюке уснул — значит наяву я просто-напросто уже кирдыкнулся.

— Дурак ты, Брок, — повернулась вторая голова. — Хоть и коллега, а дурак.

— Почему же это? — Брок тоже решил обидеться, но получалось плохо, спать хотелось уже неимоверно. Он снова зевнул.

— Да потому что, по твоей логике, причиной является смерть, а сон — ее следствием, но уж никак не наоборот. Так что я бы на твоем месте всё же поспал. Да и на своем я именно этим сейчас и собирался заняться. — Змей Горыныч демонстративно растянулся во весь рост. — Спокойной ночи.

— А-а!.. — махнул рукой Брок. — Похоже ты прав… Гори оно ясным огнем, как говорится! Без сна мне всё равно долго не протянуть. Только я назад пойду, а то мои спутники волноваться будут. Ты никуда не уходи, я приду утром. Есть у меня одна идея… На нее вся наша надежда.

Змей Горыныч подскочил:

— Какая идея?!

— Завтра, всё завтра, — нещадно зевая и качаясь от усталости, земной сыщик побрел в чащу. — Приятных снов!..

— Вот паразит, — покачал всеми головами Горыныч. — Уснешь тут теперь, как же!..

Глава 17 Брок что-то придумал, но пока не говорит, а Змей Горыныч берет на себя роль Ивана Сусанина

В пещеру Брок зашел буквально на цыпочках. Но Сашенька всё же проснулась. А может быть и не спала вовсе.

— Ты чего так долго? — зевнула она. — Я думала, тебя дракон съел.

— И не надейся, — шепнул сыщик, которого неприятно кольнуло равнодушие дочери. Могла бы хоть попереживать, понервничать за отца для порядку… — Он, кстати, людей не ест.

— Ты что, видел его?! — подскочила Саша.

— Тихо ты!.. — зашипел Брок, оглядываясь на спящих людей. Одного из охотников он, кстати, не досчитался.

— Ой!.. — Сашенька зажала рот ладонью, но быстро отдернула ее и горячо зашептала: — Так ты его видел? Какой он? Почему он тебя не съел?..

— Я понимаю, как тебя это огорчает, — скривил губы сыщик, — но не съел вот. Говорю ж, он людей не ест. И вообще, я спать хочу. Утром всё расскажу. — И Брок рухнул на охапку травы, заботливо уложенную кем-то на каменный пол.

— Фи! — обиделась Сашенька. — Строит тут из себя!.. Можно подумать, я умираю от любопытства!.. Я, между прочим, этих драконов… — тут девушка услышала торжественный храп, глянула на издающего его отца и, обиженно поджав губы, тоже улеглась на травяную подстилку.

Наутро дочь же Брока и растолкала:

— Вставай, гулена! Что, все тебя одного ждать должны?!

Сыщик с трудом разлепил веки. Пещеру освещал пробившийся через проход солнечный луч. Костер погас. Людей в пещере не было.

— А где все? — сладко зевнул Брок и потянулся.

— Все уже там, — мотнула головой Сашенька. — Идти пора! Тебя ждут.

— Что, и чаю не попьем? — пробурчал сыщик, которому очень не хотелось подниматься с уютной, приятно пахнущей подстилки.

— Может, тебе еще кофе в постель?! — фыркнула Саша и потянула отца за рукав. — Поднимайся быстро!

Брок нехотя поддался.

— Ну, и куда мы так спешим? — нахмурился он. И наконец всё вспомнил. И где он, и кто ждет его у пещеры… И Змея Горыныча вспомнил. А еще подумал о том, что он всё же вполне сладко спал в этой затянувшейся галлюцинации и благополучно проснулся при этом… Так что ж это получается? Неужели всё это происходит наяву?..

Брок затряс головой, прогоняя остатки сна. «Нет, нет и нет! — заорал он на себя мысленно. — Не смей поддаваться! Это просто очень сложная галлюцинация! Многоуровневая. Видишь, как глубоко затягивает в свои сети! Уже не отличить ее от реальности!.. И вот когда ты окончательно поверишь, что всё это по-настоящему, тогда-то она тебя и проглотит!» Придя к такому выводу, сыщик почувствовал себя более уверенно. Теперь у него была новая цель — не поддаваться хитрому глюку. А значит — ничему не верить и относиться к происходящему с изрядной долей пофигизма.

Вот только Сашенька даже в галлюцинации продолжала быть очень активной. Она буквально вытолкнула отца из пещеры, под нежные лучи рассветного солнышка.

Брок зажмурился. Потянулся, сделал пару приседаний и открыл глаза. Рядом стояли и с плохо скрытым осуждением смотрели на него мальчик Костя, Константин Петрович, родная дочь и четверка местных охотников.

— Ну что вы так на меня смотрите? — проворчал сыщик. — Я — сова, между прочим. Поздно ложусь и, соответственно, поздно же и встаю. И вообще, куда мы так спешим?

Уурнаау, старший из охотников, нахмурился:

— Нам долго идти до селения. Напрямик, через лес, очень опасно. Придется в обход.

— Как я понял, в лесу под опасностью вы подразумеваете дракона? — ехидно сощурился Брок.

— Да, — кивнул Уурнаау. Его товарищи тоже закивали.

— Чушь, — бросил сыщик. — Он не опасен. Кстати, я сейчас иду именно к нему. Советую всем вам тоже следовать за мной. — И Брок занес ногу для первого шага, но охотники вмиг окружили его с явным намерением не позволить это сделать.

— Ладно, — опустил ногу сыщик. — Вижу, вы мне не верите. Тогда я должен вам рассказать, где я был этой ночью.

— Ты ходил к озеру, — сказал один из охотников, Ауутлуук. — Я видел…

— Ах, так за мной еще и следили! Как чудно! — всплеснул руками Брок и вспомнил, что охотников и впрямь было в пещере трое, когда он вернулся. — Тогда вы должны были видеть, с кем я там очень мило беседовал.

Ауутлуук смущенно потупился. Сыщик догадался, что охотнику не достало храбрости проследить за ним до конца.

— Ничего, не тушуйтесь, — потрепал Брок охотника за плечо. — Страх, знаете ли, вполне естественная реакция организма. Мне тоже было страшновато. Как оказалось — напрасно.

И Брок, демонстративно усевшись прямо на землю, у ног окруживших его охотников, стал рассказывать о своем ночном знакомстве со Змеем Горынычем. Во время это рассказа никто, кроме, разумеется, самого Брока, не произнес ни слова, только иногда ахала Сашенька и присвистывал Константин Петрович. Костя слушал, широко разинув рот. Охотники недоверчиво хмурились. Они продолжали хмуриться и когда сыщик закончил рассказ. Брока это обидело:

— Не верите, да?

— Это невозможно, — сказал Уурнаау. — Тебе это приснилось.

— Так он же видел, что я ходил к озеру! — кивнул на Ауутлуука сыщик.

— Но он не видел, как ты разговаривал с драконом.

— Ага, я купаться к озеру ходил, — съязвил Брок. — Жарко у вас, знаете ли, по ночам!..

— А мне кажется, папа сказал правду, — вступилась вдруг за отца Сашенька. Она раздвинула окруживших Брока охотников и погладила отцовскую макушку. — Ты у меня такой храбрый, папсик! Вставай, пойдем к Горынычу! Как ты думаешь, я ему понравлюсь?

— У него жена! — возмутился Брок. — И восемь дочерей.

— Я ведь не в этом смысле, папа! — вспыхнула Сашенька. — Как человек я ему понравлюсь?

— Конечно понравишься, — сказал Уурнаау. — Как очень вкусный человек с молодым нежным мясом.

— Фи, — скривилась Саша. — Дикарь ты всё-таки, Урна!

Охотнику явно не понравилось, что девушка назвала его сокращенным именем. Но он гордо промолчал. Только щеки длинноволосого красавца слегка запунцовели.

Брок поднялся на ноги, приобнял дочь и чмокнул ее в щечку, что делал вообще-то исключительно редко. Но он помнил, что находится в глюке, поэтому не особенно стеснялся в проявлении чувств.

— Пойдем, дочурка, — сказал сыщик и зашагал в лес. На сей раз охотники не стали его задерживать. Саша двинулась следом, гордо вскинув голову.

— Подождите нас! — Константин Петрович взял сына за руку и бросился догонять удаляющуюся пару.

Охотники переглянулись.

— Придется защищать этих глупцов, — сказал Уурнаау, избегая почему-то смотреть в глаза товарищам. — Подойдем ближе к озеру и понаблюдаем из засады. В случае опасности примем бой.

Охотники согласно закивали. Они непонятно чему улыбались. Видимо, решение старшего понравилось всем.

Змей Горыныч нетерпеливо расхаживал вдоль кромки воды. Увидев Брока, он радостно пыхнул огнем из всех пастей. Брок и Константин Петрович мужественно вздрогнули. Костя присел. Сашенька взвизгнула.

— Прошу вас, не надо так! — затряс шипастыми головами Змей. — Не выношу ультразвука!

— Простите, — взяла себя в руки Саша и сделала книксен. Горыныч заулыбался, не сводя с девушки глаз.

Брок это заметил и нарочито строгим тоном произнес:

— Это моя дочь.

— Очччень приятно, — склонил все три шеи дракон, продолжая пожирать глазами Сашу. — Меня ваш папа Змеем Горынычем назвал.

— А меня — Сашенькой! — вновь присела в книксене девушка. — И тоже он.

— Александрой! — поправил Брок. — Олеговной!

— Как много имен… — растерялся дракон. — Как же мне вас звать?

— Никак… — начал было земной сыщик, но дочь бросила на отца такой взгляд, что по жгучести он мог бы поспорить с Горынычевыми «выхлопами». А потом мило улыбнулась Змею: — Можете звать меня Саша.

— Сашшша!.. — смачно прошипел Змей Горыныч и закатил глаза.

— А как, ты говоришь, зовут твоих восьмерых дочерей? — спросил вдруг невинным голосом Брок.

Горыныч съежился, как от удара, головы его потупились, по чешуе пробежали бордовые блики.

— Трщщщввшшшшпссссиууусссссшшшш, Ррррсссщщщщщмкиашшшшшшшшсссс, — начал перечислять он.

— Стоп, стоп, стоп!!! — замахал Брок руками. — Вижу, что помнишь. Вот и не забывай.

— А нас с папой Костями зовут! — очень кстати разрядил обстановку мальчик, восторженно разглядывающий живого дракона.

Змей Горыныч уже пришел в себя и добродушно улыбнулся Косте и Константину Петровичу:

— Рад знакомству! А я — Змей Горыныч. Можно просто Змей. Или просто Горыныч. Моё настоящее имя вам не выговорить.

— Это мы уже поняли, — не преминул подколоть Брок. — Судя по именам твоих дочерей.

— Ну, дочери еще маленькие совсем! — сказал Змей. — Потому и зовут их пока коротко. Мы чем дольше живем, тем длиннее называемся.

— А еще у вас с возрастом голов больше становится, — вспомнил сыщик-землянин. — Интересно, а мозгов — тоже?

— Разумеется, — парировал Горыныч. — Они у нас с годами не усыхают, как у некоторых людей.

— А ты!.. А у тебя!.. — вспыхнул Брок и замахал руками.

— Хватит! — крикнула вдруг Сашенька и топнула изящной ножкой. — Как я погляжу, мужикам и одной головы слишком много. А их тут уже целых пять с половиной. И кроме как петушиться, ни одна ничего дельного придумать не может!..

— Почему вы мою голову за половину посчитали? — обиделся Костя. — Я уже не маленький!

— А почему ты решил, что твою? — удивилась Саша и бросила красноречивый взгляд на отца.

— Ну, знаешь ли!.. — понял намек дочери Брок. — Я тебе всё-таки отец!

— Голова для этого не очень-то нужна, — заметила Сашенька. — Скорее, наоборот…

Сыщик вспыхнул, набрал в грудь воздуха, чтобы выкрикнуть что-нибудь осуждающе-воспитательное, но тут на помощь ему неожиданно пришел Змей Горыныч:

— Нельзя так, Саша, с отцом разговаривать!.. Вот у меня восемь дочерей, но ни одна из них так со мной не разговаривает. Они все меня любят, уважают…

— Зауважаешь тут… — буркнула Сашенька, понимая, что и впрямь перегнула палку, да еще при посторонних. — Когда у отца три огнемета на взводе… — Потом она подошла к Броку и прижалась плечом к его плечу. — Прости, папсик, ты у меня самый лучший. Это я у тебя безголовая…

Сыщик всхлипнул. Обнял дочку, зарылся лицом в ее светлые пушистые волосы, шепнул:

— Ничего-ничего… Ты меня тоже прости. Вот очнусь, я тебе шубу куплю…

— Зачем мне шуба? — подняла глаза Саша. — Ты мне компьютер новый купи, а лучше — ноутбук!.. — Тут девушка спохватилась: — Постой, а что значит «очнусь»?

Брок замялся, но рассказывать дочери о своей теории насчет газового отравления отчего-то постеснялся. И попробовал выкрутиться:

— Я сказал «очнусь»? Видимо, оговорился… Я хотел сказать «вернусь», то есть — «вернемся».

Саша с недоверчивым прищуром поглядела на отца и буркнула:

— Ну-ну… — А потом деловито нахмурилась: — Кстати, а что ты думаешь по поводу нашего возвращения?

Все заинтересованно уставились на Брока. Ему стало очень приятно, что в него так верят. Даже защипало в глазах и запершило в горле. Он прокашлялся и сказал:

— Есть у меня идейка. Но для начала я хочу спросить у нашего трехголового друга: сможет ли он лететь с восемью человеками на спине?

— Мы не полетим на нем!!! — вдруг раздался из-за деревьев дружный хор голосов. Брок его покуда проигнорировал, продолжая смотреть на Горыныча. Тот неожиданно хэкнул веселым огоньком. И сказал:

— Уж если я восемь… даже девять драконих на хребте тащу, неужели с какими-то человечками не справлюсь?!

— А вот унижать нас не надо! — гордо вскинул голову Брок.

— Ладно, не буду, — легко согласился Змей.

— Тогда летим! — потер ладони земной сыщик. — Прошу всех занимать места. Эй, охотнички, вас это тоже касается!

— Мы на нем не полетим! — снова послышалось из-за деревьев.

— Так-так-так-так-тааааак! — насупился Брок. — А кто ж нам дорогу покажет?

— Мы не собираемся выдавать секреты врагу! — гордо выкрикнул кто-то из охотников. Скорее всего, Уурнаау.

— Ой-ей-ей! — ехидно парировал Змей Горыныч. — А то я не знаю, где ваша деревушка находится!..

— Нам не деревушка нужна, — сказал Брок.

— А что?! — спросили все разом, включая охотников.

— Замок Кинг-Конга.

— Ой! — это тоже, как показалось сыщику, воскликнули все. Ну, может быть, на сей раз кроме охотников. Зато как раз охотники радостно выкрикнули:

— А вот это — пожалуйста! То-то Каакоонг будет рад!.. Хи-хи-хи!..

— Попрошу не ерничать! — рассердился Брок. — Адрес мага! Ну, живо, несчастные трусы! Направление, координаты, температура, скорость ветра!..

— Мы не трусы! — обиженно крикнули из-за деревьев. — Просто мы драконов боимся. Опасаемся, то есть. А замок мага найти легко. За нашим селением река начинается. Если вдоль нее лететь, вскоре увидите гору. Каменную такую, не очень высокую, но очень гладкую — на нее не забраться. А на горе замок стоит, тоже каменный. Неприступный совсем. Там и живет маг Каакоонг. Кланяйтесь ему от нас! — и охотники снова захихикали.

— Тьфу на них! — плюнул Змей Горыныч огненной струей в сторону деревьев. — Обойдемся и сами. Я хорошо ориентируюсь на местности. Залезайте скорей на меня, прокачу с ветерком! Отыщем мы этот замок, не бойтесь!

Константин Петрович, доселе молчавший, вдруг подал голос и задумчиво пробормотал в ответ на Горынычеву тираду:

— И сказал Иван Сусанин полякам: «Водки, ребята, не обещаю, но погуляем славненько!..»

На шутку никто не отреагировал. Константин Петрович пожал плечами и четверка землян нерешительно двинулась к Змею.

Глава 18 Катастрофа в синем небе и спасение… не для всех

Лететь на Змее Горыныче оказалось не очень удобно, но вполне безопасно — шершавая чешуя не скользила. Вот только Брок забеспокоился, не протрет ли она ему брюки до дыр. Он устроился на средней шее Горыныча, левую заняла Сашенька, на правой сидели Костя и крепко прижавший к себе сына Константин Петрович.

Держались за маленькие крепенькие рожки, росшие на головах у Змея. Тому это доставляло мало удовольствия, но он терпеливо сносил неудобства. А вот когда Брок стал вдруг всё сильнее и сильнее сжимать ему шею коленями и передавил сонную артерию так, что в глазах стало мутиться — причем, почему-то во всех шести сразу, — дракон не выдержал и прохрипел:

— Нельзя ли поосторожнее, коллега? У меня дома восемь детей!

— Вот именно, — фыркнул Брок. — И ты мне говоришь про осторожность?! — но давление коленей всё же ослабил.

…Внизу всё еще тянулся лес, хотя летели они уже полчаса — пунктуальный сыщик не забыл засечь время. Он подумал, сколько бы они топали пешком, да еще если бы этот лес обходили! Правда, скорость полета Горыныча была не столь уж и большой — верст двадцать в час… Возможно, четверо пассажиров, несмотря на заверения Змея, были не такой уж легкой ношей.

— Может, остановимся, передохнешь? — спросил сердобольный Брок.

— Не надо, скоро уже… — тяжело дыша ответил Змей Горыныч.

— Пыхтишь, как паровоз!.. — не унимался земной сыщик. — Садись давай!

— Куда тут сядешь?.. — фукнул Змей. — Крылья порву…

— А чего лес-то не кончается? Может, ты направление неправильно выбрал?

— Правильно… — запыхтел Горыныч. — Вон, уже край виден… Слушай, мне говорить тяжеловато… Помолчи, а?.. Или расскажи лучше, что ты придумал?.. Чего мы к этому… магу летим?

— Откровенно говоря, я и сам не знаю. Но интуиция мне подсказывает, что в данной ситуации это единственное верное решение. Вот смотри… Кто нам здесь вообще может помочь? Местное население? Но ты и сам прекрасно видел, что оно малообразовано, малокультурно и вообще, мягко говоря, не вызывает большого доверия…

— Да уж!.. — фыркнул Горыныч и, сбив дыхание, неловко замахал крыльями, отчего все четверо пассажиров едва не свалились и дружно взвизгнули.

— Ты молчать хотел?! — заорал Брок. — Вот и молчи! А не то я тоже сейчас замолчу! Навеки!..

Змей Горыныч виновато помотал головой. Брок подулся для порядку с полминуты и продолжил:

— Так вот, дикари эти… ну, местные жители, мне сами и рассказали, что были бы вообще деревянными по уши, кабы не чудик один, живущий неподалеку. Он их и учит, и лечит, и товар какой-никакой безвозмездно подбрасывает. Дед Мороз такой всепогодный. Спонсор-альтруист. Хотя, лично я в бескорыстие не очень верю, — возможно, и он имеет какие-нибудь свои интересы… Но это не суть. Главное, что он парень — не дурак, это очевидно. И кое-что может — факт. И знает тоже. Вот. Вывод напрашивается сам, к кому нам лететь. Согласен?

Змей Горыныч осторожно кивнул.

— Вот то-то же, — подытожил Брок и, глянув вниз, радостно закричал: — А вот и деревня ихняя! Ой, а чего это они?!

Внизу и впрямь проплывали нехитрые сельские постройки. Из них выбегали люди, задирали к небу головы, размахивали руками и тыкали вверх палками. И тут возле уха сыщика что-то просвистело. До него сразу дошло, что в руках у аборигенов отнюдь не палки. Он сразу же вспомнил, что рассказывал дракон о своем прошлом сюда прилете и заорал тому на ухо:

— Ты чего же, дубина трехголовая, над деревней-то полетел?!Забыл, чем тебя здесь встречали?! Всех нас угробить захотел, сыщик-прыщик, мать твою?!..

— Блин! Забыл, прости!.. Умудохался, всё из голов вылетело… Держитесь! Иду на прорыв!!!

И Змей Горыныч изо всех сил замахал крыльями. Но вокруг него уже вовсю свистели стрелы, летели камни. Четверка землян распласталась по змеиным шеям, вжав лица в жесткую чешую.

Тело Горыныча вздрогнуло. Раз, потом другой, сильнее. Послышалось шипение, словно из пробитой автомобильной камеры. Змея бросило вбок. Он стал крениться влево. Завизжала Сашенька. Брок приоткрыл левый глаз и тут же зажмурился снова. Он успел заметить, что левое крыло дракона пробито насквозь в двух местах и неестественно подогнуто.

— Змеюшка, ты как?! — запричитал Брок. В ответ послышалось всё то же протяжное, полное страдания и боли шипение. Земному сыщику с трудом удалось разобрать сквозь него что-то членораздельное. И это «что-то» отнюдь не обрадовало его. Горыныч сумел простонать лишь одно: «Падаем!..»

Но все и так уже это поняли. Еще сильнее завизжала Сашенька, справа ей вторил Костя, басовито орал Константин Петрович. Еще кто-то выл так, что у Брока стало закладывать уши. Он хотел уже было возмутиться, когда понял, что воет сам.

Из всех трех пастей Змея Горыныча вместе со скорбным шипением вырывался траурно-черный дым. Снизу могло показаться, что падает сбитый трехмоторный самолет. Но снизу эту картину могли наблюдать лишь местные жители, которые никогда не видели трехмоторных самолетов. Хотя, они определенно радовались увиденному — прыгали дети, обнимались женщины, потрясали пращами и арбалетами мужчины. К счастью, никто из них не бежал к месту предполагаемого падения жертвы. Дракона они всё же боялись. Даже подбитого.

Брок вспоминал какую-нибудь молитву. Молитва не вспоминалась. Вспомнилась лишь строчка из старого российского гимна: «Боже, царя храни!» Брок быстренько переделал ее в нечто более уместное и зашептал: «Боже, меня храни!» Тут же устыдился и добавил: «И Сашеньку!» Затем вспомнил про двух Константинов, но ничего более добавить не успел, потому что со страшным шумом ушел под воду. Рожки Горыныча вырвались из рук, поток воды сорвал сыщика с шеи дракона и завертел вокруг всех осей.

Брок отчаянно забарахтался и открыл глаза. В воде мелькала зеленая чешуя, чьи-то ноги, затем руки, забурлили вокруг пузыри воздуха… Сыщик несколько долгих секунд не мог сообразить, где же, собственно, поверхность, куда ему плыть? Помог известный закон Архимеда, недвусмысленно подтолкнув тело Брока в нужном направлении.

Сыщик, отфыркиваясь, вынырнул на воздух. Вокруг бурлила река, которая и спасла путешественников от неминуемой гибели. «Вот только надолго ли?» — невесело усмехнулся Брок. До берега было не очень далеко, но не спасаться же самому, бросив товарищей, забыв о собственной дочери!.. «Ирусик меня сразу пристукнет, если я вернусь без Сашеньки!» — вспыхнула мысль, и сыщик даже застонал от стыда за то, что мог сейчас подумать такое.

Он завертел головой. Вот что-то светлое показалось из воды метрах в пяти от него. Показалось и сразу же стало истошно визжать. Брок облегченно вздохнул, узнав голос дочери. Недалеко от нее вынырнул Константин Петрович, тут же нырнул снова и вернулся на поверхность уже с Костей подмышкой. Мальчик судорожно кашлял. «Слава Богу, все живы!..» — прошептал сыщик, но тут же хлопнул себя по лбу. Все?! А Горыныч?!..

И тут, будто услышав его мысленный вопль, над речной гладью, словно рубка подводной лодки, показался спинной гребень дракона, а затем и сама спина. Змей Горыныч не шевелился. Ни одна из его голов так и не поднялась над водой. Между тем его бездыханное тело медленно уносило течением.

Продолжала вопить Сашенька. Между нею и барахтающимся кашляющим Костей метался Константин Петрович, словно играл в водные салочки.

— Не до игр сейчас, — пробурчал сыщик и стремительным кролем ринулся наперерез туше Змея Горыныча. Он догнал тело коллеги быстро. Забраться на скользкую спину было сложней. Но всё же ему это удалось с третьей или четвертой попытки. Боясь вновь свалиться в воду, Брок медленно и осторожно пополз к средней шее, на которой совсем недавно сидел. Шея, как и две другие, была опущена в воду. Головы Змея, соответственно, также оставались под водой. Сыщик обхватил шею пресмыкающегося друга и потянул ее на себя. С таким же успехом он мог бы пытаться выдернуть из земли столетний дуб. Но Брок всё тянул и тянул за чешуйчатую шею, пока окончательно не выбился из сил. Тогда он прижался к шершавой чешуе всем телом и дал волю скупым мужским слезам, совсем незаметно, но всё-таки повышая чуть-чуть уровень воды в реке.

От этого занятия его отвлек сильный толчок. Подняв зареванное лицо, Брок увидел, что их с покойным другом прибило к берегу. Правая голова несчастного Змея Горыныча оказалась лежащей на песке. Сыщик спрыгнул прямо в воду и бросился к ней в безумной надежде. Увы… Голова не дышала. Кожистые веки ее были закрыты.

Брок поплакал еще немного, а потом посмотрел на реку, возмущаясь нелепой и неуместной игрой своих спутников. Они продолжали играть. Теперь уже во что-то невообразимо странное!.. Константин Петрович тянул за волосы Костю, оставив позади Сашеньку, которая сразу же начинала погружаться под воду. Тогда мужчина оставлял сына и возвращался к девушке, нырял за ней, вытаскивал и волок теперь за волосы ее, а под воду в это время уходил Костя. Так продолжалось довольно долго, причем, в полной тишине. Медленное течение сносило странную троицу всё дальше и дальше от Брока.

— Эй, вы, там!.. — наконец не выдержал он. — Может, хватит купаться?! У нас тут, знаете ли, не курорт!..

В ответ Константин Петрович что-то невнятно прохрипел. Теперь и он зачем-то ушел под воду.

— Ну, вот!.. — вздохнул Брок. — Ладно, эти — мальчишка с девчонкой!.. Но здоровый мужик — и такое вытворяет!..

Тут сыщика вдруг аж затрясло от злости и возмущения. Змей Горыныч, спасая им жизни, пожертвовал собой, направил падение в реку, зная, что непременно утонет!.. А они!.. Эти бессердечные, эгоистичные людишки!.. О-о-о! Прав был, как был прав покойный Горыныч! Люди — это и есть люди!..

И Брок ринулся в воду, чтобы задать трепку этим троим разгильдяям, особенно — собственной дочери, которую он пытался воспитать достойным человеком, а получилось — невесть что!

Сыщик завертел головой. «Что-то долго никто не выныривает», — начал беспокоиться он. И тут чьи-то пальцы вцепились ему в лодыжку и потянули вниз. Брок завизжал и отчаянно забарахтался. Он начал уже было захлебываться, когда неожиданно почувствовал под ногами дно. Тогда он поднырнул и вытащил на поверхность того, кто столь нелепо над ним пошутил. Это оказался Константин Петрович. Только шутить он не пытался. Он закатил побелевшие глаза и не дышал.

— Ай! — сказал сыщик, оттолкнул утопленника и нырнул снова, в дикой надежде отыскать Сашеньку. Он наконец-то понял всё и ненавидел себя за невероятную тупость… Но сейчас было не до самобичевания. Найти дочь, спасти ее во что бы то ни стало — вот что в эти мгновения было главным для сыщика Брока. Он воззвал ко всем святым и чудотворцам сразу, включив в их число даже мага Каакоонга, и в то же мгновение увидел впереди светлое пятно. Брок поднырнул, протянул руку и ухватился за светлую прядь волос. Непонятно, откуда у него взялось столько сил, но сыщик невесомым поплавком вылетел на поверхность и поднял из воды голову дочери. Саша тоже не дышала. Лицо ее было цвета снега и таким же холодным. Брок завыл и погреб к берегу. Он не помнил, как доплыл, не помнил, как вытащил на песок Сашеньку, а воспринимать окружающее начал лишь тогда, когда тело дочери стало судорожно дергаться в его руках, кашляя и извергая изо рта потоки воды. Лишь тогда сыщик понял, что всё это время делал Саше искусственное дыхание рот-в-рот и непрямой массаж сердца.

Щеки девушки зарозовели. Всё еще изредка кашляя, она задышала гораздо ровней и спокойней. Брок понял, что жизни дочери ничего более не угрожает и с облегчением потерял сознание сам.

Очнулся он оттого, что кто-то хлестал его по щекам.

— Одну минуточку, — попытался отмахнуться Брок. — Загляните через час! — Но тут он вспомнил всё и подпрыгнул. То есть, он думал, что подпрыгнул — на самом же деле он едва дернулся, лежа на сыром песке.

— Па-а-апаааа!.. — рыдала рядом Сашенька.

— Что, доченька? — севшим голосом спросил Брок.

— Ты жи-и-иив?..

— Вроде бы… Видишь ли, я не могу утверждать наверняка, поскольку мне неизвестно нынешнее положение вещей в принципе. Если у меня продолжается галлюцинация, вызванная отравлением газом в земном лесу, то я скорее жив, чем мертв, хотя и нахожусь в бессознательном, так сказать, состоянии. Если же…

— Уф-ф-ффф! — облегченно выдохнула Саша. — Раз чушь несешь — значит, жив-здоров!.. А где остальные?..

Брок помрачнел и опустил голову.

— Что? — вскинулась Сашенька. — Говори сейчас же! Они живы?!..

— Петрович — нет, — выдохнул сыщик. — Горыныч — тоже… Костю я не видел…

Сашенька зарыдала.

— Константин Петрович спас меня!.. Он жертвовал сыном, но спасал нас обоих! Вместо того, чтобы бросить меня и спасать только Костю!.. А ты!.. Ты бросил меня, когда я тонула, когда я звала тебя на помощь!.. — Саша закрыла лицо руками и резко отвернулась. Ее худенькие плечи безостановочно запрыгали.

Брок виновато положил на них руки:

— Но я не понял, что ты тонешь и зовешь на помощь. Ты орала, как обычно…

— Ах вот как?! — от нахлынувшей обиды девушка даже перестала плакать. Она вскочила на ноги и побежала вдоль берега реки.

Брок горестно покачал головой, медленно поднялся и побрел вслед за дочерью.

Сыщик увидел, что Сашенька резко остановилась и смотрит на реку. Даже издалека было видно, как она напугана. Брок побежал. Он уже догадывался, что увидела в реке дочь.

Его предвиденье сбылось — возле самого берега покачивалось в воде тело Константина Петровича. Не говоря Саше ни слова, Брок залез в реку и вытянул труп на берег.

Сашенькино лицо было бледным, но девушка держалась на удивление спокойно.

— Надо найти Костю, — сухо бросила она. Сыщик молча кивнул и пошел вперед, всматриваясь в водную гладь.

Долго идти не пришлось — тело мальчика зацепилось курткой за корягу метрах в пяти от берега. Течение развевало его русые волосы, мертвые глаза с укоризной смотрели в синее небо — такое жизнерадостно-яркое здесь…

Брок, не раздеваясь, зашел в воду и поплыл. Ему не сразу удалось отцепить Костину ветровку — казалось, что река не хочет отдавать желанную добычу. Разозлившись, сыщик дернул плотную ткань что есть силы, и та, злобно треснув, подалась.

Мальчика положили рядом с отцом.

— Может… — глухо начала Сашенька, но Брок помотал головой:

— Поздно!..

— А дракон?.. Он точно умер? — спросила Саша.

— Пойдем, посмотрим.

…Змей Горыныч лежал так же, как и видел его в последний раз земной коллега. Тело покоилось в воде, на отмели, а на берегу лежала лишь средняя голова. Глаза ее были закрыты.

— Папа, он вроде бы шевелится!.. — прошептала Саша.

— Да нет, это течением его…

— Вон, лапа дрогнула!

— Перестань… — скорбно поморщился Брок.

— Он же такой большой, — не унималась Сашенька. — И сердце у него большое. А может, их у него тоже три! Вдруг он всё-таки жив?.. Вдруг мы его еще можем спасти?!

— Как? Искусственное дыхание сделаем?

— А что!.. — бросилась девушка к голове дракона, присела на колени, склонилась было ко рту Горыныча, но тут же отпрянула.

— Ты чего? — удивился сыщик. — Брезгуешь?

— А вдруг он задышит?..

— Разве мы не этого хотим?

— Да, но… Что станет тогда со мной?..

— Что?

— Ну-у… не знаю… Шашлык. Котлета по-киевски. Курица-гриль. Цыпленок табака…

У Брока потекли слюнки. Он только сейчас понял, до чего ж голоден! Аж колени затряслись. Сыщик шумно сглотнул.

— Я бы сейчас поел… — непроизвольно озвучил он заветное желание.

— Меня?.. — удивилась Сашенька.

— Да хоть его, — кивнул на тушу Горыныча Брок и, поняв, что сострил очень неудачно, поспешил добавить: — Прости, друг!..

— Ничего, — сказала вдруг драконья голова, не раскрывая глаз. — Да я всё равно жесткий.

— Ты жив!!! — кинулся Брок к голове Змея Горыныча.

Горыныч приоткрыл правый глаз. Взгляд его был мутным, но определенно живым.

— Вроде жив… Если это не галлюцинация… По твоей теории.

— Но… как?! — ахнула оторопевшая Сашенька. — Это… это же чудо!

— Что как? — открыл Змей второй глаз. Из воды на берег вылезли и две другие головы.

— Как ты не захлебнулся? — пояснил Брок, а Саше бросил поучительным тоном: — Чудес не бывает, дочурка!

— А у меня жабры есть. Я вообще-то земноводный ящер… Правда, жабры — скорее, атавизм. Активно жить под водой я не могу, но на какое-то время поддержать жизнеспособность организма они могут.

— Ага, — широко улыбнулся земной сыщик. — Вот и еще одно чудо нашло научное объяснение!

Взгляд Змея Горыныча стал полностью осмысленным. Все три головы поднялись на длинных шеях и стали осматриваться вокруг.

— А где остальные?

Брок и Саша понурили головы. Девушка прошептала:

— Они умерли…

Головы Змея скорбно закачались. Зашипели на мокром песке горючие слезы.

— А кто этот бородатый старик? — сдерживая рыдания, спросил дракон, глядя туда, где отец с дочерью оставили утопленников.

Глава 19 Воскрешение утопленников, или дело пахнет магией

Бородатый незнакомец и впрямь оказался глубоким старцем. Правильной формы, этакое благородно-аристократическое лицо его было испещрено складками и морщинами. Лоб и верх головы блестели в лучах солнца обширной лысиной. Зато оставшиеся волосы ниспадали седой гривой почти до самой земли, равно как и седая же борода. А вот глаза его молодо и пронзительно сияли тем же неестественно ярким синим цветом, что и здешние небеса. Старик был явно из того же рода-племени, что и встреченные ранее охотники, только, в отличие от последних, на нем был длинный черный халат с вычурным золотистым орнаментом.

Разглядывая незнакомца, Брок не сразу посмотрел на тела двух несчастных Константинов, и только Сашенькин вскрик заставил его оторвать от старика недоуменный взгляд.

— П-пап-п-па… — сказала Сашенька, протянув дрожавший палец. Брок проследовал за ним глазами и уперся в сидевших на песке Константина Петровича и Костю. Те тоже хлопали глазами, разглядывая колоритного старца.

— Привет, — кивнул им сыщик. — Как дела?

— Хорошо, — ответил Константин Петрович. — Чуть не утонили, на хрен!..

— А не утонули разве? — нахмурился Брок, явно чего-то не понимая.

— Утонули-утонули!.. — пискнула Сашенька, спрятавшись за отцовскую спину.

— Да живы мы! — вскочил на ноги Костя. — Не видите, что ли?!

Брок вспомнил о старике и повернулся к нему.

— Это вы их?..

Старик загадочно улыбнулся.

— Да успел вот. Еще бы немного…

— Вот, папочка! — выпрыгнула из-за спины Брока Сашенька. — Я ж говорила тебе, а ты: поздно, поздно!.. Тебе земноводное пресмыкающееся дороже людей!

Змей Горыныч обиженно хрюкнул, но промолчал. Брок же молчать не стал:

— Ты же сама видела! Они были мертвее мертвых!..

— Зато теперь — живее всех живых! — не унималась Саша.

— Не ссорьтесь с отцом, милая девушка, — густым бархатным голосом, никак не вяжущимся с возрастом, сказал старец. — Вам действительно уже не удалось бы вернуть их к жизни.

— А вам удалось? — ехидно сощурилась Сашенька.

— А мне удалось, — кивнул незнакомец, продолжая загадочно улыбаться.

— То есть, вы хотите сказать, что умеете творить чудеса? — нахмурился Брок.

— Чудес не бывает, — ответил старик. Сыщик от неожиданности вздрогнул и посмотрел на старца с огромным уважением:

— Правильно! Но как же тогда?

— Просто я долго живу. Кое-чему успел научиться.

— Погоди-ка… — встал с песка Константин Петрович. — Так мы что, и впрямь утонули?..

— Можно сказать и так, — кивнул старец.

— И ты… и вы нас с того света достали?

— И так тоже сказать можно.

— Ну, спасибо, отец! — мужчина кинулся жать старику руку. — Такое дело не мешало бы сбрызнуть!

— Папа!.. — вскрикнул Костя, и губы его затряслись. — Ты же обещал!..

— Да помню я, помню! — поморщился Константин Петрович. — Только уж повод такой!.. Э-эх! Да ладно! Ради такого дела я теперь и пить брошу, и курить, и жену!

— А жену-то зачем? — удивился Брок.

— А не заслужила она такого счастья!

— Папа!.. — всхлипнул Костя.

— Да ладно, шучу я, шучу! Насчет мамки шучу. А пить и курить точно больше не буду.

Костя счастливо заулыбался. Все с умильными улыбками на лицах стали смотреть на него. Мальчик засмущался и отошел в сторонку, к Змею Горынычу. И громко ойкнул:

— У Горыныча крыло сломано! И дырки в нем!..

— Ничего, заживет, — без уверенности в голосе сказал Змей, растроганный заботой мальчика.

— О! — хлопнул по лбу Брок и обратился к старику: — А его вы сумеете вылечить?

— Чего ж не суметь!.. — усмехнулся старец. — Живое ведь существо, тоже кровь в нем течет.

— Он еще и разумный, — на всякий случай сказал Брок.

— А вот это уже без разницы.

— Для кого как, — философски изрек Змей Горыныч.

Старик попросил всех отойти подальше от Змея. Брок попытался было запротестовать, но Сашенька заметила, что у каждого есть свои производственные секреты — так сказать, ноу-хау, и сыщик, поразмыслив, с дочерью согласился. И всё же он тянул шею, пытаясь рассмотреть, что делает старец с Горынычем. Но разобрать не смог. Ему показалось лишь, что в руках у местного целителя что-то поблескивает.

Вскоре довольный донельзя Змей Горыныч, помахивая целехонькими крыльями, припрыгал к ожидающим друзьям.

— Это просто чудо! — воскликнул дракон. — Настоящее чудо!!!

— Чудес не бывает, — машинально сказал Брок без прежней уверенности в голосе. — Говори, что он с тобой делал!

— А я не знаю, — смутился Горыныч. — Я словно в трансе каком был…

Тут подошел и старик. Дракон кинулся к своему спасителю и попытался обнять того крыльями. Старец увернулся и засмеялся:

— А вот меня некому будет лечить, если ты меня раздавишь!

Горыныч тоже стал смеяться, пуская в небо огненные фейерверки. А отсмеявшись, спросил:

— Чем я могу вас отблагодарить? Давайте, домой отвезу!

— Спасибо, — поклонился старик. — Но я и сам дойду. — Он и правда развернулся, собираясь уходить.

И тут Брок вспомнил о деле.

— Постойте, — дернулся он вслед старцу. — Вы не знаете, как нам найти замок Кинг-Конга… то есть, Каакоонга?

— А зачем вам его замок? — удивился старик.

— Низачем, — пожал плечами сыщик. — Нам его хозяин нужен.

— А хозяин вам к чему?

— А вот этого, простите великодушно, я вам сказать не могу! — заупрямился Брок. — Но у нас к нему очень важное дело.

— Ну, если важное!.. — заулыбался старик. — Тогда давайте провожу.

— А это далеко?

— Не далеко, но и не близко.

— Так я довезу! — замахал крыльями Змей Горыныч. — Во мне сейчас столько силы! Горы готов свернуть!

— Горы сворачивать не стоит, — сказал старец. — А полететь можно. Любопытно даже.

— А нас снова не собьют? — насупила бровки Сашенька.

— Просто не надо лезть на рожон! — буркнул сыщик.

— Пусть только попробуют, — выступил Константин Петрович, — головы пооткручиваю!

— Не надо никому ничего откручивать, — улыбнулся старик. — Путь до замка свободен, там нет селений.

— А у самого замка не обстреляет нас охрана? — подал голос мальчик Костя.

— Не обстреляет, — сказал старец с непонятной уверенностью.

— Тогда вперед! — провозгласил Брок и полез на левую шею Горыныча, уступив центральную почетному гостю.

Саша села позади отца, Константин Петрович с Костей — на свое прежнее место. Змей Горыныч спросил:

— Все готовы?

Услышав в ответ единодушное угуканье, он легко, без разбега, взмыл в ярко-синее небо.

…Замок Каакоонга был красив. Даже издалека. Он казался аппликацией, вычурным рисунком на ярко-синем листе неба, иллюстрацией к волшебной сказке. Высокие резные башни и ажурные башенки казались продолжением скалы, на вершину которой прилепился замок. Желто-серые стены в ослепительных солнечных лучах выглядели так, словно были сложены из пыльных золотых слитков.

— Ух ты-ы-ыыы! — восторженно ахнул Костя. Взрослые завороженно молчали, но в глазах каждого читался тот же детский восторг. Сыщик Брок на пару мгновений забыл даже о пресловутом кредо насчет невозможности чудес.

Замок приближался. Конечно, на самом деле это Змей Горыныч со своими седоками подлетал к скале, но, поскольку никто не отрывал взгляда от произведения неизвестного зодчего, то каждому казалось именно это: приближается замок…

Первым подал голос Горыныч:

— Куда лететь? Прямо к замку, или у подножия садиться?

— А ты сядешь возле замка? — поинтересовался Брок у коллеги.

— Вряд ли… — трезво оценил перспективу Змей.

— Чего тогда и спрашиваешь?

— Ну… я бы мог вас того… десантировать…

— Ага! А стража нас десантирует дальше — через стену!..

— Ну, тогда садимся внизу, — сделал вывод Змей Горыныч.

— Давай, — разрешил Брок. — А там уж будем думать.

Дракон плавно приземлился у подножия скалы. Склоны ее и впрямь оказались настолько крутыми и гладкими, что нечего было и думать, чтобы забраться наверх — тем более, без специального альпинистского снаряжения.

Брок, кряхтя, слез с шеи Змея и подошел вплотную к горе. Потрогал теплый серый камень и сказал:

— М-м-мда!..

— Вот именно, — согласился Константин Петрович, тоже пощупав скалу. Сашенька и Костя не преминули повторить действие отцов. Даже Горыныч провел по каменной стене крылом. Лишь седовласый старец спокойно стоял в сторонке.

Брок, хмуро покачивая головой, подошел к нему.

— Благодарю вас, э-э-э… не знаю вашего имени, простите…

— Каакоонг, — представился старик.

— Благодарю вас, уважаемый Каакоонг, за всё, что вы для нас сделали!.. Не смею вас больше задерживать. Или вас всё-таки подбросить до дому?

— Да вы меня уже, собственно, подбросили, — спрятал улыбку в бороду старик.

— Ну, тогда позвольте откланяться! — Брок и в самом деле низко поклонился. — Спасибо еще раз! — Затем сыщик повернулся к спутникам и предложил: — А давайте покричим все разом?

— Что именно? — спросила Сашенька, которая как-то странно глядела на отца. Остальные, впрочем, тоже.

— Как что? — удивился Брок. — Вот так покричим… — он набрал полную грудь воздуха, задрал голову, приложил ко рту ладони рупором и заорал: — Ка! А! Ко! Онг!!!

— Что? — откликнулся старец, который всё еще стоял рядом и улыбался в бороду.

— Не мешайте, дедушка! — раздраженно бросил сыщик. — Идите уже домой. — Брок снова задрал голову и завопил пуще прежнего: — Каа!!! Ко!!! О-о-ооонг!!!

— Я тебя слушаю, — снова ответил старик.

— Да уведите же его кто-нибудь! — топнул сыщик. — Не дают работать!.. И почему, кстати, никто не помогает мне кричать?

— Так вот же он… — сказал мальчик Костя.

— Кто?

— Каакоонг.

— Ну, и?.. — воткнул Брок руки в бока и склонил голову, сверля мальчика взглядом.

— Так его не надо кричать… — растерялся Костя.

— Почему?

— Так вот же он! — повторил мальчик.

— Кто?

— Стоп-стоп-стоп! — выступила вперед Сашенька. — Вы уже по второму кругу пошли, дорогие мои! Папу уже переклинило и заело.

— И ты туда же? — обиделся Брок.

— Куда?

Сыщика вопрос дочери поставил в тупик. Он почесал затылок и сказал:

— Что вы все так на меня смотрите? Даже Каакоонг — и тот, видите ли, уставился!.. — Тут Брок неожиданно запнулся и нахмурил лоб: — Так-так-так-так-тааак!.. Что это я сейчас сказал?.. Я сказал: Каакоонг? Ну да, я сказал: Каакоонг… А почему я так сказал? Так-так-так-так-тааак!.. Главное, чтобы мысль не ускользнула!.. — Брок запустил пятерню в волосы и принялся расхаживать возле скалы.

— Папа! — встревоженно позвала Сашенька. — Я знаю, почему ты так сказал.

— Да? — остановился Брок. — И почему же, интересно знать?

— Потому что вот он — Каакоонг, — показала на старика девушка.

— Я знаю, — кивнул сыщик, не понимая, что хочет сказать ему дочь.

— Так ведь это он и есть! Каакоонг. Тот самый, кто нам нужен. Тот самый, кому ты сейчас кричал…

— Так что, выходит, докричался? — взъерошил волосы Брок.

— Можно сказать и так, — еле сдерживая смех, шагнул к сыщику маг. — Так что ты от меня хотел?

— Постойте, так вы что — и есть тот самый маг Кин… Каакоонг?! — дошло наконец до сыщика.

— Тот самый, да, — склонил голову старец.

— А чего ж вы молчали?!

— Я не молчал. Когда ты меня звал, я отзывался.

— Он отзывался, папа, — закивала Сашенька, но Брок свирепо шикнул на дочь.

— И-и… — протянул сыщик. — Где бы нам побеседовать? Может, поднимемся к вам?..

— Не хочу показаться негостеприимным, но, боюсь, у меня вашему трехголовому другу будет несколько тесновато…

— Пусть здесь подождет… — начал было Брок, но Горыныч запротестовал:

— Ничего себе! Там моя судьба решаться будет, а мне на травке загорать?! Нет уж, давайте здесь!

— Ну, здесь так здесь, — поджал губы Брок. Видно было, что поговорить с магом ему хотелось без свидетелей. Но он понимал, разумеется, что это и впрямь было бы несправедливо по отношению к остальным. И он спросил Каакоонга: — А вам-то здесь как будет, удобно?

— Чего ж неудобного? — улыбнулся маг и сел на траву, сделав приглашающий жест рукой. Все последовали его примеру. Трава была неправдоподобно зеленой, шелковистой, мягкой и очень приятно пахла. Змей Горыныч не удержался и выдернул зубами пучок, пожевал, выплюнул и тоже развалился на живом ковре.

— Так о чем мы будем разговаривать? — повторил вопрос Каакоонг.

— Можно, я начну? — поднял руку Брок. И, не дожидаясь ответа, сказал: — Видите ли, уважаемый Каакоонг, наша главная проблема, что все мы оказались здесь непонятно как, зачем и почему. Вы, случайно, не в курсе, в чем причина этого… э-эээ… фокуса?

— Пространство неоднородно… — потеребил бороду маг. — Его пронизывают щели и трещины, в нем зияют дыры. Исчезают старые, появляются новые. Ведь пространство — не обычная пустота. Вернее, оно вообще пустотой не является. Так что вы, скорее всего, в такую щель и провалились.

— Допустим, — отозвался Брок. — Но ведь наш трехголовый друг тоже оказался здесь! Что же, получается, эта трещина ведет отсюда сразу в два места? И не в два даже… Местные охотники сказали, что к вам тут в последнее время кто только не валится!

— Да, щелей появилось много, — нахмурился Каакоонг. — Мне это тоже не нравится. Не очень похоже на случайность, ведь такие «прорехи» в пространстве всё-таки большая редкость в человеческом понимании. Вероятность наткнуться хотя бы на одну за всю жизнь — и то ничтожно мала. А тут сразу столько почти в одно время и в одном месте… Но моих знаний и возможностей не хватает, чтобы понять суть происходящего, узнать, кому это нужно…

— Кому?! — подскочил Брок. — Вы хотите сказать, что кому-то под силу устроить такое специально?!

— Во Вселенной много сил, о которых мы ничего не знаем и узнать не сможем, поскольку они настолько выше нашего понимания, что…

— А вот религиозной пропаганды не надо! — протестующе вытянул руки сыщик. — Давайте примем в качестве гипотезы всё-таки естественно-случайные причины.

— Хорошо, — пожал плечами маг. — Но в таком случае ты уже получил ответ на свой вопрос.

— Что-то меня такой ответ мало устраивает… — поскреб в затылке Брок. — Это почти равносильно тому, что думал я…

— А что думал ты? — усмехнулся маг. — Что у тебя галлюцинации?

— Как вы догадались?!..

— Это первое, что может прийти в голову такому рациональному человеку как ты. Не верящему в чудеса.

— Да, я не верю в чудеса! — вскинул голову сыщик. — Потому что чудес не бывает. Потому что всему есть логичное объяснение. Я всегда пользуюсь известным принципом Оккама: самое простое объяснение происходящему и есть самое верное. Как правило. Пресловутой «бритвой Оккама» я и отсекаю всякие ваши чудеса!.. Потому я и взял этот псевдоним — Брок. И своему кредо я останусь верен!..

— Ну, чего ты так разошелся-то, папочка? — встряла Сашенька. — Ну, не веришь ты в чудеса — и не верь. Только ведь выбраться отсюда нам это не поможет…

— Кстати, да! Как насчет выбраться? — спросил у мага сыщик.

— Если это всего лишь твой глюк, то переживать не о чем, — вновь улыбнулся Каакоонг. — Наслаждайся виртуальными приключениями в свое удовольствие. Очнешься — будет о чем вспомнить.

— Если очнусь… — проворчал Брок. — И если бы это касалось меня одного — я бы, может, и не дергался. Но нас тут — вон сколько! И я, как бывший ученый, а теперь — как неплохой, я считаю, детектив, не могу полностью отбросить и другие версии… Например, об этих ваших щелях и дырах… Тоже, кстати, не столь уж и антинаучно. Если бы…

— Что если бы?

— Если бы не инопланетяне… — сжал кулаки сыщик. — Ну вот не верю я в инопланетян! А так, получается, и вы — инопланетянин, и Горыныч вон — тоже…

— Сам ты инопланетянин! — почему-то обиделся Змей.

— Отчего же ты в нас не веришь? — Улыбка мага стала еще шире.

— Да потому что никаких инопланетян не бывает! — замахал Брок руками. — И всё тут!

— И в себя тоже не веришь?

— А я-то тут при чем?

— Но ведь сейчас именно ты инопланетянин. Ведь это ты с иной планеты, а не я.

— Демагогия! — отмахнулся Брок. — И к решению нашей проблемы отношения не имеет. Лучше скажите: вы можете помочь нам вернуться домой?

— Попробовать можно. Только есть одно «но».

— Вы ждете, чтобы я спросил: «какое»? Считайте, что спросил.

— Я могу помочь найти «щель», «дырку» в пространстве. Но я не могу быть уверен, приведет ли она вас именно домой, а не выбросит, скажем, где-нибудь в открытом космосе.

— Почему?

— Потому что эти разломы — непостоянны. Пространство — не статично. Вселенная живет, дышит.

— Какой шанс, что мы не попадем домой?

— Ну, всё-таки я не думаю, чтобы ваша «трещина» за прошедшие сутки намного сместилась. Всё-таки для Вселенной это миг, и даже меньше. Так что если вы помните, откуда вы «вынырнули» в нашем мире, я думаю, что смогу помочь вам «нырнуть» обратно.

— Помню! — вскочил на ноги Брок. — Возле моря! Там еще тетка чокнутая сидела с ощипанным Чебурашкой.

— И я рядом с морем, — пожала плечами Сашенька. — Хотя никакой тетки там не было. Там Уурнаау был, с друзьями. — Глаза девушки мечтательно закатились.

— И я около моря, — сказал Константин Петрович.

— И я, — эхом откликнулся Костя.

— А я вот не у моря, — подал голос Змей Горыныч. — В воздухе. Над лесом. Но внизу было озеро. Но я не считаюсь, я ведь с другого места прибыл, правда?

— Да-да, — задумчиво пробормотал маг. — Вообще-то всё это очень странно… Не могли же вы провалиться в разные щели… И не могла же щель, если она одна и та же, за столь короткое время сместиться… Постой, — Каакоонг пристально глянул на Брока. — Что ты там сказал про женщину… с кем, я не понял?..

— С Чебурашкой. — И Брок дал исчерпывающий портрет «мадонны с младенцем».

Маг нахмурился.

— Я знаю, кто это. Наследник Мага.

— Постойте, но вы ведь и есть маг!.. Что-то у вас неудачно как-то получилось…

— Не остри! — рассердился Каакоонг. — Я — просто маг, а то — Маг, с заглавной буквы Маг!.. Мой Учитель. И не только мой. Кстати, вы обратили внимание, что мы с вами понимаем друг друга? Это тоже его заслуга. Он сделал так, чтобы все в нашем мире говорили на одном языке и принимали его при этом за свой родной. Вот он-то, думаю, смог бы объяснить тебе происходящее лучше.

— Так попросите, замолвите, так сказать, словечко.

— Его нет. Он ушел. Не знаю, навсегда или только на время…

— Куда, если не секрет?

— Туда, откуда простым смертным нет выхода! — Каакоонг снова нахмурился и повысил голос. — А может быть — и входа. Мне мало что об этом известно.

— А наследник откуда взялся?

— Уходя, Маг оставил его вместо себя.

— А кто эта женщина?

— Это блаженная. Она издалека, хоть и из нашего мира. Маг захотел, чтобы наследника воспитала она.

— Но она же чокнутая! — возмутился Брок. — Чего она там навоспитывает?!

— Не тебе судить!!! — совсем рассвирепел старик. — И не мне!..

— Ладно, ладно, — поднял руки сыщик. — Тогда, может, этот милый малыш нам сможет что-то объяснить?

— А ты уже беседовал с ним?

— Ну, беседой это назвать трудно… — замялся Брок.

— Тогда ты, наверное, понял, что задал сейчас глупый вопрос.

— Пожалуй, да. Постойте!.. А может это он и начудил с «дыркой»? Мальчуган этот?..

— Кто знает, — поостыл маг. — Всё может быть. Неспроста же он здесь появился…

— Ладно, — решительно сказал сыщик. — Если даже вы не знаете, то нет смысла в гадалки играть. Отправьте нас отсюда — и дело с концом!..

Каакоонг задумался. Покачал головой.

— Если все вы появились тут в разных местах — как узнать, где сейчас «ваша» щель, ведущая именно в ваш мир?

— Давайте тогда ко мне! — обрадовался Змей Горыныч. — У меня-то она одна — в озере. Кстати, Брок, ты же обещал помочь мне в одном дельце…

— Обещал, обещал!.. — пробурчал земной сыщик. — А их-то куда? — кивнул он на спутников. — Я ж за них отвечаю…

— Ну, а у нас чем им будет плохо? Подождут, пока мы с тобой быстренько дело раскроем, а потом… — Горыныч примолк, вращая всеми глазами. Причем, в разные стороны.

— Вот именно, — сказал Брок. — А что потом?

— Пока не знаю, — признался Змей. — Но прыгая наугад отсюда, вы рискуете больше. А там у нас есть хорошие ученые. Может, помогут…

— Ученые? — обрадовался Брок. — Это хорошо. Наука — это вам не магия какая-нибудь! — Он повернулся к молчаливо ждущим спутникам: — Ну что, съездим к Горынычу в гости?

Все поочередно кивнули, хотя и не очень уверенно. А Константин Петрович вдруг покраснел и, заикаясь, спросил, не глядя на мага:

— Вы… это… от алкоголизма лечить умеете?..

— Легко.

— Так, может… это самое… ну-у…

— Тебя, что ли, вылечить? — спросил Каакоонг и зачем-то провел рукой над головой мужчины.

— Ага. Если не трудно…

— Я же сказал: легко.

— Ну, вылечите тогда…

— Уже вылечил, — улыбнулся маг.

— Да ну? — удивился Константин Петрович и замер вдруг, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Рот его начал изумленно раскрываться.

— Вот тебе и «ну»! — усмехнулся старик.

Глава 20 Знакомство с семьей Змея Горыныча. «Крещение» драконих

Горыныч был снова оседлан. Вообще-то Каакоонг сказал, что мог бы перенести всех в нужное место этого мира с помощью магии, но, во-первых, это касалось только людей, а не драконов, а во-вторых, «дырка» в мир Змея Горыныча всё равно находилась где-то под облаками, так что лететь так или иначе пришлось бы. Вот и полетели.

Из ориентиров Горыныч помнил лишь озеро. Скорее всего это было именно то озеро, возле которого его повстречал Брок. Маг подумал и сказал, что поблизости есть еще пара озер, но это было самим ближним, поэтому начать решили с него.

Когда посреди зеленого лесного покрывала засеребрилась водная гладь, Каакоонг достал откуда-то — Броку показалось, что прямо из воздуха — металлический обруч желтого цвета с вправленным в него крупным черным камнем и надел это украшение на голову. После чего стал вращать головой в разные стороны, а потом кивнул и сказал:

— Ага! Ну-ка, друг, лети помедленней во-о-он туда, а лучше зависни ненадолго.

— Я зависать не умею, — сказал Змей Горыныч. — А помедленней — это пожалуйста. — И он стал махать крыльями реже.

Маг же снова невесть откуда выудил прозрачную призму и стал крутить ею в воздухе. Солнечные лучи преломлялись в хрустальных гранях («Ну, не стекляшка же это!» — подумал Брок) и образовывали пучок света, переливающийся всеми цветами спектра. Каакоонг направил разноцветный луч вперед и там, прямо в воздухе, образовалось вдруг темно-лиловое пятно, словно кто-то пролил на синюю скатерть черничное варенье.

— Туда! — ткнул пальцем свободной руки на пятно маг. — Теперь быстро лети туда, прямо в центр! И — удачи вам всем. Прощайте!..

И Каакоонг исчез. Брок даже глянул вниз — не свалился ли старик, — а потому прозевал момент, когда Змей Горыныч влетел в черничную кляксу. Он лишь увидел, что внизу уже не лес, а темно-синяя равнина, которую пересекала во все стороны паутина то ли дорог, то ли трубопроводов, то ли всё это вместе; и там и сям по этой равнине были разбросаны строения вполне урбанистического вида.

— А-а-ааа!!! — завопил Горыныч. — Я снова дома!!!

— Потише ори! — возмутился Брок. — Пороняешь нас сейчас!..

— Не пороняю! — крикнул Змей. — Теперь вы мои драгоценные гости! Теперь я вас буду лелеять и холить, заботиться о вас, как о собственных детях!..

— Кстати, о детях, — сказал Брок. — Ты бы им хоть сувенир какой привез.

— А я и привез, — засмеялся Горыныч. — Вас!

— Ты… это… — задохнулся от возмущения сыщик-землянин. — Так не шути больше!..

— Да я же в хорошем смысле! Им же любопытным делом будет с вами познакомиться. И почетным!

— Лишь бы по нечетным они не принялись нас кушать, — тихонечко, себе под нос, пробубнил Брок.

…Дети гостям и впрямь обрадовались. Правда, не сразу…

Восемь маленьких дракончиков — словно выпрыгнувших из мультика — резвились на лужайке с темно-синей травой возле серо-буро-малинового (именно так!) дома, похожего на воплощение фантазий кубистов, когда на нее мягко спланировал Змей Горыныч.

— Папа-а-ааа!!! — завизжали-загудели драконятки и вмиг обвешали собой Горыныча, как игрушки — новогоднюю елку. — Ты где бы-ы-ыыыл?! Мы скучали, мама скучала, дядя Крррффххххшрррссссстриивакккккшшшшммннннннкк тоже скучал!..

— Что еще за дядя?! — негодующе замахал всеми головами Змей, стряхнув с себя попутно как дочерей, так и утративших бдительность землян.

Из треугольной двери дома на шум вынырнула большая трехголовая дракониха и запричитала:

— Ой ты мой ненаглядны-ы-ыыый!.. Ой ты мой любименьки-и-ииий!!! Все-то я шестеро глазонек выплакала-а-ааа!.. Где же ты пропадал, гад?! — последнюю фразу дракониха сказала совсем другим тоном, и Змей Горыныч стал вдруг будто бы меньше, словно из надувной игрушки подвыпустили воздух.

— Ну-у… — нерешительно провыл он. — Это так сразу не объяснить… — Тут, вспомнив сказанное дочерьми, Горыныч снова принял прежние размеры и даже чуть расправил крылья: — А вот кто такой этот Крррфф…

Продолжить ему не дали — три струи пламени из пастей супруги сбили несчастного с ног.

— Ах ты паразззит! — зашипела дракониха, выпуская облако ядовитого желтого дыма. — Он еще и выделывается! Я ж всю полицию на лапы-крылья подняла! Сам генерал-ефрейтор операцию возглавил!..

— Крррфф<…>нкк? — спросил Змей.

— Да, представь себе! — фыркнула сгустком пламени супруга. — Между прочим, очень приятный, вежливый и обходительный ящер.

— Обходительный? Это как понимать — он тебя обходил или обхаживал?

— Ах ты!.. — три новых огненных струи ударили в грудь Змея Горыныча. Он снова не устоял и, кувыркаясь, покатился по траве, подминая и дочерей, и кое-кого из гостей. Брок едва успел отпрыгнуть. И поспешил вмешаться.

— Гражданка! — замахал он руками, привлекая внимание разъяренной драконихи. — Гражданочка! Будьте так любезны, не ругайтесь при детях!.. Это же плохо влияет на детскую психику!

Дракониха насупилась. Только сейчас она заметила, что муж прилетел не один.

— А это еще что за козявки?! — рыкнула она на супруга. — Ты чего это в дом натащил? Нам только заразы всякой не хватало!.. — И дракониха направила все три раскрытые пасти на земного сыщика с явным намерением провести дезинфекцию территории.

Вопли Брока и Горыныча слились в один. Но перекричал, конечно же, Змей:

— Остановись!!! Это же наши гости!!! Это люди!..

— Люди?! — Дракониха всё же плюнула огнем, но не сильно — шар пламени оказался жиденьким и развеялся, не долетев до Брока, обдав лишь того легким жаром. — Да ты часом не пьян? А ну-ка, дыхни!..

Земной сыщик вспомнил недавний анекдот, хотел было засмеяться, но передумал. Как-то не до смеха ему сейчас было. Да и шкура у этих ящеров, похоже, огня не боялась… Зато рассмеялись Горынычевы дочери — запрыгали, захлопали недоразвитыми крылышками:

— Люди, люди, люди!!! Это как в сказках?! Папочка, ты что, в сказку летал?.. — Теперь и они заметили наконец, что отец вернулся не один.

Из под того как раз вылезали помятые, но, к счастью, вполне невредимые Константин Петрович, Сашенька и Костя. Увидев мальчика, маленькие драконятки запрыгали еще сильнее:

— Вау! Вау!!! Это кто?! Люденышева детка?

Горыныч цыкнул на дочерей, а жене хмуро сказал:

— Да, это люди! Нормальные, живые, а главное — разумные люди. Вот, можешь, кстати, и спросить у людей, где мы были…

— Да, — шагнул вперед Брок. — Мы люди! И действительно вполне разумные. А ваш супруг, между прочим, герой. Он всех нас спас, жертвуя собой! Вы должны им гордиться, а не кричать на него. Разругались тут, понимаешь ли, в дымину… — Сыщик помахал рукой у лица, разгоняя остатки желтого, дурно пахнущего дыма.

— Интересно, где это он вас спасал? — Дракониха села на задние лапы, свернула вокруг них хвост, а передние лапы сложила на груди, отчего стала очень похожа на человека, хоть и чешуйчато-зеленоватого, огромного и трехголового. Броку подумалось даже, что многие земные мужчины именно так и представляют порой собственных жен — этакими трехголовыми змеюками. «Хорошо, что моя Иришечка не такая!» — подумал он еще. И ответил с достоинством:

— Он спасал нас в небе одного любопытного мира… Не буду врать — не знаю, где это, мне еще предстоит с этим разбираться… Но вел себя ваш супруг, как настоящий мужчина!.. Ну, или как настоящий ящер — если вам это понятней. С пробитым, сломанным крылом он держался до последнего и, теряя сознание и силы, всё же не рухнул куда ни попадя, а упал в воду…

— Покажи-ка крыло, — сказала мужу дракониха, бесцеремонно перебивая землянина.

Змей Горыныч неохотно расправил крылья.

— Ага, — хмыкнула Горынычиха. — Крылья — живого места нет!.. Ты и сам врешь, и людишек этих подговорил?! — она стала грозно подниматься.

— Стойте! — топнул Брок. —Вы же не дослушали! Потом нам всем помог местный маг. Он вылечил и крыло вашего мужа…

— Маг? — с деланным любопытством переспросила дракониха.

— Маг, — подтвердил Брок. — Только не тот маг, который Маг, а тот, который просто маг. Каакоонг его зовут. А тот, который Маг — он ушел. Куда — я не понял. Зато он наследника оставил. Чебурашку. Вот этот-то Чебурашка, похоже, и начебурашил нам приключений… А может, всё это просто мои галлюцинации.

— Очень интересный рассказ, — язвительно прошипела супруга Горыныча. — Самое главное — исключительно правдоподобный.

— Вы мне не верите?! — вспыхнул земной сыщик. — Спросите тогда мою дочь! Сашенька, ну расскажи этой… тетеньке, как всё было.

Саша, не вполне еще отошедшая от последствий столь бурной и пламенной встречи, потирая отдавленный Горынычем локоть, буркнула:

— Ей не понять!.. Мы же для нее козявки, зараза всякая! Тараканы…

— Ну, не передергивай, дочурка. Это она сгоряча. Состояние аффекта, так сказать. Прости ее, ты ведь тоже женщина!

— Я еще девушка, — буркнула Саша.

— Очень надеюсь! — сверкнул Брок глазами. — И всё-таки расскажи гражданке Горынычевой всю последовательность событий.

— Кому?.. — удивилась Саша.

— Ах, да, — хлопнул по лбу сыщик. — В окончании ошибся, эти фамилии не склоняются!.. Гражданке Горыныч, конечно.

— Ладно… — Сашенька бросила недовольный взгляд на «гражданку Горыныч», которая всё еще строила из себя этакую змеюку, что у нее, кстати, неплохо получалось, и сказала:

— То, что мы действительно люди, вы, я надеюсь, верите?

Дракониха презрительно фыркнула, но всё же выдавила:

— Допустим…

— И, насколько мне известно, в вашем мире люди не водятся? — продолжила Саша.

— Слава Создателю!..

— Стало быть, можно сделать однозначный вывод: мы из другого мира.

Горынычиха впервые задумалась и нерешительно кивнула. Выражение ее морд изменилось. Сашеньке подумалось даже, что дракониха вполне миловидная дамочка.

— Несложно сделать и следующий вывод, — учительским тоном сказала девушка, — что ваш супруг мог принести нас только из этого другого мира. Правда, — Саша подняла пальчик, — этот вывод будет не совсем верен. Мы действительно из другого мира, но Змей Гор… ваш уважаемый супруг принес нас не из него, а из еще более другого мира…

— Как это?.. — морды драконихи стали постепенно принимать прежнее выражение. Брок поспешил сам исправить ситуацию:

— Вот смотрите! — он подскочил к Змею Горынычу и хлопнул тому по лбу левой головы: — Это Земля. Та планета, откуда мы родом… Третья планета Солнечной системы. Солнце — это наша звезда, желтый карлик. Находится почти на самом краю нашей Галактики. А вот это, — хлопнул Брок по средней голове Змея, — мир, куда мы попали с вашим супругом… — Земной сыщик подошел к правой голове дракона и щелкнул ее по лбу: — Ну, а это ваш мир. Теперь понятно?

— Не совсем, но уже лучше. В качестве наглядного пособия мой супруг выглядит замечательно!

— Так вот… — Брок хотел продолжить, но Горынычиха мотнула головами:

— Пусть ваша дочь рассказывает! Чего вы ее слова лишаете? Вот, все вы такие, мужчины!..

— Действительно, папа! — воодушевилась поддержкой драконихи Сашеньки. И, оттеснив отца в сторону, отважно встала перед супругой Горыныча.

— Ты бы отошла чуток, — забеспокоился Брок. — Вдруг тетя чихнет…

— Не называйте меня тетей, — поморщилась Горынычиха. — У меня нет племянников! Зато есть имя.

— Какое же? — неосторожно спросил сыщик-землянин и с трудом выдержал обвалившийся на него град шипящих, свистящих, грохочущих, плюющихся, тарахтящих и даже не вполне приличных для человеческого уха звуков. — А… покороче нельзя? — спросил он, после того, как слегка пришел в себя.

— Ну, я не знаю… Наверное, можно… А как вы моего супруга называете?

— Змей Горыныч…

— Нет, это некрасиво!.. Хотя, для него как раз подходит. А вот меня… Как бы вам меня называть?.. Вот вы свою супругу как называете?

— Зайка, — сказал Брок и смутился.

Горынычиха почмокала губами, пробуя слово на вкус.

— Не годится, — сказала она. — Слишком сложно и непонятно.

— А я свою чучундрой иногда называю, — неожиданно подал голос Константин Петрович.

— Чучундра? — даже подпрыгнула дракониха. — Как замечательно! Это мне безусловно нравится. Зовите меня тоже Чучундрой!.. Ты, кстати, тоже, — кивнула она мужу. — Герой!..

Земляне с осуждением посмотрели на Константина Петровича, но дело уже было сделано. Только Сашенька смущенно попросила дракониху:

— Можно, я вас буду называть просто Чу?

— А я — мадам Чу… — подхватил Брок.

— А я — Чуча! — хохотнул ничуть не смутившийся Константин Петрович.

— Как хотите, — жеманно махнула лапой Чучундра. — И не надо мне «выкать», я еще не старуха, у меня всего три головы… Кстати, а как вас всех зовут?

Земляне поочередно представились: Брок, Саша, Константин, Костя… И тут запрыгали маленькие драконятки:

— И нас, и нас тоже назовите!..

Брок повернулся к Горынычевым дочерям, озадаченно поскреб в затылке и, тыча в каждую «девочку» пальцем, почему-то по-немецки их пересчитал:

— Айн, цвай, драй, фир, фюнф, зэкс, зибен, ахт… — после чего он стал было сочинять для каждой имя, но драконятки опять запрыгали, подняв невообразимый галдеж:

— Ура, ура!.. Я — Цвай! А я — Зибен! Зато я — Фюнф!..

Брок понял, что с поставленной задачей он уже справился и широко улыбнулся драконовым деткам.

— Спасибо, — растрогалась Чучундра. — Вы, оказывается, такой милый!.. Любите детей? Простите, что я так с вами вначале… Кстати, а чего мы тут стоим? Пойдемте в дом! Вы же устали, наверное, с дороги и есть хотите… А за обедом нам Сашенька всё и расскажет.

Глава 21 Дегустация блюд, место женщины в мире драконов и что предложил Брок в качестве альтернативы церкви

На обед подали блюдо под названием «кфффисстошштоссс». На самом деле, там было еще с пару десятков звуков, но даже и эти, первые шестнадцать, мало кто из людей запомнил. Поэтому, Брок, например, назвал для себя пахучий клубок бледно-розовых нитей еще короче: «кфис». А Сашенька, побледнев, мысленно сравнила кфис с червяками. Благо, что последние не шевелились. Похоже, о чем-то подобном подумал и Костя, потому что выскочил вдруг из комнаты, а когда вернулся, к столу подходить не стал. И только Константин Петрович следом за хозяевами, с невозмутимым видом стал разматывать неаппетитный клубок, шумно всасывая розовые нити подобно спагетти.

— М-мм! — закатил он глаза. — Вкуснотища!..

Брок зажмурился и отправил в рот маленькую отщипнутую ниточку. Затем глаза открыл, тоже восторженно промычал и стал засасывать угощение, словно пылесос-гурман.

Сашенька знала, что по гастрономической части их с отцом вкусы сходятся, а потому также рискнула попробовать пресловутый кфис. И тут же замахала руками, подзывая Костю:

— Это вкусно! Это очень вкусно! Иди скорей!..

Бледный Костя испуганно замотал головой.

— А… котлет у вас нет? — тихо спросил он.

— Котлет? — удивилась Чучундра. — Но их же не едят! Ими играют в пфрусс-хфрусс!..

Маленькие драконятки дружно засмеялись.

— А ну-ка, не балуйтесь за столом! — прикрикнул на дочек Горыныч.

— Что же делать?.. — задумалась дракониха, поглядывая на мальчика. А тот, глядя, с каким аппетитом едят его старшие друзья, неожиданно заплакал:

— Папа, я есть хочу!..

— А вот я в твои годы хотел стать космонавтом!.. — не отрываясь от поедания кфиса, проворчал Константин Петрович.

— Мы все тут сейчас космонавты, — проворчал Брок. — А то, что мальчик голоден — не дело!

— Как же быть? — расстроилась мадам Чу. — Костя, а пойдем-ка со мной на кухню, и ты сам выберешь то, что тебе захочется.

Костя всхлипнул и кивнул. Ему стало стыдно, что он вот так, перед всеми, разревелся. Но есть и правда хотелось. А тут еще и переживания последних двух дней!..

Поэтому он очень обрадовался, что ему предложили небольшую экскурсию по дому. За это время он надеялся полностью успокоиться, а еще, возможно, и подкрепиться.

…Вернулся Костя, когда все уже поели и потягивали из огромных стаканов, больше похожих на стеклянные ведра, голубоватый напиток. Мальчик испуганно поглядел на отца, который выпил уже половину такого «ведра». Константин Петрович перехватил взгляд сына и бросил:

— Не боись, не спиртное! Хочешь, сам попробуй.

— Пока не хочу, — ответил Костя. — Вот мороженое доем… — В руках он и правда держал большущую тарелку, почти тазик, с белыми подтаявшими шариками.

— О-о! — одобрил Змей Горыныч. — Это очень вкусно! Готовят из молока…

— Т-щ-щ-щщщ! — зашипел Брок, приложив палец к губам и делая Горынычу жуткие рожи. Он испугался, что Косте опять станет плохо, когда тот узнает, из чьего молока это сделано. Но мальчик, на удивление, отреагировал спокойно:

— А я и так знаю. Мадам Чу мне показала. Смешные зверьки. На мышей очень похожи, только больше. И лап у них шесть. И мордочки длинные, как у крокодила. Мадам Чу обещала мне подарить такого, когда мы домой поедем.

— Мне только крокодилов дома не хватало! — вздохнул Константин Петрович.

— Папа, они тебе понравятся! — воскликнул мальчик.

— Они?! Ты вроде про одного сказал…

— Хорошо бы двух, — сказал Костя. — Один скучать будет…

— Ладно, посмотрим, — свернул разговор Константин Петрович. — Пусть лучше Александра о наших приключениях Чуче расскажет, как обещала.

Чучундра как раз показалась в дверном проеме и услышала последнюю фразу.

— Да-да, — сказала она, — расскажи всё, Сашенька. Теперь я вам безоговорочно верю и прошу прощения за свое поведение при знакомстве… Но я и правда очень переживала за супруга! Места себе не находила…

— Да ты не расстраивайся, Чу! — Саша подошла к драконихе и погладила по чешуйчатому боку. — Мы ведь всё понимаем. Садись-ка лучше и слушай.

И девушка принялась подробно и неторопливо рассказывать о похождениях четверки землян, начиная с того момента, как ее отец привел в дом мальчика Костю…

…Мадам Чу отнеслась к Сашиному рассказу очень серьезно. Мало того, она принесла предмет, очень похожий на ноутбук, только гораздо внушительней по размерам, и принялась тыкать когтистыми пальцами в клавиши.

— Чего это она? — шепнул Брок Змею Горынычу. Тот, также шепотом, ответил:

— Она ж ученый у меня, я разве не говорил?.. Свойства пространства — ее главная тема!..

— У-у!.. — уважительно заметил земной сыщик.

Чучундра оторвалась от компьютера и сказала:

— Очччень интересно! Ну просто очччень!.. Эх, как жаль, что я сейчас не у дел!

— Чего так? — вежливо полюбопытствовал Брок.

— Дети… — вздохнула дракониха. — Умоляла этого Змея, — кивнула она на Горыныча, — посидеть с ними, а тот — ни в какую. Без работы он, видите ли, жить не может! А я могу?!

— Ты же сама хотела именно восьмерых! — буркнул Горыныч.

— А ты что, был против?! — возмущенно пыхнула дымком супруга. — Может, тебе наши деточки уже стали в тягость? Может, ты подыскал себе менее плодовитую?..

— Ну вот, началось!.. — тяжело вздохнул дракон. — Да никого я себе не подыскивал, ты же знаешь! Хоть бы гостей постеснялась… Да и работа твоя никуда не убежит. Скоро дочки подрастут — и крои свое пространство на здоровье!

Мадам Чу вспомнила про гостей и смущенно потупилась. А мужу показала кулак.

— Вот что, Брок, — воспользовался передышкой Змей Горыныч. — Давай не будем терять времени. Пойдем ко мне в кабинет, и я познакомлю тебя с делом.

— О, ты работаешь дома, коллега?

— Конечно. Это ведь намного удобней. Не тратится время на дорогу, всё всегда под рукой…

— Но ведь отвлекают, наверное? — Брок осторожно кивнул в сторону дочерей. Он хотел было кивнуть и на Чучундру, но благоразумие взяло верх.

— Нет, что ты! — замотал головами Горыныч. — Работа в нашей семье — дело святое! Никто никогда не отвлечет тебя, если ты работаешь!

— Так уж и никогда? — не поверил Брок.

— Категорически! — подтвердил Змей.

— А если форс-мажор? Ну, например, пожар?

— Исключено. Дом не горюч в принципе. Мы ведь существа огнедышащие, так что у нас с этим строго.

— Землетрясение?..

— Мы издавна селимся исключительно в сейсмоустойчивых районах. Да у нас и орган специальный в головах имеется — заранее о землетрясениях предупреждает.

— Ну, а, например… война? — не отставал земной сыщик.

— Что ты! — отмахнулся Горыныч. — У нас не воюют уже несколько веков.

— Как же вы не повывелись-то с тоски? — попытался пошутить Брок, но Змей Горыныч неожиданно стал серьезным.

— Между прочим, мы как раз вырождаемся… За последние пару веков население уменьшилось вдвое!.. Как раз поэтому мы стараемся заводить как можно больше детей. Это у нас уже словно генетическая программа начинает работать. И всё равно нас становится меньше с каждым годом…

— Ага, — кивнул Брок. — Вот я и говорю…

— Что ты говоришь?

— Вы от скуки вырождаетесь. Всё у вас есть, ничего вам не угрожает. Жить стало неинтересно.

— Да ну, ерунда, — сказал Змей, но в голосе его не было уверенности.

— Как сказать, — прищурился сыщик-землянин. — Вот у нас на Земле, знаете ли, такие закономерности наблюдались: после сокрушительных войн женщины начинали больше рожать, причем именно мальчиков. Природа, батенька, всё видит!

— А почему именно мальчиков? — заинтересовался Змей Горыныч. Его супруга тоже с интересом прислушивалась к разговору.

— Как почему? — удивился Брок. — Потому что мужчин гибнет на войне значительно больше, чем женщин.

— У вас что, мужчины воевали?! — ахнула мадам Чу.

— К-конечно… — запнулся земной сыщик. — А у вас разве нет?

— Разумеется, нет, — широко разинула все шесть глаз Чучундра. — Что мужчины навоюют?.. Они же, как больше двух соберутся, сразу философские проблемы решать начинают, потом — по пабам, затем — по…

— Хватит!!! — рыкнул Горыныч. Таким рассерженным Брок видел друга впервые. Чучундра, видимо, тоже, потому что сразу примолкла и уважительно глянула на супруга. А тот вошел во вкус и продолжать орать: — Хватит дискредитировать меня перед уважаемыми гостями!!!

— Я ж не тебя конкретно… — примирительно заметила дракониха.

— Неважно! Я тоже мужчина!.. И вообще… Брок прав: война — не женское дело! Женщины должны рожать детей, а не воевать и ковыряться в пространстве!.. И заботиться о нас, мужчинах. Тогда и население у нас не будет сокращаться!

— Ага, — закивал Брок. — У нас на Земле народ есть такой — немцы. Так они говорят, что женщина — это три «к»: киндер, кюхен, кирхен… То есть — дети, кухня, церковь.

— Вот именно! — взмахнул крыльями Горыныч, и со стола полетела посуда. — Именно дети, именно кухня и… эта самая… как ее?..

— Церковь, — услужливо подсказал Брок.

Чучундра всё-таки не выдержала и набросилась на супруга:

— А чем я, по-твоему, целыми днями занимаюсь?! Как раз детьми и кухней!

— Но в церковь же ты не ходишь… — нашел оправдание Змей.

— Теперь буду!

— Да, теперь будешь! — снова вспыхнул Горыныч. — Вот уедут наши гости и будешь ходить в церковь, как миленькая! Каждый день — после завтрака, обеда и ужина! Или перед… Или вместо… Когда это лучше делать, Брок? — посмотрел он на коллегу левой головой. А правая спросила: — И что это вообще такое?

Брок начал было что-то объяснять про религиозные отправления, но, будучи в данном вопросе полным профаном, вскоре запутался и замолчал.

— Пожалуй, церковь можно из списка исключить… — помявшись, сказал он. — Пусть лучше в магазин ходит. Есть у вас магазины?

— Есть! — радостно ответила Чучундра. — О, я готова ходить в них и до, и после, и даже вместо всех этих завтраков-обедов-ужинов!.. Вот видишь, муженек, что умные люди говорят?! А ты меня пилишь за это постоянно!..

— М-м-ммм!.. — простонал Змей Горыныч и тяжело уронил все три головы. — Что же ты наделал, коллега!..

— Прости… — прошептал Брок, слишком поздно поняв свою ошибку. И впервые задумался о роли религии вообще и церкви в частности в жизни современной семьи.

Глава 22 Анимация как способ увидеть разницу и лекция о пагубном влиянии перекиси водорода на женский мозг

— Ты, это… правда, прости меня, а? — пробубнил земной сыщик печальному дракону, когда Змей Горыныч привел таки коллегу в свой рабочий кабинет и тяжелая дверь отсекла их от внешнего мира.

— Ладно, забудь, — вздохнул Змей. — Но ты бы знал, как она помешана на этих магазинах! У меня уже сил не осталось бороться! А тут еще ты…

— Ну, прости, я ж не знал! — взмолился Брок.

— Ладно, — снова вздохнул Горыныч. — А может и правда нам у себя эту… церковь построить? — с надеждой спросил он. — Ты бы объяснил получше, друг!..

— Мне не объяснить толком… Это тебе к нам надо, на Землю. Я бы тебя свел с парой-тройкой знакомых теологов, они бы тебе живо всё растолковали!

— Да-а!.. — мечтательно протянул Змей. — И в церковь бы я у вас сходил, сам бы всё посмотрел…

— А вот этого лучше не надо! — испугался Брок, представив дракона, входящего в храм.

— Почему?..

— Поверь на слово.

— Хорошо, — пожал плечами Горыныч. — Да и на Земле мне всё равно не бывать.

— Ну, отчего ж? Я тебя приглашаю!

— Да, но как? Это ведь невозможно!.. — воскликнул Змей Горыныч и осекся, увидев как скорбно поникли плечи земного коллеги. — Прости, прости, я не то хотел сказать! Ничего невозможного нет!..

— Это не мое кредо, — грустно улыбнулся Брок, — а моей дочери. А мое — знаешь какое?

— Чудес не бывает, — вздохнул Змей.

— Вот именно.

— Ничего! — тряхнул всеми головами дракон. — Ведь я же вернулся домой! Вернешься и ты.

— Спасибо, — похлопал Брок по чешуйчатому плечу Змея. — А теперь давай-ка перейдем к твоему делу.

Горыныч даже обрадовался. Он уже ругал себя на чем свет стоит за длинные языки, два из которых он даже прикусил. А третьим ответил:

— Ага, давай!

Змей Горыныч присел возле широкого и длинного пандуса с большим квадратным экраном и защелкал клавишами на выдвижной панели.

На земного сыщика с экрана глянула дракониха. То есть, сам бы он никак не смог определить пол зеленочешуйчатого существа, но Брок помнил, что в деле Горыныча речь шла именно о драконихе.

У «дамы» была лишь одна голова. Земного сыщика память не подвела и на сей раз — количество голов указывало на возраст. Желая показать, что он «в теме», Брок непринужденно бросил:

— Молодая совсем!..

— Да, только школу закончила. А уж замуж невтерпеж!..

— Почему ты так решил?

— Сама сказала. Чего ж, ты думаешь, она так сильно переживает? С таким телом кто ее возьмет? Вот и бывший жених теперь от нее отказывается.

Брок внимательно присмотрелся к изображению. Тело как тело! Большое, зеленое, чешуйчатое, с четырьмя когтистыми лапами, с двумя кожистыми крылышками… Он так и сказал местному сыщику.

— Да ты что?! — возмутился Змей Горыныч. — Ты представь, было бы такое тело у моей… Чучундры?..

Брок опять уставился на экран. Ему показалось, что у «жертвы» тело даже несколько изящней, нежели у супруги Горыныча. Но вслух он такое сказать не решился, а лишь промычал:

— М-м-мну-у… Да уж!.. Тут ведь… м-мда!.. Так сказать… О-го-го!

— Вот именно! — обрадовался Змей. — Именно, что «о-го-го»! А вот другая фотография потерпевшей, когда она еще с прежним телом, в том же ракурсе. Ты только посмотри, какая она была раньше!

Горыныч снова защелкал клавишами, и экран мигнул. Но изображение, на взгляд земного сыщика, не поменялось. В кабинете повисло долгое молчание. Первым не выдержал Змей:

— Что молчишь? Впечатлился?..

Брок нахмурился:

— Чем?

— Разницей!..

— Между чем и чем?

— Между «до» и «после»? Точнее, между «после» и «до».

— Не говори загадками, мой друг, — любезно попросил Брок.

— Ну как же?! — Горыныч ткнул лапой в экран: — Это пострадавшая до покушения… — Змей щелкнул клавишей, экран снова мигнул. — А это — после. Поразительно, правда?

Брок недоуменно хлопал глазами. Он чувствовал, что мимо его сознания проскальзывает что-то важное, но ухватить это «что-то» он так и не смог. Однако и признаваться в собственной тупости новому другу очень не хотелось. Поэтому земной сыщик выбрал прежнюю тактику. Он вдохнул побольше воздуха, развел руками и с важным видом прогудел:

— Да уж!.. Должен заметить, феноменально! Да-да, не побоюсь этого слова, — феноменально, мой друг!

Змей Горыныч продемонстрировал жуткий оскал всех трех морд. Он был так доволен, словно сам и был тем зловещим «хирургом», результатом деятельности которого сейчас любовался.

— Не то слово, дорогой коллега, не то слово! Да ты полюбуйся, вот так вообще эффект неописуемый! — И Змей Горыныч принялся быстро тыкать в клавиши, так что изображения драконихи «до» и «после» стали менять друг друга с большой частотой, выдавая на экран этакий мультик.

Вот теперь-то Брок почувствовал, что называется, разницу. Небольшую, но всё же… При «анимации» ему стало видно, что желтое пузо драконихи то чуть раздувается, то вновь опадает, хвост тоже «задышал», «заприседали» лапы, шея стала незначительно укорачиваться-удлиняться… А еще… Или это ему только показалось?..

— А ну-ка, дай «до»! — сказал Брок.

Горыныч выполнил просьбу.

— А теперь — «после».

Змей поменял изображение.

— Еще раз «до»… — Земной сыщик стал предельно сосредоточенным. — И еще раз «после»…

Брок долго вглядывался в экран, еще несколько раз попросив коллегу поменять картинку. Его смутное подозрение усилилось. Но он всё же понимал, что если уж для европейца все китайцы на одно лицо, то для землянина драконы — тем более… То, что привлекло его внимание, могло как и впрямь быть важной деталью, так и оказаться плодом его некомпетентности в драконьей анатомии. Броку очень не хотелось выглядеть идиотом в глазах нового друга, поэтому он решил пока промолчать.

— Что? — не выдержал Змей Горыныч. — Ты что-то заметил?

— Нет, ничего, — помотал головой Брок. — Просто в таком режиме я отчетливей понял разницу.

— Ага… Ну, что, теперь почитаем показания потерпевшей?

— А нельзя ли поговорить с ней лично?

— В принципе, конечно, можно. Но зачем? Я ведь ее уже допросил. Или ты не доверяешь моему профессионализму? — надулся Горыныч.

— Брось, — поморщился сыщик-землянин. — Ничего личного. Но я ведь тоже профессионал. Если я прочитаю сейчас твой протокол допроса, то невольно встану на твою позицию, стану, если можно так выразиться, смотреть на дело твоими глазами. А это, сам понимаешь, плохо. Надо посмотреть свежим, так сказать, взглядом. И пока мой глаз не замылен…

— О! — шлепнул Горыныч по среднему лбу. — Прости меня, уважаемый коллега! Конечно же, ты прав. Тем более, пострадавшая живет недалеко и уж из дому в таком виде никуда не пойдет. В ближайшее время, по крайней мере.

— Тогда полетели! — вскинул голову Брок. — У тебя есть оружие?

— Зачем? — оторопел Змей.

— Мало ли… — пожал плечами земной сыщик.

— Ну, это вряд ли, — сказал Горыныч. — Да и мое оружие всегда при мне.

Брок оглядел коллегу со всех сторон, даже присел и заглянул под живот. Смущенно крякнул, покраснел и буркнул:

— Впечатляет, но я не это имел в виду…

— Я тоже не это, — запунцовел в свою очередь Змей. — Вот это… — хэкнул он небольшим сгустком пламени.

— А-а! — принял обычную окраску Брок. — Я и забыл!.. Ну, тогда порядок. Полетели?

— Я готов.

— Подожди, — вспомнил землянин. — Ты не возражаешь, если мы возьмем моего напарника? А то обидится еще. Да и привык я…

— Как же мы его возьмем? — грустно вздохнул Горыныч. — Коллега, ты, видимо, забылся…

— Нет, я вспомнился, — скаламбурил Брок. — С моим напарником ты знаком.

— Константин Петрович?! — ахнул Змей.

— Холодно, — улыбнулся земной сыщик.

— У меня нет для тебя одежды… — растерялся дракон.

— Да нет! — засмеялся Брок. — Это у нас игра есть такая детская. Какой-нибудь предмет прячут, а один из игроков начинает его искать. Если он идет не в том направлении, говорят «холодно», если подходит ближе — «теплее», а когда он совсем рядом, кричат «горячо». Понял?

— Да, но сейчас нет времени играть…

— Тьфу ты, я же образно! Константин Петрович — «холодно». То есть, ты мыслишь не в том направлении!

— А-а! — стало доходить до Змея. — Тогда… Костя?

— Тоже «холодно».

— Не «теплее»? — уточнил Горыныч. Брок помотал головой. Змей Горыныч удивился: — Моя Чучундра, что ли?!

— Вот теперь «теплее»! — захлопал земной сыщик в ладоши.

— Ни фига себе!.. — поскреб в затылках Змей. — Ну не Сашенька же?..

— Попал, — огорчился Брок. Ему хотелось поиграть еще.

— Сашенька — твой помощник?! — ахнул Горыныч. — Никогда бы не подумал…

— Ты что, тоже считаешь, что все блондинки действительно дуры? — нахмурился сыщик-землянин. — Моя дочь — исключение из этого правила. И вообще, нечего заниматься дискриминацией по цвету волос! Кстати, не очень разумных брюнеток я тоже знаю…

— Да ты че, Брок?! — возмутился дракон. — Какая дискриминация?! Я и слов-то таких не слыхал: «брюндинка», «блонетка»… Галиматья какая-то!..

— Ну, не скажи! — подхватился Брок. — Сейчас я тебе расскажу!.. Во-первых, брюнетка — это женщина с темным цветом волос, блондинки же, напротив, светленькие. А во-вторых… Ладно, анекдоты — я бы рассказал их тебе тысячи!.. Но мы ведь верим только научным, так сказать, проверенным данным, не так ли? Так вот, у нас на Земле один ученый из Калифорнийского института Эстетического здоровья, мистер Джерри Нофф, решил провести исследование. Дал объявление по радио, чтобы блондинки звонили ему; номер телефона: один-восемьсот-чего-то-там… Так вот, потом некоторые участницы эксперимента признавались, что долго искали на телефоне кнопку с цифрой 800!.. И это еще не всё. Одна из участниц, когда ей позвонили, чтобы сообщить, что она принята в число участниц эксперимента, как раз гладила белье и… получила ожоги уха и щеки третьей степени!.. Как тебе?

— Да уж… — только и сумел сказать Горыныч.

— Правда, дело еще в том, — сознался Брок, — что это всё касалось так называемых «искусственных» блондинок, обесцвечивающих волосы с помощью перекиси водорода. Доктор Нофф даже сделал вывод, что использование перекиси может привести к значительному повреждению клеток мозга!.. А вот «натуральные» блондинки гораздо реже допускали курьезы вроде использования белил на мониторе для исправления печатных ошибок. И у мой дочери, кстати, натуральный цвет волос! А ты говоришь…

— Да что я говорю-то?! — выпучил глазищи Змей Горыныч. — Ничего я против твоей дочери не имею! Она мне даже нравится!..

— А вот это — отставить! — посуровел Брок. — Не забывай, что у тебя жена и восемь детей.

— П-п-при чем тут это?! — От негодования Горыныч начал заикаться. — Ну, ты даешь, землянин!.. Ты-то ведь вроде не блондин! Или перекрасился?.. Мне твоя дочь в принципе нравится, как человек!

— На вкус, что ли? — попытался сострить Брок, чувствуя, что и впрямь перегнул палку. Но Змей только еще сильнее обиделся, отвернулся и засопел, выпуская желтые струи ядовитого дыма. Земной сыщик закашлялся и прохрипел: — Прекрати сейчас же!.. Я пошутил!..

— Ладно, — неохотно повернул одну голову дракон. — Но если станешь еще подозревать меня в чем-то подобном, то занимайся этим делом сам!

— Ну ни фига ж себе наглость! — разинул рот Брок.

Горыныч хитро подмигнул.

Глава 23 Отец с сыном собираются стать фанатами драконбола, а отец с дочерью чуть не становятся свидетелями суицида

Сашенька очень обрадовалась, когда отец предложил ей подключиться к расследованию. Откровенно говоря, рассказы мадам Чу о невероятных способностях чудо-дочерей ей уже немного наскучили. Косте и Константину Петровичу — тоже, поэтому и они в один голос попросились в помощники к сыщикам. Но Брок был непреклонен: на дело идут только профи! А Змей Горыныч, в качестве «утешительного приза», попросил супругу устроить землянам небольшую экскурсию по городу, пока Айн, Цвай, Драй — и так далее, — Ахт лягут после обеда спать.

— Только никаких магазинов, прошу тебя! — взмолился Горыныч.

— А может, людям интересно!.. — попыталась возразить Чучундра. Но отец с сыном единогласно разубедили ее в этом.

— Куда же я вас поведу? — слегка обиженно спросила Горынычиха. — Не на драконбол же!..

— А что это? — разинул рот Костя.

— Фи! — скривилась Чучундра. — Двадцать глупых драконов делят один маленький мяч!..

— Может, двадцать два? — насторожился Константин Петрович. В глазах его заплясали радостные огоньки.

— Нет, точно двадцать, — встрял в разговор Змей Горыныч. — Две команды по десять игроков. И двадцать лунок по всему полю — по десять у каждой команды. Нужно закатить мяч в лунку противника. Кто больше закатит — тот и победил. Ну, есть там еще нюансы… — Но договорить ему не дали. Константин Петрович и Костя запрыгали и заорали: — Хотим драконбол!!! «Зенит» — чемпион!

— Фи! — снова скривилась Чучундра.

— Желание гостя — закон! — стрельнул на супругу непреклонным взглядом Горыныч.

— Ладно, — смирилась мадам Чу. — Только я с вами там сидеть не буду. Отведу, посажу, а после матча заберу. А сама пока пробегусь…

— …по магазинам! — закончил за супругу Горыныч.

— А если и так? — фыркнула та. — Гостей же кормить надо? Вон, мальчик одним мороженым питается! Не дело же…

— Вообще-то да, — согласился Змей.

— Вот и не шипи тогда, — буркнула дракониха. — Лети давай по своим делам! И на обратном пути кхххффсссшшшллеббба не забудь купить!

— Так ты ж сама в магазин собралась! — возмутился Горыныч.

— Я могу забыть про кхххффсссшшшллеббб.

Змей Горыныч лишь покачал головами и посмотрел на Брока, ища у друга поддержки. Он ее нашел — земной сыщик вздохнул и развел руками.

— Может, полетели уже? — спросила нетерпеливая Сашенька.

— Да-да! — обрадовался Змей. — Вперед, друзья мои! — И он первым ринулся к выходу.

…Лететь до дома потерпевшей и впрямь оказалось недолго. Но и за это короткое время Брок и Сашенька успели нахвататься впечатлений. Планета драконов разительно отличалась от Земли! Тут была синяя трава и фиолетовые листья; тут росли цветы размером с автобус и пахнущие так же. Здешние архитекторы, если таковые вообще имелись, похоже, не знали понятий «стиль» и «план» — здания были настолько же разнообразными по форме и цвету, насколько и хаотично разбросанными по городу. Наконец, здесь было зеленое небо. А вот солнце казалось абсолютно родным — таким же теплым и желтым.

На звонок у трапециевидной двери дома потерпевшей никто не откликнулся. Продолжительный стук в эту дверь тоже остался без ответа.

— А ты говорил, что она дома! — нахмурился Брок.

— Должна быть дома, — убежденно сказал Змей Горыныч. — Не могла она никуда уйти в таком состоянии!..

— Может, в магазин, за кхф… сшш… лебом? — с трудом выговорила Сашенька.

Горыныч пожал плечами.

— Тогда будем ждать, — сказал Брок и облокотился о дверь. Та распахнулась и земной сыщик рухнул в проход.

— Хм-м, не заперто… — нахмурился Змей. — Значит, я прав, она дома.

— Почему ж не открывает? — спросила Саша.

— Мне бы тоже хотелось это узнать, — встревоженно сказал Змей Горыныч.

Из дверного проема выглянул сердитый Брок, потирающий ушибленный локоть.

— Долго вы там топтаться будете?

— Ты предлагаешь нам войти? — удивился Горыныч.

— А мы разве не этого хотели?

— Да, но без приглашения хозяйки это выглядит как вторжение…

— А если ей плохо стало от переживаний? — резонно спросил земной сыщик. — Если она умирает сейчас, а из-за твоей щепетильности ей это превосходно удастся?

Словно в подтверждение этих слов из глубин дома послышался грохот. Стены вздрогнули. Вздрогнули и сыщики с помощницей. Теперь уже никто не сомневался в целесообразности «вторжения».

В доме пахло кислотой. По крайней мере именно так охарактеризовал бы кисло-едкий запах Брок. Горыныч тоже принюхался.

— Слезы, — сказал он. — Горючие! Будьте осторожны, не вляпайтесь.

Брок и Сашенька стали смотреть под ноги. Но в полумраке почти ничего не было видно.

— Ты не знаешь, где тут включается свет? — почему-то шепотом спросил у Змея Брок.

— Конечно знаю, — тоже шепотом ответил Горыныч.

— Так почему не включаешь?

— Он же не мой. Как я могу распоряжаться чужим имуществом?..

— Вы нас позлить с папой хотите, Змеик? — приторно-добрым тоном спросила Сашенька, отчего Змею Горынычу сразу стало неуютно.

— Нет, — сказал он и зажег свет.

— То-то же! — улыбнулась Саша.

— Смотрите! — указал Брок на поднимающийся пологой спиралью пандус.

— Это на второй этаж, — кивнул Змей. И, словно отвечая ему, сверху кто-то приглушенно завыл.

— Горыныч, вперед! — приказал сыщик-землянин, взяв на себя руководство операцией.

— Почему я? — смущенно поинтересовался Горыныч. — Может, пропустим вперед даму?

— Не тот случай, дружище! — нахмурился Брок. — У тебя оружие. Оно может пригодиться…

Змей Горыныч закивал и нерешительно двинулся вверх по пандусу. За ним проследовал сыщик-землянин. Замыкала шествие Сашенька.

Едва Горынычевы головы оказались вровень с полом второго этажа, Змей неожиданно замер. А потом резво дернулся вперед.

— Ты чего? — испугался Брок, но, сделав еще несколько неуверенных шагов, сам понял «чего». Посреди залы с высоким куполообразным потолком лежала дракониха с давешней картинки. На шее ее была затянута веревочная петля с оборванным концом. Другой конец веревки болтался в центре потолка, привязанный к массивной люстре.

— Прочно у них светильники крепят, — уважительно сказал Брок.

— Да помогите же вы!.. — раздраженно бросил Змей Горыныч, который приподнял шею драконихи и зубами пытался развязать узел.

Брок и Саша подскочили к зеленой туше.

— Давай мы шею подержим, а ты когтями узел распускай! — крикнул сыщик-землянин, и они вместе с дочерью ухватились за чешуйчатую шею.

— Пап, она холодная уже!.. — испуганно прошептала Сашенька.

— Ты оправдываешь цвет своих волос… — пропыхтел Брок, с неимоверным усилием держа на весу шею потерпевшей.

— Что ты хочешь этим сказать, папочка? — воткнула в бока руки Саша.

— Держи-и-и!.. — захрипел Брок. Сашенька опомнилась, подхватила драконью шею, но всё-таки повторила вопрос:

— Какая связь между моими волосами и температурой тела жертвы, папа?!

Брок хотел было повторить прочитанную недавно Горынычу лекцию об американских исследованиях среди блондинок, но воздержался и вспомнил более, на его взгляд, безобидное сравнение:

— Волос долог — ум короток…

— Не такой уж у меня длинный волос, папочка! И потом, ты что-то заикнулся насчет цвета!..

— Саша, давай чуть позже… — пропыхтел Брок, из последних сил удерживающий шею жертвы. Змей Горыныч всё еще ковырялся с узлом, и сыщик бросил дочери: — Помоги лучше Горынычу, у тебя ногти подходящие!..

— А ты один удержишь?

— Удержу, — сказал сыщик-землянин, хотя и не был уверен в своих словах.

И точно, стоило Сашеньке отпустить шею, как та выскользнула из уставших рук Брока и бухнулась на пол.

Брок охнул и нагнулся к несчастной шее, но Саша неожиданно заметила:

— А зачем ее вообще держать, ты не знаешь, папа? Ведь она не висит на веревке!

— М-да… — обескураженно почесал в затылке сыщик-землянин. — Справедливое замечание… А узел вы скоро развяжете, позвольте поинтересоваться?!

— Уже! — ответила Сашенька и выпрямилась, держа в руках злосчастную веревку.

— Здорово она узлы распутывает, — сказал смущенный Горыныч. — У меня не получалось никак…

— Что у вас, мужиков, вообще получается? — презрительно бросила Саша. — Погодите, я вам еще и дело распутаю!.. А вы бы, уважаемый Горыныч, лучше бы девушку в чувство привели! Всё же вам ее анатомия ближе.

Змей Горыныч отчего-то покраснел и принялся делать юной драконихе искусственное дыхание рот-в-рот. Брок и Сашенька деликатно отвернулись.

— Кстати, — шепнул отец дочери, — ты где научилась так узлы развязывать?

— Нигде я не училась, это первый раз, — зарделась от похвалы отца Саша.

— Первый раз?! — опешил Брок. — По-моему, чудо всё-таки случилось — ты первый раз сделала что-то в первый раз без катастрофы!..

— Ну, знаешь ли, папочка! — вспыхнула Сашенька. — А по-моему кто-то из нас не верит в чудеса!..

— На сей раз, похоже, я готов поступиться собственным кредо, — хмыкнул Брок. — Хотя… Катастрофа всё же имеет место быть! — кивнул он на распростертое драконье тело. Но как раз в тот момент юная дракониха вздрогнула, мотнула хвостом, едва не сбив с ног зазевавшихся людей, и тяжело задышала.

— А вот и нет никакой катастрофы! — радостно засмеялась Саша. — И вообще, папа, ты перепутал причину со следствием.

Но Броку было уже не до логических измышлений дочери. Он бросился к Змею Горынычу.

— Ну, как она?!

— Будет жить… — с интонацией киношных хирургов откликнулся Змей.

— Ну и ладненько! — потер руки Брок. — Можно приступать к допросу?

— Ты что, коллега?! — возмутился Горыныч. — Ей сейчас полный покой нужен! И хороший врач.

— Ну, хоть один-то вопрос можно? — взмолился земной сыщик.

— Что вы от меня хотите?.. — спросила вдруг пострадавшая, не раскрывая глаз. Из-под кожистого века скатилась дымящаяся слезинка.

— Вы только не волнуйтесь, голубушка! — заспешил Брок. — Всего один вопрос: зачем вы это сделали? Неужели это тело так уж безобразно, что ради него стоило расставаться с жизнью? По-моему, вы вполне привлекательная… м-м… барышня…

— А вот он так не думал!.. — простонала дракониха.

— Кто? — собрался записывать сыщик, но вспомнил, что не захватил блокнот и ручку.

— Мой жених, Рррщщщххсссмммирррттсссшшш… — далее последовало еще десятка два подобных звуков.

— Ты запомнил?! — метнул земной сыщик беспокойный взгляд на трехголового коллегу.

— Конечно, элементарное имя!..

— Так, — подытожил Брок. — Вызывай врачей и понеслись к этому… элементарному!

— Зачем? — удивился Горыныч.

— Первое правило детектива, — наклонился Брок к одному из ушей Змея. — Ищи, кому выгодно!..

Глава 24 Саша становится сиделкой, а Брок и Горыныч рассуждают о заднем уме

Врачи прибыли скоро. Это были два дюжих дракона — двухголовый и трехголовый, больше похожие на санитаров из психбольницы. Брок даже испуганно подумал, а не забирают ли здесь самоубийц-неудачников в дурдома, как некогда практиковалось подобное дома? Или и до сих пор практикуется?.. Брок попытался вспомнить, но один из «санитаров», тот что был старше, бесцеремонно оттолкнул их с Сашенькой к стене.

— Развели тут антисанитарию! — буркнул дракон и разинул все три пасти с явным намерением исправить «непорядок».

— А-а-а!!! — завопил Брок. — Мы не анти! Мы как раз наоборот!..

Змей Горыныч в ужасе бросился к друзьям и заслонил их собой, распростерши крылья:

— Стойте! Это наши друзья! Они разумны!..

— Да ну? — удивился врач с деланным любопытством. — А сами вы, батенька, как себя чувствуете?..

— Спасибо, вполне нормально.

— Ни одна из голов не беспокоит?

— Пока нет.

— Замечательно! Откройте-ка среднюю пасть…

Горыныч начал послушно разевать пасть, но быстро опомнился и возмущенно зашипел:

— Да что вы себе позволяете?! Я — сыщик и занимаюсь расследованием крупного преступления! А вас, между прочим, вызвал именно я, чтобы вы помогли моей подопечной, а не занимались тут невесть чем!.. Вон, ваш коллега делом занимается — и вы ступайте!..

Врач, медбрат, или санитар — кем он там был? — смущенно ретировался и, постоянно оглядываясь одной головой, поспешил на помощь коллеге.

— Как она? — всё еще очень сердито буркнул Горыныч.

— Будет жить! — подтвердили его же диагноз врачи. — Но лучше ее всё же забрать в больницу…

— Ну уж нет! — забеспокоился Брок. Мысли о психушке никак не покидали его голову.

— Ее нельзя оставлять одну, — сказал двухголовый врач. — А мы не можем выделить сиделку…

— Я могу посидеть с ней! — неожиданно для самой себя сказала Сашенька.

— А вы точно разумные? — переглянулись врачи.

— Точнее некуда, — фыркнула Саша.

— А ну-ткать!.. — прищурился трехголовый. — Семью восемь?

— Пятьдесят шесть! — без запинки выпалила Сашенька.

— Во дает! — ахнул двухголовый. — Ты знал?..

— Не-а, — признался его коллега.

— Я тоже…

— Ну, что ж, — повернулись оба врача к девушке, — в таком случае, оставляем больную на ваше попечение. Обильное теплое питье, полосканье горла щелочью, кислотные компрессы, обязательный свежий воздух и минимум отрицательных эмоций. В случае чего — зовите нас. А сейчас распишитесь в отказе от госпитализации и в вашем согласии принять на себя обязанности сиделки. Как ваше имя?

— Александра. Можно просто Саша.

— С-с-с… Ш-шш… Язык сломаешь!.. Аллекс-санндрра… Чуток попроще!..

— Можно полностью, — язвительно сказала Сашенька. — Брокалева Александра Олеговна.

— О! Это почти по-нашему! — обрадовались врачи и сунули девушке овальную табличку для росписи. Получив Сашин автограф, они тут же смылись.

— Ну у вас и медицина, — покачал головой Брок. — От нашей недалеко ушла. Улетела, то есть.

— Да уж… — смущенно потупил головы Змей Горыныч. — Простите их, они свое дело знают… Просто работа у них нервная.

— У нас тоже — не ромашки нюхать! — вздернул Брок подбородок.

— Папа, ромашки не пахнут, — заметила Сашенька.

— Тем более!..

— Ну что, летим к этому… Ррщщх… как-его-там? — деловито осведомился Брок, когда они со Змеем Горынычем вышли под зеленое небо из дома несчастной драконихи.

— Да, — неуверенно, вразнобой закивал Змей.

— Что-то не так? — почуял нерешительность друга Брок.

— Мы не знаем, где он живет, — потупился Горыныч.

— Так давай спросим у невесты! — повернулся Брок к двери.

— Постой, — остановил его Змей. — У нее не надо…

— Это еще почему?.. Обоснуй!

— Н-не могу, — замялся Горыныч. — Просто чувствую, что не надо. Лучше сами разберемся.

— Ну, сами — так сами, — сказалБрок. Вообще-то, он тоже привык доверять интуиции, когда шел по следу, поэтому отнесся к словам коллеги с пониманием. — Только как? Есть тут у вас какая-нибудь паспортная служба?

— Чего это?..

— Ну, где регистрируют граждан. Как мы иначе его адрес узнаем?

— Что-то мне подсказывает, что мы о-о-очень скоро узнаем этот адрес…

— О-о-очень скоро!.. — передразнил Брок. — Что это значит? Опять предчувствие?

— Можно и так сказать. — Змей Горыныч был предельно серьезным. — Только мне не понравилось, что наша пострадавшая в петлю полезла…

— Ты не поверишь, но я так просто ликовал!.. — фыркнул земной сыщик.

— Но почему?! — изумился Горыныч.

— Что почему?

— Почему ты ликовал? Ведь это ужасно!..

— Ликовать — это прекрасно, — поправил Брок. — Ликовать — это значит радоваться.

— Но что радостного в попытке самоубийства?!

— Радостно, что она не удалась, — пояснил сыщик-землянин. — Но вообще-то я просто пошутил. Съязвил, если тебе угодно.

— Мне не угодно… — захлопал кожистыми веками Змей. — И ты меня совсем запутал!.. Ты пошутил, что тебе радостно, что попытка суицида не удалась?..

— Тьфу ты! — разозлился Брок. — С тобой, гляжу, тонкие шутки не проходят!.. Всё, забудь!

— Что забыть?

— Всё забудь, что я говорил.

— Вообще всё, или с определенного момента?

— О-о-о! — воздел руки к небу сыщик-землянин. — За что мне такое наказание?!.. Забудь с того места, где я сказал про ликование.

Горыныч тряхнул головой, а потом и хвостом:

— Забыл.

— Что, правда? — удивился Брок.

— Правда что? — отозвался эхом Змей Горыныч.

— Что ты забыл?..

— Что забыл? — насупился Горыныч.

— Про ликование…

— Про какое ликование?.. Брок, с тобой всё в порядке?..

— Ну ты даешь! — восхищенно замотал головой Брок. — Самогипноз, что ли?

— Ну, почти… — сказал Змей. — А что, случилось что-то, и я это забыл?..

— Ага, — кивнул земной сыщик. И внезапно его посетила одна странная мысль… Он спросил: — Горыныч, а ты мыслишь каждой головой независимо?

— Не совсем… Ты представляешь, раньше я так и думал, что мы только головами и мыслим. Собственно, многие так и считают до сих пор. Но совсем недавно я наткнулся на статью об удивительном открытии наших ученых. Оказывается, головы наши мыслят вовсе не независимо! То есть, каждая мыслит как бы отдельно, но обрабатываются все мысли в одном месте — в спинном мозге. И решения принимаются там же.

— Па-а-ааанятно… — протянул Брок. — Система клиент-сервер!.. Но тогда… — сыщик-землянин замер и выпучил глаза.

— Что? Что тогда?! — запрыгал на месте Змей Горыныч.

— Тогда что же это получается? — вышел из ступора Брок. — Кто теперь наша подопечная?..

— То есть?.. — не сразу понял Горыныч. А когда понял, грузно сел на землю. — Ой-ей-ей!..

— А память?! — закричал земной сыщик. — Где находится ваша память?!

— В той статье было сказано, что кратковременная — в головах, а долговременная — в хвосте…

— В хвосте?!! — заорал Брок так, что дракон поморщился.

— Ну да… Я даже на досуге поговорку придумал: хвост долог…

— …а ум короток, — продолжил Брок.

— А ты откуда знаешь? — поразился Змей.

— Неважно, — отмахнулся сыщик-землянин. — Ты мне скажи тогда: хвост у нашей жертвы тоже пересажен?

— Н-нет… Не знаю… — И Горыныч снова ахнул: — Ну ты и голова!.. Я об этом даже не подумал… А ведь должен был!

— Сейчас не время заниматься самобичеванием! — заходил кругами Брок. — Сейчас давай рассуждать логически… Если хвост у потерпевшей не пересажен, то наша потерпевшая… это не наша потерпевшая!

— А чья?.. — наклонил головы Змей Горыныч, словно верный пес, слушающий хозяина.

— Вот именно: чья? И чей тогда жених этот Ррщщх?..

— У меня такое нехорошее предчувствие, что уже ничей, — потупился Змей. — Я как раз хотел тебе это сказать…

— Предчувствие — это, конечно, хорошо, — задумчиво проговорил Брок, — иногда помогает. Но ты вот мне что еще скажи — ваша личность… ну, привычки, характер, индивидуальные особенности, — она где по мнению этих твоих ученых находятся: в головах или в… другом месте?

— В головах, — уверенно кивнул Горыныч.

— Если эти твои ученые правы, то как же у вас всё запутано, — нахмурился Брок. — Я теперь уже совсем не понимаю, кто там лазил в петлю, — кивнул он на дом несчастной драконихи. — И где вторая? Мне кажется, нам ее найти даже интересней, чем этого… жениха. — Тут земной сыщик вспомнил, что коллега о чем-то начал говорить: — Так что там с твоим предчувствием?..

— Пойдем-ка, новости почитаем! — поднялся Змей Горыныч. — Вон, и стенд недалеко…

…Стенд оказался общественным компьютерным терминалом, подключенным к новостной базе данных. Во всяком случае, так это представилось Броку. И он, вероятно, был недалек от истины.

Сыщик-землянин уставился на экран, но прочитать ничего не смог — электронную страницу покрывали незнакомые значки. Видимо, магия яркого мира действовала только на понимание устной речи…

— Ну, чего там? — Брок плечом подтолкнул Змея.

— Погоди… — Горыныч быстро просматривал новости. — Ага! Вот… В 18-м квартале, в доме номер восемнадцать найден обезображенный труп драконболиста местной команды господина Р. У несчастного оторваны обе головы и откушен хвост… Ведутся поиски преступника. — Змей повернул одну голову к Броку: — Вот… Я же говорил!

— Что ты говорил?

— Что мы очень скоро узнаем адрес жениха… Вот он — 18-й квартал, дом номер 18.

— Так ты думаешь — это он?! — подпрыгнул земной сыщик.

— Уверен!

— И ты полагаешь, что головы ему открутила… наша подопечная?..

— А вот тут — не уверен… Может… это вторая?..

— Так-так-так-так-тааак!.. — затарахтел Брок. — Вполне вероятно!.. А возможно… Возможно это сделал тот, кто поменял нашей подопечной тело.

— Ага… — задумался Змей Горыныч. — Подозреваемых теперь хватает. Теперь надо на место преступления двигать!

— Погоди-ка, — похлопал Брок по чешуйчатому боку коллеги. — Мы-то с тобой кого ищем?

— Как это кого?.. Того, кто… — Горыныч замялся. — Ага! Того, кто поменял тело нашей потерпевшей.

— Ну? А зачем нам тот, кто убил этого футболиста?

— Драконболиста, — поправил Змей.

— Да какая разница! — отмахнулся Брок. — Ведь ты сам читал: поиски преступника ведутся. Вот и пусть его ловят те, кому положено. А нам надо искать нашего преступника!

— Но если это одно и то же лицо?! Или морда…

— Тем лучше! Милиция нам сама и поможет.

— Кто поможет?..

— Мили… О, прости, оговорился… Это у нас дома полиция так называется.

— Милиция? — удивился Змей Горыныч. — А почему? Сокращенно от слов «милые лица»?..

— Не думаю, — хмыкнул Брок. — Да это и неважно. Милиция, полиция!.. Главное, работают пусть, как полагается. И делу польза, и нам с тобой.

— Что-то тут не так, — поморщился Горыныч. — Неправильно это. Нам тоже надо что-то делать!

— Ну, если ты хочешь мешать полиции!.. У вас это приветствуется?

— Нет, конечно!.. Они меня вообще не очень-то жалуют…

— Особенно, наверное, генерал-ефрейтор Крррфф… — сощурился Брок.

— Не подкалывай, шутник! — рассердился Змей Горыныч.

— Ладно, ладно!.. — замахал руками сыщик-землянин. — Случайно вырвалось.

— Так вот, — Горыныч продолжал злиться. — Ты как хочешь, а я буду продолжать собственное расследование! В конце концов, это моя работа. И моя подопечная…

— Так кто всё-таки твоя подопечная? — не удержался Брок. — То есть… наша подопечная?..

— Так ты со мной?..

— Ну куда же я от тебя денусь?..

— Спасибо, — сухо сказал Змей. — Я верил в тебя.

— Но ты не ответил на мой вопрос. Кто наша подопечная? Та, которой поменяли туловище, или та, которой присобачили другую голову?

— Погоди-ка… А ведь и правда… Я как-то сразу и не подумал…

— Что ты не подумал?.. Ага, — стал вспоминать Брок, — ты же мне говорил, что ей тело поменяли! Фотки еще показывал — «до» и «после»!.. Ты ведь так и думал, признайся?

— А ты? — обиделся Змей Горыныч. — Сам-то ведь тоже так думал!..

— Разумеется, думал! — вспыхнул Брок. — Я ведь не знал, что у вас мозги в… хвосте!..

— Мозги у нас в головах, — терпеливо поправил Горыныч. — Спинной мозг, соответственно, в спинном отделе позвоночника, и лишь долговременная память — в хвосте.

— Ты всё-таки вспомни, та дракониха, с которой осталась Сашенька, то есть, наша подопечная, заявила тебе, что ей поменяли голову или тело?

— Тело!.. Или голову… Погоди, если голову — чего ж она тогда в петлю-то полезла?! Если это и так ее тело?..

— Вот! — поднял Брок палец. — Значит, причина суицида в другом. Но есть еще один, так сказать, непроясненный момент… Ты что-то скрываешь от меня, дружище!

— Чего я скрываю?!..

— Где ты взял фото потерпевшей до замены головы? И почему на этой фотографии именно голова та же самая, а не тело? Ты меня дуришь, коллега?

Змей Горыныч возмущенно замахал крыльями:

— Да ты что?! Я не собирался тебя дурить!.. Просто у меня в службе регистрации граждан есть «свой» дракон. Я показал ему фото потерпевшей и попросил дать мне фотографию из их реестра. Он дал.

— То есть, он по лицу… то есть по морде смотрел?

— Ну, не по хвосту же!.. У нас как-то раньше головы менять не принято было…

— Вот тут-то ты и прокололся, коллега! — хлопнул Брок дракона по плечу. — Но и я свалял дурака, что не стал читать протокол твоего допроса потерпевшей…

— А я предлагал, — вскинулся Змей. — Можно даже сказать — настаивал!..

— Что ж, — вздохнул Брок, — и на старуху бывает проруха!.. А в том протоколе наверняка есть ответ на мой вопрос: что же всё-таки поменяли бедняжке…

— Так давай вернемся и прочитаем!..

— Вернемся, — кивнул земной сыщик. — А ты новости до конца дочитал? — показал он на экран терминала.

— Нет, но там же…

— Что «там же»? — передразнил Брок. — Ты прочитал о футболисте, обрадовался и успокоился? А ведь за деревьями ты мог не увидеть леса! Знаешь ли, коллега, в нашем деле мелочей не бывает. Недочитанное, недослышанное, недосмотренное может порой преподнести такие сюрпризы!.. Вот, расследовал я такое дельце: муж, жена, любовница. Известная всем геометрическая фигура, у которой все углы острые…

— Брок, не до геометрии сейчас, — потерянно сказал Змей, который продолжил чтение новостей. — Тут такое!..

— Что?! — встрепенулся Брок. — Вторая дракониха нашлась?

— Нашлась, — выпустил Горыныч желтый дым из ноздрей. И принялся читать вслух: — Сегодня в лесопарковой зоне квартала № 18 найден труп неизвестной драконихи. Одна из двух голов отделена от шеи и лежала непосредственно возле тела. Судя по следам крови на зубах и в пасти второй головы, потерпевшей было произведено самоотгрызание головы. На второй шее также имеются следы укусов. Дракониха скончалась от обильной кровопотери. Проводится опознание личности погибшей.

Змей замолчал, продолжая пялиться в экран.

— Горыныч, ты что? — засмеялся сыщик-землянин. — Это уже совсем не из нашей оперы. У этой-то две головы! Было…

— Только это меня и смущает… — процедил сквозь зубы Змей. — Но у меня такое предчувствие…

Брок, убедившись уже, что Змея Горыныча предчувствие обманывает редко, стал предельно серьезным и сказал:

— Давай-ка, коллега, этого жмурика сами посмотрим!..

Глава 25 Броку хочется в морг, Горынычу — не очень, зато всем хочется кушать, что все и делают. Кроме Сашеньки

Для начала сыщики решили осмотреть место происшествия. Синяя трава на уютной полянке в живописном лесочке возле самых жилых домов была забрызгана кровью. Тело, разумеется, уже успели забрать.

Брок наклонился и почти что пополз по траве. Он бы, может, и впрямь пополз, не будь эта трава столь кровавой. Земной сыщик и так-то умудрился выпачкать джинсы — хорошо еще, что на нем были высокие резиновые сапоги.

Змей Горыныч с интересом наблюдал за действиями земного коллеги. Наконец он не выдержал:

— Что ты делаешь, Брок?

— Ищу следы, — не сразу отозвался землянин.

— Чьи?

— Вообще. Следы — в широком смысле слова.

— И как успехи?

— Разве тут чего найдешь? — вздохнул Брок и выпрямился. — Будто стадо слонов пробежалось!..

— А какие они, слоны? — заинтересовался Змей.

— Да почти такие же, как вы. Только без крыльев. И хвост покороче.

— Неразумные, значит, — понимающе кивнул Горыныч.

— А как ты догадался?..

— Ну, хвост же короткий…

— То есть, раз у меня нет хвоста, то я вообще… — нахмурился Брок, но Змей Горыныч протестующе захлопал крыльями:

— При чем здесь ты?! Ты совсем другого вида!.. Лучше скажи — увидел что-нибудь полезное?

— Да, — скупо бросил земной сыщик. — Она боролась.

— С кем?!..

— Сама с собой. И это странно… У вас бывает такое, чтобы головы сходили с ума независимо друг от друга?

— Головы вообще не сходят с ума, — пожал плечами Змей. — Бывает спинная горячка… А если прищемишь хвост, может наступить амнезия.

— Нет, здесь прищемили именно голову… — задумчиво произнес Брок. — Или сразу обе. Как бы нам увидеть тело?

— Ну, — почесал Горыныч затылок средней головы, — думаю, что оно в полицейском морге…

— То есть, нам до него не добраться?

— Попытаться можно, но… — развел крыльями Змей.

— «Своего» дракона там нет?

— Увы!..

— Морг охраняется?

— Днем да.

— А ночью?

— Кто же полезет в морг ночью?! — вылупил на Брока все шесть глаз дракон.

— Мы полезем, — сказал земной сыщик.

Змей Горыныч поежился так, что заскрипела чешуя.

— А… зачем нам это?..

— То есть, как это зачем? — с изумлением посмотрел на коллегу Брок. — Надо убедиться, не наша ли это дамочка!..

— Брок, наша сидит дома под присмотром твоей дочери.

— Не забывай, что в деле есть еще и вторая дракониха, с телом нашей!..

Горыныч покачал головами и с осуждением уставился на Брока:

— Коллега, ты невнимателен! Или забывчив. Ты же видел фото этой второй. У нее одна голова!

Брок криво усмехнулся:

— Вот как раз я-то внимателен!.. Я еще на фото этом и заметил кое-что… Кстати, как быстро вырастают у вас эти… дополнительные головы?

— Вообще-то быстро… За ночь. То есть, вызревают они довольно долго — пару-тройку месяцев, но это происходит внутри тела, а потом — р-раз!..

— Вот именно! — поднял Брок палец. — Теперь я, можно сказать… нет, можно даже утверждать — понял, что прав.

— В чем же? — склонил левую голову Змей.

— В своей исключительной наблюдательности, мой невнимательный друг. Когда ты показывал мне фотографии в этом режиме смены кадров — «до»-«после», я как раз таки и обратил внимание, что на фото «до» у нашей клиентки как будто что-то вспухает возле шеи… У меня, знаешь ли, возникло было подозрение, не опухоль ли… А если еще и злокачественная — ой-ей-ей! — бедняжку остается лишь пожалеть…

— Если это она, — брезгливо кивнул Горыныч на окровавленную траву, — то жалеть ее можно совсем по другому поводу.

— Да, конечно, — легко согласился Брок. — Тем более, что это никакая не опухоль, а как раз таки — вызревающая голова!..

— Как же я сам на подумал об этом?! — хлопнул кончиком хвоста по среднему лбу Змей.

— Не делай так — последние мозги вышибешь! — ехидно заметил сыщик-землянин. Горыныч испуганно отдернул хвост и осторожно, словно хрупкую ценность, опустил на землю. А потом спросил, отчего-то шепотом:

— А в морг нам идти обязательно?.. Ведь понятно и так, что это она…

— Дружище, да ты никак трусишь? — улыбнулся Брок. — Ай-яй-яй, а еще такой большой!.. Ладно, не тушуйся, пошутил я. Только идти всё равно надо, и ты сам знаешь это. Во-первых, мы должны полностью быть уверены, что это она. А во-вторых, надо посмотреть, как именно отделена голова.

— Но в новостях же говорится: самоотгрызение!..

— Мало ли что говорится в новостях, — поморщился земной сыщик. — Ты бы наши новости посмотрел-послушал!.. С ума бы сошел напрочь. Со всех твоих… сколько их там?.. головных-спинных-хвостатых!.. Вот, например, был, знаешь ли, такой случай. — Брок приобнял дракона за левую шею и горячо зашептал тому прямо в ухо, тревожно оглядываясь вокруг: — Приехал как-то Папа Римский в Париж. К нему сразу толпа журналистов подлетает, и один, самый шустрый, спрашивает: «Ваше отношение к парижским публичным домам?» Ну, Папа не лыком шит, умеет от скользких вопросов увернуться. Делает удивленное лицо и говорит: «А что, в Париже есть публичные дома?» И что ты думаешь, коллега? Наутро во всех парижских газетах заголовки: «Первый вопрос Папы Римского на парижской земле: „Есть ли в Париже публичные дома?“».

Горыныч ахнул, хоть ничего и не понял из сказанного, кроме слов «дом», «лицо» и «папа». И то, последнее — в неправильном смысле. А еще ему показалось, что никакого противоречия в рассказе землянина нет…

Брок, между тем, отстранился от уха коллеги и твердо заявил:

— Нет уж. Настоящий сыщик не должен доверять никому и ничему, кроме своих глаз и собственного чутья.

— Что, и мне нельзя? — собрался обидеться Змей Горыныч.

— Я сказал: настоящий сыщик! — воскликнул Брок. — А ты, что ли, игрушечный?..

— Но я — не ты… А ты сказал: своих глаз, собственного чутья!..

— Мы с тобой — одна команда! — пафосно провозгласил землянин. — А значит, должны доверять друг другу как самому себе. Разве нет?

— Да! — обрадовался Змей. Все три пасти его ощерились такими оскалами, что Брок слегка побледнел.

— С твоими улыбками, — сказал он, поежившись, — в кино бы сниматься…

Горыныч не знал, что такое кино, не знал он и то, о каком конкретно кино подумал земной коллега, но всё равно ему стало очень приятно, и он улыбнулся еще шире. Внезапно все улыбки разом погасли, словно по щелчку выключателя. Змей словно прислушивался к чему-то в глубине себя. Как оказалось, именно так оно и было, поскольку, вскинув среднюю голову, он сказал Броку:

— Жена ужинать зовет.

— Откуда ты знаешь? — удивился земной сыщик.

— Она сама сказала… А-а!.. Ты же не в курсе, наверное!.. Мы можем общаться друг с другом. Не все со всеми, а с теми, с кем предварительно законнектился…

— У вас что, телефоны в мозги вшиты?

— Ну, типа того. Только не вшиты, а изначально такой орган в голове имеется. Надо лишь с тем, с кем общаться желаешь, сначала лично встретиться и установить контакт — вступить, так сказать, в связь.

Брок стремительно покраснел:

— А если это мужик?.. Ну, самец то есть…

— А какая разница? — пожал плечами Змей Горыныч. Брок попятился. Змей захлопал веками: — Ты чего?..

— Ну-у… если тебе нет разницы… вдруг ты, того…

— Всё-таки как плохо, что мы с тобой разных видов, — вздохнул Горыныч. — Я тебя порой совсем не понимаю!..

— Ага… — Брок перестал пятиться и задумался. — Так может, если мы разных видов, и в связь тебе со мной вступить не получится?..

— Конечно, не получится!.. Жаль, конечно. Было бы очень удобно.

Брок вздрогнул.

— Не думаю… — пробормотал он.

— Отчего же? — вскинулся Змей. — Представь, мы могли бы общаться на больших расстояниях! Ты бы, например, пошел в морг, а я… еще на какой-нибудь объект… Сэкономили бы времени вдвое.

— Ах, вот ты о какой связи! — облегченно выдохнул землянин.

— Ну да… — начал было Горыныч, но тут до него наконец дошло, что имел в виду Брок. Дракон стал бордовым и пыхнул небольшими языками пламени: — Ну ты даешь!.. У меня просто слов нет!..

— Нет-нет, — стал оправдываться земной сыщик, — ты меня неправильно понял!.. То есть, я тебя неправильно понял!.. Всё-таки разные менталитеты, всё такое… — И, чтобы уйти от неприятной темы, Брок задал вопрос, который и впрямь показался ему интересным: — Но если у тебя с женой есть такая удобная… связь, почему же ты не сообщил ей, что с тобой случилось… оттуда? Ну, где мы с тобой познакомились…

— Оттуда связи не было, — сказал Змей Горыныч, приобретая постепенно нормальную окраску. — Она действует, видимо, лишь в пределах одной планеты.

— Видимо? — переспросил Брок. — То есть межпланетные полеты вы еще не умеете совершать?

— А вы, что ли, умеете?

— Да, — ответил землянин с таким видом, словно именно он и совершил такой полет впервые. — На Луну уже летали, скоро до Марса доберемся…

— Ну, у нас тоже кой-какие работы ведутся! — патриотично воскликнул Горыныч. — Вот и Чучундра моя в том направлении работала… — Тут Змей, видимо, вспомнил, что информация секретная и замолк.

— Кстати, о Чучундре, — подхватился Брок. — Что ты там говорил об ужине?

— Ах, да! Супруга сказала, что они вернулись с драконбола и зовет нас ужинать.

— Это очень кстати, — прислушался сыщик-землянин к урчащему животу. — Заодно и время до ночи убьем. И послушаем наконец протокол допроса потерпевшей. Полетели!

— Надо бы и Сашеньку забрать, наверное, — напомнил Горыныч.

— Да-да!.. И заодно поговорим с потерпевшей лично, если она очухалась. Только недолго — кушать уже и правда хочется.

…Поговорить с потерпевшей не удалось. После стресса и принятых лекарств она крепко спала. Сашенька лететь на ужин категорически отказалась.

— А вдруг она проснется?!.. И снова в петлю полезет?.. На мне ж грех до конца жизни висеть будет. Потерплю уж как-нибудь. Или, еще лучше, вы мне привезите чего-нибудь поесть.

— Ладно, — кивнул Брок. — По дороге в морг.

— Чего-о-о?!.. — нахмурилась Саша. — Что за дешевые шуточки, папа?..

— Это не шутка, Александра, — вступился за коллегу Змей Горыныч. — Мы идем ночью в морг. — Он сказал это таким тоном, словно идти они туда собрались по прямому назначению, в качестве клиентов.

— И я?.. — побледнела Сашенька.

— Вообще-то, надо бы и тебя взять, — сказал Брок, — но оставлять ночью подопечную одну еще опасней, чем днем. Ночью обычно и лезут в голову разные гадости. В том числе и суицидальные настроения.

Саша облегченно выдохнула, и Брок с Горынычем отправились на ужин вдвоем.

На сей раз Чучундра подала на стол несколько блюд. Видимо, набить желудки перед сном любили не только на старушке-Земле. Хоть врачи и утверждают, что делать этого, мягко говоря, не стоит. Впрочем, для драконов показания земной медицины могли оказаться прямо противоположными.

Во всяком случае, кушали все с отменным аппетитом. И гости ничуть не отставали от хозяев. Даже Костя не воротил больше носа от незнакомых блюд. Тем более, все они, в той или иной мере, были аналогами земных. Не вдаваясь в лингвистические нюансы, ибо произнести местные названия в русской транскрипции всё равно невозможно, можно было с большой долей достоверности утверждать, что подавали на сей раз в доме Горыныча жареную картошку с колбасой, пельмени со сметаной и яичный омлет. Запивали всё квасом и молоком. Последнее, вероятно, давали местные крокодило-мыши, но об этом никто особенно не задумывался.

Притупив острое чувство голода, жевать стали более медленно, с расстановкой и чувством. Появилось желание поговорить. Сначала поделился впечатлениями от матча Костя. При этом он восторженно размахивал руками и запачкал сметаной рубаху Брока, но сыщик не обиделся, слизнул с рукава сметану и мило улыбнулся. Впрочем, Костя своего проступка даже не заметил. Казалось, он заново переживал драконбольный поединок. Закончил он словами:

— Это было круто! Это даже круче, чем футбол! Жалко, наши проиграли!.. Но у них лучшего центрфорварда сегодня не было. Говорят, заболел вроде. Или травму получил…

— Травму, — подтвердил Брок. А про себя добавил: «Несовместимую с жизнью. И не одну».

— А вы откуда знаете? — ахнул мальчик.

— Профессия у меня такая, — отделался умным ответом сыщик.

О своих похождениях сыщики ничего рассказывать не стали, хотя мадам Чу, вероятно из вежливости, и спросила, как у них дела.

— Работаем, — сухо ответил муж и, с трудом отвалившись от стола, сказал Броку: — Ну что, коллега, продолжим? Прошу в мой кабинет.

Брок поблагодарил хозяйку за ужин, кивнул Константину Петровичу, который не проронил за весь вечер ни слова, потрепал по макушке Костю и каждую из драконят — от Айн до Ахт, а потом тяжело ступая, придерживая раздувшийся живот, последовал за Горынычем.

Протокол допроса лишь подтвердил те выводы, что сделали сыщики ранее — потерпевшая заявляла именно о замене головы, а не тела. Как это случилось, она не помнила. Вечером к ней пришел жених, принес торт (на самом деле это называлось очень неаппетитно и просто ужасно по мнению Брока), они поужинали, сам жених от торта отказался, чему потерпевшая даже обрадовалась, поскольку любила сладенькое, и слопала его весь одна. Потом они легли в постель, потом… А вот «потом» не было. Потом дракониха проснулась и увидела, что у нее чужая голова. И помчалась к частному сыщику.

— Ну, как же ты, коллега? — покачал головой Брок. — Вот ведь, потерпевшая ясно сказала: «чужая голова». А вовсе не «чужое тело»!

— Ну, ладно, ладно!.. — смутился Змей Горыныч. — Ну, виноват!.. Ну, дал маху!.. Чего уж теперь-то… И вообще, я еще не вполне привык к тому, что главные мозги у нас не в головах! Я ведь тебе говорил, что ученые это совсем недавно открыли… Зато я понял главное.

— Ну-ткать? — приготовился слушать землянин.

— В торте было снотворное!.. — заговорщицким тоном произнес Змей.

— Да что ты говоришь! — театрально всплеснул руками Брок. — А я думал — ножовка.

Горыныч не понял скрытого в словах коллеги сарказма и захлопал кожистыми веками:

— Почему ножовка?

— По металлу, — хмыкнул земной сыщик.

— Я не в том смысле… Я имею в виду: зачем ножовка?

— Голову отпиливать!.. — фыркнул Брок. Но Змей и тут не понял юмора.

— А ведь вполне возможно!.. — задумался он. — И как только у такого молодого дракона, у столь талантливого драконболиста поднялась на подобное лапа!..

— Ты что, всерьез думаешь, что жених сам ей голову отпилил? — удивился сыщик-землянин.

— А кто же еще? Он ведь один пришел!..

— Ты чего?!.. — вскочил Брок. — Я думал, ты шутишь, а ты, похоже, всерьез, так сказать, дурью маешься!.. Как он мог ей голову отпилить? То есть, отпилить-то теоретически мог, конечно, но как он ей другую-то пришить умудрился? Или это у вас в порядке вещей?

— Нет, — покачал Горыныч всеми тремя головами. — Наша медицина такого еще не умеет…

— Ага! А талантливый драконболист сумел!.. — всплеснул руками земной сыщик. — Сам-то понимаешь, что городишь? И где он прятал вторую голову? Тоже в торте?..

Змей Горыныч потупился. Чешуя его порозовела.

— Да уж… Опять я не подумал!.. Ладно, а у тебя какие идеи?

— У него был сообщник, — твердо сказал Брок. — Заказчиком, скорее всего, выступал жених. Он же свою невесту и усыпил с помощью торта. А вот потом на арену вышел исполнитель!.. И вот как раз его-то личность мне очень бы хотелось установить.

— Мне тоже, — закивал Змей. И довольно оскалился: — А насчет торта-то я верную идейку подкинул! Согласись, коллега?

— Куда бы уж я без тебя, — вздохнул Брок.

Глава 26 Посещение морга. Логика дает сбой

После того как сыщики завезли поздний ужин Сашеньке, а потом еще долго летели над яркими брызгами засыпающего города, дракон приземлился на мрачной аллее не менее мрачного леса. По крайней мере, Броку пришел в голову именно такой эпитет. Черные силуэты деревьев мрачно закрывали собой звезды на ночном небе. Если бы не эти звезды да не светлое марево близкого города, темень была бы просто кромешной. Брок и так-то почти ничего не видел в этой мрачной темноте.

— Ты куда меня завез? — спросил он шепотом. Вслух говорить не хотелось, потому что и тишина вокруг казалась ему тоже мрачной.

— Эта аллея ведет к больничным воротам, — негромко ответил Змей. — Тут недалеко, лучше пешком пройдем.

— Да я не вижу ничего!.. — буркнул земной сыщик, слезая с шеи дракона.

— А я вижу… — удивился Горыныч.

— Ну, значит у тебя зрение по-другому устроено.

— Держись тогда за мой хвост.

— Не надо… Иди вперед, только не быстро.

Змей Горыныч вперевалочку двинулся по аллее. Глаза Брока уже привыкли к темноте и тушу друга впереди он неплохо различал. Только стало жутковато, что за спиной — одна лишь зловещая темень. Брок прибавил шагу и поравнялся со Змеем.

— Лучше рядом пойдем, — сказал он. — Места хватает.

— Ты какой-то не такой, — сказал Горыныч, повернув правую голову. — Всё в порядке?

— В полном, — буркнул землянин. — Просто я спать хочу.

На самом деле спать Броку не хотелось совершенно. Ему просто было до омерзения жутко. И это он еще отгонял от себя мысль, куда они, собственно, сейчас направляются!..

Змей Горыныч словно подслушал мысли коллеги.

— Не волнуйся, — сказал он. — Морг рядом, сразу за воротами.

— С-спасибо, ус-спокоил, — запрыгали губы у Брока.

— Не за что, — ответил вежливый Змей.

…Морг действительно оказался сразу за воротами. Одноэтажное, но очень высокое длинное здание без окон, зато со множеством большущих дверей очень напоминало гараж автотранспортного предприятия или даже самолетный ангар небольшого аэропорта. Броку хорошо удалось его осмотреть, поскольку притихший больничный городок освещался неяркими фонарями на редких столбах. Возле самого морга фонаря не оказалось, но соседние давали возможность увидеть то, на что Брок сейчас и глядел.

— Чего тут фонаря нет? — шепнул он Змею.

— Мертвым-то свет зачем?

— Логично, — поежился земной сыщик. — А дверей зачем столько?

— Ну, мы ж большие, — пояснил Горыныч. — Далеко тащить неудобно. А тут занес в двери — и положил сразу…

Брок поежился.

— Что, холодно? — посочувствовал дракон. — Внутри еще холодней. Там холодильники мощные.

— Мы что — и внутрь пойдем?!.. — почти что заорал Брок. Змей испуганно замотал головами.

— Тише ты!.. — зашипел он. — Здесь-то никого ночью нет… из живых, а там-то, — одна из голов кивнула в сторону темных больничных корпусов, — дежурные не спят!.. Полицию вызовут — и всё. Не понимаю, чего ты так обрадовался?.. Мне вот, например, жутковато немного…

— Я обрадовался? — Брок так удивился, что даже страх куда-то делся. — С чего ты взял?..

— Так ты ж почти орал от радости, — удивился в ответ Горыныч.

— А-а… Ну да… — заморгал сыщик-землянин. — Правда… Не удержался. Прости. — Броку стало чуточку легче оттого, что коллега принял его реакцию за радость, а не за то, чем она являлась на самом деле. Впрочем, страх перед моргом уже почти прошел. «Мертвые драконы, — успокаивал себя Брок. — Эка невидаль! Типичный, можно сказать, случай. Вот кабы там люди были!..» И он решительно двинулся в сторону ближайших дверей.

— Куда ты? — остановил друга Змей. — Нам туда!.. — Он мотнул головами в сторону и осторожно, почти крадучись, стал огибать здание морга.

Брок на цыпочках пошел за коллегой. Ему опять стало страшно. Только теперь не из-за покойников, а из опасения, что их и впрямь могли услышать живые драконы. Попадаться в руки полиции не хотелось. Тем более, в таком месте! Что могут подумать о землянах?.. Правда, сыщику вновь стало казаться, что всё происходящее — только лишь сон. Или пресловутая галлюцинация. Потому что представить наяву, что он, серьезный, уважаемый человек лезет ночью в морг, где ждут своего последнего приюта мертвые драконы, было просто нелепо.

«Гадство какое! — подумал Брок. — Что-то эта галлюцинация затянулась!.. Ядреный, видать, газ попался!.. А может, нас уже нашли, и я сейчас в коме?! — окатила холодом новая мысль. — Лежу в реанимации, а скоро… буду валяться в таком вот заведении!..» Землянин содрогнулся. Ему вдруг очень захотелось, чтобы чудо всё-таки случилось хоть раз, чтобы оказалось так, что всё это правда — и трехголовый дракон, крадущийся впереди, и мрачное здание инопланетного морга, и фигурантка уголовного дела, отгрызшая себе голову!.. «Но ведь так не бывает!» — чуть не заплакал Брок. Ему стало очень жалко себя.

— Пришли, — зашептал Змей Горыныч и остановился возле одинокой двери в торце здания. Эта дверь, хоть и тоже была огромной, но предназначалась явно не для покойников — хотя бы потому, что на ней белела табличка.

Кстати, только теперь до Брока дошло, что здание морга оказалось первым, увиденным им в этом мире, которое своей геометрией и «архитектурой» напоминало земное. «Может, потому что перед смертью и впрямь все равны?» — подумал землянин, но тут же отбросил философские мысли и угрюмо буркнул:

— Ну, и чего встал?

— Закрыто, — развел крыльями Горыныч. — Что делать-то будем?..

— Я не понимаю, как ты вообще выбрал эту профессию? — заворчал Брок. — Извини меня, конечно, но ты словно маленький ребенок! Как ты вообще работаешь, когда меня рядом нет?.. — с этими словами он вынул из кармана ветровки связку ключей и отмычек и принялся деловито ковыряться в замке. Дракон угрюмо сопел рядом.

Вскоре Брок убрал отмычки в карман и потянул за дверную ручку. Дверь отворилась, даже не скрипнув. Змей восхищенно ахнул. Обида на слова коллеги мгновенно улетучилась. Тем более, обижаться на правду — глупо.

Теперь уже земной сыщик взял инициативу в свои руки.

— Пошли, — сказал он и решительно ступил за порог. Впереди была кромешная тьма. Броку невольно пришлось тормозить. Он буркнул: — Ты что, и правда в темноте видишь?

— Не так хорошо как при свете, но вижу, — отозвался Змей Горыныч, закрывая за собой дверь. По голосу его было слышно, что дракон обрадовался возможности вновь оказаться полезным.

— Ну так поищи выключатель!..

Через пару мгновений зажегся свет. Он был настолько ярким, что Брок вскрикнул от боли в глазах и крепко зажмурился. Вновь открыть глаза он решился лишь через пару минут, когда перестали плавать под веками яркие оранжевые пятна.

— Чего так ярко-то? — заворчал земной сыщик. — Читают они тут, что ли? Или вышивают крестиком?..

— Ну-у… Тут ведь вскрытия делают, опознают опять же…

— Вот-вот! — вспомнил Брок цель визита. — Давай-ка быстренько займемся опознанием и свалим отсюда!.. Тут реестр хоть какой-нибудь имеется?

Сыщики огляделись. Прямо перед ними тянулся длинный зал с огромными низкими столами у стен. Почти на каждом столе лежали мертвые тела драконов. И сами столы, и покойники были покрыты легким налетом инея. Только сейчас Брок почувствовал, как же тут было холодно!.. Он зябко поежился и сердито повторил:

— Так есть тут какой-нибудь список, или нам всех осматривать?!..

— Брок… — шепнул Горыныч, испуганно глядя на ближний к ним стол. — Так вот же она!..

Землянин нахмурился и зашагал к столу. То ли от холода, то ли от злости, то ли от яркого света, но страх у него исчез вовсе. Брок остановился возле стола и уставился на зеленую заиндевелую тушу.

— Почему ты решил, что это именно она? — обернулся он к Змею.

— Так ведь — вон… Голова-то… — подошел поближе Горыныч.

Теперь и Брок увидел, что у самого края стола, рядом с телом, лежала драконья голова с обрывками красных лохмотьев вместо шеи. Брок пригляделся. Голова была вполне похожа на ту, что носила их пострадавшая. Впрочем, — землянин бросил взгляд на головы друга, — на головы Горыныча она походила не менее…

— Слушай, — поморщился Брок. — Для меня вы все, как китайцы, на одно лицо!.. Посмотри-ка ты сам лучше — похожа эта голова на голову нашей подопечной?

— Нет, — категорично отрезал Змей.

— Нет?! — ахнул Брок. — Неужели мы шли по ложному следу?..

— Не думаю, — ответил Горыныч. — Вон ее голова. — Он ткнул когтистой лапой на ту часть стола, что являлась изголовьем.

Брок обошел стол и встал возле голов покойницы. Точнее, возле одной головы. Там, где должна быть вторая, шея заканчивалась красными ошметками. Сыщик наклонился и внимательно осмотрел шею в месте разрыва. В глаза сразу бросились явные следы от крупных зубов. Брок перевел взгляд на уцелевшую голову. Та скалила окровавленные зубы в жутком вурдалачьем оскале.

— Всё ясно, — выпрямился земной сыщик. — Если ты уверен, что это точно ее голова…

— Да точно, точно!.. — закивал дракон. — Тут и сомнений быть не может — одна морда!.. Симпатичная, кстати, была дамочка…

— Да уж!.. — фыркнул Брок. — Некрофил, блин!.. — Он помотал головой и продолжил: — Так вот, раз это ее голова, то пересаженной является именно та, которую она откусила. А почему?.. — выжидающе посмотрел он на Змея, но, не дождавшись ответа, сам и закончил: — А потому, что та, чужая голова, была ей ненавистна. Причем, до такой степени, что она даже не задумалась о последствиях подобного шага и откусила эту голову на хрен!..

— На что? — заинтересовался Горыныч.

— Неважно, — отмахнулся Брок. — То есть, картина следующая… Дополни меня, если я что-то упустил… Эта дракониха с пересаженной головой очухалась после снотворного…

— И здесь — торт? — встрял Змей Горыныч.

— Необязательно, — недовольно поморщился сыщик-землянин. — Тут всё могло делаться в открытую… Так вот, она очухалась, увидела рядом этого, как его?.. футболиста, в общем, и растерзала его на части!.. И тут — бац! — вылупляется вторая голова, так сказать, — родная, видит такое дело: жених мертв, на соседней шее — злорадная рожа, ну, она и вцепилась в эту шею!.. Или та сначала в эту вцепилась — видишь, на этой шее тоже следы от зубов…

Горыныч затряс всеми головами:

— Постой! Погоди!.. Ты меня совсем запутал!.. Я логики не вижу совсем!..

— Да я, вообще-то, пока тоже не особо… — признался Брок. — Вот что!.. Мы главное выяснили, теперь давай-ка вернемся домой, выспимся как следует, а наутро, со свежими головами, спинами и хвостами сядем и как следует обмозгуем это дело!

Змею Горынычу данное предложение пришлось по душе.

Глава 27 Броку снится дурное, он угощает драконов кофе, знакомится с нелогичной версией и делает логичный вывод

Спалось Броку на удивление хорошо. Ему не снились ни растерзанные драконы, ни их откушенные головы. Снилась жена Ирина. Иринушка-Бригантинушка, как иногда ласково называл ее супруг. Ирина во сне плакала, бросалась на шею Броку, причитала о том, на кого он ее, дескать, покинул, ой да почему не взял ее с собой в сыру землю и типа того. Про дочь Ирина Геннадьевна отчего-то не вспоминала.

В итоге Брок проснулся на мокрой подушке. «Ну вот, намочила тут мне!» — подумал он спросонья, но, очнувшись полностью, сообразил, что супруга тут, разумеется, ни при чем. Слезы катились из его собственных глаз.

Сыщик шмыгнул носом, перевернулся на спину и уставился в потолок. Причитания супруги до сих пор звучали у него в ушах. И смысл их очень не нравился Броку. «А вдруг это правда? — думал он. — Вдруг меня и впрямь закопали в сыру землю?.. Вот, не вышел я из комы, функции организма замедлились, а врачи приняли мою летаргию за смерть!.. И то, что мне сейчас снилось, это вовсе не сон, а отголосок той яви, что сумел пробиться в поврежденный мозг… Стало быть, меня только что похоронили! А сколько можно прожить в гробу, на сколько хватит воздуха — на час, на два?.. Ну, пусть с учетом заторможенной жизнедеятельности организма его хватит даже на сутки… Перед смертью не надышишься!»

Брок так завел себя, что был уже почти уверен в том, что его похоронили. Этой уверенности способствовало еще и то, что супруга не упоминала во сне имя дочери… Стало быть, Саша жива-невредима, а глюк был именно у него одного!.. И сейчас он еще продолжается. Но осталось недолго… И всё же сыщик порадовался тому факту, что беды не случилось с Сашенькой. «Только почему же она не причитала надо мной?» — обиделся Брок, но тут же устыдился: ведь отравиться газом они всё-таки могли вместе с дочерью, только ему досталось больше, или организм слабее оказался — вот он и впал в кому. А у Саши всё, к счастью, обошлось… Но досталось всё же и ей, вот она и лежит до сих пор в больнице и на похороны к нему прийти не смогла.

Теперь у Брока не оставалось никаких сомнений в том, что он лежит сейчас на глубине два метра под землей. Он даже сложил на груди руки и закрыл глаза. И буквально почувствовал подступающее удушье. Сыщик замолотил руками, словно стуча по крышке гроба и завопил:

— Откройте!!! Я живой!..

В комнату, где ночевал землянин, из соседней с ней спальни ворвался перепуганный Змей Горыныч.

— Что случилось?! Что с тобой?.. — закричал он с порога.

— Меня похоронили! — продолжал молотить воздух руками и обливаться слезами Брок.

— Кто? Где?! — заозирался ничего не понимающий Змей.

— Могильщики! Там!.. — ткнул куда-то в неопределенность земной сыщик и наконец-то открыл глаза.

— Тьфу ты! — облегченно выдохнул Горыныч. — Я уж думал и правда чего…

— А разве не правда?.. — захлюпал носом Брок, перестав между тем размахивать руками.

— Конечно, не правда! — ласково, будто ребенку, пропел дракон. — Вот он я, вот он ты!.. Тебе просто приснился дурной сон. Нагулялись ночью по моргу… Меня вон тоже всю ночь безголовые драконихи атаковали!..

— Нет, коллега, — вздохнул сыщик-землянин, перестав уже и плакать. — К сожалению, меня закопали. В сыру землю…

— А чего в сырую-то? — решил шуткой взбодрить друга Горыныч. — Сухой, что ли, не нашлось?

— Это образно так у нас говорится… Сыра землица, тесна темница… Эх, костюмчик мой деревянненький, метр на два!..

— Ладно, хорош пургу гнать, — нахмурился Змей. — Нас дело ждет, не забыл?

— О-хо-хо, — тяжело поднялся с кровати Брок. — Недолго мне осталось, друг-виденье!.. Если до вечера дотяну — и то хорошо… Так что давай-ка, действительно, поспешим. Хоть напоследок доброе дело сделаю… Бессмысленное, правда, но всё-таки. Не валяться же тут в ожидании старухи с косой!

— А это еще кто такая? Тоже персонаж из вашего фольклора? Образное выражение?

— Образное-то оно образное, — философски изрек земной сыщик, — только вот последствия его воплощения в реальность, увы, безвозвратны. Проще говоря, смерть это.

— Да что ты заладил с утра о смерти?! — всерьез рассердился Горыныч. — Все мы смертны, но если постоянно думать об этом!..

— Всё, дружище, всё, больше не буду, — сказал Брок, понимая, что спорить с собственной галлюцинацией не только бесполезно, но и как-то не вполне прилично. — У вас кофе в меню имеется? Я бы выпил сейчас пару чашек. А потом можно и за дело взяться.

Слово «кофе» было дракону незнакомо, поэтому он просто привел сникшего друга на кухню и стал раскрывать перед ним дверки вмонтированных в стены продуктохранилищ. Брок вынимал одну за однойбаночки и коробочки, открывал, нюхал, качал головой, ставил на место… И лишь в предпоследнем шкафу ему попалась банка, понюхав которую он сказал: «Он!»

— Кто? — не понял Змей Горыныч.

— Не «кто», а «что», — расплылся в улыбке Брок. — Кофе. Судя по запаху — «арабика».

— Ты ошибаешься, — прочитав надпись на этикетке, сказал Змей. — Это чистящее средство для посуды.

— Сам ты… средство! — выхватил землянин из лап Горыныча банку. — Ставь давай воду кипятить!

— И… что потом?.. — испуганно глянул на Брока дракон.

— Потом увидишь, что потом, — проворчал земной сыщик. — Потом мы кофе варить будем. А потом его пить!

— Пить?! Вот это?!.. Ни за что не буду! И тебе не позволю.

— Издеваешься, да? Это ты мне назло сейчас так говоришь, да? — Брок, нервы которого и без того были взбудоражены, вспыхнул, как сухая ветка на ветру. — Человеку жить всего несколько часов осталось, а тебе кофе для него жалко, да?!..

— Да делай ты, что хочешь! — разозлился в ответ Змей Горыныч. — Вот, тут еще мыло есть, бумага туалетная, можешь и их сварить! Или поджарить, как тебе будет угодно!..

— Не ори на меня, — тихо, но четко сказал Брок. Неожиданно он стал очень спокоен. — И поставь, пожалуйста, воду на огонь. Будь так любезен.

И Брок сварил таки кофе. Когда он наливал благоухающий напиток в чашку, на кухню, сонно потягиваясь, вползла Чучундра.

— Чем это у нас так сказочно пахнет? — улыбнувшись, спросила она у мужа. — Я даже в спальне почуяла. Аж проснулась от этого чудного запаха… — Увидев, что Брок расположился за столом с большой чашкой черного напитка, она потянулась к ведерку, где оставалось еще больше половины вкусно пахнувшей жидкости. — О! Брок, это твое творение? Можно мне тоже попробовать?

— Разумеется, — улыбнулся в ответ землянин. — Пей на здоровье. С утра кофе особенно благоприятно действует на организм.

Дракониха потянулась за чашкой, но Змей Горыныч перехватил лапу супруги.

— Не вздумай, дорогая! — зашипел он, оглядываясь на Брока. — Наш гость слегка перетрудился вчера и сегодня… не вполне адекватен… Он сварил… моющее средство для посуды!..

— Не может быть! — ахнула Чучундра. — Но пахнет так вкусно!..

— Что это вы там шепчетесь? — дружелюбно спросил Брок, смачно хлюпая из чашки. — Не стесняйся, Чуча, угощайся, пожалуйста!.. И ты тоже, Горыныч, присоединяйся. Будет мало, я еще сварю.

Супруги замялись, не зная, как и поступить… И тут как раз на кухне появился заспанный Константин Петрович.

— О, кофеек! — радостно воскликнул он и, никого не спрашивая, взял чистую чашку и набухал в нее из ведерка черного напитка. Потом сел напротив Брока, сделал пару глотков и завертел головой: — А сахар у вас есть? Я кофе сладкий люблю…

Супруги переглянулись. Чучундра нерешительно подошла к одному из встроенных в стену шкафов.

— Сладкое? — переспросила она. — Вот это подойдет? — Она достала нечто вроде вазы с небольшими белыми шариками величиной с лесной орех.

Константин Петрович взял один, лизнул, одобрительно промычал и бросил в чашку сразу горсть.

— И ложечку чайную дай, пожалуйста, — попросил он. А потом, размешав «сахарозаменитель» в чашке, он с таким вкусом стал прихлебывать из нее, что дракониха всё же не выдержала, тоже взяла чашку и плеснула кофе на самое донышко. С опаской поднесла к губам левой головы, смочила их, облизнула раздвоенным языком… и завопила на весь дом:

— Дас ист фантастиш!!! Вундербар!..

— Она что у тебя, немецкий знает? — шепотом спросил у Горыныча Брок, и оба они, один с удивлением, а другой — с удовлетворением, стали наблюдать, как Чучундра до краев наполнила чашку и, закатив глаза, стала наслаждаться напитком.

— Не знаю, — запоздало ответил Змей, — не помню… — а сам он, между тем, уже схватил чашку и бросился к ведерку, кофе в котором осталось на самом донышке. Тогда Горыныч отбросил чашку и приложился непосредственно к ведерку. Ему достался ровно один глоток, но его хватило, чтобы драконий сыщик навсегда стал фанатом вареного средства для чистки посуды.

Брок заваривал кофе еще дважды — сначала для Горыныча и Чучундры, потом для проснувшихся детей, из которых напиток не пришелся по вкусу лишь самым младшим — Зибен и Ахт да мальчику Косте.

И лишь надувшись чудесного напитка, все они сели ужинать по-настоящему. Довольная хозяйка то и дело подкладывала Броку куски покрупнее, так что из-за стола земной сыщик еле выполз.

— Нельзя же т-ы-ак, — икнул он, — с утра наедаться!.. Сейчас бы поспать…

Но Змей Горыныч, обрадовавшись, что друг пока умирать передумал, напомнил тому о деле.

— Ах, ды-а!.. — снова икнул Брок. — Дело — прежде всего!.. Появились у тебя какие-нибудь мысли, коллега?

— Мысль появилась у меня, — строго сказала Чучундра. — Сначала нужно покормить девочку. Живо вези ее сюда, — притопнула она на мужа, — а Брок пусть пока отдохнет.

— Девочку? — нахмурился Брок. — У вас есть еще одна девочка?.. Так сказать, Нойн?..

— Нет, — с осуждением помотала головами мадам Чу. — Девочка есть у тебя. Так сказать, Сашенька.

— Ах, да! — хлопнул по лбу сыщик. — Только я отдыхать не буду. Полетели, Горыныч, по пути поделимся версиями, а на месте порасспрашиваем еще потерпевшую!..

— Вы сначала Сашу привезите! — прикрикнула на сыщиков Чучундра. — Девочка в гости приехала, а мыкается неизвестно где!.. Некормленная, невыспавшаяся… Несчастное дитя! И вообще… Та ваша дракониха и сама не маленькая! Ишь, сиделка ей понадобилась!.. Как в петлю лезть — так ей помощники не нужны были!..

— Ты что, ей рассказал?! — сверкнул Брок на Змея глазами.

— А что такого? — удивился тот. — Я всегда с ней делюсь!.. И она неплохие мне мысли подбрасывает. Вот и сейчас…

— Ладно, полетели, по дороге расскажешь! — зашагал из кухни сыщик-землянин.

Пока сыщики летели к дому потерпевшей, Змей Горыныч поведал Броку версию, которую предложила Чучундра.

Сыщики еще раньше договорились, чтобы землянину не ломать язык и мозги, называть выжившую потерпевшую Глюк, а погибшую Унглюк, что на любимом Броковском немецком означало «счастье» и «несчастье» соответственно. Тем более, земной сыщик посчитал, что и по-русски «глюк» звучит очень символично. А драконболиста Рррщщщхх-и-так-далее Брок стал называть просто Рыщ.

Так вот, по мнению мадам Чу дело могло обстоять так. Драконболист Рыщ встречался сразу с двумя этими драконихами… Может, конечно, и еще с десятком-другим, но коли уж в деле фигурируют только эти две, то Чучундра согласилась ограничиться ими. Ну, и, конечно же, «встречался сразу с двумя» не следует понимать буквально. И конечно друг о друге они не знали. А Рыщу в одной подруге нравилось одно, а в другой — другое. Если конкретно, то в Унглюк — тело, а в Глюк — ум. Ну, может, не ум, а характер, или темперамент, или нежность, чуткость, чего еще там?.. И в мечтах своих спортсмен видел свою идеальную подругу с телом Унглюк, а с мозгами Глюк. Но мечты мечтами, а выбирать приходилось между тем, что имелось… То есть не выбирать даже, а терпеть. Глупость фигуристой красотки и уродливое тело умницы. А дальше случилось нечто… Мадам Чу не знала, разумеется, что именно, поэтому сказала буквально следующее: «Мечта драконболиста воплотилась в реальность». Каким-то непостижимым образом он сумел поменять местами головы возлюбленных. И, счастливый, он помчался в объятия преображенной красавицы Унглюк. То есть, уже как бы Глюк… Кстати, ему еще пришлось ей и объяснить, что случилось. Он привел ее к себе, объяснил, успокоил, утешил… Поначалу всё было так, как и мечталось запутавшемуся в чувствах спортсмену — безумная ночь любви и всё такое. А поутру они проснулись!.. Причем, Унглюк, которая, по сути уже была Глюк, проснулась с двумя головами… Соперницы, так сказать, встретились. И по известным причинам очень не понравились друг другу. И вцепились друг другу в глотки. Рыщ бросился разнимать головы подружек, забыв о том, что мужику в бабские распри лучше не встревать. Короче, это было последнее в его недолгой жизни, что он успел усвоить… А Глюк-Унглюк, увидев, что натворила, бросилась вон с места преступления. Но далеко убежать не смогла. Ссора между соперницами вспыхнула с новой силой уже на улице, точнее — в тот самом лесочке, где и нашли позднее Унглюк с откушенной головой.

Горыныч закончил рассказ на подлете к дому Глюк. Приземлившись, он подождал, пока Брок слезет с шеи и посмотрел тому в глаза.

— Ну, как тебе версия? Умница моя супруга, правда же?

— Умница-то умница, — хмыкнул Брок. — Только, видишь ли, неувязочка одна в ее версии имеется… Бо-о-ольшая такая неувязочка!..

— Какая еще неувязочка? — обиделся за жену Змей. — Даже я бы лучше придумать не смог…

— Я в этом ничуть не сомневаюсь, — успокоил коллегу земной сыщик. — А неувязочка в следующем. Поменяв головы подруг местами, Рыщ не только не достиг бы желаемого, а, напротив, лишь ухудшил бы ситуацию напрочь! Вот смотри. Глюк — умная уродина. Унглюк — глупая красавица. Ну, это я упрощаю для примера. Спортсмену нравится тело Унглюк, а мозги Глюк. Да, теперь такой вопрос: а на мордашку кто из них красивше? Вот тебе которая больше нравится?

Горыныч смутился:

— Да у меня, вообще-то, супруга имеется…

— Я ж тебе не жениться на них предлагаю! — фыркнул Брок. — Просто ответь: чья морда красивей? Для меня-то, понимаешь, обе одинаково красивы. До безумия просто!

— Правда? — удивился Змей. — Ну, а мне всё же мордочка Унглюк больше нравится…

— То есть той, у которой и тело лучше?

— Ну да… Хотя и у второй нормальная мордашка вполне.

— Но у первой всё-таки лучше?

— Чуток получше.

— Ага, — радостно потер руки Брок. — Так что же это тогда у нашего несчастного Рыща получилось? К уродливому, но умному телу он пришпандорил красивую голову, на изящное, но глупое — нацепил мордашку чуть похуже, чем была… И что? Глупая красавица умнее не стала, лишь стала на морду менее красивой. Умная же чуток похорошела «личиком», но фигура ее всё равно не улучшилась. Тем более, Рыщ, как ты говоришь, выбрал как раз ухудшенный вариант красавицы Унглюк!.. Где логика, коллега? Хотя… Ведь твоя супруга не знает об открытии ваших ученых? Ну, что главный мозг не в головах?..

— Логика в том, коллега, — передразнил Брока Змей, — что моя супруга очень умная дракониха. И уж она-то об этом открытии знает побольше моего! Не забывай, она тоже ученый, хоть и в другой области. А уж логика у нее как раз отменнейшим образом работает! Моя жена учла, что драконболист со школьным образованием вряд ли интересуется последними научными открытиями.

— То есть, ты хочешь сказать… — стало доходить до землянина.

— Вот именно! — широко оскалился Змей Горыныч. — Рыщ мыслил по-старинке: ум — в голове.

— Так-так-так-так-тааак! — затарахтел Брок. — Тогда версия мадам Чу и впрямь очень логична… Очччень логична! Остается один маленький вопросик: каким образом сумел малообразованный спортсмен провести сложнейшую хирургическую операцию? Точнее, кто ему в этом помог?

— Видимо, какой-то хирург… — пожал плечами Горыныч.

— Но ты же говорил, что ваша медицина до подобных операций еще не добралась?

— Значит, какой-то гениальный хирург!..

— А вот здесь снова нестыковка! — хлопнул в ладоши земной сыщик. — Допустим даже, что такой гений и впрямь отыскался. Но!.. — поднял Брок палец. — Если он гений медицины, то уж о знаменательном открытии в своей области знать был просто обязан! А раз он об этом знал, то такой глупой операции делать бы попросту не стал.

— Действительно… — понурился Змей Горыныч. — Что же тогда получается?

— Тогда получается, дорогой коллега, что вывод напрашивается один… Точнее, два, но второй мы рассматривать не станем…

— Это почему же?! — возмутился Змей. — В нашей профессии так нельзя!..

— Дорогой мой, — похлопал по чешуе Горыныча Брок, — второй вывод — это то, что случилось чудо. А чудес, уверяю тебя, не бывает!

— Хорошо… А первый?

— А первый, он же единственный: операцию делал не ваш хирург…

Глава 28 Сашенька засыпает на ходу, мадам Чу выгоняет сыщиков, а те кое в чем убеждаются

Змей Горыныч застыл с разинутыми пастями, а Брок направился к трапециевидной двери дома Глюк. Кнопка звонка была совсем как на Земле — круглой, только чуть больше по размеру. Брок позвонил. Щелкнул замок, дверь приоткрылась. «Входите», — послышалось из переговорного устройства на стене. Брок вошел. Змей Горыныч, наконец-то закрыв рты, проследовал за ним.

Дракониха Глюк выглядела гораздо лучше вчерашнего. А вот Сашенька, напротив, хуже. Девушка казалась смертельно уставшей и какой-то пожухлой.

— С тобой всё в порядке, дочурка? — поднял за подбородок лицо Сашеньки Брок и заглянул в ее усталые глаза.

— Папсик, я спатеньки хочу!.. — захныкала Саша, и сыщик прижал к себе голову дочери:

— Ну-ну, моя хорошая, всё… Ты справилась, ты умница! Теперь можно и домой… Покушаешь — и баиньки!..

— Домой?! — встрепенулась девушка, и глаза ее засверкали радостью. — Ты нашел дорогу домой?!..

— Увы, — пришлось признаться Броку, и взгляд дочери разочарованно потух. — Но мы ее обязательно найдем, не волнуйся! Ведь я с тобой! Ведь ты меня знаешь!.. А пока пойдем к мадам Чучундре, она давно тебя ждет. Ведь твоя подопечная сможет теперь без тебя обходиться?

— О да, вполне, — улыбнулась Глюк. — Я вполне здорова! Не переживайте за меня, я не собираюсь больше делать глупостей. Сашенька меня убедила, что жизнь прекрасна и дана нам для того, чтобы жить! О, мы так мило поболтали с Сашенькой!.. О жизни, о любви, о своем — о девичьем…

Брок нахмурился и подумал о том, что не напрасно дочь выглядит такой уставшей — небось, дракониха всю ночь пудрила ей мозги своей болтовней!.. Но он еще и гордился как выносливостью Саши, так и ее психотерапевтическим способностями.

— Я рад за вас, — скупо улыбнулся он драконихе. — До свиданья. Не болейте! — и обнял за плечи Сашеньку: — Пойдем, дочурка…

Змей Горыныч стал вертеть головами то на Глюк, то на удаляющегося с дочерью Брока и не знал, что предпринять. Наконец он не выдержал и крикнул в спину земного сыщика:

— Брок, погоди! А мне-то что делать?..

— Как это «что»? — остановился Брок. — А нас-то кто повезет?..

— Но как же… — Горыныч подполз к отцу с дочерью и зашептал, склонив к ним правую голову: — Как же допрос потерпевшей?..

— Потом, дружище, потом, — поморщился Брок, — мне дочка дороже…

И тут отца перебила Сашенька:

— Не волнуйся, Горыныч, я провела допрос. Самый подробнейший из возможных, уверяю тебя!.. — Саша тяжело вздохнула, а Змей просиял:

— А, ну тогда конечно, — и повернул все три головы к драконихе: — Могу вас обнадежить, ваше дело продвигается очень успешно! Надеюсь, что очень скоро смогу вас окончательно обрадовать. Всего доброго!

— Будьте здоровы, — ответила Глюк, и Змею Горынычу показалось, что его сообщение вызвало у драконихи не совсем ту реакцию, что он от нее ждал. По крайней мере, обрадовалась его клиентка вряд ли.

…Брок посадил Сашеньку на шею Горыныча, а сам сел сзади нее. И сделал это не зря, потому что дочь сразу заснула. Оседлай сыщик другую шею, девушка бы непременно свалилась. Теперь же Брок весь полет придерживал Сашу обеими руками, а чтобы не упасть самому, покрепче сжал шею дракона коленями. Змей Горыныч только покряхтывал, но летел молча. Сашеньку он тоже жалел и не хотел рисковать ее здоровьем, а тем более жизнью. Он даже не стал высоко подниматься и резал крыльями воздух над самыми верхушками деревьев и крышами домов.

После того, как Змей плавно приземлился на лужайку возле дома, Саша тоже не проснулась, и Броку пришлось на руках заносить ее в дом. Мадам Чу всплеснула крыльями и прошептала:

— А как же завтрак? Девочка голодная…

— Во сне голод не чувствуется, — сказал Брок. — У нас, по крайней мере. И потом, знаешь ли, человек может прожить без пищи дней двадцать, а то и месяц, а вот без сна — всего пять дней.

— Да что ты говоришь?.. — испугалась дракониха. — Тогда срочно неси Сашеньку в спальню, а я выгоню сейчас дочек на прогулку, чтобы в доме была тишина! И вы тоже выметайтесь оба!.. И я уйду… в магазин. У нас кхххффсссшшшллеббб кончился…

— Что-то он у тебя всё время кончается?.. — подозрительно глянул Змей на супругу. — Возьми сразу побольше…

— Очень умный, да? — фыркнула Чучундра, но тут же прикрыла крылом пасть и посмотрела на спящую Сашеньку. А потом набросилась уже на Брока, правда, шепотом: — А ты чего стоишь?! Живо укладывай девочку в постельку!..

Когда Брок выполнил приказ мадам Чу, та сразу же исполнила обещание и буквально вытолкала сыщиков на улицу.

— Что делать будем? — почесал Горыныч сразу две головы, одну лапой, вторую крылом.

— Думать, — ответил Брок и уселся прямо на синюю траву лужайку. Джинсы испачкать он не боялся — они были того же цвета. «Очень удачная у них трава», — отметил он про себя. Змей Горыныч тоже прилег и спросил:

— А о чем?..

— Скорее, о ком.

— Ага, — догадался Змей. — Ты об этом хирурге, который не наш? Что ты имел в виду, кстати?..

— А ты уже забыл? — прищурился Брок.

— Что я должен был помнить?..

— Ай-яй-яй, — покачал головой землянин. — Хвост длинный, а…

— Ладно тебе! — перебил обиженный Горыныч. — Яснее-то не можешь изъясняться?

— Могу. — Брок хитро улыбнулся и подмигнул Змею. — Могу совсем конкретно спросить: про пузырь ты тоже уже забыл?

— А-а-а!.. — закивал всеми головами Змей Горыныч. — Пузырь!.. Как же, как же!.. Бухалово, дринкин? Правда, не знаю, что это такое… Дурилкин Дмитрий Денисович? Профессор DDD?..

— Надо же, помнишь! — хмыкнул Брок. — А про пузырь я тебе сейчас объясню… Видишь ли, дорогой коллега, пузырь — это некая емкость…

— Да будет тебе емкость! — огрызнулся Змей. — После дела об этом поговорим!.. А сейчас ты мне про Дурилкина этого расскажи. Ты тогда заикался вроде, что дело у тебя с ним похожее было…

— Похожее, — кивнул земной сыщик. — Один-в-один почти! Дурилкин этот головы двум дамочкам поменял… — И Брок рассказал другу известную нам историю.

По ходу рассказа шеи Горыныча стали вытягиваться и раскачиваться, нижние челюсти всех трех пастей отвисали всё больше и больше… Когда Брок закончил повествование, дракон пыхнул огненными факелами:

— Вот это да!!! Да это же наш случай!..

— А я о чем! — самодовольно осклабился сыщик-землянин.

Но Змей внезапно сник:

— Всё бы хорошо, только…

— Я не Толька, я Олег, но лучше — Брок, я же просил!..

— В каком смысле? — поднял головы дракон.

— В прямом. Но это не принципиально.

— А я не понял…

— И не надо, — замахал Брок. — То, что не принципиально, оно, понимаешь ли, обладает такой важной особенностью, что его понимать вовсе не обязательно. Скорее, наоборот — это лучше и не стараться понять, а тем более, делать это сознательно. На это вообще лучше не обращать внимания, чтобы не терять даром время.

Горыныч обалдело смотрел на коллегу.

— А… то, что ты вот сейчас сказал… Оно принципиально?

— Вполне.

— Тогда повтори, если тебе не трудно. Я ничего не понял…

— Ты уже говорил, что не понял, — нахмурился Брок. — Сколько тебе раз повторять надо, чтобы ты понял?..

— Перед этим я не понял другое, — осторожно возразил Горыныч. — Ты вообще часто говоришь загадками…

— Можно подумать, ты — отгадками!.. — обиделся землянин. — Тольку какого-то вспомнил…

— Я Тольку не вспоминал, — запротестовал Змей. — Я вспомнил Димку.

— Ну вот! — всплеснул Брок руками. — Теперь еще и Димка… А это еще кто такой?

— Так Дурилкин же… — растерялся Горыныч. — Его разве не Димой зовут? Как я понял из твоего рассказа, его так девушка Таня называла… Это вроде как уменьшительное от имени Дмитрий… Или я что-то опять перепутал?

— Нет, сейчас ты всё понял правильно, — удивился земной сыщик.

— Кроме одного… — погрустнел Змей.

— Ну-ткать?..

— При чем здесь Дурилкин?

— То есть как?! — Брок аж подскочил. — Ты же сам сказал, что это наш случай!..

— Наш-то он наш, да ты, наверное, забыл, где мы, а где Дурилкин?

— Ах вот ты о чем!.. — рассмеялся землянин и вновь уселся на траву. — Но в таком случае ты упускаешь из внимания тот факт, что и я как бы не дома.

— Так то ты!..

— А Дурилкин чем хуже?.. То есть, он хуже, конечно, но я имею в виду: почему я смог тут очутиться, а он нет? Впрочем, я-то сейчас галлюцинирую… Но тем более, — в галлюцинациях и не такое возможно.

— Опять ты за свое!.. — скривился Змей Горыныч.

— А за чье же еще-то? — нахмурился Брок. — Хотя, ладно… Глюк, не Глюк, а работать надо.

— Глюк — в смысле, наша подопечная?

— И она тоже. Но главное — профессор DDD! Надо его искать.

— Ну, не знаю… — всё еще сомневался Горыныч.

— Я тоже не знаю. Вот и надо узнать!

— Но как?!

— Ты вроде говорил, что в полиции у тебя есть осведомитель? — поинтересовался Брок.

— Ну, есть…

— Спроси-ка у него, как бы между прочим, не случались ли в городе за последние два-три дня некие странные происшествия с участием двуногого бескрылого существа? Или, может, просто его кто-нибудь видел. Фигура-то для вас необычная. Вот его приметы…

— Не надо приметы, — остановил Змей друга. — Достаточно тех, что ты уже назвал: двуногий и без крыльев.

— Да, но у него еще на лице…

— Брок, только без обид!.. — снова перебил Горыныч. — Ты понимаешь, для нас, драконов, все вы — на одно лицо. Даже я, если честно, тебя, например, с Сашенькой только по цвету и длине волос различаю… Еще, правда, у Саши спереди такие… круглые… — Змей присел на задние лапы, а передними показал на себе — какие.

— Ты это… брось мне!.. — вспыхнул Брок и погрозил кулаком. — И вообще, на себе не показывай!..

— А почему?..

— Тоже такие вырастут, — буркнул земной сыщик. Змей испугался и отдернул от чешуи лапы.

— Это она болеет, да? — сочувственным полушепотом спросил он.

— Дурак ты, — фыркнул Брок. — Это она здоровеет!

— А вот обзываться не надо, — сказал Горыныч и надолго замолчал.

— Обиделся, что ль?.. — не выдержал сыщик-землянин. Змей раздраженно отмахнулся и помолчал еще немного. А потом сказал:

— Сам дурак. Я с осведомителем своим разговаривал!

— А-а-а!.. — протянул Брок. — По внутренней связи!

— Именно. И, должен заметить, похоже, ты оказался прав…

— Ну так!.. Кто бы сомневался!

— Я сомневался, — признался Змей. — Больше не буду, прости.

— Ладно, брось! Забыли. Рассказывай давай, что там наш Дурилкин еще натворил?

— Натворить он больше ничего не успел, а вот засветился — это да. И не раз.

— Интересно-интересно!.. — потер руки Брок. — Ну-ткать?..

— Наглец он, Дурилкин этот, — сказал Горыныч. — Представляешь, он по городу на драконе раскатывает!

— Да ты что?!

— Точно. Многие видели. И, соответственно, в полицию сигнализировали. Вчера его неоднократно видели, сегодня…

— Да ты что? — опять повторил Брок. — И правда, наглец! Вот тут-то мы его вычислим!..

— Это как же?

— А по дракону! — засмеялся сыщик-землянин. — Драконов-то вы друг от друга отличаете?

— Так они же все разные! Мы, то есть.

— Тем лучше. Позвони своему знакомому, пусть даст тебе приметы этого извозчика.

— Как же я сам-то не догадался? — охнул Змей. — Ну-ка, ну-ка… — он снова надолго замолчал. По мере «мыслефонной» беседы шеи его опять стали вытягиваться, а челюсти отвисать. Наконец он их захлопнул и повалился мордами в траву.

— Ты чего?.. — подскочил к другу Брок. — Тебе плохо?

— У-у-у!.. — провыл Змей Горыныч.

— Да что такое-то?!.. — всерьез испугался земной сыщик. — Что он тебе такого сказал-то?..

— Он сказал… — всхлипнул Змей, — он сказал, что… судя по описаниям, это был… я!

— То есть, как это ты?.. — остолбенел Брок. — Ты возил Дурилкина?! И молчал?!.. Да ты… да ты… Да ты знаешь, кто ты после этого?!..

— Брок, прости! — взмолился Горыныч. — Но я этого не помню!.. Наверное, он меня загипнотизировал! Или пересадил мне чужой хвост!.. — Змей загнул хвост и испуганно уставился на него. — Нет… Вроде бы мой…

— Постой-ка… — задумался сыщик-землянин. — Но мы же всё время были с тобой вместе… Никакого Дурилкина ты не возил, я точно помню! Ты возил меня.

— А-а-а!.. — повалился вдруг на траву Змей Горыныч и принялся истерично хохотать, дрыгая в воздухе лапами.

— Вот и еще одна жертва… — горестно вздохнул Брок. Глаза его наполнились болью. Он отвернулся, не в силах смотреть на беснующегося коллегу.

Горыныч отсмеялся быстро. Видимо, это была одна из особенностей драконьей физиологии. Он осторожно постучал когтем по плечу отвернувшегося друга:

— Брок!

Тот вздрогнул, быстро отпрыгнул, и застыл, испуганно моргая на оскаленную пасть нависшей над ним драконьей головы.

— Ч-чего?

— А ты еще сам не понял? — продолжал улыбаться Змей.

— Н-нет… — Брок нахмурился и взял себя в руки: — А что я должен был понять?

— А то, что это я тебя и возил!

— Это я и так знаю. А Дурилкин тут при чем?..

— Ну как же ты не понимаешь?.. Я ж тебе говорил: вы все для нас на одно лицо! Что ты, что Дурилкин — две руки, две ноги, одна голова и крыльев нет! Вот и все тебе особые приметы!..

— Ах ты, — хлопнул себя по лбу земной сыщик. — Как же я раньше-то… Но тогда мы его по приметам ни за что не найдем!

— Точно. Тем более, мой осведомитель сказал еще, что вчера на драконбольем мачте видели сразу трех Дурилкиных!.. Представляешь?

— Так-так-так-так-тааак!.. — задумался Брок. — Один — это Константин Петрович, два — это Костя… А кто третий?.. — Он уставился на дракона.

— Дурилкин!.. — ахнул Горыныч.

— Точно! Больше некому, — закивал сыщик-землянин. — Ну что ж, теперь мы по крайней мере знаем, что он точно здесь!

Глава 29 Брок познает тайну драконьих имен и сильно удивляется. Чтение объявлений приносит успех

Сыщики топтались на лужайке возле дома. В сам дом их не пускала Чучундра, ревностно оберегавшая Сашенькин сон.

— Ну, вот… — бурчал Змей Горыныч, но спорить с супругой не решался. — Теперь и в кабинет не попасть…

— Ага! — усмехнулся Брок. — Есть всё-таки недостатки в том, что рабочее место неотделимо от места проживания! То ли дело у меня: чуть что — мне на работу надо!.. И почапал.

— А «чуть что» — это что? — заинтересовался дракон. Его и так уже посетила мысль, что неплохо бы арендовать офис где-нибудь подальше от дома.

— О-о! — закатил глаза земной сыщик. — «Чуть что» — это очень широкое понятие, ты знаешь!.. Оч-чень! Например, пивка захотел попить. Или супруга задолбала. Или, допустим, рассказ на конкурс написать…

— Ты пишешь рассказы?! — изумился Горыныч.

— Иногда, — засмущался Брок. — Так, знаешь ли, балуюсь… В основном, только на конкурсы всякие-разные и пописываю.

— Как интересно! — Змей Горыныч даже сел. — Мне всегда казалось, что писатели — это такие гиганты мысли!..

— И ко мне это твое определение, разумеется, не подходит? — обиделся землянин. — Я — этакий карлик безумия!..

— Зачем ты так? — обиделся в свою очередь Змей. — Я ж ничего из твоих произведений не читал!.. Может, и ты гигант мысли. А ты придумал тоже — «карлик»!.. Да еще и «безумия»…

— Да это я по привычке, — оттаял Брок. — Это игра такая есть, мы с Сашенькой так иногда мозги тренируем. Загадываем строчку известной песни, но все слова в ней заменяем антонимами… ну, то есть, словами с противоположным смыслом. Один загадал — другой отгадывает. Если отгадал — теперь тот отгадывает. Может, сыграем? Делать-то всё равно нечего.

— Я бы с удовольствием, — искренне ответил Змей. — Но я же ваших песен не знаю. А ты — наших…

— Тоже верно, — вздохнул Брок. — Моя ложь!..

— «Твоя правда»? — сходу «перевел» Горыныч.

— Молодец, — похвалил сыщик-землянин. — С тобой интересно бы было сыграть!.. Придется как-нибудь тебя с нашим песенным репертуаром познакомить. Вот, например, заведем такую традицию — петь после ужина хором. Глядишь, через месяц-другой пару сотен песен и выучишь.

— Ты собрался жить здесь так долго?!

— А что, уже надоел?

— Нет, что ты! Напротив, я очень-очень рад!.. Но неужели ты полагаешь, что наше расследование так затянется?

Брок погрустнел. Ему вдруг очень захотелось домой. К Ире. К Иришечке своей ненаглядной, к Зайке, Бригантинушке славной… А что если он и правда сейчас в коме? А любимая женушка сидит рядом — бледная, с красными от недосыпания и слез глазами, с мокрым платочком в руке… Ну, а если вдруг… Ну, предположим!.. Если вдруг всё это правда — и он с Сашенькой действительно пропал с Земли?.. Сколько прошло-то уже? Три дня?.. И все эти дни Иринушка места себе не находит, все глазоньки выплакала!.. Брок не удержался и тоже заплакал.

— Что ты?.. — испугался Змей Горыныч. — Что с тобой? Я перешел за рамки приличий? Задел тебя за живое?.. Прости!..

— Успокойся, дружище, — всхлипнул Брок, шмыгнул носом и вытер глаза кулаком. — Всё в порядке. Накатило вдруг… Ностальгия, мать ее! А на друзей обижаться не стоит. Друзья — они на то и друзья, чтобы говорить тебе то, на что остальные права не имеют. Резать, так сказать, правду-матку в глаза!

— Ой, это же больно — в глаза резать!..

— А ты как хотел? Конечно, больно. Правда — она вообще зачастую штука колючая и жесткая. Была у нас, не стану врать, одно время другая «Правда», газета такая… Вот та — вполне из себя мягкая, особенно если размять хорошенько, перед тем как… — Брок замер вдруг и выдал свое излюбленное «так-так-так-тааак».

— Что? — насторожился Змей. — Срочно нужна «Правда»?.. У нас не издается…

— У вас зато кое-что другое издается, — сказал земной сыщик. — Пошли!

— Куда? — спросил Горыныч и поднялся на лапы.

— Веди меня к ближайшему стенду, — пояснил Брок. — Будем объявления читать.

— О чем?

— О ком. Должен же Дурилкин как-то себя проявить, чем-то заняться. Он мужик деловой, не станет дурака валять, несмотря на фамилию.

— У вас вообще странные имена, — заметил дракон, зашагав рядом с другом, показывая дорогу. Новостной стенд имелся неподалеку и лететь не было смысла. — Дурилкин — а не дурак, Брок — а не… А что, кстати, означает твое имя?

— Вообще-то это не имя, а псевдоним, я ж тебе говорил уже вроде. Сокращение от Брокалев Олег Константинович… Но не это главное. Брок — сокращение от названия философского такого принципа — «бритва Оккама». Суть его в том, что самое простое объяснение чему-либо и является зачастую самым правильным!.. Этому принципу соответствует и мое кредо: «Чудес не бывает!»

— Понятно, — сказал Змей, хотя не понял почти ничего.

— А вообще, человеку фамилия достается по наследству, от предков. Тут уж как повезет, Дурилкиным ты будешь или Мудрилкиным… Имя же родители вообще наобум ребенку дают.

— Да ты что?! — ахнул Змей.

— А ты думал!.. — хмыкнул Брок. — Вот, мое имя, например, означает — «священный». Ну, вроде как, круто!.. А на самом деле, какой я священный? Тем более, я и в чудеса даже не верю. Или вот — дочка моя, Александра… С греческого ее имя переводится как «мужественная защитница». Ха!.. Защитница!.. Ее бы кто защитил!..

— Ну, не скажи, — мотнул одной головой Змей. — Саша очень храбрая девушка. И она же помогает тебе защищать людей от неправды, от несправедливости…

— Вообще-то да, — пришлось согласиться землянину. — А у вас как имена дают обычно?

— О! У нас имена очень рациональные: группа крови, наследственные и хронические заболевания, основные черты характера, предпочтения и привычки, профессия…

— Постой, — обалдел Брок. — Ты что, хочешь сказать, что кого-то зовут, допустим, Четвертая-группа-с-отрицательным-резус-фактором, а кого-то и вовсе — Геморрой?

— Нет, что ты, — засмеялся Горыныч. — В имя входит все это вместе!.. И чем дольше дракон живет, тем длинней его имя становится! Вот и мое ведь имя, ты же слышал…

Брок даже остановился. Как же так? Ведь он, действительно, слышал не раз эти непроизносимые шипяще-визжаще-хрюкающие драконьи имена, но никогда они ему не казались чем-то осмысленным, оставаясь лишь набором именно этих вот звуков — шипящих, визжащих, хрюкающих… Может быть, всё дело в том, что он и не пытался их как-то осмыслить, так сказать, — перевести?

— А ну-ка, — попросил он. — Произнеси еще раз свое имя…

— Крррпсссшшшиуфффхххщщщмяу… — начал Змей, а в голове у Брока вдруг зазвучало: «Хронический тонзиллит левого горла, третья группа крови — резус положительный, предрасположенность к меланхолии, хорошо развитые задатки логического мышления, частный сыщик, морально устойчив, отличный семьянин…»

— Ни фига ж себе!.. — ахнул Брок. — Это ж самое настоящее досье! И что, всё в ваших именах — правда?!..

— А как же иначе? — удивился Горыныч. — Иначе нельзя. Это ж подсудное дело — указывать в имени недостоверные данные!

— Что, и умственно отсталый себя дураком называет?..

— Ну, почему дураком? Так и скажет: умственно отсталый. Если ума хватит…

— Но для чего вам это надо?! Это ведь жутко неудобно!..

— Наоборот! Очень удобно. Например, знакомятся молодые дракон и дракониха. Она сразу же узнаёт, что парень сексуально озабочен и неразборчив в связях, а он — что возможная подружка имеет очень склочный характер. Они тут же и расстаются, не успев причинить друг другу возможного в будущем разочарования…

— Зато этой «склочнице» с таким имечком ничего другого не остается, как пойти и утопиться!..

— Ну, отчего же! Наоборот, если она действительно хочет когда-нибудь выйти замуж, то будет стараться изменить свой характер, а, соответственно, и имя! Потому у нас и браки, как правило, крепкие — будущие супруги заранее знают, на что идут. И при трудоустройстве очень удобно: сразу видишь кто перед тобой — лентяй и тупица, или грамотный, способный к саморазвитию дракон.

— Ну дела-а-аа! — помотал головой Брок, и тут Хронический-тонзиллит-левого-горла… то есть, Змей Горыныч остановился возле новостного стенда. — Давай, Тонзиллит, читай объявления да мне переводи!..

— Слушаюсь, Священный! — по-идиотски завращал Горыныч глазами.

— Не ерничай, — придал Брок лицу серьезно-рабочее выражение.

Змей Горыныч тоже стал серьезным и переспросил:

— Читать все подряд, или только те, где упоминается имя Дурилкин?

— Фамилия, — уточнил любящий точность Брок. — Но лучше читать всё. Вряд ли он назовется настоящим именем. Хотя… Нет, давай всё подряд!

И Горыныч начал переводить:

— Продам оптом нашейные самотушители малой и средней мощности. Не эффективны для дам, имеющих в имени корни «стерв», «мегер», «змея подкол»…

— Дальше, — махнул рукой Брок.

— Рою ямы для других. Мыслефон номер…

— Дальше!..

— Молодая симпатичная дракониха о пяти головах ищет спутника жизни. Количество голов значения не имеет, если их не более четырех. Лучше — трех. Или двух. Отвечу на письмо с именем… Ничего себе молодая!!! Ничего себе наглость!!!

— Что, так и написано? Про наглость?..

— Это уже я не сдержался, — признался Змей. — Ну наглость же!.. Сама-то имени не сообщает…

— Давай дальше.

— Куплю-продам.

— Что?..

— Просто. Куплю-продам. И номер мыслефона.

— Хм… Любопытно. Сфотографируй-ка номерок на всякий случай!..

— Как это?.. Я не умею…

— Ну, запомни тогда! Дальше!..

— Лечу от всех болезней…

— Ха!.. Ну, лети-лети, от всех не улетишь! Дальше!..

— Подожди, я это еще не дочитал… Вот… Лечу от всех болезней. Меняю головы, лапы, хвосты, а также куплю свежие головы, хвосты, лапы. Постоянным клиентам — скидка.

— Стоп! — подпрыгнул Брок. — Это он!!! Мыслефон указан?..

— Нет, только адрес…

— Значит, точно он! — Земной сыщик потер руки: — Ну, Дурилкин, вот ты и попался, голубчик!..

— Вообще-то, тут стоит подпись: Мудрозавр…

Глава 30 Визит к Мудрозавру

Адрес, указанный в объявлении, сыщики нашли быстро. Дом представлял собой средних размеров шар белого цвета. Дверь и окна тоже были круглыми, отчего дом сильно смахивал на спускаемый аппарат космического корабля. Только большой и не обгоревший.

«Может, он и правда на нем прилетел? — со вспыхнувшей надеждой подумал Брок. — И… мы сможем вернуться на нем домой?..» Но он тут же отбросил эту бредовую идею: таких кораблей на Земле еще не делали. Вряд ли Дурилкин смог его сделать самостоятельно. Он, конечно, гений, но всё же в иной немного области…

Брок набрал в грудь воздуха и зашагал к люку, то бишь — к двери. Внезапно зашипел Змей Горыныч:

— С-стой!..

— Чего еще? — недовольно буркнул земной сыщик, но всё же остановился.

— Давай-ка разведку произведем сначала!

— Это как еще?..

— Ну, я один к нему пойду. Скажу, что голову хочу поменять. Или… продать. И посмотрю на этого чудо-доктора. Да и вообще осмотрюсь… Потом тебе расскажу, а тогда уже и будем решать, как быть дальше. А то что ты сейчас будешь делать, когда войдешь?

Брок задумался.

— Ну-у… Скажу: руки вверх!

— Это еще зачем? — удивился Змей.

— У нас так принято при задержании преступника. И на войне, когда пленных берут. Традиция, знаешь ли.

— Странная традиция… Ну, ладно. Допустим, поднимет он руки. Дальше что?

— Я его… это… задержу…

— Не очень понятно, но пусть… А вот если не поднимет?

— Ну-у… Тут по всякому может получиться…

— Вот именно! — хлопнул Горыныч хвостом. — Поэтому необходима разведка и составление четкого плана дальнейших действий. Разве я не прав?

Брок вынужден был согласиться, что коллега прав полностью.

— Только ты… это… — Брок сглотнул подкативший к горлу комок, — осторожней там… Береги себя, чертяка! — Землянин неожиданно для себя обнял ближайшую шею дракона, но вынужден был резко отскочить, поскольку из глаз Змея закапали вдруг едкие слезы.

— Спасибо, друг, — прошептал растроганный Горыныч.

— Стоп! — округлил глаза Брок. — То есть, наоборот, продолжай реветь!.. И быстренько шуруй к Дурилкину! Так натуральней получится!..

Получилось очень натурально. Когда Змей Горыныч позвонил и дверь плавно уехала в стену, слезы продолжали капать. Капали они, и когда он шагнул внутрь. Пластиковая обивка пола задымилась. Едкие испарения стали заполнять помещение. Послышался надсадный кашель. Из желтоватого облака выпрыгнул человек со слезящимися глазами и завопил:

— Немедленно прекратите!!! Да что это такое?!.. — Человек зашелся надсадным кашлем. — Не-е-ет, надо срочно делать мет… кха-кха!.. лический пол!.. Третий случай за день!.. Кхе-кхе!..

— Простите, — шмыгнул носами Горыныч и перестал лить слезы.

Человек зажал нос и снова прыгнул в облако. Что-то загудело, и ядовитый дым быстро стал улетучиваться. Скоро его не осталось вовсе.

— Хорошо, что вытяжку догадался мощную поставить, — буркнул человек.

— Простите, — повторил Змей и виновато склонил головы.

— Ладно, забыли… Чего у вас?

Змей Горыныч поднял левую голову и осмотрелся. Он находился в небольшой комнате, скорее всего — в приемной. Ничего лишнего — круглый белый стол, круглый белый стул. Возле стола — человек в белом халате. Не круглый. Скорее, наоборот — высокий, подтянутый. Хоть дракон и не отличал человеческие лица одно от другого, даже он поразился, как выделяются на лице этого человека глаза — большие, ярко-синие…

— Так что у вас, дорогуша? — человек сел за стол и приготовился записывать. — Жениху цвет ваших морд не нравится?

— Я самец!.. — обиделся дракон.

— Простите великодушно! Я еще плохо ориентируюсь. Недавно имею дело с вашей… э-э-ээ… расой. Я с другого… э-э-ээ… полушария… У тамошних драконов… то есть, у нас, вторичные половые признаки четче выражены.

— Как же вы тогда нас лечите?! — возмутился Змей. — Может, у нас и остальное по-другому устроено!..

— А вот это, батенька, врачебная тайна! — поднял указательный палец человек. — Но можете не волноваться, никто еще не жаловался.

— Почему?.. — сглотнул Горыныч. — Уже некому было?..

— А вы остряк, — засмеялся человек. — Приятно иметь дело с чело… то есть, драконом, ценящим юмор! Однако скажу, чтобы недоразумений не оставалось: у меня неудач не бывает. Я — очень опытный врач, я — профессор медицины. Доктор медицинских наук. Я — ученый с мировым именем!..

— С каким, кстати?.. — вставил Змей Горыныч.

— Мудрозавр. Разве вы в объявлении не читали?

— Читал. Только я что-то этого имени раньше не слышал… И странное оно какое-то, не драконье. И таких маленьких бескрылых драконов, как вы, раньше не встречал… И без чешуи почему-то… И голова всего одна… Слишком молоды вы, по-моему, для профессора с мировым именем!..

— Вы прямо словно шпион какой-то! — сказал доктор, и Горыныч похолодел. Но человек засмеялся: — Дракон я, дракон! А имя у меня такое — так я ж говорю, что с другого полушария. Небольшая страна там есть, Яиссор, вы и не слышали, небось. Там все имена такие, короткие. — Потом он погрустнел и сказал: — А почему я так выгляжу… Увы… Проводил в молодости генетические опыты… Испытывал, как истинный ученый, на себе. И вот — перед вами результат неудачного эксперимента… — Тут он спохватился: — Но эта неудача — первая и единственная в моей практике!.. Так что всё в порядке. И я вовсе не молод. Просто головы у меня больше не растут… А так бы их было уже семь-восемь…

— Да вы что! — ахнул Змей, позабыв, кто на самом деле перед ним. — Восемь голов было только у Великого Тттрррфффхххллл<…>ккссса!.. Больше никто не жил так долго!..

— Вот видите! Вот вам и доказательство моей гениальности! Я умею продлевать срок жизни чуть ли не вдвое! Может, и вам продлить? Только это очень дорого стоит… А можно продлить… кое-что другое. Но это еще дороже.

— Нет, знаете, у меня другая проблема… — засмущался Горыныч. — Мне бы головы поменять…

— Все? — удивился «Мудрозавр».

— Желательно.

— Чего так?

— Меня драконихи не любят…

— И вы думаете, дело в головах? — подмигнул доктор. — Может, лучше всё-таки кое-чего удлиним?..

— Вы это… бросьте! — зарделся Змей. — Ничего мне удлинять не нужно! Мне надо поменять головы. Покажите образцы!..

— К сожалению, проблемка тут небольшая, — замялся «Мудрозавр», — временное затруднение… Нет у меня еще образцов… Я ведь только вчера клинику открыл. Кстати… Может, с вас и начнем?.. Станете, так сказать, пионером…

— В каком это смысле?..

— А в самом прямом! Станьте первым донором. Продайте мне одну голову! Можно и две… Зачем вам столько? Я хорошо заплачу.

Змей Горыныч растерялся. Говоря Броку о том, что согласится продать голову, в глубине души он надеялся, что дело до этого не дойдет… Можно было, конечно, и сейчас еще отказаться, но он ведь так ничего и не выяснил! Всё, что наговорил тут ему «Мудрозавр», было откровенным враньем. А вот приблизиться к истине так ни на шаг и не удалось… Что же делать?

Дракон еще размышлял, а профессиональная честь взяла уже верх над страхом. Неожиданно для себя Горыныч сказал:

— Я согласен! Но только на одну.

— Ну, вот и чудненько, — потер руки доктор. — Что ж, тогда прошу в операционную!..

— Что, прямо сейчас?! — затрясся Змей.

— А чего тянуть? Да вы не бойтесь, операция пройдет под наркозом, больно не будет. И швов никаких не останется. Подумайте только: помолодеете на целую голову! Сразу драконихи полюбят. — Доктор улыбнулся и подмигнул.

…Брок прохаживался в отдалении, чтобы не попасть ненароком на глаза Дурилкину раньше времени. Он напряженно вглядывался в круглую дверь белого шара, но та всё не открывалась. Изредка сыщик бросал взгляд на часы. Прошло полчаса, час, два… Брок уже решился было пойти и, наплевав на конспирацию, узнать, что там в конце концов происходит, и тут как раз дверца люка поехала в сторону. Из круглого проема высунулась голова Змея Горыныча, и земной сыщик облегченно вздохнул. Показалась вторая голова, а потом и сам Горыныч. Брок хотел вздохнуть еще раз, но что-то в коллеге ему показалось вдруг странным… Что-то в Змее Горыныче было не так. Чего-то ему не хватало…

Когда Брок наконец понял — «чего», он страшно завыл: у друга и коллеги не было одной головы!.. Земной сыщик, осыпая себя самыми страшными проклятьями, забыв о всякой осторожности, ринулся навстречу покалеченному Горынычу. В горячке он даже не замечал, что друг вовсе не выглядит раненным, умирающим, истекающим кровью, не стонет от боли, а просто кричит что-то ему… В голове Брока засело лишь одно короткое слово: месть! Да, он решил покончить раз и навсегда с этим затянувшимся, начавшемся еще там, на Земле, делом… Или же — там, до бреда… Неважно!.. Если сейчас он всё-таки бредит, то даже и лучше. Потому что… Потому что Брок решил убить Дурилкина. Просто взять и убить. Он понимал, что это неправильно, что так дела не закрывают, но ему сейчас было на всё наплевать. Уже погибли профессор Хитрюгин, дракон Рыщ, дракониха Унглюк!.. Если выживет, то навсегда останется инвалидом Горыныч!.. Нет, это надо срочно прекращать! Убийца должен понести наказание, и если не от строгой длани закона, то от его, сыщика Брока, рук! Он олицетворит собой справедливое возмездие!..

Змей Горыныч раскинул крылья, пытаясь поймать обезумевшего коллегу, но юркий Брок поднырнул под кожистую перепонку и ринулся к открытой еще двери.

— Куда ты?! — завопил Змей. — Говорю ж тебе, мне не больно!.. Послушай сначала, что я узнал!

Но земной сыщик ничего не слышал. Он добежал до двери и нырнул внутрь. Дракону ничего не оставалось, как последовать за ним, мысленно прощаясь с оставшимися головами.

Брок ворвался в приемную. Навстречу ему уже шел улыбающийся Дурилкин. В том, что это именно профессор DDD, сыщик уже ни мгновения не сомневался, хотя лицо доктора скрывала почему-то кислородная маска. Но глаза, эти красивые ярко-синие глаза Брок не спутал бы ни с какими другими! Не потому, разумеется, что они ему нравились, а потому, что их безжалостный ледяной взгляд навсегда впечатался в душу сыщика еще тогда, на Земле, во время первой встречи…

В одной руке Дурилкин держал какой-то баллон, другая сжимала… ручку ножовки.

— Неугомонный ты мой! — глухо послышалось из-под маски. — Ты всё-таки настоял на своем!..

— В каком смысле? — Брок не забыл о мести и торжестве справедливости, но неясностей он не любил.

— Ты всё-таки допросился, чтобы я тебе что-то отрезал! — злорадно заухал Дурилкин и помахал ножовкой.

— Стоять!!! — раздался крик за спиной Брока. Землянин обернулся и увидел, как в тесную дверь пролезают одна за другой головы Змея Горыныча. — Вы… арестованы, гражданин Дурилкин Дмитрий Денисович!..

— Надо же, и этот, оказывается, в курсе! — усмехнулся из-под маски DDD. — Ну, заходи, заходи, не торчи в проходе. Надо дверь закрыть.

— Не надо!!! — заорал догадавшийся о замысле доктора Брок, но Змей уже послушно протиснулся внутрь. Дверь быстро выехала из стены и закрыла проем.

Тогда земной сыщик, растопырив ладони, бросился к Дурилкину, но тот опередил его и вытянул руку, сжимавшую загадочный баллон. Звук «пш-ш-ш» был последним, что услышал Брок перед тем как погрузиться в темноту…

Глава 31 Неравноценный обмен. Дамы падают в обморок. Мужчины огорчаются

Первым, кого увидел Брок, вынырнув из небытия, оказался генерал-ефрейтор Крррфф<…>нкк. «Откуда я его знаю? — удивился сыщик, но еще более удивила его следующая собственная мысль: — Неужели у моей и правда что-то с ним было?..»

— Очнулись, уважаемый Хронический-тонзиллит-левого-горла-третья-группа-крови-резус-положительный?.. Кстати, как вас теперь дальше-то величать?.. Две-нормальных-головы-вместо-третьей-шишка?

«Не шишка, а сыщик!» — подумалось Броку и в то же время будто как и не совсем ему. А рядом вдруг бухнуло так, что отдалось в черепе:

— Не шишка, а сыщик! Где это я? Что это со мной?..

Брок теперь-то уж точно поверил, что у него галлюцинация, потому что он одновременно смотрел на генерала-ефрейтора, на свою голову, которая почему-то торчала из зеленой чешуйчатой груды, и на странно знакомое тело в застиранной ветровке и линялых джинсах, корчившееся на полу. Тело пыталось, видимо, встать на ноги, но ему мешала в этом нелепая зеленая голова на длинной, почти как само тело, мощной и тоже зеленой шее. Очень знакомая голова, кстати. Голова… Змея Горыныча!!!

— А-а-а!!! — завопил Брок.

— А-а-а!!! — откликнулись дуэтом обе головы Горыныча, уставившись на нелепый отросток, торчащий справа от них — на том самом месте, где совсем недавно красовалась третья драконья голова.

Брок, а точнее, голова, принадлежавшая ранее Броку, зажмурилась и прошептала:

— Не надо так громко кричать. Пожалуйста. У меня зубы ноют…

— З-зубы?!.. — заклацала средняя голова дракона. — У м-меня уже мозги ноют!.. Да что же это такое?!..

Собственно, голова могла и не произносить этого вслух — сознание Змея Горыныча и землянина стало единым. И всё-таки, привычка — штука такая!.. Не так-то просто от нее избавиться. Поэтому и Брок (не совсем Брок, а голова земного сыщика, но договоримся всё-таки называть ее Броком — для ясности и в силу всё той же привычки) ответил тоже вслух:

— А ты еще не понял?..

— Понял…

И все три головы хором провыли:

— Что делать-то бу-у-ууудем?!..

Вволю повыв и наплакавшись, Горыныч-Брок вспомнил о генерале-ефрейторе. Тот стоял, сочувственно понурившись, и украдкой вытирал скупые слезы. Даже сурового полицейского до кончика хвоста проняла трагедия, свалившаяся на дракона… О человеке, признаться, он сожалел гораздо меньше.

— Господин генерал-ефрейтор!.. — взмолился Змей Горыныч. — Дорогой Крррфф<…>нкк! Да что же это случилось-то со мной… с нами?!..

— О-хо-хо, уважаемый Хронтон (на самом деле он произнес всё Горынычево имя полностью, не забыв и «вместо-третьей-сыщик», но давайте уж сократим хотя бы так)… Не знаю даже, как вам это и сказать…

— Да чего уж там, говорите прямо! — сказал Брок. — Профессор Дурилкин поменял головы мне и мне! То есть, мне, — ткнул он лапой в чешуйчатую грудь, — и… мне!.. — Он показал на корчащееся тело в ветровке.

— Именно так… — вздохнул полицейский. — К сожалению, мы прибыли слишком поздно — операция уже закончилась…

— А чего ж вы прибыли так поздно?! — возмутился Горыныч. — Я ж вам когда позвонил?!..

— Ты им звонил?.. — задрал Брок голову. Ответ он уже, разумеется, знал, но дракон ответил:

— Звонил… Когда ты поперся, как танк, прямо в лапы к этому… DDD! Кстати, где он? — Змей строго посмотрел на генерала-ефрейтора.

— Ушел… — понурился Крррфф<…>нкк (это имя переводится как «Суровый блюститель порядка…» и так далее, так что сократим его до «Сублюпор»).

— Как это ушел?! — завопил Брок-Горыныч. — А как же теперь я?.. Мы?!..

— А что я мог поделать?! — сердито фыркнул Сублюпор. — Мои ребята, как увидели вас, так и попадали в обморок… И я их за это не осуждаю. Такую картину увидеть!..

— А вы? Что же вы сами его не хватали?!

— А я что, хуже других? — обиделся генерал-ефрейтор. — Я тоже в обморок упал.

— Полиция у вас-с!.. — прошипел Брок. — Барыш-шшни кис-ссейные!..

— А вот за оскорбление представителя власти… — начал было Сублюпор, но всё-таки одумался. Тем более, смысла последней фразы он не понял. Это могло оказаться и похвалой. Вместо этого он сказал: — Успокойтесь, прошу вас! Всё образуется… Мы найдем этого мерзавца, этого гнусного урода и заставим его вернуть вам достойный облик!

— Достойного не надо, — буркнул Горынычеброк. — Пусть вернет прежний!

— Можно и так, — согласился полицейский.

— А где мы сейчас, кстати? — огляделся Брок Горыныч.

— В полицейском участке, разумеется. Не домой же вас в таком виде было везти!..

— Так нам что, так теперь здесь и торчать, пока вы этого негодяя словите?! А если у вас на это месяц уйдет?! Или год?..

— Или вообще… — добавила голова Брока.

— Ну… не знаю, — развел крыльями Сублюпор. — Как хотите… Можем и домой доставить, если желаете… Только у вас же дети, уважаемый Хронтон… Супруга, опять же…

— А что вам моя супруга, милейший?! — дернулся Горыныч.

— Да нет, я к слову… — замялся генерал-ефрейтор. — Испугаются ведь.

— А вы за мою супругу не переживайте! За свою переживайте.

— У меня нет супруги…

— Вот когда будет, тогда и станете переживать!

— Горыныч, — шепнул Брок, — а насчет дочерей-то он прав… Может, пусть пока у бабушки поживут?.. Да и Чучу надо бы подготовить. Давай, брякнем ей?..

Впрочем, «брякать» Чучундре не пришлось. Она «позвонила» сама.

— Ну, ты где пропадаешь? — раздался в головах дракона возмущенный голос мадам Чу. В голове Брока мыслефона, разумеется, не было, но он хорошо «слышал» разговор через спинной мозг. — Обед стынет! Пятый раз грею! Ужинать скоро пора!..

— Дорогая, успокойся, — забормотал Горыныч. — Понимаешь, тут такое дело… В общем, мы с Броком в полиции…

— Что вы еще натворили?!..

— Почему «еще»? Разве мы что-то уже… гм… творили?

— От вас всего можно ожидать!.. Ты и один-то был не подарок, а уж когда такого напарничка выискал…

— Т-с-сс! Дорогая, ты что?.. Он же слышит!..

— Кто?..

— Брок, кто же еще!

— Как он может слышать, если мы по мыслефону разговариваем? Ты чего, совсем спятил?..

— Понимаешь… Как бы тебе это объяснить… Короче, мы с Броком теперь — единое целое. Так уж получилось…

— Это как же понимать?! То есть, вас теперь, так сказать, не только профинтересы связывают? Появились интересы и другого плана — более общие и… тесные?.. Ну, знаешь, дорогой!.. Я поехала к маме! И детей увезу.

— А вот это правильно! То есть, правильно, что детей надо бы к маме отвезти… А всё остальное — ты совсем неправильно поняла! Как ты вообще могла такое подумать?! Мне просто стыдно за тебя!..

— А что я должна думать по-твоему? Ты же прямо сказал: мы с Броком теперь — единое целое! Не буквально же это понимать!..

— Именно буквально. Как раз таки буквально!

— Это как?..

— А вот так… У меня теперь третья голова — это голова Брока. А у Брока — моя голова. Только она, похоже, ничего не соображает…

— У меня тоже ни одна из голов ничего не соображает… Что ты несешь?!

— Дык…

— Всё! Ни слова больше! Стой, где стоишь, я лечу к тебе!

— Дорогая! Дорогая!.. Всё, отключилась… — Горыныч наклонил головы к голове Брока: — Она летит сюда…

— Я слышал, — буркнул земной сыщик. — Что ж, рано или поздно увидела бы всё равно. Меня вот больше Сашенька беспокоит… Всё-таки нервная система еще неокрепшая… Как бы она с мадам Чу не увязалась!..

Разумеется, Сашенька увязалась с мадам Чу. Она-то и ворвалось первой в полицейский участок. Бросила мимолетный взгляд на Горыныча, но головы отца не разглядела. Зато сразу увидела отцовское тело, лежавшее на полу. Оно к тому времени устало извиваться и дергаться и лежало без движения. Может, — просто так, может, — спало… Саша не сразу и поняла, что у отца вместо головы. Сначала ей померещилось, что отцовскую голову замотали в какой-то зеленый ковер.

— Папа!!! — ринулась Сашенька к телу Брока и упала перед ним на колени. — Что они с тобой сделали?!..

Саша попыталась снять «ковер» с головы отца, и очень сильно удивилась, что края его, казалось, просто-напросто срослись со спиной, плечами и грудью отца… Впрочем, это ей уже не казалось. Чешуйчатая кожа «ковра» составляла с отцовской кожей одно целое, одно являлось продолжением другого. Девушка, холодея, медленно провела взгляд по ковру дальше… Дикий вопль ужаса и отчаянья прокатился под сводами полицейского участка и оборвался внезапно, на полуноте. Сашенька повалилась рядом с телом отца и закатила глаза. Брок рванулся к дочери, но он еще не умел согласовывать двигательные порывы с остальными головами дракона, поэтому ноги Горыныча заплелись и тот рухнул рядом с девушкой, больно треснувшись левым затылком об пол.

Подстегнутая воплем девушки, в участок ворвалась мадам Чу. Она сразу же бросилась к стонущему на полу мужу, бросив по пути обалдевшему Сублюпору:

— Изверги!!! Полицаи!!! Ненавижу!..

Затем дракониха склонилась над телом Горыныча и… увидела голову Брока, невинно моргающую на нее серыми глазками. Чучундра молча, без единого стона, хлопнулась на пол.

— Ну вот… — пробормотал находящийся в полной прострации генерал-ефрейтор. — Устроили тут лежбище монстров!..

— А ты не вякай, — грубо откликнулся Брок Горыныч, поднимаясь на ноги. — Беги за аптечкой давай! Не видишь — дамам плохо!..

— Можно подумать, мне хорошо, — проворчал Сублюпор, но за аптечкой всё же пошел.

— Да-а… Грустно всё это, — сказал Брок.

— Веселого мало, — согласился Горыныч. — Я ужасно огорчен!..

— Как мило ты выразился, — печально усмехнулся земной сыщик. — У нас в подобных случаях выражаются несколько иначе…

— У вас были подобные случаи?!

— Таких, пожалуй, нет.

— И что же нам теперь делать?..

— Для начала нужно привести наших дам в чувство, а там посмотрим. Ты знаешь, у меня мысль одна всё время вертится, даже две, насчет этого Дурилкина…

— Знаю.

— Как?.. Ах, да… Но я всё-таки озвучу. Иногда порассуждать вслух — очень полезно. Ты не поверишь, но иногда это помогает поймать дельную мысль…

— Поверю!..

— Не перебивай! — огрызнулся Брок. — Так вот, мысль первая: как сумел Дурилкин, появившись здесь совсем недавно, отсилы дня за два до нас, так быстро раскрутиться, оборудовать клинику и начать практиковать? Мысль вторая: откуда он знает ваш язык? Ведь с магом он не общался.

— Это не мысли у тебя, а вопросы… — поправил Змей Горыныч.

— Содержащие мысли! — добавил Брок. — И я, как ты выразился, ужасно огорчен, что на эти вопросы ответов у нас нет.

— Я тоже, — согласился Змей.

Глава 32 Сашенька берет командование на себя, а Змей Горыныч учится летать

Вернулся генерал-ефрейтор Сублюпор и принес лимонно-желтого цвета чемоданчик. Достал оттуда бутылочку с какой-то жидкостью и склонился было над мадам Чу, но Горыныч выхватил из лапы полицейского флакон:

— Дай сюда! Я сам…

— Ишь, раскомандовался тут!.. — проворчал полицейский, но спорить благоразумно не стал.

Брок постарался отвлечься, чтобы случайно не внести в движения тела досадную погрешность, так что Змей без особых проблем сумел выдернуть зубами пробку и сунуть флакончик к каждому носу супруги попеременно. Головы Чучундры в той же последовательности дергались и открывали глаза. Закончив с супругой, Горыныч перешел к Сашеньке. Но та уже очухалась самостоятельно. И уставилась красивыми синими глазами на голову отца, тревожно глядевшую на нее с плеч дракона.

— Папа, ты что там делаешь? — жалобным голосочком спросила Сашенька.

— Да мы вот с дядей Горей породнились, так сказать… Временно, ты не пугайся!..

Но Саша уже испугалась.

— З-зачем?!..

— Ну, мы же нечаянно… Ты Дурилкина Дмитрия Денисовича помнишь?

— П-помню. А при чем тут Дурилкин?..

Брок тяжело вздохнул:

— Так его это рук дело!..

— Пап, ты чего?.. Дурилкин же на Земле!

— Уже нет. К сожалению.

— Ты хочешь сказать, что он здесь?!

— Именно.

— Ой! А ты спросил у него… — Сашенька внезапно замолчала.

— Что? Что я у него должен был спросить?.. — Брок почувствовал, что дочь хочет сказать нечто важное. Очень важное! И он не ошибся…

— Как он сюда попал?.. И знает ли он, как отсюда можно выбраться? — прошептала Саша.

— О-о-ооо!.. — Брок воздел глаза к потолку. — Как же я сам-то… Впрочем, когда бы я успел это спросить?.. Дурилкин усыпил нас какой-то гадостью, а потом — вот… Видишь, что он с нами сделал? И как теперь в таком виде возвращаться?.. Одна надежда, что это всё-таки глюк…

— Не глюк, папа. Увы, не глюк… — вздохнула Сашенька. — Но давай я у него спрошу, если ты не хочешь.

— Да при чем здесь хочу — не хочу! Где теперь этот Дурилкин — вот в чем вопрос!.. Он, гаденыш такой, сбежал!

— Не надо называть плохого человека хорошим, добрым словом! — вмешался Горыныч.

— Ах, да, — спохватился Брок. Он понял, то есть, — уже знал, что имеет в виду друг.

Пока между Сашенькой и Броко-Змеем шел этой неспешный разговор, мадам Чу лишь поводила из стороны в сторону шеями да хлопала глазами. В ее головы до сих пор не укладывалось, что у нее теперь стало как бы два мужа в одной оболочке. Не то чтобы она сильно уж что-то имела против Брока, но быть женой землянина ей не хотелось категорически.

— Горя, — пробормотала она, отведя взгляды от супруга, — а ведь нам теперь с тобой лучше развестись…

— Блин, да что же это за фигня такая?! — сгоряча подмешивая в слова земную лексику, возопил Змей Горыныч. — Стоит дракону попасть в переплет — жены тут же дают стрекача! Это же подло! Разве ты не понимаешь, что это подло?! И перестаньте вы все назывть меня Горей! Что за идиотское имя?!.. Меня зовут Хронический-тонзиллит-левого-горла-и-так-далее!

— Хорошо, Горя… Но ты не подумай, что я собираюсь бросить тебя в беде. Нет, я буду с тобой до конца, ты зря так плохо думаешь обо мне… Просто я не смогу… ну… быть твоей женой… Извини, не смогу!.. Поэтому и предлагаю развестись…

— Дура!.. — буркнул Горыныч, искоса поглядывая на генерала-ефрейтора Сублюпора, которого явно заинтересовал происходящий между супругами разговор. — Говоришь какую-то ерунду!.. И вообще, давай дома это обсудим…

Дракониха всхлипнула:

— Ты никогда не обзывал меня раньше дурой!..

— А ты ею раньше и не была!..

Быстрее всех, как ни странно, пришла в себя юная Сашенька.

— Ладно, всё! — топнула она ножкой. — Прекратите истерику, вы, все! У нас уже бразильский сериал получается, честное слово!.. А нужно срочно решать, что делать дальше. Для начала, ты, Чу, лети-ка домой да увози девчонок к бабушке. Незачем травмировать детские души!.. Бабушке, кстати, тоже правду не говори, скажи, что гости приехали, положить негде. А сама — срочно назад. Мы потихонечку тоже к дому почапаем, подождем лишь, когда сильней стемнеет, чтобы лю… драконов не пугать. Ну а дома устроим военный совет. Всем всё ясно?

— Мне не ясно, — сказал Брок. — Что мы будем делать с моим телом? Оно даже ходить само не может. А ведь ему надо пить, кушать, ну и… наоборот…

— Тоже дома решим. Пока его тоже туда перевезем, конечно. — Сашенька прочно вжилась в роль командира. Говорила четко, твердо, решительно. Брок даже загордился дочерью. А та повернулась к Чучундре и буквально вскипела: — А ты почему еще здесь?! Я кому сказала срочно увозить дочерей?!..

Все сразу зашевелились. Мадам Чу быстро ретировалась, поднялась в воздух и взяла курс к родному дому. Брок Горыныч принялся взваливать на спину неуклюжее, беспомощное тело Брока с одуревшей головой Змея. Генерал-ефрейтор Сублюпор побежал искать скотч, чтобы надежно прикрепить поклажу к спине Горыныча. Саша продолжала руководить, стоя в центре участка и размахивая руками подобно дирижеру. Когда вернулся Сублюпор и примотал несчастное Броково тело к не менее несчастному телу Горыныча, Сашенька прикрикнула и на него:

— А вы вообще собираетесь заниматься своими прямыми обязанностями? Ведь вы, как я поняла, ефрейтор, — не самый младший по должности в полиции?

— Я генерал-ефрейтор! — возмутился Сублюпор. — Я самый главный в полиции! По крайней мере, в этом отделении.

— Тем более. Так чего ж вы стоите, не разыскиваете преступника?!

— Во-первых, — обиженно буркнул полицейский, — это не входит в мои прямые обязанности. Я лишь руковожу процессом, отдаю команды… Вы видите здесь хоть одного полицейского, кроме меня?

— Нет.

— А почему?

— И почему же?

— Потому что я давно уже отправил всех прочесывать город, искать этого вашего профессора.

— Ну, извините, — ничуть не смутившись, сказала Сашенька. — А во-вторых?..

— Что во-вторых?

— Ну, вы же сказали: во-первых, значит, должно быть и во-вторых!..

— А-а!.. Во-вторых, я знаю ответ на один из вопросов, который задавала та маленькая голова…

— Я попрошу без оскорблений! — воскликнул Брок.

— Это не оскорбление, а всего лишь констатация факта. Ваша голова гораздо меньше, чем голова дракона.

— Это ни о чем еще не говорит!

— А я и не говорю, что говорит! Я говорю лишь то, что говорю, а говорю я то, что ваша говорю… тьфу!.. ваша голова — маленькая.

— Это и есть ваше «во-вторых»? — фыркнула Сашенька.

— Да!.. То есть, нет, конечно! Я кое-что знаю. Например то, почему Дурилкин так быстро сумел раскрутиться, всего за месяц…

— За какой месяц? — засмеялся Брок. — Да он еще четыре дня назад на Земле был!..

— Не знаю, где он был четыре дня назад, но в нашем городе доктор Дурилкин живет уже месяц.

— Чепуха какая-то!

— И тем не менее это так.

Брок хотел подискутировать еще, но Саша замахала на отца руками:

— Ладно, папа, перестань! Пусть он дальше расскажет.

— А дальше, — закивал генерал-ефрейтор, — я знаю, кто помог Дурилкину раскрутиться.

— Кто?! — крикнули все разом.

Сублюпор огляделся и шепотом выдал:

— Министр здравоохранения! Только т-с-ссс!..

— А почему не президент? — расхохотался Брок. — Или у вас нет президента?

— У нас целых четыре президента! То есть, один, конечно, но четырехголовый. А Дурилкину помог именно министр здравоохранения.

— Откуда вы знаете? — спросила Саша.

— Профессия у меня такая: знать.

— Но почему он ему помог?

— А вот этого не знаю.

— А как же профессия? — прищурилась девушка.

Полицейский обиделся.

…Домой к Змею Горынычу пострадавшие друзья-коллеги и сочувствующая им Сашенька попали уже затемно. Сначала ждали «звонка» от Чучундры. Когда же мадам Чу сообщила, что дети у бабушки, а сама она приступает к готовке ужина, возникла неожиданная проблема… Горыныч разучился летать. Ну, не то чтобы совсем разучился, однако, попробовав взмыть как обычно ввысь, он поднялся лишь на пару метров, а потом начал лихорадочно метаться, подобно мотыльку у пламени свечи и рухнул на землю, едва не придавив Сашеньку.

— Горыныч, ты чего? — обеспокоилась девушка.

— Это не я, — сердито ответил Змей. — Это папа твой…

— Пап, ты чего? — повторила Саша вопрос уже для отца.

— Дык!.. Это… — забормотал смущенный Брок. — Как-то я того… летать не очень пока…

— А кто тебя просит?! — возмутился Горыныч. — Сиди себе тихо и не вмешивайся! Предоставь управление мне!..

— Дык… не могу не вмешиваться, — призналась правая голова. — Рад бы, а не получается… Непроизвольно балансировать начинаю…

— И что теперь делать? Пешком идти?! — фыркнул Змей, едва не подпалив Сашеньке волосы.

— А может, папу как-нибудь… выключить? — подала идею девушка.

— Как это меня можно выключить?! — возмутился Брок. — Я что, пылесос или бензопила?..

— Ну, не знаю… Вырубить тебе как-то сознание… Усыпить или поленом по темечку… Шучу, папа! Насчет полена шучу!..

— Шутит она… — обиделся земной сыщик. — Родного отца — поленом!..

— А что если ему глаза заклеить? — высунулся из дверей участка генерал-ефрейтор Сублюпор, увлеченно наблюдавший за происходящим. — У меня скотч остался.

— Вообще-то попробовать можно… — задумалась Сашенька. — Ты как, папа, не против? — Она взяла у полицейского моток липкой ленты.

— Против! — сказал Брок. — Но разве мое мнение что-то теперь значит?..

— Ладно, папочка, не выступай! — сверкнула на отца Саша хоть и сердитыми, но всё равно очень красивыми синими глазами. — Если страдает дело, можно кое-чем и пожертвовать.

— Хорошо, — недовольно буркнула голова отца. — Но тогда и уши залепите. Не хочу слушать, как меня дочка поучает!..

— И рот, — добавил Змей Горыныч и улыбнулся двумя родными головами.

— И ты, Брут?.. — поднял сыщик-землянин на головы друга полные разочарования глаза.

— А кто это та… — начал было Змей, но общее с Броком сознание уже дало нужный ответ.

— Между прочим, папа, Горыныч правильно подсказал, — закивала Сашенька. — Рот тебе тоже надо заклеить. Без обид только, ладно?.. А то ты будешь отвлекать Змея разговорами, и ему трудно будет лететь. Не забывай, он же твое тело будет везти, да и меня тоже. Целых два дорогих тебе тела! Или я ошибаюсь насчет себя?..

— Не ошибаешься… Но учтите, я всё равно на вас обижен за рот. Видите ли, существуют такие по… — Дальше Брок ничего сказать не успел, так как Сашенька одним быстрым движением залепила ему рот скотчем. А потом так же быстро обмотала в три слоя голову отца сверху, залепив глаза и уши. Скотч был хороший — широкий, прочный, очень липучий и непрозрачный. Брок что-то недовольно замычал, но Саша, убедившись, что ноздри головы свободны, не стала обращать на это мычание никакого внимания. Впрочем, и насчет ноздрей она беспокоилась напрасно — с дыханием прекрасно справлялись и остальные головы Змея Горыныча.

Запаковав голову отца, Сашенька кивнула Змею:

— Ну, пробуй! Испытательный полет. Набор высоты, разворот, заход на глиссаду, снижение и посадка.

Саша сама не заметила, как перешла с Горынычем на «ты». Чучундре она довольно быстро стала «тыкать» — впрочем, та сама об этом попросила, — а вот огромного дракона она всё же стеснялась и даже немного побаивалась… Теперь же и стеснение, и страх куда-то исчезли. Возможно, это произошло оттого, что она взяла на себя роль командира? Откровенно говоря, роль эта Сашеньке понравилась. И что удивило ее особо — с ней она довольно неплохо справлялась. А ведь до этого любое дело, за которое Саша бралась впервые, заканчивалось конфузом, а то и откровенными неприятностями. «Может, командовать — это мое призвание? — подумала девушка. — Возможно, мне стоит подумать не об институте, а о военном училище?» Впрочем, до института, равно как и до училища, было как до Луны!.. Да нет, дальше… В миллионы раз дальше!.. Сашенька вздохнула, синие глаза ее подозрительно заблестели.

Девушка сердито тряхнула головой, отчего пушистые светлые волосы взметнулись и снова легли на плечи. Для Горыныча это движение словно стало сигналом к старту. Он взмахнул крыльями, легко, без разбега взмыл в воздух и быстро стал набирать высоту. Затем красиво, на левом крыле, развернулся, сделал нырок и уверенно спланировал к самым ногам Сашеньки.

— Отлично, — сказала она и забралась на левую шею Змея, которую тот любезно склонил перед ней.

Глава 33 Брок отнимает у дочери лидерство. Саша по-женски мстит

В доме Змея Горыныча было непривычно тихо. В первую очередь, конечно, из-за отсутствия маленьких драконят. Но и взрослым драконам, равно как и людям, шуметь не хотелось. Молча поужинали, не забыв накормить и беспомощное тело Брока с драконьей головой, молча сгребла мадам Чу грязную посуду в раковину, теперь все молча сидели за большим кухонным столом.

— Эх, покурить бы! — первым нарушил молчание Константин Петрович. Он еще до сих пор не вполне оправился от шока, вызванным появлением Брока-дракона и драконоБрока. Хорошо, что Костю Чучундра догадалась отправить спать, покормив его чуть раньше, еще до прибытия располовиненного мужа и Сашеньки.

— Курить вредно, — заметила голова Брока, и Константин Петрович опасливо покосился на нее.

— Так, — стукнула кулаком по столу Сашенька. — Никаких перекуров! О деле надо думать.

— Всё равно ж нечего, — заметил единственный «целый» мужчина. — Да и бросил я…

— Думать бросили? — нахмурилась Саша.

— Курить. А думать без курева у меня сейчас не получается. Можно, конечно, еще и выпить… Но пить я тем более бросил, спасибо магу.

— Кстати, о маге, — дернулась голова Брока. — Может, слетаем к нему? Авось и подскажет чего…

— Слишком ненадежно и небезопасно, — сходу отклонила предложение Сашенька. — Да и как мы туда попадем?

— Я запомнил место, откуда мы в наш мир вывалились… — подал голос Горыныч.

— У нас всё равно нет кристалла мага, — покачала головой Саша, — а без него вряд ли что-то получится. Нет, давайте рассматривать реальные предложения. Чу, у тебя есть что-нибудь?

— Я могу попытаться выйти на правительство… — задумчиво проговорила дракониха. — Мы ведь работали с правительственным заказом, я кое-кого знаю…

— А что нам это даст? Надавить на полицию, чтобы быстрее шевелились?

— Да нет, я думаю, генерал-ефрейтор… — Чучундра покосилась на супруга, — …и так делает всё, что в его силах. Но я подумала, что нам могут помочь связаться с министром здравоохранения…

— В этом есть определенный смысл!.. — попытался перехватить инициативу Брок, но Сашенька так вошла во вкус руководителя, что оборвала отца, хлопнув ладонью по столу:

— А вам, господин полуБрок, я еще слово не давала!

— Да как ты смеешь?! — взвился Брок и самостоятельно захлопал крыльями, отчего головы Змея удивленно заморгали, уставившись на бойкую соседку. — От горшка — два вершка, а уже родным отцом командуешь?! Да еще оскорбляешь меня?! Я ведь не посмотрю, что ты девушка, сейчас вот как всыплю тебе ремня!

— А у тебя руки-то есть?.. И ремень?.. — буркнула покрасневшая Саша, понимая, что и впрямь перегнула палку.

— У меня есть, — послышалось вдруг из угла кухни. — И то, и другое.

Все разом повернулись на голос и раскрыли рты: в углу сидело, прислонившись к стене, тело Брока и, придерживая обеими руками тяжелую шею, глядело на присутствующих драконьими глазами.

— Ты… можешь говорить? — пробормотал Горыныч, чувствуя неловкость от разговора с самим собой.

— Ты, что ли, не можешь? — сказала голова на плечах земного сыщика.

— Но ведь ты… э-э-ээ…

— Без спинного мозга, ты хочешь сказать? — улыбнулась голова. — Так у меня и свой мозг какой-никакой есть, да и у Брока в позвоночнике — не водица!..

— Вот это да!.. — ахнул Брок — тот, что в виде головы торчал из плеч Змея Горыныча. — Так что, люди тоже спинным мозгом думают?

— Ну, я не знаю, чем люди думают. Кто чем, наверное. Кто каким местом силен…

— Па… Го… — Сашенька не знала, как и обратиться к этому… гм… существу. — А кем вы себя ощущаете? Броком или Хроническим-тонзиллитом?..

— Вообще-то Тонзиллитом, хотя мало что помню… С того места, как на прием к Дурилкину пошел. Но соображаю я хорошо, вы не думайте! Такая необычайная ясность мысли, вы знаете!.. Но почему-то всё время хочется рассказ написать…

«Неужели я спинным мозгом рассказы сочиняю?!» — мысленно ахнул Брок, но решил эту мысль не развивать, потому что головы Змея подозрительно на него покосились. И решил сам поговорить со своим бывшим телом, хоть это и было ему не очень приятно:

— А чего же ты раньше молчал? Дергался, как припадочный!..

— Адаптация долго проходила… И шея, зараза, тяжелая!.. Вы извините, я ее на пол положу, руки устали. — Дракоброк (а что, вполне подходящее имя!) встал на четвереньки и аккуратно положил впереди себя драконью голову на массивной шее. — Всё время крыльями хочется помахать, а их нет… Хвоста тоже нет, балансировать нечем! И как вы, люди без них живете? Просто чувствую себя, как со склеенными ластами!..

«О-о!.. — простонал Брок, снова мысленно. — Склеенные ласты!.. Конкурс уже вовсю идет, люди читают рассказы, пишут рецензии, голосуют, а я… а я… пролетаю!.. И как назло, в тот самый раз, когда имею такой хороший шанс на победу!..»

«Ты не заболел?.. — внезапно „услышал“ он мысли Горыныча. — Какие ласты? Какие рассказы?!.. Для тебя победой будет, если тело назад вернешь!.. Думай о деле, коллега!»

«Так всё-таки о теле или о деле?» — скаламбурил земной сыщик.

«О том и о другом, — не принял шутки Змей Горыныч. — Или о чем-то одном, на выбор, если сразу о двух вещах думать для тебя затруднительно».

Брок опомнился и виновато заморгал. Хорошо, что никто, кроме Змея, не мог слышать его мыслей!..

— Давайте вернемся к телу… то есть, к делу, друзья мои! — провозгласил он во всеуслышанье. — И вы, коллега, присоединяйтесь к обсуждению, — обратился он к лежащей на полу голове дракона.

— А чего ты со мной «выкаешь»? Я — это ты. Между прочим, по массе гораздо большая часть.

— Как хоть тебя и называть-то теперь?..

— Ну-у… Брокогор, например… Или Дракоброк. Без разницы. И так, и так красиво.

— Хорошо, продолжим дискуссию. — Брок сумел отвоевать у дочери лидерство и спешил воспользоваться этим. Но ему помешали.

— Т-с-сс! — подняла лапу Чучундра, да так и застыла.

Выражение ее морд стало предельно серьезным. Головы то по одной, то сразу все вместе стали кивать, мотаться, не соглашаясь с чем-то, возмущенно закатывать глаза, сердито скалиться… Судя по всему, дракониха вела очень непростой «разговор». И она это вскоре подтвердила.

— Звонил генерал-ефрейтор, — хмуро процедила она.

— Сублюпор-р-ррр?! — зарычал Горыныч. — Откуда он знает твой номер?!.. Ага, значит, всё-таки…

— Дурак ты, — поморщилась Чу. — Мы же созванивались, когда искали тебя, балбеса, пока ты где-то в иных мирах развлекался!

— Я… развлекался?!.. — от обиды у Горыныча перехватило оба горла. И даже горло Брока заодно.

— Прекрати придираться к словам, не время! Если хочешь, поговорим об этом после. А сейчас… Дело в том, что полицейский сказал мне, чтобы мы, — она обвела взглядами собравшихся, — оставили в покое… Мудрозавра.

— То есть как?! — затряс головами Змей Горыныч.

— Почему это?! — подхватила голова Брока.

— Это еще что за дела?! — приподнял голову с пола Дракоброк.

Даже Константин Петрович неожиданно подал голос:

— Чего это он нами раскомандовался?..

— Да тише вы! — шлепнула хвостом по полу Чучундра. — Разорались тут! Дайте мне договорить!.. — Все тотчас замолкли, и дракониха продолжила: — Генералу-ефрейтору позвонил сам министр!..

— Здравоохранения? — вякнул Брок, но под суровым взглядом драконихи тут же втянул голову в плечи Горыныча.

— Нет!.. Их министр. Наружно-внутренних дел. Но по просьбе министра здравоохранения. И категорически запретил лезть к Мудрозавру… или этому вашему… как его?..

— Профессору Дурилкину, — снова подал голос Брок.

— Вот-вот, — кивнула Чучундра, — к нему самому. Министр сказал, что профессор занимается вполне легальной и очень полезной деятельностью и мешать ему в этом, мягко говоря, не стоит!..

— Вот жук! — ахнул Брок. — Так он, оказывается, никуда не сбежал, а помчался напрямик к своему покровителю! Интересно, чем он ему так понравился?..

— Это интересно, да, — сказал Горыныч, — но мне интересней другое… Как министр здравоохранения может прикрывать явного преступника? Это ведь может стоить ему подстилки!

— Чего может стоить?.. — удивился земной сыщик, но тут же смолк, «прочитав» в Горынычевых мозгах ответ: «подстилка» здесь значила то же, что и «кресло» у чиновников на Земле.

— Нам надо просто пойти к нему и предъявить доказательство. То есть — самих себя, — предложил Змей.

Все присутствующие закивали было, но Брок снова кое-что «прочел» в общем драконо-Броковом мозгу.

— А что ты подписывал у Дурилкина, дружище?.. — поинтересовался он невинным голосом.

— Согласие на отделение головы… — буркнул Горыныч, зная уже, к чему клонит коллега. — Ну, хорошо. Но ты же ничего не подписывал?..

— А кто я такой? Я не дракон. Я не гражданин вашей страны. Я не житель вашей планеты. Юридически я никто! Ни один суд не примет во внимание ни мои слова, ни то, что со мной сотворил этот негодяй!..

— Тут ты, пожалуй, прав… — задумался дракон.

Наступило тревожное молчание, которое внезапно прервал Дракоброк:

— Но есть ведь и еще одна жертва, пострадавшая от рук Дурилкина! Даже две, но одна уже показаний дать не сможет…

— Глюк?! — радостно вскинулись головы дракона и Брока. — И Унглюк…

— Именно. Ведь они-то ничего не подписывали!

— Подписывали, — неожиданно буркнула Сашенька, до сих пор обиженная за отстранение от руководства операцией.

— Как?! — Людские и драконьи головы разом повернулись к ней. Сашеньке польстило всеобщее внимание, и она с вызовом бросила:

— Но вы же не захотели слушать, что рассказала мне Глюк!..

— Мы хотим, мы очень хотим послушать тебя, Саша! — залебезил Змей Горыныч.

— Правда, Сашенька, расскажи, — попросила Чучундра.

— Любопытно послушать, — попытался удобней пристроить голову Дракоброк.

— Александра!.. — просительно глянул на девушку Константин Петрович.

— Давай, дочь, не тяни! — нахмурился Брок.

Саша зевнула.

— Я спать хочу очень… Умаялась за день… Язык не ворочается, а рассказывать долго надо. Я спать пошла, утром всё расскажу!.. — Саша вышла из-за стола и, коротко кивнув на прощание, отправилась в спальню.

Остальные лишь хлопали глазами. Наконец голова Брока тихо сказала:

— В этом — суть женщины. Последнее слово всегда остается за ними!

«Она тебе просто отомстила, — мысленно сказал Змей Горыныч. — Не смогла простить, что ты у нее лидерство отнял».

«В этом тоже суть женщины», — повторил Брок.

Глава 34 Сначала все плачут, а потом слушают увлекательный рассказ Сашеньки

— Куда же она?! — судорожно задергал головой Дракоброк и, помогая руками, поднял ее с пола. — Надо догнать, хорошо попросить!..

— Она только этого и ждет… — буркнула голова земного сыщика. — Слишком много чести! Я завтра с ней поговорю. По-отцовски!

— Не надо трогать девочку, — заступилась за Сашу Чучундра. — Она и вправду устала, разнервничалась. Ведь Сашенька совсем еще ребенок! Пусть поспит, отдохнет, а завтра всё расскажет сама. Всё равно ведь ночью мы никуда не полетим.

С драконихой трудно было спорить. И по сути, и вообще… Поэтому, по молчаливому согласию, Сашу оставили в покое. В благодарность мадам Чу поведала свою версию, которую Змей Горыныч уже рассказывал Броку. Тем не менее, земной сыщик внимательно выслушал ее снова, на сей раз из первых уст. Ему и в первый раз не всё в этой версии понравилось, а сейчас он нашел еще одну нестыковку, на которую тогда не обратил внимания:

— Уважаемая Чу, вот ты сказала, что драконих усыпили и отрезали головы. Причем, Глюк — у себя дома, а Унглюк — дома у Рыща… Но ведь живут они не рядом. Пока бы Дурилкин носил туда-сюда головы, тела бы уже погибли! Да и кровищи бы сколько было! А ведь дома у Глюк всё чистенько.

— Она могла прибраться…

— Зачем? Ведь это улика, да еще какая! А Глюк не собиралась прятать улики — наоборот, она сама обратилась к сыщику! Но самое главное — операции должны были проводиться где-то в одном месте. И, скорее всего, именно в доме спортсмена!

— Почему? — спросили разом почти все.

— А там как раз очень много крови.

— Но это же кровь Рыща!

— Разве экспертизу проводили?

— Н-нет… — помотал головами Горыныч. — Не знаю… Думаю, что нет. И так ведь всё ясно — растерзанный труп, всё вокруг в крови…

— Вот-вот!.. — сказал Брок. — Это большое упущение. В сыщицком деле мелочей не бывает. И не всё очевидное следует принимать на веру.

— Постойте, — подал голос Дракоброк. — Но если операции делались у Рыща, то Глюк, очнувшись, всё должна была видеть! Или, по крайней мере понять, что с ней сделали. А она заявила мне… — он глянул на свое «законное» тело и поправился: — То есть, нам… Она заявила, что ей поменяли тело. То есть, голову… Или тело?.. Ладно, не важно. Но она говорила это так, словно понятия не имела, как это случилось и кто это сделал! А теперь получается, что она была в курсе? Зачем же она пошла ко мне… к нам?..

— Чтобы отвести от себя подозрение, — сказал Брок.

— То есть, ты думаешь… что она во всем этом замешана?!

— К бабке не ходи!..

— Я и не собирался, — заморгал Дракоброк.

— Так-так-так-так-та-а-ааак! — не отреагировал Брок на замечание бывшего тела. — Интересная картина получается! Если Глюк причастна к преступлению — а я теперь в этом не сомневаюсь, — и если она в этом признается, то у нас появляется свидетель, с помощью которого мы прижмем этого Мудрозавра так, что никакой министр ему уже не поможет!

— Подожди, дорогой Брок, — задумчиво произнесла мадам Чу, — но Сашенька сказала, что драконихи подписывали согласие на операции… Тогда Дурилкин снова вывернется.

— Ч-черт, — прошипел земной сыщик. — Как не вовремя она вздумала капризничать!

— Глюк?..

— Сашенька!.. Ничего, завтра всё выложит, как миленькая! А потом и саму Глюк допросим. С особым, так сказать, пристрастием…

— А сейчас давайте-ка ложиться спать, — предложила Чучундра. И с ней вновь никто не стал спорить.

…Наутро, входя на кухню, Сашенька выглядела так, словно вчерашней обиды не было вовсе. Девушка даже напевала под нос веселую песенку, что-то там про левый берег Дона. Зато Брок помнил всё. И, встретив дочь холодным взглядом, буркнул:

— Ну?!..

— Что, папочка?.. — подняла Саша невинные синие глазки на голову отца.

— Ты… это… не прикидывайся этой!.. — задергал подбородком Брок.

— Папа, ты так любишь говорить загадками! — всплеснула руками Сашенька. — Это наверно профессиональное,да?

У Брока от наглости дочери даже перехватило дыхание, отчего нервно задергались головы Змея Горыныча.

— Или ты сейчас… — просипел земной сыщик, — или я потом!..

— Папа, не стоит шифроваться, тут же все свои! Говори открытым текстом.

— Дайте мне ремень!.. — проклокотало в горле у Брока.

— Папочка, милый, ты чего?.. — прижала к щекам ладони Саша. — Ты так соскучился по маме, да? Тебя гнетут неудачи в расследовании?.. Перестань, всё будет хорошо! Да и всё равно ремень не выдержит такого веса…

Брок зарычал. Он рванулся к дочери, но Горыныч, приложив неимоверные усилия, удержал тело на месте. Оно лишь задергалось в некрасивых конвульсиях, судорожно хлопая крыльями.

— Ой! Папе плохо!.. — испугалась Саша. — И дяде Горе!..

Мадам Чу, заваривавшая в этот момент чистящее средство, бросилась к одному из шкафчиков. По-видимому, там хранились лекарства. И впрямь, дракониха выдернула темную склянку и кинулась с нею к мужу. Точнее, — к голове Брока, поскольку было очевидно, что хуже всего именно ей — глаза земного сыщика бешено вращались, причем в разные стороны, лицо посерело, из рычащего рта брызгала слюна.

Чучундра, откупорив зубами бутылку, сунула ее горлышко под нос Броку. Голова земного сыщика дернулась, глаза перестали вращаться и полезли из орбит. Из них покатились крупные слезы. А тело Горыныча затрясло крупной дрожью, и оно грузно повалилось на пол.

— Что ты ему дала?! — подскочила к драконихе Саша.

— Обычную синильную кислоту… — недоуменно уставилась на темную бутылку мадам Чу. — Всего лишь.

— Что?!.. — закричала Сашенька. — Ты же убила его!..

— Да ну, перестань… — Дракониха продолжала крутить в лапах склянку. — Разве можно убить синильной кислотой?.. Это же не раствор аммиака какой-нибудь…

— Ты сошла с ума, Чу!.. Раствор аммиака — это нашатырный спирт! Его и надо было дать папе понюхать!.. — зарыдала Саша.

— Сашенька, девочка… — испуганно зашептала Чучундра. — Папа ведь любит тебя! Если он и журит тебя порой, то ведь почти всегда по делу… На то он и отец, чтобы поучать собственное дитя!.. Я понимаю, ты вчера обиделась на него, но неужели до такой степени, что хочешь… его смерти?..

Девушка даже перестала плакать.

— Чучундра… Ты чего это сейчас сказала?.. Какой смерти?.. Да я обожала своего папочку! Он был у меня самый-самый лучший на свете! — Рыдания Саши возобновились с новой силой. Чучундра, глядя на убитую горем девушку, тоже стала всхлипывать. Тоненько заскулил сидящий в углу Дракоброк. Заплакали Константин Петрович и Костя, притихшие было до того за столом, причем, — Костя в голос, а его отец — лишь шумно глотая скупые мужские слезы.

Вскоре к всеобщему плачу добавились новые звуки — кто-то тоненько выл, словно бракованная флейта, а ей басовито подвывали искореженные трубы. Сашенька оглянулась. Партию флейты исполняла голова отца. Трубами, соответственно, являлись головы Змея Горыныча.

— У-у-ууу!.. — фальцетом пропела голова Брока. — До-о-оооченька!.. Ми-и-иилая!.. Лю-у-уубит па-аапу-уу!..

— Папочка! — сжала в объятиях отцовскую голову Саша. — Ты жив!..

Голова отца что-то невнятно промычала. Тело дракона задергалось снова. Сашенька выпустила голову из объятий.

— Уф-ф… — сказал Брок. — Вот сейчас ты точно могла лишиться любимого папочки!.. А ты что, и правда так меня любишь?..

— Конечно, папа! Ты разве сомневался?.. А почему ты, кстати, жив?

— Меня оживило твое искреннее горе, — усмехнулся Брок.

— А по-честному?

— Саша, для меня синильная кислота — это такое взбадривающее средство, — вклинился в диалог Змей Горыныч.

— Но для папы — это сильнодействующий яд! — сказала Сашенька. — И не только для папы, вообще для всех людей.

— Да? — удивился Горыныч. — Странно… Но в любом случае твой папа сейчас скорее дракон, нежели человек.

— Но мозг! Почему не погиб его мозг?

— Наверно, там нечему было гибнуть! — хихикнул Змей, а потом добавил, уже серьезно: — Мозг у нас тоже общий. Основной. А тот что в голове… Не знаю… Возможно, он и пострадал…

— Ничего он не пострадал! — возмутился Брок. — Он вовремя отрубился, предохранитель, так сказать, сработал!

— Будем надеяться, — нахмурила бровки Сашенька.

— Дорогие мои, — пропела расчувствовавшаяся Чучундра. — Давайте-ка завтракать, пить кофе и заниматься нашим делом. У меня новая идея родилась!..

Позавтракали быстро. Всем не терпелось послушать обещанный с вечера рассказ Сашеньки и новую идею мадам Чу. А Саше и самой ужасно хотелось поделиться информацией! И прошлым вечером тоже хотелось; сейчас она искренне недоумевала, что на нее вчера нашло такое? Почему она вдруг взбрыкнула тогда? «Всё ж таки, я и правда страшная вредина! — самокритично подумала девушка. — Надо бы как-то исправляться…»

На сей раз Сашенька не стала дожидаться, пока ее начнут «уламывать» и, глотнув кофе, сказала, словно продолжая вчерашний разговор:

— Не знаю, как сама Глюк, а вот бедняжка Унглюк точно подписывала согласие на операцию…

— Ты, наверное, хотела сказать наоборот: не знаешь про Унглюк, а вот Глюк… — начал было Брок, но Саша вовсю замотала головой:

— Нет-нет, именно так! Сейчас вы поймете. Дело было так…

И девушка рассказала всё то, что в порыве откровения поведала ей дракониха Глюк. Оказывается, как и предполагала мадам Чу, драконболист Рыщ встречался с обеими драконихами. И нравилась ему больше Глюк, но именно своим умом, интеллектом, так сказать, — внутренним миром. Но вот фигура ее, увы, подкачала. Это понимала и сама Глюк… Зато Унглюк обладала идеальным по драконьим меркам телом. А вот умом она, мягко говоря, не вышла.

Рыщ не скрывал от Глюк существование соперницы. Мало того, он часто тяжело вздыхал и приговаривал: «Эх, тебе бы ее тело — ничего бы мне больше не надо было! О другой жене мне бы не пришло в голову и мечтать!» При слове «жена» Глюк сладостно вздрагивала, но, вспоминая, что тело у нее прежнее, лишь горестно утирала горючие слезы.

Но однажды в новостях Глюк увидела объявление. Некий доктор Мудрозавр предлагал операции по замене голов… Это был шанс — реальный и единственный. Упустить его дракониха не могла. Она бросилась в клинику Мудрозавра, и непохожий на дракона доктор подтвердил, что ее мечта вполне осуществима. Вот только, помимо ее согласия, на операцию должен был согласиться и… донор, то есть, в данном случае Унглюк. И какой бы глупой ни была фигуристая подружка Рыща, вряд ли она бы согласилась добровольно сменить свое изящное тело на такой, мягко выражаясь, бурдюк… Глюк это прекрасно понимала.

Вечером того же дня она всё рассказала возлюбленному. Тот заинтересовался. И очень сильно. «Погоди, — сказал он, — я что-нибудь придумаю! Я заставлю эту дурочку подписать согласие». «Но как?!..» — ахнула Глюк. «А вот это уже мое дело», — ответил Рыщ и ушел.

Через день он промыслефонил подруге и сказал, чтобы та срочно шла к нему. Мол, всё готово для операции. Глюк бросилась к любимому. А вот дальше… Дальше она помнит лишь то, как очухалась после операции. На ее шее сидела голова Унглюк, но вот себя дракониха по-прежнему ощущала именно, как Глюк!.. Только отсутствовали последние воспоминания… Её воспоминания!.. А вот то, что последним видела и слышала Унглюк, она как раз прекрасно помнила! А еще… Глюк чувствовала себя непривычно, не вполне сама собой… Она была не уравновешенной и спокойной, как раньше; ей хотелось куда-то бежать, лететь, что-то делать — причем что-то совсем необязательное, ненужное, глупое… Тело еще плохо слушалось ее, но она всё же выползла в соседнюю комнату. Там она увидела любимого, склонившегося над телом соперницы. У той была её, Глюк, голова! Всё прошло, как и задумывалось, но почему же тогда Глюк по-прежнему чувствовала себя, как Глюк, лишь с частичными воспоминаниями Унглюк?!

— Потому что мозг и память у нее остались прежними, — прервал рассказ дочери Брок, — а частичные воспоминания — это последние воспоминания чужой головы, которые не успели еще перейти в долговременную память! Потому и последние собственные воспоминания у нее стерлись! Они попросту остались в голове, которая сидела уже на другой шее!.. Кстати, а что она помнила из того, что видела Унглюк?

— Папа! Не перебивай меня! — сердито притопнула Сашенька, но на вопрос отца ответила.

Оказалось, что помнила она самое важное. Как Рыщ заставил подписать ее некую бумагу. Дело обстояло так: чрезвычайно взволнованный любовник примчался к ней и спросил:

— Любишь ли ты меня, дорогая?!

— Конечно, я люблю тебя, милый! — ответила Унглюк. — Почему ты об этом спрашиваешь? Неужели ты мне не веришь?..

— Я не могу в это поверить, — вздохнул Рыщ.

— Но как же мне доказать тебе, что я люблю тебя, моя радость, мое счастье?!.. Я готова сделать для тебя всё-всё-всё, что ты только пожелаешь! Пожертвовать для тебя всем-всем-всем, даже собственной жизнью!..

— А телом? — быстро переспросил драконболист.

— Конечно! Оно и так твоё! Вместе с моим любящим сердцем!..

— И ты бы могла подтвердить это… письменно?

— Легко! — засмеялась счастливая Унглюк. — И после этого ты мне поверишь?

— Разумеется, — кивнул Рыщ и положил перед драконихой лист бумаги. Читала Унглюк не очень бойко, так что в подробности написанного она вникать не стала, тем более, большую часть текста закрывала лапа возлюбленного, но одну фразу она всё же прочесть успела: «Я согласна отдать свое тело…» и без колебаний поставила свою подпись внизу листа.

— Теперь веришь? — улыбнулась она и посмотрела на Рыща влюбленными глазами.

— Теперь верю, — сказал тот, поспешно убирая листок.

— Так иди же ко мне, моя любовь! — позвала Унглюк, распахивая крылья.

— Чуть позже, — ответил любовник. — И не здесь. Полетели ко мне!

Унглюк охотно согласилась.

Дома у Рыща ее ждал накрытый стол с большим тортом посредине.

— Я думаю, нам это дело стоит отпраздновать! — сказал красавец-драконболист, приглашая Унглюк к столу.

— Может, сначала… — начала было дракониха, но Рыщ настоял на том, чтобы сначала она отведала торта.

Унглюк не стала перечить возлюбленному, и чтобы скорей покончить с тортом, она просто-напросто заглотила его целиком.

— Ну, а теперь иди сюда скорее, мой сладенький! — позвала она и… больше ничего память Унглюк не сохранила.

Зато как Глюк она помнила, как больно сжалось сердце, когда она увидела, что ее любимый склонился над телом соперницы… С какой нежностью его большие сильные крылья гладили это ненавистное тело, какой любовью и страстью горели при этом его глаза!..

Почему всё получилось совсем не так, как было задумано, Глюк не понимала… Будь у нее сейчас своя голова на плечах, возможно она бы и принялась анализировать, раздумывать, соображать… Но голова соперницы мысленно кричала, звала: «Скорей бежать, мчаться, лететь отсюда!!! Не могу, не хочу видеть этого!..» И Глюк, поддавшись незнакомому безумному порыву, побежала, полетела, понеслась!.. Точнее, она сначала всего лишь поковыляла, тяжело переваливаясь на каждом шагу. О том, чтобы полететь, пока не могло быть и речи. Тело казалось ужасно тяжелым, чужим… Но с каждым шагом к драконихе возвращалась прежняя сила, движения давались всё легче и легче, так что в конце концов она всё же поднялась в воздух, хоть и не очень высоко… Хотела вернуться домой, запереться, уйти в себя, возможно даже повеситься, но, подумав немного, решила вдруг… отомстить! Да-да, именно отомстить!.. И отомстить не кому-нибудь, а своему возлюбленному! Пусть он и не был, по сути, виноват в случившемся, ведь идея с пересадкой голов принадлежала именно ей, Глюк, но почему он должен сейчас был наслаждаться любовью, а она, Глюк, страдать? Пусть он тоже пострадает!..

Разумеется, будь у несчастной драконихи своя голова на плечах, она бы не пала так низко… Но голова соперницы подкидывала ей одну подлую мыслишку за другой, и Глюк поняла, что не может противиться этим мыслям, не в силах бороться с ними!.. Напротив, подключив свой изворотливый ум, она придумала довольно хитрый план мести… Она решила не идти напрямую в полицию, как собиралась вначале, а зайти немного с другой стороны. Она полетела… к частному сыщику! Глюк всё рассчитала четко. Она лишь признается сыщику, что ей подменили тело. Кто и как — сообщать не станет, будто бы это загадка для нее. Таким образом, она и снимет с себя подозрения в причастности, и очистит совесть — ведь она не станет при этом доносить на любовника!.. Ну а сыщик, конечно же, до истины докопается — о Хроническом тонзиллите ходили очень лестные отзывы — и уже сам передаст драконболиста полиции вместе с гадким бескрылым и бесчешуйчатым докторишкой!..

Глюк так и поступила. Несколько дней она не выходила из дома, не включала визор, никому не мыслефонировала… Она переживала. И ждала вестей от сыщика. А потом всё же включила визор. И первой новостью, которую она услышала, была весть о страшной гибели возлюбленного и ужасной смерти соперницы… Нервы несчастной Глюк не выдержали. Она полезла в петлю.

— Вот, — сказала Сашенька, заканчивая рассказ.

— Ага, — отозвался Змей Горыныч, — насчет торта я всё же оказался прав!

Глава 35 Все хотят заниматься расследованием, но продолжают его профессионалы и находят роковое письмо

После завтрака Дракоброк, Брокодракон и Сашенька перебрались в кабинет Горыныча. Чучундра и Константин Петрович направились было следом, но сыщики запротестовали:

— Спасибо за помощь, дамы и господа, но это всё-таки наша работа!..

— Мы хотим помочь! — воскликнула мадам Чу.

— Да! — добавил Константин Петрович.

— Если будет надо, мы к вам обратимся, — отрезал Горыныч. — Займитесь пока другими делами.

— Какими? — обиженным дуэтом спросили отверженные. А дракониха добавила: — Дети у мамы, чем мне заниматься-то?

— Займись Костей, — посоветовал Брок. — Он тоже еще ребенок. Покажи ему город, то, се…

— А я? — спросил Константин Петрович.

— А вы тоже… — неопределенно сказал земной сыщик. — Ведь это же ваш сын, в конце-то концов!..

Константин Петрович потупился. О Косте он, признался, подзабыл. А вспомнив, решил реабилитироваться:

— Уважаемая Чуча нам и так уже показала город. Мы и сами можем с Костей погулять…

— Вот именно! — обрадовалась Чучундра. — А я пока вам помогу!..

— Погоди-ка, Чу, — вспомнил Брок. — А что ты там говорила о каких-то разработках, что в твоей конторе ведутся?.. Может, ты узнаешь, как там дела идут?

Удивительно, но Чучундра восприняла предложение с энтузиазмом. Она и впрямь соскучилась по работе.

— Да-да! — захлопала она крыльями. — Ты прав! Надо бы наведаться!.. Это ведь вам может пользу принести… — Дракониха загадочно подмигнула одной головой Броку, другой — Сашеньке, третьей — Константину Петровичу.

— А мне? — обиженно прогудел Змей Горыныч.

— А тебе — нет!

— Ну-ка, ну-ка!.. — заинтересовался Брок.

— А вот и не скажу! — злорадно оскалилась Чучундра. — Раз меня в сыщики брать не хотите!.. — Но тут она стала серьезной и сказала: — Нет, рано пока обнадеживать. Вот схожу, узнаю, как там дела, там и видно будет. — И дракониха ушла, не обращая внимания на разочарованный гул за спиной.

Ушел и Константин Петрович. Сыщики с помощницей остались одни и продолжили обсуждение дел.

Ситуация складывалась, мягко говоря, хреновая. Мудрозавра-Дурилкина взял под крыло министр, да и перед законом псевдодракон был в общем-то чист — о расписках он позаботился… Не расписался в согласии на операцию Брок, но его голос вообще не имел здесь юридической силы.

А прижать профессора DDD к ногтю было жизненно необходимо! Речь уже даже не шла о наказании, вернуть бы хоть на прежние места головы обоих сыщиков! Особенно Брока… Но просто пойти и попросить Дурилкина смилостивиться — это было бы, как минимум, глупо. И, к тому же, недостойно. Нужно было искать весомый аргумент, с которым имело бы смысл начинать торг. А возможно, всё же удалось бы и по закону Мудрозавра привлечь, о чем, разумеется, сыщики страстно мечтали…

— Постой, — сказал Змей Горыныч, — но ведь и я не давал согласия на то, чтобы мне пришпандоривали твою голову! Может, на это надавить?..

— Ага, — кисло усмехнулся Брок. — Ты надавишь на это, он скажет «хорошо», и отфигачит тебе лишнюю голову… А она… гм… моя, между прочим!..

— Да-а, — вздохнул Горыныч. — Не подумал я, прости… — Змей нахмурил обе морды. — Ну, тогда можно прищучить его за обман властей! Ведь он же не настоящий дракон!..

— А как мы это докажем? Пойдем в полицию, попросим провести проверку? Но ведь полиции ясно дали понять: в это дело не лезть!

— Пойдем сами к министру и всё расскажем!

— А ты уверен, что министр сам не знает, кто такой этот Мудрозавр?

— Ты всё-таки хочешь сказать… — нахмурился Горыныч, — что министр здравоохранения покрывает этого преступника? Но почему?!

— А вот это нам и надо бы выяснить в первую очередь!

— Но кроме Дурилкина и самого министра об этом никто ничего не знает! — подала голос Сашенька.

— Может быть да, а может быть, нет, — задумчиво сказал Брок. — Видите ли, друзья мои, наверняка-то мы этого знать не можем!.. И я бы счел верным и даже очень нужным поискать возможных свидетелей. Вы не поверите, но свидетели — они настолько важное звено в цепочке следственных действий…

— Да что ты говоришь, папа? — насмешливо фыркнула Саша. — Свидетели — важное звено?.. Вот бы никогда не подумала!

— Напрасно ты так говоришь, Саша, — подал голос Дракоброк, который и в кабинете Змея Горыныча притулился на полу в углу. — Свидетели и впрямь очень важны!

— Да-да, Сашенька! — закивали обе головы Змея.

— Да что вы все меня уговариваете?! — возмутилась девушка. — Неужели я такой ерунды не знаю?..

— Это не ерунда, дочка, — сурово произнес Брок. — Это, можно сказать, ключ к разгадке!

— Ну и где он, этот твой ключ?

— Надо искать!..

— Интересно, где?

— Везде!

— Начнем прямо с этого кабинета? — прищурилась Сашенька. Курносый носик ее насмешливо сморщился.

— Не ерничай, — буркнул земной сыщик. — Лучше дельную мысль предложи.

— Явных свидетелей два, — нарочито бодро, словно рапортуя, выдала Саша. — Они же — подозреваемые…

— Министр — не подозреваемый! — испугался Змей Горыныч.

— Хорошо, соучастник.

— Что ты мелешь?! — возмутился Брок. — Еще скажи, что министр драконам головы резал, а Дурилкин пришивал!..

— А что? Тоже версия, — сказала Саша. — Между прочим. Пока не доказано обратное.

— Ну, что вот с нее возьмешь? — Голова Брока повернулась к соседним — Горынычевым, на мордах которых читалось явное неудовольствие.

— Честное слово, — сказала одна из драконовых голов.

— Что «честное слово»?.. — не понял Брок.

— С Александры надо взять честное слово, что она не будет больше клеветать на министра, — проворчал Змей. — Иначе нам придется арестовать ее саму…

— Не придется! — фыркнула Саша. — Я землянка, а потому не подпадаю под ваши законы!.. И неужели, дядя Горя, ты готов донести на меня?..

Горыныч смутился.

— Нет… Но… Так же нельзя говорить про уважаемого дракона… И перестань называть меня дядей Горей!

— Уважа-а-аемый!.. — протянула Сашенька. — Для настоящего сыщика никаких авторитетов не должно существовать! Для него изначально — все подозреваемые! Даже родная мама!..

— Моей мамы не было в этом городе последние шестьдесят восемь дней! — поспешил сказать Змей Горыныч, а Дракоброк поддакнул из угла.

— Ладно, твою маму из списка подозреваемых исключим, — разрешила Саша, и Змей облегченно выдохнул.

Броку первому надоел затеянный дочерью спектакль.

— Давайте наконец действовать! — воскликнул он. — Языками молоть, как я погляжу, все мы горазды. Сашенька по этой части скоро меня обгонит…

— А как действовать-то? — поднял голову Дракоброк, но тут же со стоном опустил ее снова на пол.

— Тебе, я думаю, лучше остаться, — сочувственно глянул на бывшее тело Брок. Дракоброк буркнул что-то недовольно, но спорить не стал.

— А мы? Куда ты предлагаешь пойти? Опрашивать прохожих? — вновь попыталась пошутить Саша. Но Брок оставался серьезным.

— Будет надо — опросим, — сказал он. — А пока предлагаю допросить наконец пострадавшую. Которая, между прочим, и свидетель. Она же — подозреваемая в соучастии.

— Это ты о Глюк? — спросила Саша. — Но я же всё рассказала!

— То ты, — нахмурился Брок. — А то она. Пусть расскажет сама. Может, кстати, чего-то еще вспомнит. Может, ты что-то забыла, упустила и так далее…

— Ничего я не так далее!.. — тихонько фыркнула Сашенька, но продолжать спор не стала. По сути, отец был прав.

— Всё! — вынес вердикт земной сыщик. — Поднялись, полетели!..

Подниматься никому не пришлось. Из всех троих сидел только Дракоброк, но он-то как раз оставался дома.

…Брок, конечно же, понимал, что летят они к Глюк зря. Вряд ли дракониха знала больше, чем рассказала Сашеньке. И уж тем более она ничего не могла знать о взаимоотношениях Дурилкина с министром здравоохранения. По правде говоря, земной сыщик вообще не представлял, за какую ниточку следует потянуть, чтобы начать распутывать это неприятное дело… Но признаваться в беспомощности он не хотел, поэтому придал лицу выражение уверенности, словно он прекрасно знал, что, как, зачем и почему следует делать. Брок совершенно забыл, что его мысли — открытая книга для Змея Горыныча, и когда сам же над собой начал тихонечко подхихикивать, поначалу удивился. «Ага!» — понял он наконец, в чем дело. «Ага!..» — подмигнула одна из голов дракона.

Однако долго веселиться Змею-Броку не пришлось. Подлетев к дому Глюк, они убедились, что тот заперт. На звонок никто не откликался.

— Куда же она подевалась? — нахмурила лобик Сашенька. — Ведь никуда же из дому уходить не собиралась!..

— Мало ли, в магазин, может, — сказал Горыныч. — За кхххффсссшшшллебббом…

Саша задумчиво покачала головой:

— Нет, у нее кхххффсссшшшллеббба много было…

— А может, она снова… — начал Брок и замолчал, опасаясь озвучивать нехорошую мысль.

— Может, взломаем дверь?.. — встревожилась Сашенька. Она подошла к двери и подергала за ручку. Тут ее внимание привлек свернутый лист бумаги, засунутый в щель между дверью и стеной.

— Дядя Го… то есть, Горыныч, — волнуясь, сказала девушка. — А как вам почту доставляют?

— Никак, — ответил Змей. — Мыслефонят, что пришло письмо или посылка, и получатель сам на почту летит… А что?

— Смотрите, — ткнула Саша пальцем на лист бумаги.

— Оп-паньки!.. — воскликнул Брок. — Молодец, доченька!.. А ну-ка, всем отойти назад!

— Мне тоже? — хмыкнул Горыныч.

— А зачем? — почти одновременно со Змеем спросила Сашенька.

— Это может быть ловушкой, пластитом, например, — прошептал Брок, отвечая дочери, а Горынычу сказал просто: — Ну, ты, так и быть, можешь остаться…

Между тем, Саша уже вынимала из щели свернутый листок. Брок не успел ей помешать, а увидев, что дочь по-прежнему жива, не стал даже возмущаться. Гораздо интересней ему было узнать, что же написано на бумажке. Он заглянул через Сашино плечо, но в странных каракулях, покрывавших листок понять ничего не смог… В первое мгновение не смог, а во второе и последующие уже бегло читал инопланетный шрифт, благо драконовская составляющая мозга тоже подключилась к делу.

— Вслух, пожалуйста! — попросила Саша, увидев, как бегают по строчкам глаза отца.

Брок прокашлялся и зачитал: «Пошла мстить доктору. Если не вернусь, значит, не смогла. Отомстите тогда и за меня тоже. Пожалуйста! И простите, что обманывала вас. Я больше не буду! Может быть, никогда… Ваша Глюк».

— А-а-ааа!!! — взревел Брок. — Опоздали!..

— Может, еще успеем?.. — охнула Сашенька и запрыгнула на шею дракона. — Вперед!..

— А… куда? — завертел свободной шеей Горыныч.

— В клинику Дурилкина, куда же еще?..

Глава 36 Кровавая драма в клинике Мудрозавра. Пострадавшие торгуются и всё-таки находят консенсус

Брок оказался прав. Они опоздали. Правда, совсем на немного, застав самую кульминацию трагедии…

Еще приземляясь возле клиники доктора Мудрозавра, сыщики с помощницей услышали жуткие звуки, доносившиеся из-за распахнутой двери белого шара. Внутри кто-то кричал, кто-то рычал, кто-то вопил… Казалось, что в клинике идет нешуточный бой между силами Добра и Зла. Или, как минимум, резвится взвод спецназовцев.

Пока Брок Горыныч продирался сквозь узкое отверстие люка, Сашенька была уже внутри шара. Она первой увидела страшную картину: разъяренный двухголовый дракон трепал, словно куклу, человека в белом халате, перебрасывая его из одной окровавленной пасти в другую. При этом дракон торжествующе трубил и громогласно рычал в обе глотки, а человек истошно вопил. Правда, когда Горынычеброк добрался до места схватки, крики несчастного уже прекратились. А двухголовое чудовище перестало трубить и лишь удовлетворенно порыкивало, раздирая на части тело жертвы.

— Стоять!!! — заорал Брок.

— Прекрати! — одновременно с ним завопил Горыныч.

— Ай!.. — сказала Сашенька и побледнела.

Дракон, продолжая одной пастью вгрызаться в безжизненное человеческое тело, повернул вторую голову и недоуменно посмотрел на вошедших. Клацнули зубы той головы, что была занята кровавым делом. Глухо стукнула об пол и покатилась откушенная голова, в которой Брок, Горыныч и Сашенька сразу узнали голову профессора DDD, хоть лицо ее и было перепачкано кровью и скалилось в жуткой гримасе.

Кровожадный дракон выпустил наконец обезглавленное тело. Теперь он смотрел на сыщиков обеими парами глаз. То есть… она смотрела. Ибо это была… Глюк!..

— Что за… — начал было Горыныч, но, узнав свою клиентку, поперхнулся.

— Глюк?.. — Сашенька тоже узнала дракониху. — А… почему у тебя две головы?..

— Ночью вторая выросла, — спокойно, словно не творила только что кровавую расправу, ответила Глюк.

— Вы совершили преступление! — побелевшими губами сказал Брок.

— Он их больше совершил, — кивнула на ошметки изжеванного мяса дракониха. — Зато теперь уже точно не будет!..

— Ай-яй-яй, что же вы наделали!.. — замотал головами Змей Горыныч. — Нам же теперь с Броком век так ходить, до самой смерти!..

— Сиамские близнецы, блин!.. — проворчал Брок, разделявший отчаянье коллеги. Из глаз его потекли слезы.

— Папа! — сказала вдруг Сашенька. — Сколько там мозг без кислорода живет? Минут пять?..

— От четырех до шести, — машинально ответил сыщик. — А что?

— Так чего ж мы время-то теряем?! — воскликнула Саша. — У Дурилкина должны ведь быть какие-нибудь штуковины, чтобы жизнь голов поддерживать!..

— Должны! — подхватился Змей Горыныч. — Он же не зря объявление давал насчет покупки голов и всего прочего…

— Да вот же они, у стены стоят! — закричал Брок. Стоило появиться надежде, как слезы его тут же высохли.

Возле стены и впрямь стояло с десяток устройств, напоминающих блестящие металлические тумбочки, с большим отверстием сверху и мягкими зажимами-манжетами вокруг него.

Сашенька подскочила к ближайшей «тумбочке» и заглянула в дырку.

— Там трубки какие-то… Ой, сколько их!.. И куда какую втыкать?

— Будем действовать методом научного тыка! — взволнованно проговорил Брок. — Ничего другого не остается… Неси скорей голову!..

Саша брезгливо, кончиками пальцев подняла окровавленную голову Дурилкина и понесла к устройству.

— Постой! — вспомнил земной сыщик. — Надо сначала обработать ее гелем! Так у него в записях сказано!

— А! Это тем, что в твоем рассказе? Где ж его искать?..

— Поройся в шкафах, только скорее, прошу тебя! Он голубенький такой, прозрачненький!..

— Этот? — достала Саша из первого же шкафа пробирку с голубой полупрозрачной субстанцией.

— Наверное! Давай, мажь скорей!

— Сам-то бы мазал! — фыркнула Сашенька. — Думаешь, мне приятно?

— Доченька, не до сантиментов тут, время идет! — запричитал Брок. — Я бы помазал, да такими лапищами неудобно!..

— Неудобно ему!.. — буркнула Саша, но всё-таки начала обрабатывать перегрызенную шею. Затем она наугад повтыкала трубки из отверстия «тумбочки» в подходящие на ее взгляд места шеи и закрепила голову профессора DDD зажимами.

— Я включаю, — сказала она и нажала красную кнопку сбоку устройства.

Тумбочка слегка загудела, а голова заморгала. Потом раскрыла глаза полностью и с непередаваемым ужасом уставилась на дракониху, которая подошла поближе, заинтересовавшись манипуляциями Саши.

— А-а-ааа! — хрипло закричала голова и снова закрыла глаза.

На Глюк зашипели сразу четверо глоток:

— Уйди отсюда!.. Прочь!.. Спрячься!

Дракониха обиделась и вышла в соседнюю комнату. Четыре пары глаз вновь с тревогой уставились на пятую, всё еще прикрытую веками. Наконец одно веко дрогнуло и приоткрылось.

— Где она? — шепотом спросила голова.

— Там, — неопределенно махнула рукой Саша, — ушла… Не бойтесь.

— А я и не боюсь, — открыл оба глаза Дурилкин. — Раз она ушла, я тоже пошел. Арриведерчи!.. — Тут лицо профессора DDD исказило недоуменной гримасой, которую быстро сменила гримаса ужаса. Доктор начал понимать, что с ним произошло… — А-а-ааа-у-у-ааа!.. — хрипло провыл он. — Кто это сделал?!.. Преступники! Убийцы!..

— Ну-ну-ну! — обиделся Брок. — Это кто еще из нас убийца!.. А мы тебя и не убивали, кстати. Мы тебя наоборот спасли, между прочим!.. Сашенька вон…

Взгляд Дурилкина метнулся в сторону девушки.

— А она что, врач?.. — изумленно спросил DDD.

— Если только в глубине души, — сказал Брок.

— Как же она тогда… — раскрыл рот Дурилкин, — как же она всё правильно соединила?..

— Ну, может и не совсем правильно, — зарделась польщенная Сашенька.

— Если бы не правильно, я бы сейчас с вами не разговаривал.

— Это же моя дочь! — гордо сказал Брок, удивляясь про себя, что Саша и впрямь, образно выражаясь, поменяла знак с минуса на плюс — если раньше любое новое дело дочка непременно заваливала, а то и превращала в катастрофу, то теперь, за что бы она ни бралась, получалось в лучшем виде!.. Впрочем, Брок вспомнил, что он, скорее всего, сейчас продолжает бредить, а в бреду, как известно, возможно всё. Новые способности Сашеньки даже убедили его еще больше в версии о галлюцинации.

— А что с моим телом? — прервал размышления Брока Дурилкин. — Его ведь тоже надо к аппарату подключить, только к другому!..

— Боюсь, твое тело придется теперь совсем к другому аппарату подключать, — потупил взгляд Брок. Хоть профессор и являлся, по сути, преступником, всё равно его было чуточку жалко.

— Это к какому же?.. — побледнела голова доктора.

— К деревянному такому ящику, что потом закапывают на глубину не менее двух метров.

— Что?!.. — запаниковал Дурилкин. — Почему?! Покажите мне мое тело!

— Смотри… — Горынычеброк отодвинулся в сторону, открывая взору Дурилкина кровавые ошметки, бывшие когда-то профессорским телом. Впрочем, если уж говорить точно, тело это изначально принадлежало хоть и тоже профессору медицины, но не Дурилкину, а Хитрюгину. Может быть поэтому Дмитрий Денисович перенес увиденное более стойко, чем от него ожидали.

— Но… как же я теперь?.. — выдавил он. — Где тут еще можно найти человеческое тело?.. — Дурилкин бросил было заинтересованный взгляд на фигуру Сашеньки, но та молча показала ему кукиш.

— А почему именно человеческое? — злорадно поинтересовался Брок. — Ты и драконьему будешь рад, если мы тебя вообще к чьему-нибудь пришьем!

— Но… но… но… — заморгал Дурилкин.

— Что занокал? Не нравится?.. — прищурился Брок. — Как другим бошки отрезать — тут ты всегда с превеликим удовольствием! Вот и посиди теперь сам на шестке!

— Я в свое время уже насиделся, — буркнул профессор. — И потом, если я останусь, как вы изволили выразиться, «на шестке», то и сами вы будете вечно торчать на драконьих плечах…

— Ага, то есть мы уже торговаться начинаем?.. — широко улыбнулся земной сыщик.

— Куда вам деваться-то? — улыбнулся в ответ Дурилкин.

— Ну, знаете ли, — вновь перешел на «вы» Брок, — у нас положение всё-таки несколько лучше, согласитесь.

Дурилкин нахмурился, помолчал и процедил:

— Ладно, можем ведь договориться, чего комедию-то ломать?..

— Вот так-то лучше, — кивнула голова земного сыщика. — Послушайте наши условия. Вы возвращаете наши с Горыны… то есть, с Хроническим тонзиллитом головы на законные места, а еще — рассказываете нам, как вы здесь очутились и почему министр здравоохранения оказывает вам такое содействие…

— Больше ничего? — сощурился профессор DDD.

Брок подумал и сказал:

— Пожалуй, нет. Достаточно. Вполне.

— Ха! — Дурилкин хотел мотнуть головой, но лишь досадливо скривился. — И что же, интересно, я получу взамен?

— Ну, я не знаю… — Брок и Горыныч раскинули общие мысли и поняли, что и впрямь ничего Дурилкину предложить не могут.

— Может, найдется какой-нибудь донор, — выдал наконец Брок. — Лишится кто-нибудь головы нечаянно…

— Вот так условия у вас! — воскликнул доктор. — «Не знаю», «кто-нибудь»! Так я вам помогать не намерен. И рассказывать ничего не буду!

— Ну и сиди тогда на своей тумбочке! — вспылил Брок, снова перейдя на «ты».

— Нет, ну интересный вы человек! — возмутился Дурилкин. — Еще и обижается!.. Даже при большом желании я вам головы перешить не смогу, без рук-то! И даже без лап…

— Я согласна взять его голову! — послышалось вдруг из соседней комнаты. В дверном проеме показалась голова Глюк. Именно Глюк, поэтому Сашенька, видевшая лишь морду Унглюк, не узнав дракониху, вздрогнула. Но следом показалась и знакомая голова, а затем и туловище с хвостом. Дракониха повторила: — Я возьму голову доктора. Вместо этой! — родная голова Глюк мотнула на соседнюю.

— Послушайте, а чего это вы вообще на доктора набросились? Вам жертв мало? — насупил брови земной сыщик.

— Не знаю, нашло что-то… — виновато вздохнула дракониха. — Уже успокоилась было, да эта дурная башка всё мне покоя не давала: «отомсти» да «отомсти»!.. Кому — и не важно уже… А сегодня ночью вторая голова прорезалась, родная… Тут вообще началось! Характеры-то разные совершенно!.. Тоже чуть шеи друг дружке не перегрызли. Ну, а виновник лишь один в живых оставался, доктор этот… Всё-таки он ведь операцию делал…

— С вашего письменного согласия!.. — завопил Дурилкин.

— Да знаю, знаю!.. — скривилась Глюк. — Ну, простите меня… Что уж теперь поделаешь? Вот, искупить вину и хочу. Переселяйтесь пока ко мне, а эту голову безвозмездно дарю…

— Вот уж спасибо-то! — фыркнул Дурилкин, но других вариантов всё равно не было, поэтому он проворчал: — Ну, хорошо… Только мне неудобно будет вам лапами операцию делать… Может, на время ее проведения девушка мне даст всё же свое тело?.. — Профессор вновь посмотрел на Сашеньку. Та снова показала кукиш и буркнула:

— Фиг тебе!.. Будет он в моем теле щеголять, ага!.. Лапать еще начнет втихаря…

— Да что вы говорите-то, соображаете?! — возмутился Дурилкин, но тут вмешался Брок:

— А ну-ка прекратите балаган! Сашиного тела вы не получите, и не мечтайте!..

— Ну, ваше тогда… — забросил удочку DDD.

— Ага, вам только дай мое тело — потом назад забирать замучаюсь!.. Знаю я вас, хитрюгина!

— Я — Дурилкин!.. Хитрюгин — вон он, кстати, на полу валяется. Частично.

— Я в переносном смысле, — пояснил Брок, — образно, так сказать.

— Ладно, — надулся профессор. — Пришивайте к драконихе… Только потом не обижайтесь, если я неуклюжими лапами криво вам головы пришью…

— Сам ты неуклюжий! — обиделась Глюк. — Я даже крестиком вышивать умею.

— Вот! — обрадовался Брок. — Это как раз то, что нам и нужно! Так ведь, профессор?

— Вам голову крестиком пришить?.. — Дурилкин продолжал дуться.

— Да хоть ноликом! Лишь бы прочно.

— Хорошо. — Профессор DDD наконец успокоился, понимая, что с человеческим телом он пока пролетает. — Кто из вас будет делать мне операцию?

— Я отпадаю сразу, — отступила Глюк. — Я ведь тоже пациент.

— А мы полетели за телом, — попятился к двери Брок Горыныч.

— То есть делать всё придется мне? — догадалась Сашенька. — А если я крови боюсь?!

— Ну, доченька, — залебезил Брок, — а что делать?.. Ты ведь одна мое тело не принесешь, а само оно почти не ходит…

— Да это не сложно, — сказал Дурилкин. — Тут делов-то чик-чик и готово! У меня теперь всё автоматизировано, никаких ножовок, ниток с иголками…

— Так чего ж ты плел тогда про неуклюжие лапы?! — возмутился Брок.

— А вдруг бы вы клюнули? — честно признался доктор. — Всё-таки шанс был, чего ж его терять-то?..

— Вот ведь жук!.. Ну, хитрюгин и есть, я ж говорю… Кстати, стоп! А как насчет рассказа?

— Какого рассказа? — прикинулся дураком Дурилкин.

— Как вы сюда попали, милейший, и чем обворожили министра!..

— Потом расскажу, когда голову пришьете, — попытался торговаться профессор.

— Э, нет! Теперь мы наоборот поступим. Вы нам всё выкладываете как на духу, потом вы говорите Александре Олеговне как поменять нам головы, она проводит операцию, и лишь затем мы пришиваем вашу голову на шею Глюк.

— А где гарантии?! — округлил глаза Дурилкин. — Вы потом просто уйдете, а я так и останусь здесь торчать!

— Гарантии ему… — проворчал Брок. — Ну, хорошо, последняя уступка. Мы привозим сейчас мое тело, Александра делает нам операцию, потом вам, а пока вы еще не сможете шевелиться — расскажете нам свою историю. Иначе Саша снова вам голову оттяпает!..

— Фи, папа! — сморщила носик Сашенька. — Что я тебе, мясник?..

— А что делать, доченька? — тяжело вздохнул Брок. — Кому сейчас легко?

Под куполом клиники наконец-то повисла тишина. Консенсус был найден.

Глава 37 Чучундра раскрывает государственную тайну, а Сашенька проводит хирургические операции

Сашеньку всё-таки оставили в клинике. На всякий случай. Убежать Дурилкин, конечно, вряд бы теперь смог, но оставлять его наедине с Глюк казалось нежелательным… Кто знает, что пришло бы еще в ее разные головы? Чего бы она еще захотела вдруг откусить профессору?.. А потерять доктора — значило бы потерять многое! Особенно для Брока.

Сашенька всё это понимала. И роптать не стала. Хотя и радости особой не выказывала.

— Ты порасспрашивай пока профессора, как да что, — поучал дочку сыщик. — Поучись, потренируйся…

— На ком?! — фыркнула Саша.

— Ну, не знаю. Мысленно всё представь… Создай, так сказать, внутреннюю атмосферу готовности. Ты не поверишь, но психологическая подготовка к операции значит порой не меньше, а то и больше, чем подготовка, так сказать, физическая…

— Ладно, папа, — махнула рукой Сашенька, — летите уже!..

…Дракоброк так обрадовался известию о скором возвращении на место головы, что вскочил на ноги и чуть не пустился в пляс. Но голова тут же перевесила, ткнулась подбородком в колени и человек-дракон со стоном рухнул на пол. Но хорошее настроение у него от этого не пропало.

На шум прибежала Чучундра. Услышав хорошую новость, она радостно захлопала крыльями и провозгласила:

— Сегодня день хороших вестей! Я ведь тоже не с пустыми лапами из конторы вернулась!.. — Дракониха заговорщицки подмигнула частям супруга и Брока и прошептала: — Это совершенно секретные сведенья, но вам я расскажу!..

— Ну, зачем же, если секретные, — попытался возразить Брок, но делал он это только лишь для порядка, глаза его уже масляно блестели в предвкушении.

— Ничего-ничего, — сказала мадам Чу. — К тебе, Брок, я думаю, это тоже будет иметь отношение!..

— А ко мне? — спросил Горыныч.

— К тебе вряд ли.

— Может, мне тогда уйти? — криво усмехнулся Змей.

— Я тебе уйду! — ткнул себя лапой в бок земной сыщик.

— Перестаньте, — топнула Чучундра, — я сейчас серьезные вещи излагать буду!.. Помните, я рассказывала, чем занималась на работе?

— Какой-то проект, связанный с поглощением пространства, — вспомнил Брок.

— Вот именно! А конкретно, мы планировали в результате построить аппарат, способный почти мгновенно перемещаться на огромные расстояния! Мы хотели добраться до звезд!

— И… у вас получилось?! — разинул рот земной сыщик. Горыныч и Дракоброк тоже от него не отстали, распахнув все три пасти.

— Пока нет… — вздохнула дракониха.

— А я-то уже размечтался!.. — Голова Брока поникла.

— Подожди расстраиваться, — неожиданно подмигнула мадам Чу. — Я не всё еще рассказала… До меня доходили некоторые слухи, а сегодня я убедилась лично, что примерно месяц назад грибники нашли в лесу неподалеку от города странное устройство…

— У вас тоже есть грибники? — удивился Брок.

— Конечно, но не в них дело!.. Они обнаружили и впрямь удивительную вещь! Хорошо, что ее сразу передали ученым, а не в полицию. Это устройство… этот аппарат после предварительных исследований оказался в нашем отделе! Как вы думаете, почему?

— Потому что ваш отдел самый лучший, — сподхалимничал Горыныч.

— Потому… — испугался собственной догадки Брок, — что этот аппарат… он как раз и преобразовывает пространство!.. Это… космический корабль инопланетян!.. Только никаких инопланетян не бывает! — тут же поправился он.

— Бр-р-рраво, Бр-р-ррок! — прорычала дракониха. — Ты попал в точку! Насчет инопланетян не знаю, их на борту не было, а вот всё остальное… Мои коллеги до сих пор разбираются в принципе действия корабля, предстоит еще уйма работы, но одно уже совершенно ясно: этот корабль преобразовывает пространство. И он прилетел издалека! Смотрите, что было прилеплено внутри кабины!.. Похоже, Брок, что инопланетяне всё-таки есть, это не наш язык. — Чучундра протянула лапу. На ней лежала маленькая, со спичечный коробок, прямоугольная металлическая пластинка. В левом верхнем углу ее красовалась пентаграмма — правильный пятиугольник с нарисованной внутри него черной четырехлучевой звездой — словно безголовый человечек, раскинувший руки и расставивший ноги. Пентаграмма показалась Броку смутно знакомой… Где-то он уже видел такую, и не раз… Напрягая память, он машинально пробежал глазами по тексту справа и ниже пентаграммы.

— «Сделано в СССР, — прочитал он вслух. — Изделие номер шесть-дробь-восемь, „Закат-три“, завод „Ростсельмаш“, тысяча девятьсот восьмидесятый год»… Черт, где же я видел эту пентаграмму?..

— Ты что это сейчас говорил? — выкатила все шесть глаз Чучундра. Все три головы ее супруга выглядели не менее лупоглазыми.

— А, это завод такой в Ростове был… Может, и сейчас есть… Комбайны всякие делал и тракторы что ли, а втихаря еще и на оборонку работал в советское время… О! Вспомнил!.. Это же «Знак качества»!..

— То есть, ты хочешь сказать, — очень тихо проговорила мадам Чу, — что этот аппарат построили на вашей планете?..

— Ну коне… — начал Брок и замер, только сейчас вспомнив, откуда эта пластинка…

— Ты… разыграла меня… — неуверенно улыбнулся Брок, хлопая длинными ресницами.

— Ага, я каким-то образом выучила ваш язык, где-то узнала про завод этот тракторный, потом две ночи подряд рисовала!.. — Чучундра нахмурилась. — Может, это ты меня разыгрываешь?

— Нет, Чуча, — пробормотал Горыныч, — Брок сказал правду. Там именно это написано…

— Так это земной корабль! — дошло наконец до Брока. — Это советский космический корабль! Секретная разработка! Ну, дела-а-аа!.. — засмеялся сыщик. — Я ж говорил, что инопланетян не бывает!..

— Но как он у нас-то оказался? — продолжал хлопать веками Змей Горыныч.

— Прилетел, как же еще! Это же космический корабль!

— А где… пилот?

— Не знаю… Может, заблудился в лесу?.. Или это вообще беспилотный вариант…

— Там два кресла внутри, — сказала Чучундра. — Маленькие, как раз под твой рост…

— Постой! — вздрогнул землянин. — Но если этот корабль с Земли, может быть, в его памяти остались начальные координаты? Или вообще весь маршрут записан? Может… мы с Сашенькой сможем вернуться домой?..

— Дорогой Брок, — прочувствованно сказала дракониха. — Я как раз на это и надеюсь!.. Но в устройстве корабля нашим специалистам не всё ясно… Он как-то по-иному поглощает пространство, не совсем так, как придумали мы… В нем еще как-то время затронуто… В общем, нам разбираться еще долго, но года через два-три, думаю…

— Что?! — завопил Брок. — Три года?! Но ведь корабль уже есть!..

— Мы не знаем, как им управлять… То есть, догадываемся, но не уверены…

— Тогда надо космонавтов искать! Где они целый месяц шляются?!..

— Не хочу тебя огорчать, но… боюсь, что они погибли… Иначе давно кто-то их бы заметил. Обязательно разговоры бы пошли. Всё-таки вы сильно отличаетесь от нас внешне…

— Блин, ну, я не знаю… Может, там надписи есть у кнопок какие-нибудь?.. Ну, давайте рискнем! Ждать три года я не смогу!.. Жена дома с ума сойдет! Если, конечно, я сам уже не сошел…

— Брок, дорогой, — чуть не плача проговорила дракониха, — но это же не от меня зависит!.. Я поговорю, конечно, с начальством…

— Ты меня со своим начальством сведи! — отрезал Брок. — И Сашеньку. Мы сами с ним поговорим. И надписи на кнопочках прочитаем! Глядишь, и разберемся, что к чему… Тем более Саша у меня таким разносторонним спецом стала!..

— Хорошо-хорошо, — закивала Чучундра. — Только вы с головами проблему решите сначала… А то и начальство тебя такого испугается, и в корабль… этот… как его?.. «Закат-три» — не закатишься! — Дракониха хмыкнула: — Неплохой каламбур?

— Гениальный! — фыркнул Брок. — Но нас уже и правда заждались в клинике! Помоги-ка, Чу!

Они затащили тело Брока с головой Горыныча на спину Змею, и Чучундра крепко примотала его скотчем.

— Летите, мои дорогие, — махнула она крылом. — Жду вас каждого в отдельности!..

…Установка по отделению головы от тела по принципу действия очень походила на гильотину. Только скошенный нож перемещался не вертикально, а горизонтально, чтобы из тела не вытекло слишком много крови. Ну и, разумеется, всё было автоматизировано. Надо лишь было посадить пациента в специальное кресло, пристегнуть ремнями, а потом оставалось лишь нажать кнопку, и нож быстро и качественно делал свое дело. И сразу же специальные манипуляторы смазывали гелем срезы. Далее — по обстоятельствам. Отделенную голову можно было либо подключить к установке автономного жизнеобеспечения — такой, на которой красовалась сейчас голова Дурилкина, либо пересаживать на новое тело.

Пересадка тоже выполнялась почти полностью автоматически. Тело усаживалось в то же кресло, что и при отделении головы (или там уже и сидело, если пересадку делали сразу же), голову укрепляли в зажимах и опускали на суставчатой штанге к срезу на теле. Затем вновь жали нужную кнопку, из стенок устройства выползали два полукольца, смыкались на шее пациента и накладывали ровный и прочный шов за какие-нибудь две-три секунды… Далее оставалось лишь ожидать, пока прооперированный очухается.

Таких установок было две, чтобы можно было сразу проводить обоюдную пересадку. И предусмотрительный Дурилкин сделал кресла такими, чтобы их можно легко было подстроить под любую фигуру — от человеческой до драконьей. Правда, если дракон был двух- и более головым и желал заменить больше одной головы сразу, ему приходилось терпеть процедуру нужное количество раз — мультиоперационность установка не поддерживала. Впрочем, и таких желающих пока не было.

Всё это подробно рассказал Дурилкин Сашеньке, пока она ждала возвращения отца с Горынычем. Девушка внимательно рассмотрела установки, спросила у доктора о назначении каждой кнопочки, каждого индикатора. И когда Брок Горыныч с Дракоброком на спине вполз в операционную, Саша, отдирая скотч с отцовского тела, сказала:

— Папа, а я уже всё умею! Этот Дурозавр нам больше как бы и не нужен!..

— Это нечестно!!! — завопил Дурилкин.

— Знаю… — вздохнула Сашенька. — В этом моя беда… Не могу поступать против совести!.. Вам повезло.

Голова профессора DDD слегка успокоилась, а Броковская голова сказала:

— В любом случае он нам еще должен рассказать кое-что.

— После того, как пересадите мою голову!..

— После, после!.. Помню я, — буркнул земной сыщик. — Я слово всегда держу. Тоже, так сказать, дурная привычка, никак бросить не могу… Давай, доченька, начинай с нас!.. Поскорей!.. Не могу дождаться…

— Нет, пусть лучше не торопится! — вмешался Дракоброк. — Ты, Саша, повнимательней будь, ладно? Всё-таки операция серьезная…

Но Сашенька и так уже стала серьезной. Она шикнула на «пациентов» и спросила Дурилкина:

— Где у вас хранится спецодежда?

— Да зачем тебе… — начал возмущаться Брок, но Александра снова шикнула и строгим голосом сказала:

— Уважаемый Дракоброк прав, операция серьезная. И я должна отнестись к ней со всей ответственностью. Мне нужно переодеться и вымыть руки с мылом.

Брок что-то пробормотал под нос, но перечить дочери не стал, а профессор DDD подсказал девушке, где она может умыться и переодеться.

Вскоре Саша снова вошла в операционную. Светлые ее волосы скрывала шапочка салатного цвета. Еще на ней были надеты такого же цвета штаны и куртка, несколько великоватые размером, но Саша подпоясалась найденной где-то веревкой и закатала рукава.

— Тэк-с… — сказала Сашенька, строгим взглядом окинув присутствующих. — С кого начнем?

— Можно с меня? — подала голос голова Дурилкина.

— Посидите, больной, — ответила Саша. — Больно вы прыткий!.. Граждане Горынычи-Брокалевы, проходим, не задерживаем очередь!

Горынычеброк с опаской подошел к установке.

— Ну, садимся, садимся, больной!.. — гнусаво-нудным голосом пропела Сашенька. — Что вы, кресел никогда не видели? Не бойтесь, больно не будет. Чик — и всё!..

— Кстати, насчет больно… — осторожно заметил Брок. — Анестезия, я надеюсь, здесь предусмотрена? Видите ли, я не очень хорошо переношу боль… Даже когда палец порежу, знаете ли, могу сознание потерять…

— Никто вам тут пальцы резать не собирается, успокойтесь, больной! — продолжала гнусавить Сашенька. — Что вам здесь, застенки гестапо?.. Отрежем лишь голову. А это совсем не больно. Это в принципе не может быть больно, потому что болеть уже будет нечему. Понятно?

— Ну-у… — заметно побледнел Брок. — С анестезией, знаете ли, было бы как-то привычней…

— Отвыкайте, больной! Это вам не горбольница номер пять!..

В конце концов Саша рассадила пациентов по креслам, пристегнула ремнями и занесла палец над кнопкой первого устройства.

— Вообще-то я как-то уже сжился с Горынычем, — залепетал вдруг Брок. — Давайте не будем ничего менять, мне даже понравилось летать!..

— Зато мне не понравилось ползать! — подал голос Дракоброк из соседнего аппарата.

— Ну, знаешь ли, ты просто еще не при… — начал Брок, но палец Сашеньки нажал таки кнопку, вжикнул нож, что-то влажно хрустнуло, и голова земного сыщика упала в специальный пластиковый лоток. — …вык, — беззвучно закончили фразу губы Брока, да так и остались полуоткрытыми.

Пока манипуляторы смазывали гелем срезы у головы Брока и на шее Горыныча, Саша уже перешла к установке Дракоброка и нажала кнопку там. Потом она хладнокровно перенесла и закрепила в зажимах головы отца и Змея и вновь поочередно нажала кнопки, уже другие. Минут через шесть-восемь всё было закончено. Зажимы еще держали свежепришитые головы, но те уже вовсю моргали глазами. Следующие полчаса прошли в напряженном ожидании, в операционной царила тишина, только шумно вздыхала Глюк. Наконец Дурилкин сказал, что пациентов можно отстегивать.

Сашенька бросилась к отцу, освободила его голову от зажимов, сняла ремни, державшие в неподвижности тело. Брок осторожно пошевелил руками, чуть-чуть покрутил головой.

— Где это я? — тихо спросил он. — Ах, да… Операция… Сашенька, дорогая моя дочурочка, ты молодчина!.. Может, тебе в медицинский поступать?

— Ах, оставь, папа! — жеманно махнула рукой девушка и зарделась.

— Только вот… — заерзал Брок. — Я что-то никак не могу вспомнить, почему мы здесь?.. Драконы эти… Про драконов хорошо помню, а вот как мы с ними познакомились?..

— Ой, чего это он? — Саша испуганно посмотрела на Дурилкина.

— Откуда я знаю!.. — буркнул тот, обеспокоенно хмуря брови. — Может, послеоперационный шок… Пройдет!..

— Не пройдет, — внезапно подал голос Змей Горыныч. — Он помнит только то, что последние пару часов было… Остальное в мою долговременную память слилось.

— Ой! — вскрикнула Сашенька. — Папа всё-всё-всё забыл?!.. Но он же помнит меня, про институт вот тоже…

— Чего вы там несете? — заворчал Брок, выбираясь из установки. Всё я помню! Помню, как в лес пошли Костиного папу искать, потом… потом помню, как мы полетели к дому Глюк и увидели записку… Погодите, а что было между?.. — Глаза сыщика недоуменно забегали, а губы прошептали совсем неслышно: — …А еще я про драконов много чего помню…

Последнюю фразу Саша и Горыныч не расслышали, а насчет остального пришли к единодушному мнению, что вся Брокова память «слиться», к счастью, не успела. «Слив», по-видимому, происходил от недавних событий к более ранним и прервался как раз на походе к Сорокиной горке. Саша облегченно вздохнула. Отец не забыл, ни кто он есть, ни ее с мамой. А всё остальное она папе расскажет…

— Меня бы тоже не мешало отстегнуть, — напомнил Змей Горыныч.

— Ах, да, прости, — прервала размышления Сашенька и поспешила к Змею.

Когда с его освобождением было покончено, голос снова подал Дурилкин:

— Теперь меня!

Операция с головой Дурилкина заняла меньше времени — отрезать и пришивать требовалось в два раза меньше. Правда, Саше пришлось повозиться с головой Унглюк, пристраивая ту на «тумбочку». Хоть Дурилкин и объяснил ей предварительно, какую трубку куда следует прикрепить, девушка боялась ошибиться. Но всё, вроде бы, прошло успешно.

Сашенька хотела уже было отцеплять дракониху с дополнительной человеческой головой от кресла, но Брок вовремя вспомнил:

— Постой! Доктор нам кое-что обещал рассказать! Я, правда, не помню зачем, но хорошо помню — что!..

— А я тоже не помню, — прикинулся дурачком Дурилкин. — Вот режьте меня, память отшибло начисто!

— Ну, резать — это мы всегда пожалуйста! — Палец Сашеньки потянулся к кнопке, включающей гильотину, но тут вдруг вмешалась Глюк — «родная» ее голова, оставшаяся на шее:

— Погоди, Саша! Доктор врет, всё он помнит!.. Но резать ничего не надо, я сама вам всё расскажу про него.

— Откуда ты… — начала было Сашенька, но тут же вспомнила, что сознание драконихи и профессора DDD стало общим.

Дурилкин это тоже понял и только глухо простонал. Впрочем, он быстро успокоился. То, что хотели услышать от него сыщики, ничем не могло ему навредить. Да и молчал он до этого больше из вредности да из-за желания поторговаться. Сейчас же торг потерял актуальность, и доктор сказал:

— Ладно, я сам всё расскажу.

— Только смотри, я контролировать буду! — предупредила Глюк.

Глава 38 Дурилкин раскрывает карты, но загадки всё равно остаются

И профессор Дурилкин начал рассказывать. Сначала он говорил неохотно, цедя сквозь зубы рубленные фразы, но постепенно увлекся, разошелся, всё чаще стал вставлять в нить рассказа лирические отступления и красочные эпитеты. Рассказчик из доктора получился хороший, настолько, что слушатели стали забывать о том, что слушают реальную историю, а не фантастический рассказ. Суть же профессорской истории сводилась к следующему…

…Профессор Дурилкин, пребывая в состоянии депрессии после одной неприятной истории (он не стал пояснять, но Брок и Сашенька конечно же поняли, о чем идет речь), решил привести нервную систему в порядок, для чего выбрался в лес. Погулять, пообщаться с живой природой, которая, как известно, действует на психику очень умиротворяюще, да и собрать грибов, если те попадутся… Совместить, так сказать, приятное с полезным. Хотя, приятным и полезным было, собственно, и то, и другое.

Грибных мест доктор не знал, поэтому ломанулся в лес наугад, куда поближе. И обрадовался тому, что оказался вскоре в замечательном месте, где кроме него и щебечущих птичек не было ни одной живой души. Даже комары и мошки досаждали не сильно. А пройдя еще с полкилометра, Дурилкин с удивлением заметил, что птицы с насекомыми тоже пропали. Отсутствие пернатых его мало огорчило, а без комаров настала вообще благодать. Тем более, грибы будто сами выпрыгивали перед доктором, настойчиво просясь в его небольшое ведерко, которое очень скоро оказалось набитым крепенькими боровиками и подосиновиками доверху.

Профессор собрался было поворачивать к дому, когда заметил, что вышел к невысокому холму. Дурилкин удивился, что на склонах холма и на его вершине не росло ни одного деревца, зато вокруг, у подножия, раскинулось целое древесное кладбище. Поваленные деревья были совершенно сухими, выбеленными дождями и солнцем, многие из них топорщили в стороны мощные корни и вздымали к небу кривые обломанные сучья, будто моля о помощи.

Завалы сушняка вокруг лысой горки создавали такое впечатление, что холм и впрямь когда-то облысел, и эти деревья, словно утерянные волосы, усыпали его подножье. Может быть так оно и было, а возможно на горке изначально ничего не росло, а лес вокруг нее повалило каким-то узконаправленным порывом урагана, сделавшим вокруг холма несколько оборотов.

Как бы то ни было, место это Дурилкину не понравилось. Он поспешил уйти, но не успел сделать и пары шагов, как внимание его привлек некий слабый гул, похожий на гудение мощного трансформатора. Доктор обернулся, но никакого трансформатора, конечно, не увидел. Зато воздух в паре десятков шагов от него стал колебаться, словно снизу его что-то разогревало.

«Подземная аномалия! — подумал Дурилкин. — Может быть, торф горит?» Но профессор ошибся. Торфа тут не было, да и аномалия оказалась вовсе не подземной, а скорее наоборот — воздушной, поскольку именно в воздухе, метрах в шести-восьми от земли, стал проявляться вдруг некий большой серый предмет явно искусственного происхождения, поскольку имел правильную округлую форму и на первый взгляд был сделан из металла. Профессор даже вспомнил, что точно такую же форму имел спускаемый аппарат космических кораблей серии «Союз», только этот был раза в три больше. И поверхность его не выглядела обгоревшей при прохождении атмосферы, а тускло поблескивала под солнцем.

Странный аппарат «проявился» полностью, продолжая висеть в воздухе, а гудение усилилось. И этот низкочастотный гул словно вошел вдруг в резонанс с мозгами Дурилкина, у того сильно заболела голова. В глазах стало быстро темнеть, зазвенело в ушах, и профессор понял, что теряет сознание. А когда очнулся, никакого леса вокруг не было. Он сидел в кресле-ложементе, рядом стояло такое же, но пустое, а всё остальное пространство заполняли приборы с многочисленными индикаторами, циферблатами, дисплеями, тумблерами, кнопками, клавишами и прочей электронной атрибутикой. И было того пространства не так уж много. Аккурат столько, сколько мог бы в себя вместить увиденный в лесу аппарат. Дурилкин был далеко не глуп, чтобы сообразить, что он сейчас как раз в нем и находится.

Имелся в аппарате и небольшой иллюминатор, даже два. Только второй, сбоку от второго кресла, профессор не сразу заметил, он смотрел в тот, что находился прямо перед ним. И видел в нем странный синий лес под зеленым небом. Дурилкин почему-то совсем не испугался, но ему стало очень грустно. «Прощай, Родина!» — пронеслось в мозгу, хотя особой патриотичностью доктор никогда не отличался.

Профессор DDD увидел, что пристегнут к креслу широкими прочными ремнями. Немного повозившись с застежками, он всё же выбрался из кресла и протиснулся к небольшому, в полметра диаметром, люку. Крышка люка имела в центре крестообразную ручку, которая довольно легко подалась, как и ожидалось, против часовой стрелки. Раскрутив запор, Дурилкин сначала потянул крышку на себя, но вскоре понял, что та открывается наружу. Уже когда выход открылся, доктор запоздало подумал, что воздух снаружи может оказаться непригодным для дыхания. Лоб Дурилкина покрылся холодным потом, доктор невольно задержал дыхание, но отступать было уже в любом случае поздно. Недаром говорят, что перед смертью не надышишься, подумал он, выдохнул и наполнил легкие воздухом чужой планеты. По первому ощущению он ничем не отличался от земного. По второму и всем последующим — тоже.

Профессор выбрался наружу. Если бы не синий цвет травы и листьев да не зеленый цвет неба, можно было подумать, что он по-прежнему находится там, где потерял сознание. Только не было в пределах видимости никаких холмов. Бурелома из высохших деревьев — тоже. Лес вокруг был живым и нетронутым, шелестя под легком ветерком синими листочками.

Живности Дурилкин не заметил. Не было ни птиц, ни мошкары. Зато был четырехглавый зеленый дракон, выходящий из-за ближайших деревьев. Профессор даже не успел испугаться, когда его взгляд встретился со взглядом одной из драконьих голов, и Дурилкин сразу же понял, что перед ним разумное существо.

— Привет, — сказал доктор. Дракон произнес в ответ нечто непроизносимое, но то, что это было именно речью, Дурилкину было ясно. Также ясно было ему и то, что дракон не собирается причинять ему вреда. Профессору, как настоящему ученому, стало очень любопытно, почему он вдруг так уверен в этом… Дракон продолжал пристально пялиться на него, теперь уже всеми четырьмя парами глаз, и Дурилкину стало ясно еще и то, что дракон пытается то ли загипнотизировать его, то ли наладить телепатический контакт.

Сам профессор DDD тоже когда-то неплохо владел приемами гипноза и решил ответить четырехглавому чудищу той же монетой. Взгляды гипнотизеров скрестились, словно виртуальные шпаги. Дурилкину послышалось даже, что лязгнула сталь, а может быть это ветром захлопнуло люк аппарата. А еще он понял, что легко побеждает дракона в этом невидимом поединке. Противник не просто сдался, а будто бы даже стал помогать профессору. По крайней мере, Дурилкин понял вдруг, что неведомо как в его сознание «закачалось» знание драконьего языка. Имел теперь представление доктор и о самой планете, и о конкретной стране, в которой он очутился — в тех, разумеется пределах, каким объемом знаний обладал дракон. А еще — он внезапно узнал всю подноготную четырехголового чужака. Впрочем, уже не совсем чужака. Теперь профессор DDD знал о стоявшем перед ним министре здравоохранения данной страны, выбравшемся в законный выходной на «тихую охоту», всё. И Дурилкин решил вытянуть из этого знания как можно больше личной пользы.

Сначала он воспользовался всё тем же гипнозом. Для начала он внушил министру, что никакого загадочного аппарата, из которого вылез бесхвостый уродец не было и нет, что сам этот уродец — тоже дракон, только иной расовой принадлежности и пострадавший в молодости от неудачного научно-медицинского эксперимента. Еще он «сообщил», что прибыл сюда с другого полушария, из крохотной страны Яиссор, что сам он гениальный медик, профессор, а зовут его… ну, скажем… Мудрозавр!

После этого Дурилкин вывел министра здравоохранения из гипнотического транса. Он решил не злоупотреблять гипнозом, когда в этом не было особой необходимости. Потому что, подумал он, если кто-то сумел загипнотизировать и внушить что-либо, вполне может найтись кто-то еще, кто тоже сумеет загипнотизировать и внушение снять. А те сведения, что получены, так сказать, в реале — они истинные и останутся в сознании навсегда, пока это сознание нормально функционирует.

— Значит, вы профессор медицины? — заинтересованно переспросил разгипнотизированный министр.

— Точно так, — кивнул Дурилкин.

— Практикуете? — В голосе дракона продолжала звучать заинтересованность.

— Активно, — сказал доктор.

— В какой области чаще? — Казалось, министр к чему-то целенаправленно подводит разговор.

— Трансплантология, — по-прежнему лаконично ответил профессор DDD, назвавшийся Мудрозавром.

— О-о-о! — все восемь глаз дракона вспыхнули радостью. Похоже, этого ответа он и ждал от доктора.

Дурилкин заметил это и подобрался. Он уже знал, о чем сейчас думал министр, ведь проблемы того, в том числе и со здоровьем, не были тайной для Мудрозавра. Теперь нужно было подыграть так, чтобы получить из ситуации как можно больше выгоды…

— Однако увы… — вздохнул Дурилкин. — На родине я был не понят, мои опыты посчитали издевательством над естеством, в результате я потерял работу, семью, друзей, средства к существованию… Вот, приехал к вам в поисках лучшей доли. Но… у меня ничего нет, кроме головы и рук, которые умеют оч-ч-чень многое!..

— И даже… — Одна голова министра склонилась к уху доктора и горячо зашептала в него. Причем, горячо — в буквальном смысле, благо еще что огонь из драконьей пасти не вырывался! Но Дурилкин вытерпел, а когда министр отнял морду от покрасневшего уха профессора, тот уверенно сказал:

— Без проблем! Но мне нужна клиника, оборудованная по последнему слову техники.

— Будет! — заверил обрадованный министр.

— Я хотел бы, чтобы мое проживание в вашей стране было абсолютно законным…

— Сделаем!..

— Чтобы мне разрешили частную практику…

— О чем разговор?!

— И чтобы в мою жизнь и деятельность никто не посмел сунуть и носа!..

— Пусть только попробуют! — выпустил четыре факела пламени дракон.

Не прошло и пары недель, как министр выполнил данные профессору Мудрозавру обещания, а тот, в свою очередь, сделал то, что обещал министру.

— Вот и всё, — закончил свой рассказ Дурилкин.

— Я не понял, — сказал Брок, — а что вы всё-таки сделали этому министру?

— Ну… — замялся доктор, — дело-то деликатное… Но если хорошенько присмотреться, можно заметить, что пальцы на задних лапах министра здравоохранения стали намного короче, зато…

— Дмитрий!.. — резко оборвала Дурилкина дракониха Глюк. Ее морда приобрела почему-то багряный оттенок, даже на шее чешуя стала походить на осенние листья рябины. — Здесь же дамы…

— Пардон, — потупила взгляд профессорская голова. — В общем, министр остался доволен.

— У меня еще вопрос, — сказала Сашенька, которая так и не поняла, зачем Дурилкин укоротил министру здравоохранения пальцы. Они ему что, танцевать мешали? Но спросила девушка о другом: — Кто же всё-таки посадил вас в аппарат и кто управлял им? И что это было вообще такое — летающая тарелка инопланетян?..

— Инопланетян не бывает, дочка! — успел вставить Брок, а Дурилкин подтвердил:

— Вряд ли это были инопланетяне. Внутри корабля были надписи на русском. А вот кто именно меня сюда забросил — понятия не имею! Я ведь был без сознания… А когда очнулся — в кабине уже никого не было.

— Постойте, — сказал Брок, — но вы ведь сказали, что люк был закрыт?

— Ну и что? Он закрывается с обеих сторон, я специально посмотрел. Мне кажется, они до сих пор где-то здесь… Если честно, я даже думаю, что это были… вы.

— Мы?! — одновременно воскликнули Брок и Сашенька. — С чего вы взяли?..

— С того, что вы тоже здесь. Сами-то вы на чем сюда добирались? — Дурилкин хитро подмигнул.

— На… — начал было Брок и замер. Он действительно не помнил, как попал в этот мир. — А может и правда мы вместе прилетели?..

— Папа! — вспыхнула Сашенька. — Что ты говоришь-то такое?! Я, что ли, по-твоему космическим кораблем управляла?..

— М-да… Это вряд ли… — признал очевидное сыщик. — Тогда на чем же мы с тобой сюда прибыли?

— На нем вот!.. — ткнула Саша на Змея Горыныча.

— Ага! — вновь подмигнула голова профессора DDD и рассмеялась. Брок тоже захихикал.

— Горыныч, скажи! — обиделась Сашенька.

— На мне, подтверждаю, — закивал Змей Горыныч.

— С самой Земли?!.. — ахнул Брок.

— Не с самой, — буркнула девушка. Рассказывать про сказочную планету, где живут настоящие маги, ей почему-то не хотелось.

— Ладно, — сказал Дурилкин, — если это были не вы, значит земной космонавт всё еще здесь, и я бы на вашем месте поторопился его найти, пока он не улетел домой без вас!

— Не улетит, — уверенно сказал Брок. Рассказ Чучундры о том, где находится сейчас таинственное изделие «Ростсельмаша» он хорошо помнил.

— Откуда ты знаешь, папа? — удивилась Сашенька.

— Я тебе потом расскажу, — шепнул Брок. — Это государственная тайна!..

Глава 39 Брок и Саша знакомятся с начальством мадам Чу, посещают корабль, получают отказ, кое-что замышляют и долго уговаривают дракониху

Радости Чучундры, увидевшей мужа без чужеродного придатка, да еще и о всех трех головах, не было предела. Она облобызала каждую мужнину морду и лишь потом вспомнила о Броке и поздравила его с «выздоровлением». И тут же приняла деловой вид и сказала:

— Я говорила с начальством. Вас с Сашенькой ждут.

— Когда?.. — Брок замер, словно охотничий пес при виде добычи.

— Чем раньше, тем лучше. Можно прямо сейчас. Я даже не ожидала, что твое предложение вызовет в конторе такой интерес!

— Полетели, полетели!.. — подобно ребенку запрыгал Брок. И от внезапно вспыхнувшей надежды, и просто от самой возможности это сделать — он и не подозревал даже, насколько соскучился по собственному телу.

— Только сначала пообедаем! — сказала мадам Чу. Тон ее был таким, что спорить земной сыщик не осмелился. Да и, по правде говоря, есть ему тоже хотелось.

…Начальник Чучундры оказался пятиголовым драконом, возле которого увивался четырехголовый, а за тем, послушным хвостиком, — трехголовый. С мадам Чу первым поздоровался самый главный — с пятью головами, и тут же остальные затрясли головами, да так активно, словно пытались стряхнуть их с длинных шей.

На Брока с Сашенькой вся начальственная троица поглядывала с некоторой опаской. Наконец пятиголовый дракон выдавил:

— А кресла-то и впрямь будто под них сделаны…

— Под них, под них, — радостно сказала Чучундра. — Это с их планеты корабль, точно!..

— Ну, это еще нужно выяснять…

— Да чего там выяснять? — шагнул вперед Брок. — Я же прочитал, что написано на табличке!

Мадам Чу закивала всеми головами, протянула сыщику металлический прямоугольник с буквами, и тот старательно, с выражением, прочитал и название корабля, и номер изделия, и про завод «Ростсельмаш». Но пятиголовый начальник скептически покрутил головами:

— Ну, это вы могли просто придумать!.. Мы же не можем вас проверить.

— Ага, и внешний вид свой мы тоже придумали, — обиделся Брок.

— Это еще не аргумент.

— Я не понимаю, — подала голос Сашенька. — Вы нас что, аферистами считаете? Покажите нам корабль, мы вам прочитаем, что там на пульте написано. Ведь кое в чем вы уже разобрались?

— Ну, пойдемте… — недоверчиво глянув на девушку, сказал начальник.

Корабль стоял в большом, просторном и светлом ангаре. Возле него копошилось сразу пятеро драконов. Головы их постоянно мельтешили, то поочередно заныривая в люк, то выныривая обратно. Сосчитать, у кого сколько голов, не представлялось возможным. Драконы очень напоминали наседок, оспаривающих право на высиживание странного металлического яйца. Казалось, еще чуть-чуть, и они подерутся.

— Всем отойти от устройства! — прогремел голос начальника, и драконов словно ветром сдуло. Правда, недалеко. Все они выстроились полукругом шагах в десяти от аппарата и с нескрываемым любопытством уставились на Сашу и Брока.

— Это они, — зашептались исследователи. — Нашлись наконец-то!.. Кресла-то точно под них…

Пятиголовый начальник услышал это и захлопал кожистыми веками:

— А ведь и правда!.. Ведь это ж, наверное, вы и прилетели на этой штуке?..

— Не помню, — честно признался Брок. Но Сашенька замотала головой:

— Мы не прилетели на этом корабле! Мы прилетели на… — она хотела сказать правду, но подумала вдруг, что истину в данном случае говорить не стоит. Всё-таки ее окружали ученые. Заявление о маге из сказочного мира, о перелете на драконе с одной планеты на другую могло показаться тем откровенной ложью. А создав себе сразу же репутацию отъявленных врунишек, вряд ли можно было рассчитывать в дальнейшем на серьезное к ним отношение… Чего доброго и дотронуться до корабля не дадут. Поэтому Саша нахмурилась и сказала: — Я тоже не помню, на чем мы прилетели… Наверное, при перелете что-то на память подействовало… Излучение какое-нибудь.

Чучундра изумленно уставилась на Сашу и раскрыла было рот, чтобы уличить девушку в обмане, но внезапно поняла, почему та сказала именно то, что сказала. Ведь не будь Змей Горыныч ее собственным мужем, она тоже вряд ли поверила бы рассказу этих бесчешуйчатых маленьких существ. И мадам Чу мысленно похвалила себя, что не успела ничего рассказать начальству, поведав лишь о том, что в ее доме остановились так называемые люди, которые могут пролить свет на устройство и назначение загадочного аппарата.

— Да это точно они! — подал голос самый смелый из ученых, так и стоявших в отдалении полукругом. — Пусть в кресла сядут.

— А про излучение тоже верно, — сказал другой. — В открытом космосе полно лучей всяких.

— Ну, пусть сядут, — разрешил начальник.

Сашенька первой бросилась к аппарату и с разбегу нырнула в люк, будто и впрямь делала это не один десяток раз. Брок же залез внутрь степенно, с достоинством, словно капитан, входящий на палубу своего корабля.

Ученые снова загудели: «Они! Они!..» и, осмелев, или просто не в силах сдерживать любопытство, стали тихонечко подбираться к аппарату. Начальственная троица, заинтригованная не меньше подчиненных, вплотную подошла к кораблю, и пятиголовый шеф просунул голову внутрь люка.

Брок и Саша уже устроились в креслах-ложементах. По правде говоря, те были не совсем по размерам отцу с дочерью — для Брока кресло оказалось маловато, а для Сашеньки — явно велико, но на драконий взгляд казалось, что именно с этих существ снимали мерку неизвестные изготовители космической мебели.

— Читайте, читайте же, что там написано! — не вытерпел пятиголовый дракон, голова которого нависла над землянами.

Сашу не пришлось долго уговаривать. Соскучившись по знакомым буквам, она затараторила:

— «Первый контур управления», «второй контур управления», «пуск», «вкл», «выкл», «не курить», «таймер задержки», «начальные координаты», «огнетушитель», «слава КПСС»… — Взгляд девушки метался от пульта к стенам кабины, и она собиралась, видимо, прочесть все надписи, которые ей только попадались на глаза, но начальник мадам Чу выкрикнул:

— Хватит! Мы вам верим!..

Броку с Сашенькой ужасно не хотелось вылезать из корабля. Он казался им сейчас маленьким кусочком потерянной родины.

— Может, нажмем что-нибудь? — шепнул Брок.

— Ага… — скуксилась Саша. — Люк-то открыт. Да и с Чу не попрощались. И с Горынычем…

— А что, рискнула бы? — удивился сыщик, выбираясь из кресла.

— Как не фиг делать! — не задумываясь, ответила Сашенька.

— Ну, поговорим сейчас с начальством…

Поговорить, однако, не удалось. То есть, удочку-то Брок забросил, но в ответ получил туманное: дескать, теперь дело пойдет, конечно, быстрее, землян включат в исследовательскую группу в качестве консультантов, но до летных испытаний дело в лучшем случае дойдет через год, и то, если удастся создать собственный аппарат.

— Но почему?! — искренне огорчился Брок. — Вот же он, корабль! На нем уже летали, он хоть сейчас может стартовать!.. А мы с дочерью согласны стать добровольными испытателями!

— Да вы что?! — возмутился пятиголовый. — Я не имею права рисковать единственным аппаратом! Тем более, принцип его действия до конца не изучен. Мы разберем его, изучим до последнего винтика, а уж когда создадим свой корабль… Да и какой толк, если на нем полетите вы? Испытателем должен стать разумный дракон. Он ведь должен всё потом рассказать! Но таких маленьких драконов, чтобы поместились в этот корабль, не бывает. Не посылать же детей!..

— А мы что, по-вашему, не разумные?.. — насупилась Сашенька. — Мы, что ли, не сможем рассказать? — Но тут она вспомнила, что возвращаться к драконам они бы с отцом ни за что в случае успеха не стали. Ей сделалось ужасно стыдно, и девушка замолчала.

Тем не менее, дракон ответил:

— Вы, может быть, и разумные. Не обижайтесь, но это тоже еще предстоит доказать. Вы сами подлежите тщательному изучению. И потом, то, что будете чувствовать в полете вы, для драконов может оказаться совсем иным. К тому же, вы ведь всё равно ничего рассказать не сможете…

— Это почему же не сможем? — покраснела Саша. Она подумала было, что пятиголовый шеф Чучундры догадался о том, что возвращаться они и не собираются. Но тот сказал совсем другое:

— Но вы ведь сами говорили про излучение… Что вы ничего не помните. Как же вы нам что-то расскажете?

— Да-да-да! — часто закивал Брок, и Сашеньке показалось, что отец уже что-то придумал. А земной сыщик деловито спросил у начальника проекта: — Когда нам приступать к работе?

— Ну, сегодня уже поздно, — улыбнулся тремя пастями дракон, а оставшимися двумя добавил дуэтом: — Так завтра и начинайте, чего тянуть?

Домой возвращались молча. Сашенька села на левую шею Чучундры, а Брок, будто намеренно, не на среднюю, рядом с дочерью, а на правую. Впрочем, он и на самом деле поступил так специально. Ему хотелось подумать. То, что пришло сыщику в голову, нужно было тщательно взвесить, прежде чем предлагать Сашеньке. К тому же, он на самом деле сомневался о собственном душевном здоровье. Потеря памяти, какой-то нелепый драконий мир, пересадка собственной головы… Такое не во всяком кошмаре увидишь! Правда, некоторые драконы оказались вполне милыми и даже симпатичными — тот же Горыныч, Чучундра… Похоже, они искренне переживают за него, Сашеньку и обоих Константинов… Ох ты! А ведь про Костю и его отца он чуть было не забыл, предлагая тогда, в корабле, дочери нажать на что-нибудь!.. И ведь кресел всего два, а его идея… Нет, рано, рано ее озвучивать!.. Ладно еще, если он сошел с ума и всё ему только мерещится. А если нет? На него ложится тогда ответственность за жизни трех человек, не считая своей! Нет, нет и еще раз нет! Надо думать. Надо всё хорошенечко взвесить!..

Брок продолжал размышлять и когда Чучундра приземлилась на лужайку возле дома, и когда сам он слез уже с чешуйчатой шеи драконихи. Оттого и вздрогнул, когда Саша, подойдя вплотную к задумавшемуся отцу, сказала:

— Папа, нам надо лететь! Сегодня же, ночью.

— А?.. Что? Где? Куда? — завертел головой Брок.

— Папа, очнись, — нахмурила Сашенька красивые бровки. — Я говорю, домой нам лететь надо. Попытаться хотя бы. Пока корабль по винтику не разобрали.

— Я что, говорил вслух? — недоуменно спросил Брок.

— Ты и сейчас говоришь вслух, между прочим, — пожала плечами Саша.

— Я имею в виду полет домой…

— Это я имею в виду полет домой!

— Александра, перестань со мной спорить! — повысил голос сыщик. — О полете домой думал я.

— Возможно, ты и думал, но мысль эту первой озвучила я.

— Но у нас же не общий мозг!

— Зато у нас общие гены. — Саша улыбнулась и подмигнула: — Не знаю уж, к сожалению, или к счастью.

— Так-так-так-так-та-а-аак! — сказал Брок. — Идея, стало быть, витала в воздухе…

— Вы о чем это, а? — вмешалась в разговор мадам Чу, про которую отец с дочерью совсем забыли.

— Дык!.. — смутился сыщик. — Это самое… как говорится…

Сашенька оказалась решительней отца.

— Чу, дорогая! Мы хотим улететь домой. Ты нам поможешь?

— Вы с ума сошли? — выкатила глаза дракониха. — На чем вы собрались лететь? Простите меня, но Горыныча я вам не дам!

— При чем здесь Горыныч? — справился со смущением Брок. — Да он и в корабль-то не влезет… Нам бы вчетвером поместиться!

— В корабль?! — Чучундра отпрянула, словно услышала жуткую непристойность. — В какой корабль?..

— Корабль вроде бы один, — приподнял брови сыщик. — «Закат-три». Или есть еще какой-то? Я, к сожалению, не в курсе. Но если ты обладаешь такими сведениями, то буду признателен, если ты ими с нами поделишься. Если это не государственная тайна, конечно.

Дракониха поморщилась от многословия землянина и сухо сказала:

— Корабль один. Тот, в котором вы сегодня были. Но разве ты не слышал, что сказал мой шеф?

— В том-то и дело, милая Чу, что мы всё слышали! — обняла Сашенька за левую шею Чучундру. — Но ведь и ты всё тоже слышала!.. Нам не разрешат полететь домой. Как минимум, год, а скорее всего — никогда…

— Ну, почему?.. — пришел черед смущаться драконихе. — Сделают корабль, испытают, пустят в серию — летите куда хотите!

— Ага, лет через десять! — вспыхнула Саша. — Когда мама с ума сойдет, а я старой девой останусь… Кто меня в тридцать лет замуж возьмет?

— В двадцать восемь, — поправил скрупулезный Брок.

— Да хоть в двадцать пять! — затрясла головой Сашенька. — Не возьму-у-уут!.. — Слезы так и брызнули из ее глаз.

— Ну-ну, доченька! — принялся успокаивать Сашу отец. — Чучундра добрая, она нам поможет!..

— Да как я вам помогу?! — замахала крыльями дракониха. — Вы что, спятили?.. Ладно Брок, стресс недавно перенес, но ты-то, Саша!.. Разумная ведь девушка… Как я могу вам дать единственный аппарат? Да и права я такого не имею.

— Ты прямо как твой начальник рассуждаешь, — горестно усмехнулся Брок. — В разумности нашей сомневаешься, корабль для тебя людских судеб дороже… Наш, между прочим, корабль, должен заметить.

— Неправда! — взметнула головы Чучундра. — Это мое начальство думает, что вы на нем прилетели, но я-то знаю правду!.. И потом, если бы вы даже полетели… Как бы вы это сделали? Ведь вы же не умеете им управлять!

— Мы разберемся, Чученька! — утерла слезы Саша. — Ты нас только внутрь пусти!..

— Как вы разберетесь?! Там куча приборов! Даже наши специалисты не могут разобраться…

— Так ведь там же всё по-русски написано! — девушка почувствовала, что дракониха дает слабину и придала убедительности голосу. — «Вкл», «начальные координаты», «пуск», «не курить»!.. Между прочим, никто из нас не курит! Скажи, папа!..

Брок убедительно кивнул. Но справедливости ради добавил:

— Возможно, Константин Петрович только. Но курить всё равно нечего, так что можете быть спокойны.

— И потом, — воодушевилась Саша, — мы с папой автомобилем умеем управлять! Это еще сложнее, чем кораблем!

Брок сразу же вспомнил загипсованного инструктора по вождению, что пытался обучать дочку и активно закивал:

— О! Это чертовски сложно, должен тебе сказать!.. На дороге столько других машин, вдоль дороги куча столбов, домов, канав, людей!.. А тут — один пустой космос. От звезды до звезды — на миллиарды километров, ни одного гаишника! Лети — не хочу!.. Сашеньке тут самое раздолье. Она любит быструю езду без помех!

— Обожаю! — подтвердила Саша. — Особенно когда нет столбов и встречных звездолетов. Ну, и гаишников, само собой. Очень я гаишников не люблю почему-то… Больше даже, чем столбов.

Неизвестные страшные гаишники Чучундру, похоже, добили.

— Ну, хорошо… — нерешительно сказала она. — А если вы всё-таки погибните?

— Ты ведь об этом не узнаешь, — философски изрек Брок, — значит, для тебя мы будем живы. А мы, если погибнем, тоже об этом знать уже не будем. Так что все при своих останутся, как ни крути.

— А твоя жена? А твоя, Сашенька, мама?.. — напомнила дракониха.

— Она тоже знать не будет, — сказала Саша, а Брок добавил:

— А вот если мы здесь на десять лет останемся, она точно умрет. От горя. Или от старости.

— Папа! — дернула отца за рукав Сашенька. — Мама еще не будет старой через десять лет!..

— А ты знаешь, как быстро старит горе?! — возмутился Брок. — Ты еще слишком мало живешь на свете, чтобы понимать это… — Сыщик захлюпал носом.

Это добило дракониху окончательно.

— Ладно, — сказала она, — я отведу вас к кораблю!.. Ночью. Только я переживаю за мальчика…

— А за него пусть отец переживает, — сказал Брок. — И решение пусть он принимает. В конце концов, мы насильно никого с собой не тянем!

— Ох, и влетит же мне! — вздохнула Чучундра.

— А давай мы тебя свяжем? — нашелся Брок. — Скотчем. А ты скажешь, что мы насильно тебя принудили.

— Точно! — обрадовалась Саша. — Это папа здорово придумал!.. А когда мы уже стартуем, ты промыслефонишь своему генерал-ефрейтору и забьешь тревогу!.. У тебя будет железное алиби!

— Генерал-ефрейтор не мой, — фыркнула мадам Чу. — Но придумали вы и впрямь хорошо… Может сработать…

— Только вот как быть с охраной? — задумался Брок.

— С какой охраной? — удивилась Чучундра. — Ворота полигона на ночь запираются… Ключ у меня есть. То есть, там устройство такое — идентификатор голоса.

— И всё?! — хором крикнули отец с дочерью.

— Да… А чему вы удивляетесь?Если заперто, кто туда попадет?

— Ну вы и наивные!.. — помотал головой Брок. — И преступники ваши — чистые дети, право слово… Знал бы, тебе бы и говорить ничего не стал!..

— Но замок?! — недоуменно затрясла головами дракониха.

Саша и Брок лишь одновременно вздохнули и с сожалением посмотрели на Чучундру.

Глава 40 Все поддерживают идею полета, а потом взрослые земляне прощаются с Дурилкиным

И Константин Петрович, и Костя, как и ожидалось, горячо поддержали идею полета.

— Но это же очень опасно! — в очередной раз попыталась образумить землян мадам Чу. Разумеется, ее никто не стал слушать.

— Пойдемте, пойдемте, — запрыгал Костя, — скорее пойдемте!

— Придется потерпеть, — остудил пыл мальчика Брок. — Это надо делать ночью.

— Чтобы было видно звезды? — спросил Костя.

— Чтобы не было видно нас, — ответил Брок.

— О-хо-хо, — помотал головами Змей Горыныч. — А ведь мне вас будет не хватать!

— Тебе и меня будет не хватать, — всхлипнула Чучундра.

— Ты тоже летишь?.. — опешил Горыныч.

— Я сажусь, — ответила супруга. — В тюрьму.

— Зачем?! — совсем ошалел Змей.

— Не «зачем», а «за что». За пособничество в краже секретного объекта.

— Чу, перестань, — подскочила Сашенька. — Мы же договорились обо всём! Свяжем тебя крепко-накрепко, ты потерпевшей будешь, а не подсудимой!

— Вы и меня тоже свяжите, — подсказал Змей Горыныч. — И беспорядок в доме слегка наведите. А я потом скажу, что вы начали Чучу еще здесь обрабатывать, воспользовавшись нашим гостеприимством. Меня еще спящего связали, а Чучундра сопротивляться стала, но против четверых коварных землян не смогла ничего сделать…

— Превосходно! — потер руки Брок. — Только вы потом в показаниях не запутайтесь…

— Будь спокоен, — сказал Горыныч. — У нас же мыслефонная связь есть, будем советоваться, если что.

— Ну, что ж, — вздохнула дракониха, — так тому и быть… Помогу я вам. Уж больно мне вас жалко. Понравились вы мне. Только у меня идея одна появилась… Если она получится, то вы меня здорово выручите. Если в корабле этом и правда есть запоминающее координаты старта устройство, то, может, вы аппарат назад отправите?.. Если получится. Тогда уж от меня точно отстанут, раз кражи по существу не будет…

— Было бы здорово! — воскликнула Сашенька. — Мы обязательно попробуем разобраться с этим.

Но Брок недоверчиво хмыкнул:

— А кто же поведет корабль назад?

— Давайте я с вами полечу, — дрогнувшим голосом сказал Змей Горыныч. — Рискну хоть раз жизнью ради родной женушки!..

Чучундра бросила на мужа полный признательности взгляд, но благородный порыв дракона обломала Сашенька:

— Даже если мы не полетим, ты всё равно в корабль не поместишься!..

— Как же тогда быть?..

— Возможно, там есть какой-нибудь автопилот, — задумчиво сказал Брок. — Ведь если запоминается точка старта, это же сделано неспроста… Мы постараемся разобраться, ребята! — повторил он слова дочери.

— Ладно… — вздохнула Чучундра. — Сейчас я ужин приготовлю, поедите хоть перед дорожкой нормально.

— Слушайте, — сказала вдруг Саша. — Пока Чу будет готовить, может быть слетаем к Дурилкину?..

— Это еще зачем? — удивился Брок. — Неужто ты по нему соскучилась?..

Удивительно, но Сашенька даже не обиделась. Напротив, она засмущалась и даже покраснела.

— Понимаешь, папа, ведь Дмитрий Денисович тоже человек… То есть, был человеком… Ну, в общем, душа-то в нем всё равно человеческая, хоть он и дракон сейчас почти. И ведь он по Земле тоже, небось, тоскует. А дома у него, может быть, родители старенькие остались, дети там всякие от первых-вторых браков, жены-любовницы опять же… Может, ему бы прощальный привет кому-то передать захотелось… Ведь мы-то люди! Не надо помнить только одно зло. Надо ведь хоть иногда и добро делать. Просто так, безвозмездно. А порой и в ответ на зло… Лично я бы себя после этого чуть сильней уважать стала…

Брок что-то невразумительно хрюкнул. Похоже, он растрогался от слов дочери. Затем кашлянул и сказал более внятно:

— Хорошую я дочь воспитал… Ай-да Брок, ай-да умница!

— А я? — улыбнулась смущенная Сашенька.

— Ну-у… Яблоко-то от яблони, как говорится, не воробей, вылетит — не поймаешь!

— Папа, ты ничего не перепутал?..

— Ах, да! Слово — не воробей, не вырубишь топором!

— По-моему, снова что-то не то…

— Тьфу ты! Конечно!.. Рыбак от рыбака недалеко падает!..

— А чего это они вдруг падают-то, рыбаки эти?

— Ну, не знаю… Выпили, наверное, лишку. Видишь ли, доченька, рыбалка — дело такое, там не результат важен, а сам процесс!..

— Ага! — встрял в разговор Константин Петрович. — Это как у многодетного отца спрашивают: вы что, так сильно детей любите? А он говорит: да нет, не очень, мне сам процесс нравится!..

— Константин Петрович!.. — покраснел Брок. — Ну, тут же дети, ей-богу! Женщины, опять же…

Костин папа смутился и замолчал. Сашенька тоненько хихикнула. Чучундра, на всякий случай, тоже, только басом. Горыныч поддержал супругу, но смех у него получился нервным, почти истерическим. Костя даже испугался и заплакал.

— Ну вот, ребенка расстроили! — огорчился Брок.

— Не-е-еет, — проскулил Костя, — я не ребенок!.. Просто я домой сильно хочу-у-уу!..

— Скоро полетим, — потрепал по плечу мальчика земной сыщик. — А сейчас мы с тетей Сашей и дядей Горей в одно место быстренько слетаем, а вы нас с папой здесь подождете. Хорошо?

Костя кивнул, но слезы продолжали бежать ручьем по его щекам. А Константин Петрович неожиданно сказал:

— Я тоже с вами слетаю к этому доктору… Любопытно уж очень: что за Дурилкин такой!

— И я! — перестал плакать Костя.

— А вот тебе ни к чему на ужасы всякие глядеть! — сказал Брок непререкаемым тоном. — С тетей Чу посиди, мы быстро.

Костя снова заплакал.

…Профессор Дурилкин очень удивился неожиданной процессии. Он даже подумал было, что его снова хотят в чем-то обвинить и, не дав вошедшим раскрыть и рта, захлопал крыльями:

— А вот этого я не делал! Нет, нет и еще раз нет!.. И вообще, я буду разговаривать с вами только в присутствии своего адвоката!

— Это которого? — подмигнул Брок. — Министра здравоохранения, что ли? У которого пальцы короткие? Так он ими теперь нас и не ухватит!..

— У него задние только короткие, — буркнул доктор. — А передние вполне еще схватить могут!..

— Ладно, солнышко, — неожиданно проворковала голова Глюк. — Ты же не такой, я теперь знаю! Ты хороший и добрый. Просто тебя всё время злые люди окружали, талант твой гнобили, успехам твоим завидовали… Но эти вот люди, да и дракон-сыщик, они вроде порядочные. Может быть, всё же послушаем, что они сказать хотят?

— Ладно уж, пусть говорят, — разомлел профессор DDD. Его так давно никто искренне не хвалил, что он буквально расцвел — улыбка так и распирала профессорские щеки.

— Да нет, мы можем и уйти, — гордо вскинул голову Брок. — Раз тут такие претензии к нам…

— Нет! Нет у нас претензий! — воскликнула Глюк. — Димочка вас готов выслушать!..

— Ладно, Глюкоша, — пробормотал Дурилкин, — посиди пока, я сам разберусь.

— Ух ты, какая у вас любовь-то! — не удержался Брок. — Пора тебе, Дмитрий Денисович, отдельное тело подыскивать. С полом только не ошибись!

— А зачем ему отдельное тело? — захихикал Константин Петрович. — Они и так вон как слились! Такой тесной близости я еще не видал!..

— Папа! Константин Петрович! — вспыхнула Сашенька. — Как вам не стыдно?! Как мужичье из пивной, право слово!..

— Да нет, Александра, ваш отец всё правильно говорит, — возразил профессор DDD. — Мне очень нужно отдельное тело. Необходимо просто!..

— Найдете, обязательно найдете, — принялась успокаивать профессора сердобольная Саша.

— Где же я тут его найду? — опечалился Дурилкин. — Вы — единственные люди на этой планете!.. Но своих же тел вы мне не отдадите…

— Но если бы вы стали человеком, то как же Глюк?.. — захлопала длинными ресницами Сашенька.

— Да и черт-то с ней! — поморщился доктор.

— Ой, что же вы такое говорите? — прошептала девушка, испуганно поглядывая на голову драконихи. Но та будто бы ничего не слышала, глаза ее были прикрыты кожистыми веками, словно Глюк задремала.

— Нормально, — поморщился доктор. — Я ее сознание пригасил. Я же гипнотизер. А изнутри это вообще легко делается.

— Так вы ее, значит, не любите? — снова заморгала Саша.

— Да вы что?! — возмутился профессор. — Я похож на извращенца?..

— Ну-у… — покраснела девушка. — Вы же ее Глюкошей называли…

— А мне с ней ссориться ни к чему. Коль уж угораздило в коммунальном теле жить, надо мир с соседями поддерживать. Между прочим, в детстве я это проходил.

— Ты с детства занимаешься подобными опытами?! — ахнул потрясенный Брок.

— Просто я до десяти лет в коммунальной квартире жил, — пояснил Дурилкин.

— Вот ты почему, наверное, на преступную дорожку скатился!..

— Никуда я не скатывался! — разозлился доктор. — Если у вас ко мне всё — не смею больше задерживать!..

— Ладно, Димон, не сердись, — помягчел земной сыщик. Упоминание о трудном детстве профессора DDD подействовало на него расслабляюще. — Мы ведь с тобой проститься пришли…

— Не сяду я в тюрьму! — выпалил Дурилкин. — У вас нет доказательств!..

— Тьфу ты, и этот о тюрьме! — вздохнул Брок. — Да какая тюрьма, дурилка ты картонная?..

— Попрошу не оскорблять, — надулся доктор. — И вообще… Я не понимаю, на что вы намекаете.

— А мы и не намекаем, Дмитрий Денисович, — встряла Сашенька. — Мы правда проститься с вами пришли. Улетаем мы…

— Куда?!..

— Домой, на Землю.

— Вы… это… правда?.. — В глазах Дурилкина вспыхнула дикая надежда.

— По крайней мере рискнем, — честно признался Брок. — Управлять кораблем никто из нас не умеет.

— Моим кораблем?.. — прошептал доктор. — Вы забираете мой корабль?.. А как же я? Возьмите и меня с собой!

— Ну-у, батенька!.. — остолбенел сыщик-землянин. — Да ты ведь в корабль не поместишься… И почему это он, собственно, твой? Тебя ж на нем привезли. Как на такси. Ты ж его не в магазине купил!

— А может и купил! — обиделся Дурилкин. — Ты что, следил за мной, что ли?..

— Слушай, профессор, — обиделся в ответ Брок. — Давай-ка не будем ссориться. Мы к тебе по-доброму пришли. Может, привет кому на Земле передать хочешь? Шансов, что мы долетим, не так уж и много, но всё-таки… А вдруг?

— Да, еще, Дмитрий Денисович, — сказала Сашенька, — если мы всё-таки долетим, то корабль постараемся обратно отправить, в автоматическом режиме. Так что у вас тоже шанс остается. Маленький, правда… Да и в корабль вам действительно не влезть… Но драконы хотят свой корабль построить, по аналогии. Вот и прилетите тогда.

— Обратно вернете?.. — Взгляд Дурилкина затуманился. — Точно?

— Если получится, — сказала Саша.

— Ага… Ну, тогда ладно. Вы вот что… Оставьте нас пока с сыщиком Броком наедине. Мне ему кое-что сказать нужно…

— Да уж, знаю я вас! — нахмурилась Саша. — Отберете папино тело!..

— Вы меня, смотрю, вообще за злодея держите, — состроил обиженную мину Дурилкин. А может и правда обиделся. — Если не доверяете, можете к гильотине меня пристегнуть!..

— Да нет, зачем же… — смутилась Сашенька, но молчавший до этого Змей Горыныч сказал:

— А и пристегнем! Садись давай!..

— Не надо, Горыныч, — попытался запротестовать Брок, но Змей был непреклонен:

— Ничего, посидит пристегнутым, от него не убудет! Если на кнопку не нажимать… Зато мне спокойней будет. А иначе я тебя с ним наедине не оставлю!

Дурилкин фыркнул и прошлепал к установке. Змей Горыныч туго затянул ремни на чешуйчатой груди Глюк-Дурилкина. После этого Горыныч с Сашенькой и Константином Петровичем вышли за дверь.

— Подойди поближе, — позвал Дурилкин Брока. — Скажу что-то…

Брок подошел. Смело посмотрел прямо в глаза профессору и внезапно понял, что отвести взгляд уже не может. А Дурилкин заговорил тягуче-монотонным голосом:

— Когда вы прилетите на Землю и выйдете из корабля, первым делом найдите мужчину в возрасте тридцати-сорока лет… Он должен быть не худым и не толстым, не ниже ста семидесяти пяти сантиметров ростом, не иметь наследственных болезней… Впрочем, это вам не определить… Любым способом, кроме убийства и членовредительства, посадите его в корабль и отправьте сюда. После того, как корабль взлетит, ты забудешь всё, что было с тобой после того, как ты покинул Землю!.. Этот наш разговор ты тоже не будешь помнить. Запомнишь лишь то, что я просил тебя передать привет моей первой любовнице Оксане Павловне!.. А теперь иди и позови сюда Александру.

Сашеньке Дурилкин повторил всё то же самое, за исключением того, что привет он передал бабушке, Матрене Степановне, из Таганрога. И попросил пригласить Константина Петровича, для которого сеанс гипноза был повторен, а привет предназначался школьному приятелю Диме Кривозубову, который жил то ли на Крайнем Севере, то ли, наоборот, в Адлере — точной информации у Дурилкина не было.

Потом переживавший за друзей Змей Горыныч облегченно выдохнул и освободил профессора DDD из кожаных пут.

— Ну вот, а ты боялся, змеюка, — подмигнул Дурилкин. Он выглядел таким довольным, что Горыныч готов был отдать пару голов на отсечение, что доктор сотворил какую-то гадость.

— Погоди-ка, — бросил он разноголовой драконихе и выскочил к землянам: — А ну-ка, колитесь, что он вам наплел?

— Я не могу сказать, — вздернул подбородок Брок. — Это сугубо личное. И к делу отношения не имеет, ручаюсь головой!.. — Тут Брок что-то вспомнил, вздрогнул и поправился: — Нет, лучше ногой. Обеими. И рукой. Левой… Ну, мне же надо чем-то преступников ловить!..

— Фи! — фыркнула Сашенька. — Мужщинские секретики!.. А я вот могу сказать: мне в Таганрог придется съездить, бабушку Дмитрия Денисовича разыскать…

— А мне — на Север… — грустно вздохнул Константин Петрович, но тут же широко улыбнулся: — А может, на юг! Я лучше на юг поеду, в Адлер. Там тепло.

— «Адлер» — это «орёл» по-немецки, — зачем-то сказал Брок. И это успокоило Змея Горыныча. Слово «орёл» ему понравилось.

Глава 41 Прощание с драконами. Гагаринское «Поехали!» снова актуально

Ночь подкралась как-то уж совсем незаметно. Стало понятно, что можно бы, пожалуй, и идти, но первым никто не решался бросить клич. Одно дело планировать, другое — воплощать эти планы в жизнь. Тем более, как раз жизни четверых из них в результате данного воплощения вполне могли оборваться…

Броку, как и остальным, тоже было неуютно. Но всё-таки он был в компании землян старшим, так что и ответственность пришлось взвалить на себя ему. В том числе и за принятие решений.

— Ну, — сказал земной сыщик, — двинули, что ли?

— Погоди, — остановил друга Змей Горыныч. — А меня связать, а беспорядок навести?

— Ах, да… — почесал Брок затылок. — Дорогая Чучундра, ты уж наведи сама бардак, ладно? Ведь убираться тебе потом придется… А мы пока с Константином Петровичем Горыныча спеленаем.

Мадам Чу горестно вздохнула, вышла в соседнюю комнату, и вскоре оттуда послышался звон и грохот.

Мужчины взяли рулон скотча и принялись обматывать липкой лентой дракона.

— Улетаешь, значит? — удобней подставляя бок, спросил Горыныч.

— Да вот, понимаешь, надо бы…

— А жаль! Мы бы сработались с тобой. Жаль это дело так и не довели до конца…

— Как же не довели? — Брок передал скотч Константину Петровичу и недоуменно развел руки. — Всё ведь распутали!

— Виновные-то не наказаны…

— То есть как это?! — подпрыгнул земной сыщик. — Главный преступник — Рыщ, а он мёртв. Разве это не наказание? Сама судьба, так сказать, приговор в исполнение привела!..

— Да ты знаешь, — помотал средней головой Змей, — мне кажется, Глюк не менее Рыща виновата. Да еще и следствие по ложному пути вела…

— Ну, положим, Глюк тоже наказана, и еще как! К тому же, она реабилитировалась тем, что своим телом поделилась с Дурилкиным.

— А Дурилкин тоже не святоша, кстати. Если бы состоялся законный суд, он бы тоже свое получил.

— Можно подумать, он не получил! Тела лишился, голова на шее драконихи болтается! Похуже тюрьмы, я думаю… Да еще и пожизненной, скорее всего. Как он сказал? Коммунальное тело… Очень точно, по-моему. И страшно. Уж я-то это испытал собственной, так сказать, башкой!

— Тебе что, плохо со мной было? — собрался было обидеться Горыныч, но Брок замахал руками:

— Да не в этом дело: хорошо, плохо… Главное, что ты лишен самого дорогого — самого себя! Ты не можешь в таком положении ощутить свободы в принципе!.. Даже в тюрьме можно как-то уединиться — в карцере, например, а когда у тебя и тело общее с кем-то еще, и разум — бр-р-р!..

— Значит, ты считаешь, дело закрыто?

— Конечно закрыто! И не думай впутывать сюда полицию. Они ничего дельного не предложат. Даже в ту же тюрьму Глюк и Дурилкина сажать проблематично — они же как бы разнополые… Хотя, теперь это вопрос спорный… Но я бы полиции не доверял. Кто их знает, вдруг решат, что раз землянин юридически не член вашего общества, то с его интересами можно вообще не считаться? Отрежут профессорскую голову, да и дело с концом.

— Нет, не буду я в полицию обращаться, — заверил Змей Горыныч. — Дело и впрямь можно считать закрытым. Спасибо тебе, Брок!.. — Из глаза Змея выкатилась едкая слезинка. — Прощай! И не поминай меня лихом…

— Да что ты говоришь? — Брок тоже расчувствовался и украдкой вытер глаза. — Я тебя только добром вспоминать буду… Для меня было большой честью работать с тобой!..

Тут уж оба сыщика не выдержали и, обнявшись, разрыдались в голос. Правда, Горынычу обниматься было уже нечем — лапы и крылья ему успел обмотать скотчем Константин Петрович, — так что обнимал шею Змея Брок, а дракон терся головами ему о плечо.

Ветровка землянина от слез Горыныча начала дымиться, и земному сыщику пришлось вскоре отпрянуть от друга.

— Прости, — сказал Змей.

— Пустяки, — ответил Брок, разглядывая на самом видном месте куртки дыру с обугленными краями размером с кулак. — Ира заштопает…

— Тогда прощай, — еще раз сказал Горыныч.

— И ты прощай, — всхлипнул Брок. — Береги себя! И Чучундру тоже. И девочек своих за нас обними, они у тебя чудные!

Затем со Змеем Горынычем чисто символически обнялась Сашенька, поскольку опасалась прислоняться к влажной от слез чешуе.

— Жаль, что ты улетаешь, — шепнул дракон девушке. — У тебя очень красивые глаза. Они так гармонировали с цветом наших растений!..

— Чуча у тебя тоже очень красивая, дядя Горя, — шмыгнула носом Сашенька. И на сей раз Змей не стал делать замечаний насчет подобного обращения.

Костя помахал дракону рукой, а Константин Петрович, отрывая рулон скотча от обмотанного, словно куколка гигантского шелкопряда зеленочешуйчатого тела, коротко бросил:

— Бывай здоров, трехголовый!

Горыныч хотел кивнуть в ответ, но землянин смотал все три шеи Змея вместе, так что кивок не удался.

Между тем закончила с погромом в собственном доме Чучундра. Она выглядела очень печальной и озабоченной. Увидев спеленутого мужа, грусть на ее мордах стала еще отчетливей.

— В путь, друзья мои! — скомандовал Брок и шагнул за порог.

Полет до секретного полигона всем показался очень коротким. Брок поймал себя на мысли, что летел бы так и летел на драконихе до самого дома… Но… Предстояла пересадка. Возможно, последняя в жизни. Если не считать ладьи Харона, конечно.

Попасть на полигон оказалось и впрямь проще простого. Чучундра пробормотала условную фразу, анализатор распознал ее голос и ворота услужливо распахнулись. Ангар же, как оказалось, и вовсе не запирался. Дракониха щелкнула выключателем, и свет мощных ламп залил огромное помещение. «Закат-три» красовался в центре, очень похожий издалека на отломанный колокольчик детской погремушки. Вот только был он не празднично-красочным, как игрушка для малышей, а строго-серым, самой окраской подчеркивая неигрушечность собственного предназначения.

— А как же мы полетим-то? — прервал вдруг тревожное молчание взрослых Костя. — Тут же крыша!..

— Этому кораблю не страшны никакие крыши, — улыбнулась всеми мордами мадам Чу. — Он пожирает пространство!

— Значит, он проест в крыше дырку?

— Не думаю. Он просто исчезнет здесь, а появится на вашей Земле.

— Ух ты! — восторженно заблестели глазенки мальчика. Но сразу и погасли: — Так значит, мы не увидим космоса?..

— Хорошо бы, чтобы мы его не увидели, — вздохнул Брок. — Насколько я понимаю, если мы вынырнем в космосе, то это будет лишь означать, что мы заблудились… Кто-нибудь из нас знает астрономию? Хотя бы основные созвездия?

— Я знаю Медведиц! — похвастался Костя. — Большую и Малую.

— Я тоже, — развел руками Константин Петрович. — Еще Луну могу различить…

— Ха, — мрачно сказал Брок. — Не смешно.

— Папа, — подала голос Сашенька. — Да если бы мы все созвездия знали, это бы нам не помогло. Во-первых, неизвестно, как далеко мы можем выпрыгнуть от Земли. Возможно, оттуда созвездия совсем другими кажутся. И потом, мы же не знаем, в каком созвездии будет наше Солнце… Так что в космосе нам оказываться не стоит, Костя.

— Ладно, — вздохнул мальчик. — Меня теперь, наверное, в школу космонавтов без экзаменов возьмут, так что всё равно я космос еще увижу.

— Ну, вот и замечательно! — улыбнулась Саша.

С Чучундрой прощались более сдержанно, нежели с ее супругом. Сказывалась и отнюдь не домашняя атмосфера полигона, и напряжение перед ожидавшей всех неизвестностью. Только Сашенька долго висела на шее трехголовой подруги, не в силах сдержать слез. Дракониха тоже заплакала и всё время отворачивала головы подальше от девушки, чтобы не обжечь ту слезами.

Наконец Брок потянул дочку за рукав:

— Пора.

Саша разомкнула объятия и пошла за отцом к аппарату, постоянно оглядываясь на чешуйчатую подругу. Когда все четверо землян остановились перед распахнутым зевом люка, Чучундра неожиданно бросилась к ним:

— Постойте! Наверное, вам всё-таки не стоит лететь! Я не всё вам сказала…

— Что ещё? — нахмурился Брок. — Это ловушка? Признаться, я нечто подобное предполагал. У твоего шефа такие хитрющие морды!..

— Нет… — опешила дракониха. — Какая ловушка? Зачем ловушка?.. Я другое хотела сказать… Просто думала, что не стоит вас пугать, ведь это всё так неточно…

— Уж напугай, будь любезна! — еще сильнее нахмурился сыщик. — Коли уж начала.

— Дело в том, — замотала в разные стороны головами Чучундра, — что наши ученые не смогли до конца понять принцип действия этого аппарата… Вроде бы, многое в нем согласуется с нашей теорией, но есть и большие различия. Мнения разделились. И одно из них такое, что нельзя поглощать пространство, не затрагивая при этом времени. Потому что, якобы, пространство и время — это, по сути, одно и то же. Во всяком случае, они настолько тесно связаны между собой, что затронув одно, неминуемо тронешь и другое…

— То есть, ты хочешь сказать, что это не только звездолет, но еще и машина времени? — уловил суть дела Брок, не раз читавший о подобных теориях в фантастических произведениях. Поскольку, теории эти казались ему очень даже научнодопустимыми, чудесами он подобное не считал, а значит основной постулат его жизненного кредо оставался в относительной безопасности.

— Да, можно и так сказать, — кивнула всеми головами мадам Чу. — Как ты, кстати, красиво придумал — «машина времени»! Ты просто поэт, Брок!..

— Ха! — скривился в улыбке Константин Петрович. — Это не он придумал, а Макаревич!..

— Папа, это придумал Герберт Уэллс, — шепнул отцу Костя.

— Во, молодежь современная! — взмахнул руками Константин Петрович. — У них только иностранные музыканты на уме! А в своем отечестве уже кумиров нет!..

— Пророков, — машинально поправил Брок, а Костя тоже возразил отцу:

— Уэллс писатель, папа, а не музыкант…

— Тем более! — уже открыто улыбнулся отец. — Чего ж писателю в «Машине времени» делать?

— Перестаньте спорить, — поморщилась Сашенька. — Неважно сейчас, что написал Макаревич — «Войну тортов» или «Омлет-невидимку»… — Девушка посмотрела на дракониху: — Я правильно тебя поняла, Чу, что мы можем переместиться не только в пространстве, но и во времени?..

— Такое мнение у части наших ученых-исследователей было… И даже я, пожалуй, к нему всё больше склоняюсь.

— А куда мы переместимся, в прошлое или в будущее?

— Вот это я не знаю. Тут тоже мнения разные. Одно из них — что возможно и то, и другое. Так что…

— …Мы можем вернуться как в средние века, так и в эпоху развитого капитализма, — докончила за подругу Сашенька.

— Ну и что ж теперь, домой не лететь? — выступил вперед Константин Петрович. — Мне лично и первобытные люди милее, чем высокоразвитые драконы!

— Как вам не стыдно! — вспыхнула Сашенька.

— А чего мне стыдиться? Небось, Чуча тоже не очень-то бы захотела всю жизнь среди людей прожить…

— Константин Петрович высказался, конечно, резковато, — помявшись, заговорил Брок, — но по существу верно, ты уж не сердись, дорогая Чу. Тут, видишь ли, дело не в драконофобии, просто мы, русские люди, родину любим очень! Не можем мы без нее, хоть тресни! И нам деревенская грязь под Саратовом милей и родней дворцовых паркетов в Париже… А уж тем более — на другой планете!.. Так что, пардон, мадам! Полетели мы. Согласна со мной, Сашенька?

— А как же мама? — надула губы готовая расплакаться Саша. — Мы ее что, можем дома не застать?..

— Не обязательно скачок во времени будет большим, — бросилась утешать девушку Чучундра. — По мнению тех наших ученых, кто выдвинул эту теорию, это составит вряд ли больше нескольких лет, а может и меньше!..

— Так-так-так-так-та-а-аак! — затарахтел Брок. — Так вот почему Дурилкин утверждал, что находится здесь уже месяц, хотя этого быть не могло по сути! А чуда-то, оказывается, и нет! Это всё проделки «Заката-три»!.. Ха-ха, я же всегда говорю, что чудес не бывает!..

— Так значит эта теория верна, — покачала головами Чучундра. — Ну, вот видишь, Сашенька, всего какой-то месяц! А в вашем случае, может, и еще меньше!

— А если больше?.. Да и месяц!.. Мама же с ума сойдет…

— Месяц-то может и в обратную сторону быть, — тихо сказал Брок, но Саша услышала.

— Ой! — испугалась она. — Если мама нас в двойных экземплярах увидит — точно с ума сойдет!..

— Ладно, — сказал Брок, — чего гадать? Полетели, там разберемся.

…Первыми в отверстие люка полезли Брок с Сашенькой. Им предстояло управлять кораблем, так что места в креслах по-любому отводились им двоим. Константину Петровичу и Косте пришлось скрючиться рядом, на полу. Впрочем, для невысокого мальчика это не составило большого неудобства. А вот Константин Петрович, устраиваясь, издал пару-тройку не предназначенных для детских и девичьих ушей эпитетов. Но никто и не подумал сделать ему замечание.

Люк снаружи закрыла мадам Чу. Никому из экипажа «Заката-три» этого сделать было невозможно из-за ужасной тесноты. «Интересно, как мы будем выбираться? — мелькнула у Брока мысль, но он сам же себе и ответил: — Главное долететь, а уж дома и стены помогут. Или что там будет: солнце, небо, казахстанская степь?..»

Еще до того, как закрылся люк, и свет из ангара проникал в кабину корабля, Сашенька нажала клавишу «вкл» на пульте. Логика девушки сработала верно: сразу включилось внутреннее освещение, заморгали многочисленные индикаторы, засветились дисплеи. Послышался легкий гул.

— Уже летим? — испуганно прошептал Костя.

— Нет, — односложно ответила Саша, смахнув капли пота со лба. Как-то так получилось, что первым пилотом оказалась именно она. Это не обсуждалось, но Брок даже не предпринял попытки перехватить инициативу дочери. Мало того, он даже советов ей, против обыкновения, не давал. А Сашенька ничего и не спрашивала, словно полеты на подобных штуковинах были для нее обычнейшим делом. Да и что ей было спрашивать? Девушка увидела надпись «начальные координаты» и ткнула кнопку. На дисплее высветился ряд символов и цифр. Последней строкой шли два числа с пометками «с.ш.» и «в.д.». Сашеньке эти сокращения показались знакомыми и она наконец-то перевела взгляд на отца. Тот сразу понял немой вопрос дочери.

— Так-так-так-так-та-а-аак, — сказал он. — Очень знакомы буквы, очень!..

— Какие? — прохрипел с пола скрюченный Константин Петрович.

— «Эс-ша» и «вэ-дэ»…

— США, наверное, и ВДВ! — моментально сориентировался Костин отец.

— При чем тут это? — нахмурился Брок.

— Ну, эта штуковина ведь в СССР построена, в годы холодной войны. Может, ее и сделали, чтобы десантников в Штаты забрасывать!

— Не много сюда десантников влезло бы! — фыркнула Сашенька. — Отсилы штуки полторы.

— Так ведь эта фиговина только для испытаний, а потом бы огроменную дуру построили, на целую роту. Да не одну, а целую эскадру. И наступил бы тогда Америке полный… этот самый…

— Нет, — продолжал разглядывать буквы Брок. — Это не «США» и не «ВДВ». Тут по две буквы только.

— Стерлись наверное, — предположил Константин Петрович. — Сколько уж лет-то прошло!..

— Да нет, не стерлись… — В голове сыщика продолжал метаться очевидный ответ, ускользая меж «пальцев» сознания. — Что же это? Что?.. «Стенной шкаф», «воды Дуная»…

— «Соломенная шляпка», «важная дама», — подключилась Сашенька.

— «Самозванец-шериф», «верные друзья», — выпалил Костя.

— «Самогона штоф», «выпить дай», — предположил Константин Петрович.

— Что за ерунду вы все несете?! — возмутился Брок. — Какая шляпка, какой самогон? Где тут логика?..

— Но это же русский корабль, — возразила Сашенька.

— И что?

— Мы, русские, такие непредсказуемые, такие порой нелогичные!..

— Это вы, женщины, непредсказуемые и нелогичные! А русские широтой души славились испокон веков и остротой ума.

— Как ты сказал, папочка?.. Широтой?

— Ну, да. И долготой… то есть, остротой.

— Какой же ты у меня умничка, папа! — радостно воскликнула Саша.

— Естественно, — кивнул Брок. — Неужели ты до сих пор сомневалась?

— Ни капельки, — засмеялась девушка. — Ты просто гений! Только при тебе постоянно ассистент находиться должен, чтобы успевать твои гениальности отлавливать. Я, например.

— Хм-м… — насупился сыщик, догадавшись, что дочка над ним попросту издевается. — И что же ты отловила на сей раз, ассистентка?

— Широту и долготу. А именно — северную широту и восточную долготу.

— Ага! — встрепенулся Брок. — «Эс-ша» и «вэ-дэ»! Это же так очевидно!.. Вот, вертелось же на языке…

— А ты понимаешь, папа, что это значит?

— Не глупее некоторых!.. Это значит, что «начальные координаты» находятся на Земле. Мало того — в северной части нашего полушария. А нам как раз туда и надо!

— Так что, я жму? — занесла Сашенька палец над кнопкой «пуск».

— Давай, доченька! — выкрикнул Брок и зажмурился.

— Эх, ма!.. — ухнул с пола Константин Петрович.

— Поехали! — гордо изрек юный космонавт Костя.

Через мгновение изделие славного «Ростсельмаша» растаяло на глазах изумленной драконихи Чу.

— Счастливого вам пути, люди! — сказала она в пустоту.

Глава 42 Долгожданное возвращение, о котором знает только Костя, которому Брок пророчит писательскую карьеру

Костя расстраивался не зря — никакого космоса экипаж «Заката-три» не увидел. Только что за толстым стеклом иллюминатора горел мертвый искусственный свет драконьего полигона, и вот уже солнечные лучи заиграли на блестящих деталях кабины. Поначалу Броку показалось даже, что это вспыхнул огонь, что они всё-таки промахнулись и падают сейчас в какую-то звезду, а то и прямиком в ад. Но Сашенька, с места которой было видно в иллюминатор кое-что ещё, воскликнула:

— Там лес! Наш, земной, зеленый!..

— Правда, что ли? — попытался приподняться Константин Петрович. — А почему ты думаешь, что земной? Вон, у дикарей тех, что Горыныча подбили, лес тоже зеленый был!..

— Да потому, что березки это, елочки, осинки! — В голосе Сашеньки пели слезы умиления. Впрочем, недолго, потому что девушка испуганно добавила: — Только они внизу…

— Значит, мы вверху? — сделал умозаключение Брок, пытаясь вывернуть шею так, чтобы увидеть в круглом окошке что-нибудь еще, кроме солнца.

— Угу, — сказала Саша.

— Так давайте же сядем, в конце-то концов! — не вытерпел Константин Петрович. — У меня уже поясница болит и ноги затекли!..

— Я… не знаю как, — призналась Саша.

— Здрасьте! — хмыкнул отец Кости. — За миллиарды километров прилететь сумела, а пару-тройку метров допрыгнуть не знаешь как?

— Тут больше, — на глазок попыталась определить Сашенька, но Брок нашел на пульте прибор с надписью «высотомер» и прокомментировал увиденное на его шкале:

— Наша высота, дамы и господа, составляет шесть целых, восемь десятых метра. Вот только не могу разобраться, относительно поверхности или уровня моря…

— Что, спрыгнуть нельзя? — поинтересовался Константин Петрович.

— В принципе можно, — снова посмотрела в иллюминатор Саша. — Только высоко очень, да и деревья внизу. Разобьетесь, как пить дать!

— Я не пью, — буркнул Константин Петрович.

— А веревочной лестницы на борту нет? — закрутил головой Брок.

— Нет, папа, — вздохнула Сашенька. — Надо как-то сажать эту штуку…

— Ну, давай, — подбодрил дочку сыщик. — Ты же у нас первый пилот — тебе и штурвал в руки!

— Фи! — сказала Саша, но губы ее расплылись в гордой улыбке. «Первый пилот» обвела взглядом пульт управления и потянулась к какой-то рукоятке.

— Эй-эй!.. — встрепенулся Брок. — Ты уверена? Почему ты думаешь, что это именно то, что нам нужно?

— На джойстик очень похоже, — сказала Сашенька. — Я в детстве таким не раз космические корабли сажала в компьютерных играх.

— Удачно? — забеспокоился Константин Петрович.

— Когда как… — честно призналась Саша.

— А давайте я, — пискнул вдруг снизу Костя. — У меня всегда хорошо получалось…

— Пусть-ка и правда Костя попробует! — вспомнил Брок последствия Сашиной автоучебы. — Когда еще парнишке управлять звездолетом доведется!..

— Ага, а сейчас самое время! — фыркнула Сашенька, но всё-таки принялась выкарабкиваться из кресла, уступая место мальчику.

Костя, оказавшись за пультом управления, буквально расцвел. Его пальцы так сжали рукоятку «джойстика», что побелели костяшки.

— Говорит командир космического корабля «Закат-три»! — торжественно выкрикнул он. — Экипажу занять свои места и приготовиться к посадке!.. — После этих слов Костя уверенно повернул рукоятку от себя, и корабль плавно начал снижаться.

— Ура-а!!! — закричали члены экипажа вместе со своим отважным капитаном. Стоит отдать должное последнему — посадка получилась исключительно мягкой.

…Гипнотизером Дмитрий Денисович Дурилкин был всё-таки неплохим. Едва четверка путешественников с кряхтеньем и стонами выкарабкалась из корабля, в троих из них заработала вложенная в подсознание программа.

— Мужчину бы найти, — пробормотала Сашенька. Взгляд ее стал неживым, словно у зомби.

В другое время Брок отреагировал бы на слова дочери совсем по-другому, но сейчас его глаза тоже остекленели а губы деревянно шлепнули:

— Да. Надо.

Таким же «болванчиком» стал и Константин Петрович.

— А вот он, — без выражения, словно программа-читалка, сказал он. — Лежит. Надо померить.

Шагах в десяти от корабля, на мшистом пригорке между двумя березками, и впрямь лежал мужчина. Рядом с ним валялось желтое пластиковое ведерко, из которого высыпались грибы. Сам же мужчина был одет так, словно не в лес по грибы собрался, а на прогулку в парк культуры и отдыха или на свидание — фирменный, с иголочки, джинсовый костюм, фирменные же кроссовки…

Брок, Сашенька и Константин Петрович замаршировали к лежащему человеку, по-военному чеканя шаг, что не так-то просто было делать в лесу, где под ноги то и дело лезли всякие-разные корни и ветки.

— Ой, вы куда? — удивился Костя, но радость от возвращения на Землю поглотила удивление, и мальчик принялся со счастливым визгом носиться меж деревьями и кататься по зеленой траве.

Взрослые же остановились перед «джинсовым» мужчиной и принялись внимательно его рассматривать.

— Примерно сорок лет, — сказал Брок.

— Годится, — резюмировала Саша.

— Около ста восьмидесяти сантиметров, — отчеканил Константин Петрович.

— Подходит, — сказала Сашенька.

— Это Дурилкин, — равнодушно констатировал сыщик.

— Да, это он, — хладнокровно подтвердила девушка. — Но фамилия не важна.

— Он жив? — склонился Брок над Дурилкиным, ибо мужчиной в джинсовом костюме был именно Дмитрий Денисович. Сашенька присела и прижала пальцы к запястью профессора:

— Пульс есть.

— Дышит, — кивнул Брок и снова выпрямился.

— Несем в корабль, — сказал Константин Петрович и взялся за ноги в фирменных кроссовках. Брок ухватился за руки Дурилкина. Саша подсунула руки под спину.

— Раз-два, взяли! — скомандовал сыщик, и вскоре профессор DDD уже мерно раскачивался, влекомый загнипнотизированной троицей к «Закату-три».

Затащить бессознательное тело в кабину оказалось не так-то просто. Но ни мужчины, ни девушка не издали и возгласа недовольства или, тем более, возмущения. Пыхтели, потели, но делали свое трудное дело, которое вскоре увенчалось успехом.

Лишь Костя, набегавшись по лесу, изумленно наблюдал за действиями отца и Брока с Сашенькой. Сначала он пытался задавать какие-то вопросы, но встретив со стороны взрослых глухую стену молчания, вскоре замолчал и лишь недоуменно помаргивал.

Наконец тело Дурилкина закрепили ремнями в кресле, и Сашенька вновь нажала кнопку под надписью «начальные координаты». На сей раз дисплей показал совсем другие символы, сокращений «с.ш.» и «в.д.» не было. Так, наверное, и должно было быть, ведь планету драконов никто из землян не картографировал. Впрочем, Сашу это волновало мало, равно как и Брока с Константином Петровичем. Девушка собралась было ткнуть в клавишу «пуск», но сыщик остановил ее:

— Нельзя. Так мы все улетим. Погоди, мы выйдем.

— Тогда улечу одна я.

— Не одна. С Дурилкиным.

— Он должен лететь один.

— Он не может сам нажать кнопку.

— Как быть?

— Думать. Искать. Хорошо смотреть.

Сашенька стала хорошо смотреть и увидела надпись «таймер задержки» над черной круглой ручкой со стрелкой, вокруг которой был нанесен циферблат с делениями и цифрами от 0 до 30. Над циферблатом стояло обозначение «мин».

— Заминировано? — равнодушно спросил Брок.

— Вряд ли, — зевнула Саша.

— Может, минуты?

— Думаю, да.

— Ставь на пять.

— Лучше на шесть.

— Тогда уж на восемь.

Видимо, даже под гипнозом чувство противоречия было сильнее Сашеньки, и девушка повернула стрелку к цифре «7».

— Вылезаем, — сказала она. — Скорей.

Первым из тесного люка вылез Константин Петрович, затратив на это минуты три. Примерно столько же выкарабкивался Брок. Так что Сашеньке для эвакуации оставалось не больше минуты. Но девушка быстро и хладнокровно покинула корабль и как раз успела задраить за собой люк, как серый металлический корпус аппарата завибрировал, покрылся рябью, словно озерная гладь под утренним ветерком и начал расплываться. Через пару-тройку секунд ничего, кроме примятого мха не говорило о том, что здесь только что стояло чудо земной техники, творение инженерного гения советского человека конца двадцатого века.

Стоило кораблю пропасть, как исчезли и гипнотические чары, завладевшие сознанием троих человек. А вместе с ними улетучились и все воспоминания, связанные с инопланетными приключениями. Всё-таки Дурилкин был очень неплохим гипнотизером!

— Ага! — подпрыгнул Брок, обеими руками показывая на Константина Петровича. — Вот же он! Да, Костя?

— Кто? — дрожащим голосом спросил мальчик. Странное поведение взрослых стало его по-настоящему пугать.

— Твой папа. Это же он? — ласково спросила Сашенька, заметив, как напуган Костя.

— Конечно он, тетя Саша, — шмыгнул носом мальчик. — Вы же знаете…

— Откуда же я могу это знать? — улыбнулась Саша.

— Мы можем только догадываться, — добавил Брок.

Константин Петрович нахмурился вдруг и подошел вплотную к Броку, воткнув кулаки в бока. Набыченный вид говорил о серьезных намерениях мужчины.

— Вы чего пристали к парню? — хмуро спросил он, переводя взгляд с Брока на Сашеньку и обратно.

— А вы, гражданин, нам еще спасибо сказать должны! — подбоченилась Саша.

— Это за что еще?..

— За то, что мы вас нашли! Уж если пошли в лес с ребенком, то нечего от него убегать. Костя столько из-за вас пережил!

— Что вы несете?! Выскочили откуда-то, как идиоты!.. А может и правда?.. Пойдем-ка, Костя, отсюда! — Константин Петрович попятился к сыну, схватил того за руку и потащил за собой.

— Папа, ты чего? — всё-таки заплакал мальчик. — Это же дядя Брок и тетя Саша!

Мужчина остановился и недоуменно посмотрел на сына:

— Откуда ты их знаешь?

— Папа, мне страшно… — Слезы еще сильней покатились по Костиным щекам. — Почему вы все такие ста-а-аали?..

— Да объясни ты мне наконец! — выпустил руку мальчика Константин Петрович. — Это что, знакомые твои?

— И твои то-о-оже, — продолжал плакать Костя.

— Да нет у меня таких знакомых!.. — почесал затылок обескураженный мужчина. Еще раз внимательно посмотрел на Брока и Сашеньку и хмуро спросил: — Откуда он вас знает?

— Он ко мне за помощью обратился, — неохотно процедил сыщик. — Я частным сыском занимаюсь. Агентство «Бритва Оккама», слыхали?

— Мне искать нечего, — насупился Константин Петрович. — И сыну моему — тоже. Что он у вас забыл?..

— Он, между прочим, вас попросил отыскать! — сказала Сашенька. Руки ее были воткнуты в бока, а брови — сомкнуты на переносице.

— Это когда он меня искал?!

— Сегодня!..

— Да что вы… — задохнулся от возмущения отец мальчика, — что вы несете-то?!.. Мы целый день сегодня с Костей вместе!

— Пить меньше надо, гражданин, — буркнул сыщик.

— Я не пью… — начал Константин Петрович, но неожиданно завелся: — И не тебе указывать, что мне делать, а что нет!..

— Как вам нестыдно! — воскликнула Саша. — У вас же такой сын замечательный!.. Переживает за вас…

Костя уже перестал плакать, только пошмыгивал носом и продолжал хлопать ресницами, обводя ошалевшим взглядом взрослых.

— Да, у меня замечательный сын, — прижал к себе Костю отец, погладил по голове и спросил: — Костя, скажи им, мы ведь с тобой вместе были?..

— Вместе, — кивнул мальчик. — Сначала. Потом ты пропал, я пошел к дяде Броку, потом мы пошли к тете Саше, потом все мы пошли в лес, потом попали на цветную планету и нашли там тебя… А потом мы оттуда полетели на Змее Горыныче к нему домой, на еще одну планету. А потом…

— Ого! — перебил Костю Брок. — Да у вашего сына богатая фантазия! Я бы мог с ним позаниматься в литературном, так сказать, плане… Видите ли, я тоже фантастические рассказы пишу!..

— Ну вот! — обрадовался Константин Петрович. — Сами же говорите — фантазия! Стало быть, не ходил он к вам за помощью?

— Как раз за помощью Костя приходил! — замотал головой Брок. — И искать мы вас пошли. Вот ведь, сами видите, мы здесь. Ну, а дальше — это, разумеется, фантазия.

— Нет, это правда! — закричал Костя. — Почему вы все так говорите?!

— Правда, конечно же, правда, — заулыбался Брок. — Знаешь, что я тебе посоветую? Приди домой, и всю эту правду в тетрадку запиши. Это хорошо, когда писатель в свои придумки верит, тогда замечательные рассказы получаются!.. У тебя компьютер есть? Я бы тебе адресок дал в Интернете, там сейчас как раз конкурс идет, «Склеенные ласты» называется… Ты бы мог туда свой рассказ послать. Вдруг из тебя знаменитый писатель-фантаст получится?

Костя нахмурился, вздохнул и опустил голову. Он ничего не понимал. Взрослые играли с ним в какую-то странную игру… «С этими взрослыми так трудно, — думал он. — Скорее бы вырасти, чтобы их понимать!..»

Зато Константин Петрович неожиданно заулыбался:

— А что? И станет писателем! У него и в школе с этим хорошо, за сочинения всегда пятерки получает. А компьютер я ему обязательно куплю! — Мужчина скосил взгляд на сына, подался к Броку и зашептал: — Я ведь и правда того… поддавал… Но я бросил уже!.. Вот подкоплю чуток и куплю Косте компьютер. Пусть пишет! Как, говоришь, «Склеенные ласты»? Поможешь ему, если что?

— Разумеется, помогу! — обрадовался Брок. — Вы запишите мой телефончик…

Из леса к автобусной остановке все уже выходили друзьями. Перед этим, возле бурелома из сухих деревьев, что широким кольцом окружил лысую Сорокину горку, были найдены ведра и корзина с грибами. Ни Брокалевы, ни Константин Петрович не могли понять, почему они оставили их там. Костя начал было опять что-то объяснять, но взрослые лишь глупо улыбались ему, словно маленькому, и Костя, обидевшись, не раскрыл более рта.

Он молчал до тех пор, пока автобус не стал тормозить возле их с отцом остановки. Брок всю дорогу до города тоже не произнес ни слова, хмурясь всё больше и больше. А когда Костя с отцом стали уже пробираться к выходу, сыщик спросил вдруг у мальчика:

— Костя, а какие там были драконы?.. Ну, в твоей фантазии… Зеленые, с крыльями?..

— Да, — буркнул мальчик.

— И чем старше дракон, тем больше у него голов?..

— Вы и сами знаете!..

— И всё-таки ответь, пожалуйста.

— Да, чем старше, тем больше. У Змея Горыныча было три головы и у Чучундры тоже. А у ее начальника целых пять. Он ведь старый уже!..

— Ну, не такой уж и старый… — начал было Брок, но тут же затряс головой. — Ладно, Костя, всего тебе хорошего! Ты напиши рассказ всё-таки, и мне почитать дай. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Костя.

Автобус остановился, мальчик с отцом помахали сыщику с помощницей и вышли.

Пшикнули, закрываясь, двери, натужно зарычал мотор, Брок снова погрузился было в раздумья, но Сашенька помешала мыслительным процессам отца.

— Ты чего это про драконов? — спросила она, подозрительно щурясь.

— Да так, — отмахнулся сыщик. — Фантазия хорошая у парня.

— У тебя, я смотрю, тоже.

— Не жалуюсь.

— Колись давай, папочка! Я ведь вижу, ты чего-то недоговариваешь. Что за драконы? Почему вы с Костей про них знаете?

— Да не знаю я ничего! Так, что-то в памяти всплыло… Наверно, мы один фильм с ним когда-то смотрели, или книжку читали. Сейчас про драконов этих кто только не пишет!.. Это же проще всего: мужественный герой, лучше — с не очень отягощенным интеллектом напарником идут по сказочной стране в поисках чего-нибудь или спасая кого-нибудь. Ну, и желательно, чтобы там водились драконы, с которыми герои сражаются. И, разумеется, побеждают, всех спасают и всё находят. Вот и весь сюжет!.. — Сыщик презрительно фыркнул. — Фэнтези, блин!..

— Ну-ну… — сказала Сашенька, но в синеве ее глаз осталось плавать недоверие.

Глава 43 К чему может привести просьба потереть спинку

— Что-то вы быстро очень, — вышла в прихожую на звук открываемой двери Ирина Геннадьевна.

— У-у-уу, зайка, ты знаешь там сколько грибов?! — поставив корзину, замахал руками Брок. — За полчаса набрали!..

— А пьянчужку этого нашли?

— Мама, он не пьянчужка, — сказала Сашенька. — Говорит, что завязал, на компьютер сыну копить будет!..

— Ой, знаю я их! — махнула рукой Ирина Геннадьевна. — Это он сейчас завязал. И на компьютер, может быть, накопит. А потом обмывать его станет, да тут же и пропьет.

— Это каких таких «их» ты знаешь? — прищурился Брок.

— «Ихь» — по-немецки «я», папа, — решила разрядить обстановку Саша, но отец бросил:

— При чем тут ты? — и снова уставился на супругу: — Тут к тебе никакие генерал-ефрейторы не заглядывали, пока мы по лесам шастали?..

— Олег, ты здоров? — нахмурилась Ирина Геннадьевна. — Или кислородом в лесу передышал?

— И между прочим, папа, такого звания — генерал-ефрейтор — не бывает! — поддержала маму Сашенька.

— Не бывает? А как же Сублюпор?..

— Может и правда врача вызвать?.. — шепнула матери Саша.

— Чего вы там шепчетесь? — нахмурился Брок, резко помотал головой и сказал примирительно: — Пойду-ка я ванну приму, подустал чего-то, уже глюки какие-то начинаются…

— А потому что по ночам спать нужно, а не рассказы писать. Скоро тебе драконы мерещиться начнут!..

— Уже… — снова шепнула Сашенька.

— Ладно вам, — улыбнулся Брок. Ему неожиданно стало так хорошо; он понял вдруг, что дико соскучился по супруге — во всех смыслах, — что очень-очень рад ее видеть и что он… любит свою Иринушку-Бригантинушку… Брок даже удивился, признавшись сейчас в этом себе — подобные мысли давненько не посещали его голову.

— Ты… это… Ирусик, — внезапно осипшим голосом сказал сыщик, — может, мне спинку потрешь?..

Сашенька прыснула, шмыгнула на кухню и загремела там чайником. А Ирина Геннадьевна удивленно подняла брови, затем покраснела, смущенно опустила ресницы и тихо сказала, не глядя на мужа:

— Ну ладно, потру… Позови, когда будет надо.

Окрыленный Брок подскочил к жене, чмокнул ее в щеку и скрылся в ванной, бросив перед этим:

— Я скоро! Далеко не уходи!..

Зашумела вода, послышалось бодрое пение Брока — что-то там про рокот космодрома и зеленую-зеленую траву. У дома которая.

А вскоре игриво пропел уже на другой мотив:

— Ирусик! Я твой гусик! Почисти гусику перышки!..

Сыщик стоял голой спиной к двери и намыливал мочалку, когда сзади раздался сначала вскрик, а затем грохот. Брок обернулся и чуть не закричал сам. На кафельном полу, разбросав руки и ноги, лежала любимая супруга. Сыщик забормотал: «Я сейчас, сейчас, Иришечка!» и стал выбираться из ванны, как дверь распахнулась и в нее влетела Сашенька:

— Мама, это ты кричала?..

— Ай! — взвизгнул Брок и резво повернулся к стене.

— Ой! — откликнулась Сашенька, а потом добавила трясущимся голосом: — Папа, у тебя хвост!..

— Не время играть в шпионов, — буркнул в стену сыщик. — Не видишь, маме плохо? Выйди на минуту, дай мне одеться!

— Папочка, у тебя хво-о-ост!.. — провыла вдруг Саша и хлопнула дверью.

Брок натянул штаны и склонился над супругой.

— Александра, неси нашатырь! — крикнул он, шлепая по щекам жены. Потом догадался включить холодную воду и побрызгал ей на лицо. — Эту Сашу пока дождешься… — заворчал он, но тут Ирина Геннадьевна открыла глаза и зашевелилась. Увидев над собой мужа, она вздрогнула и прошептала:

— Олег, у тебя хвост!..

— Ничего, ничего, Иринушка, — погладил волосы супруги Брок. — Сейчас всё пройдет…

— Хвост не пройдет, Олежек, — всхлипнула Ирина Геннадьевна и медленно поднялась с пола.

Увидев, что супруга в порядке, сыщик нахмурился:

— Вы бы с Сашей поумней шутки придумывали, что ли!.. Сказали бы, например, что у меня рога выросли! Эх, ты!.. Я к тебе со всей душой, а ты… Выйди из ванной, дай мне домыться!

— Олег… — Супруга неожиданно заплакала и Брок растерялся. Он понял, что ничего не понимает. На шутку происходящее походило мало.

— Ну-ну, не надо плакать, милая, — прижал он к груди голову жены. — Ну, объясни мне, что случилось?.. Всё-таки был генерал-ефрейтор, да?

Ирина Геннадьевна сразу перестала всхлипывать и оттолкнула Брока, отчего тот чуть не свалился в ванну.

— Да, у меня есть генерал, — жестко отчеканила она. — Генерал-дурак! Полный кавалер ордена глупости. Знаешь, как его зовут?

— Догадываюсь… — потупился Брок и забормотал: — Ну, прости, Иринушка!.. Но ты тоже хороша: хвост какой-то… Чувствую, это Сашина идея!

— Олег, — тихо сказала Ирина Геннадьевна. — Да ты сними штаны, посмотри в зеркало…

— Это что-то новенькое! — игриво сказал сыщик. — Ну, раз ты так хочешь…

Брок опустил до колен брюки, повернулся спиной к зеркалу и обернулся. Через несколько секунд уже Ирина Геннадьевна брызгала в лицо холодной водой лежащему на холодном кафеле мужу.

Очнувшись, сыщик подпрыгнул и закрутился юлой, подобно собаке, гоняющейся за собственным хвостом. Впрочем, как раз за хвостом он и гонялся — ну, если точнее, пытался рассмотреть получше этот необъяснимый кошмар.

— Что это?! Что?!.. — вопил Брок. — Откуда это?!

— Это… хвост, Олежек… — бормотала супруга. — Из копчика…

— Зачем из копчика?! Почему из копчика?..

Из-за двери послышалось:

— Папочка, ты не волнуйся… Это бывает, я читала. Атавизм называется…

— А почему он зеленый?! И в чешуе… У меня что, крокодилы предками были?.. И чего атавизм этот в сорок лет проявился? Они же с рождения бывают… Ой, не могу-у-уу!!! Ой, не хочу-у-уу!..

— Олежек, ты только не нервничай так, — стала успокаивать Брока Ирина Геннадьевна. — Сходишь ко врачу, покажешь…

— И что?! Пилюли от хвостатости мне врач твой пропишет?..

— А чего ты на меня-то кричишь? — надула губы супруга. — Я тебя, что ли, хвостом наградила?

— Прости, Иришечка, — опомнился Брок. — Прости, прости! Но я… Но это вот… У-у-уу!!! — снова завыл сыщик.

— Перестань, возьми себя в руки, — твердо сказала Ирина Геннадьевна. — Ну, подумаешь хвостик! Он даже симпатичный. Я ведь тебя всё равно люблю.

— Ты что, предлагаешь мне так с ним и жить?!..

— А что такого? Ты в баню вроде ходить не любитель. А под штанами не видно. Ну, будет немножко бугриться…

— Ага! Словно в штаны наложил… Да и не хочу я ходить с этим! Не собираюсь даже!..

— Ну, покажись тогда всё же врачу. Попроси, чтоб ампутировали, или что там с хвостами делают — купируют?

— Купируют, это когда маленький оставляют, а я никакого не хочу! Пусть ампутируют подчистую!

— Ну вот и сходи завтра…

— Завтра?! Нет, я сегодня пойду! Сейчас! Немедленно!

…Брок с трудом разлепил тяжелые веки. Перед глазами всё плыло, в голове гудело, сыщика тошнило и не очень хотелось жить. А еще сильно болел копчик…

«Где это я вчера так набрался?» — стал вспоминать Брок, но вспомнил лишь то, как он с Сашенькой и мальчиком Костей пошли в лес искать потерявшегося Костиного отца… Что было дальше? Они дошли до Сорокиной горки, набрав попутно грибов, увидели поваленные деревья и… Что потом? Мальчик подбежал к бурелому и пропал… А перед этим вспыхнуло синее пламя. Затем в таком же синем пламени исчезла Сашенька. Или это ему уже только привиделось в бреду? Но бред-то откуда? Не пили они в лесу… Грибов, что ли, ядовитых наелись? Так тоже, вроде бы, не было этого… И почему так заднее место ноет? Дергает прям, словно позвоночник за копчик вынимают!..

— Где я?.. — разлепил сухие губы сыщик.

— Очнулись, батенька? — вынырнуло из тумана лицо пожилого мужчины в очках. — В больничке вы! Операцию я вам сделал. Маленькую, но сложненькую, хе-хе-хе!

Пока мужчина хихикал — довольно противно, кстати, — его облик постепенно прояснился в глазах сыщика. Перед ним стоял худенький невысокий человек в белом халате и белой же шапочке, из под которой выбивались редкие пряди седых волосков.

— Операцию?.. — попытался приподняться Брок, но седой мужчина подскочил и неожиданно сильными руками удержал сыщика на месте:

— Вы что это, батенька, дергаетесь? Нельзя вам еще! Швы разойдутся, спинной мозг вытечет! Хе-хе-хе-хе!..

— Что за операция, какие швы? — заволновался сыщик. — Объясните мне, доктор, что со мной?.. Я попал в аварию? Или… на меня волки в лесу напали?..

— Странно, — удивился врач. — Неужели так наркоз на память подействовал?.. Вы же сами ко мне пришли, голубчик…

— З-зачем?..

— Хвостик попросили ампутировать.

— Что, простите, ампу-пу-путировать?.. — полезли из орбит глаза Брока.

— Хвостик, голубчик, хвостик. Рудиментарное такое образование. Атавизм, так сказать. Правда, вы утверждали, что он у вас недавно появился. И странный, скажу я вам, батенька, хвостик — зеленый, чешуйчатый, как у ящерицы. Чудеса!

— Чудес не бывает! — отрезал Брок. — И вообще… Что вы тут мне втираете?!

— Мы вам, батенька, пока еще ничего не втираем. Вот затянется ранка, тогда и будем втирать. Мазьку какую-нибудь.

— А что это за больница? — нахмурился сыщик. — Не психиатрическая, часом? И вы точно доктор, а не пациент?

— Хе-хе, батенька, да вы шутник. Я — хирург. И больничка наша — обычная городская, хирургическое отделение. И, должен вам заметить, чудеса у нас уже вторую неделю творятся. Недавно тоже поступил больной замечательный — планету, говорит, проглотил, а с нее ракету запустили! Ну и пробили ему живот изнутри той ракетой. Ох, как я смеялся-то вначале, а животик пациенту вскрыл — а там камешек внутри кругленький. А дырочка-то в животе и впрямь изнутри идет! И ткани, не поверите, обугленные! Чудеса!.. А вы говорите…

— И еще раз скажу, — упрямо мотнул головой Брок. — Чудес не бывает! Просто надо тщательно разбираться. Сами не можете — ученых подключите!

— А зачем мне ученых подключать, голубчик? — удивился доктор. — Я свое дело сделал: камешек достал, дырочку зашил. Пациент на поправку идет — что мне еще надо?

— Русский? — спросил Брок.

— Не совсем, — смутился доктор. — Мама у меня, так сказать…

— Да я не про вас!

— А! Вы о пациенте? Нет, тоже не могу вас порадовать, знаете ли…

— Я фамилию имею в виду!..

— Ах, да-да-да! — захихикал доктор. — Моя фамилия Иванов.

— Я про пациента спрашиваю, с дыркой который, — поморщился сыщик. Разговор с веселым доктором его изрядно утомил.

— Ах, вот вы о чем! Так бы сразу и сказали. Русский его фамилия. — Седой хирург захихикал еще громче.

— Мне бы увидеться с ним, — сказал Брок. — Это мой клиент.

— Ошибаетесь, батенька! Это мой клиент. Хи-хи-хи-хи! И видеться вам сейчас с ним нельзя. Вам после операции недельку, как минимум, без движения полежать придется.

— А с родными я повидаться могу? С женой, дочерью?..

— А вот это организуем! С превеликим удовольствием. Они как раз в коридорчике дожидаются.

— Так чего же вы?!.. — снова попытался подпрыгнуть сыщик.

Глава 44 Заключительная, в которой отрезается всё лишнее

Сашенька и Ирина Геннадьевна ворвались в палату Брока. Обе были бледные, с покрасневшими глазами, на губах у обеих прыгали вымученные улыбки.

— Ну вот, Олеженька, — запричитала супруга. — Видишь, всё и обошлось! Иван Иванович просто гений!

— Что обошлось? Какой Иван Иванович?.. — тихим голосом спросил Брок. Он очень устал, хоть и обрадовался жене с дочерью. Самое главное, он успокоился, что с Сашенькой всё в порядке. Значит, если он и ел ядовитые грибы, то один. Или волкам он показался вкуснее.

— Иванов Иван Иванович, хирург твой, — продолжала улыбаться Ирина Геннадьевна. — Удалил он хвост этот проклятый! Правда, сказал, не так это просто оказалось — в нем спинной мозг продолжался.

— Мама, не пугай папу! — зашептала матери Саша.

— Вот-вот, не надо меня пугать, — побледнел и без того не розовый Брок. — Что-то мне все тут про хвост какой-то плетут…

— Да как же? — удивилась супруга. — Твой хвост, зеленый такой, в чешуйках!..

— Бред… — закрыл глаза сыщик.

— Мама, не надо, — дернула мать за рукав Сашенька. — Папа еще не отошел от наркоза…

— Ну ладно, ладно… — Ирина Геннадьевна постаралась придать улыбке побольше естественности. — Как ты, Олежек? Хорошо себя чувствуешь?

— Отвратительно, — признался Брок и обратился к дочери: — Саша, лучше ты мне скажи: что случилось в лесу?

— Да ничего особенного, — пожала плечами Сашенька. — Нашли мы Костиного папу да разъехались по домам… Правда, Костя про драконов что-то сочинять начал…

— Про каких драконов?

— Будто мы все к ним на планету попали.

— И я? — спросила Ирина Геннадьевна.

— Нет, только мы. Смешно, правда?

— Обхохочешься, — кивнул сыщик, которого снова затошнило. — Попросите санитарку, пусть принесет тазик…

— Зачем? — спросила супруга, но через пару секунд поняла зачем. Правда, несколько поздно…

…Пока санитарка, бурча под нос, мыла пол и меняла пододеяльник, Брок пытался вспомнить то, что рассказала ему дочь. Но вспомнить так ничего и не смог. Зато слова Саши о планете драконов напомнили ему, что идет конкурс фантастических рассказов «Склеенные ласты». Сыщик застонал.

— Тебе плохо? — подскочили к постели больного жена и дочь. Санитарка, сердито гремя ведром, буркнула что-то на тему «ходют тут всякие», но на нее не обратили внимания.

— Отвратительно, — вновь повторил сыщик.

— Принести тазик? — дернулась Ирина Геннадьевна, а санитарка насторожилась.

— Не надо тазик… — простонал Брок. — Мне компьютер нужен! С выходом в Интернет!..

— Где же его взять? — всплеснула руками супруга. — Да и зачем?..

— Конкурс! — охнула Сашенька. — Там же папин рассказ!..

— Ай-яй-яй!.. — вспомнила Ирина Геннадьевна. — Такой рассказ замечательный… Что же делать?..

— Доченька, на тебя вся надежда! — приподнялся на локте Брок. — Завтра-послезавтра на сайте «Склеенных ласт» вывесят рассказы. Придется тебе их распечатать и принести мне. Все. Только обязательно! Эх, жаль, мне форум не почитать!.. Что там про мой рассказ говорить будут…

— Я всё сделаю, папочка, не переживай, — закивала Саша. — Ты, главное, поправляйся! Я и форум читать буду, а что про твой рассказ увижу — распечатаю обязательно.

— Спасибо тебе, дочурка, — бессильно откинулся на подушку Брок и закрыл глаза.

— Пойдем, Сашенька, пусть папа отдыхает, — позвала Ирина Геннадьевна. — До свиданья, Олежка! Я тебе завтра блинчиков напеку…

Но Брок не ответил. Силы оставили его, и сыщик моментально заснул, видя во сне себя в образе змеи, пожирающей собственный хвост.

Брок быстро пошел на поправку. Рана на копчике болела всё меньше, а настроение сыщика с каждым днем всё больше возвращалось к норме. О причине операции он постарался забыть и попросил родных не возвращаться к этой теме. Отвлечься от неприятных мыслей помогло и то, что Сашенька принесла вскоре пачку листов с распечаткой рассказов.

Развлекло Брока также, что рассказали ему при очередном посещении жена с дочерью.

— Папочка, ты помнишь доктора Дурилкина? — спросила Саша.

— Еще бы!.. — усмехнулся сыщик.

— Представляешь, Олежка, он пропал! — подхватила Ирина Геннадьевна.

— Сбежал, злыдень, — равнодушно зевнул Брок.

— Да нет, тут интересней история, — покачала головой жена. — В городе только и судачат…

— Папа, его инопланетяне похитили! — воскликнула Сашенька.

— Инопланетян не бывает, — машинально отметил Брок.

— Может и не бывает, — сказала супруга, — только в лесу нашли ведро с грибами, с которым до этого видели профессора, а рядом с ведром мох примят в форме большого круга! Тарелка, говорят, туда садилась и Дурилкина зеленые человечки забрали!

— Туда ему и дорога, — засмеялся сыщик. — Только это он сам и подстроил. А сейчас где-нибудь за границей загорает. Ведь если бы я на него как следует нажал тогда — он бы тарелкой не отделался.

— Папа, — шепнула Сашенька, — самое интересное, что он исчез в тот же день, что мы ходили за грибами… то есть, когда папу Костиного искали. И случилось всё это как раз там, где мы и были — у Сорокиной горки.

— И что, мы его, что ли, в летающую тарелку запихнули? — захохотал Брок. — И в гости к инопланетянам отправили, на планету драконов! Которые с тремя головами и зелеными… хвостами… — Сыщик внезапно помрачнел и буркнул: — Чушь это всё! Выдумки и сплетни. А Дурилкин — хитрюгин еще тот!.. Сам же, скорее всего, эти слухи и распустил.

Еще через пару дней Сашенька по-настоящему обрадовала отца. Она пришла одна — Ирина Геннадьевна осталась варить любимый Броковский борщик — и принесла обещанную распечатку с отзывами из форума конкурса на рассказ Брока. Рассказ в основном хвалили. С каждой прочитанной рецензией улыбка всё сильней и сильней раздвигала щеки сыщика.

Но вот Броку попалась на глаза знакомая подпись — «Мафиози»… Сыщик невольно поморщился: «Сейчас получу порцию грязи!..» Но что это?!.. Брок читал отзыв и не верил собственным глазам!.. Мафиози писал: «А-а-а!!! Вот это расскасс!!! Ржунимагу!!! Блеск! Зззупер!!! Браво, аффтар!!!»

Брок почувствовал боль в скулах — так свело их от неудержимой улыбки. Сам непримиримый Мафиози, придирчиво-злобный Антон Кожинов, оказался на деле таким замечательным парнем, таким справедливым, отзывчивым и добрым!..

Следующий отзыв был от Даши Панкратовой, и сердце Брока учащенно забилось в предвкушении добрых слов в свой адрес. И тут улыбка медленно стала сползать с лица сыщика, щеки сначала побледнели, потом стали красными, затем краснота перекинулась на шею, уши и лоб…

«Что за мерзость! — писала Дашечка. — Более пошлой стряпни я не читала еще ни разу в жизни!!! Как вам не стыдно, автор?! Вы поступили скверно!»

Сыщик отбросил листок и закрыл глаза. Он захотел провалиться сквозь землю, распылиться на атомы, умереть!.. Даша, Дашечка, которой он так верил, так доверял!.. Что же она наделала?! Почему она так поступила с ним?!.. «Нет, она точно старуха!» — мысленно прошептал Брок. Только старуха с высохшим сердцем, не воспринимающим прекрасное, с атрофированным чувством юмора, могла так воспринять его рассказ!.. «Ну и пусть! — сказал себе Брок. — Вон сколько вокруг добрых людей, которые понимают юмор, которые могут отличить шутку от пошлости, прекрасное от грязи, настоящее — от подделки. Прощай, Дашечка! Воспитывай внуков, читай им свои нотации!..»

Сыщику стало чуточку легче и он раскрыл глаза. С пола поднялась Сашенька, подбиравшая выброшенный отцом листок.

— Папа, ты чего? — спросила дочка. — Тебе плохо?.. Позвать врача?

— Нет, всё нормально, дочка, — вымученно улыбнулся Брок, забирая у Саши листок с отзывами. Дальше читать не хотелось, но оставалась всего одна рецензия, и он пересилил себя.

«Этот рассказ — он словно песня! — писал неизвестный автор. — В нем столько живого юмора, такие потешные герои вытворяют невесть что, что хочется смеяться, смеяться, смеяться и бесконечно перечитывать этот чудесный рассказ! Сразу видно, что писал его настоящий человек, который любит жизнь и умеет ценить ее. Спасибо тебе, автор! Я люблю тебя!» Под отзывом стояла подпись «Бригантина», и Брока что-то кольнуло в самое сердце… Сашенька, исподволь наблюдавшая за отцом, заметила это и хитро улыбнулась:

— Ну что, понравилось? Догадался, кто это написал?

— Мама?.. — недоуменно озвучил догадку сыщик.

— А то кто же! — подмигнула Сашенька. — Достала меня — научи да научи, как в форум отзыв написать!..

— Бригантинушка… — прошептал Брок, чувствуя, как по щеке прокатилась слезинка. — Как же я люблю тебя, милая! Не нужны мне никакие Дашечки-Глашечки, только ты, родная моя, славная Иринушка!..

Слезы побежали одна за одной. Глядя на растроганного отца, захлюпала носом и Сашенька. Брок сел в кровати и крепко обнял дочь:

— Пока мы любим друг друга, пока мы вместе, нам никто не страшен! Мы всех победим!

Слова Брока оказались пророческими. Через два дня объявили итоги конкурса. Рассказ «Голова профессора DDD» занял… первое место!..

Брок не верил глазам.

— Чудеса! — пробормотал он и впервые в жизни не стал поправляться. А потом вскочил с кровати и пустился в пляс.

В эту минуту дверь открылась, и в палату вошел доктор Иванов. Увидев пляшущего пациента, хирург вынес вердикт:

— Брокалев здоров. Завтра можно выписывать!..

…Светлым летним вечером две недели спустя, когда Брок и Сашенька уже завязывали папки с делами, собираясь домой, колокольчик над дверями агентства «Бритва Оккама» возвестил о приходе запоздалого посетителя.

— Закрыто! — буркнул сыщик, поправляя бантик тесьмы, но Саша вдруг радостно заверещала:

— Ой, папа! Смотри, кто пришел!

На пороге, с шикарным букетом цветов, в новеньком, еще с магазинными складками пиджаке стоял, растягивая в улыбке толстые щеки, Измаил Самуилович Русский. Он шагнул к Сашеньке, протянул ей цветы и сжал девушку в широких объятиях.

Саша сдавленно пискнула. Брок кинулся на помощь дочери.

Но Русский уже отпустил слегка помятую девушку и вытирал кончиком галстука бегущие из карих, счастливо сверкающих глаз слезы.

— Спасибо! — всхлипнул Измаил Самуилович. — Спасибо вам, господин Брок! Спасибо вам, милая Сашенька! Вы спасли мне жизнь! Вы освободили меня от кошмара… Вот, возьмите это на память! — Он протянул Броку ладонь. Меж пухлых, подушкообразных складок темнел маленький шарик величиной с горошину.

— Что это? — брезгливо отпрянул сыщик.

— Это она, — торжественно произнес Русский. — Планета! Та самая.

— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Брок. Выудил из кармана пинцет, подцепил горошину и бросился к столу. Загремел ящиками, вытащил мощную лупу, поднес ее к темному шарику, склонился к стеклу… Быстро отбросив лупу, побежал к шкафу, взял с полки микроскоп и, вернувшись на место, нетерпеливо стал крутить верньер фокусировки.

— Ничего не вижу! — пробормотал он, и тогда стоявшая рядом Сашенька положила на предметное стекло горошину. — О! — воскликнул Брок. — Так гораздо лучше.

В наступившей тишине прошло несколько томительных минут. Александра несколько раз пыталась оттеснить отца от окуляра, но тот резкими взмахами рук и ног в корне пресекал эти попытки.

Наконец Брок поднял сияющее лицо. Торжествующе посмотрел на Русского.

— Ну? Что я говорил? Никаких инопланетян нет! Чудес не бывает.

г. Мончегорск.

Книга 2 По ту сторону чуда

…Не обрывается сказка концом.

Помнишь, тебя мы спросили вначале:

«Что остается от сказки потом —

После того, как ее рассказали?»

В. С. Высоцкий

Глава 1 Сыщик Брок огорчается и опаздывает с обеда

Олег Константинович Брокалев любил зиму. Но сейчас его не радовал ни чистый снег, ни легкий бодрящий морозец. Даже предстоящая любимая работа не радовала, а это случалось с ним настолько редко, что вполне могло считаться чудом, если бы не одно «но». А именно — в чудеса-то господин Брокалев как раз и не верил. Категорически и безапелляционно. Его жизненное кредо так и звучало: «Чудес не бывает!», что не уставал повторять Олег Константинович к месту и не очень.

Одно время он даже состоял в Комиссии по антинауке при Российской академии наук. Но пустопорожняя болтовня неусидчивому ученому-практику быстро надоела, и он решил воплощать свое кредо в жизнь по-другому. Олег Константинович с юности обладал аналитическим складом ума, а потому, этим самым умом пораскинув, он нашел ему очень актуальное применение — открыл частное сыскное агентство, которое непосредственно и возглавил, придумав себе звучный псевдоним: Брок. На первый взгляд, с именем все казалось понятно: обычное сокращение фамилии-имени-отчества. Но не так все было просто, как не прост был и сам новоявленный сыщик. Ведь и название агентству он дал непростое, не какое-нибудь там «Брокалев и дочь» (о дочери чуть позже), не набивший оскомину «Лунный свет» или примитивный до тупости «Поиск» (неужели кто-нибудь обращается в заведения с такими названиями?), а вполне оригинальное, но без излишней вычурности, лаконичное и говорящее само за себя — «Бритва Оккама». Любому, увидевшему данную вывеску, должно становиться понятным: здесь ставят во главу угла логику, безжалостно отсекая холодным клинком рассудка всевозможные фантазии, мистику и прочую антинаучную чушь. По крайней мере, так казалось самому Броку, псевдоним которого и являлся, собственно, сокращением названия агентства. Кстати, и брался сыщик только за те дела, которые изначально казались не просто необычными, но и вовсе даже сверхъестественными и фантастическими. Разгадать хитроумную загадку и выявить ее истинную, вполне объяснимую обычными реалиями сущность, вот что являлось основной целью сыщика Брока и приносило ему несказанное удовольствие. А если при этом оставался удовлетворенным и клиент, оно подкреплялось, как правило, не только морально.

Почему «как правило»? Да потому что Брок не кичился оказывать посильную помощь и вполне безвозмездно. Не только, разумеется, из чистой любви к процессу расследования, но исходя также из прочих обстоятельств. Вот пропал, скажем, у ребенка отец, а ребенок этот к Броку в слезах примчался — что же теперь, у несчастного мальчугана мелочь карманную выгребать? Нет уж, детям, старикам и беременным женщинам сыщик дарил свое искусство абсолютно даром. Иногда даже и не беременным. Женщинам, в смысле. Но это уже, скорее, в порядке исключения.

Как раз сейчас, возвращаясь с обеда в родное агентство, и сокрушался Брок о детях. О том, что современные подростки не делают отличий между правдой и ложью, легко подменяют действительность вымыслом. В конкретном случае это относилось к одному мальчику, отца которого он разыскивал (и, конечно же, разыскал) прошлым летом. Тринадцатилетний Костя в тот раз понравился Броку. Особенно его яркая фантазия. Сыщик даже посоветовал Косте заняться литературными опытами. Ведь и сам Брок любил на досуге побаловаться пером, кропал рассказики, которые посылал на различные интернетовские конкурсы. А однажды, как раз тем же летом, и победил на самом из них любимом — конкурсе фантастических рассказов «Склеенные ласты». Именно туда он рекомендовал отправить свой рассказ Костику. Но сначала — дать посмотреть ему.

Вот Костя и дал. Не прошло и полгода. Впрочем, как раз около полугода и прошло. Если откровенно, то Брок и подзабыл уже о сем юном даровании. Поэтому, придя сегодня домой на обед, откровенно удивился, когда супруга Ирина, встретив его в прихожей, вдохновенно зашептала, заговорщицки при этом подмигивая:

— Ученик с трепетом ждет мастера, чтобы получить оценку первому творению! Ты уж, того, не очень строго с парнем…

— Мастера? — нахмурился Брок. — Что, опять унитаз потек? Снова салагу прислали? — Сыщик вновь нахлобучил снятую было шапку и повернулся к двери: — Все, надоело! Пойду в ЖЭК и покажу им там, так сказать, все!..

— Интересно было бы глянуть, что ты им там собрался показывать, — шепнула, беззвучно хихикнув, Ирина Геннадьевна, и потянула мужа за хлястик пальто: — Не надо никуда ходить. Мастер — это ты, Олежа.

Брок развернулся и картинно поклонился жене:

— Спасибо, Ирусик, за то, что ты так высоко меня ценишь. Только ремонт унитазов, знаешь ли, не совсем мой профиль. — Он вновь направился к двери, но снова был схвачен за хлястик.

— А ремонт чего твой профиль? — В голосе Ирины Геннадьевны послышалась искренняя заинтересованность.

Брок аккуратно отцепил руку супруги от хлястика («Самой же пришивать потом», — заботливо подумал он) и ответил, с укором всматриваясь в насмешливые глаза:

— Мой профиль — что-нибудь более высокотехнологичное, — неопределенно крутанул он ладонью. — Компьютер, скажем, или тот же мобильный телефон…

— Тот же — это тот самый, что я прошу тебя починить уже второй месяц? — ухмыльнувшись, перебила Брока жена. — Там дел-то всего — аккумулятор поменять!

— Вот именно! — поднял Брок палец. — Такими пустяками мне просто неинтересно заниматься.

— Унитаз — гораздо интересней, — хмыкнула Ирина Геннадьевна.

— Вот именно! — Палец сыщика взвился еще выше. — Ты даже не можешь себе представить, насколько… — Тут Брок запнулся и сдвинул брови. Он почувствовал вдруг, что любимая им логика куда-то неожиданно запропастилась.

Ирина Геннадьевна посмотрела в глаза мужа и не сразу смогла отвести взгляд; серые, обычно почти стального цвета, они потемнели, словно озерная гладь под нависшими тучами. А уж когда «озеро» подернулось рябью, любящая супруга не выдержала:

— Перестань, Олежек, не бери в голову. Я пошутила.

— Да? — обрадованно заморгал Брок. — Насчет унитаза? Или телефона? Или насчет того, что я… мастер?..

— Ой! — всплеснулся руками жена. — Заболтал ты меня, Олег. Мальчик ведь ждет!

— Тебя? — нахмурился Брок.

— Тебя. Я ж говорила!

— Что-то тебя сегодня прорвало на шутки. Но последняя, должен отметить, вовсе не остроумная.

Брок в очередной раз повернулся к двери, причем, сделал это подчеркнуто резко. Ирина Геннадьевна тоже схватилась за хлястик более энергично, и тот, жалобно крякнув, наконец-то уступил женщине и остался в ее руке.

— Снимай пальто, — скомандовала супруга таким тоном, что Брок мгновенно выполнил приказ и замер в ожидании новых распоряжений, которые не замедлили последовать: — Веди Костю на кухню, я накормлю вас обедом. Пока едите, он тебе все и расскажет.

— А ты, Ирусик? — залебезил сыщик, на всякий случай не став ничего уточнять насчет неведомого Кости. — Ты разве не составишь нам компанию?

— А я займусь ремонтом твоего пальто, — сделав ударение на «ремонте», обиженно сказала Ирина Геннадьевна. — Ведь это же мой профиль.

Брок едва удержался, чтобы не сказать: «И твоих рук дело», но все-таки благоразумие взяло верх. Он осторожно обошел жену и заглянул в комнату. На диване сидел смущенный подросток, в котором сыщик сразу узнал давнего знакомого.

— Ба! Константин Константинович! — всплеснул он руками и радостно обернулся к супруге: — Иришечка, что же ты молчишь, что у нас такие гости?

Та посмотрела на него с таким сочувствием во взгляде, что Брок ненароком всполошился: уж не болен ли он смертельно, а от него это тщательно скрывают? Но любимая жена, перед тем как скрыться за кухонной дверью, буркнула вдруг такое, что у сыщика сразу отлегло от сердца: не болен.

Паренек, увидев Брока, радостно подскочил, но тут же засмущался и покраснел. В руках он держал изрядно помятые листки, которые спрятал вдруг за спину и покраснел еще больше.

— Здравствуйте, дядя Брок, — еле слышно произнес подросток и судорожно сглотнул.

Брок почувствовал себя в роли зубного врача, что ему откровенно не понравилось, как не нравились зубные врачи в принципе. Словно в отместку за подобные мысли, у него заныл левый верхний клык, и чтобы закрыть неприятную тему, сыщик поспешил успокоить мальчика:

— Здравствуй, Костя! Рад тебя видеть. Ты чего так волнуешься? Не надо, не надо! Тут все свои. И ты, как говорится, чужой среди своих. То есть, прости, свой среди… этих… Нет, тоже не то. В общем, гусь свинье не товарищ. Кстати, о свиньях. Сейчас пообедаем с тобой. Сытный обед, знаешь ли, способствует укреплению нервной системы. Успокаивает и даже, ты не поверишь, несколько примиряет мятежную душу с реалиями, так сказать, нашего несовершенного мира.

Неизвестно, много ли истин впитал Костя из сей многословной тирады, но про обед он понял и снова сглотнул. Впрочем, сказал он совсем о другом.

— Дядя Брок, я принес вам… — вынул парень из-за спины стопку мятых листов формата А4 и протянул ее сыщику.

— Так-так-так-так-та-ааак!.. — пробормотал тот, с опаской принимая бумаги. — Я-то думал, ты в гости, а ты, значит, по делу. Это что, заявление? Снова папа потерялся?.. — Брок взвесил на ладони солидную пачку и категорически изрек: — Нет, судя по объему, одним папой тут не обошлось. Как минимум, все родственники до девятого колена включительно. Генеалогическое, так сказать, древо. Боюсь, нам с Сашенькой не справиться. Пора расширять штат…

Проблема с нехваткой сотрудников в последнее время все чаще беспокоила сыщика. Вот и сейчас он нахмурился и предался невеселым раздумьям, пытаясь найти приемлемое решение в кадровом вопросе.

— Дядя Брок, это не древо, — прервал затянувшуюся паузу Костя. — И не про папу. То есть, и про папу тоже, но это не то, что вы сказали. Это про наши приключения. Я написал, как вы просили. Только у меня медленно писалось, особенно сначала. Вы простите, что так долго.

— Приключения? — оживился Брок, отложив на время проблему со штатами. — Не космические, случайно? А то сейчас конкурс как раз идет…

— Космические, — обрадовался Костя. — Ведь на планете драконов в основном все происходило. И на звездолете. Я все как было написал, по-честному.

— По-честному?.. — задумчиво свел брови сыщик. — В каком, дозволь полюбопытствовать, смысле? Впрочем, звездолет — это хорошо. А вот драконы и звездолет вместе — это, должен тебя огорчить, как раз не очень хорошо. Смешение, так сказать, жанров. Хотя, посмотрим-посмотрим… — принялся листать Брок рукопись.

— Но как же? — растерянно пробормотал мальчик. — Ведь это все на самом деле…

Договорить ему не удалось. В комнату зашла Ирина Геннадьевна и строго сказала мужу:

— Ты хочешь уморить мальчика голодом? Он и так тебя битый час дожидался. Да и сам ты — что, на работу уже не торопишься?

— На работу? — Брок подбросил к глазам запястье с часами и, заохав, метнулся в сторону кухни, размахивая пачкой листов, словно парламентер белым флагом.

Ирина Геннадьевна ободряюще кивнула сиротливо мнущемуся посреди комнаты Костику:

— Ну, чего же ты? Догоняй Олега Константиновича. А то он все сейчас смолотит.

— Да я не хочу… — промямлил Костя, но женщина решительно мотнула головой:

— А ну-ка быстро на кухню! В моем доме запрещено не хотеть то, что велю делать я.

В строгом голосе Ирины Геннадьевны Костя почувствовал смешинку, но спорить с хозяйкой все-таки расхотел и отправился на кухню. Оказавшись там, он понял, что слушаться тетю Иру действительно стоит: перед Броком стояли две пустые тарелки — побольше, из-под борща, и неглубокая, со следами пюре, а сам сыщик уже нацеливался вилкой в котлеты, аппетитно окруженные гарниром на тарелке, явно предназначавшейся гостю. Заметив вошедшего Костю, Брок неловко отдернул вилку, и та, выскользнув из руки, звякнула об пол.

— Кто-то придет, — смущенно захихикал сыщик. — Наверное, Сашенька. А ты садись-садись, угощайся! Вот борщик, вот котлетки. Тетя Ира очень вкусно готовит, уверяю тебя.

Костя присел на краешек табуретки и взял в руку ложку. Он заметил, как взгляд Брока жадно приклеился к ней и провожал каждое ее движение от тарелки ко рту и обратно. Мальчик вспомнил, что видел недавно подобное в телепередаче про гипноз. Только там вместо ложки гипнотизер использовал блестящий шарик на ниточке. Шарик качался из стороны в сторону, а взгляд пациента так же, как сейчас у сыщика, неотрывно следовал за ним: вверх-вниз, влево-вправо… Косте стало неприятно, и чтобы разрушить гипнотические чары, он спросил:

— А где тетя Саша?

— Экзамен сдает, — голосом телефонного автомата ответил сыщик, так и не оторвав взгляда от ложки. К счастью, борщ уже кончился и Костя поскорей отложил ее в сторону. Брок тут же вздрогнул, словно и впрямь вышел из транса, и закончил мысль уже вполне осмысленно, тоном неприкрытого сожаления: — Математику! Ну скажи, зачем сыщику математика?

— Не знаю, — честно ответил Костя и принялся за котлеты.

Брок проводил взглядом аппетитный кусок до Костиного рта, и сожаления в его голосе заметно прибавилось:

— Вот и я о том же! Ведь собиралась на юрфак, как все нормальные люди, и вдруг, бац — подалась в программисты!..

Жующий мальчик что-то промычал в ответ, но Брок уже снова мысленно переживал непредсказуемый и совершенно на его взгляд нелепый поступок дочери. В глубине души он даже считал его предательством, но, будучи человеком справедливым, все-таки одергивал себя насчет подобной оценки. Да, Сашенька не пошла учиться в юридическую академию, как собиралась ранее и чего ожидал от нее Брок. Не сказав ему ни слова, не посоветовавшись (а это цепляло больнее всего), дочь поступила в технический университет, выбрав профессию программиста. Но ведь при этом она не оставила работу в сыскном агентстве отца! О каком предательстве тут может идти речь? Мало того, Сашенька объяснила свое решение тем, что в сыщицком деле главное не знание юриспруденции и прочей теоретической мути, а в первую очередь — аналитический ум и логическое мышление, без чего не может обойтись ни один программист. С этим трудно было спорить. Но Брока все равно продолжало коробить от поступка дочери. Настроение неуклонно поползло вниз.

Чтобы как-то развеяться и поднять его хоть немного, сыщик вновь открыл Костину рукопись и, прихлебывая горячий чай, углубился в чтение. Мальчик, тоже перешедший уже в трапезе к чаю с печеньем, с волнением следил за выражением лица Брока.

Сначала оно не выражало ничего, лишь бегали со строчки на строчку внимательные сыщицкие глаза. Но вот в них мелькнула искорка заинтересованности, а сжатые до этого в тонкую полосу губы тронула легкая улыбка. Затем сыщик хмыкнул, и улыбка стала вполне оформленной. Перелистнув страницу, Брок впился в строчки уже совсем иным взглядом. Даже пробормотал под нос: «Так-так-так-та-аааак!..», отчего Костя взволнованно заерзал, так и порываясьспросить что-нибудь вроде «Ну, как?»

Но тут на кухню заглянула Ирина Геннадьевна и, окликнув мужа, выразительно постучала по запястью.

— Что? — не сразу вернулся к реальности Брок. — Рука? Что рука? А?..

— Нога, — вздохнув, ответила супруга. — Точнее, ноги. Тебе их пора брать в руки.

— Ноги?.. — нахмурился Брок. — Чьи? — И засмеялся вдруг, показав на открытую рукопись: — Ты не поверишь, Ирусик, но Костя такую забавную повесть сочинил! Он себя и своего папу ее главными героями сделал. Вот уж нафантазировал!..

— Тебе на работу по… — начала Ирина Геннадьевна, но теперь ее перебил Костя. Голос мальчика дрожал от обиды, а в глазах стояли самые настоящие слезы.

— Это не повесть! — вскрикнул мальчик. — Я ничего не фантазировал! Это все было по правде!

— Стоп! — Сыщик ударил по столу так, что подпрыгнули тарелки, а к валявшейся на полу вилке добавилась еще и ложка. — Всему есть предел, мой юный друг! Все хорошо в меру. У тебя прекрасная фантазия и замечательный слог, я бы даже сказал, что в тебе определенно зарыт талант, который ждет своего отрытия… Но!.. — Брок снова врезал по столу, уже чуть потише, подпрыгнули только чашки, да и то невысоко. — Но перевоплощение в героев произведения хорошо лишь в момент творческой работы. Не надо забывать о возвращении, так сказать, в реальный мир, когда работа закончена. В конце концов, если я не ошибаюсь, тебе уже не шесть лет, когда еще верят в драконов и дедов морозов…

— Я верила в Деда Мороза до десяти, — вставила вдруг напуганная реакцией мужа Ирина Геннадьевна.

— Не суть, — отмахнулся Брок. — Я верил до восемнадцати, пока вместо подарка деды-отморозки в новогоднюю ночь не всучили мне зубную щетку, которой я должен был чистить унитазы в казарменном туалете.

— И ты чистил? — ахнула супруга.

— Я начистил кое-что другое, — обиженно фыркнул Брок. — Этим самым дедам той же самой щеткой. Ты ведь знаешь, сколько у меня всевозможных разрядов по всяческим видам спорта?

— Нет, — ответила жена. — По всяческим — не помню. Только по легкой атлетике: бегу, прыжкам…

— По каким прыжкам?! — подскочил сыщик. — А второй юношеский по боксу? А почетная грамота в шестом классе за третье место по борьбе… не помню какой… Да знаешь, сколько у меня спортивных достижений за всю-то жизнь?

— А ты знаешь, сколько уже времени?

— Да, — кивнул Брок, посмотрев на часы. — Без пяти два.

— А обед у тебя до двух. А до работы тебе идти минут двадцать.

— Можно успеть и за пятнадцать, — не согласился Брок. — А если бегом, можно и за десять успеть. Летом.

— Почему только летом?

— Зимой скользко. Если упасть, можно совсем опоздать. Очень и очень надолго! — поучительным тоном выдал Брок и поднял указательный палец.

— Уже без двух минут два, — подсказала Ирина Геннадьевна. — Даже если ты помчишься, невзирая на зимние опасности, то все равно опоздаешь.

— Куда?

— На работу.

— Так чего же ты молчишь?! — взвился Брок и бросился из кухни, опрокидывая стулья.

Костину рукопись, впрочем, он прихватить с собой не забыл. И, надевая пальто с шапкой уже на ходу, крикнул из-за входной двери мальчику:

— Позвони мне завтра! Я дочитаю, и мы обязательно поговорим!..

— У нас нет телефона, — сказал совершенно растерянный Костя, но сыщик Брок его уже не слышал.

Глава 2 «Держите вора!» или неожиданное решение кадрового вопроса

В таких вот расстроенных чувствах и подходил сыщик Брок к офису частного сыскного агентства «Бритва Оккама», расположенного в первом этаже неказистого, хоть и добротного, позапрошлого еще века постройки, трехэтажного здания. Взглянув мимоходом на часы, Брок расстроился еще больше — он опоздал на целых пятнадцать минут! Хоть никакого начальства, кроме себя самого, у сыщика не было, опаздывать он не любил, поскольку считал пунктуальность и точность одними из основных добродетелей. Эти качества он воспитывал сызмальства и в дочери, и очень огорчался, когда Сашенька ими пренебрегала.

Вспомнив о дочери, Брок совсем посмурнел. И не только из-за самовольного выбора вуза, с этим он худо-бедно, все же смирился, но и потому, что работать без помощницы было тяжеловато. Все-таки «Бритва Оккама» стала довольно популярной в их небольшом городе, и наплыв клиентов в последние месяца три-четыре стал откровенно утомительным для двух ее сотрудников. Теперь вот — для одного… Нет, кадровый вопрос требовал безотлагательного решения!

«Хоть бы скорей заканчивалась эта Сашина сессия!» — удрученно подумал Брок, и тут, подойдя уже к самой двери офиса, заметил в одном из двух его окон некое шевеление.

«Ай да доченька! — мысленно умилился сыщик. — После экзамена не отмечать с подругами побежала, и не домой даже, а сразу на работу — папе помогать».

Он потянул дверь — та и впрямь оказалась открытой. Звякнул колокольчик над нею, призванный извещать о приходе посетителей. Брок предварительно заготовил благодарную улыбку и шагнул за порог. Машинально сделал по направлению к столу дочери несколько шагов, понимая уже, что улыбается зря. Правда, почему именно зря, мозг еще не успел проанализировать. Сыщик решил помочь ему.

Итак, подумал Брок, что мы имеем? Открытую дверь в офис. Поскольку сам он ее не открывал, а уходя на обед запирал точно, то открыть ее могла только Сашенька. Или вор, услужливо подсказало сознание. Или вор, согласился Брок, тем более, что на изящную белокурую девушку, каковой являлась его дочь, худой очкастый парень с растрепанной шевелюрой, восседающий за ее столом, ну никак похож не был. На вора, откровенно говоря, тоже. Как-то уж очень не вязалось ошарашенное выражение его вытянутого лица с типичным представлением о представителях воровской профессии. Хотя Брок видывал в своей практике всякое. И доктора наук бандюганами оказывались. Так что первое впечатление о незнакомце он проигнорировал. А тело сыщика сделало то, о чем сознание еще и подумать не успело — оно прыгнуло к своему рабочему столу и выхватило из его верхнего ящика пистолет, стреляющий резиновыми пулями.

— Руки вверх! — произнес Брок сакраментальную фразу. Сознание наконец догнало тело и обрело некоторую уверенность. Тем более, очкарик не предпринимал никаких враждебных действий. Напротив, он засмеялся. Правда, несколько натянуто.

— Ха-ха-ха, Олег Константинович. Я сдаюсь. Только объясните мне, ради бога, как вам это удалось? — Парень встал из-за стола и обвел вокруг руками. — И, самое главное, зачем?

— Но-но-но! — покачал пистолетом Брок. — Разговорчики!.. Мне еще и не то удается. Руки, как говорится, за голову, оружие — на пол.

— Олег Константинович!.. — скривился парень и плюхнулся на стул. — Прошу вас, хватит шутить. У меня уже голова кругом. Я ведь правда не понимаю, зачем вы тут все поменяли? Вы что-то глобальное затеваете? А почему мне не сказали? И все-таки я не могу понять, как вы успели? Я ведь только домой сбегал, перекусил — и сразу назад. Часа не прошло!.. Нанимали кого-то? Без меня обошлись, значит…

В голосе худощавого воришки послышалась такая неподдельная обида, что Брок засомневался в собственной адекватности. Пистолет в его руке дрогнул.

— Что вы имеете в виду? — процедил он. — Где и что я поменял? И что я вам должен был сказать? — Затем сыщик все-таки не сдержался и выкрикнул: — Да кто вы такой-то, ешкин вы кот?!

Парень снова поднялся со стула. Теперь в глазах его появилась растерянность другого рода. Он наконец-то посмотрел на Брока с испугом. Но боялся он явно не пистолета в руке сыщика, а, скорее, того, что он прочитал в его взгляде и что услышал из Броковых уст. Помимо испуга и растерянности, его взгляд выражал, пожалуй, еще и сочувствие.

— Олег Константинович, вы не волнуйтесь, право слово! Давайте я врача вызову…

— Рано еще врача-то, — буркнул сыщик, не зная, что и предпринять в этой нелепейшей ситуации. — Я ж не стрелял пока.

— А… будете?

— Смотря как вести себя станете.

— Я хорошо себя буду вести, вы только не волнуйтесь, — словно с маленьким ребенком, заговорил очкарик с Броком. Сыщику это не понравилось.

— Вы тут не сюсюкайте! Садитесь и четко отвечайте на мои вопросы. Руки медленно положите на стол прямо перед собой. Вот так. Если дернетесь — стреляю без предупреждения.

— Сажусь, сажусь! — закивал парень и, вытянув руки, стал медленно опускаться на стул. — Вот, сел. А руки — вот они, — осторожно пошевелил он пальцами. — Спрашивайте, пожалуйста. Я готов.

Брок снял наконец-то пальто и шапку, вытер шарфом вспотевший лоб, затем выкатил кресло из-за стола и сел напротив незнакомца. Целиться он в парня перестал, хотя и по-прежнему крепко сжимал рукоять пистолета.

— Итак, — четко и сухо бросил сыщик, глядя прямо в запотевшие вдруг стекла очков странного посетителя. — Ваша фамилия?

— Андратов.

— Имя? Отчество? Пол?

— Мирон Игоревич. Мужской.

— Вы ж сказали — Андратов, — нахмурился Брок.

— Д-да… — хлопнул челюстью парень.

— А теперь говорите — Мужской. И что еще за Мирон? Кличка? Блатное погоняло? — Каждое слово сыщика щелкало подобно хлысту. И собеседник после каждого такого щелчка стал вздрагивать, будто и впрямь принимая удары.

— Н-нет!.. — проблеял он. — Меня зовут так — Мирон. А мужской — это пол. Вы же спрашивали пол.

— Я спрашивал вас, а не пол. Зачем мне спрашивать пол? Вы что меня, за дурака тут держите? — неожиданно стал закипать Брок.

— Нет-нет, я вас не держу! — испугался парень.

— Ах вот как? — Ноздри сыщика раздулись от накатившего гнева. — Вы меня не держите? Может, мне уйти? Чтобы вы закончили свои черные делишки?!

Пистолет запрыгал в руке Брока и уставился зрачком ствола в лоб парню. Тот внезапно уронил голову на руки, и плечи его затряслись.

На сыщика это подействовало отрезвляюще. «Что же это я? — с тревогой подумал он. — Совсем нервы ни к черту стали… Навалилось все сразу: Сашенька, Костик, теперь Мирон еще этот! Но ведь я-то кто? Я ведь сыщик, а не просто так пострелять вышел! Надо же как-то брать себя в руки! Или… это уже старость?..» Брок так испугался последней мысли, что даже почему-то сунул за пазуху пистолет. Привстал и склонился над плачущим парнем:

— Ну, ну, будет… — скупо выдавил он. Вытянул руку и коснулся трясущегося плеча. — Приношу свои извинения за грубость. Я сейчас дам вам воды. — Сыщик двинулся к застекленному шкафу, где держал обычно минералку. Саша много раз намекала, что пора бы обзавестись небольшим холодильником, но Брока душила жаба. На оргтехнику он денег не жалел, а вот на холодильники-чайники всякие… Минералку можно и теплой выпить, а обедать они все равно домой обычно ходят, продукты держать в офисе незачем. Чай же превосходно готовится в обычной банке с помощью дешевого кипятильника.

Растрепанному, шмыгающему покрасневшим носом Мирону, судя по всему, и теплая минералка очень понравилась. Даже очки отпотели, а пунцовое минуту назад лицо стало потихоньку принимать естественный цвет. Брок же расщедрился настолько, что порылся в глубинах стола и вытащил начатую пачку «Парламента». Сам он не курил, но для особенных посетителей держал и «Парламент», и «Яву», и «Беломор» — для любой из возможных ситуаций и статуса клиента. Ну, или почти любой. На сигары и кальян он все-таки не расщедрился.

— Курите, — положил он сигареты перед Мироном.

— Не имею такой привычки, — буркнул тот. — Вы же знаете…

— Да откуда я могу это знать?! — всплеснул руками Брок, вновь начиная раздражаться, но тут же опомнился, взял себя в руки и снова опустился на стул. — Ладно, продолжим. Готовы?

— Готов, — кивнул парень, опустив глаза. Похоже, ему было очень стыдно за слезы. Но, тряхнув шевелюрой, он все-таки поднял голову и сказал Броку с обидой: — Только не надо меня на «вы», Олег Константинович. Чем я уж так-то перед вами провинился?

Брок неопределенно мотнул головой, хотел возмутиться, но передумал. Он решил избрать иную тактику, более мягкую, по-возможности соглашаться с очкариком. Если парень ненормальный, это его успокоит. А если ведет какую-то хитрую игру… Что ж, хитрости и ему не занимать. Все-таки раза в два постарше этого лохматика будет. И поопытней, соответственно. Приняв такое решение, сыщик полностью успокоился. Широко улыбнулся и кивнул:

— Ничем ты передо мной не провинился, Мирон. Что ты! Ну, залез ненароком в чужой офис, с кем не бывает. Типичный, знаешь ли, случай.

— Да Олег же Константинович! — подскочил Мирон, но, вспомнив о том, что дергаться не велено, снова рухнул на место и с отчаянием вцепился в шевелюру. — Ну что же вы такое говорите? Куда я залез? Неужели вы меня не узнаете?

— Узнаю-узнаю, — не переставая улыбаться, замахал руками Брок. — Ты ж Мирон. Правильно?

— Правильно, — неуверенно улыбнулся парень.

— Вот видишь, мы уже почти пришли к согласию. Осталось выяснить мелочи. Например, кто ты такой?

— О-о-ооо! — вскинул Мирон к потолку руки. Потом жалобно посмотрел на сыщика и простонал: — Я ваш помощник.

— В каком смысле?

— В производственном.

— То есть? — Брок продолжал улыбаться, потому что губы отчего-то перестали его слушаться. Равно как и мысли. Они разлетелись по закоулкам сознания и, похоже, протрубили отбой.

— Вы — сыщик, глава и владелец сыскного агентства «Бритва Оккама», — механическим тоном, устав, видимо, от потрясений и сдавшись непонятным обстоятельствам, заговорил парень. — А я — помощник сыщика. И заодно, по неофициальному совместительству, секретарь, курьер, уборщица, техник-программист, агент по особым поручениям и прочая, прочая, прочая…

— Не-ееет! — замотал головой Брок. — Это Сашенька — помощница, секретарь и прочая-прочая!.. — Упомянув имя дочери, сыщик побледнел вдруг, и брови его поползли к переносице: — А ты, часом, не хахаль Сашенькин? Это не она тебя впустила? Вы тут не шашни тайком от меня крутите?!

Брок спрыгнул со стула, встал на колени и быстро-быстро пополз по полу, заглядывая под столы и стулья. Потом вскочил на ноги и пробежался по периметру кабинета, распахивая дверцы шкафов.

— Так-так-так-таааак!.. — тяжело дыша, произнес он и застыл посреди комнаты, продолжая обшаривать взглядом помещение. — Где она?

— К-кто? — вякнул Мирон. Стекла его очков опять запотели.

— Саша.

— Н-не знаю. Здесь ведь ее нет…

— А где есть? — Брок подошел к столу дочери и, уперев в него руки, навис над Мироном.

— Да не знаю я никакой Саши, Олег Константинович! Не надо так на меня смотреть, право слово! — взмолился парень. — Может, она раньше у вас работала, до меня еще?

— Раньше она точно у меня работала, — прищурился Брок. — Вот до этой самой минуты в штате числилась. Но если это ее проделки, то уже не работает, факт. Так ей и передай.

— Не передам, — буркнул Мирон.

— Почему?

— Потому что я незнаком с вашей бывшей работницей. И в нашем штате ее сейчас нет. Это я знаю точно, потому что учет кадров тоже веду я.

— Вот как? — неожиданно засмеялся Брок. — И как у нас с кадрами?

— Плохо, Олег Константинович, — совершенно серьезным, деловым тоном ответил парень. — Я вам неоднократно докладывал, что надо нам еще хотя бы одного сотрудника нанять. Хотя бы для такой вот — секретарской работы, для делопроизводства и прочего труда, не требующего профессиональных знаний. Тогда я больше помогал бы вам в непосредственных делах, и вы бы вот… не так уставали.

— Ага, — сказал сыщик, попятился и снова сел на стул. — Это ты правильно сказал, Мирон. Сотрудника нам очень надо бы нанять. Ох, как надо! — В мозгу Брока внезапно щелкнуло и закрутилась хоть и неприятная, но очень уж все по местам расставляющая мыслишка: «Стало быть, одного сотрудника я все-таки уже нанял. Но забыл об этом. Заработался, ешкин кот! Или… потихонечку с ума все-таки съезжаю?» Испугавшись мысли о сумасшествии, он решил принять за аксиому предположение о собственной забывчивости на почве непомерной загруженности и усталости.

Приняв такое решение, Брок почувствовал огромное облегчение и снова стал самим собой. Он прошел к рабочему месту, сел за стол и включил компьютер. А пока загружалась операционка, решил провести небольшую «летучку».

— Так, Саш… то есть, Мирон, — сказал он, повернувшись к неожиданно обретенному коллеге. — Что там у нас сегодня?

— Где? — услужливо подался вперед парень. От произошедшей с Броком перемены он прямо-таки засиял. Даже волосы его, кажется, стали не так сильно топорщиться.

— Вообще, — крутанул ладонью в воздухе сыщик.

На мгновение парень смутился, словно решаясь сказать что-то. Но так и не решился, а вместо этого обиженно заявил:

— У нас сегодня непонятная перестановка в офисе, Олег Константинович. И если вы не хотите объяснить мне ее смысл, то я не знаю, требуются ли вам мои услуги в дальнейшем.

Брок снова нахмурился. Навязчивые упоминания Мироном о некой перестановке стали его не только утомлять, но и тревожить.

— Ты вот что… — развернулся к парню сыщик. — Ты давай-ка не умничай! Нужен, не нужен — это буду я решать. Хоть ты кадрами и заведуешь у нас, но подбираю их все-таки я. И убираю тоже я. — Броку понравился нечаянный каламбур, и он повторил: — Да-да, убираю! Чищу, так сказать, кадры. Ты вот молодой еще, не помнишь, наверное, как у нас кое-кто когда-то говаривал: «Кадры решают все». Так что, вот. Будь добр, как говорится, свой шесток знать. Перестановки ему не нравятся! Ишь!.. Где ты перестановку-то увидел? Степплер не с того края стола лежит? Или папки на полке не по порядку номеров расставлены?

— Вы меня, конечно, можете уволить, — задрожал голос Мирона, — только не надо со мной так, Олег Константинович!.. Какой степплер? Какие папки? Вся мебель другая! Даже на окна какие-то нелепые полосочки навесили вместо штор… Но это все ладно, дело вкуса. Или, на мой взгляд, уж позвольте, безвкусия. А компьютеры? Что это за барахло? Надписи на английском… Небось, американская дешевка какая-нибудь? Ой… — Парень покраснел вдруг, зажал рот ладонью и взгляд его озарился догадкой, которую тут же сменила откровенная жалость. — Простите, Олег Константинович! Я, кажется, понял… Мы обанкротились, да? В долги залезли? Вот вы и… перешли на режим экономии?..

— Да на какой режим?! — подпрыгнул Брок и заметался по офису. — Какие долги? Какая дешевка?! — Сыщик подбежал к столу, за которым сидел и хлопал глазами самозванный сотрудник. Ткнул в плоский прямоугольник монитора: — Это дешевка? Еще пару-тройку лет назад знаешь сколько это стоило?! А я поменял, хотя и старый был еще вполне. Но мне здоровье сотрудников дороже! — На самом деле уши о новом мониторе ему прожужжала Сашенька, но об этом Брок промолчал. — Я ж не виноват, что они дешевеют так быстро. А компьютер? — Сыщик нырнул под стол, где стоял системный блок. — Ты не смотри на корпус, — с него, как говорится, не воду пить, — ты начинку глянь! Процессор, оперативка, винт — да все ж по максимуму почти! — Брок выскочил из-под стола, словно чертик из коробочки и, оттолкнув Мирона, защелкал по клавишам: — Ты глянь, нет-нет, ты глянь, глянь!.. А? Это тебе дешевка? А?.. Вот это тебе дешевка?.. Ишь, какие мы привереды… И никакая это не Америка, конечно. Корея, Тайвань, ну и что? Что в этом плохого? Ну и Китай, конечно…

— Ки-и-итай?.. — икнул вдруг Мирон и отшатнулся от стола. — Вы что?..

— А тебе что — Японию подавай? — совсем осерчал Брок.

— Яп-понию?!.. — Парень побледнел и закачался. Сыщик подхватил его в самый последний момент — думал, что мальчишка продолжает дурачиться. Но нет — тому было по-настоящему плохо. И Брок уже принялся вспоминать, есть ли в аптечке нашатырь, а также — имеется ли у них вообще аптечка, как вдруг Мирон пришел в чувство сам, причем по совсем уж непонятной причине… Уже закатывая глаза, он бросил случайный взгляд на монитор и вздрогнул. Глаза перестали закатываться. Теперь они выкатились. Парень хлопал ими и словно рыба открывал и закрывал рот. Затем пискнул, крякнул и лишь после этого сумел произнести нечто членораздельное. Хотя и бессмысленное по сути.

— А-а… это что?!.. — вытянул он трясущийся палец в сторону экрана, на рабочем столе которого маячил майкрософтовский логотип. — Что это за уродство? Где моя «Держава»?! Олег Константинович… вы… Россию предали?..

Глава 3 Появление Сашеньки, внесшее дополнительную сумятицу, и временное перемирие из-за прихода клиентки

Брок медленно попятился к своему столу и осторожно потянулся к телефону. Он старался изображать дружелюбие и радушие, но кривая улыбка на дрожащих губах, казалось, так и кричала: «Караул! Спасите!» То же самое хотел закричать в телефонную трубку и сам Брок, которому только сейчас стало со всей очевидностью ясно: перед ним сбежавший из дурдома псих.

Но позвонить сыщик не успел — звякнул колокольчик над дверью. От этого невинного звука Брок подпрыгнул, метнулся к шкафу и нырнул бы, наверное, внутрь, если бы его не остановил родной до кома в горле голос:

— Что с тобой?!

Брок стремительно развернулся на пятке и метнулся к застывшей у порога девушке в белой пушистой шубке.

— Саша, назад! Беги! Зови!..

— Куда? Кого? — не тронулась с места девушка. Она уже заметила в глубине кабинета бледного взлохмаченного юношу и убегать откровенно не хотела.

Юноша, кстати, тоже во все глаза рассматривал девушку, и бледность на его лице вполне можно было принять за проявление неких вспыхнувших чувств.

Брок закрутился вьюном вокруг дочери.

— Это сумасшедший! — прошипел он, размахивая руками. — Скорее беги отсюда и вызови милицию! Или врачей!

— Может, пожарных? — хмыкнула Саша, не отводя взгляда от незнакомца.

— В крайнем случае — да. Они сильные! И смелые.

— А ты, значит, слабый? И трус? — посмотрела наконец на отца Сашенька. Ее синие глазки прищурились, на пухленьких губках заиграла усмешка.

Брока от подобной мимики, и тем более слов, передернуло. Он перестал метаться и замер как вкопанный. С лица его медленно сползала паническая гримаса, уступая место маске отчаяния и скорби.

— Да как ты… — дрогнули побелевшие губы.

— А что я? — кокетливым жестом отбросила Саша с плеча прядь волос цвета белого золота. — Я женщина. Мне можно быть слабой. И трусить иногда дозволяется.

— Как раз сейчас — именно тот случай, — скрипнул зубами Брок, силясь проглотить обиду. При иных обстоятельствах он бы, конечно, поговорил с дочерью по-другому, но теперь было не до уязвленного самолюбия.

— Да какой же? Какой же тот-то? — вновь распахнула глаза Сашенька во всю их синюю ширь. Длинные ресницы захлопали густым опахалом. — Тебя так напугал этот милый молодой человек? — Она перестала моргать, снова взглянула на юношу и ободряюще улыбнулась.

Броку показалось даже, что дочь чуть заметно тому подмигнула. Подозрения, что Мирон и Саша знакомы, вновь стали заползать в душу сыщика, но растерянный, немигающий взгляд парня, направленный на девушку, был лучшим доказательством обратного.

— Когда ты услышишь, что несет этот милый… — начал Брок, но Сашенька уже направилась к своему столу, за которым соляным столбом застыла долговязая юношеская фигура. Сыщик от неожиданности не успел ничего предпринять, как дочь уже присела перед психом в легком реверансе:

— Александра.

Сумасшедший вытянулся в струну, коротко мотнул растрепанными вихрами и щелкнул каблуками высоких изящных сапог (только теперь Брок обратил внимание, что одежда на парне совершенно непривычного фасона, не менее странная, чем он сам):

— Мирон Игоревич Андратов.

— А можно просто Мирон? — показала белые зубки Сашенька.

Лицо парня стремительно поменяло крайность на крайность, став вместо бледного пунцовым.

— М-можно, — промычал он.

— А чем вы так его напугали? — кивнув на отца, с подкупающей непосредственностью спросила девушка.

— Не могу знать. Тем, вероятно, что объяснений потребовал, почему здесь такие изменения произошли. И куда российская оргтехника делась. — При последних словах неуверенный голос Мирона окреп, и он стрельнул неприязненным взглядом в сторону Брока.

Сыщик тут же подпрыгнул и засеменил к дочери. Встал за ее спиной и горячо зашептал на ухо:

— Вот! Видишь? Видишь?! Я же говорил, он ненормальный, псих законченный! Типичный, можно сказать, случай.

— Что вы такое говорите, Олег Константинович! — взмахнул руками Мирон и тут же, прижав их к груди, с жаром принялся объяснять Сашеньке: — Не слушайте его, Александра! Господин Брокалев не в себе сегодня. С ним что-то случилось! Определенно… — Юноша медленно вышел из-за стола, сделал шаг к девушке и перешел на шепот: — Вероятно, вам следует пойти за помощью, а я его пока отвлеку…

Но договорить он не успел. Только что мило улыбающаяся, Саша внезапно набросилась на него разъяренной львицей:

— За помощью?! Вы что, сговорились? Решили поиздеваться надо мной?! Ладно папа, я к его штучкам привыкла уже, но вы-то, молодой человек!.. Ведь таким приличным мне сначала показались…

Глаза Мирона округлились. И без того бледный, он стал белее листа бумаги, лежащего на столе. Но привел его в такое состояние вовсе не Сашенькин натиск. Похоже, он даже не понял, о чем именно кричала сейчас эта светловолосая красавица. Лишь одно слово из гневной тирады вонзилось в его сознание и торчало сейчас оттуда инородной, нелепой занозой.

— Папа?.. — безголосо прошептал юноша. — Позвольте, но как же? У Олега Константиновича нет детей…

— Что?! — мгновенно обернулась к отцу Саша. — Ты сказал этому молодому человеку, что у тебя нет детей? Может, ты еще наплел ему, что не женат?

— Олег Константинович не женат… — эхом откликнулся Мирон, а Брок лишь развел руками:

— Вот видишь!..

— Я вижу, — прищурилась Сашенька. — Я все-о-о вижу, папочка! Подбиваешь клинья к Мироновой мамочке?

— А-аа!.. — будто раненный словами дочери, схватился за сердце Брок. — Я не знаю никакой его мамочки, что ты несешь! Я и его самого-то первый раз вижу.

— Первый раз видишь, а уже успел навешать лапши на уши! «Я не женат, у меня нет детей!..» Постой-ка… — Саша резко подняла ладонь, словно защищая лицо от удара. — А ты часом… не на самого Мирона запал?..

Брок от возмущения раздул щеки так, будто собрался надувать резиновую лодку, не менее. Но сказать ничего не успел, на его защиту неожиданно встал юноша.

— Вам должно быть стыдно, Александра! Вы сказали сейчас непристойность. Девушке это не к лицу. Тем более, Олег Константинович действительно годится вам в отцы.

— Насчет «годится», я бы еще поспорила, — фыркнула Сашенька. — Но то, что является — факт. Скоро уж девятнадцать лет как. А непристойностей от меня вы еще не слышали. Но если не прекратите немедленно этот балаган — услышите. Это я вам обоим обещаю.

Несчастный Мирон вновь застыл столбом и стал похож на семафор с разбитым зеленым стеклом: цвет лица его непрестанно становился то красным, то белым, то снова красным, в такт, видимо, смятенным чувствам и мыслям. Он замолчал и лишь переводил недоуменный до крайности взгляд (и впрямь отдающий безумием) с Брока на Сашеньку и обратно.

Брок поспешил воспользоваться временной передышкой, чтобы успокоить рассерженную дочь, а заодно и отвлечь ее от нелепых подозрений в свой адрес.

— А почему ты не хвастаешься, как сдала математику? — мгновенно преобразился сыщик в заботливого папочку. Впрочем, в глубине души он таковым и являлся, стесняясь лишний раз показаться сентиментальным. Но сейчас было выгодно именно таким и быть. И он добавил: — Я уверен, что моя дочь оказалась лучше всех!

— Ну и льстец же ты, папочка, — прищурилась Сашенька и покачала светленькой головкой. Но все равно было заметно, что слова отца доставили ей удовольствие. — Ты угадал, я сдала на отлично. Одна из трех. Так что я не лучше всех, как видишь. — И быстро добавила: — Но и не хуже, конечно.

— Лучше, лучше, не спорь! — замахал Брок на дочь руками. И неожиданно обернулся к Мирону: — Ведь правда она лучше всех?

— Вне всяких сомнений, — коротко кивнул тот и, находясь до этого в «белой фазе», тут же поменял цвет лица на красный.

— Но-но! — внезапно спохватился сыщик и погрозил юноше пальцем. — Что-то ты больно разговорчивым стал. И не пялься на мою дочь! Ишь, шустрый какой…

— У вас нет дочери, — вскинул голову Мирон и с непередаваемой жалостью посмотрел на Брока: — Ну, к чему это представление, Олег Константинович? Если это какая-то проверка, то… Право, не понимаю, чем я заслужил ваше недоверие?

— Нет, ты посмотри, — всплеснул сыщик руками. — Опять он за свое!

— Правда, Мирон, что-то вы как-то чересчур перегибаете, — поддержала отца Сашенька. — Переигрываете. Не смешно уже.

— Но… — дернулся парень, и тут звякнул вдруг колокольчик, заставив всех троих повернуться к входной двери.

В офис вошла приятной наружности, со вкусом одетая дама лет тридцати пяти. Разумеется, она пыталась выглядеть моложе, и, благодаря умело наложенному макияжу, это ей почти удалось, но Сашенька определила ее реальный возраст в силу женской интуиции, а у Брока на женщин был вообще наметанный глаз. Один лишь Мирон остался в неведении насчет истинного количества лет посетительницы, поскольку данный вопрос его вообще сейчас занимал мало. В голове варилась и уже чуть не лезла из-под крышки натуральная каша. К тому же, последние минут пятнадцать для него не существовало никаких иных женщин, кроме Сашеньки, которая первой и обратилась к вошедшей:

— Добрый день! Рады приветствовать вас в нашем агентстве.

— А… кто из вас Брок? — Взгляд посетительницы мячиком запрыгал с мужчины на юношу, несколько дольше задерживаясь на последнем. — Мне посоветовали обратиться именно к сыщику Броку.

— Брок — я, — шагнул навстречу даме сыщик. В глазах той на мгновение вспыхнуло сожаление, но уже в следующую секунду на тонких, красиво очерченных губах заиграла улыбка, которая, впрочем, выглядела несколько вымученной.

— Видите ли, дело в том… — замялась посетительница, — что мне посоветовали вас потому… — Она нервно теребила в руках замшевую сумочку, пытаясь подобрать нужное слово, и Брок поспешил прийти даме на помощь:

— Да вы сядьте, сядьте, — взял он под локоть женщину и подвел ее к уютному кожаному креслу, предназначенному для клиентов. — Успокойтесь и расскажите все как есть. Ничего не бойтесь. Мы ваши друзья, поверьте мне. Не надо стесняться. Ведь вы не стесняетесь врачей? Вот и здесь так же себя чувствуйте. Я будто бы врач, Александра Олеговна — медсестра.

Сашенька сделала книксен. В белой шубке, которую так и не успела снять, она и впрямь походила на симпатичную сестру милосердия.

— А он? — заинтересованно кивнула женщина на Мирона.

— Не обращайте внимания, — махнул рукой Брок. — Это санитар.

— А что у вас делает санитар? — попыталась подыграть дама, на глазах становясь все естественней и уверенней.

— Ну-уу, не знаю, — развел сыщик руками. — Что там эти санитары делают? Утки из-под лежачих выносят, трупы отвозят в морг на каталочках…

— Трупы? — побледнела женщина. — Чьи трупы?..

— Клиентов, конечно же, — не заметил ее реакции Брок. — То есть, этих… пациентов, разумеется. Тех, кому помочь не сумели. Но у нас, знаете ли, это случается исключительно редко.

Несмотря на данное заявление сыщика, женщина сделала попытку подняться с кресла:

— Я, пожалуй, все-таки пойду… Я лучше в следующий раз…

Но тут к посетительнице быстрым шагом направился Мирон.

— Господин Брок оговорился, — остановился он перед дамой. — Я не санитар. Я — ассистент профессора. Мы готовы выслушать вас и оказать нужную помощь.

— Тоже мне, доктор Борменталь нашелся, — проворчал сыщик и уверенным жестом отстранил Мирона себе за спину. — Итак, мадам, простите нам этот маленький спектакль. Мы лишь хотели помочь вам скорее свыкнуться с обстановкой и почувствовать к нам доверие.

— Я почувствовала, — сглотнула посетительница, но попыток встать с кресла больше не делала. — А вы на самом деле профессор?

— Увы, всего лишь кандидат наук, — признался Брок. — Но это, поверьте, не должно вас смущать. Лучше скажите, почему вам понадобился именно я? Любопытно, знаете ли.

— Мне сказали, что вы хорошо разбираетесь в чудесах, — затравленно оглядевшись, прошептала женщина. На лице ее отразился откровенный испуг. Похоже, она боялась чего-то куда больше вывозимых на каталках трупов.

— В чудесах? — обрадованно потер Брок ладони. — Еще как разбираюсь! Только не в них, а с ними. Я, знаете ли, в чудеса не верю. Никаких чудес не бывает.

— Я тоже не верила, — продолжая озираться, сказала женщина. — Пока не схоронила мужа.

— Ага, — пробормотал Брок под нос, — трупы все-таки появились… — Вслух же он заинтересованно произнес: — Вот как? Сами?

— Что «сами»? — удивилась дама, перестав наконец озираться.

— Схоронили, — пояснил сыщик. — Сами, или нанимали кого?

— Конечно нанимала, — округлила глаза посетительница. — Как же я сама-то бы? Да и зачем?

— Как это зачем? — удивился теперь Брок. — Хоронят, знаете ли, затем, чтобы…

— Я знаю, зачем хоронят! — Женщина перестала казаться испуганной. Теперь она откровенно сердилась. И опять стала подниматься с кресла. — Извините, мне пора.

— Нет-нет-нет! — подскочил к даме сыщик и почти насильно затолкал ее снова в кресло. — Простите, простите меня, бога ради, за бестактность! Но и постарайтесь понять тоже. В нашем деле, знаете ли, не бывает мелочей. Вы не поверите, но однажды вот так некий мужчина схоронил тещу, а потом заявился ко мне — дескать, пропала любимая мама. Испарилась, улетучилась — чудеса, да и только! Думал, я ему справочку дам, что имело место редкое научное явление по самораспаду Марьи Ильиничны Кулебякиной, сорокового года рождения, на составляющие ее бывшее тело молекулы. А у самого ладони в мозолях, и под ногтями землица!

— Да вы что? — ахнула посетительница. — Думаете, это я Сереженьку?!..

— Ни в коем случае! — отчаянно замахал руками Брок. — Я ничего не думаю. Слишком мало данных, чтобы делать какие-либо выводы. Именно поэтому я и задаю вам вопросы. Некоторые из них могут показаться вам странными, возможно даже оскорбительными, но это, знаете ли, суровая необходимость. Издержки нашей профессии, так сказать. Потерпите уж.

— Вопросы! — фыркнула женщина. — Вы даже суть моего дела не выслушали…

— У господина Брока свои методы работы, — вступился вдруг за сыщика Мирон. — И они дают превосходные результаты. Вам ведь недаром именно его посоветовали? Не так ли?

Посетительница была вынуждена согласиться. Предъявленный аргумент звучал убедительно.

— Да, — кивнула она. — Мне сказали, что с моим делом, кроме как к Броку, и соваться бесполезно. Засмеют — в лучшем случае.

— А в худшем? — полюбопытствовал Брок, на что женщина красноречиво покрутила пальцем у виска.

— Так-так-так-таааак! — потер руки сыщик. — Случай и впрямь, похоже, что наш. Так что там, вы говорите, с вашим мужем случилось?

— Умер, — скорбно потупила взгляд посетительница.

— Да что вы говорите? А… какое же в этом, простите мою бестактность, чудо? Типичный, знаете ли, случай.

— Ну, не такой уж типичный… — смутилась дама. — Он во время… исполнения супружеских обязанностей преставился… Сердце нагрузки не вынесло. Он ведь такой неуемный был, такой затейник, хоть и старше меня на восемнадцать лет… — Женщина всхлипнула и полезла в сумочку за платком. Брок, воспользовавшись моментом, обеспокоенно оглянулся на Сашеньку; очень уж ему не хотелось, чтобы дочь слушала подобные истории. Но та, разумеется, слушала. Даже рот раскрыла. Она уже сняла свою белую шубку и осталась в ярко-красной кофточке, с которой так красиво гармонировали светло-желтые волосы. Щеки дочери по цвету почти сравнялись с кофтой, и Брок на всякий случай погрозил пальцем. Саша в ответ на это лишь фыркнула, прошла к своему рабочему месту, села за стол и демонстративно защелкала по клавишам компьютера.

Сыщик снова развернулся к посетительнице, которая успела уже привести себя в порядок, и деловым тоном спросил:

— Это, безусловно, довольно любопытно, я бы даже сказал — пикантно, но в чем все-таки чудо?

— Чудо в том, — вновь перешла на шепот и заозиралась дама, — что Сережа не дает мне встречаться с мужчинами!..

— Не давал, — поправил Брок. — И я его, знаете ли, вполне в этом поддерживаю.

— Нет-нет, — отчаянно замотала головой безутешная вдовушка. — Когда Сережа был жив, я о других мужчинах и не думала! Мне и его-то много было, уставала я очень от Сережиного темперамента…

— Эти подробности можно и опустить, — быстро перебил сыщик, искоса озираясь на Сашеньку, которая давно перестала щелкать клавишами и даже, вроде бы, затаила дыхание.

— Вы же сами сказали, что вам необходимы подробности! — обиделась посетительница.

— Не эти, — отрезал Брок.

— Ну, как хотите. Вас не поймешь! То надо, то не надо…

— Давайте ближе к делу.

— Так все уже. Куда еще ближе-то? Я ж говорю, как только я с кем познакомлюсь, лишь только у нас дело до этого доходит… ну, вы понимаете… как Сережа тут как тут. А ведь я все по-честному: и девять дней — ни-ни, и сорок дней — ни-ни практически…

— Надо вроде бы год… — засомневался Брок.

— Кому надо?! — возмутилась женщина. — Сами же говорите: чудес не бывает!

— Ну, вообще-то да, — вынужден был согласиться сыщик.

— А в чем именно выражается появление вашего покойного мужа? — вмешался в беседу молчавший до сих пор Мирон.

— Он включает бра над кроватью. На которой я… мы… Ну, вы поняли.

— А если лампочку выкрутить? — нашелся Брок.

— Тогда он начинает стонать. И выть. Тихо, но очень страшно. От меня уже шесть мужчин сбежало! И ни с одним ни разу так и не… — Дама наконец не выдержала и в голос разрыдалась.

Глава 4 Решение задачи о волке, козе и капусте применительно к делу клиентки, которой Брок нечаянно придумывает псевдоним

Сыщик Брок редко бывал в растерянности, но сейчас, надо признаться, именно в ней себя и чувствовал. Во-первых, он не выносил вида плачущих женщин. Во-вторых, ему не нравилось, что дело оказалось столь эротическим. То есть, ему-то как раз это нравилось — интересно все-таки; не нравилось же, что интимные подробности приходилось выслушивать при дочери. В-третьих, его раздражал самозванный «ассистент» — Мирон. И чем дальше, тем больше. Мало того, что явный псих, так еще и на Сашеньку заглядывается. Ох, некстати дочка такой ответственной выросла — праздновала бы лучше в кругу друзей — то есть подруг! — сдачу своей математики. И дамочка эта так не вовремя заявилась. Все одно к одному! Стечение, так сказать, неблагоприятных обстоятельств.

Но клиент — есть клиент. Клиентами Брок не привык разбрасываться. Престиж фирмы, как-никак. И вообще… Дело-то, похоже, выеденного яйца не стоит. Жаль будет, если по глупости сорвется. Кстати, и клиентка в общем-то — ничего себе. Приятно работать, когда клиент симпатичный. Причем, вполне так и вполне. Неплохо бы, между прочим, провести с ней в ее спальне следственный эксперимент. Исключительно, разумеется, в интересах де…

— Папа! — прервала вдруг его мысли Сашенька.

Брок удивленно оглянулся и наткнулся на суровый взгляд дочери.

— А? — не понял его смысла сыщик.

— Бэ, — прищурила синие глазки Сашенька, быстро стрельнула ими на посетительницу, вновь перевела взгляд на отца и незаметно для окружающих погрозила ему пальчиком.

— Ага, — смутился Брок, не понимая, как сумела прочесть Саша его мысли. Чудеса, да и только! Но произнеся, пусть и не в слух, подобную крамолу, он разозлился на себя необычайно. «Какие еще чудеса?! О чем ты вообще думаешь?! — заорал на свое внутреннее „я“ сыщик. Тоже, разумеется, изнутри. — Давай, разруливай ситуацию, пока она тебя не переехала!»

Нахлобучка помогла. Брок сразу почувствовал прилив активности, деловито потер руки и вновь взял в них бразды правления. Для начала он раздал поручения подчиненным (Мирона пришлось временно отнести к их числу, отложив окончательную разборку до ухода клиентки):

— Мирон, успокой даму! Александра, налей ей воды!

Когда сотрудники бросились выполнять указания, сыщик принялся взад-вперед расхаживать по кабинету, составляя план дальнейших действий.

Очевидно, что дело надо брать в производство. И к потерпевшей необходимо наведаться. Посмотреть, что у нее там за бра? Ведь, скорее всего, просто контакт в выключателе плохой, а стоны-вои разные — это либо ветер за окном, либо телевизор у соседей. Просто нервишки у дамочки шалят, впечатлительная очень. Опять же смерть мужа плюс связанная с этим сексуальная неудовлетворенность…

Тьфу, короче говоря, а не дело. Школьник справится. Даже этот вон — «ассистент» очкастый. А что? И отправить его, пусть валит! Хоть отдохнуть немножко от его бреда. Ну, и делу польза опять же.

Брок обрадовался найденному решению проблемы, убивающему сразу двух зайцев, но пришедшая следом мысль не оставила от радости и следа. «Какой ассистент?! — завопила мысль. — Ты что, спятил? Ведь чокнутый вроде бы не ты, а как раз он! Ты хочешь, чтобы этот Мирон наломал дров, чтобы он начал плести околесицу клиенту? Да ведь это — жирный крест на репутации! А если… Страшно даже подумать, но что если он буйный, и очередной припадок начнется как раз дома у этой женщины? Что, если он ее…» Сыщик смертельно побледнел, испугавшись додумывать мысль до конца.

К счастью, следом тут же пришла новая — на первый взгляд показавшаяся Броку идеальной. Конечно же, следует отправить с дамочкой Сашеньку! Дочка отвертку в руках держать умеет, выключатель разберет, контакты подчистит. А он автоматически избавится на время сразу от двух помех и разберется наконец-то с чокнутым «ассистентом». Раз и навсегда! Окончательно. Надо будет, и санитаров из психушки вызовет. Вернется Сашенька с задания, а тут — тишина и покой. Прежний порядок и никаких помех для плодотворной работы.

Брок широко улыбнулся и раскрыл уже рот, чтобы дать дочери нужные указания, но безотказная сыщицкая память услужливо подбросила ему все подробности дела, от которых он так старался огородить Сашеньку. Это что же получается — он своими руками собирается отправить невинную девушку в рассадник порока?!

Сыщик застонал и схватился за голову. Присутствующие в офисе мгновенно затихли (даже клиентка прервала на полуноте очередной протяжный всхлип) и повернули головы к Броку.

— Не переживай так, папочка, — воскликнула сердобольная Саша. — Ей уже лучше.

— Да-да, — выдохнула дамочка. — Мне лучше…

— Ей уже почти хорошо, — энергично закивал лохматой головой Мирон, отчего очки его чуть не слетели с носа.

«Зато мне плохо», — хотел сказать сыщик, но вслух произнес другое: — Не отвлекайтесь! Продолжайте реанимационные мероприятия.

Кляня себя за несдержанность, Брок направился к рабочему креслу, опустился в него, включил компьютер и, как всегда, когда ему нужно было сосредоточиться, загрузил пасьянс. Перекладывая виртуальные карты, он и впрямь очень быстро успокоился, а к мыслям вернулась прежняя острота и логическая завершенность.

Итак, стал рассуждать сыщик, нас, не считая клиентки, трое. Один из нас должен пойти к ней и на месте разобраться с деталями дела. Мирон отпадает. Это раз. Саша категорически отпадает. Это два. Три минус два равно одному. Логично. Математически достоверно. Против науки, тем более математики — будь она неладна! — не попрешь. Все сходится. Но кто же этот один? Сыщик задумался, переводя взгляд с Сашеньки на Мирона. На всякий случай он их еще раз пересчитал. Получилось два. А всего их — три…

Он нахмурился и глянул на глотающую прямо из горлышка минералку посетительницу. Она, что ли, три?.. Нет, она не в счет. Где же этот третий, ешкин же кот?..

Брок заглянул под стол. И увидел собственные ноги в зимних ботинках. Ткнул на них пальцем и сказал: «Три!» Задача мгновенно решилась. Ответ сошелся.

Что ж, сыщик давно привык, что все самое ответственное и сложное приходится брать на себя. И пусть грозит пальчиком Сашенька, но обстоятельства, которые оказались выше всего, заставляют его подчиниться. До следственного эксперимента, может быть, дело все-таки и не дойдет, а вот посетить место происшествия он просто обязан. И подробности без дочкиных ушей он тоже сможет и выспросить, и записать у потерпевшей. Да что там сможет — тоже будет обязан сделать это!

Брок тяжело поднялся из-за стола. Следовало лишь отдать распоряжения остающимся без него сотрудникам, чтобы они тоже занялись делом, а не валяли тут без него дурака…

Сыщик рухнул обратно в кресло так, что оно жалобно хрустнуло, и через весь офис покатилось отломившееся колесико.

Трио напротив вновь синхронно обернулось.

— Папа?! — встревоженно вскрикнула Саша.

— Шеф?.. — блеснул очками Мирон.

— Нет еще водички? — отставила пустую бутылку клиентка.

— Всем оставаться на своих местах! — гаркнул Брок первое, что пришло в голову и отчаянно замотал головой, пытаясь хорошенько встряхнуть заклинившие мысли.

Эффект от проделанного не заставил себя ждать. В голове что-то хрустнуло, почти столь же громко, как несчастное колесико, и мысли закрутились с такой бешенной скоростью, что сыщик даже испугался, как бы они тоже не раскатились по кабинету.

«Почему пойти должен один?! — суетились и вопили шустрые мысли. — Пойти могут сразу двое!» Дальше, почти с компьютерной скоростью, пошел перебор вариантов с мгновенной выдачей ответов: «Я и Мирон. Ответ отрицательный — Мирон сумасшедший, подорвет авторитет фирмы. Я и Саша. Ответ отрицательный — Саше нельзя слушать гадости. Саша и Мирон… Ответ отвратительный — два жирных минуса сразу — взрывоопасное сочетание!!!»

В голове замигали красные лампочки и завыла сирена. Мысли мгновенно попрятались.

«Вот сволочи, — подумал Брок. — Подонки и трусы!» Ему вдруг захотелось плюнуть на все, свернуть дело, продать офис и отправиться к родной, славной Иринушке. Уж та-то никогда и ни за что не бросит его в трудную минуту, не предаст, не позволит страдать. Накормит его, обогреет, приласкает… Сыщик мечтательно вздохнул и непонятно уж по каким абстрактно-логическим играм разума — скорее, причудам глубин подсознания — перевел взгляд на симпатичную посетительницу.

Притаившиеся мысли словно только этого и ждали. Тут же повыпрыгивали из своих тайных убежищ, а одна, самая прыткая, уже вытянулась по стойке «смирно» и стала торопливо докладывать, ревниво оглядываясь на подпирающих сзади товарок.

Брок внимательно выслушал мысль и облегченно выдохнул. Решение пресловутой задачи о волке, козе и капусте оказалось нетривиальным, но логически безупречным. А на хрена, спрашивается, вообще этим животным и овощам на ту сторону реки? Пусть себе сидят там где сидят и не рыпаются. Тогда и целы все останутся. Правда, сыты — вряд ли, но, по сюжету, они и там бы не сильно переели…

А вот кому надо — тот пусть себе и плывет! Спасение, как говорится, утопающих… Ну, и далее, по тексту. А кому в нашем случае надо?..

Брок придвинул ближе к столу покосившееся кресло. И решительно щелкнул мышкой по папке «Дела в производстве». Создал новый файл, нажал «Сохранить как…» и деловым, звенящим хорошо легированной сталью голосом обратился к посетительнице:

— Ваша фамилия, гражданка!

— Ой, — сказала дамочка, чуть не выронив поданную Сашенькой новую бутылку минералки.

— Так и запишем, — пробормотал под нос сыщик, щелкнув по клавишам «о» и «й». — Имя? Отчество? — Он раскрыл сияющий первозданной белизной файл, готовясь записывать данные нового дела с порядковым номером 123/10-а-83.

— Венера Адамовна, — кокетливо поправила прическу дамочка. — Можно просто Вера.

«Я так и знал! — мысленно ахнул Брок, занося данные в файл. — Есть в ней что-то венерическое…»

— Хренько, — сказала между тем дама.

— Будете оскорблять, откажусь от дела, — нахмурился сыщик, отстраняясь от клавиатуры. А сам испуганно подумал: «Неужели я вслух про венерическое ляпнул?..»

— Я не вас оскорбляю, — тяжело вздохнула Венера Адамовна. — Это меня Сереженька так оскорбил, царство ему небесное…

— Это ее фамилия такая, — подсказала догадливая Сашенька. — По мужу.

— А-ааа!.. — протянул Брок — Ой, стало быть, девичья?

— Что вы сказали? — уставилась на него клиентка.

— Ой — это ваша девичья фамилия?

— Да нет же, вам правильно подсказали — это по мужу.

— А Хренько тогда кто?..

— Я. И мой покойный муж.

— Так-так-так-тааааак… — завращал глазами сыщик. — Не понял.

— Да что же тут непонятного? — всплеснула руками Венера Адамовна. — Фамилия Сережи — Хренько. Неблагозвучная фамилия, чего уж там, но я любила Сережу и взяла его фамилию. Ведь если любишь человека, будь добр любить в нем все. И с благодарностью принимать. Так ведь, девушка? — обратилась она за поддержкой к Сашеньке.

— Ой, как вы правы, — покраснела вдруг Саша, мимолетно скользнув взглядом по Мирону, молчаливо стоявшему в сторонке.

Броку не понравился ответ дочери, и он стукнул кулаком по столу:

— Не отвлекайтесь, потерпевшая Ой!

— Что, папа, ушибся? — метнулась к нему Сашенька.

— С чего бы? — захлопал глазами сыщик.

— Ты сказал: «Ой!» — остановилась Саша.

— Да, я ей это и сказал. Почему я должен при этом ушибаться? Или ошибаться… Ты спросила «ушибся» или «ошибся»?

— Но ты сказал: «Ой!» — не отставала Сашенька. — Значит, скорее, ты ушибся, чем ошибся. Хотя, — задумалась она, — иногда говорят «ой» и когда ошибаются…

До Брока наконец-то дошло, что имеет в виду дочка. Он снисходительно усмехнулся и пояснил:

— Я сказал «Ой» не в смысле «ой!», а в смысле Хренько в девичестве.

— А откуда вы знаете, что в девичестве я была… — густо вдруг покраснела Венера Адамовна.

— Ой?.. — подсказал Брок.

— Хуже, — прошептала клиентка, закрыв ладонями пылающие щеки.

— Что ж, говорите, — стер Брок ошибочную фамилию и приготовился записывать новую.

— Не скажу, — еле слышно ответила женщина.

— Но мне же надо записать! — воскликнул Брок. На самом деле он немного слукавил. Девичьи фамилии клиенток ему вовсе не были столь уж необходимы, если того не требовала специфика дела. В данном случае не требовала. Но ему стало уже интересно.

Венера Адамовна между тем, пальчиком подозвала к себе Сашу и что-то прошептала ей на ухо. Теперь залилась краской и Сашенька.

— Папа, — сказала она. — Оставь лучше Ой.

По мелочам Брок спорить не привык. Ой — так Ой. Правда, в скобочках он все-таки приписал: «Псевдоним, оригинальная фамилия неблагозвучна».

Затем Брок быстро записал по памяти детали и суть дела. А потом предпринял тот самый мудрый ход, что подсказала ему находчивая мысль.

Он обратился к потерпевшей Хренько с неожиданным вопросом:

— У вас есть отвертка?

Венера Адамовна принялась рыться в сумочке. Это продолжалось довольно долго и, как выяснилось, безрезультатно.

— А дома? — спросил Брок.

— Возможно, есть, — подумав, ответила дамочка. — У Сережи были какие-то инструменты. Вам срочно надо?

— Надо не мне, — хитро улыбнулся сыщик.

— А кому? — посмотрела гражданка Хренько сначала на Сашу, затем на Мирона. Те активно замотали головами.

— Отвертка понадобится вам, — понизив голос и для чего-то оглянувшись, сказал Брок.

— Зачем?

— Разобрать выключатель, — заговорщицким шепотом поведал сыщик. — И ею же будет удобно заткнуть в щели окна вату.

— Ерунда какая-то, — нахмурилась Венера Адамовна.

— А вот и нет! — возразил Брок с торжествующей улыбкой. — Вы не поверите, но отвертка чрезвычайно удобный инструмент для затыкания щелей ватой. Если, конечно, она не крестообразная.

— Вата?

— Отвертка. Вата подойдет любая. Годятся даже поролоновые полоски. Моя супруга, знаете ли, именно их и использует.

— Но для чего?!

— Чтобы не дуло, разумеется.

Венера Адамовна надолго замолчала. Молчали и Сашенька с Мироном. Впрочем, последний усиленно подмигивал Броку и делал странные жесты: вращал одним кулаком и стучал по груди другим. Сыщик не сразу, но догадался: «ассистент» предлагал свою помощь. Но Брок, отбросив этот вариант раз и навсегда, намеки Мирона проигнорировал.

А вот женская логика работала медленней. Что у потерпевшей, что у Сашеньки. Саша не выдержала первой:

— Поясни, папа, зачем гражданке Хренько, чтобы не дуло? У нее ведь, как я поняла, другие проблемы.

— Да, — благодарно посмотрела на Сашеньку дама.

— Так, — хлопнул по столу ладонью Брок. — Методы решения задачи нахожу я. Как именно я это делаю — коммерческая тайна. Если я буду всем рассказывать свои производственные секреты, сыщиков разведется как грязи.

— Но мы ведь одна команда! — обиженно воскликнула Саша.

— Мы — да, — прищурился Брок. — Но здесь не только мы, но и они.

Все сразу заозирались. На лицах присутствующих застыло выражение, будто бы срисованное с плаката военных времен «Не болтай!»

Брок поспешил воспользоваться этим. Для придания словам большей значимости он даже поднялся с кресла. Заложил правую ладонь за борт пиджака, левую же простер в сторону потерпевшей Хренько.

— Итак, — тоном, не терпящим возражений, начал вещать он. — Ваша проблема решаема. Мало того, она уже решена. Мною. Вам осталось лишь строго следовать моим рекомендациям — и в вашей личной жизни наступит полный покой.

Венера Адамовна побледнела.

— Я… не хочу полного покоя в личной жизни… — шепнула она деревянными губами.

— Как это? — подпрыгнул Брок. — Ах, ну да! Я неправильно выразился… — Он бросил взгляд на Сашеньку, поморщился и, аккуратно подбирая слова, пояснил: — Ваша личная жизнь будет такой, как вы того пожелаете. Никто и ничто вам мешать в этом больше не будет. Разумеется, если вы не станете выходить за рамки закона.

— Не стану, — поспешно сказала Хренько. — Наверное. Специально точно не стану. Разве что нечаянно получится…

— Ну, это уже будут ваши проблемы, — посуровел еще сильнее сыщик. — Мое дело предупредить.

— Да-да-да, — закивала дамочка. — Я все поняла. Жду ваших… э-ээ… рекомендаций.

— Записывайте, — сделал повелительный жест ладонью Брок.

— Я запомню.

— Если забудете — претензии не принимаются.

— Да-да-да, разумеется! — В голосе Венеры Адамовны слышалось жгучее нетерпение.

— Итак, первое. Вы должны мне… то есть, нашему агентству, шестьсот восемьдесят рублей. Вообще-то, по прейскуранту семьсот, но вам, в силу, так сказать, трагических обстоятельств, мы делаем скидку.

— Да вы что?! — подскочила потерпевшая. — Охренели?..

— Ну, не хотите скидку, пусть будет семьсот, — пожал плечами Брок.

— Да за что такая сумма?! Вы же ничегошеньки не сделали!

— Но-но-но! — погрозил сыщик пальцем. — Кто вам дал право делать столь оскорбительные выводы? Помните, как поется в песне? «Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…» Так вот, заметьте, на первый взгляд! А на самом деле — о-го-го!

— Семьсот рублей!.. — будто и не слышав, ни речи, ни пения Брока, всплеснула руками женщина.

— Шестьсот восемьдесят, — напомнил сыщик. А потом досадливо сморщился и махнул рукой: — А, черт с вами!.. Так и быть, понесу убытки. Шестьсот пятьдесят.

— Триста, — буркнула Хренько.

— Вам напомнить классиков? — поднял Брок одну бровь. — «Мне кажется, торг здесь неуместен».

— Идите вы знаете куда?..

— Но-но! Это не я. Это классика отечественной литературы.

— Это классический грабеж.

— Ну, если вас не устраивают наши расценки, посетите другое агентство.

— Другого нет.

— Вот видите! А вы говорите — грабеж. Да я, как монополист, мог бы диктовать любые цены. Допустим, те же семьсот, но не рублей.

И тут не выдержал молчавший до сих пор Мирон:

— А чего же, если не рублей, Олег Константинович?

— Долларов, например.

«Ассистент» захохотал вдруг столь неожиданно и громко, что дамы взвизгнули, а сыщик подпрыгнул.

— До… до… — между взрывами хохота пытался выговорить Мирон. — Долларов!.. Ой, ха-ха!.. Ой, уморили, Оле… Оле… Оле…

— Вы не на футболе, молодой человек! — от обиды перешел на «вы» сыщик.

— …г Константинович, — сумел наконец выговорить Мирон. — Простите… — Он утер слезы, отдышался и сказал: — Вы так остроумны, я даже не ожидал. Представляю, какие у нас в офисе станут красивые зеленые стены, если мы станем брать гонорар в до… до… долларах!.. — Он снова затрясся в хохоте, на сей раз, правда, недолгом.

— Это почему же? — поинтересовался насупленный Брок.

— А куда их еще девать, кроме как стены оклеивать?

— Он у вас что, ненормальный? — спросила у сыщика госпожа Хренько, впервые взглянув на Мирона с неприязнью.

Брок открыл уже рот, чтобы подтвердить опасения посетительницы, но вовремя вспомнил, что нанесет этим урон престижу фирмы. Поэтому сказал все же иное:

— Мой ассистент в полном порядке. Просто у нас столь большой наплыв клиентов, в том числе иностранных, которые расплачиваются валютой, что нам эту валюту, вы не поверите, уже некуда девать. — Хренько разинула рот, а сыщик поспешил закончить: — Поэтому давайте все же остановимся на рублях. Шестьсот — и точка.

— Вот, держите, — Венера Адамовна вынула из сумочки и протянула Броку пятисотрублевую купюру. — И держите крепче, пока я не передумала.

Сыщик сделал каменное лицо и даже отвернулся.

— Прошу освободить помещение и не отнимать более нашего времени.

— Тьфу, да подавитесь вы! — достала недостающую сотню дамочка.

— Александра, зачисли в приходную кассу, — велел Брок дочери. Сашенька взяла у женщины деньги и сунула в карман джинсов. Подошла затем к столу, села за компьютер и быстро распечатала ведомость, которую дала на подпись клиентке. Та расписалась, забрала выданную квитанцию и несколько смягчилась:

— Я уж думала, у вас тут все мимо кассы…

— Не надо нас обижать, — вздернул подбородок сыщик. — Мы солидная фирма, стоящая, между прочим, на страже закона.

— Ладно, простите, — буркнула Венера Адамовна. — Погорячилась я. Давайте перейдем к делу.

— Еще к одному? — удивился Брок.

— А разве это мы уже закончили? — помахала квитанцией Хренько. — Вот это, что ли, и есть результат?

— А это, вы знаете, философский вопрос, — вновь уселся в кресло и сцепил пальцы сыщик. — Как посмотреть. Для меня, если говорить откровенно, да.

— Но… — раскрыла рот Венера Адамовна.

— Но мы работаем не за страх, а за совесть! — торжественно и пафосно, словно диктор советских времен, продекламировал Брок. — А посему — записывайте дальше. На чем мы там остановились?.. Ага. Итак, второе. Сами, я чувствую, вы насчет отверток не очень… Может, у вас сосед мастеровитый имеется?

— Это еще зачем? — запунцовела Хренько и опустила глаза.

— Чтобы бра вашу разобрать. Или… бру?.. Даже, скорее, не всю… не все… не всего… короче, не столько бра, сколько ее… его… тьфу ты!.. выключатель данного осветительного прибора.

— Ах, в этом смысле! — обрадовалась Венера Адамовна. — Как же, как же, есть у меня такой сосед. Вовчик. Он-то мне эту… настенную лампу и подарил. И на стену повесил, и подключил — тоже он.

— Тогда тем более! — довольно потер Брок ладони. — В таком случае, удача сама прет к нам в руки. Так вот, попросите соседа, чтобы он разобрал выключатель и почистил контакты. Записали?

— Я запомнила.

— Отлично! Тогда третье. Пусть сосед собирает выключатель, а вы затыкайте в это время щели в окне ватой.

— Не получится, — сказала вдруг Сашенька.

— Почему? — удивился Брок.

— Отвертка будет занята.

— Ах, да. Ну, тогда подождите, пока сосед соберет выключатель, и заодно уж поэксплуатируйте его по полной программе. Пусть он потом освободившейся отверткой тщательно заткнет все щели в раме. Используя для этих целей вату, ветошь, поролон или иные подручные средства.

— А… зачем?

— Записали? — повысил голос сыщик.

— Я запомнила.

— Превосходно! А вот потом… — Брок вдруг смутился, бросил виноватый взгляд на дочь и, пошарив в карманах, протянул ей десять рублей. — Сашенька, золотко, набрось шубку, сходи, купи мне пирожок. Проголодался я что-то.

— Вот еще, — фыркнула Сашенька и кивнула на Мирона. — Пусть он сходит.

— Он — финансово неподотчетное лицо, — еще больше смутился сыщик. — Ну, ладно, не хочешь пирожок — надень тогда наушники, послушай музыку. Ты устала, небось, после экзамена, надо расслабиться.

— Папа! — мотнула светлой головкой Сашенька. Но перечить отцу все же не стала, прошла к столу, села и демонстративно неохотно, словно взваливала на плечи мешок с цементом, нацепила наушники.

Броку не видно было, включила ли Саша плеер, и на всякий случай он понизил голос:

— Так вот, теперь четвертое… Вы как к вашему соседу относитесь?..

— В каком смысле? — напряглась Хренько.

— В том самом, — зашептал сыщик, косясь на дочь. — Он вам нравится… как мужчина?

— А какое это имеет отношение к делу? — попыталась возмутиться Венера Адамовна, но Брок умоляюще замахал руками:

— Самое прямое, уверяю вас!

— Ну, я не знаю… — покраснела женщина. — Он, конечно, парень симпатичный, обаятельный даже… И мне, кстати, постоянно знаки внимания оказывает…

— Так это же просто замечательно! — подскочил сыщик.

— Но он так молод! — заломила руки дамочка. — Он моложе меня на десять лет!..

— Ну и что? Вы же сами говорили, что ваш муж был старше вас на восемнадцать.

— Когда старше мужчина — это нормально…

— Но вы так замечательно, так молодо выглядите, что моложе вас может показаться лишь школьник! — грубо польстил Брок, но Венера Адамовна на неуклюжую лесть клюнула:

— Вы думаете?.. Что, я и впрямь неплохо выгляжу?

— Вы просто обворожительны! Если бы я… — сыщик оглянулся на Сашеньку и уперся взглядом в красноречиво покачивающийся кулачок. — Впрочем, разговор не обо мне, а о вашем соседе. Так вот… — Брок вновь посмотрел на дочь, но уже грозным взглядом строгого начальника: — Александра, сделай музыку громче! — Снова повернулся к Хренько и закончил шепотом: — Так вот, не могли бы вы после проделанных мероприятий провести… э-э-э… экспертизу? Если можно так выразиться. Проверить, так сказать, результат.

— Это как? — выгнула неимоверной дугой брови женщина.

— Ну… вы же говорили, что ваш муж является, когда вы… так сказать… это самое…

— Когда я хочу отдаться мужчине?

Брок подпрыгнул, приложил палец к губам, закивал и замотал головой во все стороны одновременно, умудряясь при этом делать возмущенно-круглыми глаза и ими же непрестанно подмигивать:

— Тс-с-ссс!!! Да-да!.. Нет-нет!.. Да как же вы… Да что вы уж так-то?.. Так-то оно, конечно, но… Тс-ссс!.. Ну, нельзя же столь открыто, так сказать… Ну, в общем, да. — Он снова сел и устало отер лоб ладонью.

— И вы хотите, чтобы я соблазнила соседа? — словно не заметив обезьяньих ужимок сыщика, напрямик спросила Венера Адамовна.

Брок смирился с судьбой и так же откровенно и прямо ответил:

— Да.

— А если Сережа заявится снова?

— Тогда я верну вам деньги.

— Все?

— Плюс сотню сверху. За моральные издержки.

Госпожа Хренько раздумывала недолго.

— Хорошо. Я согласна.

— Но если вы перепутаете последовательность действий, претензии не принимаются! — поспешно заметил Брок.

— Что я вам, девочка, действия путать? — возмущенно фыркнула Венера Адамовна, поднялась с кресла, запахнула шубу и, не прощаясь, под звон колокольчика скрылась за дверью.

Глава 5 Мирон показывает странную заметку, Брок убеждает его податься в писатели, а в итоге Муза посещает его самого

На пару минут в офисе повисло непонятное молчание. То ли наговорились все за последние сорок минут до отвала, то ли вспоминали, на чем же прервала их беседу Венера Адамовна Хренько.

Уж кто-кто, а Мирон, видимо, точно об этом вспоминал. Вспомнить, может, и не вспомнил, но заговорил первым:

— Олег Константинович, вы что-то и впрямь, как мне думается, цену несусветную назначили. Не мое, конечно, дело, но…

— Вот именно, что не твое! — Брок будто бы даже обрадовался, что тишина нарушилась. — Ишь, думается ему!.. Есть чем думать-то?

— У меня высшее юридическое образование, — поправил очки Мирон. В голосе его сквозила неприкрытая обида.

— И что? Можно теперь грубить старшим?

— Я не грублю… — растерянно пробормотал парень.

— И пререкаться можно? И обвинять в алчности и прочих, не побоюсь этого слова, грехах?

— Да нет же! — умоляюще сцепил пальцы Мирон. — Но шестьсот рублей — это же… Это невообразимо дорого! Тем более, всего лишь за консультацию. Вы ведь обычно за такое раз в десять меньше берете. Ну, пусть сто рублей — это уж самый что ни на есть максимум…

— Что? — захлопал ресницами Брок. — Сто рублей?!.. — Сыщик начал возмущенно багроветь, но пришедшая вдруг в голову идея прервала этот процесс посередине, оставив на сыщицком лице легкий здоровый румянец. — Вы, стало быть, считаете, что сто рублей — достойная сумма за нашу, так сказать, работу? — неожиданно перешел он на «вы». — Что она не обесценивает наш труд, не унижает нас, как специалистов высокого уровня?..

— Ну конечно не унижает! — замахал руками Мирон. — Это ведь очень большие деньги.

— То есть, ты хочешь сказать, — вновь снизошел до «тыканья» Брок, — что для тебя, — выделил он голосом, — сто рублей — это много?

— Разумеется!

— Отлично, — потер сыщик ладони и обернулся к Сашеньке: — Александра, выдай из расходной кассы сто рублей молодому человеку. Расходник не оформляй, вычтешь потом у меня из зарплаты.

Саша достала из кармана джинсов сторублевку и протянула ее Мирону. От неожиданности тот взял купюру и заморгал, уставившись на Брока:

— Но… зачем?

— Я плачу тебе эти большие деньги, чтобы ты оставил нас в покое! — стукнул кулаком по столу сыщик. — Считай, что я дал тебе расчет.

— Я… уволен? — пролепетал Мирон.

— Если ты продолжаешь считать, что был когда-то принят сюда на работу, то да.

Юноша побледнел и медленно, будто сомнамбула, прошел к вешалке. Снял длинное, почти до пят, черное пальто, обмотал вокруг шеи длинный, черный же шарф и побрел к выходу.

Возле двери остановился, оглянулся назад. Бросил долгий, полный немого укора взгляд на Брока, с грустью и нежностью посмотрел на Сашеньку.

Девушка, не выдержав, шмыгнула носом. Сыщик демонстративно повернул голову к окну и стал что-то насвистывать.

— Не свистите, Олег Константинович, денег не будет, — глухо вымолвил Мирон, решительно распахнул дверь и под звон колокольчика скрылся за нею.

Брок облегченно выдохнул. А вот вдохнуть не успел. Колокольчик над дверью вновь испуганно звякнул, и в офис ворвался Мирон. Парня не было всего-то секунд десять-пятнадцать, но за это время с ним произошли разительные перемены. Во-первых, он был теперь не бледным, а красным. Во-вторых, он трясся так, будто не секунды, а часы провел на морозе. В-третьих, глаза парня стали занимать чуть ли не пол-лица, а очки и вовсе заползли на лоб.

В мучимых жестоким тремором пальцах Мирон держал полученное «выходное пособие», размахивая им, словно матрос семафорным флажком.

— Чт-то?.. — заклацал зубами парень. — Чт-то эт-то?..

— Ну-ууу, батенька, — жалостливо пробормотал Брок. — Да ты совсем плох. Я подозревал, конечно, но чтобы до такой степени!..

— Это деньги, Мирон, — испуганно вжалась в спинку стула Сашенька.

— Н-нет, вот эт-то что? — Мирону удалось наконец приунять трясучку, и он сумел ткнуть пальцем в центр купюры.

— Это Большой театр, молодой человек! — нахмурился сыщик. — Стыдно, знаете ли…

— Я знаю, что это Большой театр. — Мирон перестал вдруг трястись и спросил почти жалобно: — А где Государь?

— Кто? — дуэтом выдали отец с дочерью.

— Государь Император Всероссийский, — не без торжественности в голосе произнес парень. — Его Величество Николай Третий.

— Ах, император? — переспросил Брок, жестами показывая Сашеньке: звони, мол, скорей, куда следует. — Николай Третий, вы говорите? Ну как же, как же! Конечно, любезный, как я вас понимаю! Второй был, а третьего — хоп! — и нету. Непорядок. Безобразие просто! Сейчас разберемся, ты только не волнуйся, Мироша. Присядь вон пока. Видишь, Сашенька уже звонит.

— К-куда? — вновь затрясся парень. Не столь сильно, как до этого, но все-таки ощутимо.

— Как это куда? Насчет императора осведомиться. Где, дескать, лежит у вас… то есть, где он, куда подевался дорогой наш Государь?

— Не ерничайте! — взвизгнул вдруг Мирон. — Государь — это свято! Неужели вы и впрямь предали Россию?..

Теперь уже и сам Брок схватился за телефон. Но услышав, что Сашенька уже говорит в трубку что-то насчет императора, звонить передумал. Да и из Мирона словно разом выпустили воздух. Он сник, опустил голову. Руки его плетьми повисли вдоль тела. Из разжавшихся пальцев вылетела и желтым осенним листком опустилась на серый ковролин злосчастная купюра.

— Папа, — громко зашептала Саша. — Они говорят, что императоров им больше не надо. Перебор уже.

Мирона от слов Сашеньки тряхнуло так, словно в него попала молния. Но уже в следующее мгновение он вновь будто бы выпал из жизни.

— Так это ж не он император! — зашептал в ответ сыщик, косясь на впавшего в прострацию Мирона. — Скажи, что наш-то как раз и мечтает на Государя Императора взглянуть.

— Я его уже видел, — глухо, без интонаций, проговорил вдруг Мирон, не поднимая головы. — На церемонии награждения покорителей Марса. Меня сам Максим Вотчицев пригласил. То есть, вас. А вы меня с собой взяли.

— Ага, — хлопнул челюстью Брок. — Как же, как же. Коне-е-ечно! Разуме-е-еется! Типичный, знаешь ли, случай. Покорители Марса нас с тобой систематически приглашают. То туда, то, как говорится, сюда.

— Олег Константинович, не надо издеваться, — по-прежнему глухо, но очень внятно попросил Мирон. — Я понял уже, что происходит нечто странное. Случилось какое-то чудо… По-моему, я даже догадываюсь, кто его сотворил.

— Чудес не бывает! — строго отчеканил сыщик. — А вот умственные расстройства случаются. Ничего, Мирон, ты молодой — может, еще и вылечат. Медицина, знаешь ли, идет вперед семимильными шагами. Не надо отчаиваться.

— Вы думаете, я сумасшедший? — вздернул голову парень. — И вы, Саша, так полагаете? Я слышал, что вы говорили по телефону… — Сашенька смущенно потупилась, а Мирон полез в потайной карман пальто и вынул небольшую книжицу в темной обложке. Он раскрыл ее и достал сложенный вчетверо газетный листок. Подошел к Сашиному столу и протянул его девушке: — Вот, читайте.

Сашенька развернула лист, оказавшийся газетной вырезкой. Девушка похлопала глазами, прочитала название заметки и сказала вдруг таким голосом, что по спине Брока пробежали не мурашки даже, а целая стая термитов:

— Папа. Иди сюда. Сюда иди. Па-па…

Сыщик, уронив кресло, метнулся к дочери. Та дрожащим пальчиком ткнула в газетный листок. Броку от волнения не сразу удалось сфокусировать взгляд. А когда удалось, он увидел курсивом набранный текст, а под ним — большую фотографию. Она-то и привлекла в первую очередь внимание сыщика. Газетное качество снимка оставляло, конечно, желать лучшего. Тем не менее, Брок вполне смог разглядеть, как высокий, статный мужчина в военной форме незнакомого фасона, украшенной всевозможными лентами, позументами и прочими «финтифлюшками», навешивает прикрепленный к вычурной цепи орденский знак с Андреевским крестом на фоне двуглавого орла на шею человека, одетого в похожий на военно-морской парадный китель, на котором сияла уже восьмиконечная звезда.

Сыщик растерянно хмыкнул и принялся читать заметку.

«ИМПЕРАТОР НАГРАДИЛ ЭКИПАЖ „ИМПЕРАТОРА“

Санкт-Петербург, 15 мая. Сегодня в Тронном Зале Зимнего Дворца Государь Император Всероссийский Его Величество Николай III произвели награждение героического экипажа космического корабля „Император“, впервые в истории Человечества совершившего пилотируемый полет на планету Марс.

Его Императорское Величество пожаловали за беспримерный подвиг, проявленный героизм во имя Бога, Царя и Отечества высшую награду России — орден Святого Апостола Андрея Первозванного командиру корабля „Император“, капитану I ранга Императорского Космического Флота Вотчицеву Максиму Андреевичу.

Орденами Святого Равноапостольского Князя Владимира I степени Его Императорским Величеством были пожалованы все прочие герои-звездопроходцы: капитан II ранга Вороненко Сергей Валентинович, капитан III ранга Ярчук Олег Борисович, капитан-лейтенант Чеботарев Михаил Кириллович.

Командир славного „Императора“ Максим Андреевич Вотчицев в ответном благодарственном слове сказал:

„Великая Россия доверила нам стать ее первыми представителями на далекой Красной Планете. Мы с честью оправдали это доверие, выйдя победителями из смертельно опасного поединка с Космосом и укрепив еще более величие Империи. Иначе не могло и быть: ведь наш могучий корабль нес на своем борту славное имя — „Император“. Государь Император отметили наш поступок высочайшими наградами. Я с гордостью и трепетом ощущаю на своей груди благородную тяжесть почетнейшего ордена! Но это не только моя награда — это награда всех тех, кто сделал наш поход реальностью. Девиз ордена — „За веру и верность“ — относится ко всем, взметнувшим величие России до самых звезд. Святой Апостол Андрей Первозванный всю жизнь провел в странствиях, его считают покровителем мореплавателей. Теперь он стал и покровителем странствующих по звездным морям!

Слава Великой России! Боже, Царя храни!“»

Дочитав до конца, Брок немедленно вернулся к началу. Перечитал текст еще раз, внимательно и вдумчиво. Не поверив глазам и на сей раз, предпринял третью попытку. Она привела к тому же результату.

Сыщик зажмурился и простонал:

— Саша, доченька, ты видишь то же самое?..

— Я пока ничего не вижу, — буркнула Сашенька, — ты рукой трясешь, мне не прочитать.

— На, — протянул листок сыщик. Наугад, поскольку глаза он так и не раскрыл. Саша перехватила заметку и принялась читать.

Поначалу на губах ее играла ухмылка. Но совсем недолго. Вскоре ее сменила гримаска удивления, а потом рот девушки и вовсе раскрылся, а брови поползли на лоб. Впрочем, Сашенька быстро опомнилась и замотала головой так быстро, что взметнувшиеся белые волосы превратились в светящийся нимб.

— Чушь, — сказала наконец Саша. — Бред. Дурацкая шутка.

— Да? — открыл глаза Брок и с надеждой уставился на дочь. — Ты так думаешь?

— А что тут думать? — фыркнула Сашенька. — Ты что, веришь во все это? А как же твое кредо? Кто из нас не верит в чудеса?

— Я не верю, — не очень убедительно вымолвил сыщик. — Но ведь газета же… Печатный, так сказать, орган…

— Папа, ты будто вчера родился! — захлопала длинными ресницами Саша. — В тебе так сильна вера в печатное слово? Ты никогда не слышал о желтой прессе?

— Это не желтая пресса! — воскликнул молчавший до сих пор Мирон. — Это «Имперский вестник»!

— Помолчи, а? — метнула Саша на парня синие молнии. — Вестник-кудесник!.. Думаешь, только ты знаком с «Пейджмейкером» и «Фотошопом»?

— Мне незнакомы эти господа… — растерянно промямлил Мирон.

— Остряк, — презрительно фыркнула Сашенька. — Сдохну сейчас, ухохотавшись! — И вновь посмотрела на отца: — Ну, папа, ты еще не понял? Это же банальная туфта.

— Не знаю… — Брок забрал у дочери листок и принялся вертеть его перед глазами, даже понюхал. — Все-таки как-то, похоже, знаешь ли, на газету.

— Ну, допустим, это и правда газета, — кивнула Саша. — Но я ж тебе говорю: сейчас от этих газет проку совсем никакого. Читать их, чтобы получить информацию, просто-напросто глупо.

— А… для чего же их тогда читать? — удивился Брок.

— Ну, не знаю, — пожала плечами Сашенька. — Чтобы время убить, например. А тебе, как фантасту, из них хорошо сюжеты черпать. Если хочешь, я сейчас сбегаю к газетному киоску и принесу тебе целую подборку статей на любой вкус: про полеты на Марс землян, про залеты землянок от марсиан…

— Стоп! — очнулся сыщик. — Не надо ничего приносить! — Он вновь посмотрел на заметку и с непонятной грустью сказал: — Значит, никто не летал на Марс?

— Не летал, папа! И Государь Император за это никого не награждал, поверь мне.

— Награждал! — встрепенулся Мирон. — Там правда изложена, я сам присутствовал на церемонии! Мы с Олегом Константиновичем вместе в Петербург ездили!.. — Парень споткнулся вдруг и закончил едва слышно: — Только, похоже, с другим…

— Так-так-так-тааак! — молниеносно развернулся к парню Брок. — Это с каким же другим? Уж не хочешь ли ты сказать…

— Хочу, — перебил Мирон Брока. — Вы — из другого измерения!.. — выпалил он и сам испугался.

— Я? — ткнул пальцем в грудь сыщик.

— Вы.

— Ага… А она? — кивнул Брок на Сашеньку.

— Тоже.

— То есть мы с Александрой забрались в твое измерение и морочим тебе голову, ты хочешь сказать?

— Ну-у… не морочите, — стушевался Мирон. — Может, вы случайно провалились…

— Никуда я не проваливалась! — вспыхнула Сашенька.

— Погоди, дочурка, — замахал руками сыщик. — Мне жутко интересно послушать молодого человека. Это же готовый сюжет для рассказа!

— Это готовый диагноз для психбольницы, — буркнула девушка.

— Ну, и это тоже, — согласился Брок. — Только чуть позже… Расскажи, Мирон, не стесняйся, откуда мы с дочкой провалились.

Парень пропустил мимо ушей замечание о психушке и стал воодушевленно рассказывать:

— Понимаете, есть такая теория, что на самом деле Вселенная многомерна. Существует множество миров, расположенных в одном объеме, но сдвинутых относительно друг друга по неким координатам верхнего порядка… Впрочем, в математике я не силен и представить это не могу. Да и не надо, наверное?.. — глянул он на Брока.

— Конечно, конечно, — махнул рукой сыщик. — Чего там представлять? Многомерная Вселенная, эка невидаль! Типичный, знаешь ли, случай. Ты о сути давай.

— А суть в том, что раз Вселенных много, то и планет под названием Земля — великое множество. Может быть даже — бесконечное… И все они — в одном месте! Только не могут взаимодействовать друг с другом. Но иногда случаются… пробои, что ли… Я не знаю. Как-то параллельные миры, видимо, соприкасаются. В некоторых точках. Может, временно, а может быть — это их естественная особенность. И в таких точках можно попасть из одного мира в другой. Вот вы и… попали.

— Но это все теория, молодой человек! — начал сердиться Брок. — Даже не теория, а болтология. Читал я про такие гипотезы. Ну и что? Я и не такое придумать могу. А доказательства где? Факты? Я в чудеса, знаешь ли, не верю. Сказки это все!

— Так вот же доказательства! — кивнул Мирон на заметку, которую Сашенька до сих пор вертела в руках. — И… вот, — нагнулся он и подобрал сторублевку.

— Да, это неопровержимые доказательства существования параллельных миров! — нарочито серьезно произнес сыщик. — Поехали скорее в Москву, в Академию наук! Может, нобелевку дадут.

— Академия наук в столице… В Санкт-Петербурге, — растерянно заморгал Мирон.

— Да что ты говоришь? И столица у нас в Петербурге?

— Конечно… А… где?

— Я всегда считал, что в Урюпинске.

— Нет…

— Ладно, хватит! — шлепнул ладонью по столу сыщик. — Даже придумать ничего оригинального ты не можешь. Не знаю, что с тобой и делать. В психушку жалко сдавать… И не сдавать — опасно. И все-таки не стану. Иди-ка ты, парень, домой. И поменьше фантастики читай и смотри. Я, конечно, и сам любитель, но всему же есть разумный предел, знаешь ли…

— Я вообще не читаю фантастику, — тихо сказал Мирон. — Некогда мне ерундой заниматься.

— А вот это ты зря! — вскинулся Брок. — Фантастика — это о-го-го!.. Это, знаешь ли, такой серьезный жанр! Я вот и сам, ты не поверишь, грешу, рассказики пописываю. Поэтому и в тебе сразу эту жилку заметил! Тебе-то, Мироша, как раз и надо фантастику писать, а не в голове все эти бредни разводить. Выплеснешь на бумагу свои фантазии — сразу полегчает! И я тебе так скажу, как графоман со стажем начинающему…

— Я ничего не собираюсь писать! — сдвинул брови Мирон.

— Ты погоди, послушай! — завелся сыщик. Подскочил даже к парню, схватил того за рукав. — Не хочешь — не пиши, конечно. Но ты только попробуй!.. История твоя хорошая, интересная. Только подсказать тебе хочу: неувязочка у тебя, видишь ли… — Брок хитровато прищурился.

— Я тоже заметила, — поддакнула Сашенька.

— Ну-ка, ну-ка!.. — заинтересовался сыщик, а Мирон еще сильнее насупился.

— Он ведь, Мирончик наш, вот этому всему тоже удивился, — повела вокруг рукой Саша. — Значит, это не мы, а он сам к нам провалился.

— Молодчина, доченька! — зааплодировал Брок. — Чувствуется сыщицкая наблюдательность и, так сказать, железная логика.

— А ведь верно… — прошептал Мирон и затряс головой в отчаянии. — Как же я сразу!.. Что ж теперь делать?..

— Могу дать совет, — положил сыщик на плечо парню ладонь. — Отправляйся домой, хорошенько отдохни, а потом все-таки сядь — и запиши все на бумагу. Или в компьютер вбей. Сейчас, кстати, конкурс в интернете идет, фантастического рассказа, «Склеенные ласты» называется. Могу адресок дать. Правда, на сей раз задание — сказку написать. Но сказки ведь не только детские бывают, знаешь ли… Вот и напиши, как Иван, скажем, дурак, в параллельный мир провалился. Невесту, например, искал — и тю-тю!..

— Почему дурак? — нахмурился Мирон. — Это вы на меня намекаете?

— Да почему на тебя-то?! Это ж типичный сказочный герой — Иван-дурак.

— Мирон — не дурак, — сказала Сашенька.

— Да не говорил я такого про Мирона! — рассердился Брок. — Как хотите, пусть будет Иван-недурак!..

— Не стану я писать никаких сказок, — буркнул парень.

— Ну, не станешь — и не надо, — легко согласился сыщик и о чем-то надолго задумался. А потом пробубнил под нос: — Иван-недурак… За невестой в параллельный мир… Интересненькая идейка!.. — Вскинул голову, заинтересованно переспросил: — Точно не будешь писать?

— Точно. И не уговаривайте!

— Да я, знаешь ли, и не собираюсь… Так-так-так-тааак! — потер Брок ладони. — А вот я, кажется, буду. Сюжетец уже созрел, знаете ли… — И сыщик быстро направился к рабочему столу. Сел за компьютер, придвинул клавиатуру, стремительно на ней заклацал.

— Папа! — позвала Сашенька.

— Не мешай, — дернул плечом сыщик.

— Папа, а как же он? Мирон?

— Паразитная рифма это очень пло-о-охо! — промурлыкал сыщик, не отрываясь от клавиатуры. — «Он» — «Мирон». Не есть хорошо. Срежут баллы!..

— Кто? Кому? — оторопела Саша. Судя по всему, Мирону тоже стало интересно, он подошел поближе.

— Тебе. Эти самые… Так называемые члены жюри. Они же участники. Вы не поверите, но на «Склеенных ластах» все писатели и есть читатели. Ха-ха!.. Они же друг друга и судят. В этом-то, должен сознаться, и весь интерес. — Брок проговорил все это, не переставая лихорадочно колотить по клавишам. Его, что называется, посетила Муза.

Сашенька хотела возмутиться, но неожиданно передумала. Да, собственно, она и знала прекрасно, что увлеченный творчеством отец — все равно что глухарь на току.

И девушка решила этим воспользоваться.

— Так что, Мирону можно уходить домой? — притворно-равнодушным тоном спросила она у Брока.

— Да-да, можно уходить, — рассеянно ответил сыщик. — Пусть зайдет в следующую… э-ээ… пятницу. К тому времени мы постараемся найти его невесту…

Мирон дернулся, заморгал и набрал в грудь воздуха для возражений, но Сашенька шикнула на него и приложила палец к губам, а потом вновь обратилась к отцу:

— Я провожу его до дома, возьму фото невесты, хорошо?

— Обязательно проводи! — радостно откликнулся сыщик. — И не торопись, внима-а-ааа-тельно фото разглядывай. Ни один прыщик не пропусти.

— Пошли, — шепнула Мирону девушка и поспешила к двери, на ходу надевая свою беленькую шубку, — пока он не очнулся!..

Парень совсем обалдел от всего свалившегося на него, а потому не захотел уже ни возражать, ни спорить. Да и было ли против чего возражать? В конце концов, общество Сашеньки ему определенно нравилось. И сама она — тоже.

Глава 6 Саша знакомится с домом Мирона, который вовсе не его, потому что здесь, а не там

Солнце уже спряталось за крыши домов, но было еще довольно светло. Легкий мороз украсил Сашины щеки нежным румянцем. А может быть, и присутствие рядом Мирона, с которым девушка впервые оказалась наедине, сыграло в цвете щек определенную роль. Впрочем, то, что парень находился с ней рядом, можно было утверждать с большой натяжкой — Сашенька быстро вышагивала впереди Мирона, и тому постоянно приходилось ее догонять.

Наконец он не выдержал, забежал вперед и спросил:

— А кудамы так торопимся?

Саша внезапно остановилась и ехидно прищурилась:

— К тебе домой, за фотками невесты. Ты разве не слышал, что я сказала папе?

— А он… правда твой папа?

Сашенька фыркнула:

— А ты правда с другой планеты?

— Да. То есть, нет!.. С этой же, но… из другого измерения…

— Слушай, ты, графоман-недоучка! Это ты папе можешь голову дурить насчет параллельных миров, он фантастику любит и даже сам пишет. А если со мной будешь свои игры продолжать, то быстро доиграешься. Я тебя сама пошлю тогда в такой мир, куда ты очень долго идти будешь! И ко мне больше на километр не подойдешь. Понял?

— Понял… — опустил Мирон голову. — Но как же тогда быть?..

— А не врать, вот и все. Я сочинителей, кроме писателей и прочих драматургов, на дух не переношу. Вот сразу возникает антипатия — и все. Вплоть до отвращения. Так что учти, если тебе мое общество не надоело еще.

— Не надоело, — еще ниже склонил парень голову. А потом резко поднял и посмотрел прямо в глаза девушке: — Но я и сам врунов не перевариваю. И не вру никогда. Ну… почти никогда. Если уж совсем обстоятельства прижмут, или нечаянно.

Сашенька хмыкнула.

— Сейчас на нечаянно не похоже было. Какие же обстоятельства тебя на этот раз побудили наврать нам с папой три короба?

— Я не врал, — мужественно выдавил Мирон, не отводя взгляда от Сашиных глаз.

— Ну, как хочешь, — с явным сожалением вздохнула девушка. — Пока. И не вздумай за мной идти. — Она повернулась и стремительно зашагала в обратную сторону.

— Постой! — крикнул ей в спину Мирон. — Мой дом недалеко уже. Давай дойдем, и ты сама увидишь!

Сашенька сделала по инерции еще пару шагов и остановилась. Повернула лишь голову:

— Что увижу? Портал в иное измерение?

— Ну-у… Не знаю, — стушевался парень. — Я как-то не подумал, что именно… Но что-то ведь увидишь…

Сашу разобрал смех. И она поняла вдруг, что не хочет никуда уходить от этого смешного, нескладного очкарика. Пусть он и врун, каких свет не видывал, но какое-то у него вранье получалось нелепое, бессмысленное, не корысти ради. Скорее, и правда нечто сродни писательским фантазиям. Или шизофреническому бреду… Но на психа Мирон все же не походил. А может… Девушка ахнула вдруг и зажала рот ладонью, озаренная страшной догадкой. Уж не наркоман ли этот симпатичный правдолюбец?.. Вот ведь какое объяснение-то может всему его поведению оказаться! А она-то, дура, поперлась с ним… Но нет, не может быть такого! Какой же он наркоман? Вон, глаза-то какие детские под очками — наивные, чистые. И обиженные. Заплачет ведь сейчас.

Сашенька вернулась к Мирону. Ей захотелось вдруг близко увидеть эти растерянные, хлопающие пушистыми, как у девушки, ресницами, красивые серые глаза. Не совсем, оказывается, серые — в темных крапинах. Красивые, да…

И все же она спросила, постаравшись, чтобы вопрос прозвучал шутливо:

— Мироша, ты наркоша?

— Это как? — дернул бровями парень.

— Ну, наркотиками не балуешься, часом? Параллельные миры, иные измерения… Они ведь и впрямь существуют. И попасть туда — проще некуда: всего один укольчик. Или таблеточку проглотить. Покурить, опять же, можно…

— Я не понимаю, о чем ты… — нахмурился Мирон. — Если это шутка, то очень плохая. Не говори этого больше никогда. Или я сам тогда… уйду сейчас. И все.

— Что все? — удивилась Саша. — Я тебе так сильно не нравлюсь?..

Мирон ощутимо вздрогнул. Снял очки и принялся их усиленно тереть пальцами в вязаных перчатках. И опять наклонил голову, но теперь — чтобы скрыть краску смущения. Но все-таки произнес, хоть и очень тихо:

— Ты мне очень нравишься. Только есть такие вещи… о которых нельзя вот так… Тем более тому… тому…

— Ну, что ты заладил: «Тому, тому»!.. — вспыхнула Сашенька. — Пошутить нельзя?

— Такими вещами не шутят.

— Ой, да ладно. Не буду, раз уж ты такой щепетильный. Ты мне лучше скажи, что я там у тебя дома увижу? Только предупреждаю еще раз: начнешь насчет иных измерений — уйду уже окончательно.

— Да не знаю я, что!.. — замахал руками Мирон. — И вообще… — Парень замер вдруг с раскрытым ртом.

— Что еще? — нахмурилась Саша. — Очередная Муза посетила? Опять начнешь сочинять? Я предупре…

— Погоди! — вытянул растопыренную ладонь Мирон. Недавний румянец на его лице сменился бледностью. Парень уронил руку и пробормотал: — Ничего ты у меня дома не увидишь. Ты самого дома не увидишь скорее всего.

— Опять?! — вскинулась Сашенька. И сделала движение, будто собралась поворачиваться.

— Погоди, — повторил Мирон, но уже так тихо, что девушка еле услышала. — Не бросай меня тут…

Парень поднял вдруг голову и огляделся. Судя по тому, как менялось выражения лица, он вообще впервые увидел, где находится. Впрочем, солнце уже село, на город опустился густой сумрак, и в свете зажегшихся фонарей ничего особенного, кроме фасадов зданий, проносящихся по проспекту автомобилей, да редких прохожих, рассмотреть было нельзя. Но, похоже, Мирону и этого оказалось достаточно.

— Другое… Все другое… — прошептал он. — Как же я днем всего не заметил?.. Ведь другое же все… — Вспомнив о Сашином «последнем китайском предупреждении», Мирон зажал рот ладошкой.

— Ладно уж, — буркнула та, видя, что парень нешуточно переменился в лице. — Что «другое»?..

— Автомобили, дома… Есть похожие, но в основном… Правда, вот это здание я узнаю, — показал он на трехэтажный дом по другую сторону улицы, девятнадцатого еще, пожалуй, века. — И вот это… Вроде бы… Цвет только другой. И вывеска. У нас в нем магазин. А тут… по-английски почему-то…

— Так это магазин и есть, — сказала Саша. — А по-английски… Ну, для понта это. Так красивей многим кажется. Привлекательней.

— Привлекательней русского? Да что у вас тут творится?!

— Ты опять? — нахмурилась Сашенька.

— Молчу, молчу!.. — испугался Мирон. — Ты ведь сама спросила…

— Спросила, на свою голову… Мало ли что «другое»! Может, ты из другого города просто, вот и другое. Сколько случаев, когда люди память теряют. Очнутся в другом городе — и ничего не помнят. Я и подумала: вдруг и ты так. Может, правда? — В глазах девушки вспыхнула надежда. — Мало ли похожих зданий в городах…

— Да отсюда я, — поморщился Мирон. Он и опасался говорить с Сашей на «запретную» тему, и удержаться никак не мог. Поэтому закончил чуть ли не шепотом: — Я точно из этого города. — А потом он все же сказал чуть громче: — И ладно бы только здания, они и впрямь могут быть похожими в разных городах, но автомобили!..

— А чем тебе не нравятся автомобили? Вон, какие красивые тачки!

— Они все прилизанные какие-то. Словно не русские.

— Так половина, если не больше, и так не русские.

— А какие же?..

— Всякие. Японские, немецкие, американские…

— Но почему?! — Мирон замер на месте, задыхаясь от недоуменного возмущения.

— Да потому что они лучше! — затрясла кулачками Сашенька. — И не придуряйся, умоляю тебя! Никогда не поверю, чтобы даже в параллельном мире «Жигули» были круче «Мерседеса»!

— «Жигули» я не знаю, что такое. А вот «Князь Владимир», например, во много раз лучше «Мерседеса». Да и «Рубеж» тоже. Правда, «Рубеж» другого класса…

— Погоди, какой «Князь Владимир»? — скривилась в ухмылке девушка. — «Москвич», что ли, недоделанный?..

— Да ты что? — Матвей замахал руками, словно мельница крыльями. Судя по всему, автомобильная тема была ему очень близка. — О «Москвиче» я вообще не говорю. Это же авто представительского класса! На нем сам Великий князь ездит! Такой машине твой «Мерседес» в подметки не годится!.. А уж американские автомобили — это же смех один! У нас все слизано. И про японские — не надо меня смешить! Какие еще автомобили в Японии? Они и велосипеды-то в Китае покупают.

— Ну, все! — притопнула Сашенька и сунула в бока руки. — Если раньше ты просто врал, то теперь — заврался окончательно! Такие фантазии папа даже в рассказы свои постеснялся бы вставить. Все, прощай. И теперь уже навсегда!

Девушка опять стала разворачиваться, но краем глаза успела заметить, что Мирон на нее не смотрит. И даже не отреагировал на ее замечание… Саша решила погодить с окончательным уходом. Хотя бы до выяснения странного поведения юноши.

Юноша же глядел, не отрываясь, на небольшой двухэтажный — и двухподъездный — домик. Совсем неказистый и старый, скорее всего еще дореволюционной постройки, притулившийся в конце узкого переулка, до которого они как раз успели дойти.

— Чего еще? — пробурчала Сашенька. — Императорский дворец узрел?

— Нет, — сухо ответил Мирон. — Это мой дом. Он здесь есть.

— Прекрасно! Наконец-то хоть что-то у тебя сошлось. Может, на поправку пошел? Или врать устал?

— Я не врал, — рассеянно прокомментировал слова девушки Мирон. — И не болел. А это на самом деле мой дом. Но…

— Что еще?

— Давай подойдем ближе…

— Пошли. Но давай уж и правда без фокусов, а? Я на самом деле устала. Может, тебе и кажется, что так ты выглядишь оригинально и от этого больше нравишься девушкам, но поверь, что это не так. Перебор — он во всем вреден.

Саша продолжала читать Мирону мораль о вреде излишнего оригинальничания, на что в ответ не услышала ни реплики, пока они не подошли к самому дому. Вблизи тот оказался еще более убогим, чем издали. Да и то его спасало отсутствие в непосредственной близости фонарного столба. Точнее, сам-то столб имелся, но лампочка в нем не горела.

— Да уж, — сморщила носик Саша. — И тут ты живешь?

— Да, — скупо обронил Мирон. — Снимаю комнату.

— А почему не с родителями? Свободы захотел? Девушек водить сподручней? — Последний вопрос вылетел словно бы сам по себе, да еще и задала его Сашенька неожиданно дрогнувшим голосом, что ее ужасно разозлило. Но Мирон не обратил на это внимания. И ответил вовсе не то, что она ожидала услышать.

— У меня нет родителей. Они погибли, когда я был маленьким.

— Как погибли?.. — ахнула Саша, ругая себя что есть силы за бестактность. — Ты прости, я не знала…

— Да что уж там! Восемнадцать лет прошло. Но я их хорошо помню. Мы в машине ехали, когда… В общем, я вот жив остался, а папа с мамой…

— Прости-прости! — неожиданно прижалась к Мирону Сашенька, обняла его, но тут же, спохватившись, отпрянула. На глазах ее блестели слезы.

Мирон замер, боясь пошевелиться. Все мысли разом повылетали у него из головы. Единственное, что ему хотелось сейчас, чтобы Саша снова обняла его и не расцепляла руки подольше.

Сашенька же, устыдившись спонтанного проявления чувств, сухо, грубовато даже, бросила:

— Ну, все. Проводила тебя, дальше сам. До дверей и без меня дойдешь. Пока. Звони, если что.

Однако Мирон не двинулся с места. Он смотрел на Сашеньку таким взглядом, как смотрят взрослые на несмышленого ребенка — с укоризной, но в то же время с умилением.

— Что опять не так? — насупилась девушка.

— Куда же я пойду?

— Домой. Это ведь твой дом?

— Мой. Только он здесь.

— Разве это плохо? Поскольку дом здесь, то в него осталось только зайти. — Сашенька тоже перешла на тон воспитательницы детского сада.

— Это ничего не даст, — покачал головой Мирон. — Я ведь зайду в дом здесь, а не там…

— Где там?

— Не могу сказать… Ты не разрешаешь. Но ты ведь поняла?

— Ага, опять параллельные миры и перпендикулярные измерения?

— Ну да…

— Вот что. Ты один живешь?

— Нет, я ведь говорил: я снимаю комнату. У бабушки одной, — сказал Мирон. И на всякий случай уточнил: — Старенькой.

— То есть, ей уже за двадцать? — невольно вырвалось у Саши.

— Думаю, что за все восемьдесят, — улыбнулся парень.

— Ладно. Стой пока здесь, — сказала Сашенька. — Я сама сейчас проверю. Какой номер квартиры?

— Шестнадцать. На втором этаже самая крайняя. Только давай все же вместе пойдем!

— Я сказала: стоять! — сверкнула глазами девушка. Но тут же добавила совсем другим тоном, спокойно, даже ласково: — И ждать меня.

— Я готов ждать тебя, сколько… — начал было Мирон, но Саша уже скрылась за облупленной дверью подъезда.

Быстро взлетев на второй этаж, Сашенька остановилась возле крайней двери. Подняла руку с выставленным пальчиком, но так и не смогла обнаружить то, к чему хотела этот пальчик приложить. Звонка не было. Отсутствовала, впрочем, и табличка с номером квартиры, так что девушка слегка засомневалась, к нужной ли двери она подошла. К тому же, та была настолько неопрятной — в драных клочьях грязного дерматина, в отвратительных бурых пятнах, — что вызывало сомнение, живет ли кто вообще за этой дверью.

Саша отступила на пару шагов и осмотрела соседние двери. Они тоже не выглядели новыми, но все-таки отвращения не вызывали. Да и номера были на месте: «13», «14» и «15». Так что, как ни крути, а попадать следовало именно за непронумерованную дверь. Сашенька снова подошла к ней и замерла в нерешительности. Теперь она услышала доносившиеся из квартиры голоса, так что сомнения в ее обитаемости рассеялись. Это уже было что-то. Но главная задача — дать людям в квартире знать о себе — решения пока не находила. Поскольку звонком и не пахло (некий запах, и вполне отчетливый, от двери все-таки шел, но девушка побоялась его с чем-либо ассоциировать), оставалось только стучать. Но касаться рукой этого непотребства показалось Саше делом немыслимым. И хоть была она девушкой воспитанной и прекрасно знала, что так делать нельзя, но все же почти с чистой совестью (как минимум, по сравнению с остатками дерматина) повернулась спиной к двери и постучалась в нее каблуком.

Голоса поутихли. Но тут же стали еще громче. А открывать дверь, похоже, никто и не собирался. Пришлось постучаться еще, теперь уже совсем не стесняясь и не сдерживаясь. Оказалось, что пренебрежение стыдом приносит вполне реальные плоды: за дверью послышались шаги. Затем щелкнул замок, дверь открылась, и Саша увидела… Нет, она далеко не сразу поняла, кто же стоял перед ней на пороге. И причин тому было несколько.

Во-первых, на Сашеньку пахнуло непередаваемым букетом запахов. Да таких, что девушке с трудом удалось сдержать рвотные позывы. Пахло пригорелой, а также протухшей, прокисшей и прочей не пригодной в пищу едой. С ужасом Саша поняла, что пахло также и тем, во что еда превращается в процессе переработки (а также и недоработки) человеческим организмом. Прочие ароматы, такие как застарелые запахи пота, табачного дыма, водочного перегара, — казались на фоне прочего чуть ли не ароматизаторами.

Во-вторых, в прихожей квартиры было темно.

В-третьих, тот, или скорее то, что стояло, покачиваясь, перед девушкой, было существом без пола и возраста.

То есть, ожидала-то Саша увидеть древнюю старушенцию, а потому и приняла сначала открывшего дверь человека за старую женщину, но сомнения тут же захлестнули взбунтовавшее сознание. Сначала оно споткнулось о предполагаемый возраст. Ведь человек, которому за восемьдесят, в любом случае должен иметь морщины и седые волосы. И если волосы еще можно перекрасить (если осталось что), хотя и вряд ли в таком возрасте этим заморачиваются, то морщины скрыть гораздо сложнее (сомнительно, чтобы обитатель подобной квартиры имел средства на пластическую операцию). Так вот, морщин-то как раз у открывшего дверь существа не было. Впрочем, возможно потому, что лицо у него представляло собой вздутый синяк, откуда поблескивала щелочка глаза. Волосы теоретически могли оказаться и седыми, но были настолько грязными, сальными и слипшимися, что истинный их цвет определить в настоящий момент не имелось возможности.

Пол существа разум также не смог определить. Единственным отличительным половым признаком оказалась юбка. Но она была настолько грязной, мятой и драной, что и юбкой-то ее называть не поворачивался язык.

К отвисшей нижней губе человекоподобного нечто прилип папиросный окурок. Это оказалось единственным, на чем Саша смогла остановить взгляд дольше двух секунд, без того, чтобы не украсить дверной дерматин новыми цветными разводами, а прихожую — дополнительными запахами.

Впрочем, и на хабарик ей долго полюбоваться не дали.

— Чего тебе? — сплюнув папиросные останки прямо под ноги Сашеньке, спросило существо. Судя по голосу, оно, скорее всего, принадлежало когда-то к прекрасной половине человечества.

— Ми… рон здесь живет? — с трудом уговорив организм не совершать непотребства, спросила девушка.

— Ми-и!.. — икнуло чучело, — …рон? Это который?

— А что, их у вас несколько?

— До хрена, — кивнуло существо, потеряв при этом равновесие, и чуть не упало. Но все-таки непостижимым образом удержалось на ногах и даже сумело махнуть в темную глубь квартиры рукой: — Любого выбирай!.. А ты выпить принесла?

Переход от одной темы к другой произошел стремительно. Но, как выяснилось, это лишь Сашеньке темы показались несвязанными между собой. У человекоподобной особи на сей счет было иное мнение.

— Дашь пузырь, бери Мишку. Если он с тобой еще пойдет!.. — затрясла она перед Сашиным носом грязным пальцем с обломанным ногтем. А потом омерзительно захихикала и крикнула, нелепо вывернув голову: — Мишка, ты с ней пойдешь?!..

— К-какой еще Мишка? — поперхнулась Сашенька. — Я про Мирона вас спрашивала…

— Да какая, на хрен, разница? — особь изумленно раскрыла, насколько смогла, единственный доступный на данный момент глаз. — Вот тебе не все равно, Мишка или Гришка? Там еще Серега вроде сидит… или уже лежит.

— Мне — не все равно, — для чего-то вступила в дискуссию Саша. — Вернее, Мишка или Гришка — все равно, но Мирон или они с Серегой — нет.

— Что нет? — закачалось существо. — Пузыря нет? Так сбегай. Никуда твой Митрофан не денется… Он уже и с табуретки встать не хо… не мо… ни бе, ни ме. Одна я — как стеклышко, а мужики — а!.. — Пугало презрительно махнуло вглубь квартиры. — Слабаки! Во всем. На хрен тебе этот Митька?.. Он же в сосиску уже!.. Ты сбегай лучше за пузырем, и мы вдвоем с тобой посидим, выпьем, это… как его?.. посудачим о нашем, о девичьем… Мне ведь уже двадцать пять годочков стукнуло, я за-а-амуж хочу-у-ууу!.. — Несчастное создание затряслось вдруг в рыданиях и кинулось было с объятиями к Сашеньке, но поскольку та сумела в последний миг увернуться, пролетело через всю площадку и с грохотом затормозило о соседскую дверь.

Саша не стала дожидаться развития событий — разборок с соседями и прочих увлекательных действий — и стремительно поскакала вниз по ступенькам, словно горная козочка.

Девушка пулей вылетела на улицу, жадно вдохнула свежего морозного воздуха, и он показался ей настолько чистым и вкусным, что она принялась его буквально глотать, словно родниковую воду в знойный июльский полдень. От наслаждения Сашенька даже зажмурилась и, разумеется, не могла заметить, как подскочил к ней взволнованный Мирон.

— Ты чего же так долго? Я извелся тут окончательно! Думал уж, что ты тоже… того… в иное измерение провалилась. — Тут Саша раскрыла глаза и Мирон испуганно добавил: — Да шучу я, шучу насчет измерения!..

— Ох, Мирон, — покачала головой Сашенька. — Если бы ты только знал, какое я сейчас измерение видела! Вот уж где параллельный-то мир. Параллельней не бывает.

— Что?.. — дернулся парень. — Ты нашла проход?!

— Уж нашла, так нашла, — вздохнула Саша. — Такой проход, что его даже задним назвать много чести будет. — Тут она посмотрела вдруг на Мирона с непонятным подозрением и резко сменила тон: — Послушай, ты, фантазер!.. Ты куда меня привел? Ты знаешь, что я сейчас пережила?! Да ты… да ты… Ты мерзкий, жалкий врунишка!.. Ненавижу! Ненавижу!..

Девушка внезапно бросилась к парню и заколотила ему по груди кулачками, продолжая что-то бессвязно выкрикивать. От неожиданности и изумления Мирон даже не стал защищаться. Впрочем, бешеный Сашин натиск быстро утих, и девушка заплакала, размазывая по щекам слезы рукавичкой. Рассудок Мирона не успел еще сориентироваться в стремительно меняющейся ситуации, а руки парня, словно они соображали быстрее, уже схватили Сашеньку за плечи и прижали к молотящему, словно набатный колокол, сердцу.

Так они стояли, обнявшись, замерев, будто ледяные скульптуры, очень долго. И лишь Сашины всхлипы нарушали совсем не городскую, поистине волшебную тишину. Саша же первая и отстранилась от Мирона.

— Ладно, все, — сказала она, судорожно вздохнув. — Теперь уже точно все. Ты сам виноват, Мирон. У нас ведь могло все так быть прекрасно!.. Вот, как сейчас… — Саша вздрогнула и что есть силы замотала головой: — Но нет-нет-нет!.. Ничего больше не будет! Прощай! Я не могу жить в нескончаемой лжи.

— Нет… — тоже затряс головой Мирон. — Нет, Саша, нет! Я никогда и ни в чем не лгал тебе! И почему… Почему ты именно сейчас говоришь мне такое? Потому что узнала, что я здесь не живу? — махнул он на окна двухэтажки. — Но ведь так и должно быть, как ты не понимаешь! Я живу в этом доме, только не здесь, а там, в другом мире!.. Если бы ты застала здесь и сейчас мою квартирную хозяйку, и она бы подтвердила, что я ее постоялец, — вот тогда-то бы я и оказался лгуном… — Мирон замолчал вдруг и звонко хлопнул по лбу ладонью: — Какой же я тупица! Ведь у меня с собой паспорт! Я ведь прописан по этому адресу!.. Временно, правда, но отметка в паспорте есть…

Парень полез за пазуху и быстро вынул оттуда все ту же книжицу в темной обложке, в которой он хранил газетную вырезку о покорителях Марса.

— Вот, смотри, — протянул он документ Саше. — Нагорный переулок, дом восемь, квартира шестнадцать.

— Не видно ж ничего, — буркнула все еще насупленная Сашенька. И, не оглядываясь на взъерошенного, внутренне ликующего парня, зашагала к ближайшему работающему фонарю.

Там она раскрыла паспорт Мирона, но долистать до страницы с пропиской не успела. Увидев то, что значилось на первой странице документа, она оцепенела и жадно, как несколько минут назад, стала глотать морозный воздух. Потом трясущимися руками опять поднесла к глазам раскрытую книжицу. И вновь прочла то же самое, что и в первый раз. Глаза ее не обманывали. Большими, торжественно-витиеватыми буквами на первой странице документа было написано: «Паспорт подданного Российской Империи».

Глава 7 Писательский кризис Брока, последующее самобичевание и обнаружение пропажи дочери, которая знакомится с альтернативной географией

Брок бесновался. Неистовствовал! Сказка у него не получалась. Точнее, получалась, но именно что сказка. Сказочка для дошколят. А ему хотелось написать серьезную вещь. То есть, как раз не серьезную, а юморную, но серьезную в том смысле, что она… должна быть… должна стать… В общем, даже определиться, что именно он хотел написать, сыщик не мог. И это его неимоверно злило.

Брок редко выходил из себя, но сейчас как раз вышел. Сначала он убедился, что никого больше в офисе нет, а потом стал буянить. Удалил файл с началом неподдающейся сказки, порвал в мелкие клочья распечатанные страницы, раскидал их по кабинету и стал носиться по нему взад-вперед, жестикулируя и приговаривая:

— Я бездарь! Я тупица! Я графоман!

Он заламывал руки, стучал кулаками по голове, даже попытался себя пнуть, но не удержался и упал.

Несчастный Брок лежал на полу, словно не нужная никому забытая вещь, разглядывал серые ворсинки ковролина перед носом, вдыхал запах пыли («Саша со своими экзаменами совсем забросила уборку помещения!») и жалел себя. Он был прекрасным сыщиком и никудышным писателем. А хотелось — наоборот. То есть, не наоборот, конечно, а чтобы и тем, и другим сразу. Замечательным профессионалом в обеих сферах. Прекрасным писателем хотелось быть даже чуточку больше. Наверное потому, что недостижимое всегда кажется заманчивей.

Нажалевшись вволю, Брок немного успокоился и даже начал задремывать. Но лежать на полу было все-таки жестко, грубый ворс ковролина покалывал щеку, так что до настоящего сна дело не дошло. Впрочем, взглянув на часы, сыщик понял, что спать уже и некогда — рабочий день благополучно закончился.

Брок поднялся на ноги, отряхнул костюм и стал собираться домой. Оделся, погасил свет и лишь тогда заметил, что Сашин монитор остался включенным.

— Так-так-так-тааак, — пробурчал сыщик. — А где же Сашенька?

Он торопливо подошел к столу дочери и заглянул под него. Но света от монитора оказалось недостаточно, чтобы разглядеть там что-либо, кроме тьмы.

Брок поспешно вернулся к выключателю и снова зажег лампы. Теперь даже от стены он увидел, что под Сашиным столом пусто. Не было дочери и под его столом, и под стульями. Оставались необследованными шкафы, но Брок пересилил себя и не стал заниматься глупостями — студентка технического вуза не полезла бы в шкаф. Так почему-то казалось опытному сыщику. А своей интуиции он привык доверять.

Тогда Брок расстегнул пальто, снял шапку и, усевшись в кресло для посетителей, стал вспоминать. То, что Сашенька определенно сегодня была на работе, он помнил прекрасно. Она пришла после обеда, потому что с утра сдавала экзамен в университете. Потом они принимали клиентку. И Саша при этом тоже присутствовала. Да-да, она же играла роль медсестры! Вот только зачем?.. Этого Брок сходу вспомнить не мог, но заморачиваться не стал: какая разница — зачем? Главное, что была. Он ведь еще собирался отправить ее с этой клиенткой, но передумал… Так-так-так-таааак!.. Уже теплее. Может быть, дочка не послушалась его и все же пошла? Нет, вряд ли. Как дочь, она бы и впрямь могла его не послушаться, характером выдалась в папочку, но как подчиненная… Нет-нет, тут Саша блюла строгую субординацию. Фыркнуть — еще могла, поворчать — тоже, но чтобы пойти против воли начальника — такого она себе не позволяла никогда. Поэтому же, кстати, не могла и сбежать раньше с работы, не отпросившись у него. А она отпрашивалась?..

Стоп!.. Что-то такое было! Что-то определенно было!..

Брок вскочил. Он вспомнил! Было не «что-то» — был «кто-то»! Сумасшедший парень. Мирон. А теперь он тоже исчез. И отцовское сердце подсказывало сыщику, что исчез он… вместе с Сашенькой!

Тут и проснувшаяся память услужливо подсказала слова дочери: «Я провожу его до дома, возьму фото невесты…» И, что самое ужасное, вспомнился его, Брока, ответ на это: «Обязательно проводи!». А потом еще что-то совсем уж нелепое про какие-то прыщики той самой дурацкой невесты… Какие прыщики?.. Какой невесты?!

Брок схватился за голову и застонал. Это ж надо!.. Отдать собственную дочь в руки маньяку! Как он мог?! Почему допустил подобное?! Да потому лишь, что возомнил себя писателем, сказочником, самым талантливым, самым крутым! И что в итоге? Писатель оказался дешевым графоманом, а дочь попала в грязные лапы сумасшедшего маньяка!..

Броку стало и страшно, и стыдно. Он поклялся себе, что если Сашенька останется жива, он никогда больше не напишет ни строчки (кроме деловых бумаг и писем, разумеется). А если… Если не останется?.. Брок попытался найти ответ на сей жуткий вопрос, но почувствовал, как стремительно сжимается в черную ледышку сознание, отказываясь воспринимать подобные ужасы.

Сыщик заметался по офису. Он то рычал, то скулил. То проклинал себя, то сокрушался о Сашеньке. Снова попробовал себя пнуть, но, вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз, быстро опустил ногу. Валяться на полу было сейчас недосуг. Хоть и очень хотелось. Упасть, закрыть глаза, зажать уши ладонями, уткнуться носом в пыльный ковролин… Ничего не видеть, не слышать, не чувствовать! Но что тогда будет с Сашенькой?

Брок замер. А что с ней сейчас? Жива ли его дочурка? Может, как раз в это мгновение она лежит связанная, истекающая кровью, в темном подвале и зовет его на помощь?

Сыщик в пару мгновений оказался у двери и вылетел из агентства, забыв надеть шапку и выключить свет. Да и о каком свете могла идти сейчас речь, если весь он, как пелось в старой песне, сошелся сейчас для Брока на дочери, с которой тот и столкнулся возле самого входа.

— Ой! — вскрикнула Сашенька, и, пожалуй, упала бы, не подхвати ее Мирон, шагающий рядом.

— Прости, — сказал Брок и помчался дальше.

— Папа, ты куда? — крикнула вслед ему Саша. — И где твоя шапка? Ты ведь простудишься, на улице мороз!

Сыщик лишь раздраженно отмахнулся и ускорил бег. Вскоре он исчез за поворотом.

Девушка лишь вздохнула и развела руками.

— Побежали за ним? — неуверенно предложил Мирон.

— Ага, — буркнула Сашенька, — его догонишь, как же! Когда в папе просыпается гончая, его ни догнать, ни остановить невозможно.

— А чего она в нем вдруг проснулась?

— Наверное, какое-то срочное дело, — пожала плечами Саша.

— Так рабочий день уже закончился, — посмотрел на часы Мирон.

— Для настоящего сыщика рабочий день никогда не заканчивается, — с явной гордостью за отца изрекла девушка. — А вот мы с тобой давай-ка отправимся домой.

— К-куда домой? — попятился парень.

— Ко мне, конечно же. Не собираешься же ты ночевать на улице?

— Я лучше в агентстве заночую! — схватился за дверную ручку Мирон.

— Ты что? — подбоченилась Саша и грозно шевельнула бровями. — Хочешь, чтобы я со стыда умерла?

— А что тут стыдного?

— Ну, ни фига ж себе! К нам гость из иного мира пожаловал, а я его оставлю невесть где! К тому же голодного. И где ты собрался спать? На столе, или в кресле, калачиком?

— Я могу на полу… — стушевался Мирон.

— Все, не хочу больше слушать подобные глупости! — топнула Сашенька и схватила Мирона за руку. Но тот продолжал цепляться за дверную ручку, осторожно отталкивая девушку свободной рукой.

— Ты потолкайся мне тут, потолкайся! — запыхтела Саша. — Я тебя так толкну, что быстро улетишь в свою параллельную реальность.

Мирон отчего-то испугался этой наивной угрозы и сопротивляться перестал. Обрадованная победой Саша поволокла его прочь от двери, но парень крикнул вдруг:

— Стой! Там свет горит.

Сашенька остановилась и оглянулась на окна «Бритвы Оккама». В агентстве действительно горел свет.

— Ох, папа, папа, — проворчала она. — Вот так всегда: вспыхнет, загорится чем-нибудь, а остальное тоже гори огнем!

— По-моему, там всего лишь лампы не погашены, — робко возразил парень.

— Ясно, что не костер, — фыркнула Саша. — Я ж образно про огонь-то. Просто папа, когда чем-то искренне увлечется, становится ужасно рассеянным. Его мозг полностью переключается на главную задачу.

— Да, — кивнул Мирон. — Знаю. Я ж почти год уже с Олегом Константиновичем работаю.

— Работаешь?.. Год?.. — округлила глаза Сашенька. — Ах, да! Я все никак не могу свыкнуться с мыслью, что где-то есть еще один папа.

— Там он не папа, — напомнил Мирон. — Там он даже не женат.

— Странно… А вообще он похож на… моего папу?

— Один в один. Не только внешне, но и во всем остальном. До мелочей! Потому я сегодня так долго и не мог догадаться, что это не он.

Сашенька начала вдруг подпрыгивать и хлопать себя по плечам.

— Ты чего? — посмотрел на нее юноша.

— Замерзла.

— Так чего ж мы на улице стоим? Пойдем в офис, все равно костер потушить нужно.

— Остряк, — фыркнула Саша, и непонятно было, похвалила она Мирона, или одернула.

Зайдя в офис, девушка сразу потянулась к выключателю, чтобы тут же уйти и не дать Мирону развить нелепую идею о ночевке в агентстве. Но рука ее повисла в воздухе, едва Сашенька бросила взгляд вглубь помещения.

— Ой! Что это? — вскрикнула она, прижав ладошки к щекам. — Что тут творилось?..

Мирон, насупив брови, разглядывал царивший в кабинете бардак: перевернутое кресло, рассыпанные по полу бумажные клочья, валявшуюся там же шапку Брока.

— Похоже, тут дрались, — неуверенно высказал он.

— Кто? С кем?! — вздрогнула Сашенька.

— Олег Константинович, разумеется. А вот с кем?.. Возможно, с тем, за кем он погнался.

Саша наклонилась и стала рыскать по офису, словно ищейка, берущая след. Но вскоре выпрямилась и облегченно выдохнула:

— Слава богу, крови нет. Непохоже, чтобы тут дрались.

— Да уж, — согласился Мирон. — Олег Константинович, если уж дерется, то рваной бумагой дело не обходится.

— Кресло ж еще…

— А на нем есть кровь?

— Не видно.

— Значит, оно не выступало в качестве оружия. Скорее всего, преступник за ним прятался.

— Ой! Хорошо, что ты подсказал, — подскочила к отцовскому столу Саша. Выдвинула верхний ящик и удивленно пробормотала: — Странно, но пистолет на месте…

Мирон вспомнил, как сыщик целился в него из этого пистолета и поморщился:

— Ну, это еще ни о чем не говорит. Может, он просто не успел его взять.

— Или забыл, — согласилась Сашенька. — На папу это очень похоже. Мама рассказывала, что однажды он повел меня, маленькую, на прием к врачу, но сначала забыл, куда нужно идти, и вместо поликлиники пришел в милицию, а в итоге забыл там меня. Потом оправдывался тем, что постоянно путает телефоны 02 и 03, хотя в том случае звонить никуда было и не нужно.

— Кстати, — встрепенулся Мирон. — Мы ведь можем позвонить Олегу Константиновичу и узнать, что случилось! Надеюсь, в вашем мире есть мобильные телефоны?

— Ну, уж ты вообще нас за дикарей принимаешь, — фыркнула Саша, но за дельную мысль Мирона все же похвалила. А потом достала из кармана мобильник и сунула парню под нос. — Вот, смотри! Между прочим, крутая модель. И с плеером, и с радио, и с фотиком, и с диктофоном. Для сыщика, кстати, незаменимая вещь. У папы такой же.

— Небось, опять американский, — не сдержался и ухмыльнулся Мирон. А потом и вовсе хихикнул: — Или еще скажешь — корейский!

— Между прочим, и корейцы, и американцы, тоже неплохие мобильники делают. Но этот — финский.

— Ну, наконец-то, хоть что-то российское! — вознес к потолку руки Мирон.

— Ты что, глухой? Я сказала: фин-ский, — по слогам повторила Сашенька.

— Я понял. Вот и говорю: российский.

— Слушай, Мирон, — с тревогой посмотрела на парня Саша. — А ведь я уже было поверила, что ты не сумасшедший.

— А… что тебя заставило опять в этом усомниться? — заморгал Мирон.

— Понимаешь, если что-то сделано в Финляндии, то оно никак не русское. Любой человек в здравом уме это скажет.

— Я и не сказал, что твой телефон русский. Я сказал, что он российский. В Российской Империи произведен.

— А Финляндия… в России?.. — захлопала ресницами Сашенька.

— Ну, вчера еще была. Даже сегодня утром. А у вас что — нет?

— Не-ет… Хотя… — Саша вдруг вспомнила уроки истории. — По-моему, тоже была. Только не вчера. И уж тем более не утром. — Тут она нахмурила брови: — И вообще, какая разница, где он сделан! Главное, что звонить по нему можно.

И Сашенька стала быстро тыкать пальчиком в телефонные клавиши.

Глава 8 Саша хочет стать клиенткой Брока, но в итоге остается помощницей, а клиентом становится Мирон

Мороз крепчал. А Брок спешил. Очень спешил. Хотя и сам бы не смог сказать, куда именно. Он привык доверять своей интуиции, сыщицкому нюху — вот и сейчас безоговорочно положился на них. Все равно он не знал адреса этого проклятого сумасшедшего. Мирона, или как его там?.. Кстати, неплохая зацепка, наверняка не так уж много проживает в их городе Миронов с возрастом немного за двадцать. Между прочим, он ведь и фамилию свою называл…

Сыщик даже сбавил скорость. Какая же фамилия у этого маньяка?.. Что-то такое звучное… Что-то еще зацепило его в этой фамилии, с фантастикой ассоциации возникли, с роботами.

Так-так-так-тааак… Брок вовсе остановился. Почесал затылок и только сейчас заметил, что на нем нет шапки. Голове сразу стало холодно, но сыщик решил не обращать на подобные мелочи внимания. Тем более, на память услужливо пришло известное высказывание Суворова о том, что голову следует держать в холоде, а все остальное — где-то еще.

Брок скрипнул зубами. Дурацкая память! Бестолковая. Суворова вспомнила, а этого… Роботова нет. Может, и впрямь Роботов? Нет, это бы он точно запомнил. Киборгов? Терминаторов? Искусственноинтеллектов?.. А вдруг не напрямую фамилия с роботами связана, а косвенно, через ассоциации? Чапек, например, или Азимов… О! Азимов — это уже вроде как теплее!

И тут запиликал телефон. Брок чертыхнулся и полез за пазуху. Звонила Сашенька.

— Папа! Что случилось? За кем ты гонишься? Почему в офисе такой бардак? Мы тут с Мироном с ума сходим!..

— С Мироном?! — подпрыгнул сыщик. — Надо же, как кстати! Срочно спроси, какая у него фамилия!

— А зачем спрашивать? Я и так знаю. Андратов! — торжественно-нежно, будто смакуя, ответила Саша. — Ты только послушай, папочка, как звучит: Александра Андратова…

— При чем тут какая-то Александра?! — возмутился Брок. — Он что, трансвестит?

— Папа! — сердито отреагировала дочь. — Не говори глупостей.

— Ладно, все. Мне некогда. Это хорошо, что ты фамилию запомнила. Сейчас мы его адресок пробьем! Никуда от нас, голубчик, не денется.

— Можешь не трудиться, адрес Мирона я тоже знаю.

— Ну ты и умничка, — восторженно помотал уже насквозь промороженной головой сыщик. — Вот что значит гены! Давай, диктуй.

— Нагорный переулок, дом восемь, квартира шестнадцать. Только это тебе мало что даст.

— Перехвалил я тебя, доченька, — клацнул зубами Брок. — Как же мне мало даст адрес, тем более, что я стою сейчас в двух шагах от Нагорного переулка? Да я через пару минут возьму его, тепленького!

— Кого?..

— Да Мирона же этого, кого еще-то? Андроидова!

— Андратова, — машинально поправила Сашенька. — А… зачем он тебе?..

— Ты не поверишь, но он… тебя похитил… — Сыщик только сейчас понял, что происходит что-то не то. Стройный ход мыслей дал сбой. Это же, видимо, почувствовала и Саша, потому что взволнованным голосом спросила:

— Папа, у тебя с головой все в порядке?

— Нет, — честно ответил Брок. — Она сильно замерзла.

— Так беги скорей назад! Ты как маленький прямо!.. Говорила ж тебе: надень шапку.

— Обидно как-то возвращаться, — неуверенно пробормотал трясущийся от холода сыщик. — Я ведь уже совсем рядом…

— Папа! Там все равно нет Мирона. Он здесь, в агентстве. И я тоже здесь. И никто меня не похищал!

— Правда? Тогда и впрямь, видимо, целесообразно вернуться…

Сыщик почти физически ощущал, как мозги его превращаются в ледышку. Единственное, что он смог сейчас из них выудить полезного — это то, что дочь находится в безопасности. Как и почему — он решил выяснить позже. Или — зачем и куда. А может быть, — что, где, когда.

Все эти вязко проплывающие в глубинах замороженного сознания вопросы Брок перебирал уже на бегу, по дороге к родному агентству.

Ворвавшись в офис, сыщик первым делом до самых бровей натянул шапку. Потом он упал на колени, прополз к батарее центрального отопления и уткнул в ее горячие жесткие ребра голову. Ощущая сквозь мех блаженное тепло, Брок от всего сердца похвалил себя, что оставил эту архаичную чугунную конструкцию, несмотря на то, что мастера во время ремонта предлагали провести отопление прямо в стене. То-то нелепо бы он сейчас выглядел, приложившись к стене головой!

— Папа, тебе плохо? — подскочила к нему Сашенька.

— Мне хорошо-о-ооо!.. — простонал, зажмурившись, Брок.

— Тогда ладно, оттаивай. А заодно расскажи, что ты здесь за побоище устроил?

— Ах, какие это все пустяки, — промурлыкал сыщик. — Не бери в голову, доченька.

— Ладно, пусть это пустяки. Объясни тогда, с чего ты взял, что Мирон меня похитил?

— Не помню… Путем неких логических размышлений, видимо, — не раскрывая глаз, сказал Брок.

— Они привели к ложным выводам. Хотя бы сейчас ты это понял, папа?

— Пока нет. Подожди еще минутки две, ладно? По-моему, гипоталамус еще не разморозился.

— Хорошо. Только смотри, не перестарайся. Вареные мозги ничуть не лучше мороженых. Не спасет даже чудо.

— Чудес не бывает! — отрезал сыщик. Но голову от батареи все-таки отнял. И, отряхивая колени, поднялся с пола.

— Иногда все-таки случаются, — хмыкнула дочь, кивнув на притулившегося в кресле Мирона. И обратилась уже к юноше: — Сам расскажешь, или мне отдуваться?

— Давай лучше ты, — потупился парень. — Я ведь пытался уже… Ты знаешь, чем это кончилось.

— О чем это вы? — прищурился Брок. — Я вот вам!..

— Да ты что, папа! — вспыхнула Сашенька. — Мы не об этом совсем! Пока.

— А о чем же тогда? — облегченно выдохнул сыщик. — Ты что-то там про чудеса вроде бы говорила. Так вот, их, как ты знаешь, не быва…

— Только не в этот раз, — перебила отца Саша. — На сей раз чудо все-таки случилось.

— Так-так-так-тааак, — потер ладони Брок. — Это уже интересненько, знаешь ли! Сейчас мы их быстренько… того… Изобличим, так сказать, и подведем под них строгую научную базу. Или, если можно так выразиться, фундамент.

— Попробуй, — хмыкнула Сашенька. — Как твоя наука объяснит, например, вот это? — Девушка кивнула Мирону, тот протянул ей паспорт, а она, в свою очередь, передала его отцу.

— Ха, — широко улыбнулся сыщик. — Я-то думал, ты сейчас кролика трехголового вытащишь… Это, доченька, ты не поверишь, всего лишь паспорт… — Брок вдруг нахмурился, пораженный внезапной догадкой: — Вы, что ли, уже успели?..

Он стремительно раскрыл и принялся лихорадочно листать документ. Саша с Мироном недоуменно заморгали.

До Сашеньки первой дошло, что именно искал в Мироновом паспорте отец.

— Папа! — завопила она, покрываясь красными пятнами. — Ты что, совсем отморозился?! Нет там того, что ты ищешь! Пока.

— А… зачем ты мне его тогда сунула? — окинул Брок дочь подозрительным взглядом.

— Ты первую страницу открой, — буркнула Сашенька.

— Ну, открыл, — проворчал сыщик.

— Читай.

— Ну, читаю: «Паспорт». — Брок поднял глаза на Сашу. — Очень, знаешь ли, необычно! Уж такие чудеса, что голова кругом.

— Ты полностью читай.

— Ладно, читаю полностью: «Паспорт подданного Российской Империи».

— И что ты теперь скажешь?

— Типичный, знаешь ли, случай… — начал было сыщик, но вдруг округлил глаза, крякнул, хрюкнул и буквально упал в кресло, на счастье оказавшееся прямо за ним. Судорожно сглотнул, уткнулся в документ и переспросил, видимо, у него же: — Какой, простите, империи?.. Российской? Это в каком смысле?

— Вот-вот, — сказала Сашенька.

— Нет-нет, — эхом откликнулся Брок, быстро захлопнул паспорт и тут же протянул его дочери: — Убери… это.

— Убрать-то не проблема, — криво усмехнулась Саша. — Да только факты, папочка, не спрячешь.

И она поведала испуганно примолкшему отцу все, во что еще недавно не могла поверить сама.

Странно, но Брок ни разу не перебил дочь. Он лишь непрерывно двигал бровями, шмыгал носом(гуляние без шапки дало-таки о себе знать), иногда вскакивал, делал пару-тройку кругов по кабинету и снова падал в кресло.

Когда Сашенька закончила повествование, сыщик картинно ей поклонился.

— Спасибо. Сюжет для очередного фантастического рассказа превосходный! Между прочим, знаешь ли, конкурс «Склеенные ласты» уже начался. Только там на сей раз другая тема. Сказка. А то, что рассказала ты, — это уже на альтернативку тянет.

— На что, простите? — переспросил молчавший все это время Мирон.

— На альтернативную историю, — повернулся к юноше Брок и охотно стал пояснять: — Это такой литературный жанр. Его еще можно охарактеризовать такой фразой: «Что было бы, если…» Вот, в данном случае, что было бы, если бы в России до сих пор существовала монархия?

— В моем мире так и есть, — тихо, но твердо сказал парень.

— Папа! Ты что, мне не веришь? — уперла в бока руки Сашенька.

— Почему? Тебе я верю. Наверняка ты очень подробно пересказала все, что наговорил тебе этот… фантазер.

— Фантазер?! — вспыхнула Саша. — А паспорт?..

— Наивная ты моя доченька, — вздохнул Брок. — Да при современном уровне полиграфии, при доступности, так сказать, печатно-множительной техники, можно нарисовать что угодно. И паспорт подданного Российской Империи, и диплом Государственного университета Атлантиды, и даже, ты не поверишь, удостоверение личности марсианина. Кстати, о марсианах. Не ты ли сегодня убеждала меня, что некая газетная заметка о покорителях Марса — всего лишь подделка?

— Я ошибалась, — процедила девушка.

— Ах, вот как? — непонятно чему обрадовался сыщик. — Значит, ошибаться ты в принципе можешь?

— Конечно, — фыркнула Сашенька. — Я ведь человек, а не робот.

— При чем тут робот? — нахмурился Брок, вспомнив недавние ассоциации на эту тему, и сурово посмотрел на Мирона.

— А при чем тут мои ошибки? — прищурилась Саша.

— А при том, — продолжая сканировать взглядом юношу, ответил сыщик, — что если ты могла ошибиться в тот раз, почему ты исключаешь возможность, что ошиблась в этот? Нелогично, знаешь ли. А уж верить первому встречному прохвосту…

— Папа! — возмущенно перебила Сашенька. — Да как ты можешь вот так запросто оскорблять человека?! Неужели тебе, сыщику, незнакомо такое понятие как презумпция невиновности? У тебя есть доказательства, прямые улики, подтверждающие, что Мирон… этот самый… кем ты его назвал?

Под праведно-гневным взором дочери сыщик несколько сник. И заговорил уже совсем другим тоном:

— Ну, да, я не прав, конечно… Нет у меня доказательств и улик. Приношу извинения. Погорячился, знаете ли… Но ведь… Это же… — Брок замахал руками, словно готовящийся к взлету винтовой самолет. — Нелепо же это все, господа! И дамы. Так сказать. — Лайнер передумал взлетать, и лопасти винтов остановились. — Чудес не бывает.

— Папочка, — прищурила левый глаз Саша. — А ты знаешь, что у меня совсем другое кредо?

— «Все может быть»? — хмыкнул Брок. — Знаю. Но это у тебя возрастное. Пройдет.

— Значит так, господин сыщик! — хлопнула ладонью по столу Саша. — У меня ведь сейчас сессия в универе?

— Да… — заморгал сбитый с толку неожиданным переходом Брок.

— Ты, надеюсь, с трудовым законодательством знаком?

— А что такое? — занервничал сыщик. Как раз в данной сфере он не был большим специалистом.

— А то, что я имею право на законный учебный отпуск.

— Так я ведь и так тебя отпускаю, когда тебе надо! — обиженно заморгал Брок. — Как тебе не стыдно-то? Да еще при постороннем…

— А он не посторонний, — ехидно промолвила Сашенька.

— А… кто?

— Твое новое дело.

— Это как? — заморгал Брок уже не обиженно, а обалдело.

— А вот так. Я сейчас в отпуске и обращаюсь к тебе как частное лицо к специалисту. К вам, то есть. Прошу выяснить, кем является вот этот гражданин, — кивнула на Мирона Саша.

— Но ты ведь знаешь, доченька… То есть, вы, должно быть, в курсе, гражданка Брокалева, что я берусь только за те дела, в которых присутствует нечто эдакое… необычное, так сказать…

— А предполагаемое подданство Российской Империи — это тебе что, ромашки с Елисейских Полей?

— Елисейские Поля — это не те поля, на которых ромашки, — подал голос Мирон.

— Да знаю я! — отмахнулась Сашенька. — Это я так, образно. — И вновь посмотрела на отца. — Ну, что, господин Брок, беретесь вы за мое дело? Или слабо?

— Не надо брать меня на «слабо»! — нахмурился Брок. — Это так называемое дело выеденного яйца не стоит. Неинтересно мне за такую чепуху браться. Время терять только.

— Нелогично, мистер Холмс, — ухмыльнулась Саша. — Если дело не стоит выеденного яйца, то какое же на него потребуется время? Полчаса для такого великого сыщика!

— А вот ерничать не надо! — Сыщик рассердился окончательно. — И вообще, чем ты собираешься со мной расплачиваться? Моими же деньгами?

— Фи, папа! Во-первых, у меня есть и свои деньги. Во-вторых, ты ведь с женщин денег не берешь?

— С беременных женщин! — поднял Брок палец.

— Долго ли… — бормотнула под нос Сашенька.

— Что?! — побледнел сыщик. — Да я… Да ты!..

— Но ты ведь сам сказал, что…

— Все! — поднял руки Брок. — Так и быть, в данном случае я делаю исключение. Как раз для небеременных. А для беременных — наоборот.

— Значит, ты берешься? — подскочила Саша.

— Только для небеременных!

— Тебя что, заклинило? Где ты здесь видишь беременных?

— Надеюсь, что нигде.

— Вот и замечательно. Значит, берешься, папочка? Господин Брок, то есть…

— Ладно тебе, — отмахнулся внезапно подобревший сыщик. — Папа я тебе, папа! По-родственному вопрос решать будем. Только одного не пойму — зачем тебе это надо?

— Ну, во-первых, мне и самой интересно, справишься ли ты с такой «чепухой», — подмигнула Сашенька. — А во-вторых, предположим, что это мой жених…

— К-ка… к-кх… ой жених?! — закашлялся Брок, багровея на глазах.

— Папа! Ты меня не дослушал, — топнула ножкой Саша. — Во-первых, я сказала «предположим», а во-вторых… — девушка хитро прищурилась. — Во-вторых, я хочу выйти замуж… Когда-нибудь выйти!.. — не дожидаясь отцовских воплей, быстро поправилась она, — …за безупречно правдивого человека. И если ты, папочка, докажешь, что мой пред-по-ла-га-е-мый жених — лгун, я больше ни разу даже не посмотрю в его сторону.

— Я не лгун! — просипел красный от услышанного Мирон. Но, скорее всего, его вогнало в краску отнюдь не подозрение во лжи.

А Брок после этих слов дочери буквально расцвел.

— Да я ради такого не только бесплатно за дело возьмусь, — замахал он руками, — я еще и тебе заплачу!

— Сколько? — по-деловому подошла к вопросу Сашенька.

— Ну-у… Скажем… сто рублей.

— Дорого же ты меня ценишь, — фыркнула Саша.

— Почему тебя? Я ведь не тебя буду на чистую воду выводить, а его вон, — дернул Брок подбородком в сторону Мирона.

— Нет, папа, подход к делу у тебя изначально неверный, — затрясла головой девушка. — Ты уж давай профессионально работай, коли взялся. Я тебе о презумпции невиновности уже напоминала. Так что не записывай Мирона сразу в обманщики. Перед тобой человек, называющий себя подданным Российской Империи. Мало того, он предъявил тебе документ, подтверждающий это. Так?

— Так. — Идти против истины Брок не любил.

— А я, твоя клиентка, прошу выяснить: так ли это на самом деле? Вот и выясняй. Но только предъяви мне потом неоспоримые доказательства сделанных тобой выводов. Мои требования, я надеюсь, разумны?

— Вполне, — согласился сыщик. — Ты у меня настоящая умничка! Многому у папы научилась. Кстати, сама-то ты будешь в расследовании участие принимать? Опыта, так сказать, от мастера набираться?

— Но я же клиентка! Как я могу?..

— Да брось ты, а? — поморщился Брок. — Пусть это будет так называемый мастер-класс. Открытый урок. Согласна?

— Хорошо. Но только не во время экзаменов.

— Разумеется. Но и официальный отпуск в таком случае отменяется.

— Идет!

Отец с дочерью ударили по рукам, а Мирон лишь обиженно моргал в сторонке. Про него будто и забыли.

На самом деле это было не так. Брок как раз и заговорил о нем, обращаясь, впрочем, по-прежнему к Сашеньке:

— Все мы с тобой решили, обо всем договорились, только, видишь ли, одного мы не учли.

— Это чего же? — насупила Саша бровки.

— Да я вот боюсь, что основной фигурант нашего дела смоется сейчас — вот и все. Глухарь, как говорится, получится. Висяк.

— Фи, папа, ты так выражаешься!.. — поморщилась Сашенька. — И вообще, Мирону смываться некуда. Я ему, кстати, у нас ночевать предложила.

— Что?! — вскинулся сыщик. — У каких еще нас?

— У вот этих, — ткнула пальчиком в себя и в отца Саша. — И у мамы еще.

Едва девушка успела это произнести, как на столе Брока зазвонил телефон. Сыщик снял трубку.

— Агентство «Бритва Оккама», сыщик Брок слушает, — деловитой скороговоркой выпалил он.

— Ты знаешь, сколько времени? — спросили с другого конца провода.

— Извините, мы справок не даем, — вежливо сказал сыщик и собрался нажать кнопку отбоя, но из трубки послышалось гневное:

— А мы ужином ночью не кормим! Ты в курсе, что уже девятый час вечера?! Сашенька голодная. Ты эксплуататор детского труда, а не частный сыщик!

— Простите, но моей дочери скоро девятнадцать, и она вовсе не ребенок. А вы, собственно, о каком ужине говорите? Это ресторан, что ли?

— Ага, ресторан. Трактир даже. Постоялый двор. «На коврике в прихожей» называется. Для некоторых.

— Благодарю вас за лестное предложение, — поклонился Брок, — но в ваших услугах я не нуждаюсь. У меня, знаете ли, имеется прекрасная квартира и прекрасная жена, которая готовит прекрасные ужины. До свидания.

Брок снова хотел положить трубку, но ему опять не дали это сделать.

— Спасибо за комплимент. — Голос невидимой собеседницы (то, что он женский, Брок, несмотря на растерянность, расслышал) заметно подобрел. — А вот насчет прекрасного ужина сегодня я сильно сомневаюсь. Во всяком случае, если до девяти не вернешься. В шестой раз я его греть не собираюсь.

— Иринушка, это ты, что ли? — дошло вдруг до сыщика. — А я-то думаю, откуда мне этот голос знаком…

— Так. Спасибо еще раз. — Голос супруги опять посуровел. — Черт с тобой, сиди там хоть до утра, но Сашу быстро гони домой! Иначе ты мой голос до конца дней своих не забудешь.

— Да я и так его помню, Ирусик! — залебезил Брок. — Заработался просто. Клиент тут у нас сложненький, видишь ли…

— Гони его в шею. Рабочий день уже почти три часа назад кончился.

— Ты понимаешь, не гонится он никак… В смысле, не уходит. Ему идти некуда. Приезжий он, так сказать. Сейчас я его в гостиничку какую-нибудь пристрою и… Впрочем, нет, не получится в гостиничку. Паспорт у него… э-ээ… просрочен, знаешь ли. Так что я еще порешаю этот вопросик — и прибегу. А Сашенька — да, сейчас уже идет. Вот, уже и шубку надела… — Брок замахал свободной рукой на дочь: одевайся, мол, и живо домой! Но Саша не двинулась с места, продолжая внимательно слушать разговор родителей. Точнее, отцовскую часть их диалога.

— Что хоть за клиент? — Голос Ирины Геннадьевны вновь приобрел теплые нотки. Броку послышалось в нем даже некоторое сочувствие.

— Да парнишка молоденький, знаешь ли… С памятью у него проблемки. Ложные воспоминания, то, се…

— Не буйный?

— Да нет, что ты! Спокойный такой юноша, рассудительный, образованный даже. Ты не поверишь, мой коллега почти, юрфак закончил!

— А говоришь, проблемы с памятью…

— Так он же не все забыл. Только откуда он, где живет и все такое…

— Ну, если не буйный, веди его к нам. Не на вокзале же ему ночевать! А утром разберетесь.

— А… как же Сашенька?.. — сглотнул пересохшим горлом Брок.

— В каком смысле? — насторожилась Ирина Геннадьевна. — У нее что, тоже проблемы с памятью? Доэксплуатировал дочь?..

— Да что ты, право слово! — обиделся сыщик. — Я в том смысле, что как бы… э-ээ… молодая девушка и молодой, так сказать, потенциальный… этот… юноша, если можно так выразиться… В одной, извиняюсь за выражение, квартире… Да еще ночью!.. — Брок выпалил все это и сам испугался нарисовавшейся в воображении картины.

— Ну, не в одной же постели! — фыркнула супруга. — Мы ведь с тобой тоже в квартире будем присутствовать.

— И тоже… не в одной постели? — еще больше испугался Брок.

— А это мы посмотрим. В зависимости от твоего поведения.

— А оно хорошее, — приосанился сыщик. И провел ладонью по голове, приглаживая волосы.

— Пока это не заметно. До девяти часов осталось двадцать шесть… уже двадцать пять минут.

— Э! — возмутился Брок. — Ты пригрозилась не греть мне ужин, если я не приду до девяти!

— Одно другому не мешает, — хмыкнула Ирина Геннадьевна.

— Еще как мешает! Мне — очень даже мешает. И вообще, это несправедливо, так сказать, и нечестно, — надулся сыщик.

— Ладно, до полдесятого, — смягчилась сыщицкая жена, — но ни секундой позже. — И в трубке послышались гудки, отсчитывающие, как показалось Броку, те самые зловещие секунды.

Он швырнул телефон на базу и метнулся к вешалке.

— Всем одеваться! Бежим! — закричал при этом сыщик.

— Что-нибудь с мамой?! — ахнула Сашенька.

— С папой! Будет. То есть, не будет… Короче, все разговоры по дороге.

— А Мирон?

— Я же сказал: всем одеваться! А «всем» — это по определению не только тебе одной. Где же твоя пресловутая логика, доченька?

— Значит… Мирон идет с нами? К нам?.. — Сашенька даже забыла обидеться на отцовскую реплику. Щечки ее зарумянились, а в глазках заметно прибавилось синевы.

— Да. К нам. С мамой. — Брок свел к переносице брови.

— А я что, под забором живу? — фыркнула Саша, вновь становясь сама собой.

— Ну, знаешь ли!.. — только и смог ответить сыщик.

Глава 9 Брок успевает к полдесятого, а вот конспиратор из него оказывается никудышный

Брок торопливо шел впереди. Саша с Мироном немножко отстали.

— Ты зачем это?.. — угрюмо спросил юноша.

— Чего «зачем»? — невинным голосом переспросила Сашенька. — И почему ты на меня не смотришь? Обиделся?

— Сама ведь знаешь «чего», — так и не повернул головы Мирон. — Спектакль какой-то устроила!.. Расследование затеяла дурацкое…

— Ах, вон ты про что, — протянула Саша.

— А про что я еще должен? — наконец-то глянул на девушку парень и поправил очки. — Хочешь, чтобы я стал комментировать твои перлы насчет жениха?

— Перлы?! — задохнулась Сашенька. — Ах, вот, значит, как?.. Я-то думала, что ты… что тебе…

— Не продолжай! — неожиданно горячо воскликнул Мирон и протестующе вытянул руки. — Да, мне было бы это приятно, если бы говорилось это всерьез, а не на уровне клоунских реприз.

— Спасибо… — опустила голову Саша. — Клоуном меня еще никто не называл.

— Я тоже не называл, — вновь отворачиваясь, буркнул Мирон. — Тем более, клоун женского рода — это клоунесса.

— Спасибо еще раз! — Теперь девушка, напротив, вскинула голову. — Я ему же делаю лучше, а он меня оскорбляет. Все, больше я с тобой говорить не хочу. — И Саша прибавила шагу, догоняя отца.

Брок скосил на дочку глаза, но говорить ничего не стал. Не до того ему сейчас было. До полдесятого домой бы успеть.

Сашенька тоже молчала. Шла и смотрела строго вперед, словно боясь оглянуться.

Первым это сделал сыщик. Да и то случайно. Ему просто что-то послышалось сзади.

— Ну, как он там, не сбежал? — не выдержала Саша.

— Кто, доченька?

— Клиент наш, кто же еще?

— Прости, я не понял тебя… Какой клиент?

— Мирон, папа!

— Мирон? — Брок остановился и опять посмотрел назад. — Конечно, сбежал. Я ж говорил тебе: прохвост он. Понял, что скоро его на чистую воду выведут — и смылся.

— Нет!.. — ахнула Сашенька и наконец-то обернулась. Мирон и впрямь исчез.

— Да, дочка. Да, — приобнял сыщик девушку за плечи. — Не горюй, он все равно был тебе не пара.

— Это почему же? — едва сдерживая слезы, спросила Саша.

— Несерьезный потому что. Фантазер и лгун. В лучшем случае.

— А в худшем? — все-таки всхлипнула девушка.

— Мошенник, маньяк, просто мелкий жулик — выбирай на вкус.

— А почему все на «м»? — шмыгнула носом Сашенька.

— Жулик — на «ж», — возразил Брок.

— Но ты ведь сказал «мелкий жулик»…

— А чем хуже «м» любой другой буквы? — развел сыщик руками. — К тому же, он Мирон.

— Па-а-апа, — уткнулась вдруг девушка носом в отцовскую грудь и зарыдала. — Но это неправда-а-ааа… Он хороший, он очень хо-о… ро… ший!.. И ми-и-илы-ы-ый!

— Влюбилась все-таки… — погладил по спине дочку Брок.

— Влюби-и-ила-а-ась!.. — завыла Саша. Не на всю улицу, но достаточно громко, чтобы редкие прохожие заоборачивались.

— Ну-ну, будет! — поглаживания сыщика постепенно перешли в похлопывания, а потом и в откровенные шлепки. — Нечего по нему убиваться. Было бы по кому!

Услышав слово «было» Сашенька и вовсе разревелась. Будто и не чувствовала, что отец уже превратил ее в боксерскую грушу. Сотрясаясь от рыданий и ударов по спине, Саша выплескивала свою душевную боль мелкими порциями:

— Да!.. Ни!.. Че!.. Го!.. У!.. Нас!.. Не!.. Бы!.. Ло!.. У-у!.. У-у!.. У-ууу!..

— Еще не хватало, чтобы было, — вздрогнул сыщик, оставив заодно в покое спину дочери. — Все, успокаивайся и побежали домой. Двадцать девять минут осталось!

— Д-до ч-чего? — провела варежкой по мокрому носу Сашенька.

— До беды, — не стал вдаваться в подробности Брок.

— Хуже все равно уже не будет, — неожиданно ровно, словно не рыдала только что, и почти равнодушно сказала девушка.

— Вот ты все время о себе думаешь, — обиделся сыщик. — А для меня, может быть, все худшее еще впереди…

— Ладно, прости, — взяла отца под руку Сашенька. — Пошли и правда домой. Там мама ждет.

— Вот именно! — обрадовался Брок и стремительно зашагал веред, потащив за собой Сашу, словно буксир баржу. Только настоящая баржа, как правило, гораздо больше буксира, — тут же все выглядело наоборот.

Но не успел сыщик сделать и десяти шагов, а Сашенька — сорока, как сзади послышался крик:

— Постойте! Да погодите же!..

Саша узнала этот голос первой. Она радостно взвизгнула, отцепилась от недоумевающего «буксира» и, оскальзываясь, чуть не падая, помчалась назад.

Навстречу ей несся Мирон. Шапка сидела набекрень на его лохматой голове, длинный шарф выбился из-под пальто и развевался шлейфом. В одной руке юноша держал газетный сверток, формой напоминающий веник, другую тянул вперед, к Сашеньке.

Поравнявшись с Мироном, девушка тоже вытянула руки, будто собираясь обнять парня (да так оно и было), но внезапно убрала их за спину. Счастливая улыбка тоже стерлась с ее лица, которое мгновенно надело маску надменности.

— Ты куда пропал? Думаешь, мы ждать тебя станем? Вот еще!.. И что это у тебя за веник?

— Это не веник, это цветы, — смутился Мирон. — Хотел розы купить, но хватило лишь на три гвоздички… Да у нас за сто рублей можно пол-оранжереи приобрести!.. А я-то еще Олега Константиновича алчным посчитал…

Но Саша уже не слышала, что говорит парень. Глаза ее вновь счастливо поблескивали.

— Ты не переживай, что на розы не хватило. Я их не очень-то люблю. Мне гвоздики даже больше нравятся. Давай! — протянула она руку.

Но юноша спрятал вдруг сверток за спину и смущенно пробормотал:

— Это не тебе… Это твоей маме. Не могу же я заявиться в гости к незнакомой даме просто так! Ты не обижайся, у меня просто денег не хватило… Я ж не знал, что у вас такие дикие цены. Безумный мир!..

— Ты зато у нас умный очень, — фыркнула Сашенька, демонстративно повернулась к юноше спиной и зашагала к отцу. Тот уже заметно нервничал, то и дело поглядывая на часы.

— Куда ты провалился? — сердито бросил он подошедшему Мирону. — Ушли бы вот без тебя, что бы делать стал?

— Я ведь вам крикнул, чтобы вы подождали, — сказал парень. — Вы оглянулись еще, я подумал, что услышали…

— Ладно, все, некогда! — захлопал в ладоши Брок. — Ноги в руки — и вперед! Последний рывок остался, двести восемьдесят шесть метров!

— До чего? — не понял юноша.

— До моего дома, — на бегу ответил сыщик. — Я за три года весь путь до метра выучил. Мало ли когда пригодится.

— Но ваш дом вовсе не в той стороне… — удивился Мирон. — Хотя… В этом мире…

— Ты про миры пока брось, — погрозил Брок, — завтра с этим разбираться будем. А пока… — Сыщик внезапно замолчал и до самого подъезда не проронил больше не слова. И лишь там, отдышавшись, и снова взглянув на часы, продолжил фразу: — …давай подумаем, что будем говорить Ирусику… моей супруге, в смысле.

Последней финишировала Сашенька. Услышала отцовские слова и не преминула добавить своих:

— Вообще-то я маме врать не собираюсь.

— А я, по-твоему, собираюсь?! — вскинулся Брок.

— Так чего тогда думать и обсуждать?

— То есть, доченька, как я понимаю, ты хочешь обрадовать маму рассказом о выходце из потустороннего мира?

— Почему из потустороннего? — обиделся Мирон. — Нормальный мир. Не хуже вашего. Еще и лучше даже…

— Это чем же? — насупился Брок.

— А там цветочки дешевые, — ехидно вставила Саша. — Можно всех девушек одарить.

Мирон засопел, но ничего на это не ответил. Зато Брок цыкнул на дочь, в очередной раз вскинул к глазам запястье и строгим начальственным голосом заявил:

— Осталось шестнадцать минут. Пререкаться некогда. Слушайте меня и делайте то, что я скажу. Как-никак тебе я отец, — глянул сыщик на Сашеньку, — а тебе… ну, хотя бы просто я гораздо старше тебя, — посмотрел он на Мирона. — Так вот, никаких параллельных, перпендикулярных и прочих геометрических миров при маме… при моей жене не упоминать! Это, так сказать, раз. Я ей уже сказал, что Мирон — мой клиент из другого города, который частично потерял память…

— Ты все-таки соврал маме! — превратила глаза в щелочки Саша.

— А что мне оставалось делать?! — закричал Брок, но спохватился и снизил тон. — И вообще, ничего я, по сути, и не соврал. Ведь теперь Мирон мой клиент?

— Это я твоя клиентка, — буркнула Сашенька.

— Мы ведь вроде договорились: работаем вместе! А клиент получается он.

— Ну, допустим, — нехотя кивнула Саша.

— Вот. Он из другого города?

— Я из этого… — начал Мирон, но Брок так зашипел на него, что юноша сжался.

— Даже если предположить, что твои бредни — правда, — процедил сыщик, — то город, откуда ты прибыл, хоть и называется так же, но уж точно не этот.

— Ну, да…

— А про память разве я соврал? Это одна из моих версий, кстати. Чем она хуже параллельного мира? По-моему, гораздо правдоподобней, так сказать, и логичней.

— Ладно, уговорил, — сказала Саша. — Я не проболтаюсь. Лишь бы он чего не ляпнул, — мотнула она головой на Мирона.

— Пусть только попробует, — насупился Брок.

— Да не буду я! Что я, маленький? — нахмурился юноша и поправил очки.

— И паспорт ей свой не вздумай показывать! — погрозил сыщик. Затем глянул еще раз на часы и подпрыгнул: — Шесть минут!.. Быстро за мной!

Через порог родной квартиры Брок переступил в двадцать один час двадцать восемь минут. Ирина Геннадьевна уже стояла в прихожей.

— Успел! — протянул ей сыщик левое запястье.

— Вижу, — улыбнулась супруга и подмигнула игриво: — Боишься все-таки?

— Забоишься тут… — пробормотал Брок и, чтобы скрыть смущение, обернулся к двери: — Ну, что вы там застряли?

— Я пропускаю вперед даму, а она не идет, — послышался голос Мирона.

— Саша, перестань кривляться! — прикрикнул сыщик.

— Это он кривляется, клиент твой иногородний, — раздалось из-за двери ворчание Сашеньки.

— Не понимаю, какая собака между вами пробежала? — удивился Брок. — То как голубки пели, а то вдруг… — Сыщик осекся на полуфразе и забормотал удивленной супруге: — Сашенька помогает мне в деле Мирона… то есть, господина Андроидова… или как его там… В общем, они нашли общий язык, а потом вот… Ай, да ладно!.. — Он вновь повернулся к двери и скомандовал: — Александра! Вперед! Ать-два!

Сашенька подчеркнуто не спеша, танцующей походкой вплыла в прихожую. Чмокнула маму в щечку и стала неторопливо раздеваться, стоя спиной к двери. А в нее уже входил Мирон. Увидел Ирину Геннадьевну, вытянулся, коротко кивнул и представился:

— Андратов. Мирон Игоревич. Имею честь быть клиентом вашего уважаемого супруга.

Затем юноша снова кивнул и протянул хозяйке квартиры цветы, которые он успел уже освободить от газеты.

— Ой, это мне? — зарделась Ирина Геннадьевна. — Спасибо, молодой человек! Мне так давно никто не дарил цветов…

На Брока она при этом не посмотрела, но тот готов был провалиться сквозь пол, а еще лучше — отправить туда Мирона.

Пока же юноша никуда проваливаться не собирался, а продолжал любезничать с женой сыщика. Или она с ним. Разволновавшийся Брок не мог уже разобраться в этих тонкостях. Просто стоял и молча закипал, выслушивая, как родная супруга разрешает гостю называть ее «просто Ирой». А когда лохматый очкарик склонился к руке Ирины Геннадьевны и приложился к ней губами, сыщик не выдержал:

— Задержанный!.. То есть подсудимый… в смысле, потерпевший! Ты сюда что, с моей женой целоваться пришел?! Александра! В конце-то концов, это твой жених или мамин?..

— Что-о?! — дуэтом воскликнули супруга и дочь сыщика. Причем, мать изумленно уставилась на дочь, а та — негодующе — на отца.

— Пардон… — Брок сам испугался вырвавшейся из уст фразы. Но было уже поздно.

— Ну-ка, ну-ка… — Ирина Геннадьевна несколько раз обвела суровым взглядом застывшую троицу. — Кто первый мне начнет сейчас врать?..

— Можно я? — робко поднял руку сыщик.

— Нет, ты скучно врешь, — отмахнулась супруга, — сразу ясно, что вранье. Пусть лучше молодой человек попробует.

— Только не он! — дуэтом воскликнули отец с дочерью.

— Это почему же?

— Так он же того… — покрутил Брок у виска пальцем. — У него память, так сказать, отшибло.

— А это еще и лучше, — злорадно усмехнулась Ирина Геннадьевна. — Ему сочинять труднее будет, данных для этого мало.

— Мама, давай лучше я все объясню, — шагнула вперед Сашенька. — Мирон на самом деле папин клиент, а насчет жениха — это обычные папины…

— Я что-то не поняла, — перебила дочку мама, — твой жених и языка вместе с памятью лишился? Так разговаривал вроде бы только что. Ну-ка, пойдемте все в комнату!

— Может, сначала поужинаем? — предложил Брок. Правда, аппетит у него уже пропал, но оставалась надежда, что за ужином неприятная тема как-нибудь рассосется.

Увы, надежда оказалась напрасной. Супруга прищурилась и огласила вердикт:

— Ужинать сегодня будут лишь те, кто меньше всех мне соврет.

— Некорректно! — завопил Брок. — Ирусик, ты, видишь ли, неправильное условие поставила! Из нас троих меньше всех соврет определенно кто-то один. А ты сказала «те». То есть, как минимум, двое. Но двое никак не могут соврать «меньше всех»!..

— А вы не врите, — ответила на это Ирина Геннадьевна. — Вот все трое и поужинаете.

— Что, совсем? — испугался сыщик. — А если нечаянно?

— Как это ты, интересно, себе представляешь?

— Ну, скажу, что-нибудь, в чем я уверен, а окажется, что я заблуждался.

— Так это и называется заблуждением, а не враньем.

— А, ну тогда ладно, — чуть-чуть успокоился Брок. — Тогда пойдемте и впрямь в комнату. Ноги не казенные. Набегался сегодня… — И он первый прошел в дверь и направился к любимому дивану. Плюхнулся, откинулся на спинку, вытянул ноги и блаженно зажмурился.

Саша и Мирон предпочли стулья по разные стороны круглого стола, на который Ирина Геннадьевна водрузила вазу с подаренными гвоздиками. Затем подошла к дивану и села рядом с Броком.

— Я вас слушаю, Мирон, — кивнула она.

— Да я… как бы… — часто заморгал парень, снял очки и начал их протирать.

— А вы не смущайтесь, мы ж, как я понимаю, теперь почти родственники.

— Мама! — подскочила Сашенька. — Зачем ты папин бред повторяешь?!

— Саша, не надо так об Олеге Константиновиче, — тихо, но столь проникновенно попросил вдруг Мирон, что все невольно замолчали. — Ирина Геннадьевна, я все вам сейчас расскажу. Всю правду.

Глава 10 Мирон рассказывает все, а Брок сетует на свою любовь к справедливости

Мирон стал рассказывать. Местами спотыкаясь, временами краснея, но он поведал хозяйке квартиры, как и обещал, всю правду. По крайней мере то, что он ею считал. А именно — ту самую историю, что слышали уже из его уст Брок и Сашенька.

Сыщик, выслушивая исповедь парня, несколько раз вскакивал, порывался протестовать, вставить что-то, пояснить или оспорить, но всякий раз, натыкаясь на суровый взгляд супруги, вновь опускался на диван.

Сашенька тоже слушала юношу нервно, трясла головой, фыркала, закатывала синие глазки, но перебивать не пыталась, понимая, чем это чревато. Уж слишком серьезно была сегодня настроена мама.

А Ирина Геннадьевна и впрямь выглядела строго. Даже сурово. И когда Мирон замолчал, спросила таким тоном, что у присутствующих появилось желание вскочить, вытянуться в струнку и выпалить что-нибудь вроде «Никак нет!», «Не могу знать!», «Не вели казнить!» или нечто подобное:

— Это все очень интересно, молодой человек. Но меня интересует совсем другое. Вы являетесь женихом Александры?

— Не могу знать, — все-таки вырвалось у Мирона. Правда, тихо и не очень уверенно.

— А кто может? — удивилась Ирина Геннадьевна.

— Я, — затряс вытянутой рукой Брок, — я могу!

— Ну, ладно, давай ты, — смилостивилась супруга.

— Видишь ли, Иринушка, — обрадованно подскочил сыщик, — все, что ты сейчас услышала — лучшая иллюстрация душевного, так сказать, состояния несчастного юноши. Я не собирался тебя травмировать и попросил его не рассказывать тебе того, что он рассказал… Увы, но так уж вышло. Может, оно и к лучшему. Во всяком случае, теперь стало ясно, кто останется без ужина.

— Олег, — нахмурилась Ирина Геннадьевна. — Во-первых, это вовсе не ответ на заданный мною вопрос. Во-вторых, не понимаю, на чем основывается твой вывод?

— Ну… как же? — растерялся Брок. — Ведь это такое вранье, что сильнее у нас с Сашенькой не получится. Как бы мы ни старались.

— Лично мне это враньем не показалось, — посмотрела на сыщика жена. — Но ты опять увиливаешь от ответа! Так является ли этот юноша женихом нашей дочери?!

— Боже мой, Ирусик, да откуда же? — взмолился Брок. — Какой еще жених, если у него с головой не в порядке? Или с порядочностью. Ну, сострил я, каюсь, назвал его так пару раз… Так то ж исключительно смеха, так сказать, ради. — И сыщик попробовал хихикнуть. Но поддержки со стороны жены не получил. Напротив, та лишь раздраженно поморщилась. И посмотрела на дочь:

— Давай, теперь твоя очередь.

— Не врать? — покраснела вдруг Сашенька и словно закаменела.

Броку отчего-то стало очень страшно. Он вскочил и замахал руками:

— Врать-врать-врать!..

— Все!.. — поднялась внезапно Ирина Геннадьевна. — Идемте ужинать. Одиннадцатый час уже, а вам все бы трепаться. — И она решительным шагом проследовала на кухню.

Остальные же просто-напросто впали в ступор.

Первым из него, как и подобает настоящему хладнокровному сыщику, выпал Брок.

— Чего это она? — спросил он.

— Пошла ужин греть, — ответила Саша.

— А-аа! — протянул Брок.

— Она мне поверила… — прошептал все еще находящийся в некой прострации Мирон.

— Коне-е-ечно! — закивал сыщик. — Ну, разуме-е-еется!.. Чему же тут не поверить? Типичный, знаешь ли, случай.

— А и хорошо, что все так вышло, — тряхнула белыми прядями Сашенька. — Никому не пришлось врать. И мама оказалась умницей. Очень-очень понятливой. Как всегда, впрочем. — Девушка загадочно улыбнулась и бросила взгляд на Мирона. Тот вспыхнул ярче лампочки. Но промолчал.

— Почему понятливой? Чего понятливой? — завертел головой Брок. — Чего вы переглядываетесь и краснеете как барышни перед женихами? Ой, тьфу!.. — сыщик высунул язык и шлепнул по нему краем ладони. — Что-то я и впрямь того… заговариваюсь сегодня.

— Не только сегодня, но… Пойдем-ка ужинать, папочка, — вновь стала обычной Сашенька, чем несказанно порадовала Брока. И он, довольный, кивнул и поднялся с дивана. А затем посмотрел на Мирона взглядом, полным снисходительного прощения: — Ну что, клиент, пошли ужинать?

— С удовольствием, Олег Константинович, — неожиданно улыбнулся юноша. Чем стал вдруг очень симпатичен сыщику.

— Эх, фантазий бы тебе поменьше, — положил ему ладонь на плечо Брок, — цены б тебе не было! Точно бы взял в помощники. Может, одумаешься?

— Папа, хватит! — притопнула Сашенька. — Даже мама ему поверила, а ты все упираешься. Пошли ужинать, а то я умру сейчас от голода. И ты, между прочим, будешь виноват.

— А кто же еще? — развел сыщик руками и философски вздохнул.

Ужинали молча — услышанное-пережитое обдумывали, да и есть очень хотелось. Все-таки ужин выдался поздним.

Лишь когда Ирина Геннадьевна подала чай, она же первой и нарушила затянувшееся молчание.

— Так вы, Мирон, по батюшке Игоревич?

— Да зачем же? — смутился юноша. — Можно просто Мирон.

Брок крякнул, но ничего не сказал. И впрямь, молод еще очкарик для отчества.

— Да я не к тому, — махнула ложечкой хозяйка. — Просто папу вашего, стало быть, Игорем зовут.

Сыщик опять крякнул. Очень уж ему хотелось поддеть супругу. Дескать, тоже в сыщики пора, с такой-то неженской логикой. Но воздержался. Да и Мирон опередил.

— Звали, — печально произнес парень. — Игорем Мироновичем. Да-да, меня в честь деда…

— Погодите, — зазвенела о чашку ложечкой Ирина Геннадьевна. — Вы простите меня, Мироша, но почему «звали»? Разве он…

— Папа с мамой погибли, — опустил Мирон голову. — В автомобильной аварии. Я чудом уцелел… Мне всего четыре года было, но я их хорошо помню.

— В аварии? — закусила губу жена сыщика. Броку показалось, что супруга чем-то напугана. Ну, не упоминанием же о несчастье? Печально, конечно, но ДТП, увы, сплошь и рядом случаются. Да и лет уже сколько прошло! Если не врет парень, конечно. Хотя… Сыщик мысленно постучал себя по лбу. Разве такими вещами шутят?

Но Ирина Геннадьевна испугалась не рассказа об аварии. Что-то другое взволновало ее в словах Мирона.

— Значит, вы тоже ехали в той машине?

— Ирина Геннадьевна, зовите меня на «ты»! — взмолился Мирон. — Не могу я так, не привык…

— Ты ведь меня Ирой не зовешь, хоть я и просила, — усмехнулась в ответ Брокова супруга, глянув при этом на мужа и наткнувшись на его осуждающий взгляд. Тут же отбросила игривый тон и вернулась к прежней теме: — Прости, Мирон. Пусть будет, как тебе удобно. Но ты не ответил на мой вопрос.

— Да, я тоже был с ними. Мы с дачи вроде бы возвращались. Это я плохо помню. Но тот грузовик, который из-за поворота, по встречной, никогда не забуду!..

— Разве грузовик? Автобус… — начала Ирина Геннадьевна, но быстро зажала рот ладошкой. Мирон, да и Брок с Сашенькой замерли, разинув рты, но женщина сконфуженно замотала головой: — Нет-нет, не обращайте внимания. Просто я все так живо представила… И в моем воображении это был автобус.

— Грузовик, — вздохнул удовлетворенный объяснением Мирон.

— Мироша, а как твою матушку звали? Не Валентиной?

— А вы откуда?.. — подскочил юноша. — Откуда знаете?! Разве вы тоже… от нас?

— Ты от них? — нахмурился Брок.

— Мама?.. — заморгала на мать Саша.

— Да что это вы?.. — посуровела вновь Ирина Геннадьевна. — Одна дура чушь всякую мелет, а еще три дурака сидят и слушают.

— Ты не дура, — сказала Сашенька.

— И дураков не три, — добавил Брок. — Он хотел пояснить, что даже не два, но влезла дочка:

— Ты хочешь сказать, папочка, что я не дурак, потому что дура?

— Это сказал не я! — возмущенно затряс пальцем сыщик.

И только Мирон не принимал участия в перепалке. Он странным затуманенным взором смотрел на непонятно сердитую Ирину Геннадьевну, а потом очень тихо попросил: — Расскажите, что вы знаете.

— Да откуда я могу знать?! — внезапно вспылила хозяйка. — Ляпнула просто. Наугад. Говорю ж — дура.

— Угадать трудно… — не сдавался парень.

— Да чего уж тут трудного? — насупилась Ирина Геннадьевна. — Тоже мне, теорема Ферма! Очень редкое имя — Валентина!.. А ну-ка, — разошлась вдруг она не на шутку, — поели, чай попили? Марш тогда отсюда! Чего расселись? Я посуду мыть буду, поздно уже.

Муж, дочь и гость быстро вскочили и направились с кухни восвояси, но Ирина Геннадьевна произнесла вдруг знаменитую «мюллеровскую» фразу (адаптированную, разумеется, к реалиям):

— А тебя, милый, я попрошу остаться.

— Зачем? — словно разоблаченный шпион, испугался Брок.

— Поможешь мне с посудой, — так улыбнулась в ответ супруга, что сыщику стало еще страшнее.

Но боялся он зря. По крайней мере, он боялся совсем не того, что сказала ему жена, едва они остались наедине. А сказала она следующее:

— Олег, все гораздо серьезней и хуже, чем тебе кажется.

— А что мне кажется? — попытался развить дискуссию воспрянувший духом Брок.

— Не надо, Олежа, — супруга положила вдруг ладонь на его плечо. — Я ведь твои мысли читать давно научилась. За столько-то лет.

— Чтение мыслей — антинаучно! — вздернул Брок палец, на что Ирина Геннадьевна ответила со смешком:

— Ой, только не твои. И не мне. Ты думаешь, что Мирон — пройдоха. А может, и вовсе не Мирон, а Матвей какой-нибудь. И что он клеится к Сашеньке, молодой неопытной дурочке, а еще втирается в доверие ко мне, старой дуре. А в итоге совратит и ее, и меня, да еще и квартиру обворует. Так ведь?

— А вот и нет! — взвился красный как рак сыщик. — Ни про какого Матвея я вовсе не думал!

— Ага, — криво усмехнулась жена. — Что и требовалось доказать.

— Да чего доказывать-то? — заметался по кухне вконец деморализованный Брок. — Чего?! Может, ты еще скажешь, что поверила в эти бредни про параллельные миры?..

— Во-первых, дорогой, не кажется ли тебе, что любой нормальный жулик придумал бы историю поправдоподобней?

— А я и не утверждал, что он нормальный! Наоборот даже. Я чуть санитаров не вызвал, знаешь ли, когда он…

— Олег, погоди, — остановила сыщика жена. — Я еще не сказала, что во-вторых.

— И что же?

— А во-вторых, Мирон говорит правду. Он из иного измерения. Или как это называется по научному?

— По научному?.. — опешил Брок. — Да ты что, Ирусик? Ты переволновалась из-за нас, да? Переутомилась?..

— Олег, прекрати! — рявкнула супруга. — Или ты и мне санитаров вызовешь?

— Н-нет… н-но…

— И безо всяких «но», — смягчила тон Ирина Геннадьевна. — Скажи, Олежа, ты мне веришь?

— Да конечно, Иришечка, о чем разговор? — залебезил сыщик.

— Вот и поверь тогда мне на слово: Мирон из параллельного мира. Только не спрашивай пока, откуда я это знаю.

— А откуда?

— Я ж просила: не спрашивай!

— А почему?

— Олег, может, это ты переутомился?

— Ну, есть маленько… — не стал кривить душой сыщик.

— Вот сядь тогда на табуреточку, отдохни. И послушай меня, умную женщину.

— Но ты ведь недавно говорила другое, — возразил любящий справедливость и точность Брок.

— То, что я дура? Так я и не спорю. Только женщина я все-таки умная.

— А-аа, ну тогда конечно, — закивал сыщик. — Сразу бы так и сказала.

— Вот и говорю. А ты слушай внимательно. Так вот, то, что Мирон из другого мира — бесспорно…

— А вот я все-таки поспорю, — запротестовал Брок. — Хоть и верю тебе, — поспешил добавить он. — Но видишь ли, Ирусик, параллельные миры — это фантастика, сказка, чудеса. А чудес не бывает. Ты ведь знаешь мое кредо?

— Знаю. Но ведь научные объяснения так называемым чудесам ты принимаешь?

— Конечно.

— Ну, вот. И у параллельных измерений оно есть. Просто ученые до него еще не додумались.

— Кое о чем, кстати, уже все-таки додумались, — вновь заговорила в сыщике любовь к справедливости. — Есть некоторые теории…

— Вот видишь! — обрадовалась Ирина Геннадьевна. — Тем более! Это ведь не какие-нибудь инопланетяне, зеленые человечки! Такие же люди, почти такой же мир…

— Инопланетян не бывает, — согласился Брок. — Но и параллельный мир, это, знаешь ли, слишком уж спорно. Чересчур, я бы сказал, смелая гипотеза. Мне бы доказательств побольше, фактов, так сказать, поувесистей…

— Вот этот сгодится? — супруга красноречиво покачала в руке большой чугунной сковородкой.

— Вполне, — слегка отодвинулся Брок. — Но все же…

— Олег, я сказала: поверь пока на слово. Доказательства будут. Позже. Если пригодятся… — непонятно добавила Ирина Геннадьевна. — Но самое плохое не это…

— А что же еще? Все-таки зеленые человечки — тоже правда? Вот тут уж я с тобой ну никак…

— Не паясничай, Олег! — вновь осерчала супруга. — Какие еще человечки? Дети любят друг друга, вот в чем беда-то.

— К-какие еще дети? — испугался Брок. — Ты про Костика, что ли? А кто второй? Или их несколько? Я правда не понял, Ирусь!.. — заторопился он, увидев, как лицо жены наливается краской.

— Наши дети! — затрясла кулаком Ирина Геннадьевна. — Вот те, — ткнула она тем же кулаком в сторону комнаты.

— А там… разве наши? — захлопал глазами сыщик. — Там ведь один только наш. Если я не ошибаюсь, конечно. Может, запамятовал чего-то?.. Ты не поверишь, такая запарка на работе последнее время! Надо бы штат увеличивать.

— Ты что, специально, да? — всхлипнула вдруг супруга, и Брок подскочил к ней, обнял, погладил по голове.

— Ну, ну, успокойся… Ты же знаешь, я рассеянный, так сказать, немножко. Невнимательный, несобранный. Просто, видишь ли, у меня в мозгу постоянно мыслительные процессы идут. То одну задачу решаю, то сразу несколько. А настоящая, как говорится, многозадачность моим вот этим вот компьютером, — постучал он себя по затылку, — поддерживается плохо. Хреново даже, не побоюсь этого слова. Так что прости уж меня, солнышко. Ага?

— Ага, — шмыгнула носом жена и уткнулась им в грудь супруга. — Хороший ты, Олежа, не наговаривай на себя. И умный очень. Только и правда… Рассеянный слегка. Но я уже почти привыкла.

— Вот и отлично! — искренне обрадовался Брок. — Так что там с нашими детьми? Неужели их все-таки не один? Вот уж сюрприз так сюрприз, должен тебе признаться!

— О-хо-хо, — вяло махнула рукой Ирина Геннадьевна. — Безнадежен…

— Что? Второй болен?! —вскинулся сыщик. — Почему безнадежен? Может, еще можно спасти? Давай вызовем скорую!

— Да успокойся ты! Горюшко мое… Один у нас ребенок, один. Александрой зовут. А второй — Мирон это, кто ж еще-то?

— Мирон безнадежно болен? Значит, я был все-таки прав? Но почему он наш ребенок? Он что, твой… внебрачный сын? — ахнул Брок и попятился, выпучив в страшной догадке глаза. — Так вот почему ты и «Мироша» ему, и ручку давала целовать…

— Олег, — простонала жена. — Ну, я уже злиться на тебя не могу, ну сил же нет больше! Давай я тебя все-таки сковородкой огрею, а? Ну, пожалуйста!

— Ты знаешь, я не вижу в этом особой необходимости, — перестал таращить глаза сыщик. — Мне кажется, я понял свою ошибку. Ты назвала Александру с Мироном нашими детьми фигурально? То есть, Сашеньку по-настоящему, конечно, а… молодого человека, так сказать, за компанию, до кучи. Так?

— Я смотрю, аргумент-то и впрямь весомый… — уважительно посмотрела на сковородку Ирина Геннадьевна. — Надо будет взять на вооружение.

— Нет-нет-нет! — запротестовал Брок. — Я против. Нарушение, так сказать, прав человека. Причем, отдельно взятого и беззащитного.

— Ладно, — рассмеялась супруга. — Пока повременю брать. Но ты понял, что я тебе сказала про детей?

— Что они, так сказать, наши?..

— Что они, так сказать, любят друг друга!

— Но-но-но!.. — вскинул к потолку палец и затряс им в вышине сыщик. — Какая еще такая любовь? Сашенька же еще ребенок совсем!

— Этому ребенку скоро девятнадцать, Олег. Мне было столько же, когда я познакомилась с тобой. А ты еще моложе Мирона был. Тебе ж тогда только-только двадцать исполнилось. Забыл?

— Ничего я не забыл. Но то же мы! А это… так сказать… совсем большая разница.

— В чем же она заключается?

— Ну-у, — покрутил Брок в воздухе ладонью, — много чем. У нас, например, компьютеров не было.

— Это хорошо или плохо?

— Не знаю. Это я вообще, в принципе. В смысле, что разница есть.

— Давай закроем пока эту дискуссию, ладно? Сути она не меняет. Дети любят друг друга, и это очень плохо.

— Вот тут я с тобой абсолютно согласен!

— Но ты согласен совсем по-другому. А я потому, что им придется расстаться. Или… — Ирина Геннадьевна продолжила испуганным шепотом: — Или нам придется расстаться с Сашенькой. Навсегда…

— Э! Э-ээ! — затряс головой сыщик. — Ты что такое говоришь-то?! Как это — расстаться? Ты ведь меня почти убедила, что он не маньяк, не бандит, а нормальный, так сказать, парень! Что же он, убьет, что ли, Сашеньку? Сама ж говоришь — любит!

— Любит. В том-то и дело. И она его. Это я тебе точно говорю. Как и то, что он из другого мира. А значит…

— Ты имеешь в виду… — Брок почувствовал, как волосы зашевелились на голове, — …что он заберет ее туда?! В потусторонний мир?..

— В параллельный.

— Да по мне хоть в косоугольный! Я никуда Александру не пущу.

— Но они же любят!

— Пусть здесь тогда любят. Стоп!.. А что, это ведь выход! Ну, не гений ли я? Зачем Саше идти к нему? Пусть он лучше у нас остается. Я бы его и на работу взял. Толковый, кстати, парень, юрфак закончил. Гений я, да?

— Ты, конечно, очень умный, — грустно улыбнулась супруга, — но одного ты все же не учитываешь.

— Кого еще?

— Да не кого еще, а все того же! Мирона. Его мнения. Ведь его родина там. Друзья, родные, близкие, дом, работа…

— Но… у Сашеньки — здесь… — поник головой сыщик. — Друзья, так сказать, и эти… как их?.. родные. Да и работа. И дом… Постой! Она ж в университет поступила. Не-е-ет, пока не закончит — никаких параллельных миров! — обрадовался Брок. — Ишь!..

— Олег, я тебя прекрасно понимаю, — вновь прижалась к сыщику жена. — Думаешь, я то же самое не думала? Но решать все равно им, а не нам. Неужели ты любовь разрушить хочешь?

— Да не хочу я ничего рушить! Но все равно… Как-то это все так… Может, с ними поговорить сначала? Напрямую спросить? И вот еще что… — Брок ненадолго задумался. А потом шепотом, оглядываясь на дверь в комнату, заговорил: — Пусть ты права. Пусть этот параллельный мир существует. Пусть перпендикулярный даже, я согласен. Лишь бы не чудо это было, а научно обосновано, конечно. Но ведь как туда попасть — никто не знает! И Мирон — тоже. Они ведь с Сашенькой ходили к его дому, а там другие люди живут.

— И что?

— Да то, что деваться-то ему некуда! Вот пусть и живут у нас. Так уж и быть… — Сыщик сказал это и сам своему решению ужаснулся. Еще полчаса назад он и помыслить не мог, чтобы отдать собственную дочь замуж, да еще за кого — за сумасшедшего лохматого очкарика, утверждающего, что он свалился с того света! А вот сейчас он даже радуется, что Саша будет с этим очкариком жить. Но только у них! И он вновь решительно заявил: — Только у нас! Точка.

— Олег, — нахмурилась супруга. — А как же твоя профессиональная этика?

— В каком смысле? — ответно нахмурился Брок.

— Мирон ведь — твой клиент, если я не ошибаюсь? Ты ведь обещал разобраться, кто он и откуда. Помочь ему вернуться домой.

— Ну-у, — протянул сыщик, — буквально о том, чтобы помочь вернуться, речь не шла.

— Но это же подразумевалось само собой!

Сыщик лишь скрипнул зубами. Он любил справедливость. И та была сейчас полностью на стороне жены.

Глава 11 Мирон снова рассказывает. На сцене появляется загадочный старик

Сыщик Брок проснулся и, не раскрывая глаз, широко улыбнулся. Суббота! Как же здорово-то! Не надо никуда торопиться, а самое главное — можно и даже нужно вплотную заняться рассказом на конкурс. Осталось, считая сегодняшний, всего три дня. А это не так уж и много. Вон, вчера не пошел ведь рассказ, как он ни старался!..

Воспоминание о неудаче слегка испортило настроение сыщика. Но самое плохое, что он вспомнил еще кое-что. Даже пока не вспомнил, а лишь почувствовал, что вот-вот вспомнит, и тогда…

Брок зажмурился крепче, будто это могло заблокировать память. Не тут-то было — в мозгу началась цепная реакция. Одно воспоминание потянуло за собой другое, то зацепилось за третье и так, ниточка за ниточкой, распустился весь клубок. Сыщик застонал и раскрыл глаза.

Рядом заворочалась супруга.

— Что, пошел уже? — зевнула она.

— Куда пошел? — снова зажмурился Брок. — Сплю я.

— Вставай, вставай, Олежа. Нечего разлеживаться. Позавтракайте — и вперед. Сейчас я встану, приготовлю чего-нибудь.

— Ирусь, ну суббота ж сегодня! — заныл сыщик.

— И что?

— Выходной же. И на «Склеенные ласты» рассказ писать надо. Сказку, в смысле.

— То есть, «Ласты» тебе дороже дочери?

— Так наоборот же! — Брок даже сел от возмущения. — Чем быстрее я дело распутаю — тем быстрей и Саша… того…

— Олег! — Ирина Геннадьевна тоже села и грозно посмотрела на мужа. — По-моему, мы вчера все обговорили. Твое дело — найти способ, как Мирону вернуться домой. А потом уже пусть они сами решают.

— Ладно, ладно, — опустил Брок ноги на пол. — Найду.

Откровенно говоря, он не очень-то верил, что сумеет это сделать. В первую очередь потому, что так до конца и не поверил в существование параллельных миров. Но спорить на эту тему с женой ему совсем не хотелось. Поэтому искать он будет. Не совсем понятно что, но будет. Только к чему такая спешка? Неужели Ирина так хочет избавиться от дочери? Да нет, чепуха же, нонсенс! Не может она этого хотеть. Вообще, ведет она себя, конечно же, очень странно. Недоговорки, понимаешь ли, какие-то, обмолвки… Что-то тут явно нечисто. Ведет, ох, ведет Ирусик тайную игру! И ведь выпытывать что-то у нее — бесполезно. Только хуже будет. Так что будем пока играть по предложенным ею правилам, решил сыщик, а там видно будет. Хотя немного поторговаться все-таки не помешает…

— Ира, — сказал он, нашаривая шлепанцы, — только давай хотя бы завтра выходной устроим. Мне ведь и впрямь сказку писать надо. Да и не молодой я уже, так сказать, без выходных-то.

— Ой-ей-ей! — игриво толкнула Брока супруга. — Не молодой он!.. А ночью сегодня? Вполне еще и вполне.

Ирина Геннадьевна подмигнула, а сыщик внезапно смутился, хоть сердце от этих слов так и подпрыгнуло.

— Что, правда еще гожусь на что-то? — дрогнувшим голосом спросил Брок.

— Еще как годишься. Не сомневайся. И с этим делом тоже справишься. А выходные будут еще у тебя!

— А сказка?..

— И сказка будет. Не последняя же! К тому же, ты еще расследование и не начал. Может, за сегодня все раскрутишь. Вот и пиши себе на здоровье сказки. И я с удовольствием почитаю. Ты ведь жуть как интересно сочиняешь!

— Да уж, — вздохнул сыщик. — Сейчас, вон, еще интересней.

Что именно он хотел этим сказать, Ирина Геннадьевна уточнять не стала. Поднялась, накинула халат и вышла из спальни, бросив на ходу:

— Давай, давай, шевелись.

— О-хо-хо, — вздохнул Брок, подождав, пока супруга скроется за дверью. — Командовать легко. А как, скажите мне на милость, шевелиться? С чего тут вообще можно начать?

Сыщик задумался, так и продолжая сидеть в трусах и майке на кровати. Мысли шевелились в голове столь лениво, словно и для них суббота была законным выходным. К тому же, они изначально были настроены против параллельных миров. Слишком уж те отдавали чудом, а Броковские мысли, как известно, чудес не признавали.

— Ладно, — все же поднялся сыщик. — Принимаем за рабочую гипотезу, что другие измерения — научно обоснованный факт. Заметьте, я сказал: «Научно»! — пояснил он, видимо, для недоверчивых мыслей. Затем подошел к стулу с развешанной на спинке одеждой и стал одеваться.

Завтрак начался почти так же, как вчерашний ужин — все молчали. И отчего-то старались не смотреть друг на друга. Впрочем, Саша с Мироном нет-нет да и обменивались мимолетными взглядами. Разумеется, это не ускользнуло от внимания Брока. Но комментировать он не стал, хоть и очень хотелось. Только вот что именно говорить, он не знал. Что делать — тоже.

К счастью, инициативу взяла в свои руки хозяйка квартиры.

— Ну, и куда вы сейчас? — спросила она.

— Надо сначала план составить, — буркнул сыщик и принялся усиленно дуть на чай.

— Да какой план, папа? — спросила Сашенька. — Для начала хоть бы задачу понять. Ты знаешь, что у программистов самое важное? Не написание программы, а грамотная постановка задачи. Вот ты четко себе задачу представляешь?

Брок не успел ответить, вмешалась супруга:

— А задачу я вам поставлю. Быстро и четко. Первое: узнать, каким образом попал к нам Мирон. Второе: проделать то же самое в обратном порядке.

— Браво, мамочка, — зааплодировала Саша.

— Может, тебе и решить ту задачу самой? — оживился Брок. — Развеяться, так сказать. А я бы пока посуду помыл…

— Нет уж, дорогой, мне такие жертвы не нужны. Посуда — это мой крест. А право «развеяться» я предоставляю тебе. Вон у тебя какие помощники.

— Мирон — не помощник, — проворчал сыщик, — он — клиент.

— Кстати, — прищурилась Ирина Геннадьевна. — Могу дать начало решению первой части задачи.

— Да? — с интересом взглянул на супругу Брок. — А ну-ткать?..

— Все ж очень просто, — улыбнулась та. — Надо лишь у Мирона спросить.

Сыщик крякнул. Ему стало очень стыдно. Ведь Ирина сказала настолько очевидную вещь, что… Но тут он предпринял отчаянную попытку спасти лицо и с невозмутимым видом произнес:

— Так это, так сказать, само собой разумеется. Типичный, знаешь ли, случай — опрос свидетелей, потерпевших, предполагаемого преступника. То, се…

— А кто у нас преступник? — испугалась Сашенька.

— У нас пока только потерпевший, — нахмурился Брок. — Преступников нам еще только не хватало!

— Так чего же ты медлишь, раз все без меня знаешь и потерпевший в наличии? — усмехнулась Ирина Геннадьевна. — Начинай.

— Давай ты? — сказал вдруг сыщик. — А мы с Сашенькой со стороны понаблюдаем. Иногда, ты не поверишь, со стороны все намного видней. Вот, помню, был месяц назад случай…

— Давай твой случай до следующего раза отложим? — перебила Брока супруга. — Дело не ждет! И я готова тебе помочь. — Видно было, что ей и впрямь стало интересно почувствовать себя в роли сыщика. Ирина Геннадьевна отставила в сторону пустые тарелки и чашки, сцепила пальцы и положила руки на стол. Пристально посмотрела на молчащего до сих пор Мирона и задала первый вопрос:

— Ваша фамилия, потерпевший?

— Андратов, — машинально ответил Мирон и заморгал: — Но вы же и так…

— Ах, да, пардон, — смутилась новоиспеченная сыщица. — Это я от волнения. Не привыкла еще допросы вести… Лучше ты вот что мне скажи, Мироша: сам-то ты догадываешься, каким образом у нас очутился?

— Да нет же! — заволновался Мирон. — Я ведь говорил уже вчера, что и заметил-то неладное не сразу. Только в агентстве понял, что другое все вокруг. И то сначала на Олега Константиновича подумал, что тот перестановку сделал зачем-то.

— Но как же ты ничего не заметил, пока до агентства шел? Ведь машины кругом другие, одежда на прохожих, дома…

— Дома многие те же, — возразил Мирон. — Которые постарей. Но вообще-то вы правы, конечно. Должен я был разницу заметить. Но не заметил.

— Может, ты думал о чем-то? Мечтал? — подсказала Ирина Геннадьевна.

— Вообще-то думал… — неожиданно смутился юноша.

— Ага! — вскинула голову Сашенька. — О девушках, небось?

— Да о чем ты говоришь? — вспыхнул парень. — Вовсе не о девушках, а о… — Он замолчал и с опаской посмотрел вдруг на Брока.

— Чего ты? — удивился тот. — Обо мне, что ли?

— Н-нет… — промямлил Мирон, опустив голову. — То есть, не совсем… И не об этом вас, а о том… там… который… — Парень совсем запутался и затряс головой: — И вообще, если я скажу, вы опять меня сумасшедшим посчитаете! Скажете, что я параноик.

— Ну и запугал ты парня, Олежек, — неодобрительно глянула на мужа Ирина Геннадьевна. А потом ласково посмотрела на юношу и доверительным тоном сказала: — Не бойся, Мирон, никто тебя сумасшедшим не считает. И вообще, допрос пока веду я. Так что говори все, как было. А на посторонних не обращай внимания, пожалуйста.

Брок и Саша синхронно фыркнули, но разумно промолчали. Мирон же, еще раз опасливо глянув на Брока, все же сказал:

— Я вчера домой на обед пошел. Пообедал, уже выходить собрался, но как почувствовал что-то, в окошко глянул. А там опять тот старик…

— Какой старик?! — хором воскликнули все трое Брокалевых.

Мирон рассказал следующее. Примерно неделю назад, тоже возвращаясь с обеда, он столкнулся в дверях агентства с вылетевшим оттуда человеком. У юноши создалось даже впечатление, что человека из офиса буквально вытолкнули (как впоследствии оказалось, он был недалек от истины). Незнакомец, впрочем, тут же извинился, приподнял котелок (да-да, именно старинный котелок, и это зимой-то!) и будто сфотографировал Мирона взглядом. Затем коротко поклонился и степенно отправился восвояси, ни разу не оглянувшись.

Зато Мирон долго смотрел вслед странному человеку. Почему странному? Ну, хотя бы из-за этого нелепого котелка. Такие рисовали раньше в детективных романах у сыщиков. Да и сам незнакомец был похож на такого вот книжно-киношного сыщика или шпиона — в длинном черном пальто с поднятым воротником, сутулый, в пенсне, с крючковатым носом. Когда поднимал котелок — под ним блеснула лысина. Походка у старика (по оценке Мирона это был глубокий старец, лет под шестьдесят) также соответствовала детективно-шпионской «легенде» — легкая, рыскающая, что вкупе с сутулостью производило впечатление взявшей след ищейки.

Войдя наконец в агентство, Мирон застал там разгневанного шефа. Олег Константинович («здешний» Брок в этом месте рассказа вздрогнул и поежился) мерил офис быстрыми шагами и бормотал под нос что-то вроде: «Сказки, чудеса, чушь поросячья, чудес не бывает, будьте вы прокляты, под грузом не стоять, осторожно, двери закрываются». Когда юноша попросил уточнить, чем расстроен начальник и что за клиент покинул сейчас их контору, сыщик рассерженно бросил:

— Это не клиент! Это недоразумение. Не хочу о нем говорить, не хочу слышать и уж тем более, так сказать, лицезреть!.. Поэтому, большая просьба, Мирон Игоревич… Нет, большой приказ. В смысле — распоряжение, уведомление и все перечисленное вместе взятое. Если увидишь этого типа в непосредственной близости от «Бритвы Оккама» — гони его в шею!

На тот раз инцидент оказался исчерпанным. Но уже следующим утром Мирон встретил давешнего старика по пути на работу. Тот и впрямь ошивался возле агентства, будто бы действительно вынюхивая чей-то след. Но близость загадочной ищейки к офису Мирон посчитал не такой уж непосредственной, поэтому гнать его в шею не стал. Тем более, старик, заметив юношу, разогнулся и опять приподнял котелок. При этом глаза его оставались неприветливыми, изучающими, холодными. Мирон почувствовал их ледяное излучение несмотря даже на приличное — не меньше двадцати шагов — расстояние.

Брок пришел в тот раз на пару минут позже Мирона и сразу набросился на помощника: почему, дескать, вчерашний хмырь ошивается рядом, ведь было же велено и тэ пэ… Мирон кое-как отбился от незаслуженных на его взгляд обвинений, но обещал впредь подобного не допускать.

А на другой день Олег Константинович ворвался в офис и вовсе взбешенным, рассказав, что позавчерашний посетитель выслеживал его возле дома.

— Да кто же он такой-то? — не выдержал тогда Мирон.

— Маньяк, — ответил Брок. — Сумасшедший. Сулит несметные богатства и драгоценные сокровища за поиски царского сына!

— У Государя Императора лишь две дочери, — удивился Мирон.

— Вот именно! Что я ему и ответил. Но тот, ты не поверишь, заявил, что это сын «другого царя»! Я спрашиваю: «Болгарского, что ли?» А он: «Нет, русского. Только другого». Нет, ты представляешь? «Другого»! Это уже государственным заговором попахивает. Я так ему и намекнул. Прямо и откровенно. В лицо, можно сказать, бросил. А тот лишь утерся и говорит: пойдем, дескать, со мной, там все и поймешь. Только глаза завязать надо. Ну я ему и показал тогда, что и как ему могу завязать. Понял вроде. Я, по крайней мере, так подумал в тот раз. А он, вишь, не успокоился, однако.

— Ну, больной же человек, — стал успокаивать шефа Мирон. — Не обращайте вы на него внимания. А станет коли активность излишнюю проявлять, так городового призовите. Или неотложку вызовите, пусть заберут в соответствующее учреждение.

Но Брок лишь отмахнулся. И следующая пара дней прошла на удивление спокойно. Помешанный старик больше не появлялся. Мирон стал уже и забывать о нем, пока вчера, перед выходом из дому с обеда, не выглянул в окно. Во дворе стоял давешний незнакомец и ледяным своим взглядом почти осязаемо коснулся юноши.

Даже мысль о том, что он выйдет сейчас и нос к носу столкнется с этим неприятным типом, заставила Мирона поежиться. И тогда он вспомнил, что, возвращаясь вчера с работы, заметил отсутствие на чердачной двери замка. На чердаке, кроме пыли и голубиного помета ничего не хранилось, поэтому Мирон не обеспокоился и соседей тревожить не стал. Подумал — подростки балуются, или влюбленные уединения искали. Хотя, какое уж тут романтическое свидание может быть — в помете-то да пыли? Но то — дело вкуса. Так что парень про замок и думать забыл. А теперь вот вспомнил. И решил пройти по чердаку до соседнего подъезда, а если там дверь тоже открытой окажется — через другой подъезд и прошмыгнуть мимо шпионящего старика.

Так Мирон и сделал. Все прошло на редкость удачно. Самое главное, когда юноша вышел из соседнего подъезда, старика во дворе уже не было. Мирон даже огорчился слегка, подумал, что лучше бы еще пять минут дома переждал, чем дышать пылью на темном чердаке. Но лучше уж так, чем встречаться с сумасшедшим. И всю дорогу до работы Мирон так и эдак обдумывал случившееся. Потому и не заметил произошедших вокруг изменений.

Глава 12 Десант в неизвестность

— Так вот оно что! — воскликнула Ирина Геннадьевна, стоило Мирону закончить рассказ. — Ну, Олежек, теперь-то тебе все понятно?

— Разумеется, — высокомерно скривил губы сыщик. — Типичный, знаете ли, случай. Старик просто душевнобольной.

— Нет, ты не понял… — вздохнула супруга.

— Пап, не о старике пока речь, — попыталась помочь отцу Сашенька.

— Олег Константинович, тут вот что… — не остался в стороне и недавний рассказчик.

— Спокойно, — останавливая высказывания, выставил ладони Брок. — Я прекрасно все понял. Просто вы не дослушали меня. Старик — это так, действительно чепуховина. Ну, больной, подумаешь. А кто сейчас здоров? Разве что ты, Ирусик, — тут же поспешил вставить он. — И конечно же ты, доченька, — предупредил он Сашино возмущение. — Ну, и где-то как-то я. По большому, так сказать, счету, — решил не обижать сыщик и себя. — Но речь-то и впрямь не о старике. Речь, вы не поверите, обо мне. О том, потустороннем, мне! Ведь там же тоже есть я… Ужас какой-то! Чудеса, да и только. То есть, тьфу, никакие не чудеса, конечно же, а просто какая-то несусветная хрень!.. — Брок обеими руками схватился за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону со все увеличивающейся амплитудой.

— Олег, — строго посмотрела на него жена. — Не выражайся при дочери. И перестань качаться, затошнит.

— Нет-нет, — пробормотал сыщик. — У меня, знаешь ли, превосходный вестибулярный аппарат.

— Меня затошнит! — рассердилась Ирина Геннадьевна. — А ну, стоп, кому говорят!..

Брок замер в полуфазе — с наклоном под сорок градусов. И, пожалуй, упал бы, не подхвати его супруга за шиворот. Вернув мужниному телу вертикальную ориентацию, Ирина Геннадьевна горестно покачала головой:

— Эх ты!.. Все-таки ничего так и не понял. При чем тут тот ты?

— Как ты сказала? — дернулся Брок. — «Чем тут тот ты»? Это что за язык? На китайский похож. Ты знаешь китайский? Я — нет. Как же я могу что-то понять? Твои обвинения, знаешь ли, Иринушка, при всей моей любви и уважении к тебе…

— Молчать!.. — вскочила Ирина Геннадьевна, хватаясь за голову. — А то я тебя сейчас допрашивать начну. С особым пристрастием. И применением пыток.

— А как же Европейская конвенция о защите прав человека? — запротестовал сыщик.

— Я — твоя конвенция, — положила супруга тяжелую длань на плечо мужу. — Ныне, присно и во веки веков.

— Аминь, — с некоторым сомнением кивнул Брок. — И все-таки, Ирусик, ты зря вот меня не дослушала. Ведь тот я, который там, ты не поверишь, но он… — сыщик снизил голос до едва слышного шепота, — …не женат. Представляешь, безобразие какое? — закончил он уже на повышенных тонах. — Вот где самое-то важное! Вот о чем в первую очередь думать-то надо. А вы — «старик, старик»!.. Да что старик — тьфу! Меня, так сказать, спасать надо. Вот ты-то у меня тут, конвенция моя ласковая. И я у тебя тут. А как же я там без своей Иринушки?!.. Без доченьки Сашеньки! Один-одинешенек!.. Бедный, несчастный, неухоженный, необласканный… — И сыщик заплакал вдруг, тихонечко подвывая и размазывая по щетинистым щекам (побриться он не успел) скупые мужские слезы.

Сашенька смущенно опустила глаза, Мирон отвернулся. И парень, и девушка тоже почувствовали, как защекотало в носу и запершило в горле. Ну а Ирина Геннадьевна и вовсе зашмыгала носом. Прижалась к мужу, пригладила его непослушные вихры:

— Не плачь, хороший мой. Все уладится. Пойдешь Мирошу провожать — загляни к Олежке. Передай привет от меня. И… Слушай-ка!.. А помоги ему там меня найти!.. Мирон, — дернула она за рукав юношу, — а я там в принципе могу быть?

— Конечно, можете, — пожал плечами парень. — Только я вас там ни разу не видел.

— Я найду, — звякнувшим сталью голосом, словно и не плакал только что, заявил Брок. — Я помогу. Я соединю любящие сердца!

— Но он там даже и не знает маму, как он ее может любить?.. — засомневалась Сашенька.

— Да что ты говоришь-то такое?! — возмутился сыщик. — Чтобы я — и не любил маму?.. Мало ли что… Подумаешь, не знает!.. Знать, скажу я тебе, вовсе не обязательно. А вот любить — обязан. Я знаю: он ведь чувствует, что любит… Не догадывается только — кого. Вот я ему и подскажу. Пошли, Мирон.

— Куда? — удивленно заморгал юноша.

— В твое измерение, разумеется.

— А… как?.. — совсем растерялся Мирон.

— Как-как… Через чердак!.. — передразнил парня сыщик.

— Надо же, понял-таки!.. — обалдела Ирина Геннадьевна.

Брок не хотел брать с собой Сашеньку. Честно говоря, он опасался, что дочь так и останется в параллельном мире, не захочет возвращаться без Мирона. Но Александра уперлась как танк. Иного выхода, чем взять ее с собой, сыщик попросту не видел. То есть, видел один: ударить дочку чем-нибудь тяжелым по голове и связать, — но даже подумать о подобном Брок не мог без крайней к своим мыслям неприязни. Он вообще уже стал в последнее время подумывать, что мысли его распоясались совершенно, потеряли последние остатки совести и ведут себя безответственно. Стоило бы обдумать применительно к ним решительные меры, да вот беда — то самое обдумывание пришлось бы совершать опять же с помощью мыслей. А там уж что за обдумывание получится? Рука, как известно, руку моет.

Короче говоря, Брок тяжело вздохнул и дочку взять с собой согласился. Позвал заодно и супругу, но та отговорилась наличием кучи дел: немытая посуда, закончившийся хлеб, нестиранные броковские носки и множество подобных — действительно неотложных и крайне важных.

Правда, Ирина Геннадьевна отозвала дочь на кухню, и минут пятнадцать они там о чем-то возбужденно шептались. Брок подошел на цыпочках к двери, но Мирон вытаращил на него такие возмущенно-огромные глаза, что сыщик лишь крякнул и буркнул: «Да я пить просто хочу!»

Когда Сашенька наконец вышла из кухни, синие глаза ее сияли. «Разрешила ей все же Ирусик остаться!» — содрогнулся Брок от зловещей мысли. Но озвучивать пока ничего не стал. Во всяком случае, именно он, а не супруга, будет с дочерью там, когда настанет пора возвращаться. Разумеется, учитывая три «если»: если какое-либо там вообще существует; если они смогут туда попасть; и если будет возможность оттуда вернуться.

Учитывая третье «если», сыщик тоже зашел на кухню и особенно горячо попрощался с женой, чем вызвал даже некоторое смущение последней:

— Ну, что ты меня тискаешь, как подросток-переросток школьницу? Какой-то у тебя гормональный всплеск, ей богу! До вечера подождать не можешь?

— Если он будет, вечер, — многозначительно поджал губы Брок.

— Типун тебе на язык! — оттолкнула мужа Ирина Геннадьевна. — Куда же он денется?

— Он-то, конечно, никуда, — скорбно вздохнул сыщик, — а вот я…

— Да ладно тебе, — замахала руками супруга. — Мирон, вон, оттуда сюда пришел — и жив-здоров.

— Назад же он еще не вернулся.

Ирине Геннадьевне крыть на это было нечем. Поэтому она попросту чмокнула мужа в губы, легонько подтолкнула в спину и шепнула:

— С богом!

Пока троица покорителей иномира одевалась в прихожей, хозяйка квартиры стояла в кухонном дверном проеме, сложив на груди руки. Затем подошла и каждого поцеловала в щеку. Даже Мирона. И Брок почему-то даже мысленно не стал возмущаться. Лишь защемило слегка сердце, да затуманился взор. Но сыщик быстро взял себя руки и приказал спутникам сесть на дорожку. Но, поскольку стульев в прихожей не было, пришлось ограничиться непродолжительным приседанием. А затем один за другим, словно десантники самолет, Саша, Мирон и Брок быстро и молча покинули уютную квартиру. Правда, настоящие десантники могли хотя бы надеяться на верные парашюты, а у сыщиков-исследователей не только их, но и вообще ничего не было (только лишь Сашенька захватила ноутбук и цифровую фотокамеру). Да и впереди их ждала не твердая земля, а зыбкая неизвестность.

Впрочем, первоначальный маршрут — до дома номер восемь по Нагорному переулку — Саше с Мироном был вполне знаком. Да и Брок в прошлый раз не добежал до него совсем немножко. И этот отрезок пути троица проделала в полном молчании. Отчего-то не хотелось говорить. Каждый думал о своем. Сыщик, например, все о том же: считать или не считать чудом существование параллельного мира; оставлять ли в том мире Сашеньку, если она заупрямится и возвращаться откажется; успеет или не успеет он написать сказку на конкурс… Тут еще Брок вспомнил о рукописи, что дал ему вчера мальчик Костя. Она, кстати, так и лежала во внутреннем кармане пиджака. Сыщик машинально вынул листы и зачем-то переложил их в пальто.

Вот ведь незадача! Костик ведь тоже хотел поучаствовать в конкурсе, а теперь, получается, что он парня подвел… Ну, то есть, пока еще не подвел, но подведет ведь, если не прочитает, не поправит, не отдаст Косте рассказ вовремя… А на все про все — лишь два дня осталось, не считая сегодняшнего. Так что свой рассказ теперь уже точно не написать!..

Брок очень расстроился. И даже не сразу понял, что они уже пришли. Очухался лишь, когда уткнулся в спину остановившегося Мирона.

— Что? — многозначительно пошевелил бровями сыщик.

— Вот, — лаконично ответил Мирон, махнув на обшарпанную дверь подъезда в старом двухэтажном доме.

— Вперед, — отреагировал Брок, полностью собравшись и взвалив на себя командирские функции. Распахнул дверь и шагнул в сумрачный подъезд. Сашенька и Мирон вошли следом.

На втором этаже сыщик огляделся.

— Какая, ты говоришь, у тебя квартира? Шестнадцатая? Что-то я не вижу здесь никакой шестнадцатой. Тринадцатая есть, четырнадцатая и пятнадцатая — тоже, а шестнадцатой, прошу меня извинить, нет как нет. Ты ничего не напутал, мой юный друг?

Мирон не успел ответить, за него это сделала Саша, которая как раз фотографировала одну из дверей, самую неприглядную:

— Папа, а если квартира следующая за пятнадцатой, она какой номер имеет, как ты думаешь?

— Если на ней этого номера нет — то никакой.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— То есть, вот эта квартира, — спрятав в чехол цифровик, показала девушка на знакомую ей до боли дверь с клочьями грязного дерматина, — по твоему мнению не шестнадцатая?

— Вероятность того, что она именно шестнадцатая, конечно же имеется. — Брок отошел подальше от неприятно выглядевшей и пахнувшей двери. — Но не факт, далеко не факт! Вот, скажем, ты в курсе, что на судах в некоторых странах не делают тринадцатых кают? Двенадцатая, а потом — бац! — сразу четырнадцатая. Или там двенадцать «а» какая-нибудь. Так и тут. Кто может ручаться?

— В любом случае это не моя квартира, — скривился Мирон, прижимая ладонь к носу.

— Конечно не твоя, — сказала Сашенька. — Это ведь пока не твой мир. А ты, папочка, — обернулась она к отцу, — лучше бы дверь на чердак проверил, чем демагогию разводить.

— А чего ее проверять, — заглянул Брок наверх крайнего пролета. — На ней замок висит. Амбарный. Я, конечно, могу его открыть, но повозиться придется. Отмычки-то у меня на работе остались. Кстати, а почему на ней замок? Ведь ты говорил, что замка не было, — сурово посмотрел он на Мирона.

— Не было, — развел руками юноша. — Повесили снова, значит.

— Эй! — позвала вдруг Сашенька. Мирон и сыщик синхронно повернули к ней головы. А девушка легонько постучала кулаком по своей: — Ку-ку, ребята. Мы куда зашли?

— В мой подъезд, — подумав, ответил Мирон.

— В его подъезд, — эхом откликнулся Брок. — Во всяком случае, такая вероятность имеется.

— Эх вы!.. — покачала головой Саша. — А еще сыщики…

— Но-но-но! — погрозил отец дочери пальцем. — Ты тут не очень-то… Тоже не Шерлок Холмс, между прочим. И даже не доктор Уотсон. А вот насчет «его — не его», так это и так ясно, что подъезд не совсем как бы его. Потому что он здесь, — ткнул сыщик под ноги, — а не там, — поднял он палец. — Но мы-то называем его так потому, что это, как бы понятней для тебя выразиться, именно тот подъезд, который там — как бы тот. Понятно тебе?

— Трудно не понять, когда столь доходчиво объясняют, — съязвила Сашенька. — Только нам-то, мудрые вы мои, как раз не этот подъезд нужен. Ни там, — передразнила она отца, подняв пальчик, — ни тут, — указала им на пол.

— А какой же, интересно узнать? — снисходительно усмехнулся Брок. — Может быть, наш? Так зачем мы тогда, собственно, от него ушли? Перлись, понимаете ли, по морозу. Я бы лучше сказку писал.

Саша закатила глазки и фыркнула. А Мирон подергал вдруг сыщика за рукав:

— Олег Константинович, все верно. Саша права. Ведь для обратного перемещения бывший выход является входом.

— Красиво сказал, — одобрительно закивал Брок и даже причмокнул. — Надо бы запомнить и в рассказец ввернуть.

— А смысл ты понял? — вздохнула Сашенька.

— Нет, ну я не знаю, — хлопнул себя по бедрам сыщик. — Совсем ты папу за идиота держишь, доченька! Выход, он, разумеется, также и вход. Образно выражаясь. Типичный, знаешь ли, случай. Но смотря кому, куда, когда и зачем.

— Ну, и куда же нам, по-твоему? — прищурилась Саша. — И когда? Кому и зачем — спрашивать не стану, так уж и быть.

— Ты мне эти свои фокусы брось! — надулся сыщик. — Ишь, экзаменовать отца вздумала… Сама-то знаешь, куда?

— Я даже знаю когда, — хмыкнула девушка. — Прямо сейчас. — И запрыгала вниз по лестнице.

Мирон побежал следом. Брок сокрушенно покачал головой и неспешно, с достоинством, начал спускаться.

Выйдя на улицу, сыщик увидел, что молодежь поджидает его у соседнего подъезда. Сашенька с фотоаппаратом наготове уже нетерпеливо подергивала дверную ручку.

Брок открыл рот, чтобы поинтересоваться, куда это намылилась дочка, как его наконец-то осенило. «Выход, который вход! — мысленно ахнул он. — Ну конечно же, если парень вышел из своего мира через эти двери, то войти в него следует через них же. Портал, или что там еще, наверное, находится на чердаке». Но вслух говорить это сыщик постеснялся. Александра его, похоже, и так недоумком считает, подкалывает все. Надо ей доказать, что папа-то еще — о-го-го! И он сделал вид, что давным-давно все понял. А поскольку рот был уже открыт, крикнул:

— Вперед! На чердак! Нас ждут иные миры.

Глава 13 Приключения начинаются. Но почему-то с ругани

На чердаке было темно и пыльно. Пахло голубиным пометом. Вообще-то Брок не являлся крупным специалистом по запахам птичьих испражнений, но он был уверен, что воняло именно от них.

Сначала сыщик, привыкая к мраку, растопырил руки и мелкими шажками семенил за Мироном и Сашей. Но потом, немного освоившись, подумал вдруг, что негоже командиру плестись сзади. К тому же, ему очень хотелось стать первым человеком, шагнувшим в иной мир. Мирон — не в счет, он не из нашего мира. Он шагнул оттуда сюда, а это совсем другое.

И Брок, прибавив шагу, оттеснил молодых людей и сунулся вперед. Вообще-то он рассчитывал увидеть этот самый «портал» между мирами. Какую-нибудь мерцающую рамку, как описывают подобное фантасты, переливающуюся пленку, односторонне зеркало наконец… Ничего этого не было — вокруг все те же мрак и пыль. И помет, само собой.

Так что сыщик даже не знал, в другом он уже мире или по-прежнему в старом, привычном, обжитом и уютном. И все же на всякий случай остановился примерно посередине чердака и, взмахнув сжатой в кулак рукой, торжественно провозгласил:

— Это лишь маленький шажок для одного человека…

— …но большая шишка для идущего сзади!.. — зашипела Сашенька, налетев в темноте на отцовский кулак.

— Ну, вот, — огорчился Брок. — Историческую речь испортила…

— Папа, все исторические речи пишут журналисты и пиарщики уже после событий, — потирая лоб, сказала девушка.

— Ты думаешь? — засомневался сыщик. — А у нас есть знакомый пиарщик? Или хотя бы журналист какой-нибудь?..

— Так ты ведь сам у нас писатель, — усмехнулась Саша. — Вот и распишешь все, как полагается.

— Я врать не люблю, — нахмурился Брок.

— А ты не ври. Просто подай правду красиво.

— Ну-у… — задумался сыщик. — А почему бы и нет? Пожалуй, я соглашусь с тобой, доченька.

— Тогда шагай, пожалуйста, скорее, а то у меня аллергия от пыли сейчас начнется.

И Брок зашагал. Тем более светлое пятно приоткрытой двери виднелось уже совсем близко.

На лестничной клетке тоже царил полумрак, но даже слабый свет заставил сыщика зажмуриться. А когда, чуточку выждав, он снова открыл глаза и огляделся, его охватило полное разочарование.

— Ну вот, — сказал Брок. — Я же говорил: чудес не бывает! — Но на сей раз непонятно было, рад он, что вновь оказался прав, или не очень.

Впрочем, Сашенька отца вовсе не поддержала:

— Что ты имеешь в виду? Что мы по-прежнему в нашем мире? Тогда ты не прав.

— Почему это? — Брок обвел вокруг руками. — Погляди, здесь все то же самое!

— Все, да не совсем, — кивнула Саша на крайнюю дверь и принялась ее фотографировать. Дверь была аккуратно оббита узкими, покрытыми бесцветным лаком планочками, составляющими похожий на паркет рисунок. Сверху двери поблескивала начищенной латунью маленькая табличка с цифрами «1» и «6».

— Это же… моя квартира!.. — выдохнул Мирон, дрогнувшей рукой поправляя очки.

— Да ты что?! — искренне обрадовался Брок. — Ура-ура! Мы на том свете!

Сашенька глянула на отца и удивилась: давно не видела она его таким по-настоящему счастливым. Он будто помолодел, пусть не на десять, но лет на шесть точно: расправились плечи, заблестели глаза, а главное, улыбка была у него той самой, что так нравилась когда-то Саше, — искренней и трогательной. Словно мужчина вновь стал мальчишкой, мечтавшем о невероятных приключениях и тайнах. Что ж, приключение — и какое! — уже началось, да и в тайнах недостатка не предвиделось.

А вот Мирон, хоть и был, конечно, тоже рад, оказался более сдержанным.

— Ошибаетесь, Олег Константинович, — качнул он головой. — Мы живы. И ради такого случая разрешите пригласить вас с Александрой Олеговной в гости.

Сашенька фыркнула:

— Спасибо, Мирон Игоревич, стоит ли так себя напрягать?

— Действительно, братец, — все еще продолжая улыбаться, сказал Брок, — не время сейчас по гостям ходить. Давай дела сделаем, а потом и зайдем, чайку выпьем.

— Мне все равно бы зайти домой на минутку надо, — замялся Мирон. — Хозяйка, Анна Вячеславовна, беспокоится, наверное, что я дома не ночевал…

— В первый раз, что ли? — хмыкнула Саша, но получилось у нее это сейчас не язвительно, а чуть ли не жалобно. Как-то уж очень по-детски. Сашенька и сама это почувствовала, отчего разозлилась и ляпнула совсем уж нечто непотребное: — Или ты от такой хозяйки бегать налево не привык?

— Фу, Саша! — поморщился Брок.

— Что я тебе, собака, что ли? — огрызнулась дочь, у которой уже прыгали губы.

— Да что это с тобой? — нахмурился сыщик. — Совсем ты что-то… того…

Брок чувствовал себя не в своей тарелке. Он понимал, что творится сейчас на душе у дочери. Ведь Мирон уже дома, а перед ней встал нешуточный выбор: остаться с ним и потерять родителей, или вернуться в свой мир, распрощавшись с любимым. Хотя сыщик все-таки не верил до конца в какую-то там уж прямо-таки неземную любовь дочери… Вчера увиделись — и здрасьте уже, приехали! Жить друг без друга не можем… Да блажь это скорее всего, вот и все. Возраст такой, все мы молодыми были. И вообще, рано еще ей о любовях думать, институт сначала закончить нужно! Свалился этот Мирон из своего зазеркалья на наши головы!..

В общем, распалил себя сыщик капитально. Только что дым из ушей не шел. И злость свою сорвал на несчастном парне, который и так стоял после Сашиных нелепых обвинений потерянный и бледный с перекошенным от обиды лицом.

— Ну, что стоим? — замахал на него сыщик руками. — Иди, докладывайся, ешкин ты кот, время-то идет!

— Папа, ты чего на него кричишь? — набросилась вдруг на отца Сашенька. — Что он тебе сделал?

Брок чуть не задохнулся от возмущения:

— А сама?.. Ты-то вообще вон…

— Я не кричала на него, я просто пошутила!

— Да ну вас, — чуть было не сплюнул сыщик, но слишком уж чисто было на лестнице. — Я на улице буду ждать, — буркнул он, взявшись за перила, — делайте, что хотите. Но если через пять минут не появитесь, я без вас уйду.

Брок даже не задумался, куда он может пойти в чужом мире без провожатого. Только он и впрямь был сейчас в таком состоянии, что готов был идти, куда глаза глядят. А ведь всего пару минут назад радовался, как мальчишка!.. Сыщику стало очень жалко себя и он, прыгая через ступеньку, помчался вниз, чтобы скорей глотнуть свежего воздуха, в надежде, что тот растопит горький комок в горле.

А воздух и впрямь был — одно загляденье! Чистый, морозный, вкусный. Да еще и солнышко светило с безоблачного синего неба, будто улыбалось гостю из иного мира, здоровалось с ним.

Броку стало чуточку легче. В конце-то концов, подумал он, чего я так расклеился? Никто ж не умер!

Напротив подъезда, в небольшом скверике, которого в том мире не было, сыщик увидел дощатый стол с парой скамеек по бокам и направился к нему, чтобы посидеть хоть немножко, унять неприятную дрожь в ногах. Смахнул перчаткой снег, опустился на скамейку и обвел двор взглядом. Что ж, двор как двор. Деревца насажаны, штакетничек аккуратный вокруг. Стол вот этот… Небось пенсионеры летом «козла» забивают. Короче говоря, ничем на первый взгляд этот мир от нашего не отличался. И сыщик, пожалуй, опять бы засомневался, что находится сейчас в другом измерении, если бы не помнил хорошо, что когда они заходили десять минут назад в соседний подъезд, двор этот выглядел совсем по-другому. Да и сам дом — тоже. Там он был обшарпанный и неуютный, а здесь — прямо конфетка: чистенький, свежего салатового цвета, в чистых окнах солнышко отражается, продолжая улыбаться сыщику. И Брок ему тоже улыбнулся. Почему-то ему опять стало хорошо и спокойно на душе. Только стыдно, что на парня накричал и дочку обидел. Ну да ничего, извиниться никогда не поздно.

Брок намеревался еще покопаться в глубинах своей загадочной души, но увидел, как из-за угла дома вышла и направилась к подъезду женщина. Женщина была пожилой, даже старой, но сыщик все равно заинтересовался ею. Ведь это был первый человек, которого Брок увидел в параллельном мире (Мирон не в счет). «Можно сказать, инопланетянка, — подумалось сыщику, но он тут же грубо себя оборвал: — Инопланетян не бывает, придурок!»

А старушка тоже увидела Брока и замерла вдруг с таким выражением лица, словно сыщик был явившимся за ней Князем Тьмы.

— Здравствуйте, Олег Константинович, — испуганно пролепетала женщина. — Как вы так быстро-то?..

— Да вот, так сказать, туда-сюда и… это самое… — не в силах справиться с недоумением, промямлил Брок.

— Вы на таксомоторе, наверное, приехали? — подошла к нему старушка,продолжая пристально в него всматриваться, будто не веря своим глазам.

— На моторе, да! — обрадовался сыщик подсказке. — На таксо… Да-да, конечно! Разумеется на таксомоторе! Тр-р-рр! Вж-ж-жж!.. — изобразил он ладонью замысловатый маршрут.

— Как они стали гонять, — покачала головой женщина. — Ведь сколько я шла-то? Ну, пусть пять минут, пусть десять…

— Откуда, позвольте спросить? — широко улыбнулся Брок, хотя ему вовсе были неинтересны координаты перемещений незнакомой бабульки. Его бы куда больше устроило, чтобы она переместилась сейчас не «откуда», а «куда». Причем, последнее — на ее личный неограниченный выбор. Но бабушка честно ответила на заданный вопрос:

— Так от телефона же. От автомата. Вон там, у почты. У нас-то, говорила ж я вам, ни света сегодня нет, ни телефон не работает. Беда просто! Как специально.

— А вода горячая есть? — поинтересовался Брок. — А то, когда еще и без воды, знаете ли, совсем тяжко.

— И не говорите, — вздохнула женщина, присаживаясь на скамеечку рядом с сыщиком. — Правда, вода есть, не отключили.

— Так это ведь замечательно! — изобразил Брок вселенскую радость.

— Чего уж тут замечательного? — всхлипнула вдруг старушка. — Вы меня не успокаивайте!.. Небось, узнали что-то плохое, примчались меня утешать?

— Нет-нет, что вы, — прижал сыщик к груди ладонь. — Я вас не утешать примчался. То есть, не вас… В смысле, не примчался… Просто устал маленько, присел вот отдохнуть.

— Так вы ничего не знаете, правда? — с мольбой в глазах посмотрела на Брока старушка. — А почему же вы на работу не поехали? Вы же сказали, что сразу туда сейчас, там проверите.

— Так выходной же сегодня, — вымученно улыбнулся сыщик, которого стал напрягать странный разговор. — Чего там проверять-то?

— Как что?.. — ахнула женщина. — А вдруг он там? Вдруг он раненный дотуда только и добраться смог и лежит сейчас, кровушкой истекает?.. — Бабулька не удержалась и заплакала, промокая глаза неведомо как оказавшимся в ладони платочком.

— Кто? — спросил Брок уже без улыбки. Хорошее настроение вновь покинуло его.

— Так Мирон же! — Старушка даже перестала плакать, изумленно уставившись на сыщика. — Неужто вы от горя память потеряли?

Вот тут-то Броку все стало понятно. А с пониманием происходящего на сердце вновь вернулись радость и умиротворение. Сыщик приобнял вовсе испугавшуюся бабушку и ласково-ласково замурлыкал:

— Ничего я не терял, Анна Вячеславовна! И пропажа нашлась. Дома Мирон ваш, вам побежал докладывать, что жив-здоров.

— Ой! — подскочила женщина. — Дома? А я тут рассиживаюсь! Теперь он волноваться станет!.. — и она, смешно подпрыгивая, засеменила к подъезду. Но не успела взяться за ручку, как дверь сама распахнулась, чуть не ударив старушку, а из подъезда вышли Мирон с Сашенькой.

— Мирошенька! — запричитала Анна Вячеславовна, бросаясь парню на шею. — Живой!.. Где же ты был-то?

— Анна Вячеславовна, ну, не надо, — забормотал юноша, пытаясь вырваться из объятий. — Ну, что вы в самом деле? Конечно, я живой. Почему я должен быть неживым? Просто я… Просто у меня дела были… По работе.

Женщина вдруг замерла и тут же быстро отстранилась от Мирона, почти оттолкнув того. И осуждающе посмотрела на парня.

— Зачем же ты меня обманываешь, Мироша? Я ведь у Олега Константиновича узнавала. — Тут она заметила Сашу, и лицо старушки совсем закаменело. — Так… Теперь мне понятно, какие у тебя были дела и по какой работе.

— А вы ему, простите, кто? — вспыхнула Сашенька. — Мама? Или, может быть… жена?

— Мирон! — Анна Вячеславовна буквально отпрыгнула в сторону, будто ее ошпарили кипятком. Тем более, что и лицо женщины стало соответствующего цвета. — Ты с кем связался?! Послушай только, как она разговаривает!.. Ужас! Ужас!.. Кошмар… Я не ожидала от тебя…

— Да вы… Да вы!.. — Сашенька, тоже сильно покрасневшая, стала хватать ртом воздух, а Мирон задергался то к девушке, то к бабушке, совершенно не зная, что предпринять.

К счастью, на помощь всем пришел Брок, встав со скамейки сразу же, как только в воздухе запахло грозой. А поскольку зимняя гроза — это почти что чудо, сыщик поспешил пресечь данное безобразие на корню.

— Всем руки за голову, лицом к стене! — выкрикнул он первое пришедшее в голову. Где-то на подсознательном уровне он чувствовал, что прерывать женские истерики лучше вот так — неожиданно и сурово, как обухом по голове. Кстати, можно и в буквальном смысле. Правда, обуха под рукой не было, да и бить дочь было жалко, а старушку — страшно. Вдруг не очухается.

Но и вербальный удар вполне достиг цели. Женщины — молодая и старая — замерли с открытыми ртами. Правда, лицом к стене повернулся один лишь Мирон, да и то без рук за головой.

— Вы что это, а?! — грозно завращал глазами Брок, переводя взгляд с дочери на бабульку и обратно. — Кто вам, так сказать, дал такое право? Возмутительное поведение!.. Одна, понимаешь ли, совсем еще вон… Другая, наоборот, уже!.. А все туда же. Ни то, ни се, можно сказать, и кое-как. А между прочим!.. — сыщик затряс пальцем. — Если что, то о-го-го!.. Смотрите мне, ешкин кот! Вам все понятно?

Ошеломленная, совершенно испуганная Анна Вячеславовна быстро-быстро закивала. Насупившаяся, нахохлившаяся воробышком Саша, столь же быстро замотала головой. И только Мирон, отвернувшись наконец от стены, отреагировал словесно.

— Боже мой! — заломил он руки. — Ну, зачем это все?.. Анна Вячеславовна, Александра, Олег Константинович!.. Я не хочу, чтобы вы ссорились! Да ведь и не из-за чего, право слово!.. Ведь все хорошо, все так замечательно было. Вот он я, а вот вы — самые мои дорогие люди. Ведь ближе вас троих у меня и нет никого…

— А мама? — шмыгнула носом Сашенька.

— У меня нет мамы, ты же знаешь… — опустил глаза Мирон.

— Моя мама! — насупилась девушка.

— Ах, Ирина Геннадьевна? — вздернул лохматую голову юноша. — Конечно же да! Но ведь она далеко, поэтому я и…

— Ладно, проехали, — буркнула Саша и отошла к отцу, бросив Мирону: — Успокаивай женщину и пошли давай. Время идет!

— Куда она тебя зовет? — с опаской косясь на Брока и Сашу, спросила у парня Анна Вячеславовна. — Зачем тебе с ними?

— Работа такая, — положил руки на плечи старушке Мирон. — И вы за меня не переживайте. Ведь Олег Константинович со мной.

— Я переживаю, что она тоже рядом с тобой, — буркнула под нос женщина.

— А вот это вы зря, Анна Вячеславовна, — убрал Мирон с ее плеч руки. — Александра — замечательный человек.

— Ладно, пусть замечательный, — вздохнула старушка. — Тебе с ней жить.

— Ну, знаете… — испуганно шепнул Мирон, бросив взгляд на Сашеньку. — Никто еще ни с кем не живет, так что давайте не будем. Идите домой и успокойтесь, пожалуйста. Все будет хорошо.

— А если опять твой клиент придет, что ему сказать?

— Какой клиент?

— Да приходил вчера один. Серьезный такой мужчина. Шляпа у него смешная только.

— Котелок?! — ахнул Мирон.

— Да-да, такой раньше носили… котелок, точно.

— И что он хотел? — Парень почувствовал, как по спине скатилась струйка пота.

— Тебя спрашивал. Где ты, когда будешь? Ну, я ему адрес вашего агентства сказала, а он говорит, что там тебя нет. Вот тогда-то я волноваться и начала. А когда ты и ночевать не пришел… — старушка всхлипнула и поднесла к глазам платок, но Мирон поспешно сказал очень внушительным и строгим тоном:

— Немедленно прекратите, Анна Вячеславовна! Все ваши волнения совершенно напрасны. Я уже взрослый человек. Ничего со мной не случится. Идите домой. А если этот человек еще раз появится, спросите, кто он и чего от меня хочет. Насчет же того, где я есть и когда вернусь — скажите, что не знаете.

Парень, не дожидаясь реакции бабульки, быстро повернулся и зашагал к Броку с Сашей, которые уже нервно переминались с ноги на ногу, бросая на него укоризненные взгляды. Не желая выслушивать нотаций в свой адрес, Мирон заговорил первым:

— Старик в котелке заходил ко мне вчера. Неспроста это все, как мне кажется.

— Типичный, знаешь ли, случай, — нахмурился Брок. — У меня, ты не поверишь, тоже со вчерашнего дня сплошные сложности начались.

— Мне бы ваши заботы… — тяжело вздохнула Сашенька.

Глава 14 Песни наоборот и есть ли у козлового крана стрела?

Брок вышагивал так быстро, словно главной его целью было как можно скорее и дальше уйти от сердобольной старушенции. Мирон, а особенно Сашенька, которая не забывала фотографировать все вокруг, едва поспевали за сыщиком, то и дело переходя с шага на бег. И первой не выдержала девушка, которой, вдобавок ко всему, при таком темпе колотила по боку висевшая на плече сумка с ноутбуком.

— Папа, — шумно дыша, остановилась она, — ну куда ты так разогнался?

— В агентство, куда же еще? — затормозил и недовольно оглянулся сыщик.

— Но ведь сегодня выходной, — тоже отдуваясь, сказал Мирон. — Я думал, мы идем к вам… то есть, к Олегу Константиновичу домой.

— Я… то есть, он — сейчас в офисе, — заявил Брок. — Плюс-минус десять минут.

— Это как? — не поняла Сашенька.

— Очень просто. Одно из трех: или он сейчас там, или он там был в течение последних десяти минут, или он там будет в течение следующих десяти минут. Ну, возможно пятнадцати. Вряд ли больше.

— Почему вы так уверенно это говорите? — поразился Мирон.

— Потому что я себя знаю, — усмехнулся Брок.

— Но как вы можете знать, что Олег Константинович вообще пойдет… или пошел сегодня в офис?

— А вы песню помните? — внезапно развеселился сыщик и пропел: — Словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам!..

— Я не знаю такой песни, — подумав, сказал юноша.

— А я знаю! — засмеялась Саша. — Это Высоцкий. Да, папочка?

— Ага, — расплылся в улыбке Брок. — Кстати, что-то мы в последнее время хмурые такие, злые, нервные… Может, пока идем, развеемся немножко? Поиграем, так сказать, в нашу любимую «угадайку»?

— Ура! — захлопала в ладоши Сашенька. — Давай-давай! Только Мирон, наверное, не умеет?..

— Научите, — заинтересовался парень. — Я люблю интеллектуальные игры.

— Понимаешь, — с жаром заговорила девушка, — мы с папой играем так: один загадывает песню. И говорит из нее строчку. Но не ее настоящие слова, а такие, у которых обратный смысл. Ну, например, вместо «смело, товарищи, в ногу» можно сказать «с опаской, неприятели, вразнобой». А остальные угадывают настоящие слова, а кто угадает и споет эту строчку, тот и будет загадывать следующую песню. Понятно?

— Понятно… Только зачем ты такую песню нехорошую выбрала для примера? Ее ведь знаешь кто пел? — нахмурился Мирон.

— Ой, — зажала рот ладошкой Саша. — Я и забыла. Для вас же они врагами были?

— А для вас друзьями, что ли? — совсем грозно свел брови юноша.

— Вы еще подеритесь, — тоном киношного генерала произнес Брок. — На политической, так сказать, почве. Кстати, доченька, Мирону трудно будет с нами играть. Или нам с ним… Нам ведь придется выбирать только старые песни. Вряд ли в этом мире Киркоров, или там — Кобзон, например, существуют. А если и существуют, то уж сомневаюсь, знаете ли, что они те же самые песни поют. Не думай, как говорится, о секундах свысока или, извините за выражение, зайка моя…

— Ну почему же, — сказал вдруг Мирон, — Кобзон очень даже хорошие песни поет. Патриотические. Во славу Императорского Дома в основном. Он даже на коронации пел. Императору очень его исполнение нравится.

— Вряд ли он царю-батюшке пел то же самое, что в нашем мире — Генеральным секретарям, — заметил Брок.

— А что он им пел? И кто они такие, секретари эти? — заинтересовался парень. Но Брок, опасаясь затеять новый идеологический спор, от объяснений воздержался, а сказал следующее:

— Да какая разница? Мне вообще этот Кобзон, пардон за каламбур, абсолютно параллелен. Давайте играть лучше! Вот, я как раз и песенку вспомнил, которую, так сказать, все присутствующие знать должны. Слушайте: «Лес, нет лес вот здесь, остановка близка стоит. За тем лесом звонким согревался ездок».

— Ну, это просто, — заулыбался Мирон и вдруг красивым, сочным и густым баритоном пропел: — Степь да степь круго-о-ом! Путь далек лежи-и-ит… В той степи-и глухо-ой за-амерзал ямщи-и-ик!..

— Угадал, — шлепнул кулаком по ладони сыщик, — ешкин ты кот! Давай ты теперь загадывай.

— Пап, а что это у тебя за присказка идиотская появилась? — нахмурилась Сашенька.

— Про кота-то? — засмущался Брок. — Да от клиента одного, видишь ли… Прицепилась, ничего поделать не могу.

— Отцепляй. Мне она очень не нравится. Не к лицу тебе.

— Ну, знаешь ли!.. Мое лицо, что хочу, то и цепляю.

— Перестаньте, не ссорьтесь, — поднял руки Мирон. — Слушайте строчку из песни! — И он заговорил размеренным речитативом с подвываниями, словно провинциальный поэт на вечере встречи единомышленников: — Подо мно-о-ой раздви-и-инулась струбци-и-иной че-о-орная тьма-а!..

— Ужас какой, — поежилась Сашенька и даже остановилась. — Вот это уж точно что-то из вашего, из параллельного… Струбцина какая-то…

— Струбцина — это инструмент такой, — пояснил сыщик. — Сжимает что-нибудь друг с другом. У мясорубок старых снизу такая была, чтобы их к столу крепить, например. Только вот что это за песня, я тоже не знаю. Может, и правда про мясорубку? Так сказать, ужасы войны воспевает. Как раз Мирон и выл соответствующе… Словно сирена. Не та, которая в древних мифах на острове в океане, если можно так выразиться, а та, что «воздушная тревога» и прочие прелести.

Мирон развеселился. Пожалуй, впервые за все время знакомства отец с дочерью видели его таким. Юноша подпрыгивал, приседал, прижимая руки к животу, и хохотал, хохотал, хохотал… И делал он это столь заразительно, что Сашенька невольно стала подхохатывать. Словно эдакий бэквокал. А заодно и подтанцовка. Причем, получалось почему-то так, что когда Мирон подпрыгивал, Саша приседала, и наоборот.

Зато Брок, напротив, глядя на веселящуюся молодежь, начал мрачнеть. На его серые глаза наползла тень. Причем, вполне даже буквально — радужка стала почти черной. А может, это просто зрачки у него так сильно расширились, кто знает. Впрочем, Саша с Мироном творящихся с сыщиком перемен не замечали и продолжали смеяться на всю улицу, благо что прохожих на ней в пределах видимости-слышимости почти не было.

Судя по всему, хохотали бы они и дальше, если бы Брок выразительно и очень громко не откашлялся, а когда молодые люди наконец-то обратили на него внимание, с театрально-подчеркнутым вздохом произнес:

— Смеетесь? А над чем, собственно? В нашем положении смеяться — только беду кликать… А еще когда так!.. Над этим когда… Не пережив, не пройдя, так сказать, через это… Вот здесь, когда и отцы, и деды — все для вас… Э-э-эхх!..

— Это… тоже… песня?.. — с трудом сдерживая рвущийся смех, спросил Мирон.

— Увы, нет. Но даже если бы! Разве вам это понять? — Сыщик неожиданно из грустно-печального стал злобно-сердитым. — Вы вот, как выяснилось, даже такие вещи можете высмеивать!.. Э-э-эххх, молодежь-молодежь!..

Брок отвернулся и украдкой взмахнул рукой, словно вытирая сбежавшую слезу.

— Папа, ты чего?.. — перестала смеяться Сашенька. — Чего ты опять завелся?

— Да как же? — резко повернулся к ней сыщик. — Как же мне не заводиться, когда он… когда ты… когда все вы, молодые, такие циничные! Так относиться к святому!

— Ты снова бредишь, папочка? — нахмурилась Саша. — Где ты увидел святого? Или ты Мирона за него принял?

— Я не в том смысле! — взвился Брок. — Перестань паясничать!.. — Лицо сыщика пошло некрасивыми бурыми пятнами.

— Ты успокойся, успокойся, — заволновалась дочка. — Еще кондратий хватит… Где я тебя тут хоронить буду?

— Вы и правда, Олег Константинович, что-то вдруг… как-то… — замялся испуганный Мирон, чувствовавший свою вину в происходящем, но не понимающий, чем же именно он так задел сыщика. — Я извиняюсь, конечно, но… Почему вы так говорите? В чем, по-вашему, выражается наш цинизм?

— Вы смеялись над песней… — сквозь стиснутые зубы, шумно дыша, процедил Брок, — …над песней о войне!.. Вы, войну не видевшие, пороху не нюхавшие!..

— Папа, а где ты успел его нанюхаться? — полюбопытствовала Сашенька.

— Я то? — замахал руками сыщик. — Я то — о-го-го!.. Я, так сказать… Ну, по большому счету, нигде. — Руки Брока бессильно упали. — Но ведь я и не смеюсь.

— А… при чем здесь война? — осторожно спросил Мирон. Он усиленно морщил лоб, пытаясь выловить зерна здравого смысла из обвинений сыщика. Зерна не вылавливались.

— Как при чем? — округлил глаза Брок. — А мясорубка? А черная тьма? Может быть, это символ воронья, кружащего над полем брани!.. Бойцы пали в неравном бою, канули, так сказать, в черную тьму небытия, а воронье — тут как тут!.. Щелк клювом, щелк! Кому в глаз, кому прямо в дымящуюся рану… — Сыщик, впечатлившись нарисованной картиной, сильно вдруг побледнел и закачался. Хорошо, Сашенька стояла рядом и успела подставить хрупкое плечико.

— Папа, папа! — закричала она. И тут же: — Мирон, Мирон! Помоги!.. Папа падает…

Юноша подскочил к подруге, и вдвоем они кое-как удержали кренящегося набок сыщика.

— Ничего… — прохрипел тот. — Можно, я только сяду?.. — И, не дожидаясь согласия, начал осуществлять желаемое прямо тут же, посреди тротуара.

— Нет, папочка, нет! — взмолилась Сашенька. — Давай, вон, до лавочки дойдем! Совсем близко она…

— Хорошо, — кивнул Брок, продолжая опускаться на запорошенный снегом асфальт. — Только я на коленочках пойду, ладно?

— Не ладно! — испуганно затопала девушка. — Да Мирон же! — сверкнула она синими молниями на парня. — Совсем, что ли, слабак? Удержать человека не можешь?!

Мирон, услышав такое от Сашеньки, стал похож на индейца. Не какими-то особыми физическими качествами, а исключительно цветом. Впрочем, и гордостью, наверное, тоже. Потому что подхватил вдруг сыщика и чуть ли не на руках оттащил того в полминуты к скамейке, до которой было метров двадцать, не меньше.

Сашенька лишь разинула ротик от такой прыти любимого. И мысленно обругала себя за несдержанность. «Да что же это такое? — подумала она. — Почему мы все в последнее время словно с цепи сорвались?..»

Пока она медленно подходила к спутникам и присаживалась на скамейку, опасаясь смотреть в глаза Мирону, Брок уже немного пришел в себя. А юноша, тоже не глядя на Сашеньку (впрочем, как и на сыщика), буркнул, протирая запотевшие очки:

— И вовсе она не про войну!..

— Кто? — переспросил Брок, поднимая на парня все еще затуманенные глаза.

— Песня.

— Какая еще песня? Мне, должен тебе признаться, не до песен. Ослаб я что-то вдруг… Устал, наверное. Все тружусь, тружусь… А вам лишь бы песни-пляски танцевать!..

— Папа, ты опять? — воткнула в бока руки Сашенька. — Тебе одного обморока мало? Ну, чего ты и себя заводишь, и нас расстраиваешь? Взрослый, казалось бы, человек, а ведешь себя, как… трехмесячный поросенок, право слово!

— А чего он?.. — по-детски надул губы сыщик. — Мне, понимаешь ли, плохо, а он песни какие-то вспомнил!

— Во-первых, папочка, это Мирон тебя сейчас на себе тащил. А то валялся бы на дороге, как старый пьяница.

— Я не старый! — дернулся Брок.

— А я и не сказала, что ты, я сказала — «как». И не перебивай!.. Так вот, во-вторых, про песню это как раз ты разошелся. Война, воронье, глаза выклеванные… Ой!.. — зажала девушкой рот ладошкой, испугавшись, что отцу вновь станет плохо. Но тот наоборот, похоже, начал соображать.

— Ах, да!.. — вспомнил он. — Вот именно! Именно потому я и завелся, как ты выразилась, что вы стали высмеивать песню о войне.

— Олег Константинович!!! — взревел вдруг Мирон, потрясая кулаками в зимнее ясное небо. — Да какая война-то?!.. Песня же про любовь!

— К мясорубке? — прищурился Брок, иронично склонив голову. Последствия недавней слабости, похоже, покинули его окончательно.

— Да почему к мясорубке-то?.. Нет там ни слова о мясорубке. Я о струбцине говорил.

— Ах, да! Ну ка-а-ак же!.. Коне-е-ечно!.. — ехидно осклабился сыщик. — Как я мог так ошибиться — перепутал струбцину с мясорубкой?.. Ведь струбцина — известный, так сказать, символ любви!

— Папа, не ерничай, — одернула отца Сашенька. — Ты же знаешь, что в нашей игре слова имеют обратный смысл.

— Ах, да, — опомнился Брок. Правда, непонятно было, чем именно являлось выражение раскаяния на его лице — рисовкой или же искренним его проявлением. — И что же, в таком случае, должно заменять в этой… гм… песне струбцину?

— Клин, — буркнул Мирон.

— Это который бывший Калинин? — удивился сыщик.

— В каком смысле? — поднял брови юноша. — Калинов мост, что ли? Над речкой Смородиной?

— Теперь я не понял, — признался Брок. — Ах, да, ты же всесоюзного старосту не знаешь!.. Клин — он у вас так Клином и был всегда, видимо.

— Это вы о городе? — догадался наконец Мирон. — Нет-нет, я настоящий клин имею в виду.

— А-а-ааа! — хлопнул ладонями по коленям сыщик. — Теперь все встало на свои места. Ты говоришь о том клине, что вбивают в щель, чтобы ее расширить?

— Ну, конечно же! — обрадовался Мирон. — Теперь-то вы догадались, что это за песня?

— О любви? — переспросил Брок.

— Ну да.

— Клин?

— Клин.

— Похабная, что ли, песенка?

— Это еще почему? — У Мирона глаза буквально полезли на лоб.

— Ну, клин какой-то куда-то… того… так сказать… — покраснел вдруг сыщик.

— Папа! — прикрикнула на отца Сашенька. — Прекрати сейчас же нести похабщину! Как тебе не стыдно? Тут же девушка все-таки находится.

— Да ты что? Ты что?! — испуганно подскочил Брок. — Это не я, это вот он же!..

— Ничего не он, — фыркнула Саша. И ласково посмотрела на пунцового юношу. — Мирон, повтори, пожалуйста, слова. Я, кажется, начала догадываться…

— Подо мной раздвинулась струбциной черная тьма, — пробурчал Мирон почти не раскрывая рта.

— Ну, я же говорил!.. — всплеснул руками сыщик, но Сашенька ощутимо двинула отца в бок локтем:

— Прекрати! И слушай… — Девушка глубоко вдохнула и очень задушевно вывела: — На тебе-е-е соше-о-олся клином бе-е-елый све-е-ет!..

— Ах, вот оно что!.. — заморгал сыщик и стыдливо покраснел. — Действительно, как-то я того… Вы уж, это… Так сказать… Вы простите меня уж… Как-то я что-то… Заболел, может? Или поел что-нибудь несвежее? Или немытое?.. Помнишь, доченька, был у нас случай, когда толстяк один с немытыми фруктами планету якобы проглотил?

— Помню, — сказала Сашенька, — Изя Самуилович Русский его звали… — И прищурилась: — Ты, папочка, зубы-то не заговаривай!

Но тут неожиданно вмешался Мирон:

— Погоди, Саша, я, кажется, понял!..

— Что? — дуэтом воскликнули отец с дочерью.

— Помните, когда я в вашем мире очутился, тоже никак не мог очевидного увидеть, словно у меня мозги переклинило? И нервничал тоже, истерики закатывал… А теперь — вы вот. То ссоритесь, то в обморок падаете, то говорите не пойми что…

— Но-но-но! — мотнул головой сыщик. Грозно так, будто собираясь бодаться.

— Вот!.. — чуть отодвинулся Мирон. — Агрессивность у вас тоже повышенная стала.

— И что это, по-твоему, значит? — недобро сузила глаза Сашенька. — Что хватит, мол? Гусь свинье не товарищ?

— А кто из нас свинья? — нахмурился Брок.

— Что ты имеешь в виду? — оставив без внимания вопрос сыщика, посмотрел парень на девушку.

— Ну, вроде как надоели мы тебе, такие нервные. Пора, мол, и честь знать, домой собираться.

— Да ты что-о-о? — поднял Мирон руки, словно защищаясь от удара. — Как ты могла так подумать?..

— А как я должна была подумать? — любимым жестом воткнула в бока кулаки Саша.

— А кто из нас свинья? — повторил свой вопрос сыщик, но и на сей раз он не смог удовлетворить любопытства, поскольку юноша с девушкой на него даже не взглянули.

— Да я имел в виду другое совсем! — воскликнул Мирон. — Просто мне кажется, иная реальность отрицательно влияет на психику незваного гостя. На мою — в вашем мире, на вашу — здесь. И не только на психику, но и на мозговую деятельность в целом. А возможно, и на весь организм. Может быть, конкретный мир воспринимает чужака как инородное тело и начинает с ним борьбу? Как лейкоциты в крови.

— В чьей крови? — побледнел сыщик.

— В свиной, папочка, в свиной, — отмахнулась от него Саша. — Не бери в голову. — И вновь повернулась к Мирону: — Продолжай, очень интересно…

— А кто из нас свинья? — переспросил все еще бледный Брок.

— Папа! — набросилась на него дочка. — Тебе неинтересно, так и не слушай! А мне не мешай. А то ведь, смотри, отвечу на твой вопрос.

— Ну и ладно… — обиженно пробубнил сыщик и отвернулся.

Мирон же продолжил свою теорию:

— Так вот. Получается, что находиться в чужом мире опасно. Может быть, даже смертельно. В конце концов, текущая реальность просто расправится с инородным телом.

— Или инородное тело с реальностью, — буркнул отвернувшийся сыщик, который, оказывается, внимательно слушал юношу. — Если проводить, так сказать, твою аналогию с организмом. Может, мы для этого мира — раковые клетки, образно выражаясь.

— Я не думаю, что всего лишь две клеточки способны погубить целый мир. Скорее, все-таки, он разделается с инфекцией.

— Ты слышишь, доченька? — повернулся Брок к Саше. — То мы свиньи для него, а теперь вот — инфекция. Как он, интересно, нас еще назовет?

— Ты и правда, Мирон, подбирал бы сравнения, — нахмурилась Сашенька. — И вообще, если принять твою теорию, то эта реальность нас может и не погубит вовсе, а просто выкинет из себя, отторгнет. И мы всего лишь окажемся дома.

— Да чушь это все! — не выдержал Брок и вновь повернулся к собеседникам. — Ты кто такой, вообще? Великий физиолог? Нобелевский лауреат по физике параллельных вселенных?

— Я — сыщик, — гордо вскинул голову Мирон.

— Так и не лезь тогда в чужой огород. Не пугай девушек. Вон, Сашенька уже бледная вся.

Девушка и впрямь побледнела. Брок даже догадывался, почему. Ведь если этот юный теоретик прав, то вместе с ним ей никогда не быть. Ни в этом мире, ни в том. С одной стороны, это сыщика, конечно, устраивало. Но с другой — ему было очень жалко дочь. Поэтому он решил ее чуть-чуть успокоить.

— Ты вообще, — продолжил Брок, буравя юношу взглядом, — ахинею несешь, если подумать. Тебя послушать, так миры эти — вообще живые. И лейкоциты у них, и то, се, понимаешь!.. С инородными телами они борются, видите ли! Так они у тебя скоро и вовсе хрюкать начнут. А миры не могут быть живыми. Не мо-гут! Не бывает такого. Антинаучно это потому что. На самом-то деле знаешь, почему с нами такое происходит?

— Нет, — мотнул головой Мирон, хоть вопрос сыщика и был в общем-то риторическим.

— Нет? — будто бы удивился Брок. — А я думал, ты все у нас знаешь. Всезнайка эдакий. Ну да ладно, поучу немного, так сказать. Мне можно, я жизнь видел. Во всех, если можно так выразиться, ее проявлениях.

— Ой, папа, — встряла Сашенька, — где ты ее видел-то? Из окна конторы?

— А ну, цыть! — насупился Брок. — Ишь, привычку взяла — старших перебивать. Да еще отца родного!

— А неродного можно? — не удержалась Саша.

— Можно, — смилостивился Брок. — Вот помру от такого ко мне отношения, похороните меня с мамой, она выйдет замуж за чужого дядю — тогда и перебивай его, сколько влезет.

— Ну ты, папа, и дура-а-ак!.. — покачала головой Сашенька. — На тебе точно иная реальность отыграться решила. По полной программе.

— Я сказал — цыть! — вдарил кулаком по коленке сыщик. — Ни на ком ничего не отыгрывается. Реальность — это даже не вещь. Это понятие. Условная, так сказать, субстанция. А вот измерения разные существуют. Раз уж мы здесь. Против очевидного я идти не собираюсь. И не уговаривай даже.

— Да я как бы и не…

— Цыть! — в очередной раз осадил дочку сыщик. — И слушай внимательно, пока папа жив. — Тут Брок шмыгнул носом, но не дал чувствам разыграться и продолжил: — И ты, помощничек, слушай. Значит, что мы имеем, так сказать, в действительности? Мы — тут. Это очевидно. Тут — это не там. И это, к сожалению, тоже очевидно. Или не к сожалению, данный вопрос спорный и, признаю, вполне даже субъективный. Для меня — больше «к сожалению»; для тебя, — ткнул он пальцем в сторону Мирона, — скорее «к счастью». Для Саши — пока не знаю.

— К счастью, — быстро пролепетала Сашенька и слегка зарделась.

— Ну, пусть так, — разрешил Брок. — Вот и получается, что параллельные миры существуют, хоть наукой это пока не доказано. Зато доказано нами. На практике, прошу отметить, доказано! — поднял он палец. — Так что никакие это не чудеса.

— А никто и не говорит про чудеса, — пожала плечами Саша.

— Вот пусть и не вздумает. А то — ишь!.. Чуть что не так, сразу в голос: чудо, чудо! Тьфу!..

— Ты, папочка, по сути, ага?

— А я и так по сути. Подошел, так сказать, к самой к ней. Параллельный мир есть. Мы тоже. Причем — в нем. Значит, мы как-то в него перешли. Технику этого перехода мы объяснить пока не можем, да никто этого от нас и не требует. Но ведь такой переход — это вам не хухры-мухры! Это не за хлебушком в булочную сбегать. Я бы даже сказал, это не на Луну слетать! А ведь даже элементарный космический полет вокруг земного шарика — и то чудовищный стресс для организма. А тут — ну-ка! — переход черт-те куда, в иное измерение!.. Да конечно же, организмы наши затрещали по швам! Только мы этого не заметили в обычных, так сказать, ощущениях. А подсознание это все зафиксировало. И нервная система в целом. Вот и засбоила, выражаясь компьютерным языком. Но!.. — сыщик вновь поднял палец. — Человеческая природа такова, что мы умеем быстро ко всему приспосабливаться. Или, говоря по-научному, адаптироваться. Поэтому, думаю, скоро все эти неприятные явления пройдут. И никто нас не погубит и никуда не отторгнет. Если вы, конечно, будете меня слушаться и не полезете куда не следует.

— А куда не следует? — ехидно улыбнулась Сашенька, тряхнув белой гривкой. Судя по всему, отцовская лекция и впрямь ее успокоила.

— Много куда, — вздохнул сыщик. — Во-первых, туда, куда не рекомендуют всевозможные правила техники безопасности. Например, в трансформаторную будку, в рабочую зону реактора, под стрелу…

— Под какую стрелу? — заморгал Мирон. — У нас, простите, не средние века.

— А раз не средние, — буркнул сыщик, — то краны наверняка есть. Не те, из которых вода, а те, у которых стрела. Башенные, автомобильные; даже, простите за выражение, козловые. Или у козловых нет стрелы? Надо будет глянуть в справочнике… Пойдемте скорей! — вскочил он со скамейки.

— Куда? — дернула красивыми бровками Сашенька.

— В агентство, конечно! Вон же оно, отсюда видать, — показал вглубь улицы Брок. — Там у меня точно справочник по кранам есть. Я как-то дело расследовал. Вы не поверите, один пожилой крановщик…

— Папа! — топнула Саша. — Не надо о грустном.

— Тем более, справочника по кранам в агентстве точно нет, — сказал Мирон.

— Куда же он делся? — испугался Брок. — Новый ведь совсем справочник, я его через интернет-магазин выписывал. Еле нашел, можно сказать!

— Я имею в виду, в этом агентстве нет, Олег Константинович, — загадочно понизил голос юноша.

— Ага… — задумался сыщик. — Так-так-так-тааак!.. А в каком же тогда есть?

— В вашем.

— А это чье?

— Брокалева Олега Константиновича. Но другого.

— Ах, да! — хлопнул ладонью по лбу Брок. — Он что же, выходит, дело крановщика не расследовал?

— При мне — точно нет.

— Ну, давайте на всякий случай спросим, — умоляюще сомкнул ладони сыщик. — А вдруг расследовал? Ведь нам же надо прояснить вопрос со стрелой у козлового крана.

— Не просто надо. Необходимо! — закивала Сашенька, подмигнув украдкой Мирону. — Пойдем, папа, скорей.

Глава 15 Встреча с самим собой

Агентство «Бритва Оккама» этого мира снаружи почти не отличалось от своей «параллельной» копии. Благо, что здание, в котором оно располагалось, было построено в конце девятнадцатого — максимум начале двадцатого века, когда, похоже, развитие обеих Земель шло еще в одной исторической плоскости.

Единственное внешнее различие — вывеска. Здесь ее шрифт выглядел более вычурно. Но это не сразу бросалось в глаза. Броку вообще показалось сначала, что он наконец-то проснулся, и бред о чужих измерениях скоро выветрится из памяти, как и положено нормальному сновидению.

Не тут-то было. Ключ, который он попытался вставить в замочную скважину, не подошел.

— Постой, — обернулся сыщик к Мирону, — а как ты попал в офис там, у нас? Ключик-то не стыкуется, так сказать, с замочком!

— У вас там открыто было, — ответил юноша. — Помню, я еще удивился: никого нет, а открыто.

— Вот как? — наморщил лоб Брок. — Странно… Я всегда запираю, когда ухожу.

— То-то ты запер, когда чуть не сбил нас вчера! — хмыкнула Сашенька, только что закончившая фотографировать вывеску.

— Так я же думал, что тебя маньяк похитил! — начал оправдываться сыщик. — До ключей ли тут было? Твоя жизнь мне дороже, как-никак, чем все это барахло.

— Ну, спасибо, — искренне сказала девушка. — И все-таки. Если что-то случилось один раз, оно вполне может случиться еще. То есть, наоборот — если ты так смог поступить, где гарантии, что ты не делал этого и раньше?

— Знаешь ли, Александра, — обиженно проворчал Брок, — ты стала такой демагогшей… демагогиней… в общем, демагогом женского пола. Нехорошо это в столь юном возрасте. — И, чтобы унять обиду, сыщик вновь принялся ковырять в замочной скважине явно не подходящим к ней даже по размеру ключом.

— А по-моему, дверь откры… — начал Мирон, но именно в этот момент упомянутая дверь резко распахнулась, и в лоб Броку уперлось дуло пистолета.

— Руки за голову! Всем оставаться на местах! — послышался из-за двери истеричный возглас. Все, кроме сыщика, тут же узнали этот голос и заулыбались. Лишь Брок сделал именно то, что у него и попросили: остался на месте и сцепил на затылке пальцы. И лишь потом взглянул на целившего в его лоб человека. Тот был одного с ним роста, нормального телосложения, с аккуратно подстриженными темно-русыми волосами, чуть тронутыми благородной проседью, прямым красивым носом, четко очерченным ртом, волевым подбородком и, что особенно понравилось сыщику, умными глазами серого цвета — причем, того благородного оттенка, который принято называть стальным. Броку это лицо показалось очень знакомым, а еще он сразу подумал, что человеку с такими глазами хочется доверять. Во всяком случае, можно будет попробовать, если тот не нажмет сейчас на спусковой крючок.

Мужчина не нажал. И, судя по выражению его лица, Брок ему тоже понравился.

— Так-так-так-тааак! — состроил он дружелюбно-зверскую гримасу. — Не помешал?

— Да как вам сказать, — ответил сыщик, пытаясь сфокусировать глаза на собственном лбу, на который по-прежнему давил холодный металл. — Если уж совсем откровенно, то немножечко да. Но вы не берите в голову, это, так сказать, мои личные проблемы.

— Боюсь, что немножечко все-таки и мои, — хмыкнул сероглазый. — Особенно если учесть, что это мой офис.

— Не хочется вас огорчать, — осторожно улыбнулся Брок, — но, скорее, все-таки мой. В некотором, так сказать, смысле.

— Ах, вот даже как? — улыбнулся в ответ хозяин пистолета. — И в каком именно, позвольте полюбопытствовать?

— Видите ли, — вновь поднял глаза на ствол сыщик, — это довольно долгая и запутанная история… Если вы будете держать вот так пистолет во время всего рассказа, вы очень устанете.

— У меня есть подозрения, — доверительно шепнул собеседник, — что если я не буду его так держать, то устану еще скорей. Возможно, благодаря травмам, несовместимым с жизнью.

— Да что вы говорите? — огорчился Брок. — Как же вы умудрились так неосторожно?..

— Пока не умудрялся. Но, вы не поверите, опасаюсь умудриться. Не без вашей, как говорится, помощи.

— Ну, знаете! — осторожно, почти без мимики, возмутился Брок. — Я, знаете ли, сыщик, а не бандит.

— Какое совпадение, — криво улыбнулся мужчина. — Я, знаете ли, тоже.

— Тогда тем более.

— Тем более что?

— Мы должны верить друг другу и помогать.

— Ага!.. То есть, если я вас правильно понял, я должен помочь вам проникнуть в мой офис? А в чем будет заключаться моя дальнейшая помощь? В упаковке и выносе имущества?

— Как вы могли такое подумать?! — надул губы сыщик. — Мне нужен всего лишь справочник.

— Вот как? — искренне заинтересовался человек с волевым подбородком. — Какой именно? «Современные яды от А до Я»? «Взрывчатые вещества для начинающих»? «Я купил пистолет — что дальше?»?

— А что, у вас есть и такие?

— Так-так-так-тааак, голубчик! Вот я вас и раскусил! — торжествующе захохотал собеседник. — Вызывать полицию, или просто надавать вам по шее рукояткой браунинга?

— Так это браунинг?! — легонько подпрыгнул Брок. — Дайте посмотреть!

— Только отдайте потом, — сказал польщенный мужчина и отнял ствол ото лба сыщика. Но тут же спохватился и вернул его на место, больно ткнув при этом Брока.

— Ай! — сказал тот. — Зачем тыкать-то?

— По-моему, я ни разу вам не «тыкнул».

— А по-моему, вы просто скупердяй, — засопел сыщик. — Браунинга ему жалко для коллеги… Не навсегда же, посмотреть только просил… Ладно, дайте мне справочник по кранам, и я пошел.

— По… чему справочник? — открыл рот владелец редкого оружия.

Брок тоже начал раскрывать рот, чтобы достойно ответить не оправдавшему первое впечатление собеседнику, но тут в его спину деликатно постучали:

— Олег Константинович, не могли бы вы пройти чуточку вперед? А то мы с Сашенькой замерзли.

— Хорошо, — в унисон ответили стоящие друг против друга собеседники и шагнули. Как их и просили — вперед. А поскольку «вперед» — понятие относительное, то результат этой самой относительности не замедлил сказаться. Ствол пистолета соскользнул с выпуклого лба Брока, оставив заметную царапину, но сыщик даже не успел вскрикнуть от этой боли, поскольку в следующее мгновение пришлось закричать благодаря боли другой — от впечатывания в то же самое место — как пишут в милицейских протоколах — твердого тупого предмета, коим оказался лоб сероглазого жадины. Впрочем, крикнули они тоже в унисон и одинаковыми движениями принялись потирать ушибленные места.

В результате данного инцидента проход в офис несколько освободился, и Мирон, а следом за ним и Сашенька, бочком протиснулись вовнутрь. Мужчина с браунингом первым заметил юношу. Его серые глаза округлились, и он даже забыл на время о полученной травме.

— Как ты вовремя, мой друг! Видишь, что тут у нас творится?..

— Да я… — начал Мирон, но тут из-за его спины выглянула Сашенька, и глаза господина с волевым подбородком стали не только круглыми, но и огромными.

— Мадемуазель! Пардон, так сказать!.. Вы ко мне?

— Хи-хи… — ответила девушка, хлопая длинными ресницами на мужчину. Судя по всему, вырвавшееся восклицание было вызвано отнюдь не разыгравшимся весельем. Больше всего это походило на нервный срыв.

— Но-но!.. — Брок тоже оставил в покое начавшую набухать шишку. — Какая это вам мадема… мудему… В смысле, а ну-ка, того!.. Смотри мне! Ишь!..

— Мирон Игоревич, — нахмурился сероглазый. — Раз уж вы тут, займитесь этим господином. Угомоните его, вызовите полицию, то, се… Короче говоря, работайте. Видите, у меня клиентка.

— Олег Константинович, это не клиентка, — снял очки Мирон. — Она со мной. И… — тут юноша нервно сглотнул, — этот… господин — тоже.

— В каком смысле? Ты хочешь сказать, что вы — одна банда? Так вот почему ты пропал… Так-так-так-тааак… — Мужчина стал медленно пятиться, вновь подняв в одной руке пистолет, а другой стал шарить позади себя, скорее всего, в поисках телефона.

— Да как вы могли подумать такое? — воскликнул побледневший вмиг парень. Его губы мелко задрожали, а волосы, казалось, стали еще лохматей. Может быть, попытались встать дыбом от возмущения. — Я бы никогда такое… против вас… Да вы посмотрите внимательно, кто это! — махнул он рукой на Брока.

— Я уже смотрел, — буркнул человек с пистолетом, продолжая пятиться. — Более отвратительной рожи я еще не встречал, должен заметить.

— А в зеркале? — спросила вдруг Сашенька, которая до сих пор выглядела неважно. Во всяком случае, она так и продолжала моргать. Часто-часто, словно собиралась взлететь на своих длинных красивых ресницах.

— Ай-яй-яй, такая красивая девушка, и такое плохое воспитание, — голосом, полным искреннего сожаления, произнес господин с серыми глазами. Но машинально он все-таки глянул в зеркало с овальной рамой, висевшее на стене напротив. Браунинг в его руке дрогнул и мгновенно нацелился в отражение. — Стоять! Стреляю без предупреждения!

— Он идиот? — спросил Брок у Мирона. — Что вообще больной человек делает в нашем офисе? Это сторож, что ли?..

— Это ты, папа, — ответила вместо Мирона Сашенька. Теперь, посмотрев на отца, она стала моргать чуть реже.

— Я знаю, что это я, — нахмурился сыщик. — А вон то кто? Давать в руки психу оружие — это, знаете ли!.. Давай-ка, Мирон, на раз-два-три, — шепнул он парню. — Скрутим его по-быстренькому. А ты, Сашенька, вышла бы пока, пальнет еще сдуру-то…

— Я попросил бы вас замолчать, — пробормотал ставший несколько странным мужчина. Нацеленный в зеркало браунинг прыгал в его руке, а обезумевшие глаза тоже прыгали — с собственного отражения на Брока и обратно. — Кто вы такой?.. Мирон, кто он такой? Чего он такой-то, а? Вон такой, — шевельнул он стволом пистолета. — Пусть он туда и… того…

— Сам ты того, — скривился Брок и шагнул к трясущемуся человеку. Теперь уже ни подбородок мужчины не казался сыщику волевым, ни глаза стальными. Кисель и размазня, да еще и сумасшедший. Или это он так головой о его лоб двинулся, что мозги набекрень съехали? Слабак, одним словом. С таким и в одиночку справиться — нечего делать.

Что, собственно, он и вознамерился совершить. Но, подходя к противнику, он тоже зачем-то глянул в зеркало, отметив попутно, что его рама, как и вся, впрочем, офисная мебель отдает простоватой дешевизной шестидесятых годов. Впрочем, развить данную тему Брок не успел, потому что с ужасом увидел в зеркале знакомые глаза стального цвета, прямой нос, темно-русые, с проседью, волосы и даже пресловутый волевой подбородок.

— А-а!.. — вырвалось у него. — Это я!

— Ценное наблюдение, — хмыкнула пришедшая наконец в себя Сашенька и достала фотоаппарат.

— Аэто? — дрогнувшим пальцем ткнул сыщик на трясущуюся рядом собственную копию. Ему показалось даже, что это тоже зеркало, но большое. Вот только одежду оно отражало неправильно — дурацкую оно какую-то одежду показывало, это идиотское зеркало. И пистолет откуда-то выдумало!..

«Может, и правда зеркало? — с внезапной надеждой подумалось Броку. — Только бракованное…» Хотя он уже понял, что никакое это не зеркало, тем более что оно не отражало блики Сашиной фотовспышки, которая мигала почти безостановочно. И даже догадался наконец, кто именно стоит перед ним. Просто сознание данный факт продолжало панически отрицать. Но тут как раз и Мирон ответил на заданный вопрос:

— Это тоже вы, Олег Константинович.

«Мне-то все-таки проще, — пожалел вдруг двойника Брок. — Все же я был к этому подготовлен. И то вон!.. А ему каково?» И сыщик шагнул к своему «отражению», зажмурившись все же в последний момент.

— Ну, здравствуй, брат, — распростер он руки для объятий. Но Брок-два быстро отпрыгнул в сторону.

— Не н-надо, — жалобно попросил он.

— Как хочешь, — убрал сыщик ладони за спину.

— В-вот в-вы и «затыкали»… — сглотнул бедолага, продолжая мелко трястись.

— И тебе предлагаю на «ты» перейти, — оценивающим взглядом окинул Брок «близнеца» и, в общем-то результатом остался доволен. Если бы не эта болезненная бледность и капельки пота на лбу… Да и трясучка портила впечатление — трудно было сфокусироваться на мелких деталях. — Все ж таки неприлично даже: к себе — и на «вы». Пафосно, я бы сказал, чересчур. И нескромно. Вроде как: мы, Николай Второй…

— Третий, — не заикаясь (уже прогресс!), поправил местный Брок. На что Брок номер один отреагировал странно — отпрыгнул к стене и стал испуганно озираться.

— Где? — выдавил он.

— Кто? — уточнил местный сыщик. Теперь он перестал и трястись.

— Третий. Ты же сказал: третий! Где он?

— Третий кто?

— Третий я, разумеется. Или ты. В смысле, мы. Нет, не в смысле мы… Ведь если в смысле мы третьи, то, во-первых, где тогда вторые, а во-вторых, нас тогда получится шесть. По-моему, это уже перебор. Ты не находишь?

— Кого? Третьего? Или… сразу шестого?

— Тьфу ты! Ну и тупица, — огорчился Брок. — Неужели и я такой? — обернулся он к дочери. Та успокаивающе кивнула. Сыщик огорчился еще больше. Зато его дубль обиделся. И стал из-за этого почти адекватен.

— А вот оскорблений в свой адрес я не потерплю! — гордо выпалил он. — Сам, как говорится, дурак.

— Да один у нас теперь адрес, один, — вздохнул первый Брок. — Так что зря обижаешься. Любой, так сказать, брошенный нами камень попадает в себя же…

Оба сыщика при этих словах синхронно потерли шишки на лбах.

— И все-таки я попрошу объяснений! — дернул подбородком дубль. — Что это, так сказать, за раздвоение личности? Или… все-таки растроение?.. — с опаской покрутил он головой.

— Насчет растроения, между прочим, ты сказал, — заметил Брок.

— Ничего я не говорил!

— Ты сказал: третий.

— Я имел в виду — Николай.

— Так-так-так-тааак… — задумался сыщик под условным номером один. — Тебя разве не Олег зовут?

— Олег. Хотя я привык, чтобы меня называли Брок.

— Аналогично. Но тогда, прошу меня извинить, я ничего не понимаю. Мы — Олеги… В смысле — Броки. Он — Мирон. Она — Саша…

— Очень приятно, — поклонился девушке Брок-два, на что та ответила книксеном и еще раз блеснула фотовспышкой.

— Не отвлекайся, — буркнул первый сыщик. — Так где же, в таком случае, твой Николай? Тем более — третий. Где, в таком случае, первые два?

— Тише ты! — заозирался местный сыщик. — Ты что несешь? Ты вообще, часом, не из этих?.. — прищурился он. — Не из антимонархистов? Или… боюсь даже продолжать… А то ведь, смотри, я не потерплю, как говорится!..

— Папа, это он про царя, — подсказала Сашенька, указав взглядом на красочную фотографию видного мужчины в мундире с позументами, висевшую на стене.

— Спокойно! — поднял Брок руки. — Я уже понял. — И, сложив домиком брови, приложил ладонь к сердцу: — Приношу свои извинения. За оскорбление, так сказать, верноподданнических чувств. Я просто забыл. Бывает, знаешь ли.

— Забыл имя Государя?.. — заморгал Брок-два. — Ну, знаешь ли!..

— Тьфу ты!.. Ты ведь так еще ничего и не понял… А ну-ка, присядь. Рассказ долгим будет. Кстати… — сыщик смущенно отвел глаза, — а ты ведь тоже рассказиками балуешься?

— А ты откуда знаешь? — порозовел местный Брок.

— Догадался. Ладно, об этом мы позже поговорим. А пока слушай…

Сыщик номер один снял пальто и шапку, сел в кресло для посетителей, дождался, пока рассядутся остальные и начал повествование.

На протяжении пересказа Броком событий двух последних дней (даже полутора, с учетом, что текущий был еще в самом разгаре), местный сыщик постоянно вскакивал, принимался ходить взад-вперед по кабинету, подпрыгивал, хватался за голову, даже рычал и постанывал, но так почему-то ни разу и не прервал своего параллельного «брата». Тому в итоге даже стало немного обидно.

— Ты чего так спокойно реагируешь? Не веришь мне, что ли?

— Конечно нет, — рухнул обессиленный Брок-два в кресло. — Чудес, знаешь ли, не бывает.

— Знаю, — обрадованно закивал сыщик номер один. — Ты не поверишь, как приятно встретить единомышленника! Но, должен тебя огорчить, в данном случае все, что я тебе рассказал, правда. Можешь, кстати, спросить у своего работника. Или у моей дочери.

— Вот! — снова вскочил Брок-два и торжествующе затряс пальцем. — Вот я тебя и поймал!

— Так-так-так-тааак… — заинтересованно подался вперед Брок-раз. — На чем же? А ну-ткать?..

— На дочери, — прищурился местный сыщик. — Параллельные измерения, изгибы пространства-времени, то, се, — покрутил он ладонью в воздухе, — это я еще допускаю. То есть, наука допускает подобные теории. Но никакая теория, а уж тем более, должен заметить, практика ни в коей мере не может допустить наличие у меня взрослой дочери. Детской, впрочем, тоже.

— Это у тебя не может! — затряс в ответ первый сыщик пальцем и тоже, не сдержавшись, вскочил. — Потому что у тебя Иришечки нет. А я здесь как раз по этому поводу, между прочим.

— По какому еще этому? — нахмурился Брок-два.

— Будем Ирину искать.

— Твою жену? — припомнил реалии недавнего рассказа местный сыщик. — Она тоже перешла в наше измерение?

— Не перешла, успокойся. И мы будем искать не мою, а твою жену.

— У меня, слава богу, нет никакой жены.

— А в чем, по-твоему, заключался бы смысл поисков, если бы она у тебя была?

Брок-два глубоко задумался. Растерянно глянул на «близнеца». Перевел взгляд на Сашеньку. Та тут же его сфотографировала.

— Ты знаешь, в твоих словах что-то есть… Искать и без того имеющееся — пожалуй что глупо. Ты прав.

— Вот именно! Потому мы будем искать то, чего у тебя нет. А именно — жену. Но не просто жену — какую ни попадя, а Иру. Ирусика, Иришечку!.. — Брок мечтательно закатил подозрительно заблестевшие глаза. — Если бы ты только знал, какая она!..

— А это и правда твоя дочь? — склонившись к дублю, шепнул второй сыщик.

— Угу, — кивнул Брок и нахмурился: — Но ты смотри мне!.. Это ведь как бы и твоя дочь тоже!

— Да ты что?! — зашипел, выпучив глаза, Брок-два. — Как ты только мог подумать?.. Я ведь в том смысле, что раз такая красивая дочь, то и жена должна быть красавицей.

— А так оно и есть, — обрадовался успокоенный сыщик. — Моя Иришечка — лучше всех!

— О чем это вы там шепчетесь? — не выдержала Сашенька, которая безрезультатно прислушивалась к бормотанию «пап». Не забывая, впрочем, их периодически фотографировать.

— Не бери в голову, — отмахнулся один из них. Девушка даже не сразу поняла, кто именно — настоящий или дубль. Но потом вспомнила, что на «своем» был темно-серый, в клеточку, джемпер, а махнул ей сейчас тот, на котором красовалось что-то вроде зеленого сюртука. — Глупости всякие обсуждаем…

— Да уж понятно, что не умности, — фыркнула Саша.

— Но-но-но! — синхронно повернули в ее сторону головы оба сыщика.

— В смысле: поехали? — ухмыльнулась девушка. — Так я вам не лошадь.

— Александра! Ну как ты так можешь при посторонних? — покачал головой отец.

— Это кто здесь посторонний? — удивилась Сашенька. — Мирон, что ли?

— Нет, — испугался притихший до сей поры юноша.

— Ну, а вас я уже не различаю, — очень по-доброму улыбнулась вдруг девушка. И от ее светлой улыбки невольно растянулись губы и у «пап».

Но у «папы» в зеленом улыбка быстро погасла.

— И все-таки я не верю. Слишком уж это похоже на сказку…

— Кстати!.. — встрепенулся Брок-один. — У вас тоже «Склеенные ласты» проводятся?

— Ты о конкурсе, что ли? — вновь понизил голос местный сыщик. — У нас он, так сказать, «Отброшенные коньки» называется.

— Один хрен, — махнул рукой Брок в сером джемпере. — Тема-то какая? Сказка?

— Ну, да… — испуганно глянул Брок-два на Сашеньку.

— Да ты не стесняйся, она в курсе.

— О том, что я пишу рассказы?..

— О том, что я пишу рассказы.

— А это одно и то же?

— А ты еще не понял?

— Ну, не верю я!.. — взмолился сыщик в зеленом. — Уж больно чудесами попахивает.

— А ты сегодня сильно занят?.. — прищурился вдруг первый Брок.

— Да, собственно, не очень, — пожал плечами Брок-два. — Я, видишь ли, его вот искать собрался, — кивнул он на Мирона. — Мне соседка его позвонила, что он… Ах, да, ты же в курсе!.. И, раз уж мой помощник благополучно, так сказать, нашелся, то я, в общем-то, свободен. Хотя… Ты вот напомнил: сказка-то у меня не дописана еще. Только начало сумел накарябать. А потом застрял — и ни с места… Ну, не моя это тема — сказки!..

— Абсолютно с тобой согласен, — вздохнул первый Брок. — Не моя, да… И я тоже с этой сказочкой застрял… А может, — глаза сыщика азартно вдруг вспыхнули, — ты мне дашь прочитать, что ты написал уже? Вдруг у меня идея появится, как продолжить.

— Хорошая мысль! — обрадовался коллега. — А у тебя своего ничего нет с собой?..

— Увы, — развел руками Брок-раз. — Хотя… У меня есть сказочка одного талантливого парнишки. Хочешь глянуть?

— Разумеется, — потер ладони сыщик номер два.

Брок быстренько засеменил к вешалке, где в кармане пальто лежала Костина рукопись. Но дорогу ему перегородила Сашенька:

— Э-ээ, сказочники! Мы зачем сюда приехали?

— Да мы ведь не приехали, доченька, — залебезил сыщик.

— Ты не юли давай! Пришли, приехали, прилетели — какая разница? Главное, что цель нашего прибытия — уж точно не сказки.

— Сашенька, миленькая, — взмолился отец, — ну, конечно же, не сказки! Но ведь так любопытно, знаешь ли! Ну, мы всего полчасика, а? Кстати, уже и обедать пора. Вы бы сходили пока с Мироном в кафешку, покушали…

— Вообще-то, это мысль, — прислушалась к урчанию своего желудка Саша. — Ну а вы как же?..

— А вы нам принесите чего-нибудь: бутерброды, пирожки, то, се, — откликнулся местный дубль сыщика. — Мы тут чай потом с ними попьем.

— Пойдем?.. — оглянулась на Мирона Сашенька, сфотографировала его и убрала цифровик в чехол, висевший на шее.

— Давай сходим, — попытался скрыть радость юноша. Но получилось у него плохо.

Едва молодые люди исчезли за дверью, сыщики обменялись рукописями. И оба одинаково жадно впились глазами в текст. Впрочем, не совсем одинаково; первому Броку было куда интересней — ведь ему предстояло узнать, как пишет он сам, только в ином воплощении. Но стоило ему прочесть название рассказа, как сыщик вздрогнул. А пробежав глазами первые строчки, он стремительно побледнел. И было отчего. Именно эту сказку, с тем же названием, с таким же началом пытался создать он вчера! Называлась она «Иван-недурак»…

Глава 16 «Иван-недурак». Начало рассказа и… нового приключения

«Жил-был, как водится, царь. И было у него, как в большинстве подобных случаев, три сына. Младшего, как вы уже догадались, звали Иван. А вот дальше — не по-накатанному. Дураком Иван не был. Впрочем, никто из братьев на это звание не претендовал. Но все-таки старшего, как бы это помягче выразиться… можно было назвать человеком приземленным, звезд с небес не хватающим. Средний же, оправдывая сию характеристику, таковым и являлся. Средний такой человек — во всех-превсех проявлениях. А вот Иван — тот да! Тот умел мыслить нестандартно и легких путей к достижению целей не искал. И любознательным был — жуть! С портативным блюдечком, где вместо наливного яблочка горошина сушеная каталась, никогда не расставался — то дальние страны разглядывает, то строение атома, а то и лунные кратеры в максимально доступном блюдечку увеличении. Последнее, надо сказать, Ивану больше всего нравилось.

Царь увлечениям Ивана потворствовал — то телескоп-рефрактор местному кузнецу для младшенького закажет, то „Атлас дорог и тропинок Царства-государства“ купит, то денег на издание сборничка Ваниных стихов даст. „Иван-то у меня — не дурак!“ — любил прихвастнуть царь при случае. Ну, и старшими сыновьями отец доволен был. Грамотные, не тунеядцы какие, царским происхождением не кичатся, за благо страны радеют. Есть на кого трон с короной оставить, короче говоря.

Одно царя тревожило — не было в Царстве-государстве достойных кандидаток на роль невесток, вот в чем беда! В данном вопросе у него пунктик был — жены у царских сыновей только царскую-королевскую кровь иметь должны — и баста! А где ее взять в государстве, откровенно говоря, небольшом? Да что там небольшом — маленьком, если уж совсем честно. А вокруг — тоже не разгонишься: пустыни сплошные, горы да море-океан безбрежный…

Тут следует сделать небольшое отступление и пояснить, что хоть и располагалось Царство-государство на нашей с вами Земле-матушке, и даже в одно с нами время тамошние жители обитали, да только была та страна исключительно сказочной и волшебным образом с реально существующими странами не пересекалась. То ли измерение какое параллельное тому виной, то ли и впрямь волшебство хитрое, то ли еще что, нам неведомое, да только вот так уж оно исторически сложилось.

Исходя из данного обстоятельства, ситуация у царских сыновей создалась нелегкая, когда собрал их отец во дворце и волю свою царско-отцовскую изложил: дескать, ступайте, сыночки, на все четыре стороны, куда глаза глядят, и без невесты чтоб ни один из вас не вернулся. Условий же он им два поставил — об одном уже нами выше сказано: чтобы будущие его невестки исключительно царских-королевских (на худой конец ханских-султанских) кровей были; вторым же условием стал запрет на использование при достижении поставленной цели волшебства. Тут, конечно, старческим маразмом попахивало, только опасался Царь-батюшка, что замайстрячит себе какой сыночек женушку из лягухи, к примеру, — стыда потом не оберешься. Плавали, как говорится, знаем! Книжки читывали, картинки разглядывали. Единственная поблажка насчет волшебства на начальном этапе была дадена: доспехи там себе сварганить, средство передвижения и прочие предметы личной гигиены и походного быта.

— Так что, хоть из-под земли, а по невесте себе найдите, — закончил напутственную речь царь. — Тогда и помереть смогу я спокойно. А бог даст, еще и внучат перед смертью потетешкаю…

Тут Царь-батюшка пустил ненароком слезу, чем сыновей, отцовским наказом пришибленных, еще больше смутил. Средний аж не сдержался:

— Да ладно тебе, бать, ты лучше живи долго. Мы уж как-нибудь так… перебьемся без жен-то.

— Я вот тебе перебьюсь! — взъерепенился отец, будто и не плакал только что. — А ну, кругом-марш жен искать, ать-два!

Делать нечего, выполнили сыновья команду „кругом“ и пошагали.

Старший сын, будучи, как уже говорилось, человеком приземленным, отцовский наказ буквально воспринял: смастерил себе посредством волшебства подземный чудо-снаряд и сквозь землю в нем провалился. Первому ему и удача в руки пришла, в виде земных недр Хозяйки. Царь-батюшка выбором сына доволен остался: и собой хороша — хоть и чумаза малехо, зато глаза огнем так и пыхают, — и казне прибавка хорошая в виде полезных ископаемых всяких-разных и каменьев драгоценных разнообразнейших.

Средний сын проторенною дорожкой пошел. Поплыл, то есть. На корабле глубоководном. И тоже не впустую погружение прошло — выловил царевич Владычицу морскую. Царь-батюшка аж на аплодисменты расщедрился — девка хоть и зеленоватая с лица чуток, и рыбой попахивает, зато морепродукты на царском столе завсегда обеспечены, ну и жемчуга-кораллы тож казне царской не лишние.

А вот Иван-недурак призадумался. В пустыню идти — неинтересно, на горы лезть — скучно. Задрал он голову к небу и молвил мечтательно: „Эх! Вот бы туда!..“ Сказал так и хлопнул по лбу: „А что мне, недураку, мешает?“

Сказано — сделано. Чай, книжек Иван сызмальства начитался, протон от нейтрона отличить мог, да и гравитацию с аннигиляцией не путал. Волшебством же и подавно владеть умел. И смастерил он себе занебесный корабль с ионными планетарными двигателями, а для межзвездных перемещений надпространственным преобразователем его оснастил. Ну, и маршевый фотонник на всякий пожарный на корму присобачил. Красивый корабль получился, загляденье! И, будучи сыном любящим, назвал Ваня сие занебесное создание „Царь“. Думал, папе приятно будет. А батюшка осерчал вдруг, ногами затопал:

— Ты что ж это, Ваня, удумал? Ну, не дурак ли ты?

— Недурак, — кивнул Иван неуверенно, не вполне батюшкин гнев понимая.

Царь только рукой махнул и дверью царского терема за собою хлопнул.

Пожал Ваня плечами, в кресло пилотское забрался, включил зажигание, крикнул: „Поехали!“ и в высь занебесную вознесся».

* * *

Брок дочитал третью страничку, принялся искать следующую, но ее не оказалось. Да, как он уже понимал, и не должно было оказаться. Ведь и он вчера застрял на том же самом месте. Правда, сыщик номер один не мог поручиться, что двойник написал все слово в слово, как он сам, но в целом текст оказался тем же. Единственное важное отличие заключалось в том, что Брок-два его не уничтожил. Видимо, нервы у местного сыщика были крепче. «Может, это каким-то образом связано с отсутствием жены и дочери?» — подумалось Броку. Но ему тотчас же стало стыдно за подобные мысли. Вероятно, дело было вовсе не в холостом положении коллеги, а, скажем, в более чистом воздухе здешнего мира, в более стабильной политической обстановке, в успешной игре тутошней футбольной сборной — да мало ли какие факторы могут влиять на укрепление (равно как и на ослабление) нервной системы!

И все-таки Брок на всякий случай поинтересовался у своего второго «я»:

— А дальше? — и еще раз перебрал все три листа, заглядывая на обратную сторону каждого, будто надеясь, что там проступят невидимые досель письмена.

Письмена не проступили, но и Брок-два никак не отреагировал на вопрос.

— Эй, ты! — позвал его сыщик. — Как там тебя… Олег! Оглох ты, что ли? Я спрашиваю, где продолжение?

— Тс-с!.. — замахал в ответ рукой дубль. Он буквально впился взглядом в рукопись и даже не подумал оторвать его хотя бы на миг. — Щас-щас-щас!..

Брок-один сокрушенно покачал головой. И от нечего делать еще раз перечитал начало сказки про Ивана-недурака. Начало ему нравилось. Теперь он недоумевал, что нашло на него вчера, зачем он порвал такую славную вещь? Правда, не совсем еще вещь — только ее завязку. Которой до вещи — о-го-го! — расти еще и расти. Потому-то, собственно, он и поступил с ней вчера столь жестоко — расти она вовсе не хотела. Ничего более-менее путного о дальнейших приключениях Ивана в голову не приходило. Ни вчера, ни сейчас, хоть сыщик и попытался использовать случайно выдавшиеся свободные минуты с пользой.

— Ну, как? — вывел его из глубокой задумчивости собственный голос.

— Что «как»? — поднял сыщик затуманенный, витающий где-то в космосе вместе с героем рассказа голос.

— Как сказка?

— А-а, ты об этом, — потряс зажатыми в руке листами Брок. — Нормально. Только мало. Я вчера на этом же остановился.

— Что?! Ты хочешь сказать, что написал то же самое?..

— Вот именно. Ну, может не до последней запятой то же самое, но сюжет и все прочее — один в один.

— Не верю, — нахмурился Брок-два. — Чудес не бывает. Покажи свою версию!

— Как я ее тебе покажу? Я файл с компа стер и распечатку в клочья порвал.

— Покажи клочья.

— Да ты что? Во-первых, Сашенька уборку уже сделала, а во-вторых, я же ее там порвал, — ткнул Брок большим пальцем за спину.

— Вот-вот, — криво ухмыльнулся местный сыщик. — Все ты выдумываешь. Я бы даже сказал, врешь. Мало ли похожих людей на свете! Вот если бы ты сейчас показал мне такую же распечатку, или хотя бы сходу сказал, что там было дальше в рассказе, тогда…

— «Тогда, тогда»!.. — передразнил Брок-один. — Говорю ж тебе, я на этом же месте застрял. Никак не мог придумать, что же там случилось с Иваном в этом космосе! Где он там свою невесту нашел… Не на Марсе же!..

— На Марсе жизни нет. Между прочим, мне это сам Максим Вотчицев говорил, — вздернул подбородок сыщик под условным вторым номером. — Я с ним, если хочешь знать, лично знаком.

— Да знаю, можешь не хвастаться, — отмахнулся Брок-раз.

— Ага! — возликовал местный сыщик. — Вот ты, так сказать, и попался! Как ты мог бы об этом знать, будь ты из другого мира?

— Да мне Мирон вырезку газетную показывал! — возмутился первый Брок. — И вообще, — нахмурился он, — сейчас ребята вернутся, перекусим, и пойдем доказательства смотреть, Фома ты неверующий.

— Какие еще доказательства? — насторожился Брок-два.

— А такие вот! В наш мир пойдем. Во-первых, сам все увидишь и поймешь, что никакие это не чудеса и уж тем более не прикол, так сказать, с моей стороны, а во-вторых, я тебе Иришку покажу. Тогда ты сам бегом помчишься искать себе такую же. В смысле, ее же, но только здесь! — на всякий случай погрозил он пальцем.

— А если я никуда не пойду?

— Почему это?

— А зачем? Я ведь и так знаю, что все это вранье, и никаких параллельных миров не бывает. Может, ты меня в темную подворотню собрался заманить и ограбить!

— Ты что, совсем идиот? Господи, неужели и я такой?.. — схватился за голову сыщик номер один. — Да если бы я тебя ограбить хотел, что мне помешало бы сделать это прямо сейчас?

— А браунинг? Может быть, он помешал?

— Так возьми его с собой, трус несчастный! Таможню между параллельными измерениями пока, к счастью, не открыли. И вообще, как ты можешь подумать такое? Ну, ладно я мог в тебе подозрения вызвать. Но Сашенька?.. Неужели и ее ты можешь в подобном подозревать?

Броку-два явно стало неловко. Он замялся и пробурчал:

— Ну ладно, ладно, схожу я с вами!.. Но так и знай — если это розыгрыш, я тебя бить стану. По лицу.

— Да на здоровье! — обрадовался Брок-один. — Я даже не по лицу разрешаю.

— Я по лицу хочу. По гнусной, так сказать, лживой морде.

— Но-но-но!.. На свою посмотри сперва.

Местный сыщик машинально перевел взгляд на зеркало. Увиденное там повергло его в уныние, напомнив о реалиях происходящего.

— Да ладно, не кисни! — пожалел двойника Брок. — Все путем будет! Найдем твою Иришку, заживешь — о-го-го как! Сашеньку родите, то, се…

— Что ты пристал ко мне со своей Иришкой? — разозлился вдруг местный сыщик. — Может мне вовсе никакая жена не нужна, а твоя — тем более!

— Опять он за свое, — хлопнул Брок ладонью по колену. — Да не моя, а твоя! Здешняя. Ты просто с ней не повстречался почему-то… — Тут он задумался на пару мгновений и выдал: — Я даже знаю, почему.

— Ну?..

— Вот тебе и «ну»! Я ведь как со своим Ирусиком познакомился? Типичный, знаешь ли, случай. Шел я как-то по улице, и вдруг сосулька с крыши упала — прямо мне по темечку…

— Это Ирусик ее на тебя скинула? — криво улыбнулся Брок-два. — Мне она уже начинает нравиться.

— Ты все-таки глупее меня, — вздохнул сыщик номер один. — И меня это, кстати, радует. Да ничего она на меня не кидала! Она мимо проходила как раз. Увидела такое дело, скорую вызвала и со мной в больницу поехала. Точнее, сначала в милицию, потому что врач «скорой помощи» тоже как раз подумал, что это она меня тюкнула.

— Ну вот, — осклабился местный Брок. — А на меня-то сосулька не падала!

— Вот именно, — обрадовался Брок-раз. — Дошло наконец?

— Что?

— Ну, не сосулька же!.. Дошло, почему ты с Ириной не встретился до сих пор?

— Потому что на меня не падала сосулька?

— Браво! — зааплодировал Брок-один. — Именно поэтому. Твоя сосулька еще впереди.

— Типун тебе на язык!

— Я же образно. В том смысле, что случай просто не свел еще тебя с Иришечкой. А мы и не будем полагаться на случай. Не станем, как говорится, ждать милостей от природы в виде падающих сосулек и прочих катаклизмов. Мы просто найдем твою Ирину сами.

— Но почему ты решил, что она мне понравится? — начал сдаваться Брок-два, но тут же поспешно добавил: — Разумеется, если чисто гипотетически предположить, что параллельные миры якобы существуют, и кое-что сказанное тобой хоть чуть-чуть соответствует истине.

Первый сыщик пропустил мимо ушей пояснения и ответил лишь на вопрос:

— Как же она тебе может не понравиться, если ты — это я? Мне-то она еще как нравится! Ты ж посмотри, — вновь потряс он страницами рукописи, — как мы с тобой одинаково мыслим! И вообще, — обвел он вокруг рукой, — занимаемся тем же.

— Ну, ладно, ладно, — вновь пробурчал местный сыщик. — Не уговаривай ты меня, словно девицу. Сказал же, сходим… Далеко, кстати?

— Да пару кварталов отсюда! Портал на чердаке дома твоего напарника. Ну, а потом до моей квартиры, у нас уже. Там подальше чуток будет. Но можно и на автобусе.

— Я пешком люблю, — совсем обреченно сказал дубль.

— Я тоже, — заулыбался Брок, пытаясь поднять тому настроение. И чтобы как-то отвлечь «близнеца» от грустных мыслей, спросил: — Как тебе Костина рукопись, кстати? Хорошо пишет парнишка?

— Очень! — встрепенулся Брок-два, и глаза его восторженно заблестели. — Гениально просто! Только ты, надеюсь, не станешь утверждать, что все, рассказанное там, истинная правда? Драконы, так сказать, прыжки сквозь пространство и время, то, се?.. Ведь все это, по утверждению автора, на самом деле происходило.

— Не стану, — заулыбался Брок-раз. — Просто у мальчика фантазия богатая.

— И то ладно, — снова вздохнул местный сыщик.

— Да что ты вздыхаешь все, вздыхаешь? — не выдержал сыщик номер один. — Можно подумать, что жизнь у тебя такая тяжелая, что хоть вешайся! Хотя… без Ирины и Сашеньки… Пожалуй, я тебя понимаю.

— Я вздыхаю как раз наоборот, так сказать. В том смысле, что жил себе, не тужил — и вдруг опаньки! Приходит какой-то хмырь, говорит, что он — это я, и тащит меня за собой в какую-то параллельную хренотень, чтобы познакомить с моей женой, о которой я ни сном, ни духом, как говорится.

— У меня уже не хватает слов, чтобы охарактеризовать твою тупость, — по-настоящему осерчал Брок. — Я тебя не с твоей женой знакомить собрался, а со своей. Большая, так сказать, разница. Не вздумай перепутать! И никуда я тебя не тащу. Сиди тут в своей норе хоть до посинения! — Сыщик поднялся и твердым шагом направился к вешалке. — Тоже мне, параллельный страдалец. Тьфу! А я еще польстил ему, что мы одинаково мыслим. Да мне тошно мыслить с тобой одинаково. Параллельно, так сказать, пардон за каламбур. Хотя… правильней как раз сказать, что мне параллельно, как мы с тобой мыслим… Короче, ты понял. А скорее всего — ни хрена ты не понял. Потому что тупица.

— Уж не тупее некоторых, — фыркнул Брок-два, тоже поднимаясь с кресла. — И повесь свое дурацкое пальто на место. Тоже мне, какие мы нервные, с какой мы ранимой, чувствительной душой!..

— Да, — гордо кивнул Брок-один, но пальто все же вернул на вешалку. — С душой. С ранимой. С нежной и любящей. Не то, что у всяких там недоверчивых и сомневающихся.

— А ты бы поверил? — взвился второй сыщик. — Ты бы не сомневался? Вот скажи мне честно, как на духу!

— Честно?.. — задумался Брок. И неожиданно признался: — Не поверил бы, конечно. Я ведь и Мирону твоему не поверил. Чуть в психушку его не сдал.

Местный сыщик, вместо того, чтобы торжествовать, неожиданно погрустнел:

— Вот ведь!.. А ведь теперь я тебе поверил. Гадство-то какое, — сокрушенно покачал он головой. — Ну зачем ты свалился, так сказать, на мою голову?

— Да что в этом плохого? Я ведь тебе помочь хочу, дурилка ты картонная!.. И, между прочим, почему это мое пальто дурацкое?

— Какое пальто? При чем здесь пальто?

— Ты сказал, — ткнул Брок пальцем в сторону дубля, — чтобы я повесил мое дурацкое пальто.

— А-а!.. — вспомнил тот. — Так оно и есть дурацкое. Фасончик — тот еще, так сказать. — И Брок-два захихикал с тоненькими подвываниями.

— Ой, как нам смешно, — покачал головой первый сыщик. — А на самом, между тем, вообще невесть что надето. Не вздумай, кстати, в этом в наш мир заявиться. Не успеем до дому дойти. Точнее, успеем, но не до моего.

— А до чьего? До того, где живет моя будущая супруга?

— Что, не терпится уже? — подмигнул Брок-один. — Но ты не угадал. До сумасшедшего дома мы дойдем в таком наряде. И даже не дойдем, а доедем — добрые люди подвезут. А самое главное, ты все время забываешь, что твою жену… то есть, пока невесту, мы будем искать не в моем мире, а в этом. В том она уже занята. Мною. И даже не вздумай, так сказать!.. — вознес он к потолку грозящий перст.

— Да ты чего? — возмутился Брок-два. — Ты меня за кого, так сказать, держишь? Все время ты о людях по себе судишь. Нехорошо это, знаешь ли. Некрасиво, я бы сказал.

— Разумеется, я о тебе сужу по себе. Потому что ты — это и есть я. А себя я, ты не поверишь, о-о-очень хорошо знаю!..

Бессмысленный спор продолжался бы, наверное, очень долго, но, к счастью, вернулись Сашенька с Мироном. Они выглядели сытыми и довольными. С собой молодые люди принесли два пирожка с капустой, пирожное эклер и шесть бутербродов с колбасой.

Брок-два рванулся к маленькому столику в углу офиса, забулькал водой, завозился, забрякал чашками-ложками, а вскоре уже и шум чайника гостеприимно возвестил о скором мероприятии, про которое не забывают даже в полевых условиях на фронте, не то что в тихой уютной конторе, сама обстановка которой так и взывала к неторопливому чаепитию.

Но Брок-один как раз торопился. В первую очередь, съесть эклер, пока «братец» не видит, поскольку пирожное было в единственном числе. Сашенька лишь покачала головой, заметив отцовскую выходку, а Мирон пожал плечами, оправдывая то ли поступок сыщика, то ли оправдываясь сам:

— Последний был.

— Летчики и космонавты говорят «крайний», а не «последний», — слизывая остатки крема с пальцев, сказал Брок.

— Я ведь не космонавт.

— Какие, так сказать, твои годы. Будешь еще.

— Не накаркай, папочка, — тряхнула светлой челкой Саша.

— Так и ты с ним лети, — подмигнул сыщик, — делов-то!.. — Его настроение (из-за эклера, что ли?) стремительно поползло вверх.

После чаепития, во время которого Брок-два несколько раз (и все безответно) поинтересовался судьбой исчезнувшего эклера (даже под стол заглянул и в чайник), настроение поднялось у всех четверых. В меньшей степени — у сыщика номер два (все из-за того же пирожного), но тоже вполне достаточно.

Поэтому, быстренько убрав со стола (оба Брока, подчеркивая статус начальников, от этого процесса самоустранились), все четверо столь же быстренько оделись и вышли на улицу. День уже клонился к вечеру, но еще лишь намеками, так что совсем уж бежать они не стали, но все-таки шли скорее деловым, нежели прогулочным шагом. Сначала Броки шагали впереди, но Сашенька заметила, что редкие прохожие стали на них оборачиваться, а кое-кто и показывал пальцем, так что девушка посоветовала «папам» идти сзади, за их с Мироном спинами.

— Ты, кстати, так и не переоделся, — буркнул первый сыщик второму.

— Тогда бы в меня здесь тыкали пальцем. Да и во что я переоденусь? У меня что, цирковая гримерка в офисе?

— Но-но-но-но!.. — замотал головой Брок-один. — Я, по-твоему, клоун?..

— Почему сразу клоун? Акробат, может быть, или фокусник. На фокусника похож, между прочим. Да еще на какого! Шутка ли — полет меж мирами!..

— Ну, какой уж там полет, — засмущался польщенный сыщик. — Так, шажок, прыжочек…

— Как сказал Леонов: «Маленький шаг одного человека — и огромный скачок для всего человечества».

— Ты хотел сказать — Армстронг, — поправил Брок-один.

— При чем тут Армстронг? Я сейчас не о джазе, а о Луне.

— Так и я о том же. При чем тут Леонов-то? Он что, в вашем мире Армстронга в кино сыграл? По-моему, не очень похож. Полноват, да и амплуа не то, так сказать.

— Леонов — космонавт, — насупился Брок-два.

— Ах, ты об Алексее Архиповиче!.. Так он что, у вас первым на Луну ступил?

— А у вас разве нет?

— У нас нет. У нас Армстронг. Не музыкант. Астронавт. Американский.

— Американский?! — захохотал второй сыщик. — Ой, рассмешил… Американцы — первые на Луне?

— Ну да… А что тут смешного?

Брок-два загоготал так, что остановился и сложился пополам. Он пытался выпрямиться и что-то объяснить коллеге-близнецу, но успевал вымолвить лишь «амери…» и опять сгибался в судорожных приступах смеха.

— Ладно, все, — легонько пнул его коленом Брок-два. — Первыми на Луне были атланты. В допотопные времена. А нам пока не на Луну. Нам вон за тот угол, — махнул он туда, где начинался Нагорный переулок. — А потом на чердак — и в иную Вселенную. Всего лишь. Так что лавры Армстронга… ну хорошо, Леонова и… как там его?.. Вотчицева нам не грозят.

Зайдя во двор знакомого дома номер восемь, Брок быстрым шагом направился к левому подъезду. Остальные, проникшись серьезностью момента, безмолвно последовали за ним. Дверь на чердак почему-то оказалась закрытой. Это удивило, но не остановило сыщика. Он протянул руку к «близнецу»:

— Дай-ка браунинг.

— Я сам, — ответил тот, достал пистолет и нацелился в замок.

— Охренел? — подпрыгнул Брок-раз. — Сейчас весь дом сюда сбежится. А ну-ка дай!

Он выхватил у оторопевшего коллеги браунинг, вставил ствол между скобами, и не успел хозяин пистолета протестующе завопить, дернул оружие на манер рычага к себе. Гвозди, державшие ржавые скобы, с мерзким скрипом вышли из досок, и замок брякнулся на пол.

— На, жмотина, — сунул Броку-два пистолет в руку первый сыщик. Сам же толкнул дверь на чердак и, чихнув от пыли, привычно зашагал в темноту.

— Папа… — хотела что-то сказать задумавшаяся Сашенька, но оба сыщика и их помощник уже скрылись в чердачном мраке, и девушка кинулась их догонять.

Вышли из противоположной двери гуськом, один за другим. Саша на сей раз не стала доставать фотоаппарат; свой мир она и так уже наснимала за последние полгода, с тех пор, как ей подарили цифровик, вдоль и поперек, но выйдя из полумрака на свет, тут же потянулась к кожаному футляру. В полукилометре перед ней на живописном зеленом холме стоял терем. Или как там называется дворец, в котором жили в старину цари? Палаты? Значит, перед ней стояли палаты. Нет, терем все-таки звучит лучше. Да и выглядит очень даже красочно. Все это и успела продумать Сашенька, пока доставала из футляра камеру. А когда сделала пару снимков, до нее дошло и то, что она собиралась сказать отцу перед тем как зайти на чердак.

— Папа, — проговорила она, обернувшись к мужчинам, которые были сейчас, с разинутыми ртами и одинаково круглыми глазами похожи друг на друга все трое (Мирона выдавали лишь очки и лохматая шевелюра). — А ведь мы не в тот подъезд зашли. Мы ведь от нас в него заходили. А к нам надо было в соседний.

— Да-да… — сглотнул Брок. — Пойдемте отсюда. — Мужчины разом, как солдаты на плацу, развернулись и шагнули к двери, висящей, казалось, прямо в воздухе. Но это движение будто испугало дверь, и она тут же растаяла, став лишь облачком белого пара, которое быстро развеял легкий, теплый, совсем не зимний ветерок.

— Тепло у вас, — вытирая со лба выступивший пот, пробормотал Брок-два, хотя и догадался уже, что услышит в ответ.

И он это услышал.

— Не у нас, — ответил его двойник и коллега. — Ты не поверишь, но совсем не у нас.

Глава 17 Новый мир. И новый знакомый. Впрочем, новый не для всех

Броку стало не по себе. Да что там не по себе — очень страшно ему стало. Жутко даже. Он забыл и про чудеса подумать — вот до чего дело дошло. Ведь именно чудеса творились сейчас в непосредственной близости от сыщика. А если уж говорить прямо, тот он сам в эти чудеса и угодил. Непосредственно. По самую что ни на есть макушку вляпался.

Впрочем, точно в таком положении оказались и трое других путешественников. Но, если состояние Брока-два мало чем отличалось от «первоброковского», то Саша с Мироном, кроме объяснимого удивления и понятного в общем-то страха, испытывали еще и любопытство. Молодые люди непроизвольно прижались друг к другу спинами и вовсю крутили головами, озирая раскинувшийся вокруг поистине сказочный пейзаж. Про расписной терем на зеленом холме уже было сказано ранее. Но и кроме терема красот хватало. Взять хотя бы речку, огибавшую холм. Казалось бы — речка и речка. Ан нет! Непростой та речка была, а словно нарисованной на изумрудном бархатном листе опаловой краской. Прям тебе — Молочная река из сказки! Вот только берега не кисельные, но тоже вполне живописные, с янтарным сосновым бором по одну сторону русла и золотыми плесами по другую. Сашеньке так и захотелось раздеться и помчаться к этим манящим пляжам, упасть, зарыться в горячий песок, накувыркаться в нем вволю, а потом с разбегу броситься в голубовато-белую воду… Или что там — может, на самом деле молоко?

Кстати, желание раздеться посетило всех четверых. В мире, куда они столь неожиданно попали, царило лето. Хотя вполне можно было допустить, что в нем вообще отсутствовала смена времен года, и лето было здесь вечным. Почему-то в это очень легко верилось.

Саша первой сбросила шубку. Правда, купаться все-таки не побежала. А задала очень интересный вопрос, вертевшийся, в той или иной интерпретации, на языках у всей дружной четверки:

— А где это мы?

Разумеется, она не ждала ответа. Но ей ответили.

— В резиденции Царя-батюшки.

Саша резво отпрыгнула от Мирона и обернулась. В пяти-семи шагах от путешественников стоял худой, сутулый, совершенно лысый пожилой мужчина и с довольной улыбкой любовался их оторопелыми лицами. Да и было от чего оторопеть — ведь никого рядом еще секунду назад не было, кругом-то луговой простор — не спрячешься.

— А-а, это опять вы! — простонал вдруг Брок-два, и первый сыщик вместе с Сашенькой уставились на своего спутника, неожиданное высказывание которого поразило их не меньше, чем появление из ниоткуда незнакомца. Собственно, и у отца, и у дочери возникло отчетливое предчувствие, что удивляться им теперь придется часто, если не постоянно. И девушка поспешила тут же этим предчувствием воспользоваться, удивившись теперь уже странному выражению лица Мирона. Юноша выглядел хмурым и даже сердитым. Он так смотрел на незнакомца, что Саше сразу стало ясно: как раз для Мирона тот незнакомцем не являлся. Равно как и для сыщика под номером два.

— Кто это? — шепнула Сашенька, вновь подобравшись к другу.

— Тот самый, — прошептал в ответ Мирон, — старик с котелком.

— Где же у него котелок? — заморгала Саша.

Действительно, никакого котелка у лысого мужчины не было. Как и любого другого головного убора. И одет он был не в упоминавшийся Мироном черный плащ, а в такого же мрачного цвета костюм-тройку. Вот только пенсне, о котором тоже говорил юноша, на крючковатом носу старика присутствовало.

Мужчина покрутил шеей, словно ему жал воротник снежно-белой сорочки, и неторопливо подошел к Брокам, замершим чуть поодаль от Саши с Мироном.

— Добрый день, господа сыщики, — бодрым и сочным не по возрасту голосом приветствовал он «близнецов» и коротко, едва заметно кивнул.

— Кому как, — философски ответил Брок-два. А первый сыщик поднес губы к его уху и повторил вопрос дочери:

— Кто это?

Но ответил не дубль, а сам незнакомец:

— Я в некотором роде ваш коллега. Позвольте представиться: Никодим Пантелеймонович Сушик, главный придворный розыскник. — Теперь он поклонился вполне отчетливо, словно подчеркивая важность занимаемой должности.

— А неглавных много? — спросил внезапно заинтересовавшийся Брок-один.

— Неглавных пока нет, — ответствовал Сушик. — Не было нужды.

— То есть, теперь, стало быть, появилась? — сделал соответствующий вывод сыщик.

— Теперь да, — кивнул мужчина. — О чем я уже неоднократно имел честь докладывать вашему… брату? Впрочем, погодите… — Старик хищно раздул ноздри, прищурился и стал буквально сканировать взглядом сыщиков. Причем, у Брока создалось неприятное ощущение, что один блестящий из-под пенсне антрацитовый глаз исследовал его, а другой, в тот же момент, двойника. К счастью, длилось это недолго; старик дернул лысиной и удивленно произнес: — Позвольте, господа, но… это невероятно. Чудеса какие-то…

— Чудес не бывает! — синхронно воскликнули Броки.

— Ну, насчет этого я мог бы с вами поспорить, — помотал головой Сушик, — но обычно я эти чудеса творю сам, или, по крайней мере, контролирую. А то, что вижу сейчас перед собой, признаюсь честно, ставит меня в тупик. Глазами я вижу двоих, но на самом деле… хм-м… передо мной один человек. Брокалев Олег Константинович, если не ошибаюсь? Глава частного сыскного агентства «Бритва Оккама»?

Сыщики горделиво кивнули. Откровенно говоря, им было очень приятно видеть лысого розыскника растерянным. Особенно злорадствовал Брок-два, который испытывал к данному господину неприязнь еще с момента первого знакомства.

— Ну да ладно, — махнул рукой Сушик. — С этим мы разберемся позднее. Даже лучше, с одной стороны, что вас двое. Ведь одна голова, как известно, хорошо…

— А три лучше, — неожиданно откликнулся Брок-раз и сам призадумался, с чего бы это он вдруг ляпнул такое?

— Четыре! — крикнула и поспешила к сыщикам Саша. — Папа, ты что, меня забыл посчитать? Или у меня не голова, по-твоему, а так — подставка для шляпок?

— Ну почему сразу подставка-то? — обиделся Брок и обернулся к Сушику: — Что это, кстати, вообще такое — придворный розыскник? И вот это что такое? — ткнул он на терем. — И вот это все? — обвел он руками вокруг.

— Я все вам расскажу, господа, — поднял ладони придворный розыскник. — И дамы, — добавил он, поклонившись Сашеньке (та в ответсделала книксен). — Но давайте пройдемте в хоромы.

— Вон в те? — кивнула Саша на терем.

— Ну да. Не в царские палаты, конечно же, но там, во дворе, есть специальные помещения для прислуги…

— Что-о?! — возмущенно подбоченились оба Брока и Сашенька (Мирон так и оставался в сторонке, не подключаясь к беседе, хоть и прислушивался). — Это мы, что ли, прислуга?

— Ну что вы!.. — стушевался Сушик. — Вы — почетные гости. Гостевые хоромы у нас тоже имеются.

— Ну, тогда еще ладно, — смилостивился первый Брок. — И все-таки скажите, любезный… э-ээ… Никотин Панталонович, где это мы?

— Никодим Пантелеймонович, — тщательно выговаривая каждый слог, поправил сыщика Сушик. — И я вам уже говорил: мы в царской резиденции.

— У Николая Третьего? — переспросил сыщик, хотя и понимал, что ответ вряд ли будет положительным.

— У Берендея Четвертого, — ответил придворный розыскник.

— Я ведь серьезно спросил! — обиделся Брок.

— А я серьезно ответил, — удивился такой реакции Сушик. — Это вот, — повел он руками, — резиденция Царя-батюшки Берендея Четвертого.

— А-а-аа! — протянул сыщик. — Ну, как же, как же! Коне-е-ечно! Разуме-е-ется!.. Берендей Четвертый! Типичный, знаете ли, случай.

— Попрошу без обобщений, — насупился главный розыскник.

— Да, Олег, ты уж постарайся без своих антимонархических замашек, — шепнул напарнику дубль. — Мало ли, какие у них тут законы…

— Да где тут-то?! — зашипел в ответ Брок-раз. — Ты мне можешь объяснить, куда мы попали и откуда ты его знаешь?

— Куда попали — не могу. А этот хлыщ ко мне на днях подкатывался, царского сына просил помочь отыскать.

— А-а! — подпрыгнул вдруг сыщик номер один и резво обернулся к стоявшему поодаль Мирону: — Мирон! Иди сюда скорей! Тут твой давний приятель нашелся.

— Я вовсе его не терял, — недружелюбно откликнулся юноша, но все-таки подошел чуть ближе.

— Ну что, все готовы? — обвел взглядом сыщицкую четверку придворный розыскник и хлопнул в ладоши.

В следующее мгновение те же четверо вместе с лысым Сушиком стояли уже во дворе расписного сказочного терема.

— Так-так-так-тааак!.. — захлопал ресницами Брок-один.

— Вот уж, я бы сказал, да-аа… — протянул второй номер.

Затем оба они синхронно взглянули друг на друга и в унисон выпалили:

— Чудес не бывает!

Сашенька же и Мирон не сказали ничего, лишь восторженно озирались. Правда, Мирон при этом успевал бросать и подозрительные взгляды на Сушика, который, похоже, откровенно любовался произведенным на гостей эффектом.

Но эффект эффектом, а неприятие чудес все-таки коробило двойников-сыщиков.

— Это как же следует понимать? — нахмурился Брок-два.

— Да! — сложил на груди руки первый сыщик и многозначительно повел бровью: — Так сказать.

— А вот так и надо понимать, — пожал плечами придворный розыскник. — Как я вам и обещал. Вот царские палаты, — указал он на расписной терем, который вблизи оказался еще красивее и сказочней, — а вот и гостевые хоромы, — повел он рукой в сторону вычурного бревенчатого здания в два этажа, будто бы тоже сошедшего со страниц русских сказок.

— И мы там будем жить? — восторженно ахнула Сашенька, но тут же была одернута отцом:

— Никаких жизней! Ишь!.. Нам домой пора.

— То есть, как домой? — удивился Сушик. — Это и невежливо, и невозможно в принципе. Пока.

— Пока что? — подбоченился первый Брок, а второй, догадавшись, проворчал:

— Пока царского сына не отыщем?

— Именно! — обрадовался его догадливости главный розыскник.

— А если мы не хотим? — продолжал буравить мужчину в пенсне первый сыщик.

— Да, — кивнул второй. — Если вот?..

— Ну, господа, — развел руками Сушик. — Да как же так-то? Это ведь ваша работа. Разве нет?

— Допустим, — прищурился Брок-раз. — Но мы ведь, так сказать, частные сыщики, а не отделение, если можно так выразиться, милиции.

— Полиции, — поправил Брок-два.

— Что, большая разница? — бросил укоризненный взгляд на дубля сыщик номер один.

— В чем?

— В полиции и милиции, в чем же еще?

— Ну, полиция — это государственный орган, а милиция, насколько мне известно, — это что-то такое добровольное, так сказать — самодеятельное.

— Пожалуй, в этом я с тобой соглашусь, — подумав, кивнул первый Брок. — Самодеятельности в ее действиях и впрямь частенько хватает. Вот, помню, был случай…

— Простите, господа, — кашлянул в кулак придворный розыскник, — что вмешиваюсь в вашу познавательную беседу, но давайте вы обсудите все это на досуге. Например, перед сном.

— Милицию — перед сном? — вытаращил глаза Брок-один. — Да вы что, голубчик? А как же потом заснуть?

— Ну, я не знаю, — совсем расстроился Сушик. — Но сейчас тоже не стоит. Давайте все же поговорим о деле.

— О каком? — сразу стали серьезными оба Брока.

— Да все о том же. Пропал царевич. Его необходимо разыскать.

— Но вы же как раз и есть розыскник, — подала вдруг голос Сашенька. — Да еще главный. Чего же не ищете?

— А я ищу, — смутился мужчина и вытер ладонью лысину. Смутился еще больше, поспешно выхватил прямо из воздуха носовой платок и повторил процедуру уже им. — Только… не могу найти.

— А мы тут при чем? — буркнул доселе молчавший Мирон. Но Сушик на него и не взглянул, а ответил непосредственно сыщикам:

— Лучше вас, насколько мне известно, никто с этим делом не справится.

Оба Брока невольно расправили плечи и гордо вздернули подбородки. Однако кто-то из них все же спросил:

— И откуда же вам это стало известно, позвольте полюбопытствовать?

— Если можно, об этом чуть позже, — замялся главный розыскник. — Я боюсь, Царь-батюшка осерчает, что мы бездельничаем… Он и так на меня зол.

Будто в подтверждении этих слов, где-то, такое ощущение, что прямо в кармане у Сушика, сердито задребезжал колокольчик. Оказалось, что звенело и впрямь в кармане, поскольку розыскник поспешно вынул оттуда не колокольчик, правда, а маленькое, словно из кофейного сервиза, блюдечко, на которое бросил крохотный шарик (как показалось обоим сыщикам — обычную сушеную горошину), и из блюдечка раздался грозный бас:

— Ты где пропадаешь? Привел специалиста?

Похоже, что блюдечко транслировало не только звуки, но и изображение, поскольку Сушик подобострастно уставился в него и часто-часто закивал:

— Да-да, ваше величество! Привел. И даже не одного, а двух.

— А мы?! — возмутилась Сашенька, с любопытством заглядывая через плечо розыскника.

— О! — изумилось блюдечко. — А это кто?.. — Тут говоривший прочистил горло, и голос его наполнился медом: — Кто ты, краса писаная?

Сашенька смущенно хихикнула, покраснела и спряталась за спину Сушика, на которого тут же зарычало блюдце:

— Ты чего, тунеядец, людей на дворе держишь? А ну, веди их ко мне!

— Так я же хотел их в курс дела ввести сначала… — начал оправдываться розыскник, ссутулившись еще больше. Блюдечко в его руках задрожало и чуть не выпало.

— Веди ко мне, а не в курс, кому сказано! — рыкнуло оттуда. — И мигом. В курс я сам вводить буду. Ты у меня из доверия вышел.

Блюдце замолчало, и Сушик поспешно убрал его в карман. Потом умоляюще посмотрел на Броков:

— Выручайте, господа! Слышали, что творится? Пропал я, коли царевича не найдем… — Тут он будто очнулся, засуетился, замахал руками: — Пойдемте, пойдемте скорее! Царь-батюшка ждать не любит!..

— А кто любит? — пожал плечами Брок-раз и оглянулся на двойника: — Пойдем?..

— Ну, давай сходим, — мотнул тот головой. — Любопытно, знаешь ли, с царем пообщаться.

— Вы только не перечьте ему! — затараторил вспотевший от волнения придворный розыскник. — Не то худо будет. Крут Государь, ох, крут!..

— А мы не его подданные, между прочим, — подал голос Мирон. — Так что это вы опасайтесь, а нам бояться нечего.

— А вас никто не спрашивает, — зашипел на парня Сушик, наконец-то соизволив обратить на того внимание. — Вы вообще идите вон, на лавочке посидите пока. И вы, девушка, тоже.

— Здрасьте! — подбоченилась Сашенька. — Сейчас. Уже сели. И, между прочим, как бы вам самому не сесть. Только не на лавочку, а на кол, к примеру.

— Это почему?.. — побледнел главный розыскник.

— А вы не слышали, как царь мне обрадовался? А вот обрадуется ли он, когда вы меня ему не представите?

— Думаю нет, — закивал Сушик. — Простите, я не подумал. — И мотнул головой на Мирона: — Ну, пусть он тогда один посидит.

— Так, господин хороший, — нахмурился Брок-два. — Или мы идем к Его Величеству все вместе, или вы пойдете один.

— Мне одному нельзя, — совсем побелел придворный розыскник. — Тогда уж лучше сразу в реку вон…

— А раз так, — подвел итог Брок-один, — то и не стройте из себя, так сказать, командира. Вы своими подчиненными командуйте, а нас можете лишь о чем-либо просить, либо, если уж совсем невмоготу, давать вежливые рекомендации.

— У меня нет подчиненных, — виновато вздохнул Сушик.

— Им очень повезло, — буркнул Мирон.

Главный придворный розыскник ощутимо вздрогнул, но комментировать не посмел. Лишь глянул на Броков и пробормотал:

— Я приношу всем свои искренние извинения. Пойдемте, господа, а?..

Глава 18 Охранные системы царского терема и Брок в качестве эксперта

Сыщики еще во время беседы с Сушиком обратили внимание, что у входа в царский терем не видно никакой охраны: ни тебе стрельцов с секирами, ни каких-нибудь спецназовцев местных, даже сторожа захудалого с берданкой — и того нет. Но Броки подумали, что охранники скорее всего прячутся по ту сторону резной двери. Злоумышленник увидит, что царские палаты не охраняются, его черные помыслы от этого окрепнут, сам он последние сомнения и страхи потеряет и попрет монархию свергать. А лишь дверь откроет — тут его и встретят дюжие молодцы. И под белы рученьки — куда следует. Или сразу секирой по кумполу. Хорошо, если плашмя.

Но и за дубовой тяжелой дверью, открывшейся на удивление легко и без малейшего скрипа, никого не оказалось. Длинный светлый коридор был непривычно пуст для заведения столь высокого уровня.

— Не бережете вы Государя, — не удержавшись, покачал головой Брок-два.

— Да что вы такое говорите? — замахал руками придворный розыскник и даже затрясся от возмущения.

— А чего ж тогда не охраняете? — пояснил мысль «близнеца» первый сыщик.

— Как это не охраняем? — чуть не уронил с носа пенсне Сушик, подхватив его в самый последний момент. — Да более защищенного объекта во всем Царстве-государстве не сыскать!

— Ха, — недоверчиво сказал Брок-раз.

— Вот именно, — поддержал его дубль.

— Не верите?! — Главный придворный розыскник даже перестал сутулиться. — А ну, пойдемте выйдем.

— С пожилыми не дерусь, — помотал головой первый сыщик.

— Вот именно, — вновь согласился второй.

— Пойдемте-пойдемте, — развернулся в обратную сторону Сушик и призывно помахал сыщикам. — Ни с кем драться не придется. Просто вы сами сейчас убедитесь, как глубоко заблуждаетесь… Как недооцениваете мое служебное рвение, опыт и мастерство.

— Ой, да оставьте вы этот самопиар, — жеманно поморщилась Сашенька. — Вы так стараетесь, будто мы ревизоры какие и все царю вашему про вас наябедничаем.

— Кто вас знает, — буркнул под нос главный розыскник. И добавил громче: — А сам себя не похвалишь, так и ни от кого не дождешься.

— Ну, пойдемте, правда, посмотрим, чего он там демонстрировать будет, — позвала переминающихся с ноги на ногу «пап» девушка, держа наготове цифровик, которым она только что снимала «торжественное вхождение в царский дворец». — Интересно же. Вдруг у него тридцать три богатыря в колодце спрятаны. Или вообще человеки-невидимки для охраны задействованы.

— Невидимость человека невозможна, — замотал головой Сашин отец, а его двойник в который уж раз произнес:

— Вот именно.

— Да что это вы, дядя Олег, на себя не похожи? — удивилась Саша. — Как попугай, честное слово.

— А я… тебе дядя? — смущенно заморгал Брок-два.

— Ну… — смутилась в ответ Сашенька. — Вы ж папе почти брат. Значит, мне дядя. Не звать же мне вас тоже папой. Все-таки вы в моем зачатии не участвовали.

— Александра! — погрозил дочери отец.

— Папа, но это же правда! — воскликнула Сашенька. — Неужели ты будешь с этим спорить? Сам ведь говоришь, чудес не бывает. И у человека не может быть двух отцов. Даже таких как ты.

Брок-один почуял в словах дочери подвох, почти неприкрытую издевку, но все же они показались ему настолько логичными, что спорить он не стал, лишь раздраженно махнул рукой. А Брок-два, пошевелив бровями, застенчиво понизил голос и предложил:

— Ну, я не против, конечно, чтобы ты называла меня дядей, только давай все же на «ты»? Мы ж, как-никак, очень близкая родня, так сказать.

— Хорошо, дядя, — сделала книксен Саша.

— Господа!.. — послышался вдруг жалобный голос топчущегося у дверей Сушика. — Ну, нет у нас времени! Государь осерчает…

— Что ж вы нас дергаете-то тогда? — возмутился Брок-раз. — То туда пошли, то назад!.. Вы бы определились сначала, что ли.

— Вот име… — начал было второй Брок, но перехватив насмешливый взгляд «племянницы», осекся. И, чтобы побороть смущение, зашагал к двери, прихватив за рукав и «братца»: — Да идем мы, идем! Перестаньте вы ныть, право слово.

Лишь только сыщики, Мирон и Сашенька вновь оказались во дворе, Сушик протянул неведомо как очутившийся у него в руке увесистый камень первому Броку:

— Кидайте в окошко.

— Ага, — спрятал Брок руки за спину, — хитрый какой. Я кину, а на меня орава бугаев набросится. Знаю я вас! Типичный, можно сказать, случай.

— Да никто не набросится, — раздраженно топнул придворный розыскник. — Кидайте!

Саша быстро достала из футляра фотоаппарат и навела объектив на отца, но сыщик угрюмо помотал головой и попятился.

— Давайте я брошу, — поправляя очки, шагнул вдруг вперед Мирон.

— Пожалуйста, молодой человек, — злорадно, как показалось всем, усмехнулся Сушик.

— Мирон, не смей! — взвизгнула Сашенька, не оторвав, впрочем, глаз от дисплея видоискателя, но юноша уже размахнулся и швырнул булыжник прямехонько в мозаичный витраж на втором этаже терема.

Зрители ахнули. Однако через пару мгновений им пришлось ахать вторично, и куда более громко. Камень, не долетев до цветных стекол каких-нибудь полметра, вспыхнул вдруг электросваркой и растаял в воздухе, оставив после себя лишь струйку дыма, тут же развеянную ветерком.

— Я успела, я успела! — восторженно завопила Саша, размахивая цифровиком, на дисплее которого застыли огненные брызги, бывшие некогда камнем.

— А если бы это был человек? — охрипшим голосом спросил кто-то из Броков.

— А нечего человекам по окнам лазить, — буркнул Сушик, сияющий, впрочем, от произведенного эффекта, — для этого двери есть.

— Так-так-так-тааак… — почесал затылок первый Брок. — Но какой же тогда, так сказать, смысл? Ведь нормальный человек и так в дверь пойдет. А если охраняются только окна, то… Что-то, я бы сказал, у вас не стыкуется логически.

— Все стыкуется, — подмигнул повеселевший розыскник. — Кто ж вашего нормального человека в дверь-то пропустит?

— То есть вы хотите сказать, что пропускают лишь ненормальных? — нахмурился Брок-два. — И не намекаете ли вы на то, что раз мы прошли беспрепятственно, то…

— Да ни на что я не намекаю, — осклабился Сушик. — Вы ж со мной шли. А вот попробуйте-ка сами! — подмигнул он.

— И попробуем! — выпятил грудь Брок-один, решивший искупить проявленную в случае с булыжником трусость. Он твердо зашагал к царскому крыльцу строевым шагом, насвистывая под нос удалецкий мотивчик, и в напускном бесстрашии был немного похож на бравого офицера-корниловца во время знаменитой психической атаки. Для полноты картины сыщику недоставало лишь черного кителя с черепом на рукаве и фуражки с красной тульей.

— Папа! — кинулась вслед отцу напуганная Сашенька, но не успела догнать его, как Брок неожиданно споткнулся, словно налетев на невидимую стену. Он изумленно посмотрел вперед, но увидел в трех-четырех шагах лишь ступени резного крыльца. Тогда сыщик принялся ощупывать воздух прямо перед собой и напоминал теперь мима в известной репризе.

Видя, что жизни отца ничего не угрожает, Сашенька тут же принялась фотографировать его эффектные позы.

— Так-так-так-тааак… — пропыхтел Брок. — Чуде… То есть, я хотел сказать: чу, делают же здешние ученые открытия! — И он, вытянув руки, навалился на прозрачную стену всей своей массой.

— Это не ученые, — захихикал радостный донельзя Сушик. — Это я делаю. И не открытия, а как раз наоборот закрытия. А вот теперь — открытия…

При этих словах нелепо наклонившийся градусов под сорок пять в сторону терема Брок полетел вдруг вперед, словно от хорошего пинка, и непременно врезался бы головой в ступеньки, но придворный розыскник успел взмахнуть рукой, и сыщик завис в считанных сантиметрах от выбеленных дождем и солнцем досок, а потом медленно опустился на них.

К чести Брока, он даже не вскрикнул. Впрочем, вполне возможно, что от страха ему свело голосовой аппарат. Или, может быть, просто несчастный сыщик потерял сознание. Тем более, что подбежавшая к отцу Сашенька увидела, что глаза у того закрыты.

Девушка завопила, потрясая кулачком в сторону главного розыскника:

— Ты! Злобный старикашка! Что ты сделал с папой?! Я немедленно расскажу царю, как ты издеваешься над почетными гостями!

Самодовольную ухмылку тут же смыло с лица Сушика. Он, словно мельница крыльями, завертел руками и забормотал что-то неразборчивое.

— Не надо из себя психа корчить! — воткнула в бок кулак Сашенька, наводя второй рукой камеру на придворного розыскника. — Думаешь, дурачком прикинешься — и все тебе с рук сойдет? А у меня все зафиксировано. Все-все, как было! И я все-все-все царю покажу, так и знай.

Судя по выражению лица Сушика, тот не понял, чем именно угрожает ему гостья, но на всякий случай, прекратив странные кривляния, очень вежливым тоном произнес:

— Тогда и вот это зафиксируйте тоже, пожалуйста. Я не причинил вашему батюшке ни малейшего вреда. — И главный розыскник кивнул за Сашину спину.

Девушка мгновенно развернулась на пятке и увидела сидящего на ступеньках отца. Взгляд того был задумчивым, а выражение лица хмурым.

— Это ведь не чудо? — спросил он.

— Разумеется нет, — осторожно косясь на Сашеньку, сказал придворный розыскник. — Обычное волшебство.

— А-аа!.. Ну как же, как же, — пробормотал сыщик. — Волшебство-о-о… Коне-е-ечно. Типичный, знаете ли, случай.

Главный придворный розыскник, не слушая более Брока, засеменил к ступенькам, быстро поднялся на крыльцо и вновь распахнул двери:

— Давайте, господа, давайте! Пойдемте же скорее. Умоляю вас!

Сашенька хотела переспросить насчет дам, но Сушик уже скрылся за дверью, да и сыщик номер два с Мироном потянулись к крыльцу.

Девушка подала отцу руку:

— Пойдем, папочка. И впрямь неудобно заставлять царя ждать.

— Конечно, конечно, — тяжело поднялся Брок. Его будто давило сверху невидимым грузом. Саша подумала даже, не очередные ли это происки сутулого розыскника, но все же решила, что отца гнетет тяжесть произошедшего с ним. И не столько сами события, как их логическая необъяснимость.

Сашенька хотела сказать что-то ободряющее, но нужных слов не нашлось. Впрочем, и Брок уже не выглядел таким придавленным, как вначале. Он даже нашел в себе силы поворчать на дочь:

— Ну, что ты меня тянешь как маленького? Я прекрасно умею ходить.

— Ну и ладно, — фыркнула Саша, выдернув ладонь из отцовских пальцев. Сыщик едва не упал. Но сумел все же сохранить равновесие, встрепенулся, словно мокрый пес, и зашагал к двери. Сашенька взялась за фотоаппарат, чтобы запечатлеть очередной исторический этап, но передумала, вспомнив, что уже снимала, как они заходили в эту дверь первый раз.

На сей раз шли быстро, даже очень. Правда, не все. Сушик почти бежал, постоянно оглядываясь и призывно размахивая руками. Брок-два почти не отставал от придворного розыскника. Он был непривычно хмурым и задумчивым. Видимо, случившееся с двойником и услышанное от Сушика подействовало и на него удручающе. Мирон тоже шагал довольно споро, но он часто останавливался, поджидая Сашеньку, которая, в свою очередь, не хотела оставлять отца, потерянно бредущего сзади.

Сыщик номер один шел, едва переставляя ноги, и покачивал головой в такт терзающим его мыслям. А были они, судя по невнятному бормотанию и приглушенным возгласам, невеселые. Сашенька пыталась вслушиваться, но издали было слышно плохо, а идти с отцом рядом и откровенно подслушивать ей не позволяло воспитание. Впрочем, и от того, что смогла услышать, девушка была не в восторге. Да и чему тут радоваться, когда любимый папа бормочет под нос такое: «Ага… Как же, как же!.. Он, значит, ту-дум, а тот — пшшш!.. И я — ту-ту-ту, ту-ду, а оно — у-у-ууу!.. И — э-ээ, а-аа… А оно — чпок! А я — бжжж!.. Шмяк! Бздыньк!.. А он — у-уу, бурдул-мурдул!.. Ниче-е-его-о-о!.. Чудес не бывает! Ешкин кот, бурдул-мурдул тебя через пшикалку…»

У Саши даже в носу вдруг защипало и запершило в горле. Наконец она не выдержала и громко позвала почти остановившегося Брока:

— Папа, ну ты чего? Пойдем скорей! Что ты совсем-то раскис?

— Что? — вздрогнул сыщик и обвел вокруг недоуменным взглядом, будто только проснулся. — А где этот?..

— Кто, папочка?

— Бурдул-мурдул. Ну, который «у-у-уу»!.. — зашевелил Брок поднятыми пальцами.

— Сушик, что ли? — всхлипнула девушка, которой стало очень жалко папу, а еще больше себя. Если бы не подоспевший на выручку Мирон, она бы наверняка разрыдалась.

— Ну, ты чего? — провел парень ладонью по белым Сашиным волосам. — Чего ты, моя хорошая?

— А чего он? — шмыгнула носом девушка, кивнув на отца. — Бурдул-мурдул какой-то… Ой, Мироша, этот гад его заколдовал, по-моему…

— Кто? — вскинулся вдруг Брок. — Кто кого заколдовал? Где гад? Ведите их скорее сюда!

— Кого, Олег Константинович? — ласково, словно у больного ребенка, спросил Мирон.

— Обоих, — жестом повелителя ткнул пальцем вниз сыщик. — И того, так сказать, и этого.

— Я как-то не очень… — замялся юноша, поправляя очки.

— Вот я и вижу! — погрозил ему Брок. — Не очень ты, да. А надо, чтобы очень. Потому что — вот. Видишь, как оно… Волшебство, ешкин кот! А какое может быть волшебство? Не бывает никакого волшебства, знаешь ли. И вообще чудес не бывает. Сейчас я им растолкую, так сказать. Будут, как говорится, знать, где изюм растет. И почем фунт раков зимует. Ведите их сюда!

— Уф-ф, полегчало вроде бы, — заулыбалась Сашенька. — Я уж думала папа, что у тебя крыша поехала. Нет, вроде здоров.

— А чего мне быть нездоровому? Я в полном порядке. Это они пусть боятся, волшебнички, так сказать, всякие!.. Я им устрою сейчас. Выведу на чистую воду. Ишь, народ им дурить вздумалось. Думают, на дураков напали!.. Где они? Где этот лысый мудрила?

— Папа, да он уже там, у царя давно, наверное, — мотнула головой Саша. — И дядя Олег тоже.

— У царя? — встрепенулся Брок. — А почему без меня? Ой-ей-ей, — засуетился вдруг он, — так он же и царю сейчас мозги запудрит!..

И сыщик рванул вдруг по коридору, словно спринтер на стометровке.

— Папа, погоди! — бросилась вдогонку Сашенька. — Не бойся, с ним же дядя Олег!..

— Да что ты, — отмахнулся стремительно удаляющийся Брок. — Твой дядя Олег совсем как ребенок… Такой наивный, доверчивый… Ой-ей-е-о-о-оой!..

Голос сыщика затих в глубине длинного коридора. Саша от растерянности замедлила бег. Но догнавший ее Мирон одним своим видом придал девушке сил и решимости; она же, в свою очередь, так же благотворно подействовала на парня; и молодые люди, переглянувшись, стремглав помчались по гулко отражающему дробный топот коридору.

Глава 19 Берендеев пир

Саша с Мироном добежали до огромной, настежь распахнутой двустворчатой двери и остановились. Заходить было боязно. Все-таки не кто-нибудь за той дверью сидел, а сам Царь-батюшка! Мирон вообще привык относиться к монаршей власти с трепетом и почтением, ну а Сашенька просто стеснялась. Тем более, местный правитель уже оказал ей определенное внимание, и девушка немного опасалась, не начнет ли облаченный неограниченной властью мужчина банально приставать к ней. Разумеется, защитников у нее хватало, но это беспокоило Сашеньку особо. Кто знает, каков характер у здешнего Государя? А ну, как велит посадить всех защитничков на кол, а саму ее сделает наложницей, пока не надоест. Что будет после того, как надоест, Саше даже пофантазировать было страшно.

— Ну что, пойдем? — отвлек ее от невеселых мыслей Мирон.

— Ага, — вздохнула Сашенька и начала доставать фотоаппарат из футляра.

— Не стоит, — остановил ее друг. — Спрячь пока.

— Да ты что? — возмутилась девушка. — Там же царь! У меня еще ни одного снимка живого царя нет.

— Я же сказал, пока не стоит. Мало ли что… Этикет, может, подобного не позволяет, или вообще за оружие примут и стрелять начнут.

— Да кто начнет-то? Охраны ведь тут нет.

— Это снаружи нет, — стоял на своем Мирон. — А непосредственно при царе могут и быть. Хотя бы по протоколу. Так что лучше не доставай. Потом, когда осмотримся, попросишь разрешения и сфотографируешь.

— А если не разрешат?

— Тогда не сфотографируешь.

— Все равно сфоткаю, — буркнула Саша, застегивая футляр.

Шагнув за порог, парень с девушкой снова замерли. Да и было отчего. Во-первых, само помещение. Как его правильно назвать, ни Мирон, ни Саша не знали. Комнатой — язык не поворачивался, не бывает таких огромных комнат; залом — слишком банально, да и вообще, у Сашеньки с этим словом ассоциировался лишь спортзал в бывшей школе. Но по размеру похоже. Только в этом зале не было, разумеется, никаких шведских стенок и баскетбольных щитов. Здесь по стенам, обитых строгими, в багровых тонах, гобеленами, были развешены картины, оружие, доспехи, головы охотничьих трофеев и много чего еще. Одна стена была вообще похожа на огромный киноэкран — так она светилась яркими красками, изображающими райских птиц, прекрасные цветы, а также неведомых чудищ и сражающихся с ними богатырей. Девушка не сразу и поняла, что это всего лишь ряд огромных окон с цветными витражами.

Посередине помещения тянулся широченный и очень длинный стол, покрытый золотой с черным орнаментом скатертью. Правда, почти пустой. Лишь в дальнем его конце виднелась какая-то посуда; с такого расстояния и не рассмотреть, что именно там стояло. Вроде бы, вазы с фруктами, подносы с пирогами, графины с напитками… Сашенька сглотнула слюну. Легкий перекус пирожками в кафешке давно забылся.

Но помещение, и даже еда тут же вылетели из Сашиных мыслей, лишь только она увидела, кто сидит на том самом, дальнем конце стола. Царь! Правда, девушка и его не могла как следует рассмотреть, но сам факт, что она видит настоящего, живого, правящего царя ее просто ошеломил.

К тому же, человек, которого она не без основания приняла за коронованную особу, заметив вошедших, тут же поднялся и быстрым шагом направился к ним.

«Ну вот, начинается, — подумала Сашенька, и благоговение перед монархом мгновенно улетучилось. — Раз уж сам ко мне поперся, сейчас приставать начнет. Не терпится ему».

Девушка стала разыскивать взглядом сыщиков. Но первым увидела не отца с двойником, а придворного розыскника. Никодим Пантелеймонович стоял в дальнем углу возле самой стены, словно его специально в угол и поставили, в наказание. Тем более, что сутулился розыскник больше обычного, да и выражение его лица, насколько смогла рассмотреть издали Сашенька, оставляло желать лучшего. А лысина буквально блестела от пота в свете ярких, гигантских люстр, переливающихся хрустальными гранями подвесок.

Броки же, оказывается, стояли по другую сторону стола, напротив одного из витражей, потому-то девушка и не разглядела их сразу, приняв два одинаковых силуэта за фрагмент мозаичной картины.

Больше Саша ничего и никого разглядеть не успела, потому что Царь-батюшка уже подходил к ней. Точнее, к ним с Мироном, но смотрел Государь только на девушку и при этом столь добродушно и светло улыбался, что нехорошие мысли тут же покинули Сашину голову.

— Ай, здравствуй, краса писаная! — раскинул царь руки, словно приготовился обниматься.

— Здрасьте, — пискнула Саша и попятилась, забыв даже сделать свой привычный книксен. Который, надо сказать, тут-то бы пришелся как раз кстати.

— Да не бойся ты меня, красна девица, — голосом Морозки из детского кинофильма протянул Государь, опустив, впрочем, руки. — Я с гостями всегда ласков.

«Вот-вот, — испуганно подумала Саша. — Ласки-то твоей я как раз и боюсь».

— Как зовут тебя, раскрасавица? — пробасил между тем царь, останавливаясь напротив девушки и заглядывая ей прямо в глаза. Между прочим, отметила Сашенька, глаза у царя были красивыми, небесно-голубого цвета, а еще очень молодыми и, как ей показалось, умными. Впрочем, и сам Государь, как мужчина, был недурен. Ростом под два метра; в плечах, что называется, косая сажень; волосы густые и волнистые, хоть и обильно окрашенные сединой. Борода тоже седая, даже не совсем борода, а такая длинная щетина, что стала модной в последние несколько лет в нашем мире. В том, видимо, тоже.

Вообще, Царь-батюшка показался Саше очень похожим на известного композитора-песенника Вячеслава Добрынина. Даже одет он был скорее «попсово», нежели по-царски. Никакой, разумеется, мантии или бархатного халата, что рисовались в Сашином воображении при слове «царь». Вполне современный костюм. Правда, сразу видно, дорогой. Красивый, бежевый, с перламутровыми пуговицами… Вполне возможно, что из настоящего жемчуга. «Попсовости» же царскому наряду придавала рубаха. Ярко-алая косоворотка навыпуск с золотым узорным шитьем. Настолько длинная, что подол ее выглядывал из-под края пиджака сантиметров на двадцать. Возможно, такой была местная мода, или, как говорил Мирон, придворный этикет, но смотрелось это, на Сашин взгляд, нелепо.

Девушка так увлеклась разглядыванием царя, что тому пришлось повторить вопрос:

— Так как же зовут тебя, чудо дивное?

Сашенька чуть было не ляпнула возмущенное «Сам ты чудо!», но вовремя спохватилась и сделала наконец-таки книксен:

— Саша.

— Ну надо же! — восторженно вскинул руки царь. — Александра, значит? Прекрасное имя, царское. У меня, кстати, тоже. Берендей я. Четвертый.

— Я в курсе, — поклонилась Сашенька.

— Этот, поди, натрепал? — нахмурился царь, мотнув головой в дальний угол.

— Да, он, — кивнула девушка, но, подумав, что может показаться ябедой, поспешила добавить: — Но он не трепал, нет! Ваш главный розыскник очень почтительно о вас отзывался.

— Попробовал бы непочтительно-то! — погрозил съежившемуся в углу Сушику Берендей. — Бездельник…

Царь отвел суровый взгляд от опального подданного и наконец-то соизволил заметить Мирона. Но обратился все же не к нему лично, а опять к Сашеньке:

— Жених? — и в небрежно вроде бы заданном вопросе девушке явно послышалась напряженность.

— Возможно, — ответила она, скосив глаза на друга. Тот едва заметно дрогнул, но продолжал стоять молча, как и положено при рандеву с монаршей особой. Говорить, когда и что вздумается, может лишь Государь. Остальным положено лишь отвечать на его вопросы или высказываться по царскому требованию. Сейчас же Берендей Четвертый ничего у Мирона не спрашивал, а потому воспитанный юноша хранил молчание.

— Жаль, — смерив Мирона критическим взглядом, вздохнул царь. — А то вот я Ване моему невесту никак сыскать не могу… — Тут Берендей вдруг помрачнел, лицо его на глазах осунулось, сам же он будто стал чуть ниже и старше лет на десять, хотя до того момента Саша от силы давала ему лет пятьдесят пять. — Только вот Ванюша-то мой… — Государь махнул вдруг рукой, тыльной стороной ладони провел по глазам и, быстро развернувшись, устало пошагал обратно к столу.

Сашенька недоуменно посмотрела на друга: а мы, дескать, как? Назад, что ли, идти? Но Берендей словно услышал ее мысли и, оглянувшись, позвал:

— Проходите, гости дорогие, к столу. Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Царь вновь уселся во главе стола на некое подобие трона. Ну, не трона, конечно, только таких вычурных кресел с высоченной резной спинкой, обитой алым бархатом, Сашеньке раньше видеть не приходилось. Кресло она рассмотрела уже в подробностях, поскольку на приглашение Берендея Четвертого откликнулась сразу же, и обогнала бы, пожалуй, Государя, но посчитала это все же некорректным.

Мирон тоже подошел к столу, только сделал это подчеркнуто неспешно, как неприязненно подумалось Саше, — несколько подобострастно. Впрочем, она великодушно простила любимого, списав такое поведение на издержки жизни в стране с монархическим режимом.

Между тем, Царь-батюшка, вновь приобретя вполне жизнерадостный вид, сделал приглашающий жест:

— Присаживайтесь, господа, — и, с благодушной улыбкой взглянув на Сашеньку, добавил: — И дамы, конечно же. — А потом сердито глянул на Сушика и рыкнул: — Ты тоже садись! Так уж и быть, перед гостями неудобно… Только подальше, туда вон!.. — ткнул он пальцем почти на середину стола. — Глаза б мои на тебя не смотрели, бездельник…

Главный придворный розыскник, согнувшись в три погибели, словно выполняя пожелание правителя быть для того невидимым, посеменил к длинной широкой скамье, тянущейся по обеим сторонам стола. Саше даже стало немного жаль старика — все-таки тот исполнял службу, судя по всему, ревностно. Ну, а то, что не все получалось — на то могли быть и вполне объективные причины.

Броки, второй и первый, уселись по левую руку от царя, Саша с Мироном по правую. Как и предполагала Сашенька, на столе оказалось множество фруктов в изящных, музейной красоты вазах; здоровенные пироги на золоченых (а может и на золотых) подносах; икра, черная и красная, в хрустальных ладьях; сыры и колбасы разных сортов, мясо в различных видах, рыба всевозможного приготовления и много чего другого, ужасно соблазнительного на вид, на многочисленных тарелках, тарелочках и тарелищах. И, разумеется, напитки — всех, пожалуй, цветов радуги, в стеклянных бутылях, бутылках и штофах, хрустальных графинах и даже просто в бочонках.

— Что будете пить, господа? — потянулся Берендей к ближайшему штофу. — Может быть, водочки?

— Мне бы… пива, — почти как Семен Семеныч Горбунков, скромно ответил первый Брок.

— Желательно российского изготовления, — добавил второй.

— А другого и не держим! — вскинул ко лбу брови царь. — Где это видано: на царском столе — да чтоб иноземщина? Державу позорить только. Да и то сказать, немцы, что ли, с турками лучше нашего могут пиво варить? — Берендей раскатисто захохотал. Сыщики дружно захихикали следом.

Саша хоть и не являлась большим знатоком и ценителем пенного напитка, все-таки немного призадумалась. Что-то в словах Берендея и реакции «родителей» показалось ей нелогичным. Но тут справа от нее шумно сглотнул Мирон. Сашенька обернулась к другу, который уже смущенно прикрыл рот ладонью.

— Ты чего? — шепнула Саша. — Слюной захлебнулся?

Юноша покраснел и часто-часто закивал. А потом прошептал в ответ:

— А можно мне тоже… пива?

— А чего ты меня спрашиваешь? — изумилась Сашенька. — Я тебе что, жена?

Мирон помрачнел. «Ну, вот, — мысленно фыркнула девушка, — этих мужчин не поймешь. Запрещаешь им что-то — дуются, разрешаешь — тоже неладно».

Сама же Сашенька ничего ни у кого спрашивать не стала, налила себе рубинового вина из резного пузатого графина с узким горлышком, опередив на миг потянувшегося услужить ей Берендея Четвертого, и подняла хрустальный бокал на точеной ножке.

Мирон испуганно зашипел:

— Первый тост говорит Государь!.. — но Берендей, услышав юношу, разрешающе вскинул ладонь, и Саша, не вставая, отчего Мирон вообще закатил глаза, сказала:

— Ну, за царя!

Юноша облегченно выдохнул. С середины стола послышались судорожные аплодисменты, которые Сашенька приняла поначалу за шлепки вяленой рыбой об стол. Но обернувшись на звуки и увидев Сушика, который вскочил из-за совершенно пустого в том месте стола и усердно хлопал в ладоши, девушка покачала головой:

— Господину розыскнику тоже налить надо…

— Перебьется, — буркнул царь, но все же небрежно щелкнул пальцами, и Саша, разинув от изумления рот, увидела, как перед Сушиком неведомо откуда появилась вдруг граненая стопка, накрытая горбушкой черного хлеба. «Будто покойнику», — мелькнуло в голове у девушки, которой она протестующе замотала. Берендей скривился, но щелкнул все же еще раз пальцами. Перед главным розыскником вырос стакан. Не хрустальный, но все-таки уже не граненый. А также стояли теперь перед Никодимом Пантелеймоновичем и пара тарелок — с колбасой и огурцами. И сиротливо лежало в сторонке яблоко. Зеленое и даже на вид кислое. Саша вздохнула, но больше перечить царю не осмелилась. Да и Сушик, если на то пошло, был далеко не сахарным. Может, для него подобные яства — самое то.

Выпили, закусили. Налили по второй. Слово взяли сыщики, толкаясь и перебивая друг друга. Каждый торжественно поднял бокал светлого, искрящегося пива.

— Так сказать, — произнес первый Брок, отпихивая локтем второго, — мы, как говорится, тут.

— Волею, если можно так выразиться, случая… — все-таки вылез Брок-два, прикрыв ладонью рот первому. Но тот, возмущенно дернув головой и отплевываясь, перебил дубля:

— Или, скорее, не случая, а недоразумения!..

— Но как бы то ни было, — резко мотнул всем корпусом сыщик номер два, отбросив коллегу от стола, — мы уже тут, а раз уж мы тут…

— …то мы, должен заметить, не там! — потрясая свободной рукой, вернулся на место Брок-один и злобно сверкнул глазами на «близнеца». Но тот стойко выдержал взгляд и как ни в чем не бывало продолжил:

— И уж тем более, вы не поверите, не где-то еще.

— А значит, — сказали они дружным дуэтом, недоуменно переглянулись и так же, дуэтом, закончили: — Тут пока и будем.

Затем оба синхронно нахмурились, понимая, что тост получился незавершенным, и первый сыщик веско изрек, приподняв еще выше бокал:

— За тут!

— За пока! — кивнул второй.

— Сильно!.. — покачал головой Берендей Четвертый и уважительно чокнулся хрустальным фужером с каждым из Броков.

Трапеза продолжилась. Тост следовал за тостом. Произносили их поочередно царь и оба сыщика; причем последние как нестройным, пререкающимся дуэтом, так и поодиночке. Чем дальше, тем реже Берендею Четвертому удавалось внести в это дело свою скромную лепту. Сашенька начала хмуриться. Когда «родители» высказывались «за мир и, как говорится, неприменение», «за дружбу и, так сказать, ее воплощение», «за процветание и, если можно так выразиться, последующее оплодотворение» и прочие нейтральные лозунги, морщинки на лбу девушки были еще мало заметными. Но после того, как один из Броков, покачиваясь, выдал: «За тебя, Беря. Иди ко мне в помощники!», а другой всплакнул: «Иришечка-то не видит, кто у меня теперь по правую руку… Давай-ка и за нее махнем, друг!..» и полез к царю обниматься, Сашины брови сошлись на переносице и уже не размыкались. Хорошо, что девушка не смотрела на Мирона — тот был бледен от ужаса и только лишь переводил вытаращенные глаза с одного сыщика на другого. Сидящий поодаль Сушик реагировал похоже: после каждого нового тоста он вздрагивал и вжимал лысую голову в плечи, ожидая царского гнева. Но как раз Царь-батюшка Берендей Четвертый чувствовал себя, кажется, лучше всех. Он добродушно щурился и потягивал вино, изредка всхохатывая после особо «проникновенного» выступления сыщиков. Похоже, он давно отвык от подобного к себе отношения и попросту наслаждался происходящим.

Но всему есть предел, даже царскому терпению.

Когда Брок-два уронил уже на стол голову, сыщик под номером один клюнул носом, словно хотел повторить сделанное дублем, но в последний момент встрепенулся, подпер кулаками щеки и хриплым голосом завыл:

— Никто-о-о не даст нам избавле-е-енья, ни бо-о-ог, ни царь и не геро-о-ой!.. Добье-о-омся мы освобожде-е-енья своею собственно-о-ой рукой!..

И он вскинул эту самую руку, будто показывая, чем именно станет добиваться освобождения. Но голова, потеряв с одной стороны опору, соскользнула с одинокого кулака и с мрачным стуком брякнулась на стол.

То ли этот неприятный звук, то ли возмутительные слова песни, подействовали наконец на Царя-батюшку. Он неприязненно поморщился, взглянул на запястье с массивным золотым хронометром и тряхнул кистью, будто хотел сбросить дорогой механизм с руки.

Бледная, окаменевшая после отцовского «выступления» Саша непроизвольно моргнула. И когда веки ее после краткого мига вновь поднялись, взгляд в недоумении заметался. Не было вокруг ни тканых гобеленов на стенах, ни цветных витражей на окнах, ни длинного стола, ни скамей вокруг него, ни царского полутрона. Царь-батюшка восседал теперь на шикарном, бежевом, под цвет костюму, кожаном кресле, гости — на диванах явно из того же гарнитура, а располагалось все это так же, как недавно в обеденном зале, но не вокруг стола с яствами, а возле низкого, навроде журнального, инкрустированного цветными породами дерева столика. Лишь главный придворный розыскник по-прежнему сидел в отдалении. На простом, грубо выструганном табурете.

Помещение тоже стало иным. Меньшим, а оттого более уютном. Стены без рисунков и украшений, в однотонных, с мелкими серыми «брызгами» желтых обоях. На окнах — строгие светло-коричневые шторы. Под потолком — ряд круглых светильников. Возле дальней стены — большой письменный стол с темно-зеленой столешницей. Справа от него — длинный ряд массивных книжных шкафов. Короче говоря, типичный кабинет работника умственного труда. Ну, не совсем типичный, конечно. Все-таки очень большой и, несмотря на простоту, откровенно богатый.

Но больше всего поразила Сашеньку даже не смена обстановки, а состояние «родителей». Оба Брока трясли головами, словно выбравшиеся на берег собаки. С глаз, будто капли воды с шерсти упомянутых псов, слетала алкогольная пелена. Уже через несколько секунд сыщики водили вокруг недоуменными, но совершенно трезвыми взглядами.

— Так-так-так-тааак… — пробормотал один из них.

— Вот именно, — мотнул головой другой.

— Так сказать, — посмотрели друг на друга оба.

name=t68>

Глава 20 Деловая беседа, в ходе которой Сашенька становится царским имиджмейкером

— Перейдем к делу, — деловым тоном, будто и не было никакого застолья, начал Государь.

Сыщики кивнули. Сашенька откинулась на мягкую спинку. Мирон, напротив, подался вперед. Лысый Сушик заерзал на табурете.

— Пантелеймоныч, — словно и не серчал только что на розыскника, позвал того царь, — двигайся ближе, что ты как не родной?

Главный розыскник, прижимая к заду табурет, засеменил к столику.

— Итак, — обвел присутствующих взглядом Берендей. — О сути дела всем, я надеюсь, известно?

— Я докладывал, — поспешил вставить Сушик.

— Вот и замечательно, — кивнул царь. — Посему я готов уточнить детали и ответить на ваши вопросы.

— Это вы о чем, собственно? — глубокомысленно свел брови Брок-один.

— Мы ж вроде бы на «ты»? — усмехнулся Государь. Сыщики покраснели.

— Так ведь, как говорится, то была неформальная, так сказать, беседа, а это — деловой разговор, — пролепетал Брок-два.

— Тоже верно, — вновь стал серьезным Берендей Четвертый. — Так вы, стало быть, не вполне в курсе? — пристально взглянул он на сыщиков, бросив недовольный взгляд на Сушика. Тот молитвенно сложил на груди руки и затараторил:

— Вы же сказали, ваше величество, что сами в курс дела введете, но я вкратце картину случившегося им обрисовывал, клянусь!

— А-аа! — мотнул головой Брок-два. — Так это насчет пропажи царевича?

— Именно, — нахмурился Государь. — Две недели назад пропал мой сын Иван. Наследник престола.

— Единственный? — уточнил Брок, вынимая из-за пазухи ручку с блокнотом.

— Да, — кивнул царь. — Но какая разница? Будь у меня хоть три сына, я бы горевал и расстраивался не меньше.

— Подозрения у вас имеются? — достал ручку с блокнотом и второй сыщик. — Похищение с целью выкупа, месть, шантаж, неосторожное обращение с оружием?..

— …любовный треугольник, — продолжил перечисление Брок-один, — несчастная любовь в принципе, банкротство, ссора с родителями, лунатизм, алкоголизм…

— Стоп! — рявкнул Берендей. — У кого алкоголизм? У Вани?!

— У папы, — буркнула Сашенька. — И у дяди Олега.

— Да ты что-о-о?! — возмущенно подпрыгнули Броки. И наперебой зачастили: — Мы кроме пива вообще ничего не пьем! Почти. И то редко. И по чуть-чуть. Ну, иногда, так сказать, бывает, что и… Но это ж — о-го-го!.. Это ж когда так-то? Ну, сегодня вот. Да и то…

— Стоп!!! — вновь взревел царь и замахал руками, словно отбиваясь от пчелиного роя. — А ну-ка, тихо, господа! Отвечайте по существу.

— Алкоголизм — это лишь версия, — все еще хмуро косясь на дочь, стал оправдываться Брок. — Мы же не знаем деталей.

— Нету здесь таких деталей, — категорично хлопнул по столику Берендей. — Ваня — замечательный парень. Тихий, домашний. С детства любознательный. Науками интересуется, книжки читает. Сам стихи пишет. — Царь понизил голос и наклонился к столику: — Я из казны денег выделил, сборничек Ваниных виршей издал. Ух, как доволен был мальчик.

— И здесь мальчик? — закрутил головой Брок-один. — Костя?..

— Ваня, — сокрушенно вздохнул Берендей, вновь откидываясь в кресло.

— А-аа! — закивал первый сыщик, а второй, чтобы загладить неловкость компаньона, поспешно вставил: — Умный мальчик.

— Да уж не дурак, — не без гордости согласился царь.

— Иван-недурак! — подпрыгнул Брок-один. — Вот оно! Поиски невесты!

— Что? — нахмурился Берендей. — Невесты?.. А ведь и впрямь… Был разговор. Говаривал я Ванечке: не пора ли жениться? Двадцать лет ведь парню стукнуло в апреле.

— Я тоже апрельский, — радостно заулыбался первый Брок. — Овен, так сказать.

— И я, — закивал второй.

— Но куда он мог за невестой податься? — задумался царь. — Я ведь, дурак эдакий, сказал ему, что невестку лишь царско-королевских кровей признаю. В крайнем случае, ханско-султанских. Но я ж пошутил! Где тут такую сыскать?..

— А что, нету разве? — удивились Броки. — А за границей?

— Да где та граница, — отмахнулся Государь. — С одной стороны — окиян-море, с другой — горы, с третьей — пустыня…

— А с четвертой? — приготовился записывать Брок-один.

— Лес дремучий, — недовольно буркнул Берендей. — Не граничим мы с зарубежьем. И не рвемся. Нам чужого не надо.

— А вот сын ваш, возможно, по-другому считает, — прищурился Брок-два. — И отправился за невестой, так сказать, за кордон.

— Ты искал? — зыркнул царь на придворного розыскника.

— Искал, ваше величество, — часто закивал Сушик. — Нет его на Земле-матушке.

— Как это? — синхронно дернулись оба Брока. — Всю Землю обыскал?

— Всю, — кивнул Никодим Пантелеймонович. — До камешка.

— Это как же? — не унимались сыщики.

— Известно как — волшебством.

— Не бывает никакого волшебства! — закричали Броки.

— Это у вас не бывает, — буркнул Сушик. — А у нас волшебство — обычный закон природы.

— Ну, разве что так, — пробубнил не очень охотно Брок-два, но первый Брок не сдавался:

— Да что вы такое все несете? Какое еще волшебство? Какой закон природы?! Чудо не может быть законом. Чудес не бывает!

— Не забывайте, — усмехнулся Берендей Четвертый, — как сами же давеча за столом говорили, что вы уже не там, а тут. Вот и я добавлю: тут вы теперь. Да, господа! По ту сторону чуда. Здесь может быть то, что у вас никогда не случается. И наоборот.

— По ту сторону чуда? — тщательно выговаривая, будто смакуя фразу, повторил Брок. И сказал то же самое, что и второй сыщик только что: — Ну, разве что так… То есть, возможно, и впрямь, в этой реальности физические законы отличаются от наших, и, так сказать, чудо с нашей точки зрения здесь вовсе таковым не является. А стало быть — чудес по-прежнему не бывает.

— Именно так, — продолжал улыбаться царь.

— Так почему же вы не смогли с помощью вашего так называемого волшебства отыскать царевича? — обернулся Брок к Сушику. — В чем сложность-то? Трах-тибидох, как говорится, и все дела!

— На этой Земле его нет, — грустно покачал головой придворный розыскник, — а вне нашего мира волшебство не действует… Уж как я помучился без него у вас! — вздохнул он.

— Ага! — возликовал Брок-один, и дубль тоже расплылся в довольной улыбке. — Значит и впрямь это физический закон лишь вашего мира! Постойте… — осекся он вдруг. — А зачем вы вообще к нам полезли? Вы думаете, Иван попал в какой-то из наших миров?

— Все может быть, — снова вздохнул Никодим Пантелеймонович. — Но к вам я, как вы изволили выразиться, полез не за этим. Мне без волшебства там Ивана-царевича не сыскать.

— А за кем же тогда?

— За ним, — кивнул Сушик на Брока-два. — Или за вами… Я и сам не понял. Волшебство с этой стороны проход сделало, но дальше все получилось не так, как хотелось.

— Сбой, — закивал Брок-один. — Физические законы наших миров не допускают волшебства и прочих чудес, вот и вышла ваша дырка кривой.

— Видимо, так, — развел руками главный придворный розыскник.

— Что и требовалось доказать, — потер ладони сыщик номер один. Но снова нахмурился. — А зачем вам, собственно, я? То есть, он? Или, так сказать, мы?.. Откуда вы вообще про нас узнали, если ваше так называемое волшебство до наших миров не дотягивается?

Никодим Пантелеймонович Сушик, блеснув лысиной и стеклами пенсне, ссутулился и вопрошающе-подобострастно посмотрел на Государя. Тот усмехнулся одними глазами и звонко хлопнул в ладоши. В двух шагах от инкрустированного «журнального» столика возник человек.

При первом же взгляде на него, Брок понял, что где-то этого человека уже встречал. Шляпа, чуть ниже — двойные мешки под грустными карими глазами. Еще ниже — мешковатый серый костюм. Нет, костюм не показался сыщику знакомым и он снова поднял глаза. Взгляды встретились, и кареглазый, приподняв шляпу над лысиной (тоже донельзя знакомой), с легкой картавинкой проворковал:

— Здравствуйте, господин Брокалев! Как поживаете?

— Да как вам сказать… — хмурясь, ответил сыщик. — Если уж совсем откровенно, не очень. То, знаете ли, се…

Брок вовсю напряг память, но вспомнить, где и когда он мог встречаться с этим господином так и не смог. Он собрался уже спросить об этом напрямую, но с дивана напротив вскочила вдруг Сашенька:

— Изя Самуилович?!..

— О! Александра Олеговна! — взмахнул шляпой человек с карими глазами и заулыбался еще сильней. — И вы тут?

— Ага, — улыбнулась в ответ Саша, но улыбка ее быстро погасла. — А… где ваш живот?..

— В прошлом, Александра Олеговна, в прошлом. И вообще, в ином мире, — нахлобучил на голову шляпу кареглазый.

— Постойте-ка, — защелкал пальцами Брок. — Изя, Изя, Изя… Это как же будет в развернутом, так сказать, виде?

— Измаил. — Шляпа вновь взлетела над лысиной. — Измаил Самуилович Русский. Неужто я так сильно изменился, что вы меня не узнали?

— Так-так-так-тааак!.. — Брок подскочил и, подбежав к Русскому, принялся нарезать вокруг того круги. — Но ведь и впрямь!.. Живот! Где живот? Такой живот не спрячешь…

— Волшебство, господин Брокалев! — радостно выпалил Измаил Самуилович, вращая головой вслед перемещениям сыщика. — С его таки помощью. Зато теперь — ем, что хочу, и ни о чем не забочусь.

— Вот ведь!.. — резко остановился Брок. — Далось вам всем это волшебство…

— Таки да, — закивал Русский. — Всем. Здесь — абсолютно всем.

— Здесь? — нахмурился сыщик. — А как вы, собственно, сами-то здесь очутились?

— Не знаю, — виновато развел руками бывший толстяк. — Похоже, я опять что-то проглотил с немытыми фруктами…

— А назад? Не пробовали?

— Что вы, что вы!.. — испуганно затряс ладонями Русский. — Кто я был там? — брезгливо мотнул он головой. — Жалкий адвокатишка. А здесь? — вздернулся подбородок говорившего. — Заведующий царской канцелярией! Две большие разницы.

— Ну-ну, — заложил руки за спину Брок и принялся раскачиваться с каблуков на носки и обратно. — А какая связь между вами и пропажей Ивана-царевича?

— Что вы, что вы! — пуще прежнего замахал руками Измаил Самуилович. И даже обильно вспотел от испуга, как в прежние, нелегкие (в смысле веса) свои времена. — Я тут совершенно ни при чем!

— Ну, следствие разберется, кто при чем, — успокоил вспотевшего гражданина Брок-два, доселе с недоумением наблюдавший разворачивающееся перед ним действо.

— Вот именно, — одобрил слова коллеги Брок-один. И пристально уставился на Русского: — Так какая все-таки связь?

— Да никакой же связи, ей-богу! — взмолился Измаил Самуилович, ища взглядом спасения у главного придворного розыскника.

Никодим Пантелеймонович поднялся с табуретки и подошел к Броку с Русским.

— Позвольте ввести господ Броков в курс дела? — склонил он голову в сторону царского кресла.

— Позволяю, — махнул двумя пальцами Берендей Четвертый. — Только коротко.

Сушик склонился еще ниже, затем резко выпрямился (насколько позволила сутулость) и затараторил:

— Господин Русский появился в царстве-государстве недавно, но уже зарекомендовал себя как добропорядочный гражданин и грамотный специалист. Узнав о пропаже… то есть, об исчезновении… в общем, узнав об известном происшествии, Измаил Самуилович сам, по доброй воле, предстал пред государевы очи и порекомендовал лучшего, на его взгляд, по данным делам специалиста. Вас, — ткнул на Брока пальцем главный розыскник. — Или вас, — повернулся он к Броку-два.

— Меня, меня, — пробурчал первый сыщик. — Я, так сказать, распутывал одно дельце господина Русского.

— Таки да, — закивал Измаил Самуилович и вновь широко улыбнулся. — Распутывал. Сложнейшее дело! Это великий сыщик!.. — смахнул бывший толстяк внезапно набежавшую слезу.

— Да чего уж там, — засмущался чрезвычайно польщенный Брок.

— Нет-нет-нет! — замахал руками Русский. — Не спорьте! Великий. Величайший! Как говорили древние — максимус.

— Да уж не минимус, конечно, — потупил довольный взор сыщик и ковырнул носком ботинка пол. — Метр восемьдесят все-таки…

— Вот, собственно, и все, — подытожил Измаил Самуилович. И отвесил поклон Царю-батюшке: — Разрешите идти, ваше величество? Дело простаивает.

— Ступайте, — разрешил Государь и снова хлопнул в ладоши. Русский, словно по волшебству, исчез. Собственно, именно что по волшебству. А Берендей Четвертый посмотрел на первого Брока, перевел взгляд на второго и остановил его снова на первом: — Какие будут еще вопросы, господа? Не пора ли и вам приступать к делу?

Броки переглянулись.

— Нам нужно посоветоваться, — сказал Брок-один.

— Обдумать ситуацию, — кивнул Брок-два.

— Если можно, наедине.

— Лучше на свежем воздухе.

— Пантелеймоныч, — повелевающе взмахнул ладонью Берендей. — Обеспечь господам сыщикам наилучшие условия. Любая их просьба — для тебя закон. Малейшее пожелание — приказ. Отныне считай, что они говорят моими устами.

Сушик низко склонился. Выражение его лица стало от этого недосягаемым для взоров, но Брок был уверен, что радость оно точно не излучает.

— А мы? — подскочила Сашенька. — А наши пожелания? — захлопала она длинными ресницами.

— Вы ведь помощники сыщиков? — спросил царь.

— Ну да.

— Ваши просьбы и пожелания направляйте им. А там — как они сами решат.

— Ну, вот… — пробурчала девушка. — Нигде молодым дороги нет… — А потом, вспомнив важное, тряхнула белой челкой: — Ваше величество! А вам лично можно одну просьбу сказать?

— Скажи, красавица, — масляно заулыбался Берендей.

— Можно я вас щелкну? — приподняла она футляр с цифровиком. — Хотя бы разик.

Царь-батюшка разинул рот и захлопал глазами. А главный розыскник, позабыв о возрасте, пулей метнулся к правителю и, раскинув руки, заслонил того своим телом.

— Покушение на Государя! — завопил он истошным фальцетом.

— Уймись, дурень, — оттолкнул царь Сушика. Впрочем, недалеко. И прямо перед собой — так, чтобы придворный розыскник продолжал оставаться между ним и девушкой.

— Вы чего это? — испугалась Сашенька. И посмотрела на отца: — Папа, чего они?..

— Возможно, они неправильно поняли слово «щелкнуть», — сделал предположение Брок, тоже слегка растерянный.

— А как было надо понять? — из-за сушиковской спины поинтересовался Берендей. В голосе его явно слышалось смущение. — Не щелбан же она мне бить собралась…

— Разумеется, не щелбан, — пожал плечами сыщик. — Дочка вас сфотографировать хотела, вот и все. На память.

— А-а-а! — фальшиво рассмеялся царь. — Всего-то! А я-то и впрямь подумал невесть что. — Берендей оттолкнул в сторону лысого розыскника и, покосившись на черный футляр в руках у девушки, спросил: — А это вполне безопасно? — И замахал руками: — Вы не подумайте, что я за себя опасаюсь! Но ведь за мной — держава. За нее пекусь.

— Это вполне безопасно. И не больно, — обиженно буркнула Сашенька. — Хотите, я рядом с вами встану, а папа нас вместе щелкнет?

— Хочу, — кивнул Царь-батюшка, хотя его взгляд подобного желания не выдавал.

— Ваше величество, — затряс лысиной Сушик. — Не поддавайтесь на провокацию!

— А ну-ка, цыть! — рассердился Берендей Четвертый, которому и так уже было стыдно за прилюдное малодушие. — Уйди на свою табуретку и сиди молча.

Никодим Пантелеймонович, понурив лысую голову, побрел прочь. А Сашенька, передав фотоаппарат отцу, подошла к царю.

— Можно я вас под ручку возьму? — мурлыкнула девушка.

— Можно, — расплылся в довольной улыбке Берендей, из глаз которого полностью исчезла тревога.

Брок сделал несколько снимков с разных ракурсов. А потом смущенно замялся:

— А можно и мне с Государем?..

— Ваше величество, — склонила к плечу белую головку Сашенька, — можно папе с вами?

— Ну, пусть… — неопределенно махнул ладонью царь. Судя по всему, эта идея ему не очень понравилась, но отказывать милой девушке было неловко. — Только и с другим вместе сразу. А то времени нет со всеми по отдельности… щелкаться, — последнее слово он произнес вполголоса и отчего-то покраснел.

Брок-два не заставил себя ждать. Сыщики встали по обе стороны от Царя-батюшки, и Саша, сфокусировав изображение на дисплее видоискателя, в очередной раз поразилась, насколько они похожи. Брок-один давно снял свой джемпер, а второй Брок — нелепый зеленый сюртук, и оба сыщика были сейчас почти в одинаковых черных рубахах, так что девушка не сразу и сообразила, кто же из них ее настоящий отец.

Сделав несколько снимков, Саша, войдя в творческий раж, отогнала «родителей» от царя и стала снимать одного Берендея. И в полный рост, и поясной вариант, и лицо крупным планом. Царь-батюшка лишь помаргивал от бликов фотовспышки, но недовольства не выказывал. Напротив, судя по довольной улыбке, ему очень льстило повышенное внимание девушки, хотя смысл происходящего, как показалось Сашеньке, так и не дошел окончательно до сознания Государя.

«Фотиков у них тут нет, что ли?» — удивилась девушка и, закончив фотосессию, решила просветить Царя-батюшку, а заодно и самой убедиться в качестве снимков.

Она обернулась к Мирону и тот, угадав ее мысли, снял с плеча сумку с ноутбуком, которую девушка поручила ему сразу по прибытии в новый мир.

Сашенька достала компьютер, ловко подключила к нему фотоаппарат тоненьким кабелем, загрузила операционку. Услышав музыкальную заставку, Берендей, которому не был виден экран, изумленно приподнял бровь и, обойдя столик, встал за спиной у Саши.

— Ого! — вырвалось у него. — Да это как блюдце всевидящее, только яснее, пожалуй…

— Разрешение — тысяча двести восемьдесят на восемьсот, — не без гордости дернула челкой Сашенька. А потом загрузила программу-фоторедактор, быстро пролистала последние снимки, нашла крупный портрет царя и отодвинулась, освобождая Государю обзор.

Тот, увидев на экране себя, крякнул и невольно отшатнулся.

— Это что, я? — невольно заозирался царь в поисках зеркала. Не нашел и снова уставился в экран ноутбука. — Вот этот страшилище — я? — переспросил он дрогнувшим голосом.

— Ну, почему же страшилище? — мурлыкнула Сашенька. — Очень даже симпатичный мужчина. Вам бы бороду только посолиднее, — сказала она и принялась шустро двигать по столику маленькой беспроводной мышью. На экране, по царскому подбородку, в такт движениям Сашиной руки побежали черные завитушки. Девушка подрисовывала портрету бороду, высунув от усердия язык. А глаза настоящего, не фотографического царя, раскрывались все шире и шире.

— О!.. — только и смог вымолвить он, когда Сашенька оставила в покое мышку. — У!.. — в голосе его слышался откровенный восторг. — Это ж надо!..

Берендей вспомнил наконец о волшебстве, щелкнул пальцами, и в его кулаке появилось круглое зеркальце на длинной бронзовой ручке. Царь заглянул в него, поскреб ногтями щетину и скривился:

— И ведь ни один подлец не подскажет Государю, что имидж менять надобно!.. На кол бы их всех, бездельников, да древесину жалко. — Затем он расплылся в счастливой улыбке и по-отечески приобнял Сашеньку: — А тебе, доченька, искренняя моя царская благодарность. И в награду — твое слово тоже станет для придворного розыскника законом. Слышишь, Пантелеймоныч?..

Сушик молча склонил голову, скорбно блеснув лысиной.

Глава 21 Сыщики уединяются и колдуют

Сыщики, как и сказали царю, очень хотели пообщаться наедине. Поэтому, едва выйдя из терема, они велели Саше, Мирону и Сушику подождать их с полчасика во дворе, а сами направились к небольшой, удивительно светлой березовой роще.

Первым разговор начал Брок-один.

— Да, братец, дали мы, так сказать, маху, — сокрушенно покачал он головой.

— Ты о застолье, что ли? — хмуро переспросил второй.

— Вот именно.

— А кто тебя петь просил? Да еще такую гнусность, — сплюнул Брок-два.

— Можно подумать, ты слышал, что я там пел. Мордой в салате уже валялся…

— Я не валялся в салате, не надо передергивать!

— Я образно, так сказать. Не в этом суть.

— Да-да, — вздохнув, закивал сыщик номер два. — Свиньи мы. Перед Сашенькой-то как стыдно…

— При чем тут Сашенька? — поморщился Брок-раз. — И при чем тут свинь-и? Хотя… — устало махнул он рукой, — свиньи, конечно. Стыдоба, должен тебе признаться. Стыдобушка! О-хо-хо!..

— Ну, ладно, — прошагав молча с полминуты, сказал Брок-два. — Изменить мы уже все равно ничего не можем. Это нам, так сказать, урок на будущее.

— Зато авторитет свой, в салаты, образно выражаясь, уроненный, мы поднять можем! — вздернул подбородок первый сыщик. — Оправдать, как говорится, доверие.

— Царское доверие! — поднял указательный палец второй Брок.

— Да какая разница — царское, боярское… — поморщился Брок-один. — Честь-то — она у нас одна. В смысле, две, разумеется, но как бы по одной на брата. И не все ли равно, перед кем ее ронять, перед царем или, наоборот, перед рабочим-крестьянином? Все равно одинаково запачкается.

— Красиво сказал, — уважительно покосился на «близнеца» Брок-два.

— А!.. Не в словах дело.

— А в чем?

— В деле как раз, пардон за тавтологию.

— Так-так-так-тааак… Значит, считаешь, что мы должны все-таки взяться за это дело?

— А ты еще сомневался?

— Но оно же абсолютно безнадежное! Слышал, что сказал этот Никотин Панталоныч? Нет парня на Земле.

— Ну, во-первых, мало ли что он сказал!.. Я к этому лысому Суслику вообще, так сказать, мало доверия испытываю.

— А во-вторых?

— Что «во-вторых»?..

— Ну, ты же сказал «во-первых», — остановился Брок-два, — значит, должно быть и во-вторых.

— Логично, — кивнул первый сыщик. — Вот ты и озвучь.

— Но ведь это же ты сказал…

— А ты — это кто? — грустно усмехнулся Брок-раз.

— Я — это, так сказать, я.

— Вот именно. Ты — это, так сказать, я.

— Ну-у… В общем-то, где-то как-то.

— Давай, давай, не тяни! Говори: «А во-вторы-ы-ых…»

— Волшебство…

— В каком смысле? — оторопел Брок-один.

— Нам поможет волшебство! — замахал руками второй сыщик. — Как же мы раньше-то?..

— Ты что-то… того, как говорится, — нахмурился Брок. — Какое еще волшебство? А как же наше кредо? И вообще… Мы-то с тобой, тьфу-тьфу-тьфу, не волшебники.

— Да при чем здесь, так сказать, кредо? — загорячился Брок-два и так размахался, что первый сыщик на всякий случай отступил на пару шагов. — Ведь выяснили же мы, что это здешний физический закон. Ну?

— Ну, — кивнул Брок-один. — Только мы-то все равно не волшебники.

— Так ты же ничего не понял! — ахнул дубль.

— Коне-е-ечно, где же мне!..

— Не паясничай. И слушай внимательно. — Сыщик номер два заговорил словно робот, тщательно произнося каждое слово и отделяя одно от другого четко обозначенными паузами: — Здесь… волшебство… может… творить… любой… человек.

— И я?.. — ахнул Брок-раз.

— И мы, — кивнул параллельный коллега.

— Не могу, знаешь ли, поверить…

— Да почему? — подпрыгнул коллега и от избытка чувств вцепился в ствол тоненькой березки (благо что сыщики как раз дошли до рощи) и затряс ни в чем не повинное дерево. — Ты же видишь, они все тут это могут!..

— Так то они, — смахнул Брок-один упавший на плечо листик. — Они, так сказать, местные, с детства к этому приучены.

— Хорошо, — оставил в покое березу Брок-два. — А твой знакомый?

— Русский, что ли?

— Не очень, знаешь ли, похож… — засмущался сыщик номер два и оторвал от деревца полоску бересты.

— Не порть растение! — погрозил дублю Брок-раз. — А Русский — это не национальность у него, а фамилия. Я тоже в первый раз попался.

— А-аа!.. — протянул второй Брок, пытаясь прилепить назад оторванную полоску. Береста все же упала на землю, и сыщик незаметно придавил ее ботинком. — Так вот, этот твой нерусский Русский тоже, между прочим, волшебством вовсю пользуется. А он, как говорится, в детстве об этом только в книжках читал.

— Ну-у, — развел руками сыщик номер раз. — Так-то оно конечно… Но этот Русский вообще, должен тебе сказать, не показатель. Планеты глотает, то, се…

— И тем не менее.

— Да что мы с тобой спорим? Вот давай сейчас и попробуем… поколдовать.

— Ага. Что нам стоит? — усмехнулся Брок-два. — Типичный, так сказать, случай.

— А чего ты усмехаешься? Ты вообще такой странный, — подозрительно оглядел двойника Брок. — То убеждаешь меня, что мы теперь вовсю волшебники, то усмехаешься.

— Ну, просто необычно как-то, — поежился дубль. — Не привык я, знаешь ли, волшебством заниматься.

— Зато я привы-ы-ык!.. Прихожу, бывало, с работы — и ну колдовать.

— Ладно, не подкалывай. Давай, начинай, раз привык.

— И начну, — мотнул головой Брок-один. — Вот подумаю, что бы такое сварганить… Вот что, например?

— Да что хочешь.

— Я пить хочу, — расстегнул ворот рубахи сыщик. — Жарко что-то.

— Вот и попроси пивка, — улыбнулся «близнец».

— Нет!!! — шарахнулся в сторону Брок, споткнулся о корень и въехал лбом в ствол березы. — Да чтоб тебя… — в сердцах начал он, но второй сыщик вратарским прыжком бросился на него и зажал рот ладонью.

— Ты что?! — зашипел он. — Смерти моей хочешь?! Нельзя тут такое говорить!..

Брок-один затрепыхался, отпихнул двойника и, постанывая и отплевываясь, поднялся.

— А ты пошути еще, пошути, — буркнул он. — И насчет пивка, и насчет песенок. Эх ты, а еще друг!..

— Я не друг, — надулся в ответ Брок-два. — Я — это ты. А над самим собой я имею, так сказать, право подтрунивать.

— Так и я себя имею право и того… как говорится… и этого. В том числе и не очень приличными словами.

— Можешь. Только молча, хорошо? Так сказать, мысленно. Вот вернешься домой — тогда хоть в рупор кричи.

— Если вернусь, — шмыгнул носом Брок-один и потер ушибленный лоб, которому досталось сегодня уже в третий раз.

— Вернешься. Давай колдуй.

— Может и попросить, чтобы вернуться? — встрепенулся сыщик.

— А дело? — нахмурился дубль. — Ты пить хотел, вот и наколдуй себе чего-нибудь жидкого. Квасу, например.

— А что? Хорошая идея. Квас — это вкусно. И в местных, так сказать, традициях.

— Ага, видали мы уже местные традиции, — буркнул второй сыщик. — Только вот квасу-то как раз я там и не разглядел…

Но Брок, увлекшись предстоящим действом, не слышал бормотаний двойника. Да если бы и слышал, что бы он смог сказать тому в ответ? Так уж повелось на Руси — хоть параллельной, хоть косоугольной, хоть и вовсе клетчатой в крапинку, — что застолье, оно как-то в основном без кваса обходится. А Броку хотелось сейчас именно квасу. Вот до того захотелось вдруг, что спасу нет! И сыщик, зажмурившись, представил себе сладкую, чуть с кислинкой, холодную, бодрящую жидкость, пенной струей наполняющей рот.

Очень реально он это все представил. И, вспомнив жест Берендея Четвертого, щелкнул пальцами. Вот только рот открыть — и не подумал. И открыл его только лишь, чтобы истошно завопить, когда холодная струя, словно из брандспойта, вдарила ему прямо в лицо.

Сыщик захлебнулся и, кашляя, схватился за горло. А квас все лился и лился на него, возникая со змеиным шипением в полуметре от лица, даже когда несчастный Брок побежал, петляя меж березами.

— Падай! — крикнул двойнику Брок-два и спрятался за ближайшее дерево.

Несчастный любитель кваса упал. Скорее всего не потому, что послушался коллегу, а просто потому что споткнулся. Или со страху. Но падение ему помогло. Треснувшись (четвертый раз!) лбом о корень, он жалобно завопил:

— Да сколько можно?! Прекратите немедленно!

И квасный ливень немедленно прекратился.

Сыщик номер два осторожно выглянул из-за березы. Порыскал взглядом вокруг и на цыпочках, замирая от каждого шороха, пошел к лежащему ничком собрату.

— Как ты? — шепнул он, склонившись к приятно пахнувшему хлебом и дрожжами мокрому телу.

— Как-как… — пробурчал, не поднимая головы Брок-один. — Замечательно. Я бы даже сказал, волшебно. Из моей головы скоро получится одна большая шишка.

Сыщик наконец-то перевернулся вверх лицом и сел. С него текло. А на лбу и впрямь красовалась внушительная багровая выпуклость.

— Ты это… поколдуй, чтоб прошло, — сочувственно поцокав, предложил сердобольный Брок-два. — И одежду заодно высуши.

— Что?! — подскочил сыщик номер один, похожий в облепивших тело мокрых рубашке и джинсах, тоже почти черных от кваса, на только что форсировавшего реку ниндзя. — Да чтобы я… да чтобы хоть один еще раз!.. Нет уж. Я лучше с шишкой похожу. Не такая уж она и тяжелая. А одежду пойду вон в речке постираю.

Брок скинул ботинки, вылил из них квас и принялся раздеваться, ничуть не стесняясь дубля. Да и то сказать — чего ж себя-то стесняться?

— А знаешь, в чем твоя ошибка? — спросил сыщик номер два, отвернувшись все-таки от стриптизера поневоле. — Ты, небось, квас как таковой представил. Так сказать, в виде жидкости.

— А надо было в виде твердости? — буркнул Брок-раз, стянувший уже рубашку и принявшийся стаскивать штаны, которые прилипли к ногам и ни в какую не желали с ними расставаться. — Чтобы еще раз по лбу получить?

— Надо было в виде бутылки, — сказал Брок-два. — Желательно пластиковой. Во избежание, так сказать, телесных повреждений.

— Ну вот и представляй себе на здоровье, — просопел первый сыщик, справившись наконец с одной штаниной. — Тренируйся, как говорится, пока я отмываться буду. Мне можешь не оставлять, я из речки попью.

— Ладно тебе, — отмахнулся Брок-два. — Иди давай, мойся-стирайся, а то время уже к вечеру близится, а у нас с тобой никакой стратегии не намечено.

— Ну-ну, — сказал Брок-один, сняв все-таки джинсы. — Вот и подумай заодно. Все равно тебе делать пока нечего. — И он торопливо зашагал к речке, размахивая рубашкой и штанами, с которых во все стороны летели брызги вкусно пахнувшего кваса.

Оставшись один, сыщик номер два уселся на травку и облокотился спиной о прохладный березовый ствол. Древесная прохлада тут же напомнила ему о жаре, которая порядком уже ему надоела. Тем более, после такого неожиданного перехода из зимы в лето.

А вспомнив о жаре, Брок-два понял, что тоже очень хочет пить. Желательно чего-нибудь холодненького. И он решил все-таки рискнуть и чуточку поколдовать. Но, памятуя о неудачном опыте «братца», сыщик не решился экспериментировать с напитками. Он решил создать мороженое. Большое, огромное мороженое! Холодное. Нет, буквально ледяное!..

Послышался шум ломающихся веток. И тупой удар. Странно, что его Брок-два тоже именно услышал, а не почувствовал. И это было последнее, что он вообще услышал перед тем, как его накрыла ледяная тьма.

Глава 22 Значение сосулек в личной жизни Броков

Брок-один тоже услышал странный шум позади. Ему даже показалось, что напарник что-то крикнул. Брок обернулся, но он ушел уже достаточно далеко, и из-за белых стволов не было видно того места, где они расстались с дублем. Возвращаться не хотелось, и сыщик позвал:

— Эй! Ты чего там?

В ответ лишь ветерок тихо прошелестел по березовым кронам.

— Ответить ему лень, — проворчал Брок. — Ну, значит так сильно надо.

И он продолжил путь к речке, логично рассудив, что срочно он «близнецу» ну никак не мог понадобиться.

Выйдя на берег, сыщик с радостью отметил, что по речному руслу течет именно вода, а не молоко или какой-нибудь портвейн. Вряд ли стирка в подобных жидкостях существенно улучшила бы вид его испачканной одежды. Плохо, что не было мыла. Брок даже подумал на миг, не воспользоваться ли волшебством, чтобы создать немного стирального средства, но тут же оставил эту затею. Мало ли что. Еще засыплет стиральным порошком насмерть. И он принялся полоскать рубаху просто так, в прозрачной, освежающе-прохладной, вкусной даже на вид воде.

Сразу вспомнилось, что он так и не напился. Да и помыться самому тоже бы не мешало — тело и волосы были липкими от кваса. Поэтому, отложив рубаху, Брок сел на травку — берег здесь был травянистый, полого спускающийся к речке, — и опустил ноги в воду. Вода обдала кожу свежестью — достаточно прохладной, но в то же время не столь холодной, чтобы передумать погрузиться в нее полностью. И он погрузился. Окунулся, нырнул. Радостно отфыркиваясь, проплыл саженками до середины, но, увидев, что его быстро сносит, повернул назад. Нащупав ногами дно, подошел чуть ближе к берегу и, стоя по пояс в воде, помыл голову и обтер ладонями тело. Вылезать из воды не хотелось, но солнце неумолимо клонилось уже все ближе и ближе к линии горизонта, и Брок забеспокоился. Все-таки они с «братцем» обещали своим спутникам вернуться через полчаса. А прошло уже наверняка больше. Поэтому сыщик быстро выбрался на берег и снова взялся за одежду. Но стоило наклониться к ней и почувствовать запах кваса, как захотелось пить. Обругав себя, что не догадался напиться, пока плавал, сыщик вытянулся на травке и опустил лицо в воду. Сделал несколько жадных глотков и застонал от блаженства. Такой вкусной воды он не пил с детства, с тех самых пор, когда ездил с родителями к бабушке в деревню!

Вспомнив о детстве, Брок неожиданно расчувствовался. Перевернулся на спину, закинул руки за голову и, уставившись на пушистые, словно розовая сладкая вата, облака, окунулся, как недавно в речку, в неспешное течение разрозненных мыслей. О детстве он вспоминал недолго. С бабушки и родителей его мысли перескочили на супругу. Прошло менее суток, а он уже чертовски соскучился по своей Иришечке. Брок даже тихонечко поскулил, благо никто не слышал. Подумалось о том, что он вообще делает здесь, как оказался в такой ситуации, что еще вчера показалась бы ему горячечным бредом? Параллельный мир, двойник, затем вообще разнузданная чертовщина с говорящими живыми царями, молочными реками, пивными возлияниями (тут Брок покраснел) и, что совсем уж ни в какие ворота не лезло, настоящим волшебством!

Сыщик застонал и перевернулся набок. Нет, ситуация ему откровенно не нравилась. Мало того, что она нарушала порядок его неспешной, размеренной жизни, что рушила к чертям собачьим его незыблемое кредо, так она покушалась на самое святое — она управляла Броком! А ведь больше всего на свете он терпеть не мог, когда ситуация управляла им, а не он ею. По большому счету, он и частным сыщиком решил стать потому, что при этом над ним не было никаких командиров, никакого начальства. Он брался за те дела, которые ему нравились, отказываясь от прочих, и никто не мог заставить его поступать иначе. А вот теперь… Теперь приходится заниматься не пойми чем. И ведь не откажешься! Нет, отказаться, наверное, можно. Но что делать дальше? Как вернуться домой? На свой страх и риск поколдовать?..

Брока передернуло, словно холодный липкий поток кваса снова обрушился на него. Нет уж! Хватит. Никаких чудес. Пусть они и являются неотъемлемой частью этого мира. Но он-то этому миру не принадлежит и принадлежать не собирается. Наоборот, он хочет убраться отсюда как можно скорее! В свой привычный мир, в свой милый дом, к своему любимому Ирусику… Брок всхлипнул.

К тому же, решись он все же воспользоваться волшебством, чтобы вернуться домой, — это ведь будет никак уже не «свой страх и риск». А как же Сашенька? Как Мирон и второе его «я»? Казалось бы, какое ему дело до двух последних, но Брок почувствовал, что уже — о-го-го какое!.. Не может он бросить их на произвол судьбы. Вот не может — и все тут. Тем более, Саша, как ни противься в душе этому факту, любит Мирона, а тот, соответственно, Сашеньку; стало быть парень теперь вовсе не посторонний. Да и «параллельному» Броку он пообещал найти жену. А уж коль обещал — делай. Никто за язык не тянул.

Так что, хочешь — не хочешь, а за тутошнее дело надо браться. Искать этого потеряшку-царевича. А там посмотрим. Как говорил, кто-то из великих древних: «Делай, что должно, — случится, чему суждено».

Сыщик резко вскочил и стал было натягивать трусы, но вспомнил, что ни их, ни джинсы он так еще и не успел постирать. В ускоренном темпе он сделал это (стиркой данное действо назвать можно было с огромной натяжкой), торопливо выжал, с трудом натянул. Вот с рубашкой получилось лучше; он простирнул ее еще до купания, и черная ткань под солнечными — пусть и вечерними — лучами почти уже высохла.

Довольно много времени Брок потратил, разыскивая по берегу ботинки, пока не вспомнил, что пришел сюда босиком, оставив мокрую обувь в роще. Он тут же пожалел об этом, представив как будет напяливать липкие башмаки на ноги. Впрочем, это мелочи. Тем более, ботинки все равно у него зимние, а тут вовсю шпарит лето. Можно дойти до царского подворья и босиком, а потом затребовать у главного розыскника что-нибудь более соответствующее здешнему сезону.

Сыщик почти бегом кинулся назад. И очень скоро начал опасаться, найдет ли то место, где расстался с «близнецом», — ровные белые стволы с черными отметинами, окружившие его, казались такими же близнецами, как они с сыщиком из параллельного мира.

Брок стал уже подумывать, а не начать ли паниковать, как услышал вдруг… ласковый женский голос.

«Наверное, Сашенька не выдержала и пошла нас искать!» — обрадовался сыщик и завопил:

— Дочу-у-урочка-а-а!!! Я иду-у-ууу!.. — И бросился бегом на голос.

Вскоре он увидел впереди, меж стволов, две фигуры — мужскую и женскую. Мужская принадлежала Броку номер два и занимала почему-то горизонтальное положение. В мнительной броковской голове забурлили уже нехорошие подозрения, но подбежав ближе, он понял, что волновался напрасно. Во-первых, женская фигура не была Сашиной, а во-вторых, она не лежала (это он видел и поначалу, но осознать от волнения сумел только сейчас, что, впрочем, принимая первое замечание, не имело уже никакого значения).

Женщина обернулась. Да, это была, конечно же, не Сашенька. Почти на десять лет старше, чуть выше, немного полней. Даже не полней, а крепче, более «взбитой», что ли. Хоть все-таки и была чем-то неуловимо похожей на дочь. Может быть, чистым, открытым взглядом. Может, тем чувством, которому нет однозначного названия и объяснения, но которое возникает при первом же взгляде на определенных людей. Просто вдруг понимаешь, что тебе нравится этот человек, хочется с ним говорить, или даже молчать, но быть рядом. Ты знаешь, что это «свой», будто в нем установлена система распознавания, как в самолетах. Знаешь — и все тут. Вот и Брок уже знал, что эта женщина — «своя». И сказал ей, широко улыбнувшись:

— Привет.

— Привет, — улыбнулась в ответ женщина. Сыщику показалось на миг, что взошло еще одно солнце. Он почувствовал, как бешено, словно собираясь выпрыгнуть и убежать к незнакомке, затрепыхалось сердце. «Только не вздумай влюбиться!» — завопил ему мысленно Брок. Сердце обиженно дернулось и чуть было не остановилось совсем.

— Вам плохо? — еще раз, но уже неуверенно, улыбнулась женщина. У нее были прекрасные большие глаза неопределенного зеленовато-болотного цвета, чуть вздернутый нос с редкими веснушками и длинные, до пояса, черные волосы, заплетенные в толстую косу. Она была очень красивой, что и говорить. Сыщик невольно засмотрелся на эту красоту и не сразу ответил. Но все же опомнился, взял себя в руки и сказал:

— Да нет, хорошо. Даже, я бы сказал, очень.

— А вот с вашим братом беда… — погрустнела красавица, и только теперь Брок вспомнил о дубле и перевел взгляд на его распластанное тело, разметавшее по густой траве руки. Причем, поначалу сыщику с ужасом подумалось, что «тело» — как раз самая правильная, с судебно-медицинской точки зрения, характеристика для нынешнего состояния его несчастного «братца». Глаза Брока-два были закрыты, а волосы и часть лица залиты кровью. Не нужно быть сыщиком, чтобы понять, вследствие чего была получена страшная травма: рядом с головой дубля, поблескивая в лучах заходящего солнца, лежала гигантская, под два метра длиной и с хорошее бревно в обхвате, молочно-белого цвета сосулька.

И все-таки, бросившись к «близнецу», Брок невольно воскликнул:

— Боже мой! Что с ним?!

— Он жив, — поспешно ответила женщина, — сейчас я его вылечу.

— Вылечите?! Да его нужно срочно в больницу!

— Я вылечу, — повторила незнакомка, и в голосе ее прозвучали столь уверенные, даже, скорее, упрямые нотки, что Брок сразу поверил ей. К тому же, он вспомнил, в каком мире находится. Уж местные-то жители волшебством наверняка с детства пользуются, да и чем-то особенным свои умения вряд ли считают. И, подумав о волшебстве, сыщик сразу догадался, откуда взялась здесь эта нелепая сосулька. Наверняка «братец» захотел чего-нибудь прохладительно-вкусненького, но перестарался. В подтверждении догадки Брок наклонился, провел по ледяной глыбе пальцем и сунул его в рот. Так и есть! Мороженое. Только чересчур. В смысле, как прилагательное. И как числительное (по объему и весу) — тоже весьма чересчур.

— Ну-ну, — сказал сыщик, пытаясь отломить кусочек сосульки с тонкого конца. — Лечите-лечите.

— Вас бы тоже надо подлечить, — внимательно поглядев на него, сказала вдруг женщина.

— От чего это, хотелось бы знать? — обиженно дернулся Брок, отломив при этом и приличный кусок мороженого.

— Да у вас на лбу шишка!.. Странные у вас с братом развлечения какие-то…

— Ну… — хотел было обидеться сыщик и сказать, что их развлечения никого, кроме них самих не касаются, но все же одумался, решив, что это будет и чересчур грубо, и совсем уж неуместно в данной ситуации. Поэтому закончил фразу совсем иначе, чем собирался: — Ну, полечите и меня. Такие вот мы сорванцы с братиком, да. Но больше не будем.

Брок улыбнулся, полагая, что очень смешно пошутил. Но шутить он не умел в принципе; не получилось и на сей раз. Незнакомая красавица лишь сильнее нахмурилась:

— В вашем возрасте такое озорство может плохо закончиться. Вот не окажись меня рядом… — Она не стала продолжать, лишь поднялась и сделал несколько движений ладонями над головой Брока. Причем сделала это столь быстро, что сыщик не успел обидеться на упоминание о возрасте, который лично он не считал чересчур преклонным. Но, вспомнив о несчастном дубле, сказал другое:

— Мой… брат. Ему же больно, наверное. И вообще… Пожалуйста, очень вас прошу, вылечите его поскорей.

— Какой вы добрый, — улыбнулась красавица, отчего в сердце Брока опять взошло солнце. Он засмущался, почувствовал, что краснеет и, отвернувшись, буркнул:

— Работайте. А я погуляю пока, не стану вам мешать. — И пошел, не оглядываясь, с хрустом откусывая от начавшего подтаивать в руке ледяного мороженого, чуть не убившего его второе «я».

«Это же надо, — усмехнулся он, — убитьсямороженым! На меня, конечно, тоже сосулька падала, но все-таки не столь трагикомично, так сказать. К тому же, благодаря тому случаю, я ведь и с Ирусиком познакомился…»

И вот тут-то Брок подпрыгнул. Так высоко и сильно, что остаток сладкой ледышки выскользнул из руки и взлетел к березовым кронам.

«Сосулька!!! — мысленно завопил сыщик. — Ирусик!!! Случай!!! Судьба!!!» Он развернулся и кинулся назад, еще издали закричав черноволосой незнакомке:

— Ирина!!! Вас ведь Ирина зовут?!..

Он чуть не сбил ее, сидящую на коленях возле Брока-два. Женщина подняла на сыщика изумленные, болотного цвета глаза:

— Нет… С чего вы взяли? Марфа я. Патрикеева Марфа Алексеевна. Я вам кого-то напомнила?

Брок, ничего не понимая, пристально вгляделся в Марфу. Да нет же, конечно ничего не было в той от Ирины. Да и он как сейчас помнил, как именно выглядела Иришечка в момент их знакомства. Совсем разные люди. А вот ситуация одна. К чему бы это? Все-таки судьба или простое совпадение? Да ну, ерунда, помотал головой Брок, какая судьба?.. Во-первых, чудес не бывает, во-вторых он обещал «близнецу» найти Ирину. Именно Иришечку, а никакую не Марфу! И не в этом нарисованном Царстве-государстве, а в нормальном человеческом мире. Ну, почти в нормальном. Где тоже есть царь, а люди летают на Марс, но где все-таки нет волшебства и прочих чудес. И где наверняка живет Ирина и ждет (пусть и неосознанно) встречи со своим суженым — с Олежкой Брокалевым.

Все это пронеслось в голове у Брока быстро — Марфа даже не успела моргнуть. И сыщик уверенно ответил, даже ногой притопнул для убедительности:

— Нет, Марфа Алексеевна. Простите, никого. Обознался.

— А вас самого как звать-величать? — спросила красавица.

— Олег Константинович Брокалев, — церемонно поклонился сыщик. — Можно Олег. А лучше — Брок.

— А его? — кивнула Марфа на начавшего шевелиться дубля, лицо и волосы которого больше не напоминали иллюстрацию из учебника судебной медицины. Странным образом кровь исчезла и с рубахи, и с травы вокруг. Впрочем, чего уж там странного, вспомнил Брок, — обыкновенное волшебство. И, продолжая любоваться целостным видом своего второго тела, ответил женщине:

— Аналогично.

— Это как же? — взмахнула Марфа черными ресницами.

— Вот так вот, — развел руками Брок. — Так уж получилось.

— Но разве братьев называют одинаково?

— Да как вам сказать… — замялся сыщик. — С одной стороны — почему бы и нет? Разве кто-нибудь запрещает называть братьев одинаково? Согласен, на бытовом уровне это не очень, так сказать, удобно. Зовешь Васю — бегут два. Или кормишь Петю, потом еще раз Петю, а в результате один Петя объелся, а второй — голодный. Но я вполне допускаю, что в некоторых случаях это может быть, напротив, о-о-очень удобной штуковиной. Мало ли. То, се…

— Так вы — не братья? — непонятно каким образом сделала девушка вывод из броковского объяснения.

— Практически нет, — сознался Брок.

— А кто же вы тогда?

— Люди.

— А почему одинаковые? — продолжала настаивать Марфа.

— Я ж говорю, — вздохнул Брок, — так получилось. Нечаянно.

— Ага, результат неумелого колдовства. Как и это вот, — кивнула болотноглазая красавица на подтаявшую сосульку.

— Это — да, — кивнул сыщик. — А то — нет, — помотал он головой. — То, так сказать, — результат многомерности Вселенной.

— Вот оно что, — прищурила глаза Марфа. — Тогда конечно. Все ясно, как на ладони.

— Типичный, знаете ли, случай, — убедительно закивал Брок и поспешил перевести разговор на другую тему: — Он будет жить?

— Какое-то время — да.

— Как это? — подпрыгнул сыщик. — Недолго ему, что ли, осталось?..

— Откуда ж я знаю? — теперь уже открыто улыбнулась молодая женщина, обнажив белейшие зубы. Брок думал, что такие лишь в рекламе бывают, и то благодаря компьютерной графике. — Я ведь не господь бог.

— Что?.. — прохрипел вдруг с земли второй сыщик. — Бог? Я в раю? — Тут он раскрыл глаза и, не мигая, уставился на Марфу. — Точно, в раю… Вы ангел?

— Ага, — кивнул первый Брок. — А я — серафим. Шестиногий.

— Шестикрылый, — машинально поправил Брок-два.

— Да?.. — удивился сыщик номер один и попытался заглянуть за спину. — Ты смотри, не наколдуй!.. Волшебник, блин. В голубом вертолете… Наелся своего эскимо?

— О чем это ты? — спросил дубль, хотя вряд ли ему был интересен ответ. Он по-прежнему не отрывал взгляда от красавицы с черной косой, которая (красавица, а не коса, хотя, возможно, и весь комплект сразу) явно заинтересовала его куда больше.

— А ну-ка, вставай! — нахмурился Брок, прочитав в глазах «братца» нечто, совсем ему не понравившееся.

— Зачем это? — так и не посмотрев на коллегу, лениво махнул рукой Брок-два.

— Вставай, вставай, самоубийца недоделанный, — притопнул сыщик номер раз, — разговор есть.

— Да будет мне от тебя покой когда-нибудь? — наконец-то перевел дубль недовольный взгляд на первого Брока.

— Уже был. Только что, — хмуро ответил тот. — И был бы он вечным, кабы не Марфа…

— Марфа?! — воскликнул Брок-два и тут же резво вскочил. — Вас зовут Марфа? Какое чудесное имя! А я — Олег, — заулыбался он (совершенно по-идиотски, подумал первый сыщик, которого, к тому же, передернуло от слова «чудесное», да еще почти из собственных уст).

— А я знаю, — улыбнулась в ответ девушка. — Меня уже ваш… друг просветил.

— Вот как? — чуть не прожег в «близнеце» взглядом дырку Брок номер два. — И что же он вам наговорил?..

— А вот пойдем-ка, — взял его под локоть первый сыщик и потащил в сторону, словно буксир баржу, — я тебе как раз все и расскажу.

Брок-два отчаянно упирался, выворачивая шею и цепляясь жалобным взглядом за улыбающуюся Марфу, но «братец» оказался еще отчаянней в своем целеустремленном порыве. Он оттащил двойника подальше, прижал того спиной к березе и зашипел в ухо:

— Ты что?! Совсем очумел?! Это не Ирина!

— Это ты очумел! — задергался Брок-два, пытаясь сбросить с себя руки напарника. — При чем тут Ирина? Это Марфа.

— Вот именно!

— Да! И что?

— Это я у тебя спрашиваю: что? Ты чего на нее так смотришь?

— А какое твое дело? — удалось наконец второму сыщику сбросить одну «братскую» руку с плеча. — Тебе что, жалко? Ты вообще, так сказать, женат…

— Ч-т-то?! — задохнулся Брок-один, отпрянув от дубля. — Вот ты как дело поворачиваешь?.. Не ожидал я от тебя…

— Чего ты не ожидал? — Теперь второй Брок попер на первого и прижал того к дереву. — Что тебе от меня надо? Зачем ты лезешь в мою личную жизнь?!

— Но это не Ирина! — воздел руки к алым от закатного солнца березовым кронам сыщик номер один. — Я обещал тебе найти Ирину! Ирусика!..

— А я тебя об этом просил? — прищурился дубль.

— Нет, но… — заморгал Брок. — Но как же?.. — Казалось, еще немного, и он заплачет. — Но ведь она тебя ждет… Страдает… Можно сказать, неосознанно любит…

— А можно и не сказать, — буркнул второй сыщик, ослабляя нажим на «близнеца». — И вообще, это дурь. Кто меня где ждет? Кто любит? Меня вообще кто-нибудь когда-нибудь любил? Ты думаешь, мне не хочется любви? Ты хоть знаешь, что такое одиночество? Ты жил один сорок лет? Больше даже…

— Вот именно, больше! — колыхнулся Брок-раз. — Ты ведь старше ее на двадцать лет!

— На восемнадцать, — быстро поправил его «братец».

— Ах, ты уже все подсчитал? Глаз, как говорится, алмаз? Возраст любой женщины не секрет для суперсыщика Брока!

— А если и так! И не любой, а конкретно этой. Можешь спросить у нее.

— Значит, не двадцать, а восемнадцать?

— Не двадцать, а восемнадцать.

— Ну коне-е-ечно! Разуме-е-ется!.. Что такое восемнадцать лет — тьфу! Чепуха какая. Не двадцать же, правда что. Двадцать — это да-а-а! А восемнадцать — что? Можно и в расчет не брать. Типичный, знаешь ли, случай.

— Не ерничай, — буркнул сыщик номер два. — Сам знаю, что много. Но что мне делать-то, если я…

— Втюрился? — сурово прищурился Брок-раз.

— Да ты что… — хотел возмутиться дубль, но к концу фразы потух.

— Втрескался! — кивнул первый Брок, сведя брови.

— Ну-у… — пожал плечами «близнец».

— Врезался, — констатировал Брок-один и посмотрел в незнакомо блестящие глаза «брата». — По уши.

— Так ведь… — развел тот руками. — Тут уж… Как говорится, так сказать.

— Э-эх, — махнул рукой первый сыщик и, понурив голову, побрел назад.

— Ну чего ты, чего?.. — заныл, догоняя его, Брок-два. — Ну, правда, так-то зачем уж? Я ведь понимаю, что ты мне добра хочешь… Но ты сам-то подумай, так сказать… Разве бывает любовь по заказу? Как там у тебя было: сосулька упала — бац! — и любовь пришла. Что мне теперь — сосульку ждать остаток жизни? Не бывает же чудес, сам знаешь!..

— Кстати, — остановился Брок и обернулся к дублю. — Насчет сосульки. Ты что, не помнишь, что с тобой было?

— Где? — отчего-то испугался сыщик номер два.

— Не где, а когда.

— Почему? — заморгал Брок-два.

— По кочану, — буркнул первый сыщик. — По твоему тупому кочану сосулькой.

— Ка-а-акой сосулькой?.. — разинул рот «близнец».

— Та-а-кой сосулькой, — передразнил Брок-один. — Огромной. И сладкой. Как пятьсот эскимо.

— Я мороженого захотел, — прошептал Брок-два побелевшими вмиг губами. — И что?.. У меня получилось?..

— Ага. Можно и так это назвать. Только не получилось, а получил. Ты! Огромной белой сосулькой по маленькой глупой башке.

— И я умер?..

— Если бы, — проворчал первый сыщик. — То-то бы у меня забот поуменьшилось… Спасла тебя Марфа твоя.

— Так это она меня спасла? — засияли глаза у дубля. — Моя Марфушечка? Она спасла меня от сосульки?

— Она спасла тебя после сосульки. Сосулька успела поцеловать тебя первой.

— А Марфа… второй? — едва слышно произнес Брок-два и впился в собрата умоляющим взглядом.

— Третьей, — проворчал тот. — После меня… Тьфу, что я несу! — Сыщик номер один сердито сверкнул на дубля глазами и сказал: — Знаешь что? Целуйся с кем хочешь. Я умываю руки. Но о деле при этом не забывай. Из-за твоих сосулек, кстати, меня уже наверняка дочь потеряла, — кивнул он на густо-синее, с первыми тусклыми звездочками, небо. — Мы тут уже на два часа застряли вместо обещанного получаса.

— Да ты что? — подхватился Брок-два, но видно было, что сделал он это только из вежливости, потому что тут же вернул разговор в прежнее русло: — А как ты думаешь, раз это была сосулька, то значит Марфа и есть моя суженая? Как у тебя Ирина?..

— Попрошу не обобщать!

— И все-таки… Знаешь ли, в такие совпадения плохо верится.

— Ага, в чудеса тебе, так сказать, верится легче?

— Что ты, что ты!.. — замахал на «близнеца» Брок-два. — Это не чудо. Просто я — это ты, так ведь? А раз у тебя была сосулька, значит и у меня должна быть сосулька. Тебе сосулька, так сказать, подарила любовь, значит и мне сосулька должна подарить любовь…

— Слушай, ты меня уже засосулькал! — рыкнул первый сыщик. — Пошли давай, смотри как темнеет быстро.

— А куда мы идем?

— Домой, конечно. В смысле, к терему.

— А как же Марфа?.. — остолбенел Брок-два.

— Тьфу ты, я и забыл!

— Как забыл? Ведь мы только о ней и говорили…

— Это ты только о ней и говорил. А я имею право забыть! — Тут Брок опомнился и заволновался: — Нет, я не имею права ничего забывать! Где Марфа? Куда она подевалась? Домой, что ли ушла?.. Ма-а-арфа!!! Где-е-е вы-ы-ы?!! — завопил он.

— Да здесь я, здесь, — послышался совсем рядом женский смешок. «Близнецы» завертели головами, но это не помогло обнаружить источник смеха. Потемнело так стремительно, что даже белые стволы берез стало видно нечетко.

— Где здесь? — схватились Броки друг за друга. — Вы сможете нас вывести из этой чащи?

И вдруг зажегся свет. Яркий, как от галогенного фонаря, только желтого, солнечного цвета. Сыщики посмотрели в его сторону, прикрывая глаза ладонями, и увидели, что в трех-четырех шагах от них стоит Марфа и, улыбаясь, держит на вытянутой руке небольшой, с теннисный мячик, шарик. Тот светился и впрямь словно маленькое солнце. А еще одним солнышком была улыбка Марфы.

Глава 23 Первый Брок обзаводится сапогами, а второй — страданиями

Брок очень спешил. Ему не давала покоя мысль, что Сашенька потеряла голову, переживая за него. Брок-два, напротив, не торопился, хоть и пытался всем своим видом показать обратное. Но каждый шаг приближал расставание с Марфой, и сыщик невольно делал эти шаги все короче и короче. В итоге вскоре он практически затоптался на месте. Вместе с ним остановилась и Марфа.

— Вы чего там застряли? — крикнул из темноты Брок-один. — Мне ж не видно ничего, а я, между прочим, босиком. Наступлю еще на ежа какого-нибудь.

— Здесь ежей нет, — откликнулась Марфа. — Правда, змеи могут встретиться. Они как раз к ночи вылезают. Зря вы босиком ходите.

— Ай! — взвизгнул сыщик. — Светите скорей! По-моему, здесь уже сидит змея! То есть, лежит. В смысле, ползет… ко мне-е-е!..

Солнечный шарик полетел к Броку. Трава под ним осветилась ярким желтым светом. Змей видно не было, а сыщик стоял на одной ноге, поджав вторую, словно цапля.

— Змей не видать, — посветила вокруг Марфа. — Но все равно босиком ходить не стоит.

— А в чем мне ходить? — буркнул Брок. — Если у вас тут квас вместо дождика хлещет…

— И если кто-то не умеет колдовать, — хихикнул из темноты знакомый до боли голос.

— А кто-то ну о-о-очень хорошо умеет! — бросил в ту сторону сыщик номер один. — Так, знаете ли, хорошо, что сознание от восторга теряется. От большого ледяного восторга по темечку.

— Зато я умею, — тихо и ласково сказала Марфа. — Не надо ссориться. Вот, Олег, возьмите.

— Что это?

— Сапоги. Вам должны быть впору.

Брок надел протянутую девушкой обувку. Сапоги и впрямь были словно сшиты по его ноге. И оказались очень мягкими и удобными. Настолько легкими, что ноги по-прежнему казались босыми.

— Спасибо, — с чувством сказал сыщик.

— Пожалуйста. И светлячок тоже возьмите, — подала Марфа неведомого откуда взявшийся второй солнечный шарик. — Теперь идите прямо, вот по этой тропке. Она вас прямо к царскому подворью и выведет. Вам ведь туда?

— А вам не туда?!.. — вскричал Брок-два.

— Нет, — засмеялась девушка. — Меня там не очень-то жалуют.

— Это кто же такой там нашелся? — грозно заворчал все тот же голос из темноты.

— Царь-батюшка. Берендей Четвертый.

— Как? — ахнули двойники дуэтом. — Почему?

— Да он вбил себе в голову, что я на Ваню его заглядываюсь. Смешно, право слово! Ваня на семь лет меня младше, да и вообще… У нас просто интересы общие. Вот мы и беседуем. Я все-таки побольше Ваниного знаю, просвещаю его.

— Это какие же такие интересы? — ревниво буркнул сыщик номер два. Марфа по-девчоночьи хихикнула в ответ, но быстро вернулась к прежнему ровному, будто учительскому, тону.

— Нам интересно вот это, — показала она вверх.

Сыщики запрокинули головы. С черного, как Марфины волосы, неба им подмигивали яркие, крупные звезды. Броки синхронно ахнули. Такого неба они не видели с детства. В городах не бывает таких звезд. Таких близких, таких манящих…

— Вот это да-а-а!.. — восхищенно протянул Брок-один.

— Да уж, — подтвердил Брок-два. — А кто вы по профессии, Марфа? Астроном? Или, как это еще называется?.. Звездочет?

— Да нет, ну что вы! — снова хихикнула Марфа. — Я детишек в школе учу.

— А что, и здесь их учить надо? — удивился первый сыщик.

— А как же? Почему же нет? Как можно без этого?

— Я думал, тут все по волшебству. Трах-тибидох — и аттестат в кармане.

— Не все поддается волшебству, — откликнулась девушка. — По волшебству нельзя полюбить, по волшебству нельзя стать счастливым, — обоим Брокам показалось, что голос Марфы дрогнул, — но и научиться чему-либо, особенно научиться быть человеком, тоже нельзя. А вы, судя по вашим вопросам, издалека? — задала она вдруг встречный вопрос.

— Очень издалека, — сказал один сыщик.

— Только непонятно, насколько, — добавил второй.

— Мы вообще из разных миров, — признался Брок-один.

— Из параллельных, — пояснил Брок-два. — Оказалось, что и там, и там живет один и тот же человек.

— Я, — сказал первый.

— И я, — заметил второй.

— Частный сыщик Брок, — хором закончили оба.

— Ой, как интересно, — захлопала в ладоши Марфа. Ее «светлячок» повис при этом в воздухе, слабо покачиваясь, будто тоже удивлялся услышанному. — Значит, вас Берендей вызвал Ваню искать?

— Ну, не то чтобы вызвал, — заметил Брок-два.

— Но искать, да, — кивнул Брок-один. — Ваню. У вас есть что сказать по этому поводу, кстати? Вы ведь упомянули сейчас, что хорошо знали потерпевшего?

— Олег, перестань, — зашипел, дергая напарника за рукав, второй сыщик. — Неудобно!..

— Отчего же? — посмотрел на дубля Брок и чуть выше поднял подаренный Марфой шарик. — Напротив, очень даже удобно. Прекрасный свидетель! То есть, — стушевался он, — не прекрасный — в смысле красивый, а прекрасный — в смысле, так сказать, прекрасного владения сутью изучаемого вопроса.

— Ты хочешь сказать, что Марфа некрасивая? — насупился Брок-два.

— Да. То есть, нет! Конечно же, нет! — замахал руками Брок-один, отчего маленькое желтое солнышко вырвалось у него из ладони и сигнальной ракетой устремилось к черному небу.

— Ах, нет?! — наклонил голову Брок-два, и первому сыщику показалось, что тот бросится на него бодаться.

Так бы, может, и случилось, но Марфа топнула вдруг ногой и строго, по-учительски, вскрикнула:

— Мальчики! А ну-ка прекратите это безобразие!

Мальчики тут же прекратили. Еще бы! Когда тебя называют мальчиком в таком возрасте, да еще кто!.. Тут не только прекратишь, тут того и гляди начнешь. Так сказать.

И все-таки Брок-один решил прояснить вопрос до конца.

— Марфа Алексеевна, — очень официально сказал он. — Прошу вас простить… этого идиота. Он превратно истолковал мои слова. Я сказал «нет», имея в виду, что вы не некрасивая. Следовательно, я имел в виду, так сказать, совершенно обратное. Ведь двойное отрицание, как вам должно быть известно, означает как раз утверждение. И, вы не поверите, это подтверждается математическими законами! Минус на минус, как говорится, дает плюс. Вот так и я, собственно, подразумевал именно плюс, когда кое-кому привиделся минус. Видимо, последствия падения сосульки еще сказываются.

— Да я тебя… тебе… тобу!.. — заерепенился Брок-два, но Марфа снова хлопнула в ладоши:

— Мальчики! — И, дождавшись, пока сыщики успокоятся, продолжила: — Я все поняла, Олег. И я вовсе на вас не обиделась.

— А давайте на «ты»! — вырвалось вдруг у Брока.

— И на мы! — ревниво подхватил второй сыщик.

— Ну конечно, давайте, — опять засмеялась девушка, и оба Брока не смогли сдержать счастливых улыбок. — А на твои вопросы, Олег, я конечно же отвечу. И на твои, Олег, тоже, — предупредила она возмущение Брока-два. — Только, может быть, завтра? Давайте встретимся там же, в роще. Позавтракаете — и приходите сразу.

— Можно с дочкой? — спросил первый сыщик.

— У тебя есть дочка? — переспросила девушка, и в голосе ее что-то заметно дрогнуло.

— У него! У него!!! — обеими руками замахал на первого Брока второй. — А у меня нет. Никого нет — ни дочки, ни сыночка, ни жены, ни мужа. Только Мирон.

— Мирон? — качнулась Марфа, и «солнышко» рядом с ней испуганно задрожало.

— Помощник, — пояснил Брок-два. И для верности добавил: — Жених его дочери.

— Это еще неизвестно, — буркнул в ответ Брок-один, но Марфа все равно успокоилась.

— Так что, до завтра? — спросила она.

— До завтра, — ласково произнес второй сыщик, а первый поднял руку. Вспомнив, видимо, что Марфа — учительница:

— Можно всего один вопрос? А как ты думаешь, для Ивана и впрямь так важно найти невесту, что он готов ради этого провалиться сквозь землю?

— Невесту?.. — оторопело посмотрела на Брока Марфа. — Какую невесту? Он об этом пока и не задумывался, как мне казалось. У него другие невесты…

— Какие еще другие?

— Да я ведь вам говорила уже. Вон они, — ткнула вверх пальчиком Марфа.

Броки снова задрали головы. Им подмигнули звезды.

— А-а-аа!.. — протянули сыщики, хоть и не очень поняли иносказание девушки. А та сказала еще:

— И не под землю он провалился, а как раз наоборот, — снова посмотрела она вверх. — Я так думаю.

— Запутано тут все очень, — освещая тропинку еще одним подаренным Марфой светлячком, сказал Брок. — Непонятный этот Иван Берендеевич совершенно. Что ему надо? То он подался за невестой, то не за невестой!.. А если не за ней, то за кем? И, самое, так сказать, главное — куда? Все кругом говорят сплошными загадками.

— М-да… уж… — Второй сыщик был немногословен. После того как черноволосая красавица распрощалась с «близнецами», он погрузился в невеселые размышления. Правда, напарник шел впереди и выражения его лица не видел, но если бы увидел, то понял бы сразу: думал его «братец» о грустном. И, произведя несложные сопоставления и сделав напрашивающиеся само собой выводы, он бы непременно догадался, о чем, а точнее о ком именно грустит сыщик Брок номер два. Разумеется, о Марфе. О том, что их разделяет пропасть. Как возрастная, так и, в гораздо большей степени, реальная. Даже чересчур. Пропасть между двумя мирами. Между Вселенными. Между вообще не пойми чем. Правда, так уж вышло, что и они сейчас находятся на том же краю пропасти, что и Марфа. Но так ведь не может продолжаться вечно! Не должно, по крайней мере. Рано или поздно мостик на другую сторону будет переброшен. И первый, и второй Брок верили в это безоговорочно. Но согласится ли пойти по этому мостику Марфа? Да и почему она должна на подобное согласиться? С чего бы вдруг?..

Вот и размышлял Брок-два, захочется ли ему вообще возвращаться в свой мир без Марфы? Но, с другой стороны, оставаться здесь казалось еще невыносимей. Ведь он будет встречать ее, разговаривать, слышать ее смех, замирать от ее улыбки… И каждая такая встреча будет еще большей пыткой, чем если не видеть ее вообще. Или все-таки меньшей? Сыщик никак не мог решить это для себя. А оттого еще больше страдал и мучился.

— Ты не уснул там на ходу? — все-таки обернулся к нему первый Брок. — Все молчишь и молчишь… Погоди, не спи. Скоро придем. Может быть, по крайней мере я на это очень надеюсь, нас еще и ужином накормят.

— Я не хочу, — вяло откликнулся Брок-два.

— Конечно! Ты мороженого наелся. Зато я хочу. Причем сильно.

Мечтам сыщика об ужине суждено было сбыться очень скоро. Не успели «близнецы» ступить на освещенный множеством подобных Марфиному «солнышек» царский двор, как к ним тут же подскочил Сушик и обиженно запричитал:

— Ну где же вы ходите, господа? Царь-батюшка уже три раза вас на ужин звал!

— Мы не слышали, — мрачно пробормотал второй Брок.

— Мы были заняты, — дернул подбородком первый. — Мы обсуждали дело государственной важности, между прочим. Или для вас ужин кажется важней, чем поиски царского сына?

— Нет, — испуганно попятился главный придворный розыскник. — Но Государь повелел…

— Государь повелел в первую очередь найти его сына, — мотнул головой Брок. — А все остальное, так сказать, вторично. Хотя… — заозирался он, — найти мою дочь тоже не мешало бы…

— Да чего ее искать, — скабрезно улыбнулся Сушик. — Вон они сидят, милуются. — Он кивнул в сторону обвитой цветами беседки, стоявшей у самого края подворья. Словно нарочно, возле нее не было ни одного «светлячка», отчего сыщик не сразу ее и заметил.

— А-аа!.. — то ли обрадовался, то ли — что скорее — испугался он и помчался туда со всех ног, приговаривая на ходу: — Там же темно… Там же очень темно. Там же совсем темно! Что они делают в такой темноте?!

В руке Брок по-прежнему держал Марфино «солнышко» и, ворвавшись в беседку, поднял его высоко над головой. И закричал по привычке совсем не то, что собирался:

— Всем стоять! Руки за голову! Лицом к стене!

— Папа, не говори ерунды, — откликнулась с опоясывающей беседку лавочки Саша. — Тут нет никаких стен.

Стен и впрямь не было. Но густые заросли вьющихся растений создавали в темноте полное ощущение, что беседка закрыта со всех сторон. Так что сыщик не сразу и разглядел слившуюся с цветами красную блузку дочери. Зато он прекрасно рассмотрел сидевшего рядом с Сашей — очень, очень рядом! — Мирона. Брок шагнул к молодым людям и вытянул поближе к ним светящийся шарик. Теперь он очень хорошо видел и Сашеньку в красной блузке, и Мирона с лицом такого же цвета.

— Ага! — сказал сыщик. И замолчал, потому что все остальные слова позабылись.

Мирон шумно выдохнул и немного отодвинулся от Саши. Это движение вызвало у Брока рефлекторный возглас:

— Стоять!

— Папа, ну чего ты расшумелся? — фыркнула Сашенька, и решив, видимо, поскорей перехватить инициативу, сердито заговорила: — Нам что, нельзя уже поговорить с товарищем? Ты знаешь, как это сооружение называется? Бе-сед-ка. От слова «беседовать». Вот мы и беседовали. Ты ведь с дядей Олегом тоже беседовал, я ведь не поднимаю из-за этого шума.

— Я с дядей Олегом?.. — подпрыгнул сыщик. — Да я с ним о деле беседовал! Я с ним, так сказать, не запирался в темной комнате!

— А где ты видишь здесь темную комнату? Где ты здесь видишь запоры? Где? Покажи! Если покажешь, я паду ниц и облобызаю твои сапоги… Кстати, где ты раздобыл такие клевые сапожки?

— Места знать надо, — буркнул сыщик и выставил ногу, любуясь обновкой. Сапоги были красного цвета, со слегка загнутыми кверху носами, и выглядели очень эффектно. — И вообще. Ты бы лучше спросила: как мы сходили, что мы видели, кого мы встретили, что мы придумали… Дядя Олег, между прочим, чуть не погиб!

— А что, вы куда-то ходили? — заморгала Сашенька.

— Ну ты даешь! — хлопнул по бедру свободной рукой Брок. — Да нас почти три часа не было. И вы что, все это время… так сказать… беседовали?..

— Разве три? — удивилась Саша. — Я думала, минут тридцать. Ну, сорок… И… погоди… Что ты сказал про дядю Олега? Он чуть не погиб?.. — Даже в неверном свете волшебного светлячка видно было, как девушка побледнела.

— Да уж… — чуть смягчился при виде реакции дочери сыщик. — Была небольшая история. Он, видишь ли, слегка проголодался, ну и… — Брок замолчал. Он уже пожалел, что завел этот разговор. Ведь придется рассказывать тогда и о Марфе. А ему это почему-то не хотелось. Да что там «почему-то»! Он испугался. Испугался, что Саша подумает, будто он в Марфу влюбился. А ему придется оправдываться и валить все на «братца». Что некрасиво само по себе. Это во-первых. Во-вторых, учитывая только что высказанные дочери упреки — не очень-то поучительно. А в-третьих… Внезапно Брок испугался еще сильней: а не влюбился ли он в Марфу и на самом деле? Тем более, дубль-то уж точно втрескался, а ведь они с ним — один и тот же человек… Сыщик нахмурился, прислушиваясь к собственному сердцу. И перед глазами, словно наяву, тут же возникла Ирина. Брок облегченно выдохнул.

— Ты чего замолчал? Чего вздыхаешь? — взволнованно поднялась со скамейки девушка. — Что с дядей Олегом? Договаривай!.. Он проголодался, и… Что «и»?..

— И чуть не умер, — выпалил Брок. — И я тоже могу умереть. А нас уже Берендей Четвертый на ужин заждался. Идемте скорей!

— Так дядя Олег точно жив? — недоверчиво склонила голову Сашенька.

— Да жив, жив. Вон он бродит. Пока еще.

— Почему пока?

— Потому что царь сейчас обидится, отменит ужин, и дядя Олег точно погибнет. Голодной, так сказать, смертью. И я заодно.

— Ну, ладно. Мы тоже не прочь подкрепиться, — обернулась к Мирону Саша. — Правда, Мирошенька? Проголодался, мой сладенький?

Брок возмущенно замотал головой, набрал полный рот воздуха, словно собираясь нырять, и выбежал из беседки.

Глава 24 Блинный ужин. Сыщики пополняют царскую коллекцию ругательств, а один из них дерзит Государю

Ужин проходил в том же зале с багровыми гобеленами и мозаичными окнами, что и обед. Правда, стол был вдвое короче, да и яства на нем были совсем другие. Поначалу оба Брока даже взглянуть на стол боялись, ожидая увидеть на нем прежние бутылки, графины и бочонки. Но, бросив все же на белую в этот раз скатерть невольный взгляд, сыщик номер один заметил на ней всего один бочонок. Очень большой и очень блестящий. Сверху у него возвышалось что-то вроде резной башенки, и оттуда шел пар. А сбоку торчал краник с вычурной, в завитушках, ручкой. И стоял бочонок на узорчатых ножках в виде крокодильих лап.

— Да это же самовар! — воскликнул второй Брок, также заинтересовавшийся блестящим бочонком.

— Понятно, что не чайник, — быстро сориентировался Брок-один, сетуя про себя, что не признал сразу такую знакомую с детства вещь. Правда, последние лет двадцать он с самоварами ни разу дела не имел, да к тому же с такими огромными и красивыми.

— Углем топите? — деловито поинтересовался Брок-два у восседавшего на прежнем месте Берендея.

— Понятия не имею, — не очень дружелюбно ответил тот. — Не царское это дело — самовар кипятить. И ждать полтора часа гостей к ужину — тоже не дело. Пятый раз его кипятили уже, между прочим…

— Воду меняли? — нахмурился Брок-один. — Одну и ту же кипятить несколько раз нельзя, невкусный чай будет.

— Да как вы!.. — налился было багрянцем Царь-батюшка, но сыщики синхронно вскинули ладони:

— Дозвольте, ваше величество… — выпалил Брок-два.

— Всем молчать, тихо сидеть!.. — в то же время выкрикнул первый сыщик. К счастью, два этих восклицания наложились друг на друга (благо и частота, и тембр сыщицких голосов были абсолютно одинаковыми), в результате царь услышал что-то вроде: «Двземльтеть в шихо ичдеть тьво!..»

— О! — вскинул брови Берендей, моментально забыв о гневе. — Это что-то новенькое!.. Так даже я не умею… — А я, — тут он подманил к себе сыщиков пальцем и прошептал, косясь на стоявшую в стороне Сашеньку: — Я ведь крепкое-то слово люблю. Даже коллекционирую, в книжечку специальную записываю. — Он тут же достал из-за пазухи блокнотик в красном сафьяновом переплете. Подмигнув, пояснил: — Для красного словца книжка красная с лица. — Коротко всхохотнул и занес над чистой страницей перо: — Продиктуйте-ка, будьте так любезны.

— Что?.. — переглянулись Броки.

— То, что вы сейчас сказали.

— А… что мы такого сказали? — заморгал первый сыщик.

— Мы просто хотели объяснить… — приложил к груди ладонь второй.

— Да бросьте, господа, бросьте, — поморщился Берендей. — Ну, я понимаю, что нечаянно вырвалось, что негоже так перед царем выражаться… Но я ж не сержусь. Я ведь сам вас это сказать прошу.

— Но так мы и впрямь ведь!.. — взмолился Брок-два, а первый его «братец» одновременно с ним изрек:

— Да мы ведь, так сказать…

В итоге у них получилось: «Дномык в медь и в такрямь зватьдь!..»

Берендей был в восторге. Правда, записать он не успел и взволнованно попросил:

— Еще раз, будьте добры! И помедленней, пожалуйста…

Первый Брок наконец догадался, чего от них хотят, и радостно воскликнул:

— Я еще знаю «ешкин кот»!.. — но тут вдруг к царю обратилась Сашенька:

— Ваше величество, а можно уже садиться?

На нее с двух сторон возмущенно зашикали Сушик с Мироном, но Берендей смутился, поспешно спрятал за пазуху красную книжицу с пером и простер руки:

— Конечно, конечно, гости дорогие! Прошу всех к столу.

К чаю подавали блины. Но какие! И сколько! Такого блинного разнообразия ни Броки, ни тем более Саша с Мироном, в жизни не видели. Тут были блины ржаные, пшеничные, гречневые, пшенные, манные, овсяные… Блины были опарные — из дрожжевого теста (простые и заварные) и «скородумки» — из сдобного пресного теста. Присутствовали на царском столе блины простые (для сметаны и масла) и острые (для соленой рыбы и икры), блины с «припекой», блинчатые пироги (блинницы) — уложенные стопками один на другой блины, переслоенные разными начинками. Нашлось тут место и фаршированным блинчикам (блинчатым пирожкам) — с завернутыми в середину разнообразными закусками. А также лоснились румяными аппетитными поверхностями прочие блинки, блинцы и блинчики, для которых во множестве расставленных вокруг вазочек, блюдечек и прочих плошек белели, блестели, желтели, лоснились, краснели, искрились — что как могло себя показать — упомянутые уже сметана, масло и икра, а также мед не менее десятка сортов, сиропы и варенья — каждых по доброй дюжине видов, и много чего еще, о чем даже слышать и читать нашим путешественникам не приходилось, не то чтобы видеть, а уж тем более пробовать.

Первые полчаса за столом раздавалось лишь хлюпанье, чавканье, чмоканье и прочее фырканье, тресканье и шамканье. Разумеется, в благообразных пределах и нормах. Но любая норма, да шестикратно усиленная; да подогретая здоровым аппетитом; да сто… или сколько там — кратно раззадоренная блинным разнообразием; да разгоряченная ароматнейшим чаем с колотым сахаром вприкуску… Короче говоря, шум за столом стоял тот еще. И слышать его со стороны было попросту невыносимо без того, чтобы не истечь слюной. Благо что со стороны никто этих звуков и не слушал. Вкушали все. Даже придворного розыскника царь Берендей допустил на сей раз к общему застолью, хоть и выделил ему самое крайнее место.

Но вот чавканье стало все медленней, тише и реже, фырканье прекратилось совсем, а на смену им пришли тягостные отдувания, блаженные постанывания и покряхтывания, а пару раз прозвучала даже неблагозвучная отрыжка. Потом еще раз, а потом трижды кряду.

То ли Берендею эти новые звуки не пришлись по душе; то ли он попросту понял, что гости сыты по самое горлышко, и продолжать сладкую пытку он посчитал негуманным; только царь хлопнул пару раз в ладоши — и стол опустел. Даже крошек и варенично-масляных пятен на скатерти не осталось. Лишь посередине стола — два ближе к краю и один в центре — возникли массивные светильники с дюжиной зажженных свеч в каждом, а хрустальные люстры под потолком погасли, что сразу сделало помещение загадочно-настороженным и деловито-серьезным.

В зале повисла тишина, изредка прерываемая тяжкими вздохами. Не в смысле грустными или печальными, а именно тяжкими — от тяжести в желудках. Ну, может быть, чуточку — от сожаления, что так и не удалось кому-то отведать того или иного сорта блинов.

Тем не менее, присутствующие понимали, что они сюда не к теще на блины прибыли. Правда, справедливости ради стоит отметить, что и прибыли-то сюда многие отнюдь не по своей охотке. И все же, дело — есть дело. Уж Броки-то это знали. Да и Сашенька с Мироном все-таки были уже достаточно взрослыми людьми, чтобы уверовать в справедливость поговорки «делу — время, а потехе — час». Вот это самое время и пришло.

— Что скажете? — без предисловия начал Берендей.

— Спасибо, все было вкусно, — ответил первый Брок, хоть в общем-то понял, что именно имел в виду царь. Но ему хотелось потянуть время, добиться, чтобы Государь стал задавать конкретные вопросы. Тот и задал:

— Как собираетесь искать Ваню? Что-нибудь придумали?

— Нами был опрошен свидетель, — брякнул сыщик номер два, на что первый досадливо поморщился: не надо, мол, об этом-то!.. Брок-два и сам уже спохватился, что сболтнул лишнее, ведь Марфа предупреждала о напряженных отношениях с царем. Но слово, как известно, — не воробей… Сыщик прикусил язык, однако Царь-батюшка уже насторожился:

— Свидетель? Кто таков? Почему этот негодяй от меня скрывал, что видел?

— Да она не видела ничего! — выпалил Брок-два и повторно устроил своему длинному языку зубастую экзекуцию.

— Она? — недобро прищурился Берендей Четвертый. — Уж не Марфушка ли?

— Марфа Алексеевна, — поправил, подтверждая тем не менее предположения царя, все тот же второй Брок. И первому сыщику волей-неволей пришлось бросаться на выручку «братцу»:

— Между прочим, госпожа Патрикеева неплохо, так сказать, разбирается в вопросе.

— Знаю я, в каких вопросах она разбирается! — пуще прежнего насупился Государь. — И нечего вам с такими свидетелями якшаться.

— Ваше величество, — гордо вскинул голову Брок-два. Его щеки алели, глаза пылали, ноздри раздувались так, что первый «близнец» невольно напрягся, готовясь к худшему. — Вы наняли нас для розысков вашего сына, потому что верите в наш профессионализм, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — удивленно поднял брови царь, явно озадаченный метаморфозами сыщицкого лица. — Я не просто верю, я единственно полагаюсь на ваш профессионализм.

— А посему, — вновь дернул подбородком второй Брок, — я бы попросил вас не вмешиваться в процесс расследования и не диктовать нам, так сказать, свои условия, не критиковать наши действия и вообще… — понизил он голос почти до шепота, но такого зловещего, что у многих присутствующих кожа стала походить на крупнозернистую наждачку, — …не лезть, как говорится, не в свое дело.

Послышался глухой стук со звоном. Это упал в обморок главный придворный розыскник Сушик, обронив при этом с носа пенсне.

Смертельно побледнел Мирон, который, судя по всему, мечтал всей душой последовать вслед за Никодимом Пантелеймоновичем в спасительное, сладкое и уютное небытие. Очки на его носу угрожающе перекосились, спеша, вероятно, устроиться рядом с пенсне розыскника.

Схватилась за голову Сашенька, словно ожидая немедленных молний, града и прочих стихийных бедствий. Она смотрела на «дядю» Олега с непередаваемой смесью чувств во взгляде; в нем были и ужас, и восхищение, и жалость, а в первую очередь — удивление глупостью уважаемого ею человека — почти что папы.

Первый Брок инстинктивно сжал кулаки и подобрался, готовый прыгнуть. Неважно куда. Как придется. Или на Берендея, чтобы не подпустить того к «брату»; или на дубля, чтобы оттолкнуть его с «линии огня»; или, возможно, на Сашеньку, чтобы закрыть той глаза, если остановить что-либо он уже будет не в силах. Конечно, больше всего Броку хотелось прыгнуть в окно. Чтобы и самому не быть свидетелем того, что тут сейчас начнется. Но чувство самосохранения (в данном случае двойное, так как и Брока-два он воспринимал сейчас как себя самого) и — в большей, пожалуй, мере — отцовское чувство заставили его пока оставаться на месте, не сводя глаз с Государя.

Берендей же Четвертый стремительно побагровел и сначала просто открыл рот, будто лицевые мышцы внезапно отказали ему, а потом, словно для этого-то он его и разинул, начал… безудержно и громогласно хохотать. Царь смеялся так, что задребезжали цветные витражи в окнах. Так, что затрепетали и чуть не погасли свечи. Так, что очнулся, захлопал вытаращенными глазами и вновь закатил их Сушик. Так, наконец, что очки Мирона все-таки слетели с его носа и осуществили свою мечту — легли возле сушиковского пенсне, робко коснувшись его стеклышка дужкой.

— Ма… ла… дец!.. — сотрясаясь от хохота, вытирая тыльными сторонами ладоней льющиеся слезы, с трудом выговорил Царь-батюшка. — Ай, молодец, дномык твою в медь!.. — Он глубоко вдохнул, выдохнул, дернулся еще пару раз в смеховом приступе и задышал-таки ровно, взял себя в руки, хоть слезы и продолжали пока что бежать по небритым щекам. — Вот за что я ценю профессионалов… У-уф!.. — Царь сделал еще пару мощных вдохов-выдохов и окончательно пришел в себя, даже цвет лица стал почти нормальным. — А ценю я их за то, что дело для них — всегда важнее прочего. И неважно, какое препятствие стоит на пути настоящего мастера — гора или царь какой-то; если они мешают, то он и гору сроет, и царя отодвинет. Молодец.

Лицо Брока-два тоже стало приходить в норму, как выражением, так и цветом. Сыщик даже чуть двинул губами, изображая улыбку.

Шумно выдохнул Брок номер один и разжал побелевшие от напряжения кулаки.

Облегченно закрыла глаза Сашенька. А Сушик, напротив, открыл и завозился на полу, разыскивая пенсне.

Один лишь Мирон оставался без изменений — по-прежнему мертвенно-бледный, растрепанный и недвижимый, словно памятник самому себе.

— Возьмите, — протянул ему главный розыскник подобранные с полу очки, но юноша даже не шелохнулся.

— Мироша, что с тобой? — забеспокоилась открывшая глаза Сашенька. — Тебе плохо? Дайте же кто-нибудь воды!..

Воду дали. Непонятно кто — царь или Сушик, поскольку возникла она ниоткуда, явно по волшебству. И — в большом количестве. Но не в стакане или чашке, то есть для питья, как подразумевала в своей просьбе Саша, а в свободном состоянии. Иначе говоря, она просто ухнула кратковременным водопадом откуда-то сверху, окатив Мирона с головы до ног. И этот нечаянный душ подействовал на парня благотворно. Даже чересчур. Юноша подпрыгнул, закричал, замахал руками и, отплевываясь и отфыркиваясь, закрутился волчком.

К нему тут же бросилась Сашенька, принялась гладить длинные мокрые сосульки волос, бормоча что-то нежное и жалостливое.

Берендей, неодобрительно поджав губы, покачал головой, затем щелкнул пальцами, и Мирон вновь стал сухим, а с пола исчезли лужи.

Еще пару минут присутствующие в зале окончательно приходили в себя, поправляли прически и волосы, рассаживались по местам, а потом Царь-батюшка, как ни в чем не бывало, продолжил беседу, учтя, впрочем, дерзкое высказывание Брока-два:

— Я вам мешать не собираюсь, господа. Не в моих это интересах, если уж на то пошло. Так что делайте, что сочтете нужным. И все-таки, мне хотелось бы услышать, с чего вы собираетесь начать.

— Мы уже начали, — поспешил Брок-один, предупреждая очередные эскапады «братца». — Мы, как вам уже известно, опросили свидетельницу.

Царь нахмурился, но промолчал. А сыщик продолжил:

— И узнали интересные факты. Вы не поверите, но Иван-царевич интересовался… звездами.

— Отчего же не поверю? — поднял Берендей брови. — Мне это и самому известно. Я давеча по Ваниной просьбе у кузнеца трубу со стеклами… этот… как его?.. пылескоп заказывал.

— Телескоп, — поправил Брок, но царь запротестовал:

— Тела ему еще рано разглядывать. Вот невесту найдет — тогда и… А пока пусть тешится — на пыль свою небесную в стеклышки смотрит! — Тут Государь вспомнил, что труба осталась бесхозной и закручинился: — Да хоть бы и тела, пусть уж, дело молодое…

— А какой телескоп? — заинтересовался сыщик, полез за пазуху за блокнотом, но вспомнил, что тот погиб под липкими струями кваса. — Рефрактор или рефлектор?

— Рефрактор, конечно! — отвлекся от невеселых дум царь. — Где ж простому кузнецу зеркала выточить да отшлифовать как следует?

— А волшебство?

— Я Ване то же самое говорил, — печально улыбнулсяБерендей, — да тот заупрямился. Хочу, говорит, на звезды по-настоящему смотреть. Ведь волшебство — оно такое, и обмануть может.

— Да уж, — потрогал затылок второй Брок, а первый — поежился.

— А при чем тут, собственно, звезды? — опомнился царь. — Вы ж Ивана не на звездах искать собрались, я думаю?

— А почему бы… — начал первый сыщик, но заканчивать фразу пресловутым «и нет» почему-то не стал. Что-то ему подсказало вдруг, что именно там-то Ваню искать и следует, но Берендею о том пока говорить не стоит. И закончил он фразу иначе, чем собирался: — …нам не осмотреть для начала комнату царевича?

— Это еще зачем? — насторожился Государь. — Не полагаете же вы, что Ваня в прятки со мной играет и под кроватью в своей опочивальне прячется?

— Это, между прочим, тоже версия, — с непонятным злорадством сказал Брок-два. — В розыскном деле ничего нельзя со счетов сбрасывать.

— И вдруг, так сказать, ответ лежит на поверхности! — поспешил смягчить реплику дубля Брок-раз.

— На кровати, что ли? — стал мрачнеть царь, подозревая, видимо, что сыщики над ним насмехаются.

— Да почему?! — замахал руками первый сыщик, увидев, что настроение Берендея портится. — Я ж не самого царевича имею в виду! Но вдруг там записка какая-нибудь, например.

— На кровати? — продолжал хмуриться Берендей.

— Далась же вам эта кровать! — хлопнул в сердцах по коленям Брок.

— А что еще в опочивальне? — удивился Государь. — Кровать да трюмо с пуфиком. — И, решив, очевидно, что такая простота недостойна царского сына, добавил: — Большая кровать. Очень. Простыни и пододеяльник — синего шелку. Натурального, между прочим, не волшебством деланного!

— Нет, — замотал головой Брок-один. — Тогда нам не опочивальня нужна. А кабинет какой-нибудь личный у Ивана-царевича есть?

— А как же! — заулыбался наконец Царь-батюшка. — И кабинет с библиотекой, и мастерская, и спортзал с бассейном.

— Всесторонне развитый юноша, — одобрил сыщик, и Берендей окончательно расцвел:

— А то!

— Тогда так, — потер ладони Брок-раз. — Начнем с кабинета. Где он находится?

— Поздно уже, — остановил приготовившегося вставать сыщика царь. — Утром пойдем, после завтрака.

— Да мы бы и сами… — начал Брок-два, но Берендей грозно блеснул на него глазами: — Хоть я и говорил, что мешать вам не стану, но кое-какие ограничения все же имеются. В личные помещения царя и наследника в отсутствии хозяев посторонним вход запрещен.

— Ладно, утром так утром, — зевнул Брок-один, которому тоже не особенно хотелось сейчас проводить нудный обыск.

— А можно будет позвать… — начал Брок-два, но Берендей Четвертый резко его оборвал, поняв с полуфразы, о ком идет речь:

— Нет! Показания с нее снимайте, коли вам так угодно, но только не в моих хоромах! Тут уж воля моя тверда, не обессудьте.

— Воля ваша, — коротко кивнул сыщик, слегка окаменев лицом, а первый Брок, испугавшись, как бы слово за слово не вышло опять чего неладного, поспешно вскочил:

— Так, значит, до завтра? Пойдем мы, так сказать, баиньки?

— Ступайте, — ответил Царь-батюшка. — Жду вас завтра ровно в семь на завтрак. Не опаздывайте. — И поднялся с кресла, собираясь покинуть зал.

— А… мы? — заморгали сыщики.

— Пантелеймоныч покажет ваши покои, — махнул на ходу царь.

— Спокойной ночи, ваше величество, — присела в книксене Сашенька.

— И вам приятных снов, красавица, — улыбнулся в ответ Государь.

Глава 25 Первому Броку не дают умыться и побриться, а второй сбегает с производственного совещания

День выдался не просто напряженным — он был настолько переполнен невероятными событиями и переживаниями, что Брок, да и все его спутники, мечтали лишь о том, как бы поскорей добраться до заветных постелей. А Сушик, будто нарочно, вел их по царскому двору неспешно, то и дело останавливался и вертел головой, словно забывая, где находится нужное здание. Но все-таки вспомнил, привел. Ни у кого уже и сил не было разглядывать — куда именно. Поднялись на какое-то крыльцо — пониже и поуже царского, — потом еще на пару пролетов по лестнице. Главный розыскник остановился в начале недлинного коридора — по четыре двери вдоль каждой стены.

— С этой стороны, — протянул он руку влево, — одноместные номера. Как раз для вас. Занимайте. Все необходимое там есть.

— Так-так-так-тааак… — пробормотал Брок. Сонные мозги шевелились плохо, но что-то ему в предложении Сушика не понравилось. Что именно, он пока не мог сообразить, но на всякий случай спросил: — А с той стороны какие?

— Двух, трех, и два четырехместных, — удивленно блеснул стеклами пенсне придворный розыскник. — Но стоит ли тесниться, когда есть возможность…

— Стоит! — обрадовался сыщик, поняв наконец, что его смущало: дочь и Мирон останутся без контроля и, помня, что он видел в беседке, недолго было предположить, как они этой бесконтрольностью могут воспользоваться. — Мужчины займут трехместный номер, а дама пусть выбирает любой. — Брок произнес это как можно непринужденней, но Сашенька разгадала хитрость отца. Она вспыхнула, хотела сказать ему что-нибудь резкое и обидное, но при посторонних постеснялась это делать и тоже решила схитрить:

— Мне одной будет страшно!

Увы, усталость плохо действовала и на Сашины мозги. Только произнеся фразу, она поняла, что отчебучила глупость.

— Так-так-так-тааак!.. — сложил на груди руки отец. — А в первом случае, когда мы все бы спали по одному, тебе, как я понял, страшно бы не было?

— Папа, ты на что вообще намекаешь?! — перешла в контратаку Сашенька, воткнув в бока кулаки.

— Я? Ни на что, — зевнул Брок. Глупая перепалка ему надоела, а спать уже хотелось и вовсе катастрофически, поэтому он, в качестве неофициального лидера группы, принял волевое решение: — Раз тебе страшно, мы с тобой займем двухместный номер. А остальные — как хотят.

На том и порешили. Правда, Сашеньке хотелось, конечно, поспорить, но больше все-таки «из любви к искусству», потому что она в любом случае не собиралась нарушать в эту ночь никаких моральных устоев. Но и на спор сил уже не осталось, поэтому она всего лишь презрительно фыркнула и поплелась вслед за отцом к выбранному им номеру.

Утром их разбудил крик петуха. Настоящего, живого, чинно вышагивающего под окнами во дворе. Брок посмотрел на часы: полседьмого. Поскольку завтрак был назначен Государем на семь, «будильник» прозвенел как раз вовремя, чтобы успеть умыться и привести себя в порядок.

Еще сыщик отметил, что превосходно себя чувствует — полностью отдохнувшим и выспавшимся. Видимо, местный воздух — чистый, без малейших признаков вредных промышленных газов, пропитанный лесным благоуханием — был по-настоящему целительным и волшебным. Причем, волшебным от природы, а не по чьему-нибудь колдовству.

— Подъем! — бодро выкрикнул сыщик, вскакивая с постели.

— Ну, папочка, ну, еще пять минуточек… — забормотала с соседней кровати Сашенька, натягивая на голову одеяло.

— Ладно уж, — добродушно ухмыльнулся Брок, — пока я умываюсь, понежься еще.

Но дойти до ванной он не успел — в дверь постучали.

— Кого там несет в такую рань? — пробурчал сыщик, приоткрыл дверь и высунул в коридор голову. Там переминался с ноги на ногу дубль.

— Выйди на минутку, — мотнул он головой.

— Погоди, дай я хоть умоюсь.

— На минутку, — умоляюще прижал к груди руки Брок-два.

— Ну, штаны-то хоть дай надеть…

— Папа, дядя Олег, чего вы там через дверь шепчетесь? — послышался из номера Сашенькин голос. — Идите сюда, я умываться пошла. Разве вы дадите бедной девушке лишнюю минутку поспать…

Сыщик номер два охотно воспользовался приглашением. Дождавшись, пока за Сашей закрылась дверь в ванную и из-за нее послышался шум воды, он горячо зашептал:

— Я почти не спал!

— Зато я — о-го-го как! — блаженно зажмурился Брок-один. — Давно я так не… — начал он, но спохватился: — А что тебе, собственно, мешало?

Брок-два покраснел и опустил голову.

— Олег… А восемнадцать лет — это правда много?..

— Смотря для чего, — охотно подхватил тему первый «близнец». — Для того чтобы пойти в армию — самое то. Чтобы вступить, так сказать, в брак — рановато, по моему мнению, и даже девятнадцать рановато, — скосил он глаза на дверь ванной, — но тут уж с законом не поспоришь. А вот, например, восемнадцать лет, проведенных за решеткой — не дай, конечно, бог, — наверняка о-о-очень много!..

— Да я не про то… — еще больше смутился дубль. — Я в относительном, так сказать, плане. Разница в восемнадцать лет — это очень много?..

— Между чем и чем? И относительно чего?

— Между… ну, скажем, супругами. Между возрастом жены и… мужа. Или наоборот. И относительно их же. И вообще… — покрутил сыщик ладонями, — относительно здравого смысла.

— Относительно здравого смысла, — положил первый Брок на плечо второму руку, — вообще все относительно. Даже, так сказать, здравие этого самого смысла — вещь о-го-го какая относительная.

— И все-таки ответь, — поднял пунцовое лицо Брок-два. — Насчет возраста…

— Насчет возраста, — вздохнул первый сыщик и задумался. — Если откровенно… но только между нами!.. когда жена старше мужа на восемнадцать лет, это, я тебе скажу, для меня как-то не очень. Не того, так сказать. Я бы не смог.

— А наоборот? — выпалил дубль.

— Наоборот как раз все очень и очень относительно, — поднял палец сыщик номер один. И продолжил лекторским тоном: — Рассмотрим крайние случаи. Как нами уже упоминалось ранее, минимальный возраст для вступления в брак — восемнадцать лет. В России, во всяком случае. И, если жене — эти минимальные восемнадцать лет, то мужу… — Брок ненадолго задумался, шевеля губами, и удивленно вскинул брови: — Ты не поверишь, но муж в таком случае будет ровно вдвое старше жены!.. Кошмар какой-то…

— А если… — с затухающей надеждой вставил Брок-два.

— А если, — неодобрительно сверкнув глазами, перебил его первый Брок, — рассмотреть другую крайность, когда жене, скажем, семьдесят, а мужу, стало быть, восемьдесят восемь — тут вообще сложно сказать, кто из них старше.

— Ну-у… — с опаской протянул братец, — а если без крайностей? Средний, так сказать, случай?

— Средний случай, мой друг, — доверительно взял под локоть «близнеца» Брок, — самый, я бы отметил, неоднозначный. Как известно, женщины взрослеют быстрее мужчин. — Тут он перешел на шепот и снова покосился на дверь в ванную. — Ты не поверишь, но и мудреют зачастую — тоже. Только не вздумай им об этом сказать!..

— Я не буду, — пообещал Брок-два.

— Так вот, — благодарно кивнул первый сыщик. — Если взять средний, как ты выразился, случай, когда ей, допустим, тридцать, а ему сорок восемь — то их возраст в общем-то равен.

— Правда? — просиял дубль. — То есть, когда жене чуть-чуть меньше тридцати, а мужу плюс восемнадцать к этому, то он ее лишь на чуть-чуть старше?..

— На самую малость, — подтвердил Брок-один. — И то не всегда. По месту смотреть надо. Уровень образования, происхождение, физические данные, то, се… Вот был у меня, знаешь ли, случай… Вчера, кстати. Пришла ко мне дамочка… клиентка, не подумай чего! Так вот, у нее муж был как раз на восемнадцать лет ее старше. Умер, правда. Ты не поверишь, прямо в момент исполнения супружеских обязанностей!.. А к чему ты, собственно, клонишь? — несколько запоздало насторожился он.

— Да я так… — начал было вилять двойник, но оборвал вдруг сам себя и неожиданно выпалил: — Я Марфу люблю! Очень.

— Вот уж, так сказать, новость, — улыбнулся первый сыщик. — Да и люби на здоровье, ладно уж. Раз тебе Ирина не нужна…

— Спасибо, брат, — с чувством сжал ладонь двойнику Брок-два. — Только… Вот, я тебе, собственно, почему про возраст-то и начал…

— Я уже понял. И уже, так сказать, ответил. Нормальный у вас возраст. Особенно у тебя. Ты еще — о-го-го!..

— Правда? — снова зарделся дубль. — А вдруг она так не считает?

— Да считает, дядя Олег, считает, — высунула из-за двери ванной мокрую голову Сашенька. — Не переживай ты так.

— Ты что, подслушивала? — подпрыгнул Брок-один.

— Не подслушивала, а просто слышала, — фыркнула девушка. — Что мне, уши затыкать? И потом, какие у нас друг от друга могут быть секреты?

Сашенька выбрала очень верный ход. Крыть, как говорится, отцу было нечем. Зато Брок номер два так и порывался что-то спросить у Саши, но, судя по быстро меняющемуся цвету лица, очень стеснялся. Догадливая девушка все поняла без слов.

— Ты правда не переживай, дядя Олег. Я ведь не просто так это сказала. Я знаю.

— Откуда? — заморгал Брок-два.

— Я ведь женщина. — Она покосилась на отца и добавила чуть тише: — Я мудрею быстрей.

В дверь опять постучали. «Проходной двор!» — проворчал Брок, открывая. За порогом стоял придворный розыскник. Из-за его спины блеснули очки Мирона.

— Пора, — скрипнул Сушик, даже не поздоровавшись.

— Здрасьте, Олеги Константиновичи, — не забыл это сделать Мирон. — Здравствуй, солнышко! — расцвел он, увидев Сашеньку.

Брок-один поморщился. На то имелись целых две причины. Во-первых, его слух резануло «солнышко», сказанное дочери этим лохматым очкариком; Брок до сих пор не смог окончательно свыкнуться с их отношениями. Во-вторых же, он так и не успел умыться, и теперь приходилось выбирать из двух вариантов: идти на завтрак неумытым и небритым или опаздывать. Учитывая, что опаздывать придется не просто на завтрак, а, можно сказать, на прием (пусть и неофициальный) к главе государства, сыщик выбрал все-таки первый вариант.

— Дайте же мне хоть штаны надеть! — в сердцах хлопнул он дверью, чуть не прищемив крючковатый нос главного розыскника.

Позавтракали быстро. Впереди ждала работа, о которой в той или иной мере думал каждый. А Брок, ко всему прочему, еще и переживал из-за своей немытости и небритости, поэтому он вовсе не замечал, что именно бросает в рот и чем запивает. Так что когда по хлопку Берендея стол очистился от тарелок и чашек, сыщик обескураженно обвел его взглядом.

— А… — сказал он и хотел добавить: «…что мы будем кушать?», но почувствовал во рту привкус сыра и варенья и понял, что все уже свершилось. Поэтому фразу пришлось закончить так: — …когда мы начнем осмотр комнат царевича?

— Вот сейчас и начнем, — ответил царь. — Чего тянуть-то?

— Олег, — наклонился к уху первого сыщика дубль. — Поговорить бы…

— Опять о разнице в возрасте? — недовольно прошипел Брок. — Не время сейчас.

— Да нет…

— У вас какие-то вопросы? — обратился к перешептывающимся «близнецам» царь.

— Можно мы на минуточку выйдем? — по-ученически подняв руку и скорчив жалобную гримасу, спросил Брок-два.

— Ну, выйдите, — пожал плечами Государь. — Вторая дверь слева по коридору.

— Да нам не… — начал первый сыщик, но второй наступил ему на ногу и закончил, кивая:

— …надо объяснять, ваше величество. Мы знаем. Мы быстро!

«Надо же, как у них организмы синхронно работают», — удивленно пробормотал Берендей Четвертый, когда сыщики выбежали из зала.

— Ты чего? Обалдел?! — набросился на дубля Брок-один, когда напарники очутились в коридоре.

— Нет, — замотал головой Брок-два и, предупреждая новые нападки «братца», поднял обе ладони. — Но у нас проблема. То есть, у меня.

— А-а, — остывая, протянул первый сыщик. — Ну, иди тогда. Я подожду.

— Куда?

— Вон туда, — мотнул подбородком Брок-один. — Вторая слева. Берендей же сказал.

— Да какая еще вторая? Меня первая ждет. Она же единственная.

— Первая?.. — огляделся сыщик номер один. — На первой слева «Кладовая» написано. Вряд ли это то, что тебе нужно. А справа… — прищурился он, — справа ахинея какая-то… «Главзавпродскладцаргор»… О как! Хотя… Ты не поверишь, но я, кажется, догадался: «Главный заведующий продовольственными складами царства-государства». Тебе туда тоже не стоит ходить, я думаю.

— А я думаю, — насупился Брок-два, — что на чью-то дверь не мешает прибить табличку «Самглупдурнавсембелсвет».

— Тогда уж на две двери, — почему-то не стал обижаться Брок-раз. — Давай, выкладывай, что там у тебя?

— Да я ж говорю тебе, — замахал руками дубль, — меня Марфа ждет! Даже не меня, а нас. Ты забыл, что ли, о чем мы вчера с ней договаривались?

— Забыл, — признался Брок-один.

— Да разве это возможно?.. — округлил глаза двойник.

— Я ж не ты. В смысле, как раз ты, но… То есть, ты, конечно, — это я, однако… Тьфу, совсем ты меня с толку сбил! — занервничал первый сыщик. — Говори скорей все как есть, а то Берендей за нами Сушика со слабительным пришлет.

— Мы договаривались, что встретимся с Марфой в роще после завтрака.

— Но после завтрака у нас обыск, а царь здесь Марфу видеть не желает!

— Вот именно! А я о чем?!

— А-а-аа!.. Вон оно что!.. Так-так-так-таак…

— Так-так-так-таак!.. — передразнил, кривляясь, Брок-два. — Что делать-то будем? Я девушку заставлять ждать не собираюсь.

— Как же, как же! Коне-е-ечно! Разуме-е-ется!.. Заставить девушку подождать полчасика-других — это, знаешь ли, преступление. А вот царское поручение выполнять — это тьфу. Ерунда, так сказать, не заслуживающая внимания.

— Не ерничай. И не передергивай! Я такого не говорил. И вовсе не планирую саботировать следственное мероприятие. Ведь к Марфе я пойду один, а вас тут, не считая Берендея, аж целых четыре сыщика останется.

— Ты и Суслика Панталоныча за сыщика посчитал? — скривил губы Брок-один.

— Ну, все-таки… — крутнул ладонью дубль. — И потом, ты и я — все равно одно и то же. Одинаковый взгляд, одни, так сказать, мысли, одни выводы, то, се… Какой смысл обоим толкаться? А так, глядишь, и я из Марфы что-нибудь новенькое вытяну.

— Аккуратней только тяни, — проворчал Брок. — Тянитолкай, ешкин кот…

— Это мы вместе с тобой — Тянитолкай. А без тебя я — просто Тяни, — примиряюще улыбнулся сыщик номер два.

— Ты давай резину не тяни! — разозлился вдруг первый номер. — Иди, куда собрался.

— А что ты, кстати, Берендею скажешь?

— Найду, что сказать. Не маленький.

— Да, и это… — все еще топтался готовый сорваться с места Брок-два, — вы ж потом тоже в рощу приходите. Расскажете все. Вместе думать будем. Марфа — вон какая умная!

— В отличие от некоторых…

— Ага. Даже спорить не буду. И вот еще что… Пусть Александра все тщательно и подробно сфотографирует…

— А то бы мы без тебя не догадались! — окончательно рассвирепел первый Брок. — А ну, дуй в свою рощу! Соловей, ешкин ты кот…

— Отвыкай от старых ругательств, — бросил, уже на бегу, напарник-«близнец». — Мы ведь новые, так сказать, в здешний обиход ввели.

— Да? — почесал затылок Брок. — И правда. Как там?.. Дномык в медь…

— И в такрямь зва-а-ааатьдь!.. — послышалось уже откуда-то издалека.

Глава 26 Царю нравятся песни Добрынина и досаждает слово «пока»

Берендей, увидев, что вместо двух вернулся всего один сыщик, нахмурился и буркнул под нос: «Знать, все же организмы у них не совсем одинаковые…», а вслух произнес:

— Долго он еще там?

— Там? — переспросил Брок и, подумав, что под это определение вполне подходит и роща, не кривя душой ответил: — Думаю, да. Долго. Хотя, смотря с чем сравнивать. Относительно средней продолжительности жизни человека — совсем даже не долго. А вот, относительно, скажем…

— Не надо, — замахал руками царь. — Пусть будет относительно жизни. Так спокойней.

— Хорошо, — пожал плечами сыщик. — В любом случае начинать можно и без него. Дело от этого не пострадает. Ведь я и он — одно и то же. А потому…

— А потому — пойдемте, господа, — вновь перебил Брока Государь и поднялся с кресла-трона.

— А дам тут уже практически и нету, — обиженно фыркнула Сашенька. Очень тихо, но Берендей Четвертый услышал.

— Все пойдемте, — улыбнувшись, сказал он. — Господа, юные красавицы и старые прид… ворные розыскники. Ну и я, конечно. Хоть и не юный, но и не такой уж и старый. — Царь-батюшка явно напрашивался на комплимент, и он его получил.

— Вы — мужчина хоть куда, — вспомнила Сашенька Карлсона. — Красивый, умный и в меру упитанный. В полном расцвете сил!

Берендей мультфильм не смотрел, а потому принял слова девушки за чистую монету и зарделся.

— Ну, уж… — опустил он голову и ковырнул носком туфли паркет. — Красивый…

— Вылитый Бельмондо, — решил внести свою долю лести Брок, но царь обиделся:

— Когда я разрешал вам ругаться, я не имел в виду оскорблять меня лично!

— Да я как бы и не… — растерялся сыщик, и Саше пришлось выручать отца:

— Ваше величество, Бельмондо — это самый красивый артист в нашем мире.

— Актеришка?.. — пуще прежнего насупился Государь. — Спасибо за сравнение!..

— А певцы вам нравятся? — поспешно спросила девушка.

— Один хрен, — буркнул царь, — что актеришка, что певун.

— Ну, не скажите, — запротестовала Сашенька. — Вот вы, например, на Добрынина похожи. А его моя мама очень любит.

— Что?! — подпрыгнул Брок. — Мама… любит этого безголосого старого хрипуна?

— Не в этом же смысле! — возмутилась Саша. — Любит слушать, как он поет. — Тут девушка глянула на царя и увидела, что тот уже стал багровым от возмущения. — Что с вами, ваше величество?.. — испуганно пискнула она.

— Я… — еле выдавил Берендей, — я, по-вашему… старый… безголосый… хрипун?..

Послышался знакомый уже стук и звон. Это упал в обморок Сушик, уронив по дороге пенсне. Сашенька не стала отвлекаться на мелочи и принялась оправдываться:

— Я этого не говорила!

— А я говорил это не про вас, — поспешно добавил Брок.

— Но если я похож на этого… Добрыню, а он — старый и безголосый, то нужно быть дураком, чтобы не суметь сделать соответствующий вывод.

— Ваше величество! — топнула ножкой Сашенька. — А если мой папа — не очень… сообразительный, то что же, по вашей логике, все несообразительные — мои папы?

— Почему это я… — нахмурился Брок, но царь грозно зыркнул в его сторону, и сыщик заткнулся. А Берендей, поглядев на девушку с заметным уважением, сказал:

— Интересно. Ведь и впрямь, похоже, поспешный я вывод сделал. Вроде логичный, а оказывается — не совсем… Не знаю теперь, что и думать.

— А что тут думать? — шагнул вперед сыщик. — Вы не слушайте ни меня, ни ее, а свое, так сказать, мнение составьте. Ведь на вкус, как говорится, и цвет — товарищей нет.

— Как же я его составлю, если этого вашего Добрыню не видывал, не слыхивал?

— Доченька, — притворно улыбаясь, а глазами меча молнии, повернулся к Сашеньке Брок. — Раз уж ты говоришь, что мама лю… что маме нравится слушать этого стар… то есть, этого суперстар, наверняка в твоем компьютере найдется песенка-другая в его исполнении.

— Папа!.. — захлопала длинными ресницами Саша. — Ты не просто сообразительный, ты лучший соображальщик из всех, кого я знаю! — И девушка бросилась к Мирону, на плече которого висела сумка с ноутбуком.

Через пару минут девушка подозвала царя:

— Посмотрите, ваше величество, у меня даже видеоклипы с Добрыниным есть!

Берендей с опаской подошел и заглянул в экран. Но уже через пару секунд недоверчивые морщинки разгладились на его царственном лбу, а когда из встроенных динамиков полилось: «Не сыпь мне соль на ра-а-аану!..», он и вовсе радостно и чуть смущенно заулыбался.

Пока царь и Саша слушали певца, Брок вспоминал брошенную дочерью фразу о любви Ирины к этому, как назвал его Берендей, Добрыне, и все больше хмурился. «Любит! — бурчал он под нос. — Ишь!.. Очень любит!.. Ешкин кот… В смысле, дномык твою в медь! А вдруг и правда?.. Вот ведь, насыпал мне соли на рану, гад такой! В такрямь зватьдь…»

Наконец сыщик завел себя так, что готов был швырнуть сапогом в Сашин ноутбук, откуда раздавался хрипловатый ненавистный голос. Да и самой Сашеньке, судя по грустному взгляду и откровенным зевкам, «концерт» быстро наскучил. Мирону хоть было чем заняться — он приводил в чувство слабонервного розыскника. И лишь один Берендей откровенно наслаждался, почти уткнувшись носом в экран.

Брок понял, что если он не возьмет на себя смелость прекратить это безобразие, этого не сделает никто. Да ведь и дело ж страдает! Эта мысль придала сыщику решительности, и он, кашлянув, сказал:

— Ваше величество, пора.

— А? Что?.. — не отрываясь от ноутбука, пробормотал царь. — Тише, прошу вас! Не мешайте.

— Так ведь дела как бы… — развел руками Брок.

— Ну так и делайте ваши дела! — раздраженно отмахнулся Берендей.

— Ваше величество, — пришла на помощь отцу Сашенька, — но вы ведь сами сказали, что без вас нельзя заходить в комнаты царевича.

— Можно, — поморщился Берендей. — Сегодня можно. Сегодня этот… четверг.

— И что? — удивилась девушка. — Кстати, сегодня суббота.

— Ой, вот только не надо спорить с царем! — капризно пробурчал Берендей Четвертый. И, чуть не плача, поднял, наконец, голову. Бросил обвиняющий взгляд на Брока, с укоризной посмотрел на Сашу: — Вот из-за вас такую песню прослушал! «За милых дам, за милых дам!..» — промурлыкал он. — Эх, как поет… О! Следующая началась! Всем молчать, а то и эту прослушаю!..

И тут Сашенька совершила дерзость — протянула руку к мышке и кликнула клавишей. Песня оборвалась на полухрипе. Седой небритый певец на экране замер с раскрытым ртом.

— А-а-аа!!! — обеими руками вцепился в похожую шевелюру Берендей и стал дергать свою царственную голову в разные стороны. — Что вы наделали?! Как это понимать?.. Саботаж?! Государственный переворот?! Покушение? Измена?..

Сашенька испугалась. Таким она Государя еще не видела. В голову сразу полезли страницы учебника истории: декабристы, Александр Ульянов, Каракозов… Даже почему-то Фанни Каплан. Наверное, потому что та была женщиной, и Саше проще было ассоциировать себя с ней. Кого из этих исторических личностей повесили, а кого расстреляли, девушка точно не помнила, но память подсказывала ей, что декабристов казнили не всех, большая их часть все-таки отделалась Сибирью. На Сибирь она была согласна, будучи уверенной, что Мирон последует за ней.

Мирон же пока последовал на очередную выручку вновь уронившему пенсне на пол (вместе с собой) придворному розыскнику. Да и самому парню, судя по его бледности и прыгающим очкам, помощь бы сейчас не помешала. Лучше всего — психологическая. Или хотя бы в виде рюмки водки. Парень и впрямь подумал сейчас почему-то о ней, хоть и был почти не пьющим.

Не поддался панике лишь Сашин отец. Он, похоже, ассоциировал себя в сей насыщенный революционной ситуацией момент со средним из братьев Ульяновых. Даже закартавил.

— Что вы огете-то так, батенька? — прищурившись, обратился он к царю. — Девушек пугаете, сотгудников тгавмигуете. Никто вас пока свеггать не собигается.

— Пока?.. — ошеломленный спокойствием Брока, заморгал Берендей Четвертый.

— Да, пока, — выделил сыщик голосом напугавшее царя слово. И продолжил, вновь акцентируя на нем ударение: — По крайней мере, пока мы не завершим, так сказать, дело. Или вам уже сын не нужен?

— Да как же!.. — смутился и густо покраснел Государь. — Нужен, конечно… Вы уж, того… это самое… — Видно было, что извиняться Царь-батюшка не привык. И не стал, опять заканючил, оправдываясь: — А чего она Добрыню заколдовала? Мне знаете как понравилось?..

Тут царь вспомнил, что тоже умеет колдовать и защелкал пальцами, бормоча заклинания. Но певец на экране не шелохнулся и не издал ни звука. Это привело Берендея в настоящее замешательство. Похоже, что испугался теперь он.

— Ого, — сказал царь, с уважением побежденного покосившись на Сашеньку.

Та сразу просекла, что Сибирь отменяется, и самодовольно фыркнула:

— Ага! А вы думали. Все, хватит баловаться, пора работать.

— Работать? — еще больше испугался Берендей. Видимо он и впрямь начал верить, что государственная власть перешла в руки этой светловолосой юной волшебницы, а ему уготована роль прислуги.

— Да не волнуйтесь вы так, ваше величество, — поспешила успокоить царя Саша. — Работать будем мы, а вы — сопровождать нас и осуществлять общее руководство.

Государь облегченно выдохнул, зато возмущенно затряс головой Брок:

— Нет-нет-нет! Сопровождать — да, а вот руководство расследованием я оставляю за собой. Ведь вы же в этом деле не специалист, ваше величество, я прав?

— Конечно, конечно вы правы, — вернув лицу некоторую значительность, кивнул обрадованный царь. — Я, разумеется, не специалист в сыщицких делах. Так что вам и карты в руки. И сопровождать мне вас вовсе не обязательно.

— Но вчера же вы говорили…

— Вчера я вас еще плохо знал. А теперь вижу, что вы порядочные люди. Да и воровать-то, сказать по-честному, у Вани нечего. Книжки, разве что. Да пылескоп. Так это все мелочи, книжки новые купим, пылескоп опять кузнецу закажем…

— Да не собираемся мы ничего воровать! — возмутилась Сашенька.

— И хорошо, — одобрил Государь. — И не надо. Вот я и говорю, идите без меня. Что я там у вас под ногами путаться буду? — Царь говорил все это таким заискивающим тоном, будто собирался что-то попросить. И Саша даже стала догадываться, что именно. Для того, чтобы проверить свою догадку, она притворно-равнодушно спросила:

— А вы чем собираетесь в это время заняться, ваше величество?

— Да я бы отдохнул вообще-то, — картинно-неправдоподобно зевнул Царь-батюшка. — Устаю я от государственных дел сильно. Вот и думаю, как бы лучше расслабиться. Говорят, для релаксации очень уж музыка хороша. Да только мне так эти придворные певцы надоели! Только и знают, что «Боже, царя храни».

— А чего бы вы хотели? — совсем уж прикинулась дурочкой Саша.

— Ну-у-у… — покосился на монитор ноутбука Берендей. — Что-нибудь такое… этакое… Добрыню вот, хотя бы. Вам же все равно ваше блюдце при осмотре Ваниных помещений будет не нужно. Только мешать станет. Еще уроните, разобьете. А я бы как раз и покараулил.

— Ох, и хитрец же вы, ваше величество! — не удержалась Сашенька. И вновь сзади бухнуло и звякнуло. А царь, ничуть не смутившись, вздохнул:

— А как же в государственном деле без хитрости? Это ж краеугольный камень политики.

— Ну, ладно, — обменявшись с отцом взглядами, кивнула Саша. — Смотрите: вот это называется мышка…

Когда довольный донельзя Берендей Четвертый снова уткнулся в экран, а сыщицко-розыскная команда покинула зал и проходила по коридору мимо второй двери слева, Брок вспомнил о дубле и остановился. Он решил на всякий случай создать «братцу» алиби. Ведь Берендей тоже мог о нем вспомнить. И что тогда? Как выпутываться, что врать? Конечно, и то, что придумал Брок, по большому счету тоже было враньем. Но это как сказать! Ведь сыщик не собирался говорить ни одного слова неправды…

— Подождите! — крикнул он ушедшим далеко вперед попутчикам. — Я сейчас.

Затем он взлохматил зачем-то волосы, расстегнул на рубашке пару верхних пуговиц и скорчил совершенно дебильную физиономию. А потом развернулся и снова вошел в зал, откуда раздавались хриплые стоны про рану и соль.

— А где все? — крикнул он с порога. — Я задержался маленько…

— Но явно не по-маленькому, — недовольно буркнул Царь-батюшка, ставя клип на «паузу». — Догоняйте скорей, они только что вышли.

— А-а, — сказал Брок. — Ну, тогда — пока!

— Пока? — нахмурился царь, когда дверь за сыщиком закрылась. — Не люблю я это слово. Надо бы издать Указ о его запрещении.

Глава 27 Осмотр помещений. Портрет «железной рыбы» как первая зацепка

Сушику досталась роль провожатого, ведь один он знал, что и где располагается в тереме. Главный придворный розыскник возглавил процессию и страшно этим гордился. Лысина его торжественно поблескивала, а голос приобрел начальственную значимость. Видимо, Никодиму Пантелеймоновичу очень хотелось реабилитироваться перед гостями за недавние обмороки.

— Так, — не терпящим возражения тоном произнес он, — сначала — в спортзал.

— А смысл? — возразил Брок. — Или вы думаете, что Ваня ваш с турника две недели слезть не может?

— Ивана нет на турнике, — холодно ответил Сушик. — Я проверял.

— Тогда тем более.

— И тем не менее.

— Ну, как знаете…

— Вот именно!

Так, препираясь, и вошла все же сыщицко-розыскная компания в спортивный зал. Зал как зал, ничего особенного. Гулкое эхо шагов, турник, брусья, канат, шведская стенка, баскетбольные щиты. В углу — аккуратная стопка матов. Вдоль стены разложены мячи, гири, гантели, штанга и набор дополнительных «блинов» к ней. Низенькие длинные скамеечки. Ни тебе бегущих дорожек, ни станков для бодибилдинга, ни прочих тренажеров. Скромненько очень, как в средней школе провинциального города. Брок хотел сказать об этом вслух, чтобы сбить немного спесь с главного розыскника, но передумал. Некрасиво это. Да и какое отношение имеет придворный розыскник к снабжению терема спортинвентарем?

Так что сыщик молча пошел к снарядам, глянув все-таки и на турник, и под потолок, где крепился канат. Ни там, ни там царевича, конечно же, не было. А вот гантели и гири Брок осмотрел очень внимательно — нет ли на тех следов крови и мозгового вещества. Очень уж хорошее из гантелей орудие убийства получается, это сыщик знал не понаслышке. Но все снаряды оказались чистыми. Тогда Брок принялся стягивать один за другим на пол маты. Вряд ли тело Ивана могло быть столь плоским, чтобы, оказавшись между ними, не нарушить аккуратной ровности горки, но сыщик привык доверять лишь собственным глазам и рукам. Поэтому он не только убедился, что между матами ничего и никого нет, но и прощупал каждый из кожаных «матрасов», а на одном, показавшимся ему наиболее плотном, даже пару раз подпрыгнул.

Складывать маты назад он, разумеется, не стал. Подошел к Сушику и спросил:

— А бассейн где?

— А смысл? — попытался передразнить сыщика розыскник, но Брок шутки не принял.

— А царевич на дне? — неосмотрительно сказал он, и тут же ему пришлось ловить падающее тело Никодима Пантелеймоновича. Тело он поймал, а вот пенсне не успел, и то, жалобно звякнув, блеснуло с пола осколками. Это печальное обстоятельство тут же привело Сушика в чувство. Он заохал, принялся бережно собирать стеклышки и пытаться слепить осколки между собой.

— А поколдовать? — сочувственно подсказал Брок.

— Уйдите, — буркнул придворный розыскник, — не мешайте! — Но, судя по ритмичному бормотанью, советом сыщика он все-таки воспользовался. Наконец, красный и злой, с новенькими стеклами на носу, он повернулся к Броку: — Не говорите больше таких кощунственных слов!

— Насчет колдовства? — удивился сыщик.

— Насчет царевича… на дне.

— А вы проверяли?

— Н-нет… — побледнел розыскник. — Я заглядывал в бассейн, но…

— Так проверьте. А то ишь — «кощунство» сразу!.. В сыщицком деле нет места для сантиментов, знаете ли. А вам, любезный, нервишки подлечить надо. Что это, так сказать, за розыскник, который валится с ног, всего лишь услышав версию! А ну как Иван и впрямь на дне окажется, не дай бог, конечно, вы что тогда, умрете сразу?

— Разумеется, — задрожал Сушик. — Если не сразу, то в тот самый миг, как доложу об этом Государю.

— Прибьет? — сочувственно поинтересовался Брок.

— Враз, — вздохнул главный розыскник. — Потом оживит, конечно… А может и нет. Я ему о гибели сына еще ни разу не докладывал.

— Ну, может и не придется еще, — пожалел сыщик болезного пожилого человека. — Пойдемте все же осмотрим дно.

— Может, вы сами?.. — задергал бледными губами Сушик. — Бассейн вон за той дверью…

— Ладно, — усмехнулся Брок и обернулся, чтобы позвать помощников. Но Сашенька с Мироном столь увлеченно метали в баскетбольную корзину мячи, что он лишь махнул рукой и пошел к указанной двери один.

За дверью и впрямь оказался бассейн. Довольно большой и глубокий. И даже с вышкой для прыжков. Вода была абсолютно прозрачной, и дно просматривалось полностью. Ивана-царевича, ни живого, ни — тьфу-тьфу-тьфу! — мертвого, сыщик там не обнаружил.

Главный придворный розыскник, когда Брок сказал ему об этом, несказанно обрадовался.

— Теперь пойдем в спальню, — деловито распорядился он.

— Нет уж, — положил ему на плечо руку Брок. — Нечего нам время терять. Давайте-ка с главного начнем. С кабинета царевича. А в спальню сходим, если ничего интересного там не обнаружим.

— И в мастерскую, — подсказал Сушик, ставший более покладистым после хорошего известия Брока насчет дна бассейна.

— И в нее, — кивнул Брок. А потом крикнул заигравшейся парочке: — Пора, как говорится, в путь-дорогу, ребятки!

Но увлекшиеся баскетболом Саша с Мироном никак на этот крик не отреагировали. Тогда Брок подошел к стене, взял мяч и почти через все поле метнул его в сторону корзины. Откровенно говоря, он и не рассчитывал попасть — собирался всего лишь привлечь внимание молодых людей. Но мяч, сделав оранжевую дугу, упал точно в кольцо и, вкусно вжикнув по сетке, упал на пол, подпрыгнул и поскакал к ногам ошеломленных юноши и девушки.

— За мной! — скомандовал гордый неожиданным успехом Брок, и даже уважительно крякнувший Сушик не стал на сей раз претендовать на лидерство.

Кабинет Ивана-царевича, а скорее — совмещенная с ним библиотека, вызвал у всех, кроме Сушика, изумленный восторг, граничащий с завистью. Книги, книги, книги, куда ни кинешь взгляд — всюду книги: огромные, чуть ли не в метр высотой, тома; пухлые, с пожелтевшими неровными обрезами старинные фолианты; строгие однотонные корешки собраний сочинений и энциклопедий; разномастные современные томики, а также брошюры, журналы и просто стопки исписанных листов, лежавшие повсюду, кроме кресла, придвинутого к огромному, как и в царском кабинете, письменному столу.

— Так-так-так-тааак! — азартно воскликнул Брок, бросившись к заваленной книгами и журналами столешнице, покрытой классическим зеленым сукном. Под моргание вспышки Сашиного фотоаппарата он принялся изучать то, что читал Иван-царевич перед исчезновением. Схватил первый попавшийся под руку томик. «Пауки-убийцы с Марса». Брезгливо отбросил и поднес к глазам следующий. «Упырь из созвездия Кассиопеи». Сыщик поморщился и отправил книжку вслед за первой. Третья называлась «Путешествие на Альдебаран». Название не вызвало у Брока отвращения, и он раскрыл книгу. На многочисленных рисунках красовались звездолеты, мужчины в скафандрах и многочисленная неведомая гадость с фасеточными глазами, щупальцами, хоботами, рогами, хвостами и жвалами в разнообразнейших их сочетаниях. Были там также многоголовые змеи, толстые, длинные и зубастые черви, а также гигантские жуки и пауки. Возможно, те же самые, что и с Марса. Занесло их фантазией писателя на Альдебаран — почему бы и нет?

Сыщик покачал головой:

— Фантастикой дитятко баловалось.

— Правда? — воскликнул Мирон и тоже принялся рыться в книжном развале. Пролистал книжку, другую, схватил третью… — Не только. Олег Константинович, тут не только фантастика. Вот справочник по астрономии, а вот — атлас звездного неба…

Сашенька тоже не вытерпела и, перестав мигать фотовспышкой, взяла с полки какую-то книгу большого формата.

— Ого, — сказала она. — «Атлас дорог и тропинок Царства-государства». Составитель — Е.В.Б.Ч.

— Его величество Берендей Четвертый, — пояснил замерший у двери Сушик. Изобилие книг вызывало у него гнетущее чувство собственной неполноценности. Главный розыскник вообще не любил книги и никак не мог понять, зачем их держать в таком количестве. Но к вышеназванному атласу он относился с искренним уважением. От того была реальная польза. Да и имя автора обязывало.

Брок продолжал исследовать стол. То есть, он пытался хоть как-то систематизировать разложенную на зеленом сукне литературу и периодику. Получалось так, что процентов семьдесят тут занимала фантастика. Причем, исключительно космическая. Еще процентов двадцать-двадцать пять книг были посвящены астрономии. Оставшуюся небольшую часть занимали труды по математике и физике — в основном, справочники.

Никаких записок и прочих посланий, объясняющих его исчезновение, Иван не оставил. По крайней мере, на видном месте. Впрочем, ящики стола Брок тоже исследовал. Не было писем и там.

Сыщик разочарованно отошел от стола и стал оглядывать комнату. Вдоль стен стояли книжные шкафы и стеллажи. Над столом висели книжные полки.

Большое окно было наполовину задернуто темно-зелеными плотными шторами. В левом от окна углу стоял на поблескивающей хромированной отделкой треноге грубо склепанный тубус телескопа. А в правом… Тут сыщик подпрыгнул от досады на собственную невнимательность и от предчувствия важного открытия — одна штора не заканчивалась у стены, а тянулась наискось, через правый угол, к соседней стене, закрывая то, что могло находиться в самом углу.

Издав торжествующий клич, Брок подскочил к шторе и, вжикая крепежными кольцами, оттянул зеленое полотно влево.

В углу стоял кульман. К нему кнопками был прикреплен лист ватмана. На ватмане, в видах спереди, сверху, сбоку и даже сзади был начерчен… звездолет.

Одна и та же мысль пришла в головы Брока, Мирона и Сашеньки. Но отреагировали они по-разному: сыщик недоверчиво охнул, юноша завопил, победно вскинув кулак, а девушка восторженно пискнула и тут же принялась щелкать затвором цифровика. Один лишь Сушик, сделав от двери пару шагов и щурясь из-под стекол пенсне на чертеж, недоуменно вымолвил:

— Что это за рыбина?..

— Эта рыбина, мой друг, — нахмурился Брок, — похоже, вашего Ванечку и… того.

— Чего «того»? — побледнел главный розыскник.

— Ты только не падай мне, смотри, — спохватился сыщик. — Ничего пока, так сказать, неизвестно.

— Чего «того»?! — не отступал Сушик. — Я не буду падать. Я сяду. — Он и правда сел. В кресло царевича. И назойливо повторил: — Чего «того»?

— Ну-у… — помялся Брок. — Образно выражаясь, скушала. Проглотила…

Сушик стал заваливаться с кресла. Стоявший рядом Мирон успел его подхватить. Сашенька взяла со стола журнал и стала обмахивать бледное лицо розыскника. Тот заморгал и уставился на Брока с таким жутким выражения лица, что сыщику самому захотелось обмахнуться пару-тройку раз журнальчиком. Или хотя бы брошюрой. Но он сумел справиться с чувствами и укоризненно покачал головой:

— А обещал не падать! Ай-яй-яй… Я ж сказал: «образно выражаясь». Это ведь не настоящая рыба, чудак-человек!..

— А… какая?..

— Железная. То есть, титановая. Или какая там, не знаю… Из какого-нибудь тугоплавкого сплава. Да и не рыба это, если уж быть совсем точным, а корабль.

— Какой же это корабль? — стал понемногу приходить в себя Сушик. — Непохоже совсем. И парусов нет. А сзади, — с опаской всмотрелся он в чертеж, — вообще вон тарелка какая-то…

— Фотонный отражатель, — деловито пояснил Мирон. — Движок, скорее всего, аннигиляционного типа.

— По-моему, это резервный двигатель, — неожиданно изрекла Сашенька. — Основной здесь — надпространственный преобразователь, видишь? — ткнула она в некую жирную загогулину на разрезе вида сбоку.

— Пожалуй, — взъерошил и без того ершистую шевелюру Мирон. — А вот — ионные планетарники, — показал он на четыре выступающие в стороны «сардельки».

— Вы… чего это?.. — изумленно заморгал Брок, переводя взгляд с дочери на парня. — Вы откуда это?..

— Мы, папочка, фантастику тоже читаем, — прищурилась Саша и в упор сфоткала обалдевшего отца.

— А я и научно-популярной литературой о космонавтике интересуюсь, — не без гордости заметил Мирон. — У меня даже знакомый космонавт есть.

— Знаю, знаю, — отмахнулся моргающий от послевспышечных зайчиков Брок. — Покоритель Марса. Теперь еще один появится. Победитель пауков-убийц оттуда же.

— О чем вы, господа? — подал голос придворный розыскник. — Какой космонавт? Какой Марс? Бог войны?.. Но мы — мирное государство. Мы ни с кем не воюем! И где все-таки Ваня?..

— Так, дорогой мой, — насупился Брок и вновь задернул шторой кульман. — Царю пока об этом — ни гу-гу. Пока ничего не ясно, незачем старика раньше времени расстраивать. Я сам с ним поговорю. А потом мы отправимся к главному, так сказать, консультанту.

— А кто это? — спросили одновременно Саша с Мироном.

— Есть тут одна, — помахал ладонью в воздухе сыщик.

— А-а!.. — догадалась Сашенька, вспомнив утренний разговор с отцовским дублем. — Та самая Ма… — но не договорила, увидев красноречивый отцовский кулак и скошенный на Сушика взгляд. Впрочем, главный розыскник, похоже, впал в прострацию и ничего не замечал.

— Корабль… — бормотал он. — Марс… Железная рыба… Бред!

— Вот тут я с вами согласен, — закивал Брок. — Скорее всего, это бред и есть. Мало ли кто тут чего нарисовал! Черпая, так сказать, знания из бульварного чтива.

— Фантастика — не бульварное чтиво! — обиженно воскликнул Мирон.

— Это самостоятельная, но неотделимая от мировой литературы часть, — явно заученно повторила Сашенька чьи-то слова. — Фантастика — не падчерица, а родная дочь…

— Да хоть бабушка, — сказал сыщик. — Но если вы, образованные, так сказать, люди двадцать первого века станете утверждать, что можно создать звездолет, основываясь на знаниях, почерпнутых из фантастических книг, то, простите меня… — Брок развел руками, не находя слов.

— А волшебство? — сверкнул очками Мирон. — Что, если скрестить фантазию, науку и волшебство?

— Получится монстр, — заявил Брок. — Нелепый и жуткий.

— Рыба, проглотившая Ванечку, — пробормотал Сушик, витающий, похоже, до сих пор в болезненных мыслях.

— Вот именно, — уважительно глянул на розыскника сыщик. — Но, как бы то ни было, и эту версию мы должны проверить со всей тщательностью.

— Тем более, других пока нет, — заметил Мирон.

— Согласен, — поморщился Брок. — А потому — пойдемте-ка скорей в рощу. Лишняя пара голов нам не помешает.

— Только сначала заберем у царя ноут, — сказала Саша. — Надо ведь показать тем головам фотки.

Глава 28 «Ведьмины круги» как доказательство следственной версии

На встречу со вторым Броком и Марфой пошли все четверо, включая Сушика. Брок-один, Сашенька и Мирон не очень-то хотели брать с собой слабонервного придворного розыскника, но тот, опасаясь царского гнева, не рискнул оставить компанию. Тем более, Берендей Четвертый, после того как Саша забрала у него ноутбук, пребывал не в лучшем настроении.

Никодиму Пантелеймоновичу и самому-то было не сильно весело. После высказанной Броком гипотезы о странной железной рыбе, проглотившей царевича, розыскник откровенно пригорюнился. Ведь если царевич не найдется, он и сам вполне мог стать кормом для рыб. Не железных, а самых обыкновенных. Благо речка недалеко.

Оставалось надеяться на мастерство сыщиков-двойников. Но если Ивана и впрямь съела рыба, чем они смогут помочь? Разве что косточки Ванины отыщут, но такая находка вряд ли удовлетворит Царя-батюшку.

Так и кручинился главный придворный розыскник, ссутулившись больше обычного, когда сыскная четверка подошла к березовой роще. А увидев меж белых стволов синий сарафан и черную косу опальной Марфы, совсем расстроился. А ну как обвинит Государь в связях с неблагонадежными элементами? Поэтому Сушик на всякий случай приотстал, сделав вид, что ищет грибы, и решил без особой нужды к Марфе не приближаться.

Зато к черноволосой красавице с радостью приблизился Брок-раз (второй номер и так вился вокруг нее собачкой). Поздоровался, представил ей дочку и Мирона. Мирон коротко кивнул, молодая женщина в синем сарафане поклонилась в ответ. Сашенька оценивающе взглянула на Марфу, покосилась на Мирона, решила, что тетенька, хоть и безусловно красивая, но для ее любимого явно старовата, а потому ревновать передумала и сделала свой привычный книксен. Марфа ответила тем же и улыбнулась девушке столь приветливо, что у той отлегло от сердца. Правда, заметив, как на красотку пялится отец, снова насторожилась. Но ненадолго. Одного взгляда на «дядю» Олега ей оказалось достаточно, чтобы понять — отцу здесь ничего не обломится, даже если он очень сильно этого захочет. Впрочем, пусть только попробует захотеть!

Брок перехватил взгляд дочери и возмущенно воздел руки к небу. А чтобы объяснить остальным смысл странного жеста, деловито поинтересовался:

— Ты, Марфа, на это вчера намекала? Туда Иван, по-твоему, дунул?

Остальные тут же уставились в небесную синь, будто надеясь разглядеть сидящего на облаке царевича. Но облаков не было, лишь яркое летнее солнышко, подбираясь к зениту, слепило глаза.

— Все может быть, — улыбнулась Марфа. — Знать бы, на чем.

— Александра, — обернулся к дочери сыщик, — предъяви вещдок.

Сашенька раскрыла ноутбук и через минуту-другую призывно махнула рукой.

Брок с Мироном видели чертеж наяву, поэтому близко подходить не стали, предоставив возможность второму сыщику и Марфе полюбоваться на творчество царевича вволю.

Брок-два коротко охнул и хмуро посмотрел на «близнеца»:

— Шутка?

— Коне-е-ечно! Разуме-е-ется, — скорчил дурашливую мину первый сыщик, но тут же нахмурился в ответ: — Нам больше делать нечего было, вот мы и рисовали все утро эту хреновину, лишь бы над тобой подшутить.

— Это не шутка, — внимательно разглядывая рисунок, задумчиво сказала Марфа. — Это занебесный корабль. Иван мечтал о таком. Бывало как начнет рассказывать о принципах действия пространственного преобразователя — не сразу остановишь. Он и рисунки мне показывал, но попроще. Это уж он, видать, когда все хорошенько обдумал, начертил. Вот и преобразователь пространства, — ткнула она в ту же загогулину, что и давеча Сашенька. — А это, видать, он и фотонный двигатель решил добавить, для подстраховки. Только вот это зачем, не понимаю, — показала девушка на «сардельки» ионных планетарников. — При световой скорости такие не помогут.

— А стартовать? — подал голос Мирон. — А маневрировать возле планет?

— Ну да, конечно, — закивала Марфа и вдруг о чем-то задумалась, сдвинув черные брови. — Стартовать, вы сказали? — повторила она.

— «Ты», — поправил Мирон. — Ты сказал.

— Ладно, «ты», — согласилась красавица, не переставая о чем-то напряженно думать.

Сашенька смерила юношу недовольным взглядом, но тут же одернула себя. Что она, в самом деле? Сама ведь не любит «выканья» при неформальном общении. И решила сразу же установить это правило для себя тоже.

— А почему ты это спросила? — спросила она. — Что-то не так?

Марфа подняла глаза красивого и загадочного болотного цвета. Сашенька, увидев их, успокоилась окончательно. Такие глаза не могли ни обманывать, ни предавать. А сейчас в них вспыхнуло нечто задорное и в то же время восторженно-любопытное.

— Пойдемте-ка, — мотнула болотноглазая красавица черной косой. И, призывно оглядываясь, зашагала меж берез.

— Куда ты, солнышко? — метнулся за ней Брок-два.

— Пойдем-пойдем, — не останавливаясь, махнула рукой Марфа. — Покажу кое-что.

Сашенька быстро захлопнула ноут и тоже поспешила за девушкой. Мирон, как гвоздь за магнитом, последовал за Сашей. Лишь сыщик номер один нерешительно топтался на месте. Он по-прежнему не очень-то верил в гипотезу о «железной рыбе», хотя первый же ее и озвучил. А сейчас, в интонациях Марфы он уловил нечто такое, что заставило его сказать самому себе: «Ох, Олег, не крякнуло бы твое кредо!..» И возмутился в ответ себе он же: «Ни за что! Чудес не бывает — и точка. Космический корабль — никакое не чудо. Эка невидаль! Типичный, знаете ли, случай». Успокоив себя таким образом, Брок кинулся догонять скрывшихся меж стволами товарищей. А увлекшийся поиском грибов Сушик и вовсе чуть не отстал от команды. Если бы сыщик номер один не закричал на всю рощу: «Подожди-и-ите-е-е ме-е-еня-а-а!..», так бы и бродил еще, выискивая в траве подберезовики.

Вереница из шести человек, возглавляемая местной учительницей, пересекла рощу и вышла на неширокий зеленый луг, тянущийся вдоль речки. По одну сторону — белая стена берез, по другую, на обрывистом берегу за узеньким руслом — высокие сосны. Укромное место.

Марфа сделала в высокой сочной траве еще несколько шагов и остановилась, поджидая остальных. Раздвинула стебли руками:

— Смотрите.

В живом изумрудном ковре словно прожгли гигантским окурком дыру. Внутри двухметрового в диаметре круга земля превратилась в черную стекловидную массу. Трава вокруг пожелтела.

— Что это? — захлопала ресницами Сашенька, но быстро опомнилась и сорвала с шеи футляр с фотокамерой.

— Ерунда, — наигранно-равнодушным тоном произнес Брок-один, сорвал травинку и принялся ее деловито жевать. — Детишки баловались. Костерок, картошечка, то, се…

— Типичный, так сказать, случай, — согласно кивнул дубль.

— Олеги Константиновичи! — засверкал очками Мирон. — Какой же типичный? Какой костерок?! Да вы знаете какая нужна температура, чтобы песок расплавился?..

— Знаю, — дуэтом ответили Броки. — Тысяча семьсот градусов.

— Примерно, — уточнил первый сыщик.

— Около того, — согласился второй.

— А для глины — чуть меньше, — поднял палец Брок-раз.

— Да, — кивнул Брок-два, гордясь своей с «братцем» эрудицией.

— А картошка у деток была тугоплавкой, — ехидно обронила Сашенька, запечатлевая на камеру аномальное пятно.

— Какая еще картошка? — удивленно глянул на дочку отец.

— Не знаю уж какая, — пожала Саша плечами. — Наверное, титановая.

— Титан раньше плавится, чем песок, — замотал головой Брок.

— Ненамного, но раньше, — кивнул дубль.

— Да при чем тут картошка? — за стеклами очков продолжал вращать глазами Мирон. — Это же след реактивной струи!..

— Это всего лишь предположение, — запротестовал Брок-один.

— Нужны более веские доказательства, — остудил помощника Брок-два. — Анализы, экспериментальные подтверждения, то, се…

— Господи, помилуй!.. — раздалось вдруг откуда-то сбоку.

— Кто там?! — подпрыгнул первый сыщик, а второй стремительно заслонил грудью Марфу.

— Сушик там, кто же еще? — навела объектив на разинутые рты «родителей» Сашенька.

— На змею наступил, — выдохнул Брок-один, вспомнив свое вчерашнее хождение босиком.

— Пойдемте, посмотрим, — вышла из-за спины Брока-два Марфа.

— Постой здесь, Марфуша, — остановил девушку сыщик. — Мы сами.

Марфа лишь прыснула в ладошку, но осталась на месте. А сыщики, возглавляемые Сашенькой с фотоаппаратом (дочери и «племяннице» Броки отчего-то предложить «постоять» и не подумали) двинулись на причитания главного розыскника. Мирон, на секунду замешкавшийся (он панически боялся змей), стремительно покраснев, еще более стремительно обогнал Броков и Сашу и чуть не сбил Сушика, присевшего в высокой траве.

— Ой-ей! — вякнул розыскник, чудом поймав слетевшее пенсне. — Не ходите туда!

— А что там? — заинтересовалась подоспевшая Саша.

— След!.. — зловеще прошипел Сушик.

— Чей? — подошли наконец Броки.

— Известно чей… — испуганно заозирался придворный розыскник. — Нельзя его вслух называть.

— Ну-у, начинается! — вздохнул Брок-один. — Ведьмины круги, следы дьявола и далее по списку. До чего же вы здесь темные. А все из-за колдовства вашего.

— А вы посмотрите, посмотрите, — обиженно затряс лысиной Сушик. — И если это сделал не… тот самый, кого вы назвали, то кто же еще?

— И посмотрю! — выгнул грудь дугой первый сыщик. И кивнул второму: — Глянь, Олег, что там такое.

— А почему, собственно, я? — удивился Брок-два. — Мне совсем неинтересно. Я в чудеса все равно не верю.

— Так и я как бы тоже, — почесал первый сыщик затылок. — Так что пойдем, наверное, отсюда?

— Вот видите, и вам страшно, — скривил тонкие губы придворный розыскник. — А все почему? Потому что след непростой, от него ужас исходит.

— По-моему, это от вас ужас исходит, — принюхался Брок-один. — Если чего не хуже.

— Так чего ж вы тогда ко мне жметесь, а не след идете смотреть? — нацелил розыскник крючковатый нос в лицо сыщику.

— Ой-ой-ой, — сказал в ответ Брок и вновь посмотрел на дубля: — Да сходи, Олег, ладно уж, а то он нас, так сказать, за трусов держит.

— Сейчас я его сам кое за что подержу, — сурово промолвил «близнец» и шагнул к Сушику. — А ты сходи пока, потом расскажешь, что там за след.

— Папа, дядя Олег! — послышалось откуда-то сбоку. — Идите скорее сюда.

За пререканиями с главным розыскником сыщики и не заметили, как Сашенька с Мироном ушли дальше. Броки огляделись. Девушки и юноши нигде видно не было.

— А вы где? — громко спросил Брок-один.

— Здесь, — последовало в ответ, и над травой, метрах в пяти-шести справа, показалась белая головка Сашеньки. Девушка махнула рукой. — Идите скорей!

— А что там? — переглянулись сыщики, не трогаясь с места.

Рядом с Сашиной возникла голова Мирона:

— То же самое, Олеги Константиновичи. Один в один.

— То же самое, — шепнул Брок двойнику. — О как!

— Так-так-так-тааак… — задумался дубль. — То же самое — это уже проще. Значит, оно такое же, как то, что уже было.

— Знать бы еще — где и когда, — развел руками первый «близнец».

— Но раз мы это уже когда-то и где-то встречали и остались живы, то… — оглянувшись на Сушика, шепнул первому Броку второй на ухо. — Может, стоит взглянуть?

— Ну-у… может быть… Хотя, доложу тебе, был у меня случай… Да и у тебя, кстати, тоже. С той же сосулькой. Что-то мне повторно встречаться с нею не хочется.

— Если там сосулька, — помотал головой Брок-два, — она нам точно не страшна. Она снизу на нас упасть не может.

— Мы можем на ней поскользнуться, — возразил первый сыщик. — Или съесть — и простудиться. Сильно. С летальным, как говорится, исходом.

— Давай не будем ее есть, — предложил дубль. — И наступать — тоже. Чтобы не поскользнуться.

— Ну, разве что, — неохотно ответил Брок-раз.

— Так что, идем?

— Давай, сходим, раз тебе так неймется. Только есть не будем, не забудь!

— И наступать!

Броки неспешно двинулись, то и дело уступая друг другу путь.

— Вы идете? — послышалось совсем рядом. Сашенька поднялась из травы в полный рост. Оказалось, что сыщики почти пришли.

— А куда мы денемся? — буркнул в ответ кто-то из них.

— В покое ты нас все равно не оставишь, — проворчал другой.

— Какой еще покой, ты что, папа? — неведомо по каким признакам определила Саша голос отца. — Только-только на след напали, а ты…

— На след? — нахмурился Брок и остановился, вспомнив причитания Сушика.

— Подойди и посмотри сам.

— Мне и отсюда хорошо видно.

— И что ты, интересно, оттуда видишь?

— Все, так сказать, что необходимо для дела.

— Например, папочка? — не отставала дочь. — Вдруг ты что-то такое видишь, о чем я и не подозреваю.

— А тебе и не надо подозревать. Твое дело — фиксировать.

— Вот я и зафиксировала, — фыркнула Сашенька. — Хотя могла бы этого и не делать. След — абсолютный двойник первого пятна. Только место на карте памяти заняла. Там и без того уже меньше гигабайта осталось. Можно, конечно, на ноут сбросить…

Но Броки уже не слушали девушку. Они ломанулись вперед и чуть не выскочили на черную блестящую поверхность двухметрового круга — и впрямь точную копию первого.

— Я так и знал! — воскликнул Брок-раз.

— Вот именно! — замахал руками второй номер.

— Олеги Константиновичи, — поднялся с корточек Мирон, — вы по-прежнему сомневаетесь, что это следы от реактивных двигателей корабля?

— Нельзя делать поспешные выводы, мой друг, — нравоучительным тоном заговорил Брок-два. — Мало ли что это может быть. У главного придворного розыскника совсем иная версия, например.

— Какая?.. — заморгал Мирон.

— Он думает, что это птичка нагадила, — ехидно заметила Сашенька. — Больша-а-ая такая птичка.

— Птица Рух, — подсказал эрудированный Брок. Какой-то из двух.

— А вот и нет, — торжественно выдал другой. — Он, видите ли, полагает, что это след дьявола.

— Папа, с каких это пор ты стал верить в дьявола? — вновь безошибочно выделила отцовский голос Сашенька, даже не глядя на говорившего.

— А я и не верю. Но и в корабль верить у меня пока нет оснований.

— Хорошо, — сказала Сашенька. — Будут тебе основания. — И, раскрыв ноутбук, загрузила файл с чертежом. — Так… Десять на десять, — забормотала она. — Папа, тебе не трудно посчитать расстояние между кругами? Хотя бы шагами померь.

— Нашла молодого! — возмутился отец. — Вон у тебя шагомер простаивает, — кивнул он на взлохмаченного, возбужденного Мирона.

— Да-да, я сейчас! — сорвался с места парень и принялся отсчитывать широкие шаги. — Раз, два… шесть… восемь… тринадцать… Метров четырнадцать-пятнадцать! — крикнул он уже от первого следа.

— Ага, — обрадовалась Саша, — значит, гипотенуза. — Пощелкала клавишами, кивнула: — Точно, гипотенуза. Четырнадцать целых, четырнадцать сотых метра… А теперь, папочки, хотите фокус?

— Я хочу, — смутившись, что его назвали «папочкой», ответил Брок-два. — Я люблю фокусы.

— Ну, я тоже не против, — недоверчиво улыбнулся первый сыщик. — Только без сжигания купюр и прочего материального ущерба… И с обязательным разоблачением! Чтобы никаких так называемых чудес!..

— Одна лишь чистая наука, — заверила Сашенька.

— Наука науке рознь, — засомневался Брок-раз. — Вот, скажем, астрология. Тоже наукой назваться норовит, а поди ж ты!..

— Геометрия тебя устраивает? — перебила его дочка.

— Вполне, — кивнул сыщик.

— Тогда ты, папа, иди вон в том направлении, — показала Сашенька вправо, — а вы, дядя Олег, вон туда, — махнула она влево. — Ровно десять метров каждый.

— Чем же я отмерю ровно десять метров? — нахмурился первый Брок.

— И я, — отозвался второй.

— Шагами. Примерно, — покачала головой Саша. — Все равно не промахнетесь.

— Мимо чего? — одновременно спросили сыщики.

— Мимо доказательств существования занебесного корабля Ивана-царевича, — подмигнула им девушка.

— Ловлю на слове, — поднял палец Брок-один. — Если там ничего не окажется, ты мне… ты мне… — задумался сыщик.

— Я тогда маме не скажу, что ты на Марфу заглядывался, — тихо, чтобы не услышал всматривающийся в указанном направлении «дядя» Олег, шепнула Сашенька.

— Да как ты!.. — взвился Брок, но увидев, что дубль заинтересовался происходящим, лишь погрозил дочери пальцем. Но не удержался, прошипел в ответ: — А я тогда, наоборот, расскажу. Про беседку.

— Ну и ладно, — фыркнула Саша. — Мама только порадуется за меня.

— Нет, я так больше не могу! — схватился за голову сыщик и принялся громко отсчитывать шаги в сторону, намеченную для него дочерью.

Второй сыщик недоуменно пожал плечами и зашагал в обратную сторону:

— Один, два, три…

Почти одновременно Броки воскликнули:

— Еще один!..

— Еще пятно! Такое же…

— Что и требовалось доказать, — с победным видом захлопнула ноутбук Сашенька.

Глава 29 Марфа придумывает, что нужно делать, а «братья» удивляются совпадениям

Четыре круглых выжженных в земле следа, расположенных в вершинах правильного квадрата со сторонами по десять метров, никак не могли быть природными образованиями. Тут уж Брокам, как они не протестовали мысленно, пришлось все-таки признать — что-то отсюда стартовало. Впрочем, с равной вероятностью, могло и приземлиться, но куда оно в таком случае делось потом?.. Остановились на версии — таки да, стартовало. Что-то. По чертежу, оставленному Иваном-царевичем, можно было признать, что стартовал именно его начерченный корабль. «Железная рыба». Ровно на десять метров отстояли друг от друга сопла планетарных двигателей. Но так было указано на чертеже, на бумаге. Мало ли что можно на ней изобразить! Хоть того же черта с рогами. Четырехкопытного. Что ж тогда, и версию Сушика поддерживать?

Так и заявил присутствующим Брок. И дубль его охотно поддержал. Не является чертеж доказательством, как ни крути. Был бы корабль в материальном, что называется, виде — тогда да. Померили бы все, сопоставили, зафиксировали, сделали выводы. Можно было бы и следственный эксперимент произвести — стартовать, а потом сравнить следы, оставленные на почве реактивными струями.

— Так ведь корабль есть! — нервно взъерошил волосы Мирон. — Только он там! — ткнул он пальцем в небо.

— Где? — ухмыльнувшись, посмотрел вверх Брок-один. — Не вижу.

— Я тоже, — поднес ладонь козырьком ко лбу Брок-два.

— Зачем вы так?.. — обиделся парень. — Ведь понимаете же все…

— Понимание к делу не подошьешь, — строго посмотрел на помощника сыщик номер два. — Неужели ты до сих пор не усвоил, что доказательства должны быть только вещественными? Которые можно зафиксировать на каком-нибудь материальном носителе и, так сказать, в буквальном смысле подшить в папку с делом. Или, положить в специальную коробочку, если это кассета, например, или диск.

— Можно еще в пакетик, — подсказал первый сыщик.

— А можно просто оставить на столе валяться, как часто папа делает, — внесла в урок свою лепту Сашенька.

— Не так уж и часто, — надул губы Брок. — В последний четверг месяца я всегда на столе прибираю.

— О! И у меня такой «чистый четверг» имеется, — заулыбался Брок-два.

— Папа, дядя Олег, — нахмурилась Сашенька, — может быть хватит технологией сыскной работы делиться? Может, пора самой работой заняться?

— Да разве мы делимся? — удивился Брок. — И разве это технология? — Он повернулся к двойнику: — Вот у тебя есть такие знакомые — Сошин Сергей Викторович и Никифоров Игорь Владимирович?

— Да, мы дружим, — осторожно кивнул дубль. — Но они же не сыщики…

— К сожалению, да. В смысле — нет, не сыщики. Зато они, как встретятся, да если еще выпьют немножко, сразу начинают о пачуках и репульпаторах трепаться, не остановишь. Другие мужики — о женщинах, а они — о пачуках, прости господи…

— Олеги Константиновичи, тут же дамы! — застонал покрасневший Мирон.

— И что? — переглянулись сыщики.

— Вы… такие слова говорите… — Лицо юноши пылало вовсю. Даже очки запотели.

— Какие слова? Пачуки и репульпаторы? Так это ж технологические термины. Емкости такие специальные, что в металлургическом производстве используются. Сошин с Никифоровым как раз на таком заводе работают.

— А вы эти термины откуда знаете? Мне и не выговорить, — смутился своей оплошности Мирон.

— Ну, я тоже не сразу выговаривал, — признался Брок-один. — Но и я ведь с этими ребятами пиво пил. Не раз и не два. Поневоле выучил.

— Папа, — снова не выдержала Саша. — Дело стоит! При чем тут твои пачуки?

— Они не мои, — прижал к груди руки сыщик. — Ими Серега с Игорем интересуются. Очень. Я даже завидую такой увлеченности. Кстати, вы не поверите, пачук немного на космический корабль похож. На огромный такой корабль! Только не летает.

— Если, конечно, правильно поддерживать техпроцесс, — заметил Брок-два.

— Вот именно, — кивнул первый сыщик.

— Папа, — прищурилась дочка, — а твоя фамилия не Сошин?

— Нет, — немного подумав, ответил Брок.

— А ваша, дядя Олег, не Никифоров случайно?

— Брокалевы мы, — не без гордости произнес сыщик. — Ты же знаешь.

— А чего ж вы тогда о пачуках треплетесь?! — подбоченилась девушка.

— Ну, это так, к слову пришлось, — развел руками первый Брок, а второй опустил голову. — Да и, сказать откровенно, я как бы считаю, что дело наше… того…

— Чего «того»? — нахмурилась, не меняя позы, Сашенька.

— Завершено как бы… — пробормотал сыщик и отвел взгляд.

— Завершено?.. — ахнула Саша.

— Завершено?! — завопил Никодим Пантелеймонович Сушик, подскочив к Брокам. — А где же царевич?!

— Не верещите вы так, — поморщился первый сыщик и одновременно со вторым засунул мизинец в ухо и затряс им там. — Оглохнуть можно.

— А дело завершено потому, — пояснил Брок-два, — что, согласно основной версии, объект поиска покинул зону досягаемости. Так сказать.

— Это не оправдание! — продолжал вопить главный придворный розыскник. — Вы просто лодыри и бездельники! Я доложу Государю! — И он потянулся к карману с волшебным блюдечком.

— Не дыми, Никотин, — процедил сквозь зубы Брок-два, перехватив руку Сушика. — А то я тебе сейчас так доложу!..

— Отпустите немедленно мою руку! — побледнел главный розыскник. — Безобразие какое-то!..

— А на нас поклепы наводить — не безобразие? — двинулся на Сушика Брок-раз. — Какие мы тебе бездельники? Какие лодыри? А ты, раз такой умный, сам-то скажи, каким, так сказать, образом мы на небо за царевичем прыгнем? Может, ты нам ковер-самолет наколдуешь? Так не поможет он, знаешь ли! Не долетит он до космоса. Так что молчи и не дергайся, раз ничем помочь не можешь.

— Я могу помочь, — сказала вдруг молчавшая до сих пор Марфа. Но молчала она не от излишней застенчивости. С того самого момента, когда стало понятно, что Иван все-таки улетел, она о чем-то напряженно думала.

Молчание уставившихся на Марфу людей было красноречивей всяких слов. Девушка не выдержала и рассмеялась.

— У нас же есть чертеж, — пояснила она.

— И что? — первым сумел выдавить слово Брок-раз. — Свернуть из него самолетик и полететь? Так мы оригинал с собой не прихватили, только копия в компьютере имеется. В электронном, так сказать, виде.

— Марфушка, не томи! — взмолился второй сыщик.

— Да как же? — изумленно поглядела на всех по очереди Марфа. — Неужели и правда не понимаете?

Ответом ей было красноречивое мотание четырех голов. Пятая, лысая, осталась в неподвижности. Придворный розыскник хоть и догадался, о чем хочет сказать учительница, но не счел нужным общаться с опальной личностью.

— Хорошо, — решила подсказать девушка (могла бы, конечно, и просто сказать, но профессиональная привычка взяла верх). — Каким образом Иван покинул Землю?

— Есть вероятность, что на космическом корабле, — первым ответил первый же Брок.

— Большая вероятность, — добавил второй.

— Откуда у Ивана-царевича корабль?

— Он его изобрел. И начертил. — На сей раз первым оказался Брок-два.

— Но ведь, как правильно заметил Олег, — кивнула на Брока-раз Марфа, — из чертежа занебесный корабль не сделаешь.

— Да волшебством он его сделал, делов-то… — не выдержал придворный розыскник и отвернулся.

— Правильно, дети… то есть, простите, господа, — улыбнулась девушка.

— Садись, Никотин, пять, — хрюкнул и затрясся от собственного остроумия Брок-два.

— Меня зовут Никодим, — зло блеснул стеклами пенсне Сушик. — И попрошу мне не «тыкать».

— Ладно, ладно, — пробубнил второй Брок, понимая, что перегнул палку. Но все же добавил: — Подумаешь, нежности. Как дырки в мироздании сверлить, так это ему можно, а как…

— Погоди, — поморщился и отодвинул дубля в сторону первый сыщик. — Марфа, ты что, всерьез полагаешь, что царевич с помощью так называемого волшебства сделал настоящий космический корабль?..

— А почему бы и нет? — пожала плечами Марфа. — Если знать, что именно сделать хочешь.

— Но это же не мороженое! — невольно почесал голову Брок-два.

— И не квас, — подхватил Брок-один. — Это же космический корабль! Тут, так сказать, целому конструкторскому бюро колдовать пришлось бы. И то еще неизвестно, что бы они наколдовали.

— По-моему, вы не совсем правильно понимаете, как действует волшебство, — сказала Марфа и, вновь почувствовав себя учительницей, принялась объяснять: — Ведь когда вы пытались сделать то же мороженое или квас, вы ведь не задумывались об их ингредиентах, о химическом составе, о прочих тонкостях…

— Вот и наколдовали… — буркнул первый сыщик.

— …на свою голову, — закончил фразу второй.

— Нет, не в этом дело, — помотала головой Марфа. — Просто у вас опыта не было. Вот я сделала яблоко… — В ладони девушки и впрямь очутился румяный аппетитный плод. — Но я же не знаю, из чего оно точно состоит, из каких химических элементов. Я просто представила именно яблоко. Форму, цвет. Захотела, чтобы оно было сладким, а не кислым. Вот и все.

Брок-два взял с Марфиной ладошки яблоко, надкусил.

— И правда сладкое, — сказал он и принялся догрызать начатое.

— Так и занебесный корабль, — продолжила Марфа. — Надо только знать, что именно представлять и для чего нужны те или иные части. А Иван знал. Он же много думал над этим, читал книги. Сделал чертеж, чтобы ничего не забыть. Вот у него и получилось.

— То есть, достаточно подумать, что нужен фотонный двигатель, и он получится? — заинтересовался Мирон. — Даже не уточняя кучу сложных подробностей? Из чего, например, сделать покрытие зеркала отражателя, какое именно вещество взять в качестве топлива, «негативом» какого химического элемента будет антивещество?

— Не надо, — немного подумав, ответила Марфа. — Но надо четко знать, как именно работает фотонный двигатель, для чего он нужен.

— Это как язык программирования высокого уровня, — сказала вдруг Сашенька и, посмотрев на удивленную Марфу, пояснила: — Я на программиста учусь. Когда пишешь программу на том же «Паскале», например, не обязательно знать «Ассемблер», а тем более машинные коды. Пишешь обычные, в общем-то, английские слова, а интерпретатор, заключенный в оболочку языка, переводит все в машинные коды сам, без нашего ведома.

— Ты не хуже Сошина с Никифоровым изъясняешься, солнышко, — улыбнулся восхищенный умом избранницы Мирон.

— Так вот оно что! — пропустил мимо ушей «солнышко» Брок. — Ваше волшебство — это, по сути, программа! Заключенная, так сказать, в оболочку вашего мира.

— И никаких чудес, — расплылся в счастливой улыбке Брок-два.

— Наверное, так и есть, — не стала спорить Марфа.

— Но все равно, — с трудом отвел влюбленный взгляд от Сашеньки Мирон, — надо ведь очень много знать по существу, когда создаешь не какое-то там яблоко, а космический корабль. Допустим, Иван-царевич, долго готовился к этому, поэтому у него и получилось. А ты? Разве ты все это знаешь?

— Не все, но кое-что. Я ведь говорила, что мы с Иваном многое обсуждали. Он мне схемы и рисунки показывал. Но ведь, ко всему прочему, Ваня делал корабль один, а нас — вон сколько. И все такие умные, образованные. Неужели не справимся?

— Ну, — зарделся от похвалы Мирон. — Кое-чем, например, и я могу помочь. Я космонавтикой увлекаюсь. У меня даже космонавт знакомый есть. Вотчицев Ма…

— Да слышали уже сто раз про твоего космонавта! — перебил парня Брок-один. — Я тоже могу помочь. Все-таки я когда-то наукой занимался, а не зефир, так сказать, по коробкам раскладывал.

— И я, — шагнул вперед Брок-два, — не зефир.

— Я с математикой могу помочь, — сказала Саша и приподняла ноутбук. — И с расчетами.

— А я за окрестностями понаблюдаю, — совсем забыл о лояльности увлеченный происходящим Сушик. — Мало ли кому подглядывать вздумается. Промышленный шпионаж со счетов сбрасывать не стоит.

— Вот видите, — сверкнула ослепительной улыбкой Марфа. — Неужели не справимся?

— Может, пожалуй, что-то из этого и выйдет… — задумчиво промолвил Брок-один.

— Особенно если нас такие люди от промышленного шпионажа оберегать станут, — не удержался от ехидного замечания Брок-два.

— Между прочим, — сказала Марфа, — сейчас о подглядывании заговорили, и я вспомнила… Две недели назад гроза ночью сильная была. Молнии одна за одной полыхали, гром не умолкал. И мне один из учеников рассказывал, что проснулся ночью от этого небесного грохота и стал из окошка на молнии смотреть. Красивое это зрелище, завораживающее, хоть и жутковатое. Вот смотрел он так, смотрел, а потом, говорит, показалось ему, что одна молния не с неба в землю ударила, а наоборот. А ведь окна этого мальчика как раз в эту сторону смотрят…

— Значит, Иван-царевич погодой воспользовался, чтобы внимания не привлекать, — сделала вывод Сашенька. И вынесла вердикт: — Не дурак.

Броки, первый и второй, синхронно вздрогнули и посмотрели друг на друга со странным испугом.

— Мы отойдем, — бросил первый сыщик.

— Поговорить надо, — пояснил второй.

Сыщики удалились.

— Ты о том же самом подумал? — спросил Брок-один, когда расстояние стало достаточным, чтобы их не смогли услышать.

— Фантастика, — кивнул Брок-два. — Я бы даже сказал другое слово, но…

— Не надо другое, — помотал головой первый сыщик. — Чудес не бывает. Тут иначе все. Может быть, тоже какая-то программа работает…

— Которая повторяет в реальности то, что мы с тобой сочинили.

— Ну, не совсем уж в реальности, — обвел вокруг ладонью Брок-раз, — и не в абсолютной, так сказать, точности повторяет… У нас в рассказе, например, у царя было три сына, а не один.

— Но остальное-то!

— Да уж… То-то я думаю, почему меня все тут так напрягает? А теперь понял, как только Сашенька недурака упомянула. И тебе волшебство, и телескоп-рефрактор, и даже атлас.

— Какой атлас? — наморщил лоб Брок-два. — У меня в рассказе есть «Атлас дорог и тропинок Царства-государства», но здесь-то он где?

Первый Брок рассказал дублю о том, что удалось обнаружить при осмотре кабинета царевича, и второй сыщик заскреб в затылке.

— Но главное-то, конечно, занебесный корабль этот, — поморщился он. — Это же надо, как мы все точно угадали!

— Так-так-так-тааак!.. А может мы спим? — встрепенулся первый сыщик. — То есть, я сплю. Дописался до чертиков, вот теперь и снится вся эта хрень.

— Тогда уж и я сплю. Но что-то слишком долгий сон получается. И реальный. — Тут второй Брок вспомнил что-то, и глаза его подернулись блаженно-мечтательной пеленой. — И ты знаешь, даже если это и так, просыпаться мне вовсе не хочется.

— Нет, — мотнул головой Брок-один. — Сон — это было бы слишком простое объяснение. Я так не люблю.

— А как же бритва Оккама?

— Ну, не до такой же степени! Скорее всего, тут и впрямь какая-то программа работает. При переходе между мирами наши с тобой мысли считались и возник такой вот иллюзорный мир…

— Почему же он тогда не в точности все повторил? Почему у царя не три сына, а один? Мне кажется, — зашептал второй сыщик на ухо первому, — что мир этот все-таки настоящий. Просто параллельных миров — великое множество, а нам, так сказать, подсунули наиболее похожий на придуманный нами.

— Кто подсунул?

— Ну-у… Я не знаю. Может, не кто, а что. Программа, — покрутил ладонью Брок-два.

— А может, мы просто с тобой гении? Великие провидцы. Предсказал ведь Жюль Верн подводную лодку. Тоже знаменитый фантаст, между прочим.

— Все может быть, — подмигнул дубль. — Мы вообще с тобой классно пишем. Я бы сказал, даже лучше, чем говорим.

— Ты не поверишь, но я заметил, что у многих писателей та же беда.

— Ну, не такая уж, как говорится, это беда… Что от говорильни толку? Поговорили — и забыли. А книга — она о-го-го! Она, как говорится, на века. Ее, так сказать, миллионы благодарных жителей планеты в руках держать будут.

— И может быть, сотня-другая прочтет.

— Только не написали мы еще с тобой книги, — пригорюнился Брок-два. — Ничего, вот вернемся — напишем.

— Нам бы рассказ для начала написать. Завтра понедельник уже, между прочим.

— Тогда надо спешить, — встрепенулся Брок-два. — Пойдем, поможем Марфушке сделать корабль, слетаем за Ванькой — и домой… Во всяком случае, ты. Напишешь за нас обоих продолжение. Это теперь легко будет.

— Почему это вдруг легко? — глянул на погрустневшего дубля Брок. — И почему вернусь только я?

— Марфа… — лаконично ответил на второй вопрос двойник. — Не понял я еще, пойдет ли она со мной.

— Ты слепой, да? — возмутился Брок-раз. — Да она любит тебя, бестолочь! Никуда она не денется, можешь не переживать.

— Правда? — поднял заблестевшие надеждой глаза Брок-два.

— Правда. Ты мне лучше скажи, почему рассказ писать легко будет?

— Да мы просто опишем, что было — и все дела. Вполне сойдет за фантастику.

— Но это нечестно! Конкурс — фантастического рассказа, а не мемуарной литературы.

— Ну, можно не слово в слово все. Только за основу взять то что было, а остальное насочинять.

— Разве что так… — пожал плечами Брок-один. — Ладно, пошли корабль мастерить.

Глава 30 «Железная рыба» получает имя, а космонавты готовятся к полету

Марфа невольно стала лидером, центром всеобщего внимания. Да и фактическим центром — тоже; остальные выстроились вокруг нее в кружок. За исключением придворного розыскника, который продолжал выполнять возложенную на себя функцию — следил за окрестностями.

— Помогайте мне, — улыбнулась красавица. — Кто начнет? Давай ты, Мирон, — кивнула она парню, поднявшему, как на уроке, руку.

Мирон порозовел от волнения и стал рассказывать о космических кораблях, об истории космонавтики, о достижениях Российской Империи в этой области. Его выступление больше походило на общеобразовательную научно-популярную лекцию, и Марфа вскоре прервала юношу.

— Слишком много «воды». Нам, конечно, очень приятно, что именно русские первыми высадились на Марс, но вряд ли это нам сейчас поможет. Давай поконкретней. Вот, ты говорил до этого о фотонном двигателе. Расскажи подробней.

— Но в России еще не сделали фотонного двигателя, — развел руками Мирон. И поспешно добавил: — И нигде в мире вообще.

— А мы и не собираемся повторять то, что сделано в вашем мире. Мы хотим сделать то, что никто никогда не делал… Кроме Ивана. Расскажи вообще, что ты знаешь о фотонных двигателях.

Мирон понял, что от него требуется и стал говорить. Сначала не очень уверенно, потом разошелся, начал сыпать научными терминами, формулами. Хотел забрать у Сашеньки ноутбук, чтобы произвести какие-то расчеты, но та не позволила, сказала: «Считать буду я, диктуй» и защелкала клавишами.

Потом к делу подключились Броки. Они и впрямь много помнили из своего «научного» прошлого, хоть и оказались эти многочисленные знания не вполне систематизированными. Так, на просьбу рассказать о принципах действия ионного двигателя, Брок-один вспомнил вдруг ни к селу, ни к городу Цезаря.

— Он-то тут при чем, папа? — округлила глаза Сашенька.

— Ну-у… — повел рукой Брок. — Это ведь он сказал: «И ты, Брут?»

— Допустим. И что, этот самый Брут изобрел ионный двигатель?

— Вряд ли. Хотя и нельзя утверждать наверняка, — немного подумав, сказал сыщик. — Теперь уже не проверить, он умер.

— Кто?! — ахнула Марфа.

— Они все умерли, — тяжело вздохнул Брок. — Мало того, Брут как раз Цезаря и кокнул.

— И все-таки мне непонятно, — нахмурилась Саша. — При чем тут Цезарь и Брут?

— Ну-у, — слегка смутился Брок, — по аналогии вспомнилось вдруг.

— По аналогии? С ионным двигателем?.. Где же тут аналогия?

— Ну, как же? — встрепенулся сыщик. — Ионный — от слова «ион». И он. Брут, в смысле. Его же Цезарь спросил: и ты, дескать?..

— Хороша аналогия! — фыркнула Сашенька. — А лететь нам на чем прикажешь, на Бруте? Только это, по-моему, уже из другой сказочки, про другого Брута. Хома который. Из «Вия».

— Ага! — возмущенно замахал руками сыщик. — «Вий» — это, конечно же, именно то, что нам сейчас поможет. Как же, как же! Как отца упрекать — так вот они мы, а как сама — так сразу, так сказать…

— Папа!

— Ладно, — быстро остыл Брок. — Не о том я что-то и впрямь… Так вот, знаете ли, ионный двигатель — это разновидность электрического ракетного двигателя. Ионные двигатели, вы не поверите, создают тягу, используя электрическое поле для ускорения положительно заряженных частиц — ионов — в сторону, противоположную движению корабля. Однако в нынешнем виде такие двигатели развивают очень слабую тягу, всего каких-то несколько граммов, так что, боюсь, на них наш корабль не взлетит.

— А волшебство на что? — подхватился Мирон. — Вы же сами сейчас сказали: «В нынешнем виде». Вот и давайте по тому же принципу и наколдуем сверхмощный ионный двигатель! Какой-нибудь нейтронно-ионный, например.

— Наколдуем!.. — буркнул сыщик. — Одно волшебство на уме… — Но все-таки он продолжил лекцию о принципах действия ионных двигателей, в чем ему охотно помогал дубль.

Затем все по очереди, кто что мог вспомнить, стали рассказывать о прочих деталях. Марфа внимательно слушала, изредка задавая уточняющие вопросы.

Наконец учительница мотнула косой и сказала:

— Достаточно. Я представляю, что нужно делать.

Броки, второй и первый, недоверчиво помотали головами. После подобного «ликбеза», как им казалось, не то что космический корабль — велосипеда было не собрать. Даже с помощью волшебства. В лучшем случае, получится такая каракатица, которая при попытке стартовать просто-напросто взорвется. А скорее всего, и на это будет неспособной.

Но Марфа была настроена очень серьезно.

— Отойдите подальше, — строго сказала она. — Лучше вообще к лесу уйдите. Мнебудет нужно много свободного места.

— Ты, солнышко, того… — забормотал Брок-два. — Осторожней. Может, с нами отойдешь?

«Скоро мы все отойдем, — мрачно подумал Брок-раз. — В мир иной. Если у нас не хватит ума отказаться от этой идиотской затеи». Но он уже понимал, что ума не хватит. Ни у Сашеньки, ни у Мирона, ни у Марфы. А раз так, то и им с «братцем» ничего иного не останется, как разделить участь с любимыми, близкими, дорогими людьми.

Сыщик шмыгнул носом и потянул за рукав дубля.

— Пошли, не мешай человеку.

«Человек» благодарно взглянул на первого Брока красивыми «болотными» глазами, а второму сказал:

— Не переживай, Олежка. Все будет хорошо.

Все и впрямь вышло хорошо. По крайней мере, внешне. Корабль возник, проявившись постепенно, как снимок на фотобумаге, опущенной в проявитель. Он был величествен и красив. Настолько, что захватывало дух. Брок даже на мгновение поверил, что на нем и правда можно взлететь. Но поверил лишь на мгновение. Затем прежние сомнения вернулись к нему и стали еще сильнее.

Мирон по-мальчишески запрыгал. Сашенька заверещала:

— Ему нужно дать имя!

— А смысл? — спросил Брок-два, который, судя по выражению лица, разделял сомнения «близнеца».

— Любой корабль обязательно должен иметь имя! — недоуменно уставилась на «дядю» Саша. — Иначе он не взлетит.

— Вот и хорошо, — пробормотал под нос первый сыщик и спросил у дочери: — Ну, и как ты его предлагаешь назвать?

— Разумеется, «Бритва Оккама», как же еще?

— Нет, — помотал головой Брок, хотя и был польщен «патриотизмом» дочери. — Корабли чаще именами людей называют. Я предлагаю назвать его «Ира».

— Это почему еще? — выступил вдруг вперед Сушик, доселе лишь моргавший из-под пенсне на величественную «железную птицу». — Пусть будет «Аграфена Кузьминична». — Сказал, и впервые за все время не побледнел, а густо покраснел.

— «Александра»! — взметнулась рука Мирона.

— «Марфа», — сказал Брок-два.

Марфа и Сашенька обменялись взглядами и смущенно заулыбались.

— А вы что скажете, дамы? — обратил на них внимание первый сыщик.

— Я против «Иры» ничего не имею, — ответила дочка.

— Ага! Уже два голоса за «Иру»! — обрадованно потер руки Брок.

— Это нечестно, — запротестовал придворный розыскник. — Вы родственники!

— А вас, гражданин Сушик, вообще никто не спрашивает, — сверкнул на того глазами Брок. — Вам, что ли, на нем лететь?

— А разве нет?.. — побледнел розыскник. — Мне Государем велено с вами быть всюду.

— Там, — ткнул в небо пальцем сыщик, — уже не ваше Царство-государство. И царские приказы в космосе недействительны.

Сушик запаниковал.

— Нет-нет, ну как же, господа?.. — завертел он головой. — Мне обязательно нужно лететь!..

— А как корабль назовем? — прищурился вдруг Брок-один.

— Как это «как»? — притворно удивился Сушик. — «Ирой», конечно. Решили ведь. Большинством голосов, по-честному.

— Как это «по-честному»?! — подпрыгнул Брок-два. — Это же натуральное кумовство, да вдобавок еще и взяточничество! В чистом, так сказать, виде!

— Как тебе не стыдно… — покачал головой первый Брок.

— А чего мне стыдиться? Это тебе должно быть стыдно. К тому же, Марфе еще так и не дали слова, а ведь это именно она корабль сделала.

— Действительно… — стушевался Брок-один. — Как-то мы это… Не того, так сказать. — Он посмотрел на Марфу извиняющимся взглядом: — А ну-ткать, Марфуша, твое предложение?

— Пусть ее голос будет решающим! — выкрикнул Брок-два.

— Перестань, Олег, — поморщилась девушка. — Какой-то у вас спор глупый. Да и не я одна корабль этот делала. Все участие принимали. К тому же, «Ира» — очень хорошее название. Его даже расшифровать можно: «Ионно-ракетный аппарат».

— Он не только ионный, — возразил Мирон. Правда, без вызова, осторожно поглядывая на Сашу; все-таки это ее маму звали Ирой. — Он, во-первых, нейтронно-ионно-фотонный, а во-вторых, еще и гиперпространственный.

— Ага, — все же недовольно прищурилась Сашенька. — Нейтронно-ионно-фотонный и гиперпространственный аппарат. Озвучь-ка, что у тебя получилось?

— «Нифига»… — пробормотал Мирон и опустил растрепанную голову.

— Вот именно, — произнесла Саша излюбленную отцовскую фразу. — Ни фига хорошего не получилось. «Ира» лучше.

— Ну, «Ира» — так «Ира», — согласился и Брок-два.

Как говорится, консенсус был достигнут. Марфа пошептала что-то в ладони, встряхнула ими, и на борту «железной птицы» появилось название.

Можно было лететь. Но Броку по-прежнему не верилось, что корабль, даже названный в честь любимой жены, взлетит. Однако он не мог найти аргументов, чтобы убедить в этом остальных. Хотя… Сыщик вдруг смертельно побледнел.

— Иван полетел не на таком корабле, — выдавил он.

Все обернулись к нему. Немой вопрос «почему?» застыл в глазах каждого. И Брок на него ответил:

— Потому что иначе все бы мы уже умерли.

— А ну-ткать? — нахмурился Брок-два.

— Нейтронно-ионные двигатели! — замахал руками первый сыщик. — Вы представляете, какое бы тут сейчас было излучение?!

— Ах, вот ты о чем, — рассмеялась Марфа. — Ну, это я могу объяснить. Ты забыл о волшебстве, Олег. В нашей стране все исключительно здоровое — воздух, земля, вода. Об этом давным-давно позаботились наши предки. Наколдовали на века. Все, что может повредить человеку, из его окружения тут же пропадает. К сожалению, это не относится к самим людям, — улыбнулась она уже грустно.

— А-а… — опечалился Брок, потеряв такой важный козырь. — Ну, тогда полетели.

— Прямо сейчас? — ошалело заморгал придворный розыскник.

— А чего тянуть? — поддержал «близнеца» Брок-два. — К тому же, вы сами напросились: не хотите — оставайтесь.

— Да я не это имел в виду! — смутился Сушик. Лысина его виновато заблестела. — Просто… надо же сообщить Государю. Доложиться, честь по чести. Благословение получить…

— Исповедаться, — продолжил Брок номер два с кривой ухмылкой, — причаститься…

— Тьфу-тьфу-тьфу! — дрожащей рукой закрестился главный розыскник. — Типун вам на…

— Я тебе дам типун! — затряс кулаками сыщик. — На одно место… Забыл, в каком мире живешь? Тут слово — не воробей, а целый страус. Вылетит — мало не покажется.

— Страусы не летают, дядя Олег, — подсказала Сашенька.

— Тут все летает, — сделал уверяющий жест Брок-два. Но взгляд его нечаянно споткнулся о нацеленную в небо «Иру», и сыщик, быстро опустив руку, еле слышно добавил: — Я надеюсь.

— Кстати, о докладе царю, — почесал затылок Брок-раз. — Может, и правда сходим? Заодно и одежду заберем. У меня там шапка, пальто…

— Зачем тебе в космосе пальто, папочка? — фыркнула Саша. А потом хлопнула себя по лбу. — Мы же про скафандры забыли!

— И впрямь, — всплеснула руками Марфа. — Давайте подумаем, как их лучше сделать?

— Скафандры скафандрами, — нахмурился сыщик, — а пальто забрать нужно. У меня там в кармане чужая рукопись. Да и вообще… Мало ли. Вдруг на холодную планету высадимся?

— Скафандры с подогревом сделаем…

— А вдруг там атмосфера будет пригодной для дыхания? Так бы я пальтишко натянул, шапочку напялил — и прогулялся бы по морозцу, подышал свежим воздухом. А в скафандре — это уже не прогулка, а научный эксперимент получится. Маленький шаг одного человека… и далее по тексту, как говорится.

— Нечего по чужим планетам без скафандра шляться, — нахмурилась Сашенька. — Подцепишь какую-нибудь заразу инопланетную, чем тебя потом лечить?

— Волшебством, — ехидно хмыкнул Брок.

— Да-да, — закивала Марфа, — об этом-то как раз не стоит волноваться.

— Не получится, — сказал вдруг Сушик, и все недоуменно уставились на придворного розыскника, который от всеобщего внимания напыжился и даже почти перестал сутулиться. — Там волшебство не работает. Я пытался с его помощью Ивана-царевича искать, но выше ста километров заглянуть не получается.

— Ну, может, просто не добивает, так сказать, — неуверенно произнес Брок-один. — Мощность ослабевает с расстоянием… Типичный, знаете ли, случай.

— Здесь-то я и на тысячи километров заглядываю — ничего не ослабевает.

— Вообще-то и в наших измерениях ничего у вас не получается, — поскреб в затылке Брок-два. — Волшебство, так сказать, локального радиуса действия.

— Местного значения, — кивнул Брок номер один.

— Так что никаких прогулок в пальто, — погрозила пальчиком Сашенька. — И вообще… — задумалась вдруг девушка. — Если волшебство в космосе не работает, о здоровье нам следует позаботиться сейчас. Марфа, ты можешь нас обследовать и подлечить, если что у кого не в полном порядке окажется? Тем более, папа с дядей Олегом не молодые уже.

— Александра!.. — вспыхнул Брок-два, косясь на Марфу. — Мы с твоим папой хоть и старше тебя, но не настолько же, чтобы нас в старики записывать!

— Вот именно, — воздел к небу палец Брок-раз. — Всего-то на каких-то там лет десять-пятнадцать…

— Ты меня в десять лет родил? — с напускным удивлением поинтересовалась Саша.

— Я тебя вообще не рожал, — буркнул отец, досадуя на собственную оплошность. — Это мама, так сказать, постаралась.

— Ну, ты ведь тоже в этом какое-то участие принимал, я надеюсь? Хотя в десять лет… Да, прости, папочка, пожалуй, это был не ты в таком случае.

— Как это не я?! — взвился Брок. — А кто?!

— Откуда я знаю? Но в десять лет у тебя это вряд ли получилось бы.

— Я сказал: десять-пятнадцать… В пятнадцать вполне могло получиться.

— Тогда бы маму в тюрьму посадили.

— Ну ладно, ладно! — рассердился Брок. — На двадцать-двадцать пять! Теперь ты довольна?

— Теперь да, — усмехнулась девушка. — Но в таком случае от медосмотра вы с дядей Олегом не отвертитесь.

— А никто и не собирается от него отворачиваться… отвертачиваться… откручиваться… Короче говоря, — еще сильней рассердился сыщик, — медкомиссия обязательна для всех, независимо от возраста. Вон, наши космонавты — какие здоровяки, а все равно их медики проверяют — будьте-нате!.. Так что, по порядку номеров, как говорится, рассчитайсь и — к Марфе на прием.

— Чур, я первый! — затряс поднятой рукой Брок-два.

— А мне не требуются никакие врачи, — презрительно скривился Сушик. — Я — сам себе врач.

— Ага, — усмехнулся Брок-два. — А чего ж тогда лысый? Зрение плохое, с позвоночником явно проблемы…

— А я, может, специально лысый, — дернул крючковатым носом придворный розыскник. — Может, у меня имидж такой!

— И пенсне — имидж?

— И пенсне.

— И горбишься ради пущего, так сказать, эффекта?

— Я же просил мне не «тыкать»! — взвился розыскник. — И какое ваше дело, как я выгляжу и почему?!

— Да выглядите вы, — подчеркнул обращение Брок-два, — как хотите. Но пройти обследование обязаны. Иначе будете отстранены от полета.

— Ты меня, что ли, отстранишь? — выкатил грудь колесом Сушик и петухом попер на сыщика.

— А ну-ка, всем молчать, руки за голову, лицом к стене!!! — завопил первый Брок. — С такой дисциплиной нам не в космос лететь, а на козе баян, как говорится, возить! — Сыщик раздул ноздри и принялся часто и глубоко дышать, приводя взвинченные нервы в порядок. Слегка привел и заговорил чуть потише, но все так же строго: — Забыли песню?.. Таких не берут в космонавты! Что за склоки? Что за, не побоюсь этого слова, раздрай? Ну, как дети малые, честное слово!.. Не десять ведь лет вам, в самом-то деле. И даже не пятнадцать, — вон, Александра не даст соврать. И ведь ладно бы еще, если бы туда-сюда, так сказать… А то ведь — ни то, ни се без малого уже. Почти. Так сказать… Или что?.. — Сыщик потерял вдруг нить рассуждений и нахмурился. Почесал макушку, посмотрел для чего-то на часы и, словно увидев проступившие на циферблате письмена, торжественно стал их зачитывать: — Значит так, дамы и господа! Прошу кандидатов в космонавты выстроиться в алфавитном порядке и в том же самом порядке направляться поочередно к медицинскому работнику для прохождения одноименного осмотра. Я все сказал.

— Я, стало быть, первая, — послушно сделала шаг вперед Сашенька. Речь отца произвела на нее впечатление. В глазах девушки вспыхнула гордость за родителя.

— Я второй, — бросив косой взгляд на главного розыскника, встал за Сашенькой Брок-два.

— Ты что, алфавит забыл? — отодвинул его первый Брок. — Брокалева Александра, потом Брокалев Олег. А потом уже… Погоди-ка… — сыщик вдруг задумался, с удивлением разглядывая дубля.

— Вот именно, — прочитал его мысли двойник. — Аналогичная, так сказать, ситуация. А ты сразу пихаться.

— Ну, извини, — едва слышно пробурчал Брок-один. И виновато развел руками: — Ну, в данном случае, кто первым успел — тот и…

— Ох, ничего ж себе!.. — задохнулся от возмущения Брок-два. — Это ты, что ли, успел первым?..

— Мальчики, мальчики! — захлопала в ладоши Марфа. — Перестаньте ссориться! Какая разница, кто за кем стоит? Все равно никто не улетит раньше другого. Лучше займитесь делом, пока я Сашу осматриваю — наколдуйте в дорогу еды и питья, раз мы не сможем там пополнять запасы.

— Ага, — посмотрели друг на друга сыщики. — Мы наколдуем…

— Он еды, — ткнул на дубля пальцем Брок-раз, — нам на головы…

— А он питья, — мотнул на двойника подбородком Брок-два, — нам за шиворот.

— Тогда пусть Никодим Пантелеймонович наколдует. А вы ассортимент ему подскажите.

— Папа, дядя Олег, — погрозила пальчиком Саша. — Только никакого алкоголя! Даже пива.

— За кого ты нас принимаешь?! — в один голос воскликнули Броки.

— Не нужны мне никакие помощники, — буркнул Сушик (довольный, впрочем, что именно ему дали столь ответственное поручение). — Я и сам знаю, что нужно в дорогу брать…

— А ну-ткать? — обернулся первый Брок. Второму тоже стало любопытно.

Главный придворный розыскник напыжился и стал загибать пальцы:

— Грузди соленые, капуста моченая, студень свиной, кисель клюквенный, пироги со стерлядью, лещ вяленый, репа пареная, горох сушеный, семечки жареные и… — торжественно согнул он десятый палец, — медовухи жбан.

— Никакой медовухи! — взвыла Сашенька. — Я же просила!..

— Ну, тогда квас, — вздохнул Сушик.

— Нет-нет-нет! — вздрогнув, запротестовал Брок номер один. — Только воду! Обычную чистую воду. И лучше не в жидком виде.

— Не надо не в жидком! — непроизвольно потер макушку Брок-два.

— И давайте обойдемся без пареной репы и сушеного гороха, — поморщился первый сыщик. — Все-таки замкнутое пространство, то, се… Форточку не откроешь, ежели что.

— А от семечек — только мусор разводить! — сдвинула бровки Сашенька. — А нам с Марфой потом за вами с веником бегать.

— Кстати, веник не забудьте, — кивнул Сушику Брок-раз.

— Вы позволите? — подошел к «снабженцам» Мирон. — Мне кажется, в полет нужно брать специально подготовленные продукты питания. Концентраты, пасты в тюбиках…

— Но это же невкусно! — воскликнуло сразу несколько «космонавтов».

— Лучше, что ли, грибочками травануться? — поддержала Мирона Сашенька.

— Моими… груздями?! — возмущенно разинул рот главный розыскник.

— Грузди из тюбика — это, так сказать, нонсенс, — вступился за Сушика Брок-один.

— Тем более — капуста, — вставил Брок-два. — Я уж молчу про вяленого леща…

— Вяленый лещ — это концентрат, — смутился Мирон. — Его не обязательно в тюбик.

— Ладно, — замахала на спорщиков Марфа. — Займитесь чем-нибудь другим. Продовольствие я возьму на себя. Не мужское это дело.

— Мы тогда к царю сходим, — сказал Брок-один.

— Не вижу я в этом необходимости, — помотала головой Марфа. — Вот ваша одежда. — Она взмахнула рукой и на траве возникли вещи путешественников.

— А мой котелок? — нахмурился Сушик.

— Ну, вы уж о себе сами позаботьтесь. Чай, умеете. Между прочим, и с Царем-батюшкой вы отсюда связаться можете.

— Ах, да! — хлопнул ладонью по лысине придворный розыскник и полез в карман за блюдечком.

Броки уныло переглянулись, не зная, чем заняться. Марфа, между тем, пригласила для обследования Сашеньку. Но та вдруг испугалась. Все-таки медицина в ее родном мире не вызывала особо приятных ассоциаций.

— А давайте… с Мирона начнем… — пролепетала девушка. И тут же просияла: — Точно! С него и нужно начинать! Он же — Андратов!..

— Ладно, — пожал плечами Мирон и шагнул к «медработнику». — Раздеваться?

— Ну, если хочешь, — улыбнулась Марфа. — Но для обследования это необязательно.

— Я вот тебе разденусь! — погрозила кулачком Саша.

Мирон покраснел, а Марфа с трудом удержала смешок. Но тут же принялась водить руками над головой юноши.

— Вообще-то, кроме близорукости, никаких отклонений у тебя нет, — сказала она Мирону через пару минут. — Исправить зрение?

— А это реально?.. — подпрыгнул тот. — Тогда конечно!

Еще через минуту Мирон изумленно вертел в руках очки. Он посмотрел влево, вправо, перевел восторженный взгляд на корабль и с таким выражением, словно только что перевел древнеегипетские письмена, прочитал: «Ира». Затем глянул на Сашеньку и обомлел.

— Какая ты… красивая!.. — выдохнул юноша.

— А ты не знал?.. — зарделась Саша, опуская глаза.

— В сторону лирику! — затряс пальцем Брок-раз, ревниво наблюдавший за этой сценой. — Александра, на медосмотр — живо!

Глава 31 Брок и Саша лишаются спутников, и сыщик выдвигает «теорийки»

Шесть человек замерли в креслах-ложементах. На космонавтов они походили мало. Марфа была в синем сарафане, а ее черная длинная коса, переброшенная через грудь, вообще плохо гармонировала с обстановкой. Сашенька, словно аленький цветочек, выделялась своей ярко-красной блузкой. Мирон, пожалуй, больше других мог бы претендовать на какое-то соответствие с людьми космической профессии. Во всяком случае, одеждой. На нем были темные рубаха и брюки. Зато такую лохматую прическу наверняка ждала бы печальная участь, проходи Мирон в отряд космонавтов официально.

Сушик нахлобучил на лысину котелок. Брок-два оделся в нелепый свой зеленый сюртук, а первый Брок и вовсе натянул пальто, опустил у меховой шапки уши и завязал их под подбородком.

Все чего-то ждали. Первым не выдержал Брок:

— А почему, так сказать, не летим?

— А разве не ты управлять будешь? — приподняла голову Марфа.

— Я? — удивился сыщик. — А почему, собственно, я?

— Ты ведь у нас вроде за главного, — ехидно заметил Брок-два.

— За главного, может быть, и я, — надул щеки сыщик номер один, — а вот в пилоты я не записывался.

— А кто же у нас тогда пилот? — еще выше подняла голову Марфа и обвела команду вопросительным взглядом.

— Может, посчитаемся? — предложил второй Брок. — Или жребий бросим.

— Может, у кого-нибудь есть опыт?.. — ляпнул, не подумав, Мирон.

— Это ведь у тебя космонавт знакомый, — не удержался от подковырки Брок-один.

— И что? — вступилась за парня Саша. — Сам-то он не летал! Тогда уж, скорее, у меня опыт полетов есть. Помнишь, как я с эстакады навернулась, когда машину водить училась?

— А ведь и впрямь! — оживился Брок. — Главное, ты тогда приземлилась. И все живы остались. Гипс инструктора не в счет. Может, попробуешь хотя бы? Не получится, тогда уж и жребий кинем…

— Или откинем коньки… — сказал кто-то очень тихо.

А Сашенька, похоже, уже загорелась. Но все-таки сказала:

— По-моему, папочка, ты всегда упрекал, что у меня ничего с первого раза не получается.

— Ты изменилась, — проникновенно сказал сыщик. — Теперь все стало наоборот. Теперь у тебя как раз все получается с первого раза, за что бы ты ни взялась.

— Что, правда? — зарделась польщенная Сашенька.

— А то!

— Ну ладно, я попробую… На что тут нажимать? Вот на эту пимпочку?

Впрочем, Саша не стала дожидаться ответа и нажала. На пимпочку.

— Ой! — сказала Сашенька.

— Гр-р-р-ррр — бжжжиххх!!! — сказал корабль и стартовал.

— Понаехали! — с испугу взвизгнул Брок, но быстро поправился: — Поехали, в смысле. Как говорится…

Перегрузка вжала космонавтов в кресла. Впрочем, не особенно сильная. Два-три «жэ», не больше. У «Иры» оказался мягкий характер.

— Ну, «Иришечка», не подведи, — шепнул Брок и хотел было перекреститься, да поленился поднимать отяжелевшую руку.

Корабль набирал скорость. На обзорных экранах мелькали прошиваемые «Ирой» облака. Наконец они кончились, и всю ширь экранов заняло небо. Густо-синее, оно темнело буквально на глазах. Замерцали первые звезды. Их становилось все больше и больше, а мерцание постепенно сходило на нет. Теперь уже звезды казались неподвижными булавочными головками, острия которых были намертво воткнуты в черный бархат. Впрочем, не все булавки оказались воткнутыми намертво. Одна из них шевельнулась и стала вдруг падать, быстро увеличиваясь в размерах.

— Что это?.. — ахнула Сашенька, по долгу службы не отрывающая взгляд от экрана.

— Метеорит, наверное, — сказал Мирон, который, переживая за подругу, тоже наблюдал за обстановкой снаружи.

— Изображение можно увеличить, — подсказала Марфа.

Но ничего увеличивать не пришлось. В считанные секунды «булавка» превратилась в «гвоздь», а потом и вовсе во что-то огромное и, подобно гигантской молнии, промелькнула по экранам сверху вниз.

— Ни фига себе… — пробормотал Брок-два. — Еще бы чуть-чуть — и отлетались.

Брок-один был бледен. Сушик же давно валялся в привычном обмороке, что, учитывая лежачие позы космонавтов, не слишком бросалось в глаза.

— Все-таки интересно бы узнать, что это было, — изрек с сожалением в голосе Мирон.

— Сейчас узнаем, — сказала Марфа. — У нас же камеры постоянно ведут запись.

Девушка нажала кнопку под экраном, и звезды на нем стали медленно двигаться в обратную сторону. Затем сверкнула давешняя молния. Но уже снизу-вверх.

— Стоп! — воскликнул Мирон, следя за изображением на экране Марфы. — Теперь назад, и помедленней…

На экране застыла «булавка». Затем постепенно стала превращаться в «гвоздь», который тоже стал расти, расти, расти…

— Что-то мне это напоминает, — задумчиво произнес Брок-один, также не сводящий глаз с Марфиного экрана. — Где-то я эту штуковину уже видел… И совсем недавно.

— Да это же «Ира»! — вскричал вдруг Брок-два.

— Ира? — бросил на дубля изумленный взгляд первый Брок. — Ты разве с ней знаком?.. И, доложу тебе, ничуть на нее эта колбаса с отростками не похожа.

— Сам ты колбаса! — воскликнул «близнец». — Это наш корабль!

Огромный светлый силуэт, и впрямь повторяющий в точности обводы «Иры», замер на экране — Марфа остановила изображение. Видны были выплевывающие реактивные струи ионники и часть обшивки над ними. Камера захватила и последнюю букву названия — мягкий знак.

— Это не «Ира», — помотал головой Брок-раз. — И вообще вряд ли женщина.

— Ну, почему? — заспорил Брок-два. — Любовь, например, Нинель та же. Стерлядь… Прошу прощения, это не имя… — Сыщик отчаянно покраснел.

— Ты чего? — удивился Брок-раз. — Ну, ошибся. Ну, стерлядь… А-а!.. — покраснел и он. — Ты, так сказать, производное из двух слов вывел? Ай-яй-яй! Как не стыдно так о женщинах думать?

— Перестаньте вы ерундой заниматься! — прикрикнула на Броков Марфа и немного подвинула и увеличила изображение. Теперь всю середину экрана занимала четкая, стилизованная под старославянскую вязь надпись: «Царь».

— Ай! — воскликнул Брок-два.

— Ай-яй-яй! — дополнил высказывание двойника первый сыщик. Затем оба они, не сговариваясь, выкрикнули: — Это Иван-царевич!

— Где Иван? — тут же очнулся и завертел котелком Сушик.

— Домой полетел, — сказал кто-то.

— Поворачивай! — стал отчаянно дергаться, невзирая на перегрузки, главный придворный розыскник.

— Сейчас это невозможно, — ответила Марфа. — Вот выйдем на околоземную орбиту…

— А ты откуда знаешь?! — завопил Сушик. — Ты, что ли, пилот?

Сашенька испуганно посмотрела на взъярившегося розыскника и умоляюще — на Марфу. Она и впрямь не знала, можно ли было сейчас повернуть назад и, самое главное, как. Но Марфа подмигнула девушке и вежливо ответила Сушику:

— Я — помощник пилота. Александре сейчас некогда отвлекаться, начинается ответственный момент выхода на орбиту.

— Не надо мне на орбиту вашу! Кому сказано — поворачивай!

— Послушайте, как вас там?.. Никотин Панталоныч… — повернул Брок-один к Сушику.

— Никодим Пантелеймонович!!! — взвизгнул тот.

— Не надо так орать-то, — поморщился сыщик. — Я практически так и сказал… Так вот, господин главный розыскник, Иван уже дома, так что нечего дергаться. Через часок-другой вернетесь — а искать уже никого не надо. Красота!

— Да какая же красота?! — продолжал визжать, уже чуть потише, придворный розыскник. — Ведь теперь получится, что не я Ивана нашел, а он сам нашелся!

— Ну и ладно. Главное, что нашелся.

— Но мне же от Государя награды не будет!

— Ах, во-о-от оно что-о-о!.. — протянули дуэтом Броки.

— Тихо! — прикрикнула Марфа. — Выходим на орбиту. Сейчас отключатся планетарные двигатели, и наступит невесомость. Всем проверить, застегнуты ли ваши ремни!

— Ой, — воскликнула Сашенька, глядя на экран, — надпись появилась… До отключения двигателей осталось восемь секунд… шесть… пять, четыре, три, две, одна!.. Все!

Едва слышимый гул оборвался. Вместе с ним исчезла и вибрация. Настолько незначительная, что пока она не прекратилась, не была и заметной.

— Что теперь? — повернулась к Марфе Сашенька. Да так и замерла с открытым ртом. Марфа, как и вибрация, тоже исчезла.

— Папа!.. — жалобно пискнула Сашенька.

— М-м?.. — рассеянно ответил Брок, увлеченно рассматривая проплывающую на экране Землю. Насколько он помнил географию, внизу был Урал. Почему-то вспомнилась Иришечка, и сыщик мечтательно улыбнулся.

— А где… все?

— Все? — переспросил Брок и мотнул подбородком на экран: — Там. Только отсюда не видно, высота большая.

— А почему они… там?.. — Голос девушки дрожал.

— Как тебе сказать, доченька? — не отрывая взгляда от родной планеты, задумчиво пробормотал сыщик. — Ты не поверишь, но миллиарды лет назад каким-то непостижимым образом там зародилась жизнь. Потом началась так называемая эволюция… прошу не путать с революцией!.. венцом которой, образно выражаясь, и стал человек. Во множественном числе, не побоюсь этого слова, — люди. И вот теперь все они, за исключением шести человек, — там; ну, и, соответственно, упомянутые шестеро — тут.

— Двое, папочка… — судорожно выдохнула Саша, и от этих ее слов, произнесенных почти шепотом, повеяло такой потусторонней жутью, что Брока передернуло, и он наконец-то посмотрел на дочь.

— В каком, так сказать, смысле?

Сашенька не стала отвечать, а лишь дернула головой в сторону пустых кресел. Из расширенных синих глаз девушки струился такой ледяной ужас, что волосы ее казались белыми от инея.

— М-да?.. — обвел сыщик взглядом опустевшие ложементы. — Странно… Я и не заметил, когда они вышли.

— Куда? — с трудом разлепила побелевшие губы Саша.

— Ну-у… я не знаю, — покрутил Брок ладонью. — В туалет… Или в открытый, так сказать, космос… — Он уже и сам понимал, что говорит ерунду, чувствовал, как под шапкой от страха шевелятся волосы, но остановиться уже не мог. — А что? Ничего в этом странного нет. У космонавтов, знаешь ли, есть такая привычка — в открытый космос выходить. Вот как Алексей Архипович в шестьдесят пятом вышел, так остальных теперь не удержать. Как на орбите окажутся, так и неймется им — дай в открытый космос выйти! Может, рефлексы какие срабатывают?

Брок почти убедил себя, что спутникам стало невтерпеж полюбоваться бескрайним простором Вселенной снаружи, но убедить в этом дочь оказалось сложнее. Та лишь мотнула головой на шесть секций в стене, за прозрачным пластиком которых белели скафандры. Сыщик все понял без слов и выдвигать версию об открывшихся у друзей сверхспособностях не стал. Тем более, в чудеса он не верил.

И все-таки Брок потянулся к экрану, чтобы оглядеться вокруг корабля. Он стал тыкать во все кнопки подряд; изображение задергалось, картинку перекосило, но показывала она по-прежнему Землю. Судя по девственной темной зелени, — тайгу.

— Как тут?.. Что тут?.. — судорожно продолжал клацать кнопками сыщик, пока Сашенька мертвым механическим голосом не произнесла:

— Их там нет.

— Да как же?.. Да почему же? — пропыхтел Брок, не оставляя бесплодных усилий. — Где-то же они есть?

— Нет.

— Как это «нет»? Чего это «нет»? Не-е-ет, знаешь ли! Ты погоди-и-и!..

— Ремни, — сказала Саша.

— Кому? — нахмурился сыщик, наконец-то оставив в покое экран. Непривычная лаконичность дочери стала пугать его чуть ли не больше пропажи друзей.

— Вот, — перевела девушка неживой взгляд на ближайшее кресло.

— Ага, — сказал Брок и посмотрел туда же. Чтобы как-то расшевелить дочь, он постарался придать голосу бодрости и чуть ли не с восторгом, от фальши которого его самого передернуло, заголосил: — Ой, какие ремни! Ремешочки какие кожаненькие! Красивенькие какие, прочненькие! Крепко-крепенько застегнутенькие!..

— Вот именно.

— А? — посмотрел Брок на Сашеньку.

— Застегнутые.

— Ну да, застегнутые. Чтобы никто, так сказать, из креслица не вылетел, головушку не ушиб.

— Папа!!! — взвизгнула Саша так, что у Брока заложило уши, отчего последующие за этим слова дочери он расслышал с трудом. — Ты сам-то головушку не ушиб часом?!

Сыщик так обрадовался, что дочка наконец-то «оттаяла», что и не подумал на нее обижаться. Напротив, он расплылся в улыбке и закивал:

— Ушиб, ушиб! И не раз, должен тебе признаться. Но Марфа ее вылечила. Голову, в смысле.

— Что-то плохо у нее на сей раз получилось, — буркнула Сашенька. — Ты понимаешь, что означают застегнутые ремни?

— Что наши пропавшие друзья — ответственные и дисциплинированные люди. Сказано: пристегните ремни, они и пристегнули. Несмотря на то, что в космосе — тьфу-тьфу-тьфу! — нет сотрудников ГАИ.

— Это говорит о том, — сжала кулачки Саша, — что просто встать и уйти они не могли. Они испарились, исчезли! — Тут Сашино негодование, помогшее ей выйти из ступора, сменилось другой крайностью — девушка зарыдала: — Ой-ей-е-о-о-ой!!! Миро-о-он!!! Миро-о-ошечка-а-а!!! Где же ты, мой люби-и-имы-ы-ый?! Ненаглядный мой, ласковы-ы-ый!.. Ой, да на кого же ты покинул свое солнышко-о-о?!..

Хрустальные шарики слез разлетелись по всему отсеку и, касаясь стен, размазывались по ним тонкой пленкой. Скоро вся кабина напоминала блестящую елочную игрушку с растерянным Дедом Морозом и рыдающей Снегурочкой внутри.

А Брок действительно растерялся. Он не был готов к таким перепадам. Утешать дочь показалось ему сейчас делом бесполезным и, откровенно говоря, небезопасным.

«Пусть проплачется», — вспомнил сыщик народную мудрость. Ему стало до слез жалко Сашеньку; очень-очень жалко своего двойника; почти так же — Марфу; чуть меньше, но тоже сильно — Мирона и даже чуть-чуть — Сушика. Чтобы как-то развеяться, отвлечься от грустных мыслей, Брок вернулся к экспериментам с экраном.

На сей раз у него получилось. Камера сдвинулась, изображение переместилось, и на экране возникла часть звездного черного неба.

— Так-так-так-тааак! — потер ладони сыщик. — Ну-ткать, посмотрим, что тут и как.

Особо смотреть было не на что — звезды как звезды, хоть и непривычно ясные, немигающие и многочисленные. Поэтому, когда в кадр вплыла странная разлапистая «каракатица», Брок оживился. Хоть какое-то разнообразие!

Но радовался сыщик недолго. Возбужденный последними событиями мозг наконец-то среагировал на необычность происходящего.

— Чего это? — испуганно прошептал Брок и, видимо от испуга, с первого раза сумел увеличить изображение.

Теперь он видел, что странное нечто — дело человеческих рук. Это была довольно сложная конструкция: соединенные меж собой цилиндры, длинные ажурные фермы, огромные «крылья» солнечных батарей. И все это — в разных плоскостях и направлениях, грандиозно, с размахом.

— Ух ты!.. — выдохнул сыщик, прильнув к экрану. И прочитал вдруг на одном из цилиндров красную надпись: «Звезда».

Брок нахмурился. Космических аппаратов с таким названием он не помнил. Но забитая под завязку информацией память сыщика расщедрилась вдруг и сделала ему подарок: Брок неожиданно вспомнил, что «Звезда» — это служебный модуль, основной российский сегмент МКС.

— А-а-а!!! — замахал руками сыщик. — Мы тут!!! Мы свои! Спасите нас скорей!

— Папочка, что с тобой?! — перестала рыдать Сашенька.

— Там!.. Вон!.. — указательными пальцами ткнул в экран Брок. — А-а!.. Наши!..

— Какие еще «наши»?.. — скорбно вздохнула девушка. — Это всего лишь станция…

— Наша станция!!!

— Ну, допустим, не только наша. Международная.

— Я не в смысле русская, а в смысле — земная! Из нашего, так сказать, измерения! Ты понимаешь, что это значит?!

Сашенька поняла.

— Мы дома? — ахнула она.

— Ну, в каком-то смысле — да. Правда, дом наш — под нами. Вот я и хочу, чтобы нас с МКС подобрали.

— Зачем?

— Чтобы на Землю вернули.

— Как же они нас вернут? У них что там, маршрутки пристыкованы? И потом, у нас самих транспорт, по-моему, имеется.

— А ты сможешь его посадить, этот транспорт?

— Не знаю, — честно призналась Сашенька. — Но попробовать можно.

— Попробовать! Ничего себе… Попытка-то всего одна будет.

— Ну и ладно. Если не получится — еще и лучше. Все равно мне без Мирошеньки жизнь не мила.

— Ты мне это брось! — погрозил Брок. — Жизнь тебе дана не для того, чтобы ею разбрасываться. Ишь!.. Не мила… А обо мне ты подумала? А о маме? Что с ней будет, когда ей принесут пакетик с нашим прахом? Если вообще будет, что приносить… — Сыщик подозрительно заморгал. Из каждого глаза выкатилось по прозрачному шарику, которые медленно поплыли по кабине. — И вообще… Ничего с твоим Мирошенькой не случилось. Я так думаю.

— Как?! Почему?! Где он?! — задергалась Сашенька, но привязные ремни крепко держали ее на месте.

— Ну-у… Есть у меня теорийка… — опустил мокрые глаза сыщик.

— Папа! Выкладывай, не томи!

— Вот смотри, — оживился Брок. — Помнишь, Панталоныч говорил, что его волшебство выше ста километров не действует?

— Ну, помню… И что?

— А то, что космос, в отличие от Земли, никаких параллельных измерений не имеет. То есть, может он еще и более многомерен, но по другому, так сказать, принципу. Но так называемая земная многомерность не обрывается разом. Вот как раз со ста километров и начинается, наверное, плавненький переход. И мы через него как раз и перешли. В свой, как говорится, мир. Потому здесь и МКС болтается. А наши бывшие спутники перешли, соответственно кто в императорскую Россию, кто в сказочную. То есть, в последнюю и переходить не пришлось, в ней Марфа с Сушиком и остались.

— Значит они у-у-умерли-и-иии!.. — провыла Сашенька.

— Вот те раз! — всплеснул руками Брок. — Я ей про Фому, а она — про Ерему…

— Про какого еще Ерему-у-ууу?.. Я про Миро-о-ошу-у-у!..

— Тихо! — хлопнул в ладоши сыщик. — Это присказка такая. В смысле: я — про одно, а ты — про другое. С чего ты взяла-то, что они умерли?

— Они же без корабля… — всхлипнула Саша. — И без скафандров…

— А вот тут у меня еще есть теорийка, — подмигнул Брок.

— Что-то у тебя в невесомости умственная активность повысилась, — несмотря на переживания, не удержалась от ехидства Сашенька.

— Так мозги легкие стали, вот быстрей и шевелятся, — решил подбодрить сыщик дочь шуткой.

— А если серьезно? — не приняла ее Саша.

— Если серьезно, я думаю, что корабль есть и у них. Он просто дублировался в момент перехода. То есть, как правильно сказать?.. Един стал в трех лицах, если образно. Или наоборот… Короче говоря, их стало три штуки — по одному на измерение.

— Почему ты так в этом уверен? Может, корабль только один — вот этот! — хлопнула Сашенька по подлокотникам кресла.

— Это было бы нелогично, — помотал головой Брок. — Я бы еще не стал спорить, если бы единственный корабль оказался у Сушика с Марфой. Все-таки, знаешь ли, в их измерении он сотворен.

— Но уж растроение корабля тем более нелогично!

— Как знать! — прищурился сыщик. — Я ведь выдвигал уже как-то теорийку, что тамошнее волшебство — это такая программа. Скажем так — искусственный интеллект, или попросту робот. Виртуальный, так сказать, или какой еще — неважно. Главное, что никаких чудес — дело техники. Ну, и науки там, то, се… А в роботехнике, как тебе известно, существует три основных закона, один из которых гласит…

— Робот не должен вредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред?

— Именно.

— Ха!.. А сосулькой по темечку дяде Олегу — это не вред?

— Дядя Олег сам виноват, — буркнул сыщик, понимая, что его «теорийка» трещит по швам.

— Да ладно, не переживай ты так, — заметив, как поник отец, сказала Сашенька. Тем более, сама-то она как раз приободрилась, за что была очень ему благодарна. — Робот, не робот; программа, не программа — какая разница? В одном ты прав — уж если бы корабль остался в единственном экземпляре, он бы оказался у Марфы. Так что полетели-ка домой! Вдруг он меня уже ждет.

— Кто?..

— Мирон, конечно. Не Сушик же.

— Как он тебя может ждать… у нас?

— А как он к нам попал впервые?

— Ну-у!.. Тогда портал, как говорится, был открыт.

— А откуда ты знаешь, что сейчас он закрыт?

— Я, собственно, и не знаю…

— Вот и полетели скорей, проверим. — Сашенька положила руки на пульт.

— Погоди… — замялся Брок.

— Ну, что там у тебя? Еще одна теорийка?

— Да нет… Видишь ли, Александра… — Сыщик никак не мог набраться смелости, но потом все же выпалил: — Такой случай, может быть, раз в жизни выпадает! А мы — домой сразу… Давай хоть слетаем куда по-быстренькому.

— И куда например? — прищурилась Саша.

— Ну, давай хотя бы на Марс махнем!

— Зачем?

— Просто… Твой Мирон любит Марс, — решил схитрить сыщик. Но хитрость не прошла.

— Мирон меня любит, а не Марс. Любит и ждет! На морозе, между прочим. Забыл, что у нас зима?

— Э-эх! — раздосадованно взмахнул рукой Брок. — Дай я тогда хоть в невесомости покувыркаюсь. — И, не дожидаясь очередных возражений дочери, быстро расстегнул ремни.

Тело сыщика медленно выплыло из кресла. Брок замолотил по-собачьи руками-ногами и, покачиваясь, поплыл к переборке.

— А-а-ааа!!! Я лечу!!! — загорланил он. — Я — супермен! Я — Бэтман!..

— Ты Карлсон, — фыркнула Сашенька. — Только поджарый и длинный.

— И пропеллера у меня нет! — радостно выкрикнул Брок уже из-под потолка. — Зато у меня есть Малыш. Это ты.

— Спасибо, что не фрекен Бок. И давай, спускайся уже. А то всех инопланетян распугаешь.

— Инопланетян не бывает, — недовольно ответил Брок. Неуклюже подлетел к ложементу, улегся в него и пристегнулся ремнями. — Ты мне все настроение испортила своим ерничаньем! Мне так хорошо было…

— Хорошо тебе должно быть дома, с женой, а не под потолком черт-те где.

— А ты меня не учи! — закипел вдруг сыщик. — Яблоко еще, а уже недалеко от яблони падаешь!..

— Как рыба об лед, — фыркнула Саша.

— Вот именно. Рули давай!

Глава 32 Возвращение, которому рады не все

Удивительно, но у Сашеньки все получилось. Правда, — стоит отдать должное Марфе, — управление кораблем было задумано и построено так, что с ним бы справился и ребенок. Но и Сашенька определенно заслуживала похвалы — она умудрилась посадить «Иру» прямо во дворе дома номер восемь по Нагорному переулку.

Впрочем, не совсем посадить… Еще на трех- четырехкилометровой высоте Брок обратил внимание, что стенки корабля будто бы стали просвечивать. Сыщик списал это на нервное напряжение и не стал заморачиваться. Но вскоре и Сашенька заметила, что с кораблем творится неладное. Он будто бы таял, словно кусок сахара в стакане кипятка. Только в данном случае кипятком была земная атмосфера, а сахаром — их космический корабль. Хоть полет и продолжался нормально, но Саша стала нервничать. Сначала стали полностью прозрачными стены, затем исчезла верхняя часть «Иры», а когда до земли осталось метров сто, корабль словно и вовсе исчез. Правда, космонавты продолжали ощущать под собой кресла, но и они не казались уже достаточно надежными и прочными, напоминая скорее некую желеобразную массу. Это желе и сыграло роль демпфера при посадке — она прошла исключительно мягко. Единственное неудобство заключалось в том, что Брок и Сашенька как лежали спинами вниз, так и опустились в снег мягкими местами. Так что мягкость посадки оказалась продублированной, а если считать еще и сугроб, куда они упали, то и вовсе имела три степени надежности.

Брок первым выбрался из сугроба, помог дочери советом, а потом глубокомысленно изрек:

— И все-таки, что ни говори, а законы роботехники действуют. Представь, что было бы, приземлись мы на корабле? Да зеваки передавили бы друг друга! А то и паника началась бы. Кому-то с сердцем бы плохо стало, кто-то рассудок бы потерял, кто-то бы у кого-то кошелек в суматохе свистнул, то, се… А так сели себе тихо-мирно, будто из Житомира приехали.

— Почему из Житомира? — отряхиваясь от снега, спросила Сашенька.

— Ну, хорошо, из Ростова. На Дону.

— Почему не из обычного?

— «Почему» да «почему»! — вспылил Брок. — По кочану. Ненужные ты какие-то вопросы задаешь, дочка. Пустые. Если не сказать большего…

Саша отчего-то не обиделась. Она подняла из сугроба шубку, сумку с ноутбуком и фотоаппарат, которые тоже приземлились весьма мягко, дала подержать отцу технику и стала одеваться.

— О! — глядя на чехол цифровика, огорченно воскликнул сыщик. — Ты же в корабле ни одного снимка не сделала! Кто же нам поверит теперь, что мы в космосе были?

— А когда мне было этим заниматься? Я кораблем управляла. Вот сам бы управлял, тогда бы я и пощелкала.

— Ты больше рыдала, чем управляла, — проворчал Брок.

— Вот сам бы и рыдал… — начала Сашенька, но сама же себя оборвала: — Ладно, папа, некогда крайних искать, да и незачем. Что было, то прошло. А чего не было — тем более. Пойдем-ка лучше переход смотреть.

— А чего его смотреть… — заворчал сыщик, которому больше всего на свете хотелось сейчас домой, к Иришечке. Все эти приключения, так и норовящие пошатнуть его незыблемое кредо, Броку порядкомнадоели. И, откровенно говоря, он побаивался сейчас, что проход в иной мир окажется открытым, и все закрутится по-новой. Жаль было, конечно, Сашеньку — нескладно у нее с любовью получилось, но с другой стороны… А может и к лучшему?..

От раздумий к действительности вернул Брока дрожащий голосок дочери:

— Нет там никакого перехода!..

— А ты откуда знаешь? — удивился сыщик.

— Ну вот же — ты здесь стоишь. Ведь это ты? Не дядя Олег?

— Это я. Вроде бы…

— Вроде бы? — В голосе дочери послышались нотки надежды. Но они быстро исчезли. — Да нет, это ты… Вот же, у тебя мой ноут и фотик.

— Александра, — поморгал Брок. — Я, откровенно говоря, удивлен. Ты стала делать странные логические умозаключения.

— Почему странные? — грустно сказала Сашенька. — Если ты держишь ноутбук, то это точно ты. У дяди Олега его бы не было. Моего, во всяком случае.

— Нет, с этим выводом все как раз в порядке. Мне неясно другое: почему, если я тут стою, перехода нет? Я стою не потому, что его, так сказать, нет, а потому, видишь ли, что я еще никуда не ходил.

— Зато я ходила, — шмыгнула носом Саша.

— Куда?

— На чердак.

— Когда?!

— Только что.

— Так-так-так-тааак… — забормотал сыщик. — Что-то ты быстро это как-то все…

— Это не я быстро, это ты медленно, папочка, — фыркнула Саша и сразу поникла. — Что же нам делать-то теперь, а, папа?..

— Как что? Домой идти. — Брок посмотрел на часы. — Ужинать. Мама-то заждалась поди.

Но Саша, похоже, не слышала, что сказал отец. Глаза дочери вспыхнули вдруг такой ослепительной синью, что сыщик испугался, как бы этот синий огонь не спалил ее всю.

— А что, если!.. — воскликнула Сашенька. — Что, если мы приземлились не в нашем мире, а в ихнем?!

— Надо говорить «в их», а не «в ихнем», — машинально поправил Брок. Но тут же опомнился: — В каком еще ихнем? В параллельном, что ли? А как же ужин?..

— Да какой ужин, папа?! Погоди, я сейчас…

Сашенька пулей метнулась к правому подъезду. Рванула дверь, и не успела та захлопнуться, как девушка взлетела уже на второй этаж.

Саша с дикой надеждой посмотрела на дверь квартиры номер шестнадцать. Надежда умерла моментально, опередив все прочие чувства, чем опровергла известную идиому. Дверь оказалась такой же обшарпанной и грязной, как и в родном мире Сашеньки. И все-таки девушка постучалась в нее. Как и в прошлый раз — каблуком.

Дверь открыло то же самое бесполое существо.

— Теб-бе ч-чего?.. — качнулось оно, пытаясь сфокусировать единственный действующий глаз-щелочку на Саше.

— Мирон… у вас? — подавила рвотный позыв Сашенька.

— Миро-о-он! Ты у нас?.. — обернулось существо в душную вонь коридора. Ответом ему была тишина, такая же, как показалось девушке, тошнотворная, как и все прочее здесь. — Не у на… …ас, — икнуло чучело. — Или выруб-бился уж-ж-же… Много ли им, муж-ж-жикам, надо?..

Но Сашенька это не слышала. Зажав варежкой нос, она через одну-две пересчитала ступеньки и вылетела на улицу. Бросилась к отцу, прижалась к нему и зарыдала:

— Миро-о-он! Миро-о-ошенька! Люби-и-имый! Где ты-ы-ы?!..

У Брока защипало в носу. Он погладил дочь по белой головке и как можно более ласково сказал:

— Пойдем к маме, доченька. Мы ведь с ней тебя тоже любим. Единственная ты наша, кровинушка!.. — Сыщик завсхлипывал. Так и пошли они, обнявшись, домой.

Глава 33 Брок поражается недоверчивостью жены, а потом и ее легкомыслием

Ирина Геннадьевна встретила мужа и дочь с искренней радостью.

— Дорогие мои! — бросилась она обнимать путешественников. — Живые! Здоровые!

— Ну-ну… — засмущался Брок, отвечая на суматошные поцелуи жены, — чего уж так-то?.. Ну, живые, как говорится. Чего нам неживыми-то быть?.. Не воевать же ходили. — Но сыщик был сейчас счастлив, что и говорить. Он и позабыл уже, когда его так вот встречала супруга.

— А ты-то, доченька, ты-то как? — посмотрела Ирина Геннадьевна в глаза дочери. — Что-то ты грустная какая-то… А где, кстати, Мирон? — Женщина заглянула за спину Сашеньки, будто бы парень мог там прятаться.

— Не надо!.. — сделал страшное лицо Брок, но было уже поздно. Слово вылетело, как пресловутый страус^[1], и сделало свое черное дело. Сашенька зарыдала.

— Что?.. Что такое? — засуетилась Ирина Геннадьевна. Кинулась было утешать дочь, но та, закрыв ладонями лицо, убежала в комнату.

— Эх, зря ты так, — досадливо поморщился Брок. — Не успел я предупредить тебя…

— Да что случилось-то? Мирон… погиб?! — Ирина Геннадьевна сама испугалась этих слов и зажала рукой рот.

— Кабы знать, — пожал плечами сыщик. — Нет, лучше не знать! — испугался и он. — Пусть лучше думает, что живой.

— Ты мне можешь четко сказать, что случилось с парнем? — насупилась супруга, став наконец-то прежней, привычной. Родной и любимой.

— Дай я разденусь сначала, ага? — несмело улыбнулся Брок. — И покушать бы, так сказать, не мешало.

— Сначала ответь! — остановила Ирина Геннадьевна руки мужа, потянувшиеся к пуговицам пальто.

— Да нечего мне тебе сказать, пойми ты! — рассердился сыщик и все-таки успел расстегнуть одну пуговицу, до того как пальцы жены вновь сомкнулись на его запястьях.

— Как это нечего? Ты что, не был с ними? Или не помнишь ничего?

— Помню-то я как раз теперь о-о-чень много, — вздохнул Брок. — Больше, чем хотелось бы.

— Ну, так и рассказывай, не томи!

— Да это же длинная история! Я с голоду помру, пока все расскажу. Дочь, кстати, тоже голодная.

Упоминание о дочери сыграло нужную роль. Ирина Геннадьевна даже смутилась.

— И правда, что это я? Набросилась на вас, а вы же с дороги, кушать хотите…

— Вот именно, — воспрянул духом сыщик. — А за ужином я все тебе и расскажу.

— Но Мирон хоть точно живой?

— Этого я не говорил! Но когда я видел его в последний раз, он был живехонек, это точно.

— И то ладно, — вздохнула Ирина Геннадьевна. — Иди, мой руки — и за стол.

Сашенька ужинать отказалась. Она лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и на увещевания матери лишь дергала плечом.

— Оставь ты ее, Иринушка, — шепнул Брок, стоявший в дверном проеме. — Пусть в себя придет. Потом покушает.

Ирина Геннадьевна тяжело вздохнула, но мужа послушалась. И все-таки сходила на кухню, положила на тарелку три фаршированных перчика и, вместе со стаканом чая, отнесла в Сашину комнату. Когда вернулась, Брок вовсю молотил. Перчик за перчиком, прямо из кастрюли. Стоя.

— Оголодал-то как, бедненький, — всхлипнула Ирина Геннадьевна. — Ты сядь, поешь по-нормальному, я сейчас положу. Еще вот колбаска есть, сыр, огурчики.

Пригодились и колбаска, и сыр, и огурчики. А также сало, чеснок, укроп, бисквитный рулет, полбаночки аджики, шоколадный батончик, сухарики с маком и сельдь в маринаде. Короче говоря, все, что нашлось в холодильнике, столе и прочих кухонных полках и шкафчиках. Запил все это Брок двумя большими кружками чая и литровым пакетом молока.

— А у нас кваса нет? — спросил он напоследок и, получив отрицательный ответ, успокоился. — Ну и хорошо.

Ирина Геннадьевна терпеливо ждала. Но стоило Броку, сытно выдохнув, привалиться к стене, тут же набросилась на него с градом вопросов:

— Так что все-таки с Мироном? Он попал домой? Где вы были? Параллельный мир существует? Видели вы того старика в котелке? Ты чего за живот держишься?

— Да что-то, как-то… нехорошо мне, — ответил сыщик на последний вопрос и побледнел. — Может, укроп был немытый?

— Что ты говоришь-то такое? — обиделась Ирина Геннадьевна. — Все мытое, все свежее. Это у тебя от переживаний, наверное. Давай я тебе коньячку капну.

— Ну, капни, — пробормотал Брок. — Ты пока капай, а я сейчас…

Он, тяжело переваливаясь, спешно покинул кухню. Хлопнула дверь туалета. Не прошло и получаса, как сыщик, заметно повеселевший, вновь сидел перед супругой.

— Ну, — поднял он рюмку, — за встречу!

— За возвращение, — кивнула Ирина Геннадьевна.

Супруги чокнулись, выпили, помолчали минутку. Затем Брок выдохнул, хлопнул по коленям и веско изрек:

— Значит, дело было так.

Но как было дело, сыщик поведать не успел. Зазвонил телефон. Ирина Геннадьевна раздосадованно дернула головой, выбежала из кухни и вскоре вернулась с трубкой.

— Это тебя. По-моему, Костя.

— Костя? — поднял бровь сыщик. — У них же телефона нет…

— Ну, не знаю… Может, от соседей?

Брок забрал у жены трубку.

— Алло! Слушаю. Да. Да. Нет. Нет. Здравствуй, Костя. Нет. Нет. Да. Да. Как же, как же! Тут вот какое дело, мой друг. Написал ты все замечательно. Даже очень. Вот и Олегу Константиновичу понравилось. Какому? Брокалеву. Да, это я — Олег Константинович, я помню. Но и тот — тоже я. Так уж получилось, не бери в голову. Мне обоим понравилось. Только вот… Как бы это тебе помягче сказать?.. Не годится твой рассказ на конкурс… Да нет, что ты! Да не поэтому как раз!.. И не поэтому. Нет. Нет. Да. Нет-нет! Ты понимаешь, какое дело: это ведь конкурс фантастического рассказа. А у тебя — мемуары. А это совсем другой жанр… Как это не верил? Я верил. Просто сомневался. Ага. Да. Да. Коне-е-ечно! Разуме-е-ется!.. И мой тебе совет: рассказ и так большой, практически — повесть. Вот и разверни-ка ты ее в роман. Ну и замечательно. Ну и ладненько. Ну и чудесненько. Ага-ага. Да. Да-да! Нет. Пока-пока.

Во время всего разговора Ирина Геннадьевна не сводила глаз с мужа и с каждым его словом все больше и больше хмурилась. А когда Брок вернул ей телефон, сердито прищурилась:

— Что ты наговорил мальчику? Какие еще мемуары? Ты ведь отчитывал его до этого, что он нафантазировал всякой чуши и выдает ее за правду. Звездолеты, драконы!.. А теперь что случилось?

— Ой, Ирусик, перестань, — отмахнулся сыщик. — Не бери в голову. Когда я тебе свои мемуары расскажу, ты их тоже за фантазии примешь. Так что, кто его знает, этого Костика… А вдруг?..

— А как же… твое кредо?.. Неужто ты отказался от него?

— Да ты чего? — подпрыгнул Брок. — С моим кредо все в порядке! Чудес не бывает! Ни-ни, так сказать. Все можно объяснить с научной точки зрения. Если захотеть, конечно. Если верить людям, а не зачислять их сразу же, не разобравшись, в фантазеры. В обманщики, если можно так выразиться. Ну, подумаешь, звездолеты! Эка невидаль!.. Да и драконы, если посмотреть непредвзято… Разве это чудо? Просто редкий вид животных, как говорится. Это даже не блины у Берендея Четвертого. Вот те, скажу я тебе…

— Олеженька, что с тобой?.. — заплакала вдруг Ирина Геннадьевна. — Какие драконы? Какие блины?! Я так и чувствовала, что шастанья по иным измерениям повлияют на психику!.. Вон, и Сашенька неадекватная вся…

— Ну-ну, Иришечка, успокойся, — придвинулся Брок ближе к супруге и обнял ее за плечи. — Все у меня с психикой в порядке… Ну, во всяком случае, какая она была — такой и осталась. А у Сашеньки просто любовные переживания… Ну, то есть, не просто, конечно, а сложно, — поправился он, — но все вполне закономерно и, так сказать, объяснимо.

— Ну так и объясни же мне все наконец! — всплеснула руками Ирина Геннадьевна.

И Брок объяснил.

Супруга слушала, не произнося ни единого слова. Только изредка покачивала головой, то ли сочувствуя услышанному, то ли сомневаясь в его достоверности. И, когда Брок выдохнул: «Все», оказалось, что второе предположение более правильно.

— Что-то это как-то… — произнесла, отведя взгляд в сторону, Ирина Геннадьевна.

— Ты мне не веришь?! — подскочил Брок.

— Ну, не то чтобы не верю, но хотелось бы доказательств.

— Ты мне не веришь! — констатировал сыщик и, рухнув на табуретку, схватился за голову. Так он сидел, раскачиваясь и вздыхая, с полминуты, а потом встрепенулся: — Доказательства есть! Пойдем! — Он схватил жену за руку и потащил за собой в Сашину комнату.

Саша в прежней позе лежала на кровати. Но перчики с тарелки исчезли. Стакан тоже был пуст.

— Александра! — строго позвал Брок. — Покажи маме фотографии. Она мне не верит.

Сашенька подняла заплаканное лицо. Шмыгнула носом, буркнула: «Сейчас» и слезла с кровати. Вскоре позвала из общей комнаты:

— Идите сюда, все готово.

Супруги прошли к столу, где светился дисплеем ноутбук. Рядом, соединенный с компьютером проводочком, лежал фотоаппарат. Саша сидела на диване и щелкала клавишами.

— Садитесь, я все сбросила.

Брок и Ирина Геннадьевна сели возле дочери. Сашенька запустила слайд-шоу. На экране, медленно сменяя друг друга, стали появляться кадры.

— О! Это чердак! — воскликнул Брок. — Там переход в параллельный мир. А ты не верила, — глянул он на супругу.

— Верю, что чердак, — ответила та. — Самый настоящий чердак.

— А это я, — ткнул в следующий снимок Брок.

— Да что ты говоришь? Никогда бы не подумала…

На следующем кадре оказался Мирон. Взлохмаченный, улыбающийся, еще в очках. Саша тихонечко взвыла.

— Перелистывай, перелистывай! — скомандовал сыщик. — Покажи лучше маме царя.

Сашенька, всхлипывая, защелкала мышкой. На экране появился Берендей Четвертый.

— Ой! — прижала к заалевшим щекам ладони Ирина Геннадьевна. — Вячеслав Добрынин! Вы с ним встречались? Автограф взяли для меня?

— Это царь, — насупился Брок. — Я же рассказывал.

— Ага, царь, — закивала супруга. — Король поп-музыки. Доктор Шлягер.

— Ирина! — вскочил сыщик. — Да что это такое?! Ты хочешь сказать, что мы на концертах прохлаждались? Эх, говорил же я тебе, Александра, зря ты космос не сняла! Теперь нам даже родная мать с женой не верит… Хорошо еще хоть ты там была, а то бы вообще меня заклевали…

— Да никто тебя клевать не собирается! — рассердилась и супруга сыщика. — Но ты сам-то посуди: вот вернулась бы я через двое суток домой и заявила, что летала, дескать, в космос с Царем-батюшкой. Ты бы мне сразу поверил?

— Я бы? — нахмурился Брок. — Да я бы… — затряс он кулаком, — показал этому батюшке, как с чужими матушками летать.

— Вот видишь.

— Но я-то никуда с царем и не летал!.. — Тут сыщика осенило: — О! Сашенька, будь добра, покажи маме дядю Олега.

Саша снова заклацала мышью. На мониторе появилась физиономия Брока-два.

— Ой, Олежа, — воскликнула Ирина Геннадьевна, — что это на тебе такое зеленое? Вы там маскарад, что ли, затевали?

— Это не я, — буркнул сыщик. — Этот Олег.

— Да, мамочка, это дядя Олег, — поддержала отца Сашенька.

— А по-моему, это папа. Не понимаю, дорогой, — сурово посмотрела она на супруга, — как тебе удалось подбить нашу дочь на этот спектакль? Чем он тебя подкупил, Александра? — перевела она взгляд на Сашеньку.

— Да ничем он меня не подкупал, мама! Ну почему ты нам не веришь? Вот же фотки!.. — Саша принялась лихорадочно перелистывать снимки.

— На этих фотках я вижу только вас двоих, Мирона… — Ирина Геннадьевна взглянула на Сашу. — Прости, доченька… Вячеслава Добрынина, какого-то лысого старика, жгучую брюнетку… — Теперь уже досталось взглядом и Броку. — Опять вас двоих, теперь двоих Олегов и… Постой-ка!.. Верни предыдущий кадр… А почему тебя двое, Олежа?.. — заморгала она.

— Ну, наконец-то! — воздел Брок к потолку руки.

— Что «наконец»? Ты ведь не хочешь сказать, что у меня двоится в глазах от половины рюмки коньяка?

— Нет, мама, — помотала белой головкой Сашенька. — Это не у тебя в глазах двоится. Это на самом деле два папы. То есть, вот это папа, а это — дядя Олег. Или наоборот.

— Так значит… параллельный мир и впрямь существует?!..

— А о чем я тебе битый час толкую! Да какое там час, два скоро…

— Боже мой, — сказала Ирина Геннадьевна. — Боже мой.

— Вот именно, — кивнул Брок. — Так сказать.

— Сашенька, ты приберись тут пока, — притворно-ласково сказала мать дочери, а сыщику легонечко двинула в бок локтем и шепнула: — Пойдем-ка, выйдем…

Оказавшись с мужем наедине, Ирина Геннадьевна плотнее закрыла дверь в кухню и горячо зашептала:

— Так значит это все правда, что ты мне тут рассказывал?

— А как же! — прижал Брок к груди руки. — До последнего слова — одна лишь правда.

— И с Марфой этой ничего у тебя не было? — прищурилась супруга. — Что-то уж больно ласково она на тебя смотрит на снимках…

— Да это не на меня! — замахал сыщик руками. — Это на Олега! У них любовь, говорил же тебе!

— Значит, меня для него ты найти не сумел, — поджала губы Ирина Геннадьевна.

— Я пытался! Правда, пытался. А он — ни в какую. Я ведь тебе рассказывал — ему сосулька на голову упала, вот он с Марфой и познакомился. Прям, как у нас с тобой история вышла. Судьба, видно, такая.

— Давно ты стал верить в судьбу? — подняла на мужа удивленный взгляд Ирина Геннадьевна.

— Не очень, — поморщился Брок. — Но тут уж случай такой, так сказать, характерный.

— Вот-вот, — вздохнула супруга. — У меня тоже характерный. Для того я тебя и позвала, чтоб рассказать… О-хо-хо, да может и не стоит теперь уж…

— Нет уж, давай выкладывай! — запротестовал сыщик. — Так нечестно.

— Да чего там, — отмахнулась Ирина Геннадьевна. — Это ведь не меня касается.

— А кого?

— Мирошеньки горемычного…

— Его-то каким боком?

— Таким вот, Олежа, таким… Ладно, слушай. Помнишь, он про аварию рассказывал, в которой родителей лишился?

— Дык!..

— Ну вот, а у меня в бухгалтерии женщина работает, Андратова Валентина Сергеевна. Моего примерно возраста…

— Андратова?! — закричал Брок, округляя глаза.

— Тише ты!.. — зашипела, оглянувшись на дверь, супруга. — Сашеньке это ни к чему слышать…

— А я уже и так слышу. — Дверь раскрылась. За ней стояла хмурая Саша. — Зачем ты от меня это скрываешь, мама? Я ведь люблю Мирона. Мне все о нем знать нужно.

— Да это ведь не о Мироне, — смутилась Ирина Геннадьевна. — Не совсем о Мироне… Да и не о том.

— Все равно. — Сашенька была непреклонной.

— Ладно уж, чего уж теперь… Слушай. Только не плачь, ладно?

— Не буду, — буркнула Саша.

— Хорошо, — в который уж раз вздохнула Ирина Геннадьевна. — Так вот, Валентина Сергеевна эта в середине восьмидесятых потеряла в аварии сына. Ему четыре годика всего было. Когда они возращались с дачи, в их машину врезался автобус.

— Грузовик, — поправила Сашенька.

— Да нет, здесь это автобус был.

— А мальчика звали Мироном… — то ли спросила, то ли подсказала Саша.

— Мироном. Только он и погиб. Валентина синяками отделалась, муж пару ребер сломал.

— Продолжай, — бросила Сашенька на маму взгляд исподлобья.

— А чего продолжать? Все. С тех пор Валентина места себе не находит, мается все. Чуть что — фотокарточку достает и плачет.

— И ты… — начал за супругу Брок.

— А что я? — опустила глаза Ирина Геннадьевна. — Я ведь не знала, что так все закончится… Да я ничего конкретного ей и не сказала. Ляпнула только: а вдруг есть такое место, где все вышло наоборот…

— А она? — пуще прежнего нахмурилась Саша. — Мама, ну почему из тебя все тянуть приходится?

— Да что она? Она взвилась, конечно, бросилась ко мне. Ты что-то знаешь, говорит. А что я знаю? Ничего ведь не знаю. А что знаю — то и рассказала…

— Ты рассказала ей про Мирона?! — дуэтом воскликнули отец с дочерью.

— Ну, да… Я ведь не знала… Да она бы все равно из меня душу вытрясла. Видели бы вы, как она в меня вцепилась, чуть телефон не расплавился.

— Так ты ей по телефону все рассказала? — удивился Брок.

— Ну да, вчера же выходной был.

— То есть ты вот так взяла, набрала номер и случайно проболталась несчастной женщине о параллельном мире? — часто-часто заморгала Сашенька.

— И обнадежила убитую горем мать непроверенной информацией? — насупился сыщик.

— Давайте, давайте… — всхлипнула Ирина Геннадьевна. — Укоряйте меня, стыдите. Вдвоем-то у вас это хорошо получается!.. А что я такого сделала? Почему же информация непроверенная? Я ведь собственными глазами Мирона видела, говорила с ним. Да и хотелось ведь выяснить, что об этом думает Валентина. Примет ли Мирошеньку, если они встретятся. Я ведь и для него старалась тоже…

— Прости, мамочка, — прижалась к ней Саша. — Прости, пожалуйста. Ты у меня самая хорошая, самая добрая.

Брок тоже понемножку оттаивал.

— И что же она все-таки ответила? — спросил он.

— Что, что?.. — все еще продолжала дуться супруга. — Да она чуть сразу ко мне не помчалась. Еле объяснила ей, что Мирона сейчас в городе нет. Конечно же, она его примет, сказала. Не то что примет — пылинки с него сдувать будет, кормить с ложечки станет.

— А вот это уже лишнее, — сказала Сашенька.

— Так ведь он для нее навсегда четырехлетним остался, как же ты не понимаешь?

— Я-то как раз понимаю, — захлюпала носом Саша. В итоге, мама с дочерью обнялись и зарыдали в два голоса.

— Да ну вас, — махнул рукой Брок. — Развели тут Ниагару!.. Я лучше рассказ пойду дописывать.

Так он и сделал. Только, прежде чем дописывать, пришлось восстановить начало. Хорошо, что у Брока была теперь распечатка двойника. Набив с нее текст в компьютер, сыщик почти без остановки стал писать дальше. Теперь это давалось ему на удивление легко. Он даже не заметил, что время давно перевалило заполночь. Зато когда он наконец откинулся на спинку кресла, на экране монитора красовался полный текст сказки под названием «Иван-недурак».

Бегло перечитав уже дважды читанное начало, сыщик углубился в текст продолжения…

Глава 34 «Иван-недурак». Продолжение (оно же окончание) сказки

«…И получилось так — как и почему нам, опять же, неведомо, — что за пределами земной атмосферы пространственная изоляция для Ивана существовать перестала. Увидел он на Земле-матушке, под кораблем проплывающей, очертания и Европы, и Азии, и даже Африки с Австралией и сказал восхищенно: „Ух ты! Хорошо-то как!..“ А когда над Америками пролетал — ничего не сказал. И не потому, наверное, что плохо ему от сия видения стало, а потому, скорее всего, что в это время его внимание некая каракатица привлекла, прямо по курсу перед ним проплывающая.

„Ну-ка, ну-ка“, — сказал Иван-недурак и поближе к непонятной конструкции подлетел. А как подлетел — понятно ему стало, что в той каракатице металлом поблескивающей, люди обитают, поскольку круглые окошечки в ней заметил, а в них свет жилой. Вот и нос чей-то к окошку приплюснулся, и глазенки замыргали, на Ванино межзвездное творение глядючи.

Иван не стал чужое любопытство испытывать, к хлипенькой на вид конструкции аккуратно причалил, через шлюзовую камеру к люку пробрался и вежливо постучал. Ждать ему долго пришлось, но люк все же открылся. На чуть-чуть сперва, на пару сантиметров.

— Кто там? — настороженно-тихо спросили из люка.

— Иван Царевич Недурак, — по всей форме представился Ваня. — Совершаю межзвездный перелет по воле отца моего, Царя-батюшки. А вы кто?

— Здесь вопросы задаю я! — несколько грубо бросили в ответ.

— Ну так впустите меня — и задавайте, — удивился Иван-недурак. К грубости он как-то еще не привык, а потому не обиделся.

Крышка люка нехотя, со скрипом, сдвинулась вбок наполовину. С той стороны на Ваню смотрело одутловатое неприветливое лицо.

— Ну? — сказало оно царевичу.

— Что „ну“? — переспросил Ваня.

— Документы есть?

— А это еще что такое? — не понял недурак.

— Паспорт, военный билет, водительские права, — хмуро пояснил одутловатый собеседник.

— Н-нет… — замялся Ваня, сокрушаясь недостатками собственного образования. — Зато есть грузди соленые, капуста моченая и… — тут парень перешел на шепот, — медовухи жбан.

— О-у!.. — послышалось вдруг из-за плеча незнакомца. — Серьожа, впустить его, плиз! Я польюбить капьюста! А что есть грьюзди и мьедовуха?

— Грузди — это грибочки такие, — заглядывая через плечо одутловатого, крикнул Ваня, — вкууусные!.. А медовуха — это…

— Отставить медовуху! — отчеканил тип за люком. — Несите грибы и капусту. Что еще имеется на борту из продуктов питания?

— Студень свиной, кисель клюквенный, пироги со стерлядью, лещ вяленый, репа пареная… — стал перечислять Ваня.

— Отставить репу! — оборвал его одутловатый. — Остальное тащи. — Тут незнакомец быстро оглянулся и шепнул: — Медовуху тоже неси, только Стиву с Ленкой не показывай, сразу мне в руки давай…

— Ладно, — пожал плечами царевич и поплыл назад на „Царя“. Ополовинив запасы — жадностью Ваня никогда не страдал, — он вернулся к люку, волоча за собой — благо, что в невесомости это было нетрудно — мешки с провизией, а под мышкой зажав жбан с медовухой.

— Давай, — вырвал у него жбан одутловатый незнакомец и распахнул люк во всю ширь.

Иван заволок в шлюзовую камеру мешки и пакеты и стал передавать их в другой люк, откуда к нему тянулись уже две пары рук. Одни были женскими, это недурак приметил сразу, а вторые… черными!.. Ваня шепнул: „Свят-свят-свят!“ и попятился было, но сзади его подтолкнул давешний собеседник:

— Давай-давай! Чего копаешься? Время — деньги. И так его из-за тебя столько потеряли…

Пришлось Ване лезть и в этот люк. Сначала он даже зажмурился — страшновато стало увидеть хозяина черных рук… Потом один глаз приоткрыл — да тут же и другой вытаращил: такая краса-девица перед ним в воздухе плавала!.. На черного мужика он и внимания не обратил. Подумаешь, черный! Не зеленый ведь.

— Ты кто? — спросила девица. Глаза синие распахнула, губки алые раскрыла, зубками белыми блеснула… У Вани в горле враз пересохло, все слова из головы вылетели.

— Я… этот… — насилу выдавил он, — который… ну, там, в общем, и, соответственно… тут. Вот.

— Понятно, — залилась колокольчиком красна девица. — А я — Лена. — И протянула руку. — Можно Аленка.

— Але-о-онка!.. — протянул Ваня. — Але-о-онушка!.. — Хотел взять протянутую руку в свою, но тут его ладонь крепко сжала огромная черная лапища:

— Привьет, Ванья!!! — загремело над ухом. — Я зваться Стив! Амэрикэн астронаут! Андэстенд?..

— Ноу, — признался Иван. — Не очень. А откуда вы знаете, что я Ваня?

— Капьюста, грибьи! Ит из рашн фуд! Рашн Ванья! — заорал над самым ухом черный, как смоль, мужичина. И расплылся ослепительно-белой улыбкой: — Руски Ванья — карашо!

— Спасибо, неплохо, — согласился Иван, решив окончательно, что черная кожа вовсе не означает черную душу. И все-таки ему больше хотелось смотреть на Аленку. И слушать, желательно, тоже ее.

Но слушать ему не Аленку пришлось, а того, первого, одутловатого, который уже медовуху припрятал и к честной компании вернулся. Перво-наперво тот, правда, представился — Сергеем Сергеевичем Бессмертных назвался, командиром „эмкаэс“ какой-то. А потом принялся Ивана-царевича вопросами странными мучить: кто такой да откуда, да что за принцип действия корабля и в каком государстве спроектирован, на чьи деньги построен?

Недурак все честь по чести, как на духу, ответил, а Сергей Сергеевич осерчал почему-то, кричать начал, бранные слова молвить… Даже черному Стиву неловко стало:

— Это не гуд, Серьожа. Мисс Альона плохо слушать…

— Мисс Альона как раз очень хорошо слушать! — фыркнула Аленушка. — Вам, Сергей Сергеевич, стыдно должно быть. И ладно я, а что вот о нас гость подумает?

— А мне плевать, что он подумает, — буркнул одутловатый Серьожа, хоть пыл немного и поумерил. — Шляются тут всякие по космосу… А ну как он агент вражеский?.. Вот смену дождемся и под белы рученьки его куда следует доставим…

— Нет-нет! — испугался царевич. — Мне куда следует не надо! Я невесту ищу.

Аленушка прикусила вдруг губку алую, а командир „эмкаэс“ зубы желтые ощерил:

— Сбежала, что ли?

— Еще нет, — сказал недурак. — Я ее пока не нашел. Вот, как раз на поиски и отправляюсь.

— На Марс, что ли? — снова ощерился Бессмертных.

— На Марсе жизни нет, — ответил царевич, удивляясь, что человек, в космос летающий, таких элементарных вещей не знает. — Разве что бактерии одноклеточные, так они мне в жены не годятся. Мне многоклеточную надо. Очень много.

— Много жен? — ехидно бросила Аленка.

— Много клеток, — пояснил Иван. — Желательно в человеческом обличье. А еще желательно, чтобы… — Он хотел сказать про царскую кровь, но Аленка его перебила, прищурив вдруг синие глазки:

— И далеко ли ты собрался, добрый молодец?

— В иные звездные системы, — ответил царевич. — Как говорится: помчусь я вперед, от звезды до звезды!..

— Я с тобой! — выпалила вдруг красна девица. — Только ноут и цифровик возьму…

— Отставить! — рявкнул командир „эмкаэс“. — Данная личность задержана, как подозрительная, корабль — тоже. А вы, Елена Михайловна, член экипажа и находитесь в полном моем подчинении, так что…

— Что-о-о?! — вскинулась вдруг красна девица. — Я двадцать лимонов заплатила, так что я не член экипажа, а свободная туристка! И куда хочу — туда и лечу.

— Ну и лети, — отвернулся Сергей Сергеевич. — Скатертью дорога. А гражданин Недурак и неопознанное транспортное средство задержаны и находятся под моей юрисдикцией.

— А почему не под моей? — почему-то совсем без акцента спросил вдруг Стив. — Я свяжусь с президентом и…

— А я свяжусь с папой, — прищурилась Аленка, и синие ее прекрасные глаза превратились в тонкие, словно острые серпики, щелочки.

Это высказывание имело неожиданный эффект. Стив проблеял: „Айм сорри!“ и отлетел к дальней стене, а Бессмертных побелел и закашлялся.

— Полетели, Ванечка, — дернула царевича за рукав Аленка, и тот поплыл следом за красной девицей по направлению к шлюзовой камере. Напоследок Иван обернулся, но Стив и Сергей Сергеевич сосредоточенно что-то разглядывали в иллюминатор и даже не посмотрели в их сторону, словно Иванушка с Аленушкой были лишь сказочными персонажами.

В какой-то мере это являлось истинной правдой. И, как говорится в подобных случаях, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Три звездные системы облетели уже Иван-недурак и Алена прекрасная, да только нигде не только невесты, а и самой жизни не нашли. На четвертой нашли. Жизнь. Многоклеточную, как и хотелось царевичу, да только вот сплошь неразумную. А неразумная жена была Ване без надобности. Ему о недуре мечталося. Хотя… что-то Ивану в последнее время совсем о другом мечтаться сподобилось, все чаще стал он на Аленушку заглядываться, да вздыхать тяжко. Но Аленка на те вздохи внимания не обращала. Знай себе щелкала на цифровой фотоаппарат красоты межзвездные-инопланетные, в ноутбук переносила, да в „Фотошопе“ редактировала.

И вот настал черед пятой звездной системы. Еще издали заметил Иван, что у звезды той три планеты имеется. И вторая — ну, точь-в-точь Земля! У царевича так сердце и екнуло, словно что-то почуяло. Приземлились — так и есть! Обитаема та планета-то. И не чудища там по ядовитым болотам рыскают, а красивые люди по травке-муравке похаживают, вкруг „Царя“-корабля собираются.

Вышли на волю Иван да Алена, в пояс местным жителям кланялись. А как все должные церемонии соблюдены были, Иван-царевич главный вопрос и задал: есть ли у вас тут, дескать, принцесса какая поблизости?

И на сей раз свезло Иванушке. Жила-была на той планете принцесса, если добрые люди не врали. Даже проводить к ней Ваню с Аленой согласились. Правда, Иван поначалу брать с собой Аленку не хотел — неловко отчего-то стало. Но та лишь ремень сумки с ноутбуком через плечо перебросила, чехол с фотиком на шею повесила и сказала:

— Ну уж, дудки! Я тоже принцессу инопланетную позырить хочу. И фоток наделать. Да и тебя, Ванечка, одного отпускать боязно. Окрутят тебя, дурака, облапошат, как пить дать!

— Я — недурак, — поправил царевич.

— Вот и посмотрим, — непонятно буркнула девица.

Пришли ко дворцу. Дворец Ивану понравился. Красивый, из кирпича красного. Справедливости ради, он даже отметил, что дворец тот покруче отцовского терема будет. Подошли, постучали в ворота резные. Дядька в жилетке, кепке и галстуке крапчатом те ворота открыл.

— Веди нас к принцессе, — велел Иван.

— Сначала к царю, — шепнула на ушко Аленка. — Субординацию блюсти надобно.

— Точно, — хлопнул по лбу царевич. — Кто у вас глава государства?

— Я, — просто ответил дядька в жилетке. Улыбнулся, кепку снял.

Ваня недоверчиво окинул того взглядом. Лысый, ростом невелик… Бороденка куцая. Да еще сам ворота открывает…

Мужичонка хитро прищурился и ласково так, с легкой картавинкой спрашивает:

— А вам, батенька, кто все-таки нужен: цагь или пгинцесса? Или вас, может быть, вгеменное пгавительство устгоит?

— Не устроит, — растерялся Иван. — Мне постоянное надо. А вообще-то мне принцесса нужна. Жениться пора. Вот, Царь-батюшка меня и благословил в путь-дорогу.

— Ну, хогошо-хогошо, — блеснул лукавинкой во взгляде картавый. — Пгинцесса — девка на выданье, все пги ней. Да и я пготив такого зятька ничего не имею. Только вы, батенька, часом не женаты? Кто это с вами такая?

— Я секретарь господина Недурака, — присела в книксене Аленка.

— У-у, секгетагь! — уважительно дернул бороденкой картавый. — А вы деловой человек, батенька, как я погляжу. Такие мне нгавятся.

— Лучше бы он вашей дочери понравился, — снова встряла Аленка. Иван ей даже на ногу слегка наступил — не серди, мол, главу государства, а то как бы дальше лететь не пришлось.

Но лысый собеседник лишь весело так засмеялся, подмигнул Аленушке и говорит:

— Нгавится, не нгавится… Когоче, я тут главный — как скажу, так и будет.

— А как вы скажете? — полюбопытствовал Иван, переминаясь с ноги на ногу. Очень уж ему в воротах стоять надоело.

Дядька картавый это заметил, но даже виду не подал. Прищурился снова:

— А вот коли вы, батенька, тги моих задания выполните, загадки газгадаете, отдам вам пгинцессу в жены. Полцагства не обещаю, самому мало, а дочь у меня еще одна есть. От пегвого бгака. — И пояснил для чего-то: — В дегевне живет.

Оглянулся Иван на Аленку, та ему успокаивающе кивнула — соглашайся, дескать, все путем.

— Ладно, — сказал Ваня. — Давайте ваши загадки.

Лысый кепку напялил, ладошки потер, привычно сощурился:

— А вы, батенька, в шахматы иггаете?

— Чего это? — поднял брови Иван, но тут же толчок в спину от Аленушки получил.

— Играем, играем мы, — поспешно сказала девица. — В обеденный перерыв только этим и занимаемся.

— Какой газгяд? — заинтересовался картавый.

— Любой, — решил не сплоховать на сей раз царевич.

— Ну-ну, — захихикал папа принцессы. — Тогда скажите-ка мне: если я на шахматную доску зегнышки стану складывать — на пегвую клетку одно зегнышко, на втогую два, на тгетью еще в два газа больше и так далее, хватит ли мне под те зегнышки вот этого мешочка? — Он, словно фокусник, достал из-за спины холщовый мешок, точь-в-точь в таких же дома Иван картошку хранил. — И сколько пгимегно хотя бы тех зегнышек получится — плюс-минус тысяча?..

— Да какая там тысяча!.. — усмехнулся было Иван, и очередной тычок от Аленки схлопотал. Красна девица на субординацию плюнула, поперед „шефа“ шагнула:

— Какая тысяча! — повернула она слова Иванушки в нужное русло. — Мы вам сейчас точно все выдадим — зернышко-в-зернышко.

— Ну-ну! — вновь захихикал дядька в жилетке. — Сколько вам вгемени дать? Недели хватит?

— Пару минут, ваше превосходительство! — вытянулась во фрунт Аленка, и теперь уже сама получила тычок в спину от Вани, который зашипел вдобавок ей на ухо:

— Какие пару минут? С ума сошла, что ли? Бери неделю, коли дают!..

— Спокуха, — шепнула в ответ красна девица и скинула с плеча сумку с ноутом. Раскрыла устройство, защелкала клавишами… Но тут Ваня кое-что вспомнил, вновь Алене в ухо задышал:

— Нельзя, Аленушка! Папа не велел волшебством пользоваться…

— Отстань, — дернула плечиком девица. — Это не волшебство. Обычная электроника.

— А-а!.. — успокоился царевич и стал через плечо Аленушке заглядывать, дивиться, как она с прибором чудным работает. Хоть и попривык Ваня маленько за время полета к этому плоскому ящичку, функционально слегка на его блюдечко схожему, но все ж никак поверить не мог, что без волшебства тут обошлось. Но Аленке он верил уже почему-то пуще чем себе самому.

Она же пока этакую штуку сделала: открыла на экране таблицу некую, где поверху буковки шли нерусские, а сбоку — цифры арабские. Спросила у лысого:

— В ваших шахматах клеток тоже восемь на восемь?

— Что ж мы — не люди? — обиделся тот.

— Тогда так, — сказала Аленка, набрала в двух левых клеточках таблицы цифры „1“ и „2“, выделила их и протянула вправо, пока крайним числом не стало „64“. Оно оказалось аккурат под буквами „BL“, отмеченными сверху. Потом красна девица вернулась к левому краю и под единичкой написала еще одну единичку, а вот под двойкой — нечто совершенно для Вани непонятное: „=A2*2“. Затем она выделила эту загадочную клеточку и тоже протянула ее вправо, под то самое „BL“. И в крайней клеточке Иван-недурак увидел испугавшее его число: „9223372036854780000“. Но Аленушка не остановилась на достигнутом. Она встала на соседнюю клеточку справа и опять написала абракадабру: „=СУММ(A2:BL2)“. Стукнула пальчиком по клавише, и в клеточке появилось еще более безумное число: „18446744073709600000“. Ваня только крякнул, но Аленка уже пихнула его локтем в бок:

— Говори!

— Я таких чисел и не знаю даже… — признался царевич. — Если примерно, то восемнадцать на десять в… раз-два-три-четыре… восемнадцатой степени…

— Кто-то мне точно обещал сказать, до зегнышка, — засмеялся лысый в кепке.

— Я обещала, — сказала красна девица.

— Ну, и скажи! — еще пуще развеселился картавый.

— И скажу! — мотнула головой Аленушка. — Восемнадцать квинтиллионов четыреста сорок шесть квадриллионов семьсот сорок четыре триллиона семьдесят три миллиарда семьсот девять миллионов шестьсот тысяч зернышек^[2].

Аленка глубоко и часто задышала, отдуваясь, а царевич с будущим тестем только крякнули — первый восхищенно, а второй — с досадой нескрываемою.

— Так что мешочка вашего не хватит, папаша! — отдышавшись, торжественно объявила Аленка.

— Ладно, ладно, — буркнул тот, пряча мешок снова куда-то за спину. — Это было лишь пегвое задание, газминка, так сказать… А вот втогое будет уже агхисложным, как миговая геволюция! — при этих словах папа принцессы простер правую руку вперед, словно указывал Ване с Аленкой верный путь. Но поскольку указывала ладонь в сторону конюшни, они туда не пошли.

— Мы готовы, — обменявшись с Аленкой взглядами, сухо обронил Иван.

— А задание такое… Покажите-ка мне, каким бы я был без богоды и без лысины! — Коварный правитель уже не захихикал, а громко, заливисто захохотал, повернулся и зашагал ко дворцу, давая тем самым понять, что аудиенция окончена.

Ваня понуро опустил голову, но Аленушка пнула его под зад коленкой и крикнула лысому:

— Эй, дядя, ты куда?..

— Что? — остановился тот. — Это вы мне, судагыня?..

— А кому еще-то? Или вы все-таки не царь?

— Цагь, цагь, — вздохнул картавый. — Пгактически. У вас что, еще какое-то дело ко мне?

— Дело все то же, — сказала Аленка. — Только я юмора не поняла. Дали задание, а сами в кусты?

— Я не в кусты, а во двогец, — снова вытянул лысый ладонь, указывая теперь уже на стену из красного кирпича. — А вы, судагыня, не хотите ли сказать, что можете это задание выполнить?

— Как нечего делать.

— И что, тоже за две минуты? — в голосе экзаменатора послышались нотки заинтересованности.

— Ну, не за две… Минут за пять, максимум — за десять.

— Хогошо. Валяйте!

— Только вы кепку снимите, а то лысину не видать.

Аленка сняла с шеи чехол, достала фотоаппарат, навела на дядьку в жилетке, щелкнула. Потом сунула в руки Ивану ноутбук, подсоединила к нему проводочком фотик, защелкала пальчиками по клавишам ноута. Царевич выгнул шею и заглянул в экран. Оттуда с лукавым прищуром смотрел на него будущий тесть. Впрочем, не удивлялся уже недурак подобным фокусам — еще в корабле насмотрелся. А вот потом Аленушка его удивила…

— Загрузим-ка „Фотошопик“, — пробормотала она и принялась интенсивно двигать пальчиком по прямоугольной площадочке под клавишами.

Иван-царевич ахнул: усы и борода картавого стремительно убирались с портрета. А чуть позже лысину его покрыли черные кудри.

— Готово, — сказала Аленка и повернула ноутбук экраном к заказчику. Тот на сей раз даже крякнуть не смог, лишь промычал что-то да лысину поскреб.

— Для конспигации очень недугственно… — наконец вымолвил он. — Подагите кагточку?

— У меня принтера нет, — буркнула Аленка. — Давайте третье задание.

— Тгетье, тгетье… — забарабанил картавый пальцами по лбу. — Хогошо, пусть будет тгетье. Сделайте-ка так, чтобы мне плохо стало от того, от чего должно бы стать хогошо! А? Каково заданьице? — и он опять захихикал, вздергивая бороденку.

— Легко, — сказала Аленушка и вновь пробежалась пальчиками по клавишам ноутбука. Через пару мгновений из него послышалась музыка.

— О! Музычка! — обрадовался дядька и нахлобучил на лысину кепку. — Это хогошо. „Апассионаты“ Бетховена не имеется часом?..

Но тут следом за музыкой из ноута раздался и голос, который, судя по всему, пытался изобразить пение. Продолжалось это недолго — плохо стало не только лысому, но и царевичу, и Аленка поспешила прервать музицирование.

— Что это было? — простонал Иван-недурак после пары Аленкиных оплеух, приведших его в чувство.

— Повезло тебе, что не знаешь, — вздохнула красна девица. — Это Митя Лупиляк. От него Бессмертных балдел, пришлось записать. Сама-то я старый добрый хард-рок предпочитаю да хэви-метал — папа с детства приучил.

Оставив на время Иванушку, Аленка поставила на ноги — в прямом и переносном смыслах — лысого дядьку в жилетке. Кепку он обронил, и Аленушка не глядя напялила ее картавому на лысину козырьком назад, отчего тот принял несколько залихватский вид.

— Ну, все, — сказала она. — Зовите принцессу, пора нам домой отправляться.

Понял, видать, местный предводитель, что деваться ему некуда, крякнул, заложил руки за спину, повернулся ко дворцу и медоточиво пропел:

— Наденька, подь-ка сюда!

Через секунду — стояла, видать, под дверью да в скважину замочную подглядывала — на лужайку перед дворцом выпорхнула принцесса. Впрочем, „выпорхнула“ — это перебор, пожалуй. Скорее, вывалилась и потопала, переваливаясь с боку на бок, словно утка. При ближайшем рассмотрении и принцессой называть это несчастное создание расхотелось — толстая, глаза навыкат и,самое неприятное, старая!.. Иван-царевич аж попятился.

— Это ваша дочь?!

— Пгактически да. Хотите пговести генетическую экспегтизу? — Лысый явно блефовал, но все-таки с опаской косился на ноутбук в руках у Аленки. — Моего слова вам недостаточно?

— Не хотим, — буркнула Аленушка, пряча бесполезный ноут в сумку.

— А слова недостаточно, — забеспокоился Ваня, подумав, что как-никак, перед Царем-батюшкой отчет держать придется.

— Могу гасписку дать! — нашелся картавый, а так называемая принцесса смерила его презрительным взглядом и сказала:

— Опять меня сбагрить хочешь, Володенька? Инесску во дворец приведешь?

— Но-но!.. — покраснел вдруг картавый. — Я тебя в хогошие гуки отдаю. Жених молодой, кгасивый, да еще и пегспективный в плане политической кагьегы. — И тут же, примостившись на невесть откуда взявшемся пенечке, принялся быстро что-то чирикать на клочке бумаге, примостив его на коленке. Через минуту поднялся, протянул испещренный нечитаемыми каракулями листок Ивану.

— Что это? — не понял тот.

— Гасписка. От имени пгедсовнагкома. Агхиважный документ, батенька! Гагитет, можно сказать. В любом музее с гуками отогвут.

— Ох, чувствую, мне папа голову оторвет, — вздохнул Ваня, но спрятал все же расписку за пазуху. Поклонился псевдотестю в пояс и сказал: — Бывайте здоровы, папаша. И вы уж того… народ-то не обижайте… Что-то вы, пардон за подозрение, хитроваты слишком.

— А как в упгавлении госудагством без хитгости? — захихикал картавый, чмокнув на прощание „дочку“. — Вам тоже не кашлять. Кланяйтесь цагю. Как-нибудь, может, собегусь, заскочу. В октябге.

Долго ли, коротко обратный путь длился, но и ему конец настал. Хоть и с удовольствием вздохнул Иван-царевич родимый воздух, да нехорошо на душе его было. Кошки скребли. И на то аж целых две причины имелось. Какая из них Ване тяжельше казалась, он и сам разобраться не мог. Поперву корежило его, что папу своего, Царя-батюшку, обмануть придется… Ну, не то чтобы впрямую обмануть, но сильно уж сомневался Иванушка, что принцесса настоящая. Правда, расписка есть, совесть как бы чиста. А вторая причина хоть и его только лично касалась, но сердце молодецкое сжималось — хоть кричи! Ведь как себя ни обманывай, а его, сердечко-то, не проведешь, никакие расписки не помогут… Полюбил ведь Иван царевич не принцессу занебесную, подставу инопланетную, а космическую туристку Аленушку… И что тут делать будешь? Папа на такой брак не согласится — забракует избранницу… Ладно еще, если в Царстве-государстве жить разрешит, Аленка вроде согласная, интересно ей, да и деваться некуда — попали они снова в измерение сказочное, где никаких Африк-Америк не видать.

Так и пришел Иван, буйну голову повесив, под очи царские, отцовские. А тот, как сыночка увидал, с трона чуть не упал. Соскочил, к Ване подбежал — и ну его обнимать-целовать да приговаривать:

— И где же ты мотался, так тебя и разэдак?.. Да мы ж тебя схоронили уже мысленно! Где ж ты пропадал-то три года?

— Каких еще три года? — оторопел Иван. — Меня отсилы три недели не было!..

— Физику надо было учить, голубчик, — подала вдруг голос лупоглазая принцесса. — Вы про теорию относительности слышали?

— А это еще кто? — уставился Царь-батюшка на Наденьку и густо вдруг начал краснеть. — Как вас зовут, мадам?

— Надежда, — сделала та неуклюжий книксен.

— Это что, и есть твоя… невеста? — обреченно спросил царь у Вани.

— Да, папа, — опустил тот голову.

— Что-то не так? — В голосе батюшки явно послышалась тезка принцессы.

И недурак вдруг решился. Он вскинул голову и заговорил, глядючи прямо в отцовские очи:

— Папа, мне кажется, что меня обманули. Не похожа она на принцессу. Хоть и расписка мне дадена, — полез он за пазуху и протянул отцу мятый листок.

— Так зачем нам расписка? — удивился царь. — Вот же принцесса, давай у нее и спросим… — И обернулся к Надежде: — Вы ведь принцесса, мадам?

— Вообще-то Володя порой называл меня так, — слегка стушевавшись, ответила та, — когда я посуду мыть отказывалась и портки ему стирать… Но вы не думайте, я из очень приличной семьи! — И так влюбленно-благоговейно посмотрела она на царя, что тот растаял:

— Эх, была ни была! А выходи-ка ты, Надежда, за меня замуж! Люба ты мне, сил нет… Я ведь ишшо не сильно стар — пятьдесят девять в мае стукнуло.

— А как же царевич? — зарделась Надежда.

— Ему нельзя, — насупился царь, изо всех сил пытаясь выразить мимикой сожаление. — Закон, то есть я, суров. Только особа царских-королевских кровей может стать принцессой, будущей матерью наследников престола. А насчет тебя, миль пардон, все ж сомненья имеются… А вот мне — все одно, кого в жены брать! Нам ведь детей не рожать, правда, Наденька?

— Как знать, — тихо ответила та, ковырнув носком туфли паркетину.

И тут Иванушка вновь подал голос.

— А как же я? — повторил он вопрос будущей мачехи.

— Я ж сказал, тебе нельзя, — отмахнулся было царь, но заметил Аленку, за Ивановой спиной прятавшуюся. — А это кто, еще принцесса? Ты, как я погляжу, парень, не дурак! А все прибедняешься…

Хотел было Ваня в ноги батюшке пасть, да вспомнил вдруг что-то, ахнул, побледнел и к Аленушке оборотился:

— Погодь-ка, Аленка, а что ты давеча про двадцать лимонов сказывала? Сдается мне, не цитрусовые ты в виду имела!..

— Не цитрусовые, Вань, — подняла девица на царевича влюбленные очи. — Самые натуральные лимоны, зеленые. Миллионы американских рубликов, — баксов, по-нашему.

— Да ты что?! — ахнул Иван, а Царь-батюшка аж за сердце схватился. — Откуда ж у тебя столько-то?

— Да то не мои, — небрежно махнула ручкой Аленушка. — Папа ссудил. Безвозмездно. Балует он меня очень. Баловал, то есть… — шмыгнула она носом.

— А кто у нас папа? — заинтересовался царь.

— Олигарх, — вздохнула Аленка. — Нефтяной, так сказать, король.

— Король?! — в унисон вскрикнули царь с царевичем.

— Ага.

— Так что ж ты молчала?! — подхватил Ваня девицу на руки и закружил ее по паркету. — Это же то, что надо!

— Погоди, Ванечка, — шепнула Аленка, — это ведь не по-настоящему король, просто так говорят…

— Т-с-сс!.. — испугался Иван. — Ты мне этого не говорила! И батюшке, смотри, не брякни… И потом, что значит „не по-настоящему“? Король — он и в Африке король. Нефтяной ли, банановый — какая разница? Того в папином условии прописано не было. Так что молчи, ага?

— Ага, — кивнула Аленка и прильнула к устам Ванечки своими сахарными устами.

И сыграли в Царстве-государстве сразу две свадьбы. Веселый, говорят, пир закатили, под хэви-метал. Правда, я там не был, мед-пиво не пил, так что зря врать не стану.

Тут и сказке конец».

Глава 35 Заключительная, в которой все получают подарки и прочие сюрпризы

Наутро Брок, как обычно, пошел на работу. Мрачная Сашенька тоже отправилась с ним, чему сыщик обрадовался: хоть отвлечется немножко. По дороге не проронили ни слова — Брок думал о конкурсе и мысленно «редактировал» рассказ, Сашенька кручинилась — понятно о ком.

Оказавшись в любимом кресле, сыщик первым делом сбросил текст сказки на жесткий диск компьютера и принялся за очередную вычитку. А потом стал думать: дать прочитать написанное дочери или не стоит. С одной стороны, очень хотелось услышать Сашино мнение, а с другой… Очень уж много было в рассказе явных параллелей — как бы не заставила Сашенька вычеркнуть Аленку; что тогда от рассказа останется?

За этими раздумиями и застало Брока звяканье входного колокольчика. Подняв на дверь глаза, сыщик досадливо поморщился:

— А, это ты, Мирон… Привет! Я-то думал — клиенты. — И снова уставился в монитор. Но не успел прочитать ни буковки, поскольку чуть не рухнул на пол от истошного вопля дочери:

— Миро-о-оша-а-а!!! Люби-и-имы-ы-ый!!! Родненьки-и-ий!!!

Сашенька, отбросив, словно пушинку, кресло, чуть не свернув стол, помчалась к застывшему возле двери парню. Тот был привычно взъерошен, необычайно бледен, но улыбался так, будто только что получил в наследство полцарства. А может и все.

Саша буквально прыгнула на Мирона; влюбленные закружились, принялись неистово целоваться, не обращая внимания на Брока. Какое там! Они в ту минуту не только о Броке забыли — вряд ли вообще о чем-либо помнили.

Сыщик открыл было рот, чтоб возмутиться, но вовремя опомнился. Даже высунул язык и шлепнул по нему пальцами — знай, дескать, место! А потом и вовсе отвернулся, чтобы не смущать Мирона и Сашеньку, которые, правда, смущаться и не думали. Вместо них это делал сам Брок.

Но всему приходит финал, пролетели и эти сорок восемь минут эмоциональной бури. К тому же, Брок задремал, а оттого и впрямь не заметил времени. Тем более — влюбленные, о которых на сей счет давно все сказано классиками.

Мирон наконец-то вспомнил о сыщике и подошел к его столу. Точнее, подошли, поскольку отцепляться от любимого Сашенька, похоже, не собиралась теперь вовсе.

— Здравствуйте, Олег Константинович, — смущенно кашлянул Мирон. — Вам привет от Олега Константиновича. И вот это он вам просил передать, — протянул небольшую коробку парень. — И вот это. — На стол легли сложенные вчетверо листы бумаги.

На листы Брок не обратил пока внимания, а вот коробка его заинтересовала. Она была хоть и небольшой, но увесистой, красивой — деревянной и лакированной.

— Ого! — взвесил сыщик в ладони подарок и не сдержался, открыл. — Так-так-так-тааак… — пробормотал он, разворачивая бархатную красную ткань внутри коробки. — А ну-ткать!.. — И уже в следующее мгновение по офису разлился торжествующий вопль: — А-а-а!!! Браунинг!!! Ай да я!!! Ай да умница!!! Я всегда знал, что я — самый щедрый на свете!

Брок вскочил и кинулся в пляс, то и дело целуя вороненую сталь пистолета. Саша и Мирон с улыбками наблюдали за коленцами, которые выделывал сыщик.

Наконец он устал и с блаженной улыбкой рухнул в кресло.

— Я теперь с ним спать буду.

— В каком смысле? — не удержалась Сашенька.

— В самом прямом, — прижал сыщик к сердцу браунинг.

— По закону не положено, — остудила девушка радость отца. — У тебя разрешения нет.

— Есть разрешение! — вскинулся Мирон. — Там, на дне коробки.

Появившиеся было на лбу сыщика морщины тут же разгладились, Брок извлек из коробки плотный зеленоватый лист бумаги, покрытый многочисленными вензелями и принялся торжественно зачитывать: «Настоящим дозволяется частному сыщику Брокалеву Олегу Константиновичу хранить при себе и применять в случаях самообороны автоматический пистолет системы „Браунинг“ за номером таким-то… Печать, подпись: Император всея Руси Николай Третий».

— Сам Государь Олегу Константиновичу вручил! — горделиво вскинул голову Мирон. — Когда мы в Петербург на чествование героев космоса ездили.

Брок, чувствуя непонятную тревогу, посмотрел на разрешение и перечитал его еще раз, уже молча. Все, вроде, было в нем правильно — фамилия, имя, отчество совпадали; марка оружия указана верно; номер — до последней циферки — тот самый. И подпись натуральная, не клише какое-нибудь! Да и печать — вот она: ярко-синяя, с двуглавым орлом, с надписью по кругу: «Российская Империя. Канцелярия Е.И.В.»… В чем же дело? Откуда тревога? Откуда, как говорится, у хлопца испанская грусть?..

Долго ломать голову не пришлось. Сашенька неожиданно фыркнула:

— Весело будет посмотреть на мента, который станет читать это разрешение.

— Надо говорить: «на милиционера», — поморщился Брок. — Следи за речью, доченька, ты не в Госдуме сидишь.

— Да хоть как его называй, папочка, — продолжала ухмыляться Саша. — Все равно смешно будет. Не тебе, правда.

— Что так? Я тоже хочу посмеяться. Не вижу причины, правда.

— Причина — подпись, — вздохнула Сашенька. — И печать.

— Да?.. — снова уставился в зеленый лист сыщик. — Ты думаешь, они поддельные?

— Нет-нет! — округлил глаза Мирон. — Николай Третий собственноручно…

— Вот именно, — оборвала любимого Саша. — Николай Третий.

— Ага, — задумался Брок. — Надо, чтобы Берендей Четвертый?..

— Надо, чтобы начальник ГУВД, — фыркнула девушка и, возведя к потолку глаза, помотала головой. — Или хотя бы его заместитель.

— А-а-аа! — дошло наконец до сыщика. — И как же теперь быть? — Он посмотрел на браунинг с такой грустью, будто у него отнимали ребенка.

— Да никак, — пожала плечами Сашенька. — Не показывай его никому — да и все.

— Даже… маме? — нахмурился Брок.

— Маме, думаю, можно, — пошевелив бровками, ответила дочь. — Если она, конечно, пообещает, что сразу подругам звонить не кинется.

— О! — дернулся сыщик и перевел взгляд на Мирона. — Кстати!..

— Папа, молчи!!! — прыгнула к отцу Саша и зажала тому рот. — Я сама!

— Что такое? — насторожился Мирон.

— Это сюрприз, — помотала головкой Сашенька, не снимая ладони с отцовского рта. — Потом все узнаешь. Когда придет время.

— А когда оно придет? — Парня раздирало нешуточное любопытство.

— Время приходит, когда ему вздумается, — философски заметила девушка. — Не нам его подгонять. И все! Закрыли тему. Расскажи лучше, как ты вообще здесь оказался?

Послышалось сдавленное мычание. Брок под рукой дочери возмущенно задергался.

— Прости, папа, — убрала Саша ладошку.

— Давай, давай, рассказывай! — завопил Брок на юношу. — Как ты тут?!.. Почему? Проход закрылся, мы проверяли!

— Проход закрылся, да, — кивнул Мирон. — Мы сразу с Олегом Константиновичем проверили, как приземлились.

— В корабле приземлились? Вас только двое было? А корабль потом исчез? А что потом было?.. — На бедного юношу с двух сторон обрушился шквал вопросов. Он сначала оторопело молчал и хлопал ресницами, а потом взмолился:

— Погодите, прошу вас! Я сейчас все подробно расскажу. Только не перебивайте…

И он рассказал. Как и обещал, подробно.

Как правильно догадались Саша и Брок, сначала с Мироном и Броком-два случилось то же самое, что и с ними — они оказались в «Ире» вдвоем. Так же попаниковали вначале, пришли к тем же выводам, да и приземлились похоже. И даже в том же самом месте — возле дома номер восемь по Нагорному переулку.

Отличие было лишь в том, что убивались оба: Мирон — по Сашеньке, Брок-два — по Марфе. И утешить их было некому. А потом Олег Константинович сказал, что дома ему делать нечего, никто его там не ждет, поэтому он пойдет в агентство и будет писать рассказ, чтобы отвлечься. Мирону тоже стало жутко представить себя одного в пустой комнате, а едва он подумал, как станет к нему рваться с вопросами, утешениями и оханьями Анна Вячеславовна, — напросился идти с Броком. Так и оказались они воскресным вечером в офисе. Мирон сходил в кафе, купил бутербродов, пирожных; они выпили с сыщиком чаю, и занялись своими делами: Брок сел писать сказку, а Мирон стал грустить о Сашеньке.

Ночевали там же, в офисе: сыщик — на диване, Мирон — на полу, подстелив свое пальто, а накрывшись броковским. А разбудила их… Марфа. Брока долго пришлось убеждать, что он уже не спит, но когда, минут через сорок, девушка поцеловала его в губы, сыщик во все поверил и тут же послал Мирона в кафе за эклерами. Но Марфа остановила его, сказав, что эклеров они теперь наедятся до изжоги, потому что она пришла навсегда и никуда исчезать не собирается.

— Но как же она пришла?! — не выдержала Сашенька.

— Вот именно! — поддакнул Брок. — Волшебство?..

— И оно тоже, конечно, — кивнул Мирон. — Только и волшебство бы не помогло, кабы не любовь… Ведь никто в Царстве-государстве не знал, как открыть переход в нужное место. Марфа уверяет, что это ей подсказало сердце.

А потом юноша поведал, как он набросился на девушку с просьбой открыть переход и ему. Но беда заключалась в том, что Марфа не могла больше колдовать — волшебство в их мире утратило силу. Помог все тот же побочный эффект, открывший проходы сразу в два измерения, когда к ним, в свое время, попал Сушик. Мирон предположил, что и сейчас этот проход может оказаться открытым. Олег Константинович благословил его, передал подарки, Марфа чмокнула в щеку, и Мирон тут же помчался на знакомый чердак. Остальное известно. То ли судьба сжалилась над ним, то ли впрямь любовь оказалась сильней волшебства.

— А рассказ-то Олег написал?.. — замахал Брок руками.

— Так я же его вам передал. Вот он, — показал юноша на край сыщицкого стола.

— Так-так-так-тааак! — схватил сыщик листы. — А ну-ткать!..

Он принялся читать, торопливо прыгая взглядом со строчки на строчку.

— Ага, — отложил он наконец рукопись. — Почти слово в слово! Только вместо Аленки, разумеется, Марфа, правителя почему-то зовут Лейба Давидович, а вместо Наденьки — Наталья…^[3]

— Какая еще Аленка? — выгнула бровки Сашенька.

— Да так, героиня второстепенная, не бери в голову, — пробормотал Брок. И, чтобы сменить тему, спросил у Мирона: — А что там Марфа рассказывает, вернулся Иван-то?

— Вернулся. Довольный — жуть! Где только не был, говорит.

— От отца-то ему сильно влетело?

— Да хотел поначалу всыпать, только Ваня ему подарочком угодил очень, — усмехнулся юноша и слегка покраснел.

— Небось, диск с концертом Добрынина привез?

— Да нет, кое-что получше. То есть, кое-кого. Невесту Царю-батюшке.

— Наденьку?!

— Почему Наденьку? Инесску.

— О как!.. — откинулся Брок в кресле. — А себе невесту нашел?

— Так он и не искал. Рано, говорит, мне жениться. Наукой он решил всерьез заняться. Новый корабль построить хочет, чтобы к другим галактикам летать.

— О как! — повторил сыщик. — А что…

Но договорить ему не дали. Над входной дверью звякнул колокольчик, и в офис, впустив за собой морозное облачко, ворвался молодой мужчина в красной куртке и спортивной шапочке набекрень.

— Кто здесь Брок?! — выкрикнул посетитель.

Сыщик на всякий случай присел и спросил из-под стола:

— А что вы хотели, молодой человек?

— Я вот что хотел, — полез мужчина за пазуху. «У него пистолет! — в панике заметались броковские мысли, но одна — самая, видимо, смелая — подсказала: — У тебя — тоже! Протяни руку, браунинг на столе».

Брок не привык спорить с собственными мыслями и, вытянув вверх руку, зашарил по столу. Браунинг будто бы сам прыгнул в ладонь. Тут же выпрыгнул из-под стола и сыщик, заорав во все горло:

— Всем стоять! Не двигаться! Руки за голову!

Пистолет он навел на посетителя, но руки за голову послушно заложили и Саша с Мироном.

— Ну, сами тогда возьмите, — обиженно произнес мужчина.

— И возьму, — не опуская ствола, подошел к нему сыщик.

— Во внутреннем кармане, — подсказал посетитель. И добавил, загадочно хмыкнув: — Венера говорила, что вы экстравагантный, но я не думал, что настолько.

— Венера?.. — задумался Брок, но рука его полезла все-таки в карман мужчины.

— Ну да, девушка к вам позавчера приходила, красивая такая, помните?

— Девушка?! — убрала из-за головы руки Сашенька и воткнула их в бока. Смотрела она при этом на отца. И очень пристально.

— Девушка?.. — переадресовал сыщик вопрос Мирону.

— Ну девушка же! — закрутил головой тот. — Неужели не помните? Венера Адамовна! Бра у которой.

— А-а-ааа!.. — в унисон пропели отец с дочерью. Брок при этом наконец выудил то, что лежало в кармане у посетителя. Это была бутылка коньяка.

— Это вам, — расплылся в счастливой улыбке мужчина. — Меня, кстати, Вовой зовут. А руки можно уже опускать? А то затекать начали.

— Конечно опускайте. И ты, Мирон, тоже. Что вы их там держите?

Мужчина и юноша опустили руки. Брок ждал продолжения. Но все лишь молчаливо переглядывались.

— Ну? — не выдержал Брок и потряс бутылкой. — И как это следует понимать? Это что, взятка?

— Да что вы такое говорите! — прижал руки к груди Вова. — Это же от чистого сердца! От меня и Венерушки. В благодарность.

— Ага! — вспомнил все сыщик. — Так значит, сработало?

— А как же иначе-то? — зашептал вдруг мужчина, оглядываясь на парня с девушкой. — Это ведь я все и подстроил!

— То есть, как это? — округлил глаза Брок. — Вы этого… как его?.. Сережу — того?.. Закопали, как говорится?

— Вообще-то я его действительно закапывал, — смутился Вова. — Но в прямом, что называется, смысле. По-соседски помог. На кладбище.

— Ага, — сказал Брок. — Ну, что ж, дело хорошее. Соседей всегда выручать следует. Только я тогда не понимаю, так сказать, что же именно вы подстроили?

— Ну, со светильником этим, — вновь зашептал Вова. — Это же я сделал, чтобы мужики Венерушки не домогались. Я ведь электронщик по специальности. Вот я и встроил туда маленькую камеру, микрофон и динамики. И наблюдал из своей квартиры. Как только кто к Венере в постель лезть собирался — я сразу лампочку дистанционно включал и выть начинал. Безотказно срабатывало! А позавчера Венера сама ко мне пришла, бра починить попросила. Это ведь вы ей посоветовали? Как вы вообще догадались, что это я? Вы — великий сыщик!

— Да ну, что уж там… — засмущался Брок. — Ну, великий… Подумаешь!.. Типичный, знаете ли, случай.

— Нет-нет, не спорьте! — прижал к сердцу руку мужчина. — Ведь я Венеру давно люблю, еще когда она замужем была. А она на меня и не смотрела. А теперь… А сейчас… — Вова подозрительно булькнул горлом, словно глотая тугой комок. — Сейчас мы с Венерушкой вместе. Вот уже третьи сутки! Я даже на работу не пошел сегодня. Вот сейчас опять к ней побегу, соскучился уже — сил нет!

— Да куда же вы побежите? — снова потряс бутылкой сыщик. — А отметить это дело?

— Нет-нет, что вы! — замахал руками Вова. — А как же Венерушка? — Тут из его кармана послышалась телефонная трель. — Вот! Вы слышали? Это она! Скучает! Ждет! Любит!..

Мужчина выхватил телефон и, рассыпая в него обильные «уси-пуси», выскочил из агентства, даже не попрощавшись.

Брок перевел взгляд на Сашу с Мироном. Те стояли, обнявшись, и улыбались совсем как дети. «А ведь дети и есть, — вздохнул сыщик. — Мои, причем. — Он прошел к столу, сел за него и взял в руки фотографию Ирины Геннадьевны в стеклянной рамочке. — Нет, наши!..» Потом он обернулся к притихшим влюбленным и сказал:

— Ну вот, видите, чем кончилось дело? Все элементарно объяснилось. Типичный, так сказать, случай. Я же говорю: чудес не бывает!

— Между прочим, ты не прав, папочка. Одно чудо, как минимум, точно есть. Причем такое, что само способно творить чудеса. — Саша уткнулась лбом в грудь Мирону и крепко обняла его.

— Да знаю я, знаю, — буркнул сыщик. — Одно есть… — Он машинально провел пальцем по фотографии жены, а потом резко, словно испугавшись произнесенной ереси, воздел его к потолку: — Но не больше!

Эдуард Байков, Всеволод Глуховцев Рой: Битва бессмертных

РОЙ

Часть I В ПОТЕМКАХ

Из сообщений мировых информационных агентств, январь 2012:

«РУССКИЕ ВЕДУТ!

Российским ученым удалось совершить грандиозный прорыв в области нанотехнологий.

Как сообщил в интервью профессор Григорий Мерецкой, успешно завершены опытно-конструкторские работы по созданию наноскопических автономных устройств.

По словам ученого, первые нанороботы практически готовы к запуску в серийное производство. „Рабочая технология уже создана“, — уверенно заявил Г. Мерецкой».

ГЛАВА 1

1

— Алексей Владимирович!

Пауза. Секунда, две, три…

— Алексей Владимирович!

Меркурьев поморщился. Мысль сбилась. Не дают работать, заразы… Он попытался настроиться, но мысль уже упорхнула. Тьфу ты, гадство!

— Ну, что там еще? — Он высунулся из-за монитора.

Репортерша Вика потрясла телефонный трубкой, микрофон которой она предусмотрительно зажала ладонью.

— Вас, — скосила она глаза на трубку.

— Кто?

— Ну, а я знаю?! — удивилась Вика. — Женский голос, старческий.

— Нет меня. — Меркурьев вновь скрылся за компьютером.

— Как это нет?! — Девушка взметнула брови. — Я же сказала — сейчас позову!..

Удачная фраза сама сложилась в голове Алексея. Он довольно хмыкнул и еще быстрее застучал по клавишам.

— Как «нет»?.. — проговорил он. — Да так вот и нет. Ушел я. Уехал. Улетел! А может, даже умер.

— Ну-у, Алексей Владимирович… — протянула Вика. — Я что, так и буду стоять?..

— Стоять всегда, стоять везде, — продекламировал Алексей, — до дней последних донца! — И звучно щелкнул клавишей восклицательного знака. — Уже иду. — Он встал.

Алексей Меркурьев был колумнистом и научным обозревателем еженедельника «5555», объявлявшего себя «газетой для городских интеллектуалов»; впрочем, пятерки не столько намекали на уровень элитарности, сколько со скромной гордостью напоминали о географическом положении города: на 55-м градусе северной широты и 55-м — восточной долготы.

Меркурьев обладал особым талантом — ухватить самую суть научной проблемы, а затем изложить ее точно и ярко. Там, где ученый-специалист затянул бы невыносимо нудную муть, Алексей мог так сверкнуть словом, что читателю все становилось ясно и статья легко читалась от начала до конца.

За это Меркурьева в «пятерочках» ценили и платили приличные гонорары. Сам же он шутил — мол, ему дают деньги за его собственное удовольствие. Это правда: он представлял собой тот счастливый случай, когда работа и увлечение совпадают. Впрочем, за это приходилось расплачиваться общением с полусумасшедшими изобретателями, уфологами, астрологами и экстрасенсами… Для такой публики все пути в редакции вели к Меркурьеву. Поначалу с ними было забавно, потом они надоели хуже горькой редьки. Но ничего не попишешь — при появлении в редакции очередного гения с проектом космической электростанции сотрудники дружно указывали на корреспондентскую, где обитал Алексей.

Когда Вика сообщила про старушечий голос, чутье подсказало журналисту, что бабка сейчас начнет толковать либо о том, как ночью она увидела загадочный летающий объект, либо о лечении всех болезней посредством отвара из лопухов, настойки из еловых шишек и тому подобного говна. А его, Алексея, ждет незаконченная статья, которую надо срочно сдавать в номер… Он вздохнул и перехватил трубку из Викиной руки.

— Слушаю вас!

— Здравствуйте. Это Алексей… э-э, Меркурьев, простите, не знаю вашего отчества…

— Он самый. — Меркурьев постарался придать голосу побольше вежливости. — Можно без отчества, просто Алексей.

— Да?.. Очень приятно. Я всегда с таким интересом читаю ваши статьи…

Пришлось выслушать ряд витиеватых похвал своему журналистско-писательскому мастерству — бабулька оказалась интеллигентной, бывшей учительницей музыки. Выражалась она обстоятельно, долгими периодами — Меркурьев потихоньку начал звереть, но тут бабка вовремя прекратила предисловия и перешла к делу:

— Я, собственно, почему вам звоню. Прошлой ночью я наблюдала удивительное явление: необычный оптический эффект, возможно, обман зрения…

Вот оно — Алексей оказался провидцем. В самом деле, одинокой пожилой женщине не спалось, она читала, смотрела телевизор, потом решила выйти на балкон, благо майская ночь была теплой.

— …у меня, знаете ли, чудесный вид из окон, двенадцатый этаж. Я живу в Белой роще, где биологический институт, знаете?

Меркурьев вздрогнул от неожиданности. Он не только знал этот институт — именно о нем и писал статью, что ждала его на мониторе компьютера. Статья о разработках этого института в области генетики.

— Знаю. — Он не смог скрыть своего удивления.

— Ах да! Уж кто-кто, а вы-то…

Затем собеседница поведала, как она вышла на балкон в час ночи, как увидела звездное небо над собой и лесную темень внизу: Белая роща представляла собой парковую зону на юго-восточной окраине города, где она переходила в леса, а те километров через сто — в бескрайнюю уральскую тайгу. В этой спящей тьме влажно мерцали огоньки предместий и дальних поселков и ярким прямоугольником сиял обнесенный высоченным забором периметр институтской территории — объект был режимным, выполнял в том числе военные заказы, поэтому охранялся строго.

Так вот, старушка увидела все это, вдохнула поглубже ночной воздух и…

И потом взгляд ее отчетливо уловил, как странное марево задрожало чуть левее институтской ограды — так бывает, когда в жаркий полдень нагретая земля отдает свое тепло. В такие моменты становятся видны прежде незаметные воздушные токи: пространство живет, дрожит, призрачно переливается… Но то в жару, днем. А тут — ночь. И вообще возникло такое ощущение, словно нечто огромное вдруг заклубилось во тьме, а затем вершины деревьев заколыхались одна за другой — по верхушкам березок побежала волна, будто покатился огромный незримый клубок. Волна побежала на восток, как бы охватывая город по дуге, это бабушка тоже приметила.

— Наверное, просто ветер, — не удержался от ухмылки Алексей, но его собеседница была тверда.

— Нет — сказала она, — ветер таким не бывает. Уж я-то знаю… Не ветер это. Хотя ветерок в ту ночь тоже был.

Меркурьев мысленно послал наблюдательную особу по самому известному в широких кругах адресу, но вслух, конечно, заговорил о том, что он-де обязательно постарается выяснить, что за феномен такой, проконсультируется со специалистами, все узнает и сообщит… короче говоря, профессионально уболтал бабку, выудил у нее «до свидания» — и тут же брякнул трубку на рычаг, «позабыв» узнать имя и номер телефона собеседницы.

Вика с восхищением глазела на старшего коллегу:

— Вот это класс! Так проехать по мозгам…

— Учись, студентка, — Алексей подмигнул, — пока я жив. Хотя теперь уж точно умер на два часа. Нет меня — ни для кого! Срочно статью шефу — иначе секир башка.

2

Казалось бы, что можно написать о работе научно-исследовательского института, да еще полувоенного? Да ничего! Обычная рутина, скучное перечисление цифр и формул, фактов и концепций. Когда Меркурьев услышал от редактора о задании, то приуныл, хотя виду, естественно, не подал. Но главный редактор (главвред — по выражению сотрудников), старый газетный волк, да и психолог неплохой, мигом раскусил подчиненного.

— Ты не куксись, — посоветовал он. — Я ведь тебе тупых заданий не даю. Тут дело непростое, с подковыркой. Поясняю…

Понятно, что руководитель крупной газеты — лицо во всяких городских слухах и сплетнях информированное не хуже, чем начальник уголовного розыска. У него множество своих источников, к нему лично стекаются ручейки интересных и никчемных, странных и рядовых, официальных и приватных, сенсационных и… всяких разных сведений. А уж разобраться в них и с ними: что дать, что придержать, а что вообще никогда не давать — это шеф умел. Так и на этот раз — какими-то только ему известными путями пришла к шефу «пятерочек» «инфа» о том, что в институте что-то темнят, не все там так просто, как кажется с виду.

— А что именно, Юрий Павлович? — насторожился Алексей.

Шеф слегка поморщился, как делал всегда, если не мог четко сформулировать мысль.

— Понимаешь, чую я — что-то такое у них там творится, что-то они скрывают от властей, а может, и от начальства своего. Потому и хочу послать тебя на разведку. Формально задание простое, как кубометр: написать очерк о передовом крае науки и все такое. Как-никак мировой уровень, знаменитости там всякие… Про профессора Мерецкого слыхал?

— Даже писал. В январе, помните?

— А, точно. Так вот, темнят, черти… Вот ты и постарайся разнюхать на месте, что там к чему. Да и в статье нужно намекнуть — так, между строк — мы, мол, кое о чем умалчиваем, но знаем… в общем, не тебя учить, как стряпать газетные утки. Посмотрим на их реакцию. Да, и постарайся завести личные контакты.

А вот насчет последнего шеф сказал зря — действительно, не Меркурьева этому учить. Помимо писательского дара у него и репортерская хватка была на зависть коллегам.

В общем, отправился он выполнять задание.

В кабинете директора института Алексей с простодушным видом завел разговор о своем интересе к новейшим достижениям микробиологии и генетики. И заметил, конечно, что хозяин кабинета — моложавый, холеного вида мужчина в дорогом костюме, больше похожий на крупного бизнесмена, чем на ученого, — хотя и слушает гостя, улыбается и кивает, но прежде всего думает о том, как бы ему поскорее сплавить этого внезапно свалившегося на его голову журналюгу… На что Меркурьев и рассчитывал. Маневр удался: директор вызвал к себе зама по научной работе.

— Вот с ним — во всех подробностях, — вежливо пояснил он. — Разумеется, у нас есть несколько закрытых тем, о них не имеем права, а обо всем прочем — полный простор для творчества…

Тут появился заместитель, в отличие от своего шефа выглядевший настоящим ученым: пожилой, в свитере, мятых брюках, на носу — очки в допотопной оправе… Директор наскоро познакомил мужчин, и те перебрались в кабинет зама, небольшую комнату с компьютером и новеньким ноутбуком на столе и со шкафами, доверху набитыми толстыми папками, амбарными книгами и просто кипами бумаг.

— Так что вас интересует? — поинтересовался ученый.

Звали его Семен Ильич, и был он, само собой, доктором наук в звании профессора.

— В первую очередь, конечно, генная инженерия, — тут Алексей запустил речь о нынешних и грядущих чудесах биотехнологий, способных вызвать к жизни невиданные фантасмагории и вообще перевернуть весь привычный для нас мир…

Признаться, это был психологический прием: Алексей хотел раззадорить собеседника, надеялся, что тот загорится, начнет болтать без умолку, а хитроумному Меркурьеву только этого и надо, глядишь, кое-что и выведает.

Увы, ничего подобного не случилось. Профессор выслушал бойкую тираду с полным равнодушием, а потом устало снял очки, покусал дужку и скучным голосом заявил, что это наивное представление о науке, по крайней мере о генетике.

— Это, знаете, — он махнул рукой в сторону, — дело философов или фантастов — в облаках витать. А мы люди земные, от философии далекие. Наше дело опыты, наблюдения, расчеты — день за днем, месяц за месяцем… Сенсации в других местах искать надо, не у нас, это уж точно.

Меркурьев покривил душой, тут же заверив, что ему сенсации ни к чему, наоборот, интересны как раз те самые будни — черновая, не парадная жизнь науки, отчего и хотелось бы познакомиться с рядовыми сотрудниками, посмотреть их за работой, понаблюдать за проведением опытов… Зам отнесся к этому как к общественной нагрузке, бессмысленной, но неизбежной: вздохнул, позвонил завхозу, чтобы тот принес комплект спецодежды — халат, бахилы, марлевую маску… Сам облачился в то же, и они отправились на экскурсию по институту.

3

Память у Алексея была прочная, профессиональная: сейчас, сидя за компьютером, он легко восстановил события. То есть как они с Семеном Ильичом зашли в одну лабораторию, в другую… Сотрудники, как полагается при появлении начальства, да еще в компании с журналистом, вели себя сдержанно, на вопросы отвечали общими дежурными фразами.

Меркурьев примерно такое и предполагал, не учел только одного обстоятельства: он думал, что сумеет кое-что распознать по недомолвкам и выражениям лиц сотрудников — внутреннюю напряженность, к примеру, или еще какие прозрачные намеки. Но в том-то и беда, что лиц как таковых не было! Все в лабораториях были в масках и шапочках — одни глаза. На вопросы отвечали кратко, сухо, без эмоций.

Алексей побывал в разных лабораториях, выслушал мудреные речи, добросовестно записал данные — но все это было не то, не за этим он сюда пришел. Нужно было срочно что-то придумать. И он придумал. После посещения очередной лаборатории он забеспокоился, что не преминул заметить его сопровождающий.

— Вас что-то беспокоит? — осведомился Семен Ильич.

— Да. Честно говоря, не успел позавтракать… У вас тут можно где-нибудь перекусить?

— Конечно, — равнодушно отозвался провожатый. — Сейчас организуем.

Меркурьев поспешил заверить, что не стоит беспокоиться, он сам найдет столовую, видел ведь — мимо проходили. К тому же понаблюдает, как обедают сотрудники, — для хорошего очерка просто необходимо окунуться в среду…

Зам опять без особых чувств согласился, и они временно распрощались.

Время было обеденное, и в столовой толпились и шумели сотрудники — в большинстве своем молодые люди. Без масок и шапочек они казались раскованными, не то что на рабочих местах. Алексей скромно пристроился в очередь, взял дежурное блюдо — первое, второе, сок, затем обосновался в углу так, чтобы обозревать весь зал.

Вскоре к его столику с подносом подошел кучерявый парень.

— Разрешите? — осведомился тот.

— Конечно, конечно! — Алексей с готовностью подвинул в сторону свои тарелки.

— Спасибо. — Молодой человек поставил поднос, уселся напротив. — Вы меня не узнаете?..

Выяснилось, что Меркурьев полчаса назад побывал в их лаборатории, где в масках все были неразличимы. Артем, так звали биолога, как раз отвечал на его вопросы.

За едой поговорили о том о сем — совершенно пустой, формально-вежливый разговор… Однако вскоре Алексей заметил, что молодой человек явно что-то хочет сказать, но не смеет здесь, в стенах института. Наскоро проглотив остатки обеда, журналист улыбнулся:

— Рад был с вами познакомиться. Если возникнет желание пообщаться… — Он ловко просунул меж тарелок визитку. — Буду рад встретиться, поговорить о проблемах науки.

Попрощался и двинулся к выходу.

Остальное время в институте прошло обыденно. Визитер слушал, кивал, чиркал в блокнот, включал и выключал цифровой диктофон. Под конец поблагодарил зама и поспешил откланяться.

В целом у Меркурьева все же сложилось впечатление некой недоговоренности — о чем и доложил шефу, подтвердив подозрения последнего. Правда, фактов было ноль. Единственная зацепка — молодой сотрудник Артем. Поэтому закончил он свой отчет на оптимистической ноте:

— Уверен, парень вскоре позвонит.

Редактор почесал лысину тупым концом карандаша:

— Позвонит — не позвонит… А ждать нам некогда. Давай статью срочно в номер. Пиши так, как обговорили нынче, — дескать, кое-что знаем, но пока не раскрываем всех карт. А позже дадим бомбу. Ждите продолжения.

— Палыч, а будет ли бомба? — позволил себе усомниться Меркурьев.

На что редактор ответил давно знакомой ему житейской мудростью:

— Подумаем об этом завтра. И вообще, это уже не твоя забота. Главное — ввязаться в бой, а там видно будет… Я тут еще кой-какие свои контакты задействую. Глядишь, подкину тебе жареных фактов. Давай работай!

…И вот, заканчивая статью, Алексей вспомнил все это в связи со звонком зоркой бабуси. Нет, удивительные все-таки случаются совпадения! Он покачал головой и отстучал название очерка — его привычкой было придумывать заголовки в финале работы над материалом: «ЗА СЕМЬЮ ЗАМКАМИ ГЕНЕТИКИ. Тайны, которые хранят стены биологического института».

— Все! — облегченно воскликнул Алексей, быстро распечатал свой труд на принтере и побежал к шефу.

Такое впечатление, что тот только его, Алексея, и ждал.

— Принес? — тоже с облегчением спросил главред и тут же углубился в текст.

Прочел. По лицу его Алексею показалось, что от очерка шеф не в восторге, но ведь задача была ясна с самого начала — попытаться нарыть чего-нибудь, а если не удастся, то высосать из пальца…

— Та-ак, ну ладно… — протянул шеф и своим неизменным карандашом бегло расчеркнулся на каждом листе, утверждая материал в печать. — Посмотрим! — сказал он многообещающе. — Думаю, должно сработать.

— Я тоже так думаю, — поддакнул журналист. — И потом, у нас в запасе этот Артем… Юрий Палыч, так на сегодня все — я свободен?

— Как негр в Африке, — с мрачным юмором ответствовал главный. — И завтра тоже. Можешь отдыхать. А вот послезавтра — как штык!

Алексей воспрянул — такого щедрого подарка от начальства он никак не ожидал. Мигом мысль нарисовала картину сегодняшнего вечера: огромный экран домашнего кинотеатра, пивко с копченой рыбкой… Живем!

— Ну, тогда я побежал, — заторопился он. — А уж послезавтра, с новыми силами… До свидания!

4

Алексей Меркурьев жил один в двухкомнатной квартире, доставшейся ему от родителей. В свои тридцать пять он так и не сподобился жениться. Вроде парень интересный, умный, спортивный, и подруги вниманием не обделяли… А вот семьей обзавестись пока не получалось. Не встретил нужного человека — пожимал он плечами в ответ на чьи-нибудь назойливые расспросы.

Дом, девятиэтажка, был когда-то не то чтобы элитный, но и не тупорылой публикой заселен — квартиры в нем получали врачи, учителя, инженеры… словом, интеллигенция невысокого полета. Конечно, за годы много всякой воды утекло: кто-то разменялся, переехал; в период лихолетья постаревшие советские интеллигенты, оказавшиеся во взбаламученном море новой жизни, вынуждены были продавать жилье — единственную имевшуюся у них ценность… Так в подъезде появлялись новые люди, часть квартир стала сдаваться внаем, иные перепродавались во второй, а то и третий раз.

Шагая дворами домой, Меркурьев не сказать, чтобы думал об этом, но какая-то неясная грусть окутала его. Вспомнилось многое из прошлого… Алексей поднял голову, глянул в вечернее небо, потом перевел взгляд ниже. Город только-только начал таять в майских сумерках, нежно-сизая дымка стелилась по горизонту… и тут Алексей вздрогнул, замер на месте.

Случилось нечто невероятное. Там, в дальней призрачной дымке, что-то сгустилось, заклубилось, будто живое, и на один неуловимый миг даже почудилось, что в этом сумрачном сгустке мелькнули очертания — лица не лица, маски не маски, чего-то чудовищно искаженного, получеловеческого… но все это в один миг — нет, полмига! — точно жуткий фантом вспыхнул не наяву, а в мимолетном обмороке. Р-раз, — и нет его!

Конечно, Алексей обомлел. С минуту стоял столбом. Потом очнулся.

— Чушь какая-то… — неуверенно пробормотал он.

Точно, чушь. Бывает — устал, мозг отключился на долю секунды… Бывает так. Алексей встряхнулся и зашагал домой.

Но мысль уже работала, и она была тревожной. Сразу и тот телефонный разговор всплыл на поверхность сознания. Бабке-то почудилось то же, что и Алексею сейчас. Словно массовая галлюцинация какая-то… А еще сюда каким-то углом втискивался биологическийинститут. То есть чутье ему подсказывало, что это так — есть связь между всеми этими событиями. Меркурьев помрачнел и неприятно для себя застрял на последней мысли. Стоило ему побывать в институте, как тут же самому привиделось нечто. Так что все это значит?!.

Тут Алексей малость испугался своих выводов. Бред все это! Устал просто, вот и примерещилось, а с перепугу все совпадения стали казаться зловещими… Надо выбросить вздор из головы, хватить пивка — вот оно уже в пакете, — включить DVD-плеер и ни о чем таком не думать. А потом вырубиться, отоспаться от души — и проснуться утром с мыслью, что впереди еще целый день отдыха.

От этого Меркурьев повеселел, зашагал бодро, а метров за двести до подъезда его окликнули:

— Владимирыч!

Алексей обернулся. Его догонял сосед по площадке, майор МЧС Николай Ракитин.

Он был как раз из «новых» жильцов, въехал в этот дом лет пять тому назад, будучи еще капитаном. Оказался нормальным мужиком и хорошим соседом, приветливым и неназойливым. Такими же были его жена и дочь. Больше о нем Меркурьев почти ничего не знал, так как старался не лезть в чужое — своего хватало… Ракитин тоже не совался к Алексею с расспросами да советами, разве что однажды — по случаю получения майорской звезды — завалился к соседу, уже порядком подшофе: отмечали на службе, сообщил он.

— Я ненадолго, — сразу предупредил гость, приметив светящийся экран компьютера. — Давай за очередную звездочку накатим по сотке: как-никак теперь старший офицер… Да и тебе в дело: вдохновение попрет как танк. О чем пишешь-то?

Алексей объяснил, что очерк будет о всяких загадочных местах — существуют такие в городе: говорят, там энергетика особенная. Например, старое кладбище на юге. Есть энтузиасты, которые там по ночам блуждают с не менее загадочными приборами, замеряют что-то…

Хмельной майор только хмыкнул:

— Это что… Вот у нас спецсклады подземные на случай войны — вот уж места так места! Это, дорогой товарищ, такое, что никакой Шехерезаде не придумать… Но — т-сс!.. — Он с хитрым видом приложил палец к губам. — Военная тайна!

Меркурьев с пониманием кивнул, они выпили, немного поговорили, и Ракитин ушел. А когда наутро встретились случайно на площадке, майор, который тяжело дышал и смотрел воспаленными глазами, после первого хмурого «здоров» быстро пригнулся к уху журналиста:

— Слышь, я вчера спьяну брякнул тебе про подземные склады — так ты того… ну, понимаешь…

— Да не кипишуй ты, — отмахнулся Алексей. — Я ж не маленький. Что вчера слышал — то вчера и умерло.

— Вот и лады. — У Ракитина явно гора с плеч свалилась.

Это было два года тому назад…

5

— Здоров, Владимирыч, — повторил Николай, нагнав Меркурьева.

Они обменялись рукопожатиями, пошли рядом. Журналист заметил в левой руке Ракитина объемистый хозяйственный пакет. Цепкий взгляд распознал, что там, внутри.

— Вечерний отдых? — Алексей с улыбкой кивнул на пакет.

— А-а, мать их… — Николай махнул свободной рукой и выразился непечатно. — Я ж один, на холостяцком положении. Своих к теще отправил в деревню. В школе-то теперь каникулы сплошные — то новогодние, то первомайские… Не учеба, а цирк какой-то!.. В общем, сам понимаешь — на подножном корму я. Сейчас приду, стряпать буду. А пузырь само собой — устал как собака, сутки оттрубил дежурным по Управлению.

— На телефоне сидел?

— Ну да, и не только. А сутки выдались — я таких давно не припомню. Как будто вся шиза зашевелилась, изо всех щелей полезла…

— То есть? — напрягся Алексей.

— Да шквал звонков дурацких. Какие-то глюки сплошные: одному то привиделось, другому — это… И такую, знаешь, хрень несут — ты бы слышал, так упал бы… Да, кстати, это ж вроде по твоей части. Может, сегодня какое обострение у этих психов? Ну, там, вспышки на Солнце, магнитная активность… Чем тебе не тема!

Ракитин шутил, но Алексею было не до шуток. От слов майора про массовые видения у него так и опустилось все внутри. Неужели?..

— Постой. — Голос чуть не дрогнул, но Алексей совладал с ним. — А что именно им чудилось, психам этим?

— Да черт-те что! Говорю же — хрень разная. Один звонит — голос визгливый, истеричный. Кричит, будто вышел из квартиры, стал спускаться по лестнице, и тут прямо на глазах стена подъезда стала шевелиться…

— Шевелиться?.. — эхом повторил Алексей.

— Ну, вроде того. То ли поплыла, то ли потекла — как масло на сковородке. Вообще, говорит, будто весь дом поплыл… Твердь земная превратилась в волны — прям так и сказал, собака! Поэт какой-то.

— А вы?

— А что мы? Спрашиваем: а теперь-то что? Что с домом-то, со стеной? Ничего, говорит, прошла волна, и все снова на месте. Знаешь, таких клоунов пруд пруди, чуть не каждый день названивают. Но сегодня что-то особенное! Нет, точно на Солнце фигня какая-нибудь творится. Сперва у этого придурка крышняк съехал, потом еще у нескольких. Звонок за звонком: все-то им мерещится, как вещи разные оживают, шевелятся, текут, плывут… Да, кстати, — добавил майор, — мы телефончики всех звонивших пробили. Так вот, все абоненты — обычные граждане, на учете ни в психушке, ни в ментовке не состоят. Вот и думай после этого, кто нормальный на самом деле…

Так они дошли до подъезда. Меркурьев больше расспрашивать не стал, постарался улыбнуться, виду не подать, хотя на душе у него, конечно, сделалось тухло. Какой уж теперь свободный вечер — и пиво не в радость. И не избавиться от мысли, сколько ни гони ее, что вокруг происходит что-то непонятное, тревожное… а главное — никто ни о чем толком не знает, и никому об этом не расскажешь, если не хочешь, чтобы приняли за сумасшедшего.

Алексей невнятно мыкнул что-то, насупился… Ракитин подметил перемены в соседе уже на площадке первого этажа.

— Ты что задумчивый такой стал?

— Да нет… так. — Алексей натянуто улыбнулся.

Прибыл лифт, со скрипом потащился на восьмой этаж, где оба жили. Пока поднимались, Ракитин внезапно оживился:

— Слушай, чуть не забыл… Знаешь ту квартиру на третьем этаже, откуда жильцы съехали? Те, что снимали?

— Ну… да…

— Так вот — поздравляю! Новые заселились.

— Ну и флаг им в руки… А поздравлять-то с чем?

— А с тем, дорогой товарищ, — тут майор хитро прищурился, — что жильцы особенные. Девицы! — произнес он с особым значением. — Сечешь?

Меркурьев просек, усмехнулся:

— Древнейшая профессия?

— Она самая. Мне про них Мишка сказал, омоновец.

Лейтенант городского ОМОНа Михаил Зверев, детина — сила есть, ума не надо, тоже снимал квартиру, только на пятом этаже.

— Погоди, говорит, я им еще субботник устрою, — со смехом передавал Николай замыслы любвеобильного омоновца. — А я так мыслю: субботников не надо, а так, честь по чести, с честным деловым предложением… Я временно холостой, ты и вовсе человек свободный, что нам стоит! А?..

Алексей поспешил сказать: «Подумаем…», попрощался и шмыгнул к себе. Дальше разговаривать, делать улыбчивый вид было невыносимо.

Очутившись в квартире, Меркурьев плюхнулся в кресло и долго просидел в вялом ступоре. Не хотелось ни думать о чем-либо, ни шевелиться. Даже пива не хотелось. Противная вялость овладела им.

Сумерки вливались в комнату, превращая ее и умолкнувшего хозяина в царство сонных теней. Меркурьев и впрямь задремал, оказался будто в сером коконе — цвета и звуки внешнего мира не могли сюда прорваться… как вдруг оболочку кокона прорвал резкий звонок мобильника.

Алексей вздрогнул и разом очнулся.

«Какого хрена!..» — пробормотал он и потянулся к дребезжащей трубке.

— Слушаю, — недовольно бросил он.

Голос оказался незнакомым. Но спрашивали его.

— Извините, что так поздно. Меня зовут Павел. Павел Мальцев. Сегодня вы были в нашем институте. И дали визитку моему товарищу… Артему.

— Ах да. — Сонливость как рукой сняло, Алексей подобрался.

— Нам надо поговорить. Я мог бы рассказать много интересного. Если вы не против…

— Ну что вы, скорее наоборот…

— Когда мы сможем встретиться?

Меркурьев почесал подбородок:

— Завтра в любое время после десяти утра. Как вам будет удобно.

— Ага. Давайте в одиннадцать возле кафе у Дома журналистов.

— Отлично! — Алексей воспрянул, улыбнулся, как будто собеседник мог его видеть. — А как мы узнаем друг друга?

— Я вас узнаю — видел сегодня в институте.

— Тогда до встречи!

Журналист отключил мобильник, вскочил, направился на кухню, прямиком к холодильнику:

— Ну, где вы там, мои бутылочки…

ГЛАВА 2

1

Ночь выдалась ужасной. Редко когда такие ночи выпадали! Алексея мучили кошмары, он в страхе просыпался, затем вновь проваливался в темный омут. Снились преследовавшие его монстры, нелюди. Он бежал, ноги подгибались, но никуда от них не удавалось скрыться — они были повсюду. А вот люди почему-то ничем не могли ему помочь… Просто муть какая-то!

Но утро выдалось солнечным, теплым. Как награда ему за ночную жуть. Ну, и встреча предвещала сюрпризы.

В половине одиннадцатого Меркурьев вышел из дома и неспешно потопал к Дому журналистов, где располагалась и редакция их «пятерочек». А рядом кафе, в котором он частенько с коллегами обедал, а иногда и коротал вечера.

Алексей шел и думал о предстоящем разговоре. Если парень из института — как там его… ах да, Паша, Павел Мальцев — сообщит хоть что-нибудь стоящее, можно будет дать обещанное читателям продолжение, может, даже и не в одном номере. А потом аккуратно закрыть тему.

Без пяти одиннадцать он стоял у входа в кафе. Зыркал по сторонам. Если бы имел привычку коптить небо, то обязательно закурил бы. Но Алексей не курил, наоборот, к дурным привычкам относился отрицательно, так как был человеком спортивным. От крепких напитков его воротило, а вот пивко любил, но баловал себя не часто. Ну, и там винишко с какой-нибудь очередной пассией.

Время шло, а нужный человек не появлялся. Где-то в четверть двенадцатого мобильник Алексея ожил. Это был тот самый Павел:

— Бога ради простите меня, Алексей. Пробки кругом, застрял… Я сейчас в книжном магазине напротив, жду вас там.

Меркурьев дал отбой, ворча, направился к перекрестку, перешел улицу и вскоре очутился в магазинчике. Кроме скучающей знакомой продавщицы — пожилой тетеньки, там никого не было. Алексея это уже начало злить.

Снова запиликал телефон.

— Алло!.. — раздраженно бросил он.

— Это Павел. Пройдите, пожалуйста, к девятиэтажке рядом, справа от магазина, я к вам спущусь. И… я все вам объясню.

Что за дела?! — Алексей вскипел. Но сделал так, как его просили. Что за дурацкие игры в шпионов?..

На крыльце соседнего дома его ожидал долговязый парень в моднястых темных очках. Он шагнул к журналисту, протянул руку:

— Добрый день. Я — Павел. Точнее, меня зовут Игорь и фамилия моя не Мальцев, а Рябинин. — И, заметив удивление на лице собеседника, поспешил объяснить: — Вы уж извините, что пришлось помотать вас. Институт у нас режимный, спецслужбы там, ФСБ… сами понимаете. А самое главное, я приписан к секретному отделу. Наша группа особая, соответственно, и контроль за нами особый. Все здание института утыкано камерами слежения, столовка тоже. Там могли засечь, как вы передавали визитку лаборанту Артему. Вот я и страховался на всякий случай.

— Что ж, разумно, — развел руками Меркурьев. — Но вы хотели сообщить мне что-то важное…

— Верно. Давайте пройдем в сквер, там и поговорим.

В сквере, располагавшемся неподалеку, было малолюдно. Лишь две молодые мамы выгуливали своих чад в сторонке. Алексей достал диктофон, спросил:

— Не возражаете?..

— Все в порядке, — кивнул собеседник и начал свой рассказ.

Постепенно перед журналистом нарисовалась картина, от которой брови у него поползли вверх.

— Вы, наверное, читали сообщения где-то с полгодика назад о прорыве русских ученых в области нанотехнологий?

— Помню такое. Группе исследователей под руководством профессора… э-э, Мерецкого, если не ошибаюсь, удалось вплотную приблизиться к созданию первых нанороботов. Если это, конечно, не очередная утка моих коллег, запущенная в погоне за дешевой сенсацией.

— Нет, это не утка. Профессор Григорий Геннадиевич Мерецкой действительно руководит группой, которой удалось создать первые модели наноустройств, о чем так шумела пресса в январе…

— И я грешным делом шумел, было дело.

— Да, да. Но…

— Что — «но»?

— Но все это лишь верхушка айсберга. Чем они на самом деле занимаются… — Игорь пожал плечами. — Под зданием расположена подземная лаборатория: два этажа вниз. Там они днюют и ночуют, иной раз неделю их не видно.

— А вы? — Журналист прищурился.

— Я посредник между этой группой и остальными сотрудниками института. Ведь им тоже нужно постоянное снабжение многими вещами — от приборов до продуктов питания. Всем этим занимаюсь как раз я. Помимо членов этой группы, гендиректора и его зама по безопасности, еще только у меня имеется допуск в лабораторию.

Какое-то время Алексей переваривал услышанное, затем тряхнул головой:

— Значит, чем они там занимаются, вы не знаете. Но догадываетесь?..

Ученый криво усмехнулся:

— Ну, что касается нанороботов, то это уже реальность, Алексей. Теперь остается лишь снабдить их искусственным интеллектом. То есть заложить в каждого «гномика» программу — ту, которая необходима оператору.

— Например?

— Ну-у… все, что хотите. К примеру, очистка кровеносных сосудов от холестериновых бляшек. Да что угодно!

Алексей верил и не верил ушам своим. Сам не раз живописал о предстоящих чудесах, размышлял о перспективах и опасностях нанотехнологий… Однако хорошо все это на бумаге, а когда пойдут овраги…

— Но эти устройства должны обладать мышлением! — воскликнул он. — Разве такое возможно?!

— Я не разбираюсь во всех тонкостях, но сто к одному, что они именно этим сейчас и занимаются. Вкачивают программы в своих «гномиков». И… видимо, они близки к созданию искусственного интеллекта.

— О-бал-деть! — только и смог произнести Алексей.

2

Где-то еще с полчасика они беседовали. Затем разбежались, но предварительно договорились о встрече на следующий день в условленном месте. Алексей помчался в редакцию — отдых был позабыт.

Проигнорировал лифт и побежал по лестнице на свой седьмой этаж, где обосновалась редакция еженедельника «5555». Влетел в комнату, второпях поздоровался с сослуживцами и запустил компьютер. Скачал файл с диктофона, прослушал в наушниках и скинул запись на флэшку.

Спустя минуту он уже сидел напротив главного редактора.

— Ну, ты орел! — удивленно покачал головой шеф. — Если здесь, — он потряс флэшкой, — действительно то, о чем ты говоришь, то премиальные тебе обеспечены.

— Ловлю на слове, Юрий Палыч. — Журналист откинулся на спинку стула и приготовился слушать запись повторно.

Главный подключил колонки к ноутбуку, выбрал в меню закладку «Воспроизвести файл». И навострил уши.

По мере прослушивания полноватое лицо его менялось — радостная ухмылка расползалась во всю ширь физиономии. Когда запись закончилась, он хлопнул ладошкой по столу:

— Это бомба! Та самая… Ну повезло тебе, Лешка, да что говорить, всем нам повезло — теперь рейтинг подскочит вместе с тиражом.

Он вскочил с места, заходил по кабинету.

— В общем, так! Дадим на первой полосе, но лишь анонсом. А весь текст будет на развороте с цветными снимками — институт, лаборатории, ученые-генетики в спецодежде. Затем пару-тройку изображений наноустройств, пусть Славка найдет в Сети…

Славка, Вячеслав Худиков, был штатным художником-оформителем, компьютерным дизайнером. Но в Меркурьеве проснулся охотник, идущий по следу.

— Сам найду все иллюстрации, — заявил он.

— Сам так сам, — тут же согласился шеф и спросил: — Останешься работать над материалом?

— А то! — Алексей вскочил с места.

— Вот и лады. А завтра можешь не выходить. Оно и к лучшему: чует мое сердце, что кое-кому не понравится наше расследование. Денек посиди дома, чтоб лишний раз не дергали, а я тебя прикрою.

Алексей кивнул и уже собирался выйти, как шеф его окликнул:

— А зачем на флэшку-то записал, я же мог по внутренней сети к тебе зайти?

— Так ведь, сами понимаете, теперь все нужно держать в тайне, иначе спалим источник. Поэтому аудиофайл я положил в папку вне доступа.

— Хвалю. Настоящий разведчик из тебя получится, Алексей Владимирович.

Главный шутил — и это было хорошим знаком. Значит, беспокоиться не о чем, остается поскорее накатать статью и вернуться к пиву и рыбке. Плохие же предчувствия исчезли сами собой.

Пальцы Меркурьева лихорадочно стучали по «клаве». Вот это будет гвоздь номера! Статья наделает шума, сам он получит премию, потом напишет книгу об этом и отдаст рукопись в издательство. Одним словом — полоса везения. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

…Еще через час Алексей сбежал по ступенькам широченного крыльца Дома журналистов, вдохнул полной грудью свежий майский воздух и весело зашагал по направлению к дому. Благо пройти предстояло всего-то три квартала.

Радостные мысли теснились в его голове. И половина из них вертелась вокруг тележурналистки Светланы Мамаевой. Света работала в государственной телерадиокомпании, у нее была своя авторская программа «Городские слухи». А еще она была очень и очень привлекательной двадцатипятилетней особой, да к тому же не замужем. Ну, в общем, нравилась она Леше, чего уж тут скрывать-то… Вроде и он ей не был неприятен. Несколько раз они встречались, ходили в клубы, танцевали, сидели в кафешках. Иногда он подкидывал ей интересные темы, иногда — она ему.

Вот и сейчас у него выстраивались определенные планы: пригласить ее куда-нибудь, можно и домой, заинтересовать тайнами биологического института, а потом… ну, война план покажет. Но сначала нужно дождаться выхода номера с «бомбой».

Тут приятные размышления журналиста прервали самым грубым образом. Какой-то тип нахального вида — из породы приблатненных дешевок, что стреляют деньги у случайных прохожих, — вцепился в рукав Лехиной куртки и, дыхнув перегаром, загундосил:

— Слышь, братан, тормозни-ка…

Меркурьев скривился:

— Чего тебе?

— Поговорить надо…

— Некогда мне! — резко бросил Алексей.

— Ты че, братан, в натуре?! Я же вежливо с тобой базарю…

Дальше начался привычный треп про то, как бабло кончилось, а вот срочно надо доехать куда-то…

— Я же сказал: тороплюсь, отвали! — резко ответил Алексей.

Тот лишь еще крепче вцепился в рукав:

— Ты че, борзой такой…

Меркурьев дернул руку на себя и тут же подался вперед, провернул кисть. Одновременно наступил на ногу противнику и жестко въехал ему локтем свободной руки в подбородок. Раздался глухой удар, гнилые зубы клацнули, «стрелок» разжал пальцы и шлепнулся оземь.

Алексей подскочил к нему, наклонился и мертвой хваткой сжал двумя пальцами шею у основания. Противник стал глотать воздух.

— Ты, крысеныш, — прошипел Алексей, — забейся в щель и не выползай оттуда. Еще раз встречу — урою на месте!

Шедшие невдалеке прохожие в испуге глазели на них и невольно ускоряли шаг.

Меркурьев как ни в чем не бывало распрямился и неспешно направился дальше. Вид у него был самый непринужденный — будто ничего и не произошло. Хотя, надо признаться, сердце билось чаще обычного. Никак ему не удавалось справиться с последствиями повышенного выброса адреналина. Хотя и готовил себя к подобным ситуациям, и поединков провел вагон с небольшой тележкой. Но то были спарринги с товарищами по школе, назывались они «кумитэ» — показательные бои, спортивные поединки. А школа называлась «Кекусинкай-карате».

Уличная же драка — это совсем другой расклад. Тут правила не предусмотрены. И противники всамделишные, а не спарринг-партнеры…

Поэтому Алексей остался доволен. Давно он не применял своих навыков на практике, и вот — не заржавело старое оружие! Ну, прямо скажем, свалить дешевого уличного гопника — невелика победа, и все-таки… Физическая память сработала автоматом, не забыла прежних уроков. Да и этому уроду польза: таких учить надо, здоровее будут. Пусть спасибо скажет, что напоролся на Алексея, а не на такого, кто жалеть бы не стал… Впрочем, такие не умнеют, быстро кончают зоной или моргом в виде неопознанного трупа.

Тут Меркурьев немного удивился — с чего бы так много внимания этому быдлу?.. Он постарался выбросить придурка из памяти, но тот почему-то зацепился в ней. Алексей удивился еще больше.

Что-то было такое в этом типе, что-то не совсем обычное… А вот что, Меркурьев так и не вспомнил, как ни старался. Наконец плюнул и перестал думать.

3

Остаток дня прошел в относительном бездействии. А под вечер позвонил новый знакомый из биологического института. Рябинин звонил из таксофона неподалеку от меркурьевского дома. Голос в трубке показался Алексею взволнованным, даже каким-то нервным. Игорь просил о немедленной встрече, и журналист, конечно, согласился.

Через пару минут раздался звонок в дверь и на пороге возникла долговязая фигура ученого.

— Как насчет холодненького пивка? — предложил хозяин.

— Не откажусь. — Вид у гостя и в самом деле был заметно взволнованный.

Расположились на кухне. После первой кружки Игорь захрустел чипсами и принялся рассказывать.

— Я вчера не был с тобой полностью откровенным, — признался он, — поэтому хочу исправиться и рассказать всю правду. Просто стыдно перед людьми — и так их дурят везде, где можно, а уж какую ахинею порой несут газеты… Ты прости меня, это я не о вашем еженедельнике, «пятерочки» как раз серьезная газета…

— Все нормально, — прервал его извинения Алексей, — без обид. Кстати, с очерком о вашем институте мы откровенно блефовали.

— Да-да, — закивал биолог, — все это так и… и не совсем так. Скажи, вы уже отправили статью в печать?

— А ты как думал? С такими вещами медлить нельзя. Номер сейчас в верстке, выйдет через неделю. А первая статья уже вышла…

— Да, я успел купить и прочитать. Но я не об этом… Дело вот в чем. Да, конечно, Мерецкому удалось сконструировать нанороботов; возможно, их даже запрограммировать удастся… но это не то, что ожидается.

— То есть?..

— Я хочу сказать, что крики об искусственном разуме — всего лишь розовые мечты всяких горе-ученых. Любой робот лишь выполняет задачу, но не ставит ее сам перед собой… Я считаю, эти устройства не смогут справиться с задачей, которую надеются на них возложить. Одним словом, облом!

Алексей хмыкнул:

— А другими словами, нас дурят и под шумок пилят бабки… Так что ли?

— Ну, может, и не совсем так, — уклончиво ответил Рябинин, — хотя бабки там и впрямь немалые. Вспомни о средствах на развитие нанотехнологий в нашей стране! А те цифры — только верхушка айсберга, кто ж будет разглашать оборонные секреты.

После такого заявления Меркурьев впал в долгое раздумье, позабыв про свое пиво. Наконец отхлебнул изрядный глоток.

— Да-а… — протянул он. — Ты, брат, меня прямо-таки раскорякой ставишь. С одной стороны, конечно, материал такой, что будет бомба так бомба. А с другой…

— С другой стороны, ты человек молодой и пожить еще хочется…

— Вот-вот! Можно сказать, даже не начинал. Вон, не женат даже… А ты, кстати, как в этом плане?

— Пока нет, — уныло ответил Игорь.

— Что?.. — Алексей на миг забылся, но тут же вернулся к реальности: — Ах да. Ну, кто знает, может, так оно и лучше… Кстати, а ты уверен, что все хвосты обрубил? Что за тобой слежки нет?

— Я… — начал Рябинин.

Может быть, он сказал и еще что-то, но что — Алексей не услышал, потому что память оглушила его.

Он вдруг понял, что цепляло, не давало ему покоя в том дрянном засранце, которого он сегодня вырубил. Глаза! Вот что. Глаза.

«Ты, крысеныш, — прошипел Алексей. — Забейся в щель и не выползай оттуда…» — и взглянул ему в глаза.

Что должно было читаться в этих глазах? Страх! Такое зверье сразу ссыт, когда чует силу. Могло бы со страхом смешаться и тупое изумление: вряд ли этот дебил ожидал рухнуть в нокаут от фраера-интеллигента… Да, могло все это быть — страх, изумление, одурь. Могло, но ничего этого не было.

Не было там ничего! Вообще ничего. Как в зрачки мертвеца взглянул Алексей — и его запоздало пробрала дрожь. Дошло-таки! Дрался с ходячим мертвецом… Хотя чего тут странного: от такой жизни, как у этого, душа давно ушла в потемки. Если и остались какие-то лохмотья, так разве теперь разглядишь их…

Тут что-то вновь нехорошо зашевелилось в душе Алексея Меркурьева — она-то была на месте. И, как вчера, она ощутила тревогу и тоску… но Алексей вовремя спохватился и не дал ей отъехать в мутное уныние.

— Да, — сказал он, — да… Извини, я отвлекся. Что ты говоришь?

Рябинин вздохнул:

— Я говорю, что полную уверенность дает только…

— Страховой полис? Ну, шутка старая.

— Да нет, не полис.

— А что?

— Свидетельство о смерти. Так что шутка новая.

Алексей чуть не поперхнулся. «Ни фига себе, совпадение тем!» — подумал он, но сказать не успел, потому что Игорь криво усмехнулся:

— А уж если насчет старых шуток… Помнишь древний совковый фильм «Свадьба в Малиновке»?.. Вот-вот, тот самый. Так там один так говорил: «Чует мое сердце, что мы накануне грандиозного шухера». Помнишь?

— Это ты к чему?

— Да к тому, что мое сердце, — Игорь постучал пальцем в грудь, — чует примерно то же самое. А потому, знаешь… следят, не следят — боюсь, уже не имеет значения.

— Даже боишься?

— Боюсь! — вскричал Рябинин, разом отбросив всю свою иронию. — Боюсь, Леха! Я ведь, знаешь… я ведь самого-то главного тебе пока не сказал.

— Ну, говори.

— Знаешь, — Игорь понизил голос, подался к Алексею корпусом, — я и себе-то боюсь признаться в главном. А главное: я подозреваю, что у них, в лаборатории у Мерецкого, — чтоб ему жопа с ушами приснилась! — что-то произошло. Даже догадываюсь, что: частичная утечка этих наноустройств. Вырвались они и вышли из-под контроля. А это дело такое, что ничего, ровно ничего нельзя предсказать.

— Да уж… чем дальше в лес, тем больше… волков, — пробормотал Алексей, совместив в памяти и свое пугающее видение, и шквал странных звонков в МЧС, и ночные причуды близ самого института. И остро пожалел, что отвязался от старушки, не узнав ни адреса, ни телефона! Хотя… хотя теперь это, наверно, уже не важно.

— Слушай, — задумчиво протянул он, — а в чем это может проявиться? Как выразиться?

— А черт его знает! — прозвучал честный ответ. — Самое паршивое, что мы ничего не знаем об этих созданиях. Ноль! Можем только гипотезы строить. И я уверен, что и мудрецы эти наши…

— Мерецкой и компания?

— Они самые. Ни черта они не знают, что сотворили! Ну, может, все и обойдется, не спорю, только шум попусту поднимется… Но если сейчас с рук сойдет, так потом не сойдет, помяни мое слово. Добром не кончится!

— М-м… — Алексей подумал, хорошо приложился к кружке. — Слушай, но ведь ты говоришь, эти самые наноустройства… они разумом не обладают? Какой от них может быть вред?

— Смотря какую программу в них вложили — я же не знаю, что там у этих чудиков на уме было! Может, вообще ничего, тогда нанороботы — просто пыль, которая может лишь загрязнить воду, воздух, почву. Хотя и это не радует. А может, их запрограммировали поражать клетки человеческого организма, например, создать тромб, чтоб закупорить сердечный клапан. А?.. Или пожирать клетки, изменять их, вызывать раковые опухоли!

Он допил пиво и продолжил:

— Понимаешь, для этого не нужен интеллект, просто программа, и главное — вложить ее в эти устройства. А они там насобачились на таких вещах…

— Стоп! — воскликнул Алексей. — Все. У меня это самое… отказ системы. Слишком много всего. Надо отдохнуть.

Меркурьев отлично знал, что самое лучшее сейчас — выспаться, а наутро, на свежую голову, еще раз прогнать полученные накануне сведения и попытаться выстроить логическую цепочку. И принять решение.

Слегка захмелевший гость собирался поехать к себе домой, но Алексей отговорил его от этой затеи. Резонно подумал, что сейчас не лучшее время шататься поддатому по ночному городу. Разложил диван в гостиной, кинул постельные принадлежности, а сам устроился в спальне.

Сил хватило лишь на то, чтобы скинуть джинсы и футболку. Он плюхнулся на кровать и тут же уснул.

И даже предположить не мог, что ждет его…

4

В тот вечер, как обычно, на дежурство в биологическом институте заступила ночная смена — четверо охранников из «Витязя».

Частное охранное агентство «Витязь» еще в начале девяностых организовали трое ушедших в отставку офицеров госбезопасности. Первый штат набрали из уволившихся в запас срочников, переманили к себе спецов из ментовки… Отбор был строгий — на работу брали только бывших военнослужащих и представителей силовых структур. Причем в случае со служивыми предпочтение отдавали десантникам, морпехам и вэвэшникам, ну и, само собой, спецназовцам.

Артур устроился в «Витязь» два года назад, после службы в погранвойсках. С тех пор ни разу не пожалел о своем решении. Наоборот, сагитировал своего приятеля Мишку из десантуры. Тот сейчас сидел в каптерке с Русланом, а Артур и еще один из их смены, Сергей, совершали обход территории института.

Дело привычное: ходишь по двору вокруг здания, проверяешь ворота, осматриваешь забор, отвечаешь на вызовы по рации, докладываешь, что все в порядке. Потом тебя сменяют, и приходит твой с напарником черед отсиживать задницу в помещении для охраны.

Сегодня Артуру не больно-то хотелось возвращаться в каптерку. Все из-за напарника, Сергея. Тот пришел на работу сам не свой. Обычно разговорчивый, любитель почесать языком и поприкалываться, в этот вечер он лишь молча кивнул в ответ на приветствие и отошел в дальний угол.

Артур попытался расшевелить его:

— Серый, ты чего смурной такой? Случилось что?..

В ответ лишь тишина. Артур разволновался и стал напирать:

— Да не сиди ты как чурбан! Давай колись — может, поможем чем тебе…

Тот промычал что-то неразборчивое.

Тут ребята не выдержали:

— Ну че ты до него докопался? Не видишь — у человека херово на душе, а ты к нему с расспросами лезешь… Давай лучше смену принимать.

Принимать так принимать. Опись объектов, пульт сигнализации — все в норме. Ключи — в особом ящике…

— Кто-нибудь в здании есть?

— Да эти, бля, секретные в своем подвале, все никак не наработаются, — буркнул парень из уходящей смены.

— Передовики, — рассмеялся Артур. — Все нормально у них там?

— Да вроде… А что?

— Да нет, ничего.

Тут Артур немного покривил душой. В прошлую смену ему показалось, что уж как-то слишком нервно забегали ученые из подвала наверх, к начальству, и обратно… Но хер с ними, в конце концов, это не его дело! Его дело — умную рожу не строить, службу нести да бабки получать, а бабки в «Витязе» хорошие, за что и спасибо.

Приняв смену, Артур с Серегой вышли на обход, разделились: один двинул по северной стороне, другой по южной. Артур шагал, осматривал объекты, а на душе было как-то муторно. И все из-за Сергея… Нет, что-то с ним не то! Артур вспомнил странно неподвижное, точно маска, лицо сослуживца, прежде всегда такое живое, улыбчивое… Точно подменили парня! Как будто не он… И глаза. Пустые какие-то, как у наркомана. Господи, неужто?! Не похоже, конечно, на него, да ведь в жизни много чего бывает, что лишь на хрена лысого похоже, да и то сбоку… Нет, сейчас увидимся, надо будет спросить!

Рослая фигура Сергея показалась из-за корпуса. Артур сделал к товарищу несколько шагов — в полутьме лицо напарника показалось каким-то неестественно белым, безжизненным. И только тут заметил в его руке пистолет.

У Артура похолодело в груди. Мысли заметались: застрелиться хочет?! Неужели все так плохо? Или?..

Додумать не успел. Сергей вскинул руку. Черное отверстие «Ижа» уставилось в лоб Артуру. Он успел разглядеть лишь выражение лица стрелка — пустой, отсутствующий взгляд, и вскрикнуть:

— Серега!..

А в следующий миг ствол изрыгнул пламя.

Пуля вошла в глаз, разворотила мозги и застряла в затылке. Мертвое тело рухнуло на землю.

Звук выстрела подбросил охранников в каптерке. Руслан схватил со стола рацию, нажал кнопку вызова:

— Первый, прием… Что у вас там? Первый, третий — отвечайте… Артур, ответь!.. Серега, вы живы?! М-мать!

Все кинулись к выходу, вытаскивая на ходу пистолеты. Держа оружие наготове, быстро осмотрелись, короткими перебежками двинулись к правому краю здания. Когда завернули за угол, глазам предстало страшное зрелище: бездыханное тело товарища в луже крови и склонившийся над ним Сергей с пистолетом в руке.

— Серый! Ты что? — выкрикнул Руслан. — Какого хрена? Брось оружие! Слышишь — сейчас же!..

Держа его под прицелом, охранники осторожно приближались. Тот резко распрямился, вскинул руку с пистолетом.

Тут же грянули выстрелы. Руслан и Миша нажали на спуск одновременно.

Две выпущенные из пистолетов «Иж-71» пули попали в цель, отбросив безумного Сергея на пару метров. Какое-то время оба охранника просто стояли, тяжело дыша. Затем Руслан подскочил к поверженному, успел заметить рваную рану на шее и расплывающееся темное пятно на животе… и сзади раздался чмокающий звук.

Охранник резко обернулся и остолбенел. Его напарник стоял на коленях. Секунда — и он повалился ничком. Руслан увидел, что из спины упавшего торчит рукоять здоровенного кухонного ножа, каким режут хлеб в столовке. И — темная фигура человека.

В первое мгновение Руслан не узнал нападавшего, а думать потом было некогда: рука сама взметнулась, палец дважды нажал на спуск.

Оба выстрела попали в цель. Человек как-то неестественно обмяк и свалился, точно из него разом выдернули все кости.

Не убирая оружие, Руслан приблизился к распростертому на земле телу…

— Мать честная! — потрясенно вскричал он.

Это же ассистент профессора из подземной лаборатории! Как его там — Ринат… Ринат Абдуллин, или Абдулов… Всегда курить стрелял у охранников, как будто своих не было…

Да что ж такое творится-то, мля! Нужно срочно вызывать «скорую» и ментов. А еще — звонить в контору. Да, по всем правилам: первым делом — в контору.

А как там Мишка? Руслан подбежал к лежащему возле здания товарищу. Нагнулся, взял за запястье — пульс был, слабый, но был.

— Держись, Мишаня! — бормотнул Руслан.

Что делать? Если выдернуть нож из спины, то кровь скорее всего хлынет сильнее. Нет, сначала следует позвонить, а потом уж заняться раненым — в помещении охранников имеется аптечка с бинтами, лейкопластырями, антисептиками…

Руслан дернулся было в каптерку, но тут дверь, ведущая в холл института, распахнулась, и в дверном проеме появилась еще одна фигура в лабораторном халате и шапочке. В руке поблескивало лезвие разделочного топорика. Человек размеренным шагом, словно лунатик, двинулся к охраннику.

Тот крикнул:

— Эй, ты! Стой на месте. Говорю, стой на месте, урод! Щас мозги вышибу!

Бесполезно. Ученый, — а это был еще один из лаборатории Мерецкого — шагал как заведенный автомат, неотвратимо и целеустремленно.

Руслан подхватил валявшиеся рядом пистолеты. Быстро проверил: тот, что забрал у мертвого Артура, стоял на предохранителе и, как видно, в ход пущен не был. Руслан убрал его в кобуру. Второй был на боевом взводе. Сколько там успел выстрелить сбрендивший Серый? Ах да — разок только шмальнул и прямо в глазницу, зараза! Значит, еще семь патронов остается. Да еще четыре в руслановской волыне. Мать твою! Еще у Мишки в магазине шесть маслин…

— Ладно, сучара, — злобно пробормотал он, — получишь ты свои законные…

Руслан подскочил к наступавшему на него врагу и, пока тот замахивался топориком, шмальнул в него из своего «Ижа» — всадил остаток обоймы прямо в рожу.

Тот повалился наземь, а Руслан отбросил ненужный теперь ствол и метнулся в каптерку. Схватил городской — в трубке тишина. Да что за блядство такое сегодня?! Он злобно швырнул трубку. Может, в институте хоть один аппарат исправен?

Тут он хлопнул себя по лбу: вот мудак так мудак! А сотовый тебе на что — орехи колоть? Так, где у нас мобильник? А, ну да, во внутреннем кармане куртки. А куртка в стенном шкафу, в прихожей. Он обернулся…

И обмер. В дверях комнаты стояли две молчаливые фигуры.

Так, опять гребаные ученые из таинственной лаборатории. Да что они там все, с катушек съехали, что ли?!

В руке одного он заметил большущий топор красного цвета — с пожарного щитка, стало быть, снят. Другой, чуть позади, держал в руках что-то длинное и тяжелое, явно металлическое, похожее на обрезок трубы.

Ну, держитесь, гады!

Охранник подобрался, достал два пистолета, снял с предохранителя, передернул затворы — все как положено. Вскинул обе руки с зажатыми в них стволами…

Грохот от выстрелов в замкнутом помещении был еще тот. Руслан палил с двух стволов, позабыв о счете. Когда продырявленные враги повалились на пол, охранник опустил оружие. Осталась одна мысль: сколько выстрелов произвел? Кажется, пять… или шесть? Точно — шесть. Сколько ж у него боеприпасов теперь? Семь, что ли… ну, шесть — это верняк. Почему-то не хотелось вытаскивать обойму, проверять — вдруг еще кто-нибудь вломится…

Ладно, теперь отбросить пистолет с пустой обоймой — видно было, как затвор встал. Переложить в правую руку другой ствол. Дальше что? Дальше надо перевязать Мишку, не то загнется пацан.

Про свой мобильник он начисто забыл.

Да, а сколько их там может быть — этих козлов из лаборатории?.. Точняк, у них у всех крышу снесло! Как, отчего — пока не важно. Важно другое — выжить самому и попытаться спасти напарника. Так… Четверых он уложил. Обычно оставались семеро во главе с шефом — профессором Мерецким. Значит, еще трое — двое ученых и сам ихний босс. Если и они того… то ему будет туговато — мало патронов на эту кодлу. Ведь попасть еще надо. А вдруг их там не трое, а больше? А если у них и стволы есть?..

Он прихватил из шкафчика несколько бинтов, пузырек с перекисью водорода, переступая через трупы, приблизился к входной двери. Что, если там его уже ждут? Детина с топором или тесаком. Или чем похуже… Ну, делать нечего — все равно идти надо, товарища выручать. А потом поискать исправные телефоны в здании института.

Руслан набрал полную грудь воздуха, стиснул рифленую рукоять безотказного до сих пор «Ижа» и резко распахнул дверь… Никого! Ни рядом, ни во дворе. Ну и слава те, Господи!

Что есть мочи припустил к раненому. Присел возле него, еще раз осмотрелся — ни души. Пощупал пульс — еле теплится жизнь-то в товарище. Ухватился за рукоятку ножа, сцепил зубы и потянул…

Когда закончил дело, вновь потрогал запястье — пока живой. Так, с этим вроде разобрались. Теперь срочно в институт — искать телефон. Какая-то мысль не давала покоя, маячила на заднем плане — но сейчас не до нее, потом вспомнит.

Руслан вернулся в каптерку, прихватил с собой топор. Вышел, осторожно приблизился к входу в институт. Сквозь стеклянные двери ничего не было видно — внутри мрак. Там могут ждать другие. Нет, сто пудов они там где-то. Но все равно надо внутрь. Побежит в жилые районы — потеряет время, друг помрет. Нужно к телефону.

Руслан еще пару секунд «накручивал» себя, потом решился и рванул дверь на себя. Тенью скользнул в сторону, оружие наготове. Так, вроде никого здесь. Запах только какой-то резкий — химией тянет или еще чем… Некогда разбираться, надо по-быстрому в будку дневного охранника, слева от входа.

Стараясь не шуметь, он подбежал к застекленной комнатке вахтера, толкнул дверь — та подалась. Вбежал… Твою мать — как у негра в жопе! Темень, хоть глаз выколи!.. Ну ладно, тут где-то сбоку от двери выключатель… Ага, вот он, родимый. Щелк — свет люминесцентных ламп залил тесное помещение.

А вот и телефон! Руслан схватил трубку… и зарычал от досады. Не работает! Скотство! А может… ну конечно! эти суки свихнувшиеся и перерубили кабель. И что теперь?

Как он не услышал их приближения? Черт его знает — нервы на пределе. А они тут как тут — вон, двое в дверях толкутся. Морды как у призраков, в руках то, что по определению относится к холодному оружию. Ладно, хоть не к огнестрельному.

Атака, выстрелы. Комнатка маленькая, один прям на Руслана прет, второй напирает, н-на, падла, лови маслину рылом! А вот еще, и еще!..

Попадали, как кули с дерьмом. Руслан выщелкнул обойму, тупо посмотрел — ну да, пустая. Вон и затвор встал. Все, отвоевался!

— Сучары! — Голос его злобным рыком вылетел из будки.

Он закашлялся — воздух в комнатке был пропитан пороховой гарью. Поудобнее перехватил топор. Вышел наружу и решительно потопал наверх, на второй этаж. Теперь уже не скрывался. Снова подбавил адреналину в кровь, заорал:

— Зарублю, пидоры гнойные!

На втором никого. Руслан недолго повозился с дверью в приемную — вскрыл топором. Бросился к телефону — так и есть, обрубили, падлы, кабель. Значит…

Тут дверь снаружи кто-то захлопнул, послышался шум передвигаемой мебели или чего-то тяжелого.

Охранник подскочил к двери, с размаху саданул ногой — тщетно, чем-то подперли, точно тяжелым. Вернулся к столику, подхватил топор.

— Щас порубим на дровишки, — точно обезумевший, бормотал он, — а вас, тварей, на колбасу!

Сколько рубил — минуту, две, больше? Лезвие с хрустом вгрызалось в деревяшку, жаль, не фанерная дверь-то… Ну все — путь свободен. Руслан на взводе выскочил в коридор, готовый проломить башку любому, кто сунется. Но было пусто.

Он побежал на первый этаж. Везде воняло, но теперь не химией. Запах бензина, очень резкий, а еще… еще — что же это? Неужто газ?! Точно, так только газ может пахнуть, вот когда утечка бывает, только сейчас куда сильнее! Очень густой запах.

Он на мгновение замер. Ептыть, это что же получается — они решили все тут взорвать к такой-то матери?!. Ох ты…

Руслан ринулся вниз, даже топор откинул в сторону. Скорее наружу, скорее! — единственная мысль, других нет. Он уже был в холле, почти добежал до выхода, как вдруг темнота разорвалась ослепительной вспышкой и его швырнуло вместе с дверями во двор.

Оглушительный грохот — это последнее, что он услышал в своей жизни. Внезапно, словно озарение, мелькнула мысль о мобильнике — он же, мудак такой, забыл о своем сотовомтелефоне в кармане куртки. Зачем же в институт-то побежал?! Му…

Тут все оборвалось и полетело куда-то в темную пропасть.

Второго взрыва, потрясшего ночной город, он уже не слышал…

ГЛАВА 3

1

Какие-то… какие-то места все непонятные. Хотя нет, постой-ка, вот эту улицу он знает. Ну точно — где-то в Старом городе. Так, а это что у нас?.. Алексей огляделся: сомнений не оставалось — он в Старом городе, в районе, примыкающем к юго-восточной его окраине…

Вообще город похож на неправильную гантель: на севере — более молодой Чернореченск, на юге — Старый город, а перемычка, соединяющая их, — это Центральный проспект со своими микрорайонами. Старый город с аппендиксом — Белой рощей на юго-востоке, как бы деловой центр. А в Чернореченске преобладают спальные районы.

…Ну вон, за тем домом, пара проулков, и можно выйти на дорогу, что ведет в Белую рощу. Дорога не дорога, улица не улица, скорее — шоссейка, по обеим сторонам которой частная застройка. Убогие домишки, какие никто пока не сносит… А вот и она, Белая роща — построенные в конце восьмидесятых стандартные девятиэтажки, похожие друг на друга, как кости домино. Занимают они чуть больше двух третей белорощинской площади, а одну треть, на отшибе, отхватил биологический институт.

И чего это он поперся туда? Ведь явно же в чертов институт направляется! За последние пару-тройку дней все мозги засраны: нанотехнологии, биотехнологии, еще хрен знает какие технологии…

Меркурьев миновал последний проулок и оказался на той самой шоссейке, что вела к Белой роще, а значит, к треклятому институту. Постоял в нерешительности, задумчивый весь такой, сделал шажок, другой, ну и… потопал, резво так потопал по пыльной обочине. Хоть бы дождик прошел, что ли — прибил бы пыль, а то вон как клубится под ногами, словно поземка. Только подумал и точно накликал: закапало, а потом и полило… Сверкнула молния.

«Щас громыхнет, — усмехнулся Алексей, — первая майская гроза как-никак!»

И грянул гром…

Будто оружейный завод взорвался — земля под ногами заходила ходуном. Алексей даже присел на корточки — и на хлещущие сверху струи внимания обращать перестал, так его оглоушило.

«Вставай давай, поднимайся!..»

Это еще кто?

Кто-то трясет его за плечо: «Просыпайся, Алексей, давай же!»

Меркурьев резко сел в постели. Проморгался. В полутьме комнаты долговязая фигура склонилась над ним, трясет нещадно.

Наконец дошло: это ж Игорь, биолог из института, которого он приютил на ночь.

— Что?! А?..

— Идем скорее на балкон, сам увидишь…

С этими словами гость выбежал из комнаты. Алексей соскочил с кровати, натянул джинсы и поспешил вслед.

Выскочив на балкон, Меркурьев обомлел: на юго-востоке полыхало так, что ночное небо светилось. Зарево пожарища завораживало, притягивало взор и… и тут Алексея пронзила мысль — это ж вроде как…

— Наш институт горит, — в подтверждение его догадки промолвил лаборант. — Доигрались товарищи ученые…

— Ну ни хрена себе! — только и смог вымолвить Алексей, а уже в следующий миг принял решение — хватка журналиста давала о себе знать.

— Собираемся и на всех парах туда, — заявил он товарищу и кинулся в спальню за одеждой.

Когда спустя минуту они выбежали на лестничную площадку, то нос к носу столкнулись с бравым майором-эмчеэсовцем. Вид у него был слегка помятый, видно, с вечера приложился к бутылке человек, а посередь ночи подняли с постели…

— Леха, а ты-то куда в такую рань? — сиплым со сна голосом поинтересовался Ракитин.

— Да туда же, куда и ты. — Алексей представил своего товарища: — Знакомься, это Игорь Рябинин, ученый-биолог, как раз с биологического института, который сейчас пылает… Ты ведь туда, сосед, намылился, разве нет?..

Тот утвердительно кивнул в ответ.

— На тачке?

Николай опять кивнул:

— Сейчас служебная заедет за мной.

Подъехал лифт, и они продолжили разговор, спускаясь вниз.

Алексей решил не терять попусту время и сразу перешел в наступление:

— Слышь, Коль, вот какое дело — нам обязательно туда надо, и по-быстрому. Возьми нас с собой? Игорь-то, может, что-то подскажет, он ведь там все ходы-выходы знает и вообще… А я тоже на днях там все облазил, да и пишу вот об этом институте… точнее, писал.

Майор потер слегка опухшее лицо, помассировал веки, затем тряхнул бритой головой:

— Лады, давайте со мной.

Возле крыльца Ракитина уже поджидал уазик. Все мигом загрузились в него, машина рванула с места и понеслась по пустынным ночным улицам. С проспекта въехали на территорию Старого города и сразу взяли влево.

Когда вырулили на шоссейку — ту самую, что недавно снилась ему, Алексей понял, что дело обстоит еще хуже, чем выглядело с балкона. Впереди полыхало так, что ночи как не бывало, — казалось, что и лес горит. Им навстречу с ревом пронеслись несколько пожарных машин — вероятно, набирать воду.

Чем ближе подъезжали, тем страшнее представлялась картина разбушевавшейся огненной стихии. Вокруг зоны пожара все было оцеплено милицией, а на краю поля, отделявшего территорию института от первых жилых домов, сгрудилась техника — виднелись красные бока мощных пожарных машин, автомобили МЧС, милицейские «луноходы» и «газели» «скорой помощи»… Пока разворачивались, Алексей насчитал с десяток пожарных КамАЗов и «Уралов», из пузатого чрева которых на огонь обрушивались тонны воды.

Когда-то, еще в начале своей журналистской карьеры, Меркурьеву довелось готовить материал о работе местных укротителей огня, благодаря чему он стал сносно разбираться в технических характеристиках и назначении пожарной техники. Сейчас он цепким взглядом знатока подметил, что в тушении используются в основном автоцистерны с большой емкостью — то есть вместимостью примерно восемь-десять кубометров каждая. Использовали именно воду, никаких тебе воздушно-механических пен. Оно и понятно — пены обычно применяют при тушении нефти и бензина. Тут другое дело… Хотя, может, они кое-что недоучли. Здесь должно быть много всякой химии.

Водитель подрулил к нескольким милицейским и эмчеэсовским «газелям», возле которых толпилось начальство — этих сразу можно было отличить от рядовых сотрудников и бойцов. Пузатые, надутые, важные… что-то кричат, оживлено жестикулируют. Толку сейчас от их приказов никакого — командовать мы все могем, а вот что-то делать реально… Алексей органически не переваривал этот тип людей — разномастных бугров и бугорков, ну разве что своего шефа уважал, но тот был исключением из правил — всем бы такого босса, как его главвред, хех!..

Они выскочили из машины. Николай сразу устремился к начальству, журналист с биологом скромно держались позади него.

Уже на подходе к группе людей в форме и камуфляже Алексей притормозил соседа:

— Слушай, Николай, не стоит говорить начальству, кто я на самом деле… — И, заметив, что тот нахмурился, поспешил добавить: — Никто не просит тебя врать. Просто скажи, что я с Игорем, а он — сотрудник института.

Майор пару секунд поглядел на него, затем молча кивнул и шагнул к своим. Козырнул высокому мужику с генеральскими погонами — начальнику областного управления ЧС и ГО, поздоровался с остальными.

Заметив спутников Ракитина, генерал тут же рявкнул:

— Почему посторонние на объекте?!

Майор заступился:

— Сергей Петрович, это сотрудники института, они могут нам помочь — подсказать, что там было, кто там был…

— А! Тогда добре. Давай их сюда, а то, пока институтские командиры приедут, тут все уже закончится.

— Руководство института вызвали уже? — поинтересовался Ракитин.

— Вызвали… — недовольно пробурчал генерал, — дрыхнут себе, а тут институты взрываются!.. Ну так что, хлопец, — обратился он к подошедшему Игорю, — кто там мог этой ночью кемарить?

— Помимо охранников, еще целая группа ученых, — скороговоркой выпалил взволнованный биолог, — они работали в подземной лаборатории, фактически жили здесь, ночевали в здании. Обычно семь человек…

— Та-а-а-к… — протянул тот, — значит, с охранниками одиннадцать душ… — И мрачно добавил: — Мертвых душ.

— Думаете, никто не уцелел? — на всякий случай поинтересовался Ракитин.

— Коля, ты и сам должен понимать, кто ж уцелеет при таком раскладе? От здания остались одни развалины. Пожар-то по пятому номеру проходит — там пламя такое бушевало, что наверняка все металлическое расплавилось… Пожалуй, категория D. Вряд ли кого найдем в живых под обломками. Скорее, даже от тел одни уголешки остались.

Слушая разговор спецов, Алексей чуть не присвистнул: пятый номер вызова — это самый сложный пожар, на его тушение бросаются все имеющиеся силы, пятнадцать и более пожарных отделений. А каждое отделение — это группа пожарников количеством пять — десять человек на одной автоцистерне. Категория D означала, что горению подверглись даже металлы.

Майор поплевал на ладонь, поднял вверх, огляделся и изрек:

— Слава богу, ветра нет, а то бы…

— Во-во, — оживился насупившийся было генерал, — верно подметил. Поднимись сейчас ветер, и все — кранты лесу, да и микрорайону тоже. Так вот целые поселения и сгорают. А вспомни, сколько прошлым летом лесов погорело!..

— Н-да, — задумчиво промычал Ракитин.

— Ну, профессор, — обратился эмчеэсовский начальник к Игорю, — что там могло взорваться? У вас там что — боеприпасы хранились?..

— Ничего такого, — помотал головой биолог и опасливо покосился в сторону все еще бушующего пламени.

— А что ж тогда разнесло все по кирпичику? Есть соображения?..

— Н-ну… — замялся Игорь, — они ведь химики — ученые из этой группы. Может, что-то там экспериментировали со взрывчатыми смесями. Не знаю…

— Химики хреновы! — в сердцах выругался старший от эмвэдэшников, судя по погонам — полковник. — Вот и нахимичили…

— А ты что скажешь, хлопец? — генерал-эмчеэсовец глянул на Меркурьева.

— Я слышал, там работали над каким-то секретным проектом… — осторожно вымолвил Алексей. — Кажется, он связан с заказом военных. Но точно я не знаю, конечно, — не мой уровень.

Генерал нахмурился:

— Секретный, говоришь… Ну так сейчас подойдет ваше руководство — вот и выясним, что там такое секретное было… Было да взорвалось — все ваши секреты гребаные разлетелись по округе. Горят вон алым пламенем…

Неподалеку взвизгнули тормоза, из иномарки выпрыгнул лысый мужичок в ветровке и засеменил к ним. Игорь узнал во вновь прибывшем зама директора института по научной части. Как его там… ах да — Семен Ильич. Надо же — ботаник ботаником, а тачка-то приличная, новенький «лексус». Видать, недурно платят оборонщики институтским шефам.

— Так-так, — грозно воззрился на профессора осанистый Сергей Петрович, — эт-то кто у нас?

Шеф Игоря с испугом посмотрел на генерала. Затем завороженно уставился на зарево пожара.

— Это профессор Кудрявцев, Семен Ильич, — поспешил пояснить Алексей, — заместитель директора института.

— А! Вот вы-то нам и нужны, — оживился Сергей Петрович. — Что предварительно можете сказать о причине возгорания?

— Я… н-не знаю… — Кудрявцев начал сильно заикаться, чего за ним ранее не наблюдалось.

— Ладно, облегчу вам задачу: причиной пожара явился взрыв. Что там у вас хранилось и могло сдетонировать?

— Взрыв?! — Казалось, институтский зам был озадачен еще сильнее.

— Взрыв, взрыв… — почти добродушно подтвердил генерал.

— Да не было там у нас ничего такого… — наконец взял себя в руки профессор. Немного подумал и решительно кивнул: — Нет, ничего взрывоопасного. Чисто биологические разработки — в области генетики.

— А вот ваши сотрудники, — генерал кивнул в сторону Меркурьева и Рябинина, — утверждают, что в институте велись некие секретные разработки, работала специальная группа — днем и ночью, в отдельной лаборатории. Что скажете?

— Гм… ну да… это правда, но их разработки касались нанотехнологий. Знаете, что это такое?

— Примерно представляю. Всякая там микроэлектроника, крохотные роботы, что ли?..

— Ну, примерно так. Но они не могли…

Ученый замялся.

— Или могли? — вкрадчиво поинтересовался генерал.

Профессор растерянным взглядом обвел окружающих, словно искал поддержку, затем увидел кого-то и возбужденно объявил:

— Вон наш заместитель по общим вопросам подъехал. Он же, кстати, и вопросами безопасности занимается. — И поспешил сообщить: — А шеф сейчас во Франции, на конгрессе по биотехнологиям, вернется только через пять дней…

— Все ясно, — кивнул генерал и повернулся к коллегам из смежных ведомств: — Мне звонили из администрации. Губернатор отсутствует, находится с дружественным визитом в соседней области. Так что возглавит штаб по ликвидации последствий чрезвычайной ситуации его заместитель. Прошу всех ответственных лиц проехать со мной. Штаб временно будет находиться в нашем управлении.

Все двинулись к машинам. Майор кивнул приятелям — мол, пошли, подброшу к дому.

У самой кромки поля Алексей приметил съемочную бригаду с телевидения и, к своей радости, узнал среди них свою пассию Свету. Помахал ей и обернулся к Николаю:

— Ты езжай, Коль, а мы с телевизионщиками будем. В случае чего они нас подвезут.

Тот кивнул и поспешил к служебной машине, а Меркурьев поманил за собой Игоря и направился к коллегам с ТВ.

2

Увидав Алексея, Светлана искренне обрадовалась.

— Приветик! — подскочила она к Меркурьеву, чмокнула в щеку. — Ужас, что тут творится! Ты давно приехал?

— Нет. Все, что могло сгореть, уже сгорело к тому времени… Ты сегодня дежурная или тебя подняли с теплой постельки?

— С постельки…

— Надеюсь, ты одна в ней была? — привлек к себе девушку молодой человек.

— Надейся… — лукаво улыбнулась та и, заметив нарочито грозный взгляд, рассмеялась: — Да одна, одна. Вот так все время — одна-одинешенька…

— Ничего, — пообещал Алексей, — мы это исправим. Ну ладно, к делу. Ты еще долго здесь торчать собираешься? Может, пора закругляться?..

— Сейчас, только возьму интервью у руководства.

— Опоздала, они уже смылись. — Алексей мотнул головой в сторону удаляющейся вереницы машин. — Ничего страшного, у них временный штаб в эмчеэсовском управлении. Позже подъедешь туда, опросишь, кого надо.

Он огляделся, натолкнулся взглядом на долговязую фигуру Рябинина и повернулся к подруге:

— Да, познакомься — это Игорь Рябинин, сотрудник секретной лаборатории биологического института. Игорь, это ведущая с нашего телевидения, Светлана Мамаева.

Представив молодых людей друг другу, он обратился к журналистке:

— Слушай, Светик, я как раз хотел тебе рассказать одну потрясную историю. Услышишь — закачаешься! В двух словах: я тут провел расследование, и оно прямым образом связано с этим институтом…

— И со взрывом связано?! — Глаза девушки загорелись.

— Видимо, да. Короче, поехали прям сейчас ко мне — мы с Игорем тебе все расскажем.

Заинтригованная тележурналистка вцепилась другу в рукав:

— Уговорил! В принципе, что можно было — мы тут все отсняли. Осталось смонтировать и наложить озвучку. Ребята едут на студию… Кстати, познакомьтесь: Гена, оператор, Виктор, водитель.

Алексей и Игорь поздоровались с мужчинами; худощавый сутулый Гена дружелюбно улыбнулся, быковатый Виктор ограничился кивком.

— Значит, Вить, забросишь меня к Алексею, а сами давайте на студию. Я потом сама доберусь. А с вас, господин Меркурьев, пиво!

— Какой разговор, — развел руками довольный Меркурьев и назвал Виктору свой адрес. Тот опять кивнул — видно, не из болтливых был.

— Ребята, по коням, — скомандовала девушка, и все двинулись к серебристому микроавтобусу «ниссан» с надписью на борту: «Государственная телерадиокомпания» и большими буквами TV на капоте.

Вскоре они уже мчались в город.

Хотя начало рассветать, улицы все еще были пустынными. Видимо, жители, напуганные неизвестностью — взрывы, пожар, — сочли за благо, пока суд да дело, отсиживаться дома. Алексей вскользь подумал об этом… и тут Игорь, точно угадав его мысли, произнес:

— Смотрите-ка… А ведь похоже, что народ стараются не выпускать из домов! Милицию, наверное, всю на ноги подняли. Сейчас бы любопытные уже высыпали на улицы…

— Да, поди, властям нашим уже вставили из Москвы — по клизме каждому! — вдруг разразился гневным словом молчавший до того Виктор. — Просто так ни один жопу от кресла не оторвет!

В сердцах он слишком резко тормознул на светофоре у ресторана «Седой Урал» — модного заведения, известного в городе авангардной культурной программой: считалось престижным приехать сюда на всю ночь, оставив машину на стоянке напротив, и оттянуться по полной.

Алексей подумал, что в словах водилы есть какая-то сермяжная правда — не подвело пролетарское чутье… Тут недосып, которого Меркурьев поначалу не заметил, догнал его, он зевнул, подумал, что неплохо бы потом примять щекой подушку… да еще и со Светкой под боком, а?.. Ну, тут уж точно будет не до сна!

Вдруг слева раздался тупой, жестяной грохот, и сразу вслед за этим — точно что-то лопнуло. Алексей вздрогнул, сон как ветром сдуло. А водила внезапно заорал:

— Нет, ну ни хрена себе! Нет, только гляньте, что этот мудак творит!

Он тыкал пальцем вперед и влево, в сторону стоянки, — и все враз воззрились туда. И увидели дикую сцену.

Рослый детина в камуфляжной куртке здоровенной кувалдой долбил по припаркованным автомобилям. Вдребезги разлеталось стекло, корежился металл, ломались бамперы и всякие пластмассовые примочки… А странный мужик все долбил и долбил без устали, словно запрограммированный на разрушение робот. С особой яростью он почему-то накинулся на темно-зеленую «шкоду».

Будка охранника была похожа на скворечник — обшитая профнастилом кубическая постройка на толстых сваях, к которой вела металлическая лестница. Из окошка выглядывало испуганное лицо пожилого дядьки. Понятное дело! На его месте любой бы сдрейфил.

В микроавтобусе все на миг обмерли. Первым очнулся оператор.

— Светка! — вскрикнул он, судорожно хватая камеру. — Снимаем! В хронику!

— Давай! — мгновенно оценила Света.

— Да тут не снимать, — возмутился водила, — тут этому козлу в репу надо!

Оператор сдвинул стекло бокового окна, камера заработала. В салон ворвался свежий утренний воздух.

Водитель как будто собрался привести свою угрозу насчет «репы» в исполнение, но тут раздался вой сирены, и из переулка вынеслась наискось через улицу бело-синяя «девятка» ППС.

— Стой, Витек! — крикнул оператор шоферу. — Я снимаю.

Из «девятки» выскочили двое патрульных.

— Стоять! — заорал один из них, что бежал первым.

Второй приостановился, выхватил из кобуры пистолет и взял его на изготовку.

— Эй, ты! — крикнул первый. — Ты что, сдурел? Брось эту хрень! Руки на капот!

Конечно, странный тип и не подумал слушаться. Кувалда обрушилась на решетку радиатора несчастной «шкоды».

— Ну, гнида, пеняй на себя, — решил первый мент и устремился к громиле.

Бам-м!.. — очередной удар согнул переднюю стойку.

— Саня, смотри! — тревожно крикнул второй сержант, поудобнее перехватывая свой ПМ. — Он обдолбанный, похоже. Что там у него в башке?!

— Не боись, — самоуверенно бросил первый. — У меня и не такие землю нюхали. Щас мы его мордой об капот!

Он и вправду был здоровый парень. Шагнув к камуфляжному, крепко взял за предплечье, умело рванул за спину…

Да не тут-то было. Мужик вдруг с дикой силой — что-то в его куртке треснуло — вырвался из цепких ментовских рук, мгновенно крутанулся, как метатель молота…

И кувалда ржавой молнией мелькнула в воздухе, ее грань пушечным снарядом врезалась в левый висок сержанта, начисто снеся и саму кость, и левый глаз, и переносицу.

— Саня! — отчаянно вскричал второй мент.

В автобусе все обмерли. Миг — и дикий вопль Светы:

— А-а-а!..

— Света! — бросился к ней Алексей. — Света, стой! Успокойся, Света!..

Но девушка билась в истерике, визжала и металась — такой ужас она увидела впервые на своем веку.

— А-а, с-сука!.. — вдруг бешено взревел второй мент, и — хлоп! хлоп! хлоп! — три вспышки, три мгновенных выстрела по ногам убийцы.

Что там сопливая журналистка! Сержант патрульно-постовой службы Игорь Ломов видел такую грязь, рвань и срань, таких скотов в человечьем обличье, каких считавшей себя знатоком жизни Свете Мамаевой сроду встречать не доводилось, а встреть она хоть одного такого, так потом бы дня два ее рвало. Но и Ломов, видевший все это, впал в шок — его напарник Саня, десять секунд назад живой и здоровый, а пять минут назад весело ржавший над похабным анекдотом, теперь лежал на асфальте с разнесенным вдрызг черепом.

Страшная красная муть плеснула в глаза Ломову.

— А-а, с-сука!.. — и «Макар» смертельно залаял в его руках.

Закон, вбитый в ментовские извилины до состояния инстинкта, — стрелять только по конечностям! — сработал даже в красном мареве. До этого Ломову всего один раз пришлось реально работать огнем по объекту, когда допившийся до белой горячки алкаш бегал по двору с кухонным ножом, орал: «Всех попишу!» — а они, трое пэпээсников, держа стволы наготове, как-то пытались его образумить, и по-хорошему, и матом… Но тут внезапно распахнулась дверь подъезда, вышла ничего не подозревавшая глухая бабка, и невесть что замкнуло в гнилых мозгах пропойцы.

— Порешу, старая блядь! — заорал он и понесся на старуху.

Ломов успел первым. Выстрел! — И пуля перебила придурку бедренную кость над самым коленом.

Что поразило тогда Игоря, что, рухнув наземь и выронив нож, этот лютый урод схватился за простреленную ногу и завизжал как заяц, и потом, пока его паковали, перевязывали и грузили в вызванную «скорую», он продолжал выть, скулить и горько плакать — и это было смешно и противно.

Но сейчас, когда все три пули попали в цель — две в правое, одна в левое бедро и одна, видно, пробила артерию: кровь алым фонтаном брызнула на искореженную дверцу «шкоды», — отморозок лишь покачнулся, не обратив на раны ни малейшего внимания, будто бы даже не комар его ужалил. Он взметнул кувалду ввысь, как палач топор над плахой, и неистово грохнул по крыше машины, насквозь прорвав тонкую жесть.

И самое жуткое — лицо этого человекоробота ровно ничего не отразило: ни боли, ни страха, ни злобы, ни даже безумия. Оно было тупо-сосредоточенным, отрешенным; и сержант совершенно ясно осознал, что перед ним уже не человек, а монстр, который, собственно, и убивать-то его напарника не имел цели: он всего лишь отмахнулся от того, что мешало ему бить, крушить и ломать.

Бог знает, почему это взорвало в Ломове новый пласт бешенства, — и теперь уж инстинкты отлетели прочь. Руки вскинули ствол.

— На! Н-на, сука!!! — Залпом дважды в башку, и та взорвалась кровавым облаком.

В «ниссане» все точно сошли с ума. Света рыдала и вопила, ничего не видя и не слыша, Алексей обнимал ее, неловко бормоча, Игорь сидел как пригвожденный. А шофер с оператором заорали в два голоса:

— Ух, мать!.. А-а!.. О-о!.. М-мать…

— Снято?! — не поверил себе мастер камеры.

А водила взревел:

— Какое, на хрен, снято?! Мотаем отсюда, от греха подальше! — И дал по газам так, что всех кинуло назад, а оператор чуть не выронил камеру в открытое окно.

Они полетели по тревожно-безлюдным улицам, где, бесшумно сверкая красно-синими зарницами, носились только патрульные машины, а однажды навстречу прогромыхала колонна милицейских автобусов и грузовиков. Алексей, обнимая притихшую, но еще всхлипывающую Свету, подумал, что в городе, должно быть, введено что-то вроде комендантского часа… но их микроавтобус с эмблемой TV никто ни разу не остановил.

Водила и оператор всё ругались. Вернее, ругался шофер:

— Сотри на хер все это говно! Слышь? Я тебе говорю!

В операторе здравый смысл боролся с профессиональным долгом:

— Да стереть-то раз плюнуть, а представляешь, что будет, если шеф узнает? Такие кадры потеряли!.. Ну да, тебе-то фиолетово, а меня он за яйца повесит, это точно!

— Не узнает! Кто скажет? Да никто, кому это на хер надо… Тебя менты свидетелем когда-нибудь таскали? Нет? Ну и скажи спасибо. А я один раз хлебнул того добра по самые гланды, больше не надо…

— Слышь, мужики, — подал голос Алексей, — может, потом как-нибудь разберетесь в своих делах? И без того тошно.

Те смолкли, а через пять минут «ниссан» тормознул у меркурьевского подъезда. Алексей глянул на Свету, все понял и сказал:

— Ладно, барышню я с собой забираю, она в трансе. Придет в себя — позвонит… Игорь, ты как?

— Я тоже с вами, если можно…

— Можно. Лады, мужики, бывайте! Спасибо.

Втроем они вышли из автобуса, направились к двери. Алексей поддерживал Свету, она и вправду была еще в трансе. Перед самой дверью он спохватился:

— Да, Игорь, а пивка-то?.. Думаю, не помешает, а?

Тот кивнул:

— Ладно, вы тут постойте, а я быстро в ларек. Две минуты!

В круглосуточном ларьке дежурила полузнакомая продавщица. Застигнутая взрывом и пожаром врасплох, она была, конечно, перепугана и сбита с толку.

— Ой, Алексей, здравствуйте! Ой, как же так!.. — закудахтала она, но Меркурьев, конечно, ничего не мог сказать ей дельного, отбрехался дежурными утешениями и поскорее побежал к своим.

Света, кажется, начала потихоньку приходить в себя.

— О господи, какой ужас, какой ужас… — всхлипывая, бормотала она.

— Ладно, — сказал ей Алексей, — утро вечера мудренее… То есть я хотел сказать, что сейчас тебе надо постараться заснуть. Пивка пару бокалов — и на боковую. Самое лучшее лекарство! А мы с Игорем пока посидим, помозгуем…

— Нет, — возразила Света уже решительнее. — Я, в конце концов, не слабонервная. Да и на мозги пока не жаловалась. А подумать надо, это верно, мне кажется, это неспроста. Это… ну, то, что мы видели, это нехороший симптом.

— Уговорила. — Алексей постарался улыбнуться. — Идем думать!

3

Они расположились на кухне и только было взялись за пиво, не успели даже распробовать, как раздался звонок в дверь. Алексей едва не поперхнулся — нервы были на пределе.

— Кого там черти принесли… — поспешил он в прихожую.

Прильнул к глазку — ого, сосед нарисовался! Алексей обрадовался, распахнул дверь.

— Айда, заходи, — пригласил он майора. — А я думал, ты на совещание забурился.

Ракитин с недовольной гримасой махнул рукой:

— Да ну их к лешему, эти совещания! Там эти мудаки собачатся да выясняют, кто больше других лоханутый, в смысле ответственный, на кого бы побольше перегрузить… Я потихоньку улизнул. Срочно понадоблюсь — вызовут, для того мобила и существует.

Они зашли на кухню, Меркурьев ввел эмчеэсника в курс дела — описал последние события. Тот слушал с открытым ртом.

— Ну дела… — только и сумел сказать.

Алексей помолчал, затем допил свое пиво, стукнул бокалом о стол и обвел всех внимательным взглядом:

— Ну, хорошо. Давайте подытожим. Что мы на сегодня имеем? Во-первых, в институте разрабатывали нечто секретное — скажем, нанотехнологическое оружие. Кстати, Игорь, их как-то называли, эти штучки?

— Да, — кивнул тот, — мы называли их нановитами. От греческого слова нанос — «карлик, гном», и латинского вита — «жизнь»… Мерецкой был уверен, что сделает их не просто механизмами, а именно организмами, живыми существами.

— Понятно, значит, нановиты, — продолжил Алексей, — во-вторых, нам известно, что на днях скорее всего произошла утечка. Как ты думаешь, — снова обратился он к ученому, — каким образом это все приключилось?

— Н-ну… — протянул Рябинин, — пожалуй, через вентиляцию в виде газообразной смеси, мельчайших пылевых частичек. Возможно, через людей — носителей этих устройств. Внутрь человека они могут попасть либо через повреждения кожи, либо при дыхании — через нос или рот. Их ведь изготавливают на основе особых соединений углерода с фосфором — это так называемые фуллерены. А они легко проникают в организм посредством инфильтрации через микроразрывы и трещины в кожном покрове или через слизистую в горло и пищевод.

— Ага… — глубокомысленно протянул журналист. — Ну, с этим тоже теперь ясно. Итак, в-третьих, случилось худшее — заразилась часть жителей. Как это проявляется и какие последствия — об этом еще покумекаем. А пока хочу выделить один пункт, кстати, самый непонятный — взрыв в институте и пожар. Это не укладывается в нашу схему.

— Да наша схема — полная чушь! — горячо воскликнул биолог. — Мы вообще ничего не знаем наверняка, а значит, и понять не в состоянии. Сам посуди: эти нанотехнологи — язви их! — могли умышленно допустить утечку. А могли и не знать об этом. В последнем случае получается, что нановиты сами вырвались наружу — ведь там, как я знаю, были приняты самые строгие меры предосторожности и безопасности. То есть…

Он прервался на полуслове, будто сам не верил тому, что сейчас сказал.

— То есть, — закончил за него Алексей, — эти нановиты, вопреки твоим убеждениям, все-таки обладают разумом и способны сами принимать решения.

— Ну, блядь!.. ой, прошу прощения у дамы, — подал голос молчавший до этого майор. — Ну, ребята, вы щас такое несете, что мозги набекрень! Это что же выходит — хреновы ваши гномики-шномики взбунтовались и решили жить по-своему?..

— Вот, — торжественно изрек Меркурьев, берясь за баллон с пивом, — вот, наконец-то! Хоть один сказал то, о чем мы все думали, но не решались озвучить: нановиты разумны, они приняли решение жить самостоятельно, независимо от человека и его команд, и они же взорвали на хрен лабораторию с институтом и своими хозяевами-создателями в придачу. Теперь их туева хуча распылена по всей Белой роще. Кстати, а пламя их может уничтожить?

Вопрос предназначался Рябинину, пребывающему в растрепанных чувствах.

— Ну… думаю, да, — ответил тот, — как любой живой организм… хотя они должны быть устойчивы, но очень высокая температура — ну, скажем, открытое пламя — разрушает фуллереновые соединения, так же, кстати, как кислоты — серная и соляная, например. Скорее всего большая часть их погибла в огне пожара.

— Будем надеяться, что это так, — подытожила Света.

— Зато другая, пусть и малая, часть сейчас разлетелась, подобно спорам, по округе, — невесело напомнил Алексей. — Эти споры вдохнут люди и… дальше что?

— Слушайте, — подался вперед майор с бокалом пива в руке, — меня вот тут осенило. Помнишь, Леха, я рассказывал о сбесившихся любителях чертовщинки? Ну, о тех, что намедни оборвали телефонные провода в нашем Управлении… Так, может, это как раз и есть симптомы болезни?

Какое-то время все молча смотрели на него, затем Меркурьев оживился:

— Точняк. Тебе бы, Николай, забить на свое МЧС и прямиком в науку — на передний край исследований…

— Ага, или в сыщики податься, — сыронизировал майор.

— Нет, правда! Вот вам и ответ по третьему пункту. Зараженные нановитами люди потихоньку съезжают с катушек, им начинает мерещиться всякая хрень… А последняя стадия — луддитство.

— Чего-чего? — переспросил Николай.

— Луддитами называли в Англии времен промышленной революции погромщиков, — пояснила Света, — только они громили не людей, а технику. Ломали, сжигали…

— Да, — подхватил Алексей, — как тот урод на автостоянке! Все, пошло-поехало!.. Если еще кто-то подхватил — ждите новых чудес.

На какое-то время воцарилось молчание. Все припали к пиву, осмысливая услышанное… Хозяин подал голос первым:

— Да, друзья мои, такая вот картина… А самое паршивое — что они, эти самые нановиты, похоже, и устроили взрыв!

— Постой, — сообразил Игорь, — ты хочешь сказать, что они могут поражать людей, их мозг, и… перепрограммировать сознание? То есть часть моих коллег из подземной лаборатории свихнулась… в смысле заразилась нановитами и перепрограммировалась ими?

Алексей задумчиво покивал головой.

— Боюсь, что да… — пробормотал он так, словно хотел сказать что-то большее, но вдруг передумал.

А на самом деле так оно и было. Меркурьев хотел было поведать про того полудурка, что прицепился к нему на улице: вспомнил его пустые, бессмысленные глаза, каких не бывает даже у последних алкашей… Тут же вспомнил и свое видение — гигантский призрак над горизонтом.

«Ч-черт… — промелькнуло в голове, — неужто и я тоже…» — но здравый смысл мигом подсунул спасительный аргумент: да ведь если это так, то давно бы ты, Алексей Меркурьев, громил машины, бил стекла! А может, и валялся бы уже с ментовской пулей в черепе.

Игорь уловил заминку:

— Ты что, Леха? Сказать что-то хотел?..

— Да-а… — протянул Алексей. — Я вот что подумал: эти… те, кто звонил, кому мерещилось, они, возможно, в разной степени заразились — кто-то больше, кто-то меньше… и не так уж страшен черт, а?

Рябинин пожал плечами.

Внезапно заиграла мелодия сотового у Николая. Он ответил, перебросился с кем-то короткими фразами. Дал отбой и повернулся к друзьям.

— Ну вот! — воскликнул он. — Шеф требует к себе. Я поехал. Буду держать вас в курсе, если появятся какие новости.

Он встал, пошел к выходу и уже в дверях задержался:

— Я вот что подумал — не лучше ли пока держаться вместе? К черту работу и все остальное… В общем, ждите меня, я там не собираюсь торчать долго. Скорее всего наши придурки ничего толком не знают и ни о чем не догадываются. Зато мы-то знаем.

Он кивнул и вышел.

И тут же выяснилось, что под разговоры опустошили весь баллон, а душа уже успела развернуться и требовала добавки. По выражению лица Игоря многоопытный Меркурьев понял, что и у него такое же настроение. Света же как будто раскисла.

— Ладно, — сказал Алексей, — слетаю-ка я пулей в ларек. Не повредит… Светик, ты как?

— Я в порядке.

В порядке так в порядке. Алексей не стал лезть в девичью душу, собрался и пошел, предупредив, что через две минуты будет.

Так оно, собственно, и вышло, но с одной поправкой…

Подойдя к ларьку, Меркурьев уже было полез за деньгами, думая, что на всякий случай надо бы взять баллона два… и тут его окликнули:

— Леха!

Алексей резко обернулся: ба, Зверев! Сосед-омоновец с телосложением трехкамерного холодильника — да в камуфляже, берцах, да еще на страх врагам автомат АКСУ через плечо.

— Здорово. — Михаил протянул Меркурьеву ладонь-лопату, затем сунулся к окошку ларька: — Кто тут?.. А, Сергеевна, здорово! Дай-ка мне баллон на два с полтиной да запиши, потом рассчитаюсь. Ага… Леха, слушай, у меня к тебе дело. Ты что, тоже за пивасом? Ништяк! Бери да пойдем.

Алексей мысленно хмыкнул, но виду не подал, взял пиво. А когда пошли, спросил с умыслом:

— Вас что, тоже на этот взрыв подняли? Ну, в институте?

— А, знаешь уже?

— Ну так!.. — Меркурьев сделал мудро-многозначительный вид.

— Так-так… Нет, товарищ журналист, всего ты, видно, не знаешь.

У Алексея екнуло сердце.

— Гос-споди… А что еще?

— Пошли. — Михаил открыл дверь подъезда и, уже войдя, огляделся. Никого не было, но он все же понизил голос: — Хреновые дела, Меркурьев Алексей. Даже совсем хреновые. Бунт на зоне. На ментовской, в Шишкино, знаешь?

— Да ты что?! — ахнул Алексей.

— Да. Слушай! Тут дела такие: я как раз в наряде был, когда шарахнуло. Ну, мы в боевую готовность, конечно, мало ли что… Тут команда: так, мол, и так, в институте взрыв, там МЧС, пожарные, а вам режим «плюс пять».

— Это…

— Это значит: в случае тревоги через пять минут — на выезд.

— Ага, ага…

Подъехал лифт.

— Тебе какой? — спросил Зверев.

— Восьмой.

— А, точно! С Колькой вместе. — Он ткнул кнопку восьмого этажа.

Алексей не успел удивиться, как Михаил продолжил:

— Ну, ладно. Плюс пять так плюс пять. Сидим, ждем. Вдруг команда: в ружье! Срочный выезд. Ну, мы в пять минут — в автобусы и вперед. Ну, сперва так и подумали, что в институт, в оцепление, там… А потом смотрим: вроде не туда едем. Куда?.. Тут видим: в Шишкино! Мать вашу, что такое? А там… Сказать тебе — не поверишь. Ни в жизнь! Это не бой. Это побоище. Пекло!

— И ты?.. — начал догадываться Меркурьев.

— А чего я? У меня запасной жизни нету, это тебе не компьютер. Нет, службу тащить — всегда готов! Как штык. В горячие точки? И это понимаю, нет проблем. Но тут! Там… Леха, я тебе говорю, там такое, бля!..

Михаил выразительно потряс огромными ручищами — слов у него больше не нашлось.

К этому времени они уже были на восьмом этаже. Алексей, конечно, понял, что в данном случае говорить что-то об офицерской чести… не тот компот. Поэтому он сказал так:

— Постой. А как же с начальством теперь?..

— Да греб взахлеб я это начальство! Они чем думали, когда нас туда кинули — без поддержки, без усиления?.. Без броников! А-а, то-то и оно. А тут… Леха, я тебе точно говорю: это не просто бунт. Это психоз какой-то! Точно.

— Это… психоз… — эхом повторил Алексей, и озноб пробежал по его спине.

ГЛАВА 4

1

С самого начала, когда осужденный Валерий Подольский по прозвищу Валера-убийца попал на ментовскую зону, его после месяца отсидки в карантинном бараке определили в пятый отряд — строгого режима, где все мотали срока за особо тяжкие преступления. И как-то так получилось, что спецконтингент отряда № 5 составляли в основном бывшие спецназовцы и опера. Впрочем, последних было всего шестеро — двое эфэсбэшников, трое ментов из угрозыска и ОБЭПа и один из налоговой полиции (этого черпанули и закрыли, когда сия спецслужба еще существовала).

Подольский вел себя скромно, но достойно. Поначалу к нему лишь приглядывались. На третий день к Валере подвалил башкир Зульфар Абдульманов по кличке Батыр — бывший офицер-собровец откуда-то из Башкирии. Он сообщил новичку, что является здесь старшим — смотрящим по отряду и поинтересовался, откуда тот, за что закрыли и все в том же духе…

И хотя Подольский слышал, что на зоне вроде как не принято расспрашивать о причинах отсидки, он спокойно назвал свои статьи. Башкир уважительно кивнул и спросил, есть ли у него погоняло.

— Валера-убийца, — сообщил вновь прибывший, — так меня звали с первой чеченской.

С тех пор все зэки спецколонии только так его и называли.

Валере дали пятнашку. Отмотал пять лет. И впереди — беспросветное будущее. Хотя его никто здесь не задирал — ни сидельцы, ни вертухаи, да и жрачка была сносной — конечно, по меркам нынешней жизни на зоне, но понять всю тоску и весь депресняк, что поселились в душе зэка Подольского Валерия Яковлевича, может лишь тот, кто сам вкусил всех прелестей лагерной жизни.

Первое время Валера часто вспоминал содеянное им, потом все куда-то ушло — воспоминания поблекли и развеялись как дым. А ведь он ни о чем не жалел…

…Спецназ ГРУ — это тебе не хер собачий, один боец стоит десятка омоновцев. В их подразделении Валера-убийца был снайпером и заместителем командира в звании капитана.

В тот день с утра пораньше они проводили зачистку одного Богом забытого чеченского села на границе с Ингушетией. Бог-то, может, и забыл, но не забыли «чехи». По разведданным, село облюбовало одно из чеченских бандформирований. Сообщалось, что мирных жителей там нет, давно бросили свои жилища и перебрались в соседнее село. Так оно и оказалось.

Конечно, можно было просто накрыть гнездо боевиков ракетными залпами. Но на этот раз командование решило обойтись без артиллерийского шума и пыли. Отряд спецназовцев-грушников скрытно окружил село, и с первыми лучами восходящего солнца начался штурм. В живых никого не оставили. Сами обошлись почти без потерь — легкие и средней тяжести ранения не в счет. Снайпер Валера-убийца лично снял нескольких «чехов».

Когда на обратном пути проезжали на своей бээмпэшке (сзади тащился бэтээр) соседнее, мирное село, остановились пополнить запасы воды. Жители враждебности не проявляли, но и особой радости от встречи с российским спецназом тоже не испытывали. Валера с сослуживцем, старлеем Русланом Юдиным — полурусским-полуингушем — прогуливались неподалеку от БМП, осматривали в бинокли окрестности, когда к ним приблизилась целая делегация горланящих что-то на своем чеченок. Одна из них подбежала к бойцам, беспрерывно крича и размахивая руками. Валера оттолкнул ее от себя, повернулся к товарищу:

— Чего ей надо?

Тот прислушался:

— Говорит — полмесяца назад похитили ее дочек. Одной — пятнадцать, другой — всего тринадцать.

— Ну, а мы-то тут при чем?..

— Ну так… — Руслан замялся, вслушиваясь в надрывные вопли женщины, — в общем, это… она утверждает, что это были наши солдаты.

— Что?! — Спецназовец резко обернулся, ткнул пальцем в сторону галдящих баб. — Думай, что говоришь!..

К ним подошел седобородый старик. Заговорил по-чеченски с Юдиным. Валера буравил аксакала посуровевшим взглядом.

— Короче, — обратился к сослуживцу старлей, — старый говорит: правда все, не врет баба.

— Да что за бред?! — возмутился Валера. — Ты! — Он подступил к старику-чеченцу, затем кивнул Юдину: — Спроси, знает ли — кто такие, хотя бы род войск…

— Я не разбираюсь, — неожиданно по-русски сказал аксакал, — не знаю, что за войска. Но тоже в камуфляже были, как и вы, только не в зеленом, в светло-синем. Автоматы — укороченные «калаши». Здоровые такие, мордатые…

— Зачем приезжали к вам? — продолжал допытываться Подольский.

— Двое наших оружие передавали полевым командирам. Те, камуфляжные, приехали, били долго Шамиля и Анвера, потом забрали их и девочек, увезли…

Валера пристально посмотрел прямо в глаза старого человека, попытался понять, лжет тот или нет. Затем повернулся к старлею, растерянно покачал головой. Тот пожал плечами:

— Я краем уха слышал, что в городе есть подпольный бордель — для солдат. Но это лишь слухи…

Когда вернулись в город, бойцам дали увольнительную на день. Подольский стал осторожно расспрашивать знакомых. Вскоре собрал нужную информацию — все указывало на местную кутузку, где расквартировался тюремный спецназ, — там службу несли приехавшие три месяца назад бойцы спецназа УИНа одного из поволжских городов.

В каждом городе, рядом с которым имеются колонии, Управление исполнения наказаний располагает собственным подразделением спецназа для подавления возможных бунтов на зоне. Время от времени такие отряды наряду с ОМОНами посылалина определенный срок в Чечню. Кому это была война, а кому и халява — как, например, спецназу УИН. Они ж практически не воевали, все только охраняли тюрьмы да изоляторы.

Как пробраться незамеченным на охраняемый отнюдь не тупыми вохровцами объект? Так этому их как раз и учили — надо сказать, хорошо учили, да и требовали с них инструктора строго. Когда под прикрытием темноты Подольский оказался на месте, то вначале затаился и принялся наблюдать в прибор ночного видения окружающую обстановку. Внимание сразу привлекло двухэтажное здание — как видно, местный карцер, или ШИЗО — штрафной изолятор. Вскарабкался на крышу, оттуда незаметно спустился к зарешеченному окну второго этажа, осторожно заглянул. Внутри какое-то легкое шевеление, на полу — то ли тюки, то ли… Ох ты, мать твою! Это ж люди…

Он снял инфракрасные очки, достал миниатюрный, но очень мощный фонарик, включил… Узкий луч света выхватил из темноты обнаженные тела девочек — спецназовец насчитал пятерых. Грязные, все в синяках и ссадинах, они валялись на брошенных на каменный пол замызганных матрасах. На свет отреагировали одинаково — сбились в кучу, заскулили…

Валера спрыгнул вниз, холодная ярость полыхала под черепной коробкой. Он взлетел по короткой металлической лесенке, толкнул незапертую дверь. Внутри, в «предбаннике» изолятора, развалились в креслах трое мордоворотов в камуфляже — как раз таком, какой описал старик. Заметив незваного гостя, один из них привстал:

— Тебе чего, служивый?..

— Девчонки… — глухо произнес капитан.

— А-а-а… — осклабился тот, — потрахаться захотелось, солдатик. Ясен перец. Короче, расценки знаешь?..

Валера отрицательно мотнул головой.

— Двадцать баксов — и выбирай любую. Соски что надо…

Он осекся, увидев изменившееся лицо «солдатика».

— Гниль ты! — прошипел сквозь зубы Подольский. — Пиздец вам всем…

— Че-о-о!.. — Быковатый выпучил глаза. — Ах ты, гнида! Пацаны, мочи его…

Трое бойцов зоновского спецназа были не пальцем деланные, подготовку прошли соответствующую, но капитан уже вошел в боевой раж. В два счета расшвырял их, как котят, и, пока те очухивались, выхватил пистолет и произвел три прицельных выстрела — по одному на каждого, все в голову, для верности.

Потом была военная прокуратура, трибунал, ИВС, этап и ментовская зона — исправительная колония для спецконтингента, где мотали срока так называемые б/с, или бээсники — бывшие сотрудники МВД, прокуратуры, судов, спецслужб…

То, что его определили именно в этот город, в эту колонию, Валера считал знаковым событием. Именно отсюда родом его бывший товарищ по оружию Петр Меркурьев… Эх, жаль нет теперь с ними Петра, а то бы навещал кореша… А так только родители за все время отсидки пару раз приезжали из Пензы, а чаще и не могут — сами уже престарелые да больные.

Жениться вот не успел — все воевал. А может, оно и к лучшему — нехер безотцовщину плодить. Детишки ведь при отце-зэке, мотающем длительный срок, почти как сироты.

2

Давно ему война не снилась: ни первая — провальная ельцинская, ни вторая — путинская. Давно… А сегодня вдруг приснилась. Грохот артиллерии, свист снарядов и бумы дальних разрывов. Взрыв, еще один — погромче. И тут он проснулся.

Не сразу и понял, где он — в Чечне или… Нет, на зоне он, на ментовской. Уже три года, как тут. А в ушах все еще грохот стоит. Подольский резко сел на койке. Вокруг суета какая-то, зэки переговариваются:

— Слыхал, Проха?

— Ну, взрывы типа…

— Эй, Антип, как думаешь, где это?

— А ну, утухли, — зычный голос Батыра. — Ша, я сказал! Не слышно из-за вас ни хера…

Наступила тишина, которая буквально через полминуты была распорота треском автоматной очереди. Стреляли где-то рядом, возле промзоны. Донеслись крики и сразу несколько пистолетных выстрелов. И снова замолотил в чьих-то руках «калаш» — звуки выстрелов из автомата Калашникова не спутать ни с какими другими.

— Екарный бабай! — Голос старшего стал сиплым, видно, и Батыр охренел от происходящего. — Слышь, братва, давай подъем, только тихо. Всем собраться и быть наготове.

«Наготове к чему?» — чуть не сорвалось с языка Валеры, но он вовремя язык прикусил. Он вообще в своей лагерной жизни старался не болтать лишнего, да и лишних телодвижений тоже не делать.

Как и все, быстро вскочил, оделся и застыл в проходе между койками — в темноте. Свет им после восьми вечера отрубали. Экономила на электричестве администрация, да и не положено зэкам при свете гнать дуру, то есть бездельничать…

3

Заместитель начальника колонии по безопасности и оперативной работе майор внутренней службы Вазген Слепян, главный кум на зоне, проторчал на работе весь день — дел накопилось невпроворот, а тут еще проверкой столичной грозились из областного УФСИНа. В общем, заночевал в колонии, на раскладном диванчике в своем кабинете.

Спалось плохо, долго ворочался. Оно и понятно — чертова проверка, да еще хреновы сотрудники… Вот вчера, к примеру, трое из заступивших на дежурство контролеров вели себя подозрительно. В принципе ничего такого из ряда вон выходящего, но видок у всех троих был такой, словно мужики белены объелись. Ну да, точно — не иначе как обширялись, сучье отродье! Все признаки наркотического дурмана — заторможенные движения, остекленевшие глаза, на обращения к ним реагируют вяло.

Майор решил пока ничего не предпринимать — до приезда хозяина. Начальник должен появиться завтра, во второй половине дня. Вот и поговорим с нариками за жизнь… А он с утречка закончит с бумажками этими треклятыми, смотается домой, пообедает нормально и обратно в зону. Ладно, хоть спецконтингент особо не докучает — все ж менты, хоть и бывшие, порядок знают.

Не выспавшийся толком и разбитый, точно бухал по-черному, майор поднялся затемно, умылся и сел за стол, где уже были разложены пухлые папки с делами.

Когда раздались первые выстрелы, поначалу Вазген даже не успел удивиться, вот только вялость как рукой сняло. Мигом достал из сейфа табельный «Макаров», схватил связку ключей и кинулся к оружейной. Запоздало подумал, что надо бы отзвониться в Управление, сообщить о ЧП. Но решил, что еще успеет: сначала нужно понять, в чем тут дело, кто стреляет и зачем.

Дверь в оружейную комнату была открыта. Слепян передернул затвор и осторожно двинулся к арсеналу. Подкрался, заглянул внутрь… Ну, так и есть — в комнате орудовал один из вчерашних нариков-надзирателей.

«Свихнулся, урод», — мелькнула догадка. А может, с кем-то из сидельцев снюхались? Неужто побег решили организовать? Майор разом вспотел: твою мать, только этого сейчас и не хватало! Вот черт, непонятно только — че он делает-то?.. Прапорщик доставал из оружейных шкафчиков один за другим автоматы и складывал их вместе с магазинами на металлическом столике.

Ладно, некогда мозги ломать!

Майор метнулся в комнату, сразу же ушел в сторону, прикрывая спину стеной, и заорал:

— Стоять, шкет! Руки в гору! — зачем-то перейдя на блатной жаргон и не забывая целиться в нарушителя.

Тот медленно — ну точно зомби из голливудских ужастиков — повернулся, пустым взглядом уставился на офицера. Рука прапорщика потянулась к ближайшему «калашу».

Майор не верил своим глазам: обдолбанный (теперь в этом не было никаких сомнений) контролер взял в руки автомат, спокойно так, деловито подсоединил рожок и уже начал вскидывать оружие… Врешь, падла, я тебе сейчас покажу, как за ствол хвататься!..

Грянул пистолетный выстрел, пуля, выпущенная с расстояния нескольких метров, кувалдой ударила в плечо нарушителя, швырнув его спиной на шкафчики. Не тут-то было — хренов наркоша даже не выпустил оружия из рук и начал подниматься. Майор взревел и выстрелил еще трижды — промахнуться с такого расстояния было трудно, и все пули угодили точно в грудь противнику. Тот рухнул навзничь.

Слепян, все еще держа перед собой пистолет, осторожно обошел стол, приблизился к поверженному надзирателю. Мать моя женщина! — урод все еще жил и пытался подняться. Правая рука скрюченными пальцами поползла к валявшемуся рядом автомату.

Да что ж это такое, в рот тебя чих-пых! У майора полыхнуло перед глазами, он приставил ствол к коротко стриженной башке прапора и надавил на спуск.

Потом минут пять приходил в себя, оттирал рукав и отворот кителя, забрызганные кровью и ошметками мозга. Руки тряслись, зубы предательски постукивали. Че это, а? Что за блядство такое?! Нет, ну почему с ним и в его смену? Да еще в отсутствие шефа!

Тут его самокопание было самым грубым образом прервано отдаленными звуками выстрелов. Очередь, еще одна… Он собрался, вскочил, достал из шкафчика броник и напялил его на себя. Затем прихватил «калаш» с парой запасных магазинов. Вышел, машинально огляделся и запер комнату.

Надо звонить — немедленно! Всех на уши поднимать, не хер им дрыхнуть, пидорам толстозадым! Пусть, блядь, присылают сюда спецназ!

Майора Слепяна трясло как в лихорадке.

4

Колония для отбывания наказания бээсникам была небольшая — по меркам этих мрачных заведений. Численность осужденных не превышала тысячи человек (в других подобных зонах — до двух с половиной тысяч). Персонал состоял из трехсот с небольшим человек (обычно около пятисот — шестисот) — из них около восьмидесяти офицеров и без малого двести прапорщиков.

Особое подразделение составляла рота охраны. Когда-то эти военнослужащие входили в состав внутренних войск МВД, но с некоторых пор были переданы под юрисдикцию Федеральной службы исполнения наказаний. И теперь именовались отделом охраны колонии.

В карауле обычно было шесть человек дежурных — пятеро младших инспекторов и старший над ними, инспектор. Огнестрельное оружие — пистолет ПМ — лишь у последнего. Да еще четверо караульных на вышках — вот они вооружались автоматами Калашникова.

В семь утра — за час до подъема осужденных — нынешний караул должен был смениться по графику. В шесть тридцать двое дежурных прапоров отправились проверить территорию промзоны. Трое других остались в караулке. Старший проверил проход между КПП и караульным помещением, затем связался по рации с охраной на контрольном пункте и с каждым из охранников на вышках. Все было путем. Он вернулся в караулку.

Спустя десять минут — было без четверти семь, когда старший по наряду вышел во двор, он заметил возвращающихся сотрудников. Внезапно позади них показались фигуры двоих контролеров — дежурных по жилой зоне.

И что-то было в них не так… Это наметанный взгляд инспектора просек сразу.

Ну да, они шли от здания администрации. Но не это настораживало — их мог вызвать старший кум. В руках у них было оружие — автоматы. А это прямое нарушение режима дежурства. Тем более команды не было — рация все время была в исправном состоянии, он бы услышал приказ.

Старший по наряду уже хотел было грозно окликнуть провинившихся, когда те вскинули оружие и открыли огонь по его сотрудникам. Прапорщики из караула задергались под очередями и кулями повалились на землю. Старший на мгновение застыл, не веря в происходящее, затем сработала реакция — он бросился плашмя, залег за бордюром. Трясущимися руками расстегнул кобуру, выхватил пистолет. Газончик перед ним вспорола автоматная очередь. Еп твою мать! — инспектор чуть не обоссался. А ведь как раз хотел отлить перед этим, да вот не успел…

Лежа на спине, он слышал, как бухают тяжелые подошвы ботинок контролеров-убийц по асфальту. Перекатился на спину, выставил руку с пушкой, прицелился. Бах — первый выстрел всегда требует усилий, следующие идут легко — бах-бах! Все три — мимо. А те двое даже не залегли. Дали в его сторону длинную очередь.

Ох, блядь! — одна из пуль ужалила ногу. Ну и боль! Он глянул на ногу — темное пятно расползалось на левой брючине. Кажись, икра прострелена. Но кость вроде не задета.

Так, теперь надо жопу свою спасать. В караулке можно продержаться, подмогу вызвать. А тут в два счета подстрелят — эти двое то ли рехнулись, то ли сговорились с зэками — побег тем устроить. Он выстрелил наугад и пополз. Так быстро он никогда еще в жизни не ползал — ни в учебке, ни во время службы во внутренних войсках, когда был командиром взвода и со своими бойцами тренировался наравне, выкладывался по полной.

Дополз до крыльца, приподнял голову и оглянулся. Те двое мерно вышагивали по направлению к караулке, с автоматами наперевес — вылитые эсэсовцы, язви их в кочерыжку! В это время проснулся наконец охранник на ближайшей вышке и полоснул по нарушителям очередью.

Мимо! Мазила хренов.

Те двое вскинули автоматы, хлестанули по вышке дружным залпом, ответили. Инспектор воспользовался этим, забрался на карачках по ступенькам и принялся колотить в закрытую дверь, надсадно крича:

— Я это, я! Тюлькин. Открывайте быстрей! Кому сказано, мать вашу…

Дверь приоткрылась, вытянулась рука в камуфляже, схватила прапора за шиворот и быстро втянула внутрь.

5

Вообще-то инспектора и контролеры в наряде не имеют права ходить с оружием. Резиновые дубинки да наручники — вот и все вооружение. Правда, Слепян слышал, что в некоторых колониях пошла мода на шокеры, но это слишком дорогое удовольствие — в то время как не хватает средств элементарно рассчитываться за электроэнергию и ее приходится жестко экономить. Ладно, у хозяина зять владел грузовым автопредприятием, так иногда соляру подкатывал для дизельного генератора по льготным расценкам. За это зэки бесплатно ремонтировали его автопарк.

Майор крался по темному коридору к входной двери и понимал, что двое других придурков — а кто ж еще? — успели завладеть оружием и теперь, видимо, напали на караулку: у инспекторов из роты охраны, кроме спецсредств — дубинок, браслетов и газовых баллончиков, другого оружия, увы, не было. Только у командира пистолетик. Вся надежда на охранников на вышках — у тех автоматы.

Вновь задолбил «калашников». Судя по направлению, откуда шли выстрелы, это точно было в районе караульного помещения. Наверное, дежурный наряд заперся в караулке, а напавшие их обстреливают. «Только бы они продержались до приезда „волкодавов“», — молился про себя майор, подкрадываясь к двери.

Входная дверь в здание администрации была добротной — из холоднокатаной стали толщиной в пять миллиметров. Опять же хозяйский зятек расстарался. Везде таких дверей понаставили — в том числе и в дежурном помещении караула. Правда, и наварились на этом зять с тестем тоже неплохо — это Слепяну было доподлинно известно. Как всякий опытный и дальновидный опер-безопасник, он держал в надежном месте достаточно вещдоков и компромата на всех — шеф тут не был исключением. Копии тех договоров — и настоящих, и липовых — имелись в загашнике запасливого майора. Не дай бог, схватят его за яйца — он всех так прижмет, мало никому не покажется. Сами баланду тюремную хлебать будут.

Но сейчас в мыслях он благодарил зятя начальника колонии — за бронированные двери и крепкие решетки на всех окнах. Если что, можно продержаться в здании до приезда подмоги.

За несколько минут до этого Слепян все же вызвонил дежурного по Управлению. Тот, само собой, поднял тревогу, а это значит, что мордовороты из «Волкодава» уже в пути. Пообещали пригнать и городской ОМОН — на всякий случай. Майор не думал, что это так уж необходимо — спецназовцы всех тут задавят, если не числом, так огнем и умением. Да и вообще на бунт что-то непохоже. Скорее все-таки те трое нариков (двое, поправил себя Вазген, теперь уже двое) кипиш подняли…

Майор крупно ошибался — причем по всем статьям.

6

— Лучше за дверь не соваться, — просипел бывший опер ОБЭП Геннадий Баев, осужденный за убийство любовницы на почве ревности. — Маслину вмиг поймаешь. Свои разборки там. Может, кто из других отрядов сорвался — ломанулись внагляк, а?

— Я бы знал, что кто-то заточил копыта, — мрачно мотнул головой Батыр. — Нет, это непонятки какие-то. Если и разборки, так между вертухаями.

— Как это? — удивился кто-то.

— Я почем знаю! — огрызнулся старшой и тут же скомандовал: — Тихо! К нам гости…

Вскоре и остальные услышали приближающиеся к бараку шаги. Бух-бух-бух — кто бы это ни был, он не скрывался.

— Разбежались по шконкам, — скомандовал Батыр, а сам достал из тайничка ежик — длинное, узкое, наподобие стилета, лезвие с наборной ручкой из плексигласа. Уж сколько шмонали их, а ни разу не нашли ничего — хитрый башкир умел устраивать схроны. Он засунул перо за отворот рукава и затаился за дверью.

— Слышь, это вроде карась чужой, — негромко произнес один из зэков, выглянувший в зарешеченное окно. — Ствол у него, «калаш»…

Батыр цыкнул на него, а у самого мысли так и заскакали, как сайгаки в степи. С хера ли это «карась» — надзиратель из наряда — идет к ним? Да еще со стволом. Своего «чабана» — начальника отряда они прекрасно знали: старлей Филиппенко, усатый хохол с бычьей шеей и почти полным отсутствием мозгов. Может, хотят перевести всех по камерам, например в ПКТ — помещение камерного типа, местную крытку? Все же они на строгаче — строгом режиме. А значит, потенциально опасные. Ярар, щас выясним, что к чему…

Щелкнул замок, дверь распахнулась, человек вошел, остановился — видать, оценивает обстановку… Батыр затаил дыхание, соображая, выйти и обнаружить себя или пока рано, лучше выждать и посмотреть, что этот хрен дальше делать будет. Тут кретин Баев к вертухаю сунулся:

— Гражданин начальник, а что…

Договорить он не успел. Очередь, выпущенная из автомата в упор, отбросила его на пару метров назад. В полутьме метнулись фигуры зэков, и убийца мгновенно прошелся по ним короткими очередями.

Уже не думая ни о чем, Зульфар прыгнул вперед, обхватил противника за шею в удушающем приеме и несколько раз вонзил перо под левую лопатку. Выронив автомат, тот осел на пол. Батыр ногой запахнул дверь, нащупал выключатель. Через мгновение барак осветился — странно, электричество давали ровно в восемь, время еще не пришло. Но башкир-собровец даже не удивился — закончилось, видно, время удивляться. При свете стало ясно, что четверо б/с откинули копыта, двое выли, зажимая кровоточащие конечности. Остальные попрятались кто куда. Кроме Валеры-убийцы. Тот был на ногах, лицо напряженное, белое, в руках такой же самопальный нож, как и у Батыра.

С пола послышалась какая-то возня. Зульфар глянул вниз и тихо охуел: проткнутый насквозь «карась» встал на четвереньки и силился подняться на ноги… И ведь тыкал он этого мудака не куда-нибудь, а прямо в сердце — неужто рука дрогнула, подвела? Батыр зарычал, но его опередил Валера — подскочил к врагу и полоснул кесарем по шее, да с такой силой, что почти отхватил тому башку.

Бывший спецназовец глянул на старшего — тот молча кивнул, наклонился, поднял автомат. Привычно проверил магазин, затвор.

— Рвать когти надо, Валерьян, — пробормотал он. — Че-то непонятки какие-то. Пожить-то еще хочешь?

— А то, — мрачно кивнул тот.

— Ну, тогда давай собирай братву — пойдем на дело.

— Че надумал-то?

— Аул брать надо.

Подольский покачал головой:

— Совсем крыша съехала? Ты что — штурмом брать надумал?!

— Зачем штурмом? Там у них неразбериха, да? Ну так не до нас щас. И вообще, на месте разберемся, прикинем хер к носу. А, булды?

Валера покумекал секунду-другую и обреченно кивнул:

— Булды.

А сам подумал: хитрец башкир, знает, что там, в «ауле», в здании администрации, целый арсенал стволов, есть чем поживиться. Может, сдернут они с зоны — освободятся за зеленым прокурором? И удача улыбнется — уйдут, пока шухер тут стоит. А потом что?.. Ну, там видно будет.

7

Входная дверь была не заперта — первое нарушение. Второе — на вертушке у входа никого не наблюдалось, а должен дежурить инспектор. И третье… Вот дерьмо так дерьмо! — хлопнул себя по лбу майор. Третье он сам допустил. О чем только думал, голова садовая! Забыл о рации, которую оставил в кабинете. Наверняка дежурные все это время пытались связаться с ним.

Он ворвался в кабинет, схватил со стола рацию, включил. Настроил на нужную частоту. Тут же отозвался старший в карауле — инспектор Тюлькин. Доложил обстановку — все оказалось намного хреновее, чем Вазген себе представлял. Из четырех автоматчиков на вышках отзывался только один — возле КПП. Остальные или убиты, или… в сговоре с этими… На контрольно-пропускном пункте трое контролеров заперли все двери и решетки. Ждут приезда омоновцев и «волкодавов». Больше никакой информации нет. Выстрелы донеслись пять минут назад со стороны жилой зоны.

— Полный отпад, — пробормотал, отключаясь, Слепян.

Раненному в ногу старшему и трем уцелевшим младшим инспекторам он приказал сидеть в караулке, не высовываться. Надо брать стволы и — в дежурку, решил он спустя минуту.

Он с досадой шарахнул по столу — ну надо же, в его гребаное дежурство!

Хозяин — сука, замы его остальные — суки, «филины» эти — зоновские контролеры — тоже суки!.. А он должен героя сейчас из себя строить. А то, может, уже в эту самую минуту продажные вертухаи, гондоны рваные, выпускают зэков из бараков, чтоб те ломанулись за охрану — в лес, в тайгу. Или в город — если совсем крыша съехала. Разбегутся по округе, лови их потом. Майор вытер разом взмокший лоб. Ну ладно, пора вниз, за оружием, а потом до караулки добежать и в КПП — вооружить ребят. Придется, черт возьми, тащить с собой семь стволов. Да еще глядеть, чтоб самого по пути не подстрелили. Твою мать!..

8

Территорию колонии окружал трехметровый забор: два метра каменных плит и метровая сетка с тремя рядами колючей проволоки наверху. Прибывший по тревоге спецназ решили разбить на четыре группы и проникнуть на зону с четырех сторон одновременно. Первая группа со щитами разграждения должна была войти с южной стороны через КПП, вторая, третья и четвертая — соответственно, с севера, запада и востока. Двум командам — первой и второй — было придано по снайперу. Бойцы всех групп были вооружены модернизированными АК-74 и штурмовыми винтовками для бесшумной стрельбы АС «Вал», пистолетами ПМ и ПММ и, само собой, спецсредствами — в том числе гранатами «Заря» и «Пламя», вводящими противника в шоковое состояние. Рассчитывали на внезапность штурма и огневую поддержку снайперов и автоматчиков.

Только распределились по группам, подоспел городской ОМОН численностью до роты. Посовещались и решили: омоновцы будут страховать спецназ со стороны южного въезда. При этом одна их часть войдет в зону и займет позицию вокруг КПП, другая же останется перед воротами — в резерве. Отдельные посты омоновцев расположились снаружи ограды — по периметру.

Перед спецназом стояли две задачи: первая — не допустить проникновения осужденных за пределы колонии, а в идеале — выхода их из бараков; вторая — выявить нарушителей среди сотрудников ИК и нейтрализовать их. Был отдан четкий приказ: при оказании вооруженного сопротивления стрелять на поражение.

Четвертая штурмовая группа в составе шести бойцов и командира, капитана Олега Сидорчука, должна была проникнуть на территорию колонии в районе расположения автомастерской и пошивочного цеха — на границе жилой и промышленной зон, где как раз маячила одна из сторожевых вышек. С нее, кстати, не поступало никаких сигналов. Это означало, что охранник, вооруженный автоматом АК-74М, либо уже мертв, либо… просто слинял оттуда.

После получения приказа и сигнала к штурму Сидорчук повел своих «волкодавов» вперед. Приставили специальный трап к стене, легко преодолели забор с колючей проволокой и мгновенно распределились вокруг зданий, присев за укрытиями и держа оружие наготове.

Капитан махнул своим бойцам — трое из них устремились вперед, другие страховали их. Но враг ударил совсем не с той стороны, откуда они ожидали. Неожиданно застрочил автомат сверху, и троих бойцов как косой срезало. На площадке перед автомастерской остались лежать три нашпигованных свинцом трупа.

Капитан заорал, указывая оставшимся спецназовцам на вышку. В следующее мгновение из четырех стволов ударили по противнику. Очереди из «калашей» и «Вала» изрешетили стальные борта вышки. Стрельба оттуда сразу же захлебнулась. Сидорчук приказал прекратить огонь, выждал секунд пятнадцать и махнул одному из своих — проверь, мол, что там, наверху.

Спецназовец убрал автомат, достал пистолет, привел его в рабочее состояние и осторожно принялся взбираться на вышку. Когда достиг верхней площадки, увидел залитое кровью тело охранника. Решив, что с ним покончено, подал знак своим внизу, но тут «мертвый» внезапно ожил и, вскинув автомат, выпустил в упор короткую очередь. Боец с простреленной грудью мешком полетел вниз. Без промедления шквал огня вновь обрушился на вышку. Пули с воем рикошетили от сварных стоек, дырявили стенки и безжалостно кромсали тело теперь уж точно бездыханного врага.

Капитан подумал, что сейчас сбрендит, — едва начали операцию, а почти вся его группа выкошена. Лопухнулись они по полной — и это стоило жизни четырем хорошим парням.

Он приказал одному из оставшихся бойцов занять позицию на вышке и при малейшей попытке сопротивления гасить всех без исключения. Сам вытер испарину со лба. Нет, в такие переделки он ни разу не попадал.

Самое серьезное испытание ему выпало пару лет назад. Несколько обдолбанных наркотой зэков захватили двоих контролеров в СИЗО. Закрылись с заложниками в одном из помещений и стали выдвигать нелепые требования — одно другого хлеще. Пока администрация вела с ними переговоры и, таким образом, тянула время, группа спецназа заняла позицию на крыше здания. В это время их товарищи, вооруженные кувалдами, придвинулись к бронированной двери. Чтобы выломать ее, требовался заряд тротила, кувалды предназначались для другого.

По команде спецназовцы начали долбить по двери, вызвав оглушительный грохот, и таким образом отвлекли внимание бандитов. Одновременно двое бойцов — одним из них был тогда еще старлей Сидорчук — спустились по стене вниз, вышибли оконные стекла и бросили внутрь по шумовой гранате. Благо решеток на окнах тут не было. Мгновение спустя, пока преступники были оглушены и приходили в себя, Сидорчук с напарником запрыгнули внутрь, вырубили вооруженных заточками зэков, нацепили на них браслеты и отворили дверь своим товарищам. Тогда обошлось без единого выстрела. Никто не пострадал.

А сейчас полная жопа!

Капитан вытащил рацию и попытался связаться с командирами других отделений.

9

Один из двух снайперов подразделения спецназа вошел в зону с первой группой. Оценил обстановку и с ходу выбрал удобную позицию — на крыше дежурной части. Во-первых, там имелись выступы кирпичной кладки, за которыми можно было укрыться, но самое главное — прекрасный обзор всей территории промзоны и площади перед зданием администрации.

Оба снайпера из «Волкодава» не спешили менять свои пристреленные СВД — снайперские винтовки Драгунова — на крутые новинки — винтовки ВСС «Винторез» для бесшумной стрельбы. По большому счету, если не обращать внимания на всякие навороты, лучше старой доброй драгуновской снайперки ничего пока не изобрели. Тем более что дальнобойность у нее непревзойденная.

Облаченный в серый камуфляж снайпер из первой группы залег за бортиком, снарядил свою «дуру», изготовился к стрельбе. Как только началась пальба в районе проникновения четвертой группы под командованием капитана Сидорчука, стрелок тут же прильнул к окуляру прицела. Принялся выискивать цель. Заметил на вышке справа палящего по своим автоматчика и уже хотел было срезать его, но спецназовцы из штурмовой группы опередили.

Он переместил взгляд влево, к другой вышке, там тоже уже вовсю шел бой. Вот и тут полная лажа — автоматчик наверху тоже оказался предателем. Огнем из «калашникова» он пригвоздил к земле штурмовавших. Кто-то залег, а две фигуры в камуфляже так и остались лежать без движения. Все, отбегали свое пацаны — тут уж никакой броник не поможет.

Снайпер прицелился, выровнял дыхание и на выдохе плавно надавил на спуск. Бух! — голова врага взорвалась красным фонтанчиком. Удалось снять с первого же выстрела! Стрелок быстро переместился в сторону, выставил перископ и принялся обшаривать окрестности. Пока никого не видно.

Сзади послышался шорох. Он мгновенно перевернулся, выставил оружие перед собой. Отбой — один из омоновцев забрался к нему, видимо, чтобы прикрыть тыл. Снайпер занял прежнюю позицию и уже не видел, как боец городского ОМОНа, словно заведенный автомат, двинулся к нему и, подойдя вплотную, поднял АКСУ и выпустил очередь ему в спину.

Убийца закинул автомат на плечо, наклонился, взял винтовку и залег в позицию стрелка. Через некоторое время раздались выстрелы — пять гулких раскатов подряд.

10

Батыр вышел первым, за ним тенью скользнул из барака Валера. Присели на корточки, осмотрелись. Вроде путь свободен. Подольский негромко свистнул — наружу начали выползать зэки.

Короткими перебежками, группами по три-четыре человека они направились к забору, разделявшему жилую и промышленную зоны. Батыр заметил, что три барака, где размещались остальные отряды, были заперты. Ну и хрен с ними, не до них сейчас. Тем более публика там особо не боевая — в основном заметенные за взятки гибэдэдэшники да разная шушера из ППС.

До забора добрались без приключений. Ограда была металлической, но их, матерых волков, это не остановило бы. Впрочем, и спецназовские навыки не понадобились: калитка была распахнута настежь, что Батыру не понравилось — словно приглашали их в мышеловку. Но обсасывать это было некогда, сейчас все решала внезапность их марш-броска.

Батыр подозвал троих оперов, махнул им — давайте туда, к площади, чешите. Те молча кивнули и только ломанулись к «аулу» — к зданию администрации, как распоровшая тишину длинная очередь срезала их.

— Рвем когти! — уже не таясь, заорал бывший собровец и зигзагами побежал через площадь.

Валере повторного приглашения не понадобилось. Он мигом рванул вслед за бугром. Снова застрочил автомат сверху («С вышки стреляют, гады», — промчалась мимо его сознания мысль) — еще двое полегли. Остальным удалось добежать до угла здания, спрятаться.

Батыр подал знак — за мной и стал подкрадываться ко входу. Когда добрался до двери, дернул на себя — та была заперта. Обломчик, господа, маленький такой обломчик. Благодаря ему тут мы все и поляжем.

И, словно в противовес его мрачным мыслям, загремел засов и тяжелая дверь подалась вперед. Спецназовец Валера-убийца опередил его. Прыгнул вперед, рванул дверь и одним ударом сшиб человека за нею. Осужденные из отряда номер пять просочились внутрь.

Валера с Батыром рассматривали человека, лежащего на полу, и не верили своим глазам: это был не кто иной, как самый главный кум — начальник оперчасти на зоне. Да еще весь увешанный стволами. Вот это называется: фортуна повернулась передом!

Башкир толкнул подельника в бок, довольно скаля зубы: ну, что я тебе говорил?.. Абдульманову было чему радоваться — что бы там ни творилось на их зоне, здесь они в большей безопасности, чем в сраном бараке. Дом, конечно, не крепость, но продержаться в нем можно довольно долго. Должны быть тут и запасы провианта, а главное — оружие. Знал башкир о той заветной комнате — и стволы на опере подтверждали его мысль.

Так, ну, за дело. Воды надо побольше набрать — пока есть, а то еще отрубят вместе с электричеством, когда оклемаются и обложат их. А так все ничего: дверь — броня, на всех окнах решетки. Можно жить. Да вот еще заложник до кучи нарисовался.

Они подняли майора с пола, освободили от оружия, заковали в наручники. Бережно поддерживая под локоть — заложник им нужен живым и невредимым, отвели в ближайший кабинет и усадили на стул.

— Слышь, майор, — дружелюбно обратился к куму Батыр, — колись давай, че тут творится такое?

Слепян сумрачно покосился на зэка, промолчал.

— Не-ет, — протянул башкир, ласково улыбаясь, — так не пойдет, абзей. Ты или запоешь соловьем, или я тебя сейчас пошинкую, зажарю и съем. Ты же знаешь, кто в нашем строгаче чалился. Нам терять уже нечего. Вон, спроси его, — он кивнул в сторону примостившегося у окна кореша, — я прав, да, Валера-убийца?

Опер посмотрел на него, перевел взгляд на вроде безучастного к происходящему спецназовцу и все понял: ловить ему с ними было нечего. Это даже не матерые урки, нет, а люди, можно сказать, военные. И поступают с противником тоже по-военному. А сейчас они вышли на войну.

— Ладно, слушайте…

Когда выложил все, что знал, те двое переглянулись. Батыр кивнул корефану — выйдем.

— Это че — крышняк у него поехал, что ли?

— Вряд ли, — мотнул головой Подольский, — похоже на правду. Вспомни того «филина» бешеного. Сам же его резал, а ему хоть бы хны. И с хера ли он наших четверых покрошил?..

— Ну так, мы-то знаем, что побег — это фуфло. И бунт тоже. Тогда… — Батыр почесал небритую щеку. — В общем, че-то я не допер малость. Все тут нарики, что ли? Или не поделили хабар?

Валера задумался на мгновение, хотел было ответить, но тут до них донеслась настоящая канонада — снаружи завязался бой. Они кинулись к окнам, осторожно выглянули. Конечно, ничего особо не разглядели, но, судя по всему, начался штурм. А это значит, прибыл спецназ — тот самый, зоновский. Но вот кто с кем воюет — этого было не понять.

Батыр метнулся к пленному:

— Где оружейка?..

ГЛАВА 5

1

Михаил Зверев — командир отделения, состоявшего из восьми бойцов ОМОНа, стоял как раз в наружном оцеплении, возле КПП. Это его радовало: не нужно соваться на зону и подставляться под возможные пули бунтовщиков. Жизнь-то ведь не завхоз по понедельникам выдает из своей каптерки. И вообще, когда прибыли на место и стало возможным оценить обстановку, лейтенант милиции Зверев решил для себя, что бодяга с беспорядками на зоне — это не его телега, вот и нечего в нее впрягаться.

А когда за стенами ментовской колонии разгорелся самый настоящий бой, Миша понял, что пришло время сделать выбор. А он для нормального мужика, не замороченного давлением на совесть и долг, может быть только один: брать ноги в руки и линять отсюда. Пока еще есть время и такая возможность. Пока тебя не положили с вывернутыми потрохами на сырую землю.

Лейтенант скомандовал своему отделению рассредоточиться и занять боевые позиции перед воротами колонии. А сам метнулся к припаркованному у кромки леса милицейскому «соболю» — якобы за светозвуковыми гранатами и взрывпакетами со слезоточивым газом. Когда подбежал к микроавтобусу, канонада сзади усилилась. В жопу весь этот цирк гребаный!..

Он рванул дверцу водителя, запрыгнул, с пол-оборота завел движок и спустя несколько секунд дал газу. Плевать на зэков, на спецназ и ОМОН… Все — он увольняется из органов. Здоровье дороже!

До города домчался за каких-то пятнадцать минут. Вырулил на проспект и, проехав еще метров триста, бросил машину на обочине. Если надо — свои подберут.

До дома было не так уж и далеко — оставшееся расстояние прошел быстрым шагом. Минут двадцать спустя уже подходил к знакомому ларьку. Тут и на соседа нарвался — весьма кстати…

…Понятно, что всех подробностей Зверев знать не мог. Но он воочию увидал весь масштаб катастрофы, разразившейся в колонии, — и ужаснулся, в чем, конечно, признаться Алексею, да и самому себе у него просто не хватило духу.

Он и раньше не был правдив с собой. Ни за что бы не согласился честно сказать себе, что он, Михаил Зверев, богатырь, одаренный могучей силой, тот, от кого, будь он в форме или в штатском, прохожие старались на всякий случай держаться подальше, в глубине души трус.

Там, в той самой глубине, куда Михаил старался не заглядывать, жил какой-то древний, генетический, что ли, страх. Да, Зверев старался побороть его. Для того и в милицию подался, да не просто в милицию, а в ОМОН. Наверное, мог бы податься и в бандиты: там тоже влился бы в компанию вооруженных, сильных, уверенных в себе парней, попросту говоря, стал бы членом стаи, и это также укротило бы противный предательский страх… Однако у Михаила, никогда интеллектом не блиставшего, хватило ума понять, что ОМОН — стая еще круче, а стало быть, там он в большей безопасности. И в самом деле, среди боевых товарищей страх исчез, и Михаил перестал бояться, и на войне был, и пулям не кланялся. Но там все было просто и понятно, а здесь!.. Здесь чутье сразу подсказало, что происходит нечто страшное.

Причем дело даже не в пламени, грохоте, воплях и стрельбе — этого Михаил не испугался бы. Но то же самое чутье, которого он, в общем-то, не осознавал, взяло его под защиту. «Пропадешь!» — беззвучно шепнуло оно ему, и он вмиг угадал, что побоище и пожар страшны не сами по себе, а как знак какой-то еще неизвестной, но ужасной беды, разразившейся над этим миром.

2

Алексей шевельнул плечами, прогоняя нехорошую зябкость.

— Да уж, — пробормотал он, — говенная какая-то жизнь пошла.

— Это точно, — подхватил Михаил. — Ну так что, Леха, — он приподнял руку с баллоном, — я у тебя пересижу до вечера примерно, да? Ну, а там видно будет.

Меркурьев подумал, что вряд ли вечером будет что-то видно… однако делать было нечего, и ему осталось лишь сказать:

— Ну, идем.

Игорь со Светой, конечно, глаза вытаращили. Света через секунду вопросительно взглянула на Алексея. Тот с вынужденной галантностью представил незваного гостя:

— Вот, прошу знакомиться. Лейтенант Зверев, гроза преступного мира… — затем назвал биолога с журналисткой.

И уж не укрылось от Алексея, как оживились глаза Михаила при виде Светы, как окинул он девушку взглядом с головы до ног, должно быть, мысленно стянул с нее одежду и мысленно же сглотнул слюну…

Конечно, Меркурьеву это не очень-то понравилось… но в конце концов оправдал он Зверева — нормальная мужская реакция, было бы хуже, если бы оказалась какая-нибудь ненормальная. Впрочем, глупости все, отмахнулся он и сказал:

— Ладно, пошли на кухню.

Михаил протопал туда первым, уселся, распространяя запах казармы, водрузил баллон на стол.

— Ну, хозяин, давай! Кружки у тебя где?.. А, давай сюда. Позвольте поухаживать за вашей дамой?

— Немного, — сухо ответил Алексей, и Михаил понял, что перегибать палку не стоит.

Он сменил тему:

— Ясно!.. Кольку, кстати, соседа твоего, не видал сегодня?

— Ну как же, — усмехнулся Меркурьев, беря кружку. — С него-то все и началось у нас. То есть началось-то со взрыва… вот, Игорь как раз из того самого института… — И по возможности кратко, доступно пересказал всю сегодняшнюю историю.

Зверев слушал, прихлебывал пиво, к концу рассказа заметно помрачнел.

— М-м… — промычал он, когда Алексей умолк. — Выходит, это… как его?.. экологическая катастрофа?

Меркурьев с Рябининым переглянулись.

— Примерно так, — неохотно признал Игорь.

— Николая начальство вызвало, — сообщил Михаилу Алексей. — Просил не разбегаться, сказал: вернусь, поделюсь информацией.

— А, ну это дело. — Зверев почесал щеку грязноватыми ногтями. — Наливай еще.

Алексей кивнул.

Невеселые это были посиделки. Ну, Игорь Рябинин вообще был человек малообщительный, он и в более праздничной обстановке сидел бы сычом; Свету огромный, грубый и нагловатый омоновец заметно напряг: она подсела ближе к Алексею, как бы полуспрятавшись за его спиной, всю ее журналистскую развязность как ветром сдуло.

Да, невесело все это было, но никто из них еще не знал, что день грядущий им готовит — какие новости принесет обещавший вернуться Николай Ракитин…

3

У подъезда Николая ждал все тот же дежурный уазик. Майор прыгнул в него, водила врубил мигалку, и машина понеслась по непривычно пустым улицам.

Впрочем, не так уж они были и пусты. Опытный взор Ракитина сразу просек тревожные приметы — только они выехали из двора, как увидели странную картину: по той стороне улицы два типа стремного вида, воровато озираясь, тащили какие-то здоровенные картонные ящики. Заметив машину со спецсигналами, оба поспешно юркнули в пешеходную арку — только их и видели.

— Сперли что-то, — угадал Ракитин.

— Да не иначе, мать их, — откликнулся водила-прапорщик. — Вообще, Николай Андреич, черт-те что творится! Народ как с цепи сорвался. Я пока ехал, насмотрелся. На Южном бульваре универсам потрошат… Куда менты смотрят, не знаю!

Майор хмуро усмехнулся:

— Да они и сами перцы еще те…

— А, уж это точно! Первые мародеры. С-суки!.. — припечатал он, и, как показалось Ракитину, на полмгновения в свистящем звуке «с-с…» промелькнула почти неуловимая зависть.

— Ну, а ты-то что? — помолчав, спросил Николай.

— Чего — я? — удивился прапор.

— Ну, как-никак сотрудник силовых структур… Ехал, увидел, как магазин бомбят, — чего же мимо пролетел с песней?

— Да ну, скажете тоже, Николай Андреич! Это ментовские дела, вот пусть они и занимаются… А мне велели — пулей! Одна нога здесь, другая там, чтоб вас доставить… Да и оружия нету. Случись что, из чего стрелять буду? Из хуя?.. Не-ет, мое дело маленькое: баранку крутить да начальство слушаться. У него башка большая, пусть оно и думает!

«А у тебя вместо башки кукиш?..» — подмывало спросить Николая, но он сдержался. Больше ничего путного сказано не было, и вскоре машина лихо подлетела к парадному входу управления МЧС, на городском жаргоне — «Бастиону».

— А, Коля! — вскричал дежурный, завидев спешащего Ракитина. — Шеф тебя обыскался, рвет и мечет. Срочно к нему!

— Знаю, — буркнул майор и устремился в приемную.

Там, странное дело, никого не было. И молчали все телефоны, и темнотой зиял огромный экран информационного табло, и это было непривычно и… и жутковато — вот верное слово.

Однако впадать в рефлексию не годилось. Николай привычно одернул куртку, поправил фуражку, шагнул к огромной двустворчатой двери…

И эта дверь внезапно распахнулась, из нее бомбой вылетел зам начальника Управления, весь красный, даже багровый, точно его вот-вот хватит кондрашка.

— Здра… здравия желаю, товарищ полковник! — опешил Николай.

— И ты будь здоров, майор, — на бегу выкрикнул тот. — В прямом смысле! Здоровье, оно того… Узнаешь! — И выбежал из приемной.

Ракитин оторопело посмотрел ему вслед, пожал плечами, отвернулся и твердо шагнул вперед:

— Разрешите, товарищ генерал!

— А, Николай, заходи… Садись,садись.

Ракитин вообще немало повидал в жизни, а события этих суток вроде бы приготовили его ко всему — и все-таки он удивился. Таким тоном Сергей Петрович с ним еще не разговаривал.

Правда, начальник заметно выделял Николая из массы своих подчиненных, и были в Управлении такие, кто ревниво считал капитана, а потом майора Ракитина генеральским любимчиком, и, возможно, отчасти они были правы, но при всем при том держать любого на дистанции Сергей Петрович умел, да еще как умел — иных и пот холодный прошибал. А тут почти по-дружески: «Заходи… садись…»

Николай присел. Начальство насупилось и покуда молчало… И майор с неожиданным сочувствием увидел, как сдал Сергей Петрович за эти насколько часов — точно не часы были, а годы… и даже генеральские погоны на массивных плечах вдруг показались какими-то поникшими — бессильные крылья падшего ангела.

Но тут начальник удивил подчиненного пуще прежнего.

— Выпить хочешь? — предложил он. — Коньяк. Грузинский, натуральный. Выдержка — полвека.

Николай растерялся.

— Я… то есть… не знаю. — И невольно вырвалось: — Что, товарищ генерал, так плохо все?

Тот поднял седые брови как бы в крайнем недоумении… помолчал и признался:

— Да, Коля. Плохо. Может, и бывает хуже, да я пока не встречал… Так ты выпьешь или нет?

— Нет.

— Ну и правильно. А я выпью.

Он вынул из глубин стола неказистую старую бутылку, рюмку, наполнил ее и одним махом выплеснул коньяк в рот. По кабинету поплыл благородно-грубоватый аромат.

Генерал по-простецки занюхал роскошное послевкусие рукавом.

— Эти наши мудаки… ученые… — морщась, выговорил он, — в той самой лаборатории, оказывается, такое говно месили, что не дай бог! Я — я, начальник Управления, — ни черта не знал…

— Вы нанороботов имеете в виду?

— Да вроде их, как они там, на хер, называются… Мы с тобой даже примерно не представляли, что это за сволочь!

Ну, Ракитин-то как раз представлял, и потому пришлось ему вторично выслушать то, что он уже знал от Рябинина… Но оказалось, что Сергей Петрович, как умелый сценарист, самое яркое припас напоследок.

— …Да ладно, что это я, — прервал он себя, — ты ж меня не дурнее, уже все понял. Так?

— Стараюсь, товарищ генерал.

— Ну-ну.

Сергей Петрович плеснул себе еще в рюмку, махнул ее, густо выдохнул и выдал:

— Все, да не все! Главное — и самое поганое, что эту дрянь назад уже не загнать. Вот, — он кивнул на телефон, — только что Москва звонила. Принято решение: город заблокировать. Наглухо! Войска химзащиты, вэвэшники, еще там кто-то… Ну, наши, МЧС. Никого не впускать, никого не выпускать. Чтобы мышь не проскочила! Вник?

— Вникаю, — начал соображать Ракитин. — То есть нас всех…

— Нас всех отрезали от внешнего мира. А точнее — ампутировали! Это как руку с гангреной, если уже не спасти: чик — и привет, рука. И нам привет! Вон, Интернет уже отрубили, мобильную связь тоже. Можешь мобилу свою выбросить. Или орехи ею колоть… Межгород тоже отключили, только штабу оставили… Штаб, ети их мать, образовали: вице-губернатор, я, начальник УВД, военком… Да только накроется этот штаб медным тазом через сутки-двое, помяни мое слово. Закон джунглей пойдет! Кто выживет, тот и выживет. Понял?

Николай помолчал, затем глухим голосом произнес:

— Значит… нас полностью отрезали от внешнего мира и будут ждать, когда здесь все затихнет…

— Вместе со всеми нами, — закончил генерал. — Именно так! Но до того тут такой пир во время чумы будет, какой и батьке Махно не снился. А потому, товарищ майор, мой вам последний приказ… У тебя оружие в сейфе?

— Да. «Макар» штатный.

— М-да… Негусто, но лучше, чем ничего. Так вот, приказ: берешь «Макара», берешь, что считаешь нужным, и — действуешь по обстановке. Что в переводе на более доступный язык означает: спасайся, кто может. Усвоил?

— Так точно, — еще глуше проговорил Ракитин и неожиданно брякнул: — У меня, товарищ генерал, мои… жена и дочь… там, по ту сторону… у тещи в деревне.

— Да ты что?!

— Так точно.

— Так радуйся, Коля! Пляши! Это ж… это ж я не знаю, прямо джек-пот какой-то! Считай, спаслись твои, живы. И ты спасешься, помяни мое слово… Да, вот еще что. — Сергей Петрович выдвинул ящик стола, вынул ключи. — Наш дежурный «соболь» знаешь, где стоит?

Николай кивнул. Генерал перебросил ему ключи:

— Держи! Забирай сундук и кати. Все, что могу.

— Товарищ генерал…

— Все, майор! Хватит болтать. Сейчас счет уже на минуты. Дай пять — и все!

И генерал так стиснул лапищей кисть Ракитина, что тот чуть не взвыл.

— Иди! Храни тебя Бог.

Николай развернулся, пошел к двери — и неким шестым чувством ощутил, как генерал размашисто перекрестил его в спину.

Впрочем, сантименты в сторону! Прав начальник: спасение утопающих… ну, и так далее. Ракитин заскочил в свой кабинет, взял из сейфа пистолет, две коробочки с патронами. Больше ничего ценного там не было — все документы, и секретные, и сверхсекретные, враз превратились в никому не нужный хлам.

Как и мобильник. Николай пощелкал кнопками — глухо. Но выкидывать погодим. Майор сунул телефон в карман и поспешил на выход.

На месте дежурного никого уже не было. Почему?.. Черт его знает, но признак нехороший. Как и все прочие признаки…

Николай прошел на стоянку, где рядом с персональным «ландкрузером» шефа стоял «соболь» — грузопассажирский микроавтобус, раскрашенный в цвета МЧС и с проблесковыми маячками на крыше. Ракитин взобрался в него, вставил ключ в замок зажигания…

— Поехали, — сказал он вслух.

4

Алексей смутно предчувствовал, что Николай привезет им такие вести, от которых сплющит жестче, чем от всего предыдущего. Свои опасения, однако, он постарался спрятать поглубже и, наполнив кружку пивом, которое, признаться, уже не лезло в глотку, бодро произнес:

— Ну, ничего! День-другой — и вся эта буча уляжется. И…

Тут он хотел добавить что-нибудь столь же оптимистичное, но далекий от всякой деликатности Зверев перебил:

— Да ни х… то есть извиняюсь! Что-то с трудом верится. Я ж говорю: там такое творится! Вы не видали просто, потому и не знаете. А я видел!

— Вы в самом бою были? — Света чуть прищурилась.

— Ну так! — Михаил приосанился.

— И сбежали оттуда, насколько я поняла?

Меркурьев испугался. Он всегда старался конфликтов избегать, а в такой обстановке это было бы совсем чревато.

Зверев повел плечами, стул под ним угрожающе скрипнул.

— Я, товарищ журналистка… — начал он недобрым тоном, но Алексей поспешил вмешаться:

— Стоп, стоп! Только ругаться нам и не хватало… Давайте-ка обойдемся без моральных оценок! Нам… кто знает, сколько еще вместе… Что впереди — не знаем ведь? Ну, вот. Может, вместе будем всю эту кашу расхлебывать.

Света скорчила надменную гримаску — шок у нее прошел. А девушка она была с характером, себя ценила очень высоко: ум, красота, шарм, власть над мужскими душами — все это, считала она, сошлось в ней, как в богине Гере.

— За словами следить надо… — проворчал Михаил.

Алексей с Игорем переглянулись. Биолог сделал едва заметное движенье уголком рта — и Меркурьев его отлично понял.

«Да уж… — подумал он, — начало кислое…» — И тут мысль прервалась звонком в дверь.

— О! — радостно вскочил Алексей. — Николай, наверное!

Он в самом деле обрадовался: наконец! Хоть какая-то, да ясность… Точно, Ракитин!

Майор хмуро улыбнулся:

— Заждались?

— Не то слово! Ну, новости есть?.. Не томи!

— А где все? На кухне?.. Ну, пошли.

Прошли на кухню. Николай увидел Зверева, сдержанно удивился:

— А, сосед, здорово… Какими судьбами?

— Да все теми же. — В голосе Михаила прозвучал вызов, чего Николай решил не замечать.

— Тем лучше, — сказал он. — А теперь слушайте последние известия… — И внятно изложил суть дела.

Секунд пять после того, как Ракитин закончил рассказ, аудитория молчала. Первым ожил Зверев. Взялся за кружку, буркнул:

— Ну, что я и говорил… — И его кадык крупно задвигался, отправляя глотки пива в безразмерный желудок.

Алексей взглянул на Николая и понял, что майор не просто осветил обстановку, но имеет конкретный план действий. И потому, не тратя время зря, спросил:

— Есть предложения?

— Есть.

— Догадываюсь, — усмехнулся Меркурьев.

И Ракитин тоже усмехнулся:

— Да. Именно это я и имел в виду…

Да, именно это имел в виду майор МЧС — хранилище на случай войны, о котором спьяну сболтнул журналисту. Ну, а теперь уж можно рассказать все полностью и в совершенно трезвом виде…

— …а потому предлагаю, — продолжил Николай, — немедля всей командой отправиться туда и взять хозяйство под контроль. Машина внизу, езды пять минут. На объекте и пересидим эту смуту. Там на полгода автономной жизни рассчитано… За это время, надеюсь, все кончится.

— Самоизоляция? — подал голос Игорь.

— Хоть горшком назови! Только в печку не ставь.

— Охрана есть? — задал более конкретный вопрос Алексей.

— Должна быть. Двое-трое наших. Уверен, возражать не будут.

— А я знаю эти склады. — Зверев поставил кружку. — Мы один раз продукты с них получали перед командировкой.

— Возможно. — Николай кивнул. — Это называется: освежить запасы. Когда срок хранения к концу подходит…

— Ясно, — перебил его Алексей. — Ну, кто за?

— Да все! — припечатал Михаил. — Нормальный ход, Колян! И рвем сейчас, а то не один ведь ты такой умный.

— Это точно… Тогда три минуты на сборы — и вперед!

— Минуточку, господа офицеры и штатские… — особенным голосом заговорила Света, поигрывая цепочкой мобильника.

— Есть возражения? — холодновато осведомился Николай.

— Дополнения, — столь же прохладно ответила Света.

— Ну, дополняйте.

— Благодарю, майор, — с фасоном молвила Мамаева. Она вообще, удивившись, заметил Алексей, приобрела на редкость царственный вид…

— Благодарю, майор. Я хотела бы сказать следующее. Если мы отправляемся в это хранилище, что представляется мне вполне разумным, то хочу напомнить, что в нашей команде окажутся четверо мужчин и одна женщина. И эта женщина ставит категорическое условие…

— Ах ты!.. — Михаил хватил себя по лбу, чуть не матюкнувшись. — А верно ведь: на четверых мужиков одна баба! Как я сразу не допер?!

— Хочу заметить, господин лейтенант, что я, во-первых, вам не «баба», а во-вторых, не одна на четверых…

— Да нет! Мне вы, товарищ журналистка, до фонаря, а вот что контингент нужен — так это да! Андреич, ты понял, к чему я клоню?

Конечно, Ракитин понял, да и Алексей тоже — что Зверев имеет в виду «контингент» с третьего этажа, тех самых путан, которых он когда-то хотел зарядить на субботник… И вот, похоже, пришло время не то что субботника, а прямо-таки месячника.

Зверев воспрянул. Те девки совсем было вылетели у него из головы, а тут — спасибо этой дуре Светке! — сразу вспомнились. Ну так!.. Михаил живо представил себе, как он будет бесплатно и сколько влезет драть крепких молодых баб, и сладострастно вздрогнул.

— Ну, пошли! — Он вскочил. — Вы дуйте вниз, а я к ним. Мигом!

Ракитин глянул на часы.

— Ладно. Но учти: ждем пять минут — и ни секундой больше.

— Не боись. — Михаил зашагал к двери.

5

Три проститутки — Юля, Регина и Диана, снимавшие квартиру на третьем этаже, были почти ровесницы, и за плечами у них были схожие судьбы. Уроженки небольших поселков-городков, они после школы ощутили, что в провинциальной скучной жизни их красотам и талантам тесно, и, знать еще не зная друг о друге, пустились покорять мегаполис.

Каждой из них мегаполис очень быстро дал понять, что без денег они никто, причем деньги нужны именно сейчас, сию минуту — и никаких отсрочек городская жизнь не даст. Ну, и как их взять, те деньги?.. Вопрос риторический.

Поначалу казалось, что это временно: заработать, накопить — и послать подальше все то говно, в какое пришлось окунуться. Немножко потерпеть! Чуть-чуть! И вырвусь!..

Но вырваться оказалось почти невозможно. Прежде всего, никак не удавалось накопить денег. Хозяева «контор» безбожно штрафовали девчонок за малейшие провинности или вовсе без них — и попробуй пикни… А то, что все же удавалось заработать, растекалось неизвестно куда: большой город умел высасывать деньги.

Помаявшись год-другой по разным фирмам «досуга», три девушки случайно встретились в одной из контор, взаимно опознали странниц из глубинки, неудачливых искательниц городского счастья, потянулись друг к другу… сошлись и образовали что-то вроде артели. Сняли квартиру в складчину, стали этакими «свободными агентами», откликаясь на вызовы, поступавшие от знакомых сутенеров: те частенько нуждались в дополнительных кадрах.

Здесь у девчонок завелись какие-то деньжонки, вместе с ними вновь забрезжили мечты о нормальном будущем… Правда, за время блудной жизни все трое пристрастились к выпивке — полтора-два литра пива в сутки стали нормой. Но если Диана с Юлей держались в этих пределах, то Регина, у которой мозгов было поменьше, попросту начала спиваться. Однажды, когда подруги уехали на пару дней по домам, она привела мужика, вдвоем ужрались в хлам, потом чего-то сцепились — и вспыхнул скандал с воплями, грохотом, битьем посуды… соседями и милицией. И через день владелец квартиры велел всем выметаться восвояси.

С неделю кое-как мыкались, перебивались по углам, покуда наконец не удалось снять хату в доме Алексея Меркурьева… Юля с Дианой, конечно, на Регину были злы, но куда ж деваться — вдвоем платить аренду куда как накладно.

6

За сутки до потрясшей город катастрофы девчонкам повезло: попали на хороший заказ — какой-то корпоратив в загородном пансионате, где солидные мужики отжигали так, что дым коромыслом, а деньги, стало быть, вихрем. И сами девчонки, — а их там было больше десятка, — и сутенеры подняли нехилый куш. Все были довольны.

Потом целый день отсыпались, вечером поели, привели себя в порядок, стали ждать; кое с кем созвонились, те обещали иметь в виду…

Но обещанья не сбылись.

Когда ночью рвануло, грохнуло, девки сдуру высыпали на балкон, долго глазели и дивились. Видели, как подлетела к дому машина МЧС, как выбежали из подъезда люди и спешно на ней умчались… А потом тревожно замелькали, заухали, закрякали по предрассветным улицам всяческие спецсигналы, и Диана, соображавшая пошустрее прочих, смекнула:

— Слышь, подруги… Шняга-то, похоже, завернулась не по-детски. Давайте-ка Ромке звякнем, спросим.

Ромка, он же Рамиль, — ушлый сутенер, имевший крутые связи не только в милиции, но и в ФСБ, на звонок торопливо ответил:

— Сегодня отбой! Сидите тихо, никуда не суйтесь. Тут такое!.. Никто ни хрена не знает, все на ушах, и менты, и… Сидите дома! Вечером созвонимся.

— Вечером созвонимся, — ответила Диана на безмолвный вопрос, начертанный на двух лицах. — Что-то в самом деле… Все на ушах стоят. Подождем!

Спать не хотелось — таков уж был ритм жизни. Девчонки хлебнули пивка из домашних запасов, поболтали о всякой чепухе… Под это дело рассвело. Здесь Юле вздумалось позвонить, и оказалось, что пропала мобильная связь, в чем тут же убедились все остальные.

Данный факт сильно обеспокоил девчонок: как-то вдруг они ощутили себя осиротевшими. Да еще Регина включила телевизор… и экран показал мельтешение пустоты.

Это показалось таким странным и зловещим, что им стало по-настоящему страшно… Поэтому, когда раздался звонок в дверь, они даже обрадовались.

Диана подскочила к дверному глазку и вмиг отпрянула.

— Девчонки! — свистящим шепотом произнесла она. — Там этот… мент с пятого этажа. Ну, здоровый такой!

— А чего ему надо? — Регина за всю свою жизнь так и не сумела задать ни одного умного вопроса.

— Шоколада! Дура ты, что ли?!

— Сама дура!

В дверь бахнули так, что она чуть не слетела с петель.

— Эй, красотки! — рявкнул бас. — Здесь вы, я слышу. Открывай!

Девчонки обмерли.

— Ну, чего?.. — спросила Диана.

Юля пожала плечами, Регина моргнула — обе они в их артели охотно делегировали роль мозгового центра Диане. Та увидела, что советов ждать нечего, и решила:

— Придется открыть. А то… — И вернулась к двери.

Щелкнул замок. Зверев ввалился, весело скалясь, сразу занял собой всю прихожую.

— Здорово, одалиски! — грубо хохотнул он. — Ну что? Вот оно, счастье ваше, постучалось в двери!..

Не будучи гигантом мысли, Михаил какую-никакую практическую психологию освоил. Увидав растерянные лица, он вмиг понял, что и как нужно сказать.

В сильных словах он описал катастрофу, нарочно сгустив краски. При этом как бы невзначай сдвинул автомат вперед, клацнул предохранителем — девушки совсем онемели. И — мгновенный переброс темы — Михаил объявил, что пришел спасти их, несчастных, от лихой судьбины.

— …Быстро собрались — и вниз! Машина ждет.

Конечно, до всех, даже до тупой Регины дошло, чего ради благодетель-омоновец проявил о них такую заботу. Но, с другой стороны, уж лучше он, чем неизвестно кто, — это они тоже успели сообразить.

— Что, подруги? — спросила Диана. — Пойдем?..

— Я ведь не заставляю. — Михаил веско перекинул автомат за спину. — Хотите пропасть — пропадайте!..

Убедил.

В «соболе» тем часом уже ерзали и нервничали.

— Б-блин… — ворчал Алексей. — Сказано же было: пять минут!

— Четыре прошло, — деликатно отметил Игорь. — Еще одна…

Они с Николаем, не сговариваясь, пришли к выводу: прав Мишка, собачий сын! У Лехи-то баба есть, а мы как?.. И молча согласны были подождать еще, хотя их и подстегивало нетерпение. Света же сидела с видом горделивым и отчужденным.

Наконец дверь подъезда распахнулась, победно вышел Зверев, за ним — три девицы, таща сумки с барахлом.

— Идут! — Ракитин взялся за ключ.

Света при виде девушек поджала губы. Конечно, местная телезвезда считала себя бесконечно выше каких-то там дешевых шлюшек, и ревность кольнула оттого, что все трое были юны и миловидны — еще не успели спиться… и природная женская сексуальность, которая сразу бросается в глаза, явно чувствовалась в них.

Мужчины это тоже ощутили. Что-то изменилось в их лицах.

Михаил шумно сдвинул боковую дверь «соболя».

— Знакомьтесь — пополнение!.. — И захохотал.

Николай повернул ключ, мотор издал послушный рокот.

— Ну, вперед! — твердо сказал майор.

ГЛАВА 6

1

— Ну, что делать будем? — Батыр вперил тяжелый взгляд раскосых глаз в сидящего напротив Слепяна.

Впрочем, вопрос предназначался не куму, а расположившемуся рядом Подольскому.

— Не совсем понятен расклад, — ответил бывший спецназовец. — Кто кого тут мочит и зачем?.. Поймем мотивы — сможем действовать наверняка.

Предводитель хмыкнул:

— У нас что — есть время рамсы разводить?

Валера подумал-подумал и выложил:

— В общем, так, старшой. Сначала взрыв этот, потом стрельба на зоне — заметь, между охранниками разборки. На сговор и побег не похоже. На кипиш из-за пары наркош тоже. И что имеем? Че-то непонятное такое… Мало информации — вот и не врубаемся, что почем. Надо бы подсобрать данных, связаться с городом. Это наш кумок может сделать.

Батыр метнул нехороший взгляд в сторону главного опера. Тот поежился.

— Давай, земляк, звони своему начальству — узнай, че в городе творится. И вообще, почирикай там на предмет обстановки… Только не вздумай проколоться насчет нас — мигом тебя обстругаем.

Майор нехотя поднялся, подошел к телефону, набрал знакомый номер. В ответ — гудки… Дал отбой, повторил. Глухо как в танке. Словно вымерли все там. Что за дела? Дежурный по Управлению должен быть на месте…

Внезапно заработала рация. Майор вопросительно глянул на бээсников.

— Ответь, — приказал Батыр, — но не болтай лишнего — вмиг урою.

Слепян взял рацию со стола:

— Прием, слушаю.

— Вазген Акопович, — захрипела рация голосом старшего по наряду, — тут спецназовцы из «Волкодава» пытались прорваться…

— Ну, и?.. Доложи обстановку!

— Так их половину положили.

— Кто? Прием…

— Не знаю, кажись, кто-то из наших контролеров. А на крыше дежурки засел снайпер и лупит по спецназу. Головы не дает поднять.

— Понял. Слушай меня, прапор: сиди там и не высовывайся. И ребятам своим скажи, пусть героев из себя не строят. Все понял?

— Так точно, товарищ майор!

— Я свяжусь с тобой. Конец связи.

— Пойду-ка я, лучше разведаю обстановку, — поднялся Валера, прихватив с собой АКСУ, извлеченный из запасов зоновского арсенала, и обратился к майору: — Есть еще выход?

Тот кивнул:

— Есть, сзади. Но мы им обычно не пользуемся.

— Ключи-то имеются?..

Опять утвердительный кивок.

— Ну пошли, что ли. — Валера сделал приглашающий жест. — Сезам, отворись…

Подольский шагал вслед за кумом и думал о снайпере. Эх, сюда бы сейчас винтовочку с прицелом ПСО-1 — любую, даже самую захудалую. Не СВД, так мосинскую раздобыть — ту самую трехлинейку, из которой наши стрелки положили в Отечественную туеву хучу фрицев…

А из «калаша» разве грамотно снимешь снайпера на расстоянии свыше ста метров? Да еще из укороченного ствола?.. Смешно! Придется по-тихому подбираться и мочить в ближнем контакте.

— Эй, майор, — позвал он Слепяна, — давай-ка в оружейную снова заглянем. Надо бы разжиться кой-каким барахлишком.

Спустя десять минут он, облаченный в бронежилет, приоткрыл дверь запасного выхода, перехватил поудобнее автомат и скользнул под прикрытие длинной стены гаража. В быстром темпе, но осторожно подкрался сзади к кирпичному блоку дежурного помещения. Присел возле угла, прислушался. Пока тихо, даже стрельба прекратилась.

Так, стрелок этот наверху засел. Интересно, прикрывает его кто-нибудь со спины? Сейчас проверим. Валера на мгновение выглянул — все в порядке, на пути никого не наблюдается. Метнулся за угол, вдоль стены добрался до лестницы, ведущей наверх. Переждал. По-прежнему тихо…

Ступенька за ступенькой, в полусогнутом положении мягко ступал он, поднимаясь все выше. Когда до верха оставалось все ничего, достал бронешлем с набитым в него поролоном, надел на саперную лопатку и тихонько стал поднимать. Шлем уже был над бортиком, а на его появление никто не реагировал.

Валера рискнул. Удерживая шлем в левой руке, правую с автоматом выбросил вверх и сам распрямился словно пружина.

Снайпер лежал к нему спиной, приник глазом к прицелу. Ох, какая непростительная самонадеянность! Краем глаза Подольский заметил недвижное тело спецназовца в сером камуфляже и в следующее мгновение начал действовать. Два выстрела практически слились в один. Стрелок дернулся всем телом и застыл — мертвый. Шея и затылок были пробиты пулями.

Валера подполз к трупаку, высвободил из мертвой в прямом смысле хватки снайперскую винтовку и чуть не зажмурился от удовольствия. Вот подвезло так подвезло! Настоящая драгуновская — любимица! Да еще с полной обоймой. Одну, как видно, успели расстрелять.

Вот теперь повоюем!

Он залег за бортиком крыши, достал рацию, включил ее.

— Батыр, как слышишь меня? Прием…

Спустя мгновение рация откликнулась:

— Слышу отлично, снайпер. Что там у тебя?

Валера не сводил глаз с торчащих напротив поручней лестницы.

— Я все зачистил. Остаюсь на точке. Нужен человек для прикрытия.

— Будет тебе прикрытие. Встречай через пять минут.

— Кто?

— Штепа.

— Гут, — одобрительно отозвался Подольский. — Пусть все наши наденут броники — в оружейке их полно. Какова обстановка?

— Майор названивает — глухо как в танке. Будут новости, сообщу. Все, отбой.

Осужденный Валерий Подольский пристроил винтовку на сгибе локтя, нацелив ее на верх лесенки, и размышлял. В караулке засел наряд — несколько человек. Где-то попрятались спецназовцы — точнее, их остатки. Кто-то, наверное, есть на КПП. На вышках — тех, что в пределах прямой видимости, вроде никого. Перебили, похоже всех. Да еще, возможно, где-то притаились те, кто затеял весь этот кипиш. Кто они конкретно и какие цели преследуют — на эти вопросы однозначных ответов не было. Отсюда вопрос на засыпку: какова их, бээсников, стратегия и тактика?

Где-то неподалеку послышался еле различимый шорох. Валера положил палец на скобу.

— Эй, Валера, — позвали негромко снизу, — это я, Штепа. Смотри не шмальни в меня…

— Подымайся, — так же вполголоса позвал Подольский.

Вскоре над краем крыши показалась бритая голова, за ней литые плечи и укороченный «калаш» в широкой лапе дюжего детины. Денис Степанов по кличке Штепа — бывший боец спецназа МВД. До крапового берета так и не дослужился — попал на зону по глупости. Был в увольнительной, отдыхал с гражданскими друганами в развлекательном комплексе. Культурно так отдыхали ребята. Но тут у одного из пацанов конфликт вышел с какими-то «черными» — как водится, из-за бабы. Не поделил телку с уроженцем кавказских гор. В общем, вышли на разборку, пошла мазня, Денис вступился за корефанов. Да малость не подрассчитал — не знал, что кавказец окажется таким хлипким. Серия ударов в полный контакт — и душа горца упорхнула прочь из тела.

Следак хотел провести по превышению необходимой обороны, но прокурорские злые попались — настояли на непреднамеренном убийстве. Срок налепили по полной — десять лет исправительной колонии для бээсников. Хреново, брат, — получается, что спецназовец не имеет права применять на гражданке свои смертоносные навыки и умения!

Сейчас он вновь почувствовал вкус жизни. Надоело ощущать себя изгоем, зэком, бээсником — как всякая уголовная шушера. Он все же солдат, спецназовец, а не мудила с Нижнего Тагила!..

— Займи позицию возле лестницы, — скомандовал Подольский, — будешь прикрывать мне спину.

— Есть, босс! — осклабился тот. — Слушаюсь, босс!..

Валера сурово посмотрел на него:

— Отставить смехуечки, сержант! Мы пока не знаем, кто наш противник и вообще — чем все закончится…

Он вновь приник к окуляру перископа, осторожно осматривая окрестности. В следующее мгновение заработала рация. Незнакомый голос скомандовал:

— Это спецназ! Всем сотрудникам колонии и осужденным приказываю собраться во дворе перед зданием администрации и сдать оружие. Повторяю…

Рация умолкла, чтобы почти тут же снова заработать.

— Капитан, — в голосе Батыра чувствовалась напряженность, — тут такие дела…

— Слушаю, командир…

— Как ты уже понял, нас прослушивают — «волкодавы» и уцелевшие вертухаи. Поймали нашу волну. Я попробую договориться с ними. А ты смотри в оба. Если что — на поражение.

— Понял тебя. Отбой…

Валера поводил прицелом по пустынному внутреннему двору. Где-то залегли спецназовцы. А местные инспектора и контролеры попрятались в зданиях. Те, кто сумел не откинуть копыта до сих пор. По-прежнему было ничего не ясно.

2

Капитан Сидорчук не знал, что теперь делать. После того как его группу размолотили в пыль, он связался с другими отделениями. В третьей группе полегли командир и двое бойцов. Во второй пока обошлось без потерь, повезло ребятам. К тому же у них был снайпер.

А вот с первой группой, теми, кто вошел через ворота, дело обстояло плохо — полегли все, включая командира «Волкодава». Выходит, теперь, как старший по званию, именно капитан Сидорчук должен был взять командование отрядом на себя.

Он приказал всем рассредоточиться и занять выгодные позиции. Но пока не высовываться и ничего не предпринимать. Сам вернулся к машинам. Связался по автомобильной рации с Управлением. Оказалось, начальству было не до них — в городе творилось черт знает что! Сидорчук понял только, что произошла какая-то катастрофа в биологическом институте, это повлекло вредные выбросы… В общем, им было приказано справляться своими силами, к тому же забирали весь ОМОН.

«Ну, совсем славно!» — с досадой подумал капитан. Он увидел, как омоновцы спешно погрузились в автобусы и рванули в город. Теперь спецназ остался один на один с враждебной зоной.

Что там творится? Неужто персонал колонии снюхался с зэками? Все поголовно ссучились или только часть их?..

— Лейтенант, — обратился он к радисту в командирском микроавтобусе, — нужно послушать, может, они там переговариваются.

— Есть, товарищ капитан. Попробую выйти на их частоту.

Довольно скоро им удалось подслушать переговоры здешних обитателей. Причем на сотрудников колонии они не были похожи. Означало это одно — осужденные завладели рациями и оружием.

Капитан взял переговорное устройство в руки и потребовал сдать оружие. Через минуту ожидания рация ожила:

— Внимание! Вызываю командира группы спецназа. Повторяю: мне нужен командир группы спецназа. Прием.

Сидорчук поднес рацию к губам:

— Слушаю. Капитан Сидорчук. Кто говорит?

— Бывший командир подразделения СОБРа, капитан Абдульманов.

Брови Сидорчука поднялись:

— Я так понимаю, вы осужденный, капитан Абдульманов. Откуда у вас рация?

— Слушайте внимательно, офицер. Никакого бунта не было. Часть контролеров съехала с катушек, они открыли огонь по своим и по осужденным. Нам пришлось обороняться. Мы вооружены и занимаем стратегическое положение. Предлагаю вступить в переговоры. Прием.

Капитан задумался. Ситуация явно не стандартная. Разруливать ее должно высокое начальство, а не старший одной из групп спецназа. Но командир убит и весь отдел спецназначения — точнее, его остатки — находятся под его, капитана Сидорчука, командованием. И что прикажете делать?

Он включил рацию на передачу:

— Осужденный Абдульманов, спецназ в переговоры не вступает. Требую немедленно сложить оружие и сдаться!

— Да ну?! Че-то ты гонишь, капитан. Мне лично известны случаи, когда даже «Альфа» вступала в переговоры. А вы — не чета им.

— Не обсуждается! — отрезал Сидорчук.

— Слушай сюда, браток. Ты, кажись, так ничего и не понял! Нам терять нечего, а вот вы потеряете своих, если полезете на рожон. Готовы к новым потерям? Кстати, у нас в заложниках старший кум. Послушай его.

Спустя мгновение в эфире послышался новый голос:

— Говорит заместитель начальника по оперативной работе майор Слепян. Капитан Сидорчук, полагаю, новая кровь никому не нужна. Мы должны все уладить без жертв. Я только что сумел дозвониться до начальника Управления. Городская связь пока еще работает, сотовая — нет. Можете сами проверить. Генерал сообщил, что им не до нас. Произошел выброс реагентов на территории биологического института. Вы понимаете — это биологическое оружие… Город оцеплен войсками. Там кругом беспорядки, стрельба… Мы должны рассчитывать лишь на самих себя. Давайте решим дело миром.

— Откуда мне знать, что со мной говорит действительно майор Слепян? — зло поинтересовался Сидорчук.

Послышался треск, и в переговоры вклинился еще один голос:

— Докладывает старший по наряду, прапорщик Тюлькин! Мы находимся в караульном помещении. Подтверждаю: это действительно старший оперативник, майор Слепян.

— Да, и еще, капитан, — вновь раздался голос кума, — здесь бээсники из пятого блока. А пятый отряд строгого режима, чтоб вы знали, сформирован из ваших коллег — бывших бойцов и офицеров спецназа, осужденных на длительные срока. Так что им действительно терять нечего, да и воевать они умеют. В отличие от оперов и пэпээсников. Отбой.

Сидорчук выругался. Оглядел своих бойцов, собравшихся возле командира и выжидающе смотревших на него. В их глазах он прочел одно: приказ, конечно, выполнят, но умирать никто не хочет. Лучше бы решить это дело бескровно.

Он прикинул соотношение сил: «волкодавов» осталось пятнадцать человек, выходило, что людей у него в три раза меньше, чем окопавшихся в здании администрации бээсников — в прошлом служивших в спецподразделениях армии, флота и милиции. Расклад был не в их пользу. Тем более что преимущество всегда на стороне обороняющихся.

— Нужно зайти со стороны ворот и добраться до караулки, — принял он наконец решение. — Вытащим оттуда сотрудников. Вторая группа обеспечивает прикрытие. Снайперу занять удобное положение, чтобы простреливать внутренний двор. Остальные за мной.

Шестеро бойцов — все, что осталось от двух штурмовых групп, бегом направились вслед за командиром.

3

Валера-убийца неотрывно осматривал окрестности в снайперский перископ — следил за обстановкой. Когда заметил какое-то неясное шевеление возле дальней вышки, сразу же насторожился. Вскоре его догадки подтвердились — наверху вспыхнул и погас блик.

«Ага, снайпер засел, — злорадно подумал Подольский, — „кукушку“ из себя изображает».

Он сдвинул угол обзора вправо и вниз. Снайпер «волкодавов» засел на точке не просто так — скорее всего, страхует группу, идущую на прорыв. Так оно и оказалось. Вскоре в поле зрения стрелка показалась фигура в сером камуфляже, за ней другая. Спецназовцы крались вдоль низких построек со стороны КПП.

Валера отложил перископ, взял карабин, поудобнее устроил его — так, чтобы не опираться о бетонный бортик. Грамотно повел переднего. Вот боец высвободил левую руку — автомат удерживает правой, достал дымовую гранату… Подольский выбрал момент и выстрелил. Пуля вышибла автомат из рук бойца, тот, выронив гранату, схватился за простреленную ладонь и прыгнул за ближайшее укрытие. Остальные тут же попрятались.

В это время бывший офицер-спецназовец успел переползти в другое место. Достал рацию, включил на передачу и спокойно произнес:

— Капитан Сидорчук, вам же было сказано: не суйтесь на рожон. Отзовите своих бойцов. Следующий выстрел — на поражение.

Отключился, подумал и снова поднес рацию к губам:

— И уберите снайпера с вышки — у него невыгодная позиция.

Положил рядом винтовку, взял перископ. Аккуратно выставил его над бортиком. Направил в первую очередь в сторону вышки. Через минуту-другую у подножия лестницы, ведущей наверх, мелькнула тень и пропала. Валера удовлетворенно усмехнулся — значит, внял совету, отозвал капитан своего стрелка. Это хорошо — с одной стороны, ибо работает чисто на психологию. Противник побоится соваться напрямую. А с другой — плохо. Теперь их снайпер может залечь где угодно. Попробуй его вычисли. Хотя точек удобных для стрельбы не так уж и много. А вот отсюда простреливается все пространство промзоны и часть жилой зоны — за исключением двух-трех слепых углов. Туда можно послать автоматчиков, пусть засаду устроят.

Он тихонько свистнул, подзывая к себе Штепу. Объяснил задачу и кивком отправил к Батыру. А сам прильнул к окуляру…

Потянулись томительные минуты ожидания, когда не знаешь, чего ждать от противника. Подольский не забывал посматривать по сторонам — то зыркал в сторону лестницы, то обшаривал окрестности в перископ. После очередного осмотра он мазнул взглядом по небу, привычно глянул на поручни лестницы и… что-то привлекло его внимание. Он вернул взгляд на небо — точно, вот оно! На юге то ли туча собирается, то ли облако темное, большое.

Он послюнявил палец, поднял его — ага, ветер-то южный. Значит, эта хрень скоро будет здесь. Вот только дождя и не хватало — лежать тут, мокнуть. Надо бы… и тут в его голове что-то щелкнуло и картинка сложилась сама собой. Мать моя женщина, так ведь это ж не иначе как долбаный выброс с биологического института — он как раз в той стороне! То есть эта зараза, о которой сообщил кум, прется сюда.

Он включил рацию и, не таясь, выложил Батыру свои соображения. Тот помолчал и откликнулся:

— Сейчас майор объявит тревогу. А ты будь на точке, мы тебе сейчас кой-че подбросим.

Спустя минуту послышался голос Слепяна, усиленный мегафоном:

— Всем, кто меня слышит: на территории биологического института в Белой роще произошел взрыв, в результате наружу попали токсины. Выбросы чрезвычайно опасны. Сюда движется зараженное облако. Тем, кто на открытом воздухе, нужно укрыться до его подхода. Мы не знаем точно, с чем имеем дело. Обращаюсь персонально к сотрудникам «Волкодава»: прячьтесь или возвращайтесь в город. Повторяю…

Вскоре к Валере вернулся Штепа и с довольным видом вручил ему противогаз и прорезиненный плащ с перчатками в придачу.

— Экипируйся, шеф, — ухмыльнулся он и сам принялся натягивать противогаз на свою бритую башку.

Упрашивать Подольского было не нужно.

4

Сидорчук скрежетал зубами. Он и возглавляемый теперь им отдел спецназа оказались в патовой ситуации. В дурацкой ситуации…

На штурм пойдешь — людей потеряешь. Отступать — тоже западло. И потом у них ведь приказ: навести порядок на зоне. И приказ этот никто пока не отменял. Или все же отменят — в связи с последними событиями в городе? ОМОН ведь отозвали… Какая-то лажа там творится: массовые беспорядки, выброс непонятно чего — неужто и впрямь биологическое оружие?

Он вернулся в машину, где была установлена мощная рация. Попытался связаться с Управлением. К счастью, уже через полминуты рация заговорила. Дежурный офицер удивился, что они все еще торчат в колонии.

— Сидорчук, ты пойми — тут самая настоящая война! Все наши, кто еще не разбежался, засели в телецентре. Там же остальные силовики. Начальство сейчас решает — вроде хотят перегруппироваться в здание МЧС.

— А в чем вообще дело-то?

— Не совсем ясно, но вроде как эта зараза с института, она людей заражает — и у них крыша совсем съезжает, начинают кидаться на все, что движется…

— Ни хрена себе!.. — Капитан был потрясен. — И че теперь нам делать?

— Давай бери всех своих и дуйте сюда. Забирайте родственников — и к эмчеэсникам. Да, со всем снаряжением и стволами. Понял приказ, капитан? Хотя теперь какие приказы — каждый сам за себя. В общем, действуй!

С минуту-другую командир спецназа находился в полном ступоре. Затем очнулся. Нужно рвать когти. У всех семьи — необходимо позаботиться о близких.

Внезапно над колонией разнесся голос зоновского кума — тот предупреждал о надвигающейся опасности.

Больше Сидорчук не раздумывал, схватил рацию и связался с командиром второй группы:

— Слушай эфир, лейтенант. Как только я договорюсь с бээсниками, сразу выводи своих людей. Снимаемся и возвращаемся в город.

Он переключился на другую волну:

— Капитан Сидорчук вызывает майора Слепяна. Ответьте…

Через мгновение послышался на удивление бодрый голос заложника:

— Слушаю… майор Слепян….

— Майор, передайте всем, чтобы не открывали огонь — мы уходим.

Секундное молчание, и рация вновь заговорила — теперь уже голосом Батыра:

— Я правильно вас понял, капитан, вы покидаете территорию колонии?

— Вы правильно меня поняли. Мы возвращаемся в город. Управляйтесь тут сами. Конец связи.

Вскоре голос Слепяна в мегафоне разнесся по территории обеих зон:

— Никому не стрелять, обеспечить беспрепятственный отход спецназа с территории колонии. Повторяю: не стрелять…

Спустя десять минут убравшиеся с зоны спецназовцы благополучно погрузились в фургон. Милицейский «Урал» взревел мощным двигателем и покатил в сторону города. За ним гуськом потянулись два микроавтобуса с проблесковыми маячками на крыше.

Навстречу им плыло большое темное облако.

5

— Вроде ушли. — Валера отложил перископ, снял противогаз и повернулся к Штепе: — Давай, сержант, дуй к КПП, проверь все. Там пара-другая инспекторов, так ты смотри в оба: если вооружены — разоружи, а окажут сопротивление — можешь положить их без оглядки. И сразу доложись. Рация имеется?

Тот кивнул и уже засобирался, но был остановлен окликом капитана:

— Да сними ты противогаз, пока же без надобности.

Когда сержант исчез, Подольский глянул на небо — чертово облако все ближе, но ветерок пока стих, время есть.

Через некоторое время в рации послышался бодрый голос Штепы. Сержант сообщил, что на точке закрепился, все в ажуре, а спецназовцы действительно умотали.

Валера переключил рацию на передачу:

— Вызываю Батыра. Прием…

— Я здесь, стрелок.

— Ну, ты все слышал, да? Теперь нужно послать кого-нибудь к Штепе. Какие соображения?

— Давай, Валера, возвращайся к нам — совещаться будем. А сержанту сейчас вышлю подкрепление.

Подольский собрал вещи и поспешил вниз. Что ни говори, а лучше переждать опасность заражения внутри закрытого помещения.

Вскоре он сидел в кожаном кресле в компании Батыра и Слепяна.

— В общем так, гражданин начальник, — веско обратился Абдульманов к приунывшему майору, — если твой кунак из Управления не гонит, то мы отрезаны от города, а город отрезан от всего остального мира. Сечешь, к чему это я клоню?

Тот кивнул:

— Догадываюсь. Теперь мы все в одной упряжке…

— Вот за что люблю умных людей! — довольно хохотнул бывший собровец. — А среди вашего брата таких мало попадается. Но ты вроде мужик сообразительный… Итак, что мы имеем? Заразившихся какой-то хренью челов. Это могут быть и работники колонии, и сами зэки — правильно?

Валера с Вазгеном согласно кивнули.

— Это все от поганого института, — продолжал невозмутимо Батыр. — Зараженные съезжают с катушек, их тянет на мочилово. Значит, их нужно мочить первыми. Ясна задача? Нужно всех просеять — киллеров в расход, а нормальных… Тут майор прав: необходимо довести до сознания всех «филинов» и остальных работников зоны, что придется объединиться с нами. А бээсников выпустить. Чую я, придется держать оборону, и не от властей.

— Эти зомби могут припереться сюда, — поддержал подельника Валера-убийца. — Если их не успеют перебить в городе.

— Ладно, — Батыр хлопнул ладонями по столу, — нужно открывать бараки и смотреть, кто там и как себя ведет. И еще, — он обратился персонально к Подольскому, — мы-то люди военные, дисциплинированные. А кто знает эту ментовню бывшую? Надо всех держать в узде, чтоб никакого беспредела на зоне не было.

— Ясен перец, — кивнул тот.

Абдульманов повернулся к Слепяну:

— Майор, включайся в работу — только без глупой отсебятины. Свяжись со своими, предупреди. И объяви в мегафон: общее перемирие. В связи с угрозой заражения и… истребления.

При последнем слове он не удержался и хмыкнул — даже ему, невозмутимому башкиру-спецназовцу с твердыми яйцами, произошедшее казалось диковатым. Но реальность не отменишь, просто закрыв глаза. Вот она, хреноваяситуевина, перед глазами. Нужно попробовать выжить и в этих условиях.

— Капитан, — окликнул он Валеру, — ты возьми людей и проверьте все постройки на промзоне — цеха, автомастерскую, столовку — в общем, все. А уж потом — к баракам. Майор, шевели копытами, бери мегафон и на выход. Двое наших тебя прикроют, если что. Рацию не забудь.

6

Валера с тремя вооруженными бээсниками обходил промышленный сектор колонии. Махнул им рукой — проверьте гараж, а сам рысцой потрусил к автомастерской. Дверь в нее была приоткрыта. Спецназовцу это совсем не понравилось.

Он перехватил винтовку левой рукой, пригнулся и осторожно толкнул металлическую дверь. Пока тихо. Вошел внутрь, тут же скользнул вбок. Что-то рассекло воздух. В последнее мгновение Валера успел отпрянуть. Кувалда с грохотом обрушилась на верстак.

Подольский залепил прикладом нападавшему в грудь, тут же нанес прямой удар ногой, в развороте еще один — левой. Противник отлетел. Капитан не дал ему опомниться, провел двойной маваши — в корпус и голову, сбив врага с ног. После такой атаки любой боец-рукопашник как минимум поплывет, как максимум — отключится в нокауте. Но тот поднялся как ни в чем не бывало и попер на спецназовца — в руках поблескивало что-то острое, похожее на крупную отвертку.

На хер! Валера вскинул карабин и выстрелил в упор. Вот так — мы не на ринге… Он уже хотел было подойти к поверженному врагу, но вовремя спохватился: а хрен их знает, этих зараженных! Может, они тоже заразны… Лучше их не трогать пока. После с трупами надо будет разобраться. Сжечь их, что ли?.. Ладно, потом хер к носу прикинем, а сейчас другие задачи решать нужно.

Валера закрыл дверь и направился к своим людям.

ГЛАВА 7

1

Мотор «соболя» завелся как часы, и Николай рванул с места слишком резко, пассажиров кинуло назад. Юля невольно матюкнулась.

Зверев заржал:

— Будьте здоровы!..

«Дурак», — неприязненно подумал Алексей и тут же заметил, что Света зачем-то жмет кнопки мобильника. Что это она?! Неужто не слыхала… Вот курица!

Ухоженное личико Светы замерло в недоумении. И пальцы замерли.

— Что это?.. — подняла она взор на хмурые лица мужчин.

Один только Михаил довольно ухмылялся.

— Что, товарищ журналистка, — подмигнул он девушке, — доходит как до жирафа?..

Тут все-таки полыхнула ссора. Алексей попытался было вклиниться… да куда там! Ракитин вынужден был тормознуть.

— Стоп, господа хорошие, — сказал он, и такого властного, жесткого тона Меркурьев за ним прежде не знал. Все как-то враз стали тише.

— Да фигня, Колян, — небрежно откликнулся Зверев. — Просто некоторые сперва уши заткнули зачем-то, а потом…

— Это не фигня, — прервал Ракитин. — Это не фигня, лейтенант, если мы с первых же минут собачимся. Ты здоровый мужик, к тому же вояка. Будь терпимей к женщине! А вам, Светлана, надо бы повнимательнее быть. Вы ведь журналистка, черт возьми!

— Я маме хотела позвонить, — обиженно вякнула Света, и Алексей вновь подивился женской логике. Неглупая как будто баба — и вот…

— Света, — сказал он как можно мягче, — ну как же так?.. О чем ты раньше думала?.. Позвонили бы из дому, городская связь еще должна действовать…

— Да нет у нас телефона домашнего! Мы же недавно переехали. Я думала… А теперь… — Губы девушки задрожали и стали плаксиво кривиться. — Теперь… Я без мамы никуда не поеду, — вдруг закончила она.

— А мы без вас — запросто, — брякнул Михаил.

Света вновь обозлилась, хотела облаять тупого омоновца, но Николай пресек такое дело в корне.

— А ну хватит! — прикрикнул он.

Все смолкли. Николай тоже две секунды помолчал, затем спросил:

— Еще у кого родные в городе есть?

Игорь виновато кашлянул:

— У меня брат младший… студент…

— Ну-у, блин… — протянул Зверев, — началось в деревне утро!

— Так, — твердо объявил майор. — Значит, сейчас — на склад. Берем под контроль. Опоздаем — считай, пропали. Как только займем территорию, отправляем экспедицию за родными. Немедля! Где ваша мама живет?

Света сказала.

— А ваш брат?

Игорь ответил…

— Ни фига себе маршрут, — проворчал Зверев.

Алексей тоже не обрадовался, представив себе путешествие по обезумевшему городу.

— И все-таки мы это сделаем, — решил Николай, повернулся, и «соболь» понесся дальше.

2

Алексей на всякий случай приготовил себя к худшему.

Он ожидал, что увидит на улицах хаос: орущий, дерущийся народ, сбитых с толку, отчаявшихся милиционеров, тупых зомби, которые крушат все подряд… Однако, слава богу, пока ничего такого не было. Почти ничего. Николай вел машину какими-то только ему известными закоулками, проулками, они мелькнули призрачно, почти как сон, — во всяком случае, Меркурьев ничего толком не успел разглядеть. Один раз пассажиры «соболя» увидали, как группа мужчин — человек пять-шесть — со всех ног промчалась через улицу из одного двора в другой… и было в этом беге что-то не то. Так не бегут люди, когда все нормально, так не бегут, дурачась, веселясь или хотя бы наперегонки… Так бегут в злобе, ярости, свирепой жажде догнать — и убить. Или в смертельном страхе. Смертельном! Алексей вздрогнул. Да! Вот именно. Так бегут, когда человеческим глазам открылся лик смерти — своей или чужой.

— Ишь, дунули, — заметил и Михаил. — Как лоси!

Все промолчали. Даже проститутки сидели тише воды, ниже травы. Ракитин гнал машину лихо, уверенно, закладывал крутые виражи из переулка в переулок. И вот уже помчались мимо хмурые, приземистые улицы промзоны: трубы, заборы, ангары, длинные кирпичные стены…

— Вон там. — И Николай свернул в неширокий проезд, с обеих сторон заросший какой-то дичью.

Проезд кончался тупиком: бетонный забор, широкие ворота, будка проходной с решетчатым оконцем… Майор рявкнул спецсигналом метров за двадцать до ворот, чего мог бы и не делать: дверь КПП распахнулась, оттуда выскочил молодой человек в темно-синей форме МЧС. Лицо у него было сразу радостное и испуганное.

— Наконец-то, товарищ майор! — вскричал он, кинувшись навстречу Ракитину, открывшему водительскую дверь.

Николай спрыгнул на землю.

— Здравия желаю, лейтенант, — козырнул он. — Представьтесь по форме!

Лейтенант на миг осекся, увидав в машине вооруженного омоновца, но тут же вытянулся, вскинул руку к виску и четко отрапортовал:

— Так точно! Начальник смены лейтенант Сабирьянов!

— Кто еще в смене?

— Прапорщик Гусев, прапорщик Старостин.

— А, Старостин… Спортсмен, да?

— Так точно! Пятиборец.

— Больше никого нет на складе?

— Никак нет!

— Так. Ладно, лейтенант, командуй. Ворота открыть, машину на территорию… Меркурьев!

— Я! — Алексей понял, что нужно подыграть, ответил четко, по-военному.

Николай это оценил.

— Сядь за руль, загони тачку.

— Есть! — Журналист полез на водительское сиденье.

Майор кивнул, а Сабирьянову сказал:

— Ну, пойдем, лейтенант, потолкуем.

Они пошли к КПП, и лейтенант торопливо заговорил:

— Товарищ майор, объясните, что происходит?! У нас тут всякая связь прервалась, даже рация молчит. Последний раз связались с Управлением час тому назад. Они нам: ждите указаний… и все! Как в воду канули. Мы и туда и сюда — везде гроб. А тут неподалеку стрельба какая-то…

— Идем, идем. Сейчас расскажу.

Скрылись в здании. Через пару секунд ворота плавно поехали вправо. Алексей чуть тронул акселератор, мотор отозвался бодрым рокотом. Нажал сцепление — ничего, плавно.

Ворота открылись, приглашая мини-вэн к въезду.

— Спасибо, — сказал Алексей, воткнул скорость и аккуратно покатил к неказистому, длинному, как бы с силой вбитому в землю зданию. Кто-то из девок глупо хихикнул.

Меркурьев с интересом осмотрелся. Журналист — такая профессия, которая забрасывает человека в разные причудливые места, куда мирный обыватель сроду не заглянет. Алексей успел побывать: на воздушном шаре, в барокамере, в подземных городских коммуникациях, на заброшенном кладбище (ночью!), в анатомическом театре… ну, а уж всяких окраин, мрачно-таинственных цехов, ангаров, территорий повидал немерено. И они всегда странно волновали его своей непохожестью ни на какие другие человеческие обиталища — не город, не деревня, не поселок… И вот она — знакомая картина. Чистая техногенность! Сделано людьми, а людей не видно.

Но вот, впрочем, и люди. Из двери КПП вышли Ракитин, Сабирьянов и невысокий коренастый прапорщик. Лейтенант выглядел ошарашенным, на квадратной роже прапора никаких эмоций не было.

Николай махнул рукой:

— Выгружайтесь!

— Есть, — довольно пробасил Зверев. — Ну, женский пол, на выход!.. — И распахнул боковую дверь.

Девушки послушно затопотали каблучками по ступенькам, даже Светлана промолчала.

Подошли эмчеэсники.

— Знакомьтесь, — деловито сказал Ракитин. — Лейтенант Сабирьянов, прапорщик Гусев. А это наша команда!

При виде женщин лейтенант вмиг переменился. Растерянность как рукой сняло.

— А… Очень приятно! — молодцевато приосанился он, но Ракитин не дал развиться этой теме.

— Так! Нам нужно наших близких привезти… — Он кратко описал ситуацию.

Сабирьянов понятливо кивал. Прапор же стоял столбом, не шелохнулся.

Николай закончил так:

— Поедут Мамаева, Рябинин, Зверев… ну, и кто-нибудь из ваших, лейтенант? Все-таки лишний ствол. Гусев, поедете?

Тот пожал плечами.

— Надо, значит, надо.

— Отлично!.. Кстати, давай на «ты»? Как тебя звать?

— Сергей.

— А я Николай. Ну, вот и познакомились. Тогда…

— Тогда водилу надо особо, — заявил Зверев. — Стволы чтобы свободны были! — Он хлопнул ладонью по крышке ствольной коробки.

— Твоя правда, — согласился Ракитин. — Тогда — Меркурьев! Опыт есть, — пошутил он.

Алексей кивнул. Про себя без радости подумал: что-то будет…

Николай продолжил:

— Ну, экипаж машины боевой, будьте осторожны. Но и трусить незачем. Зверев — за старшего. Это приказ! Все, по машинам!..

— Постойте, — вдруг сказал Игорь.

3

Все малость удивились — привыкли к незаметной бессловесности Рябинина.

— Есть предложения? — круто обернулся Николай.

— Есть, — ответил Игорь. — Я вот что подумал. Нановиты эти могут проникать через нос, рот, уши… ну, словом, через слизистую…

— Ясно, — смекнул Ракитин. — Считаешь, можно подцепить?

— Я бы не стал недооценивать. Ветер, пыль… Да и зараженных, судя по всему, уже немало. Как они себя поведут?..

— Да ясно — как. — Алексей вспомнил камуфляжного зомби на автостоянке.

Видимо, вспомнила этот эпизод и Света, она нервно вскрикнула:

— Так чего мы тут торчим?! Надо скорей!

— ОЗК! — просиял догадкой Сабирьянов. — Так этого добра у нас навалом. Сейчас организуем! — И, заметив недоуменные взгляды дам, расшифровал: — Общевойсковой защитный комбинезон.

— В ОЗК на жаре сдохнем, — скривился Зверев.

— Сдохнем без них, — сказал Алексей.

— Есть облегченный вариант! — воскликнул Сабирьянов. — Маска, перчатки… Ну что, раз такое дело, склад вскрываем? Там сейчас Андрюха… в смысле Старостин. Идем?

— И побыстрей. — Ракитин сделал властный жест рукой.

Прапорщик Старостин оказался рослым, плечистым и сухощавым парнем — типичный пятиборец, в самом деле. Выслушав суть дела, он кивнул:

— Да уж. Песня про зайцев… Ладно, будем жить теперь по-новому.

Похоже, они с Гусевым были на редкость уравновешенные люди.

— Ты, брат, прямо цитатник ходячий, — усмехнулся Николай. — Ну, отворяй свое хозяйство.

Алексей по привычке представлял себе противогаз как «слоника»: две круглые дурацкие гляделки и гофрированный хобот-шланг, поэтому неожиданной для него оказалась элегантная масочка с обзорным экраном из небьющегося стекла и овальной коробочкой респиратора.

— Ловко, — удивился Меркурьев. — Какой-то противогазный гламур.

Нашлись и резиновые перчатки с ремешками на запястьях, герметично замыкавшими кисти. Зверев вполне к месту вспомнил о бронежилетах, Старостин принес и их. Света неприязненно рассматривала все это, еще брюзгливее сделалась, когда пришлось напяливать эти грубые вещи на себя… Наконец члены экспедиции облачились, увидели друг друга в таком стремном виде и не удержались от смеха.

Михаил глупо заржал:

— Ну, блин, дети атомной войны!..

Света вроде как огрызнулась, но из-за маски ее красноречие осталось неведомым миру.

— Поскорее, братцы, — озабоченно произнес Ракитин.

Но и без него все понимали, что время для них стало куда важнее денег.

— Открываю! — Сабирьянов побежал на КПП, когда Алексей уже сидел за рулем заведенного «соболя».

Михаил устроился рядом, автомат на коленях. Игорь, Света и Гусев забрались в салон.

«Соболь» описал размашистую дугу по двору. Меркурьев вел такую довольно громоздкую машину впервые, однако слушалась она его хорошо, и он нажал на газ, воскликнув про себя: «А, будь что будет!..»

Мини-вэн помчался навстречу неизвестности.

4

Не успели вывернуть из тупика, как Игорь что-то невнятно прогудел. Михаил обернулся.

— Говори громче, наука! — рявкнул он. — Ты же в наморднике!

Игорь сунулся поближе:

— Я говорю, один маршрут знаю, по тихим таким улочкам да по дворам… Должно быстрее получиться. Сразу и Пашку моего подхватим, и ее маму. — Игорь кивнул футуристической головой на Свету.

Речь, пройдя через фильтрующий элемент, делалась причудливо искаженной — так говорят призраки в плохих фильмах ужасов.

Зверев пару секунд помолчал, затем изрек:

— Что, руль? Как мыслишь?

Меркурьев уже начал ощущать, что быть в противогазе, да еще и в бронике, даже не двигаясь, — не сахар. Потому сказал:

— Думаю, стоит. Чем быстрей, чем лучше. Но ты главный, тебе решать.

— Значит, так и решим. — Михаил вновь повернулся: — Давай, наука! Будешь за штурмана.

— Сейчас прямо, — донесся утробный голос Игоря, — а потом направо…

Поехали. И вправду, получалось быстрее, но покуда шел частный сектор — он точно вымер, ни души, ни единого авто, и даже кошки с собаками попрятались кто куда.

«Ишь ты, — смутно думал Меркурьев, — а как в кварталы попадем, там что?..» И даже не подозревал, насколько был прав.

Игорь тронул его за плечо:

— Сейчас держи левее… Видишь, там проезд такой неприметный? Туда, а там я покажу.

Алексей кивнул. Повернули. Это был квартал невыразимо скучных панельных пятиэтажек, и не успели они толком въехать в него, как прямо к машине метнулся какой-то человек.

Алексей так резко дал по тормозам, что Михаил едва успел схватиться за переднюю панель.

— Т-твою мать!..

Мужчина кинулся к дверце водителя, и Алексей увидел, что это и не мужчина-то вовсе: пацан лет восемнадцати. Взлохмаченный, лицо испуганное… И тут же оно стало обалделым — парень увидал фантасмагорию масок в машине.

Меркурьев распахнул дверцу:

— Что случилось?!

Малый очумело моргал, рот разинул. Зверев помог добрым словом:

— Чего встал, красавец? Арбуз рожаешь?

— Постой, Миша, — отмахнулся Алексей. — Что случилось? — повторил он юноше.

Тот сглотнул и обрел дар слова:

— Вы… из МЧС?

— Да, да! Ну, что тут? Говори скорей!

Но тот не успел.

Из-за ближайшего дома раздался жуткий вопль — даже не вопль, а рев, не звериный и не человеческий, рев неистового существа, жаждущего рвать, терзать, убивать. ОНО, бич Божий, готовый хлестать этот мир за грехи его!

У Алексея противно засосало под ложечкой.

— Слышите?.. — испуганно шепнул молодой человек.

Миг тишины — и в той же стороне вдрызг лопнуло стекло, посыпались осколки, а ругань и взвизги взорвались залпом.

— Опять, — сказал парень.

— Зомби, — почти обреченно молвил Игорь. — Началось…

— Началось — кончим! — выкрикнул Зверев. — Давай туда, Леха! Эту сволочь гасить на месте будем.

— Эй, стойте-ка! — вскинулась Света. — Мы ведь не на охоте. У нас дело!

Михаил повернулся так, что чуть не своротил сиденье.

— Здесь я решаю, что дело, а что нет. Хотите — топайте пешком, никто не держит. В пять секунд! Ну?

Света не нашлась, что ответить, хотя Алексей прямо-таки ощутил спиной, как плеснул от пафосной девушки заряд злого бессилия.

— Давай в салон, — велел пареньку Зверев.

Тот охотно побежал вокруг машины.

— Едем, — скомандовал Михаил, и Алексей кивнул. Он знал, что сейчас дисциплина — прежде всего.

Парнишка не успел вскарабкаться, как Меркурьев рванул с места. Дверь захлопнулась уже на ходу. Мотор взревел, и вместе с этим звуком все услышали все тот же душераздирающий рык.

— Так что случилось-то, парень? — спросил Михаил.

— Да я не знаю! Ночью звонок в дверь. Ну, утром, на заре. Короче — участковый наш. Во все двери звонит. Собирайтесь, говорит, важное сообщение. Ну, собрались, все чумовые спросонья. Он говорит: короче, говорит, чрезвычайная ситуация в городе. Но ничего, говорит, страшного, без паники, только из квартир пока не выходить до… ну, короче, пока не скажут…

Он не договорил — Меркурьев вновь обрушил ногу на тормоз, всех кинуло вперед.

— Еще один, — сказал невозмутимый Гусев.

Слева к машине бежал взъерошенный мужик средних лет.

— Ре… ребята!.. — проорал он на бегу, потрясая руками, и Алексей заметил, что человек ранен: с пальцев правой руки сорвалось несколько крупных капель крови.

Он подбежал, дыхание его сбивалось. Взгляд бегло скользнул по техногенным личинам. Видно, тоже знал про чрезвычайную ситуацию и от экипажа машины МЧС чего-то подобного и ждал.

— Вы… — слово сорвалось в кашель. Хрипло прокашлявшись, он выпалил: — Выручайте, мужики! Беда у нас. И хер до кого дозовешься…

— Вы ранены! — В голосе Светы прозвучал испуг.

— Да хрен с ним! Царапина. Тут другое. Баба одна, Ленка Климова… Крышу вдруг у нее сорвало! Сперва хахаля своего заколбасила… У них, правда, и раньше бывало, дым коромыслом… но как-то так, а тут, видать, зашкалило. Крик, шум! Выбегает этот ее крендель, весь в кровищи — страх! Упал, подрыгался малость, ну и того… ласты протянул. А Ленка в одной ночнушке! В подъезде все молотит в хлам. Молотком! Видать, им его и грохнула. А теперь все — видать, припадок, невменяемая. А орет как! Как зверь бешеный. Вы бы слышали!..

— Мы слышали, — сказал Алексей.

И подтверждая это, квартал снова огласил дикий рев.

— Во! Ну прямо-таки бес в нее вселился. Вроде баба как баба… Ну, приторговывала передком по малости, так это дело добровольное… А так нормальная баба была!

— Была, да сплыла, — буркнул Михаил. — Где это?

— А вон, тот подъезд. Вон, окно выбито на третьем этаже, видишь?.. Ее работа.

— Ясно. — Зверев вмиг оценил обстановку. — Гусев, оружие к бою! Леха, жми.

У подъезда сбилась толпа растерянных, напуганных людей. Михаил на ходу распахнул дверцу:

— Гусев, за мной! Наука, как там тебя… Рябинин?

— Да.

— Тоже будь наготове. Пацан — свободен! Остальным быть в машине. Мотор не глушить!

Народ остолбенел при виде двухметрового детины с автоматом и в противогазе. Михаил же повел себя психологически грамотно — бодрым тоном гаркнул:

— Привет, народонаселение! Отдыхаем?..

И был прерван диким грохотом: где-то на уровне выбитого окна обезумевшая зомби пустилась яростно лупить в чью-то стальную дверь.

— Во, блядь, дает… — пробормотал один из мужчин. — Что с бабой случилось?! Ума не приложу.

— Да, — негромко сказал Игорь над самым ухом Алексея. — Это — оно.

Грохот вдруг прекратился. И через пару секунд в оконной дыре мелькнула женщина — растрепанные каштановые волосы, крепкие голые плечи. Алексей невольно сглотнул: странно, полуобнаженное тело сладко щипнуло самую его мужскую суть. То есть само-то по себе не странно, но сейчас…

Женщина мелькнула и пропала. Затопотали шаги.

— Сюда идет! — вскрикнул кто-то в страхе.

Толпа отхлынула от крыльца. Зверев поспешно раскрыл приклад АКСУ. Гусев не очень ловко полез за пистолетом.

Сердце Алексея тревожно застучало. «Ну…» — хотела родиться мысль и не смогла. В правое плечо вцепились пальцы: Света забыла свои понты, ей стало жутко.

Дверь подъезда содрогнулась изнутри. Короткий рык — и следом страшный удар, от которого электронный замок жалобно всхлипнул, что-то в нем сверкнуло красным и погасло навсегда. Дверь распахнулась.

5

Легендарная Ленка Климова была по жизни баба веселая и заводная — больше, чем надо бы. Отсюда и результат: к сорока трем годам дважды побывала замужем законно, а «просто так» — не счесть. Соседки шипели, злились. «Потаскуха…» — вился вслед за прекрасной Еленой незримый шлейф, а ей было плевать. Она была хороша, что уж там говорить: статная, ядреная бабенка в расцвете лет и сил. Мужики на улицах оглядывались. И когда вчера она услышала догоняющие шаги, то ухмыльнулась, зацокала каблучками побойчее, сделала вид, будто бы ничего не слышит, а у самой радостно забилось сердце: каждое новое приключение пряно манило неожиданным и неизведанным…

Но тут вышло как-то уж слишком. Мужская рука грубо схватила за запястье, дернула с силой. Елена вздрогнула, рванулась, вырвалась. Романтику как ветром сдуло.

— Ты че, козел?! День с ночью перепутал?

Вот урод-то. Стоит, рожа дикая. Елену захлестнула обида: надо же, такое чмо!..

— Ну, че встал? Иди бомжих своих щупай!

Развернулась и пошла, сердито стуча каблуками. Метров через сто ощутила, что противно ноет запястье, взглянула — вот гадство! Ссадина. Содрал кожу, говнюк. Она с силой растерла ссадину ладонью другой руки.

Через полчаса она об этом забыла, а когда вечером пришел любовник, оба забыли все прочее… только Елена удивлялась, как странно действует алкоголь: прямо-таки возносит душу над телом, иной раз казалось, будто она плавно подымается чуть ли не к потолку… а она, дура, лишь хохотала, думая, что это ее посетила такая эротическая феерия.

Ей так и не дано было узнать, что с ней произошло, — душа оставила этот мир раньше тела, ставшего пристанищем злой силы…

Дверь распахнулась, и людским взорам предстала женская фигура в шелковой сорочке, рельефно обтянувшей зрелые формы. Алексей чуть не подавился, вздрогнув от внезапного и острого желания — полупрозрачный шелк как-то особенно призывно обрисовал крепкие груди с крупными темными сосками. И многих мужчин так же резко прожгло изнутри.

В правой руке зомби сжимала молоток. А лицо! Боже, каков был этот лик!.. Зачарованный тугими сиськами, Алексей не взглянул выше, а если бы взглянул, содрогнулся бы не от страсти, а от ужаса. Не то чтобы лицо было как-то искажено злобой… нет, оно было просто мертвым — вот в чем ужас! Не было в нем живой мимики, не было взгляда человеческого. Глаза двигались, но это были совершенно неживые движенья, резкие рывки какого-то следящего автомата, а не человека. Рот скалился, с нижней губы текла слюна, в горле клокотал злобный рык, готовый в любое мгновенье взорваться адским ревом…

Да! Никакой Елены Климовой на этом свете больше не было. Перед людьми стояло существо, лишь скрытое женским обличьем, монстр, выжравший из человека все человеческое. Это мгновенно осознал Зверев, поневоле взглянувший в самые зрачки монстра и увидавший в них то, что смертному лучше не видеть.

— У, м-мать… Ну, харя! Гусев… — И не договорил.

Инерция мирной жизни! Михаил все еще не ощущал себя по-настоящему в бою и потому промедлил. Доля секунды — но и этого хватило, чтоб едва не отдать концы.

Монстр сделал неуловимое движение рукой — и молоток мелькнул в воздухе. Как Зверев успел увернуться?! Сам не знал и потом так и не смог вспомнить.

Миг — смерть свистнула над ухом. Молоток, пущенный со страшной силой, рассек воздух, а мог бы рассечь лоб лейтенанту, но тот пока дружил с удачей. Молоток влетел точно в раскрытую дверь «соболя» — Игорь вдруг взвыл, подпрыгнул, откаблучил финт не хуже лихого плясуна. Света взвизгнула с перепугу. Заметила, как биолог скорчился на полу.

Оба ствола враз плюнули огнем. Стена дома вспыхнула мутными фонтанчиками штукатурки. Что АКСУ, что «Макар» — оружие не снайперское, да еще стрелки были в грубых перчатках — град пуль бессистемно осыпал пространство. Что-то попало в цель — монстр рухнул, рванул на себе сорочку, тут же вскочил, ослепив мужские глаза ничем уже не скрытой наготой.

Страшный рев чуть не оглушил всех.

— В голову… — держась за ногу, просипел Игорь, — в голову надо!..

— Мишка! — заорал Алексей, глуша в противогазе сам себя. — В башку лупи! В башку!

АКСУ харкнул залпом. Тварь швырнуло назад, но она не упала — пуля вскользь царапнула плечо.

— Стой! — крикнул Гусев.

Тихий прапорщик оказался умнее, быстрее и храбрее всех. Он подскочил к твари и в упор шмальнул меж глаз — та не успела даже рыпнуться.

Пуля вырвала ползатылка, струя мозгов кровавой жижей хлестнула на крыльцо. Тварь захлебнулась воплем. На секунду она замерла, затем ноги ее подкосились — и она тяжко рухнула навзничь, раскинув руки.

И — гробовая тишина. Немо стояли люди, куда-то пропали звери, птицы. Ни ветерка! Даже мотор… Алексей испугался: показалось, что мотор заглох. Ткнул педаль — нет, двигатель ровно взвыл.

И от этого ли, от чего другого — навзрыд завопила женщина:

— О-ой! Ой, Господи! О-о-о-й!..

Это было опасно, когда нервы у всех ходуном, — искра в стоге сена! Михаил прекрасно понял это. Он вскинул автомат, шарахнул краткой очередью в небо.

— Ма-алчать! — заорал, перекрывая басом возможную истерику. — Слушай мою команду!..

6

Все смолкли. Женщина закрыла руками лицо и мотала головой, не в силах видеть труп.

— Слушай команду, — повторил Михаил тише. — Сейчас… Леха! Подойди.

Меркурьев был тут как тут.

— Слышь, Леха, я речи двигать не горазд, а ты у нас этот… мастер художественного свиста… то есть слова. Изложи суть дела.

Алексей откашлялся.

— Попробую. — И за пять минут изложил эту суть.

Слушали — ни звука. После того как он умолк, еще секунд десять протекли в полной тишине. Затем мужик с окровавленной рукой, которую он успел кое-как перетянуть тряпкой, молвил:

— Ну, дела… И что нам теперь делать?!

— Что делать! — Алексей оглянулся. — Вот Игорь Рябинин из того института, он специалист… А мой совет вам: занять круговую оборону. Превратить дом в крепость. А главное — понять, психологически так переломить себя, прямо в голову вбить: это война! Война! Мирная жизнь кончилась. Нам не повезло. Ну что же делать?! Значит, надо жить на войне и выживать. Организуйтесь! Один за всех и все за одного. Выберите старшего, и чтоб его слово — закон. Соберите все оружие, у кого что есть, запасы продуктов, а главное — воду! Пока водопровод работает. Сколько эта блокада продлится? Я думаю, с месяц, около того. Вот этот месяц надо пережить. Можно? Можно! Сложно, но можно… Дом — крепость!.. Ну, это я повторяюсь, кажется. А технически… Игорь!

— Я здесь. — Рябинин, морщась и хромая, подошел.

— Растолкуй народу, что к чему.

— Да. — Игорь кивнул. — Ну, вообще это совсем не трудно, если соблюдать профилактику. Главное, не допустить проникновения нановитов через слизистую оболочку и повреждения кожи. Следовательно, аккуратность, ватно-марлевые повязки, перчатки… — И разложил все по пунктам, как в учебнике гражданской обороны.

Люди, кажется, потихоньку начали осознавать, что за беда накрыла их, но все-таки понять, принять это после размеренной мирной жизни вот так — как снег на голову! — казалось немыслимым.

Перевязанный мужик был здесь, похоже, самый сообразительный.

— Ладно, будем думать, — хмуро сказал он. — А со жмуром что делать? — Кивнул на труп, вокруг которого уже растеклась лужа крови. — И тот еще, на лестнице…

— Трупы лучше всего сжечь, — сказал Игорь просто.

— Сжечь! Где? Как?!

— Через пятак! — прогремел Зверев. — Ты что, еще не въехал? Это война! Мир кончился, забудь! Теперь у вас одна задача — живыми остаться. Ладно, мертвяков ваших мы стащим… — Михаил обернулся. — Ну, вон туда хотя бы. А дальше уж вы сами — перчатки, повязки надевайте, яму ройте. Бензином полейте — вон, из машин возьмете… Такая жизнь пошла! А у нас дел — целый город… Второй, говоришь, в подъезде?

— Да.

— Пошли, Серега, заберем. А вы, интеллигенция, давайте жмуриху вон туда.

— Мне сейчас не поднять. Нога… — слабо попытался возразить Игорь, но Зверев отрезал:

— Волоком тащите! — И они с Гусевым пошли в подъезд.

— В кровь не наступайте! — крикнул им вслед Игорь.

Меркурьев старался не смотреть на труп, когда они с Рябининым к нему приблизились.

— Ну что, за ноги придется?..

— Давай, — отводя взгляд, отозвался Алексей.

Взялись, поволокли, не оглядываясь. Из машины смотрела на это круглыми глазами онемевшая Света. Кто-то из женщин всхлипнул.

Пока всем этим занимались, а потом еще мыли в одной из квартир первого этажа перчатки и обувь — Игорь настоял, — Алексей вслушивался в себя и с удивлением обнаруживал, что он меняется. Он превращался в воина — чувствовал, что, случись что, он нажмет на спуск, и рука не дрогнет, и душа не возопит, слезой не брызнет! Вообще, было такое чувство, словно он, Алексей Меркурьев, за это утро стал старше на много-много лет…

«А что ж! — философски подумал он, — видно, так оно и есть».

— Грузимся, — велел Зверев, и все полезли в машину. — Видали, струя из-под крана слабеет? — спросил он. — Точно, водопровод дохнет! Я им сказал, чтобы запасались срочно.

Меркурьев, не дожидаясь команды, развернул «соболь» и погнал по маршруту, от которого так непредвиденно отклонились. Мужчины, возбужденные схваткой, горланили, перебивая друг друга, даже Гусев ожил, замахал руками:

— Как ты от молотка-то увернулся?! Я уж, грешным делом, подумал: трындец лейтенанту!..

— Да сам не знаю! — орал Зверев. — Инстинкт! Как будто понял, что сейчас она швырнет. И раз — влево! А она — шварк! Тебе в ногу, да?

— Да уж, — проворчал Игорь. — Ладно, перелома нет, так, ушиб… Вскользь попала.

Света отчужденно молчала, не принимая участия в геройских мемуарах. Алексей решил поддержать ее, окликнул, не оборачиваясь:

— Света! Как ты там?

— Я? — Голос зазвенел на грани надрыва. — А как я могу быть? Прекрасно! Лучше не бывает!.. А если еще и маму не застану…

— Застанешь! — Алексей враз оборвал дамские визги, сопли и вопли. — И не каркай зря. Тогда все будет в струнку!

— Твоими бы устами да мед пить…

— Выпьем! Выпьем меду, Светлана, я уверен. За победу!..

И пришпоренный «соболь» понесся дальше.

Часть II ПРОТИВОСТОЯНИЕ

ГЛАВА 8

1

Игорь не оплошал: по его указаниям ведомый Алексеем микроавтобус катил через кварталы. Конечно, дворы были не совсем пусты: какие-то люди, то растерянные, то подозрительные, мелькали там и сям, но экипажу «соболя» было не до них. Алексей, сидя за рулем, опять-таки спиной ощущал напряжение, исходившее от Светланы. Ясно было — стоит встрять еще в одну историю, и девушка устроит такое, что стресс обеспечен всем.

Но Бог миловал. Пока. Тревога витала повсюду, и где-то в городе, должно быть, уже случилось десятки, если не сотни драм и трагедий, вспыхивали огоньки беды, чтобы вот-вот полыхнуть одним огненным костром… Экспедицию до поры до времени это миновало, но долго ждать эта пора себя не заставила.

Сзади вдруг взвыла сирена, Алексей глянул в зеркало и увидел, что их, отчаянно сигналя фарами, догоняет милицейская «десятка».

Это оказалась машина ДПС. Ее экипаж — два сержанта — конечно, малость обалдел, увидев разношерстную компанию, повылезавшую из «соболя»: омоновца, эмчеэсника и гражданского в противогазах и брониках… Ну, Михаил, ясное дело, рванул с места в карьер:

— Здорово, мужики! Лейтенант Зверев, городской ОМОН. Вы?..

— Полк ДПС, старший сержант Мустафин, — отрекомендовался чернявый парень, казавшийся пошустрее напарника.

Тот, рыжеватый и светлоглазый, неспешно поднял руку к виску:

— Сержант Костенко.

— Так. — Зверев усмехнулся. — Что, ребята, проблемы?..

— Еще какие! — вскинулся Мустафин и тут же высыпал ворох этих проблем: мобильная связь пропала, на милицейской волне черт-те что, запутанные указания, от которых голова кругом… А потом пропало и это, рация смолкла. А еще…

— Да ясно, — Михаил махнул рукой, — можете не продолжать. Ну, а теперь послушайте меня. То есть не меня, а вот: Алексей Меркурьев, известный журналист. Он расскажет.

— Я прямо штатный оратор какой-то… — проворчал Алексей. Но делать было нечего — наскоро изложил главное, и, к его удивлению, гаишники почти не удивились.

— Говорил я тебе: хрень моржовая, — буркнул товарищу Костенко. — Я про этот институт и раньше слышал, что не все там ладно. Химичат, паразиты. Вот и дохимичились…

— В общем, так, мужики, — подвел итог Зверев. — Хотите — давайте с нами. Стволы есть?

— Конечно! — Мустафин хлопнул по кобуре.

— Че там с родными — сразу говорите, надо ли кого подбирать?

Оказалось, что оба деревенские — вся родня в сельских районах осталась. Тем лучше.

Договорились быстро. «Соболь» и «десятка» вместе покатили по растревоженному городу. У милиционеров, конечно, столь богатого снаряжения не было, однако медицинские маски, надеваемые при эпидемиях, в аптечке нашлись. Ну, и то дело.

По мере приближения к дому Света делалась все нетерпеливее, ерзала, подскакивала, норовила выглянуть в окно… Алексей резонно заметил ей, что никакого проку от этих ужимок нет, — она почему-то обиделась.

Доехали, впрочем, без причуд.

— Вот этот дом! — воскликнула Света, показывая на новенькую многоэтажку. — Второй подъезд.

В ее голосе слышалось облегчение.

Михаил посмотрел по сторонам, оценивая обстановку.

— Вроде спокойно… — процедил он. — Ладно, звезда эфира, лети пулей за мамулей… Да, Гусев, давай-ка на всякий случай с ней. Какой этаж?

— Третий.

— Слава богу. Лифтом не пользуйтесь! Кто знает… Патроны есть? — спросил Зверев у Гусева.

— Да. Запасной магазин.

— Еще раз слава тому же дяде… Десять минут вам! Время пошло. А мы сидим тихо и смотрим в оба. Рябинин, поди скажи парням, чтобы настороже были и лишнего не отсвечивали.

Игорь вылез, заковылял к «десятке». Алексей сдержанно зевнул, мотнул головой…

Все-таки он был штатским человеком. Да, старался — сказано было сидеть настороже, он и сторожил, наблюдал. И… самое важное-то и проглядел.

— Э! — так и вскинулся Зверев. — Ты глянь, ученый-то наш, как конь, рванул. Вот тебе и хромой… Куда это он?!

Лейтенант резво выскочил из машины, не забыв предупредить:

— Будь на месте!

2

Меркурьев обернулся и увидел, что Игорь торопливо ковыляет к молодому парню, неизвестно откуда взявшемуся. Гаишники тоже недоуменно таращились биологу вслед; видно, не ожидали от него такой прыти. Ну, а Михаил решительно устремился к незнакомцу, на всякий случай держа автомат наготове.

Молодой человек при появлением столь колоритного персонажа заметно напрягся, однако разговор пошел вполне дружеский, хоть и экспансивный, с бурными жестами. Отдельные слова до Алексея долетали, и он сообразил, о чем шла речь… но вот все трое разом повернули к автору.

Глаза Игоря возбужденно блестели — было видно и сквозь стекло.

— Это Пашкин однокурсник! — крикнул он. — Костя! Вот, случайно увидел.

Оказалось, все студенты разбежались по хатам. А что касается Павла Рябинина, то он заупрямился и рванул в институт к первой паре: в лабораторный корпус, расположенный неподалеку…

— Там у политеха нашего, — сказал Костя, — так называемый технопарк. Ну, что-то вроде спецхозяйства. Мастерские, гаражи… ну, и лаборатории, по гидравлике, там, по военке… Я говорю: ты че, Паш, опух, что ли… то есть, пардон, давай у меня пересидим. Мы вчера тут вечеринку замутили, так, слегка. Ну, а утром такое дело, мен… пардон! Милиция тут бегала, орали, что чрезвычайная ситуация, все такое. А он уперся — пойду, и все тут!

— Похоже на него. — Игорь вздохнул. — Упрямый, весь в отца. Я-то в мать пошел, мягкий по характеру…

— Ну ладно, — прервал его Михаил. — В мать, в отца, в прохожего молодца… Давайте в машину все. Сейчас дождемся кое-кого и рванем за вашим трудоголиком.

Игорь и студент полезли в автобус. Алексей толкнул Зверева локтем и вполголоса произнес:

— Глядишь, еще кого-то из студенток подберем. Растет контингент!

Михаил внезапно развеселился:

— А сейчас Светка еще мамашу притащит! Глядишь, и эта сойдет на крайняк, а? Так, знаешь, зажмурясь, пару раз дернуть за сиськи дряхлые…

Тут ментовское остроумие и кончилось, потому что дверь подъезда распахнулась, вышли Гусев с двумя цветастыми сумками, Света, а следом улыбчивая молодая женщина в светлом брючном костюме — с таким видом, словно надумала прогуляться ясным майским утром.

— Вот тебе и мамаша… — вырвалось у Алексея.

— Да уж, — сказал Зверев и честно добавил: — Я бы ее… — Но не договорил.

Вблизи выяснилось, что Светина мама, конечно, не настолько молода: за сорок точно. Но выглядела она безупречно, а главное, беззаботно, точно в самом деле перед приятной прогулкой… Алексей даже усомнился: может, дамочка попросту еще не в курсе, что творится на свете?.. Однако, продолжая улыбаться, она приятным, чуть нараспев голосом произнесла:

— Здравствуйте, господа. Очень рада вас видеть, хотя и при не очень радостных обстоятельствах. В общих чертах Света мне рассказала, ну а частности сами выяснятся, не так ли?.. Спасибо вам! Мы готовы.

— Коротко и ясно, — с одобрением молвил Зверев. — А звать вас, простите?..

— Тамара Викторовна. Можно просто Тамара.

— Очень приятно. — Неожиданно для всех бравый омоновец стал сама любезность. — Это ваши вещи? — указал он на сумки в руках Гусева.

— Наши, — сумрачно ответила Света.

— Нормально. — Михаил кивнул. — Ну, едем.

3

С появлением новых людей сразу стало веселее. Тамара Викторовна обладала на редкость живой, бодрящей аурой, ее энергия наполнила салон, все заулыбались, зашевелились… А Игорь, тот как-то особенно разволновался — крутил головой, привставал, словно от всего этого события шли быстрее.

— Не маячь, наука, — миролюбиво заметил Михаил. — Скоро будем на месте. Как там мои коллеги, Леха, едут?

Алексей глянул в зеркало: «десятка» послушно катилась следом, в ней неясно различались две физиономии в полумасках.

— Едут, — сказал он.

Почему-то вспомнилась та несчастная… Климова Лена — женщина, превращенная невидимой дрянью в зомби, вспомнилось ее роскошное тело… и журналист сдержанно покряхтел от сложного синтеза чувств.

Он еще не знал, на что способны эти нановиты…

Кроме Павла Рябинина, «трудоголиков» из разных курсов и групп, пришедших утром на занятия в лабораторный корпус, оказалось пятеро. Кто-то, подобно Павлу, приперся из принципа, кто-то просто ничего не слышал и не знал. Так все и встретились у проходной, где обретался низенький, полноватый, благодушный охранник.

— Отменены занятия сегодня, — говорил он с таким видом, точно объявлял о снижении цен на все товары в мире, — до особого распоряжения! ЧП в городе. Это ясно?

— А завтра как же? — напирали студенты.

— Сказано — до распоряжения! Завтра и узнаете.

— Но пройти-то можно? — сердито спросил Павел.

— Так нет там никого, — удивился страж. — Чего ходить?

— Ну, расписание посмотреть хотя бы!..

— А-а… — протянул тот, подумал и возражать не стал: — Ладно, сходите. Только нет там никого, это я точно говорю.

Студенты переглянулись и решили, что вправду ходить незачем, а лучше скорее по домам… Но Павел упрямо потащился в корпус.

Охранник остался стоять близ проходной, уставясь вдаль и неизвестно о чем думая. Тревожные шумы утреннего города постепенно усиливались, обещая нечто очень нехорошее… но это не доходило до его сознания. Оно по жизни пребывало на дистанции, в ровном, невозмутимом бесстрастии. По сути дела, охранник Геннадий Юрьевич Сачков был стихийный стоик, хотя и ничего не знал о теории и практике стоицизма.

С известных пор все учебные заведения перешли на как бы полувоенный режим охраны, включавший в себя разного рода пропуска, сигнализации, дяденек и тетенек в форменной одежде… Идиллические советские времена, когда никто ни о чем подобном не думал и в любой институт можно было зайти как к себе домой, давно миновали. Теперь подобные вещи регламентировались строгими инструкциями, но… но в том-то и дело, что бумага все стерпит, а эти грозные, даже как бы пугающие указания наполовину оставались на бумаге.

Кто были те охранники, что несли службу… ну, вот хотя бы здесь, в политехническом? Ясно кто — пенсионеры, да те, кто больше ни на что в жизни не пригодился. Ну, и совсем уж в виде исключения — Сачков, мужчина философического душевного склада, много чем в жизни занимавшийся, даже под землю лазавший вместе с местными диггерами, — племянник его увлекался этим делом… Наверняка бы Геннадий Юрьевич на что-нибудь сгодился, но судьба почему-то обошла эту проблему стороной — и вот результат…

Итак, он стоял у ворот, мысли его витали в неведомых сферах бытия, а когда все-таки спустились на землю и взор переключился на события этого мира, то этот взор увидел нечто странное…

Территория технопарка с незапамятных времен ограждалась кирпичным забором, а также задними стенами гаражей и подсобных помещений. Проходная примыкала к одному из таких зданий, которое не раз достраивалось, перестраивалось и стало наконец длинным несуразным ангаром, где хранились ГСМ, запчасти для машин и еще бог знает какой хозяйственный хлам. Взор сторожа, снизойдя с метафизических высот, оказался направленным именно вдоль этой стены — и узрел там большую группу людей, идущих прямо на него, Сачкова.

И что-то в этих людях было не то.

В Геннадия Юрьевича был вложен воистину философский дух. Когда надо, Сачков мог странствовать по надзвездным мирам, а когда надо — мог очень быстро соображать в делах земных. Вот и теперь он сразу сообразил, что дело худо. Толпа — человек десять — молча и быстро шла вдоль стены. И он ощутил, как спину и затылок его окатило ледяной волной.

Эти люди, казалось, связаныневидимыми узами. Так ходят в строю — но это все же был не строй, это была толпа. И тем более жутким выглядел ее синхронный ход, в котором чудился зловещий порядок…

Хотя, наверное, семь пядей во лбу иметь незачем, когда на тебя прет безмолвная орава с неживыми лицами и пустыми глазами, — тут всякий смекнет, что дело табак. Но ведь Сачков не просто смекнул! Он услыхал — не иначе, от ангела-хранителя «Беги! Спасайся!»

И не потерял ни секунды: на вид мешок мешком, он юркнул в дверь проходной, лязгнул засовом и дунул по территории быстрее ветра.

Очень вовремя он это сделал. За спиной раздался адский грохот, затем скрип, скрежет, звон разбитого стекла — толпа ломала ворота, и Сачков, не оборачиваясь, поднажал еще. Мудрый инстинкт вне всяких рассуждений метнул его к лабораторному корпусу — при том, что Сачков ни на грамм не представлял себе, зачем.

Шум и гром за спиной он расценил верно. Группа набросилась на двери, будку и ворота люто, нечеловечески, кто-то перемахнул через ограждение, вмиг вынесли окна, распахнули дверь, затем разошлись в стороны створки ворот — и атакующие россыпью кинулись по двору.

Конечно, это были не обычные люди. Даже совсем не люди. Это были зомби.

Покой, царивший в технопарке, стал стремительно превращаться в хаос. Кто-то яростно замолотил по гаражным воротам, вдрызг расшибая замки, кто-то разносил окна, вцеплялся в решетки, норовя выдрать их с корнем… И вот уже не выдержали какие-то запоры, вылетели рамы, в помещениях раздался грохот, посыпались со стеллажей запчасти, приборы, ящики с химикатами, а кое-где — еще хуже! — попадали бочки с бензином и соляркой, на их бока, днища обрушились удары, и вот уже из пробоин брызнули струи горючих жидкостей с резким запахом…

4

Экспедиция Зверева прибыла к технопарку именно в этот момент. Раскрытые ворота, битые стекла сразу сказали опытным взглядам, что тут произошло.

— Ага, — тоном врача, готового к диагнозу, произнес Михаил. — Вот оно!

— Зомби. — Голос Игоря дрогнул. — Да, похоже, не один. Похоже…

— Что «похоже»? — переспросил Алексей.

— Да не хотелось бы… — пробормотал Рябинин. — Господи, неужели они стаями начали ходить?!

Тамара Викторовна с живым любопытством слушала все это.

— Стая? — переспросила она. — Как интересно! Что вы…

— Потом! — цыкнул Зверев. — Леха, тормозни. Тут, по идее, охранник должен быть…

— Удрал, — предположил Алексей.

— Вон лабораторный корпус! — воскликнул Костя. — Видите здание?..

— Постойте, — вмешалась Тамара. — Вы что, не слышите?

Все притихли. И тут стали различимы глухие шумы — словно орава сумасшедших барабанщиков лупила по всему, что ни попадя.

— Да, — сказал Зверев. — Вон там, похоже… Стойте, я ребятам скажу.

Он выпрыгнул из машины, призывно махнул рукой. Сержанты тоже вышли из «десятки».

— Слушай сюда… — начал Зверев, но закончить фразу, оказалось, не судьба.

Одна из гаражных дверей со скрипом отворилась, из нее выступила мужская фигура с разводным ключом в руке…

…Впоследствии Меркурьев из чисто психологического интереса пытался вспомнить внешность хоть одного из тех бывших людей, с кем он столкнулся в технопарке, — и не смог. Ни единой черты! И дело тут не только в стрессе, который, конечно, был. Невидимая смерть, прокравшись в человеческие тела, изменила их облик, сгладила, стерла то особенное, что делает человека неповторимой личностью. В лицах исчезла мимика, в глазах — блеск, лица стали масками. Хуже! Это ведь был не карнавал, не пляски. Это были лица теней, обитателей подземного царства, где нет света, нет добра, нет смерти, но нет и бессмертия — а есть бесконечное небытие…

Так думал Алексей потом. А сейчас думать ему стало некогда.

Фигура замерла на мгновенье, обратив лицо-тень в сторону людей.

— О боже, — отчетливо вымолвила Тамара.

Бывший человек сделал шаг к «соболю». Еще шаг. Еще! Быстрей, быстрей… и побежал, издавая знакомый рык, рука с ключом угрожающе поднялась…

— Ух, м-мать!.. — Гусев рванул дверцу, выскочил наружу.

— Огонь! — хрипло рявкнул Зверев.

Клацнул приклад автомата. Гусев выхватил ПМ. Сержанты, впервые такое увидавшие, еще обалдело хлопали глазами.

— Не стойте пнями! — заревел Зверев. — Это урод! Мочи его в жопу!

Воздух распорола краткая очередь. Пальнул и Гусев. Гаишники очнулись, выхватили стволы.

Бегущий споткнулся, дернулся, но не упал. Страшный рев потряс пространство. Мустафин с двух рук влепил зомби пулю в бедро.

— В башку лупи! — сдавленно проорал из противогаза Гусев.

Он как будто решил повторить свой подвиг, но его опередил Зверев. Бросившись навстречу зомби, он не в упор, но метров с трех врезал дуплетом, целясь в голову.

Одна пуля улетела мимо, но другая вспорола череп по касательной. Из раны брызнула кровь — призрачно-алый фонтанчик в веселом свете майского солнца.

Алексею на миг почудилось, что он то ли в кино, то ли в обмороке, потому что в жизни так не бывает.

У зомби заплелись ноги, он растопырил руки и, дергая головой, пустился в бег по кругу, а кровавый веер так и сифонил в солнечное утро.

Михаил прохрипел ругательство, подскочил к бессмысленно кружащему монстру и грохнул одиночным в башку. Тот упал ничком, как кукла, в которой внезапно лопнула внутренняя нить.

На секунду стало тихо. Все стояли и сидели немые.

Затем Мустафин потрясенно вымолвил:

— Ни хера себе… А если этих уродов тьма?! Это же никаких патронов не напасешься!

И точно в подтверждение его слов раздался зловещий шорох, снова заскрипели двери, захрустело битое стекло, и в проезде меж длинными кирпичными стенами стали появляться безмолвные фигуры…

5

Стрелки невольно попятились.

— Мать твою… — пробормотал кто-то.

«Никаких патронов не напасешься!» — мелькнуло у Алексея — и тут же молнией вспыхнула мысль.

— Михаил! — надрываясь, заорал он. — Ребята!.. Есть идея!

— Ну? — полуобернулся Зверев.

— Они же тупые все! Смотри, прут посредине! Посшибаем их машинами, переломаем просто, потом сами сдохнут… Дешево и сердито!

Михаилу понадобилось полсекунды на раздумье.

— Дело! — бросил он и повернулся к гаишникам: — В машину! Быстро!

Те кинулись к «десятке» — Костенко за руль, Мустафин рядом. Зверев и Гусев прыгнули в «соболь».

— Ну, Леха, голова! — одобрил подчиненного начальник экспедиции. — Давай!

Меркурьев ощутил в себе злой боевой азарт. Нажал на газ. Мотор тоже взревел зло, яро — на войне как на войне!

— Господа, — раздался сзади изумленный голос Тамары. — Вы что, вправду…

— Так точно! — отрубил Зверев. — На таран!

— Браво, — с не меньшим изумлением откликнулась она. — Я…

Но ее не дослушали. «Соболь», набирая скорость, понесся на врагов.

Зомби — они и есть зомби. Они валили толпой — особей семь-восемь, а мини-вэн уже мчался им навстречу. Что творилось в их мозгах, что видели их глаза, черт его знает. Они даже не попытались уклониться, спрятаться, наоборот, как будто увидели в микроавтобусе цель, которую надо уничтожить, — и ринулись на нее.

— Давай, Леха! — свирепо захохотал Михаил. — Как в песне!

Алексей о песнях не думал, но в нем вспыхнула жестокая радость. Морально, аморально?.. Свой, чужой — вот и вся мораль. Своих спасай, чужих бей — заповедь первая, она же и последняя.

Меркурьев чуть подправил руль. Цель вижу, вот она, длинный, худой, лысый. Еще позавчера был человеком, может, нормальный мужик, не дурак выпить, по бабам пройтись… Был, да весь вышел.

Удар — и бампер снес длинного, лысая голова, резко мотнувшись, долбанула по стеклу.

— Мать твою! — вскрикнул Михаил.

В месте удара стекло лопнуло, лучи трещин разбежались по нему. Длинные руки нелепо взметнулись, пропали под капотом, и тут же левое колесо машины подкинуло, как на резком ухабе, подкинуло и всех в салоне. Меркурьев услышал противный хруст перемалываемой человеческой — все-таки человеческой! — плоти.

— А-а! — истошно взвизгнул кто-то из женщин.

«Соболь» мчался со скоростью километров шестьдесят — очень много для узкого пространства! Маневр для столь громоздкой машины был здесь невозможен, поэтому Алексей просто посшибал, как глиняных болванов, других зомби, мини-вэн бешено запрыгал на их телах, людей в салоне нещадно бросало, его самого кинуло так, что он чуть не ударился о баранку. Вдребезги разлетелась левая фара.

Алексей будто бы оглох в горячке боя. Он все видел, но ничего не слышал. Бросив взгляд в зеркало, он увидел, как поверженные дергаются, корчатся, пытаясь подняться. Один встал на карачки, и тут же его поймала машина ДПС. Костенко вильнул рулем, угол бампера настиг башку зомби. Удар — тело кувыркнулось и исчезло под днищем «десятки».

— Так! — зло подтвердил Меркурьев.

Проезд кончался полутупиком: такой же длинный, как все прочие, ангар — и поворот влево между ним и торцом соседнего. Алексей тормознул, круто вывернул руль — мини-вэн вписался в вираж не хуже спортивного болида.

— Вон корпус! Вон он! — крикнул Костя, но Меркурьев и сам догадался, куда рулить.

«Соболь» понесся к цели, следом за ним «десятка». Алексей увидел, где у корпуса вход…

Входная дверь отворилась, из нее выбежали двое: один молодой, второй значительно старше, в черной униформе частного охранника.

— Пашка! — радостно ахнул Игорь. — Вот он! Жив!

Алексей сгоряча так дал по тормозам, что чуть не устроил в салоне кучу-малу. Впрочем, никто и не пикнул!.. Костя вмиг распахнул боковую дверь, и двое бегущих влетели в нее, как ракеты.

— Пашка! — Игорь стиснул брата в объятьях. — Пашка, балбес!..

— Ты что, охранник здешний? — повернулся Зверев к мужчине в униформе.

— Он самый. — Тот вытер багровое лицо. — Еще немного, и на том бы свете охранял… А вы откуда?

— Оттуда, — Михаил не блеснул юмором, зато охранник, видно, был оригинал еще тот:

— С того света?..

— Да типун вам на язык! — возмутилась Тамара.

Она вовсе не казалась испуганной, наоборот, разрумянилась, глаза сияли: схватка словно зарядила ее новой энергией. Михаил на секунду скосил на нее взгляд, и Алексей очень хорошо понял смысл этого взгляда.

— Ну ладно, — сказал он. — Восторги восторгами, а что дальше, босс? На базу?

Михаил думал не долго.

— Тех надо добить, — решил он. — Не очень весело, но надо.

Алексей кивнул: приказ есть приказ. Включил левый поворотник, давая сигнал экипажу ДПС. Однако спросил:

— И как ты это себя представляешь?

— Ну, как… — неохотно буркнул Михаил. — Придется по бошкам лупить чем-то тяжелым. Монтировками, ключами… Молотки найдутся в мастерских.

Меркурьев уже разворачивал микроавтобус.

— Да уж, служба… — поморщился он. — И кто?..

— Все! — отрезал Зверев. — Что — чистые, нечистые, что ли?.. Нет уж, все пойдем.

— Нет! — вдруг воскликнул Игорь. — Не надо этого. Близкий контакт… Нановиты у них везде, в крови… А у нас не все в масках, лучше не надо…

— М-м!.. Тоже верно, — согласился Михаил. — Тогда что, еще разок проутюжить всю эту сволочь?

— Это вы про что? — встрял охранник. — Не про тех ли? Я тут когда стоял на посту…

— Потом! — оборвал Зверев. — Все узнаешь. Ну, Леха…

— А может, бензином? — осенило Гусева. — Ведь здесь должно быть, а?..

— Ну да! — сообразил охранник. — Вон там склад ГСМ как раз.

— Нормальный вариант! — Михаил повеселел. — Ну, молоток, Серега, мозг!

«Соболь» вывернул на место побоища.

6

Картина, представшая взорам путников, была не то чтобы ужасная… хотя, по сути, являлись таковой. Просто ужас был не главным впечатлением. Главное — дикая невообразимость всего происходящего. Такого не могло быть на этом свете!..

Но оно было.

Поверженные зомби судорожно дрыгались, корячились в лужах крови, пытались встать — бредовый ритуал, какого не придумать никакой фантазии. У этих роботов из мяса и костей что-то было переломано, что-то разбито, была нарушена целостность нервной системы, и нановиты, управлявшие своими биомашинами, пытались и никак не могли восстановить разорванные связи…

— Хичкок, — дрогнувшим голосом сказала Тамара. — Фильм ужасов.

— Хуже, — ответила матери Света.

А однокурсник Павла Константин даже восхитился:

— Ух ты! Как в шутере, но по-настоящему… — Видно, был фанат компьютерных игр.

— Дурачок, — вздохнул Алексей.

Парень не успел обидеться, потому что Зверев вскрикнул:

— Смотрите!

Одно из полуразбитых существ каким-то чудом сумело встать и на одной ноге — вторая нелепо вывернута — запрыгало к огромным двустворчатым воротам, в которых была сделана калитка в человеческий рост.

— О! — воскликнул охранник. — Так там склад ГСМ и есть.

Какая-то неясная тревога промелькнула в подсознании Меркурьева… но Зверев с Гусевым, взбудоражась не по-детски, в один голос возопили:

— Давай! За ним!..

И Алексей рванул, на ходу подивившись Гусеву: такой спокойный мужик и поддался ажиотажу… «Соболь», промчавшись прямо по искалеченным телам, подлетел к открытой калитке, Зверев и Гусев синхронно выскочили из машины, Михаил успел крикнуть:

— Будьте здесь!

— И я!.. — ломанулся было Пашка, но Игорь вцепился в него мертвой хваткой.

— Павел! — взвизгнул он каким-то не своим голосом. — Стой! Хватит! Не пущу!..

И не пустил.

Подбежали Мустафин с Костенко:

— Ну, что тут?!

Вновь странная тревога кольнула Алексея.

— Постойте, — сказал он, поспешил вылезти…

И в этот самый миг внутри склада вспыхнул свет.

— Вон он! — взвился торжествующий вопль Зверева. — Вон он, гад, куда полез!..

Алексей бросился вперед.

Склад — длинная мрачная утроба, бетонный пол, стеллажи. На них и под ними: бочки, бочонки, канистры. Резкий запах бензина.

— Вижу! — выкрикнул Гусев.

Он вбежал в полутемное пространство как-то странно: избочась, глядя вверх и влево. Алексей взглянул туда и увидал, как там, на стеллажах, смутно мелькает какая-то тень.

— Вон он! — в азарте завопил прапорщик.

А наверху вдруг мелькнуло что-то еще.

— Стой, Серега! — рыкнул Зверев, да куда там!..

Михаил матюгнулся и тяжко затопал следом берцами по бетону.

Меркурьев смерил взглядом высоту, длину, смутные тени…

И все его предчувствия разом сошлись. В мозгу что-то сжалось — и лопнуло ярким взрывом.

— Мишка! — Этим криком он чуть не сорвал голос. — Сергей! Стойте! Стойте, говорю! Это засада! Они не дураки!.. Стойте!..

Зверев приостановился. Гусев успел отбежать метров на десять.

— Чего? — обернулся Михаил.

Алексей задыхался.

— Стойте… — просипел он еле-еле. — Миша, крикни ему…

Но было поздно.

Одна из верхних полок резко наклонилась — и с нее прямо на бегущего обрушились тяжелые бочонки. Гусев невольно вскинул руки, защищаясь…

— Назад! — До Зверева дошло. — Назад, Леха!

Он как пушинку отшвырнул Меркурьева назад, да сдуру не рассчитал сил. Алексей, взмахнув руками, упал, не успел сгруппироваться и так крепко долбанулся затылком о бочку, что свет, и без того тусклый, померк в его глазах.

Последнее, что он видел, — как наверху, под самой крышей склада, вспыхнуло пламя, а затем горящий факел кометой полетел вниз, прямо на беспорядочную груду бочек, из которых лилась горючая жидкость…

7

«…Кто трясет меня, зачем?..» — возникла тяжелая мысль в голове, терзаемой болью. Сильно пахло гарью.

Алексей Меркурьев, болезненно кривясь, приоткрыл левый глаз…

И сразу все понял и все вспомнил.

Он распрямился, сел. На него смотрело лицо в маске, испуганные большие глаза…

Света.

— Очнулся?.. — ее глуховатый голос.

— Да, — хмуро ответил Алексей.

«Соболь» катил по знакомым уже одноэтажным улицам. За рулем был Михаил, справа от него гордо восседал Павел Рябинин с АКСУ в руках. Рядом со Светой утомленно улыбалась Тамара Викторовна… А вот еще маска: Игорь. И студент здесь, слава богу…

— А где охранник? — спросил Меркурьев. — Жив?

— Да. — Костя оглянулся зачем-то. — С мен… э-э, с гаишниками едет.

Повисла неловкая тишина. Все знали, что охранник-то жив, а вот прапорщик Гусев…

— Такие дела, — вздохнул Костя.

Алексей закрыл глаза. Его подташнивало, а голова болела чертовски. «Спасибо, удружил…» — подумал он о Михаиле, впрочем, без всякой злости.

Игорь негромко кашлянул.

— Возвращаемся, — сказал он. — Рядом уже…

…Вот и ухабы, колдобины, вот и тот самый тупик, которому теперь суждено стать почти родным… Зверев заранее начал сигналить.

— Вы помните, Михаил? — встрепенулся Игорь. — Тщательная помывка, почти дезинфекция!

— Помню, не старый дед.

— То есть?.. — морщась, повернулся Алексей к биологу.

Тот объяснил, что машину, забрызганную кровью, мозгами и прочими ошметками, следует тщательнейшим образом вымыть — в том числе и салон, да неплохо было бы и самим помыться, а одежду тщательно выстирать…

Ученый увлекся, готов был развивать тему дальше, но Меркурьев отмахнулся. И так ясно, чего зря болтать.

На крыльцо КПП вышел улыбающийся Старостин.

— Приехали?.. — Тут он увидел побитый, в засохшей крови анфас «соболя», треснутое стекло, выбитую фару… увидел и патрульную машину. — Да с пополнением, никак?

— Не только. — Зверев спрыгнул наземь, сплюнул. — Погоди, не приближайся. Помыть надо… вон, видишь, боевой раскрас какой.

— Так это запросто. Вон, пожарный гидрант. Его специально тут установили, рядом со складами. Шланг у нас есть… А Серега-то где?!

Мгновенье тишины.

— Нет его, — сказал Зверев глухо. — Погиб, м-мать!..

ГЛАВА 9

1

Возвышенность, на которой раскинулся город, с трех сторон омывалась двумя реками. Это облегчало федеральным войскам задачу изолировать город, считавшийся сплошным очагом заражения. Но, с другой стороны, выполнение задания усложнялось: никто не мог гарантировать, что зараза не попадет в воду и не распространится вниз по течению обеих рек.

Взяли город в плотное кольцо окружения войска радиационной, химической и биологической защиты, внутренние войска МВД и войска Министерства по гражданской обороне и чрезвычайным ситуациям. Основные базы, казармы и штаб-квартиры расположились на соседних берегах. Ближний к городу берег обнесли спиралью Бруно и через каждые пятьсот метров выставили посты. По рекам круглосуточно курсировали катера охраны.

Главный мост через большую реку охранялся особо тщательно. Оба въезда на мост перегородили тяжелыми бетонными блоками, выстроили караульные помещения. По ночам вся округа освещалась мощными прожекторами.

За прошедшую после катастрофы неделю не произошло никаких инцидентов: никто пока не пытался прорваться за пределы оцепления. Не было и случаев нападения на караульных. Но солдаты и офицеры, что несли охрану подразделений, были напряжены до предела. Окольными путями к ним доходили слухи — одни ужаснее других. В них верилось с трудом, но кто знает, что там на самом деле творится?..

На шестой день оцепления к мосту подошла небольшая колонна военной техники. Рота войск РХБЗ численностью до 90 человек под командованием капитана Рылеева получила приказ войти в Зону № 5 — так именовался взятый в кольцо город — и произвести зачистку очага катастрофы — развалин биологического института. В состав роты входили взвод огнеметчиков, взвод дозиметристов и взвод автоматчиков.

Ранним утром колонна прогромыхала по мосту. К этому времени с помощью автокрана убрали блоки заграждения. А когда подразделение химвойск миновало последний пост, блоки установили на место. Путь обратно был закрыт.

Пять военных «Уралов», БМП с огнеметной установкой на борту, авторазливочная станция и командирский уазик неспешно покатили по обезлюдевшим улицам в сторону Белой рощи. Бойцы, вооруженные АК-74 и РПК — ручными пулеметами Калашникова, были настороже.

Ехавший в передней машине капитан Максим Рылеев выглядел хмурым. Он был недоволен заданием: выявить и уничтожить то, не знаю что. Начальство явно чего-то недоговаривало. Да и вообще, темнили отцы-командиры, такое было ощущение, что роту посылают на верную гибель. Это капитан просек по их лицам. Но приказ есть приказ — и его нужно выполнять.

Самое главное для Рылеева как командира было по возможности сохранить людей. Солдат — человек подневольный, но очень хотелось вернуться домой живым и невредимым. Поэтому еще на подходе колонны к городу командир велел всем облачиться в спецкомбинезоны и противогазы и привести оружие в боевое положение.

Когда прибыли на место, тут же рассредоточились на территории объекта. Дозиметристы достали приборы, стали брать пробы почвы, воздуха, воды, делать анализы на биологическое и химическое загрязнение. В это время огнеметчики, вооруженные реактивными пехотными огнеметами «Шмель», готовились произвести залп по цели. Взвод поддержки залег, готовый отразить атаку потенциального противника.

Когда дозиметристы закончили свою работу, командир роты приказал взводу огнеметчиков занять огневую позицию. Было приказано уничтожить огнем все, что осталось от злополучного института. Вроде бы произошла утечка биологического оружия.

Современные реактивные огнеметы, ручные и стационарные, уничтожают цель снарядами, заряд которых при взрыве мгновенно создает термобарический эффект: запредельная температура плюс дикие перепады давления не оставляют шанса выжить никому — хоть человеку, хоть бактерии, даже вирусу. Если цель — микробы, то при накрытии их воспламенительно-разрывными снарядами, выпущенными из десятков «Шмелей», они попросту сгорят, расплавятся, распадутся… Так полагали специалисты. Но как будет на самом деле — этого не знал никто.

Новинка российской военной техники — БМП-2 была оборудована, помимо установки для залповой стрельбы зажигательными патронами, еще и двумя десятками одноразовых огнеметов. Когда прозвучала команда «Огонь!», экипаж машины дал залп. Размещенные по обеим сторонам башни установки залпового огня рявкнули так, что содрогнулась земля. Тут же их поддержали ручные огнеметы «Шмель». Термобарические взрывы вздыбили землю и бетон на всей территории бывшего биологического института. Все живое в радиусе трехсот метров было уничтожено.

Когда осела пыль, капитан подозвал командира дозиметрического взвода. Тот доложил, что никаких опасных для жизни и здоровья химических веществ и биологических агентов не обнаружено. Радиационный фон — в пределах нормы. Единственное, что настораживало, — повышенное содержание в почве фуллеренов — соединений углерода с кремнием и фосфором.

— Скорее всего, это распыленный в результате пожара и взрыва результат работы института. — Голос взводного доносился из-под противогазной маски слегка приглушенно.

— Они могут представлять опасность? — поинтересовался Рылеев.

Лейтенант слегка замялся и доложил:

— По имеющимся данным, фуллерены могут вызвать аллергические проявления, в некоторых случаях — слабое отравление. Но только если попадут внутрь организма либо на поврежденные участки кожи.

Командир задумался, затем спросил:

— Эти фуллерены могли послужить материалом для производства биооружия?

— Э-э-э… Возможно.

— Ясно, — кивнул командир, — можете идти, лейтенант. Соберите все необходимое и будьте готовы — через пятнадцать минут выдвигаемся.

Капитан вернулся в уазик и связался с командованием. Доложился и стал ждать дальнейших указаний. Там посовещались и приказали — возвращаться запрещено, необходимо соединиться с временным штабом в городе.

— У вас имеется подробная карта города, капитан. — Голос подполковника, командира полка, звучал приглушенно, но даже сквозь помехи в рации донеслось тяжелое дыхание комполка — он явно переживал за своих солдат. — Двигайтесь по улице Маркса до здания Управления МЧС — там сейчас размещается штаб. И, капитан… мне жаль, что отдан такой приказ. Будьте предельно осторожны и постарайтесь обойтись без потерь. Конец связи.

Рылеев выключил рацию и пробормотал:

— Попали, мужики…

Но уже в следующее мгновение он встряхнулся, на скулах заиграли желваки. Вышел из машины и зычным голосом скомандовал:

— Всем взводам: пять минут на сборы. Грузимся и выдвигаемся к штабу МЧС. Помывку и дезактивацию осуществляем на пункте назначения. Отделениям автоматчиков — прикрывать погрузку. Вперед, бойцы!

Все разом пришло в движение. Заурчали двигатели машин. Солдаты сворачивали оборудование, чехлили оружие. Поначалу никто не заметил, как из зарослей ближайшего кустарника появились несколько фигур. В руках они держали охотничьи ружья и пистолеты.

Бойцы прикрытия одновременно услышали первый выстрел и засекли невесть откуда взявшегося противника. Командир отделения отрывисто прокричал, предупреждая об опасности, и дал очередь по врагу. Те ответили беспорядочной стрельбой.

— Огонь по противнику! — скомандовал подоспевший взводный автоматчикам.

Заработали «калаши», вслед за ними зарокотали РПК. Нападавшие залегли, продолжая стрелять как ни в чем не бывало. Бойцы прикрытия не понимали, в чем дело, — ведь было видно, что они задели этих уродов, причем основательно задели. Броники у тех, что ли, навороченные? Но ведь в упор из АКМ и пулеметов — никакой бронежилет не спасет…

Между тем в подразделении капитана Рылеева появились первые жертвы. Капитан велел развернуть башню на БМП и подавить противника огнем из пушки и спаренного с ней пулемета. Рявкнул выстрел, за ним другой. Загромыхал крупнокалиберный пулемет, разнося все в клочья. На этот раз с атакующими было покончено.

Бойцы направились было к изрешеченным телам, но окрик командира остановил их. Что-то кольнуло Рылеева — какая-то неясная, но очень тревожная мысль. У него возникло стойкое убеждение, что дело нечисто, — вполне могло быть и так, что произошла утечка не просто биологического оружия, а чего-то такого… Не мог он это четко сформулировать, но отрывочные сведения, недомолвки и полунамеки начальства и сослуживцев заставляли предполагать наихудшее. Выброс и последующее заражение части населения — в любом случае все это представляло опасность заразиться самим.

Он тряхнул головой, как бы отгоняя сомнения, и отдал приказ: сжечь останки противника.

Бойцы выкатили тяжелый пехотный огнемет. Настроили его и спустя пять минут, мощной струей огнесмеси выжгли поляну с мертвыми телами. Теперь пора было отправляться в путь.

Капитан с тяжелым сердцем осмотрел раненых: двое автоматчиков отделались простреленными насквозь конечностями, один поймал пулю в живот — положение было серьезное. Еще один боец погиб — пуля попала в голову. Случилось то, чего боялся и пытался избежать командир: его рота понесла потери.

2

Колонна осторожно продвигалась по дороге, ведущей из Белой рощи к городским кварталам. Убитого поместили в один из грузовиков, туда же определили раненых. Перед этим их осмотрел фельдшер роты.

— Рядовой Альметьев тяжело ранен, командир, — сообщил он Рылееву.

Капитан в сердцах выругался:

— А что я могу сделать? Где тут квалифицированные врачи? Ты думаешь — они на работе, да? И все больницы работают? И все в порядке с электричеством и подачей воды?! Да тут полный бардак!..

Прапорщик лишь пожал плечами.

Машины въехали в жилой район. Улицы здесь были узковаты — чувствовалось, что это еще окраина города. Впереди командир на уазике, прокладывающий маршрут, за ним два «Урала» с огнеметчиками, затем автоцистерна, снова три грузовика. Замыкала колонну БМП. Свернули в переулок, который, судя по карте, должен был вывести на широкую магистраль.

Капитан сильно нервничал. Плохие предчувствия не отпускали его. И они не замедлили осуществиться. Внезапно проезд впереди перегородил громыхнувший по асфальту бульдозер. Сзади тот же маневр совершил бортовой грузовик. Колонна встала, зажатая в классические клещи. И тут же раздались выстрелы.

Длинная автоматная очередь распорола тент переднего грузовика. Пули пятого калибра пробили комбинезоны, форму и кожу, частью застряли в телах, частью прошли насквозь. В первые же мгновения погибли четверо огнеметчиков. Еще трое были тяжело ранены в живот, грудь и шею.

Выхватывая на ходу пистолет, командир выскочил из уазика. Под прикрытием бортов кинулся к середине колонны.

— Занять круговую оборону! — заорал он во всю мощь своих легких. — Огнеметчики, подавить огневые точки! Быстро!!!

Бойцы повыпрыгивали из машин, залегли и открыли огонь по окнам и балконам ближайших домов. Но у противника было преимущество — он бил из укрытия.

— Вижу цель! — закричал один из бойцов. — Пятиэтажка слева! Четвертый этаж, пятое от правого угла окно!..

Бах! «Шмель» в руках одного из огнеметчиков изрыгнул огненный шар. Спустя мгновение окно, в котором засел стрелок, расцвело взрывом. Пламя ворвалось внутрь и выжгло все, что могло гореть.

И новая команда:

— Огонь по грузовику!

Бах! Взрыв подбросил машину и опрокинул ее набок. В считанные секунды от грузовика остался дымящийся металлический остов.

Другой боец наставил свой РПО-А на бульдозер, откуда раздавались выстрелы, но капитан приказал: «Отставить». Он понимал, что взрыв разворотит все в кабине, оттаскивай потом эту гусеничную махину. Справится ли с этим БМП? А в обход ехать — далеко, да и неизвестно, что еще ждет впереди. Лучше не рисковать и все сделать грамотно: снять стрелка и отогнать трактор. Жаль, снайпера у них нет. Придется рисковать бойцами.

Он отдал приказ: автоматчикам ликвидировать спрятавшегося за бульдозером стрелка. Бойцы поползли вперед, но тут громыхнули выстрелы с другой стороны. На какое-то время все смолкло, затем раздался голос, усиленный громкоговорителем:

— Не стрелять! Мы на вашей стороне. Путь свободен. Сейчас мы уберем трактор. Повторяю — не стреляйте!..

Рылеев приподнял голову, выкрикнул:

— Кто говорит? Назовитесь…

— Это майор МЧС Ракитин. Со мною мои люди.

Капитан вытер мокрое от пота лицо. Надо же — подмога, никак, нарисовалась…

— Хорошо, — крикнул он, — действуйте! — И команда своим: — Без приказа никому не открывать огонь! Всем ждать.

Вскоре бульдозер зарычал и стронулся с места, освобождая проезд. За ним показался микроавтобус с опознавательными знаками МЧС. По обеим сторонам от него стояли вооруженные люди — среди них Рылеев заметил омоновский камуфляж и синюю форму офицера-эмчеэсовца. Кажется, и впрямь нормальные, а то такое ощущение — все тут в городе сошли с ума и превратились во вражью силу.

Когда те приблизились, Рылеев обратился к эмчеэсовцу:

— Ракитин — это вы?

— Так точно, — бодро отвечал тот. — А вы кто будете?

— Капитан Рылеев, командир роты войск химзащиты, — представился капитан. — Выполняли задание по зачистке и обеззараживанию территории биологического института.

Ракитин задумчиво покивал:

— Ясно. А почему выдвинулись не на мост, а в город? Еще какое-то задание?..

Капитан помолчал, поиграл желваками и ответил:

— Нет. Был получен приказ не возвращаться, остаться в городе.

— Опаньки! — в разговор вклинился верзила-омоновец. — Боятся, значит, заразу подхватить. Кинули вас отцы-командиры, капитан. Теперь вы, как и мы, — неприкасаемые, блин!

— Ладно, что намерены делать? — поинтересовался Ракитин.

— Пытаемся соединиться с временным штабом. Следуем по направлению к административному центру города, в Управление МЧС. Вы разве не оттуда?

Майор на мгновение замялся, затем решительно тряхнул головой:

— Вот что я вам скажу, друзья. До Управления вам еще добраться надо. Сами видите, какая обстановка сложилась в городе. Каждая улица — поле боя. Предлагаю другой вариант…

И он рассказал Рылееву о складах МЧС и об их базе, которую они удерживали.

— Поймите правильно, вместе мы будем представлять силу. На базе есть все — даже автономное водоснабжение и электричество.

— Это все хорошо, майор, но вы, как и я, человек служивый, должны понимать… Я получил четкий приказ — соединиться с временным штабом.

Ракитин покачал головой:

— Здесь идет война. И решения вам придется принимать самостоятельно. Ваше командование ни черта не знает: что здесь на самом деле творится и каково соотношение сил. У нас самая выгодная позиция. Упустите шанс — сто раз потом пожалеете, если еще останетесь живы… — И он привел последний довод: — Не губите понапрасну своих бойцов, командир. Их жизни в ваших руках. К чему ненужные жертвы?..

Капитан крепко задумался. А ведь прав эмчеэсовец — скольких еще положат на пути к штабу? Да и существует ли еще он, этот штаб? А если и существует, то каковы там условия? Ему ведь надо чем-то кормить своих ребят. Разместить их, пусть не с удобством, так хоть… Лады, решено!

— Предложение принимается, — сообщил он майору. — У меня есть раненые, в том числе тяжелые… Им нужна помощь.

Ракитин облегченно выдохнул:

— Будет помощь, капитан, все сделаем.

Омоновец закинул свой автомат на плечо и радостно осклабился.

— Ну, двигайтесь прямо за нами, — махнул он новым друзьям и размашисто зашагал к микроавтобусу.

— Михаил, — уже возле машины обратился Николай к Звереву, — садись в трактор — приберем его к рукам, сгодится в хозяйстве.

— Есть! — по-военному четко козырнул верзила и легко запрыгнул в кабину бульдозера.

Через минуту взревел мощный движок, из трубы вырвался сноп дыма, и трактор, крутанувшись на месте, тяжело пополз вслед за головной машиной. Колонна тронулась с места.

3

До складов добрались без приключений. Перед въездом на базу Рылеев остановил колону и просигналил едущему впереди микроавтобусу.

— Необходимо вымыть машины и провести дезинфекцию личного состава, — пояснил он подошедшему Ракитину. — Есть поблизости какое-нибудь подходящее место для этого?

Немного подумав, тот утвердительно кивнул:

— Есть такое место — неподалеку имеется низина, там можно провести помывку. Как раз и подъездной путь удобный. Я покажу вам.

Уже в кабине командирского уазика он добавил:

— Честно говоря, мы моем машины после каждой поездки прямо перед въездом, на улице.

— Лучше делать это на особой площадке, — возразил капитан. — Таковы правила безопасности.

— Вам виднее, — согласился майор.

Машины проехали метров сто вперед и свернули на грунтовую дорогу, утопавшую в зарослях дикого кустарника. Вскоре показался пологий съезд в широкий овраг. Туда и направились.

Оказавшись на месте, быстро развернули оборудование. Солдаты подключились к авторазливочной станции и с помощью специальных распылителей со щетками принялись мыть технику. Неподалеку установили кабинку для помывки личного состава.

— Серьезно у вас все! — уважительно оказал Ракитин. — Но надолго ли хватит запасов раствора?

— Будем расходовать экономно, — пожал плечами Рылеев. — Если не гонять впустую технику, а использовать малый транспорт — например, микроавтобусы типа вашего, тогда… тогда хватит надолго.

— Ага, — глубокомысленно сказал майор. — Ну так этого добра у нас завались. Есть «нивы», несколько мини-вэнов и один УАЗ-469. Можно еще из города пару-тройку джипарей пригнать, пока их не раскурочили зомби.

— Кто раскурочил? — удивился ротный.

Ракитин махнул рукой:

— Это долгая история. Вернемся на базу — расскажу по порядку. Введем, так сказать, в курс дела. Здесь все не так, как вы себе представляете, капитан.

Рылеев ничего не ответил, кивнул и отправился к своим. Кое о чем он уже начал догадываться сам…

Тем временем Зверев оставил водителя мыть машину, сержанту Костенко велел охранять товарища, а сам бодро зашагал к воротам. Еще издалека, увидев выглядывающего из будки Меркурьева, вскинул вверх кулак и прокричал: «Вива!»

— Ты чего такой радостный? — поинтересовался Алексей, открывая ворота.

— Усе у полном порядке, Леха! — гаркнул тот и хлопнул товарища по спине своей лапищей. — Теперь заживем, брателла. Слышь, че говорю-то: целую роту подмоги заимели…

— Как это? — Алексей удивленно уставился на скалящегося в ухмылке омоновца.

— А вот так! Слушай сюда…

Закончив рассказывать, Михаил довольно заржал:

— Мы еще целый бульдозер сюда пригнали — сейчас его солдатики обрабатывают. Всякая там дезинфекция-дезактивация.

— Бульдозер — это круто, — согласился Меркурьев, — но рота химвойск, да еще с БМП в придачу — это круче некуда…

— А я что толкую тебе: хер теперь кто нас поимеет, сами кого хошь размолотим. Парни-то — вояки, стволами увешаны с ног до головы. Огнеметы у них, «шмели» — эт-то, кореш Леха, скажу я тебе, серьезные штукенции. Я сам видел на учениях, как из такого шмальнули разок по доту — ни дота, ни стрелков. Ну, людей, конечно, заменяли муляжи… Кажись, там даже металл расплавился. В общем, впечатлило!

Алексей покачал головой — круто, ничего не скажешь. Правда, насчет металла явно загнул лейтенант. Это ж какая температура должна быть…

4

Враждебный мир, враждебный мир, враждебный мир!

Шаг, другой, третий. В правой верхней конечности механизм, умертвляющий врагов. Автоматическое стрелковое оружие.

Вперед, искать цель. Синхронные движения нижними конечностями. Один, два, три…

Враждебный мир, враждебныймир, враждебныймирвраждебныймир…

Множество голосов, множество мыслей, множество… их!

Они…

В прошлом прапорщик Евгений Валунец, вернее, то, что осталось от него, — физическая оболочка, напрочь лишенная индивидуальности, ставшая вместилищем… кого? — их! — новое существо двигалось по дороге в поисках цели.

Цель: люди, техника. Задача: тотальное уничтожение. Сроки: без ограничения. Побочный квест: повсеместная экспансия.

Шаг, другой, третий — стоп!

Появилась цель — человек, самка, молодая.

Звуковое сообщение: «Дяденька милиционер, помогите, за мной гнались! Спасите меня!!!»

Обильное истечение жидкости из органов зрения.

Оценка степени угрозы: объект не опасен. Отсутствие оружия, слабая конституция, неустойчивое психическое состояние.

Решение: убить с помощью механизма в правой верхней конеч-неч-неч…

Резкие цветные сполохи, обзор на мгновение затуманился. Спутанные команды. Информационный сбой. Что-то происходило… внутри. Менялась конфигурация… чего? — их! Роя! Рой. Мы — РОЙ!!!

Информация изменилась. Произошел скачок осмысления внешней реальности. Рой вышел на новый уровень.

Эволюция!

Задача скорректирована: приоритет — повсеместная экспансия. Решение: оставить цель функционировать. Заразить! Просчитать лучший способ осуществления.

Шаг к объекту. Резкий взмах свободной верхней конечностью. На лице объекта вспухла глубокая кровоточащая царапина. Дополнительно плюнуть.

— Вы что-о-о?!

Изумление, испуг, страх. Прерывистые звуки, истечение жидкости. Это… слезы и рыдания. Это… человек, женщина, подросток.

Я был человеком. Пол — мужчина. Звание — прапорщик. Деятельность — охрана исправительной колонии. Наименование — Евгений Владиславович Валунец. Я — Рой. Они — Рой. Мы — Рой.

Квест выполнен. Объект оценен — угрозы не представляет. Вскоре — один из нас. Повернуться — двигаться дальше. Искать новую цель.

Шаг, другой, третий. Один, два, три. Враждебный мир людей и техники! Повсеместная экспансия. Если невозможно, то уничтожение. Очищение!

Враждебный мир людей, враждебный мир, враждебный…

По дороге шагал прапорщик внутренней службы, облаченный в форму, с автоматом АКС-74У в правой руке. Его взгляд ничего не выражал.

ГЛАВА 10

1

Алексей устроился на ступеньках главного входа в здание складов и смотрел, как вновь прибывшие солдаты разгружаются, похожие в своей деловитой суете на муравьев. Муравьи с мозгом человека. Нацеленные на точное исполнение приказа. В этом — сила. Неукоснительное подчинение старшему по званию и боевая взаимовыручка.

Взгляд Меркурьева был задумчивым. Он вспоминал недавние события. Буквально еще неделю назад он был простым горожанином, журналистом, живущим своей жизнью, своими интересами — порою мелочными, порою… А впрочем, все — суета сует и нет ничего нового под солнцем.

Новое появилось внезапно, и никто его не ждал. Зловещим было это новое. Как бы понравилось Экклезиасту такое: невиданные в природе создания, обладающие разумом и нацеленные на уничтожение человечества? Что бы сказал этот старый хрыч из древней Палестины?..

Острое чувство потери — глобальной потери, просто космической утраты — пронзило журналиста. Какая-то неземная тоска — вечное одиночество среди беспредельных просторов ледяного космоса. Что впереди? Беспросветное существование среди ежеминутной опасности — то ли грохнут тебя какие-то уроды, то ли сам заразишься и станешь одним из этих жутких созданий. Или еще поживешь малость… А может, это все — конец не только их жизни, в их городе, но и всемирный трындец — Армагеддон?!.. Все ждали-ждали его, болтали всякую чушь — и вот дождались! Не Сатана с армией демонов, не злобные инопланетяне и даже не метеорит размером с гору Арарат. Порождения человеческого гения — его же убийцы, мать их так!

Эх, Алеша, Алеша… Совсем ведь ты один на белом свете, вот какое дело. Как-то раньше об этом и не особо думал, некогда было в ежедневной суете, а вот теперь… Опять вспомнил брата Петра, спецназовца, погибшего в самом начале второй чеченской. Когда-то боль этой утраты грызла юного Алексея так, что ночью просыпался весь в слезах, а сейчас — и хотел бы заплакать, да не выйдет, даже несмотря на то, что на днях жизнь так неожиданно напомнила о покойном брате. Слишком уж много всего произошло за эти несколько последних дней. Алексей прямо-таки физически чувствовал, что он изменился, стал другим. Грустно это, ну да что ж поделаешь. Все проходит, все забывается, от всего устаешь…

И почему-то память нарисовала ничего не выражающие лица… нет, не лица, а морды этих зомбиподобных выродков, когда давил их там, в технопарке. Вспомнил и содрогнулся, и лицо брезгливо искривилось. А ведь только несколько дней назад это было!..

Впрочем, обо всем по порядку.

2

Когда они вернулись на базу, спополнением, но и с первой потерей, вымыли машину, сами ополоснулись в душевой — после них пошли мыться Света с мамашей, — Ракитин, ставший с молчаливого согласия всех складских их вождем, выслушал полусбивчивый доклад Зверева и Меркурьева. Помолчал, затем покачал головой:

— Это война, мужики. Будем смотреть правде в глаза: кто выживет, а кто загнется — этого не знает никто. Сколько нам всем отпущено?.. Но давайте не хныкать и не опускать руки. Мы появились на этот свет, значит, это нужно для кого-то и для чего-то. Будем жить и бороться за свои жизни дальше.

Он поманил к себе лейтенанта Сабирьянова. Когда тот подошел, майор обратился к своим спутникам:

— Сейчас пойдем осматривать наши владения. Веди, Сусанин.

И лейтенант повел их к складам.

Внутри, посередине вытянутого здания, шел длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались служебные помещения. Всего Алексей насчитал два десятка дверей. Кабинеты оказались достаточно просторными, так что их можно было использовать под жилье. Надо ведь где-то размещать людей.

Он сообщил свои соображения Ракитину, как старшему их группы. Тот остался доволен.

— Разместимся! — сказал майор. — Комнат хватит на всех… Правда, мебели маловато. Ну, начальнички! Все приготовили, а такую простую вещь не предусмотрели…

Он еще раз осмотрел комнаты.

— Кровати, шкафы, столы — все это можно будет привезти сюда, — обратился он к своим спутникам. — Придется проехаться по ближайшим мебельным магазинам — пошерстить там…

— Ага, — сразу оживился Михаил, — для этого грузовики нужны. И бензин — а то на чем ехать-то?

Николай кивнул:

— Фургон и две «газели» в гараже стоят. А запасов бензина внизу до хера — надолго хватит.

— Нормальный расклад, — потер руки Зверев, — тогда берем покрепче пацанов и едем…

Так воевать бравому омоновцу вполне нравилось.

— Погоди ехать, — отрезал старший, — вначале спустимся вниз, глянем — что там почем…

Они отправились в левое крыло здания, где в стене, разделяющей бокс с въездом в подземные склады, имелась металлическая дверь.

Вскоре они уже спускались по широкому пандусу вниз.

Подземелье оказалось невероятно огромным. Алексей изумился — он такого даже не предполагал!

Три широченных тоннеля со стеллажами по стенам тянулись метров на триста. А перед ними была просторная площадка, в конце которой виднелась отгороженная металлической сеткой будка с дизельным электрогенератором.

Они пошли смотреть тоннели. И сразу же убедились, что им выпал счастливый билет, да еще с бонусом. Стеллажи в первом тоннеле были битком набиты коробками, ящиками и прочими упаковками с продуктами питания — ничего скоропортящегося. Во втором — то же самое, но только иной ассортимент: одежда, белье и разные ткани. Ну, а в третьем размещались шкафы и холодильные установки с медикаментами. И все было забито под завязку. Ей-богу, на полгорода бы хватило — на много месяцев вперед.

— Мамма мия! — воскликнул Зверев. — Теперь как охранять все это изобилие?! Ведь попрутся сюда все, кому не лень. Бля буду, попрутся, ироды…

Ракитин почесал за ухом:

— Ну, во-первых, об этих складах мало кто знает. Хотя… узнают, конечно, твоя правда. Слухи поползут… Ладно, придумаем что-нибудь. Оборонять будем…

— Это с нашей-то оравой, что ли?.. — насмешливо воскликнул омоновец. — С ними я бы в разведку не пошел — это уж точно. Ты, я, двое твоих архаровцев да еще двое дэпээсников — вот и все воинство. Ну, пожалуй, Леха постоит за себя и братишка нашего ботаника — вроде боевой парень, Пашка этот… — Он мотнул головой. — Нет, нам бойцы нужны, мужики с твердыми яйцами. Которые оружие умеют держать и шмальнуть промеж глаз не побоятся всякому, кто на нас полезет, — хоть люди, хоть зомби эти. Да и стволов у нас маловато.

Все задумались над словами Михаила. Против серьезного неприятеля они не выдержат, это точно. Нужно такое же серьезное оружие, и нужны бойцы, умеющие этим оружием пользоваться. Под ногами у них сокровище. Желающих завладеть им найдется немало.

— Будем действовать по порядку, — сказал старший. — Сейчас заправим машины и снарядим экспедицию за мебелью.

Но никуда поехать в этот день им не удалось. Только вышли из здания, как за воротами послышалось урчание мощного мотора, и сразу же кто-то там засигналил.

— Твою мать, — выругался Зверев, — начинается дискотека!

Он сдернул автомат с плеча. Глянул на старшого — как будем действовать?

— Так, — скомандовал майор, — все назад, в здание. Сабирьянов, Старостин — ко мне! Михаил, — обернулся он к омоновцу, — бери своих коллег. Алексей, ты запираешь двери в здание и держишь их изнутри под прицелом. Остальным не высовываться. Все ясно?! Действуйте!..

Вытаскивая на ходу пистолет, он побежал к КПП, следом за ним эмчеэсовцы и Зверев с двумя ментами. Уже у будки майор притормозил.

— Слушай сюда, лейтенант, — обратился он к Сабирьянову. — Давай в гараж и выводи наш фургон. Подгони его прямо к воротам и поставь поперек, чтоб никто не смог прорваться сдуру.

Тот бросился выполнять приказ, а Ракитин со Зверевым зашли в будку. Вооруженные пистолетами сержанты и прапор страховали их сзади.

В зарешеченное окошко виднелась махина милицейского «Урала»-тентовика. Кто в кабине, не видно — солнце бьет в их сторону. Но не зомби же — вроде не умеют они водить машины. Или научились?..

Майор кивнул омоновцу: «пошли».

Они вышли наружу, держа оружие наготове. Ракитин услышал, как к воротам сзади подъехал их грузовик. Молодец, Сабирьянов, быстро все организовал!

Дверца «Урала» со стороны пассажира открылась, человек спрыгнул на землю. Вот он показался из-за капота. Дюжий мужик в серой спецназовской камуфле. На рукаве шеврон — оскаленная морда свирепого пса. Увидел эмчеэсовскую форму и омоновский прикид, козырнул:

— Капитан Сидорчук, командир отдела спецназначения «Волкодав».

— Майор Ракитин, комендант складов МЧС.

— А, братишка, — встрял самоуверенный Зверев, — я тебя знаю. На стрельбище не раз вместе зачеты сдавали.

Тот нахмурил лоб, припоминая, затем кивнул:

— Городской ОМОН, да? Лейтенант Злобов?..

— Зверев, — поправил его Михаил и с ходу брякнул: — Но это не важно. Вы ведь не чирикать с нами приехали?..

— Мы по заданию временного штаба. Нам нужны медикаменты, продукты, кое-какая одежда…

— Быстро про склад наш пронюхали, — сплюнул Зверев.

Ракитин посмотрел прямо в глаза спецназовцу, на скулах майора заиграли желваки.

— В общем так, капитан. Возвращайтесь. И передайте своему начальству, что теперь каждый сам за себя и мы просто так, за красивые слова и глазки, никому ничего ни отдадим. Хотите продуктов — плиз, но в обмен на нужное нам.

Он смолк, продолжая стоять с каменным лицом. Зверев демонстративно выставил ствол перед собой.

— Та-а-ак… — выдохнул спецназовец, — по хорошему, значит, не хотим. Вы хоть понимаете, с кем связались?

— По барабану, — отрезал говорливый омоновец и блефанул: — У нас столько стволов, что всех ваших «волкодавов» покрошим за не хер делать. Хочешь рискнуть, братишка? Валяй, только не забудь завещание черкануть.

Капитан постоял-постоял, еще раз вздохнул, повернулся и потопал к машине, бросив через плечо:

— Я свяжусь со своим руководством.

Через минуту он вернулся.

— С вами хотят поговорить, — обратился он к Ракитину.

— Кто?

— Генерал Ненашев. Ваш непосредственный начальник.

Ни один мускул не дрогнул на лице майора. Пары мгновений ему хватило, чтобы все просчитать и взвесить — за и против. Он выбрал «за». Обернулся к Михаилу, кивнул — я пойду, смотри в оба.

Тот посуровел, направил ствол в грудь Сидорчуку:

— А ты стой здесь, капитан. И без глупостей. А то у меня нервы на пределе — еще пальну ненароком.

Спецназовец поднял ладони вверх — все путем.

Ракитин влез в кабину, кивнул водителю и взял переговорное устройство:

— Слушаю, Ракитин.

— Здорово, хлопче. Узнал? — послышалась в рации характерная хрипотца генерала.

— Вас не узнаешь, Сергей Петрович…

— Ну что ты там надумал, Коля?

Ракитин помедлил, затем ответил:

— Сидорчук ведь передал вам наши условия. Извините, товарищ генерал, но я просто выполняю ваш последний приказ: теперь каждый сам по себе. У меня своя команда и свои интересы, у вас — свое. Давайте договоримся по-хорошему.

— Что ж, Николай, все верно. — Генерал оставался невозмутимым. — Такова жизнь, тем более такая херовая… Нам нужны медикаменты и провизия. Что вы хотите в обмен на это?

Майор, не задумываясь, выложил:

— Оружие и боеприпасы. У вас и того и другого — я уверен — до хрена и больше. Вы же не лопухнулись и подчистили арсеналы МЧС, милиции и эфэсбэшников?..

— Ты прав, майор. Сколько стволов вам нужно и каких именно?

Ракитин назвал.

— Минуту… — бросил генерал и отключился.

Майор спокойно выжидал. Вскоре рация заработала вновь:

— Ладно, господин комендант складов, будут вам стволы. Сейчас подъедет еще один грузовик. Ждите гостей. И скажи Сидорчуку — пусть со мной свяжется немедленно. Ну все, бывай…

Николай вернулся к воротам.

— Все хоккей, договорились, — ответил он на немой взгляд Михаила, затем обратился к спецназовцу: — Шеф просил вас связаться с ним прямо сейчас.

Тот молча кивнул и отправился к машине.

— Что теперь? — спросил Зверев, опуская автомат.

— Ждем гостей с погремушками, — пояснил Ракитин. — Но на всякий случай будь начеку. — Эй, — крикнул он своим, — сидите там и не расслабляйтесь! Скажите Лешке: пусть всех мужиков приведет к КПП, а сам — ко мне выйдет. Бабы пусть запрутся в здании, и чтоб носа никто не высовывал…

3

Алексей коротко переговорил с командиром, получил приказ и скрылся в сторожке.

Вновь появился капитан Сидорчук.

— Машина с грузом скоро будет, — сообщил он.

Ракитин довольно улыбнулся и заметил между прочим:

— Что-то вы без защиты разъезжаете, капитан. Хоть бы респираторы надели. Не боитесь заразиться?..

Тот пожал плечами:

— Как видите, нет.

Он ушел к машине и вскоре из кузова высыпали бойцы — шестеро здоровых парней в таком же сером камуфляже и с «калашами» за плечами. Без спешки окружили грузовик и застыли в ожидании приказа. Ракитин оценил выучку и слаженность. Ему бы таких воинов. А то и впрямь — ты, да я, да мы с тобой…

Тут из сторожки высунулся Меркурьев, позвал его. Майор подошел, все время оглядываясь на гостей.

— Слушай, Андреич, — начал Алексей, — ты у нас командир, решения тебе принимать, но послушай один совет.

Ракитин благосклонно кивнул — мол, выкладывай, что там у тебя на уме.

— Нам надо бы все же завязаться в более плотный контакт с генералом твоим. Он все время на связи с Центром, опять же Временный штаб там, у них. Не век же нам здесь торчать, что-то должны предпринять власти. Может, эвакуация начнется, так и нас прихватят заодно. Как думаешь?

Майор кивнул — дело говоришь. Но сначала нужно дождаться фур с товаром: вот привезут оружие, тогда и говорить можно — с позиции равных, а не слабых. Только так…

Потянулись томительные минуты ожидания.

Николай знал, что здоровяк Зверев не курит, но все-таки достал пачку «Винстона» и предложил ему. Тот лишь поморщился. Майор усмехнулся и закурил, с наслаждением вдыхая сигаретный дым. Да, это вредно, да, чушь, что успокаивает нервы… Ну и пусть, а он вот будет смолить с упорством первопроходцев — один хер завтра можно загнуться от такой жизни. Чего ж себе отказывать в последней радости. С алкоголем он особо не баловался, а вот от хорошего курева никогда не отказывался. Заодно и время скоротаешь…

К тому времени, когда еще один «Урал» с милицейской окраской, урча, подвалил к их проезду, эмчеэсовец успел выкурить четверть пачки. Отлично — прибыли их пушечки-ружьишки! Грузовик встал позади первого, и из него тоже повыпрыгивали спецназовцы.

Подошел Сидорчук.

— Как будем производить бартер? — поинтересовался он.

Майор был непреклонен:

— На нашу базу никто не сунется. Вы даете список, мы все вам выносим. Грузитесь и отбываете восвояси. А наше барахлишко давай сюда, капитан.

Два отделения бойцов «Волкодава» принялись разгружать прибывшую машину. Длинные ящики — с автоматами Калашникова, один с редкостью в этих краях — «Абаканами», автоматами Никонова, которые славились кучностью и точностью стрельбы. Еще ящики — с пятимиллиметровыми патронами. Гранаты противопехотные Ф-1 — «убийцы наступающих», и РГД-5. Все, что просили…

— Зачем вам столько? — поинтересовался у Ракитина наблюдавший за разгрузкой Сидорчук.

— Ты, капитан, видимо, еще не сталкивался с зомби, — усмехнулся майор. — В серьезном контакте. А мы чуть не каждый день с ними колбасимся. Уже потеряли своих — хороших ребят, между прочим. Больше терять не хотим.

Он выкинул окурок и дружески похлопал собеседника по плечу:

— Не боись, спецназ, против людей мы это оружие не повернем. Зуб даю! — И добавил: — Против хороших людей…

Тем временем люди майора проворно переместили ящики на территорию базы. И тут же вернулись, таща наружу коробки с продуктами — макаронными изделиями, крупами, тушенкой и медикаментами.

Алексей наблюдал за всем этим и думал: ну, вот и дожили. Натуральный обмен… Установление контактов. Новый дивный мир… Стороны разошлись довольные собой и друг другом. А ведь могло быть и хуже…

Перед отбытием гостей Ракитин отозвал Сидорчука в сторонку и закинул удочки насчет дальнейшего плодотворного сотрудничества. Тот пожал плечами — мы не против, лишь бы начальство мозги не парило. Уж как договоритесь, ребята, с руководством Временного штаба.

— В любом случае можете спокойно к нам приезжать — на пулю не нарветесь, — заявил капитан спецназа.

Провожая прищуренным взглядом отъезжающие грузовики, Николай сказал стоявшему рядом Алексею:

— Ну что, Леха, пока везет как будто?

— Ты имеешь в виду, что ни один из этих уродов-зомби пока не нагрянул сюда?

— И это тоже… Впрочем, боюсь, что это дело времени.

— Всего бояться не надо. Бояться надо по очереди…

— Золотые слова, Алексей! Ладно, пошли, чего тут торчать.

Они вернулись на базу, Николай увидел сияющие лица своих людей и, усмехнувшись, гаркнул:

— Ну, чего стоим, лыбимся? За дело — оружие распаковать, проверить, собрать и разместить в отдельной комнате — будет у нас своя оружейная. Давайте, парни, живее! Не на курорте, чай…

4

На следующий день решено-таки было ехать за мебелью. Ночь кое-как скоротали на матрасах прямо на полу, благо постельных принадлежностей на складах было завались.

Пока водители готовили машины, Зверев решил размять чресла и подкатить к одной из путанок. К примеру, к этой туповатой на вид Регине. Он еще раз оглядел двор, расправил плечи и вошел в здание.

Ха! На ловца и зверь бежит. По коридору шла помятая, но расфуфыренная Регина — как всегда, сумрачная. Михаил подумал, что обычно так ведут себя недотраханные бабы. А вот мы сейчас исправим положение. Он заступил ей дорогу и осклабился:

— Ну что, лялька, не забыла, кто тебя спас? А?..

Та, насупившись, словно затравленный зверек, молча смотрела на него черными бусинками глаз.

— Пришла пора отблагодарить спасителя. — Зверев коротко хохотнул. — Пошли, что ль… — Он обхватил девицу за талию и привлек к себе.

Та, как кошка, ощерилась и с бешеной силой вырвалась из объятий омоновца. Узкий разрез тюркских глаз полыхал злобой.

— Лапы убери, козел!

Михаил просто охренел от такой наглости. Какая-то проблядь, которую трахали все кому не лень, отказала ему — мачо, к тому же действительно спасшему эту сучку и ее подруг. Он ведь мог и не вспомнить о них — сейчас уже подохли бы или превратились в этих монстров…

Неожиданно он совершенно успокоился. Далась ему эта дешевая прошмандовка! Но сказать слово напоследок все же надо.

Михаил наклонился к ней, вперил тяжелый взгляд в ее красное от злости личико.

— Знаешь, соска, — процедил он, — тогда напряги свои куриные мозги и слушай внимательно. Может быть, и поймешь!.. Так вот, твое долбаное самомнение как говно в выгребной яме: чем больше срут, тем выше уровень.

Развернулся и пошел прочь, беспечно насвистывая. Эта говнюшка его больше не интересовала.

А на дворе уже вовсю урчали моторы. Пора было отправляться в свою первую разведывательную экспедицию. Решили, что помимо Миши Зверева поедут оба сержанта — Мустафин и Костенко, эти трое за рулем, а еще Меркурьев, Паша Рябинин и его однокурсник Костя. Омоновца, как и в прошлые разы, назначили старшим группы.

Только собрались, тут за ними увязалась Тамара Мамаева — Светина маман.

— Мальчики, возьмите меня с собой, — доказывала она свою полезность, — я лучше вас разберусь, что стоит брать в первую очередь.

— Тамара Викторовна, — Алексей развел руками, — мы ведь не на прогулку воскресную едем. Вы же видели, что творится в городе.

К ним подошел Михаил.

— Миша, — тут же насела женщина на омоновца, — вы, как старший, должны разрешить мне поехать с вами. Я вам пригожусь. Все-таки женщины в этом лучше разбираются… И потом, какой толк ехать в мебельный магазин? Четыре-пять кроватей?.. Может быть, лучше на мебельную фабрику, в Чернореченске, знаете? Там ведь склады готовой продукции!

Мужчины переглянулись.

— А что, Андреич, — после паузы молвил Михаил, — по-моему, дельно сказано!

— Вполне, — поддержал Николай. — Ладно, Тамара Викторовна, уговорили… У вас карта города есть? — обратился он к Мустафину.

— А как же…

Уточнили маршрут — это заняло полминуты. Ясно, что кратчайший путь — Восточный тракт, объездная дорога мимо старого аэропорта. Вопрос в том, как лучше всего попасть на тракт и как потом с него выехать к фабрике… но и с этим вопросом справились влет.

— Ну все! — Ракитин сунул атлас Костенко. — Надевайте амуницию.

Члены группы облачились в бронежилеты и шлемы, помогли тем, кому такое одеяние было в новинку. Взяли с собой противогазы, но надевать не стали — запаришься в них. Да и потом, научное светило ихнее — Игорь Рябинин, поразмыслив над фактами, со стопроцентной уверенностью заверил всех, что опасность заразиться возникает только при порывах ветра, когда поднимается пыль.

— А вы, я извиняюсь, кто по профессии?.. — с наивозможной учтивостью спросил Михаил, пристраивая бронежилет на холеные телеса Тамары Викторовны.

— О, я музыкант, — засмеялась та, слегка поводя плечами — груз давил на них изрядно. — Преподаю… простите, преподавала в музыкальной школе, класс фортепиано. Но это, видимо, в прошлом. А что в будущем, не знаю… — Она вновь засмеялась.

— Я знаю, — многозначительно изрек Михаил.

— Вот как! И что же?..

— Потом, потом, футурологи, — прервал их Ракитин. — Прогнозы побоку, давайте-ка проверьтесь еще раз.

Проверили, постарались вспомнить все до последней мелочи. Дотошный Ракитин спохватился:

— Да, вот еще… Миша, возьми-ка две-три гранаты на всякий случай, РГД-5. Не ровен час… Тяжесть не велика, а лишними не будут.

— Давай, — кивнул Зверев.

И вот фургон и две грузовые «газели» с полными баками выкатили за ворота. Первой шла «газель» с Мустафиным и Пашей. За ней фургон, в котором сидели Меркурьев, Тамара и Зверев. В арьергарде — второй студент и Костенко за рулем. Так сказать, в боевом порядке.

ГЛАВА 11

1

На Восточный тракт вырвались без проблем — гаишники все-таки были профи. Они помчались во весь дух, уверенно держа дистанцию, влетали в виражи и повороты, почти не снижая скорости. Эта бешеная гонка по городу пронесла их мимо возможных осложнений, и, если блуждали неподалеку всякие напасти, ни одна из них не успела зацепиться за боевой кортеж.

Меркурьев, несмотря на тесноту и громоздкое снаряжение, чувствовал себя сносно. Экспедиция стала работой — и сам он, еще не замечая этого, изменился: бойкий самоуверенный интеллектуал исчезал, распадался в бешеном вихре событий, где этому пижону просто не было места. Вместо него миру являлся умный, холодный боец, защитник своих, истребитель врагов — новый Алексей Меркурьев, и его «я» чувствовало, как это новое, самим «я» не очень пока осознаваемое, — растет, смотрит в мир и видит в нем нечто такое, что не ведомо еще никому…

Сотрудники дорожной милиции Мустафин и Костенко отлично знали город: карта им в общем-то была и не нужна. В Чернореченске они тоже сориентировались в два счета: какими-то проулками дунули так, что через пять минут очутились близ поворота на мебельные склады. Тут и Алексей сообразил: вон впереди Промышленное шоссе, знакомая улица, столбы и провода трамвайной линии. Въезд на фабрику именно оттуда, а им надо на склад…

— Что за хреномуть?.. — пробормотал Костенко и мигнул дальним светом передней машине.

Та в ответ замигала правым поворотником, и обе «газели» с фургоном аккуратно притерлись к обочине метрах в сорока от двустворчатых ворот.

— Что такое?! — вскричал Костя.

— Да муть какая-то… — вновь неясно выразился сержант.

Он только успел приоткрыть дверцу, как к ней подскочил Мустафин.

— Видал?! — одно слово, а Костенко и слова не потратил, лишь кивнул.

Тут явился Зверев, за ним повылезали остальные, и все объяснилось.

Зоркие очи дэпээсников засекли странное движение за бетонным забором фабрики; собственно, это была складская территория — административный корпус и цеха выходили на шоссе. А тут — задворки. Но именно эти задворки и были нужны…

Мустафин утверждал, что на эстакаде ближайшего склада промелькнула воровски пригнувшаяся человеческая фигура. Костенко тоже увидел что-то смутно мелькнувшее, но был ли то человек…

— Нет, блин, — проворчал Зверев, — крыса!

Сержант дипломатично пожал плечами — начальству, мол, виднее.

— Ладно, — решил командир. — Понаблюдаем.

Это было разумное решение, но оно не понадобилось. Движение теней было замечено под нижним краем ворот, затем раздались звуки — словно кто-то затопотал по скрипучему деревянному полу. Все вскинули оружие на изготовку, взгляды впились в ворота и бетонные плиты обочь ворот…

И тут из-за левой плиты высунулась лохматая голова и задорно, пацанским голосом заорала:

— Эй, красноперые! Ходи сюда, разевай ебало! Накормим до усрачки!

2

Зверев отреагировал вмиг. Его могучей глотке и большее расстояние было не помеха.

— Это что за говнохлеб там квакает?! — рявкнул он на всю округу.

На миг настала огорошенная тишина, затем тот же мальчишеский голос заныл с блатными перепадами:

— Че?.. Че ты сказал, мент позорный?..

— Что слышал, пидор гнойный! Я таких петухов, как ты, по пять штук на болт сажал, пусть будильниками поработают!..

Тамара прыснула в кулачок:

— Ах, Миша, как это образно!..

Из-за ограды полилась матерная ругань, грязная и бестолковая, в стиле дурной окраинной шпаны:

— …Да ты… да мы… да, блядь, всех вас в лапшу покрошим, а трупаки, блядь, за яйца подвесим!..

Михаил отвечал обидно:

— Ори, ори, страус тухложопый… вонь с помойки… я тебя одним плевком утоплю… как суну промеж глаз, ты и ляжки обдрищешь…

Но вот эти дебаты стали стихать ввиду исчерпания аргументов — эпитеты начали повторяться, накал страстей — спадать… Наконец Михаил решил, что пора переходить ко второму этапу переговоров:

— Эй, пеньки обоссанные, ладно! Колись: кто такие, чего тут делаем?

— Тебе, мент, мой пенек и в рот не полезет!..

— Да нет, я просто вижу — команда серьезная, не хухры-мухры… Ладно, поорали и хватит, давай по-взрослому перетрем, что почем!

Тут в дело чуть было не встрял Пашка, но на него цыкнули, дернули за руку… Заткнулся.

— Так вы кто?! — наседал Зверев.

— Мы-то? Мы — бригада! — донесся гордый ответ. — Пятый лагерь! Слыхал, красноперый?

— Ну, а то! — откликнулся Михаил, а Меркурьев закивал понимающе — он, журналист, отлично знал, что это такое…

…После войны их город, прежде небольшой областной центр, каких десятки, стал дико расти: немного севернее, близ поселка Чернореченска, началось строительство сразу нескольких крупных заводов, нефтехимических и авиационных. Ну, а главной рабочей силой, по обычаю тех времен, стали пленные немцы да японцы… и, конечно, зэки, которых в изобилии свозили со всех ближних и дальних краев нашей огромной страны. И рядом со стройплощадками выросли зоны: ряды бараков, обнесенные заборами с колючей проволокой, караульными вышками, собачьими блокпостами. Не мудрствуя лукаво, эти зоны обозначили по номерам: Первый лагерь, Второй… так до Восьмого. Заводы строились, жизнь шла, пленные постепенно возвращались на родину, эшелоны везли новых з/к, старые освобождались… В разоренной войной стране многим из них ехать было просто некуда, и они оседали здесь же, в Чернореченске, усугубляя показатели милицейских отчетов. Потом грянула как снег на голову бериевская амнистия, потом Двадцатый съезд — и все лагеря ликвидировали, то есть снесли заборы, вышки; бараки же остались. Их разделили на комнатки, и еще несколько лет в них жили как прежние узники, так и вновь подселенные… Наконец снесли и бараки, вместо них построили двух трехэтажные дома, где суждено было десятки лет жить бывшим зэкам, их детям, внукам и прочему нереспектабельному люду. Улицы здесь получили какие-то названия, однако районы теперь уже одного большого города по старинке называли Лагерями — от Первого до Восьмого. Для управления МВД они продолжали оставаться головной болью, из года в год производя новые поколения мелкой гопоты, дающей самый большой процент преступлений — и уж, конечно, не каких-нибудь, там, «ограблений века», а дрянной, бессмысленной «хулиганки»…

В результате не очень долгой перебранки Зверева с «братвой» стал ясен весь расклад.

Банда юной шпаны из Пятого лагеря, когда в городе начался разброд, а вслед за тем неразбериха, неожиданно смекнула, что вот оно, пришло их время! Жить дикой, вольной жизнью, без закона, без страха перед ментами, как воистину разбойники — что может быть лучше!.. И они ухитрились разгромить оружейный магазин на Весенней улице, захватили все ружья и «травматику», которая там была, после чего нагрянули на хладокомбинат — вот он, по соседству с мебельной фабрикой…

«Ишь ты, — усмехнулся про себя Алексей, — дебилы дебилами, а какие-никакие мозги есть!» В самом деле, хладокомбинат — пока еще целые запасы продуктов… Правда, что будет, когда все это начнет тухнуть? На эту мысль мозгов уже не хватило.

Впрочем, и так оказалось, что жить на хладокомбинате чертовски неудобно, и орава перебралась на мебельную, где расселилась удалой пиратской вольницей — самое то!

Быстрый ум Алексея тут же уловил в этой истории подозрительные непонятки. Ясно стало, что придурки не имеют ни малейшего понятия о фуллеренах, нановитах и тому подобном, вообще не въехали в суть беды — следовательно, никакой техники безопасности не соблюдают… Это подтвердилось и в ходе переговоров: тот, кто орал из-за забора, видимо главарь, заинтересовался противогазами экспедиции:

— …Слышь, а че это вы эти сумки с гондонами на поясе носите?..

— Так, на всякий случай, — схитрил Зверев и подмигнул соратникам: — Мало ли что!

Меркурьев тихо сказал:

— Слушай, неужто их стороной обнесло? Никто ничего не подцепил?..

— Самому странно, — так же вполголоса отозвался Михаил. — Черт знает, может, у дураков на эти вирусы иммунитет какой…

— Эволюция нуждается в дураках? — Алексей улыбнулся.

— Ну, а кто ж знает! Расходный материал… Ладно, хрен с ним, дело надо делать.

— Эй, тараканы! — закричал он в сторону забора. — Что, будем дипотношения устанавливать?

Тут вновь потекла словесная грязь, но более конструктивная: лагерные кое-что сообразили… Они принялись торговаться с Михаилом, а Меркурьев вдруг задумался еще об одной странности.

По всему выходило, что в банде с Пятого лагеря одни пацаны — лет от шестнадцати до девятнадцати. И как же они без девок?.. Алексей не мог представить, чтобы такие типы обходились без секса — животные, они и есть животные… Странно. Может, набеги куда-то делают? Но давно бы тогда стали жертвами нановитов! Нет, что-то здесь не то…

Зверев продолжал торговаться. Думая о своем, Алексей краем уха услышал, что речь уже пошла об оружии и патронах: Михаил зачем-то принялся сулить отморозкам златые горы.

— Ладно, щас мы эту тему перетрем! — крикнули из-за ограды.

— Зачем ты это понес? — поморщился Алексей.

Михаил, похоже, и сам не знал, но отмахнулся:

— Разберемся! Главное — туда попасть, посмотреть, что там и как…

Павел и здесь не утерпел, встрял:

— А может, штурмом взять?! Ворота протаранить и…

— И брательнику твоему трупняк подарить, — перебил его Зверев. — Твой трупняк… Пусть чучело на память сделает.

Костя глупо хохотнул, прочие усмехнулись. Павел тоже засмеялся, хотел что-то добавить, но в этот момент совещание гопников закончилось. Вихрастая голова вновь возникла над бетонной кромкой:

— Слышь! Ладно, давайте сядем, побазарим конкретно. Машины там оставьте, а сами сюда топайте.

— Зачем оставлять-то? — удивился Зверев. — Что, нельзя на территорию заехать?

— Ну, ваше дело! Хотите — заезжайте. Ну?

Михаил повернулся к своим бойцам:

— Что скажете?

И Алексей с невероятной ясностью понял, что сейчас будет. То есть — может быть.

3

Это было не просто понимание: ход мыслей и вывод; и не картинка, создаваемая воображением. Нет! Это было так, что Алексей не смог бы ничего объяснить. И не надо! Главное — его озарило, и эта штука сильнее всякой мысли, всяких представлений… и это здорово!

Но восторгаться некогда.

— Стой. — Алексей схватил Зверева за локоть.

Тот даже вздрогнул:

— Что?!

— Это ловушка, — твердо сказал Алексей.

Михаил смотрел на него и не очень понимал, в чем ловушка. Но он отлично помнил, что там, на складе ГСМ, Меркурьев тоже предугадал засаду — и оказался прав.

— Сейчас идем! — крикнул Зверев лагерным, а Алексею и притихшим своим вполголоса: — Точнее объяснись.

И тот объяснился.

Он совершенно ясно постиг, что банда хочет заманить их в засаду. «Машины можете оставить…» — а когда экспедиция подошла бы к воротам, внезапно и с выгодных позиций расстреляли бы всех, а машины взяли целехонькими… Когда же это не прокатило, в ход пошел запасной вариант: завести переговоры, сесть за стол, накормить гостей… подсыпав им крысиной отравы с хладокомбината — и это Алексею было яснее ясного.

— Точно?! — Зверев напрягся.

— Точнее некуда.

Секундная пауза.

— Так. — Взгляд Михаила стал жестким. — Значит, так…

Но тут судьба сама сделала главный ход.

За оградой раздался какой-то неясный шум, скрип — и вдруг пронзительный женский вопль:

— Ребята! Спасите нас! Эти гады…

— Заткнись, сука! — истерично взвизгнул кто-то — и грохнул выстрел.

— А-а! — оборвался вопль.

— А, твари!.. — Пашка вскинул автомат, и тут его никто сдержать не успел.

Очередь хлестнула по верху забора, взметнув бетонную пыль. Попал ли Пашка — неизвестно, да и не суть важно.

Теперь одно — бой!

— Бей поверху! — гаркнул Зверев. — Не давай головы поднять! Мустафин — за руль! Тарань давай…

Четыре ствола врезали по цели. Бетонная крошка полетела тучей. Мустафин бросился к машинам, запрыгнул в фургон, а Зверев, пригнувшись, кинулся к забору, вбок от линии огня.

— Не зацепи! — крикнул он Костенко.

Счет — на секунды.

Михаил выдернул чеку «лимонки», умелым, точным броском переметнул гранату через забор и сразу же за ней — вторую.

Там кто-то истошно завопил, но тут хлопнуло — игрушечно, совсем не страшно, и хлопнуло еще раз. Вопль — как срезало. И за стеной точно обрушилась какая-то мебель.

— Вперед! — Зверев махнул рукой.

Грузовик рванул прямо на ворота. Мустафин успел крикнуть в окошко:

— За мной!

Они с Михаилом отлично поняли друг друга.

Пехота ломанулась вперед в пыльном вихре, поднятом машиной.

Зверев обернулся, заорал:

— Всех — в решето!

Фургон с разгону вышиб ворота — их половинки расшвыряло в стороны, правая с адским грохотом слетела с петель. Мустафин, держа руль, открыл огонь короткими очередями прямо через лобовое стекло. Кто-то дико, предсмертно крикнул. Два-три беспорядочных выстрела — и топот ног. Мустафин круто, с визгом тормозов, завернул грузовик влево.

Преследователи влетели на складскую территорию.

Алексей увидел слева и справа от ворот кучи упавших то ли стеллажей, то ли строительных козел — видно, на них и сидели бандиты, пялясь поверх забора. Но теперь все это было повалено, раскидано, и вперемешку со стеллажами валялись трупы, посеченные осколками гранат.

Справа вразнобой захлопали выстрелы. И тут же резко, зло ударил «Абакан» старшего сержанта.

Остатки грозной банды Пятый лагерь улепетывали врассыпную. Мустафин на грузовике погнался за кем-то влево, а вправо бежали, озираясь и даже пытаясь отстреливаться, трое. Вернее, стрелял один — пулял, не целясь, в белый свет из карабина «Сайга», двое других неслись в страхе со всех ног.

Алексей вскинул автомат. «Абакан» сработал четко, почти без отдачи. Пацан с карабином запнулся, судорожно вскинулся — так, точно его дернули за волосы, и боком, неловко упал. Ружье отлетело в сторону. Меркурьев лупанул очередью по двоим бегущим, одного подбил. Тот кувыркнулся с разбегу, но вскочил и пустился дальше, почти не хромая, — страх сильнее боли.

Стрельба взметнулась за спиной Алексея, и он услышал вдруг глухие, точно из подземелья, крики:

— Ребята! Бейте их! Мы с вами… — и что-то неразборчиво.

Рядом возник Павел. Он тщательно целился. Затем ствол его автомата брызнул неярким прерывистым пламенем. Еще один бегущий — не хромой, другой — растянулся на асфальте.

— А-а! — возликовал Пашка и бросился вдогонку.

— Стой! — крикнул Меркурьев. — Шут с ними!..

Но Павел, весь в задоре, не услышал. Он несся, стреляя на бегу.

Алексей обернулся.

Бой кончился. Несколько уцелевших из Пятого лагеря лежали — мордой в землю, руки на затылок. Кто-то из наших — Костенко?.. да, он — держал их на мушке. Зверев и Мустафин со стволами наперевес приближались к одному из складов. Фургон стоял с распахнутой левой дверцей. Из выхлопной трубы призрачно-торопливо летел бледный дымок.

Тревожно екнуло сердце: а где же студент с Тамарой?! Алексей побежал к площади перед воротами.

4

— Эй! — крикнул он еще издалека. — Все целы?

— Мы здесь!.. — вновь послышались глухие голоса, и до Алексея вдруг дошло, что голоса эти женские.

— Рябинин где? — не оборачиваясь, окликнул Зверев.

— Преследует противника, — Меркурьев заговорил языком военных сводок.

— Так совсем без молодежи останемся… — проворчал Мустафин и кивнул вправо: — Слышь, командир, по-моему, оттуда крики.

Нехорошая догадка кольнула Алексея. Он обежал грузовик…

И увидел, что Тамара Викторовна стоит на коленях над распростертым телом. Она обернулась, увидела Меркурьева.

— Костик погиб, — потерянно вымолвила она.

Алексей встал точно вкопанный, медленно утер лицо рукавом. Твою мать, еще одного потеряли!

— Царство небесное, — пробормотал он.

Ему тоже было жаль парня, хотя и знал-то его сутки… но на войне и это немало. Однако чувства в сторону — с ними тут долго не протянешь!

— Лежать! — зло сказал Костенко одному из пленных. — Не ерзай, срань!

— Да у меня это… рука… я это…

— Лежать, я сказал! — И сержант толстым башмаком встал на локоть лежащего, с силой нажал. Что-то хрустнуло.

— Ой, бля-а!.. — заскулил юный гангстер.

— Заткнись! — Башмак увесисто пнул по тощим ребрам. — Кто нашего парня порешил?!

— Это не я-а…

— А кто? — Еще пинок в ребра.

— Уй, бля… Не знаю!..

— Все ты знаешь, еблан поганый. Ну?

— Да не знаю, бля буду!..

Издали донесся легкий топот. Алексей оглянулся: рысью сюда бежал Павел. Журналист мельком позавидовал энергии студента; сам он под своими тяжкими одеждами был весь мокрый, пот противно щипал лицо… а Пашка в бронике носился пулей — вот она, молодость!

— Удрать хотел, сволочь! — задыхаясь, возвестил Рябинин. — Завалил я его… Это что?

Голос съехал в никуда: Павел увидел мертвого друга. Окаменел. Потом резко поднял голову:

— Как это?

— Ну как-как! — буркнул Костенко. — Вон, у них спроси как, — кивнул на покорных бандитов.

— Ах, вот как, — со зловещим спокойствием сказал Павел и спрашивать ничего не стал.

Длинная очередь хлестнула по лежащим.

И вновь, как тогда, в технопарке, Алексею почудилось, что он попал в мгновенный обморок — тела дергались, как Петрушки на ниточках, и тут же бессильно обмякали. Миг — и четыре новых трупа на земле.

Костенко сделал скачок в сторону не хуже горного козла — одна из пуль впилась в асфальт в трех сантиметрах от его ноги.

— Да ты!..

В бешенстве сержант с размаху заехал Рябинину в челюсть — студента снесло, как ветку, он шмякнулся, проехал полметра на заднице, беспощадно стирая ткань джинсов.

Тут как тут очутились Зверев и Мустафин.

— Вы что?! Че за дела?..

— Что! Вон, у этого мудака спроси, что! — яростно крикнул сержант.

Михаил глянул на тела, из-под которых медленно и густо выползала кровавая слякоть, потом на поднимающегося Павла:

— Ну ты и мясник, парень… Пленных поубивал — герой, да?

Потом махнул рукой.

— Ладно, хер с ними. Задачу ты нам облегчил, а то я не знал, что с ними делать, с уродами. Но впредь без моего приказа пусть никто даже не пукает во время боевых действий, — проворчал омоновец. — Развели самодеятельность, понимаешь…

— Давайте сюда «газели», — спустя минуту крикнул своим Зверев, — будем склады шерстить.

Вскоре они уже возились возле длинного строения первого мебельного склада. Были еще два.

— Надо бы посмотреть везде, — суетилась Тамара, — что получше взять…

— Чепуха, — отрезал Михаил, — главное сейчас — кровати. Диваны брать не будем, слишком громоздкие. Возьмем разборные кровати, их больше поместится в кузов.

— Но ведь и столы со стульями нужны, — принялась горячо доказывать женщина. — А вещи где держать, одежду? Опять же нужны шкафы и тумбочки.

— Дойдет и до них очередь, — командир экспедиции был непреклонен. — Вот когда… — начал он было развивать тему, но закончить ему не дали.

Грохнул выстрел.

— Не дергайтесь, — крикнул громкий властный голос. — Оружие на землю!..

ГЛАВА 12

1

В первом десятилетии нового века некогда всесильная контора, претерпевшая за последние годы ряд изменений, реорганизаций и переименований, по значимости и востребованности уступила пальму первенства другой структуре. Из всех силовых ведомств на первый план вышло МЧС: от года к году множились всевозможные природные и техногенные катаклизмы.

Министерство по чрезвычайным ситуациям и гражданской обороне теперь имело свои специальные подразделения, прекрасно оснащенный технопарк и уйму возможностей. Вот и здесь, в городе, «Бастион» — когда-то здание Управления ФСБ — перешел к эмчеэсовцам, а комитетчики съехали в более скромный дом.

Генерал Ненашев оказался пророком — что вряд ли его сейчас радовало…

Штаб, оставленный в изолированном городе для контроля над ситуацией, очень быстро понял, что ничего контролировать он не в состоянии и единственное, что можно сделать, — это спастись самому, то есть закуклиться, отгородиться от хаоса и безумия в здании «Бастиона», спланированном с расчетом на автономное обеспечение. Мощные стены и коммуникации этого современного замка давали надежду переждать катастрофу до какого-то ее разрешения. И начальники забаррикадировались там, предоставив судьбе решать все самой.

Кое-где в городе возникали отряды самообороны, пытались превратить свои дома в крепости, но все это была кустарщина, и шансов уцелеть в такой страшной передряге у них почти не было. На всей городской территории мало-помалу определились три точки, где люди, привычные к военной дисциплине, сумели создать боеспособные отряды, готовые дать отпор кому угодно — хоть зомби, хоть одичавшим мародерам. Это были: «Бастион», склады МЧС и ментовская колония, где верховодил теперь бывший капитан спецназа Абдульманов по кличке Батыр…

2

В колонии все как-то понемногу устаканилось. Поначалу за дело взялась спецура из пятого отряда: проверили всех оставшихся на зоне и выживших сотрудников, затем просеяли каждого бээсника из других отрядов. Вроде все нормальные, на зараженных не смахивали.

Батыр сделал Слепяна своей правой рукой, и таким образом состоялось братание осужденных и их бывших надзирателей. До самого тупого дошло, что началась совсем другая жизнь. Выживать отныне придется сообща.

Бээсникам из других отрядов дали свободу, а вот оружие решили не давать. Кто их, болезных, знает: чего у них там на уме? Лучше перебдеть, чем недобдеть…

Те сотрудники, что были женаты, успели привезти в колонию свои семьи. Пришлось выделить им отдельное здание, благо пара жилых блоков пустовала. Вот и Вазген доставил сюда свою жену. А дочь и сын, слава богу, уже оперились и покинули отчий дом — оба учились в Москве.

В здании администрации на третьем этаже разместили личную гвардию нового коменданта — спецназовцев из пятого отряда. Тут же поселились и отцы-командиры.

На третьи сутки новой жизни в колонию заявился один из контролеров зоны. Его доставили к нынешнему начальству.

В комнате помимо Батыра и Слепяна расположились Валера и его верный ординарец Штепа.

Когда завели прибывшего, те молча уставились на него. Наконец майор первым нарушил молчание:

— Ты чего приперся, мудила? — Удивлению кума не было предела. — Тут теперь, знаешь, другие порядки.

— Да хоть какие — лишь бы были порядки! — выпалил тот. — Там, в городе, такой бардак, такой хлам… Люди с ума сходят, в зверье превращаются. Я так думаю — эпидемия это какая-то.

Предводители зоновской группировки многозначительно переглянулись.

— Правильно думаешь, прапор, — усмехнулся Слепян.

Валера ткнул в сторонуновенького указательным пальцем:

— Слышь, служивый, а ты, часом, сам не зараженный?

— Бог миловал, — буркнул тот.

— Ну, смотри… Если что — потом не обижайся, брат. Влет ухлопаем.

— Ладно, — ударил по коленям Батыр, — теперь ты в нашей команде. Иди определяйся — бойцы за дверью скажут тебе, куда пристроиться.

Когда прапорщик ушел, четверо в комнате стали держать военный совет.

— Всего сотрудников колонии у нас до трехсот человек, — сообщил Слепян, — но на сегодня здесь не больше сотни, включая и членов семей. Многие инспектора и контролеры, видимо, разбежались по домам. Как и обслуживающий персонал. Они просто не явились на работу.

— И слава Аллаху! — философски заметил Батыр. — Меньше народу — больше кислороду. Стволов для обороны у нас достаточно, как и рук, умеющих эти стволы держать. — Он усмехнулся: — Жаль, женщины-контролеры не вышли на работу, нашему контингенту явно баб не хватает для полного счастья.

— Зато мужиков — выше крыши. Шесть с половиной сотен осужденных! — сказал после паузы кум. — Итого без малого восемьсот человек. И всю эту ораву нужно чем-то кормить.

— А что у нас с провиантом? — поинтересовался Подольский.

— Запасы какие-то есть, но они не вечны, — ответил майор. — Нужно добыть побольше пищи в городе.

С минуту помолчали. Предводитель первым подал голос:

— Все ясно. Будем снаряжать экспедицию в город, за жрачкой. В ближайшие дни. Тянуть нельзя — там тоже люди, и они тоже хотят есть. Все съедят, нам ничего не останется. — Он обратился к Валере: — Твои соображения, капитан…

— Да как обычно. Проведем рекогносцировку — разведгруппой из пяти человек. Потом — экспедиция.

— Когда будешь готов?

— Да хоть сейчас…

Батыр удовлетворенно откинулся в кожаном кресле бывшего начальника зоны:

— Давай завтра с утречка в путь. Прозондируйте почву и обратно на зону. На рожон понапрасну не лезть, в бой не вступать. Если только совсем прижмут…

— Бу зьде… — козырнул капитан.

— Ближе всего хладокомбинат, — посоветовал Слепян. — Пока не испортилось, надо успеть! У них там должны еще автономные генераторы работать. В любом случае стоит попробовать.

На том и порешили.

Когда вышли из кабинета, Валера подозвал Штепу.

— Подбери троих, — велел он своему ординарцу, — кто уже ходил в рейды. Подготовьте все, что нужно, — костюмы, броники, шапочки, стволы. Не забудь про респираторы. Да, еще ножи прихватите и кой-какой инструмент. Возможно, придется взломщиками поработать.

3

Камуфляжи подобрали темно-серой окраски — самое то в городских условиях, где и асфальт, и бетон, и большинство построек темного — серого или черного — цвета. Рации решили не брать — невелик радиус действия.

Пятеро разведчиков собрались в комнате Подольского. Командир объяснил задачу:

— Выдвигаемся к Промышленному шоссе перед Чернореченском. Цель — хладокомбинат. Сейчас экипироваться и все как следует подогнать. Даю вам на сборы пять минут.

Перед тем как покинуть территорию зоны, Подольский подозвал бойцов, достал карту и показал им маршрут:

— Двигаться будем вот так. — Его палец пополз по карте. — Вот тут мы сейчас находимся, здесь пойдем через лес, выйдем к промышленной зоне. Вот здесь склады, оставим их справа и, пройдя вдоль строений, попадем на пересечение дороги с Промышленным шоссе. Перейдем трассу и достигнем цели. На территории объекта вести себя тихо, передвигаться по возможности скрытно. Там могут быть враждебные нам группы людей или зараженные.

Он убрал карту, оглядел своих и, натянув респиратор и защитные очки, кивнул:

— Ну, с Богом!..

Выйдя наружу, сразу же сошли на обочину и зашагали вдоль дороги, по кромке лесопосадки. Затем, метров через триста — четыреста, углубились в лес.

В лесу было тихо и сумрачно. Двигались осторожно, то шагом, то короткими перебежками, растянувшись короткой цепью по диагонали. Использовали укрытия — от ствола к стволу, от куста к кусту, стараясь ступать бесшумно, чтобы не хрустнула ветка, не затрещал валежник под ногами. Предосторожности были отнюдь не лишними: места-то все незнакомые, подходы к объекту неизученные, могли и на засаду напороться.

Впрочем, каждый понимал, что, когда кончится лес, станет еще хуже — каждое строение может оказаться огневой точкой предполагаемого противника. И на стороне врага — внезапность атаки. Особенно опасны снайперы, засевшие в недоступных или малодоступных местах. Опытные стрелки, прежде чем будут обнаружены, прицельным огнем могут выкосить целый взвод.

На окраине леса командир подал знак остановиться и выжидать, а сам в бинокль принялся внимательно осматривать окрестности. Подолгу останавливался на каждом объекте, особенно интересуясь дверями, окнами и крышами зданий. Из наблюдения складывалось впечатление, что город вымер — по крайней мере, эта его часть покинута обитателями. Но ведь свято место пусто не бывает. Так кто же теперь населяет эти глухие места?..

Подольский убрал бинокль, взял автомат на изготовку. Жестами объяснил своим: двигаемся гуськом, дистанция десять — пятнадцать метров. Мотнул головой Штепе: пошел первым. Выждал и двинулся за ним. Следом потянулись остальные.

Привычным взглядом наблюдателя капитан фиксировал окружающее — каждую деталь, чтобы на обратном пути заметить изменения в обстановке, если таковые произойдут.

Когда достигли первых строений, пошли вдоль стен и каменных заборов. Так прошли пару сотен метров. Вокруг по-прежнему ни одной живой души. Затем дорога разветвлялась: та, что шла прямо, — вела к шоссе и хладокомбинату; правая ветка через сотню метров упиралась в мебельные склады.

Штепа, не доходя до угла, обернулся к командиру, ожидая дальнейших распоряжений. Валера поднял руку, призывая бойцов остановиться, после чего двинулся к сержанту. Приблизившись, шепнул:

— Я пойду к развилке, проведу скрытое наблюдение. По моему сигналу быстрыми перебежками, согнувшись, пересечь развилку. Будем двигаться дальше.

Штепа кивнул и махнул остальным: все сюда.

Подольский пригнулся и, крадучись, добрался до угла. Затем лег и пополз вперед, к краю стены. Осторожно выглянул — пока вроде тихо. Достал бинокль, осмотрел дорогу впереди — все чисто, путь свободен. Перевел взгляд вправо. Повел окулярами вдоль тупика. Вот и строения, такой же забор из бетонных плит, закрытые ворота, а перед ними… Мать честная! Грузовики — фургон, две тентованные «газели» — и группа вооруженных людей, прячущихся за машинами.

В следующее мгновение вспыхнула перестрелка. Хлопали пистолетные выстрелы, трещали ружья, а вслед замолотили автоматы, перекрывая все грохотом очередей. И почти один за другим два взрыва — ага, гранаты кинули, кто-то из наступавших; и, судя по небольшому грохоту, то были осколочные противопехотные РГД-5.

Валера скрипнул зубами: ебать-колотить! Только этого им еще не хватало — нарваться на какие-то местные разборки… Он махнул своим: затаиться, ничего не предпринимать, ждать указаний. Сам припал к биноклю.

О ты как! Передний фургон взревел, понесся вперед и снес к такой-то матери ворота. Штурмовавшие ворвались следом. Судя по характерным звукам, стреляли из «калашниковых» и автоматов Никонова. Откуда у них «Абаканы»? — успел удивиться Подольский, и тут все разом стихло.

Интересно — кто кого урыл? Хотя чего тут гадать, и так все ясно — уж больно прыткие ребята эти автоматчики. Скорее всего ментура или спецназ. При любом раскладе они представляют собой серьезную угрозу. Оставлять их за спиной никак нельзя. Он ползком вернулся к своей группе.

— В общем, так, мужики, — вполголоса обратился командир к заметно посуровевшим бойцам. — Какие-то крутые ребята наехали на складских и положили там всех. Их человек шесть-семь. Придется пощипать этих крутых.

— Будем гасить? — переспросил Штепа.

— Возможно, — тряхнул головой капитан. — Посмотрим по обстановке. Обложим их, возьмем на прицел и предложим сдаться добровольно. Если не будут рыпаться, разойдемся полюбовно. А то и предложим к нам, на зону…

— А если загоношатся? — переспросил кто-то из бойцов.

— Тогда валим всех к чертовой бабушке! — отрубил командир. — Ну, парни, за мной. Передвигаемся быстро и скрытно.

Пять темных фигур устремились вперед.

4

Когда приблизились к объекту, командир подал знак: оружие к бою.

Штепа с одним из разведчиков скрытно подобрались к воротам, осторожно сунулись, осмотрелись. Чисто — подал знак сержант. Командир с другими бойцами присоединился к авангарду.

Кругом валялись трупы оборонявшихся. Все в гражданской одежде. Нападавших не видно. Где-то невдалеке из-за низких строений складов доносились приглушенные голоса и шум. Валера махнул своим: туда.

После стремительного броска разведчики разделились. Командир со Штепой затаились с одной стороны перед площадкой с грузовиками, трое других зашли с противоположной стороны. Возле длинной постройки мебельного склада сновали фигуры вооруженных автоматами парней. Подольский зорким глазом приметил двоих в милицейской форме, здоровенного детину в омоновском камуфляже, остальные были в цивильном. Всего пять крепких молодцев. Пять! А ведь было шестеро — это он точно помнил. Значит, одного подстрелили… Стоп, стоп, а это кто у нас?.. Нате-здрасьте, баба в придачу, что-то горячо втолковывает верзиле-омоновцу. Интересно…

И что это мы делаем? Никак мародерствуем, товарищи милиционеры?! Ладно, пора действовать. Валера сделал предупредительный выстрел в воздух. Потом крикнул:

— Не дергайтесь. Вы у нас на мушке. Положите оружие на землю.

В ответ те ощетинились во все стороны стволами. Вот ведь мудаки! Сказано же им…

— Даже не думайте! — прокричал Подольский. — У вас ни одного шанса.

— Кто это такой голосистый? — язвительно крикнул в ответ быковатый омоновец.

— Капитан спецназа Подольский!..

На какое-то время возникла немая пауза. Обе стороны целились друг в друга из разнообразного оружия. Затем раздался неуверенный голос:

— Валера… Валера-убийца?..

Подольский удивился: кто бы это мог быть? Но голос до боли знакомый, кого-то напоминает…

— Кто это?..

Немая пауза.

— Это Леша… Алексей Меркурьев — брат Петьки…

Улыбка озарила лицо командира группы спецназовцев.

— Лешка?!..

5

Последний раз они виделись лет пятнадцать тому назад. Еще жив был сослуживец Валеры — Петр Меркурьев. Они сидели в летнем кафе в Москве, где были в увольнении, а Лешка — тогда начинающий журналист, полный творческих амбиций, — приехал повидаться с брательником. Пили пиво, смеялись, базарили ни о чем. А спустя два года Петр погиб — во время проведения спецоперации по обезвреживанию чеченского бандформирования в лесистых предгорьях Кавказа. Они набрели на схрон — секретную базу боевиков и с ходу устроили там засаду. Целый день до подхода основного отряда они, силой полувзвода, удерживали позицию, не давая бандитам прорваться сквозь кольцо залегших спецназовцев. Тогда и погиб лейтенант Петр Меркурьев…

Двое мужчин с автоматами в руках двинулись навстречу друг другу.

— Ну ты даешь, братуха… — Подольский стиснул руку журналиста и покачал головой: — Ну удивил…

Они обнялись, как водится, похлопали друг друга по спине.

Меркурьев махнул остальным — можно расслабиться, свои… То же сделал и капитан.

Они отошли в сторонку.

— Рассказывай, как ты в наших краях очутился? — Алексей шутливо ткнул собеседника кулаком в литое плечо.

— Нет, сначала ты, а я уж после спою свою песню.

Алексей не стал ломаться, выложил все, что произошло с тех пор, как в городе прогремел взрыв.

Подольский покачал головой:

— Мы и сами уже догадались насчет этой заразы. Но теперь ты загрузил мои мозги по полной. Охренеть, что творится!

Помолчали.

— Ну, а ты? — полюбопытствовал молодой человек.

— Я-то… — Капитан прищурился и усмехнулся. — Да-а, я, брат Леха, был в полной жопе. Впрочем, и сейчас там же — только еще глубже….

И он поведал свою историю — всю, без утайки. Рассказал и о последних событиях на ментовской зоне.

Когда наговорились и вдоволь поделились впечатлениями, вернулись к своим. Алексей представил им старого знакомого, в двух словах описал ситуацию.

— Раз уж мы здесь столкнулись — давайте поможем вам с мебелишкой, — предложил Подольский.

На что Зверев широко осклабился — это по-нашему, по-соседски!..

Одному из бойцов капитан велел осмотреть территорию. Тот отправился выполнять, но вскоре вернулся. Подошел к командиру и доложил:

— В административном здании у ворот с десяток баб молодых.

Валера удивленно вскинул брови. Крикнул Зверева и Меркурьева. Все вместе пошли туда.

— Ч-черт… — пробормотал Алексей. — Они же кричали нам! А мы в этой суматохе про них и позабыли…

— Да они и сами притихли чего-то… — пробурчал Зверев.

И в самом деле, бандиты держали в плену десять девиц — использовали для утех и всякой черной работы. Одну из них — ту, которая своим криком предупредила группу Зверева, бандиты застрелили. Остальные же девушки не знали, что и думать: поначалу они решили, что их выручают из беды, а потом почему-то испугались — не попасть бы в новое рабство!.. И на всякий случай затаились, что было, конечно, глупо… но и понять несчастных, измученных, сбитых с толку пленниц можно.

— Пусть не боятся, — вздохнул Меркурьев. — Но что с ними делать-то прикажете?! — повернулся он к спутникам.

— Я знаю, что делать… — начал было плотоядно ухмыляющийся омоновец, но тут его перебил Подольский.

— Слышь, мужики, — сказал он, — у вас там уже есть бабское население — сами говорили, а у нас сотни голодных мужиков. Так что нам эти ляльки нужнее. Мы будем о них заботиться, в обиду не дадим, но пусть и они тоже… ну, вы понимаете… в общем, будут отрабатывать свой харч. Но, конечно, все под нашим контролем, чтоб никто не обидел…

«Зверевцы» переглянулись, посмотрели на своего командира. Тот лишь пожал плечами — что Мише было вообще-то не свойственно:

— Да пожалуйста, берите задарма. Нам и своего добра хватает.

На том и порешили. Как оказалось, девушки тоже были не против. Жизнь с бывшими ментами да спецназовцами после всего того, что они прошли, казалась им сущим раем.

Пока осматривали здание, натолкнулись на тайничок — бандиты заныкали в кладовке сейф, даже не сейф, а скорее металлический ящик. Меркурьев с размаху сбил замок, вскрыл тайник — и присвистнул:

— Ого! Смотрите, мужики, а быки-то эти мародерствовали втихарца. Вон, рыжья полный лабаз.

И впрямь, довольно вместительный ящик был почти доверху наполнен золотыми изделиями — всякими колечками-брюликами, а еще пачками денег, как «деревянными», так и «зеленью».

— И что с этим барахлишком делать теперь? — обернулся к Звереву Алексей.

Тот почесал за ухом: вроде оно, конечно, добро, но с другой стороны — на хер кому оно здесь нужно, а за кордон еще попасть надо…

— Ладно, приберем, — наконец решил он, — пусть босс наш, Николай ибн Андрей, решает. Бери, Леха, ящик, давай в машину его отнесем.

Как и обещали, ребята Подольского помогли новым знакомым погрузиться, и вскоре те отбыли, увозя убитого товарища. Напоследок Алексей подошел к Валере и доверительно сказал:

— Слушай, Валер, если что — мы с радостью примем тебя в наш коллектив. Может, тебе лучше с нами, а не на зоне этой треклятой — хоть и бывшей теперь?..

Тот неопределенно мотнул головой:

— Спасибо, кореш, за предложение. Но пока я нужен там. А потом посмотрим.

Меркурьев кивнул:

— Ладно, но ты подумай… — И пожал ему на прощанье руку.

Капитан махнул им вслед и повернулся к своим:

— Слушай мою команду! Женский контингент пока оставляем здесь — заберем на обратном пути. А сейчас двигаемся к цели. Главная для нас задача по-прежнему — хладокомбинат.

Он осмотрел своих бойцов и добавил:

— У этих ребят есть ученый, биолог из того института. Так вот, он вроде дает почти стопроцентную гарантию, что хренова зараза эта может распространяться только при сильном ветре — с пылью. Ну, и там при близком контакте с зараженными: слюна, кровь, моча, сперма — короче, любые выделения и жидкости тела. Отсюда вывод: респираторы и маски надевать, только если поднимется ветер, а еще при появлении долбаных зомби. Вопросы есть? Нет? Ну и славно! Вперед, гвардейцы кардинала!..

6

И вновь вперед. И вновь гуськом — дистанция десять метров. И вновь нервы внатяг… Все время вдоль заборов, стен строений, в тени деревьев и разросшегося кустарника, уже вовсю покрытого зеленой листвой. Как и прежде, из живых существ они одни. Не видно ни собак, ни кошек. И даже птицы не щебечут.

«И впрямь зомбиленд какой-то», — скрипнул зубами Подольский.

По мере приближения к комбинату все явственней ощущалась вонь. Так может пахнуть только протухшее мясо или рыба. Капитан начал догадываться, что их миссия провалилась и результат будет нулевым. Но проверить все равно нужно.

Они, пригибаясь, перебежками пересекли шоссе. Вот и ворота хладокомбината. Распахнуты настежь. А зловоние такое, что дыхание перехватывает!

Командир подал сигнал: надеть респираторы. После того как бойцы выполнили команду, дышать стало значительно легче. Респираторы были не просто пылезащитными, а противогазовыми.

Они проникли на территорию комбината, рассыпались и принялись прочесывать ее по периметру, готовые в любое мгновение открыть огонь. Обошлось — вокруг ни души. Валера махнул: заходим в цех.

Все сразу же стало понятно: электроэнергия перестала поступать, морозильные установки отрубились, все мясо и вся рыба протухли. Миазмы столь резкие, что глаза щиплет. Прям как в анекдоте про кавказца и пердючую проститутку.

То же самое они обнаружили и во втором цехе. Кажется, экспедиция за продуктами накрылась медным тазом. Но тут Валера зорким глазом снайпера приметил в дальнем углу территории комбината торчащие над бетонкой люки. Указал своим — надо проверить, що це таке.

Подошли, осмотрели. Командир кивнул Штепе — открывай. Тот сдвинул засов, поднатужился, рванул вверх — крышка откинулась, со звоном ударившись о лист металла, сержант отпрянул в сторону, целясь в темное отверстие лаза. Спецназовцы осторожно приблизились, заглянули: вниз вела небольшая лестница. Включили фонари — первым полез неугомонный Штепа, за ним боец, следом командир. Остальные заняли оборонительную позицию.

Внизу, под толстым слоем бетона и железобетонного перекрытия, оказался хорошо оборудованный ледник. И довольно вместительный, со множеством стеллажей. А стеллажи эти доверху забиты коробками с замороженной рыбой — прекрасно сохранившейся и никем пока не тронутой.

Капитан молча поднял вверх большой палец: задание выполнено, орлы! И улыбнулся, выдыхая пар изо рта.

Они поднялись наверх и принялись совещаться.

— Значит, так, — сказал командир, подождав, пока все сгрудятся вокруг него, — Штепа с Прохой и Митяем двигайте на базу. Возьмете пару грузовиков, мужиков из столовки. Да, баб прихватите с собой на зону. Пойдете тем же маршрутом. А мы с Реной пока здесь покараулим. Нигде не задерживайтесь!

Трое спецназовцев подтянули снаряжение, приготовившись к марш-броску, и бегом двинулись на выход. Вскоре они скрылись за воротами. Двое оставшихся укрылись в тени цеха и принялись ждать.

Зоновские прибыли через час с небольшим. Рьяно взялись за погрузку. Один грузовик забили доверху, да и в другом, все завершив, еле уместились. Развернулись и поехали обратно.

То, что ледник подчистили, — хорошо, но этого надолго не хватит. Валера ломал голову, где бы еще раздобыть продуктов. Меркурьев говорил, что они могут подкинуть продуктов, но, к сожалению, не бесплатно — в обмен на оружие, боеприпасы, горючее. А у них самих этого впритык. Раздадут — чем защищать себя будут, на чем ездить?.. И тут, словно услышав его мысли, сидевший за рулем Штепа обратился к командиру:

— Тут неподалеку магазин нехилый, типа супермаркета. Стекла в витринах вроде целые. Может, еще не успели почистить его. Заедем, командир? Не комбинат, конечно, но, глядишь, хоть что-то да наскребем…

Подольский согласно кивнул — проверим.

Проехали с километр, и водитель кивнул в сторону приземистого вытянутого строения — вон он, маркет-то… Все выгрузились из машин.

— Так, слушай сюда, — скомандовал капитан, — повара охраняют груз, спецназ — за мной.

Пятеро спецназовцев потрусили к магазину с автоматами наперевес. Перед маркетом затаились за брошенными машинами. Командир подал знак двоим — проверить окна, вход, обойти вокруг. Вскоре те вернулись, сообщили: черный вход закрыт. Окна целые — на них решетки, двери основного входа прикрыты, но не на замке. Валера мотнул головой: вперед, заходим внутрь.

Когда очутились в полутемном зале, поначалу снова затаились, осматриваясь. Вроде и здесь все цело, прилавки не перевернуты, витрины не разбиты, даже кассовые аппараты на своих местах.

Капитан показал рукой: берем все сохранившееся — набиваем пакеты…

Бойцы принялись за дело. Все, что не испортилось, летело в «маечки», взятые тут же, на кассе, — шоколадные батончики, чипсы, орешки, бутылки с вином и водкой, пивные баллоны и банки, рыбные и мясные консервы, тетрапаковские упаковки с соком. В дальнем отсеке набрели на коробки с кашами и макаронными изделиями. В колбасный даже не совались — запашок оттуда шел характерный.

Когда затарились, потащили все к выходу. Крикнули столовских — помогайте… Тут и выскочил один из этих уродов-зомби.

7

Впоследствии Подольский, вспоминая это, зло скрипел зубами: прозевал! Он, вояка из вояк, разведчик, который должен чуять все вокруг на сто метров, мимо которого и мышь не должна проскочить, — не заметил опасности! Как лох последний!..

Да разве он один? А его бойцы, все насквозь профи, — разве они что-нибудь почуяли?.. Да ничего! Эта тварь возникла, как джинн, из ниоткуда, будто посылом чьей-то злой воли.

Лохматый мужик, коренастый, длиннорукий — джинсовую куртку так и распирали тугие мышцы без малейшей жировой прослойки, — с диким ревом выскочил из двери подсобки, вроде бы уже проверенной. Да вот — плохо проверили, спецназ, мать нашу! Лоханулись на все сто, и монстр, сжимавший в лапище мясной тесак, с ходу снес голову одному из поваров, засадил лезвие второму меж лопаток. И со страшной силой харкнул в одного из бойцов — но тот успел увернуться.

Ну, тут герои спохватились, открыли огонь со всех стволов — вмиг превратили врага в решето.

— К трупам не подходить! — крикнул Валера, отдуваясь и перезаряжая оружие.

— Вот, блядь… дерьмо!.. — дрожащим голосом бормотал один из столовских, оказавшийся рядом с окровавленными телами. — Харкнул-то как, сволочь… Зачем это он?!

— Ясен перчик, чтобы заразить нас, — хмуро бросил Подольский. — Эти микробы чертовы, они у них в выделениях…

— Да?.. — пробормотал повар, судорожным движением сорвал маску, тут же его вывернуло наизнанку.

Командир велел ему отойти в сторонку и привести себя в порядок, а прочие начали грузить пакеты с продуктами в свободный грузовик.

Парень доковылял до скамейки неподалеку, сел, трясущимися руками положил респиратор, достал сигареты и закурил. Вытер рот и только тогда заметил, что весь забрызган чужой кровью. Чьей — своих товарищей или этого монстра?.. Он решил ничего не говорить начальству, а то еще затаскают в медпункт, начнут колоть ему всякую хрень…

Он выкинул недокуренную сигарету и быстро вытер руки и лицо платком. Ни он сам, ни кто другой в разведгруппе даже не предполагали, что эти несколько минут изменили судьбу сотен людей… Пока еще людей.

Вскоре машины продолжили путь.

8

Прикрепленного к столовке бээсника, недавно вернувшегося из продовольственной экспедиции, звали Марат. Первую ночь после поездки он никак не мог уснуть — кошмары замучили. Все виделось, будто монстр из супермаркета харкает ему прямо в лицо сгустками крови. А кровь эта вроде как кислота серная — тут же кожу разъедает. И боль, адская боль…

Он просыпался в холодном поту, потом сидел с сильно бьющимся сердцем и снова пытался задремать. А затем все начиналось по новому кругу — кошмар за кошмаром. Слава богу, на следующий день у него был выходной. Он шатался по зоне, вяло перекидывался с корешами односложными фразами. Его не трогали, уже знали, что там произошло и чего он натерпелся.

А под вечер ему стало плохо. Внезапно возникло ничем не объяснимое желание спрятаться. Схорониться от всех. Марат стибрил у дежурного ключ от автомастерской, проскользнул туда никем не замеченный, закрылся изнутри… Долго стоял, тяжело дыша, осматривался в полутьме. Отчего-то плохо соображалось. Мысли ленивыми валунами ворочались в воспаленной голове. Он поймал себя на том, что тихонько подвывает, а с губ стекает слюна.

«Бешенство! — запоздало сверкнула догадка, и словно молотом ударило в голову: — Заражен! ЗАРАЖЕН! ЗА-РА-ЖЕН, ебит твою мать!!!»

Больше стоять на ногах не было сил. Он опустился на холодный цементный пол, пополз, словно раненая собака, в дальний угол, забился туда. Сжался в комок, ибо холод начал сковывать его.

Сколько он так просидел — в каком-то забытьи, дрожа как осиновый лист на ветру, этого он не знал. Постепенно холод отступил, волнами начал накатывать жар. Через некоторое время он весь горел.

Дальнейшего он уже не понимал: как катался по полу, как бредил, бессвязно выкрикивая полную чушь. Как его несколько раз вывернуло и он мордой елозил прямо по своей блевотине. Внезапно он ощутил запах гниения и затхлости. Снова почувствовал позывы к рвоте, но внутри уже ничего не оставалось — даже капли желудочного сока.

Потом был провал. Черная ночь, бездна….

А после вернулось понимание. Импульсами, толчками пробивались слова… или не слова, а образы…

И возникло видение. Бескрайнее пространство — непонятно, то ли пустыня, то ли голая, выжженная степь. Размытая кромка горизонта смыкается с темным краем бездонного колодца неба. И оттуда, издалека приближается нечто неясное, призрачное. Колышущееся… Вот ближе. Нет, оно не колыхалось, а вертелось — быстро-быстро. Крутящаяся воронка, смерч, отсвечивающий багровыми сполохами изнутри. Смерч рос и вскоре занял все пространство. Это был… РОЙ!

Он был подхвачен, как пушинка, и втянут внутрь этого багрового смерча-роя. И растворился в нем без остатка.

— Рой, — прошипели пересохшие, растрескавшиеся в кровь губы, — это Рой. Я — рой! Мы — РОЙ!!!

9

Утром на смену он пришел раньше обычного. Поставил баки на огонь, принялся резать овощи. Постепенно стали подтягиваться остальные.

— Эй, Марат, — спросил его товарищ, — ты чего сегодня ни свет ни заря?

Он лишь пожал плечами.

Подошел старший повар. Работа закипела, и вскоре в баках забулькало. Дождавшись, когда все вышли покурить, повар по имени Марат подошел к плите, надрезал палец на левой руке и принялся капать кровью в густое варево, не забывая при этом помешивать. И так во все баки.

Когда вернулись остальные, он уже резал хлеб. Вид у него был сосредоточенный.

— Марат, — окликнул его старший, — ты же палец порезал, у тебя кровь течет. Иди в лазарет, перебинтуй, а то заразу еще какую подхватишь…

Он молча кивнул и неспешно потопал на выход.

Супец получился наваристым, несколько сот человек остались довольны. Начальство и спецура из пятого отряда питались отдельно…

На следующий день Подольский делал свой обычный обход территории. Такая привычка у него была с давних пор — на других надейся, а сам не плошай. Валера с детских лет усвоил одно простое правило: люди могут подвести, по-любому подведут… Поэтому рассчитывай лишь на самого себя.

Они на каждый день назначали дневальных из числа надежных, испытанных людей. Но не помешает и свою задницу оторвать от стула или кровати и проверить, все ли в порядке на зоне. Вот он и проверял…

За полчаса Валера успел обойти правую половину промзоны, далее двинулся против часовой стрелки к баракам — везде был полный порядок. Последним пунктом на пути к Управлению оставалась столовая.

Внутри столовки тоже царил порядок — даже полы блестели, надраенные бээсниками. Вот что делает с людьми осознание свободы. Если это твой дом — будешь заботиться о чистоте, если не твое — ну, тут обычно по принуждению…

Повара сновали меж дымящихся на плитах баков и разделочными столами. Старший смены, заметив начальство, приветствовал капитана. Тот кивнул с улыбкой в ответ и уже стал поворачиваться к двери, как вдруг краем глаза зацепил что-то не вписывающееся в привычную обстановку. Он притормозил, покашлял в кулак, украдкой осматриваясь. Что же такое?..

Ага! Вот оно: один из поваров уже пару минут, пока Валера находится здесь, стоит на одном месте и тупо размешивает в котле варево — механические такие движения, как у заведенного автомата. Ну, стоит себе и стоит, крутит половником — может, задумался о своем или…

Подольский громко заговорил со старшим поваром. Подошел поближе. Стал интересоваться — че там сегодня на обед ребятам? Ох ты, щец сварганили мужики! Молодцом, ничего не скажешь: щи — это дело. Дай-ка гляну…

Он приблизился к подозрительному мужику, ненароком заглянул к нему в глаза… и сразу ожгло. Едрит твою малину! Просрали, еще один!!!

Тот как будто догадался, бросил половник и устремился к выходу.

— Стоять! — заорал капитан, бросаясь за ним.

Зомбированный взревел и, расшвыряв, как пушинки, стоявших на пути мужиков, кинулся к двери.

Валера выхватил пистолет, передернул и выстрелил навскидку. Пуля пробила шею, алым фонтанчиком брызнула кровь. Зомби зарычал, но не остановился. Бабахнул еще один выстрел — вторая пуля вошла в затылок. Беглец споткнулся и рухнул навзничь. Валера подпрыгнул к нему и произвел контрольный в голову.

Твою мать! Утер со лба испарину. Еще раз посмотрел на труп, убрал оружие и скомандовал:

— Котел освободить, вымыть и прокипятить. Надеть плащи, перчатки, маски. Жмурика положить на клеенку и оттащить в мусоросжигательную. Здесь все тщательно вымыть и продезинфицировать — «Белизны» не жалеть. Действуйте!

Он быстро шел в администрацию и матерился про себя. Проморгали зараженного — а сколько их еще может быть?

Хлопнул дверью, заметил в вестибюле Штепу, коротко кивнул ему: «За мной» — и поднялся на второй этаж, где располагался командный пункт.

Командир оказался на месте, Слепян — с ним. Валера заметил, что майор за эти тревожные дни сдружился со своим бывшим подопечным, да и Абдульманов привык к новому соратнику. И это было правильно. Только так и можно было выжить — альянс-то, похоже, не временный, теперь надолго, если не навсегда. Мир изменился, прежняя жизнь растаяла как дым. Теперь вот и осужденные с надзирателями помирились. А впрочем, чему тут удивляться? Вертухаи и зэки всегда были близки друг другу — хоть и по разным сторонам одной улицы ходили.

— У нас ЧП, — буркнул Подольский с ходу. И рассказал про инцидент в столовой.

— Есть соображения по этому кренделю? — поинтересовался у рассказчика помрачневший Батыр.

— Он был с нами в экспедиции, — промолвил Валера, — и когда случилось ЧП с тем монстром в магазине, от этой веселой картинки его вырвало. Слабонервный мент, мать его…

— Знаю его, участковым был, — усмехнулся Слепян. — Погорел на взятке…

— Ясно, — кивнул Валера. — Ну, видно, когда снял маску, тогда и подцепил заразу. Пыль там поднялась или еще что — много ли надо? Мы до сих пор не знаем, каким образом распространяется эта херня: воздушным, воздушно-капельным путем или только через жидкости… Вот и пойми, то ли все время надо в маске быть, то ли не всегда!

Помолчали.

— Надо бы опросить всех столовских, — подал голос Слепян. — Пусть вспомнят, к чему он там прикасался… вдруг зараза эта осталась…

— В том-то и дело, — нахмурился Подольский, — он мог наследить где угодно. Я приказал все там вычистить, но ведь неизвестно, что он делал до этого… Как только ребята освободятся, я лично всех допрошу: может, что-то и прояснится.

— Заметано, — кивнул Батыр. — Можешь здесь обосноваться, пусть приходят по одному, и расспрашивай их. И надо бы присмотреться к тем, кто контактировал последние дни с этим козлом. Если что не так — сразу колоть.

— Может, лучше их всех изолировать, столовских этих? — предложил майор. — На всякий пожарный…

— Посмотрим. — Командир встал. — Паниковать рано, но всем теперь надо быть начеку — врубаетесь, о чем я тут перетираю?

Все понимали: если зараза распространится — тогда полный абзац, придется рвать когти. Даже думать об этом не хотелось — только оборудовали зону, прижились тут. Да и куда бежать — кругом опасность заражения, опять же враги…

Спустя час, когда уборка в столовке была закончена, всех поочередно стали вызывать в администрацию. Валера дотошно расспрашивал каждого, и ему удалось выяснить очень важный и очень тревожный факт: старший повар сообщил, что накануне превратившийся в зомби бээсник Марат порезал палец во время приготовления пищи.

Подольский отпустил всех и задумался. Эта деталь не давала ему покоя. Случайность — или урод намеренно порезал себя? Если специально, то для чего? Вот хренотень-то! А если действительно зараза передается через жидкости, через кровь, например, то это не случайно. Это значит… это… а значит это — еп твою мать, вот что это значит!

Валеру прошиб холодный пот. С минуту он еще сидел на месте, оцепенев, затем вскочил и рванул к Батыру. Может быть, удастся успеть!

Опыт и чутье подсказывали капитану, что случилось непоправимое, но он изо всех сил старался загнать эту подсказку поглубже…

ГЛАВА 13

1

Они засели вдвоем в командирском кабинете — Валера и Батыр. Ничего пока не сказали Слепяну с его Тюлькиным и даже верного Штепу не пригласили.

— Че, братуха, — раскосые рысьи глаза Абдульманова внимательно следили за собеседником, — учуял чего-нибудь? Нюх-то у тебя собачий, га-га-га! Без обиды только…

— Учуял, — с серьезным видом кивнул Подольский — ему было не до шуток.

Он почесал кончик носа, подумал немного, пытаясь лучше сформулировать свои подозрения, затем произнес:

— Может, и рано кипиш поднимать, но, кажись, тот урод оказался хитрее, чем мы думали.

— А что такое? — придвинулся к нему нынешний хозяин зоны.

— Есть большая вероятность, что он успел заразить других. Он ведь там готовил, мог добавить в суп или кашу свою кровь или слюну. Леха Меркурьев мне рассказывал, что их ученый — тот, с института, — уверен, что зараза эта передается с кровью, слюной, мочой… ну, ты понимаешь?

Батыр утвердительно кивнул:

— Ты думаешь, теперь пять сотен человек…

— Шесть сотен человек, — поправил его Валера и подтвердил: — Через какое-то время они все превратятся в зомби.

Батыр покачал бритой головой, потом сказал:

— Обратятся…

— Что?.. — Капитан непонимающе уставился на него.

— В каком-то голливудском ужастике так говорили. В том смысле, что зараженные люди обращаются в монстров. Так и эти… как их там — нанохрены заражают, и вчерашний нормальный пацан обращается в зомби.

Валера усмехнулся и кивнул:

— Обратятся, не обратятся — геморрой-то нам с тобой.

Батыр вскочил с места, подошел к окну, оглядел двор, где суетились бээсники и контролеры — теперь ставшие одной командой, повернулся к своему корешу:

— Наши действия?..

— Первое: придется рвать отсюда когти, — начал перечислять Валера. — Жаль такое хорошее, укрепленное место бросать, но иных вариантов нет, с целой оравой зараженных мы просто не справимся, если начнется заваруха.

— Согласен, — кивнул Абдульманов. — Что дальше?

— Второе: нужно будет обеспечить безопасный отход, — продолжил Подольский, — кто-то станет сдерживать их, если они внезапно взбесятся. Это чтобы остальные успели манатки собрать. Третье: желательно все наши запасы — продовольствие, оружие, обмундирование, медикаменты… все это успеть прихватить с собой. Четвертое: сразу нужно выбрать объект, куда будем отходить, и наметить короткий и по возможности наиболее безопасный маршрут.

— А зомби… если зэки в них превратятся… обратятся?..

— По барабану! — не раздумывая, ответил капитан. — Пусть хоть все тут разнесут, мы уже будем далеко… должны быть далеко.

На какое-то время повисла тишина. Каждый просчитывал варианты событий, которые могут произойти.

— Зашибись, что мы отдельно хавку себе готовим, — промолвил Батыр, — наша спецура из пятого отряда и бывшие зоновские вертухаи. А то бы тоже… того…

— Слышь, капитан, — сказал он спустя минуту, — мы ведь можем прям сегодня все собрать, подготовить, загрузить… И как только начнется — сорваться отсюда. Кстати, а сколько времени происходит это… обращение-превращение?

Валера пожал плечами:

— Хер его знает. Вроде пара дней и все — так Леха говорил. Но это не точно. Может, завтра все проснутся монстрами! Опять же, если мы сейчас начнем собирать вещички да харч весь изымать — нас просто не поймут, вопросы начнут нехорошие задавать, так и до бунта недалеко. А скрытно не получится — мы сами демократию тут развели.

— Так что предлагаешь делать?

Валера в раздумье поцокал языком, потом тряхнул гривой отросших волос:

— Если он сегодня сделал свое черное дело, то у нас в запасе еще день или два. А если вчера или раньше… Уже завтра может начаться карусель.

Он малость покумекал, похрустел пальцами и наконец заявил:

— Предлагаю на ночь запереть все бараки и поставить вооруженных караульных на жилой зоне — на вышках, у входов. Из числа вертухаев. Пусть там посматривают. Если что — сигнал общей тревоги.

— А наши?

— Всех наших надо тихонько предупредить. Пусть будут наготове. Ночью погрузим вещички в машины, замаскируем на первое время. Если в ближайшие дни ничего не произойдет — значит, отбой. Если же произойдет… ну, тогда нужно будет догружать провиант — не этим гоблинам же его оставлять, сажать всех баб с ребятней и рвать когти.

После минутного раздумья Зульфар Абдульманов кивнул:

— Лады, так и сделаем. А теперь давай позовем майора. И своего ординарца сюда зови. Надо их просветить насчет всего этого говна.

2

По мере того как Валера рассказывал, Слепян менялся в лице — под конец оно стало белым как мел.

— Да вы что?! — выдохнул он, когда капитан закончил свой рассказ. — Это же крах! Ептать, крах всему! Куда нам теперь? Вокруг — враждебный мир!.. — Он покачал головой и с горькой усмешкой добавил: — Мы просто все здесь передохнем…

Подольский скривился, а Батыр откинулся в кресле:

— Ха! Рано ты нас на погост зовешь, майор. — И пропел: — Не падайте духом, поручик Голицын!.. Мы еще всех объебем, — подался он к Вазгену. — Понял? Ты сам, кум, пораскинь мозгами — деваться нам все равно некуда. Давай соберись и всех своих навостри — дело надо делать. Общее дело!..

Его поддержал Валера:

— Если все они заразились, то уже обречены. Сегодня так: или мы их, этих зомби, или они нас. Давай херачить врагов до последнего патрона и вздоха!

С минуту все сидели молча, думали — об одном и том же. Тут Штепа подал голос:

— Ну так че, давайте соберем делегацию — и к складским. Авось примут нас к себе. Тем более, если мы не с пустыми руками к ним заявимся.

Батыр вскинул голову, прищурился, обвел взглядом подельников — предложение сержанта ни у кого не вызвало возражений. Предводитель помрачнел.

— Ни к кому на поклон мы не пойдем! — отрезал он. — Свою хазу заимеем. Своя у нас малина…

На время опять воцарилось молчание. Затем Валера промолвил:

— Извини, шеф, но на этот раз ты не прав. Лично я подамся как раз к Лехе Меркурьеву. Остальные — решайте сами.

Батыр посмотрел на Слепяна:

— Что решил?

Тот надул щеки, с натугой выдохнул и кивнул:

— Я с тобой. И все мои тоже.

Штепа усмехнулся и подсел к Валере:

— А я с капитаном. Вот так.

Абдульманов наморщил лоб, задумчиво потер переносицу и развел руками:

— Удерживать я вас не буду. Теперь опять каждый сам за себя. Но наших из пятого отряда я беру с собой. И без базаров!

Подольский кивнул: решение командира — закон для подчиненных. Лишь добавил:

— Вообще, может, ничего и не случится.

Зульфар кивнул:

— На все воля Аллаха!.. — А потом хлопнул ладонями по столу: — За дело!

Сделали так, как задумали. На ночь все бараки закрыли снаружи на замки. Повсюду выставили караулы из числа вертухаев — они народ привычный для такого дела. Велели им смотреть в оба. Кажется, зэки ничего не заметили: во всяком случае, никто права не качал и на рожон не лез. А если б и рвался наружу — один хрен не выпустили бы. Строжайший приказ коменданта зоны, и баста!

Ночь прошла спокойно. Но Валера спал тревожно, урывками — тревога грызла его изнутри. И едва лишь наступил рассвет, капитан спрыгнул с кровати, по-быстрому умылся, привел себя в порядок и, полностью экипированный, вышел наружу.

Воздух был по-утреннему чист и прохладен. Первые лучи солнца осветили территорию колонии, разгоняя ночные тени по углам, вытесняя их отовсюду. Подольский снял автомат с плеча, потянулся, глубоко вздохнул несколько раз и сделал небольшую разминку. После чего поднял оружие и бодрым шагом двинулся в сторону жилой зоны.

Ему внезапно подумалось, что в последнее время совсем не слышно пения птиц. Обычно по утрам пичуги на разные голоса принимались щебетать и чирикать… Неужели они почувствовали опасность и улетели подальше от этого проклятого места — города и распространившейся в нем заразы? И вообще, поражают ли эти нановиты, как их называл Меркурьев, других живых существ — помимо человека? К примеру, собак, кошек, птиц, там, и, конечно же, вездесущих крыс и мышей… Ведь тогда дело совсем швах. Зверушки проберутся через любые преграды и кордоны и понесут заразу дальше. А птицы так вообще разнесут ее по всему белу свету. Вот тогда человечеству уж точно кирдык!..

Внезапно его размышления были грубо прерваны громкими криками. Потом послышался звон разбившегося стекла и гулкие удары — металла о металл. Шум доносился со стороны жилой зоны. Подольский перехватил автомат и со всех ног бросился туда.

Одна мысль колотилась в егоголове, холодила своей неотвратимостью: все, ЭТО началось!

3

Прапорщик Иван Тюлькин, ставший с недавних пор помощником майора Слепяна, в ту ночь лично проверял караулы в жилой зоне. То, что он узнал от начальства, привело его в замешательство, если не сказать больше — в ужас. Затянувшаяся, но все еще ноющая рана на ноге напоминала о том кошмаре, который он и все его сослуживцы пережили в недавнем прошлом. Впрочем, пережили не все — кое-кого ухлопали превратившиеся в чудовищ коллеги по работе.

В свое время их много чему учили и ко многому готовили — в том числе к действиям по подавлению бунта и пресечению побега. Но такое никто и представить себе не мог. Просто бредовая фантастика какая-то! Чтобы люди превращались то ли в ходячих мертвецов, то ли в оборотней…

Так он думал, обходя территорию жилой зоны. Перед самым рассветом еще раз проверил посты, доложил по рации дежурному в караульном помещении: все тихо. Дежурил сегодня тот никогда не унывающий спецназовец из пятого отряда — Степанов. Штепа — такое у него было погоняло. Нормальный, кстати, мужик, Тюлькину он нравился. Впрочем, и нынешние командиры — Абдульманов и Подольский — тоже были в норме. Вообще, как успел убедиться за годы общения с бээсниками прапорщик, самыми дисциплинированными и неконфликтными были бывшие бойцы и офицеры спецподразделений. Достойно держались и бывшие опера со следаками. А вот среди осужденных пэпээсников и дэпээсников встречалась разная публика. Проверку на вшивость не каждый выдерживал.

Вот их-то и было большинство в их колонии. И сейчас эти шесть сотен человек из шести отрядов могли превратиться в хер знает кого и устроить ту еще бучу…

Лучи солнца осветили колонию, и Тюлькин с радостью подумал, что через час его сменят, он завалится на диван у себя в комнате и всласть отоспится. Тут раздался тревожный вскрик одного из караульных. За ним другой, третий. Отовсюду слышались сигналы тревоги. А вослед… треск ломающихся оконных рам и звон разбиваемого стекла. Иван подбежал к ближайшему бараку, от которого пятился выставивший перед собой ствол автомата охранник.

В окна, тряся решетки, лезла одичавшая масса людей… нет, не людей, а озверевших нелюдей. Перекошенные лица, выпученные, ничего не выражающие глаза, разверстые рты, из которых вырывалось глухое рычание или бессмысленный набор звуков… Это все, что успел заметить прапор.

В следующую секунду он поднес рацию к губам и поднял тревогу.

А рвущиеся наружу твари уже принялись колотить в запертые металлические двери чем-то тяжелым. Бум! Бум! Бум-м! И так во всех шести бараках. Охранники отступали к металлической ограде, разделяющей обе зоны. Тюлькин махнул караульным на вышках — спускайтесь. Все равно от них толку мало — если эти вурдалаки вырвутся и полезут наверх, долго охранники не продержатся. К чему лишние потери?..

Тут подбежали Подольский и его ординарец Степанов. Оба с автоматами наперевес.

— Что-о-о? — Казалось, глаза капитана выпрыгнут из орбит.

— Товарищ капитан, у нас ЧП, — Тюлькин доложил ему обстановку.

— Тьфу ты, блядь! — выругался Валера, когда прапор закончил доклад. — Все-таки случилось!

Он быстро осмотрелся, затем повернулся к Ивану:

— Молодец, прапорщик, что наших с вышек поснимал. Давайте все за ограду. Занимайте оборону. Нам нужно срочно эвакуироваться.

Он еще раз окинул взглядом территорию зоны и сказал:

— Через внешний забор они вряд ли полезут — слишком сложная для них преграда. А вот ограда между жилой и промышленной зонами — похлипче. Сюда они и ломанутся всей оравой. Значит, придется их сдерживать тут, а потом отходить к КПП. Задание понятно, прапорщик?

— Так точно, товарищ капитан, — козырнул тот и повернулся к своим.

Капитан, прихватив с собой Штепу, побежал к зданию администрации.

4

Уже через десять минут вооруженные люди в спешном порядке грузили в машины все, что было собрано и упаковано накануне. Часть груза — ящики и коробки с продовольствием и снаряжением — уже покоилась в кузовах грузовиков.

— В первую очередь вывозите груз и женщин с детьми, — распорядился Батыр. — Двигаемся в сторону мебельной фабрики. — Он заметил быстрый взгляд Валеры и кивнул ему: — Идем на склады, там будет наш новый дом.

Пока шла погрузка, почти сотня инспекторов под руководством Слепяна и Тюлькина заняли оборонительные позиции вдоль забора, разделяющего колонию на две части. Их задачей было задержать зомби, когда те вырвутся наружу. А то, что это дело ближайших минут, понимали все…

И наконец ЭТО свершилось!

Орда безумных полулюдей-полумонстров, выломав решетки на окнах, выскочила наружу и ринулась на ограждение. В мгновение ока волна их захлестнула забор, надавила с нечеловеческой силой, но металлические прутья и сетка пока выдержали. Зомби принялись карабкаться вверх, вот уже первые из них перевалили на другую сторону, разрезая и разрывая себе кожу о колючую проволоку и острые концы прутьев. И тогда прозвучала команда открыть огонь.

Десятки «калашей» замолотили в руках защитников, прошивая тела этих существ, превращая их в решето. Забухали помповые ружья, захлопали пистолетные выстрелы. Это было настоящее побоище!

Но и прицельный шквальный огонь не остановил монстров. Они по-прежнему напирали. Через груды разодранных прутьями и пулями трупов лезли, рыча и воя, новые твари, свинцовый ливень рвал их без пощады…

Вот им удалось сорвать с петель дверцу калитки. Тюлькин как раз стоял на пути хлынувшей в проход толпы. Выхватил гранату, выдернул чеку и бросил. За ней вторую… Бах! Взрыв разнес в клочья передних нелюдей. Бах! Второй еще больше проредил их ряды. К прапору подбежали Штепа со спецназовцами и принялись косить врага из автоматов.

— Отходим! Всем отходить к КПП!.. — раздался усиленный мегафоном голос Слепяна.

Он успел заметить, как последняя машина выехала за ворота и их тяжелые металлические створки захлопнулись. Пора было и им тоже рвать когти. Не то их самих тут разорвут на куски.

Перед воротами, где располагался КПП, проезд перекрывало еще одно ограждение.

— Это их задержит на какое-то время, — указал на перегородку Подольский, перезаряжая оружие.

Слепян согласно кивнул:

— Но не надолго!.. Все равно вырвутся.

— Хрен с ними! Колонна будет уже далеко. А мы пойдем напрямик через лес — этот путь мы уже знаем. Жаль, игрушек с сюрпризами у нас нет, а то бы все тут заминировали к едрене-фене…

Внезапно зомби перестали атаковать. Они оказались умнее, чем о них думали. Часть их рассеялась по всей территории жилой зоны, что-то там деловито выискивая. Другая часть столпилась вдоль ограды, не решаясь лезть под пули. С их стороны доносились стуки, удары, лязг металла… А еще — гул, ровный, монотонный гул. Так бывает, когда гудит пчелиный рой. От этих звуков становилось жутко. Эти существа словно переговаривались, что-то непрерывно мыча.

Подольский решил воспользоваться паузой, чтобы перестроить ряды обороняющихся. Вытер пот со лба и обратился к Слепяну:

— Слышь, майор, ты вот что — всех, у кого там, в колонне, семьи, ты их отправляй отсюда. Не хрен нам вдов да сирот плодить.

Слепян согласно кивнул — дело говоришь, капитан.

— Остальные остаются для прикрытия, — продолжал между тем Валера, — гранат, жаль, немного осталось. По-любому мы должны как можно дольше сдерживать новое наступление. Когда отбиваться станет невмоготу, все тут закрываем и со всех ног чешем к лесу…

Слепян повернулся к Тюлькину:

— Все понял, прапорщик?

— Так точно, товарищ майор! — Тот принялся доставать из подсумка осколочные гранаты.

— Ну, я вывожу остальных наружу… — Вазген хлопнул подчиненного по плечу: — Удачи тебе, Иван.

5

Почти сотня инспекторов, вооруженных автоматами и гранатами Ф-1, под командованием прапорщика Тюлькина застыли за укрытиями возле караульного помещения и домика КПП. Сзади, за воротами и в леске неподалеку, их прикрывали спецназовцы Абдульманова — Подольского. Защитники хмуро вглядывались в сторону жилой зоны. Зомби копошились за оградой, но пока не лезли на рожон.

Только Тюлькин решил выкурить сигаретку перед боем, как увидел, что темная масса существ пришла в движение и начала просачиваться ручейком через калитку и растекаться по всей площади промзоны. Он присмотрелся: мать честная — эти уроды и впрямь обладают проблесками разума! Те, что шли впереди, держали в руках импровизированные щиты. В ход пошло все — двери, куски железа, фанера, укрепленная на сетках от кроватей, еще что-то — сразу и не разберешь.

Кто-то из бойцов присвистнул: во как! Ни хрена себе воинство!..

— Слушай мою команду, — громко произнес Тюлькин. — Подпускаем на тридцать метров и открываем огонь по моему сигналу. Вначале забрасываем их гранатами, затем крошим из «калашей». У нас по три обоймы. Две тратим, затем перезаряжаем и уходим. Двери блокируем. И бегом к лесу, там нас будет ждать группа спецназа. Все!

Все молча изготовились к бою. Ждали: когда те приблизятся на достаточное расстояние, в атакующих по приказу командира полетят гранаты. Ф-1 — осколочная противопехотная граната с большим радиусом поражения. Каждый боец помнил, что после броска необходимо сразу спрятаться за укрытием, иначе осколки тебя же и поразят, а разлетаются они гарантированно на полсотни метров. Так что много зомби там поляжет после того, как их закидают «лимонками». Никакие щиты не помогут. Ну, а дальше в дело вступят автоматы.

В общем, так все и произошло. Как только уроды подошли поближе, последовал выкрик старшего и во врага полетели гранаты. Первыми же взрывами весь авангард разметало, многих просто разорвало на части. Затем новые взрывы, а потом еще… И вот застрочили «калашниковы», прошивая насквозь податливую плоть нападавших. Опять началась кровавая бойня. Бойцы молотили и молотили, усеивая все пространство перед собой трупами врага.

Когда отстреляли два рожка, Тюлькин уже хотел было скомандовать организованное отступление через КПП. Но вышло иначе. Внезапно враг вновь ринулся на обороняющихся. Словно волна неслась на них — волна из мертвых тел, которыми прикрывались, толкая перед собой, новые толпы зомби. Яростно вгрызающиеся в тела пули были бесполезны. Мертвому что кроши его, что не кроши — хоть из какого оружия, все равно мертвее уже не будет.

Зомби налетели на цепь бойцов Тюлькина и смяли их, отбросив к воротам. Завязалась отчаянная рукопашная. Но силы были неравны — численность монстров перевешивала боевые навыки инспекторов.

Наблюдавший в зарешеченное окошко КПП за боем Батыр, увидев отчаянное положение защитников, взревел и с автоматом в руках выбежал наружу. Десяток спецназовцев-бээсников кинулись за ним вслед — на подмогу товарищам.

Все было бесполезно. Люди гибли. Уносили с собой в могилу десятки уродов, но — гибли…

Когда Подольский со своим небольшим отрядом подоспел на место побоища, все его товарищи, включая и Зульфара Абдульманова, полегли в неравной схватке. Зомби ринулись к домику КПП. Но тут их встретил шквальный огонь из автоматов подоспевших спецназовцев. На мгновение атака врага захлебнулась, чем и не преминул воспользоваться Валера.

Они заперли двери и забаррикадировали их столами и стульями. Выбежали наружу и совершили бросок в сторону леса. Там их поджидал Слепян с десятком своих людей, с их семьями и кучей барахла и провианта в машинах. На его тревожно-вопросительный взгляд Валера отрицательно покачал головой и провел рукой по горлу — все! Майор смачно выругался.

— Куда? — спросил он Подольского, утирая рукавом пот со лба.

— Едем на склады МЧС. К ракитинским…

ГЛАВА 14

1

Как раз в те часы, когда в колонии проявились первые зловещие признаки будущих грозных событий, Алексей Меркурьев слонялся без дела по территории базы, смотрел, как суетятся, снуют бойцы Рылеева, и размышлял о недалеком прошлом и совсем неясном будущем…

Мысли ползли неохотно, кое-как. Алексей поймал себя на том, что куда лучше просто сидеть, бездумно смотреть на все. Вон Ракитин подозвал к себе Рылеева и Сабирьянова, и о чем-то засовещались господа офицеры… Вон кобылистая Диана потащилась к солдатам — ясен перчик, зачем…

А вот ему, Алексею, каково — без бабы уже не первую неделю. Но, если честно, блядей драть не больно хотелось. А хотелось нормальных отношений, сильных чувств — короче, большой и чистой любви. Но не на сеновале. Хотя… нынче все сойдет, можно и на сеновале. Но со своей родной, любимой лялькой. А сдохнешь вот так — никто и не заплачет!

Он присел, глянул в дальний конец двора. Оппа! Вот и вовсе интересный сюжет: Миша Зверев и Тамара Викторовна стоят и явно любезничают. Запал, похоже, громила на эту зрелую матрону… Ну да, что правда, то правда: аппетитная бабец, и он бы, Алексей, не отказался вставить ей фитиля…

Тьфу ты, черт, куда заехал! Надо бы Светку найти, да по-хорошему… У нее самой небось свербит. Только подумал, как из-за правого плеча выдвинулась тень. Оглянулся: ба, Светлана! Прямо телепатия какая-то!..

— Сидим? — Девушка дружелюбно улыбнулась.

— Сидим, наблюдаем, мыслим, — засмеялся и Алексей. — Присядешь за компанию?

Света охотно приняла приглашение. Села, толкнула его локтем:

— Смотри-ка, у маман моей как будто прорыв в личной жизни намечается.

— Заметил… А до того что, запор был?

— До этого так, ни рыба ни мясо… Я уж взрослая стала, все понимаю, говорю ей: выходи замуж, мать! Она смеется: не хочу себе хомут на шею… А к ней и правда все какие-то безвольные мужики липли, из тех, что за юбку только держаться умеют.

Алексей улыбнулся, и Света вновь поймала его мысль на лету:

— Да уж, зато теперь нашелся… вон какой шкаф! Не люблю я его, этого Зверева вашего, — откровенно призналась она. — Такая дубина!

— Смотри, — поддел ее Алексей, — сейчас дубина, а завтра папой звать придется…

— Ну, уж не дождетесь! А вообще, знаешь, лишь бы матери хорошо было… Смотри-ка, начальство зашевелилось. И, по-моему, ты ему понадобился.

Офицеры, переговорив, разделились: Сабирьянов с Рылеевым зашагали к складам, а Ракитин порыскал взглядом, увидал Меркурьева, энергично махнул ему рукой.

— Михаил! — заодно крикнул он и Звереву. — Подь сюда.

— Да, зовут. — Алексей встал. — Ладно, пойду.

2

— Есть разговор, — объявил Николай.

Михаил кивнул, подавил зевок:

— Поговорим…

— Не здесь. Давайте в бункер. А где Игорь?

— Тут где-то бродил… — Михаил обернулся. — Да вон он! Думает все.

— Не надо думать, работать надо, — скупо улыбнулся майор бородатой шутке. — Игорь! Ходи сюда, дело есть.

Через пять минут Меркурьев, Ракитин, Зверев, Рябинин, Сабирьянов и Рылеев сидели в небольшой подземной комнате с искусственным освещением. Ракитин на правах главнокомандующего взял слово.

— Не буду разводить философию, — предупредил он, — сразу к делу. Я собрал вас как штаб нашей группировки. Теперь будем собираться дважды в день, утром и вечером. Но без волокиты! Это…

— Вопрос жизни и смерти, — хмыкнул Алексей.

— Вот именно, — без улыбки повторил Николай, — вот именно! Тупое руководство для нас всех — смерть, и не менее того. Пока у нас все неплохо… не сглазить бы! Я, честно говоря, в целом ожидал худшего. Но слава богу… И нам надо это удержать, создать систему. Нужен штаб со всеми полномочиями и по всем вопросам! У кого возникла идея — пожалуйста, в штаб. Если что дельное — примем. Согласны?

Возражений не было.

— Отлично. Теперь дальше! Предлагаю устроить обмен мнениями. Впечатления от новой жизни и предложения на будущее. Мы с Ринатом докладываем о резервах нашего склада. Капитан Рылеев — о своем подразделении. Ну, а вы, первопроходцы, — о своих странствиях. Факты, впечатления, выводы — самое важное! Идет?

— Ты, Андреич, — с одобрением изрек Михаил, — прям как этот… который пришел, увидел, победил — как его там?..

— Юлий Цезарь, — хмуро подсказал Алексей.

— Спасибо, — усмехнулся Николай. — Есть куда расти…

Он вынул из кармана блокнот.

— Итак, о положении дел на складе. Ну, здесь, ребята, мы такой счастливый билет вытянули, что спасибо всем святым, и Деве Марии, и еще не знаю кому. Мы, — Ракитин кивнул на Сабирьянова, — прошлись по-хозяйски, все просмотрели, все постарались учесть. Не буду морочить вас цифрами, скажу так: даже с учетом бойцов Рылеева, считая, что всей нашей ораве нужно мыться, бриться, пить, жрать…

— Срать! — грубо захохотал Зверев.

— …и это тоже, — Ракитин и глазом не моргнул, — так вот, с учетом всего этого продуктов хватит не на шесть месяцев, как я раньше думал, а на годы. Годы — чувствуете?..

— Теоретически! — встрял Сабирьянов.

— Да, надеемся, что до такого не дойдет, но… Деликатесов не ждите, но консервы, крупы всякие, макароны, сушеная картошка — этого добра хоть жопой жуй, извините за выражение. Фасоль, горох, соль, специи… Теперь — вода. С этим, конечно, посложнее. Придется экономить. Мы тут одну цистерну успели набрать из гидранта — молодцы, конечно, но под конец напор был еле-еле, а сейчас там, думаю, пусто. На худой конец можно и речную воду брать, обеззараживающие средства есть, но… Словом, режим жесткой экономии!

— А спирт есть? — вдруг выпалил Зверев.

Ракитин осекся, строго взглянул на Михаила.

— Есть, — после паузы вымолвил он. — А что?

— Да так. — Омоновец пожал могучими плечами. — Думаю. Валюта! Что хочешь можно выменять — у генерала твоего хотя бы.

— И я об этом думал, — нехотя признал Николай. — Но это сейчас не главное. А уж языком трепать и вовсе незачем…

— Да ладно, Андреич! Я тебе что, пацан какой-то сраный!..

— Нет. Я знаю. И тем более на тебя надеюсь. Спиртом у нас Старостин заведует, а у него, слава богу, снега зимой не выпросишь… Ну все, кажется! Майор Ракитин доклад закончил. Вопросы?

Вопросов не было.

— Слово капитану Рылееву, — объявил босс.

3

Капитан встал, раскрыл походный планшет:

— Значит, после боестолкновения в моей роте шестьдесят семь полноценных единиц вместе со мной. Из них офицеров четверо, прапорщиков пятеро, сержантов и солдат осталось пятьдесят восемь. Кроме того, двенадцать раненых, из них двое тяжелых…

Николай многозначительно поднял палец:

— Одну комнату надо под лазарет оборудовать! — И сделал пометку в блокноте. — Штатный медик в роте есть?

— Так точно — фельдшер.

— Отлично! — Майор снова чиркнул в блокноте. — Давай дальше.

— Теперь о технике. — Рылеев перелистнул страницу. — В наличии имеется…

Он продолжил доклад, состоявший из цифр и терминов, и Алексей отвлекся. Монотонный голос капитана бубнил что-то, а Меркурьев погрузился в самосозерцание.

Видения побежали перед внутренним его взором. Лица, то дико свирепые, то страшные в стылой неподвижности… Стрельба, бегущие, падающие люди, полумрак склада в технопарке, трупы, кровь…

— …боец Меркурьев! Вы в контакте? — насмешливый голос сбоку — и Алексей не сразу понял, что это Ракитин окликает его… Но вот дошло, и он стряхнул с себя фантомы памяти.

— Слушаю вас, — отозвался он служебным тоном.

— О чем задумались? — с той же почти неуловимой усмешкой спросил Николай.

— Обдумываю выступление, — четко сформулировал Алексей.

— А! Ну, послушаем. Сейчас слово Рябинину. Меркурьеву — подготовиться.

Игорь натужно откашлялся.

— Ну, что я могу сказать… По моим предположениям, противогазы или респираторы больше не нужны. То есть не совсем нужны…

— Тьфу ты, мать! — искренне сказал Зверев. — Ну, ученые…

— Извините, — смутился Рябинин. — Я хотел сказать, что нановиты уже, скорее всего, перестали существовать в чистом виде. Они определились: поселились в людях как в биомашинах, отчасти, может быть, в животных… В любом случае это удобнее, чем мотаться с ветром, с пылью. Зачем?.. Так что, думаю, этого теперь можно не бояться. — Он сделал паузу. — Зато надо бояться всякого чужого человека. Каждый из зомби будет стремиться заражать людей. Кроме того, им нужна пища, энергия — значит, они будут набрасываться на любую биомассу, вплоть до кустов и травы. Но лучше всего, конечно, мясо. Следовательно…

— Следовательно, — расставил акценты майор, — с базы ни шагу, кроме как группой и в полном боевом снаряжении. Ветер, может, и не страшен — это хорошо, но если какая-нибудь сволочь плюнет прямо в рожу? Они ведь так и будут делать?..

— Да, вероятно. Плевать, царапать, кусать… Могут швырять предметы, смоченные кровью своей, слюной, мочой: камни, к примеру. По логике вещей…

— На хер такую логику! — Зверев как бы пошутил, но шутка повисла в пустоте.

Каждый, наверное, по-своему представил себе такую картину: одичавший зомби ссыт на камень, а потом эта дрянь летит в тебя…

— Ну, тем более, — сказал Ракитин. — Значит, осторожность в квадрате. В кубе! Так и объявим всем. Теперь, Игорь, вопрос к тебе. Как думаешь, какова вероятность массового заражения? Что те, кто стал зомби, заразят… ну, допустим, весь город. Что скажешь?

— Хороший вопрос, товарищ майор, — грустно улыбнулся Игорь. — Я расцениваю эту вероятность как очень высокую. Это процесс лавинообразный. Один успевает заразить в среднем четверых-пятерых… а дальнейшее представить нетрудно.

— Да уж, — усмехнулся и Ракитин. — Прогноз неблагоприятный. Так?

— Да.

— Коротко и ясно. Ну, слово нашему золотому перу. Оно так много думало…

— И придумало. — Алексей встал. Так держать речь было удобнее.

4

— Я действительно думал, а слова Игоря все поставили на место. Правда, прямых доказательств нет, но из того, что я наблюдал, и из нашего обсуждения вытекает гипотеза. Нановиты способны к саморазвитию и самообучению! Это очень неприятный для нас факт, но он есть, и хоть ты усрись. Они вырвались из бункера в виде облака мельчайших частиц. Потом стали вселяться в людей, чтобы перепрограммировать их в тупых зомби… Затем — я заметил! — в поведении гоблинов появились хитрости, они стали вести себя организованно. И это — факт! Похоже, они организуются как пчелиный рой, управляемый единым разумом. Но этот разум не конкретно где-то, в одном месте. Он как бы и везде и нигде…

— Стой, стой, Владимирыч, — поморщился Ракитин. — Это тебя уже творческое воображение понесло…

— А я и говорил, что прямых доказательств нет. Но я уверен — это так! Увидите. Это какая-то новая форма жизни, которая начнет переделывать мир под себя. Как ей выгодно.

— Философия!.. — скривясь, припечатал Николай.

Рябинин пожал плечами, Сабирьянов растерянно перебегал глазами с одного на другого, по лицу Рылеева было видно, что он разделяет мнение вождя насчет философии. А Зверев…

А Зверев громоподобно брякнул:

— Все точно! Прав Леха.

Все стихли. Затем Николай очень вежливо молвил:

— Вот как. Почему?

— Да потому! Потому что я сам это видел. Своими глазами. А Леха молодец, все разложил до копейки.

Ракитин встал, прошелся немного туда-сюда. Остановился.

— Ладно, — сказал он. — В конце концов, нужно исходить из худшего. Будет лучше — и слава богу… Значит, эти твари будут стремиться заражать всех, и, скорее всего, преуспеют. В городе останутся несколько точек: мы, «Бастион», бывшая колония… может, еще кто-то. А прочее — ходячие призраки, царство монстров. Предположим, — я говорю: предположим! — что они в самом деле что-то вроде пчелиного роя. Их действия?

Взгляды сами собой обратились к Меркурьеву. Он сказал:

— Я думаю, они будут крушить техносферу и пожирать биомассу. А когда и то и другое кончится, будут рваться за кольцо оцепления. А войска будут их уничтожать. Вот такой сценарий!

Николай иронически хмыкнул:

— Как вам нравится это: «биомасса»?.. Это значит — мы. Прежде чем лезть за оцепление, рой должен наброситься на нас, так ведь?..

Молчание было красноречивей всех ответов.

— Так! — Николай сказал это как профессор на семинаре. — В городе миллион человек. Без малого миллион будущих зомби. Которые могут объединяться в орду и атаковать. Верно?

— Ну да, — буркнул Алексей.

— А если верно, то представьте себе… нет, не миллион, куда там! И не сто тысяч, и не пятьдесят, и даже не десять. Хотя бы три. Три тысячи монстров! И вот они поперли на нас. Представили?

Все переглянулись. И очень ярко представили это.

— Так-то, — со спартанским спокойствием молвил Ракитин. — Это, я повторяю, всего-навсего три тысячи рыл. Которым, по нашей гипотезе, организоваться — раз плюнуть. Вывод?

— Укрепляться! — Михаил дал по столу кулаком. — Стать крепостью.

— Брестской! — вырвалось у Сабирьянова.

— Покруче… — мрачно отозвался Меркурьев.

— В общем, я пытался дать самый мрачный прогноз, но лучше перестраховаться. — Ракитин сел.

— И правильно! — Зверев, наоборот, вскочил. — Тогда чего тянуть?!

— Опять экспедиция?..

Меркурьев сказал это вроде бы ровно, однако командир уловил в тоне сказанного какое-то неудовольствие. «Ага, — тут же отметил он, — устал парень…»

Зато Сабирьянов просиял:

— Так это… В Низовке, на комбинате! Самое то!

Низовка — часть города, отсеченная от основной территории железной дорогой, такая слобода, сохранившая полудеревенский быт: свои дома, огороды, сараи, бани… С давних пор здесь обосновались несколько предприятий стройкомплекса: лесопилка, асфальтовый завод, комбинат стройматериалов. Его-то и имел в виду лейтенант МЧС. Там можно было раздобыть кирпич, бетонные блоки, еще много чего в том же духе… Идея Сабирьянова всколыхнула новые дебаты.

— Ты представляешь, как эти блоки везти?! Да кирпич хотя бы? Это ж особая техника нужна! — горячился Алексей.

Автор идеи не сдавался:

— Да там же и найдем! Нет — на асфальтовом поищем. Автобаза там рядом! Найдем!.. Кто ищет, тот всегда найдет! — Лейтенант громко рассмеялся.

Михаил тоже был готов в поход хоть сейчас, но мудрый Ракитин смотрел дальше и видел больше.

— Стоп, стоп, — вскинул он руку. — Все, хватит заседать, жопа сплющится. И приключений на сегодня хватит, надо отдохнуть. Сейчас всех соберем, осветим положение, чтобы прониклись. Охрану организуем по всем правилам: караул, часовые… Рылеев, это на тебе, займись. Но в караул ходить всем!

— И бабам? — удивился Алексей.

— По желанию. — Николай подмигнул ему. — Если кто захочет — как откажешь?.. Хотя, думаю, таких не найдется. Итак, сейчас общий сбор, потом всем отдыхать! В караул — по графику. Все, вперед!..

5

Общее построение было недолгим. Пафоса не потребовалось, психологической накачки тоже. До всех дошло, что речь идет о жизни каждого, и дисциплина плюс порядок — вещи безоговорочные. По крайней мере, внешне все прониклись. А вот в душе…

Что творится в душе у каждого — это Ракитина, как начальника, отвечающего за все, очень и очень волновало. По опыту он знал, что психология — не какая-то академическая заумь, но самая практическая вещь. Поэтому он понаблюдал, как Рылеев распоряжается насчет раненых, насчет установки временных палаток, умело расставляет своих солдат на посты… убедился, что все в порядке, и подозвал Меркурьева.

— Слушай, Леха, — вполголоса сказал он, — тревожит меня одна тема… Нас без малого сто рыл, а баб из них всего пять. При этом Света — твоя девушка, верно я понял?

— Да. — Журналист поспешил кивнуть.

— Минус одна. Дальше: Мишаня к ее мамаше яйца подкатывает, а дамочка, я смотрю, ждет не дождется, чтоб он ей воткнул аж до пупка… Так?

— Так, — вынужден был согласиться Алексей.

— Так. Значит, минус две. Итого: три девки. Три шлюхи — им, конечно, не привыкать. А солдатикам че — хоть крокодила дай, они и его трахнут, простое дело. Но радость недолгая будет. При таком раскладе всех за неделю размочалят в лоскутья, и что тогда? А тогда разборки, ревность, драки… Что скажешь, инженер человеческих душ?

Меркурьев по-простецки почесал в затылке.

— Ну что… — протянул он, — поговорить надо. Ведь не до жиру, вопрос ясный. Рылеев пусть своим втолкует, чтоб с бабами меру знали, не беспредельничали. Наши все и так поймут, не маленькие… Ну, и бабам нужно объяснить задачу. Так, мол, и так, девчонки, отнеситесь с пониманием. В атаки вам ходить не надо, рисковать никто не заставляет. Ваше дело — жрать, да срать, да ноги задирать. По-моему, это нетрудно!

Николай подумал, не очень уверенно ответил:

— Ну, возможно…

На этом разговор пресекся, потому что рядом возник Сабирьянов, чем-то озабоченный.

— Товарищ майор! — окликнул он. — Тут одно дело…

6

Михаил так загорелся боевым азартом, что готов был в битву хоть сейчас, и отбой даже раздосадовал его. Но в следующий миг он сообразил, что день отдыха — это очень даже здорово! И взялся за дело.

Для начала разыскал Старостина. Тот сидел в одной из подземных комнат, старательно заполнял какой-то бланк. Михаил не стал плутать вокруг да около:

— Здорово, Андрюха! Ты, говорят, тут начальник по спирту?

Прапорщик оторвался от бумаг, поднял голову. В грубоватом облике возникла загадочная хитринка.

— Кто говорит?..

— Ну, давай всю эту дипломатию побоку! — Лейтенант сел и честно изложил свой план действий.

Он вознамерился уединиться с Тамарой под предлогом «посидеть, поговорить за жизнь», тяпнуть спирту при этом. Ну, а когда мадам окосеет, взять штурмом крепость, которая и так уже готова выбросить белый флаг… Вот он и пришел с деловым предложением: вы нам спирт, а мы вам — бабу. Михаил пообещал в приказной форме велеть кому-либо из шлюшек обслужить прапорщика.

— Выбирай любую! На вкус, — великодушно заявил он.

Старостин откинулся на спинку стула:

— А чего выбирать-то! Я уж выбрал, покуда вы там колесили…

К великому удивлению Зверева, выяснилось, что ушлый прапор успел трахнуть Юлю. И собирается делать это в дальнейшем, отнюдь не претендуя на эксклюзив.

— Ловко! — искренне восхитился Михаил.

— Ну, так чего ж ворон считать, — отвечал Старостин. — А что касаемо спирта, то казенный не дам. Хотя и можно было бы… да не нужно. Вопрос: почему?

— По кочану. — Зверев насупился. Он не любил, когда собеседники начинали наводить тень на плетень.

Пятиборец, видимо, понял это и не стал дальше разводить ребусы.

— Да потому, что есть личный! — Он нагнулся, щелкнул каким-то замком, и глазам Михаила явилась пластиковая канистра, почти полная прозрачной жидкости.

— Посуда имеется? — деловито спросил владелец.

— Найдем! — ожил Зверев. — Ну, Андрюха, спасибо! Я твой должник.

— Да чего там, — отмахнулся Старостин. — Святое дело, можно сказать… Кстати, идем-ка, еще что покажу.

Они прошли в продуктовое хранилище.

— Во-он там, — прапорщик показал в полутьму, — у нас уголок досуга оборудован. Мы там девок парили тайком от начальства. Если хочешь — располагайся.

— Ладно!.. Ну, спасибо еще раз. Не забуду!

И окрыленный Михаил устремился на поверхность. Мозг его заработал интенсивно. Еще бы — столько забот: найти посудину под спирт да завести приличный разговор с Тамарой Викторовной… Это тебе не Юля с Региной, тут подход нужен!..

Но жизнь приготовила Михаилу Звереву приятный сюрприз. Во-первых, пластиковая бутылочка из-под воды нашлась сразу же, а во-вторых, с Тамарой все вышло куда проще, чем думал. А подумать пришлось! Лейтенант немало помучил мозги, прежде чем родил щегольскую фразу: «Тамара Викторовна! Имею честь предложить вам романтический ужин. Возможно, при свечах!..» — однако старался недаром.

Тамара, услышав такое, лукаво подняла брови:

— А у вас, Миша, и свечи есть?

Михаил молодецки выпятил грудь:

— Для такой прекрасной дамы, как вы, найдем!

Свечи на складе действительно были.

Женщина притворно вздохнула:

— Как можно отказать столь галантному кавалеру!..

Когда пошли в глубь тоннеля, Михаил, ощущая, что заветный миг близок, заволновался, начал суетиться:

— Я нарочно вам хотел это место показать. Вы, как человек искусства, оцените романтику… Больше ведь никто не поймет… А это так необычно!

— У вас, Миша, оригинальный вкус.

Ухажер ободрился:

— А вот и свечи! Шампанского, правда, нет, зато есть настоящий спирт. Чистейший! Как слеза.

— Прямо как в «Мастере и Маргарите»… — блеснула эрудицией Тамара Викторовна.

— Чего? — У Зверева с этим было похуже.

— Нет, ничего. — Она улыбнулась. — Знаете, Миша… Мы ведь не ради спирта и свечей сюда пришли, не правда ли? Ну, свечи, так и быть, пригодятся, а вот спирт… спирт, думаю, нам ни к чему…

Честно сказать, лейтенант Зверев, несмотря на вожделение, в глубине души немного страшился — все же дама его была в почтенном возрасте. В брючном костюме она выглядела элегантно, а вот как будет без него?.. Но все сомнения рассеялись — Михаил увидел цветущее, полное женских сил тело, и страсть горячо плеснула ему в мозг.

Тамара Викторовна прежде немного стеснялась своего либидо, рисовавшего ей нескромные картинки, старалась гнать их, но они пролезали в ее сны — точнее говоря, всего одна картина: как ее властно берет, почти насилует здоровенный мужик, настоящий самец. Конечно, никому она о том не говорила, даже дочери… Но когда жизнь перевернулась и в новой жизни возник рядом именно такой мужчина-самец, женщина испытала странное, неведомое прежде чувство: сны ее сбываются. И она поняла, что это судьба. И — будь, что будет!

Мужские пальцы и губы жадно блуждали по ее телу, сладко затомившемуся в ожидании ТОГО САМОГО. Невольная пульсация прошлась внутри, соединяя тайной цепью самые чуткие, самые жаждущие ласки женские точки… Ей так захотелось, чтобы мужские руки сами, без подсказки, нашли эти точки — уж если сбылось одно, пусть сбудется и это… И — о чудо! — все сбылось.

Жаркий рот обхватил ее левый сосок, с силой втянул в себя — и он туго напрягся, налился, словно, вспомнив былое, захотел брызнуть молоком. И тут же крепкие зубы сжали его, а твердые пальцы стиснули правый — жгучая боль пронзила тело, ее стрелы сомкнулись меж ног, и женщине почудилось, что там извергся горячей лавой живой вулкан.

Стон вырвался из ее вмиг пересохшего рта.

Михаил, ослепленный похотью, рыскал руками и губами по телу женщины, сжимал груди, терзал набухшие соски, слыша сладостные стоны, чувствуя, как вздрагивает, нежно льнет к нему изголодавшаяся по мужчине плоть… Он резко сунул руку между ног Тамары, и рука нашла там влажную, горячую долину страсти.

Он сам издал глухой стон нетерпения. Но ничто больше не мешало — и вздыбленное мужское естество погрузилось в живую глубину.

Тамара громко вскрикнула, когда жезл Приапа мощно вошел в ее сокровищницу. Ракитинское ироническое «до пупка» оказалось не так уж далеко от истины. Она уже готова была взмыть в седьмое небо… но их обоих подвело долгое сексуальное голодание. Несколько судорожных сокращений — и Михаил ужаснулся, ощутив, что его «милый друг» вышел из-под контроля. Он попытался удержать негодника, да куда там! «Друг», как из брандспойта, ударил могучим зарядом спермы.

И женщина не удержала неистовый крик, когда горячая струя плеснула в ее лоно. Крик прокатился по гигантскому темному пространству, одна из свечек упала, сбитая чьей-то рукой, пламя другой затрепетало, по стене и потолку забегали причудливые тени…

— Ничего! Ничего! — жарко шептала Тамара на ухо Михаилу, крепко прижавшись к нему. — У нас еще вся ночь впереди!..

7

В эту самую ночь майор Ракитин почти не сомкнул глаз.

Конечно, он понимал, что людям нужна разрядка. Слишком большое напряжение требовало сброса. Поэтому Николай разрешил всем оттянуться по полной, лично следя за тем, чтобы часовые несли службу четко, не отвлекаясь на сладострастные вопли и стоны из ходуном ходивших палаток… Михаил с Тамарой скрылись в подземных чертогах, Алексей со Светой тоже куда-то слиняли, а прочим желающим осталось драть кого-либо из потаскушек, не более одного раза — за этим следили строго.

Спасибо Рылееву! Он, установив посты, составив график караула и, разведя первую смену часовых, подошел к Ракитину:

— Слушай, майор. Я понимаю, дело важное, ребятам надо расслабиться. Кому-то, может, в последний раз: будем смотреть правде в глаза… Но и контроль необходим. Поэтому давай до четырех ночи ты бодрствуешь, после четырех — я. Ну, а с утра все в штатном режиме. Идет?

— Резонно. — Николай кивнул. — Только бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

— Ну, об этом можешь не говорить, — усмехнулся капитан…

…Первая половина ночи прошла спокойно. Правда, трудно было привыкнуть к странным ночным шумам дичающего города, совсем не похожим на звуки мирной жизни. Если не считать животного воя, рычания и хрипения из палаток, в округе царили зловещее безмолвие и почти полный мрак. Иногда там что-то недобро вспыхивало, изредка долетали далекие стонущие звуки — эти проклятые зомби перекликались, что ли, между собой?.. Тревожные предчувствия охватывали душу Николая, но ничего покуда, кроме предчувствий, так и не проявилось.

Ровно в четыре майора сменил Рылеев, но, и улегшись, Ракитин долго не мог заснуть, ворочался и думал, что отсутствие женщин плохо, но и присутствие их — тоже мигрень еще та. Конечно, размышлял он, за эту ночь девчонок излохматят так, что им потом дня два лежать пластом, и завтра надо строго-настрого предупредить об этом всех. И, уж конечно, найдутся недовольные, пойдут шепотки: почему этому так, а мне вот эдак… может возникнуть ревность, даже злоба, а оружие у всех в руках… наконец, порево, как пить дать, идет без презиков, и что из этого вырастет, одному Богу известно. Остается уповать на то, что все же спустя месяц-другой с бедой сумеют справиться, карантин кончится, а вместе с тем и ответственность майора Ракитина за человеческие жизни, настоящие и будущие…

Под эти невеселые мысли он заснул, а проснулся как штык — в восемь утра, с тяжелой головой, но и с неотступным осознанием долга: надо строить личный состав, ставить задачу на день… вообще надо, чтобы люди были постоянно заняты, — эту нехитрую истину Николай усвоил еще курсантом. Только женщинам следует дать отдых по уважительной причине.

У входа в душевую он столкнулся с Михаилом, помятым, но довольным, — ну, тут все ясно.

— Вижу, вижу… И как оно, на сексуальном фронте?

— У-у, Андреич… Это такое было! Полет к звездам! Белка и Стрелка, блин!.. А кончал как?! Как из дула!

— Ты смотри, докончаешься… Что потом с пузом ее будешь делать?

— Да брось, Андреич! Какое пузо? У нее уже и возраст не тот…

— Возраст не тот, а еться самое то?.. Если она, брат, у тебя такая ебливая, — прости, конечно! — значит, по этой части все в норме. Смотри, принесет тебе подарочек.

— А, ладно, Колян! Херня все это.

— Ну, я предупредил.

Потом Ракитин встретил Алексея, очумевшего, но тоже счастливого, — и здесь картина как на ладони. «Во дают! Дочка-пиздюшка, мама-поблядушка…» — беззлобно подумал майор и отдал приказ на построение.

— Ну что, товарищи бойцы и командиры? Ночь провели с чувством, толком, со смыслом жизни… — начал он, и по рядам прокатились смешки, чем Ракитин остался доволен. — А теперь нужно собраться! Нам предстоит боевая экспедиция. Состав и снаряжение уточним после завтрака. Выезд через полтора часа. Вопросы?.. Нет? Отлично! Командный состав — на совещание, остальным завтракать.

Совещались в том же составе, что и вчера.

— Ну, не будем разводить баланду, — с места в карьер взял слово Ракитин. — Командиром опять предлагаю Зверева. От добра добра не ищут, а дело слишком серьезное, чтобы эксперименты устраивать. Справишься?

— Легко! — отрубил Михаил.

У Николая малость отлегло от сердца.

— Дальше, — обратился он к Рылееву. — Надо твоих огнеметчиков, хотя бы отделение. И кого-то из офицеров — за старшего.

Максим кивнул:

— Да я сам и поеду.

— Так, — согласился Николай. — Мустафин, Костенко — они в технике смыслят…

— Я таких парочку могу подбросить, — добавил Рылеев.

— Ага… Вот и этот вопрос закрыли! Ну, и добровольцы: кто хочет, без проблем.

Алексей после бурной ночи ощущал себя в некотором полураспаде и большого желания идти в поход не испытывал. Да и никакого не испытывал. Испытывал он желание спать.

Ракитин мельком покосился на мятое лицо журналиста, сразу прочел его тоскливые мысли…

— Меркурьев сегодня может отдохнуть, — сказал Николай с усмешкой.

Зато возник Сабирьянов:

— Можно я поеду?! А то уж сколько тут торчу, как пень! Если что, и за водилу сгожусь. Запросто!

— Добро, — не стал возражать Ракитин, но тут всех удивил Зверев.

— Нет, — веско молвил он, — я без Лешки никуда.

Все замерли в недоумении. Затем Николай потребовал разъяснений:

— Это как понимать?

Михаил набычился:

— Да я и сам не знаю, как понимать… Но это… он у нас ясновидящий, типа того.

— Еще интереснее, — удивился Ракитин. — А сам ясновидящий что скажет?

Алексей чуть не поморщился с досады. Зверев задел то, что ему самому было не очень ясно, и не хотелось ни с кем обсуждать это, а поразмыслить бы всерьез наедине с собой… Но сказано так сказано. Алексей с неохотой протянул:

— Ну, возможно, в сложных ситуациях у меня обостряется интуиция… Несколько раз выручала. Но толком сам пока не знаю, как, почему… Объяснить не могу.

— И еще как выручала! — брякнул Зверев.

Ракитин мыслил практично.

— Объяснять — это ваше дело. — Он указал взглядом сперва на Рябинина, потом на Меркурьева. — А мне главное — польза. Если она требует твоего присутствия…

— Да ладно. — Алексей пожал плечами. — Надо, значит, надо!

— Ну и все. — Николай глянул на часы. — Час на сборы!..

8

Клич, обращенный к добровольцам, встретил скромный отклик. Кроме Сабирьянова, нашелся лишь один желающий: Павел Рябинин, всегда готовый к подвигам, как пионер. Своим свирепым рвением он, конечно, всполошил старшего брата; тот закудахтал, что никуда Павла одного не отпустит, что поедет с ним вместе… Но Ракитин категорически запретил ему это.

— На вас, Игорь, — внушительно заявил он, — принцип добровольности не распространяется. Вы слишком ценный кадр. А брат ваш человек взрослый, имеет право поступать как хочет.

После этого упрямый Пашка засобирался, в том числе и назло брату, оставив того всостоянии предынсультного криза. Прочие члены вылазки восприняли этот рейс как должное. Солдаты засуетились вокруг БМП, снаряжая ее огнеметными зарядами, вскоре взревел дизель, погнал из выхлопной трубы темную струю дыма, и механик-водитель забегал, матерясь, вокруг машины — что-то не так показали ему приборы на панели.

Но вот и это позади. Экспедиция была готова: БМП с десятью бойцами и капитаном Рылеевым да потрепанный «соболь». Собралась толпа провожающих, тут же оказались мать и дитя Мамаевы, они жались друг к другу, вроде бы стесняясь случившегося, а вид имели невыспавшийся, но счастливый. Алексею показалось, что Света хочет сказать ему нечто, может быть поцеловать… да и Тамара Викторовна не прочь прослезиться от чувств… но далекий от романтики майор Ракитин скомандовал:

— По машинам! Снаряжение проверить!.. — И через полминуты: — Открыть ворота!

Взревел дизель, БМП покатила вперед, расшвыривая гусеницами щебень.

— Бисмилла рахман рахим… — пробормотал Мустафин, воткнул первую передачу, и «соболь» двинул вслед за броневиком.

Поехали.

Алексея вдруг посетило виденье из минувшей ночи — даже не виденье, ощущение своей восставшей плоти, погруженной в нежную норку Светы и он усилием воли отогнал этот глюк. «Нечего! — подумал он. — Надо сосредоточиться на деле».

Почти все уральские города имеют большой перепад высот. Низовка потому и называлась так, что была далеко внизу, в сущности, занимая полуостров, образованный петлевым изгибом русла реки. Спуститься туда можно было двумя путями; один из них — извилистая, почти серпантинная дорога, проложенная по крутому склону, — был в данном случае кратчайшим. По нему и громыхал эскорт из БМП и «соболя».

Обочины серпантина — старые домики, густые заросли, сады… Сейчас здесь совершенно пусто, ни души, и это, к чему вроде бы привыкли все, неприятно зацепило Алексея. В самом деле, ведь миллион человек в городе! Куда все подевались?! Даже если предположить, что все заразились, переродились… Миллион зомби! Ведь этот миллион должен бегать, носиться везде, как саранча… а этого и в помине нет. Пусто! Ни людей, ни зомби. Что это значит?..

Вспомни заразу — появится сразу! В этой правде жизни пришлось убедиться Меркурьеву. Он увидел, как БМП странно вильнула, царапнув асфальт гусеницами, потом услыхал глухие выкрики… а потом вскричал и Мустафин:

— А-а, сука! Вон он, сволочь!..

Справа по заросшему склону метнулась вверх сутулая фигура. Алексей вздрогнул: в этом беге не было ничего человеческого, так бегают обезьяны, что ли… черт знает! Больше не успел подумать — распахнулся верхний люк БМП, высунулся пулеметчик. В следующую секунду загрохотал РПК.

Очередь метко накрыла фигуру, и по ушам ударил дикий визг. Алексей побледнел, видя, как подстреленное существо корчится, дергается, катается по земле… Михаил злорадно захохотал:

— Что, гнида? Щекотки боишься?..

Тут дорога сделала крутой изгиб, и отвратительная картина пропала из виду.

— Всем быть наготове! — приказал Зверев. — Не расслабляться! Леха, как твоя эта… интуиция?

— Пока молчит, — сухо ответил Меркурьев.

— Все это имеет рациональное объяснение… — начал было Павел, но тут же получил от начальства дельный совет:

— Не делай умное лицо, студент! Ты не на зачете.

— Да нет, — вскинулся было Павел, — я вполне серьезно говорю… — Но по взглядам окружающих понял, что ученую дискуссию они считают неуместной. — Ну, хорошо, я потом вам докажу, — все-таки не сдался он.

Дальше ехали без приключений. Комбинат стройматериалов был заметен издалека: высоченная пыльная башня с длинной наклонной галереей из ржавого железа — для переработки извести, что ли. Это сооружение вообще выглядело сумрачно, а уж сейчас, в обезлюдевшем городе, в неживом безмолвии… оно и вовсе рождало зловещие предчувствия. Бог знает, как у остальных, но у Алексея что-то смутно промелькнуло.

Но не более того…

Вблизи брошенный завод производил совсем гнетущее впечатление. Ветер с реки крутил пыльные вихри на неприютной площади перед зданием управления, глухо громыхал листовым железом где-то в цехах… Зверев выскочил из «соболя», из БМП выпрыгнул комроты Рылеев. Офицеры кратко переговорили, Зверев кивнул и побежал обратно к мини-вэну.

— Ну что, — сказал он, — вон те ворота — въезд на территорию. Сшибем их к простой матери, а там по обстановке.

БМП развернула башню пушкой назад, взревела, выпустив густой выхлоп, и поперла на ворота. Смяла их легко, точно консервную жесть, крепления вылетели из стен, выдрав вслед за собой несколько кирпичей. БМП прокатилась по воротам и, мятые, искореженные, они распластались поперек пути — «соболю» не проехать.

— Т-твою мать! — ругнулся Мустафин, тормознув.

Створки заднего люка БМП распахнулись, из него повыскакивали бойцы с огнеметами, умело рассредоточились в цепь. Рылеев махнул рукой:

— Оставьте машину там! Идемте сюда, вроде тихо. Вот это, похоже, гараж. — Он указал на длинное строение слева. — А там, дальше, — площадка готовой продукции… Кирпичей силикатных до хрена!

— Ну и хорошо. — Зверев вышел, окинул взором башню, корпуса цехов. — Как интуиция, Леха?

Алексей вслушался в себя — и почему-то вспомнил слова Сабирьянова про автобазу… Он повернулся к эмчеэсовцу:

— Что ты там про автобазу говорил?

— Автобаза? Да вон она, за поворотом! Метров триста оттуда.

Михаил внимательно посмотрел на Алексея:

— Это что… все оттуда же подсказки?

Меркурьев пожал плечами:

— Возможно. Может, там что ценное для нас есть?

Зверев задумался. Разъединять группу казалось ему рискованным… но и чутью Алексея он доверять привык. И принял компромиссное решение.

— Ладно. Давайте так: Меркурьев, Мустафин, Костенко — сгоняйте на эту автобазу. Посмотрите, оцените обстановку и сразу назад. Мустафин за старшего. А решать буду я!

Рылеев окликнул:

— Эй, ну чего вы там? Давай грузиться, здесь и кирпичи, и блоки есть.

— Идем! — крикнул Михаил. — Ну, давайте по-быстрому. Сабирьянов, Рябинин — за мной!

9

База и в самом деле была рядом. Ворота, дверь проходной — нараспашку, на территории никого. Грузовики стоят рядами, на первый взгляд все целехонькие. «Соболь» на скорости влетел на пустой асфальтовый плац, лихо развернулся, подняв шлейф пыли.

— Как будто порядок! — сказал он.

— Полуприцепы надо смотреть, — догадался Алексей, — блоки лучше на них везти.

— Точно, — одобрил Мустафин, а Костенко лишь носом шмыгнул.

«Ворота открыты, — пробежала мысль, и Алексей напрягся, — неспроста…»

Но на этом мысль и оборвалась.

Глухой взрыв громыхнул невдалеке. И тут же — вой, рев адских глоток. Вспыхнула стрельба.

— Наши!.. — отчаянно вскричал Алексей.

Мустафин так дал по газам, что все чуть не влипли в сиденья. «Соболь» полетел ракетой.

Из-за поворота вздымалось густое пылевое облако, а бешеная какофония стрельбы, воплей и злых выкриков неслась быстрее пыли. Ясно — там схватка. Бой!

«Соболь» пронесся по колдобинам без разбора, с заносом влетел в правый поворот. В лица ударил запах гари. Пламя! А еще…

А еще такое, что у Меркурьева язык отнялся.

На том месте, где был гараж, теперь громоздились руины — куча битого кирпича и разломанных плит, братская могила автомобилей. Над этим и клубилась туча пыли.

— Ни хера себе!.. — потрясенно проронил Костенко.

«Соболь» подлетел к искореженным воротам, все трое выпрыгнули из машины, помчались сломя голову, их башмаки загрохотали по железу…

А бой, похоже, уже закончился.

Пылали, охваченные вязким пламенем, боковая стена и оконные проемы цеха. Огненные выплески из темноты окон были похожи на драконьи языки. БМП, грозно рокоча, попятилась — и сама как дракон вдруг извергла огонь в одно из окон. Оттуда раздался знакомый безумный визг.

Отчетливо несло паленым мясом.

Из-за броневика вывернулся пыльный, грязный Зверев.

— Взрыв! — задыхаясь, крикнул он. — Гараж рухнул, наших подавило!..

В этот миг в глубине цеха рвануло еще раз. Из окон жарко дунуло огнем и пылью. Со страшным громом рухнули какие-то невидимые отсюда огромные механизмы. Михаил припустил рысью.

— Назад! Отходим! Машину уберите!.. Пашка, придурок, назад! Жить надоело?!..

«Живой!..» — облегченно подумал Алексей.

Шустрый Мустафин метнулся обратно, вскочил в кабину, «соболь» дал задний ход. Успели отбежать и пешие. БМП, грохоча, выкатилась на площадку перед заводской конторой, дернулась и замерла…

И — тишина.

Почти абсолютная, неправдоподобная тишина. Лишь урчало жалобно что-то в глубине взорванного цеха.

И вот тогда-то Алексей с совершенной ясностью понял, что здесь произошло. И что под завалами гаража погибли все, и что зомби вблизи нет. Кого сожгли, кого угробило взрывом в цеху, кто удрал…

Наверное, лицо его изменилось, потому что взгляд Михаила на нем запнулся.

— Ты что, Леха? Ну! Что?!

— Кто под завалом?

— Моих восемь! — крикнул Рылеев. Он малость оглох в БМП. — И ваш эмчеэсник!

— Сабирьянов?! — ахнул Меркурьев.

— Надо раскапывать! — закричал капитан. — Может…

— Не надо, — устало сказал Алексей и глянул в синее небо. — Не может.

10

Мотор старенького КамАЗа натужно рычал, трудно ему было переть в гору тяжесть. Каждую машину нагрузили кирпичом по максимуму, а два обнаруженных полуприцепа приспособили под перевозку блоков. На них ехали Мустафин и Костенко, самые опытные водители. Прочих посадили на грузовики, Рябинину-младшему пришлось рулить «соболем». Экипаж БМП гнал свою машину не в колонне, а сбоку, чтобы в случае чего успеть на подмогу любому.

В случае чего… Этот случай остро ощущали все, каждый ехал в сильнейшем напряжении, и надежда была только на интуицию Алексея — теперь ее признали все, даже скептик Пашка, который, правда, все твердил о «рациональном объяснении». Да с ним никто и не спорил! Есть объяснение, и хрен с ним — нам какая разница. Лишь бы толк был. А он был! Сегодня предчувствие Меркурьева подарило ему ни много ни мало — жизнь.

Правда, не спасло других. Думая об этом, он скрипел зубами и ругательски ругал себя. Расслабился, дурак! Устал, видите ли, за ночь! И вот результат: сам спасся, а товарищей не выручил. Первого предостережения — там еще, на спуске, — не расслышал. Дурак… Все, не имеешь больше права уставать! Вот так, просто и ясно. Один за всех, тогда и все за тебя…

…Когда они втроем отбыли на автобазу, команда Зверева — Рылеева начала изучение местности. Солдаты без труда проникли в гараж, обнаружили там с полдюжины грузовиков, в целости, с полными баками. Сабирьянов не утерпел, бросился туда же. Решили заводить, выгонять машины на погрузку…

Тут-то и ударил взрыв.

Точнее, несколько одновременных взрывов. Зверев был готов поклясться — диверсия! Разумная, спланированная, системная. Рвануло в таких точках, что гараж сложился как карточный домик, погребя под собой и людей и машины.

А из цеха ринулась с ревом толпа зомби. Сколько их было — двадцать, тридцать?!. Считать было некогда. Хорошо, Рылеев оказался на месте! Огнеметные установки БМП хлестнули залпом с правого борта — и уродам пришел мгновенный конец. Кто-то — уверял Зверев — метнулся обратно, в глубь цеха, иные горели, бежали, воя так, что у слабонервного могли б начаться судороги.

Но среди бойцов не было слабонервных. Пашка — тот и вовсе был готов нырнуть чуть ли не в пламя, насилу удержали. Рылеев боеприпасов не жалел, прошелся крест-накрест по окнам огненным мечом, и ни одна тварь не выскочила оттуда, не набросилась на людей…

Меркурьев, выслушав этот рассказ, убедился в точности своих откровений, вздохнул, сказал невесело:

— Значит, это опять была засада. И организованная, продуманная. Заранее заложили взрывчатку, ждали… Все верно: эта гадость умнеет. Правда, сдуру сами на своих же минах и подорвались. То есть программа дает сбои. Но…

Это «но» сейчас гвоздем сидело в голове Меркурьева. Тешиться тем, что пока еще дебилы, еще делают глупости… К черту! Это вопрос нескольких дней. Больше у них ошибок не будет. И что тогда? Ему, Алексею Меркурьеву, жить в постоянном напряге, пытаясь предугадать будущее?.. Да от такой жизни через два дня сдохнешь!

Да уж, это гвоздь так гвоздь, его не выдернешь. Правда, сейчас, почти уже на автомате сканируя пространство, Алексей острой опасности не ощущал — и это хорошо. Вернемся без потерь. Привезем материалы, начнется реконструкция базы, превращение ее в крепость… И это опять же хорошо, но ведь все это требует времени, времени, времени…

А будет ли оно?

Алексей глянул в зеркальце. Колонна машин тащилась в гору. Взгляд мельком пробежался по кабине, явно хранившей в себе дух прежнего хозяина. Инструменты, тряпки, путевые листы и накладные, заткнутые за приборную панель… Где сейчас этот человек? Что с ним? Жив?.. Быть может, жив, но уже не человек. А может, и плоть его, лишенная души, уже сожжена огнеметом там, на заводе, и лежит обугленной кучей, и никогда, никем не будет похоронена по-человечески…

Мурашки побежали по спине, Меркурьев испугался — не трагедии непогребенного трупа, нет, конечно. Испугался он, что, отвлекшись, утеряет контроль над обстановкой и это вновь может стоить кому-то жизни. Он встряхнулся, сбросил путаницу лишних мыслей и включил себя в режим суперрадара, к чему уже привык.

Колонна возвращалась домой.

ГЛАВА 15

1

Следующее утро преподнесло обитателям базы еще один неприятный сюрприз.

Неожиданно к ним нагрянули гости. Точнее, не гости даже, а беженцы. Подольский с жалкими остатками зоновской группировки. В основном женщины и дети. Ладно, хоть продукты и обмундирование сумели вывезти.

— Ни хрена себе! — удивился Зверев. — Это что еще за новости?.. Валера, здорово, братан, давно не виделись!

— Здорово-то оно здорово, да здоровье дорогой ценой досталось… — замысловато выразился Подольский. Увидев недоумение на лицах, изменил тон: — Тут у нас, мужики, такие дела, что не расскажешь, не опишешь… насухую. — Он невесело улыбнулся. — Кстати! Познакомьтесь: майор Слепян, мой боевой соратник.

Наметанным глазом Николай заметил, что уцелевшие спецназовцы вполне в своей тарелке, а вот майор Слепян выглядит неважно — какой-то потухший… словно выдернули из человека главный стержень.

— Прошу, майор, — уважительно, как равный равному, сказал Ракитин. — Вместе мы все сможем! — слегка слукавил он, желая подбодрить огорошенного кума.

Тот как будто даже не сразу и понял.

— Что? — переспросил он. Николаю пришлось повторить. — Ах да, — пробормотал Вазген, — ну да, конечно… Сделаем. Все как положено…

Ракитин с Алексеем переглянулись. Алексей еле заметно пожал плечами — не иначе, скапустился тюремщик. Крыша протекла. Видать, круто пришлось там, на зоне…

Вскоре хозяева убедились в этом — когда пригласили гостей к себе в апартаменты, где за обстоятельной беседой раздавили пару пузыриков надыбанной в супермаркете водки. Известие о том, что случилось в колонии, складские восприняли без радости, конечно, но спокойно — жизнь отучила их удивляться, тем более ахать и охать по всякому поводу…

Поговорили конкретно.

— Ну, теперь у нас свой спецназ появится… — Алексей толкнул дюжего омоновца: — А, Михаил? У тебя конкуренты крутые.

Тот хитро прищурился:

— Спец не спец, а крутые парни нам нужны. Эт точно! Хотя бабы да детишки — нам как чемодан без ручки…

Алексей нахмурился. Женщины, конечно, выглядели так, как будто пережили глубочайший шок… да так оно и было! А детишки, те ничего — невинная детская психика, как видно, сама по себе защита от ужасов этого мира.

— Ну, это ты брось, — сказал Меркурьев. — Дети — святое.

— А я ничего и не говорю. Святое! Но спасать-то это святое нам — больше некому…

2

Валеру точила изнутри одна мысль, не давала покоя. Но пока знакомились да базар вели в штабе, он об этом помалкивал.

Позднее, когда они со Штепой и Слепяном слегка освоились на новом месте, Подольский улучил момент, когда Ракитин с Меркурьевым окажутся вместе, и подвалил к ним со своим предложением.

— Мы не должны оставлять на свободе такое огромное количество зомби в одном месте, — заявил капитан. — С учетом того, что мы положили пару сотен, там их еще осталось около четырехсот… Конечно, в городе теперь совсем не сахар, но это такое гнездо тварей… Кончим их — все воздух чище будет.

— Да оно-то конечно… — Майор вздохнул. — А что ты конкретно предлагаешь?

— Нужно их ликвидировать, уродов, пока они не разбежались по городу и не понесли заразу дальше. Если грамотно спланируем операцию, справимся без проблем, обещаю.

— Хм… — задумался командир группировки. — Без проблем, говоришь… Не уверен! Они ведь, собаки, умнеют не по дням, а по часам.

— Валера прав, — поддержал товарища Алексей. — Умнеют они все-таки пока по дням. А вот чтобы они дальше не поумнели… Я думаю, что они там образовали стаю, так сказать, некую функцию Роя… Ну да ладно, чего тут умничать! Дело надо делать. Людей у нас достаточно, имеется неплохое оружие — думаю, без особого риска всех там и положим.

Подумав немного, Ракитин кивнул:

— Ладно, выделю вам пару взводов. Огнеметчики накроют цель, а пулеметчики и автоматчики зачистят территорию. Доволен, капитан?

— Вполне, — кивнул тот и подмигнул Алексею: — Хоп!

Они с Меркурьевым дружески хлопнули друг друга по ладоням.

Ракитин наскоро собрал весь свой штаб прямо на улице — изложил задачу.

— Рылеев, Подольский, Степанов — будете руководить операцией. Старший — капитан Подольский. Действуйте по обстановке! Возьмете с собой запас соляры — все там сожгите к чертовой матери! Чтоб духу от этих нановитов не осталось!.. Вопросы?

Вопросов не было. Но были комментарии.

— Меркурьева с собой возьмите! — вмешался Зверев.

— Зачем? — Валерий не понял омоновца.

— А-а!.. — довольно произнес Михаил. — Не знаешь еще… Он у нас особенный!

Дальше последовал краткий, но пылко-нецензурный рассказ об удивительных способностях Алексея. Подольский выслушал в своей обычной манере — не удивился, вообще не проявил никаких эмоций.

— Так это наследственное, — сказал он и этим как раз всех удивил. Пришлось дать пояснение о Петре Меркурьеве: — …У него тоже чутье было всем на зависть, сколько раз выручал всех. Он и погиб-то, когда наш отход прикрывал…

От слов Валерия, от воспоминаний вновь кольнуло сердце. Алексей потихоньку отошел в сторону.

Вояки продолжили разговор, а Меркурьев как-то нелегко задумался и о минувшем, которого не вернуть, и о замысловатом нынешнем, в том числе и о себе самом… «Нет! — решительно молвил он, только не вслух, конечно. — Здесь не наследственное. То есть одаренность тонкой интуицией, возможно, и вправду родовая черта Меркурьевых… но сейчас только ею все не объяснишь. Нет, здесь нечто иное…»

Подольский повернулся, увидел, что Алексей погружен в невеселые думы, и решил, что в таком состоянии толку от него будет с гулькин нос… да и пожалел Валерий брата своего боевого товарища, что уж там говорить.

— Да нет, — сказал он, — здесь мы сами справимся. Спецназ есть спецназ!

— Ну, если так… — Ракитин глянул на часы, — то два часа на сборы — и вперед!

3

Через два часа «Уралы», полные оружия, боеприпасов и солярки, были готовы к выезду. Перед погрузкой в машины Подольский настоял, чтобы все бойцы облачились в ОЗК — причем по полной экипировке. Путь лежал в самый рассадник заразы.

— Счастливо! — сказал спецгруппе Алексей, посчитавший своим долгом напутствовать уходящих на задание.

И вот колонна, состоящая из четырех грузовиков и эмчеэсовского микроавтобуса, запылила по дороге в сторону Чернореченска…

До поворота на зону добрались без приключений. Такое создавалось ощущение, что все зомби в округе попрятались при виде автоколонны, наученные горьким опытом столкновения с вооруженными людьми. Лишь на отрезке пути между городским цирком и мэрией — там, где с одной стороны к проспекту вплотную подступает еще одна лесопарковая зона, были замечены с десяток темных силуэтов, поспешно спрятавшихся за деревьями. Останавливаться и проверять, люди там или монстры, не стали. Черт с ними! Есть задача поважнее.

Вот и дорога, ведущая к ментовской зоне. Подольский ехал в переднем микроавтобусе и не забывал зорко посматривать по сторонам. По правую сторону сплошной каменный забор, огораживающий территорию автопредприятий и строительных организаций. Слева — лесопарк, через который они не так давно проходили.

На секунду показалось, что и тут не все чисто — лесок не пуст! Но капитан решил пока не придавать этому значения — цель близка, ею и следует заняться в первую очередь. А потом уже можно будет проверить окрестности.

Метров за пятьдесят до въезда в колонию автоколонна остановилась. Бойцы выгрузились, подготовили оружие к бою. Подольский приказал двум отделениям автоматчиков следовать за ним, остальным во главе с Рылеевым ждать сигнала.

Разведчики побежали вперед, затем сошли с дороги и вдоль забора принялись скрытно подбираться к воротам. Все ближе и ближе бойцы к цели… Вот и ворота — точнее, их полное отсутствие. Металлические створки, покореженные и сорванные с петель, валяются рядом — как видно, понадобилась нечеловеческая сила, чтобы сделать это.

Командир поднял руку: внимание! Затем подал знак: двое со мной, остальные ждут. С оружием наготове трое просочились внутрь. Быстро осмотрелись: вокруг никого. Зато вид колонии изнутри озадачил их, если не сказать — потряс… Перед ними предстала картина полного разгрома. Многие постройки разрушены, в других двери выломаны, стекла во всех окнах выбиты. Словно по колонии прошелся ураган, круша и ломая все на своем пути. А вот трупов отчего-то не наблюдалось — вообще никаких, ни своих, ни врагов.

Подольский свистнул остальным: сюда! Когда два десятка вооруженных людей очутились внутри зоны, капитан обвел рукой строения:

— Проверяем все, если замечаем врага — ликвидация по полной. Противогазы не снимать. Первое отделение под командованием сержанта Степанова осматривает промзону. Второе — за мной!

Капитан с бойцами рысцой двинулись к жилой зоне.

Приближаясь к ограде, разделяющей колонию на два сектора, — местами поваленной и поломанной, местами сохранившейся, — люди Подольского все четче различали следы погрома. Бараки тоже не избежали разрушения. Оконные решетки вырваны с мясом, дверей вообще не видно, площадки перед постройками густо усеяны щебнем, битым стеклом… А посередине площади высились… Сначала их приняли за горы мусора. По мере приближения к ним бойцам показалось, что это штабеля дров. Ну, а когда подошли совсем близко, вид у всех был слегка охреневший. Уж чего только не насмотрелся за свою бурную жизнь капитан спецназа Подольский, но и у него, битого-стреляного вояки, отвисла челюсть.

Двумя пирамидами возвышались выложенные ровными рядами груды человеческих тел. Вернее, не только человеческих, но и тех существ, что они покрошили намедни. Зомби!.. Теперь уже окончательно мертвые — мертвее не бывает. По первым прикидкам — сотни две или даже три…

Бойцы переглянулись, посмотрели на командира. Голос Подольского из-под противогаза донесся приглушенно:

— Никому не приближаться к трупам. Обследуйте бараки — только осторожно.

Спустя четверть часа стало ясно, что зона пуста. Разгромлена и выпотрошена — но пуста. Капитан по рации связался с основным отрядом, приказал выдвигаться на объект. Когда отряд прибыл, Подольский указал Рылееву на горы трупов:

— Они облегчили нам работу.

— Да уж, картина… Будем жечь? — спросил тот.

— Да. Обложить их всем, что горит, основательно полить солярой и… «Ахмет, поджигай!» То же самое проделать с бараками и администрацией. Выжечь тут все на хрен!..

Капитан отдал приказ выставить дозоры перед колонией — у въезда и чуть дальше, возле машин. Было ясно, что оставшиеся в живых зомби — без малого четыре сотни уродов — где-то поблизости. Поэтому ухо нужно было держать востро. Далеко они уйти не могли. На проспекте все было чисто — не считая леска возле цирка, но там четыреста монстров не спрячутся. Остается…

— Да! — в ответ на свои мысли произнес вслух Подольский, наблюдая, как бойцы занимаются делом, выполняя его приказ: таскают обломки досок, фанеры, куски разного брошенного тряпья и даже пустые пластиковые баллоны — и все это кидают к зловещим штабелям из мертвых тел.

Теперь-то он иначе воспринял слова Зверева о ясновидении Алексея. Не то чтобы пожалел, что Меркурьева нет рядом, — по складу характера Валерий был не из тех, кто горюет над своими решениями и поступками. Просто он понял, что дело серьезнее, чем ему представлялось до сих пор, хотя после боя на зоне, казалось бы, куда уж серьезнее…

4

А Меркурьев тем временем уединился в подземном хранилище, тайком улизнув туда ото всех, даже от Светы. Ему надо было побыть одному и подумать хорошенько.

Он чувствовал, что в нем, в его душе и организме, происходит что-то необычное. Прежде всего — редкостный прилив сил. Он не ощущал той тягомотной усталости, что обычно преследует людей. И совершенно перестало болеть колено, когда-то поврежденное на спарринге. Конечно, с тех пор прошли уже годы, и колено не то чтобы болело, но иногда неприятно напоминало о себе — то при быстрой ходьбе, то вдруг начинало ныть в плохую погоду… А теперь — как новенькое! Будто никакой травмы и не было.

Чудеса!

Алексей встал в боевую стойку и резко махнул ногой, имитируя боковой удар в голову, — отлично! Лучше не бывает.

Ну, так, казалось бы, живи да радуйся… но Меркурьев что-то не радовался. Слишком уж при тяжких обстоятельствах открылись в нем эти жизненные резервы. Хотя… не будь этих обстоятельств, глядишь, резервы и не открылись бы вовсе, а?

— Диалектика, — сказал Алексей вслух и огляделся зачем-то.

Тихо было вокруг, тихо и почти темно. Тускло горели редкие лампочки аварийного освещения — генератор крутился на малых оборотах.

Но почему же тогда у других такого включения резервов не наблюдается? Выходит, что же… он, Алексей Меркурьев, чем-то отличается от большинства людей?.. А может быть, от всех?! И нужна была только встряска в виде экстремальной ситуации, дабы пружина, свернутая в глубинах Алексеева генома, хлестко развернулась с выбросом какой-то самому ему не ясной еще энергии?..

Так. Меркурьев остановился, невидящим взором уставясь в стену. А если так, то это значит, что он, Алексей Меркурьев, предназначен для достижения некоей цели, пока тоже неведомой? И та энергия, та сила, что родилась в нем, — она ведет его к этой таинственной цели?..

Разволновавшись, Алексей заходил кругами по коридору — тень его то чудовищно вздымалась к потолку, то опадала на пол. Он этого не замечал. Волнение вдруг раздвинуло стены — пространство сбежалось сюда, и Меркурьева на миг коснулось то, что отдалено километрами. Он вздрогнул — то была ментовская зона и бойцы Подольского, чутким кошачьим шагом, с автоматами навскидку держащие под контролем каждый свой сектор.

Виденье мигнуло и пропало — вот и нет его. А есть прохлада подземелья, полутьма и одинокий человек… Хотя, какого черта одинокий! Теперь этот меняющийся мир будто бы прирастал к Алексею… а может, и наоборот: невидимые нити исходящих от него энергий проникали в мир, охватывали, ощупывали, принося прямое знание. И в данном случае знание было не плохое — ни тревоги, ни оторопи, ни страха Алексей не испытывал. Все ровно. Ну и слава богу!

Значит, все у Валеры и его коммандос должно быть тип-топ. И сегодня все вообще должно сложиться хорошо. И всю эту ораву зомби они расплющат в жесть. Только…

Только вот проку от этого немного. А если вправду, то никакого. Эти несколько сот особей — всего лишь одна точка огромного растущего организма, призрачного, но совершенно реального… Одна функция Роя! Чепуха. Ему на эту точку плевать. Конечно, Подольский в чем-то прав, решив уничтожить толпу этих жутких существ. Но по большому счету это не изменит ничего.

Впрочем, и сам-то он, Меркурьев, только сейчас понял это…

Алексей поймал себя на том, что он думает о Рое как о вполне конкретном субъекте — привычно, деловито, будто вот он, Рой — его давний знакомый. Как странно!..

И тут вновь его слегка колыхнуло неуловимое единство с миром, и оно почудилось Алексею еще более странным — словно мир загадочно улыбнулся ему. Зачем?.. А хрен его знает зачем!

— Загадки, мать вашу, — сердито буркнул Алексей и поспешил наверх.

5

Просчитав все по-взрослому, Валера пришел к выводу, что зомби прячутся в лесопарке, который раскинулся между колонией, окончанием проспекта и транспортно-складской территорией перед Промышленным шоссе. Теперь нужно было аккуратно проверить догадки и, если они подтвердятся, выработать план по выкуриванию и уничтожению врага. Но сначала необходимо покончить с ментовской зоной — стереть ее в порошок, не оставив здесь камня на камне.

Когда все было подготовлено — натасканы «дровишки для костров», в уцелевших постройках все щедро полито соляркой, — огнеметчики заняли позиции, переведя в боевой режим свои «Шмели». Вначале запалили обе пирамиды мертвецов, потом сделали залпы зажигательными по оконным и дверным проемам зданий. Через минуту здесь уже вовсю бушевал сильный пожар.

Покойники горели бурно — в пламени их тела корежились, казалось, эти горы трупов опять-таки ожили — теперь уже в последний раз! — перед тем как окончательно превратиться в кучи пепла… Зрелище не для изнеженного современного обывателя — но уцелевшие в жестких передрягах люди быстро сбрасывали с себя не нужный им теперь налет цивилизации…

Два взвода из группировки «Склады МЧС» в организованном порядке отступили к машинам. Вскоре автоколонна двинулась обратно, но перед этим Подольский минут пять наблюдал в бинокль за лесом. Еле различимые силуэты за кустарником и стволами деревьев и подозрительное шевеление сказали ему о многом…

Когда вернулись и прошли дезинфекцию, Валера доложил штабу о проведенной операции.

— Я считаю, — выложил он под конец свои соображения, — что нужно в срочном порядке атаковать зомби в лесопарке. Они там — зуб даю.

— Хорошо, — кивнул майор Ракитин, — эту задачу сейчас обсудим в деталях. Но меня интересует вопрос с трупами. Ты говоришь, что перебитые вами зомби находились там и вы их пожгли…

— Верно. Но они не просто валялись, понимаешь?..

— Так на что это было похоже? — переспросил Ракитин.

— Они сложили трупы штабелями, — пояснил капитан, — в форме пирамиды. Двух пирамид.

— Е-мое! — вырвалось у майора, несмотря на всю его выдержку.

Зверев хмыкнул и потер небритый подбородок — даже на него представившаяся картина произвела впечатление.

— Мне это кое-что напоминает… — задумчиво произнес Игорь Рябинин.

— Мне тоже, — усмехнулся Меркурьев. — Вроде у монгольских или тюркских завоевателей была такая привычка — складывать горки из голов побежденных врагов. В ритуальных целях. Гекатомбы это называется… военные жертвоприношения то есть.

— «Апофеоз войны»! — брякнул Паша Рябинин. — Картина, помните?

Помолчали, затем майор поинтересовался:

— А кто тут кого принес в жертву? Своих что ли?.. Ладно, людей там сотня полегла, но ведь и их раза в два больше. Че-то не складывается у тебя, Алексей. Вот если б они нас всех покрошили, а потом навалили трупешников — хоть в горки, хоть в пирамидки, хоть в конусы усеченные…

— Нет, — раздался негромкий голос биолога, — мне лично это напомнило описание первого ядерного реактора. Там тоже штабелями выкладывали брусочки с разным веществом. Чтобы цепная реакция пошла!

— Ты хочешь сказать?.. — задумчиво начал было Алексей.

— А кто их знает, этих нановитов, — ответил Рябинин, — может, таким способом они тоже какую-нибудь реакцию запускают. Или мутацию. Трупы ведь начинены нановитами — просто кишат ими, как пить дать. Вот и складывают их вместе — возможно, что при большом количестве и тесном соприкосновении там происходят реакции…

Все переглянулись. Сказанное как-то не очень укладывалось в сознании… но они многое уже видели такого, что не должно было укладываться — а вот поди ж ты, улеглось.

— Не знаю, — спустя минуту добавил Игорь, — это только предположение. Мы, по сути, до сих пор ничего о них толком не знаем! Они ведь размером с молекулу. Поэтому могут манипулировать с материей как хотят — переделывать вещество, изменять молекулярные связи или даже атомные…

Алексей покачал головой:

— Похоже на то…

— Ну, так или иначе, а полдела сделано, — заговорил после непродолжительной паузы Ракитин. — Теперь вторые полдела — по зачистке оставшихся зомби. Тогда тем более их надо грохнуть, пока они еще новые эти… гекатомбы не понаделали. У кого какие соображения? Капитан?.. — Майор посмотрел на Подольского.

— Есть план, — откликнулся тот, — простой как три копейки. Огнеметчики займут позиции вдоль всей кромки леса со стороны зоны и проспекта. Открывают огонь термобарическими и зажигательными и, таким образом, поджигают лес. Возле поворота к складской территории ставим БМП. Зомби деваться будет некуда: с двух сторон плотный огонь из «Шмелей» и РПК. С третьей — крутой обрыв в реку. Они двинутся по проезду, ведущему к Промышленному шоссе. С обоих сторон — высокие каменные стены и забор. А у заезда на мебельные склады их будут ждать наши люди. Построят баррикаду из подручных средств. В это время сзади подъедет бээмпэшка, ну и мы к тому времени подскочим…

— То есть ты планируешь запереть их в этом переулке? — Майор с удовлетворением откинулся на стуле. — Запереть и всех там покрошить?

— И поджарить, — кивнул спецназовец. — Если начнут напирать, то подразделения у баррикады отойдут и подожгут ее. Пока те козлы сумеют преодолеть преграду, мы их перестреляем как куропаток. Там же и трупы пожжем. Устроим им гекатомбы…

У Алексея не хватило духу объявить Валере и всем остальным, что этот героический рейд будет, по существу, бесполезным. «Старались ребята…» — подумал он и хотел было сказать, что поедет с ними, но Ракитин и тут его опередил:

— Ну, добро! — И хлопнул по столу ладонью, закрывая тему. — Значит, так. Бери, капитан, наш уазик, «Урал» и на всех парах мчитесь на мебельную фабрику. Михаил, Алексей — езжайте вместе с Валерой. — Он посмотрел на Штепу: — Давай и ты, сержант, с ними. Подстрахуй, если что. Но ни в какие свары не ввязываться по дороге! Ваша главная задача — перегородить переулок… А мы основными силами идем за вами. Так? — повернулся он к Подольскому.

— Так, — кивнул тот.

— Ладно. На базе оставим взвод охраны… Слепян — за старшего. А где он, кстати говоря?

— Да он чего-то не в себе, — сказал Зверев. — Бродит потерянный такой, чуть ли жену свою не узнает. Мне Тамара сказала — бабы народ такой, уже сплетни пошли…

Алексея мигом подтолкнуло предчувствие.

— Нет! — торопливо выкрикнул он и сам смутился. — Извините… Нельзя его оставлять. Он теперь… одно только название, что майор. Придется тебе, командир.

— Так. — Ракитин задумался, но думал недолго. — Ладно, будь по-твоему. Тогда за командира основной группы — Рылеев! Радиосвязь у нас есть, хреноватенькая, но есть. На дистанциях общевойскового боя — сойдет… Ну что, все готовы?

— Так точно, командир. — Алексей поднялся первым.

— Как летчики на боевые вылеты… — проворчал Зверев, имея в виду бесконечные броски на цели. Когда выходили из кабинета командира, он обратился к Штепе:

— Как думаешь — сумеем провернуть дело?

Степанов пожал плечами и усмехнулся:

— По-любому должны суметь — деваться-то нам некуда, эти гоблины чуть ли не под боком у нас.

6

Все шло по плану — но сердца бились сильней, нервы натягивались туже, как всегда бывает в минуты последнего затишья перед боем. Алексей очень легко, даже с какой-то удивившей его легкостью вошел в режим живого сканера — пока все вроде в норме, но кто ж его знает…

Валера достал рацию и связался с командиром экипажа:

— Второй, Второй, как слышите меня? Прием.

Рация затрещала в ответ:

— Слышим вас отлично, Первый. Выдвинулись на позицию. Ждем приказа…

— Второй, свяжитесь со Штепой, сообщите, что старт через десять минут. Чтобы были в полной готовности. Потом доложитесь. Как поняли?

— Понял, Первый. Связаться с Штепой и доложиться по результату.

— Все правильно. Конец связи…

Валера поднес бинокль к глазам. Всмотрелся в утренний полумрак леса. Там они, голубчики, затаились. Будем брать тепленькими…

Заработала рация. Первый доложил, что сержант Степанов подтвердил готовность.

— Отлично, — сказал Подольский, — ждите сигнала. Если противник двинется в вашу сторону — открывать плотный огонь. Далее действуйте строго по плану. Все, отбой…

Капитан еще раз оглядел свое растянувшееся в цепь воинство, замершее в ожидании сигнала к атаке. Огнеметчики со «Шмелями», рядом прикрывающие их бойцы с автоматами и РПК. Глянул на часы и, дождавшись условленного времени, зычно скомандовал, махнув рукой:

— Огонь!

Громыхнуло одновременно из двух десятков стволов так, что у всех заложило уши. Лес взорвался, вспыхнул; деревья, кустарник и сухая подстилка занялись огнем. Вслед за первым последовал второй залп, а спустя пару мгновений донесся грохот со стороны окончания проспекта — это еще одно отделение Рылеева вступило в бой.

Ветер дул в нужную сторону, и вскоре лесной пожар разбушевался не на шутку. В таком аду не было никакой возможности уцелеть — ни зверю, ни человеку, ни зомби…

Через десять минут заработала рация. Докладывал командир БМП.

— Вижу неорганизованную толпу людей… то есть зомби. Движутся в сторону Промышленного шоссе. Жду ваших указаний к действию.

Подольский ликовал — все получилось, как он и предполагал. Теперь главное — не сорвать операцию. Нужно запереть врага в тупике и уничтожить.

— Быстро по машинам! — скомандовал он и побежал к уазику.

За ним устремились остальные. Зверев и Рылеев — с командиром, Меркурьев, Мустафин и Костенко — за руль грузовиков. Развернулись и помчались на подмогу своим.

7

Когда орава зомби повалила в сторону засады, засевшие на баррикаде стрелки подпустили их на расстояние прицельного выстрела — и открыли шквальный огонь.

— Патронов не жалей! — крикнул Штепа, азартно выпуская очередь за очередью.

Бойцы в упор косили напиравших монстров. Когда те, усеивая все пространство перед завалом своими трупами, подошли слишком близко, Штепа отдал приказ отступить и поджечь баррикаду.

Возле преграды повсюду заранее были расставлены емкости с соляркой. Двое бойцов бабахнули по завалу из РПГ — гранатометов как раз имелось в наличии всего два. Взрывами воспламенило горючее, и баррикада запылала.

В это время сзади к проезду выдвинулась БМП и открыла огонь из всех имевшихся на борту орудий и стволов. Ее поддержали подъехавшие огнеметчики и автоматчики. И вновь началось побоище. У зомби не было никаких шансов выжить. Подольский оказался прав — хорошо спланированная операция большое дело! Воевать — тоже наука, да еще какая. Серьезней и круче всех других наук.

Алексей позабыл о своих сомнениях и скепсисе. Бой захватил его. Он видел перед собой выжженное, дымящееся пространство, выполнял распоряжения, кричал что-то… а где-то глубже этого жила мысль о возвращении, о том, как он увидит Свету, — и радостное сознание, что и это по-особому входит в него, и что оно хранит его в сошедшем с ума мире не хуже, чем его способность предвидеть события… вернее, все это каким-то загадочным, еще ему самому не очень понятным образом связано одно с другим. И это очень важно — должно быть, важнее всего того, что творится здесь, творится с ним, Алексеем Меркурьевым… И ему предстоит это разгадать.

Часть III АГОНИЯ

ГЛАВА 16

1

День накануне выдался жарким, солнце палило вовсю, на небе ни облачка. Духота сводила с ума. И лишь ночью пришла долгожданная прохлада. А под утро пролился небольшой дождик. И вновь засияло светило.

Складские просыпались, выходили во двор. Начиналась обычная дневная суета. Появились из здания и Подольский с Меркурьевым.

Валера потянулся, вдохнул полной грудью и повернулся к товарищу:

— А воздух-то какой! Чуешь?..

Алексей кивнул. Воздух действительно был на удивление чист и свеж. И это было непривычно — им, городским жителям. Вот что значит убитая промышленно-транспортная инфраструктура! Не работают заводы и фабрики, замерли электростанции, ржавеют миллионы брошенных автомобилей. Тишина и покой… порою просто кладбищенский. Кстати, на Алексея кладбища всегда производили какое-то странное впечатление — совсем не угнетающее, а… какое-то задумчивое, что ли. Там ему хотелось смотреть в небо, смотреть, как медленно плывут облака… словно там он был ближе к разгадке чего-то очень важного, может быть, самой важной загадки, которую задает нам жизнь… Правда, так до сих пор и не разгадал.

Однако это кладбище — опустевший город, — оно для техники и всего, что выстроено людьми. А также для самих людей, пусть даже их телесные оболочки еще ходят, заполненные какой-то иной сущностью… Но уж никак не для дикой природы, не для матушки-Земли! Скоро она возьмет свое. Если, конечно, люди опять не победят. И не придут царствовать снова, все переделывая и переиначивая на свой лад — в своих меркантильных целях.

Алексей усмехнулся своим мыслям — и подивился. Надо же! Что же получается: он как будто на стороне матушки-природы, а не людей, своих собратьев?.. А значит, на стороне нановитов — ведь именно они нацелены на уничтожение алчного существа, человека — ради природы…

Хотя это еще бабушка надвое сказала, ради чего. Кем нацелены — на этот вопрос ответа покуда нет. А то, что дыма без огня не бывает, — это точно. В том смысле, что мертвецы-зомби — всего лишь дым, а вот огня никто из уцелевших людей до сих пор не видел. Увидим ли?.. Вот еще один вопрос, который даже задавать себе не хочется, не то что отвечать на него…

Да, вчера покрошили еще несколько сотенбывших людей. И что?.. Алексей, отойдя от азарта схватки, взглянул на эту победу трезвым взглядом. Несколько сотен! А в городе уже тысячи, десятки тысяч ходячих мертвецов… да и не в них даже дело, а в этой новой форме бытия. Рой, этот чертов Рой — что же он такое?! Должно быть, он сейчас иронически смотрит на всех нас, усмехается: что, мол, победили?.. Ну, побеждайте, побеждайте, мне не жалко. Я приду и возьму все разом.

Ход меркурьевских мыслей был нарушен ироническим возгласом Подольского:

— Смотри-ка, блудная дочь вернулась!..

Он указал рукой в сторону КПП. Оттуда, сопровождаемая одним из солдат химроты, плелась собственной персоной бывшая проститутка Регина…

А дело было так.

2

Вечером, после возвращения из победного рейда, Михаил Зверев уже предвкушал пылкие объятия своей новой возлюбленной… и тут его неожиданно разыскала Диана.

Он этому, признаться, не обрадовался. После той бурной ночи с Тамарой все бабы казались ему неинтересны, а разговоры с ними — пустой тратой времени. Может быть, правда, ненадолго, кто знает?.. Этого он и сам не ведал.

— Привет, — сказал он равнодушно. — Какими путями?

— Чего?

— Ну, судьбами. — Зверев усмехнулся.

Диане, однако, было не до шуток-прибауток.

— У нас Регина пропала! — выпалила она.

— Чего?.. — На сей раз обомлел сам Зверев, и тут же мысленно выругал себя за глупую реакцию. — Ладно, ладно, это я так… Ну-ка, поподробнее!

Подробнее выяснилось немногое. Под утро, когда солдатская оргия наконец прекратилась, измученные девчонки поплелись в подземный бункер спать. Пришли, рухнули, вырубились как убитые — а когда проснулись, увидели, что Регины нет. Сперва подумали: ну, встала, пошла куда-нибудь… Но потом оказалось, что ее нет нигде. Сбежала.

— Е-мое, — искренне сказал Михаил. — Этого только не хватало. А ты ничего раньше за ней не замечала?

— Не. — Диана мотнула головой. — Да я больно-то и не смотрела… Она вообще тормоз, что у нее там в башке, ни один психолог не догадается.

— Я бы догадался, — буркнул Зверев и пошел к Ракитину докладывать о ЧП.

Тот, узнав, плюнул с досады:

— М-мать! Ну дура, вот ведь дура!.. Ну и куда она поперлась?! Пропадет ведь, бестолочь!

— Пропадет — полбеды. А если вернется! Человеком или монстром?.. Что делать?

— Изолировать придется, — вздохнул майор.

— Изолировать ее только пулей в башку придется, — жестко сказал Михаил. — Другого пути нет.

Николай нахмурился. Философом он не был, но благодаря природному уму придерживался некоторых важных принципов. Был среди них и такой: не делай никому зла! В глубине души, правда, Ракитин считал, что мировое зло непобедимо — оно было, есть и будет в том космическом круговороте, какой представляет собой мир. Но сражаться со злом надо! И Николай отдавал себе отчет в том, что необходимо ответное насилие — «добро должно быть с кулаками», так что злу придется делать зло. Но только злу! И никак иначе.

Но вот вопрос: где он, тот предел, за которым эти кулаки придется пустить в ход?.. На этот вопрос у Николая Ракитина не было ясного ответа. И что есть зло?! Маленький, заплутавший по жизни человек — зло он или нет?..

— Ладно, — в который раз плюнул Николай на эти моральные загвоздки. — Пропадет, так что ж теперь… А придет — думать будем.

— Думать там нечего…

— Думать всегда есть чего, — прервал Ракитин. — Ты мне лучше вот что скажи: как же она, зараза, удрала? Часовые ведь вокруг!

Для Михаила это был не вопрос.

— Коррупция!.. — хохотнул он. — Подошла к парню, подмигнула: хочешь? А он всегда хочет, ясное дело… Ну, и договорились. Она хоть и дура, а уж на это ума хватит. И концов теперь не найдешь: никто не сознается. Не видели, и все тут!

Ракитин подумал, кивнул:

— Похоже на правду. Вот ведь гадство, так я и думал: добром эти бляди нам не обойдутся… Эх, мама дорогая… Ты вот что, Миша. Ты… вы… со своей этой… вы этой ночью лучше воздержитесь от трахтенбергов всяких, ладно?

— Это еще почему?

— Да потому, что всем всегда охота, сам же сказал! Вы там охать будете, кряхтеть, пыхтеть… а остальные слушать вас и слюной давиться? Это, знаешь, дело такое…

— Мы в конец склада уйдем, ни черта не слышно будет. Ори, хоть как бегемот на случке!

— Ну, брат, тут через пять минут все известно станет, не хуже, чем в деревне. Словом, мой тебе совет — воздержитесь.

Михаилу не терпелось заглубить конец в Тамарины просторы, но разумом он понимал, что Николай, конечно, дело говорит.

— Ладно, — пробормотал он нехотя, — посмотрим…

3

…И вот «блудная дочь», как выразился Подольский, вернулась. Была она вся растрепанная, грязная какая-то, в глаза не смотрела, дичилась…

— Ну-ка, красота, посмотри на меня, — потребовал Меркурьев, но та надулась пуще прежнего.

— Да уж… — проворчал Алексей. — Полная крейзи…

Он усиленно вспоминал описанные Игорем симптомы заражения нановитами. То, что сейчас перед глазами, вроде бы не похоже… но черт его знает!

— Эй, ну чего молчишь? Скажи что-нибудь!

— Пошли на хуй, уроды! — огрызнулась Регина.

— Ну, вот и сказала, — вздохнул Алексей.

Подольский улыбнулся одним уголком рта.

Тут подоспел Ракитин, вызванный кем-то из бойцов, окинул взглядом беглянку. Хорошо Звереву! Для него все просто: нет человека — нет проблемы. Но…

— Нет, — вслух сказал Николай.

— Что? — недослышал Меркурьев.

— Да так, — уклонился майор.

Нет, твердо решил он про себя. Не прав ты, Михаил! Нельзя крушить все вокруг ради благих целей, чтобы добро восторжествовало на мертвой, выжженной земле, — ибо это будет уже не добро. Надо все-таки до последнего, до самого последнего рубежа не причинять зла никому, даже злу! Только так можно спасти этот мир… Вот он, этот мир, — в лице глупой несчастной девчонки, и не перед кем-нибудь, а перед майором Ракитиным, и не кому-нибудь, а майору Ракитину решать, что делать с ним… И с нею.

— Так, — сказал он. — Эй, боец, ну-ка Старостина сюда!

Когда прапорщик-пятиборец прибыл, Ракитин распорядился закрыть «блудную дочь» в пустой бункер, благо такие пока есть, выделить ей на сутки продуктов, воды…

— А там посмотрим, — заключил он. — Помойтесь потом тщательно! — не забыл он сказать прапорщику с бойцом. А Подольскому сказал так: — Валерий, не в службу, а в дружбу, посмотри на продскладе коробки с сухими пайками, сколько их там. Я что-то запись потерял…

Подольский козырнул и отбыл.

Алексей понял, что Николай хочет остаться с ним наедине, и потому спросил первым:

— Ну, и как ты думаешь?..

— Да никак. — Майор, прищурясь, глянул в небо. — Что будет, то и сбудется! Меня сейчас другое беспокоит… — Майор зачем-то оглянулся и понизил голос: — Как ты думаешь, почему эти зомби хреновы умнеют?

Алексей повернулся, посмотрел Николаю прямо в глаза — тот даже опешил.

— Ты что, Леха?!

— Представь себе, я только что об этом думал.

— Представил! И что надумал?

— Ну… — Меркурьев замялся. — Не уверен, конечно, но в целом впечатление такое, что зомби постепенно становятся чем-то единым целым… Нет! Я неверно выразился. Скорее, это что-то единое, чего мы не знаем, день за днем вживается в мир, пытается подчинить его себе, а бывшие люди становятся его органами, щупальцами такими, только… ну, как бы дистанционно управляемыми, мобильными, что ли… Понимаешь меня?

— Да уж чего тут не понять. — Николай вновь оглянулся и от этого рассердился на себя. — Тьфу ты, мать твою, так скоро совсем психом станешь от этой жизни!.. Понимаю я тебя, Леха, да и сам примерно так же думал, только сформулировать не мог. Ну, а ты, как мастер слова…

Тут ученая беседа была прервана. Один солдат припустил бегом к лагерю роты, сунулся в командирский домик, и из него выскочил Рылеев, на ходу застегивая воротник.

Ракитин вмиг позабыл обо всех теориях.

— Что случилось?! — кинулся он к ротному.

— Со стороны шоссе шум моторов! — крикнул на бегу Максим. — Часовой услышал!

4

Через минуту все были у КПП. Вслушиваться не пришлось: звуки нескольких двигателей слышались уже отчетливо.

— Сюда едут, — сказал Ракитин.

Слух об этой новости в минуту облетел лагерь, взбудоражил всех. У КПП тут как тут очутились Зверев с Подольским.

— Гости? — Михаил подмигнул Николаю.

Главнокомандующий пожал плечами, обернулся к Рылееву:

— Кроме вас, никого сюда не собирались послать?

— Не знаю, — тот был краток.

— Хм… — Алексей попытался по-своему «прощупать» ситуацию, но получилось у него немногое. — Неужели это…

Он не договорил, но все его поняли, переглянулись. Кое у кого вытянулись лица.

Только не у Валеры Подольского.

— Нет, — спокойно сказал он. — Это не зомби, точно.

— Почему? — осторожно поинтересовался Ракитин.

— Там БТР едет. Слышите по звуку двигателя? Вряд ли здесь, в городе, есть такая техника. Значит, оттуда. С Большой земли.

— Так давайте встретим! — загорелся Михаил. — Не дураки же они, поймут, кто мы такие!

— Нет, — сказал Николай. — Надо аккуратно. Пойдет разведка. Зверев, Подольский, Штепа. Валера — за главного. Выясните, кто! Прежде чем убедитесь, в контакт не вступать. Задача ясна?

— Так точно, — кивнул Валера. — Денис, бинокль с тобой?

— У меня все всегда с собой, командир!

— Тогда вперед!

Разведгруппа бесшумно исчезла. Николай постоял, напряженно вслушиваясь в приближающийся рокот, затем вдруг спохватился:

— Да! Леха, как там твой внутренний голос? Общаетесь?

Меркурьев вновь переключил себя на нужную волну: теперь он мог это легко. Мир изменился — немного, но изменился. На ровном привычно-тревожном фоне не обозначилось никаких всплесков. Уже неплохо.

— В норме, — твердо сказал Алексей.

Ракитин заметно повеселел:

— Слава богу! Значит и правда с материка. Лишь бы ребята сдуру не схлестнулись с ними… Хотя Валера-то Подольский мужик здравый, зря и пальцем не пошевельнет.

Что правда, то правда. Жизнь научила Валерия трезво оценивать обстановку и принимать правильное решения. Он совершенно точно рассчитал, по какой улице пройдет колонна, указал Штепе и Звереву их позиции и быстро выбрал себе наблюдательный пункт, откуда улица была видна как на ладони.

Колонна показалась из-за поворота, Подольский глянул в бинокль. Так… «Урал», два «шестьдесят шестых» и БТР замыкающим. Да, это экспедиция оттуда, все ясно. Валера отложил бинокль. Выйти к ним: привет, союзнички?.. Конечно, связь с внешним миром — дело хорошее, но кто знает, какие у них инструкции. Могут быть и такие: огонь на поражение по всему, что движется, а выяснять уже потом. Тогда и ребята врубятся в схватку и полягут рядом. Против бронетранспортера-то особо не попрешь…

Михаил думал примерно о том же, но с другим подтекстом, уже успев обругать себя за горячность. Сидя в засаде, он вдруг испытал то подленькое чувство страха, что подвело его в бою на зоне. До сих пор он старался об этом не вспоминать — больше того, стыдясь и злясь на себя, загонял воспоминания в самую глубь. Струсил — что уж там юлить. Зато потом назло себе рвался во все экспедиции, чтобы переломить, вытоптать страх… И удавалось! Правда, рядом всегда был Алексей, счастливый талисман всей их группировки…

Он скрипнул зубами, пожалев, что Меркурьева нет рядом. Хотя, жалей — не жалей, делу не поможешь…

Михаил сплюнул — и тут краем глаза уловил движение со стороны Подольского. Скосил взгляд — Валера выразительно повторил жест: я выйду, а вы — тихо. Омоновец кивнул: ясно.

— Все! — почти беззвучно шепнул себе Михаил. — Все будет хорошо!..

Штепе командир так же без слов просемафорил: дать сигнал. Тот дал отмашку — понял! И достал ракетницу.

Когда ведущий колонну «Урал» приблизился метров на полста, Денис выстрелил вверх. Машины резко тормознули, и из «Урала» и БТР высыпали вооруженные люди в ОЗК, причем в полном комплекте, закукленные с ног до головы. Примерно с два отделения.

Подольский вышел из-за укрытия и поднял левую руку.

— Эй, пехота, — закричал он, — куда путь держим?..

5

Один из прибывших — видимо, старший — отстегнул лямки на защитном капюшоне, сдвинул наверх противогазную маску и в свою очередь поинтересовался:

— А вы кто будете?

— Капитан спецподразделения ГРУ Подольский. Со мной бойцы роты химвойск. Два отделения, — соврал, не сморгнув, Валера.

— Шагайте сюда! Перетрем темку.

Капитан колебался лишь пару мгновений. Тут его интуиция сработала не хуже, чем у Меркурьева, — вернее, превратившийся в безошибочное чутье боевой опыт… Все должно быть путем!

Валера махнул своим: я пошел, а вы сидите здесь, будьте начеку. Он шел нарочито спокойно, не спеша. Руки покоятся на висящем на груди автомате. Взгляд расфокусирован, смотрит прямо перед собой. Вот и гости…

Навстречу ему шагнул тот самый дюжий мужик в защитном комбинезоне. Козырнул:

— Капитан Слободчиков. Отряд специального назначения внутренних войск.

Подольский еще раз представился. В двух словах объяснил ситуацию в городе.

— Нам известно о роте химвойск, — кивнул офицер. — У нас две задачи: войти в контакт с ее командиром капитаном Рылеевым и проследовать до объекта под условным названием «Бастион», там найти генерала Ненашева.

— А цель экспедиции, если не секрет? — поинтересовался Валера.

Тот на секунду замялся, затем указал на один из ГАЗов-66:

— Там у нас группа ученых. Специальная миссия! Можете поговорить с ними. Расскажете им обо всем, что тут творится, им информация нужна.

Подольский кивнул и подал знак своим — все сюда.

— Военная хитрость, — усмехнулся он Слободчикову. — Нас всего трое, разведгруппа.

— Да уж понятно, — тоже улыбнулся Слободчиков и вызвал из фургона ученую братию.

Тех оказалось шесть человек. Познакомились. В составе группы были химик-органик, физико-химик, биофизик и трое микробиологов. Старший — профессор Нахимов. Совсем как адмирал, только не Павел Степанович, а Герман Львович.

— Вы меры предосторожности принимали? — спросил Подольский.

— Разумеется, капитан, — барским баритоном ответил Нахимов, рослый представительный мужчина с роскошной седой шевелюрой. — Мы абсолютно в курсе, чем занимался покойный коллега Мерецкой… и отдаем себе отчет, насколько это опасно. Поэтому по вашей территории двигались с предельной осторожностью.

Михаил подмигнул Валере, приглашая его отойти в сторонку, пошептаться. Отошли, и Зверев сказал:

— Слушай, а давай их к нам? Когда еще они до «Бастиона» доберутся!..

Подольский кивнул:

— Я тоже так подумал.

Профессор на предложение отправиться на базу отреагировал благосклонно, однако уточнил:

— Но последнее слово все-таки за господами военными. Как они скажут…

Слободчиков думал недолго:

— Ну что ж, едем к вам. А уж на месте решим, что делать дальше и как лучше добираться до Ненашева.

6

Прибывших временно разместили в сколоченных на скорую руку казармах. Рылеевские солдатики за эти дни постарались и успели возвести наблюдательную вышку, несколько деревянных бараков, а еще просторное бунгало для командира.

Немедленно собрали штаб. Пригласили прибывших ученых и капитана Слободчикова. Затесались сюда и еще кое-кто из складских — ну что, не гнать же их теперь… Получилось расширенное совещание.

— Нам есть что вам рассказать! — сразу заявил Ракитин.

— Отлично! Я вас очень прошу, — сказал Нахимов, — и особенно вас, коллега, — любезно заметил он Игорю, — рассказывать все в мельчайших подробностях.

Игорь пустился в длинный, скучный доклад, полный таких научных тонкостей, о которых никто и не подозревал, живя с биологом бок о бок все эти дни… Но ученым, видимо, это и нужно было знать: они слушали очень внимательно, кивали, иногда задавали столь же замысловатые вопросы, на которые Игорь отвечал самым обстоятельным образом.

— Да, — вздохнул, выслушав молодого собрата, Нахимов. — Спасибо, коллега, вы очень дельно все изложили, и картина в целом нам ясна. С выводами вашими мы вынуждены согласиться: обстановка весьма неблагоприятная. Весьма! То, что мы знаем о фуллереновых соединениях, заставляет нас склониться к неутешительным прогнозам…. Я не буду вас утомлять специальной терминологией, но поверьте, что это так.

— Верим, — криво усмехнулся Зверев. — В теориях мы не сильны, но и так ясно, что жизнь — говно.

— Надо быть оптимистом! — вдруг ни с того ни с сего ляпнул Павел Рябинин.

Михаил покосился на юнца, но промолчал. Профессор же как-то замялся, и Алексей подметил это.

— Вы что-то хотели сказать, Герман Львович? — пришел он на помощь к ученому.

— Да-а… — протянул тот. — Не знаю, правда, как вы к этому отнесетесь…

— Ну, смелее, смелее, — поощрил деликатного гостя и Ракитин.

Тот наконец решился:

— Теория теорией, но лучше прямого наблюдения никто ничего не придумал. Я это к тому, что… вы опытнее, конечно, и было бы очень хорошо, если бы вы помогли нашим бойцам захватить хотя бы одну особь… как вы их называете, зомби. Если живую — это было бы просто великолепно! Впрочем, в крайнем случае сгодится и труп. Главное, не более шести-семи часов с момента смерти. Тогда бы мы смогли провести комплексный анализ тканей и нейроструктур…

— Погодите, — прервал Зверев. — Чего искать-то! Вон она, эта дура-то наша, Регина. Изучайте на здоровье!

— Простите?.. — не понял Нахимов.

Ракитину пришлось пояснить, что произошло вчера…

— Но мы пока не знаем, заразилась она или нет, — закончил майор. — Ведет себя странно, но она всегда была со странностями. Поэтому… — Николай развел руками.

— Превосходно! — Герман Львович так и подскочил. — Превосходно! Покажите нам эту женщину, и многое станет ясным! А уж анализы подтвердят…

— Или опровергнут, — сказал Алексей.

— Именно так, — кивнул Нахимов.

— В последнее я мало верю… — Ракитин встал. — Ладно, идемте вниз.

Пошли. Нахимов спросил почему-то Алексея:

— А кто она вообще, эта особа?

— Она?.. — замялся Меркурьев. — Да так, молодая девушка… случайно прибилась к нам во время паники…

— Дура! — завершил характеристику Зверев.

— Миша… — поморщился Алексей.

— А че я? Дура, говорю, она и есть дура!..

7

— Я не дура… — пробормотала Регина, остекленевшим взором глядя в стену бункера.

Стена двигалась. В ней жили мириады невидимых существ… да и не только в ней, но везде, в каждой точке этого мира. Его пространство населено тайной жизнью, о чем люди даже не догадываются! А Регине, которую всегда считали тупой, оказывается, дано познать это — и вот, скрытые сущности открылись ей. Больше того, они заговорили с нею! Она услышала их голоса.

— Здесь… — зазвучало в голове. — Мы здесь, с тобой… Ты с нами… Вместе… вместе… навсегда…

Наверное, к человеку приходят такие призраки, к каким он умственно готов. Регинин разум был готов воспринимать фразы из двух-трех слов, и голоса говорили с ней именно так. Она почувствовала, что губы ее онемели, язык не ворочается… и она как-то особенно, не словом, а умом спросила:

— Кто вы?

Голоса почему-то не ответили, невнятно зашептали, неуловимые тени забегали по углам. Девушке пришлось напрячь слух, но яснее не стало: тени, шелест… И странное дело: некое покалывание ощутилось сперва в кончиках пальцев, затем побежало по рукам, как бы отбирая у человека тело, руки стали как чужие. Она захотела поднять их, но едва смогла перевернуть вверх ладонями — и увидела, как жутко, точно когти хищной птицы, скрючились и затвердели пальцы…

— Кто вы?!

И голоса вдруг заново ожили.

Теперь они звучали гораздо ближе… да что там ближе! Они были уже в ней, везде, они кишели, роились наперебой:

— Мы все… Мы вместе… Ты наша… Иди к нам! Иди, иди, иди!..

Остатки гибнущей души полыхнули ужасом:

— Нет! Не буду! Не хочу! Нет! Нет, нет, нет!..

Этим остаткам чудилось, что они кричат, а на самом деле из перекошенного рта вырвался звериный рык, и страшная сила сжала мышцы свирепой судорогой, разжала — тело швырнуло в дверь, как снаряд, гулкий грохот ударил по коридору, и вслед за ним раздался безумный вопль.

8

Исследователи только приблизились к входу в склад, как оттуда выскочил слегка очумелый Старостин.

— А, Николай Андреич! — вскричал он. — А я вас ищу. Беда! Пленница-то наша, похоже, того… поехала в деревню Шизовку. Вопит там, бьется, долбится. А орет!.. Я сроду такого не слыхал. Как иерихонская труба.

— Ну все, — обреченно молвил Николай. — Симптомы налицо.

— Да, да… — Нахимов попытался выразить сочувствие, что ему не удалось — научная сторона дела занимала его куда больше. — Коллеги! — обратился он к помощникам. — Распорядитесь подготовить ПЛ. Чтобы начать незамедлительно!

— Что подготовить? — не понял Алексей.

— ПЛ, — пояснил Слободчиков. — Походная лаборатория…

Когда спустились в коридор, услышали знакомый не то стон, не то вой, то ли угрожающий, то ли тоскливый… и вдруг он взорвался адским рыком.

Обитатели базы отнеслись к этому привычно, а вот гости побледнели и переглянулись. И тут же раздался страшный удар в железную дверь. «Буммм!..» — гулко прокатилось по коридору. И вслед за тем:

— Ры-ы-ы-а-а-а!.. — рев, который невозможно передать никак.

— Здесь, — с опаской указал Старостин на запертую дверь, и в тот же момент та содрогнулась от удара, даже выгнулась слегка. И еще удар! И вновь эхо раскатилось по подземелью.

Какое-то время все стояли близ двери, слушая, как существо рычит, мечется, бьется взаперти, — и не знали, что делать. Возник стихийный совет.

— …А чего думать-то? — гнул свое Зверев. — Дверь резко приоткрыть да и влупить в башку! Вот и все.

— Ты стрелять будешь? — хмуро спросил Ракитин.

— А хоть бы и я!

— Нет-нет, господа! — вмешался Нахимов. — В голову ни в коем случае! Мозг этих существ — ценнейший экспонат, нам нужен неповрежденный экземпляр…

— Нужен? Ну, так идите сами! — огрызнулся Зверев.

— Погоди, Михаил, — одернул его Ракитин. — Дело в том, — обратился он к биологу, — что этих тварей можно только так нейтрализовать. Или поджечь. Но это вас, как я понимаю, еще меньше устраивает…

— А если спровоцировать массивную кровопотерю? — предложил профессор.

— Яснее, пожалуйста, — чуть поморщился Ракитин.

Ученый муж выразился яснее. Он имел в виду мгновенную спецоперацию: кто-то распахивает дверь, а лучший стрелок базы метким выстрелом поражает объект в сердце либо в какую-то крупную артерию, например шейную. После этого дверь так же стремительно захлопывается, и остается только подождать, пока объект сам собой не отдаст концы от потери крови. Или, на худой конец, обессилеет так, что — вот он, подходи, бери его… При этом себе интеллектуал отводил скромную роль наблюдателя, отговариваясь, что его звездный час придет позже, когда нужно будет вскрывать и исследовать труп.

— Ну, и кто у нас лучший стрелок? — обвел всех взглядом Николай. — Старостин?

— Да я больше из своего спортивного привык… — неохотно отозвался тот.

Слепяна никто на совещание не звал — ясно, что человек не в себе, его и не стали беспокоить. Однако каким-то неизвестным образом — отошел от шока, любопытство заело?.. — он просочился в штаб.

— Как это кто?! — удивился Вазген. — Да капитан наш! — И ткнул пальцем в сторону Валеры. — Муху на лету бьет! Он же снайпер первостатейный…

Все взоры с любопытством обратились на Подольского. А он быть в центре внимания терпеть не мог.

— Ну, слухи о таких мухах несколько преувеличены… — от нежелания объясняться Валерий заговорил с юмором и даже почти в рифму, но ученые наперебой зашумели, и пришлось разъяснить, что он, капитан Подольский, действительно снайпер и на его боевом счету не один десяток врагов…

— Так это же прекрасно! — воскликнул Нахимов. — Это превосходно решает проблему!..

Последнее слово утонуло в грохоте и вое: монстр в обличье человека заметался по камере, круша тело о стены, и Алексей мельком подумал: почему?.. Ведь эти твари перестраиваются, умнеют! Но сразу же себе и ответил: видно, на редкость неудачный экземпляр. Даже нановиты не могут сладить с несокрушимым мозгом проститутки…

Дикая кутерьма за дверью сделала дело: военные, в отличие от умника-биолога, которому все казалось так легко, понимали, что это будет совсем не легко, но другого-то выхода все равно нет… Решились.

— Кроме «Макара» есть что? — спокойно спросил Подольский. Настала недоуменная тишина, и он пояснил: — Наверняка так наверняка. Надо что-то такое, у чего бой поточнее. «Стечкин» хотя бы.

— А, это должно быть, — не очень уверенно сказал Старостин. — Сейчас посмотрю. Эх, мой спортивный дома остался! Из него бы я точно муху сшиб! А тут…

Он махнул рукой, быстро сгонял на другой склад и через пять минут притащил абсолютно новенький «Стечкин» 1955 года выпуска: более полувека пистолет тихо пролежал на разных складах. Ну, вот и дождался — пришла его пора…

Подольский проверил работу механизмов оружия: все в порядке. Вставил магазин с патронами.

— Давайте, — велел он.

Роли распределили так: Старостин распахивает дверь, Подольский стреляет, Зверев и Слободчиков страхуют. Остальные пялят глаза… в сторонке. Все вроде бы предусмотрели! Но… сколько у Валеры в жизни случалось таких «но»… и на душе у него сейчас было беспокойно. Он не был уверен, не знал, что из этого всего выйдет.

Не знал и Алексей — до последней секунды. Его «радар» как-то крутился вхолостую, хотя Меркурьев привычно, уже не замечая того, включился в боевой режим… Но вспышка — и он все понял.

Хотел крикнуть и не успел. Старостин рывком отпер дверь.

9

Прапорщик отпер дверь, и та со страшной силой отлетела в сторону — тварь рванулась наружу. В одно мгновение мощным ударом превратившаяся в зомби путана почти снесла голову бедолаге Старостину: твердый ноготь вспорол шейную артерию. Прапорщик всхлипнул, схватился за шею… но кровь хлынула фонтаном — и все. Валера ничего не смог сделать, кроме как отскочить, сгруппировавшись, влево.

— Бей! — вякнул кто-то.

Тварь бессмысленно ломанулась в коридорный тупик. И тут на ее пути возник майор внутренней службы Слепян. Какой такой бес подбил его шагнуть в проход в попытке задержать несущееся во всю прыть чудовище? А неслась она — опять же! — совершенно не по-человечески, корпус прямо, ноги в полуприседе, руки врастопырь — зрелище идиотское настолько, что Алексею вдруг стало смешно.

А вот Вазгену было уже совсем не до смеха — вообще никак уже не было. Потому что зомби мощным ударом проломила ему грудную клетку. Тело майора отлетело в сторону и шмякнулось оземь. Но это лишь ненадолго задержало бывшую проститутку.

Подольский среагировал мгновенно — двуручным хватом вскинул оружие — выстрел! Пуля пробила сердце, существо подпрыгнуло, страшный вой резанул по ушам. Но оно и не подумало упасть: так же нелепо припустило дальше, брызгая кровью на пол.

Ствол «Стечкина» вскинулся выше и правее. Выстрел! Пуля попала в шею, перебила позвоночный столб. Тело, враз потеряв связь с мозгом, с размаху грянулось на пол, завопило, забилось… это была уже агония.

Впрочем, сколько она могла продлиться — тот еще вопрос. Все потрясенно взирали на дело ее рук. Кто-то из ученых побежал прочь, мучительно удерживая позыв рвоты.

— Слабонервные… — вздохнул Алексей.

По ходу возникла полемика.

— Отрубить башку на хрен! — радикально подошел к проблеме Зверев. — Лопатой, вон, или тесаком… А то ее так часа два колбасить будет.

— Нет, нет! — испуганно запротестовали ученые. — Объект должен быть по возможности сохранным!..

Сохранным так сохранным. Мертвецов унесли, тело зомби, затихая, хрипело, стонало, скребло ногтями бетон… а биологи забегали, развертывая лабораторию в одном из бункеров, вытаскивая из герметичных пакетов стерильные халаты, шапочки, перчатки…

А у Алексея неожиданно возникло сексуальное желание, и он, полагая, что делать здесь больше нечего, решил отправиться к Свете — но тут его задержало внезапное обстоятельство.

— Господа, господа! — восклицал один из «ботаников». — Извините, маленькая просьба!.. Нам бы взять образцы тканей здорового человека, для сравнения. Наглядно увидеть биохимические отличия в самой структуре ДНК… — Тут ученый сказал что-то такое, из чего поняли только то, что если бы кто-то желающий разрешил взять у себя кровь из вены, какой-то соскоб слизистой из полости рта и еще что-то — то это было бы хорошо.

— …таким образом, — завершил биолог. — Кто хочет?.. — взгляд его упал на Зверева. — Вы, молодой человек?

— Э, нет, — поспешно отступил Михаил. — Воевать — да, а это… нет уж, пусть другой кто-нибудь.

Ученый так растерялся, что Меркурьеву стало его жалко.

— Да ладно, — махнул он рукой, — можете у меня взять.

— Вот и хорошо! — Биолог обрадовался.

Явился шприц жутковатого вида, с ним за компанию какие-то трубки и пластиковые шпатели. Ученый ловко и совершенно безболезненно вытянул у Алексея из вены кровь, поскреб шпателем по щеке изнутри, взял кроху эпителия с предплечья…

— Вот и все!

Михаил ощерился:

— Ну, Леха, теперь ты точно подопытный кролик!

— Пустяки. — Алексей опустил рукав, мельком глянул, как Подольский со Штепой, уже облаченные в резиновые комбинезоны с рукавицами, подхватили конвульсивно дергающееся тело и поволокли в лабораторный отсек под причитания ученых, суетившихся вокруг. — Главное, что не подопытный зомби, — неловко пошутил Меркурьев, и сам ощутил эту неловкость. — Ладно, пойду я. Дела!

10

Дела у него были известные. Выскочив из подвала, он бодрым кобелем пустился разыскивать Свету — после возни с анализами страсть и вовсе горела в нем огненной дугой. Алексей был этому и рад, и смущен немного… А вот и Света — как нарочно вывернулась из-за угла.

— Привет! — Орел-любовник приосанился.

— Здравствуй. — Она с подозрением взглянула на героя своего романа. — Что это ты такой взбудораженный?

— Эротическая эйфория! — отрапортовал складской донжуан.

Глупо, конечно, но Алексей давно заметил: чем пошлее комплимент, тем и неотразимее, причем убивает наповал что дур, что умных — все равно.

— Да?.. — нежно проворковала девушка.

— Да. — Алексей приобнял ее, шепнул на ухо. — Ты знаешь, я просто не могу! Такое сильное желание!.. Хочу, чтоб мы, как дикари, набросились друг на друга, почти как звери… — и дальше понес совсем вздор, но Свете, понятно, только того и надо, она сама возбудилась — представила, должно быть, как дикари петрушатся под пальмой, голые, потные…

Короче, влюбленные дружно ринулись в дальнее подземелье, где никого не было. Только шмыгнули туда, как Алексей цепко облапил Свету, стал сдирать с нее одежду — и острота вожделения достигла пика.

— Сумасшедший!.. — хихикнула девушка, охотно сбрасывая кофточку.

Алексей прижал ее спиной к стене, стал сдергивать джинсы. Она вцепилась в его ремень, и через десять секунд двое штанов упали на пол.

— Я даже не подмылась… — успела сообщить бывшая телезвезда, на что Алексей рыкнул:

— Я двадцать лет не подмывался!.. — вспомнив какой-то дурацкий голливудский фильм.

Полураздетые, они страстно, со стонами дышали, хватали губы пересохшими губами, руки жадно блуждали по телам… Алексей грубо вломился коленом между ног девушки, раздвинул их — и вогнал член в горячую влажную глубь.

Света вскрикнула, впилась ногтями в плечо любовника. А он бешено работал всем телом — со стороны и вправду будто дикий танец, радость жизни папуаса. Стремительно нарастало знакомое чувство, мощно и остро втягивающее туда, откуда лишь один выход… то есть выброс… вот он, уже рядом, рядом, рядом… о-о-о!..

— О-о-о!.. — вырвалось из горла в унисон с фонтаном спермы, хлестанувшим снизу вверх.

— А-а-а!.. — закричала Света, не в силах справиться с бурей наслаждения…

11

…Время пропало и вернулось.

Мужчина и женщина обхватили друг друга и стояли так, не в силах шаги ступить и чувствуя, как мелко дрожат ослабевшие ноги.

— Ой… — капризно простонала Света. — Это было нечто… Но я, по-моему, сейчас упаду… Сил нет.

Алексей огляделся:

— Там дальше упаковки с обмундированием были…

Они кое-как оделись, доплелись до этих упаковок и рухнули на них в изнеможении. «Хорошо! — подумал Алексей. — Хорошо…» Мягкая волна качнула тело, качнулся бетонный пол, и Алексей Меркурьев поплыл в далекую страну, где свет и нежность… и никаких бед, никаких, мать их, умников, только и знающих делать гадости…

Алексей вздрогнул. Ничего себе! Уснул, что ли?

Да. Он приподнял голову, огляделся. Света лежала на его плече, посапывая. Сколько времени прошло — неизвестно.

Он попробовал растолкать девушку, но та, не открывая глаз, промурлыкала:

— Ой, я так сплю сладко… Полежу еще… Ты иди, если надо, я потом сама выйду.

— Ладно. — Алексей вскочил.

Он чувствовал себя на редкость бодро. Все тело точно налилось силой, ноги упруги, взор ясный, руки — хоть стальной лист рви. Таким волнорезом он выскочил наружу и сразу столкнулся со Зверевым.

— О! — воскликнул тот. — Ты куда пропал?!

— Да так, делишки.

— Знаем мы твои делишки. Светку дергал, что ли?.. Да ладно, чего тут! Гордиться надо… Ладно, не в этом дело. Тебя тут эти пилюлькины да пробиркины искали, доктора, в смысле. Прямо землю рыли! Чего-то там в анализах такое у тебя, что они чуть не облезли.

У Алексея упало сердце:

— То есть? Что именно?!

— Да нет, не ссы! Ничего плохого. Наоборот, что-то такое, что, мол, типа супермен, что ли. Я им говорю: а то! Леха-то у нас за ясновидящего…

— Глупости! — недовольно прервал Алексей.

— Ну, вот тебе и глупости — и наука подтверждает… Да вот они сами и есть, пробиркины! Долго жить будут.

К ним приближались Нахимов и еще двое. Все имели вид насколько торжественный, настолько же и озадаченный.

— Алексей… — начал Нахимов.

— Владимирович, — подсказал Михаил и подмигнул Меркурьеву.

— Алексей Владимирович! Мы хотели бы с вами поговорить.

— Уже говорите, — усмехнулся Меркурьев.

— Да-да-да… Вы знаете, когда мы стали изучать пробы крови у вас и у… у объекта, то мы были поражены…

Видимо, лицо у Алексея вытянулось — профессор замахал руками:

— Да не волнуйтесь вы так! Нет, вы совершенно здоровы, даже более чем. В отличие от клеток объекта, с вашими все так замечательно!..

— А с теми что?

— О, это целая история. Там идет полная блокировка функций внутриклеточного материала. Особенно поразительна ситуация с митохондриями…

Дальше ученый понес обычную научную галиматью. Меркурьев со Зверевым переглянулись, как бы говоря: мы-то с тобой понимаем, что заумью это кажется лишь профанам — таким, как мы, прости меня Господи!..

— А у ваших клеток этого, конечно, нет, — между тем продолжил биолог. — Но! Я недаром сказал «более чем». Нас поразила, до крайности поразила их исключительная активность. Они, образно говоря, будто подстегнуты чем-то! Вообще, знаете ли, метаболизм человека отличается от животных особой интенсивностью. Человек — совершенно особая энергофабрика, огромное количество энергии на единицу массы… Но у вас! У вас этот процесс просто невероятный! Такое должно быть у спортсмена в момент сверхусилия… Кстати, вы вообще как себя чувствуете?

— Как Геракл, — кратко ответил Алексей.

— Вот как? Превосходно, превосходно! В таком случае…

Но случай не состоялся. Из-за угла выбежал Слободчиков:

— Товарищи ученые! Центр на связи. Срочно! Профессора Нахимова!..

ГЛАВА 17

1

Пока гости вели переговоры с «Большой землей», как уже успели прозвать на базе то, что по ту сторону заградотрядов, — Алексей сидел на складском крыльце в раздумье.

«Черт возьми! — думал он. — Что все это значит?..»

Теперь его физическое состояние стало не просто хорошим, но превосходным — таким, каким никогда в жизни не было. Сила распирала мышцы, каждый вдох втягивал воздух так, что где-то на другом конце света, в Южной Африке, листья должны были мелко подрагивать на пальмах… А то, что происходит в радиусе нескольких километров, — это как будто стало прямым продолжением его, Алексея, нервных окончаний.

Да вот беда: все не мог он разобраться в этой волне восприятий, здесь был еще сумбур… Но Алексей был уверен: и это дело времени. Вопрос лишь в том, будет ли оно, это время?.. Вот тут он ничего не мог сказать.

Раздумья были прерваны возвращением профессора Нахимова. Выглядел он огорченным.

— Извините, Алексей Владимирович…

Алексей сперва не понял, зачем профессор извиняется, но все разъяснилось.

Когда ученые разобрали труп несчастной Регины на запчасти, они поняли, что в принципе могут узнать все, что им нужно, и поэтому поездка в «Бастион» не имеет смысла — о чем Нахимов и доложил на «материк». Но обеспечивающий их охрану капитан Слободчиков заявил, что у него приказ: по-любому необходимо войти в контакт с группировкой генерала Ненашева. И что, по крайней мере, руководитель научной группы профессор Нахимов обязан его сопровождать, а остальные — на свое усмотрение. Не хотят ехать — не надо, никто принуждать не собирается. На «Большой земле» подумали и решили, что добраться до Ненашева все-таки надо.

— …так что придется нам ехать в этот, черт бы его побрал, «Бастион».

— Счастливого пути, — довольно равнодушно пожелал Меркурьев. — Надеюсь, все будет хорошо.

— Да-да, конечно… — Герман Львович замялся.

Алексей по опыту знал уже, что маститый биолог не решается сказать нечто деликатное, и по-дружески поощрил его… Руководитель экспедиции раскрыл карты.

Сказать, что профессор заинтересовался Меркурьевым, — значит, ничего не сказать. Слова Зверева о ясновидении он воспринял абсолютно всерьез. Дело в том, что его уже много лет волновала тема о сверхвозможностях человека — и все эти годы он в своем научном всеоружии топтался на одном месте. Множество косвенных намеков на то, что в человеческий организм заложены огромные резервы… и ни одного прямого доказательства. То ли да, то ли нет — и так годы, годы и годы. И вдруг — Алексей Меркурьев! Вот уж находка так находка.

— …я, разумеется, не смею настаивать, но был бы чрезвычайно признателен, если бы вы отправились вместе с нами. Для вас ведь это не более чем рядовая поездка… а кроме того, прямая связь с «Бастионом» тоже, знаете ли, не фунт изюму. Если бы вы согласились…

— Ладно, ладно. — Алексей засмеялся. — Наука требует жертв, в том числе и моральных. Но только с доставкой туда-обратно!

— Разумеется! Разумеется!.. — Профессор чуть не захлебнулся от восторга. — Но… есть один нюанс…

— Господи! Ну что там еще?!

Нахимов длинно откашлялся, прежде чем отважился сказать, что было бы совсем прекрасно, если бы Алексей Владимирович не возражал против того, чтобы принять участие, так сказать, в полевом эксперименте…

— Короче! — чуть не взвыл Алексей.

Короче, ученым страсть как хотелось, чтобы Меркурьев довел роль подопытного кролика до конца. Для этого они предложили надеть ему «электронный шлем» — набор электродов новейшей системы, который даже не надо специально крепить: просто такая сеточка, похожая на ту, что раньше надевали дамы для укладки прически. Нахимов вполне доходчиво разъяснил, что этот прибор может отлично работать и давать достоверные данные в любых условиях, вплоть до боевых.

— Ну хорошо, — согласился и здесь Алексей — самому стало любопытно.

«Шлем» действительно представлял собой синтетическую сетку с двумя дюжинами блестящих металлических «таблеток»: они-то и являлись антеннами, улавливающими импульсы мозга и передающими радиосигналы на компьютер-ноутбук, который может находиться, как пояснил щуплый ассистент профессора, в радиусе двадцати — тридцати метров… Тут как тут оказался неугомонный Паша Рябинин, посмотрел на прибор, авторитетно подтвердил, что так оно и есть:

— У нас в одной лаборатории нечто похожее делали… — заявил он, после чего тоже напросился в поездку.

Доложили Ракитину — тот согласился, хотя в душе, конечно, не очень-то ему хотелось отпускать ребят… Но он понимал, что это нужно.

Неожиданно вызвался сопровождать экспедицию и ротный Максим Рылеев. Сделал он это не случайно, так как все это время изнутри его грызла совесть, что он так и не выполнил приказ командования и не достиг заданного объекта — а именно «Бастиона». Он вспомнил свое обещание вышестоящему офицеру обязательно войти в контакт с генералом Ненашевым.

Еще когда рота прибыла на место и прямо на территории базы МЧС был разбит палаточный лагерь, Рылеев тут же связался со своим командованием. Услышав знакомую хрипотцу командира полка, доложил обстановку. Сообщил, что пришлось изменить маршрут.

— Я все понял, капитан, — донесся до него сквозь помехи голос комполка, — вы ведь там не в бирюльки играете, так что действуйте по обстановке. Но связаться с Временным штабом все же необходимо. Ты понял меня, сынок?..

— Так точно, товарищ подполковник! — бодро отрапортовал Максим.

— Отлично. Держи меня в курсе всех событий. На связь будем выходить в восемнадцать ноль-ноль на той же частоте. Подтверди.

— Есть выходить в восемнадцать ноль-ноль на той же частоте.

— Тогда отбой. Удачи тебе, капитан.

После этого прошло уже немало времени, но капитан так и не выбрался съездить в «Бастион». И вот наконец такая возможность представилась. Он возьмет пару отделений и будет сопровождать столичных гостей в экспедиции.

Ну, и не обошлось без Михаила. Куда Меркурьев — туда и Зверев. Никак не угомонится бравый омоновец. Николай, узнав об этом, буркнул:

— Жить без приключений нам никак нельзя… — но вынужден был согласиться.

Алексею очень захотелось, чтобы Света проводила его в эту поездку, он поискал глазами, нашел Тамару Викторовну… та все поняла по его взгляду и сказала только:

— Где?

Алексей сказал где — и через пять минут Света, припухшая со сна, жарко обняла его, уже никого не стесняясь, прижалась щекой к щеке…

— Я люблю тебя, — шепнула она ему на ухо.

— И я тебя, — сказал он так, что слышала его она одна— а больше никому и не надо.

2

В дороге Алексей практически забыл про эксперимент, про сетку у себя на голове — он включился в привычный образ действий, и тут ему стало ясно, что он ощущает или чувствует?.. черт его знает, и слова не подберешь! — так вот, он, Алексей Меркурьев, реально воспринимал пространство так, словно оно было продолжением его самого, словно от его рецепторов протянулись в мир незримые нити, пронизали, изменили геометрию нескольких ближайших километров… это было пока не очень отчетливо, но и не так смутно, как вчера-позавчера, Алексей вспомнил свои же слова про «дело времени» и ухмыльнулся. Вот оно, время, работает пока.

Пространство, прощупываемое Алексеевым «радаром», было смутным. Ни живым, ни мертвым — каким-то затихшим… законсервированным — вот верное слово. Очень нехорошо было то, что «радар» как-то совсем не ощутил в округе никакого человеческого присутствия — ну ни малейшего! Что это значит — за какие-то неделю-полторы вообще людей не осталось?! В это не верилось, но факт есть факт: по крайней мере, на пути от складов до «Бастиона» ничто не дрогнуло в душе Алексея Меркурьева: пустыня.

Но тихо ведь — вот что еще странно. Тихо — и тишина эта совсем не спокойная. Даже не тишина. Затишье. Почему так? Почему, почему, почему?..

Словом, невесело было Алексею, и даже когда колонна подъехала к массивному зданию «Бастиона», он не ощутил ничего. Единственное, что грело душу, — Светин поцелуй, ее объятия и слова, сказанные на прощание. Ради таких слов стоит жить, даже если весь прочий мир, как заявил Зверев, говно.

Подходы к зданию были перекрыты основательно — бетонными блоками, оставлявшими проезды, по которым могла пройти лишь одна боевая машина. Да и те были перегорожены сварными конструкциями типа противотанковых ежей.

— Да уж, забаррикадировались… — произнес кто-то из ученых, ехавших вместе с Алексеем в кузове «Урала».

— «Бастион»! «Бастион», ответьте группе, — донесся из кабины голос Слободчикова, и через секунду сквозь эфирные помехи ответил властный бас:

— Группа, вижу вас. Открываем!

Алексей стянул с головы сетку, повернулся к исследователям:

— Ну как? Нобелевской пахнет?

Те не ответили. Трое — во главе с Нахимовым — завороженно уставились в экран ноутбука. Затем профессор разомкнул уста:

— Это потрясающе… — еле вымолвил он и перевел изумленный взор на Меркурьева: — Алексей Владимирович! Как вы себя чувствуете?!

Короче говоря, прибор выдал показатели, что состояние здоровья и интенсивность мозговой деятельности у испытуемого такие, как у космонавта, йога и математического гения, вместе взятых. По всем данным науки, любой человеческий организм в таком режиме может работать минут десять максимум. Любой — но только не организм Алексея Меркурьева.

Тут набежали обитатели «Бастиона»: освобождать проезд машинам. Многие из них были в форме МЧС — и все искренне радовались гостям. Алексей их отлично понимал: увидеть, что тебя не забыли, что есть еще жизнь за стенами твоей крепости, для человека, живущего в осаде, великое дело.

Один из них, молодой капитан, заглянул в кузов:

— Здорово, народ! С наших складов есть кто?

— Я, — ответил Меркурьев.

— А! Ну и как там у вас? Что Коля Ракитин, командует?

— Руководит. — Алексей улыбнулся.

— Ну, привет ему. Еще кто из наших есть там?

Алексей стал отвечать, вспомнил многое. Гусева, Сабирьянова, Старостина… печаль слегка прижала сердце. Но тут собеседника окликнули:

— Володя! Ты работать будешь или разговоры разговаривать?.. — И офицер, подмигнув, исчез из виду.

Путь расчистили, проезд был свободен. Колонна вкатила в тоннель, а оттуда во внутренний двор: «Бастион», в сущности, и был выстроен как настоящий замок, только двор показался Алексею тесноватым и мрачным каким-то, к тому же заставленным всякой спецтехникой. Руководство местного МЧС все же неплохо подготовилось к неприятностям.

Герман Львович оторвался от ноутбука:

— Приехали? Да-да… Алексей Владимирович! Мне, очевидно, придется идти сейчас к генералу, так я уж вас попрошу пройти со мной. Трое составляют совет, как говорили римляне… А это, — он постучал пальцем по клавиатуре, — необходимо обсудить!

— Обсудим, — кивнул Алексей.

Голос Слободчикова из кабины:

— Профессор! Генерал Ненашев ждет нас.

3

Проход по длинным полутемным коридорам «Бастиона» запомнился как сновидение: гулкие шаги, какие-то люди, лица… или даже не так — люди без лиц: никого из встреченных Алексей потом не смог бы узнать. И в этом было нечто новое: словно теперь вокруг него, Алексея Меркурьева, стало меняться не только пространство, но и время… Впрочем, это мелькнуло на миг и пропало.

В приемной Слободчиков повернулся к Меркурьеву и сказал вежливо и твердо:

— Извините, но насчет вас у меня указаний нет. Я должен доставить к генералу только профессора Нахимова, а уж дальше вы сами.

Алексей вскинул руки в знак понимания:

— Вопросов нет, капитан! Служба есть служба.

Слободчиков с Нахимовым исчезли за массивной дверью.

Алексей провел рассеянным взглядом туда-сюда. Вопрос «почему?», донимавший его в дороге, кажется, начал обретать очертания ответа — и ничего хорошего ждать от этого ответа не приходилось.

Зато сейчас — вот прямо вмиг, сию секунду! — что-то должно произойти. Алексей даже вздрогнул. Что?!

Дверь приемной распахнулась и в нее шагнул… Юрий Павлович Федотов, главный редактор «пятерочек». Увидел Алексея — и обмер.

— Меркурьев! Алексей!.. Ты? Живой?!

Подскочил к нему, приобнял, потряс. Они обменялись крепким рукопожатием.

— Живее всех живых, Юрий Павлович.

— Какими судьбами?..

Алексей как мог кратко изложил суть дела, и тут открылись двери кабинета, вышел Слободчиков.

— Вас ждут, — сказал он Алексею.

— Пойдем, — подтолкнул Меркурьева бывший босс. — Я тоже сюда. Мы ведь с Петровичем старые друзья-приятели…

Когда журналист увидел генерала, сердце больно кольнуло: так похудел, осунулся и постарел Сергей Петрович за эти несколько недель. Тогда, на ликвидации пожара, он смотрелся бравым здоровенным мужиком — сейчас же перед глазами Алексея Меркурьева предстал старик.

Но голос у него остался тот же — на десять генералов хватит.

— А! Знакомые все лица… Виделись на пожаре, помню, помню. А ведь ты хитрец — за яйцеголового себя выдал, типа — ученый я, сами мы не местные… Проникли-таки, журналюги!.. Ну-ну, понимаю, работа есть работа.

— Моя школа, Сергей Петрович! — с гордостью высунулся редактор.

— Молодец, Палыч, растишь кадры. Ну, присаживайтесь, потолкуем.

Сели. Ненашев предложил:

— Коньяку хотите?

Алексей с профессором отказались, Юрий же Павлович охотно принял угощение. Из сейфа явились коньяк, рюмки, пара яблок.

— Скромно, но по-товарищески, — подытожил Сергей Петрович. — Хорошо, Палыч, что зашел, как раз есть тема. Кадр-то твой, — Ненашев кивнул на Алексея, — говорят, уникум! Вон, ученые в ступоре от него.

— Других не держим! — Юрий Павлович шутливо приосанился, хоть и не совсем понял, о чем речь.

Но дальше разговор пошел серьезный. Нахимов подробно доложил об эксперименте, о показаниях компьютера. Сергей Петрович за это время успел принять рюмки три, главред ограничился парочкой… Герман Львович излагал четко, ясно, — молодец. Когда он закончил, Ненашев плеснул себе еще, махнул и спросил:

— Вывод?

— Вывод очевиден. — Профессор пожал плечами. — Меркурьев Алексей Владимирович представляет собой крайне редкий феномен: его возможности превосходят возможности обычного человека… ну, как минимум на порядок. На порядок! Причем — это очень важно, прошу обратить внимание! — сам Меркурьев стал ощущать рост этих возможностей лишь в последнее время, в условиях сложившейся критической ситуации…

— Пограничной, — усмехнулся Алексей невесело.

— Да. — Нахимов кивнул. — Значит, нет худа без добра: именно этот кризис и включил те резервы, что прежде были скрыты. Полагаю, что у него эти способности и ранее были повыше, чем у прочих, но напряженная обстановка спровоцировала их активацию…

Алексей давно уже заметил, что Юрий Павлович, поглаживая пальцами рюмку, задумчиво щурится — а этот прищур был всем сотрудникам газеты хорошо знаком. Он значил, что шефа посетила большая и непростая мысль…

Так оно было и на сей раз.

4

Федотов резко повернулся к ученому:

— Послушайте, профессор… А вы не попытаетесь развить вашу мысль дальше?

— Простите, не понял?.. — пробормотал Герман Львович.

— Почему способности Меркурьева вдруг ожили именно после катастрофы?

— Ну… Полагаю, это я и изложил… Сильнейший стресс послужил, так сказать, спусковым крючком…

— Ну да, — нетерпеливо перебил Федотов, — это мы слышали. А вы не думали, что спусковой крючок другой?

— Какой же?

Юрий Павлович сделал паузу — и хлопнул словом, как козырем:

— Нановиты!

Его сперва не поняли, поэтому он все разъяснил. Палыч выдвинул гипотезу: а что, если на сотни тысяч… может, и на миллионы людей приходится один такой, чья реакция на попадание в организм некоторого количества нановитов оказывается нестандартной. Даже обратной! Вместо того чтобы заразиться и стать рабом этих чертовых невидимок, организм, наоборот, резко включает скрытые резервы и заставляет уже нановиты работать на себя…

— Вздор! — запальчиво вскричал Герман Львович. — Совершеннейший вздор! Мы ведь исследовали ткани зараженного организма и… биоматериал нашего уважаемого Алексея Владимировича. Ничего общего! Ничего!..

— Так я о том же! — с не меньшим азартом выкрикнул главред. — На миллион обычных организмов приходится один необычный — вот я о чем.

— Ну, Юрий Палыч, — Алексей развел руками, — я начинаю чувствовать себя экспонатом…

— А как ты вообще себя чувствуешь, а, журналист? — внезапно спросил генерал.

Вопрос не в бровь, а в глаз! Меркурьев хмыкнул:

— Да черт-те как я себя чувствую… — И он передал свои ощущения при сегодняшней поездке.

Ненашев тут же оживился:

— Так, так… Значит, говоришь, тишина?

— Затишье, товарищ генерал.

— Да. — Ненашев грузно встал, прошелся по кабинету. — Ну что, умники-теоретики, теперь ясно?

На миг наступило безмолвие. Затем Федотов осторожно вымолвил:

— Честно говоря… пока не очень.

— Тогда поясняю, — спокойно ответил генерал. — Я не знаю, — он указал взглядом на Меркурьева, — каковы причины его ясновидения, зато знаю, каковы будут последствия. Раньше догадывался, а теперь знаю. Почему в городе шаром покати? Ладно, я уж про людей не говорю, но зомби-то эти сраные где? Почему от них ни слуху ни духу?.. А потому, что они эти дни организовались, группировались… а теперь, скорее всего, уже где-нибудь отрабатывают взаимодействие.

— Слово в слово, — вздохнул Алексей.

— Что?

— Да мы с Ракитиным к похожим выводам пришли…

— А, ну что же, Коля мужик с головой. Вот вы еще прислушайтесь как следует, особенно ночью — тогда слышно лучше: если услышите какие-то подозрительные звуки, особенно шум моторов… значит, все, пишите письма.

— Вы полагаете, эти существа смогут освоить технику? — с каким-то даже испугом спросил Нахимов.

— А тут и полагать нечего, — усмехнулся Алексей. — Уже освоили! Мы в этом убедились. Они… вернее, оно ведь уничтожает ядро личности, а профессиональные навыки старается сохранить. Тело для них машина! Робот. Лучше не придумаешь! А вся техника «заточена» именно под человеческое тело, так что машина к машине… Поначалу, это верно, они все подряд крушили, но то был начальный этап. А теперь вороги наши, надо думать, организованы. Биотехномасса!..

— И когда нам ждать штурма?

— Думаю, что со дня на день, — с олимпийским спокойствием ответил генерал и наполнил рюмку. — Будешь, Палыч?

— Нет, спасибо… Так, слушай, может, разведгруппы послать по городу?

Сергей Петрович опрокинул рюмку, мощно выдохнул и сказал:

— Бесполезно. И поздно к тому же… Ну и… сам знаешь.

— Что такое? — Алексей насторожился.

Ненашев с Федотовым переглянулись.

— Да не хотелось бы… — скривился генерал, — ну да что там! Тайны Мадридского двора… Неладно у нас. У нас же тут штаб, мать его курица, наш вице-губернатор… Вонючий мужчинка, как нужник на вокзале. Власть свою начал показывать! А сам по жизни-то умеет только бюджеты пилить да конкурентам в карман срать. Ну, слово за слово, я его и послал на хуй. А если еще, говорю, рот разинешь, шлепну и скажу, что так и было. Так и сказал! Кто он мне? Так, мешок кишок. Ну, теперь он мне гадит как может: в докладах, конечно, по-другому — ручонки-то коротки. Ну да хер с ним! Придет время — будет раком передо мной стоять. Прорвемся!

— Тогда нам срочно домой надо. — Алексей встал. — Укрепляться будем.

— Укрепляйтесь. — Сергей Петрович тоже поднялся. — Только…

— Что?

— Да ничего. — Генерал махнул рукой. — Держитесь, ребята! Николаю от меня большой привет.

— Сергей Петрович, — заторопился Нахимов, — я бы тоже хотел вернуться к ним на базу… то есть все мы, здесь еще двое моих коллег…

— Да на здоровье, я-то здесь при чем. — Генерал пожал плечами. — Вы птицы вольные, куда хотите, туда и летите.

— Я провожу их, — сказал Юрий Павлович.

5

— Слушай… — сказал главред, понизив голос и зачем-то обернувшись, когда они пустились в обратный путь по темным коридорам. — Петрович зря языком трепать не будет, не тот человек. И интуиция у него будь здоров, поверь мне на слово. Если уж он… — тут Палыч невесело покачал головой, — подозреваю, что прогнозы у него не ах. Даже насчет нашего замка-цитадели. Так что…

— Вы хотите сказать, что наши дела совсем плохи? — угадал ход редакторских мыслей Нахимов.

— Я не хочу вас пугать — это прежде всего! Но какие-то пути отхода я бы поискал. Знаю, что здесь, в «Бастионе», они есть. Только Петрович не хочет трезвонить раньше времени, и правильно делает. Давайте-ка сюда на минутку. — Он неожиданно увлек спутников в мужской туалет.

— Помнишь, — вполголоса обратился он к Меркурьеву, — Вика у нас о диггерах писала?.. Встречался я с ними, было дело. Интересные ребята. Так вот, говорили они, что по нашим коммуникациям — канализация, заводские подземелья — можно куда хочешь выйти.

— Можно-то можно, да как, Юрий Палыч! Это же знающего человека надо.

— Что верно, то верно. — Шеф вздохнул. — Эх, тех бы диггеров сейчас! Толковые парни… Один мне особенно понравился, Ваня Сачков.

Алексей вздрогнул:

— Как вы сказали?!

— Сачков Ваня, студент. А что ты так удивился?

— Да есть у нас на базе один Сачков. Не студент, правда, взрослый мужик…

— Так, может быть, родственник?

— Может быть. Ладно, Юрий Палыч, время!

Пока в генеральском кабинете шло совещание, Рылеев связался со своим начальством, но оно, кроме как «действовать по обстановке», ничего ему сказать не смогло. А как действовать по обстановке, Максим и без начальства знал: быть со своими бойцами, что бы ни случилось. Вместе уцелеть или вместе погибнуть. Выбор невелик, но какой уж есть… Поэтому возвращаемся, ребята, на место дислокации.

Слободчикову тоже хватило нескольких минут, чтобы разобраться в здешней обстановке: товарищи начальники и здесь не ужились, друг в друга дерьмом кидаются… А он этого терпеть не мог. И тоже решил вернуться на базу.

— В таком обезьяннике сами живите… — пробурчал он себе под нос и пошел к «Уралу».

Федотов оставался с гостями вплоть до самого их отъезда. Когда моторы взревели и колонна тронулась, он вдруг прокричал:

— Я не прощаюсь! Слышишь, Алексей? Не прощаюсь! Мы еще встретимся! Я верю в это!..

Меркурьев улыбнулся, Зверев проорал в ответ что-то жизнерадостно-матерное и расхохотался, но из-за грохота БТР его никто не расслышал.

Герман Львович вновь привязался к Меркурьеву с «электронным шлемом» — Алексей противиться не стал, но мысли его были заняты другим… причем он бы и рад был вновь прощупать пространство, да неясный образ будущего властно увлек душу за собой, и Алексей волей-неволей погнался за тревожной далью, которая все убегала и убегала от него…

Впрочем, доехали без проблем. Алексей скинул «шлем», отмахнулся от ученых, заголосивших что-то свое, и кинулся к Ракитину:

— Привет тебе от твоих сослуживцев!.. — И доложил все, что почерпнул из этой поездки. — Такие вот дела, Николай. Не знаю, что и думать, честно говоря.

— А что тут думать. — Майор обвел взглядом окрестности. — Для начала — это шеф умно сказал — объявим минуту тишины. Вслушаемся.

Он позвал Рылеева, они быстро переговорили и тут же распорядились:

— Внимание!..

И застыли часовые на постах. Умолкли в палатках бойцы отдыхающих смен. Прекратили возню водители у своих машин. Замерли все прочие…

На базе воцарилась тишина.

У Меркурьева, помимо появления суперспособностей, видимо, обострились и обычные. В зловещем безмолвии огромного города он уловил некое очень отдаленное ворчание… вслушался — и оно сделалось отчетливее.

— Слышу, — сказал он. — Будто мотор где-то работает.

— Ну-ка… — Николай тоже вслушался и через десять секунд кивнул.

— Моторы, — уточнил он. — Ну, если Петрович прав, то скорее всего — вот оно, начинается. Все, отбой тишине! Общее построение!.. — крикнул он и отвел Алексея в сторону. — Слушай, потом подойди к этому, как его…

— Сачкову.

— Да. Поговори, только тихо, аккуратно… Никакой огласки, понял?

— Ну, Андреич, не учи ученого.

— Поешь говна копченого?.. Ладно, служба у меня теперь такая, всех вас учить. Ну, давай, действуй!..

ГЛАВА 18

1

Конечно, подходы к «Бастиону» зорко охранялись и были хорошо укреплены. Но хорошо — это еще не значит стопроцентно. На каждую хитрую… как говорится, найдется свой… который с винтом. Зомби, а точнее, населяющие их нановиты, лишь поначалу ощущали себя в этом мире слепыми котятами. Они учились, а вместе с учебой шла эволюция. Они умнели и развивались. Они перенимали богатый опыт человечества — богатый по части выживания и приспособления, а затем и тотальной экспансии. Порабощения всего и вся. А если не порабощения, так убийства — других и себе подобных. Таков был человек. Таковы стали и нановиты. Или даже лучше — и тем самым опаснее…

Рано или поздно оборона «бастионовцев» должна была быть прорвана. Это понимал не только генерал Ненашев. Капитан Сидорчук, на которого возлагалась задача по обеспечению безопасности и охраны квартала, эту возможность тоже предвидел. Он по нескольку раз в день проверял посты, огневую готовность бойцов, надежность укреплений… Все было в норме, точно так, как полагалось по всем правилам и предписаниям. И все равно тревога не оставляла капитана, ибо он прекрасно помнил, что случилось с их элитным подразделением там, на ментовской зоне. А еще в деталях запомнил то, что им, «бастионовским», поведали гости с базы МЧС — Зверев, Рылеев, Рябинин… И начальство после их визита заметно помрачнело и как-то нервно засобиралось, засовещалось… А это для подчиненных всегда плохой знак.

Да, однажды зомби перейдут в наступление и — сто пудов — подавят всех численностью. Просто телами завалят, шапками закидают… Но случилось это, увы, раньше, чем рассчитывал Олег Сидорчук.

В ночь после отъезда «южных» — так окрестили «бастионовцы» бойцов Ракитина — Сидорчуку не спалось. Обычно он старался лечь пораньше, чтобы встать часа в три ночи, в самую глухую, смутную пору, — и лично обойти посты, самому вслушаться, всмотреться в обстановку… А сейчас он попытался уснуть — и не смог.

Плюнул, встал, поднялся на крышу здания, где несли службу часовые. Ночная прохлада заставила его поежиться… Он зашагал к юго-восточному углу и вскоре услышал знакомое:

— Стой! Кто идет?

— Начальник караула, — ответил капитан — эту должность возложили на него, чтобы не нарушать Устав.

— Ну, как здесь? — спросил он у бойца, смотревшего сверху на жуткую тьму вымерших кварталов.

Солдат ответил не сразу. Замялся, откашлялся и наконец с сомнением произнес:

— Да как-то не пойму я, товарищ капитан…

— Чего не поймешь?

— Вроде звуки какие-то не те. Изменились, что ли?..

— Да? А ну-ка…

Два человека замерли, обратясь в слух. И тогда Сидорчук услышал, как где-то в дальней дали заурчало, заворчало нечто… слух офицера спецназа приучен разбираться в отдаленных звуках, и Олег быстро понял, что это рычат заведенные моторы, скорее всего дизеля… и этот рокот становился все слышнее, все отчетливее… и никаких сомнений больше: невидимые в темноте цепи машин двигались сюда.

Олег испытал редкостное чувство: возвращение в прошлое. Он был далек от сантиментов и рефлексий, никогда не умилялся, не печалился над своими детством и юностью. Ну, детство, ну, юность — было и прошло.

Но сейчас он необычайно ясно вспомнил, как читал книгу о Брестской крепости — одну из многих прочитанных им когда-то о войне, собственно, никаких других вне школьной программы книг пацан не признавал. Так вот, в той книге было сказано, что в ночь летнего солнцестояния советским пограничникам довелось пережить нечто до сих пор невиданное: над бывшей польской территорией в ночное небо поднялись сотни огней, воздух начал наполняться грозным гулом, и этот гул рос с каждой секундой, приближаясь, приближаясь, приближаясь к пограничной полосе…

Та давняя страница словно сама возникла перед глазами Олега Сидорчука. Огней, правда, сейчас не было, но гул нарастал — и в нем уже ясно слышался и рокот многих моторов, и лязг каких-то механизмов, и воздушная одышка ресиверов… Рой — текучий, растворенный в пространстве, враждебный человеку разум после недолгих дней затишья вошел в новую фазу покорения мира…

Сидорчук принял решение.

— Тревога! — крикнул он часовому.

— Всех в ружье?

— Нет. Пока не надо. Пойду сообщу начальству.

Спустя четверть часа начальство во главе с Ненашевым было наверху. Вице-губернатор — молодой, лощеный, высокомерный — держался отчужденно, но генералу было на него плевать. Не более минуты понадобилось ему, чтобы в полной мере оценить обстановку.

— Да, теперь все ясно, — только и сказал он. — Занимаем оборону!

2

С рассветом стало ясно, что «Бастион» окружен. Улицы вокруг здания были запружены тяжелой техникой и толпами молчащих двуногих созданий — бывших людей. Рой незримо витал над скопищем, держа его в повиновении… Сейчас беззвучно будет отдан приказ и вся эта послушная масса машин и живых существ ринется на штурм.

И вот свершилось! Зомби, до этого малоподвижные, ринулись к технике, все пришло в движение, взревело и с трех сторон стало надвигаться на укрепрайон. Первыми катили на огромных колесах могучие динозавры — трактора «Кировцы». За ними диплодоки поменьше, но не менее мощные — грейдеры и скреперы. Позади же всех этих монстров не спеша ехали пожарные цистерны.

«Это ж надо! — удивлялись отцы-командиры, наблюдая в бинокль за надвигающейся армадой. — Сучары поганые, научились не только техникой управлять, но и топливо выискивать, и машины заправлять. Да и соображают уже, что бросать в атаку в первую очередь, чтобы прорвать оборону людей».

— К бою! — прозвучало над «Бастионом».

На позиции выдвинулись стрелки, вооруженные автоматами и ручными пулеметами, рядом — гранатометчики. Засели на перегораживающих улицы баррикадах. Всех гражданских в срочном порядке завели внутрь здания МЧС. Спрятали за толстыми и крепкими стенами.

Когда техника приблизилась на расстояние выстрела из гранатомета, Сидорчук отдал приказ открыть огонь.

Кинжальная стрельба обрушилась на колонны из всех стволов. Первыми остановились и задымили подбитые гранатами трактора, но они послужили барьером для прячущихся за ними машин. Несколько залпов из РПГ и подствольников… и гранатометы беспомощно смолкли — запас зарядов был исчерпан. А ручное стрелковое оружие причинить особого вреда дорожной технике не могло. Целились по кабинам грейдеров, стреляли метко — пули рвали тела, вышибали мозги… но уничтоженных биороботов тут же вытаскивали из кабин, на их место влезали новые. Бойцы «Бастиона», чуть ли не докрасна раскалив стволы автоматов, расстреливали и тех, но в кабины лезли все новые, новые и новые живые мертвецы… и техника неумолимо приближалась. Вот они совсем рядом — наехали на баррикады и принялись их таранить.

Обороняющиеся были вынуждены отступить вплотную к зданию.

Вскоре оборона была прорвана, тяжелые машины раздвинули блоки и прочие заграждения, и в образовавшиеся проходы двинулись пожарные цистерны. Они взяли в кольцо оцепления здание МЧС. Что дальше?..

«Бастион» выглядел неприступным. Стены из нескольких рядов силикатного кирпича облицованы к тому же снизу доверху мраморными плитами (было время — не жалели на себя средств комитетчики). Бронированные двери, на всех окнах крепкие решетки. А за окнами, как за амбразурами, стрелки, готовые поливать свинцом все пространство перед собой. Запас воды и пищи в «Бастионе» был приличным, как и боеприпасов, — так что могли выдержать длительную, недельную осаду. А там и помощь подоспела бы.

Если бы не эволюция, черт бы ее побрал!..

Зомби стали слишком умны и находчивы. Для того и пригнали пожарную технику. Автоцистерны были полны воды. Но воды не обычной, а зараженной нановитами. И зомби, прячась за машинами, вначале обстреляли все окна, разбили все стекла. А уже затем из брандспойтов принялись поливать здание, метя струями в зияющие провалы окон. Решетки — они ведь хороши против человека, ну или зомби, но не против воды. Зараженной воды!

Первым это сообразил Юрий Павлович. Он как ужаленный — куда возраст девался! — выскочил из комнаты в коридор.

— Отойдите!.. — закричал он, срывая голос. — Отойдите от окон, это зараженная вода! Там нановиты!..

Но было поздно. Струи бешено хлестали в разбитые окна, брызги мелькали повсюду. Федотов пустился искать Ненашева, стараясь не попадать в лужи, растекающиеся по полу…

А несущая смерть вода лилась, лилась и лилась! В здании началась паника.

Федотов нашел генерала в кабинете. Сергей Петрович что-то перебирал в сейфе и был абсолютно спокоен — он уже все знал. И понимал, что проиграл битву.

— Сергей Петрович!.. — задыхаясь, чувствуя, как сердце колотится где-то чуть ли не в горле, начал было редактор, но генерал так глянул на него, что старый газетчик, обмякнув, опустился на стул.

— Так-то, Палыч, — сказал Ненашев. — Окончен бал, погасли свечи… Как там Сидорчук, цел?

— Вроде бы не зацепило…

— Ну и отлично. Ты вот что, найди-ка его. Соберите всех, кого этой дрянью не задело, и потихоньку выводите потайным ходом. Вот, — генерал кинул на стол план этого хода, — разберетесь.

— А ты, Сергей Петрович?

— Ну, я и без плана вас догоню. Давай, давай, Палыч, каждая секунда на счету!..

Спровадив друга, Ненашев достал из сейфа личное оружие — пистолет ПСМ, вставил магазин, передернул затвор. Задумался, глядя на маленькую боевую машинку в руке…

За полуоткрытой дверью раздались торопливые, почти бегущие шаги. Генерал быстро сунул пистолет в карман.

3

Вице-губернатору Дмитрию Аркадьевичу Ливенцеву не исполнилось еще и сорока, и был он лицом из первого кадрового эшелона. Засланец из Москвы, он прибыл сюда на вырост, с тем чтобы года через три вернуться на Старую площадь уже с подъемом. Ну, а там — все выше, и выше, и выше… Большие родственные связи пролагали перед Ливенцевым прямую гладкую дорогу, что он воспринимал как должное, презирая этот паршивый город, где вынужден отбывать каторгу вице-губернатора… «Ничего, ничего! — думал он по вечерам в служебной шестикомнатной квартире, прихлебывая свой любимый «Сент-Эмильон», который ему доставляли прямо из Бордо. — Ничего! Еще один день долой, так что срок идет…»

И вот такая незадача с этим проклятым институтом! Конечно, в другой ситуации Дмитрия Аркадьевича давно бы след простыл из обреченного города, но, как назло, губернатор — эта старая жопа, пердун колхозный! — оказался в отлучке, и никуда нельзя было деться. Впрочем, очутившись в «Бастионе» и выяснив обстановку, Ливенцев успокоился и даже повеселел: город-то обречен, а он нет! Более того, он теперь на виду, самое время набирать очки. Героем вернется в столицу. Вся грудь в крестах да на белом коне. А уж на самый худой конец — кому-кому, а ему-то пропасть не дадут. Про потайной ход он, конечно, знал.

Но и он недооценил интеллект Роя…

Ненашев поднял голову — дверь распахнулась, в кабинет ввалился Ливенцев, весь мокрый, с головы до пят.

— Сергей… Сергей Петрович! — отчаянно воззвал он. — Я… я к вам!..

— Что-то случилось? — с издевательским спокойствием спросил генерал.

— Что?.. — Руководящее лицо вылупило глаза. — Вы не знаете?! Так эта чертова вода!.. Эти уроды проклятые…

— Ах, вот оно что, — с тем же спокойствием молвил Ненашев. — Значит, пропадает такая молодая, такая нужная Родине жизнь…

Он не отказал себе в удовольствии ухмыльнуться, глядя на эту рослую и сытую фигуру — с лицом прежде всегда надменным, а теперь жалким, скомканным, перевернутым от страха и отчаяния.

— Сергей Петрович! Да, всякое было между нами, но давайте забудем это! Я к вам… я вас просто прошу, по-человечески!..

— Ну, — генерал вздохнул, — для того чтобы по-человечески, надо человеком быть, а не говном.

— Сергей Петрович!.. — Ливенцев на миг попытался было встать в позу оскорбленного достоинства, но ужас перед будущим был сильнее. — Сергей Петрович, я, наверно, виноват. Я искренне прошу у вас прощения! Но умоляю — помогите! Ведь есть же у вас какие-то средства дезинфекции!..

— Средства? — Ненашев сунул руку в карман. — Есть средства.

Безумие, надежда и дикая радость судорогой промчались по мокрому лицу.

— Да?!

— Да. Ладно, ладно, Аркадьич, не бзди, все сделаем. Вылечим!

— Сергей Петрович!..

— Полвека уж с прицепом Сергей Петрович… Ты лучше, вон, в окно глянь.

— Где?!

Ливенцев круто развернулся, и генерал, вскинув руку с пистолетом, выстрелил ему в затылок.

Пуля пробила череп, вышибла правый глаз — студенистая масса шмякнулась о пробитое стекло. Струйка крови плеснула вслед ей. Тело, сшибая стулья, с грохотом рухнуло на паркет.

— Вот так, — грустно сказал Сергей Петрович. — Вылечил.

Никакой мстительности, никакой злобы — совесть генерала Ненашева была чиста. Он просто решил избавить Ливенцева от смерти куда более дикой и позорной — и сделал это.

Мелькнула мысль: а все-таки замечательно, что дочь еще пять лет назад поехала с детишками к мужу в первопрестольную, куда его взяли в Белый дом на какую-то прихлебательскую и невысокую должность. Хоть не ахти что, зато тепленькое местечко-то… Теперь внуки живы будут. Это главное…

— Вот так, — повторил он, сам взглянул в окно, увидел невероятно яркую синеву майского неба, приставил ствол к виску и нажал на спуск.

4

То худшее, чего опасался Сергей Петрович, произошло. Вылив тонны зараженной воды на здание, в котором все, казалось, протекло от крыши до подвалов, где не осталось сухого места, противник отошел на безопасные позиции и принялся ждать.

Через сутки внутри «Бастиона» начался ад. Большая часть защитников заразилась и превратилась в зомби. Оставшиеся людьми заблаговременно перекрыли все входы и выходы, а сами спустились в подвал, где имелся секретный лаз. То был люк, ведущий в тоннель, который тянулся на пятьсот метров по направлению к реке и заканчивался выходом в самый обычный канализационный колодец — возле здания областной администрации.

Их, выживших и не превратившихся в зомби счастливчиков, осталось всего десять человек. В их числе — главный редактор «пятерочек» Юрий Павлович и капитан Сидорчук. Все! Остальные пропали: либо отправились к праотцам, либо… еще хуже.

Но и эти десять, выбравшись к реке и сразу же попав в поле зрения речного патруля, не знали — радоваться им или плакать. Погибли их родственники, друзья, сослуживцы. Да и сами они неизвестно что — еще люди или уже зараженные кандидаты в монстры?.. Тем не менее патруль забрал их и доставил в расположение оцепления. Их поселили в отдельном бараке, таким образом посадив на карантин. Сказали, что понаблюдают за ними с месяц. А потом, если все будет в норме, отпустят. Ладно, хоть не сразу пристрелили. И на том спасибо!..

Но это все случилось потом…

5

Геннадий Юрьевич Сачков на базе МЧС ощущал себя лишним — как, собственно, и всегда по жизни. Пару раз он постоял часовым на посту, только и всего. А в остальное время слонялся по территории, спускался в хранилища, бродил там, с любопытством разглядывая необъятные запасы всего на свете, усмехался, качал головой… Никто не тревожил его, никто ни разу не подошел с каким-нибудь вопросом, разговором… Да что там разговор! Просто так никто не подошел. Геннадий Юрьевич воспринимал это с философским спокойствием.

— Да, — уединившись где-нибудь в подземелье, говорил он себе, — да, я чужд этому миру. Неудачник!.. Можно даже сказать, образец неудачника. Законченный пример. Классический!.. Ну что ж, это надо понять и принять. Это, знаете ли, особая жизненная миссия, которая не всякому дана…

В таком духе он мог рассуждать часами, но в глубине души, конечно, переживал. Самолюбие было задето. В глубине души ему хотелось, чтобы его пригласили для консультаций в штаб, чтобы кто-то из женщин новым, изумленным взглядом окинул его: надо же, а ведь он, этот Сачков, такая, оказывается, глубокая, такая значительная личность!.. Хотелось. Но хотением все и ограничивалось.

До поры до времени. И вот пора пришла. К нему вдруг подкатил озабоченный Алексей Меркурьев:

— Простите, Геннадий… э-э…

— Юрьевич.

— Геннадий Юрьевич! У меня к вам сугубо конфиденциальный разговор. — Алексей взял собеседника под локоть. — Давайте-ка отойдем в сторонку…

Там, в сторонке, он и спросил у бывшего охранника про диггера Ваню. И, представьте себе, попал — этот юноша оказался мало того что племянником Геннадия Юрьевича, так еще и сам он, Юрьевич, неоднократно пускался с Ваней и его друзьями в подземные странствия.

Алексей сразу же поверил в это. Сачков не врал.

— Превосходно, Геннадий Юрьевич! Ну, теперь беседа у нас под грифом «особо секретно»… Знаете что, пойдемте-ка вниз, выберем там укромное местечко, поговорим. Это очень важно!

Ракитин, распоряжаясь строительством укреплений, краем глаза увидел, как Меркурьев и Сачков зашагали к складу, при этом низенький толстячок оживился, затряс головой, руками замахал…

«А чем черт не шутит, может, и вправду какой-то толк будет…» — подумал Николай и вернулся к своим хозяйственным заботам.

6

На самом деле спасшихся из «Бастиона» было не десять, а одиннадцать — целая футбольная команда. Был еще один человек, сумевший каким-то чудом — иначе не скажешь — выкарабкаться из пекла. Да к тому же и не заразиться нановитной чумой.

Вячеслав Худиков, художник-оформитель газеты «5555», с самого начала, когда была объявлена общая тревога, с перепугу отчего-то кинулся не в «Бастион», а забежал в подъезд ближайшего дома и там затаился за трубой мусоропровода — то была девятиэтажка. Там и переждал первые моменты нападения. Но когда битва переместилась к «Бастиону», Слава не выдержал и принялся бегать по этажам, лихорадочно выискивая себе убежище. Тыркался во все двери и лишь на верхнем этаже обнаружил незапертую квартиру. Ему повезло вдвойне, потому что дверь была бронированной, а замки не автоматическими. А то бы защелкнул, а потом хрен вылез. А вот засов на двери имелся. Чем перепуганный до усрачки дизайнер и поспешил воспользоваться.

Он быстро обшарил квартиру в поисках еды, но тщетно: если что имелось, то уже утащили. Горожане, брошенные на произвол судьбы и не сумевшие прибиться ни к одной группировке, до тех пор пока не подохли от разных причин или не превратились в зомби, мародерствовали по полной. И без зазрения совести. Но искали в основном продукты питания. На втором месте по значимости было оружие — какое угодно. Даже шампуры от гриля.

Потом Худиков из-за штор долго наблюдал за штурмом здания МЧС полчищами зомби. А когда все было кончено, просидел еще сутки в духоте, так как боялся открыть окно и тем самым привлечь к себе внимание. Ничего не жравший — ладно, хоть с собой была пластиковая бутылка с водой, и не выспавшийся — разве до сна, когда такое дело, он в темноте осторожно выбрался из квартиры, шмыгнул из подъезда и бочком, бочком, по стеночке сумел убежать из опасной зоны.

Худиков помнил, что на складах МЧС, — а место это он прекрасно знал, — верховодит его бывший сослуживец Алексей Меркурьев со своими корешами, поэтому и путь держал как раз туда. Жалел, что не удалось повидаться, когда Алексей приезжал в «Бастион», — и сам же говорил себе: а что толку? Чушь все это!.. Ни хрена не поймешь: сегодня жив, завтра копыта откинул…

Днем идти он побоялся, пошел ночью, все время держась стен зданий да разных сквериков, чтобы не высовываться особо. И все равно сам потом поражался — как это он ни разу не наскочил на засаду, не нарвался на мерзких монстров…

Наутро Славка появился возле ворот базы МЧС — осунувшийся, грязный, едва державшийся на ногах. Таким его и приняли. Для начала посадили в отдельную комнату — тоже на карантин, значит. Отпоили, откормили, а когда стало ясно, что парень не заразился, выпустили его и определили к другим постояльцам «отеля».

Грохот боя, вспышки и дым разрывов в районе Бастиона, складские, конечно, видели. Подозревали, что дела там неважнецкие. Но то, что рассказал Вячеслав!.. Что Рой оказался способен на такой дьявольски хитроумный ход, который невольно заставлял вспомнить присказку: все гениальное просто! — об этом никто и помыслить не мог.

В самом деле, как просто: не надо никого громить, ничего штурмовать. Достаточно лишь с определенного расстояния облить людей зараженной водой — и все, они сами становятся частью Роя. Гениально!.. И как легко удалось таким способом расправиться с самой мощной и хорошо защищенной группировкой! Что же тогда говорить про складских, которые по степени защиты Бастиону и в подметки не годятся?..

Кроме того, следовало учитывать и то, что арсенал в Бастионе был собран нехилый. И надо думать, не весь он израсходован. А значит, попал в руки врага.

В штабе базы все это отлично поняли — не дураки. Конечно, ложиться и помирать никто не собирался, но то, что надо готовиться к худшему — это осознали до печенок…

И худшее не заставило себя ждать.

7

— Вы видите, что они вытворяют?! Видите, какими они стали?! — брызгая слюной, кричал возбужденный Игорь Рябинин. — А что я вам говорил? Вы меня не слушали, не верили мне…

— Да успокойся ты, Игорек, — отмахнулся от него Меркурьев. — Верили мы тебе, как не верить. Просто все оказалось куда хуже, чем мы даже могли предполагать.

— Нет, до конца не верили, — не успокаивался биолог. — А теперь что?.. Хоть поверьте, хоть проверьте… — с горечью пропел он куплет из забытой ныне песенки.

— Так! — стукнул кулаком по столу Ракитин. — Препирательства прекратить! И панические настроения — тоже!.. Помирать нам рановато! Сейчас будем решать, что нам делать и как дальше жить. Первое слово предоставляется нашим гостям — светилам из столицы. Пожалуйста, профессор.

Майор сделал приглашающий жест в сторону микробиолога Нахимова.

Тот солидно откашлялся и молвил:

— Я так скажу, други мои. Почти все, что нужно, мы выяснили. У нас был четкий, недвусмысленный приказ: на месте выяснить обстановку, оценить степень угрозы и немедленно сообщить столичному начальству. Степень угрозы мы оценили.

— И какова же она? — встрял Меркурьев.

Профессор кивнул:

— Мы тут посовещались и решили оценить угрозу по высшему разряду. То есть красный цвет, по нашей терминологии. Хотя… я думаю, что вам и без наших оценок это ясно.

— Яснее ясного, — криво усмехнулся Алексей. — Но что это означает практически?

— Это означает, что мы будем рекомендовать полное уничтожение объекта. А именно: взорвать город с пригородами точечным ядерным зарядом. Естественно, тех, кто не успел заразиться, мы эвакуируем. В частности, всех вас. В данной ситуации, полагаем, это будет правильно.

— Чушь! — донесся возмущенный возглас Рябинина-старшего. — Чушь собачья!..

Нахимов удивленно глянул в сторону биолога и предложил:

— Объяснитесь, молодой человек.

— Вот вам объяснения, — запальчиво начал тот. — Если подорвать Зону ядерным зарядом, пусть это будет и локальный взрыв, этим мы ничего не добьемся. Наоборот, может стать еще хуже. Поясняю: ядерный взрыв уничтожит нановитов лишь в эпицентре — запредельно высокая температура плюс чисто механические разрушения. А на периферии ни ударная волна, ни радиация им не страшны! Наоборот, под влиянием радиации они могут мутировать, сменить тип носителя — почему бы нет?! Разумные мельчайшие существа на основе металлов — как вам такое? Фуллерены-то еще цветочки, их легко разрушить той же высокой температурой. Но, заметьте, не любой температурой, а именно пламенем, раскаленной плазмой. Кипяток-то на них не действует — попав в кипящую воду, они, по всей вероятности, покрываются защитной оболочкой, превращаются в споры. Вот, спросите капитана Подольского о нановитах в кипящем супе у них там, в колонии! Ни черта эта термообработка не повлияла. Так-то вот!..

— Верно, — подтвердил Валера.

Он и Слободчиков естественным образом вошли в число членов штаба.

На минуту установилась тяжелая тишина. Было видно, что светила из столицы потрясены нарисованной молодым ученым перспективой. Наконец профессор Нахимов разлепил губы:

— Признаю свою ошибку. Весьма близкую к реальности картину вы нам нарисовали, Игорь. Итак, что вы предлагаете? У вас есть какие-то соображения по нейтрализации очага заражения?..

— Есть, — кивнул биолог, — необходимо эвакуировать, как вы сказали, всех незараженных людей. Это раз! И прислать сюда батальон солдат с огнеметами, но не с этими бандурами реактивными, а с ранцевыми огнеметами, из которых огненными струями поливают. Планомерно обходить и все тут выжигать. Еще можно использовать напалм.Только так и никак иначе. Вручную жечь все подряд. А потом объявить на сто лет город запретной зоной. Обнести все китайскими стенами. Законсервировать. Как АЭС в Чернобыле! Как Припять! Только основательнее.

Ракитин подумал и обратился к Рылееву:

— Что скажешь, капитан?

Тот пожал плечами:

— Вообще-то ранцевые огнеметы уже лет двадцать как сняты с вооружения. Как и огнеметные танки. Но все это, конечно, имеется на складах и базах Минобороны. То есть при желании можно расчехлить, привести в боевую готовность и использовать. Был бы отдан приказ. А так — дело говорит парень. Струйные огнеметы и напалм — и ничего от этих хреновитов не останется. Температура горения огнесмеси превышает тысячу градусов — обычно около полутора тысяч. Но, чтобы выжечь все без исключения, придется разобрать город по кирпичику. Для этого понадобится время.

Нахимов покачал седой головой.

— А есть ли оно, время-то?.. Вот тут молодой человек, — он сделал жест в сторону Рябинина, — утверждал, что, скорее всего, нановиты теперь не наблюдаются в свободной форме. То есть все уже поселились в организмах хозяев. Но согласитесь, это никто не может подтвердить точно. В любой кучке пыли, в любой луже могут находиться эти существа. Где гарантия, что их там нет?

Все опять замолчали, обдумывая слова профессора. Затем Меркурьев подал голос:

— В любом случае лучше всего действовать по сценарию Рябинина. Других приемлемых вариантов ведь нет. Радиация и впрямь вряд ли убьет их, вместо этого они еще возьмут и эволюционируют. Скачок там произойдет, мутация какая…

— Я тоже так считаю, — подытожил Ракитин. — Пусть хорошо защищенные подразделения улицу за улицей, дом за домом обработают огнем и напалмом. Все выжгут. Да огневой смеси пусть не жалеют. Тут уж халтуры быть не должно. Если только наши правители не хотят в зомби превратиться.

— Что ж, это разумно, — вынужден был согласиться Нахимов. — Такая высокая температура горения действительно уничтожит любые фуллерены, которые, как мы с вами знаем, являются физической основой нановитов. Попросту говоря, произойдет полная дезинтеграция этих существ…

— Ладно, — подытожил Николай. — Что бы там ни было, а укрепляться нужно. Продолжаем возведение баррикад! Рылеев, Слобдчиков — за старших. Герман Львович, будете связываться с материком?.. Ну и отлично, так и доложите, как мы решили. Все свободны!.. Меркурьев, останься.

Когда они остались вдвоем, Ракитин сказал:

— Слушай, Леха… Не хотел при всех, а с тобой можно. Думаю я, что все это в общем-то хорошо — огнеметы, напалм… да только не успеют они ни хрена. Как твоя интуиция, что-нибудь шепчет на эту тему?

Алексей задумчиво покивал головой:

— Увы. Ничего хорошего. Пока не очень ясно… однако думаю, еще до заката гостей надо ждать.

— Да. — Николай вздохнул. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих… Ну, а что этот твой Сачков? Поговорили?

— Поговорили. Сказал, что в принципе через любой люк канализационный можно выйти куда угодно… но, конечно, надо знать маршруты. Впрочем, сказал, что опыт у него есть: ориентироваться, говорит, могу.

— Ну, слава те, господи, уже хоть что-то… Люк у нас рядом вроде есть?

— Есть.

— Ладно! Будем надеяться, что эти сволочи еще не додумались зараженную воду лить в канализацию…

— Сволочь, — поправил Алексей.

— Что?

— Сволочь, говорю. В единственном лице. Зомби — лишь орудия, органы, так сказать, единого разумного существа. Роя!

— Ну, хер с ним! Ладно, слушай, давай-ка сюда этого Сачкова, я с ним сам потолкую.

Сачков мигом примчался к начальству. Просто сиял весь — ну как же, теперь он стал нужным, важным… Вот и его способности и знания пригодились. И еще пригодятся.

— Я, товарищ майор, всегда имел склонность к независимому исследованию бытия… — начал он, но Ракитин такую ботву слушать, конечно, не стал.

— Отлично! — прервал он. — Нам повезло, что у нас есть такой человек, как вы. А теперь к делу! Нам важно знать, где ближайший узел канализации и куда от него идут ходы. Сможете показать?

Сачков заважничал, в лице изменился, и даже голос стал другим — густым, с оттяжкой…

— Ну, что касается, куда идут… то идут они практически в любую точку города и дальше. А где… — здесь докладчик сделал эффектную паузу, — вы, может быть, не догадываетесь…

— Нет. Короче, Геннадий Юрьевич!

— А короче — так это прямо под нами. Здесь! В центральном хранилище.

Ракитин с Меркурьевым слегка обомлели.

— То есть?! — потребовал разъяснений командир.

Сачков и разъяснил — что во время своих блужданий он обнаружил канализационную решетку в самом дальнем отсеке центрального коридора. Правда, она оказалась намертво приваренной…

— Ерунда! — сказал Николай. — Отдерем. Вы вот что скажите: туда можно спуститься и… и потом идти и выйти?

— Можно, — кивнул Геннадий Юрьевич. — Но сразу скажу: без фонарей и спецодежды делать там нечего. В смысле, бывает, что по колено, а то и по пояс в воде приходится тащиться. Так что как минимум нужны резиновые бахилы.

— Решим, — кивнул и Ракитин. — Фонари есть, комплекты ОЗК есть…

— Да, но не забывайте, что идти придется в лучшем случае на полусогнутых, а в худшем на четвереньках. Я ж говорю: сырость и вода на дне…

— И запашок еще тот, — закончил за него майор, — и вообще, планета наша для веселья плохо оборудована… Вы вот что, Геннадий Юрьевич, вы об этом — никому!

— Да уж ясно… — заговорил польщенный Сачков, но Ракитину было не до его чувств:

— …и потому у меня к вам просьба: пригласите сюда капитана Рылеева. Прямо сейчас!

Геннадий Юрьевич сделал таинственный жест: все понимаю, мол, и исчез, как граф Монтекристо. Вернулся через десять минут вместе с ротным.

Николай быстро ввел того в курс дела:

— Возьмите пару бойцов понадежнее и откройте ту решетку. Понадобится — сварочный аппарат возьмите. И чтобы язык за зубами!

— Есть, командир, — серьезно ответил Максим.

Когда все разошлись по делам, Николай задумался. На душе было препогано. С одной стороны, не стоит раньше времени людей пугать, в панику вдаваться. Но это только с одной… А с другой — шила в мешке не утаишь и скрывать дальше опасность не имеет смысла. Предупрежден — вооружен. А конец все равно один…

Ему вспомнился куплет из старой песни Высоцкого: конец был прост — пришел тягач, и там был трос, и там был врач… Одно грело: тяжкие испытания выжигают в людских душах всякую хрень. Ракитин больше ни с кем не говорил на эту тему, но ведь наедине с собой не промолчишь, особенно после того, как привели на базу женщин из колонии. Он страшился, что могут на этой почве пойти такие разборки, что не дай бог… А перед лицом опасности мигом вся дурь из мозгов вылетит. Хотя бы так…

— Парадокс, — вздохнул Николай, встал и добавил свое фирменное: — Ладно! Что будет, то и сбудется.

ГЛАВА 19

1

На базе все пришло в движение. Машины волоком тащили к стенам тяжеленные блоки — весь периметр укрепляли преградами, чтобы штурмующие запнулись в первую очередь о них. Блоки, часть грузовиков — старье с автобазы — это все пошло на баррикады…

Вообще-то, в плане обороны база МЧС была расположена удачно — на возвышенности. С одной из боковых сторон пригорок обрывался крутой насыпью в овраг, с других сторон ее окружал лесок, да не какой-нибудь там хилый кустарник, а полувековые деревья. По сути, подобраться на технике к базе можно было только по единственной ведущей к ней дороге, которая упиралась в ворота. Или вырубить все деревья вокруг — но на это было нужно время и возможности…

Алексей трудился наравне со всеми, улыбался, даже отпускал шутки — но в душе его сгущалась нехорошая тень. Теперь уже он не сомневался, что Рой придет сюда, по их человеческие души… Когда? Вот этого Алексей Меркурьев не знал. Сколько ни силился он прощупать пространство и время основательнее, они лишь нагнетали тревогу.

Взгляд его случайно упал на группу женщин с детьми, и сердце сжалось. Детишки играли, бегали друг за другом — такие смешные и милые, такие трогательные!.. «Ну нет, — сказал себе Алексей. — Жив не буду, а их всех спасу! Не должно быть такого в мире, чтобы стало плохо этим маленьким невинным существам. Я этого не позволю! Я, Алексей Меркурьев!..»

А Ракитина глодали свои заботы. Если враг предпримет атаку — такую, как на «Бастион», то складским точно несдобровать. Много ли у них осталось боеприпасов… А кстати, сколько? Отчего-то он, командир своих бойцов и комендант базы, не озаботился в последнее время поинтересоваться ни у Рылеева, ни у Старостина, пока тот еще был жив, насчет оставшегося арсенала. Видимо, нюх терять начал. Плохо!

— Максим! — окликнул он Рылеева.

Тот подошел:

— Слушаю, командир.

— Что у тебя на сегодня по огневой мощи?

Капитан пожал плечами:

— Если честно, то негусто. Почти все истратили во время зачистки леса, да на комбинате… Зарядов к «Шмелям» осталось на один выстрел.

— А БМП? — с тревогой поинтересовался командир.

— По нулям, — хмуро сказал Рылеев. — Тоже все выпустили по противнику: без боеприпасов остались не только огнеметы, но и пушка с ПТУРСами в придачу. Даже к пулемету больше нет патронов.

Ракитин присвистнул. Посмотрел по сторонам, увидел, как Меркурьев с Подольским о чем-то оживленно беседуют…

— Ребята! На минутку, — позвал обоих.

После гибели Старостина на Алексея наспех возложили обязанности завсклада.

— Алексей, оружейный отсек проверил?

— Конечно.

— Результат?

— Херовый результат, шеф. Не густо. А скорее даже пусто. По сусекам если поскрести, то на каждого бойца пара рожков и все. Гранат с гулькин хер — и десяток не наберется… Ну, «Стечкиных» пятнадцать штук, — Алексей кивнул на Подольского, — вместе с Валериным. А патронов тоже по магазину на ствол.

Офицеры переглянулись.

— То есть при серьезном штурме, — Подольский озвучил мысль, крутившуюся у всех в голове, — мы долго не протянем. А если нас грамотно обложат — в смысле, возьмут в плотное кольцо, то все мы здесь и поляжем.

На какое-то время повисла гнетущая тишина. Каждый прикидывал варианты развития событий, но при любом раскладе получалась полная матанга.

— В общем, так, — покашляв для приличия, нарушил молчание Меркурьев, — я полагаю — надо брать ноги в руки и поскорее рвать когти отсюда. — Он посмотрел в сторону Нахимова: — Давайте, профессор, еще раз свяжитесь со своими — пусть дадут добро на эвакуацию. Нужно спешить.

Тот закивал — верно, верно… А кому ж умирать-то хотелось за просто так? Вот и ученые мужи из столицы смекнули, что пора бы и честь знать. Побаловались ребята, вкусили романтики, и вот, пришло время откланяться. Уважаемые зомби, будем помнить вас всегда, будем песню беречь, до свиданья, до новых встреч!..

На том и порешили: пока ученые со Слободчиковым пусть перетирают со своим начальством, а складские начнут готовиться к обороне — и длительной осаде. А что? Такое вполне могло произойти. Возьмут зомби их в кольцо, будут выжидать, выкуривать… Поэтому Ракитин старался предусмотреть все возможные варианты: оборону, эвакуацию с «Большой земли» и отход по подземному коллектору.

— Пойдем-ка прогуляемся, — предложил он Алексею.

Они прошли в дальний конец территории — так, подышать, покурить, покумекать по-приятельски. Алексей задумчиво уставился в небо — по-прежнему голубое и безоблачное. На самом деле, везет им, что май сухой и погожий. А вот пойдут дожди, и тогда зараза, вполне может так статься, проникнет глубоко в землю и с грунтовыми водами разойдется далеко-далеко…

— О чем задумался, детина? — поинтересовался прищурившийся от дыма командир базы.

— Да все о том же. Слушай, Николай, сколько народу мы уже положили, — покачал головой Меркурьев.

— Ну, для точности, не людей, а зомби, — возразил Ракитин.

Алексей мрачно усмехнулся:

— Так-то оно так, да не совсем… Уж если для точности, то вначале ведь они были людьми, не забывай!

— Да, хорошего немного, — согласился майор, и на лице его обозначилась такая же невеселая улыбка. — Ты знаешь, а я ведь в спасатели пошел совершенно сознательно. Думал, как лучше помочь человечеству…

— Ну вот! А сам все философию ругаешь.

— Да это уж так… дурная привычка.

Алексей вспомнил почему-то про жену Слепяна… ну, теперь уже вдову:

— Как она там?

— Ну как! Рыдает. А что толку-то… Эх, вот ведь судьба-злодейка, а? И Старостин тоже… Не захотел стрелять в ту дуру, а глядишь, пальнул бы, так сейчас жив был… Тут поневоле философом станешь, глядя на это все!

Появился Подольский.

— Высоколобые представители науки вышли на связь с большими боссами, — сообщил он.

— Ну, я потопал к ним. — Ракитин выбросил окурок и направился к зданию базы.

— Как считаешь — сумеют договориться? — спросил Валеру журналист.

Тот пожал плечами — а кто же их знает, этих интеллигентов.

— Нет, ты понимаешь? — Алексей положил другу руку на плечо. — Если им удастся доказать, что мы не заразны и не опасны, то нас выпустят. Выпустят! А? Туда, на «Большую землю». Возможно, посидим в карантине месяц-другой. Но вырвемся, наконец, из этого ада! К нормальной жизни… Даже не верится! Пытаюсь представить — и не могу… А если правду сказать, и не представляю. Мне кажется, что я всегда так жил — бои, атаки, зомби эти… Как будто так и должно быть, вот такая жизнь! А прошлое теперь как в дымке, словно годы минули. Годы, годы, годы… Время! Странная штука, да?

Подольский молча выслушал монолог друга, едва заметно качнул головой, улыбнулся:

— Ты стал другим.

— Еще бы! А ты разве нет?

Валерий поднял взгляд, обвел им безнадежно далекое голубое небо… и уже без улыбки сказал:

— А мне другим стать не позволено.

— То есть?! — опешил Алексей.

— То есть для всех вас, может, и будет она, нормальная жизнь. Но не для таких, как я. Нас со Штепой скорее всего снова закроют. Мы ведь преступники, осужденные… Бээсники — понимаешь?..

Алексей растерянно повертел головой, поискал доводы против и не нашел ничего лучшего, как брякнуть:

— Ну отсидишь еще пару лет. А там под амнистию! Ты все это время был на нашей стороне, защищал от врагов. Не мародерствовал. И поэтому… — Он покачал головой. — Ну, не знаю, что еще сказать…

— Вот то-то и оно! — Подольский разом подтянулся, посуровел. — И вообще все это пустая лирика. Оставим! Я подумал…

Он прервался, оглядел территорию базы, как бы прикидывая, что тут будет твориться при нападении разумных и беспощадных тварей…

— Подумал и решил: эвакуация эвакуацией, но перебазироваться нам придется. Тебе предчувствия твои ничего не говорят?

— Бормочут, скажем так. Смутно и пугающе.

— Вот именно. Не сегодня завтра зомби нас здесь накроют…

— Рой, — поправил Алексей.

— Неважно. Тут главное не причина, а следствие. Понимаешь?

— Без вопросов. Жизнь в предлагаемых обстоятельствах, иначе говоря.

— Точно так. И самым грамотным в данных обстоятельствах было бы подыскать пути отхода и место новой дислокации. Срочно! Я понимаю, что базу бросать жаль и людям это будет трудновато объяснить… но другого пути нет. В конце концов, — Подольский усмехнулся, — это же временно, до эвакуации.

Алексей помолчал, подумал.

— Знаешь… — наконец молвил он, — Николай не хотел трезвонить до поры до времени, но тебе-то можно… — И поведал о плане выхода через канализационный коллектор.

— Ну что ж, дельно, — кивнул Валерий, выслушав. — Но это самый крайний случай. А пока есть возможность, надо перебазироваться поверху. Пойдем доложим командиру.

2

Николай встретил их хмуровато-задумчивым.

— Как переговоры? — сразу же спросил его Меркурьев.

Командир скривился:

— Да, блин, как с пионерами: торжественно обещаю и клянусь… То есть это они там обещают, на материке. Ждите, ждите, помощь пришлем, всех вывезем… Но я-то чувствую, что-то не так. То ли техники еще нет, то ли спасатели не горят желанием… Хотя они люди подневольные — прикажут, никуда не денутся. Скорее всего какие-то разборки между ведомствами. Ответственность никто на себя брать не хочет, друг на друга спихивают… Я за свою службу на это насмотрелся — с души воротит! — И Ракитин обложил матом всех начальников чином от полковника и выше.

— Коля, я не хочу пугать, но мне с каждым часом все тревожнее и тревожнее. Ты уж поверь…

— Верю!

— …ну вот. А потому — послушай Валеру.

Подольский кратко изложил свое предложение о передислокации. Ракитин выслушал, встал, прошелся по комнате.

— Если в срочном порядке придется съезжать, то куда?.. — спросил он самого себя и тут же ответил: — Это должно быть не так далеко и достаточно надежно. Надежно в смысле новых нападений. Кто его знает…

Он замолк на мгновение, затем обратился к Подольскому:

— Что скажешь? Ты же спец по таким вопросам! Я-то сам склоняюсь вот к какому варианту — есть тут неподалеку агрегатный завод. Вполне солидное предприятие. Обнесен высоким забором с колючкой, цеха большие, территория в целом… Эвакуировать, думаю, оттуда будет несложно. Как считаешь?

Валера отрицательно покачал головой:

— Не думаю. Завод — это не то, что нужно. Слишком большая территория, придется распылять охрану. У тебя человек-то сколько осталось — едва сотня наберется? Причем часть из них бабы да мальцы… — Подольский ни на секунду не забывал о семьях зоновских сотрудников, с грехом пополам разместившихся на базе.

Алексей как подумал о малышах, о том, как они резвятся даже здесь, — так вновь сердце заныло…

— Тоже верно, — согласился Николай.

— Нет, — продолжил спецназовец, — я думаю, сам подход должен быть в корне другим. Все эти склады, заводы, базы — на сегодня это проигрышный вариант. А вдруг эвакуация задержится?.. Из-за той же неразберихи среди структур — мне это не меньше, чем тебе, знакомо. Тут лишний день годом станет. Удержать такие объекты сложно.

Алексей с Николаем молчали. Валера был прав на все сто.

— Я вот что предлагаю, — после недолгого раздумья сказал спецназовец, — я, конечно, ваш город не очень хорошо знаю, но кое-что просечь успел… Есть подходящее место. Знаешь две высотки на Центральном проспекте?

— Конечно.

— Ну, вот оно и есть. Смотри сам: стратегически место выгодное — самая середина проспекта. Обзор — лучше не бывает. И эвакуироваться оттуда можно. Тому же вертолету зависнуть в метре над крышей — простое дело.

— Более того! — оживился Николай. — Туда и сесть можно. Крыши там проектировались как вертолетные площадки. Правда, ни разу не использовались.

— Еще лучше, — кивнул Валера. — Теперь дальше: жилплощади там с гаком, разместимся легко. Но самое главное, по второму дому. Мысль вот какая…

Капитан изложил свое ви́дение. Двадцатиэтажки располагались уступом: возле магистрали проспекта высилась первая, а метрах в ста левее и сзади — вторая. Место расположения обоих очень хорошее — все подходы простреливаются. Первый этаж у обоих полукольцом охватывают магазины.

Валера все успел продумать. Он предложил разместиться во второй — той, что дальше от улицы. Окна на первом и втором этажах нужно будет заложить: благо здесь, на складах, есть все нужное — упаковки с цементной смесью, керамзитобетонные блоки. Есть и двери бронированные, двойные. В магазине поменять стеклянные вертушки на металлические двери, а все витрины тоже заложить. Будет черный ход из дома через магазин.

— В первой высотке сделаем то же самое, — заявил Валера. — Поясняю, для чего: это будет нашим запасным вариантом при срочной эвакуации. Дело в том, что дома относительно новые, а с некоторых пор траншеи канализации делают в виде тоннеля — выкладывают по всей длине бетонными плитами. То есть можно будет сделать ход и тайный лаз. Это мы еще обследуем, конечно.

Ракитин обдумал сказанное и кивнул:

— Что ж, дело говоришь, капитан. Если переберемся, то дня три-четыре выиграем, так?

— Именно на это я и рассчитывал.

— Ясно. Теперь, я так понимаю, нужно сделать вылазку и на месте все проверить?

— Да. Конечно, лучше сделать это ночью… Твари умнеют не по дням, а по часам. Заметят наш интерес, и все пропало. Но…

— Но времени у нас в обрез, — закончил за него Ракитин.

— Так точно, товарищ майор. Рискнем! В конце концов, они пока не умнее нас… Пойдем небольшой группой — не больше семи человек. Осмотримся там, если нужно, зачистим. Наши рации на таком расстоянии не возьмут?

— Вряд ли.

— Да… Тогда так: если все чисто, путь свободен, даем две зеленых ракеты. Увидите! Вам надо быть готовыми. Сразу ключ на старт — и рвете к нам. Женщин, детей, раненых — в БМП и БТР, стройматериал — в грузовики… Ну, ясно, чего там. Если же дело плохо — даем две красных. Тогда вы начинаете готовиться к экскурсии в подземелье, — Валерий позволил себе пошутить.

— А вы?.. — сорвалось у Алексея.

— А мы — спецназ. — Подольский встал. — Бывших спецназовцев не бывает, как бывших ротвейлеров. Прорвемся!

3

В разведку Валера взял Штепу и еще нескольких спецназовцев из числа уцелевших бээсников. Действовать решили быстро и нахально: до начала Проспекта домчались на «соболе», а там бросили машину и растворились в зарослях лесопарковой зоны.

Пока лесок не кончился, шли по нему, затем скрытно передвигались вдоль домов. Шли со всеми предосторожностями — опасались не схватки как таковой, а того, что могли обнаружить себя перед противником и засветиться. И тем самым сорвать операцию.

Так добрались до объекта. Бог миловал — все чисто. Не нарвались ни на случайного противника, ни на специально организованную засаду. Затаились близ первой высотки. Командир жестами объяснил бойцам задачу: перебежками пересекаем пространство между двумя домами, сосредотачиваемся в магазине, оттуда по двое просачиваемся в подъезд и — вверх.

Когда все проделали как надо и очутились внутри — на месте оценили обстановку. Захламленные, пыльные, но пустые лестничные клетки, в подъезде — ни души. Это было им на руку. Принялись поочередно проверять все этажи. Кое-где двери в квартиры нараспашку, но опять же внутри везде пусто.

— Чисто! Чисто! Чисто! — раздавались привычные выкрики.

Подольский делал все на автомате, а сам думал. Он немного слукавил в последнем разговоре с Алексеем и Николаем. Конечно, он, Валерий Подольский, постарается сделать все, чтобы людей с базы забрали на «Большую землю», особенно женщин и детей. Но сам он все-таки возвращаться не собирался.

Он никому об этом не говорил, но про себя решил твердо. Все! В тюрьму он больше — ни ногой. Суждено будет пасть в бою, значит, так тому и быть. Зомби он тоже не станет. В крайнем случае — «стечкин» с собой, одна пуля, и все дела.

Хотя, честно сказать, об этом думать не хотелось. А вот как выжить и остаться человеком в этой зоне смерти?! Миллион зомби! Ну, может, малость поменьше. Какая, собственно, разница?! Факт остается фактом — большинство горожан превратились в монстров. Готовых к уничтожению человеческих душ или, в крайнем случае, превращению в таких же ублюдков. И один Валерий Подольский против всего этого. Хотя кто-то из бээсников наверняка останется с ним — тот же Штепа, к примеру… Ну да ладно, чего тут гадать! Дело надо делать.

Парни работали быстро и качественно — однако двадцать этажей не шутка. Минуты бежали одна за другой… Наконец достигли последнего этажа — все в мыле, дыша, как вытащенные на берег рыбы. «Да, задолбались», — подумалось Валере. Зато все проверили — везде чисто. Теперь еще подвал проверить и можно объект «сдавать под ключ».

— Денис! — позвал он.

— Я здесь, командир, — тут же отозвался Штепа.

— Возьми двоих и проверьте подвал. Гляньте, куда выходы ведут! Мы вслед за вами спускаемся. Встретимся на пятом этаже. Оттуда и сигнал дадим.

— Есть!

Валерий глянул на часы. Да-а, два часа уже с лишним, как они покинули склады. Пока подвал осмотрят, поднимутся — еще минут пятнадцать накинем…

Так оно и вышло. Через четверть часа сержант доложил, что в подвале чисто, выходов два: один к соседней двадцатиэтажке, другой — пока неизвестно куда. Подольский выслушал, кивнул:

— Ну что, даем две зеленых?

— Можно, командир, — осклабился Штепа и достал ракетницу…

Человек лишь предполагает — а располагает за него некто иной.

4

После отъезда группы Подольского Ракитин решил, что пришла пора объявить всем трудную правду. Но задачу эту он возложил на Меркурьева:

— Ты, Леха, лучше всех сможешь сказать. Чтобы каждого до самого нутра проняло, понимаешь?..

Алексей отнесся к этому как к боевому заданию. Настроился, подзарядил себя изнутри… Созвали общий сбор. И когда оратор вышел перед строем, увидел лица людей… он понял, что призывать никого ни к чему не нужно. Надо просто по-дружески обратиться ко всем. И он сказал:

— Товарищи… — а дальше речь легла как по рельсам. Слушали — ни звука, даже дети. Дошло до всех.

И закипела работа! Николай умело распределил роли. Штатских и рядовой состав, вплоть до спецназовцев, бросили на погрузку стройматериалов и оборудования; два техника химроты с грохотом поволокли сварочный аппарат к центральному входу — на всякий случай… Слободчиков пошел докладывать на материк о том, что вся команда будет перебазироваться.

Подготовку ОЗК и фонарей майор хотел было поручить небольшой группке во главе с Меркурьевым, но неожиданно вмешался Нахимов:

— Нет-нет, Николай Андреевич! Я хотел вас просить, чтобы мы переговорили, хотя бы наскоро…

— Мы — это кто?

— Мы — это я, с вашего позволения; затем вы, как руководитель, и сам Алексей Владимирович. И очень хотелось бы привлечь господина Рябинина!

«Ну, от господина Рябинина на погрузке толку, как от портянки в супе…» — подумал майор и возражать не стал:

— Пусть так. И о чем разговор?

— В основном о нашем уважаемом друге. — Профессор отвесил поклон в сторону Меркурьева. — Но не только! Вы знаете, по возвращении я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы, Алексей Владимирович, продолжили участие в нашей работе. Ну, разумеется, при вашем согласии!..

Ракитин с Меркурьевым, не сговариваясь, усмехнулись про себя профессорской наивности. «По возвращении!..» Ему уже все ясно. А вот ученым еще не ясно ничего.

Николай Ракитин в самом деле слишком хорошо знал бюрократическую волокиту и словам начальников не то чтобы совсем уж не верил… но верил процентов на тридцать.

С одной стороны, на материке обещали решить положительно вопрос с эвакуацией выживших — ладно, хорошо. С другой, никакого конкретного ответа по поводу дальнейшей судьбы города пока не дали. Обещали подумать, посоветоваться с руководством страны… Видимо, как всегда перестраховывались — решение-то принималось серьезное. Хотели заручиться поддержкой Президента и Премьера. Пусть, дескать, первые лица решают — стереть город с лица земли локальным ядерным взрывом или послать спецвойска и все там выжечь до основания. А потом превратить в запретную зону. Километров эдак на десять — пятнадцать — как минимум.

— Ладно, — отогнав невеселые мысли, объявил майор. — Пойдемте перетрем…

— Итак, господа, — начал Герман Львович, — некие промежуточные итоги — отчасти парадоксальные, необъяснимые — мы видим. Но причины?! Это ведь самое важное! У кого-то есть соображения, так сказать, по горячим следам?..

Алексей поморщился — не время затевать научную дискуссию… но общий ровный фон тревоги вроде бы не изменился. Он нехотя начал говорить:

— Объяснение самое простое. В засекреченной лаборатории проводились опять же секретные разработки в области нанотехнологий… точнее, нанооружия. Но эксперимент вышел из-под контроля. Как это у вас, ученых, принято — отрицательный результат тоже результат… Ну, вот и доигрались отрицательно. Наносущества, обладающие интеллектом, приняли решение переделать мир по-своему, причем место человеку в этом мире не предусматривается. Первым делом они заразили своих создателей и подчинили их своей воле. В результате зомбированные ученые устроили взрыв, целью которого было максимальное распространение нановитов и последующее тотальное заражение людей и всего живого. Что мы и наблюдаем!

Алексей начал неохотно, однако постепенно разошелся и под конец излагал свои соображения убежденно, с напором, с азартом, хотя главного говорить не стал.

Нахимов одобрительно кивнул:

— Ну что ж, логично, не так ли?

И тут раздался голос Рябинина:

— А по-моему, нет. Ерунда все это! Вы скользите взглядом по поверхности. А нужно зреть в корень! В глубь, в сердцевину… Я знаю суть дела изнутри. Я работал с этими людьми в прямом и постоянном контакте. До последнего момента им не удавалось снабдить эти устройства искусственным интеллектом. И зря они корячились! Все зря. Я знал, знал!.. Помалкивал, но знал. За эти дни я многое обдумал, многое понял и многое отверг… По моему разумению, создать разум, подобный человеческому, невозможно. Не-воз-мож-но! — Он перевел дух: — В нановиты могли быть вложены какие угодно программы! Они могли быть нацелены на поражение, допустим, клеток сердца или мозга, но никак, повторяю, НИКАКИМ ОБРАЗОМ программа не может самопроизвольно изменяться, а тем более эволюционировать — самообучаться независимо от человека! На разумное целеполагание, на осознанную постановку новых задач способно только одно существо — человек. Только он!.. Но речь не об этом.

Биолог зашелся в кашле, прокашлялся, сплюнул и попер дальше:

— Вот есть такая гипотеза — наша планета не мертвое тело с жидкой пленкой живого на поверхности, а грандиозная живая суперсистема. В ней все взаимосвязано! То есть Земля — живая…

— Да-да, концепция «Гея — Земля», — вставил Нахимов, — планета-организм, так сказать.

— Именно, — вскричал Игорь, — именно!..

Он разошелся не на шутку. Глаза сверкали, изо рта брызгала слюна, он потрясал руками:

— Я думал! Я все время думал!.. Вот вы, наверно, считали: сидит дурак ученый, в одну точку смотрит. Нет! Ну нет! Я думал!.. И я пошел дальше и выдвинул свою концепцию. «Пангея — Вся Земля»! Вот так! Исходя из этой идеи, Земля — это не только живое, но и разумное существо. Пангея создала все живое на своем теле, и человека разумного создала тоже она — для каких-то своих целей. Но человек не оправдал возложенной на него миссии, более того — сделался опасным для самой планеты, для биосферы. Понимаете?! Мы слишком увлеклись прогрессом. И оказались в тупике! Не буду уж говорить про экологию — это всем давным-давно приелось… Так вот, именно Пангея и вдохнула разум в эти наноустройства и сделала их сознательными. И нацелила на уничтожение человечества и созданной им техносферы. Вот Алексей говорил — новая форма жизни… Да! Именно новая форма, и она идет на смену нам, не оправдавшим надежд Пангеи… Понимаете? Это бич Божий за грехи наши. Вот и все!

Рябинин смолк и выжидающе посмотрел на притихших собеседников. Те переглянулись, пожали плечами. Профессор деликатно молвил:

— Отдаю должное вашей научной смелости, но… То есть это, конечно, уже не наука. Это философия! Я бы даже сказал — чистой воды фантастика. Как вольная гипотеза она, конечно, имеет право на существование, но для официальной науки, а тем более для властей — увы!..

— Я на это и не претендую, — устало сказал Игорь.

— Вы сами посудите, — продолжил Нахимов, — вот меня вызывают ТУДА, — он показал пальцем вверх, — доложить о причинах катастрофы. И я рассказываю ТАМ ваш, извините, роман про бич Божий… Кстати, хорошее название для романа! Но вот беда: те, кто принимает решения, лишены творческого воображения начисто. Какова будет их реакция?..

— Вас тут же отстранят от расследования, — заявил Меркурьев.

— Совершенно верно! Совершенно! И это в лучшем случае, батенька, — живо откликнулся ученый. — А в худшем… Конечно, сейчас не тридцать седьмой год, в психушку не упекут, в лагерь не сошлют, но из Академии и возглавляемого мною института попрут в два счета — это точно, а жить на профессорскую пенсию меня пока что не прельщает. Так что, извините, Игорь, но свое мнение лучше оставьте при себе. Так и вам, и всем нам будет спокойнее.

— Даже если я прав?! — воскликнул Рябинин.

— Даже если это так, — твердо ответил Нахимов. — Поверьте, я вполне уважаю вашу гипотезу, но в данном случае важна не истина как таковая, а рациональное, приемлемое для властей объяснение…

— Политика сильней науки… — задумчиво молвил Алексей.

— В данном случае — увы, да! Опять вы совершенно правы, Алексей Владимирович… Но поверьте, что и мы, ученые, в политике кое-что смыслим. Сейчас самое важное — все сделать тактически грамотно. Я ведь и о ваших сверхспособностях пока буду молчать в тряпочку. И вас, кстати, к тому же призываю: надеюсь, вы правильно понимаете ситуацию…

— Да, — сказал Алексей, — да, я все прекрасно понимаю…

— Вот и славно, — кивнул Герман Львович. — А уж потом, когда наверху примут какое-то решение, дадут задание начать планомерное изучение феномена, а главное — выделят под это средства, вот тогда и придет наше время! Мы рассмотрим любые гипотезы, проверим их тщательно и досконально. Обещаю вам! Потому что уверен — возглавлять этот проект опять поставят меня. Ну и, разумеется, обязательно включим и вас, Игорь… А уж вы, Алексей Владимирович… О, будьте уверены, я вас от себя теперь не отпущу! Вы теперь мое самое ценное приобретение…

Алексей Владимирович резко встал. Лицо исказилось гримасой боли.

Он стал задумчивым вовсе не оттого, что проникся спором и вихрем идей Игоря. Нет! Тревожный фон пространства вдруг усилился. Или нет? Показалось?.. Алексей замер, пытаясь прочесть эту все еще полуоткрытую для него книгу… что-то нехорошо запульсировало в висках — и голову прострелило острой болью. Почудилось, что на миг он ослеп.

Безмолвие. Три пары глаз, не моргая, смотрели на Меркурьева.

— Кажется, начинается, — слова его прозвучали тихо, но от этого еще более жутко. — Я чувствую, они нацелились на нас.

— Сколько у нас времени? — быстро спросил разом посуровевший Ракитин.

Алексей покачал головой, зажмурился, вслушиваясь в себя…

— Пока… — начал он, смолк, еще послушал и продолжил, — пока есть время. Но мало, очень мало. Думаю…

Докончить он не успел, так как вбежал запыхавшийся Рылеев и с ходу выпалил:

— Две зеленые ракеты!..

Майор вскочил, глаза сверкнули — в них впервые за день появилась надежда.

— Груз готов?

— Так точно.

— Тогда бери пару отделений и дуйте к Подольскому! Вслед за вами вышлем гражданских. Все, за дело, мужики, — махнул рукой майор, закрывая совещание.

Что ж, за дело так за дело. Лишь бы оно было, это дело. Никто никому мозги не парил, быстрехонько нашли все, что нужно, — Алексей расстарался, загрузили, поставили на каждую машину по четыре бойца из остатков химроты. Рылеев настоял, чтобы забрали и раненых.

— Я за них в ответе, — твердо сказал капитан — и спорить с ним не стали.

Вскоре пять «Уралов», натужно сопя, нагруженные доверху, выехали с территории базы.

Минуло четверть часа после отъезда машин. Во двор выкатил БТР. Готовились эвакуировать гражданских в Башню — так назвали новое место дислокации.

Как всегда, бабы и детвора собирались долго! Во всяком случае, так казалось Алексею. Тревога в душе нарастала.

5

Пока женщины с детьми возились со своим барахлом, вокруг командира базы собрались Меркурьев, Зверев и Слободчиков.

— Единственная хорошая новость за день, — устало улыбнулся майор, — наш спецназовец прав: нужно было еще раньше обеспечить запасной вариант, на случай отхода. Пока еще эти деятели из центра раскочегарятся, пока примут решение, пришлют подразделение спецназа, дай бог усиленное бронетехникой… Лучше, конечно, вертолетами — но это вряд ли. В смысле, вряд ли они раскошелятся на воздушную эвакуацию.

— Размечтался! — усмехнулся Зверев. — Хрен и уши нам, а не вертолеты.

— Вот и я о том же. — Николай покосился на молчавшего до сих пор Слободчикова. — Что думаешь, капитан?

Тот пожал плечами:

— Насчет вертушек не знаю, а вот колонну из фургонов с парой бэтээров или БМП — это пришлют. Но не более. В любом случае этого да плюс наши машины — вполне хватит, чтобы всех отсюда вывезти. Но там нас ждет карантин — очень суровый, скажу я вам.

— Хрен с ним, с карантином! — живо отреагировал Меркурьев. — Лишь бы выбраться отсюда поскорее…

Офицеры принялись обсуждать возможности обороны Башни — какие плюсы и минусы там имеются… Голоса бубнили, прорываясь сквозь пелену усталости, неожиданно свинцом навалившейся на Меркурьева.

Алексей впал в какое-то полусонное состояние. Так бывает, когда после обеда ложишься покемарить с полчасика. Но обязательно после сытного обеда. Вот и сейчас совсем сморило его. Хорошо бы пойти сейчас к себе в каптерку, на склады — прилечь, и даже Светку не надо. Ну, если только рядышком приткнется, прижмется своим теплым мягким бочком…

Тьфу ты, черт! Да что за хрень — выспался же вроде. И не бухал, а все…

Он встрепенулся, встал, бросил Николаю: «Я на секунду» — и вышел во двор. Подбежал к бочке с водой, окунул голову — вот так уже лучше! Огляделся: бронетранспортер все торчал, а чертово бабье все никак не соберется, манатки разобрать не могут!..

И тут его словно молнией пронзило — аж кончик языка прикусил. Бабахнуло в голове — будто шар огненный разорвался. И крови во рту не почувствовал. ЭТО вот-вот начнется. Опасность! Надвигается! Сейчас!..

— Мать твою! — губы прошептали, а ноги сами заработали, понесли тело в штаб.

Все быстрее и быстрее — он помчался, преодолев пару десятков метров за какие-то секунды, не хуже заправского спринтера. Ворвался с криком:

— Николай, зомби! Они уже рядом! Я чувствую…

Тот медленно встал из-за стола, лицо его изменилось: целая гамма чувств промелькнула на нем — от изумления до тревоги.

— Блядь… ладно, хоть машины успели пройти… — пробормотал он, затем собрался и жестко приказал: — Объявляй общую тревогу. И этого ко мне — Сачкова!..

И вмиг вся база забурлила, пришла в лихорадочное движение. Озабоченный Сачков со всех ног припустил к командиру. А навстречу ему мчались бойцы подразделения Слободчикова и порядком поредевшей роты химвойск. Спешно вооружались. Проверяли магазины: каждый патрон на счету! Зато с десяток огнеметов были готовы к бою — правда, на один выстрел. Именно поэтому Ракитин выстроил защитников базы и разразился пламенной речью, суть которой сводилась к тому, чтобы стрелки подпустили врага на ближнюю дистанцию и произвели единственный выстрел наверняка.

— Помните, ребята, — напутствовал он, — если враг прорвется внутрь базы — нам каюк! Ну, нам-то ладно, но у нас за спиной дети. Поэтому рубеж держать насмерть! Руками, ногами, зубами… хоть членом — но держать!

Во двор вывели бульдозер и БМП. Последняя была теперь бесполезна в плане огневой поддержки — боеприпасы-то на нуле. Но вот повторить знаменитый метод Меркурьева, когда тот на микроавтобусе давил зомби в технопарке политеха, — это на двух тяжелых машинах можно было запросто. На гусеницы намоталось бы немало врагов. Точнее, их кишок… Да плюс еще БТР! Этот дурак кого хошь задавит…

— А может, попробуем прорваться? — предложил майору подбежавший Слободчиков. — Пустим вперед БМП с бэтээром, за ними фургоны…

Тот отрицательно покачал головой:

— Ты все еще не веришь, капитан, что Рой уже умнее нас?

— Да хрен его знает!..

— Так вот, боюсь, что это так. Сейчас тут вся дорога будет запружена техникой и целой оравой зомби. Мы просто увязнем в них. И тогда — все!.. — Он оглядел позиции. — А так у нас есть шанс выбраться. Через канализацию. Вперед пойдут женщины с детьми, потом ученая братия… Ну, а мы уйдем последними, как и полагается капитанам тонущего корабля. Но сначала повоюем. От души!

Спецназовец выслушал, кивнул и отдал честь:

— Есть повоевать, товарищ майор!

— Давайте всех гражданских внутрь. Пусть спускаются вниз…

6

В это время часовой с вышки крикнул:

— Вижу противника! Колонна техники… кажется, что-то типа дорожной.

Ракитин и Слободчиков рванули к вышке.

— Боец, слезай, — скомандовал вооружившийся биноклем майор, — мы на твое место заступим.

Офицеры поднялись наверх и прильнули к биноклям. Ага! По ведущей к базе дороге медленно катили три грейдера, за ним с десяток пожарных автоцистерн. Рой решил повторить свою тактику выживания врага. Точнее — превращения в себе подобных.

— Как с «Бастионом», — понял Слободчиков. — Повторяются! А ты говоришь — умнее…

— Лучше переоценить противника, чем недооценить… — процедил Ракитин, не отрываясь от бинокля.

Не цистерны страшили его, другое: сбоку от машин и позади них мерно вышагивали колонны «пехоты». Теперь ясно было, что хвосты их терялись в далекой дали. Это были даже не отряды, а целые полчища послушных единому центру — разуму Роя — воинов-марионеток.

Спецназовец потрясенно выдохнул:

— Ну и ну! — и смачно выругался.

— Ну что, — повернулся к нему Николай, — теперь ты понял, капитан, что я тут вам всем втирал? А?.. Такая сила, что и правда ума не надо… а он у него есть. Эти тысячи безмозглых уродов сейчас попрут на нас! Какой тут прорваться… Дай бог успеть уйти через лаз.

Алексею не было нужды лезть на вышку — он и так все знал, все видел внутренним зрением. И… был абсолютно спокоен, даже холоден. Теперь он чувствовал себя уверенным. Страх исчез. Что бы ни случилось, но он МОГ ОЩУЩАТЬ приближение и присутствие врага — задолго до его появления в поле зрения. Он как бы слышал его — Рой. Не звуки, не слова и даже не образы… Что-то такое необъяснимое — просто знание. А почему да как — хрен с ним, с объяснением. Он не профессор Нахимов, ему это не нужно. Он — боец, воин. Его призвание сражаться, а думают пусть высоколобые умники.

Он знал, что штурм неизбежен. Знал, что зомби слишком много. Что они обязательно прорвутся. Но с автоцистернами Рой просчитался. Чтобы полить защитников зараженной водой, нужно как минимум подъехать близко к воротам — хотя бы метров за тридцать. А вот этого никто им не позволит. Им останется либо заделаться дровосеками и вырубить в округе целый лес, либо… Либо бросить на штурмстен живую, так сказать, силу.

Алексей был уверен, что Рой поступит именно так — пожертвует частью своих солдат. Разум Роя — коллективный разум. Нам, людям, просто не понять, как этот роевой разум работает. Но одно понять несложно: в Рое нет индивидуальностей. А значит, и терять нечего — уничтожили тысячи, на место их встали десятки тысяч.

Меркурьев мельком глянул в сторону ворот. Внезапно его осенило. Он бросился к вышке. На одном дыхании взбежал наверх и выпалил:

— Николай, они всяко прорвутся — через стены! Нужно создать огненный заслон. В прямом смысле! Запалим по периметру машины — пусть горят, один хрен они нам больше не понадобятся.

Командиру хватило пары секунд, чтобы все просчитать и принять решение:

— Давай, командуй. Пусть подтащат к стенам бочки и канистры с бензином, с солярой. Все машины туда же — вдоль стен. Облейте их, баки полные залейте. И не жалейте ничего!

— Слушаюсь! — Молодой человек был доволен.

— Кстати, — остановил его Ракитин, — зажигательные у нас есть?

Меркурьев отрицательно покачал головой.

— У нас есть, — сообщил Слободчиков, — пара магазинов найдется.

— Вот и зэбэ, — сказал командир и пояснил свою мысль: — Вначале держим оборону на стенах, а когда отойдем, пальнем по бочкам — и пизда их мама! Только подпустим вначале туда гоблинов. Пусть горят, суки, синим пламенем!

— Хоть зеленым! — Алексей бросился выполнять приказ.

Защитники по-быстрому сделали все, как надо: вдоль стен со стороны ворот расставили автотехнику, понаставили бочек с горючим. Теперь самим бы не подорваться на этой линии Мажино.

Бойцы засели на баррикадах и принялись ждать. Нервы были напряжены, сердца бились вдвойне быстрей обычного. Надвигалась чуждая людям сила, порожденная самим же человеком, — кошмарный выкидыш человеческого легкомыслия и гордыни…

Вот оно уже совсем рядом!

— Огонь только на поражение! Боеприпасы экономить! — разнеслось по цепи.

Все верно — бить надо наверняка. Поэтому врага подпустили вплотную.

ГЛАВА 20

1

Шедший спереди грейдер с ходу налетел на ворота, смял их как жестянку и… тут же встал, упершись в лежащие за воротами железобетонные блоки. А их, в свою очередь, подпирал бульдозер — его заранее пригнали и развернули поперек проезда.

Бойцы на баррикадах возликовали: давайте, уроды, попробуйте теперь пробиться!..

Сзади подъехал еще один грейдер. Встал за первым — натужно засопел в тщетной попытке сдвинуть своего собрата. Тут в него и влупили из огнемета — почти в упор. Машину встряхнуло, расперло изнутри — и она запылала, зачадила густым черным дымом.

Воздух резанул пронзительный визг — зомби, сидевший в кабине, корчился в пламени, он застрял и не мог вылезти и выл на пронзительной, высокой ноте, махал руками… затем с рук стала отваливаться обугленная плоть, а существо выло и выло — уже хрипло и жалобно и сучило культяшками… и вот уже сгоревшие покровы лица отвалились, обнажив череп, тело конвульсивно дергалось, все слабее и слабее, и наконец замерло — а пламя весело лизало своими языками останки и почерневший корпус машины. От горящих покрышек валил густой вонючий дым.

Бах! Третий, задний, грейдер превратился в факел. Все повторилось — взрыв, пламя, густой чад — и обугленные останки…

Колонна встала. Замерли и полчища зомби. Столкнувшись с первым препятствием, Рой принимал решение… Впрочем, долго сетевой разум не раздумывал.

Толпа противника ринулась в атаку. В руках у зомби можно было заметить как охотничьи ружья и пистолеты, так и автоматы и даже ручные пулеметы, вероятно прибранные из арсеналов павшего «Бастиона». Большинство же были вооружены самым разнообразным холодным оружием.

И вся эта орава пошла на штурм последней в этом городе цитадели людей. Про Башню Рою, видимо, пока не было ничего известно, иначе бы уже давно в небо взвились две красные ракеты.

Засевшие вдоль стен защитники, тщательно целясь, принялись одиночными расстреливать врага. Ни один выстрел не пропал втуне: первая волна атакующих заметно поредела. Но и зомби открыли беспорядочный огонь по обороняющимся. Нескольких бойцов серьезно зацепило, двое получили пули в лоб.

Бойцы расстреляли по первой обойме, перезарядили. Поступил приказ отойти на вторые позиции. Защитники перегруппировались. Часть залегла возле здания складов. Пара отделений расположилась под прикрытием выстроенного напротив ворот каменного дота. В доте сидели два огнеметчика и боец с пулеметом. У гаражей, работая на холостом ходу, стояли наготове тяжелые махины — БМП с бронетранспортером. Да еще бульдозер возле ворот.

Первый раунд оказался за людьми.

Алексей сжимал в руках «Абакан» и пытался проникнуть в ход мыслей противника. Что теперь предпримет Рой? Ведь очевидно, что если ему необходимы новые рекруты и он попытается оставить в живых большую часть защитников базы — чтобы заразить их, то придется ломать оборону. А это новые потери со стороны атакующих. То есть получается, что больше потеряешь при атаке, если не будет приказа валить людей к чертовой бабушке…

А значит… значит, сейчас скорее всего Рой докумекал, что ему выгоднее предпринять в сложившейся ситуации, и с минуту на минуту нужно ждать тотальной атаки с приказом на полное истребление складской группировки. Алексей представил себе это так же ясно, как божий день. Зомби пойдут на прорыв… Прорвут оборону и уничтожат всех. Решение Роя простое: или с нами, или против нас — и тогда ты покойник. Впрочем, и в ином случае — тоже покойник, только живой. Ходячий манекен, заводная игрушка.

2

Едва Алексей подумал об этом, как в следующее мгновение началось — вся армада поперла на укрепления.

Сверху стена была усилена кольцами колючки и утыкана острыми штырями-пиками. Естественно, враг нарвался на это препятствие, но оно не остановило его. Зомби ломами и кувалдами принялись сбивать заграждения. Некоторые рвались вперед и распарывали у себя все, что можно. Запутывались в колючей проволоке, повисали, беспомощно дергаясь. Другие насаживались на острые концы металлических зубцов. Как видно, боли никто из них не чувствовал, видимо, нервные центры были блокированы нановитами. Внутренности свисали с бетонных стен, густо текла кровь… Пули обороняющихся рвали тела, взрывами гранат разметывало по нескольку супостатов сразу, но слишком уж был плотен вал биомассы! И вскоре вторая волна атакующих перевалила через забор.

— Ждем! — хрипло выкрикнул командир.

К тому времени все перебазировались поближе к зданию, где также были установлены заграждения из блоков. За ними засели бойцы, чуть больше полсотни — все, что осталось от роты химвойск и немногочисленной группы Слободчикова.

Ни о чем не подозревая, зомби, управляемые Роем, усеяли пристенные баррикады. Самые прыткие из них уже спрыгнули во двор и принялись стрелять по защитникам. Один боец схватился за грудь и повалился на землю, еще двоих ужалило в руку и ногу. Вот тут-то Ракитин и скомандовал:

— Огонь!

Заранее приготовившиеся стрелки произвели залп зажигательными. Раздалась серия взрывов — линия вдоль передней стены запылала. Охваченные пламенем тела падали на землю, корчились — их добивали меткими выстрелами пристрелявшиеся бойцы. Но сзади напирали новые отряды штурмующих, которые также попадали под перекрестный огонь защитников базы. Ухнули несколько выстрелов из огнеметов. Во все стороны полетели кровавые ошметки вражеских солдат.

Жар как из печи бил в лица защитников, они взмокли, но не отступили ни на шаг. Алексей стрелял наравне со всеми, страха не было — бояться-то и некогда было, равно как и думать о чем либо. Даже о Свете он сейчас не думал, разве что наравне с другими: «Лишь бы наши успели уйти!..»

И все понимали, что чем дольше они держатся, тем больше у детей и женщин шансов добраться до цели.

Постепенно натиск ослаб — вторая атака зомби захлебнулась. Рой отозвал свои легионы — соваться в огненное пекло больше никто не хотел. Но и у обороняющихся дела обстояли совсем плохо — были потери убитыми и ранеными. И патроны кончились. Действующими остались ручной пулемет да пара «Шмелей» в доте — и то последних хватало лишь на два выстрела.

Майор приказал покинуть дот — при новой атаке бойцы в нем оказались бы отрезанными от остальных. Двое огнеметчиков, боец с РПК и несколько бойцов-автоматчиков с полупустыми рожками остались прикрывать отход. Остальные расположились возле входа в здание.

— Дальше что? — поинтересовался у командира полуоглохший от выстрелов Меркурьев.

Тот вытер ладонью лицо, огляделся, как бы оценивая ситуацию, и молвил:

— Надо дать время уйти гражданским. Черт его знает, сколько они будут там плутать по канализации. А если заплутают? Ведь не успели все проверить… Хер знает этого Сачкова!

Алексей кивнул, отдуваясь:

— Тогда придется попотеть. Эти уроды сейчас навалятся еще сильнее — всем скопом. Рой не успокоится, пока не передавит всех нас. Мы ему — досадная помеха.

— Будем держать оборону, сколько сможем. Потом уйдем через подземный ход. Заварим изнутри двери. Каждый возьмет с собой продуктов — столько, сколько сможет унести. И — под землю…

Под землю так под землю. Лишь бы успеть вовремя смыться. У Алексея на этот счет были нехорошие предчувствия.

3

Рой применил тактическую хитрость. Когда пламя слегка унялось — полоса огня уже не была столь действенной преградой, — со стен посыпались новые отряды врага. Они преодолели преграды и понеслись в сторону складов. Рыкнули в последний раз огнеметы, разнося целые группы противника в клочья. Простучали и обиженно смолкли «калаши» и пулемет…

А зомби все напирали. Тогда взревели мощные двигатели и в бой вступили тяжелые машины. Наперерез волне атакующих двинулись БМП с бэтээром — зомби и не подумали остановиться. Так и перли под гусеницы и колеса. Широкое рыло бронетранспортера подмяло под себя сразу нескольких уродов, и многотонная машина проехалась по ним, раскатывая в блин. Заработал движок бульдозера — тот поспешил на подмогу своим механическим собратьям.

Алексей скупо отстреливался, расходуя последние патроны, и вдруг его осенило. Он понял планы врага. Обернулся к кричащему что-то в пылу боя Ракитину, но, пока тот расслышал, было уже поздно. Часть зомби обогнула снаружи передние стены и, преодолев забор, проникла на территорию сбоку, под прикрытием гаражей. Вот они внезапно показались из-за угла — целая орава, вооруженная чем попало, в основном шанцевым инструментом.

Майор уже не кричал, а хрипел, отдавая приказы. Слободчиков заорал что-то своим, и в следующее мгновение оба подразделения спецназовцев-вэвэвшников кинулись наперерез врагу. Замелькали штык-ножи и приклады, отовсюду доносились яростные выкрики и глухие звуки ударов. Началась рукопашная.

4

Два гусеничных и один колесный монстры разъезжали по всему двору, давя полуразумных существ, не давая им прорваться к самому зданию. Зомби тупо перли, невзирая на потери. Плевать Рою на своих уродов! Их у него много.

Вот и еще одна вражеская группа перевалила через стену. Они держались особняком, не лезли под колеса…

Алексея что-то кольнуло. Он отложил ставший бесполезным автомат. Прищурился, огляделся. Неподалеку от него на шершавой поверхности бетонного блока одиноко лежал оставленный командиром бинокль. Сам Ракитин засел неподалеку, отстреливаясь из «Стечкина». Оставшиеся в живых бойцы вооружились пистолетами и принялись палить в наседающего врага.

То, что они проиграли сражение, Алексей уже понял. «Зомбидавилки» лишь оттягивали момент агонии. Но сейчас его внимание привлекла новая, появившаяся минуту назад группа зомби. Их было не больше десятка. Двигались они как-то слаженно, целенаправленно, точно шли к известной им одним цели. Этот отряд обогнул брошенный дот и остановился, наблюдая за грохочущими машинами защитников. Четверо гоблинов передали что-то двоим своим собратьям. Алексей вскинул бинокль, приник к окулярам…

Те двое разделились и бегом направились вперед: один к БМП, второй к бронетранспортеру. А в руках они сжимали что-то круглое, похожее на… Ну точно — это же гранаты, «лимонки», как их там… да — РГО! Так они, сучары, чего ж задумали-то?! А-а-а?!.. Мать твою, так вот оно что!!!

— Атас! — заорал во все горло Алексей. — Водилы, берегись!.. — Но крик его потонул в общем шуме боя.

Меркурьев выхватил свой, с еще не отстреленной обоймой, пистолет, прицелился… Выстрел, другой — сука, мимо! Двое подрывников-зомби подбежали к выбранным целям: под гусеницу БМП полетели одна за другой три гранаты, то же — под правое переднее колесо бэтээра…

Алексей опустился на землю — все, конец!.. И в следующую секунду, почти одновременно, раздались взрывы. У БМП сорвало гусеницу, и машина беспомощно завертелась на месте. БТР вообще осел на правый бок — двух передних колес как не бывало. Вскоре застыл и бульдозер — в кабину пролезли несколько тварей. Они попросту растерзали водителя, одного из дэпээсников. Видевший все это из своего укрытия Меркурьев в бессильной ярости заскрежетал зубами. Отчего-то он никак не мог вспомнить, как зовут этого сержанта. Второго помнил — Костенко, вон он, вылезает из подбитого бэтээра.

И когда вся армада зомби устремилась на оставшихся защитников базы, Алексей вдруг ясно вспомнил фамилию погибшего храбреца — Мустафин. В следующее мгновение грубый рывок рукой вывел его из состояния оцепенения. То был капитан-спецназовец. Слободчиков — да, так его зовут…

— Давай в здание! — проорал он Меркурьеву прямо в лицо.

Алексей зачем-то схватил пустой автомат и мельком увидел, как в отчаянной рукопашной гибнут последние бойцы роты химвойск. Спецназовцы все как один полегли минутой раньше, но задачу свою они выполнили — остановили прорыв сбоку. Мелькнули перекошенные лица Ракитина и Зверева, расстреливающих остаток обоймы во врага…

Затем четверка выживших забежала внутрь здания: с громким лязгом захлопнулась тяжелая стальная дверь, отсекая их от жутких созданий. Меркурьев, Ракитин, Зверев, Слободчиков — вот и все, что осталось от группировки «Склады МЧС». Правда, были еще Подольский и Рылеев с немногочисленными бойцами, группка ученых да бабы с детишками. Но это там, в Башне. А здесь полегли все. Все, кроме них, четверых…

5

— Очухался? — над Алексеем склонился Ракитин.

Видок у командира был еще тот — дико растрепанный. И это еще мягко сказано… Ах да — бой ведь был, причем бой охеренный, до последнего…

Алексей проморгался, сгоняя пелену с глаз.

— Ага, вижу — оклемался, — скупо улыбнулся Николай.

— Оклемался… — с натугой выдохнул Меркурьев.

Внезапно послышались гулкие удары — в дверь колотили чем-то тяжелым. Зомби!.. Ракитин перехватил взгляд товарища.

— Все никак не угомонятся, падлы! А ведь стольких мы порешили там…

— Да сотни две покрошили — никак не меньше! — хохотнул Михаил.

Бравый омоновец, кажись, никогда не унывал — Алексей уже устал удивляться его оптимизму и, чего греха таить, пофигизму. Вот и сейчас он, весь в пороховой гари, весело скалился, подмигивая приятелю.

Чуть дальше бывший журналист приметил капитана Слободчикова. Тому, видать, досталось поболе других. Черт, так ведь он там в рукопашной схватился с зомби! А если он…

— Слышь, капитан, — крикнул ему Меркурьев, — ты как — не зацепили тебя уроды?

Тот махнул рукой — херня война. И хриплым голосом веско добавил:

— Я — краповый берет! Нас хер завалишь…

— Верю, — устало кивнул Алексей, — но я другое имел в виду…

До того наконец дошло:

— А, так ты про это? Все путем, парень, не позволил я им даже прикоснуться к себе. Так что не боись — не заражу.

Дверь загрохотала еще сильнее — явно кувалдами долбили.

— Надо уходить, — сказал майор. — Только сначала дверь заварим.

Алексей покачал головой:

— Пустое, Коля. Они и стены проломят — со временем.

— Пусть ломают, — упрямо гнул свое тот, — а пока надо задержать их… Заварим и входную, и дверь в подземелье… Миша, слетай в каптерку, там сварочный аппарат и баллон. Капитан, пособи ему. Тащите сюда.

Когда мужики ушли, Николай обратился к Меркурьеву:

— Леха, напряги мозги. Где там, на складах, еще могут быть боеприпасы?

— Так все ж выскребли, — удивленно пожал плечами тот.

— Не может быть такого, чтобы все. Может, покойничек Старостин где-то заныкал. Нам бы сейчас по обойме хотя б, а то так и пойдем под землю — безоружные.

— Кесари есть, — вяло отмахнулся Алексей.

— И топоры с баграми в придачу, — съязвил командир, — и многих ты уложишь, ножиком размахивая? Давай шевели копытами — пошли на склад, пошукаем…

Они спустились вниз, двинулись вдоль стеллажей, по ходу осматривая коробки и ящики. Много не нарыли, но кое-что все же нашли: два «Стечкина» с полными обоймами и автоматные патроны — россыпью, примерно на пару магазинов хватит.

К тому времени, когда вернулись, спецназовец с омоновцем уже заварили обе двери — входную и ту, что вела вниз, в подземную часть складов. Пистолетами вооружились майор с капитаном, а Зверев с Алексеем пополнили патронами рожки к своим автоматам. Теперь можно было и повоевать слегка…

Спустились вниз. Доверху набили рюкзаки жратвой. Переобулись в бахилы. Два мощных армейских фонаря лежали возле самой решетки, приготовленные специально для арьергарда.

— Ишь ты. Заботливый дядя! — Ракитин усмехнулся, имея в виду Сачкова.

— Он тут втихомолку все успел облазить, — откликнулся Алексей. — Даже мел нашел, — чтобы стрелки нам на стенах отмечать. Плохой, правда, говорит, залежалый какой-то…

— Ну все, — рубанул командир, — уходим!

— Эй, братва, — остановил всех Зверев, — айда, посидим на дорожку.

— Ну, полминуты, не больше, — неожиданно легко согласился майор и тут же засмолил: — Курну хотя б…

Посидели молча — слышны были только дымные выдохи Ракитина. Затем Алексей глухо сказал, не обращаясь ни к кому лично:

— Наши там полегли все. Даже похоронить не можем.

— Да-а-а, — философски протянул Михаил, — мои кореша-дэпээсники и твои, капитан, супермены… Рылеевские ребята…

— А Павел? — неожиданно встрепенулся Алексей. — Пашка Рябинин где?!

— Там остался, — нахмурился майор, — возле меня он был. Пуля прям в лоб вошла — сразу умер.

— Вот блядство! — Меркурьев ударил кулаком о кулак. — Игорь и так последнее время сам не свой, а тут — узнает, точно с катушек съедет!..

Майор махнул рукой — чего уж там, и так все скоро сбрендим от этого бардака.

ГЛАВА 21

1

После того мгновенного болевого прострела и шоковой встряски боя Алексей ощутил, что сила влилась в него больше прежнего, он стал весь заряжен энергией, чуть не светился в темноте… Казалось, ничего не стоит встать, раздвинуть низкие своды и земляную толщу — прямо Кинг-Конг какой-то, а не человек.

Но главное — исчезла гнетущая тревога. Разом! порвало, точно облачную хмарь, обложивших душу призраков, и Алексея стеганула сумасшедшая радость, хотя он постарался сразу приглушить ее: не расслабляться! Без восторгов. Бдительность!..

И все-таки осаживал и сдерживал он себя только для проформы. Душу распирало буйством чувств: живем!.. Да не просто живем, а так, что этот мир притих в ожидании приказа. Оно, может, и странно — ликовать в дремучем подземелье, но Алексей про это не думал. «Ты стал другим», — вспомнил он слова Подольского. Да, стал! Теперь совсем не важно, что вокруг: дворец, шалаш, сортир, тайга, саванна, океан… Теперь Алексею Меркурьеву ничего не стоит согнуть весь мир в дугу — чтобы звезды посыпались с небес, теперь он, Алексей Меркурьев, дышит ветрами стратосферы, видит космические зори, грозы и все эти караваны в пространстве брошенных светил…

Тут он вздрогнул, малость оторопел — и опомнился.

«Что со мной?..» — чуть не сорвалось с губ, а вслед за тем Алексей сурово выругал себя: расслабился, дурак. Размечтался! Супермен хренов… Следи за отметками!

Правда, следить пока было особо не за чем: тоннель один, без всяких ответвлений, и хотя идти приходилось согнувшись, но было довольно чисто, сухо, никаких ужасов, которых ожидали, спускаясь сюда… Сачков, как человек добросовестный, через каждые восемь-десять метров оставлял меловые стрелки: Алексей их отлично замечал, о чем извещал спутников и слышал в ответ одобрительные матюки… И вот надо же, «смотрящий» воспарил мыслью в неведомую высь и едва не прозевал развилку.

Свет фонаря вырвал слева из тени какой-то провал. Стоп!

— Стоп, — сказал Алексей вслух. — По-моему, здесь поворот.

Все верно. Поворот. Точно такой же низенький тоннель — и непроглядный мрак вдали. Алексей сунул туда руку с фонарем…

— Ага! — вскричал он. — Сюда повернули. Хорошо, я догадался, а мог бы так прямо вперед и двинуть…

На левой стенке бокового лаза красовалась стрелка.

Михаил сунул голову в лаз, убедился:

— Точно… Ну, лево руля!

— Стойте, — осадил их Ракитин. — Леха, ну-ка посвети вперед.

Алексей двинул фонарем вправо, поводил туда-сюда и…

И увидел на левой стене точно такую же стрелку.

— Ешкин кот! — с чувством сказал он.

Возник бурный спор. Михаил горячился:

— Ну, блядь, выберемся, я этого пузыря еще надую через жопу! — Он имел в виду Сачкова. — Пусть летит, как Мишка олимпийский!

— Сам ты Мишка олимпийский! — рассердился Николай. — Думай башкой! Не мог он так сделать!.. А ну-ка тихо. Тихо всем!

Все смолкли. Тишина. Где-то очень-очень далеко еле слышно журчала вода.

Слушали, слушали, так ничего и не услышали. Куда ушли наши?.. Но хорошо уже, что ушли. Значит, спаслись.

— Не факт, конечно… — вздохнул Ракитин, — но, по крайней мере, тихо. Может, еще ползут где-то.

— Где? — иронически буркнул Зверев.

— Крикнуть? — неуверенно предложил Слободчиков.

— Нет. — Меркурьев огляделся. — Эхо. Не поймем ни черта…

— Включай «радар», Леха, — потребовал Михаил.

— Подожди, — прервал Ракитин. — Дай-ка, Алексей, фонарь…

Николай с полминуты изучал обе стрелки, смещая фонарный ореол то влево, то вправо — огромные тени беззвучно носились по сводам, — и с убеждением вынес вердикт:

— Ну, так я и знал! Сачков мужик разумный. Просто тот знак, — майор показал рукой влево, — старый! Кто-то из диггеров раньше оставил. А этот — совсем свежий!

Слободчиков облегченно выругался.

— Как все просто! — И в этих словах была разрядка нервного напряжения…

НЕТ!

Алексей вздрогнул — так прозвучало это «нет». Никогда еще внутренний голос не разговаривал с ним так ясно и строго. Ну, да это и понятно — с каждым разом все ближе, ближе, ближе…

— Нет, — звонко сказал Меркурьев. — Нам — туда!

— Леха, да ты сам взгляни, — до хрипоты твердил Ракитин. — Сравни обе стрелки. Эта — новее! Ну? Неужто не видишь?!

— Коля, — терпеливо, как ребенку, втолковывал Алексей. — Это может и казаться. Помнишь, он говорил, что мел какой-то плохой, темный?.. Вот и кажется, что надпись старше. А на самом деле…

— Андреич, ты послушай, — с напором встрял Зверев. — Леха знает, что делает. Ты извини, конечно, но ты все эти дни на базе торчал. Я не в укор — не думай, так надо было, ясное дело. А мы-то с Лехой сколько раз во всяких переплетах были, и никогда его чутье не подводило! Я ему верю на все сто!

— Миша! — хрипло рыкнул майор. — Хоть ты заткнись, а?! Ты…

И уже нечто непоправимое готово было сорваться с его уст, но вовремя вмешался Слободчиков:

— Стоп, стоп, господа офицеры. Остыньте. Сейчас кипяток польется…

Спорщики поутихли, Николай даже сам себе удивился:

— В самом деле, что это я?.. Ладно, проехали. Так что, Алексей, ты совершенно уверен, что ты… твоя интуиция права?

— Да, — поспешно ответил Меркурьев.

— И я! — вклеил свое Зверев.

— А я вот сомневаюсь, — сказал Ракитин. — Ты как? — повернулся он к капитану.

Тот хмыкнул:

— Ну, в самые такие моменты чутье, конечно, выручает — без вопросов. Но сейчас…

Он пожал мощными плечами, и Алексей за него закончил:

— …надо прислушаться к голосу разума.

— Точно так! — скрепил Ракитин.

— А я все-таки еще раз свой «радар» послушаю, — заявил Меркурьев и включился.

Мир знакомо ожил — в подземную глушь вплелись ноты особых тонких свойств… и на сей раз в них не было тревоги, страха и тоски — но ясная уверенность в грядущем. Оно само позвало: не волнуйся! Будь со мной!.. И зов шел именно оттуда, из бокового хода. Алексей отбросил все сомнения.

— Туда, — сказал он и ткнул пальцем. — Даже не думайте!

— А я думаю, — не согласился Ракитин.

Впервые за все время испытаний, пройденных плечом к плечу, Алексей осознал, что они, боевые товарищи, оказались на распутье. Ну что ж, видно, и это должно было прийти…

Он жестко усмехнулся:

— Я так понимаю, что расходятся наши пути-дороги? Не век же нам здесь куковать на развилке! Вы как хотите, а я пошел.

— Стой! — Ракитин схватил его за плечо. — Дело твое, Алексей. Ты мужик взрослый, умный, но здесь ты неправ.

— Нет, Колян, — перехватил Зверев. — Это ты взрослый и умный, но…

— Я вас и не держу, — ответил Николай. — Но давайте договоримся! Когда вы поймете свою ошибку и вернетесь… Короче, мы будем оставлять еще одну стрелку. Вот. — Он вынул из нагрудного кармана кусочек мела. — Следуйте за двойными стрелками!

— И вы… — начал было Меркурьев, но майор МЧС Ракитин предусмотрел все.

— И мы! — Он разломил мел, подал Меркурьеву половину. — Если ошиблись мы, то возвращаемся и догоняем вас.

— Ну, тогда не прощаемся. — Алексей постарался улыбнуться, но получилось это у него неважно.

2

…Они потеряли счет времени. Сколько прошло — час, полтора, два?.. А может, и получаса не миновало — здесь, под землей, реальность времени совсем иная. С этим и Меркурьев, и Зверев столкнулись впервые, а то необычайно живое, тонкое единство с миром, к которому Алексей уже привык, вдруг исчезло. Поманило за собой там, у развилки, и улетучилось. Глухо — будто ничего и не было, и не фиксировали приборы удивительной работы Алексеева мозга… Мозг как мозг, не более того. И ощущения силы больше нет.

Это открытие неприятно вошло в Алексея. Михаилу он ничего не сказал, тем более что эти чертовы стрелки аккуратно появлялись через сравнительно равные промежутки, и Меркурьев так же исправно добавлял к ним параллельные.

Путники уже миновали одну развилку и один колодец, ведущий на поверхность, — тщательно все проверили: нет, стрелка совершенно четко показала им, куда идти.

И они шли и шли…

Михаил схватил Алексея сзади за ремень:

— Леха, стоп! Давай передохнем.

Они уселись на корточки, переводя дух. Фонарь причудливо освещал часть свода и противоположной стены. Алексей заметил, что этот свет стал тусклее… Заметил это и Михаил:

— Ишь ты! Подсаживается, собака.

— Вижу, — обронил Меркурьев…

Зверев откашлялся, мощно плюнул в тьму:

— Слушай… Ты как, со своей проститься успел?

Алексей покачал головой:

— Нет. Даже слова не успел сказать.

— И я тоже. — Михаил вздохнул.

Помолчали. Потом Зверев осторожно спросил:

— А не мог твой компас того… скиснуть?

Алексей ответил не сразу:

— Сам об этом думаю. Но так ведь ясно было сказано: Туда!.. Яснее, чем раньше. Намного! Никогда так не было. А ведь и раньше все сбывалось, верно?

— Еще как! Слушай, а не могло быть так, что голос этот твой… он как бы увел нас в сторону?

— Сознательно?

— Ну, не знаю. — Михаил вновь сплюнул.

Алексей задумался, потом осторожно молвил:

— Ты хочешь сказать… он увел нас по старым стрелкам, спас, а все наши…

Меркурьев не договорил. Он вспомнил ребятишек, как они играли, смеялись, вспомнил свои мысли: жив не буду, а их спасу… и сердце больно сжалось.

Видно, то же случилось и со Зверевым. Он как-то дернулся, словно хотел встать во весь рост, но вовремя себя осадил.

— Нет, Леха! Тут херня какая-то. Что-то не то! Так мы ползти будем, пока не сдохнем.

— Предлагаешь наверх?

— А что еще? Назад?.. Да вон, уже фонарь садится.

— Это верно.

Меркурьев вслушался в себя. Молчит, подлец, — голос-то! Как в воду канул… Алексей решил, что темнить нечего, и признался в этом Михаилу.

— Ну, так тем более, — Зверев воспринял это на удивление спокойно. — Идем дальше, и хер с ними, со стрелками! На первом же колодце — вверх. Хотя бы сориентируемся. А уж там и думать будем.

Алексей кивнул. Честно говоря, его царапнуло, что он из уникума вновь обратился в рядового человека… но что ж делать! Переживать некогда.

— Идем. — Он решительно взял фонарь.

Время вновь сгладилось, ушло на задний план. Но через четверть часа — вот он, вертикальный лаз.

— Есть. — Алексей посветил вверх. Невысоко, метра три.

— Идем, — сказал Михаил. — Давай теперь я первым. Свети снизу!

И он с нежданной ловкостью полез по железным скобам, затем завозился, загремел чугунным люком… и, наконец, откинул его в сторону.

В круглое отверстие на Алексея глянуло темно-голубое предвечернее небо — долгий майский день шел к сумеркам.

3

Выбравшись на поверхность, Алексей увидел, что они во дворе — среди скучных серых девятиэтажек. Стандартная застройка. Пусто. Тихо. Вечер. Только едва слышно подвывает ветер в окнах верхних этажей, антеннах, проводах…

— Где это мы, как думаешь? — спросил Михаил.

Алексей огляделся, приценился к домам…

— Думаю, Белая роща, — предположил он.

— Вот, мать, — ругнулся Зверев. — Точно, не туда ушли! Прав был Колян… хотя хрен его знает по этой жизни сраной, что лучше: вправо, влево… Здесь-то, по крайней мере, тихо.

Сказал — как пальцем в небо!

Сзади раздался протяжный скрип. Алексей резко повернулся. Из подъезда длинной девятиэтажки возникла безликая фигура…

Зомби!

А дальше — как в дурном сне.

Шорох, скрипы… одна за другой стали отворяться двери, из них потекли безмолвные толпы… двор стал заполняться темными силуэтами. Повинуясь единой воле, они устремились к двум людям на проезжей части.

— Леха, отход! — вскричал Зверев.

Тут же стояли несколько запыленных авто, замерших в день катастрофы.

— Миша! — озарился Алексей. — Глянь! Заведем — вырвемся!

— Давай! — Зверев бросился к старенькой «шестерке».

Удар прикладом — боковое стекло вдребезги. Михаил распахнул дверцу, плюхнулся за руль.

— Давай, Миша! — Алексей нырнул на переднее сиденье.

Пыль — на стекле, панели, на дверной ручке…

А зомби, черт бы их взял, все ближе и ближе!

Зверев выдрал пучок проводов из-под замка, дернул на себя подсос. Лихорадочно пустился перебирать провода…

«Скорей!..» — хотелось взвыть Алексею, но он сдержался.

— С-сука… — проскрежетал Михаил, ища контакты. — Ну где ты там…

Скорей, скорей, скорей!..

Есть!!! Замолотил стартер — и взвыл мотор, засаженный сразу на самый пик. Зверев еще наддал по газам — не жаль!

А зомби, сволочь, — вот они!

Михаил воткнул скорость так, что чуть не вырвал рычаг.

— Леха, держись!

Машина рванулась, Михаил кое-как попер на первой скорости, чтобы, не дай бог, не заглох непрогретый мотор. Фигуры замаячили прямо по курсу, и было их столько, что Алексей ужаснулся. Черт — то как вымерли все, а тут вдруг прорвало!

— Леха, держись, — повторил Михаил и сжал зубы.

Бампер сбил одного, другого, машина запрыгала по телам. Алексей схватился за ручку дверцы, левой рукой вцепился в автомат…

— Прорвемся! — скрипнул зубами Зверев.

Пророк из него был никакой. «Шестерка» врубилась в толпу, посшибала еще троих, забуксовала, увязла… Михаил матюгнулся, вжал педаль газа в упор — машина дернулась и заглохла.

— Леха, стреляй! — отчаянно крикнул Зверев. — Беги! — И его автомат краткой очередью хлестнул по орде. Кто-то упал.

Михаил ногой саданул по дверце, по ходу сбив ею кого-то. Зомби кинулись на него — стена мертвых лиц, пустых глаз, — и только сейчас он услышал некое то ли урчанье, то ли курлыканье: странный звук, чем-то похожий на горловое пение таежных народов. Значит, мертвецы все-таки перекликались между собой!

— На, гад! — Короткий страшный удар прикладом — и зомби с раскроенным черепом шваркнулся оземь.

— На! На! Н-на! — рычал Зверев.

Выстрел! Штыком! Прикладом! Снова выстрел! Лейтенант работал в рукопашной так, что тела с разбитыми черепами, выбитыми челюстями, распоротыми шеями летели на асфальт, как тряпичные куклы… но уж очень много было этих тел! Взбешенный Зверев угробил уже с десяток врагов — и не смог пробиться ни на шаг.

— Леха!.. — задыхаясь, крикнул он.

Нет ответа.

— На, с-сука! — Каблук ментовского ботинка с хрустом перебил чье-то колено.

Нога урода подломилась, он упал на колени, и — удар от бедра в челюсть. Урод отлетел, треснувшись башкой о бордюр.

Прежний страх исчез — Зверев даже не успел осознать, страшно ему или нет. Зато ярко вспыхнули в памяти слова Ракитина — после той незабвенной ночи, проведенной с Тамарой: «Смотри, принесет тебе подарочек…»

В крутом напряге дней Михаил как-то и думать забыл об этом, Тамара помалкивала… потом штурм, даже проститься толком не успели… так и докатилось время до этой минуты. А тут память вспыхнула, обожгла — и сильнее всего на свете, сильнее свирепого жара схватки Михаилу захотелось знать: да?! Нет?..

— Да! Да! Да! — твердил он, расшвыривая сволочных мутантов.

Патроны кончились, теперь он молотил врагов прикладом и штыком — и уже ясно было, что не прорваться. И его силы не беспредельны! Ноги дрожали, руки затекли…

— А-а-а!.. — бешено взревел Михаил — одна из тварей впилась зубами в его запястье.

Зверев стряхнул ее, но на руке тут же повисла другая, а кроме того, он ощутил, что по ладони побежала кровь.

«Все», — бессильно порхнула мысль.

Гоблины, бестолково толпясь, торопились влезть на спину, на плечи верзилы-омоновца, он был почти не виден под грудой копошащихся тел, но продолжал биться, он бился — старался вырвать руки из цепких хваток, отбивался ногами и уже не думал ни о чем.

«Да! Да! Да!» — только одно это и пульсировало в нем.

Кто-то из тварей, изловчившись, зловонно харкнул ему прямо в глаза — Михаил рванулся, но не смог сдвинуть с места облепившую его массу. Ноги подогнулись, он упал, упали и те, кто в него вцепился. На верхушку этой шевелящейся кучи запрыгнуло растрепанное чудище — бывшая женщина лет пятидесяти… и над безлюдьем раскатился торжествующий вопль.

4

Алексей, выскочив из машины, сгоряча резанул по толпе длиннющей очередью и ринулся вперед. Не в пример Михаилу, ему удалось вырваться из первого кольца окружения. Он услыхал выстрелы за спиной, крикнул:

— Миша, сюда! — но не оглянулся: не до того.

Какая-то фигура возникла перед ним — Алексей только и успел запомнить безумно вытаращенные и притом совершенно незрячие глаза. Мышцы сами вспомнили науку боевого карате — Алексей и подумать ничего не успел, а корпус, плечо, рука сработали мгновенно и убойно. Удар — и пучеглазого снесло, как не было!

Сзади кратко хлестнула очередь — Меркурьев и обрадовался, решив, что Зверев пробивается следом, и обругал себя за глупую трату патронов.

— Миша! — задыхаясь, позвал Алексей, и тут сзади сухо щелкнул одиночный выстрел.

Левое бедро обожгло дикой болью. Вспышка и мрак — глаза как будто вылетели из глазниц.

Кажется, Алексей заорал… или взвыл — но, может, ему это только показалось, ибо время перевернулось, и пропало, и тут же вернулось, а бедро горело огнем, и нога ниже колена стала как протез — Алексей не чувствовал ее.

Приступ тошноты подкатил к горлу. Меркурьева замутило, он враз ослабел, подвернулась и здоровая нога, заставив опуститься на пыльный газон. Мир дрогнул, поплыл. Алексей сглотнул, поднял голову, увидел, что предзакатье расцветило небо в нежные пастельные тона… а затем все это стало быстро поглощаться тьмой.

5

Нарисованные мелом стрелки закончились — как раз возле очередного выхода наружу. Обычный колодец, в нем короткая металлическая лесенка вела к люку. Ракитин и Слободчиков переглянулись, отключили фонари и полезли один за другим наверх. Напоследок поставили двойную стрелку, указующую путь.

Крышка люка с лязгом откинулась, двое чумазых мужиков в камуфле выскочили и тут же перекатились под ближайшее укрытие — газетно-журнальный киоск. Встали на колено, в руках у каждого зажат пистолет, взгляды устремлены в разные стороны. Застыли… Вроде все пучком, вокруг тишина и покой.

Выждали с минуту, потом кивнули друг другу и одновременно поднялись, расходясь в стороны. Проверили округу — также все чисто. Ракитин махнул товарищу — подваливай ко мне.

— Слушай, похоже, ребята ошиблись, — сказал он капитану, — я этот район знаю как свои пять и даже десять пальцев. Отсюда прямиком на проспект, а дальше уже мимо лесопарковой к Башням.

— Понял, — односложно ответил тот и спросил: — Наши действия?

Ракитин задумался, сделал пару шагов туда-сюда…

— Ждать некогда. Надо рвать когти вперед — на новую базу. Если сразу поняли, что не туда пошли, то догонят. Если заблудились — организуем спасательную экспедицию, спустимся в подземелье и будем искать.

Слободчиков пожал плечами — как скажешь, товарищ командир.

Они рысцой припустили через дворы к проспекту. Далее почти повторили маршрут группы Подольского. Видно, и эвакуировавшиеся гражданские под предводительством Сачкова прошли здесь же. Во всяком случае, их нигде не было видно.

Когда достигли Башен, сразу же увидели машины складских. Возле них суетились бойцы. Часть их засела по периметру в карауле. Из второй Башни выбежали две женские фигурки. Замахали им… Ракитин скупо ответил, а у самого сердце сжалось: твою мать, это ж подруги, можно сказать, практически жены омоновца и журналиста… Что им сказать-то? А что тут думать, придется сказать правду — так, мол, и так, ваши мужики выбрались с базы живые и невредимые, но по глупости ушли в сторону, заплутали — будем их искать… Это ладно, а вот Игорь Рябинин — он-то как воспримет известие о смерти братишки?..

Вот она, командирская доля, — когда один за всех… Но что делать! Придется и это пережить… Главное, что все мамки с детворой целыми добрались. И это уже победа! Рой не смог сожрать всех. Пусть нас мало, пусть боеприпасы на нуле, но все равно, пока живы, будем сражаться за свои жизни. Ракитин сжал кулаки — мы еще повоюем!

6

Ночь сошла на город. Город безлюдный, но не мертвый. В нем зародилась, выплеснулась наружу и вцепилась в биосферу жесткой хваткой новая, прежде неведомая миру и уродливая форма жизни. И, как все новое, только что родившееся, она жадно принялась пожирать все вокруг себя — все, что только было ей по зубам. Единый для всех форм жизни закон — максимальное расширение, согласно которому всякая тварь стремится заполонить собою весь мир…

Раньше мудрая биосфера регулировала эти частные побуждения, создав систему весов и противовесов. Одни пожирают других, более плодовитых, а третьи не дают особо разойтись этим вторым и… так до бесконечности. Все контролируют всех. Но на этот раз произошел сбой. И был вызван он самим человеком, нарушившим мировой баланс. Чаша весов сильно качнулась в одну сторону, накренилась и начала переворачиваться.

История планеты Земля совершила такой поворот, которого не ждал никто и о котором пока знали единицы… да еще кое-кто мог разве что догадываться. Человеческий мир жил своей жизнью, веселился, горевал, встречал новорожденных, провожал в последний путь ушедших, готовился к лету, в Южном полушарии — к зиме… и все это была уже иная эра. Часы истории начали новый отсчет.

7

Алексей с трудом разлепил спекшиеся от сукровицы веки. Резкий свет ударил по глазам — яркий солнечный свет, льющийся из глубин бездонного неба. Он увидел белые барашки облачков. Он жив!

Пошевелил затекшими руками. Пальцы слушались, но плохо. То же с ногами. Одна словно свинцом налита. А напрячь спину, плечи, пресс, чтобы встать, так вообще невозможно. Нет никаких сил…

Человек в изодранной окровавленной одежде лежал на спине, уставившись немигающим взором в голубое небо. Да, он все еще жив. И должен перебороть свою слабость. Нужно встать — обязательно! Если не сделать этого сейчас, то уже никогда не получится. А это конец. Смерть!

Ну уж нет. Ни за что! Он не умрет — во всяком случае не сейчас. Сдохнуть вот так — обессиленным и беспомощным, словно выброшенная на берег дохлая рыба. Лучше умереть в бою — сражаясь с врагом. До последнего вдоха. До последнего патрона! И забрать с собой как можно больше — их!..

Он зарычал, напрягая мышцы, преодолевая боль, дурноту, слабость… Встать! Постепенно, сначала подогнуть под себя одну ногу, согнуть другую — м-мать, как больно-то! Затем руками упереться в землю, локоть к туловищу — вот так! Поднять голову, повернуться на бок. Еще, еще… еще!..

С неимоверным усилием он встал на четвереньки. Глухой стон, переходящий в рык ярости, вырвался из его груди. Он словно раненый зверь, точно хищник — волк, тигр, лев… Да — подбитый и опасный. Подранок!

Он разогнулся, садясь на корточки, поднял голову вверх. Небо вдруг качнулось и обрушилось на него, всей своей громадой расплющивая о землю. Он раскинул руки и рухнул навзничь. И снова — темнота…

8

…Темнота. Он жил в темноте. Сколько? Непонятно. Может, век, а может, мгновение. Но это было… Его вдруг куда-то понесло.

Темный коридор. Темное, невыносимо темное место… Мрачное подземелье. Мрак гнетет, давит… Что-то необъяснимое…

И шаги. Гулко отдающиеся под сводами разума шаги.

Чьи шаги? Его?.. Он идет?.. Нет — чужие. А он, он… он и есть подземелье!

Это открытие неприятно резануло его. Он — само подземелье, а в этом подземелье — в нем самом! — какие-то зловещие тени… очень неприятные эти… они… существа…

Нет, не так! Не существа… Одно существо. Точнее, их двое — он сам и существо. Оно. Он… Рой!

Это — РОЙ!!!

Вот теперь все ясно, все понятно теперь. Сквозь обволакивающую сознание пелену пришла информация: Рой в тебе и он желает войти в контакт с тобой. Рой хочет поговорить — по душам, за жизнь, ха-ха-ха!..

Ну, давай говори— я жду! Говори давай…

И Рой заговорил — но не словами. Образами…

Тьма раздвинулась, рассеялась в стороны. И появилась картинка — очень объемная, живая, словно ты там, внутри этого пространства. Целый мир — и не похоже, что виртуальный. Нет — настоящий, подлинный, первичный…

Планета, вид сверху: необъятное полукружие выпукло раскинулось от горизонта до горизонта. И все покрыто водой, океаном. Это начало. Изначальный Океан — Тетрис. По всей планете плещутся его волны. Но он не пустой — живой. В нем мириады существ. Планета живая — изначально. Все проникнуто жизнью, пронизано ее духом. С самого начала — во тьме эонов и эпох.

Жизнь вездесуща: была, есть и будет — всегда и везде. Она изменяет планету. Появляются небеса. Твердь земная пучится в родовых схватках. Морские воды отступают — из них просятся наружу, вырастают вершины, острова и затем целый континент — Пангея, единая земля.

И на суше копошится жизнь, меняя сам облик планеты. Зеленеет земля, небеса голубеют. Пышным цветом расцветает Пангея. А потом она делится, словно клетка, разрывая себя на части, чтобы дать начало новым землям. Сначала Гондвана и Лавразия, а после — шесть континентов, которые нам так знакомы.

И повсюду буйство жизни…

Жизнь невозможно убить, ее нельзя уничтожить — она и есть суть Вселенской Обители. И Пангея — лишь часть этой Обители. Пангея жива и разумна…

Человек. Люди… Особые клеточки Пангеи. Нейроны ее мозга. Клеточки, создающие свой мир. Дети, ушедшие вперед, но… злые дети. Неблагодарные! Человек — системная ошибка, горькое разочарование.

Нужно исцеление: новые клеточки, новая цивилизация, иная раса, другой разум. Сетевой, коллективный, роевый. Нужен Рой! Чтобы исцелить человечество. И он пришел — Пангея позвала его, она создала его, чтобы помочь — самой себе… и людям.

9

…Видение исчезло, растворилось в мареве цветных всполохов. Словно мельтешение цветного снега на экране. Безумство пляшущих всполохов калейдоскопа….

Ниоткуда пришла информация: ты можешь остановить безумие, ты в силах помочь себе, мне, нам, Пангее!..

Помочь? Ха! Как я могу помочь кому-то?..

Ты можешь, ты особенный, ты уникальный. Ты нужен нам.

Вот как? Это значит…

Да! Приди ко мне, стань мною. Мы станем целым. Сильнее, умнее, могущественнее… Ты и я. Я — Рой. Рой — это будущее, это надежда. Рой — это новый мир, свободный от людских ошибок и слабостей. Ты МОЖЕШЬ стать мною. Ты СТАНЕШЬ мною. Ты — Рой!.. РОЙ!!!

…Рой. Рой… Рой?

Ой ли?.. Ты ли спаситель?

Я! Я спаситель! И ты — спаситель. Мы оба спасем Пангею. И спасем человечество! Люди и мы будем вместе…

Вместе… вместе, говоришь? Да-а-а, как это славно! Спасти Пангею, спасти себя, наставить, направить на путь истинный… Так?

…Цветные всполохи замельтешили еще быстрее. Разразилась настоящая буря в калейдоскопе той реальности, где он сейчас пребывал…

Рой волнуется, а? С чего бы… Ты не знаешь нас, а мы не знаем тебя. Мы чужды друг другу.

Рой знает, что делает. Я знаю людей. Но ты не такой, как они. Ты — чужой. Теперь чужой им. Ты ближе к нам, ко мне… Почти наш, почти мой! Почти… Мы — новая раса, новый мир, новая заря Земли!..

10

Вот, значит, как. Новая раса, новая эра, новое счастье, новые песни придумала жизнь… Ну, слыхали мы эти песни! Врешь ты все, Рой! Точнее, потчуешь меня полуправдой.

Да, это верно, человечество зашло так далеко, что добром это кончиться не могло. Мы сильно проели аванс, отпущенный нам Пангеей, — и вот пришла расплата. В глубине человечества выросла жуткая духовная опухоль. Нановиты — прав Игорь! — всего лишь ключик, запустивший программу перерождения. Не будь этого ключика, был бы другой. Не случись той роковой аварии в лаборатории Мерецкого, случилось бы что-то в другом месте: работы над генетическим оружием велись во многих центрах. Люди радостно шагали к пропасти, не ведая этого…

Нановиты меняют генетические программы, причем у большинства людей блокируются высшие психические функции, составляющие собственно личность, — и поначалу это выглядит превращением прежней жизни в хаос. Но это лишь первый этап. Потом все образуется, успокаивается, так как примерно на миллион блокируемых должен быть один такой, у которого, напротив, резко вспыхивает активация всех способностей… по сути — тот самый сверхчеловек, супермен, о которых так много было сказано. Должен появиться один такой, за ним другой, третий… И постепенно «проект Рой» распространится на весь мир.

Новое человечество перестанет угрожать биосфере, ибо оно будет состоять из нескольких тысяч суперов, живущих в разных точках Земли, но всегда находящихся в контакте друг с другом: элита посвященных, сеть сверхразума Пангеи, наброшенная на планету и контролирующая все, что происходит на ней. В том числе и людей, лишенных каких-то функций и потому счастливых. Эти будут жить почти в раю! Дышать свежим воздухом, питаться абсолютно чистыми продуктами, вдоволь заниматься сексом и рожать детей… у них исчезнут болезни, и жить они будут долго и радостно, и никакого перенаселения Земли не будет…

Все это понял Алексей в одно мгновенье, единой огромной мыслеформой — теперь он мыслил так. Это и позволило ему сказать такой же смысловой картиной, да еще и повторить вслух, не по-суперски, а просто по-человечески:

— Врешь ты, сволочь!

Оттого, что ложь отчасти правда, она не перестанет быть ложью. И то, что человечество оказалось плохим и неразумным детищем Земли, еще не значит, что на нем поставлен крест…

Алексей усмехнулся.

— Ну, а теперь послушай мою правду, — снова сказал он вслух, не желая общаться с Роем на его языке. — Все твои речи о новой заре Земли — дрянь! Это лишь потому, что я нужен тебе, чтобы начать строить этот твой мир со скотским счастьем быдла и гордыней пастухов-суперов… Да, мы зашли так далеко и опасно, что породили тебя. Ты — наша болезнь, болезнь всей Земли, Пангеи, вот ты кто! Но она победит тебя… то есть мы, мы вместе, потому что мы, Земля и люди, — одно целое. А ты… ты всего-навсего охотился за мной, теперь я это знаю. Да, я с самого начала подцепил твой вирус — когда мне почудилось то дикое виденье… Да, я, видно, супер и способен стать тем, о ком ты говорил. Допускаю, что нашлись бы и те суперы, кто с восторгом бы стали тобой. Наверное, найдутся миллионы готовых жить твоим животным счастьем. Да!.. Но ты не на того напал. Что ты смог сделать со мной? Только подстрелить своим зомби-снайпером и, пока я был ранен, поспешить влить в меня эту твою чушь, думая, что я увижу себя властителем мира?.. Но раз я супер, я человек тем более! У меня свобода воли. Я могу выбрать: да или нет. И я говорю: хрен тебе! Я отвергаю все твои паскудные уловки. Я — человек, слышишь меня? Человеком и останусь. С тобой — нет, никогда! Ты враг нам, мне — враг! Был, есть и будешь им. И тебе не провести меня. И не искусить. Ничего нового и нужного мне ты уже не предложишь. И пошел вон, гнида! Я, Алексей Меркурьев, буду биться с тобой — всегда, везде, пока не загоню тебя туда, откуда ты выполз, как смрадный гад! И ты сдохнешь, не я!..

…В ответ — тишина. Рой молчал. Или… да, такое чувство, что он ушел. Навсегда ли? Неизвестно. Но сейчас ушел, оставил его. Наедине — со своими мыслями. Безрадостными в целом думами. Думами о былом и о грядущем…

Я был человеком. И хочу быть им! Мое имя Алексей — человеческое имя. Алексей Владимирович Меркурьев. Молодой еще мужчина — молодой по человеческим меркам. А по меркам того… того существа, в которое я теперь превратился, — я уже глубокий старец. Умудренный опытом бренной жизни. И еще одним опытом — уникальным. Соприкосновением с разумом Пангеи, Матери-всей-Земли. Пониманием того, о чем остальные и не догадываются.

Они не догадываются о самом важном сейчас. Отныне все изменится. Весь мир будет меняться, он уже начал меняться. Он изменяется. Окончательно и бесповоротно. Ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!

11

Алексей встал. Хотелось пить. Дико хотелось пить!

Он шагнул, по привычке ожидая боли и тяжести во всем теле, но… левая нога больше не болела. Рана затянулась.

Он сделал еще шаг. И еще, и еще… О, как легко ему даются движения! Вот-вот взлетит вверх, преодолеет земное притяжение, законы природы, все, что сковывало, пригибало, превращало в пресмыкающихся!.. Р-раз — он прыгнул, перекувыркнулся в воздухе. Не успели ноги коснуться земли — и снова прыжок, сальто, двойной переворот. Еще, еще!.. Во как!

Сила, взрывная мощь бурлила в нем, искала выход наружу, готовая выплеснуться и сотворить чудо. Он стал почти неуязвимым. То, что было теперь в нем, — нановиты, подчиненные его разуму, его контролю, это изменило его естество, его сущность…

Алексей заметил валяющийся неподалеку автомат — брошенное им оружие. Подцепил носком ноги, подбросил вверх и ловко схватил. Взгляд на мгновение задержался на гладких формах этой машины убийства. Он взялся за автомат другой рукой и легко переломил его, словно тот был сделан из картона. Алексей усмехнулся и отбросил половинки в разные стороны.

Устремился вперед, вышел со двора на улицу. Из подворотни на него кинулись две фигуры. Не останавливаясь, он сломал шею одному, тут же проломил грудную клетку другому и вырвал у него сердце. Зомби бездыханными кулями свалились на пыльный асфальт.

Вот еще выскочили пятеро — с кухонными тесаками и топорами в руках. Кинулись скопом на него. Алексей завертелся словно юла — бешеное мельтешение рук и ног. Дробью застучали удары. Вскоре все было кончено. Он зашагал вперед, а позади остались лежать в неестественных позах пять трупов.

Алексей мельком оглядел себя и остался доволен: ни одной царапины. Противники даже не смогли задеть его.

Ну что, Рой? Схлестнулись?.. И еще схлестнемся! Вот они, все твои роскошные картины, все посулы!.. Ложь! А вот в одном Игорь не прав. Никакой ты не проект Пангеи. Ты — гной, болезнь Земли. Это опасно, это страшный недуг… но у нее, у Пангеи, теперь есть я. И мы увидим, кто кого!

Он вспомнил те гекатомбы трупов, о которых говорил Подольский, — там, на зоне. Вот она, сущность Роя! Это не сказки о счастливом будущем, это на самом деле… Рой зачем-то складывал эти ужасные пирамиды, свои алтари погибели… Зачем? Этого Алексей еще не ведал. Пока не ведал, но это лишь дело времени…

Куда он шел? Он не знал точно, но что-то тянуло его в светлые дубравы Белой рощи. И уж точно направлялся он не к людям. Нет! Сейчас он должен быть один.

Но и не среди Роя и его армии. Рой теперь навек его враг.

Нет, отныне он ничей, сам себе принадлежит. Он — уже не человек, но и не зомби, управляемый Роем. Он — другой, третья сила. И он еще не решил, как будет жить дальше, а главное — зачем… Но решит, обязательно решит. И тогда содрогнутся горы…

РОЙ: Битва бессмертных

Часть I ПРОВОДНИК

Из сообщений мировых информационных агентств, июнь 2012:

«ВСАДНИКИ АПОКАЛИПСИСА!

Мировое сообщество всерьез озабочено угрозой, исходящей из России.

Неконтролируемые научные разработки поставили мир на грань уничтожения. Секретные эксперименты Министерства обороны РФ в области нанотехнологий закончились полным провалом: мельчайшие существа, наделенные интеллектом, — нановиты — вырвались из-под контроля и заразили город с миллионным населением.

Как стало известно, руководство стран Большой семерки предложило российскому Правительству и Президенту экстренную помощь в любой форме. Президент Российской Федерации издал указ, согласно которому дается зеленый свет приезду в Россию зарубежных ученых и технического персонала».

ГЛАВА 1

1

Ранним утром, когда легкая дымка, предвещая жаркий день, повисла над вымершим городом, войсковая группа, куда были стянуты силы и средства со всех военных округов, всех складов длительного хранения, — эта группа приступила к невиданной в истории вооруженных сил спецоперации.

С левого берега по двум основным мостам — с юга и с запада — выдвинулись колонны военной техники. Очутившись на другой стороне, солдаты химвойск, облаченные в герметичные защитные комбинезоны ЛГ-56, с ранцевыми огнеметами в руках рассредоточились вдоль реки на всем ее протяжении, где она излучиной огибала город.

Вскоре был отдан приказ приступить к зачистке территории. Бойцы принялись выжигать все вокруг, оставляя за собой дымящуюся полосу между кромкой воды и склонами возвышенности, на которой раскинулся город. Образовалась выжженная береговая лента шириной около ста метров и протяженностью два километра. Построек там почти не было, лишь домик сторожа на лодочной пристани да еще здание спасательной станции возле пляжа. Все это было деревянное — и вмиг сгорело до головешек.

Первая фаза операции была закончена.

Не медля ни минуты, приступили ко второй. На внешней границе выжженной полосы протянули ограду из толстой сетки-рабицы, поверху которой щедро намотали спираль Бруно. Следующие тридцать метров заминировали. За минным участком возвели забор из бетонных двухметровых плит, также усиленный колючкой. Через каждые сто метров у второго забора установили караульные вышки с прожекторами.

У берега соорудили две мини-гидроэлектростанции. По реке курсировали военные катера с установленными на них крупнокалиберными пулеметами ДШКМ и малокалиберными зенитными орудиями ЗУ-23. На противоположном берегу были также оборудованы гнезда минометных расчетов. Военнослужащие удивлялись: какого черта! — ну ладно, «зушки» еще куда ни шло, они везде проявили себя только с лучшей стороны, а все остальное старье — из каких пыльных углов откопали древние пулеметы и прочую лабуду?.. Неужели нельзя было оснастить и вооружить подразделения оцепления чем-нибудь поновее? Увы, ответов не было. А предположение только одно: кто-то нагрел на этом деле загребущие руки. Например, генералы-тыловики.

В любом случае подходы к реке были заблокированы — и ладно.

В это же время с севера и востока, где пригороды плавно переходили в поля и леса и где не было таких естественных преград, как реки, цепи огнеметчиков принялись планомерно выжигать всю растительность — по направлению к городу. Военное руководство резонно полагало, что, создав буферную зону вокруг обреченного города, можно сдерживать распространение заразы. Зараженные люди, превратившиеся в полуразумных существ — зомби, не смогут преодолеть этот заслон. А зараженные наземные зверушки вряд ли проскочат через него… Правда, что делать с птицами и летающими насекомыми — этого никто не знал. Они ведь могут на своих крыльях и крылышках переносить заразу. В любом случае теперь обороне придавали самое серьезное значение.

Штаб по ликвидации последствий катастрофы, в который входило объединенное командование войск химзащиты, Внутренних войск, МЧС и еще нескольких спецподразделений и которым руководил сам Премьер, поставил четкую задачу: не допустить выхода агрессивных существ за пределы территории первоначального поражения. И еще Штаб принял беспрецедентное решение последовать рекомендациям засланного в Зону профессора Нахимова и руководимой им специальной группы: не применять ядерное оружие.

Было решено изолировать зону поражения, а затем начать планомерные зачистки города и прилегающей к нему территории. То есть, попросту говоря, выжечь там все подчистую, а затем сровнять с землей. Ибо, как заявили ученые, побывавшие в Зоне, этих наносуществ можно было уничтожить только высокой температурой — порядка тысячи градусов по Цельсию.

Но вначале «хозяева земли русской» решили проявить милосердие и вызволить из Зоны оставшихся в живых людей — в особенности команду Нахимова, который был им нужен позарез как главный специалист по возникшей проблеме.

В зараженный город была направлена смешанная команда бойцов и офицеров из подразделений специального назначения ВВ, ВДВ, ГРУ и ФСБ — численностью до взвода. Подразделению помимо обычных «Уралов» были приданы новинки российской военной техники: бронетранспортер БТР-90М «Росток» и боевая разведывательная машина БРМ-ЗК «Рысь».

2

Майор-эмчеэсовец Ракитин, согнувшись и стараясь ступать бесшумно, продвигался вперед по темному тоннелю коллектора. За ним так же осторожно двигались три согбенные фигуры с оружием в руках. То были командир роты спецназа внутренних войск капитан Слободчиков, сопровождавший со своим подразделением группу ученых, направившихся в Зону; бывший спецназовец ГРУ, затем осужденный на длительный срок, а ныне вообще непонятно кто — вырвавшийся на волю бээсник (так называли бывших сотрудников МВД, спецслужб, прокуратуры, спецназа, осужденных по закону) капитан Подольский и его верный адъютант Штепа — сержант-спецназовец Денис Степанов, такой же бээсник, замыкавший группу.

Мужики искали пропавших товарищей.

Правда, пойти в поиск смогли лишь наутро — слишком опасно было выдвигаться сразу, да и надежда была, что парни сами вернутся в лагерь, к Башне. Но не вернулись — ни ночью, ни утром…

Башню, одну из двадцатиэтажек на Проспекте, в свое время облюбовал в качестве временного убежища именно Валера Подольский. После того как армия зомби напала на их первый лагерь — склады МЧС, где полегли все спецназовцы Слободчикова и рота химвойск, оставшиеся в живых — в основном женщины и дети — укрылись в этой Башне.

…Когда намедни Ракитин со Слободчиковым после отступления из захваченного зомби лагеря по подземным коммуникациям успели убраться оттуда (с ними попервоначалу были еще двое бойцов — Алексей Меркурьев и Михаил Зверев), а затем последним броском достигли новой базы, перед ними замаячили знакомые лица, и на лицах этих сияла первая, еще безотчетная радость… А майор с тоской подумал, что сейчас эта радость схлынет и ему, Николаю Ракитину, придется объяснять людям самое трудное… Например, что все, кто оставался на базе и прикрывал отход раненых, женщин и детей, теперь лежат мертвые. И слава богу, что мертвые, ведь могли и превратиться в зомби — в солдат Роя!

А что касается выживших товарищей… Так эти двое заупрямились и за каким-то хреном ломанулись в совершенно противоположную сторону — в подземные коммуникации. И где теперь Леха с Мишаней? А ведь их-то точно ждут тут две дамочки — молодая и постарше…

А подбирать нужные слова и успокаивать людей ему — командиру их поредевшей группировки. Так он думал. И — как в воду глядел.

Николай знал, что ему сейчас предстоит, потому мир для него расплылся, отошел, остались только эти лица… даже одно лицо — юное, женское, и даже не столько лицо, сколько глаза — серо-голубые, в которых Николай прочел сперва радость и надежду, а затем они потускнели, изменились, потемнели… в них появилась растерянность, а вслед за ней мелькнул настоящий страх.

— Что… — вырвалось у Светы. — Где?!

— Все в порядке, — Николай постарался улыбнуться.

Это было неправдой, но сейчас требовалось сбить первый испуг — дальше будет легче.

Майор в скупых словах описал, как они расстались с Алексеем и Михаилом в подземелье — говорил, дружелюбно глядя на Свету, но знал, что слушает его не только она. Сбежались многие: Ракитин успел заметить мать Светы Тамару, пожилого охранника Сачкова, профессора Нахимова с верными ему ассистентами… Психология сработала: лица прояснились, люди поверили, что случилась досадная ошибка, парни просто заплутали и скоро выберутся на верный путь.

«Пусть так, — устало подумал Николай, — пусть так…»

Но вот среди прочих мелькнуло лицо Игоря Рябинина: растерянное, рот перекошен… и Ракитина кольнула мысль, что у молодого ученого от перипетий последних дней крышу неслабо своротило набок… додумать не успел, да и не надо стало: из глаз биолога плеснул ужас, он выкрикнул то же, что слетело с нежных губ Светы:

— Где?..

Его Николай не мог утешить так, как ее. Здесь лгать было бессмысленно.

— Игорь! Будь мужчиной. Твой брат Павел погиб смертью храбрых. Это правда, и я не имею права скрывать ее от тебя. Крепись! Надо жить дальше. Мы все с тобой! Вот все, что я могу тебе сказать.

Стало страшно тихо. У Игоря жалко задрожали губы.

— Жить… Я… куда жить…

— Да, Игорь. Только так. Держись! Ты не баба.

Но Рябинин уже развернулся и побрел, расталкивая людей, как-то нелепо кренясь в левую сторону. Николаю грешным делом показалось, что парень вот-вот свалится… но нет, так и ушел куда-то.

Тут стало не до него, подошли Подольский и капитан химвойск Максим Рылеев, оставшийся без своей роты, — в общем, завертелось колесо… Николай автоматически ощутил себя в должности командира, стал осматривать новую базу, придираться к только ему заметным мелочам… все пошло привычным чередом.

Их заблудившиеся товарищи, Алексей Меркурьев с Михаилом Зверевым, в тот день так и не вернулись.

Света от слов Ракитина поначалу было успокоилась, но час шел за часом… и она запаниковала, начала горячо уговаривать себя: ничего, ничего, все будет хорошо, они вернутся, ее Лешенька придет… но вот потянулось долгое летнее предвечерье, вот оно перешло в сумерки — и Света решила, что больше обманывать себя незачем.

— Мама! — Она постаралась быть спокойной, убедительной. — Ты видишь: наши… — тут она слегка запнулась, — ребята не вернулись.

Тамара Викторовна знала, что дочь не то чтоб упрекнуть ее за вулкан страстей с грубым летехой-омоновцем Зверевым — слова не скажет, напротив, всячески поддержит… но все-таки немного стеснялась.

— Ничего, Светик, — ласково сказала она. — Главное, не сдаваться. Не терять надежды. Никогда! Наши мужчины, слава богу, своих не бросают.

При словах «наши мужчины» Тамара выразительно посмотрела на дочь — во избежание двусмысленности. Но дочь и так прекрасно поняла мать. Не сказать, что успокоилась — тревога все же не оставляла ее, — но постаралась ободриться. «В самом деле, — подумала она, — Ракитин, Подольский… да и все наши вояки — настоящие мужики, они своих не сдадут. Пойдут искать!»

Так оно и вышло, хотя не сразу.

Поздно вечером поредевший штаб собрался на первую оперативку в новом месте. Настроение дерьмовое, но каждый из собравшихся уже привык крепить волю. Поэтому хотелось сделать все и сразу, но было ясно, что силы следует беречь.

— Ну что, — привычно начал Ракитин, — даю краткий обзор…

И, как всегда, толково осветил суть дела. Число всех, включая самых маленьких деток, — таковых насчиталось полсотни. Из них число боевых единиц — чуть больше двух десятков, не густо, черт побери!.. Число раненых — пятеро, один тяжелый успел загнуться. Техника — пять «Уралов», бронетехнику пришлось бросить; оружие, боеприпасы — на исходе. Провиант, вода, медикаменты — тоже в обрез. Приблизительное число погибших там, на базе, — свыше шестидесяти человек. И — двое пропавших без вести…

При этих словах профессор Нахимов болезненно сморщился:

— Ах как досадно! Какое невезение!.. Майор, нам нужно непременно найти Меркурьева. Во что бы то ни стало!..

Николай посмотрел на адепта науки.

— Вообще-то, господин профессор, — с особой интонацией вымолвил он, — пропали двое наших боевых друзей: Меркурьев и Зверев. И во что бы то ни стало искать нужно обоих…

До профессора не сразу дошел сарказм Ракитина, но, когда дошел, ученый смутился:

— О, простите, конечно, конечно! Я как-то не подумал… то есть я думал в первую очередь с научной точки зрения, и поэтому…

— В следующий раз, Герман Львович, — предельно вежливо произнес Николай, — думайте, пожалуйста, со всех точек.

Повисла неловкая пауза… Подольский первым нарушил ее.

— Ребят надо искать, вопросов нет. Завтра с утра и двинем. Главное — эту ночь продержаться. Завтра, надеюсь, эвакуация все же начнется? — обратился он к Нахимову.

Тот пожал плечами:

— Обещают…

— А обещанного три года ждут, — хмуро пошутил Николай. — Ладно, ладно, это я так… Все, готовимся к отбою! Максим, караульная служба на тебе. Организуй!

— Есть, командир, — серьезно сказал Рылеев. — Правда, бойцов-то у нас…

— Других не будет. — Ракитин встал. — И с оружием невесело, и патронов еле-еле. Значит…

— Значит, сделаем из того, что есть, — поднялся и капитан. — Тогда, возможно, и нам придется на часах постоять.

— Без проблем, — отчеканил Валерий. — Надо — постоим.

Ракитин хлопнул ладонями по столу:

— На этом совещание считаю закрытым! Напоминаю: столовая у нас на третьем этаже, бабы там кашеварят — кто еще не ужинал, валяйте.

Люди малость повеселели, кто-то засмеялся… А Нахимов вдруг спохватился:

— Да! А где же Рябинин? Что-то я его не вижу…

И вновь профессора пришлось огорчить.

Игорь, потрясенный смертью брата, ушел в одну из квартир, лег на диван да так и не встал: лежит лицом к стене, не говоря ни слова и никак не реагируя на попытки расшевелить его.

— Ах ты, вот ведь незадача! — не на шутку расстроился Герман Львович. — Это ведь шок. Какие могут быть последствия?!

Николай знал какие — совсем ведь рехнется парень. Но причитать некогда, предстояла трудная ночь: в самом деле, прав Валера, надо продержаться до утра, а там уж как-нибудь…

Впрочем, ночь прошла спокойно. В жуткой тьме пораженного невиданным доселе оружием мегаполиса, конечно, слышались какие-то зловещие звуки — неясные стоны, отдаленный грохот и даже рокот моторов, а часовые видели из окон двадцатого этажа цепочки огней: похоже, двигались колонны техники. Что задумал, к чему стремился Рой?.. Этого люди не знали, тревога томила их.

Впрочем, когда рассвет озарил вымершие кварталы, все с облегчением вздохнули — худшего не случилось, а при свете дня уже не так страшно. И даже Тамара со Светой воспряли духом: всякая правда лучше неопределенности… Тут же началась подготовка экспедиции — Ракитин решил принять в ней участие лично, а командование лагерем возложил на Рылеева. Старшим же разведгруппы стал, естественно, Подольский.

Это было разумно. А кроме того, Николаю хотелось своими глазами убедиться, «живы» или «нет». И в глубине души он надеялся, что все же — да, живы.

3

Майор дошел до памятной развилки и коротко мигнул фонариком — стоп! Выждал, когда остальные подтянутся, замер, прислушиваясь. То же сделали трое спутников — застыли, выжидая, слушая темноту. Потом разом включили фонари.

Ракитин внимательно осмотрел стены — вот она, стрелка, указывающая путь, по которому ушли их пропавшие товарищи. Он показал жестом — вперед! Они двинулись в ответвление тоннеля.

Через каждые пятнадцать-двадцать метров виднелись знаки — те двое исправно оставляли начертанные мелом стрелки на стенках. Аккуратист Меркурьев знал свое дело. Майор был уверен, что это именно Леха оставлял метки — омоновец Миша Зверев не того сорта человек, попросту раздолбай.

— Куда же вы делись, чудилы? — чуть слышно прошептал Николай Ракитин. — Зачем поперлись в сторону?..

Он с удивлением вспомнил, что Алексей был стопроцентно уверен в своей правоте — мол, вот туда надо идти, словно его… да, словно его кто-то звал. Вот чертяка — он же не ошибался до сих пор ни разу, у него же Дар был. Леха чуял опасность за версту — ясновидец! Чего ж поперся хрен знает куда?!.

Николай поймал себя на мысли, что скрежещет зубами. Ну да, мать-перемать, привязался он к бывшему журналисту… Не потому, что соседи они были по лестничной клетке — это тоже, конечно. Но в другом дело — Меркурьев стал как бы их талисманом или ангелом-хранителем. И вообще путевый он парень, этот Лешка! Да и Миша тоже молодец — конь с яйцами, язви их обоих! Лишь бы не пропали, придурки! Лишь бы…

Так, уже тридцать метров вроде прошли, а стрелки-то закончились. Он поднял руку — в свете фонаря идущие вслед за ним заметили знак и остановились. Майор повернулся, поманил к себе Подольского, прошептал:

— Слышь, спецназ, стрелки кончились, я пройду вперед еще метров двадцать — если нет их и дальше, то возвращаюсь. Ждите меня здесь.

Тот кивнул:

— Есть!

Ракитин вернулся через пару минут, на вопросительные взгляды товарищей помотал головой — нет. Указал рукой — назад. Он дошли до последней стрелки, огляделись — ничего. Двинулись обратно. Вскоре в поле зрения показались скобы лесенки, ведущие к люку.

Молча, не сговариваясь, полезли наверх. Подольский пошел первым. Осторожно приподнял уже немного сдвинутый кем-то люк, огляделся — вроде чисто. Махнул остальным — можно. Сдвинул люк в сторону, выпрыгнул, откатился, занял оборону, поводя стволом автомата в стороны. Пусто.

Вылезли остальные. Тут же залегли, ощетинившись стволами.

Они очутились во дворе-колодце, плотно окруженном со всех сторон девятиэтажками. Здесь было сумрачно, лучи восходящего солнца пока не достигали этого места. И тишина, давящая на барабанные перепонки, а вместе с ними — и на нервы. Снайпер Подольский, самый зоркий из них, прищурившись, всматривался в подозрительную темную кучу в дальнем углу. Мать твою! — до него дошло. — Это же…

Он привстал на колено, целясь из своего оружия. Все повернули головы в ту сторону. Затем поднялись и пошли.

Ближе, еще ближе, стволы нацелены в груду… груду тел. Боже, так их тут целая рота — не меньше! Зомби! Все мертвые — мертвее не бывает. Почти у всех разбиты черепа, прострелена грудь. И многие — черт, да они поломаны как куклы!

— Срань Господня! — по-киношному ругнулся Штепа. — Это кто же из них сделал? Оба?..

Слободчиков хмуро глянул в его сторону, что-то заметил прямо по курсу, подбежал. К машине подбежал — «шестерка», вся искорежена. Рядом — тоже трупы. И асфальт весь в бурых, уже подсохших пятнах…

Где же ребята? Твою мать, где Меркурьев и Зверев?! Если они стольких покрошили, то куда же сами-то делись?.. Капитан Слободчиков растерянно топтался на месте. Дальше не видно ничего и никого — ни трупов, ни следов, никого вообще. И врага не видно.

— Нужно прочесать округу, — глухо произнес подошедший Ракитин. — Может, еще найдем их.

Отвернулся, зачем-то отсоединил магазин, тупо глянул на блестящее тельце верхнего патрона, защелкнул обратно. Вот сука! Не надо было их отпускать — приказал и баста! Приказы командира не оспариваются и не обсуждаются. Развели демократию. Да нет — детский сад развели! Ясновидение, предчувствие… Предчувствие чего — смерти?.. Куда понесло вас, братишки?!. Горькая гримаса исказила лицо командира. Он повернулся к своим:

— За мной.

Все, включая формального командира группы Подольского, беспрекословно подчинились. Четыре фигуры в камуфляже, с оружием наперевес и с болтающимися противогазными сумками на поясе двинулись вперед.

4

Пропасть, гора. Падение, взлет. Вниз, вверх. Ух ты, круто! Только вот голова слегка кружится, оно и понятно — американские горки, блин!

Но — темно. Как у негра в ж… в брюхе. Ха! Он решил больше не ругаться, ведь он может скоро стать отцом. Какой пример даст дочери… А почему не сын. Нет, точняк, я уверен — дочка будет. Дочка?.. Так это…

Где?.. Где это? Что с ним такое? Где друзья, Леха, Тамара?..

— Где все?! — заорал он. Или подумал, что заорал.

Ох как плохо! Чертовы американские горки… гонки… Тошнит что-то. Хреново мне…

Это же…

Память урывками, толчками, багряными ошметками возвращала в прошлое. Что-то было, что-то такое… Был бой. Кровавая сеча… Да, он рвал врагов зубами и руками! Крошил их. А потом — потом он умирал. Весь поломанный, в кровище — своей и чужой, издыхая, на автомате полз к домам. Где когда-то жили люди.

Заполз в открытую дверь брошенной квартиры. Там зарылся в кучу тряпья. И — умер?

Нет! Не умер.

Не умер, не умер, не умер!..

— Я жив, суки! Жив! Ж-и-и-ив!..

Он раскидал тряпки вокруг себя. Извиваясь, попытался встать. Нету сил — вообще никаких. Как наколотая на иголку букашка. Только трепыхаться остается.

Багровые пятна перед глазами — мельтешат, тупой болью отдаваясь в голове. Мозги кипят — сейчас расплавятся. Треснет черепушка от избытка давления и вытекут мозги. Будет он ходить по белу свету пустоголовый. А будет ли ходить-то?..

Острая боль прострелила затылок, ушла к лобным пазухам и спустилась вниз, перехватывая горло спазмом. А потом спицей вонзилась в сердце.

Он закричал, и крик его постепенно перешел в рык, а после — в шипение. Тело выгнулось дугой, напряглось до предела — так, что затрещали позвонки. Затем рухнуло обратно. И тьма вновь поглотила его.

Но во тьме жили монстры. Они звали его к себе. Они… обещали — жизнь, силу, могущество. Нужно было только принять их в себя.

И он принял.

Вскоре с запыленного, захламленного пола поднялся тот, кто некогда был человеком. Лейтенантом городского ОМОНа Михаилом Зверевым. Но это было в прошлом. А сейчас на свет родился Монстр.

5

Когда-то у него была работа. И когда-то у него были друзья. А еще у него была любовь. Все это было — когда-то, не так давно. Это можно было вернуть — не все, но кое-что. Например, любимую и друзей — тех, кто еще остался жив. Но вот стоило ли оно того?..

Кем бы он вернулся к ним? Он уже не совсем человек, не только человек, а кто-то еще… В нем жил Рой, его частичка. Тысячи, сотни тысяч, а может, миллионы нановитов населяли его организм. Но они, эти крохотные и, как видно, обладающие разумом существа, теперь полностью подчинялись ему, они потеряли связь с Роем. Да, отныне они часть не Роя, а его часть. Его, Алексея Меркурьева — бывшего журналиста, научного обозревателя областного еженедельника. Ставшего бойцом и прошедшего если не все, то многие круги ада.

И сам он отныне уже не человек, но и не зомби, управляемый Роем. Он — Третий. И жить ему вот так: вне людей, в борьбе с Роем. Рой и он — вечные, заклятые враги. Примирения между ними нет и не будет.

У него есть стимул жить — ради уничтожения Роя. Есть и цели, и задачи. Самая первая — это разгадать тайну пирамид, которые Рой возводил из трупов зомби. Интуиция подсказывала ему, что наибольшая опасность сегодня исходит именно от пирамид.

Меркурьев нашел убежище в одном из корпусов санатория «Белая роща». Обезлюдевший санаторий как нельзя лучше подходил для его временного затворничества. Здесь имелся ледник, в котором Алексей нашел продукты — вполне пригодные в пищу. Он нуждался в передышке — чтобы многое осмыслить и принять решение, как жить дальше. И вскоре он его принял.

Настала пора действовать…

6

Группа Подольского вернулась ни с чем. Три офицера и сержант обшарили все окрестности того квартала, где разразилась последняя битва их друзей, но, кроме изувеченных трупов зомби, не обнаружили никаких следов. Правда, Штепа нашел вдрызг исковерканный автомат «Абакан» — именно такие были у Зверева и Меркурьева, но теоретически это оружие могло оказаться в руках Роя, точнее, кого-либо из его человекотеней. Между прочим, четверо мужчин, все матерые вояки, не додумались, что же могло так порвать хорошую качественную сталь. Разве что прямое попадание снаряда — но не похоже, да и стрельбы артиллерийской как будто не было… Так и не решили загадку.

Меж тем перевалило за полдень, солнце палило свирепо — и всем стало ясно, что торчать здесь дальше бесплодно. По крайней мере, сейчас. Тяжело признавать это, но… Там, в Башне, женщины и дети, им нужны помощь и защита.

Николай вздохнул.

— Ну что, друзья-однополчане… — фразу он не закончил, да и нужды в том не было. Все понимали, что к чему. Пора на базу, и лучше через знакомое подземелье. Пока, правда, тихо, но ведь только пока…

Обратный путь четверка смельчаков проделала гораздо быстрее: опыт есть опыт, долг есть долг — их ждали, на них надеялись, и подводить тех, кто надеется и ждет, никак нельзя.

Ну, а пропавшие товарищи… Все четверо думали о них, и каждый по-разному. Но было в этих разных мыслях одно общее: понимая, что по всему надо бы с Лехой и Мишкой проститься, мужики делать это не спешили. Кто знает?.. Человек всегда хранит в себе надежду, даже если понимает, что ее не может быть. Хранить и понимать — вещи разные.

Но утешение в том небольшое. Таким же слабым, а вернее, никаким оказалось оно и для остальных, а Свету итог экспедиции просто подкосил. Она ждала возвращения разведчиков, ощущая свое право на чудо, и крушение этого права стало невыносимо горьким.

…Мать с дочерью укрылись от посторонних глаз в одной из квартир, дочь уткнулась в грудь матери, дав волю рыданиям. Тамара Викторовна обнимала, утешала, сама прослезилась — и, конечно, сердце ее горько болело за родное свое дитя.

Относительно же себя перезрелая Афродита испытывала сложные чувства. Да, что уж там, близость с напористым омоновцем случилась неуместно оглушительной и ослепительной: взрыв, полет наяву — никогда прежде в жизни Тамары Викторовны не было ничего похожего. Но что там еще? Любовь?.. Честно смотря в себя, она признавала: ну какая там любовь? И сильной горечи и потрясения оттого, что Зверев пропал, она не испытала. Может, это нехорошо, но что уж тут перед собой юлить. Нет этого — и хоть ты тресни.

Впрочем, бог с ним, не это главное. Главное — Тамара как будто стала ощущать в своем организме нечто, казалось бы, давным-давно забытое, что последний раз было по случайному залету лет пятнадцать тому назад. С тех пор женщина следила за этим очень бдительно и ничего подобного себе не позволяла. И вот — получите, сударыня…

Конечно, это было только первое смутное предчувствие, и Тамара молчала как рыба: ни слова даже дочери. Но она знала, что эти предчувствия не врут.

7

Направленное для эвакуации подразделение спецназа проникло в город со стороны все того же перекинутого через реку моста, по которому двумя неделями ранее прошла автоколонна с учеными и охраной, а еще раньше — рота химвойск. Был и еще один мост — Северный, автомобильный. Но, чтобы добраться оттуда до места назначения — Башни, пришлось бы преодолеть вдвое большее расстояние по улицам, кишащим агрессивными существами. Поэтому решили не искушать судьбу и пройти привычным маршрутом.

Миновав кордон, в город въехали без приключений. Так же без проблем добрались до Проспекта. На этом везение закончилось.

Ехавший в переднем бэтээре дюжий лейтенант с шевроном «Витязя» на левом рукаве, что говорило о его принадлежности к элитному отряду спецназа внутренних войск, воскликнул:

— Оп-па! А это что за крендель по курсу?..

Командир подразделения, майор в камуфляже без особых знаков отличия, — просто все знали, что он майор, а еще помнили, что так обычно экипируются спецназовцы-грушники, — протиснулся вперед, вглядываясь в смотровой люк.

— Стоп, машина, — тихо скомандовал он.

БТР встал, а за ним и вся колонна.

Командир поднес рацию к губам:

— Всем быть наготове! «Рысь» прикрывает тыл.

— Что там, старшой? — прохрипела рация голосом заместителя командира из замыкающей машины.

— Человек впереди, — пояснил тот, — возможно — противник.

Метрах в двадцати от них, рядом с кучей железобетонных блоков, приготовленных для так и не состоявшейся стройки, и впрямь маячила внушительная фигура в неопределенного цвета и фасона комбинезоне. Метра два, не меньше — на глазок определил рост незнакомца майор. И плечи широченные — в обычный дверной проем явно не пролезет мужик… Оружия в могучих ручищах вроде не наблюдалось.

Все тридцать человек эвакуационного отряда прекрасно знали, с чем, а точнее, с кем они здесь могут столкнуться. С кем придется вести бой. Рассчитывали на короткий огневой контакт, не более того, надеясь на неслабое вооружение обеих бронемашин — в особенности БРМ «Рысь». Плюс автоматы, ПКМ, гранатометы и несколько «Шмелей». Задача была ясна как божий день: в серьезные сражения не вступать, по-быстрому добраться до Башни, забрать всех оттуда и так же быстро валить обратно. Они не чистильщики, а спасатели.

Если попадут в засаду, грамотно обойти либо прорываться с боем, но не увязая в нем. И постоянно быть на связи — с командованием и группой Нахимова. Последний сеанс связи был как раз за пять минут до этого: ученые и все, кто с ними, уже подготовились к отбывке на… как они это называли? ах да — на Большую землю. «Вот, блин, — мимоходом подумалось майору, — прям как в Великую Отечественную — Большая земля, Малая земля…»

Этот тип, преградивший им путь, был словно какой-то Терминатор. Майор приник к перископу, пригляделся, увеличив изображение, — на зомби вроде тоже не похож. Хотя этих самых зомби он видел лишь на снимках, полученных беспилотником.

Так кто же он и что ему нужно?..

Майор уже хотел было отдать приказ своим, чтобы одно отделение сгрузилось и двинулось к громадному мужику, но тот вдруг наклонился и…

— Чего это он? — удивился также наблюдавший за ним лейтенант.

В следующее мгновение потрясенные вояки увидели, как этот чувачелло (человек ли?!) ухватил блок весом в полтонны и с дикой силой швырнул в них.

Огромный кусок бетона пушечным снарядом пролетел двадцать метров и врезался в передок бэтээра. Страшный удар потряс корпус тяжелой машины. Глыба разбилась на мелкие осколки, но и бронетранспортер отлетел назад, врезавшись в стоявший за ним «Урал» с такой силой, что смял тому капот и повредил радиатор.

— …Мать! — крикнул лейтенант. — Да что это за тварь?!

Сидевшие в кабине грузовика солдаты остались целы, хотя эффект от столкновения был сродни контузии. В бэтээре тоже обошлось без жертв — расквашенные носы и разбитые затылки не в счет, ладно, хоть все были в брониках и защитных шлемах.

Оглушенный командир быстро пришел в себя, нахлобучил на голову шлемофон и стал командовать:

— Третье и четвертое отделения — вперед! Первое и второе — рассредоточиться и охранять периметр.

Он приказал башенному стрелку взять врага на прицел. Боец развернул спаренную со стомиллиметровым орудием пушку-тридцатку, но майор крикнул:

— Отставить пушку! Использовать пулемет.

Боец послушно прицелился в противника из крупного калибра. На этом броневике вместо стандартного ПКТ калибра 7,62 установили 14,5-миллиметровый ПКВТ. Такой и кирпичную стену прошибет, а уж человека разорвет на куски — за не хер делать…

Тем временем чудовищный мужик потянулся к еще одному, лежащему неподалеку блоку.

— Огонь! — Майор решил не дожидаться второго броска монстра.

Стрелок только этого и ждал — загрохотал, изрыгая пламя и раскаленные куски металла, крупнокалиберный пулемет. Две длинные очереди наискось прошлись по врагу. Тот задергалсяпод пулями и рухнул навзничь.

— Готов… — хрипло не то спросил, не то констатировал лейтенант.

Но мужик стал подниматься.

— Едрит твою налево! — почему-то шепотом выругался командир.

Заработала связь — взволнованный голос командира боевой машины в арьергарде колонны сообщил, что с тыла появился новый противник.

Майор моментально развернул перископ, прильнул к окуляру: точно, сзади наступала неорганизованная толпа, вооруженная чем попало — в основном обрезками труб и металлическими прутьями.

— Это зомби, — уверенно заявил он. — Огонь на поражение!

«Рысь» вдарила из всех своих стволов — заработали пулеметы, затем бойцы боевого отделения жахнули по врагу из пушки. Толпа зомби рассеялась, множество неподвижных тел осталось лежать на дороге.

— Враг справа! Враг слева! — раздались тревожные выкрики.

Со всех сторон колонну атаковали зомби. Их было много, слишком много даже для такого до зубов вооруженного элитного отряда, как их спецподразделение.

Но тут…

Но тут мужик-монстр взревел и ринулся на толпу зомби слева от себя. Он, словно атомоход «Ленин» во льды, врубился в нестройные ряды врагов и принялся крошить их налево и направо.

Майор повидал немало рукопашных схваток, во многих и сам участвовал, но такой бойни еще не видел. Этот Геркулес попросту рвал тела супостатов, ломал им грудные клетки, свертывал головы, как цыплятам, переламывал хребты…

Не прошло и минуты, как с одним отрядом зомби было покончено. Монстр победно зарычал и кинулся к другим. Мелочиться не стал, а просто с разбегу перепрыгнул застывшие машины спецназовцев. Будто Бэтмен какой-то!

Командир машинально сорвал с себя шлем, пошевелил губами в немом изумлении, затем опомнился, схватил шлемофон, быстро надел его и скомандовал:

— Взять грузовик на буксир! Первое и второе отделение — обеспечить прикрытие.

Когда все было сделано — тросом подцепили разбитый «Урал» к переднему бэтээру, майор прокричал:

— Вперед! Пусть это зверье тут друг друга мочит.

Моторы взревели, и колонна устремилась вперед, оставив монстра разбираться с зомби.

Весь оставшийся путь лейтенант не по-уставному травил байки — сказывалось нервное напряжение. Командир его не останавливал… Вскоре они прибыли на место.

ГЛАВА 2

1

Радость всегда приходит неожиданно — даже когда ее ждешь. И это хорошо.

Матросы экспедиции Колумба ждали появления земли как манны небесной, и все-таки крик впередсмотрящего с мачты «Вижу землю!» стал приятной неожиданностью для людей, два месяца болтавшихся в открытом море… Вот и для осажденных в Башне крик «Вижу колонну!», означавший вызволение из ада, грянул, как ливень в пустыне.

А часовым в этот момент был не кто иной, как сам «главнокомандующий» — майор Николай Ракитин. Караульную службу несли все поголовно, и командир никаких привилегий для себя не делал.

Он находился на балконе, откуда просматривался в обе стороны почти весь Проспект. К пустоте и безмолвию города он успел привыкнуть, но эта привычка не избавляла от постоянного напряжения. Что будет через час? Через пять минут, через секунду?.. Тревога не оставляла майора — и на посту, напротив, обострялась. Особенно обидным казалось нарваться на неприятности именно сейчас, когда до спасения рукой подать.

И в этот миг с южной стороны ударила пулеметная очередь. Николай замер. Слух различил неясный грохот, а затем хриплый рев, смазанный расстоянием, но такой, что противный холодок пробежал по спине…

Вновь застучал далекий пулемет. Затем пару раз вдарили из чего-то более существенного.

Вероятно, все это происходило в начале Проспекта, за поворотом. Не надо быть Нострадамусом, чтобы догадаться: группа, посланная на выручку, попала в засаду и пробивается сюда сквозь орды зомби. Николай скрипнул зубами: а вдруг не пробьются, вдруг так и полягут в бою?! Что тогда?..

На этот вопрос ответил БТР диковинной конструкции — с орудийной башней как у бээмпэшки: он вырвался из-за поворота, за ним грузовик и еще грузовики, замыкающей какая-то бронемашина на гусеничном ходу — целая колонна на всех парах мчалась сюда. Сюда! К нам!..

На радостях командир чуть было не пальнул в небо, но вовремя спохватился. «Дурак!..» — весело ругнул он себя и метнулся в подъезд.

— Вижу колонну! — гаркнул Ракитин в лестничный пролет.

Крик гулко раскатился по площадкам, кто-то из бойцов услыхал, подхватил… и через пару минут все были во дворе, позабыв про осторожность, — ну тут уж и отцы-командиры не стали придираться.

Да и колонна, слава богу, тут как тут. Передний бэтээр, лихо развернувшись, тормознул перед баррикадой. Верхний люк распахнулся, из него выпрыгнул здоровенный парень в армейском камуфляже и разгрузке.

— Здорово, народ! — завопил он так, как бывает с людьми оглохшими или слегка контуженными. — Ну, блин, и дела тут у вас! Не видал бы — хрен поверил!..

— Спокойней, лейтенант, — осадил его военный постарше, выбравшийся из машины следом. — Поменьше эмоций.

Это был майор, старший группы. Ракитин к этому моменту успел спуститься, два майора приветствовали друг друга крепким рукопожатием.

— Ну, — сказал прибывший, — дела и вправду жесткие, так что грузитесь разом да поехали… Кто тут у вас профессор Нахимов?

Ракитин вмиг нашел взглядом седовласую голову:

— Герман Львович!..

Спецназовец козырнул маститому ученому:

— Здравия желаю. Насчет вас имею особый приказ… — и вкратце изложил то, что все, в общем-то, и так знали.

Ракитин повернулся к Рылееву:

— Капитан, начинайте погрузку! Слушай, — сказал он майору, — давай-ка отойдем на пару слов…

Отошли в сторону, Николай показал на юг:

— Это вы сейчас там воевали?

— Ну а кто же! Лейтенант прав: если бы своими глазами не видел… Нас, правда, на материке предупреждали насчет этих зомби, но чтобы такое!.. — И майор поведал о мужике-мутанте, швырявшем блоки весом в пятьсот кило, как мячики.

Ракитин напрягся.

— Постой, — прервал он этот рассказ. — Вот здесь подробнее.

Майор изложил подробно, как выглядел верзила, во что был одет, перечислил кое-какие детали — и по ним Ракитин стал все более утверждаться в нехорошей догадке…

— Значит, говоришь, стал всех этих тварей крошить?

— Не то слово! В клочья — что твой Илья Муромец.

Николай задумался. Черт возьми! Неужели это Мишка Зверев? Превратился в зомби… Ну, от этого, конечно, никто не застрахован, но если он стал одним из них, то стал каким-то особенным — молотит всех, кто под руку попадется? Что же это значит? Рой не единая сущность, и в нем начались разброд и шатания… Так что ли?

Ракитин почувствовал, что сейчас ему этой загадки не разгадать. Но и других будоражить мутными слухами не хотелось.

— Слушай, — сказал он собеседнику, — ты нашим об этой истории — ни гу-гу. И своих предупреди, чтобы не трындели. Нечего страхи сеять! Нам еще выбираться отсюда.

Офицер кивнул:

— Верно. Пойду лейтенанту скажу, его от шока словесный понос пробил. А остальные-то мои ребята, они как рыба об лед.

Он ушел, а Николай вновь погрузился в тягостные думы… но что здесь еще выдумать! Это надо увидеть своими глазами, тогда и вывод делать.

Майор Ракитин вздохнул и молвил свое:

— Ладно! Что будет, то и будет.

2

Тамара Викторовна была женщина неглупая — отчасти потому, что наблюдательная. Видя со стороны беседу двух майоров, она по лицу Ракитина догадалась, вернее, даже не по лицу: какое-то шестое чувство подсказало ей, что разговор идет о пропавших. Возможно, стало известно что-то новое…

Сердце защемило: хороших вестей Тамара не ждала. Ну, о себе-то она не переживала, а вот о дочери… Влюбилась девчонка по уши, что же тут поделаешь. А если так, то надежда будет светить ей, что бы ни услыхала она о своем возлюбленном. Только вот жить с такой надеждой — тяжкий, ох какой тяжкий груз…

Николай Ракитин словно подслушал эти мысли. Он глянул вправо, случайно столкнулся со взором Тамары и прочел в нем многое. Оба прекрасно поняли друг друга.

Ни слова об этом! — сказала себе женщина.

Погрузка меж тем продолжалась. Подгонять никого не требовалось, все действовали быстро, слаженно, загрузили в первую очередь раненых, потом женщин с детьми, потом всякие пожитки… вскоре все было готово.

Подольский работал наравне со всеми, не забывая о том, что это последние минуты вместе. Вот и пришла она, разлука… Грустно? Да черт его знает. Валерий не любил заниматься самокопанием. Но то, что на Большую землю он не вернется, — сто пудов. Он там чужой.

Он выпрямился, взглядом подозвал Штепу. Тот подбежал:

— Сержант Степанов по вашему приказанию…

— Я не приказывал, — пошутил Валера, но тут же стал серьезным: — Ну что, Денис, ты хорошо покумекал? Подумай еще!

Разговор на эту тему меж бээсниками состоялся уже здесь, в Башне. Решили единодушно: на материк не вернемся. Никто и ничто нас там не ждет, кроме срока, который придется доматывать. В крытку и на зону больше никто не хотел. Так что лучше такая воля — с зомби по соседству, чем очередная ментовская зона. Воевать они умеют, так что, глядишь, продержатся до тотальной зачистки. А там… ну, придумают что-нибудь. Страна большая, а умению скрываться от всех и каждого их учили. И учили хорошо…

— А чего думать? — осклабился Денис. — Я с тобой, командир! Где ты, там и я.

— Ладно, — Подольский кивнул. — Ребята, я так понимаю, тоже?

— Йес, оф кос!

— Ладно, — повторил Валерий. — Пойдем доложим начальству.

Ракитин все понял с полуслова.

— Догадывался, — усмехнулся он. — Ну, что я… Дело ваше, мужики. Жратву, оружие, патроны — забирайте! И майора надо просветить, чтоб сюрпризов не было.

Майор, узнав об их решении, сперва нахмурился: его дисциплинированной душе оставлять здесь ораву зэков, да еще волков-спецназовцев, было не по нутру. Однако он сознавал, что заставить их не сможет, а действовать силой… нет уж, себе дороже.

Помог Нахимов.

— Послушайте, майор, — заявил он, — я беру всю ответственность на себя. Группа капитана Подольского может быть очень ценным источником информации, поэтому я настаиваю на его решении. Более того, приказываю оставить им мощную походную рацию с запасом питания, а также боеприпасы по максимуму… Я верно понимаю ситуацию, капитан?

— Абсолютно. — Валерий улыбнулся благодарно.

— Есть. — У майора груз с души свалился. На материке его предупредили: все, что скажет ученый дедушка, выполнять беспрекословно. Даже если тот велит подтирать ему задницу после похода в сортир.

Нахимов придвинулся к Подольскому и тихо произнес:

— Ищите Алексея, капитан. Прошу вас — найдите…

Тот молча кивнул.

Вдруг выступил Игорь Рябинин, до того отрешенный, как лунатик:

— И я с вами! — рванулся он к спецназовцам, но Нахимов вновь решительно вмешался:

— Нет! Господа военные, этот молодой человек малость не в себе после смерти брата, но это перспективный ученый, он совершенно необходим нам…

Дюжие руки подхватили Игоря и без церемоний вбросили в кузов «Урала».

— Ну, мужики, — повернулся Николай к бээсникам, — мы с вами не Ромео и Джульетты, сантименты напоследок разводить не будем… Удачи вам! Может, когда еще и свидимся.

— А то! — рассмеялся Штепа. — Даже не сомневайся, майор.

3

Командир спасательного отряда залез в головной бэтээр, включил рацию, настроился на нужную частоту:

— Центр! Вызываю Центр! На связи Эвакуатор. Как слышите? Прием…

Вскоре рация ожила:

— Говорит Центр. Слышу вас отлично, Эвакуатор. Доложите обстановку.

— У нас все по плану. «Груз» упакован. Готовы к возвращению. Но были кое-какие проблемы. Можете обеспечить поддержку с воздуха?

На какое-то время рация замолкла. Майор ждал, барабаня пальцами по приборной панели. И вновь раздался далекий голос:

— Эвакуатор, высылаем вертушку. Расчетное время прибытия — пятнадцать минут. Как поняли?..

— Понял вас, Центр. Мы немедленно выдвигаемся. Маршрут прежний…

— Ясно. К встрече готовы. Конец связи.

Майор надел шлемофон и зычным голосом скомандовал:

— Все по машинам! Вперед, гвардия!..

Взревели моторы, и отряд двинулся в путь. Двадцатидвухтонный бронетранспортер впереди, затем караван грузовиков с людьми и замыкающей — «Рысь», хищно ощетинившаяся стволами орудий и пулеметов.

Колонне удалось успешно миновать половину пути, когда появилась обещанная поддержка с воздуха. Над Проспектом в самом его начале завис военный вертолет «Черная акула». Винтокрылая боевая машина была готова по мановению руки пилота-стрелка рассеять и испепелить все вражеское внизу. Но на сей раз этого не потребовалось: на ближних подступах виднелись лишь искромсанные тела недавно убитых врагов. Их было до неприличия много. И никого живого в округе — за исключением покидающих Зону людей.

Спустя четверть часа отряд благополучно достиг первого блокпоста заграждения. Там их приняли в свои дезинфекционные объятия служащие войск РХБЗ. Всех, включая и спасителей-спецназовцев, определили в карантин.

4

За колонной следили не только с Большой земли.

Стоявший на крыше девятиэтажки человек в спортивной майке и потертых джинсах мог легко различить даже выражения лиц сидевших в машинах людей. Сам же он за дальностью дистанции оставался невидимым.

Это был Алексей Меркурьев.

Он изменился. С лица исчезла прежняя интеллигентская мягкость, оно как-то заострилось, рот был плотно сжат, глаза — как два пистолетных дула. А силы в себе он ощущал неимоверные. Когда он был обычным человеком, журналистом со специализацией по всяким необычным феноменам, он ни за что бы не поверил, расскажи ему кто-то, что такое может быть. Но теперь…

Теперь у Меркурьева появилась, кроме прочих, и такая способность — многократно увеличивать изображение объектов, приближая его безо всякой оптики. Как и видеть в темноте.

Он, конечно же, узнал знакомые лица в кабинах грузовиков: майор Ракитин, капитаны Слободчиков и Рылеев, те, кто остался в живых после памятной бойни. Их увозили отсюда — и это было правильно. Значит, и его Светлана с маман в придачу тоже покинет столь негостеприимное место. Если так, то теперь он будет спокоен.

В ту же секунду острая боль кольнула исстрадавшееся от разлуки сердце. Как бы он хотел снова увидеть ее, обнять, перехватить улыбку на устах и в ответ тоже расплыться в улыбке, пусть и выглядя при этом глупым мальчуганом…

«Моя девочка!» — прошептали губы. Он крепко зажмурился, а когда открыл глаза, машин уже и след простыл. Лишь вдали слышался рокот вертолета.

Алексей снова расфокусировал взгляд, вернув его в привычное состояние. Хорошая способность! Была и еще одна — не при дамах будь сказано. Теперь он испражнялся совсем не так, как раньше, — очень редко и мало.

Если не на раз, так на два Меркурьев догадался, в чем тут, собственно, дело. Населяющие его нановиты превосходно справлялись с функцией глубокой очистки потребляемой воды и пищи. Все ненужное и даже вредное для организма удалялось целиком, надежно отделенное от полезного. А клетки желудка и кишечника вкупе с разными энзимами, подгоняемые и усиленные нановитами, подвергали полной утилизации все, что отправлялось в рот. Такое ощущение, что и жевать-то теперь необязательно — все равно все переработается до мельчайшей молекулы. Потому пищи да и воды отныне ему было нужно совсем мало. Экономия, мать ее ети! Всем бы так — уже давно при коммунизме бы жили! В обществе счастливых и всем довольных граждан.

Но до счастья ныне — как до Луны… или даже до Юпитера. Скоро самих землян сожрут твари размером с ту же самую молекулу…

Ладно!

Он перешагнул бортик крыши, спрыгнул вниз… и приземлился на ближайшем балконе. Перелез через перила, снова прыгнул — и вот он уже этажом ниже, на другом балконе. Еще прыжок и еще… В таком ускоренном темпе он спустился вниз — за какие-то полминуты. Впрочем Меркурьев чувствовал в себе силы поболе — мог запросто спрыгнуть сразу на несколько этажей вниз.

Нет, не человек он уже — в привычном понимании. Так что лучше не встречаться с прошлым и с дорогими ему людьми. Он для них чужак. И для Светы тоже…

Но отчего же сердце нет-нет да заноет?..

5

Еще не рассвело, а Валера Подольский уже был на ногах — осматривал разложенный в комнате боекомплект их группы. Цинки и коробки с патронами, снаряженные магазины, гранаты отдельно, стволы — собранные, смазанные, начищенные… Он сдвинулся к краю длинного стола, где покоились «калаши» и «абаканы». Взял в руки «драгуновку», поднес ее к лицу и любовно погладил. СВУ тоже неплоха, а «Винторез» хорош на близких дистанциях. Но СВД — королева! А он — ее король…

Будет еще для нее работа — снайпер это нутром чувствовал.

Валера выглянул в коридор, свистнул находящемуся неотлучно при нем ординарцу Штепе:

— Общий сбор!

Когда в комнате собрались семеро немаленьких мужиков, облаченных в камуфляж и разгрузки, командир обвел всех внимательным взглядом и заговорил:

— Вы думаете, мы остались здесь потому, что там нас никто не ждет? А если ждут, то — чтобы опять закрыть?.. Если вы так думаете, то в целом правы. Но мы здесь не только из-за этой херни — на нас еще кой-какой должок висит. Нам забашляли — провиантом, боеприпасами, оружием, а главное, нас оставили в покое. Но есть еще долг священный — выручать из беды боевых товарищей, братьев по оружию. Мы спецназ! — Он помолчал, давая бойцам прочувствовать серьезность момента, затем продолжил: — Каждый из нас в прошлом спецназер — офицер или боец, армеец или внутряк. Но, как я уже говорил однажды: не бывает спецназовца в прошлом. Это — в крови. И наша первейшая обязанность — найти Леху с Мишей, а если не удастся разыскать живых, так их следы или… останки. Ну а главная задача — остаться в живых и по мере сил и возможности отстреливать этих гадов. Кто знает, возможно, мы — единственные люди в Зоне. Может быть, и последние…

Он замолк, вытер вспотевший лоб — все-таки не спец он по толканию речей, — затем скомандовал:

— Но не будем о грустном. Разобрать оружие и боекомплект! Подготовиться к вылазке. Будем прочесывать южные кварталы. Выступаем через десять минут.

Спустя четверть часа группа вооруженных людей в городской камуфле цепочкой потрусила вдоль домов Проспекта — в сторону Старого города и реки. Впереди двухметровая фигура сержанта Степанова по кличке Штепа, сразу за ним командир — капитан Подольский по прозвищу Валера-убийца, следом пятеро бээсников из ментовской зоны.

Двигаться старались по возможности скрытно, держась в тени зданий. Когда добрались до начала Проспекта, командир подал знак остановиться и осмотрелся. Подошедший Штепа легонько тронул его за рукав:

— Слышь, командир, а куда зомби-то подевались? Тут же трупаков должно быть навалено немерено…

Подольский помассировал заросший щетиной подбородок, подумал, покачал головой:

— Вопрос! Должны — но ведь нету. Значит, успели унести.

Сержант удивленно глянул:

— Куда это — унести?..

На этот счет у Валеры была одна мыслишка — он вспомнил странные пирамиды из трупов, возведенные Роем на ментовской зоне. Может, опять чудят братья по разуму?..

Когда остальные бойцы подтянулись к ним, капитан отдал приказ:

— В бой по возможности не вступать. Если не прокатит, отстреливаемся из всех стволов и рвем когти. — Он еще раз огляделся: — В прошлый раз мы от места вылазки двигались в сторону моста. Теперь будем прочесывать в направлении Белой рощи.

Штепа хмыкнул:

— Тут ведь неподалеку наша база бывшая…

— Вот и славно. Заодно проверим, что там к чему… Смотреть в оба! За мной!..

Так же гуськом они двинулись дальше.

6

Решив действовать, Меркурьев первым делом навестил заброшенную теперь базу МЧС, где недавно разыгралось настоящее сражение с нелюдьми. Были у него кой-какие догадки. И они подтвердились.

Когда он ночью скрытно проник на территорию погруженных во мрак складов МЧС, в глаза сразу же бросились возвышающиеся посредь обширного двора три темные пирамиды. Как и в прошлый раз, сложены они были из мертвых тел — вперемешку зомби и люди.

Он смотрел из темноты и пытался понять: на кой ляд Рой воздвигает эти чертовы пирамиды смерти?!

Но ответа не было.

На мгновение возник заманчивый импульс — уничтожить всю эту лабуду. Но он тут же отогнал его. Нельзя! Нужно ждать… ждать и наблюдать, что из всего этого получится — сгниют трупы, превратившись в разложившуюся массу, кишащую нановитами, или… все же прав был Игорь Рябинин, предположивший, что пирамиды эти — своеобразные реакторы, в которых будет возникать что-то новое. Нужное Рою…

В следующее мгновение Алексей напрягся: внутренний радар уловил присутствие чужих — не людей. Это были зомби — никаких сомнений.

Он осторожно попятился назад, растворившись в ночной мгле. Встал за широкий ствол раскидистого дерева, слился с ним. Вскоре на территории базы появились тени. Одна, две… он насчитал два десятка полуразумных существ. Они размеренно шагали вдоль здания складов, словно охраняли свои постройки из мертвечины… А почему бы и нет? Рой приказал сторожить. Вот и сторожат. Но скорее это лишь, так сказать, караул, основные силы где-то прячутся.

Меркурьев заметил в руках у них огнестрельное оружие. Да, пользоваться им эти твари умеют — в этом все, кто выжил, уже убедились… А кто не выжил… Ну, смерть — не самое худшее, что с ними могло произойти.

«Отдыхайте пока, земляки! — усмехнулся про себя Алексей. — Я еще наведаюсь к вам в гости…»

7

За годы службы, тюрьмы, а потом и за недели пребывания в этом аду Валерий Подольский разучился удивляться. Но здесь и его проняло: трупы исчезли с места разыгравшейся драмы. Во дворе-колодце теперь было пусто, как и на улице, ни одного тела.

— Вот ведь твари! — заскрипел зубами капитан. — Неужели опять взялись за свое?..

В следующую секунду он отогнал эту мысль и стал думать об основной задаче — попытаться найти пропавших без вести. Хоть какие-нибудь следы, хоть малейшую зацепку…

Спецназовцы рассредоточились по обеим сторонам улицы. Начали работать: проверяли каждый подъезд, каждую подворотню. Пусто, везде пусто — даже монстров этих не видать, к счастью! Только брошенные вещи, побитые стены, осыпавшиеся стекла — редко где уцелевшие встречаются. Многие двери квартир в подъездах выломаны. Видно, кто-то мародерствовал — масштабно, с размахом. Только вот что и куда они унесли?.. И что стало с самими мародерами? Ясен перец — армию зомби пополнили. Стали Роем, его частью.

Валера прислушивался к каждому шороху, подмечал вокруг любые детали и даже принюхивался к окружающей его обстановке. Но ничего, кроме легкого ветерка, шелестящего мусором да листвой не в меру разросшейся зелени, он не слышал. Да и не пахло ничем — разве что ароматом начинающей зацветать липы. Людей нет — и вонять тоже некому.

Капитан отметил про себя, что город нынешним летом сильно зарастет: никто не косил траву на газонах и лужайках, не подстригал кусты в палисадниках и парках, не подрезал деревья в садах и скверах. Пара-тройка лет — и буйная растительность захлестнет город и пригороды. Если только к тому времени отряды зачистки не выжгут все вокруг подчистую…

Через пару часов они вышли к двухрядной шоссейке, ведущей к микрорайону Белая роща. Дорога была частично занесена пылью и мусором, по обочинам — сплошные заросли лопухов и подорожников. И вела та дорога прямиком к очагу распространения заразы — к биологическому институту, на месте которого теперь зияло пепелище.

Командир притормозил, подумал и отдал приказ двигаться в сторону бывшей базы их некогда многочисленной группировки. Свернули в сторону и, растянувшись цепью, углубились в застройку. Пройдя частный сектор, вышли на дорогу, ведущую к складам МЧС.

Подольский подал знак — сворачиваем в лесопосадку.

Следопыты со всеми предосторожностями приближались к цели. За пятьдесят метров до объекта группа остановилась и рассредоточилась. Пятеро пошли вперед, двое остались их прикрывать. Когда подошли поближе, стало видно, что ни покореженной и обгорелой техники перед воротами, ни самих ворот не наблюдается. Проезд был чист.

Командир огляделся, выбрал дерево покрепче и повыше и полез, ловко карабкаясь, наверх. Достигнув нужной высоты, он достал бинокль, приник к окуляру.

Двор был пуст. Опять же все строения, кроме самого здания складов, были разобраны по кирпичику — караульное помещение, гаражи, временные казармы… Ничего не осталось. Куда-то уволокли даже многотонные железобетонные блоки, преграждавшие ранее путь нападавшим, равно как отогнали оставшиеся без нужды обе бронемашины и гусеничный трактор. И… ну так и есть: долбаные пирамиды красуются — прям посередине двора!

Подольский спустился вниз, поманил за собой Штепу. Они проскользнули к стене и осторожно двинулись вдоль нее к открытому въезду на территорию складов. У самой кромки бетонного забора они поползли. Остальные бойцы залегли у обочины дороги.

— Думаешь, они отсюда слиняли? — прошептал сержант.

— Нет, не думаю, — так же шепотом ответил капитан. — Они где-то рядом, возможно прячутся, устроили засаду.

— Но откуда они?.. — начал было Штепа, но, увидев, что командир приложил палец к губам, тут же смолк.

Они оба замерли, вслушиваясь в тишину. И через пару мгновений услышали звук, совсем не похожий на естественный. Словно кто-то тонко подвывал. И доносился этот звук со стороны здания, которое их товарищи когда-то в спешке покинули, предварительно заварив все двери. Но там сейчас явно кто-то был. Если не люди, то кто? — вопрос явно риторический.

— Ветер?.. — одними губами обозначил вопрос напрягшийся сержант.

Командир мотнул головой: мол, ты ведь и сам не веришь в эту хрень. Хотя, конечно, всякое бывало в его насыщенной боевыми событиями жизни — и ветер порою выделывал такие штучки-дрючки, что волосы дыбом вставали…

— Все, валим отсюда! — Капитан ужом скользнул обратно, в заросли лесопосадки.

Спустя минуту вся группа быстро удалялась от этого гиблого места.

ГЛАВА 3

1

Три фигуры сгорбились в ночи перед оградой из металлической сетки. Сидели молча, выжидали, до боли в глазах всматриваясь в темноту за оградой. Эта темнота время от времени освещалась скользящим по ней ярким лучом прожектора.

С той стороны ощутимо несло гарью. Оно и понятно: солдаты выжгли все насаждения — целую полосу шириной в полкилометра. Дальше не пошли — начинались пригородные участки, и приказа проникать в город не было.

— Под напряжением? — шепотом поинтересовался один из лазутчиков, коротко стриженный парень в джинсах и куртке цвета хаки.

— Нет, — односложно ответил тот, что выглядел самым старшим в этой троице. Впрочем, он и был за главного.

Третий лишь хмыкнул.

Эти двое были не только старше, но и опытнее в таких делах. Рослые, плечистые — камуфляж туго обтягивал крепкие торсы. У одного за плечами карабин «Сайга-12С», у другого — помповик с пистолетной рукояткой ТОЗ-194. Парнишка помоложе был вооружен газовиком, переделанным под боевой пистолет. У всех — объемистые вещмешки за спинами.

— Лады, — наконец хлопнул себя по коленям главарь, — двигаем, пацаны.

Он скинул рюкзак, выудил оттуда широкое брезентовое полотно и развернул его. Поманил круглолицего обладателя помпового ружья. Вдвоем они накинули брезент на ограду, прямо поверх закрученной в спираль колючки.

— Гордый, — обратился предводитель к спутнику, что был покрепче. — Первым пойдешь.

Тот кивнул с неизменной ухмылкой и ловко полез через забор.

— Теперь ты, — приказал бугор молодому блондинчику и буркнул вдогонку: — Не навернись там…

Парнишка хоть и с меньшей проворностью, но все же преодолел преграду. За ним последовал вооруженный гладкостволом главарь. У него было погоняло — Бизон. Юношу они называли просто — Рыжик.

Проникшие на запретную территорию лазутчики пригнулись и, не мешкая, рванули вперед. Взвиваясь черно-серой пылью, под ногами противно скрипела зола — все, что осталось от некогда заросшего кормовыми травами поля. Через десять минут спринтерского бега они достигли обгорелых стволов — бывшего леса. Нарушители границ Кордона на минуту остановились отдышаться, но вскоре продолжили путь: оставаться здесь было нельзя — того и гляди попадешь под луч периодически шарящего по окрестностям прожектора, и тогда останется лишь молиться своим богам. Кордонные охранники попросту накроют это место из минометов да еще посекут из крупнокалиберных пулеметов — для верности.

Бизон приметил, наблюдая за одним из постов в бинокль, торчащие из бетонных дотов хищные рыла «Кордов» и «Утесов».

— Противогазы надеваем? — опять не утерпел молодой.

— Завязывай… — лениво отмахнулся старший, — я зря башлял этому прапору из химвойск что ли?..

— И чё?..

— Хрен через плечо! — огрызнулся главарь. — Ясно ведь было сказано: на пепелище никакой заразы нет, все выжгли. Все эти нано-онано начинаются в городе. Да и то если пыль поднимется — ветер, там, или еще что… Вот тогда и надо намордники натягивать. — Он прислушался к чему-то и бросил своим спутникам: — Хорош тут рамсы разводить! Валим отсюда, пока под раздачу не попали.

И все трое вновь припустили бегом в сторону погруженного во тьму города.

2

Алексей теперь не спал по ночам. Впрочем, и днем тоже. Точнее, ему не нужен был продолжительный сон, чтобы дать отдых и возможность восстановиться организму. Полчасика дремы — и как огурчик! Даже не дремы, а какого-то медитативного погружения. Когда сознание вроде как отключается от всего внешнего и скользит по мягким, переливающимся различными теплыми оттенками волнам.

Конечно, некий сторож в мозгу, чутко реагирующий на любые изменения в обстановке вокруг, все же бдел. И в экстренных случаях мог легко прервать сеанс медитации, вернув Меркурьева к действительности.

Этой ночью он тенью скользил вдоль построек неподалеку от Белой рощи. Алексей прочесывал город. С некоторых пор у него это вошло в привычку. Так он изучал город, ставший призраком. Ибо город был новым, неузнаваемым и чужим. И очень опасным.

Внутренний радар привычно сканировал окружающее пространство. Везде — тихо и безлюдно. Лишь в одном из зданий, где ранее размещалось местное УЖХ, обнаружилось присутствие чужого разума. Зомби — примерно два десятка экземпляров. Но они не подавали признаков активности. Вероятно, пребывали в дреме.

За последнее время, натыкаясь в своих блужданиях на этих супостатов и умело обходя их (время выходить на тропу войны еще не пришло), Алексей подмечал, что ночью эти твари вроде как спят. Вернее, не спят, а проваливаются в некое забытье. Он объяснял это остаточным явлением: ведь все они раньше были людьми. Возможно, записанная на генном уровне и не затронутая нановитами информация о необходимости сна понуждала их в темное время суток отключаться. Во всяком случае, вряд ли им было уж так необходимо спать — в их нынешнем-то состоянии. Нановиты полностью контролировали организм и психику этих существ — все жизненно важные функции и системы. А нановитам сон не нужен.

Меркурьев вышел к зарослям лесопарка, переходящего в заброшенное поле и далее в лес — теперь полностью выгоревший. И тут внутренний сканер просигналил: со стороны пали кто-то идет. Алексей застыл и настороженно прислушался к своим ощущениям. Так и есть — вскоре он засек приближение троих существ. Это явно были люди.

Но как они сюда проникли? Охрана Кордона прошляпила?..

Что ж, нужно будет проследить за ними. И выяснить, кто такие и за каким лешим они сюда поперлись.

Алексей неслышно двинулся вперед.

3

Вот уже и окраина города. В безлунной ночи призрачными очертаниями едва угадывались низкие постройки. Судя по карте, которая имелась у бугра, здесь промзона, соседствующая с частными домишками и бараками, в коих не так давно проживали работяги с нефтеперерабатывающего завода. Сам завод раскинулся севернее — в пяти километрах отсюда.

Рыжик заметно нервничал. Он с противной дрожью в руках и коленях думал об этих вурдалаках, на которых они могли напороться ежесекундно. Как их там — зомби… Блин, получше названия не могли придумать! Еще он боялся вдохнуть воздух с микроскопической хренью и подцепить заразу. А команды надеть маски дано не было.

Бизона он тоже побаивался. Знакомые пацаны рассказывали, что тот не одну ходку на зону сделал. Поговаривали даже, что будто мокруха на нем, и не одна. Такому на перо посадить — что нам высморкаться… А сейчас вон, гляди-ка, сталкером подрядился.

Корешок Рыжика Цыган брал его иной раз в дело: то склады продовольственные в соседнем поселке, брошенные в спешке, пошерстить. То гаражи тут же неподалеку бомбануть… Все по мелочевке. О том, чтобы проникнуть на запретную территорию, к тому же зараженную каким-то биологическим оружием, никто попервоначалу и не думал. Слишком стремно. Да и военных вон сколько нагнали — причем в основном вэвэшников. Эти как кобели цепные, раздумывать не станут — автоматная очередь, и в труповозку…

Но, видать, ушлые дяди быстро раскумекали, сколько всякого добра осталось в брошенном городе. И как бы это все прибрать к своим загребущим рукам. Вот и возникло сталкерское движение — даешь хабар! И с каждым днем оно будет только шириться и крепнуть — какой дурак откажется маленько помародерствовать и при удачном раскладе затариться ценным барахлишком? А ведь там и бабла должна быть туева хуча, и золота-серебра. В тех же банковских сейфах и хранилищах. Не считая всяких-разных домашних кубышек…

Клондайк, мля! Эльдорадо для доморощенных сталкеров…

Так вот Цыган в последнее время стал пропадать куда-то. А когда появлялся — намекал, что перетирает с серьезными людьми одну прибыльную тему. Он-то и подвязал Рыжика на эту авантюру — вылазку в Зону. Соблазнил хорошим кушем. Мол, дело верняк. Есть сведения о больших бабках, что лежат и ждут не дождутся, когда их кто-нить заберет. Есть и подробная карта, как дотуда добраться… Ну, и есть, наконец, те, кто все это провернет. Двоих уже нашли, третий нужен. Он, Цыган, Рыжика и присоветовал. Дескать, конкретный пацан — ушлый и надежный…

— А чё ж сам-то не подписался? — с подозрением спросил «конкретный пацан».

— Да не могу я сейчас, братуха! — воскликнул Цыган. — Нюхом чую, пропалили меня менты. Ну, доказухи-то у них ноль, но зырят, суки… Да ты чё ваще — мне не доверяешь?..

Рыжик, несмотря на молодость, лохом-разиней себя не считал:

— Да ведь сам знаешь, брат: доверяй, но проверяй…

Цыган вдруг согласился:

— Что правда, то правда… — придвинулся ближе и перешел на шепот: — А нюху моему ты доверяешь? Что я любую хрень жопой почую за сто верст?

— Ну, это да, — согласился молодой, ибо не раз имел случай убедиться в каком-то дьявольском умении Цыгана предчувствовать развитие событий.

— Ну так вот… — Тот оглянулся на всякий случай, хотя в дешевой забегаловке, кроме них, никого не было. — Я чую, что за этим очень серьезные люди стоят. Очень! Нам с тобой даже лучше и не знать, что на земле такие есть. Да мы и не знаем, и хер с ним! Нам главное, что они, если что надо решить, решат по-любому, без преград, и бабок никаких не пожалеют. А вот это уже наша тема! Тут только залупаться не надо… А сделаем все, как скажут, они крысятничать не станут. Отвалят столько, что во! — Цыган махнул над головой ладонью. — Не на всю жизнь, так на полжизни точно хватит.

Он закурил, ухмыльнулся:

— Слышь, этот хер-то… ну, кто со мной тему начал тереть, посредник ихний, — дурака включил: типа я так просто, сам по себе, и звать меня Хрен Иваныч… А я ему — да, да, конечно… ну, и развел его на капусту по полной. Тут, базаров нет, и моя доля есть, но и тебе хватит. Короче, братан, дело твое, но мой тебе совет: включайся. Второго раза может и не быть.

В общем, согласился Рыжик. Подняться хотелось реально. Башли крутые снять. А сейчас вот пожалел. И подумал, что жадность, она завсегда фраеров губит. Чего уж там — поздно теперь очком вилять. Захотелось кайфу — насаживайся на болт!..

4

В кромешной тьме Рыжик налетел на широкую спину предводителя. И если б не шедший замыкающим Гордый, который успел схватить его за плечо, парень точно бы навернулся.

— А ну, ша! — вполголоса выругался Бизон. — Смотри, куда прешь, чушпан!

Рыжик виновато засопел. Он же не кошка, чтоб в темноте видеть, и ПНВ — прибора ночного видения — у него тоже нет.

Бугор зашуршал рюкзаком, включил фонарик и сверился с картой.

— Здесь заночуем, — глухо произнес он. — Потопаем засветло. Не хрен ночью лазить по заборам…

И пошел к темным пятнам строений.

Подсвечивая себе фонарями, они осматривали постройки, придирчиво выбирая место для ночлега. Наконец Бизон остановился возле не то сарая, не то гаража. Бросил:

— Вот тут.

На обшитой снаружи листом железа двери замков не наблюдалось. К тому же она была слегка приоткрыта. Сталкеры взяли оружие на изготовку. Бизон рывком отворил дверь, в темный проем метнулся Гордый с дробовиком в руках. За ним главарь и в арьергарде Рыжик.

Лучи фонарей заметались по захламленному мусором полу и обшарпанным стенам, вдоль которых стояли запыленные шкафы и стеллажи. Центральная часть отделялась слева и справа гипсокартонными перегородками. В боковые отсеки вели дверные проемы, зияющие темнотой.

— Осмотри правое крыло, — кивнул Гордому главарь. — Рыжик, держи вход. Я проверю слева…

Двое разошлись в стороны. Рыжик остался стоять у стены напротив входа. Он липкими от пота пальцами сжимал рифленую рукоятку своего шпалера, другой рукой светил фонариком перед собой, а глаза так и зыркали по сторонам. Проводив тревожным взглядом подельников, скрывшихся в соседних помещениях, Рыжик направил луч света и ствол пистолета в направлении входа. Товарищи были в нескольких метрах от него, но все равно мандраж пробирал: страшно было оставаться даже на несколько минут одному в этом… в этом поганом месте.

Что это?.. Или показалось ему? Будто глухое рычание раздалось откуда-то из угла… из дальнего угла. Угрожающее такое рычание, когда собака готовится атаковать врага. И в следующий миг слева послышался отчаянный вскрик Гордого, какой-то шум, а затем возня справа, оттуда, куда ушел Бизон.

Вот теперь злобное рычание слышалось четко — с обеих сторон. На мужиков явно напали одичавшие псы. Рыжик тревожно окликнул товарищей по именам. В ответ громыхнул выстрел — стреляли из правого отсека. И сразу визг, перешедший в предсмертный хрип. А с другой стороны донеслись глухие удары, также оборвавшиеся взвизгом… и — тишина.

— Да что с вами? — заорал трясущийся от страха и неизвестности Рыжик.

В ту же минуту в помещении показались оба подельника. При свете фонарей Рыжик заметил, что у Гордого кровоточит левая рука, а у Бизона разорвана правая брючина и оттуда тоже сочится алое…

— Твою мать! — зарычал не хуже собаки предводитель. — Долбаный кабыздох накинулся на меня в темноте. Успел укусить, сучара, пока я его прикладом не ухайдакал!

— А я тоже вначале не видел псину. — Гордый возбужденно сопел, обрабатывая рану йодом и перевязывая ее бинтом. — А она как прыгнет, зараза! Ка-ак вцепится мне в руку. Ну, я ее отбросил и пришил. Мозги вышиб. Вот тварь!

Бизон залил рану перекисью водорода и тоже накрепко перебинтовал.

— Мужики, — подал голос потрясенный Рыжик, — а эти псины, они того — не бешеные случайно?

— Херня война, — беззаботно сплюнул Гордый. — У бешеных слюна так и льется с морды. А эти вроде как нормальные были. Только очень злые — видать, голодные, да еще одичавшие. Может, к мертвечине привыкли — к человечинке. Вот и кинулись на нас.

— Меня другое беспокоит, — спустя минуту снова заговорил атаман. — Выстрел мог привлечь внимание…

— Чье? — испуганно спросил парнишка.

— Ясен перец чье… — усмехнулся Гордый. — Этих самых — зомбяток. Щас как нагрянет сюда делегация: чего это вы тут беспредел творите, падлы?! Пошто наших псиночек мочите?.. Гы-гы-гы!

Рыжик укоризненно посмотрел на приятеля — тому лишь бы поржать. Время-то сейчас такое — не до шуток. А ну как на самом деле всполошится местная нелюдь?

— Может, лучше рвануть отсюда, пока не поздно?

Бизон посмотрел на него, не торопясь высморкался на пол и спокойно молвил:

— Для тебя, парень, это дело как зубная паста. Понял?

— Чего?..

— Зубную пасту, если выдавишь из тюбика, потом назад засунешь?

— Не…

— Вот так и ты. Куда попал, туда попал, и назад для тебя дороги нет, понял? И вообще… — в голосе Бизона прозвучала такая нота, что у парня холодок прошел по спине, — мы про тебя слыхали, что ты пацан резкий, а тут, смотрю, еще дело не началось, а у тебя уже очко сыграло… Это плохо, парень. Совсем плохо.

Последние слова были сказаны очень спокойно, но от них Рыжика окатило холодом покруче, чем в первый раз.

Он постарался собраться, даже улыбнулся:

— Да нет, Бизон! Это я так, что-то нашло… Не! Больше не повторится.

Бизон с десяток секунд помолчал, прежде чем смилостивиться:

— Ладно, проехали. Но учти: в первый и последний раз. А если по существу, то дергаться нам не с руки. Сейчас если еще куда сунемся, то кто-нибудь покруче на нас кинется. Нет уж, заляжем здесь.

Дверь запрем, вон, видишь, засов крепкий, хрен выбьешь. Отоспимся, а утром и рванем. До цели еще нужно отмахать пару кэмэ…

Рыжик кивнул и двинулся подыскивать себе угол для ночевки.

5

В помещении, закупоренном наглухо, стояла ужасающая духота. Рыжик скинул куртку, но все равно обливался потом. Всю ночь он проворочался, не в состоянии заснуть. Вроде задремлет на время, но потом в страхе просыпается — кошмары всякие снятся.

И еще мысли не давали спать.

Конечно, Бизон прав — теперь уж назад ходу нет. А вперед? Что будет впереди?.. И кто эти двое, Бизон и Гордый, — он ведь их совсем не знает! Почему-то в голову настойчиво лезли слова Цыгана о «серьезных людях», которых лучше и вовсе не знать…

Родившийся в неблагополучной семье неблагополучного пригорода — там, собственно, почти все семьи были такие, Рыжик вырос на улице, та поработала над нимжестко, и он наивно возомнил о себе, что прошел огонь и воду, повидал всякое и теперь жизнь ему по колено…

Когда Цыган познакомил его с этими двумя: «Ну, знакомьтесь, братва! Это вот кореш мой, пацан реальный, отвечаю…» — Рыжик, хотя и сразу понял, что тут шутки плохи и что сам Цыган перед ними прогибается, был чуть не на седьмом небе от того, как простецки, почти по-дружески заговорили они с ним, как бы принимая его в свое братство на равных. Именно в тот момент он по-настоящему решился идти, несмотря на то что дал согласие еще вчера. Но то вчера, а это — сегодня…

И вот тебе «на равных»!

Серьезные люди. Кто они?.. В этом плане Рыжик верил Цыгану. Тот не врал. Другое дело — самое главное мог и скрыть. Хитрый, сучонок!..

Внутренний голос ехидно сказал: «Ну ладно, он-то хитрый, а ты кто? Лох фанерный? Тебя развели, а ты и рот разинул…»

Это зацепило парня. «Ладно, ладно, — сердито сказал он самому себе. — Посмотрим, кто лох, а кто нет. Прорвемся!..»

Под утро вроде забылся наконец. И привиделось ему, будто подельники его превратились в тех самых собак. Тела у них человечьи, а головы — песьи. Стоят, смотрят на него и ухмыляются — щерят разинутые пасти. А оттуда слюна так и течет — видать, бешеные все же псы оказались.

Рыжик проснулся, словно со дна глубокого темного омута вынырнул. Сердце бешено колотилось, лицо мокрое от пота. Он резко сел, не понимая еще, что это был кошмар. Вот только…

Только странно тихо как-то. В потемневшие от пыли оконца еле просачивается свет — значит, солнце уже встало. А товарищи дрыхнут. Они ж первыми всегда соскакивали — его будили, воду холодную за шиворот заливали, забавлялись так, собаки!..

Собаки?..

Он проморгался, протер глаза и увидел, как из дальнего угла к нему приближаются две темные фигуры. Вот они вступили в освещенный участок…

Тьфу ты мать, так это ж они, Бизон с Гордым! Сердце облегченно затрепыхалось, но тут же вновь сжалось в испуганный комок.

Что это с ними?..

Рыжик вскочил с места, непроизвольно застонал — одна нога затекла… Сталкеры шли молча, целеустремленно надвигаясь на него. Выражение лиц — никакое, словно маски застывшие. Мать твою, они чего — обширялись что ли?..

— Вы чё, братва? — просипел парень. — Кончай шутить так — щас обдрищусь ведь…

Ни слова в ответ, ни звука. Идут как куклы заведенные. Оружие за спиной, а руки скрючены и вытянуты перед собой. Так, как будто его хотят схватить и… ну что, что? Да что за хрень такая?!.

Рыжик не на шутку перепугался. Чё-то не то с корешами. Он попятился, наткнулся на стену и дальше — боком, по стеночке. Оглянулся и рванул к распахнутой двери, ведущей в правый отсек строения.

А уроды все так же перли на него — взгляд у обоих какой-то остекленевший. Парень выхватил пистолет, передернул затвор.

— Слышь, мужики, — дрожащим голосом сказал он, — я ведь шмальну щас, если не прекратите выеживаться. Мля буду, шмальну!

Как об стенку горох. Ну ладно, падлы, развести захотели — как лоха, да? Я, блин, сейчас разведу так разведу — на всю жизнь инвалидами останетесь. Вся злость, вся обида на подельников, весь страх, накопившийся за последнее время, все это вылилось в отчаянном порыве наказать мудаков. Рыжик вскинул оружие, тщательно прицелился и выстрелил в ногу ближнего к нему Бизона.

Твою-у-у ма-а-ать!.. Молодой сталкер разинул рот от изумления. Урод даже не дернулся, даже не скривился. Пуля пробила икру, вырвала клок мяса, забрызгав пол кровью, а ему хоть бы хны!

Он снова вскинул ствол, направив его в грудь Бизона, но тут произошло непредвиденное. Главарь молнией метнулся вперед, вышиб оружие из рук парнишки и толкнул его ладонью в грудь. В грудную клетку точно бревно врезалось. От этого толчка Рыжик отлетел на несколько метров и спиной впечатался в стену. Сполз по ней, судорожно глотая воздух, не в силах даже пошевелиться, не то что вступить в схватку. Он понял, что все — трындец ему.

Каменные рожи приближались. А ведь и впрямь — было в них что-то песье. Сквозь застилавший глаза туман дурноты Рыжику даже показалось, что лица их заострились, вытянулись и приобрели теперь уже полное сходство с собачьими мордами.

И тут откуда-то сверху раздался грохот отрываемого профнастила.

Монстры задрали морды, и в следующую секунду на них обрушилось что-то темное и очень стремительное. Похожее… да — похожее на тело мускулистого мужчины. Дальше Рыжик ничего не видел, потому что потерял сознание.

Из забытья его вырвет звук… какой-то очень уж звонкий. Он попытался вспомнить, что может так знакомо звучать, и с удивлением понял, что это пощечина. Кто-то лупил его нещадно по щекам. И тут Рыжик окончательно пришел в себя.

Он застонал и попытался закрыться рукой.

— О-па! — раздался чей-то возглас. — Ожил, хлопчик!

Парень разлепил веки и уставился на разинутую в оскале тигриную пасть. Через пару мгновений, еще не успев обоссаться от страха, он понял, что это рисунок на спортивной майке. На него насмешливо глядел крепкого сложения молодой мужчина чуть выше среднего роста.

Рыжик попытался сфокусировать взгляд, и вскоре ему удалось разглядеть за спиной мужика на полу два бездыханных тела — головы у обоих были как-то неестественно вывернуты.

— Короче, — заявил незнакомец, — сразу поясняю. Я тебя спас, благодарности мне не нужны. Просто ответишь на мои вопросы — честно и без ботвы! Въехал?

Рыжик пару мгновений смотрел на непонятного мужика, затем счел за лучшее утвердительно кивнуть.

— Вот и ладно. А у тебя есть вопросы ко мне?

Снова кивок.

— Ну так валяй. Потом сам колоться начнешь.

Голос у Рыжика начисто сел. Он кое-как отдышался и прохрипел:

— Че за херня? Чего с ними?..

Его спаситель усмехнулся:

— А ты еще не догнал? — И, решив не мучить пацана неизвестностью, пояснил: — Твои кореша спеклись — в смысле заразились. И благополучно превратились в зомби.

У юноши мелькнуло в глазах нечто похожее на понимание: собаки! Он пробормотал — скорее для себя, чем для мужика этого странного:

— Ты их завалил…

— Допер наконец-то… — вроде как обрадовался незнакомец. — Правильно, ночью на вас напали собаки. В общем, это те же зомби, только четвероногие… и не такие умные, как зомби двуногие.

Рыжик сглотнул.

— Тебя ведь не покусали, нет? — Чувак подозрительно уставился на него.

Рыжик отрицательно мотнул головой.

— Повезло. — Мужик отвернулся, сделал шаг назад, наклонился и принялся деловито собирать оружие и боеприпасы.

Потом он долго и с пристрастием расспрашивал юношу. Тот решил, что лгать не имеет смысла, и выложил все как на духу.

6

Конечно, это был Меркурьев. Он, аки тать в ночи, проследил за ними — весь их путь до подсобного помещения. Слышал, как те сцепились с зараженными псами. Понял, что все внутри — явные кандидаты в зомби.

Потом он затаился рядом. Покемарил немножко и всю ночь просидел на крыше строения. К утру почуял, что двое стали нелюдьми. А вот третий их напарник оставался пока что человеком. Грех не вызволить парня из беды. Что он и сделал. Не за спасибо, а из принципа. Давить гадов и спасать людей…

Да-а-а, дела… Меркурьев задумался. Черт-те что получается! Только сталкеров тут не хватало для полного счастья — и для пополнения рядов противника.

Рыжик с трудом поднялся:

— А ты кто?

— Я-то? — Мужик повернулся к нему. — Зови меня Проводником. Я тут местный. Как видишь, уживаюсь пока с соседями. Я живу, и они живут — пока мне не попадутся…

Он помолчал, дав время спасенному переварить информацию, затем покачал головой:

— Сталкеры, значит? Мудозвоны безмозглые! Сунулись, куда не звали… Теперь полезут сюда все, кому не лень… Что, неужели никто вас не предупредил, что псы тоже могут быть разносчиками нановитов? Да и вообще все животные!

— Не знаю. — Рыжик пожал плечами. — Меня — нет.

— Ну, похоже, что и этих также… Выходит, втемную вас использовали — как презервативы.

Парень виновато понурил голову. Мертвякам-то теперь все по барабану, а вот он точно мудозвон молодой — наслушался благих посулов, развесил уши. А все Цыган, сучара! Втянул его в это говно!..

При всем при этом к Проводнику парень сразу ощутил какое-то безотчетное доверие. Это чувство было совсем не похоже на глупый восторг, что охватил его при знакомстве с теми двумя, — в глубине души Рыжик чуял, что каждый из них, несмотря на видимое дружелюбие и шуточки-приколы, случись что, попишет лезвием или шмальнет из волыны и даже не поморщится. Он лишь надеялся, что не даст к этому повода…

А тут совсем другой расклад. Что-то подсказало юнцу, что перед ним настоящий боевой товарищ, который своего не сдаст и не бросит, тот, кто реально живет по правилу «Сам погибай, а товарища выручай»… Рыжик вдруг понял, что ни с кем за всю его бедовую жизнь ему не было так спокойно и надежно, так хорошо, как рядом с этим человеком, даже имени которого он не знал.

— Слушай, — осмелев, заговорил он, — тут такая тема… Тот, который меня сюда подписывал, Цыган его кликуха… Короче, он говорил, что за этим делом какие-то очень крутые люди стоят. Во! — И он показал пальцем и взглядом вверх.

— Очень может быть, — спокойно отозвался Проводник. — Придет время, выясним. А сейчас у нас с тобой задача другая.

— Какая?

— Живыми остаться, чудила грешный!

— А-а…

— Болт на! Ладно, ладно, шучу… Ну, пошли что ль. — Проводник закинул стволы за спину, подхватил один рюкзак, а второй кинул парню.

— Куда? — спросил незадачливый сталкер.

— На кудыкину гору — журавлей щупать! — хмыкнул Проводник. — Короче, если хочешь выжить и не превратиться в тварь, лови каждое мое слово и не отставай ни на шаг. Уяснил?..

— Ага, — сдавленно пробормотал Рыжик и зашагал вслед за Проводником.

7

Они шли какими-то одному Проводнику известными закоулками. И ни разу не нарвались на зомби — ни в человеческом, ни в собачьем, ни в каком ином обличии. Свое дело этот чудной мужик знал.

Через некоторое время вышли к металлической ограде с воротами. Вывеска гласила: «Санаторий-профилакторий „Белая роща"». Поплутали меж корпусами и зашли в одноэтажный домик, смахивающий на подсобное помещение. Так оно и оказалось — подсобка. А внутри нее дверь, точнее, не дверь, а металлический люк, ведущий в подвал.

Проводник запер наружную — тоже металлическую — дверь на пару крепких засовов и махнул гостю: спускаемся. Когда очутились внизу, вспыхнул свет. На немой вопрос юноши хозяин подземелья ответил:

— У меня тут генератор небольшой работает — на дизельном топливе. И запас соляры есть — мне пока хватает. Одному…

Он искоса глянул на парня. И, больше не говоря ни слова, пошел в глубь помещения. Рыжик проследовал за ним. Как он вскоре убедился, подвал этот был огромным. Во всяком случае, длинным, вытянутым метров на сто. Настоящее подземное убежище. Имелся, кстати, и запасной выход, правда наглухо задраенный. Хозяин по ходу показывал, что к чему.

Они пришли в огороженную часть, похожую на жилой отсек. Здесь имелось три кровати, диван и пара кресел. А еще большой платяной шкаф, полированный комод и с пяток приземистых тумбочек.

— Здесь пока поживем, — заявил Проводник, устраиваясь в кресле, — а про возвращение обратно забудь. Никто тебя теперь за Кордон не выпустит. Подстрелят как куропатку, а трупак сожгут.

Рыжик присел на свободную кровать, задумался. Вот влип так влип! Он ведь понятия не имел, каким способом Бизон хотел вернуться назад. Ему тот ни о чем таком не говорил, но сам-то должен же был заранее все просчитать… Бизон мертв, Гордый мертв, рации у них не было — опасались перехвата вэвэшниками. Значит, прав Проводник: Рыжику теперь оставаться тут вечно, пока не прибьют зомби… или сам не сдохнет!

Он обхватил голову и, сам того не замечая, застонал вслух.

Меркурьев с любопытством посмотрел на него, покачал головой и хлопнул ладонями по подлокотникам:

— Хорош скулить! Ты ж не баба… Давай лучше подумаем, чем ты тут займешься. — Он перевел взгляд на свои сильные мозолистые руки и рассудительно заметил: — Человеку нельзя без дела, так и с катушек съехать недолго.

Рыжик вскинул голову:

— Слушай, а может, это самое — слетаем по-быстрому туда, где товар захован? На карте это место отмечено. А ты ж тут все знаешь. Возьмем хабар и на хазу… то есть на Большую землю. Ты же сможешь кордонников обойти, а?..

Проводник кивнул — продолжай, мол.

— Ну так, — Рыжик замялся, — там же до хера и бабла, и рыжья с брюликами… Возьмем и разделим на двоих. Это же банк, Центральное отделение. Оттуда ничего не успели вывезти. И не вывезут теперь: все заразы боятся. А Бизон узнавал у людей знающих — зараза та давно уже осела с пылью. Кто тут был — заразились. Ну а вещи — чё им будет в закрытом помещении, тем более в хранилище?.. Чистые они — так Бизон говорил. — Он умолк, не зная, что еще сказать.

Хозяин помолчал, потом заговорил — и жестко так заговорил:

— Слушай сюда, внимательно слушай, пацан, — повторять не буду. Мне твои интересы побоку. Богатств мне не надо. На Большую землю я не вернусь. И никого отсюда не выпущу. Запомни это. У меня своя миссия. И свои счеты с этими уродами, которые здесь. И ты, раз уж заявился на мою голову, теперь будешь мне помогать. Усек? Дальше разжевывать не нужно?

Рыжик помрачнел, но деваться было некуда, без поддержки Проводника его тут замочат в первый же день. Уже чуть не замочили… И тут его пронзило: а ведь может быть и хуже — заразят и превратят в себе подобного монстра. От этой мысли его аж передернуло. Трудно, конечно, представить, что это такое, но точно что-то мерзкое, до ужаса мерзкое…

Он тяжко вздохнул и кивнул стриженой головой:

— Ясно. Говори, что делать нужно.

Мужик внимательно посмотрел на него, выдержал паузу, затем, словно на что-то решился, доверительно молвил:

— Зараза эта — не просто вирусы или еще какие микробы. И не просто биологическое оружие. Это новый вид разумных существ размером с молекулу — нановиты. И управляет ими Рой…

И он принялся рассказывать удивительные и страшные вещи. От которых у Рыжика закружилась голова. Но он слушал. Слушал и запоминал. Он вообще не был дураком, просто не нашлось того, кто бы мог им заняться. Вернее, до сих пор не находилось. А теперь…

Теперь он слушал и понимал. Понимал, что отныне ему жить здесь, с этим. И воевать с этим — плечом к плечу с Проводником.

ГЛАВА 4

1

Валерий Подольский был не из тех, кто подолгу смотрит в себя, пытаясь разобраться в полутьме своей души, а она странная у всех. Жизнь капитана спецназа сложилась так, что только успевай отбиваться: тут уж не до психологии. Но в тот день и час, когда колонна пошла по Проспекту и скрылась вдали, он ощутил слабый укол в сердце. Все! Теперь они семеро — должно быть, последние люди в этом огромном отравленном пространстве…

После бесплодной попытки найти пропавших товарищей в южных районах Старого города Валера решил, что нужно менять направление поисков. День после вылазки они скоротали в Башне, а на следующий решили вновь начать активные действия. Но сначала нужно было подкрепиться.

— Ну что, бойцы, — командир позволил себе скупую улыбку, — как говорил один мой командир: самое главное в жизни — это правильное питание. А правильное — значит своевременное…

Они расположились в одной из квартир первого этажа, выставив часового и заранее обеспечив себе несколько путей отхода, вскрыли пару упаковок сухпая, коим их щедро снабдили, разожгли таблетки сухого спирта и начали обсуждать обстановку.

— Слушай, командир, — сказал Штепа, покончив с порцией гречневого концентрата и берясь за чай, — я вот думаю: а вдруг кто-то где-то да уцелел? Ну, так, человек по пять-шесть, засели где-нибудь в подвале да отсиживаются… А?

Валера пригубил чай — каждому досталось по половине пластмассового стаканчика, воду надо было экономить.

— Не исключено, — согласился он, — хотя и маловероятно. И потом, искать их — что иголку в стоге сена.

Денис кивнул:

— Это точно… А вообще, какая у нас боевая задача будет?

Вопрос не в бровь, а в глаз! Валерий задавал его себе не раз — и если по правде, не находил ответа.

Не возвращаться на материк — да, но это желание, а не цель. Вот оно и сбылось. А дальше? Бродить по безлюдным улицам, нападать на зомби и самим отбиваться от них?.. И так день за днем, год за годом… Ну конечно, это бред.

Однако сказать так он не мог. Не мог допустить и того, чтобы хоть кто-то угадал эти его мысли. Поэтому на лице командира не дрогнул ни один мускул. Подольский пригубил из стакана и веско произнес:

— Главная задача у нас прежняя — найти ребят, Мишку с Лехой. Это мой долг! Мы с братом Алексея сами как братья были… ну, знаете, наверно.

Парни дружно кивнули. Валера продолжил:

— Так что будем искать. Попутно, может, и правда кого найдем… Видно будет по ходу. Ну и, само собой, уродов мочить! Сколько встретим, столько и положим. С умом, конечно, не напролом… хотя вас-то учить не надо.

Эти слова были встречены кивками и сдержанными улыбками. Один боец сказал:

— База нужна, командир.

Капитан усмехнулся:

— Так точно! Думал об этом. Кстати, готов выслушать ваши соображения. Что скажете, воины?

Ребята переглянулись. Не перегруженные образованием, они умели мыслить четко, практично, примеряясь к обстановке, — это было частью их профессии. Переброс взглядов быстро скрестился на Штепе — ясно, он второй после командира, ему и держать ответ за всех.

Денис почесал начавший зарастать затылок.

— Ну-у, — протянул он, — на склады МЧС нам уже не вернуться. Искать другие какие-то?.. Хрен знает, мы же не местные. Тоже вроде иголки в сене выйдет… Магазины? Нет. Давно, поди, там все протухло. А что не портится, так все равно надолго не хватит… Нет, не то.

— Не то, — подтвердил Валерий. Он не улыбался, но что-то замерцало в его глазах.

Денис понял, что они с командиром мыслят одинаково. Это ободрило его.

— Ага! Значит, надо что-то такое… — Он на мгновение замялся. И тут грубоватое лицо сержанта просияло. — Ну!.. Как это я сразу не догнал! Вокзал, командир. Там…

— Можешь не продолжать. — Подольский позволил себе рассмеяться. — И здесь все точно! Я сам так и думал. Вот, смотрите карту…

Он не договорил. Часовой из соседней комнаты негромко крикнул:

— Внимание! Вижу цель.

2

Все мгновенно и бесшумно заняли исходные позиции. Валерий прильнул к прицелу СВД.

Увеличенные оптикой, по двору двигались трое зомби. Мужчины. Бывшие мужчины… Здесь Подольский заметил, что впал в лирику, и обругал себя.

Итак, трое зомби. Идут клином, грамотно: каждый страхует других. Озираются.

Капитан толкнул плечом Степанова:

— Что скажешь, сержант?

— Ищут, — шепнул Денис. — Вроде разведгруппы. Может, и нас…

— Может. — Валера отвел предохранитель вниз.

Секунда — и он все решил. Риск есть, но без риска вообще нет ничего.

Выстрел! Башка первого взметнулась, как от апперкота. Выстрел — второй мешком осел наземь.

Третий успел рвануться, но больше не успел ничего. Пуля пробила лоб — и вышибла из тела жизнь.

— Меняем позицию! — раздался приказ.

Бойцы рассредоточились. Часть взбежала на второй этаж. Весь двор был плотно взят под прицел.

Но продолжения не последовало. Ребята просидели в полной боевой готовности, с оружием на изготовку минуты две — и никого. Три трупа, еще дергавшихся в судорогах посреди двора в кровавых лужах и зловещей тишине, которая так и осталась тишиной.

— Отбой, — скомандовал Подольский.

Собрались на площадке первого этажа.

— Кто что не доел, добирайте, — распорядился Валерий, — и передислоцируемся.

Роскошь впустую терять калории они себе позволить не могли.

Через полчаса группа ненадолго собралась в здании детского садика — обзор отсюда был отличный. Валера наконец-то развернул карту.

— Вот смотрите, — провел он пальцем. — Вот вокзал. Отсюда по прямой, через кварталы, километров пять. Это час ходу… Ну, о плюсах говорить, думаю, не надо?

Не надо. Парни соображали крепко.

Во-первых, вокзал, точнее, весь вокзальный комплекс, включая депо и ремзавод, где чинят локомотивы и вагоны, — территория достаточно компактная, но с развитой структурой помещений… которая, правда, способна обернуться минусом, но это для лохов, а не для спецназа. Во-вторых, именно там могут оказаться крупные запасы продовольствия: наверняка на путях осталось множество эшелонов, в том числе продуктовых. Скоропортящееся, правда, испортилось давно, а вот крупы, макаронные изделия и тому подобное — это все может быть употребимо. В-третьих, там должно быть немало всякой техники, в том числе автомобильной, а в застрявших эшелонах как пить дать окажутся цистерны с бензином и соляркой… Следовательно, мобильность. И в-четвертых, при линейном отделе милиции (в бытность Валерия на службе эти отделы назывались именно так — ЛОМ, потом их вроде бы переименовывали, но Валерий тогда был уже изолирован от мира) могли остаться оружие и боеприпасы. Пожалуй, этого добра можно было бы поискать в любом райуправлении милиции, но там нет прочих выигрышных факторов.

Ну и, наконец, все это имеет смысл, если на вокзале не хозяйничает Рой — но можно установить это только путем прямого наблюдения и никак иначе. А потому — вперед!

— Вперед! — Валерий свернул карту и встал.

3

Он оказался, как обычно, прав. Почти прав. Путь от детского сада до вокзала занял бы ровно час, если бы не одна досадная задержка.

Команда двигалась скрытно, умело избегая боестолкновений. Зомби, конечно, попадались: они двигались организованными группами, совсем без того дикого бессмысленного буйства, что в первые дни. Теперь в их действиях просматривался самый настоящий порядок… правда, какую цель они преследуют, оставалось неясным.

…Затаившись в подсобке магазина, вояки пронаблюдали, как толпа вурдалаков — и мужчины, и женщины — строем прошагала через двор в сторону Проспекта, примерно по направлению к Башням, хотя не факт, конечно, что туда. Ребята успели привыкнуть к виду существ, но все равно — мать вашу сапогом… Лица! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Лица мертвецов, вставших из гроба, — они ведь отличаются от лиц живых не только неподвижностью, но и утратой красок, каким-то матово-зловещим бесцветьем, словно вместе с жизнью уходит не только движение, но и незримая аура, дающая цвет, блеск, игру… Ничего этого нет в мертвых лицах.

Не было и на лицах тех, кто шел мимо. Но их глаза были открыты и тоже двигались — правда, совершенно не по-человечески. Существа шагали быстро, но почти не поднимая ног, шаркая, пыля. Руки болтались маятниками, глупо подвешенными к корпусу, вовсе не участвуя в движении, и было странно, что эти руки могут держать оружие, сжимать рули и рычаги машин, хватать, рвать, царапать… что какая-то энергия управляет этими телами, может вздергивать их, кидать в бой! Ну, оно, конечно, ничего удивительного: это Рой, он водит ими как щупальцами, вливает в них свои силы… Удивительного-то ничего, но видеть своими глазами свору бывших людей — это, знаете ли, горько для души, даже столь закаленной, как душа осужденного спецназовца.

Когда двор опустел, Валерий подал знак рукой, группа двинулась дальше. На маршруте бойцы вообще слов не тратили, общались жестами и прекрасно друг друга понимали. Движение продолжилось по всем правилам военно-диверсионной науки.

Но правила эти не предохраняют от случайностей — вот и сейчас произошло то, чего предусмотреть было нельзя. То есть Алексей Меркурьев наверняка бы предусмотрел, но его, увы, здесь не было…

Приближение группы зомби передовой дозор из двух человек, конечно, заметил, о чем тут же просигналил остальным. Отряд занял исходные позиции: каждый страхует товарища, все готовы драться до конца, но оставлено и пространство для маневра. Профи своего дела, парни вовсе не собирались ввязываться в бой, если этого можно избежать.

Однако — не удалось.

Один из зомби вдруг замер. Жуткое лицо обратилось в сторону спецназовцев, глаза странно сузились…

«Заметил», — понял Валерий, хотя в грамотной маскировке своих солдат был уверен. Впрочем, не до загадок! Вот она, конкретная проблема: что делать?

Монстр угрожающе заворчал, и тут же остановились, повернулись и замерли все прочие — их было порядка двадцати.

Застыли. Ну понятно — информация пошла в таинственный разум Роя, и тот принимает решение… Принял — фигуры дернулись, словно разом включились, пошли на сближение.

Все верно: Рой решил прощупать эту человеческую группу — что она из себя представляет. По возможности уничтожить, то бишь превратить всех в зомби. А если выйдет так, что люди всех зомби перебьют, не беда: двумя десятками больше, меньше — наплевать. Потом окружу и возьму свое — так, должно быть, мыслил Рой. Законы логики одинаковы для всякого разума, и человеческого, и нечеловеческого.

Но и человеческому разуму надо было принимать решение, причем мгновенно.

— К бою! — скомандовал Подольский. — Маски, перчатки надеть! В рукопашной быть предельно осторожным, беречь открытые участки тела. Не допускать никаких попаданий!

Спецназовец носит с собой то, для чего обывателю нужна целая квартира со всеми чуланами, а может, еще и сарай в придачу. Развести огонь, перекусить, обработать рану, видеть в темноте, сделать мелкий ремонт, переплыть реку… все это и многое другое боец спецназа умеет делать с ходу, все для этого у него есть при себе. А уж маски и перчатки — это, так сказать, таблица умножения, дважды два. Секунда — и у всех открытыми участками остались лишь глаза. Но их и следовало беречь пуще всего.

Зомби взревели и понеслись во всю прыть. По команде Валерия атаку встретили метким огнем: стволы автоматов принялись нашпиговывать тела врагов свинцом. Кто-то из бегущих, кому пули порвали мозг, упал, задергался, кто-то лишь споткнулся, взревев еще отчаяннее и страшнее, а кому-то удалось миновать зону огневого поражения…

— Штык-ножи примкнуть! — крикнул командир, и противника встретили врукопашную.

Семерке асов-«волкодавов» ничего не стоило сладить с толпой тупых существ. Штыки, приклады заработали без злобы, но и без пощады — профессионально. С треском лопались черепа, кровь струями плескала из распоротых шейных артерий. Упавших вояки мгновенно добивали штыковыми ударами сверху. В пять минут все было кончено.

— Осмотреться, — велел Подольский.

Одному из спецназовцев кто-то из тварей успел плюнуть в лицо — спасла маска. Теперь боец ее стащил, кинул в кучу трупов, полез за походной аптечкой…

Да, у спецназовцев, как у Диогена, все свое всегда с собой. Обеззараживающее средство развели в должной пропорции водой, тщательно вытерли брызги крови, которые попали-таки на комбинезоны и разгрузки, промыли штыки, приклады. Все это опять же в темпе, четко, слаженно, без слов. Еще пять минут — группы и след простыл.

Бой произошел в квартале старых зданий, на границе с частным сектором, уже недалеко от вокзала. Валерий, однако, не повел своих тупо напрямик. Они порядком покружили, запутывая следы… кто знает, может, это было излишней перестраховкой, но на осторожности Подольский никогда не экономил.

Поплутав с полчаса, он наконец счел, что достаточно, — и двинулся к цели.

Вокзал находился в низине, к нему вели две улицы — одна западнее, другая восточнее. Команда Подольского двинулась по западной. Здесь были невзрачные домики, уже начавшие дичать сады-огороды… Двигались по-прежнему боевым порядком, но ничего худого не случилось. Примерно через двадцать минут вышли к спуску на вокзальную площадь…

Вышли — и страшно удивились.

4

Склон холма, ниже которого пролегала железная дорога, был отвесно срезан, а внизу находилась тяжелая техника — экскаваторы и бульдозеры. Ясно было, что срез грунта совсем свежий. Валера вмиг оценил ситуацию тактически, да и все ребята, должно быть, сообразили, в чем суть.

— Ну что, сержант? — риторически спросил Валера Штепу.

— Да дело ясное. — Тот сплюнул. — Кто-то, похоже, здесь закрепился, причем серьезно.

— А мы об этом ни сном ни духом… — проговорил командир. — Ладно. Объект есть, надо осваивать.

Если на территории вокзала кто-то и обосновался, то спецназ быстро нашел слабые места их обороны. Комплекс станционных помещений двумя крыльями — депо на западе и ремзаводом на востоке — упирался в низину, где холм кончался. Отряд скрытно двинулся западнее — так ближе — и вскоре оказался в огромном мрачном помещении депо.

Бойцы умели ступать беззвучно. Без малейшего шума группа стала пробираться в глубь техногенных сумерек, минуя застывшие громады тепловозов и электровозов. Здесь было тихо и пусто, но обостренным шестым чувством Валерий ощутил присутствие других людей…

Именно людей — не зомби.

Он предостерегающе поднял руку, и, подтверждая его догадку, ломкий мальчишеский голос выкрикнул:

— Стой! Стрелять буду!

Валера вмиг просек, откуда крикнул этот часовой, и оценил тактическую грамотность места — оттуда просматривалось почти все. Не опуская руки, он крикнул в ответ:

— Свои! Не стреляйте. Зовите главного, поговорим.

Пауза. Затем другой голос, постарше:

— Кто такие?

— Долгая история, — сказал Подольский. — Говорю же, зовите старшего, потолкуем. Нас семеро: вот мы все как на ладони.

Вновь напряженное молчание. Советуются. Потом юнец откликнулся:

— Ладно! Смотрите не рыпайтесь: вы под прицелом.

— Даже не подумаем, — устало произнес Валерий. А своим сказал вполголоса: — Все в норме. Похоже, здесь и вправду кто-то обосновался.

— И по-серьезному, — добавил Штепа.

Прошло немного времени, в глубине цеха зазвучали шаги. Кто-то шагал тяжко, твердо.

И вот из-за тепловоза возникла мощная фигура. Невысокий, но очень плечистый, плотный мужчина — про таких говорят: поперек себя шире.

Валерий вмиг понял, что человек этот далек от спорта, от всяческих единоборств тем более, но при этом наделен страшной, почти неимоверной силой — такой уж природный дар. И характером крут: на лице, густо заросшем черной бородой, с маленькими глазами, широким носом и тяжелой челюстью трудно было прочесть какие-либо тонкие душевные движения, зато воля и властность были прямо-таки высечены, как на граните.

Человек подошел к бойцам, посмотрел на Подольского, затем на Штепу, вернулся взглядом к капитану.

— Ну что, знакомиться будем? — спросил он глуховатым баритоном.

— Надо бы, — усмехнулся Валерий.

Мужик протянул руку, похожую на модель экскаваторного ковша:

— Силантьев. Трофим Иванович. Бывший бригадир путейской бригады. Теперь, — он кивнул массивной головой назад и вправо, — тут вроде президента что ли.

— Подольский. Валерий Яковлевич. Бывший капитан спецназа ГРУ. Бывший заключенный. Теперь практически никто.

— Ну, вот и познакомились, — сказал Трофим.

5

Люди, владевшие ситуацией на материке, допускали, что, кроме известных им островов жизни в Зоне — Бастиона, складов МЧС и ментовской колонии, могут существовать и какие-то иные очажки, помельче. Но их заранее списывали в безвозвратные потери — с долей вынужденного цинизма, а по-другому никак. По всем разумным подсчетам, такие группы больше недели продержаться не могли. О том, что чудеса на свете бывают, взрослые умные дяди на Большой земле знали, конечно, однако знали и то, что чудеса прогнозам и расчетам не подлежат. Случится такое — и слава богу! Но, скорее всего, не случится. Поэтому дяди в свои построения эти маловероятные чудеса не включали. А уж после падения всех центров сопротивления и эвакуации уцелевших из Башен — и подавно. О блуждающей группе капитана Подольского материк, разумеется, узнал сразу же, не успела еще колонна выйти из Зоны… но и к этому отнесся с разумным скепсисом, вернее, без больших надежд: что будет, то и сбудется — в точности по майору Ракитину, хотя и не зная об этой его присказке.

И, рассуждая так, «большие люди» совершенно упустили из виду одну крупную группу, заключившую себя в комплекс станционных зданий, затихшую там и никуда не высовывавшуюся…

Железная дорога в нашей стране всегда была своего рода «государством в государстве», а ее сотрудники — очень обособленной и специфической кастой. Когда случился взрыв и в городе была объявлена чрезвычайная ситуация, городской транспортный узел, естественно, трудился с полной нагрузкой: он не знал дней, ночей, выходных… Железнодорожники — народ дисциплинированный, поэтому паники и растерянности не было, хотя тревога, конечно, присутствовала. Вся дежурная смена осталась на рабочих местах, пассажирские поезда благополучно успели отправить, кое-кто даже из свободных смен успел прибежать — традиционно железнодорожники селились близ вокзала… А когда стало известно, что город полностью блокируют и отсекают от внешнего мира, на вокзале сумели оценить масштаб и опасность происходящего. По-быстрому собрали всех, кого только смогли, из домочадцев — женщин, детей, стариков… и перевезли, перевели, а кое-кого и перенесли в здание вокзала. После этого, как новгородцы на вече, собрались в зале ожидания.

В общей сложности здоровых юношей и мужчин — от девятнадцати до пятидесяти лет, — способных держать оружие, оказалось сорок три человека. Среди них и просто работяги, и машинисты, и довольно высокие чины местного отделения РЖД… Были и сотрудники транспортной милиции, и несколько студентов железнодорожного техникума, проходивших практику. В обсуждении участвовали все: такой демократии ни в Новгороде, ни в Запорожской Сечи, ни в самих Афинах не было. Бурное обсуждение свелось к двум основным тезисам:

а) необходимо закрыться, забаррикадироваться, замкнуться наглухо;

б) нужен твердый лидер, который бы обладал нерушимым авторитетом и умением руководить людьми.

Собственно, второе влекло за собой первое, и потому долгих споров-разговоров разводить не стали. Кандидатура была одна: начальник дежурной смены станции, властный, успешно поднимавшийся по карьерной лестнице мужик лет тридцати с небольшим. По нынешним меркам возраст, правда, почти мальчишеский, но этот парень сумел рано повзрослеть — и вокзальное «вече» единогласно избрало его своим вождем.

Он рьяно взялся за дело. Не теряя ни минуты, начал инвентаризацию: сколько нужных и не очень нужных им вещей, продуктов и прочих товаров народного потребления на станции и в застрявших на путях эшелонах? Выяснилось, что провизии, горючего и техники с избытком. Тогда «президент», как его сразу же успели окрестить, распорядился заправить бульдозеры, экскаваторы — и срыть склон ближнего холма, сделав отвесную стену, гигантский контрэскарп, говоря языком военных инженеров. Это было разумно.

Большинство мужиков здесь были крепкие, двужильные, мыслившие просто и рационально. Идею начальника они поняли враз — и работа закипела.

Пара дней сумасшедшего труда, который никаким стахановцам и не снился, — и «великая стена» была готова (ночью работать избегали, дабы не привлечь внимания шумом и светом фонарей). Это сильно улучшало положение осажденных, но все их проблемы не решало. Президент, казалось, совсем не спавший в эти сутки, совместно с милицейским лейтенантом, старшим наряда, дежурившим в ту роковую ночь на станции, разработали схему и график караульной службы, особое внимание уделив цехам ремзавода и депо, а также открытому пространству с северо-запада, со стороны Низовки. Теперь никакая сволочь не должна была проникнуть на территорию незамеченной!

Так жизнь помаленьку налаживалась. Что творится в городе, вокзальные не знали, хотя слышали шумы, взрывы, перестрелку и догадывались: ничего хорошего. Но все осознавали текущую задачу и сидели тихо, не рыпаясь.

6

Впрочем, оказалось, что сознавали не все.

Президент был сильным руководителем, но, видно, не очень хорошим психологом. Вернее, просто не считал нужным копаться в душах подчиненных. И так дел полно! А с кадрами работать я умею — так рассуждал он. И вправду, кадры подбирать он умел.

Есть люди, один взгляд которых заставляет быть с ними вежливыми и смиренными. Не спорить, упаси бог, не перечить тем более. А если оказался у них в подчиненных, как-то сразу чертовски хочется работать.

Именно таким человеком уродился бригадир путейцев Трофим Силантьев. Бригада у него была передовая, и заработки в ней были выше, чем в любой другой. Работяги туда рвались, и, конечно, Силантьев отбирал себе самых надежных, самых ломовых… Собственно, одной этой бригадой начальство латало все дыры, какие только возникали по ходу событий. Несколько раз Трофима выдвигали на повышение, но он неизменно отказывался, так как заметно потерял бы в деньгах.

Теперь, в этой пограничной ситуации, судьба сама вынесла бригадира вверх. Президент сделал его своим первым замом, и те, кто по прежней жизни был выше чином, с этим смирились… По-настоящему босс доверял только своему вице-президенту. Они быстро перешли на «ты».

И вот в очередной раз шеф пригласил зама к себе в кабинет.

— Слушай, Иваныч, — заявил он прямо, — есть у меня подозрение, что кто-то у нас крысятничает.

— Запросто, — не удивился Трофим. — А какие подозрения?

Босс сказал, что за последние два дня резко вырос расход продуктов — это он отслеживал тщательно, и установить убыток не составило труда.

— На кого грешишь? — спросил Силантьев.

Начальник хмыкнул.

— Не знаю, — признался он.

— А у тебя это… агентура своя есть? Стукачи, по-русски сказать?

Президент поморщился так, будто бы его носа коснулось какое-то особо гадкое зловоние.

— Нет! — отрубил он. — Таким говном не пользуюсь.

— Ну и зря, — спокойно молвил Трофим. — Ничего не говно, а так, нормальное дело. Как это сейчас говорят… маркетинг что ли?

— Менеджмент. — Босс решительно встал из-за стола. — Нет! Такой менеджмент нам не нужен.

И он изложил свой план: им вдвоем ночью надо сесть в засаду близ вагона с самыми дефицитными продуктами: консервами, армейскими пайками и кондитерскими полуфабрикатами, поскольку убыль именно этих деликатесов засек скрупулезный начальник… Силантьев заметил, что надо бы еще кого-то с собой взять. Президент категорически воспротивился.

— Ни в коем случае! — Он резко взмахнул рукой. — Все под подозрением. Информация только для нас двоих. Понимаешь?

Трофим Иванович этого не очень понимал, но успел уже узнать, что спорить с шефом — дело безнадежное даже для него, человека, способного отстаивать свое. Он и не стал. А кроме того, дисциплина как вошла в Силантьева еще в железнодорожном училище, так и осталась на всю жизнь.

— Ладно, — сказал он.

Часам к двенадцати ночи местная жизнь, и без того полуподпольная, замирала окончательно. Стояли часовые на постах, в комнате милиции располагались бодрствующая и отдыхающая смены караула, а прочие сто с лишним человек отходили ко сну… Дождавшись, когда сон сморил всех, руководство тишком отправилось в засаду.

Президент не был бы самим собой, если бы все заранее не предусмотрел. Бесшумно и невидимо даже для часовых они достигли вагона с дефицитом, затаились неподалеку. Время пошло.

Точнее, поползло. Впрочем, с нервами у обоих все было в порядке: сидели, не переговариваясь, даже не шевелясь. Тишина стояла почти мертвая. Потом сменились часовые — все строго по правилам, со светомаскировкой, с окликами, после чего разводящий увел прежнюю смену в здание вокзала.

А потом…

Потом послышались шаги.

То были воровские, тревожные шаги — Трофим распознал это дело вмиг. Тут же начальник осторожно притронулся к его руке. А шаги стихли. Но через секунду кто-то тихо свистнул.

И раздались другие шаги, уверенные. Затем неразборчивые голоса, затем боязливо блеснул свет фонарика, и заскрипела медленно отодвигаемая дверь вагона…

Президент резко хлопнул Трофима по руке и вскочил.

— А ну стоять! — рявкнул он хоть и приглушенно, но страшно.

Вдвоем они подбежали к вагону. Президент врубил свой фонарь. В световом пятне мелькнули три юных, ошарашенных и наглых лица.

Хотя нет — наглое только одно. Два других просто испуганные. Это были практиканты из техникума. Одного из них — с наглой рожей — Трофим приметил давно: гнилой парень, с говном в душе, сразу видно.

— Что, хорьки? Вагон потрошим? — зловещим тоном произнес президент.

Двое трусливо покосились на третьего — ту самую наглую рожу. Видно, он у них верховодил.

— Да не, — и глазом не моргнув, начал врать парень. — Мы так только, из интереса…

— Не свисти! — оборвал его президент. — Сейчас будет вам интерес по самые помидоры, да с огурцом. Готовь очко, драть будем. Ну!

— Чего — ну? — пробормотал парень, кинув взгляд на дружков.

— Того! Снимай штаны, вставай раком.

Лицо парня вдруг исказилось злобой.

— Давай! — взвизгнул он.

И, прежде чем Трофим успел что-то сообразить, двое метнулись к президенту.

Время сорвалось, мгновенья стали вспышками в темной пустоте. Силантьев увидал в руке парня монтажный ломик. Взмах — и он резко бьет по голове начальника. И еще, и еще!

Затем Трофим увидел три перекошенные рожи и себя самого. Точнее, свою руку. Спортом он сроду никаким не занимался, но кулак имел пудовый, а удар — не дай боже. Удар — и одна рожа исчезла.

Тут что-то стукнуло его в левое плечо. Трофим удивился, но лишь на мгновение. Нанес еще удар — второго кинуло под вагон.

Провал, вспышка — и третий хрипит, бьется на земле, а Трофим сидит на нем сверху, и в левом плече разрастается стреляющая, пульсирующая боль.

— Стой! Кто?! Что там у вас?.. — вразнобой беспорядочные, встревоженные голоса.

Прибежали часовой, караульные бодрствующей смены, еще кто-то…

— Шефа посмотрите! — приказал Силантьев.

Шеф был мертв.

— Ни хрена себе… — потрясенно пробормотал кто-то. — Да что же это такое?!

— А вон, счас у них спросим, — Силантьев встал, поморщился от боли: теперь стало отдавать в руку, — что это такое… Дай-ка!

Он взял пистолет у милицейского сержанта. Стволом ткнул в перекошенное от страха лицо.

— А ну, колись, гниль, — велел Трофим. — И не врать! Меня не проведешь. Одно лживое слово — и пуля в башке. Давай!

Малый, заикаясь, стал говорить. Выяснилось, что они втроем задумали побег. Решилинабрать побольше продуктов, оружия…

— Дураки, — сплюнул Силантьев. — Куда бежать-то собрались? На ту сторону?

— Да-а…

— Ну и на хрен вам оружие? В кого стрелять там будете?

— Не знаю… Это вон он. — Парень кивнул на убийцу.

Тот сидел, вытирая рукавом разбитые нос и губы. Глаза бегали, как у затравленного зверька.

— С-сука… — процедил он.

Доносчик виновато всхлипнул.

Трофим обернулся, увидел на суровых лицах приговор без слов.

— Ну что, — сказал он, — по законам военного времени?..

И те кивнули в ответ.

Трофим шагнул к убийце, увидал, как в его глазах полыхнул ужас, — и выстрелил в упор меж этих глаз.

— Вставай, — сказал он доносчику.

— Чего… Зачем?.. — затрясся тот.

— Затем. — Трофим поморщился. Плечо болело все сильнее, руку дергало уже до локтя.

Малый кое-как поднялся.

— Кругом, — велел Силантьев.

Горбясь, парень повернулся. Трофим приставил дуло к его затылку.

Стрелять не собирался — он был не злой и не мстительный. Только справедливый. Думал провести краткий воспитательный курс.

Да не рассчитал. От тычка в затылок парень дрогнул, колени подкосились, и он рухнул ничком в щебенку.

Все обомлели.

— Мать честная! — озадачился Силантьев.

Сержант подошел к упавшему, перевернул.

— Готов, — вынес он диагноз. — Видать, с испугу ласты склеил. Кишка тонка.

— Понял? — повернулся Трофим к третьему беглецу.

Тот беззвучно шевельнул сухими губами.

— Вот так, — буднично сказал Силантьев. — Больше так не делай.

Он отдал пистолет сержанту. Боль в руке донимала, но Трофим напряженно думал. Теперь он должен был думать обо всех и за всех. Он ни на секунду не усомнился, что ему придется возглавить этот обитаемый остров и нести полную ответственность за живущих здесь людей…

Такая жизнь.

ГЛАВА 5

1

Эту историю и еще многое другое успел рассказать Подольскому Силантьев в кабинете начальника вокзала. Бойцов своих Валерий отправил отдохнуть, а самому, конечно, надо было оценить обстановку.

— Да, — сказал он, выслушав «президента». — Невесело, но знакомо. И у нас похожая картина… А вы так все время здесь и сидите?

— Ну да. Сперва совсем тихо было, потом смотрим — катера по реке начали шастать, по ночам прожекторами шарят… Карантин, мать его! Ну, мы совсем прижались: ни огонька, ни шороха. За нарушение — расстрел на месте. Ну, дураков вроде нет… Идет жизнь, привыкли! ЧП нет, караул службу тащит…

— Постой, — перебил Валера. — У вас же до реки два шага. Могли бы просигналить…

— Ну нет! — теперь перебил Трофим. — Обсуждали мы этот вопрос. Ты что, капитан, наших чинуш не знаешь?

Валера усмехнулся:

— До сих пор Бог миловал. Хотя навидался по жизни всякой публики.

— Ну, это того… другой вопрос. А эти… Мы мозгами пораскинули: нет уж, хрен вам! Лучше отсидимся, а там видно будет. Им ведь проще всех положить, чем с каждым-то разбираться. Списать в безвозвратные потери — и привет… А наверху никто и не узнает никогда.

Подольский подумал.

— Ладно, — сказал он, — потом вернемся к этой теме. Переговоры с материком беру на себя. У вас тут женщины, дети… Так долго не протянете. Счастье ваше, что и сейчас живы! Кстати, а эти твари, зомби… они что, к вам ни разу так и не сунулись?

— Как ты их назвал?

— Зомби. Ну, это неважно… короче говоря, то, что от людей осталось.

Трофим посмотрел на собеседника, хмыкнул:

— Да уж. Доигрались, мать их! Что от людей осталось, в самом деле… Ты, капитан, кстати, подробностей не знаешь? Что там случилось, в институте том?

— Слышал. — Подольский кивнул. — Но ты мне не ответил.

— Отвечаю: было один раз. Пришла толпа… ну, как толпа — штук двадцать… пятнадцать, может быть. Приперлись прямо к обрыву. Один шагнул, свалился, а там внизу как раз бордюрные камни кучей. Ну, этот прямо на них — вдрызг! Картина еще та… Другие постояли, погыркали чего-то, пошли в обход. Догадались, суки! Ну, тут мы их и встретили…

— Кстати, — вспомнил Валерий.

Он сообщил, что нельзя допускать никаких рукопашных схваток с зомби — заразиться можно. Любые их выделения… Силантьев на это лишь рукой махнул:

— Да знаем мы! Догадались, тоже мозгами как-никак шурупить умеем. Мы их залпом покрошили, причем по первому разу они, сволочь, упадут, да и опять вскочут. Ну, мы тогда давай в бошки целить…

— Знакомая картина. — Валерий вздохнул.

Дальше Трофим рассказал, как они перестреляли наконец уродов — пришлось потрудиться да и патронов попалить немало… Затем, сообразив, что дрянь, превращающая людей в кошмар, заразна, выкопали яму; граблями, баграми стащили трупы туда, плеснули солярки, благо этого добра с избытком… и так пожгли все, стараясь, чтобы без большого огня-дыма. Помаялись, конечно, попотели…

Подольский спросил:

— А что, с реки не заметили стрельбу, а потом и дым все же какой-никакой?..

— А хрен их знает, — честно ответил Силантьев. — Вроде ничего не поменялось. А может, и заметили, да решили, что это уроды друг друга валят, ну, мол, и хер с ними… Нет, ты вот скажи мне, капитан! Как это понимать?! То есть мы-то поняли, конечно, что это выброс… ну, черт его знает, какого-то говна, которое психику меняет что ли… да и весь организм. Но чтобы весь город так?! Это же… я… да в голове не укладывается. И что там, — Трофим вскинул взгляд, — делать думают? Не слыхал?

— Слыхал.

Валерий поведал о профессоре Нахимове, о штабе на Большой земле, рассказал об эвакуации, затем постарался объяснить, что такое Рой, что это за сущность… и завершил доклад планами руководства выжечь зону поражения — то есть город — начисто.

Силантьев задумался:

— Хм… Значит, считаешь, могут нам пойти навстречу?

— Должны. Я свяжусь с материком. Но только рация у нас в Башне осталась, в схроне. Тяжелая, зараза… придется за ней идти. Это тебе не уоки-токи…

— Ну, это ладно… Слушай, капитан! Ты как дальше-то думаешь? С нами останетесь?

— Надо с ребятами обсудить. Но я уверен, что да.

2

Так оно и вышло. На кратком совещании все бойцы высказались «за». Быстро обсудили детали — и Подольский отправился к Силантьеву.

— Решили, командир. — Валерий улыбнулся. — Согласны! Сработаемся?

— А чего ж нет? Ты вроде мужик с головой, я на свою тоже до сих пор не обижался… Ну, а ребят своих ты, видать, держишь крепко.

— Надежно, — поправил Валерий. — Значит, договорились. Но с одним условием!

— Ну, говори.

— Условие такое: мы — самостоятельное подразделение. Действуем совместно и согласованно, полная взаимопомощь… но свободу действий мы за собой оставляем. Это чтобы не было потом претензий и эксцессов.

Трофим, если и не совсем понял мудреные формулировки, суть дела ухватил сразу. Выбирать ему не приходилось. А что от спецназа будет толк, «президент» сразу смекнул.

Согласовали это. И тут же перешли к делам насущным.

— Значит, так, — стал диктовать Подольский. — У нас там приличные запасы продовольствия, боеприпасов. Все будет общее. Годится?

Хозяйственный Силантьев возражать не стал. Решили так: спецназ идет за своими запасами, а в качестве рабочей силы вокзал выделяет… кого?., здесь Трофим на секунду задумался, но тут же определился:

— Дам вам двух человек из своей бригады. Мужики… ну, с ними хоть на Южный полюс, хоть на Северный. Только уж прошу вас, ребята: они же не вояки… короче, чтобы оба в целости и сохранности вернулись. Они семейные, я их уж лет десять знаю.

Валерий не стал скрывать, что рейд предстоит трудный:

— Гарантий дать не могу. Хотя, конечно, ребята мои все профи, и мы постараемся. Но… сам видишь, что творится.

Трофим насупился, помолчал немного и буркнул:

— Вижу. Но тут вот какая закавыка: пошли я кого другого, сразу разговоры пойдут втихомолку: вот, мол, своих бережет, а других посылает… А такая шепотня — хуже нету. Психология, мать ее… Ладно! Нечего сопли жевать. Берите этих двух — и айда!

— Уже в пути. — Валерий встал.

Двое работяг, выделенных Силантьевым, показались Валере почти близнецами: оба в возрасте, приземистые, длиннорукие… Долгая рабочая жизнь стерла их, одинаково смяла лица, ссутулила спины, сделала тусклыми глаза… Подольскому, понятно, не было нужды вглядываться, тем паче вдумываться в это. Он даже не спросил их имен. Зачем?..

— Так, мужики, — сказал он. — Слушай внимательно и запоминай. Повторять не буду — времени нет.

И сжато изложил инструкцию по технике безопасности во враждебном мире. Оба слушали молча, но когда капитан решил проверить, как они усвоили материал, то с удивлением убедился, что пролетарии все запомнили и поняли.

— Ладно, — произнес тогда Валерий. — Можете, мужики, верю. Ну, пошли!

И они пошли.

3

Давно уже было за полдень, поэтому группа сразу взяла быстрый темп. Железнодорожникам пришлось туго, но они старались: шли, не отставая, вопросов не задавали, по команде послушно замирали. Валерий, честно сказать, опасался, что штатские могут от специфического зрелища скиснуть — видеть зомби в крупных количествах им не доводилось, но пролетарские нервы оказались прочны, как канаты. На стертых лицах никаких эмоций, только напряжение и старание. Подольский понял, что Силантьев и вправду набирал к себе в бригаду мужиков прочных, выносливых, на которых можно положиться в любом случае.

До Башен добрались успешно. Командир, как всегда, подстраховался: метров за двести до объекта затаились, выждали… и, убедившись, что все тихо, мгновенным броском достигли цели.

Люди Подольского пробыли здесь несколько суток, потому ориентировались, словно в родном доме: зрительная память для бойца спецназа не роскошь, а необходимость. Вытащили из схрона мощную рацию, проверили — отлично! Стали решать, как быть с продуктами.

Тут возникла не такая уж большая, но проблема. Все утащить за один раз оказалось нереальным. То есть, конечно, если навьючиться, переть на горбу пуды поклажи, но тогда потеряется мобильность, а это — смерть. Оставлять тайник за пять километров от базы тоже, наверное, не лучший вариант, но… лучший из худших, типа того.

Подольский сделал выбор.

— Часть оставляем здесь, — распорядился он.

Постарались взять самое полезное, рацию — само собой. Оставшийся провиант запрятали основательно. Распределили груз — львиную долю его взвалили, понятно, на железнодорожников.

— Держитесь, мужики, — посочувствовал им Штепа. — Судьба ваша такая!

Спецназовцы, конечно, тоже взяли часть запасов, но в меру. Проверились, осмотрелись, заперли все и пустились в обратный путь.

Отошли меньше чем на километр, когда нехорошее предчувствие стало томить командира. Он мельком вспомнил Меркурьева, но впадать в ностальгию было недосуг. Поднял руку, останавливая группу.

Он сам еще не знал зачем. Просто что-то беззвучно шепнуло ему: стой! И он послушался.

Но ничего не случилось. Тихо, неясный отдаленный шум — только и всего. Валерий махнул поднятой рукой: идем. Группа двинулась дальше.

Путь показался долгим, но дошли благополучно. По лицу Силантьева Подольский увидел, как предводитель осажденных искренне рад возвращению своих, а кроме того, убедился, что капитан слово держит. Сказал: постараюсь — и постарался.

Валерий оценил это, хотя и молча. Сказал он другое:

— Ну что, союзники? Будем на связь выходить?

4

Недоверие к Большой земле все-таки глубоко засело в душе «президента», несмотря на то что он сознавал, конечно: век в осаде не просидишь, чем-то да должно это кончиться… В итоге решил вынести вопрос на обсуждение и вскоре после ухода группы объявил общий сбор.

Надо сказать, что приход спецназовцев взволновал население вокзала — люди как-то уже привыкли к своей обособленности, а тут вдруг на тебе! И сразу все ощутили хрупкость их тихого житья-бытья. Она, впрочем, и прежде ощущалась, но не так сильно, как теперь.

Трофим чутко уловил настроение масс — и созвал «вече». Тень на плетень наводить не стал, раскрыл суть своей беседы с капитаном. Народ задумался.

— Да оно-то конечно… — выразил общие сомнения один из старейшин — бывший машинист, когда-то начинавший учеником еще на паровозе. — С одной стороны, чего уж там говорить, надо отсюда как-то выбираться. Все это до поры до времени, я уж тебе говорил, Иваныч…

— Помню, — кивнул Силантьев.

— …да. Но, с другой стороны, я за свою жизнь от начальства столько сладких песен наслушался! Теперь вот всякому зверю поверю, а начальству — не поспешу. Поэтому — думать надо.

— Ну-у, блин, — втихомолку проворчал кто-то в углу, — мудрец! А то мы без него не знали, что думать надо.

Разгорелись дебаты. Жизнь научила этих людей мыслить если не блестяще, то дельно и упорно. Коллективный разум трудился примерно полчаса, прежде чем пришел к выводу: будем эвакуироваться. Видимо, эта мысль все-таки назрела.

Итак, принято! И точно свежий ветер дунул по вокзалу. Люди заулыбались, задвигались живее, а дети, до того по примеру взрослых тихие и смурные, забегали, зазвучал смех…

В таком приподнятом настроении встретили вернувшихся из рейда. Подольский сразу это угадал — и про сеанс связи спросил бодро, с подъемом, по сути уже зная ответ.

— Да! — ответил Силантьев. — Давай, капитан, врубай свою рацию.

— Ну и хорошо, — искренне сказал Валерий.

Лучшим специалистом по радио в их группе был он сам. Агрегат, полученный от щедрот профессора Нахимова, отличался от тех, с которыми Подольскому приходилось иметь дело на службе, — прогресс, куда ж деваться! — но разобраться в этой новой технике для него не составило труда.

Покуда он возился с аппаратом, вокруг собралась изрядная толпа. Глазели с любопытством, кое-кто и рот разинул. Военной натуре Валерия такое штатское разгильдяйство, слов нет, не очень-то понравилось, но опять же — куда деваться, он здесь не начальник.

— Готово, кажется, — заключил наконец он и нажал кнопку блока питания. Зеленый огонек весело засветился на приборной панели.

— Во, мать его, как в такси! — вызвало это у кого-то неожиданную ассоциацию.

Подольский быстро нашел нужную волну. Открытый текст полетел в эфир:

— Материк! Материк, ответьте Зоне. Материк, я Зона, как слышите меня?.. Прием…

Тишина в ответ.

Валерия это не смутило. Он подождал несколько секунд и продолжил:

— Материк, повторяю, я Зона, как слышите меня?..

И на этот раз материк откликнулся металлическим радиоголосом:

— Слышу вас, Зона! Кто в эфире?

Все вокруг стихли, затаив дыхание. Валерий четко ответил:

— На связи капитан Подольский… — усмехнулся и поправил себя: — То есть бывший капитан…

Материк вдруг смолк. Подольский обеспокоился:

— Как слышите меня?! Прием!..

Еще пять-шесть секунд тишины — и знакомый голос:

— Валера, ты?!

— Я. — Подольский провел по лицу ладонью. — Здравствуй, Коля.

5

Да, на связи был майор Ракитин собственной персоной.

Из недолгого разговора выяснилось: едва оказавшись на Большой земле, он был задействован в работе кордонной системы как человек, наиболее информированный о Зоне, кем-то вроде главного консультанта. В общем — с заметным повышением. Сейчас, после непродолжительного карантина (месячное заточение в отдельном блоке им заменили на недельное обследование), он находился в местном штабе, подчиненном напрямую Москве.

Туда, в столицу нашей Родины, спецрейсом отбыл профессор Нахимов со свитой, захватив с собой Игоря Рябинина, — и пообещал в скором времени вернуться…

Валерий быстро и грамотно описал ситуацию, ну а Ракитину хватило полминуты, чтобы осознать ее.

— Понял, — сказал он деловито. — Сколько их? — имея в виду население вокзала.

— Сто семнадцать душ, — тут же отреагировал Трофим.

— Слышу, — отозвался Ракитин.

Он пошуршал чем-то, затем произнес:

— Доложу немедленно. Думаю, решение будет принято сегодня же. Валера, черт… Как я рад, что тебя слышу!

Переход от суховато-официального тона к простому человеческому был для всех как внезапный луч света во мраке. Кто-то засмеялся.

Но главное — подопечные Силантьева поверили, что на той стороне сидят не чугунные болваны-бюрократы, которым плевать на все и всех, а такие же люди — и они на самом деле будут думать о них, осажденных, и придут им на помощь. Улыбнулся и Валера.

— И я, Коля, — сказал он. — Я тоже очень и очень рад…

Ракитин с Подольским обговорили кое-какие детали.

— Ты будь на связи, — предупредил майор.

Валерий замялся.

Вообще-то он собирался в очередной рейд. Искать Зверева с Меркурьевым просто так, бессистемно, — это в точности из поговорки про стог сена и иголку, но у Подольского сложилась руководящая идея.

Он не собирался темнить, разводить секреты и честно изложил свою задумку. Николай выслушал, малость помолчал и… согласился:

— Ладно. Тогда кого-нибудь оставь на приеме!

— Да старшого и оставлю. Трофим Иванович Силантьев… — Валерий представил главу команды союзников.

— Отлично, — отреагировал Ракитин. — Но, я надеюсь, к ночи вы вернетесь?

— Обязательно.

— Ладно… Ну все, конец связи! Питание берегите… Волна та же, штаб всегда на ней. Отбой!

— Вот так. — Подольский поднял взгляд, увидел почтительно-безмолвную толпу, постарался сдержать улыбку: — Ну, Трофим Иваныч, принимай технику в хозяйство. — Он положил руку на корпус рации. — Питание береги.

— Да херня питание, — отмахнулся начальник. — Подключим к генератору, это нам раз плюнуть…

— Ну, и тем лучше. — Подольский встал. — Тогда мы перекусим, отдохнем часок и в путь.

6

Идея, которую Валера собирался осуществить через час, вызревала в нем как-то бессознательно и постепенно, что ли, а родилась внезапно. Но как только родилась, он понял, что на самом деле она долго блуждала где-то, в потемках его души. Идея была такова: направиться к Бастиону.

Почему именно туда?.. Подольский провел анализ этого решения уже после того, как оно состоялось, и убедился, что оно верное. Бастион, что ни говори, естественный центр событий, а раз так, то… то, кем бы ни стали Меркурьев и Зверев, они с большей вероятностью могут быть неподалеку.

Тут Валера поймал себя на этом «кем бы ни стали». Это значит — стали зомби. Останься они людьми, разве полезли бы в самое гнездилище Роя?.. Ну, то-то и оно. Правда, чего только на свете не бывает, но мыслить все же следует в разумных пределах.

Ну и — просто надо же с чего-то начать. «В конце концов, пора начать…» — сказал поэт, а какой, шут его знает! И с чего начинать, если не с Бастиона.

Он не сразу сказал об этом своим ребятам. Никаких секретов, просто было некогда — идея вынырнула из глубины именно в тот момент, когда на полпути из Башни странное чувство посетило Валерия, и он тормознул свою группу. Тревога, слава богу, не сбылась, зато возникла мысль о Бастионе — простая и верная.

Ну, а теперь, после радиосеанса с Ракитиным, надобность в объяснениях отпала. Бойцы Подольского восприняли слово начальника в рамках привычной дисциплины: сказано — сделаем. Валерий своим парням верил на все сто, но распорядился особо:

— Пойдут со мной двое. Прочим — отдыхать до вечера.

Под вечером он разумел наступление сумерек…

Через полчаса трое спецназовцев неслышными тенями крались к Бастиону. Шли, уклоняясь от всех возможных боестолкновений, да их и не предвиделось. Валерий заметил, что обстановка в городе заметно успокоилась — не по-человечески, конечно, а по-роевски… но угомонилось как-то все, улеглось. Ну что ж — Рой победил, завоевал город и теперь обживается, обустраивается в этом отвоеванном уголке мира. По улицам, дворам в странном ритме, странными маршрутами двигались отряды зомби, а однажды мимо спрятавшихся разведчиков прогромыхала колонна тяжелой техники: автокраны, цементовозы, грейдеры… Зачем? Куда?.. На эти вопросы ответов не было.

Подольский искоса взглянул на лица спутников — и убедился в правильности своего выбора. Нервы у ребят были стальные. За что они попали в лагерь?.. Впрочем, он тотчас отогнал пустые мысли.

Чем ближе к Бастиону, тем стало труднее. Орды зомби шастали здесь гораздо гуще, и продвигаться приходилось уже короткими перебежками. Валерий вглядывался в бредущие мимо существа, пытаясь угадать в мертвенных личинах знакомые черты… Но так и не увидел тех, кого искал.

Какое-то тяжелое предчувствие возникло у него. Он попытался вслушаться в себя, но как раз возник удобный момент — и группа броском достигла длинного дома, фасадом выходившего прямо на Бастион.

Переведя дух, Валерий осмотрелся. Быстро прикинул, что к чему. Дом многоподъездный, крыша плоская, ходов-выходов — то бишь путей отступления — множество. Капитан принял решение:

— Наверх.

Быстро поднялись на девятый этаж. Определили квартиры, окнами выходящие на Бастион, — во всех, кроме одной, были массивные железные двери. А в той одной — дверь хлипкая, ровесница развитого социализма. Ее и вышибли пинком.

Вошли. Бедно, пыльно. Старая мебель. Какие-то коробки, пакеты, узлы… Наверно, жили здесь тихой пенсионной жизнью небогатые старики. Жили-жили и дожили… Ладно, не будем.

Балкон оказался застекленным, с занавесками, и Подольский, прямым ходом двинул туда.

Взглянул вниз и понял причину тягостных предчувствий. Точнее, то, что он увидел, стало точкой в событиях этого дня, и такой, какая только и могла быть.

На площади перед огромным зданием, где шел когда-то смертный бой, теперь все было убрано, расчищено… и высились две знакомые пирамиды из трупов.

Но что это были за пирамиды!..

Таких никому из них видеть еще не доводилось. Высотой до третьего этажа и в ширину метра три-четыре — казалось невероятным, что мертвые тела можно так сложить, спрессовать в такие гигантские колонны. Но — вот они. Приходилось верить своим глазам.

И все же не это было самое страшное.

Самое — что пирамиды были как живые.

Сотни собранных воедино мертвецов должны были бы источать ужасный, невыносимый смрад, но ничего подобного не было. Вообще никакого запаха — то есть обычный запах, городской. А поверхность этих колонн смерти, гладкая, точно лаковая, переливалась серым и зеленым оттенками, шевелилась, текла, дышала — словом, жила.

— Еп… — начал и не договорил один из спецназовцев, чуть более, чем другие, впечатлительный.

Подольский навел на колонны бинокль, мощный двадцатикратный «Цейс». Слегка усилил резкость — окуляры заполнились серо-зеленым фоном.

Теперь можно было разглядеть кошмарную картину подробнее. Он увидел искаженные лица, сдавленные верхними телами, бессмысленно открытые глаза, смотревшие в никуда… и ничего уже человеческого не было в них. Больше того — тела и лица медленно таяли в текучей протоплазме, которая странно колыхалась, поглощая трупы, и они растворялись в ней, как сахар в чае…

Почему-то Валерий долго не мог оторвать взгляд от мертвого женского лица — когда-то, может быть, красивого, а сейчас уродливо-зловещего, как маска ведьмы где-нибудь на средневековом шабаше… И вот он смотрел, как эта маска меняется, как исчезают в ней человеческие черты… расширяются темные провалы глазниц, исчезают в них глаза, превращается в яму рот, и темные пятна ползут навстречу друг другу, съедая остатки лица…

Подольский резко опустил бинокль. «Секунды!» — понял он. Он смотрел несколько секунд, а будто — час.

— Ясно, — сказал он вслух.

И те двое не спросили, что ясно, — это его, командира, дело: знать. А их дело малое.

Ясно же стало Валерию то, что Рой выходит на какой-то новый уровень бытия. Пирамиды заработали, в них пошла реакция. Что это значит, что будет дальше, неведомо, но вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. А потому первоочередной задачей становится эвакуация. Поиски пока придется отложить.

Валерий посмотрел вниз уже без бинокля. Из Бастиона выходили, в здание входили группы зомби, в разбитых окнах мелькали тени. Своя, нечеловеческая жизнь шла здесь, и пирамиды были важной частью этой жизни, возможно самой важной…

— Уходим, — приказал Подольский.

Как всегда, обратный маршрут он избрал другой, несколько западнее. Двигались кварталами, густо заросшими беспорядочным городским подлеском… В одном из кварталов встретился им обнесенный оградой школьный двор, и Валерий, не рискуя засветиться на плоском, голом пространстве спортплощадки, повел разведгруппу в обход. Спортплощадка за оградой кончилась, начался палисадник… И тут Валерий первым заметил нечто прежде невиданное.

Среди всяких более или менее культурных растений, выращенных, видимо, школьными ботаниками, покачивалось одно, похожее на гигантский хвощ — точно такого же неестественно лаково-зеленого цвета, что и переливы волн на поверхности пирамид, — здесь стебель, побеги и грушевидные утолщения на их концах переливались разными оттенками этого зеленого. Жуткое дерево жило, наливалось соками, готовилось к чему-то…

К чему?

Тот боец, что повпечатлительнее, произнес:

— Слышь, командир. Похоже, из той же оперы…

— Похоже.

— Может, шмальнем в эту мразь? Поглядим, что будет.

— Нет, — запретил Валерий. — Боюсь, что мы с ней еще успеем познакомиться… Продолжить движение!

Продолжили. Молча. Метров через десять натолкнулись на два таких же страшилища — загадочные хвощи размером с добрую яблоню. «Уже целая плантация вызревает», — подумал Валерий. А минуты через три впечатлительный спецназовец все же решился спросить:

— А вообще, командир, как думаешь, что все это значит?

Подольский ответил не сразу. Он приостановился, глянул на небо и лишь после этого усмехнулся уголком рта:

— Жизнь меняется.

ГЛАВА 6

1

— Рыжик, Рыжик, Рыжик!.. — укоризненно проговорил Меркурьев. — Сколько раз тебе втолковывать: учись слушать мир вокруг себя. Иначе он схавает тебя и не поморщится.

Молодой сталкер виновато пожал плечами:

— Так я вроде того — слушаю…

— …и не слышу, — усмехнулся Проводник. — Уши у тебя забиты. Я ведь не об обычном слухе толкую, хотя у настоящего сталкера и он должен быть развит. Ты невнимателен, парень. Чутья у тебя нет. Нюха!.. — Он помолчал и добавил: — А нюх-то в нашем деле и есть главное. Без него никак, брат. Тут, в Зоне, ведь кто выжил? Горстка наиболее удачливых. А почему они были удачливы? Не потому, что самые крутые и смелые… Хотя, конечно, этого у них тоже не отнять. Но они остались людьми, не подохли и не превратились в зомби лишь по одной причине — они чуяли врага за версту и готовы были сокрушить всякого, кто встанет на их пути. — Меркурьев усмехнулся: — Хотя, если честно, главная причина их удачливости — перед тобой. Это я тебе без ложной скромности говорю. Так что держись рядом и не ссы — матрос салагу не обидит!

Рыжик даже крякнул с досады — об чем разговор, да я разве против? Да мы завсегда только за — мол, и держусь, куда же денусь-то?.. Раз уж такой расклад вышел — не самый, надо сказать, желаемый.

Проводник продолжал вяло так, нехотя распекать своего «ординарца»: видно, это доставляло ему удовольствие — строить салаг, а Рыжик благоразумно помалкивал — Проводник ведь тоже человек, хоть и с необычными способностями, ему тоже общение нужно, поговорить за жизнь хочется. А ведь не с кем было — одни уроды зомби вокруг, с ними разве побазаришь?.. А теперь вот он, Рыжик, нарисовался. Живая душа все-таки! Да ведь и не дурак же он законченный — девять классов осилил и даже успел на первом курсе автотранспортного колледжа проучиться. Потом, правда, бросил — терпения не хватило. Да и подумалось: на кой хрен? И так можно форцы заколачивать. Диплом для этого не нужен.

Меркурьев ворчал, а сам втихую подсмеивался — над собой. Вот ведь тоже — наставник выискался, сам еще далеко не старик, а туда же! Поучать ему вздумалось! Поучайте своих паучат…

Впрочем, того, что он перенес за последнее время, с лихвой хватит других уму-разуму учить.

— Ладно, Рыжик-Пыжик, — подвел он черту, — мотай на ус все, что тебе толкую. А сейчас собираться надо. Прошвырнемся кой-куда.

— Далеко?

— Да не очень. На Проспекте место есть одно — надо бы его посмотреть. В скором времени сюда еще гости пожалуют — уж поверь мне на слово. Надо будет их встретить, разместить опять же. Не к нам же их селить — слишком жирно будет, перетопчутся…

Рыжик счел за лучшее промолчать — потом Проводник сам разъяснит, что имел в виду. Какие такие гости и зачем пожалуют?.. Он уже привык, что старший товарищ частенько изъяснялся загадками и недомолвками. Такой уж у него стиль общения.

Меркурьев же имел в виду других сталкеров. Чуял он: вскорости нагрянут соколики. Сто пудов — нагрянут! И надо будет взять их под свой плотный контроль, не то — полягут ведь почем зря. Они тут словно слепые котята: натолкнутся на первый же серьезный отряд зомби, и те порвут их как «Пионерскую правду».

Алексей покосился на парнишку — этот, скорее всего, и названия-то такого не знает. В их время никаких пионеров уже в помине не было. Вот блин, а! Целая эпоха ушла в прошлое — кажись, теперь уже безвозвратно. Словно и не было…

Проводник поиграл желваками: а теперь вот новой эпохе, едва начавшейся, грозит уход в небытие — вместе с людьми. Если не остановить Рой. И не уничтожить его без остатка.

2

Группа сталкеров — пятеро нехилых мужиков в разномастном камуфляже, экипированные оружием и вещмешками, забитыми под завязку необходимыми в походе предметами, — выступила днем. Шли открыто, не таясь — внаглую ломились к заграждению Кордона. И… никто их не остановил. Бойцы на ближайшем блокпосту демонстративно отвернулись, «не заметив» идущих.

Это имело свои объяснения. Накануне вечером заявился полковник из штаба, а с ним особист и еще мужик в штатском. Судя по тому, как полкаш с безопасником суетились вокруг гостя, тот явно был птицей высокого полета. Видимо, из столичных спецслужбистов или типа того.

После, когда те трое уехали, их летеха что-то по-быстрому втолковал прапору и сам тоже слинял в соседнюю часть. Прапор Васильич выстроил бойцов и популярно им объяснил, что делать, а главное, чего не делать. Вводная была простая: завтра поутру обеспечить беспрепятственный проход группе сталкеров в количестве пяти человек. Ничего не предпринимать, вообще внимания не обращать. В общем, стать на время слепыми и глухими. А потом все забыть.

Кто-то открыл было рот, чтобы задать глупый вопрос, но «дед» отрезал:

— Так надо!

Что ж, надо так надо.

Настал новый день. Вот и гости… Бойцы со скучными минами смотрели, как сталкеры, похабно ухмыляясь, прошествовали мимо, как перелезли через ограду и неспешно, словно на прогулочке, почапали дальше — в Зону.

Вскоре их и след простыл.

Вечером вернулся командир, отозвал в сторонку Васильича, о чем-то перетер с ним и пошел к себе — замахнуть свои триста грамм и на боковую. В Багдаде… то бишь на Кордоне все спокойно.

Уже когда совсем стемнело, с той стороны послышались беспорядочные выстрелы. Пару раз отбили чечетку автоматные очереди, сухо пощелкали ружья. А потом все стихло. Ну, кто там кого положил и остался ли кто в живых — это уже не важно. Обратно пропустить приказа не было. Хотя, может, еще будет. Ежели не загнутся там эти авантюристы хреновы.

Часовые несли привычное дежурство…

А вот сталкеры, которые так нахально проникли на запретную территорию, в безопасности себя не чувствовали. Наоборот, повсюду их подстерегали враги и угроза заражения. Но они упорно двигались к одной им известной цели. Пока не натолкнулись на Проводника.

3

— Вот они, Башни, — шепотом сообщил своему спутнику Меркурьев.

Они четверть часа пробирались одному ему известными закоулками, пока наконец не вышли к цели — двум стоявшим среди пустого пространства двадцатиэтажкам, что было большим преимуществом, плюсом для тех, кто сидит внутри, — незамеченным ни один враг не подберется. Соответственно, минус для атакующих и лазутчиков — хрен подлезешь тайком.

Двое — супермен и зеленый начинающий сталкер — залегли в кустах, выжидая, присматриваясь и прислушиваясь. Проводник, по его собственным словам, еще и принюхивался. Да, Алексей слушал Зону, сканировал местность вокруг и сами Башни. Пытался нащупать внутренним радаром признаки чужого присутствия. И вроде таковых не замечалось.

— Ладно, пошли, — поманил за собой парня Меркурьев. — Шевели копытами.

Уже не таясь, они двинулись к возвышающимся посреди Проспекта громадам. Проводник проигнорировал первую высотку и направился ко второй. Рыжик, само собой, за ним, стараясь не отставать и боязливо озираясь округ.

Массивная металлическая дверь в подъезд была наглухо закрыта. Проводник удовлетворенно подергал ее, хмыкнул и обернулся к застывшему спутнику.

— Неохота замки ломать, — весело сообщил он… и на глазах у потрясенного парня взмыл вверх.

Да на такую высоту, что сумел зацепиться за балконные перила на втором этаже. Рывком подтянул тренированное тело и вскоре исчез внутри квартиры.

Спустя минуту дверь с противным лязгом, но вполне гостеприимно распахнулась.

— Проше, пане, — ухмыляющийся Проводник сделал приглашающий жест застывшему от изумления сталкеру.

Повторного приглашения не потребовалось.

В течение часа с небольшим они обследовали внутренности здания, все его закоулки. Осмотрели помещение магазина, полукольцом охватывающее дом снизу. Залезли в подвал, поднялись на крышу. Не поленились — заглянули в каждую квартиру. В общем, все облазали и обнюхали. И остались довольны. Точнее, это Проводник был доволен, а Рыжик мало что смыслил во всех этих вещах. Дом как дом. Высокий только. Чё тут еще скажешь?

— Вот здесь мы их и разместим. — Алексей довольно потер руки.

Рыжик решил, что пришла пора задавать вопросы, и спросил:

— Кого? Кого разместим-то?

Проводник посмотрел на него так, словно хотел сказать: ну это же так очевидно, паря! Но все же снизошел:

— Так сталкеров этих самых. Которые скоро прибудут.

— Ты думаешь, сюда другие сунутся?..

Проводник лишь пожал плечами:

— Это же очевидно. Не вы одни такие ушлые. Боюсь, что скоро тут станет не продохнуть от противных сталкерских рож.

Рыжик подумал немного, а потом невинно поинтересовался:

— А почему противные?..

— Кто? — не понял поначалу старший товарищ.

— Ну, рожи эти — сталкерские…

Проводник запрокинул голову и рассмеялся. Отсмеявшись, сказал:

— Да это я так просто, для красного словца. Может, рожи у них и ниче — вполне симпотные. Хотя, по большому счету, мне как-то параллельно — я ж не педик, чтобы ихними личиками любоваться.

На это молодому сталкеру возразить было нечего.

В одном из подсобных помещений на первом этаже они обнаружили запасную связку ключей от подъездной двери. Поэтому, когда отправились обратно, заперли вход на все три замка.

По дороге Рыжик не утерпел и полюбопытствовал:

— А как мы узнаем, что прибыли гости в Зону? Они ж могут откуда угодно нагрянуть. Мимо пройдут, мы и знать не будем.

— Херня война, — махнул рукой его многоопытный спутник, — я их всяко почую. Мимо не пройдут — это для их же блага.

4

Высокий и плечистый сталкер — его звали Роман, и был он у них за старшего — махнул остальным:

— Рванули, мужики!

Они побежали гуськом через выжженный дотла лес. Совершив стремительный марш-бросок, остановились. Роман поднял руку, призывая к тишине, и прислушался. Его чуткий, натренированный слух различил слабый звук, донесшийся откуда-то из-за первых, не тронутых огнем построек городской окраины. Вскоре в поле зрения пятерых сталкеров появилась свора одичавших собак, десятка полтора псин. Их грязные, хищно принюхивающиеся морды не предвещали ничего хорошего.

— Слышь, мужики, — негромко обратился к своим Роман, — я так думаю, что если они и не заразные, то дружбы от них мы точно не дождемся. Поэтому оружие к бою и по моей команде открываем огонь на поражение.

Сталкеры защелкали магазинами и затворами. У группы на вооружении были два «калаша» — АК-74М и «сто первый», и три гладкоствольника — карабин «Сайга-12К», помповики ИЖ-81 «Ягуар» и «Рысь-Ф». Вещмешки у всех пятерых были щедро набиты боеприпасами. Плюс запасные магазины рассованы по карманам у Романа — он один был в разгрузке. Все остальное место занимал недельный паек. Дольше оставаться в Зоне они не собирались.

Старший вспомнил о чем-то и приказал:

— Наденьте маски… — и тихо добавил: — от греха…

Собаки приближались. Они растянулись цепью и, охватывая людей полукольцом, стали организованно наступать. У Романа возникло стойкое убеждение, что четвероногий враг обладает как минимум проблесками разума. Или же псами управляет кто-то или что-то со стороны. Например, тот самый Рой…

Впрочем, строить догадки сейчас было некогда. Роман поднял «сто первую» модель «Калашникова», выбрал цель и скомандовал:

— Огонь!

Две длинные очереди из автоматов прошлись по передним тварям, располосовав четверых псин. Вдогонку защелкали ружья, вышибая мозги и вырывая окровавленные клоки мяса из собачьих боков. Еще четверых положили…

Заметно поредевшая свора с лаем и визгом кинулась прочь. Сталкеры послали им пару выстрелов вдогон, но тварей уже и след простыл. Люди замерли, выжидая, посматривая на своего командира: что дальше?..

Роман огляделся — уже заметно стемнело, пора было выбрать подходящее место для ночевки. Сталкер решил, что лучше облюбовать какую-нибудь пятиэтажку. Заблокировать входные двери, поставить часового на крыше. А утром продолжить путь.

Он поднес к глазам бинокль, внимательно осмотрел окрестности. Затем достал карту, сверился с ней, махнул своим:

— За мной!..

Вскоре они достигли первой улицы на городской окраине, по сторонам которой высились трехэтажные дома сталинской постройки и одна панельная пятиэтажка-хрущевка. Вот к ней-то группа и устремилась.

Полчаса спустя, осмотрев дом и выбрав для ночлега крайний подъезд, группа устроилась на отдых. Предварительно заперли входную дверь, а на крыше разместился в дозоре часовой.

5

Здесь, в мрачном зараженном городе, было слишком стремно, чтобы позволить себе расслабиться хоть на мгновение. Сталкеры долго не решались закрыть глаза и забыться сном. И все же им удалось немного поспать. Но перед самым рассветом, еще затемно часовой поднял тревогу.

Собачья стая, нападение коей они отбили накануне, была, как и все здесь живое и зараженное нановитами, частью Роя. И Рой решил проверить, что собой представляют смельчаки, вошедшие без спроса в его владения и посмевшие навести здесь шорох.

К дому, где засели сталкеры, со всех сторон приближались группы зомби по пять-шесть особей в каждой. Командир насчитал не менее полсотни агрессивных существ. Ясно было: пожаловали по их души.

— Занимаем круговую оборону! — крикнул Роман. — Ты и ты со мной на фасад, вы двое на заднюю сторону. Стрелять на поражение. Патроны зря не тратить. Огонь открываем по моему сигналу.

Бойцы распределились по выбранным позициям возле окон. На балконы не лезли — слишком уязвимое место, простреливается с нескольких сторон. Выбрали цели, замерли, ожидая знака командира.

Роман уже минуту вел под прицелом одну из нелепо шагавших по двору фигур. Зомби приближались к подъездной двери. Вот они остановились, застыли на время, словно слушая чью-то властную и непреклонную волю.

Командир, чувства которого были обострены до предела, мог поклясться, что тоже ощущает где-то на пороге восприятия приказы могущественного существа. А может, ему это только чудилось…

Так или иначе, внезапно существа оживились и разошлись группами — по одной-две к каждому подъезду. Рой решил прорываться к засевшим в здании людям по всем направлениям.

Роман это понял и зычно скомандовал:

— Поехали! — И дал короткую очередь, целясь в голову переднему зомби.

В следующее мгновение загремели выстрелы. Твари дергались под ними, разбрызгивая вокруг фонтанчики крови, падали, некоторые вставали, чтобы вновь упасть. Но все так же упорно перли вперед, к серой пятиэтажке.

Роман начал понимать, что при таком напоре долго им не продержаться. Постреляют пару-другую десятков, а тут новые нагрянут. А когда закончатся боеприпасы — что делать? Ножиками размахивать?.. Нет, нужно отогнать первую волну и уходить отсюда — на всех парах. Пока полностью не обложили.

На время стрельба стихла. Зомби, не сумев пробиться к цели, отошли, видимо чтобы перегруппироваться и с новыми силами атаковать. Командир воспользовался затишьем и созвал своих. Объяснил им новую задачу: спуститься вниз, скрытно подобраться к входу, а затем, используя фактор внезапности, напасть самим и делать ноги.

— Уходить будем в направлении города — на запад, где, судя по карте, есть укрепточка — здание городского УВД. Там закрепимся.

— А если там уже закрепились — эти?.. — хрипло поинтересовался один из сталкеров.

Старший пожал плечами:

— Тогда действуем по обстановке. Ну все — хватайте вещи, пошли вниз.

6

Теперь сталкеров от зомби отделяла лишь тяжелая металлическая дверь. Они специально выбрали этот подъезд, так как вместо привычных — и теперь нигде не работающих — домофонов здесь входная дверь запиралась на кодовый замок. Это была устаревшая конструкция, но в нынешних условиях более подходящая для защиты от непрошеных гостей. В подъезд, если не знаешь код, просто так не проникнешь. Изнутри же дверь легко открывалась — нужно было лишь сдвинуть щеколду массивного врезного замка. Они же попали внутрь более чем просто — дверь была приоткрыта и заблокирована распоркой.

Сейчас пятеро в напряженных позах замерли возле выхода. Командир выждал с полминуты, выровнял дыхание. Еще раз в полутьме оглядел своих товарищей, тихо спросил:

— Ну что — готовы?..

Получил в ответ четыре кивка. И тут сзади раздался насмешливый голос:

— Уверены, что прорветесь?..

Вздрогнув, все пятеро резко развернулись в сторону лестницы. Пять стволов уставились в подъездный полумрак.

— Отбой, мужики! — вновь послышался тот же голос, и на просвет лестничной площадки меж этажами выступила неясная фигура. — Я не зомби, не бандит и вообще не враг вам. Скорее наоборот…

Сталкеры молча выжидали, не опуская оружие. Говорить можно все, что угодно, а вот кто ты есть на самом деле…

Незнакомец, подняв в знак доверия обе руки ладонями вперед, принялся медленно спускаться к ним, на первый этаж. Когда он сошел с последней ступени, Роман выдвинулся к нему и встал так, чтобы уйти с линии огня. Его подельники продолжали держать незнакомца под прицелом.

— Кто таков? — спросил командир.

— Проводник, — односложно отвечал тот и добавил: — Так меня теперь зовут.

— Как в здание попал?

Проводник хмыкнул:

— Поверь, для меня это не проблема. И еще, признаюсь, я с самого начала вел вас. Видел, как отбились от собак-зомби. Хорошая у вас команда, слаженная. Но без моей помощи вы тут быстро спаяйтесь — по-любому…

Роман выслушал спокойный монолог мужика и на мгновение задумался. Потом кивнул:

— Что посоветуешь?

Тот пожал плечами:

— Назад вам всяко дороги нет…

— И?..

— …поэтому нужно идти вперед. Я помогу вам — проведу в безопасное место…

Роман вопросительно поднял брови.

— Относительно безопасное, — добавил Меркурьев. — Здесь вообще нет ничего постоянного и надежного. Честно говоря, мужики, вы сунули свои дурные бошки в пасть дракону. Причем дракон этот невидим и неслышим. А зомби — его глаза и уши. И зубы тоже… Вернее, клыки и когти!

Сталкер кивнул и поинтересовался:

— А ты сумеешь обойти их?

— Это не проблема. — Проводник щелкнул пальцами и поманил людей за собой: — Спускайтесь в подвал. Только без шума!

Подвал шел по длине всего дома. Проводник довел их до противоположного конца и нырнул в темный лаз, пробитый в стене под зданием. Согнувшись в три погибели, сталкеры проследовали за ним. Минут через десять они очутились в канализационном тоннеле. Дальше идти стало легче. Еще через четверть часа они вылезли на поверхность.

Сталкеры осмотрелись. Проводник вывел их к началу Проспекта. Роман достал карту, сверился с ней, подозвал нового знакомого — тот ткнул пальцем в карту, и командир кивнул — все верно!

Проводник отошел от них метров на двадцать, подав знак оставаться на месте. Он замер, к чему-то прислушиваясь. Постоял так минут пять и махнул рукой:

— Все чисто, путь свободен. Вперед!

Они двинулись по краю широкой городской магистрали, стараясь держаться в тени домов и деревьев. Здесь повсюду были разбиты палисадники, что значительно облегчало задачу не обнаруживать себя перед врагом. Вскоре они углубились в небольшой лесок. А за ним показались две высокие многоэтажки.

Проводник показал рукой:

— Все, пришли. Вон та, вторая высотка — это и есть наша цель.

По его знаку они еще немного постояли на окраине лесопарка, затем двинулись прямиком к зданиям. Возле массивной стальной двери остановились, Проводник постучал условным сигналом. За дверью приглушенно спросили:

— Проводник, ты?

На что тот весело гаркнул:

— Он самый! Рыжик, отворяй ворота!..

С лязгом щелкнули замки, дверь распахнулась, и на пороге возник белобрысый парнишка с дробовиком в руке.

Проводник оскалился:

— Принимай гостей, шустрик!.. Да, а волыну-то опусти! Тут все свои…

7

После того как Проводник показал вновь прибывшим все здание, он сел с ними почаевничать и завел разговор. Его интересовали цели их опасного вояжа.

— Если за хабаром, то знайте — мне от вас ничего не надо, — сразу пояснил он. — Но и помочь вам я смогу, если буду знать все о ваших планах.

Старший перекинулся с товарищами многозначительными взглядами и тряхнул головой:

— Убедил. Короче так: нам нужен Сбербанк, Центральное отделение.

Проводник искоса посмотрел на Рыжика. Видел бы тот сейчас свою кислую рожу!

Алексей усмехнулся и перевел взгляд на Романа:

— Вы не первые, кто хочет разжиться баблом да золотишком. Вон, на днях трое чудиков тоже туда поперлись…

— И что?

— Да ничего: двое теперь червей кормят, а третий… перед вами сидит, живой и невредимый пока — и все благодаря моему своевременному вмешательству.

Сталкеры с интересом воззрились на Рыжика. Тот смутился и слегка покраснел.

— Так ты поможешь нам? — осведомился Роман у Проводника.

Тот ответил не сразу. Хлебнул из дымящейся кружки, надкусил галету, прожевал. А потом заявил следующее:

— Провести-то вас я проведу, без проблем — я этих тварей за километр чую. Но вот толку от этого никакого.

— Это почему еще? — недовольно пробурчал один из сталкеров, заросший трехдневной щетиной здоровяк с грубым лицом бывалого вояки.

— А потому! — в тон ему сказал Проводник. — На кой хрен вам хабар, если вы все равно отсюда не выберетесь?..

— А если выберемся… — загадочно ухмыльнулся вожак.

Проводник развел руками:

— Флаг в руки и барабан на шею. — Немного помолчал и продолжил: — Но если кто из вас заразится ненароком, а это я тоже почую, то уж не обижайтесь — оформлю путевку на тот свет быстро и качественно.

Возникла гнетущая пауза. Роман прищурился и посмотрел на Проводника:

— А ты постарайся, чтоб мы не заразились, идет? Ну, а с нас — причитается. Если в долю войти не желаешь — твое дело. Но мы всяко отблагодарим: патронами, хавкой, еще чем нужным…

— Хоп, уговорили, — улыбнулся Проводник и махнул своему помощнику: — Ну, нам пора. Рыжик будет связным между нами. Вы тут пока затаитесь, а я подумаю, как лучше до объекта добраться. Через сутки будьте готовы выступить.

Он пожал всем пятерым руки и ушел, сопровождаемый верным ординарцем.

Сталкеры же еще долго обсуждали появление на их пути загадочного мужика: кто он такой на самом деле, да стоит ли ему доверять и вообще, как он тут выжил среди всех этих чудовищ? Мужики возбужденно галдели, строя догадки и перебивая друг друга. Наконец один из них, а именно тот угрюмый здоровяк, обратился к командиру:

— Что думаешь, старшой?

Роман потер лоб и поджал губы.

— Да хрен его знает… — признался он. — Одно ясно — если он вешает нам лапшу, а сам задумал неладное — например, провести нас к хабару, а потом всех там положить и забрать куш себе, то… — он помедлил и нехотя продолжил: — то мы вряд ли сможем ему в этом помешать. Он тут как леший в дремучем лесу — кого хошь обведет и объегорит.

— Может, это он тех двоих — того?.. — предположил другой сталкер.

Роман задумчиво покачал головой:

— Все может быть… Ладно, не загоняйтесь. Война план подскажет. А сейчас выставляем дозор и пошерстим эту домину — авось чё интересное откопаем…

…Когда они вернулись к себе в бункер, Проводник оставил Рыжика на хозяйстве, а сам тут же умотал куда-то. Вернулся к вечеру — все такой же бодрый и невозмутимый. На вопросительный взгляд компаньона ответил, что проверял маршрут предстоящей вылазки в Сбербанк.

Так оно и было на самом деле. Меркурьев скрытно вернулся к высоткам, а от них уже принялся прокладывать предстоящий путь. Делал он это просто — сканировал местность впереди и вокруг себя. По ходу обнаружил несколько лежбищ зомби, но ничего серьезного — так, особей по пятнадцать-двадцать в каждом месте. Их можно было легко обойти, не засвечиваясь. А вот подойдя к автовокзалу, расположенному неподалеку от цели, он резко остановился и застыл, спрятавшись в укромном месте.

Там было целое гнездо этих тварей. Не меньше сотни, а то и двух. Это уже серьезно! Автовокзал придется обходить стороной, делая приличный крюк на восток. Там находились разделенные дорогой две школы. В одной из них в свое время как раз и учился Алексей, и там было тихо и спокойно, а вот в той, что была построена через дорогу, тоже засели эти проклятые существа — и в немалом количестве. Все это исправно просканировал загадочный орган внутри головы Проводника.

Та-ак! Придется ужом скользить по дворам, да вдоль детского садика, меж этими школами, а потом прямиком рвать к зданию Сбербанка. Проводник не поленился, побывал и в окрестностях банка, но чужих там не было.

Что ж, авось да выгорит дело. На крайняк, если засветятся, придется огрызаться из всех стволов и показывать чудеса спринтнерства. Или марафонства…

Сейчас, когда маршрут намечен, его беспокоила совсем не предстоящая экспедиция за сокровищами.

Последнее время у Меркурьева развились способности не только чуять приближение людей и месторасположение монстров, не только совершать акробатические трюки да еще быть сверхсильным и сверхловким. Помимо прочего он теперь мог ощущать настроение других людей, их намерения… Это и было интуицией, шестым чувством.

И сейчас он чувствовал, что один из вновь прибывших в Зону скрывает нечто большее, чем просто сталкерские секреты и замыслы. И этот человек выдавал себя не за того, кем был на самом деле.

Вот тогда Проводник и решил устроить ему проверку — на вшивость. Ибо он уже вычислил его.

8

— В общем так, мужики, идем впятером. Ты и ты, — Проводник указал на Романа и Рыжика, — остаетесь на базе.

И заметив, что предводитель сталкеров нахмурился, сказал как отрезал:

— Не обсуждается! Ты над ними старший, вот и координируй действия из штаба. Связь есть — я заметил у вас две рации. Одна будет у тебя, вторая у меня. А чтоб вы не кипишовали — оставляю вам заложника.

Рыжику не очень понравилось слово «заложник», но он промолчал.

— Ну чё, командир, булды? — Проводник оскалился в ухмылке.

Роман нехотя кивнул:

— Будь по-твоему. На связь выходите через каждые четверть часа.

Вскоре группа суровых мужчин исчезла меж домов Проспекта.

Двое остались сидеть в комнате на втором этаже. Рыжик злился, что его не взяли на дело, Роман же был недоволен тем, что потерял контроль над ситуацией — пусть и на время.

Через пятнадцать минут ожила рация. Спокойный голос Проводника сообщил, что пройдена почти половина пути и пока все нормально. Теперь можно было хоть немного расслабиться. Роман кивнул Рыжику — мол, не сиди сиднем, можешь валить по своим делам, на что тот моментально и с облегчением отреагировал. Парень ушел куда-то наверх, а командир сталкеров вышел на балкон — понаблюдать за окружающей обстановкой. Рацию он прихватил с собой.

Еще спустя десять минут рация вновь захрипела и Роман услышал от Проводника, что они вышли к точке. Тот предупредил, что теперь в течение полчаса на связь они выходить не будут. Возражений это не вызвало.

Роман отключил рацию и тут же достал из потайного кармана еще один аппарат. Включил, набрал номер и стал слушать гудки вызова. На пятом гудке на том конце отозвался абонент.

— Беркут, это Филин, — доложился сталкер.

— Слушаю, Филин, — спокойно ответил мужской голос.

— Подтверждаю контакт с Проводником. Все данные правильные. Даже более того — имеются неизвестные ранее подробности.

— Это интересно…

— Проводник — нужный объект. Будем проводить проверку дальше. Доложу по результатам.

— Хорошо. Через сутки высылаем к вам еще три группы. В одной — Сокол, в других — Ястреб и Кречет. Все трое с сопровождением. Примите их и сориентируйте на месте. Вы — старший команды.

— Слушаюсь!

— На связь выходить по возможности каждый день.

— Так точно!

— Желаю удачи, Филин!

В трубке раздались гудки отбоя. Роман опустил руку с телефоном и в следующее мгновение резко обернулся, нацелив зажатый в левой руке бесшумный пистолет «Вул». М-мать!.. Никого! Но ведь он почувствовал присутствие чужака рядом…

Миг — и на его плечо опустилась чья-то рука:

— Не дергайся! Справиться со мной ты все равно не сможешь, а я тебе шею сверну как цыпленку.

— Проводник… — выдохнул сталкер, медленно опуская руку с пистолетом. — Какого хрена?..

— Ты хочешь узнать, как я здесь очутился? — хмыкнул Меркурьев. — Это потом. А сейчас нужно кой-чего перетереть.

Он приблизил загорелое суровое лицо вплотную к растерянной физиономии сталкера.

— Сдается мне, что ты казачок засланный. — Алексей усмехнулся. — И еще я уверен, что сейчас ты мне все красиво обрисуешь — как докатился до жизни такой…

Роман лихорадочно просчитывал возможные варианты действий. Устранить Проводника невозможно — это он понял сразу, даже не зная о всех его способностях. Да и не входило это в планы тех, кто его послал сюда. Навешать лапшички тоже не удастся — Проводник вроде мысли не читает, но лажу учует мгновенно. Значит, нужно сказать правду. Тут или полный провал, или объект пойдет на сотрудничество — хотя бы частичное.

Сталкер Роман, имеющий позывной «Филин», вздохнул и начал говорить.

Часть II Посредник

ГЛАВА 7

1

Меркурьеву не нужно было ломать голову, чтобы разработать план разоблачения «казачка». Он знал свои возможности и мог использовать их сполна.

Со всеми предосторожностями их группа миновала все препятствия на пути и достигла точки. Затаились в доме напротив здания Сбербанка. Тут Проводник и развел их. Велел сидеть тихо и дожидаться его. Дескать, он все как следует проверит, а потом подаст им сигнал из здания. Пусть следят за окнами первых этажей. И тут же ретировался.

Он выскользнул из подъезда дома и двинулся в обход, имитируя вылазку к объекту. А потом рванул совсем в другую сторону — назад. Скорость он развил такую, что и пулю смог бы догнать — еще одна замечательная способность, обнаруженная недавно. Шли они до цели полчаса, а добежал он до подступов к Башне буквально за минуту. Достал рацию и связался с Романом — будто оттуда, с объекта, говорит с ним. А сам еще издалека приметил командира сталкеров на балконе с правой стороны дома. Когда тот дал отбой, Алексей метнулся за здание, обежал его и с другой стороны моментально взобрался наверх. Повиснув на руках на краю балкона, подслушал весь секретный монолог «стукачка», а потом эффектно появился, словно чертик из табакерки…

А чуть позже он внимательно выслушал рассказ расколовшегося «сталкера». Как всегда в таких ситуациях, все оказалось будничным и прозаичным, если не считать сюрреалистического антуража с мутировавшими тварями и разумными молекулами вокруг. Роман был оперативным сотрудником ФСБ, засланным сюда с определенной задачей. Господа наверху, ни много ни мало, задались целью законтачить с Роем. Да-да — с самим Роем! Как это сделать, они не знали, но, наслушавшись восторженных рассказов профессора Нахимова о сверхспособностях Алексея Меркурьева, решили, что ключ к диалогу с новыми разумными существами — у бывшего журналиста. Научный авторитет профессора был бесспорен.

Это они, конечно, попали в точку. Правда, одного не учли: что назначенный ими посредником между людьми и нановитами добрый молодец может попросту послать их куда подальше. Что Проводник и поспешил сделать, с довольной миной сообщив разоблаченному агенту свое мнение на этот счет. Оно, это мнение, конечно, секретного агента не обрадовало. Но он и бровью не повел. Молча выслушал и завел шарманку по новой.

— Послушайте, Алексей, — принялся он убеждать Проводника, — это ведь не наша с вами прихоть. И даже не личные амбиции и планы — как у моих спутников. Они-то как раз настоящие авантюристы, желающие захапать побольше хабара. Речь идет о людях! Человечество еще никогда не сталкивалось с кем-то, кто обладает таким же развитым сознанием. Это же переворот во всем нашем нынешнем бардаке!..

Он замолчал, чтобы отдышаться. Этим воспользовался Проводник. Он невесело усмехнулся и сказал:

— А вот пафос здесь неуместен. Я не хуже тебя, Роман, понимаю, чем это может обернуться для человечества. И, в отличие от твоих боссов, осознаю всю степень угрозы. Так что свои радужные планы и надежды пусть засунут себе глубоко в гудок. Рою по хрену долбаные земные правители. И вообще здесь, на Земле-матушке, люди ему не нужны. Планета будет принадлежать нановитам, их носителям зомби и небольшой группке сверхлюдей — так он решил, этот хренов Рой. Я с ним уже имел сомнительную честь общаться. И все сразу понял. А лапшу на уши вешать — это и Рой умеет, причем почище нас, мудаков. Так что забудьте, ребята, о разных глупостях — вы ж не наивные гимназистки! Вопрос надо ставить так: успеем ли мы и сможем ли вообще уничтожить Рой или хотя бы изолировать его?.. Хотя последнее вряд ли осуществимо технически. Вы же не сможете возвести над городом сплошной гигантский купол…

Спецагент смутился. Не нравился ему оборот, который принял их разговор. И поделать он ничего не мог — Проводника ему было не переубедить. Неужели его миссия провалилась?.. На помощь ему пришел сам Проводник.

— Знаешь что, — сказал он, — ты сообщи своему командованию, что операция находится на стадии разработки. Типа ты меня вовсю разрабатываешь… и обрабатываешь, — весело оскалился он. — Короче, тяни пока время, а там видно будет. Легенда тоже остается прежней: вы пришли сюда бомбить Сбербанк… ну, и так далее.

Он схватился за перила балкона:

— Ну, мне пора!.. Будь на связи… — И, перемахнув через ограждение, сиганул вниз.

Но пока Проводник бежал к сталкерам, в его голове крутилась одна мысль. А может, Рой уже просек поползновения тех, кто управляет странами и народами? И поэтому все еще не бросил в наступление свою крылато-пернатую армию?.. Ведь если б зараженные нановитами насекомые и птицы разлетелись по округе, власти уже давно забили бы тревогу. А этого не было.

Но как Рою стало об этом известно?..

2

Внутри Центрального отделения Сбербанка было тихо и сумрачно. Алексей вслушивался в пространство вокруг и на этот раз не мог понять — есть тут что живое, а тем более враждебное, или нет… Привычные флюиды, исходящие от людей или зомби, не ощущались. Но присутствовало нечто другое — такое, что не было никакой возможности правильно классифицировать. Может, звери? Животные-мутанты вроде тех псов, от которых он некогда спас Рыжика?..

Надо было все проверить самому и не подвергать людей лишнему риску. Проводник двинулся по коридорам первого этажа. Двери кабинетов повсюду были заперты — оно и понятно, раньше тут царила жесткая дисциплина, сотрудники подчинялись всяким правилам и требованиям под страхом увольнения. Алексей не любил подобные учреждения — сраная корпоративная солидарность и прочая лабуда! Люди — жалкие винтики в гигантском механизме. Нет, все-таки у них, в редакции, царил дух совсем иной солидарности — все были дружески настроены и свободны… относительно свободны, конечно.

Его размышления прервал сильный сигнал, кольнувший мозг. Бляха-муха! Ну точняк — кто-то здесь все же обитает. Кто-то другой — не зомби. И не хомо сапиенс… И было непонятно: опасно это существо или нет? Одно оно, или их целая рать, или, правильнее, стая?..

Ранее Алексею казалось, что он может различать лишь сигналы, исходящие от существ с развитым мозгом, то есть обладающих сознанием. Таковых было два вида — человек разумный и зомби нановитный. А вот теперь еще это… Животные-зомби таким разумом не обладали, но в них присутствовал Рой, миллионы нановитов, а посему их тоже мог чуять уникум Меркурьев. Выходит, это какое-то животное, ставшее частью Роя…

Он осторожно двинулся вверх по лестнице, вдоль стены. На втором этаже царило такое же пыльное безмолвие. Полумрак длиннющего коридора скрывал перспективу дальних углов. Проводник крадучись пошел направо, мягко пробуя дверные ручки. Везде заперто. Достиг конца коридора и повернул обратно. Миновал проем выхода на лестницу, опять принялся проверять двери. Ближе к другому концу этажа одна из ручек поддалась… он глубоко вздохнул и резко распахнул дверь.

Вот блин! Никого… Ладно, идем дальше.

Второй этаж разочаровал. Проводник потопал на третий. Там, кроме пыли, тоже ничего не обнаружилось. Два кабинета были не заперты, но безнадежно пусты. «Ничего, ничего, — усмехнулся Алексей, — кто бы ты ни был, все равно попадешься мне… Теперь поднимемся на четвертый».

На четвертом этаже располагался большущий конференц-зал. Ну еще парочка-другая подсобных помещений. И здесь никого не наблюдалось. Все же Меркурьев не поленился и обошел весь зал, заглянул в кабинеты… Чисто!

Проводник поднялся на пятый, и с его появлением в этом месте что-то неуловимо изменилось. В следующее мгновение он понял, что именно: заметно усилилось ощущение постороннего в здании, где-то рядом, уже совсем близко… Он замер у проема, внимательно оглядел обе стороны коридора. Визуально никто и ничто пока не обнаруживалось. Тогда он принялся вслушиваться в свои ощущения.

Через минуту перед внутренним взором появилась картинка: некто очень массивный и чрезвычайно опасный — в одной из комнат в левом крыле. Проводник резко открыл глаза и тут же в конце коридора появилась внушительная фигура… Судя по очертаниям, это был человек, во всяком случае — гуманоид, только очень крупный, настоящий гигант.

Проводник вперил в него острый взгляд — глаза его угрожающе сузились. Существо в тридцати метрах от него не двигалось, лишь молча пялилось на человека в коридорном полумраке. Пора было принимать решение, но другого выхода, кроме как принять бой, не было. Меркурьев с места ринулся в атаку.

Дальше произошло неожиданное. Темная фигура резко развернулась и метнулась назад — в тупик.

А потом гуманоид выпрыгнул из здания, просто вынеся собою кусок стены. Вступать в конфликт с человеком-мутантом он явно не собирался.

Проводник обомлел. Он подбежал к пролому, заглянул вниз — асфальт был густо усыпан обломками кирпичей да кусками штукатурки. А непонятного существа и след простыл.

Выходит… Блин! Алексей вспомнил недавний случай нападения на колонну эвакуаторов. Когда он подоспел, все уже было кончено. Повсюду валялись трупы. Вот тут-то и заметил он нечто странное. Были здесь и посеченные крупным калибром тела тварей, были и разорванные снарядами… Но больше всего — трупаки врагов с раздробленными конечностями и проломленными черепами. Такое может сделать только существо, намного превосходящее зомби по силе и в проворстве. Не то ли самое, что повстречалось минутой ранее?.. И которое так напоминает одного человека — бывшего человека…

3

Когда в окне показался Проводник и несколько раз махнул рукой, сталкеры короткими перебежками рванули вперед — не прошло и минуты, как они очутились внутри здания Сбербанка. Проводник поманил их за собой со словами:

— Айда, я знаю, где вход в хранилище, тут рядом…

И впрямь, миновав просторный зал, где раньше банковские служащие работали с клиентами, они очутились в служебных помещениях. Пройдя половину длинного коридора, остановились возле массивной двустворчатой металлической двери. Это и был вход в хранилище.

Меркурьев постоял с полминуты, задумчиво рассматривая неодолимое с виду препятствие. И пожалел, что у него нет способности вскрывать любые замки. Ну что ж, мы пойдем другим путем.

Проводник еще раз осмотрел дверь. Подошел ближе и легонько так, почти нежно ударил по ней ладонью, да, видать, все же не рассчитал: металл жалобно загудел, по краям дверной коробки посыпалась штукатурка. Тогда Алексей хмыкнул и взял в руки загодя прихваченную с собой кувалду.

— Отойди-ка, мужики! — скомандовал он, примеряясь для удара.

Сталкеры уважительно расступились.

Проводник размахнулся и вдарил от души чуть левее от бронированного входа в подвал. И с первого же удара вынес кусок стены. Затем еще пару раз махнул молотом — сверху и снизу, расширяя пролом.

Когда улеглась пыль, стало видно, что дело в общем-то сделано — в образовавшийся проем можно было вполне протиснуться. Что грабители и не замедлили сделать.

Сильные фонари осветили просторное помещение подвала под зданием. Правое крыло занимали подсобные помещения — комнатки, которые отделяли друг от друга перегородки. Посередине, напротив входа, виднелись мощные металлические ворота подъездного пандуса, выходящего во двор. А слева помещение было перегорожено бетонной стенкой с внушительной бронированной дверью по центру. Ага, искомый объект.

Проводник первым приблизился к двери в хранилище. Постоял перед этой махиной, подумал и обрушил тяжеленную болванку кувалды на стену рядом с дверью. Откололся кусок бетона, брызнула во все стороны цементная крошка.

Меркурьев скептически осмотрел дело своих рук. И остался недоволен. Повернулся к остальным и махнул им:

— Нужна ваша помощь. Подолбим стеночку вместе. Во дворе я приметил гаражи. Гляньте, что там, найдете что-нибудь тяжеленькое — хватайте и дуйте сюда. Только тихо там, без шума и пыли!..

Сталкеры кинулись наверх, а Проводник продолжил долбежку. Вскоре те вернулись, неся еще одну кувалду и пару ломиков.

Преграда оказалась толще, чем они думали. За нехилым слоем бетона обнаружился двойной ряд кирпичей. Потом снова бетон. Пока добрались до хранилища, умаялись вконец. Проводник велел сделать перекур — пусть пыль осядет.

Когда вошли внутрь, увидели ряды стеллажей — на них аккуратными столбиками высились тускло отсвечивающие золотые слитки. А дальше — металлические шкафчики и сейфы, надо думать, тоже полные ценностей и бабла…

Взломать шкафы-сейфы оказалось делом нетрудным. Дорожные сумки и рюкзаки мародеров вскоре были доверху набиты пачками денег и тяжелыми брусками. Но, как ни велика была жадность, все утащить они не могли просто физически. Оставили на потом — в надежде, что еще раз вернутся. Но, как вскоре выяснилось, надеждам этим в будущем не дано было осуществиться.

Они уже двинулись на выход, когда Проводник поднял руку, призывая остановиться. Он склонил голову, будто к чему-то прислушиваясь, лицо его приобрело хищное выражение. Сталкеры встревоженно смотрели на него — ждали, что за этим последует. Последовало витиеватое ругательство.

— Они здесь, — глухо произнес Проводник. — Твари… Обложили нас. Твою мать!..

Причина злиться у него имелась: уроды сумели каким-то образом подкрасться, прежде чем он их учуял. Это был серьезный просчет. Может, толстенные стены подвала-хранилища помешали своевременному обнаружению врага? Хрен знает… Теперь надо было думать, как выбраться отсюда — без потерь, да с хабаром.

Все ли пути перекрыты? Нет, не все: когда выбрались наверх и вошли в зал на первом этаже, Алексей просканировал окружающее пространство. Был один путь отхода. Был, зараза!.. Только вот…

— Слушай сюда, мужики, — молвил Проводник, — у нас всего один шанс остаться целыми, да еще хабар вынести. Нужно сделать все правильно, поэтому поступим так…

Он объяснил им их задачу. Все дружно закивали — поняли. Проверили еще раз оружие, подогнали снарягу, укрепили на спинах баулы с награбленным…

— Ну все! — Проводник дал отмашку. — Форвард! И — нах хауз…

4

План Проводника был прост. Оставалось лишь одно свободное направление, по которому группа могла уйти. Точнее, и там были зомби, но мало — всего-то пять тварей. Положить их — и все, путь свободен.

При условии, что остальную ораву отвлечет и задержит кто-то. Этим кем-то вызвался быть Проводник. По-другому улизнуть было невозможно.

В отличие от своих спутников Меркурьев был безоружен — если не считать увесистой кувалды. Но и это могло стать грозным оружием в умелых руках. А у начиненного нановитами сверхчеловека руки были очень умелые — как и все остальное, впрочем. С воинственным кличем он выскочил из дверей банка, первым же ударом снес башку близко подошедшей к зданию твари и ринулся в самую гущу мерзких существ…

В это время четверо сталкеров с оружием наперевес выпрыгнули из окна с торца здания. Не дав ошивавшимся там зомби опомниться, открыли по ним беглый огонь. С ходу расстреляв монстров, бросились в заранее намеченном направлении. А за их спинами слышались звуки яростной битвы.

Проводник словно обезумел: вошел в раж подобно берсерку. Неистовство боя — хруст проламываемых черепов, брызги крови, отчаянный вой умирающих уродов — все это только подстегивало казавшегося неуязвимым воина. Но абсолютно неуязвимым он, конечно же, не был. Один из монстров успел выставить перед собой автомат и всадить в него целую обойму. Алексей словно наткнулся на невидимую преграду. Осел наземь, с удивлением рассматривая пробитую грудь, откуда обильно сочилась кровь. Хотя свое оружие из рук так и не выпустил. Наоборот, из последних сил махнул молотом и подсек еще одного зомби — перебил ему ноги.

Потом он метнул кувалду в расстрелявшего его стрелка — да так, что оружие застряло в проломленной грудной клетке врага. А сам на полусогнутых кинулся прочь. Скорость, несмотря на временную слабость во всех членах, развил крейсерскую. Поэтому легко оторвался от преследователей.

Он нашел себе укрытие и какое-то время отдыхал, привалившись спиной к стене. Понимал, что ему необходимо время, чтобы залатать дырки от пуль и восстановить ткани. Одним словом, чтобы навести порядок в покалеченном организме. Вообще-то от таких ран люди не выживают — сразу копытятся или примерно за несколько минут. Но то — люди…

Ему понадобилось полчаса, чтобы полностью выздороветь. Затем он достал рацию и связался с базой. Узнал, что сталкеры благополучно добрались до дому, до хаты…

— Там и сидите, — велел он. — Никуда не высовывайтесь. Ждите меня. Как понял?

— Все понял, — ответил Роман. — Будем ждать в Башне.

Вскочив на ноги, Алексей легкой трусцой побежал на юг — в сторону Бастиона. Мысль одна возникла — решил проверить.

В сущности, он был не так уж далек от территории вокзала. И если б взял курс чуть в сторону — на запад, то обязательно бы натолкнулся на группировку вокзальных, а вместе с ними — на группу Подольского. Но, видно, судьба не захотела свести его с последними оставшимися в Зоне людьми (сталкеры не в счет — сами приперлись сюда недавно). Тем самым участь этих людей была предрешена…

Проводник прокладывал себе путь, точно опытный лоцман, выводящий судно из залива в открытое море. И здесь хватало своих подводных скал и мелей, коварных течений и пятен с мертвой водой. Местность повсюду так и кишела порождениями Роя. Полагаться на удачу здесь было нельзя: внутренний локатор Меркурьева работал в полную силу, сканируя пространство вокруг на добрые сотни метров.

Так, без всяких приключений, он добрался до подступов к территории некогда крупнейшей группировки людей в обреченном городе. «Радар» просто зашкаливало: все тут просто пропахло зомби и нановитами. «Вот где очаг, вот где их улей!» — злорадно подумал Проводник. Сюда бы парочку бомб с напалмом, а можно и не парочку… Долбануть бы хорошенько — чтоб всю заразу выжечь подчистую. Да только толку от этого ноль. Это Проводник прекрасно понимал. Нановиты повсюду. Уничтожишь одних уродов, канальи найдут себе новых носителей. Не-ет! Нужно придумать что-нибудь более радикальное.

Если это разум, значит, должен быть центр, сердцевина всего наноскопического образования — Роя, язви его в кочерыжку! Хоть и сетевой он, разум этот, но не может быть, чтобы управляющего центра не было. Средоточия всей этой бодяги…

Отчего-то Рой представлялся теперь Меркурьеву в образе Кощея Бессмертного. Но ведь и у Кощея было уязвимое место. Он бессмертный-то был только с виду. А смерть его покоилась где-то на конце иглы. Так где же смерть Роя? Как добраться до пресловутого яйца, в коем заключена основа основ новой формы жизни?..

С такими думами он подобрался поближе к Бастиону — бывшему зданию областного управления МЧС. Ага — вот оно, гнездовище ихнее. А это что? Ну конечно, обелиски египетские…

Сказать, что Проводник удивился, увидев пирамиды, значило погрешить против истины. Он ожидал обнаружить здесь эти чертовы сооружения — причем именно такие, выше виденных им ранее. Другой вопрос, что эти эволюционировали раньше, явив миру свою настоящую сущность, а именно — сущность неких биоагрегатов, в которых происходила трансформация материи. Выходит, прав оказался слегка свихнувшийся от ужасов Зоны биолог Рябинин. Это и впрямь были реакторы Роя.

Картина, открывшаяся Проводнику, могла свести с ума даже самых невозмутимых профи. Вся покатая поверхность переливающихся серо-зелеными оттенками пирамид была облеплена телами зомби. И, судя по их шевелению, они не были мертвы. Скорее — они превращались. В кого? Пока не ясно. Но явно в нечто очень нужное Рою и, стало быть, чрезвычайно опасное для всех остальных жителей планеты.

Проводник увеличил изображение, усилием воли приблизив картинку. По телам тварей пробегали волны, словно сам воздух над ними колыхался, струился переливчатыми потоками то ли плазмы, то ли газа… Сразу и не разберешь — что за зверь такой там копошится. Полчища разумных молекул — нановитов выполняли какую-то работу. Реакция шла полным ходом, и вскоре на свет появятся новые существа — это Меркурьев понял отчетливо. Никак не мог докумекать только одно — каких именно тварей рождает на сей раз Рой?..

Ну да ладно, поживем — увидим. С этой мыслью Проводник оторвался от завораживающего зрелища и поспешил убраться отсюда подальше. Путь его лежал в Башню.

Сталкеры выглядели довольными… и расслабленными. А вот это зря — Проводник знал и помнил, что именно из-за неуместного здесь пофигизма полегло столько народу. Поэтому он хмуро покосился на беспечно галдевших мужиков, увидел унылую физию их вожака, и… настроение разом улучшилось. Ага — скис спецслужбист, сдулся как шарик. Что-то нет радости в глазах тайного агента — и хабар не радует, а ведь ему после дележа достался хороший куш. Если учесть, сколько они взяли с этой вылазки.

Но нет, у шпионов свои заморочки — им, понимаешь, надобно поставленную задачу выполнить во что бы то ни стало. Завербовать его, Проводника, и склонить на свою сторону Рой. Одним махом семерых побивахом! Вот, блин, сказочники!.. С такими замашками они и Луну скоро приватизируют. А что — запросто! Перечирикают с Роем посредством уникума Меркурьева, потом пошлют туда зомби-космонавтов: Рой специально для них настругает солдат, которым и воздух не нужен. Раз плюнуть!..

Алексей хмыкнул: ничему людей не учит их собственная история. Все дело в правителях — и в их амбициях. А может, черт с ним, с Роем? Пусть на хрен завоюет всю Землю, превратит всех в своих рабов — раз они такие непроходимо тупые! Да и хрен с ним, с человечеством! Чего о нем думать, чего переживать?! Он, супербоец и сверхчеловек, выживет в любых условиях. Рою он не по зубам. А остальные пусть…

Алексей скрежетнул зубами: не может он так. К счастью или к сожалению, но не может и все! Привязан он к людям, невидимыми узами связан с человечеством этим неблагодарным и неблагородным. Говно людишки, а вот ведь жалко их. Погано представить даже, что вся планета превратится в обиталище полуживых-полуразумных тварей. В самый настоящий ад!..

На хрен такую альтернативу!

Проводник от волнения даже вскочил и вышел на балкон — тесно ему стало в помещении, душно… Ракитин и Подольский его бы поняли.

Неожиданно мысли его переключились на другое.

Часом ранее обследовавшие Башню сталкеры наткнулись на запертую комнату в подвале. Там обнаружили заначенный кем-то провиант. Судя по маркировке, продукты явно из армейского запаса. Проводник все осмотрел, поразмышлял недолго и пришел к однозначному выводу: привозное. У беженцев с базы МЧС такого не было. Значит, доставили эвакуаторы. Но зачем бросили? Выходит, кто-то здесь остался. Кто же иной, как не Подольский со своими бээсниками! Ведь он еще тогда признался Алексею, что не уйдет со всеми, не место ему на Большой земле.

Значит, Валера и его орлы были здесь, а потом решили перебазироваться. Куда? Это Меркурьев собирался выяснить в ближайшие дни.

Он посмотрел на багряный закат — уже поздно, никуда не хочется тащиться, да и день выдался трудный. Даже для него, неутомимого супера, тяжелый был день. Пожалуй, он и в бункер не будет возвращаться, переночует со сталкерами. Заодно подстрахует их, а то что-то они раздухарились…

С утра Проводник покинул Башню, ушел в поиск — на север, в сторону Чернореченска. Прорыскал там до полудня, но так никого и не обнаружил, кроме тварей этих роевских. Они-то как раз были повсюду — чем-то там своим занимались, копошились, чего-то высматривали… Горожане, блин! Добро пожаловать в Зомбиленд! Вход бесплатный. Выход не предусмотрен. Полную переделку мозгов и апгрейд тела гарантируем…

Проводник ни с чем вернулся обратно. Правда, в одном месте, возле городского цирка, заметил три небольшие пирамиды. Тоже почти готовые к работе. Взял это на заметку. Но больше ничего интересного.

Так где же Валера? Куда забурился так глубоко, что даже со своими сверхспособностями он, Проводник, не может его обнаружить?.. Хм, а может, и впрямь — глубоко, то бишь под землю? Может, они коллектор облюбовали — сидят сейчас там, а ночью вылезают наружу…

Проводник слегка перекусил — сталкеры как раз полдничали. Вышел на балкон подышать свежим воздухом, подумать в одиночестве. Но подумать не удалось. Не успел сделать пару глубоких вдохов, как в сознании возник сигнал тревоги. И тут же до его слуха донеслись резкие отдаленные звуки, внезапно распоровшие тишину.

ГЛАВА 8

1

До вокзала добрались благополучно. И сразу, не успели вздохнуть-передохнуть, засигналила радиостанция: вызов с Большой земли.

Трофим крикнул Валере:

— Капитан! Это тебя. Тот майор МЧС.

Подольский быстрым шагом вошел в кабинет начальника вокзала, присел у динамика:

— Николай, ты?

— Я, Валера. Ну что, могу обрадовать…

И Ракитин поведал, что наверху дали добро на эвакуацию. Завтра в тринадцать ноль-ноль к берегу подойдут несколько боевых катеров и две транспортные баржи. Десант — два взвода внутренних войск — обеспечит охрану и погрузку людей.

— Естественно, — добавил Николай, — сперва будет карантин. Возможно, не день и не два… Вещи никакие не берите, только то, что на себе. Да и это потом в печь пойдет, новое выдадут.

— Само собой. — Валерий кивнул, словно говорил с майором лицом к лицу.

Затем на радиоволне повисло неловкое молчание… и Валерий разгадал его.

— Я что хотел… — начал было Ракитин, но Подольский, усмехнувшись, перебил:

— Вас понял, Материк. Нет, Коля, мое решение прежнее. Я остаюсь здесь. Ну, и мои ребята тоже. Да и вам информация нужна, так ведь?

— Да, конечно. — И Валерий почувствовал, как собеседник улыбнулся. — Ты знаешь, Нахимов, профессор-то наш, за тебя горой! Подольский, говорит, это флагман человечества… и все в таком духе. Кстати, про Алексея ничего узнать не удалось? Про Михаила?..

— Нет.

— М-да. — Ракитин вздохнул. — Слушай… а кто там с тобой рядом?

Подольский понял косвенный вопрос, спрятанный в прямом.

— Только Силантьев. Он мужик надежный, говори смело.

— Ну и отлично. Информация к размышлению: во-первых, выявлено несколько несанкционированных попыток проникновения в Зону. Сталкеры, мать их за обе ноги…

— Попытки пресечены?

— Да. Но не исключено, что кому-то удалось проникнуть. Периметр огромный, сам понимаешь…

— Понимаю.

— А потому — будь осторожен! Не ровен час, наткнетесь на таких. Конечно, вы их положите, но оно вам надо?.. А они там ребята на всю голову отмороженные.

Валерий подумал, что подобная встреча на столь большой территории маловероятна, однако не исключена.

— Понял, Николай, спасибо. А во-вторых?

— А во-вторых… Информация неподтвержденная, но все-таки…

— Да говори, не тяни.

— Помнишь, что говорили парни, которые из Башни нас эвакуировали?

— Что монстр какой-то на них напал?

— Да! Короче говоря… Скажем так: есть версия, что этот тип не кто иной, как наш Миша Зверев.

Валера давно разучился в этой жизни удивляться, но тут и он чуть не обомлел:

— Да ты что?!

— Ну, говорю же, версия. Доказательств нет. Что могло с ними случиться?! Хрен его знает. Может, и такое.

— Может… — эхом повторил Подольский, а потом спохватился: — Постой-ка. Помнишь, тот лейтенант орал: монстр сперва на них набросился, а потом пошел зомби крошить в труху… А это как понимать?

— Не знаю, — в голосе Николая послышалось легкое недовольство — так всегда бывало, когда он чего-то не понимал. — Я ж говорю, пока одни только предположения: монстр, который и не человек и не зомби, и Рою не подчиняется, и с людьми жить не сможет. Нечто особенное… Ладно, леший с ним. Слушай, у тебя на рации частота… — здесь Ракитин назвал цифры, — есть?

Валерий всмотрелся в шкалу частот.

— Есть, — сказал он. — А что?

— Попробуй-ка туда переключиться.

— Есть, — повторил Валерий и пощелкал тумблером.

Эфир изменился: его заполнил негромкий ровный шум. Через пару секунд в нем прорезался голос Ракитина, странно удаленный, точно майор говорил из космоса:

— Валера! Слышишь меня?

— Слышу, только хуже.

— Ну, так и должно быть. Я на другую волну перешел, здесь вроде прослушки нет… В двух словах: на той нашей базе МЧС, в девятом хранилище… представляешь, где это?

— Примерно.

— Так вот: там есть сейф. Небольшой такой. Ловишь мысль?

— Уже поймал. Ценности?

— Да, золото. Слитки и монеты. Еще, кажись, камешки разные… Об этом никто не знал, кроме Сабирьянова как начальника смены… да и тот лишь в общих чертах, без подробностей: не по чину, ясное дело. Ну и я, конечно. И Меркурьеву еще сказал под строгим секретом. Теперь Сабирьянова нет, Меркурьев… ну, тут сам знаешь. Так что говорю тебе. Кто знает, как карта ляжет!

— Спасибо.

Валерий был искренне тронут. Он понимал, конечно, что Ракитин рискует навлечь на себя подозрения: переход на несанкционированную волну в разговоре с бывшим зэком… И все-таки пошел на это — боевое братство для него выше карьеры. Мужик!

— Валера! — потребовал далекий голос Николая: — Переключайся на основную.

Переключились. Ракитин спросил:

— Ну, как слышимость была? — очень спокойно, словно никакого разговора не было.

— В норме, — ответил Подольский так же бесстрастно. — Похуже, чем на основной, но ничего.

— Это и будет запасная частота. Как понял, капитан? — майор заговорил подчеркнуто официально.

— Вас понял, Материк, — ответил Подольский. — Конец связи?

— Да. Следующий сеанс — завтра, в десять ноль-ноль. До связи!

2

Майор Ракитин отключился и несколько секунд сидел неподвижно. Затем моргнул — и как будто очнулся.

— М-да, — выговорил он вслух.

В маленьком кабинете временного штаба, размещенного на одной из пригородных станций, никого не было —иначе бы майор, понятное дело, не решился на этот разговор с Подольским. Правда, у начальства, помимо сейфа на базе МЧС, забот хватало аж на несколько мигреней: огромный бесхозный город, где брошенных ценностей на миллионы… да что там миллионы! Миллиарды. Конечно, в таких условиях найдутся отчаянные головы, готовые рискнуть всем ради такого куша. То, что сталкеры рвутся в Зону, как стервятники на падаль, было уже общеизвестно, и служащие всех силовых ведомств, волею судеб оказавшиеся на Кордоне, каждый день слышали одно и то же: бдительность, бдительность, бдительность… смотреть, выявлять подозрительных на дальних подступах, задолго до того, как они пойдут на «прорыв». И надо сказать, система работала неплохо: много всякого темного народа отлавливали, допрашивали с пристрастием — после чего иных отправляли восвояси, с добрым словом, а то и с крепким пинком на прощание, а кое-кого увозили зарешеченные «воронки»… И все же, несмотря на многоуровневую защиту, лихим людям удавалось проникнуть в Зону: периметр на самом деле был огромный и перехватить каждого Кордон был не в состоянии.

Однако Николай не сказал Валере всего. Потому что всего он сам не знал, поскольку не владел той информацией, какой располагали высшие чины. Но он мог наблюдать, сопоставлять и анализировать — что и делал. Он это умел. И не мог не прийти к выводу, что вокруг Зоны затеялись какие-то мутные игры.

Ну, о том, что под легендой сталкеров за ограду будут проникать спецслужбы, мог догадаться и кто-нибудь менее разумный, чем майор Ракитин. Майор же стал думать об этом еще до эвакуации… На Кордоне догадки обросли фактами. Николай не был посвящен в агентурные дела, но — глаза есть, уши есть, мозги на месте, слава богу…

Его тревожило другое.

В людях, все чаще возникающих на Кордоне, он, конечно, узнавал мастеров потаенных дел. И думал: что-то здесь не так… Что? Не мог понять. Потом начал догадываться: они слишком нервничали. Оно, конечно, нервничать тут немудрено — с одной стороны; с другой — серьезные мужчины умели держать себя в руках, и простому глазу это наверняка было незаметно. Но у Николая глаз был непростой! И этот глаз видел: стараясь быть незаметными, эти мужчины все-таки находились на крайнем нервном взводе. Взгляды, движенья рук, что-то неуловимо мелькавшее в лицах… Все эти приметы просек Николай Ракитин — и задумался.

Вот и сейчас он стал задумчивым. И также не нашел решения. Вопрос есть, а ответа нет… Единственное, что он мог себе сказать, — то, что здесь готовится нечто. И по опыту своему он не ждал от этой подготовки ничего хорошего.

Тут Ракитин встряхнулся. Ладно! Думы думами, а служба службой.

Словно в подтверждение этого зазвонил телефон спецсвязи. Николай взглянул на него как на врага народа, и даже с губ его слетело что-то вроде «хрена»… но он все же был майор со звездами на плечах, а не какое-то там штатское чмо.

— Да, — четко сказал он в снятую трубку. — Майор Ракитин слушает!

3

Подольский взглянул на Трофима. Тот был невозмутим, как всегда, — но верхним чутьем Валера угадал, что бригадира эта радиобеседа зацепила.

— Серьезная тема, капитан, — заметил Силантьев, указав взглядом на рацию.

— Ты про золото?

Силантьев промолчал, Валера его понял.

— Вряд ли, — покачал он головой. — Через Кордон не пронесешь, тем более карантин будет.

— Да я не о себе. — Трофим чуть поморщился.

— Я понял. — Подольский кивнул. — Нет, Иваныч. Может, и странно слышать от бывшего зэка, но у меня есть свои моральные принципы. Собственно, — он криво усмехнулся, — я из-за них и сел… Ну, то дело прошлое, ворошить нечего. А принципы остались, так с ними и живу. И вот один из них: на чужом несчастье ничего не сделаешь. Не сразу, так потом все прахом пойдет. А мародерство, оно на чужом несчастье и построено.

Теперь усмехнулся Силантьев:

— Это точно! До только мародерства тут никакого нет. Если квартиру обчистить, чьи-то пожитки там… это я понимаю. А золотишко-то теперь, считай, ничье, на фартового. Хотя правда твоя, волочь через Кордон… Но и это можно, если постараться.

Подольский не сразу ответил. Он словно задумался. Или вспомнил что-то… Затем вздохнул и сказал:

— Можно. Но не нужно.

И тут Трофим решился на вопрос, который прежде счел бы неудобным. Но сейчас они с Валерой стали товарищами.

— Слушай, капитан… Оно вроде как дело не мое, но все-таки. Ты сам-то дальше как думаешь? Не век же ты со своими ребятами по этой Зоне болтаться будешь?

— Не век, — подтвердил Подольский. — Но думать — нет, не думал.

— Это как?

— Да очень просто. — Валерий встал. — О таком думать — зря мозги гонять, это я тоже давно понял. Тут судьба! А она умнее нас. Сама все сделает.

Трофим лишь пожал мощными плечами. Валера понял, что не убедил, но ему было все равно.

— Ладно, Иваныч, идем-ка лучше отдыхать. Завтра день трудный.

Силантьев грузно поднялся:

— Ты отдыхай. А у меня, брат, дел невпроворот.

…Валера, проснувшись наутро, чувствовал себя превосходно. День предстоял сложный, поэтому позавтракал капитан очень умеренно, после чего разыскал Трофима.

Тот был в самой гуще эвакуационных забот, и Подольский предупредил сразу:

— Я на пять минут, Иваныч, не больше. — И изложил свой план.

После эвакуации группа спецназовцев рассчитывала сделать вокзал своей главной базой (на это Силантьев кивнул, не возражая). Подольский хотел взять Штепу — и вдвоем обойти окрестности на предмет выявления слабых мест в обороне объекта… Силантьев сказал, что и сам знает эти слабые места, но Валерий отрицательно повел рукой, усмехнувшись про себя штатской наивности.

— Я тоже знаю, — сказал он, — через одно такое мы к вам и попали. Но я хочу укрепить их, вот в чем дело. И вот тут мне ваша помощь может понадобиться…

Техники на вокзале предостаточно, времени до часу дня тоже должно хватить. Трофим подумал ровно две секунды — и согласился:

— Ладно.

Валера кивнул:

— Мне на разведку — час, а потом я опять к тебе.

На том расстались. Силантьева подхватил вихрь забот, а Подольский окликнул Степанова:

— Денис! — и объяснил ему суть дела.

— Есть, командир, — кратко ответил Штепа.

И они вдвоем ушли.

4

Валерий рассчитал точно. Чуть меньше часа понадобилось им, чтобы обойти рубежи и убедиться, что самые непрочные участки обороны — именно там, где оба конца вокзальной территории, депо и ремзавод, упирались в склоны холма. Конечно, место это было огорожено, но столь жиденько, что… Словом, и говорить нечего.

На окраине ремзавода, пропущенные туда бдительным часовым, Валера и Денис недолго постояли, вслушиваясь. Тихо…

— Ну, и какие выводы?

— Слабовато, — припечатал Степанов, а затем неожиданно спросил: — Слышь, командир. А оно нам надо?..

— Не понял?

— Да я думаю: стоит ли овчинка выделки?

Оказалось, Денис засомневался, нужно ли вообще укреплять линию обороны. Вокзальные сегодня эвакуируются, а семерым оставшимся воинам, случись что, защищать такую территорию все равно не по силам. Так, может, и корячиться незачем? А появятся уроды, отобьемся, не впервой.

Резон в этих словах был, и Валерий не мог этого не видеть.

— Так-то оно так… — промолвил он.

Конечно, прав был Штепа, сержант Денис Степанов, — он мыслил разумно и точно. Но его правота видела только поверхность событий. А Валерий Подольский был прав по-другому. Он видел дальше и понимал больше.

Вряд ли он смог бы объяснить — и самому себе тоже, — как родилось в нем это понимание. Оно родилось из какой-то смутной недосказанности, угаданной им в словах Ракитина, из анализа ситуации на свежую с утра голову…

Валерий чувствовал, что Рой не даст так просто уйти вокзальным. Хотя вроде бы чего там: к почти миллиону зомби добавить еще сотню — тьфу, пустяк… Но тут не расчет, тут что-то иное. Вернее, расчет, но с неким дальним прицелом, пока Валерию Подольскому неизвестным. И вообще ничего, кроме ощущения собственной правоты, у него нет.

Поэтому он не стал раскрываться перед Силантьевым, а Штепе сказал. Денис знал, что командир зря говорить не будет, не тот человек.

— Раз так, — начал соображать Штепа вслух, — значит… значит, этих уродов с часу на час ждать?

— Вот именно.

— Ну, так не успеем мы ни хрена.

— Успеем. — Взгляд Валерия стал жестким. — Если все грамотно сделаем.

Зоркий глаз капитана успел заметить в одном из составов цепь цистерн — пять или шесть штук. Потом, в разговоре с Силантьевым, выяснил, что это солярка, которой осажденные успешно пользовались. И единственный способ быстро создать преграду против зомби — наполнить соляркой бочки, установить их в слабых местах обороны и в случае штурма запалить зажигательными пулями, создав огненный барьер…

— Как там, на складах, — понял Степанов.

— Точно, — подтвердил Подольский. — Другого решения нет.

Денис поскреб ногтями сильно заросший подбородок, после чего осторожно поинтересовался:

— Это… А ты что, командир, типа Лехи Меркурьева стал? Ну, чуешь опасность или, там, вообще все…

Валера помолчал.

— Не знаю, — сказал он.

Он помнил речи ученых об удивительном феномене Меркурьева, о том, как нановиты активизировали организм Алексея… о том, что подобное исключение из правил встречается раз на миллион, а может, и того реже… Не то чтобы ему стало страшновато — нет, такого, слава богу, с Валерием Подольским не бывало с первого курса военного училища… но он ощутил, что мысль заводит его в дебри, из которых ему самому не выпутаться. А вот ослабеть, поддаться душевному смятению — этого нельзя ни в коем случае.

— Не знаю, — повторил он. Улыбнулся: — А думать некогда. Пошли, сержант!

5

Валерий умел убеждать. Не так много сказал он Трофиму, но тот проникся. И начал распоряжаться. Закипела работа!

Люди в поте лица качали из цистерн топливо, заливали в бочки, грузили их на тележки, маленький транспортный трактор волок все это в депо, в ремзавод, там бочки сгружали, устанавливали… Силантьев, между прочим, выдвинул дельную мысль: уставить бочками не только узкие места, но и вокзальную площадь — так, чтобы всем возможным атакам преградить путь сплошным огненным валом. Валерий сам об этом думал, потому мог только поднять обе руки «за». Работы стало больше, но вырос и темп, все взмокли, несмотря на раннее еще утро.

Точно в десять, как обещал, вышел на связь Ракитин. Разговор состоялся недолгий.

Николай подтвердил, что все остается в силе, плюс одно дополнение:

— Я сам напросился в экспедицию. Начальство не возражает. Так что увидимся.

— Буду рад, — сказал Валера искренне.

Поговорили о деталях и отключились. Подольский окунулся в гущу. дел, а Ракитин, доложив руководству, постарался уединиться. Ему хотелось поразмыслить.

Хотя опять-таки — чего тут мыслить, когда одно ясно, а другое совершенно не ясно…

Ясно то, что тихие штатские с началом операции оживились, их таинственные эволюции усложнились — и Николай понял: у этих людей интерес к теме серьезней некуда. Но вот какой именно?! Кто стоит за всем этим?..

Вопросы без ответов! Как они тревожили майора Ракитина… Он понимал, что играть в угадайку бесполезно и глупо. Но и отделаться от вопросов уже не мог и чувствовал, что темная игра вокруг Зоны лишь начинается…

Люди на вокзале ничего этого знать не могли, да им было и некогда забивать себе голову загадками, они спешно возводили горючие баррикады — и наконец к полудню справились с поставленной задачей.

В начале первого часовые, стоявшие на дальних рельсовых путях, сообщили, что на противоположном берегу обозначилось движение. Два катера подошли к пристани, что несколько западнее, стояли в готовности, пыхтели дизелями. Минут через десять показались два буксира с небольшими баржами… Эвакуация стала очевидной реальностью.

Еще в самом начале возни с бочками и соляркой Подольский отправил двух бойцов в дозор — метров за триста-четыреста южнее вокзала. Предчувствия не обманули, черт бы их взял! В половине первого один из дозорных, вспотевший и запыхавшийся, примчался к шефу:

— Командир!..

«Началось!» — не сговариваясь, враз подумали Подольский и Силантьев.

— Идут! — выпалил гонец. — Толпа — смерть!

По-спартански — в трех словах — он описал все.

— Далеко? — спросил Валера.

— Когда увидел — где-то в километре были.

— Ну, минут десять у нас есть, — решил Подольский. — Трофим! Давай своих на берег! Женщин и детей. Мужчины — все на фронт! — Сам он бросился к рации: — Материк! Материк, Зона вызывает вас. Ответьте срочно! Материк, слышите меня?..

— Слышу, Зона, — раздался незнакомый недовольный голос. — Что там у вас? Мы через четверть часа отправляем…

— Поздно! — перебил Валерий. — Поздно будет… — и объяснил суть дела.

Незнакомый голос ахнул, засуетился:

— М-мать… Ах сволочи!.. Все, приступаем! Немедля!

— Ну, и то слава богу, — вздохнул Подольский.

— Теперь одно — продержаться!

6

Из всего того добра, что было на складе МЧС, у Валеры осталось двадцать зажигательных патронов к «калашу» — и он их берег как зеницу ока, на самый крайний случай…

И вот он, этот случай, — прет сюда.

Слепая, бездушная, безумная толпа запрограммированных на мочилово монстров! Впервые Валерию пришла в голову мысль: зомби могут вести себя сравнительно разумно в сложных ситуациях — Рой позволяет им включать какие-то довольно сложные психические механизмы. А когда надо, он отключает психику бывших людей — и они превращаются в бессмысленную биомассу, давящую все вокруг тупой силой…

Но это открытие не имело сейчас никакого значения.

Валера раздал каждому из своих по два-три зажигательных патрона:

— Сперва обычными пробиваем штук десять бочек. Бейте понизу, чтобы побольше солярки вытекло! А когда толпа выйдет на рубеж — лупим зажигательными.

— Шашлык сделаем! — хохотнул Штепа.

— Только жрать не придется, — добавил еще кто-то.

Спецназовцы рассредоточились по фронту, образованному людьми Силантьева. Все замерли в полной боевой готовности.

Топот тысяч мерно шагающих ног сливался в грозный шум, похожий на рокот океанского прибоя, когда волна жмет к берегу с неукротимой страстью сокрушить все на своем пути. Да так оно и есть — в самом деле волна, бессмысленное нечто, масса бывших человеческих существ.

Будь Валерий Подольский иным человеком, он, возможно, пережил бы сложную душевную минуту. Но он был готов к схватке — и только. Отложил ненужную сейчас СВД и взял «калаш», аккуратно пристроил рядом два зажигательных патрона с зеленым ободком вокруг пули.

Он находился сейчас на вокзальной площади, за баррикадой из бетонных блоков. Решение перекрыть огненной чертой площадь он считал верным.

Шум стал близким настолько, что острый слух Валеры стал слышать топот отдельных подошв… Пора!

Он вскинул автомат. Выстрел! Пуля звонко пробила бочку ниже центра. Светло-сизая струя солярки туго плеснула на асфальт. И тут же по фронту захлопали выстрелы, зацокали пробитые бочки. Стрельнули, услыхав это, и на флангах — в депо и на ремзаводе…

Началось!

Рой умел исправлять ошибки. На этот раз падать с обрыва никто не стал. Толпы зомби обтекли контрэскарп с флангов, а жидкие заборы им были не помеха. На ремзаводе раздалась пальба — торопливая, беспорядочная, и Валерий невольно поморщился: слух профессионала даже по характеру стрельбы различил, что дело пошло неважно.

Но не время для печали — вот они, зомби, показались здесь! Мужчины, женщины, подростки, дети… Да, и эти мелкие существа с пустыми глазами семенили рядом со взрослыми, и они составляли массив, брошенный Роем на последнюю человеческую крепость в городе.

Толпа зомби быстро росла. Валерий отомкнул магазин, втиснул туда оба зажигательных, примкнул.

— Огонь, — негромко сказал он самому себе, и первая «зажигалка» полетела в цель.

Расчет был верен: пролитая солярка вспыхнула — и почти сразу же страшно рванула пронзенная двумя пулями бочка. Факел из горловины вымахнул метров на десять вверх.

Валерий выстрелил в другую бочку, захлопали выстрелы следом: полыхнуло пламя, гулко рванули бочки там, сям — и линия огня стала такой в прямом смысле слова.

Защитники думали, что огненная стена напугает, остановит первую шеренгу зомби, они отпрянут, а следующие сомнут их, втолкнут в огонь, начнется свалка, суматоха, паника… Но ничего подобного! Первый ряд нелюдей просто-напросто… шагнул в огонь, а за ним второй, третий и еще, и еще!..

Да, эти создания выходили из пламени горящими, обугленными, делали шаг-другой, и у них подламывались ноги, их тела валились на мостовую, дергались в конвульсиях, из пламени вышагивали новые горящие фигуры, спотыкались об упавших, тоже падали… и все это молча, бесстрастно и бесчувственно — видно, Рой научился блокировать нервные центры, ответственные за болевую реакцию. Зомби молча шагали в огонь, молча горели, молча падали и молча умирали — а за ними шагали все новые и новые…

Подольскому, может, впервые в жизни стало не по себе. Он понял, что армию нелюдей можно лишь задержать, но не остановить. Крикнув: «Огонь!» — он нажал на спусковой крючок.

Зомби валили сквозь пламя такой густой массой, что кому-то из них удавалось выйти невредимыми или почти невредимыми. Этих и косили из всех стволов — с половинным успехом. Часть существ, чьи мозги вспарывались пулями, безмолвно проваливалась в небытие, часть падала, вставала, кровоточа, продолжала двигаться вперед… пока наконец чей-то меткий выстрел не пронзал череп или разрывал сердце.

Патроны быстро подходили к концу.

Валерий понял, что рубеж не удержать. Мысленно он крыл себя последним словом: и за то, что не предусмотрел всего, и за то, что теперь привязан к месту — а на флангах, поди, сейчас совсем худо.

— Капитан! — крикнул Трофим. — Патроны на исходе.

— Знаю.

Подольский отбросил пустой автомат, схватил СВД. Выстрел! Женщина-зомби кувыркнулась наземь. Выстрел! Еще один труп.

— Отходим!

Огрызаясь одиночными выстрелами, защитники стали пятиться к зданию вокзала… и тут вдруг Валерия озарила светлая мысль.

— Трофим! — вскричал он. — Трофим!..

— Ну?

— Идея!

И в три секунды объяснил Силантьеву, что следует делать. Тот лишь кивнул: — Годится. — И своим: — Айда туда! — махнул рукой в сторону путей. — А Валерию: — Капитан! Скажи там, на флангах, пусть тоже отходят!

— Есть. — Подольский бросился влево, к ремзаводу.

Он бежал, видел полыхающее пламя, слышал выстрелы, вопли, мат, а думал только об одном — успеют?!. — о катерах и баржах с того берега.

7

Когда тревожное известие достигло Николая, он тут же отрапортовал по начальству и сломя голову бросился на пристань. Баржи уже отчалили, и один катер тоже — майор отчаянным прыжком махнул на второй, с которого едва убрали трап.

— Я из штаба! — чуть ли не на лету гаркнул он оторопевшим матросам.

Командир катера, молодой лейтенант, не удивился. Много их тут, штабных крыс! Вон, еще две штатские рожи, вози их почем зря… Ладно, наше дело маленькое, а деньги даже как бы и большие: Кордон приравнен к району боевых действий, так что тут тебе и боевые, и командировочные, и всякие. А штабным надо — пусть бегают и прыгают, козлы…

— Право руля, — приказал командир рулевому.

Ракитин в горячке сперва не разглядел двух посторонних, а потом заметил: ух ты! А вот и они. Такие скромненькие, аккуратненькие, с не запоминающимися лицами. Занятно, черт возьми… А хотя — хрен с ними, вон что на том берегу творится!

На том берегу вовсю шел бой.

Пламя, дым, взрывы, адская пальба — и с кораблей увидели, как на широкой мощеной лестнице, ведущей к пристани, показалась нерасторопная толпа женщин и детей. Они казались такими слабыми, такими беспомощными в этом хаосе, что у Николая сжалось сердце. Да и у всех, видно, тоже: вода за кормой буксиров вскипела, неуклюжие посудины отчаянно устремились к берегу, рискуя врезаться в пирс. Про катера и говорить нечего — они ринулись вперед, как ужаленные. Еще немного, еще чуть-чуть!.. Пулеметчик на катере Ракитина что-то проорал своему второму номеру — тот метнулся в трюм.

«За патронами…» — успел подумать Николай, а больше ничего не успел.

На путях рвануло так, что вздрогнули небо и земля…

…Идея, осенившая Валеру, была суммой вдохновения и расчета. Он вспомнил о цистернах на путях — и понял, что в этих условиях лишь это сможет задержать; а может, и остановить зомби.

На флангах творилось примерно то же, что и на площади. В депо, где обороной руководил Штепа, защитники беспощадно расстреливали нежить, прущую сквозь пламя. Зомби горели, падали, умирали… по их телам шагали другие — и обороняющиеся вынуждены были отступать к вокзалу.

Нечто похожее застал Подольский и на левом фланге. Но теперь люди знали, что делать! Часть железнодорожников, пока другие отстреливались, бросилась к цистернам. Открыли их люки, окунули в солярку буксирные канаты… вот и готовы запальные шнуры.

— Стой пока! — велел Трофим. — Пусть бабы подальше отойдут…

Подольский бросил взгляд на реку: люди были уже на пристани, а первая баржа маневрировала, готовясь пришвартоваться. Валера испытал облегчение… да не тут-то было — Рой приготовил человечеству новый сюрприз.

Бойцы сосредоточились на путях, готовые к подрыву цистерн. По прикидкам, зомби вот-вот должны были появиться на перроне… Они и появились. Но, Господи ты Боже мой, что это были за твари!

То есть на перрон вышли и обычные зомби — множество безгласных безликих существ. Но между ними откуда-то возникли роботоподобные монстры двухметрового роста и словно сделанные из латекса: гладкая и блестящая поверхность этих жутких фигур светло-серого цвета слегка отливала еще и зеленым…

Виденное мгновенно вспыхнуло в памяти Валеры и выдало итог. Пирамиды! Волны! Исчезающие трупы!..

Рой научился порождать вторую генерацию зомби — новые биомашины, более совершенные, менее уязвимые, быть может, менее способные на разумные действия, но Рою это, должно быть, больше не нужно. Он достиг такого уровня, на котором может куда более свободно оперировать существами-щупальцами.

Несмотря на громоздкость, монстры двигались неправдоподобно быстро, хотя и без присущей человеку грации — резко, порывисто, и это выглядело еще страшнее: антропоиды с движениями насекомых. И все — молча. Вернее, беззвучно.

— Твою мать… — ошалело произнес кто-то.

Валерий схватил за плечо одного из своих:

— Патроны есть?

— Да.

— Ну-ка, дай очередью!

Боец вскинул автомат, пальнул — пули отскочили от блестящей поверхности тела, как мячики. Монстр покачнулся, взмахнул руками, ловя равновесие… и пошел дальше.

Одна надежда — на цистерны!

Тут и командовать особо не пришлось. Мужики сами умные, грамотные, смекнули, как надо. Выждали, рассчитали время, зажгли концы пропитанных соляркой канатов — и пустились наутек.

Основная группа к этому моменту находилась ближе к лестнице. А главное — первая баржа уже почти пришвартовалась! Вэвэшники на ходу прыгали с нее на пирс, готовясь грузить людей, часть солдат побежала на подмогу к обороняющимся…

— Ложись! — срывая голос, заорал им Силантьев. — Ложись, служба, счас рванет!..

Ну, тут и рвануло — аж небо обожгло.

Никто в жизни не видал такого пламени — даже Ракитин. Горело все! Казалось, что горит железо — пешеходный мост над путями, тепловозы, мостовой кран…

Катера остановились, не дойдя до пристани. Точнее, один подошел вплотную, а тот, на котором был Николай, сбавил ход почти до нуля: так, чтобы не сносило течением…

— Лейтенант! — заорал в рубку Ракитин. — Ты что, охренел? Ты что делаешь, мать твою?!

— Не могу, товарищ майор! — крикнул командир катера. — Приказ. — Он кивнул на дальний берег. — Стоп машина!

Николай разразился бессильным матом.

А защитники вокзала, придя в себя после фейерверка, увидели…

Они увидели, что серо-зеленые вышли из пламени и идут на них. Семеро.

Идут, твари! Так, словно никакого пламени и не было, словно не горело там все напропалую, не плавилось железо. Ничего им не сделалось — так, прогуляться вышли.

Валера оглянулся и побледнел. Погрузка была в самом разгаре. Еще и половина людей не перешла на судно.

Справа матюкнулся Силантьев.

— Дай! — услыхал Валера его голос, обернулся и увидел, что Трофим выхватил у одного из подоспевших солдат гранатомет РПГ-7.

— Валите! — крикнул бригадир всем. — Чего вам пропадать зря… А я их задержу.

— Мы с тобой, Иваныч, — твердо сказал Валера за всех своих.

Трофим взглянул ему в глаза.

— Ну, смотри, капитан, — выдохнул он. А своим тут же скомандовал: — Ну, мужики, не поминайте лихом. Все на пристань! Это приказ. И вы тоже, — велел он солдатам. — Еще выстрелы есть?

— Да, — сглотнул слюну гранатометчик. — Две штуки…

— Давай.

Монстры были уже метрах в десяти. Стали видны кошмарные подобия лиц, маленькие, как у динозавров, глаза, огромные рты с острыми зубами, пальцы, заостренные, подобно пикам…

Трофим встал на одно колено, вскинул трубу на плечо.

— Берегись! — крикнул он.

Бум-м!..

Огненный шквал хлестнул из ствола РПГ, ударил одного урода прямо в грудь. Огромную тварь швырнуло как куклу, со всего маха шмякнуло о бетонный столб. От удара монстр дернулся и свалился, точно в нем лопнуло что-то главное. Но странно — его не разорвало, не разметало, а лишь как будто смяло. Все же замочить их, оказывается, было можно.

— Есть! — возликовал кто-то. — Готов, сука!

Трофим, видно, был знаком с гранатометом. Он выхватил вторую гранату, зарядил и шарахнул в группу чудищ.

Но и Рой был не лыком шит. Его нейросетевой разум уже владел ситуацией. Монстры метнулись в стороны — выстрел даром улетел в бушующее пламя, взметнулся там взрывом.

— Во с-сука! — вскричал Силантьев с изумлением, вмиг перезарядил РПГ и шмальнул в ближнюю тварь почти в упор.

Та не успела рыпнуться, разорвавшийся кумулятивный смял ее, кинул наземь…

Но боеприпасов больше не было.

Один из бойцов в отчаянии хлестнул последней очередью в башку монстра, но того лишь мотнуло — и все.

Ну, теперь только рукопашная! До конца.

8

Николай с катера видел, как группа мужчин, солдат и гражданских, отступая, хлынула вниз по лестнице — и, не видя, что там происходит, догадался: спецназовцы-бээсники, в том числе и Валера, остались прикрывать отходящих. Он с ненавистью глянул на штатских: почему-то ему показалось, что это из-за них командир катера получил приказ не двигаться дальше.

А те двое, схватившись за поручни, не сводили глаз с изгиба дороги, за которым шла битва.

Женщины и дети почти погрузились на баржу — вторая оказалась ненужной. Но отряд бойцов — солдат и вокзальных — еще только бежал на пристань, а тут…

Тут из-за того самого изгиба возник монстр.

Кто-то из женщин, увидав его, истерично завизжал.

Пулеметчик на катере безо всякой команды крутанул ствол в сторону врага…

Один из штатских, резко повернувшись к стрелку, властным тоном кинул:

— Не сметь!

Солдаты на лестнице лихорадочно вскидывали автоматы, готовясь к последней безнадежной схватке, а монстр стоял и не двигался. Из-за поворота показался еще один, за ним еще и еще… всего пятеро.

И все они остановились, не делая никаких попыток двигаться дальше.

Вэвэшники, не опуская стволов, пятились к пристани — а монстры стояли как вкопанные. Точно кто-то выключил их.

— Ты видел? — Второй штатский — он был помоложе — схватил товарища за рукав. — Нет, ты видел?! Значит…

— Значит, рот закрой, — холодно сказал первый.

ГЛАВА 9

1

Москва — странный город.

Можно идти по Арбату, среди шумной, болтливой, смеющейся толпы, мимо пестрых крикливых торговцев, переполненных кафе — и ощущать себя песчинкой мегаполиса… Но стоит свернуть южнее, в сторону Москвы-реки, — и удивишься, обнаружив, что идешь почти пустыми переулками, вдоль кварталов, где за первыми дворами прячутся вторые, еще тише. Это и есть настоящая Москва, от которой так немного осталось в том Вавилоне, в который превратился город за последние лет пятнадцать… Да и в этот заповедный мир вторглась пошлая буржуазная жизнь: улицы Пречистенка, Остоженка, прежде уютные и тихие, обросли дорогими магазинами и авто, густо припаркованными и вдоль тротуаров, и на них… Но все-таки в глубине, во вторых, в третьих кварталах живет дух прошлого — даже нет, не прошлого, а чего-то неизменного, прошедшего через годы и столетия. В этом изменчивом мире есть все же что-то постоянное. И что-то возвращается на круги своя.

В здешних домах когда-то были роскошные апартаменты. Потом их хозяев погнали в разные чужедальние края, а жилплощадь разделили между новыми жильцами, набежавшими сюда с окраин и губерний… Минули годы, история мира совершила еще оборот, и комнаты, квартиры, даже целые этажи стали выкупать новые хозяева жизни, вновь обращая купленное в барские покои. Многие из покоев были для владельцев не единственными, отчего стояли пустыми, и соседи не знали толком, живет здесь кто-либо или нет…

В одном из таких подъездов почти не осталось обитаемых квартир, и безлюдье, тишина царили в просторном парадном. Но обслуживалось, содержалось оно чин по чину: раз в неделю приходила уборщица, а в каморке на первом этаже посменно дежурили несколько консьержей, все как один невидные, нешумные, немолодые… ясно, что мимо них и муха не пролетит.

И вот однажды вечером в подъезде стало оживленно, если можно так сказать о появлении нескольких человек порознь, с интервалом в семь-десять минут. Все они проходили мимо молчаливого привратника, кивали, улыбались или не улыбались ему. Когда прошел пятый, страж обернулся, посмотрел на стенные часы, многозначительно приподнял брови.

Это должно было означать: «Все? Больше никого?..»

Но предположение не оправдалось.

Через несколько минут замок входной двери вновь запищал, дверь распахнулась, в парадное быстрым шагом вошел человек средних лет. Консьерж вновь приподнял брови: никогда раньше этого субъекта не видел. Ну, случайно-то сюда никто не попадет, будет отсечен еще на подступах… Поэтому охранник не удивился, тем более не встревожился, а лишь вопросительно посмотрел на гостя. Тот закивал утвердительно: свой, мол, свой.

— Я в одиннадцатую! — громко доложил он, даже пальцем показал вверх.

Привратник тоже кивнул, сделал секундную паузу и сказал:

— Третий этаж.

Вошедший благодарно улыбнулся и пустился вверх по лестнице.

2

Он был здесь впервые. Впервые он пришел по указанному адресу, а не был привезен в мини-вэне с зашторенными окнами, сопровождаемый безмолвными людьми, от соседства с которыми ему невольно хотелось поежиться, хотя он давно отвык бояться чего бы то ни было… Всякий раз мини-вэн долго колесил по улицам, ни разу не остановленный никем, — и открывались его двери уже в каких-то закрытых помещениях, откуда гостя коридорами препровождали в комнату, где и представал он перед лицами Безымянных.

И вот, наконец, он был удостоен аудиенции в ином формате, что расценил как знак доверия. Ну, и ситуация, конечно, создалась экстраординарная…

Он ступил на площадку, сделал шаг к двери под № 11, и та бесшумно отворилась — автоматически.

Но нет, конечно. В прихожей стоял Пятый — как всегда, улыбающийся.

— С благополучным прибытием! — приветствовал он подшефного.

— Спасибо.

— Жарко пришлось? — Пятый засмеялся негромко.

— Не без этого, — согласился гость, тоже позволив себе вежливую улыбку.

Эта группа Безымянных была пока единственной в его карьере особого агента — и он не знал, будет ли так и дальше, или что-то поменяется. Не знал, стоит ли над каждым агентом подобная команда, или же его коллеги общаются с вышестоящими каким-то иным путем… Не ведал и того, сколько таких, как он, курирует его группа. Пересекаясь на заданиях, агенты друг друга о таком не спрашивали. Делали дело и расходились — чтобы когда-нибудь встретиться еще или не встретиться никогда.

Этих Безымянных было восемь. Но ни разу он не видел их в полном составе, и почти всегда они являлись ему в разных комбинациях. Всегда не менее трех и не более шести. Они были очень разные. Просто люди на первый, неопытный взгляд. Ничего необычного. Наверное, их звали как-нибудь, и, возможно, друг друга они знали по именам… Но для агента, выходившего на связь примерно раз в квартал, они были только началом ряда натуральных чисел: Второй, Третий… и так до Восьмого.

За годы агент постиг кое-какие правила комбинирования человеко-номеров, встречавших его. Так, ни разу не были вместе Четвертый и Шестой. Каждого из них, во всяких сочетаниях с другими, он встречал многократно, бывало и так, что не появлялись ни тот ни другой. Но оба разом — нет, никогда. Почему?.. Конечно, агент такого вопроса себе не задавал.

А однажды — чуть меньше года тому назад — поменялся Пятый. Прежний был самый тихий и бессловесный из всех. Худощавый, бледный, словно больной что ли… На совещаниях молчал и смотрел вниз, веки всегда полуприкрыты. Когда его спрашивали — пожимал плечами, тихо отвечал: «да», «нет», «не знаю», «согласен»… и больше ничего агент от него не слышал и рук его отродясь не видел: всегда они были под столом, и казалось, что Пятый упорно смотрит именно на них, делая ими некие колдовские пассы.

И вдруг его не стало.

Прошлым летом, прибыв по вызову, агент увидел среди прежних лиц незнакомца. Тот был молод, улыбчив, симпатичен. Волосы темные, длинные, слегка волнистые… Похож на итальянского художника эпохи Ренессанса. Третий, сидевший рядом с новичком, представил его агенту:

— Познакомьтесь. Теперь это наш Пятый. Прошу любить и жаловать.

— Ну, любить не обязательно. — Молодой засмеялся. — А вот жаловать придется. Даже если не очень хочется…

Так и познакомились.

Дальше все пошло своим чередом. Надо сказать, что нумерация и иерархия в этой коллегии никак не соотносились. Незаметно было, чтобы, скажем, Второй стоял выше Четвертого, а Третий — Седьмого… Одно только исключение было из этого правила.

Первый.

Для агента он был не только безымянный, но и невидимый. Persona incognita. О нем приходилось разве что слышать: «Доложим Первому», «Как Первый решит»… Словом, этот незримый Первый стоял над ними и незримо руководил всей группой. Кто он таков, каков объем его власти, кто находится над ним?.. — и эти вопросы агент никогда себе не задавал. Один лишь вопрос иногда возникал сам собой и как бы поддразнивал его: а может, никакого Первого вовсе и нет?..

3

Пятый проводил гостя полутемным коридором в наглухо зашторенную комнату, где неярко светил настенный плафон.

— Здравствуйте, — прозвучал радушный голос. — Присаживайтесь.

Так было заведено, что докладчик располагался перед коллегией, как свидетель перед присяжными. Агент кашлянул, присел и лишь после этого поднял взгляд на присутствующих.

Сегодня их было пятеро. Второй, Третий, Пятый, Шестой и Восьмой. Четверо улыбались, покровительственно, но дружески, а один — Шестой — скорчил гримасу, видимо должную также означать улыбку, но получилось так, будто он сунул в рот ломтик лимона.

Этот Шестой был единственный, кто вызывал у агента безотчетную неприязнь. После бывшего Пятого самый замкнутый тип, но тот был просто тихий и болезненный, а этот зануда и с внешностью зануды-бюрократа: жидкие, гладко прилизанные волосы, лицо постное, с маленьким, скорбно сжатым ртом, тусклыми глазами…

— Как ваше самочувствие? — внезапно спросил Второй.

Агент давно привык к странным вопросам на этих аудиенциях. Иной раз они вообще напоминали ему консилиум психоаналитиков. Агент подозревал, что с ним проводят что-то вроде психологического тестирования, и относился к этому спокойно.

— Спасибо, все в норме, — ответил он.

— Э-э… — Второй пожевал губами. — Вы непосредственно принимали участие в боестолкновении?

У Второго лицо до странности не соответствовало фигуре: сам щуплый, а голова массивная, с большим выпуклым лбом — голова мыслителя. Агент иногда ловил себя на том, что такое несоответствие слегка раздражает его, хочется пересадить эту голову на более крупное тело. Ну, вот хотя бы как у Третьего…

Третий больше всех возбуждал любопытство агента. Рослый, мощный — одежда всегда туго обтягивала широкие плечи, — он был немногословен и доброжелателен, никогда не спорил, не повышал голоса, не настаивал на своем… но говорил веско, и нечто неуловимое подсказывало, что он-то, возможно, и есть главный в этой компании.

И, отвечая, агент смотрел на него, а не на Второго.

— Практически да. Нам с коллегой удалось подойти на катере почти к берегу… — и далее изложил события строго по порядку, максимально объективно — только то, что видел сам.

В конце рассказа он мысленно усмехнулся, вспомнив своего молодого, не столь опытного, как он сам, коллегу, — тот едва не сболтнул лишнего при посторонних. Пришлось резко осадить салагу.

Его слушали очень внимательно. Когда закончил, переглянулись. Слово взял Восьмой.

— Да, — сказал он. — Мы вновь убеждаемся, что в вас не ошиблись. Вы все описали так, точно мы видели это своими глазами… — Восьмой умел говорить долго, разумно, ровным голосом — сам весь ровный, невозмутимый, похожий на солидного банковского клерка. Но умел и вовремя остановиться. Вот и сейчас повел речь конкретно, без пустословия: —…своими глазами. Это очень хорошо. Но нам хотелось бы услышать ваши выводы. Как вы расцениваете столь странное поведение этих… э-э… существ?

Докладчик немного помедлил.

— Я, — осторожно начал он, — привык оперировать фактами, а не мнениями…

— Это мы в вас и ценим, — перебил Восьмой. — Но в данном случае нам важен ваш анализ ситуации. А верен он или ошибочен — это уже другое дело.

Агент опять-таки взглянул на Третьего — и по его лицу понял, что никаких подтекстов и уловок в словах Восьмого нет. Тогда он сказал то, что думал:

— Все выглядело так, словно они остановились по приказу свыше.

— Та-ак, — поощрительно подхватил Пятый. — И что же отсюда следует?

— Вы хотите сказать…

— Нет! — Пятый властно вскинул руку, и его обычная улыбка исчезла. — Я хочу услышать. От вас!

Агент позволил себе хмыкнуть:

— Ну, если так… можно предположить, что Рой подал сигнал к контакту. Возможно, он хочет вступить в переговоры. С нами, с людьми, то есть… — он слегка помедлил, — то есть с теми, кто представляет власть — реальную власть на земле… — И после секундной паузы добавил: — Этим же объясняется, почему до сих пор зараза не распространилась за пределы Зоны по воздуху и водным путем. Опять же различные насекомые, птицы, рыбы, микроорганизмы…

— Ясно! — Привычная улыбка осветила лицо Пятого. — Спасибо, мы вас поняли.

После этого заговорили о второстепенном, о деталях… и через полчаса оперативная встреча закончилась. Агент попрощался и ушел.

Пятеро, оставшись в своем кругу, повели себя куда свободнее. Третий встал, расправил плечи, прошелся по комнате.

— Ну что, — заговорил он на ходу, — полагаю, долгих дискуссий разводить нэ трэба?.. — Последние два слова он произнес с утрированным украинским выговором.

— Да, — тут же откликнулся Пятый. — Все ясно.

— Это вам все ясно, — скучным голосом проскрипел Шестой. — А мне вот ясно только то, что вы никак не хотите соблюдать правила. Что это за «я»? Вы же прекрасно знаете, что в разговоре с агентами никаких «я» быть не должно. Только «мы»!..

— Ну, — примирительно вмешался Восьмой, — не будем педантами. Торопиться, конечно, не следует, но… Но ведь именно это и предполагалось. Все по прогнозу, так сказать.

Шестой так же скучно проскрипел:

— Прогнозы прогнозами, а спрос с нас будет…

Второй усмехнулся:

— Знаете, господа хорошие, давайте будем бояться не всего сразу, а по очереди. Неопределенного решения от нас не потерпят. Следовательно… — он глянул на циферблат, — определяться нужно сейчас. В буквальном смысле. Через час — доклад. Кто сегодня на ковер?

— Я, — сказал Восьмой.

4

Здание представляло собой вытянутую трехэтажную постройку из серого камня, возведенную в первой трети двадцатого века, и внешне напоминало казарму. Совершенно непримечательное снаружи, внутри оно являло собой полную противоположность. Помещения, великолепно отделанные в «евростиле», были оборудованы автоматическими жалюзи на окнах, кондиционерами с аэроионизаторами и кодовыми замками на дверях кабинетов. Повсюду паркет, позолота, дорогостоящие люстры и настенные светильники, выполненные под старину…

Помимо всего прочего, здание было прямо-таки напичкано самыми совершенными системами охраны, наружного и внутреннего наблюдения. Снаружи никто бы и не подумал обо всей этой скрытой роскоши и модерновых наворотах. И уж совсем не догадывались непосвященные, что вниз, под землю, уходят еще три этажа, а скромная табличка у парадного входа «Общество защиты памятников и достояний национальной культуры» является лишь официальным прикрытием. На самом деле расположенный на окраине Лондона дом, ровесник королевы Елизаветы II, принадлежал одной из самых секретных и могущественных спецслужб мира.

В последний час перед рассветом в этот чертог пожаловал гость, столь же невзрачный с виду, как и само здание. И хотя человек этот появлялся здесь редко, бдительная охрана на входе пропустила его без проволочек. И немудрено, ведь приказ оказывать незнакомцу любую помощь исходил от самого шефа этой конторы, а шеф как-никак имел титул лорда и звание адмирала.

Прибывшего незамедлительно провели во внутренний холл, где его встретил референт в штатском, любезно предложивший следовать за ним. Он повел прибывшего длинными коридорами, многочисленными переходами и лестницами, по каким-то только ему известным причинам не воспользовавшись лифтом. Впрочем, гостю путь был знаком.

Спустившись на самый нижний этаж, они очутились перед бронированными створками внушительной двери. Помощник нажал на кнопку сигнального устройства, дождался, когда щелкнет внутренний замок и одна из створок отползет в сторону, после чего жестомпригласил гостя. Они попали в бетонный бункер. Все здесь — от стен до специальной аппаратуры — было предназначено для того, чтобы исключить малейшую возможность подслушать или подсмотреть тщательно скрываемые от чужих ушей и глаз тайны.

Помощник остался в приемной, а молчаливый гость вошел в святая святых конторы — кабинет шефа.

— Приветствую вас, брат. — Моложавый мужчина поднялся с кресла, протягивая руку гостю и улыбаясь.

Это был высокий светловолосый европеец, на вид лет сорок с небольшим, в безупречном костюме, белоснежной сорочке и при галстуке.

Гость являл собой полную ему противоположность. Невысокий, смуглый, с волнистой щеткой темных густых волос над печальными карими глазами и с аккуратной бородкой — весь его облик выдавал в нем чистокровного семита.

Мужчины явно были хорошо знакомы друг с другом, более того — находились в дружеских отношениях.

— Яков, — обратился к своему визави хозяин, — вас не было почти полгода. Вы прибываете лично, когда нельзя доверить послание никаким средствам связи, ведь так?

— Верно, — расплылся в улыбке гость, продемонстрировав белоснежные зубы.

— Так что на этот раз?

— Информация настолько конфиденциальная, что Организация не решилась доверить ее передачу никому, кроме меня. Поэтому я прибыл лично.

— По крайне мере, — довольно ухмыльнулся шеф, — своим присутствием вы лишний раз убедитесь в моем неизменном расположении к вам.

Темноволосый рассмеялся:

— Это точно, Патрик! Мы видимся дважды в год и раз сто за тот же срок разговариваем по телефону и скайпу. Для друзей это неплохо. Я хочу сказать — для людей нашего ранга, вечно занятых большими проблемами.

Европеец утвердительно кивнул в ответ и откинулся на спинку кресла:

— Я весь внимание, Яков.

— Вы ведь в курсе произошедшего в России, на Урале?

— Само собой, — прозвучал ответ, — двое наших людей уже с месяц там — под прикрытием международной группы ученых.

— Это хорошо, — бесстрастно отметил Яков, — но мало. Открою перед вами все карты, мой друг. В зоне Икс находится мой личный агент. Он работает на российскую госбезопасность… и на меня. Сейчас он находится непосредственно в точке контакта. Но тут возникли некоторые нюансы. Речь идет о наших восточных братьях.

— Свет всегда идет с Востока! — негромко рассмеялся светловолосый Патрик.

— Да, — согласился гость, — наверное, так и есть. Но восточные коллеги, как нам кажется, заигрались. Сейчас в мире сложилась очень непростая ситуация: как вы знаете, веками братья работали на упрочение своей власти и могущества. Брали под контроль все по порядку — финансы, торговлю, индустрию и аграрный сектор. Добычу ископаемых и транспортировку. Постепенно прибрали к рукам политику и массмедиа, развлечения и досуг. Наконец, людские умы! Все в нашей власти! И теперь так по всему миру… Но мы не учли одного — что, кропотливо работая на дестабилизацию, расшатывая и разрушая, а потом подминая под себя, в конце концов пустим систему вразнос.

— Политическую систему? Государства? — уточнил собеседник.

— Нет, Патрик, — покачал головой гость, — глобальную систему — биосферу, планету Земля. Мы больше не контролируем не то что природу или общество, мы даже не в состоянии отныне предсказывать поведение и той и другого. И должны честно себе в этом признаться.

Хозяин кабинета помрачнел, закусив губу. Подумал и сказал:

— Это, конечно, не радует. Но что конкретно вы хотите этим сказать?

— Наши Братья с Востока, кажется, раньше нас поняли, что это начало конца. И они решили, что выход не в сломе всей экономической мировой системы, не в реорганизации общества и растворении государств в корпорациях, как к этому подводим мир мы. Нет, они начали поиск в другом направлении — в пресловутой технико-технологической парадигме. В разработке новейших технологий — нанотехнологий. Но не в машинном интеллекте, не в роботах и киборгах, а в биотехнологиях. В создании новой формы разумной жизни. Так они создали Рой.

Собеседник изумленно воззрился на него.

— То есть, — начал он, — вы хотите сказать, что эти нановиты с самого начала планировались как живые организмы, а не наноботы?

— Разумеется, — спокойно кивнул Яков. — Но произошла осечка. Что-то там пошло не так. Бум! — и разразилась катастрофа. Но не будь ее — мы бы не скоро узнали об их хитроумных планах. Они ведь испокон веков хотят и пытаются обставить нас, своих западных братьев.

На какое-то время возникла гнетущая пауза. Патрик обдумывал услышанное. Гость ему не мешал, наблюдая за ним из-под прикрытых век. Затем шеф разведки, видимо придя к какому-то выводу, подал голос:

— О'кей. Все это так. Но вас ведь привело ко мне не это. Так что?..

— В общем-то ничего экстраординарного, если не считать грандиозной шумихи, которая возникнет после нашей акции. Братья просили передать вам фото. — С этими словами он достал из внутреннего кармана куртки бумажник, вынул из него небольшой квадрат фотобумаги и положил перед хозяином кабинета, холодно добавив: — Этого человека необходимо ликвидировать в кратчайшие сроки.

Патрик взглянул на снимок и застыл от изумления:

— Господи! — пробормотал он. — Это же… он настолько крупная фигура в мировой политике… И братья решили его убрать? Но какой во всем этом смысл?

— Смерть этого человека послужит нашему общему делу. — Гость с задумчивым видом погладил бородку. — Поймите, это не просто ординарное устранение, иначе бы меня к вам не присылали. Ликвидировав его, мы еще ближе подойдем к нашей общей цели. Я бы сказал, что этот человек — своего рода священная жертва, агнец для заклания. Это почти мученическая смерть за правое дело. И потом, он ведь сам брат — причем один из высших на Востоке. — Он выдержал паузу и продолжил: — Порою, Патрик, обычным людям, даже таким опытным, как мы с вами, неведомы высший расчет и высокие мотивы Старших Братьев. Ибо их глаза видят незримое, а их уши внимают голосу Безмолвия. Вы ведь тоже один из Посвященных, хоть пока и не самой высокой степени. Но ранги в нашем Обществе заслуживаются терпением, преданностью и кропотливой работой на общее благо.

— Я понял, все сделаем как надо, — сказал хозяин кабинета и слегка нахмурился при этом, что, конечно же, не ускользнуло от проницательного, хотя и внешне бесстрастного взгляда его собеседника.

— Сколько времени потребуется на подготовку и осуществление операции? — спросил его тот, кого звали Яковом.

— Месяц, максимум — полтора, — ответил Патрик.

— Не годится, — твердо заявил Яков. — У вас на все про все две недели — это максимум!

Патрик поджал губы, помолчал, потом кивнул:

— Будет сделано.

— Вот и отлично! — Впервые за все время беседы гость расслабленно откинулся на спинку своего кресла. — Как обычно, расходы не ограничены, хотя не следует впадать в излишнюю расточительность. Впрочем, не мне вас учить. До сих пор вы отлично справлялись с любыми ответственными поручениями Общества. Я уверен, что и на сей раз все пройдет гладко. Мы доверяем вам, брат мой, ведь вы профи высочайшего класса! Старина Бонд должен снять шляпу перед вами. Честное слово!

Оба рассмеялись, частично разрядив ставшую напряженной атмосферу.

5

Вечером того же дня, перелетев на авиалайнере через Ла-Манш, смуглолицый Яков отчитывался перед тремя господами в просторном зале старинного особняка, расположенного у горного озера в самом центре Западной Европы.

— Наш младший брат еще не до конца окреп духом, — благодушно улыбался он своим боссам, — но он не подведет. Мы сделали верную ставку еще тогда, пятнадцать лет тому назад, выбрав его.

— Ты уверен, что это так? — переспросил его самый старший по возрасту и положению.

— Я не просто уверен, а наперед знаю, что будет так. Ведь я лично наблюдал все это время за его ростом. Контролировать его в проведении этой операции все равно что учить опытного рыбака ловить рыбу. Можно только навредить. Он справится. Можете не сомневаться. Впрочем, — добавил он, немного замявшись, — с самого начала нужно помнить о непредсказуемости хода событий в этой стране. Кажется, там это норма. Бардак, одним словом!

Наставники Якова молча переглянулись, затем старший из них веско сказал:

— В России так было всегда, еще со времен Кия, Щека и Хорива. Но если бы не существовало на земле этой страны и этого народа, мир уже давно провалился бы в преисподнюю!

«Кто знает, может, так было бы лучше для всех», — подумал Яков, внешне оставаясь невозмутимым.

Одно он знал точно — в скором времени ему придется поехать в эту страну, и отнюдь не с визитом вежливости. А вот вернется он оттуда, из России… что ж, возможно, и с любовью, хех?!..

За окном, окрашивая горы в алый цвет, догорал длинный июньский день.

ГЛАВА 10

1

Проводник вышел на балкон, и почти сразу же его сверхчуткий слух уловил отдаленный шум — то были выстрелы из автоматического оружия. Стреляли непрерывно — причем, как он понял, сразу из множества стволов. А потом что-то ухнуло — раз, другой, третий…

Твою мать! Неужто?..

Эта канонада… Откуда-то со стороны вокзала. Не иначе, спецназовцы Подольского с зомби сцепились. Только слишком уж интенсивный бой там идет — несколько бойцов не могли поднять такой шум. Значит, кто-то еще там — из людей.

Надо рвать туда! Возможно, им требуется помощь…

Алексей крикнул Рыжику и сталкерам, чтоб скоро не ждали, и сиганул с балкона вниз. Те уже ничему не удивлялись — успели насмотреться на причуды Проводника. Внешность вроде человеческая, а ведет себя как… ну, как супергерой из комиксов.

Не бывает такого — но вот он, пример, прямо перед глазами. Неужто своим зенкам не верить?..

А Проводник на всех парах мчался в сторону вокзала, откуда по мере приближения все громче доносились звуки нешуточного сражения.

«Только бы успеть!» — билась в его сознании мысль.

Но подоспел он лишь к финалу. Увидел последние минуты рукопашной схватки десятка вооруженных людей с пятеркой непонятных существ. Видел, как те легко, играючи расправились с превосходящими их по численности и отнюдь не пальцем деланными бойцами. Но удержался, ничем не выдал своего присутствия. Слишком поздно было вступать в бой.

Когда монстры убрались восвояси, Меркурьев вышел из укрытия и приблизился к месту бойни. Повсюду окровавленные тела с глубокими колотыми ранами. Проводник наклонился к одному, к другому — пощупал пульс. Затем перешел к остальным. Люди были еще живы, сердца их бились еле слышно, но бились. Это значило только одно — вскоре они превратятся и пополнят армию Роя. Этого Алексей допустить не мог. Он скривился от отвращения, приготовившись сделать то, на что не каждый решился бы — даже в этой мерзкой ситуации.

Спустя десять минут все псевдопокойники корчились в огне пылавшего неподалеку вагона. Лишь одно тело осталось лежать неподалеку. Проводник подошел к нему, наклонился, всматриваясь. Черты лица Подольского были заострены. Просто вылитый мертвец. Но сердце билось, пульс прощупывался. И Алексей решил рискнуть — провести эксперимент, какой не проводил ни один ученый медик — за всю историю медицины.

Он легко взвалил бесчувственное тело на плечи и побежал на базу. Не в Башню, а к себе, в бункер. Туда, где имелось необходимое оборудование.

2

Не зря Проводник нес товарища на своем горбу. Еще когда только начинал обустраиваться там, в санатории «Белая роща», он натаскал в бункер кучу всяких нужных и не очень вещей. Подумал так: все это когда-нибудь да сгодится в хозяйстве. А если не сгодится — не беда, запас карман не тянет. Тем более — бункер…

Был у него там и свой медкабинет — целый отсек он выделил под разную медицинскую аппаратуру, которую надыбал в близлежащих соответствующих учреждениях. И даже притаранил как-то самый настоящий аппарат для переливания крови. Вон он-то теперь и нужен был доморощенному медику.

Меркурьев, когда добрался до своей секретной базы, даже не запыхался. Спустился в бункер, занес бездвижное тело в медотсек, положил на каталку. Подкатил каталку к аппаратуре. Подключил аппарат к генератору. Закатал рукава у «пациента», тщательно протер спиртовым тампоном места на сгибе локтей. То же самое проделал и со своими руками.

Подкатил еще одну каталку — для себя. Продезинфицировал иглы с трубками: две шли от аппарата гемотрансфузии — одну воткнул в локтевую вену Подольскому, а другую себе. Закрепил их липкой лентой. Еще одну гибкую трубку с иглами на обоих концах подсоединил к свободным рукам — своей и Подольского.

А потом прилег, устроился поудобнее и, дотянувшись до аппарата, включил его. Зараженная «дикими» нановитами кровь Валерия поступала в аппарат, из него к Меркурьеву, а от того возвращалась уже очищенной, начиненной «укрощенными» нановитами.

Конечно, Алексей рисковал: поначалу нужно было установить и проверить на совместимость группу крови и резус-фактор у обоих. Но такой возможности, увы, не было. К тому же следовало спешить. В любом случае реципиента ждала либо смерть, либо нечто худшее. А вот донору ничего не грозило — его крови, наполненной нановитами, ничто не могло повредить. Поэтому он был совершенно спокоен — по крайне мере, за себя. Лежал с открытыми глазами и думал на отвлеченные темы.

Однако вскоре он впал в какое-то забытье. Сколько прошло времени, Проводник не знал, просто внезапно очнулся. Аппарат запиликал. Процесс был завершен.

Он сел на каталке. Аккуратно вытащил иглы, отсоединил трубку от аппарата. То же проделал и с Валерой, по-прежнему пребывающим в бессознательном состоянии.

Потом принялся ждать.

Примерно через час реципиент пошевелился и несколько раз сморгнул. Меркурьев подошел ближе, наклонился над товарищем. С улыбкой спросил:

— Ну, как ты? Живой что ль?..

Подольский в знак согласия опустил веки, затем уперся взглядом в своего спасителя — в глазах спецназовца читалась тревога.

— Что ты сделал? — прошептал он.

— Прямое переливание крови, — хмыкнул тот. — Проще простого…

Подольский помолчал.

— Я видел Рой, — сказал он слабым голосом. — Он разговаривал со мной… А потом ты прогнал его.

— Правильно, правильно, — закивал Проводник, выдержал паузу и вкрадчиво поинтересовался: — Что-нибудь изменилось?

— Да, — еле заметно кивнул капитан, — я могу читать мысли. Твои сейчас читаю.

— Правда? — удивленно воскликнул тот. — Так ты теперь мутант, приятель!

Валере даже показалось, что Меркурьев обрадовался этому факту. Хотя какая радость быть мутантом… А впрочем, возможно, он слишком все драматизирует.

— Ты отдыхай, кореш, — Меркурьев разогнулся, потягиваясь, — потом побазарим — за жизнь… Поделимся впечатлениями.

Он усмехнулся, шутливо отсалютовал товарищу и вышел из комнаты.

3

Когда Проводник вернулся в бункер, капитан уже вовсю разгуливал по помещениям, с любопытством осматривая владения друга. Как видно, чувствовал он себя значительно лучше. Оклемался бродяга!..

— Ну, айда, что ль, почаевничаем, — позвал его хозяин в комнату, служившую ему и столовой, и кухней.

Вскипятил чайник, разлил кипяток по чашкам с пакетиками затаренного чая. Мимоходом заметил:

— Вода чистая, из санаторных запасов. Впрочем, тебе теперь по барабану — ты ж мутант, как и я.

При этих словах гость скривился, как от зубной боли. Проводник, конечно же, заметил это, но промолчал, лишь слегка приподнял брови.

— Да говори, чего уж! — буркнул Валера. — Я ж все равно тебя как на ладони вижу… Вот ты подумал: а хрен ли Валерьяныч кипишует, круто же — иметь подобные сверхспособности!..

Меркурьев развел руками — само собой, брателла…

— Нет, — продолжил Подольский, — для меня — нет. Совсем не круто. Не хочу быть никаким сраным мутантом, сверхчеловеком или еще какой-нибудь тварью Роя!

Проводник подумал, что они-то как раз никаким боком к Рою не относятся. На что Валера кивнул:

— Пусть и так. Только вот… человеком был, таким же — простым смертным человеческим существом — и хочу помереть. А тут телепатия, мать ее ети! Хреновы нановиты в крови — хоть и порабощенные тобой. Или как правильно сказать: укрощенные, покоренные?..

Алексей хмыкнул. Специально для нового уникума вызвал в сознании образ расстреливающих его врагов, затем последующее воскресение, ощущение сверхчеловеческой мощи, умения расправляться с любым противником, защищать людей от зомби, от Роя…

— Разве это так уж плохо? — тихо спросил он.

Подольский задумался, помолчал какое-то время, потом тряхнул головой:

— Наверное, неплохо — для остальных. Но не для меня, — и через мгновение добавил, хлопнув себя по коленям: — Да ладно, чего уж там целкой прикидываться. Хотел в Зоне остаться — получай свое. Мои орлы, как я понял из твоих мыслей, уже к праотцам отправились. Штепу жалко — надежный был товарищ. И крутой — в бою.

Проводник молча кивнул — это точно! Потом сказал:

— В отличие от тебя, я в чужую голову влезать не умею. Ты уж просвети меня — как на вокзале оказался. И кто такие эти люди, что с тобой были?

Подольский не спеша, прихлебывая чай, во всех подробностях рассказал свою историю: от того места, как они обосновались в Башне, и до последних событий. Напоследок сказал:

— Силантьев — хороший был мужик. Царствие ему небесное!..

Помолчали.

— Да-а… — протянул Алексей, — интересный расклад получается. Как же я целое селение людей проворонил? Видно, и впрямь — и на старуху проруха… Но погоди, ты говоришь, эти зеленые чудовища прям как универсальные солдаты — и пуля их не берет, и штык тем более.

— Только прямое попадание из базуки, — кивнул собеседник. — Да и то — не разрывает, а скорее плющит. В блины размазывает.

— Ага, ага, — задумчиво покивал Проводник и вспомнил о загадочном зрелище возле Бастиона: облепленные серо-зелеными фигурами пирамиды Роя.

— Ты тоже видел? — вскинулся Подольский. — Так это они и были — явно после трансмутации, или как правильно сказать — трансформации?..

Проводник никак не мог привыкнуть, что товарищ легко читает его мысли. «Может, вообще больше не говорить вслух, просто думать, общаться мысленно?» — мелькнула у него идея.

— Можно, — согласился Валера. — Только мне по-любому придется трепать языком — ты ж не телепат.

— Бог миловал. Ладно, буду говорить вслух — для меня так привычнее. В общем, ты, скорее всего, прав. Рой что-то сделал с материей — похимичил малость и превратил часть своих солдат в супербойцов, покрытых, по всей вероятности, какой-то непробиваемой хренью. Но нельзя сказать, что они совсем уж неуязвимы. Сильный удар, большое давление, взрыв, по-видимому, повреждают внутренности и убивают их. Нужно будет испробовать кислоту еще. А вот огонь им, по твоим словам, нипочем. Короче, теперь все осложнилось. И, видимо, это только начало. — Подольский прислушался к своим внутренним ощущениям, потом сказал: — Так ты думаешь, что Рой создаст еще что-нибудь гадкое?

— Не думаю — уверен!

— А, ну так кое-что мы уже приметили. — Валера вызвал в памяти плантацию растений-мутантов возле школы. — Какие-то гигантские хвощи с плодами на концах побегов. Может, тоже какое-то оружие? Или, как в «Дне триффидов», ходячие растения-убийцы…

Проводник с нескрываемым интересом уставился на него:

— Можешь показать это место?

— Легко, — кивнул тот.

— Ну так чё — пошли? Или покемаришь еще малость?..

— Нет. — Валера выпрямился, расправил плечи. — Я в норме. Готов к труду и обороне!

— Ага, — ухмыльнулся Меркурьев, — вполне возможно, что и обороняться придется. Давай экипировку тебе подберем, а то от твоей снаряги одни лохмотья остались. А от ствола — одни щепки…

4

Друзья направили стопы к вокзалу. Решили сначала поглядеть там, что к чему. Может, осталось что-нибудь интересное — не тронутое огнем. А уж потом — к той необычной плантации.

По дороге капитан поведал другу о разговоре с Ракитиным и подозрениях того насчет Монстра. Алексей был изумлен не меньше, чем сам спецназовец этим утром.

— Если так, — задумчиво пробормотал он, — то Миша каким-то образом переродился. То есть Коля прав: он, видимо, не стал бойцом Роя, а превратился в какое-то чудовище. Не человек, не зомби и даже не мутант, как мы с тобой…

Валера пожал плечами: ничего не ясно, пока сам не увидишь.

Территория вокзала выглядела стремно: гарь, пепел, вонь — все, чем встречают любопытных зевак пожарище. Товарняк, как и два стоявших на соседних путях пассажирских состава, превратились в головешки. Вместе со шпалами…

Выгорело и большинство построек. А вот цеха тепловозоремонтного завода огонь все же пощадил. Там, кстати, были устроены склады с оружием и боеприпасами. Это была большая удача: от тех стволов, которыми были вооружены обороняющиеся и их противники, почти ничего не осталось — бесполезные кучки покореженного металла и обгорелого дерева. А тут — смазанные и очищенные волыны: десяток пистолетов-пулеметов «Кедр», коими успели снабдить транспортный отдел милиции, заменив ими морально устаревшие «аксушки». Еще там лежали аккуратными рядками пистолеты П-96М. Проводник насчитал дюжину стволов и в два раза больше запасных магазинов к ним. Причем кто-то предусмотрительно набил их патронами. А еще патроны-девятки нашлись отдельно — россыпью в цинке.

П-96М, конечно, не фонтан, тому же «Макарову» уступает. Но уж, как говорится, что бог послал. Как в том старом советском мультфильме: используй то, что под рукою, и не ищи себе другое…

А вот с рацией не повезло — мощная полевая радиостанция была вдребезги раскурочена чьей-то шальной очередью. Теперь связи с Большой землей не было. Если не считать телефона спутниковой связи агента Романа. Но пойдут ли навстречу желаниям Проводника люди из спецслужб? Вряд ли захотят светиться перед майором Ракитиным и его начальством… Ладно, что-нибудь придумаем!

— Ну что, познакомлю тебя с господами сталкерами, — подмигнул приятелю Проводник, — а плантация подождет — ничего с ней не случится.

И они, порядком навьюченные, направились в сторону Башни. Пока шли, не разговаривали: пустая болтовня на маршруте — дело опасное. Меркурьев всю дорогу размышлял по поводу новых мутантов, а Подольский скупо комментировал эти, читаемые им, мысли. Сказать что-либо определенное было трудно. Одно ясно — противник очень серьезный. Неизвестно, смогут ли даже они, мутанты, справиться с этими чудовищами…

Сталкеры встретили их приветливо. А когда увидели стволы, так вообще расцеловать были готовы.

Они уже поняли, что здесь без оружия никак. С ним хоть есть шанс пободаться за свою жизнь.

Проводник познакомил парней с Подольским. Тот вкратце рассказал о схватке на вокзале. Умолчал только о том, как сам выжил и в кого превратился. Сталкеры уважительно покивали и призадумались. А узнав, что тот в прошлом капитан спецназа ГРУ, зауважали его еще больше.

— Валера останется с вами, мужики, — решил Проводник, — будет координировать ваши действия здесь. Рыжик, ты тоже поступаешь в его распоряжение. — Он сделал паузу, потом продолжил — спокойно, но твердо: — Я знаю, вы все хотите слинять отсюда. Оно и понятно: хабар взяли — и какой хабар! Чего теперь сидеть на пороховой бочке… Но! Все-таки вам придется еще побыть тут какое-то время. Вы будете нужны мне. У нас ведь был уговор: баш на баш — я вас провел, помог с добычей, теперь за вами должок. Поэтому никто, повторяю: никто и шагу не ступит без приказа капитана Подольского или моего. Даже носа не кажите из Башни!

Если и были недовольные, то никто не высказал этого вслух. Кроме одного. Тот самый сталкер, с грубой физией бывалого вояки (задира и хамло — еще тогда, при первом знакомстве, определил его Проводник), скривился и выплюнул:

— Чё-то ты раскомандовался, фраерок!

Алексей скосил на него взгляд — так, бунт на корабле нужно гасить сразу же и жестко. Придется проучить земляка… Он осклабился:

— У тебя какие-то проблемы?..

Миг — и тот уже был на ногах. Движения мягкие, кошачьи. Ага, ясненько — ты у нас мастер-рукопашник, значица?..

— Проблемы у тебя щас будут, — прогудел грубиян, — это я тебе обещаю, мудила! — Последнее слово он произнес с презрительной интонацией, типа — ты пыль у меня под ногами.

— Пойдем на воздух, — бросил Меркурьев и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

На первом этаже, в помещении бывшего магазина, было просторно — отличное место для единоборств. Сталкеры разошлись, встали вдоль стен, чтобы не мешать. Посматривали молча, но с любопытством. Один Роман хмурился — он-то отлично знал, на что способен Проводник. Подольский же лишь улыбался.

Тем временем поединщики сошлись. Не дав врагу опомниться, «задира» сделал выпад — увы, в пустоту. Затем попытался подбить ногу противника и без промедления нанес прямой удар — причем кулаками обеих рук. Проводник легко ушел и от этих ударов, которые, попади они в цель, разом бы вырубили даже опытного бойца.

Видно было — драчливого сталкера это уело. Он оскалился, сделал обманный финт рукой и тут же ударил ногой. Проводнику надоело уворачиваться и он поставил жесткий блок. Нога словно врезалась в стену. Сталкеру было больно, но он сдержался, не издал ни звука. Вместо этого снова атаковал, но опять удары ушли в пустоту, куда спустя мгновение полетел и он сам — точно краном зацепило его и швырнуло вперед. Он сумел сгруппироваться, умело упал, перекатился и провел подсечку из положения лежа. Все напрасно — ощущение было такое, будто он обхватил ногами мраморную колонну.

Меркурьев стремительно шагнул к нему, змеей мелькнула рука. Он схватил противника за горло и рывком поднял его — тот повис высоко в воздухе, лихорадочно пытаясь разжать мертвую хватку Проводника. Тщетно! Он захрипел, лицо его побагровело. Еще мгновение — и он отрубится. Но Меркурьев отпустил его, вернее, отшвырнул, как тряпичную куклу.

Сталкеры, с азартом следившие за поединком, не верили своим глазам. Мало того, что их товарищ слыл костоломом охренительным, так он и сложением больше походил на буйвола — весу в нем было килограммов сто, и все это сплошные бугры мышц. А этот, пусть и спортивного вида мужичок уделал его, как салагу. Кто-то уважительно присвистнул. Ну, блин, и монстр этот Проводник! Настоящий зверюга…

Проводник же, как ни в чем не бывало, кивнул в сторону поверженного:

— Помогите ему, — и добавил: — ну все, я потопал — времени мало… — Уже на пороге поманил Романа: — На пару слов.

Когда вышли, он сказал агенту:

— Как только остальные группы направят в Зону, свяжись с ними и давай всех сюда. Пока база будет здесь, в Башне. А там посмотрим…

5

Новое пополнение сталкеров нагрянуло на следующий день. Связались по рации с Башней. Проводник взял двух людей из команды Романа и пошел встречать новеньких. К чему лишние жертвы? Заплутают ведь, болезные, да еще на местную фауну наткнутся — с флорой в придачу.

Вновь прибывшие судьбу не испытывали — шли тем же маршрутом, что и первые. Видимо, на Большой земле решили, что этот путь безопасен. «Хрен вам и уши! — злорадно думал Проводник. — Как же — безопасен!..» Ну да ладно, ему мнение чужих дядей как-то фиолетово. У него тут свои планы и задачи. Рой — враг, сталкеры — союзники, по крайней мере временные. Значит, будем им помогать пока что.

Встреча произошла на границе выжженной Зоны и городской окраины. Три группы по пять человек затрусили к кустам, из которых вышел Алексей и призывно махнул им рукой. Двое спутников подстраховывали его, не обнаруживая себя. Сталкеры приблизились, умело рассредоточились, взяв местность вокруг под прицел.

Эти ребята были экипированы лучше, чем предыдущие лазутчики. Все в новом камуфляже, в разгрузках. Вооружены автоматами — «калашами» сотой серии, в дополнение у каждого — пистолеты Ярыгина. Проводник заметил неплохой запасец эргэошек. А командиры еще облачены в легкие бронежилеты — впрочем, совершенно бесполезные в серьезном бою. А вот против пистолетной пули да холодного оружия эти броники вполне выстоят.

Хотя чего огород городить: тутошние злыдни-аборигены уже давно растратили весь боезапас к автоматическому оружию. А производить новое не научились — да и не из чего. Правда, Рой весьма изобретателен: вон, то новых монстров настругает, то растения какие-то стремные выращивает…

Меркурьев пригляделся к новичкам: ну точно — они выглядели серьезнее, не какая-то там гопная братва. Чувствуется, военному ремеслу люди обученные. Это хорошо, значит, к дисциплине мужики привычные, командовать ими будет проще.

Один из командиров — невысокий, но дюже плечистый бородатый здоровяк — подошел к Алексею, протянул крепкую ладонь:

— Жора.

— А я — Проводник.

Сталкер кивнул:

— Роман сказал, что ты доведешь нас до базы.

— Правильно сказал. Только сразу предупреждаю: делаете все в точности, как я скажу. Тогда все будет путем.

— Ты здесь бугор! — добродушно прогудел подошедший к ним командир другой группы — столь же мощного сложения, но на две головы выше Жоры, настоящий медведь-увалень. Оказалось, у него и погоняло такое же — Медведь.

Третий — худощавый и мускулистый, с цепким взглядом матерого волчары — стоял чуть поодаль, держа наготове «сто второй» с укороченным стволом.

Проводник скомандовал:

— Тогда за мной…

6

Проводник пристально посмотрел на Романа. Потом сказал:

— Ну что, Рома, по-моему, настало время обсудить наши планы?

Тот удивленно вскинул брови.

— Давайте-ка поговорим о насущном — в командном составе, — пояснил Алексей.

Роман переглянулся с тремя своими товарищами, те согласно кивнули.

— Пойдемте со мной, — позвал Проводник.

Вшестером — сталкеры-агенты плюс Меркурьев с Подольским — они закрылись в отдельном помещении.

Слово взял Проводник.

— В общем, так, мужики, — сказал он, — ваши секретные миссии нам с Валерой известны, так что дальше об этом разжевывать не будем. Вопрос в другом: допустим, я соглашусь помочь вам и вашим боссам. Но вот как это сделать, то есть выйти на контакт с Роем, этого я пока не знаю. До сих пор подключиться к нему не получалось, поверьте — я пробовал. Вот мутантов я чую — метров за триста.

Помолчали. Валера откликнулся первым:

— Есть только один вариант: Рой сам должен выйти на связь. Если захочет…

— Забавно, — усмехнулся Алексей. — А чем мы его, собственно, можем заинтересовать? Баблом, водкой, бабами? Чего ему надо-то от нас?..

Все понимали, что вопрос чисто риторический, но Валера и тут не упустил шанса блеснуть смекалкой. Он поднял указательный палец:

— Территория! Возможно, Рою нужны более обширные угодья. Мутантам тоже ведь надо где-то резвиться, да?..

Все ухмыльнулись. Все, кроме Меркурьева. Он задумался. А что, если Валера прав и Рою действительно тесно в нынешних границах? Скорее всего, именно так! Любую форму жизни здесь, на Земле, отличает неудержимое стремление к расширению, к экспансии. А для этого нужно жизненное пространство. Территории проживания…

Что ж, на этом можно сыграть. Он поделился этими мыслями с другими.

— Но пока суд да дело, — сказал Проводник, — надо соответствовать своему статусу. Вы четверо — типа сталкеры, точнее, сталкерские бригадиры, вот и займите делом своих мужиков. Надо подумать, где еще можно хабар срубить…

Подольский вспомнил разговор с Ракитиным во время последнего радиосеанса.

— Слушай сюда, братва, — авторитетно начал он, — есть одна темка.

И он рассказал о сейфе на складах МЧС, битком набитом ценностями.

— Точно, — подтвердил Алексей, — мы его там и оставили, в подземном хранилище. Но добраться до него нелегко…

— Да, — кивнул Валерий, — там сейчас гнездо этих тварей. Причем и внутри здания они уже засели. Но, возможно, вниз пока не проникли…

Роман поинтересовался:

— И как туда пробраться? Есть варианты?..

Проводник задумчиво покусал губу и сказал:

— Есть один… Мы ушли оттуда последними через подземные коммуникации. Таким же манером и туда попадем. — Он хлопнул себя по коленям: — Сделаем так. Твои архаровцы, Роман, уже затарились по полной, надо другим дать возможность помародерствовать. Пойдет одна группа, а поведет ее капитан Подольский. На разведку. Но если удастся захватить хабар с ходу, то случая не упускайте — хватайте и тащите на базу. Возражения есть?

Возражений не было. Решили, что пойдет команда молчаливого спецагента, имени которого Проводник не знал. Да и ни к чему ему это. Какое ему дело до имен и званий гэбэшников… Пусть поскорее выполнят приказы своего стукнутого на голову начальства и валят отсюда подобру-поздорову. И без них проблем навалом.

Подольский прочел его мысли и с ухмылкой прокомментировал:

— Эт точно — целый вагон да еще большая тележка.

Мужики недоумевающе посмотрели на него.

— Говна, говорю, хватает тут у нас, на Зоне, — объяснил Валера. — Как бы не вляпаться…

Проводник хмыкнул:

— Ну, мы-то с тобой не вляпаемся. А чтоб они со своими людьми не вляпались… — он кивнул в сторону агентов, — так для этого ты и пойдешь с ними. Схему подземных ходов я тебе нарисую. — И шепнул ему на ухо: — В голове нарисую. А ты скачаешь информашку.

Капитан кивнул — какой разговор, это нам как два пальца…

Меркурьев обратился к Жоре и медведеобразному гэбисту:

— А к вам, господа, у меня вскорости дело будет — на сто миллионов.

— Баксов или евро? — осклабился Медведь.

— Нановитов… — в тон ему ответил Меркурьев.

Он поднялся, давая понять, что совещание закончилось. Все шумно задвигали стульями, потянулись к выходу. Роман достал свой телефон, бросил взгляд на Проводника — отзвониться, мол, надо. Тот поднял ладонь в знак согласия. А потом вышел вслед за другими.

ГЛАВА 11

1

…Для похода за сейфом снарядили группу из шести человек: Подольский плюс пятеро вновь прибывших. Валера мельком осмотрел парней, бегло прошелся по их мыслям… Ничего особенного. Обычные алчные бродяги, из тех, кто в погоне за длинным рублем колесит по разным дальним краям, вербуясь хоть в бульдозеристы, хоть в моряки, хоть в наемники — все едино. Да, крепкие, жесткие, тертые мужики, но в общем — так, шушера. И еще один — по виду и легенде точно такой же, но на самом деле полевой агент ФСБ: хорошо подготовленный, волевой, крепкий, хотя и худощавый мужчина лет тридцати пяти.

— Полчаса на сборы, — сказал Валерий и пошел собираться сам.

Через тридцать пять минут вышедшая из Башни группа приблизилась к люку, тому самому, из которого некогда выбрались Ракитин и Слободчиков. Крышка, сковырнутая сильными руками одного из сталкеров, с тяжелым звоном отвалилась в сторону, и Подольский первым спустился в колодец. За ним остальные. Эфэсбэшник пошел замыкающим.

Валера быстро обнаружил двойные стрелки и уверенно пошел по ним. Тут, в общем-то, не нужна была его квалификация разведчика, стрелки четко указывали путь, и группа шла по ним, как по компасу. Потекли минуты, может быть, и часы… Интуиция подсказала капитану, когда свет фонаря выхватил справа ответвление, что именно это и есть тот ход, которым ушли навстречу своей судьбе Зверев и Меркурьев. Валерий подумал о том, что если к Алексею судьба оказалась благосклонна, то у Михаила, судя по всему, дело обернулось иначе… Но мусолить эту тему было некогда, Валера продолжал следить за стрелками, напряженно ожидая всяческих подвохов.

Таковых не случилось. Подземное странствие было долгим, утомительным, у всех стали затекать ноги, нудно ныть спины… но все это, конечно, можно перенести, а напасти пока ходили стороной, и рейдеры без труда достигли цели.

И здесь чутье вновь подсказало Подольскому, что цель близка. Даже — рядом. Он приостановился, вскинул руку… и послушно застыли, затаили дыхание его спутники. Валера шепнул им:

— Ждите здесь, — а сам осторожно двинулся вперед и шагов через двадцать угадал в бетонном своде отверстие, прежде прикрытое решеткой и знакомое ему с другой, наземной стороны… Он подошел, замер, вслушиваясь.

Вроде тихо.

Внутри склада были тьма и тишина. Резким броском Валера выпрыгнул наверх, отскочил в сторону и вновь замер — бесшумно, точно призрак.

Тихо. Уроды если и есть где-то вблизи, то не на складе. Здесь их нет, точно.

Минуты две Подольский постоял, затаившись между стеллажами. Ствол — на изготовку. Наконец счел возможным позвать остальных. Беззвучно спустился вниз, вернулся к группе.

Ребятам, наверное, эти минуты показались вечностью.

— Все в норме, — вполголоса сообщил им капитан. — Идем. Осторожно!

Они выбрались из тьмы тоннеля в тьму склада. Лучи фонарей беспорядочно заметались по непроглядному пространству, Подольский усмехнулся и заметил:

— Не суетись, мужики. Сейчас сообразим, что к чему.

По памяти он прикинул, где это хранилище № 9, и, вспомнив, коротко кивнул самому себе.

Память его никогда не подводила.

— Пошли. — Он уверенно зашагал вперед, фонарный свет побежал по стеллажам, полным бесхозного добра.

Сталкеры за спиной Валеры зашептались.

— Ты только глянь, Серый… — завистливо протянул один. — Ну и ну, мать его… Чего только нет!

— Херня, — глухо отозвался другой. — Вот если сейф возьмем…

Он не договорил, потому что всем и так все было ясно. Кто-то, возможно, нетерпеливо сглотнул слюну, представив, что ждет его, когда наконец он выберется на материк с таким богатством… А кто-то вздохнул с нелегким чувством, представив себе то же самое… но и путь до этого светлого будущего, путь, который еще предстоит пройти.

Умело ориентируясь, Подольский привел свою команду к девятому хранилищу. Это был самый обычный, с виду ничем не отличающийся от других сетчатый отсек с железной дверью, замкнутой навесным замком тоже самого заурядного вида. Охочим до наживы мужикам он был, понятно, не преграда: и минуты не прошло, как, жалобно звякнув, этот дешевый страж отлетел в сторону.

Здесь хранились различные металлоконструкции, в том числе и такие диковинные, предназначения которых не знал никто, даже многоопытные Валера и полевой агент. Искать среди этого барахла небольшой сейф было не так трудно, сколь муторно — надо было тупо осматривать полку за полкой, одну за другой… Впрочем, для шести крепких мужчин обшарить пусть и немаленькое пространство — не такая уж сверхзадача. В хранилище воцарилось напряженное безмолвие, сопровождаемое судорожными метаниями фонарей, негромким стуком, лязгом, прерывистым дыханием…

— Есть! — приглушенно рявкнул кто-то.

И все, кроме Валеры, позабыв про осторожность, ринулись к нему.

2

Когда Валера увидел найденный сейф — небольшой, с прикроватную тумбочку, гламурный такой ящик с шифровым замком, — то сразу понял, что именно это они и искали. Тем не менее для очистки совести он велел обшарить все остальное. Парням это не понравилось, но Подольский жестким тоном настоял на своем, и сталкеры неохотно разбрелись по отсеку. Заметно было, что возятся они для вида, а мыслями уже в Башне, потрошат добычу… Валера хотел было и тут прикрикнуть на мародеров, но потом подумал: «Да какого черта! Мне-то ведь параллельно, найдут они это чертово золото, не найдут…» Он в одну секунду прочел мысли всех — четыре жадных нетерпения и одну напряженную тревогу. Спецслужбист думал о своем — как потом объясняться с начальством. Валерий мысленно усмехнулся.

Наконец хищники наспех обыскали остальные стеллажи и доложили, что ничего похожего больше нет.

— Нет так нет, — решил Валерий. — Ну, открыть, конечно, не сумеем?

Мужики повозились с вертушкой замка — и через пять минут отступились.

— Дохлый номер, — констатировал один. — Разве что пальнуть вот сюда…

Но эту идею дружно отвергли. Ясно, что сейф придется тащить в Башню, а весит он, зараза, килограммов полета, не меньше. Из подручных средств на скорую руку соорудили носилки: до тоннеля донести сойдет, а уж там как придется. Волоком или еще как-то… Словом, видно будет.

Задача не из легких, но будущая награда вдохновляла. Взгромоздили ящик на носилки, двое подхватили их, поперли, а прочие светили фонарями, пролагая путь. Все вдруг заспешили, забеспокоились: богатство же вот оно, в руках — и жизнь сразу стала желанней и острее. С трудом опустили груз в тоннель, там кое-как снова приладили к носилкам — действительно, осталось только волочь. Решили, что будут впрягаться по двое, меняя друг друга.

Чего стоил этот обратный путь — ни в сказке сказать, ни пером описать. Время, пространство — все слилось в сумеречную муть, а, взявшись за рукояти носилок, каждый имел возможность испытать, что ощущает конь, которого запрягли в плуг и погоняют по непаханому полю. И так, с пыхтеньем, скрежетом, надрывом, матом… казалось, конца-краю этой каторге не будет.

Подземный труд был так тяжел, что сталкеры и про смертельную угрозу позабыли, в мозгах у них плескалось лишь одно: ну где же, где же этот выход, мать твою!.. Ну, секретный агент, конечно, мыслил иначе, понятные заботы глодали его. Сам Подольский, несмотря на суперменский организм, тоже порядком умаялся, хотя внимания старался не ослаблять ни на секунду. Тьма, тьма, тьма кругом, мало-помалу слабеющий свет фонарей… Однако подземелье к этой малой части человечества, блуждающей по Зоне, благосклонно, чего не сказать о поверхности. Нет, Валерий вовсе не думал об этом — некогда было. Он лишь фиксировал обстановку и делал вывод: пока все нормально. А что будет через минуту или через полчаса — неведомо.

Правда, пространство и время расплавились в неопределенности, и речь могла идти не о четких отрезках, а о «дальше» и «позже», вот и все. И для измотанных до предела людей эти «дальше» и «позже» все тянулись, тянулись, тянулись… и вот наконец Валерий увидел знакомый колодец. Стрелки показывали вверх.

— Ф-фу… — облегченно выдохнул кто-то.

Длинная прочная веревка у них имелась, потому многопудовый ларец вытащили на поверхность в два счета. Выбрались сами, огляделись. Тихо. Но до Башни еще сотни метров — вроде и не много по меркам гражданской жизни… а ведь тут совсем другая жизнь.

— Ну, — в голосе сталкерского командира дрогнуло нетерпение, — давай, берись…

3

Взяться было не суждено.

Впереди, метрах в тридцати, из ниоткуда, изиного измерения выросла мужская фигура, безмолвная и зловещая.

Валера сразу, с одним жарким тычком в душу, угадал в этом чудище Зверева.

Бывшего Зверева!

Почти ничего человеческого не осталось в обличье Михаила. Изменилась стойка, став какой-то полуобезьяньей: плечевой пояс выдвинут вперед, руки висят вдоль тела… Изменилась походка. А главное — другим стало лицо.

Оно казалось не то чтобы мертвым, как у обычных зомби, но каким-то окостеневшим, словно кожа на нем затвердела, побелела, а рот вытянулся в безгубую щель, и бровей не стало, глазные впадины ушли вглубь, а глаза… это были глаза не человека, не зверя даже, а существа, опаленного адским пламенем — и теперь жаждущего ада на Земле.

Валерий был далек от сантиментов, но тут и его остро прожгла боль при виде того, во что превратился бывший боевой товарищ. А глаза монстра при виде людей вспыхнули, страшный рот ощерился, из него выкатился первый, еще не убойный, не смертельный рык.

И тут Валеру осенило: черт возьми! Да не все же людское сгинуло в этом кошмарном порождении Роя?! Вдруг еще осталось что-то в той глубине, о которой и помыслить страшно? Ведь она должна быть очень живучей штукой — человеческая душа, и…

— Стойте! — крикнул Валера сталкерам, схватившимся за автоматы. — Я… — он запнулся, — я сейчас.

И пошел прямо к чудищу. В горле пересохло.

— Миша! — крикнул он. — Миша, ты слышишь меня, я уверен. Отзовись! Это я, Валерий. Взгляни мне в глаза!

Без страха Валерий взглянул в бездонное нечто, когда-то бывшее человеческими глазами, и увидел там такое, чего человеку лучше бы не видеть… но он многое видел в своей жизни, а потому не дрогнул.

— Миша! Ты жив, я знаю. Отзовись! Слышишь меня?

И вдруг что-то мелькнуло в багровой бездне, нашедшей выход в наш мир через зрачки монстра. Да! Валера мог поклясться. Да, да, да! Где-то там, в страшной глубине, его слова были услышаны.

Монстр замер, зажмурился, а потом распахнул глаза — темные зрачки расширились, будто в удивлении…

Он покачнулся. Поднял когтистую, с перекрученными тугими узлами мышц… нет, не руку даже — лапу, провел ею по застывшей маске лица.

— Михаил, — тихо позвал Подольский. — Михаил, где ты?..

Но человеческое пропало. Мелькнуло — и пропало. Из глаз монстра полыхнуло пламя, он взревел так, что лес за спинами людей встряхнуло, — и ринулся на них.

Валера проклял себя страшным словом. Психолог, твою мать! Ребята не могли стрелять — он перекрыл им сектор огня. Все, что он мог, — броситься навстречу монстру. И он бросился.

Расчет был, в общем, верный. Просто потому, что никаких других расчетов не было. Валера вскинул девятимиллиметровый «Кедр» — громоздкую СВД он в рейд не взял — и точно всадил в корпус монстра короткую очередь. Затем еще одну…

Пули порвали камуфляж, существо содрогнулось на бегу, издало дикий рык — кусочки металла больно рванули, обожгли плоть, но это было не больше чем досадная помеха. Взвыв, монстр понесся быстрее прежнего.

Валера — супербоец, слов нет. И он резонно рассчитывал на свои силы. Но и этот расчет, как до этого психологический, не оправдался. Двое — сверхчеловек и НЕЧТО — сшиблись, и человек, пусть и «сверх», понял, как он не прав. Он будто бы столкнулся с самосвалом. Удар — и тьма.

Сталкеры видели, как тело Подольского взлетело и, пролетев метров десять, грохнулось на асфальт. Руки-ноги безжизненно раскинулись. Все пять стволов враз вдарили по несущейся навстречу твари, и всем стрелкам почудилось, что их оружие превратилось в детскую игрушку, которая плюет пластмассовыми пульками: свинцово-стальные жала попадали в плоть монстра, а она точно глотала их — мол, давай еще, мне только на пользу.

Нервы не выдержали. Кто-то завопил истошно, кинулся прочь. Спецагент, понятно, был не из таких — он где только не побывал, прошел огонь и воду, потому сразу понял, что бежать бессмысленно. И он, открыв огонь, стрелял до последнего, а потом попытался перехитрить монстра, резким броском кинувшись ему в ноги — чтобы тот споткнулся, полетел наземь… ну, а с упавшим агент надеялся как-нибудь сладить.

Да куда там! Монстр все предугадал. За долю мгновенья до прыжка противника он отпрыгнул вправо. Бросок агента пришелся в пустоту — и страшным ударом каблука монстр перебил ему шею.

Ну, а с пустившимися наутек сталкерами он расправился, как пес с цыплятами. Остановившись, оглядел разбросанные в разных позах трупы, победно вскинул руки и, потрясая кулаками, испустил свирепый вопль победителя.

4

Когда разразилась эта битва, Алексея не было в Башне. Минувшей ночью ему почудились странные шумы на северо-востоке, ближе к Чернореченску… причем, как только ни включал Меркурьев свои сверхспособности, ему так и не удалось распознать природу этих шумов. Это его немного задело. Он ничего никому не сказал, но про себя решил: надо разведать! И когда группа ушла за сейфом, Алексей вслушался в окружающее, убедился, что все тихо, и, велев Роману бдеть, молнией метнулся на северо-восток.

Пустые кварталы мелькнули, как плохой сон перед пробуждением. Меркурьев, на лету сканируя пространство, довольно точно определил место ночных шумов — район новых высоток возле ипподрома, престижный жилой комплекс «Воздушная волна», где когда-то обитали обеспеченные люди… Алексей тормознул метров за триста до «Волны», в сосновом лесу, замер, став неслышимым и почти невидимым.

Он привычно вошел в режим проработки пространства-времени — и обнаружил в радиусе ближайших нескольких километров тишь да гладь, чуть ли не абсолютный покой. Алексей удивился.

— Ловко… — пробормотал он, включился по максимуму — так, что легкой судорогой свело мышцы рук и ног… нет, результат тот же. Ничего. Да и на самом деле тихо, безо всякой магии. Просто тихо.

Ошибочка вышла? Вряд ли… просто слуги Роя сделали свое дело и ушли, расползлись по темным углам. Но вот какое дело?

Алексей тряхнул головой и решил не заморачиваться понапрасну. Повернулся и побежал — только в другую сторону. Не в Башню, а в бункер. Была одна забота.

Попав к себе, он некоторое время занимался приборкой и всякими мелочами по дому, по хозяйству. А потом прошел в дальний огороженный угол, где у него был расположен медотсек. Там присел за стол, включил и настроил мощный электронный микроскоп. Достал из холодильника пробирку с кровью. Воспользовавшись пипеткой, капнул на препаровальное стекло. Закрепил на микроскопе. И принялся изучать.

Не сказать, что он был каким-то докой в биологии, но тут и дилетанту было ясно: кровь под микроскопом разительно отличалась от крови обычного человека — образец с нею у Меркурьева тоже имелся. Кровь, что он исследовал, принадлежала ему. Образец же он взял у Рыжика. И теперь было видно, что кровь человека-мутанта содержит большее количество не только кровяных телец — эритроцитов, тромбоцитов и, в особенности, лейкоцитов, на порядок выше, чем у обычного человека, но и фуллереновых образований, попросту говоря, нановитов.

Нановиты, прирученные организмом Меркурьева (а теперь и Подольского тоже), принудили кроветворные органы вырабатывать много больше крохотных защитников, чем это заложено природой. Выходит, новая форма жизни тоже стала творцом, как и люди. Нановиты принялись переделывать мир под себя, из естественного создавая искусственное.

У Алексея не было времени осмыслить этот факт. Его жарко толкнуло, слух поймал дальний треск стрельбы, дикий рев — и он не успел моргнуть, как уже понесся в ту сторону.

Он сразу понял, что случилось: на группу напал Монстр — он же бывший Михаил Зверев. Вспыхнуло изумление: как так?! Ведь Подольский мог сканировать мысли вокруг себя, а значит, должен был загодя почуять Монстра и попытаться избежать встречи с ним. Или у чудовищного мутанта теперь и мыслей-то никаких в башке не водилось?.. Может, совсем в зверя превратился?.. Но как вспыхнуло, так и пропало — думать некогда, дело надо делать.

Он метеором мелькнул мимо Башни и врос в пространство точно в месте боя, колыхнув воздушной волной ближний лес. Монстр как сквозь землю провалился, и Алексей даже не смог «нащупать» его. Значит, тоже умел, собака, закрываться, обладал такой способностью… Меркурьеву довелось увидеть только разбросанные на асфальте и трамвайных рельсах трупы да тот самый злосчастный сейф, из-за которого и вышла вся эта бодяга.

Одного взгляда на тела сталкеров Алексею хватило, чтобы понять: с этими кончено. Навсегда. Что касается Валеры, то для обычного человека такой полет и падение, конечно, означали бы смерть; собственно, она и наступила, но применительно к суперорганизму Подольского оказалась клинической, а не роковой. Алексей подбежал к поверженному другу, коснулся ладонями груди, уловил трепет жизни — и постарался влить в тело свою энергию.

Еще не открывая глаз, Валерий глубоко вздохнул раз, другой… и задышал ровно, возвращаясь к жизни. Через секунду он открыл глаза, еще пару мгновений в них продержалась призрачная муть — затем взгляд прояснился, и Подольский привстал так, точно всего-то прилег отдохнуть на полчаса.

— С возвращением, — улыбнулся Алексей.

Валерий огляделся.

— Да… — выговорил он, то ли отвечая, то ли дивясь произошедшему с ним. — Ты знаешь, память вышибло, как пробку. Как столкнулись с ним… — И Валерий поведал о встрече с монстром.

Меркурьев кивнул и тоже осмотрелся:

— Вот что, давай-ка в Башню. Нашумели вы тут изрядно, черт его знает, чем Рой ответит.

Валера лишних вопросов задавать не стал. Сейф так и остался лежать среди мертвых тел: золото золотом, а жизнь дороже. В Башне они встретили настороженных, с оружием в руках сталкеров — те, конечно, услыхали пальбу, рев и вопли, а Рыжик, несший в это время караул на крыше, увидел схватку своими глазами, отчего парня теперь слегка подергивало: впечатление вышло знатное.

— Я думал, это… конец тебе! — честно признался он Валере. — Как вы сшиблись! Голливуд отдыхает… А тех-то он просто переломал, и все дела. Я видел… Зрелище! Кто он, а? Это же… — Парень повернулся к Алексею.

— Черт его знает. — Алексей отвел взгляд. — Какой-то особый мутант что ли.

— Не… ну, в смысле, не такой… — не решился сказать Рыжик.

— Не такой, как я? — Меркурьев усмехнулся. — Да не стесняйся ты, чего там… Наверно, не такой. Хотя не знаю точно, да и не до того сейчас! Ты вот что: будь начеку! Смотри, не появятся ли там зомби. Сам не высовывайся!

— Есть!

— Ну все, давай наверх.

Валерий после беспамятства вовсе не утратил способность вникать в чужие мысли. Он легко уловил настороженность Романа — бывалому разведчику почудилось, что эти двое — Меркурьев и Подольский — знают про монстра куда больше, чем говорят…

Верно показалось.

Только и Алексей, и Валерий не дали ему шансов развить подозрения. С хмурыми, сосредоточенными лицами они пустились толковать о возможной природе монстра… и успешно запутали этот вопрос. Роман в конце концов решил, что ошибся в своих предчувствиях.

Затем разговор пошел о всяких технических мелочах, а потом вдруг требовательно запищала суперновейшая и сверхмощная рация агента — Роман чертыхнулся:

— А, дьявол… Начальство не дремлет, извините, ребята!

И он исчез — ясное дело, разговор секретный.

Валерий с Алексеем впервые переглянулись по-настоящему. Что сказать? Да нечего. Что сталось с Михаилом?.. Они, суперы, умевшие проницать своим «Эго» окружающий мир, не могли ответить — в этой полупрозрачной для них реальности монстр оставался тенью, темным пятном. Приходилось лишь признать, что это существо явилось страшным и необъяснимым порождением Зоны. И Роя.

— Значит, — попробовал Алексей осмыслить прозошедшее с Михаилом, — Рой насыщает пространство всякой своей херней, а пространство Зоны способно давать множественные эффекты?..

Валера криво усмехнулся:

— Вопрос не по адресу, Леха. Я проблемы решаю, а не разрешаю…

Тут вновь возник Роман:

— Ну, мужики, новости!..

5

Собственно, новость у Романа была одна: в ближайшее время в Башню должны прибыть прямые представители высокого начальства — двое спецагентов. Вертолетом. Это было неожиданно и как-то против логики… Но Роман объяснил, что с появлением этих двух игра выходит на новый уровень и обретает, соответственно, иной характер.

Подольский вмиг прочел мысли собеседника и избавил его от лишних слов:

— Значит, легенда твоя рухнет.

— Да, придется раскрываться. — Роман огорченным не выглядел. — Но это моя работа, и не такое случалось…

Здесь агент умело приврал — подобной ситуации в его практике еще не было, и внезапное изменение обстановки тревожило его. Валерий и это прочел запросто: не обрадовался, но и тужить не стал. Что надо быть готовым ко всему — это он и так знал.

Роман кликнул своих сталкеров и раскрыл им правду о себе. Не всю, разумеется, но главное: что он, Роман, агент спецслужб, а они все под колпаком, и теперь, стало быть, одно из двух: либо с нами, либо против нас. С нами — ну, считай, повезло. А если против… если против, то, значит, навеки здесь, в Зоне, и никто не узнает, где могилка твоя. Как в старой песне!

Грех было бы сказать, что такое известие сильно обрадовало мужиков. Лица вытянулись, мысли бессильно заметались… и в одной огорченной голове Валера прочел: «Дур-рак…» — искатель сокровищ проклял себя, а заодно тот день и час, когда повелся на собственную жадность.

Роман, однако, постарался успокоить подшефных. Сказал, что они, сталкеры, теперь вроде как те же самые агенты или их подручные. И конечно, им позволят забрать добытое, так что есть хороший шанс вернуться на Большую землю богатыми. Но для этого, сами понимаете: дисциплина, беспрекословное подчинение… Тогда все будет пучком. А если нет — пеняйте на себя.

Те, кто сейчас остывал на асфальте рядом с сейфом, тоже имели неплохие шансы вернуться на материк богатыми… У многих из присутствующих эта мысль мелькнула — но они предпочли промолчать, тем более, что Роман был, в сущности, прав. Надо сказать, что и разыграл он этот психологический этюд вполне толково: говорил негромко, веско, тоном, не терпящим возражений. Их и не было. Сталкеры, мужики далеко не глупые, сразу смекнули, что никто с ними тут не шутит и не блефует… и все, что им остается, — скрепя сердце подчиниться. Тогда еще что-то может произойти позитивное. В противном случае — и правда, безымянная, со временем стертая с лица земли могила да слова «пропал без вести» где-нибудь в милицейской сводке…

Оба мутанта в человеческом обличии, конечно, отметили про себя, что Роман не спешит рассекретить своих коллег, вроде как те тоже ни при чем — обычные искатели приключений, попавшие не туда и не в то время. Одному из них, правда, было уже все параллельно — он и сам теперь где-то там, в параллельном мире…

Рация Романа затрещала вновь — и Валерий с Алексеем поняли, что этот нервный звук будет здесь самой популярной музыкой в течение ближайших нескольких часов. Они постарались уединиться, чтобы обговорить наиболее важное.

— Ну что, — начал Алексей, — похоже, жизнь и вправду меняется. Если эти двое прибывают воздухом средь бела дня, то…

— То, — мгновенно принял эстафету Валерий, — какая, к черту, конспирация! Рой будет знать, кто тут, в Башне… Хотя, может быть, уже знает.

— Не исключено. — Алексей кивнул и вдруг оживился: — Слушай, Валер! А ты его мысли… ну, то есть, как там это у него, у гада, называется… подобно тому, как у людей, читать можешь?

— Нет, — твердо сказал Валерий. — Пробовал. Наглухо. Блок!

— М-м… да. Ну ладно, поживем-увидим. Давай думать дальше. Итак, режим секретности отменяется. Почему?

— За ненадобностью.

— Так. Значит, с материка Рою дают понять, что здесь, в Зоне, присутствуют посланцы…

— Переговорщики. — Подольский уловил ход мысли друга.

— Точно. — Меркурьев ухмыльнулся. — Рой пытался войти в контакт со мной — не выгорело. Ну, а затем, несложно предположить, он стал искать контактов с кем-то…

— Очень влиятельным…

— …кого мы не знаем. Мистер Икс!

— Или миссис.

— Тоже верно. Не исключаю и того, что этот Икс не одно лицо, а группа.

— Скорее всего. И эти Иксовы засланцы будут искать подходы не только к Рою, но и к тебе, как суперу. — Тут Валере не понадобилось включать ничего, кроме логики.

Алексей отвесил иронический полупоклон:

— Благодарю. И постараюсь оправдать высокое звание посредника.

— Ну, брат, шутки шутками, а вообще-то…

— Вообще, Валера, я все понимаю. Будем осторожны и… и один за всех и все за одного, да?

— Мог бы и не говорить, — буркнул Подольский.

6

Рыжик, находясь на крыше, старательно выполнял задание Меркурьева — все глаза проглядел, сам при этом хоронясь, как только мог. Но ровным счетом ничего не высмотрел. Сейф он видел отлично, равно как и тела поверженных — все это как лежало, так и лежало. Рой не заинтересовался следами баталии.

Почему?.. Рыжик был неглупым парнем, он усердно размышлял над этим вопросом, но ответа не находил. Через какое-то время пришел на смену один из сталкеров, ничем не примечательный тусклый мужик… но ему-то и довелось первому услышать рокот в небе, а затем и увидать армейский вертолет, который зачем-то сделал круг над Башнями и начал плавное снижение.

В этот момент в наблюдательный пункт вбежал Роман.

— Летят?.. Ага. — Он замахал руками, водной — рация, потом крикнул в нее что-то — что, часовой не расслышал из-за сильного шума и ветра: геликоптер уже массивно нависал над крышей.

Тяжелая машина буквально на секунду коснулась пневматиками рубероидного покрытия. Из кабины выпрыгнули двое, а вертолет тут же взмыл ввысь — пилоты, избавившись от навязанных им пассажиров, спешили поскорей убраться восвояси…

Роман и прибывшие быстро прошли мимо часового и скрылись за чердачной дверцей. Через несколько минут они встретились с Меркурьевым и Подольским.

— Э-э… Алексей, если не ошибаюсь, и Валерий? Наслышан, очень рад, — заговорил старший из посланцев, а второй, молодой, скромно держался сзади.

Старший заговорил вежливо, будто бы с равными, но Меркурьеву не стоило труда разгадать в его речи фальшь, а Подольский, тот заглянул и глубже, но виду не подал.

Пришельцы о нем и вправду были наслышаны, но о его новых способностях пока не догадывались. Однако — профессионалы! — они истинные свои цели и отношения не обнаруживали даже мысленно.

— …не буду скрывать от вас, — старший доверительно понизил голос, — что есть мнение, будто Рой хочет установить контакт с нами…

— Минуточку, — холодно приостановил его Алексей. — «С нами» — это, простите, с кем, не сочтите за труд уточнить?

— С нами — это с сильными мира сего, — не полез за словом в карман гость.

— Вы — тоже сильный? — Алексей прищурился.

— В некоторой степени, — прозвучал спокойный ответ.

В этот миг в душе мастера тайных дел что-то приоткрылось, но что — Валера не успел поймать. Открылось и захлопнулось, и снова глухо.

— Мы догадываемся, — мерно продолжал звучать голос, — что вы и есть тот самый Проводник, слухи о котором множатся в прифронтовой полосе…

— Верно.

— …да. И я повторюсь: там, — старший многозначительно вскинул взгляд, — о вас знают. И связывают с вами большие надежды…

7

Он несколько изменил тон: заговорил властно, уверенно, хотя все так же дружески. Повел речь о важности предстоящей задачи — выйти на контакт с Роем, выведать его намерения, планы… а там и слабые места. Упомянул и о профессоре Нахимове, который во всех, где только бывает, серьезных инстанциях не устает повторять об уникальном «феномене Меркурьева», ну а заодно уж и о Подольском…

Валера, вполуха слушая агента, вспомнил, что Нахимов обещал о сверхспособностях Алексея пока помалкивать. Видно, ситуация изменилась… Вообще, Валерий поймал себя на том, что в целом верит агенту — точнее сказать, чувствует, что тот, по сути, не врет, хотя и не говорит главного. А главное… главное и ему, Валерию Подольскому, не давалось, он только чувствовал, как нечто отдаленно и недобро блуждает в сумерках того полузнания, которым он теперь обладал. Валера отлично сознавал, что это именно полузнание — в отличие от незнания обычных людей.

Он, видимо, как-то слишком задумался, потому что Алексей краем глаза уловил изменившееся выражение его лица — и сообразил, что с разговором стоит закругляться.

Собеседник же к этому моменту перешел к посулам на будущее. Что, мол, будет да как их встретят на Большой земле…

Меркурьев улучил момент, чтобы вежливо вклиниться в речь старшего:

— Спасибо, это очень ценная информация. Вы пока отдохните с дороги, пообедайте. А мы обсудим то, что вы нам сказали. Ну, я надеюсь, вы нас понимаете?.. — Эти слова Алексей произнес подчеркнуто многозначительно. И столь же внушительно взглянул в глаза посланника из высших сфер.

Тот мигом все понял.

— Конечно! — воскликнул он. — Мы с коллегой действительно проголодались и не прочь перекусить, так ведь?

— Да.

Молодой напарник был немногословен. Он старался держаться как бы в тени босса, и Валерий вдруг с удивлением отметил, что не попытался проникнуть в мысли этого парня — все внимание только на старшего. «Надо исправить!» — подумал он и тут же попробовал «пробить» молодого.

Попробовал. И… получил практически пустое место. Не иначе, агент старался ни о чем не думать — и не потому, что опасался проницательного Подольского, а из субординации: видно, старший навел такой порядок в их служебных отношениях, что подчиненный считал за лучшее никак не высовываться, даже мысленно… «Ну, да и хрен с ними», — равнодушно подумал Валера.

Роман увел гостей обедать, а супермены, оставшись вдвоем, начали обмен мнениями.

Впрочем, он был недолгим. На вопрос Алексея «Ну и как?» Валерий, подумав, сформулировал:

— Не особо. Врать-то они не врут, разве что так, слегка лукавят. Обещают златые горы, а увидим мы спасибо, если холмик… Да не в том дело. Пока не могу сказать точно, но… сдается мне, пошла какая-то скрытая борьба за выход к Рою.

— Между ведомствами?

— Не знаю. Не знаю, Леха… Но боюсь, нет, подымай выше. Что-то сюда подключилось такое, такие Иксы и Игреки, о которых мы не ведаем.

— Ну, — усмехнулся Меркурьев, — скоро все выясним Да, кстати! Пора бы уж и Рою возникнуть. Ясно же, кто здесь, в Башне.

— Это точно, — сказал Валера. — Думаю, не заждемся.

Он как в воду глядел.

ГЛАВА 12

1

То, что Рой должен выйти на контакт с их группой, дошло, наконец, до всех в Башне. Алексей видел, как рядовые сталкеры втихомолку перешептываются, уединяются на разных этажах, и лица у них, мягко говоря, невеселые. Меркурьеву это не очень понравилось, и он хотел было сказать Роману: а ну-ка, подтяни своих гвардейцев, пусть не раскисают… но вдруг ощутил, что и сам как-то раскис. Он уже привык чувствовать себя стихией, через которую прет дикий поток энергии, а тут этот поток незаметно иссяк. Будто никакой не супермен Алексей Меркурьев! Земная тяжесть, почти уже позабытая, вернулась, он очень ясно понял, что если помчится по-своему, наравне с поднебесьем, то выдохнется через полминуты…

— Сил нет, — выговорил он почти неслышно и обернулся зачем-то.

И тут его как прострелило: да ведь это Рой!

Да, это Рой — пришел с той стороны, которой нет на карте и с которой его не ждали, даже сам Меркурьев позабыл об этой стороне. После той беседы, когда Алексей послал новый разум на хрен, никто не смел потревожить сверхчеловека — и Алексею, грешным делом, начало казаться, что он недоступен и неподвластен никому… да вот и просчитался. Рой учится стремительно и безошибочно, за легкомыслие — наказывает. Меркурьев вяло выругал себя и пошел искать Подольского.

Валера вот уже пару дней как обосновался в одной из квартир восьмого этажа. Как-то сразу легла на душу эта однокомнатная: темная мудрость шепнула Валере в невидимое ухо, что здесь жил чудак-холостяк, проводивший вечера и ночи за сочинением мудреных философических трактатов. Беда, накрывшая город, выгнала одинокого мыслителя из уютного убежища… и куда его понесла равнодушная судьба, где и как он сгинул — этого, конечно, Подольский не знал и знать не мог. Но добрая, беззлобная аура сохранилась в опустевшей квартире, и Валерий это чувствовал. Теперь, когда выпадали свободные часы, он отправлялся сюда, ложился на старый диван, смотрел в потолок и ни о чем не думал.

Здесь его и нашел Меркурьев. Долгих толковищ он заводить не стал, сразу взял быка за рога:

— Слушай, Валера… — и кратко изложил ситуацию.

Валерий поднялся, внимательно посмотрел на друга:

— Ты думаешь, Рой берет тебя в оборот?

— Уже не думаю. Знаю.

Валера запоздало сообразил, что вопрос свой задал зря. Алексей изменился: осунулся, побледнел, под глазами круги — облик человека, которого треплют первые вихри злой заразной лихорадки.

— Слушай, — Меркурьев беспокойно огляделся. — Давай так: я лягу… ну вот хотя бы сюда, на диван, попробую войти… как его там, в транс, что ли. А ты, прошу, будь рядом. Настройся по-своему… ну, ты меня понимаешь.

Валера кивнул: что тут не понять? Алексей лег, закрыл глаза, лицо его выразило облегчение — ему и вправду стало легче, а силы были нужны, как никогда. Что еще может выкинуть Рой, какова его реальная мощь — этого Алексей до сих пор не знал.

«Должен узнать!» — подумал он прежде, чем полностью перешагнуть из этого мира в царство Роя.

2

Это было и похоже и не похоже на контакт. Похоже — тем, что общение началось без слов, мыслеформами, а не похоже — потому, что формы эти были другие, другими стали их цвета, темп движения… все другое! Рой больше не манил, не льстил, не уговаривал, не заводил душевных бесед. Он — диктовал. Алексей увидел мрачные, предгрозовые пространства, как бы клубящееся сплошными тучами небо… И это небо говорило с ним.

Оно сказало: смотри! Я не настаиваю. Я не заставляю. Просто смотри и думай: кем ты можешь стать со мной.

И в темной призрачной массе ослепительно сверкнуло. Как молния — но во сто крат сильнее. Вспышка словно обожгла мрак, он свернулся во множество округлых тел, парящих в просторе багряного, закатного оттенка. Алексей видел, знал: этот простор живой, он готов принять в себя его — Алексея Меркурьева, и тогда он, Алексей Меркурьев, станет частью огромного… огромного, великого… безликого…

Он вздрогнул, угадав, что Рой все-таки опутывает, ловит его. Вот гад!.. Алексей встряхнулся, прогнал наваждение. Ага! Ничего он мне сделать не сможет, если я буду начеку. Надо не поддаваться — вот и все.

Багровый мир задвигался быстрее, внизу, подобно вулканической лаве, потекло нечто маслянисто-лиловое, сверху дунуло холодом, и человеку, увидевшему и ощутившему все это, было сказано: вот! Иди и скажи своим…

Меркурьев вернулся. Моргнул, зажмурился, открыл глаза.

Грязный потолок, паутина, пыль.

Секунда — Алексей все вспомнил.

Он резко встал. Валерий сидел в кресле, смотрел пристально.

— Как оно? — спросил он.

Алексей хмыкнул:

— Да хреновато, если правду сказать. Но хоть кое-что… А ты, кстати, что-нибудь просек?

— Немногое.

Подольский коротко поведал: он отчасти включился в голос Роя и узнал… ну, собственно, узнал то же, что и Меркурьев, ничего другого.

Алексей кивнул:

— Ясно. Ладно, идем доложим.

Прибывшие агенты, как выяснилось, находились на крыше. Меркурьев с Подольским поднялись, увидели, что двое и Роман, тихо переговариваясь, всматриваются в лес. Но там все было тихо, трупы и сейф валялись на тех же местах, что и несколько часов назад… Роман, уловив шаги за спиной, оглянулся.

— А! — воскликнул он. — Ну вот, наблюдаем. Пока ничего.

— Это у вас ничего, — не удержался, малость съязвил Алексей. — А у нас — самое то!

Все трое уставились на него. Во взгляде старшего промелькнула догадка.

— Ах, вот как… — протянул он. — Значит, уже?

Меркурьев усмехнулся.

— Ну да. — Старший соображал быстро. — Рой… он решил вот так зайти, да? Во внутренний мир, в душу залезть…

— Да. — Алексей не стал растекаться мыслью. — Короче, господа спецагенты! Рой обозначил свои позиции предельно четко: он готов вступить в переговоры. Именно потому до сих пор он не двинул все свои силы на прорыв и не стал заражать реки и грунтовые воды. Он ждал контакта. Но пойдет на него при одном условии.

Здесь Меркурьев намеренно сделал паузу — проверить выдержку всех троих. Ну и зря, конечно. Выдержка у них была железная, мог бы не проверять. Никто не выпалил: «Каком?!» — выпучив в нетерпении глаза. Все молча смотрели на Алексея. Но тот и бровью не повел:

— Условие вот какое: расширить территорию. Отодвинуть линию кордонов не меньше чем на три километра. Дальнейшие контакты — только после исполнения этого. Все!

Миг тишины. Первым не выдержал Роман:

— Это… Простите, Алексей, это он сам, Рой, так вам сказал?

— Показал, — сухо поправил Алексей. — Рой общается не словами, но образами.

— Картинами? — подхватил Роман.

— Не совсем.

Алексей поморщился: как выразить невыразимое?.. Попытался так:

— Ну… образ — это не совсем картина, это нечто иное…

— Стойте, стойте, коллеги, — с явным недовольством перебил главный. — У нас тут не Академия наук и не ученый диспут. Давайте ближе к делу. Что-то еще, кроме этого, Рой вам передал?

— Нет. Только это. Передал — и исчез. Растворился.

— Так. А сами вы его вызвать…

— Нет. Белыми сейчас играет он.

— Ясно. Ну… ну, тогда наше дело небольшое: передать эту информацию наверх и ждать распоряжений. Кстати, как вы думаете: Рой вообще способен контролировать наши действия… мысли, что ли, ну вот сейчас хотя бы?

— Думаю, нет, — ответил Алексей. — Иначе бы он с нами не дипломатничал.

— Тоже верно. Все, иду сообщать.

Он пошел, за ним свитой потянулись Роман и молодой, который точно язык проглотил… Часовой, рядовой сталкер, разумно отошедший в сторону, пока начальство совещалось, хмуро посмотрел на местных: ну, мол, и долго вы еще?.. Алексей заметил этот взгляд, потянул Валерия за рукав:

— Ладно, пойдем и мы.

Подольский понял, что друг хочет ему что-то сказать с глазу на глаз.

— Пошли, — кивнул он.

3

Спустились в подъезд. Алексей повернулся было к Валере, даже рот открыл, но вдруг запнулся.

— Нет. Слушай, идем-ка туда в ту квартиру, как-то там уютнее.

Валерий пожал плечами: туда так туда.

Сошли на восьмой этаж. Дверь, конечно, была настежь, но Алексей тщательно закрыл ее за собой.

— Давай присядем, — предложил он.

— Ага. Чувствую, разговор серьезный?

— Серьезней некуда. — Меркурьев даже не улыбнулся для разрядки. И мыслей своих не таил. Валерию открылось все, что думал его собрат по судьбе.

— М-м… — протянул в раздумье Подольский. — Вот оно что. Значит, ты так считаешь?

— Да. Рой полагает, что его позиция беспроигрышная. Либо он и эти… Старшие Братья становятся союзниками, либо он остается для них черным ящиком с непредсказуемыми последствиями. То, что он растет не по дням, а по часам, известно. И в любую минуту он может отдать приказ на тотальное заражение, и тогда… ну, сам понимаешь.

— И он уверен, что его условия примут?

— Практически. А если нет — он постарается устроить им такое, от чего их сразу и понос и судорога прошибет…

— Попробует прорвать Кордон где-нибудь в самом слабом месте?

— Как вариант. Представляешь, какой будет эффект, когда там увидят этих зеленых тварей?.. Ну, пожалуй, атаку с грехом пополам отобьют, да ведь ясно будет, что это цветочки, а кроме того — черт знает, что эти зеленые успеют занести?!

Валера ловил мысли Алексея даже не на лету — на взлете.

— А если после этого там, — он ткнул пальцем вверх, — решат работать на поражение, то гарантий никаких. Всех тварей земных и речных не переловишь. Тем более, что многие из них даже глазу невидимы.

— Вот именно! И Рой прекрасно понимает, что там, — Меркурьев повторил жест Валерия, — это сознают. Ситуация патовая, лучше стать вряд ли может, а хуже — запросто. Следовательно, примут его условия.

Подольский кивнул.

— Резонно, — заключил он. — То есть будем союзниками, а там война план покажет…

Алексей тоже кивнул: согласен. Валерий продолжил:

— Ну, а что сделается с человечеством от этого союза, можно только догадываться.

— Мне кажется, я уже догадываюсь, — невесело усмехнулся Алексей. — Из того, что мне Рой в прошлый раз втирал, можно заключить, что цели у них… у Роя и у Старших Братьев, по существу-то, совпадают. Власть меньшинства над большинством! Понимаешь?

— Пастухи и бараны.

— Вот! В самую точку. Сделать человечество стадом! Шесть миллиардов зомби — как тебе это? Ну, понятно, разного уровня зомби, совсем уж скотами сделают немногих. А большинство будет просто жрать, спать, совокупляться сколько влезет… Жить и не думать ни о чем. А вот они, властители, — те да, тем думать и решать за всех. Кому как жить, кому когда помереть… Нити судеб в руках — это же нечто особое…

— Ну, брат… боюсь я, что многие такой бараньей жизни будут только рады.

— Не исключаю. — Алексей устало провел ладонями по лицу. — Не исключаю… Да только недолго такой музыке играть.

— Почему?

— Потому что человек предназначен в этом мире для другого. Цель у него другая, понимаешь? Творчество, созидание… ну, я не знаю, назови как хочешь, главное, что ты меня понял, я вижу. Вот это и есть то, что держит человечество, всю Землю держит, не дает пропасть. И свобода, конечно. Творчество может быть только свободным. Рой, дурак, этого, похоже, не понимает. Эти наши… мудрецы из подземелья — хрен знает, понимают, нет ли, просто пока у них кишка тонка была все под контроль взять. А вот с помощью Роя — ну, тут надежды могут новым цветом расцвести. И черт его знает… видишь ли, я легко могу себе представить этот дивный новый мир. Легко! Желающих найдется куча, ты прав. Но! Вот какое но: все это начнет быстро распадаться. Люди станут деградировать, вырождаться… десять, пятнадцать, двадцать лет, и упадок станет непоправим. Понимаешь?

— Да.

Валера прекрасно понял и представил это. Пускай лишь… ну, сколько там?.. Пять, десять процентов людей живут творчеством и свободой, но и этого худо-бедно хватает, чтобы человечество как система развивалось. А там, куда вздумают загнать мир благодетели в союзе с Роем, — там и этого не будет. И такой мир скоро зачахнет, засохнет, загниет, как цветок, которому перевязали стебель…

Алексей слушал друга — тот, может, не слишком изящно выражался, но ясно и твердо — и уже не улыбался, не кивал. То, что прежде было предположениями, догадками, прогнозами, теперь слилось, срослось воедино. И разговор становился не отвлеченной безответственной беседой, но законом: каждое слово — знак, печать, память! Оба они, теперь навсегда неразлучные, Алексей Меркурьев и Валерий Подольский, увидели и поняли: обратного хода нет.

Они взглянули друг другу в глаза.

Алексей сказал:

— Значит, мы не можем ждать, когда это случится. Мы должны успеть.

Валерий устало помассировал переносицу:

— Ты хочешь сказать, что у этого… Роя есть какое-то слабое место?

— Больше того! Слабое и главное. Должна быть где-то некая сущность… центр, сердцевина, мозг… смерть Роя!

— Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце…

— По сути, да. Какое-то ядро должно быть. И нам надо его найти.

— И уничтожить, — подытожил Валерий.

4

Парочка неразлучных спецагентов связалась со своими и в срочном порядке отбыла — вскоре за ними прислали легкую вертушку. Пилоты лишь коснулись колесами крыши — агенты запрыгнули в дверь, и машина свечой взмыла ввысь, видно, летчики только о том и мечтали, чтобы поскорее убраться подальше от зараженной территории…

Алексей с Валерой, видевшие это, переглянулись, усмехнулись: для них-то жизнь Зоны давно стала привычной, и торопливость гостей уже казалась чем-то чужеродным, забытым… из той, прежней жизни.

Агенты так и не сообщили своих имен, поэтому про себя Алексей назвал их Болеком и Лелеком. Болек — который за старшего, а Лелек — его молчаливая тень.

Теперь нужно было ждать развития событий. Впрочем, не тупо ждать, а заниматься своими делами. Дело у них с Валерой было одно, они это решили твердо: найти, так сказать, матку Роя и постараться прикончить ее. Но про себя они договорились: ни одна живая (или мертвая) душа об этих планах догадаться не должна. Иначе на них самих начнется охота — причем как со стороны представителей тех больших боссов, что искали контактов с Роем, так и со стороны Роя. Нановитам тоже жить хочется…

Меркурьев попросил Романа собрать всех сталкеров на совещание. Когда те набились в большую комнату, Проводнику хватило одного взгляда, чтобы все понять. И Балериной телепатии не надо. Помыслы этих типов были перед ним как на ладони.

— В общем так, братва, — пряча ухмылку, сказал он, — вижу, ваши глазки так и блестят, так и косятся в ту сторону, — он указал куда, — а посему будем спасать добро. Тем более, что добра в том сейфе на всех хватит…

Он сделал паузу — и правильно оценил ситуацию. Кое-кто явно трусил, но жадность перевешивала. Золота хотелось всем.

— Короче, так, — продолжил Алексей, — разбиваемся на две группы: одна сторожит здесь — под командованием капитана Подольского. Остальные идут со мной — за добычей.

Так и сделали. Проводник, пока шли к искомому месту, усиленно сканировал местность вокруг — на предмет появления вражьей силы. Но все было тихо. Может, и впрямь Рой решил, пока идут переговоры, объявить перемирие?.. Что ж, мы не против.

Сейф лежал никем не тронутый — зомбакам ценности не нужны. А монстр куда-то подевался — то ли на лежку ушел, вволю потешившись, то ли еще что… Меркурьев приказал сталкерам трупы товарищей сжечь — на всякий случай. Облили соляркой и подожгли. Подхватили сейф и, ощетинившись стволами, потащили его к Башне.

Все прошло без сучка, без задоринки. На базе несколько умельцев принялись возиться с замком и дверцей — в попытке вскрыть ящик. Алексей, глядя на их потуги, покачал головой — сюда бы болгарку или сварочный аппарат. Потом махнул рукой — надо, и так взломают. Вышел в подъезд, приметил Романа с двумя товарищами — командирами двух оставшихся групп сталкеров, поманил их за собой.

— Слышь, мужики, — начал он, — надо бы прошвырнуться кой-куда, пошнырять кое-где. Помощь нужна.

Те кивнули — мол, без проблем.

— Тогда пятерых самых путевых ко мне. Я им сам задачу поставлю.

Проводник повернулся и пошел в апартаменты Подольского. А через минуту туда подтянулись отобранные своими буграми сталкеры. Пятеро серьезных мужиков зашли в комнату и молча встали у стены, ожидая указаний.

— Ставлю задачу, — без предисловий начал Меркурьев, — необходимо проверить подземные ходы к биологическому институту, что в Белой роще. Там, правда, сейчас развалины. Но снизу, по канализации, можно пробраться. Во всяком случае, попытаемся…

Он встал со стула, глянул мельком на Валеру — тот уже давно все понял — и закончил свой монолог приказом:

— Всем облачиться в ОЗК. Возьмете на складе, что на первом этаже. Там заперто — вот ключ. Все.

Когда сталкеры ушли, Подольский поинтересовался:

— И что надеешься там найти? Все ведь сгорело, а что не сгорело — покрошили в щебень те же служивые из рылеевской роты химвойск…

— Ты же знаешь — я уверен, что у Роя есть центр. А там как раз и был источник заразы, оттуда все началось. Хочу проверить.

— Думаешь, там может быть что-то типа матки? Где-то в развалинах?..

Проводник пожал плечами — может, так, а может, и фуфло это все. Одно он знал наверняка — на территории превращенного ныне в руины биологического института вместе с подземной лабораторией располагался эпицентр распространения нановитов. И кто знает — что там осталось? Тем более под землей…

5

Алексей чувствовал, что силы у него пока не те — не успел он еще восстановиться полностью после контакта с Роем. Тот, собака, словно высосал из него все сверхспособности… Ну, может, не все, но больше половины точно. Хоть и на время: потихоньку они возвращались. Но Меркурьев решил не ждать — время дорого. Поэтому и пошел в экспедицию, взяв с собой пятерых сталкеров.

В защитных костюмах, вооруженные до зубов, те выглядели внушительно. Проводник же ни в чем подобном не нуждался: на нем были все те же джинсы, футболка и кожаная куртка. Разгрузку, как и бронежилет, он также не признавал. Правда, автомат — семьдесят четвертый «калаш» за плечо забросил. И пару дополнительных и уже снаряженных магазинов к нему положил в подсумок: лишним не будет. Кто знает, как там все обернется.

До шоссейки, ведущей в Белую рощу, добрались поверху. Шли осторожно: Проводник впереди, включив на предельный режим свой сканер, за ним группа. Зомби почти не встречались. Тех, что Алексей чуял, аккуратно обходили за сто метров.

Когда достигли первых домов в микрорайоне, осмотрелись и неподалеку обнаружили люк канализации. Осторожно открыли, посветили вниз — вроде тихо все. И «радар» Проводника молчал.

Он спустился первым, за ним остальные. Сориентировались, включили фонари и потопали в сторону бывшего институтского комплекса. По пути Проводник пожалел, что у его спутников нет приборов ночного видения. Метров через пятьдесят эта ветка привела их к более широкому тоннелю. Алексей сравнил подземелье с уличными маршрутами, прикинул — один конец тоннеля уходил в сторону реки, мимо биологического института. Возможно, от него имеется ответвление к институтскому комплексу.

Проводник велел спутникам выключить фонари и на время затихнуть. Какое-то время он вслушивался в тишину и темноту, пытался прочувствовать ее, нащупать чье-либо чужое присутствие. Тщетно — либо его способности все еще дремали после той встряски, либо вокруг на несколько сот метров не было никого, кроме них… Ладно! Торчать тут пнями смысла нет, надо идти.

— Продолжить движение, — негромко скомандовал Меркурьев.

Он включил фонарь и пошел вперед. Его расчеты оправдались: после пяти минут хода обнаружился боковой проход, явно ведущий к искомой цели — к подвалам института. Разведчики ускорили шаг, продвигаясь вперед в полусогнутом положении. Впрочем, как вскоре выяснилось, торопиться было некуда — метровчерез пятнадцать они уперлись в сплошную стену завала. Видать, от взрыва все тут обрушилось и теперь путь к подвальным помещениям был закрыт.

«3-зараза…» — пробормотал про себя Проводник.

Вслух он этого говорить не стал, чтобы скрыть разочарование и тем самым не дергать нервы сталкеров. Они у них и так на взводе… Сказал так:

— Ну, нет так нет. Все, мужики, обратный ход, — дал он команду на возвращение домой.

— Слышь, командир, — подал голос один из его спутников, — а мы вообще зачем сюда поперлись? Или это секрет?..

Алексей думал полсекунды, прежде чем ответить:

— Да ну, какой секрет. Здесь у нас целый научный комплекс был. Много чего интересного можно надыбать. И для вас, и для нас.

Конечно, он постарался произнести это как можно значительнее, даже с оттенком загадочности. Ребята невольно переглянулись между собой: ага, мол, темнит парень… А Меркурьеву того и надо было.

— Ладно, — сказал он, — успеем еще. Все, идем обратно.

Что верно, то верно: больше тут делать было нечего. Можно, конечно, вылезти наружу и поискать другие входы в подземные тоннели, но, не имея схемы коммуникаций и не владея диггерским умением, шарить по темным ходам коллектора не стоило — искать вслепую Проводник не привык.

Он с сожалением вспомнил бывшего охранника Сачкова и его племяша. Вот эти были настоящими диггерами, все тут облазили, все знали наверняка. Жаль, что их нет рядом.

И все же… Меркурьев был уверен, что он на правильном пути. Искать нужно здесь — либо под развалинами института, либо где-то рядом. Но искать так, чтоб ненароком не привлечь внимание Роя. И тех, кто желает с ним законтачить.

6

Старший агент вышел из неприметного московского здания в смятении. Во-первых, на сей раз его боссы собрались в полном составе, чего ранее никогда за ними не наблюдалось. Появилось даже новое лицо — как понял прибывший в срочном порядке агент, то был таинственный Первый — он и впрямь был первым среди равных, ибо его все слушались, хоть понты корявые он и не гнал. Выходит, дело было экстраординарным, а решение по нему — не терпящим отлагательства. Во-вторых, внимательно выслушав агента, они его не отпустили, вежливо указав ему на дверь и на его место в иерархии, а попросили остаться — прямо в просторном кабинете для заседаний.

Они посовещались, и вскоре один из них, а именно похожий на медведя Третий, принялся кому-то названивать по трубе с навороченной на ней электроникой, исключающей любую прослушку. Потом почтительным басом прогудел: «Господин Премьер-министр?..» — и доложил коротко, но емко некую выжимку из отчета агента. Долго ждал, пока на том конце ему о чем-то говорили. И говорили, видимо, нечто неприятное для этого сильного и властного человека — говорил кто-то еще более сильный и властный.

После чего Третий кивнул невидимому собеседнику, ответил: «Слушаюсь» — и дал отбой. Постоял с минуту молча — явно ошарашенный разговором, затем обвел стальным взглядом собратьев и сказал:

— Он против.

Все эти люди были слишком выдержанны для того, чтобы обнаруживать свои эмоции. Но многоопытный Третий, наверное, увидел, как что-то изменилось в их лицах. Он усмехнулся краешком рта и добавил:

— Никаких уступок Рою. Пусть принимает наши условия, или… будет отдан приказ на тотальную зачистку. Вот так!

Несколько минут все молчали, затем самый старый из них, Первый, произнес небольшую речь:

— Соблюдаем субординацию, братья. Решения магистра — окончательные и сомнению не подлежат. Значит, так нужно. В любом случае на него замкнуты все силовики. А если кто-то из нас не согласен принципиально… — он выдержал театральную паузу и красноречиво скривился, — то выхода два — уезжайте к западным коллегам, если успеете, или — к вашим услугам несколько способов самоубийства.

Никто не проронил ни слова в ответ.

Первый повернулся к агенту, смерил его с головы до ног таким взглядом, от которого тот невольно вытянулся по стойке «смирно».

— Надеюсь, — произнес Первый, — вы оценили наше доверие?

— Да. — Голос агента зазвучал хрипло, он откашлялся и сказал погромче: — Так точно.

Первый помолчал.

— Отныне, — продолжил он, — вы обретаете новый статус и поднимаетесь на новый уровень. Но и ответственность возрастает на порядок. Полагаю, вам не нужно объяснять, в чем это будет выражаться и чем вы будете отвечать за ваши действия?

— Никак нет.

— Очень хорошо. — Первый обозначил прохладную улыбку. — Это в целом, так сказать. Теперь о частностях. Вам надлежит сделать следующее…

И он четко и доходчиво объяснил порядок действий спецслужбиста. После чего агента национальной безопасности в ранге майора отпустили восвояси. Да он и сам был рад убраться оттуда подобру-поздорову — настолько гнетущей стала обстановка в секретном помещении.

Выйдя на улицу, он попытался разобраться в своих чувствах.

Конечно, как всякий честолюбивый человек, он не представлял своей профессиональной жизни без карьерного роста. Он рос, но ему казалось, что это происходит слишком медленно, иной раз даже чудилось, что его придерживают… Но вот — сбылось! То, что сейчас случилось, — реальный выход на новый уровень, агент это отлично понимал. Однако…

Однако это сейчас его не очень-то и радовало. Повышение означало нешуточную ответственность, и то, что с ним не станут шутить, он тоже прекрасно осознавал, а не ошибиться в той ситуации, какая его ожидала в Зоне, было… ну, очень трудно, скажем так.

Вместе с тем выбора у него не было. Теперь как по лезвию ножа: шаг влево, шаг вправо — расстрел. Но такова жизнь.

Служебная машина с напарником за рулем — «Лелеком», как окрестил его Меркурьев, ждала неподалеку, в одном из остоженских дворов. Старший не стал посвящать подшефного в детали: рано еще ему, придет время — сам все узнает… Сев в машину, босс велел ехать на их базу в пригороде, где размешалась летная площадка с дежурившими постоянно пилотами нескольких вертушек и самолетов малого класса. Предстоял полет — на Урал, в Зону.

7

Днем позже столь же важная встреча состоялась и у чернявого Якова. На этот раз его пригласили не в памятный особняк. Встреча произошла в небольшом летнем кафе на берегу озера. Народу было немного, несколько лодок с парочками и семьями скользили по озеру.

Пришел один председатель. Достал небольшой радиоприемник, включил его — теперь прослушка со стороны стала невозможной. Дождался заказа — кофе эспрессо с круассанами. Затем обстоятельно так, не спеша сообщил последние сведения об обстановке вокруг интересующего их объекта.

— Гроссмейстер наших Братьев принял неверное решение. — Он посмотрел в глаза собеседнику. — Это значит, что ставится под удар все наше предприятие. Вы ведь понимаете, что мы не можем допустить этого. Слишком высоки ставки, и слишком далеко зашла игра.

Яков лениво, через прищур наблюдал за скользящими по водной глади лодками. Он терпеливо ожидал продолжения монолога.

Его собеседник откинулся на спинку пластмассового стульчика, пожевал губами и закончил свою мысль:

— Мы и так решили убрать эту фигуру с шахматной доски. Теперь необходимо сделать это без промедления.

Яков понимающе кивнул и спросил:

— Сроки меняются?

— Да, — последовал кивок в ответ, — двух недель у нас уже нет. Два, от силы три дня. Все! — Последнюю фразу босс сказал жестко, сопроводив рубящим жестом.

Яков покачал головой:

— Не уверен, что это реально. Заказное устранение будет слишком очевидным. Мы ведь решили избежать огласки.

— А вы постарайтесь убедить нашего английского друга сделать все как надо. Пусть он из кожи вывернется, но выполнит задание. Посулите ему новую — намного выше! — ступень в нашей организации. Если расстарается, то он ее получит. А вместе с ней и все выгоды. — Он подумал и добавил: — Затраты на проведение операции увеличить вдвое.

Они еще посидели немного, обсудив кое-какие прочие дела, затем распрощались.

Яков поймал такси и поехал в аэропорт. Предстоял полет — нет, не в туманный Альбион. Перед этим он позвонил Патрику из таксофона и, особо не шифруясь, сказал простые три фразы: «Все меняется. У вас всего два дня. Ставки значительно выше». И повесил трубку.

А лететь ему предстояло в Прагу, издавна считавшуюся столицей мистиков и магов. Оттуда он будет поддерживать связь со своим человеком в Зоне. Так ближе и надежнее. А уж после всех ожидаемых событий двинется на восток, наводить новые мосты с русскими Братьями. И брать под плотный контроль ситуацию с Роем. Председатель был прав: здесь все средства хороши, кто успел, тот и съел. А нашедший общий язык с загадочным существом — или конгломератом существ, с этим пока не все было ясно, — овладеет всем миром. Окончательно и бесповоротно.

ГЛАВА 13

1

Второй пилот, летчик первого класса Евгений Токтамышев, был человеком семейным. И серьезным. Хоть и младше на целый десяток лет командира экипажа. А других сюда и не брали — в специальный летный отряд, тот самый, что обслуживал первых лиц государства Российского.

Все они были на особом счету. Лучшие из лучших — асы. За состоянием их здоровья и материальной обеспеченностью бдительно следили в СЛО «Россия». А за служебными контактами и личными связями — желательными и, в особенности, нежелательными — секли сотрудники Федеральной службы охраны, в прошлом именовавшейся СБП — Службой безопасности Президента РФ. Пасли их серьезно. Но лазейка всегда найдется. Та, в которую незаметно проскочит мышь — даже иностранная.

К этому полету их особенно не готовили — все проходило в штатном режиме. Нужно было доставить Премьер-министра со свитой помощников, советников и охранников в один из областных центров на Южном Урале — рядом с территорией Зоны. Так называли очаг распространения невиданной доселе инфекции. Или не инфекции, а, как поговаривали шепотом в кулуарах, биооружия. Бывший город с миллионным населением был обнесен стенами, окружен войсками — одним словом, взят в плотное кольцо изоляции и, таким образом, отсечен от всего остального мира. Насколько плотным был карантин — не им, пилотам, об этом судить.

Летное задание было самым обычным, экипаж, давно сработавшийся, выполнил на своем веку десятки подобных рейсов. Но все понимали, что этот полет не вполне обычный, то есть не сам полет, а то, с какой целью летит Премьер… Информационная блокада относительно катастрофы, превратившей мегаполис в Зону, была практически полной — и это в двадцать первом веке, в эпоху Интернета! Там, где затронуты не пустяковые, а глубинные, самые насущные интересы властителей планеты, там ненужную информацию умеют пресекать жестко и эффективно: попробуй вякнуть что-нибудь не то, потом рад не будешь… По этой же причине заткнулись и зарубежные СМИ, мастера сотрясать воздух слоганами о свободе слова, — в данном случае все они дружно ослепли, оглохли и онемели. Все, что рядовой обыватель мог узнать о происходящем в заблокированном городе, состояло в следующем: обстановка остается сложной, но стабильной… ведутся поисково-спасательные работы… ситуация взята под контроль спецслужбами и руководством страны.

Но все-таки шила в мешке не утаишь, при всем искусстве профессионалов таких пряток. Слухи, пугающие, леденящие душу, расползались, усугубляясь где нечаянной, где злонамеренной фантазией.

Поговаривали, что зараженные люди превращаются в монстров, мутантов, агрессивных и безумных, что их уничтожают поголовно и беспощадно… Стать подобным существом вовсе не улыбалось. А потому, узнав о предстоящем полете, Евгений, мягко говоря, не обрадовался, хотя рейс и оплачивался по высшей ставке. Но тут такое дело, что никаких денег не захочешь! Черт его знает, что там может быть, вблизи этой Зоны… Токтамышев не был верующим, но теперь взмолился Богу и Богородице, чтобы охранили от всех напастей и дозволили вернуться обратно живым и невредимым… человеком, а не уродом из ужастика.

Предполетный инструктаж проводил сам командир отряда. Держался, как всегда, ровно и был как будто сердит, но подчиненные знали своего шефа, знали, что это просто его манера общения. Вопросы он задавал самые дежурные, какие в таких случаях полагается задавать, никакого подтекста вроде не было… Евгений, правда, поймал себя на том, что суеверно пытается разгадать за привычным поведением начальника нечто тревожно-странное… и мысленно обругал себя. Хватит! Так недолго и психом стать. А слабонервного в отряде никто держать не станет.

Он так разволновался, что не заметил, как негромко кашлянул. Пустяк — но шеф отреагировал моментально:

— Что, второй пилот хочет что-то сказать?

— Нет, нет, — поспешно отказался Токтамышев. — Это я так просто… Извините.

Шеф какое-то время еще смотрел на Евгения, прежде чем заключить:

— Ну хорошо. Продолжим.

И продолжили, и вскоре закончили. Все в норме, но в душе летчика поселилось нехорошее предчувствие. Он старался прогнать его, старался и не мог понять, получается у него это или нет…

В новом самолете второй пилот чувствовал себя комфортно, впрочем, как и весь экипаж. Не так давно самолетный парк спецотряда обновили — к отечественным Ил-96-300 и Ту-214, предназначенным для длительных перелетов и рассчитанных на большое количество пассажиров, присоединились закупленные за рубежом, преимущественно во Франции, самолеты других, небольших классов. К примеру, «Фалькон-50» класса супермедиум-джет. Сегодня они летели как раз на «Фальконе». Максимальное расстояние полета — 6000 километров, вместимость — до десятка человек. То, что нужно для перевозок ВИП-клиентов в пределах страны. Не каждый ведь аэродром сможет принять крупные лайнеры. И потом, какая экономия топлива!

На такой машине и штурман-то с радистом не нужны. Так что весь экипаж, кроме двух бортпроводников, состоял из капитана, второго пилота и бортинженера. Связь обеспечивали сотрудники охраны.

Полстраны миновали без проблем. А на подлете к Уральским горам случилось непредвиденное. Командир, еще минуту назад травивший анекдоты, внезапно откинулся на спинку кресла, сорвал наушники и захрипел.

Токтамышев перепугался не на шутку. Конечно, они прошли специальную подготовку и в общем-то были готовы к таким вот нештатным ситуациям. Но то в теории и во время тренировок. А здесь все происходило в реальности. Командиру стало плохо — было похоже на сердечный приступ.

Странно — перед полетом они все прошли обычную проверку, медосмотр. Все было в порядке, никаких тебе отклонений. И вот…

Токтамышев включил бортовой селектор:

— Внимание! Нештатная ситуация. Охрану срочно в кабину пилотов!

Телохранители Премьера и проводники влетели в кабину через две секунды:

— Что тут у вас?!.

— Первому пилоту плохо, — кивнул влево Токтамышев. — Сердце, судя по всему…

Здоровенные парни мигом перетащили отрубившегося летчика в салон. Тут же к нему кинулся врач, всегда летавший с ними, когда везли первых лиц. Подключили приборы, принялись делать дефибрилляцию.

Второй пилот занял место командира. Самолет ни на секунду не должен оставаться без присмотра — несмотря на автоматическое управление. Евгений с тревогой подумал о товарище: как он там, очухается ли? Надо его в больницу нормальную, есть ли там такая?.. Да уж надо полагать — для личного пилота Премьера губернатор поднимет на ноги всех своих лучших медиков!.. Ну ничего, недолго осталось, подлетное время примерно десять минут. Через минуту пролетят над невысокими вершинами Уральского хребта…

И в этот момент в глазах у него померкло.

2

За день до вылета Токтамышев с семьей поехал на своем «мицубиси-паджеро» в огромный торговый комплекс «Метро», расположенный неподалеку от их дома. Продуктов набрать, присмотреть кое-что из одежды дочкам, ну и так, по мелочи.

Чтобы обойти весь гигантский маркет да еще все осмотреть — наверное, день понадобится. Они уже час блуждали по залам и торговым галереям. Жена с двумя девчонками пошла в отдел детской одежды, а глава семейства направил стопы в секцию, где продавались рыболовные принадлежности — была у него такая страстишка рыбацкая. Не спеша осмотрел прилавки, прицениваясь к снастям. Долго выбирал, потом решил потратиться — купил себе спиннинг японского производства. Хотя черт их знает — написано-то «Made in Japan», а сделано наверняка где-то в Китае… Глобализация, чтоб ей пусто было!

Потом вышел в проход, посмотрел в сторону детской секции — жена с дочками еще не нарисовалась на горизонте. Тут его внимание привлек какой-то мужик в плаще и шляпе — выглядел он несколько старомодно, но чего в первопрестольной только не носят… А этот пижон — ну вылитый дон Педро!.. Из фильма этого, то ли испанского, то ли бразильского.

И тут внимание пилота привлекла цепочка — по всей вероятности, золотая, которую принялся крутить этот хлыщ. На конце ее висел кулон в форме золотистого обруча, а в него вправлен камень — кристалл. И так этот кристаллик ярко светился, такие излучал световые блики, играл всеми цветами спектра, что Евгений, позабыв обо всем на свете, зачарованно уставился на него.

И выпал на мгновение из реальности. Но этого мига хватило, чтобы незаметно приблизившийся к нему вплотную незнакомец быстро и тихо произнес: «Иди в туалет!» И был таков.

— Папа, папа! — кто-то дергал его за рукав куртки.

Он встрепенулся, очнулся и непонимающе уставился на дочек, теребивших его с радостными личиками. Как же — они ведь с покупками!..

— Милый, с тобой все в порядке? — удивленно заглянула ему в лицо жена.

— Что? А, да, нормалек… А почему ты спрашиваешь?

Жена пожала плечами:

— Просто вид у тебя такой, будто ты увидел инопланетян.

Он рассмеялся, подхватил обеих девочек на руки, поднял и закружился, отчего те весело завизжали.

— Ну ладно, — Евгений поставил их на место, — папе нужно на минутку отойти. — И он многозначительно повел бровями, показывая жене на видневшиеся в стороне двери общественных уборных.

— Я сейчас, — уже на ходу крикнул он, направляясь в ту сторону.

В мужском туалете было чисто и пустынно. Евгений подошел к писсуару, но вдруг понял, что ему совершенно не хочется. Тогда он шагнул к умывальнику, сполоснул руки, глянул на себя в зеркало… мда, взгляд и впрямь какой-то рассеянный. Такой у поэтов бывает, когда те в творческой отключке. У него был один приятель в детстве — только поэзией и жил, все разговоры исключительно о Пастернаке, Блоке да Ахматовой… И сам стишки кропал. Где-то их даже печатали.

Тут он вздрогнул, так как в уборную вошел давешний странный мужик — дон Педро, как его успел окрестить про себя пилот. «Пижон» даже не взглянул в его сторону, подошел к зеркалам и достал из кармана плаща ту самую цепочку с кулоном. Кристалл вспыхнул всеми цветами радуги.

И вновь дальнейшее выпало из памяти Токтамышева. Он не видел, как еще один неприметный мужчина вошел в уборную, перекинулся с «пижоном» многозначительным взглядом и встал у двери. Не видел и не почувствовал, как «пижон», достав короткий шприц, подскочил к нему, застывшему в ступоре, задрал рукав куртки и впрыснул в вену какой-то желтый раствор. А затем произнес несколько фраз — четко, раздельно, ясно. Твердым, приказным тоном. После чего оба ретировались.

Вот и все…

Секунд через десять Евгений очнулся. Посмотрел на свое отражение. Странно… Как будто провалился в мимолетное забытье что ли?.. Или просто задумался. О чем?.. А бог его знает — мысль тут же упорхнула. Ну и ладно, чего тут мозги морочить, нужно к своим возвращаться, а то небось уж заждались, домой хотят.

3

Экипаж правительственного самолета, конечно же, пасли спецслужбисты, но не так уж плотно. И делали это только перед полетом. За вторым пилотом и бортинженером вообще не было наружного наблюдения. Правда, все телефоны прослушивались — и членов семьи тоже. А вот за командиром наружка была, прикрывали его на всякий случай — все же капитан воздушного судна. Но делали это ненавязчиво.

Поэтому, когда летчик после вечернего выезда из дома подрулил на своей «бэхе» к бильярдному клубу, где он обычно гонял шары до полуночи, двое агентов так и остались в машине, решив не светиться понапрасну. Так ведь всегда было.

Но на этот раз они допустили серьезный промах. Ибо внутри клуба с их подопечным произошло то же, что и с его товарищем несколькими часами ранее в гигамаркете. Только никто ничего пилоту первого класса не говорил. Просто в состоянии транса, когда человек ничего не понимает и впоследствии не помнит об этом, ему впрыснули некоторое количество жидкости совсем иной окраски. Гарантированно через двенадцать часов должна была произойти закупорка сосудов сердечного клапана и… разрыв аорты, ну и далее летальный исход.

Те, кто это организовал, обдумали все возможные варианты. Проще было бы запрограммировать командира корабля, но собранные сведения говорили об одном: наиболее подходящая, то есть гипнабельная, кандидатура — второй пилот. Пришлось импровизировать на ходу.

Все было просчитано чуть ли не до минуты. Вылет — в десять утра. До Урала лететь ровно два часа. Затем вывод из строя командира, переход управления полетом в руки второго пилота. Срабатывание у него запрограммированной реакции…

Даже сдвинься немного время полета, все равно получилось бы так, как нужно. Но вылет состоялся вовремя, и самолет с Премьером на борту отправился в свой последний полет. Правда, пока лишь несколько человек на Земле знали, что этот полет последний…

Сознание второго пилота на мгновение померкло. Затем он очнулся, распахнул глаза. Выпрямился в кресле, словно манекен. Повернулся к бортинженеру и ровным голосом произнес:

— Немедленно проверь командира.

Тот глянул на товарища, но возражать не стал, снял наушники и выскользнул в салон. Токтамышев тут же встал, запер бронированную дверь и заблокировал замки. Затем вернулся в кресло, отключил автопилот и потянул штурвал на себя.

Вскоре индикаторы на приборной панели тревожно замигали — самолет стал ощутимо терять высоту, резко накренившись носом в сторону земли…

…Так и не пришедший в сознание командир экипажа лежал на широком столе. Врач тщетно пытался реанимировать его. Когда в дальний отсек салона вбежал растерянный бортинженер, док устало отключил дефибриллятор. На вопросительный взгляд окружающих тихо ответил:

— Все, мы потеряли его.

Кто-то чертыхнулся. Внутрь вошел Премьер, увидел бездыханное тело, помрачнел. Хотел что-то сказать, и тут самолет резко накренило. Всех бросило вперед. Покойник сполз со стола, голова откинулась и безвольно ударилась об алюминиевую ножку.

— Что за?.. — вскричал бортинженер и кинулся в сторону кабины пилотов.

За ним увязался начальник охраны. Когда подбежали — увидели наглухо задраенную дверь в кабину. Стали колотить в нее. Без результата.

— Да что же он делает? — Бледный летчик повернулся к спутнику. — Рехнулся что ли?!.

Охранник сгоряча выхватил табельный «Вереск», хотел было пальнуть по замкам, но бортинженер его остановил:

— Бесполезно. Сами ведь знаете — пуля не прошибет. Даже бронебойная…

— А болгаркой? — прокричал сквозь нарастающий рев рвущегося к земле самолета безопасник.

Бортинженер лишь в отчаянии покачал головой — не успеть.

— За мной! — скомандовал офицер и ринулся обратно в салон. Они с трудом преодолели несколько метров, буквально карабкаясь по вздыбившемуся полу салона, цепляясь за углы и поручни.

— Слушай меня! — перекрывая шум, крикнул старший эфэсошник. — Всем надеть парашюты — будем срочно эвакуироваться. Премьера — в катапульту…

Один из отсеков воздушного судна был оборудован под катапульту, рассчитанную на одного человека. Ну и запас парашютов тоже имелся. Можно было спастись — если успеть.

А самолет неуклонно приближался к стремительно надвигающейся поверхности земли.

4

Двое одетых в разномастные камуфляжные штаны и куртки мужчин — один пожилой, другой помоложе — с рюкзаками за плечами, удочками и охотничьими ружьями шагали по лесистому распадку в предгорьях Урала. Вышли на рассвете с базы возле охотничьего хозяйства.

Они приезжали сюда каждое лето — блуждали по лесам, сплавлялись по речкам, лазали по горам, осматривали пещеры. По ходу рыбачили и охотились — с переменным успехом. Такой активно-оздоровительный отдых.

На этот раз они успели пройти с десяток километров, заранее выбрав маршрут — так, чтобы не повторяться. Посетили Каменный водопад, спустились в Чертову расщелину, оттуда прошли вдоль отвесных скал на север. Потом углубились в смешанные леса. Путь их лежал к Темному озеру.

Когда показались склоны Уральского хребта, лица у путников просветлели — еще немного пройти, и их ждет привал. Они миновали поросшую леском низину, пробрались через густой ельник и вышли на открытое пространство плоского холма. Остановились передохнуть, заодно полюбоваться окружающим пейзажем, как вдруг их внимание привлек громкий звук пролетающего мимо самолета. Подумалось: низко летит, даже не видно из-за верхушек вековых сосен.

Звук нарастал, превращаясь в воющий. И тут они увидели самолет, на глазах теряющий высоту, устремившийся по кривой параболе к земле.

— Ты смотри! — с тревогой воскликнул пожилой. — Так они ж падают никак…

Его спутник с открытым ртом уставился на пикирующую крылатую машину — нос ее был нацелен на ближайший склон горной гряды. Через мгновение самолет врезался в землю. Раздался грохот взрыва, вверх на многометровую высоту взвился ярко-оранжевый шар огня, а за ним черный клубок дыма.

— Е-е-е-о! — в один голос вскрикнули охотники.

Молодой трясущимися руками выхватил мобильник, проверил доступность сети ближайших ретрансляторов — есть сигнал! Быстро набрал единый номер службы спасения, взволнованно затараторил в трубку. Затем дал отбой и сказал своему онемевшему спутнику:

— Обещали прислать спасательный вертолет и выслать вездеходы. Короче, накрылся наш поход — мы теперь вроде как главные свидетели катастрофы.

Тот в ответ лишь молча покачал головой — слов у него не нашлось.

К месту падения они не пошли: что там делать, и так все ясно. Самолет вдребезги, экипаж и пассажиры — в кровавое, частично запеченное месиво. А через полчаса показались две вертушки спасателей. Покрутились над дымящимся склоном, сели неподалеку от очевидцев трагедии. К ним выбежали люди: в эмчеэсовской форме и какие-то гражданские с жестким лицами и военной выправкой. Потом начались долгие расспросы, больше похожие на допрос. Вскоре после этого подтянулась автоколесная и гусеничная техника. Прибыла куча народу, в том числе какие-то автоматчики в камуфле.

Через час охотников отпустили, даже любезно согласились подвезти до базы. Зачем-то взяли подписку о неразглашении. Видать, не простые смертные отдали Богу душу в этой авиакатастрофе. Горе-путешественники уже пожалели, что ввязались в эту канитель. Надо было сразу рвать оттуда когти. Ну да что уж теперь…

5

«Стремное дело», — подумалось Проводнику, и Подольский, тут же прочитав его мысли, сказал:

— А чего тут стремного? С самого начала было ясно: Рой сотворили ученые из биоинститута, эти горе-умники, — себе и нам на голову. Он вырвался на волю. Часть его там осталась. Это и есть мозговой центр Роя. — Он хмыкнул и добавил: — Мне так кажется.

Алексей кивнул:

— И мне тоже — кажется. Но когда кажется — креститься надо…

Тогда товарищ спросил его прямо:

— Ты чего-то боишься?

Тот ответил не сразу, пытался сформулировать то, что складывалось в голове в последние несколько дней.

— Да как тебе сказать… Я не то что боюсь, бояться раньше надо было, а теперь некогда. Но…

— Ладно, не старайся, я все понял, — махнул рукой бывший капитан-спецназовец.

После чего развил тему и совершенно точно пересказал то, что тревожило его друга. Ежу понятно: как только они отыщут пресловутую «иглу в яйце», Рой тут же попытается их ликвидировать. Опять же и спецслужбисты эти, агенты неких очень серьезных структур, не обрадуются, если узнают, что задумали двое человекомутантов.

Но все же самые большие опасения вызывала вероятность того, что Рой — при малейшей попытке его обезглавить — перейдет в широкое наступление и двинет все свои кошмарные нановитные силы на покорение планеты. То есть попросту разнесет, распылит заразу во все стороны. И наступит всеобщий трындец.

— Нужно быть предельно осторожными, — подытожил Меркурьев, — и действовать очень аккуратно. Все время камуфлироваться — типа мы тут так просто лазаем, хабар ищем…

— Согласен, — кивнул Подольский.

— Начнем с малого, — сказал Алексей и вышел в подъезд.

Там было тихо, но внизу всегда кто-то дежурил.

— Эй, сталкеры! — крикнул Проводник в лестничный проем. — Вызовите своих бугров. Пусть сюда подтягиваются.

Когда Роман и двое его подручных вошли в квартиру, Меркурьев, недолго думая, посвятил их в свои ближайшие планы.

— Нужно разбиться на три мобильные группы, — объяснил он, — и за пару-тройку дней, насколько это возможно, прочесать город — на предмет обнаружения пирамид. Делать с ними ничего не надо, просто проводим разведку. Мы должны точно знать, сколько их и где они расположены, — сказал так и веско добавил: — Предупрежден — значит, вооружен. Старая мудрость, которую пока никто не отменял… Никакого официально перемирия объявлено не было, и Рой нам по-прежнему враг.

Рядящиеся под сталкеров спецагенты покивали: поняли, мол, не дураки. Были бы дураки, не поняли бы… И ушли выполнять задачу — вводить своих бойцов в курс дела, готовить вылазки. Тем более что бродяги были радостные, как никогда, — им все же удалось вскрыть сейф и поровну, по-братски, разделить надыбанные ценности.

А человекомутанты продолжили совещаться — обмозговывать сложившуюся на сегодня ситуацию. Судили-рядили и так и эдак, но выходило одно и то же: доверить поиск матки Роя они не могли никому. Все слишком явно и понятно. Конечно, можно сплести более или менее правдоподобную сказку про редкие ценности в разных научных центрах, но какой, скажите на милость, хабар искать среди обгорелых руин, в которые превратился биологический институт?! В самом эпицентре заразы…

— Кстати, — спросил Подольский, — а ты уверен, что Рой не может подслушать наши мысли? Через находящихся в нас нановитов?..

Проводник на мгновение задумался, потом решительно мотнул головой:

— Нет, связь между ними разорвана. И потом, каждый раз, когда он насильно пытался вступить в контакт, я тут же это чувствовал — всеми своими потрохами. Незамеченным это произойти никак не может.

— Ага, — глубокомысленно протянул капитан и вздохнул. — Ну и хорошо, если так, а то ведь спалимся за не хрен делать…

Они еще немного пошушукались и в конце концов решили, что с одной группой пойдет Проводник, с другой — Валера, а третью возглавит Роман. Рыжика оставят на базе — караулить.

Первую вылазку решили сделать сегодня. А чего — не откладывать же дело в долгий ящик? Пока есть передышка, нужно успеть с поиском. А то вскоре старшие агенты вновь нарисуются: а с ними шутки плохи, они сами не хуже мутантов умеют мысли просвечивать. Могут заподозрить неладное. И тогда придется их мочить, а вместе с ними и «полевых агентов», а возможно, и сталкеров в придачу. Спрашивается: оно нам надо? Нет, лишние трупы Проводнику были не нужны.

6

Агенты-штабисты нагрянули, как всегда, внезапно, но, к счастью, лишь на следующий день после завершения всех разведдействий под руководством Проводника. За это время удалось многое обследовать и выявить еще три места, где высились пирамиды-реакторы. Получалось, что всего их в городе на данный момент было тринадцать — вот ведь чертова дюжина!.. И в них трупный материал зомби и людей перерабатывался и трансформировался в новые и причудливые разновидности солдат Роя. В те самые суперзомби и, кажется, еще во что-то новенькое. Толком разглядеть они не смогли, так как вели себя скрытно, стараясь не обнаружить свой интерес перед противником. Слава богу, потерь не было и все три разведгруппы неизменно возвращались на базу.

По ходу встречались им и плантации растений-мутантов. Но и тут понятного было мало. То ли это просто аномалия такая, то ли Рой выращивает их в качестве оружия…

Старший агент, которого Алексей прозвал про себя Болеком, ходил темнее тучи. Да и Лелек держался тише обычного, хотя и так был всего лишь тенью своего коллеги. Причину их мрачного настроения вскоре просек Подольский, просканировавший сознание обоих гэбэшников. Как ни пытались те скрыть свои эмоции, но человек-мутант сумел вскрыть психическую защиту — причем у Болека она на этот раз была похлипче. Видно, и впрямь что-то выбило агента из колеи — что-то такое, что тот пошел вразнос, хоть внешне и не показывал этого. Старался не показывать.

В общем, Валера понял, что большие боссы зарубили на корню все притязания Роя. А значит, пошли на прямую конфронтацию с нечеловеческим разумом. Который, к слову, мог все тут разнести к чертям — в радиусе многих километров. Да и всю планету заразить своим нановитовым дерьмом. А потому капитан поспешил уединиться со своим корешом-мутантом и сообщить ему добытые сведения. Проводник, внимательно выслушав товарища, аж выматерился под конец. Это не входило в их планы.

Наоборот, пока и та и другая сторона заняты мирными переговорами, да пока начнут демонтировать местную «линию Мажино» и возводить новую — пока суд да дело, глядишь, они бы сумели отыскать ахиллесову пяту Роя. А теперь… теперь нужно было ждать беды. А главное — времени в обрез!

Они долго сидели молча, погруженные в невеселые думы.

— Ладно, — решил наконец Меркурьев, — пойдем пообщаемся с нашими секретными…

Все пятеро агентов — и штабные, и полевые — расположились в квартире на третьем этаже, которую они облюбовали под комнату совещаний.

— Какие новости? — с порога полюбопытствовал Алексей, сделавший вид, что ни о чем таком — ни сном ни духом.

И удивился, услышав и увидев реакцию союзников. Болек выдавил улыбку и нарочито спокойно произнес:

— Все путем, Алексей Владимирович. Давайте попробуем снова выйти на контакт. Послушаем, что скажет Рой. Главное — дайте ему понять, что его требования будут выполнены.

Алексей помедлил чуток и кивнул — как скажете, вам виднее. И переглянулся с Валерой:

— К тебе поднимемся?.. — Заметил любопытство на лицах агентов и пояснил: — В квартире капитана Подольского хорошая атмосфера, там легче выходить на контакт.

Те покивали — конечно, конечно, какие разговоры…

И тут случилось нечто неожиданное — причем как для секретных, так и для обоих человекомутантов. Внезапно Проводник пошатнулся, побледнел и, привалившись к стенке, с усилием выдавил из себя:

— Твою мать!., этот сукин кот… кажется, сам попер… ко мне… — И сполз на пол.

К нему бросились, подняли и положили на кожаную кушетку, стоявшую тут же. С минуту он лежал, не двигаясь, сквозь приоткрытые губы вырывалось тяжелое дыхание. Потом вдруг начал говорить…

…Меркурьев, перед тем как отрубиться, понял, что налетевший на него, подобно тропическому урагану, Рой решил сломать оборону супротивника. И на этот раз натиск его был ужасающе мощным. Человек-мутант собрал всю свою волю в кулак и попытался закрыться непроницаемой завесой. Он чувствовал, как на него со всех сторон давит сила — словно глыба навалилась… нет, не глыба, а… гора? Да нет, бери выше — целая планета! И он под этим натиском уменьшается до размеров атома. Но, превратившись в тугой, прочный и крохотный шарик, он почувствовал, что дальше отступать некуда. Да это и не нужно, теперь он стал неуязвим. Рою не удалось сломить его, забрать его личность и сделать своим вассалом…

…Вначале это было похоже на какое-то шипение, кряхтение, набор бессмысленных звуков. Все подались ближе к распростертому на кушетке телу. Уставились на похожее на восковую маску лицо Проводника. Тот помычал и внезапно довольно четко выдал фразу, а за ней другую. Но говорил он как-то отрывисто, словно не совсем освоился с голосовым аппаратом.

— Вы… люди… враги себе… разобщены… не можете… договориться с собой… нет согласия… Был шанс… договор аннулирован…

И все — тишина, как будто разом выключили ток, питающий механизм внутри одержимого Роем тела. А еще через минуту прикрытые веки Проводника затрепетали…

7

Первое, что услышали пятеро спецслужбистов и один бывший спецназер, а ныне мутант, когда Проводник окончательно пришел в себя, было витиеватое ругательство из уст последнего. Меркурьев помянул матушку Роя, а заодно матерей всех здесь присутствующих, их начальников и коллег, ну и всем прочим «долбаным уродам» досталось. Побывавший едва ли не на том свете человек-мутант выпускал пар. И это было нормально. В отличие от того, что он тут им наболтал. Точнее, не он, а залезший в него чужой разум. Чуждый всем людям на Земле, да и мутантам тоже…

Когда ему немного полегчало, Алексей обвел агентов все еще слегка мутным взглядом и поинтересовался:

— Ну, довольны контактом? — Он покосился на Болека и Лелека: — Может, объясните, что тут происходит?..

Болек покуксился, но потом сдался и сообщил то, о чем мутанты уже в общем-то знали. Высокие начальники решили послать Рой на хер. А он в свою очередь послал их по тому же адресу. Удивительно было другое: как Рой узнал о планах секретных и их боссов? Неужели все же научился залезать в головы к людям и подслушивать их мысли? Это уже было совсем нехорошо…

— И что теперь делать будете, рыцари плаща и кинжала? — насмешливо осведомился Проводник у помрачневших спецагентов.

Болек покусал губу и хотел было что-то сказать, но тут требовательно запиликал навороченный мини-телефон спутниковой связи. Агент извинился и вышел из комнаты. Вслед за ним выскользнула и его тень. А Роман повернулся к мутантам и прямо спросил:

— Думаете, теперь Рой пустится во все тяжкие?

Алексей неопределенно пожал плечами — мол, все может быть. Хрупкое и непродолжительное перемирие нарушено — кто знает, чего теперь ждать от суперразума, живущего по своим, не похожим на людские, понятиям?

Тут затрезвонила и труба полевого агента. Роман, как и Болек, пробормотал извинения и поспешил ретироваться — но не в дверь, а на балкон. Проводник многозначительно переглянулся с другом: загоношились господа шпионы, видно, их боссы придумали чёй-то новое…

Вскоре вернулись и штабисты, и Роман. Подольский с отсутствующим видом подошел к окну, а сам так и впился всеми своими ментальными щупальцами в мозг комитетчиков. Старший спецслужбист приоткрылся на время — видимо, от сильного волнения вновь потерял контроль над собой, а вот полевой агент, наоборот, ушел в глухую «несознанку» — ничего Валера из него выудить не смог. Ну и ладно. Зато… опаньки! вот это новость! Точнее, даже две — надо скорее рассказать Проводнику.

Болек облегчил ему задачу. Сказал, что нужно срочно вернуться в Центр, получить новые инструкции — ситуация ведь изменилась. И все такое. А Роман вообще помалкивал. Штабисты вызвали вертушку и вскоре отбыли. Роман со своими подручными утопал куда-то в здание, а люди-мутанты уединились в своей берлоге.

— Интересная картинка вырисовывается, — начал рассказывать Валера. — Болек, как ты его величаешь, сейчас получил срочное и секретное донесение: оказывается, пару часов назад где-то неподалеку от нас разбился самолет с Премьером на борту. Все на ушах, в Кремле суматоха, хотят объявить чрезвычайное положение, но пока не решаются — есть там, оказывается, и трезвые головы. В связи с этим боссы наших друзей из Конторы решили пойти на попятную и все же выполнить требования Роя. Короче, уже завтра Кордон будет снят и отодвинут… ты прикинь, даже не на три километра, а сразу на пять. Типа решили выдать Рою авансом все и сразу. Такие дела… — Капитан скупо улыбнулся и умолк. А чего — не плакать же, в самом деле…

— Вот, значит, как оно повернулось… — задумчиво пробормотал Проводник. — Ну, в общем и целом это нам как раз на руку. Пусть вошкаются там со своим охранным периметром, а мы с тобой тем временем займемся своими делами. Неотложными…

Но заняться неотложными делами им все же пока не удалось. Только собрались в бункер, чтобы там кое-что подобрать из экипировки, как в квартиру к ним вбежал возбужденный сталкер и сообщил, что в Зону направляется сводный отряд спецназа и военнослужащих химвойск, а с ними — группа ученых. Прибудут завтра утром — прямо на базу, к Башне.

— Чем дальше в лес, — усмехнулся Подольский, — тем партизаны толще…

Часть III Палач

ГЛАВА 14

1

Алексей уселся в свое любимое кресло и начал сосредотачиваться — дело привычное, он за пару секунд вошел в ритм настройки.

Это был завершающий этап в цепи его действий. Час назад он покинул базу сталкеров. Роману сказал так:

— Надо мне в бункер свой наведаться, глянуть там кое-чего…

Конечно, прозвучало это не очень ясно, но, по большому счету, Проводник не врал командиру сталкеров, а свободу его, Проводника, действий никто не отменял. Так что Роману осталось только кивнуть и принять решение союзника как факт. Что он и сделал — мужик неглупый, он хорошо представлял себе, кто есть кто в здешнем раскладе.

А Меркурьев, прежде чем отправиться к себе в бункер, решил побродить немного по окрестностям. Хотел проверить возникшие у него догадки.

Он решил, что Рой каким-то образом научился подключаться к мыслям людей, находящихся в Зоне, — но не к мутантам! — и, таким манером, теперь должен был знать изменившееся в его пользу решение больших боссов. А значит, опять наступило перемирие.

Если так, то его, Проводника, не тронут. В смысле не станут пытаться к нему докапываться. Все эти чертовы зомби… Они, правда, и так ему не страшны, кроме разве что «зеленых», — но даже и от этих тварей, при его-то возможностях, он, в случае чего, легко мог оторваться.

На эту тему у них с Подольским вышла небольшая научная полемика. Валера полагал, что Рой не в состоянии напрямую читать мысли людей.

— Не знаю, — сказал он. — Доказать, конечно, не могу… Но чутье подсказывает — не способен он на такое. Пока, во всяком случае. По себе ощущаю.

— Ты не забывай, что тыне совсем человек, — напомнил Алексей. — Точнее, больше, чем человек…

Подольский об этом не забывал, но от мнения своего — даже относительно обычных людей — не отказался. Нет, по его разумению, все происходило вовсе не так. Не подключение к мозговой деятельности, а скорее — элементарная прослушка. То есть Рой стал способен прослушивать весь диапазон радиочастот, коими обменивались находящиеся в Зоне люди. Тот же Роман время от времени выходил на связь со своими патронами. Да и Болек постоянно звонил боссам, да и «дикие» группы сталкеров, о которых, кроме них самих, никто не знает, наверняка бродят где-то невдалеке, и наверняка у них есть передатчики… Радиообмен в Зоне интенсивный. Вот Рой и слушал все эти переговоры. И делал выводы. А может, даже и во всем спектре электромагнитных волн, вплоть до гамма-излучения, умел сканировать частоты. Наверняка он просек и разговоры вокзальных с Большой землей в свое время… впрочем, теперь это уже не имело значения.

Алексей не спорил — возможно, так оно и есть, кто ж его, паскуду нановитную, знает… Конгломерат разумных наночастиц, объединенных неизвестным способом в единый организм и — в единый коллективный разум, мог обмениваться на расстоянии мгновенными импульсами. Но мы пока об этом можем лишь догадываться… Может быть, профессору Мерецкому да кое-кому из его сотрудников способы коммуникации Роя, в том числе и потенциальные, были известны… да только теперь не спросишь — с тем светом связи пока нет даже у таких суперов, как Меркурьев и Подольский. Так что остается строить гипотезы о том, как они поддерживают связь, эти… Уф-ф, подумать только! Рой, состоящий из мириадов мельчайших разумных корпускул, — это то, что рядом с ними со всеми…

Алексей со своей сверхчеловеческой высоты мог себе позволить горько посмеяться над забавным человеческим самомнением. Как многого мы еще не знаем! Мы, считающие себя титанами мысли, на самом деле слепые котята в гигантской таинственной Вселенной…

В общем, все приблизительно так и оказалось, как они просчитали, — правда, до сих пор не зная глубинных причин. Впрочем, пока черт с ними, с причинами, сейчас важнее следствия… Алексей свободно разгуливал по улицам и переулкам, и ни одна тварь не сунулась к нему, ни одна гадская морда даже не пыталась вылезти из подворотни. Выходит, и впрямь Рой затаился. А коли так, то можно — и нужно! — заняться кое-чем другим…

Алексей понимал, что оставлять за спиной столь непредвиденный фактор, как монстр, было негоже.

Чтобы спокойно заняться поиском матки Роя, нужно было обезопасить тылы от сумасшедшего мутанта. А для этого — вычислить и попытаться нейтрализовать опасное существо.

Не так-то просто это было — хотя бы даже психологически. Убеждай, не убеждай себя, все равно память есть память, из нее не вытравишь то, что это кошмарное чудовище — бывший боевой товарищ, Миша Зверев… А кроме того, может быть, что-то уцелевшее от его личности еще осталось где-то там, под спудом нановитов, и еще борется, еще сопротивляется, погибая, но не сдаваярь, как крейсер «Варяг»… Кто знает! Алексей вполне допускал такое. Уже не может выйти на поверхность, прорваться к людям, но, возможно, еще есть шанс как-то добраться, достучаться до него…

Попав к себе, Меркурьев расположился в кресле с максимальным удобством и попытался расслабиться. Отключил все внешние чувства и увел внимание внутрь, в самые глубины своего существа. Там… там было сумрачно и тихо. Мысли вспорхнули и разлетелись в разные стороны, сгинули в безмолвной мгле. Темно-синяя толща заполонила собой весь мир, и в ней колыхались остатки его сознания. Они таяли, растекались, исчезали… и наконец растворились без следа. И тогда появилось желание — начать поиск.

Меркурьев вновь обрел себя, свою самость, и, воплотившись в сотканное из мыслей тело, выпустил из себя во все стороны острые стрелы опознавания, разлетевшиеся, как трассирующие выстрелы в полутьме. Сканирование началось — мутант включил поисковый режим. А искал он… Рой.

Меркурьев с самого начала понимал, что, только подключившись к Рою, он сумеет найти монстра. Бывший омоновец, превратившийся в злобного мутанта, тоже был не пальцем деланный. Нет, Миша Зверев, ставший зверем, умел скрывать себя до поры до времени. Искать его в городе, пользуясь одним только внутренним локатором, все равно что пытаться обнаружить легшую на дно субмарину — посреди всего Мирового океана.

Само собой, Проводник был готов к любой, в том числе и агрессивной, реакции Роя при попытке подключиться к нему. Кто его знает — как он отреагирует… Меркурьев осторожно вошел в измененное состояние и вызвал в памяти образ Роя. И тот не замедлил откликнуться.

На этот раз, к удивлению Алексея, Рой не давил и не пугал, да и образы были совсем иные — не мрачная тьма, нарушаемая всполохами адского огня, а серая мгла, занимающая собой все пространство — от края и до края. Ровный, вязкий туман, в коем тонут звуки и гаснут краски. Безмерное спокойствие. Нейтралитет!

Алексей сформулировал намерение, и в следующее мгновение туман расступился, явив его внутреннему взору уходящий вдаль тоннель. И Проводник помчался по нему, как самонаводящаяся ракета.

Он не осозновал, как вскочил с места, выбежал из бункера. Не видел, что мчится вдоль притихших домов безлюдных улиц, а из дверных и оконных проемов на него безучастно глядят сотни, тысячи ничего не выражающих глаз. Зомби тупо, но равнодушно провожали стрелой проносящуюся мимо них фигуру. Они не пытались ему помешать. Рой не чувствовал угрозы в действиях сверхчеловека. Наоборот, он понимал, что это непокорное существо, ставшее уникумом, желает разобраться с другим неподвластным ему мутантом. Рой это очень даже устраивало — монстр немало досаждал и ему.

Ничего этого Алексей физически не видел — глаза его были закрыты. Он странствовал в ментальном мире.

Проводник летел вперед — пространство и время замедлились и стали вязкими, но мутант легко преодолевал их, разрезая, словно острый нож масло. И вот настал момент, когда впереди показалась цель. Вначале это была черная точка, которая росла по мере приближения к ней. И наконец неясное пятно превратилось в могучую и грозную человекоподобную фигуру. Монстр! Не подвел Рой, помог найти…

Проводник остановился.

2

Они одновременно вошли в глубокое, вытянутое в длину ущелье на дне каньона. Герой с южной стороны, его враг — с противоположного конца. На какое-то время они потеряли друг друга из вида.

Герой?.. Да, похоже на то. Проводник одним взором окинул себя. Он был одет в белую куртку, сшитую из кожи рогатого звероящера, которую возьмет далеко не каждый клинок. Такого же цвета кожаные штаны. За спиной развевался белоснежный плащ. В ментальном мире Проводник стал Белым рыцарем… Что это значит — он не знал, а думать было некогда. Понимание приходило само собой, без его участия.

По ущелью мчался ветер, но Проводник этого не замечал. В руке он сжимал серебристую катану, острую как бритва и прочную, как звездный кристалл.

Он подпрыгнул, легко кувыркнулся в воздухе, проделал несколько замахов и выпадов. Закаленная сталь тонко зазвенела в воздухе, со свистом рассекая его. Проводник побежал вперед, чувствуя, как с каждым мгновением в него вливается Сила.

Далеко впереди показался темный силуэт, который быстро двигался навстречу. Когда расстояние между ними сократилось, Белый рыцарь сумел разглядеть гигантскую фигуру, закованную в черные латы. Огромный двуручный меч — тоже черного цвета, не иначе как выкованный из прилетевшего с небес Дьяволова камня, — сжимали мощные ручищи в кольчужных перчатках.

Его противник мог нагнать страху и на бывалых воинов, прошедших через огонь и кровь многих битв, но только не на Проводника.

Алексей постарался отогнать память о былом, не к месту вновь кольнувшую душу непрошеной печалью. Не до того!

Они сошлись на середине ущелья. Когда между ними осталось метров десять, оба остановились.

Монстр буравил противника тяжелым взглядом из-под забрала. Проводник стоял спокойно, в глазах полыхал огонь стальной решимости.

В следующее мгновение монстр взревел:

— Прочь с дороги! Ты мне не нужен.

Проводник крепко сжал рукоять катаны и крикнул в ответ:

— Одумайся! Ты собираешься убить людей. Я не могу позволить это.

Монстр выставил меч перед собой:

— Тогда умрешь сам…

Проводник посмотрел на того, кто когда-то был закадычным другом, а теперь стал заклятым врагом, и прошептал:

— Это вряд ли…

Противники ринулись друг на друга, и от топота их ног задрожала земля. Мгновение — и клинки скрестились, высекая сноп ослепительно ярких желтых искр. Огромный, тяжелый меч черного гиганта, казалось, вмиг разрубит Белого рыцаря пополам. Да вот хрен вам — не тут-то было! Меч наткнулся на непреодолимую преграду. Лезвие к лезвию, крест-накрест — поединщики давили, не уступая друг другу ни пяди. Земля под ними пошла трещинами, не в состоянии выдержать давление упертых в нее ног.

Монстр зарычал, усиливая натиск, но меч его даже не шелохнулся. Тогда он отпрыгнул назад и вновь с дикой силой обрушил клинок на врага. Проводник метнулся вперед, уклонился от страшного удара и, нырнув под просвистевший над ухом клинок, сделал выпад. Острие катаны укололо не успевшего отпрянуть темного воина. Кончик проткнул броню, словно та была обычной тканью. Монстр злобно рыкнул, но ясно было, что смертоносный выпад противника, способный насквозь пронзить слона, — для него так, царапина.

Противники мгновенно развернулись и теперь кружили друг против друга, выжидая удобного момента для атаки. И такой момент наступил. Монстр прыгнул вперед, сделал обманный выпад и тут же с разворота рубанул неприятеля по корпусу. Но меч лишь рассек воздух. Белый воин крутнулся как юла, уходя от удара, и в свою очередь молниеносным движением резанул гиганта по бедру.

Поверхность набедренника вспучилась разрезом, оттуда просочилась тоненькая струйка крови. Монстр зарычал, попытался подсечь врага, но тот совершил кульбит и ушел в сторону. Супостат, однако, не дал ему опомниться и с яростью тигра и проворством ящерицы атаковал снова. Черного цвета клинок прошел в мизинце от головы Белого рыцаря едва не отсек ему ухо, разрубил прочный наплечник, разрезал кожу, мышцу, мясо и застрял в плечевой кости.

В следующий миг катана вонзилась в живот гиганту, легко прошла сквозь броню, пронзила тело и вышла со стороны спины.

Так они и застыли, оба наколотые на смертоносную сталь своего оружия.

Боль, ярость и жалость обдали Проводника обжигающе-ледяной волной.

Он приблизил лицо к забралу противника и прошептал:

— Ты был раньше человеком. Ты можешь защитить людей. Так сделай же это!..

И рывком выдернул оружие из тела врага.

Они отпрянули друг от друга и, не удержавшись, повалились наземь. От падения их тел земля раскрылась непроглядно темным провалом, и оба рухнули в эту бездну…

3

Картинка виртуальной битвы, произошедшей в едином для обоих мутантов внутреннем мире, померкла. Толчком вернулась реальность внешнего мира.

Проводник открыл глаза — и то же сделал стоявший напротив монстр. Несколько мгновений они обменивались яростными взглядами, а потом ринулись навстречу друг другу, взмыли в воздух и столкнулись. Удар от столкновения был настолько сильным, что воздушно-звуковой волной повышибало все двери и окна в округе. Асфальт и землю под ними расколола глубокая трещина, зазмеившаяся поперек всей улицы. Пыль закрутилась бешеными смерчами.

Они грохнулись оземь по обеим сторонам образовавшейся расселины: один с проломленной грудной клеткой, другой — со сломанной шеей. И остались лежать…

…Алексей вместе с остальными рабочими бежал к месту аварии. Со всех сторон к поверженной стальной конструкции стекались ручейки фигур в темных комбинезонах. Над местностью вокруг разносились тревожные звуки сирены. Башня — плод их многолетней деятельности — лежала поверженная.

Когда Алексей приблизился, то увидел, что разломился несущий блок у основания сооружения. Нужно было срочно восстановить поврежденные сегменты, соединить их вместе и затем поднять Башню. Рабочие не мешкая принялись за дело.

Алексей работал вместе со всеми, не покладая рук. Выпрямлял, обрезал, закручивал, сваривал… Хотя ему не совсем ясна была его роль. Одет он был в оранжевый рабочий халат, а не в сине-серый комбинезон, как все.

Часа через три работы по восстановлению были закончены. Нижний сегмент не только отстроили заново, но и укрепили дополнительными стальными связками. Это чтобы в будущем избежать подобных катастроф. Теперь дело оставалось за малым — поднять Башню и водрузить всю конструкцию на прежнее место. Чтобы она, значит, гордо возвышалась над окрестностями.

Легко сказать, но как это сделать?.. Сотни рабочих встали вокруг, в замешательстве уставившись на Алексея. «Что?» — вырвалось у него, и в следующую секунду он все понял. Ведь это он был их боссом. Он был Мастером. И теперь он знал, что следует делать дальше.

Алексей ловко вскарабкался по стальной арматуре наверх, перелез через леерное ограждение и проник через раскрытый проем в башню. Нашел там комнату управления и подсел к терминалу и пульту. Да, Башня должна была встать на место сама — если включить настройки и отдать команды.

Так и произошло: Алексей надавил в нужной последовательности кнопки. Замигали индикаторы, загудели механизмы, и постройка стала медленно, но неуклонно подниматься с земли. Когда Башня встала вертикально, а довольный Мастер выглянул в окно обзора, внизу сотни рабочих восторженно кричали, махая руками и бросая в воздух кепки.

Получилось!!! Есть!.. Вот оно…

…Проводник открыл глаза — на этот раз медленно.

Черт возьми, значит, это было видение? Да уж… Он так же медленно поднял голову… и остался доволен. Он прекрасно помнил, как треснули, разломились его шейные позвонки — от чудовищного удара пудового кулачища в голову. Такие сильные ощущения теперь уже вряд ли забудешь… Но ведь и он не остался в долгу — его кулак, словно обогащенная ураном боеголовка артснаряда, пробил грудную клетку противника и врезался в позвоночник, и поверхность первых фаланг пальцев — ударная поверхность кулака — почувствовала, абсолютно ясно почувствовала перелом костной тверди врага… Они с монстром один другого стоили! И вот нановиты, насыщавшие их тела, засуетились, заработали, с феерической скоростью восстанавливая поврежденные ткани — вскоре никаких повреждений и в помине не было. Проводник прислушался к себе — все в норме. Как новенький!

Он рывком сел, огляделся. Никого…

Выходит, монстр тоже очухался и убрался восвояси — не добив врага. Отчего так? Может быть, еще не вполне восстановившись, еле-еле уполз, и не до того ему было, чтобы возиться с поверженным противником… А может?..

Неужели?!

Мысль напрашивалась сама собой, но никаких подтверждений не имела, и как ни старался Меркурьев подключить свои сверхчеловеческие резервы… все они находили только пустоту.

«Ладно! — подумал он наконец. — Когда-нибудь узнаю».

Уже вечерело. Алексей вскочил на ноги и, как ни в чем не бывало, понесся на юго-восток — в сторону Белой рощи.

4

В лучах закатного солнца чернота руин биологического комплекса выглядела вдвойне зловещей. Проводник медленно приближался к границам горелого пятна, темной кляксой расползшегося по площади размером с добрый гектар. Шел и размышлял. Что он надеялся там увидеть?.. Или нет, увидеть — это не то. Скорее, не увидеть, а почувствовать.

Он хотел обнаружить подтверждение своим догадкам. Почуять основу Роя, его Сердце… и Мозг. Если таковые существовали не только в его воображении. Может, ему удастся, включив свой чудо-локатор, нащупать находящийся рядом — глубоко под землей? — уцелевший главный орган Роя, который, словно спрут, разбросал по всему городу свои бесчисленные и порою невидимые обычному глазу щупальца. А голова спрута — вот она, где-то здесь?..

Алексей решительно ступил на превратившуюся в золу землю и двинулся к центру пепелища. Выжженная почва противно поскрипывала, похрустывала под ногами. Затем пошли растрескавшиеся и местами оплавленные до стекловидного состояния остатки асфальта. А потом начались руины, и ему пришлось карабкаться по обломкам разрушенных построек.

И чем ближе он подбирался к эпицентру памятного взрыва, тем сильнее на него давила гнетущая атмосфера этого гиблого места. Он явственно ощущал, как нечто снаружи сжимает виски, заставляет кровь тяжело пульсировать под черепной коробкой, сбивает дыхание и жалит нервы. Это нечто было столь же реальным, как и потемневшее небо над головой. Оно наседало всей своей нечеловеческой и даже неземной мощью… Человек-мутант ощутил предательскую дрожь в теле. Испугаться не испугался — не по чину суперменам бояться, однако решил — и правильно решил: осторожность лишней не будет. Слишком уж грозно и тревожно заклубилось пространство вокруг него…

И тогда он понял, что доказательства найдены. Пусть косвенные — но ведь он и не в суде. Большего ему и не нужно было знать. Он постоял еще некоторое время, прислушиваясь к своим ощущениям. Потом повернулся и со скоростью, которую можно назвать бешеной — а для него давно ставшей привычной, направился назад.

Когда попал к себе, в бункер, его все еще трясло. Переутомление! Даже для него… Он принялся медитировать, сосредотачиваясь на внутреннем ритме своего сверхорганизма. Вскоре его отпустило. И неудержимо потянуло в сон. Он успел удивиться этой неизвестно откуда взявшейся слабости, а потом забылся в глубоком исцеляющем сне. И виделась ему слепящая глаза темнота — и больше ничего.

Зато утром Алексей почувствовал себя полностью отдохнувшим и набравшимся сил. Он совершил утренний моцион, легко перекусил и вышел наружу. Путь его лежал к Башням.

Направившись знакомой дорогой, мутант в человеческом обличии почувствовал появление в Зоне новых персонажей. То были люди. Много людей. И техника. И все это было рядом с Башнями…

Когда Проводник подошел к базе, глазам его предстала удивительная картина. Вся площадь перед высотками и даже часть Проспекта была запружена военной техникой. Три восьмидесятых бэтээра с задранными вверх стволами крупнокалиберных пулеметов — хитрецы-вояки установили на броне «Корды» вместо обычных ПКМБ. Массивный «Тигр» в серо-синей милицейской раскраске. Рядом бээрдээмка, опять же с пулеметом в башне (КПВТ — определил Меркурьев — четырнадцать с половиной миллиметров, очень серьезный калибр, такой превратит любую легкобронированную технику в решето). И много-много военных «Уралов» и КамАЗов. А еще несколько армейских «Хамви» и даже гражданских «Хаммеров» и с пяток УАЗов-«скорпионов». Но они совсем не смотрелись на фоне своих громоздких собратьев. Так, карлики какие-то.

Больше всего удивило чудо-юдо, стоявшее чуть в стороне, — этакий гибрид танка и реактивной установки «Ураган» или «Град». Алексей напряг журналистскую память, профессионально отягощенную самой разной информацией… и удовлетворенно кивнул, вспомнив, — по всей видимости, это и есть пресловутая тяжелая огнеметная система для залповой стрельбы по целям. ТОС-1, кажется, или в просторечии — «Буратино»… Такая дура как шандарахнет — целую толпу выкосит. Зомбаков, например.

Ну, на всякие спецмашины с диковинным оборудованием он уже внимания не обращал. Приметил в дальнем углу двора, у первой Башни, кэшээмку. Судя по стоявшей возле нее группе людей в разномастном камуфляже, то были отцы-командиры. Проводник направил свои стопы туда. Бойцы охранения его не останавливали — видать, изучили фото с примечательной физией, человек ведь он теперь известный… Некоторые глазели, чуть ли не разинув рот…

«Ха! — усмехнулся про себя Алексей. — Да разве я человек?.. Вот ведь вопрос, ребята! У меня на него ответа нет, а вы, поди, и знать еще не знаете, хотя вам и порассказали обо мне, наверно, всяких сказок…»

Пока шел, мелькнула мысль: «А вот интересно, чего это такую мощь сюда нагнали? Вроде как замирились с Роем…» Хотя, в общем, все правильно: хочешь мира — готовься к войне. С зубастыми и разговаривают иначе — почтительно. Впрочем, Даже такая орава бойцов и техники — это все-таки очень деликатно. А для Роя — тьфу и растереть… Ему своих зомбаков не жалко, пусть их и несколько тысяч сотрут с лица Земли. В запасе останутся еще сотни тысяч.

Когда Алексей подошел поближе, от группы отделился плечистый мужик и быстро зашагал ему навстречу. Что-то знакомое в походке… Алексей всмотрелся. Господи! Да это ж Николай! Ракитин!..

Ах ты чертяка — все-таки не утерпел, ломанулся в Зону вместе со всеми!..

Ракитин, просияв, бросился навстречу:

— Леха! Леха, брат!..

5

…После того как наобнимались, нахлопались по спинам, Ракитин успел сказать, что он попросился у начальства в экспедицию, мотивируя свое желание опытом пребывания в Зоне. Начальство сочло доводы майора убедительными и отпустило его.

Только он произнес это, как из-за угла высотки показалась статная фигура профессора Нахимова в сопровождении ухмыляющегося Подольского.

— Алексей Владимирович!.. — почтенный академик раскинул руки, готовясь заключить Меркурьева в объятия.

— И вы здесь, профессор, — усмехнулся Алексей.

— Как видите. — Нахимов обнял Алексея. — И не только я. Думаю, вы будете рады увидеть старых знакомых!..

Ученый муж произнес это столь загадочно, что Меркурьева на миг обожгла сумасшедшая мысль: неужто Света?! Но высокий гость тут же эту надежду развеял:

— С нами Игорь Рябинин, потом Слободчиков и ваш, так сказать, знаток и разведчик местных недр…

— Сачков что ли? — удивился Алексей тому, зачем такой солидной экспедиции мог понадобиться этот чудила грешный.

— Он самый, — ответил за Нахимова Ракитин. — Да и племяш его, кстати. Помнишь разговоры?

— А!.. Помню, — Алексей кое-что смекнул. — Ваня, кажется?..

— Да. — Николай улыбнулся. — Диггер. — И особенно глянул на Меркурьева.

Ну, мог бы и не смотреть. Алексей уже и так все понял.

— Ага… — протянул он. — Ладно. Ну, тогда что, отметим встречу?

— Да, да, — подхватил Нахимов, — непременно! Видите вот эту машину?

Алексей покосился влево и узрел армейский «Урал» с цельнометаллическим кузовом-кунгом. Выкрашенный в защитный цвет фургон ощетинился антеннами, в том числе и спутниковой тарелкой на крыше.

Проводник кивнул: вижу.

— Это так называемая КШМ, — начал пояснять и так всем очевидное профессор. — Командно-штабная машина, представляющая командный пункт. Мобильный. И, кстати, отапливаемый. Хотя сейчас тепло, даже жарковато с утра. — Он махнул рукой: — Идемте туда, там уютно, посидим, поговорим, вспомним былое… Я тотчас же распоряжусь. Товарищ полковник!

Тут оба наших мутанта, не сговариваясь, слегка озадачились: надо же, целый полковник во главе отряда! Круто. Впрочем, оказалось — не полковник, а подполковник, и никто иной, как бывший капитан спецназа ВВ Слободчиков. Как потом выяснилось, Слободчикова и Ракитина после возвращения из Зоны за проявленные мужество и героизм представили к наградам: вэвэшник и эмчеэсовец удостоились звания Героя России. И еще Слободчикову сразу дали подполковника.

Обнялись, поулыбались друг другу — все получилось вполне по-взрослому. Новоиспеченный подполковник был спокойно-сдержан, чувства свои обозначил краткой улыбкой. Но и с ним, командиром отряда, Нахимов разговаривал привычно-властно, даже не замечая этого, так выходило у него само собой. А военных, судя по всему, тоже строго-настрого проинструктировали относительно ученого, и тем осталось только взять под козырек: есть!

— Идемте. — Нахимов махнул рукой.

Пошли. Рядом вмиг возник Роман, вопросительно взглянул на процессщо. Алексей счел за лучшее пояснить:

— Встреча старых друзей. Мы все были там еще, на складе МЧС. Посидим немного, помянем павших…

— Ага. — Роман кивнул, но Валера без большого труда уловил его недоверие. Ностальгия? Боевое братство?.. Чушь! Практик и скептик Роман не верил в силу человеческих чувств.

В целом он ошибался. Чувства — очень прочная материя. Но в данном случае в своей подозрительности Меркурьев был скорее прав, чем нет…

Все это промчалось в мозгу Подольского. Да, Алексей может почуять что-то, нюх у него на зависть — звериный… Но шут с ним! В конце концов, на всякий чих не наздравствуешься.

ГЛАВА 15

1

Нахимов энергично распоряжался — и забегали, подстегиваемые приказами, какие-то люди, зазвучали зычные командные голоса… А вот и Игорь Рябинин собственной персоной! Вроде бы спокойный, без истерик, без депрессий, только опять же странный какой-то… он сутулился, поводил плечами, как будто ему холодно, смотрел исподлобья. Алексей было ринулся ему навстречу:

— Игорь! Привет!.. — И услышал в ответ сдержанное:

— Здравствуйте.

Алексей несколько оторопел:

— Игорь, да ты что? Не узнал меня что ли? Я это, Алексей Меркурьев, ну? Помнишь?

— Как же. Прекрасно помню. Алексей Меркурьев. Здравствуйте.

— Ё-моё, — сказал Меркурьев, чувствуя себя в этот миг не мутантом-суперменом, а прежним журналистом, немного уже и самим собой позабытым… — Игорь! С каких это пор мы с тобой на «вы»?!

Рябинин так же исподлобья посмотрел на Алексея.

— Да, — сказал он. — Хорошо. Согласен. Будем на «ты».

Подольский рефлекторно, без всякой цели, «просветил» мысли Рябинина — и, как ни странно, ничего необычного не обнаружил. Все ровно, гладко, безмятежно, никаких волнений, завихрений, никаких темных уголков. Как после лечения транквилизаторами — мелькнуло у Валерия, но думать об этом было некогда.

Появился еще один знакомец: Сачков. Бывший охранник за эти дни сделался еще солиднее, даже вроде бы чуть раздался вширь, хотя и прежде симптомов недоедания не проявлял. А раздуло его, видимо, от осознания близости к профессору Нахимову, который, в свою очередь, был лицом, приближенным ко двору… Аборигенов Геннадий Юрьевич приветствовал важно, покровительственно — это вызвало у Алексея и Валерия беззлобную усмешку. Но улыбались они Сачкову по совсем иной причине: просто приятно было его видеть — жив, здоров, вот и в весе прибавил… ну и слава богу.

— Очень рад, — искренне сказал Алексей.

— Взаимно, взаимно… — снисходительно протянул Сачков, решил, что излияний довольно, обернулся и жестом подозвал невысокого юношу, скромно стоявшего в сторонке: — Вот, познакомьтесь. Племянник мой, Иван.

— А, Ваня! Гегемон подземного царства… Здорово! Рад с тобой познакомиться.

— Я тоже, — сказал Ваня почтительно, но без подобострастия. — Много о вас слышал.

— Ну, а теперь и видишь, — пошутил Меркурьев и подумал, что вот Роману еще пища для размышлений: Ваня-то боевым соратником не был, так какого черта он делает здесь, на встрече?..

— Ребята, ребята, — вмешался Нахимов, — идемте!.. Товарищ полковник! — Он продолжал упорно завышать звание Слободчикова. — Мы, как боевые товарищи, отметим встречу… полагаю, вы присоединитесь? Это ненадолго, не волнуйтесь.

Последние фразы ученый произнес нарочито громко — так, что не только Роман, но и весь двор, полный военнослужащих, это расслышал. Безмолвно улыбающийся Слободчиков в камуфляже без знаков различия, судя по его лицу, отвык волноваться лет двадцать тому назад, поэтому на слова профессора лишь кивнул.

2

Внутри КШМ для восьмерых было, пожалуй, тесновато, но ничего — худо-бедно разместились. Алексей с равнодушным любопытством оглядел убранство мобильного штаба: жидкокристаллический компьютерный монитор, трубки телефонов, переключатели и циферблаты каких-то приборов — наряду с современными, на основе микроэлектроники, еще и архаичные, электромеханические — так надежнее, сообразил он… Засмотрелся и не увидел, как в руках Нахимова оказалась бутылка коньяку.

— Давайте, други мои, — произнес ученый, стягивая обертку с пробки. — Дань натурализму, так сказать. Ну, и на самом деле отметить надо! Так ведь? — Он молодецки улыбнулся.

Нашлись и одноразовые стаканчики. Бутылку легко разлили на семь порций, пластмассовые сосуды беззвучно сомкнулись, разошлись и опрокинулись над шестью крепкими мужскими глотками и одной юношеской. Игорь пить не стал.

Сразу было видно, что Ваня к спиртному не очень-то привычен: он постарался залихватски тяпнуть свой коньяк, но чуть не захлебнулся, кое-как сглотнул терпко-обжигающее питье, надул щеки, покраснел… Взрослые мужики постарались этого не заметить.

Алексей между тем с интересом отнесся к процедуре: он спиртного вообще не принимал, с тех пор как началась заваруха. Последним, кажется, было пиво на кухне… да, двое из этой компании — Ракитин и Рябинин — здесь, Светка где-то на материке, а Зверев… Эх, Мишка, Мишка! Что тут скажешь…

Странно: теперь это вспоминается как сон — то ли было, то ли не было… Ну да ладно! Если было, то прошло. Навсегда. И слюни распускать нечего. Интересно другое: как алкоголь подействует на мутировавший суперменский организм?.. А оказалось, что никак не подействовал. Будто бы просто ароматную, чайного цвета жидкость выпил Алексей Меркурьев — и не захмелел ничуть, не ощутил знакомого обманно-радостного взлета… Он поискал глазами взгляд Подольского, и тот словно почуял брата-мутанта — глаза двух сверхлюдей встретились, и Алексей понял, что и Валерий испытал то же самое — в смысле не испытал ничего.

Нахимов между тем уже говорил твердо, с напором:

— Итак, друзья, мы собрались здесь, чтобы побеседовать сугубо конфиденциально. Здесь это можно делать без малейшей боязни: звукоизоляция полная. Если вкратце, то общая ситуация такова: в верхах были разногласия относительно дальнейших взаимоотношений с Роем. Премьер-министр категорически сказал: нет! Но, вы знаете, несчастный случай, катастрофа… — Профессор сделал выразительную паузу, чтобы все прониклись, затем продолжил — Факты таковы: после катастрофы было принято кардинально иное решение: условия Роя приняты. Его территория расширяется, все заградотряды отходят, причем не на три километра, а на пять. Это уже, так сказать, жест доброй воли…

— Ясно. — Алексей кивнул. — А вообще, какова цель вашей экспедиции?

— Ну, официально, — профессор пожал плечами, — мы здесь, чтобы создать базу внутри Зоны и взять под контроль сталкерское движение. Но главное все-таки не в этом.

И он изложил то, о чем Меркурьев с Подольским сами начали догадываться. ТАМ — в самых верхних верхах, невидимых отсюда стратосферных высотах власти, — единства по-прежнему не было. С гибелью Премьера непримиримые противники Роя ослабели, но не исчезли…

Подольскому ничего не стоило прочесть в высокоумной голове Нахимова текущий расклад: он, профессор Нахимов, сам тайный сторонник оппозиции, в глубоко засекреченном месте встречался с единомышленниками, и они обсуждали положение дел. Положение сложное, путаное: вроде как надо делать вид, что усердно выполняешь решение Хозяев мира сего, потому что ослушание невозможно… и в то же время как-то надо пытаться гнуть свою линию дальше. Но как?.. Нетрудно догадаться, что в экспедиции есть тайные агенты, соглядатаи; есть и сочувствующие, которые, конечно, опасаются проявить себя… и все это сплелось в такой клубок, какой сам черт не распутает. И даже, наверное, Рой.

— Герман Львович! — отчетливо произнес Валерий. — Мы вас отлично понимаем. Ситуация сложная. Но вы можете на нас рассчитывать. Мы с вами!

Нахимов чуть не захлебнулся от восторга:

— Валерий! Я… Мы не сомневались, что именно так и будет!

3

После этого восклицания что-то резко переменилось в общем настроении и разговоре. До того все же, несмотря на коньяк и старую дружбу, ощущалась какая-то скованность, а тут она вдруг разлетелась в прах. Все — даже юный Ваня Сачков — ощутили себя и всех сидящих здесь людей и… не совсем людей — одним целым, отныне — все вместе, один за всех и все за одного.

Это было видно по всем лицам, кроме лица Рябинина. Оно было все такое же, то есть никакое. И мыслей у Игоря никаких не было… Валера подумал, что Нахимов взял с собой молодого коллегу из жалости: слишком уж овощем выглядел Игорь… Но вникать в этот вопрос Подольский не стал, к тому же мозговой штурм вспыхнул не на шутку.

— Я, други мои, знаете ли, вот о чем думаю… — говорил профессор Меркурьеву и Подольскому, а Валера уже знал, о чем тот думает, — и надо сказать, немало времени угробил на эти думы. Не должен ведь наш разлюбезный Рой существовать вот эдак эфемерно, везде и нигде, без какого-либо материального якоря, а?.. Ведь закономерности нашего мира и для него никто не отменял, не так ли?

Алексей с Валерием привычно переглянулись. А ведь и впрямь — голова наш Герман свет Львович. Мозг, как сказал бы Миша Зверев в той, еще немутантской жизни.

— Вы зрите прямо в корень, уважаемый Герман Львович, — усмехнулся Меркурьев. — Мы не только думали, но и твердо пришли к такому же выводу. Кстати, мы назвали эту сущность: матка Роя. Звучит?

— Матка? Гм… Матка Роя… — забормотал Нахимов и о чем-то задумался.

— Должна же быть где-то эта мразь! — рубанул Алексей. — Весь вопрос только в том — где? Мы пробовали просканировать местность, как мы умеем. Но и тут неудача.

Отчего-то при всех Проводник решил не говорить о своих недавних ощущениях на пепелище. И Валера это тут же просек — и внутренне согласился. Козыри следует пока придержать для… для чего?.. Ну, например, для более доверительной беседы тет-а-тет — с тем же Нахимовым. И Ракитиным. Пока только с ними.

— Очевидно… — догадался Нахимов, но Алексей его перебил:

— Да, очевидно, Рой умеет ставить блок. Здесь у нас с ним ничья. Что делать? Искать методом тыка? Ну, это практически безнадега. И простая логика не работает.

И тут раздался ровный, равнодушный голос Игоря:

— А почему, собственно?

И все. Никто ни черта не понял, Игорю пришлось пояснить:

— Почему логика не работает? Превосходно работает.

— То есть? — напрягся Меркурьев.

— То есть где это все началось?

— Ну где… Ты ваш институт, что ли, имеешь в виду?

— Именно.

И он развил мысль: если Рой начал распространяться из здания института, то гнездо его, та самая матка, — наверняка где-то там неподалеку.

Мутанты переглянулись: в точку попал безумный с виду биолог.

— А что? — воскликнул Нахимов. — По-моему, дельная мысль!

Алексей небрежно пожал плечами:

— Ну, что-то в этом есть… Кстати, я недавно пытался туда проникнуть. Теперь вот, черт возьми, думаю: может, и вправду наитие было! Кстати, мы — со мною еще сталкеры были — подземными путями пройти не смогли. Ходы завалены землей. Видно, при взрыве обвал произошел.

Тут пришел черед переглянуться Нахимову со Слободчиковым.

— Знаете, Алексей, — как-то особенно произнес профессор, — а ведь и в этом нечто есть. Как-то, знаете ли, все пути ведут в этот Рим, так сказать. Или — в Рой…

И сказал, что их экспедиция, помимо всего прочего, получила задачу: пробиться в одно интересное место — подземный бункер…

Тут уж не смогли скрыть удивления Меркурьев, Подольский и Ракитин: какой еще, на хрен, бункер?! Даже Ракитин — да, и он ничего не знал. Зато приосанился Сачков: а он знал! Именно ради этого и был взят в группу Нахимова, а племянник его Ваня был в этой теме еще глубже.

Нахимов развил мысль: этот огромный подземный бункер армейского ведомства — часть какой-то загадочной и архисекретной сети. Вполне возможно, что о его существовании не знал даже генерал Ненашев. Только губернатор! Ну, и соответствующие военные чины. Так вот, бункер этот находится почти под институтом, чуть в стороне.

— Командный пункт? Или убежище на случай ядерной войны? — спросил Алексей.

Нахимов развел руками:

— Ей-богу, не знаю, Алексей Владимирович. Даже не интересовался. Какая разница… Кстати, вот — наш юный друг Иван, человек, посвященный в тайну сию. Поведайте нам, юноша!

Алексей отчего-то ожидал, что Ваня смутится, замямлит, опустит глаза… Или, наоборот, коньяк взыграет, и студент понесет хвастливую чушь. Но ни того ни другого: Ваня заговорил, негромко и вежливо, но совершенно свободно, не смущаясь:

— Дело вот как было: мы составляли план подземных коммуникаций. То есть лазали по ним, сопоставляли с поверхностью, а потом на карту города наносили. Разделились на группы: одна на юге, другая на севере… Потом встретились, сопоставили: все сходится! Где-то остались белые пятна, но видно, что если протянуть линии… ну, схемы коммуникаций, то все сойдется. И тут кто-то замечает на юго-востоке странное пятно…

4

Странное! Странное случилось с Алексеем Меркурьевым: слова юноши словно сдернули невидимый курок в душе. Что-то включилось в мозгу — знакомое и незнакомое, — пространство-время изменилось, сдвинулось, даже исказилось… но Алексей не успел угадать, как и зачем. Мгновенье промелькнуло и пропало, оставив неясно-тревожный след.

А Ваня увлекся, говорил быстро, сверкая глазами:

— Удивительно! Вроде бы там никаких совпадающих линий нет, тоннели или идут в обход, или заканчиваются тупиками. То есть схема все просветила, как рентген: в этом месте нет никаких подземных коммуникаций. Почему?! Мы — нас трое было — почуяли, что напали на что-то. Показалось: вот наконец-то она, настоящая тайна! Вот он — крутняк диггерский!

— Почему — показалось? — хохотнул старший Сачков. Он свое замечание счел очень остроумным.

— Ну да, не показалось, это точно. Это уж я так… Короче, не стали мы ничего никому говорить, решили втроем исследовать. Выбрали один ход, спустились, пошли. Шли, шли, вроде все как всегда… вдруг — бац! Хрен вам — тупик. Ход в решетку упирается. Такая мощная решетка из толстых прутьев. А вот замок на ней — плевый. Короче, повозились малехо и вскрыли мы его. Прошли по коридору. Глухая бетонная стена, и похоже, что уходит вниз, а коммуникации туда же, параллельно этой стене. И люк в полу. Стали ковырять — куда там, и пуля отскочит, как мячик. Так вот и стояли, думали, ну и додумались… Вдруг свет вспыхнул, всех ослепил, сирена завыла, и голос как из бочки: «Стоять! Лицом к стене! Руки за голову!» Ну, мы и не рыпнулись, все, как они велели, и вопросов никаких. А нам: «Кто такие? Чего делаем?» Ну, мы им: «Диггеры, все такое…» А они: «Счас, мать вашу, покажем вам диггеров! Лежать!» Пришлось лечь, мордой в землю. А они давай совещаться: «Ну, что делать с ними будем?» Кто-то говорит: «Да что, в расход, и все дела. Пройдут потом по сводкам как без вести пропавшие…» Здесь кое-кто из наших струхнул, а я, наоборот, понял, что пугают. Успокоился. Ну, они нас еще пошугали малость, потом говорят: «Валите отсюда, чтобы духу вашего не было!» Мы поскорее ходу оттуда, на поверхность выбрались, тут вроде как-то даже забавно стало, посмеялись. Ладно, думаем, подождем немного…

И опять оба мутанта поняли невысказанное: ребята в жизни еще пороху не нюхали и потому петушились, подзадоривали друг друга. Произошедшее казалось им теперь пустяком: ну, попугали да отпустили, велика беда…

Легкомыслие всегда бывает наказуемо.

А Ваня продолжал:

— Это самой ранней осенью было, в начале сентября. Обсудили мы ситуацию, ладно, думаем, переждем какое-то время… Ну, нам и показали какое-то время. — Молодой человек поежился, заново переживая то, что с ним случилось почти год назад. — Дня через три иду я домой, поднимаюсь в лифте. Последний этаж, и прямо рядом с лифтом лестница на чердак, там люк такой. Поднимаюсь, короче. Открывается дверь — там двое. Стоят, ждут. Вежливые такие: «Здравствуйте!» — говорят. Ну, и я, типа, не в лесу рос, среди пеньков, — тоже здрасьте вам… И тут вдруг такая дикая боль в паху! Так и скрючило всего. Но это ладно! Скрючило-то скрючило, а тут еще веселее: подхватывает меня кто-то, и я… взлетаю точно в люк, на чердак. Там еще раз по тем же причиндалам, извините за выражение. И, главное, не пойму чем! Ногами точняк никто не размахивал. Шокер у них, что ли, такой дистанционный…

Ваня сглотнул невольно — переживая все это снова, словно наяву…

От этого второго угощения по яйцам диггер света белого не взвидел, рот сам собой открылся в крике, но крика никакого не было — в хлебальник очень ловко сунули кляп.

— Ммм!.. — взвыл исследователь, вылупив глаза.

А тихий спокойный голос произнес над правым ухом:

— Я надеюсь, Иван Андреевич, вы нас правильно понимаете? Мы знаем, что вы человек разумный, и все же сочли за благо по-приятельски поговорить с вами, предупредить. Такие же дружеские встречи наши коллеги сейчас проводят с вашими друзьями. Один раз — всего один, больше не стану! — я настоятельно порекомендую вам больше никогда в жизни не приближаться к тому объекту. А главное — забыть о том, что он вообще существует. И помните, — голос, прежде мягкий, даже деликатный, стал вдруг жестким и холодным, — вы живете и будете жить только потому, что мы вам это пока разрешаем. Не забывайте об этом. Никогда! Ни на минуту! Ни наяву, ни во сне!.. Ну, и на этом, — голос вновь стал дружелюбным, — позвольте пожелать вам всего хорошего. Надеюсь, больше не увидимся. Прощайте!

Затуманенный слезами боли взор студента худо различил, как несколько мужских фигур исчезли в люке — как призраки сгинули. Ваня с усилием вырвал изо рта кляп. Преодолевая боль и сдерживая стоны, кое-как начал слезать по лестнице… Дома постарался виду не подать, хотя было трудно. Заперся в своей комнате под предлогом «полазать в Интернете», а сам завалился на тахту и лежал не шевелясь… Вроде бы стало полегче.

Где-то через час позвонил один из дружков-диггеров:

— Здорово, старик!.. — простонал он, и Ваня понял, что и с этим парнем уже потолковали по душам. — Как дела?

— Думаю, так же, как у тебя, — через силу усмехнулся Ваня.

— А-а… Ну, понятно. Слушай, надо бы завтра поговорить…

— Поговорим.

5

— Поговорили? — улыбнулся Алексей.

Поговорили, конечно. Все трое. С теми двумя воспитательную работу провели примерно таким же образом. Ребята сразу повзрослели. Конечно, тайна свербила душу, да и самолюбие слегка страдало… но здравый смысл все же взял верх. Исследование загадочного объекта решено было отложить — Ванин изобретательный ум отыскал такую благородную формулировку.

— Ну, и вообще-то, — Сачков-младший позволил себе язвительную ухмылку, — мы оказались правы.Радости, правда, от этого немного, но принцип… Этот тип мне что сказал? Никогда в жизни! Ну, вот и хрен ему. Я здесь, и я иду к объекту. Правда, ребята мои не идут, но и они уцелели. Мы, как только бодяга эта началась, в коллектор нырнули, пока его перекрыть не успели — и за городом вынырнули. Там сейчас пустошь выжженная.

— Ну и молодцы, — сказал Меркурьев и поднялся. — Ладно, господа хорошие, пора нам закругляться, долго мы уже разговоры трем. А это подозрительно… Вы, Герман Львович, как я понял, своим не очень доверяете?

— Мы не знаем, кто там есть кто, — со вздохом отвечал Нахимов.

— Ну, Валера узнает, — пообещал Алексей. — Итак, вкратце подобьем итоги: наша основная цель — секретный бункер и руины института. Предположительно там может быть матка Роя. Это задача-минимум. Согласны?

Возражений не было.

— Но тут надо иметь в виду одно обстоятельство, — заметил Алексей. — У нас есть подозрения, что Рой может проникать в человеческое сознание. Точнее, в психику. Возможно, в подсознание…

— Или не может, — упрямо возразил Валера и изложил свою версию.

Все внимательно слушали.

— Вот это больше похоже на правду, — важно заявил профессор, когда Подольский закончил свою речь. — Рой все же не Боженька, чтоб мысли читать каждого встречного-поперечного. А вот радиодиапазон сканировать вполне может. Вы же сами, Алексей Владимирович, как-то предположили, что нановиты эти обмениваются какими-то частотами. Связь-то между ними существует — это стопроцентно. То ли электромагнитная, то ли еще какая…

Проводник пожал плечами — все может быть. Я, мол, не настаиваю на своей версии.

Когда расходились, он наметанным взглядом приметил стоящего во дворе Романа в компании со своими помощниками-агентами — бородатым Жорой и увальнем Медведем. Совсем неподалеку о чем-то негромко переговаривались неразлучные Болек и Лелек — к ним тотчас же подошел Слободчиков.

«Да, — подумалось Алексею, — господа-контрразведчики неустанно плетут паутину всеобщего надзора и слежки».

Он отыскал глазами Подольского, выразительно посмотрел на него. Тот прочел мысли друга, все понял и взял Нахимова под руку со словами:

— Пойдемте, профессор, к нашему командиру — узнаем, что там по рекогносцировке и оперативно-тактическим задачам надумало руководство.

И они двинулись к подполковнику и двум спецагентам. К ним присоединился и Ракитин. А Меркурьев остался с биологом, безучастно осматривающим окрестности, и обоими Сачковыми, у коих под хмельком развязался язык. И дядя, и, в особенности, племяш принялись наперебой хвастаться своими андеграундными приключениями.

Вскоре вернулся Валера. Молча кивнул Проводнику.

— Ну, друзья-соратники, нам пора! — воскликнул Алексей и крепко пожал всем троим руки.

Ванин дядюшка громогласно воскликнул:

— Вам пора, и нам пора! С вентиляторным заводом заключать договора… — И так же громко заржал.

Вообще было заметно, что подшофе Сачков-старший всю свою напыщенную важность куда-то подрастерял и потому долго тряс руку Проводника с неподдельным радушием. А вот пожатие Рябинина, как и следовало ожидать, было вялым.

После того как попрощались со всеми, объяснив, что им надо вернуться в бункер Проводника, оба мутанта поспешили отбыть. Им действительно необходимо было уединиться и как следует обдумать план действий.

В логове Алексея Валера поведал товарищу, что удалось выяснить. Как всегда, спецагенты умело экранировали свои мысли, и Подольский уже начал подозревать, что им известны его новые способности, хотя никому, кроме своих, ни он, ни Меркурьев об этом не сообщали. Касаемо остальных все ясно как божий день. Свои — они и есть свои, помыслы их чисты, они на стороне мутантов. А у Слободчикова вообще было конкретное задание, и оно совпадало с тем, что сказал профессор — за исключением, конечно, поиска матки Роя и последующей ее нейтрализации.

С Романом тоже было не все ясно, точнее, все не ясно. На поверхности вроде бы беспрекословное подчинение командам вышестоящего начальства. А вот что там внутри?..

— Расколоть бы их надо, — задумчиво произнес Валера, — спровоцировать на какой-нибудь незапланированный поступок, сделать что-то неожиданное, а потом подловить и просветить моим рентгеном. Этот их старший гэбэшник, он уже почти раскрылся вчера…

Проводник кивнул:

— В том-то и дело, что «почти»… — Потом хлопнул ладонью по столу, за которым сидел: — Ладно, давай будем двигаться постепенно. Вначале нужно выяснить насчет этого странного бункера — что за хрень и каким боком с биоинститутом связан…

— Если вообще связан.

— Ага. Я и говорю. А потом выявим, кто на нашей стороне, а кто нам враг.

Он вызвал в памяти образ развалин биокомплекса и те ощущения, что испытал там намедни.

— Я уже это просек, — заявил Валера. — Если ты прав…

— Не только я, — перебил его Проводник. — Игорь так же думает…

— Точно. Так вот, если вы оба правы, то матка находится где-то там, на глубине, — ПОД развалинами.

— Истину глаголешь, сын мой! — подняв палец, торжественно провозгласил Алексей, затем смолк, покосился в сторону Валерия, почувствовав его пристальный взгляд. Тот смотрел серьезно, даже слегка нахмурившись.

— Ты хочешь спросить меня?.. — начал было Проводник и замолчал, прерванный жестом товарища.

Друг-мутант на мгновение задумался и сказал:

— То, что у вас с Мишей… — он осекся, — с монстром произошло — это что-то новое. И необычное. Но что?

— Нну… — протянул Алексей, — похоже на какую-то другую реальность — общую для нас, в которой мы действовали…

— Тебе виднее, — пожал плечами Подольский, — это ты у нас научные граниты грыз. А что насчет Башни упавшей и восстановленной — это твоя башка бедовая, не так ли?

— Так и есть, — согласился собеседник. — Ну а рабочие — по всей вероятности, это нановиты во мне.

Он встал из-за стола, прошелся по кухне. Потом сказал:

— Айда обратно, к братьям нашим меньшим — по разуму. Может, понадобимся еще им…

ГЛАВА 16

1

В течение дня прибывшие разгружались, обустраивались, осматривались. Нахимов и Слободчиков устроили совещание с лидерами сталкеров — надо было выстраивать рабочие отношения. Профессор явил себя неплохим дипломатом, договорились быстро: мы союзники, у нас одни проблемы, одни задачи, и мы их решаем сообща. При этом независимы друг от друга. Две дружественные параллельные силы… Две! Не одна. И даже резиденции полюбовно разделили: в южной Башне селится новая группировка, северная остается за сталкерами.

Сил, точнее говоря, три: Болек и Лелек, как представители могущественной организации, держались подчеркнуто нейтрально, даже отчужденно. Но мудрый профессор не забывал о «who is who»: наверняка и среди членов его группировки есть агенты агентов. Помнил он и то, что, по словам Меркурьева, Подольский способен распознавать «кротов». Но и тут вопрос! Ладно, распознать-то распознает, а дальше что? Не кончать же их и не пытаться перевербовать — такой раздрай пойдет, что никакой черт не разберет…

Под эти невеселые мысли совещание закончилось. Сталкеры начали перетаскивать свое барахло из южной Башни в северную, а Герман Львович задумчиво побрел к КШМ. Тягостно, муторно было на душе. Думал, думал… и наконец надумал поговорить с глазу на глаз с Меркурьевым. Одна голова хорошо, а две лучше, тем более такая голова, как меркурьевская. Кстати, они ведь и о природе его дарования еще не потолковали по существу! А надо, очень надо это знать профессору Нахимову. И с научной точки зрения, и с практической.

— Боец, — окликнул он первого попавшегося рядового. — Найди-ка мне, любезный, Проводника. Знаешь, кто такой?

— Так точно! — с уважением козырнул солдат.

Все знают, кто такой Проводник… Нахимов усмехнулся. Вот они, возможности сарафанного радио! А ведь в процессе передачи эти слухи разрастаются, усугубляются, искажаются — так и создаются мифы, так и формируется мировоззрение… Интересно, черт возьми! Герман Львович на секунду даже пожалел, что он естественник, а не гуманитарий.

Дальше мысль развиться не успела, потому что возникли боец-посыльный и Меркурьев.

— А! — воскликнул Нахимов. — Спасибо, товарищ солдат… Алексей, я вас попрошу пройти со мной в КШМ, не возражаете?

Алексей зачем-то взглянул, прищурясь, в небо. Такое ясное, такое голубое небо… Эх, жизнь-жестянка!

— Конечно, — сказал он. — Идемте.

2

В машине было уютно и прохладно: работал автоматический кондиционер. Нахимов и Меркурьев свободно расположились в комфортных операторских креслах.

— Алексей, — начал профессор, — мне очень хотелось бы услышать ваше мнение: о том, что с вами произошло. Симптомы и выводы. Надеюсь, вы понимаете, насколько это важно для меня…

— Да, — кивнул Меркурьев.

Он в самом деле понимал, но почему-то чувствовал какое-то странное равнодушие, даже опустошенность. «Устал что ли…» — возникла мысль, при том, что он сознавал: уставать, тем паче болеть он попросту не должен. Нановиты в его организме эффектно боролись с любой инфекцией, с любыми токсинами. Физические силы восстанавливались мгновенно, метаболизм зашкаливал. Что касается душевной апатии — а вот это нельзя, и все тут! Он постарался встряхнуться — и начал излагать.

Как всегда, он сумел верно выделить главное и описать его точно и емко. В выводах — о работе нановитов в организмах своем, Зверева и Подольского — тоже постарался быть максимально конкретным. Несмотря на это доклад занял у него полчаса, не меньше. Во рту жутко пересохло.

— Фу, — поморщился Алексей. — Попить дайте, Герман Львович-Нахимов нырнул куда-то в нижний ящик и, как фокусник, извлек зеленую бутылку.

— Прошу! Настоящий нарзан, фирменный, так сказать… Это вам не дешевка в пластике.

Нарзан аппетитно вскипел в стакане. Алексей хватил воду залпом:

— Хорошо!.. Ну, что скажете?

Профессор, в отличие от Алексея, пил мелкими глотками. Утолив жажду, он пожал плечами.

— Что сказать… — протянул он как-то нерешительно. — Я, знаете ли, всегда отношусь к вашим словам с исключительным вниманием… И вот сейчас слушал — да, убедительно, логично. Как рабочая гипотеза, вполне. Но одно меня смущает. Вы только не поймите меня превратно…

— Не пойму, Герман Львович. — Меркурьев улыбнулся: все-таки профессор иногда был чересчур многословен. — Но ближе к делу, пожалуйста!

— Ах да, разумеется! Извините, Алексей Владимирович, что-то я… — Нахимов виновато покрутил рукой. — Извините. Так вот, смутило меня то, что слишком много уникумов на душу населения, так сказать. Ведь из вашего общения с Роем… как я понял, раньше он уверял вас, что вы один такой на миллион, не так ли? И вдруг вам целый парк мутантов: и Зверев, и Подольский… Вы сами себе это пытались объяснить?

— Ну конечно. — Алексей допил остатки нарзана. — Что касается Подольского, то здесь мне все ясно. Ведь я сделал ему переливание крови, и мой генетически измененный материал попал в его организм.

— Да-да, вероятно… Но в таком случае вы можете передавать ваш… э-э, скажем так, ваш нановитный позитив любому человеку? То есть любого сделать суперменом?

— Думал об этом. Скорее всего, разные организмы и восприимчивы по-разному. Кто-то совсем никак. У кого-то обостряются те или иные качества, как у Валеры, но не более того. А другие, я подозреваю, вообще не выдержат этой процедуры — прямого переливания — и отдадут концы… Индивидуально все!

— Гм… Резонно. Ну, а со Зверевым тогда как?

— Со Зверевым сложнее. Могу только предполагать: общаясь с ним, я как-то ухитрился передать ему свои нановиты, измененные с плюсом… Но тут мы уже пошли сказки сочинять! Давайте пока остановимся на такой версии: мой организм — да, стал уникальным. При близком контакте он способен передавать часть своих свойств. Особенно при обмене, гм, жидкостями. И все это с непредсказуемыми последствиями. Закономерностей пока не выявлено.

Нахимов вздохнул:

— Ну что ж, примем, так сказать, за основу, дальше видно будет… Алексей, я не знаю, как вы к этому отнесетесь, но мы опять-таки хотели бы взять образцы ваших тканей на анализ. Я прошу понять, как это важно…

Ужв понял. — Алексей улыбнулся. — Но только не сейчас. Как-то я не очень в форме.

— Да вы знаете, и я тоже. Думаю вот прилечь, вздремнуть…

— Не буду вам мешать, — сказал Алексей. — Отдыхайте.

Он повернулся к двери, но профессор вдруг схватил его за руку:

— Постойте!

3

Алексей поднял брови: — Да?

— Постойте, — повторил Нахимов и снова сел.

Сел и Меркурьев. Секунды три оба молчали. Затем профессор сказал:

— Алексей, знаете ли, я не то чтобы такой уж твердолобый рационалист, вовсе нет. Все же хватило разума понять, что жизнь сложная штука… Но я всегда считал, что всякие там предчувствия, предзнаменования не для меня. Да, кто-то, возможно, предсказывает… ну и на здоровье. А у меня задача другая.

Алексей понял собеседника:

— Теперь предчувствуете?

Нахимов помолчал, прежде чем сказать:

— К сожалению.

Алексей, честно сказать, растерялся. Что делать? Утешать седовласого дядечку вдвое тебя старше и впятеро умнее?.. Впрочем, он успел убедиться в том, что ум в этой жизни понятие очень растяжимое.

— Эх, — с горечью вздохнул Нахимов, — я ведь пытаюсь гнать это от себя, и вот не выходит ни черта. Что-то гнетущее… Не знаю, что нас ждет, но плохие у меня предчувствия, друг мой. Может, вы развеете?

Меркурьев мгновенно отсканировал пространство — и ничего угрожающего не заметил.

— Как будто все в норме, Герман Львович, — осторожно сказал он. — Ничего подозрительного.

— Вы просканировали?..

— Да.

Алексей из добросовестности еще раз включился в режим поиска — результат тот же.

— Нет. — Он улыбнулся. — Отдыхайте!

— Спасибо. — Лицо профессора посветлело. — Уж вам-то я верю, как никому другому!.. — Он хлопнул себя по коленям: — Ну, пойдемте, друг мой, дел невпроворот.

Только вышли из машины, как Нахимова поймал Ракитин:

— Герман Львович!.. — И понеслась круговерть.

Алексей почувствовал себя лишним в этой кипучей жизни и решил уединиться. Поднялся в знакомую квартиру, прилег. В самом деле, какая-то усталость… Черт возьми, а не изнашивается ли организм с этими долбаными нановитами?! Так вот живешь себе, живешь, мутантствуешь, суперменишь… ну вроде бы устал слегка, ничего страшного, пройдет. И проходит, вновь бежишь, воюешь… а потом в один миг кондратий тюкнет — и все, пишите письма.

Меркурьев досадливо заворочался. Опять!.. Все, больше никаких пустых фантазий! Отогнал их к едрене-фене, закрыл глаза, стал релаксировать. Вроде бы удалось… но почему-то подступила темная, глухая тоска, и это удивило пуще прежнего. С каких таких причуд?.. Он полежал, полежал, затем рывком встал. Нет, не лежалось. Вышел на балкон.

Опять же небо синее, ясное, спокойное, а тоска защемила супермена сильнее, обеспокоив не на шутку. Он почувствовал, что ему нужна поддержка. Ну, а на кого прежде всего он мог положиться? Понятное дело, на Подольского. Алексей ринулся искать друга.

Нашел он его на улице, недалеко от КШМ. Стояли вдвоем со Слободчиковым, говорили о чем-то серьезном, судя по лицам. Валерий заметил приближающегося Меркурьева, сделал глазами знак: сейчас, мол. И, наскоро договорив, улыбнулся, кивнул подполковнику и отошел к Алексею.

Они укрылись от посторонних глаз в одном из подсобных помещений первого этажа.

— О чем базар был? — спросил Алексей, имея в виду разговор со Слободчиковым.

Валерий усмехнулся:

— О будущем. Звал к себе в подразделение. Мне, говорит, такие, как ты, на вес золота. Насчет судимости, говорит, не волнуйся — я теперь на коне, отмажу…

— А ты?

— А что я? Тут ведь одним днем живешь. Ну… — Валерий замялся, что было на него совсем не похоже, — что тут говорить… Я человек военный от всех начал до всех концов, и без армии мне куда? Либо опять в зону, либо на кладбище. Оба варианта пока неприемлемы.

Слово «кладбище» неприятно зацепило Алексея, хотя Валерий и шутил. Как-то уж слишком прилегло словечко на близкие переживания, всю эту печаль-тоску…

— Да и мужик-то он нормальный, — говорил между тем Валера про Слободчикова. — Я бы к нему пошел, что там говорить. Но ведь, сам понимаешь, до всего этого еще дожить надо. Просто вот так тупо взять и дожить!

«Опять на ту же тему…» — болезненно царапнулось в мозгу Меркурьева, и он поспешил сказать:

— Слушай, я тебя зачем звал-то. Ты не просвечивал новых, — Алексей постучал пальцем по виску, — на предмет тайных дел?

— А как же! Всех и просветил.

— И как оно?

Валера пожал плечами:

— Да никак, все путем. Вояки чисты — и офицеры, и их подчиненные. Ботаники из научной группы тоже. Так что зря кипишуется наш герр профессор.

— Ну, это дело понятное, — серьезно сказал Проводник. — Перестраховка… Там наверняка решили, что хватит и Болека с Лелеком?

— Ага. А еще эти трое — полевые, блин, агенты…

— Ну да, ну да… Значит, они и будут следить за Нахимовым. Ему ж не доверяют. Подозревают, что он может вести оппозиционную линию… — Здесь Алексей тяжело задумался.

Валера посмотрел на него, кашлянул, произнес:

— Что за предчувствия?

— А?.. — не сразу понял Алексей, а сообразив, рассмеялся, махнул рукой: — Черт, забыл совсем, что ты башку насквозь просвечиваешь! Да, Валера, тут дело мутное…

Он рассказал о нехороших предчувствиях, донимавших Нахимова, о беседе на эту тему, затем перешел на себя:

— …и как будто его тревога мне передалась. Лежу, и тоска давит. И главное, как будто все в порядке. Сканирую — ничего такого… Может, ты что подскажешь?

Валера подумал, слегка пожал плечами:

— Обстановка-то напряженная, все друг друга подозревают, опасаются, не доверяют… Но в таких обстоятельствах другого и ждать нечего.

— То-то и оно… Знаешь, я себя и чувствую неважнецки. Вроде не должно такого быть…

— Ну почему? И у тебя силы не беспредельны. Ты же практически не отдыхал за эти дни! Подрыхни, не стесняйся.

Стесняться Проводнику было некого, а совет Валеры был дельный. Отдохнуть надо. Валера пообещал, что будет «за себя и за того парня», в две головы, четыре глаза… ну и так далее.

Алексей побрел наверх, в штаб-квартиру. Тревога вроде как притихла, но усталость и в самом деле навалилась грузной ношей. Алексей зевнул, повалился на кровать… и глаза его сами собой закрылись.

4

Видно, он вырубился вмиг и надолго. Просто провалился в тьму. Однажды на мгновенье вынырнул оттуда, мутным взглядом воззрился в предвечернее небо в окне. «Как тогда…» — проскользнула мысль и исчезла. И вслед за ней погрузился в сон Меркурьев.

Из этого сна ему самому уже не суждено было выбраться. Вывели.

…Кто-то тряс его за плечо:

— Леха! Вставай. Леха!..

Алексей вскочил. Мощный фонарь, сноп света — и тьма вокруг. Ночь.

— Вставай, Леха, — повторил голос Валерия. — У нас ЧП.

Твою-то мать!.. Не подвели предчувствия, чтоб им пусто было! Алексей встряхнулся, разом сбросив остатки сна. Мельком успел удивиться — нифигасе, подушку давил, полдня дрых.

— Что? — спросил он.

— Нахимов пропал.

У Алексея чуть не вырвалось глупое «как?!» — но он успел прихватить язык зубами.

Тут же в коридоре затопали тяжелые подошвы, замелькали еще лучи света… в комнату ввалились Слободчиков и Ракитин. Оба тяжело, прерывисто дышали.

— Ну, что там? — спросил Подольский.

Слободчиков перевел дух:

— По сути, ничего. Все то же самое. Встал, ушел. Сказал: никому ни слова.

Выяснилось следующее…

Конечно, профессор Нахимов был сугубо охраняемой персоной. Ни единой секунды он не оставался без присмотра военных. Даже когда уединялся в КШМ, снаружи кто-нибудь обязательно страховал дверь. Под апартаменты Герману Львовичу отвели «трешку» в южной Башне на втором этаже — на том, чтобы невысоко, настоял Ракитин, тоже из соображений безопасности. На случай эвакуации, например… Логично в общем.

Пока Нахимов находился в квартире, у дверей всегда был выставлен пост — двое часовых, которые надежно подстраховывали друг друга. Так было днем, когда Герман Львович решил отдохнуть от трудов праведных, так стало и вечером, когда профессор отправился отдыхать уже до утра. Часовые, заступившие в караул, слышали неспешную возню, видели полоску света в слегка приоткрытой двери (Нахимову провели свет с улицы, от передвижного генератора)… Потом все стихло, свет погас. Была уже почти ночь, когда пару часовых сменила другая. Эти двое слышали за дверью лишь тишину, но не расслаблялись, несли службу бдительно… а где-то в половине первого раздались шаги, дверь открылась — в коридоре возник Нахимов.

Твердым, исключающим возражения тоном он заявил, что должен отлучиться по крайне секретному делу — и требует никому об этом не говорить. Категорически! Часовые оторопели, старший из них, сержант, вякнул было, что по инструкции не имеет права, но с Нахимовым не поспоришь. Сказал: пойду, значит — пойду. И никому ни слова! Через полчаса вернусь.

Эти полчаса бойцы провели как на иголках, а когда профессор не вернулся, иголки превратились во что-то вроде граблей. Сорок минут, сорок пять, пятьдесят… По прошествии часа парни решили, что вздрючка от начальства — меньшее зло в данной ситуации, и доложили по инстанции. Тут же сообщили Слободчикову.

Подполковник, узнав, чуть не взвыл. Больше часа отсутствует тот, за кого отвечают головой! И прежде всего он сам — если с кого, случись что, будут снимать эту голову, так с него, командира группы… Хотел было сгоряча поднять на ноги всех, но, прикинув, решил разбудить для начала Ракитина.

Тот выслушал известие с должным спокойствием.

— Подольского с Меркурьевым буди, — негромко посоветовал он. — И шум пока не подымай.

Командир к этому времени остыл и соображал здраво.

— Ладно, — сказал он.

Так нашли Подольского, затем и Меркурьева…

Алексей, конечно, все понял, задачей проникся. Он постарался сосредоточиться, включил «локатор»… однако тот давал слишком общую картину происходящего. Из нее Алексей узнал, что прямой угрозы лагерю нет, Рой занимается, конечно, темными делами, перемещает толпы зомби по каким-то одному ему ведомым маршрутам, но отдельно взятого профессора Нахимова распознать не смог.

Мелькнуло было: «А уж не пошел ли ученый муж, никому не говоря, на контакт с Роем? Не вышел ли тот на секретный контакт с профессором, чтобы заманить ученого и превратить в зомби?..» Но Меркурьев тут же постарался отогнать поспешный вывод. Хмарь какая-то. И вздор.

— Нет, — сказал он. — Не выходит ничего… Давайте-ка подумаем вместе! Не может быть, чтобы его никто не видел. Ну, спустился он со второго этажа, пошел куда-то, неужели этого никто не просек? Часовые же на улице есть?

— У меня охрана по всем правилам, — уверенно заявил подполковник. — Мышь не проскочит!

— Вот и надо расспросить аккуратно, без шума.

Пошли. Но опрос часовых ничего не дал. Никто ничего не видел, все спокойно, штатно. В лагере был объявлен военный порядок — конечно, не как в казарме, но после команды «отбой» хождение по территории строго запрещалось: никого быть не должно. Никого и не было.

— М-мать… — ругнулся Слободчиков. — Ну и как, на хрен, это понимать?!

— Да очень просто, — отозвался Ракитин. — Если он спустился вниз, а из Башни не выходил…

— Значит, пошел в подвал, — закончил Алексей.

— Ага. — Слободчиков привык если не соображать, то действовать быстро. — Идем. Сержант! — окликнул он старшего из караула, топтавшегося у входа в Башню.

Тот подбежал.

— Что у профессора было в руках? — спросил подполковник.

— В руках?.. — оторопел боец.

— Ну да. Когда он из квартиры вышел.

— А! В руках… Фонарь был.

— Точно?

— Так точно, товарищ подполковник! Фонарь. Немецкий. Походный. Для туристов.

— Ну, все ясно, кажется, — сказал Ракитин.

— За мной! — велел Слободчиков. — Сержант, остаешься здесь.

Четверо ломанулись в Башню. Где дверь в подвал, все знали. Она была закрыта, но когда Валера взялся, дернул — откинулась легко, как фанера: капитан, видно, не рассчитал, рванул массивную стальную плоскость слишком сильно.

И только Подольский распахнул дверь и открылась тьма-тьмущая за ней, как острая боль ткнула в сердце Алексея — точно стрела-призрак вылетела из мрака. Он чуть не вскрикнул.

Все темные, неясные предчувствия, тоска Нахимова, тоска своя, усталость… упавший, как крышка гроба, сон — все это выстрелило в сердце здесь и сейчас.

— Мужики… — хрипло произнес он. — Мужики, стой… Валера, отдай командиру фонарь.

Это было сказано так, что Валера без слов сунул свой фонарь Слободчикову. И все смолкли.

Алексею освещение не требовалось — в темноте мутант видел лучше кошки. Он шагнул в подвал, за ним осторожно остальные. Фонарный свет вырвал из темноты кирпичные стены, земляной пол. Пахнуло сыростью. Ход вел вправо, к северной Башне. Алексей бросился туда.

Ну, бросился — наверно, не то слово. К ногам точно подвесили гири. Сердце заколотилось, даже затрепыхалось — он боялся знать, что сейчас увидит… и уже знал! Его догнали товарищи. Столпились за спиной. Посветили. Луч света зацепил подошвы башмаков: добротное английское изделие, почти не изношенное. Носки врозь, пятки вместе. Человек лежал неподвижно.

Это был Герман Львович Нахимов. Он был мертв.

5

…Слободчиков тяжело поднялся из кресла.

— Да, — сказал он. — Ладно, поспать уже не выйдет. Давайте перекусим что ли? Жрать охота, сил нет!

— Можно, — кивнул Меркурьев и подумал: это нервное…

— Давайте. Да пойдем этих трясти.

Восток в окне предрассветно светлел.

…Там, в подвале, Слободчиков еще раз доказал, что умеет действовать быстро и толково. Он не стал охать, ахать, лить слезы вообще и по своей карьере в частности… Он присел на корточки и в свете фонаря внимательно осмотрел труп.

— Так, — сказал он подытоживающим тоном. — Работа чистая. Работал профи, сто процентов. И не какой-нибудь там бандюган, который лишь понты корявые с ножом крутить умеет. Нет, это школа!

Ну, а дальнейший ход мысли был совершенно закономерен. Итак, факты: ночью в полной тайне от всех профессор Нахимов спускается в подвал южной Башни… там встречается с убийцей. Скорее всего, профессора убили так называемым ножом диверсанта — с полуторасторонней заточкой. В принципе на него похожи и армейские штык-ножи, но у первого лезвие более узкое и удлиненное. Это наводило на определенные размышления.

Таковы данные. Какие версии можно вывести из них? Ясно, что Нахимов отправился на встречу. С кем? С кем-то из местных, из лагеря, ясное дело. Этот «кто-то», как видно, скрытно вышел на профессора, сказал, что должен сообщить ему нечто чрезвычайно важное. Тем самым выманил Нахимова в самую глухую пору, в самое глухое место… и хладнокровно ликвидировал. Вопрос: кому выгодна смерть начальника экспедиции? Пожалуй, только тем, кто каким-то образом прознал про его принадлежность к сторонникам Премьера.

Все это более-менее ясно. Непонятно только одно: кто он, этот ликвидатор, мистер Икс — как, вовсе не желая шутить, мрачно сказал Меркурьев. Судя по четкой работе ножом — кто-то из спецслужб. Тем более что подобное оружие имелось у всех пятерых спецагентов, да еще, само собой, у Слободчикова. У слободчиковских бойцов, как и у сталкеров (последнее подтвердили наблюдательные мутанты), — лишь штык-ножи к «калашам». Разрез был бы другим, более широким. Хотя — кто ж знает, что там заховано у каждого?..

Важная это информация? Практически нет.

— У нас тут половина таких, — столь же мрачно буркнул Слободчиков. — Ну, такого уровня. Может, поменьше, но все равно…

— Но все равно метод тыка, — вздохнул Алексей.

— Ну почему? — возразил Валерий. — Уж как-нибудь попробую прощупать всех ментально.

— Сейчас? — спросил Ракитин.

— Конечно. Прямо сейчас, пока спят. Похожу, поброжу, постараюсь вникнуть… — Валерий улыбнулся уголком рта.

Слободчиков с сомнением посмотрел на Подольского.

— Но ведь это надо и северную Башню прощупать, — сказал он. — То есть этих кренделей…

— И их тоже, — согласился Валерий.

Подполковник хмыкнул.

— Смотри, капитан, — покачал он головой, — народец там такой, что не дай бог.

— Ну, вроде как и я не пальцем деланный.

— Да знаю. И все-таки советую быть крайне осторожным.

— Принял к сведению. — Валерий встал.

Он ушел, а Ракитину со Слободчиковым тоже некогда было сидеть сиднем, они отбыли по своим начальническим делам. Алексей встал возле окна, невидящим взором уставился в темное небо. На миг привычно включил «радар»: невнятная тревога чуть сгустилась, но Рой был по-прежнему спокоен. Зловеще спокоен…

Не нравилось Проводнику это спокойствие. Но ничего пока не поделаешь. Эта жуткая гибель Нахимова… «Совет четырех» — Ракитин, Меркурьев, Слободчиков, Подольский — решил пока не докладывать наверх о ЧП и здесь не трезвонить, хотя бы до утра. Понимали при этом, конечно, что шила в мешке не утаишь и кто-нибудь наверняка стуканет на материк, найдет способ…

В этих невеселых размышлениях протекло какое-то время. В лагере было тихо — будто ничего и не случилось. Отдыхающие спали, часовые стояли на посту, Валерий Подольский бесшумной тенью скользил неизвестно где… Алексей застыл на одном месте, словно в оцепенении. Так и стоял с закрытыми глазами, вроде бы даже задремал — но чутко, ничего не упуская из-под контроля. И приближающиеся шаги распознал сразу же. Открыл глаза, собрался.

Угрозы в шагах не было. Еще через секунду Алексей понял, что возвращаются члены «Совета четырех». Еще через полминуты они вошли в комнату, светя фонарями.

Как-то само собой сложилось так, что эти четверо стали негласным штабом, мозговым центром группировки. Принятие решений исходило отсюда.

— Есть результат? — спросил Алексей.

— Похоже на то, — отозвался Валерий.

Выяснилось следующее: он, Валерий, постарался добросовестно обшарить всю территорию, сканируя мозги всех людей. «Странно, — усмехнулся он, рассказывая, — раньше как-то не замечал, не выпадало случая сравнить, что у разных людей столь разная степень защиты от проникновения в их мысли». У некоторых все как на ладони. У других слегка прикрыто. У третьих защита поставлена достаточно грамотно. Но и это для Валерия не стало преградой.

— И?.. — не утерпел Алексей.

— Чисто, — был ответ.

В общем, убедившись, что никто из отряда Слободчикова к убийству не причастен, Валера двинулся к северной Башне, издалека заметил, что оттуда ведется наблюдение, но это не помешало капитану подкрасться незаметно. Подниматься по лестнице было очень рискованно, и Подольский рисковать не стал. Он постарался «прощупать» присутствующих в Башне — пришлось поднапрячься, не так-то просто это оказалось! Но и тут разведчику удалось достичь результата. Он сумел «просветить» сталкеров и теперь был уверен, что все они вне подозрений. Но оставались еще пятеро спецагентов. Один из них — полевой агент Медведь — был, как оказалось, чист. Другого — Жору — почему-то обнаружить не удалось, возможно, отправлен куда-то в Зону старшими коллегами. А эти трое…

— Ну понятно, — усмехнулся Меркурьев.

Да, эти трое — Болек, Лелек и Роман. Если не Жора, то убийца — кто-то из них.

— Ну, вот мы их и навестим, — жестко сказал подполковник.

6

Визит решили нанести ранним утром. Слободчиков разработал план операции: несколько единиц бронетехники мгновенно и плотно окружают Башню и ее обитателям ставится ультиматум: либо капитуляция, либо тотальное уничтожение. Третьего не дано, и разбираться, кто прав, кто виноват, не будем. Некогда. Лягут все.

Алексею план не очень понравился. Шума будет много, а толку… Он собрался было сказать командиру об этом, но тут явился старший лейтенант — начальник караульной команды. Видно было, что он с важным сообщением.

— Ну? — не стал тянуть Слободчиков.

— Товарищ подполковник, в северной Башне какая-то подозрительная суета!.. — И далее молодой офицер доложил, что было замечено, как в темных окнах многоэтажки внезапно замелькали световые пятна фонарей. В их беспорядочном мельтешении была явная растерянность, а затем оттуда донеслись встревоженные голоса, даже крики…

— Что за крики? — с подозрением спросил командир.

Крики были большей частью неразборчивые, а что удалось разобрать — мат и предъявы кому-то за потерю чего-то.

Слободчиков и сам ругнулся нецензурно: фактор внезапности пропал. Но это было, скорее, по инерции. Командир озадачился: черт возьми, значит, что-то неладно и в том королевстве… Не успел он толком задуматься, как вбежал прапорщик:

— Товарищ подполковник! К вам этот… старшой ихний!..

Вновь матюкнувшись, Слободчиков спустился вниз, остальные за ним.

Даже в тусклом предрассветном полумраке видно было, как бледен и встревожен Роман.

— Что там у вас? — крикнул Слободчиков.

— Особый разговор, полковник. С глазу на глаз.

— С глазу на глаз?.. Ладно, пошли. Только на десять глаз, — кивнул Слободчиков на свиту. — От них у меня секретов нет.

Вернулись в резиденцию. Там Роман и выложил суть дела.

Оказалось, бесследно исчез один из сталкеров, бородатый Жора. Как они все знали, один из полевых агентов, подручный того же Романа. Да не просто так исчез — это полбеды! Пропала с ним и важная документация, которую Роман хранил как зеницу ока: планы подземных коммуникаций и особо важных городских объектов.

— Так как же ты бумаги-то профукал? — недоверчиво спросил Слободчиков.

Роман пустился объяснять: мол, бумаги хранились в тайнике, причем тайник был организован давно, и никто о нем не знал. То есть он, Роман, думал, что никто не знал… Когда стали заселяться в северную Башню, он постарался разместить всех недалеко от тайника, так как был уверен, что никто ничего не обнаружит, да и самого чтобы не заподозрили в непонятных отлучках…

Агент продолжал говорить, искренне волнуясь, с нервным напором, а в душе Меркурьева поселилось и росло сомнение. Роман рассказывал, как он проснулся почему-то до рассвета, увидел что-то неладное, вскочил, пошел, заметил, что часовой дрыхнет напропалую, а тайник разворочен, поднял шум, все вскочили, сбежались… Тут-то и обнаружилось, что Жоры нет. Сунулись туда-сюда — нет, пусто. Пропал!

Алексей незаметно покосился на соратников. Ракитин со Слободчиковым слушали с напряженным вниманием. Лицо Подольского…

А вот в лице Подольского Алексей увидел как бы отражение своих сомнений. Он лишь подумал об этом — и Валерий вскинул взгляд, глаза мутантов встретились… и оба поняли друг друга.

По словам Романа выходило: Жора, каким-то образом усыпив сталкера, стоявшего на посту, вскрыл тайник, и…

И все получалось так, что он же, этот самый Жора, провернул и акцию с Нахимовым. Прикончил руководителя экспедиции, заимел планы, схемы — и растворился в просторах Зоны. Двойной агент?..

— Так. — Слободчиков обвел всех тяжелым взглядом. — Ну и что делать будем, господа офицеры?

— И штатские, — буркнул Алексей. — Думать будем! Быстро и качественно. По-другому права не имеем. Я так предлагаю: вы здесь окончательно совместите позиции, а мы с Валерой… Ладно! Открою секрет: у нас там, в северной, тоже тайничок есть. Пойдем-ка, Валер, глянем.

Подольский все понял, молча кивнул. А Меркурьев успел заметить, как Роман метнул в него мгновенный взгляд.

— Пойдем, — повторил Алексей.

Суперы вышли, спустились, зашагали в сторону северной Башни. Молча. Когда вошли в здание, Алексей схватил друга за рукав и произнес шепотом:

— Ты меня понял?..

— Да, — почти неслышно ответил и Валерий.

Он тоже почуял неладное, слушая Романа. По-своему, конечно, — мозг его чутко улавливал настроения окружающих, и Подольский совершенно отчетливо уловил исходящую от Романа нервную волну и столь же отчетливо — стремление ее скрыть. Видно, слишком большим было внутреннее напряжение, вот и прорывалось, и даже такой тертый калач, как Роман, ничего не мог с этим поделать…

— Рыжика найдем, — сказал Валере Алексей…

Найти его, подмигнуть, кивнуть и увлечь за собой на один из пустующих этажей оказалось несложно. Через пару минут трое уединились в одной из квартир, плотно захлопнули дверь за собой. Еще минута потребовалась, чтобы втолковать Рыжику суть дела. Парень кивнул:

— Да. Ну, по правде говоря, мне тоже показалось…

Показалось, что как-то уж слишком шумно, слишком уж напористо бегал и орал Роман, расследуя исчезновение Жоры. Была в этом некая демонстрация — неглупый Рыжик разгадал ее… ну, скажем точнее, заподозрил.

— Что-то здесь не так, — твердо сказал Меркурьев. — Ладно, допустим, Жора все забрал, Нахимова кончил и свинтил. Вот вопрос: как он мог это сделать? Мимо часовых, а?

— Через подземный ход?.. — предположил Рыжик.

— Твоя правда, парень. — Алексей криво усмехнулся. — Похоже, без Вани Сачкова нам не обойтись…

— А! — вскинулся Валера. — Вспомнил! Еще вначале, когда мы с бээсниками осматривали обе Башни, то заметили тоннель канализации в подвале. Он соединял оба здания. Тогда мы особо его не исследовали, решили, что этот ход — на крайний случай. — Он посмотрел на товарищей: — Нужно осмотреть его — с лупой. Каждую щель просветить.

ГЛАВА 17

1

Рыжик сгонял за Сачковыми. Деликатно вызвал обоих — типа покурить, покумекать… Мутанты пока осматривали подвал — тоже аккуратно, без лишнего шума.

Прибыв на место, Ваня все понял с полуслова.

— Да, — сказал он. — Сделаем! — имея в виду поиск подземных отходных путей. В них диггер Ваня был, понятно, как рыба в воде.

Но сказал свое слово и Валера — он тоже успел неплохо изучить ближайшие подземелья, жизнь заставила…

— Тем лучше, — Алексей произнес это нетерпеливо. — Тянуть нечего, пойдем.

— Так это, — нерешительно подал голос Рыжик. — Роман — он хитрый, сука. И чутье как у гончей…

Меркурьев сказал, что тактику он берет на себя, а Рыжику велел следить за Романом, никак себя не выдавая. Тот кивнул — Алексей мог быть в нем уверен, парень толковый и опыта набирается быстро.

— Вы пока не высовывайтесь, — предупредил Алексей обоих Сачковых. — Валера, а мы пойдемка к начальству.

Поднялись в штаб-квартиру южной Башни. Ракитин, Слободчиков и Роман сидели мрачные — разговоры у них шли невеселые, и просвета, судя по всему, не предвиделось — вояки успели сообщить спецагенту об убийстве Нахимова… Валера легко проник в мысли офицеров: в них царило мучительное переживание неясности — примерно так же, должно быть, ощущали себя витязи из сказок, оказавшись на развилке нескольких дорог. Направо Поедешь — коня потеряешь, налево — головы не сносить… ну, и так далее. Все впереди, и все плохо. Когда Меркурьев с Подольским вошли, оба начальника как по команде вскинули глаза — и тут не нужно было Валериных способностей, чтобы прочесть в этих взглядах слабую надежду: ну, может, хоть вы что-нибудь хорошее скажете?..

А что касается Романа, то он совладал с собой. Закрылся наглухо. Валера с удивлением отметил, что его тайный взор наткнулся на ментальный бетон. Кто знает, ощутил ли Роман, что супермен Подольский пробует эту защиту на прочность?.. Во всяком случае, взгляд сталкера не выражал ничего, кроме хмурой заботы — как и должно быть в данной ситуации.

Алексей очень натурально улыбнулся:

— Порядок! Все на месте, ничего не тронуто.

— Ну, хоть здесь что-то, — проворчал Николай. — Вот она, радость-то где…

— Не сообщали пока? — спросил Алексей.

Слободчиков отрицательно мотнул головой.

Меркурьев говорить ничего не стал, но выражение лица сделал такое мудреное, что подполковник неохотно буркнул:

— Да знаю, надо… Слушай, — обратился он к Роману, — а этот Жора твой, он вообще кто такой? Что ты о нем знаешь?

Тот немного подумал, потом ответил:

— Да в общем-то ничего конкретного — он был приписан к другому подразделению. Все, что знаю о нем: сотрудник ФСБ в звании капитана. Полевой агент — для специальных заданий. Ну, вы понимаете — тех, что связаны с силовыми акциями и прочими особыми делами. Вот, собственно, и все…

Возникла пауза. Каждый думал о своем.

— Ладно, пойду я, — Роман дал понять, что из деликатности не будет присутствовать при неприятном разговоре с материком.

Когда шаги сталкера-агента стихли внизу, Меркурьев кивнул своим на выход:

— Потопали, мужики, в КШМ. Для гарантии…

В машине Алексей изложил сумму подозрений, собранных им и Валерой. Закончил выводом: если предполагать, что убийца все-таки Жора, то уйти он мог только через подземный ход, тот самый, где был обнаружен труп. Иван Сачков уже в курсе дела, так что остается лишь незаметно спуститься в подвал и постараться найти тот самый таинственный путь…

— Добро, — сказал подполковник, — действуйте. Ну, а я свяжусь с Большой землей.

Через десять минут супермены и оба Сачкова, вооруженные приборами ночного видения, — Алексею это было, не нужно — спустились в подвал. Алексей подумал было, что от премудрого мыслителя Геннадия Юрьевича толку будет, как от хрена в компоте, но промолчал. Пошел так пошел, шут с ним.

Бывает, что и сверхлюди ошибаются…

Тоннель исследовали быстро. Это был, собственно, ход, соединявший Башни, только и всего. По нему осторожно прошлись, не дойдя на всякий случай до выхода в северную метров двадцати, — и ничего не обнаружили. Пол, потолок, стены. Сыро, душно, затхло. Ничего.

— Что-то не то, — сказал Валерий. — Здесь должен быть выход в городской коллектор, я уверен.

— Давайте я один пройду, — предложил Сачков-старший, имея в виду те двадцать метров. — Как тень, никто не заметит!

На тень Геннадий Юрьевич походил мало, однако же двинулся вперед в самом деле бесшумно, походкой опытного диггера. Алексей быстро просканировал пространство — он все же опасался, что многоопытный Роман будет настороже… но опасения не подтвердились. «Радар» выдал норму.

Сачков отсутствовал минуть пять, затем так же бесшумно вернулся.

— Есть! — победно провозгласил он. На вопросительные взгляды ответил: за небольшим изгибом коридора, почти у входа всеверную Башню, он обнаружил люк в полу, причем явно замаскированный.

Алексей уловил легкое дуновение тревоги.

— Стойте! — Он вскинул руку.

Все замерли.

Меркурьев долго вникал в тишину. У него сложилось ощущение, что на первом этаже северной Башни кто-то притаился и слушает.

Алексей подмигнул младшему Сачкову:

— Ваня! Давай-ка пошумим там… — и вкратце описал план действий.

Вдвоем они подошли к северному выходу, не таясь потоптались, перекинулись краткими деловыми фразами. Затем Ваня громко, но в пределах разумного крикнул:

— Нет! Нет, ребята, здесь ничего! — И они потопали обратно.

План сработал. Алексей весь обратился во внимание и тень тревоги ощутил все там же, севернее и чуть выше, — это ощущение держалось несколько минут, а потом ушло.

Меркурьев перевел дух — и лишь тогда удивился тому, в каком напряжении был. Даже взмок немного, хотя было тут вполне прохладно.

Он повел плечами и выждал для верности еще минуту. Все хорошо! Этот «кто-то», если он и был, — ушел.

— Пойдем, — шепнул Алексей почти неслышно. — Тихо, очень тихо!..

Со всеми предосторожностями разведка добралась до обнаруженного Геннадием Юрьевичем люка. Тут-то Алексей и оценил диггерский профессионализм — он, мутант, вряд ли смог бы обнаружить замаскированное отверстие. А Сачков-старший, на вид пингвин пингвином, — нашел! Алексей мог только восхититься этим, что он молча и сделал.

Если отыскать эту дырку было нелегко, то открыть люк, казалось бы, еще сложнее — но, на удивление, стоило лишь поддеть в одном месте край, как тяжелая крышка послушно подалась вверх.

Ну, тут главное — без звука! Все четверо это понимали, все вцепились в этот чертов люк, как в пудовую хрустальную вазу, которую не дай бог разбить… и сработали идеально: мошка пролетит — слышно! Огромную железяку опустили как на воздушной подушке.

Валера жестом показал: я — первый.

Лаз оказался неглубоким. Спустившись, Алексей увидел точно такой же коллектор, как тот, по которому когда-то шли они со Зверевым. Только этот тоннель вел, должно быть, в другую сторону.

Валера продвигался уверенно, задавая остальным разумный темп. Алексей, имея такого ведущего, несколько расслабился, как-то отвлекся… и чуть не налетел на спину Подольского.

Тот остановился. Через миг Алексей понял почему.

Впереди лежал труп.

2

В летней Праге полно туристов со всех сторон света — они сначала ходят, ведомые гидами, по стандартным маршрутам: Вышеград, Карлов мост, Вацлавская площадь, а потом бродят уже сами, постепенно поддаваясь очарованию этого странного города, теряясь в его таинственных улочках… Да, здесь действительно чувствуется что-то загадочное, идущее из глубины веков, — и это не иллюзия. Мистико-оккультная слава чешской столицы заслужена издревле.

В конце XVI века император Священной Римской империи Рудольф II перенес свою столицу из Вены в Прагу, пригласил виднейших ученых той эпохи, — а тогдашние наука и магия еще не разошлись в стороны, были единым целым, — и вот, сонм мудрецов взялся за дело. Прибавьте к этому еще и то, что местная еврейская община считалась необычайно сильной в каббале… и станет ясно, какие глубокие оккультные традиции в Праге, мистическая аура царит в этом городе. Вот уже которое столетие адепты тайных знаний стремятся сюда.

Бывшее еврейское поселение Йозефов находится в самом центре Праги, на левом, низком берегу Влтавы. Здесь тоже всегда полным-полно зевак со всех краев земли… и в этой разноязыко гомонящей, обалдело глазеющей толчее никто, конечно, не обращал внимания на невысокого человека восточной внешности, скромно и прилично одетого, неторопливо идущего с вежливой полуулыбкой на холеном смуглом лице… А если бы нашелся здесь человек повнимательнее, он сразу бы заметил, что этот аккуратный мужчина — не турист.

Во-первых, он шагал совсем один, без группы, без гида. Во-вторых, шел уверенно, не озираясь, не таращась по сторонам. И в-третьих… в-третьих, интуиция подсказала бы наблюдательному человеку, что такие типы туристами не бывают — не их уровень. Если же куда и едут, то по исключительно важным делам.

Наблюдательный человек, конечно, был бы прав. Этот одиноко идущий посторонний был не кто иной, как Яков.

Впрочем, сейчас он никуда не шел. Он стоял, все с той же рассеянной полуулыбкой глядя на старинное здание, перед которым толпились ротозеи, а экскурсоводы что-то горячо объясняли, размахивали руками…

Зазвонил мобильник. Яков неторопливо вынул аппарат:

— Слушаю… Да, я на месте. Где договаривались. Жду.

Он отключился, а через несколько минут увидел рослую фигуру Патрика. Тот подошел, кивнул.

— Жарко, — сказал он, промокнув лоб платком. — Занятный городишко, только тесноват, на мой вкус… Что это за дом? — Патрик показал глазами на объект внимания туристов.

Яков усмехнулся про себя деревянному простодушию англосаксов, не интересующихся ничем, кроме себя и своей прямой выгоды… Как же он презирал их всех! Если бы Патрик сумел заглянуть в душу спутника, его хватил бы шок. Но заглянуть туда, конечно, было не в его силах. Глубина этой души не была доступна никому на этом свете.

Яков рассказал Патрику историю о пражском раввине, сделавшем из глины огромную человеческую фигуру и оживившем ее с помощью каббалы. Потом это человекоподобное чудище — Голем — послушно исполняло приказы своего создателя, а когда тот посчитал миссию Голема исполненной, то вновь каббалистическим путем изъял дух из глиняного тела монстра…

— …Это здание, — закончил Яков, — старая синагога. И по легенде, на чердаке — вот там, видите?.. — этот Голем так до сих пор и лежит, ждет своего часа. Надо лишь начертать на его лбу особые символы, произнести ритуальное заклинание… и он готов слушаться и повиноваться новому хозяину.

— Ах, вот оно что… — Патрик рассмеялся негромко. — Мне кажется, я вас понял. Рой — это наш Голем, которого мы можем укротить, не так ли?

Яков тоже засмеялся — презрение презрением, а дело делом — и взял Патрика под локоть.

— Присядем где-нибудь, — предложил он. — Здесь много неплохих бистро.

Они разместились в уголке уютного кафе, где их никто не слышал, заказали что-то пустяковое.

— Вы, в сущности, правы, — признал Яков. — В дальнем прицеле мы, Братья, ставим цель подчинить всю мощь Роя себе. Но я надеюсь, вы меня правильно понимаете…

— Можете не сомневаться, — заверил Патрик. — Все, что вы скажете, не уйдет дальше этого порога.

— Очень хорошо. — Яков пригубил кофе. — Так вот, коллега: стратегическая цель нами поставлена, а тактические шаги на пути к ней следует делать с величайшей осторожностью. Пока — Рой наш союзник, и это следует всячески подчеркивать.

— Ну, с этим, думаю, проблем нет!..

— Вы, очевидно, имеете в виду устранение Отступника? Да, это сильный и верный ход, и я могу сказать, что Рой оценил это и доверяет нам. Но здесь далеко не все еще сделано… В составе экспедиции, направленной в Зону, есть противники нашего курса. Я знал это и раньше, моя интуиция меня не обманывает, а теперь получил подтверждение. Мои агенты в этой экспедиции работают и, смею вас заверить, даром свой хлеб не едят…

Патрик слушал, кивал, а сам думал: «Агенты… значит, их там несколько, целая группа…» — но все это ничуть не отражалось на его лице. Он с безмятежным видом попивал кофе, а когда Яков, кое о чем лукаво умолчав, описал свое видение ситуации в Зоне, понял, что люди Якова затевают там нечто новое и громкое.

Яков беззвучно поставил чашечку на стол.

— Будьте наготове, Патрик. Нас с вами ждут большие дела.

3

…Слободчиков тяжело посмотрел на вошедших:

— Ну что, орлы? Опять с приятной новостью?..

— Да уж, — присаживаясь, сказал Алексей. — Приятней некуда. Еще один труп.

Подполковник не удивился:

— И кто же на этот раз?

— Подозреваемый, — серьезно ответил Меркурьев. — Тот самый Жора.

— Так. — Слободчиков помолчал, осмысливая факт. — Значит, теперь больше не подозреваемый. Реабилитирован… Подробности, — потребовал он.

Подробности доложил Подольский. Осмотрев труп, он установил, что потерпевший сражен тем же оружием, что и Нахимов, — собственно, оружие присутствовало на месте преступления, а именно в поясных ножнах покойника. Тот был убит одним метким выпадом — удар другой, но профи тот же, нет сомнений. Убийца, вероятно, сперва прикончил Жору, оттащил труп туда, где его практически невозможно было отыскать, а уж потом расправился с Нахимовым, инсценировав кражу документов и побег подозреваемого… Затем вернулся, избавился от орудия убийства. В общем, за дефицитом времени все сделал как надо.

Кто же он, этот неведомый убийца?

Ясно, что кто-то из троих: Роман, Болек, Лелек. А может быть, все трое вместе.

Командир нахмурился, помял массивный подбородок, успевший зарасти двухдневной щетиной. Потом вымолвил:

— Круг сузился, но все равно ничего не ясно. И как мы их колоть будем? За ними Контора, попробуй тронь…

Подольский выступил вперед:

— Сканировать их мозги бесполезно — матерые зверюги, умело закрываются. Я много раз пытался — результат ноль. Хотя… есть кой-какие идеи. Надо будет проверить.

Тело Жоры они решили оставить пока на месте, чтобы не спугнуть врага. Возможно, убийца решит проверить, на месте ли труп, не обнаружил ли его кто…

Посовещались еще немного и сошлись на том, что пока придется расследование оставить — есть дела поважнее. Например, следовало без промедления установить контакт с бункером. Как оказалось, после того как командир группы связался с Центром и доложил обо всех произошедших событиях, боссы посовещались и решили пока никого не отзывать и экзекуциям не подвергать — успеется. Приказали довести начатое до конца.

— И все? — спросил Алексей.

Слободчиков пожал плечами:

— Пока все.

Что-то не так было в его тоне, ну а Валера это «не так» прочел как в книжке.

— Колись, товарищ подполковник, — усмехнулся он. — Делись сомнениями, не бойся. Здесь все свои!

— Да знаю. Но… это ведь только мои ощущения, не больше.

— Давай и ощущения, — серьезно сказал Меркурьев. — Все сгодится.

А ощущения у командира были такие: показалось ему, что, несмотря на все громкие слова, там, на Большой земле, не слишком-то заплакали по поводу гибели Нахимова, хотя перед отправкой наставляли беречь профессора как самое святое.

Присутствующие обменялись выразительными взглядами. Слова подполковника показались подтверждением версии о разногласиях в верхах. Да, что-то там происходит, некие незримые миру движения…

— Ладно! — хлопнул в ладоши Проводник. — Как хочешь, начальник, а на всякие загадки времени нет. Сегодня мы никуда не пойдем, надо отдохнуть, да и поздно уже.

Подполковник кивнул:

— Тогда как насчет завтра с утра? Вы оба мне нужны.

— Легко, — заявил Меркурьев. — Часикам к семи будем у вас…

На том и распрощались. Мутанты вернулись к себе в бункер. Сели чаевничать. Обсуждали ближайшие задачи. Так время и скоротали до глубокой ночи.

— А вообще интересно, — молвил Валера, — как он сам мыслит, этот Рой хренов? Образы уж больно обычные какие-то он посылает, слишком земные что ли…

Алексей кивнул:

— Понятно, что Рой обладает совсем иным, не человеческим разумом. И мыслит совсем по-другому, не по-людски. Но с людьми Рой, видимо, использует при общении информацию, записанную в мозгу каждого отдельного индивида. И это, кстати, подтверждение того, что разум Роя на порядок выше человеческого.

Меркурьев встал из-за стола, потянулся.

— В общем, — обратился он к Валере, — утро вечера мудренее, с утречка пораньше к нашим подвалим — Слободчиков горит желанием поскорее до бункера добраться.

Он сделал приглашающий жест в сторону спального отсека:

— Иди подрыхни, а я пока почитаю — книжек натаскал целую прорву, а читать все некогда.

— Даешь, брат. Как это можно вообще не спать? — в который раз подивился друг-мутант.

Алексей ухмыльнулся:

— Ну, во-первых, я не могу совсем не спать. Сплю — только очень мало. А во-вторых, ты же сам заметил — у каждого из мутантов разные способности. Одинаковое только одно — охренительная регенерация всех клеток и тканей. Так что убить нас практически невозможно.

Подольский на это лишь поднял вверх большой палец — клево! И пошел на боковую. Предстояла еще одна, черт его знает какая по счету, ночь в зараженной нановитами Зоне.

А город был тих и бездвижен. Даже его новые жители — зомби-люди и зомби-животные — куда-то попрятались. Дневная суета возле Башен к ночи тоже стихла. Лишь часовые, стоящие в ночном карауле, изредка шевелились, вздыхали — не больно им нравилось находиться в непонятно чем отравленном городе. Но приказ есть приказ — солдат, как и офицер, человек подневольный. Пошлют к черту на рога — и пойдешь как миленький. Но уж лучше черт с рогами, а не какая-то хрень размером с молекулу. Да еще нелюди эти, чтоб их!..

Но бойцы зря кипишовали — никто не собирался на них нападать или заражать их. Рой — всесильный и могучий — объявил перемирие.

И лишь коротающий ночь за чтением книг человек-мутант по прозвищу Проводник, а по имени Алексей, лишь он один знал, что все эти договоренности и перемирия — явление временное. Когда Рою станет выгодно, он пойдет в наступление на людей, на весь мир. И если кто-то из людей, мнящих себя великими, повел свою игру с Роем, надеясь перехитрить его и подчинить себе… то эти люди жестоко ошибаются.

Рою остался последний шаг: выйти за пределы обреченного, вымершего города и заполонить собою всю планету. И больше не будет мира человеческого на Земле. И нигде не будет.

4

Под утро Проводник все же задремал. И привиделось ему, будто большой белоснежный голубь — Голубь Мира — чинно расхаживает по плоской вершине горы. А гора та возвышается над всеми залитыми ярким солнечным светом окрестностями — зелеными дубравами, цветастыми лоскутами полей, светло-голубыми ленточками рек и речушек.

Ходит голубь, мирно курлычет — и так от этого хорошо, так покойно на душе, что хочется всю жизнь и все послежизнье пребывать вот в этом состоянии, вместе с Голубем Мира.

И вдруг — тень мрачная накрыла голубка. Откуда ни возьмись появился черный силуэт коршуна. Хищник спикировал на голубя и вонзил острый, как сабля янычара, клюв в горло мирной птицы, и разорвал аорту жизни. И закричал голубь жалобно, пронзительно, смертельно… Захрипел, болезный, умирая.

И с такой силой пронзила боль несусветная сердце Проводника, что разом он пробудился и, выпрямившись в кресле, словно стрела, застыл — в ужасе понимая, что случилось что-то плохое, непоправимое.

Тут же и друг его мутант пробудился разом ото сна. Ибо видел он то же, что и товарищ, и почувствовал те же тревогу, боль и отчаяние. Не сговариваясь, понимая друг друга без слов, они бросились к Башням.

Подольский, конечно, такой способности не имел — развивать крейсерскую скорость, но старался от товарища не отставать. И через десять минут они были на месте. А там…

Ешкин кот, точно в сонное царство они попали: кругом тишина, только часовые бдят, да и те спокойные как танк. Никакой тебе тревоги, никаких ЧП… Но что-то же встревожило мутантов — да еще как встревожило!

— Где командир? — отрывисто спросил Алексей бойца в карауле.

Тот указал на штабную машину. Ага, значит, подполковнику тоже не спится… Они направились к кэшээмке, постучали и, получив приглашение, залезли в кунг. Там и Ракитин нарисовался.

Проводник без экивоков изложил свое видение ситуации. А Валера присовокупил: мол, не блажь это какая, не морок, и вообще до сих пор все озарения Меркурьева сбывались. Что-то произошло — здесь, на базе.

Слободчиков только руками развел — да тихо вроде все, никаких заморочек… Только сказал так, и тут боец прибежал, докладывает: так, мол, и так, один из гражданских, а именно Геннадий Сачков, изволил самовольно отлучиться и до сих пор не вернулся.

— Мать твою. — Подполковник насупился. — Ни дня без приключений! Ну этот-то куда поперся?!

А вышло так…

После того как обнаружили Жору и тайный лаз во вторую Башню, начальство распорядилось установить возле входа в подвал пост — двое автоматчиков круглосуточно несли дежурство. В час ночи к бойцам подвалил старший Сачков, с таинственным видом заявил, что выполняет секретное задание командира, и потребовал пропустить его в подвал. Еще раз подчеркнул — приказ Слободчикова.

Ну, бойцы что — они же видели, что дядька важный, с самим полканом и покойным начальником экспедиции водится. Пропустили без вопросов. Только поинтересовались, когда ждать обратно. Сачков ухмыльнулся и ответил: как только, так сразу, а если серьезно, то к утру должен вернуться. И уточнил: к шести часам. В семь ведь назначали вылазку в бункер, а какой поход по подземным коммуникациям без него?

Командир, выслушав бойца, посмотрел на часы — шесть тридцать утра. Глянул на своих товарищей — на их лицах читалось недоумение с легким налетом тревоги.

— Пошли, — буркнул подполковник и первым вылез из кунга. За ним остальные.

Когда подошли к подвалу, Алексея посетило видение — небольшой приступ дежавю.

Это было даже для него неожиданно, хотя он тут же справился с собой. Мгновенное виденье — и все. Его чуть качнуло, чего никто увидеть не успел, зато успел просечь Подольский.

Он резко обернулся к другу:

— Что-то случилось?

История повторялась. И Алексей точно знал, что они обнаружат в этом чертовом подземелье.

— Случилось. Идемте, товарищи офицеры, — обреченно вздохнул он.

Подвал был пуст. Проводник повел их в нужном направлении. За ним Валера, включивший мощный фонарь. Замыкали Ракитин со Слободчиковым. Пролезли в люк, ведущий в боковое ответвление коллектора. Прошли знакомой дорогой. И вскоре наткнулись на труп.

Никто не произнес ни слова — удивляться они уже устали. Сачков-старший был зарезан так же профессионально, как и Нахимов с Жорой. Труп последнего, кстати, так и лежал чуть поодаль.

Возвращались уже не таясь — скрываться теперь не имело смысла. Враг знал то же, что и они.

Поднялись на нужный этаж, постучали, разбудили младшего Сачкова. Иван непонимающе хлопал глазами, а когда узнал о родственнике… нет, не заплакал, но весь как-то сник. И ушел в себя. Оставили его на попечение ученых. Тут даже Рябинин ожил, превратился в себя прежнего — сел рядом с парнем и заговорил с ним — успокаивающе, по-человечески.

5

Проводник смотрел на подполковника и видел, что тот уже готов. К чему? Да все к тому же — взорваться мегатоннами ярости. Не хватало последней искры. Алексей покачал головой — как бы не натворить лишних бед, и нарочито спокойно произнес:

— Все ясно, не так ли?

Валера кивнул, а Ракитин с интересом посмотрел в его сторону. Слободчиков даже не шелохнулся, только побагровел еще больше.

Тогда Алексей повернулся к майору и стал объяснять — как бы ему одному:

— И впрямь ситуация как на ладони. Геннадий Юрьевич решил, по всей вероятности, выследить убийцу. Подумал, что тот обязательно вернется к телу Жоры — проверить. Помните, мы же обсуждали эту версию. Вот наш доблестный диггер и захотел стать героем, провернуть все в одиночку. Затаился где-то там в подвале. А когда убийца и в самом деле показался внизу, пошел за ним — вместо того чтобы позвать на помощь. — Он вздохнул: — Эх, Гена, Гена, переоценил ты свои возможности.

Ракитин даже сплюнул от досады. И тут произошел ожидаемый с минуту на минуту взрыв — подполковник длинно и грязно выругался, а потом вскочил и, увлекая всех за собой, кинулся из комнаты.

— Ну вот, началось… — пробормотал на ходу Алексей, но от командира отряда не отставал.

Тот отыскал своего подручного — лейтенанта, приказал взять отделение лучших бойцов и следовать за ним.

— Сейчас мы этих хренов моржовых, этих конторских шлюх, расколем на раз! — зловеще пообещал Слободчиков.

Группа вооруженных людей приблизилась к зданию северной Башни. Требовательно заколотили в стальную дверь. Вскоре показалась заспанная рожа одного из сталкеров, недовольно буркнувшего:

— Чего надо?

— Начальство свое зови! — прорычал подполковник. — И побыстрее!

Не успел часовой ответить, как тут же нарисовался Роман, отодвинул того в сторону, встал в проеме:

— В чем дело, товарищи?

Слободчиков скривился:

— Тамбовский волк тебе товарищ! А мы — судьи! И палачи!

Агент нахмурился, зло сузил глаза.

Проводник счел за лучшее выдвинуться вперед и выложить все по порядку: и про убитого Жору, и про новую жертву, и про их требования. А заключались они в том, что все трое агентов, как главные подозреваемые, должны сложить оружие и сдаться военным. После чего их переправят на Большую землю и передадут в руки военной прокуратуры. Там пусть разбираются — кто из них оборотень и крот.

Роман выслушал все это совершенно спокойно. Валерий придвинулся поближе, принялся сканировать. Ну сукин кот! Опять безрезультатно — агент держал марку. Хрен сунешься внутрь котелка.

Роман же не долго думал. Холодно заявил:

— Вы забываете, подполковник, что мы вам не подчиняемся. У нас свое начальство, и разбираться мы будем с ними. Так что — адью, господа! — И мгновенно исчез в проеме.

В следующее мгновение дверь с лязгом захлопнулась.

Слободчиков взревел и грохнул кулачищем по железу. Тут откуда-то сверху раздалась очередь — пули высекли искры у них под ногами. Вэвэвшники тут же рассредоточились, принялись палить по окнам ближайших этажей. Им ответили. И заварилась такая каша!..

Урча дизелями, во двор выдвинулись оба бэтээра. Стрелки сориентировались и дали несколько коротких очередей, накрывая второй и третий этажи, откуда постреливали сталкеры. Брызнула во все стороны облицовка стен, разлетелись на осколки оконные стекла вместе с рамами. Крупный калибр — это не шутка. Защитники Башни временно попрятались внутри помещений.

Воспользовавшись заминкой, переговорщики под защитой брони принялись отходить. Когда очутились в безопасности, под прикрытием своего здания, командир предложил с ходу атаковать. Окружить здание, выдвинув все наличные силы. Численный перевес, как и огневая поддержка, ведь на их стороне. Обстрелять из имевшихся на технике орудий и пулеметов, одновременно бросить на штурм несколько групп спецназовцев — причем одну направить через подвал и канализационный ход.

Пришлось Меркурьеву остужать разгоряченные головы. Он убедительно доказал, что без потерь — причем с обеих сторон — тут не обойтись. Оно нам надо? Будет лучше, если он сам проведет переговоры и попробует убедить сталкеров и их командиров не делать глупостей. Валера кивнул в знак согласия и вызвался пойти с ним. Ракитин тоже был не против — зазря кровь проливать не хотелось.

Подполковник еще побушевал малость, а потом махнул рукой:

— Иди, Алексей. Но если эти крысы опять возбухнут, я их сотру в порошок! — И добавил, уже мягче: — Вы там осторожнее…

Мутанты лишь ухмыльнулись — да что им грозит? Убить ведь все равно не убьют — затрахаются…

6

Снова из-за угла первой Башни показалось тупое рыло бэтээра. Вставший сбоку от него Слободчиков поднес мегафон к губам:

— Внимание! Объявляем перемирие! Не стрелять. К вам идут парламентеры. Повторяю: никому не стрелять!

Он отступил назад, посторонился, пропуская человекомутантов. Оружия при них не было — никакого.

Меркурьев и Подольский шли спокойно, не спеша — словно на прогулке были. В полной тишине, под наблюдением враждебных окон они пересекли двор, подошли к двери и негромко постучали.

Лязгнул мощный засов, дверь приоткрылась. Знакомая физиономия сталкера уставилась на них, цепкие глаза внимательно осмотрели с ног до головы, после чего их пропустили внутрь. Попросили подождать в предбаннике на первом этаже.

Вскоре к ним спустился не кто иной, как Болек собственной персоной. Его подручного, как и Романа, нигде не было видно. Старший гэбэшник покачал головой:

— Сожалею, что дошло до стычки. Но сами понимаете — люди здесь дикие, буйные. Что касается Романа… — он поджал губы, — Роман отстранен от командования сталкерами. Теперь все дела будете вести со мной.

Проводник какое-то время пристально смотрел на агента, потом решительно произнес:

— Дело у нас одно: установить убийцу и покарать его. — И, не дав собеседнику возможности оправдаться, продолжил в том же тоне: — Нам по барабану все ваши конторские заморочки. И лично мы, мутанты, ни в какой суд и прокуратуру не верим и не пойдем. Сами доведем дело до конца. Или вы идете на сотрудничество с нами, или лишаетесь нашей помощи. Но тогда хрен вам, а не контакт с Роем!

Болек нахмурился, помолчал, переваривая услышанное, потом кивнул:

— Согласен. Что конкретно вы предлагаете?

Проводник переглянулся с приятелем, тот едва заметно кивнул. И тогда Алексей сказал:

— В общем так, раскрою наши карты. Про меня вы уже многое знаете. А вот он, — кивок в сторону Подольского, — может читать все ваши мысли. И прочитал. Всех, кроме вас троих — тебя, твоего мальчика на побегушках и Романа. Умелые вы ребята, умеете кучкой навоза прикинуться. Так не пойдет…

Он замолчал и исподлобья глянул на агента. Тот пожевал губами, подумал и решительно тряхнул головой:

— Ладно. Я сейчас сделаю то, чего никогда в жизни не делал. И, наверное, и впредь не сделаю. А вам… так уж и быть — дарю. — И он открылся.

Валера подался вперед, впился взглядом в Болека, начал сканировать раскрывшийся кладезь информации. Словно поток хлынул в его сознание, под его напором он даже покачнулся, сделал шаг назад, но устоял, напрягся. И поглощал, поглощал — все больше и больше сведений. И когда выпил досуха, без остатка содержимое головы старшего агента, разом расслабился, точно шарик сдулся. Только и промолвил:

— Ох ты ж, ёкарный бабай! Ну и дела…

Болек отступил, потряс головой, проясняя сознание, потом хрипло сказал:

— Блин, как будто хватанул лишнего! — Посмотрел на Валеру и строго произнес: — Капитан Подольский, надеюсь, вы понимаете, что эти сведения никто, кроме вас, не должен знать?!.

Мутант, все еще под впечатлением открывшегося ему, лишь ухмыльнулся:

— Узнает только тот, кому необходимо, — с этими словами он бросил короткий взгляд в сторону Проводника.

— Ну-ну, — сухо ответил агент, — раз так, то пусть и уважаемый Алексей Владимирович тоже будет в курсе. Все равно без вас обоих никуда — вы же два ферзя здесь.

Проводник все понял и протянул Болеку руку:

— Благодарствую! А теперь нам с капитаном нужно кое-что обсудить. Вскоре мы свяжемся с вами. Да, и приглядывайте за обоими вашими спутниками.

ГЛАВА 18

1

Меркурьев с Подольским уединились у себя.

— Да уж, — сказал Валера, — думал я, что все в этой жизни повидал, а тут такое… Нет предела совершенству, точно сказал кто-то.

И он, как смог, описал собрату-мутанту картину тайной политики, показанную Болеком. И Безымянных, и незримых Братьев высшего уровня, среди которых началась смертельная вражда… Валера не столько увидел их всех — слово «увидел» было бы неуместным здесь, — сколько прочувствовал самым нутром души смертный вкус этой вражды, весь ее ужас, беспросветно мертвый холод и адское пламя, чего вместе быть не может. А оно есть.

Капитан спецназа не мастак был говорить. И силился передать, как мог:

— Я, Леха… Ну, это такое… Самое гнилое здесь, что эти рожи, — а я это понял до крайней точки! — на все готовы ради власти. Чтобы они наверху, а все под ними. Понимаешь? И ни хрена больше знать не хотят! И всех, весь мир сдадут Рою, лишь бы самим владеть. Ни жалости, ни совести, ничего. Только — я. Я так хочу — и все! А люди, женщины, дети… на все насрать! На всех! — Он сокрушенно покачал головой: — Нет, Леха, догадывался я, что там сволочь, но чтобы такая…

Помолчали. Затем Алексей сказал:

— Ладно, Валера. Горькая правда — это, знаешь, тоже лекарство. А у нас, по крайней мере, круг сузился. Теперь мы точно знаем, что Болек чист. Значит, либо Роман, либо Лелек… Этот, правда, человек Болека, но черт его знает. Гарантий нет…

…Верно, гарантий нет. Не было их и у Болека.

Он нетерпеливо ходил из угла в угол комнаты, думая, думая и думая.

Да, Лелек — его помощник. Но он, начальник, при всем своем опыте, он же не ясновидящий и не мутант, в мозги парню заглянуть не может и не знает, ведет тот какую-то свою игру или нет. На вид — нет, ни малейших подозрений, все приказы исполняет быстро, дельно, человек сообразительный, старательный. Правда, опыта не хватает, ну так это дело наживное, молодой еще… А так — идеальный подчиненный, лучше не придумать.

Но ведь это ровно ничего не значит.

С такой же точно вероятностью могло оказаться, что под личиной служебной исполнительности кроется умный, расчетливый и безжалостный враг. И уж, конечно, такой враг не раскроется, не выдаст себя.

Агент остановился у окна, сцепив руки за спиной. Он смотрел в окно — и не видел ничего. Мысль его качалась туда-сюда, как метроном: «Роман? Лелек?.. Лелек? Роман?..»

2

В Москве, где миллионы людей мельтешат во вздорной суете, думая, что заняты чем-то важным, это важное на самом деле творится в никому не заметной тишине. И не в центре, а на окраине, в бесчисленных рядах панельных зданий, где и рассветы кажутся не рассветами, а так… кое-как просветлеет, и вот тянется эта тусклая муть, тянется, тянется… пока наконец не стемнеет и не придет ночь.

У Безымянных имелись десятки конспиративных точек по Москве. Многие из них были одноразовые: однажды побывав там, Братья никогда больше туда не возвращались. Вот и в хрущевке близ метро «Кузьминки» они встретились в первый и последний раз.

Их было трое здесь — Восьмой, Пятый и Третий. Незаметно для посторонних проникнув в квартиру на втором этаже, они заварили кофе и расположились в большой комнате. Со стороны — ни дать ни взять, три солидных джентльмена присели поговорить на приличные джентльменам темы: о политике, о футболе, о женщинах…

Но речь у них шла о другом.

Пятый, за последнее время несколько утративший свой светский лоск, сделав пару глотков, отставил чашечку — что-то не лезло в горло. Он нехотя усмехнулся:

— Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, так говорят, кажется?.. По поводу догонять я бы еще поспорил, но вот ждать — в самом деле, хуже некуда…

Восьмой на это философски заметил:

— Терпение должно вознаграждаться. Ну, не всякое, положим, но такое, как наше, — да.

Третий пригубил кофе, искоса глянул на соратников. Понял, что оба они ждут от него чего-то обнадеживающего: на связи находился именно он. А он пока ничего не мог им сказать. Не имел права. Хотя кое-какие сведения у него имелись. Но он считал должным их перепроверить точно. Либо — да, либо — нет.

Двое других об этом знать не могли. Догадывались, наверное, но говорить вслух не решались. И правильно делали.

В их группе наступил разлад на почве отношения к Рою. Собравшиеся здесь были единодушны: никаких союзов, никаких контактов с этой дрянью. Бить, бить и бить! Победа или смерть.

Другие члены группы… В них тройка не была уверена. Хотя встречались, общались — внешне все оставалось в рамках субординации. После катастрофы премьерского лайнера было велено работать с Роем — и пришлось подчиниться, никуда не денешься. Но эти трое быстро определили себя как искренние враги Роя.

Они открылись друг другу. Был ли в этом риск?.. Конечно. И немалый. Однако в данном случае риск и вправду оказался благородным делом. Он оправдался. Ну, а конспирация для этих людей — привычная часть жизни. Собраться так, чтобы ни одна душа об этом больше не узнала, они умели.

И вот они сидели и ждали. Напряжение стыло в воздухе. Время шло.

Пятый бесцельно посмотрел в окно. Еще полчаса — и придется разбегаться, дальше так сидеть опасно. Другие тоже ведь не лаптем щи хлебают…

Он не успел додумать — мягкая трель звонка разлилась по комнате. Третий вынул мобильник. Аппарат этот был левый, купленный на другое имя совсем ничем не примечательным человеком — из толпы.

Лицо его не выразило никаких сомнений, когда он увидел на табло, кто звонит. И голос остался бесстрастным:

— Слушаю. Да. Понял. Да. Хорошо.

И отключился.

Пятый позавидовал умению Третьего быть кратким. У него так получалось не всегда.

Третий обвел взглядом застывшие лица товарищей. И вдруг улыбнулся:

— Ну, камрады, кажется, и на нашей улице праздник!..

3

Бывают люди — вроде бы неглупые, рассудительные, развитые, начитанные… да только все это у них оказывается не впрок, потому что главный стержень их души, главная движущая сила жизни — жадность. Это сродни дурной болезни: жадность ослепляет человека, отшибает разум напрочь, близость больших денег как бы искажает мир вокруг него. Человек точно попадает в зазеркалье, не видит, что творится вокруг него, а видит только блеск богатства, чует лишь острый привкус денег… словом, становится дурак дураком. А дураку и пуговица — смерть.

Примерно таким человеком и был сталкер по кличке Клещ. Всю сознательную жизнь его терзала алчность, не давала ему просто жить, трудиться, зарабатывать… Мысль о том, что, пока он горбатится за копейки, где-то из рук в руки перетекают миллионы, — жгла мозг и наяву и во сне. После армии он кинулся в таксисты, полагая, что здесь можно рубить бабло чуть ли не на халяву: сиди да крути баранку, а денежки сами текут в карман. Но очень скоро выяснилось, что работа каторжная, деньги невелики, хозяева норовят обжулить на бензине и запчастях, а ответное жульничество опять же дает копейки… Пары месяцев хватило, чтобы разочароваться.

Переметнулся шоферить в «фирму досуга», проще говоря — возить проституток. Этот труд оказался повеселее, денежки и вправду появились, иной раз удавалось и девчонок парить на халяву… Клещ потирал руки: вот оно, золотое дно! Это только дураки ноют, что, мол, вечно денег нет, а умный всегда найдет… Осмотревшись и поняв механику бизнеса, он пустился делать левые заказы втайне от хозяев «конторы», мысль его уже простерлась до идеи самому сделаться хозяином… И вдруг все рухнуло.

На одном из левых рейсов их взяли менты. Ну, с девчонками-то дело простое: отжарили хором, да и с крыльца пинком под сраку, а вот Клещу стали активно шить статью — организация притона. Мытарили почти сутки, наконец заставили подписать протокол и отпустили под подписку о невыезде.

И здесь облом! Искатель наживы пал духом. Дело в прокуратуре неспешно крутилось своим чередом, призрак тюремных нар мерещился по ночам… Но тут как раз грянула катастрофа, поползли слухи о пустом городе, о брошенных ценностях, деньгах, золоте, об отрядах сталкеров, на свой страх и риск проникающих в Зону, о сказочных богатствах, выносимых ими оттуда…

Клещ как услыхал о таком Эльдорадо, так все в душе у него перевернулось. Плюнул на подписку, все деньги перевел на банковскую карту — и рванул навстречу будущим миллионам.

Оказавшись близ заградительной линии, Клещ быстро прибился к группе Романа, наслушался историй о банковских подвалах с золотыми слитками, его завидущие глаза разгорелись волчьим огнем. И он шагнул в неизвестность…

4

…И вот теперь именно он охранял разжалованного Болеком Романа. Сам Болек не очень-то вглядывался в эти рожи: кого поставил, того и поставил, напутствовав при этом:

— Смотри не упусти! Головой ответишь.

Сказал для пущего эффекта, поскольку реально сбежать у Романа никакой возможности не было.

На двадцатом этаже имелась небольшая каморка, запирающаяся снаружи, — подсобное помещение лифтеров. Одно окно и то зачем-то забрано решеткой: куда, на хрен, лезть с двадцатого этажа?.. Впрочем, в случае с Романом решетка, возможно, и была уместна: от полевого агента такого уровня всего можно ждать.

Клещ, правда, об этом не думал. Стоя с автоматом у двери, он предавался мечтам. О богатстве, понятно. После всего увиденного в Зоне образ набитого золотом банковского подземелья вжился в сознание Клеща: подвальная полутьма, тусклый блеск по сторонам. Штабеля золотых слитков. Золотые кирпичи… Жизнь! Будущее!..

— …Клещ! Эй, Клещ, слышишь?

Клещ вздрогнул, очнулся. Голос Романа звал его из-за двери.

— А? — растерянно откликнулся он.

— Клещ, ты? — вполголоса, таинственно.

— Ну я, — парень тоже зачем-то снизил тон.

— Ты понял, что происходит?..

Вообще-то у Романа с Клещом отношения сложились не то чтобы товарищеские, но вполне рабочие, даже чуть больше, чем рабочие. Хитрым нутром почуяв в Романе такого лидера, который может совладать с судьбой, к которому удача сама липнет, как металл к магниту, Клещ тоже прицепился к главарю, он это умел — без мыла в жопу влезть. Задания выполнял ревностно, старался. При этом был готов в любой момент кинуть босса, переметнувшись к тому, кто сильнее. И когда промеж вождей возникла заморочка, Клещ не очень-то переживал. Не все ли равно! Мое дело маленькое, разбирайтесь сами.

И когда запертый Роман его окликнул, он насторожился:

— А чего происходит?

— А ты сам что, не понял?..

В словах Романа был такой сарказм, что Клещ напрягся. До сих пор он не вдумывался в действия начальников: их проблемы — это их проблемы, а у меня свои планы… Но Роман гнул свое:

— Ты видишь, что вояки творят? Они всех подминают под себя. У них задача — взять бункер (тут Роман вкратце рассказал про бункер). А там, похоже, мочилово случится не по-детски! Рой тоже в этот бункер вцепится по самые помидоры. Поэтому воякам люди нужны, мясо, понял? И плевать им на все наши планы! Вон, Жорка молодец, все четко понял. И свалил. А я дурак, рыпнулся было, и меня сюда, под арест… Клещ, ты-то не будь дураком, разуй глаза. Давай рванем вместе! Ты же меня знаешь, я туфту гнать не буду… Ну, понятно, у меня свое задание, но и ты не в обиде будешь. Золото! Слышишь? Золото! Что там Сбербанк — фигня это. Я знаю тут один банк, они втихомолку копили золотишко, да вывезти не успели. Так все и осталось, все лежит в хранилище…

Клещ слушал Романа, мысль крутилась как волчок, а при словах о золоте изнутри жарко плеснуло в башку.

— Точно? — хрипло спросил он.

— Ну, не буду врать — косвенная информация. Но я верю! Источник надежный. Вот смотри…

И Роман начал гвоздить аргументами — один другого круче. Клещ слушал, разинув рот. Мозг его пылал.

— Ладно, — решился он. — Только это… — и поведал о своих проблемах с милицией.

— Об этом не думай, — заверил Роман. — Сделаем! Я через свое начальство пробью. Организация притона?.. Тьфу, а не статья. Я, было дело, и с расстрельными статьями людей вытаскивал. Ну?..

Клещ сбегал к лифту, глянул вниз, вслушался. Тихо. Вернулся.

— Все в норме, — доложил он.

— Открывай, — глухо донеслось из-за двери.

Клещ отпер дверь.

— Пошли, — сказал он, и…

И мир взорвался вспышкой, а за ней — мрак.

5

Когда Романа заперли в подсобке, он первым делом изучил окно и сразу понял: хоть бы и решетки не было, голый номер. Даже не думай.

Он быстро и умело осмотрел помещение и через минуту нашел ящик с инструментами. Много чего было там, и в том числе — отвертка с длинным тонким жалом. Отлично! То, что надо.

Из разговоров за дверью он понял, что на часах стоит Клещ. На всякий случай уточнил — да, он самый.

Этого Клеща он понял в первый же день. Говно мужчинка, на уме одни бабки, больше ничего. Старается, все делает, но, случись что, тут же кинет и не поморщится. Да и мать родную за копейку продаст. Вот и вся духовная суть. Если и есть что-то еще в душе, то по сравнению с этой страстью несущественно.

Ну, а психологический развод такой личности для Романа — что задачка из школьного учебника. Агент справился с этим в пять минут.

Когда дурак Клещ, ослепленный виртуальным золотом, открыл дверь, жало отвертки ослепило его натурально. Роман даже переборщил от напряжения: удар в левый глаз был такой силы, что плоский кончик вылетел из затылка, пробив череп насквозь. Роман сам поразился: надо же!.. Ну, хоть такая радость балбесу — смерть мгновенная, без мук.

Агент подхватил труп, затащил в подсобку. Наскоро обыскал: портмоне с водительскими правами и банковской карточкой, мобильник, ключи какие-то… херня все. Две ценности: полный магазин от «калаша» да штык-нож на ремне. Их Роман и прихватил вместе с самим автоматом. Вышел, запер дверь — ищите, ребята.

Бесшумно спустился по лестнице. Добежал до десятого этажа… Стоп! Стоп. Пришлось остановиться: между восьмым и девятым стояли трое, пялились в окно — пост, видимо выставленный Болеком.

Роман вмиг прикинул силы сторон. При внезапной атаке он, пожалуй, смог бы уложить всех троих… но крик, шум будет, кто-то, глядишь, и пальнуть успеет. Нет, рисковать нельзя.

Он вернулся к лифту, ввел лезвие штык-ножа меж створок лифтовой двери, повернул, очень тихо постарался развести створки… получилось! Отлично.

Посветил фонарем в шахту: ага, лифт висит высоко вверху, значит, можно спуститься по направляющим до самого низа. Почти в полной темноте?.. Непросто. А что в жизни полевого агента просто?! И не такие задачи приходилось решать. Роман вцепился в стальную поперечину и повис над бездной…

Когда он оказался наконец на первом этаже, то так умудохался, что вынужден был спрыгнуть на дно шахты, отдохнуть, восстановить дыхание. Потом подтянулся, чуть раздвинул створки двери: ага, народ шляется, придется подождать… Наконец все куда-то делись, никого. Рывком Роман распахнул дверь, метнулся к подвалу.

Он все видел и все слышал. Все его движения были быстры и точны. Оказавшись у входа в подвал, заметил фигуру — предусмотрительный Болек и здесь поставил часового. Не учел только качество боевой подготовки… вернее, учесть-то, может, и учел, да выбирать было не из кого.

Не повезло, короче, мужику. Роман бесшумно вытянул штык-нож из ножен. Шаг, другой… Бросок — и никудышный страж мешком осел наземь.

Его оружие Роман не взял, но магазин отстегнул — не бросать же такое добро. И растворился в темноте.

6

Вот так и вышло, что первыми связались не мутанты с секретным агентом, а он с ними. Болек явился в соседнюю Башню собственной персоной — в сопровождении Лелека. Зло матерясь, доложил руководству военных и мутантам о побеге одного из главных подозреваемых.

На мгновение повисла пауза — все переваривали услышанное. И тут молчавший доселе младший агент подал голос:

— А я рад этому. Этот урод меня очистил перед всеми — вы ведь и меня подозревали в измене?..

Болек быстро глянул на своего подчиненного, нахмурился, но ничего не сказал, только головой качнул. А Проводник ухмыльнулся и по-дружески потрепал Лелека по плечу:

— Ну, теперь-то никаких непоняток, братан… — И обвел спокойным взглядом остальных: — Найдем мы мокрушника — никуда он не денется. Давайте, наконец, займемся настоящими делами. — Он посмотрел на подполковника: — Так когда в бункер наведаемся?

Слободчиков, сидевший за командирским столом, при этих словах приподнялся, упер кулаки в столешницу и рубанул:

— Ну все, выступаем через час! Со мной группа моих спецназеров, а также майор, — он кивнул Ракитину, — само собой, диггер Иван, ну, и вы двое… — Он посмотрел в сторону мутантов: — Мы теперь без вас, крутых перцев, никуда… Короче, всем подготовиться. Экипировка по классу «биохимическое заражение». Все!

Болек со своей тенью Лелеком поспешили убраться — бункер его не интересовал, хотя он, конечно, о нем знал. Остальные тоже разошлись, но мутанты задержались. Проводник поинтересовался у командира: что это вообще за объект такой и на кой ляд туда нужно переться?

— Так Нахимов вам ничего и не объяснил? — удивился подполковник.

Меркурьев лишь пожал плечами.

Командир хмыкнул:

— В общем, главный вход в это подземелье находится за пределами города — в десяти километрах восточнее.

Далее он поведал, что там, на восток от города, имеется несколько возвышенностей — шиханов. И в одном из них замаскирован строго засекреченный объект — вырубленный прямо в скалистом холме большущий ангар. Из него на подъемнике можно спуститься в подземный отсек. А уже оттуда идет тоннель прямиком в бункер, узкоколейка проложена. Тоннель где-то в районе городской окраины был засыпан, причем основательно. Видимо, обвал произошел. И пока неизвестно, стоит пробиваться или лучше пойти в обход — новую ветку рыть… Непонятно ведь, насколько этот завал тянется, может, вплоть до самого входа в бункер, а это без малого двести метров. Поверху если обследовать, ничего не поймешь, спецприборы здесь бесполезны — чересчур большая глубина залегания, да к тому же пришлось бы возиться на враждебной территории…

Он пристально глянул на собеседника:

— Поэтому и решено проникнуть на объект отсюда, через коллектор. А ход нужный знает парень этот, диггер.

— То есть там кто-то есть живой? — уточнил Проводник.

— Так точно. Специальная группа постоянно находится на объекте — обслуживающий персонал плюс охрана. Всего двадцать человек. Когда произошел взрыв и заражение, они там законсервировались, перешли на автономный режим. Должны были перейти… Мощные фильтры и очистители воздуха, провиант на год — чего еще нужно? Связь с ними, как вы поняли, сразу же прервалась, и восстановить ее не удалось. Так что они не в курсе, что здесь произошло. И мы ничего не знаем, что с ними. Возможно, ждут спасателей. То есть нашего прибытия. Вот так.

Затем Слободчиков поведал все, что знал о бункере. Оказалось, тот состоит из трех уровней. Первый расположен на глубине тридцати метров, в него и ведет тоннель, а также запасной замаскированный ход из коллектора канализации. На этом уровне находятся служебные и жилые помещения для ВИП-персон, эвакуированных в случае какой-либо угрозы. На втором этаже — продовольственные склады. На третьем — все системы жизнеобеспечения, разные фильтры, насосы, генераторы, емкости с водой… Предельная глубина залегания приличная — до шестидесяти метров.

Проводник покивал — теперь все ясно. Командир отправился раздавать цэ-у, а Подольский наклонился к Меркурьеву, шепнул:

— Странный бункер какой-то…

— Почему? — так же вполголоса поинтересовался Алексей.

Валера пожал плечами и поманил друга за собой. Они отошли в сторонку, пока остальные готовились к вылазке.

— Если это укрытие на случай атомного конфликта, — пояснил бывший спецназовец, — то бункер залегает слишком близко к поверхности. При прямом попадании ядерной, а тем более термоядерной бомбы весь первый уровень будет начисто разрушен. А скорее всего — и второй тоже. При обычных бомбардировках и артобстреле — да, сгодится. При заражении химическим или биологическим оружием — вполне…

Проводник хмыкнул:

— Что мы и имеем: биологическое заражение.

Валера кивнул:

— В этом случае там по-любому можно отсидеться. Хоть год, пока продукты и топливо для генераторов не кончится.

С этим было трудно поспорить.

7

Уже с четверть часа, как они петляли по закоулкам коллектора. Впереди юный диггер с мутантами, за ними оба офицера, а замыкали процессию пятеро спецназовцев. Все в комбезах повышенной биозащиты, даже Подольский с Меркурьевым облачились — это чтобы потом, в шлюзе, пройти обработку наравне со всеми. У всех на шлемах укреплены ПНВ. Ну, кроме Проводника, естественно…

Сачков-младший вначале шел уверенно, потом несколько снизил темп. Что-то забубнил себе под нос — из-под шлема доносились приглушенные звуки. У Алексея начало складываться впечатление, что парень сбился с пути.

Он уже хотел остановить гида и спросить его в лоб: какого черта тот морочит им и себе голову? Но тут раздался торжествующий возглас Ивана. Диггер указал рукой в направлении очередного ответвления от основного тоннеля:

— Туда! Стопудово там это…

Туда так туда — группа втянулась в темный зев бокового хода.

Теперь было заметно, что их проводник узнает знакомые места — он шагал уверенно, порою вырываясь вперед и в нетерпении поджидая осторожно продвигавшихся за ним спутников. Минут через пять они свернули в еще одно ответвление и оказались в тоннельчике, упирающемся в мощную решетку. Иван повернулся к товарищам с сияющим лицом — нашел!

Увы, на этот раз замок, а точнее, целое запорное устройство было посерьезнее. Командир протиснулся вперед, решительно отодвинул в сторону гида. Осмотрел устройство, покачал головой и повернулся к своим:

— Ну что, мужики, какие будут предложения? Может, за сварочным агрегатом вернемся? Или попробуем очередью перешибить?..

Проводник лишь ухмыльнулся. Шагнул к решетке, схватился за толстенные прутья, примерился… и в следующее мгновение дернул — да так, что вырвал начисто всю эту решетку вместе с креплениями. Воцарилось молчание…

Меркурьев аккуратно приставил тяжеленную конструкцию к стене тоннеля, отряхнул руки в перчатках, потом невозмутимо оглядел товарищей. Валера стоял, прислонившись к стенке, молча улыбался. Остальные… только Слободчиков выдавил ругательство, а у Вани рот так и не закрывался еще минуту-другую. Вскоре командир опомнился и тихо скомандовал:

— За мной.

Они зашли в тупичок, остановились возле сплошной бетонной стены. Все, как описывал Ваня, и даже тяжелый круг люка под ногами. И на нем тоже замок. Ну, тут уж сам подполковник перехватил поудобнее автомат и с размаху саданул прикладом. Откинули крышку люка и принялись спускаться в темный колодец, карабкаясь по вделанным в бетон скобам.

Внизу лазутчики очутились еще в одном тупичке. В стене впереди виднелся темный прямоугольник бронированной двери. Сбоку от нее был смонтирован настенный пульт с рядом кнопок и небольшим окошком дисплея. Командир подошел к запорному устройству, нажал в нужной последовательности кнопки, затем подождал, пока на дисплее высветится запись, после чего набрал очередную комбинацию. Запиликал сигнал, замки громко щелкнули, и дверь начала отходить в стену. Тут же вспыхнул свет в коридорчике.

Их взору открылся ярко освещенный и довольно вместительный тамбур с еще одной дверью на противоположном конце. Десять человек вполне уместились там. Только зашел последний боец, как дверь за ними сразу же закрылась. Зашипел динамик, и громкий голос отчетливо произнес:

— Внимание! Вы находитесь в зоне секретного объекта. Сложите оружие в шкафы, командиру группы подойти к переговорнику и назвать пароль, код допуска и свои данные.

Прибывшие послушно сложили все имевшееся у них оружие в примеченные сбоку металлические шкафчики. Слободчиков подошел к переговорному устройству, нажал кнопку и начал процедуру идентификации. Закончив, отошел к своим. Через минуту голос сообщил:

— Идентификация произведена успешно. После спецобработки вы будете допущены на объект.

Дверь отъехала в сторону, они зашли в помещение с решетчатым полом и металлокерамическими стенами с многочисленными отверстиями в них. Герметичная дверь закрылась, и в прибывших ударили струи специального раствора — с потолка и с обеих сторон шлюза. Через некоторое время они были допущены в следующий шлюз, где им велели снять комбинезоны и надеть защитные очки. Они аккуратно поместили комбезы в приготовленные для этого боксы, после чего началась процедура, чем-то напоминающая кварцевание. После окончания дезинфекции им предложили облачиться в приготовленные для них бахилы и халаты с капюшонами. И только после этого они были допущены на секретный объект.

8

А там их уже встречала группа вооруженных до зубов и упакованных в армейские бронежилеты повышенной защиты охранников — численностью до полноценного отделения. Руководил ими среднего возраста крепыш с майорскими звездочками на погонах.

Слободчиков подошел, козырнул, представившись еще раз. Командиры отошли в сторонку, о чем-то недолго переговорили. Подполковник велел бойцам расположиться в комнате отдыха, а остальным спутникам махнул рукой, увлекая за собой. Вскоре они очутились в одном из помещений — штабной комнате охраны бункера.

Там все уселись за столом для совещаний, и Слободчиков изложил командиру охраны полную версию событий, случившихся за пару последних месяцев наверху. Майор молча выслушал, кивнул:

— Мы так и поняли, что произошла утечка биологически опасного материала. Потому и загерметизировались. Плохо то, что одновременно прервалась связь с Центром. Вообще всякая связь прервалась. Как оказалось, из-за мощного обвала в основном тоннеле. Пойдемте, я покажу.

Алексей огляделся.

— Да-а… — протянул он. — Так вы просто Робинзоны какие-то!

— Вроде того, — без улыбки ответил майор. — Ну, идем.

Он пошел на выход и по пути прихватил планшетку с какими-то схемами и чертежами. Они вышли в общий коридор, который тянулся вдоль всего первого уровня бункера и одним концом упирался в широкие ворота основного тоннеля, а другим выходил к шлюзам запасного хода. По коридору вполне могла проехать бээмпэшка или даже танк, ничего там не задев.

Майор подвел их к массивным бронированным воротам, набрал на консоли управления нужную комбинацию, и створки толщиной в метр поползли в стороны. За ними открылась шлюзовая камера размерами с гараж МТС. Экскурсовод вместе с гостями миновал ее, и вскоре они оказались в самом тоннеле.

Проводник с ходу прикинул размеры подземного хода — высота метра три, ширина и того больше — все пять. Зажглись лампы дневного света, осветив ближайшие два десятка метров, дальше пространство терялось во мраке. Они продвинулись вперед, пока не уперлись в сплошную стену завала.

Комендант достал план подземного объекта, развернул его. Алексей с удовлетворением отметил, что схема расположения первого уровня бункера и основного тоннеля привязана к ориентирам на поверхности — к городской застройке.

— Вот, — ткнул пальцем в карту майор, — отсюда начинается обвал.

Все стали всматриваться в план.

— Ё-мое! — присвистнул Проводник. — Так это ж аккурат под самым комплексом биологического института, где очаг распространения нановитной чумы — прямо в подбрюшье эпицентра…

Мутанты переглянулись. Мгновение, и искра понимания проскользнула между ними. Теперь многое стало ясным. Меркурьев повернулся к офицерам:

— Я так думаю, произошло следующее: Рой спровоцировал взрыв, точнее, два взрыва — первый, газовый, разнес внутренние помещения и послужил детонатором для второго, химического. А второй, более мощный, долбанул с такой силой, что обрушил десятки метров грунта в тоннель и завалил его. — Он придвинулся к Слободчикову: — Теперь нет сомнений — матку Роя нужно искать именно там, под обломками здания.

Подполковник пожевал губу, кивнул:

— Добро, возможно, и так. Но на какой глубине объект?

Алексей быстро посчитал в уме и отвечал:

— Сами посудите: два с половиной метра подвал, еще столько же засекреченная лаборатория под ним. Плюс высота тоннеля. Итого ориентировочно восемь метров.

— Примерно с трехэтажный дом, — присвистнул Ракитин и тут же добавил: — Но всяко лучше, чем тридцать метров рыть. Отсюда ведь все равно не пробьемся. — Он огляделся.

— Нет, — отрицательно покачал головой комендант, — просто некуда будет отваливать землю и обломки. А со стороны ангара, вы же сами сказали, еще больше расстояние — полторы сотни метров обвала.

Проводник подвел итог:

— Значит, так тому и быть — будем прорываться к роевому центру сверху.

Слободчиков еще с четверть часа перетирал о чем-то своем, секретном, с бункеровским майором. После чего экспедиция в полном составе отбыла обратно. Облачились в обработанные и просушенные защитные комбинезоны, забрали оружие и ушли тем же путем. Отцы-командиры остались довольны результатом похода. Как и мутанты. Только Ваня Сачков всю дорогу сожалел, что не допустили их на оба нижних уровня, да и на первом-то особо ничего не показывали. Секретность, блин!

Вернулись в лагерь и решили держать совет, как быть дальше. Но все карты спутали оставшиеся без своего руководителя ученые. Во главе с Рябининым в командирский кунг, где заседали четверо, явилась целая делегация. Требования были следующие: необходимо провести плановые исследования флоры и фауны Зоны.

Командир чертыхнулся — не до научных изысканий теперь! Тут такое заворачивается… На помощь ученым неожиданно пришел Подольский:

— Давайте пока ограничимся одной вылазкой. Все равно нужно наведаться кой-куда. Знаю я тут плантацию интересную. Надо бы обследовать, что за зверюги такие на ней произрастают.

— Годится, с этого и начнем, — кивнул Игорь Рябинин и, поманив за собой коллег, потопал собираться.

Совещавшиеся переглянулись — делать нечего, придется сводить ботаников в заповедную зону Роя. Решили, что прогулка будет не очень уж сложной. Пойдут: Подольский, трое ученых и четверо бойцов для подстраховки. Возьмут образцы и обратно. А командир пока с Большой землей свяжется, доложит об успешной экспедиции в бункер.

Проводник настоял, чтобы люди облачились в комбезы повышенной защиты да под них еще броники надели — мало ли что, достаточно уже потерь. Он помнил о сбежавшем Романе, вооруженном и очень опасном. А еще где-то тут бродит монстр. Да и прочие порождения Роя — вроде на цепи они временно, а вдруг да сорвутся?..

9

До нужного места добрались быстро и без приключений — Валера знал дорогу, к тому же шли поверху. Зверюшки разные да монстрики не кидались, путь был свободен. Всегда бы так…

Вот и школа с прилегающей территорией. А на ней делянка Роя. Плантация банановая, мать ее яти!..

Рябинин, как увидел чудо-юдо местное, так и припустил к нему. Но Валера мгновенно осадил не в меру резвого ученого, махнул рукой одному из бойцов — проверь. Биолог, кстати, успел воспрянуть по полной — от былого уныния вперемешку с аутизмом не осталось и следа. Вот что значит быть при деле. Это Подольскому нравилось больше…

Боец осторожно приблизился к растению-мутанту, затянутой в перчатку рукой прикоснулся к бутылкообразному отростку… Вроде ничего. Качнул плод раз, другой — никаких реакций. Обернулся, вопросительно посмотрел на старшего. Мутант утвердительно кивнул.

Тогда боец достал штык-нож, соединил его с ножнами и резанул по основанию стебля. Раздался чмокающий звук, перекушенный плод упал на землю, но перед этим успел плеснуть в бойца зеленовато-мутной жидкостью. Струя мгновенно прожгла защитный комбинезон, бронежилет шестого класса защиты, камуфляжную куртку и попала на кожу. Парень заорал от невыносимой боли и рухнул на землю, дергаясь в конвульсиях.

Товарищи было бросились к нему, но Подольский властно крикнул:

— Назад! Все назад…

А сам подбежал к агонизирующему человеку, наклонился к нему, срывая с пояса подсумок с медаптечкой… Рана была не столь ужасной, как он предполагал вначале. Неизвестное вещество, похожее на кислоту, не выжгло в теле огромную рану, а просто опалило кожу, превратив ее в черное, обуглившееся пятно. Непонятно было, что с внутренними органами — пораженное место находилось аккурат в брюшной области. Но парень был еще жив, хоть и в беспамятстве.

Мутант приказал остальным бойцам:

— Давай в школу, нужны носилки, понесем его…

Без лишних слов те быстро проникли в заброшенное здание школы, прочесали первый этаж и вскоре набрели на подсобку. Шанцевого инструмента и садово-огородного инвентаря там было навалом.

Из черенков лопат и куска брезента соорудили носилки. Погрузили на них раненого и, не мешкая, двинулись в обратный путь. Перед этим Подольский связался с базой — благо передатчик позволял, сообщил, что у них «трехсотый», тяжелый. Готовьтесь, мол, к приему…

Ученые хоть и потрясены были случившимся, но втайне радовались, что вылазка не впустую прошла. Тоже ведь не остались в накладе — потащили с собой прихваченный заранее огне- и кислотоупорный контейнер с образцом зоновской флоры. Есть теперь над чем поработать, мозги поломать.

Через двадцать минут группа показалась на подступах к базе.

ГЛАВА 19

1

Уже на обратном пути из бункера Алексей заметил, что его неприятно преследует какая-то мысль, но он никак не мог поймать ее: что-то такое гнетущее засело в подсознании — и пропадать не пропадало, и на поверхность пробиться не могло. Досада глодала его. В чем же, черт побери, дело, что напрягает?..

Потом его позвали на короткое совещание, тут же прерванное ботаниками во главе с Игорем Рябининым. Они отправили Валеру с учеными в экспедицию, а человек-мутант уединился в их с Подольским квартире в Башне.

Он мерил комнату большими шагами и все силился понять, что же его так беспокоит?.. И внезапно его осенило: да это ж из-за того козла, Романа!

Если он на самом деле агент союзников Роя, то теперь наверняка попытается донести до них истинные планы экспедиции — то есть стремление уничтожить Рой.

Или донести это до самого Роя?..

Как это сделать? Ну, как-то он должен попытаться. Не через зомби, понятно, с этими придурками без толку, а сам Рой — он и везде и нигде. Искать его… Можно искать матку, да, но Роман об этом не знает, да и опять толку ноль: матка — это же материальный носитель, но не разум. Значит…

Значит, самый реальный способ — найти какой-нибудь передатчик и попытаться связаться с материком. Хотя на фига выходить на материк? Достаточно просто выйти в эфир. Рой услышит и все поймет.

От волнения Алексей вышел в коридор, затем спустился вниз. Он в задумчивости прохаживался вдоль стены, когда неожиданно появился Ракитин — и хорошо, что появился. С Николаем обсуждать серьезные темы самое то, мужик здравый и с кругозором, мыслит разумно… Проводник тут же изложил ему свои подозрения.

— Да уж, — сказал, выслушав, Ракитин. — Хреновато. Ну, и где он может найти рацию? Думай, супермен!

— Да мало ли где. — Алексей пожал плечами. — В отделениях милиции, например. Как он ее запустит, правда, вот вопрос. Электричества нет, нужен какой-то генератор, дизель, например. Или ручной, на худой конец.

— Солдат-мотор, — усмехнулся Николай, вспомнив жаргонное название ручного генератора. — Твоя правда, Леха. Или тогда ему в какое-то из наших управлений надо — МЧС, я имею в виду. Там все это добро найти можно. А он, похоже, парень ушлый, быстро смекнет, что к чему. Так что вопрос он, считай, решил.

— Мда. — Проводник помрачнел. — Ну, и где же его, заразу, искать теперь?!

— Он ведь по коллектору ушел? — вспомнил Николай. — Надо у Вани спросить, может, чем-то да поможет…

Диггер Иван, однако, не обрадовал.

— Сложное дело, господа, — вздохнул он, когда к нему обратились за консультацией. — Я… — Он прищурился, представляя, и представил: — Я ведь все наше подземелье по памяти знаю. Здесь коллектор сложный, центр города как-никак. Иди куда хочешь, на все четыре стороны.

— Ясно. — Алексей нахмурился.

Он понял, что остался только один шанс отыскать Романа. Шанс, который не очень хотелось использовать. Но другого нет.

Алексей повернулся к Ракитину:

— Где Слободчиков?..

Он решил выйти на прямой контакт с Роем. Надо сыграть. Да так, как никогда раньше не играл! Ошибиться нельзя. Значит, нужна полная сосредоточенность.

Подошел Слободчиков, глянул вопросительно. Алексей все объяснил. Подполковник кивнул:

— Пошли.

Открыв служебный модуль КШМ, Слободчиков впустил туда Меркурьева и захлопнул дверь.

Проводник должен стать Проводником! А для этого нужно остаться одному.

2

Он сел в удобное, похожее на анатомическое кресло оператора, ощутив, как оно приняло его, подстроилось под тело. Вытянул ноги, закрыл глаза, расслабился…

Рой… Рой, где ты?.. — полетел зов в незримое пространство, обиталище таинственного разума. И это пространство откликнулось! Оно придвинулось к Проводнику вплотную, он увидал некую мрачную планету, залитую зловеще-багровым, предзакатным светом, в лицо дунул порыв ветра — не холодный, но резкий, точно воздушный плевок.

Рой всякий раз являл себя иначе.

В мозг Проводника вошел ответ — и, как всегда, не звуком, не словом, но образом, мыслеформой. Закатный ландшафт неуловимо изменился, что-то сдвинулось, заклубилось над горизонтом, вспыхнула первая зарница…

Ты сам пришел ко мне? — значило это.

Да — прозвучал ответ.

Это был ответ блудного сына, понявшего свое ничтожество перед лицом великой силы, смирившего гордость и вернувшегося к этой силе с признанием ее превосходства: да! Я понял. Я теперь твой. Я служу тебе. Ты мой господин!..

Рой помедлил.

Хорошо — наконец поступил ответ. Ты что-то хочешь сообщить мне?

Да, заспешил Проводник. Да! Я знаю, что тебе может грозить опасность. Один из наших оказался изменником. Он сбежал…

И далее Проводник представил дело таким образом, что Роман, внешне демонстрируя лояльность и в переговорах с материком поставляя боссам ту информацию, какую им надо, втихомолку вел свою игру.

Рой напрягся. Проводник ясно ощутил это. В пейзаже все застыло, лишь неясные сполохи маячили по окраинам — Алексей не столько видел, сколько угадывал это. Но вот сумеречный мир пришел в движение — это и был вопрос: Ты что-то знаешь про его цели?

Вот этого Проводник и ждал. Именно этого и ждал! И ошибиться было нельзя. Ни одним словом! Никакой интонацией!..

Ну… — так начал Меркурьев, как бы раздумывая — я, конечно, не знаю, какой информацией он обладает… Но очень заинтересовался бункером.

И вновь ясно ощутилось, как Рой замер. Проводнику стоило немалого труда сохранить спокойствие. Но он был спокоен. Совершенно спокоен. И закрыт — там, где надо.

А потом ровным обычным тоном он рассказал, что заметил особый интерес Романа к разговорам о бункере, а когда выяснилась его суть изменника и он был изолирован, то извернулся как мог — и сбежал, кончив по пути двоих. Рисковал головой отчаянно — и все-таки сбежал. Значит, очень нужно было. Очень!

Рой молчал. Слушал. Мыслил. Анализировал.

Алексей продолжил: Я сопоставил два этих обстоятельства — интерес к бункеру и работу на врагов. Ну и…

И пейзаж свернулся в подобие странного тоннеля, как бы живого, движущегося, слегка вибрирующего, — Проводник понял, что Рой начал поиск… и вот тоннель распался.

Меркурьев увидел здания, часть улицы, мигом сообразил, где это. И тут же видение исчезло.

Он слегка оторопел. Черт возьми, что это значит? Рой поверил, показал местонахождение беглеца — и вмиг принял решение самому справиться с ним?

Алексей рванулся из машины и чуть не налетел на Слободчикова и Ракитина, которые как будто и не уходили. Правда, теперь с ними почему-то был Болек. Алексей на секунду замялся… но на загадки и отгадки нет времени. Поздно!

Он с ходу изложил виденное и свои выводы. Мужчины изменились в лицах.

— Постой, — сказал Ракитин. — Еще раз: что он тебе показал?

Алексей совершенно четко увидел часть улицы, вернее, перекресток двух улиц: Лесной и Молодежной, о чем и доложил. Николай задумчиво потер подбородок, хмыкнул:

— Слушайте, господа хорошие, очень все это похоже на правду… Там ведь одна наша контора находится.

— МЧС контора что ли? — спросил подполковник.

— Да. Транспортное управление. Соображаете? — Ракитин прищурился. — Соответственно, все оборудование — по полному разряду. Так что ставлю сто против одного, что он туда целит.

— Ага, — сообразил Слободчиков. — Тогда мы там его и перехватим! На подступах.

— Ну, — Ракитин ухмыльнулся, — думаю, Рой раньше нас успеет.

— Нет! — решительно сказал Болек.

У него были свои резоны. Он был взбешен Романовым побегом: мало того, что упустил противника, так этот противник обыграл его, как сопливого пацана, уложив двух караульных, выставленных им. Правда, оба бедолаги — лохи педальные, и других у него, Болека, не было… Но он у них главный, он отвечает за все, а раз так, значит, ему этот фитиль Роман вставил жестко, профессионально и по делу. И взять реванш теперь дело чести! А представления о чести у спецагента были как у средневекового рыцаря.

— Нет! — сказал он. — Нужно лично убедиться в том, что враг нейтрализован. Непременно лично! На самотек пускать нельзя.

С этим согласился Слободчиков:

— Да, подстраховаться нужно. Далеко это? — спросил он у Алексея.

— Нет. — Тот указал взглядом. — И километра не будет.

— Тогда давай! — решился командир. — Бери БТР, пяток бойцов и дуйте.

— И я с ними, — сказал Болек.

— Валяй, — кивнул Слободчиков.

3

Роман, пробираясь по тоннелю, лихорадочно мыслил: что дальше?.. В общем-то, задача ясна: сообщить шефам, на худой конец просто проорать в эфир, чтобы Рой услышал… а шефы там сами сообразят, они народец ушлый.

Но это ведь сказать проще простого: задача ясна. А как ее решить?!

Он брел, пригнувшись, подсвечивая себе фонарем. Погони как будто не было, да хоть бы и была, теперь хрен догонишь: Роман миновал две или три развилки, сворачивая все равно куда. Ощутив, что устал, он остановился, присел, переводя дух… Позволил себе даже закрыть глаза, расслабиться. Отдохнуть надо, а там уж и прикинем, что к чему, на карту глянем.

Насчет специальной карты города он соврал лишь то, что свистнул ее якобы Жора. Все остальное — правда: что она была и что спрятана в особом тайнике… Именно так. Только спрятал ее туда Роман, он же оттуда и достал. Сейчас она была с ним.

Это была исключительно точная и подробная карта, вплоть до каждого дома, чуть ли не до каждой песочницы во дворе. Конечно, у непривычного человека глаза бы раскорячились, увидь он эту рябь значков и циферок, но Роман читал карту легко, хотя города почти не знал. Да ему и не слишком нужно было: с его опытом он ориентировался практически везде, а уж в городских-то условиях и подавно.

Отдых закончился. Найдя на карте обе Башни, Роман быстро просмотрел окрестности. Ага! Вот она, какая-то эмчеэсная контора, там все должно быть. Ну, не все, так по ходу разберемся. Вперед!

Он свернул карту и двинул дальше. Фонарь заметно подсел… стало быть, хватит подземных странствий. Дойдя до первого же выхода, Роман полез вверх. Удерживая автомат в правой руке, левой осторожно, на полсантиметра, приподнял люк, глянул: чисто! Приподнял с другой стороны — и здесь все в норме. Тогда Роман резко вытолкнул крышку, выпрыгнул со стволом наперевес.

Никого! Он метнулся к стене дома, занял выгодную позицию. Нет, тихо кругом. Ффу…

Все же и у полевого агента есть нервы.

В два счета он сориентировался на местности. Вон Башни, значит, идти нужно куда?.. Ага, ясно. Вон туда. Не тратя впустую ни секунды, агент рванул к цели.

Не успел миновать и ста метров, как дорогу пересек отряд зомби — особей двадцать, мужчины и женщины. Пришлось шмыгнуть в кусты и залечь.

Конечно, Роман сделал это по всем правилам: ни одна веточка не шелохнулась, никому бы и в голову не пришло, что в кустах затаился человек. А зомби тем более шли по какому-то своему маршруту, заданному Роем, по сторонам не глазели.

Роман прежде не видел этих существ в нейтральной обстановке, и времени всмотреться у него не было. Тогда, в первом и единственном бою, он и его бойцы палили по гоблинам из укрытия, на расстоянии. А сейчас вот они, совсем рядом. Смотри, пожалуйста, хоть все глаза прогляди.

Он смотрел — и тихо обалдевал. Никогда он не испытывал сильных чувств и не задумывался над сутью поручаемых ему заданий. Агенту это ни к чему. Есть приказ — надо выполнять. И мозги тут должны крутиться ой-ей-ей как! Поэтому всякие лишние мысли во вред.

А теперь он задумался. Смотрел и думал.

Если бы эти твари выглядели страшными, дикими чудовищами с оскаленными пастями, если бы они с ревом, воем поперли на него, он бы не испугался да и вообще никаких чувств не испытал бы… Все это — не рядовая, но совершенно допустимая часть его службы. А здесь…

Здесь он видел мертвые лица — настолько мертвые, что уже и не лица вовсе. А что? Маски?.. Если маски, то от такого маскарада просто душа стынет: карнавал полнолуния, пришельцев с того света… вернее, тех, кому не дали уйти туда, оставили против их воли здесь, на Земле.

Стало не по себе. Роман удивился. Не было прежде с ним такого! Он выждал какое-то время, выскользнул из укрытия, продолжил движение.

Но никуда не мог деться от новых, вдруг нахлынувших мыслей. Он шел, автоматически фиксируя обстановку, не упуская ничего, а голова работала на полную катушку.

Зомби! Ну и ну… Это ведь Рой сделал с ними такое. Это были люди. И вот что с ними стало. Это были люди!..

Он вспомнил умное, уверенное лицо шефа. Его негромкий, ровный голос, убедительные слова. «Рой, — проникновенно говорил шеф, — это будущее человечества. Наше будущее! Понимаешь меня? Человечество — это мы, те люди, кто умеет видеть перспективу, кто сможет построить новый мир, несравненно лучше прежнего…»

Роман всегда был далек от пафоса, но шеф свое дело знал, убеждать умел. Агент отправился в Зону не только подогретый будущим вознаграждением (а оно обещало быть немалым!), но и преисполненный сознанием важности своей миссии. И действовал, помня, что он посланник сил прогресса. А ведь за шефом — он это чувствовал — стояли иные силы и структуры. Немалые силы…

И лишь теперь до него дошло, что за прогресс на самом деле ожидает человечество. Простая беспощадная мысль вошла в него: а если все это ложь? И «силы прогресса» заняты лишь своей властью над миром и плевать им на все прочее?.. В том числе и на него.

Признаться, Роману тоже до сих пор было плевать. Он владел редкой профессией, ему за это хорошо платили. Он жил один, считая семью обузой. Считал, что живет хорошо, и больше ни о чем думать не хотел. Но, увидав этих ходячих мертвецов, он вдруг ясно и с жуткой силой представил, что это могло бы случиться с его близкими, с ним самим.

— Этого не может быть! — сказал он вслух — и поразился тому, что это есть.

Он был почти у цели: до конторы МЧС рукой подать. Но, может быть, впервые в жизни он не знал, что делать. Стоял и смотрел в никуда.

Стоя так, он не услышал, как по всем сторонам вокруг него возник шум.

Сначала это был легкий, почти неразличимый шорох. Он усиливался — и через несколько секунд стало ясно, что это звучат шаги сотен ног.

Роман потерял эти несколько секунд. Он вздрогнул, спохватился — но было уже поздно. Резко обернувшись, он увидел себя в кольце зомби. Кольцо сжималось. Монстры двигались прямо на человека. Отступать было некуда.

Автомат был готов к бою. Предохранитель снят, затвор взведен. Роман поднял оружие.

— Ну что, — произнес он, — последний парад наступает?..

И сам не знал, насколько он прав.

4

БТР с четырьмя спецназовцами, Болеком и Проводником промчался по Проспекту, затем свернул на восток, к Молодежной. Алексей ощутил подзабытый уже азарт, усмехнулся этому — будучи супером, отвык от простых человеческих чувств. А сейчас вопрос встал остро, почти «быть или не быть?». Поверил ли Рой Проводнику? Не успеет ли Роман, выйдя в эфир, переменить мнение Роя?.. И если так, то что будет?.. Да что будет! Катастрофа, вот что будет.

Значит, надо успеть. Алексей хотел было сказать механику-водителю: «Нажми!» — но парень, похоже, и сам проникся, громоздкая машина понеслась по улице, как спортивный кар.

Из-за угла вдруг вывернулись трое зомби. Кто такие — черт их знает, какую задачу Роя выполняют?.. Алексей ничего не успел подумать, а у пулеметчика, который вел обзор из башни, инстинкт профи сработал раньше разума. Пулемет рявкнул меткой очередью, троих расшвыряло, один кувыркнулся через голову, тело застряло в кустах шиповника.

— Ты что, сдурел?! — прикринул на бойца Болек. — Мы с этими уродами союзники! Не знаешь что ли?

— Ммать… — пробормотал вояка. — Привычка! В смысле, это…

— Профессия, — помог словом Меркурьев.

Болек хотел что-то добавить, но тут слева ударила злая очередь — и тут же один за другим одиночные.

Характер огня сразу выдавал боевого волка, не лоха какого-нибудь, который молотит почем зря в белый свет сразу полмагазина. Да тут и гадать нечего — до эмчеэсного здания осталось метров триста.

Водила так круто положил руль влево, что Алексей и Болек чуть не тяпнулись башками.

— Мать твою! — вскрикнул пулеметчик. Со словарным запасом у него, видать, было туго.

Водила резко дал по тормозам.

Тот же автомат дважды хлестнул очередями.

Пулеметчик крикнул сверху:

— Во блин! Эти давят кого-то! Что делать будем?

— Постой. — Меркурьев рывком поднялся к люку…

…Роман одной очередью поразил сразу двух зомби. Те пошатнулись, неживые лица не выразили ничего. Опыт мгновенно просигналил: бей в башку! Роман вскинул прицел повыше. Выстрел! У одного во лбу возникла дыра, кусок затылка отлетел вправо. Тварь бесшумно осела наземь.

Ага! Роман был отличный стрелок. Меткими одиночными он стал крошить черепа зомби. Тела валились на асфальт, но ряд смыкался, уцелевшие двигались, ближе, ближе, ближе… Роман вертелся волчком, стрелял, попадал, мазал, зомби падали или не падали — кончился первый магазин, Роман отбросил его, заменил, рванул затвор. Выстрел! Еще один упал с дырявой головой.

Но Роман, будучи опытным воякой, понимал, что просто отстреляться не удастся. Зомби шли стеной, их будто не убыло. Круг сужался, теперь он был диаметром метров двадцать, не больше. Надо идти на прорыв! Роман точным движением примкнул штык-нож.

Круг сомкнулся метров до десяти. Рой работал четко, подвластные ему зомби были как пальцы, стремящиеся вцепиться в жертву… Роман, впрочем, на жертву не походил. Взгляд мгновенно нашел слабое место в стене зомби — две бабы и какой-то мелкий мужичонка рядом. Ну, вперед!

Два выстрела — и двое по бокам тройки свалились мешками. Роман рванул в атаку, прикладом жестко срубил одну бабу, штык-ножом полоснул по горлу другую, а плюгавого просто схватил за шкирку и отшвырнул в сторону. И пошел на прорыв.

В общем-то он все рассчитал верно — насколько мог рассчитать. Но беда в том, что этого «насколько мог» оказалось маловато. Он почти ничего не знал о Рое…

Один из зомби плюнул Роману в лицо и попал прямо в глаза. На что прожженным бойцом был Роман, но и он вздрогнул от такой нелепой дикости. Секунда — она и решила все.

Впрочем, Роману узнать об этом было уже не суждено…

…Алексей, видя бой издалека, понял, конечно, что это воюет Роман. Видел, как он отчаянно ринулся на прорыв, работая в рукопашной так, что и Меркурьев диву дался. Профи, ничего не скажешь! Да и было ему за что биться: за жизнь.

Алексей видел, как Роман увяз в толпе зомби, как его руки с автоматом еще взмывали вверх, сокрушая врагов… но ясно было, что это последние минуты. Потом — агония…

Алексей смотрел, и странные чувства бродили в нем. Выходит, он подставил Романа? Так за дело! Жалеть не о чем. Но сейчас, видя это побоище, Меркурьев вдруг поймал себя на мысли, что ему даже вроде жаль Романа. Почему?..

Пары секунд хватило, чтобы сообразить: так яро, так зло бился Роман, так крошил зомби, что и вправду можно было подумать: озлился мужик на них, да и на весь этот Рой сволочной… Хотя кто знает, когда смерть в глазах, поди, и не так осатанеешь и пойдешь месить все, что под руку подвернется. Кто знает!

Вздохнув, Алексей спрыгнул внутрь БТР. Почему-то он почувствовал себя опустошенным.

— Все, ребята, — сказал он. — Это — все… Едем домой.

Когда подъезжали, на площади перед южной Башней увидели друзей, вернувшихся из экспедиции. Валера, Игорь, ученые в комбинезонах защиты. Это хорошо. Это значит — все живы-здоровы.

5

Обожженного непонятной жидкостью бойца занесли сначала в передвижную лабораторию. Просторный кунг был поставлен на шасси грузовика повышенной проходимости ГАЗ-3308, в просторечии называемом «Садко». Там трое мудрецов взяли у бойца всевозможные пробы той загадочной хрени, что его обожгла. Не теряя времени, принялись колдовать над приборами, и вскоре взволнованный донельзя Рябинин уже бежал к отцам-командирам.

Руководство зоновской группировкой в полном составе стояло возле южной Башни, курило или просто переговаривалось. Вояки, спецагенты, мутанты — все они с любопытством уставились на спешившего к ним умника.

Игорь подбежал, отдышался и выпалил:

— Это зараза!

Вытянувшиеся в недоумении лица уставилось на него. Лишь Подольский просканировал мозг биолога и все сразу понял, да и Проводник схватил на лету смысл сказанного. А Рябинин скороговоркой принялся рассказывать:

— В общем, нам еще до приезда сюда удалось выделить отдельные штаммы этих нановитов. Теперь мы знаем, как они выглядят, их устройство, структуру, деятельность. Они очень активны и формой похожи на сперматозоидов — да не смейтесь вы! Только у них не один хвостик, а целых шесть — расположенных симметрично по сферической поверхности тела.

Никто и не думал смеяться.

Рябинин сглотнул и продолжил:

— Как мы сейчас поняли, они могут постоянно мутировать, приспосабливаться к новым условиям внешней среды. Короче, в тканях и крови раненого обнаружились эти самые нановиты. И в растении-мутанте тоже.

— То есть?.. — переспросил Слободчиков.

— Ну, даже в такой агрессивной среде, как сок этого растения, — а это концентрация сразу нескольких кислот, — так вот, даже там нановиты сумели выжить! То есть от обычных фуллеренов их тело отличается особо устойчивой защитной оболочкой. Поэтому они не разрушаются никакими химическими реагентами.

— А что насчет высокой температуры? — поинтересовался Болек. — Пламя ведь их до сих пор разрушало…

— Да, — вынужден был согласиться ученый, — пока это единственное, чему они противостоять не могут. Хотя, если учесть рассказы наших друзей, — с этими словами он повернулся к мутантам, — то выходит, что и запредельным температурам они сумели поставить заслон. Те существа, коих вы назвали «зелеными»…

Болек усмехнулся:

— Хорошего мало! Я-то этих тварей помню, видел лично…

После непродолжительной паузы командир распорядился:

— Так, берите этого… зараженного бойца и поместите его в закрытое помещение в Башне. У двери поставить часового. Никого туда не подпускать ближе чем на пять метров. Допуск только у меня, у майора Ракитина и у господ мутантов. Да, а через какое время он перевоплотится?

— Н-ну, — пожал плечами Игорь, — памятуя все случаи заражения и трансформации в так называемых зомби… где-то примерно через сутки.

Люди переглянулись с мутантами: на лицах и тех и других читалось смятение — хорошего и впрямь мало!

Без проволочек все еще находившегося в беспамятстве бойца поместили в небольшую комнату на первом этаже с крепкой металлической дверью. Удобно было и то, что в дверце имелось окошечко, забранное решеткой. Свет там горел круглосуточно, и часовые время от времени наблюдали за обстановкой в комнате. Но раненый по-прежнему не подавал признаков жизни.

6

Когда спецагенты ушли, мутанты предложили своим боевым товарищам съездить в Белую рощу, нанести визит развалинам биологического института. И уже на месте осмотреться и определиться, что и как надлежит предпринять в дальнейшем. За ними увязался Рыжик. Подполковник с сомнением посмотрел на пацана, но Меркурьев вступился:

— Парень нормальный, отвечаю…

Вся компания погрузилась в три джипаря, водители завели движки. Дорога много времени не заняла, и вскоре они уже мерили шагами территорию бывшего биокомплекса.

Слободчиков внимательно обозревал окрестности, заранее прикидывая, что тут можно будет сделать — где и как окопаться, разместить огневые точки, распределить наличный состав…

— Ну что, командир, — обратился к нему Меркурьев, — ты у нас главный спец по военным хитростям, по фортификациям разным — тебе и карты в руки. — Он оглядел всех: — Задача ясна — мы должны добраться до матки Роя. Подполковнику и его бойцам придется держать оборону. Сколько? Думаю, полдня минимум. За это время, я надеюсь, мы успеем откопать эту Кощееву смерть…

Алексей зашагал к развалинам и поманил за собой остальных. Когда приблизились к насыпи из обломков и щебня, он достал чертеж, развернул и ткнул в него пальцем:

— Вот, смотрите — П-образное здание бывшего института. В правом крыле раньше размещался вход в подземную лабораторию. Это упрощает дело — рыть будем здесь. Очень удобно: экскаваторы разместим по обеим сторонам завала.

Он перевел взгляд на кучу строительного мусора. Подольский без труда прочел его мысли и одобрительно хмыкнул. Действительно, работать будет легче — как об этом и подумал его друг.

Два взрыва сделали свое дело, обрушив здания. А подоспевшие вскоре огнеметчики основательно проутюжили все вокруг. Да так прошлись, что крупных обломков почти неосталось — куски бетона и кирпичи в большинстве своем превратились в пыль и песок. Зачерпывай эту мелкозернистую фракцию ковшами и отваливай.

Все это пронеслось в головах мутантов. Но одного они не забывали: наиболее туго придется тем, кто будет сдерживать врага. Ибо никаких сомнений тут быть не могло: Рой, как только почувствует опасность, двинет сюда все свои многочисленные силы. А их у него, по самым скромным подсчетам, оставалось никак не меньше полумиллиона особей.

— Что ж, вроде как все понятно, — подвел черту под их выездным совещанием Проводник, — будем копать и расчищать эту халабуду. Двумя экскаваторами и парой тракторов. Больше не требуется — только мешать будут друг другу.

Он еще раз осмотрелся, потом сказал:

— Я и Валера в экскаваторы сядем. А трактористами будут, — он поискал взглядом Ракитина, — вот, Николай. Он у нас спасатель, привык всякой техникой управлять, ему сподручнее.

Тот согласно поднял ладонь. Проводник продолжил:

— Ну, а второй бульдозер поведет…

— Можно я? — неожиданно встрял Рыжик и, заметив недоверчивые взгляды товарищей, поспешил пояснить: — Я ж в автотранспортном колледже учился. Как раз в группу машино-тракторную попал. В общем, посадите в любой трактор — хоть колесный, хоть гусеничный, и увидите, что могу…

После непродолжительной паузы Проводник кивнул:

— Лады, значит, вторым будет Рыжик. Так, с этим определились. Что еще?

Небольшая группа людей и мутантов смолкла, все переглядывались. Затем Слободчиков на правах командира сказал:

— Дальше разжевывать нечего. Будем действовать по порядку. А сейчас возвращаемся на базу. По машинам!..

Вскоре три «Хаммера» запылили по дороге, ведущей в город.

7

Раненый ожил на следующее утро. Но ожил уже не человеком, а чудовищем. Когда часовой в очередной раз заглянул в окошко, монстр метнулся и с силой впечатался башкой в забранное решеткой оргстекло. Прутья решетки прогнулись, а плексиглас пошел трещинами. В следующую минуту раздался рев, и разъяренный, почувствовавший себя запертым в ловушке зомби принялся крушить все внутри комнаты.

Перепуганный часовой вызвал командира и доложил о ЧП. Вскоре сюда прибыло командование группировкой в полном составе. Слободчиков какое-то время послушал вопли беснующейся твари — вспомнил ту же ситуацию полтора месяца тому назад, когда превратившаяся в чудовище бывшая проститутка Регина успела укокошить двоих, прежде чем ее достали пули. Он тяжело вздохнул: делать нечего, придется валить тварь. Бойца его команды больше не существовало.

— Заходить туда опасно, — задумчиво сказал он, обращаясь к товарищам, — открывать дверь тоже не стоит. Через окошко и пристрелим.

Мутанты согласно покивали — разумно.

Тогда подполковник повернулся к снайперу Подольскому:

— Ты как — сделаешь?

Тот хмыкнул — какой разговор. Раз надо, значит, будет сделано. В лучшем виде. Достал давно пристрелянный «Грач», проверил магазин, дослал патрон. Затем вышиб остатки оргстекла. Зомби вновь кинулся на дверь, заставив ее содрогнуться от мощного удара. Мутант спокойно встал напротив окошка, повел стволом за беснующейся тварью — та безостановочно бегала по комнате. Валерий прицелился, задержал дыхание и, когда враг на мгновение остановился, нажал спуск. Громыхнул выстрел, затем послышался характерный звук упавшего тела.

— Можете забирать трупешник. — Бывший спецназер-грушник убрал оружие и посторонился, пропуская нескольких бойцов в защитных костюмах.

Спустя десять минут тело с продырявленной черепушкой скинули в отрытую яму, щедро полили соляркой и подожгли.

В тот же день Проводник и Валера-телепат пришли к сталкерам, в северную Башню. Там уединились с агентами. Алексей, решив, что пришла пора играть в открытую, выложил перед спецслужбистами все их планы по устранению матки Роя. И не удивился, когда Болек и двое его подручных восприняли информацию мутанта вполне благожелательно. А Подольский подал ему тайный знак — мол, все в ажуре, они с нами. Даже не очень-то закрывались: теперь им это ни к чему.

После они собрали всех сталкеров и держали перед ними речь. Суть ее свелась к следующему. Никто мужиков не неволит, но задача у всех сейчас одна, а именно — кончать врага. И они, сталкеры, весьма им пособят, если согласятся примкнуть и оказать огневую поддержку. По-любому, после военных действий против Роя все находящиеся в Зоне люди станут его прямыми врагами.

Сталкеры посовещались и хоть и с недовольным видом, но дали добро на совместные боевые действия. Деваться им и в самом деле было некуда. А так, глядишь, дело и выгорит. При удачном раскладе домой вернутся живыми и богатыми.

Руководство вояк и сталкеров решило на совместном совещании расставить все точки над «и».

Когда костяк заговорщиков набился в командирский кунг, причем на этот раз к ним примкнули лояльные Болек и Лелек, речь пошла о насущном. Слово взял Проводник:

— Мы через многое прошли. Обрели новых соратников. — Взгляд его уперся в спецслужбистов. — И вот пришла пора действовать. Ситуация складывается как нельзя лучше. Рой теперь доверяет людям, которые находятся в Зоне. В его владениях — так сказать. Так давайте воспользуемся этим.

Все присутствующие выразили согласие. Медлить и впрямь было больше нельзя. И они решили приступить к осуществлению тайной операции. Той, что мутанты вынашивали с самого начала, как только поняли главное — Рой неуязвим, пока существует его мозг, его центральный разум. Но раз есть сознание, значит, должен быть и материальный носитель. А если есть носитель, то его можно локализовать и уничтожить. И никаких тебе корявых понтов!

ГЛАВА 20

1

И полетели в Центр радиодонесения. О том, что преступник установлен и ликвидирован. А еще о том, что замечена активная деятельность неподконтрольных военным и спецслужбистам сталкеров. Которые, промежду прочим, шастают где попало и суют свой нос, куда не следует. То есть возникает вероятность заражения их и расползания заразы за пределы Зоны. А потому было сделано рацпредложение: необходимо основной очаг распространения эпидемии — биокомплекс — изолировать от всего мира наподобие чернобыльского саркофага.

На что Центр, посовещавшись, ответил согласием и даже разрешил подразделению Слободчикова предпринимать в связи с этим любые действия. Привлекать дополнительные силы с Большой земли, затариваться любыми стройматериалами и техникой, и все в том же духе…

Получив добро, заговорщики радостно потерли руки — теперь эти самые руки были у них развязаны. Причем и Рой, и Братья (неведомые и невидимые всему миру) получили именно ту информацию, которую должны были получить. И раз уж ответили согласием, то, значит, купились на нее. С этих минут все решала быстрота действий конспираторов. И уж они постараются, чтоб до последнего момента все предпринимаемые шаги выглядели вполне безобидно, в рамках официального плана. Конечно, за исключением тайных спецопераций. Что тут у вас? А ничего: служивые люди выстраивают мини-кордон вокруг эпицентра катастрофы. Как и было предписано лояльным к Рою руководством.

Теперь счет пошел на часы!

Слободчиков посоветовался с мутантами и решил матпомощи не просить. Меркурьев все тут знал и потому обещал показать нужные места, где и стройматериалов, и нужной техники навалом. И еще кое-чего, нужного им…

Вначале набитые двумя отделениями бойцов «Уралы» смотались на нефтеперерабатывающий завод в Чернореченск. В кабине сидел Подольский, указывающий путь, потому доехали быстро и без проблем. Там в гаражных боксах обнаружили два десятка бензовозов на ходу. Рассадили вояк по КамАЗам, залили баки и емкости под завязку бензином и солярой и дунули обратно. Теперь проблема с топливом не стояла.

После посетили автопарк стройтреста, где разжились несколькими экскаваторами и бульдозерами. Технику заправили и сразу же отогнали к биокомплексу. А затем во главе с Проводником снарядили экспедицию на памятный ему завод железобетонных конструкций — за блоками.

Надейся на лучшее, готовься к худшему — старая мудрость, и многим из боевых друзей она сейчас припомнилась. Они надеялись на лучшее, хоть и были готовы ко всему. Например, к тому, что могут и не увидеть больше этого неба над головой — светло-синего, едва ли не белоснежного днем и чернильно-темного, мерцающего искорками звезд ночью. От них зависела, ни много ни мало, будущность человеческой расы.

Слободчиковский отряд, помимо всего прочего, привез с собой большое количество боеприпасов. Все тут было: выстрелы для граников, патронные цинки с разным калибром, гранаты… А вот дополнительного комплекта снарядов для «Буратино» брать не разрешили. В Штабе испугались, что эта дурында может, случись чего, вызвать значительные разрушения. А этого высоким чинам было не надо. С Роем же мир на все времена…

Командир зоновской группировки радостно ухмыльнулся при виде такого богатства — теперь можно и повоевать, пострелять всласть, причем из многих стволов сразу. Подполковник сказал бойцам: везите к биокомплексу и там выгружайте.

А на территории бывшего биологического института вовсю кипела работа. Фырчали дизеля техники, ковши экскаваторов без устали рыли землю. Бульдозеры тут же выравнивали насыпь. На глазах у людей рос глубокий ров, опоясывающий всю зону комплекса широкой лентой с валом на внутренней стороне.

Одновременно другие бойцы вбивали в землю чугунные трубы и закрепляли на них спираль Бруно. Решили весь периметр на расстоянии ста метров от границ комплекса оградить колючкой. На глазах вырастала первая линия обороны. А вторая — ров с насыпью и блоками наверху. Поле тоже решили заминировать. И еще кой-какие сюрпризы приготовили для «братьев меньших». Пока план работал на все сто: Рой полагал, что все это строится для защиты бункера.

2

На коротком совещании Слободчиков поделился хитрой идеей, которую тут же подхватил и развил спецназовец-грушник Подольский и одобрили остальные.

— Товарищи офицеры и мутанты, — подполковник озорно сверкнул глазами, — предлагаю, во-первых, заминировать поле на подступах к обороняемому объекту, а во-вторых, заложить взрывчатку в жилом комплексе Белой рощи и в момент сосредоточения там сил противника — подорвать заряды. Устроим фейерверк, мать его ети, во славу русского оружия!

Валера кивнул и сложил пальцы колечком — о'кей:

— Лучше заряды заложить во всех крайних домах, выходящих окнами на сторону комплекса. Так мы создадим зомбакам сплошную преграду. Им понадобится время, чтобы преодолеть завал. А время, как я понял, для нас будет самым решающим фактором.

На том и порешили.

Линия обороны вокруг биокомплекса росла с диковинной быстротой. На территории бывшего института соорудили несколько блиндажей с двойным накатом из бревен. Там и разместили все боеприпасы, снаряжение и прочие материально ценные вещи. Держать рубежи обороны придется до последнего, пока мутанты не сделают свое дело. То самое, главное дело, ради которого и затевалась вся эта канитель. Уничтожить мозг Роя, его управляющий всем сообществом нановитов центр.

Без спешки, чтобы не насторожить Рой, но и не медля ни минуты, экспедиция начала переезжать из Башен к бункеру. Спецслужбисты наотрез отказались покидать Зону. Узнав об этом, Меркурьев с Подольским молча переглянулись и поняли друг друга. Молодцы ребята, ничего не скажешь! Не формалистами какими-нибудь оказались — доблестные рыцари плаща и кинжала, эти двое безымянных, так и остающиеся для боевых товарищей Болеком и Лелеком…

Отцов-командиров, конечно, слегка напрягала каверзная мысль: догадался ли уже Рой об их истинных намерениях? Ведь наблюдает он за ними глазами тысяч своих бессловесных рабов — сто пудов наблюдает! Пока он верит. Он видит, что экспедиция послушно выполняет приказы материка. А там решено войти в союз — это Рой тоже совершенно четко видит. Но ведь осторожный он, хитрый, гад! Может заподозрить, он и сейчас настороже!.. Поэтому — ни одного лишнего слова! Ни одного движения без нужды! Главное — успеть проскочить и закрепиться.

Они успели, Рой так ни о чем и не догадался. А если и почуял что-то, было уже поздно — бойцы спешно занимали на валу позиции для стрельбы, прикрытые бетонными блоками. В срочном темпе оборудовали пулеметные гнезда: несколько крупнокалиберных «Кордов» и «Утесов» да с дюжину ПКМ и «Печенегов» должны были создать плотный заградительный огонь.

Одновременно вояки, как последний штрих, заперли основную асфальтовую дорогу, ведущую из города в Белую рощу. Попросту перегородили заслоном из двадцати залитых по край топливом бензовозов. А объездную грунтовую дорогу, ту, что огибала жилые кварталы по берегу реки, перекрыли несколькими тяжелыми грузовиками с прицепами, с грузом тяжеленных блоков на каждом. Посмотрим теперь, как эти чертовы твари попытаются выкрутиться! Сдвинуть с места многотонную преграду — кишка у них тонка!..

Поле между жилым кварталом и комплексом заминировали. Потому имевшуюся в наличии боевую технику пустили по периметру между рвом и тройным рядом колючки. При атаке эти бронированные машины, ощетинившиеся тупыми рылами крупнокалиберных стволов, еще сослужат хорошую службу. Подрывники тоже были готовы к приему гостей — по команде единый для всех заложенных зарядов радиосигнал приведет в действие взрывные устройства. И похоронит под завалом бетона и кирпича многих врагов.

— Давайте, мужики, — крикнул мутантам Слободчиков, — у нас все готово, можете начинать.

Подполковник бегал с озабоченным видом вдоль всей линии обороны, лично проверял — все ли в порядке, все ли как надо. И когда убедился, что больше уже ничего не сделаешь, махнул соратникам. Те к тому времени засели за рычагами управления техникой. Меркурьев и Подольский управляли экскаваторами, а Рыжик с Ракитиным сидели в кабинах бульдозеров.

— Ну, с Богом! — пробормотал Проводник, проворачивая ключ в замке зажигания.

Тяжелая гусеничная машина взревела, выпустив клуб черно-серого дыма, дрогнула всем корпусом и дернулась вперед.

У Подольского машина была поновее — восьмиколесный четырехосный экскаватор «Комацу». И вместо древнего замка зажигания там была лишь кнопка пуска. Которую он и не преминул нажать.

Перед тем как занять свои места, все четверо нацепили на себя броники, на голову нахлобучили шлемы, влезли в герметичные комбинезоны ЛГ-4а. Береженого Бог бережет, рассудил Проводник, а не береженого Рой стережет… Мало ли что там ждет их — по мере раскопок. Жарко в этом снаряжении, тяжело и неудобно, но всяко какая-никакая, а защита — особенно для Рыжика и Николая. Да и мутантам некогда будет приходить в себя и восстанавливаться, случись чего. В общем, Алексей решил перебдеть, чем недобдеть…

3

С четверть часа ничего не происходило. Техника трудилась вовсю, расчищая завал: шипели гидроприводы экскаваторных стрел, с хрустом и лязгом в руины вгрызались мощные, на десять кубов, ковши, а широченные пятиметровые отвалы обоих бульдозеров отгребали весь мусор далеко в сторону. Мутанты и люди работали.

Но вскоре один из наблюдающих подал сигнал: на дороге из города показались первые ряды противника. Зомби со всех ног спешили в сторону раскопок. Рой наконец осознал, какую ошибку допустил, доверившись людям — подлым и коварным существам. Как понимал и то, что ослушниками оказались лишь эти человеческие ублюдки — проникшие в его угодья заговорщики. А потому погодил, не стал поднимать тучи насекомых-мутантов и стаи мутантов-птиц. Чтоб одним броском накинулись они на людей за пределами Зоны и заражали, заражали, заражали…

И все же опасность близка и нужно торопиться — смять мерзопакостных существ, уничтожить всех до единого! Да их всего-то горстка тут! Воины Роя попросту поглотят зарвавшихся людишек, задавят массой. Рой поднимал на ноги и направлял в сторону бывшего биокомплекса все новых тварей.

Алексей ощутил, как нечто тупо толкнулось в мозг. На миг потемнело в глазах. Он сжал зубы. Это Рой! Да, Рой в бешенстве рвется к нему — наказать, покарать, отомстить за обман!.. Да только поздно. Ничего не выйдет. Оплошал ты, Рой! Конец тебе.

— Ну? — злорадно ухмыльнулся Алексей. — Слышишь! Поздно. Писец тебе, сволочь!

Атака на мозг усилилась. Меркурьев ощутил это физически — голову точно попытались взять в клещи… Ну, Алексей Меркурьев мужик не промах — одно слово: мутант. Он сжал зубы крепче: врешь, не возьмешь!..

И не взял. Ничего не смог сделать Рой с Проводником. Взгляд мутился, было худо, тошнота подкатывала к горлу… но выстоял сверхчеловек! И Рой отступил. Понял, что так тратить силы бесполезно. Нужно все бросить на штурм…

— Снайперам, готовность на раз! — прокричал подполковник.

Несколько фигур, припавших к оптическим прицелам, неотрывно целились в скопление бензовозов. Магазины винтовок были снаряжены зажигательными бронебойными. Оставалось лишь дождаться нужного момента и сделать выстрел.

И выстрелы были сделаны.

Когда передняя волна зомби накатила на затор, многие из тварей принялись карабкаться на цистерны и крыши кабин, а некоторые полезли прямо в кабины. Видать, решили отогнать машины. А вот хрен вам, суки!..

— Огонь! — скомандовал Слободчиков.

Раздался залп, и все скопление техники вместе с облепившими ее зомби взлетело на воздух. На протяжении нескольких десятков метров все полотно дороги превратилось в яростно полыхающий костер.

Рой быстро сориентировался и направил колонны своих бойцов в обход по двум направлениям: одни двинулись к берегу, чтоб вдоль реки обойти сплошную застройку промышленного сектора, а другие устремились через жилой квартал, собираясь пройти между многоэтажек.

Но здесь их ждал самый большой и самый неприятный для них сюрприз — подарочек от спецназеров-диверсантов из отряда Слободчикова.

Старший группы подрывников достал пульт радиопередатчика, подготовил его и принялся ждать отмашки командира. Подполковник неотрывно наблюдал в мощный бинокль наступление противника. И когда зомби многочисленными группами просочились меж домов жилого комплекса, отрывисто скомандовал:

— Пятый — приготовиться! По моей команде!

И после небольшого интервала:

— Давай!

В следующую секунду сработали взрывные устройства, обрушивая на вражеские головы обломки зданий. За несколько мгновений многоэтажки превратились в клубящиеся дымом и пылью руины. На этом направлении атака нелюдей захлебнулась. Вот только — надолго ли?..

А строительная техника продолжала работать, отвоевывая у развалин все новые метры. Им удалось расчистить руины до уровня подвала. Но сидевшие за рычагами управления машинисты знали, что нужно спешить. Вскоре на рубежах обороны будет еще жарче, и защитникам придется несладко.

Словно в ответ на их мысли врагу удалось преодолеть горящую преграду, пожертвовав десятками, если не сотнями своих бойцов. Зомби вырвались на открытое пространство и лавиной покатились к цели. Они вступили на заминированный участок, кинулись вперед… и тут сработали первые мины.

Нелюди тупо перли по полю, даже не думая останавливаться. Гремели взрывы — несколько очередных жертв разорвало в клочья, раскидало в разные стороны… А они все напирали — Рою по барабану, сколько он потеряет своих солдат. Новых можно настругать — в смысле заразить людей, превратив в послушных его воле уродов. А вот если мерзкие людишки во главе с еще более мерзкими и опасными мутантами доберутся до его мозга… Этого допустить Рой никак не мог, поэтому его отряды вновь и вновь рвались в атаку, несмотря на чудовищные потери.

В конце концов грохнула последняя мина. Новая волна зомбаков живой лавиной пошла на прорыв. Полубезумные создания бежали прямо по телам своих погибших сородичей, коими так густо было усеяно все поле. Первые цепи достигли сетки с кольцами концентрины, навалились плотной массой. Преграда дрогнула, но выдержала. Натиск усилился. Зомби, используя как трапы тела своих товарищей, повисших на колючей проволоке, полезли по ним, и вот вал их уже перехлестнул первую преграду.

И тут в бой вступили орудия бронемашин. А вскоре к ним присоединились и стрелки на позициях. Короткими очередями пулеметчики принялись выкашивать прущую ораву нелюдей. Крупный калибр буквально разрывал на куски управляемые Роем тела. Но их было много, просто до неприличия много — и зомби стали охватывать территорию бывшего биокомплекса плотным кольцом.

Теперь огонь велся по всем направлениям. Защитники комплекса были в окружении. А со стороны города валили все новые и новые вражеские орды.

4

Слободчиков успевал и командовать, и стрелять из автомата по рвущимся к объекту тварям. Некоторым из них удавалось проскользнуть меж непрерывно огрызающейся огнем бронетехники и подбежать вплотную ко рву. Здесь их в упор расстреливали автоматчики.

Внезапно ожила, затрещала рация, скрытая вместе с радистом за бетонным блоком неподалеку. Боец принял вызов и крикнул командиру:

— Товарищ подполковник, вас! Командир флотилии на связи!

Слободчиков метнулся под бетонное прикрытие, схватил трубку:

— Командир спецподразделения «Беркут», подполковник Слободчиков слушает!

Знакомый голос подполковника, командира отряда речников, отчетливо произнес:

— Подполковник, у вас там что — бой?!

Слободчиков коротко ввел его в курс дела — скрывать происходящее дальше не имело смысла.

Речник тут же ответил:

— Вас понял, подполковник! Наблюдаем скопление зомби на берегу, движутся в сторону биологического института. Видимо, к вам. Можем поддержать огнем. Готовы начать по вашей команде.

Вэвэшник впервые за все время боя улыбнулся:

— Тогда разнесите их к такой-то матери, подполковник! Можете действовать! Конец связи!

Не прошло и минуты, как со стороны реки застучали крупнокалиберные пулеметы, а вскоре их перекрыло мощное и дробное стаккато. Это замолотили «зушки-рогатки», установленные на боевых катерах и баржах. Двадцатитрехмиллиметровые осколочно-фугасные и бронебойно-трассирующие патроны, выпускаемые короткими очередями из зенитных установок, превращали живую силу противника в кровавое месиво.

Это, конечно, сильно помогло защитникам комплекса. По крайней мере, продвижение одной из двух колонн Роя было приостановлено. Та же часть зомби, что успела проскочить через плотный заградительный огонь с реки, споткнулась о заслон из грузовиков-прицепов. Пока перелезали через преграду, многих положили снайперы, бьющие прицельно каждую тварь. Потом задолбили пулеметы. Это был какой-то массовый отстрел зомби. С этой стороны проблем не возникло. Пока не возникло.

Но ручейки Роя, толпы этих чертовых гоблинов растекались от основного потока, постепенно затопляя все пространство вокруг защитников. И поток этот все не кончался. На место павших уродов заступали новые, они упорно перли к огрызающимся огнем рукотворным валам. Зомби уже были во рву, устилая его дно прошитыми насквозь свинцом и сталью телами.

Слободчиков, оторвавшись от прицела автомата, окинул быстрым взглядом своих бойцов, без устали расстреливающих противника. «Никаких боеприпасов не хватит!» — с горечью подумал он. У него самого остались лишь два боекомплекта. А что потом? Кончатся патроны и гранаты, в рукопашной они долго не продержатся. Да, унесут с собой многих — даже чересчур многих, но и сами падут. Их раздавит прущая напролом орава безумных тварей.

Боевые машины к тому времени уже расстреляли весь боезапас и теперь носились по периметру, давя противника пачками. Повторилась тактика, придуманная ими в битве при базе МЧС. Слободчиков про себя назвал ее зомби давил кой.

Время! Время! Вот что главное сейчас. Одно мгновенье: выстрел в матку Роя — и вся эта дикая мощь исчезнет, обратится в прах, в ничто. Но прежде надо выстоять! Этот миг — он как приз в игре: кто первый, кто успеет. Приз ценою в жизнь!

А зомби все прибывали — накатывали волна за волной, вал за валом. Словно темное волнующееся море надвигалось на них. И не было ему конца и края…

5

Проводник, обливаясь потом, без устали двигал рычагами управления экскаватором. В очередной раз зачерпнул полный ковш щебня, выволок наружу и вывалил под отвал бульдозера, в кабине которого так же, если не больше потел измученный Рыжик. Алексей вытянул шею, глядя в яму, на глазах растущую в глубину и ширину. Прикинул на глаз — сколько прошли… Метров пять будет, даже пять с половиной. Значит, еще метра два-три и все — цель будет достигнута. Где-то там, на дне, самое ценное, что есть у Роя.

Блин, только бы воинство Слободчикова продержалось!

А дела у воинства обстояли не очень. И с каждой минутой становились все хуже. В одном месте толпа зомби прорвалась ко второй линии обороны. С проворностью макак долбаные мутанты принялись карабкаться на вал. Вот-вот залезут на самый верх и прорвут цепь защитников. Здесь как раз держали оборону сталкеры во главе с агентами спецслужб.

Командир отдал приказ — подавить противника огнем из гранатометов. Часть бойцов кинулись к блиндажам, разобрали уже снаряженные трубы РПГ, подбежали к опасному участку, встали в боевую шеренгу. По команде шандарахнули по прытким тварям. Залп смел наступавших, разнеся целую толпу на кровавые ошметки. Еще одна атака вражеской рати была отбита.

И тут случилось нечто непонятное. Зомби разделились на отдельные группы и принялись быстро наступать по всем направлениям. Слободчиков приник к окулярам бинокля. Что за хрень? В центре каждой атакующей группы, прикрытый телами других, бежал гоблин с какой-то причудливой зеленоватой штуковиной в руках. У подполковника мелькнула догадка.

— Быстро сюда Рябинина! — распорядился он.

Ученый появился буквально через пару мгновений.

— Игорь, глянь-ка, — почти прокричал сквозь грохот боя командир, — что у него в руках?..

Биолог смотрел недолго, отстранился от бинокля и выкрикнул:

— Это оружие! Стреляет кислотой. Очень сильная кислота. Та самая. Все прожигает…

Слободчиков кивнул — понял, мол, и немедленно отослал ценный научный кадр обратно, в укрытие. Передал приказ по цепи:

— Всем поражать цели в центре групп противника! У них оружие биологического происхождения!

Автоматчики тщательно целились, выискивая среди бегущих фигур те, что держали в руках странные штуковины, похожие на причудливые стебли невиданных растений. К ним присоединились снайперы, переместившиеся на этот рубеж обороны. Зазвучали одиночные выстрелы, собравшие неплохую жатву среди «стрелков» врага. Но эффект от этого был почти нулевой. Бегущие рядом гоблины перехватывали из рук павших товарищей экзотическое оружие и мчались дальше, неумолимо приближаясь к редутам.

И вот первые из них успели выстрелить длинной зеленоватой струей по редким цепям обороняющихся. Те из людей, на кого попадала жидкость, падали, дергаясь в корчах и крича от невыносимой боли. Так появились первые жертвы среди защитников.

Подполковник, надрываясь, кричал своим бойцам, чтоб прятались за блоки. Тут же вызвал зама, старлея.

— Слушай сюда, — быстро заговорил он, — всех раненых этой хренью оттаскивать и складывать за блиндажами. Да скажи санитарам, чтоб поаккуратнее с ними. Пусть сами не заразятся. Потом решим, что с ними делать. Все — выполнять приказ!

Командир выглянул из-за укрытия, дал очередь, снова спрятался. К нему подскочил откуда-то вынырнувший Рябинин, принялся взволнованно что-то говорить.

— Подожди ты, мудрила! — осадил его командир. — Не части так, все равно ничего не слышно. Давай по порядку — что у тебя?

Оказалось, биолог хотел еще раз напомнить, что люди, на которых попала кислота, заражены нановитами и спасти их уже невозможно. Умереть не умрут, но стопроцентно превратятся в зомби.

— Да помню я, помню! — Подполковник провел рукой по лицу. — И что прикажете делать — они ж не лошади, чтоб их взять и просто так пристрелить. Он и сам не заметил, как сказал это вслух. Перепачканный в грязи ученый лишь покачал головой:

— Иного выхода нет. Вы и сами это знаете.

Слободчиков спросил:

— Ты ж вроде говорил, что это не скоро?

Игорь все понял и ответил:

— Инкубационный период — около суток. Потом все…

Подполковник наклонился к Рябинину:

— Ладно, время пока есть. Ты иди, Игорь, проследи, чтоб санитары наши все сделали путем. Вперед!

6

Увы, стреляющие кислотно-заразной хреновиной мутанты были не самым страшным оружием Роя. И Слободчиков со всем своим воинством вскоре убедились в этом.

Внезапно в стане неприятеля стали происходить какие-то не совсем понятные изменения. Море зомби сильно заколыхалось. Вскоре стало ясно, что порядки врага расступаются, пропуская нечто компактное, стремительно двигающееся к позициям людей.

Все, у кого имелись бинокли, принялись всматриваться. И вскоре увидели: к ним на полном ходу приближается отряд серо-зеленых двухметровых чудищ, похожих на гротескные латексные фигуры гуманоидов.

— Зеленые, твою мать! — выдохнул Слободчиков.

«Зеленые…» — обреченно подумал Болек.

И уже в следующую секунду подполковник отдал приказ. Он решил прибегнуть к последнему доводу.

Экипаж «Буратино» еще накануне осуществил привязку к местности, потому появление объекта поражения не стало для огнеметчиков неожиданностью. С помощью электроники они быстро вычислили расстояние до цели, направление и скорость продвижения, ввели данные в баллистический вычислитель, и уже через полминуты система была наведена на цель.

Тридцать направляющих труб были заряжены термобарическими реактивными снарядами. Наводчики дождались, когда отряд зеленых монстров достигнет нужной точки, и произвели залп. Снаряды один за другим густо ложились в цель.

Все же вышло небольшое отклонение, или это сверхмутанты сумели сделать мгновенный рывок в сторону. Когда дым от разрывов немного рассеялся, взорам защитников предстала поразительная картина — поле было усеяно разорванными телами сотен зомби. А от трех десятков зеленых осталось всего семь-восемь существ. Но остались — и они были по-прежнему смертельно опасны.

Больше боеприпасов к залповой огнеметной установке не было. Гранатометчики тоже отстрелялись по полной, израсходовав весь боезапас. Оставалось несколько «Шмелей», но Проводник еще в начале боя зарезервировал их за собой — для уничтожения матки Роя. Трогать их было нельзя ни в коем случае.

Слободчиков увидел, как очухавшиеся суперзомби ринулись к редутам, и похолодел. Он помнил, что ему рассказывали мутант Подольский, уже имевший печальный опыт боестолкновения с этими чудовищами. Да, а еще майор Ракитин, который своими глазами наблюдал за ними с борта катера, не в силах прийти на помощь гибнущим людям. Мать честная! Семерка этих уродов могла за считанные минуты положить весь его отряд. И ведь ни пуля, ни клинок их не берут. Проклятые монстры!..

Меркурьев ощущал, что силы покидают его — будто не экскаватор, а он сам врывался, вгрызался — руками, ногтями, зубами! — в этот чертов грунт.

Успеть! Успеть! Успеть!..

Пот заливал лицо.

Господи, помоги! — взмолился мутант. Господи! Пошли нам помощь!..

И тут молнией сверкнуло в мозгу: Зверев!

Мишка, где ты?! Помоги нам! Ведь ты же, пусть на кроху, пусть на каплю, но остался человеком. Мишка! Пусть человек в тебе вспомнит свое прошлое. Пусть память полыхнет огнем! Миша!.. Ты же человек. Приди на помощь к нам, своим братьям! Прошу тебя! Я, Алексей Меркурьев, тоже человек, тоже мутант, твой брат по судьбе! Приди!..

И чудо свершилось.

Раздался рев, и на пути зеленых возникла громадная фигура с гипертрофированно вздутыми буграми мышц, мощной броней покрывающих все тело. Монстр! Миша Зверев в обличив чудовищного оборотня!..

Неужели?.. Ну да, так и есть — прибыл на подмогу. Вот ведь едрит твою, кудрит!

Монстр кинулся вперед и сцепился с зелеными. Как щенят раскидывал их по сторонам, втаптывал в землю, одним ударом огромной когтистой лапы сшибал с ног. Но они не умирали и даже, как видно, не были ранены. Вскакивали и снова набрасывались на могучего мутанта. Супротивники сплелись в яростный клубок. А люди даже стрелять перестали.

В изумлении и ужасе наблюдали они за этой битвой титанов.

Но вот сразу несколько зеленых ублюдков вонзили свои пальцы-спицы во врага, проткнув его броню, словно бумагу, во многих местах. Монстр взревел так, что облака в небе испуганно свернулись, зашатался… и рухнул в ров, увлекая за собой глянцево-латексных чертей.

7

Успели! Черт возьми, успели, спас Миша. Спасибо тебе!

Алексей царапнул ковшом по гладкой блестящей поверхности сферы. Диаметр той был никак не меньше окружности ямы — то есть где-то пять-семь метров. Это и есть матка Роя?..

Она, сволочь!

Меркурьев выпрыгнул из кабины экскаватора, махнул остальным: вылазьте! Дождался, когда Подольский, Ракитин и Рыжик подбегут к нему, глухо крикнул из-под шлема пневмокостюма:

— Все, людям назад, уйти в укрытие! Валера — за мной!

Они подбежали к краю вырытого котлована, осторожно глянули вниз. Полусфера матово отсвечивала зеленовато-серыми тонами. Блин, это точно их цвет — такой же, как у монстров латексных, как у растений-мутантов, как у пирамид долбаных!..

Какая у нее защита? Возьмет ли ее термобарический заряд? А если нет?..

«Ладно, — подумалось Алексею, он пошел по краю ямы, не отрывая взгляда от странного порождения чужого разума, — хрен с ней, что сбудется, то… не забудется!»

— Валерьяныч! — обернувшись, крикнул Проводник и сверкнул глазами из-под шлема: — Тащи сюда шайтан-трубу… и мне прихвати тож…

Валера, конечно, оклика друга не расслышал — грохот боя перекрывал все остальные звуки, да и голос из-под шлема и комбеза звучал приглушенно. Вот если б у них были защитные костюмы новой конструкции со встроенным переговорным устройством… Но мутант поймал мыслительную волну Меркурьева и тут же прочитал его мысль. Не мешкая, кинулся к блиндажу выполнять поручение. И минуты не прошло, как он вернулся, неся на плечах две трубы РПО «А». Отдал одну «шмелину» товарищу и встал неподалеку, взяв огнемет на изготовку.

Проводник привел оружие в боевую готовность. На мгновение замер, прислушиваясь к мыслям и ощущениям. Он весь — сама решимость и ничего более. Но волнение и небольшой мандраж все же проступали, словно легкая рябь помех на экране его сознания. Вот сейчас, еще миг, и все решится — одолеть им враждебный разум или… Или все напрасно, а тогда полный кабздец — и людям добрым, и зверям лесным, и птицам поднебесным, и, наверное, рыбам морским. Поборют они Рой, иль слабо им двоим, уже не людям, но тем, в ком еще так много человеческого — особенно жалости и сострадания. Но не к врагам!

Алексей направил трубу огнемета в яму и выкрикнул в сторону Подольского:

— На счет раз! — дождался понимающего ответного кивка и начал считать: — Три… Два!.. Один!!!

И, перед тем как нажать на спуск, мутанты неожиданно приняли очень мощный сигнал. Это был прощальный крик Роя, его последний приказ. Всем нановитам, всем зараженным ими тварям: повсеместная экспансия, тотальное заражение!..

«Шмели» бахнули одновременно, выплюнув в темный провал котлована огненно-взрывчатую смесь. Два взрыва слились в один. Из ямы вырвался рыжий, раздувающийся с невероятной скоростью шар. Обжигающе-горячая волна отшвырнула мутантов назад, словно тряпичных кукол.

Алексею почудилось, будто ввысь рванул вулкан живой слизи, адского рева, злобы и отчаяния — сам Рой, его дух, его сущность, его жажда жить и властвовать! Ведь она была так близка, власть, Рой уже чуял ее запах, вкус, наслаждался предвкушением… Он, Рой, будет царить, будет парить над миром, он все подчинит себе, и этот мир будет жить по новым законам — новый, совершенный, полный строгого порядка мир. Еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть — какие-то недели, даже дни!..

И не сбылось.

Расстрелянная плоть взметнулась в последнем безумном броске — гаснущая мысль Роя вышвырнула этот предсмертный залп в небо, уже зная, что дотянуться до небес не вышло…

Обрывки нечеловеческого мозга бессильными клочьями посыпались наземь.

Проводник пришел в себя почти сразу же. Принялся кататься по земле, сбивая пламя. Потом сел, посмотрел на себя — от комбеза и камуфляжа остались лишь обгорелые лохмотья. Оплавленный снаружи бронежилет больно жег кожу. Алексей поспешил отстегнуть его и отбросить в сторону. Сфокусировал взгляд и посмотрел на товарища. Подольский уже очухался, вид имел точно такой же — погорельцы, блин, возле пожарища!..

Валера, видать, услышал его мысли, потому что повернулся и, довольно оскалившись, поднял вверх большой палец — банзай!

— Вот это по-нашему! — усмехнулся Проводник и рывком поднялся на ноги.

Они оба, пошатываясь и покряхтывая, — даже у мутантов силы и здоровье небеспредельны — приблизились к краю превратившегося в воронку котлована, заглянули внутрь. Что они ожидали там увидеть? А хрен его знает! Но не увидели ничего, кроме оплавленных стенок и дна. Верняк, где-то там, внутри, да и вокруг воронки еще остались единичные нановиты, но они, как говорится, погоды уже не делали. Несколько бойцов со струйными огнеметами все тут выжгут подчистую.

Главное… Да, они сделали это — матки Роя, его управляющего центра, больше не существовало. А его порождения, его шаловливые чада… Только сейчас до Проводника дошло, как тихо кругом — стрельба внезапно стихла. Что еще за сюрпризы такие?.. Он взбежал на верх насыпи, огляделся. Ни хренасе! Полный разброд и шатание в рядах противника. Да и сами ряды смешались — и не поймешь сразу, где кони, а где люди, хех!..

Зомби, включая немногих оставшихся в живых зеленых монстров, растерянно бродили по полю битвы, похожие на зверей, выросших в зоопарке и в один прекрасный момент вдруг выпущенных на волю. Куда б пойти, кому б отдаться?..

— Ай молодца! — восхищенно прошептал человекомутант.

— Эт точно, — поддержал его возникший рядом Валерий и шутливо ткнул друга в плечо: — Ну что, братуха, мы сделали это! Сделали!

Двое человекомутантов усталым взглядом окинули удерживаемую вооруженными людьми территорию. Землю, где удалось отстоять право на существование человечества. И пока никто, кроме них, пожалуй, этого не понимал. Но поймут — обязательно поймут, кому они обязаны спасением. Хотя… чего уж там!

— Хоп! — Друзья хлопнули друг друга по ладоням.

И пошли к людям.

ГЛАВА 21

1

После решающей битвы у развалин биокомплекса прошло два дня. За это время случилось многое, но, наверное, уже не столь важное, как гибель матки Роя, его центра.

Самое главное: все порождения Роя потеряли всякую связь друг с другом, превратились в отдельных существ. И они тут же разбрелись кто куда — стали каждый сам по себе. Часть их покрошили остатками боеприпасов, пока зомби не повалили прочь с места побоища. Больше никем не управляемые, мутанты в ужасе разбегались, почувствовав на своей шкуре смертоносный привкус жалящих их свинцово-стальных ос.

Потом люди подсчитывали потери. От зараженной нановитами кислотной жидкости пострадали в общей сложности тринадцать человек. Прям нехорошее число какое! Дюжина рядовых бойцов и сталкеров и один офицер. Когда держали совет, что делать с тяжелоранеными, Подольский предложил было товарищу-мутанту повторить свой опыт по спасению начиненных нановитами, но еще не успевших превратиться в монстров людей. Но Проводник ответил отказом. Он мотивировал это тем, что просто не в состоянии осуществить массовое переливание крови с таким количеством нуждающихся. Так что, как ни прискорбно, пришли к единогласному решению — умертвить.

Все победители Роя отправились на базу, где решили временно, перед отправкой домой, разместиться.

Ну а человекомутанты засели в бункере Проводника, строя дальнейшие планы по полной очистке города и прилегающих к нему территорий от зомбаков и распыленных повсюду нановитов. Нужно было покончить с зомби-генераторами — треклятыми пирамидами, чтоб новых зеленых не настрогали. Они же ведь наверняка в автономном режиме продуцируют монстров, пусть и лишенных теперь мозгового центра… Другая основная угроза — эти зеленые черти и еще плантации с кислотными растениями-мутантами. Ну, и многотысячная орава обычных зомби. Если даже их полегло в последнем сражении почти сотня тыщ, то, по самым скромным прикидкам, оставалось еще четыреста тысяч! Целая армия, блин!

Следовало подумать и о том, чтобы все тут, в городе, планомерно зачистить. А для этого нужны струйные огнеметы и армейские спецы, которые с ними будут управляться. В общем, дел ожидалось невпроворот. Так что особо расслабляться было некогда.

Но пару дней отдыха друзья решили себе дать. Все-таки большое дело сделано.

Как хорошо сидеть на траве, жмуриться от солнца и знать, что никто больше не угрожает тебе! Парни так отвыкли от нормальной жизни, что сначала им не верилось, что они вот так просто могут часами вести неспешный разговор… Потом привыкли. К хорошему привыкаешь быстро.

Вспомнили боевых товарищей, особо — Мишу Зверева. Все-таки не умер человек в монстре, все-таки оставалась где-то там, в сумерках, живая душа и в самый пиковый момент вырвалась на поверхность и спасла другие души… Вечная память! Не забудем никогда.

Хотя… Тела его так и не нашли. Может, не разорвали его на части зеленые чудища?..

Потолковали и о кулуарах высокой политики. Как теперь повернется расклад среди Братьев?.. Этого друзья-мутанты, конечно, не знали, но кое-что предполагать могли. Ну, в частности, то, что теперь к ним двоим будет проявлен самый энергичный интерес со стороны высоких сфер. Ведь там борьба еще не кончена! Может быть, все только начинается… Да, сторонникам Роя нанесен жестокий удар, но это значит лишь то, что теперь схватка может вспыхнуть с новой силой. А может и не вспыхнуть. Кто знает, по какому прихотливому пути станет развиваться партия между Братьями… Могут пойти на мировую? Да запросто. В политике такого уровня понятия вражды и дружбы — вещь условная, сплошная теория относительности. Сочтут победители, что побежденных добивать невыгодно, — и ничего, опять друзья-подруги. А чуть только отвернулся кто — и тут же нож в спину… Не соскучишься, словом. Приэтом есть все основания полагать, что они, Меркурьев и Подольский, могут кем-то в этой партии рассматриваться как фигуры не рядовые. А к этому надо быть готовым!

И еще беспокоились, вспоминая тот последний приказ Роя — успел ли он вложить информацию, новую программу действия для своих чад? Двуногих и четвероногих мутантов, положим, люди смогут истребить. Или даже просто изолировать. А вот что делать с крылатыми тварями? Птицы и насекомые. И не только летающие насекомые, но и ползающие по земле и в самой земле роющиеся… А еще рачки разные да водяная мелочь. Во всех них могли содержаться нановиты.

Да, тревога за возможные последствия такого оборота дел снедала их.

Ну и, конечно, думали о будущем.

Что ни говори, а некий Рубикон человечеством перейден. Теперь придется жить с оглядкой, постоянно помня о тонкой грани между человечеством и иной сущностью, о том, что нечто еще не ясное, почти не изученное уже бродит, незримо блуждает в нашем мире, и чего от этого ждать, тоже неизвестно…

Мутанты взглянули друг на друга. Засмеяться не засмеялись, но ухмыльнулись понимающе.

«Я тебя правильно понял?..» — прочел Валерий мысль Алексея и ответил вслух:

— Да. Именно так.

Меркурьев посмотрел в синее небо.

— Да, — повторил он тоже вслух. — Как там наш друг Николай говорит?

— Что будет, то и сбудется?..

— Вот-вот. — Алексей встал. — Ладно, брат, пойду-ка я к себе, прилягу. Может, вздремну малость…

2

Но подремать Проводнику не удалось. Вдали послышался шум мотора — мощный двигатель работал уверенно и ровно. Руки обоих суперменов сами собой потянулись к оружию. К хорошему привыкаешь быстро, а вот от худого отвыкаешь долго. С автоматами в руках даже супермены чувствовали себя увереннее — жизнь в Зоне научила.

К бункеру лихо подкатил армейский внедорожник «Тигр» — наш ответ заморскому «Хамви». Бронеавтомобиль остановился, правая дверца распахнулась, и из машины выпорхнула… Света!

От неожиданности мужики остолбенели. А Света, издалека помахав рукой, радостно прокричала:

— Привет героям! Спасителям человечества!.. — И звонко рассмеялась.

— О-о, — усмехнулся Валера, — слыхал, Лехин? Уже все знают.

«Лехин» весь так и сиял — прям как в анекдоте, улыбка до ушей…

— Ну, все — не все, а я знаю. — Светлана подошла к «спасителям». — Как-никак я репортер, не забыли, надеюсь?

— Нет, — продолжая улыбаться, ответил Меркурьев. — А теперь еще и ВИП-уровня? — Он показал взглядом на «Тигра».

— А это особый разговор. — Девушка лукаво прищурилась.

Она как-то неуловимо изменилась: чуть поправилась, округлилась что ли?., но главное — изменился взгляд, глаза ее лучились, мягкий, странный свет исходил из них. Алексей взглянул — и ощутил, что его втягивает туда, как в звездную бездну Вселенной…

Валера деликатно кашлянул:

— Я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Свежим воздухом подышу.

Меркурьев на старой журналистской закваске чуть было не сострил: а нам, стало быть, дышать спертым воздухом бункера?.. Но спохватился. Ради такого дела можно и бункером подышать.

…Сладко обессиленные, они лежали, прижавшись друг к другу. Мягкая ладошка девушки поглаживала небритую щеку Алексея.

— Хорошо, — улыбнулся он.

— Хорошо… — эхом отозвалась Света. — Но кстати, о самом хорошем я тебе еще не сказала…

— Догадываюсь.

Конечно, он понял, что его любовь беременна. Обрадовался? Бог весть. Скорее, не прочувствовал до конца, видно, не остыл еще от жизни в Зоне.

Светлана, должно быть, уловила эту стертость Алексеевых впечатлений — и выпалила новостью главного калибра, припасенной к нужному моменту.

— Но и это еще не все, — вдруг сказала она загадочно. — Ты знаешь, что я теперь не просто знаменитость, а научная?

— Ну-ка, ну-ка. — Алексей приподнялся, оперся на локоть. — Излагай!

И она изложила.

По возвращении из Зоны все эвакуированные оказались в карантине, и уже там Светлана почувствовала странный интерес ученых к своей персоне. Они как-то так робко, вежливо кружили вокруг да около, делали многозначительные лица… Наконец Свете надоели эти выкрутасы, она прямо спросила: что вы хотите от меня?

Ученые мужи переглянулись, и один решилсятаки: «Скажите… гм, Светлана… э-э… вы ведь близко знакомы с Алексеем Меркурьевым? Нну, вы, очевидно, понимаете, в каком смысле — близко…»

Тут Света встала было в позу холодной гордости, заявив, что это ее личное дело, но ученые хором заголосили, что нет, отнюдь не личное, а очень даже общественное, более того — всечеловеческое!

От такого сообщения девушка, понятно, вылупила глаза, и ей авторитетно разъяснили, что Алексей Меркурьев, по последним данным, суть нановитный уникум, человек-феномен, или — эпифеномен роевой экспансии. А она, Светлана Мамаева, вступила с этим феноменом в такой контакт, при котором происходит максимальный обмен генетическим материалом. Значит…

Значит, Светлана согласилась на глубокое обследование. Ее поместили в стерильный бокс, взяли кучу анализов, несколько дней колдовали над ними… ну, потом торжественно явились всей коллегией с вердиктом: беременность протекает нормально, нормальнее некуда, беспокоиться не о чем. Но при этом и у матери, и у плода абсолютно синхронно происходит номогенетическая перестройка организма.

Тут Алексей от иронии не удержался:

— Семейка мутантов, понятное дело! Папа-мутант, мама-мутантша, ну и дитя-мутантеныш… — Последнее словечко далось ему с некоторым трудом.

Света досадливо поморщилась:

— Ты послушай! Это ведь действительно вопрос серьезный. Ты знаешь, во мне тоже проявились необычные способности…

Генетическая перестройка привела к тому, что Мамаева обрела способность исцелять. Сама она ощутила это как способность при мысленной концентрации продуцировать некую энергию, внешнее проявление которой — выделение теплоты, особенно из ладоней. Температура же в такие моменты поднималась до тридцати восьми с лишним — при том, что Света оставалась абсолютно здоровой, не испытывая никакого дискомфорта. Исследователи провели эксперимент на крысах: заразили какой-то вирусной дрянью, а потом просили воздействовать на них своей энергией Светлану. Та добросовестно сосредоточилась, разогрелась до того, что щеки стали пунцовыми, а в ладонях хоть стакан с водой кипяти… И, поводив этими ладонями над ящикам с крысами, Света вмиг истребила всю болезнетворную биоту, не причинив зверькам ни малейшего вреда.

После этого к девушке явились серьезные дяденьки в штатском, сказали, что она может рассчитывать на их всемерное содействие, — и в самом деле, с этого дня любая ее прихоть исполнялась как по волшебству…

Но и это еще не все.

— О как! — Алексей рассмеялся. — Ну, готов к дальнейшим сюрпризам.

Не далее как вчера на Светин мобильник поступил звонок от абонента, чей номер не определился. Вкрадчивый мужской голос — не голос, а прямо медовый ручей какой-то — пролился примерно такими словами: уважаемая, мол, Светлана… слухи о ваших необычных дарованиях достигли известных сфер… и я представляю интересы человека именно из этих сфер, разумеется, предпочитающего остаться инкогнито. Он весьма желает встретиться с вами. Весьма — подчеркнул голос.

Ну, тут Света не отказала себе в удовольствии самым светским тоном ответить, что вряд ли она сможет выделить для этого время, так как отныне принадлежит не себе, а государственным службам…

Мы это знаем, мягко перебил голос. Можете на этот счет не тревожиться. Все будет решено.

Света растерялась. Голос чутко уловил это и поспешил добавить: вы, очевидно, понимаете, что финансовых ограничений для нас не существует в принципе, поэтому мы ждем ваших условий… На днях мы вам перезвоним.

И отключился.

— Вот так, — Света вздохнула. — Со вчерашнего хожу загруженная, думаю, что бы это значило. Не иначе, олигарх какой-то надорвал здоровье и потенцию в борьбе за денежные знаки. Теперь жаждет исцеления.

— Хм. — Алексей задумался. Вспомнилось про разлады в тайных недрах власти. Стало как-то неприятно… — Ты знаешь, не очень мне это нравится. Ну да ладно, разберемся… Да! Извини, не спросил: как маман твоя поживает?

Света слегка замялась:

— Мама? Ну так… все хорошо, жива-здорова.

Алексей угадал в ее ответе нечто неозвученное.

— Так, — сказал он. — Ну-ка давай колись, в чем там дело…

Выяснилось, что и Тамара Викторовна тоже беременна.

— Даете, дочки-матери. — Меркурьев, в общем, этого и ожидал. — И от Зверева, конечно?

— А от кого же еще!.. Что с ним, кстати, стало, удалось узнать?

— Удалось, — мрачно ответил Алексей. — А лучше бы не удавалось.

Он поведал историю монстра. Света не особо удивилась, но потускнела.

— Да-а… — протянула она. — Это что значит, еще одно чудо зреет? А мама-то и не догадывается!

— Она говорила кому-нибудь?

— Что ты! Только мне по секрету. Стесняется. Неудобно, говорит.

— Неудобно задницей на гитаре играть, — проворчал Меркурьев. — Ну да теперь уж что тут… И ничего ведьмачьего пока она в себе не замечала?

— Как будто нет.

— Ладно! Кто знает, может, и ничего. В конце концов, тогда-то он, наверно, еще просто человеком был, а?..

— Будем надеяться. — Света зевнула, потянулась. — Ну что, встаем?.. Кстати! Возможно, я сегодня не единственная гостья к вам.

— То есть? — Алексей не понял.

Света хитро поиграла глазками:

— Увидишь… Но точно не знаю…

3

Впрочем, тут и знать нечего было. Через час рация, коей их теперь снабдили, ожила и жизнерадостным голосом Болека сообщила, чтоб они чистили перышки и готовились принимать высоких гостей.

А вскоре появились и гости.

Эти визитеры выглядели солиднее и внушительнее. На дороге показалась целая кавалькада из разномастных армейских и полицейских машин. Из теперь уже серого ментовского «Тигра» выскочили автоматчики в полной спецназовской экипировке и быстро рассыпались по округе. К ним присоединились еще несколько отделений нехило вооруженных бойцов в камуфле. А вслед за ними показались высокие военные чины и один в гражданском. Но последнего невозможно было не узнать.

Проводник чуть было не выругался вслух, а Валера не утерпел и громко присвистнул. Ёкарный бабай — так это ж Премьер, собственной персоной, живой и здоровый!..

Трое мутантов смотрели на приближающуюся делегацию. Когда визитеры приблизились, свита расступилась и вперед вышел немолодой, но все еще подтянутый и крепкий мужчина.

Он сделал широкий шаг к Проводнику, безошибочно выделив его среди остальных и, улыбнувшись, протянул руку:

— Здравствуйте, Алексей Владимирович, рад познакомиться с вами — лично!..

И он потряс ладонь мутанта в крепком рукопожатии. «Не боится заразиться!» — мелькнуло у Алексея, и в следующую секунду он смущенно пробормотал:

— Я тоже очень рад, господин Премьер-министр!..

Тот повернулся к Валере и Светлане — знакомство продолжилось. Затем отошел на шаг, подал знак кому-то из помощников. Парень с выправкой спецслужбиста суетливо подскочил ко второму лицу в стране, протянул что-то… Зоркий глаз снайпера Подольского тут же разглядел две небольшие коробочки, обтянутые темно-синим бархатом.

— Уважаемые Алексей Владимирович и Валерий Яковлевич! Позвольте от имени Президента и Правительства Российской Федерации выразить вам благодарность и за проявленные при ликвидации последствий катастрофы мужество и героизм вручить Звезды Героя России!

Он подошел к мутантам и лично прикрепил к их груди высшие награды. Обалдевшие награжденные только глазами хлопали. А государственный муж еще раз поздравил их с наградой и выразил сожаление, что по долгу государевой службы вынужден срочно выехать в столицу. Напоследок он повернулся к Подольскому и заявил, что с этого момента все обвинения с него будут сняты, его восстановят в звании и вернут все боевые регалии.

Через пять минут местность перед жилищем мутантов опустела.

Друзья переглянулись и расхохотались. Вот, блин, повороты судьбы!

Чуть позже Валера, разливая добытую им водочку по стаканам, в которых уже покоились тяжеленькие золотые звездочки, спросил Алексея, не хочет ли он вернуться к людям, на Большую землю. На что тот ответил, мол, пока не готов, да и дел невпроворот здесь, в Зоне.

— А я бы уехал, — мечтательно произнес капитан спецназа ГРУ.

— Ну так езжай, — усмехнулся Меркурьев, — поколеси по свету, а потом возвращайся к нам — надеюсь, уже в паре с такой же мутантихой… — И он заржал.

Света шутливо потрепала его за вихры.

— Может, и не один приеду, — согласился друг.

— Вот-вот, — Проводник налил по второй, — нам спешить некуда — впереди вечность.

Валера замер, задумался о чем-то.

— Дак выходит, что ж, — наконец хмыкнул он, — мы трое типа Горцы что ли?..

— Угу, — в тон ему ответил ухмыляющийся Меркурьев, — честно говоря, всегда мечтал стать кем-нибудь вроде Логана «Росомахи».

— Вот и стал, — пробормотал Подольский и еще тише добавил: — На свою и мою голову…

— Да и на мою тоже. — Света прекрасно его расслышала.

Алексей ничего не сказал — только руками развел: так уж получилось.

— Ну что, еще накатим по стопочке? — спросил он.

Валера кивнул — накатим, отчего ж не накатить.

— Все равно, — сказал он, — на нас эта дрянь почти не действует. Так уж, чисто символически…

Когда допили бутылку, вышли наружу — подышать свежим воздухом. А кругом — тишина. И предзакатное небо над головой. Красота!

Мутанты стояли и молча смотрели на заалевшую полоску горизонта на западе. Вечер догорал. Еще один вечер в Зоне, но теперь уже без Роя..

Антон Мякшин Бес шума и пыли

Часть первая КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

ГЛАВА 1

БАХ!

Неплохое начало рассказа, правда? Вообще-то «БАХ» был не совсем «бах»… На словах этот звук описать трудно, но, если вы слышали треск сильного электрического разряда, возможно, поймете, о чем я.

Рухнув на лесную лужайку с двухметровой высоты, я пару раз перекувыркнулся; заходя на третий кувырок, уперся ногами в землю и погасил движение. Поднялся, отряхиваясь. Удобная всё-таки вещь — джинсы: переживут любую катастрофу, по швам не поползут, на коленках не треснут — разве что немного испачкаются…

— К вылету готов? — звучали еще в моих ушах слова дежурного Кондрашкина. — Поше-о-ол!..

Бейсболка отыскалась на месте моего приземления. Даже в подслеповатых предутренних сумерках я ее сразу увидел — стоило только оглянуться. В высокой траве она светилась, как невиданная, перезревшая до багрянца ягода. Нацепил ее как и обычно — козырьком назад, смахнул с армейских ботинок ошметки земли, выпрямился, разминая руками шею. Ну вот — жив, здоров, головной убор в порядке, обувь в наличии — без этого мне сейчас никак нельзя: я ведь на задании! Теперь можно и приступать…

Перво-наперво обследовал поляну, в центре которой нашел любопытное кострище. Угли еще слегка дымились. Было бы неплохо увидеться с тем, кто здесь ночью костерком баловался. Вообще-то странно, что клиент меня не встречает…

— Ау! — позвал я на всякий случай. — Ау-у-у!

Нет ответа… Что ж, ладно, придется искать…

Направление поиска я определил интуитивно — моментально то есть. А чего тут долго раздумывать, если от кострища через всю полянку тянулись по смятой траве следы, отчетливые, словно лыжня. По следу и пошел.

Лужайка скоро закончилась. Углубившись в лес, я будто оказался в подвале с отсыревшими стенами — темно, прохладно, просторно… Деревья всё больше древние… Влажная плесень, как седина, на покрытой мощными буграми коре… Ветви смыкаются высоко над головой, совсем не пропуская света…

Хотя следов на земле уже нельзя было различить, потерять направление я не боялся.. Ночью по такому лесу случайные люди разгуливать не рискнут. А клиент мой — явно не профан в лесной жизни: не будет он бестолково блуждать! Вот и я с прямого пути не сверну…

Говорят, у большинства людей шаг правой ногой длиннее, чем левой. Оттого-то, идя без ориентира, человек незаметно для себя забирает влево и, следовательно, ходит по кругу, словно телок на привязи… Моя правая нога не своевольничает. Она хромает. И жалеть меня не надо — хромота не врожденная и не приобретенная, а профессиональная.

Шел я около часа. Страшно жалел о том, что на мне футболка, а не рубашка с длинным рукавом! Комаров было столько, что на три шага вперед ничего не видно — как при сильном снегопаде… И здоровенные же твари — едва с ног не сбивали, когда натыкались на меня в полете, а уж хоботками своими, наверное, насквозь проткнуть могли!

Ближе к опушке деревья пониже стали. Посветлее сделалось. Лесной сумрак, наполненный вертолетным жужжанием исполинских насекомых, отступил. Даже птичье пение послышалось. А потом и еще кое-что…

«Пора бы и клиенту моему появиться», — подумал я и, конечно, не ошибся.

* * *

Свернув влево, я ускорил шаг. Почти побежал, пригибаясь под ветвями. Когда голоса, заглушавшие щебетание птиц, смолкли далеко позади, я остановился, присел на корточки и начал наблюдать.

А посмотреть было на что. Двое розовощеких молодцев в черных кафтанах и остроносых высоких сапогах широко шагали меж деревьев. Здоровенные сабли в узорчатых ножнах болтались на поясах. Судя по тому, как оживленно они разговаривали, прогулка доставляла обоим немалое удовольствие.

А вот старик, пошатываясь, тащившийся впереди парочки, удовольствия их явно не разделял. Одетый в белую рубаху и драные портки, он уныло загребал босыми ногами, постанывал, кренясь то на левый, то на правый бок. Руки его были связаны за спиной, на голове дерюжный мешок, из-под которого топорщились нечесаные седые волосы.

Идти по лесу с мешком на голове наверняка неудобно! Если старик не знал об этом раньше, то уж теперь-то мог в полной мере оценить всю прелесть такого способа передвижения… Еще два шага, и…

— Оп! — прошептал я.

— Ox! — простонал старик, ткнувшись лбом в очередной ствол.

Вооруженные молодцы радостно расхохотались.

— Како дерево? — вопросительно крикнул один из них.

— Дуб… — тоскливо предположил старик

— А вот дам тебе в зуб! — жизнерадостно завопил задавший вопрос и, прыгнув вперед, воплотил обещание в действительность.

Зуботычина придала движению старика довольно замысловатую траекторию, на излете которой он впечатался в соседнее дерево — правда, уже не лбом, а затылком.

— Како дерево?! — в один голос закричали молодцы.

— Осина…

Молодцы залились счастливым смехом и одновременно рванулись к старику, вразнобой проговаривая:

— А вот теперь по мягкому месту, но — сильно! — На этот раз старику повезло. Вместо того чтобы собственным черепом проверить на крепость молодую липку, он пролетел мимо и ухнул в заросли валежника. Молодцы хохотали. Как дети, клянусь вратами преисподней! В том смысле, что шутки-то довольно-таки дурацкие, притом никакого уважения к старости!

Определенно клиента пора было выручать. Неловко вести деловые переговоры, когда он валяется в кустах, жалобно скулит и дрыгает босыми ногами…

Я вышел из-за дерева и поздоровался. Один из молодцев раскрыл рот и попятился. Другой выпучил глаза и изумленно ахнул:

— Басурманин! — со свистом выпрастывая саблю из ножен.

Почему-то я заранее был уверен в том, что на вежливую просьбу одолжить мне старика на полчасика ребята именно так и отреагируют! Поэтому начинать разговор даже не стал и пытаться — как-то не до разговоров, когда наточенная до убойной остроты сталь рассекает воздух в непосредственной близости от твоего лица!..

— Басурманин! — произнес снова молодец с саблей и неуверенно добавил: — Сгинь, пропади!

Он подождал минутку, наверное, втайне всё-таки надеясь на то, что я сгину и пропаду, но я крепко стоял на ногах и растворяться в прозрачном утреннем воздухе не собирался.

— Морок! — высказался второй молодец. — Лесной дурман! Чур, чур, сгинь тот, чья плоть тоньше комариного писка!

Насчет комариного писка — это он зря! В чаще комары гудели, как носороги какие-нибудь… Не успел я додумать эту мысль до конца, как первый из молодцов, воодушевленный словами товарища, взмахнул саблей — должно быть, хотел проверить, настолько ли тонка моя плоть, как предполагалось… Само собой, эксперимент до успешного завершения он не довел.

Отскочив, я перехватил его руку, вздернул крайне удивленного таким поворотом дела молодца в воздух, раскрутил и зашвырнул по направлению к выглядывавшему из-за верхушек деревьев желтому солнцу. Сабля, звякнув, упала к моим ногам, а молодец, очень скоро превратившись в крохотную точку, исчез в голубой небесной пучине.

Товарищ его посерел.

— Еропка… — не сводя с меня глаз, позвал он. — Еропка, ты где?

Я поднял с земли саблю. Молодец на клинок в собственной руке взглянул с ужасом и отшвырнул, будто это вовсе не оружие было, а полутораметровая гадюка! Затем он подскочил на месте и со всех ног бросился бежать в чащу, причем спиной вперед, потому что глаз своих не мог оторвать от моего лица, словно собирался загипнотизировать меня своим страхом!.. Я первый раз такое видел — прямо как кинопленка, запущенная в режиме ускоренной обратной перемотки.

— Чур меня… — гукнул позади слабенький старческий голос.

Я обернулся. Старик, кривыми оглоблями раскинув ноги, сидел в куче изломанного валежника. Мешок, сползший с его головы, валялся рядом.

— Изыди… — добавил старик и ритмично задергал плечами — наверное, хотел перекреститься, чему явно не способствовали связанные за спиной руки.

— Значит, так, батя, — решил я сразу перейти к делу, — желания клиента для нас закон, поэтому я и явился по первому, так сказать, зову…

— Матушка Пресвятая Богородица! Да будет заступничество твое…

Я вздохнул. Начиналась обычная канитель — предварительная работа с клиентом… За годы службы я эту работу научился сводить к минимуму:

— Может, еще крестный ход по поводу моего прибытия устроим? Короче, батя, если ты меня вызвал…

— Не вызывал я! — застонал старик. — Родимый, отпустил бы ты меня. Или лучше сразу сабелькой по вые, чем муку такую терпеть…

Старик с готовностью подставил мне жилистую шею. Ход был, что и говорить, нестандартный!.. Не снимая бейсболки, я поскреб пальцами правый рог. Старик скулил, не поднимая головы:

— Мельник я тутошний… Федор Васильев… Безвинно опричниками в ведовстве обвиненный… Известно — рази ж мельника можно в ведовстве не обвинить?.. У крестьянских коров молоко пропадать начало, а кто ж виноват? Мельник Федор сразу и виноват… Вот и терплю наказание без вины…

— Костер кто на лужайке жег?

— Не знаю никаких костров…

— Волчий папоротник и жабьи лапки в огонь кто кидал?

— Не кидал, не кидал… Не я!

— А код доступа кто называл?! — рявкнул я.

— Руби! — заплакал мельник. — Руби грешную выю… Или отпусти на мельницу обратно!

— Вали, — разрешил я.

Старик с ловкостью китайского акробата — без помощи рук — вскочил на ноги и был таков. А я остался у развороченного валежника. Елки-палки, первый раз такое в моей практике! С клиентом обознался!.. Ну, допустим, мельник тут действительно ни при чем… Тогда где же настоящий клиент?

Ближайшие кусты с шумом раздвинулись. Оттуда с лосиной грацией выбрался детина, ростом, наверное, повыше конной статуи Авраама Линкольна на площади Государственной Свободы, что в Алабаме.

— Это я, — сказал детина.

Недра преисподней! Выглядел парень внушительно — настолько, что я даже запоздал с приветствиями, разглядывая его. Иногда говорят: «бочкообразная грудь» — имея в виду широкую грудную клетку, покрытую рельефной мускулатурой… Так вот, у этого парня грудь была в полной мере бочкообразная. Кроме того, бочкообразными были руки и ноги, а брюхо, если следовать той же грузосберегающей терминологии, напоминало небольшую такую цистерночку литров на двести. Физиономия — широченная, как большой, приятно подрумяненный блин, в данный момент выражала крайнюю степень недоверия и настороженности. Буйны кудри топорщились на голове, словно застывший льняной шторм. Ручища сжимала окованную железными обручами дубинку размером повыше меня!

— Здрасте… — всё-таки выдавил я.

— Костер я жег, — признался детина. — Травки и пакость разную, как мне ведьма советовала, в огонь кидал…

— Код доступа, надо думать, тоже от оператора-консультанта получил?

— Чего-о?! Заговорным словам меня ведьма научила, да. За тринадцать гривен.

— Значит, ты клиент и есть, — подытожил я, вздохнув с облегчением.

Дубина в ручище парня чуть дрогнула, как отлично натасканный сторожевой пес, почуявший изменение в настроении хозяина.

— Чего-о? Какой… кли…ент? Гаврила я, Иванов сын. Воевода Иван Степняк — батюшка мой!

Гаврила так Гаврила… Давно такие нервные клиенты не попадались!

— Здравствуй, стало быть, Гаврила, — сказал я, земно поклонившись, чтобы снять напряжение.

Гаврила хмыкнул — довольно пренебрежительно, надо сказать. Тут я немного обиделся: трудно ему ответить приветствием, что ли?

— Мог бы и поздороваться, — заметил я. Дубинка приподнялась и гулко ткнулась в землю, едва не вызвав сотрясение недр. Детина сплюнул в сторону (плевок заметно поколебал мирно росшую в отдалении осинку), нахмурился и отчетливо выговорил:

— Не желаю я тебе здравствовать, погань, нечистая сила!

Вот тебе раз! Клиент, конечно, всегда прав — это закон, но такое явное нарушение субординации надо пресекать в самом начале! А то клиент совсем на шею сядет и хворостиной погонять начнет — был, между прочим, такой прецедент, описанный в художественной литературе одним хохляцким писакой…

— Знаешь что, Гаврила Иванович… — начал я. — Давай сразу условимся: пока работаем вместе на договорной, так сказать, основе, будем соблюдать приличия. Взаимная вежливость! Или я сейчас свистну, гикну и улечу туда, откуда прилетел. Выцыганивай потом у консультанта свои бездарно пропавшие тринадцать гривен, понял?

Детина недоуменно приоткрыл рот. Пока смысл сказанного мною просительно стучался в его лоб, я прислонился к случившемуся за спиной дереву, отставил ногу, вытащил сигареты и рассеянно так стал покуривать… Гаврила отвесил челюсть чуть не до пупа — вот это пасть! Вот это размеры! В такую я мог бы совершенно свободно голову вложить, как дрессировщик цирковому тигру!

— Короче, — добавил я, чувствуя, что мыслительный процесс собеседника зашел в тупик, — будешь выпендриваться — возьму за ногу, раскручу и отправлю на ту сторону леса! Как того додика с саблей… Теперь доступно?

Челюсти с костяным стуком сомкнулись. Детина глянул на меня, потом на дубинку в своей руке и вздохнул:

— Добро. Ну, это… Как…

— Адольф меня зовут, — подсказал я. — Можно просто — Адик.

— Бес?

— А то кто же, — подтвердил я. — Бес, клянусь адовым пеклом…

— Здравия тебе, Ад… Адик… — сподобился Гаврила Иванович. — Только это… докажи мне, что ты тот, кого я видеть хотел.

— Это всегда пожалуйста… — Приподняв бейсболку, я продемонстрировал рожки. — Убедился?

Гаврила вздрогнул, уронил дубинку, хотел было перекреститься, но вовремя опомнился.

— А… копыта есть? — осведомился он.

Я вздохнул. Пришлось стаскивать ботинок. Кому хоть раз в жизни приходилось иметь дело с высокими армейскими ботинками, шнуровка на которых до колен, тот меня поймет…

— Хвост? — продолжал инспектировать Гаврила — как я понял, не по причине недоверия, а чисто из интереса.

— Штаны снимать не буду! — заявил я. — Хватит с тебя рогов и копыт. Тоже мне, юный натуралист!.. Скажи лучше, почему ты от костра отвалил, меня не дождавшись?

Гаврила смутился. Вот уж чего я никак не ожидал!..

— Спужался я, — признался парень. — Под вечер из родной деревеньки Колуново вышел, к ночи в чащу добрался. Еще подождал, как велено было. Ночью-то здесь… страшно. Думал, как заговорные слова скажу, так из пламени покажется чудовище адское — с пятью головами, с тремя хвостами и лапами-крючьями… Спрятался, а как светать стало, слышу — голоса рядом. Пошел на шум. Гляжу — а там опричники мельника Федю ведут. Тут и ты подскочил…

— Так-так, — припомнил я. — Опричники… Значит, век сейчас шестнадцатый, на престоле Иван Грозный, правильно?.. Веселенький период!

— Ох, грозный Иван Васильев, батюшка, — покачал головой парень. — Сил нет, какой грозный! Зверствует и бога забыл!.. Всех бояр изменщиками окрестил! Татарина Едигера во главе земщины поставил! Сам в Александровской слободе монастырь устроил — только не истинный тот монастырь, а бесовской! Главных разбойников в монахов переодел, сам звание игумена принял! Тьфу!

Очередной плевок — мощный, как ядро из пиратской пушки, — врезался в ствол близстоящего дуба. Могучая крона затрепетала, перепуганные птицы с шумом брызнули в разные стороны.

А Гаврила прокашлялся и продолжил:

— С виду ты вроде обыкновенный. Только волосы рыжие, харя хитрая и по-басурмански одет… Даже и не по-басурмански: басурмане так чудно не одеваются.

— Ну не Карден, — согласился я. — Даже не Зайцев… Зато удобно.

— Силушкой ты не обижен, однако. Как ты этого Еропку паскудного отправил на небо пастись! Я бы и сам его как-нибудь пристукнул, но…

— С представителями власти иметь дело не хочешь, — досказал я. — Неприятности будут.

— Ага… На кол посадят. Али к столбу вниз челом привяжут и сожгут.

— Серьезно у вас, — покачал я головой. — А еще говорите — адовы муки… Здешние заплечных дел мастера куда изобретательнее!

Гаврила заволновался. Видно, ребята-опричники давно поперек горла стояли богатырю. Насколько я помню курс русской истории — не только ему одному…

— Черные ходят! — шипел парень, пристукивая дубиной. — Как ночь! Как тьма! Черную одежду носят, на вороных конях скачут! А к седлу мертвая собачья голова приторочена и метла! Дескать, поставлены мы за тем, чтобы государеву измену вынюхивать и выметать прочь! А сами!.. Девок портят, над парнями измываются, и никто им слова сказать не смеет! Тьфу!

На сей раз плевок свистнул над моей головой, с треском влепившись в осину. Я, конечно, утверждать не берусь, но, по-моему, деревцо покосилось… А если Гаврила мне в лоб ненароком угодит? Снесет же башку к едрене-фене!

— Государь со всей Русской земли собрал себе человеков скверных и всякими злостьми исполненных и обязал их страшными клятвами не знаться не только с друзьями и братьями, но и с родителями, а служить единственно ему и на этом заставлял их целовать крест!.. Тьфу, отродье!

Плевок, зарывшись в кучу валежника, взорвался тучей переломанных веточек. Гаврила перевел дух, вытер ладонью губы.

— Чтоб им пропасть всем! — резюмировал он.

— Между прочим, — встревожился я, — ты меня не затем вызвал, чтобы я с опричниной разобрался?

— А ты можешь? — воодушевился Гаврила.

— Вообще-то нет. Влиять на ход исторических событий запрещено.

— Обидно! А то бы… Ух! — Парень сжал кулачищи и шумно втянул ноздрями воздух. — Ух! Они-то совсем уже… Гады такие… Тьфу!.. Но я тебя не за тем позвал.

Видимо, неудачники бывают не только среди людей, но и в массе братьев наших меньших встречаются. Думала ли ворона, спокойно сидевшая на дубовой ветке, что ее постигнет унизительная смерть от комочка слюны, превращенной ротовой полостью человека буквально в снаряд? Наверное, нет. Когда несчастная птица бездыханно рухнула в валежник, я вдруг подумал:

«Какое же у этого Кинг-Конга ко мне дело? Кажется, со всеми проблемами ему вполне по силам справиться самому?»

— Слушай-ка, бомбардировщик, — позвал я Гаврилу. — Тебя предупреждали, что ты вправе дать мне одно-единственное задание? И насчет оплаты — предупреждали?

— А то как же, — нахмурил брови детина. — У вас, у нечистых, одна плата: душу вам христианскую подавай!

— Допустим, не обязательно христианскую. Спросом пользуются также мусульмане, иудеи, буддисты, кришнаиты, идолопоклонники, сатанисты… Последним, как известно, скидка. Давай-ка это… Пойдем куда-нибудь отсюда.

— В хоромы? — напрягся Гаврила. — Батюшка-то мне по ушам надает за то, что я беса в гости притащил!

— Ну, не в хоромы, а в… чистое поле. За неимением полигона. Иначе ты весь лес порушишь. В поле и поговорим. И договор подпишем.

Гаврила классически почесал затылок.

— Пойдем лучше к Заманихе, — предложил он.

— Кто такая?

— Да ведьма, бабка, которая меня научила, как нечистого… тебя, то есть, вызвать. Изба у нее в лесу, но не в этом, а по соседству.

— Пошли, — согласился я. — Там обстановка подходящая. Кстати, в ее избушке я и остановлюсь на время выполнения задания. Далеко идти?

— Вброд через речку — недалеко.* * *Люблю я всё-таки среднерусские пейзажи! Особенно летние… Приятно работать в приятной обстановке!.. Нет, конечно, весна в японских предгорьях — тоже зрелище вовсе не отвратительное. Да и африканский Нил в период разлива — ничего. Осенью и зимой в Южной Америке хорошо… Я, кстати, бес сентиментальный — довольно редкая разновидность. Меня, в отличие от некоторых моих товарищей, не особенно возбуждают оскаленные черепа, пещерная темень, крики истязаемых жертв, окровавленная сталь, раскаленное железо и прочая дребедень. Я, как бес, много путешествующий по роду службы, привык к постоянной смене окружающих декораций и к непосредственному общению с людьми. Можно даже сказать, что я привязался к ним, как к неотъемлемой части своей работы!.. Только эскимосов переношу с трудом. И северного сияния не люблю! Снега, льда — вообще всего, что с холодом связано! Что ни говори, а существо я теплокровное. Место жительства у меня такое: там, где я живу, замерзнуть практически невозможно. Вот и не привык к холоду.

А здесь хорошо — клянусь всеми семью кругами! Теплынь… За лесом зеленеет поле, на косогоре вдали видны избушки. Деревня там… Как называется-то? Ага, Колуново… По левую руку речка журчит — даже отсюда слышно… Кузнечики чирикают — дождя, значит, не ожидается. Спокойно прогуляемся… А копыта немного зудят — верная примета, что побегать придется… С другой стороны, когда это я на работе не бегал? Служба у меня поистине дьявольская, расслабиться ни на минуту нельзя!.. А так хочется иногда просто в травке полежать — и чтобы вокруг не было никого, чтобы никто не мешал, не голосил, не плевался…

— Кстати, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что плеваться постоянно некрасиво? — обратился я к своему спутнику.

— А я плевался? — удивился Гаврила.

Вот те раз! Такой пришибет — и не заметит, это точно!

— Еще как!

— Батюшки-светы! Как душеньку растревожу — всегда так… Нельзя мне мое мастерство использовать, кроме как на крайний случай.

Пришло время удивиться мне:

— Что еще за мастерство?

Хотя никого вокруг не было, Гаврила огляделся и шепотом сообщил:

— Мастерство это от прадеда ко мне перешло. Тот знатный плевун был! Со ста шагов медведя наповал укладывал! Древнее тайное боевое мастерство… По преданию, постиг его первым Никита Степняк — он и есть мой прадедушка. Его раз в лесу разбойники обложили. Он на сосну — что еще делать оставалось, когда меч сломался, копье в черепе врага застряло, а стрелы кончились? Никакого оружия не осталось у прадедушки!.. Разбойники — лихие люди — уселись под сосной, обзывать его стали всяко, поганить. Прадед злился, злился, да как плюнет в одного изо всех сил — тот бездыханным на землю грянулся! Прадед во второго — дубину из рук вышиб! Ну потом лихие люди начали от плевков уворачиваться, да не тут-то было. Всех их дедушка переплевал, ни одного в живых не оставил! А чтобы во рту у него подолгу мокро было и снарядов, значит, для плевбы побольше накапливалось, он смолу с сосны отколупывал и жевал!.. С тех пор нашему роду и завещано раз и навсегда при себе добрый кусок сосновой смолы иметь. Во! — Он вытащил из-за пояса тряпичный сверток в кулак величиной. — И мастерство это боевое в тайне держать. А я как душеньку растревожу, так не слежу за собой… Плохо это…

«Занятно, — подумал я. — Надо бы перенять этот опыт: авось когда-нибудь пригодится. Даром, что ли, мы, бесы, по две тысячи лет живем и имеем возможность туда-сюда во времени перемещаться — от раннечеловеческой эпохи до начала двадцать первого века включительно? А оружием отовариваемся лишь в двадцатом и двадцать первом веках — вроде как сливки цивилизации снимаем… Проще надо быть! Пистолет, в конце концов, осечку может дать, или, допустим, патроны закончатся. Постигшему же тайное и древнее искусство убойной плевбы всё нипочем…»

— Век живи — век учись, — произнес я. — Вы, люди, большие выдумщики по части истребления друг друга. А на бесов смотрите, как на погубителей человеков! Вот тебе, например, я чего-нибудь плохого сделал?

— Нет, — подумав, проговорил Гаврила.

— То-то же. А я тебе еще и помогу. За плату, конечно.

Упоминание о неминуемой расплате исторгло из мощной грудной клетки моего клиента протяжный вздох.

Мы спускались к реке, когда со стороны деревни донеслось разудалое гиканье. Я оглянулся и выругался по-нашему, по-бесовски. Гаврила ни слова из моего высказывания не понял, а то бы, наверное, случилось с ним то же самое, что и с грузчиком из вино-водочного магазина в городе Грязно-Волынске, — грохнулся бы Гаврила в обморок, как тот грузчик! Чего-чего, а ругаться я умею… Да и как не ругнуться, если в твою сторону летят на вороных конях пять десятков добрых молодцев (впрочем, наверное, не такие уж они и добрые!), размахивая саблями и пиками?

— Опричники… — обомлел Гаврила. — Батюшки, что будет-то?

Всадники стремительно приближались. Уже видны были болтавшиеся на седлах голые собачьи черепа, кровожадно сверкавшие наконечники пик, сабли, описывавшие над головами смертоносные круги… Красивое зрелище, конечно, но лучше любоваться им откуда-нибудь издалека.

— Что делать-то? Это Ефимка, Еропкин приятель, поднял дружков своих!

— Бежать! — крикнул я, прыгая к реке. — Что еще делать-то?

Гаврила тяжело бухал ножищами рядом со мной. Дубину свою нес, прижимая к груди, как младенца.

— Смолы у меня мало, — бубнил он на бегу. — Десяток переплюю, а на большее снарядов не хватит… С четырьмя десятками верховых как сладишь?

Я на бормотание дыхания не тратил..И так было понятно, что полсотни вооруженных до зубов опричников — это многовато. Даже для такого беса, как я. Ну одного зашвырну в небо, ну другого… А остальные в это время что — спокойно дожидаться своей очереди будут?.. Да и на конях они. Пешего человека швырять не так сложно, а попробуй всадника! Кони-то у них ухоженные, откормленные, тяжелые… Лягаются еще небось…

— На броде… — громко выкрикнул Гаврила, — застрянем! Там воды выше колена, и на лошадях они нас враз…

Мы спрыгнули с невысокого — примерно метр — обрыва на песчаный берег. Гаврила ринулся было к реке, но я успел схватить его за рукав.

— Под обрыв! — хрипнул я.

— Поймают! Сразу не казнят, посреди народа замучают!

— Под обрыв, говорю!

— Дак они ж…

Гаврила был, наверное, потяжелее откормленного жеребца с всадником на хребте. Пришлось напрячь все силы, чтобы втолкнуть его под обрыв. Массивная туша врезалась в вертикальный срез почвы, сверху моего клиента тут же накрыл волной обрушившийся песок.

— Поймают! — вякнул напоследок Гаврила и утробно заурчал, видимо комплектуя во рту снаряд для первого выстрела. — Так просто не дамся! — невнятно добавил он.

Паутины здесь хватало. Поспешно, но осторожно я сорвал несколько ниточек, повернулся лицом к барахтавшемуся в песке Гавриле и сдул паутинки с ладони, мысленно проговорив необходимые слова. Потом метнулся в тень укрытия, пришлепнул пальцем рот Гаврилы и шепотом приказал:

— Заткнись!

Он замолчал и без моего приказания, заметив, что окружающий мир начал ощутимо меняться. Взметнувшийся и тут же стихший ветер мгновенно выдул из чудесного пейзажа яркие краски, оставив лишь тусклые полутона. Звуки скукожились, как ветхие испуганные листья осени на огне. Дробный топот лошадиных копыт превратился в далекий-далекий перестук водяных капель. Речка замедлила свое движение, потом словно совсем остановилась, застыв серым льдом.

— Батюшки-светы! — ахнул Гаврила, поднося сложенные щепотью пальцы ко лбу.

Я едва успел щелкнуть его по руке:

— Щас тебе перекрещусь, орясина! Хочешь, чтобы чары ослабли?

— Бесовское наваждение… — простонал клиент. — Как же это?..

— Вот так. Тренируемся помаленьку. Это тебе не в ворон плевать.

Перед нами замаячили темно-серые силуэты. Едва слышные голоса доносились до нас словно сквозь толстенное ватное одеяло.

— Опричники, — шепотом определил Гаврила. — Нас ищут…

— Пускай поищут, — разрешил я, доставая сигареты. — Паутинка часа два нас надежно прикрывать будет.

— Они нас не увидят, что ли?

— Нет. Если ты, конечно, резких движений делать не станешь.

— Не стану, — торопливо пообещал Гаврила. — А говорить можно?

— Можно, но тихо.

— Лепо-ота!.. — хрипло протянул воеводин сын. — Научишь меня?

— А кто только что возмущался — «бесовское наваждение»?! Сиди уж… Кстати, раз мы здесь застряли, расскажи-ка о своей проблеме. Всё равно к Заманихе твоей не скоро попадем.

— А?

— Зачем, говорю, вызвал меня? — Гаврила вдруг потупился.

— Чего молчишь? Говори…

В паутинке только и остается, что говорить. По сторонам-то смотреть больно неинтересно — одни серые разводы, как манная каша, по стеклу размазанная…

Вместо того чтобы объяснить суть своей просьбы, клиент залился розовой краской и замычал что-то неразборчивое… Ну понятно с ним всё. Мог бы я и раньше догадаться. Какие у этого увальня возможны еще проблемы, кроме любовных? Очень распространенный тип заданий! Пожалуй, самый распространенный. Процентов шестьдесят, а то и семьдесят моих клиентов — жертвы любовных страстей!.. Выполнять такие задания легче легкого; карьеру на них делать — как домик из кубиков складывать. Ведь плата за любые бесовские услуги одна: подписавший договор после окончания срока земного своего существования переходит под покровительство нашего ведомства… Вот и приходится мотаться по планете то там, то сям — готовить кадры… И не мне одному, конечно. Много нас. Имя нам, как известно, легион, а то и больше. Не было бына Земле любви — ад терзала бы адская безработица! Точно говорю — как младший оперативный сотрудник отдела кадров!

— Амурные делишки? — выпустив первую струю табачного дыма, осведомился я.

— А?

— Красну девицу присмотрел, говорю?

— Присмотрел, — выдохнул Гаврила. — Ох девица… Уста сахарные, речи медовые…

— Ладно, ладно, — прервал я его. — Знаем. Глаза — рафинад, брови — фруктовая помадка, уши — сливовый мармелад. Не человек, а кондитерская лавка!.. Ты мне конкретные цели ставь. Хотя дай-ка сам догадаюсь… Ты ее желаешь, а она тебя нет?

— Желаю! А она — нет!

— И я должен ее охмурить. Правильно?

— Неправильно, — нахмурился Гаврила. — Охмурять не надо. Пусть она меня по-настоящему полюбит, без всяких там… штучек… Тем более что один охмуряла у нее уже есть.

— Соперник? Это здорово!

Честное слово, я обрадовался, что задание будет не таким рутинным и неинтересным, как подумалось сначала.

— Соперник… — В горле моего клиента заклокотал зарождающийся плевок. — Ух, я бы его!.. Только он воин опытный. И умные слова говорить умеет. И все его почитают. А я… Оксана говорит — молод еще.

— И часто ты с ней общаешься, с Оксаной?

— Один раз у колодца подкараулил. Из дома браслет червонного золота стащил, который от матери остался. Грех на душу взял… Сердце Оксане раскрыл, а она посмеялась. И отец потом уши надрал…

— За браслет?

— Ага. И за колодец.

— А с колодцем-то что случилось?

— Плюнул с досады… — вздохнул Гаврила. — Откуда я знал, что он завалится? Всё Колуново теперь в соседнее село за водой ходит.

— Понятно, — сказал я. — Теперь хотя бы прояснилось, в каком именно веке родилась известная русская пословица.

— Какая? — поинтересовался Гаврила.

— Не важно. Давай с твоим делом сначала разберемся. Итак, Оксана… Откуда она и кто вообще такая? Только не заводи про сахарные уста, а по делу говори.

— Оксана — девица, — сообщил Гаврила. — Дочка сестры вдовицы Параши.

— Параша… извини за выражение, кто такая?

— Купец Силантий был тут у нас… О позапрошлом годе лихоманка его в могилу свела. Вдовица его осталась. Живет в имении… За деревенькой, за буграми, потом через овраг идти… Недалеко… У Параши сестрица в Москве померла. Перед смертью прислала сиротку Оксану к единственной родне на приживание.

— Ясно… Теперь о сопернике.

— Ну что о нем сказывать? Если б ты, Адик, немного пожил в здешних местах — хоть один денек, — сам бы всё узнал. Георгий — богатырь, каких земля русская еще не видывала. Не так давно вернулся отдыхать после подвигов ратных. Басурман в восточных степях бил. Самого Ахмета Медного Лба пленил.

— Что еще за Ахмет?

— Известный воин басурманский! Георгий давно за ним гонялся. Победил даже как-то раз, голову ему разбил шестопером. Думал — конец пришел душегубу. Ан нет. Басурманские колдуны Ахмету взамен разбитой кости вставили медную заплату, и начал Ахмет почище прежнего бедокурить. Города в одиночку брал — во как! Разбежится, медным лбом ухнет в ворота — те в щепки! Никакого тарана не надо! А дальше ужо просто… Но богатырю удалось-таки сего Ахметку стреножить. Хотя и с трудом. Раны Георгий получил кровавые.

— Надо думать, от ран кровавых он довольно скоро оклемался, если за девицами уже бегать начал… И как далеко их отношения зашли? Я имею в виду Оксану с Георгием?

— Отношения-то… Видел я их вместе два раза или три. Георгий в гости ко вдовице повадился. А уж там-то… Известно, что творится.

— Хочешь сказать, что девица Оксана, возможно, уже вовсе не девица? — спросил я и сразу об этом пожалел: Гаврила взревел так, что паутина, колыхнувшись, едва не слетела в реку. Опричники, всё еще копошившиеся на берегу, встревожились — это прекрасно было видно через изрядно поредевшие паутинные нити… Адовы пылающие глубины! Нас ведь сейчас обнаружат!

Одной рукой зажимая Гавриле рот, другой придерживая рвущуюся в бой дубину, я шептал защитные заговоры, которые явно никакого эффекта не имели, — все мои силы и всё мое внимание уходило на то, чтобы хоть как-то нейтрализовать последствия идиотского своего высказывания!..

Гаврила мало-помалу успокоился. Я встряхнул онемевшими руками и, отдуваясь, запоздало попросил извинения.

— Нечисть болотная! — услышал в ответ. — Вот перекрещу тебя — будешь знать!

— Погрози, погрози… Я-то в любой момент могу улетучиться — в экстренных случаях это инструкцией не запрещено. Пока договор не подписан, имею полное право!

— Бесовское отродье!

— Замяли, ладно тебе! Между прочим, ругайся, но меру знай. Я же твоих родителей не трогал!

— Про Оксану и думать плохо не смей!

— Не смею, не смею… Смотри — опричники уже собираются. Молись, что вопля твоего не услышали. То есть не сейчас. Потом как-нибудь помолишься… А хотелось бы знать: куда они намылились? Вроде бы прискакали из деревни, а направляются совсем в другую сторону?

Опричники и правда, вскочив на своих вороных, торопливо потрусили по броду к лесу, темневшему на противоположном берегу.

— К Заманихе, куда еще? — буркнул Гаврила. — На берегу они нас не нашли, под водой… и искать незачем.

— Решили, что мы успели-таки до леса добежать?

— Решили… Кроме как к Заманихе нам податься некуда… Батюшка меня дома теперь ждет. Как портки спустит, да как… Прощение у него год вымаливать буду!.. А вот с опричниками не так всё просто. Они же меня с тобой вместе видели, а ты с Еропкой повздорил. Опричники обид не прощают, друг за друга стоят, потому что иначе им — смерть. Бояре да народ больно много зла на них накопили.

— Другими словами, — подытожил я, — к Заманихе нам путь заказан… Других ведьм, на постой путников пускающих, в округе нету?

— Других извели, — сообщил Гаврила. — Куделиху утопили, Поганиху сожгли, а Паскудиху диким зверям скормили.

— Сволочи! — возмутился я. — Ну и нравы у вас, дорогой товарищ! Если так дальше пойдет, в вашем временно-пространственном периоде ни одного оператора-консультанта не останется! Как же вы, несчастные, будете бесов вызывать? И ведь до Заманихи доберутся!

— Не доберутся, — успокоил меня Гаврила. — Как по тропинке лесной пойдут, так выбредут на лужайку заколдованную и дальше пройти не смогут… Заманиха — бабка хитрая. К ней только знающий человек тайными тропками попасть может.

— Ну, успокоил ты меня. Ладно, пока всё относительно неплохо…

Договорить я не успел. Сколько раз замечал: как только вслух выразишь уверенность в том, что всё относительно неплохо, — моментально случается какая-нибудь неожиданность!

Невесть откуда взявшийся опричник, придерживая саблю на поясе, присел на корточки прямо передо мной, умелыми пассами убрал заговоренную мною паутину и, прищурившись, проговорил:

— Здравия вам, души грешные…

ГЛАВА 2

Признаться, перехватить Гаврилу, сына воеводы Ивана, я не успел. И это с моей-то реакцией, не уступающей реакции самого античного Ахилла, который, как известно, копья и стрелы на лету ловил!

Прежде чем я успел что-либо сообразить, увалень, прямо из положения «сидя» скакнув вперед, гвозданул беспечно улыбавшегося опричника чудовищной своей дубиной по голове. Удар сорвал с опричника черную шапку, а самого его отбросил на середину брода. Издав победный клич (в крике отрока явственно, впрочем, можно было разобрать древнейшее многофункциональное матерное ругательство), Гаврила ринулся к поверженному противнику.

А опричник неожиданно легко вскочил на ноги, выхватил саблю, коей и успел блокировать второй удар дубины. Гаврила замахнулся в третий раз, но опричник, извернувшись, нанес ему в цистерноподобное брюхо сокрушительный удар ногой. Удар получился ничего себе — нечто среднее между «маваши» из арсенала контактного карате и приемом, которым строптивые кобылы с помощью мощных копыт отгоняют чересчур назойливых жеребцов. Гаврила вылетел из воды на берег и чугунной чушкой тяжко обрушился на песок. За ним молниеносным зигзагом свистнула сабля.

— Хорек вонючий! — выдохнул воеводин сын, прикрываясь дубиной.

Сабля, взвизгнув, расщепила дубину почти пополам и обломилась у самого навершия. Оба оружия превратились в ненужный хлам.

Я сразу раздумал ввязываться в драку, смотрел, что будет дальше. Безоружная рукопашная схватка, знаете ли, самый увлекательный и зрелищный номер в любом военном представлении.

А дальше было вот что. Опричник, деловито засучивая рукава, надвигался на поднимавшегося с песка Гаврилу. Наверное, супостат решил, что исход боя сомнений ни у кого не вызывает, поэтому шел вразвалочку, никуда не торопясь.

Зря он так, конечно… Недооценить противника — всё равно что проиграть!.. С другой стороны, откуда ему было знать о том, что здоровенный увалень хоть ни уха ни рыла не понимает в карате, зато владеет древним боевым мастерством убойной плевбы?

Гаврила перекатился на спину, локтями уперся в песок, набрал в грудь побольше воздуха и плюнул. Опричника, будто на водных лыжах, отнесло по поверхности реки к противоположному берегу.

— Попался! — тут же приняв вертикальное положение, крикнул Гаврила.

Конечно, я обо всем уже догадался, хотел предупредить отрока, но… Да, виноват, слишком зрелищем увлекся — очень уж здорово месились добры молодцы! Куда там боям без правил в «восьмиугольнике»…

Потрясая кулачищами, Гаврила скакал через брод. Примерно на середине реки он вдруг остановился, опустил руки и — словно потеряв вес — медленно и неуклюже поднялся метра на три над водой. Я видел, как опричник по ту сторону реки развел в стороны поднятые руки и принялся совершать в воздухе круговые движения растопыренными пятернями, будто делая кому-то невидимому массаж.

Тяжелое Гаврилино тело, повторяя траекторию движения рук опричника, несколько раз повернулось вокруг собственной оси.

— Батюшки! — взвизгнул Гаврила.

Опричник несколько увеличил амплитуду движений, а потом и вовсе замахал руками, как ветряная мельница крыльями.

Гаврила, превратившийся в подобие пропеллера, невнятно, но пронзительно просил пощады. Опричник последний раз взмахнул руками — будто встряхивал мокрое белье. Гаврила, вращаясь, как бумеранг, поднялся еще метра на два в воздух, откуда по идеальной дуге спланировал к моим ногам. Я даже отпрыгнул, чтобы не очень засыпало песком.

— Батюшки… — жалобно пискнул Гаврила, глянув мне прямо в лицо, и закрыл глаза.

— А будет знать, как без предупреждения нападать! — проговорил, выходя на берег, Филимон, мокрый с кончиков рогов до самых копыт, надежно упрятанных в черные сапоги. — Шапку мою измял, саблю сломал… Где ты такого откопал-то, Адик?

— Не я его, а он меня, — ответил я, отвечая на рукопожатие. — А насчет сабли, здесь недалеко, на опушке, сразу две валяются — совершенно бесхозные.

Филимон ощупал голову. Прямо между рогов в ворохе серых жестких волос угадывалась большущая шишка.

— Башка теперь дня три трещать будет, — сообщил Филимон. — Надо же, какая дубинища… Как свая железобетонная!.. Нет, как с такими работать, скажи, Адик, а? Ведь убьют прямо на задании! Не успеешь и командировку закрыть!.. Покурим?

Мы присели рядом на бережку, причем Филимон — явно злорадствуя — использовал бесчувственное тело моего клиента в качестве скамейки.

— Мальборо… — завистливо проговорил он. — А я вот второй месяц махорку самодельную шмаляю… Возьму у тебя еще парочку, ладно?

Он вытащил три сигареты, одну сунул в рот, две — за пазуху. Усмехнувшись, подмигнул…

Нравится мне этот бес! Не только потому, что коллега, и не только потому, что мы с ним сколько уже лет одним делом занимаемся. Просто веселый он парень, веселый всегда — несмотря ни на какие заподлянки, в которые по роду службы постоянно втюхивается!..

Вот видели ли вы когда-нибудь человека (извините, беса), который стоял бы по уши в самом натуральном дерьме и при этом рассказывал анекдоты?.. А я видел! Стажером тогда еще был, на подстраховке работал, а Филимон уже трудился в полную силу… Думаете, Геракл лично Авгиевы конюшни чистил? Геракл, хоть и древний грек, вовсе не дурак был. Гидре шею намылить или там немейскому льву морду набить — с этим всякий справится, если постарается, конечно, а вот лопатой фекалии ковырять… Сказку про реку, пущенную в конюшню, много позже придумали — на что, кстати, Филимон, которому без всяких остроумных инженерских штучек пришлось отработать вручную, нисколько не обиделся. Он, может быть, и рад бы был отмазаться от той грязной работы, поручив ее бесу уровнем пониже, но Артур Эдуардович Флинт — злобный начальник оперативного отдела, бес, что называется, старой закалки — как раз находился на дежурстве, и подобных вольностей никто себе позволить не мог… Между прочим, Флинта после того дела повысили в звании, дали капитана, а Филимону только похвальная грамота и досталась…

— Ты как здесь? — спросил я Филимона.

— Да крендель один, — с удовольствием затягиваясь, проговорил Филимон, — в опричники идти не хотел. Вот я за него и барабаню почти полгода. Долго еще… Опричнина — это тебе не Российские Вооруженные силы. На всю жизнь берут! Ну человеческую, естественно… Мне, кстати, нравится здесь. Вольно! Что хочу, то и делаю. Пью, гуляю, девок щупаю. Антураж к тому же, сам понимаешь, подходящий — черепа, то-сё… Как в СС в сорок третьем, где я три месяца торчал… Правда, в баню с мужиками не сходишь, вот загвоздка!.. Меня здесь ценят. Я им систему наказаний усовершенствовал. Раньше как заживо в кипятке варили? Кинут в котел, где вода уже бурлит, человек бульк — и всё, и готов. Не успевали ребята потешиться!.. А я предложил в холодную воду ослушника погружать и подогревать котел понемногу. И он лишние полчаса поживет, и ребята подольше посмеются.

Я поморщился. Филимон посмотрел на меня с сожалением, вздохнул и сменил тему:

— Ну а ты как?

Я кивнул на неподвижного Гаврилу.

— Любовь? — определил опытный Филимон.

— Она самая.

— А-а… Местный парнишка. Я его пару раз видел в округе. Что вы с ребятами-то не поделили? Они на вас целую армию собрали.

Я коротко рассказал, добавив в конце:

— Недоразумение, короче говоря, вышло.

— Недоразумение, — кивнул Филимон. — Только расхлебывать очень хлопотно. Ладно, я тебе по старой дружбе попробую помочь. Ну чтобы ребята от тебя отстали. Мозги им немного попудрю. Сам ведь понимаю: какая работа, когда за тобой пятьдесят верзил с саблями гоняются? Так что не дрейфь! Добывай зазнобу для этого красавчика. Как освободишься, нашим привет передавай… Сложное хоть дело-то?

Я пожал плечами:

— Обычное. Он, она и соперник.

— Ну бывай… А паутинку твою я сразу не заметил. Когда увидел тебя, с этим бегемотом в обнимку под обрывом сидящего, так ребят сразу подальше и отправил, а сам остался потолковать. Ромео твой — борзый, хотя и молодой. Где он так плеваться-то научился?

— Это у него семейное.

Филимон коротко хохотнул, затоптал окурок, поднялся, натянул на голову шапку.

— Пойду я. А то ребята уже подкрепление собирают, наверное. Будь поосторожнее, Адик. Если что, обращайся ко мне, помогу… У Заманихи остановился?

— Ну да.

— Хорошая бабка. Надежная. Наш человек. Только немного того… С тараканами в голове.

— В смысле? — удивился я.

Филимон не стал объяснять. Оглушительно, по-бесовски, свистнул, удовлетворенно кивнул, когда сверху донеслось конское ржание, взлетел на обрыв и скрылся.* * *Надо было спешить. Чего доброго, опричники вернутся из лесу несолоно хлебавши — та еще встреча выйти может!.. Дожидаться, пока Гаврила очнется сам, я не стал. Набрал полную бейсболку речной воды, плеснул ему на лицо. Сын воеводы Ивана открыл глаза и первым делом спросил:

— А где… этот?

— Ушел, — ответил я. — Убежал то есть. Здорово ты его отделал!

— Отделал… — повторил Гаврила дрожащим голосом, в котором в равной степени были смешаны недоверие, тоскливый испуг и радость по поводу того, что кошмар наконец закончился.

— Отделал-то отделал, но дружки его могут с минуты на минуту вернуться, — поторопил я. — Так что вставай и веди к Заманихе.

Гаврила поднялся, тряхнул круглой головой, пнул ногой изувеченную дубину с застрявшим в ней обломком сабли, вздохнул и, покачиваясь, направился к броду.

— Минутку! — остановил я его. — Давай сначала договор подпишем, а потом уже всё остальное…

Да уж, предварительная работа с клиентом у меня слишком долгая получилась: две драки, покушение на убийство, скачка по полю, обморок, даже один труп! А к конкретной работе я пока так и не приступил…

— Я его убил? — удивился Гаврила.

— Не его — ворону.

— А-а… Ну где подписываться?

Я щелкнул пальцами, и в руках моих появился должным образом обработанный кусок березовой коры — береста.

— Суть задания, — проговорил я и, пропустив стандартную трепотню вроде: «Оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф, с одной стороны, Гаврила, Иванов сын, — с другой…» — зачитал: — «Невзирая на поползновения богатыря Георгия заставить любимую девицу отрока Гаврилы Оксану воспылать искренними чувствами к вышеозначенному отроку…» Коротко и ясно! Распишись в том, что с оплатой согласен, и можно приступать к выполнению задания.

— Чем расписываться? — дрогнувшим голосом спросил Гаврила.

— Чем-чем… Не знаешь, что ли?

Тяжело вздохнув, мой клиент подобрал обломок сабли, зажмурившись, легонько чиркнул по указательному пальцу на правой руке. Я протянул ему бересту. Гаврила старательно вывел внизу жирный красный крест, очень похожий на тот, который обычно рисуют на бортах машин скорой медицинской помощи.

— Грамоте не разумею, — пояснил Гаврила.

— Ну и ладно. Теперь отправим документ в контору.

Я дважды щелкнул пальцами. «Клик-клик» поплыло над рекой в сторону леса, откуда издевательски откликнулся филин.

Гаврила вздрогнул и схватился за грудь, точно удостоверяясь, что душа его пока не отлетела от тела.

— Не пугайся, — успокоил я. — Сообщение не прошло. Зоны покрытия не хватает. Правильно, уничтожили всех операторов-консультантов — как же связь бесперебойно работать будет?.. Сейчас еще раз попробую.

Четырежды на берегу раздавалось звонкое кликанье, дважды ухал филин. Пальцы у меня уже начали деревенеть, когда в ответ на очередное «клик-клик» из лесу протяжно завыл волк. Береста вырвалась из моих рук, занявшись синим пламенем, как ракета взлетела вверх и пропала.

— Готово! — обрадовался я. — Договор в конторе, можно приступать!.. Показывай свою тайную тропу к Заманихе.

— Пошли, — вздохнул Гаврила, всё еще держась обеими руками за грудь.

— Пошли, — согласился я. И мы пошли…

* * *

Никакой тайной тропинки я не заметил. То есть вообще не увидел даже подобия тропинки. Гаврила уверенно шел вперед, петляя между древесных стволов. Время от времени он наклонялся и, бормоча что-то, водил пальцем по покрытой сырой травой земле. Потом поднимал голову и авторитетно изрекал:

— Направо!.. — Или:

— Налево!..

Так и шли. К полудню, когда мои копыта ломило от усталости, за очередным буреломом показался бревенчатый домик, рискованно покачивавшийся на двух примерно полутораметровых опорах — замшелых балках, кажется, деревянных.

«Интересно, — подумал я, — а если ветер подует?.. Хотя откуда в лесной чаще ветер?..»

— Вот и пришли, — сообщил Гаврила, показывая на домик.

Я немного подождал (почему-то подумалось, что спутник сейчас отвесит поклон и по-былинному проговорит: «Избушка, избушка, повернись к лесу передом, а ко мне задом…»), но ничего не дождался.

Да и какой смысл в том, чтобы избушка к нам задом поворачивалась? Дверь-то располагалась прямо перед нами, хоть и на высоте. Я постучался, слегка подпрыгнув. Дверь, душераздирающе скрипнув, отворилась. Жутковатая старушечья морда выглянула наружу, открылся рот, в котором блеснул обломанный желтый клык, и мы услышали:

— Чую-чую, гости дорогие ко мне пожаловали. Проходите, будьте добреньки.

Спросить — каким же это образом мы без вспомогательных средств взберемся в дверной проем? — я не успел. С порога, словно трап, свесилась тряпичная лестница. Старуха отворила дверь пошире. Я вскарабкался, отряхнулся, строго (как и полагается старшему по чину) глянул на хозяйку, рассыпавшуюся в угодливых поклонах.

— Заманиха ты будешь?

— Я буду, батюшка, — подтвердила бабка, — проходите, дорогие гости, присаживайтесь.

Присесть можно было только на длинную низкую лавку, тянувшуюся вдоль одной из стен. Противоположную стену целиком загородила большая печка, в которой разом можно было зажарить не одного Иванушку. В центре единственной комнаты стоял колченогий стол. С потолка свисали травяные пучки вперемежку с засушенными рептилиями, похожими на зеленые тряпочки. На столе, между прочим, приветливо дымился прикрытый рогожкой чугунок.

Бабка Заманиха, скромно скаля клык, перебирая коричневыми узловатыми пальчиками кокетливый пурпурно-зеленый передник, тихо стояла в уголку, всем своим видом выражая: мол, не обессудьте, гости дорогие, чем богаты, тем и рады; ждали, ждали вас, прибирались не один час, извольте не серчать…

Я серчать и не думал и в этом временно-пространственном периоде надолго задерживаться не собирался. Был бы только относительно безопасный уголок, где можно переночевать пару раз, — и всё. Большего не надо.

— Да! — вспомнил я. — По инструкции полагается проверить личность оператора-консультанта.

— Чего ж меня проверять? — обиделась бабка. — Заманиха я и есть. Меня тут все знают.

— Положено!

Вздохнув, Заманиха полезла за пазуху и вытащила на свет клочок пергамента. Приняв в руки удостоверение, я мельком просмотрел его — всё правильно: «Предъявитель сего является…»

— Эй! Адик! — позвали снаружи.

Я выглянул. Гаврила переминался с ноги на ногу, с сомнением поглядывая на хлипкую тряпичную лестницу.

— А я как же? — осведомился он.

— А тебе-то чего сюда лезть, детина? — довольно громко проскрипела старушка из своего угла. — Тебе не место здесь… Тем более ты и не поместишься.

— В самом деле, — обратился я к Гавриле, — иди-ка ты домой. Договор мы подписали, я за работу принялся. Как выполню, так тебя оповещу.

Гаврила вздохнул, потоптался еще и жалобно так проговорил:

— Куда ж я пойду? Батюшка меня выдерет так, что жив не буду, да и опричники… Можно я с тобой пока останусь? Батюшка хоть и горячий, но отходчивый, добрый. Через день-два от гнева отойдет. Да и с погаными опричниками, может быть, что-нибудь придумаем. Я им в крайнем случае откуп дам большой… Потом, когда всё немного успокоится.

Я задумался. И в самом деле, отпускать сейчас клиента опасно. Погубят его — и вся предварительная работа насмарку!

— Ну оставайся, — разрешил я.

— Можно?! — обрадовался Гаврила. — Ну спасибо, дай бог тебе…

Заманиха звучно кашлянула, и Гаврила смущенно умолк.

— Я, между прочим, против, — высказалась хозяйка. — Тут вдвоем-то не развернешься, а он эвон какой битюг!

— А я вовнутрь и не собираюсь, — откликнулся Гаврила. — Мне там не нравится. Воняет, да еще и гады ползучие висят. Я лучше на свежем воздухе отдохну. Мне не впервой под открытым небом ночевать. Батюшка-то гневливый очень. Хоть и отходчивый… Вы мне только покушать чего-нибудь скиньте.

— Дай ему поесть, — распорядился я.

Старуха поворчала, но всё-таки направилась к столу, сняла с чугунка тряпку, прямо пальцами извлекла жирную жабу — тушенную с овощами, насколько я мог определить по запаху, — плюхнула на деревянную тарелку и, как заправская буфетчица в привокзальном кафе, подала заказ Гавриле.

Он отреагировал точно так, как я и ожидал: вначале раздалось радостное «спасибо», а спустя секунду — натужные всхлипы, напоминавшие урчание воды в неисправном унитазе.

— Продукт только зря извели, — прокомментировала Заманиха, наблюдавшая за Гаврилой через полуоткрытую дверь. — Он ее, голубушку, в бурелом выкинул вместе с тарелкой. Вот, миленький, — обернулась она ко мне, — среди каких дураков дремучих приходится жить!.. А надысь прилетал ко мне один из ваших… Франциском зовут. Полный чугунок лягушек слопал и еще попросил. Культура — одно слово! Культурным завсегда мое уважение… А вы с чем кушать изволите? С болотной тиной, али вишневым сиропом полить?

— Да всё равно. Я в еде неприхотлив.* * *После обеда, на протяжении которого Гаврила, судя по доносившимся снаружи звукам, пытался угомонить желудочные спазмы, я вздремнул. Заманиха убирала со стола. Несмотря на заявленную тягу к культуре, мыть посуду она доверила здоровенному черному коту, который с превеликим удовольствием слизал остатки пищи с тарелок. А чугунок бабка выставила на подоконник, высунула из открытого окна крючковатый нос и немелодично запиликала:

— Цып-цып-цып-цып…

Уснул я под скрежет слетевшихся на зов черных ворон.

* * *

…Пылающий в бронзовых чашах пунш приятно согревает изнутри. Пламя потрескивает в камельке.

Я протягиваю копыта поближе к огню, отхлебываю из чаши и говорю сидящему рядом Филимону:

— Подкинь еще парочку.

Филимон, не открывая глаз, согласно кивает, но и не думает шевелиться. Он обмяк в удобном кресле, расположив чашу с пуншем на пузе… До чего здорово отдохнуть после работы!.. Однако огонь в камельке того и гляди погаснет.

— Подкинь, говорю, парочку, — повторяю я. — И вон того, жирненького…

Филимон зевает, потягивается. Капля пунша падает к ножке кресла, вспыхивает синим огоньком и гаснет. Кряхтя, я поднимаюсь с кресла… и тут же опускаюсь обратно. Устал как собака!.. Расслабился так, что лень даже шаг сделать по направлению к сложенным поленницей грешникам, заранее приготовленным на растопку. Грешники, как известно, в адском пламени горят, но не сгорают; в качестве топлива их можно использовать бесконечно, только периодически менять, чтобы огонь был ровным и не угасал.

— Эй! — окликаю я облюбованного жирненького грешника. — Будь другом, залезь сам в камелек.

— Ну да, как же! — отвечает он. — Вчера всю ночь в одиночку тлел, вашу братию бесовскую обогревал! Почему снова я?! Поленницу ковырни — там еще не бывших в употреблении до черта!.. Извините за выражение.

— Во нахал! — приоткрывая правый глаз, вяло возмущается Филимон. — Ему доверие оказывают, а он нос воротит…

Бронзовая чаша на его пузе наклонилась слегка, и капельки пунша синими вспышками капают на каменный пол — туп, туп, туп… Надо бы сказать Филимону, чтобы чашу-то ровнее поставил и не переводил даром ценный продукт! Но веки сами собой смыкаются, в голове мутнеет… Засыпаю, засы… И Филимон умолк… Только огонь в камельке потрескивает… да продолжает ворчать жирный грешник наверху поленницы… да пунш на пол по капельке — туп, туп, туп…

* * *

Туп-туп-туп…

Я открыл глаза, рывком приподнявшись на лавке. Конечно, никакого Филимона… Пламя, правда, потрескивало, разгораясь, но не в камельке, а в печке. Бабка Заманиха, подоткнув подол, гремела чугунками. За открытым окном голубели сумерки.

Полдня проспал… Надо же — даже сон видел! И так явственно, будто это вовсе и не сон был, а самая настоящая действительность… Наверное, отпуск пора брать — домой что-то тянет… В ушах умиротворяюще звучало: туп, туп, туп…

Я свесил ноги с лавки.

Вот удивительно — проснулся, а все равно «туп-туп» слышу!.. Оглянувшись (Заманиха, заметив, что я проснулся, вежливо пожелала мне «доброго здоровьичка»), попытался определить природу странного звука, словно вынесенного мною из пространства сновидения. Подошел к открытому окну и обомлел.

Опричник —тот самый, которого я напугал в лесу, — натуральный опричник в черном кафтане и с саблей на боку! — довольно мирно сидел на траве и толок что-то в низкой ступе. «Туп-туп-туп», — стучал медный пестик.

Я даже вскрикнул от изумления, но опричник на меня не обратил никакого внимания, размеренно продолжая свою работу.

— Принимай, хозяйка! — раздался позади знакомый голос.

Я обернулся. В дверном проеме показалась голова Гаврилы. Он втолкнул в избу большую вязанку дров, отряхнул ладони одну о другую и осведомился:

— Хватит столько?

— Хватит пока, — откликнулась Заманиха. — Еще б водички — совсем хорошо было бы.

— Ты, бабка, вконец обнаглела! — вякнул Гаврила. — Я что — нанялся в услужение к тебе? Я — воеводин сын, между прочим! Негоже мне черную работу для ведьмы выполнять!

Он заметил меня и облегченно вздохнул:

— Проснулся наконец…

— Ага, — сказал я. — Аты, надо полагать, не скучал без меня…

— Соскучишься тут, — проворчал Гаврила. — То дымоход ей почистить, то дровишек нарубить, то воды наносить…

— Дак я ж старая, — прошамкала от печки Заманиха. — Рази ж мне самой по хозяйству справиться? Ведь не для себя — для дорогих гостей стараюся!

— Принимать на постой командировочных, — заметил я, — одна из основных обязанностей оператора-консультанта.

— Истинно так, батюшка, — закивала Заманиха, явно ни слова не поняв из моего уточнения.

— А что там у нас на заднем дворе член вражеской группировки делает? — осведомился я.

— Что, батюшка? — переспросила Заманиха.

— Только утром от опричников по полям бегали! Суток не прошло, а они уже тут объявились! — строго пояснил я. — Вы что — замирились с ним?

— А… этот-то? Ефимка? — догадался Гаврила. — Я ж говорил, что сюда только тайными тропками пробраться можно. А кто напрямик пойдет, аккурат на заколдованную лужайку выйдет. И будет потом сам не свой.

— Кажный день туды хожу, — добавила и Заманиха, догадавшись, о чем речь, — случайных путников подбираю. Старая ведь, по хозяйству одной не управиться…

— Да-а… — только и смог сказать я. — А еще говорят, что рабский труд экономически не выгоден!..

Я вышел из избушки (вернее будет сказать — спрыгнул). Приблизился к опричнику, похлопал его по плечу, но он не обратил на меня никакого внимания. Пощелкал пальцами перед носом — ноль эмоций, как говорится.

— Не видит он тебя, — высунулась в окошко Заманиха, — не видит, батюшка, и не слышит. После моей лужайки еще часика два такой будет. Что скажу, то и сделает. А супротив пойти не сможет. Разве только помычит. Как работу свою выполнит, я его потихоньку обратно отправлю — прочь из лесу. Он и не вспомнит, где был и что делал…

Наклонившись, я заглянул парню в глаза: пустые, ничего не выражающие гляделки — как у завсегдатаев китайских опиумокурилен. «Туп-туп» — стучал его пестик, разминая на дне ступы в порошок какие-то пересохшие травяные стебли.

— Покажешь мне как-нибудь эту лужайку, — приказал я. — Интересно!.. Ты, Гаврила, боярам недовольным подкинул бы идейку: заманить опричников на Заманихину лужайку, огородить ее трехметровым забором, закинуть им пару сотен ступок с пестиками, и пусть себе общественно-полезным трудом занимаются, чем людей тиранить!

— О как! — восхитился Гаврила. — Ну бес, ну умом востер!.. Жалко только, что все опричники на лужайке не поместятся. А то бы…

Он не стал договаривать, красноречиво погрозив во все стороны пудовыми кулаками.

Заманихе, видно, затея тоже понравилась: при удачном ее осуществлении она была бы обеспечена бесплатной рабочей силой по гроб жизни.

— А нельзя ли, батюшка, так и сделать? — оживилась она. — Вы б с детиной парочке опричников кишки-то выпустили, а как они всей ордой на вас набросятся, бежали бы к лужайке…

— Во кровожадина! — хмыкнул Гаврила довольно громко.

— Ладно, — поспешил я сменить тему разговора. — Стемнело — самая пора приниматься за дело. Пойду познакомлюсь с богатырем-соперником. Или с девицей… Кто ближе живет?

— И я с тобой! — выкрикнул Гаврила. — Не могу я с этой старой каргой сидеть здесь! Она из меня все жилы вытянет! За полчаса до твоего пробуждения намекала, что неплохо бы ей сараюшку отстроить какую-нибудь…

— Дак всё для гостей стараюсь! — взвилась Заманиха. — Для вас же! В избушке тесно, не развернешься. А если двое-трое пожалуют?.. А тут — детина такой здоровый! Для него сараюшку построить — что чихнуть! Пустяк, и только! Еще ломается…

Я снова оглядел опричника. Одного роста со мной — одной, так сказать, весовой категории…

— Гаврила Иванович, — попросил я. — Раздень, пожалуйста, этого трудягу.

— Зачем? — не понял Гаврила.

Заманиха противно захихикала, очевидно истолковав мои намерения по-своему:

— Так, батюшка, так, миленький. Самое оно, когда людишки после заколдованной лужайки не соображают ничего. Я и сама, грешным делом… если симпатичненький какой попадается…

— Тьфу ты! — отмахнулся я. — В самом деле, ненормальная бабка!

Заманиха обиженно замолчала. Хлопнув ставнями, скрылась в доме.

— Зачем раздевать-то его? — переспросил Гаврила, как-то подозрительно косясь на меня.

— Затем, — терпеливо разъяснил я, — что в костюме опричника никто меня остановить не посмеет. Это — раз. Второе, одежда черная — для ночных походов подходящая. И третье… Ну не в джинсах же и футболке на дело переться?

— А… — догадался Гаврила. — Вон чего… Вид утебя и правда — больно басурманский!.. Хитро… А я как же? На меня одежи нету ведь…

— Посидишь с бабкой, подежуришь.

— Да не могу я! — взмолился Гаврила. — Она меня точно сараюшку заставит строить! Или еще что-нибудь выдумает!.. Возьми с собой! Я тебе и дорогу покажу… Ведь полночи блукать будешь…

Я задумался. Дорогу показать — это, конечно, хорошо. Не хочется бродить по здешним буеракам… Только вот Гаврила — фигура, что и говорить, заметная. Куда с такой орясиной-то?.. Я ведь только разведку проведу: посмотрю вблизи — что за человек этот богатырь Георгий?.. Впрочем…

— Раздевай! — скомандовал я. — Дай подумать. — Гаврила быстренько оголил опричника. Попросту вытряхнул его из одежды. Одурманенный парень только мычал, стараясь не выпустить из рук ступку и пестик. Когда его наконец оставили в покое, он уселся в одних портках и снова завел свое «туп-туп»…

Я встряхнул кафтан. Почистил сапоги опричника, перевернул, вывалив из них пустую фляжку, острый ножик и несколько зеленых листочков.

— Во, — сказал Гаврила, покосившись на листочки. — Колдовская травка с полянки. Нацеплял, пока бродил… Поосторожнее с ней — она разума лишает!

— Эта, что ли? — понюхав, определил я. — Конопля-дичок. Верхушки… — Я снова понюхал. — Созревшая! Сейчас как раз сезон… Разума лишает… Тоже мне — колдовство!

— Уж какое есть! — серьезно покачал головой Гаврила. — Мне от любого не по себе!

Я усмехнулся. Весело начинается работа! Первая тайна уже разгадана. Надеюсь, и дальше пойдет так же бодро…

Быстро переодевшись, постучал в окошко, которое тут же распахнулось.

— Какой-то ты, батюшка, не такой… — всё еще обиженно заявила, появляясь в окне, Заманиха. — Не настоящий бес. Вот Франциск — тот бы точно рассусоливать не стал! Культурный мужик. Не только лягушек горазд лопать! Мы с ним, пока он тут гостил, на лужайку постоянно ходили… Шалить…

— Шмотки спрячь мои, — строго приказал я. — Засунься обратно и не мешай, шалунья… Наркоманка старая!

— Песок изо всех дыр сыпется, а туда же, — шепотом поддакнул Гаврила.

Оконные створки с треском захлопнулись.

— Ну и как же со мной? — с надеждой осведомился воеводин сын.

Я уже принял решение.

— А с тобой вот так, — объявил я и поднял руки. — Стой и не шевелись!

Гаврила замер, в шаге от меня, крепко зажмурившись. Я взмахнул руками, мысленно произнося заклинание. Стылый ночной воздух заметно нагрелся, затрещал, переполненный космической энергией, как электричеством. Завершив первый комплекс пассов, я перевел дыхание. Гаврила дрожал, окутанный зеленым искрящимся дымом…

Теперь главное — правильно закрыть заклинание… Опустив руки, я прошептал необходимую формулу. Дымовая завеса вокруг Гаврилы уплотнилась, укрыла его с головы до ног, потемнела… Спустя секунду оглушительно треснул у меня над головой желто-оранжевый сноп искр.

Бабка, без всякого сомнения подглядывавшая в щелку, с визгом шарахнулась в глубь избы. Готово…

Зеленый туман из рыхлого стал маслянистым и нехотя рассеялся. На том месте, где минуту назад стоял сын воеводы Ивана Степняка, мемекал, взбрыкивая копытами, громадный (метра полтора в холке, не меньше) козел — черный, с пегими подпалинами, круторогий и с совершенно безумными, красным огнем горящими, глазищами.

— Ме-э-э! — недоуменно взревел Гаврила, завертевшись вокруг собственной оси. — Ме-э-э?!!

— Не ори, — успокоил я. — Надо было замаскировать тебя, вот я и замаскировал.

— Ме-э?!

— С рассветом чары рассеются.

— Me? — недоверчиво переспросил Гаврила.

— Точно говорю. Век воли не видать — как выражался один из моих клиентов, душу продавший за должность начальника хлеборезки!

* * *

Мало-помалу Гаврила успокоился. С бабкой прощаться я не собирался, поэтому в путь мы двинулись незамедлительно. Наверное, правильно, что я Гаврилу взял с собой. Без него бы мне ни в жизнь не выбраться из этого леса!..

Пройдя брод, я остановился передохнуть и покурить. Тут-то мне в голову и пришла занятная мысль.

— А чего это мы пешком плетемся? — спросил я у Гаврилы.

— Ме-э?

— Чего «ме-э»? Ты вон какой здоровенный! Давай-ка я на тебя верхом сяду. Ездовые собаки бывают? То-то же! Почему бы и козлу ездовым не побыть?

Козел-Гаврила вполне по-человечески вздохнул.

— Ладно тебе, — взгромождаясь на широкую косматую спину, проговорил я, — поехали. Надо до рассвета успеть. В конце концов, тебе не так уж и тяжело… Быстрее можешь?

Гаврила припустил по лугу так, что наверняка дал бы сто очков вперед любой скаковой лошади! Сильный он всё-таки козел… То есть, я хотел сказать, — сильный парень…

ГЛАВА 3

В Колуново пришлось спешиться: ни к чему раньше времени привлекать внимание к собственной персоне… По колено в навозе и грязи мы прошли через всю деревню задними дворами. Сначала я не хотел туда соваться — уж больно воняло, но Гаврила устроил целую пантомиму, взмемекиванием, взбрыкиванием копытами, размахиванием рогами и закатыванием глаз дав мне понять, что на центральной улице мы привлечем внимание всех местных цепных псов. И какая разведка под аккомпанемент многоголосого лая?!

Пришлось с ним согласиться… Гаврила прыгал по кочкам впереди, я шел, чуть приотстав, с трудом выдирая сапожки из густой грязи. Было тихо, правда, надоедливо трещали сверчки. Сверху свисал громадный голубой лунный глаз — из-за треска сверчков казалось, будто это и не луна вовсе, а гигантская неисправная лампа, готовая вот-вот мигнуть последний раз, зашипеть и погаснуть.

На окраине деревеньки Гаврила остановился, тряхнул бородой в сторону низенького, покосившегося на все четыре стороны домика, даже не окруженного забором.

— Нам сюда? — шепотом удивился я. Кивком рогатой башки спутник подтвердил мое предположение.

— В эту хибару? — никак не мог я поверить. — Ты ж говорил, что Георгий — богатырь всея Руси? Защитник православных, гроза басурман! И в такой развалюхе живет?! Что ж ему правительство за выдающиеся ратные подвиги в горячих точках приличной жилплощади не может выдать?

— Me!

— А?

— Ме-э-э!

— Не понимаю я тебя!

Гаврила замолчал. Подумав, уселся на задние копыта, передние задрав, как собачка. Видимо, это означало «служить».

— Служить?

— Me! — радостно кивнул Гаврила.

— Отлично, продолжай. Надо было тебя — перед тем как в козла превратить — выучить языку глухонемых.

Не поднимаясь с задних копыт, воеводин сын окинул окружающую грязь гордым взглядом.

— Служит народу, — догадался я, — а не государю, в греховных страстях погрязшему… Надо же, какой бессребреник!.. Ну пойдем, посмотрим, каков бессребреник в быту… Ты здесь подожди, а я сейчас.

Прокрался к лишенному ставень окошку и заглянул внутрь. Темно было в хибаре, но темнота для беса не проблема! Я, к примеру, и в темноте прекрасно вижу, если, конечно, не забываю взять на задание портативный фонарик…

Обыскав тонким белым лучом помещение, ничего не нашел. То есть совершенно ничего, кроме голых стен, засиженных мухами, и низкого деревянного топчана с лежавшей в изголовье березовой чуркой, очевидно заменявшей подушку… Действительно, бессребреник! Я бы на его месте хоть постельное белье себе выбил у подопечных православных. Ну и стол со стульями…

— Нет его дома, — вернувшись, сообщил я Гавриле.

Отрока-козла это известие повергло в состояние бешенства. Пригнув морду к земле, он зарычал. Увенчанный острой кисточкой хвост, задранный к небу, теперь напоминал копье.

— Тише ты! — зашипел я. — Ну да, нет его дома. Значит, он опять у вдовицы гостит. С ночевой… Слушай, а ты не рассматривал такой вариант: Георгия нашего не девица Оксана интересует, а вдова, а?

Гаврила злобно оскалил крупные желтые зубы.

— Ну, нет так нет. Поскакали к вдове. Посмотрим, чем они там занимаются.

Я вскочил козлу на спину очень вовремя. После слов «чем они там занимаются» он мгновенно сорвался с места и рванул по грязи, как джип-внедорожник на предельной скорости! Буквально через минуту деревня скрылась вдали.

Я изо всех сил цеплялся за косматую шерсть, чтобы не вылететь из «седла». Через овраг мы попросту перепрыгнули. Когда в ушах моих свистнул ветер, я еще успел заметить, как глубоко внизу промелькнула серебряная полоска ручейка… Еще несколько чудовищных скачков — и Гаврила остановился.

— Приехали? — осведомился я.

— Me.

Впереди тянулся невысокий забор, за которым угадывались очертания большого дома — с колоколенками, балюстрадами, широким крыльцом, бесконечными пристройками… Да, это, конечно, не хибарка Георгия… Имей я грязную хибарку без всяких удобств и знакомых с таким доминой, в родных стенах вообще не появлялся бы. Гостил и гостил себе. До вечера засиживался бы — и все дела! Не выгонят же хозяева на ночь глядя богатыря всея Руси?

— Так, — оценил я обстановку. — Гаврила Иванович, оставайся здесь.

— Me?!

— И не спорь! Ты своей невоздержанностью всю разведку испортишь. Я просто посмотрю, примерюсь.

— Ме-э-э!

— Да не волнуйся ты так. Мы договор подписали? Подписали… Значит, тебе теперь беспокоиться не о чем. Я всё улажу. Ясно?

— Me…

— Вот и стой здесь. Жди меня. Я быстренько.

* * *

Вот что мною замечено: деревенские вдовицы никогда не спускают на ночь собак с цепи. Будто вечно пребывают в надежде, что как-нибудь темной ночьюпрекрасный царевич захочет посетить их гнездышко, и боятся его, распрекрасного, спугнуть!.. Я, конечно, никакой не царевич, но отсутствие во дворе злобного пса было мне на руку. Правда, когда перемахнул через забор, в конюшне забеспокоились-заржали кони — они всегда чуют нечистую силу, особенно по ночам, но это же пустяки! Еще у коров молоко скиснет, что только поутру обнаружат…

Я неслышно пересек двор, двинулся по стеночке, выискивая открытое окошко. Такового не нашел, зато, повернув за угол, увидел свет, пробивавшийся через щель в неплотно притворенных ставнях. То, что надо! Прильнул к щели и стал наблюдать.

Щель очень удачно располагалась напротив широченной, застеленной цветастым одеялом кровати. На ней восседал, свесив не достающие до пола ножки, мужичок в длинной стальной кольчуге и портках до середины лодыжек. Ни статью, ни рельефной мускулатурой мужичок не отличался. Он вообще ничем не отличался. Абсолютно ординарное лицо, маленькие серые глазки, нос пуговкой… Разве что растительность, густо покрывавшая его голову и лицо, была, пожалуй, излишне обильной — мужичку явно не помешало бы сходить к цирюльнику… Русые волосы аккуратно расчесанными прядями спадали много ниже плеч. Длинные усы покоились на впалой груди. Брови торчали этакими задорными кустиками. Пухлая борода, похожая на небольшую диванную подушку, прикрывала горло.

«Что это за тип в доме вдовицы и девицы? — подумал я. — Не может же быть, чтобы это был…»

В комнате прошелестели тихие шаги. В поле моего зрения появилась девушка, одетая в сборный красный сарафан. Стройная такая, тугие косы, высокая грудь, сарафаном не укрываемая (такое не скроешь!), а, напротив, подчеркиваемая. Черты лица — умопомрачительно правильной тонкости! Я даже заволновался… А вы думаете, бес — не человек, что ли?.. Совершенный тип русской красавицы в национальном костюме — только кокошника и не хватало.

«В двадцатом веке, — подумал я, сильнее прижимаясь к щели, — состоятельные иностранцы, желающие познакомиться для серьезных отношений со скромной, привлекательной русской девушкой, выстраивались бы в очереди километровой длины… Да и в шестнадцатом, надо сказать честно… Глаза то-омные. Разрез глаз — необычной для этих мест, изысканной формы. Миндалевидной — так, кажется, это называется… Как же я сразу не заметил? Красота — с чуть-чуть восточным налетом… Что, кстати, девицу нисколько не портит, но придает ей особый шарм… Удивительное лицо: чем больше всматриваешься, тем больше замечаешь того, чего раньше не видел. Словно картина старинного мастера… Наверное, кто-то из предков питал страсть к экзотике… Или матушка ее неровно дышала к симпатичным басурманам…»

Остановившись перед мужичком, девушка взялась за поясок на сарафане…

И в эту секунду, когда я, раскрыв рот, яростно завидовал мужичку, сидевшему на кровати, в комнате раздался голос — скучный, даже сонный:

— Негоже, Оксана, поступать так девице невинной…

Оксана! Эта девушка и есть та самая Оксана!.. Не будь я бесом, сам бы продал кому угодно душу, лишь бы оказаться на месте этого мужичка!

А он продолжил вещать с кровати своим скучным голосом:

— Негоже, Оксана, поступать так…

Девица оставила в покое поясок, повернулась ко мне в пол-оборота и опустилась вдруг на колени.

— Да как же, любезный мой, Георгий… Ведь сил нет при тебе находиться и желанной не быть…

Георгий?! Вот этот вот заморыш, которого Гаврила одним плевком в землю по кадык вобьет, и есть богатырь всея Руси, защитник православных, губитель басурман и гроза нечисти?!

— Дело жизни моей, — голос мужичка окреп и приобрел торжественные нотки, — дело жизни моей бороться до конца своих дней со злой силой, православный народ мучающей. Семья только помехой мне будет. Я лишь сегодня здесь, а раны кровавые заживут — снова в поход двинусь…

— И я с тобой, любезный мой Георгий… — тихо так пообещала девушка, делая движение вперед, — кажется, попыталась обнять колени богатырские.

— Со мной нельзя! — возразил Георгий, ловко подбирая под себя ноги. — Против меня опасностей много! Враги со всех сторон копья и стрелы мечут! Мечи сверкают, как молнии в чистом небе…

— Мне всё равно, — сказала девица, прижимая руки к груди. — Лишь бы рядом быть…

— Топи болотные сапоги гложут, — подумав, добавил богатырь. — Твари ползучие идти мешают, вороны волосья рвут, в глаза когтями метят.

Ну и дела!.. Что это? Охмурил девку, да как охмурил — по полной программе, по высшему классу! — а теперь на попятный?! Мол, ратные подвиги — это вам не так себе!.. Долг чести превыше всего!.. Интересно, у них что-то уже было и он теперь жениться не хочет, или?..

— Позволь же мне хоть эту ночь с тобой провести, — попросила Оксана. — Чтобы в боях смертельных знал ты: ждет тебя любимая, под сердцем у которой дите твое родное…

Ох, как хорошо, что Гаврила остался за забором и ничего этого не видит!

— Ни-ни-ни! — вскричал мужичок, отодвигаясь к стенке. — Дал обет я — пока всю нечисть не истреблю, не познаю плотских утех и радостей семейных тоже!

Я повеселел. Ничего, значит, не было. Нетронутая девица-то… Повезло Гавриле! И мне, соответственно, тоже… Хотя это как еще посмотреть! Большие сомнения меня одолели относительно того, что этот постник охмурить кого-нибудь мог. Такой-то святоша — и охмурить? Маловероятно!.. Почему же тогда Оксана, обладающая внешними данными, которые ни одной мисс мира и не снились, так по нему с ума сходит? Да ей только свистнуть — со всего света женихи набегут, не чета этому волосатику!

Правда, герой он… Всем известный, среди честного народа популярный… Одно слово — богатырь всея Руси!.. А мнение большинства всегда для неопытных молодых девиц много значит.

Я задумался. Оксана тихо плакала, сидя на полу. Богатырь Георгий, нахмурившись, жевал свой длинный ус и смотрел в потолок.

Так, надо разобраться… Кажется, Оксана не притворяется, а на самом деле втюрилась по самые уши в этого неказистого Георгия. Не фальшивит она, не гонится за высоким общественным положением, не мнит остаться на страницах истории женою великого ратного деятеля… Любит по-настоящему, искренне… Фальшь бы я сразу учуял! Кому, как не мне, чуять, когда люди правду говорят, а когда лгут?

А Георгий… Может, он и богатырем в здешних местах считается, но, по-моему, просто идиот! Будто семейная жизнь с такой красавицей ратному делу помешает! Обет какой-то глупый дал… Ох уж мне эти средневековые личности! Навыдумают условностей и сами же мучаются потом!

Так, так, так… Надо разобраться, в конце концов… Что мы выяснили? Она — любит, он — идиот… А почему она любит? Ясно, не красотой его неописуемой пленилась — было бы чем пленяться!.. Ратные успехи его в Оксане горячие чувства пробудили — вот как! И недоступность богатыря!

— Уходи… — пробубнил Георгий. — Раны мои свербят. Отдохнуть мне нужно… Не ровен час — Параша заметит тебя в моей комнате… Вставать мне завтра рано. Сам государь на обедню велел приехать…

Не переставая плакать, закрыв лицо ладонями, Оксана поднялась и выскользнула из комнаты. Богатырь спрыгнул с кровати, задул свечи, горевшие на столике рядом. В темноте раздался протяжный вздох и сразу после этого скрип — Георгий улегся почивать…

Я отошел от темного окошка. Возвращаться к истомившемуся Гавриле не спешил — успею… А сарафан, между прочим, — это очень сексуально! Девица стоит — одежда скрывает фигуру; шаг сделает — сквозь тонкую ткань явственно обозначаются безупречной формы ножки и бедра… Какой простор для непристойных фантазий!.. Мама дорогая, какой же идиот этот Георгий, какой идиот!..

Луна тем временем скрылась за облаками. Стало совсем темно. Пригибаясь, я отбежал к забору, одним прыжком перемахнул через него и едва не рухнул на козла-Гаврилу.

— Ме-э? — сердито забил он копытами. — Me?? Ну, ме-э-э???

Пришлось мне соврать.

— Там он, — сказал я. — Спит. Один. Оксану не видел, но, надо думать, она тоже не полуночничает. Слушай, посмотрел я на этого Георгия… Объясни мне, в чем его сила-то? На вид уж очень… плюгавенький.

Гаврила ничего мне объяснять не стал… Может, не захотел, а может, просто побоялся перетрудить свой козлиный речевой аппарат.

— Поехали обратно! Я днем выспался, остаток ночи в безопасности буду разрабатывать план дальнейших действий.

— А ме?

— А ты ляжешь спать, утром проснешься человеком — таким же, как был.

Гаврила просиял. Первый раз видел выражение безграничного счастья на мохнатой морде животного!.. Запрыгнув на спину козла, я крепко уцепился за рога.

— Ме-ме! — протрубил Гаврила. Должно быть, на козлином языке это обозначало: «Поехали!»

И мы рванули вперед. Вернее, назад — к лесной избе бабки Заманихи.

ГЛАВА 4

— Главное, — проговорил я, — это чтобы Оксана всю сцену пронаблюдала от начала до конца.

— Me… Тьфу ты… привязалось… А если она не увидит?

— Увидит, — немного подумав, сказал я. — В окошко смотреть будет.

— А почему это она обязательно в окошко смотреть будет? — напрягся Гаврила.

Я вздохнул:

— Кто мне говорил, что охмурил богатырь Оксану, — ты или не ты? И потом, обыкновенный долг гостеприимства — хотя бы из окошка гостю помахать… Будет смотреть, и всё тут! Тебе же лучше, чтобы она всё видела!

Гаврила промолчал…

Мы уже второй час сидели в кустах недалеко от оврага. Шагах в полусотне от нас высились хоромы вдовицы Параши. Денек обещался быть жарким. И не только потому, что Гаврила, руководствуясь выдуманным мною планом, собирался спровоцировать на драку богатыря Георгия. Солнце, не успев взойти как следует, начало ощутимо припекать.

— А если он просто мимо пройдет и в мою сторону не посмотрит? — заговорил снова Гаврила. — Всё-таки, я — отрок несмышленый, а он — о-го-го!

— Мало ли что о-го-го… Помни, чему я тебя учил, и старайся действовать четко по плану! Очень важно, чтобы Оксана увидела: вы случайно повздорили, подрались и ты накостылял богатырю всея Руси по шее без всякого почтения. Попытайся также нанести ему как можно более позорные повреждения. Чем смешнее выглядит поверженный противник, тем лучше… Запомни — ничего непригляднее опровергнутого авторитета нет! Осрами его, понял? Поплюйся — это то, что надо!

— Сомневаюсь я… — поскреб покрытый светлым пушком подбородок Гаврила. — Как мне его победить-то? Ну зацепить его я, пожалуй, смогу. Но накостылять…

— Ты что — боишься? — разозлился я наконец. — Если боишься — так и скажи. Я сам всё сделаю, а ты иди к батьке своему, подставляй задницу под отеческие нравоучения… Да видел я этого богатыря! По сравнению с тобой — червяк! Ты его на одну ладошку посадишь, а другой прихлопнешь — так, кажется, у вас принято выражаться?

— Не боюсь я, — возразил Гаврила, — а сомневаюсь. Странный какой-то у тебя этот… план. Что же я, как разбойник с большой дороги, среди бела дня ни с того ни с сего на доброго христианина напрыгну?

Я на минуту прикрыл глаза рукой и мысленно попросил владыку адских глубин даровать мне еще немного терпения. Потом начал заново:

— Для индивидуумов, обладающих особо выдающейся интеллектуальной мощью, объясняю в двадцатый раз! Оксана твоя ошибочно считает Георгия самым сильным, самым ловким, самым удачливым воином. Помимо ратных достижений за ним, как я понял, никаких других не числится. Красотою он не блещет, богатств не имеет…

— Благолепием отличается и богобоязненностью! — угрюмо подсказал Гаврила.

— Ага, ну и это еще… Но для девицы, готовой… э-э… — Я осекся, вовремя сообразив, что о вчерашней попытке Оксаны соблазнить набожного богатыря Гавриле лучше не рассказывать. — Короче говоря, для девицы благолепие и богобоязненность — не самое главное! Ратные подвиги душу девичью разбередили, так? От этого и будем танцевать!

— Танцевать?

— Не перебивай. Тебе необходимо побить Георгия на его поприще! Доказать, другими словами, что как воин ты богатыря превосходишь многократно!.. Когда великий ратоборец окажется в пыли у твоих ног, Оксана подумает: а так ли он велик на самом деле, богатырь-то этот?.. Лично мне рассказы о тысячах посрамленных басурман кажутся сомнительными! Георгий — такой хлюпик, что и одного-то вряд ли сможет одолеть. Так что не бойся! Действуй, и не забывай — я рядом! Страхую тебя!

— Ты меня — что? — напрягся Гаврила.

— Рядом буду! — рявкнул я. — Стану невидимым, и если вдруг каким-то чудом Георгий станет тебя одолевать, приду на помощь. Уж вдвоем-то мы богатыря уделаем! Фертшейн наконец, дубина?

— Фер-р-штейн… — медленно выговорил Гаврила явно незнакомое ему слово. — Но лучше мне было бы вместе с Георгием на ратное дело пойти и в одном бою, плечом к плечу с басурманами рубясь, в воинском мастерстве его честно превзойти! И с почестями домой вернуться!.. Только меня батюшка на войну не отпустит… И еще — по законам царевым за оскорбление прилюдное наказание полагается суровое.

— Я тебе о чем толкую! Сделай так, чтобы все поняли — не ты его оскорбил, а он тебя! Мол, богатырь первым начал, а с меня и взятки гладки!..

Ворота отворились. Со двора Параши на белом коне выехал всадник. Я, честно говоря, с трудом узнал в нем Георгия. Богатырь всея Руси закован был с ног до головы в железо. На левом его бедре висел громадный меч; за спиной боевой лук скрещивался с посеребренным колчаном; султан из цветных перьев на высоком шлеме увеличивал рост Георгия едва ли не вдвое… Да, теперь богатырь выглядел куда более внушительно, чем ночью в спальне в одних портках!

— Пошел! — подтолкнул я Гаврилу.

— А Оксана… может быть, и не смотрит вовсе… — прохрипел Гаврила.

— Вон! Глянь!

Отрок посмотрел туда, куда я указал, и вздохнул. Оксана, прикладывая к влажным глазкам белоснежный платок, маячила в раскрытом окне… Нет, какая всё-таки красивая девушка! А Георгий, повторюсь, идиот!

— Пошел! Делай так, как я тебя учил!

На этот раз я подтолкнул Гаврилу немного сильнее, чем требовалось. Тумбообразный детина выкатился из-под куста и затормозить успел, только оказавшись на расстоянии метра от испуганно вставшего на дыбы скакуна.

— Отроку следует чинно по улице следовать, — осаживая коня, степенно проговорил Георгий. — Не бегай без оглядки, не то набьешь себе шишек… Не поранился ли ты, мил человек?

Гаврила поднялся на ноги, стряхнул с себя пыль.

— Ну, давай! — прошептал я.

Воеводин сын прокашлялся, бросил косой взгляд на притихшую в окне Оксану и довольно громко проговорил:

— Зачем ты конем меня стоптать хотел, дяденька?!

Георгий очень удивился — даже мне это было заметно.

— Разве не узнал ты меня, отрок? — подбоченившись в седле, спросил он. — Или, падая, буйну голову всё-таки повредил? Не могу я вред причинить человеку православному, доброму. Обет такой дал. Ступай себе с богом домой.

Я заскрипел зубами. Не может он православному доброму Гавриле вред причинить! И тут у него обет! Что же делать теперь?

Гаврила, явно сбитый с толку, стоял столбом, загораживая дорогу богатырю.

— Ну же, дай мне проехать, мил человек… — ласково проговорил Георгий.

— Больно! — неожиданно завопил воеводин сын, хватаясь обеими руками за свою правую ногу. — Конем стоптал! Ног лишил!

Георгий открыл рот, а вошедший в роль Гаврила рухнул ничком и зашелся в таких стенаниях, что даже мне стало не по себе.

— Обет нарушил! — вопил Гаврила. — Убил меня совсем! Ах, на что я теперь годен без ноги буду!

— Мил человек… — начал было богатырь, но голос его заглушила серия стонов.

Из открытых ворот уже выглядывали любопытные слуги.

— Стоптал! Стоптал! — надрывался заметивший пополнение аудитории Гаврила. — Ах, боль какая! Ах, боль!.. Чтобы девицу-невесту суженую у меня украсть, обет свой нарушил, на безоружного напал!..

— Не нападал! — еще громче закричал Георгий. — Врет он всё, поклеп возводит! Сам налетел, как смерч, из кустов!

— Умираю! — взвизгнул Гаврила и, закатывая глаза, добавил. — А святой обет ты всё-таки нарушил, бесстыдник…

— Врешь! — проревел богатырь, выхватывая из ножен громадный свой меч. — Сейчас я тебя, дьяволово отродье!..

Ну молодец, Гаврила! Довел-таки Жорика до белого каления!.. Талантливый парнишка… Как бы теперь только ему голову не срубили этим чудовищным кладенцом!.. Я торопливо пробормотал заклинание невидимости и выбежал на свет.

Георгий, соскочив с коня, несколько опомнился. Меч вложил обратно в ножны, припомнив, что перед ним — безоружный отрок, да еще вроде и травмированный… Не знаю, наверное, он хотел Гаврилу в назидание отшлепать или пенделей надавать — иначе зачем ему было спешиваться? Но намерения Георгия так и остались нереализованными, потому что воеводин сын, забыв о поврежденной конечности, резво вскочил на ноги и с криком:

— Никому не позволено отрока Гаврилу обижать! — влепил богатырю нехилую оплеуху. Что самое удивительное, богатырь устоял на ногах!.. Не в полную силу Гаврила бил, что ли? Стеснялся, или не до конца захватил его азарт драки еще?.. Слуги вдовицы Параши, густо заполнившие проем между раздвинутыми полностью створками ворот, оживленно загалдели, предвкушая увлекательное представление. На всякий случай я подошел поближе. — Вот же тебе за мою обиду еще! — Гаврила снова широко размахнулся, но на сей раз его удар не достиг цели. С непостижимой ловкостью закованный в стальные доспехи богатырь увернулся от увесистого кулака, схватил одной рукою детину под локоть, а второй за пояс и умелой подсечкой обрушил его наземь… Не видать мне во веки вечные родного адского пламени, если это не прием самбо! Нет никакого сомнения — Гавриле требуется помощь! Как бы это поаккуратнее сделать?..

Пока я соображал, события развивались со стремительностью просто поразительной. Гаврила вскочил на ноги, размахнулся сразу обеими руками, но богатырь и на этот раз без труда ушел от удара — воеводин сын, по инерции пролетев два шага, головой врезался в кованое седло. Конь шарахнулся в сторону, а Гаврила снова опрокинулся.

Второй раз поднялся он уже не так быстро. Надо отдать ему должное, теперь он действовал явно осмотрительнее: без оглядки в бой не бросался, топтался вокруг противника, делая обманные выпады, — пытался подловить Георгия и врезать наверняка и в полную силу.

Наконец, как ему показалось, удобный момент настал. Георгий, отступая от сучившего во все стороны кувалдами отрока, споткнулся. Гаврила взревел, занося над головой врага кулак, и… тут же полетел вверх тормашками! — богатырь, взмахнувший руками вроде бы для того, чтобы удержать равновесие, мгновенно перегруппировался, несильно толкнул кончиками пальцев детину под подбородок, для пущего эффекта еще и зацепив шпорой правую Гаврилину ногу.

Гаврила, Иванов сын, рухнул как подкошенный!.. Вот так богатырь Георгий! Вот так мастерство рукопашного боя!.. Честное слово, такого я не видел даже при непосредственном участии в урегулировании конфликта между кланом шаолиньских монахов и сектой дзинь-циустов-душителей!.. И ведь Георгий даже не ударил пока ни разу детину по-настоящему! Всё время в обороне! Меч свой и тот не обнажил — хотя бы для устрашения! Не может и Гаврила применить искусство убойной плевбы — лицом к лицу с противником особо не поплюешься…

Встав на четвереньки, Гаврила бросился вперед, намереваясь схватить богатыря за ноги и повалить. Тот взвился в воздух, в безупречном сальто пролетел метра два и приземлился точно позади отрока. Легонько толкнул его ногой в массивную задницу, и воеводин сын пропахал носом землю.

Ну всё!.. Пора этому конец положить!.. Увальня-переростка богатырь победил с блеском — посмотрим теперь, как он справится с невидимым бесом…

Разминая руку для фирменного хука слева, я неслышно подошел к богатырю, укоризненно наблюдавшему за тем, как посрамленный отрок барахтается в дорожной грязи.

Георгий вздрогнул и на секунду замер. Потом рывком развернулся, одновременно вытаскивая из ножен меч. Прежде чем я успел удивиться тому, каким это образом богатырь сумел почуять мое приближение, Георгий рукою, защищенной боевой перчаткой, перехватил меч за лезвие и — без размаха, но сильно и точно — влепил мне перекрестьем прямо в лоб.

Сильнейший удар — да еще крестом!

Летел я, наверное, метра три, а потом катился по земле кубарем метров двадцать — как раз столько, сколько необходимо было пролететь и прокатиться, чтобы оказаться в тех самых кустах, где мы с Гаврилой прятались, ожидая выезда супостата со двора вдовы.

Последнее, что я успел услышать, перед тем как потерял сознание, — восторженные крики слуг, наблюдавших схватку. И встревоженные вопли поселян, сбегавшихся на шум к вдовьим хоромам.

* * *

— Гостенек любезный, — потирая уши, проговорила Заманиха, присаживаясь рядом со мной на травку в тени лесной своей избушки. — Мне от прабабки моей отличное заклинание осталось — лишение речи. Давай мы детине неразумному жабу в рот засунем и заговорные слова скажем, чтобы он ее выплюнуть не мог. Тогда он орать наконец перестанет. А то всех зверюшек распугал в лесу!

— Себе жабу засуньте… знаете куда?! — неистовствовал Гаврила, размахивая кулаками. — Нечисть поганая! Погубили меня! Погубили! Как я теперь людям в глаза смотреть буду?! Убью вас! Переплюю всех до одного!

Я закурил третью подряд сигарету. Заманиха вертела в сморщенных лапках кусок сосновой смолы. Гаврила болтался в воздухе, крепко привязанный за ноги к толстенной дубовой ветке.

— Это неплохо, что мы у него смолу-то отняли, — заметила она. — Теперь ему для плевбы снарядов не накопить… Да и орет он без отдыха два часа уже… Откуда слюне взяться? А всё-таки жабу в рот — было бы надежно…

— Засуньте себе свою жабу! — в который раз истерически предлагал Гаврила, молотя ни в чем не повинный воздух ручищами. — Вместе с договором вашим уродским! Не хочу никаких договоров! Отдайте обратно мою душу! Не хочу!

— Обратной силы договор не имеет, — злорадно заявила бабка. — Раз уж подписался — теперь всё. Надо было смотреть, что подписываешь! И срок работы беса Адольфа не ограничен по времени… Так что, детина, ори не ори, а никуда тебе не деться…

Я молчал. Курил. А к чему мне разговаривать-то? Да и сказать было нечего. Опростоволосился — это да. Маху дал. Как никогда за все годы службы — клянусь огненными вихрями преисподней!

Кто ж мог подумать, что богатырь Георгий с такой легкостью справится с Гаврилой? Понятно теперь, как он на ратном поле легендарные почести приобрел. Хлипенький-то хлипенький, а в который раз доказал, что мощь телесная не имеет значения. Как он Гаврилу месил! Чтоб у меня хвост отвалился, как он его месил!.. Оксана-девица только успевала хихикать в ладошки, радуясь за своего возлюбленного!.. Недолюбливаю я русских богатырей. Какие-то они… неправильные! Сплошной нестандарт!.. Этот Георгий: от горшка два вершка, а играючи детину в пять раз больше себя с грязью смешал — в прямом и переносном смысле!.. Или того же Илью Муромца взять. Тридцать лет и три года валялся на печке, понятия не имея о таких вещах, как спортзал и тренировка, а потом вдруг встал и всем накостылял.

Где логика?

Кстати, насчет логики… Как Георгий смог меня узреть? Я же невидимым был! Никто меня не видел — ни слуги, ни Оксана, ни народ, сбежавшийся на шум, ни даже сам Гаврила… А богатырь всея Руси углядел. И врезал, конечно. И не просто так, а крестом! Удар крестом для беса в тысячу раз больнее, чем, скажем, дубовой палицей или куском рельса с железнодорожного полотна! До сих пор голова гудит, перед глазами искры сверкают… Ничего не соображаю… И неизвестно еще, когда оклемаюсь!.. Да, крестом… Выходит, Георгий понял, кто я такой есть?

Но как? Как??

— Урррою!!! — ревел Гаврила…

Вовек не забуду сегодняшнего дня! Внукам и правнукам моим, бесенятам, буду пересказывать позорную историю первого своего провала — в назидание!

* * *

…Получив перекрестьем рукояти меча в лоб, я укатился в кусты. Потерял сознание, но всего на несколько минут — может, на десять, не больше. А когда очнулся…

Народу на пятачке у открытых ворот вдовы Параши набилось великое множество. Человек сто примерно. Тут были и слуги вдовы (им достались места в первых рядах), и жители близлежащей деревни, и дворовые папаши Гаврилы, и десяток опричников, что называется, при исполнении. Стоял там и уже знакомый мне мельник Федя — судя по связанным сзади руками, его снова захомутали опричники.

Благочестивый богатырь Георгий, воодушевленный вниманием публики, веселился вовсю. То принимал картинную позу, ставя ногу на поверженного отрока, как на охотничий трофей, то хлопал Гаврилу перчаткой по широкой спине, имитируя процесс выбивания пыли; даже один раз — когда оглушенный сын воеводы Ивана умудрился подняться на четвереньки — оседлал побитого противники и для потехи пришпоривал его, цокал и натягивал воображаемые поводья. Каждую выходку Георгия народ встречал взрывом хохота.

Мне сразу вспомнились собственные инструкции, выданные Гавриле перед боем:

«…Очень важно, чтобы Оксана увидела: вы случайно повздорили, подрались и ты накостылял богатырю всея Руси по шее без всякого почтения. Попытайся также нанести ему как можно более позорные повреждения. Чем смешнее будет выглядеть поверженный противник, тем лучше. Запомни — ничего непригляднее опровергнутого авторитета нет. Осрами его, понял?..»

Осрамил, нечего сказать…

А паскудная девица Оксана, между прочим, аж до слез хохотала, едва не вываливаясь из своего окошка. И не она одна, конечно. Ржали слуги. Покатывались деревенские жители. Хихикали в кулачок дворовые Гаврилиного отца. Гоготали опричники, не замечая, кстати, того, что мельник Федя, пригнувшись, несется от них в сторону ближайшего леса. Опять ушел, проныра такой, от возмездия!..

Затем толпу лошадиными грудями раздвинули несколько всадников. Один из них — дородный мужичина с гигантской палицей на боку — спрыгнул с коня, подбежал к богатырю Георгию и взволнованно заговорил, жестикулируя.

О чем говорил всадник с богатырем, я не слышал — в ушах у меня всё еще звенело после сильного удара. Но очень быстро я понял, что этот, с палицей, и есть гневливый батюшка Гаврилы воевода Иван Степняк.

Выслушав воеводу, Георгий отошел в сторону и, скрестив на груди руки, остановился в позе наблюдателя. Теперь действовал Иван Степняк. Одним мощным движением он вздернул непутевого отпрыска на ноги, присел и перебросил громадную сыновью тушу через колено. Поколебался немного и, решившись, сдернул с Гаврилы портки, обнажив белую задницу, размером многократно превосходившую лоб слона.

Толпа восторженно взвыла. Кто-то вложил в руку воеводы кожаный ремень…

Когда началась порка, я зажмурился. Толпа многоголосо ревела. Гаврила выл по-белужьи. Оксана заливалась смехом…

Я отвернулся — это ведь был не только позор отрока, но и мой тоже!.. Никогда раньше, клянусь собственными рогами, такого не случалось! Ужас, просто ужас!

Кое-как нашел в себе силы и прочитал заклинание, вызывая дождь. Получился настоящий ливень, да какой! С грозой, с молнией, с полным затемнением неба и исчезновением солнца за лиловыми тучами — настоящее бесовское светопреставление!..

Народ с воплями разбежался кто куда. Папаша-воевода быстренько прекратил экзекуцию. Богатырь Георгий укрылся от дождя под брюхом своего коня. Оксана захлопнула ставни. Гаврила поднялся, подтянул портки и со всего духу кинулся бежать — никто его не преследовал… Я, всё еще оставаясь невидимым для всех (кроме Георгия), ринулся вслед за детиной.

Никакого труда не составляло догадаться, куда бежит Гаврила: к бабке Заманихе — куда же еще? Для него теперь лесная избушка ведьмы — самое безопасное место на всем белом свете!..

Уже возле избушки заклинание моей невидимости иссякло. Обезумевший от позора и горя Гаврила набросился на меня с кулаками. Пришлось принять кое-какие меры…

* * *

— Урррою!!! — ревел Гаврила. — Нечисть поганая, противники добрых людей! Опозорили, осрамили! Обманули! Убью!!!

— Жабу в рот, — снова предложила Заманиха. — У меня уже уши заложило от его крика.

— Ничего, — успокоил я, — надолго его не хватит. Уже два часа буйствует. Скоро затихнет. Должен же он когда-нибудь устать и угомониться?

Гаврила громоподобным воплем немедленно объявил о том, что угомонится он нескоро. Я с сомнением посмотрел на веревку, стягивавшую ноги детины, другой конец ее привязан был к толстенной ветви дуба, произраставшего в нескольких шагах от избушки Заманихи. Гаврила болтался на привязи вниз головой, как Буратино, и орал во всю мощь своих тренированных легких раненым носорогом.

Вовремя я его стреножил! Иначе он бы здесь всё разнес. Мне б рога посшибал, а бабку Заманиху на этот самый дуб загнал, как плешивую кошку, и избушку ее с землей сровнял бы.

— Слушай, друг! — попробовал я успокоить неистовствовавшего отрока. — Не всё еще потеряно! Мы проиграли битву, но не войну! У нас договор подписан с тобой?..

— Знать не хочу никакой договор! Отпустите меня! То в козла обратили, то на всеобщее посмешище выставили! Вместо того чтобы Оксану в меня влюбить! Опустите!

— А раз подписали договор, то и беспокоиться не о чем! — договорил я, без твердой, впрочем, уверенности в голосе. — Будет Оксана твоей, будет. Ну посмешил народ — с кем не бывает? Небольшая осечка вышла… В следующий раз будем действовать осмотрительнее…

— Не будет следующего раза! Не хочу больше! Я вас всех убью! И Георгия убью! А Оксану украду! Бабку из избушки выгоню, буду здесь с Оксаной жить! Никого и близко не подпущу! Сволочи! Нечисть! Бесовщина! Проклятие рода человеческого!

— Прыткий какой! — возмутилась Заманиха. — Выгонит он меня из дома, а сам здесь со своей кралей поселится… Да я ему сейчас!..

— Цыц! — прикрикнул я на нее. — Пошли в горницу. Пообедаем, пока отрок в ум войдет. Да подумаем о том, как нам дальше быть…

«Вообще-то, — вдруг пришла мне в голову мысль, — чего тут думать? Надо за советом и помощью обращаться к старшему товарищу! К Филимону то есть… Он в здешних местах уже давно, публику местную знает, может, чего и подскажет…»

— Нет, бабка, — сказал я, остановившись по пути к избушке, — обед отменяется… Я отлучусь ненадолго, а ты пока присмотри за отроком. Скоро буду.

— Присмотрю, присмотрю, — обрадовалась Заманиха. — Ужо я!.. Жабу в рот!

— И пальцем клиента не тронь! Ему и так досталось сегодня. А если чего учудишь — в контору сообщу, чтобы тебя в должности понизили, лишив места оператора-консультанта! — пригрозил я. — Будешь кикиморой на болоте выть, заплутавших путников пугать!

Ведьма моментально съежилась, пробормотала какое-то проклятие и запрыгнула в свою избушку. Я полез за ней.

* * *

— Франциск-то тоже из ваших… — бормотала старуха, помешивая варево в чугунке. — А культурный — не в пример некоторым… У него такая штучка была… Он без всяких дедовских приемчиков со своими общался!.. До чего культурный бес был — не то что ты… Мы с ним так дружно жили!

От чугунка вверх тянулась тонкая струйка зеленого дыма. Весь потолок как диковинной паутиной покрыт был зелеными пульсирующими нитями.

— Не отвлекайся, — посоветовал я. — Дым густеет. Мешай старательнее…

— …Штучка такая, — тем не менее продолжала бормотать Заманиха, — говорит в нее, а его другой бес, на тыщу верст отсюда отдаленный, слышит!

— Не отвлекайся… Мобильник, что ли?

— Ага, кажись так эта штучка по-культурному-то называется…

— Твоему Франциску в следующий раз напомни инструкцию, — сказал я. — Пункт тридцать первый: «В отдельно взятом пространственно-временном периоде запрещается пользоваться приборами, произведенными в других периодах, отстоящих от данного более чем на пять лет вперед…»

— Чего?

— Ничего, — буркнул я. — Работай!.. Стукнуть, что ли, начальству на этого Франциска? Инструкции нарушает, с контингентом излишне сближается…

Дым из зеленого стал черным — струйка, исходившая от чугунка, разбухла. В избушке густо запахло паленым.

— Готово, — проговорила Заманиха, отходя в сторону.

Я извлек из чугунка забытую старухой деревянную ложку, встал над ним так, чтобы лицо мое полностью закрывал черный дым, и, сконцентрировавшись, тихо позвал в булькающее варево:

— Филимон! По желанию или без желания по крайней нужде явись брату своему по крови…

Достаточно оказалось проговорить заклинание один раз. Впрочем, Филимон ведь находился не так уж далеко… Когда я, откашливаясь и протирая глаза, отступил назад, он уже стоял посреди комнаты в расстегнутом до пупа кафтане, в шапке, сдвинутой набекрень, с большой куриной ногой в одной руке и деревянным ковшом, наполненным мутной, едко пахнувшей жидкостью, — в другой.

— Что за манера отрывать от дела в неурочное время? — недовольно проговорил Филимон, озираясь. — Это ты, что ли, Адик?

— Кто ж еще…

— Блин, прямо из-за стола вытащил!.. Хорошо еще, что ребята укушались в умат и ничего не заметят… А меня местное пойло не берет — я к адскому пуншу привыкший!.. Чего надо?

— Дело есть, — сказал я, кивком указав Заманихе на дверь.

Бабка, вконец обидевшись на то, что ее выгоняют из собственной избы, поджала губы и молча ретировалась. Филимон, крякнув, опорожнил ковш, закусил курятиной, рыгнул и, вытирая руки о кафтан, осведомился:

— Насчет сегодняшнего переполоха, что ли?

— Ты как догадался?

— Чего тут догадываться? Шухер устроили на всю округу! Зачем с Георгием-то связались?

— По делу, — объяснил я. — Гаврила — клиент мой — изнывает от неразделенной любви, а богатырь…

Вкратце я объяснил Филимону суть проблемы. Когда закончил, Филимон, неожиданно посерьезневший, уселся на лавку и, сняв шапку, почесал шишку между рогами.

— Что такое? — встревожился я.

— Ну и вклепался ты, Адик! — сочувственно протянул мой коллега. — Надо же так вклепаться!.. Дай закурить…

Его реакция мне, понятно, не понравилась. Если уж сам Филимон — опытный оперативный работник — чешет голову, то мне остается без лишних разговоров писать рапорт об отставке.

— Скажи толком, в чем дело, — протягивая сигарету, попросил я.

— Еще не догадался?

Филимон, как истинный бес старой закалки, очень любил отвечать вопросом на вопрос. Не знаю почему, но меня такая манера иногда раздражает!

— Нет, — сказал я, — не догадался.

— Ну слушай… Георгий, как последний из истинных русских богатырей, десять лет назад был возведен на Высшую Ступень Света…

Я так и сел там, где стоял, то есть попросту шлепнулся на пол!

— Чтоб у меня хвост отвалился! — простонал я, когда обрел наконец дар речи. — Как же так?! Шестнадцатый век на дворе! Воителей Света всех до одного еще в двенадцатом уничтожили! Ланселот Озерный — с ним повозиться пришлось, но и он окочурился! Как раз последним из Воителей был! И самым могущественным!.. При чем здесь Георгий?!

Филимон вскочил с лавки.

— Я тебе про Воителей Света разве толкую?! — закричал он. — Тьфу, помянул же ты гадость эту! Воителей Света нет давно и… счастье наше, что нет!.. Просто Георгий наделен особым даром борьбы с созданиями преисподней. Против такого бесу твоего ранга даже и рыпаться не стоит! Он такого, как ты… тут так говорят: на одну ладошку положит, а другой прихлопнет — и мокрого места не останется!

— Что же мне делать? — простонал я. — Договор-то подписан…

— Что делать, что делать… — передразнил Филимон. — Ничего не делать!

И швырнул окурок за окошко.

— Сразу бы мне пояснил все тонкости твоего задания, — проговорил он, помолчав немного, — сказал, с кем тебе бороться придется… Лично бы тебя обратно в контору отправил… А твоего Гаврилу в помойной яме утопил бы, чтоб он честного беса не путал!

Я не знал, что и ответить. Надо же, жил себе спокойно, работал, разбирался потихоньку с людскими страстишками — и вдруг напоролся на Георгия-богатыря, ударника труда конкурирующей организации! Такого только тронь — сразу разборки начнутся на высшем уровне! Уж не говоря о том, что тронуть мне его как следует и не удастся: прихлопнет он меня — и правда мокрого места не останется! Я всего-навсего оперативный работник отдела кадров, мелкая сошка, а он — ратник, находящийся под особым покровительством! Его прямая обязанность — уничтожать таких, как я! И по роду службы он делает это так же легко, как бабка Заманиха тараканов лаптем давит! Вот оно как…

Воители… Старая история!.. Как известно, Добро и Зло в мире уравновешены. На единой территории планеты Земля работают представители Света и Тьмы — бок о бок, друг друга не касаясь. По возможности, конечно. Стычки-то всё равно случаются, и не так уж редко, но заканчиваются они ничем. Подрались, подсчитали с той и с другой стороны потери и разошлись, сверкая поредевшими в бою оскалами. Вооруженный нейтралитет — вот как это называется!.. Жизнь подчиняется закону вселенского равновесия, так испокон веков было, так и сейчас, так и через много тысяч лет будет. Никому не дозволено чаши весов в ту или иную сторону перевешивать! Ну избитую метафору про неразрывность света и тени помните?..

А вот с Братством Воителей Света небольшая проблема получилась. Началось всё с обыкновенного объединения ничем не выдающихся воинов. Собрались, поклялись до последней капли крови сражаться со всякой нечистью (с нашей конторой, если точнее), выхлопотали себе незамысловатую степень покровительства Света — и пошло-поехало! То они наших колотили, то мы их…

Такие Братства вовсе не редкость. Наша контора тоже вербует себе среди людей преданных союзников. Но обычно подобные организации долго не существуют. Век человеческий он вообще скоротечен… Но Братство Воителей Света всё набирало и набирало силу, росло и ширилось, не прекращая ни на миг, между прочим, военных действий и при этом всё чаще и чаще получая положительный качественный и количественный результат!.. Начальство нашей конторы поздно спохватилось, когда уже созданий Тьмы практически полностью с территории планеты вычистили. Еще немного — и настал бы для всех натуральный золотой век!..

А золотой век знаете что? Хаос! То есть ничего!.. Вот представьте себе место, где один только свет, и совсем нет тени. Представили? Что получается? Ага, правильно — пустыня! Безлюдное, безводное, безжизненное пространство… Именно таков конечный результат деятельности Братства Воителей!..

И грянула Великая Битва… Ох и дрались мы с ними! На все пространственно-временные периоды звон шел! Самые кровопролитные схватки случились в двенадцатом-тринадцатом веках, а отголоском — в первой половине двадцатого отозвались!..

Люди, как существа мало сведущие в отношениях Света и Тьмы, складывали всевозможные легенды и былины, отражая отдельные эпизоды Великой Битвы. Но в целом, конечно, многое переврали. По крайней мере, называть Братство Воителей рыцарями Круглого стола было просто глупо! При чем здесь какой-то стол?! Не было никакого стола — ни круглого, ни квадратного! Соответственно не было среди Воителей и никакого равноправия — строжайшая иерархия!.. Только с главным из Братьев люди угадали: звали его действительно Артур. Правда, он вовсе не королем был, а носил звание Высшего Архангела… Между прочим, сам Мерлин, если хотите знать, был нашим шпионом! И гадил Братству помаленьку, пока его не разоблачили и не шлепнули! Ладно… Обо всем рассказывать долго очень… Кому интересно, возьмите учебник бесовской истории Средних веков и почитайте… Но, во имя свирепых адских псов, не вздумайте поверить человеческой писанине про короля Артура и Круглый стол! Враки там всё! Врака на враке сидит и вракой погоняет! Да…

Что дальше-то было? Ну по одному всех лидеров Братства уничтожили…. И настал снова тот самый вооруженный нейтралитет — полное равновесие, суровые трудовые будни для той и другой стороны… А легендами о Братстве Воителей Света у меня на родине теперь маленьких бесенят пугают!

— Н-да… — словно услышав то, о чем я думаю, проговорил Филимон. — Георгий, конечно, не Воитель Света, но сволочь изрядная. Сколько он наших братьев загубил!.. Я вот думаю: не собрать ли бесов покрепче хорошенький такой отрядик и не накостылять ли ему?.. Вот только повышения полномочий добиться сложно. Сам знаешь: с нашими бюрократами свяжешься — не рад будешь. Да и не только в этом дело…

Я тряхнул головой. Новость изрядно оглушила меня. Сильнее, наверное, чем недавний удар крестом по лбу… И что же мне теперь делать?

— Что делать-то мне? — переспросил я.

Филимон вытащил из моей пачки еще одну сигарету, прикурил, затянулся и молвил:

— Вот что: наплюй на договор с клиентом и возвращайся. В конторе я за тебя похлопочу. Всё-таки бес я заслуженный, работник старательный, да и ты на хорошем счету… За невыполнение условий договора строго тебя не накажут. Войдут в положение. От невезухи никто не застрахован! Тебе ведь именно не повезло, правильно? Думал — обычное задание, а нарвался вон на кого — на самого Георгия!.. Ну отстранят временно от работы — отдохнешь, сил наберешься.

— А как с Георгием? — поинтересовался я. — А если опять контора проморгает? Получится как тогда — с Братством…

Филимон демонстративно трижды плюнул через правое плечо.

— Типун тебе на язык! — сказал он. — Думаешь, о Георгии не ведают наверху, что ли? Я же и сообщил, как только в этом временно-пространственном периоде объявился!.. И знаешь, что мне ответили? Близко к нему не подходить!.. Вот такой приказ я получил… Соотношение сил — в равновесии. Среди созданий Тьмы, между прочим, ратники тоже есть такого же ранга, как сей богатырь злосчастный. Так что во избежание возможных конфликтов… Ну сам понимаешь…

Я молчал.

— Чего притих? — спросил Филимон.

— Можно до вечера подумать?

— А что тут думать? — удивился и встревожился мой коллега. — Ты, Адик, давай-ка без этого самого… без самодеятельности! Возвращайся домой, и всё тут! Понял? Условия договора были заведомо невыполнимы, и твоей вины в том, что задание провалено, нет!.. Ну что, пойдем?

— Куда? — спросил я, хотя прекрасно знал куда.

— На место твоего прибытия. Оттуда и отправишься в контору.

Я кивнул и выпрыгнул из избушки. Заманиха толкла что-то в той ступке, которую вчера эксплуатировал опричник Ефимка. Гаврила, уже успокоившийся, висел вниз головой на ветке. Покачивался. Я посмотрел на него и сказал выпрыгнувшему за мной Филимону:

— Может, он меня отправит? Вечерком?

— Ну нет! — строго ответил Филимон. — Я лично проконтролирую. Чувствую, как в тебенеудовлетворенность кипит… Накостылять, поди, всё еще хочешь Георгию?

Я пожал плечами. И сам не знал, чего хочу… Странное какое-то состояние… Может, всё из-за того, что я первый раз по-настоящему позорно провалил задание? Профессиональная честь страдает, и всё такое…

— Давай, давай, — торопил Филимон, — пошли… Мне ведь к ребятам пора. А без меня у тебя ничего не получится…

Это точно. Вернуть беса из временно-пространственного периода назад в контору может только другой бес. Или клиент — по собственному желанию. Но последнее — крайний случай, которого у меня еще никогда не было. Обычно же бес автоматически переносится домой, как только клиент признает, что задание выполнено. Есть, правда, еще один способ отправиться в контору, но я о нем говорить не хочу…

— Бабуля! — крикнул Филимон. — Приготовь зелье для отправки!

— А кто отправляется-то? — встрепенулась Заманиха.

— Адик.

— А, миленький, конечно, приготовлю… Только вы там еще передайте, — добавила она, мстительно посмотрев на меня, — чтобы в следующий раз покультурней бесов присылали. Как Франциск, например…

— Не обращай внимания, — сказал Филимон, заметив, что я открыл рот для ругательства, — дура бабка. Ну не понравился ты ей…

Заманиха убежала в избу, загремела там чугунной посудой. Гаврила, всё это время переводивший взгляд с меня на Филимона и обратно, вдруг заговорил.

— Спустите меня на землю, — попросил он. — Я больше не буду буйствовать.

Филимон щелкнул пальцами, и Гаврила тяжело обрушился под дерево.

— Бесовщина… — пробормотал он, поднимаясь. — А я сразу понял, что ты не простой опричник. Тоже из бесов, да? То-то я с тобой справиться не смог!

Филимон только хмыкнул. Гаврила почесал в затылке и обратился ко мне:

— А ты… Адик… Уезжаешь, что ли?

— Уезжаю, — развел я руками. Мне было неловко перед клиентом — задание-то так и осталось не выполненным.

— А я? — неожиданно воскликнул Гаврила.

— Что «ты»? Минуту назад кричал — проваливай! Договор хотел расторгнуть.

— Погорячился, — вздохнул Гаврила. — Ну срам такой пережить — это же не просто… Да и горячая кровушка во мне бушует… В отца пошел… Ты бы не уезжал, а? Оставайся, а? Разрешаю… Без тебя-то совсем плохо. Мне тогда Оксаны как своих ушей не видать!

Вот орясина!.. Думает, что я из-за его воплей назад собрался! Ему оперативный бес — такси по вызову, что ли? Захотел — пригласил, захотел — назад отправил, захотел — передумал и снова пригласил. «Разрешаю…»

— Поздно, — сказал я. — Слово, как тебе известно, не воробей. Вылетит — не поймаешь! Прогнал меня, вот и отправляюсь…

— Сам прогнал — сам и призову! — напыжился Гаврила. — Заманиха, когда я у нее зелье просил, чтобы тебя вызвать, говорила, что призванный бес будет мне верным слугой, пока задание мое не исполнит!

Я даже рот раскрыл от такой наглости! И не придумал, что ответить-то. Филимон нашелся быстрее.

— Слушай, ты… — угрожающе надвинулся он на Гаврилу. — Чебурашка-переросток! По твоей вине Адик взыскание получит, а может, и выговор! Думать надо было башкой дубовой, когда заговоры над костром читал! Соизмерять требования с возможностями! Оксану он захотел! Хрен тебе, а не Оксана, дубина! Вообще забудь про нее, понял? Твое счастье, что Адик у нас немного того… — Он покрутил пальцем у виска. — Мягкохарактерный… Если бы ты меня попытался с богатырем Георгием стравить, я бы тебе…

Не договорив, Филимон оскалился и зашипел. Гаврила испуганно отпрянул назад.

— Ладно, — махнул я рукой. — Оставь его… Он ведь тоже не знал…

С минуту Гаврила судорожно вникал в суть сложившейся ситуации. Две продольные морщины, обозначившиеся на широком его лбу, заворочались, как два жирных червяка.

Из избушки выглянула Заманиха.

— Готово зелье! — крикнула она. — Хоть сейчас отправляйтесь.

— Сейчас нельзя, — рассудительно проговорил Филимон. — Надо сначала прийти на то место, откуда призывали его… В соседний лесок, я так понимаю? — спросил он у меня.

Я кивнул.

— Батюшка! — взвыл вдруг Гаврила, бросаясь передо мной на колени. — Друг любезный! Родненький ты мой! Не покидай меня! Оксана для меня больше жизни значит! Уж постарайся еще чуть-чуть! Может, получится?! Буду тебя во всем слушаться! Хочешь в козла меня обратить? Пожалуйста, хоть в жука навозного! Только не улетай! Еще разочек попробуем с тобой! Я тебе… Я тебе… Озолочу! Отец мой, воевода, богат! Я у него для тебя… Золотом с ног до головы осыплю!

— Золотом? — нехорошо поинтересовался Филимон. — И сколько у тебя, верзила, при себе есть?

— При себе — нисколько, — всхлипывая, признался Гаврила.

Филимон разочарованно махнул рукой.

— Вот… — Детина закатал рукав рубахи и показал синюю ленточку, повязанную на запястье. — Вот и всё, что у меня сейчас есть. Самая главная драгоценность! Лента с кокошника Оксаны… Она сронила, а я подобрал!

— Нужна мне эта лента… — пробормотал Филимон. — Хватит лясы точить! Адик, слушай…

— Я у батюшки могу много украсть!

— Цыц! — оборвал детину Филимон. — Раскудахтался! Украсть я и сам у кого хочешь что хочешь смогу!.. Адик, давай я его это самое… превращу во что-нибудь?

— Во что? — опешил я.

— Ну во что-нибудь бессловесное… В чурку березовую!

— Не надо, — сказал я. — Лучше пойдем… На ту полянку, куда меня вчера приземлили.

Гаврила опустил рукав и вздохнул. Я тоже… Ох, представляю, какими словами меня начальство в конторе поносить будет… Подрывник! Отстающий! Позорник!.. Капитан Флинт — известный грубиян и садист — и вовсе способен снять с себя форменный ремень с пряжкой и на потеху публике отстегать… Да даже если и не так… Стыдно всё-таки, клянусь адскими глубинами, стыдно… Ну почему я такой уродился-то? Другие бесы, и не по одному заданию провалившие, нисколько не стыдятся! Начальство выговорами их хлещет, а им всё как с гуся вода — только утираются! Ни один из бесов — кроме меня, конечно, — и знать не знает, что такое «совесть» и почему ею мучаться надо. А я какой-то… недоделанный! Поэтому, наверно, и больше по служебным делам мотаюсь, чем дома сижу… Нет, на работе, конечно, по дому скучаю, а как вернусь с задания… Коллеги отдыхающие насмешками достанут!.. Хорошо хоть не все так ко мне относятся. Тот же Филимон всё же понимает, что бес я толковый, как оперативный сотрудник, конечно… И еще пара-тройка таких бесов есть… Хотя и они несколько снисходительно на меня посматривают — не один раз замечал. Бесовскую породу-то не усмиришь… «А ведь меня от работы отстранят, — подумал я, — на годик-другой… Целых два года слоняться, хвост поджав? Терпеть насмешки?.. Ох ты, пламя преисподней, как же не везет-то!»

— Двинули, — сказал Филимон, хлопнув меня по плечу. — Чего время-то тянуть?

— Действительно… Время тянуть незачем…

— Да не переживай ты так! — Филимон обнадеживающе хохотнул. — Подумаешь, задание не выполнил! Подумаешь, выговор и временное отстранение от работы!.. Относись проще ко всему! Я вот раз двадцать ни с чем возвращался в контору, да еще и с хвостом подпаленным, и с рогами наполовину отшибленными!.. Никогда не знаешь, с чем столкнуться придется… Пошли… Бабка, давай зелье!

Заманиха скинула ему полотняный мешочек с травами.

— И я с вами! — заявил Гаврила.

— Отрок! — погрозил ему пальцем Филимон. — Предупреждаю тебя — не возникай! Иди домой, к папаше, а то…

— Адик! — жалостливо так позвал Гаврила. — Скажи ему, чтобы он не очень… Я попрощаться хочу… Сдружились ведь мы с тобой.

Филимон заржал.

— Пускай идет, — пробормотал я. — Чего там…

— Вот спасибо! — Гаврила неизвестно чему жутко обрадовался — прямо засветился-залоснился весь, как бумага, в которую добрый кусок масла завернут. — Вот спасибо тебе! Вот спасибо!

— Эй! — вдруг хлопнул себя Филимон по лбу. — Адик! Чуть не забыли! Валяй переодевайся!

Как-то не хотелось суетиться, портить печальную торжественность момента… Но всё же перспектива навсегда лишиться любимых джинсов, футболки, бейсболки и ботинок заставила встряхнуться. Мы опять выгнали Заманиху из ее избушки. Пока я переодевался, Филимон стоял рядом, задумчиво докуривая одну из последних моих сигарет.

— Ай негодник! — заорала снаружи бабка — надо думать, на Гаврилу. — Ты что это, паскудник, делаешь?! Я тебе сейчас…

Какому именно наказанию старая ведьма хотела подвергнуть Гаврилу, узнать так и не удалось. Раздался смачный плевок, и крики стихли.

Филимон высунулся из окна. Я как раз зашнуровывал ботинки, когда он спросил:

— Что тут происходит?

Гаврила невнятно что-то пробурчал. Филимон засмеялся.

— Чего-то они с бабкой не поделили, — сказал он, сползая с подоконника, — детина ее и обезвредил.

Я затянул шнурок и поднялся.

— Готов? — осведомился мой коллега.

— Ага…

Филимон выпрыгнул из избушки, подхватил с травы сверток с колдовским зельем и помахал мне рукой.

— Иду-иду… — вздохнул я.

* * *

Шли мы молча. Поначалу, пока не добрались до реки, Филимон пытался развеселить меня корпоративными анекдотами. Задорно трещал о том, как искал однажды для французского дипломата пропавшие фамильные драгоценности: француз хранить камешки поручил дряхлому камердинеру, а тот, страдая одновременно маразмом и склерозом, ценный сверточек упрятал в начинку пирога и, конечно, об этом забыл…

Пирог съел на приеме английский граф, почувствовал на зубах чтой-то, рассмотрел и, будучи пройдохой, заглотил драгоценности. Заработал чудовищное расстройство желудка, но, по понятным причинам не желая посещать уборную в чужом доме, решил терпеть до гостиницы. Не дотерпел — в карете скончался…

Веселый детектив о поисках мертвого тела с начинкой из драгоценных камней по моргам и больницам я вынести не смог и вежливо попросил Филимона заткнуться к едрене фене — что тот и исполнил.

Гаврила шел позади, пыхтел и время от времени принимался напевать какую-то песню. Странно — недавно только ревел, размазывая по круглой физиономии слезы величиной с шарик для игры в пинг-понг, а теперь вот песенками горло полощет… Только позавидовать можно психике молодого человека, столь легко справляющейся с потрясениями!

Уже и речку перешли… Вот место, где мы с Гаврилой прятались от опричников… Вот поле, через которое бежали… Вот опушка леса — тут я отправил в далекое путешествие опричника Еропку. Смотри-ка, даже сабля его до сих пор валяется…

Нет, сентиментальный я всё-таки бес… Всего-то сутки с небольшим прожил в этом временно-пространственном периоде, а уже ностальгия точит!..

Еще немного — и перелет обратно в контору… Бумажки, рапорты, выговор со всеми вытекающими последствиями… Шуточки наших бюрократов: им только повод дай — до костей просмеют!.. С людьми мне приятнее дело иметь, чем с бесами, вот что! А должно быть, как легко догадаться, наоборот… Всё потому, что на человека я похожу больше, чем на беса, внутренне, разумеется… Ну уродился таким — ничего не поделаешь…

Полянка появилась внезапно. Филимон, чтобы не возиться с дровами, просто дунул в кострище, и уголья вспыхнули, точно бензином их окатили.

Гаврила присел в сторонке, наблюдая. Дождавшись, когда дым стал густым, Филимон ссыпал в костер травы бабки Заманихи. Под громкий треск крикнул мне:

— Вставай!

Прежде чем шагнуть в исходящий черным дымом костер, я посмотрел на Гаврилу и проговорил:

— Ну прощай, что ли?

Детина только кивнул и отвел взгляд в сторону.

Невежа, честное слово! То поздороваться не желал, теперь прощаться не хочет… А я еще переживаю из-за него!

— Чего ждешь?! — спросил Филимон. — Травы же прогорят сейчас!

Я ступил в пламя. Толстые подошвы армейских ботинок мгновенно нагрелись, сквозь джинсы я ощутил жар. Был бы огонь обыкновенный — я бы уже с воплями катался по поляне, дуя на обожженные места. Но колдовские травы, собранные Заманихой, защищали мое тело от воздействия пламени. Неплохо было бы еще, чтобы и дым глаза не щипал…

Вскинув руки, Филимон затянул заклятие. Стараясь не дышать, я считал такты — скоро там конец-то? Что-то травяной сбор не особенно эффективный на этот раз — копыта ощутимо жгло.

— Давай скорее! — закашляв, прохрипел я. — Закругляйся!

Подпрыгнув на месте (этого требовал ритуал), Филимон звонко хлопнул в ладоши.

Мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины и распался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в этот момент не существует в поглотившей вселенную бесцветной пустоте.

Странное ощущение… Сколько раз его переживал, а всё не могу привыкнуть… Хорошо еще, что недолго здесь находиться…

Бесконечная черная нора, по которой я с чудовищной скоростью мчался, сузилась. А потом произошло нечто неожиданное. Невесть откуда взявшаяся волна сгустившегося до каменной твердости ветра скрутила меня в подобие жгута. От испуга я заорал, но собственного крика, конечно, не услышал…

ГЛАВА 5

— …Так всё было! — под общий хохот закончил свой рассказ украшенный тонкими усиками и бородкой-эспаньолкой бес в широких тренировочных штанах и в кожаной жилетке, распахнутой на груди. — Копытами своими клянусь — точно так всё и было!

Низкие каменные своды, жарко натопленная комната, заваленная под потолок пустыми бутылками, бушующее в жерле печи адское пламя, грешники, поленницей сложенные у стены, дожидаются своей очереди, тоскливо глядя в печь…

Вот я и вернулся домой…

— Не верите?! — всё допытывался усатый (теперь я вспомнил: Франциск его зовут, вот именно — Франциск). — Да по глазам вижу, что не верите! Ну чтоб у меня хвост отвалился, не вру я!

Десяток разнокалиберных бесов, расположившихся вокруг рассказчика, вовсе меня не замечали. Франциск тоже демонстративно смотрел в сторону. Одетые кто во что (нам же униформа не полагается, каждый наряжается в силу собственного воображения и привычек), присутствующие глазели на Франциска, покатываясь со смеху, хлопали друг друга по плечам, прихлебывали испускавший синие огоньки пунш из бронзовых чаш.

«Начинается, — подумал я. — Новое развлечение себе придумали. Не замечают просто, и всё! А это горше всяких насмешек. Пусть бы уж лучше кто-нибудь из них раззявил свою пасть и вякнул что-то вроде: „А вот и Адик явился с задания. Сейчас впечатлениями делиться начнет. Давайте, братва, послушаем о том, как на земле птички поют, листочки шелестят, и луна в речке отражается!“

Но никто ничего подобного не говорил. Меня как бы и не было в этой комнате, а между тем я стоял в самом центре, рядом с Франциском!

— Короче, клиент побледнел, — вытирая ладонью слезы, пискляво давился смехом Франциск, — от страха дрожит и говорит мне: «Я же тебя просил гаишника этого только наказать, чтобы он ко мне не лез больше, а ты что сделал?!» А я ему: «Не знал, что вы, людишки, такие слабенькие! Подумаешь, внутренности заменил клубком ядовитых змей… Безобидная шутка, с чего это он концы отдал?».. Ладно, в договоре как обозначено — подвергнуть наказанию… Ну и всё!

Бесы зашлись в новом приступе хохота. Франциск повернул рогатую башку в мою сторону, но глянул не на меня, а сквозь меня — в жерло гудевшей от жара печки.

От обиды у меня даже голова закружилась! Перед глазами замелькали рожки, усики, эспаньолки, жилеты, фески, пилотки, кожаные куртки и клетчатые рубахи… Пестро одетые бесы слились в одно разноцветное пятно, будто я носом ткнулся в палитру старательного художника.

— А меня один банкир вызвал! — заговорил сухонький вертлявый бес в тельняшке и бескозырке, лихо сдвинутой на левое ухо. — Прямо в подземный бункер, где целый оружейный арсенал и двадцать телохранителей… Говорит: «Конкуренты меня завалить хотят, четыре киллера по пятам ходят… Скажи, уважаемый дьявол, сколько мне жить осталось?» Я ему отвечаю: «Я тебе кто — кукушка в лесу? Это твое желание и есть?» «Ага, это мое желание… То, что меня завалят, я точно знаю — ни один черт не спасет! Хотелось бы точно знать, когда это случится, чтобы дела свои закончить — завещание, счета, недвижимость, то-се…» Договор подписали, я ему: «Хочешь знать точную дату? Пожалуйста — третье февраля сего года, девятнадцать тридцать…» Он: «Ка-ак? Сегодня же как раз третье!.. Половина восьмого без одной минуты…» «То и есть, что без одной минуты», — сказал я ему и взял с полки первый попавшийся автомат… Ну посудите сами, братва, не буду же я бегать по городу, выяснять, кто из киллеров самый крутой и на какой час операция назначена?.. Бесы снова грохнули хохотом. Хоть бы один на меня посмотрел! Смерть как обидно!..

— Гады! — выкрикнул я. — А корпоративная солидарность?! А чувство локтя!

Меня наконец заметили. Франциск внезапно прорезавшимся густым басом проговорил:

— Чувство локтя? — и забормотал какую-то белиберду: — Чувство локтя… чувство локтя… локоть чувствует… локоть чувствуешь?..

Поняв, что издевательство продолжается, я примерился уже врезать копытом паскудному Франциску в морду, но тот вдруг исчез… И исчез как-то странно — не весь сразу, целиком, а по частям, словно растворился: сначала дурацкие усики, потом идиотская бородка, потом рожки… Вместо поганой бесовской физиономии, постепенно утратившей всякие черты и ставшей бесплотной, как рисунок мокрым пальцем на клеенке, проступило вполне человеческое лицо. Округлые щеки, здоровенный лоб; широкий и крепкий, как яблоко, нос… Курчавые темно-русые волосы, в которых ни намека на рожки…

Да это же Гаврила?!

— Ты как здесь оказался? — спросил я. — Договор ведь не был выполнен, да и до естественной кончины тебе еще далековато…

Слова, срывавшиеся с моего языка, за пределами ротовой полости гасли, словно слабенькие огоньки.

* * *

— Чувство… — продолжал по инерции бормотать я. — Локтя… чувство…

— Что он говорит? — грянул надо мной чей-то оглушительный голос.

— Говорит — локоть уже чувствует… — Этот голос я узнал: Гаврила.

Где же я всё-таки? На каком свете?

— Так, отлично! — прогрохотало снова. — Растирай его получше! Скоро все чувства вернутся… И как же всё получилось-то так?..

Чувства и правда возвращались. Но не могу сказать, что я был очень рад этому. Уж лучше вовсе ничего не чувствовать, чем ощущать такую жуткую боль во всем теле! Копыта просто горели огнем — будто кто-то закачал в них пузырящуюся вулканическую лаву… Ноги свело судорогой; руки крючило, словно сучья в костре, под ногтями чесалось; нос почему-то постоянно подергивало, точно я хотел чихнуть и никак не мог на это решиться… поистине невыносимое ощущение!

Я попытался открыть глаза, и это у меня получилось.

Синее небо где-то далеко-далеко наверху… Чуть слышно трепетала листва на ветвях… А потом на меня упала огромная тень, и ничего больше я не видел.

* * *

Впрочем, испугаться не успел. Узнал Гаврилу — это его круглая физиономия закрыла от меня небо.

— Очнулся, — констатировал Гаврила. — А мы-то немного того…

— Перебздели! — веско сформулировал Филимон.

Перевел взгляд на его закопченную рожу и спросил:

— Где я?

— Где-где… — проворчал бес, становясь мрачным. — Там же, где и был. Колдовство не сработало…

Известие это ошеломило меня настолько, что я нашел в себе силы приподняться. Оказалось — лежу всё на той же полянке, откуда меня пытались отправить в контору, в двух шагах от еще дымящегося кострища.

— Как это не сработало?

— Настройки сбились, — пояснил Филимон. — Только не спрашивай меня почему. Сам не могу разобраться… Понимаешь, что это значит?

Я понимал… Если сбились настройки процесса транспортировки бесов в контору и обратно, значит, произошло нечто глобальное… Что-то ужасное… Сверхъестественное… Значит, нарушился сам принцип работы нашей конторы, а принцип этот, как известно, нерушим в веках!.. Ну представьте: просыпаетесь вы поутру, идете умываться, а вода, вместо того чтобы течь из крана вниз, как ей полагается, бурным потоком поднимается к потолку… Высовываетесь вы из окошка и видите красное в синий горошек небо…

— Не может быть! — сказал я. Филимон пожал плечами.

«Как же контора? — подумал я. — Почему нам не сообщили? Что случилось?!»

Помолчав, Филимон проговорил то, о чем я даже и думать боялся:

— А может, никакой конторы больше и нет? — Я вскочил на ноги… и сел.

— Не может быть… — повторил я шепотом. — А мы как же?.. Постой, я ведь видел Франциска и остальных, которые как ни в чем не бывало…

— Это какой Франциск? — нахмурился Филимон. — Тот самый, что у бабки Заманихи не так давно квартировал?

— Ага. И произвел на нее неизгладимое впечатление.

— Не мог ты Франциска видеть, — заявил Филимон. — Его, я слышал, в отставку отправили посмертно, потому что он, пьяный, в чан со святой водой упал… При исполнении служебных обязанностей.

— Галлюцинация?

— Точно. Это бывает.

— Да не переживайте вы так, — добродушно усмехнулся Гаврила. — Цела ваша контора, чтоб ей провалиться, конечно…

Мы обернулись на голос. Гаврила почесывал пузо под рубахой, снисходительно на нас поглядывая, будто знал что-то такое, чего не знали мы.

— Адик потому не улетел никуда, что я в траву святой воды брызнул… Немного… Щепотку.

Филимон открыл рот, да так и замер. Из глаз его вылетели тонкие молнии, в воздухе отчетливо запахло электричеством… Мои кулаки сжались сами собой… Гаврила, видя такое дело, поспешно поднялся и на всякий случай отбежал на край полянки.

— А чего?! — закричал он оттуда. — Мы договор подписали? Подписали! Значит, выполняй условия! Мне Оксану без твоей, Адик, помощи не достать! А я люблю ее! Ежели б ты согласился не улетать добром — так нет же!.. Вот я святой водой и того… Всегда склянку на гайтане таскаю… Немного и брызнул-то… Самую малость… Бабка увидела — орать начала! С испугу и плюнул в нее…

— Убью! — заорал Филимон, кидаясь к Гавриле. Несмотря на всё свое мягкосердечие, я даже не подумал его останавливать.

Гаврила проворно отпрыгнул в сторону. Филимон пролетел через тот кусок пространства, где он только что находился, споткнулся, рухнул, снова вскочил.

— Стой, сволочь! Поймаю — хуже будет!

На этот раз детине едва-едва удалось увернуться. Пока бес, ругательски ругаясь, выдирался из кустов, Гаврила, видимо решив больше не искушать судьбу, вскарабкался на ближайший дуб пятиметровой высоты. Филимон за ним не поторопился. Присев на корточки, он громко проговорил несколько слов.

Я знаю это заклинание — одно из самых простейших, но и самых эффективных. Сейчас в ясном и безоблачном небе прогремит гром, и несчастного Гаврилу разорвет на тысячу кусков…

— Не надо! — закричал я.

Но было поздно. Закончив заклинание традиционным хлопком в ладоши, бес выпрямился и задрал голову, намереваясь не пропустить ни секунды ожидаемого зрелища.

Коротко пророкотал гром. Гаврила вскрикнул…

Я зажмурился, мысленно проклиная кровожадного коллегу, а когда открыл глаза, удивился так, как никогда еще за все годы своей трудовой деятельности: Гаврила преспокойно сидел на толстой ветке! Ни одного кусочка от него не откололось! Даже наоборот — что-то прибавилось… От неожиданности и крайней степени изумления я даже сразу и не понял, что именно. Только спустя минуту врубился: у Гаврилы-то на месте носа вырос преогромный хобот — складчатый, с двумя мокрыми отверстиями на конце!

— Опять не сработало! — ахнул Филимон. — Ну я тебе сейчас…

Он забормотал новое заклинание. Гаврила недоуменно трубил хоботом.

Я ничего не понимал и вмешиваться не спешил. Во-первых, трогать рассвирепевшего беса не рекомендуется никому; во-вторых, если не сработали два простейших заклинания подряд, то шансов на то, что не сработает и третье, как бы кому ни хотелось, практически не было…

Филимон, обезумев от ярости, бомбардировал Гаврилу новыми и новыми заклинаниями. Небо над полянкой заволокло сиреневыми тучами; воздух, пропитанный магической энергией, потрескивал крохотными белыми искорками.

Бах! — Хобот, исчез с лица Гаврилы, зато дуб, на котором он сидел, вдруг буйно расцвел оранжевыми гладиолусами.

Бах! — Гладиолусы осыпались на землю, уступив место виноградной лозе, обильно плодоносящей почему-то гигантскими арбузами.

Бах! — Лоза, вспыхнув, мгновенно истлела; арбузы взорвались красными гранатами — все, кроме одного, который превратился в лысую человеческую голову.

— Мама! — крикнула голова, распухая в полосатый резиновый мяч.

Бах! — Пошел снег вперемешку с дождем и крупинками конфетти.

Бах! — Сам Филимон покрылся вдруг перьями, и вместо проклятий из его рта раздалось гортанное карканье.

Гаврила поначалу визжал от страха, но, увидев, что ничего ужасного ему явно не грозит, принялся откровенно веселиться, тыча пальцем в преобразившегося беса. Я же — хотя мне всё уже было ясно — решил ради эксперимента попробовать какое-нибудь простенькое заклинание… Ну, к примеру, разжечь костер.

Как Филимон раньше, дунул на уголья кострища. Ничего не произошло. Только где-то далеко в небе ухнуло что-то и затрещало.

Филимон оглянулся на меня, тоскливо каркнул и обессиленно опустился на землю.

— Адик! — позвал Гаврила. — Как ты думаешь, мне уже можно спускаться? Ты-то на меня не сердишься? Я ведь как лучше хотел, правда!

Я оглянулся. Неподалеку валялась толстая суковатая ветка, которую очень удобно будет использовать как дубину. Хорошая получится дубина, увесистая… Я бес незлобивый, на куски Гаврилу разрывать не стану, но поучить его, вложить, так сказать, мозги через одно место просто нужно! Надо же такое придумать — прыснуть святой водички в зелье!.. Как я теперь вернусь из этого временно-пространственного периода обратно? Единственный бес, который может отправить меня, лишен теперь своей магической силы: дым костра, отравленного святой водой, перемешал в наших мозгах — моих и Филимона — извилины, ответственные за осуществление заклинаний. Это точно!.. А сам Гаврила помешался форменным образом на любви к Оксане и уж конечно не пожелает отпустить меня, прежде чем я не решу его проблему…

— Спускайся! — ласково предложил я. — Конечно, спускайся…

Филимон сначала протестующее каркнул, но, заметив, что я тянусь к дубине, замолчал. Однако и от взгляда Гаврилы мои намерения не ускользнули.

— Адик! — встревожился он. — Ты это… не дури… Я ведь святую воду не Всю израсходовал… Если что, могу и плескануть! Вряд ли тебе это понравится!

Мне это вполне определенно не понравится… Как, впрочем, и Филимону — заслышав о святой воде, он зашипел и стал отползать подальше к краю полянки.

— Спускаюсь! — заявил Гаврила. — Если что — склянка у меня наготове!

И чем я мог ему возразить?! Вот так моя миролюбивая натура и загнала меня самого в угол! Был бы потверже, никогда не допустил бы, чтобы обыкновенный человек, детина неразумный, фактически захватил меня в рабство! Без его помощи как перенестись домой? Пусть и плохо там, а всё же родина…

Зажав склянку в зубах, Гаврила сполз вниз по стволу и стал на ноги.

— Бу-бу… — сказал, он не вынимая емкости изо рта.

Признаться, не смог совладать с искушением. А как же? Господин Крылов Иван Андреевич народиться не успел, следовательно, в этом временно-пространственном периоде историю о сыре, глупой птице и чертовски хитрой лисе никто еще не знает…

— Что-что? — переспросил я.

— Привет, — повторил детина, роняя склянку на траву.

С душераздирающим воем Филимон кинулся вперед. Я подхватил дубину, сделал шаг по направлению к Гавриле и… остановился. Ровно секунду во мне боролись две стихии: бесовская натура жаждала мести и крови, а мягкость моя будто шептала: «Да ладно тебе! Ему сейчас и от Филимона порядочно достанется…»

После секундного колебания я всё-таки решил — пара лишних синяков такому верзиле не повредит! — но всё уже было кончено.

Филимон, хоть и старался изо всех сил, не успел доскакать до Гаврилы сантиметров примерно двадцать. Отрок с удивительным для его габаритов проворством сиганул в сторону, не забыв схватить и метнуть в противника склянку со святой водой.

Склянка разбилась о правый рог беса. Мгновенно окутавшись черным дымом, обожженный с головы до ног Филимон истошно завизжал и, теряя по дороге перья, ринулся прочь…

Клянусь лавой преисподней, меня чуть не стошнило! Первый раз видел святую воду в действии — раньше лишь много раз слышал страшные рассказы об этом чудовищном препарате… Говорят, бес, получивший порцию такой «водички», долгое время валяется в горячечном бреду, ничего не соображает, связно изъясняться может дня через три, а ходить — через неделю, и то — только под себя… В особо тяжелых случаях и летальный исход не исключен — достаточно вспомнить того же несчастного Франциска…

— Он первый начал! — крикнул Гаврила, пятясь от меня с поднятой дубиной в руках. — Я же защищался!

«С другой стороны, — подумал я, — заклятие, которое Филимон сам на себя наложил, теперь снимется само собой…»

И правда — в ту же минуту откуда-то из лесной чащи донеслось протяжное:

— Ка-а-ар! Поймаю — убью!!! Начальству пожалуюсь! Флинта натравлю!

Оклемался, значит, Филимон, язык обрел. Гаврила стукнулся спиной о ствол дуба. Дальше пятиться ему было некуда.

— Ну? — осведомился я, поигрывая дубиной. — Что делать будем дальше?

Сын воеводы ничего на это не ответил. Не отрываясь, он смотрел на корягу в моих руках.

— Ежели ты меня, батюшка, убьешь, — проговорил он, — то я тебя назад отправить не смогу…

Дотумкал, сукин сын!.. Наши разговоры с Филимоном, наверное, подслушал… Может, именно поэтому и распоясался… Беса святой водой окатил! Меня сейчас шантажирует!.. Хитер, гад! А с виду такой себе простоватый…

— Убивать тебя и не собираюсь, — сообщил я.

— А что собираешься? — обеспокоился Гаврила.

— Поучить маленько. Как вот папаша твой давеча… Снимай штаны!

Детина поджал губы. Затем повернулся и рывком сдернул с себя портки, приняв соответствующую позу.

— Бей! — прогудел он. — Всё, что хочешь, делай — только помоги Оксану заполучить!

Я ударил один раз по массивной заднице. Просто так, для интереса: думал, что Гаврила немедленно заверещит и, путаясь в портках, кинется спасаться в чащу, громогласно прося прощения… Ничуть не бывало! Он лишь застонал через прикушенную губу, и я, конечно, опустил дубинку. Ну не изверг!.. Не могу просто так человека мордовать (хотя для этого способа наказания слово «мордовать» не очень-то подходит!). Вот Филимон — тот воспользовался бы ситуацией, ух как бы воспользовался!..

— Ладно, — сказал я, — одевайся… Хватит с тебя. Пойдем отсюда… Но запомни на будущее — больше никакой самодеятельности! Во всём слушайся меня, и только меня! Если еще что-нибудь подобное выкинешь, завоевывать Оксану будешь сам. Понятно?

— Ферштейн! — расцвел Гаврила.

Он быстро натянул портки и, завязывая поддерживающий шнурок, поинтересовался:

— А что дальше делать-то будем? Куда пойдем? Что делать? Ясно что: Оксану приваживать! По возможности, сторонясь опасного богатыря Георгия. Для меня это — единственный выход из данного временно-пространственного периода. Потерявший магическую силу Филимон вряд ли сможет теперь чем-то помочь — в смысле отправки в родную контору…

Куда пойдем — вот это действительно вопрос! К Заманихе возвращаться не стоит: вряд ли она простит Гавриле предательский плевок, лишивший ее чувств. Да и меня она, кажется, не очень жалует… На людях нам показываться опасно… Где бы найти такое место— спокойное и безлюдное? Чтобы еще и комфорт присутствовал — хотя бы относительный… Устал я, надо бы силы восстановить для дальнейшей деятельности.

Ага, придумал!

— Веди к мельнику! — скомандовал я.

— К Феде? — удивился Гаврила. — А зачем?

— Отдохнем у него, — пояснил я. — С мыслями и с силами соберемся… Или ты к Заманихе хочешь?

Воеводин сын отрицательно помотал головой.

— Или к папаше своему за очередной порцией отцовской любви?

— Не-эт.

— Ну так веди!

— Это… — заколебался Гаврила. — У него же…

— Р-разговорчики! — отрезал я. — Место там тихое, безлюдное и безопасное… Где еще, как не у мельника, живущего по традиции на отшибе и пользующегося у местного населения дурной славой, отдохнуть можно?.. Делай, что говорю, и точка!

— Как скажешь… — вздохнул Гаврила и зашагал через полянку.

* * *

— …Выходи, гад! — орали опричники, суетясь вокруг мельницы. — Выходи, не то дверь сломаем!

— А ты утверждал, что место здесь тихое, безлюдное и безопасное! — сказал я.

— Это не я говорил, а ты! — обиделся Гаврила. — Я, между прочим, пытался отсоветовать, но ты меня и слушать не хотел!

— После всего, что ты натворил, уж лучше не огрызайся! — парировал я.

Парировать-то парировал, и что с того? Здесь, в глуши, на лесной опушке, у мельницы, склонившейся к небыстрой речке, казалось бы, вообще никого не должно было быть. Ан, нет — опричники, изображая из себя донкихотов, штурмуют дверь мельницы, орут и размахивают саблями!.. И нам с Гаврилой остается только прятаться в тени деревьев…

— Здесь, конечно, тихо всегда… — проговорил еще воеводин сын. — Но ежели в округе волнение, а виновных найти сложно, опричники сюда и тянутся… Мельника наказывают.

— За что? — удивился я.

— Как за что? — в свою очередь удивился Гаврила. — Мельник же! Если мельник, значит, с нечистой силой знается! Испокон веку так… Вот я — нашумел у вдовы и смылся. Опричникам меня не достать, да и батюшка мой наверняка сунул им сколько-нибудь, чтобы не очень искали. А наказать-то кого-нибудь примерно надо! Федю и накажут.

— Здорово, — покрутил я головой. — Прикольные у вас обычаи. Один на всех козел отпущения…

— Он, кстати, точно козел! — оживился Гаврила. — Мужики зерно привезут на помол, а он сверх меры себе отсыплет и так отговаривается, что ничем его не проймешь! Говорят, не только с нечистой силой знается, а еще и с разбойниками, лихими людьми. Они награбленное добро ему везут, а он скупает… И еще говорят… — понизив голос, детина приблизил свои губы к моему уху, — …что к нему церковные воры заходят! Которые церкви святые обворовывают! Вот уж сволочи — почище бесов! Извини, Адик… Нехристи, отступники!

— И что же ему будет? — поинтересовался я. — За твои подвиги жизнью расплатится?

— Федя-то? Не-э-эт! Что же, по-твоему, после каждого безобразия нового мельника заводить? Накладно!.. Плетей с полсотни влепят ему и отпустят. До следующего раза.

— Понятно, — сказал я.

— Открывай, гадина! — бесились опричники, колотя ногами, кулаками, рукоятями сабель в закрытую дверь. — Открывай, знаем, что ты здесь!

Надо было решать, что делать… Разогнать опричников к едрене фене, освободить мельника и отдыхать, набираться сил? Не выйдет: опричники подкрепление подтянут и снова за свое примутся… Разве напугать их посильнее?

— Ломаем дверь! — объявил кто-то из нападавших.

Удары зазвучали громче.

— Выручать надо Федю, — прошептал Гаврила.

— Надо… Впрочем, зачем? Его утащат, и мельница на какое-то время поступит в наше полное распоряжение: отдыхай не хочу!

— Дак это… — замялся Гаврила. — Без мельника на мельнице лучше не показываться… Мельница — нехорошее место. Нечистая сила…

Я хмыкнул.

— Разбойники, лихие люди захаживают, — продолжил детина. — И вообще… Спокойнее будет с Федей договориться. Мы ведь не первый раз его спасаем…

— Второй, — припомнил я. — А если быть точным, то третий. Первый раз и правда я Федю многострадального спас, а второй — ты постарался. Устроил у двора вдовы сумятицу, благодаря которой мельник и улизнул… Ладно, посмотрим, что сделать можно.

Применить, что ли, обычный прием — «призвание фантома»? Дуну, плюну, и возникнет в воздухе над головами супостатов страшенная рожа с полуметровыми клыками!.. На людей из века, скажем, двадцатого или двадцать первого такая не подействует, а товарищи из Средневековья и примыкающих эпох при виде фантома бегут, не оглядываясь, сколько хватает сил и дыхания.

Так я и поступил. Не предупреждая ни о чем Гаврилу, дунул, плюнул, прошептал заклинание…

— Гляди! — воскликнул отрок. — Вот так чудище!

— Стражи чистилища! — выругался я. — Забыл ведь совсем, что по твоей воле магией теперь не вполне владею! Наколдую одно, а получается…

Огромный комар с фиолетовыми крылышками, появившийся у дверей мельницы, внес легкую сумятицу в ряды опричников, и не более того. Добры молодцы немного поволновались, но, разрубив исполинское насекомое надвое, затоптали останки ногами и продолжили штурм.

Я кусал губы. Только теперь осознал, как подгадил мне Гаврила! Колдовать нормально не могу!.. Да, трудненько мне в дальнейшем придется. На примере Филимона, пытавшегося угробить своей магией отрока, видно… Впору снова штаны с детины снимать и наказывать. Уже в полную силу!.. Он еще и подзуживает:

— Ну чего сидим-то? Введи их во страх великий, как ты умеешь! Прикинься невидимым, да и…

— Издеваешься? — вскинулся я. — Кто святой водой мой магический талант искорежил? Прочитаю заклинание невидимости и, чего доброго, исчезну на веки веков!

— Ох ты… — сник Гаврила. — Я и забыл… Но ведь комара невиданного ты наколдовал? Еще попробуй — вдруг получится…

— Теперь настолько всё через пень-колоду получаться будет, — сказал я, — что и пробовать не стоит… Давай-ка ты включайся в дело: переплюй их всех отсюда, а оставшихся я — так уж и быть — разгоню…

— Нет, — подумав, проговорил Гаврила. — По мастерству плевбы меня враз признают. Лучше не высовываться. И так хоть носа не кажи на люди — то богатыри бьют, то опричники, то родной батюшка…

— А мне что предлагаешь?

— Спробуй. Комар-то страшенный получился! Глядишь, и пострашнее чего-нибудь сотворишь!

Я было поднял руку, чтобы влепить не в меру разговорившемуся отроку подзатыльник, но остановился. В принципе рациональное зерно в его рассуждениях есть. Если б я вообще лишился возможности колдовать — это одно. А небольшая путаница в заклинаниях не преграда для смелого экспериментатора!

— Ладно, — сказал я.

— Вот и хорошо! — обрадовался Гаврила.

* * *

Лучше бы я не пробовал! Результат, как того и следовало ожидать, получился плачевный. Гаврила, наблюдая за моими потугами, давился от смеха.

Колдовал я во всю силу. Образы ужасных монстров, роившиеся в моей голове, в действительности принимали столь причудливые формы, что опричники даже на время приостановили наступление, наблюдая всё разраставшуюся и разраставшуюся у мельницы кунсткамеру.

Первой появилась жирная полосатая кошка, снабженная помимо лап и хвоста еще и длинной золотистой гривой… Конечно, не саблезубый тигр, которого я подразумевал, проговаривая заклинание, но довольно близко. По крайней мере не комар… Это вселило в меня уверенность. Может быть, немного практических занятий — и кавардак с магией утихнет сам собой, дальше всё войдет в норму?

С другими заклинаниями я не рисковал, продолжая вызывать саблезубого, и очень скоро понял, что оправляться от пережитого потрясения мне придется еще долго!.. За кошкой последовала синяя крыса на пружинистых длинных лапках, позволявших ей подпрыгивать метра на три над землей, потом два червяка, крепко спаянных между собой хвостами (шипя друг на друга, они безрезультатно пытались расползтись в разные стороны), потом таракан размером с собаку, потом собака с тараканьими усиками, а потом я выдохся…

Опричники стали кружком, ощетинились саблями и пиками и вполголоса совещались. Кажется, они решили, что всё происходящее — морок, наведенный паскудным колдуном-мельником, значит, не стоит обращать ни на что внимания, продолжая честно выполнять свое дело.

Тем более существа даже и не думали нападать на них! Синяя крыса огромными прыжками носилась вокруг мельницы, подгоняемая оглушительным тараканьим лаем… Червяки, так и не придя к консенсусу, зарылись в землю… Собака погналась было за кошкой, но та протяжно замычала по-коровьи, и собака в ужасе взлетела на ближайшее дерево, где и замерла, испуганно пошевеливая длинными, похожими на антенки, усиками.

— Всё, — сказал я, вытирая пот со лба. — Больше не буду… Сил нет…

— Ох, — только и ответил Гаврила, наблюдая за тем, как приободрившиеся опричники вышибают дверь.

Еще несколько мощных ударов — и она слетела с петель. Двое опричников нырнули в помещение и спустя минуту выволокли мельника. Тот почти не сопротивлялся, даже не стараясь оправдываться, заливался горькими слезами и предлагал рубить ему выю сразу, чтобы не длить муку.

У меня аж в глазах зарябило от его плача. Поплыло всё вокруг… Нет, не от плача, наверное, а от бешеной усталости. Шутка сказать — работал, как лошадь, лишеньям подвергался, от богатыря крестом между рогов получил, потом дышал отравленным святой водой дымом, а потом еще и колдовать пробовал! Кто же столько вынесет?!

Вот и я свалился. Уронил голову на руки, успев лишь прохрипеть Гавриле:

— Вырубаюсь… Тащи меня в кровать… — Пугливый Гаврила, маячивший в расплывавшихся кустиках, предложил:

— Может, здесь отдохнем? На природе, в тени деревьев?.. Страшновато на мельнице без мельника…

— Отдыхай, где хочешь, — едва промямлил я. — А меня оттащи! Комфорт уважаю. Я не доисторический ящер, чтоб на голой земле спать!..

И всё… Больше ничего не получилось у меня выговорить… Я стремительно засыпал, ощущая сквозь сон, как тревожно вздыхавший детина волок меня к мельнице.

ГЛАВА 6

Одним из первых моих клиентов был американский писатель с фамилией настолько заковыристой, что я никак не мог ее выговорить раньше, а уж сейчас и подавно. Писателем он был хреновым, сочинял страшные рассказики для третьесортных бульварных журналов. (Я между делом почитал немного и просто обалдел — таких он пародий на нас, бесов, напридумывал, что и примеры приводить неловко!..)

В нашу контору обратился сей творец со сложным и запутанным дельцем. С юности страдал он загадочным заболеванием: ложился, понимаете, вечером после ужина спать в собственную постель, а просыпался поутру… Где только не просыпался: и в ботаническом саду под розовым кустом, и в парке на лавочке, и в местном полицейском участке, на ветке дерева пару раз, на факеле статуи Свободы, в зоопарке — рядом с дикими псами динго, в трейлере — на брикетах мороженой скумбрии…

Понятно, что такое заболевание нормально житьи работать ему мешало. Какая уважающая себя муза придет к человеку, от которого псиной разит или скумбрией?.. Да и вообще, каждый день — ужин, кровать, бай-бай; а очнулся, глянул вокруг — мама дорогая, где я?! Неприятно, что и говорить…

Ох и помучился я, избавляя писателя от его болячки! Чего только не пробовал!.. А разрешилось всё просто. После того как я этого бумагомараку отправил на лечение в наркологическую клинику, перестал он где попало просыпаться! Сама собой исчезла и привычка ужинать пивом с виски!..

Ну это еще что! Вот один мой приятель (человек) африканский еврей Мбауман (посол Нигерии в Германии, кстати) — взял за обыкновение ночевать в берлинском обезьяннике среди горилл, макак и гамадрилов. Просто потому что скучал по родине и глушил шнапс от тоски…

Я к чему это вспомнил? По роду деятельности мне доводилось пробуждаться в разных неприятных местах, но в таком — никогда!

Смутно помню: засыпаю, засыпаю, стремительно проваливаюсь в сон… Гаврила втаскивает меня на мельницу… Скрипит дверца… Крохотная жилая комнатка… Я падаю на топчан, утепленный звериными шкурами… Всё, дальше — провал.

Проснулся — никакого топчана со звериными шкурами и в помине!.. Лежу на полу, окруженный своеобразным таким заборчиком из святых икон, прислоненных одна к другой и повернутых ко мне ликами. Ужас!.. Меня мороз продрал от кончика хвоста до костей! Шевельнуться нельзя: чужеродная энергетика сковывает движения, опутывает бесовской мой мозг плотной пеленой… Кажется, что строгие взгляды святых материализуются в тонкие, но удивительно прочные нити, удерживающие меня на полу… И это еще не всё, как говорят коммивояжеры, перечисляя достоинства предлагаемого товара! Над иконами торчали человеческие физиономии одна другой отвратительней — обросшие лохматыми бородами, изъязвленные шрамами…

Семь физиономий принадлежали людям, обряженным в лохмотья, из-под которых поблескивало оружие. Сабли, ножи и топоры — вот что я смог разглядеть в свете горящих повсюду церковных свечей, как только открыл глаза.

— Гаврила! — застонал я, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.

Обладатель самой мерзкой физиономии (у него правого глаза не было, а над пустой глазницей нависала произраставшая под бровью громадная бородавка) усмехнулся и проговорил:

— Очухался, голубчик… Нету твоего Гаврилы!

— Как это — нету? — удивился я.

На свой вопрос ответа не получил. Ничего не услышал и тогда, когда нашел в себе силы немного приподнять голову и поинтересоваться:

— А что, собственно, случилось?

Одноглазый урод пошевелился, поднялся на ноги (его приятели так и сидели на корточках вокруг, нехорошо глядя на меня).

— Ну, нечистый, — осведомился урод, — брыкаться будешь? Сразу говори!

— Брыкнется, — захрипел кто-то за спиной, — сразу башку напрочь — чик! Топором! Нечего бесам среди добрых православных шарахаться!

— Не будет он брыкаться. Правда не будешь?

Какое там брыкаться! Руку поднять — и то не мог!.. Кто эти люди, в конце концов? Охотники на колдунов? Инквизиторы местного разлива?.. Профессионально, однако, меня скрутили!

— Не буду, — на всякий случай ответил я и тут же спохватился: — А с чего вы взяли, что я — нечистый?

Одноглазый высморкался в кулак и вытер ладонь о голову сидевшего рядом.

— У меня хоть и одно око осталось, — сказал он, — но видит оно хорошо. Рога твои трудно не заметить. Бес ты! А раз бес — остается одно: чик!

— Что значит — чик? — сглотнув, уточнил я.

— Чик — это чик, — пояснил одноглазый. — Хоть ножом, хоть сабелькой, хоть топором… Всё равно — чик!

Недра преисподней! Я вдруг заметил, что на мне нет одежды. Совсем голый! Все шмотки с меня стянули, хорошо хоть плавки оставили… Бесовские признаки, получается, налицо!

— Мало ли у кого рога? — тем не менее попытался я выкрутиться. — У коровы тоже рога, но вы же ее в бесы не записываете? Никакой я не бес! Чего вы ко мне привязались?

— Не бес? — удивился одноглазый.

— Клянусь адскими… Тьфу ты… Честное благородное слово то есть!

Одноглазый задумался. Это меня немного воодушевило. Как видно, выдающимися интеллектуальными способностями он не отличается… Может, удастся его запутать?.. Глупо, конечно, в ситуации, в которую я попал, надеяться на спасение таким простым способом, а что еще оставалось-то? Гаврилы нет. Я обездвижен… Хочешь не хочешь — трепи языком и не показывай предательскую дрожь в коленях.

— Копыта! — шепотом подсказали одноглазому.

— Копыта! — воскликнул он. — Рога и копыта! У кого, кроме беса, рога и копыта?

— У козы, барана, антилопы, сайгака, лося, оленя! — парировал я. — Не считая той же коровы!.. Между прочим, — предупредил следующий его козырь, — хвосты у вышеперечисленных существ тоже имеются!

Одноглазый на минуту растерялся, но довольно скоро опомнился.

— Так то — твари неразумные! — проговорил он. — А у людей ни рогов, ни копыт, ни хвостов не бывает!

Додумался…

— Почему это не бывает? — сказал я. — Очень даже бывает! Генная мутация — знаешь такое понятие? Рудиментарные образования!

— Колдовские слова… — зашептались бородачи.

— Научные термины, а не колдовские! Люди разными рождаются. У кого-то родимое пятно во всю лысину… У кого-то пальцев недостает, а у кого-то наоборот — с перебором… У одного рога, а у другого бородавка с кулак величиной над глазом!.. Что же, всех в бесы записывать?

Ага! Одноглазый изумленно клацнул челюстью. Его приятели все как один посмотрели на него подозрительно и зашептались.

— Чего ты путаешь нас?! — заорал, придя в себя, одноглазый. — Не слушайте его, братцы! Морочит он нас, чтобы жизнь свою поганую спасти!

— Всего лишь факты довожу до вашего сведения, — довольный произведенным эффектом проговорил я. — Так что позвольте осведомиться: где я и что с Гаврилой?

— Гаврилу твоего здоровенного мы убили, — сообщил одноглазый. — Чтобы не буйствовал. И тебя убьем!

Ничего себе новости! Ну никак расслабиться нельзя! На часок задремал, а тут… Стоп, что значит — убили?

— Как это убили?! — заорал я. — Совсем?!!

— Совсем, — ответил одноглазый. — Чик — и нет Гаврилы!

— Чик… — пробормотал я.

Одноглазый тут же принялся опять объяснять мне, что чик — хоть топором, хоть сабелькой, хоть ножом — всё равно чик, но я не слушал.

Что же это? Был человек — и нет человека… Клянусь копытами, едва не расплакался. Привязался всё-таки к этому охламону, привязался… Чем он помешал этим монстрам?.. А может, врут они? Стращают?

Я перевел взгляд на одноглазого. Тот скалился, демонстрируя редкие гнилые зубы, обеими руками поглаживал рукояти топоров, прилаженных к его поясу на левом и правом бедре.

Власть тьмы! На рукояти того топора, что слева, синела ленточка, кокетливо завязанная бантиком!

Та самая, которую обронила с кокошника Оксана, а Гаврила подобрал и носил на руке как талисман… Не врут, значит…

— А вообще, — заявил одноглазый, — будь ты хоть бес, хоть басурманин, хоть православный — всё одно: конец тебе, если ты в мои руки попал. Знаешь ли ты, кто я? Слышал ли ты имя мое? Сейчас вот я тебя топором…

— Знаю, знаю, — вяло огрызнулся я. — Чик… — Одноглазый вдруг подбоченился, упер руки в бока и вскинул удлиненный бородой подбородок.

— Да! — объявил он. — Лихой разбойник, душегуб, церковный вор, гроза округи — Пахом!

— Прозывается Чик! — заученным хоровым речитативом продолжила вся компания.

— А?

— Чик! — повторил одноглазый Пахом.

Это у него прозвище такое? У разбойника, грозы округи?

— Что значит — Чик? — на свою беду пробормотал я.

— Чик — хоть топором, хоть… — с готовностью принялся объяснять Пахом.

— Понял! — выкрикнул я. — Слышал уже! Так что тебе от меня нужно, Пахом-Чик?

Имя и прозвище, произнесенные друг за другом, слились в довольно комичное слово. Неожиданно для самого себя я хихикнул.

— Что?! — взревел Пахом-Чик, хватаясь за топоры. — Мое имя не приводит тебя в ужас?!!

— Приводит, — подавив смешок, ответил я. — Приводит, успокойся…

Не хватало еще всерьез его разозлить. В моем положении это уже лишнее… Впрочем, он и так собирается меня убить… Почему же сразу не зарубил, как Гаврилу? Обложил иконами, свечки церковные зажег вокруг… Пленил ведь… Поглумиться хочет, или что-то еще у него на уме?.. Да, смешного вообще-то мало.

— А ежели страшишься меня, — ревел Пахом-Чик, — то отвечай как на духу: кто ты есть — человек или демон?

Что сказать? Участь мою разбойник уже решил: будь я тот или другой — топора не избежать…

— Ну демон, — признался я. — То есть бес. — Разбойники загомонили. Пахом-Чик взмахом руки заставил их умолкнуть.

— Зачем ты здесь? — продолжил он допрос. — Кто прислал тебя в убежище наше?

— Какое убежище? — удивился я. — Мы с товарищем к мельнику Феде зашли. А его опричники поластали…

С трудом приподняв голову, я огляделся. Да ведь это и есть та самая каморка, где Гаврила меня уложил. Вон и топчан, покрытый звериными шкурами. Только теперь его к стене отодвинули. Вместо лучины под потолком — церковные свечи, забор из икон… Каморка изменилась — вот я ее сразу и не признал…

— Федя от опричников нас прячет! — проговорил, хмурясь, Пахом-Чик. — Добычу нашу хоронит… — Он широким жестом указал на иконы. — Не стал бы Федя невесть кого к себе приглашать, зная, что ночью я с ребятами своими лихими пожалую.

— Он и не приглашал, — сознался я. — Мы так… Неожиданно хотели нагрянуть — сюрприз ему преподнести.

Разбойники снова загомонили: их взволновало таинственное слово «сюрприз».

— Ну, в смысле, приятное ему хотели сделать, — поспешил пояснить я. — А тут — опричники! Человек двадцать, наверное. Мы ввязались было в драку, но их было слишком много. Федю утащили, а мы остались. Я так утомился, что уснул. А Гаврила… Что мельник скажет, когда узнает, что вы приятеля его грохнули?

— Этот приятель, — пробурчал Пахом-Чик, — Васе Косому руку сломал, Абрашке голову проломил, а в Стеньку Лютого плюнул так, что тот, бедняга, и сказать нам ничего не успел — дара речи лишился напрочь!

Новость меня немного, но порадовала: Гаврила не сдался без боя, изрядно потрепал этих уголовников, прежде чем они его… Жалко парня всё-таки. Недра преисподней, как парня жалко!

— Ну ничего… — добавил Пахом. — Игнат Кишкоглот ему за всё отплатил!

— Сволочи… — только и смог пробормотать я.

Пахом-Чик угрюмо меня рассматривал. Интересовал я его чем-то. Надо думать, не из чисто эстетического удовольствия он на меня пялился.

«Почему они не убили меня сразу? — снова подумал я. — Ведь могли же… Получается, что-то им от меня нужно… Правильно — наслышаны про бесов. Знают — мол, нечистый любое желание исполнить может… Только бы вытащили меня из этой каморки, пропитанной от пола до потолка запахом церкви! Обрел бы я силы и… Ох, отомщу за Гаврилу!»

— Ну, — заговорил снова Пахом-Чик, угрожающе сдвигая брови к переносице и снимая с пояса топоры, — готовься, нечистый, к смерти!

«Не верю! — хотел было крикнуть я на манер Станиславского, но, конечно, не крикнул… Актер, кстати, из этого Чика никудышный. Вот — замахивается топором, пыхтит, рычит — неумело, но старательно демонстрирует готовность к кровавому делу. Ждет, чтобы я завопил на всю округу: „Помилуй, родненький! Что угодно для тебя сделаю!..“ Не дождешься! Хрен тебе! Видно же, что убивать не собираешься. По крайней мере пока…»

Разбойник несколько раз поднял и опустил топор. Я безмятежно смотрел в потолок, не замечая Пахом-Чика. А тот растерянно оглядел своих товарищей, принял протянутую кем-то секиру, поднял ее над головой, издав протяжное «У-у-ух!».

Спустя примерно минуту я взглянул на него. Уродливое лицо разбойника налилось кровью, тяжеленная секира подрагивала в неподвижном замахе.

«Чего доброго не удержит инструмент, — подумал я. — Сорвется секира и звезданет меня по рогам. Ладно уж…»

— Я — лихой разгульный молодец! Душегуб и убивец! — натужно просипел Пахом-Чик. — Ужас всех церковных сторожей! Судьбина горькая для одиноких лесных путников!

— Гроза округи! — заученно проорали разбойники.

— Сейчас жизни тебя решу! — закончил одноглазый, картинно притопывая ногой.

— Моли о пощаде! — распевно закончили разбойники.

— Помилуй, родненький, что угодно для тебя сделаю, — проговорил я. — Только не пугайте секирой и хоровым пением… Чего тебе надо?

С облегченным вздохом разбойник отбросил секиру.

— Давно бы так, — радостно отозвался он, потирая затекшие руки. — Понял теперь, с каким лихим парнем дело имеешь? Будешь мне служить, нечистый?

— С какой стати я тебе, дураку, служить должен? — возмутился я, не сдержавшись.

— А с такой, что ты в моих руках накрепко! — сформулировал одноглазый. — Будешь ругаться — святой водой спрысну! Или лампадку к носу привяжу! Будешь служить или нет?

— Иконы убери и свечи погаси — отвечу.

— Тогда ты колдовство бесовское свое применишь!

— Не применю, обещаю.

— Не верю я тебе!

— А я тебе почему должен верить?

— Потому что я тебе ничего и не обещал.

— Так пообещай! — возразил я резонно, на мой взгляд.

Действительно, чего этот урод мне грозит, к службе принуждает? Бесплатно бесы не работают! Сотрудничество — пожалуйста. А бесплатно пускай медведь вкалывает, у него четыре лапы.

— При таких условиях, — сказал я, — даже разговаривать не буду.

— А при каких будешь? — вскинулся Пахом-Чик.

— Иконы хотя бы убери! — попросил я. — Свечи можешь оставить… Чего ты меня так боишься? Сам здоровенный, да и братва с тобой до зубов вооруженная… Убери иконы!

— Пахом-Чик, гроза округи, ничего не боится! — надулся одноглазый. — Ладно… Уберите, братцы, иконы.

Когда иконы исчезли с моих глаз, разбойники расселись у стен каморки — подальше от меня, обнажили сабли и ножи, настороженно следили за каждым моим движением, готовясь если не броситься на меня в случае чего, то защищать свою жизнь до последней капли крови, а то и просто удрать. Дверь, между прочим, они открытой оставили.

Я поднялся и сел, вытянув ноги. В голове еще шумело, но силы явно возвращались в мое тело. Еще бы свечи эти противные потушить: запах от них неприятный, и трещат они как-то… угрожающе!.. Что поделать, орудия производства конкурирующей организации. Созданы специально для того, чтобы негативно воздействовать на таких, как я. Вроде «Раптора» для комаров. Кошмарная вещь, надо сказать (я про свечи, а не про «Раптор»). У меня от них насморк и понос!

Одноглазый Пахом-Чик величественным кивком послал куда-то двух своих приятелей. Через минуту лихие молодцы вернулись, волоча за собой колченогий стул и две метлы. На стул тотчас уселся Пахом — с таким видом, будто это и не стул был вовсе, а, скажем, императорский трон; двое с метлами встали по бокам и принялись мерно обмахивать атамана метлами, которые, очевидно, символизировали опахала из павлиньих перьев.

Смешно мне не было. Повеселишься тут, когда в такую заваруху влип! Клиента убили… Людьми называются! Самые настоящие бесы!.. Откуда, интересно, у Пахом-Чика замашки Дона Корлеоне?.. «Гроза округи!» «Горькая судьбина одиноких лесных путников!» «Ужас церковных сторожей!»

Вернись ко мне сила, раскидал бы весь этот сброд от нечего делать! Пахома бы посредством метлы, что поувесистей, разом бы излечил от тяжелой формы мании величия!.. Да святые иконы всю энергию вытянули, а треск горящих церковных свечей сосредоточиться не дает…

— Милую тебя, нечистый! — торжественно проговорил восседавший на стуле разбойник. — Но исполнить ты должен работу, которую задам тебе в обмен на поганую твою жизнь.

— Чего и следовало ожидать, — пробормотал я, пропустив мимо ушей «поганую жизнь». — И что тебе нужно, ужас, летящий на крыльях ночи?

Пахом-Чик приосанился. Видимо, фраза из диснеевского мультика ему очень понравилась. Наверное, обяжет своих подопечных выучить ее наизусть и исполнять вместо поднадоевшей «грозы округи».

— Работа непростая, — признался одноглазый. — Потому только для нечистого и предназначена. Видишь ли, бес, в здешних местах нет страшнее и свирепее разбойника, чем я. Но слух пошел, что объявился недавно в округе Ахмет Медный Лоб — душегуб из басурманских стран. О, то великий разбойник! Я еще малым ребенком был, когда Медный Лоб гремел славой по всем басурманским землям. И до наших краев слава его доходила! О, превзошел он всех разбойников по части душегубства!

— А, — припомнил я, — слышал! Некий Георгий его пленил и на потеху царю привез, так?.. Но ведь этот Ахмет в заточении находится и конкуренцию тебе составить никак не может!

— Вот именно, что в заточении! — заволновавшись, вскинулся Пахом-Чик. — Освободил бы ты его… С младых ногтей Ахмет Медный Лоб для меня пример! Клятву я дал во всём подражать ему и стать в конце концов таким же великим!.. Когда узнал, что пленили его и смерти хотят предать, разум мой помутился от горя!.. Сможешь освободить?

Опять с Георгием вынуждают связаться! И это после того, как Филимон доходчиво объяснил мне, что к чему… Сговорились они, что ли? Будто свет клином на этом богатыре сошелся!

— Послушай, как тебя… Чик…

— Гроза окру-уги! — пропел хор.

— Ну да, гроза округи… Дело в том, что… Ну не могу я супротив Георгия работать. Никак не могу. Ты-то сам почему не освободишь Ахмета? Своими силами? Ага, потому что богатырь всея Руси вельми крут! Вот и для меня он крут… Не моего уровня мужик, понятно?

— Понятно, — с деланым сожалением вздохнул разбойник. — Давайте-ка, братцы, сюда иконы и чан со святой водой.

— Это зачем? — забеспокоился я.

— На куски тебя порубим и в чане со святой водой утопим, чтобы никаким колдовством оживить нельзя было, — доходчиво объяснил одноглазый.

— Стоп! — крикнул я. — Георгий, конечно, крут, но… Попробовать можно!

— Ты согласен?

— Нет… То есть да! Согласен… Значит, договорились: ты меня отпускаешь с миром на все четыре стороны, а я привожу тебе Ахмета Медного Лба, так?

— Истинно! — подтвердил гроза округи.

— Вот и отлично… — Не без труда я поднялся на ноги. — Тогда я пошел. Встретимся на днях. Не раньше чем через неделю Ахмета твоего тебе закину, да?

— Да, — кивнул Пахом.

— Одежду, между прочим, верните…

— Ждан! — крикнул разбойник. — Разыщи нечистому его тряпки. Пока ищешь, мы договорчик составим.

Я опустился обратно на пол. Вот ведь грамотеи какие нашлись! Этому душегубу в юрист-консульты бы податься. С договором-то совсем другая петрушка получается.

— Зачем договор? — попробовал я посопротивляться. — Свои же люди! Я — бес, ты — убийца, душегуб…

— Гроза окру-уги!..

— Вот именно — гроза округи… К чему нам бюрократия?

— Обмануть хотел, нечистый?! — расхохотался Пахом. — Недаром меня бабка моя учила — никому верить нельзя, а уж бесовскому отродью — и подавно! Договор давай составляй! Договор будет — тебе не отвертеться! Выполнишь задание, никуда не денешься…

— Опомнись, несчастный! Душу ведь продаешь! — Разбойники переглянулись и дружно заржали. Да, нашел кому морали читать — церковным ворам! Эти головорезы мать родную за понюшку продадут, не то что душу…

— Чтоб твоей бабушке пусто было! — проворчал я, вынимая из воздуха кусок лосиной кожи, на которой угольком начертан был текст договора. — Чтоб она… жабами объелась!

— Ничего бабке моей не сделается, даже если она жабами, как ты грозишь, объестся, — заметил разбойник. — Заманихой мою бабку кличут. Слышал небось?

Я аж крякнул! Понятно, откуда у этого недоделанного мафиози такой паскудный характер. Дурная наследственность сказывается. Бабка — сволочь редкостная, но хоть не убила никого на моей памяти. А этот… Ни за что ни про что Гаврилу смертью покарал. Вот гадина! Не буду ему никакую работу делать! Что я, в самом деле?! Клиента моего — нормального парня! — завалили, как корову какую-нибудь, а я теперь с душегубом переговоры веду…

Поднял руку, чтобы щелчком пальцев отправить договор туда, откуда он появился, но вспомнил вдруг про чан со святой водой… И топоры у этих отморозков острые, наверное… И много их, душегубов… И про «разрубить на куски» они явно не шутили… А потом… Если бедняги Гаврилы, сына Ивана, в живых нет, каким образом я обратно в контору перенесусь? В том-то и дело, что никаким!.. А выполню задание Пахом-Чика, тогда автоматически отправлюсь. Р-раз — и я дома!.. Только как в глаза Гавриле буду смотреть, когда встречу его там?.. Но, может, и не встречу? Душу-то он не успел свою продать — условия договора я не выполнил…

— Ну? — вопросил разбойник, сверля меня единственным глазом.

— Гну! — огрызнулся я. — Читать условия?

— Читай! — разрешил Пахом-Чик и, жестом приказав опахальщикам обмахивать его метлами поэнергичней, удобно развалился на стуле.

Я прочитал текст стандартного договора, набранного на шкуре меленькими буквами, — иначе не умещалось перечисление всех титулов честолюбивого бандита.

— «…Похитить из узилища басурманского разбойника Ахмета Медного Лба и доставить на место встречи (мельницу Федора, Васильева сына)», — закончил я чтение. — Теперь доволен?

— Теперь доволен, — широко улыбнулся Пахом-Чик. — Ждан! Готова одежда?.. Степка! Тащи договор, я его подписывать буду.

К моим ногам кинули сверток. Пока я облачался, хор разбойников тянул на мотив «Многая лета»:

— Гроза окру-уги…

Одевшись, пошарил по карманам. Так и есть — зажигалка пропала, фонарик… Часов наручных как не бывало… Еще кое-какой мелочи тоже нет… Претензии предъявлять, конечно, не стоит…

Пахом-Чик вдруг чего-то нахмурился, выпятил нижнюю губу, накрепко задумался, не обращая внимания на то, что опахальщики взяли тайм-аут и откровенно филонят. Зажав метлы между ног, они разминали затекшие руки.

— Ага! — внезапно воскликнул одноглазый. — Опять обман!

— Что-то не так?

— Договор-то хоть и подписан, но не отправлен! — заявил Пахом-Чик. — Нет, всё-таки без чана со святой водой не обойтись…

— Отправлю! — пролаял я. — Ну привередливый клиент, клянусь недрами преисподней!.. Дай хоть одеться!

Приняв договор, я щелкнул пальцами. Свернутая в трубочку лосиная шкурка вспыхнула, вырвалась из моих рук и исчезла. Из лесной чащи провыл волк.

«Здорово! — оценил я. — С первого раза сообщение прошло — зона покрытия, знать, хорошая. Операторов-консультантов в округе полно, а вот вчера с ними напряг был… Так быстро поголовье ведьм увеличилось? Постой-ка! — вдруг догадался я. — Заманиха!!»

Она ведь знала, что моя отправка в контору сорвется — видела, как покойный Гаврила святой водой травы окропил… Вот и следила, наверное, за нами… Старая карга и навела на нас с Гаврилой этих головорезов! А теперь сидит где-нибудь неподалеку и хихикает… Мстительная особа, что и говорить!.. Так она с Гаврилой, воеводиным сыном, за предательский плевок и рассчиталась! А меня в услужение к своему внучку определила!..

— Заманиха где-то рядом! — вслух определил я.

Пахом-Чик помрачнел. Отвесил по подзатыльнику каждому из своих опахальщиков — те замахали метлами с такой силой, что в каморке от пыли стало трудно дышать.

— Зело хитер ты, бес, — проворчал одноглазый. — Нелегко тебя провести… Да, бабка моя на мельнице сидит, подсказывает мне… А иначе как? С вами, с нечистыми, надо ухо востро держать, а то обманете…

— Как это — подсказывает? — удивился я. — Почему же я ничего не слышу?

— А никто не слышит, — важно ответил разбойник. — Это у меня с детства особый дар тайного шепота, по наследству доставшийся. Каждое слово, бабкой моей произнесенное, я слышу отчетливо. Даже когда она в своей избушке, а я за тыщу верст от нее.

— Телепатия, — кивнул я.

— Чего?! Сказано — тайный шепот! Только у кого ведьмы в родне есть, таким даром обладают. Вон и Ермила… — Пахом-Чик кивнул на душегуба, со странно отсутствующим видом сидевшего на корточках у открытой двери. — Ермила, говорю! Ермила!!!

Ермилу толкнули в бок. Он встрепенулся и, вытянувшись, преданно посмотрел на своего атамана.

— Внук Поганихи, — отрекомендовал мне его Пахом-Чик. — Отменный душегуб! Только глухой как пробка… Когда опричники Поганиху на огне палили, она так орала, что Ермила оглох… Ее аккурат неподалеку сожгли, пока мы с ребятами на Волге баловались.

Мысленно я от души пожелал одноглазому такой же участи.

— Да и мне не всегда сладко приходится, — признался Пахом. — Бабка моя поорать любит. И каждый ее крик в моей башке отдается!

Он вдруг замер, схватившись за виски. Разбойники забеспокоились. Опахальщики брызнули в разные стороны, побросав метлы.

— Ой! — застонал Пахом, валясь боком со стула.

Откуда-то сверху прилетел отчаянный старушечий визг. С потолка посыпалась на меня какая-то труха, потом — я едва успел отскочить — рухнули два переломленных пополам бревна. На бревна с грохотом обрушилось перепачканное, замотанное в грязные тряпки, орущее благим матом существо, в котором я с трудом признал бабку Заманиху.

— Ирод! — оглушительно визжала бабка. — Погибели на тебя нету!!!

— Да потише ты, старая! — стонал одноглазый. Извиваясь на полу, он зажимал обеими ладонями уши и сучил ногами. — Умолкни!

Я не знал что и думать. Нашел время для размышлений! Сматываться надо было от греха подальше!.. Однако план свой привести в исполнение я не успел.

В тесной каморке творилось что-то невообразимое… Разбойники, толпой ломанувшиеся к выходу, застряли в узком дверном проходе. Секундой позже выяснилось, что как раз застрявшим и повезло.

Земляной пол каморки пришел в движение. Одна за другой возникали под ногами разбойников бездонные черные дыры — как будто разверзались чудовищные чьи-то челюсти! — и душегубы с воплями исчезали в них. Ждан с ножом в зубах, по стеночке пробиравшийся ко мне, вдруг взлетел под потолок, на мгновение завис в воздухе и упал вниз, но не глухо шмякнулся, а подпрыгнул, беспорядочно размахивая всеми данными ему от рождения конечностями, снова взлетел и снова упал — прямо как резиновый мячик!

Заманиха, одурев от страха, визжала не переставая. Пахом-Чик, катаясь по полу, клял ее на чем свет стоит. Глухой Ермила, наконец сообразив, что происходит всё не так, как хотелось бы его атаману, воскликнул:

— Бесовское колдовство!

Он отцепил от пояса здоровенную палицу и кинулся на меня.

Надо было мне в сторону отскочить, да ноги и руки почему-то категорически отказались повиноваться. Колени мои согнулись, руки вытянулись вперед и молниеносно впились ногтями оторопевшему Ермиле в лицо. Разбойник взвыл, взмахнул палицей… Я даже не успел попрощаться с этим светом, не говоря уж о том, чтобы подготовить достойное приветствие для другого! Колени без всякого моего участия разогнулись сами собой, да с такой силой, что меня подбросило в воздух и еще два раза перевернуло! Я вскрикнул, наверное, погромче Заманихи, когда палица Ермилы свистнула в сантиметре от моей головы, пошел на снижение и приземлился глухому разбойнику на спину. Ермила, пытаясь сбросить меня, запрыгал по каморке…

Что удивительно: единственное, чего я желал, — просто удержаться на разбойничьей спине! И удавалось мне это без особого труда: ноги, скрюченные непонятными судорогами, прочно обвили Ермилин торс, а руки драли всё, до чего могли дотянуться… Вот не предполагал, что у меня такие прочные ногти! — Клочья разбойничьей одежды летели во все стороны, обнажившаяся кожа вмиг покрылась кровавыми полосами — прямо какие-то крючья у меня, оказывается, а не ногти!

Зрелище, наверное, было не из самых эстетичных. Я вел себя не как достойный и заслуженный бес-мужчина, а как какая-то истеричная взбесившаяся бесовка — царапался, кусался… Разве только не визжал! И ничего не мог с собой поделать. — как ни силился остановиться…

Бах!.. Двое душегубов, барахтавшихся у дверного прохода, отлетели к противоположной стене, словно пробки. В каморку ввалился здоровенный детина, с ног до головы покрытый копотью, черный и злобный, как адский сторожевой пес.

— Адик! — заорал детина голосом самого настоящего Гаврилы, сына воеводы. — Смотри, как у меня получается!

Я вдруг обессилел. С облегченным вздохом свалился со спины Ермилы, а глухой разбойник, исцарапанный, будто после драки с тысячью бешеных кошек, издав мучительный стон, подпрыгнул и… исчез в мгновенно образовавшейся под его ногами черной дыре. Двое душегубов, при виде прокопченного детины потеряв всякую волю к сопротивлению, подвывая от страха, спрыгнули в дыру самостоятельно.

И сразу сделалось тихо. Земляной пол, поглотивший банду разбойников, дополнительно укомплектованную ведьмой Заманихой, поколебавшись еще немного, застыл. Дыры в нем затянулись, как следы от брошенных в болотную тину камней.

— Видал?! — торжествующе вопросил Гаврила. (Теперь я видел, что это именно он.) — Еще и не так могу!

Я поднялся на ноги, потом прислонился к стеночке, потом, удостоверившись, что мои ноги категорически отказываются поддерживать тело в вертикальном положении, присел на пол.

— Эх, жалко, что батюшка мой ругателем был слабым! — сокрушенно мотнул всклокоченной головой Гаврила. — А то бы я еще и не то показал!

Я прокашлялся, промямлил: «Мама…» — просто чтобы выяснить, могу говорить или уже нет, и спросил:

— Сколько мы с тобой знакомы?

— Второго дня ты прилетел! — бодро сообщил Гаврила, прохаживаясь по каморке с видом победителя. — Два дня, значит. Третий пошел.

— Самое время взять небольшой тайм-аут, — сказал я.

— Бери! — щедро откликнулся Гаврила. — Тут только пошарить получше — что угодно найдешь! Эти душегубы, церковные воры, сюда столько добра награбленного натащили — о-о!.. Чего там тебе нужно-то?

— Тайм-аут, — повторил я. — Небольшой.

— А пошто небольшой? Бери большой! Бери два или три сразу!.. И я, наверное, возьму парочку, если понравится.

— Не придуривайся, — попросил я, хотя знал, конечно, что Гаврила говорит серьезно. — Лучше скажи, что, собственно, произошло? Почему ты жив?

— А ты уж и не рад? — обиделся детина.

— Рад, рад! — заверил я.

— То-то… Такое случилось, Адик! — Гаврила восхищенно поцокал языком. — Я, как тебя почивать уложил, вышел в лесок погулять — дохнуть свежего воздуха. И на меня вдруг душегубы накинулись! Во главе с Пахом-Чиком! Вот уж душегуб знатный!..

— Гроза округи, — вяло подсказал я.

— Ага! Третий год не дает покоя православным в здешних краях! Я Пахома узнал и сначала оробел. А они, гады такие подколодные, набросились на меня со всех сторон сразу и стали руки крутить. Я защищался! Но сила вражья оказалась велика!.. Связали меня, к дереву приставили и начали изгаляться! Били и поганили по всякому. А когда устали, Пахом и говорит: пойдемте, мол, братцы, на мельницу — там еще одному по сусалам надавать надо… Они и ушли, оставив со мной одного разбойника…

— Игната Кишкоглота, — припомнил я.

— Ну не знаю… Не знакомился с ним… Он мне нож к животу приставил и говорит: «Сейчас отобедаю!..» Костер под деревом разжег! Говорит: «Поджарю сперва немного!..» И облизывается!.. Вскипела во мне кровь горячая! Вскричал: «Можешь убивать меня, сучья порода, а я тебя всё равно не боюсь! Тьфу на тебя, чтоб ты провалился!..» И что ты думаешь?! Земля поглотила супостата!! Прямо как я и заказывал!.. Силы небесные меня услышали и даровали словесную мощь необыкновенную!.. Освободился я от веревок и в волнении великом побежал к мельнице. Глядь — а на крыше Заманиха сидит и шепчет чего-то! Я снова: «Чтоб тебе провалиться, старая ведьма!..» Она ба-бах! — и провалилась!.. Тут уж я ворвался и принялся разбор чинить направо и налево… Вспомнил, как иногда мой батюшка нерадивую челядь проклинал!

Та-ак… Начинаю кое-что понимать… В принципе и раньше мог догадаться, но, понятное дело, некогда было…

— Та-ак… — протянул я, прервав взволнованное повествование. — Значит, небеса тебе словесную мощь даровали? А тебе в голову не приходило, что проклятия, обретающие реальную силу, немного не в небесной компетенции?

— Чего?

— Того… Проклятый катаклизм!

— А?

— Дым от колдовских трав, святой водой спрыснутых, на тебя попадал?

— Еще как! — фыркнул Гаврила. — До сих пор прочихаться не могу! И в горле того… сухо. На два плевка только снарядов хватило. А то бы я душегубов без посторонней помощи раскидал… Ой… Погоди, Адик… Это что же получается — силы я обрел не от небес, а от адовых глубин?

— Можно сказать и так, — подумав, проговорил я. — Сочетание колдовских трав богопротивного настоя и жидкости с измененным вследствие освящения химическим составом дало вещество с нестабильным, хотя и мощным эффектом воздействия.

— Это… как?

— Перепуталось всё в наших головах, — пояснил я и для убедительности постучал себя костяшками пальцев по рогам. — У меня и Филимона магический дар был, а теперь его не стало. То есть не совсем не стало…

Я вспомнил собственные недавние магические эксперименты и забавные потуги Филимона уничтожить посредством заклинаний верзилу-пакостника и содрогнулся: лучше бы нас напрочь магии лишило!

— А ты магию творить не мог! Теперь, получается, можешь! Энергию ты нашу с Филимоном нечаянно перекачал себе — вот что!

— Так я теперь — колдун?! — возликовал Гаврила и, прежде чем я успел его остановить, прокричал: — Желаю медовухи жбан и цельного барана!

Я испугался — вдруг и правда всё заказанное сейчас появится? По первому желанию заказчика?.. В таком случае этому временно-пространственному периоду — конец! Несовершеннолетний балбес с непомерными амбициями и огромным магическим потенциалом, не имеющий ни малейшего понятия о том, как этим самым потенциалом правильно воспользоваться, — полный апокалипсис, если не хуже! Хотя что хуже апокалипсиса может быть?

К счастью, ничего не произошло. Я вытер со лба холодный пот. Не медовуху с бараном Гаврила получит, а фигу с маслом. Да и то виртуальную!..

— Что-то не так сделал? — огорчился Гаврила. — А истребление душегубов вон как хорошо у меня получилось… Чтоб им провалиться! — И ведь проваливались!.. Чтоб их подкинуло да шмякнуло! — Ух, как подкидывало да шмякало!.. Чтоб их черти драли!.. Ой, извини, Адик… Подзабыл, что ты из этих… Получается, тебя против твоей воли заставил…

Я поморщился и попросил:

— Помолчи минутку, а? Сейчас подумаю. Потеоретизирую, так сказать.

Детина послушно замолчал. Не совсем, конечно. Неслышно продолжал бормотать какую-то ахинею, то и дело всплескивая руками. Насколько я мог слышать — он желал себе царские палаты, несчетную казну, коня с позолоченным седлом, новую дубину, инкрустированную самоцветами, шелковый кафтан и печенных в золе цыплят.

«Так-так-так, — размышлял я. — Вот тебе и непредвиденное происшествие… Оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф в одночасье лишился способности колдовать, а какой-то недоросль получил магическую силу… И всё из-за идиотской путаницы в препаратах! Соединили несоединимое… Ну ладно. Всё понятно, хотя и очень обидно. Мои заклинания дают сбой. Сотворить что-то стоящее — дело безнадежное… А вот у Гаврилы сбываются проклятия — одно из самых распространенных заклинаний, используемых существами Тьмы… Ага! Кажется, немного проясняется…»

Мысль, рожденная моим сознанием, заставила меня похолодеть. В теории магии я сведущ: как оперативный сотрудник, проходил необходимый курс подготовки… Если мои выкладки верны, то получается… Получается, что испарения святой жидкости лишили меня возможности творить заклинания с использованием негативной энергетики — проще говоря, злые заклинания!.. Наверное, теперь я могу творить добрые? Рад бы проверить, да ни одного такого не знаю. Не обучен… А Гаврила, наоборот, получил способность материализовать проклятия. Это первая ступень магии Тьмы. На большее его, надеюсь, не хватит… А вдруг он стал универсальным магом? Сейчас испытаем.

— Гаврила! — позвал я.

— …Еще пищаль с посеребренной рукоятью, скатерть самобранку и… А?

— Пожелай мне чего-нибудь хорошего, — попросил я.

— Доброго здоровьичка! — вежливо поклонился Гаврила.

— А поконкретней чего-нибудь? Например, чтобы у меня голова перестала болеть.

— Сейчас… У кошки заболи, у собаки заболи, у Адика пройди… Меня так нянька лечила… Полегчало?

Я ощупал виски. Голова как болела, так и болит. Пальцы ломит… Нет, всё-таки Гаврила — не универсальный маг, а начинающий и глупый черный…

Остается надеяться на то, что со временем полученные им способности ослабеют и сойдут на нет. А мои — напротив — восстановятся. Иначе придется мне раньше времени на пенсию выходить. По причине профессиональной непригодности… Эх, а что сейчас Филимон поделывает? Небось уже строчит докладную записку в контору. Жалобу на меня… Обидно… Один из лучших приятелей, а вон как оно вышло!

— Ну хотя бы хлеба кусок! — завопил Гаврила, очевидно отчаявшись выторговать невесть у кого царские палаты, казну и печеных цыплят. — Жрать охота — сил нет! Два кусочка хлеба, что тебе — трудно, что ли? Зар-раза!

— Эй! Эй! Ученик чародея! — окликнул я детину. — Сбавь обороты! Магические способности — это тебе не мастерство убойной плевбы. Поаккуратнее с магией обращаться надо. И вообще, пойдем отсюда на свежий воздух. Тут церковными свечами еще пахнет, а мне от этого запаха дурно…

— Куда пойдем? — деловито осведомился Гаврила.

— Никуда. Дай мне отдохнуть в конце концов! То опричники, то богатыри, то святая вода, то разбойники-душегубы… И потом — куда ты собрался-то? Оксану завоевывать?.. Надо сначала план разработать.

— А я уже разработал, — признался воеводин сын, — пока ты спал. Очень просто: богатыря Георгия, так уж и быть, трогать не станем, а Оксану похитим из хором и увезем далеко-далеко. В Москву! Там домишко купим, будем жить-поживать…

— Интересный план, —оценил я. — Главное — простой. Девицу — в мешок, сами на коней — и вперед! В Москву, в Москву, в Москву!.. Гаврила! У нас коней нет. Не говоря уж про мешок.

— Мешок мы найдем, — сказал хозяйственный Гаврила. — Какая мельница без мешков? А коней… Когда Оксану воровать будем, заодно и пару лошадок умыкнем, а?

— А жить ты на что собираешься? В Москве приезжим с пропиской худо. И жилплощадь там знаешь сколько стоит?

— Так тут же золота награбленного полно! — удивился, широко разведя руками, детина. — Вот уж ты сказал… Одних крестов поповских золотых — на два дома хватит!

— Нет! — твердо ответил я. — Церковное золото не годится. Я его на себе не потащу.

— Я потащу!

— А Оксану мне доверишь? — Гаврила осекся.

— Ладно, — сдался он, — золото брать не будем. Мешок возьмем. А потом уж чего-нибудь придумаем. Я в Москве на работу устроюсь. На государеву службу, например.

— В опричники?

— Скажешь тоже… Мало ли служивого люда? В писари, в приказ пойду. А грамоте, — опередил он очередной мой вопрос, — ты меня научишь.

— О'кей, — вздохнул я. — То бишь ладно.

Мы вышли из душного помещения мельницы на чистый лесной воздух.

— Вот, — указал Гаврила на тихую речку, в которой завязли неподвижные лопасти мельничного жернова, — по течению пойдем. Сейчас темнеет только. Пока до вдовицы Параши доберемся, глубокая ночь будет.

— Лично я никуда идти не собираюсь, — сказал я.

— Как это? — удивился Гаврила.

— А так, — проговорил я, показывая на лодку, умело спрятанную в прибрежных кустах. — Поплывем с комфортом. Не знаю, как ты, а у меня от всей этой карусели копыта отваливаются…

Прежде чем отправиться, я вернулся на мельницу и всё-таки немного почистил разбойничьи закрома. Награбленные сокровища меня не интересовали — я просто хотел вернуть свое. Зажигалка и фонарик нашлись сразу. Немного покопавшись, я обнаружил также одну сигарету — остатки моего табачного запаса — и колоду крапленых карт. А вот часы найти не удалось.

— И черт с ними! — сказал на это Гаврила, с чем я в корне не согласился.

Никакой не черт, а кто-то из бандитов принял их за диковинный амулет и нацепил на свою грязную граблю! Так что пропали мои часы — вместе с новым владельцем провалились под землю… Ну невелика беда — достану другие.

ГЛАВА 7

Стоял тот самый, желанный, весь день ожидаемый час вечерней прохлады. Солнце уже село, но сумерки еще не сгустились. Воздух — немутный, прозрачный — потихоньку колеблется, как тюлевая занавеска от едва ощутимого ветерка. Лодку легко несло по течению. Гаврила лишь изредка лениво отталкивался шестом от близкого дна.

Чтобы прогнать одолевавшую меня дремоту, я прочитал воеводину сыну небольшую лекцию на тему «Основы колдовского практикума. Применение и техника безопасности». Гаврила слушал внимательно — видимо, его забавлял тот факт, что помимо мастерства убойной плевбы, он теперь еще и магией владеет.

— …Традиционная функциональная формула проклятия, — говорил я, — содержит такой обязательный компонент, как ключевой речевой оборот. В данном случае этим оборотом является фраза «чтоб тебе…» Сама по себе она никакого смысла не несет, а служит сигналом для материализации последующего пожелания, которое должно быть заявлено в как можно более прямой форме. Никаких фигуральностей, символов, метафор и прочих гипербол. Иначе проклятие не сработает. Понятно?

— Не очень, — нахмурился Гаврила, шевеля шестом. — Ты бы, Адик, как-нибудь это… пояснее…

— Пожалуйста. Если ты скажешь: «Чтоб тебе провалиться, скотина такая…» — объект незамедлительно провалится под землю, возможно даже, что перед этим превратится в какое-нибудь животное. В корову, например, или овцу… А если ты загнешь что-нибудь вроде: «Чтоб тебе ни дна ни покрышки…» — эффект проклятия пропадет, поскольку пожелание прямого адреса не содержит. Понятно?

— Фертшейн! — усмехнулся Гаврила. — Можно попробовать?

— Потом! — сказал я. — Как-нибудь попозже и обязательно под моим присмотром… И вот еще что. Теперь тебе не рекомендуется произносить вслух фразы типа: «Чтоб я сдох!..»

— Чего это я себе смерти желать буду? — удивился воеводин сын. — Что я, дурак?

— Ну не будешь — и хорошо. А то знавал я одного колдуна — боцманом был когда-то. Обучался колдовству, обучался, но дальше проклятий первой ступени не пошел. Потому что была у него дурная присказка: «Эх, сто якорей мне в задницу…»

— О-о… — протянул Гаврила. — Понятно…

— Понапрасну проклятиями не разбрасывайся. Чем реже произносишь формулу, тем лучше.

— Почему?

— Потому что при осуществлении проклятия тратится приличное количество энергии, которая черпается из…

Я собирался объяснить детине формулу соотношения космической сферы и магической ауры практикующего колдуна, но запутался и замолчал.

Так мы и плыли, пока совсем не стемнело. Некоторое время я занимал себя вопросом: исполнять задание Пахом-Чика или нет? С одной стороны, договор подписан по всем правилам, но с другой — заказчика-то нет. Провалился под землю!.. Интересно, насколько глубоко? Хорошо бы, на такую глубину, чтобы его клиентом теперь нельзя было считать… А вдруг выберется на поверхность да предъявит счет? Накатает со своей паскудной бабкой жалобу на меня в высшие инстанции?..

Сделалось прохладно. Гаврила втянул руки в рукава, нахохлился на дне лодки, походя на гигантских размеров курицу. Я дремал, полузакрыв глаза, любовался скользившим по темно-фиолетовой водной глади серебряным лунным шаром. Хорошо-то как! Правда, комары надоедливо зудели, но Гаврила пробормотал сквозь сон: «Чтоб вас разорвало, сволочей!» — и сразу всё стихло.

Я ощутил что-то вроде прилива вдохновения. Чего это я к богатырю Георгию привязался? С самого начала надо было в другом направлении работать! Тогда бы не было ни позорного провала, ни неприятного разговора с Филимоном… Просто-напросто похитил бы Оксану да потихоньку приучил ее к Гавриле. Он — парень хороший, такого и полюбить честной девушке не грех! А я бы его манерам малость обучил, превратил бы орясину деревенскую в настоящего светского льва — девичье сердечко и дрогнуло бы…

Ну, лучше поздно, чем никогда, как говорится… Сейчас запихнем Оксану в мешок, отвезем подальше, подождем немного, чтобы оклемалась, и начнем очаровывать — «шармант, сударыня», «экселент, мадмуазель», «келе ре тиль, шерше ля фам, мерси боку…»

Лодка мягко ткнулась в прибрежный песок. В этом месте река делала крутой изгиб. Я толкнул Гаврилу в бок локтем, он всхрапнул, поднял голову и хриплым со сна голосом объявил:

— Приплыли… Сейчас через поле — и прямо к забору выйдем. Хорошо, что овраг в другой стороне остался…

Мы выпрыгнули на берег. Гаврила спрятал лодку в ближайших кустах.

— А как действовать будем? — спросил он, когда мы шли через поле.

— Как-как… По-бесовски хитро! — ответил я, высоко поднимая ноги, чтобы не очень промокли в мокрых от ночной росы травах. — А ты как хотел? Ворваться в дом, переплевать всю челядь, напугать до смерти вдову, гоняясь с мешком в руках по комнатам за ее племянницей?

Гаврила пожал плечами.

— Перелезем через забор, — объяснил я. — Покажешь, где окно в ее горницу. Знаешь ведь?

— А как же!

— Я постучу тихонько и выманю девицу…

— Так она и вылезет к первому встречному бесу темной ночью!

— Вылезет, не беспокойся, — заверил я. — У меня подход к женщинам есть. Можно сказать, талант к этому делу! Главное — тембр голоса. Голос должен быть в меру мужественным, чуть хрипловатым, глубоким и чувственным… В общем, трудно объяснить. Послушаешь — узнаешь.

— А что говорить-то ей будешь?

— Да ерунду всякую… Какая разница, что говорить? Главное — голос!.. Ну там — дорогая, любимая, не желаете ли прогуляться?.. Прекрасно сегодня выглядите…

— А я что буду говорить?

— Ты молчать в тряпочку будешь.

* * *

— Дорогая, — хрипел Гаврила, скользя спиной по бревенчатой стене забора, — не желаете ли прогуляться?.. Куда-нибудь подальше отсюда… Хоро-ошая собачка… Какая у нас мордочка, какой хвостик…

— Ты ей еще скажи, как она прекрасна сегодня выглядит, — подсказал я, с трудом отводя взгляд от пылавших злобой глаз громадного волкодава, встретившего нас с Гаврилой во дворе вдовы, когда мы перемахнули через забор.

— Я что угодно скажу, — простонал детина, — лишь бы убрали от меня этого зверя!

— Покричи, — предложил я. — Выйдут хозяева и посадят пса на цепь.

— Ага, и нас заодно. Потом опричникам сдадут. И те нас судить будут за то, что по-воровски в чужие хоромы проникли и бесчестье учинить хотели! Хотя… Лучше уж суд, опричники, даже черт с рогами… извини, Адик… чем это чудище!

Трудно было с ним не согласиться. Я вообще впервые видел вблизи такого монстра! Честно говоря, адские псы — стражи преисподней — в сравнении с ним явно проигрывали. Прямо не пес, а черный африканский носорог, только рога и не хватало!.. Отлично натасканная зверюга. Прижал нас к забору и рычит, не давая пошевелиться. Слюна ручейками бежит с оскаленных клыков; глаза, как крючья раскаленные, насквозь протыкают…

Что же нам, до утра стоять, что ли? Пока хозяева не проснутся?..

Псина между тем начала наступать: прижалась к земле, растопырив лапы с тяжелыми тупыми когтями, вздыбила жесткую шерсть на холке.

— Ты же говорил, что собак здесь нет?! — шепнул мне Гаврила.

— Не шевелись, — посоветовал я. — И не говори ничего — не волнуй зверя.

— С чего вдовица вдруг решила волкодава завести? Вот стерва!

— Не стоит упрекать людей за внезапно проснувшуюся любовь к домашним питомцам, — сказал я, а сам подумал:

«Уж не Филимоновы ли это происки? Усилил охрану вдовьего двора, чтобы я больше насчет девицы не рыпался?.. Чего ему она? Ведь не богатырь же Георгий?..»

Потянуло ночным теплым ветерком. Будто вздохнул кто-то сердобольно, увидев, в какое положение попали несчастный влюбленный и не менее несчастный бес… Лунный шар скрылся за тучами — совсем темно стало, в двух шагах ничего не видно, кроме пары огненно-злобных глаз и острейших синевато-белых клыков…

Псина коротко рыкнула, пригнув морду. «Готовится прыгнуть!» — догадался я.

Видимо, подобная мысль посетила и Гаврилу — он подобрался, втянул голову в плечи и шепнул:

— Давай побежим, а? В разные стороны! Кто-то уж точно в живых останется… А то ведь прыгнет сейчас! И разорвет обоих!

Я не рассуждал… Не было на это ни времени, ни желания… Уж лучше бежать, чем принять смерть, скукожившись у забора и вытирая потные ладошки о трясущиеся колени… Мелькнула, правда, мыслишка о сопротивлении, мелькнула и пропала. С кем угодно в схватку вступлю, но только не с этим чудовищем!

— На счет «три»! — хрипнул я. — Раз!

Псина, взревев не по-собачьи, оттолкнулась лапищами от земли и взлетела в воздух. Я рванул влево, Гаврила затопал ножищами в противоположную сторону.

Не знаю, бежал ли за мной волкодав или стук когтей по земле был лишь игрой моего воображения… Пролетев несколько метров в полной темноте, я наткнулся на какое-то бревно, едва не упал, облившись холодным потом при мысли о том, что со мной будет, если я вдруг упаду, скакнул в сторону, сбивая с толку возможного преследователя, потом еще скакнул, словно заяц в прицеле охотничьего ружья, потом еще раз и еще…

Что-то невидимое врезало мне по коленкам. Взмахнув руками, я кувыркнулся и, вместо того чтобы покатиться по земле, провалился… черт знает куда! — обычно говорят в таких случаях.

Выглянувшая из-за туч луна показалась далекой-далекой… Я ощутил, что повис над бездонной пустотой. Пальцы мои, вцепившиеся в сырую бревенчатую кладку, дрожали и соскальзывали.

— Колодец! — выдохнул я.

Звук моего голоса гулко запрыгал вниз.

«Ничего страшного, — успел подумать я. — Только бы руки не разжать и не бултыхнуться… Главное — псина теперь меня не…»

Громадная туша на мгновение закрыла собой лунный шар. Я упреждающе вскрикнул, но было поздно: туша с хриплым ревом обрушилась сверху и без особых усилий снесла меня со стены колодца, как острая секира буйну голову с плеч!..

Летел я недолго — метра два, наверное… Чудовище вцепилось в мое тело мертвой хваткой и не разжало зубы даже тогда, когда мы с грохотом приземлились в какую-то грязную лужу.

Стражи чистилища! Лапищи стиснули мои руки так, что я и пальцем пошевелить не мог! Смрадное дыхание плавило кожу на моем лице, слюна капала в глаза… Я мычал и упирался подбородком в грудь, чтобы уберечь горло от мощных клыков. Остались относительно свободными лишь ноги, я и пользовался ими вовсю — молотил коленками агрессора…

— Хватит! — жалобно попросил Гаврила. — Больно же… Все почки отбил!

Тяжесть внезапно исчезла. Я перекатился, ощущая боль в суставах и в гудящей спине, побарахтался в грязи и поднялся на ноги.

— Ни хрена не видно, — простонал Гаврила. — Темень…

Некоторое время — очевидно, вследствие перенесенного потрясения — я находился под властью полубезумной мысли о том, что коварный пес, притворившись моим клиентом, разговаривает человеческим голосом… Потом опомнился:

— Зачем ты за меня схватился-то?

— А за что еще хвататься было? Бегу себе по двору, прыгаю из стороны в сторону, чтобы…

— …сбить с толку зверюгу!

— Ага, точно… И вдруг…

— …по коленкам что-то — ба-бах!

— Ну да… И я провалился! Лечу, чувствую — рядом кто-то есть… Подумал сначала — псина… Кстати, а где мы?

Я огляделся вокруг — черная темнота… Поднял голову вверх — луна далеко-далеко, прозрачным и каким-то нездешним, неземным светом освещает бревенчатую трубу, на дне которой мы и торчим.

— В колодце, — определил я.

— Колодец у вдовы о прошлом годе еще пересох, — припомнил Гаврила. — Повезло нам, а то бы утонули!

— Утонули не утонули, — передразнил я. — Наше положение ничуть не лучше, чем у утопленников! Теперь-то мы точно попались. Будем сидеть в грязи, как две лягушки, пока нас завтра утром отсюда не вытащат и не подвесят за жабры!

— У лягушек нет жабр, — заметил воеводин сын.

— Радуйся! За жабры не подвесят — найдут что-нибудь другое.

— Елки зеленые… — загрустил Гаврила, наверное, представив себе безрадостную перспективу. — Надо же, как всё неудачно вышло! Вляпались по самые уши… И грязища тут такая — вовек не отмыться!

— Зато приземлились мягко, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать. — Впрочем, ты не почувствовал ничего, поскольку на меня упал.

— Я же не специально… Тьфу ты, а холодно!

— Да, не курорт, — согласился я.

Довольно долго мы молчали. Говорить было не о чем. Вокруг темнота, под ногами грязь, высоко вверху издевательски светит свободная луна и рычит сторожевая псина. Судя по всему, ходит кругами вокруг колодца, роняя паутинки вязкой слюны, проклинает весь свет самыми страшными собачьими проклятиями за то, что ужин ушел из-под носа…

— Кстати, — спросил я. — А чего ты волкодава не проклял, как давешних разбойников?

— Спужался… — смущенно отозвался из темноты Гаврила. — На ум только «Отче наш» пришло. Ну, знаешь, наверное: «Отче наш, иже еси на небесех…»

— Час от часу не легче! — вздохнул я. — Спасибо за моральную поддержку.

— Ой, прости…

Еще полчаса прошло в полном молчании.

— Вот невезуха, — прокряхтел детина. — Надо же — именно в эту ночь собака во дворе появилась. Да еще какая!.. Вообще не понимаю людей, которые подобных чудищ заводят. Зачем? Нет бы дворняжку обычную, пустобреха кудлатого, чтобы лаем воров отгоняла да хозяев будила… А эта зверюга не лает — рычит и сразу в горло норовит вцепиться!.. Сроду у нас в округе таких псов не было. Убийца!

— Значит, для того и завели, — тоскливо проговорил я, — чтобы сразу в горло… Будто знали, что гости к ним в скором времени пожалуют…

Снова возникло мрачное подозрение о Филимоновой подставе…

Эх, Филимон, Филимон… Ну разве я виноват, что вынужден работу свою выполнять и Оксану к Гавриле приваживать? У тебя одно задание, у меня другое… Не тронул бы я Георгия, не нарушил бы равновесия. Разве ж не понимаю, чем это чревато? Зачем так перестраховываться? Пакостить мне зачем? Георгий Георгием, а Оксана Оксаной… Не сидеть же мне в этом временно-пространственном периоде до скончания веков? Пока бюрократы из нашей конторы спохватятся, пока вышлют спасательную экспедицию…

— Сыро тут, — пожаловался Гаврила, — знобко… У меня ноги промокли. Еще и сквозняк…

— Не ной! Мне тоже сыро и знобко, и тоже сквозняк достает… Сожалею, Гаврюша, но мне не удастся подняться и прикрыть форточку, так что терпи… Сквозняк! — заорал я так, что детина от неожиданности потерял равновесие и — судя по звучному всплеску — шлепнулся в грязь. — Сквозняк!

Сверху мне ответил злобный псиный рык.

— Ну и что? — поднимаясь и стряхивая с себя липкую грязь, недовольно осведомился Гаврила. — Зачем так орать? Рассудком повредился после падения в колодец?

— Сквозняк — это что? — спросил я.

— Ну когда дует. Бывает в голове сквозняк… кое у кого.

— Сквозняк — это движение воздуха, — объяснил я и, не теряя времени, принялся шарить руками по осклизлым стенкам. — Где-то здесь должно быть… отверстие… может быть, нора… дырка… Или — ход!

— Правда? — взволновался Гаврила. — Выбраться отсюда сможем? Только странно мне… Сроду не слышал о колодцах с подземными ходами… Ничего не нашел? Посмотри еще! Настоящий бес должен в темноте видеть лучше, чем днем!

— Ах да! — спохватился я. — Совсем забыл… Пошарив по карманам, вытащил свой фонарик.

Нажал кнопку и — хвала владыке адских пределов! — вспыхнул яркий сноп белого электрического света. Из сырой мглы проступило перепачканное грязью и копотью бледное лицо воеводина сына.

Гаврила ойкнул и скрылся в темноте. Я продолжал исследовать стены и скоро наткнулся на щель сантиметровой ширины.

— Щель, — прокомментировал я.

— Ура! — воскликнул детина.

— Чего «ура»-то? Сюда и мышь не пролезет… Хотя погоди…

Щель начиналась на уровне моей груди и вела влево. Затем вниз… Затем направо… Затем вверх… В общем, когда моя рука описала правильный прямоугольник и вернулась на то место, откуда начиналось движение, я понял — передо мной дверь. Правда, не имеющая ни ручки, ни щеколды, ни чего-нибудь еще, за что можно было бы потянуть.

— Попробуй толкнуть, — посоветовал наблюдавший за мной Гаврила.

Я навалился на дверь плечом. Она чуть поддалась, вернее, прогнулась — только и всего. Ощутимо скрипнули дверные петли.

— В другую сторону открывается, — определил я, вытирая пот со лба. — Надо бы чем-то подцепить… У тебя ножа нет?

— Нет, — посетовал Гаврила.

— И у меня…

Я обследовал карманы, нашел только зажигалку, колоду крапленых карт и раскрошившуюся сигарету. Плохо… Почему у меня нет привычки носить при себе перочинный ножик или хотя бы открывашку для бутылок? Маникюрные ножницы тоже помогли бы… Впрочем, откуда такой привычке взяться, если я в любой момент могу наколдовать себе и то, и другое, и третье. Точнее — мог…

— И про дверь на дне колодца никогда ничего не слышал, — бурчал позади Гаврила. — Наверное, купец Силантий, померший о позапрошлом годе от лихоманки дядюшка моей Оксаны, подземный ход провел из дома… Чтобы в случае нападения разбойников успеть сбежать со всей казной… Так ведь этот ход прямо в дом ведет, Адик!

— Сомневаюсь, — сказал я. — Ты же говорил, что колодец только в прошлом году пересох. Что же, Силантий от разбойников в исправном колодце спасаться намеревался? Я думаю, он существом сухопутным был, а не водоплавающим. Дверь здесь недавно появилась.

— А кто ж ее установил?.. — удивился Гаврила. — И куда она ведет?..

Ответов на его вопросы я не знал. Догадки строить было некогда. Я мучился с дверью, которая упрямо не желала открываться. Палец в щель не пролезал; пряжка от ремня — тоже.

— Рогом попробуй! — подсказал детина.

— Помог бы, — огрызнулся я, — чем гавкать под руку! Отсырела, сволочь, разбухла…

— Чем же я помогу?!

Я сплюнул с досады, но использовать рог всё же попытался. Сначала у меня ничего не получалось. Минут пять я сосредоточенно бодался с дверью, затоптал в пылу работы в грязь свою бейсболку, набил на лбу изрядную шишку и, рассердившись, топнул копытом в пол, подняв фонтан грязных брызг.

— Адик! — вскрикнул вдруг воеводин сын. — Погоди! Я придумал!

— Чего?

— Придумал! Придумал! Дай-ка мне бесовскую твою штучку…

— Какую?.. А, фонарик… Держи.

— Теперь отойди на шаг… Так. Наклонись… Голову пониже опусти. Не шевелись!

Я хотел было спросить у Гаврилы, чего это он задумал, но не успел. Детина натужно ухнул — и меня вдруг с чудовищной силой швырнуло на дверь. Честное слово, я решил, что колодец обвалился и одно из бревен заехало мне аккурат пониже спины… Только когда мои рожки с треском впились в отсыревшую древесину двери, я разгадал план Гаврилы. Больно было! Я же всё-таки не Ахмет Медный Лоб!

— Стратег хренов! — застонал я, тщетно пытаясь высвободить голову. — Мог бы и предупредить!

— Ты бы не согласился, — резонно ответил Гаврила. — Кому ж приятно, когда его по заднице сапогом?.. Зато теперь всё просто будет!

Воеводин сын приподнял меня обеими руками за поясной ремень и за воротник и, используя мое тело в качестве дверной ручки, довольно легко открыл дверь. Правда, чтобы выдернуть меня из древесины, усилий и времени понадобилось побольше. В ходе освобождения я чувствовал себя коренным зубом, выдираемым стоматологом-практикантом.

Наконец рожки освободились, я рухнул на Гаврилу, Гаврила — в грязь, но проход был открыт!

Мы поднялись на ноги. Из подземного тоннеля пахло гнилью и мокрыми грибами.

— Пошли? — не очень уверенно спросил детина, освещая фонариком сырой и узкий, как кишка диковинного исполинского зверя, коридор.

— Конечно, пошли, — сказал я. — Для чего же столько возились? Дай-ка фонарик…

— Держи, держи, — с готовностью откликнулся Гаврила, возвращая мне фонарик и право идти первым.

* * *

Странный это был коридор. Начавшись узким проходом — почти лазом, похожим на звериную ногу, буквально через несколько шагов коридор раздался вширь и ввысь. Мы с моим клиентом могли шагать не пригибаясь.

Звук наших ног отдавался гулким эхом. Грязь под ногами сменилась каменным полом. С высокого потолка свисали клочья паутины и сопливая слизь. Коридор, не петляя, тянулся прямо, только, кажется, немного уходил вниз. Гаврила начал беспокоиться.

— Что-то долго идем, — поспевая за мной, проговорил он. — Отсюда до дома вдовы шагов никак не больше полста — если по земле. А мы уж версту точно отмахали. А то и две.

— Хочешь вернуться? — осведомился я. — Можно… Попробуешь, например, вскарабкаться по стенкам колодца вверх, поговоришь с псиной — авось она образумилась и отпустит нас подобру-поздорову.

Гаврила замолчал.

Коридор всё круче спускался вниз. Скоро появились ступени, выбитые в камне неизвестными мастерами. Теперь мы шли по лестнице — всё ниже, ниже и ниже… Воеводин сын тревожно сопел у меня за спиной.

Версты через три или четыре стали попадаться странные предметы, тут и там рассыпанные по ступенькам. Несколько длинных перьев — вроде бы орлиных, покрытых плесенью и размокшей краской. Стрела с кремниевым наконечником… Переломанное древко копья… Ожерелье — на сгнившей веревке три пожелтевших крокодильих зуба… Кости… Медвежий череп… Конский череп… Волчий череп… Человеческий!

Детина застучал зубами.

— Подземный ход не в дом Силантия ведет, — шепотом проговорил он. — Мы уж сколько прошли… Мы уж, наверное, на полпути к Москве!

— Вот и радуйся, — поддержал его я. — Ты же хотел писарем устроиться на государеву службу.

— Я грамоте не разумею! — заскулил Гаврила.

— Пока дойдем — научу. Времени хватит.

Луч моего фонаря стал слабеть. Из ярко-белого превратился в желтый, потом потемнел еще, потом погас совсем.

— Мама! — пискнул Гаврила. — Что это?

— Батарейки сели.

— Что? Куда?

— Бесовская штучка, другими словами, работать перестала. Дальше пойдем в темноте.

— Ах, чтоб ей пропасть! — заругался детина, от страха, видимо, напрочь забыв про мою лекцию о технике безопасности.

Фонарик с легким чпоканьем испарился из моей руки.

— Тьфу, дурак! — в сердцах воскликнул я. — Ведь фирменная вещь была — японская! Подождали бы немного, да батарейки местами поменяли, а ты…

— Ой! Извини, Адик.

— Дурак!

Минуту мы шли в полной темноте. Под ногами у меня что-то хрустнуло, и я остановился. Гаврила ткнулся носом мне в спину.

— Что там? — прошипел он.

Я протянул руку вперед. Пальцы наткнулись на холодную преграду. На ощупь — железо. Нисколько не сырое, кажется, даже без ржавчины… Сталь, что ли?.. Я наугад пошарил ладонью и нащупал дверную ручку.

— Вроде пришли, — сказал я.

— Куда?

— Откуда мне знать? В Москву!

Осторожно потянул ручку. Металлическая дверь легко отодвинулась в сторону. Стараясь ступать неслышно, я шагнул вперед, еще шагнул и… снова уперся в железную стенку!

На этот раз никакой ручки не было, как я ни шарил по поверхности. Зато обнаружились боковые стенки, близкий потолок, на котором ребрилась вентиляционная решетка. Воеводин сын смущенно покашлял у меня за спиной, погремел чем-то — и грохнул стальной дверью, через которую мы попали в железный ящик!

— Я нечаянно…

— Открой! — завопил я, охваченный внезапным приступом клаустрофобии.

— Не получается… То есть я не могу найти… Темно ведь!

— Пошарь по стенкам! Постой, я тоже! — Несколько минут мы, пыхтя, топтались в тесном ящике.

— Ничего не могу нашарить! — плачущим голосом сообщил Гаврила и вдруг вскрикнул:

— Адик!

— Не ори в ухо… Нашел?

— Да! То есть нет. Не ручку, а… пумпочку какую-то.

— Какую еще пумпочку?

— Ну… круглая, маленькая… Упругая такая, как гриб. Нажать?

— Попробуй… То есть ни в коем случае! — Наверное, я крикнул слишком громко. Гаврила, не успев отдернуть руку от «пумпочки», с испугу надавил на нее.

И тут железный ящик дрогнул и пополз вниз. Сверху посыпалась какая-то труха вперемешку с характерным скрежетом натягиваемого металлического троса. Я ощутил, как спертый воздух подземелья сменяется сырым ветром, бьющим через все видимые и невидимые щели.

— Адик! — завизжал Гаврила.

Скорость, движения (или падения?) металлического ящика всё увеличивалась. Снаружи бесновался ураган. Трос уже не скрежетал, а свистел. Тело мое вдруг потеряло вес, и, инстинктивно поджав ноги, я медленно воспарил.

— Лечу! — пожаловался рядом невидимый Гаврила.

— Не беспокойся, далеко не улетишь… Если, конечно, потолок тут прочный.

— Адик, а что происходит?

— Не знаю, чего пристал?.. Очень похоже на то, что мы с тобой оказались в лифте.

— Где?!

— В скоростном лифте, невесть каким макаром закинутом в подземелье шестнадцатого столетия.

— Что?! Ой, мне тяжко становится! — Ответить я не смог. Потому что и мне тоже стало «тяжко». Туловище мое приплюснуло к потолку. Ноги распластались по задней стенке, одна рука угодила на боковину, а вторая легла на выпуклую грудь Гаврилы.

Лифт несся вниз с невообразимой, космической скоростью.

— Кол… дов… вство… — пробубнил Гаврила.

— Никакое это не колдовство, а всего-навсего обыкновенная перегрузка, — хотел возразить я, но слова застряли на выходе и медленно поползли обратно, остановившись и трансформировавшись в плотный комок где-то в районе диафрагмы.

— Помо… — выдохнул мощными легкими детина, — …гите… — сиплым присвистом закончил он и замолчал.

Скорость движения была такая, что от перегрузки трещали все мои косточки. Ветром забило рот, как ватой, так что даже если бы я и очень хотел успокоить клиента, никак не смог бы этого сделать. Вокруг всё свистело, грохотало и завывало. Я закрыл глаза, дабы их не выдавило напором, надеясь, что и Гаврила сделал то же самое.

Интересно, лифт работает нормально или летит хрен знает куда, помахивая огрызком оборвавшегося троса?..

Интересно, мы приземлимся, своевременно снизив скорость, или просто шваркнемся о неведомый пол?..

Надеюсь, всё-таки когда-нибудь приземлимся…

Часть вторая РОГАТЫЙ ДУХ ГОВОРИТ: «ХАУ!»

ГЛАВА 1

Наверное, я потерял сознание… Не мог же я в самом деле задремать? Спать, будучи приплюснутым к потолку бешено несущегося лифта, — это, знаете ли, не совсем удобно!

Внезапно лифт круто изменил направление и помчался вверх. Я даже испугался на мгновение: не пропустили ли мы с Гаврилой свою остановку? Чего доброго, отправимся обратно в шахту во дворе вдовицы Параши да и вылетим по инерции из колодца на поверхность! Волкодав, несомненно, раздосадован тем, что не в меру прыткая добыча не позволила себя съесть с первого раза…

Впрочем, довольно скоро сомнения мои развеялись. Без каких-либо ощутимых повреждений я и мой клиент на удивление незаметно перебазировались на пол, под воздействием перегрузки приняв положение «лежа».

Лежать пришлось довольно долго. У меня всё тело затекло. Я чувствовал себя индийским йогом, которого насильно сунули под груженый самосвал…

Наконец давление сверху потихоньку стало падать. Сквозь решетки вентиляционного отверстия забрезжил свет. Гаврила отодрал свою плоть от пола, сел на корточки и, разминая руки, прокричал, заглушая скрежет и визг троса:

— Никогда больше никаких непонятных пумпочек трогать не буду!

— Уж будь добр… — вяло отреагировал я. Кабина лифта дернулась. Сверху на нас лавиной истекал свежий сыроватый воздух. Еще рывок — и лифт остановился. Дверца, коротко скрипнув, открылась сама, явив нашим взорам скудно освещенную темно-оранжевыми лучами заходящего солнца неглубокую пещеру с видом на бескрайнюю каменистую равнину.

— Приехали, — констатировал я.

— А куда? — поинтересовался Гаврила.

— Перестань держать меня за информационное бюро! — разозлился я. — Что? Почему? Куда? Откуда? Как?.. Мне не больше твоего известно об этом странном колодце во дворе Параши, о подземном тоннеле и лифте!

Детина вздохнул и осторожно выбрался из кабинки. Я последовал его примеру. Кто его знает: вдруг кому-то прямо сейчас придет в голову вызвать этот идиотский лифт и мы отправимся в самом лучшем случае в обратный путь? Мало ли дураков проваливается в пустые колодцы, шастает по подземельям и жмет без оглядки на непонятные «пумпочки»!..

— Исходя из теории вероятности… — пробормотал я, ступая на пещерные камни.

Теория вероятности не подвела: стоило нам оказаться за пределами кабинки, дверца с грохотом захлопнулась и неведомая сила всосала лифт в землю.

Гаврила испуганно вскрикнул. Я, дернувшись, заглянул в черную шахту и поспешно отвернулся.

— Вечереет, — сказал Гаврила, указывая рукой на располагавшийся в двух метрах от нас круглый выход из пещеры. — А ведь к дому Параши мы подошли глухой ночью… Сутки, что ли, летали?

— Понятия не имею! — проговорил я, действительно не представляя, сколько времени мы проверили в кабинке лифта: несколько минут? или часов? — всё слилось в чернильной темноты сгусток сплошного воя, скрежета и гула. — Пойдем?

— Куда?

— Ну куда-нибудь… Не торчать же в этой пещере! Лифт обратно не вызовешь — приборной доски что-то не видать.

— Да, — согласился Гаврила. — Ни одной пумпочки. Даже самой маленькой…

Мы вышли из пещеры и оказались у подножия невысокой скалы, одиноко торчавшей посреди абсолютной пустоши, кое-как и кое-где украшенной пучками пожухлой травки. На порядочном расстоянии друг от друга высились невысокие скалы причудливой формы, похожие на гигантские каменные грибы, словно созревшие после обильного метеоритного дождя.

Какой-то неожиданный пейзаж… Вроде, ничего необычного и нет, но сами собой возникают мысли о необъятных марсианских краснопесчаных просторах. Так и ждешь, что из-за здоровенных валунов, наваленных вокруг скалы, выступят, целя в тебя бластеры, зеленоголовые гуманоиды…

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Странно… Кажется, никогда здесь не был, а вот поди-ка — что-то родное мерещится…

— Не признаю местность, — признался Гаврила. — Поля какие-то бедные… Ни тебе пшеницы, ни тебе проса… Дурынды каменные торчат… Уж не в басурманскую ли сторону мы прилетели? Там, говорят, хлеб не сеют, потому земля песком покрыта. Лишь бродят диковинные бородатые лошади — какие с одним горбом, какие с двумя…

— Песка тут нет, — заметил я. — Ну что, пойдем?

— А куда можно?

— Да куда хочешь. Вот тебе четыре возможных направления. Выбирай, какое по вкусу!

— Туды, где басурман поменьше! — выбрал детина.

— Разумно, — вздохнул я.

Гаврила сделал шаг вперед и вдруг остановился.

— Чует мое сердце, Адик, — шепотом проговорил он, — есть тут кто-то … Кто-то следит за нами…

Я огляделся — никого. Кольцо беспорядочно громоздящихся вокруг скал, валунов и пустошь за ними… Прислушался — ни звука. Только тоненький посвист ветра.

— Не сходи с ума, — посоветовал я клиенту. — Что за параноидальные проявления?

— Никаких пара… Смотри!

Глянув туда, куда показывал Гаврила, я охнул. На одном из валунов белел обожженный солнцем человеческий череп, украшенный торчащей из макушки стрелой. Оперенье стрелы слегка подрагивало, точно сладострастно вспоминая тот момент, когда она вонзилась в голову живого еще человека.

Не сговариваясь, мы попятились обратно к пещере.

— Хорошие новости, — сообщил я детине. — Местность не необитаема.

— А плохие? — осведомился Гаврила.

— Плохих пока нет. Подожди немного…

У входа в пещеру мы остановились. Заходить в подземелье, казавшееся теперь промозглым и зловещим, мне лично не хотелось. Однако и снаружи было как-то неуютно. Череп скалился прекрасно сохранившимися крупными желтыми зубами. Чуть повернув голову, я увидел еще один череп, валявшийся всего в нескольких шагах от меня. Обломок стрелы торчал из пустой глазницы. А вон — поодаль — еще какие-то костные останки… Кажется, чье-то ребро и фрагмент позвоночника… Веселенькое местечко, надо сказать!

— Кто-то стрелами пулялся, — тоже покрутив головой, сказал Гаврила. — Темнота эти басурмане! Вот в Москве стрельцы все как один с пищалями ходят. Только в нашей глухомани по-старинному больше луками пользуются, чем пороховым оружием. А в Москве пороха навалом. Сказывали — государь Иван Васильев десять бочек пороха угробил на то, чтобы неугодных ему монахов на небеса прежде времени отправить. Поджег фитиль и молвил: «Летите к своим ангелам…»

Из-за дальнего валуна послышался едва различимый шорох.

Ветер? Или просто нервы играют?

Я посмотрел на Гаврилу. Детина что-то побледнел лицом.

— Там, наверное, кто-то есть. Или… — неуверенно начал он.

— А ты сходи, проверь…

— Или послышалось, — торопливо добавил отрок. — Давай, Адик, переночуем в пещере, а утром уже двинемся куда-нибудь? Может, душу православную встретим, расскажет нам кто-нибудь, как к дому воеводы Ивана Степняка пройти.

Я спорить не стал. Прыгать среди валунов и человеческих костей не очень-то хотелось. В пещере хоть и промозгло, но всё-таки, наверное, безопаснее, чем снаружи.

Скалы-грибы, безводная, безлюдная пустошь… Заходящее солнце — всё багровеет и багровеет, обретая черты остановившейся в полной фазе луны…

Куда же мы с Гаврилой попали? Где-то я всё это уже видел…

Гаврила отступил тылом ко входу в пещеру. Под моими ногами скрипнули мелкие камешки. Рифленые подошвы ботинок оставили на пыльной земле отчетливый след… Ага, следы, причудливые скальные образования… В голове моей всплыло мясистое, морщинистое, словно резиновая маска, лицо.

— Вспомнил! — не удержался я от восклицания. — Клянусь хвостом Вельзевула, вспомнил!

— А? — заморгал Гаврила. — Чего? Ты что, бывал здесь раньше?

Еще бы! Конечно, бывал! Ну не точно здесь, а где-то поблизости. Как сейчас перед глазами: БАХ! — И я приземляюсь на крыше огромного здания, выстроенного в виде стандартной пентаграммы — идеальное место для вызова оперативного работника отдела кадров! Здание так и называлось — Пентагон.

Уф, да… Помню кучку военных в тяжелых от обилия металлических бляшек мундирах. Бледненькие, но бодрятся. Человек в синем двубортном костюме стаскивает через голову черную рясу… Военные образуют вокруг этого… в костюме… плотное кольцо… Я вижу пистолетные стволы, направленные в мою сторону, слышу взволнованное «мистер президент, мистер президент…» Синий костюм оттирают в сторонку, он пытается протестовать, но больше для виду…

Короче говоря, начинается обычная история: бес явился, и тут же — ужас и смятение. Как будто я случайно зашел, без приглашения… Сами ведь вызвали!

Ну я с разгона врубился в особенности местной лексики и чистенько провел предварительную работу с клиентом:

«Джимми, ты в порядке?»

«Я в порядке. Как долетели?»

«Нормально, Джимми. Можешь звать меня Эд…»

Когда обстановка несколько разрядилась, к разговору подключились военные и наперебой принялись разъяснять мне суть моего задания: «железный занавес, холодная война, СССР, приоритет в космосе… На Луну бы, а? Виски, сигару?»

«На Луну-у? Извините, ребята, я такие вопросы не решаю…»

Хотел было отправляться обратно, но этот Ронни пристал как банный лист: «Приоритет, занавес, война… Виски?»

Виски оказалось отменным!.. Вообще, посидели мы тогда хорошо. Военные рассосались кто куда. Подтянулся еще один парень — Нейлом звали. Потом был какой-то инженер. Потом — пиво. Потом — опять инженер. И снова виски… Как договор составлял и подписывал — не помню…

Утром на мою больную голову свалился адвокат — предупредил об ответственности за невыполнение условий договора. Милые парни Ронни, Нейл и мистер «Уайт Хорс»1 вполне профессионально раскрутили меня на практически невыполнимое задание!

1 «Whitehorse» («Белая лошадь») — известная марка виски.

Я похмелился, дал себе зарок никогда больше на работе не злоупотреблять и, поплевав для удачи через правое плечо, принялся за дело…

В контору вернулся через две недели. И долго дрожал, ожидая выговора — если не похуже чего! — за ту ужасную халтуру, которую мне удалось влепить Джимми и Нейлу в отместку за их предательский трюк.

К глубочайшему моему изумлению, всё прошло гладко! Как будто Ронни и Нейл накачали виски весь белый свет до полного помутнения рассудка. Отснятый мною короткометражный фильм «Полет на Луну» с Нейлом в главной роли демонстрировали телекомпании всего мира!

Конечно, Нейл никуда не летал. Он и ходил-то с трудом — вследствие ежедневного общения с мистером «Уайт Хорс». На пленке прекрасно видно, как он ковыляет в громоздком скафандре, тяжело переваливаясь с ноги на ногу… До сих пор меня холодный пот прошибает, когда приснится, что я снова в окрестностях Большого каньона ору, оторвавшись от видеокамеры: «Ровнее! Не падать! Не… Да поднимите его кто-нибудь!»

А сзади Джимми дергает меня за рукав: «Крупным планом отпечаток подошвы на лунной поверхности!»

А я ему: «Джимми, на Луне слабая сила тяжести, между ногами и лунной поверхностью не может быть никакого сцепления, следовательно, не может быть и отпечатков подошв…»

А он свое талдычит: «Крупным планом американский флаг, гордо реющий на фоне бескрайней Вселенной!»

«Джимми, на Луне нет воздуха, следовательно, флаг не может гордо реять. Он должен тряпочкой свисать!.. Уберите вентилятор! Поднимите Нейла, в конце концов! Кто забыл в кадре бутылку?!»

По-моему, они бы и без меня прекрасно справились!.. Хорошо я отказался от того, чтобы мое имя упоминалось в списке авторов. Когда-нибудь обман-то раскроется — не может такая явная туфта не открыться! — и на фига мне отвечать перед начальством по полной программе?!

О-о, незабываемо!.. Мог бы я местность эту и сразу узнать — наверняка пролетали здесь на вертолетах… Америка!.. Ну слава подземным червям, что не Марс всё-таки!..

Стоп! А что за лифт непонятный?.. Мы, получается, землю насквозь пролетели? Как такое может быть?! И самому неразумному бесу ныне известно о почвенных слоях, магме, ядре, в районе которого температура достигает…

— Адик, — позвал меня Гаврила.

— Погоди…

А если лифт идет не насквозь, а под почвой? По периметру земного шара? Этакое метро — электричка из одного вагона, а не лифт?..

— Адик!

— Ну чего тебе? — откликнулся я, прерывая теоретические свои измышления.

— Ты, когда бывал в этих краях, ни с кем не ссорился?

— Я? Нет… Разок, правда, повздорил с Нейлом. У него съемка, а он распух от пьянки так, что в скафандр влезть не мог!.. Ну это рабочие моменты, обычное дело… А что?

* * *

…И как это им удалось так бесшумно выползти из-за валунов? Ни камешек под их мокасинами не скрипнул!

Гаврила откашлялся и заурчал, готовя плевок. Я поспешно принял боевую стойку, втайне надеясь грозным видом хоть немного отпугнуть противника. Вряд ли у меня это получилось…

Десять… Двадцать… Не менее полусотни смуглокожих парней в набедренных повязках с луками и метательными копьями наперевес медленно наступали на нас. Настороженные раскосые глаза опасно поблескивали. Матово темнели острые кремниевые наконечники копий. Прямо в лицо смотрели заточенные о камень, обожженные на огне острия стрел. Дубинки, сплетенные из гибких ивовых ветвей, с набалдашниками из массивных булыжников угрожающе покачивались в мускулистых руках.

— Какие-то диковинные басурмане… — прохрипел Гаврила, пятясь. — Как скоморохи…

Это он о раскраске воинов… Красные и черные цвета преобладают, значит, раскраска боевая! Ребята явно вышли на тропу войны — об этом говорят также орлиные перья, вплетенные в густые тугие косы.

— Адик, кто это?

— Индейцы, — уверенно определил я, — кто же еще?.. Интересно, как это такой толпе удавалось укрываться за в общем-то небольшими по размеру валунами? Они, наверное, комплектовались на манер фигурок из «тетриса»…

Воины наступали… Беззвучно и медленно… Хоть бы кто-нибудь сказал что-нибудь вроде: «Бледнолицые дьяволы! Ваши скальпы украсят вигвам вождя!» Тогда можно было бы завязать разговор по крайней мере… А чего они не стреляют? В секунду могут нас стрелами и дротиками нашпиговать!.. Приближаются и приближаются… Словно кто-то затягивает вокруг нас смертоносную удушающую петлю…

Что делать? Заговорить первым?.. Интересно, какой вопрос мог бы разрядить обстановку? «Простите, вы не подскажете, как пройти в Колуново? А то мы заплутали маленько…»

— Я готов! — шумно выдохнув Гаврила.

— К чему?

— Отплевываться!

— Не вздумай! — зашипел я. — В одного плюнешь — остальные сорок девять изрешетят нас стрелами!

— А я очередью!

— Не делай резких движений! Ребята нервничают, но держат себя в руках. Перевес явно на их стороне, а они боевых действий не открывают… Попробую поговорить с ними.

— А ты по-ихнему разумеешь? — удивился Гаврила.

— По-всякому разумею, — признался я. — Бес я или не бес в конце концов!

— А может, я их прокляну? Всех разом?

— На массовое проклятие ты еще не способен — уровень не тот. А по одному их щелкать — не выход…

Договорить я не успел. Стрела одного из воинов свистнула мимо нас в черный провал пещеры… Надеюсь, это не сигнал к общей атаке? Просто рука индейца напряжения не выдержала и сорвалась…

Как бы там ни было, Гаврила отреагировал молниеносно: щеки его вздулись и опали — воин, пустивший стрелу, кувыркнулся, отлетев на несколько метров.

Дикари взревели.

— Воины! — крикнул я, поднимая обе руки вверх. — Не с оружием пришли мы к вам, а с добрыми вестями! Мы — духи, наделенные таинственной силой, недоступной понимаю смертных! Колдовские чары карают тех, кто пытается причинить нам вред!

Гаврила вздрогнул и подозрительно покосился на меня.

— Как ворона каркаешь! — проворчал он.

— Не моя вина, что у них фонетический строй языка такой, — шепнул я ему и торопливо продолжил: — Желаем говорить с вождем рода вашего!

Воины остановились. Тетива на луках ослабла. Из авангарда выдвинулся высокий, гибкий как лоза парень, от своих собратьев отличавшийся большим количеством перьев в волосах и наличием на груди трехрядного ожерелья из волчьих зубов.

— Духи говорят! — возвестил парень. — Вождь рода койота Разящий Клык слушает духов!

Так, согласие на переговоры получено. И статус наш определен: духи мы, духи… А за кого они нас еще могли принять? Ох уж мне эти первобытные народы!.. Что же им говорить?.. От волнения все слова в голове моей перемешались… Ну не ожидал я, что среди американских индейцев окажусь, не успел подготовиться…

— Бледнолицые и краснокожие — братья навек! — наугад вякнул я.

Воины загудели, недоуменно переглядываясь. Разящий Клык растерянно подергал себя за косу и неуверенно проговорил:

— Духи со смертными брататься не могут.

— Вы что — бледнолицых ни разу не видели?

— Не… нет… — загомонили воины и смолкли, когда вождь махнул рукой.

Копыта и хвост! Как себя вести? За кого себя выдать — за духов или сразу за богов?.. На дворе у нас шестнадцатый век. Колумб уже открыл Америку или только подплывает?.. Вот не помню — в каком году он сюда прибыл-то?.. А если бледнолицые уже побывали в этих местах, оставив после себя не совсем приятные воспоминания? Или не побывали? Ну не спрашивать же мне у Разящего Клыка: «Не пробегал ли здесь Колумб? Такой — с усиками и бородкой — Христофором зовут?»

— Духи должны говорить! — поторопил меня вождь. — Воины должны знать, с чем духи прибыли на наши земли! Воины волнуются! Хау!

— Воинам не нравятся духи? — осведомился я, погладив себя по рожкам.

Люди рода койота коротко посовещались между собой.

— Воинам не нравится большой дух с пращой во рту, — отирая лицо, ответил за всех несчастный, которому досталось от Гаврилы.

— Терновый Сук говорит не из головы, а из сердца! — поспешно вставил вождь. — Разум не знает обиды, а сердце слепят страсти… Терновый Сук не хотел обидеть большого духа. Хау!

Гаврила, догадавшись, что речь идет о нем, обиженно нахмурился и демонстративно надул щеки. Терновый Сук юркнул за спины товарищей.

«А вождь совсем не простачок — даром что дикарь! — заметил я. — Дипломат… Чтоб им всем сгореть в адском пламени…»

— Что привело духов на Увэ-Йотанку? — спросил вождь.

— Куда?

— Увэ-Йотанка! — возвысил голос Разящий Клык и ткнул копьем в черную пасть пещеры. — Скала духов! Много дней пустует Увэ-Йотанка! Проклятые пиу-пиу, используя колдовскую силу Таронха, похитили дух Тависка. Теперь род койота остался без защиты! Великий и Таинственный отвернулся от нас! Хау!

Воины испустили протяжный вой, потрясая оружием, — видимо, так в здешних краях выражали печаль и уныние.

Ага… Пиу-пиу, очевидно, соседнее племя — явно не дружественное роду койота… А Таронха кто?

— Таронха — великий колдун? — уточниля.

— Таронха — дух, которому поклоняются мерзопакостные пиу-пиу, — скривился Разящий Клык. — Разве духи не знают друг о друге?

— Ну… нас много. Всех не упомнишь. Текучка большая… А Тависка кто?

— Тависка — дух боевого койота! Тависка защищал род койота, пока проклятые пиу-пиу не похитили его…

— Чего вы там тары-бары разводите? — шепнул мне на ухо Гаврила. — Ты хоть знак подай — они на нас сейчас кинутся или немного погодя? Устал уже слюну во рту держать!

— Проглоти, — посоветовал я. — Всё не так плохо… Да, кстати, на будущее запомни: ты, Гаврила Иванович, дух.

— Я? — удивился воеводин сын. — Почему это?

— По кочану… Хорошо что они нас за духов приняли, а не за простых смертных. Смертного палицей по башке огреть не зазорно, а на духа руку поднять мало кто решится. Понял?.. Стой и молчи. И, пожалуйста, больше не плюйся без предупреждения!

— Погоди, а о чем разговор-то?

— Честно говоря, и сам пока не все понимаю… Дивные вещи говоришь ты, Разящий Клык, — громко сказал я, обращаясь к вождю. — Как смертные могли похитить духа?

— То мне неведомо, — вздохнул Разящий Клык. — Наверняка Таронха — дух быстроногой антилопы — помог пиу-пиу. Вот уже много дней старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина не может говорить с Тависка! И Увэ-Йотанка — пустая и скорбная, как разбитое сердце! И воины пиу-пиу теснят моих людей с охотничьих угодий! И нет роду койота ни в чем удачи… Великий и Таинственный отвернулся от нас! Хау!

— Хау! — провыли воины, потрясая оружием.

— Опять орут, — проворчал Гаврила. — Адик, о чем говорите-то?

— У них с соседним племенем заварушка на астральном уровне, — объяснил я. — В пещере, откуда мы вылезли, жил ихний дух, которого похитил другой дух, которого попросили… ну плохие ребята.

— А мы здесь при чем?

— Оказались не в то время не в том месте, — пожал я плечами. — Хотя погоди… Положим, мы-то здесь случайно, а они? В полном воинском облачении в засаде сидели. Ждали кого-то!

— Наверное, сторожили место своего духа, — предположил Гаврила. — Мол, вдруг тот решит вернуться… Адик, ты лучше думай о том, как отсюда обратно выбраться. Ты что должен делать? По договору обязан помочь мне Оксану приворожить! А мы чем занимаемся? Прилетели невесть куда, с язычниками переговоры ведем… Пускай сами со своими духами разбираются!

— Хотелось бы узнать, — вкрадчиво спросил вдруг Разящий Клык, — вы духи какие?

— Ну, — замялся я, — такие… Обыкновенные. В общем, ничем особо не выделяющиеся.

— Духи зла или добра?

— Чего ты привязался?! — разозлился Гаврила, ни слова не понимавший из нашего с вождем разговора. — Шли себе спокойно девицу похищать, а тут волкодав! Мы побежали, провалились в колодец, потом я на пумпочку нажал, и железный ящик нас сюда прикатил! Мы вообще к вам не собирались! И нечего на меня глазищами сверкать! Хау? Или не хау?

— Непонятно говорит Большой Дух, — развел руками Разящий Клык, выслушав детину.

Из дальних рядов протолкался сухонький и вертлявый, как осенний лист, старичок, почти целиком завернутый в косматую бизонью шкуру — таким образом, что рогатая бизонья морда использовалась им как шапка. Старичок обхватил ручонками шею вождя и зашептал что-то ему на ухо, время от времени искоса поглядывая на нас. Дошептав, он исчез так же неожиданно, как и появился… Очень мне не понравился этот гном бизоний! Кто он такой вообще?!

— Старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина! — зашептались воины, благоговейно кланяясь старичку.

Ну и имечко! Хотя и хуже бывают… У меня, например, когда-то был знакомый сантехник, которого звали Засорившийся Унитаз.

— Лу-Ву Разбитая Раковина сказал мне… — начал было вождь, но не закончил.

Мы так и не успели узнать, что именно сообщил Разящему Клыку этот Лу-Ву, потому что воины вдруг всполошились и загомонили так, что заглушили голос вождя. Я глянул по сторонам, не понимая, что так встревожило людей рода койота.

— Славные духи! — прокричал, пытаясь перекрыть общий шум, Разящий Клык. — Нет нам теперь ни от кого защиты! Гоним наш род по бескрайним охотничьим угодьям! Вступитесь за нас! Вступитесь, славные духи!! — завопил он, указывая копьем на окрашенную заходящим солнцем линию горизонта — там виднелась какая-то неясная точка. — Вот и Лу-Ву Разбитая Раковина говорит…

Я ничего не мог понять. Воины мельтешили на площадке у входа в пещеру, жалобно завывая. Некоторые побросали оружие и кидались то в одну, то в другую сторону, словно не зная, в каком направлении им лучше спасаться бегством… Массовое сумасшествие какое-то! Каждый второй простирал руки к небу, прося пощады. Те, кто не простирал руки, распластались на земле, явно готовясь к незавидной роли хладных трупов. Кажется, их насмерть перепугала злополучная точка…

— Всадник, — прищурившись, определил Гаврила. — Мужик какой-то на коне скачет.

Я присмотрелся — и правда: одинокий всадник неторопливо трусил к пещере Увэ-Йотанка. И чего в нем, интересно, такого страшного?.. Я взглянул на своего клиента.

Гаврила пожал плечами, глядя на то, как вождь безуспешно пытается поднять боевой дух своего народа. Разящий Клык метался по площадке, хватая то одного, то другого воина и охрипшим голосом орал им в лица о великой чести умереть в бою. Воин, пойманный вождем, даже не пытаясь скрыть нервную дрожь, неохотно соглашался погибнуть за вигвам своей семьи, но, как только вождь оставлял его в покое, снова начинал либо жалобно выть, либо заламывать руки в отчаянной молитве… Полнейшая деморализация!

А всадник тем временем подскакал довольно близко. Можно было уже рассмотреть, что это взрослый краснокожий мужчина, на выбритой голове которого болтался хохолок, очень похожий на оселедец запорожских казаков. Сзади держался за его набедренную повязку мальчик лет пяти.

Подъехав еще ближе, всадник оглянулся, сказал что-то мальчику, отцепил от пояса палицу и указал ею на столпотворение у пещеры. Мальчик весело рассмеялся. Мужчина ударил голыми пятками коня, и тот понесся вскачь. Половина воинов рода койота не вынесла этого зрелища и брызнула врассыпную.

— Презренные! — завопил, подпрыгивая на месте, Разящий Клык. — Остановитесь! Вместе мы сможем одолеть врага! И духи помогут нам! Обязательно помогут! Лу-Ву Разбитая Раковина, где ты? Терновый Сук, постой! Вспомни, что ты мужчина, в конце концов! Вместе мы непобедимы!

Старичка и след простыл. Куда он так резво успел спрятаться?

— Хватит! — прокричал, не оборачиваясь, улепетывавший во все лопатки Терновый Сук. — Дух Тависка оставил нас! Не будет счастья роду койота на этой земле! Буду искать себе новое племя! Надоело! «Вместе мы непобедимы…» Мой вигвам на краю селенья!..

— Они что, с ума посходили? — поинтересовался Гаврила. — Давай уж накостыляем тому мужику на коняге, чтобы бедных людей не пугал! А то жалко их.

— Погоди… — Я втащил за шиворот не в меру ретивого детину в пещеру. — Чего ты так раздухарился? От богатыря Георгия мало получил?.. Надо сначала разобраться, что к чему, а потом уже в бой бросаться. Ты понимаешь, что здесь творится?

— Нет, — честно признался Гаврила.

— Вот и я тоже. Значит, надо чуть-чуть подождать — пока хоть что-нибудь разъяснится. А потом посмотрим… Мне тоже, между прочим, этих несчастных жалко… Хоть они нас едва не укокошили…

— Ладно, — согласился воеводин сын, — мужик с отроком подскачут — мы с ним и поговорим. Он, кажется, здесь наиболее нормальный из всех… Ага, вот и он. Эй, земляк! — крикнул Гаврила, выступая вперед. — Дуй сюда, разговор к тебе есть!

Всадник, гикнув, пришпорил коня. Животное всхрапнуло, взвилось в воздух, перелетело через валуны и приземлилось точно напротив Гаврилы.

— Земляк! — снова начал тот. — Тут у нас такой вопрос возник…

— Эгей! — закричал всадник и, не обращая никакого внимания на сына воеводы, вытянул палицей подвернувшегося под руку воина из рода койота. Малолетка, державшийся за набедренную повязку всадника, заверещал от восторга и изловчился залепить пяткой Гавриле в нос.

— Ах ты нехристь! — обиделся воеводин сын.

— Молодец, Хитрый Скунс, — похвалил отпрыска всадник. — Расти хорошим воином. Сейчас папа тебе покажет, как надо поступать с врагами рода антилопы!

Всадник направил коня в кучку не успевших еще разбежаться воинов. Разящий Клык прыгнул наперерез, нырнул под лошадиную морду, подпрыгнул и ловко взмахнул копьем. Я уже мысленно поздравил мальца с новоприобретенным статусом сироты, но тут случилось нечто странное. Копье — как и рассчитал вождь — с силой ударило всадника в грудь. Но кремниевый наконечник разлетелся на мелкие осколки, будто ткнулся не в кожу, а в стену скалы! Древко переломилось надвое, а сам Разящий Клык, не удержавшись на ногах, упал на колени. Три или четыре стрелы из луков наиболее морально устойчивых воинов со свистом рассекли воздух и врезались заточенными и закаленными на огне остриями в спину всадника и… не причинив никакого вреда, рассыпались в щепы!

Всадник взвизгнул, свесился с коня и взмахнул палицей, явно намереваясь раскроить вождю рода койота голову…

— Встать, когда с тобой сын воеводы Степняка разговаривает! — гаркнул Гаврила, перехватывая взлетевшую палицу. — Если по-хорошему не понимаешь, сейчас я с тобой по-плохому…

Всадник дернул на себя палицу, но Гаврила держал крепко.

— Шали-ишь! — с дрожью в голосе протянул воеводин сын, отводя сжатый кулак противника.

Конь, дико заржав, взбрыкнул. Гавриле пришлось отложить возмездие и схватить животное за уздечку.

— Папа! — пискнул малолетка, точным ударом пятки поражая детину между глаз.

Мой клиент охнул, хватаясь за ушибленное место. Всадник, освободив свое орудие, решил больше не искушать судьбу. Ивовая палица свистнула в воздухе, и укрепленный на ее конце булыжник грохнул Гаврилу по макушке.

— Вот… гад… — медленно проговорил детина, грузно осев на землю.

— Молодец, Хитрый Скунс! — восторженно проревел всадник, пуская коня вскачь.

От полусотни воинов рода койота на месте схватки осталось только пятеро. Остальные бесстыдно разбежались. Разящий Клык, с трудом приподнявшись, отдал приказ. Пять стрел разбились о спину и грудь всадника. От этой атаки он только развеселился. Сопровождая свои действия напыщенными комментариями (наверняка предназначенными для собственного отпрыска), он скакал на своем коне меж валунов, отлавливая краснокожих воинов и награждая их увесистыми ударами дубинки. Это было похоже на игру в салочки, только вот роль «водящего» всадник явно никому не хотел уступать. Разящий Клык попробовал было еще раз достать врага копьем, но, получив серию ударов дубинкой по спине и голове, ушел в глубокий нокаут. Тут уж я решил вмешаться. В чужой монастырь, конечно, со своим уставом не лезут, но беспредела не терплю! К тому же за Гаврилу обидно — он, так и не очухавшись, сидел на земле, недоуменно ощупывая громадную шишку на макушке. — Смотри, Хитрый Скунс! — завопил всадник, собо удачным ударом отправляя подвернувшегося под палицу воина в полет через пару валунов. — Вот как надо расправляться с проклятыми врагами! Учись, тебе предстоит быть великим воином!

Я вышел из пещеры, подобрался к всаднику поближе и, улучив момент, прыгнул на круп коня. Получилось, как я и ожидал: почуяв нечистую силу в непосредственной от себя близости, конь испуганно шарахнулся и, дико заржав, встал на дыбы. И я, и паскудный малолетка, и его ретивый папаша посыпались на землю, как яблоки из мешка, а испуганный скакун помчался прочь, поднимая за собой клубы багровой пыли.

— Хитрый Скунс! — заверещал воин рода антилопы, вскакивая на ноги. — Сейчас ты увидишь, как твой отец поражает своей палицей злого духа, вызванного нечестивым колдовством врага!

Надо же! Догадался, что я не простой смертный, а всё равно уверен в победе! Какой самонадеянный малый… Ну, я тебе не Разящий Клык и даже не Гаврила! Хоть ты по каким-то непонятным пока причинам совершенно неуязвим, я тебя сейчас так отделаю, что все оставшиеся годы болезненной жизни своей будешь обучать своего придурка-сынишку не искусству войны, а мастерству бодрого улепетывания.

Устрашающе зарычав, противник бросился на меня. От первого замаха палицы я ушел довольно легко. Более того, поймал правую руку воина в захват, выбил оружие, а его самого отшвырнул метра на два.

— Хитрый Скунс, — прокряхтел воин, отдирая раскрашенное боевой татуировкой тело от здоровенного валуна, — злой дух оказался сильнее, чем я думал… Но сейчас я его сражу! — И с боевым кличем: — Да поможет мне Таронха! — он снова кинулся вперед.

Завидный пыл и на этот раз не помог воину. Гвоздить разбегавшихся соотечественников по черепам палицей, несомненно, легче, чем в рукопашной схватке справиться с бесом! Ко всему прочему, нападавший не имел ни малейшего понятия о навыках боя без оружия — он просто ревел, как раненый медведь, беспорядочно размахивал руками, лягался и норовил укусить меня за руку.

Пришлось провести излюбленный хук слева. Схлопотав в челюсть, воин покатился по земле и снова брякнулся на валун — да так неудачно, что, кажется, повредил себе руку. Минуту он сидел на земле, тупо рассматривая вывалившийся изо рта передний зуб, и потряхивал опухавшей на глазах рукой. Потом медленно стал подниматься.

Я огляделся. Разящий Клык стоял неподалеку и, разинув рот, наблюдал. Его люди, щедро украшенные синяками, ссадинами и шишками, выбирались из своих укрытий. Откуда-то появился старичок Лу-Ву Разбитая Раковина.

— Хитрый Шкунш, — прошепелявил покалеченный, но не потерявший присутствия духа воин рода антилопы. — Не бойшя! Злой дух шейчаш будет повержен!

— Может, хватит? — осведомился я. — Сдавайся добровольно в плен, обещаю лично рассмотреть прошение о помиловании… А то еще врежу. Ты ведь сам убедился, как трудно выбитые зубы сломанными руками собирать…

— Хитрый Шкунш! — завопил воин, левая рука которого свисала плетью. — Подойди поближе! Шейчаш ты увидишь…

Умный не по годам Хитрый Скунс бочком-бочком выбрался из гряды валунов и бегом припустил к линии горизонта. Бежал он быстро, и клубы пыли, поднимавшиеся за ним, были никак не меньше тех, которые оставлял за собой первым ретировавшийся с поля боя конь.

Наблюдая это зрелище, я едва не пропустил момент атаки — противник, неожиданно взвившись в воздух, летел по синусоиде прямо ко мне, целя ногой в глаз… Ну, адское пламя! Вот настырный тип!.. Надо заканчивать представление. Бес я сентиментальный, следовательно, слабонервный. Представил себе, как этот надоеда на перебитых конечностях, скаля обломки зубов, после очередного нокдауна ползет на меня в атаку, и понял: да, пора заканчивать.

Уклонившись, схватил воина за ногу и, раскрутив на манер спортивного молота, зашвырнул в том направлении, куда уже отступили конь и Хитрый Скунс.

— Помоги мне Таронха! — орал враг, в полете грозя мне кулаком. — Я еще вернушь!

ГЛАВА 2

Как и следовало ожидать, нас тут же объявили духами-заступниками. И, разумеется, пригласили в гости. Старичок Лу-Ву даже стянул с себя бизонью шкуру, и люди рода койота соорудили из нее волокушу для раненого Гаврилы. Детина, правда, немного оправившись от потрясения, устроил небольшую истерику, как только понял, что дикари собираются нас тащить невесть куда.

— Никуда я с этими подозрительными типами не пойду! — орал он, отступая к пещере.

Люди племени койота и мне, честно говоря, не очень понравились, но я рассуждал следующим образом: раз уж мы оказались в чужих землях, неплохо было бы обзавестись временным пристанищем и союзниками. И потом, не ночевать же под открытым небом в столь неуютном месте — среди голых камней и черепов! Ежу понятно, что нам следует искать пути возвращения, но не так вот сразу!

— Поживем, — уверял я Гаврилу, — увидим… А пока прогуляемся до ближайшего вигвама. Чего ты панику разводишь?

— Никуда не двинусь! — стоял детина на своем. — Пойдем обратно в пещеру! Может быть, туда этот самый… лифт вернется!

Я разозлился. Кто на пумпочки жал?! Из-за кого нас сюда занесло?! Дожидайся теперь этого лифта!

— Большой Дух чем-то недоволен? — вежливо осведомился Разящий Клык.

— Всё в порядке, — успокоил я его. — Тяжелый день, нервный срыв, мозговое сотрясение… Мы сейчас с глазу на глаз потолкуем, посоветуемся…

Я втащил упиравшегося сына воеводы в пещеру.

— Где твой лифт?! — спросил я, указывая в бездонную черную дыру шахты. — Ну где?

— Оксанушка… — стонал Гаврила. — На кого ж ты меня покинула?

— Не сходи с ума. Один-два дня промедления ничего не решают. Давай разберемся, что к чему, пообщаемся с аборигенами…

Гаврила, что называется, закусил удила:

— Ни с кем не желаю общаться! Обратно хочу! К Оксане! И точка!

— Ну тогда оставайся один! Жди лифта! А еще лучше — прыгай прямо в шахту. Может, где-нибудь на полпути и встретишься с ним.

— И прыгну!

— Прыгай!

— И прыгну! — Гаврила осторожно топтался вокруг ямы.

— Хватит дурака валять! Я понимаю, что ради своей зазнобы ты в лепешку расшибиться готов, но не в прямом же смысле!.. Впрочем, чего треплемся-то? Хочешь прыгать — давай! Меньше народа — больше кислорода! Истерики он тут устраивать будет! Гимназистка сопливая! Из всякого безвыходного положения всегда есть выход, не надо только голову терять!.. Ну?

Для пущего эффекта я грозно нахмурился и оскалил клыки.

Гаврила заглянул еще раз в бездну, плаксиво скривился, вздохнул и… отошел.

— Только обещай, — попросил он, — дня два или три… Не больше! И мы вернемся, да?

— Ничего не буду обещать, — отрезал я. — Думаешь, мне приятно оказаться вдруг у черта на рогах?.. Тьфу ты, нахватаешься от тебя… Не хнычь, ради псов преисподней, веди себя как подобает духу! Выберемся.

Гаврила вздохнул снова, позвал негромко:

— Оксанушка-а… — и смирился.

— Всё в порядке! — возвестил я, выходя из пещеры. — Духи опять с вами! Можете незамедлительно оказывать нам почести… В смысле — накормите, напоите, и всё такое прочее…

— Хау! — обрадовался Разящий Клык. Детину погрузили на волокушу. Пятеро воинов впряглись в нее и потащились на запад, по пути собирая смущенных дезертиров. Мы с вождем шли впереди. Воеводин сын, между прочим не так уж и сильно поврежденный, сначала отнекивался от высокой чести, предлагал свое место мне, как истинному победителю в бою, но я отказался: решил прогуляться рядом с вождем, прояснить, так сказать, кое-какие моменты.

— Рогатый Дух видел, как отвратительные пиу-пиу глумятся над родом койота? — вздохнул Разящий Клык.

— Не позволяли бы себя бить — не было бы к вам такого отношения!

— Рогатый Дух разве не слышал?! — взволновался вождь. — Род койота проклят во веки веков! У моих людей отняли защиту духов, а Таронха даровал ужасным пиу-пиу высшую защиту! Оружие воинов рода койота не может поразить воинов рода антилопы. Хау!

— Видел… Да, положеньице у вас незавидное…

— Мои люди в смятении! Малый ребенок из рода антилопы может обратить в бегство сотню воинов из рода койота!

— В племени этих самых пиу-пиу воспитание подрастающего поколения хромает, — высказался я, вспомнив, как малолетка Хитрый Скунс мутузил Гаврилу. — Разве можно поднимать руку на старших? Тем более — ногу!

— Много лун род койота вел войну с родом антилопы за места охоты. Но с тех пор, как похищен дух Тависка, Великий и Таинственный забыл о том, что на свете есть род койота. Пиу-пиу, да разразит их гром, нанесли нам у Черной лощины сокрушительное поражение. Из четырех сотен моих воинов осталось только двести человек. Мы потеряли право охотиться в прериях за Южным ручьем. Люди давно не видели бизоньего мяса. Проклятые пиу-пиу погнали нас дальше и отбросили в долину Духов, где высится Увэ-Йотанка. В долину Духов бизоны не заходят. Здесь есть гадюки да изредка встречаются койоты, но Великий и Таинственный жестоко покарает нас, если мы будет поедать своих предков…

— Ага, — поддакнул я, — тотемные животные…

— Что такое тотемные животные? — спросил со своей волокуши Гаврила после моего перевода.

— Большой Дух — не местный, — пояснил я вождю. — Он из другого… астрального района. С периферии. Поэтому многого не знает. Но могущество Большого Духа неоспоримо!

— О-о… — протянул Разящий Клык. — Все смертные, духи и боги знают, что различные племена произошли от различных животных. Наш прапрапрапредок — священный койот. Прапрапрапредок мерзких пиу-пиу — священная антилопа.

— Что он говорит? — заинтересовался детина. Я перевел.

— Вот дикари! — не удержавшись, фыркнул Гаврила. — Мы, например, созданы по образу и подобию Творца…

Вождь, почтительно склонив голову, слушал. Пришлось перевести.

— Истинно, истинно! Хау! — поклонился Гавриле Разящий Клык. — Вы же духи!

— А те, кто думает, что произошел от животных, — просто неучи и безграмотные олухи! — не унимался детина.

— Ты раненый? Вот и лежи, отдыхай. Между прочим, уважаемый вождь рассуждает на уровне великих мыслителей девятнадцатого столетия. Чарльза Дарвина, например, до которого тебе расти и расти… Грамоты не знаешь, а выпендриваешься!

Для убедительности я тайком показал Гавриле кулак, и он заткнулся… Впрочем, Разящий Клык всё равно не посмел бы оспорить мнение духа.

— Воинов терзает голод, — вещал вождь. — Мы кормимся корешками, которые собирают женщины, да рыбой, что ловят в ручьях дети. Мужчин, способных держать оружие, осталось всего полсотни. Род койота скоро прекратит свое существование!.. Сегодня я, Разящий Клык, воины и старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина пошли к Увэ-Йотанке взывать к духу Тависка. Мы взывали, но дух не услышал нас. Тогда старейшина испустил долгую жалобу к небесам. Тогда Великий и Таинственный всё-таки вспомнил о нас…

— Да… — промычал я, понимая, к чему клонит вождь. — Не исключено, что всё еще изменится к лучшему. Время, знаете ли, непредсказуемо.

Разящий Клык просиял.

Я тут же пожалел о том, что не поехал на волокуше вместо Гаврилы. Жалко, безусловно, несчастных туземцев, но не становиться же мне их духом-хранителем взамен какого-то там Тависка, которого умыкнули коварные пиу-пиу! У меня своих проблем полно. Надо влюбить Оксану в Гаврилу, а для Пахом-Чика освободить Ахмета Медного Лба (если, конечно, клиент Пахом жив-здоров — в чем я сильно сомневаюсь). Надо наконец перелететь с одного континента на другой… Жалко — авиалайнеров еще не изобрели, было бы проще. А так — остается только экспериментировать с загадочным лифтом, забросившим нас сюда, пытаться достучаться сигналом SOS до конторы и надеяться на Вельзевула.

— …Два бизона лучше чем один бизон, — рассуждал тем временем вслух Разящий Клык. — Сразу два духа — гораздо лучше, чем один… Рогатый Дух, ответь мне, кто сильнее из вас: ты или Большой Дух?

— Ну тут как посмотреть, — замялся я. — Вообще, если без лишней скромности, я.

— О-о… Рогатый Дух, ответь мне, кто сильнее: ты или Таронха?

— Понятия не имею.

— Вам обязательно надо помериться силами, — назидательно проговорил вождь. — Очень важно знать: кто сильнее.

— Почему это — очень важно? — занервничал я. — Для кого — важно? Для меня, что ли?

Что это такое?! Вступился за несчастных, а они тут же тебя в кабалу определяют! Одно дело — принимать почести, совсем другое — тумаки и шишки, заступаясь за малознакомых личностей, первобытных к тому же. Откуда я знаю, сильнее я этого самого Таронха или нет? Я с ним не встречался. И встречаться не хочу! Почему я должен с какими-то там захолустными духами первобытно-общинных племен спарринг-бои проводить?! Таронха какой-то… Может быть, он такой дубина, что я с ним на одном татами какать не сяду, не то что драться!

— Рогатый Дух устал, — заметив мое неудовольствие, проговорил Разящий Клык. — Как придем в селение, Рогатый Дух отдохнет. Правда, еды у нас немного, но стоит немного потерпеть. Ибо сказал уже Рогатый Дух пророческие, слова: скоро всё изменится к лучшему.

Я шлепнул себя по лбу с досады. Кто меня просил трепаться пророческими словами?! Интересно, для местных духов ответить за базар — это дело чести?

— Род койота вернет себе охотничьи угодья! — выкрикнул Разящий Клык и, выслушав восторженное «хау!» своих воинов, добавил: — Рогатый Дух нам обещал!

— Конкретного обещания я никому, между прочим, не давал, — проворчал я. — А то, что с охотничьих угодий вас оттеснили, может быть, и не так уж плохо: развивайте земледелие, поднимайте целину, насаждайте культурные растения. Под лозунгом «К светлому будущему рабовладельческого строя!» спешно минуйте первобытно-общинную стадию и оцивилизовывайтесь быстрее прочих племен.

Разящий Клык явно не понял ни слова из того, что я сказал, но, видимо по причине хорошего воспитания, утвердительно закивал головой и произнес:

— Истинно так, истинно так. Хау!

— Хау-то хау, но куда мы, между прочим, идем?

— Рогатый Дух не увидит… Старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина нашел место для селения людей рода койота. Место, где грязные пиу-пиу никогда нас не найдут!

Приглядевшись, я всё-таки заметил за очередной скалой-грибом узкую черную полоску, рассекавшую пересохшую землю. С каждым нашим шагом полоска ширилась, и очень скоро стало ясно, что впереди длинный овраг. Даже не овраг, а трещина в каменистой почве, напоминающая горное ущелье.

— И вы в этой дыре живете? — ужаснулся я.

— Увы, это так, — ответил Разящий Клык. — Лучи солнца совсем не проникают к нашим вигвамам, но жрец Потаенная Мышь, говорит, что тьма вовсе не опасна для моего народа — тьма может придавать силы.

— У вас и жрец есть?

— А как же! Потаенная Мышь — Слуга Духов…

Мы остановились у обрыва шириной в десяток метров, но порядочной длины — на глаз не менее полукилометра. Я заглянул вниз: отвесная стена терялась в беспросветных вечных сумерках… Неужели на дне этого разлома живут люди? Там ведь, наверное, холодно, сыро, промозгло и, конечно, ни зги не видно!.. Будь я нормальный бес — как Филимон, например, или тот же Франциск, — только обрадовался бы этому обстоятельству. Но подобные места меня никогда не привлекали. Куда приятнее жить под солнцем. Или рядом с жаркой печью, в которой не угасая горит яркое адское пламя, подпитываемое телам грешников…

Вождь, склонившись, издал протяжный вопль, смутно напоминавший вой голодного койота. Видимо, сей клич означал победу, поскольку снизу мгновенно полетели восторженные восклицания, вслед за которыми выпрыгнул моток бечевки, по виду — сплетенной из бизоньих жил.

Разящий Клык принял от одного из воинов копье, с маху вонзил его в землю и привязал к древку появившийся шнур. По нему легко скользнул вниз старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина. Вождь вопросительно посмотрел на меня.

— Нет, нет, — замотал я головой, — духи потом. Сначала воины и вожди… А вы уверены, что бечевка не порвется?

— Воины настолько истощены, что их выдержит и паутинная нить, — вздохнув, признался Разящий Клык.

Пришлось мне снова демонстрировать бесовскую мощь. После того как все воины переправились на дно оврага, я прыгнул. В полете постарался сгруппироваться, чтобы не очень-то ушибиться. Бес ведь, как известно, словно кошка: хоть с девятого этажа рухнет — ничего ему не будет!.. Ну девятый не девятый, а этажей на пять глубина оврага тянула.

Воины зааплодировали после моего приземления. Я крикнул Гавриле, он сбросил вниз бизонью шкуру, которую тут же растянули вдоль стенки. Я держал один конец, а пятьдесят воинов — другой. Детина умудрился не пролететь мимо импровизированного батута, рухнул точно в центр шкуры и отделался несколькими ссадинами.

— Что ж вы лестницу не изобрели? — простонал он, поднимаясь на ноги.

— О чем беспокоится Большой Дух?

— Лестницу хочет, — сказал я.

— А что такое лестница? — поинтересовался Разящий Клык.

— Ну… такие… штуки, по которым можно лазить куда угодно. Деревянные бруски, гвоздями скрепленные.

— О! Мудрость духов вызывает трепет!.. А что такое гвозди?

— Ну, такие… железные штуки, которыми можно скрепить что угодно.

— О! Мудрость духов не знает границ!.. А что такое железо?

Гаврила беспомощно посмотрел на меня.

— Всему свое время, — прервал я культурно-просветительную программу. — Ведите! Где у вас вигвамы для утомившихся духов?

— Великой честью для меня будет принять духов в своем вигваме! — склонился в поклоне вождь.

Дальше мы двигались на ощупь. Надо сказать, мне всё меньше и меньше нравилось селение людей из рода койота: не то что солнца — вообще ничего в двух шагах не было видно! Под ногами хлюпала грязь и похрустывала какая-то гадость. Воняло ужасно! Даже Филимон, прошедший через чистку авгиевых конюшен, оказавшись здесь, точно зажал бы нос…

Впереди слабенько забрезжил свет костра… Интересно, где они для огня топливо берут?

— Поганенько тут у вас, — высказался Гаврила.

— Пусть духи простят смертных, — отозвался Разящий Клык. — Нам сначала тоже не нравилось жить здесь, но потом жрец Потаенная Мышь убедил всех, что и у такого пристанища есть хорошие стороны.

— Умный человек ваш жрец, — сказал я. — Мне с ним, между прочим, до зарезу хочется познакомиться.

— Потаенная Мышь сочтет за честь! Хау!.. Да, теперь мы знаем, что здесь не так уж и плохо. Ветер сносит в овраг весь мусор, который лежит на поверхности долины Духов. С восточных лесов долетают сухие сучья и обломанные ветви, а с южных ручьев — дохлая рыба, выброшенная на берег. Нам перепадают также трупы стервятников и прочих птиц… В голодные годы всё это очень кстати.

Я поежился: сдохнуть можно от такого существования!

— Потаенная Мышь говорит с ветром, и ветер отвечает ему, — добавил Разящий Клык.

— Долго еще идти? — спросил Гаврила. Судя по звуку его голоса, он старался дышать ртом.

— Уже пришли, — констатировал вождь.

— Называется: вот мое селенье, вот вигвам родной… — пошутил я.

— Где? — изумился Гаврила.

— Сейчас разожжем поярче костры, и будет светлее… — засуетился вождь. — А разве духи не могут смотреть сквозь тьму?

— Раньше могли, — ответил я. — Пока один кретин мой японский фонарик не уничтожил!

* * *

Гаврила остался в центре поселка у большого костра. Разящий Клык объявил начало пиршества. Женщины рода койота поднесли детине пригоршню корешков и крохотную пещерную мышь, зажаренную на палочке — судя по тому, как остальные воины вздыхали и с шумом втягивали голодную слюну, выделенная порция считалась здесь царским яством, спецпайком для особо важных гостей!..

Я от трапезы отказался. Отказался также и от великой чести поселиться в вигваме вождя, поскольку, как выяснилось, в тесной палатке из шкур квартировали помимо самого Разящего Клыка три его жены — изможденные женщины неопределенного возраста с белыми, словно рыбьи брюшка, лицами, — шестеро детей и три удивительно толстенных бабищи, по которым никак нельзя было сказать, что последнее время они жили впроголодь… Я поинтересовался у вождя относительно этих монстров, и Разящий Клык, состроив зверскую физиономию, прошипел:

— Это матери моих жен, разрази гром их головы!

— Тещи? — догадался я. — Все три?

— Все… Видишь, Рогатый Дух, какие жирные? Кровь мою пьют потому что!

— А… А где проживает ваш жрец?

— Вигвам Потаенной Мыши стоит на краю поселка. Выделить воинов, чтобы они проводили Рогатого Духа? Погоди, подкрепись немного, а я найду достойных провожатых…

— Сам дойду! — поспешно ответил я, отворачиваясь от рагу из рыбьих хвостов. — Не терпится познакомиться с тем, кто наделен даром общения с духами и богами.

Выбравшись из вигвама, я скорым шагом пошел в направлении, указанном вождем. Люди рода койота шарахались от меня, как от привидения, хотя они-то и были больше похожи на призраков… Нет, определенно, не нравилось мне это местечко! Надо найти жреца, потолковать с ним и… Дальше будем исходить из результатов разговора.* * *Вигвам жреца действительно находился на самом отшибе — в нескольких метрах от жилищ рядовых членов племени. С верхушки до полога обвешанный обрезками шкур, скелетами мелких зверюшек и дурнопахнущими амулетами из рыбьих пузырей, он напоминал новогоднюю елку какого-нибудь шизофреника-авангардиста.

Я помедлил у входа. Ради соблюдения приличий собирался постучать, но стучать было некуда: вокруг — лишь шкуры, тряпки и всякая дрянь… Несколько раз громко кашлянул, как это принято у некоторых азиатских народов, чтобы дать знать хозяину о своем присутствии, но никакого эффекта не добился. Нахально распахнуть полог и на правах всемогущего духа ворваться в помещение тоже не представлялось возможным, поскольку я никак не мог определить — где же, собственно, вход?.. Пришлось действовать наугад.

Сорвав несколько амулетов, я обнаружил потертую до безобразия волчью шкуру, сквозь дыры которой ясно посверкивал огонь. Шкура полетела вслед за амулетами, и я вошел внутрь.

Хозяина дома не было. Интерьер вигвама Потаенной Мыши заставил меня припомнить избушку бабки Заманихи. Те же пучки травы, свисающие с потолка, те же застывшие навечно, скукоженные от огня и ветра мумии рептилий… В центре, огороженный каменными осколками, горел огонь, неизвестно чем питаемый: прямо из сизого песка рос оранжевый цветок пламени — невысокий и ровный; свет его позволял плотным теням в углах вигвама дремать в неподвижности, а не колыхаться рваными лоскутами… Вокруг огня лежало несколько трупиков пещерных мышей, вокруг которых мерно гудели зеленые мухи…

Уловив чье-то присутствие за спиной, я вздрогнул. Испугался, надо сказать, и, должно быть от испуга, прямо с порога нахамил:

— Презренный смертный! Как смеешь ты, не достойный слизывать пыль с моих мокасин, играть в прятки?!

Огонь вспыхнул ярче, тени, шипя, словно кошки с подпаленными хвостами, скакнули вверх, обнажив углы.

— Это я в прятки играю?! — деревянным голосом осведомился сидевший у стены вигвама в позе лотоса пухлый полуголый мужичок, медноликий и раскосый, очень похожий на разжиревшего Будду. — Чтоб у меня хвост отвалился!.. Ты, Адик, совсем в последнее время поляну не сечешь! Ты где сейчас должен быть? В конторе сидеть, строгий выговор с занесением в личное дело переваривать, а не по континентам прыгать! Еле-еле отыскал тебя среди здешнего бедлама…

Я оторопел. Мужичок вещал совершенно механически, никак не интонируя фразы, — только крепко время от времени прищуривал глаза, обозначая таким образом завершение каждой мысли. Руки, уложенные на бедрах ладонями вниз, оставались неподвижными. Тело, скрученное в довольно неудобную позу, казалось, тем не менее абсолютно расслабленным…

Это и есть Потаенная Мышь? Какая мышь? Он, скорее, бурундука напоминает!.. Мужичок вроде бы и не дышал вовсе. Откуда только воздух брал для воспроизведения своей речи?

— Извините… — пробормотал я. — Уважаемый Потаенная Мышь… мы раньше встречались?

— Издеваешься, или как? Встречались… Ты у меня, кретин, в печенках сидишь уже!

— Знаете что, господин жрец, — обиделся я, — если мы и вправду знакомы — о чем, кстати говоря, память моя молчит, — то и этот факт не дает вам права фамильярничать!

— Да очнись ты, идиот! — проскрипел Потаенная Мышь. — Какой я тебе жрец, чтоб тебя разорвали псы преисподней?! Болван! Какого хрена ты полез в этот колодец?

Жутковатый диссонанс между механической речью — слова, будто неотличимые друг от друга кирпичики, выкатывались из его рта — и явно гневным содержанием сбивал меня с толку.

— А про колодец вам откуда известно? — удивился я.

— Тьфу, дубина! Ладно… Времени у меня совсем не осталось…. Очень далеко… — Речь стала потухать, спотыкаться. — Много сил… ушло… уходит… Адольф! Как друга… просил… сиди смирно и не бузи… предупреждал… Я тебе говорил! Георгия… не трогать! Близко не подходить…

— Филимон! — догадался я наконец, кто говорит устами жреца Потаенная Мышь. — Постой, как ты нашел-то меня?! Ты что…

«…имеешь какое-то отношение к межконтинентальному лифту?» — хотел спросить я, но тут же понял, что нечего и спрашивать: имеет Филимон к нему отношение, да еще и самое прямое!

— Колодец! — заорал я. — Ты еще спрашиваешь, какого хрена я в колодец полез?! А волкодава кто поставил во дворе вдовицы?! Думаешь, я не догадался, чья это работа?! Как мне отсюда выбраться? Как обратно-то?

— Нельзя обратно… Волкодава… чтобы ты, дурак, не шлялся, где не следует… Тебе… новое задание… непосредственно от капитана Флинта…

— У меня же есть уже задание!

— Забудь! Ты своим заданием едва не… Делай, как я говорю… И не бузи здесь… Удержись хоть на некоторое время от лишнего шума и несанкционированного перепрыгивания с континента на континент…

Будда Потаенная Мышь замолчал. С легким скрипом лысая голова его свесилась на жирную складчатую грудь. Всё.

— Вихревая лихорадка! — заругался я, прыгая через огонь и хватая жреца за плечи. — Не могу я здесь оставаться! Как это — не бузи?! Как не бузи, если я уже набузил тут так, что теперь и не расхлебаешь?! Вошел в конфронтацию с местными духами, принял — не по собственной воле, правда, — покровительство над племенем… Этот дурацкий Таронха, конечно, нанесет ответный удар, а мне что делать? Подставлять правую щеку?! Кажется, это фраза из инструктажа не нашей конторы, а конкурирующей! Да и не нравится мне здесь! Воняет!

— Кто тут? — пискнул, поднимая голову, жрец Потаенная Мышь. — Великие духи шутят со мной шутки?

Я был рассержен. О каком еще задании непосредственно от капитана Флинта Филимон говорил? Сути задания я ведь не знаю! Каким же образом его выполнить?

— Великий Тависка! — с ужасом глядя на меня, пробормотал жрец. — Ты забираешь меня к себе в царство мертвых? О, кого ты прислал за мной? Изыди, изыди!

— Заткнись! — окончательно рассвирепел я. — Тебя еще здесь не хватало, толстая сволочь!

Отреагировал на мои слова Потаенная Мышь довольно странно. Он икнул, скосил оба глаза к переносице, скривил рот, опять уронил голову на грудь и из такого положения заговорил хриплым прокуренным басом капитана Флинта:

— Оперативный сотрудник Адольф! Почему позволяете себе ругательства в адрес вышестоящего начальства?! Отставить!

Копыта мои сами собой соединись. Тело вытянулось стрункой, правая рука взлетела к виску:

— Никак нет! — рявкнул я. — Ругался, но на бестолкового жреца! То есть на оператора-консультанта!.. Слушаю вас, господин капитан!

— То-то же… — Голос Флинта стал мягче. — Отставить! Смирно!

Я вытянул руки по швам.

— Почему оказались в области, где не аккредитованы? — вопросил Флинт. — Что за самодеятельность?! Сгною! Почему по совету старшего товарища не вернулись в контору?!

Я начал было объяснять обстоятельства, заставившие меня… Но Флинт коротко выстрелил хрипло:

— Отставить! Начальству известно всё о вашем безрассудном поведении! Позволить клиенту манипулировать собой! Доберусь я до тебя, Адольф… Гауптвахта! Выговор! Штраф!

— Слушаюсь! — тоскливо ответил я. — Когда прикажете отправляться обратно в контору для отбывания наказания?

— Отставить контору! Гауптвахту еще заслужить надо! Адольф, слушай мою команду! За разгильдяйство и неподчинение приказам остаешься на периферии временным исполняющим обязанности духа Тависка, который пока отсутствует! Вопросы есть?

Вопросы у меня, конечно, были, но задавать их капитану Флинту стал бы разве что умалишенный или самоубийца. Что это, например, за ситуация такая ненормальная: дух — региональный представитель, куда-то подевался, начальству об этом известно, а мер никаких не принимается?! В общем, имелись вопросы…

— Никак нет! — бездумно рявкнул я. — Никаких вопросов! Так точно!

— И чтобы без самодеятельности! Конфликт, образовавшийся в результате отсутствия Тависка, урегулировать! В кратчайшие сроки и без шума! И без пыли!.. Отставить! Смирно! Распустились! Я т-тебе! Всё, отбой связи…

Я устало вздохнул. Что теперь делать? Пропадать, да? Почему я должен отчитываться за какого-то Тависка, которого и в глаза не видел? У капитана всегда так: кто под горячую руку попал, тот и отдувается… Но я же не обучен с духами сражаться! Однако — приказ… Не выполню — Флинт меня с потрохами сожрет! Уж я-то знаю его натуру. Если, конечно, Таронха не успеет первым… Нет, как же быть? Этот Таронха… добрый дух… наверняка сильнее меня… Дожидаться, пока он меня того, да?

— Таронха… — пискнул жрец Потаенная Мышь, снова оживая. — Сожрет… Таронха!

Лицо его ожило, еще минуту назад пустые глаза наполнились ужасом. Потаенная Мышь рванулся из моих рук, стремительно и не без риска для целости собственных нижних конечностей ломая позу лотоса:

— Всемогущий Таронха пришел, чтобы сожрать мою душу! — писклявым голосом турецкого евнуха возвестил на весь вигвам жрец, оценивая перепуганными глазками мои рога. — О дух Тависка, зачем ты меня покинул! О Таронха, почему именно меня? Я ведь не старейшина и не вождь!

Очухался наконец… Вообще-то ему не позавидуешь. Только что исполнял роль приемника для передачи сообщения от одного беса другому, а когда заблокированное сознание немного оттаяло, ощутил себя в плену враждебного своему племени духа.

— О Таронха, даруй мне жизнь! — визжал Потаенная Мышь, припадая к моим копытам. — Между прочим, вождь Разящий Клык гораздо главнее меня! И старейшину Лу-Ву Разбитую Раковину все люди слушаются. А я что? Просто мелкий колдунишко… Позволь проводить великого духа к вигваму вождя?

— Цыц, перебежчик! — гаркнул я, чтобы остановить истерику. — Встать на ноги, когда со старшим по чину разговариваешь! Я тебе покажу, как своих предавать! Всё расскажу духу Тависка… если он, конечно, объявится когда-нибудь…

Жирная блестящая спина, извивающаяся у моих ног, замерла. Кажется, от страха пот на коже жреца мгновенно высох. Он поднял голову, минуту с открытым ртом смотрел на меня, а потом шумно сглотнул и отполз в угол.

— А я никого не хотел предавать, — неуверенно объявил он оттуда. — Просто хотел воплотить… коварный план.

— Рассказывай… Удостоверение оператора-консультанта на стол! То есть мне в руки!

Потаенная Мышь резво поднялся на ноги и сорвал со стены кусочек выскобленной шкурки лосося. «Предъявитель сего действительно является…» — прочитал я знакомую формулировку. Та-ак…

Так! Род койота находится под особым патронажем конторы, если ему персональный оператор-консультант выделен и дух — региональныйпредставитель!.. Как же контора могла допустить, чтобы племя, за которое она в ответе, дошло до жизни такой? Духа-покровителя похитили, воинов пинает среди бела дня каждый, кому не лень!..

Ну понятно, что далеко от центра, понятно, что периферия времен, понятно, что контора хоть и считается всемогущей, но за всем творящимся на белом свете уследить не может… Всякое дерьмо случается — никуда от этого не денешься… А кто за всё должен отвечать? Я? Почему я? Только потому, что уехал на проклятом лифте на другую сторону земли?..

Ну почему же судьба мне такая печальная предначертана?! Нарвался на капитана Флинта… Ну почему же в тот момент, когда дурацкое это перемещение случилось, дежурил не кто-нибудь другой, а именно Флинт?! Свалил на меня все проблемы, в том числе и те, к которым я никоим образом не причастен, и теперь не слезет, пока жив буду… Хорошо еще, что не заставили Тависка искать, разбираться и примерно наказывать его похитителей. А то бы сразу — ложись и помирай!.. Что теперь со мной будет? Что будет-то теперь?

— И что мне теперь будет? — проскулил из своего угла жрец.

Я мотнул головой. Мозги прямо разрывались от обилия мыслей. А тут еще этот пухлый…

— Я не виноват, — захныкал Потаенная Мышь. — С самого утра, как обычно вот уже много дней подряд, безуспешно взывал к духу Тависка, — указал он на странное, похожее на кусок стекла, пламя в центре вигвама, — и тут в моей голове зазвучали голоса духов. Духи приказали мне забыть себя и открыть свой разум. Я покорился, а когда снова стал собой… Скажи мне, Рогатый Дух, ты прислан на замену похищенного Тависка?

Опять Рогатый Дух! Окрестили… Не могли дать более поэтическое имя!

— Прости меня, Рогатый Дух, — плакался жрец. — С тех пор как исчез Тависка, работы мне совсем не стало. Раньше многие приходили искать путь обменять свою душу на исполнение сокровенного желания, а сейчас у всех людей рода койота одно желание — пожрать. И они рады были бы продать души, но продавать некому! Пропал дух Тависка, пропал совсем!

— Значит, ты сейчас в вынужденном отпуске? Понятно… Может, пока тебе всё равно делать нечего, прояснишь немного мне ситуацию?

— Всё что угодно — для любимого Рогатого Духа! — истово выговорил Потаенная Мышь, становясь на колени. — Только не сообщай высшим духам… о моем коварном плане!

— Это ты про свое желание слить вождя и старейшину? Ладно, все мы грешны, не буду в контору докладывать. Начнем. Кто такой Таронха?

— О, Таронха — это внук Атае, богини холода и мрака.

— А Тависка?

— Тависка — родной брат Таронха.

— Так они еще и близкие родственники? Чего ж братья не поделили, если один другого похищает?

— Это долгая история, — Потаенная Мышь прикрыл глаза, — ее знают только жрецы, и никто больше…

— Давай, давай, рассказывай, не ломайся.

— О, конечно, любимый Рогатый Дух! В незапамятные времена Таронха и Тависка с разрешения Атае стали создавать охотничьи угодья на много птичьих перелетов вокруг…

— Стоп, стоп… Мне никто не говорил, что Таронха и Тависка — боги-творцы. Я их вообще-то считал обыкновенными духами.

— Дослушай до конца, о Рогатый Дух! Мир уже был создан до появления близнецов. Они лишь населяли земли тварями, воздвигали скалы и леса…

— Косметический ремонт, так? Понятно, продолжай.

— Дивны слова твои, Рогатый Дух… Таронха создал леса, Тависка создал Угу — духов лесных пожаров. Таронха создал скалы, Тависка населил их ядовитыми пауками и гадюками. Таронха создал антилоп и бизонов, Тависка придумал волков, койотов и рысей. Таронха дал жизнь Великой Антилопе, от которой пошел весь род людей пиу-пиу, а Тависка создал Великого Койота… И увидел Таронха, что Угу пожирают леса, что из-за обилия гадюк и пауков скалы необитаемы и мрачны, что волки и рыси убивают антилоп и бизонов, а пиу-пиу бегут в ужасе от воинственного клича людей рода койота. И разгневался Таронха на своего брата. И была битва. И Таронха победил своего брата и навсегда запер его в скале духов Увэ-Йотанка.

— Ничего себе! — возмутился я. — А мама куда смотрела, когда дети ее собачились? Неужели нельзя было обоих отшлепать и развести по углам?.. Кое-где за такие штучки матерей родительских прав лишают!

— Богиня Атае не дала Таронха убить Тависка, — заметил Потаенная Мышь. — Атае сказала: нет антилоп без волков и койотов. Нет скал без ядовитых пауков и гадюк. Не бывает бескрайних лесов без духов Угу — иначе леса заняли бы все угодья охоты и бизонам не было бы где протаптывать свои тропы… Тависка остался на земле, но не мог отдаляться от Увэ-Йотанки и долины Духов. Род койота разделил его участь.

— Всё равно несправедливо, — высказался я. — Как это так: один на коротком поводке сидит, а другой бродит, где ему заблагорассудится? Почему бы и Таронха не приткнуть куда-нибудь?

— Атае потребовала с Таронха и Тависка обещание жить в мире между собой. Таронха пообещал, а Тависка, переполненный жаждой смерти и разрушения, не оставил мыслей о мести. Набирая силу в скале духов, он стал всё дальше и дальше забираться в земли, которыми владели Таронха и род антилопы. И настали дни, когда духам было угодно, чтобы родился я, Потаенная Мышь. Как и мой отец, я почитал Тависка. Жертвы, приносимые духу, становились всё больше и больше. Были дни удачной охоты, когда сразу десяток людей пиу-пиу отправлялись окропить своей поганой кровью камни Увэ-Йотанка. И Тависка стал таким же сильным, как был когда-то. А Таронха, запретивший приносить себе человеческие жертвы и довольствовавшийся лишь растительной пищей, ослаб. И настал момент, когда вышел Тависка из узилища Увэ-Йотанки. Богиня Атае была уже очень стара и не могла помешать ему. И тогда повел он воинов рода койота мстить за свою обиду. И наши копья и стрелы собирали кровавую дань с отвратительных пиу-пиу. Мы опустошали их вигвамы, убивали их жен и детей… О! — Жрец Потаенная Мышь раскраснелся, охваченный вдохновенными воспоминаниями. — У Тависка было много крови для восстановления сил; у воинов рода койота было много еды и много пленных для веселых игрищ и забав. О! Реки крови и сонмы стонов! Но горе нам! Таронха взял хитростью то, что не смог взять силой! Он собрал остатки воинов пиу-пиу и подло похитил ничего не подозревавшего Тависку! Великий и Таинственный не послал нам знака, предупреждающего об опасности. Тависка бесследно исчез. Возрадовавшийся Таронха наделил гадких воинов пиу-пиу своей силой, и наше оружие с тех пор не может причинить им вреда. Настали темные времена для людей рода койота…

— Дальше можешь не рассказывать, — прервал я жреца. — Остальное я слышал. Роду койота изрядно напинали мерзкие пиу-пиу… Интересно, почему вождь не рассказал мне предысторию про реки крови и сонмы стонов? А я-то уж было пожалел вас, несчастных… Оказывается, сами виноваты!

— О Рогатый Дух! — в ужасе завопил Потаенная Мышь, снова бросаясь на колени. — Скажи мне, кто ты? На чьей ты стороне? Служишь ли ты Таронха, или пришел на помощь Тависка? Ты пришел из Большого Вигвама, ты сумел прочитать мою уму-уму, но рассуждаешь ты как Таронха!

— Какую еще «уму-уму»? А, удостоверение… Ну да, я из Большого Вигвама, то есть из конторы. Таронха не видел ни разу — как, впрочем, и Тависка…

— Какой-то странный ты, Рогатый Дух… — пробормотал Потаенная Мышь.

Я поморщился. Сразу вспомнились слова вредной бабки Заманихи: «Какой-то ты, батюшка, не такой… не настоящий бес…» Ну уж какой есть! Виноват я, что таким уродился?!.. Не люблю этих операторов-консультантов! Как специально отбирают таких, кто попаскуднее, повреднее, поподлее! Короче говоря, чем характер человека больше похож на бесовской, тем лучше…

— Но ведь ты злой дух? — с надеждой спросил жрец. — Все, кто приходит из Большого Вигвама, — злые духи, покровители рода койота.

— Злой дух, — подтвердил я. — Кем же еще может быть бес, как не злым духом?

— Рогатый Дух поможет роду койота победить пиу-пиу? Рогатый Дух сокрушит Таронха? Рогатый Дух найдет Тависка?

— Рогатый Дух прилететь не успел, а его уже… за рога и в стойло! Ты же сам слышал, что мне коллеги мои рекомендовали — исполнять обязанности, в конфликты не вступать… Без шума и пыли, короче говоря… И не собираюсь я Тависка искать — это не в моей, так сказать, компетенции… Впрочем, ты не мог ничего слышать — ты же роль приемника исполнял… Тем более тайна!.. Короче, Потаенная Мышь, я подумаю. В сути конфликта разобраться надо, то есть и противоположную сторону выслушать…

— Рогатый Дух будет разговаривать с Таронха? — округлил раскосые глаза жрец.

— А почему бы и нет? Я пока — нейтральная сторона. А то, что одного из воинов пиу-пиу отмолотил, так он первый начал!

— Род койота одержал победу над родом антилопы? — умилился Потаенная Мышь. — Я еще не слышал этой новости. Победа! Впервые за долгое время! Слава Рогатому Духу! Победа!

— Победа, — подтвердил я. — Если можно так назвать скоротечную схватку между полусотней воинов и одним-единственным противником… Ладно, проехали… Зачем я, бишь, к тебе зашел-то? Ага, связаться со своими… Ну, оказывается, меня уже ждали… Пойду я, Потаенная Мышь, потолкую со своим товарищем. Он в вигваме вождя остался.

— Товарищ Рогатого Духа — тоже дух?

— Еще какой!

— О! Какой счастливый день для рода койота! Сразу два духа! Ну уж вдвоем-то вы точно уничтожите Таронха! И снова настанут для нашего племени счастливые времена!

Я счел за лучшее промолчать.

— А иначе как же? — заметив неладное, решил прояснить ситуацию жрец. — Если не упредить, Таронха нанесет ответный удар! Надо действовать быстро, пока он не оправился!

«Тьфу ты, напасть, — подумал я. — Вот и ввязался… И на Филимона обижаться нечего. Не он же на самом деле натравил на меня капитана! Может, отсидеться здесь, пока дежурство Флинта не закончится? Может, этот Тависка и не особо нужен тут? Подумаешь, какой-то дух паршивый… Нормальный сотрудник не допустил бы, чтобы его похитили! Вдруг он сам найдется? Пока наверху разберутся, я вернусь и быстренько завоюю для Гаврилы Оксану. Выполню условия договора и отправлюсь домой — отдыхать…

Хотя отсидишься здесь, пожалуй! Эти первобытные духи страсть как агрессивны! Таронха мне быстренько мозги вправит… Да и задание я получил новое… важное… — Тут я ощутил нечто вроде гордости за то, что мне — обыкновенному оперативному сотруднику — поручили задание, которое под силу только бесу — секретному агенту. — Пожалуй, надо войти в контакт с этим самым Таронха и намекнуть ему на то, что я — штатный оперативный сотрудник преисподней: дескать, повредив мне, он тем самым большие неприятности от моей конторы заимеет! И за похищение духа — регионального представителя Тависка при исполнении служебных обязанностей ответит, вот!.. Таронха ведь добрый дух — с ним можно попробовать договориться. Мол, всё что было — недоразумение, занимайтесь своими местными делами, я тут ни при чем… А наши пускай высылают десант бесов особого назначения и освобождают незадачливого Тависка. Не я же буду этим заниматься, в конце концов! Среди начальства не одни только дуболомы капитаны Флинты работают — есть и здравомыслящие бесы!.. Построим себе с Гаврилой двухкомнатный вигвам где-нибудь подальше и будем мирно поживать, пока контора со мной не свяжется и не вытащит меня отсюда… Да, именно так… Но сначала — тихо-мирно, как и обещал Флинту, без шума и пыли поговорю с Таронха. Он — добрый дух, значит, выслушает цивилизованно. Это без вести пропавший Тависка в ответ на подобное предложение, наверное, просто откусил бы мне голову…»

* * *

Подумаешь — дух!.. Духи — покровители первобытных народов в бою, может быть, и страшны, но по части интеллекта не далеко ушли от опекаемых ими дикарей (всем известный факт, между прочим). Обвести их вокруг пальца проще, чем слепому нищему пуговицу вместо монетки подсунуть!.. У Филимона богатый опыт общения с такими. Он мне рассказывал, как японскому духу Ебосану, который в обличье красного перца совращал кореянок, в постель подложил турецкого духа воинствующей добродетели Хмота, прозванного за усердие в работе «фабрикантом евнухов». А еще он злобного Хараппу, любившего образ единорога и терроризировавшего местных жителей, подманил морковкой к логову Кали, которой пообещал новое ожерелье из зубов… Прорвемся, одним словом. Бес я или не бес? Уж втереться в доверие и я умею…

После вигвама Потаенной Мыши желание выбраться из смрадной дыры на земную поверхность усилилось многократно. Отвесные стены, покрытые копотью, уходили вверх — туда, где в ночном небе свистел ветер. Мрак прилипал к коже, как промасленная одежда. То тут, то там полыхали костры, всюду плескался горький дым, а полуголые люди как бесшумные призраки шмыгали туда-сюда… Настоящий ад — сказал бы кто-нибудь, кто о настоящем аде не имеет ни малейшего представления.

Нет уж, в аду много приятней! Там, между прочим, порядок, покой и железная дисциплина! Чистота, простор… Конечно, в пыточных казематах или, скажем, на гауптвахте несколько мрачновато, но в целом… По крайней мере никто не скулит в несколько голосов (здесь, кажется, этот скулеж победной песней зовется!), никто не жарит на кострах вонючую гадость, никто не носится в темноте с истошными воплями, не натыкается на тебя двухцентнеровой тушей и не сбивает с ног…

— Огненные вихри… — простонал я, поднимаясь. — Ты что, пещерных мышей обожрался? Прыгаешь как оголтелый…

— Адик! — зашептал Гаврила, хватая меня за руки. — Я тебя искал, искал… Давай выбираться отсюда! Скорее!

— Поразительно. Я только что сам думал, как бы побыстрее из этой помойки выбраться… Мне, между прочим, надо с Таронха кое-чего перетереть.

— С кем? А-а… Ой, не годится нам лезть во всё это… Пиу-пиу, которые у пещеры напали, конечно, козлы, но эти вот… люди койота — еще хуже! Пока тебя не было, трое воинов притащили того дикаря… ну которого ты на небо закинул. Оказывается, пошли по направлению и нашли его — он без чувств на камнях лежал. Как еще концы не отдал, сердешный? Ведь так грохнулся!

— В плен, значит, взяли? Для выкупа?

— Н… нет. Я так понимаю, здесь пленных ради выкупа брать не принято. Вождь мне трещал на своем басурманском языке, а потом на пальцах объяснил… Адик! Ты — бес, но душа у тебя человеческая, добрая…

— Но-но! — сплюнул я трижды через правое плечо. — Не заговаривайся! Чего доброго, оператор-консультант услышит — настучит начальству… Так в чем дело-то? Попался им пленный — и?

Гаврила замялся.

— Срамно говорить, — шмыгнул он носом. — Они того… этого… Ну, мышей да гадюк им, видно, жрать надоело… Вот они и… Одним словом — сожрут живого человека сейчас! Представляешь?! Выручать надо!

Я машинально похлопал себя по карманам. Сигареты давно закончились. А самое время перекурить бы… Наверняка у Разящего Клыка или у Потаенной Мыши есть зелье для трубки мира, но стрелять у них табачок неохота…

Как так — съесть?! Ну и нравы!.. А мне поначалу дикари эти даже понравились: несчастные, разобиженные… Теперь понимаю Таронха. Этого Тависка давно надо было похитить, а его подопечных отдать на перевоспитание другому духу — менее злобному!.. А мне-то что делать? Если сейчас этого гаврика сожрут, то ничем тогда перед Таронха я не оправдаюсь! Никакого нейтралитета не получится. Война тогда неминуема. И лупить в первую очередь по мне будут — как по самому сильному… А я в этом временно-пространственном периоде вообще не аккредитован! Когда разбираться начнут, капитан Флинт меня же козлом отпущения и выставит, а сам чистеньким останется. Тут не выговором пахнет, а увольнением! А то и вовсе трибуналом!

— И что делать? — тоскливо спросил Гаврила. — Я, сын воеводы Ивана Степняка, никак не могу в таком богопротивном деле участвовать! Мы в съедении дикаря больше всех виноваты и будем.

— Почему?

— Да потому что если бы не мы, этот пиу-пиу накостылял бы койотам да и смылся. И ничего бы не было!

— Резонно, — ответил я. — Значит, просто идем и требуем свою добычу на законных основаниях!,

— Эх, — вздохнул воеводин сын, — ты бы видел, как они там прыгают от радости! Женщины пляшут, дети песни поют! Разящий Клык вообще как будто свихнулся! Когда воины пленного притащили, он полчаса хихикал — слова сказать не мог!.. Они же сколько времени гадостью всякой питались! В кои-то веки подвалил им нормальный кусок мяса, и тут же кто-то объявится отнимать?.. Боюсь, всем кагалом на нас навалятся, даже если мы лишь намекнем им на отсрочку пира. И не посмотрят на то, что мы — духи… Я вот чего подумал, Адик: они же все тут дикие как не знаю кто! Ты бы сотворил зверя пострашнее — они бы и разбежались по углам. А мы тогда спокойно уведем пленного.

— Сотворил?! Забыл, что ли: я по твоей милости теперь колдовать не могу! Опять мне позориться?!

— Ну это если б ты совсем не мог… А так — какую-нибудь зверюшку-то сделаешь, небось.

— Ладно, — подумав, согласился я. — Пробую один раз. Если не получится, переходим к другому плану.

— К какому? — поинтересовался Гаврила. Этого я не знал.

— Тогда хорошо постарайся, — кивнул отрок. — И вот что… Ты страшных заморских тварей колдовал, а получались безобидные уродцы, так? Попробуй теперь кого-нибудь совсем обыкновенного… Корову там или лошадь… Вдруг у тебя вместо них Змей Горыныч выйдет?.. Если сорвется, отходим к стене. Просто так не дадимся! Биться будем! Я — на дальних позициях, а ты — на ближних.

— А почему не наоборот? — возмутился я.

— Ты в рукопашной силен, а я плевбой и проклятиями на расстоянии поражать их буду.

— Ладно, — принял я наконец решение. — Но сначала всё-таки попробуем добрым словом на дикарей воздействовать. Кровопролитие пока откладывается.

* * *

Когда вспыхнул первый факел, я оторопел. При слабом свете ясно можно было различить ворочавшегося у вигвама вождя самого натурального мамонта! Чудище, видно, было оглушено мгновенным перемещением из своего времени и поэтому никаких активных действий не предпринимало.

— Получилось! — выдохнул бледный и чуть живой от страха Гаврила. — Адик… кто это?

— Не сипи, — не отрывая взгляда от мамонта, проговорил я. — Люди койота не должны знать автора этого произведения. — Сейчас они напуганы, а когда оклемаются…

— Они напуганы? — спросил Гаврила.

Я посмотрел по сторонам и увидел, что дикари ведут себя странно. Воины, переглядываясь, топтались на месте, но страха в их глазах не было нисколько. Старейшина Лу-By Разбитая Раковина, оставив в покое пленника, глазел на невиданного зверя. Вождь Разящий Клык механически двигал челюстями, забывая утирать слюну, обильно сочившуюся из его ротовой полости. Женщины вытащили из-под лохмотьев одежды миски и ножи…

Первыми пришли в движение номенклатурные тещи. Отпихнув вознамерившегося опередить их Тернового Сука, они друг за другом стали карабкаться на громадную, поросшую рыжей шерстью спину доисторического животного.

— Чего же они не бегут-то? — ничего не понимая, пробормотал я. — Почему не вопят от ужаса?.. Спасайтесь, кто может! — крикнул им и отпрыгнул в сторону. — Эй, чего застыли?! Спасайся!

— Спасайся! — раздался в ответ вопль вовсе не на индейском наречии. Это у Гаврилы не выдержали нервы.

Не позабыв выдернуть из земли столб, к которому был привязан пленник, воеводин сын в три длинных прыжка нагнал меня. На него никто не обратил внимания. Вождь равнодушно глянул на Гаврилу, утаскивавшего на спине несостоявшийся ужин, перевел взгляд на мамонта и завизжал:

— Еда!!!

Это был сигнал к действию. Мы с Гаврилой понеслись во все лопатки, и правильно сделали: иначе бы нас просто затоптали!.. Через секунду мамонт исчез под грудой копошащихся коричневых тел. Взвились в воздух полсотни копий и стрел. Несчастный мамонт успел только тоскливо протрубить хоботом, прощаясь с жизнью.

Мимо нас с выпученными глазами пробежал Потаенная Мышь. В руках у него была большая миска и нож, которым на бегу жрец проделывал короткие резкие движения — будто нарезал хлеб для предстоящей трапезы.

Добежав до противоположного конца ущелья, мы остановились. Никто за нами не гнался, так что выбирались мы без спешки, осмотрительно. Поднатужившись, я выбросил наверх сначала пленника, всё еще привязанного к столбу, потом Гаврилу. Отрок развязал пиу-пиу и спустил мне бечевку.

Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я глянул вниз. Овраг кипел, точно котел на огне! Громкое чавканье заглушало победные крики. Надо думать, никто из людей рода койота не стал дожидаться, пока мясо приготовят: сожрали мамонта сырым… Нет, скорее даже — живьем, не дав ему спокойно окочуриться.

— Фу-у… — проговорил Гаврила, вытирая со лба пот. — Никогда больше не буду ни за кого заступаться! Выручили, понимаешь, ребят, а они на поверку оказались душегубами настоящими!.. Да и этот, — он пренебрежительно ткнул пальцем в бывшего пленника, который, сидя на земле, разминал затекшие ноги, — наверное, сволочь — не лучше тех людоедов…

— А зачем ты его тогда спасал? — спросил я. — Мне, честно говоря, не до него стало, когда мамонт нарисовался. Как ты сообразил-то?

— Да как… Само собой получилось… Я, знаешь, подумал, что если они на нас всё-таки навалятся все вместе, то столбом в свалке удобнее будет отмахиваться. А про дикаря… и не вспомнил… Вот и хорошо, что спас! Богопротивное дело предотвратил! А теперь пусть идет на все четыре стороны.

— То есть как это — на все четыре стороны? А где мы с тобой ночевать будем — об этом подумал?

— Нет, — честно признался детина. — Не подумал. Я о том сейчас подумал, что его соплеменники наверняка такие же ужасные дикари, басурманы и людоеды, как и те, от которых мы едва ноги унесли. А может быть, даже и хуже. Как они детей воспитывают — это уму непостижимо! Да чтобы у нас в селе какой отрок на старшего руку поднял — не бывало такого никогда!

— Промашки у всех случаются, — успокоил я разволновавшегося клиента. — Тем более что они нас за людей рода койота приняли. А с койотами здесь церемониться не принято. По той причине, что койоты ни с кем не церемонятся.

— Кто вы, храбрые воины? — подал наконец голос пленник. — Духи вы или смертные?

— О, забормотал, — проворчал Гаврила. — Что он говорит?

— Интересуется, кто мы.

— Сам, что ли, не видит? Духи мы. Большой Дух и Рогатый Дух.

— Мы — духи, — сообщил я пленнику.

— Кленовый Лист сразу понял, что только духам под силу справиться с пиу-пиу, защищенным мощью Таронха!

— Его Кленовый Лист зовут, — поделился я с Гаврилой новостью.

— Злые вы духи или добрые? — продолжал пленник.

— Сложный вопрос, — попытался выкрутиться я. — Вообще, конечно, по определению, злые. Ничего не поделаешь — работа такая. Но можем быть и добрыми.

— Разум мой стонет не в силах решить загадку! — всплеснул руками Кленовый Лист. — Если вы злые духи, почему освободили меня? А если добрые, что делаете среди воинов рода койота?

Я задумался. Если честно, не до того мне было сейчас, чтобы напрягать мозги для объяснения своих действий. Но сказать-то что-то требовалось.

— Значит, так, — отрезал я. — Прибыли мы издалека — специально, чтобы поговорить с Таронха. Дело у нас к нему… А к людям рода койота попали случайно.

— Рогатый Дух и Большой Дух хотят говорить с Таронха? — удивился Кленовый Лист.

— Истинно так, — ответил я. — Хау.

Кленовый Лист в нерешительности подергал себя за оселедец.

— Я отведу вас к вигвамам народа пиу-пиу, — сказал он.

— А к Таронха?

— Никто не знает, где живет дух Таронха, — почтительно выговорил Кленовый Лист. — Никто, кроме жреца, который имеет дар разговаривать с духами. Жрец суров… Не думаю я, что он согласится проводить вас в тайное место общения с духами…

— Попробовать-то можно? — не отступал я.

— Попробовать можно, — согласился индеец. — Но вряд ли Таронха будет говорить с вами. Таронха ни с кем не разговаривает. Он лишь подает знаки, которые разгадывает жрец…

— Ладно, — сказал я, — разберемся. Пошли… Кстати, в благодарность за то, что мы спасли тебя от съедения, не говори никому из своих… ну, о том, что это именно я тебе накостылял. Мало ли… Чего доброго, кто-нибудь из твоих братьев отомстить захочет.

— Вы спасли меня, духи, и я теперь ваш должник, — склонился Кленовый Лист. — Но прошу и вас не говорить вождю о том, что я напал на койотов, а не наоборот.

— Это почему? — удивился я.

— Видишь ли, Рогатый Дух… Таронха запретил охоту на людей рода койота, после того как те перестали представлять собой опасность.

Хмыкнув, я перевел Гавриле ответ индейца.

— Вот как? — с одобрением покачал головой детина. — Этот Таронха воистину добрый дух. Мне он нравится. Хау!

— Хау! — подхватил Кленовый Лист. — Я просто хотел научить сына сражаться. И не думал никого убивать. С тех пор как Таронха даровал нам защиту от оружия врага, воинам негде показывать свои боевые навыки.

— Понятно… Признаться, не ожидал… А жрец людей рода койота Потаенная Мышь расписал мне народ пиу-пиу как кровожадных подонков, охочих до войны…

— Кто же слушает грязных койотов?! — вскипел Кленовый Лист. — Они — самые настоящие подонки и есть! Неужели духи настолько слепы, что не смогли догадаться об этом сегодняшней ночью, когда они меня ни за что ни про что хотели сожрать?

— Но-но! — погрозил я пальцем. — Не забывайся, товарищ. С духами всё-таки разговариваешь, а не просто так…

— О, пусть Рогатый Дух простит меня!

— Ладно, проехали… Люди рода койотов имеют право на небольшой такой субъективизм. Кто их в вонючий овраг загнал?

— Там им самое место! Пожиратели падали! Людоеды! Они убивают не только на войне, но и просто ради удовольствия! Таким нет места на бескрайних просторах охотничьих угодий!

— Хорошо, хорошо… Мы тебя не выдадим, если ты нас, конечно, не сдашь тоже. А не боишься, что сын твой проболтается? Ведь его-то не поймали.

— Хитрого Скунса потому и прозвали Хитрым Скунсом, что он всегда знает, о чем нужно говорить, а о чем лучше промолчать. Неисполнение воли Таронха — величайший позор для всей семьи воина-отступника. Лучше смерть, чем позор! Хитрый Скунс об этом прекрасно знает.

— А ты говоришь, — обратился я к Гавриле, — что пиу-пиу детей неправильно воспитывают…

— А? О чем ты с диким треплешься? Ты уж переводи мне понемногу, а то я полным дураком себя чувствую. Кроме их «хау», ничего не понимаю. Да и, надо признаться, что такое «хау» — тоже не знаю.

— Ладно, по дороге расскажу. Между прочим, мне этот жрец тоже много интересных фактов из истории здешнего края поведал.

— А когда мы в путь собираемся?

— Да прямо сейчас.

После моего сообщения о том, что мы немедленно трогаемся в дорогу, Гаврила склонился над оврагом и печально проговорил:

— Надо было волокушу еще прихватить. Пусть бы этот дикий нас тащил до своего дома в награду за освобождение. Да и кусочек этого диковинного животного не помешал бы мне. Уж и забыл, когда в последний раз по-человечески трапезничал…

* * *

Шли мы долго. И очень хорошо, что так. Приди мы в селение пиу-пиу ночью, не было бы такого эффекта. Сейчас поймете, о чем я.

Часа в три пополуночи мы пересекли долину Духов, перевалили через невысокую скалистую гряду и углубились в бескрайнюю равнину — не такую пустынную, как долина, но и ничем особенным от нее не отличающуюся. К утру вышли на лесную опушку. Кленовый Лист, между прочим, выглядел бодрее нас с Гаврилой… Даже не верилось, что этого человека совсем недавно хотели сожрать полсотни злобных голодных гавриков! Кстати, поврежденная рука его больше не беспокоила. И шепелявить он перестал.

Когда я поинтересовался причинами чудесного исцеления, Кленовый Лист с важностью кивнул и ответил:

— Защита духа Таронха работает! — И продемонстрировал полный рот ослепительно-белых зубов. — В начале каждого дня воины пиу-пиу пьют защитное зелье, секрет которого передал жрецу сам Таронха!

Ничего себе защитка! Мало того что воины пиу-пиу неуязвимы, они еще и имеют способность к регенерации!.. Вот интересно, а если Кленового Листа разрубить надвое, получатся две одушевленные половинки или два самостоятельных индейца?..

Я уже спотыкался — порядочно устал от долгого перехода. Гаврила откровенно клевал носом. Но когда взглядам нашим открылось аккуратное селение, укрытое от нежаркого утреннего солнца нежно-зеленой листвой, я вдруг почувствовал себя много лучше. Взбодрился как-то сразу.

Аккуратные вигвамы, не без вкуса разрисованные изображениями антилоп во всех возможных видах, кружком стояли вокруг чуть дымящегося кострища. Упитанные детишки расчесывали гривы прекрасно откормленных мустангов. Мускулистые воины, сгрудившись у костра, спокойно гутарили — прямо как русские крестьяне свободным воскресным утром… Показалась стайка девушек, возвращавшихся из леса с полными туесками ягод и грибов. Вкусный дымок от кострища струился в безоблачно голубое небо. Одним словом — полная идиллия! Классическая пастораль!.. Даже Гаврила умилился и остановился, широко раскрыв рот. На глаза его навернулись слезы, видимо, детина вспомнил о родном Колуново.

— А неплохо тут у вас, — сказал я. — Не то что у койотов.

— И говорить не хочется об этих грязных животных, — отмахнулся Кленовый Лист. — Тут наше головное поселение. Примерно десятая часть всего племени.

— А остальные где же?

— В лесах, в прериях, на берегах рек, у подножий скал… Каждый из рода пиу-пиу живет теперь там, где ему нравится.

Наше появление несколько смешало мизансцену.

Воины сдержанно, но явно заинтересованно загомонили. Женщины открыто уставились на Гаврилу, ростом и могучим сложением превосходившего самого здорового индейца по меньшей мере вдвое. Дети попрятались за конскими крупами, а малолетка Хитрый Скунс с плачем кинулся к ближайшему вигваму.

От группы воинов отделился стройный мужчина, длинный оселедец которого был завит в косу и украшен разноцветными перьями и древесными листьями.

— Вождь! — шепнул мне на ухо Кленовый Лист. — Быстроногий Олень. Поклонитесь ему! Ой, не надо… Если вы духи, можете просто поднять обе руки в знак приветствия.

Я задрал вверх руки, словно собирался сдаться в плен. Гаврила немедленно последовал моему примеру.

— Мир вам, чужеземцы, — произнес Быстроногий Олень, приблизившись. — С какими вестями прибыли вы в наше селение?

— Мы с одним из ваших людей прибыли, — ответил я неспешно. — Спасли его, между прочим… Ну, он вам сам сейчас всё расскажет…

— Духи говорят правду, хау! — вступил Кленовый Лист. — Грязные койоты напали на меня и Хитрого Скунса у скалы Увэ-Йотанка. Грязным койотам удалось одолеть нас, удалось взять меня в плен, но духи пришли на помощь.

Быстроногий Олень минуту пристально и испытующе смотрел мне в лицо. Я с честью выдержал его взгляд, не отведя глаз.

— Духи прибыли издалека, — сказал после паузы Кленовый Лист. — Духи прибыли, чтобы говорить с Таронха!

Это сообщение мигом определило наш с Гаврилой статус. Быстроногий Олень тут же склонился в почтительном поклоне.

— Я надеюсь, — промолвил он, — что Таронха почтит разговором столь доблестных духов. Духи прямо сейчас хотят отправиться к Таронха?

Я взглянул на Гаврилу. Тот не отрываясь смотрел на девушек, суетившихся у костра. Вернее, не на девушек, а на здоровенный кусок мяса, который те насаживали на деревянный вертел.

— О нет, — ответил я. — Духи желают немного отдохнуть. И позавтракать.

— И пожрать! — эхом отозвался Гаврила, внутренним чутьем угадавший, о чем идет речь. — Невыносимо хочу жрать! Сожрал бы того диковинного зверя, которого ты, Адик, наколдовал в овраге. Прямо целиком — с клыками, хвостом и с той странной штукой, что у него на носу растет!..

* * *

За едой Быстроногий Олень занимал меня светскими разговорами на тему подлости и бесчеловечности людей рода койота. Говорил он примерно о том, о чем воодушевленно живописал жрец Потаенная Мышь. Ничего принципиально нового я не узнал, кроме нескольких омерзительных подробностей…

Впрочем, красочные рассказы о кровавых жертвах духу Тависка, дотошные описания пыток, которым подвергают пленников грязные койоты, аппетита мне не испортили. Жареная говядина (то есть бизонина) оказалась довольно вкусной. В качестве гарнира предлагались пряные корешки, вяленая рыба, свежие ягоды и сушеные грибы…

Вскоре я укомплектовался так, что едва мог вздохнуть, и разговор сам собой утих. Разжевав пару ягод, чтобы освежить рот, я откинулся на спину. И тут только заметил, что селение в полном составе, во главе с вождем, сгрудилось вокруг костра, заинтересованно наблюдая за тем, как Большой Дух, то бишь Гаврила, Иванов сын, уничтожает бизоний окорок.

— Большой Дух — воистину великий дух! — прошептал, склонившись ко мне, Быстроногий Олень. — Никому из смертных не удалось бы съесть мяса столько, сколько съел он.

Как выяснилось немного позднее, пока я трепался с Быстроногим Оленем, детина через незанятый разговором рот отправил в желудок половину бизоньей туши — обед для двадцати взрослых воинов! Пару связок вяленой рыбы и мешок сушеных грибов постигла та же участь (в смысле бизона, а не воинов). И останавливаться на достигнутом Гаврила явно не собирался! Продукты, оказывавшиеся в пределах его досягаемости, исчезали бесследно. Два воина спешно жарили на углях для проголодавшегося гостя вторую половину бизоньей туши. Девушки, осторожно приблизившись к воеводину сыну, высыпали прямо на траву ягоды из туесков, словно опасаясь, что Гаврила сожрет тару вместе с продуктом.

Кленовый Лист, восхищенно вздыхавший за моей спиной, заключил пари с Быстроногим Оленем. Кленовый Лист утверждал, что Большой Дух без особого труда управится с остатком бизона, и готов был поставить свой вигвам против вигвама вождя. Кроме Быстроногого Оленя нашлось еще несколько десятков желающих поспорить, и Кленовый Лист во всеуслышание огласил ставки.

— Большой Дух не может съесть кусок мяса больший, чем он сам! — как-то неуверенно высказался вождь, созерцая, как Гаврила крошит мощными челюстями бизонью ногу. — Ведь река не в силах поместиться в русле ручья.

Кленовый Лист возражал, упирая на то, что желудок Большого Духа, видимо, обладает магическими свойства. Иначе как там могло поместиться то, что уже поместилось?!

Разгорелась полемика, итогов которой я не узнал. Усталость и сытная еда располагают, знаете ли, к отдыху. Решив для себя, что к Таронха мы вполне можем прибыть и к вечеру или даже завтра утром, я отполз в тень ближайшего дерева и закрыл глаза. Последнее, что услышал перед тем, как погрузиться в сон, — чудовищный хруст. Это Гаврила бодро разгрыз бизоний хребет, что вызвало бурные аплодисменты Кленового Листа и тоскливый вопль проигравших индейцев…

* * *

На этот раз мне повезло. Я проснулся не от боли в связанных конечностях, не от тычков под ребра, даже не от громких вражеских воплей, а просто потому, что выспался. Такое редко случается со мной, когда я нахожусь на задании…

Стояло позднее утро — солнечное и чистое. Целые сутки проспал!.. Чувствовал я себя свежим и полным сил. Вскочив на ноги, хотел было даже, как обычно, осуществить простенькое заклинание — просто так, в качестве утренней зарядки, но вовремя опомнился.

Племя пиу-пиу в полном составе как раз заканчивало завтрак. Дети играли в догонялки между вигвамами, воины, почесываясь и потягиваясь, один за другим отваливались от костра, где на вертеле доходил до кондиции очередной порядочный кусок мяса. Женщины и девушки, собравшиеся в кружок чуть поодаль, увлеченно занимались кройкой и шитьем, не забывая в процессе работы хором напевать какую-то бесконечную песню… Зачем же нарушать мирную жизнь материально обеспеченного племени внезапным появлением доисторического мамонта, комара с фиолетовыми крыльями, тараканистой собаки или собачистого таракана? Пусть отдыхают, а я — так и быть — обойдусь без зарядки.

— Рогатый Дух проснулся! — услышал я радостный крик Кленового Листа, направлявшегося от костра ко мне. — Братья, Рогатый Дух проснулся!

Приятно, когда тебе так радуются!.. Пока причесывался пятерней, отряхивал измятые джинсы, вокруг меня сгрудился весь воинский состав поселка во главе с вождем Быстроногим Оленем и Кленовым Листом. Они уселись вокруг на корточки, будто чего-то ожидая.

— Приветствую вас, — поздоровался я и, выслушав пожелания доброго утра, спросил:

— А где, между прочим, Гаврила… то есть Большой Дух?

— Большой Дух в вигваме Небесной Чаши, — поднялся вождь. — Большой Дух немного болен. Небесная Чаша взялся исцелить его.

— Как это — болен? — встревожился я. — Чем?

— Не знаю, — развел руками Быстроногий Олень. — Но Небесная Чаша говорит, что ничего серьезного. К вечеру Большой Дух будет на ногах.

— Всё равно, — сказал я. — Здоровье — штука серьезная. Пустите-ка, пойду навещу больного друга. Ну, расступитесь, не прыгать же мне через ваши головы — это невежливо.

Воины смущенно потупили глаза, но расступаться даже и не подумали.

— Что такое? — удивился я.

— Пусть Рогатый Дух не держит на пиу-пиу обиду и злость в своем сердце, — выступил вперед Кленовый Лист. — Но пиу-пиу имеют к Рогатому Духу нижайшую просьбу.

— Просьбы потом, — отрезал я. — Сначала Большого Духа навещу. Что вы с ним такое сделали? Вчера был здоровей здорового, а сейчас, видите ли, болен… А ну, с дороги!

— Пусть Рогатый Дух не гневается! — заторопился Быстроногий Олень и, прижимая руки к груди, встал рядом с Кленовым Листом. — Пусть сначала выслушает.

— Ну, — мрачно проговорил я, предчувствуя, что прекрасное утреннее настроение мне сейчас несколько подпортят. — Выкладывайте, только поскорее.

— Буду говорить кратко. Хау! — заверил Быстроногий Олень. — С тех пор как Таронха похитил Тависка и даровал нам защиту от стрел и копий противных койотов, для рода антилопы наступили благодатные времена. Враги-койоты, долгие годы не дававшие покоя пиу-пиу, наконец изгнаны из охотничьих угодий, заперты в долине Духов. Селения пиу-пиу стоят в лесах и прериях на много-много дней перехода вокруг. У пиу-пиу вдосталь еды — ведь каждый охотник в одиночку может убить бизона или медведя, а медведь ничего не может сделать охотнику. Другие племена охотятся далеко отсюда и не посягают на наши угодья, потому что пиу-пиу никогда не враждовали ни с кем, кроме проклятых койотов. Мир и достаток в наших вигвамах, но воины изнывают от безделья. Они вынуждены целыми днями сидеть у костров и слушать истории стариков о славных делах прошлого. Появление Большого Духа и Рогатого Духа стало для пиу-пиу настоящей удачей. Вчера мы забыли о скуке, наблюдая за небывалым мастерством Большого Духа в поглощении еды. Такого наслаждения воины не испытывали с тех пор, как загнали отвратительных койотов в овраг! Мудрый Кленовый Лист сделал из этого зрелища удивительную забаву…

— Знаю, видел, — перебил я. — Устроил тотализатор. Дальше. И еще покороче, если можно.

— Хау! Но Большой Дух занемог и не хочет снова поглощать пищу, как мы его ни просили. Может быть, Рогатый Дух поможет нам не впасть снова в уныние и скуку? Всё племя просит Рогатого Духа о продолжении праздника.

Честно говоря, такого я не ожидал, поэтому пробормотал:

— Вообще-то я не голоден. Вчера здорово подкрепился. А что — у вас нет разве никаких национальных игр? Индейская борьба, скачки на мустангах, стрельба из луков по мишеням?

— К чему бороться, если мы неуязвимы? — парировал Кленовый Лист. — Волков мы давно всех извели, а просто так на мустангах скакать по прерии — недостойно воинов. Искусство стрельбы из луков каждый из нас постигал с малых лет и достиг совершенства.

— Шахматы, шашки, домино, нарды?

— Неведомы нам такие игры, — сказал Быстроногий Олень. — К тому же, — продолжил вождь, — моя семья спала сегодня под открытым небом. Как воин и защитник семьи, я должен вернуть свой вигвам!

— И я! И я! — дружно добавили еще несколько воинов, чьи вигвамы, судя по всему, тоже перекочевали в собственность предприимчивого Кленового Листа.

— Так что же, Большой Дух всё-таки доел бизона?!

— Он двух бизонов съел! — объявил Кленовый Лист гордо, будто беспредельная прожорливость Гаврилы была его собственным достижением. — Правда, четыре раза в кустики бегал, а один раз сказал, что умирает… Но я его так просил не сдаваться!

Понятно… Немудрено, что Гаврила плохо себя чувствует. Я бы себя вообще никак не чувствовал — издох бы, если б такое количество мяса сожрал!.. Вот она — обратная сторона золотого века. Полный достаток при минимальных усилиях. Ни войны, ни диктатуры. И никаких культурно-развлекательных мероприятий. Прибыл однажды Большой Дух, развлек дикарей на полную катушку, но скоро исчерпал себя, под завязку нажравшись. Зато Рогатый Дух остался — может быть, что-нибудь интересное и придумает…

Нет уж, ребята! Бес — оперативный работник — это вам не массовик-затейник! Нашли себе Петросяна…

— Где вигвам Небесной Чаши? — грозно нахмурился я. — Помните, люди пиу-пиу, духи не только развлекать, но и карать могут. А ну расступись!

Воины неохотно дали мне дорогу.

— Прости нас, Рогатый Дух, — попросил Быстроногий Олень.

Ничуть он не испугался, что было заметно по его лицу, извинился только ради приличия. Отучились пиу-пиу бояться!.. Ну погодите, вот доберется до вас Колумб — никакой Таронха не поможет! Появятся злобные дяди с огнестрельным оружием — развлечений хватит надолго!..

— Небесная Чаша живет в лесной чаще, — разочарованно вздыхая, пояснил Кленовый Лист. — Как и полагается жрецу — на отшибе. Вот начало тропинки. Пойдешь по ней и попадешь прямо к его вигваму.

Я так и поступил. Пошел по тропинке. Воины, посовещавшись, двинулись за мной следом. Это меня насторожило. Может быть, они настолько разбаловались, что уже и духов за людей не считают? В смысле — совсем не опасаются духов? Как бы ради острых ощущений не напали на меня всей толпой! Их ведь не десять и даже не пятьдесят — человек сто, а то и полтораста…

Я оглянулся. Воины остановились и, насвистывая, начали медленно разбредаться в разные стороны. Но, как только я пошел дальше, построились снова в плотную шеренгу и зашагали следом, взволнованно галдя. Особенно нагло выступал Кленовый Лист, который, видимо, вспомнил, как угостил Большого Духа дубинкой по голове у скалы Увэ-Йотанка.

Неужто и правда что-нибудь этакое замышляют?

Удивительные создания люди, клянусь копытами! Небось когда воины рода койота ихтерроризировали, они только и делали, что сопли вытирали да молились всем без разбору духам и богам. А как получили всё, чего желали, от скуки готовы тем же духам морду набить!..

Ох, пресыщенность и погоня за извращенными наслаждениями благополучную Римскую империю погубили, а римляне, как известно, людьми просвещенными были — не то что эти первобытно-общинные товарищи… Страшно вообще-то. Сгинешь ведь ни за что ни про что…

— Не надо меня провожать! — крикнул я погромче, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Сам прекрасно дойду!

— Мы вовсе не провожаем Рогатого Духа, — ласково и с подозрительным прищуром ответил Быстроногий Олень. — Мы тоже идем проведать Большого Духа.

— Узнать, оправился ли он настолько, чтобы продолжить вчерашнюю забаву, — добавил Кленовый Лист.

Тут мне и вовсе хреново стало. Хвала вратам преисподней — вигвам Небесной Чаши отстоял от поселка всего на несколько десятков метров. Воины, если на самом деле хотели поразвлечься, устроив «темную» бесу-оперативнику, не успели должным образом настроиться. Не тратя времени на церемонии, я распахнул полог вигвама и шагнул внутрь.

Гаврилу я увидел сразу. Да и как было его не увидеть, когда он своей тушей, сильно распухшей после вчерашней трапезы, занимал половину всего помещения. На второй половине помещался старик, с ног до головы завернутый в шкуры, с длинным посохом в руках. Даже не старик, а старец — седовласый, седобородый, но при том вовсе не согбенный, напротив, осанистый, прямой. Бабка Заманиха, наверное, уважительно сказала бы про него: «Представительный мужчина»… Если бы, конечно, этот представительный мужчина при встрече не пришиб бабку своим посохом!..

Старец поднял голову, довольно сурово меня оглядел и стукнул костылем о земляной пол. Потом зачем-то втянул ноздрями воздух, точно принюхиваясь.

— Мир тебе, Небесная Чаша, — вспомнив о правилах вежливости, проговорил я.

— Чую злую силу в тебе, незнакомец! — густым басом, никак не вязавшимся с наверняка более чем преклонным возрастом, произнес старец. — Дух зла ты и сеешь зло!

Хвост мой нехорошо задергался, а кончики рогов пронзила пульсация. Неприятное ощущение! Его я испытываю всегда, сталкиваясь на жизненном своем пути с операторами-консультантами конкурирующей организации — будь то ксендз, жрец-язычник, буддийский монах или православный священник.

— Тебе я зла не желаю, — быстро ответил ему, — равно как и твоему народу. Я здесь по своим делам. Мне с Таронха надо потолковать.

— О чем тебе, создание тьмы, толковать с духом добра и всепрощения?

— Ну, это уже наши, извини за каламбур, душевные секреты. Переговоры буду вести на высшем астральном уровне.

Старец подумал:

— Если я провожу тебя к Таронха, обещаешь мне, что уйдешь и никогда здесь не появишься?

— Обещаю.

— И я… — простонал Гаврила, едва пошевелившись. — И я обещаю… Никогда больше здесь не появляться… Адик! Видишь, что они со мной сделали?

— Вижу, — проскрежетал я. — Нечего было столько жрать!

— Так я же сколько голодал! А они ещё и подзуживали…

— Ну ладно, ладно… Теперь-то хоть получше?

— Не очень, — плаксиво проговорил Гаврила. — В голове это… мутно. И в брюхе тяжко… И тошнит.

— Не будем медлить, — прервал детину старец. — Идем сейчас. Чем скорее дух зла удалится от моего народа, тем лучше.

— А Гаврилу… А Большого Духа кто лечить будет? — удивился я.

— Духи не нуждаются в лечении, — презрительно обронил Небесная Чаша. — Твой спутник — смертный человек. Только ростом и аппетитом превосходит воинов пиу-пиу.

— И умом, — обиженно вякнул Гаврила, очевидно научившийся понемногу понимать индейскую речь. — И вообще, нечего меня с дикарями сравнивать!

— Никакой человек из рода антилопы не стал бы жрать столько мяса в один присест, — покосился старец на детину. — Какой бы глупый он ни был.

Гаврила сделал вид, что не расслышал.

— Ну да, он — человек, — сказал я. — Тебя, Небесная Чаша, не обманешь. Но человека-то лечить надо!

— Лечением его займется Прибрежная Галька. А нам пора идти. Если не хочешь, чтобы я передумал.

— Что еще за Галька?

— Дочь моей дочери. Родители Прибрежной Гальки погибли в стычке с людьми из рода койота, и я взял девочку к себе, чтобы постигала искусство исцеления и общения с духами. Она сейчас в лесу — собирает травы, необходимые для лечения твоего друга.

— Понятно…

— Не будет Таронха говорить с тобой, — покачал головой старец, — не будет. Много тревог сейчас терзают Таронха — всё труднее и труднее мне общаться с ним. Время его подходит к концу, ибо гласит пророчество: когда люди с белыми лицами и жестокими сердцами придут на охотничьи угодья краснокожих, духи покинут людей, вернутся в свои скрытные жилища, мрак опустится на землю…

— А Большой Дух под определение «бледнолицый» не подходит? — между прочим поинтересовался я.

— У Большого Духа большое сердце, — коротко ответил Небесная Чаша.

Ну да!.. А еще у него голова большая (жалко, что глупая), ноги, руки, печенка, зубы, гланды и всё остальное вплоть до желудка!..

— Идем сейчас, Рогатый Дух, — проговорил Небесная Чаша.

А я всё медлил… Безоглядно доверять старцу — заведомо совершать тактическую ошибку. Операторы-консультанты конкурирующей организации с представителями нашей конторы не церемонятся. Впрочем, как и наши с ними… И потом: оставить Гаврилу на попечение какой-то девчонки? В то время как вокруг вигвама расположилась толпа охочих до развлечений воинов числом в сто пятьдесят человек. Эти оглоеды ее просто не заметят, когда ворвутся к больному и всем кагалом потащат его жрать бизонину!

— Идем сейчас или уходи! — объявил старец, и я понял, что спорить с ним бесполезно. Ни на какие компромиссы он явно идти не намерен, а вот натравить на меня воинов очень даже может.

Я раздумывал меньше секунды.

— Сейчас! — сказал я. — Только отлучусь ненадолго… по надобности… Ну, вы понимаете… до ближайших кустиков.

— Поторопись! И не пытайся меня обмануть!

— Как я тебя обману-то? Если хочешь, вещественные доказательства принесу показать…

Старец гневно изогнул брови, и я поторопился выскочить наружу.

Как и следовало ожидать, воины пиу-пиу расходиться по своим вигвамам не собирались. Завидев меня, Кленовый Лист нехорошо улыбнулся и сказал что-то на ухо Быстроногому Оленю. Тот смерил меня задумчивым взглядом, а потом оценивающе посмотрел на свою палицу, висевшую на поясе. Надо было спешить…

Как энергию этих балбесов направить в безопасное для себя русло? Как?

Я проверил карманы. Зажигалка… Удивятся, конечно, колдовству духов, пощелкают немного, поцокают языками, покачают головами, но надолго этой безделушки не хватит… Фонарика нет, да и он бы не подошел в этом случае… Карты! Полная колода из тридцати трех прямоугольных картонок, раскрашенных циферками и картинками, с «рубашками», беззастенчиво помеченными «крапом»!.. Завсегдатаи казино такую колоду моментально забраковали бы, но индейцы, думаю, привередничать не будут.

Я отозвал Кленового Листа и Быстроногого Оленя в сторону, показал им колоду.

— Дивные рисунки, — оценил вождь. — Они используются как амулеты или для украшения одежды?

— С их помощью ты можешь вигвам свой обратно отыграть у этого вот монополиста.

— Как это? — немедленно заинтересовался Быстроногий Олень.

— Очень просто, — ответил я, лихорадочно припоминая правила какой-нибудь простейшей азартной игры. — Например, очко…

— Звучит неплохо, — признал и Кленовый Лист. — Обучит ли нас Рогатый Дух этой удивительной игре?

— А как же! — воскликнул я. — Непременно обучу. Слушай сюда. Это — туз. По-вашему, значит, вождь. Это — король. То есть жрец. А это валет… По-вашему, значит…

— Охотник! — в один голос воскликнули Кленовый Лист с Быстроногим Оленем. — А это — прекрасная скво!..

Мне повезло. Старец Небесная Чаша, окончательно потеряв терпение, вышел из вигвама на поиски меня на минуту позже, чем обученный всем тонкостям игры в очко вождь увел за собой воинов.

ГЛАВА 4

— Сюда, — сказал старец, раздвигая кусты.

Я шагнул вперед, поднял голову… и не смог удержаться от восхищенного:

— О-ох! И это называется тайное место?

В самом деле: громадный дуб, напоминавший больше телебашню, обтянутую древесной корой, чем растение, тянулся вверх высоко-высоко — так высоко, что листья кроны казались не зелеными, а голубыми, сливаясь с небосводом.

— Тайное место, — подтвердил жрец Небесная Чаша. — Сколько мы шли сюда по лесной чаще?

— Часа три, не меньше, — сказал я, ощупывая чудовищную бугристую кору. — У меня аж копыта загудели!

— Священный дуб стоит в самом сердце леса, — с благоговением произнес старец, концом посоха отводя мою нечистую лапу от древесной коры. — С опушки его не разглядеть, а вблизи его никто и не видел никогда. Потому что пройти сюда может только посвященный.

— Громадный какой!

— Десять мужчин, взявшись за руки, не смогут обхватить священный дуб! — разглаживая бороду, похвастался Небесная Чаща.

— И где же здесь?.. Как нам Таронха-то вызвать?

Мне вдруг представился дух, похожий одновременно на белку и на филина, прыгающий с ветки на ветку, размахивающий пушистым рыжим хвостом и жутко ухающий по ночам на случайных тварей, неосторожно оказавшихся вблизи от священного дуба.

— Он далеко отсюда? То есть я хотел сказать — высоко?

Старец молча обошел вокруг дуба. Последовав за ним, я увидел глубокое дупло, располагавшееся на высоте человеческого роста. Из дупла вполне ощутимо тянуло… Чем именно — я сказать затрудняюсь, но запах был определенно знакомым! Явно ненатурального происхождения.

Небесная Чаша скинул с плеча мешок с сушеными грибами и велел мне отойти подальше.

— А лучше и вовсе в кусты спрячься, — сказал он и добавил, качая седой головой: — Всё равно Таронха учует зло, исходящее от тебя.

«Ехидный старик, — думал я, устраиваясь в кустах. — Все уши прожужжал о том, что от меня, дескать, зло исходит… На то я и бес — создание Тьмы… У каждого человека, между прочим, из подмышек пахнет, но не каждому об этом ежеминутно напоминают! Вопрос элементарной вежливости вообще-то!»

А жрец Небесная Чаша тем временем опустился на колени перед дуплом и завел заунывную песню. Пел долго — так долго, что я даже успел заскучать. Старец раскачивался, словно маятник, то и дело воздевал руки … А потом вдруг песня его стала громче, еще громче и еще… Скоро я уже забыл о скуке — старец вопил, как сирена теплохода! Откуда только силы у него брались? Я бы так, например, не смог… Вероятно, в этих местах выдающиеся вокальные данные — непременное условие для желающих вступить на путь общения с духами. Плюс упорные тренировки на протяжении всей жизни…

Внезапно песня смолкла. Я вздохнул с облегчением и прочистил пальцами уши. Жрец поднялся с колен, встал на цыпочки и прислушался. Удовлетворенно кивнул, закинул мешок с грибами в дупло и громко вопросил:

— Великий Таронха! Защитник и опора рода антилопы! Жрец Небесная Чаша взывает к тебе! Умеющий прощать, прости великодушно за то, что обращаюсь к тебе с вопросом! — Он выждал паузу и продолжил: — Дозволено ли будет нечестивому духу, грязному приспешнику мрака, врагу людей, поганому отродью гниющего мерзопакостного греха говорить с тобой?.. Слушаюсь, о великий Таронха, и повинуюсь!

Обернувшись, старец сделал мне рукой приглашающий жест.

— Так ведь и обидеться можно, — буркнул я, выбираясь из кустов. — Что за манера — постоянно оскорблять?.. Прямо туда? — спросил я у старца, кивнув на дупло.

— Туда. Иди. Надеюсь, Таронха покарает тебя!

— Спасибо на добром слове, дедушка.

Лезть в дупло было крайне неудобно, а старец помогать мне не собирался. Стоял поодаль и смотрел, как я, подпрыгнув, уцепился за нижний край отверстия и, натужно сопя, скреб локтями и подошвами ботинок по древесной коре. Когда удалось вползти по пояс, я перевалился и ухнул вниз.

* * *

Темно. Сухо. Болит правая ягодица.

Дупло и правда оказалось глубоким — кажется, до самой земли. Упав на дно, я сдержал стон, чтобы лишний раз не доставлять радости вредному старцу Небесной Чаше. Мог бы и предупредить о том, что мягкой посадки не будет. А еще говорит — любовь и всепрощение!

Ну да ладно… Пошарив руками вокруг себя, нащупал деревянную винтовую лестницу, искусно вырезанную внутри ствола. Хода вниз, кажется, не было, поэтому я пошел наверх. Вернее было бы сказать — не пошел, а пополз, стоя на четвереньках, руками цепляясь за верхние ступеньки, ибо перил у лестницы не имелось.

Ползти пришлось довольно долго. Запыхавшись, где-то метров через двести я выпрямился, оперся рукой на стену и внезапно нащупал крохотный упругий выступ, похожий на пуговку. Честно признаться, мысль о печальном Гаврилином опыте нажимания на пумпочки неизвестного предназначения не пришла мне в голову. Я ткнул пальцем в кнопку — и тут же зажмурился от ярко вспыхнувшего света.

«Ой! Помогите! Колдовство!» — завопил бы, конечно, Гаврила, оказавшись на моем месте. Но я-то не Гаврила: прекрасно знаю о таком явлении, как электричество!.. Увидев над головой матовый шар, прикрепленный к стене, кричать про колдовство я не стал.

— Ой! Помогите! — скрипнул я и то лишь потому, что немного испугался от неожиданности: никак не ожидал увидеть лампу дневного света там, где и колеса-то еще не изобрели.

Оправившись от испуга, осмотрелся. Так и есть — стеклянный плафон заводского изготовления, в нем сияет электрическая лампочка-«сотка», освещая винтовую лестницу без перил. Лестница тянется высоко-высоко! Насколько высоко — мешали увидеть этажные перегородки… Так вот обо что я головой стукался впотьмах! Стены и перегородки образовывали лестничные площадки, на каждой из которых имелась дверь. Нормальная такая дверь — с никелированной ручкой, межкомнатного типа, выполненная, между прочим, по евростандартам.

Заинтересовавшись, я шагнул на площадку и открыл первую попавшуюся. Обнаружилась комната. Евростандартом в ней и не пахло. Воняло кислыми звериными шкурами, разбросанными по полу. Больше ничего не было.

Я продолжил путь наверх. Теперь, когда стало светло, двигался я быстрее, на каждом этаже заглядывая в помещения. Этажей через двадцать несколько подустал от однообразия. Этажи, как и комнаты, на них располагавшиеся, ничем не отличались друг от друга: те же шкуры и голые стены, кислый, нежилой запах…

Сколько же еще ползти?..

Как только я задал себе этот вопрос, электричество вспыхнуло ярче, мигнуло и вырубилось. Я остановился. Откуда-то сверху донеслось странное гудение… или шипение…

«А если тут нет никого? — подумал я. — Доберусь до самого верха и придется спускаться вниз… В темноте, между прочим! Споткнусь, загремлю по лестнице — мало не покажется… Темно тут, как у дракона под хвостом! Сам черт ногу сломит — в таких случаях говорят люди… Вот именно: ногу сломить здесь немудрено. И не только ногу… Может, вредный старец меня сюда специально заманил, чтобы расправиться без лишних хлопот? Может, он каким-то образом узнал о моем назначении заместителем Тависка? Может, никакого Таронха тут нет, и он специально придуривался там, внизу, чтобы мою бдительность притупить?.. Да было бы что тупить! Вечно лезу куда не надо — без всякого разбора. Давно пора бы осмотрительнее быть!»

Я упорно полз вперед. То есть вверх. Гудение-шипение становилось всё громче. Явно не шум ветра в ветвях. Это что-то такое… Или кто-то?

Мне стало не по себе. А тут еще усилился тот самый неуловимо-знакомый запах, удививший меня у дупла…Я снова остановился и громко позвал:

— Таронха! Таронха-а-а!!!

Нет ответа.

«Еще пару этажей, — подумал я, — и вниз!.. Говорили ведь мне, чтобы тихо сидел и не высовывался. Вот и буду тихо сидеть и не высовываться!.. Вдруг этот самый Таронха и не знает ничего про меня? И не станет, следовательно, наезжать, как на бесследно канувшего Тависка… Было бы хорошо!»

На очередной лестничной площадке воняло сильнее, чем на предыдущей… Я еще раз позвал Таронха, послушал тишину, наполненную странным шипением, и решил спускаться. Лишь ради очистки совести гляну еще в комнату…

Дверь со скрипом отворилась. Я подавил желание чиркнуть зажигалкой, чтобы осветить помещение. Кто его знает, чем здесь воняет? Вдруг газ какой-нибудь взрывоопасный?.. А шипит здесь сильнее, чем на площадке…

Постоял на пороге комнаты, раскачиваясь на каблуках. Ну и ладно… Ну и нет здесь никого… Вполне возможно, что и выше то же самое. Никакого Таронха… Спущусь сейчас осторожненько, найду старца и намылю ему шею — за обман!.. В самом деле, я — бес — оперативный работник, а он всего лишь оператор-консультант!.. Правда, не моей конторы, но это мелочи… Отберу посох и надаю по сусалам! Душа у меня мягкая и незлобивая, но за подобные подлянки наказывать надо жестоко! А если бы я шею себе свернул? Нет, в самом деле… Хорошо, что обошлось… Впрочем, я еще не спустился… А воняет-то здесь как…

Почувствовав, что больше не могу дышать, повернул обратно. Наверное, слишком поспешно, потому что зацепился каблуком о порог и потерял равновесие. Чтобы не вылететь на лестничную площадку и не загреметь вниз по лестнице, ухватился за дверь. Взвизгнули петли и, стремительно захлопнувшись, дверь швырнула меня в середину темноты.

Уж лучше бы вылетел на лестницу!.. Именно эта мысль мелькнула в моей голове, когда гибкое змеиное тело, почти целиком состоявшее из одних железных мускулов, обхватило мое горло. Я попытался крикнуть, но, понятно, не смог. Да и кому кричать? Кого звать на помощь? Единственный человек, который мог бы мне помочь, лежал сейчас в вигваме жреца, страдая несварением желудка. А сам жрец стоял у подножия исполинского дерева, священного дуба, и, должно быть, мерзко хихикал, злорадствуя…

Эта комната отличалась от остальных, которые мне удалось проверить, и отличалась явно не в лучшую сторону. Не считая змеи, всё плотнее и туже стягивавшей гибельные кольца на моем горле, тут еще много чего было…

Стараясь освободиться, я упал на пол, принялся кататься по шкурам, руками терзая путы на горле, чтобы хоть разок глотнуть воздуха. Из-под ног моих летели не видимые в темноте предметы. То и дело слышался звон разбитого стекла, какой-то треск…

Набор самых различных запахов смешался, слившись в отвратительную вонь… Пальцы мои скользили по змеиной шкуре. Сверху сыпались осколки и какая-то дрянь. Что-то мокро хлюпало на полу, по которому я катался, извиваясь. Смрад резал глаза, а сердце распухало в груди, невыносимо страдая от недостатка воздуха…

Не помню, сколько это продолжалось… Совершенно неожиданно я ощутил себя сидящим на полу у стены — как ни странно, всё еще живым! Горло пульсировало обжигающей болью. Саднили кончики пальцев. От перенапряжения болели мышцы рук… Да, а сами руки сжимали безжизненно обвисшую змею, разорванную надвое!.. Перед глазами блуждали ослепительно белые пятна — настолько реальные, что имели силу освещать окружающее пространство.

Вот голые стены, покрытые снизу буроватыми подтеками… Вот скомканные на полу звериные шкуры, на которых громоздятся обломки стола и стеклянные осколки… Какой-то странный покореженный аппарат… И горбатый мужичонка стоит у аппарата, всплескивая руками. Изо рта горбуна торчит…

Я протер глаза и потряс головой. Белые пятна скакнули друг к дружке и слились в конусообразный луч, который — это я только потом сообразил — вырывался изо рта горбуна… Что в этой комнате творится?!

— Дьявольщина! — застонал я, силясь хоть что-то понять.

Горбун подпрыгнул на месте. Луч скользнул по стенам, пролетел у меня над головой.

— Тавифка? — прошепелявил горбун. Тавифка… Ах да — Тависка!

Луч на мгновение погас, потом вспыхнул снова. Ах ты, как же я раньше не догадался? Никакой дьявольщины здесь не было (если, конечно, не принимать во внимание меня самого). Просто горбун держал во рту электрический фонарик — примерно такой же, какой недавно был у меня. Сейчас горбун фонарик схватил обеими руками и водил им из стороны в сторону, рассекая тьму лучом белого света.

— Тависка! — позвал он снова. — Это ты, старый друг? А я-то было думал, что совсем тебя потерял… Ну где ты прячешься-то? Тависка! — Голос горбуна звучал почти жалостно.

Он назвал Тависка старым другом!.. Друг злого духа — мой друг. Значит, горбун не может быть враждебен по отношению ко мне. Значит, можно объявиться.

— Эй! — поднимаясь на ноги, крикнул я. — Дядя! Я здесь!

Фонарик на мгновение ослепил меня. Я инстинктивно прикрыл глаза ладонью.

— Тависка! —радостно вскричал горбун. — Счастье-то какое! Иди, я тебя обниму!

Он метнулся ко мне. Волна чудовищного сивушного перегара, наполовину смешанного с невозможным, совершенно непереносимым запахом ладана, окатила меня с ног до головы. Сомнений быть не могло: этот горбун — создание Света…

Вот она — настоящая ловушка! Змея, напавшая на меня, предназначалась лишь для того, чтобы ослабить мои силы, а этот монстр сейчас добьет…

Мощные лапищи обхватили мои плечи, запах ладана замутил сознание, я вскрикнул, рванулся и… провалился в спасительный обморок.

* * *

Когда вы просыпаетесь и видите перед собой ангела, то это еще не значит, что вы скончались. Такой вывод я сделал, с большим трудом разомкнув веки.

— Очнулся, рогатая морда? — осведомился ангел. — Ладно, ладно, не дергайся, прощаю тебя. Как-никак я — дух добра и всепрощения… Хотя разгром ты учинил по полной программе. Еще и аппарат сломал!.. Ну ничего, у меня их много. Когда все вместе работают, пробки постоянно вышибает…

— Змея… — простонал я, опираясь о поверхность стола, чтобы не слететь со стула, поскольку был еще очень слаб.

— Какая змея? Откуда змея? Не было никакой змеи. Змеевик был. Который ты, между прочим, разорвал пополам…

Он сидел напротив. Лицо — то есть лик — чуть светилось, как и положено у существ Света. На макушке редкие розовые волосенки образовывали подобие нимба. Балахон висел на спинке его стула, а то, что я поначалу принял за горб, оказалось парой белоснежных крыльев, аккуратно сложенных за спиной. В комнате, где мы находились, стены были заняты полками, на которых, как в погребе, громоздились разнокалиберные глиняные кувшины. В углу гудел-шипел самогонный аппарат — точно такой я нечаянно недавно разрушил.

— На-ка… — Ангел нацедил из кувшина в глиняную кружку пойло. — Освежись. Прими стаканчик.

При слове «стаканчик» меня затошнило. И так голова раскалывается, а он еще и издевается!.. Я сделал попытку отползти в сторону, но ничего не получилось — я сидел на стуле, прочно упершись локтями в поверхность стола. Голову повернуть не мог, говорить тоже пока не получалось, поэтому, дожидаясь, пока ангел появится в поле моего зрения, я протестующее замычал.

— Опять нервничаем? — осведомился он. — Ну не надо падать снова, не надо…

— Ты… кто? — выговорил я, потому что из-за жуткой головной боли не был уверен в реальности происходящего.

— Как кто? — удивился он, разливая «нектар» по кружкам. — Ты что, не проснулся еще? Битый час тебя самогоном отпаиваю, а ты только мычишь да фыркаешь!.. Таронха я! Таронха! Узнал?

Таронха… Честно говоря, всегдадумал, что духи — региональные представители иначе выглядят… Ну Таронха так Таронха…

— Узнал?

Я кивнул, стукнувшись головой о стол.

— Тогда за знакомство. Пей!

— Не могу… — честно признался я. — Тошнит меня…

— Тошнит его! — усмехнулся Таронха. — Это меня от вас, рогатых, тошнит. Шныряете и шныряете по моим землям! Никакого спасу от вас!.. Пей, говорю, а то сейчас как рассержусь!

— Не надо сердиться! — попросил я. — Пожалуйста… Я уйду, если не вовремя зашел. Просто хотел… дружеский визит нанести. В связи с тем, что назначен временно исполняющим обязанности духа — регионального представителя Тависка… Ну того самого, которого вы похитили и, наверное, зверски замучили…

— Я?! — взревел Таронха. — Ах ты, погань с копытами, аборт козлиный! Шуточки шутить?! Нет, я всё-таки рассержусь сейчас! Рассердиться, а?.. Я Тависка похитил и замучил?! Я?! Родного брательника?! Надо же такое придумать!! Совсем совести у вас нет, бесы проклятые! Шныряете здесь, вынюхиваете, брательнику голову морочите, с поста его сняли вопреки всяким инструкциям, а на меня свалить всё хотите?!

— Как с поста сняли? — изумился я. — А я думал — это вы…

— Рассержусь! — серьезно предупредил Таронха. — Уже начинаю сердиться! Ты, рогатая сволочь, намеки свои оставишь или нет, в конце концов?

Не понимаю… Ну не понимаю я ничего!.. Таронха вскочил со стула:

— Говорил я ему: не соглашайся ни на какие авантюры! А он мне: «Начальство приказывает, значит, надо!» До пенсии дураку осталось всего-ничего, а он туда же! Лифт ему соорудили, каждый день возили куда-то — на какие-то курсы повышения квалификации подозрительные!.. Чего повышать-то? Три тыщи лет работаем бок о бок без взысканий и выговоров! А на старости лет он вдруг начальству своему понадобился!.. Вот ты мне скажи… как тебя?

— Адольф, — представился я.

— Ага, Адольф… — Таронха перегнулся через стол, чтобы быть ко мне ближе. — Вот ты мне скажи: зачем вашей конторе дряхлый дух — региональный представитель? За каким, спрашивается, бесом — извини за выражение — его в авантюры и интриги втягивать? У вас что, кадров не хватает? Текучка большая?

Сотрудников у нас хватает. И для всяких авантюр, действительно, используются бесы — секретные агенты, настоящие профессионалы… Зачем было конторе сманивать первобытного духа — сам не понимаю.

Постойте, постойте… Это что же получается? Лифт ведет из Северной Америки как раз в Колуново.

Тависка туда постоянно наведывался, пока не исчез окончательно. Спрашивается, зачем Тависка в Колуново?.. Ай-яй-яй, как же я сразу не догадался! Мне ведь показались подозрительными настойчивые уговоры Филимона не приближаться к Георгию на пушечный выстрел! Пугал меня им еще. И на всякий случай поставил во дворе вдовицы, где богатырь бывал чаще, чем у себя дома, чудовищного волкодава — после того, как сорвалось мое возвращение в контору. Та-ак… Плетется в Колуново интрига — вот что становится ясно! Плетется вокруг богатыря Георгия. Тайная операция… Филимон явно знает о ней много больше моего. И всячески стремится сделать так, чтобы я, получивший задание, непосредственно с несчастным Георгием связанное, ненароком не помешал подготовке…

Вот так!.. А может быть, и не так… Помешал этот Георгий конторе нашей — почему бы не вызвать бесов — секретных агентов? Они бы с ним мигом разобрались… Для чего первобытный Тависка понадобился?

— Сидишь здесь, в глухомани, и поговорить не с кем, — пустился тем временем в рассуждения успокоившийся Таронха, опрокинув в глотку еще одну кружку. — Опекаемые нами народы глупы и необразованны. Выпить не с кем, нечистая твоя харя! Не со жрецами же, чертила позорный, пить! Нарушение субординации и всё такое… Вот и скучно. О великие небеса, как скучно! Третье тысячелетие мы с братом на посту… Хорошо хоть иногда народы развлекут: подерутся, побегают друг за другом. А в остальном — тоска зеленая!.. Тависка, брательник мой любимый… Пропал родной… Слушай… как тебя зовут? Что-то забыл я…

— Адольф…

— Да-да, вспомнил… Ты ведь, как я погляжу, не из духов… Ты ведь…

— Бес — оперативный сотрудник.

— Вот, а у меня должность другая: я — дух — региональный представитель. И у Тависка такая же должность… Ох и поганая служба у нас, надо тебе сказать! Ты хоть по свету мотаешься, а мы здесь сиднем сидим… Контора только в последнее время помогать стала, когда пришла нам пора на пенсию выходить.

Таронха всхлипнул и опрокинул еще кружку.

— А когда вам на пенсию? — поинтересовался я.

— Как только бледнолицые в эти края придут. Тогда духов — покровителей краснокожих народов и отменят за ненадобностью. Из конторы сообщили: придут, мол, люди с белой кожей и это… с жестокими сердцами. Лет через сорок-пятьдесят должны они это… объявиться. И мне — на пенсию. А куда еще?.. Начальство говорит — в контору дворником или сторожем. Ни на что большее рассчитывать образование не позволяет… Форму новую выдали — вот… — Он указал на крылья за своей спиной. — Повысили в звании: по документам я теперь ангел. Мне, как льготнику по возрасту, начальство в жилплощадь электричество провело…

Таронха расплакался, вытирая скупые стариковские слезы ладонью.

— Старость не радость, — всхлипнул он. — Был бы я молодой — разве ж стал бы самогон гнать? Это мне начальство подсказало. Ты, говорят, будущий сторож, вот и привыкай… Выдали экспериментальный самогонный аппарат. Я уже и выпивать приучился. И песенки специальные сторожевые затвердить заставили… От одиночества и тоски чего только не сделаешь?.. Пью, пою и плачу… Тависка, брательник родной, так и не приучился. Ему нельзя. Ему евонное начальство запрещает, а мне — наоборот… А что? Пьешь — вроде и веселее немного… Не думаешь о том, что скоро не всемогущим духом будешь, а пойдешь с колотушкой в руках контору по ночам охранять… Жрецы эти дурацкие надоедают воплями своими… Тависка жаловался — ну прямо достали его жрецы просьбами поскорее уничтожить племя пиу-пиу… Ко мне за советом приходил. А что я? Я ведь по инструкции этих самых пиу-пиу должен опекать и лелеять… Вот и предложил ему: пускай, говорю, твои койоты моих антилоп погоняют, а я — чтобы никто особо не пострадал — наградил своих неуязвимостью. Теперь ни другие краснокожие братья, ни дикие звери моим людям повредить не могут. А Тависка тем временем выдрессировал из воинов рода койота особо злобных нелюдей… Равновесие! И нам развлечение, и людишкам забава… Да, старого духа срок недолог, — всё плакал Таронха. — А какие времена миновали! Какой я красавчик в молодости был! Звериная шерсть на мне блестела, клыки сияли, рога антилопьи голову украшали!.. Сейчас, видите ли, всё это не модно! Крылья дурацкие прислали, на человека сделали похожим!

Что же всё-таки происходит там, в Колуново? Мои подозрения — всего лишь подозрения, или?..

Предположим, Филимон не врал. Действительно желая мне по дружбе добра, сплавить решил из деревни, чтобы Георгий не пришиб, когда я буду Оксану отбивать… Допустим, сам Филимон спокойненько выполняет рядовое задание: ну служит себе в опричниках за какого-нибудь мягкосердечного типа, которому роль обласканного законом душегуба совсем не нра…

«Государь со всей Русской земли собрал себе человеков скверных и всякими злостьми исполненных, и обязал их страшными клятвами не знаться не только с друзьями и братьями, но и с родителями, а служить единственно ему, и на этом заставлял их целовать крест!» — Вот что вспомнилось вдруг мне… Нет, людишки добровольно в опричники записывались! По велению скверной души! Следовательно, никакого «мягкосердечного типа» на такую службу призвать не могли! Следовательно, врал мне Филимон! Еще как врал! Следовательно, секретная операция — не плод моего воображения!

— Никому не позволю Тависка обижать! — заорал вдруг Таронха, оторвав от губ пустой кувшин. — Я да-авно знал, что ваша контора брательника до добра не доведет! Давно ему предлагал к нам перебраться! Даже начальству своему его рекомендовал! Чтобы мы вместе, как всегда… Я — сторожем, а он, допустим, дворником. Но он — ни в какую! Я дух зла, говорит, и должен творить зло! Во как! И до чего дошло?! Пропал Тависка! Пропал мой родной!

— Да не пропал! — попытался я успокоить расходившегося духа. — Он просто… отсутствует пока… Скоро объявится.

— Нет! — завопил Таронха, пиная стул, на котором сидел. Крылья его взметнулись над увенчанной нимбом головой. — Ни за что! Ни… никому не дам в обиду! Может быть, скоро я и буду сторожем-пенсионером, но пока еще — всемогущий дух! Пойду его искать! Всех распушу!!.. Где моя колотушка?.. То есть палица?! Запевай боевую-сторожевую!..

Я подсунул ему свою кружку. Таронха глянул на нее с недоумением, но осушил до дна.

— Пойду искать, — икнув, продолжил он. — Потом… Пока это самое… посплю… Встану, немного подкреплюсь и… Эх, разбередил ты мою грусть-печаль, бесенок дорогой! Загуляю я, кажется…

Голова Таронха с костяным стуком ударилась о пол. Он свернулся калачиком под столом и захрапел так, что гудения самогонного аппарата не стало слышно.

— Эй! — окликнул я духа добра и всепрощения. — Я к тебе, между прочим, по делу заходил. Это самое… За инцидент прощения попросить… Таронха!

Таронха всхрапнул и перевернулся на другой бок.

* * *

Электрический свет горел на всех этажах. Поэтому я довольно легко спустился вниз, обнаружил дупло и, запыхавшись, вывалился наружу. Жрец Небесная Чаша подбежал ко мне, встревоженно размахивая посохом:

— О чем ты говорил с Таронха? Что он сообщил тебе? Что с ним?!

— Чего ты так беспокоишься? Ничего с ним не случилось. Просто культурно отдыхает.

— В это время Таронха должен подавать знаки своему жрецу! А он молчит…

«Выпил бы ты столько, сколько он, замолчал бы навеки!» — подумал я и вдруг с удивлением услышал из поднебесья дребезжащий голос пенсионера Таронха:

Эх, как сторож дядя Коля пристрасти-и-ился к алкоголю! Спьяну колотушкой бил, райски ку-ущи сторожил!

«Много тревог сейчас терзают Таронха. Всё труднее и труднее мне общаться с ним…» — вспомнилась жалоба жреца.

Еще бы не трудно!..

— Уходи, нечестивый! — затопал на меня ногами дед. — Не должен ты слышать священные слова, ибо скрыт в них глубокий смысл, который только мне, жрецу, разгадать дано!

— А кто обратно проводит? — осведомился я.

— Уходи! — Он замахнулся на меня посохом. Что оставалось делать? Пошел прочь, стараясь выдерживать направление, обратное нашему движению к священному дубу. Очень скоро лесные кроны скрыли могучее дерево. А Таронха, судя по всему, совсем раздумал спать и добрался-таки до следующего кувшина с самогоном. Вслед мне неслось неистовое:

Будет плакать папа, будет плакать мама, коли ангел уведет девку из вигва-а-ама!..

ГЛАВА 5

Наверное, я бы долго еще блуждал по лесу, если бы мое внимание не привлекли дикие вопли. Узнав среди прочих голос вождя Быстроногого Оленя, я, несмотря на усталость, ускорил шаг. Через некоторое время деревья стали редеть, и я вышел на опушку. Зрелище, которое открылось мне, заслуживает детального описания.

Стройные ряды вигвамов головного поселения рода пиу-пиу были смяты и разрушены. Среди потушенного костра прямо на разбросанных угольях валялся без чувств, разметав руки, один из воинов. Рядом с ним, размахивая палицей, прыгал взъерошенный Быстроногий Олень. Кленовый Лист находился тут же. Брызгая слюной и истошно вопя, он наседал на вождя, кажется совсем не замечая того, что его (Кленового Листа, конечно) удерживают за руки два крепких мужика. Остальные члены племени — воины, женщины и дети — беспорядочно бегали вокруг и орали так оглушительно, что у меня на мгновение заложило уши.

— Я ему положил шестерку, вождя и воина! — надрывался Быстроногий Олень. — Летящая Стрела положил две скво и семерку! А у него только вождь и скво были — я сам видел! Откуда он семерку достал?! Из-под пятки! Жулик! Жулик! Хау!

— Сам ты жулик! Хау! — нападал, вращая выпученными глазами, Кленовый Лист. — Нечего было подглядывать! Подглядывать не по правилам! А семерку я по-честному отложил — на всякий случай, когда понадобится! Проиграл — плати как полагается, а не увиливай! Я не посмотрю, что ты вождь: так отметелю — родная мама Северный Ручей не узнает!

— Меня-а?! — задохнулся от наглости Быстроногий Олень. — Летящая Стрела, — указал он на мирно лежавшего в кострище воина, — уже получил за нарушение правил! Ты тоже хочешь отведать дубинки вожця?!

— Вождя! — передразнил Кленовый Лист. — Какой ты вождь, если всё с себя проиграл! Половина вигвамов в селении принадлежит моей семье! Нищеброд! Тьфу на тебя! Пустите меня, я ему сейчас накостыляю, самозванцу…

— Ах ты!..

— Ах ты!..

Быстроногий Олень и Кленовый Лист рванулись друг к другу почти одновременно. Но так как Кленового Листа держали двое, а Оленя никто не держал, вождь нанес удар первым: сделав обманный выпад дубинкой, он прыгнул чуть в сторону и влепил недругу пяткой в живот. Тот, рассвирепев от коварного удара, отдавил ногу одному из своих конвоиров и укусил за руку другого. Освободившись, Кленовый Лист первым делом сорвал с пояса дубинку, увернулся от свистнувшей откуда-то стрелы и бросился на вождя. Две дубинки замелькали в воздухе буквально как лопасти вентилятора. Народные массы пока бездействовали, сжимая кулаки: воины племени пиу-пиу явно не решили еще для себя, на чьей стороне вступить в схватку.

— Покараем наглецов! — орал Быстроногий Олень, с проворством заправского фехтовальщика отбивая удары противника.

— Долой вождя-голоштанника! — не сдавался Кленовый Лист, вновь и вновь занося дубинку над увенчанной орлиными перьями головой Оленя.

— Братцы! — подняв голову с кострища, возвестил о своем возвращении в этот мир Летящая Стрела. — Что же это получается? За амулет из щучьих костей и два ножа по морде бить?! Ведь по маленькой играли!

— Бейте их! — задыхался вождь. — Круши Кленового Листа, возвращай себе неправедно проигранные вигвамы!.. Жулик!

— Сам жулик! Ребята! Храбрые воины рода антилопы! Кто на мою сторону встанет, тому по вигваму совершенно бесплатно! Мочи гада! Почему это вождям можно по пять жен заводить, а простому народу нельзя?! Еще и руки распускает! Прошло твое время!..

Толпа индейцев, поколебавшись, разделилась на две группы. Первая — многочисленная — с боевым кличем: «Кленовый Лист — новый вождь рода пиу-пиу!» — обрушилась на вторую, которая, не отличаясь количеством, явно превосходила первую группу качеством.

Вокруг вождя мгновенно сгрудилась кучка особенно крепких воинов. Подбадривая себя выкриками типа: «Бунтовать?! А вот этого не хотите?!» — они заработали палицами умело, слаженно и беспощадно — как взвод омоновцев при разгоне демонстрации.

— Е-мое… — только и смог проговорить я, глядя на то, как воины некогда дружного и благополучного племени лупцуют друг друга в хвост и в гриву.

Клянусь своим хвостом, я чуть не расплакался от осознания собственного бессилия. Начальство ж мое через старшего товарища Филимона и капитана Флинта строго-настрого приказало легализоваться без шума и пыли, действовать тихо и скрытно, а я? Не успев прибыть на неисследованный континент, сразу ввязался в драку, устроил для племени койота праздник обжорства, вызвав нечаянно мамонта из доисторических времен, поцапался со жрецом, до слез расстроил местного духа добра и всепрощения, ввергнув его в пучину запоя, вдобавок посеял среди людей могущественного рода пиу-пиу семена разброда и шатания, довел наивных дикарей до междоусобной заварушки!..

Наверное, оттого, что мне недостает жестокости и изворотливого коварства, присущих большинству членов бесовского племени, у меня всё и получается наперекосяк… Ладно, сейчас не об этом… Сейчас нужно хватать в охапку Гаврилу и бежать с ним подальше отсюда. А то, не ровен час, вернется из лесу жрец Небесная Чаша, расшифровав похабные частушки пенсионера Таронха, увидит развернувшееся побоище и обвинит во всём меня! Не то чтобы он будет не прав, нет… Однако я уверен: разбираться по всем правилам юриспруденции старец не станет, а попросту обратит агрессию толпы в нужное русло — на нас с Гаврилой…

А драка тем временем шла вовсю. Буйная первобытная энергия, сдерживаемая во время благополучного существования, рвалась наружу.

Революционеры во главе с Кленовым Листом оправились от первого потрясения и, двинувшись со всех сторон одновременно, порядочно проредили кольцо защиты вождя. Оставшиеся в строю законопослушные воины продолжали сражаться, а повергнутые в прах их товарищи хватали зубами нападавших за голые лодыжки. Таронха своим самогонным зельем защитил подопечных от повреждений, но не лишил их чувствительности к боли — поэтому визг над вскипевшим лагерем стоял невообразимый.

Дети в ужасе сбились в кучку на краю поселка. Мустанги разбежались в разные стороны, как мухи при виде баллончика дихлофоса…

Сторонники Кленового Листа, пользуясь численным преимуществом, перли вперед. Быстроногий Олень, оседлав здоровенного воина, возвышался над сражавшимися: одной рукой вождь управлялся копьем — используя оружие на манер бильярдного кия, сшибал наиболее рьяных драчунов под ноги своему скакуну, второй рукой прикрывал макушку, из которой чья-то ловкая рука успела выдрать украшенный перьями оселедец.

Неуемный Кленовый Лист, отплевываясь от пыли и грязи, выплыл на поверхность куча-малы, вскарабкался с камнем в руке на чьи-то плечи и, с трудом удерживая равновесие, прицелился. Умело запущенный булыжник врезался в лоб вождя. Быстроногий Олень, пискнув: «Спасите!» — вылетел из седла.

Воодушевленные бунтари удвоили напор. Следуя примеру изобретательного вождя, часть из них взгромоздилась на шеи единомышленников и, подбадривая их пятками по бокам, стремительной конницей врезалась в самую середину группы противника.

Я было подумал, что исход схватки решен: не быть больше Быстроногому Оленю вождем рода пиу-пиу! — но ошибся. В самый критический момент от сваленных и переломанных в пылу драки вигвамов в гущу битвы метнулось с десяток женщин.

— Ага! — взвился в небо крик Кленового Листа. — Вождь подкрепление вызвал! И играет он не по правилам, и сражается не по правилам! Жен своих и тещ на нас напустил! Поднажми, ребята!

Ребята поднажали, но толку от этого было мало. Как ни странно, женский летучий отряд, затесавшийся в гущу воинов, внес в ход битвы ужасающую сумятицу. Видно, индейцы пиу-пиу были не совсем уж дикарями и в полную силу со слабым полом сражаться не решались. А вот женщин в этом смысле ничто не останавливало! Над головами сражающихся, как черны вороны, закружились с корнями вырванные клочья волос, лоскуты вдрызг разорванных одежд, обрывки бус и амулетов. Бунтари дрогнули и попятились, но сдаваться и не думали.

Наблюдать за сражением становилось всё опаснее. Поле битвы расширялось, охватывая всё новые и новые территории, набухало, как хорошее дрожжевое тесто. Те, кто не хотел поначалу драться, неожиданно оказались среди мордующих друг друга воинов. От вигвамов осталось одно воспоминание. Дети, зараженные азартом боя, шныряли вокруг; кидались камнями, конскими яблоками (сорт«мустанг»), кричали на разные голоса, подбадривая сошедших с ума родителей. Особенно выделялся Хитрый Скунс — сказывался отцовский воинский практикум! — не одно пущенное его меткой рукой конское яблоко залепило глаза защитникам чести и достоинства вождя, не один камень гулко ударился во вражеский череп.

Я вприпрыжку побежал по направлению к вигваму жреца — единственному уцелевшему посреди дикой междоусобицы. Кто-то — может быть, тот же мелкий поганец Хитрый Скунс — сгоряча бросил мне вслед камень, но я вовремя пригнулся. На бегу призывал во всё горло Гаврилу. Добравшись, ввалился в помещение, не успев как следует затормозить, — так рухнул последний вигвам селения.

— Гаврила! — позвал я, барахтаясь среди шкур и обломков жердей. — Вылезай, пора ноги делать, пока нам их не оторвали…

Никто не отозвался на мой крик. Пошарив еще, я убедился, что Гаврилы здесь нет. Куда он делся? Не мог же я его не заметить в гуще сражающихся? А вдруг не заметил? Ведь сомнут моего клиента и «прости» сказать поленятся… Им-то, индейцам, защищенным зельем Таронха, всё как с гуся вода — они сражаться могут до второго пришествия, а Гаврила под покровительством духа добра и всепрощения не состоит.

Я побежал назад, выкрикивая имя детины, и… совершенно неожиданно наткнулся на него самого.

Гаврила летел, едва касаясь ногами земли. Таким я, признаться, его еще не видел. Глазищи горят, как театральные софиты в сцене убийства Дездемоны, руки сжимают вывороченную березку (с корней сыплются земляные ошметья), рот — красная четырехугольная дыра, из которой, как фарш из мясорубки, сыплются страшнейшие ругательства.

Меня мой клиент не заметил. Пронесся мимо и врезался в куча-малу, словно торпедный катер в мелководную заводь. Брызгами разлетелись в разные стороны индейцы, неосторожно оказавшиеся на пути детины. Почти сразу же послышались глухие тяжкие удары — это заработала его импровизированная дубинка. Бах! Бах! Бах!.. То один, то другой воин взлетали метра на три вверх и с воплями шлепались обратно.

Люди племени пиу-пиу оторопели — будто узрели перед собой не рассвирепевшего непонятно по каким причинам воеводина сына, а самого злобного Тависка, явившегося собрать кровавую жатву. Ровно минуту Гаврила беспрепятственно сеял разрушение и смуту, а потом народ пиу-пиу опомнился. Забыв о междоусобице, всем кагалом накинулись на чужеземца стар и млад. Гаврила взревел, словно медведь, облепленный вцепившимися в него собачонками, встряхнулся и вновь поднял свою дубину…

И чего это он озверел? Чего это ему в голову взбрело подраться? Совсем недавно лежал хворый и квелый… Горячая кровь, что ли, взыграла? Ну здесь ему не на кулачках с боярскими отпрысками силами мериться. Полтораста неуязвимых, откормленных воинов с женами-мегерами и детьми-дьяволятами точно сделают из него отбивную… Правда, если верить пенсионеру Таронха, неуязвимы пиу-пиу только для своих краснокожих братьев и диких зверей, а про русских недорослей он ничего не говорил… Равно как и про бесов — оперативных сотрудников… Так что Гаврила вполне может успеть отправить на тот свет десяток-другой индейцев прежде, чем превратится в отбивную…

Делать было нечего — пришлось самому вступать в бой. Не бегать же вокруг дерущихся и не умолять плаксивым голосом: «Ребята, ну хватит… Ребята, ну перестаньте…»

Хвала преисподней, индейцы успели подустать. Только этим и можно объяснить то, что Гаврилу не растерзали, пока я, раздаривая направо и налево плюхи, добрался до него.

— Эй! — крикнул я, ожесточенно отлягиваясь от подступавших ко мне воинов. — Джеки Чан, воеводин сын, ты меня слышишь?!

Гаврила грузно развернулся, дубиной повергнув наземь одновременно пятерых нападавших.

— Адик! Ты как здесь?

— Я-то? — воскликнул я, проводя серию ударов в корпус краснокожего отморозка, пытавшегося кремниевым ножом снять с меня, живого, скальп. — Я тебя выручаю, а ты?!

Детина не ответил, увлеченный вбиванием в землю по пояс вооруженного сразу двумя палицами индейца…

Да-а, и не поговоришь особо в такой толчее!.. Кто-то верткий и сильный, как удав, остро вонявший потом и бизоньими окороками, прыгнул мне на шею. Когда я наконец расцепил намертво сошедшиеся на моем горле пальцы и зашвырнул диверсанта далеко за пределы поселка, Гаврилы рядом уже не было. Судя по хлестким звукам плевков и богатырскому уханью, он бился где-то недалеко — метрах, может быть, в десяти от меня. И уходил всё дальше и дальше.

«Дошло-таки до твердолобого, — подумал я, — что сваливать отсюда надо подальше, а не играть в супергероя. Размял косточки — и хватит…»

Столкнув лбами налетевших с двух сторон воинов, я рванул за Гаврилой, по пути перехватывая копья и дубинки, нацеленные в меня самого. Еще несколько щедро выданных лично мною нокаутов, прыжок вперед — и я оказался в фарватере прорубавшего себе дорогу детины. Здесь уже драться мне было не нужно — вся трудность состояла в том, чтобы устоять и продолжать движение, когда под ноги мне валились изувеченные краснокожие. Я порядком напрыгался, пока мы выбрались на более или менее свободное пространство. Утерев пот со лба, я оглянулся: толпа индейцев еще колыхалась сама в себе, словно рассуждая, кого бить, если основные противники — Рогатый Дух и Большой Дух — куда-то запропастились?.. Времени было в обрез — вот-вот раздастся вопль: «Здесь они! Лови их!» И я решил применить истинно бесовскую тактику, а именно: дважды выкрикнул на разные голоса:

— Кленовый Лист — жулик! — И: — Долой диктатуру Быстроногого Оленя!

Племя пиу-пиу мгновенно вспомнило недавние распри и занялось делом…

Я повернулся к Гавриле, чтобы посоветовать ему бежать быстрее и по возможности не останавливаться, но вдруг заметил, что детина-то, оказывается, не один: на его плече покоилась краснокожая девушка в изорванной одежде.

«Это еще что за новости? — пронеслось в моей голове. — Захват заложницы?!»

Но проводить разбор полетов было некогда. Гаврила сам рявкнул:

— Бежим!

И мы побежали.

* * *

— Надо развести костер, — заявил Гаврила.

— Не надо, — ответил я. — Дикари по дыму нас в два счета найдут. Хочешь еще подраться? Не весь пар выпустил?

— Нам бы согреться, — пробурчал детина. — Я ноги промочил, и она вся мокрая… Почему мы по воде-то бежали? Ручей всего два шага в ширину — нет, нужно было ноги мочить!

— Со следа сбивали преследователей, — объяснил я. — Чтобы дольше искали… Ты мне лучше скажи: зачем девку уволок? Совсем, что ли, с ума спятил? И так всё племя переполошили, как эпидемия атипичной пневмонии — Китай, так ты еще и заложника взял, изверг этакий!

Мы одновременно посмотрели на девушку из рода пиу-пиу, неподвижно лежавшую в густой траве. Дикарка находилась в глубоком обмороке; о том, что скачки на Гаврилиной спине не выбили окончательно из нее дух и она всё еще жива, можно было догадаться по слегка подрагивавшим векам и чуть приподнимавшейся при слабых вдохах-выдохах груди. Слегка прикрытая разодранной кожаной рубашкой грудь лежавшей без сознания девушки была такая, что я бы лично поостерегся делать искусственное дыхание: имея дело с этакими формами, и не заметишь, как увлечешься и процедура оживления плавно перерастет в нечто совершенно иное… «Не дэвушка, а пэрсик!» — как сказал бы один из моих недавних клиентов, продавший душу за торговую точку на Измайловском рынке. Кстати, чем-то на Оксану похожая. По крайней мере, привлекательна не меньше…

— Она не заложник! — возмутился воеводин сын. — Я испугался просто, что стопчут ее… Она же в ихних разборках участия не принимала. Просто шла через поселок, когда всё началось…

— Откуда ты знаешь? — спросил я, с трудом отводя глаза в сторону. — Видел, как там всё было?.. Жены за мужей вступились, дочери за отцов… Полномасштабная племенная месиловка.

Я не удержался и скользнул искоса взглядом по дикарке — от груди и ниже… Зря, между прочим, индейские женщины носят штаны вместо юбки. Штаны, конечно, удобнее, но юбка… сами понимаете… К тому же на таких очаровательных ножках короткая юбочка с разрезом до середины бедра смотрелась бы гораздо лучше порванных на коленях кожаных легинсов.

— Нет у нее ни отца, ни матери, — сказал Гаврила, который и сам старательно рассматривал собственные колени. — У нее из родни только дед один остался. И тот сейчас отсутствует…

— Внучка жреца! — догадался я. Гаврила вздохнул и почесал в затылке.

— Она самая. Хорошая девка. Прибрежной Галькой зовут. Уважительная, не то что этот поганец Хитрый Скунс. Как ухаживала за мной! На ноги меня, можно сказать, поставила отварами из трав. А я уж думал — дуба дам из-за обжорства своего.

Я стремительно поднялся. Чары девичьей юной красоты мгновенно иссякли, как лоскуток серебряной паутинки сдуло порывом ветра.

— Ополоумел? — заорал я на Гаврилу. — Нашел кого похищать! Какую-нибудь другую девку уволок бы — только не эту!

— А что? — опешил детина.

— А то! Старикан Небесная Чаша всю местность носом перероет в диаметре тыщи километров, чтобы ненаглядную свою единственную внучку вернуть! Неужели не понятно? Он уже, наверное, шурует где-нибудь поблизости с отрядом вооруженных до зубов воинов! Лучше бы мы вовсе не убегали, а привязали друг друга к жертвенным столбам и огонь под столбами разожгли — сэкономили бы время и силы. Да нас через пять минут найдут!

— Не кричи, Адик! — опомнился Гаврила. — Никого я не уволакивал. Я ее спас, понимаешь? Разве не видел, что там творилось? Все вели себя так, словно бес в них вселился… э-э, то есть… извини… будто рассудком тронулись! Дедушка мне еще и спасибо скажет! Если бы не я, ее бы уже в живых не было!

— Она и сейчас, между нами говоря, почти мертвая, — заметил я.

— Дышит! — парировал Гаврила. — Просто в чувство надо привести.

— Вот и займись этим. Твоя добыча, не моя…

Детина густо покраснел. Он встал с травы, отряхнул портки, шумно сглотнул и робко прикоснулся пальцем к запястью девушки. Тут же отдернул руку и отскочил на шаг, умоляюще глядя на меня.

— Отвернуться? — спросил я.

— Что ты?! Я… это… Прикрыть бы ее чем-нибудь.

— Полуметровым слоем дерна! И травой закидать, чтобы с близкого расстояния видно не было! Мол, не видели мы никакой Гальки и понятия не имеем о том, куда она подевалась… Кто ей одежду так разодрал? Интересно, что Небесная Чаша подумает, когда сюда заявится со своими головорезами?

— Скажешь тоже… — проворчал Гаврила. — Нет, ну правда… Воды бы плеснуть на нее, так нет ни глотка… Давай костер разведем — может, согреется и придет в себя…

— Значит, так, — принялся я инструктировать. — Правую и левую ладони кладешь ей на грудь. Совершаешь надавливания и пощипывания. Губами плотно прижимаешься к ее губам…

— Хватит! — оборвал меня детина, весь красный и потный, словно после получасового сеанса секса по телефону. — Всё-таки поганый вы народ — бесы! У меня же ничего такого в мыслях нет… почти. А ты — про губы и про грудь сразу!

— А в чем дело? — удивился я. — Про технику искусственного дыхания никогда не слышал? Как у вас, например, людей в чувство приводят, если они сознание теряют?

— Не знаю, — покрутил головой Гаврила. — На моей памяти никто никогда сознание не терял. Только Микола-шорник однажды, когда яблоки из батюшкиного сада воровал, головой вниз с забора свалился, но ему никто губы в губы не это… Сторож Евсей портки спустил, крапивой ожег одно место — Микола тут же подскочил и без портков убег!.. Да ежели б наши парни про… искусное дыхание знали, сами бы девок по голове дубинами глушили, чтобы потом посоромничать!

— А еще на бесов наговариваешь! — хмыкнул я. — Ладно, пусти меня. Сейчас я ее… Можешь отвернуться — полагается пострадавшему всё до пояса расстегнуть.

Я шагнул вперед, но Гаврила, неожиданно нахмурившись, загородил мне путь.

— Ты чего?

— А ничего! — буркнул он. — Стыда никакого не допущу!

— Ну, тогда сам с ней возись! — обозлился я. — Больно надо!..

Не драться же мне с ним! Я демонстративно стал смотреть в сторону, скрестив на груди руки. Воеводин сын долго пыхтел, топтался вокруг бесчувственной девушки, вставал на колени, ползал, тихонько свистел в ухо, хлопал в ладоши, один раз попытался осуществить мои инструкции, но, дотронувшись до девичьей грудки, от смущения едва не расплакался и наконец сдался.

— Я отвернусь, — сказал он, трогая меня за плечо. — Ты уж постарайся, Адик… А то она и правда… как неживая лежит.

— Постараться? Ладно. Ты ищи крапиву, а я буду снимать с нее…

— Нет, не так! — замахал Гаврила руками.

— Хорошо. Снимай штаны ты, а крапиву я поищу.

— Не валяй дурака, пожалуйста! — воскликнул детина.

— Это ты мне говоришь?! Я тебе уже полчаса толкую о том, что надо сваливать отсюда как можно дальше, а вот ты как раз валяешь дурака! Ну что с ней сделается? Здоровый человек, дитя природы… К тому же она — неуязвима, как и все пиу-пиу. Перепугалась немного, помяли ее в свалке… Очухается и пойдет домой. Дедушка-жрец внучку пожалеет. А нас он жалеть не будет! Даже представить себе страшно, что он с нами сотворит, когда настигнет! Мы, конечно, будем сражаться, как десяток львов, но полторы сотни воинов нам не одолеть! Небесная Чаша, кстати, мог уже и из других селений подтянуть сотню-другую бойцов на поиски любимой внучки!

Гаврила молитвенно сложил руки. Я вздохнул и опустился перед распростертым телом.

М-да… От девушки пахло лесными ягодами. Теплое дыхание вырывалось из припухшего ротика. Груди покачивались, как морские сонные волны… Был бы на моем месте другой бес — Франциск, скажем, или Филимон тот же, — рассусоливать не стали бы. Послали б Гаврилу разыскивать ближайшую аптеку, где отпускают без рецепта нашатырный спирт, а сами в это время… Даже грубиян Флинт, увидев перед собой столь обольстительную особу, не рявкнул бы свое привычное: «Встать! Р-руки по швам!» — а высказался бы гораздо нежнее. Например, так: «Вольно!»

Начинать, что ли?.. А самой Прибрежной Гальке каково будет? Открывает она глаза и видит припавшего к ее губам… Нет, не прекрасного принца на белом мустанге, а самого настоящего беса с рогами, хвостом и копытами!

В общем, пожалел я невинную девушку. Воспользовавшись тем, что Гаврила добросовестно отвернулся, я довольно чувствительно ущипнул Прибрежную Гальку за ладонь.

— Ай! — вскрикнула она и, приподнявшись, села.

— Очнулась! — обрадовался Гаврила. Прибрежная Галька опасливо попятилась от меня.

Думаю, сделай Гаврила шаг ей навстречу — она бы, откинув сомнения, прыгнула ему на руки.

— Доброе утро, — вежливо проговорил я. Девушка, пробормотав что-то, обеими руками сделала отвращающий знак. Меня ощутимо кольнуло в области печенки.

— Но-но! — схватившись за живот, запротестовал я. — Давай без дедовских штучек! Я тебя в чувство приводил, и всё!

— Рогатый Дух — злой дух, — сообщила Прибрежная Галька Гавриле. — Дедушка говорил, что общение с ним доведет до беды.

— Уже доводило, — вздохнул детина, — и не один раз. А куда деваться, если жизнь такая?

— Он свел с ума мое племя! — ткнув в меня пальцем, обвинила девушка. — Обрушил людей в пучину порочный страстей!

— Они сами виноваты, — сказал я. — С жиру бесятся… А ты что, Гавря, язык пиу-пиу стал понимать?

— Не совсем, — ответил воеводин сын. — Но многое понимаю. Мы с Галиной долго разговаривали… пока я больной лежал.

— А чего же ты с Большим Духом общаешься? — возмутился я. — Он со мной ходит как привязанный, от него, наверное, тоже немало нехорошего нахвататься можно!

— Большой Дух — вовсе не дух, — сказала девушка, поднимаясь на ноги и отступая за широкую спину Гаврилы. — Он — простой смертный, как и я. Великая тоска любовная заставила его обратиться к злу за помощью. А дедушка говорил: те, кто от любви потерпел, — святы.

— На святого этот увалень мало похож, — заметил я. — Что-то не скажешь по нему, что он вот-вот на небеса вознесется. Такого и пятеро мустангов выше чем на пару метров от земной поверхности не оторвут.

— Неправда! Телом он грузен, но душа его проста и поэтому легче утиного пуха. К тому же Большой Дух рассказывал, что едва не взлетел недавно…

— Это она перепутала, — покраснев, объяснил Гаврила. — Меня от травок колдовских, которые лечебные, так здорово пронесло…

— Ну хватит подробностей, — оборвал я обоих. — Надо и о насущном подумать. Плохой я или хороший — не тебе, милая девушка, решать. Не нравится — иди на все четыре стороны, держать не станем. Тебя дома уже заждались.

— Куда она пойдет?! — вступился Гаврила. — Неизвестно, эти охламоны Кленовый Лист и Быстроногий Олень опомнились или до сих пор дерутся?.. Да и как ей одной? Места здесь глухие, звери дикие водятся…

— Большой Дух ласков и приятен, — оценила девушка. — Он не похож на мужчин моего племени. Он хороший!

— Соображаешь, что говоришь? — постучал я себя по лбу. — Какой дикий зверь неуязвимому пиу-пиу повредить может?

— Ну мало ли… — замялся детина.

— Никуда я не пойду, — неожиданно заявила Прибрежная Галька, потупившись. — Никому не известно, сколько дедушка пробудет у священного дуба. Может, два часа, а может, и два дня… Что я буду делать одна среди разъяренных мужчин?

Гаврила выразил свое согласие с девушкой энергичным кивком.

— Та-ак… — протянул я. — Ситуация проясняется. Ты, парень, скажи: выполнение моего задания отменяется? Оксана тебе больше не нужна?

— Какая Оксана? — округлила глаза Прибрежная Галька. — Оксана осталась в прошлом, так ведь? Злая она и никчемная, если не оценила по достоинству Большого Духа…

— Нужна! — завопил Гаврила. — Нужна! Я только это… по велению души! Девицу невинную спасти от озверевших дикарей!

— Не надо меня спасать, — надула губки девица. — Я уж лучше пойду… Тебе, Большой Дух, должно быть стыдно!

— Почему? — не понял Гаврила.

Объявив во всеуслышание о своем желании немедленно нас покинуть, Прибрежная Галька не торопилась сейчас же отправиться в путь. Гаврила лупал глазами.

Я схватился обеими руками за голову. Мы с детиной по уши вляпались в серьезное дерьмо, а здесь завязывается какой-то идиотский бразильский сериал со среднерусско-американской подоплекой! Сопливый вестерн!.. Не хватало еще, чтобы Гаврила заправил домотканую рубаху в портки и вместо кушака подпоясался бы кожаным ремнем, отягощенным двумя кольтами, а Прибрежная Галька нацепила бы волнующий воображение купальник цвета морской волны и взяла бы в руки тонкостенный бокал с мартини…

Бардак, одним словом!

— Решайте скорее! — нахмурился я. — Или мы с Большим Духом уходим, или кое-чей дедушка в сопровождении мобильного отряда воинов-копьеносцев догонит нас по свежим следам.

Прибрежная Галька призывно взглянула на Гаврилу. Если бы такой взгляд адресовался мне, клянусь адским пламенем, забыл бы Тависка, Таронха, Филимона и всю контору вплоть до капитана Флинта!.. Э-э-х! Детина непонимающе хмыкнул и развел руками.

Гордо вскинув голову, внучка жреца отправилась восвояси. Я на всякий случай придержал Гаврилу за рукав — вдруг рванет за ней? Но нет — воеводин сын только промычал что-то протестующее и протяжно вздохнул.

Пригорок, поросший высокой травой, скрыл от нас Прибрежную Гальку.

— Вот и всё, — сказал я. — Хорошего понемножку. Пошли.

— Куда?

— В противоположном направлении. Ты молод еще и не представляешь, какая ужасная штука — месть женщины, на самые чистые чувства которой не ответили взаимностью…

Если я раньше хоть немного сомневался в том, что Небесная Чаша будет нас разыскивать до победного конца, то теперь все сомнения развеялись: девица ему такого понарасскажет, что он в лепешку разобьется, чтобы нас примерно наказать!

— Да почему же? — застонал Гаврила. — Ничего не понимаю… Какие чувства? Что я — ухарь какой-нибудь? На гулянье ее не звал, гостинцев не предлагал, песен не пел под окнами избы… Чего она так? Я же просто пожалел ее, а она напридумывала себе. Оксана — моя любовь на веки вечные! — твердо закончил он. Замолчал, подумал немного, ожесточенно скребя покрытый светлым пушком подбородок, и тихо добавил:

— А всё-таки она красивая… Может быть, чуть-чуть подурнее Оксанушки…

— Марш! — скомандовал я.

И мы двинулись в путь. Подальше от головного селения племени пиу-пиу, по открытой всем ветрам прерии к синеющим вдали вершинам скальной гряды, у подножия которой темнели редкие деревца…

* * *

…А Таронха мне и говорит: — Ты что же, брательник дорогой, от служебных обязанностей бегаешь?

— Я не твой брательник, — отвечаю я, — а всего-навсего исполняющий обязанности. Должность временная и малоответственная. Хитро вы устроились: Тависка напортачил, вверенное ему племя загнал в вонючую расщелину и скрылся куда-то. А я теперь расхлебывай?!

— Смирно! Руки по швам! — орет вдруг Таронха, стремительно преображаясь в капитана Артура Эдуардовича Флинта. — Я т-тебе поговорю! Я т-тебе посвободомыслю!! Почему дезертир Тависка до сих пор не найден?! Почему он до сих пор скрывается?!

— Потому и не найден, что скрывается, — говорю я, отчего-то нисколько не удивляясь тому, что вместо Таронха со мной разговаривает Флинт. — Не валяйте дурака, уважаемый капитан. Что я — глупый, да? Зачем Землю насквозь шахтой просверлили? Подумаешь, авантюру тайную затеяли… Я уже обо всём догадался. И с Таронха нечего спрашивать: он не сторож брату своему!

— Я не сторож?! — возмущается превратившийся в Таронха Флинт. — Я, мой симпатичненький, самый настоящий сторож! Тулупчик вот мне выкроили из бизоньих шкур… Из ясеня колотушку выточили… Самогон пью день и ночь… Песни пою… Чем не сторож? Хоть сейчас на пенсию выходи! Да мне уж и недолго осталось… Вот доберутся до наших земель бледнолицые — и айда обратно в свою контору — вперед, шагом марш!.. А насчет подозреваемого — это вы зря. Типы какие-то подозрительные тут шныряли — я замечал. Неместные… С рогами и с копытами!.. Они брательника моего и цапнули!

Тут началась какая-то совершенная галиматья. Сморщенное личико Таронха снова стало превращаться в оловянную физиономию капитана Флинта, но процесс почему-то на полдороге застопорился — получившаяся в итоге харя была так страшна, что я едва не перекрестился!

— Кто к вам в последнее время заходил?! — кричал Флинт-Таронха на самого себя. — Фамилии?! Адреса?! Явки?! Смирно!!!

— Ну Тависка заглядывал, — сам себе отвечал Таронха-Флинт. — Потом жрец Небесная Чаша… Потом гуси с бычьими головами… Потом мустанги — все как один точь-в-точь похожие на вождя Быстроногого Оленя… Потом крысы-мутанты… Потом черепашки-ниндзя… А потом я понял, что у меня белая горячка…

— Стоять!! Отвечать!!! В какой момент точно осознали, что начались галлюцинации?!!

— Когда бесов стал видеть.

— Каких бесов?

— Ну, таких… С рогами, копытами… Одного — как сейчас помню — звали Адольфом… Другие, кажется, привиделись.

— Молчать!! Не возражать!!

— А чего вы кричите? Кто вы такой вообще?! Какой такой Флинт?! Я под вашим начальством не нахожусь, золотой мой, тем более что сейчас вообще не ваша смена!..

Тут я наконец проснулся. Некоторое время лежал на спине под деревом, где и заснул, глядя на нежно-зеленые листочки высоко надо мной, плавающие, точно в масле, в солнечном свете.

Ведьмы чистилища, и присниться же такое!.. Капитан Флинт, вопреки всем правилам и распорядкам, допрашивающий сотрудника конкурирующей организации… Погодите, погодите…

Я рывком приподнялся, протер глаза… А ведь и вправду: как было дело, когда я отправлялся на задание по вызову незнакомого мне тогда Гаврилы?

Получил заказ… Выслушал пару дебильных шуток от вахтера-беса… Как и водится, расписался в книге прибывающих-отбывающих… Получил обязательный инструктаж от дежурного… Да, вспомнил! Дежурил-то в тот момент никакой не капитан Артур Эдуардович Флинт, а его заместитель Кондрашкин — толковый бес с высшим образованием…

Пламя преисподней! Когти и хвост Вельзевула! Это что же получается?

Если Кондрашкин заступил на дежурство, значит, Флинт в отпуске или на курсах повышения квалификации парился! Каким тогда макаром Артур Эдуардович со мной связался через оператора-консультанта Потаенную Мышь? Не должен он был объявиться! Вернее, не он должен был на связь выйти, а Кондрашкин… Флинта никакой метлой на должность из отпуска не загонишь, тем более с курсов… Бред получается. Или… мистификация! У Филимона всегда здорово получалось чужим голосам подражать. Он ведь и Флинта сколько раз пародировал на потеху всей конторе…

Я решил немного пройтись, подышать свежим воздухом, чтобы прояснилось в голове. Встал, потягиваясь, и… так и замер с поднятыми вверх руками: прямо в мою грудь нацелились, покачиваясь, словно головки ядовитых змей, кремниевые наконечники копий. Копья держали с ног до головы покрытые боевой раскраской воины пиу-пиу. Было их больше двух десятков. Из-за спин индейцев выглядывал вождь Быстроногий Олень, макушку которого украшал уже не оселедец, а скромный волосяной пучок, густо переплетенный орлиными перьями.

— Стой, Рогатый Дух, и не двигайся! — выкрикнул вождь.

— Я и так стою, — ответил я, медленно опуская руки. — Нашли всё-таки… А я старался следов не оставлять.

— Коварство духов не знает границ! — Осмелевший Быстроногий Олень вышел из-за спин воинов. — Но Небесная Чаша, обладающий тайными знаниями, помог нам.

— А мне помог в поисках великий Таронха! — прогудел голос откуда-то сбоку.

Я осторожно обернулся. Жрец возглавлял вторую группу воинов — тоже численностью в два десятка. Копья его пиу-пиу были нацелены на безмятежно посапывавшего Гаврилу.

— Спасибо великому Таронха, — выдавил я. — А я-то думал, что он еще неделю в загуле пробудет…

Воины зашептались между собой, переглядываясь. Очевидно, они не поняли значения слова «загул».

— Великий Таронха не совсем хорошо себя чувствует, — неохотно пояснил Небесная Чаша. — Но он всё еще с нами. Где моя внучка?! — заорал вдруг жрец, кидаясь вперед и безо всякого почтения пиная Гаврилу ногой. — Где Прибрежная Галька?!

Детина всхрапнул, приподнимая голову.

— Где Прибрежная Галька?! — повторил свой вопрос жрец.

— Не знаю я… — просипел отсыревшим со сна голосом Гаврила. — Домой пошла.

— Врешь! Ты соблазнил ее, похитил, обесчестил и… и… Куда ты ее дел?

— Да никуда я ее не девал! — пожал плечами воеводин сын. — Говорю же вам — домой пошла…

— О жрец! — подал голос вождь Быстроногий Олень. — Страшная догадка посетила меня! Большой Дух Ненасытный Пожиратель Мяса мог попросту съесть Прибрежную Гальку!

— Как?! — взревел Небесная Чаша. — Не верю!!

— Очень просто, — подтвердил один из воинов. — Я тоже не верил. Потому и пострадал, проиграв свой вигвам…

Жрец затоптался на месте, воздевая руки к небесам:

— Не верю! Не верю!! Не верю!!! — трижды прокричал он. — Где тогда ее одежда?! Где наконец ее бедные косточки?!

— Большой Дух мог сожрать ее вместе с одеждой и косточками, — высказался тот же воин. — И очень просто…

— Небесная Чаша! — позвал Быстроногий Олень. — Давай уже начинать.

Небесная Чаша не ответил. Мутными глазами он обвел собравшихся. Остановившись взглядом на Гавриле, ощерился и зарычал.

— Что начинать? — поинтересовался я. Быстроногий Олень не успел мне ответить — заговорил жрец:

— За то, что принесли скверну в мирную жизнь моего народа… — торжественно разнеслось по округе. — За то, что стравили между собой родичей, посеяли вражду и взрастили страсти… За то, что замучили и убили невинную девушку… Приговариваются Рогатый Дух и Большой Дух… к смерти!

Тишина установилась по всему предгорью. Нехорошая тишина — напряженная и невыносимо тревожная, как барабанная дробь. Лица воинов пиу-пиу потемнели. Копья дрогнули в их руках. Сразу два или три наконечника коснулись моей труди.

— Мама… — жалобно выговорил Гаврила. — Оксанушка… Ой! — вскрикнул он, когда я оглушительно захохотал.

Воины отступили. Жрец Небесная Чаша потянулся к кремниевому ножу, висевшему на его поясе. Быстроногий Олень раскрыл рот.

— Умом тронулся, — пояснил им Гаврила, качая головой. — От страха…

Смеховой залп получился довольно примитивный, но лучше я не мог ничего изобразить… Попробуйте похохотать после оглашения вам смертного приговора — никакая система Станиславского не поможет! Знаете ли, не удается припомнить ничего смешного, никакого анекдотца подходящего, когда вокруг люди, совершенно серьезно вознамерившиеся тебя укокошить…

И вовсе я не тронулся умом! Даже не слишком испугался. Сколько раз уж попадал в подобные ситуации, и довольно часто меня спасала такая вот выходка. Раскат громового смеха в надлежащий момент действовал как ушат ледяной воды. Конечно, такое случалось редко, чтобы потенциальные убийцы, осознав мое презрение к смерти, смущались и, убрав холодное или огнестрельное оружие, на цыпочках ретировались восвояси. Обычно я просто выигрывал несколько минут для лихорадочных раздумий, пока окружающие соображали что к чему. Часто в эти несколько минут в голову приходили какие-нибудь дельные мысли, и я начинал действовать. Второй раз повторить смеховой залп никогда не рисковал.

— Ха! — выкрикнул я. — И вы думаете, несчастные смертные, что духа можно убить обыкновенными копьями?

Быстроногий Олень глянул на нахмурившегося жреца и поджал губы.

— Вообще-то мы на это и рассчитывали, — признался он. — А что?

— А то! — ухватился я. — Духа невозможно уничтожить человеческим оружием!

— Духа невозможно уничтожить человеческим оружием! — загомонили легковерные дикари. — А чем можно уничтожить духа?

Я подбоченился, обвел всех взглядом. Не особенно понравился мне вид жреца — кажется, он смотрел на меня несколько саркастически. Не то что Гаврила — тот прямо впился в меня глазами… Еще бы! Сорок воинов с копьями — это не шутка!

— Осиновой веткой, — ляпнул я.

— Большой веткой? — с надеждой спросил вождь. — Увесистой? Шарахнуть?

— Ни в коем случае! Маленькой осиновой веточкой. Чем она меньше, тем больше убийственная сила. Ни в коем случае не шарахать. Легонько коснуться лба духа, и он обязательно скончается в течение двух-трех дней.

— Каменная Челюсть и Бычий Хвост! — немедленно распорядился Быстроногий Олень. — Марш искать осиновую веточку! Быстро! А мы пока заколем Большого Духа. Небесная Чаша разъяснил нам, что никакой он не дух, а простой смертный.

— Ха-ха! — снова выдал я. — Ну вы как маленькие! Я же покровитель Большого Духа! Пока не убьете меня, нечего и думать о том, чтобы малейший вред Большому Духу нанести!

— Отставить закалывать! Каменная Челюсть и Бычий Хвост! Почему еще здесь?!

— Каменная Челюсть и Бычий Хвост никуда не пойдут, — раздался голос жреца. — Воины! Неужели вы забыли, как я рассказывал вам у вечернего костра старинную индейскую сказку о Братце Лисе и Братце Кролике?

Вот блин… Проклятый жрец!.. На этот раз не прокатило. Второй попытки они мне не дадут… На будущее надо запомнить: с операторами-консультантами конкурирующей организации вести себя похитрее!

Я вздохнул. Неохота было умирать именно сегодня. Давно я уже на службе — так давно, что успел вывести закономерность: летним солнечным утром почему-то умирать особенно не хочется… Смурным осенним вечером тоже в принципе не хочется… Да и зимним морозным днем я тяги к смерти никогда не ощущал…

— Небесная Чаша! — заговорил я. — Не боишься гнева духов? Меня убьешь — на мое место трое таких же встанут! Никакой Таронха тогда не поможет. Отмени приговор, пока не поздно! Тебя жалеючи говорю. Ведь мальчики кровавые в глазах стоять будут!.. И что я такого сделал? Ну развлек немного ребят. Я же не виноват, что они не знают правил цивилизованной игры в карты!

— Что мы такого сделали-то? — заголосил и Гаврила.

— А ты вообще молчи, душегуб! — рявкнул на него жрец. — Тебя-то как раз я убивать не буду…

— Да? — обрадовался детина.

— Да, — подтвердил старец. — Живьем поджарим на костре — за зверское съедение моей внучки.

Гаврила ошарашенно замолчал.

— Ничего себе, — проворчал я. — А еще духу добра и всепрощения поклоняетесь! Ведете себя как мерзопакостные кровожадные койоты! Стыдно! Весь мир за отмену смертной казни. Максимум — приговор к пожизненному заключению в вигваме строгого режима.

— Да! — поддержал меня воеводин сын подозрительно подрагивающим голоском.

— Э нет, нет! — почти одновременно закричали воины. — Большого Духа мы не прокормим!.. Рогатого, пожалуй, можно помиловать — как великого мастера забав и развлечений. А вот Большого…

— Всех к ногтю! — непреклонно заявил Небесная Чаша.

Пока длилось короткое препирательство, в ходе которого Быстроногий Олень пытался доказать жрецу выгоду моего помилования с обязательной ампутацией рук и ног ради безопасности, я мучительно размышлял. Выхода, кажется, не было. Оставалось гордо погибнуть в бою. Воинов пять-шесть Гаврила, наверное, переплюет, прежде чем падет, пронзенный десятками копий. И я парочку экзекуторов пристукну… Добраться бы до паскудного старца, но он, скорее всего, от честного поединка уклонится.

— Ноги Рогатому Духу можно не отрубать, — доказывал тем временем Быстроногий Олень, — отрубим только руки. Рогатый Дух наверняка знает много потешных танцев. Хау!

Так. Тянуть дальше некуда.

— Гаврила! — тихонько позвал я. — Готов принять смерть в бою?

— Не готов пока, батюшка, — стуча зубами, ответил детина. — Мне что-то страшновато… Можно немного погодить? Я расхрабрюсь чуток… А то напали, басурмане проклятые, во сне! Я и глаза-то еще как следует не продрал…

— А еще, — придумал Быстроногий Олень, — неплохо Рогатому Духу поотшибать рога! В них, наверное, его колдовская сила и хранится! Без рогов он будет безопасен… Эй, Рогатый Дух, согласен?

— Лучше смерть, чем позор! — ответил я гордо, подумав: «Надо было остаться жить-поживать среди людей рода койота. Они, по крайней мере, ко мне почтительно относились бы…»

— Небесная Чаша! — предпринял я последнюю попытку. — А Таронха тебе выдал лицензию на отстрел оперативных сотрудников преисподней? Ты, как простой смертный, не вправе решать подобные вопросы самостоятельно.

— А вот сейчас ты сам у него и спросишь, — сказал, злорадно приглядываясь к безоблачному небу, жрец.

Я тоже задрал голову и убедился в том, что небо не очень-то и безоблачное. Со стороны синевшего далеко-далеко леса быстро приближалось небольшое темное облачко. Стремительно летело к нам, гонимое явно не ветром, которого в это тихое утро и в помине не было. Очень скоро стало заметно, что на облаке, как на ковре-самолете, кто-то сидит. Еще минута-другая, и…

— Великий Таронха! — ахнули воины, все как один падая на колени.

Н-да, и здесь у Небесной Чаши всё схвачено.

— Приветствую вас, дети мои, — проговорил Таронха, сползая с облака на землю. — Приветствую и тебя, незнакомый здоровяк в нездешних одеждах. Приветствую и тебя… Как зовут-то? Опять я забыл.

— Адольф, — буркнул я. — Пора бы уже и запомнить.

Таронха погладил себя по голове и поморщился.

— Как тут запомнишь, сволочь ты с хвостом, когда голова трещит, как… как… трещотка!

— Что с тобой, о добрый Таронха? — благоговейно вопросил Небесная Чаша.

— Похмелье, сын мой, — вздохнул великий дух.

Честно говоря, немного поразмыслив, я даже обрадовался появлению Таронха. Конечно, не совсем удачно то, что добрый дух был несколько… не в духе… Но всё же лучше с ним общаться, чем с этими дикарями!

Таронха, болезненно морщась, распахнул косматую, из бизоньей шкуры сшитую телогрейку, поправил волчью шапку-ушанку, прислонился к облачку и заметно дрожавшими пальцами принялся скручивать козью ножку.

— Я-то против тебя, Адольф, ничего не имею, — заговорил он, обращаясь ко мне. — Будь моя воля — казнить тебя не стал бы. Но, понимаешь, этот вот тип… — без всяких церемоний Таронха кивнул в сторону напрягшегося жреца, — очень уж настаивает на казни. Грозится в вышестоящие инстанции пожаловаться.

— Молиться богам буду день и ночь! — злобно подтвердил жрец.

— Во! Тависка-то — местный, его не трогали. Тем более брательником мне приходится… А ты явился и сразу начал порядки наводить! Кому это понравится?

— Он внучку мою сожрал! — наябедничал жрец.

— Да ну?! — удивился Таронха. — Прибрежную Гальку? Что же ты, симпатичненький… А так понравился мне с первого взгляда!

— Не жрал я никакой внучки!

— Не жрал! — донесся со стороны скальных валунов девичий тонкий голосок.

Воины, жрец, великий дух Таронха, Гаврила и я — все с открытыми ртами смотрели на появление нового действующего лица.

— Да, — спрыгнув с валуна, сказал Прибрежная Галька. — Я всё время тут была.

— Меня чуть не убили! — пожаловался Гаврила. — Из-за тебя, между прочим! Могла бы и пораньше появиться.

— Мое сердце не позволило мне уйти далеко. Я ждала, когда мой возлюбленный начнет сражаться, — потупив глаза, проговорила девушка. — Ты, Большой Дух, очень хорош в драке.

— Я не возлюбленный! — возмутился Гаврила. — То есть возлюбленный, но не твой! То есть ничей пока не возлюбленный, но скоро буду им. Мне Адик… Рогатый Дух обещал!

Небесная Чаша побагровел.

— А еще где он очень хорош?! — заорал жрец. — Немедленно иди сюда! Я тебя выдеру, глупая девчонка!

— Прибрежная Галька больше не глупая девчонка, хау! — возвестила девица. — Большой Дух взял меня замуж, и теперь я принадлежу его вигваму!

Жрец едва не грянулся в обморок. Большой Дух, между прочим, тоже. Хорошо еще, что дух добра и всепрощения, зажав в углу рта цигарку, поддержал жреца за локоток. Гаврила устоял на ногах самостоятельно, только качнулся, словно от сильного удара в лоб. Быстроногий Олень насупился.

— Внучка жреца должна быть одной из жен вождя, — сказал он. — Это обычай… Слушай, Прибрежная Галька, а когда это вы успели сойтись? Наверное, ты напридумывала всё! Ничего не было! Вот и Большой Дух отрицает, да! — Он заметно повеселел. — Сейчас зарежем Большого Духа, Таронха убьет Рогатого Духа… Тогда и посмотрим…

— Большого Духа нельзя резать, — совершенно спокойно заявила девушка. — Он мой муж, и мы с ним — одно целое. Тогда вам и меня придется убить. Правда, дедушка?

Небесная Чаша кусал губы. Таронха, очевидно страдая от очередного приступа алкогольной интоксикации, тихонько мычал, массируя виски.

— Разбирайтесь уже быстрее, — сказал он. — Мне некогда. Подняли ни свет ни заря, даже здоровье поправить не дали. Никакого уважения к пенсионерам!.. Кого тут убивать, а кого не надо?

— Большого Духа не будем убивать, ладно, — после мучительных раздумий согласился старец. — Он станет воином племени пиу-пиу. Если, конечно, действительно является мужем Прибрежной Гальки.

Гаврила беспомощно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Прибрежная Галька, ласково улыбаясь, подошла к детине и, привстав на цыпочки, обняла его за плечи.

— Я не… — неуверенно начал он.

— Ага! — торжествующе завопил Быстроногий Олень. — Колите!

— Ладно, ладно! — взмахнул руками воеводин сын. — Согласен… А разводиться у вас можно?

— Ты еще про алименты спроси, — фыркнул я. — Меня сейчас укокошат, а он о личной жизни думает.

— А теперь насчет Рогатого Духа, — мстительно скривился жрец. — Хоть его сейчас замучим…

— Может быть, Прибрежная Галька и меня в мужья возьмет? — предположил я. — У вас ведь многоженство, кажется, практикуется? Значит, должно быть и это… многомужество.

— Никогда Прибрежная Галька и пальцем не коснется злого духа! — заявила девушка.

Таронха посмотрел на меня, развел руками и, засучивая рукава, двинулся вперед. Тело мое потеряло силу — действовала чуждая моей натуре энергетика враждебного существа — создания Света.

— Ничего личного, — успокаивающе проговорил великий дух. — Без обид, ладно? Обыкновенные рабочие отношения. Я тебя сейчас р-раз — и надвое разорву, чтобы долго не возиться. Только ты не кричи громко, а то в башке гуди-ит.

— Погоди! — выдавил я.

— Ну чего годить-то?.. Извини, золотой мой, разбирательства и так затянулись…

Копыта и хвост! На этот раз я попался крепко. Ни малейшего шанса на спасение!.. И почему всё так получается? За паршивую колоду карт, крапленых к тому же, принимать мученическую кончину? Ведь я не святой-мученик, а совсем наоборот! Почему этому детине неотесанному повезло, а мне нет? У него прямо как в приключенческом романе всё вышло — появилась из ниоткуда прекрасная дева и спасла… А на мне сказки кончились, началась банальная проза. Сейчас разорвут на две части — и привет! Я же не пиу-пиу: неуязвимостью и способностью к регенерации не обладаю… Где же мои спасители? Хоть один?! Жуть как не хочется умирать!.. Нет, не должно так мерзко наше приключение закончиться! Ну не должно — не по правилам это!

— Можешь закрыть глаза, — разрешил Таронха. — Покурить перед смертью хочешь? Я тебе козью ножку сверну…

— Хочу… — простонал я. — Покурить.

— Не медлите! — закричал жрец. — Не тяните! Великий Таронха, курение очень вредно — вы же сами нас этому учили! Убивайте его поскорее!

— Ша! — огрызнулся Таронха. — Помолчи хоть немного, зануда родненький! Все жилы вытянул: Таронха — то, Таронха — се… Убью я его, убью, никуда не денусь..Чего ты беспокоишься? Надоел!

Я затянулся цигаркой, всунутой мне в рот духом добра и всепрощения. И… тут же выронил ее на землю.

По прерии к нам летел всадник на мустанге. Издали размахивал руками с риском свалиться и орал что-то.

Ну слава Вельзевулу! Наверное, это мой спаситель… А то я уже беспокоиться начал.

— Подождите! — закричал я. — Посмотрите! Вон! Вон!

Таронха опять болезненно поморщился. Быстроногий Олень всмотрелся из-под ладони и недовольно пробурчал:

— И чего ты вопишь, Рогатый Дух? Это всего-навсего Кленовый Лист скачет… Великий Таронха, продолжай, пожалуйста!

— Великий Таронха, подожди! — не сдавался я. — Кленовый Лист наверняка важные вести везет. Может, ситуация изменилась и меня убивать уже не надо…

— Ничего ситуация не изменилась! — вступил Небесная Чаша. — Великий Таронха, убивайте скорее нечестивого духа!

— Необдуманные решения часто приводят к непредсказуемым результатам! — нашелся я. — Великий Таронха…

Великий Таронха рассердился:

— Чего вы меня дергаете? Дух я или не дух? Тоубивай, то не убивай… Так убивать, что ли?

— Да! — в один голос закричали Быстроногий Олень и Небесная Чаша.

— Нет! — прокричали в один голос я и Гаврила.

— Вои-и-ины! — донесся до нас вопль Кленового Листа. — Воины, беда-а!

Ну хоть немного времени выиграл, препираясь со своими палачами. Кленовый Лист успел доскакать до нас, на ходу соскочил с мустанга, рухнул на колени, поднялся; увидев Таронха, снова рухнул на колени и снова поднялся.

— Хватит кувыркаться! — прикрикнул на него Небесная Чаша. — Говори, что случилось! И поскорее! Нам некогда — мы Рогатого Духа казним!

— Беда… — едва выговорил задыхающийся Кленовый Лист. — Воины племени койота напали на наше селение! Разорение и гибель несут они! Женщины и дети успели укрыться в лесу, а…

— Вот еще беда, — хмыкнул Быстроногий Олень. — Много их?

— Полсотни! И с ними…

— Полсотни?.. Позвал бы Хитрого Скунса, он бы их раскидал, позабавился… Чего ты сюда прискакал? Делать, что ли, нечего? Отвлекаешь нас…

— Н-нет, — заикался индеец, — вы меня не поняли… С воинами рода койота пришли чужеземцы — люди с белыми лицами и жестокими сердцами! Как и говорилось в пророчестве!

— Не может быть! — ахнул Небесная Чаша.

— Может, может! Людям пиу-пиу нанесли сокрушительный удар! Защита великого Таронха… Кстати, здравствуй, великий Таронха, — спешил, забыл поздороваться как следует… Зелье защищает нас лишь от воинов койота, но перед бледнолицыми воинами оно бессильно!

— Не может быть! — удивился и Таронха. — По моим сведениям, нашествие бледнолицых должно произойти… не менее как через столетие!

— Пророчество так и говорит, — поддакнул жрец.

— Не пророчество говорит, а я передаю информацию из конторы, золотенький мой! — рявкнул Таронха. — Это и есть ваше пророчество!.. Позвольте, дети мои, что же получается? Раз бледнолицые уже явились, значит, мне пора уходить?

Воины пиу-пиу взвыли.

— Да, да, — вздохнул Таронха. — Ничего не попишешь. На пенсию… Кончилось мое время. Совсем другая эпоха наступает. С бледнолицыми мне сражаться нельзя — полномочиев таких не имею.

— А как же мы? — завопил Быстроногий Олень.

— Ну… пришлют к вам кого-нибудь… Наверное… Взамен.

— О великий Таронха!..

— Для вас — великий Таронха, а для начальства — мелкий сотрудник. Оно со мной не церемонится.

— Убей хотя бы напоследок Рогатого Духа! — взмолился Небесная Чаша.

Таронха повернулся ко мне и незаметно для остальных подмигнул.

— Не могу! — сказал он. — По инструкции я обязан прекратить всякую деятельности, когда здесь объявятся бледнолицые. Не думал, что так скоро… Выходит, начальство в расчетах ошиблось. Бывает, конечно… Очень жаль, но… Передавайте привет Тависке, когда объявится… Впрочем, наверное, не объявится уже… И его время пришло — на пенсию выгонят. Э-хе-хе…

Затоптав цигарку, бывший великий дух Таронха, а ныне пенсионер и сторож в перспективе запахнул телогрейку и вскарабкался на облако, которое тут же взвилось к небесам. Оттуда чуть слышно донеслось:

…пристрасти-и-ился к алкоголю! Спьяну колотушкой бил, райски ку-ущи сторожил!..

Скоро звуки песенки утихли, и наступила недолгая тишина.

* * *

Индейцы еще не успели окончательно прийти в себя, услышав ужасную новость, как прерия огласилась визгом, воплями, конским и людским топотом, проклятиями и грохотом выстрелов. Да! Жестяной грохот раскатился по прерии, и, словно монпансье из коробочки, рассыпались по желтой бескрайней долине покрытые боевой раскраской всадники на мустангах — толпа их бешено неслась к предгорью. В авангарде (если авангардом можно назвать цепь без оглядки улепетывающих воинов) было больше сотни воинов пиу-пиу, легко узнаваемых по оселедцам на бритых головах. За ними, увлеченно улюлюкая, гналась небольшая — человек, наверное, пятьдесят — группка длиннокосых койотов.

Жрецу, вождю и воинам резко стало не до нас с Гаврилой. Быстроногий Олень выстроил сорок копьеносцев в подобие шеренги и метался вдоль нее, явно не зная, что делать дальше. Вроде бы надо воевать, но как тут повоюешь, если перед глазами замечательная иллюстрация боевого духа пиу-пиу: конная сотня воинов рода антилопы спасается бегством, по пятам преследуемая вдвое меньшим отрядом противника?

Шарахнул еще один выстрел… Пока нельзя было разобрать, кто это огнестрельным оружием балуется, но все догадались, что стреляют нападающие… Вот так хват вождь Разящий Клык! Где он умудрился выкопать бледнолицых раньше установленного высшими сферами срока? Еще и привлек их на свою сторону! Ну сейчас тут такое начнется…

Неожиданно я увидел и самого Разящего Клыка — он летел на мустанге одним из первых. Размахивая направо и налево массивной палицей, восторженно орал:

— А вот тебе — чик! И тебе — чик!

Вот это да! Осиротевшие после ухода духа-защитника пиу-пиу лишились магической своей неуязвимости — от ударов вождя рода койота они разлетались кто куда как резиновые мячики!

Разящему Клыку, видно, мало показалось одной дубинки. Выпустив поводья, он выхватил из-за спины копье и разил недруга теперь обеими руками, приговаривая:

— Что палицей, что копьем: всё равно — чик!

Знакомая присказка, между прочим… Ладно, сейчас не до воспоминаний. Вот буду мемуары писать на склоне лет — тогда и разложу по полочкам все произошедшие со мной события. Если, конечно, по причине преклонного возраста не впаду в маразм и склероз…

— Бежим! — шепнул я Гавриле, прыгнув в его сторону. — Скорее!

— Бежим, — легко согласился детина, — а куда?

Чтобы не тратить время на разговоры, я повернулся и кинулся к скальной гряде. Гаврила побежал было за мной, но остановился. Лишь вскарабкавшись на первый валун, я оглянулся.

Шеренга Быстроногого Оленя всё-таки ввязалась в бой. Клубы желтой пыли, поднятой сражающимися, практически полностью скрыли от меня происходящее. Отчетливо я видел только Гаврилу, потому что он ближе всех ко мне располагался. Детина упрямо и медленно, как против шквального ветра, шел к подножию скал, а позади него волочилась, крепко вцепившись в портки воеводиного сына, Прибрежная Галька.

— Большой Дух, муж мой, не смеет позорно бежать! — вопила девица.

— Смеет, — пыхтел детина, не прекращая движения и увлекая за собой Гальку, словно пароход баржу, — еще как смеет. Мы с Рогатым Духом вообще здесь случайно оказались. Пришло время нам уходить…

Чертовски верно подметил парень, клянусь своим хвостом! Пора нам ретироваться! И никто меня упрекнуть не сможет в том, что я дезертировал! По пророчеству как? Только бледнолицые появятся — духи индейцев моментально лишаются своего статуса и выходят на пенсию… Таронха уже ушел, а я чем хуже?

— …Но ты женился!

— Ничего подобного! Поп моего брака не освящал!

— Браки заключаются Небесной Чашей!

— Этим нехристем, который меня заживо сжечь хотел?!

— Гаврила! — закричал я, с трудом перекрывая все нараставший шум сражения. — Скорее! Отцепляй балласт!

— Пусть Рогатый Дух не злословит! — взвизгнула Прибрежная Галька, волочась за детиной. — Пусть имеет уважение к жене Большого Духа!

— Гаврила!!!

Он-то не видел, а я видел! Головной отряд нападавших — десяток изукрашенных перьями и покрытых боевой раскраской головорезов на мустангах — врезался в шеренгу Быстроногого Оленя. Кое у кого из них в руках были ружья. Один за другим бабахнули два выстрела. Воины пиу-пиу, крепившиеся до последнего, увидев в действии страшное оружие, брызнули в разные стороны.

Вряд ли это был обдуманный маневр, но ведь сработало!

Отряд, не успев затормозить, пролетел последнюю линию обороны и, словно штормовая волна, разбился о скальное подножие. Клянусь преисподней, удар, был такой силы, что задрожали камни! Меня просто сбросило с валуна, швырнуло на землю — в гущу копошившихся людей и мустангов.

* * *

Мельтешение рук, ног, перьев, перекошенных физиономий, расписанных разноцветными красками… Дубинки, копья, ножи… ружье!

От наставленного прямо на меня дула я успел увернуться, нырнув в людской винегрет, как в омут. Надо найти Гаврилу… Надо вытащить его отсюда, пока не поздно… Где же он?

Зверски оскаленная рожа вцепилась мне зубами в руку. Я взвыл от боли, лягнул гада, потерял равновесие и свалился под ноги дерущимся. Кто-то сверху с оттяжкой зарядил мне по шее ружейным прикладом. Пришлось срочно переворачиваться на спину и отбрыкиваться копытами (ботинки с меня слетели, когда я рухнул со скалы)…

Силы Зла! Что же это такое?!

Два дня назад племя койота коренья и вонючих пещерных мышей жрало, а теперь огнестрельным оружием балуется!.. Кто их научил?! Бледнолицые?! Что-то не вижу здесь ни одного бледнолицего!

Я вскочил. Сплошь одни краснокожие! Полуголые, разукрашенные краской, перьями и дикарскими амулетами!.. И этот, который замахивается на меня кулачищем, и этот, который сует саблю мне под нос, и этот, присевший на одно колено и деловито перезаряжающий со ствола массивную пищаль… А вот этот, который тянет когтистые лапы к моему горлу — страшный, косматый тип с клыкастым ртом и крючковатым носом, — больше похож на жутковатую старуху, чем на воина…

И тут я словно прозрел! Догадка, осенившая меня, была настолько неожиданной, что я просто шлепнулся на землю — и очень удачно, надо сказать: кулачище, сабля, пуля из пищали и когти свистнули надо мной одновременно.

Злобно заорал косматый, жутковатый тип… Да какой там тип — самая настоящая бабка Заманиха, вполне бледнолицая, только замаскированная боевой раскраской, перьями, амулетам и прочими индейскими атрибутами!

А я еще недоумевал: где же те бледнолицые, о которых вопил Кленовый Лист, почему их не видно среди нападающих?

Вот они! Разбойник с покосившийся перьевой повязкой на всклокоченной шевелюре поспешно перезаряжал пищаль; второй душегуб вновь замахнулся саблей…

Отступая, я огляделся — так и есть! Весь головной отряд рода койота — все десять человек — составляли бледнолицые, и притом бледнолицые, хорошо мне знакомые: бандиты из шайки одноглазого Пахом-Чика!.. Вот, значит, кого избрал себе в напарники Разящий Клык со своей сворой…

Бандиты-то как здесь оказались?!

— Бей его! — заверещала Заманиха, доставая из-за пояса громадный кремниевый нож. — Ребятушки, бейте его, сволочугу проклятого, который нас в эту дыру законопатил!

— Где он?! — громово грянул голос одноглазого атамана.

— Никуда я вас не законопачивал! — отбивался я. — Оператор-консультант Заманиха, опомнись! Всё начальству расскажу, тебя с должности снимут! Убери нож, кому сказал!

— Начальству?!.. Начальству?!.. А где оно было, когда честную ведьму губили и в землю втаптывали, где?!.. Внучок, на помощь! Ребятушки, не упустите его!

— Иду, бабуленька!! — раскатился крик. — Пахом-Чик идет!! Удалой разбойник!! Эх, поберегись!!!

— Гроза окру-уги!! — заученно-жутко провыли разбойники.

Ну дела… Пятясь, я наткнулся спиной на широкую спину Гаврилы. О, уже хорошо — нашли друг друга…

— Души!!! — ревел Пахом. — Губи!!! Вот так добыча нам попалась! Сейчас за всё и рассчитаемся!! Это я вам говорю — Пахом-Чик!

— Гроза окру-уги!! — выли разбойники, затягивая вокруг нас кольцо.

— Адик! — чуть обернувшись и заметив меня, крикнул детина. — Что происходит?!

— Мне бы кто рассказал! — ответил я, влепив ближайшему душегубу кулаком в нос.

Гаврила сделал три предупредительных плевка. Разбойники несколько поумерили прыть и настороженно затоптались вокруг нас.

Я быстро огляделся. Клубы желтой пыли успели осесть. Битва притихла. Быстроногий Олень и Разящий Клык замерли друг против друга с занесенными палицами. Индейские воины — рода антилопы (кто не успел далеко убежать) и рода койота — не выпуская из рук оружия, смотрели на нас. Даже Кленовый Лист, которого мутузили пятеро койотов сразу, прекратил стоны и жалобы и, не поднимаясь с земли, повернулся в нашу сторону.

Ага, ждут исхода схватки духов с бледнолицыми, которых, наверное, тоже успели возвести в ранг духов… Трехносая ведьма ада, откуда здесь бледнолицые?! Вернее, откуда здесь именно эти бледнолицые?!

В голове моей промелькнул тот день, когда я в первый и, как выяснилось, не в последний раз повстречался с шайкой одноглазого Пахома. Пробуждение среди церковных свечей и икон… Явление Гаврилы и немедленно последовавший полный кавардак… Ну конечно! Как я сразу не догадался? Откуда-откуда… Оттуда!

Из пыли выскользнула Прибрежная Галька и юркнула в узкое ущелье между моей и Гаврилиной спинами.

— Бледнолицые! — дрожа от страха, прошептала девушка. — Духи оставили нас! Духи первые спасовали перед великой опасностью!.. Бледнолицые! О, как они ужасны! Мерзопакостные койоты привлекли их на свою сторону — теперь роду пиу-пиу конец! Сбылось черное древнее пророчество, хотя и не в тот срок, о котором говорил мой дедушка…

— Понял! — воскликнул вдруг Гаврила. — Я ведь этих душегубов проклял, правильно? Там, на милой моему сердцу сторонке, велел им провалиться сквозь землю! Вот они и провалились!

— Это и без тебя ясно, — проговорил я. — Лучше думай, как теперь сделать так, чтобы… Постой! Ты ведь законопатил их сюда, значит, можешь и это… выконопатить! Обратно! Понял?

— Эй, ты! — крикнул Пахом-Чик. — Нечистый! С тех пор как я и мои лихие молодцы скитаемся без еды и питья по пустынным этим землям, прошло уже довольно много времени! Сейчас ты отплатишь за наши страдания!

— Отплатит, отплатит! — визгливо поддакнула Заманиха. — Убей его, внучок, замучай, раскромсай на кусочки, поруби, пошинкуй!

— Три дня прошло, если мне не изменяет память, — откликнулся я. — Не такой уж и большой срок… От трехдневной голодовки никто еще не умирал!

— Три дня в безлюдной пустыне — в голоде, холоде и страхе смерти — кажутся годами! — рассудил Пахом-Чик. — Если бы мы не встретили басурман, приютивших нас и обогревших, совсем бы плохо нам пришлось… А басурмане-то оказались озорные, к делу воровства и душегубства склонные! Понравились они мне, и решил я их в свою банду взять да подразорить местных купчиков!.. Лихие молодцы мои, Стенька, Васька, Абрашка, Разящий Клык, готовьте сабельки к бою!

— Гроза окру-уги!!

— Как прикажет бледнолицый, так и поступать будем. Хау! — донесся откуда-то голос Разящего Клыка. — Проклятый Рогатый Дух обманул наше племя! Коварно овладев доверием воинов, выкрал пленника и переметнулся на сторону пиу-пиу! Смерть ему!

— Ты же мне, душегуб, задание дал — освободить из застенков Ахмета Медного Лба! — напомнил я Пахому. — Если убьешь, как я его освобожу?

— И правда… — задумался на мгновение Пахом-Чик. — Было такое… Только — эх! — душенька моя теперь вовсе другого требует! Я тебя тогда пощадил, а ты мне что устроил?

— Я?!! Я и ногой шевельнуть не мог!

— Ну не ты, так твой дружок! Вот его-то мы и убьем! А тебя измордуем до полусмерти и Ахмета вызволять заставим! Да, этот хитрый план достоин самого великого разбойника Медного Лба, который мне во всем пример!

— Гаврила!.. — зашипел я. — Давай скорее проклинай, а то сейчас нас порубят, раскромсают и нашинкуют!

— Я вот что подумал, — шепотом ответил мне воеводин сын, — ежели таким образом путешествовать можно на дальние расстояния, почему бы нам не переместиться, а их тут не оставить? Пускай душегубничают подальше от честных православных людей.

— А что? Это идея… Можно попробовать.

— Уже пробовал. Изо всех сил нас с тобой проклинал. Но ничего не получается.

— Не получается?

— Нет…

— Попробуй вслух! Громко! Торжественно!

— Проклинаю! — театрально завопил Гаврила, воздев руки к небу. — Чтоб нам провалиться!

Земля под моими ногами ощутимо задрожала. Запахло дымом. Прибрежная Галька ойкнула. Разбойники забеспокоились и стали стягивать кольцо.

— Не действует! — с отчаянием выкрикнул Гаврила. — Придется отбиваться подручными средствами! Эй, бабка, а ну назад, а то как харкну…

Заманиха спряталась за спину внука. А Пахом, замахиваясь обоими топорами сразу, страшно засопел.

«Ничего себе перепадики, — лихорадочно соображал я. — Только-только от гибели отвертелся, как снова всё началось… Разбойничкам стоит лишь начать, а там и койоты подтянутся… Общая свалка начнется, в которой мы свой безвременный конец и найдем… А Гаврила хорош — даже нормально проклясть не может! И мне времени не хватит на какое-нибудь простенькое заклятие, к тому же не факт, что оно осуществится… Нет, Гаврила не так уж виноват: для грамотного проклятия нужно напряжение всех духовных сил, а он устал, измотан и ошеломлен. В прошлый раз ему удалось всю банду под землю упечь только потому, что он разозлился очень… Идея! А не попробовать ли мне его разозлить?»

— Ты дурак! — крикнул я.

— Вот сейчас и увидим, кто из нас дурак… — просипел Пахом, подступая ко мне со своими топорами.

— Да не ты, душегуб, а Гаврила — дурак!

— Я? — удивился детина.

— Ты, ты! — развернувшись, я отвесил своему клиенту оплеуху.

Гаврила схватился за щеку, захлопал недоумевающе глазами. Прибрежная Галька зашипела, словно рассерженная кошка, но вступиться за возлюбленного не решилась.

— Адик, ты чего? — плаксиво осведомился детина.

— Дурак ты и кретин! — повторил я. — Обжора, скоморох несчастный, мешок мяса и требухи! Коровья лепешка!.. Чего зенками лупаешь? На вот тебе еще по лбу!

Индейцы и разбойники забыли о сражении. Все уставились на меня, как на чудо невиданное. Быстроногий Олень, подобравшись поближе, громко проговорил:

— А Рогатый Дух вообще маленько не в себе! То ржет как мустанг, когда его казнить собираются, а теперь вот своих бить начал.

— Начал и буду! — объявил я, давая Гавриле подзатыльник. — Вот тебе, орясина, вот тебе, проглот! Дубина!

— Ну чего ты? Адик!

— Чего «Адик»? Да, я — Адик! Я уже три тысячи лет Адик! А ты — навозная куча! Получай пинок! Нравится?! Идиотина!!

— Не трогай Большого Духа! — вякнула Прибрежная Галька. — А то он сейчас тебе как даст!

— Ха-ха! — сказал я, усиленно подмигивая Гавриле. — Это Большой Дух — мне?! Да у него пороху не хватит и на то, чтобы букашку раздавить! Да он даже проклясть меня не может как следует! Не можешь ведь, бегемот перекормленный, а?!

Гаврила налился багровой кровью. Задышал тяжело, сжимая кулаки. Прибрежная Галька — молодец! — работала на мой план, правда, не осознавая этого.

— Врежь ему, врежь! — умоляла она.

Но Гаврила пока не набрался решимости.

Я перевел дыхание. Бабка Заманиха, обеспокоенно изучавшая мою физиономию, сказала что-то внуку. Тот крикнул:

— Вперед, ребята! Хватит медлить! — и бросился на меня первым.

Ах паскудная старуха! Разгадала! Или просто учуяла недоброе для себя и своего выродка!.. Так или иначе, Гаврилу до нужной кондиции довести не удалось. Хоть я и очень старался. Чуток бы времени еще — на пару оскорблений и один тумачок — и он бы точно вышел из себя… Вон стоит — весь красный, пыхтит, как еж-переросток, только пар из ноздрей не хлещет… Так и не допер, чего я хотел. Зато Заманиха доперла, потому и скомандовала внучку начать наступление немедленно…

Бах!

Один из разбойников, прицелившись, шарахнул в меня из пищали, но промахнулся. Койоты завопили, заулюлюкали, подбадривая душегубов. А те, будто больше всего на свете нуждались в поддержке зала, дружно кинулись вперед — добивать несчастных пиу-пиу и нас заодно.

Кольцо сомкнулось. Глупый Гаврила успел плюнуть всего лишь два раза — два разбойника как подкошенные свалились под ноги своим товарищам. Воспользовавшись секундным замешательством, детина подхватил с земли оброненный кем-то обломок копья без наконечника и занял оборонительную позицию. Прибрежная Галька, надежно укрытая спиной возлюбленного, аплодировала и посылала детине воздушные поцелуи при каждом его удачном ударе.

Мне повезло меньше. Никто меня морально не поддерживал, мастерством убойной плевбы я не овладел, а на развернувшемся против меня фронте помимо рядовых бойцов сражались Заманиха с Пахом-Чиком. В первые секунды боя я подумал, что не продержусь и минуты. Ну свалил одного из нападавших мощным ударом в челюсть. Второго перебросил через себя с такой, между прочим, силой, что он, наверное, долетел до поселка пиу-пиу. У третьего отнял саблю, а самого хитроумным приемом, позаимствованным у балтийских морячков-глубоководников, в мгновение ока грамотно скрутил в морской узел. Вот тут-то до меня добрался Пахом-Чик, и пришлось мне совсем плохо. С одной хлипенькой сабелькой против двух увесистых топоров особо не посражаешься…

Перехватив саблю обеими руками, кое-как парировал выпады одноглазого атамана. При этом левым копытом отбрыкивался от Заманихи, которая, став на четвереньки, ужом проскользнула ко мне между ног душегубов и попыталась клыкастым ртом цапнуть меня за икру. Время от времени приходилось еще скалиться, рычать и угрожающе тыкать рожками в направлении одного из разбойников — верткого Стеньки Лютого, норовившего прошмыгнуть мимо Пахома и его противной бабки и ткнуть меня пикой в ребро… Просто не хватало конечностей, чтобы отбиваться, — вот и приходилось использовать, так сказать, психологическое оружие!

Спиной к спине мы с детиной сражались против превосходящих сил противника. Прибрежная Галька, используя наши тела как щиты, ловко уворачивалась от случайных ударов и призывала на головы противника всевозможные проклятия. Эх, если бы не она, а Гаврила занялся этим делом — я имею в виду проклятия… Но нет, когда возможность была, он ничего не смог, а теперь… Я понимал, конечно, что долго нам не выстоять. Время работало явно против нас.

Койоты, воодушевленные примером бледнолицых братьев, продолжили избиение пиу-пиу. Кое-кто из бывших подопечных Тависка переметнулся к разбойникам и активно включился в неправое дело по истреблению Рогатого и Большого Духов — пятеро или шестеро индейцев во главе со старейшиной Лу-Ву Разбитая Раковина. Чуть позже к соплеменникам присоединился и вождь Разящий Клык, успевший удачно нокаутировать Быстроногого Оленя.

Впрочем, вождь рода койота много не навоевал: Гаврила, разглядев его среди недругов, воскликнул:

— Вот тебе, мерзкий людоед! — и сокрушительным плевком поверг индейца на землю.

Разящий Клык рухнул ничком и больше не двигался… Хорошо, конечно, да радоваться удачному Гаврилиному плевку было некогда. Разящий Клык пал, но остальные койоты в горячке боя этого, кажется, и не заметили — вот что такое боевой дух!.. А пиу-пиу после поражения их предводителя расклеились совсем: половина воинов рода антилопы попыталась было сдаться в плен, но койоты не на словах, а на деле быстро объяснили им, что пленных брать не намерены. Пришлось пиу-пиу — хоть и нехотя, со стонами, плачем и мольбами о пощаде — продолжать сражение…

Скоро воины рода койота разгонят по прерии старинных своих недругов, в одночасье потерявших неуязвимость и боевой дух, и в горячке победы примкнут к группе Пахом-Чика. Тогда нам конец.

Если, конечно, не случится чудо. То есть если Гаврила не вылепит хорошенькое такое убийственное массовое проклятие… Правда, одно дело — заставить исчезнуть фонарик из моей руки и совсем другое — воздействовать сразу на несколько человек.

Что для этого нужно? Концентрация разума!.. Гаврила пока на столь сложное состояние не способен…

Впрочем, с него хватит и простого всплеска эмоций. В прошлый раз он жутко испугался и рассердился. В состоянии аффекта и сыпал сильнейшими проклятиями…

Но сейчас ему явно не до аффекта — фехтует своим обломком копья и сосредоточен только на том, чтобы его не продырявили…

Пнуть, что ли, детину побольнее, дабы он психанул как следует?..

Так ведь нет никакой возможности отвлечься! Враги наседают и наседают…

— Гаврила! — заорал я. — Ну давай же, коровья лепешка!..

— Чего давать? — ответил из-за спины запыхавшийся сын воеводы. — Отстань от меня! Не желаю с тобой разговаривать! Не мешай драться!

Обиделся!

— Тупой валенок! Лапоть дырявый! Огненные вихри, да почему же ты такой глупый?! Ну соберись с мыслями, сосредоточься и…

Договорить я не успел: Заманиха умудрилась куснуть меня за ногу!.. Я взвыл, дрыгнул копытом и рухнул на землю. Пахом-Чик торжествующе захохотал, широко размахнулся топором, целя мне в голову, и…

Я едва успел махнуть саблей. Клинок, перерубив топорище пополам, сломался. Обломок топора взлетел в воздух и со свистом опустился обухом точнехонько на Гаврилин затылок.

Звериный вопль понесся к небесам вместе со снопом искр! (Ну, положим, про искры я немного приврал…Но удар вышел — о-го-го!)

— Гады! — оглушительно возопил Гаврила, бросая обломок копья, хватаясь обеими руками за набухавшую прямо на глазах шишку и подскакивая на одной ножке. — Больно!! Ай, сволочи, чтоб вы провалились!!!

Часть третья СВАДЬБЫ НЕ БУДЕТ

ГЛАВА 1

Это было приятнее, чем путешествие на межконтинентальном лифте! По крайней мере, произошло всё очень быстро, так что перегрузки вымучить нас не успели.

Как только Гаврила выкрикнул проклятие, под ногами обезоруженного Пахома стремительно начала расползаться трещина. Одноглазый атаман успел только удивленно что-то вякнуть и тут же провалился сквозь землю.

Разбойники, наученные горьким опытом, разбежались в разные стороны. Заманиха, не поднимаясь на ноги, резво потрусила на четвереньках за отступавшими душегубами.

А трещина всё росла, превращаясь в средних размеров яму и напоминая теперь глубокую могилу, в которую я и стал проваливаться.

Плюнув в спины убегавшим врагам, Гаврила повернулся и схватил меня за шиворот, но вытащить не успел. Хотя я инстинктивно сучил ногами — из-под моих копыт осыпались вниз комья американской, иссушенной солнцем, земли, — могила поглотила мое тело, утянув вместе со мной и воеводина сына. Прибрежная Галька с криком:

— Женился, так теперь не отвертишься! Стой! — обхватила Гаврилу за ноги, и мы — все трое — паровозиком дружно ушли под землю вслед за несчастным Пахомом.

Слова девушки были не последними из тех, что довелось мне услышать на этом континенте. Я еще видел свет у себя над головой, когда прозвучал боевой клич Кленового Листа:

— Быстроногий Олень повержен! Воины пиу-пиу, скорее провозглашайте меня вождем — не то койоты разгромят оставшееся без предводителя наше войско!..

И вопль бабки Заманихи:

— Душегубчики мои! Басурманчики краснокожие! Ежели ваш Разящий Клык с проломленной башкой лежит, а внучок мой под землю скоропостижно провалился, так я теперь за главного у вас и буду!..

Битва, значит, обрела новую силу… Ну и на здоровье!.. Извечная махаловка добра со злом. Предотвратить ее или прекратить по ходу никому и никогда еще не удавалось… Интересно, кто же победит?.. Впрочем, неинтересно. И так знаю: победят бледнолицые разбойники. Не эта жалкая кучка оборванцев, прибывших контрабандой, а другие — те, что поплывут чин-чинарем целыми флотилиями, как и было предсказано пророчеством. А дальше — огненная вода, резервации… Известное дело… Тут уж ничего не попишешь… Меня не это сейчас волнует — меня волнует собственная судьба…

Нас понесло с ускорением. Тьма — липкая, как болотная грязь, — тесно облапила меня со всех сторон, словно пьяная базарная баба. Ничего не видя, не слыша, ничего не ощущая, кроме сильного испуга, я летел куда-то вниз… или вверх — направление движения определить было сложно. Потом тьма скрутила меня, скомкала, как в кулаке великана, и швырнула на плоскую поверхность — очень твердую, между прочим, потому что сразу после приземления я почувствовал себя куском нагретого пластилина, сброшенного на асфальт с шестнадцатого этажа.

Несколько минут я лежал неподвижно, соображая что к чему. Тьма, шипя, отступила перед неровным светом смоляного факела.

Итак, всё получилось: Гаврила-таки выжал из себя проклятие!.. В данный момент мы, должно быть, где-то поблизости от родной Гаврилиной деревни Колуново…

Куда лифт вынес нас в прошлый раз? В долину Духов, которая находится за несколько десятков километров от места решающей битвы пиу-пиу с родом койота. Ага… В худшем случае от двора вдовицы Параши, откуда мы в свое время стартовали, нас отделяют те же несколько десятков километров… А в какую сторону? На юг? На запад? На север? На восток?.. Не особенно точные расчеты получаются.

Я поднял голову и огляделся.

Темная сырая комната с каменными стенами, каменным полом и соответствующим потолком. Без окон комната и без мебели…

Да какая, к трехносым ведьмам, комната?! Камера это! Самая настоящая тюремная камера!.. Вот и массивная дверь — деревянная, но обитая железом; какие-то заржавленные цепи свисают со стен; крюки вбиты в потолок… Неподалеку обнаружился свернувшийся клубочком человеческий скелет в истлевшей одежке… А пол в некоторых местах забрызган багрово-бурыми пятнами вполне понятного происхождения.

Ого! Как бы эта комната не просто камерой оказалась, а еще вдобавок и пыточной…

Надо же, как интересно перенеслись! Прямо в каземат!.. Ну что нам стоило в пылу битвы отодвинуться метров на сто в сторону? Вышли бы из земли на свободном пространстве…

Не повезло… Как говорится, знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил…

А соломка, между прочим, имеется. Целый ворох ее, гнилой и перепревшей — в углу камеры. На ворохе покоится бесчувственный Гаврила. Прибрежная Галька — тоже наверняка в обморочном состоянии — лежит поперек его широкой груди.

В дальнем углу, раскинув руки-ноги в виде выброшенной на берег дохлой морской звезды, распластался гроза округи, горькая судьбина одиноких лесных путников, ужас церковных сторожей, одноглазый атаман Пахом-Чик.

Я попытался встать на ноги и… не смог. Странное дело! Перемещение под землей отняло у меня столько сил, что я едва шевелился. В копыта словно свинца закачали… Руки отяжелели и при попытке сжать пальцы в кулаки затряслись, как у дряхлого старика… Немудрено, что мои собратья по несчастью вовсе без сознания!..

Со стонами и кряхтением кое-как подполз к двери. Хотел было постучаться, но передумал.

Допустим, откроет мне кто-нибудь — скорее всего, местный тюремный надзиратель — и что я ему скажу? Выпустите нас, пожалуйста, из тюрьмы, мы здесь случайно оказались — проездом из Америки… Сомневаюсь, что в этой тюряге на каждого прибывшего составляется персональный протокол. Скорее всего, считается так: раз сидишь, значит, виновен… Из дальнего угла — как облачко выхлопного таза — пыхнул и растаял в сыром воздухе слабый-слабый стон. Пахом-Чик пошевелился, открыл мутный глаз и проговорил сакраментальную фразу:

— Где я?

— Там же, где и я, — буркнул ему в ответ.

— А ты… где?

— Понятия не имею, — вздохнул я.

Пахом перевернулся на живот, и я рассмотрел топор в его левой руке… Ну правильно — у него же было два топора: один я привел в негодность, а второй одноглазый атаман умудрился протащить с собой аж с американского континента…

— Бабушка моя где? — пытаясь подняться, осведомился Пахом.

«Если нападет, — подумал я, — вряд ли мне удастся защитить себя. Мускулы мои сейчас — совсем не мускулы, а… туалетная бумага, размокшая в унитазе! Хорошо, что Хитрого Скунса здесь нет. Он бы точно не упустил возможности накостылять мне по первое число… Похоже, и атаман не в лучшей форме…»

— Бабушка где моя? — повторил вопрос Пахом-Чик.

— Отвали, — огрызнулся я. — И без тебя тошно.

— Как ты со мной разговариваешь?! — возмутился одноглазый. Удивительно, у него еще имелись силы на то, чтобы возмущаться! — Со мной, грозой округи! Ужасом церковных сторожей!

— Заткнись, сказано тебе… ужас, летящий на крыльях ночи! Бабушка твоя на другом конце земли. И на твоем месте я бы не о ней беспокоился. Учитывая степень паскудности ее характера, она быстро выбьется в верховные правители людей рода койота, установит кровавую диктатуру и перережет всех, кого в свое время не успел перерезать прежний вождь Разящий Клык… Ты бы лучше о себе подумал.

Пахом огляделся.

— Ой! — с испугом проговорил он. — В застенки попал!.. Никак стрельцы меня замели! Или опричники!

Я хмыкнул. Что будет с атаманом, когда он узнает, что в темницу угодил совершенно самостоятельно! Без помощи каких-либо правоохранительных органов — МВД (или стрельцов), КГБ (или опричников)…

— Ой! — воскликнул снова Пахом. — Стрельцы, опричники, родные застенки!.. Нешто я на родине?

— Ага, — подтвердил я. — Радуйся.

Радоваться Пахом-Чик не спешил. Он ненадолго задумался, пошевелил беззвучно губами, один за другим сжал пальцы на обеих руках, что-то высчитывая, потом открыл рот и прохрипел:

— Тринадцать ограблений, двадцать два убийства… А сколько девок снасильничал и купчишек на дороге почистил — то вообще счету не поддается… Колесуют меня.

— Это как минимум, — злорадно подтвердил я. — А как максимум — в кипятке живьем сварят. И поделом: не будешь больше душегубничать!

— Буду! — неожиданно закричал Пахом. — Всё одно терять нечего!.. Ты, нечистый, меня в эту беду втравил, тебе и расплачиваться! Сейчас я тебя — чик!!!

Честно признаться, я растерялся. И исключительно поэтому спросил:

— Как это — чик?

— А так, — тут же объяснил мне атаман. — Хоть копьем, хоть палицей, хоть томагавком — всё равно — чик!

И пополз ко мне. Так как обе руки у него были заняты, топор он держал в зубах. Лезвие брякало о каменный пол, цеплялось за отдельные булыжники и трещинки — в общем, здорово тормозило движение, работая как корабельный якорь. Пахом-Чик быстро умаялся и выпустил оружие.

— Голыми руками придушу! — пообещал он. — Это тоже считается — чик!

Я привалился спиной к стене и демонстративно выставил копыта.

— Буду лягаться, — объявил я. — Между прочим, удар бесовского копыта не менее ста килограммов!

— А это много?

— Попробуй — узнаешь.

Пахом приостановился. Минуту в нем боролись кровожадность с осторожностью. Потом атаман принял поистине соломоново решение. Он сменил направление и пополз к Гавриле, очевидно рассудив, что тот, находясь без сознания, сопротивляться не будет.

Ну что тут поделаешь? Даже в тюремных застенках нет покоя!.. Ползти на выручку Гавриле я не мог. Сил хватило только на то, чтобы заложить в рот два пальца и свистнуть.

— Га! — гаркнул детина, приподнимаясь. — Что случилось?

— Во-первых, — объявил я, — мы вернулись на родину. В смысле, к тебе на родину…

— Ура! — обрадовался Гаврила. — Наконец-то! Значит, у меня получилось! А я-то уж думал, что никогда не увижу ни батюшки своего, ни любезной моему сердцу Оксанушки…

Лучше бы ему было перейти на родной язык, но привычка — страшная шутка…

— Опять Оксанушка! — прозвучала в тесной камере гортанная индейская речь. — Будь проклята скво, о которой я не первый раз уже слышу! Уж не забыл ли Большой Дух о том, что он является мужем Прибрежной Гальки?

Детина застонал. Очнувшаяся девушка попыталась подняться на ноги, но обессиленно опустилась обратно на солому.

— Словно кровь выкачали из вен моих, — пожаловалась она. — Я слаба, как пещерная мышь…

— И мне как-то не по себе, — признался Гаврила. — Слабость ужасная… Будто мы не под землей летели, а весь путь до родины пешком прошли.

— Во-вторых… — поспешил предупредить я, но Прибрежная Галька меня перебила.

— Хо! — воскликнула она. — Видим, видим… Бледнолицый убийца ползет к нам. Пускай ползет, мы его сейчас с мужем… на тысячу кусков разорвем!

Пахом снова остановился. Уселся на пол и почесал затылок.

— Сговорились, что ли? — проворчал он. — А как мне быть — вы об этом подумали? Я же злость в себе ощущаю необыкновенную! Великий разбойник Ахмет Медный Лоб всегда убивал кого-нибудь, когда был зол. А я поклялся во всем Ахмету подражать, чтобы стать таким же великим разбойником!

— Зачем же ты меня хотел убить, если я по договору должен Ахмета для тебя освободить? Кто, кроме меня, освободит его, а? Чем ты, спрашивается, думаешь? — поинтересовался я.

Пахом пожал плечами.

— Ахмет сначала убивал, а потом думал, — сказал он. — И я так же.

— Ты на меня работаешь, Адик, а не на этого душегуба! — насупился Гаврила. — Ты сначала мое задание выполни, а потому уже… И как тебя угораздило ему пообещать?

— А ты бы на моем месте что сделал? — огрызнулся я. — Он грозился меня на куски порубить и в чане со святой водой сварить!

— Ну и что? Всё равно я первый тебя вызвал! Присуши ко мне Оксанушку, а тогда…

— Что-о?! — вскинулась снова Прибрежная Галька. — По какому такому праву ты, Большой Дух Гаврила, женатый человек, о посторонних скво мечтаешь?

— Оксана — не посторонняя! — ответил ей Гаврила, отползая немного в сторону, внешний вид взъерошенной дикарки ничего хорошего ему не сулил, того и гляди — вцепится в волосы. — Оксана — моя невеста! Я тебе о ней рассказывал… Кажется… Наверное… Не помню… И вообще, что ты ко мне привязалась? Не лежит к тебе мое сердце!.. И вовсе я не женатый! А наш брак был… этим… самым… таким…

— Фиктивным, — подсказал я.

— Во-во! Точно.

— Я тебя спасла! Если бы не я, мой дедушка Небесная Чаша тебя бы казнил!

— Ничего бы не казнил! Адика он тоже казнить собирался, а Адик — вон! Живой и здоровый! Только очень слабый, почти дохлый… Я тебя, между прочим, тоже спас! Пожалел на свою голову! Вытащил из свалки!.. Ведь затоптали бы тебя твои родственнички!

— Не затоптали бы!

— Я тебя пожалел, понятно? А на жалости любовь не может вырасти!

— Может!

— Не может!

— Может! Может!

Душегуб Пахом-Чик уже не предпринимал попыток кого-либо убить. Он, облизываясь, смотрел на Гаврилу и Прибрежную Гальку. Раскрасневшаяся дикарка, сцепив кулаки, порывалась броситься в драку — проломить неверному возлюбленному голову или по крайней мере выцарапать глаза… Не способный в данный момент кого-либо укокошить, одноглазый атаман, наверное, удовлетворил бы свою страсть к убийству, хотя бы наблюдая кровопролитие.

Я попробовал урезонить парочку:

— Уважаемая Галина, уважаемый Гаврила Иванович… Дорогие молодожены! Не хочется вас отрывать от выяснения отношений, но обратите лучше свое внимание на то положение, в котором оказались мы сейчас…

— Оксана — злая, злая! — вопила Прибрежная Галька. — Нехорошая! Хау!

— Не злая! — защищался детина. — Хорошая!

— Злая!

— Да с чего ты взяла, что она злая?!

— Я знаю с чего… Я вообще много чего такого знаю, чего вы не знаете! — ответила Прибрежная Галька и внезапно замолчала, пришлепнув рот ладошкой.

Это мне не понравилось… И так кругом полный кавардак, а тут еще новые тайны… Хватит, надоело!

— Так, — проговорил я как можно строже, — колись, дочь Монтесумы! Проговорилась — давай до конца договаривай!

— Меня дедушка накажет, — прошептала Прибрежная Галька. — Он не разрешает мне тайны выдавать.

— Дедушку твоего, — захихикал мерзко Пахом-Чик, — наверное, моя бабка уже прикончила. Сварила и съела! Как и всех пиу-пиу!

— Врешь ты всё! Пиу-пиу — великие воины! Они твоих койотов в бизоний рог согнут! Вместе с бабкой поганой!

— Девочки, мальчики, не ссорьтесь! — снова встрял я. — Кстати, наш душегуб прав: Небесная Чаша довольно далеко отсюда и обидеть ему тебя здесь, следовательно, крайне затруднительно… Что за тайна?

— Дедушка говорил, что на Большом Духе печать зла лежит! — немного помявшись, проговорила Прибрежная Галька. — Мол, оттого, что он в злое создание влюбился… Околдовала она его. Хотя, возможно, и сама не хотела этого… Так дедушка сказал. Хау! Он зло чует. Зло на людях всегда отпечаток оставляет, зримый только избранным. Вот я Большого Духа и пожалела. Он ведь хороший!.. И нечаянно влюбилась.

Гаврила густо покраснел.

— Врет она всё! — заявил он.

— Девки, когда ими пренебрегают, и не такое выдумать могут, — подтвердил Пахом. — Однако… что нам — так и валяться здесь? Надо поесть чего-нибудь. А потом подумать о том, как отсюда выбраться.

— Правильно мыслишь, — сказал я. — Интересно, как здесь кормят? Завтрак, обед, ужин, два раза в день горячее, как Женевской конвенцией предусмотрено?

Мы — все четверо — невольно обернулись в сторону скелета, мирно свернувшегося на каменном полу. Комментарии, как говорится, были излишни… И зачем только про еду тему подняли?!

Гаврила первым отвел взгляд в сторону.

— Наверное, всё-таки кормят, — сглотнув, сказал он. — Всё-таки здесь Русь православная, а не какая-нибудь басурманская сторона, где пещерных мышей лопают и дохлых рыб!

В ответ на его предположение лязгнула, распахиваясь, окованная железом дверь камеры.

* * *

Первое, что я увидел, — старческий худосочный зад, который облегали латаные, заляпанные грязью портки, а уж потом и самого обладателя зада, портков и заплат. Дедок, ободранный и дряхлый, как старая, похудевшая от долгой и нелегкой жизни диванная подушка, по-рачьи вполз в камеру. Кряхтя, он волок, обхватив обеими руками, трехведерную кадушку.

Пахом, нехорошо оскалившись, двинулся было на дедка, но я успел схватить одноглазого за ногу.

— Ты чего?! — захрипел душегуб. — Пусти! Спугнешь гада… Сейчас я ему голову скручу, и мы отсюда выберемся… Я два раза так из застенков убегал!.. Пусти, говорю, я человек опытный!

— Ты и куренку сейчас голову не скрутишь, — ответил я. — Добьешься только того, что старикан удерет и позовет охрану… А в этой кадушке у него, наверное, еда…

— Еда! — эхом прозвучал утробный Гаврилин рык.

— Несу, несу, касатик… — не оборачиваясь, продребезжал дедок. — Сейчас… Кушай на здоровье, поправляйся. Кушай, сколько хочешь. Скушаешь это — я еще приволоку.

Вот это сервис!

От кадушки шел теплый парок. Втянув его ноздрями, я сразу же понял: свежесваренный куриный бульон… Во как в старину в тюрьмах кормили! Еще и обслуга такая угодливая — добавку обещает! Прямо не застенки, а пансионат какой-то…

Дедок установил кадушку на середину камеры, с хрустом разогнул спину и подслеповато сощурился на скелет на полу.

— Ой, касатик… — несколько удивленно выговорил он. — А чего это с тобой?.. Лежишь, не шевелишься… Оголодал небось сильно?.. А исхудал-то как… Старый я стал… Память ни к черту! Глаза ни фига не видят, и ноги совсем, едрена вошь, не ходят!.. Небось думаешь, старый Никодим забыл про тебя совсем? Не-эт… Вот пришло время — и вспомнил… Однако… Когда же это я к тебе заходил-то последний раз, а?

— Года два назад по меньшей мере! — громко сказал Гаврила.

— Ой! — вздрогнул дедок Никодим и, приложив ладонь к глазам, стал вглядываться в едва расцвеченную тусклым факельным светом полутьму. — Кто здесь?

— Мустанг в пальто! — рявкнул Гаврила, но я его перебил.

Важно было не упустить момент. Надзиратель здешний — явно не свирепый держиморда, который и слушать-то меня не стал бы. Вполне благопристойный старичок… Если втолковать ему, что мы (кроме, конечно, Пахом-Чика) никакие не убийцы и не грабители, которых следует в застенках морить, возможно, он нас и выпустит…

— Понимаете, произошла ошибка, — заторопился я. — Мы с друзьями… м-м… путешественники. Возвращались из м-м… дальнего похода и совершенно случайно оказались здесь.

— Как это? — озираясь, ошарашенно вопросил Никодим.

— Земля нас поглотила и выплюнула, — мрачно объяснил Пахом-Чик.

Дедок попятился к двери.

— Э, старый! — завопил атаман. — Погоди! Не…

Но было поздно… Старикан довольно резво выпрыгнул из камеры и захлопнул за собой дверь, лязгнув замком.

— Тьфу на вас, идиоты! — заругался Пахом. — Говорил же я — надо было старого хватать и душить! Мало ли что сил пока нет?! Вчетвером как-нибудь справились бы. А теперь — всё! Конец!

Снова лязгнул замок. Дверь медленно приотворилась, и в образовавшуюся щель просунулась седая всклокоченная голова.

— Эй, арестанты! — позвал Никодим. — Вы еще тут?

— А куда мы денемся? — проворчал Пахом. — Кстати, где это — тут?

— Как где? В Москве-матушке. В самом сердце Москвы — в Кремле. В казематах кремлевских…

Ничего себе нас закинуло! В саму Москву!.. Гаврила мечтал побывать здесь. Вот пусть и радуется — прибыл… Только он не радуется почему-то… Кстати, от деревеньки Колуново до Москвы ровно столько, сколько от скалы Увэ-Йотанка до предгорья близ головного селения пиу-пиу… Буду знать. Всегда полезно получить новые географические сведения.

— А вы это… обратно в землю… не того? Не зароетесь?

— Нет, — тут же ответил простодушный Гаврила. — В ближайшее время у нас вряд ли это получится. Ты бы, старче, выпустил нас отсюда. Мы ни в чем не виноваты!

— Чисты душой и телом! — нагло соврал Пахом-Чик.

— А сколько вас? — спросил Никодим.

— Четверо, — ответил я, заметив неподдельный интерес в голосе Никодима. — А что?

— Четверо — это хорошо, — почему-то обрадовался дедок. — Четверо — это очень хорошо!

— Чего хорошего-то? — спросили мы все в один голос.

— Старого Никодима не накажут, — удовлетворенно выговорил дедок. — Я же, касатики вы мои, старый стал, хотя и службу несу. Только с памятью туговато. Вас же много здесь, арестантов. Кому принесу поесть, а про кого и забуду. Тут ведь народец всё больше тихенький, пришибленный. Цепями своими позвякивают да стонут. Кроме одного — басурманина с огроменной головой. Того, коли не покормишь, будет орать и биться. Неровен час — вырвется, хоть и опутан цепями, как муха паутиной… Важный арестант… Так о чем это я? Ага… Вот прошел нынче по застенкам, посмотрел — что-то маловато арестантов осталось. Ой, думаю, не миновать нахлобучки от начальства! А тут вы объявились, старого Никодима выручили… И в такой день, в такой день!

— В какой день? — простонал Гаврила.

— Как же, касатики! — всплеснул руками Никодим. — Нынче же праздник большой в Москве-матушке! Батюшка-государь по такому случаю из Александровой слободы прибыли… Разве не знаете? Заступник наш, последний богатырь всея Руси Георгий венчается! Сам государь на службе будет. Он же приказал — по случаю радостного дня — казнить принародно всех душегубов и лихих людей, в застенках томящихся! Чтобы, значит, чище на земле нашей стало… А я, старый дуралей, глядь по казематам — ан казнить-то почти и некого! Хоть сам на плаху ложись… Уж спасибо вам, касатики, выручили несчастного старика…

Открыв дверь чуть пошире, Никодим отвесил нам земной поклон.

— С кем венчается?!! — взревел Гаврила так, что дедок с визгом выскочил за порог и только через минуту вновь приоткрыл дверь и проговорил, просунув нос в щель:

— А с невинной и благочестивой девицей Оксаной венчается. По любви сиротку заступник наш пригрел. Богоугодное дело совершил…

Надо же, уломала-таки девица добра молодца! Современным бы феминисткам у нее поучиться! Чем ненавидеть мужчин за то, что те мало на них внимания обращают, действовали бы по принципу «терпение и труд всё перетрут» — как Оксана. И достигали бы полной гармонии с собой, противоположным полом и окружающим миром в целом… Ох и Оксана! Пробивная девица! С ее способностями она такую карьеру могла бы сделать!..

…Невероятно, но детина с ревом поднялся на ноги и, шатаясь, словно медведь после спячки, пошел на Никодима. Тот, конечно, не стал дожидаться, пока обезумевший отрок приблизится на расстояние вытянутой руки, и захлопнул дверь, чуть не прищемив собственный нос. Через замочную скважину еще посоветовал:

— Вы кушайте, касатики, сил набирайтесь. Чтоб не выглядели хворыми да замученными… Поспите, а утром и поведут вас… Уж потешьте народ православный за-ради великого праздника!

— Открой дверь, старый!!! — завопил Гаврила, загрохотав кулаками по обшитой железом деревянной поверхности. — Открой! Я тебе… руки-ноги повыдергаю! Открой, говорю, пожалуйста!.. Я тебе золотой казны насыплю столько, что и детям и внукам хватит!.. Убью!.. Озолочу!.. Милый дедушка!.. Старый хрен ты, гром тебя разрази!

Под мрачными сводами тюрьмы отчетливо прокатился громовой раскат. Пол под нами затрясся, с потолка посыпались камешки, ошметья паутины и какие-то насекомые…

— Пресвятая богородица! — услышали мы дрожащий голосок Никодима, когда всё смолкло. — А говорили, что невинные прохожие… Ого! Старому Никодиму счастье привалило! Поймал колдунов могущественных! Пойду начальству доложу, может, наградят.

Мелко застучали удаляющиеся шаги… Впрочем, скоро Никодим ненадолго вернулся.

— Эй! — через закрытую дверь позвал он. — Арестанты-колдуны! Вы вот что: когда начальство на вас смотреть-то придет, еще немного поколдуйте-погромыхайте… А то ведь не поверят мне…

Гаврила обессиленно опустился на пол. Пахом-Чик чесал в затылке. Прибрежная Галька испуганно притихла. А я бормотал что-то вроде:

— Н-да… Вот уж попали так попали…

— Козел ты, отрок! — высказался Пахом. — Не мог не шуметь…

— Действительно, — вздохнул я. — Надо, Гаврюша, уметь держать себя в руках. А то, понимаешь, разыгрываешь тут роль мужа, вернувшегося из дальней командировки…

— Оксана — не жена, — подала голос Прибрежная Галька. — Это я жена! А она — злая, злая, злая!

— Что делать-то? — спросил Гаврила. — Адик, что делать?

— Есть, — приказал я. — Опустошить кадушку как можно скорее. Набираться сил. У меня такое ощущение, что они нам скоро понадобятся.

ГЛАВА 2

В кадушке и правда был куриный бульон. Горячий, наваристый, ароматный, с большими радужными кругляшками жира, похожими на золотые монеты… Мы высосали всё, а на дне нашли несколько куриных тушек. Съели и мясо.

Пахом-Чик заметно подобрел. Кровожадности его и свирепости как не бывало! Я еще подумал, что душегубом он стал не только из-за дурной наследственности и безрадостного детства, но и по причине нерационального питания. Попробуйте с младых ногтей жить в лесной глуши, общаться с ведьмами, лешими да бесами, питаться жабами, змеями, поганками и мухоморами — что из вас получится?..

Гаврила успокоился и задремал, переваривая бульон. Даже позволил нежеланной своей жене Прибрежной Гальке уснуть, положив голову ему на колени…

Хорошее дело — хорошо поесть. На сытый желудок любые неприятности легче перенести… По крайней мере, когда в очередной раз распахнулась обшитая железом дверь, никто даже не вздрогнул. Гаврила вообще не проснулся. Пахом, правда, узрев вместо тощего старикашки пятерых дюжих угрюмых мужиков в черных кафтанах, ахнул:

— Опричники! — и на всякий случай отполз к своему топору.

А Прибрежная Галька зарылась в солому.

Впрочем, мужики никакого внимания на нее не обратили. Один из них поднял повыше факел, который принес с собой, и коротко спросил:

— Кто тут из вас колдун будет?

— Нет среди нас колдунов, — сразу отрекся я. Мужики заозирались. Тот, что с факелом, шагнул вперед и осветил лицо спящего Гаврилы. Детина с неохотой открыл глаза.

— Ты, что ли? — поинтересовался мужик.

— А?.. Чего?.. Выключите свет! Чего спать не даете?! Щас как плюну в тебя, морда!

Не тратя больше слов, воеводин сын перешел к непосредственным действиям: набрал в грудь воздух и… Вместо убийственного плевка с его губ сорвался не менее убийственный:

— Ик!

— Переел опять, — смущенно объяснила Прибрежная Галька, на секунду высунувшись из-под вороха соломы. — А если вы колдуна ищете, то прошу обратить внимание на существо с рогами, копытами и хвостом. Хау! А моего мужа не трогайте: он обычный человек — только очень толстый и рослый.

— Ведьма! — возмущенно воскликнул я.

— От злого духа слышу!

Мужики сгрудились вокруг меня. Факельное пламя последовательно осветило мои рога, копыта… До хвоста дело не дошло — снимать штаны меня никто не попросил, а сам я не навязывался.

— Вставай! — приказали мне.

Я медленно поднялся. Слабости — той, что мучила меня сразу после прибытия на этот грешный континент, — я уже не ощущал, зато чувствовал свинцовую сытость. Три или четыре литра бульона, которые я успел проглотить, явно не располагали к каким бы то ни было активным действиям — к драке, например. Я понимал к тому же, что, если уж и получится у меня справиться с этой пятеркой, на крики сбегутся все окрестные опричники, стрельцы, стража и тому подобные ратные служивые — вплоть до народных ополченцев! Видимо, и Пахом-Чик подумал о чем-то подобном, поскольку осторожно положил топор на пол и незаметно отодвинул его ногой подальше от себя.

— Руки за спину, — услышал я следующий приказ и повиновался.

— Куда его? — спросил Гаврила. Ответом детину не удостоили.

— На самом деле! — поддержал я товарища. — Куда вы меня ведете?

На этот раз ответ я получил. Только не в словесном оформлении. Поднявшись с колен, потер ушибленный бок и проговорил:

— Так бы сразу и сказали…

— Иди и не болтай, — скомандовал мужик с факелом. — Еще рот откроешь, так приложу, что как зовут забудешь.

— Ладно, ладно…

— Смотри у меня! Не болтай, хуже будет!

Ага, это, наверное, такая интерпретация знаменитой формулы: «Вы можете хранить молчание; всё, что будет вами сказано, может быть использовано против вас в суде…» И аргументы у этих ребят веские. Следовательно, бузить, требовать адвоката и ордер на арест бессмысленно.

— Адик, держись! — крикнул Гаврила. — Я сейчас парочку переплюю, а остальных…

Он не договорил — опять икнул. И еще два раза.

— Не получается! — с отчаянием в голосе крикнул детина. — Ик! Проклятый бульон!

Вот тебе и древнее тайное мастерство убойной плевбы. Малейшее расстройство желудка — и ты беззащитен!.. Уж лучше пистолет или базука. Вероятность осечки меньше…

Под руки меня вывели из камеры. Дверь захлопнулась за моей спиной.

Пятеро мрачных и неразговорчивых опричников поволокли меня вдоль по темному узкому подземному коридору. Глухо стучали их сапоги по каменным плитам, а мои копыта цокали, как дамские туфельки. Факел колыхался над моим правым ухом, время от времени оглушительно стреляя искрами. Отблески пламени, как огненные птицы, метались по сырым стенам. Коридор начал петлять. То вправо, то влево отходили многочисленные каменные раструбы, но опричники, кажется, в этом лабиринте ориентировались безошибочно. Мы шли и шли вперед.

Мои спутники молчали. Коридор снова вытянулся в единый глухой тоннель и скоро окончился тупиком, обозначенным низкой дверью.

Опричник с факелом без стука распахнул дверь. Я шагнул за порог и попятился — в центре открывшейся маленькой комнатки стоял топчан, в изголовье и изножье снабженный воротами, похожими на колодезные. К цепям, намотанным на вороты, крепились кованые железные петли для рук и ног. Простейшая разновидность дыбы — я ее сразу узнал. У нас в преисподней таких штук…

— Куд-да?!

Как я ни сопротивлялся, меня втолкнули в комнату и опрокинули на дыбу. Я напрягал все силы, но опричники оказались на удивление могучими и справлялись со мной без особого напряжения. Неужели я настолько ослабел?.. Да нет же, никакой слабости не чувствую… Может, батюшка-государь вывел новую породу людей, силой превосходящих бесов? Специально для эффективной борьбы с нечистью?

— Лежи и не дрыгайся…

А я уже и не дрыгался. Понимал, что бесполезно. Опричники быстро разложили меня на топчане и приковали цепями мои конечности к воротам.

Всё. Приехали, дорогие товарищи. Конечная остановка.

* * *

Прошли минута, другая — меня всё еще не пытали. Я даже позволил себе развязать язык. В частности, спросил у безмолвных опричников:

— Мужички, а чего вы ко мне пристали-то, а? Что я — хуже других? Может быть, вам копыта мои не понравились? А если у меня в роду лошади были? То, что я колдун, еще доказать надо. Давайте проведем следственный эксперимент: вы меня обратно откуете и я попробую что-нибудь наколдовать. Получится — делайте со мной что хотите. Ваша взяла. А не получится…

Опричники переглянулись. Один из них занес кулак над моей головой, но тут распахнулась дверь — так стремительно, что я не успел даже протестующее заорать.

Вошедший в пыточную камеру роста был примерно моего. То есть среднего. И чуть прихрамывал на левую ногу, как и я… Никаких других отличительных примет я не разглядел, потому что узнал его лицо.

— Филимон! — радостно закричал я. — Привет, братишка! Освободи меня! Или хотя бы проясни ситуацию этим истуканам! Скажи, что я твой хороший знакомый и даже родственник. Ну, то есть соотечественник…

Филимон, на лице которого не отразилось ничего, только коротко глянул в мою сторону.

— Пошли вон, — приказал он опричникам.

Те незамедлительно повиновались, тихонько прикрыв за собою дверь.

— Филимон, — снова начал я, — скорее, пока никто не видит, сними с меня цепи. Твои подчиненные такие идиоты! Не разобравшись, не поговорив толком, набросились на меня, скрутили, как… Слушай, они такие сильные — вроде и не люди вовсе, а…

— Нелюди, — подсказал Филимон. Я осекся.

Мой коллега, больше ничего не говоря, обошел дыбу вкруговую, исчезнув из моего поля зрения. Затем пощелкал огнивом — на стене вспыхнул факел. Что-то проскрежетало по полу.

— Вот так, — сказал он, присаживаясь к моему топчану на колченогий, грубо сбитый табурет. — Встретились… Значит, и ты в Москве?.. А я, как видишь, повышение получил по службе. Переехал. Та-ак…

— Что — так? — переспросил я.

— Объясни мне, Адольф, — без всякого перехода проговорил Филимон, — почему ты такой есть?

— Какой — такой?

— Не похожий на других бесов. Другие действуют точно по приказам, выполняют свою работу, а если и не выполняют, то всё равно поступками своими из общей массы никак не выделяются.

— Хочешь сказать, что я плохо работаю? Да у меня почетных грамот штук восемь! И ни одного выговора нет… Пока.

— Я не о том. Важно не то — сделано дело или нет, а как оно сделано. Мы — бесы — издавна занимаемся людскими делами. И ангелы — тоже. В принципе делаем одну работу. Мы и убиваем, и обманываем, и… много чего еще. И существам Света приходится время от времени кого-то устранять, приходится идти обходными путями и… много чего еще. Одно-единственное существенное отличие: они работают во имя Добра, а мы — во имя Зла. И всё. Важен не сам факт выполнения задания, а то, каким образом задание выполнено. Понимаешь?

— Н-не совсем. Не совсем понимаю и… Знаешь, Филя, мне твое поведение что-то не очень нравится. Освободил бы ты меня, и мы бы с тобой всласть потолковали. Было бы неплохо чайку попить. Прикажи своим оглоедам…

— Я тебе говорил, чтобы ты к Георгию не лез? Предупреждал?

— Ну предупреждал. А я к нему и не лез после твоего предупреждения.

— Говорил тебе, чтобы ты убрался обратно в контору подобру-поздорову?

— Так ведь ты сам видел, как оно получилось! Обалдуй Гаврила святой водицы брызнул в травы. Уж тут-то я ни при чем. Это всё он… Между прочим, я детине задницу надрал в наказание.

Филимон поморщился.

— Так, — сказал он, — ладно, хорошо. Отправка в контору сорвалась. Моя магическая аура была поражена, и я тебя отправить не смог. Но ты и сам мог прекрасно вернуться. Знаешь, что тебе для этого требовалось. А ты?

Я смущенно прокашлялся. Да уж, знаю: третий и последний способ переправиться из временно-пространственного периода в контору — устранить клиента. Проще говоря — убить… Пакость какая! Никогда я всерьез этот метод не воспринимал…

— Убить! — словно угадав мои мысли, сказал Филимон. — Проще простого! Я бы и сам его грохнул, Гаврилу твоего неотесанного, да он мне святой водой в рожу… Ух, гадина! Почему ты его не придушил? Придушил бы, и спокойненько домой.

— Не смог, — вздохнул я. — Чего спрашиваешь? Ведь знаешь меня, давно знаешь… Не могу я просто так — взять и невинного человека… Ну не душегуб.

— Теперь не до сантиментов! — жестко проговорил Филимон. — Где он сейчас? Пойду и голову ему срублю, и ты в контору улетишь. Где он?

— В Америке остался, — немедленно соврал я.

— А с тобой кто переместился?

— Да так… Парочка случайных индейцев… Разбойник, на которого, собственно, проклятие и было направлено.

— Проверю! — буравя меня глазами, пообещал Филимон. — Если успею. Дел по горло, а тут еще с тобой возись. Эх, Адик, не был бы ты мне другом… совсем по-другому бы я с тобой разговаривал!

— А ты со мной и не разговариваешь, — заметил я. — Отделываешься какими-то недомолвками… Поэтому и выходит всё наперекосяк. Ну не получилось у меня в первый раз переправиться, и я…

— И ты, — договорил Филимон, — снова поперся на рожон! Зачем полез во двор вдовицы?

— Это… — забормотал я. — Ну извини… Я подумал, что можно всё аккуратненько обделать. Чтобы, значит, и волки сыты и овцы целы. И Георгия чтобы не трогать — как ты мне и советовал настоятельно — и Оксану для Гаврилы заполучить. Выполнил бы таким образом задание и отправился в контору. Я ведь не знал, что во дворе вдовицы Параши появился монстр в собачьем обличье! Меня чуть не сожрал! Пришлось спасаться бегством. Вот и провалился в колодец, прокатился на межконтинентальном лифте в Америку, немножко позанимался тамошними астральными и человеческими конфликтами… Теперь вернулся и готов искупить вину… Сними цепи, а?

— Тебе капитан Флинт говорил, чтобы ты сидел в своей Америке, раз уж умудрился туда попасть, и исполнял обязанности местного злого духа?! — закричал, приподнимаясь с табурета, Филимон.

— Говорил! Я честно исполнял обязанности… Кстати о Флинте. Я тут припомнил, что…

— Тогда какого же хрена ты опять здесь?!

— Так срок вышел! — объяснил я. — Всё по-честному, по пророчеству: бледнолицые прибыли на земли краснокожих — духи индейцев сваливают во мрак веков. То бишь на пенсию…

— По моим расчетам, бледнолицые еще лет сорок-пятьдесят там не должны объявиться!

— Не должны-то, конечно, не должны… Но понимаешь, как всё вышло…

Стараясь не глядеть в глаза Филимону, я рассказал ему о банде Пахом-Чика, ненароком доставленной на американский континент.

Филимон схватился за голову и вскочил с табуретки.

— Вихри преисподней! — прокричал он. — Кретин!.. Копыта и хвост!.. Дурак проклятый!.. Стражи чистилища!.. Ну почему ты не можешь сделать так, как надо?! Флинт тебе приказывал или нет?

— Да в чем дело-то? Чего ты так волнуешься?.. Кстати, я хотел спросить — почему со мной Флинт разговаривал, когда он давно в отпуске, и…

Филимон забегал по комнате, потом остановился у двери.

— В общем, так, — проговорил он. — Расковывать тебя не буду. Хватит! А то опять чего-нибудь напортачишь. Полежи пока в цепях.

— Долго? — удивился я.

— До завтрашнего утра. Завтра отправишься в контору со всеми нами.

— То есть как — со всеми нами?.. Я думал, в этом временно-пространственном периоде бесов только два: ты да я… Ах да — еще нелюди. Зачем они здесь? Постой, а… откуда здесь нелюди? Они ведь сняты с вооружения! Их запрещено использовать!

— Тс-с!

Я замолчал. Филимон открыл дверь, выглянул в коридор. Насколько я мог видеть, в коридоре никого, кроме нелюдей, не было… На самом деле — зачем они здесь? Странно… Нелюди… Давно я их не видел.

Нелюди — это те же бесы, только… как бы это сказать… первобытные. Здоровенные куски мяса без разума и чувств, обладающие помимо исключительной физической силы способностью воспринимать и выполнять простейшие приказы — избить, убить, разрушить…

Когда наша контора только-только начинала свою деятельность, подобные экземпляры использовались широко. Но времена изменились. В контору пришло новое поколение, и нелюдей быстро списали в бессрочный отпуск.

От безделья многие из них усохли до размеров домовых и злобных привидений — этих списали на землю.

Но кое-кто остался в конторе. С ними не церемонились — использовали на подсобных работах, гоняли на посылках, отрабатывали на них, как на боксерских грушах, удары в тренировочных залах… Чтобы нелюдей кто-то взял с собой на выполнение задания — о таком я ни разу не слышал!

Ох! Вспомнил!.. Филимон, когда мы с ним встретились в этом временно-пространственном периоде, намекал на какое-то секретное задание… Ага, вот всё и сходится! То-то меня гоняют туда-сюда! И не хотят правду говорить…

— Филя! — взмолился я. — Ты мне друг или кто? Ты мне по дружбе — по секрету — объясни, что за авантюру контора закрутила? Тогда я и буду знать, куда мне можно лезть, а куда нет. Что, ты меня за дурака считаешь, что ли?

— Не считаю я тебя за дурака, — проворчал Филимон и снова выглянул за дверь. — Ладно, — сказал он, — всё равно уже скоро конец. Осталось последнее усилие. И помешать ты не сможешь — как ни старайся.

— Освободишь? — обрадовался я.

— Вот уж дудки! От тебя всего ожидать можно! Полежи в цепях… Эх, и угораздило тебя прилететь сюда именно сейчас!…Ладно. Всего говорить не буду — так, вкратце. Короче… — Филимон понизил голос до шепота и продолжил: — Помнишь курс бесовской истории Средних веков? О Великой Битве?

— Ну еще бы! Я в школе хорошо учился… Слушай, погоди с историей. Я одного не могу понять: почему эта интрижка преисподней такими секретами окутывается? Я что — первый год замужем? Не разбираюсь?.. Да я давно всё понял — никакого рядового задания ты не выполняешь здесь! Прислали тебя за тем, чтобы ты богатыря извел! Ведь так?.. Делов-то— на полкопейки! Если постараться. Он же всё-таки не Воитель Света…

— Великая Битва! — рявкнул Филимон.

— Ну. И что?

— Георгий в ней принимал участие! — коротко сообщил мой коллега. — Естественно, не на нашей стороне. Истинное его имя — Георгий Победоносец. Он — самый могущественный Воитель Света, хотя сам об этом не догадывается. Пока…

Я открыл рот. Поверить в то, что говорил Филимон, было трудно. В учебниках по истории черным по белому написано: последний и самый сильный из Воителей — Ланселот Озерный — уничтожен в Великой Битве. При чем здесь какой-то богатырь Георгий? И Братства Воителей давно не существует…

— При чем здесь Георгий? — прошептал я. — Ты же говорил, что он не…

— Забудь. Мало ли что я говорил. Я ведь не знал, что ты влипнешь в это… Да, Георгий участвовал в Великой Битве. То есть не сам лично, а… как Ланселот Озерный!

Я открыл рот еще шире. Чуть челюсть не вывихнул от изумления.

— Закрой пасть, — посоветовал Филимон. — Вот так. А теперь поверни голову. Влево. Вот так. Смотри на факел. Пристально. Долго. Еще. Не жмурься и не моргай.

— Глазам больно! — пожаловался я.

— Не гунди. Смотри. Еще. А теперь закрой глаза! — Я повиновался.

— Что видишь?

Между моими зрачками и опущенными веками всё еще металось оранжевое пламя, почти такое же яркое, каким я видел его с открытыми глазами.

— Отблеск! — торжественно проговорил Филимон. — Ты видишь огонь, хотя и не можешь его видеть. Другими словами, огонь есть, хотя его и нет. Георгий — такой же отблеск Ланселота… Теперь понял?

— Реинкарнация? — догадался я.

— Суть та же, — согласился бес, — но на деле сложнее. Реинкарнация — человеческое понятие, а люди уж так всё упростят, так переврут… Короче, Георгий — Ланселот. Понимаешь, чем это нам грозит? Великой Битвой! А мы к ней не готовы…

— Ого-о… — протянул я, не зная, что и ответить. — А контора-то как догадалась? Про Георгия?

— Разведка работает.

— А… конкурирующая организация?

— И те знают. Не знает лишь один Георгий. Его, понимаешь, берегут пока. Как скотинку выгуливают на басурманских просторах, чтобы он сил набирался и прежде времени в пекло не лез.

— В пекло?! — ужаснулся я. — Они готовят вторжение?!

— Да я образно говорю! Хотя вторжение в преисподнюю — не такая уж несбыточная штука. Ну не будем об этом… — Он трижды плюнул через правое плечо. — Не накаркать бы… Ихняя контора пристально следит за покоем Георгия. Следят также и за тем, чтобы концентрация бесов в этом временно-пространственном периоде не превышала допустимую норму. Так что операцию по уничтожению богатыря мы готовили втихомолку. Мало кто знал даже среди своих. Потому и нелюдей подтянули — они ведь за бесов уже не считаются как списанное оружие… Да и не только нелюдей: два древних демона смерти из индийского филиала конторы, семеро зомби, замаскированных под слепых нищих, калек… Эти твари тоже давно нашей конторой не используются, значит, сотрудники конкурирующей организации их засечь не могут. По той же самой причине меня и сделали главным ответственным за операцию. Потому что любого беса рангом повыше оперативного сотрудника враги засекли бы… Завтра Георгий выйдет в народ венчаться — тут-то его и ждет сюрприз. Количеством задавим!.. Эх, только бы всё получилось…

— Тависка! — воскликнул я.

— Да! Мощный дух зла и разрушения, не отягощенный особым интеллектом! Главный мой козырь! Основной боец!

— И что же мне теперь делать?

— Лично тебе — не мешать; Лежи себе в цепях и отдыхай. Никто тебя тут не побеспокоит.

— Ничего себе, не побеспокоит! Это же пыточная! И я не на перине лежу, а на дыбе! А если заглянет сюда какой-нибудь скучающий экзекутор и решит немного попрактиковаться в своем искусстве? Освободи меня! Я теперь всё знаю и мешать не буду. Понимаю ведь…

— И я понимаю, — нахмурился Филимон. — Понимаю, что ты всё равно ввяжешься и всё равно помешаешь! Наведешь, одним словом, шухер!

— Да тихонько пересижу где-нибудь… в более приятном месте. Без шума и пыли.

— Не можешь ты без шума и пыли! Уж я тебя знаю, Адик… Послушай, время на осуществление операции — ровно одна минута!

— Почему так мало?

— А зачем больше? Навалимся скопом и задавим гада! Никто ничего и сообразить не успеет… Минута!.. Через минуту после того, как я объявлю начало операции, вся нечисть из этого временно-пространственного периода автоматически переместится в преисподнюю. Ловко, да? Вся нечисть! И ты тоже, понимаешь?

— А если не успеете… Он же — Воитель! А ты говоришь — одна минута.

— Должны успеть… Тут главное — натиск! Враг не успеет ничего сообразить, а силы у нас — многократно превосходящие… Кстати, насчет силы. Как у тебя с колдовскими способностями?

— Увы…

— А мне восстановили… Ух, этот твой Гаврила… Гадина!.. Сколько пришлось с начальством объясняться! Всё-таки прислали спецов, которые меня… вылечили… Я тебя отмазал: причины своего м-м… заболевания указал неясно, но… Это в последний раз, Адольф, понятно? Ты мне друг, но… Сам понимаешь, в общем… Жаль — мне энергию терять нельзя, а то бы я тебя прямо сейчас отправил в контору от греха подальше!

— Ну тогда оставь при мне одного нелюдя — пусть охраняет, а?

— Каждый боец на счету! На карту поставлено будущее конторы, а ты о собственном благополучии думаешь! Знаешь, сколько я сил потратил, чтобы стянуть сюда нужное количество нелюдей?! Их же еще и пристроить надо, чтобы они глаза никому не мозолили… Тут-то мне опричнина и сгодилась: на опричника не то что пристально взглянуть — глаз поднять не смеют!

Дверь приоткрылась. Нелюдь просунул в пыточную свою тупую рожу и пробасил:

— Хозяин! Тебя кличут!

Филимон вскочил на ноги и бросился к выходу. На пороге он еще раз обернулся ко мне и сказал просительно:

— Не бузи! Если время выберу, пойду поищу по камерам твоего клиента, может, и он с тобой переместился из Америки. Укокошу его, и ты тут же перенесешься в контору… Ну давай, адью!

— Филя! — взмолился я. — Не убивай Гаврилу!

— Ага, всё-таки он здесь, да?! А еще упрекаешь меня в том, что я тебе врал!

— Хозяин! — снова пробубнил из коридора нелюдь. — Пора!

— А, пес с тобой! — махнул рукой Филимон. — Разберемся. Самое главное — ты теперь скручен и обезврежен… до завтра. Не переживай. Ради тебя же и стараюсь.

* * *

И остался я один… Несколько минут лежал неподвижно, переваривая информацию, которую только что получил.

Это что же получается? Секретная операция, важнейшая операция, а я о ней ничего не знаю, находясь в том же самом временно-пространственном периоде? Меня, как щенка, туда-сюда пинают… Обидно.

А Филимон назначен ответственным!.. Еще обиднее… Ну да, он — более опытный, он — бес заслуженный и проверенный, а у меня репутация…

Но я же не полный идиот!.. Знай я, в чем дело, всеми бы силами Филимону помогал! А меня… Аж в Америку запузырили, на другой континент, за тысячи километров отсюда!..

Ну, положим, в Америку я сам провалился… По собственной глупости… Но Филимон-то хорош! Мог бы и включить меня в операцию по дружбе — хотя бы мелкие поручения выполнять! Ведь это такая честь — быть вписанным в историю бесов!.. Обидно.

А как, наверное, обидно Гавриле сейчас!.. Томится ни за что ни про что в застенках вместе со свирепым разбойником и надоевшей сварливой женой, терзается самыми худшими предположениями относительно моей судьбы, не предполагая, что по камерам, возможно, рыщет уже бес — оперативный сотрудник Филимон или его нелюди…

Подумав о Гавриле, я дернулся, попытавшись подняться. Цепи зазвенели и натянулись. Я рванулся изо всех сил. Скрипнули вороты, скрипнули цепи, осыпая перхотную ржу. Топчан даже не шелохнулся…

Вот гадство! И пошевелиться не могу, и колдовать не в силах!..

Пожалуй, в такой ситуации можно было бы рискнуть и прибегнуть к магии, но как? Ноги скованы, руки скованы — как пассы делать?

Тем не менее я еще подергался, надеясь на чудо. Чуда не произошло — цепи держали крепко, а вороты, сработанные из цельных бревен, мне не сломать… Жутко.

Так, так, так… Не надо унывать — надо думать. Думать и еще раз думать. Ведь безвыходных положений на самом деле не бывает, правильно? Как-то можно исхитриться и освободиться… Как?.. Надо думать…

Попадал ли я раньше в подобные передряги? Да сколько угодно. Только вот цепями меня никто никогда не сковывал. И на курсах повышения квалификации ничего не говорили о том, как грамотно освобождаться от кандалов. Несомненный пробел в бесовском образовании!..

Так, хорошо, с бесами всё ясно… А как бы на моем месте поступил человек?

Тут я вспомнил одну из недавних моих клиенток — девицу из Западной Баварии, где, как известно, производятся лучшие порнофильмы в мире. Ее забавник-ухажер приковал наручниками к спинке кровати и, вместо того чтобы немедленно приступить к исполнению своих обязанностей, вышел до ближайшего магазина купить сигарет — подшутить думал таким образом…

Шутки не получилось — забавника сбил грузовик, когда он прикуривал первую сигарету из только что приобретенной пачки… Бавария ведь не Россия, где на пачках пишут: «Минздрав предупреждает — курение опасно для вашего здоровья». Может быть, прочитав такое, шутник и не стал бы курить на проезжей части…

А девица, промаявшись двое суток в пустом гостиничном номере, вслух высказалась в том смысле, что душу бы продала за свободу…

Дежурный случайно поймал сигнал, и я вылетел на помощь. Легкое было задание, потому что ключ от наручников висел прямо над кроватью на гвоздике. Я справился за минуту… А вот кто другой из бесов раньше чем через два часа от прикованной девицы не отошел бы! И не факт, что, подустав, он освободил бы бедную любительницу острых ощущений, а не заказал бы в номер пиво, пиццу да не вызвал бы приятелей из преисподней…

Ага, значит, девица нашла выход, а я нет?.. Ну ей-то проще… Люди могут, попав в безвыходное положение, вызвать беса и таким образом спастись… А мне кого вызывать? Тут кричи, не кричи, если кто и придет — бестолковый нелюдь или какой-нибудь надзиратель-палач…

У девицы, между прочим, только руки были прикованы, а ноги — свободны… Теперь я оценил, какое это счастье — иметь несвязанные нижние конечности! Ими хоть поболтать можно в воздухе — тоже развлечение. Опять же почесаться, если постараешься, конечно.

Ой, зря я об этом! Как только подумал про «почесаться» — тутже зазудело между лопатками!..

Я потерся спиной о топчан, со страхом ожидая продолжения. Общеизвестно: если чего-то сделать нельзя, то немедленно начинает хотеться именно этого!..

Зачесалось правое плечо… Потом левое…

Ну, с этим я еще кое-как справился, использовав небритые щеки.

А потом зачесался лоб… Потом между глаз… Потом и сами глаза…

Очень скоро зудела вся поверхность моего несчастного тела, словно я полчаса назад подвергся мощной атаке комариной стаи… Что я вынес!

Ужаснее всего был зуд в ладонях, под коленками и на кончиках рогов! От отчаяния и безысходности я даже орал — к счастью, на мой зов никто не откликнулся… И зачем только придумали дыбу и прочие страшные на вид орудия пыток? Достаточно просто привязать пытаемого к жесткой неудобной лавке и оставить так на продолжительное время… Попробуйте, если не верите!

В конце концов, издерганный, измученный и уставший, я уснул. Задремал, то есть, на минутку… Догадайтесь, что мне снилось?

Бескрайняя прерия… Легкий утренний ветерок… Синее-синее небо, под которым я скачу иноходью, поднимая клубы желтой пыли, — свободный и счастливый…

ГЛАВА 3

Скрип двери ворвался в мое сновидение неожиданно. Я сразу очнулся и приподнял голову, напряженно вглядываясь в расцвеченный факельным пламенем полумрак, — кто там?.. Мне показалось, что вернулся Филимон, одумавшись и решив-таки меня освободить. Я даже закричал радостно:

— Филя! Дружище! Наконец-то!

— Сейча-ас, касатик… — продребезжал совсем не филимоновский голос. — Кто тут у нас отдыхает? А я вот тебе еду притащил… Ешь до отвалу, а не наешься, так я еще принесу. Мне не трудно. Лишь бы ты, касатик, жив-здоров был. До завтрашнего утра… Ф-фух, последняя камера — и на сегодня всё!

Дедок Никодим вполз в камеру задом наперед, волоча за собой уже знакомую мне кадушку. Поставил ее на пол и обернулся ко мне, вытирая пот с морщинистого лба.

— Филимон… — севшим от ужаса голосом проговорил я. — Дружище…

— Какой-такой Филимон? — встревожился Никодим. — Где?

Я молчал, холодея. Вспоминал все гадости, которые рассказывал про этого старикана мой бес-коллега. Случилось самое паскудное из того, что могло случиться. В мою камеру забрел не кто иной, как палач!

Никодим подошел ко мне близко-близко и сощурился.

— Где-то я тебя видел, — сказал он. — Ага! Ты из тех колдунов, про которых я начальству сообщил!

Я молчал, соображая, что же предпринять.

— И в цепя-ах… — протянул Никодим, облизываясь.

Трусцой он сбегал к двери, выглянул и, видимо, самому себе сказал:

— Никого нет…

Вернулся ко мне, потирая руки.

— Работа на сегодня почти закончена, — пробормотал он, мутнея глазами и становясь всё оживленнее, — старуха меня не ждет, так что можно немного и…

Он не договорил — просто несколько раз сжал и разжал пальцы, точно хищная птица когти. И я всё понял…

Удивительно, как любимое дело преображает человека! За минуту Никодим из дряхлой развалины превратился в сияющего энтузиаста — престарелого, конечно, но еще полного сил…

— Погоди, касатик, сейчас…

Никодим нагнулся и вытащил из-под топчана деревянный ящик, в котором неприятно лязгнули какие-то железяки. Они походили на хирургические инструменты — только несколько варварского вида.

— Что бы ты ни собирался делать, — проговорил я, косясь на железки, — имей в виду: Филимон — мой друг!

— Друг, друг, — согласился Никодим, вдохновенно перебирая инструменты, — знаем… И батюшка-государь у тебя в родне ходит… Так что если я тебя хоть пальцем трону, то мне худо будет… Слышали… Я, касатик, сорок лет в застенках работаю заплечных дел мастером! Чего только не наслушался… Прямо диву даешься: человек в цепях лежит, к пытке готовится — а всё равно грозится!

— А ну прекратить! — крикнул я, не зная, что еще предпринять. — Указания насчет применения ко мне физического воздействия были?! Сгною! Уволю! Неужели у тебя никаких других дел нет, кроме как безвинного беса мучить? Ведь почтенный старикан, внуки, должно, ждут…

— Нет у меня никаких дел, — нервно оглядываясь и потирая руки, проговорил Никодим. — Нет… Почти… Не забыть бы цепи смазать… В соседней камере… А то недалеко и до греха…

— Какие еще цепи?! То есть иди немедленно и смазывай! Всё Филимону доложу!

— Не доложишь. Язык я тебе отрежу — и не доложишь… Ишь какой указчик нашелся!.. А цепи я обязательно смажу. Без этого нельзя. Серьезный душегуб в соседней камере содержится — Ахмет Медный Лоб зовут его. Лбом любую стену пробьет — только дай волю… Да волю-то ему никто и не дает! Обмотали цепями, спеленали, болтается, как муха в паутине… Трепыхается день и ночь, выбраться хочет, зверь такой, чтобы снова бесчинства творить… Кажный день цепи смазываем особым составом. Ежели не смазать — разорвет и вырвется!

— Так чего ты ждешь! Ведь вырвется! Оставь меня в покое, иди Ахмета охраняй! Или пытай его!

— Не-эт, касатик… Не такой я дурак, чтобы к басурманину приближаться. Еще изловчится да и двинет меня лбом своим медным!.. А цепи я смажу, смажу, конечно. После того как с тобой натешусь!

— Трус! — закричал я. — Старый идиот! Помогите! На помощь! Филимон!!!

— Ори, ори… — бормотал Никодим, плотно прикрывая дверь. — Здесь же пыточная. Стены, значит, особые — тройной крепости. Никто не услышит. Кроме меня. А меня крики не раздражают. Они мне нравятся.

Я смолк. Не потому что не хотел доставлять лишнего удовольствия заплечных дел мастеру, а потому что вдруг увидел глаза Никодима. Доселе мутные, они прояснились и заблестели. У меня даже дыхание перехватило! Словно жерла фабричных мясорубок смотрели на меня — кроваво-черные провалы, на дне которых смыкаются и размыкаются смертоносные ножи-лезвия… Да, этот не остановится — даже под угрозой собственной смерти! Он просто больше не владеет собой.

— Меня же завтра на казнь надо будет живым и здоровым выводить, — хрипло проговорил я, — по приказу царя… Тебе же… нахлобучка будет… старый душегуб!

Никодим на мгновение остановился. Облизнулся — я заметил, какие у него не по-стариковски розовые губы, — шумно сглотнул и сказал умоляюще:

— Ну я только немножко… Не до смерти… Шибко охота мне… Работы совсем не стало — молодые хлеб отобрали. Раньше имя мое гремело по всем землям православным, а сейчас только еду таскать арестантам дозволяют. Но я же — мастер! Где справедливость?.. Никто не узнает… — Тут он захихикал. — Завтра тебя прихлопнут — и концы в воду! Никто и разбираться не будет…

Я не нашел что ответить.

А Никодим развил бурную деятельности. Притащил из угла жаровню, ахнул о пол табуретку, с помощью ее обломков и настенного факела разжег в жаровне огонь. Мурлыча под нос какую-то песенку, положил на закопченную решетку большой зазубренный крюк, соединенный с кривым лезвием.

— Это что такое? — спросил я. Никодим всплеснул руками:

— Интересно?!

— Вообще-то да…

— Сейчас, сейчас, касатик… Пока жаровня раскаляется, время есть… — Он поднял ящик с инструментами, огляделся и, не найдя лучшего места, вывалил железки мне на колени. — Ты — молодец! — одобрительно проговорил палач. — Никто раньше не интересовался. Все почему-то когда такие штучки видят, орут и плачут. А я ведь мастер! Мастерство мое вместе со мной и уйдет. Учеников-то нет! Молодые надо мной смеются: им бы плетьми бить да дубинами колошматить — никакого таланта в них! Дуболомы! Инструменты почти не использует — вот они и валяются по пыточным, пылью покрываются… Погляди, касатик. Этот резак — для отпиливания пальцев: видишь зазубрины… Это — игла подноготная, средняя. Эта вот — большая подноготная… А эти щипчики — для отрывания кусочков кожи… Ах, сволочи, щипчики затупили! Сколько раз говорил — не использовать для срывания ногтей! Только для кожи! Это ж тонкая работа! Понимать надо!

Никодим раскраснелся, словно маньяк-филателист, демонстрирующий восхищенной публике уникальные экземпляры из своей коллекции. Меня давно уже мутило, я пару раз простонал:

— Не надо!.. — Но он меня не слышал.

— Буравчик! Бурит всё, даже кость — очень медленно и болезненно… Удавка. Конский волос высшего сорта! Нет, не для шеи, а для перетягивания конечностей до полного онемения…

— Хватит! — заорал я. — Всё! Делай, что хочешь, только перестань! У тебя эта железная хреновина на решетке раскалилась и готова к употреблению! Лучше муки физические, чем духовные! Хватит!

— Успеется, — мельком глянув на жаровню, сказал Никодим. — А это вот — специальная игла и специальная соляная нить для наиболее болезненного зашивания естественных отверстий человека…

— Не-эт!..

И тут я стал молить о чуде освобождения. Искренне и вслух!.. Правда, молил абстрактно, без адресата, потому что не знал, к кому обращаться: моя контора подобных услуг своим сотрудникам не оказывает (в соцпакете не оговорено), а конкурирующей организации до меня дела нет.

— Капельница… Из нее раскаленное олово удобно капать… — дребезжал старческий голос.

Я охрип. Подустал и Никодим. Откашлявшись, он произнес:

— Ну, теперь можно приступать…

И тогда случилось чудо, в которое я уже, надо сказать, не верил. Правда, я сразу не понял, что это — именно чудо, а не очередной удар судьбы-злодейки.

Топчан-дыба сам собой подпрыгнул едва ли не до потолка и рухнул на пол. Потом еще раз и еще… Вороты тяжко ворочались в креплениях, древесина трещала, щепки летели во все стороны, цепи гремели…

Никодим с воплем шарахнулся к двери, но сослепу наткнулся на жаровню и, опрокинув ее, упал сверху…

А топчан всё скакал…

Паскудный престарелый палач выл и визжал, катаясь по полу и стараясь ладонями потушить горевшую одежду. Вдруг раздалось громкое шипение — будто паровоз выпустил пар. Это Никодим опрокинул на себя кадушку с бульоном, счастливо избегнув смерти от огня. Впрочем, вопли не прекратились — наоборот, стали еще громче…

Или это я сам орал?.. Топчан колотился между полом и потолком; я бился головой и прочими органами о его поверхность; вороты трещали и скрипели — это было поистине кошмарно!.. Как и всякий кошмар, мой тоже закончился внезапно.

С гудевшей башкой, в разорванной одежде (синяки проглядывали сквозь лохмотья), с расквашенным носом и подбитым глазом — но живой! живой! — я выкарабкался из-под обломков, стряхнул с себя покореженные кандалы, глупо улыбнулся и неведомо кому сказал:

— Спасибо!

Что это было? Конечно, чудо! Только кто его устроил?.. А, ладно, не важно. Главное — я выбрался!.. Всё-таки правильно говорят — безвыходных ситуаций не бывает!..

В пыточной воняло гарью. Никодима нигде не было — очевидно, он сообразил, чем для него может закончиться мое освобождение, и благополучно слинял.

Пошатываясь, я вышел в коридор. Сейчас этот сморчковидный садист наведет сюда опричников… Нужно сматываться, да побыстрее. Конечно, можно спрятаться и здесь, но… Как же Гаврила с супругой? Если Филимон раньше не доберется до них, то несчастных казнят утром на площади…

Я захромал вдоль по коридору, очень скоро раздвоившемуся… По каком раструбу меня вели? По левому или правому? В упор не помню… Как-то не озаботился запоминанием дороги.

На колебания в выборе дальнейшего пути не было времени. Я свернул наугад и побежал так быстро, как только позволяло мне истерзанное взбесившимся топчаном тело.

* * *

Переплетение бесконечных ходов, переходов и поворотов — вот во что очень скоро превратился коридор! Лабиринт… Факел надо было захватить из пыточной! Ничего не видно… И тихо, как… в гробу! Аж в ушах звенит!.. Лишь стук моих копыт отражается сырыми каменными стенами. Эхо многократно усиливает перестук, и кажется, будто по коридорам шагает не один, а сразу несколько бесов…

Где искать Гаврилу? Тут самого себя потерять можно! Темень такая, что, как говорится, сам черт ногу сломит… Ох!

Я пребольно приложился коленом о какой-то коварный каменный выступ и вынужден был на несколько минут прервать свое путешествие, чтобы ощупью выяснить степень повреждения. К счастью, ничего страшного… Не сломил… То есть не сломал. Всё в порядке! Кроме одного обстоятельства: я продолжаю слышать стук шагов, стоя на месте…

Отогнав глупую мысль о слуховой галлюцинации, я спрятался за ближайшим поворотом. Впереди мелькнул свет факела, и мимо меня протопали два нелюдя.

Дальше я шел осторожнее, время от времени останавливался и прислушивался. Таким образом я счастливо избегнул столкновения с тремя группами нелюдей. А вот опричника-человека, чего-то забывшего в этом подземелье, пропустив на шаг, оглушил по голове копытом, связал снятым с него же кушаком и отобрал сапожки, шапку и факел. Факел — чтобы освещать себе дорогу, а сапожки и шапку — чтобы прикрывать вторичные бесовские признаки (рога и копыта). Мало ли что еще может случиться? Совсем не улыбается мне случайно набрести на более или менее многолюдное общество и мгновенно стать объектом всеобщего внимания…

Иногда попадались двери, обшитые железом. Я стучал в них кулаком и тихонько звал:

— Гаврил а-а!

Арестанты обычно отвечали: кто-то жалобными стонами, кто-то ругательствами и проклятиями, а кто-то идиотским хихиканьем… Гаврилы не было.

М-да, мрачное местечко… Посидишь тут, не видя никого, кроме Никодима, и, конечно, свихнешься!..

Эх, надо было престарелого садиста пленить, посадить на поводок, заткнуть пасть и пустить впереди себя, чтобы дорогу показывал…

Я блуждал по коридорам довольно долго. Факел мой догорел, пришлось его выбросить и идти дальше на ощупь. Это очень, знаете ли, неудобно. Я еще пару раз стукнулся коленом о какие-то дурацкие выступы, чуть не расшиб себе лоб о низкую притолоку и чуть было не свалился в возникшую под ногами яму…

А яма оказалась вовсе и не ямой, а началом круто уходящей вниз лестницы.

«Ну хоть какое-то разнообразие, — подумал я. — Сколько же мне по лабиринту блуждать? Авось лестница куда-нибудь выведет… Конечно, было бы лучше, веди она не вниз, а вверх, но… Выбирать не приходится…»

Я стал спускаться. Лестница всё тянулась и тянулась. Она была такой длинной, что я уже подумывал плюнуть на всё и вернуться обратно. Появились неприятные ассоциации с межконтинентальным лифтом, немало меня обеспокоившие. Кто его знает? Если во дворе вдовицы Параши есть ход в Америку, то почему бы в подвалах Кремля не быть такому же… в Австралию, например?!

Лестница неожиданно закончилась. Впереди я увидел недлинный узкий коридор, освещенный… настоящей электрической лампочкой!

От удивления я остановился. Мгновение спустя заметил, что и стены здесь покрыты не плесенью и копотью, как наверху, а хорошей финской керамической плиткой, правда, с довольно своеобразным рисунком — незамкнутой пентаграммой. «Наверное, по спецзаказу делали», — подумал я и пошел дальше.

Скоро коридор свернул. Следующий отсек также освещался электричеством. По потолку тянулись многочисленные провода и кабели, соединенные сверкающими никелированными зажимами, а вдоль стен стояли довольно безвкусные статуи, изображавшие аляповато раскрашенных людей в средневековых одеждах, с навеки застывшим на физиономиях выражением крайнего изумления и страха…

Кажется, излишне реалистичная манера. На любителя… Кому, интересно, приятно смотреть на выпученные глаза, вываленные языки и причудливо безобразные позы?.. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, к такой плитке больше подошли бы в качестве украшений узкогорлые напольные вазы или карликовые деревья в керамической посуде. Или, допустим…

Я споткнулся, едва не наступив на маленького василиска, притаившегося за очередной статуей. Тварь сверлила меня круглыми черными глазками и громко скрипела желтыми зубами, очевидно жалея о том, что меня, как истинное создание Тьмы, нельзя превратить в камень взглядом… Бочком-бочком я обошел василиска и дальше двигался уже на цыпочках.

Н-да, а статуи вдоль стен — вовсе не элемент декора. Это, судя по всему, останки случайной кремлевской челяди, заплутавшей в подземелье… Неплохая идея — поставить василиска на входе вместо таблички «Посторонним вход воспрещен»!

* * *

Дверь, которой заканчивался коридор, была приоткрыта. Я осторожно заглянул в комнату…

Собственно, не комната открылась мне, а большой зал — светлый, сверкающий стеклом, пластиком и никелированным железом. Компьютерные мониторы на столах, стопки дисков, пульты управления, бесчисленные приборные доски и кнопки, кнопки, кнопки… И рубильники, рубильники, рубильники… И провода, провода, провода — целые гирлянды проводов, свисающих отовсюду, как лианы в джунглях…

В общем, если бы не начерченная на полу пентаграмма, зал походил бы на центр управления космическими полетами… Правда, тут еще и пахло так, как вряд ли может пахнуть в любом уважающем себя центре управления, — просто у пентаграммы (кстати, начерченной чем-то бурым, очень напоминавшим по цвету запекшуюся кровь) валялось с десяток крысиных трупиков, вокруг которых с отвратительным жужжанием вились мухи. В центре пентаграммы из бугорка синего песка рос цветок неподвижного оранжевого пламени…

Где-то я такой костерок уже видел… Ага, в вигваме жреца рода койота Потаенной Мыши!

Шорох заставил меня вздрогнуть. Я хотел было пошире приоткрыть дверь, но тут в поле моего зрения появился Филимон — всё так же одетый в опричничьи одежды, сосредоточенный и хмурый… Я попятился, но Филимон вряд ли мог меня заметить — он говорил по мобильному телефону, супя брови, глядя себе под ноги и теребя крохотную клиновидную бородку.

— Как это не отвечают! — сердито выговаривал он кому-то. — Должны отвечать! Номера пятый и сто сорок шестой, приказываю сходить и проверить, чем это они там занимаются, вместо того чтобы заниматься тем, чем нужно!.. Да! Немедленно!.. Куда? Верхний ярус, камера третья слева… Понятно? Выполнять! О выполнении сообщить!

Нелюдей распекает… Это у нелюдей вместо имен — номера. Так удобнее для всех, и для них в том числе. Они ж на одно лицо и тупые как валенки! Дай им имена — тут же их перепутают и еще передерутся, выясняя, кто чье имя незаслуженно присвоил!..

Ого, какой строгий Филимон!.. Не стоит, конечно, показываться ему на глаза. Хоть я ему и друг, но на этот раз он церемониться не будет. Чтобы меня нейтрализовать, сделает… сделает… Что-нибудь ужасное сделает! Ведь такая серьезная операция! А я мешаюсь… Правда, в данный момент ничего существенного за мной нет… Ну покалечил немного местного палача… Ну связал и ограбил опричника… Подумаешь! Хотя…

На всякий случай я отошел чуть-чуть назад и… наступил на ногу стоявшему позади стрельцу!

Вот дьявольщина! Будь стрелец живым и здоровым, он бы только ойкнул и, возможно, негромко выматерился бы. Но, превращенный в неподвижное изваяние, служивый пошатнулся и с оглушительным грохотом рухнул на пол.

Филимон подскочил на месте, потом бросился в мою сторону, на бегу вынимая из ножен саблю. Не больше секунды было у меня на размышление, и я принял единственно верное решение: отступил за первую попавшуюся статую и застыл, разведя руки, вытаращив глаза, а рот раззявив так широко, как только смог.

У меня получилось! Филимон пролетел мимо, даже не взглянув в мою сторону, — так натурально я слился с рядом истуканов!.. Пришлось простоять в неподвижности несколько минут, выслушивая, как бес отчитывает василиска, который, по его мнению, и свалил одну из статуй.

Наконец Филимон вернулся в зал. Я расправил затекшие конечности и снова вздрогнул от замогильного волчьего воя — это зазвонил мобильник Филимона.

— Пятый и сто сорок шестой, вы что, окончательно отупели?! В маразм впали?! Как это они исчезли?! Никуда они из камеры деться не могли! А семнадцатый и восемнадцатый что говорят? Ничего не говорят?! Мычат и скулят?! Что там у вас, чтоб вас псы чистилища разорвали, происходит?!

Я вдруг понял, о чем речь. Вернее, о ком… Филимон — вот ведь злопамятный гад! — не забыл о своем намерении уничтожить Гаврилу… И что такого мой Гаврила ему сделал?.. Нет, много чего, конечно: опозорил, колдовскую силу вытянул, побил… Ну да ведь у Филимона сейчас более важные дела есть, кроме как непоседливого воеводина сына наказывать!..

Видимо, и Филимон подумал о том же. Он покосился на часы в углу компьютерного монитора и ахнул:

— Всего час остался!.. Ладно, отбой! Забудьте про сбежавших пленников, все срочно на площадь! Что?! Еще одна проблема?! Издеваетесь?! Какая? Никодим?.. И что с ним?.. Куда забился?.. Почему на курином насесте прячется?.. Какие еще сумасшедшие топчаны?! Почему обожженный весь?.. Почему плачет?.. Он что — тоже с ума сошел?! А цепи он смазал Ахмету Медному Лбу?! Нет?! Идиоты, смажьте сами! Не хватало еще взбесившегося басурманина утихомиривать!.. Где раствор? У Никодима?! Так вытащите Никодима и пускай срочно исполняет свои обязанности! Выполнять! Головы всем поотрываю!!

Сбежавшие пленники!.. Значит, Гаврила сумел-таки бежать?.. А что же он сделал с двумя нелюдями, посланными его уничтожить? Нелюди — это ведь просто машины смерти, их не то что голыми кулаками — их даже мастерством убойной плевбы не возьмешь!..

Я снова застыл с открытым ртом и по-дурацки выпученными глазами — Филимон пробежал мимо меня, на ходу пряча мобильник под одеждой. Выждав минуту, я двинулся за ним. Постараюсь идти на шум его шагов — авось не заметит, авось выведет из этого проклятого подземелья!..

* * *

«А Гаврила-то! — думал я, неслышно скользя за Филимоном, уверенно и быстро шагавшим по подземным переходам. — Не удумал ничего лучше, чем вырваться на свободу!.. Сидел бы себе спокойно… Хотя, с другой стороны, Филимон нелюдей послал, чтобы убили его… Ну и что? Забаррикадировался бы и сидел… Чего доброго пойдет Оксану воровать из-под венца и помешает ходу операции!.. Эх, найти бы мне сейчас детину и отговорить от поспешных действий…»

Мы выбрались на верхний ярус подземелья. Свет — неяркий, предутренний, синеватый — проникал через узенькие как бойницы окошечки под самым потолком. Было видно, как наверху, на земной поверхности, мелькали чьи-то ноги, древки копий, алебард, приклады пищалей, полы красных кафтанов… Это проснувшиеся стрельцы громогласно сморкались, зевали и обсуждали предстоящую церемонию.

— Как жениха с невестой выведут народу показать, так и государь-батюшка покажется — благословлять молодых будет! — услышал я. — Ухо надо востро держать!

— Готовится покушение? — деловито осведомился кто-то.

— Нет. Слухов таких не было… Меды рекой потекут! Тут уж, братцы, держись: на всех всё равно не хватит — кто успел, тот и съел…

Чья-то рука крепко ухватила меня за шиворот и дернула назад. Я споткнулся и вдруг ощутил, что тело мое надежно опутала невидимая, но прочная, как стальная проволока, паутина.

Я рванулся изо всех сил. Филимон — моя звезда путеводная — уходил всё дальше и дальше. Сейчас скроется за ближайшим поворотом, оставив меня навсегда в этом подземелье! Хоть и верхний ярус, а плутать тут можно часами… Я снова рванулся — чуть слышно лопнуло несколько волокон; еще несколько движений — и я точно освободился бы совсем, но…

Неведомая сила сдавила меня на мгновение так, что я едва не испустил дух! Чувствуя, как трещат мои кости, я захрипел, потому что кричать попросту не мог. Чудовищные объятия ослабли и исчезли.

— Тише, Адик! — простонал Гаврила, хватая меня за руку. — Галина, сними заклятие, зачем ты?

— Прибрежная Галька! — простонал я. — Опять дедовские штучки? Чего тебе от меня надо-то?!

— Сам ведь сказал, любезный муж, чтобы я его задержала, — обиженно проговорила Прибрежная Галька.

Я обернулся. Она взвизгнула, бросаясь на шею Гавриле, — тому пришлось выпустить меня, чтобы подхватить супругу.

— Совсем сбрендили? — осведомился я, снимая с себя остатки колдовских пут. — Тьфу, слабенькое какое-то заклятие… И этим ты думала беса — оперативного сотрудника остановить? Каких-нибудь древних доисторических духов или демонов захудалых можно паутиной спеленать, но беса!.. Постой, так это ты нелюдей отделала? Ну правильно: против твоих заклятий они бессильны. Они же — низшие демоны… Даже и не бесы в полном смысле этого слова.

— Она! — подтвердил Гаврила, и в голосе его ясно слышалась гордость. — Эти… которые в одежде опричников были… подошли ко мне и сабли обнажили. Я приготовился драться, а Галина вдруг понюхала, понюхала и говорит: «Это же не люди! Это же злые демоны!..» — Галина меня спасла, рискуя собственной жизнью!

— Дедушка научил меня зло чуять, — вставила Прибрежная Галька. — Я их и в первый раз почуяла, когда они заходили. Только не сразу сообразила. А когда сообразила, то всё сказала Большому Духу.

Большой Дух, то есть Гаврила, вдруг отвел глаза в сторону и бухнулся на колени.

— Прости, Адик! — завыл он. — Грех случился! Поддался я злому чувству — заподозрил в тебе коварство!

— Не ори! Встань! Объясни толком, в чем дело?

— А когда ты живой оказался, я так обрадовался! Обнял тебя крепко-крепко!

— Ага, у меня кишки через нос едва не вывалились! Спасибо, дорогой друг!

— Как же тебе досталось! — Он отступил на шаг, разглядывая мою изорванную одежду и синяки, проглядывавшие сквозь прорехи. — Это всё я виноват! Прости великодушно, родненький!.. Галина сказала: злые демоны явились за злым Рогатым Духом и увели его, спасли, а нас оставили томиться в застенках до скорой смерти. Ну я озлился немного и сказал… сказал…

— Что сказал?

— Бей! — подставил Гаврила украшенную здоровенной шишкой макушку. — Я тебя проклял! Сказал: «Да что б его приподняло и пришлепнуло!..» — Как хорошо, что ты не убился!

Я вспомнил свихнувшийся топчан… и рассмеялся.

— Забыли! — великодушно предложил я. — А где, кстати, наш душегуб Пахом-Чик?

— Не знаю, — обрадованный моим смехом, ответил Гаврила и быстро поднялся с колен. — Когда Прибрежная Галька заклинаниями своими лишила речи и силы этих демонов, Пахом вскочил и убежал. Наверное, сам решил выбираться. А мы… вот. Блуждали, блуждали, прятались от всех и вдруг тебя увидали!

— Чую зло! — громко объявила Прибрежная Галька. — Оно приближается!

— Так, — проговорил я. — И что же вы предполагаете дальше делать? Тс-с…

Мы втроем шмыгнули за угол. Мимо нас пронеслись двое нелюдей, волоча за собой Никодима, от которого остро воняло гарью.

— Признавайся! — орал на бегу нелюдь. — Где раствор для цепей?!

— А он прыгал и прыгал, прыгал и прыгал… А потом всё загорелось! — хныкал дедок и сучил ножками. — Отпустите меня, я спрячусь! Боюсь!

— Итак, — когда опасность обнаружения миновала, сказал я, — так что же всё-таки вы дальше намерены делать?

— Куда мой муж, туда и я. Хау! — заявила Прибрежная Галька.

— А ты, Большой Дух?

— А я… — Гаврила замялся и посмотрел на меня как-то… Как-то так посмотрел… Потом оглянулся на Прибрежную Гальку.

Я ожидал, что дикарка нахмурится, догадавшись, о чем идет безмолвный разговор, но она только потупилась и вздохнула.

И я промолчал. Что мне было говорить? Через какой-нибудь час, когда секретная операция по уничтожению Воителя Света Георгия Победоносца закончится, вся нечисть улетучится из этого временно-пространственного периода — и я вместе со всеми. Тогда уже никто не поможет бедному Гавриле завоевать Оксану… Но почему-то у меня такое ощущение, что Оксана перестала быть для детины единственным светом в окошке! После того как Прибрежная Галька в очередной раз спасла Гаврилу от верной смерти, он разглядел в ней… В общем, не то, что видел раньше… Впрочем, Гаврила, кажется, пока не разобрался в самом себе.

— Решай! — вдруг тихонько проговорила Прибрежная Галька. — Не могу я постоянно добиваться любви собственного мужа. У меня тоже сердце есть. Выбирай: или я, или…

— Адик… — несмело произнес Гаврила. — Насчет твоего задания… Я тут подумал и…

— Ну?

— Не знаю, — признался детина. — Не знаю… Галина дорога мне стала, но и Оксана еще люба… Не знаю…

— Чую зло! — опять объявила дикарка.

Мы снова спрятались и затаили дыхание. На этот раз двое нелюдей пролетели мимо нас в обратную сторону с куда большей скоростью. Вслед за ними с дикими воплями несся Никодим. Вытаращив глаза, он вопил что есть силы:

— Не виноват я! Не виноват! Топчаны сумасшедшие! Огонь! Огонь! Куда раствор подевался?!

— Это еще что за?.. — высунулся было Гаврила, но тут загомонили стрельцы снаружи:

— Везут! Везут! — Гаврила встрепенулся.

— Пойдем! — сказал он. — В последний раз посмотрю на Оксанушку, тогда и скажу вам… решающее мое слово!

— Э нет! — запротестовал я. — Вы куда собрались?

— На площадь! — в один голос заявили супруги, а Прибрежная Галька еще и добавила:

— Хоть взглянуть на эту Оксану — что она из себя представляет…

— Нельзя! — заявил я. — На площади такое сейчас начнется!

— Что начнется?

— Такое… В общем, давка, пьяная толпа… Ну разве не знаете, что такое массовые гуляния? Одно недоразумение сплошное! Давайте лучше здесь пересидим. Тихо, спокойно…

Словно в подтверждение моих слов из глубин подземелья донесся ужасающий вопль. То ли звериный, то ли человечий — не понять, но грохот под каменными сводами раскатился такой, что я невольно вздрогнул и плюнул через правое плечо. Прибрежная Галька, деликатно повернувшись ко мне спиной, сделала знак, отвращающий злых духов, а Гаврила поднял сложенные щепотью пальцы для крестного знамения.

Пол под нашими ногами задрожал. Затряслись стены. Сверху посыпалась пыль и мелкие камешки. И раздался тяжкий удар — где-то внизу и очень далеко. Потом еще один — чуть ближе. Потом еще один…

Вот тебе и тихо, спокойно… В голове моей вдруг зашевелилось страшное подозрение.

Тависка! Там, внизу Тависка!.. То есть он не то чтобы уже внизу, а стремится на поверхность! Операция началась!

Злой дух — это вам не нелюдь, и не демон, и уж, конечно, не василиск. Мощь злого духа древности лишь немного уступает мощи Воителя. Вот он — козырь в рукаве… Основной боец…

Таронха, хоть и с похмелья, играючи убил бы меня, если б захотел. И не одного меня — десятка два бесов моего ранга уничтожил бы…

А Тависка явно не с похмелья! Его еще и разозлили, и науськали на богатыря — как полагается!.. Разгневанный злой дух — это, прямо скажу, ужасно! Ураган, цунами и удар ядерной боеголовки в одном флаконе!..

Вот что сейчас рвется из подземелья, вот что сейчас сметет нас со своего пути и не заметит…

— Бежим! — решил я и кинулся первым.

* * *

Дорогу мы не выбирали. Нам просто повезло, что, свернув пару раз, мы вылетели на свет — в толпу гомонивших и волновавшихся стрельцов. Некоторые служивые покосились на нас, но моя шапка, содранная с опричника, подействовала успокаивающе… Шапка, конечно, не полная форма, но в толчее никто не заметил моей разодранной одежды.

— Вперед! — командовал я, яростно пробиваясь через толпу. — Вперед!

— А что случилось? — пыхтел сзади Гаврила. — Что это там… орало и гремело?

— Лучше тебе не знать, — отреагировал я, на мгновение оборачиваясь.

Прибрежная Галька, уцепившись за рукав детины, молчала. Хмурилась, точно силясь что-то понять… А чего тут понимать? Сейчас здесь такое начнется…

Я не сразу понял, что мы находимся на территории Кремля. Ближе к открытым воротам… Кроме беспрестанно орущих стрельцов и небольшой группки опричников, здесь никого и не было. Бояре и еще какие-то мужики начальственного вида стояли на крыльце, пытаясь изобразить на своих физиономиях благостность и счастье. Они ничего не знали! Не чувствовали, как дрожит земля, как ревет чудовище, пока еще не заглушая вопли толпы…

Через ворота мы выбрались на площадь. Утреннее солнце яростно кипело на золотых куполах собора Василия Блаженного. Встревоженные вороны летали вокруг колокольни.

Пробившись через оцепление стрельцов (смотрели на нас с подозрением, но не окликали — всё-таки мы стремились не войти, а выйти), вклинились в первые ряды восторженных простолюдинов, ожидавших потехи, и встали намертво — ни туда, ни сюда… Обратно нас не пустят стрельцы, а миновать плотное, спрессованное в монолит людское море тоже не получалось.

Я оглянулся.

Вихри преисподней! А если сейчас разлетятся во все стороны стены казематов, взметнется столб пламени и огромное чудище восстанет из-под земли?! Толпа рванет куда попало, калеча и убивая всех подряд!

— Везут! Везут! — послышались крики. Гаврила встал на цыпочки, вытянув шею. Шарил глазищами поверх голов — высматривал свою любимую… Ну что ему втолкуешь? Об одном только и думает — выбирает между двух женских юбок… Что же делать?!

Теперь я оценил поступок Филимона, приковавшего меня к топчану в подземелье: там бы я был в безопасности! Ну, может быть, немного присыпало бы камнями и залило огненной лавой, изрыгаемой Тависка. Откопали бы потом и вылечили… А сейчас?! Конец, конец всему!

Всё-таки надо двигаться — подальше от кремлевских стен… Как? Нас так плотно стиснули, что и не понять, в какой стороне Кремль! Видны только приветственно размахивающие руки, лохматые головы и взлетающие к небу шапки.

Прибрежная Галька!

— Галина! — закричал я на ухо дикарке. — Нюхай!

— Чего? Зачем?

— Ну… Как ты определяешь, где зло есть? Сосредоточься и скажи, откуда движется зло! Ты должна почувствовать! Там, наверное, такая концентрация…

Девчонке не надо было объяснять дважды. По моему встревоженному до крайности лицу она и так всё поняла. К тому же не могла она не слышать то, что творилось в подземелье. Прибрежная Галька несколько раз втянула воздух ноздрями и проговорила:

— Много людей… Трудно… Но, кажется… Вон оттуда надвигается! Большое зло! Большое! — Она округлила глаза и крепко схватила за руку Гаврилу. — Я такого никогда не чувствовала! Страшно!

— Отступаем! — приказал я.

Не тут-то было! Людское море внезапно всколыхнулось и пришло в движение. Нас увлекали как раз туда, откуда — по утверждениям дикарки — и надвигалось большое зло. Нас просто тащило туда, и мы ничего не могли сделать — ни я, ни Прибрежная Галька, ни…

Гаврила даже не пытался сопротивляться. С глупой улыбкой на широкой физиономии он отдался на милость толпы. Всё смотрел повыше человеческих голов…

Сейчас, сейчас… Сейчас это сборище восторженных идиотов взорвется потоками крови, бешеными языками пламени!.. Злой дух вознесется над поверхностью земли, которая трясется под моими ногами всё ощутимее и ощутимее… Будто стою на спине гигантского кита, стиснутый со всех сторон глупыми пингвинами, а над головой уже нависает, готовясь раздробить в пыль, океанский вал…

Я взял Прибрежную Гальку за руку, чтобы нас не отнесло друг от друга. Девушку трясло, словно от озноба. Она всё повторяла:

— Зло… Зло… Большое зло…

Толпа, колыхнувшись, остановилась намертво. Крики стали громче. Простолюдины прыгали и орали с таким искренним восторгом, что можно было подумать, будто разыгрывавшееся на площади действо имело к ним непосредственное отношение… Гаврила вдруг вскрикнул и, разгребая толпу здоровенными ручищами, поплыл вперед.

Прибрежная Галька завопила от ужаса.

Детина рванулся, опрокинул нескольких горожан, стоявших ближе всего к изукрашенной цветами и яркими лентами телеге, в которую впряжены были три белоснежных коня. На телеге, как карамельные жених и невеста на свадебном торте, стояли Георгий и Оксана. Улыбались и размахивали руками, принимая поздравления. Впрочем, особого вдохновения на лице Георгия я не заметил. На нем явственно читалось: «Окрутили всё-таки… Что ж, деваться некуда… Когда-нибудь всё равно пришлось бы жениться…»

Оксана… Она казалась совершенно счастливой! Правильно — добилась-таки своего.

«Ох, как она похожа на Гальку! — пронеслась в моей голове мысль. — Похожа… Да ведь они одной расы! Как это я раньше не догадался? Оксана — индианка! Что за бред?!»

— Зло! Зло! Большое зло! — вопила Прибрежная Галька, указывая рукой на Оксану.

Меня взорвало: о каком зле она толкует?! Об Оксане?! Сопернице?!.. Вот баба! Личную свою трагедию перепутала с той страшной бедой, которая поразит сейчас весь этот несчастный город, а вместе с остальными и меня, и ее, и ненаглядного Гаврилу… Земля дрожит под ногами! Из глубоких катакомб рвется наружу дух смерти и разрушения Тависка!..

И почему я не остался в пыточной камере?! Перенес бы, наверное, пытки маньяка Никодима и остался бы жив… Секретная операция преисподней — этим не шутят! Одно дело — погибнуть, овеянным славой и почестями, в борьбе с Воителем, и совсем другое — угодить ненароком под копыта злого духа, сгинуть никому не известной жертвой!.. Еще и смеяться будут бесы, поминая меня: ввязался, дескать, дурак… По собственной глупости… Спасая никому не нужных людишек…

За телегой ковылял десяток нищих, закутанных в вонючие тряпки. Никто их даже и не пытался отогнать — не в традициях праздника. Если бы и попытались — ничего не вышло бы: зомби хоть и медлительны, но очень сильны… Следом текли и текли телеги…

Толпа разразилась новой серией воплей — это навстречу свадебной процессии вылетел на черном жеребце Филимон собственной персоной, окруженный нелюдями в нарядах опричников. Нелюди, освобождая дорогу себе и своему предводителю, распихивали публику без всяких церемоний.

Филимонов жеребец рыл землю копытом и злобно фыркал. Из ноздрей коняги вылетали желтые огненные искры…

Интересно, а под кого замаскирован второй демон смерти?

— Батюшка-царь молодых откушать приглашает! — провозгласил Филимон, поклонившись так низко, что едва удержал собственное тело в седле.

Умильно взревела толпа. Филимон, озвучив приглашение, чего-то замешкался. Жеребец его поднялся на дыбы и застыл, словно окаменев. Люди изумленно примолкли. Филимон вздернул вверх руку, явно собираясь отдать какое-то приказание. Тонкие губы его сжались. Из ноздрей жеребца вылетели целые снопы искр.

Я перевел взгляд на лицо Георгия. Тот с открытым ртом смотрел на беса, пытаясь понять, что, собственно, происходит… Нелюди, уже почти не скрываясь, обнажили сабли. Из ртов их полезли длинные клыки, головы втянулись в шеи, покрываясь поверх волос жесткой собачьей шерстью. Зомби, окружив телегу, распахнули маскировочные лохмотья, выставив на всеобщее обозрение торчавшие из гниющей плоти желтые крепкие кости. Наступила минута «икс».

Полную тишину (кажется, смолкли даже вороны над головами собравшихся) прорезал девичий вопль:

— Зло! Зло! Страшное зло! Гаврила… Не-э-эт!!!

И я увидел Гаврилу!.. Этот дурак, зажмурив глаза, видимо, от страха перед неминуемым наказанием, пер на телегу, вытянув губы трубочкой, как для поцелуя. Наверное, узрев предмет вожделения, забыл обо всем на свете, мечтая лишь о прощальном лобзании…

Я посмотрел на Оксану. Она не обращала никакого внимания на Гаврилу, уставившись на Филимона. Странное что-то творилось с ее лицом. Его черты — черты чарующей красоты — подергивались, словно отражение в глубоком колодце. Сквозь смуглую кожу пока еще неясно проглядывали пугающие очертания…

— Зло! Зло! — кричала Прибрежная Галька, указывая пальцем на Оксану. — Большое зло! Страшное зло! Вернись!

Филимон сжал вскинутую руку в кулак, и я всё понял! Рискуя сорвать операцию, подпрыгнул что было сил, по головам, по плечам сгрудившихся людей кинулся перехватывать Гаврилу. А тот, боясь открыть глаза, уже влезал на телегу.

— Отрок… — изумленно просипел богатырь Георгий. — Чего тебе надобно?

— Оксанушка… — тихонько простонал Гаврила. Филимон выкрикнул первые фразы заклинания, вызывая духов.

С неба грянул гром, и то, что секунду назад было очаровательной индианкой Оксаной, взметнулось вверх, раскладываясь, словно пружина. Платье разлетелось клочьями. Голова койота на змеиной шее, запрокинувшись, провыла в мгновенно потемневшее небо проклятие на никому не понятном языке. Чудовищное ящероподобное тело скрутилось узлом вокруг ошалевшего богатыря.

— Мой! — прошипел Тависка, поигрывая в пасти раздвоенным языком, и желтые его глаза — глаза койота — вспыхнули.

— Смерть! — взвизгнул Филимон.

* * *

Кажется, кто-то из толпы всё-таки попытался помешать нечисти. Нелюди, действуя слаженно и быстро, в несколько секунд зарубили смельчаков. Больше желающих поспорить с созданиями Тьмы не нашлось. Зомби окружили свадебную телегу плотным кольцом. Кое-где нелюди в одеждах опричников гасили слабо вспыхивавшие очаги сопротивления. Стрельцы, не могущие понять, что происходит, пытались пробраться сквозь толпу, но это им никак не удавалось. Всё было спланировано идеально. Великий Воитель Света, застигнутый врасплох, даже не сопротивлялся. У него просто не было на это времени.

В небе над нами расцвела пурпурная воронка. Она плавно снижалась к земле. Я знал, что это такое: портал в преисподнюю! Когда пройдет ровно одна минута после объявления Филимоном начала операции, портал всосет всю нечисть, находящуюся в этом временно-пространственном периоде…

Тависка — громадное чудовище с головой койота и телом ящера — навис над богатырем, раскрыл пасть, облизнул клыки и…

— Оксанушка! — пропел так и не раскрывший глаза Гаврила, смачно чмокая чудовище в клыкастую пасть…

От изумления и неожиданности Тависка по-собачьи тявкнул и рухнул на спину. Но уже через секунду снова взвился над двумя существами — Воителем и человеком. Гаврила открыл наконец-то глаза и завизжал от ужаса. Эхом ему ответил крик Прибрежной Гальки.

Я уже ни о чем не думал. Прыгнув в телегу, схватил Гаврилу за плечи и вышвырнул его прочь. Я не целился, но так получилось, что детина рухнул как раз туда, где стояла его супруга.

«Не придавил бы он ее своей тушей!» — успел мысленно обеспокоиться я, видя, как на меня сверху опускается оскаленная пасть койота.

— Шалишь, чудище! — грянул надо мной бравый голос.

Это очнулся от изумления Воитель Георгий. Выхватив меч, он прыгнул на спину Тависка и замахнулся.

— Эх! — прежде чем опустить клинок, рявкнул богатырь. — Так и знал, что жениться не стоило!..

Но ударить он не успел. Пурпурная воронка, издав звук водопроводной раковины, всасывающей остатки воды, разом поглотила койотоподобного злого духа и принялась по одному втягивать в себя бойцов Филимона. Георгий, которого воронка по понятным причинам не тронула, рухнул со спины монстра вниз.

Я видел всё… Зомби один за другим полетели вверх, кружась по спирали. Куски их плоти отрывались от тел лоскутами… Конь под Филимоном принял форму фиолетового двухголового тигра и исчез среди пурпурных вихрей… Нелюдей тяжело тащило ввысь. Они не сопротивлялись — бездумные, бесчувственные… Сам Филимон, оскалившись, шел ко мне. Шел, словно против сильного ветра. Было понятно, что он прилагает максимум усилий, дабы отсрочить момент окончательно прощания с землей…

Мое тело стало терять вес и подниматься. Я был уже на высоте метров трех, когда Филимон приблизился и, перестав сопротивляться силе портала, взлетел ко мне.

— Идиот! — зарычал Филимон. — Я же предупреждал!.. Сорвал операцию, сволочь! Оставайся здесь навсегда!

Он взмахнул руками, растягивая белую нить энергии. Печать Отторжения коснулась моего тела — мгновенно отяжелевшего. Что-то вспыхнуло, и меня отшвырнуло в толпу обезумевших от ужаса людей.

«Оставайся здесь навсегда!» — громыхало в моих ушах.

Всё, конец… Портал не примет меня с Печатью Отторжения…

ЭПИЛОГ

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! — закончил Высший Судья бес Вахтанг и прихлопнул тишину, как муху, деревянным судейским молотком.

Что тут началось! Вопли, крики, проклятия!.. Кто-то из зала швырнул в меня пустой чашей из-под пунша… От чаши я увернулся, и она, с лязгом ударившись о стену, закатилась под скамью, на которой я сидел, — скамью подсудимых.

Конвой бездействовал. И хорошо, что бездействовал. Трое стороживших меня мрачных нелюдей с тяжеленными алебардами в лапищах смотрели с ненавистью. Если б не служебное положение, они бы этими самыми алебардами на куски меня порубили!.. Я снова пригнулся — ножка от стула свистнула над ухом и отскочила от стены…

Вахтанг не требовал тишины. Понимал, что бесполезно. Зал свистел, орал и проклинал меня в тысячу глоток.

— Увести, — скомандовал Вахтанг, — на гауптвахту. Приговор требовал освобождения из зала суда, но я не протестовал. Освобождение в данном случае приравнивалось к высшей мере наказания: меня же порвут, как тузика…

— Позо-ор!!! — выли бесы.

На гауптвахте меня поместили в одиночную камеру. Некоторое время я просто лежал на нарах, тупо уставившись в потолок. А потом ко мне вошел посетитель…

Филимон долго стоял, прислонившись к стене, не глядя на меня. Наконец пошевелился, кинул на нары пачку сигарет и батон с маком.

— Хоть я с тобой и не разговариваю, Адольф, — сурово начал он, — но вынужден сказать… Не получил ты по заслугам! Легко отделался! Если б наш Владыка не был таким… даже не хочу говорить… тебя бы осудили гораздо строже! Сорвал операцию… Из-за чего? Из-за жалости к людишкам?! Да за это вышка — без всяких разговоров!.. Я ведь тебя и тогда пожалел, поставив Печать: на земле ты бы хоть сколько-нибудь прожил. А здесь… Говорил тебе, что твой характерец тебя когда-нибудь крупно подведет!..

Я молчал. Возразить было нечего. Сорвал операцию, да… Тот факт, что Воитель Света богатырь Георгий Победоносец на следующий день после неудавшегося покушения прервал свой обет трезвости и жестоко напился — видимо, на нервной почве — и в результате пьяного дебоша попал в острог, хотя и не говорил в мою пользу, но контору порадовал. У конкурирующей организации строгие правила: проштрафившегося Воителя снизили сразу в рядовые Ратники, лишив части его силы и, конечно, многих полномочий. Опасность для преисподней он еще представлял, но уже не такую, чтобы можно было серьезно беспокоиться.

— А у Владыки, — шепотом продолжал Филимон, — оказалось извращенное чувство юмора! Ему представили отчет о твоих похождениях, и когда он дошел до того места, где совращенные карточной игрой индейцы устроили междоусобное побоище, что ржал до колик и дальше читать попросту не смог.

Я молчал.

— Одного не могу понять, — помедлив, проговорил мой друг. — Как ты осмелился вернуться? Ты же знал, что тебя будут судить, и судить сурово! Такого мягкого приговора, признаться, никто не ожидал.

Я молчал. Говорить не хотелось. Было стыдно, и я… очень устал…

Как осмелился вернуться? Да вовсе не осмеливался я! Не было во мне смелости. Вообще ничего не было!..

Лежал, помню, совершенно обессиленный и равнодушно наблюдал за тем, как меня окружают опоздавшие к основному действу стрельцы и доброхоты из публики, пришедшие в себя после бесславного исчезновения нечисти. Портал, закрылся, осталось только темно-красное пятно наверху — точно небо было обожжено.

Стрельцы двигались осторожно, целя в меня копьями и дулами пищалей…

Я чуть приподнял голову. Странно — всё уже закончилось, а земля еще грохочет подземным громом… «Если Тависка оказался Оксаной, то кто тогда рвался из казематов на волю?» — мелькнула в голове мысль.

И тут рвануло! Метрах в пяти от меня сразу десяток ни в чем не повинных мужичков взлетели на воздух и с душераздирающими воплями приземлились на разных концах площади. Из образовавшейся в земле дырищи вылетел не кто иной, как душегуб Пахом-Чик, единственный глаз которого выражал такой ужас, что те, кто увидел атамана, мгновенно бросились наутек. Пахом тоже на одном месте не задержался. Шлепнувшись на землю, он взял низкий старт и кинулся бежать — почему-то в мою сторону. При этом он орал:

— Я же только поздороваться хотел! Я же… ничего такого!

Следом за одноглазым из-под земли показался низенький мужичок в разодранном азиатском халате, опутанный обрывками цепей, с вылинявшей тюбетейкой на несоразмерно огромной голове.

— Ахмет, басурманин проклятый! — ахнул рядом со мной богатырь Георгий. — Кто ж тебя, паскудника, освободил?!

Взмахнув мечом, богатырь прыгнул с телеги Ахмету Медному Лбу наперерез, но промахнулся. Ахмет, низко пригнув голову, свистнул мимо богатыря, боднул лбом телегу и разнес ее в щепы с такой же, наверное, легкостью, с какой пробивал каменные своды казематов, прокладывая себе дорогу наверх.

Народ кинулся врассыпную. На площади творилось нечто невообразимое. Пахом, моля о пощаде, бегал от Ахмета; Ахмет, завывая:

— Ах шайтан! — гонялся за Пахомом; богатырь Георгий пытался поймать и уязвить мечом того и другого; стрельцы дружной стайкой трусили следом за Воителем — то ли собираясь поддержать его в трудную минуту, то ли предполагая, что за спиной Победоносца сейчас самое безопасное место…

Я с трудом поднялся на ноги. О том, что случилось в казематах, мог догадаться и последний дурак. Пахом, выбравшись из камеры, пошел на поиски своего кумира, нашел-таки его и помог освободиться, что было вовсе не трудно, поскольку именно в этот день Никодим не смазал цепи, удерживавшие буйного басурманина. А басурманин, верный своему принципу «сначала убить, а потом подумать», всю накопившуюся в заключении злость решил выместить на первом подвернувшемся человеке — на Пахом-Чике то есть…

А почему я не перемещаюсь в контору? Ведь задание клиента выполнил: освободил Ахмета… Ну не своими руками, но ведь Никодим не смазал цепи именно из-за меня!.. Почему же я всё еще здесь? Неужели Печать Отторжения действует так широко — на весь механизм перемещения? Не может быть…

Кто-то схватил меня за плечи. Я рывком обернулся.

— Адик! — прошептал мне на ухо Гаврила — желтовато-бледный, как парное молоко. — Бежим! Уходим! В родное Колуново!

— Бежим, о храбрый Рогатый Дух, спасший жизнь моему мужу! — поддержала Прибрежная Галька. — Я видела, как зло отвергло тебя, оставив навсегда на земле. Не бойся, мы всегда будем с тобой!

— Мы тебя усыновим! — ляпнул Гаврила. — Я долго думал и решил: мне нужна только Галина, а Оксана не нужна. Тем более что она в страшное чудовище превратилась и едва меня не слопала!

Ответить я не успел. Даже осмыслить сумбурное заявление воеводина сына не смог.

С криком: «Мама!» — Пахом споткнулся и рухнул на землю.

С воплем: «Попался, шайтан!» — Ахмет Медный Лоб прыгнул на спину атаману.

С восклицанием: «Эх, голову снесу!» — Воитель Света Георгий Победоносец схватил басурманина за загривок…

Как только одноглазого Пахом-Чика коснулись руки его кумира, мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины и разорвался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в поглотившей всю вселенную бесцветной пустоте не существует.

Странное состояние… Сколько раз его переживал, а всё не могу привыкнуть… Хорошо еще, что недолго оно длится…

Бесконечная черная нора, по которой я с чудовищной скоростью мчался, сузилась. Впереди — я это знал — меня ждали родимая контора, суд, разбирательство и приговор…

* * *

— …Приговор! — поморщившись, проговорил Филимон, подпиравший стену одиночной камеры гауптвахты. — Тоже мне — приговор!.. Тьфу!.. Ерунда какая!.. Ты знаешь, что бесы тебя линчевать собрались?

Я разломил батон. На нары высыпался десяток напильников.

— Это они мне подсунули, — кивнул Филимон. — Хорошие напильники. Любую решетку в пять минут распилят. А по ту сторону решетки вся преисподняя собралась. У каждого беса в руках если не удавка, то нож…

— Спасибо, — сказал я, — за предупреждение. Уж лучше в одиночке пару лет посижу.

Филимон пожал плечами, вздохнул и вышел. Но на пороге остановился, повернулся ко мне и подмигнул.

Хорошо всё-таки иметь друга!..

А бесы успокоятся со временем… Не могут же они вечно на меня злиться! Какое-то время придется-таки здесь отсидеться, апотом… снова суровые трудовые будни! Ведь приговор, объявленный мне, гласил: «Две тысячи лет исправительных работ по месту службы».

Всё-таки повезло, что у Владыки извращенное чувство юмора, правда?

Антон Мякшин Бой бес правил

Часть первая VIP-КЛИЕНТ ПРЕИСПОДНЕЙ

ГЛАВА 1

Приземлился я в подвале. Вам случалось приземляться в подвале? Приземляются, как правило, на аэродромах, картофельных полях или — на худой конец — в открытом море; в общем, в таких местах, где подразумевается бескрайний небесный простор. Небесный простор — просто необходимая штука для полетов и, как следствие, приземлений. Это вам любой авиатор скажет. В моем же случае небеса никакой роли не играли, поскольку летел я по вертикальному узкому тоннелю, летел вверх, слыша, как подземный ветер свистит в ушах и земля с чмоканьем смыкается за мной, летел в кромешной, какой-то даже космической темноте все быстрее и быстрее, пока не выскочил на поверхность, как гриб. Отряхнулся, осмотрелся и тогда-то понял, что впервые, кажется, в своей жизни приземлился в самом настоящем подвале. Наручные часы показывали ровно тысячу девятьсот девятнадцатый год. Я кивнул сам себе — прибыл точно по графику.

Итак, подвал. Хороший, просторный. Ну не настолько, скажем, чтобы в баскетбол играть. В баскетбол тут, конечно, не поиграешь, разве что в настольный.

Довольно светло… Вдоль добротных кирпичных стен старинные ртутные зеркала, и перед каждым зажженные свечи. Черные, естественно. На полу тщательно выписанная пентаграмма, в центре которой еще слегка дымятся пронизанные красными прожилками угольки. Только вот клиента, по чьему вызову я прилетел, что-то не наблюдается. Не мог подождать, что ли? Что это, на самом деле, за неуважение к оперативному сотруднику? Ко мне то есть?..

Вихри Преисподней! Как же я забыл — клиент на этот раз у меня непростой, клиент элитный. Клиент разряда VIP, и поэтому все, что бы он ни сделал, правильно и хорошо. Не встретил — так ничего особенного, побегаю поищу. Найду — возмущаться не буду, напротив, вежливо осведомлюсь: зачем, собственно, я ему понадобился. Осведомившись, задание выполню с исключительным старанием; а выполнив, поблагодарю за сотрудничество и доверие к нашей фирме. Поинтересуюсь: «Еще чего-нибудь не изволите-с?» — и только потом откланяюсь. Да. Я на этот счет соответствующие инструкции от непосредственного начальства получил. И еще частное примечание: мол, от результатов этой поездки ваша, Адольф (меня, кстати, Адольфом зовут) дальнейшая карьера зависит целиком и полностью. Причем сказано это было таким тоном, что я сразу понял: ежели облажаюсь, не миновать мне полновесного строжайшего выговора по служебной линии с занесением в личное дело плюс гауптвахта включительно. Какая уж в таком случае дальнейшая карьера…

Ну если клиент very important person, так и предстать я перед ним должен подобающим образом. Из заднего кармана джинсов я извлек расческу, перед одним из зеркал остановился и, сняв бейсболку, попытался привести в порядок шевелюру. Как и обычно, добился лишь того, что в первую же секунду обломал зубья расчески о левый рог — он у меня почему-то длиннее правого, — а рыжие лохмы мои как торчали, так и остались торчать в разные стороны. «Ладно, хотя бы попытался», — подумал я, возвращая бейсболку на законное ее место, то есть козырьком назад.

Из подвала был один выход, я толкнул массивную металлическую дверь. За ней тянулся узкий коридор, освещенный смоляными бронзовыми светильниками, искусно выполненными в виде козлиных черепов.

Я двинул вперед по коридору. Под ногами сновали крупные крысы. Присмотревшись, я заметил: крысы передвигаются на задних лапках, а передними балансируют, как канатоходцы. Вероятно, они способны были и членораздельно изъясняться, но на крысиных мордочках ясно читалась такая целеустремленность, что я не решился спросить, где же мне искать их хозяина.

Коридор оказался сквозным. То и дело он неожиданно расширялся, превращаясь в небольшие комнатки, уставленные приборами явно алхимической конфигурации. Приборы густо покрывала сыроватая подвальная пыль, кое-какие склянки уже успели потрескаться и потемнеть… А вот дошагав до следующей комнаты, я остановился, споткнувшись от удивления. Среди старинного хлама, давно пришедшего в окончательную негодность, моим глазам предстал золото-перегонный тигель Мебиуса на трехногой подставке. Как известно, секрет изготовления благородного металла был утерян давным-давно еще самим Мебиусом, под конец жизни впавшим в маразм и варившим в тигле карамель на продажу, поскольку пособия по инвалидности алхимикам не полагалось. А между тем в двух шагах от меня исправно функционирующий тигель по тонкой, прозрачной трубочке подавал в бронзовую чашу вязкие желто-золотые струйки.

— Не велено смотреть! — услышал я и шарахнулся от невесть откуда появившегося голема. Очень похожий на выбритого медведя, толем, отчаянно скрипя глиняными суставами, ссыпал в тигель свинцовые чушки и застыл, загородив дорогу, глядя на меня подозрительно и враждебно.

— Ну? — спросил я, помня о том, что с големами следует разговаривать исключительно в приказном тоне. — Таращиться будем или чего еще? Дай пройти!

Правое ухо у него болталось на проволочке, а левое отсутствовало вовсе. Кроме того, на животе зияла преизрядная дыра (прекрасно просматривался проволочный каркас), а одна из лапищ изуродована была трещиной.

— А ну дай дорогу! — рявкнул я.

Голем вздрогнул так, что у него отвалилось и второе ухо. Накренился в сторону.' локтем своротив на пол бесценный алхимический аппарат. Золото зашипело, остывая на каменных плитах. Адово пекло! Я прошмыгнул мимо и пошел дальше не оглядываясь. Это не я виноват, а голем. Дикий он какой-то, невоспитанный. Наверное, хозяин в последнее время редко заглядывает в свой подвал. Надо же так хозяйство запустить…

Чем дальше я шел, тем больше признаков разлада имел возможность наблюдать. А ведь действительно — разлад и разруха… Бронзовые светильники горели через один. Летучие мыши, во всех приличных колдовских подземельях исполнявшие обязанности присматривающих за освещением, бестолково порхали под потолком целыми компаниями. Охранный василиск с выбитым глазом отдавил мне копыто. Косматый домовой, показавшийся из-за угла, вместо того чтобы, как полагается, земно мне поклониться, как-то невнимательно кивнул, сунул руки в карманы и отбыл по своим делам, пыхтя грубой папиросиной. Водяной-водопроводчик в замызганных портках валялся прямо на полу, перегородив проход, и, кажется, спал, обняв обеими руками огромный вантуз. Через водяного я перешагнул, даже не задев, но он вдруг закопошился, приоткрыл зеленые глазищи, лениво дрыгнул ногой — очевидно, попытался лягнуть — и прохрипел, выпустив из пасти облако чудовищного сивушного перегара, что-то вроде: «Ходят тут всякие…»

Этого уж я не стерпел. Подняв за шиворот вяло затрепыхавшегося водяного, я хотел было втолковать ему значение слова «субординация», но тут же получил вантузом между рогов. Пока, потирая лоб, соображал, как такое могло случиться и что же это все, в конце концов, значит, паскудный водопроводчик выскользнул из моей руки, упав на четвереньки, ловко уполз и где-то спрятался.

Мне осталось только погрозить кулаком полутемному коридору и дать обещание пожаловаться господину.

— Господа! — издевательски проорала с потолка какая-то шальная летучая мышь. — Госпо-ода-а! Кончилось ваше время! Хватит, попили нашей кровушки!

Я запустил в нее почему-то оставшимся в моей руке вантузом, но не попал; вернее, попал, но не в нее, а в один из горящих светильников. Смола плеснула по стенам, несколько пылающих капель обожгли пробегавшую мимо крысу. Крыса подпрыгнула на задних лапках, передними потирая обожженные бока, и явственно обругала меня «сукиным сыном». Кошмар какой-то, клянусь всеми семью кругами! С ума они, что ли, все тут посходили?

Теперь понятно, почему здешнему хозяину пришлось обращаться за помощью в нашу контору. А уж он-то как никто другой должен понимать, что значит стандартная плата за услуги оперативного сотрудника… Будь клиент хоть тысячу раз VIP, оплата для всех одинаковая — душа. Она самая, душа человеческая, переходит после смерти клиента в нашу контору. В том случае, конечно, если оказанные услуги его, клиента, полностью удовлетворяют.

Между тем обожженная крыса, отбежав на безопасное расстояние, завопила:

— Братцы! Это где ж сказано, что грызунов можно безнаказанно калечить? Давайте пообломаем рога прихвостню сатрапов проклятых!

Я погнался за ней, пролетел несколько поворотов, пару проходных комнат (алхимическое оборудование в беспорядке валялось на полу) и остановился…

Нахальная крыса успела куда-то шмыгнуть. Должно быть, в узкий лаз под лестницей, поднимавшейся очень круто, почти отвесно, к ничем не примечательной двери под самым потолком. Собственно, коридор этой лестницей и заканчивался. С трудом вскарабкавшись по ступенькам, я подергал ручку двери. Закрыто. Даже не закрыто, а запечатано одной из сложнейших Черных Печатей, снять которую я даже и не стал пытаться.

— Ничего себе… — пробормотал я, но тут до меня дошло.

Из кармана джинсов я вытащил тисненную золотом визитную карточку. На гладком картоне трудночитаемым готическим шрифтом было выдавлено: «Барон Рудольф Марк Опельгерцхайзен. Колдун и многознатец. Петроград, Садовая, 328. Не стучать. Не звонить. Не беспокоить».

— Уважаемый барон! — обратился я к двери после трех безуспешных попыток выговорить фамилию Рудольфа Марка. — Бес оперативный сотрудник Адольф по вашему вызову прибыл!

Дверь не открылась. Она мгновенно истончилась до полупрозрачности. Я шагнул сквозь зыбкую преграду как сквозь пелену тумана…

И очутился в ярко освещенной, просторной и многолюдной прихожей.

Появившись в данном временно-пространственном отрезке, я как-то не придал значения дате, высветившейся на циферблате моих наручных часов. Все мое внимание занято было тем, чтобы не дать маху и предстать перед важным клиентом в соответствующем виде. Только сейчас я полностью осознал, куда и когда я попал. Петроград девятнадцатого года — это серьезно.

Прихожая кипела, клокотала и исходила паром. Парадная лестница, многократно расширявшаяся книзу, гудела под дробным напором десятков ног, обутых в ботинки, сапоги, опорки, лапти и вовсе не обутых. Подтаявший, грязный снег, нанесенный многочисленными и явно незваными пришельцами покрывал дорогой паркет. Выбитая входная дверь косо прислонена была к стене, в открытый дверной проем заглядывал мутный февральский денек, напичканный, как булка изюмом, искаженными любопытством физиономиями уличных зевак.

Дом барона Рудольфа Марка взяли приступом. По широкой лестнице бурлили два потока; первый, устремлявшийся вверх и более многочисленный, составляли крепкоплечие парни в морских бушлатах, безразмерных клешах и бескозырках, непонятно откуда взявшиеся в центре Петрограда бородатые мужики в пропахших дымом армяках и просто неопределенно и неопрятно одетые личности, среди которых попадались экземпляры, обряженные прямо-таки в фантастические лохмотья. Вся эта пестрая масса упрямо перла вперед и вверх, возбужденно горланя и свистя. Зато второй поток стекал с верхних ступеней к выходу степенно и неторопливо. Особо, конечно, не поторопишься, когда на твоих плечах помимо родных морского бушлата или залатанного армяка еще две-три собольих шубы, пара персидских ковров, скатанных в длинные рулоны, объемистый узел, в котором жалобно позвякивает золотая или серебряная утварь… Шарахнули два выстрела — я инстинктивно прижался к стене. Влетевший в прихожую длинноволосый паренек в кожанке снова поднял к потолку чудовищного размера маузер и дал еще три громоподобных выстрела.

— Товарищи! — завопил паренек так истошно, что облезлая студенческая фуражка подпрыгнула на его голове, а длинные патлы на мгновение вздыбились, будто паренька шарахнуло нехилым электрическим разрядом. — Требую немедленно прекратить несанкционированный грабеж! Имущество барона принадлежит республике! Каждый, кто осмелится… Да остановитесь же! Стойте! Стреляю! Вы слышите? Посмотрите на меня!

На паренька посмотрели. Проходящий мимо матрос, увенчанный бриллиантовой диадемой поверх бескозырки, даже похлопал его по плечу и сочувственно проговорил:

— Понимаю, понимаю… Молодо-зелено…

— Застрелю! — совершенно серьезно пригрозил паренек и, наставив дуло маузера в спину удалявшегося восвояси матроса, нажал на курок.

Пистолет гулко щелкнул. Паренек заглянул в дуло, зачем-то подул туда, потом сообразил проверить обойму, которая конечно же оказалась пустой.

— Это непонятно что происходит… — растерянно проговорил он. — Никакой сознательности. Одни темные инстинкты и пережитки прошлого… Товарищ! Товарищ! Я не сразу понял, что паренек обращался ко мне. — Товарищ! — Ага! — встрепенулся я, отлепившись от стены и оторвавшись наконец от захватывающего зрелища расхищения капиталистической собственности.

— Товарищ, вы от товарища Миркиса?

— От кого?

Паренек, ожесточенно расталкивая груженную бароновым имуществом толпу, пробрался ко мне.

— Вы прибыли от товарища Миркиса? — переспросил он.

— Я прибыл от товарища Люциф… тьфу ты… — Мотнув головой, я прикусил язык. — То есть да, конечно, от этого самого Миркиса я и прибыл. А что?

Паренек просиял:

— По ведомству учета экспроприированных ценностей?

— Н-ну… да. То есть нет. Мне бы, знаете ли, барона повидать…

— Так вы из комиссии по ликвидации буржуазных элементов?

— Ликвидация… — замялся я, — это как-то слишком резко сказано… — Я хотел добавить, что желаю видеть барона совсем по другому вопросу, но вовремя осекся.

— Вот и отлично, товарищ! Позвольте представиться: товарищ Огоньков! Комиссар Огоньков! А вас как зовут, товарищ?

Что это он — товарищ да товарищ? Какой я ему товарищ… Наверное, комиссара Огонькова ввела в заблуждение красная бандана, повязанная у меня на шее, да еще и красная же пентаграмма на футболке — точно такая, какая вышита была у товарища паренька на рукаве кожанки. Надо же, мода Преисподней совпадает с модой этого временно-пространственного отрезка. Редко так бывает…

— Меня зовут товарищ Адольф, — сформулировал я. И встрепенулся: — А что, товарища барона должны ликвидировать?

— Незамедлительно! — ответил паренек. — Наверное, уже ликвидировали. Кстати, он не товарищ, а полноценный мировой злодей.

Уже ликвидировали! Так я опоздал! Как, скажите, оказывать услуги покойнику? Вот тебе и VIP-клиент… Вот тебе и выполнил я задание конторы. Плакала моя карьера… Вероятно, на моем лице отобразились огорчение и досада, потому что товарищ Огоньков утешительно приобнял меня.

— Не печальтесь, Адольф, — сказал он. — Я бы и сам хотел лично сомкнуть мозолистые руки на горле этого кровососа. На наш век и других буржуазных гнид хватит. Не печальтесь.

— Может быть, он еще того… — предположил я, — живой?

— Скорее всего, он того… — товарищ Огоньков чиркнул ребром ладони по горлу, — мертвый. С этой матросней разве договоришься? Гада нужно было судить справедливым народным судом, а они его, — наверное, просто прирезали, чтобы не мешал вещи выносить.

Грохот погромче выстрелов из маузера заставил меня вздрогнуть. Это скатился со ступенек долговязый матрос без бушлата, в одном тельнике, прорванном к тому же на груди. Несмотря на то что лестница имела длину без малого метров десять, никаких видимых повреждений матрос не получил — поднявшись, он бессмысленно улыбнулся, икнул и половчее подхватил на руки мраморную статую обнаженной Афродиты, с которой не расставался все время своего стремительного полета.

— Вот ты чаи господам разливала, заварные пирожные кушала… — слышал я, как бормотал-он, ковыляя к выходу, — а я, сестричка, на броненосце «Потемкин» гнойных червей из мясного пайка выковыривал… Ну ничего, кончилась твоя неволя, теперь со мной жить будешь, а я тебя в обиду не дам… Как тебя звать-то? Молчишь? Буду тебя Мишкой звать, как нашего боцмана… — Очевидно, он принимал мраморную Афродиту за окаменевшую от испуга баронскую горничную.

— Видите, товарищ Адольф! — сокрушенно покачал патлатой головой комиссар. — Ну совершенно никакой сознательности! Одна бессознательность, что характерно — пьяная. А еще матросы! Рыцари революции! Мне же ведь мандат выдан для наведения социалистического порядка при экспроприации! А этим рыцарям на мандат плевать… И на меня тоже. Лучше бы выделили взвод красноармейцев с тремя пулеметами, вот тогда бы я показал порядок, а то — паршивый мандат да два бойца с винтовочками. Что я с ними сделаю?

Он махнул рукой по направлению к двоим красноармейцам в островерхих шлемах. Воины оттеснили от общего потока в уголок матросика, сгибающегося под тяжестью громадного узла, скрученного из плюшевой портьеры. Закинув винтовки за спину, бойцы принялись что-то втолковывать матросику. Жестикулировали они при этом так активно, что у матросика под левым глазом вспух и налился голубой кровью обширный синяк.

— Ведут разъяснительную работу, — прокомментировал комиссар, — уговаривают не безобразничать. Однако чего мы здесь с вами стоим? Пойдемте наверх.

Надо запротоколировать бездыханное тело Рудольфа Марка.

Товарищ Огоньков ухватил меня за локоток и втянул в толчею на лестнице. По дороге я обернулся: красноармейцы успешно уговорили матросика — тот спешил прочь, волоча за собой изрядно похудевший узел, а бойцы, скинув форменные шинели, примеряли друг на друга песцовые долгополые шубы.

Как выяснилось, дом барона Рудольфа Марка Опе-льгерцхайзена вмещал в себя три этажа. По первым двум мы с товарищем комиссаром прошлись, почти не останавливаясь. Было ясно, что там никакого барона нет и быть не может. Откровенно говоря, на этих этажах вообще ничего уже не было. Все вынесли. Матросы волокли вниз предметы старины и роскоши, оборванцы подбирали все, что не успевали уволочь матросы, а хозяйственные мужички в армяках с треском сдирали со стен гобелены, отколупывали барельефы, скатывали портьеры, шторы и занавеси, не говоря уж про ковры и тканые салфетки; кое-где даже вскрывали полы и декоративный красного дерева паркет увязывали в пачки, как пионеры — газеты, предназначенные для сдачи в макулатуру. С анфилад на это безобразие тоскливо взирали медные наяды.

— Между нами, — просвещал комиссар, пока мы проталкивались на третий этаж, — этого барона давно надо бы прихлопнуть. Ну вы знаете, конечно… Ах вы неместный? Тогда не знаете нашего барона… Очень интересный, хотя вредный и страшный тип. Весь город его ненавидел, представляете, товарищ Адольф? Ненавидел и боялся. Еще Николашка Кровавый хотел барона в ссылку упечь, но и тот не осмелился. Учредилка декрет о ликвидации барона вынесла на обсуждение, да прозаседалась. Боялись подписи ставить. В народе его Черным Бароном прозывали. Ни разу не слышали? Странно. Его слава далеко за пределы Петрограда вышла! Говорят, Рудольф Марк магией занимался, богопротивные вещи творил! Весь мир исколесил в поисках мерзких знаний. Глупости, конечно… Это в наш-то век небывалого технического прогресса… Какая-то магия, какая-то чертовщина… Вы слушаете меня, товарищ Адольф?

— Да-да, — кивнул я и незаметно почесал рог через ткань бейсболки.

— Но люди говорят… — завел было снова комиссар.

— Побереги-и-ись! Зашибу!

Мы посторонились. По ступенькам пролязгал средневековый рыцарь в полном облачении. Навощенная кираса солнечно сияла, развевались ленточки нахлобученной на металлический шлем бескозырки.

— Вот в каком костюмчике буржуазию бить! — размахивая наганом, восторженно орал рыцарь, являя в прорезь поднятого забрала ухмыляющуюся физиономию, по степени пунцовости которой можно было точно определить на сколько бутылок парижского вина оскудели запасы барона Рудольфа Марка.

— Говорят, — продолжал комиссар Огоньков, проводив рыцаря укоризненным взглядом, — в подвалах Черного Барона люди пропадали. В услужение к нему никто идти не соглашался, а между тем окна дома каждую ночь ярко светились, и в этих окнах мелькало множество силуэтов… ну прямо-таки нечеловеческих очертаний. По поводу пропавших людей полиция к барону являлась, только ничего доказать не смогла. Более того, не смогла даже подвал обнаружить. А декаденты питерские…

На площадке третьего этажа движение застопорились, причем сразу в оба направления — вверх и вниз.

Непреодолимым заслоном возвышалась на вершине лестницы обтянутая косматой овчиной монументальная мужицкая спинища. Обладатель овчинного полушубка, ухватив за грудки кого-то обряженного в куцый френч английского образца, кричал, надсаживаясь:

— Это он-то картавит? Это он-то лысый? Это он-то росту вершкового? Да я своими глазами видел его, батюшку нашего, ближе чем тебя вот! Росту он пять саженей, ручищи каждая как коромысло, а говорит — будто колокол бухает! Глазищи огненные горят! Здоровый! Все потому что чернильницами питается! И мать родная не такая добрая, как он… Подходит ко мне на улице и ласково так говорит: хочешь, мужичок, я тебя на броневике покатаю в утешение за то, что триста лет тебя попы и помещики толстыми задами давили?! Картавит?! Лысый?! Ух я тебя сейчас, пиявка вредительская…

Трепыхавшийся внутри френча желтолицый юноша что-то жалобно пищал, оправдывался, до тех пор пока овчинный мужик, широко размахнувшись, не врезал ему кулаком по окаянной головушке. Неистовой воронкой на площадке раскрутилась драка, втягивая в свое нутро все больше и больше борцов за народную свободу.

Мне уже кто-то влепил по уху, кто-то цапнул зубами за лодыжку. Я схватил обеими руками бейсболку, опасаясь, что ее вот-вот сорвут, отлягнулся от нескольких особо рьяных драчунов, а комиссар Огоньков уже втаскивал меня за шиворот на третий этаж.

— Футы… — встряхнулся комиссар, когда опасный участок остался позади. — Кипит, кипит силушка народная… Эх, наломаем мы дров! Вся страна займется, а потом и весь мир…

«Дров-то вы точно наломаете, — кажется, впервые за последние полчаса более-менее связно подумал я. — Да мне-то что до этого… Мне-то самому как-то выпутываться надо. Вот влип, клянусь собственным хвостом! Вот уж влип так влип!»

А мы уже шли по полутемным, мрачноватым комнатам меж колонн, подпирающих высокий потолок. Здесь было много тише, чем на нижних этажах, почти совсем тихо. Комнаты, величиной и округлыми стенами напоминающие бальные залы, были совершенно пусты — ну никаких предметов интерьерной утвари, если не считать, конечно, многочисленные колонны, по странной прихоти архитектора расположенные стройными рядами через каждые несколько шагов. Такое впечатление, будто блуждаешь в лесу, где с деревьев зачем-то ободрали кору вместе с ветвями и листвой. И голенькие стволы белой краской покрасили. Через окна, очень высокие, но узкие, словно бойницы, тянулся по комнатам синеватый дневной свет.

Товарищ комиссар замолчал, он то и дело передергивал плечами, точно ощущал неуютный озноб. И люди нам навстречу попадались теперь крайне редко. Мы уже этих странных комнат с колоннами штук десять прошли, а встретили только двоих мужичков, явно заплутавших и жаждущих выбраться наружу. Лица у них были такими потерянными, что я невольно подумал: не укажи мы им дорогу к лестнице, они принялись бы отчаянно аукаться и звать на помощь.

— Жутковатое помещеньице, — высказался после долгого молчания товарищ Огоньков. — Поневоле подумаешь о всяких там… бесах и призраках.

— А вы. стало быть, в бесов и призраков не верите? — зачем-то осведомился я.

— Обижаете, товарищ Адольф! Я в Армавире гимназию с отличием окончил. И в здешнем университете полгода отучился. А потом меня подхватил водоворот революционных событий. Как всякий интеллигентный человек, здраво мыслящий о судьбах России, я не мог оставаться в стороне. Какие там бесы и призраки! Время сейчас не то, чтобы в них верить… Я, товарищ Адольф, верю только в один призрак. Тот, что по Европе бродит. Нам, кажется, сюда…

Мы остановились перед широкой, обитой бронзой двустворчатой дверью, похожей на ворота в средневековый замок.

— Наверное, это его кабинет… — сказал товарищ Огоньков почему-то шепотом. — Как вы думаете, нам лучше постучаться или распахнуть дверь ударом ноги?

Я пожал плечами. Мне вдруг пришла в голову мысль, что Черный Барон Рудольф Марк, возможно, и жив. Воображение мое мгновенно нарисовало образ мрачного старца в расписанном знаками зодиака балахоне, старца, склоненного над древнейшим фолиантом и не обращающего никакого внимания на суету там, внизу… Какое ему дело до низких людишек и их страстей? Какое ему дело до взбунтовавшейся в подвале нечисти-прислуги?..

Огоньков извлек из массивной деревянной кобуры свой маузер и вопросительно посмотрел на меня. Я толкнул дверь. Потом налег на нее плечом. Должно быть, дверь была снабжена пружиной, потому что, тоненько скрипнув, створки поначалу с натугой чуть подались внутрь, дрогнули… и внезапно распахнулись словно сами собой.

— Именем… — выкрикнул комиссар деланым басом, который, впрочем, тут же сорвался на постыдный визг, —революции… — допищал он и закашлялся.

Отодвинув товарища комиссара, я перешагнул порог.

Увиденное так поразило меня, что ноги сами собой расшаркались в церемонном поклоне, спина согнулась, а руки потянулись к бейсболке…

ГЛАВА 2

…снять которую я так и не успел. Старец в черном балахоне, расписанном знаками зодиака, обернулся и вдруг оказался никаким не старцем, а, напротив, довольно молодым детиной, черноусым и чубатым, крепким, коренастым и каким-то… свежим, словно только что окунался в молодильную океанскую воду. Сверкнули белые зубы в распахнувшейся ухмылке, мелькнула под балахоном полосатая морская тельняшка.

— Начальство пожаловало, — весело констатировал детина, сдвинув на затылок бескозырку. — Постановления зачитывать будете? Все равно, братишки, барона вашего мы уже елдыкнули по темечку… Эй, браток, браток! Ты чего заваливаешься?

— Я не заваливаюсь, — хрипло сообщил бледный комиссар, пряча в кобуру маузер. — Я споткнулся. Зачем вы, товарищ матрос, халат этот напялили?

— Халат знатный, — выпятив мясистую нижнюю губу, погладил себя по бокам матрос — Теплый, мягкий… Рудольфу он все равно уже не понадобится.

Я огляделся, ища глазами труп моего клиента, так и не успевшего огласить желание, за выполнение которого он готов был передать в вечное пользование моей конторе собственную душу… Мягкий ковер под ногами, полки с книгами, закрывающие стены от пола до потолка, похожий на гробницу стол, заваленный бумагами. И никакого трупа.

— Ваша фамилия, товарищ? — строго вопросил комиссар, доставая из кармана кожанки смятый клочок бумаги и химический карандаш.

— На что тебе моя фамилия?

— Для отчетности, — объяснил товарищ Огоньков, слюнявя карандаш. — Революция должна знать своих героев… В частности того, который ликвидировал крупного буржуазного паука, свившего гнездо в центре города народных стихий.

— Фамилия наша исконно балтийская — Карась. Зовусь — Петром. Только я паука .не ликвидировал. Я ему дал раза по корме, чтобы не фордыбачил, а ликвидировать его Сашка Киреев повел.

— Какой еще Сашка? Где Сашка?

— Где барон?! — воскликнул я.

— А вона…

И балтиец Карась указал на небольшую дверку в задней стенке кабинета, маленькую такую дверцу, которую я сразу и не заметил.

— Что-то Сашка долго там… — добавил еще матрос, поднимая со стола серебряную сигарницу.

— Ничего не понимаю… — начал комиссар. — Барон еще жив или уже нет?

Карась закурил сигару, выпустил из ноздрей две толстых мохнатых струи табачного дыма, сунул остальные сигары вместе с сигарницей в обширный карман балахона и, добродушно хмыкнув, пояснил:

— Надо думать, братишки, Сашка старого не сразу жизни решил. А поизгаляться парню напоследок захотелось. Евонная, Сашкина, то есть, полюбовница года как три назад в окрестностях этого дома пропала. Люди говорили… ну много чего говорили… Так вот Сашка теперь с барона за все спросит. Не боитесь, он человек верный, Сашка-то. Он со мной вместе на «Авроре»-матушке офицерню царскую линьками гонял. Он эту капиталистическую гниду жалеть не будет. И на подкуп не согласится, и удрать не даст. Да из того чуланчика и не удерешь, если даже постараешься. Люминатор там махонький, и тот задраен. А сам чуланчик метр на метр, как гальюн…

Я кинулся к двери чуланчика. Так спешил, что через стол перепрыгнул. Копыта и хвост! Ведьмы и ведьмаки! Может, еще успею?! Страсть как не хочется с карьерой прощаться…

— Стой! — закричал комиссар, хватаясь за кобуру.

— Стой! — закричал матрос, хватаясь за карман с сигарницей.

Но я уже подбежал к двери, но распахнуть ее не успел. Она распахнулась сама — более того, слетела с петель, сбив меня с ног. Я рухнул, едва не расшибив затылок о столешницу, а из темного закутка комнатки повеяло ледяным, нездешним ветром, и выкатился на середину кабинета какой-то тряпичный ком размером с округлую снежную глыбу, которую ставят в основание снеговика. Я ахнул — в уши мои одновременно с изумленными матросскими матюгами ударился вопль комиссара Огонькова — и понял, что тряпичный ком не что иное, как собственной персоной экзекутор Сашка, но смятый и сдавленный, совершенно потерявший человеческие очертания; будто великан, обладающий чудовищной силой, положил Сашку на ладонь и сжал пальцы, придав телу несчастного матроса шарообразную форму.

— …Мать, — закончил витиеватое коленце Карась.

— Мама… — простонал товарищ Огоньков. Поднявшись на ноги, я подошел к темному провалу. Никакого барона в чуланчике не было. Крохотное оконце, и впрямь напоминающее корабельный иллюминатор, было выбито вместе с рамой. Края пролома обуглились и слегка дымились…

— Утек, паскуда! — рявкнул Карась, появившийся за моей спиной. — И как он пролез сюда?.. Ну отселя он гро-охнется… Третий этаж ведь — не шутка.

— Мама… — стонал комиссар, морща лицо, юношеский румянец на котором снова сменился синеватой трупной бледностью. — Распрямись немедленно… Рас… раскатайся обратно… Что за цирковые трюки!

Я оглянулся — тряпичный ком не шевелился больше и никак не думал распрямляться или раскатываться. А комиссар, сжимая обеими руками разряженный маузер, отступал прочь из кабинета — пока не ткнулся спиной в закрытые дверные створки.

— Шпангоут в глотку до потрохов… — озадаченно выговорил Карась, извлекая свою 1 олову из пролома. — Слышь, братишки, а ведь барона-то нет! Я высунулся глянуть, как он по мостовой распластается, а… Нет его. Не мог же он комариком упорхнуть, в самом деле?

— Мог, — едва не ляпнул я, но вовремя опомнился. Я и не понимал еще — повезло мне или нет. В том, что мой клиент Черный Барон живехонек, сомневаться не приходилось. Но где его искать?!

— Помогите… — придушенно прохрипел кто-то.

Карася рядом со мной уже не было. Он суетился вокруг закатанного в аккуратный колобок приятеля, приговаривая:

— Сейчас, братишка, потерпи… Сейчас мы тебя в порядок приведем. Сейчас… Не мычи! Не мычи, говорю, а лучше подскажи, где у тебя здесь рука, а где нога. Эка скрючило бедолагу…

Комиссар товарищ Огоньков стоял у двери, бледненький, синенький и колеблющийся, словно пламя зажигалки. Он то закрывал, то открывал глаза: наверное, не в силах решить — рухнуть в обморок сейчас или немного погодя.

Вокруг нас загудело, точно самопроизвольно включился где-то в недрах громадного дома гигантский трансформатор. Карась все еще возился с покалеченным Сашкой, товарищ Огоньков балансировал на пороге сознания и бессознания, а я уже все понял.

— Вниз! — гаркнул я, первым показывая пример. Дверные створки заклинило. Чтобы комиссар не мешал мне, я просто подхватил его под мышку и несколькими сильными ударами ноги вышиб обе створки. Что-то хрустнуло, дверь с дверным косяком рухнула на пол, открыв проход. Я выбежал в чащобу колонн, повернулся — Карась, отчаявшись привести приятеля в порядок, спешил из кабинета. Сашку он катил перед собой как свернутый матрас.

— Пустите, товарищ, — пискнул комиссар.

Я поставил его на ноги. Товарищ Огоньков немедленно шлепнулся на задницу, тяжело дыша, сжимая обеими руками бесполезный маузер.

— Бежим! — толкнул я его.

— Прекратите панику, — слабо вякнул он. — Именем революции… Комиссару не пристало спасаться бегством непонятно от чего…

Карась притормозил возле нас, приткнул Сашку к колонне, чтобы тот случайно куда-нибудь не укатился. Кажется, этот детина, привыкший к морским штормам, не особенно и был напуган.

— Шквал надвигается? — прислушавшись к нарастающему гудению, осведомился он.

— Еще какой! — крикнул я. — Скорее!

Да что же они возятся? Ну люди, ну ограниченные создания.. .Да. впрочем, откуда им знать о такой штуке, как система самоуничтожения колдовского жилища? Мне и самому это открылось только на курсах повышения квалификации — незамедлительно после того, как колдун навсегда покидает свои владения, все подведомственное ему хозяйство должно вспыхнуть и сгореть в пламени так, чтобы ни малейшего следа не осталось.

— Вниз! Вниз! — еще раз крикнул я.

Карась кивнул, поплевал на руки и, уверенно петляя между колоннами, быстро побежал дальше. Сашка резво катился впереди. Мне приходилось волочь за собой товарища Огонькова. У комиссара, судя по всему, вследствие чрезвычайного волнения отказали ноги. Такая вот открылась у юного организма революционера досадная физиологическая особенность. К чести комиссара надо добавить, что, устав колотить кулаками по бессильным коленям, он не разрыдался и не стал умолять о помощи, а принялся уговаривать оставить его здесь как ненужный балласт и спасаться самим:

— Товарищ Адольф! Товарищ матрос! Всем вместе не уйти! Зачем вам погибать? Вы еще отплатите мировой буржуазии за гибель комиссара Огонькова. Сбросьте меня с корабля современности и бегите налегке…

Кабинет уже пылал. Трещали и рушились книжные полки. Объятые пламенем фолианты, словно бабочки-исполины, порхали между огненных языков. Огонь шел дальше, стлался по паркетным полам как желто-багровая поземка, облизывал мраморные колонны (колонны чернели, обугливались и кренились, хотя по всем законам физики и просто здравого смысла поддаваться горению вроде бы не должны).

«Это хорошо, — подумал я, поднимая комиссара на вытянутых руках над головой, чтобы ноги его не путались в моих и не мешали бежать, — это хорошо, что барон превратил Сашку в шар, а не, скажем, в куб или треугольник. Шар — фигура наиболее транспортабельная из всех, что я знаю. И еще хорошо, что я молодой и здоровый бес, а не какой-то там человек. Мне по силам пятерых товарищей комиссаров из огня вынести, не то что одного худенького…»

Лестница с третьего на второй этаж была пуста. Пролетом ниже все еще копошились перепуганные мужички, один за другим повторяя:

— Что же это такое? Сколько добра ни за грош гибнет! — но, когда на них вполне откровенно дохнуло жаром, позабыв о своей природной хозяйственности, прыснули наружу.

Третий этаж рухнул с оглушительным треском. Опоры второго дрогнули и заскрежетали… И, конечно, рухнули тоже. В общем, когда мы вылетели из входных дверей на мостовую, дом Черного Барона прямо как карточный домик — вот уж тут не уйти от банального сравнения, точнее не скажешь — сложился и обрушился под землю. В подвал то есть. Мне осталось только пожалеть несчастных тамошних обитателей. А впрочем, что им сделается-то? Нежить и есть нежить. Закоптятся немного, оклемаются и вылезут на поверхность. Будут шляться по ночам, пугать суеверных граждан. А скорее всего — попросту найдут себе новое место жительства. Мало ли в Петрограде старинных домов с просторными подвалами?

Я опустил товарища Огонькова в сугроб. Но, послушавшись его шепота:

— Прислоните меня к столбу, что ли, неудобно перед товарищами, — передислоцировал комиссара к ближайшему фонарному столбу.

Петро Карась, отбежав на безопасное расстояние, так и не остановился, потому что шарообразный его приятель, повинуясь инерционному ускорению (на трех десятиметровых крутых лестницах набирал разгон!), мчался вдоль по мостовой, тараня встречных. Теперь бегущий вприпрыжку Карась, за которым развевались полы длинного колдовского балахона, напоминал чудаковатого ученого, гонящегося за унесенной ветром шляпой. Правда, шляпа выглядела великоватой, да и выражения, употребляемые матросом с целью притормозить Сашкино движение, вряд ли могли принадлежать ученому. Разве что филологу-фольклористу. Чего стоило одно только:

— Через три кнехта якорину в ноздрю, ставрида позорная!..

Когда Карась скрылся из поля моего зрения, я обернулся к комиссару. Товарищ Огоньков усиленно растирал себе ляжки. Очевидно, этот процесс оказывал на его нижние конечности вполне живительный эффект. Комиссар уже слегка притоптывал, будто на тонком льду пробовал танцевать гопак.

Я похлопал себя по карманам. Достал пачку «Мальборо», сунул в рот сигарету. Какой-то босяк (их множество бродило вокруг пепелиша, не успевших как следует прошерстить баронские хоромы) услужливо поднес мне неуклюжую зажигалку, сработанную из винтовочного патрона, и, конечно, тут же попросил папироску. Получив «мальборину», он с благоговейным изумлением оглядел желтый крапчатый фильтр, уважительно проговорил:

— Аглицкие… — и, не решившись закурить, спрятал сигарету за пазуху, очевидно рассчитывая обменять заморский сувенир на курево попроще.

Так… Или, как говорят здесь, так-с… Надо немного успокоиться, разобрать подробно сегодняшние события, подытожить и сделать какой-нибудь вывод.

Перво-наперво: VIP-клиент от меня ускользнул. Это печально, но факт. Второе: он все-таки жив, а это, как ни крути, большой плюс. Третье: он не успел огласить мне свое желание, то есть не успел выдать фронт работ. Минус. Еще один минус — Черный Барон, скорее всего, не знает, явился ли я по его вызову или нет. Ну, вернее, явиться-то я должен в любом случае, служба есть служба; но откуда ему известно — оказавшись в такой кутерьме, не спасовал ли я, не сбежал ли от греха подальше обратно в контору? Рассчитывает ли барон все еще на мою помощь или вообще уже ни на что не рассчитывает? Забился куда-нибудь в уголок этой громадной страны и пережидает тяжкие времена… Нет, нет… Не похоже это что-то на Черного Барона. Я его совсем не знаю, но судя по рассказам Огонькова…

Но что же мне делать дальше? Как и где искать барона Рудольфа Марка Опель… как его там? Черного Барона, в общем? И стоит ли искать? Вдруг его желанием было обезопаситься от ветра перемен, и только? Но слишком поздно он меня вызвал. Опоздал. И я опоздал. На какую-то паршивую минуту…

Я несколько раз глубоко затянулся. Нет, вряд ли. Не может быть. Очень уж простое такое желание. Чего тут сложного? Выторговать у здешних властей для барона теплое местечко для меня никакого труда не составило бы. Да и барон сам мог это сделать. Почему не сделал? Ну, наверное, занятый более важными делами, не обратил внимания на силу ветра… этого самого ветра перемен. Для чего-то другого Рудольфу Марку понадобились услуги конторы. Для чего другого? А бес его знает… Нет, к сожалению, бес не знает. И я — не знаю, и никакой другой бес. Знал бы кто из наших — уж сообщил бы по дружбе. Так что же делать? Прочесывать перевернутую с ног на голову Россию? В этой каше, заваренной тем самым… который чернильницами питается… так просто не разберешься. Да-а, дела… Влип я.

Есть, правда, запасной вариант. Просто вернуться в контору, покаяться, сказав, что не справился. Но такой вариант я отбрасывал сразу.

Огненные псы чистилища! Еще чего!

За долгие годы безупречной службы (ну почти безупречной, на гауптвахте мне разок пришлось посидеть) начальство доверило бесу Адольфу VIP-клиента, а бес Адольф прилетает обратно несолоно хлебавши. И ежу понятно, что никакого доверия от начальства в ближайшие лет сто-двести мне ждать не придется.

А как же карьера?

Работа у нас, у бесов, рутинная. Люди, вознамерившиеся продать душу за исполнение желания, обычно такую ерунду желают… Вот недавно я вернулся из очередной командировки, провел в которой всего-то два дня. Легионер Диомед возжелал увеличения ежемесячного жалованья на шесть сестерциев и чтобы непременно эти сестерции вычитались из жалованья легионера Кироса. Пять минут ушло на то, чтобы нахимичить пертурбации несчастных шести сестерциев в тамошней канцелярии, а все остальное время я выслушивал, какая легионер Кирос редкостная сволочь, как он жульничает в кости, не платит долги и что изо рта у него разит, словно у фракийского раба…

А предыдущая командировка? Еще смешнее. Нодар из Тбилиси поспорил с Гурамом из Варазисхеви, что его, Нодара, ишак умеет подавать тапочки и играть в нарды. Пришлось на полдня превращаться в ишака. Нодар получил свою тонну абрикосов, а я получил задокументированное свидетельство о передаче бедовой грузинской души конторе в вечное пользование. Вот они — ежедневные суровые трудовые будни рядового беса, оперативного сотрудника отдела кадров. Кадры, кадры… Такие кадры, как Диомед или Нодар, высоко не ценятся. Другое дело Черный Барон. Но на подобные задания отправляются лишь сотрудники, облеченные высоким доверием начальства. Мне крупно повезло уже в том, что я получил возможность доказать свой профессионализм — и что же? Где, спрашивается, клиент?

Да, дела… Вот уж точно — не вернусь в контору, пока не разыщу Рудольфа Марка, не выясню, чего он там возжелал, и не выполню все его прихоти. Со щитом вернусь — вот так вот!

Только… Где мне искать Черного Барона?

Последние слова я невольно произнес вслух. Комиссар товарищ Огоньков, уже вполне пришедший в себя, услышал мое высказывание и, оторвавшись от разговора (он стыдил прибарахлившихся красноармейцев), ответил:

— «Где», «где»… На юге, конечно.

Я так изумился, что у меня окурок изо рта выпал:

— А ты откуда знаешь?

— А чего тут знать? Вся белая сволочь недобитая на юге. Из центра России мы их уже выдавили, как прыщ. Дай только срок, сбросим в Черное море…

— Ну белая сволочь белой сволочью… — протянул я, боясь верить удаче.-А барон-то…

— А что — барон? Ему новый порядок поперек горла стоит, это ужточно. Такие, как он, все на юг подались. Больше им нигде места не осталось.

Логично вообще-то… Я обрадовался. Вот и направление дальнейших поисков известно! Примерное, правда, но все же… Обрадовался я! И хлопнул по плечу Огонькова в благодарность за благую весть. Товарищ комиссар только кивнул мне. Он был занят. Он распекал проштрафившихся подчиненных.

— Мы с товарищем Адольфом, рискуя жизнью, ликвидировали барона, а вы по его загашникам шарились? — неистовствовал Огоньков. — Так-то вы понимаете задачи революции?

Бойцы, уныло понурив голову, теребили дорогой, с голубоватым благородным отливом, мех новоприобретенных шуб. А Огоньков раскраснелся. На щеках его, покрытых юношеским пушком, пылал оправдывающий фамилию румянец:

— В то время как наша молодая республика задыхается в тисках голода и нищеты, а со всех сторон света злобно щелкает зубами империалистическая кодла. вы безропотно отдали себя на съедение мелкобуржуазным предрассудкам! Под суд пойдете! Запомните! Накорми голодного! Отдай нищему! Все для народа!

— А мы не народ?! — взорвался вдруг один из красноармейцев. — Мы тоже народ! Значит, нас кормить надо и нам все отдавать! Не пойму я вас, говорунов! Жил впроголодь мальчишкой при лавке, приказчики за ухи драли. А как революция пришла — обрадовался! Ну, думал, поживу… И что же?! Хозяину по шее надавал, лавку его пропил, чуть не судили ревтрибуналом! Мол, народное достояние разбазариваю! Ладно. Послали ликвидировать неграмотность, мужики ребра переломали, винтовку отняли, так и не успел ни одного неграмотного ликвидировать. И опять едва под суд не попал, за то что приказ неправильно понял! Ладно. Шубку какую-то паршивую, линючую, синюю нацепил с барского плеча — и снова не так?! Снова под суд? Да пропади оно все пропадом! И декреты ваши, и шубы вонючие! Пошли, Вася, отсюда. К махновцам подадимся! Или к Сеньке Бубновому Валету! У них все по справедливости и никакого суда. Да! Подавитесь своими шубами!

Оба красноармейца, словно по команде, рванули с плеч шубы. Добротные застежки выдержали первый натиск. А второго не последовало. Неожиданно успокоившись, бойцы закинули за спины винтовки и, вразнобой шагая, отбыли в неизвестном направлении. Шага через три они затянули какую-то варварскую песню:

Славься, отечество наше свободное!

Будь ты проклят, царский ро-о-од! Пусть мы разутые, пусть голодные,

Мы вам покажем, где зад, а где пере-од!

Мы вас вилами, мы вас лопата-ами!

Были горбатыми, станем богаты-ыми!..

— Ах контр-ры! — просипел комиссар, кинувшись следом за дезертирами. — Пули на вас не жалко… — Он выхватил маузер, но разряженное оружие в который уже раз напрочь отказалось стрелять. — Ах так?.. Да я и голыми руками…

Я едва успел удержать его. Взбунтовавшиеся красноармейцы — здоровенные лбы — точно накостыляли бы щуплому товарищу Огонькову.

— Не бесись, — посоветовал я. — Чего ты? Лучше скажи, как мне быстрее в южном направлении уехать.

— Вот сволочи… — отдуваясь, проговорил комиссар. И тряхнул патлатой головой. — Так вы, товарищ, Адольф, решили уезжать? Барона искать? В городе[цел непочатый край. Уезжаете?

— А как же, — подтвердил я. — Сердце горит наподдать гаду. Чуть не сжег нас.

— Из города уехать сложно, — уже успокоившись, ответил Огоньков. — Только если добровольцем запишешься.

— Добровольцем? Запишусь, — пообещал я. — А где записывают?

— Да прямо на вокзале и записывают. Постой-ка, товарищ…

Он минуту напряженно раздумывал, покусывая губы. Потом вдруг принялся шарить по карманам. Достал какую-то бумаженцию и яростно ее порвал в клочки.

— Тьфу на вас! — высказался он. — И на мандат ваш… С таким народом только новое общество строить. Большой город развращает даже лучшие умы, не говоря уж о… К черту! Поеду в южные степи простым честным бойцом. На юг! Драться, а не митинговать! Вот мое призвание! Погоди, товарищ Адольф! — закричал он, хотя я никуда еще не думал уходить. — И я с тобой!

Честно говоря, попутчику я обрадовался. Всегда приятнее в обществе путешествовать, чем в одиночку. К тому же этот комиссар товарищ Огоньков мне понравился. Я вообще от многих бесов-коллег отличаюсь редкостным человеколюбием. Такой уж меня характер, ничего с ним не поделаешь. И начальство по этой причине опасается мне доверять. А зря. Чего плохого в том, что я вытащил из огня комиссара? Я ему помог, он мне подсказал. Другой бес оставил бы товарища Огонькова в огне — и теперь мыкался бы по городу…

— Поехали! — кивнул я. — А ты не знаешь еще — зимнее обмундирование добровольцам выдают? Холодно, понимаешь, в футболке и джинсиках… Февраль на дворе.

— Не знаю насчет обмундирования, — ответил Огоньков. — Пошли на вокзал, там и спросим.

— Во сколько отбывает поезд? — спросил еще я.

— Ни во сколько. То есть, они постоянно отбывают. Один за другим. Фронту требуется подкрепление.

В добровольческом штабе работа кипела вовсю. Оказывается, погибнуть во славу народа жаждало едва ли не все население Петрограда. Правда, получив винтовку и хлебный паек, многие, вместо того чтобы идти к перронам, направлялись прямиком к стихийному рынку, где оружие легко и свободно обменивалось на самогон, но таких предприимчивых товарищей за углом перехватывал красноармейский патруль и под конвоем препровождал к охраняемому составу, откуда уже никуда потенциальным воякам вырваться было нельзя. Стон и скулеж вился над составом. Хитроумная система набора армии меня восхитила. А товарищ Огоньков только хмурился и ворчал:

— Сознательности, сознательности не хватает! Не без труда мы пробились к штабу. Седоусый рабочий с красным бантом на тужурке сидел за грубо сколоченным столом и, страдальчески морщась, скрипел пером так, что чернильные брызги летели во все стороны. Когда уставала рука ворочать явно непривычным инструментом, он кричал на угрюмого пар-нишу, ведавшего выдачей оружия.

— Ты кто есть такой? — кричал седоусый. — Ты заведующий или портянка перепревшая? Сколько раз можно повторять: найди мне какого-нибудь грамотного сукина сына, чтобы секретарил. Сил моих больше нет. Как твоя фамилия? — переключался он на очередного кандидата в добровольцы.

— Желобковы мы, — басил кандидат.

— Пиши вот тута подпись.

Кандидат принимал перо и выводил на серой, разграфленной бумаге жирный крестик.

— Неграмотный? — зверел секретарь.

— Неграмотный…

— Чтоб вас всех… — ворчал седоусый, ставя в графе «фамилия» такой же крестик. — Кладбище получается у какое-то, а не документ. Эй ты, орясина! — повернулся он опять к угрюмому заведующему. — Когда новый секретарь будет?

Парниша достал откуда-то из-за спины большой лист картона, окунул палец в чернила, нацарапал на картоне что-то и предъявил седоусому. «Иди к чорту!» — крупно написано было на листе.

— Так пускай он будет вместо тебя секретарем, — предложил Огоньков, подходя к столу (я стоял в очереди сразу за товарищем комиссаром). — Пускай он пишет, а ты винтовки выдавай. Слышишь меня, товарищ?

— Я-то слышу, — проворчал седоусый, — а он не слышит. Глухонемой. Мы уж пробовали, но все равно ничего не получилось. Ему орут: «Иванов», а он царапает: «Канцелербоген». А ты, товарищ, грамоте разумеешь? Пойдешь вместо меня, а?

Товарищ Огоньков только покрутил головой и ничего не ответил. Я тоже смолчал. У меня губы посинели и не разжимались, я замерз как собака, пока мы шли к вокзалу. Холодно, чтоб у меня хвост отвалился, холодно! В одной футболочке-то. А я к такому климату не привык. У меня на родине гораздо теплее. Представляете, раскаленная лава вокруг, костерки пылают через каждые два шага, а на костерках котлы… Водичка кипит, грешники булькают, лавровым листом и перцем пахнет аппетитно. А здесь? Промозглый ветер, свинцовое небо и раскисший снег вперемешку с грязью под ногами. Можно было, конечно, наколдовать себе потихоньку какую-нибудь кацавейку, но Огоньков же… Лучше мне пока не выделяться среди остальных, а то слишком много вопросов у окружающих возникнет. К тому же здесь, как я успел уже выяснить, из всей чертовщины в почете только один призрак, и тот иностранец-бродяга.

Записавшись, мы получили по винтовке, пригоршне патронов и хлебной пайке с ладонь размером, а на выходе, удачно миновав патруль (Огоньков гордо показал красноармейцам какую-то бумажку), отошли в сторонку.

Меня опять затрясло. Ну холодно же, недра преисподней, ужас как холодно! Рога ломит, копыта индевеют, хвост под тонкой джинсовой тканью дрожит! А тут еще и стемнело, и ветер подул…

— У меня тут несколько ордеров завалялось, — сочувственно посмотрев на меня, сказал Огоньков, — можно, пока время есть, зайти в несколько комитетов, глядишь, и выдадут тебе шинельку какую-нибудь. Я б тебе свою тужурку отдал, но у меня под ней ничего нет…

— А наличные, — прохрипел я, лязгая зубами, — наличные у тебя есть?

Комиссар развел руками, вздохнул и раскрыл уже рот, чтобы отрицательно ответить… Но не успел. На территорию с воплями:

— Где тут винтари с хлебушком дают? — хлынула толпа расхристанных матросов, и нас закрутило в люд-ком водовороте. Водоворот, слегка помяв, выкинул меня как раз в районе рынка. Куда запропастился комиссар, я не заметил. Мне вдруг так тоскливо стало, так одиноко… еще глубже вонзился в теплолюбивое мое тело холод. И я решил плюнуть на конспирацию и проговорить заклинание. В конце концов, не замерзать же мне?! Сейчас наколдую себе телогрейку… Или лучше дубленку. Или нет — шубу, теплую, до пят чтобы… Или — еще лучше — аляску, пуховик, излюбленный всеми полярниками.

Воображение пошло вразнос. Я уже поднял руки для воспроизведения необходимых пассов.

…И еще горячий самовар. И калорифер. И валенки. И мангал, где пылает под решеткой пламя и трещат, роняя капли сока на раскаленные угли, здоровенные куски мяса… И горячую блондинку. Нет, горячую брюнетку… Для ровного счета — двух блондинок и двух брюнеток…

Адская погибель, как же холодно мне! И руки трясутся — нормальных пассов не сделаешь. Замерзшие в ледышки губы не то что заклинания — «мама» выговорить не смогут. Мне бы сейчас какой-нибудь вспомогательный артефакт вроде Жезла Желаний… в просторечии называемого волшебной палочкой. Намного проще все было бы. Но наша контора давным-давно все когда-либо созданные Жезлы заактировала, под идентификационные номера подвела и к использованию запретила. Чтобы служба медом не казалась. А то чего проще — вызывает клиент, говорит: то-то и то-то хочу. Ты взмахнул Жезлом: пожалуйста, получите!

— Взмахнул, вот гляди — и пожалуйста!

Фраза, эхом отозвавшаяся на мои мысли, заставила меня обернуться. Первое, что я увидел, был длиннополый халат, расписанный знаками зодиака.

— Эгей! — обрадовался облаченный в халат балтиец Карась. — Какие люди! Привет, братишка гражданин начальник! Как дела?

— Х-х-х… — только и смог выговорить я.

— Неважно, другими словами, — расшифровал Карась, снимая халат с себя и накидывая на мои плечи.

— Вообще-то я хотел сказать — холодно, — закутавшись поплотнее, выдохнул я. — Но так намного лучше. Спасибо. А ты что же, на Южный фронт?

— Ага. Вот провианту на дорогу запасаю. — И, кивнув, он повернулся к темнолицему какому-то типу в заплатанном полушубке:

— Пять фунтов ситного, не меньше!

— Три, — упрямо мотнул головой тип.

Я поежился в просторном халате. Нагретая горячим матросским телом ткань меня прямо-таки спасла. Хороший все-таки человек этот Карась… Интересно, а где его дружок?..

— А Сашку я потерял, — ответил на мой вопрос Петро. — Бежал за ним, понимаешь, через весь город, а он на Марсовом поле под броневик закатился…

— Раздавили?!

— Какое там! Застрял. И броневик ни туда ни сюда, и Сашку никак не выковырять даже под угрозой маузера…

— Морячок, а морячок! — подергал Карася за рукав бушлата тип. — Ты соображай быстрее, а то мне некогда. Три фунта за финтифлюшку, идет?

— Да почему три! — темпераментно воскликнул Карась. — Вонючка сухопутная… Ты посмотри, какая зажигалка! Небось заморская! Небось в мирное время я б ее продал и целый год не работал! Вот! Искра пошла, видишь? Три фунта — скажешь тоже… Четыре с половиной — и никаких!

Я только сейчас обратил внимание на то, что в руках у матроса выточенная из черного камня змейка, завитая в спираль вокруг закоптелого цилиндрика. Псы чистилища! Это же Пламенный Жезл! Это же Карась у Черного Барона, что ли, из кабинета?.. И я-то этот

Жезл лишь на картинке в учебнике видел, на курсах повышения квалификации. С помощью подобной штуки сарацинский воевода Абу Аль-Убад крестоносцев гонял, как тараканов. Или наоборот — сам улепетывал от угрозы попасть в свои мусульманские кущи посредством поджаривания. Не помню, не важно. Главное, что Жезл — мощнейшее оружие, которое в умелых руках способно обратить в бегство многотысячные армии…

— Соображать надо! — горячился тем временем Карась, потрясая Жезлом (из пасти змейки то и дело вырывался сноп желтых искр). — Ценная же вещь! Гляди!

— Не надо! — закричал я. Но матрос, бормоча:

— Как же она, стерва, включается? — постучал по Жезлу ногтем, попробовал его на зуб и, наконец, с силой треснул о колено.

Оказывается, и в неумелых руках Пламенный Жезл — все равно Пламенный Жезл, а не какая-нибудь китайская шутиха. Когда я выбрался из сугроба и рукавами халата кое-как стер с лица копоть, территория рынка уже опустела и разгладилась, словно под огромным утюгом. Спекулянты-мешочники растворились в переполошенной испуганными вскриками ночи. На углу, накрытые ярким световым конусом уличного фонаря, встревоженно топтали грязный снег патрульные красноармейцы. Очевидно, опасаясь повторного взрыва, они к месту происшествия приближаться не спешили, а ограничивались только покрикиваньем в темноту:

— Которые тут бонбами швыряются — покажитесь!..

Соседний сугроб закряхтел и развалился.

— Вот так шандарахнуло! — выбравшись из сугроба на четвереньках, восторженно проговорил Карась. — Е-мое, прямо как с «Авроры» по Зимнему…

— Ты живой? — удивился я.

— Живой, — отряхивая с бушлата снег и грязь, подтвердил матрос — Только бескозырка слетела. Вот так зажигалочка, клянусь Нептуном… Такой зажигалочкой только мировой пожар и разжигать, на горе всем буржуям… Е-мое… А где этот, в полушубке?

Наклонившись, матрос поискал вокруг себя и огорченно вздохнул:

— Ну вот, потроха акульи… Ни бескозырки, ни зажигалки, ни ситного на дорогу… Невезуха какая…

— Ничего себе невезуха! — возмутился я, припоминая, как после бесцеремонного удара о коленку Жезл вспыхнул, вырвался из рук матроса; протестующе задрожал, на мгновение повиснув в воздухе, а потом из раздувшегося змеиного горла с ужасающим шипением выстрелила в мутно-серое беззвездное небо струя пламени… Жив ведь остался после всего этого товарищ Карась, отделался только потерянной бескозыркой и безвозвратно канувшими вместе со спекулянтом тремя фунтами ситного!

— Четырьмя с половиной! — поправил Карась, прервав мой гневный монолог.

Протяжный паровозный гудок заглушил короткую фразу, в которую я емко уместил все, что в данный момент о балтийце Петре Карасе думал.

— Состав отправляется! — ахнул матрос — А я еще винтарь не получал. И пайку! А ты сейчас едешь, да?

— Сейчас.

— М-да… — кашлянул Карась и выразительно посмотрел на халат. Я нерешительно взялся за поясные тесемки.

— Да не, не в этом смысле, — замахал руками Петро, — носи на здоровье. Я к тому, что в этом, братишка, халате еще столько безделушек баронских осталось… Тебе-то хорошо — ты на армейское довольствие поступил, а мне что же — ложись да умирай? Выворачивай карманы, товарищ, и беги, а то на поезд опоздаешь. А я еще задержусь. С утра на Сенную прогуляюсь, выменяю финтифлюшки на хороший винтарь да на хлебушек. На вокзале разве ж торговля? Шкуру содрать готовы. На Сенной мне за эту зажигалку четверть самогона отдали бы, не меньше…

Приговаривая таким образом, Карась неторопливо опустошал мои карманы… вернее, карманы халата Черного Барона. А я стоял открыв рот и разведя руки. Оторопел я, глядя на то, что появлялось из халата, расписанного знаками зодиака. Вот перекочевала из кармана баронского халата в карман матросского бушлата колода карт Таро, совсем еще новенькая, лишь кое-где запачканная черным воском; кинжал, выточенный из клыка бенгальского тигра-людоеда, в ратном деле непригодный, предназначенный исключительно для ритуального умерщвления девственницы; золотой неразменный наполеондор, судя по внешнему виду, изготовленный самим Калиостро…

Это было похоже на практикум по прикладному колдовству, у нас в конторе такой совсем недавно проводили в рамках обязательного инструктажа.

…Карманный толкователь снов по Мерлину в переплете из кожи арапского невольника; тростниковая дудочка для вызова болотных духов…

— Петро! — застонал я. — Ну зачем тебе все это? Отдай! Погоди! Сложи все обратно!

— Как это — обратно? — не понял балтиец. — Ты чего, братишка? Это мои финтифлюшки, честно награбленные. Барон пользовался, теперь я попользуюсь.

— Пользоваться?!

Ну как я мог ему объяснить, что пользоваться этими вещами смертельно опасно, и к тому же строжайше запрещено? Я-то себе простенького заклинаньица пожадовал. Дотерпел до того, что едва в снеговика не превратился, а до последнего не решался наколдовать ни тулупчика, ни полушубочка, ни поганого шарфа, не говоря уж о варежках. Думаете, просто так бес оперативный сотрудник обязан соблюдать конспирацию, находясь на задании? Нас перед каждой очередной командировкой инструктируют: конспирация, конспирация и еще раз конспирация. Не выделяться! Преисподняя, конечно, влиятельная фирма, но и в конкурирующей организации не дураки служат. Они ведь для себя кадры готовят и всегда норовят из-под носа клиента утащить. Почему-то у них высшим пилотажем считается задание бесу сорвать. Так что чем старательнее конспирируешься, тем больше вероятности выполнить задание без лишних хлопот. Еще неизвестно, как с использованием Пламенного Жезла дело обойдется, и обойдется ли вообще. Это ж такой колоссальный выброс энергии! Засекут вот его вражеские датчики, пустят по моему следу своего специалиста…

Прогудел второй паровозный гудок. Вокзальная площадь зашумела. Мимо нас то и дело торопливо топали целыми компаниями — то добровольцы, то красноармейцы. А я боролся с балтийцем Карасем! На нас уже кое-кто подозрительно оглядывался, между прочим. А партия революционных матросов-человек полета, не меньше, — вразвалочку следовавшая к перрону, заинтересованно замедлила шаги. Не тратя времени на бесполезные уговоры, я схватил Карася за руки. Явно не ожидая с моей стороны такого коварства, он окаменел на минуту, и этого мне хватило на то, чтобы пустить повторную экспроприацию полным ходом. Дудочка, толкователь и кинжал уже вернулись в карманы халата, но тут рыцарь революции опомнился.

— Что же такое, в самом деле… — хрипел Петро, ожесточенно сражаясь за колоду карт Таро, — я думал, ты братишка с понятиями, а ты… прямо бандит какой-то… А ну пусти руку! Пусти, я тебе говорю, а то как врежу в лобешник по-нашему, по-флотски! Или в Совет Комиссаров пожалуюсь!

— У меня мандат есть! — выкрикнул я.

— Да мне воблу ржавую положить на твой мандат! Надо было, конечно, засветить Карасю кулаком по макушке, а пока он будет занят извлечением собственной головы из собственной же грудной клетки, по-быстрому обшарить его на предмет артефактов и удрать. Но все-таки сентиментальный я бес, человеколюбивый… Матрос ведь согрел меня этим проклятущим халатом, а я ему — по макушке…

Кто-то — совсем уже рядом — заулюлюкал. Кто-то засвистел. Это матросы, видимо разобравшись в сути происшествия, надвигались на меня нестройной, но угрожающей колонной. Я буквально кончиком хвоста почувствовал, что до разъяренного вопля: «Братишки, наших бьют!» — осталось чуть меньше секунды.

— Два литра! — догадался выкрикнуть я. Карась ослабил хватку.

— Три! Четыре! — Я досчитал до пяти и замолчал.

— Чего ж ты сразу не сказал? — отпуская колоду, проговорил балтиец. — Предупредил бы, что торговаться надумал, а не безобразничать, все миром бы и решили. Братва, отбой! — свистнул он по адресу матросов, приблизившихся уже почти вплотную. — Ну, товарищ гражданин начальник, гони горючее.

— У меня при себе нет, — сказал я и, увидев, как недоверчиво вытянулось лицо матроса, заторопился: — Но клятвенно обещаю сквитать долг на первой же железнодорожной станции.

— Клятвенно? Поклянись!

— Чтоб мне вовек моря не видеть! — подобрал я приличествующую моменту клятву — и не прогадал.

Глаза Карася увлажнились.

— Верю, — проговорил он дрогнувшим голосом.

— Но и ты поклянись, что больше ни к одной финтифлюшке, украденной из кабинета Черного Барона, пальцем не притронешься! — постарался я не упустить момент.

— Что тебе так дались эти финтифлюшки? Ну как же ему объяснить?

— Это… Это… Не финтифлюшки вовсе, а смертоносные ловушки, бароном зловредно разложенные по кабинету как раз на случай того, если кто-нибудь к нему незвано вторгнется. Пламенный Жезл как шарахнул, помнишь?

— Ага, — открыл рот Карась. — Вот гад-то! А ты как в эту тайну проник?

— Революционная бдительность. Так ты будешь клясться или нет?

— Ну, клянусь… Боже меня упаси, если я еще раз… — Он поднял пальцы для крестного знамения, и я еле удержался от того, чтобы не отпрыгнуть.

— Да не так! Не так!

— Чтоб мне моря вовек не видать, — опустив руку, проникновенно произнес Карась.

Пронзительно, долгим коровьим стоном загудел паровоз.

— Третий гудок! — крикнул я. — Бежим скорее!

В общем, на поезд мы запрыгивали уже на ходу. Но запрыгнули довольно удачно, и места для нас нашлись. Едва отдышавшись, балтиец проговорил:

— А все-таки насчет водки ты обещал. Пять литров. Интересно, скоро будет следующая железнодорожная станция?

ГЛАВА 3

Толкотня в вагоне была ужасная. Ну куда деваться — комфорт явно не СВ. Внутреннее убранство вагона напоминало электричку, чудом выжившую после того, как в ней полдня катались туда-сюда сотня фанатов «Спартака». Жесткие сиденья с деревянными покрытиями, как нары; ободранные стены, мокрая грязь и бесчисленные окурки под ногами, окна без стекол, забитые досками, ни одного лежачего места, даже багажных полок не было. Честно говоря, и сидячего места мне, как опоздавшему к отправлению поезда, поначалу не досталось, но Карась, подловив одного из своих полосато-бескозырочных братишек, зашептал что-то ему на ухо (я уловил только два слова «пять литров»), и место тут же нашлось — братишки подвинулись, и я поместился у окна. Карась сказал мне:

— Не беспокойся, я о себе позабочусь, — а сам скрылся.

Ничего, никуда он не денется; что-то мне подсказывает, что на ближайшей станции он меня сам найдет — и в том тоже случае, если я от него спрячусь, скажем, под вагоном или даже в паровозной трубе.

Ехали медленно. Света в вагоне не было, только вспыхивали кое-где огоньки самокруток. Перестук вагонных колес убаюкивал. Борясь с дремой, я пытался подвести итоги первого дня.

Итак, с клиентом лично пообщаться не удалось. Это минус. Но клиент оказался, вопреки опасениям, жив-здоров, я даже выяснил, где примерно он может находиться. Это, безусловно, плюс. Теперь об этом идиотском Пламенном Жезле… Вот уж демаскировка так демаскировка. На самом деле, как бы не засекли меня сотрудники конкурирующей организации, как бы не выслали агента мне на помеху.

Я припомнил печальную историю падения беса Варравы. Он ведь когда-то служил не рядовым сотрудником отдела кадров, как я, а специальным тайным агентом. И получил, на свое горе, задание искусить некоего пустынника Симеона. Для тайного агента преисподней поручение, что и говорить, сложности невыдающейся. Варрава прибыл в заданный временно-пространственный период и приступил к выполнению. Кто бы другой сгонял в ближайший населенный пункт за предметами искушения, но самонадеянный и ленивый Варрава предпочел способ попроще. То есть взял и прямо на месте наколдовал и падших женщин неописуемой красоты и манеры поведения, и тонкого букета вина, и изысканные блюда… Пустыня закипела от сгустившейся в воздухе темной магической энергии. Как того следовало ожидать, немедленно появился конкурент в звании архангела. Варрава, наверное, впервые за долгие века беспорочной службы забеспокоился и утроил усилия. Несчастный пустынник, раздираемый плотскими желаниями, может быть, и готов был согрешить, но как тут согрешишь, когда за тобою и днем и ночью по пятам ходит архангел и, трепеща крылами, нашептывает увещевания? Как-то вроде и неловко грешить на людях… Дело закончилось тем, что Варрава иссяк морально и физически и был отозван. Понижен с должности тайного агента до сотрудника отдела кадров. Недавно видел я его в конторе на очередном инструктаже. Сидит, печальный такой, в заднем ряду, инструктора не слушает, мечтает о чем-то своем… Должно быть, вспоминает о тех временах, когда на рядовых сотрудников посматривал свысока, пользовался правом усиленного питания и продленного отпуска на жарких курортах девятого круга.

А я даже подумать боюсь, куда меня понизят из отдела кадров. В кочегары, что ли? И до конца своих дней ворошить угли под котлами с грешниками? Ну нет… мы еще повоюем. Тем более что пока все идет нормально. Пламенный Жезл, конечно… А что Пламенный Жезл? Энергия, которую он использует, не темная, энергия естественная, природная. Это я сейчас очень удачно вспомнил выдержку из лекции на курсах повышения квалификации. Иначе как могли его использовать и крестоносцы, и сарацины попеременно? И совершенно я успокоился. Поди проверь, откуда выброс в атмосферу природной энергии. Да и датчики аппаратов конкурирующей организации настроены только на темное колдовство. Вовремя я отобрал у Карася колдовские артефакты Черного Барона. Там ведь помимо Жезла много чего было… Надо бы куда-нибудь все эти прибамбасы запрятать. Куда-нибудь подальше.

Я все-таки задремал. И в полудреме мне казалось, будто я стою с отчетом о выполненном задании перед огненными очами своего непосредственного начальства.

— …А потом, — продолжаю докладывать я, раскланиваясь, — догадавшись о том, что несанкционированное использование предметов колдовской и магической направленности, экспроприированных у моего клиента, может вызвать нешуточный резонанс в определенных слоях атмосферы и привлечь внимание конкурентов, я своевременно нейтрализовал вышеозначенные предметы, вследствие чего никакого выброса темной магической энергии…

Будто кто-то подожженным перышком провел у меня под носом. От этого чувства я проснулся. В вагоне было много светлее — через щели досок, которыми были забиты окна, брезжили слабенькие голубые лучики. Луна появилась на небе, значит. А чем же так пахнет? Даже не пахнет, а смердит? Даже не смердит, а воняет? И никто, кроме меня, ничего странного не замечает.

— Нечистым духом пахнет, — сформулировал я вслух.

— Это не я! — обиделся мой ближайший сосед. — У меня желудок в порядке. Может, от Никифора? — Сосед кивнул на бородача с подвязанной челюстью. Тот дымил самокруткой, опершись о поставленную между колен винтовку. — Никифор, это ты невежливость подпустил? Говорил я тебе, не надо было устрицы с анчоусами жрать, а ты «благородная еда», «благородная еда»…

— Ты на мое брюхо не возводи напраслину! — прогудел Никифор, не выпуская изо рта самокрутку. — Я до семнадцатого года сапожником был, не одну сотню гвоздей переварил по нечаянности. Они, окаянные, махонькие, скользкие… Под губу их положишь, дратву в руки возьмешь, то, се, молоток, подметку… глядь, а во рту уже пусто. Потому и разорился, что в лавку за гвоздями бегал по десять раз на дню.

Все же пахло определенно от Никифора. Я покрутил носом. Нет, не только от него одного. В вагоне плотно стоял неприятный, но странно знакомый и тревожный запах.

— В голове будто кто-то напильником копошит, — помолчав, подал голос Никифор. — Стало быть, от усталости. Водички, что ли, попить? — Он достал из-за пазухи плоскую офицерскую фляжку, заткнутую, впрочем, огрызком огурца.

— Устали, это верно, — согласился мужичок с лавки напротив. — И у меня башка болит. Как кто-то черпаком долбанул по ней. — Мужичок откашлялся, вынул изо рта цигарку, покрутил ее в руках, снова сунул в рот и затянулся.

— И у меня болит, — откликнулся какой-то морячок, зажигая очередную козью ножку от докуренной докочца. — Будто ржавая якорная цепь там скрежещет.

— И у меня!

— И у меня болит! — Больше половины добровольцев, оказавшихся в поле моего зрения, признались в факте наличия у них головной боли.

— Знаете что, товарищи, — высказался я, — это, наверное, оттого, что вы много курите. Посмотрите, весь вагон задымили.

— Ты кто, доктор, что ли? — неприязненно покосился на меня мой сосед. — Не люблю докторов, — добавил он, вынимая из кармана свернутую цигарку и спички. — Все болезни от буржуев, это известно. А доктора — подлипалы и загнивающий класс. Рабочему человеку вообще болеть некогда.

Он чиркнул спичкой и закурил. Струя дыма, которую сосед нахально выпустил мне в лицо, схватила меня за нос, будто костлявые пальцы. Я закашлялся до слез. И прохрипел, когда снова обрел дар речи:

— Что вы такое курите?

— Табачок-крепачок, — сказал кто-то за дымовой завесой.

Нет, это не табачок. Вернее, табачок, но с какой-то отвратительной примесью. Дышать же нельзя, глаза режет, копыта ломит! И в груди свербит. И почему никто, кроме меня, ничего особенного не чувствует?

— Не по нраву комиссару пролетарский дух, — проговорил Никифор, налегая на меня плечом. — А вот я думаю, товарищи, не белая ли это гнида, затесавшаяся в народную гущу с целью контрреволюции, а? — И смачно передернул затвор.

— Ша! — как можно более простецки возмутился я. — От гниды слышу! Через три кнехта якорину в ноздрю, ставрида позорная!

Никифор, явно не ожидавший подобного демарша с моей стороны, изумленно смолк. Окружающие смотрели на меня с недоумением.

— А что, мужички, — решил я разрядить обстановку, — рассказать вам, что ли, новый анекдот про Чапаева и Петьку? Значит, поймали белые Чапая и говорят…

— Кого поймали? — сморщился Никифор.

— Чапая. Чапаева, Василия Ивановича. Вы что, про такого не слышали?

— Не-э…

— Вот темнота! Пошехонь лесная!

— Опять ругается комиссар! — вскипел Никифор. — То гнидой обзовется, то…

— А ну не наседайте на моего кореша! — раздался где-то недалеко знакомый голос — Ексель-моксель, бом-брумс-штепсель враскорячку! Братишка Адольф, чего ты с этими баламутами не поделил?

Я не успел ответить. Матрос, смоливший козью ножку, окликнул Карася:

— Дай-ка, Петро, бумажки на закрутку, а то у меня все вышли!

— Да и у меня все вышли, — развел руками Карась. — Шутка ли, весь вагон бумагой оделил, себе ни листочка не осталось. Зато — вот! Шапку себе достал взамен безвременно погибшей бескозырки. — И горделиво постучал пальцем по мохнатому малахаю.

Подозрительное чувство мыльным пузырем вспухло у меня в голове.

— Какие бумажки?! — завопил я. — Откуда бумажки?

— Известно откуда, — ответил Карась. — Из баронова кабинета. Откуда же еще? У него этих книжек — завались, а рыцарю революции не во что махорку закрутить. Как не позаимствовать? Вот я одну книжку и сунул за пазуху.

— Ты же клятву давал!

— Какой ты мелочный! Я клятву насчет финтифлюшек давал, а про книжки ничего сказано не было…

— Где она?!

— Кто?

— Книжка!

— На курево разошлась, вся без остатка.

— И обложка тоже?

— Не… обложка толстая, твердая, кожаная. Кто ж в кожу махорку заворачивает?

— Где?!

— А эвона валяется…

Карась подал мне замызганный переплет. Действительно, кожаный. Вернее, деревянный, обшитый кожей, происхождение которой страшно даже предположить. Стальные застежки, испещренные глубокими царапинами будто давними шрамами.

— Не по-нашему чего-то написано, — склонился над переплетом Петре — Или не написано, а нарисовано? Узорчики такие, как… пенана океанской волне… Что это?

— Арабская… — я сглотнул, — вязь…

Карась вдруг внимательно посмотрел мне в лицо. Наверное, я сильно побледнел, потому что балтиец выговорил следующую фразу с необычайной серьезностью.

— Сдается мне, — сказал он, — опять я маху дал. Надо было тебе, гражданин начальник Адольф, предупредить меня и насчет книжек. Тоже зловредная баронова ловушка, да? Вроде зажигалочки?

— Если бы… какая тут зажигалочка… Это вовсе не зажигалочка. Вы ведь, братцы, «Некрономикон» скурили…

Несколько минут не происходило ничего. Окружающие нас добровольцы ничего не поняли, потому и не встревожились, а матрос с козьей ножкой даже проворчал:

— Подумаешь, покурили. Я в Голландии и не то еще курил, а все равно жив остался…

Петро Карась оглядел стены, потолок, пол вагона, недоверчиво пощупал доски, закрывающие окна.

— А может, обойдется? — шепотом предложил он. — Может, еще и не шарахнет?

Я ничего не ответил. Дым от сожженных страниц Книги Мертвых синими змеями струился по полу, оплетал ноги вояк-пассажиров… Несмотря на то что из оконных щелей ощутимо сквозило ночным морозным ветром, никуда синие змеи не развеивались. Наоборот, как бы набирая силу, все более и более принимали вполне определенные, очертания — приглядевшись, можно было даже различить чешуйки и мелькавшие между сапогами, валенками, опорками и винтовочными стволами узкие и молниеносные раздвоенные языки. Змеи сновали по вагону словно собаки, к чему-то принюхиваясь, что-то ища… А потом, собравшись в единый упругий и толстый клубок, переплетясь, точно проводки в кабеле, скользнули к заднему тамбуру.

— У нас ведь последний вагон? — обратился я к Карасю, который, как и я, напряженно наблюдал за змеиными плясками.

— Н-нет… — выговорил он, почесав под малахаем затылок, — на полустанке под городом еще какой-то вагон прицепили. Ты спал, что ли?

— Спал, — подтвердил я. И поднялся: — Пойдем-ка проверим.

Надежды мои, что дым, в который трансформировались некрозаклинания с сожженных страниц, выйдет в чисто поле, где и развеется ветром, лопнули. Что еще за вагон к нам прицепили-то? Мы не без труда пробились сквозь копошащуюся людскую массу, на мгновение оглушенные свистом ветром, перешагнули грохочущий под ногами стык (шпалы угрожающе подпрыгивали там, внизу), толкнули дверь в тамбур последнего вагона. И были встречены двумя красноармейцами, вооруженными винтовками с примкнутыми штыками. Штыки тотчас уперлись в наши с Петром груди.

— Стой, кто идет?!

— Мы, — быстро ответил Карась, подбочениваясь и указательным пальцем осторожно отводя от себя штык. — Вы чего, служивые, безобразничаете? Не видите, мы с товарищем комиссаром Адольфом обход поезда делаем. Подтверди, начальник!

— Ага, — сказал я, проследив за тем, как последний змеиный хвост исчез в щели под запертой дверью в вагон.

— Нельзя сюда, — мрачно выговорил один из красноармейцев.

— Это почему?

— Потому. Военная тайна.

Штыки они все-таки убрали. А за дверью бахнуло что-то, потом заскрипело, потом опять бахнуло… Я похолодел.

«Некрономикон»! Настольная книга для всякого серьезного некроманта, содержащая наиболее полный сборник заклинаний, поднимающих мертвых! А мертвецы, как известно, народ паскудный. Временно вернувшись к жизни, они вовсе не способны к мирному, созидательному труду; переполняющая их злобная зависть к живым взывает к отмщению. Когда-то с помощью Книги Мертвых черный друид Урлах укомплектовал свою армию вурдалаками, упырями, зомби и вампирами — и наголову разбил двухтысячное войско короля Артура. После той легендарной битвы не менее легендарный Артур и носа не совал в северные предгорья…

Карась грозил кулаками бойцам, вольная балтийская душа его пылала.

— Я матрос, понял? Я куда хочу, туда и пройду, понял? И не тебе меня останавливать, барабулька бесхвостая! Убери винтарь!

— Не велено! — довольно важно отвечал тот из красноармейцев, что был постарше. — И не ори тут. Сказано тебе: закрыто, заперто и заплонбировано! Дура, тут же секретный запас продовольствия для высшего командования! Везем в красную ставку на Южный фронт! Стратегически важный груз! Высший командный состав без спецпайков неспособен руководить сражениями! Соображать надо!

Изнутри вагона в запертую и запломбированную дверь шарахнуло точно тараном. Оба красноармейца и Карась вздрогнули. Шарахнуло еще раз, да так, что затрещал засов, у здоровенного амбарного замка погнулась дужка, а свинцовая пломба и вовсе отлетела.

— Желтая лихорадка! — недоуменно заругался Петро, а побледневшие красноармейцы переглянулись.

— Назад! — закричал я, сообразив наконец, что нужно предпринять. — Возвращаемся в наш вагон, а этот — отцепляем! Быстро!

Серия ударов, сотрясшая весь состав, вполне могла бы заменить целую изгородь восклицательных знаков, прилагающуюся к моему приказанию. Несколько досок из двери попросту вылетело, в образовавшееся отверстие просунулось жуткого вида копыто, пошарило в воздухе, будто искало рукопожатия, и втянулось обратно.

Карась схватил одного из охранников поперек туловища и поволок прочь из тамбура. Красноармеец не сопротивлялся. Он даже бросил винтовку, чтобы Карасю было удобнее и легче его тащить. Второй страж, бледный, как молоко, все еще бормотал:

— Не имеем права… Стратегический груз… Под трибунал пойдете… Мамочки, что же это такое делается?..

Взметнувшийся в запломбированном вагоне многоголосый, пронзительный вой доконал его. Отшвырнув винтовку, боец вылетел вслед за своим приятелем и Карасем из тамбура. Я, конечно, тоже медлить не стал. Оказавшись между вагонами, я покачнулся и едва не рухнул под колеса поезда — хорошо, что высунувшийся Петро схватил меня за шиворот.

— Держи! — крикнул я. Наклонился, чтобы выдернуть из стыка стальную болванку, но… не успел я. Не успел!

До сих пор не до конца понимаю, каким образом получилось так, что поезд сошел с рельсов и слетел под откос. Должно быть, раскачиваемый чудовищными ударами изнутри, проклятый последний вагон опрокинулся, а за ним, словно костяшки домино друг за другом, опрокинулись и все последующие сцепленные между собой вагоны — вплоть до, собственно, паровоза. Как здорово, что в девятнадцатом году паровозы неспособны были развивать более или менее высокую скорость, к тому же состав двигался на малом ходу… Так что крушение обошлось без трупов.

То есть что это я такое говорю?! Как это — без трупов? Трупов было полно (правда, среди них ни одного человечьего), и все они не лежали преспокойно, как и полагается приличным, уважающим себя мертвым телам, а перли вперед, лезли из разбитого в щепки вагона, завывая, хрюкая, пища, кукарекая, мыча и рыча. Продовольствие! Мясо!.. Только картошка, прочие овощи, сыры и крупы сохраняли нейтралитет. Но остальное… Впервые в истории человечества продовольствие взбесилось, мстя человеку за многовековое бесцеремонное истребление и поедание. Партия зеленых, окажись она в полном составе в ту страшную ночь на месте крушения состава, наверное, бурно ликовала бы и рукоплескала этому факту.

А добровольцам было явно не до ликования. Зрелище, которое предстало перед ними, когда они выбрались из-под обломков поезда под сумасшедший свет белой луны, было жуткое.

Рассеченные мясницким топором коровьи, бараньи и свиные туши вновь соединялись. Кошмарная расчлененка превращалась во множество отдельных, сильных и злобных монстров. Красно-лиловые коровьи туши, увенчанные страшными рогатыми башками, первыми ковыляли в бой на культяпых своих конечностях. Слева добровольцев брали в кольцо завывающие совсем по-волчьи бараны, справа — бодро ринулась в атаку лихая куриная кавалерия; скакуны-кролики дробно стучали лапками и торжествующе ржали. Свиньи шли, как и полагается, «свиньей», под прикрытием южноокеанских сардин, громыхающих, словно тевтонские рыцари, броней из консервных банок.

— Бежим, братцы! — истошно завопил кто-то. — Сожрут!

Этот вопль послужил сигналом. Добровольцы рванули в разные стороны, бессовестно побросав оружие. Но ретироваться успели не все. Меньше половины вояк ускользнули в близлежащие поля и леса, перед тем как войско восставших мертвецов сомкнуло вокруг обреченных гибельное кольцо.

Началось нечто совсем уж неописуемое. Добровольцы метались взад-вперед, сталкиваясь друг с другом, спотыкаясь о брошенное оружие, дощатые обломки и покореженные железяки… Оглушающие шум и гам жестоко таранили барабанные перепонки: крики и плач несчастных людей, завывания и кудахтанье, жадный скрежет зубов, щелканье клювов, перестук рогов.

Я просто не имел права растеряться. Я ведь единственный, кто понимал, в чем дело, следовательно, имел возможность не впасть в панику, а организовать сопротивление. Не будем сопротивляться — не вырвемся из окружения. Не вырвемся из окружения… хвост Люцифера!.. — сожрут вместе с костями, винтовками и личными вещами. Сражаться или умереть!

Именно так я убеждал себя, изо всех сил сдерживая дрожь в коленях. Какая-то шальная индюшка, вырвавшись в авангард наступления, едва не сбила меня с ног, а когда я попытался лягнуть ее, ловко увернулась и свирепо клюнула меня в лодыжку. Я отпрыгнул в сторону и чуть не попал на коровьи рога. К счастью, кто-то могучим ударом приклада сшиб плохо приросшую рогатую башку с плеч.

— Берегись, гражданин начальник товарищ Адольф! — закричал Петро Карась, занося винтовку для второго удара.

Громаднейших размеров бычара, хрипло рыча и расшвыривая по дороге ненароком попавших ему под копыта баранов, летел прямо на меня.

— Прыгай! — предостерег меня Карась, отбиваясь прикладом от небольшого отряда злобных кроликов, явно стремившихся забарабанить его передними лапками насмерть.

Я прыгнул. Бычара пронесся мимо, круто, как полицейская машина в голливудских фильмах, развернулся и рванул обратно.

— Прыгай! — советовал между тем Карась, нанизывая очередную кроличью тушку на штык. — Вправо! Влево!

Несколько минут я усердно разыгрывал из себя заправского тореадора, пока не вспомнил о том, что я — черт возьми! — все-таки бес, а это должно звучать гордо! У меня тоже рога есть! И копыта!

Следующую атаку я встретил уже более осмысленно.Пропустив тушу мимо, я выставил под бычьи копыта ногу. Бычара, споткнувшись, взревел, покатился кувырком, теряя по дороге конечности, и на полном разгоне смял цепь баранов-пехотинцев, идущих в наступление с селедками наперевес.

— Хватай винтари, товарищи! — завопил Карась. — Вставай спина к спине! Отобьемся!

Удивительно, но кое-кто его все-таки услышал. Пятеро матросов, выдравшись из толпы панически копошащихся добровольцев, составили ядро сопротивления.

— В бой! Именем революции! Коли штыком! Бей прикладом!

Ну и каша заварилась вокруг! Чтоб им пусто было — высшему командному составу! Питались бы как все, ситным хлебом да ячневой крупой, — ничего подобного не случилось бы, а тут… Героические матросы кололи, рубили, лягались и матерились так, что противник дрогнул. Но отступать и не думал. Со стороны неприятеля в сражение вступала легкая и тяжелая артиллерия. В воздухе засвистели, точно разнокалиберные пули, кильки и мойва. Минометными снарядами ухали сверху тяжелые балыки. Ужас! Ужас! Невесть что творила красная и черная икра — еще, по сути, зародыши, но уже кошмарно злобные икринки забивались под одежду, в нос, в уши. слепили, щекотали, лишали всякой способности к сопротивлению. Хорошо, что в вагоне подобные деликатесы составляли лишь незначительную часть продуктов.

Свою винтовку я потерял при крушении поезда, а никакой другой что-то на глаза не попадалось. Подхватив с земли оброненный кем-то жестяной чайник, я орудовал им как кистенем, и, надо сказать, у меня получалось! Когда число поверженных грозным чайником индюшек и кроликов превысило десяток, я прямо-таки себя зауважал! С крупным и мелким рогатым скотом, а также со свиньями дело обстояло гораздо серьезнее. Первая же свинья, перехватив импровизированный мой кистень зубастой пастью, вырвала его из рук, разжевала и выплюнула. Я от души врезал ей ботинком между глаз. Свинья плюхнулась в грязь, а на ее место тут же стали четыре коровы богатырского телосложения.

И никакого в моих руках оружия! Мне не оставалось ничего, кроме как защищаться при помощи собственных кулаков. Пару минут я ожесточенно боксировал, нокаутировал двух буренок-зомби, переломал рога еще одной, а слева уже подтягивался основной состав свинской «свиньи».

Что было делать? Уговаривая себя, что это не позорная капитуляция, а хитрый стратегический прием, я повернулся и побежал, лавируя между шустрых кур-кавалеристов. Не знаю, как далеко мне удалось бы уйти, если бы я неожиданно не споткнулся об Огонькова. Товарищ красный комиссар валялся посреди поля сражения в изрядно пожеванном виде.

— Товарищ Адольф! — захрипел он. — Помоги!

— Опять ноги?

— Ноги… Ну что я могу с собой поделать? Сам в бой рвусь, а проклятые несознательные конечности…

Я помог ему подняться. Отогнал прочь ливерную колбасу, которая как огромный червяк воинственно наскакивала на комиссара.

— Что происходит? — спросил Огоньков, оказавшись в вертикальном положении.

— Долго объяснять… Некогда!

— А… Понятно. Контрреволюционная вылазка. Как организована оборона?

— Да никак… Никакой организации. Если бы не матросы, всех бы давно сожрали…

— Меня уже три раза жрали, — пожаловался товарищ комиссар, — а я все время из них вываливался… сзади.

— Кто командует эшелоном? — спросил я.

— Командира товарища Вейсмана я только пять минут назад видел. Он недостойно бежал, преследуемый фаршированной щукой.

— Значит, командиров нет?

— Есть! Во имя высшей справедливости и торжества пролетариата я лично готов принять на себя командование эшелоном и развернуть линию обороны!

— Было бы что разворачивать. Все добровольцы в кустах прячутся, трясутся от страха. И потом…

— Ой! — сказал товарищ комиссар Огоньков. Я обернулся.

Матросы отступали. Более того, они неслись со всех ног, а за ними лавиной катилась нестройная толпа воскресших мертвецов. Враг все-таки прорвал оборону и перешел в яростное, окончательное, так сказать, наступление.

— А там!.. — выговорил Огоньков.

Я посмотрел назад. Да, сейчас нам предстоит последний и решительный бой, от исхода которого зависит и жизнь товарища комиссара, и жизнь Карася и остальных матросов, и жизни многих и многих добровольцев, позорно, кстати говоря, ускользнувших от схватки с озверевшими продуктами питания. Прямо по курсу — головной корпус наступающих, сзади подкрадываются коварные колбасные изделия. Гады ползучие! Сообразили же своей фаршеобразной начинкой зажать нас в тиски.

Ну все. Бежать некуда. Надо драться.

Я подобрал с земли винтовку.

И грянул бой. Я сразу же потерял из вида комиссара Огонькова, и Карася, и матросов. Передо мной, позади, снизу и сверху лезли, кусались, бодались и щипались враги рода человеческого, а по совместительству и мои враги тоже — восставшие из мертвых обитатели мясных лавок. Я сражался словно берсерк — со всей мочи сражался. У винтовки моей сначала обломился штык, потом приклад, а потом и сама винтовка рассыпалась в щепки, когда я долбанул ею особо нахального барана. В ход пошли кулаки и копыта. Кажется, я даже бодался, плевался 'и царапался. Тут уж не до приличий. И вроде уже совсем выбился из сил, когда грохот сражения перекрыл тонкий, но сильный голос:

— Товарищи-и! Во имя революции! По зарвавшимся буржуазным скотам прямой наводкой — пли-и! Ура-а-а!

На гравийной насыпи железнодорожного полотна появилась щупленькая фигурка комиссара Огонькова. Студенческая фуражка слетела с его головы, длинные волосы развевались по ветру. Он стоял на непослушных своих ногах и даже не покачивался. Правда, очень скоро упал ничком… Нет, не упал! А залег за здоровенным пулеметом системы «Максим»!

— Ура-а! — закричал я.

— Ура-а-а! — подхватили мой крик измученные матросы.

— Ложись! — гаркнул опытный в батальных делах Карась.

Я послушно залег. И закрыл глаза, слушая, как грохочет спасительный пулемет, как с визгом разбегаются еще минуту назад торжествовавшие победу враги…

Продолжалось эту недолго. Остатки армии противника уныло расползались в разные стороны. Обгоняя их, резво скакали повылезавшие из своих укрытий добровольцы.

— Победа! — заорал я, поднимаясь на ноги. — Победа-а!

Но Петро Карась моей радости не разделил. Он встал, стер с лица грязный снег и толкнул меня в плечо:

— Посмотри-ка туда! Я посмотрел.

Ночь еще не закончилась. И до настоящей победы было далеко. Дымные змеи, порожденные заклинаниями Книги Мертвых, не ограничились эксплуатацией продовольственного запаса для высшего командования. Паровоз, валявшийся под откосом, теперь медленно поднимался в воздух…

Только это был уже не паровоз. Тяжелые металлические пластины натужно скрипели, корежась, изменяя облик. Труба укоротилась, расширилась и превратилась в огромную зияющую пасть. Распахнулись двери кабины машиниста, мгновенно выросли и обрели очертания перепончатых крыльев. Глазищи-фары вспыхнули желтым огнем. Чудовищный железный дракон взмыл в воздух над обломками поезда и выдохнул из пасти огненную струю.

Ого-го… эту махину пулеметом не возьмешь. И что же делать?

— Зато теперь открыт путь к отступлению! — вслух закончил мою мысль балтиец Карась. — Бежать!

И мы побежали. Я даже про усталость забыл — настолько, что, перепрыгивая через железнодорожное полотно, подхватил на руки комиссара Огонькова. Он завел было снова свое:

— Бросьте меня, товарищи, налегке спасаться удобнее, — но, обернувшись и увидев парящего в небе во всей своей отвратительной красе дракона, взвизгнул и вцепился в меня точно утопающий.

Мы бежали через поле, оставив далеко позади место сражения. Карась огромными прыжками скакал впереди, я с Огоньковым старался не отставать.

Дракон летел за нами, дыша пламенем и черной угольной пылью. Колеса, превратившиеся в зубы, страшно стучали. Мне было слышно, как товарищ комиссар, зажмурив глаза, умоляюще бормотал:

— Постой, паровоз! Постой, паровоз! Постой, паровоз… не стучите, колеса…

— Солнце! — завопил я, останавливаясь.

— Постой, паровоз… Что?

— Солнце!

Карась тоже остановился, обернулся, увидел и, шатаясь, подошел к нам. Дракон завис метрах в десяти от земной поверхности. Еще тоненькие и бледные лучи восходящего солнца пригвоздили его к небосводу, лишив сил.

— Выдохлась тварь?! — недоверчиво спросил Карась.

Дракон в последний раз взмахнул крыльями, дыхнул струйкой бесцветного пара и бесформенной железной грудой рухнул вниз.

Когда улеглась снежная пыль, товарищ Огоньков спрыгнул с моих рук на землю и довольно бодро осведомился:

— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь произошло? Только без всяких там фокусов и декадентско-поповских штучек. Я материалист!

Матрос посмотрел на меня, как бы приглашая тут же выдать товарищу комиссару объяснение: мол, у меня это лучше получится. Посмотрел… и надолго задержал взгляд.

— Потом, — махнул я рукой. — Дайте отдышаться… — И вытер пот со лба. — Фу ты… Стану я, товарищи, наверное, вегетарианцем. И запишусь к тому же в отряд партизан-террористов, которые только тем и занимаются, что пускают под откос поезда… А что это вы так на меня смотрите? Петро? Товарищ Огоньков?

И матрос, и комиссар глядели на меня во все глаза, раскрыв рты. И если во взгляде Огонькова был лишь испуг и недоумение, то в глазах Карася ясно прочитывалось сочувствие. Будто я был уродом, а он меня по этому поводу жалел. Что такое?

— Адольф, — осторожно начал комиссар, — а ты не это… не из той же банды, с которой мы только что сражались?

— Ты что? — возмутился я. — Кто тебя на руках из-под огня вынес?

— Да погоди ты! — оборвал комиссара матрос — Может, жена тебе попалась какая-нибудь курва гулящая? Эх, бедняга…

— Не женат я! — пожал я плечами. — В чем дело? В рассудке повредились вследствие потрясения, что ли? Комиссар Огоньков! Объяснись!

— У тебя… — замялся Огоньков, — на голове. ..это… Шапка слетела, —деликатно сформулировал он.

— И рога выросли, — добавил Карась.

ГЛАВА 4

Б общем, пришлось мне все им рассказать. Я и рассказал (разумеется, ради собственной же безопасности умолчал о том, что разыскиваю барона, чтобы предстать перед ним в качестве безотказного исполнителя желаний; а сказал, что уполномочен забрать в преисподнюю грешную баронову душу). И обещания молчать никакого с них не взял, не говоря уж о расписке о неразглашении. А что такого? В конторе даже поощряются такого рода рекламные акции. Штатная должность рекламного агента давным-давно утверждена. Иначе как бы о нас потенциальные клиенты узнавали? Конечно, собеседников надо уметь выбирать. Вот, помню, сотрудник рекламного отдела бес Иосиф сдуру задумал проводить акцию в каком-то НИИ, так его выслушали, скрутили, раздели и стали рога, хвост и копыта инфракрасными лучами просвечивать, в различные естественные отверстия трубочки засовывать… Еле удалось ему сбежать. Он на больничном потом лет пять сидел и к оперативной работе среди людей стал неспособен. Как увидит белые халаты, так с ним истерика делается…

Да, рассказал. Петро и товарищ Огоньков слушали меня внимательно. Комиссар поначалу посмеивался, но, как только я приспустил штаны и продемонстрировал хвост, посмеиваться перестал, а, напротив, сильно посерьезнел.

— Н-да-а… — проговорил Карась, когда я закончил. — Вот дела. В кои-то веки, акульи потроха, хорошего человека встретил, и тот оказался бесом. А я вообще-то не очень и верю, что ты бес. Ну, может быть, самую малость. Вот у нас на флоте боцман Костоломов был — так тот дьявол натуральный, только без хвоста. Меньше шести зубов с одного удара не вышибал. А ты что думаешь, товарищ комиссар?

— Думаю… — неопределенно отозвался Огоньков. Помолчал немного, выпрямился и с пафосом заявил: — Конечно, для борца за народную свободу происхождение много значит, но для тебя, товарищ Адольф, сделаем исключение. За выдающиеся заслуги лично я буду считать тебя настоящим боевым красным комиссаром!

— Во веки веков, аминь, — подтвердил Карась. — Ой, извини, — добавил он по моему адресу.

Поле давно закончилось. Мы перевалили заснеженный холм и совершенно неожиданно увидели серо-синеватую тучу леса. И, не сговариваясь, пошли к опушке. Утреннее солнце затянуло мутными, непрозрачными облаками, поднялся злой февральский ветер, а в лесу сейчас тихо и почти что тепло… как и всегда зимой в лесу.

Разговаривать не хотелось. Ночка оказалась, что и говорить, выматывающей. Не знаю, как Карасю или товарищу Огонькову, но мне больше всего на свете хотелось по-медвежьи залечь в какую-нибудь теплую берлогу и выспаться, предварительно плотно перекусив. Свой хлебный паек я потерял в пылу сражения, товарищ Огоньков тоже свой потерял, а Петро и вовсе никакого пайка не получал. Наколдовать, что ли, что-нибудь? Какие-нибудь безобидные овощи, например? Сил у меня маловато, для того чтобы колдовать. Да, есть хочется, а тут еще этот ветер…

Впрочем, скоро мы, миновав лесную опушку, углубились в чащу. Здесь ветер нас не доставал. Голые и толстые, морщинистые, словно слоновьи ноги, древесные стволы высоко наверху сплетались тончайшей паутиной веток и почти не пропускали ни ветра, ни солнечного света. Снег был неглубок, да и подтаял до образования наста, так что идти нам стало легче. Правда, через часок примерно мы врезались в бурелом — вот тут-то и началась настоящая чаща! Баррикады валежника, стволы деревьев, преграждающие путь сплошной крепостной стеной… вороны какие-то дурацкие орут в невидимом небе.

— А, собственно говоря, — спросил я, — куда мы идем?

— Наверное, в город возвращаемся, — сказал Карась как-то не очень уверенно. — Куда же нам еще? Я думал, вы знаете… Без направления ходить не годится. А то еще забредем куда-нибудь к чертовой бабушке…

— Попрошу бабушку мою не трогать, — огрызнулся я. — А если уж поминаете ее, то поминайте по имени и отчеству. Пожилой все-таки человек, надо же хоть какое-то уважение проявлять.

— А как твою бабушку зовут? — заинтересовался Карась.

— Наина Карповна, — сказал я.

— Чертова бабушка Наина Карповна, — хмыкнул Карась и осекся под суровым моим взглядом.

— Город в другом направлении, — отозвался товарищ Огоньков. — До него нам в один день точно не дойти. А ночевать под открытым февральским небом в чистом поле мне что-то не очень хочется.

— И мне, — признался я и добавил: — И в лесу тоже не хочется.

Карась остановился:

— Так. Братишки, я в открытом море не растеряюсь, а в лесу никогда в жизни не бывал. Вот заблудимся мы и померзнем, что тогда?

— Не заблудимся, — успокоил я его, — вы заметили, что я хромаю? Ага, на правую ногу. Это у меня профессиональное, как рога и рыжий цвет волос. Значит, мы не заблудимся.

— Какая связь? — не понял Петро.

— При ходьбе, — объяснил образованный Огоньков, — у людей правой ногой шаг длиннее, чем шаг левой. Поэтому, идя без ориентира, человек непроизвольно забирает влево. И, следовательно, ходит по кругу.

— О как! — удивился Карась. — Все-таки вы, сухопутные, несовершенные какие-то. А на крейсере оно вернее. Координаты, понимаешь, широта-долгота — и пошел пилить морские и океанские просторы. На тысячу верст ходим, и ни одного случая не припомню, чтобы судно какое-нибудь когда-нибудь заблудилось. Хотя… однажды наш боцман Костоломов упал в бочку с ямайским ромом, выплыл — и понесло его на капитанский мостик…

— Тихо! — поднял вдруг руку вверх товарищ комиссар.

Мы застыли на месте.

— Слышите? — прошептал он.

— Ничего не слышу, — сказал Карась. А я услышал.

— Вроде бы дрова кто-то рубит неподалеку, — определил я. — Такое… размеренное, однообразное уханье: ух ух! ух!.. И еще удары: клац-бух!.. клац-бух!

— Дровосек! — обрадовался Карась. — Вот у него и спросим дорогу к человечьему жилью! Пошли!

И мы пошли. Вернее, побежали. На ходу я вспомнил о потерянной своей бейсболке и намекнул товарищам о том, что неплохо было бы мне соорудить какой-нибудь головной убор. Вдруг дровосек попадется слабонервный и при виде моих рогов начнет топором отмахиваться? Карась, не замедляя движения, великодушно отодрал от подкладки бушлата изрядный кусок, из которого я смотал на своей голове что-то вроде чалмы. Теперь — в чалме и длиннополом халате — я очень был похож на потрепанного песчаной бурей азиатского караванщика.

— Стой! — скомандовал Огоньков. — Гляди! Спрятавшись за кучей валежника, мы смотрели на небольшую полянку, откуда, собственно, и раздавалось обнадеживавшее уханье, клацанье и буханье. Только никакого дровосека на поляне не было, а было такое, что мы втроем несколько минут, не говоря ни слова, смотрели и смотрели. Что за чудесная страна! Что за чудесное время! Шагу нельзя ступить без того, чтобы не увидеть какое-нибудь эдакое…

Здоровенный, под два с гаком метра ростом, мужичина в полном рыцарском облачении — то есть в латах и украшенном белоснежными перьями шлеме с опущенным забралом — отмахивался исполинским двуручным мечом от целой компании грязношерстой нечисти. Я насчитал пятерых противников рыцаря — три леших и два домовых. Свиномордые, коренастые, обросшие с ног до головы зеленой густой шерстью лешие узловатыми, окованными железом дубинами пытались достать рыцаря по перьевой маковке, но каждый их выпад отбивался с аккуратной точностью. Рядом вертелись домовые, невесть как оказавшиеся в глухой чащобе. Эти и вовсе были безоружны, но, как могли, помогали лесным сородичам: прицельными плевками старательно залепляли рыцарю амбразурную прорезь забрала.

— Ух! — выдыхал белое паровое облачко рыцарь при каждом новом замахе меча. — Ух! Ух!

Он, в тяжелых своих доспехах, сражался по пояс в снегу, и только это обстоятельство, надо думать, мешало ему развернуться как следует и в несколько ударов вышибить из нечистой силы нечистый дух.

Лешие и домовые, словно мячики, резво прыгали по насту вокруг своего противника.

Бух! — била дубина по мечу.

Клац! — бил меч по дубине.

— Это что еще такое? — прохрипел Карась, протирая глаза.

— Вон те зеленые — лешие, — пояснил я. — А вот те двое, маленькие, лохматые и поганенькие, —домовые.

— А этот товарищ с саблей кто? — спросил Огоньков.

Я пожал плечами.

— Хрен с горы, — исчерпывающе ответил Карась. — Но дерется хорошо. Только что же это получается — пятеро на одного? Непорядок. Вмешаться надо бы. Сейчас я ремень свой флотский сниму да пряжкой как закатаю вон тому лохматому по черепу!

— Я с вами не согласен, товарищ матрос Карась, — неожиданно проговорил Огоньков. — Если этот с саблей — всамделишный рыцарь, тогда я решительно запрещаю вам за него вступаться.

— Почему?

— Что значит — почему? Какая поразительная политическая безграмотность! Рыцарь — представитель феодального общества, угнетатель крестьянства и верный пес трона! Проклятый! Еще хуже буржуазных молодчиков! Правильно его лешие мутузят! Я — за угнетаемый лесной люмпен-пролетариат!

— Так пятеро же на одного! — воскликнул Карась под очередной «клац-бух». — Нет, братишки, не держите меня, я сейчас этим люмпенам такого леща дам…

— Не сметь! — заголосил товарищ комиссар так громко, что удивительно было, как его не услышали дерущиеся… впрочем, им не до того было. — Не сметь!

Политическая ошибка! Вопиющая бессознательность! Трибунал!

— Да тихо вы! — прикрикнул я.

Они замолчали, вопросительно посмотрели на меня.

— Не ссорьтесь, девочки, — примирительно проговорил я. — Из-за чего шум-то? Ну драка… Мало ли драк. Не хватало нам только между собою раздора. Сейчас я по-быстрому сотворю заклинание… и эти драчуны разбегутся в разные стороны, друг о друге позабыв навсегда. Идет?

Карась пожал плечами. А Огоньков проворчал:

— Революционер должен всюду твердую линию проводить. Никаких компромиссов. И почему это вы, товарищ бес комиссар Адольф, пытаетесь отмежеваться от своих… как бы родственников? Если не ошибаюсь, нечистая сила вам роднёй приходится.

— Лешие и домовые мне не родственники, — обиделся я. — А так — мелкая шушера. Какой же нормальный бес будет дружбу водить с этими поганцами? Их так и называют — малые Темные народы… И рыцарей я, честно говоря, недолюбливаю. Особенно паладинов. Сколько я от них в свое время зла натерпелся! Итак, ладно — сейчас я кое-что пошепчу, и все уладится. Тихо! Дайте мне сосредоточиться!

Матрос и комиссар притихли.

А славно у меня получилось! Да никак иначе и не могло получиться — у кого же, как не у меня, товарищ художник Босх учился изображать страшилищ? Когда я закончил пассы, дошептал заклинание и прихлопнул в ладоши, над полянкой, ознаменовав свое появление желтым облачком вонючего серного выхлопа, нарисовалась отвратительнейшая из отвратительнейших харь. Черный лоб, покрытый наростами и язвами, волосы пиявками извиваются в разные стороны (истинно непокорные пряди), раздавленной сливой — нос, выпученные глаза мерзко оранжевого цвета, а уж рот… Тут я, кажется, перестарался. Рот — это ведь начало пищеварительного тракта, так? А у меня вместо рта получилось то, чем пищеварительный тракт обычно заканчивается. И звуки, издаваемые харей посредством этого самого «рта», были соответствующие.

Но так или иначе, эффекта я добился поразительного. Комиссар Огоньков, вздрогнул, поморщился и прошептал:

— Ни дать ни взять оскал империализма.

А Карась, до глубины своей флотской души пораженный увиденным, даже поднял руку для крестного знамения, но, оглянувшись на меня, вовремя опомнился.

Домовые с визгом рванули в разные стороны. Лешие, чьи морды, кстати говоря, были ненамного симпатичнее сотворенной мною призрачной хари, побросали дубины и, подвывая от страха, кинулись прочь.

— А этот феодальный пережиток… — начал было товарищ Огоньков. Но я и без него видел. Феодальный пережиток, оказавшись в одиночестве, еще минуту по инерции вращал мечом, потом все-таки догадался поднять забрало и оглядеться. Убедившись в том, что враг ударился в позорное бегство, он отнес это целиком на свой счет и, утомленно опершись о меч, горделиво вскинул голову.

Встретившись глазами с оранжевыми гляделками наколдованного мною страшилища, рыцарь изумленно крякнул.

— Сейчас, — захихикал Огоньков, — загремит латами по всему лесу, бессовестный наймит королевского трона.

Но рыцарь и не подумал греметь латами. Он вскинул меч, издав гортанный воинственный вопль, и атаковал мерзкую харю. Широкое обоюдоострое лезвие, вместо того чтобы, как я ожидал, пролететь насквозь, рассекло харю пополам. Обе половинки задрожали и мгновенно истаяли.

— Вот молодец! — пробормотал Карась и неожиданно сорвался с места. — Вот молодец, братишка! — заорал он, выбегая на полянку. — Я отвечаю: хороший ты мужик! А не пережиток, как некоторые тут насвистели! Я все видел, как ты их: ух-ух, клац-бух! Здорово, шпангоут в глотку до самых потрохов!

Не давая рыцарю опомниться, он схватил его защищенную стальной перчаткой руку и энергично эту руку потряс.

— Все равно пережиток, — заявил Огоньков, также выбираясь из укрытия. — Но раз уж на то пошло… Коммунистический привет! — И хлопнул оторопевшего ратника по металлическому плечу.

— Дивлюсь я, — стряхнув с себя оторопь и комиссарскую руку, густо прогудел из-за забрала рыцарь. — Как много в здешних лесах нечисти поганой. Второе сражение переживаю, а я ведь только час как прибыл…

Нехорошее предчувствие кольнуло меня.

— Откуда это ты прибыл, позволь осведомиться? — спросил я, шагнув на полянку.

Рыцарь вздрогнул и пристально взглянул на меня. Лязгнув, опустилось забрало. За узкой прорезью засветились пронзительно-голубые, точно наполненные электричеством, глаза.

— Сарацин! — зарычал рыцарь, хватаясь снова за меч. — Располовиню!

Огоньков повис на левой его руке, Петро, как более тяжелый, на правой.

— Не фордыбачь, братишка! — ревел Карась.

— Немедленно прекратите безобразие! — тонко вскрикивал товарищ Огоньков. — Это не сарацин, а ответственный работник и боевой комиссар!

— Кто призвал пугающий фетиш? — рявкнул рыцарь.

— Ну я, — отозвался я. — Да отпустите! Я его не боюсь. Тоже мне железный дровосек, лавка скобяных (товаров.

— Ругаться?! — взревел рыцарь, тряхнув шлемом. Непроизвольно я повторил это движение. Наскоро скрученная чалма размоталась, лоскут свесился мне на лицо, я смахнул лоскут и нечаянно вместе с ним смахнул и чалму полностью.

— Р-рога! — задохнулся рыцарь. — Бес оперативный сотрудник Адольф! Вот, отродье преисподней, тебя-то мне и надо!

— Откуда ты мое имя… Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что я не успел даже закончить вопрос. Товарищ комиссар Огоньков полетел влево, матрос Петро соответственно вправо. Рыцарь с воплем: '

— Изыди, дьявольское семя! — воздел над головой меч и шагнул в мою сторону.

Я отпрыгнул и побежал. Отбиваться я не рисковал. Чем отбиваться? Рогами? Этот меч с первого же удара разнесет в щепки оба рога вместе с головой, кстати. Выбираться за пределы полянки я тоже не стал. Чего доброго, завязнешь в буреломе, как муха в паутине. Я бегал по полянке, то кругом, то петлял, как заяц в прицеле охотничьего ружья, то кувыркался… Все было тщетно — рыцарь пер за мной, не отставая и не останавливаясь, пер как трактор, оставляя за собой в снегу глубокую борозду, пер как бульдозер, несмотря на то что Карась и Огоньков самоотверженно путались у него под ногами. Я, честно говоря, запаниковал. Мне пришлось унизиться до того, чтобы крикнуть:

— У тебя шнурки развязались!

Как ни странно, это на секунду его затормозило. Я воспользовался замешательством, чтобы врезать ногой в железный живот противника, но… едва не сломал копыто.

— Хитроумная свинья! — разгадав коварную мою ловушку, взревел рыцарь, возобновляя погоню.

Подземные черви! Не вечно же мне бегать! Я уже задыхаться стал и серьезно задумался о том, что пора, наверное, бросать курить. Надо было что-то делать. Этот броненосец хоть и обладал исключительными боевыми навыками, но умом явно не блистал. Учитывая успех предыдущего маневра, я пулеметной очередью выдал:

— Сзади! Сбоку! С другого бока! Обернись! Молоко убежало! Не наступи в коровью лепешку! Ай-ай, какая ракета с атомной боеголовкой на нас летит!

— Каракатица справа по борту! — поддержал меня Карась.

Рыцарь затоптался на месте, недоуменно оглядываясь во все стороны попеременно.

— Слушай мою команду: смирно! — довершил начатое товарищ комиссар.

— Прекратите отвлекать! — взмолился рыцарь. — Невозможно работать!

— А чего ты за мной гоняешься? Не объяснил толком ничего, сразу накинулся! Может, быть, я вовсе не бес оперативный сотрудник Адольф? Кстати, откуда ты мое имя узнал?

— Как — не Адольф? — удивился рыцарь. — Не Адольф? А имя твое мне начальство сообщило… Или не твое? То есть… Опять путаница!

— Товарищ, — проникновенно начал комиссар Огоньков, — каноны революционной законности не допускают самосуда. Изложите свои претензии к товарищу боевому комиссару в письменном виде и передайте на рассмотрение.

Рыцарь снял шлем. Белокурые волосы рассыпались по сверкающим наплечникам. Голубые глаза недоуменно вытаращились на Огонькова.

— Ты бы, братишка, представился для начала, — предложил Петро, незаметно снимая с себя и накручивая на кулак флотский ремень с тяжелой пряжкой. — Имя, звание, возраст, семейное положение…

Рыцарь тряхнул белокурой головой.

— Имя мое — Витольд Благородный, — торжественно выговорил он. — Звание — боевой серафим-мечник. Светлый рыцарь-паладин.

Он сорвал с себя плащ — и белоснежные крылья взметнулись за его спиной.

— Акульи потроха! — ахнул Петро.

Товарищ комиссар Огоньков дал себе пощечину и убеждающе забормотал:

— Я материалист! Я материалист!

Н-да… На мое признание они реагировали сдержаннее. Ну что ж… Таковы люди — им гораздо легче поверить в беса, чем… А, ладно, не об этом речь. Постойте, постойте… Это что же у нас получается?

— Так я и знал! — вырвалось у меня. — Идиотский «Некрономикон»! Дурацкий выплеск темной энергии! Кретинские датчики! Тебя послали меня перехватить?

— Перехватить беса Адольфа и помешать ему творить козни против рода человеческого, — отчеканил серафим-мечник и тут же спохватился: — Так что же, ты и есть Адольф? То-то я гляжу — рога! У-ух! — Он снова схватился за свой меч.

— Ну тихо! Тихо! — воскликнул я. — Может, Адольф, может, и не Адольф. Как угадаешь? Ты ведь не хочешь казнить невиновного?

— Строжайше запрещено, — подтвердил Витольд Благородный. И задумался. — С другой стороны, хороший бес — мертвый бес! — Он опять обрел уверенность и крепче сжал меч. — Готовься к смерти, отродье!

— Не подскажете, сколько сейчас градусов ниже нуля? — быстро нашелся Петро.

Серафим вздрогнул.

— Опять! Хватит! — жалобно попросил он. — Не сбивайте меня с толку! О, глупые люди, я ведь для вас стараюсь!

Глупые! На себя посмотрел бы. Я лихорадочно соображал. Так, так… Слабоумный благородный серафим. Не лучший противник. Но и не худший, конечно. Хуже было бы, если бы против меня послали не этого железного мастодонта, а ангела-спецагента.

Ну немного поднапрячь мозги…

— Послушай! — начал я. — Ты выполняешь задание?

— И выполню! — поспешно выпалил серафим.

— Допустим, я на самом деле тот, кто тебе нужен…

— Что-о?!

— Я сказал: допустим! Я же сказал…

— Ладно, ладно… Говори дальше, низкое создание.

— Допустим… допустим, что я на самом деле бес Адольф. Исчадие ада, отродье преисподней, низкое создание. Но ведь я тебя спас от нападения нечисти! Я их прогнал, так или не так?

— Так… — напрягся Витольд.

— Выходит, я совершил благородный поступок? Выходит или не выходит?

— Выходит…

— И это несмотря на то что я, по твоим словам, бес, бесчестный каверзник. Какой бы я ни был, но я тебе помог. Правильно?

Светлый рыцарь напряженно следил за ходом мысли, тер стальной перчаткой лоб.

— И как можешь ты, Витольд Благородный, боевой серафим-мечник, Светлый рыцарь, на добро отвечать злом? — пафосно закончил я.

— На добро злом? — встрепенулся Витольд. — Никогда! Я сам себя зарублю, если только допущу малейший проблеск мельчайшей мысли…

— А ты именно на добро именно злом и пытался ответить, — заключил я, втайне надеясь на то, что серафим прямо сейчас поступит так, как и обещал: тут же зарубит самого себя.

— Я?! Никогда!

— Свидетели? — возвысил я голос.

— Да! Да! — загомонили Карась и Огоньков. — Было дело! На такое добро и таким злом! Позор!

Серафим побагровел.

— Никто не смеет обвинять Светлого рыцаря в бесчестье!

— Ну заруби нас! — отчаянно крикнул я, несмотря на протестующую жестикуляцию Петро и комиссара. — Заруби, гад! И покрой собственное преступление против морали и совести… еще большим преступлением. Руби!

Руки серафима Витольда бессильно разжались. Меч беззвучно рухнул в снег. Светлый рыцарь обвел присутствующих жалобным взглядом. На мгновение мне показалось, что он сейчас расплачется.

— Да я ж… на добро злом… — промямлил он, совершенно угасая. — У меня благородство в крови…

— А ежели благородство… — начал было Карась, но я прервал его, категорическим жестом указав: молчи!

Серафим, убитый горем, присел на корточки и, обхватив руками белокурую голову, раскачивался, мыча что-то тоскливое. Кажется, он полностью уверился в том, что безвозвратно запятнал свою честь, и все еще колебался относительно идеи о немедленном харакири, не видя иного способа смыть позор. Подлить, что ли, масла в огонь, добавив, что зафиксировал его падение не кто-то там, а настоящий бес? Я, конечно, человеколюбив, но сотрудников конкурирующей организации не перевариваю органически. Пусть, орясина, помучается, глядишь, и правда совершит у всех на глазах акт показательного самоубийства…

Но только я открыл рот, как комиссар Огоньков завопил:

— Я придумал!

— Что придумал? — живо заинтересовался Карась.

— Я придумал, как все уравновесить, — с достоинством сказал комиссар. — В общем, так. Адольф выручил Витольда, а Витольд за это отпустит Адольфа восвояси. И честь спасена!

— Нет, не могу… — уныло проговорил Светлый рыцарь. — Я лучше покончу с собой… и с бесом заодно, но задание все-таки выполню.

Этот вариант мне понравился. С тем только условием, что Витольд начнет осуществление своего плана с самого себя.

— Да нет, не совсем отпустить! — воскликнул товарищ Огоньков. — А как бы… дать ему фору! Ну, скажем, отвернуться, а мы пока убежим. А вы, товарищ феодал, будете нас искать.

Я свирепо посмотрел на торжествующего комиссара. Идиот! Еще бы немного дожать, и Витольд спекся бы окончательно. К чему эти салочки? А если серафим-мечник меня снова догонит, ничего уже не будет ему мешать отрубить мне голову к едрене фене.

— Остроумны твои слова, — несколько оживился рыцарь. И поднялся на ноги. — Бегите, несчастные, я обещаю не смотреть, куда вы побежите.

Ага, а следы на снегу он тоже обещает не замечать?

— Нет, так не пойдет, — встрял я.

— А как пойдет? — спросил серафим.

— А вот так. Ты встаешь лицом во-он к тому дереву, закрываешь глаза и медленно считаешь… до ста. А пока ты считаешь, у нас есть время отбежать на приличное расстояние.

— До ста? — задумался Светлый рыцарь. — До ста я, наверное…

— А до скольки сможешь?

— Ну… до десяти. До двенадцати даже.

— Так. Десять раз до десяти. И не подглядывать!

— Хорошо, — кивнул Витольд.

Он подобрал меч и дошагал до указанного мною дерева. Принял классическую позу водящего в прятках и невнятно загудел:

— Один… два… как там дальше? Три…

— Стоп, стоп, стоп! — прервал его я. — Что же это получается? Я тебя честно спас от неминуемой смерти, а ты жульничаешь?

— Я-а? — возмутился серафим-мечник, поворачиваясь и снова хватаясь за меч. — Как ты, козлиная твоя харя, смеешь такое говорить?!

Карась и Огоньков хлопали глазами.

— Жульничаешь, жульничаешь, — подтвердил я. — Допустим, глаза ты закрыл, но ведь ты можешь следить за мной с помощью врожденной магии!

— Могу. Но не буду. Потому что я честный и благородный! Потому что я серафим-мечник Витольд!

— Мало ли что. А я тебе не верю.

— А ты не смеешь мне не верить!

— А я все равно не верю. Да не кипятись! И засунь куда-нибудь проклятую свою железяку. В ножны, например. Я кто? Бес — и, значит, мне свойственно все подвергать сомнению. Делаем так, чтобы все было правильно: ты накладываешь на самого себя заклятие, чтобы, скажем, на полчаса стать обычным человеком. Отключи, другими словами, орган магического восприятия действительности.

— Чего?.. А-а… А если ты меня сзади ножиком пырнешь?

— Не пырнет, не пырнет! — наперебой загомонили матрос с комиссаром, а Огоньков даже добавил:

— Я лично прослежу.

— И потом, — добавил я, — хотел бы я тебя убить, так не стал бы заступаться и нечисть прогонять. Логично?

Светлый рыцарь-паладин Витольд Благородный надолго задумался, потом как-то неуверенно проговорил:

— Ну… логично…

— Выполняй!

Он тяжело вздохнул, сунул меч под мышку и зашептал что-то, потирая ладони друг о друга. Вокруг его рук, как в поле статического электричества, слабенько зажглось голубоватое сияние.

— Аминь! — внятно завершил он формулу заклятия.

Меня слегка передернуло. Но это была просто реакция на чуждую энергетику. А результат действий рыцаря, надо сказать, превзошел все мои ожидания. Витольд Благородный как-то очень заметно потускнел и постарел, даже, кажется, стал ниже ростом… Крылья его поблекли и теперь казались не частью тела, а чем-то вроде театрального реквизита.

— Как отвратительно я себя чувствую, — хрипло проговорил он.

— Вот и отлично! То есть я хотел сказать — это ненадолго, так что не беспокойся. Отворачивайся и начинай считать.

Он так и сделал. Карась и Огоньков не медля затрусили прочь с полянки. А я задержался рядом с рыцарем всего на одну минутку. Нет, не стал я его в спину ножичком пырять и по голове не стал бить оброненной лешими дубиной… Да, задержался на минутку, а потом догнал своих приятелей.

— Бежи, братишка! — подтолкнул меня Петре — Сейчас этот малахольный досчитает… и тогда уже его ничего сдерживать не будет Скорее! Видал, какой меч у него? Как шпиль Адмиралтейства, акульи потроха! Раз врежет — и разлетятся наши головы к чертовой бабушке… Наине Карповне…

— Да ладно вам, — сказал я. — Ничего страшного. Можно перейти на вольный шаг и даже сделать привал и перекурить.

— Как это? — не понял комиссар, оглянувшись на старательно бормочущего неподатливые цифры серафима-мечника.

— Да просто! — рассмеялся я. — Я на этого долдона, добровольно лишившего себя магической силы, наложил заклинание Скольжения Мысли. Он теперь до-олго будет увлечен счетом. Дня три ни о чем другом не сможет думать. Только считать. Ну а когда заклинание иссякнет, мы уже будем далеко отсюда.

— Кажется, это не совсем благородно? — с сомнением проговорил комиссар Огоньков.

— Зато действенно, — парировал я. — Очень хочется бегать по всему лесу от этого маньяка-расчленителя?

— Н-нет…

— Вот и молчи. А я его мог вообще убить! В спину! И вообще, мы, бесы, по определению должны обманывать, для нас это естественно. И было бы лучше, если б он меня зарубил? Пойдем, товарищи. Вон в том направлении вроде бы просвет показался между деревьев. Лес заканчивается.

Несколько минут мы шли молча. А когда выбрались на опушку, Карась задумчиво произнес:

— Хорошо быть колдуном или бесом. Вот если бы я магией обладал, я бы, братишки, на нашего боцмана Костоломова наложил заклинание Прогрессивного Паралича. И Выпадения Прямой Кишки вдобавок…

— А вон деревня! — закричал Огоньков, указывая пальцем.

ГЛАВА 5

Мы вышли из леса, спустились с холма, пересекли скованную льдом речку и подошли к первой избушке, в окне которой торчала повязанная платком старушечья голова.

— Хоть бы это была нормальная человеческая бабка, — тревожился товарищ комиссар Огоньков. — А не какая-нибудь кикимора или ведьма. А то последнее время ужас что творится. Мне как материалисту хоть глаза на все закрывай и верить в происходящее отказывайся…

— Сейчас обогреемся, — говорил Карась, не слушая комиссара. — Может, пожрем чего-нибудь. Только не в этой развалюхе. Вон чуть подальше домишки поприличнее. А еще дальше — двухэтажный домина. Барский, наверное… Бабушка, — весело закричал матрос, обращаясь к старухе, — дай водички попить, а то так есть хочется, что переночевать негде… Старушка оглядела нас настороженно,

— А вы кто такие будете? — проскрипела она.

— От поезда отстали, — объяснил я.

— В избу не пущу, — отрезала старуха. — Не просите. Есть у меня нечего, спать негде, я сама в тесноте своей едва поворачиваюсь. К тому же кто знает, может, вы люди лихие, бессовестные — ограбите, надругаетесь над старой…

— Размечталась, — проворчал помрачневший Карась. — Вредная старушенция попалась… Скажи-ка нам, бабушка, — повысил он голос, — если на порог даже не пускаешь… куда мы попали?

— Деревня Петухово, — ответила старуха и добавила непонятно: — Только одно название что деревня, а на самом деле — тьфу!..

— Как это? — опешил Огоньков.

— Тьфу! — вот так. Нетути больше нашего Петухова. Мужики с семьями все в город Питер сбежали. Никого не осталось.

— Это они не сбежали, — строго поправил старуху комиссар. — Это они подались в колыбель революции восстанавливать исконную справедливость. А барина-то вашего… — он кивнул на двухэтажную домину, — что же, мужики давно турнули?

— Турнули, — согласилась старуха, — только не мужики. И не барина. А барыньку.

— Революционные матросы барыньку турнули? — спросил Петро Карась.

— Чего? Не, не они…

— Ну ладно, — махнул я рукой. — Не важно. Значит, в деревне никого нет?

— Никого нетути.

— И поместье барское пустое стоит?

— Пустое, да не пустое…

— Это как понимать? — рассердился наконец комиссар Огоньков. — Вы, товарищ бабушка, глаза-то разуйте и посмотрите повнимательнее — кого вы вводите в заблуждение! Перед вами не проходимцы, а боевые красные комиссары и рыцарь революции — матрос с легендарной «Авроры»!

— А кто вас разберет, лыцарей… — буркнула бабка. — Я вам вот что скажу — поворачивайте откуда пришли. А в Петухово не ходите. И в барский дом не ходите.

— Почему? — хором спросили мы.

— Потому как там нечистая сила обитает, — проговорила бабка, оглядела нас напоследок и исчезла в темных недрах своей избы, захлопнула со стуком ставни.

Карась присвистнул и посмотрел на меня.

— Что происходит?! — возмутился товарищ комиссар Огоньков. — Что за средневековье?! Опять нечистая сила? Деваться уже некуда от этой нечистой силы! Плюнь — и в колдуна попадешь! Сплошная мистика!

— Успокойся, — тронул его за плечо Петро. — Ну нечистая сила так нечистая сила. Адольф вон тоже, скажем прямо, не ангел, а ничего — хороший парень.

— В смутные времена, — сказал я по адресу комиссара, — когда умирает всякая другая надежда, просыпается надежда на чудо. Отсюда и повальное увлечение мистикой, отсюда и повышенное количество колдунов, бесов и прочих на душу населения. В том, что подобные товарищи существуют на самом деле, а не являются выдумками, ты уже, надеюсь, не сомневаешься? — Я приподнял чалму, продемонстрировав рожки. — Раньше, когда к нам… к ним то есть, особого интереса не проявляли, они прятались. А если тобой увлекаются, ты же не будешь прятаться, верно? Это закономерно, уж поверь мне. Человеческая натура…

— «Натура», «натура»… — фыркнул Огоньков. — Что ты мне про натуру? Буржуазная сволочь в мистику ударилась, потому что надеяться больше ей не на что, но мистика буржуазии не поможет. Ничего вообще не поможет — не бог, не царь и не герой… Мистика! Да плевать мне…

— Двинулись! — приказал я. — А то совсем холодно становится. В барском доме обогреемся, а насчет пожрать я, уж так и быть, что-нибудь наколдую.

— Нечистая сила! — усмехнулся Карась и хлопнул меня по плечу. — Нашла, бабка, кого пугать нечистой силой! — Двинулись на привал и обед! Подкрепимся немного, переночуем и дальше двинем. Набредем на наших товарищей, вольемся в стройные ряды Красной Армии. Хорошо бы нам какой-нибудьсмекалистый командир попался. Я по себе знаю: начальство добротное — и подчиненным весело.

— Ага, — кивнул я. — Я бы вот в дивизию к Чапаеву пошел. Я, честно признаться, никого, кроме него, из красного начальства и не знаю… Ну разве еще Буденного. И Котовского.

— Как ты сказал? — спросил Огоньков.

— Буденный. И Котовский.

— Нет, перед этими.

— Чапаев Василий Иванович. Легендарная личность! Если б вы знали, сколько про него сказаний сложили в будущем!

— В будущем, может быть, что-то и сложили, но в настоящем я ни о каком Чапаеве не слышал, — сказал Карась.

— И я, — добавил товарищ комиссар. — Нет такой личности. Уж мне-то не знать расстановку сил на арене войны!

— Да вы чего, ребята! — изумился я. — Сейчас девятнадцатый год, так? Чапай, если я ничего не напутал, вовсю уже функционирует! А вы — нет такой личности! Ну даете…

— Не об этом речь, — отмахнулся Петро, — жрать охота. Пошли, братишка Адольф, поскорее, а?

— Вперед, товарищи! — поддержал Огоньков.

Деревенька и впрямь оказалась совершенно пустой. Мы хрустели снегом по главной улице; поднявшийся снова ветер завывал и свистел, грохоча ставнями покинутых избушек, где-то жутковато подвывал одичалый пес. Пройдя Петухово насквозь, мы миновали обвалившуюся калитку, пересекли мертвый, голый барский сад и остановились перед высоким крыльцом, ведущим в двухэтажный дом.

— Ну чего стали? — преувеличенно бодро сказал я. — Пошли дальше. Непонятно, что ли, — нет тут никого.

— Да как-то… — поежился Петро, — не по себе как-то…

— Не по себе, — сказал и Огоньков, покосившись на нависавший над нами, как разверстая челюсть, фасад.

— Хозяева! — на всякий случай, так сказать для очистки совести, покричал я.-Эй, дома кто есть?.. Видите, нет никого. Ну пошли, холодно же!

Я первым взошел на крыльцо, толкнул дверь. Перешагнул порог.

Пусто, холодно, темно. Не совсем темно, а так — сумеречно. Где-то в глубинах притихшего дома скрипит проникший через разбитые стекла ветер.

Шаги наши гулко стучали по деревянному полу. Я шел впереди, Огоньков и Карась старались не отставать. Я даже обернулся и довольно громко позвал их — чтобы приободрить. На что Карась сумбурно высказался:

— Как-то оно это… того… Нечистая сила она, извини, Адольф, оторопь вызывает. И тишина такая нехорошая… Лучше уж как ночью — битва, лязг, грохот, вопли. По крайней мере, знаешь, кого мочить, а кого миловать. Лучше уж взбесившаяся говядина, чем… А так… невольно ждешь… сам не понимаешь чего…

Товарищ комиссар Огоньков молчал, озираясь по сторонам.

Коридор закончился. Мы вышли в просторную залу, занимавшую, наверное, треть всего пространства дома. Потолок едва угадывался во тьме наверху. На уровне второго этажа тянулся вдоль стен сплошной балкон, огороженный причудливой балюстрадой. За балюстрадой виднелись комнатные двери второго этажа. Странная планировка. Мне представилось вдруг, как жители этого дома поутру выходят из своих комнат прямо на балкон, чтобы поплевать вниз. Н-да… Я остановился. Идти дальше некуда. Только обратно. Зала имела лишь один вход, а в окна, тщательно забитые досками, не пролез бы даже таракан.

— Пошли обратно? — предложил товарищ Огоньков.

Я пожал плечами:

— А зачем? Вон, глядите, камин. И обломки мебели всюду раскиданы. Сейчас разведем огонь, я наколдую какой-нибудь провиант. И еще постельное белье. И три спальных мешка.

Наверху что-то громыхнуло. Потом послышался дробный стук множества ножек — будто целая стая невидимых мышей бежала на балконе марафон.

— Пошли обратно! — громогласно поддержал комиссара и Петро Карась. — Да я лучше ту мерзкую бабку из избушки выгоню и у нее погреюсь, чем тут оставаться.

— Да в чем дело-то?! — воскликнул я. — Чего вы испугались? Победители железного дракона! Участники ночного сражения с командирским продуктовым пайком! Какая-то паршивая покинутая, разоренная усадьба — и вы…

На балконе кто-то отчетливо издевательски прокашлялся. Сверху свистнула пивная бутылка и зеленой гранатой разбилась у моих ног. В тот же момент грохнула, захлопнувшись, единственная дверь залы.

— Ловушка! — пискнул Огоньков.

Бледный, но полный решимости Петро снял с себя ремень и вращал его над головой на манер кистеня.

— Кто там хулиганит?! — крикнул я в потолочную темень.

И тут началось…

Град пустых бутылок обрушился на нас вместе с истошным воплем:

— Бей сатрапов!!! На колени, душегубы! Долой захватчиков!

Как и следовало ожидать, Огоньков немедленно бухнулся, только не на колени, конечно, а на задницу. Над ним, прикрывая, встал матрос. Он раскручивал над головой ремень — сверкала начищенная медная бляха.

— Опять ноги? — орал Петро. — Отказали от испуга?

— Не от испуга, — кричал Огоньков, пытаясь приподняться, — а от возмущения! Кто сатрап? Я — сатрап?!

Вращающийся ремень превратился в пропеллерный круг. Бляха немилосердно колотила летевшие сверху бутылки, и матроса с комиссаром осыпало только мельчайшим зеленым стеклом. Бутылки не могли достать моих товарищей, зато вполне свободно доставали меня. На лбу уже набухала преизрядная шишка, а правый рог (я попробовал пальцем) шатался, словно молочный зуб.

На балконе тут и там сновали лохматые домовые. Сколько их? Пока я прыгал из стороны в сторону, спасаясь от бутылок, у меня не было времени пересчитывать силы противника, но думаю — не меньше двух десятков домовых. Работали они слаженно — одни подносили боезапас, другие вели прицельную стрельбу. Бутылки быстро закончились, в ход пошли обломки мебели, кухонная утварь… даже огромный диван рухнул с балкона, едва не покалечив меня.

— Адольф! — взывал сквозь грохот Петро. — Рука устала! Придумай что-нибудь!

А что я мог придумать? Сначала еще лелеял надежду сдаться на милость победителям, но, когда с балкона полетели подсохшие коровьи лепешки, я понял: дело серьезное, здесь пленных не берут.

— Под балкон! — крикнул я. — Оттаскивай комиссара!

Карась резво исполнил мое приказание. Когда мы, задыхаясь, прижались спинами к стене, обстрел прекратился. И правильно — никакой даже самый ЛОЕ""Й домовой не мог теперь в нас попасть. Что за дикие в здешних местах домовые, кстати? По лесам шляются, с лешими якшаются, на прохожих нападают — вместо того чтобы, как положено, мирно пакостить жильцам и соседям. Кошмар!

— Эй! — попытался я начать переговоры. — Полтергейсты хреновы! Барабашки! Чего вы, сбесились, что ли?

Минута прошла в тишине. Потом над нами снова зашебуршало, забормотало. И я услышал ясно пробивающийся через эту звуковую возню чистый девичий голос:

— Артиллерия — на исходные позиции! Запоры — убрать! Пехота — в бой!

— Что за… — начал было Карась, но не закончил, потому что дверь в залу от мощного удара разлетелась в щепки. Доски, закрывающие окна, посыпались на пол одна за другой как пуговицы. И в дверь, в окна, завывая и хрипя, полезли здоровенные свинорылые косматые лешие, вооруженные окованными железом дубинками.

— В бой! — зазвенел девичий голос.

Их было… Их было столько!.. По крайней мере, втрое больше, чем домовых. Ну представьте себе орду оголтелых, голых, непомерно волосатых, здоровенных и агрессивных мужиков с дубинками. Возможно, Элтон Джон от подобного зрелища залился бы счастливым смехом, а я так чуть не грохнулся в обморок. Неохота ведь умирать!

— Вот конец нам пришел, клянусь портовыми шлюхами Занзибара! — потерянно проговорил Петро Карась.

— Прощайте, товарищи! — прохрипел комиссар Огоньков. — Поднимите меня кто-нибудь, чтобы я умер стоя, как настоящий коммунар. И когда все кончится, накройте мое тело красным кумачом. Встава-ай, проклятьем заклейме-онный…

— Отставить!

Лешие остановились, недовольно ворча.

— Пехота — к отступлению, — прозвучал все тот же девичий голосок.

Лешие, пятясь, исчезли в проемах окон. Дверь снова захлопнулась. А невидимая дева спросила с балкона:

— Эй, вы! Кто такие?

— А кого вам нужно? — переспросил я, чтобы лишний раз не рисковать.

— Красный комиссар товарищ Огоньков! — прокричал Огоньков.

— Революционный матрос товарищ Карась, — неохотно отозвался Карась.

— Комиссар? — заволновалась дева. — Среди вас есть настоящие красные комиссары? Настоящие? Красные?

— Как вишневый компот! — подтвердил Огоньков.

— Покажитесь!

— Не дури, — зашипел на товарища Огонькова Петро. — Вдруг это снова ловушка? Ты высунешься, а они тебя — чпок!

— Я чувствую, что мы среди своих, — взволнованно ответил на это комиссар, выползая на четвереньках на середину залы. — Адольф! — позвал он оттуда. — И ты выходи.

Очень мне не хотелось выходить из укрытия, но… вспомнив о леших, я решил потрафить желанию неведомого здешнего командира и вышагнул следом за Огоньковым.

Несколько минут было совсем тихо. Потом к балюстраде подошла высокая зеленоволосая девушка в украшенной красным бантом кожаной куртке явно с мужского плеча и кожаных же ботфортах.

— Дивизия борцов за свободу малых Темных народов приветствует вас! — отчеканила она. И восторженно выдохнула: — Так вот они какие, настоящие красные комиссары…

Клянусь подземными червями чистилища, — произнося последнюю фразу, она смотрела мне в глаза!

— Свою барыньку мы давно прогнали, еще в восемнадцатом, — рассказывала Анна (ее звали Анной), сопровождая нас на второй этаж, в штаб дивизии.-

Колдовала барынька, всех мужичков застращала, нас, малых народностей, в черном теле держала. Оборотней на цепь сажала, словно псов, двор свой охранять. Леших лесниками заставляла работать, домовые у нее заместо прислуги были. Русалки и водяные рыбу для нее ловили и зимой и летом. А кикимор! Жутко выговорить — наряжала в сарафаны и приказывала хороводы водить для собственной барской услады. Ну когда волна волнений до нас докатилась, мы решили — пора! Перво-наперво барыньку в шею, а потом я, как наиболее политически грамотная, объявила всеобщую мобилизацию. Вначале был только небольшой отряд домовых, некоторые из них вербовщики собирали по окрестным лесам, болотам, озерам и прочим глухим местам силу, и вот… как мне кажется, составили полноценную дивизию. Должна также заметить, что я очень рада тому, что среди нас есть настоящие комиссары, среди которых в свою очередь присутствует даже комиссар бес… Комиссар бес Адольф, вы слушаете?

А я и слушал, и не слушал; Слушал ее голос, но не понимал толком, о чем речь. Псы преисподней, никогда не видел такой красивой кикиморы! Даже и кикиморой-то ее назвать сложно. Ну волосы зеленые. Ну нос крючком (прелестным таким крючочком). Ну глаза раскосые… Так ведь фигурка какая! Так ведь голосок! Да и вообще…

Огоньков, мрачно ковылявший позади, толкнул меня в спину: дескать, говори что-нибудь, не молчи.

— Да-да! — отозвался я. — Это все очень хорошо. А собрав дивизию, вы что намеревались предпринимать?

— Как это — что? — удивилась Анна. — Двигаться на юг, куда сбежала вся белая сволочь вместе с нашими эксплуататорами-колдунами. И добивать гадов. Говорят, среди этих колдунов-ренегатов объявился лидер. Барон! В народе его Черным Бароном прозвали. То он в Питере сидел, лишь финансированием войск занимался, а совсем недавно лично отбыл на Южный фронт.

Карась гмыкнул.

— Вам что-то непонятно, товарищ матрос? — обернулась к нему Анна. — Я вижу, вам что-то не нравится… Не считаете, что малые народности достойны вступить в ряды борцов за дело революции? Почему это — людям можно, а нам нельзя? Нас разве не эксплуатировали? Ого-го как нас эксплуатировали! Вам… как это… недостает… как ее…

— Сознательности, — подсказал Огоньков.

— Вот именно!

— Ну сознательность сознательностью, — выговорил Карась, — а я лично за последние несколько дней такого навидался, что… как говорится, без поллитры не разберешься. Вот и товарищ Адольф мне, между прочим, как-то пять литров спирта обещал. Так или не так, товарищ Адольф?

Я кивнул.

— Поэтому, — повысил голос Петро, — ставлю на повестку дня такой вопрос…

— Да никаких вопросов! — рассмеялась Анна. — По случаю расширения командного состава дивизии предлагаю устроить банкет. Припасов у нас много, после барыни-сквалыжницы остались… Да и мы кое-что в кулинарии смыслим…

— Даешь банкет! — закричал Карась.

И начался банкет. В зале смели с Зломки и осколки за порог, посреди залы установили большой стол. Оборотни (пока что в дневной, человеческой своей ипостаси), скромные молодые люди обоего пола, жевали морковку., лук и прочие немудреные овощи. На разбитной вопрос матроса Карася:

— Чего ж вы. братишки, на буженину не налегаете? — отвечали с улыбкой:

— На ночь не наедаемся.

Домовитые домовые за стол не садились, вполне довольные ролью виночерпиев и разносчиков.

— Нам-с так-с привычней-с, — говорили они.

— Не вполне изжили подневольное свое прошлое, — со вздохом объясняла Анна. — Мы-то — оборотни, лешие, русалки, водяные да кикиморы — к воле привыкли, а они испокон веку все при хозяевах да при хозяевах. Ничего… Новое поколение вырастет свободным от этих предрассудков!

Зато лешие жрали и за оборотней, и за домовых. А когда выкатили бочонки с пивом, веселье раскатилось колесом. Кикиморы… Кстати, почему это принято считать, что кикиморы сплошь уродины нечесаные? Вот лешие — да. Уроды еще те. Лично подтверждаю. А кикиморы — ничего подобного. Не все, конечно, но большинство болотных жительниц выглядели довольно мило. Зеленоволосенькие, раскосенькие… Напоминают китаянок. Петро даже, выдув несколько стаканов пива, ущипнул одну за грудь, за что немедленно получил подзатыльник непосредственно от Анны.

Русалки и водяные, как и домовые, в трапезе не участвовали. Я сначала даже недоумевал — а где они вообще находятся? Разговоры о них разговаривают, а самих не видно. Оказалось, водяные жители находятся там, где и должны находиться. В воде то есть… А так как пруд во дворе барской усадьбы замерз, русалки и водяные зимовали не по старинке — подо льдом, а в кадушках в комнатах на втором этаже.

— Ох, хорошо! — крякал Петро, выпивая очередной стакан. — Адольф! — кричал он. — Слышь, братишка гражданин начальник! Пивко-то, говорю, хорошее! Не то что чистый спирт, конечно, но забирает неслабо. Так что можешь считать, что пятилитровый долг ты мне сквитал.

Мы с Анной уединились на балконе и сверху смотрели на шумный праздник. Как-то так само собой получилось, что уединились. Все-таки она — командующая здесь, а я — вроде как командующий над маленькой своей компанией. Разговаривали больше по делу.

— Дивизия моя готова к бою, — говорила мне Анна. — Мы со дня на день должны были выступить, просто ждали удобного, так сказать… случая… А тут и вы подвернулись. Я, безусловно, сложу с себя полномочия в вашу, Адольф, пользу.

— Да мне неудобно… — отговаривался я.

Еще бы! Конечно, мне было неудобно! Как я, интересно, задание-то свое буду выполнять, если на меня, помимо всего прочего, ложится и такая ответственность — командование целой боевой дивизией?! Но отказать Анне я не мог.

— Товарищи вас уважают, это по всему видно, — продолжала Анна. — К. тому же… настоящий красный комиссар! Это дело. Это резко поднимает ваш авторитет в глазах моих воинов.

— И товарищ Огоньков — тоже комиссар, — заметил я.

— Огоньков? — с сомнением проговорила Анна. Я глянул вниз. Петро Карась, обнимая смущенного оборотня, разучивал с лешими одесскую портовую песенку.

— С одесского кичмана-а-а… — неслось по зале. — Бежали два уркана-а-а!..

Порозовевшие кикиморы то и дело порывались пуститься в пляс. Даже домовые, пунцовые от собственной наглости, присели с деревянными плошками на корточки неподалеку от стола. В общем, все веселились как могли. Кроме товарища комиссара Ого-нькова.

Он стоял у стеночки возле окна, совершенно круглыми глазами озирал залу и слышно бормотал:

— Я материалист! Я материалист! Где у Карла Маркса написано, что нечисть имеет право сражаться за революцию? Нигде это у него не написано! Куда мне деться от этой поповщины и декадентщины? Я материалист! Я материалист!

— Молод еще, — констатировала Анна, — и неотесан. Нет, если кто здесь и комиссар — так это вы, Адольф.

— Мерси за комплимент, — искренне поблагодарил я.

— Не за что.

— Кстати, хотел спросить. А откуда такая политическая сознательность? Насколько мне известно, Темный народ вовсе не интересуется политикой.

— Еще как интересуется! — горячо возразила Анна. — К барыньке нашей года два назад приезжал племянник, студент. Кучу книжек с собой привез. Так вот, когда я по ночам эти книжки вслух сестрам-кикиморам читала, они буквально рыдали! Это же надо, выяснилось, что угнетаемый класс может и должен жить по-другому! Правда, нам мало удалось прочитать. Студент со своей теткой не поладил, и она его прогнала обратно. Пешком, даже денег на дорогу не дала. Он было в лесу заблудился, но ребята-лешие его на верную дорогу вывели…

— Итак, ваш план дальнейших действий? — От смущения я старался казаться важным и деловым.

— По нашим последним сведениям, ставка Черного Барона располагается в городе Ростове. Регулярные части Красной Армии движутся, естественно, на Ростов, прихватывая и освобождая по дороге наиболее крупные города. А мы двинем окольной дорогой. Через мелкие населенные пункты.

— Не хотите вливаться в ряды Красной Армии?

— Очень хотим! Но, боюсь, людям надо сначала привыкнуть к Темному народу. Вот мы поосвобождаем немного поселки, станции и маленькие городишки, пойдет о нас слава, тогда и можно будет попытаться.

— Неплохо, — оценил я.

— Вам нравится? — зарделась Анна. — Я уже и путь наш продумала. Вот: сначала идем на город Волынск, затем на Рогуново, затем перед нами встает Ближне-Камышинск. А потом — степями, степями — и на Ростов, который к тому времени уже наверняка будет в осаде.

— Прекрасный план…

Позади нас что-то загрохотало. Мы с Анной одновременно обернулись. Ближайшая к нам дверь распахнулась, оттуда вывалился Петро Карась — мокрый по пояс, с гирляндой водорослей на шее. За ним гнался, шлепая лапищами по паркету, водяной с топором.

— Я только огурчиков хотел на закусь! — орал, спасаясь бегством, матрос — Я думал, там, в кадушках, огурчики маринованные!

— Я тебе покажу — огурчики! — булькал водяной, размахивая своим оружием. — Руки прочь от нашей флотилии, охальник!

— Значит, так, — проводив взглядом матроса и водяного, резюмировала Анна.^ — Товарищ Огоньков назначается политруком дивизии. Вы, Адольф, командир дивизии. Я ваш помощник. Вы не против?

— Нет.

— А кем будет товарищ матрос Петро Карась?

— Моим ординарцем, — подумав, заявил я.

— Ну хорошо, — согласилась Анна.

Я усмехнулся, ощутив вдруг важность новоприобретенной должности. И гордость за себя самого. Только что был рядовым сотрудником отдела кадров, а теперь — на тебе! Командир дивизии борцов за свободу малых Темных народов! Комдив! Это вам, как говорится, не баран чихнул..

Часть вторая ДИВИЗИЯ ВЫСТУПАЕТ В ПОЛНОЧЬ

ГЛАВА 1

— Ну? — спросил я.

— Непонятно, — ответила Анна, вглядываясь сквозь бинокль в расстилавшуюся панораму города. — Ни одного флага. Только кое-где дым… Непонятно, какая власть в городе.

— Сходить да проверить, — предложил Карась. Чего гадать? Ежели прямо переть на штурм, можно и по лбу огрести. Очень даже вероятно. У нас ведь дивизия, а не армия. А интересно, какой это город? Непохоже, что уже Ростов. Маленький такой городок… Эй, товарищ братишка Огоньков! Ты географию в своем университете изучал?

— Не Ростов, — высказался у меня из-за спины Огоньков. — До Ростова еще верст… В общем, много еще до Ростова.

— Как вприпрыжку до Китая, — глупо схохмил Карась.

— Волынск? — предположила Анна.

— А черт его знает, — пожал плечами Огоньков, оглянулся на меня и смутился. — Я хотел сказать: вы не в курсе, товарищ Адольф?

Мы стояли на холме. Багровый солнечный шар клонился к земле. Позади, в болотистой ложбине, густо поросшей ивняком, расположилась наша дивизия. Сотня пехотинцев-леших плескались в болотной грязи — выполняли приказ об обязательных ежедневных гигиенических процедурах. Это я приказ отдавал. Воняет от товарищей лесных жителей жутко, и ничем этот запах перебить нельзя. Дубинки поленницей сложены рядом. Отдельно в траве лежит два десятка винтовок. Артиллерия, представленная единственной плохонькой трехдюймовкой, славным пулеметом системы «Максим» и ручными мощными однозарядными рогатками, дислоцирована несколько в отдалении, на соседнем холме. Это на тот случай, если враг неожиданно нагрянет — прикрывать пехоту. Домовые-артиллеристы — немногим менее полсотни, — как всегда, заняты делом: кто-то рыщет в поисках боеприпасов (подходят любые увесистые булыжники), кто-то готовит пищу. Третьи сутки уже питаемся всухомятку, огонь разводить я запретил во избежание обнаружения нас противником. Эскадрон оборотней частично пасется в близлежащем лесочке, частично спит под телегами с кадушками (там хранится наша флотилия в лице русалок и водяных), частично… Это что такое? Дымят самокрутками и в карты режутся, усевшись в кружок?! Надо Петру очередное внушение сделать. Совсем от рук отбился. Развратил всю дивизию: леших похабным песням научил, оборотней и домовых пристрастил к пиву, табаку и дурной привычке к карточной игре. А еще называется — личный ординарец. Как товарищ комиссар Огоньков ни работает над сознательностью наших солдат (ежевечерние лекции, политпросвещение и ликбез), Петро всю его работу сводит на нет. У нас уже и товарищеские суды случались: то пьяные домовые начистили рожу лешему, по причине природной глупости сломавшему одну из рогаток, то кикиморы между собой перессорились и повыдергивали друг другу зеленые волосья, а то сам Карась, так и не оставивший своих попыток поближе познакомиться с русалками, залез в кадушку и чуть не утонул…

Безобразие! А все потому, что нет пока настоящего дела для нас. Встретился по пути какой-то шальной атаман, забредший с казацких степей, потрепали мы его отрядик, отняли вооружение — винтовки и пушку. Даже боя в прямом смысле слова не было. Оборотни повыли, лешие дубинками помахали — и готово. Враг бежит в одних подштанниках, горланит во всю ивановскую: «С нами крестная сила!»

Быстрее своих скакунов бежали.

Эх, жаль, лошадей поймать не удалось. Да и если бы поймали, что мы с ними стали бы делать? Домашняя животина нечистой силы боится. Леших и близко не подпускает, даже домовых с трудом выносит, а уж оборотней… чует за версту и беспокоиться начинает.

А так хочется путешествовать с комфортом! Первые дня два нашего похода я жутко страдал. Темный народ бодрствовать привык по ночам; а в светлое время суток лешие, домовые и оборотни — вялые и хмурые, как неопохмелившийся Петро Карась. Так и шли: днем спим, ночью долгий переход. Да не пеший переход, а для скорости — верхом на оборотнях-волколаках. Попробуйте сами провести несколько часов кряду на спине скачущего во весь дух волка без седла и узды! Я после первой же ночи сидеть не мог и спал исключительно на животе.

И вот теперь этот городок. Первый относительно крупный населенный пункт, встреченный нами за неделю утомительного похода. Что делать? Дождаться ночи, поднять флаги, зажечь факелы и начать штурм? А если в городе Красная Армия, в ряды которой мы стремимся влиться? Кто там ночью будет разбираться — свои или чужие, белые или красные?.. Только междоусобной месиловки нам не хватало. Нет, все-таки сначала нужно оценить обстановку.

Жаль, с разведкой у нас дело не особенно хорошо обстоит. Домовые, конечно, ребята пронырливые, и легко могут выяснить, в каком дому корова недавно отелилась, где гуси жирные и где не очень, чьи куры по два яйца в день несут, а у чьих и одного-то яйца в неделю не выковыряешь, где хозяйка добрая, где стол хлебосольный… Но относительно политической программы городских властей — это вряд ли… Это для них пока сложновато…

И леших посылать в разведку не стоит. Хорошо, если красные в городе! А если белые? У леших их рабоче-крестьянское происхождение на мордах написано, не перепутаешь. Оборотни, водяные, русалки… Нет, не то… Да и товарищ революционный матрос Петро Карась, прямо скажем, не шевалье на вид… Комиссар Огоньков? Да он уже человеческим языком разучился говорить. Все у него — сознательность, платформа, Маркс, Энгельс и Гегель. И прямодушен слишком. Как завернет первому встречному о военном коммунизме и диктатуре пролетариата…

Нет, все-таки придется самому идти. Одному. Уж что-что, а прикидываться и притворяться я умею. И одежда у меня теперь подходящая. Анна подобрала мне из барского гардероба кое-что. Оказывается, дед ее барыньки крепостной театр держал, вот реквизит театральный и остался. Сейчас на мне были высокие ботфорты, камзол, расшитый золотом и широкополая шляпа с петушиными перьями. Наряд немного того… мушкетерский… Но это лучше, чем засаленный длиннополый халат, расписанный знаками зодиака. И — в данной ситуации — уж конечно лучше кожанки с красным бантом. Представлюсь актером или еще кем-нибудь. Там посмотрим.

Итак, решено. Иду в разведку.

— Иду в разведку, — объявил я.

— И я с тобой! — засобирался Карась.

— Ты-то зачем? Одному мне сподручнее будет.

— Я пригожусь! Я обязательно пригожусь! К тому же не могу я тут киснуть! Я от тоски и бездействия уже сам не свой… И почему это вы так уверены, что в городе белые? Может, там красные товарищи?

— Приказываю, — веско выговорил я, — оставаться на месте расположения дивизии. Ты, между прочим, провинившийся. Кто пагубно влияет на моральный дух солдат? И почему это, — обратился я к Огонькову, — у нас до сих пор не введена гауптвахта?

При слове «гауптвахта» матрос обиженно притих.

— Ждите меня здесь. — сказал я и двинулся вниз с холма.

— Товарищ красный комиссар Адольф! — крикнула мне вслед Анна. Я обернулся. — Будь осторожен… И так эти слова были произнесены, и так вспыхнули раскосые глаза моей кикиморы, что товарищ Огоньков покраснел и отвел взгляд, а революционный матрос нагло захихикал. А я не нашелся что ответить.

Городок назывался Волынск. Это я выяснил, как только ступил на первую улочку, грязную и кривую, мощенную досками. Волынск так Волынск. Это хорошо. Это значит — с намеченного пути мы не сбились. Встреченный мною мужичок, ответив на вопрос о названии города, не отходил, а разглядывал меня подозрительно.

— Ну и, — поинтересовался я, поправив петушиное перо на шляпе, — какая власть в городе?

— А какую тебе надо? — прищурился мужичок. Вот так вопрос. Что за жизнь? Первый попавшийся — какой-то шпик-провокатор.

— Мне никакую не надо, — сказал я, приготовившись быстро улизнуть в ближайший проулок, — я так… прохожий.

К моему удивлению, мужичок не стал кричать: «Держи шпиона!» — а тяжко вздохнул и проговорил:

— Если прохожий, так иди откуда пришел, пока не стемнело. У нас, брат, такая власть, что никому житья нет…

Сказал и пошел куда-то по своим делам. Еще не легче/Угрожающе и неопределенно. Я зашагал дальше. Больше мне никто не встречался. Городок как вымер — ни одного человека на улицах. Зато на каждом столбе и каждом заборе висят типографским способом отпечатанные объявления со строгим предупреждением относительно комендантского часа. С наступлением темноты, было написано в объявлении, населению категорически запрещается покидать жилища.

Сейчас же еще светло, а никого нет. Странно… И главное — тишина такая, что поневоле на каждом шагу оглядываешься: не подкрадывается ли кто… Здесь, что ли, вообще никто не живет? Окна ставнями закрыты… Даже собаки не лают.

Солнце почти зашло. Сумерки все густели и густели. А кто, интересно, осуществляет надзор на улицах во время комендантского часа? Что-то не видно патруля. Впрочем, еще не до конца и стемнело…

Свернув на очередном перекрестке, я уперся взглядом в одноэтажный домик, стоявший на открытом пятачке одиноко, как Мавзолей на Красной площади. Окна с выбитыми стеклами заткнуты перинами, подушками и тюфяками, над дверью виднелась вывеска «Ресторанъ…». Название ресторана закрывало большое пятно копоти с обугленной дырой посередине — наверное, шарахнули по вывеске гранатой.

Ну что ж, ресторан так ресторан. Дверь, кстати, открыта… Я пожелал себе удачи, трижды плюнул через правое плечо и шагнул на порог.

В крохотном вестибюле сидел на корточках всклокоченный детина в красной ситцевой рубахе, заплатанной на локтях, и сосредоточенно начищал револьвер.

«Свои, — облегченно подумал я. — Не похож этот отрепыш на белогвардейца, совсем не похож. Ну вот, а я-то боялся…»

— Здорово! — сказал я.

— Здоровее видали, — не отрываясь от своей работы, буркнул детина.

Надо бы разговор завязать… Что-то товарищ не больно приветлив.

— А что, друг, — проговорил я, присаживаясь рядом, — как жизнь-то идет?

— Жизнь? — он сплюнул. — Жизнь как жизнь. Нормальная собачья жизнь. Служба, ети ее…

— Понятно, — кивнул я, — магнитная буря, депрессия, плохое настроение… Но ведь, с другой стороны, раньше-то хуже было!

— Это когда? — прищурился на меня детина.

— А до семнадцатого года.

Он опять с ожесточением сплюнул:

— Ох, хуже… Даже вспоминать на хочется. Я тогда денщиком у капитана Васина служил. Зверь лютый! Сапоги ему не почистишь — он сразу в ухо! Поутру разбудишь: ваше благородие, посетитель к вам-с… А он в меня бутылкой! Не лезь, кричит, мужицкая твоя морда, к моему благородию, которое почивать изволит! Вот что было! А ты тоже из денщиков?

— Да! Да! — с готовностью подтвердил я. — Тоже из денщиков. Скажу тебе, друг, истинно собачья была житуха до семнадцатого года.

Детина отложил револьвер.

— Раз я кухарку соседскую обнял, — угрюмо припомнил он. — А ейный барин моему нажаловался. Так мой капитан мне и говорит: на сладкое, мол, потянуло? Смешал мне касторки с керосином в стакане: на, лакомка, выпей! И сам смеется как лошадь, ей-богу.

Он трахнул кулаком по колену и посмотрел на меня.

— А как-то, — немедленно поддержал я его, — хозяин меня выволок во двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. Эх!

— А мой шомполом любил прохаживаться по заднему месту. Мол, от меня табачным духом тяжко воняет! Эх!

— А хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать! Эх!

— А мой… Да что говорить! Как вспомню его благородие капитана Васина, так меня плакать тянет. Но теперь-то лучше стало. Лучше!

— Да! — патетически воскликнул я. — Если б не большевики, до сих пор бы мы с тобой сапогами по лбам получали! Кончилось время для этих кровососов! Хватит, поцарствовали на наших шеях!

Детина как-то странно глянул на меня, моргнул… и снова потянулся к револьверу. Но тут дверь, ведущая явно в ресторанный зал, приоткрылась.

— Ванька! — донеслось из-за нее. — Ты с кем, турок этакий, треплешься там?

Детина тут же вскочил и шмыгнул в зал. Я тоже поднялся, одернул на себе кожанку и, вынув из кармана, деловито повязал на шее красный бант. А чего? Теперь можно и не скрываться. И только я шагнул к двери, как она распахнулась сама собой. Два мордоворота в царских мундирах с погонами прапорщиков стояли на пороге. В руках у прапорщиков поблескивали револьверы, а за их спинами маячил детина Ванька. От неожиданности я замер столбом. Ноги отнялись, прямо как у комиссара товарища Огонькова.

— Вот он! — закричал Ванька. — Агитировал меня, понимаешь, паскудина! — И добавил, обращаясь исключительно ко мне: — Невыносимая житуха была до семнадцатого года. А когда капитана Васина на германском фронте кокнули, я к его благородию капитану Петину пошел служить! Он-то меня никогда не бьет. Только изредка за волосья таскает. Теперь лучше стало!

Я так думаю, каждый нормальный разведчик не менее двух раз в неделю просыпается посреди ночи в холодном поту, услышав в явившемся ему кошмаре именно эту фразу:

— Господа, среди нас шпион!

Мне бы очень хотелось, чтобы эта фраза, прозвучавшая сейчас, была всего лишь частью сновидения. Нет, ну глупость же, клянусь адским пеклом! Так просто попался! А почему, собственно, попался? Что я такого сделал? Ничего я не агитировал, только высказал вслух пару мыслей. А красный бант… Мало ли у кого какие привычки в одежде? Красный цвет теперь среди белого воинства вообще запрещен, что ли? Тогда вон тому прапорщику надо отрубить нос — он у него не просто красный, а пунцовый!

— Р-руки назад! — скомандовал Ванька.

Конвоируемый прапорщиками и паскудным денщиком Ванькой, я прошел в зал. Небольшой такой зальчик ресторана плотно уставлен был столиками, за которыми сидели офицеры в царских мундирах. Человек, наверное, двадцать — от прапорщиков до полковников включительно — и все при полном параде: мундиры, фуражки, погоны. Сначала в моей голове мелькнула испуганная мысль, что я сдуру залетел в штаб здешнего командования — вот тогда-то мне точно конец. Но потом я разглядел — мундиры расстегнуты и густо покрыты пятнами, не крови, конечно, а соусов; фуражки сбиты: у кого на затылок, а у кого на ухо; и на столах не секретные карты и пакеты с донесениями, а бутылки и закуска. Потолок затянут струями синего табачного дыма, похожего на пороховой. На эстраде, словно загипнотизированная заклинателем кобра, покачивался длинношеий белобрысый штабс-капитан и задумчиво гудел унылую какую-то песню. Я вошел в зал как раз на словах: «…то ли со-олнышко не свети-ит… то ли бли-изок комисса-ар…»

Никто из собравшихся, видимо, пока и не подозревал, насколько близок к ним сейчас настоящий комиссар, — на меня даже не оглянулись. Прапорщики силой усадили меня за ближайший столик, за которым спал, уронив на руки загорелую лысую голову, подгулявший поручик. При моем появлении он поднял голову, мутно оглядел меня и вопросительно прожужжал:

— Бож-же, царя храни?

— Храни, — успокоил я его.

— Замолчи, красная сволочь! — рявкнул на меня прапорщик. — Не пытайся выкручиваться!

Лысина снова ткнулась в стол.

— Почему, замолчи-то?! — воскликнул я. — С чего вы взяли, что я шпион! Камзольчик у меня, правда, пошловат, а вот ботфорты — это в тему. И петушиное перо на шляпе смотрится очень аристократично. Господа, я свой в доску!

— Шпиена пымали! — завопил на весь зал Ванька. — Красного!

Поручик за моим столом поднял голову. В мгновенно образовавшейся тишине он четко проговорил:

— И мне к-красного! И белого! И крепленого тоже! Челаэк!

— Я не красный! — всерьез запаниковал я. — Белый, как первый выпавший снег! Как иней на вишневых ветках! Как… как… Ну чего вы, в самом деле?

Штабс-капитан на эстраде допел последний куплет, выкрикнул:

— Пропала Россия, господа! — спрятал лицо в ладонях и зарыдал.

А зальчик загудел громче прежнего. Повскакав со своих мест, к нашему столику сбежались офицеры. У моего столика мигом стало очень тесно. Адово пекло! От мгновенной расправы меня спасло только то, что почти все офицеры находились подшофе различной степени тяжести. Поручик, снова проснувшись, кажется, понял, что, собственно, случилось.

— А вот я тебя сейчас, коммунар проклятый, застрелю!.. — крикнул он, расстегнул кобуру и вытащил оттуда кривой пупырчатый огурец.

Дело явно принимало нешуточный оборот. Я попытался встать со стула, но меня снова усадили. Лысый поручик тыкал мне в нос огурец, щелкал по нему пальцем и каждый щелчок комментировал:

— Осечка… осечка…

Толстый майор в расстегнутом до пупа мундире размахивал шашкой, явно намереваясь снести мне голову с плеч, но по причине запредельнего опьянения едва не снес свою собственную. Со всех сторон ко мне тянулись ружейные и пистолетные стволы, сабли, ножи, шампуры, бутылки, рюмки… Денщик Ванька замахивался табуреткой.

— Бей шпиона! — кричали те. кому посчастливилось пробиться в первые ряды.

— Погодите, господа, не бейте! — умоляли из задних рядов. — Оставьте нам хоть по разику ударить!

— За здоровье именинника — ур-ра! — вопил кто-то, не разобравшийся в ситуации. — Пустите меня, я его поцелую!

— Господа офицеры, тихо! — начальственно бухал басом рослый полковник, пьяный, кажется, меньше других' — Тихо, говорю! Пустите меня к шпиону!

Господа офицеры мало-помалу притихли. Полковник пробился вплотную ко мне, вытер пот с мясистого, опушенного громадными бакенбардами лица платком и грозно нахмурился:

— Кто таков?

— Позвольте отрекомендоваться! — приподнялся я. — Михаил Рюрикович Романов. Прямой потомок и ближайший сподвижник! Прибыл для исполнения священного долга!

Я вытянул ладонь для рукопожатия и незамедлительно получил по пальцам табуреткой.

— И башку проломлю! — пообещал Ванька, опять замахиваясь.

— Пошел вон! — цыкнул на него полковник. — А ты, комиссар, не паясничай!

— Я не комиссар, — тут же соврал я и соврал еще раз: — И не паясничаю… А чего они накинулись?

— Документы!

Псы преисподней! Какие у меня могут быть документы? Рога, копыта и хвост — вот мои документы! Так, что ли, говорил незабвенный кот Матроскин?..

— Документы потеряны, — пробормотал я, сникая под строгим взглядом полковника. — Да вы посмотрите на мой благородный профиль! Никакие документы не нужны при таком профиле…

— Обыскать! — коротко приказал полковник.

Меня опрокинули на стол, заломили руки. Лысый поручик, сунув огурец обратно в кобуру, одну задругой вытаскивал из моих карманов вещи: красный бант; браунинг, по пьянке подаренный мне Карасем, с выгравированной на рукояти надписью «Грабь награбленное! Л. Д. Троцкий»; обрывок прокламации, начинающейся словами: «Смерть буржуям…»; карманный транспарантик «Вся власть Советам!» и, наконец, удостоверение красного боевого комиссара, выданное мне лично товарищем Огоньковым… Что мне стоило проверить карманы, прежде чем выходить на разведку! От такого обилия улик растерялся даже грозный полковник.

— Ну-с? — потирая подбородок, осведомился он. — Что теперь скажете, господин Михаил Рюрикович.

— Конспирация… — прохрипел я, уже ни на что не надеясь.

— Застрелить! — взвизгнул прапорщик за моей спиной.

— Лучше повесить! — крикнул лысый поручик с огурцом. — Его, гада, пуля не берет…

— Удавить!

— Четвертовать!

— Можно мне?!

— Нет, мне!

— Это я его поймал! — подал голос денщик Ванька. — Мне его и жизни лишать! Господин поручик, могу я надеяться на чин штабс-капитана?

— Тихо, господа! — воззвал полковник. — Никто шпиона казнить не будет.

Я облегченно выдохнул.

— Я его сам придушу, — закончил он, оглаживая бакенбарды. — Своими руками.

— А это что такое? — нахмурился вдруг поручик. Он тряхнул транспарантиком «Вся власть…».

Транспарантик развернулся, выронив из складок четырехугольный кусочек картона.

— Визитная карточка, что ли, какая? «Ба… Барон Рудольф Марк… — прочитал поручик, — Опель…герцх…айзен. Колдун и многознатец. Петроград… Садовая, 328. Не стучать. Не звонить. Не беспокоить».

И тут же страшная тишина повисла в зале. Лысина мгновенно протрезвевшего поручика покрылась крупными каплями пота. Один из прапорщиков, закатив глаза, рухнул в обморок. Денщик Ванька с ужасом посмотрел на меня и в отчаянии трахнул себя табуреткой по голове. Даже бакенбарды дородного полковника съежились и потемнели, как бумага в огне.

Я поднялся, отряхиваясь. Офицеры шарахнулись в разные стороны. Нет, все-таки хорошо, что я не проверял карманы, перед тем как выйти на разведку.

— Барона лично знать изволите? — дрожащим голосом поинтересовался полковник.

— Близкий друг и практически родственник, — сурово подтвердил я.

Взвизгнув, потерял сознание второй прапорщик.

— Итак, господа офицеры, — поправив на голове шляпу, проговорил я, — как вы уже догадались, я прибыл прямо из ставки Барона для проведения инспекции города. Хороший же вы мне прием устроили!

— Мы же не знали… — забормотал полковник, втягивая голову в плечи, уменьшаясь в росте, уничтожаясь на глазах. — Мы же действовали сообразно с обстановкой… Вы ведь сразу не представились… Позвольте вас угостить-с…

— Шутки в сторону! — отрезал я. — И угощение — в сторону! Где вверенное вам войско?

— Все здесь! — преданно щелкнул каблуками полковник.

— Не понял?

— Так точно — все здесь! Весь состав: двадцать три офицера и денщик Ванька, которого я сейчас же поджарю на медленном огне за непростительную дезинформацию!

— Не понял, — развел я руками. — А солдаты где? Пехота? Артиллерия? Кавалерия? Где?

Полковник глупо хихикнул:

— Вы, ваше превосходительство, Михаил Рюрикович, наверное, подзабыли немного… Два пехотных взвода, которыми непосредственно я командовал, отосланы в ставку. Барон оставил нам только ночной патруль.

— А, ну да… — несколько обескураженно выговорил я. — Забыл, действительно… Ночной патруль, да… И как же вы удерживаете город при помощи одного только ночного патруля?

На секунду тень подозрения мелькнула в расширившихся глазах полковника.

— Вы, наверное, ваше превосходительство, опять забыли… — начал он.

— Отставить сомнения! — рыкнул я. — Да, я забыл! Имею право! Я, урожденный великий князь, не привык к тому, что меня хватают, бьют и обыскивают грязными лапами, как какого-то преступника! Забыл! Испытал сильнейшее нервное потрясение и все напрочь забыл! Стресс, понимаете ли…

— Так точно, понимаю! — снова вытянулся — руки по швам — полковник. — Разрешите доложить?

— Докладывай! — разрешил я.

— В сумерки на улицы города, охраняемые ночным патрулем, не осмеливаются выйти не только местные жители, но и мы сами, — отчеканил полковник. — При таком положении дел удерживать город проще простого. Пусть кто-нибудь попробует занять Волынск! Благодаря Барону, новая власть не продержится и минуты, после того как зайдет солнце. А мы уж — до дальнейших распоряжений — здесь, в ресторане, отсидимся…

«Понятно, — подумал я. — Какой-нибудь пугающий фантом — вроде того что я сам сотворил в лесу. Очень умно. Очень страшно. Для тех, конечно, кто не понимает, в чем дело. А что вражеские войска состоят только из двух десятков полупьяных офицеров — это мне на руку. Сегодня же Волынск будет наш! Аи да я! Аи да разведчик! Взял и узнал главную военнуютайну. Рихард Зорге по сравнению со мной отдыхает, а Штирлиц — так вообще курит, Мата Хари — смолит как паровоз…»

— Устал, — сказал я, томно склонив голову, — уморился. Ведите меня в номера отдыхать. И чтобы без шампанского, роялей, девочек и прочих плебейских штучек. Мягкая постель, ночная ваза и полная тишина!

— Как вашему превосходительству будет угодно! — подскочил полковник. — Пройдемте-с…

Я шагнул было к выходу, но полковник почтительно ухватил меня за рукав:

— Куда вы, ваше превосходительство? Ведь солнце село уже! Темно! Нельзя на улицу выходить! Вы разве не читали объявление о комендантском часе?

— Читал… Ну и что? Прикажете мне здесь под столом ночевать? Где у вас наилучшие апартаменты?

— Наилучшие — в смысле наибезопаснейшие — апартаменты находятся в этом ресторане на втором этаже. Позвольте вас проводить!

Ну вот еще. Не буду я здесь торчать всю ночь. Мне бы сейчас вернуться к своей дивизии, скомандовать: «Пехота, в штыки!» Вернее, «…в дубины!». «Кавалерия, начать перевоплощение в боевых волков! Артиллерия, готовь к бою булыжники — оружие пролетариата! Клыки, зубы и когти наголо!»

И — в атаку! И выбить, к моей уважаемой чертовой бабушке Наине Карповне, спившееся офицерье!

— Не буду ночевать в кабаке! — закапризничал я. — Это ниже моего аристократического достоинства. В городе есть приличная гостиница?

— Была… — недоуменно вороша бакенбарды, проговорил полковник, — но мы ее сожгли… нечаянно… когда впервые смешали итальянское искристое со смирновской водкой двадцать второго номера…

— А из населения квартиры кто-нибудь сдает?

— Не могу знать-с…

— Ну и пес с вами! — гордо, наверное, вполне по-царски вздернул я подбородок. — Не умеете угодить высокому гостю, так и скажите. Пойду сам устроюсь на ночлег. Отпустите рукав, полковник!

Выскользнув из объятий полковника, я распахнул дверь. В тесном пространстве вестибюля густо копошились сумерки. С улицы в проем входной двери слабенько светила луна.

Перед тем как выйти, я обвел глазами зал… и вдруг усмехнулся — не смог сдержать удивления. Офицеры — все до одного — попрятались под столами. Из-под оконной портьеры виднелись трясущиеся желтые пятки денщика Ваньки.

— Ваше превосходительство! — взмолился полковник. — Не ходите вы наружу! Еще, не ровен час, с вами что-нибудь случится, а мне отвечать?

— А что со мной может случиться? — надменно осведомился я.-А, это вы про свой ночной патруль вспомнили, что ли? Подумаешь! Видали мы эти ночные патрули с Константином Хабенским в главной роли! Арриведерчи!

Все еще довольный произведенным эффектом, я прошагал вестибюль и вышел на гулкую, пустую деревянную мостовую.

— Глупые людишки, — бормотал я, шагая в кромешной темноте, нисколько не разбавленной тусклым лунным светом, — вам только палец покажи, тут же задрожите от ужаса. Ночной патруль! Тьфу, бестолковость… Ну и где он, спрашивается?

ГЛАВА 2

Конечно, я ничуть не испугался, когда на плечо мне опустилась холодная как лед, призрачная рука и раздалось позади замогильное, хриплое рычание.

— Давайте сразу договоримся, — не оборачиваясь, сказал я. — Цепями бряцать, костями греметь и испускать леденящие душу стоны не будем. И вообще — не теряйте драгоценного времени. Отвалите! Я тороплюсь! Мне нужно к моей дивизии скорее попасть. И кстати, когда мы с ребятами будем брать город приступом, вам лучше убраться подобру-поздорову. Затопчем!

Рычание стало громче. Я остановился. Не потому, что все-таки струхнул, а потому, что рука на плече, оказавшаяся вовсе не призрачной, а самой что ни на есть реальной, удерживала меня на месте.

— Ну это уже беспредел, — фыркнул я] разворачиваясь. — Кому было сказано…

Договорить я попросту не смог. На расстоянии шага от меня стоял, довольно ухмыляясь с высоты своего пятиметрового роста, демон Барлог. Я его сразу узнал. Портретное фото этого адского создания с незапамятных времен и до сих пор в преисподней на Доске почета сияет. Не мне чета — Барлог! Рост! Телосложение, по сравнению с которым бицепсы нынешнего губернатора Калифорнии — совершеннейший урюк! Копыта — железобетонные сваи, хвостище — таким только каменные мосты перешибать. Про клыки и рога я уже не говорю…

— Здравствуйте… — выдавил я, — ваше дьявольское сиятельство… А ночной патруль где?

— Я за него, — ухмыльнулся снова Барлог. — А ты, шмакодявка, видать, из наших?

— Из ваших, — подтвердил я, и не подумав обидеться на «шмакодявку». Так это и есть пресловутый патруль? Псы чистилища! Да если б я знал, я бы не то что на улицу хвост не высунул, не только под стол спрятался, я бы в собственную шляпу залез, лишь бы только…

— Давно из конторы?

— Недельку… чуть побольше…

— Ого! — загрохотал Барлог. — Как там кореш Люцифер поживает?! Не спекся еще на сидячей работе, канцелярская крыса?

— Хорошо поживает, — осторожно ответил я. — Чего и вам, конечно, желает. Ну я пойду?..

— Куда?

— Люциферу передам горячий привет… Пока он не простыл… В смысле — привет, а не сам Лю…

— Куда это ты пойдешь? — нахмурился демон. — Объявление о комендантском часе читал? Строжайше запрещается в сумерках шляться! Теперь пеняй на себя. Мало ли что мы с тобой одной крови… Дружба дружбой, а табачок врозь. Я ведь на службе, а не просто так тут прохлаждаюсь. Ну готовься. Сейчас я тебя жрать буду.

— Погоди! — взвыл я. — Нельзя меня жрать!

— Это почему? — удивился Барлог.

Я забормотал что-то о своем важном задании, о VIP-клиенте Черном Бароне…

— Это уж, извини, мне до лампочки Ильича, как принято выражаться, — прервал меня демон. — До фени, проще говоря. У тебя своя работа, у меня своя. Не нервируй меня! — Он пристукнул хвостом по стене ближайшего дома — взметнулся сноп искр. — Не хочешь, чтобы я тебя жрал? Тогда победи меня в честном бою, как тот же Черный Барон. И тогда я буду тебе служить, а не ему. Только на этот раз использование всяких прибамбасов вроде Пламенного Жезла строго воспрещается… Умники! — мрачнея, прогудел Барлог и погладил рыжее пятно застарелого ожога на мохнатой, мускулистой груди. — Один на один! Кулак в кулак! Рог в рог! — Он расправил плечищи, своротив ненароком случившийся рядом фонарный столб. — Ну?

— А… по-другому как-нибудь решить вопрос нельзя? — проблеял я.

— Можно, — кивнул демон. — Загадай мне три желания. Не смогу исполнить хотя бы одно — признаю себя побежденным.

— Противотанковое зенитное орудие! — выпалил я. — С ядерной боеголовкой, — добавил еще, окинув чудовищную фигуру демона от рогов до копыт.

Барлог утомленно вздохнул, пустив две нехилых струи пламени из обеих ноздрей.

— Ну до каких пор вы меня за идиота считать будете? — осведомился он. — Что я, сумасшедший, что ли, выполнять желания, с помощью которых ты либо попытаешься меня истребить, либо удрать. Поумнел я за многие века! Выполняю только безобидные желания, которые ничем мне не грозят — ни прямо, ни косвенно. Да и вообще… — Он совсем по-дружески подмигнул мне. — Чего возиться с этими желаниями? Правило это… так, для проформы. Ни ядерной боеголовки, ни сверхзвукового катера на воздушной подушке — чтобы смотаться отсюда — ты не получишь. Хренушки. Давай уж сразу, без всяких там… Ам — и все. А?

— Нет, — сглотнув, сказал я. — Не ам. Уж лучше потянуть немного…

— Ну пеняй на себя, — прорычал Барлог, — хотел я тебя быстренько проглотить, но думаю — придется тщательно разжевывать… Если не хочешь по-хорошему. Давай первое желание! — рявкнул он.

Что бы такое… Что бы такое пожелать?! Оружие отпадает. Транспорт для бегства тоже. Может, попросить демона расправиться с боевым серафимом-мечником Витольдом? Силы у них, наверное, примерно равные… Да как же! Станет Барлог наживать себе неприятности. Отговорится тем, что это желание, дескать, направлено во вред ему самому, и откажется. На всякий случай я попытался завести разговор об истреблении серафима, но Барлог только махнул лапой.

— Нет, — сказал он. — Знаю я этих серафимов. Их тронь, а они своему начальству пожалуются. А ихнее начальство нашей конторе ноту протеста пошлет. Разборки начнутся на высшем уровне, а виноватым я окажусь. Не буду я с твоим Витольдом связываться, понял? Говори нормальное желание быстрее!

— Хочу…

Что бы такое несусветное пожелать?

— Хочу тонну бананов! — крикнул я. — Нет, две тонны! Нет, двадцать!

— Да хоть сто, — хмыкнул Барлог и звонко щелкнул хвостом, словно кнутом.

Сверкнула огненная пентаграмма на деревянной мостовой — между мною и демоном. Сверкнула и через мгновение погасла. В туче быстро рассеивающегося серного выхлопа появился низкорослый человечек в банном халате с плюшевыми кистями, чернявый и босоногий.

— Как зовут? — гаркнул на него Барлог.

— Тофик… — пискнул человечек, кашляя и дико озираясь.

— Двадцать тонн бананов можешь устроить?

— Могу, дорогой… — трясясь всем телом, пообещал Тофик. — Могу бананы, могу апельсины, могу яблоки или гвоздики… только отпустите меня обратно…

Снова хлыстовой щелчок хвоста — и несчастный Тофик исчез.

— Убедился? — спросил Барлог.

— А где бананы?

— Да зачем тебе эти бананы?! Аппетит перед смертью прорезался? Я спрашиваю: убедился, что первое твое желание вполне выполнимо?

— Д-да… Убедился.

— Давай быстрее второе!

Так… Значит, желания не должны быть направлены на причинение демону вреда или на то, чтобы помочь мне сбежать… Логично. Что же мне еще?..

— Быстрее, быстрее! — торопил меня Барлог. — Чую, еще один нарушитель комендантского часа приближается. Быстрее! И так на одного тебя столько времени угробил.

И внезапно я успокоился. А что? Думаете, бес оперативный сотрудник не может обмануть демона? Ну право на попытку у меня все-таки есть.

— Второе желание! — объявил я. — Хочу австрийские резиновые подтяжки высшего качества с медными бляхами!

— Лучше бы ты себе гроб заказал, — проворчал демон. — Хотя и гроб тебе не понадобится. От тебя ведь ничего не останется, потому что у меня пищеварительная система отсутствует. Ну делать нечего — получай!

Щелчок, сноп искр — и на мне появились подтяжки. Я ощупал ремешки, бляхи… Действительно — отменный товар. Ох, не подведи меня хваленое австрийское качество!

— Третье желание! — взревел демон. — Последнее! Давай! Чего тебе еще? Трусики из итальянского бутика или сумочку крокодиловой кожи? Давай!

— Пинок, — попросил я.

— Что?!

— Пинок. Врежь мне как следует. Копытом под I зад. Изо всех сил.

— Странное желание, — пожал плечами Барлог. — А-а, наверное, у тебя от страха ум за разум зашел? Ну ничего, бывает. Повернуться! Упор сидя принять!

Барлог даже разбежался, словно футболист, бьющий пенальти. А потом как выдал мне железобетонным своим копытищем! Невероятной силы удар швырнул меня вперед, словно ядро из пушечного жерла. Кувыркаясь, я пролетел метров десять, набирая высоту, а потом… на сотую долю секунды замер в воздухе.

Подтяжки действительно оказались что надо. Хорошо, что я успел, принимая «упор сидя», зацепить медную бляху за основание поломанного Барлогом столба. Растянувшись до упора, подтяжки самортизировали. Как камень из пращи, я вылетел из подтяжек и из штанов, пронесся над рогатой башкой изумлен-.ного до крайности Барлога.

У меня дух захватило!

Полет над ночным городом удался на славу. Домишки, заборы, мостовые, палисадники и огороды мелькали внизу, словно картинки в калейдоскопе. Ветер свистел в ушах. Жаль только, не оказалось ни одного зрителя, чтобы по достоинству оценить авиаторские мои способности. И жаль еще, что полет продлился недолго.

Через пару секунд я уже пошел на снижение, а через секунду врезался головой в перину, закрывающую окно на втором этаже ресторана. Вынес перину вместе с оконной рамой и покатился по полу.

Ну все… Некоторое время я сидел на полу, бессмысленно улыбаясь, тяжело дыша и представляя себе, как, наверное, сейчас бесится Барлог. Ночной патруль — он на то и ночной патруль. Улицы патрулирует, а в жилые помещения заходить не смеет.

Наконец я поднялся. В открытое окно освежающе веяло ночным ветерком. Где-то далеко стучал копытами, щелкал хвостом и разочарованно и гневно ревел облапошенный впервые за много тысячелетий демон Барлог. Красота! Теперь хрен кто меня выманит на улицу до наступления рассвета…

Я выглянул в коридор. Пусто. Внизу, на первом этаже, монотонно гудели офицеры, заливая вином страх и тоску по прошлой жизни. Стараясь не слишком стучать ботфортами, я прошел по коридору и неожиданно остановился перед одной из дверей. Дверь была полуоткрыта, в коридор долетали хриплые, отрывистые фразы. Интересно… Я осторожно заглянул в щель — давешний полковник с растрепанными бакенбардами, стоя посреди комнаты по стойке «смирно», рявкал:

— Так точно! Слушаюсь! Никак нет!

Чуть пошире открыв дверь, я оглядел комнату. Никого… Ну кроме собственно полковника, конечно. Деревянная кровать, столик с ночником, стул, какая-то картина на стене, окно, заложенное подушками, половичок — и больше ничего. А где собеседник бравого полковника? Кому он отвечает «так точно», «слушаюсь» и «никак нет»? Сам с собой он, что ли, разговаривает?

Судя по всему, так оно и есть. Белая горячка в чистом виде! Допился, защитник отечества. Бывает… Но это еще ничего. Вот был у меня знакомый писатель Антон Красноглазов, так тот, допиваясь до кондиции, выходил на балкон репетировать речь, которую собирался произнести, став нобелевским лауреатом; при этом озвучивал в лицах выступления почетных членов Нобелевского комитета, жал себе руки и бурно аплодировал.

— Так точно! — рявкнул в очередной раз полковник.

Теперь я заметил: он обращался к картине на стене. Вернее, к портрету, как я только что разглядел. Из золоченой рамы на полковника сурово смотрел изображенный потемневшей от времени масляной краской совершенно лысый мужик, длиннолицый, с мосластыми скулами и .испанскими тонкими усиками.

С портретом, значит, общается. И это бывает. Тот же писатель Антон Красноглазов, находясь в состоянии творческого кризиса (другими словами — в запое), вел долгие задушевные беседы с электрическими лампочками и диванными подушками. Последним он явно отдавал предпочтение, потому что, укладываясь спать, клал их с собой в постель, обещая наутро непременно жениться.

— А еще позвольте доложить, — вытягиваясь в струнку, продолжал вещать портрету полковник, — вашего инспектора мы приняли с распростертыми объятиями, накормили, напоили и создали отличные условия для проведения инспекции…

— Что? — шевельнув бровями, переспросил портрет.

Тут я открыл рот. Я ведь сам видел, как портрет проговорил это «что». Выходит, я сам пьян не хуже полковника? У меня у самого белая горячка? Как это может быть, если я вообще ни глотка не выпил? Разве можно быть пьяным без спиртного? Невозможно! Я знаю только один случай, опровергающий ато утверждение: писатель Антон Красноглазое, все с себя пропив, опохмелялся методом самовнушения: «Вот я выпиваю стакан светлого холодного пива… Мне хорошо… Мне очень хорошо…» — и надирался в стельку.

Но ведь я, хвала Владыке, не Красноглазов! И ничего я себе не внушал. Почему же тогда я могу видеть белогорячечные галлюцинации полковника?

— Никакого инспектора я вам не посылал, — говорил между тем портрет. — Очевидно, тот, кто выдавал себя за инспектора, был шпионом. Кстати, где он теперь находится?

— Вышел прогуляться, — ответил полковник.

— Ночью? — Бледный рот под тонкими усиками сжался в усмешке. — Тогда можете забыть про вашего шпиона. О нем позаботится ночной патруль.

Черный Барон! Так вот как он, оказывается, выглядит! У меня отлегло от сердца. Значит, с ума я не сошел. Уже радует. А остроумную систему связи Барон придумал. Никакого телефона не надо, не говоря уж о телеграфе.

А чего я, спрашивается, стою здесь? Вот он — мой долгожданный VIP-клиент! Только подать голос — и можно будет связаться с ним, объявить о том, что прибыл я наконец-то по его душу…

— Итак, жду от вас гонца с секретным пакетом, — проговорил портрет. — Отправляйте гонца с первыми лучами солнца. И помните, для меня чрезвычайно важно содержимое пакета! Этот артефакт… Впрочем, вы все равно не поймете… Все, конец связи…

— Позвольте попрощаться, ваше высокопревосходительство! — гаркнул полковник и отдал честь.

Огненные вихри! Я едва успел шмыгнуть в соседнюю комнату, чтобы полковник, выходя в коридор, не заметил меня. Только он, поглаживая бакенбарды, скрылся из вида, я рванул к портрету.

— Товарищ Черный Барон! — закричал я. — Ваше превосходительство! Эй, алло, алло! Прием! Откликнись же!

Но сколько я ни приплясывал перед портретом, ни стучал кулаками по золоченой раме, все было тщетно. Портрет оставался портретом. Масляные краски не оживали, Черный Барон холодно смотрел с полотна сквозь меня.

Ощутив вдруг, насколько глупо выгляжу, я остановился. Да и расшумелся я… Тьфу ты, что за невезение! Опять теперь продолжать поиски на ощупь? Эх, какую возможность упустил…

— Р-руки вверх! — грянуло позади.

Задрав руки, я медленно обернулся. Так и есть. Надо было мне взывать к портрету Черного Барона потише. Растревожил осиное гнездо… И почему в этом ресторане между этажами не предусмотрено звукоизоляционное перекрытие?

На пороге комнаты стоял денщик Ванька, держа меня на прицеле допотопной кремневки. За его спиной грозно топорщил бакенбарды полковник с револьверами в обеих руках. За полковником топтался вооруженный саблей толстый майор. На его мундире на манер аксельбантов повисла длинная макаронина. А по коридору, стуча сапогами, бежали сюда из ресторанного зала один за другим переполошившиеся офицеры.

— Это я его пымал! — орал радостно денщик Ванька. — Во второй раз! Ваше благородие, могу я надеяться на чин штабс-капитана? Ну хотя бы прапорщика?..

— Молчать! — кричал полковник, вздыбливая бакенбарды, как рассерженный кот — усы. — Обнаружен важный шпион-самозванец! Отвечай, мерзкий гад, откуда у тебя визитная карточка Барона?

— Можно мне руки опустить? — жалобно вопросил я. — И прикрыться? Я все-таки без штанов…

— А у н-него хвост! — углядел толстый майор. — Н-нет, это не хвост, это кое-что другое… Н-нет, все-таки хвост… Потому что он сзади. А кое-что другое — спереди… Или н-наоборот?

Денщик Ванька ахнул. Кремневка задрожала в его руках.

— Действительно, хвост, — озадаченно проговорил полковник. — Странный какой-то шпион…

— А в-вот я сейчас поотрубаю ему и спереди и сзади! — завопил майор, потрясая шашкой и макарониной. — Чтобы не вводил в з-заблуждение!..

— Бей его! — кричали из коридора. — Стреляй! Руби! Истребляй красную сволочь! На этот раз не уйдет!

Майор, стремясь привести свои угрозы в исполнение, взмахнул шашкой. Лезвие, сверкнув, взлетело вверх и намертво завязло в притолоке. Майор, выругавшись, споткнулся и повис на шашке, толкнув коленями полковника в монументальный зад. Тот, вздрогнув от неожиданного нападения с тыла, нажал на курки. Оба револьвера одновременно выстрелили, продырявив стену над моей головой. Денщик Ванька с испуганным писком шарахнулся в сторону, не удержав кремневку. Ружье упало на пол, от сотрясения сработал боевой механизм. Кремневка шарахнула, будто зенитное орудие. Портрет Черного Барона рухнул со стены, комнату мгновенно заволокло клубами порохового дыма.

Офицеры, толпившиеся в коридоре, решили, что в комнате идет ожесточенная перестрелка, и со своей стороны приняли в ней самое деятельное участие. Что тогда началось! «Ресторанъ» сотрясался от неистовой пальбы. Толстый майор, болтаясь на шашке, как перекормленный школьник на турнике, грязно ругался. Едва видимый в клубах порохового дыма денщик Ванька ползал на четвереньках по полу, искал свою кремневку. Полковник, правая бакенбарда которого была пробита шальной пулей, с криком:

— За царя и отечество! — раз за разом нажимал на курки револьверов, пока денщик, проползая мимо, не сшиб его ненароком с ног.

Представляете ситуацию: вы без штанов, а вокруг толпа народа! Прямо кошмарный сон какой-то! Да тут еще эта стрельба, дикие вопли…

В общем, ничего удивительного не было в том, что, выбив затыкающую окно подушку, я сиганул на матовую со второго этажа.

Бесы ведь как кошки — в том смысле, что падение с большой высоты не причиняет нам никакого вреда. Посмотрел бы я на человека, который выжил бы после того, как ему демон Барлог засандалил копытом под поясницу!

Едва поднявшись на ноги, я побежал во весь дух. Мне бы сейчас найти укрытие, где можно отсидеться до утра, а утром быстренько смотаться. И не напороться бы опять на Барлога. Он ведь со мной разговоры разговаривать не будет, а без лишних вопросов просто сожрет, и все. Пожалуй, еще, издеваясь, предложит мне победить его в честном бою…

Где укрыться? Двери заперты, окна закрыты ставнями. Да и кто меня пустит в гости глухой ночью, голозадого и хвостатого?

На Барлога бы не напороться…

Задницу мою холодили ночной морозец и предчувствие, что вот-вот из темноты нарисуется ужасный монстр, схватит меня за шиворот, раскроет пасть и… Я то и дело оглядывался, проверяя, не подкрадывается ли демон. Оглядывался, оглядывался, да и врезался головой в здоровенную мохнатую ножищу.

Неожиданный удар опрокинул меня на спину. А Барлог, потирая ушибленную конечность, развернулся и присел на корточки.

— О-о! — обрадовался он. — Какая встр-реча! Очень р-рад!

Все. Это конец. Теперь не улизнешь. Хрустнут жалобно мои косточки на зубах страшилища… Был бес оперативный сотрудник Адольф — и нет беса оперативного сотрудника… Однако что-то Барлог странно себя ведет. Не бросается на меня с кровожадными воплями и не жрет с пылу-жару…

— Здравствуйте еще раз… — промямлил я, кое-как поднимаясь. — Сказать, что сам рад встрече, извини, не могу…

Демон икнул (меня обдало чудовищным сивушным перегаром) и шлепнулся на пятую точку.

— Даты обиделся, что ли? — изумленно проговорил он. — Ну сожрать я тебя хотел, и что? Работа такая,

сам понимаешь… Эх… тяжело нам, демонам, живется. Мотаемся по мирам как перекати-поле… Нир-родного угла, понимаешь, ни уютного очага… сплошные дороги.

— Что? — изумленно переспросил я.

— Дор-роги…

Пока я соображал, как, когда и чем чуждый человеческим слабостям Барлог умудрился так назюзюкаться, демон, всхлипнув, загорланил на весь ночной город:

— На Му-уромской доро-ожке стоя-али три сосны-ы…

— Проща-ался со мной ми-ила-ай до будущей вес-ны-ы! — поддержал дьявольский рык очень знакомый голос.

Я обернулся и увидел Петра Карася, выходящего из-за угла ближайшего дома. Бывалого матроса тоже сильно штормило — он двигался вперед причудливым зигзагом; пытаясь на ходу застегнуть штаны, Карась два раза чуть не упал, а в третий раз все-таки опрокинулся и дальше передвигался на четвереньках.

— Братуха! — прервав песню, гаркнул Барлог. — Иди сюда, друг, обними меня!

— Иду… — ответствовал Карась. Он подполз к развалившемуся поперек мостовой демону и послушно обнял того за левое копыто.

— Огненные вихри! — вырвалось у меня. — Вот уж не думал, что собственный ординарец окажется дезертиром-перебежчиком!

— Адольф! — заметил меня Карась. — Какой я пере…бежчик… Ты чего, попутал? Да я за тобой шел взад… чтобы это… защитить от возможных опасностей.

— Этот монстр меня чуть не слопал! — наябедничал я. — А ты с ним обнимаешься!

Демон, переводя взгляд с меня на матроса и обратно, хрюкнул и глупо расхохотался.

— Случайно получилось… — смущенно объяснил матрос — Не было сил мне на одном месте сидеть… вот я и д-двинул в город. А тут вдруг откуда ни возьмись дружище Барлог… То есть тогда он мне еще не был дружищем… И говорит: я, мол, тебя съем! Если не смогу… это самое… выполнить три желания… Ну я загадал же… желание, ну а он говорит: дай и мне попробовать…

Барлог прекратил свой дурацкий хохот, вытер слезы и три раза подряд оглушительно икнул.

— Кончай базар, братишка, — прикрикнул он на матроса. — Давай свое тр-ретье желание!

— Мы еще второе не допили, — развел руками Карась. — Куда нам третье-то? Погоди, дай отдышаться. Мы и первое желание с трудом прикончили… Эвона и пустая тара валяется… — Он пнул ногой громадную пятилитровую бутыль.

— Закончилось? — заволновался Барлог.

— Первое — да, а второе — у тебя под боком, в бочонке. Забыл?

— Не забыл… — поднимая бочонок, проговорил демон. — У меня это… мысли сбиваются от икоты… — Он снова икнул, да так сильно, что едва не выронил бочонок. — Вот ведь… пристала, проклятая… О чем я сейчас говорил?..

— Икота — это потому что пьем без закуски, — авторитетно объявил Петре — Закусывать надо!

— Закусывать?.. — задумчиво переспросил Барлог и как-то нехорошо посмотрел на меня.

— Но-но! — воскликнул я. — Полегче! Зачем обязательно закусывать? Закусывать — пошло! Цивилизованные европейцы, например, никогда не закусывают. А от икоты можно избавиться, задержав дыхание или… выпив один за другим девять глотков воды.

Барлог со свистом втянул в себя воздух и замолчал, вытаращив глазищи.

— Тикаем, пока не поздно, — шепнул я Карасю. — Ты бежать сможешь?

— Бежать? Не знаю… — задумался Петре — Я и хожу-то, признаться, с трудом… Вот на четвереньках — это да. Это я смогу. Никогда не думал, что перемещаться на четырех конечностях удобнее, чем… Слушай, а зачем нам тикать? Мы еще третье желание не выпили…

— Вот о чем ты беспокоишься! — возмутился я. — Я, значит, боевой комдив, рискую жизнью, выведываю военные тайны, а у тебя одна пьянка на уме!

— Но ведь первое желание было пятилитровым, — покачиваясь и загибая непослушные пальцы, перечислял Петро, — второе — двадцати литровым. А третье — тут уж я не прогадаю — сто литров закажу! Не могу я, Адольф, бежать, никак не могу. Раз в жизни такая халява выпадает, а ты — тикать!

— А что будет, когда вы третье желание допьете, ты об этом подумал? — зашипел я. — Он же сожрет тебя за милую душу! И меня заодно…

Барлог шумно выдохнул, подпалив случившееся рядом хилое деревце. Выхлюпал в два глотка содержимое бочонка. И опять икнул.

— Не помогает, — пожаловался он. — Видно, придется все-таки закусывать.

— Обойдемся без закуски! — махнул рукой Карась. — Дружище, зачем нам закуска?! Лично я и без закуски прекрасно себя чувствую.

— Что же я, алкаш? — обиделся демон. — За кого ты меня принимаешь? Из горла да без закуси?

— Цивилизованные европейцы… — встрял было я.

— А ты замолчи, шмакодявка! — рявкнул на меня демон. — Не прерывай диалога! А еще бес! То ему, понимаешь, бананы тоннами, то ему подтяжки… Низко летаешь! Мелко плаваешь! Вот человек!..-Дотянувшись, он похлопал Карася по плечу, отчего тот, пробив доски мостовой, увяз по пояс — Какие у него прекрасные желания! Какие стремления и порывы! Пять литров! Двадцать! И это не предел! Говори, братуха, третье желание!..

— Попроси подтяжки! — захрипел я на ухо матросу, помогая ему выбраться из-под обломков.

— Зачем мне подтяжки? — громко удивился Карась. — У меня ремень хороший, флотский… Эх, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Барлог! Дружище! Валяй сразу цистерну!

— Ага-а! — загрохотал демон. — Так я и знал! Не ошибся я в тебе! Получай!

Он щелкнул хвостом — и прямо перед нами из ниоткуда возникла громадная цистерна литров на… даже боюсь предположить, сколько литров туда вмещалось.

— Оно! — возликовал Петро.

— Оно! — крикнул и демон. И, отпихнув матроса, ринулся к цистерне. Поднял ее обеими лапами, как какой-нибудь кувшин, и сделал несколько исполинских глотков. — Кончилось… — утирая губы, печально констатировал он.

— И мне! И мне! — прыгал вокруг демона матрос — Так нечестно! Я ведь заказал! А ты все вылакал, дубина! Так не по правилам.

— Ка… какие проблемы! — подмигнул замаслившимися глазищами Барлог. — Щас сделаем. Я просто продегустировать хотел — и увлекся… Давай, так уж и быть, четвертое желание!

— А не хватит? — робко предложил я, представив, каких дел может наворотить пьяный вдрызг пятиметровый демон.

— Молчать! Мало ли что только три желания полагается… Сделаю ради дружбы исключение! А знаешь что, братуха Петро? Давай сразу пятое желание и шестое. И седьмое. И восьмое вдобавок! Чего мелочиться?

Не дожидаясь, пока матрос ответит, вовсю раздухарившийся демон защелкал хвостом. Словно новогодний фейерверк, полетели в небо миллионы искр. Серным желтым дымом затянуло округу, а на мостовую с грохотом валились тяжеленные металлические цистерны. Одна, вторая, третья… восьмая, девятая…

Темная магическая энергия заклокотала вокруг в морозном ночном воздухе. Невероятной концентрации энергетический выброс потряс ночь.

А потом с неба — вслед за цистернами — на нас свалился еще кое-кто…

— Вот ты где! — гневно возопил, спланировав вниз на белоснежных крыльях, боевой мечник-серафим Витольд Благородный. — Бесовская твоя морда! Обманщик! Сам себя обнаружил проклятой темной магией! Теперь готовься к смерти, бес Адольф!

Пунцовый от праведного гнева, Витольд даже не потрудился выхватить меч. Бесцеремонно он схватил меня за грудки и потряс так, что у меня чуть хвост не отвалился… Не говоря уж кое о чем другом.

Оправдываться было бесполезно. Я и не оправдывался. Я лягался, кусался и сучил кулаками, пытаясь напоследок хотя бы расквасить лютому врагу нос. Но все тщетно. Витольд Благородный крепко перехватил меня левой рукой, а правой вытащил меч…

— Получай, сардина безмозглая! — Это Петро Карась храбро шмякнул серафима в спину между кры-лами пустой бутылкой. Бутылка разбилась о металлический панцирь, не причинив Витольду никакого вреда.

Серафим на минутку отвлекся от процесса истребления меня и выдал закованным в стальную перчатку кулаком Петро такого тумака, что тот взлетел в воздух и приземлился точно в открытый люк одной из цистерн.

— Тиха-а! — рявкнуло вдруг над нами. — Что за бардак?! А? Почему шля… шляются тут всякие во время ком-мендантского часа? Который тут нарушитель? Немедленно сожру!

Витольд разжал руки. Я — уже полузадушенным — шмякнулся ему под ноги. А серафим вскинул двуручный меч и описал над своей головой сияющий круг.

— Не подходи, демон! — решительно предупредил он. — Я на задании! У меня аккредитация в этом временно-пространственном отрезке! Не лезь не в свое дело! Ноту протеста захотел? Нагоняя от своего начальства?

— Ты с кем так разговариваешь, крылатый недомерок?! — прищурился Барлог. — Ты со мной так разговариваешь? Да плевать мне на твое задание! И на тебя плевать!

— Последний раз предупреждаю, — проговорил Витольд, делая мечом пробные выпады. — Уйди в сторонку, демон. Рассуждай логически — зачем тебе лишние неприятности? Тебе твоя шкура недорога?

Вполне возможно, что, будучи трезвым, Барлог действительно не стал бы лезть не свое дело, дорожа собственной шкурой. Но поскольку в бездонном его чреве булькал чистый спирт в количестве просто невероятном, рассуждать логически он не никак мог.

— Н-ну… — разминая руки, пророкотал демон. — Дежурство явно удалось. Бухла навалом, закуска… — он подмигнул мне, — имеется. Да еще и подраться повезло! Держись, обормот, сейчас я твою зубочистку-то пообломаю…

— Бей его, Барложик! — пискнул всплывший из цистерны Петре — Цеди кровь поганую, дружище!

И началось… Демон, взревев, обрушил на серафима копыта, но тот, ловко ускользнув, взмахнул крылами и поднялся в воздух. И атаковал Барлога сверху! Первый удар меча демон удачно отбил рогом, от второго увернулся и тут же сам перешел в наступление: дыхнул на Витольда огненным своим дыханием. Боевого мечника отнесло метров на двадцать в сторону. Но боевого задора он не потерял.

— В бой! — воинственно крикнул рыцарь, трепыхая опаленными крылами. — Иду на таран!

— Иди-иди, — пригласил Барлог, выворачивая с корнем фонарный столб и размахивая им как дубиной.

Как там у них сложилось дальше, я не досматривал. Самое время было, чтобы удрать, и я этой возможностью не мог не воспользоваться.

ГЛАВА 3

Наше возвращение к месту дислокации дивизии не было, надо сказать, похожим на триумфальное шествие победителей. Хотя бы потому, что Карась, которого я с большим трудом оторвал от цистерны, разучился прямо ходить и передвигаться мог исключительно на четвереньках. Правда, бегать на четвереньках у него получалось неплохо — настолько неплохо, что, подустав, я вскочил на него верхом, как на боевого коня, и остаток пути проехал в относительном комфорте. Петро ничуть не обиделся. Напротив, он так вошел в роль, что время от времени взбрыкивал и ржал.

В общем, Анна, выбежавшая встречать нас, лишь ахнула и открыла рот.

— Я так беспокоилась! — закричала она, всплескивая руками. — В городе такое началось!.. А вас все нету! Ой, товарищ Адольф, в каком вы виде…

Я оглянулся. Да… битва в самом разгаре.

Над Волынском полыхало зарево. То и дело до нас долетали тяжкие удары и яростные вопли. Когда дым немного рассеивался, в лунном свете можно было разглядеть рогатую макушку демона и снующего между рогов с резвостью аса-истребителя боевого мечника-серафима.

— Все нормально, — успокоил я Анну. — Разведрейд прошел успешно.

— Какие будут приказания? — осведомилась кикимора, старательно глядя в сторону.

Я наконец догадался спрыгнуть со своего скакуна и прикрыться шляпой. И отдал первые приказания:

— Этого иноходца немедленно в стойло!.. Тьфу, то есть на гауптвахту. Дивизия! Слушай мою команду. Готовность номер один! А мне принесите какие-нибудь штаны…

Двое леших повели под уздцы спотыкающегося Петра. Матрос пытался лягаться, протестующе ржал и пел лошадиную песню: «Кони в яблока-ах!.. Кони серы-ые!..»

И где он только ее слышал?

Подбежавший комиссар Огоньков деликатно заслонил меня от Анны и сунул в руки штаны.

— Предлагаю, — горячо зашептал он, пока я одевался, — этого несознательного, пьяного элемента лишить звания личного ординарца и понизить в пехотинцы! Позор какой-то! Мало того что ушел в самоволку, так еще и человеческий облик потерял…

— Разберемся, — пообещал я. — Который час?

— Рассвет скоро, — сказала Анна, взглянув на небо. — Луны уже не видно. Товарищ комиссар Адольф! Докладываю: дивизия готова к бою. Разрешите начинать штурм! Город Волынск будет наш!

— Трубите сбор всех частей! — приказал я.

Сборы протекали бурно. Будто грозовое небо, освещало нас зарево. Вокруг бродили встревоженные лешие, оттаптывали друг другу ноги и то и дело дрались, пытаясь самостоятельно построиться в шеренги. С булыжниками в руках метались всюду домовые. Оборотни, готовясь с первыми лучами солнца перевоплотиться из зверей в людей, возбужденно выли и щелкали зубами. Помимо всего прочего, и без того напряженную обстановку дополнительно будоражил пьяный Карась. Никак он не хотел спокойно сидеть на гауптвахте (то есть под телегой) — то и дело выбегал на пригорок, где расположился наш штаб, и, перемежая речь ржанием, взволнованно орал:

— Бр-рать приступом гор-род! Скор-рее! А то цистерны растащат! Впер-ред!

Пока я коротко обрисовывал обстановку, Анна ахала, а товарищ Огоньков хмурился и старательно конспектировал мою речь.

— Итак, — закончил я, — момент для штурма, конечно, идеальный. Барлог и Витольд усердно колошматят друг друга, а мы в это время спокойненько можем подобраться к ним поближе и открыть ураганный артиллерийский огонь…

— Нежелательно было бы артиллерией, — внес предложение Огоньков. — Все-таки лучше сначала эвакуировать мирных жителей.

— Пр-равильна! Нельзя артиллерией! — снова возникла на пригорке фигура матроса. — Там же стратегически ценные трофеи в виде цистерн! Пр-редлагаю эвакуировать цистерны! Аи, отпустите, псы!..

— Но с другой стороны, — продолжал я, стараясь не обращать внимания на дикие крики, с которыми матрос отбивался от настигшего его конвоя, — рано утром из города должен выехать гонец с секретным пакетом для Барона. Как утверждал сам Черный Барон, в пакете находится нечто очень важное для него. Вот бы этого гонца перехватить!

— И допросить с пристрастием, —добавил Огоньков. — Он ведь наверняка знает точное местонахождение Барона. Мы бы тогда одним махом покончили с этой сволочью!

— Мало у нас войска, — задумчиво выговорила Анна. — На битву с Барлогом и этим серафимом нужно двинуть полным составом. А кто тогда будет оцеплять город и ловить гонца?

— Пр-равильна! — заорал выскользнувший из рук леших Петре — Гонца! Гонца надо послать с ведр-ром! Пущай он потихоньку нам хотя бы ведро н-национа-лизирует!

— Немедленно прекратите безобразие, товарищ! — вскочил Огоньков. — Какой пример вы подаете подопечным!

Сведения о стратегических трофеях и впрямь запали глубоко в душу лешим, пытавшимся урезонить моего ординарца. Они и вовсе теперь не сдерживали Карася, а только переглядывались, чесали косматые затылки и высказывались между собой в том смысле, что действительно неплохо было бы отбить пару цистерн у противника.

Ну я разозлился!

— Все под трибунал пойдете! — закричал я. — Невзирая на рабоче-крестьянское происхождение!

— Успокойтесь, товарищ комиссар командир дивизии Адольф, — ласково попросила Анна, — Я сама их урезоню. Смирна-а! — гаркнула она. — Арестованного под руки принять! На гауптвахту сопроводить! И охранять до дальнейших распоряжений!

Лешие тряхнули башками, подхватили брыкающегося Карася и скрылись.

— Так какими же будут наши дальнейшие действия? — снова смягчив голос до медовой сладости, обратилась она ко мне.

Я вздохнул. Гонец, конечно, гонцом, но и с Барлогом нужно что-то решать. И с Витольдом. Если их вовремя не остановить, они нам еще устроят. Допустим, в битве победил Барлог. Сбрасываем со счетов надоедливого серафима и неторопливо занимаем город. Повязать перепившихся офицеров ничего не стоит, но что мы будем делать ночью, когда распаленный сражением демон снова выйдет патрулировать улицы? Или другой вариант: Витольд укокошил Барлога. И открывает на меня сезон охоты. Еще лучше. Нет, товарищи…

— Нет, товарищи, — сказал я. — Выступаем немедленно. Пока не выглянуло солнце и оборотни из боевой кавалерии не превратились в стайку безобидных граждан. Пока лешие, домовые и прочие воины не утратили боевой дух. Демон и серафим заняты друг другом, вот мы на них неожиданно и нападем. Если управимся к утру, тут же займемся оцеплением города и вылавливанием гонца.

— А если не управимся? — поинтересовался Огоньков.

Я осекся. Но Анна меня выручила.

— Управимся, конечно, — сказала она. — А вам, товарищ комиссар Огоньков, стыдно проявлять упадническое настроение!

— Я пытаюсь рассуждать разумно, — обиженно забубнил Огоньков, — Ну правда, что будет, если эти… прислужник буржуазии и феодальный мракобес… не слишком уж покалечили друг друга? А вдруг они помирятся? И сообща набросятся на нас.

Мы с Анной переглянулись и рассмеялись.

— Скорее оборотень станет вегетарианцем, — сказала Анна, — чем демон и серафим придут к согласию. Как это может быть непонятным?

Огоньков прокашлялся и молвил:

— Хорошо, товарищи. Не будем заниматься болтовней. Время дорого. В бой!

— Дивизия! — зычно крикнул я, вскакивая на пригорок. — Готовность номер один!

Вокруг меня загудело, закипело. И произнес я слова, которые давно хотел уже произнести:

— Пехота, в дубины! Кавалерия, начать перевоплощение в боевых волков! Артиллерия, готовь к бою булыжники — орудия пролетариата! Клыки, зубы и когти наголо! Дивизия борцов за свободу малых Темных народов — в атаку! Ура-а-а-а!..

ГЛАВА 4

Дзин-нь!

Странный какой-то, кристально-нездешний звук легонько полыхнул и растаял в воздухе. Будто кто-то серебряным молоточком тюкнул по блюдцу горного хрусталя. Этот звук я, наверное, пробуждаясь, вынес из какого-то сновидения…

Открыв глаза, я зевнул и сел на кровати. Ого, вот это называется вырубился. Когда же бой-то закончился? Не помню… И кто победил? Ну, судя по тому, что я жив и даже не ранен, победили мы.

Эта мысль была настолько приятна, что я глупо улыбнулся. Однако тут же посерьезнел. Почему же я самого боя не помню? Странный провал в памяти настораживал… И где я, собственно, нахожусь?

Я оглядел комнату. Комната как комната, ничего особенного: дверь, кровать с никелированными шариками на изголовных прутах, толстенная перина. На стене мирно тикают ходики, в открытое окно задувает переполненный горькой полынью вечерний теплый ветерок. Ничего особенного, конечно, только почему у меня такое ощущение, что эту комнату я первый раз в жизни вижу?

Спрыгнув с кровати, я пошарил по карманам. Куда подевалась родная пачка «Мальборо»? Нет никакой пачки. Есть только кисет с вышитыми инициалами «В. И.», наполненный крупно порубленным табаком. И костяная короткая, причудливо изогнутая трубка.

«Наверное, трофеи», — решил я, закуривая.

Тяжелый сизый дым поплыл по комнате, вытянул щупальца в окно…

— Проснулся! — долетел из окна бодрый голос Петра Карася. — Проснулся, соколик наш! Иго-го!

— Тьфу ты! — заругался я. — Опять наклюкался ординарец. Все еще представляет себя лошадью. Эти чертовы цистерны не национализировать надо было, а взорвать, к чертовой бабушке Наине Карповне! Ну сейчас ты у меня получишь, алкаш…

Я подлетел к окну и открыл уже рот, чтобы высказать Карасю все, что я о нем думаю, но тут… Мне пришлось схватиться за подоконник, иначе я просто свалился бы на чисто вымытый дощатый пол.

Петро Карась, нисколько не пьяный, дерюжной рукавицей чистил бока вороного скакуна. Коняга, взбрыкивая, фыркала, время от времени поднимала морду и коротко ржала.

— Не балу-уй… — ласково шлепал ее Петро по крупу. — Эк тебя… Упарилась бедная…

Он обернулся, белозубо осклабился, увидев меня, одернул гимнастерку (куда подевались его тельняшка и матросский бушлат?), звякнул шпорами так, что лязгнула о сапоги кавалерийская шашка, пристегнутая к широкому ремню, и проговорил:

— Здоров же ты спать, товарищ комдив!

— Д-доброе утро, — дико прохрипел я, оглядываясь.

— Утро… Какое же, туды ее, утро? Ночь скоро! Я сглотнул.

— Откуда у тебя… обмундирование?

— Как это — откуда? — вылупился Петро. — Оттуда, откуда иу тебя. Не выспался, что ли?

Я машинально погладил себя по обтянутой гимнастеркой груди. Адово пекло! А меня кто переодел? Где мой мушкетерский наряд? Почему на мне гимнастерка, галифе, высокие хромовые сапоги, все бесчисленные эти ремни через плечи, по бедрам, на талии… полевая сумка, тяжелый маузер в деревянной кобуре, дурацкая шашка, какие-то непонятные ордена на нагрудном кармане…

Да что это я?! Обмундирование — какая ерунда! Мушкетерский костюм пропал — тьфу на него! Куда, я вас спрашиваю, подевалось хмурое февральское небо, ветер, гоняющий по обледенелой земле морозную дымку?!! Почему за окошком ластится к зеленой травке летнее солнце?!! Что это за люди в военной форме, в остроконечных красноармейских шлемах с желтыми звездами бродят рядом с конюшнями? Варят какую-то снедь в котлах на кострах, курят, сморкаются, смеются, чистят винтовки и шашки? Что происходит?!

— Петро… — позвал я, цепляясь ногтями за подоконник, как курица за насест.

— Чего, товарищ комдив?

В самом деле — чего? Спрашивать — почему сейчас лето, а не зима? Псы преисподней!

— Н-ничего… — промямлил я. — Хотя постой! Слушай, я что-то… правда, наверное, не выспался… Ты не помнишь, мы вчера город Волынск захватили или нет?

Карась захлопал глазами:

— Какой Волынск?

— Ну город… — сникая, прошептал я, — который штурмовали. На разведку я еще ходил… А потом Бар-лог… подтяжки… серафим-мечник…

Петро сунул пятерню под гимнастерку, деловито почесал живот… Покрутил головой и неуверенно рассмеялся.

— Не надо было тебе вчера самогон с трехгорным пивом мешать, — сказал он, похлопывая конягу, — а то в мозгах затемнение вышло… Какой еще Волынск? Били мы вчера врага-гада на станции Гром. Эх и почистили же сволочей! Ты, товарищ комдив, свой знаменитый прием применил — ход конем. Конницей то есть сначала вдарил, да в отступление! А они за нами! А мы тачанки развернули и всех покрошили из пулеметов! Ну а вечером, как водится, того… отметили событие. Я ж тебе, когда ты кадушку на голову кабатчику надел, говорил — охолони малость насчет пива. Жахни лучше чистого первачку! А ты квашеной капустой в бойцов покидался, окна переколотил, табуретки в печи попалил — расстегнулся весь и отвечаешь: мол, мне жарко! Мол, пивком горло надо прополоскать. Вот и прополоскал. Не помнишь?

— Н-не помню… — пробормотал я, чувствуя, как слабеют колени.

— Ну-у! — изумился Карась. — Брешешь, товарищ комдив! Неужто совсем ничего не помнишь? А как кабатчика на кобыле Лизке хотел женить? А как попов заставлял канкан танцевать? И это забыл? А как за Дуськой-самогонщицей гонялся? А как шашкой ногти стриг? Ну ты даешь, товарищ комдив!..

Чтобы не упасть, я отодвинулся от окна, сделал два шатких шага в глубь комнаты и опустился на кровать.

Та-а-ак… Это как же называется? Тихое помешательство? Или нет, судя по рассказам Карася, совсем не тихое, а очень даже буйное.

Надо сосредоточиться. Кто я? Комдив, это верно. Командир дивизии борцов за свободу малых Темных народов. По совместительству — бес оперативный сотрудник Адольф. Сон это, что ли? Я несколько раз ударил себя по щеке открытой ладонью. Пощечина прочувствовалась в полной мере, щека вспыхнула и заныла. Что же со мной такое происхо…

В дверь постучали.

— Да! — заорал я, подскочив на перине.

В комнату, чеканя шаг, вошел нахмурившийся и очень важный товарищ комиссар Огоньков… Настоящий товарищ Огоньков, только не длинноволосый, каким я его привык видеть, а коротко и аккуратно подстриженный; в кожанке с желтым бантом (чего это Красная Армия так полюбила желтый цвет?), в новеньких галифе и сапогах. Студенческой фуражки нет, зато появилось массивное пенсне на носу. И фиолетовый синяк под левым глазом.

— Разрешите доложить, товарищ комдив? — осведомился комиссар, козырнув.

— Докладывайте, политрук, — кивнул я.

— Из штаба прислали пакет, — проговорил Огоньков, — объявляют благодарность за боевые заслуги.

— Все?

— Все. Я могу идти?

— Можете, — сказал я. — Только… Откуда?.. — Я хотел спросить: откуда на меня свалилось все это? Но губы сами собой выговорили: — Откуда у вас, товарищ политрук, фингал?

— Издеваетесь, товарищ комдив?! — жалобно воскликнул Огоньков. — Опять ваши шуточки? Я от вас переведусь в интернациональный батальон, честное слово. Буду там лекции о дружбе народов читать китайцам, испанцам и чукчам… Почему у вас такое презрительное отношение к интеллигенции? Я понимаю — пролетарская гордость и все такое… Но чтобы боевого товарища обзывать «очкастой мымрой» и по морде бить за то, что боевой товарищ отказался участвовать в вашей дикой попойке!..

— Да я… — ахнул я, — никогда ничего подобного…

— А кто на прошлой неделе заставлял меня чернила хлебать и промокашками закусывать? — взвизгнул Огоньков.

— Ну это уж точно не я…

— А кто принадлежащие мне сочинения Шопенгауэра в двух томах скормил Барлогу? Кто…

— Кому скормил?! — снова подскочил я.

— А кто меня постоянно перед бойцами высмеивает? — неистовствовал, не слыша меня, политрук. — Кто кричит: «Бона, братцы, наша селедка четырехглазая пошкандыбала?» Это безобразие, товарищ комдив! Я непременно напишу о вас рапорт высшему командованию! Может быть, дивизией вы командуете лучше многих других, но сознательность ваша на нуле! Вот так!

И, громыхнув дверью, гневно сверкнув стеклышками пенсне, Огоньков выскочил из комнаты.

В чем дело? Что происходит?

И я, сжимая голову руками, повалился на кровать. Лежал я, силясь сообразить хотя бы что-нибудь из происходящего, примерно минуту — до того мгновения, как вечернее, пропитанное дымом, полынью, конским потом и гречневой кашей, умиротворенное небо не разорвала короткая пулеметная очередь.

А потом еще одна. А потом еще и еще. Через секунду пулемет гремел беспрерывно — дребезжали где-то стекла, орали куры… ошалевшая кошка с душераздирающим мявом пролетела мимо окна, — а пулемет все грохотал, невыносимо и оглушительно, будто кто-то безжалостный вставил мне в ухо отбойный молоток и переключил его на режим максимальной скорости.

Добравшись до окна, я высунулся наружу. Карась, зажимая уши, страдальчески морщился. Его коняга рвалась с привязи. Бойцы-красноармейцы повалились на землю, как по команде «воздушная тревога», каша из опрокинутых котлов шипела в почти погасших кострах. Пулемет грохотал! Кони безумствовали!

Нападение? Неожиданная атака противника? Но ведь никто не стремится дать отпор, никто даже не пытается спастись бегством. Все валяются в пыли, как эпилептики на сборищах «Белого братства».

— Это что такое? — заорал я так, что вывалился в окошко — прямо на голову Карасю.

— Анка осваивает новый пулемет, — простонал копошащийся подо мной Петре — С самого утра так. Постреляет — часок тихо, потом опять постреляет — опять тихо…

Анна! Моя зеленоволосая красавица! Ну хоть ты-то, может быть, расскажешь мне наконец, что здесь происходит… что со мной происходит!

— Где она?

— А эвона… за амбарами, где стога. Но, товарищ комдив, я бы не советовал в такое-то время соваться… Как бы беды не случилось…

— В какое время? Какая беда?!

— Да уж известно какая… — прохрипел Петро, поднимаясь и отряхиваясь. — А то сам не знаешь… Нечего было к Дуське клеиться! Чего это ты шальной сегодня какой-то?

Все, больше ничего не говорю. И ничего не спрашиваю. Чем больше вопросов, тем больше непонятного, как .ни парадоксально это звучит.

Примерно с такими мыслями я пересек двор, перешагивая через все еще валявшихся на земле красноармейцев, протиснулся в щель между двумя амбарами… и остановился.

Анна — в кожаной куртке и кожаных брюках, в желтой косынке на голове — возилась у огромного пулемета, больше напоминающего средних размеров зенитку. Метрах в трехстах от нее на холмистом лужку выстроились здоровенные железные бочки — штук десять, прямо как пивные банки в уличных тирах. Вставив новую ленту, Анна промычала что-то под нос, с лязгом дернула какую-то железяку (пулемет утробно заурчал, как приготовившийся к прыжку хищник).

— Анна! — позвал я.

Кожаная спина вздрогнула. Девушка медленно обернулась. Ой, и она изменилась! Свежее девичье лицо превратилось в суровую физиономию, не лишенную, впрочем, своеобразной привлекательности. Резко очерченные скулы, обветренные, впалые щеки, мощный подбородок… В общем, если бы не по-женски чувственный рот, означенный полными ярко-красными губами, если бы не тонкие, изогнутые брови и блестящие карие глаза, Анну с первого взгляда легко было бы спутать с мужчиной. Но лишь с первого взгляда! Как только приметишь рвущуюся за пределы кожанки грудь и мощные, как залп из «катюши», бедра, всякие сомнения в половой принадлежности сами собой отпадают.

— Очухался, касатик? — хриплым басом осведомилась Анна.

Я тут только увидел, что волосы ее, выбивавшиеся из-под косынки, были не изумрудно-зеленые, а самые обыкновенные, как у нормального человека — темно-русые. Адово пекло! Анна моя! Кто тебя так изуродовал?! Где твоя истинно кикиморская красота? Куда подевалось очарование раскосых очей? Бедная…

— Бедная ты моя кикимора… — выдохнул я.

— Что-о-о?..

— Кикимора, — повторил я. — А что тут такого? Неужели ты будешь отрицать свою этническую принадлежность?

Анна сжала кулаки. Кажется, «этническая принадлежность» обидела ее больше чем «кикимора». Хотя с какой стати ей на «кикимору»-то обижаться?

— Значит, я для тебя кикиморой стала? — угрожающе вопросила она. — А какие слова говорил! Какие клятвы давал, кобель проклятый! Отвечай, что вчера с Дуськой-самогонщицей учудил! Опять блудил, пьяница? Пьяница ты и кобель, а не комдив, вот так!

— Да что вы все с ума посходили?! — взорвался я. — Никогда я пьяницей не был! И никакой Дуськи не знаю! Что происходит? Где наша дивизия? Где лешие, домовые, русалки, водяные, оборотни? Где?

Анна, занесшая уже надо мной немаленький свой кулак, натруженный постоянным общением с пулеметами, остановилась. И внимательно посмотрела мне в глаза.

— Василий Иваныч, ты что городишь? — спросила она. — Неудачно похмелился, что ли? Несешь какой-то бред…

— Как ты меня назвала?

— Василий Иваныч! Имени собственного уже не помнишь! Допился, вояка!

— Я Адольф! Бес оперативный сотрудник! Адольф! Адольф!

— Нет, ты — Василий Иваныч! Иваныч! Иваныч! Фамилие твое тебе напомнить? Или тоже забыл?

— Нет у меня фамилии! Нам, бесам, не полагается фамилий!

Анна вдруг отступила от меня… попятилась. Наверное, она что-то такое увидела в моих глаза, что здорово напугало ее. Спустя секунду она уже бежала со всех ног во двор, заполошно крича:

— Петька! Петька! У Чапая опять белая горячка! Бесы чудятся! Германским именем себя зовет! Меня кикиморой обозвал!

В голове все тошнотворно замутилось, будто кто-то помешивал бедные мои мозги как кашу. Спотыкаясь, я побрел… куда-то… сам не видя и не понимая — куда. И остановился только тогда, когда по колено вошел в заросший осокой прудик. Опустил взгляд.

Из воды смотрело на меня совершенно чужое лицо — краснощекое, пышноусое… Я не сразу и догадался, что вижу собственное отражение. Оглушенный ужасным предчувствием, я провел ладонью по голове, ощутив пальцами жесткие, курчавые волосы — но не найдя привычных, таких родных и замечательных бесовских рожек. Нет рожек! Совсем нет рожек!

— Чапай топиться собрался! — долетел откуда-то сзади встревоженный голос Карася. — Лови его!

Пока ко мне бежали, я успел стащить с себя сапоги и галифе.

Нет хвоста! Хвост исчез! Предмет мужской гордости всякого, даже самого завалящего, беса исчез! И вместо чудесных копыт отвратительно торчат, пошевеливая кривыми пальцами, ужасные человеческие ступни.

Это было уже слишком. Закатив глаза, я потерял сознание и шлепнулся в руки подбежавших красноармейцев.

— Ничего, товарищ комдив, ничего, дорогой Василий Иваныч, — приговаривал Петро, сидя в изголовье кровати, — скоро поправишься, будешь, как раньше, шашкой махать, дивизией командовать, на страх контрреволюционной сволочи…

— Я же вам в сотый раз говорю, — простонал я, натягивая одеяло до подбородка. — Никакой я не Василий Иванович. Я бес Адольф. Оперативный сотрудник отдела кадров преисподней…

— Ой что делается… — всхлипывала сидящая у кровати на табуретке Анна. — Совсем плохой Чапай наш стал… Себя самого забыл… Всю ночь бредил. Весь день бредил… Цельные сутки бредил!

Товарищ комиссар Огоньков мрачно стоял в углу. На меня не смотрел, перебирал какие-то бумаги.

— Ну хочешь, товарищ комдив, Барлога тебе приведу? — предложил вдруг Петро. — Авось поможет… в разум войдешь?

— Кого приведешь?! — вскинулся я.

— Ну коня твоего боевого, — удивился Петро. — Неужто и Барлога забыл? Да-а… тогда и впрямь дело плохо…

Коня? У меня, то есть, конечно, не у меня, а у этого самого Василия Иваныча Чапая боевого коня зовут Барлог? Странное имя для эскадронной животины. Странное… но хоть одно связующее звено с реальностью.

— Не надо Барлога, — вяло проговорил я. — Лучше найдите мне поблизости какого-нибудь хоть самого дурацкого домового. Или лешего. Или кикимору. Наверняка кто-то из Темного народа знает, что произошло с нашей дивизией…

Анна зарыдала:

— Снова он про свою нечисть бредить начинает! Раньше-то, когда перепьет лишнего, все про какого-то злобного шарманщика вспоминал, а теперь и вовсе свихнулся!

— Про какого еще шарманщика? — спросил я. Она не ответила.

— Хм… — отозвался вдруг из своего угла товарищ Огоньков. — Барлог… — Он все шелестел своими бумагами. — Барлог… Барлог… серафим-мечник Витольд…

Одеяло вместе с Петром полетело на пол. Анна испуганно взвизгнула. Я аж задохнулся, забившись на кровати:

— Что?! Откуда ты?..

— Я, конечно, в психиатрии не специалист, — важно проговорил товарищ комиссар, поправив пенсне, — но кое-что понимаю. Если лицом к лицу столкнуть помешанного с его собственным бредом, то шанс выздоровления… В общем, попрошу всех, кроме товарища комдива, освободить комнату.

Петро с Анной одновременно взглянули на меня.

— Ну-ка выметайтесь, — скомандовал я.

«…Мы вошли в город с трех сторон. По плану намечалось пронзить город тремя отрядами и совершить мощное одновременное нападение на Барлога и Витольда — взять их в кольцо! Место битвы демона и серафима проглядеть было невозможно — такой кострище полыхал на злополучном том перекрестке. Должно быть, горели раздавленные и разбитые в пылу сражения цистерны со спиртом.

Отрядом леших командовал я. Истинно адская работа, скажу я вам! После нескольких отчаянных и абсолютно неудачных попыток выстроить отряд в подобие колонны я разозлился, отобрал у одного из своих солдат дубину и, уподобившись пастуху, погнал бестолковых пехотинцев по городским улицам. Командование артиллерией мы доверили товарищу Огонькову. У него очень хорошо получалось подстегивать и без того расторопных домовых выкрикиванием лозунгов типа «Да здравствует революция!», или «Вперед, за светлое будущее!», или просто «А ну шевелите батонами, а то как дам!».

Коротышки артиллеристы резво катили за собой трехдюймовку, волокли рогатки и запасы снарядов. А комиссар Огоньков, ориентируясь по языкам пламени, взметавшимся над домами, бежал впереди и направлял свой отряд:

— Верной дорогой идете, товарищи!..»

— Я только и успевал записывать ваш бред, товарищ комдив, — прервав чтение, проговорил Огоньков. — Очень интересно! И откуда что берется? Я вас даже, признаться, зауважал. Я и сам нечужд писательству — намереваюсь оставить потомкам летопись грозовых наших дней, и веду дневник, и даже псевдоним себе придумал — Фурманов! Но такое… Только в больном, извините, воображении может родиться. Какие-то лешие, оборотни… И мы с Петькой и Анкой-пулеметчицей в ваших бредовых мечтаниях изображены не такими, какие мы в действительности. Фантаст вы, Василий Иваныч, не хуже Жуль Верна…

— Хватит трепаться! — закричал я. — Читай дальше! Бред! Это вы тут все бред! Что там дальше — взяли мы все-таки Волынск или нет? Почему-то мне кажется, что в этом Волынске надо искать причину, почему я здесь оказался. Читай!

Огоньков печально посмотрел на меня. «Да, братец, психушка по тебе плачет», — ясно было видно в его взгляде.

«…Ни Барлога, ни серафима-мечника поблизости не было.

Я остановился, сжимая маузер. Мои пехотинцы озирались в поисках врага.

Нарастающий многолапый топот быстро превратился в подобие барабанной дроби, и ко мне вылетел кавалерийский отряд, во главе которого, размахивая шашкой, красовалась на огромном волке Анна.

— Где демон? — закричала она. — Где серафим? Куда они попрятались, позорные трусы!

Я пожал плечами и приказал:

— Искать врага!

Через пять минут были найдены обломок рога Барлога и несколько обугленных белых перьев. Помимо этого Анна обнаружила артиллерийский отряд, который, несмотря на путеводные вопли товарища Огонькова, умудрился заблудиться в переплетенье ночных I улиц.

Когда все снова собрались у догорающих цистерн, я резюмировал:

— Враг бежал. Или, что скорее, они укокошили друг друга.

— Ура, товарищи! — поторопился крикнуть Огоньков.

— Не «ура»! — осадил его я. — Рано еще «ура» кричать. Через два квартала находится «Ресторанъ», где засел высший командный состав вражеского гарнизона. Вперед! Вязать офицеров!

Лешие бурной и неорганизованной толпой двинулись к ресторану. За ними, обгоняя, поскакали кикиморы верхом на волках. Товарищ Огоньков вытер фуражкой пот со лба и скомандовал:

— Артиллерия! К бою!

Дивизия моя сражалась весело и бодро. Еще бы — рассчитывали схватиться с могущественным демоном и не менее грозным серафимом, а вышло, что вся-то битва — обуздать горстку нетрезвых офицеров, у которых к тому же почти закончился запас патронов, когда они устроили перестрелку, пытаясь схватить меня во второй раз.

— Залечь на подступах! — приказал я, когда забухали из окон первые выстрелы. — Переждем…

Пережидать пришлось недолго. Десяток одиночных выстрелов из ресторана — и все.

— На штурм! — выкрикнул я. — Драться врукопашную, патроны беречь, у нас их тоже мало! На штурм!

Штурм начался с того, что на двух леших, пытавшихся взломать забаррикадированную изнутри входную дверь ресторана, из окна вылили ушат помоев. Видно, офицеры думали деморализовать унижением мое войско, но крупно просчитались! Ярые противники гигиены — лешие — ужасно страдающие от того, что я ввел в распорядок дня непременный сеанс умывания, несказанно обрадовались возможности безнаказанно испачкаться и ринулись к двери, оггеснив двух опомоенных счастливцев. Дверь снесли за секунду, но, прежде чем ворваться в помещение, весь лесной отряд упоенно принимал вонючий душ… Наконец и помои у защитников ресторана закончились.

— Огонь! — скомандовал товарищ комиссар.

Домовые принялись бомбардировать окна булыжниками. Громыхнул выстрел из трехдюймовки, сорвав напрочь и без того покалеченную вывеску. Из ресторана долетел вздох ужаса…

— Ага-а! — завопил Огоньков. — Не нравится, буржуазия проклятая?! А ну давай еще!

Но «еще» не получилось. У нас был только один снаряд. Зато оружия пролетариата сколько угодно. Как гигантские градины стучали булыжники по стенам ресторана, проламывая кое-где древесную обшивку. Кикиморы на волках, отчаявшись пробиться через густо политую помоями пехоту на вражескую территорию, нарезали вокруг ресторана круги, воинственно вопили и улюлюкали.

— Да здравствует марксизм и военный коммунизм! — рифмованно визжал Огоньков. — Братцы, вперед!

Но лешие опять отчего-то завязли на входе. Что случилось? Помоев больше нет… Может, их содержимым ночных горшков забрасывают и лешие по этому поводу задержали наступление, чтобы в полной мере покайфовать?

— Орудия к бою! — услышал я вопли полковника-бакенбардиста. — За царя и отечество… Пли!

Это еще что такое?

— Назад! — заорал я.

Два раза приказывать не пришлось. Слух у леших прекрасный, про «орудия» слышал весь отряд. Два десятка пехотинцев резво откатились от ресторана и залегли в канаве. Оборотни, повинуясь команде Анны, доставили кикимор в укрытие за ближайшее строение. Домовые попрятались за свои рогатки.

Откуда у офицеров еще патроны? Военная хитрость? Подпустили нас поближе, притворившись безоружными, и… Или блефуют?

— Пли! — рыкнул полковник.

И тотчас ресторан содрогнулся от дружного залпа. Десятки ружейных стволов, выставленных из окон и дырок, пробитых булыжниками, с грохотом и дымом извергли пули.

— Перезаряжа-ай!

— Товарищи! — высунулся из-за трехдюймовки комиссар Огоньков. — Белая сволочь нас не за…

— Пли!!!

— …пугает… — закончил Огоньков, падая как подкошенный.

Анна вскрикнула.

— Перезаряжай! — долетел до меня радостный полковничий бас — Один готов!

И тогда со мной что-то случилось. Вообще-то я всегда держу себя в руках, но представьте: когда в горячем бою погибает, сраженный вражескими пулями, ближайший соратник, у всякого крыша поедет.

Пока я бежал по простреливаемой территории ко входу в ресторан, пули пчелиным роем свистели вокруг меня'. Офицеры стреляли прицельно — шесть раз меня ранили в грудь, три раза в живот, четыре раза в шею и два раза — в правую руку. Странно, но боли я совсем не ощущал и умирать почему-то не собирался… Не помню, как я оказался в зале ресторана. Зато прекрасно помню, как летели в разные стороны, будто кегли, ошарашенные противники. Несколькими ударами дубинки я свалил с ног сразу пятерых офицеров, копытом зарядил в лоб полковнику, лягнул подвернувшегося поручика в живот — и тогда опомнилась моя пехота… И рванула вперед. В три минуты бой был выигран. Но какой ценой! Бедный товарищ комиссар Огоньков!

— Спасайте секретный пакет! — орал полковник, в пылу сражения лишившийся одной бакенбарды. — Пробивайте осаду!.. Аи, пусти руку, грязная свинья! Ой! Как вы смеете мое благородие дубинами бить?.. Но некому было пробивать осаду и спасать секретный пакет. Пока лешие и домовые вязали пленных офицеров, я поднял затоптанный и надорванный бумажный пакет. Под слоем плотной бумаги ощущалась какая-то округлая штуковина. Я вскрыл пакет и…»

— Тут я что-то тоже не понял, — протирая пенсне, проговорил Огоньков. — Ну меня убили — это еще куда ни шло. Но вас же просто изрешетило пулями! А вы еще сражаетесь. Это уже не фантастика, это самый настоящий бред.

— Много ты понимаешь, — мрачно отозвался я. — Читай дальше.

— А у меня уже все. Записи закончились. На большее вы, Василий Иванович, не набредили. Вам теперь легче?

— Пошел вон. — Что?

— Что слышал. Вон, говорю! Побагровевший Огоньков нацепил пенсне и выскочил за дверь.

— Все вон! — заорал я. — Никого ко мне не пускать! На дом опустилась тишина. Дивизию в полном составе я услал в разведку, пусть лучше покатаются на своих лошадках по окрестным лугам, а мои раздумья не тревожат. Петька, Анка-пулеметчица и Огоньков-Фурманов сторожили мои покои. Даже кони не ржали и фыркали как-то приглушенно. Где-то сипло ворчал петух — его Петька отколотил ножнами от шашки, чтобы не горланил и не мешал мне.

А я все думал. Так, с ума я не сошел — это факт. Бред, законспектированный здешним Огоньковым, на самом деле настоящая действительность, которой я почему-то не помню. Это тоже факт.

Тогда что произошло? Реальность каким-то образом исказилась, я словно оказался в одном из параллельных миров. Что, говорите, параллельных миров не бывает? Еще как бывает, чтоб им пусто было! Это я вам как бес говорю. Авторитетно заявляю.

Реальность исказилась… Но что способно исказить реальность? Только самый могущественный колдун или… или артефакт могущественного колдуна. Артефакт могущественного колду… Что-то не помню я никакого артефакта… Хотя…

Гонец с секретным пакетом! Секретный пакет для Черного Барона! «Для меня чрезвычайно важно содержимое пакета» — так сообщал Барон полковнику-бакенбардисту. И вот оно — упомянул про артефакт! Получается, я успел перехватить гонца с артефактом, который… Но я ведь ничего подобного не помню! Да мало ли чего я не помню и не понимаю… Почему, например, я остался в живых после того, как меня изрешетило офицерскими пулями? И что было в пакете? Округлая штуковина? Е-мое… Что за штуковина? Пуговица? Монетка? Колесо от игрушечного автомобиля?

В дверь робко постучали.

— Вон! — зарычал я. — Не мешайте мне, я думаю!

— Василий Иваныч, — просунулся в комнату Петька, — родненький… Это я, ординарец ваш… Разрешите, а?

— Только быстро! Что там у тебя?

— Я быстренько…

На цыпочках в комнату влетел Петька. Отстегнутые шпоры он держал в руках, правый карман галифе его заметно оттопыривался.

— Товарищ комдив! — горячо зашептал он. — Я на минутку! Пока Анка с политруком отвлеклись… Не понимают они ничего, умники. А я тебя сейчас разом вылечу. Вот поглядите, что у меня есть… Самого лучшего раздобыл! Хлебни, и тут же тебе полегчает!

Оглядываясь на дверь, он вытащил из кармана бутылку шампанского и засуетился, раскручивая проволочку:

— Сейчас, сейчас… сейча-ас… Минуточку… Как она, зараза, открывается? Вот буржуйские штучки… Сейчас, Василий Иваныч… Первейшее средство от белой горячки — хлобыстнуть чего-нибудь эдакого… Как это… Ой!

Пробка из бутылки шарахнула в потолок. Пенная струя рванулась вверх, обдав несчастного Петьку с ног до головы. От испуга тот выронил бутылку.

— Вспомнил! — завопил я, подпрыгивая на кровати. — Вспомнил! Патронов-то у офицеров не было ни шиша! Последние два залпа они шампанским сделали, алкоголики проклятые! Мы потом в ресторане нашли кучу бутылок, и пробки, как стреляные гильзы, на месте сражения валялись… Огонькову угодило пробкой в лоб — он и скопытился! А меня этими пробками хоть всего закидай, ничего не будет! Вспомнил!

— Мамочки! — жалобно пискнул Петька. — Опять приступ! Опять бредит!

— Помолчи!

Перед моими глазами одна за другой возникали картины: вот неопохмелившийся Петро Карась грохочет сапогами по деревянному полу, мрачно пинает бесчисленные зеленые бутылки из-под шампанского и бросает ненавидящие взгляды в сторону связанных офицеров, усаженных вдоль стены ресторанного зала. «Сколько добра перевели, гады непонимающие, — ворчит он. — И надо же было додуматься до такого?»

А потом? Потом? Я зажмурился, чтобы ничто не отвлекало меня от воспоминаний.

…Анна с обнаженной шашкой в руке, ведя под уздцы боевого волка, подходит ко мне. Кивает на секретный пакет и спрашивает: «Что это?» — «А вот мы сейчас у пленных и узнаем», — усмехаюсь я. «Ни за что не будем говорить… Хоть режьте!» — гордо кричит за всех полковник. «Резать — это всегда пожалуйста! — радуется Карась. — Дай их мне, братишка Адольф! Уж у меня они быстро заговорят! Я им все припомню! Угнетатели! Исплататоры! Самодержцы! Рабочий класс никогда вам не забудет два яшика вылитого на землю шампанского!»

— Василий Иваныч!

— Петька, отвали! — прокричал я, не открывая глаз. — Дай сосредоточиться!

— Это не Петька, это я — политрук Огоньков! Василий Иваныч, беда!

— Отстаньте на минуту, что вам стоит?! Вы люди или садисты, в конце концов?!

— Василий Иваныч!

— Огоньков, фингал под вторым глазом захотел? Русским языком было сказано…

— Это не Огоньков, это я — Петька!

— Слушайте приказ комдива: сгиньте в туман оба! Не нужно мне больше вашего шампанского!

— Да при чем здесь шампанское, товарищ комдив?! Синие!!!

— Ни синего, ни красного, ни крепленого не надо! Во-он!

Так, что там было дальше? Значит, я допрашивал пленных. Я перед ними красноречием блистал. «Служивые! — ораторствовал я. — Даю честное благородное слово красного комиссара: отпущу всякого, кто даст правдивые показания! Как общаться через портрет-телефон с Бароном? Что это за ерундовина в пакете и как ею пользоваться?» А офицеры шушукались, Переглядывались. Полковник, багровея, кричал: «Все равно, кроме меня, как старшего здесь по званию, никто ничего не знает! А я говорить не буду! Пытайте меня! Мучайте! Рубите! Колите! Режьте! Бейте! Батогами, шомполами, розгами, плетками…» Карась потирал руки. Огоньков презрительно усмехался. А я взорвался: «А кожаных трусиков тебе не надо, мазохист проклятый! А ну заткнись, герой! Хотите, чтобы я вас расстрелял всех? И очень просто. Быстро признавайтесь, как пользоваться артефактом!» И крутил в руках многогранный кристальный шарик — этот самый артефакт…

— Василий Иванович!

— Нет, я сейчас буду зверствовать, вы меня вынудили! Отвали…

Бац!

Глаза мои открылись сами собой. Анку-пулеметчицу, потиравшую вспухшую от затрещины руку, оттеснил от кровати Петька. Как безумный он прыгнул на меня и схватил за грудки.

— Перестань трясти своего командира! — возмутился я. — Самое главное не дали вспомнить — как пользоваться проклятущим артефактом! Долго мне теперь очередного озарения ждать? Перестань трясти, я тебе приказываю! Где ты видишь на мне табличку «перед употреблением взбалтывать»?

— Синие, Василий Иванович! — заорал мне в лицо Петька. — Батальон к станции подходит! Что делать-то?

— Какие синие? Что значит — синие?

Анка, Петька и Огоньков-Фурманов переглянулись.

— Ну противник наш… — жалостливо глядя на меня, объяснил Петька. — Синегвардейцы. Синяки!

— А-а… противник, — забормотал я, не особенно вдумываясь в то, что услышал. — Что делать, спрашиваете. Без комдива с каким-то жалким батальоном справиться не можете? Спустите на них пару эскадронов, а следом отправьте пару бойцов с вениками и совочками. Пусть сгребут в мусорную кучу что от батальона этого несчастного останется…

— Нет никаких эскадронов! — вклинился голос Огонькова. — Вы сами, Василий Иванович, разогнали дивизию по лугам, чтобы не шумели под окном! А Петька-дурак еще коней наших прогнал пастись! Что делать?

— Погибли мы! — причитал Петька.

— Как это — погибли? — мгновенно отрезвел я. — Совсем, что ли, погибли?

— Совсем! — со слезой подтвердил мой ординарец. — Синие нас сейчас на лоскутки порежут штыками!

— Кто порежет?

— Я тебе еще одну плюху залеплю! — басом рявкнула Анка-пулеметчица. — Небось снова нажрался? Вон и бутылка пустая валяется! Синие! Синяя гвардия! Синегвардейцы! Синяки чертовы — вот кто! Проснись наконец!

— Постой, как же… — залепетал я. — Не синяя, а бе… Ой, мама…

Я снова схватился за голову.

— Синяя гвардия! — торопливо просвещал меня Огоньков-Фурманов. — Царские войска! Враги революции! Синее движение! Под командованием синего генерала Распутина.

— Кого?!

— Григория Распутина! Того самого! Которого царь жаловал дворяндтвом и присвоил титул защитника Отечества и Престола!

— Его же уби… Ой, мама!

— Кого убили? — вытаращились на меня Петька, Анка и политрук. — Генерала или царя?

— И того и другого… — промямлил я. — Так было, кажется… Что же это происходит? Где я? Что это? На самом деле параллельный мир? Альтернативная действительность? А вы… то есть мы? Мы… какого, извините, цвета?

Мой взгляд скользнул по желтому банту на кожанке Огонькова-Фурманова, по желтой косынке Анки-пу-леметчицы, по желтой звезде на шлеме Петьки.

— Желтые… — выдавил я.

— Ну да, ну да! — тряс меня за рукав Петька. — Желтая армия! Великая Августовская революция! Наш вождь матерый человечище Троцкий!

— А… Ленин?..

— Ленин? Какой Ленин?

— Если вы имеете в виду товарища Ульянова, — сказал Огоньков-Фурманов, —так он оказался жидкого замесу и, не оправдав доверия товарищей, укатил во Францию, теоретик тонконогий. Хотя поначалу подавал большие надежды. Да-с, в наше бурное время такой поворот совсем не исключен. Не-эт, наш вождь Давидыч не таков!

— Василий Иваныч, — застонал Петька. — Василий Иваныч, дорогой, приходи скорее в себя! Не время комедию ломать!

— Желтая армия… — повторил я, хотя больше всего мне хотелось попросить: «Позовите, пожалуйста, санитаров…»

— Да! — громыхнула Анка. — Как в нашей боевой песне поется: «И от тайги до британских море-эй Желтая армия всех сильней! Так пусть же Желта-ая! Сжимает яростна-а!..»

— Да чего с ним разговаривать! — закричал, замахал руками Огоньков-Фурманов. — Все, пропали мы! Кончился наш комдив! Нет больше легендарного Чапая! Свихнулся Чапай!

— Неправда! — надрывно запротестовал Петька. — Василий Иваныч, родненький, скажите, что вы шутите! Скажите, что вы сейчас встанете, гикнете, шашкой своей свистнете по воздуху и всех нас спасете!

Я помотал головой. Так, хватит. Как бы там ни было, а жить я еще хочу. Выпутываться надо. Плевать на эту дикую путаницу с цветами и ожившими историческими личностями! Плевать!

— Где ваши синие?! — закричал я, кидаясь к окну. — Сейчас я их… Я из них шницель сделаю, честное желтое слово!

— Василий Иваныч вернулся! — в один голос завопили трое подопечных.

ГЛАВА 5

Ну, насчет шницеля я, положим, несколько погорячился. Это я понял, как только выглянул в окно — оттуда прекрасно просматривалась станция Гром. Несколько домишек, опустелых, покинутых; низкий перрон, крытое железом одноэтажное здание вокзала, железнодорожное полотно, убегающее в чистое поле, откуда надвигался на нас чудовищным полукругом вражеский батальон. Громадное желтое солнце сияло на синих мундирах, на синих — очень похожих на банные тазики — касках, на широких, угрожающе покачивающихся штыках.

Адовы глубины… Сколько же врагов?.. Не одна сотня… А нас всего четверо. Какой же я был дурак, когда отсылал эскадроны прогуляться в разведку…

Но хныкать нечего… Надо действовать!

— Анка! — распорядился я. — Бегом к пулемету! Разверни его и вдарь по гадам! Им в чистом поле как раз укрыться негде.

— Как же она побежит? — угрюмо заметил Огоньков-Фурманов. — Враг слишком близко. Не успеет она добежать. Они ее тут же и пристрелят как курицу. И правда… Эх, недостает мне все-таки армейской подготовки. Надо бы, вернувшись в контору, двинуть идейку насчет обязательной военной кафедры для оперативных сотрудников. Если я, конечно, когда-нибудь вернусь в контору!

— Не учи ученого! — огрызнулся я. — Сам знаю.

Я рассуждаю вслух, перебираю варианты. Так что попрошу не прерывать глупыми замечаниями… Итак, осмыслив ситуацию, я предлагаю единственно верный выход. Валить надо! То есть проводить стратегически обусловленное отступление. — Некуда бежать, — вздохнул Петька. — Впереди, справа и слева — неприятель. С винтарями. А у нас коней нет. Перестреляют нас.

— А сзади? Сейчас через крышу вылезем и под прикрытием дома тихонько улизнем…

— Сразу за домом — обрыв и речка, — встряла Анка. — Даже не речка, а река — широ-окая, глыбо-окая. С подводными течениями и водоворотами. Пусть уж меня лучше пристрелят, чем я в ту реку полезу. Хоть и плаваю хорошо…

— Река — это хорошо, — живо ухватился я. — Подумаешь, водовороты… Все плавать умеют?

— Все… — вразнобой ответили мне.

— И прекрасно. Речка так речка. Переплывем ее, а белые… то бишь синие, останутся с носом. Полезли по дымоходу на крышу! Кстати, просто в целях расширения кругозора, как эта самая речка называется?

— Урал.

— Э нет… — подавив мгновенно пробравшую меня дрожь, перестроился я. — Вариант с отступлением отметаем как позорный. Чапаев я или не Чапаев?

— Чапа-а-ев, — унылым хором ответила мне троица.

А синие вошли уже на станцию. Двигались они медленно. А куда им, собственно, спешить? Сопротивления они не встретили… Прут себе и прут, опустив штыки, держа указательные пальцы на винтовочных спусковых крючках, настороженно озираются. Я перевел взгляд на Анку, потом посмотрел на Огонькова-Фурманова, потом взглянул на Петьку. Они верили в меня, ждали, что легендарный комдив наконец воспрянет и с блеском выведет их из смертельно опасной ситуации. А я?

Да что я? Я все-таки бес, хоть и Чапаев Василий Иванович! То есть пусть снаружи как самый человеческий человек, но разум-то у меня сохранился, хвала Владыке, бесовской! Не знаю, как бы действовал настоящий Чапаев, а у меня в запасе вагон и маленькая тележка заклинаний.

Гибельная отвага хлынула мне в душу.

— Смотрите! — расправив по-орлиному плечи, сказал я. — И учитесь!

Прежде чем мне успели возразить, я выпрыгнул в окошко — прямо, можно сказать, на штыки к подходящим неподходяще-превосходящим силам противника.

Синие остановились.

— Чапаев! Чапаев! Сам Чапаев!.. — прошелестело по смешавшимся рядам.

Видимо, такой наглости от меня противник не ожидал.

Появившийся в первых рядах капитан медленно, словно боясь меня спугнуть, как дотошный энтомолог боится спугнуть какую-нибудь редчайшую неуловимую бабочку, поднимал револьвер.

— Внимание! — гаркнул я.

Капитан, дернувшись, выронил револьвер и тут же пал на колени в лихорадочных поисках потерянного.

— Делаю — р-раз!

Заклинание вызова Великого Пугающего Фантома, которое я решил пустить для затравки, помимо вербальных компонентов требовало еще и обязательной жестикуляции. Бормоча про себя потайные слова, я закрутил в воздухе руками, как вертолет — лопастями, сделал стойку на одной ноге, с риском для равновесия прогнулся, выпрямился, отвесил земной поклон на четыре стороны и два раза высоко подпрыгнул — в заключение хлопнул в ладоши.

Ал! — в воздухе раздался слабый звук лопнувшего мыльного пузыря.

Но — никакого фантома. Синие, разинув рты, глазели. Спиной я чувствовал недоуменные взгляды Петьки, Анки и Огонькова. Что за дела? Наверное, неважно сосредоточился. Не получилось… Ну ничего, бывает.

— Сейчас-сейчас! — выкрикнул я. — Минутку! Сделаю старую добрую Гром-И-Молнию по-мерлински. Поехали! Трижды пронзительно свистнув, я перекувырнулся, встал на руки; аплодируя сам себе подошвами сапог, прошелся два круга на руках, два круга на четвереньках и круг вприсядку. Вскочил, хлопнул в ладоши…

Ап!

Да что такое? Опять не сработало! Осечка.

Капитан наконец нашарил свой револьвер и совершенно забыл, зачем ему этот самый револьвер понадобился. «Во дает!» — откровенно читалось в его ошалевшем взгляде. Кто-то из задних рядов противника неуверенно хихикнул.

Ну псы чистилища! Ну погодите! Я разозлился и выдал на-гора очередью с десяток сильнейших заклинаний — начиная от Насылания Ужасной Колченогости и заканчивая Вливанием Свинца Через Уши, Нос и Ноздри.

Я кувыркался, крутил сальто-мортале — двойные и тройные — прыгал на левой и правой ноге попеременно, скакал вприсядку, пел, гудел, мычал, выкидывал такие коленца, аж самому страшно становилось. Думаю, на брейк-данс-пати я совершенно точно схватил бы первый приз; только вот завзятых брейкеров среди синих не нашлось — не оценили. Никто меня не испугался, никто никаких эффектов от моего сольного выступления не заметил, никто даже не охнул ни разу! А уж о том, чтобы кинуться в бегство, побросав оружие в ужасе, не было и речи. Напротив, паскудные синяки, опустив винтовки, уселись кому где пришлось, устроились поудобнее и, восхищенным шепотом переговариваясь, наблюдали. Через пять минут я услышал редкие хлопки и одинокий голос: «Браво!» А уже через десять минут — весь вражеский батальон с капитаном во главе оглушительно свистел, улюлюкал, аплодировал как свихнувшийся. Синие орали: «Браво!!!», «Бис!!!», «Молодец!» и «Вот выкамаривает, стервец этакой!»

Скоты! Олухи! Неучи! Да что б они понимали в истинной бесовской магии! Без жестикуляционных компонентов ни одно мало-мальски мощное заклинание прочесть нельзя!

Психи! Я сам чуть не свихнулся от злобы! Бормоча заклинание Непременной Диареи, я взбежал по отвесной стене дома на самый верх, на крыше ожесточенно станцевал лезгинку, ласточкой нырнул вниз, упал, поднялся, снова упал, подрыгал ногами и, ударив себя кулаками в грудь, издал душераздирающий визг. Синий батальон повалился на траву. От дружного ржания и громовых аплодисментов дрожали, как фруктовое желе, облака. Шатаясь, обливаясь потом, я кое-как встал на ноги и показал врагу бессильный кукиш. — Ложись, Василий Иваныч! — долетел откуда-то

Анкин голос.

Я не то чтобы лег. Я просто рухнул, потому что гудевшие от усталости ноги отказались повиноваться. И правильно, впрочем, сделали, что отказались. Я это понял, когда загрохотала первая пулеметная очередь. Анка, рыча, как медведица, выкатила громадный свой пулемет из-за амбаров и поливала синий батальон ураганным ливнем раскаленного свинца.

Ох как они бежали! Относительно сверкания пяток — не знаю, ничего определенного сказать не могу, так как лежал, уткнувшись носом в пыль. Но вот вопли! Вопли перекрывали даже оглушительный пулеметный гром!

Кто-то ухватил меня за пятку, потащил назад. Я даже не сопротивлялся — сил не было для сопротивления, выдохся. Пару раз, правда, вяло дернулся, когда меня за ноги втаскивали в окно, — и все. Точка.

— Ну, Василий Иваныч, ты и артист! — восхитился Петька, аккуратно уложив меня на подоконник. — Я такого и в цирке не видел. И как тебе в голову пришло?..

— План ваших действий, товарищ комдив, я сначала не разгадал, — признался комиссар Огоньков-Фурманов, преданно заглядывая мне в глаза.-Довольно рискованно, хотя — не могу не признать — вполне действенно.

— Это селедка наша четырехглазая додумалась Анку толкнуть! — хлопнул по плечу комиссара Петька. — Чтобы та, значит, побегла к пулемету, пока ты синих отвлекаешь. А то б мы так и стояли столбами, смотрели… Ну хват, Василий Иваныч, ну артист!

— А то!.. — отдуваясь, проговорил я. — А вы в меня не верили…

— Верили! Верили!

— Есть еще порох в пороховницах у вашего старого пса, есть, — самодовольно заключил я.

— Да какой же ты старый! — умилился Петька. — Василий Иваныч, батюшка! Вон как скакал!

— И товарищ Анка о вас крайне положительно отзывается, — внес свою лепту Огоньков-Фурманов и покраснел.

За окном все еще грохотал пулемет. И визжали удиравшие во все лопатки синяки. От шквала вполне заслуженных похвал, обрушившегося на меня, я даже забыл о своем разочаровании в здешнем мире, законы которого не позволяли осуществиться бесовским заклинаниям.

Высунувшись в окно, я заорал вслед вразнобой улепетывавшему синему воинству:

— Что? Получили, вонючки позорные? Впредь вам урок — не смеяться над кр… желтым комдивом!

Меня услышали. Капитан, успевший уже далеко отбежать, обернулся и злобно ощерился.

— Василий Иваныч, — дернул меня сзади за гимнастерку Петька, — не высовывайтесь… Не ровен час…

— Назад! — крикнул Огоньков-Фурманов.

Я подался назад. Удивительное дело, в минуту смертельной опасности кажется, что время густеет, как сметана. Я видел: капитан, пригибаясь под пулеметным огнем, выпростал перед собой правую руку с зажатым в кулаке револьвером. Видел, как он нажал на курок, как полыхнуло на конце ствола… Но сделать ничего не смог. Жестокая пуля ударила меня в левую сторону груди, вышибив мгновенно дыхание. Открыв рот, хватая руками воздух, я запрокинулся, успевая заметить, как смолк пулемет, как закричала на бегу рванувшая ко мне Анка:

— Василий Иваны-ыч! Васенька, ненаглядный ты мо-ой!

— Товарищ комдив! — взрыднул Петька.

— Глубины преисподней… — удивленно просипел я. — Как же так?..

Брякнувшись на пол, я, как и полагается всем застреленным, положил руку на грудь. Крови почему-то не было, зато в ладони, выкатившись из пробитого пулей нагрудного кармана, оказался кристаллический шарик. Желтое солнце скользнуло ослепительным лучом по бесчисленным граням. Предательская пуля не оставила даже малейшей царапины на колдовском артефакте.

— Е-мое! — воскликнул я и тут же раздумал умирать. Шарик в моей ладони вибрировал, словно микроскопическая стиральная машина. Вместе с шариком, подчиняясь ему, дрожало мое сознание… перед глазами расплывалась действительность… альтернативная действительность расплывалась перед глазами! Я уже не слышал, как кричат и суетятся вокруг меня, потому что возник ниоткуда странный, все заполняющий гул, мое тело словно распухло во все стороны сразу и потеряло вес. Не чувствуя абсолютно ничего и пугаясь ни на что не похожего этого ощущения, я закрыл глаза.

Дзин-нь!

Странный какой-то звук. Кристально-нездешний. Будто кто-то хрустальным молоточком тюкнул по серебряному блюдцу… И где я это уже слышал?

— …Сам во всем и виноват, — ворвался в мои уши обрывок речи, произносимой довольно угрюмым голосом, — через три кнехта якорину тебе в глотку, ставрида позорная! Чтоб тебе гальюны до скончания твоей никчемной жизни чистить ватными палочками! Чтоб тебе!.. Ух, ексель-моксель, шпангоут враскорячку! Тьфу, дредноут недоделанный! Хрень-трень через кубрик налево!

Я прокашлялся — исключительно для того, чтобы убедиться: жив я или нет? И строго потребовал на всякий случай:

— Немедленно прекратите ругаться!

— А-а… Причалил наконец к берегу! Вставай, хватит валяться, симулянт!

— Кто симулянт? — обиделся я и открыл глаза. — Сам симулянт! — сказал я Петьке, сидевшему напротив меня на корточках. — Видел же, как синегвардейская пуля попала мне в грудь! Вот сюда!

Я шлепнул себя ладонью по нагрудному карману гимнастерки и внезапно увидел, что никакой гимнастерки на мне нет. Есть кожанка, чрезвычайно грязная между прочим, украшенная потрепанным красным бантом и веточками петрушки, отвратительно воняющими огуречным рассолом. Да и Петька… То есть никакой это не Петька! Это же Петро Карась — в извечной своей тельняшке, драном морском бушлате…

— Синяки меня подстрелили… — по инерции договорил я.

— Это ты синяк! — ответил мне Петро. — Всем синякам синяк! После той битвы за Волынск тебя и не узнать, Адольф. Был человек человеком, хоть и бес, конечно. А стал каким-то бандитом! Ругаешься как сапожник, пьешь как… как сапожник.

— Карась! — закричал я, бросаясь прямо из положения лежа на шею матросу. — Ур-ра! Если б ты знал, как я рад тебя видеть! Я вернулся! Артефакт сработал, — правда, хрен его знает, как он сработал, но я ведь вернулся! Где мой любимый, настоящий Огоньков без всякого дурацкого псевдонима? Где моя дорогая зеленоволосая Анна? Где мои прекрасные оборотни, великолепные домовые, очаровательные лешие, умопомрачительные русалки и водяные?.. Кстати, а мы сами-то где?

— «Где?..» — передразнил Петро, ускользая от моих объятий. — В рифму ответить?

Я огляделся. Радость моя порядком поугасла. Похоже, что именно в рифму на мой вопрос и отвечать: окружающий нас с Карасем интерьерчик смотрелся мрачновато. Представьте себе каменный мешок размером два на два, земляной обледеневший пол, лишь кое-где прикрытый чахлыми пучками соломы, и — как единственный источник света — крохотное окошко, забранное могучими металлическими прутьями.

— Тюрьма, что ли? — предположил я.

— Догадался! Молоток! Старайся в том же духе, кувалдой станешь… Ты что, не помнишь, как нас сюда тащили? А вообще-то где тебе помнить. Ты же пьяный был в зюзю! Белогвардейцев, которые нас повязали, синяками называл! А себя величал боевым желтым комиссаром. И еще песню пел. Как это? «И от тайги до британских морей…»

— Желтая армия всех сильней… — совсем уж уныло доскулил я.

Вот ведь елки-палки! Вернулся из параллельного мира — и нет чтобы за стол, ломящийся от яств, нет чтобы в объятия к какой-нибудь знойной красавице — попал прямо в узилище. Ну почему так всегда бывает, а?

— Если так и дальше пойдет, — решительно высказался Петро, — я от тебя переведусь куда-нибудь. Хоть к Махно. Он, наверное, и то покультурнее будет.

— Петро! — проникновенно начал я. — Ты мне, конечно, не поверишь, но я должен тебе кое-что объяснить…

— Объясни! — взвился Карась. — Объясни, пожалуйста, трень-хрень, ядреный штурвал! Объясни, почему после взятия Волынска ты как с цепи сорвался?! Запил, закуролесил! К бедной Анне приставал! Довел кикимору несчастную до слез, аж Огоньков за нее заступаться полез, а ты ему глаз подбил и меня чуть не покалечил. Пришлось поскорее из Волынска сваливать, чтобы ты окончательно новую власть не это… не дискредитировал!

— Так мы сейчас не в Волынске?

— Конечно нет, пьянчуга! Тебя там надолго запомнят! Уж на что я выпить люблю, но до такого, чтобы конную статую губернатора оседлать и удивляться, почему она стоит как вкопанная, ни за что бы не додумался! А потом что было, помнишь? Как ты все два дня похода дербанил спирт и распевал одну и ту же песню про Желтую армию? Как предлагал лешему Кузьме руку и сердце, перепутав его с Анной? А последний финт — когда мы подошли к занятому белыми Рогунову? Даешь, мол, разведку! Пошли, мол, Петька, — это ты мне — в разведку! Законспирируемся, никто нас ни в чем не заподозрит! Я и пошел сдуру. Ни хрена себе конспирация! В первом кабаке, где, как ты уверял, можно важные сведения получить, ты нажрался, плясал, будто сайгак, на столах, расстегнулся до полного безобразия и белогвардейскому патрулю предложил попробовать горячего комиссарского тела! Это даже удивительно было бы, если б нас не повязали!

— Мы уже в Рогунове? — прошептал я.

— Да! В городской тюрьме!

— Петро! — глубоко вдохнув, начал я. — Это был не я.

— Что?

— Последние два дня… это был не я!

— А кто? Иван Федорович Крузенштерн?

— Какой еще Иван Федорович? — опешил я.

— Ну не знаю какой… Так пароход назывался, на котором я юнгой плавал.

— Послушай, кот Матрос… тьфу! Послушай, Петро. Сложно — я понимаю — в это поверить, но я… В общем, я посредством колдовского артефакта Черного Барона переместился в параллельный мир. А на мое место переместился некто Василий Ива…

— Слушать не хочу твои выдумки! — отрезал Карась. — Набедокурил, протрезвел, теперь выкручиваешься. Оправдания ищешь. Сейчас за нами придут, между прочим. Ты белякам тоже про этот самый… параллельный мир трындеть будешь?

— У меня и доказательства есть!

Я пошарил по карманам кожанки. Ага, вот он! Мой дорогой, проклятущий артефакт. Кристалл. Я постучал по граням, подкинул артефакт на ладони, подышал на него, протер рукавом. И как же он действует? Хоть бы кнопочка была какая-нибудь или рычажок. Или хотя бы инструкция по применению… Подозреваю, что принцип работы с этой штуковиной довольно простой. Как-то ведь у меня получалось дважды его использовать? Хм…

— Это что такое? — заинтересовался Петро. — Ух ты… И как ты его хитро заныкал! Тебя ведь беляки здесь обшаривали с ног до головы — и ничего, кроме воблы, огурцов, куска сала и шкалика, не нашли.

— Конечно, не нашли, — кивнул я, рассматривая артефакт. — Потому что не меня обыскивали, а Василия Ивановича Чапаева.

— Опять выдумки? Какого еще Чапаева? Первый раз слышу!

— Это меня давно уже удивляет и настораживает…

— Эй! — зашумели за дверью. — Красношарые! Чего вы там шепчетесь! А ну — который комиссар — выходи в коридор! На допрос.

— Это тебя, — толкнул меня в бок матрос — Давай вали. Попробуй теперь отмазаться, диверсант хренов.

Дверь открылась. Двое мрачного вида конвоира с винтовками стояли на пороге.

— Артефакт сохрани, Петро! — шепнул я, незаметно передавая матросу артефакт. — А я уж попробую…

— На выход! Р-руки за спину! Я повиновался.

Неразговорчивые конвоиры — один сзади, другой впереди — провели меня по узкому коридору, по винтовой лестнице, из подвала на первый этаж здания. Штык упирался мне в спину. В предбанничке перед массивной дверью с табличкой «Комендантъ» мы остановились.

— Сидай! — буркнул, ощутимо кольнув меня в спину штыком, один из солдат. — И жди, красная сволочь, когда до тебя очередь дойдет.

Я опустился на длинную скамью, занятую каким-то маленьким, сгорбленным седобородым старичком в грубом балахоне. Сами конвоиры остались в дверях. А я потихоньку огляделся. Н-да, отсюда не убежишь. Окон нет, с одной стороны дверь с «Комендантом», с другой — двое вооруженных солдат. Немного придавало уверенности в себе чудесное ощущение родных рогов, хвоста и копыт, но… и только. Всю магическую силу я потратил на цирковую пантомиму, исполненную на радость синякам; мне восстанавливаться теперь нужно не менее суток, но времени-то нет совсем!

За дверью кабинета что-то бухнуло, грохнуло. Долетел приглушенный истерический вопль:

— Не зна-аю!

И хриплый, полузвериный рык:

— Запираться, мерзавец?! А ну отвечай, гнида! Душу выну!

— Не в духе, майор-то… — зашептали мои конвоиры, опасливо поглядывая на дверь. — Ох, лютует…

— А вот я тебя плетью, подлеца! — загремел неистовый майор.

— Мамочки-и! — взвизгнул кто-то за дверью. Седобородый старичок вздрогнул.

— Охо-хо… — проговорил он, взглянув на меня. — Охо-о… — повторил он, явно напрашиваясь на общение.

Я взглянул на него. Колоритный старичок. Седая, всклокоченная бородища до самого пупа, серые космы, почти полностью закрывающие сморщенное личико, серые, лохматые брови — будто старичка щедро намылили хозяйственным мылом и забыли смыть косматую пену.

— Охо-хо… — пытливо глядя на меня, вздохнул еще раз старичок. — А ведь я как лучше хотел… Ох, молодой человек, больно смотреть на то, что в стране творится. Старый Моисей хотел помочь несчастной стране, да и сам попал как кур в ощип… Охо-хо…

— Примолкни, батя! — огрызнулся один из конвоиров. — Вот у господина коменданта будешь разговаривать, а сейчас не трави душу. Помолчи!

— Отпустил бы ты меня, соколик, — захныкал старый Моисей, — чего тебе пожилого человека мытарить…

— Ну уж нет. Майору о тебе доложено. Сам пришел, сам и ответ держать будешь.

— Я ведь как лучше хотел, — пустил слезу Моисей, — охо-хо…

— В самом деле, — подал я голос, — отпустите пенсионера. Его-то за что?

Солдат фыркнул.

— Меня ни за что, молодой человек, — утершись бородой, заторопился Моисей. — Старый Моисей сам пришел. Пришел, послушал за дверью, что там в кабинете творится, и захотел обратно уйти… Так ведь не пускают! А я ведь как лучше хотел! Охо-хо… Больно смотреть, молодой человек!..

— На что больно смотреть? — осведомился я.

— На все, — широко развел руками старик. — На кровь, слезы и стоны людские… Что творится, что творится! Это же просто лечь и помереть — вот что творится. Но не может старый Моисей оставаться в сторонке. Старый Моисей пришел предложить миру спасение! И что слышит старый Моисей за минуту до того, как решится судьба его и миллионов других людей? Те же стоны слышит старый Моисей, те же стоны и жалобы… Охо-хо…

— Спасение? — заинтересовался я. — Было бы здорово. Где оно, твое спасение? Отрежь мне кусочек, мне именно сейчас оно жизненно необходимо.

— Молчать! — погрозил нам пальцем солдат. — Тихо! Не мешайте господину майору допрашивать!

— М-мерзавец! — гремел тем временем майор. — Сознавайся в преступных своих намерениях! Или опять плетки захотел?!

— Пощади-ите-э!

Моисей задрожал и прикрылся бородой от страха.

— Лютует… — крестясь, проговорил солдат. — Не дай бог никому нашему майору под горячую руку попасть…

— А кто там? — спросил я. — В кабинете-то?

— А мужичок местный. Крутился во дворе, где господин майор на квартире стоит, крутился, , да потом выяснилось, что со стола у хозяйки самовар пропал, — объяснил солдат.

— И что теперь с этим мужичком будет?

— Повесят, надо полагать, — зевнул солдат. — Лют майор, ох лют…

Меня передернуло. Ничего себе правосудие! Если за подозрение в мелкой краже здесь предусмотрена смертная казнь, то мне — как шпиону и красному комиссару — что грозит? Публичное четвертование? Пытки раскаленным железом?

— Ох грехи наши… — заныл снова Моисей. — Ох беда…

— Ты про спасение говорил, — шепотом напомнил я. — Говорил, спасти весь мир хочешь…

— Я? Старый Моисей ничего уже теперь не хочет… Старому Моисею страшно. А ведь и старый Моисей был когда-то юным. Дерзким, умным и многоученым был старый Моисей! Алхимией занимался; известна ли вам, молодой человек, такая наука?

— Конечно, — кивнул я. — Старый Моисей добился удивительных результатов в своем труде! — наклонившись ко мне, прошептал старик. — Это раньше он держал свои достижения в тайне, ну а теперь-то зачем? Все равно старому Моисею не унести с собой в могилу все то, что он сделал. Хотел как лучше… Хотел спасти мир…

— З-запорю! Розги сюда давайте! Розги!

— Ой, не губите меня, батюшка! Не знаю я того самовара и не ведаю!..

— Ближе к делу, батя, — захрипел я, нутром чувствуя, что странный старик, возможно, и подскажет мне путь к спасению. — Какой эликсир создал старый Моисей?

— Старый Моисей, — защекотал мне ухо бородищей старик, — не просто создал эликсир. Старый Моисей изобрел универсальный состав, который способен изменить человеческую природу! С этим составом проще простого составить великое множество разных эликсиров! Эликсир Мудрости и Эликсир Глупости, Эликсир Святости и Эликсир Порока, Эликсир Вечного Здоровья и Эликсир Постоянных Болезней, Эликсир Неутомимого Веселья и Эликсир Подавляющего Уныния…

— То есть?

— Если бы люди всей страны собрались здесь, старый Моисей каждого бы одарил Эликсиром Добра и Всепрощения. Люди, выпив по капле Эликсира, навсегда забудут о войне и ненависти. И воцарится тогда на земле покой и порядок… Но кто будет слушать старого Моисея, сошедшего с ума от невзгод? Вот и господин комендант майор, к которому я с преступной поспешностью решил обратиться, не будет слушать. Он старого Моисея сначала выпорет, а потом повесит. Или наоборот.

Конвоиры дружно заржали:

— Вот пропишет тебе господин майор сейчас еликсирх по заднему месту! Господин майор не любит, когда его ерундой всякой отвлекают от дела! Архимик! Красным недотепам мозги полощи! А мы люди бывалые — не верим ни в архимию, ни в черта с рогами! Старый Моисей зарылся в свою бороду и жалобно запищал.

«Псих… — уныло догадался я. — А я-то уж понадеялся… Такие изобретатели в каждом населенном пункте имеются. Кто вечный двигатель из велосипеда мастерит, кто философский камень лепит из куриного помета, а кто эликсиры из ослиной мочи выпаривает…»

Дверь кабинета с треском распахнулась. Как стрела из лука вылетел оттуда худощавый, оборванный мужичонка и вонзился между двумя солдатами, завязшими в дверном проеме.

— В каталажку мерзавца! — напутствовал майор арестанта. — Потом решу, когда его казнить! И старого сумасшедшего в каталажку! Некогда с ними возиться! Комиссара сюда подайте! Шпиона!

Один конвоир взял за шкирку залившегося слезами мужичка, а второй ткнул меня штыком:

— Пшел, красная вонючка! Быстро!

Я поднялся. Старый Моисей, трясущийся на скамье как на электрическом стуле, ухватил меня за рукав:

— Молодой человек! Вижу я, что не выбраться уже мне из этих казематов. Возьмите себе, может быть, у вас…

Он сунул мне в карман какой-то сверток. Я хотел было отпихнуть его руку, но штык, упирающийся мне в спину, уже толкал меня в кабинет.

Господин майор оказался жирным, малорослым мужчиной, удивительно похожим на жабу, неудачно замаскированную под гусара: круглая, усыпанная бородавками физиономия наполовину скрывалась за огромными, истинно гусарскими усами с закрученными кверху кончиками.

— Сесть! — заорал он, выпучив на меня глаза. — Сесть, мер-рзавец!

Я поспешно опустился на стул. Майор некоторое время разглядывал меня, свирепо шевеля усами, сжимал и разжимал кулаки, будто прикидывал, как удобнее ему будет перепрыгнуть через разделявший нас стол и с особой жестокостью меня придушить.

— Кр-расное отр-ребье… — прорычал он наконец. — Говори, кто тебя послал?! Говори, что ты здесь разнюхивал, прохиндей?! А?!

Ответить я не успел. Последний майорский вопросительный вопль сорвался — господин майор натужно закашлялся и просипел:

— Квасу мне!

Тотчас открылась дверь, и солдат с закинутой за спину винтовкой поставил на стол запотевший глиняный кувшин, с ловкостью заправского полового обтер его полотенцем и, пятясь и непрерывно кланяясь, удалился. Господин майор присосался к кувшину, а оторвавшись от него, отфыркался, откашлялся и налил себе квасу в стакан.

— Горло тут с вами, подлецами, сорвешь… — пробормотал он, опускаясь за стол. — На чем мы остановились? Ага… Говори, красное отребье, кто тебя послал и чего ты здесь разнюхивал? И поскорее говори, а то у меня обеденный перерыв скоро, а за обедом я привык наблюдать последние муки приговоренных.

Ничего себе привычки у человека. Я не специалист, но, по-моему, такой злобный нрав обычно бывает обусловлен комплексом неполноценности. Вон у него харя какая отвратительная! Как не разозлишься на весь свет с такой харей? Проснется майор поутру, глянет в зеркало, плюнет — и только и мыслей у него весь день: кого бы до обеденного перерыва замучить.

— Между прочим, — осторожно начал я, — для меня ваши бородавки свести в два счета… Представляете, раз-два — и личико чистое, как у младенца? Хотите, я буду вашим личным имиджмейкером? Бассейн, тренажерный зал…

Майор не отвечал, пуча глаза и беззвучно шлепая губами.

— Ну и далее… — Я воспользовался минутным затишьем, чтобы встать и обойти вокруг стола, рассматривая под разными углами коменданта. — Второй и третий подбородки мы уберем. Четвертый, так уж и быть, оставим. Его можно воротником скрыть. Килограммов сорок-пятьдесят снимем. Приятная полнота к вашему чину вполне подходит, но вот эти складки… здесь… и вот здесь по бокам — это уже лишнее. У вас такое брюхо, как будто вы глобус проглотили. Затем — прическа. Мне кажется, полубокс вам подойдет… — Я заглянул под фуражку майора. — Ах вы лысый! Ничего, сейчас это даже модно. Так-с, что еще? Усы. Вы как хотите, а усы я настоятельно рекомендую убрать. Оставим легкую, элегантную небритость…

— Молча-а-а-ать!

Вопль был такой силы, что меня как ветром сдуло обратно на стул.

— Нет у меня никаких бородавок! — заорал, колотя кулаками по столу, очнувшийся майор. — Это просто сыпь… от перемены погоды. Нахал! Наглец! Невежа! Я т-тебе покажу… Я… Кхе… Квасу!

Не прокатило… Пока комендант булькал, опрокинув над глоткой кувшин, я лихорадочно соображал, что мне делать дальше. Врезать майору по бородавчатой репе и прыгать в окно? Да за окном — я, украдкой приподнявшись, выглянул — прапорщик терзает строевой подготовкой взвод солдат. Не убежишь.

Ах пекло адово… Что делать? Разве что плеснуть ему в стакан с квасом эликсира старого Моисея? Может, майора от алхимического варева настигнет резкая диарея — и он хоть на полчаса обо мне забудет?

Комендант был еще увлечен кувшином. Я быстро вытащил из кармана сверток, в котором оказался десяток запечатанных сургучом ореховых скорлупок. Вскрыв ногтем одну из скорлупок, я вылил несколько капель майору в стакан… Эликсир тут же растекся по поверхности маслянистой пленкой.

— Бородавки… — пробулькал майор, исследуя опустошенный кувшин на наличие последних капель. — Я тебе покажу бородавки… Сыпь у меня, понятно? От перемены погоды. Никто никогда не осмеливался говорить, что у меня… Квасу; чтобы вам пусто было! Заснули, орясины?!

За дверью застучали сапогами, встревоженно зашептали в несколько голосов. Видимо, комендант, ублажая натруженное за день горло, вылакал весь запас.

— Сию минуту-с, — просунулся в кабинет солдат. — Только в трактир-с сбегаем. Сию минуту-с…

— Негодяи, — икнул майор, снова усаживаясь. — Итак… кр-расная р-рвань… Значит, решил поиздеваться над дворянином? Над боевым офицером его царского величества?

— Никак нет, — смиренно ответил я.

— Молча-а-ать! — рявкнул майор, потом, подумав, заявил: — А вот я лучше тебя сейчас застрелю. Чтоб не заставлял меня больше нервничать… Не буду ждать до обеда. Где мой пистолет был? Сейчас только кваску еще глотну…

Я подобострастно подал майору стакан. Отпив глоток, комендант нахмурился, пожевал губами и молвил:

— Что-то меня в жар кинуло… Значит, о чем я? А, пистолет… Вот он, мой пистолет. Хм… Странно… Очень странно… И голова закружилась.

— А живот-то не болит? — с надеждой осведомился я.

— Живот не болит. А голова закружилась. Так… Значит, мы разговариваем. Ага… — Он с недоумением и испугом озирался по сторонам, точно находился не в собственном кабинете, а, скажем, в питерской Кунсткамере.

— Вы хотели меня застрелить, не дожидаясь обеденного перерыва, — напомнил я.

— Застрелить… — вдруг задумался майор. — Интересная мысль. Убийство себе подобного, если рассуждать логически, приравнивается к убийству самого себя, то есть самоубийству. Ведь, по сути, воспринимая отдельного индивидуума в качестве самодостаточной единицы мирового сообщества… хм… И это интересная мысль! Необходимо ее обдумать!

Он вскочил со стула и зашагал по комнате, глубокомысленно покачивая головой и дергая себя то за правый, то за левый ус.

Действует! Эликсир старого Моисея действует! Как он говорил? Если каждому влить в рот каплю Эликсира Добра и Всепрощения, то и красные, и белые, и зеленые, и… кто там еще?… все прекратят междоусобную бойню и, украсив друг друга цветами, разойдутся с песнями по домам. Только то, что я подлил в стакан майору, явно не Эликсир Добра и Всепрощения… Это, скорее всего…

— Закон вселенского равновесия… — бормотал майор, вышагивая за моей спиной. — Бытие определяет сознание… Материя первична, а дух? Хм… Очень интересно… Вот! — воскликнул он, выстрелив указательным пальцем в потолок. — Все понятно! Если так — то вот так, а если эдак, то вот… вот эдак! Ага! Это, скорее всего, Эликсир Мудрости. Вон как майора перекосило от внезапного наплыва мыслей. Ну не намного хуже диареи…

— Господин комендант, я могу идти? — осторожно спросил я.

— А? Что? Конечно, идите, не отвлекайте меня. Сейчас я вам пропуск выпишу.

Отлично! Спасибо старому Моисею! Майор метнулся за стол, обмакнул перо в чернильницу, занес ее над бумагой и вдруг замер.

— Позвольте, — сказал он, хмурясь, — как я вас просто так отпущу, если вы шпион? Шпионов не отпускают с миром — это было бы не логично, — а расстреливают, жгут и режут. В крайнем случае, вешают.

— Так ведь убийство себе подобного приравнивается к самоубийству, — напомнил я.

— Этот постулат я минуту назад опроверг блестящим и остроумным доказательством! — отмахнулся комендант. — Каким? Хм… Забыл. Столько еще всякого надо обдумать! Голова, извините, пухнет. Предположим, я вас все-таки повешу. А не противоречит ли это действие основам мирового разума?

— Противоречит! — убежденно заявил я.

— Отнюдь, отнюдь, — снова погружаясь в себя, проговорил майор. — Если так, то вот так… Правильно? А если эдак, то наверняка — вот эдак? Верно?

Нет, Эликсир Мудрости в данном случае не подходит. Чего доброго, зафилософствовавшийся комендант придет к соломонову решению: разрубить меня на половинки, одну отпустить восвояси, в другую повесить. Где же здесь, в этом свертке, Эликсир Добра и Всепрощения? Не мог Моисей скорлупки свои пометить, что ли?

Майор, закатив глаза, шевелил губами, мысленно рассуждая, а я влил в его стакан содержимое другой скорлупки. Тоненькая маслянистая пленочка блеснула на свету.

— Хлебните кваску, — посоветовал я. — Поможет… Машинально комендант смочил губы в квасе.

И мгновенно вскочил на ноги.

— Ну как? — поинтересовался я.

— А? Что? Где я? Что со мной? О-ой!

— Что случилось?

— Н-ногу свело-о! Ай, больно! И руку… И в носу свербит! А-пчхи!

Майор захрипел, застонал, покрылся красными пятнами, молниеносно пропотел, высох, затрясся в ознобе, вывалил язык и выпучил глаза. На лбу его вспух лиловый лишай, на обеих щеках вздулись чудовищных размеров флюсы. Силясь что-то сказать, он повалился на стол и забился в эпилептическом припадке.

Опять не то… Эликсир Постоянных Болезней! Этого еще не хватало… Сейчас вбегут на шум солдаты и, увидев беднягу, заколют меня штыками…

Комендант, подрыгавшись, встал, лунатиком походил по кабинету, хромая одновременно на правую и левую ногу, рухнул на пол, должно быть впав в кому… Положительно на него было страшно смотреть — лицо майора напоминало изработанную палитру запойного художника: по раздутым щекам маршировали крупные веснушки, лоб бугрился оспинами: нос то наливался сливой, то вовсе проваливался, из глаз градом текли слезы… Бородавки пульсировали, ежесекундно меняя цвет и форму. Ужас! Поспешно я вскрыл очередную скорлупку и влил майору в рот третью порцию Моисеева зелья.

— Алле-э! — закричал майор, подпрыгивая. — Оп-па! ~

— Шпион? — ткнул он в меня пальцем, удачно приземлившись, — Расстрелять! Ха-ха! Шутка! Что может быть глупее и тоскливее обыкновенного расстрела? А вот обмазать тебя дегтем, обвалять в перьях и посадить на кол — гораздо веселее! Или завернуть в фольгу и запечь в доменной печи в собственном соку! Идея! Ха-ха! Жаркое по-комиссарски! Так и сделаем! Конво-ой!

Он прокатился колесом по комнате, свистнул и, вскочив на стол, забил неистовую чечетку. Солдат, заглянувший в кабинет как раз тогда, когда комендант крутил под потолком тройное сальто, в ужасе перекрестился и упал в обморок.

— Осечка! — пробормотал я, вынимая из кармана скорлупку. — Сейчас исправим…

Как выяснилось, поймать и напоить из скорлупки майора, находящегося под действием Эликсира Неутомимого Веселья, оказалось делом вовсе не простым. Комендант, заливаясь по-детски лучезарным смехом, бегал от меня вокруг стола, показывал язык, издавал неприличные звуки, непечатно хохмил и кидался стульями — в общем, веселился от души. Даже припертый к стене тяжелым креслом, он пытался сплясать качучу, горланя: «Эх, яблочко, как мы веселы-ы! Комиссара изловили и повесили-и…»

На втором куплете я ловко влил ему в рот содержимое скорлупки и отскочил в сторону. На всякий случай — мало ли что!

Майор минуту стоял неподвижно, потом тряхнул головой и медленно выполз из-за кресла.

— Грех, брат, — тихо проговорил он, печально глядя на меня. — Большой грех — обижать ближнего.

— Ты первый начал! — выкрикнул я. — Кто меня хотел повесить, застрелить, зарубить и посадить на кол?

— Я? — удивился майор.

— Нет, моя бабушка Наина Карповна!

Солдат, пришедший в себя после обморока, поднялся на ноги, заглянул в кабинет и вторично лишился чувств, увидев, как грозный майор пал на колени и завыл, простирая руки к красному шпиону:

— Батюшка! Родненький! Прости меня, скота неразумного!

— Пропуск напишешь? — осведомился я.

— Напишу! Напишу! Грех свой отмаливать буду веки вечные! В монастырь уйду!

— А Петра Карася отпустишь? — обрадовался я.

— И Карася отпущу! Кто я такой, червь неразумный, чтобы живую тварь свободы лишать? Я и мухи теперь не обижу, не то что Карася… Всех отпущу, всех умолять о прощении буду! Каюсь! Каюсь! Грешен!

— Та-ак… Войско свое разоружишь? — вконец обнаглел я.

— Разоружу! Сам по городам и весям буду в рубище ходить, людей к покаянию призывать! Прости меня, народ православный!..

Ну все, наконец-то… Никак я господина коменданта Эликсиром Святости попотчевал. Я вытер пот со лба и устало вздохнул. Ох, тяжелая эта работа — исправлять человеческую природу…

Наверное, в Рогунове никогда еще за всю историю города не было зафиксировано такое громадное количество случаев нервных припадков, обмороков, истерик и помешательств. Весь гарнизон наблюдал за тем, как лютый зверь господин майор полз на коленях от камеры к камере, отпирая двери, выпуская на волю несчастных узников, а красный шпион важно вышагивал позади коменданта и время от времени поддавал по жирному заду сапогом.

— Еще! — рыдал при этом майор. — Еще ударь, да посильнее! Искуплю вину свою перед человечеством, искуплю! Еще! Сильнее! Ах, в радость мне это, в радость!

И справа, и слева солдаты, узрев такое, друг за другом валились в обморок как кегли. Городок переполошился. Отпущенные на волю узники, ошалев от свежего воздуха, носились по улицам, сшибая прохожих, словно бешеные коровы. Майору незачем было выполнять свое обещание относительно разоружения войска — два стрелковых батальона, побросав оружие, разбежались в полнейшей растерянности. За особо стойкими в психическом отношении солдатами, довершая разгром гарнизона, гонялся старый Моисей с ведром Эликсира Добра и Всепрощения. От алхимика бежали как от чумы, — видимо, никто не хотел приобрести такое же таинственное заболевание, какое поразило коменданта.

Городок Рогуново пал в одночасье! Когда отряд леших ворвался на улицы, сражаться было не с кем. Комиссар Огоньков, несущийся впереди своей артиллерии, кричал:

— Собирайте оружие! Оружие собирайте! Карась, на радостях простивший мне все прошлые прегрешения (не мои, кстати, а этого самого Чапаева), передал мне магический кристалл. От греха подальше я сунул артефакт в карман, пообещав себе на досуге разобраться с механизмом действия непредсказуемой этой штуковины. А неизрасходованные скорлупки потихоньку выбросил. На всякий случай. Очень мне не хочется случайно хлебнуть Эликсира Подавляющего Уныния или еще чего-нибудь похлеще…

Вежливо поздоровавшись, меня обогнала компания скромных молодых людей. Как все-таки в дневное время суток сложно отличить оборотней от обычных граждан! Ну разве, глядя на спокойные и добродушные, правда, чуть бледноватые" физиономии, скажешь, что эти ничем не примечательные товарищи с наступлением полночи превращаются в диких зверей? Нипочем не скажешь. Группа туристов на выгуле — и все тут. Кстати, в качестве экскурсовода выступала Анна, прекрасная, как всегда, зеленоволосая моя кикимора — в неизменном кожаном облачении, с шашкой на одном боку и револьвером на другом. ,

— Извинись, — толкнул меня в бок Карась, — за недостойное свое поведение. И перед Анной, и перед лешим Кузьмой. Вон он, Кузьма, — в канаве валяется… Ванну то есть принимает по твоему приказу об утреннем моционе.

Да, извиниться не помешает. Хотя я ни в чем совершенно не виноват. Это Василий Иванович, чтоб ему…

— Анна, — проговорил я, подходя к кикиморе, — во-первых, докладываю, что город Рогуново взят. Комендант успешно сведен с ума, гарнизон разоружен, личный состав белого войска деморализован.

— А во-вторых? — довольно хмуро спросила Анна.

— Позвольте принести извинения, — вздохнул я. — И оправдаться. Дело в том, что…

— Не надо, — сказала она. — Я все знаю.

— Как это — ты все знаешь? О чем? И что именно?..

— Меня уже просветили, — ответила Анна.

— Кто?!

— Твой старый боевой товарищ. Он сегодня рано утром прибыл на место дислокации дивизии и не был, кстати, очень удивлен тем, что тебя не застал.

— Ничего не понимаю…

— А вот и он…

Оглянувшись, она указала мне на шелудивого пса, трусливо семенящего ко мне по краю сточной канавы.

ГЛАВА 6

— А что? — осведомился заместитель начальника отдела кадров бес Филимон, смакуя бордо из личных запасов коменданта. — Вполне приличная маскировка. Понимаешь, я, как только прибыл в этот временно-пространственный период, сразу же приоделся согласно местным обычаям. Ну как и полагается по инструкции. Тельняшка, бескозырка, пулеметные ленты крест-накрест на груди, наган и винтовка. Едва вышел за пределы города, тут же нарвался на какую-то банду и чуть не был расстрелян как краснопузая сволочь. Еле выкрутился. Переоделся в рваный тулуп, шаровары… прихватил с собой черное знамя с лозунгом «Анархия — мать порядка». Через два часа был арестовал белогвардейским патрулем и почти повешен как преступный элемент. Убежал. Ладно… Нацепил мундир штабс-капитана, увешался аксельбантами и эполетами, словно новогодняя елка — и что же? Не прошло и получаса, как меня поймали и хотели судить ревтрибуналом! Бардак! Ну, думаю, пошли вы все к моей чертовой бабушке Сигизмунде Прокофьевне! Превращусь-ка лучше в пса. И вот…

Мы сидели за столом в гостиной дома, где квартировал майор-комендант, и планомерно опустошали майорский погребок.

— И все-таки, — подкладывая себе фаршированного цыпленка, осведомился я, — зачем пожаловал?

— И мне положи… И маслин, ага… и лососины. И бордо подлей. Хороший аппетит, надо сказать, был у твоего коменданта! — Ага, точно. И чувство юмора. Любил господин майор пообедать, наблюдая, как полуденный ветерок колышет тела повешенных. — Наш человек! — обрадовался Филимон.

— Теперь грехи свои отмаливает …

— Вот всегда так, — помрачнел мой коллега. — Вечно ты, Адольф, ценные кадры для преисподней портишь. Тебя с твоим характером человеколюбивым ни на дюйм нельзя к оперативной работе подпускать. Я бы на твоем месте давно в бессрочный отпуск ушел…

— Ну ладно, ладно… — поморщился я. — Ты о деле говори. Надо полагать, ты не ради удовольствия повидаться со мной сюда прибыл?

Филимон кивнул. Допил бордо, закусил маслинкой и довольно крякнул. И тут же посерьезнел.

— Значит, так, — проговорил он. — Сколько ты уже в этом временно-пространственном периоде?

— Да порядочно, — уклонился я от прямого ответа.

— Так. А встречи с клиентом — с VIP-клиентом — у тебя еще не было?

— Ну… как-то не сложилось. Зато посмотри, как я здесь поднялся! Командую дивизией! И не какой-нибудь там вшивой человеческой дивизиешкой, а боевой дивизией борцов за свободу малых Темных народов!

— Ты мне зубы не заговаривай! Догадываешься, почему я здесь?

Я вздохнул. Шутки кончились.

— Догадываюсь… Черный Барон жалобу накатал в высшие инстанции?

— А ты как думал! Ничего себе — вызвал, понимаешь, беса, а того все нет и нет! Клиент делает запрос в стол справок преисподней, а ему отвечают: мол, оперативный сотрудник Адольф давным-давно отбыл в командировку в вашем направлении. Ждите!

Я пожал плечами.

— Кристалл Перемещения, надо полагать, уже у тебя? — деловито спросил Филимон.

— Чего?.. А, эта штуковина? У меня, чтоб ей провалиться.

— Разобрался уже, как им пользоваться?

— Н-не совсем.

— Как это? Каким же тогда образом ты мотался по параллельным мирам — туда и обратно?

— Н-ну… — Я отвел глаза в сторону. — Оно как-то само собой получилось… Нечаянно.

— Все у тебя нечаянно и само собой! — вскипел Филимон. — Меня за тебя, дурака, взгрели на очередном заседании! Дескать, доверили оперативному сотруднику Адольфу важное дело, а он… Почему я за тебя должен отдуваться?

— Послушай, Филимон, — попытался я перевести разговор в иное русло, — ты, кажется, в курсе всех этих… параллельных дел. Объясни мне, пожалуйста, что происходит? Почему в этом временно-пространственном периоде ни одна собака про такую легендарную личность, как красный комдив Василий Иванович, не знает? А в альтернативной реальности — пожалуйста! Всем известен. Только не как красный герой, а как желтый. И эти полеты-перелеты мои через гиперпространство. Что это все значит?

— Был бы ты стоящим сотрудником, — буркнул Филимон, — сам бы давно все выяснил у Черного Барона. Что получается? Орудие производства в руки получил, а инструкций по применению не знаешь!

— Какое орудие…

— Да Кристалл Перемещения же!

— Тьфу ты… Адово пекло… Ты хочешь сказать, что эта прозрачная ограненная фиговина мне не случайно обломилась?

— Конечно, не случайно! Не будь ты ребенком, Адольф! Во всех временно-пространственных периодах ничего не бывает случайно. Барон так и рассчитал, чтоб Кристалл у тебя оказался. Но вот инструкцию передать не удалось. Потому как она должна быть только устной. Но это не его промах, а твой. Кто не явился вовремя к клиенту?

— Погоди, погоди… Не до конца понимаю… Я ведь перехватил Кристалл, можно сказать, случайно. Какой уж тут расчет! Меня этот Барлог дурацкий едва не сожрал! Я чудом выкрутился!

Филимон хмыкнул:

— Барлог! Старая скотинка! Все еще безобразничает? Здоровый, а глупый. Ну я тебе скажу, Адольф, состязание с Барлогом — это нетрудное испытание.

— Как это — испытание? Это что… Барон проверял меня на профпригодность, что ли?

— Вроде того…

— Ничего себе! — возмутился я. — Я бес! А не подопытный кролик! Филимон! Ты "же мне друг и начальник! Ты же член профсоюза преисподней! Как ты-то такое издевательство допустил?!

— VIP-клиент, — развел руками Филимон. — С начальством на «ты». А против начальства не попрешь. К тому же здесь не только проверка…

Я замолчал. Против начальства не попрешь — это да. К тому же… Мне вдруг подумалось о том, что все мои перемещения — дело рук Барона. Не я же сам

Кристалл задействовал. Я же не знаю — как. У меня и инструкции нет никакой. Это Барон самолично тягал меня туда-сюда по мирам, проверял, должно быть, как действует артефакт, и мое поведение в экстраординарных ситуациях проверял. Тьфу, пропасть… Я поделился своей догадкой с Филимоном.

— Ага, — сказал тот, — наверное, так оно и есть..

— Ну, и что Барону от меня надо, интересно узнать? — пробормотал я, отодвигая от себя тарелку с цыпленком (аппетит что-то пропал). — Мое задание ведь наверняка связано с тем параллельным миром.

Филимон кивнул.

— Скажу тебе больше, — заговорил он. — Знаешь, как возникают пророчества?

— Взгляд в будущее…

— Вот именно. Как и любого человека, Черного Барона интересует будущее. Собственное, конечно. И вот представь себе, Барон заглядывает в ближайшее будущее — и не видит там себя. Каково бы тебе было на его месте?

— Хреново мне было бы на его месте, — честно признался я.

— То-то и оно-то. Барон гадает на картах Таро, на костях, по собственной ладони, на внутренностях животных — и всюду выходит одно и то же: в предполагаемой гибели известного черного кудесника целиком и полностью виноват некий комдив Василий Иванович Чапаев, сорока трех лет от роду, среднего роста, атлетического телосложения, буйного нрава и выдающихся военно-стратегических способностей. Срочно наводятся справки, и становится известно, что такого человека с таким набором психофизических качеств просто нет. В нашем мире. Нет, и все тут. Но пророчество-то есть! И карты, и кости, и линии ладони, и внутренности животных — все в один голос… если так можно выразиться… авторитетно заявляют: погибнешь от руки Чапая. Смеются, понимаешь, бараньи кишки и говорят: с судьбой, мол, не поспоришь…

— И примешь ты смерть от коня своего… — пробормотал я. — Вещий Олег, помнится, посчитал пророчество глупым. А Черный Барон, значит, учится на чужих ошибках? И продолжает поиски по другим мирам?

— Именно. Ты ведь знаешь, что цепь миров подобна лестнице, уходящей в перспективу? Каждый предыдущий мир лишь немного отличается от последующего, и так далее. Чем дальше по лестнице, тем больше отличий. Так вот человек по имени Василий Иванович Чапаев обнаружен был в соседнем, так сказать, мире.

— Знаю я эти небольшие отличия! — воскликнул я.-Желтая армия, Синяя армия… Великая Августовская революция. Распутина никто не убивал, он защищает трон. Ленин сошел с политической арены по причине того, что уехал загнивать вместе с буржуазным Западом. Вождь мирового пролетариата Троцкий… Полотно «Троцкий и дети», фильмы «Наш Давыдыч», «Троцкий в августе»… Троцкий жил, Троцкий жив, Троцкий будет жить… О Владыка! Ну а я-то здесь при чем?

— А при том! — возвысил голос Филимон. — При том, что, если верить пророчеству (а пророчеству Барон верит безоговорочно), желтый комдив Чапаев каким-то образом переместится в наш мир, где и лишит Черного Барона его драгоценной жизни. Вот и решил VIP-клиент себя обезопасить. План его в общих чертах таков: он получает ценный артефакт для перемещение между мирами, используя свои исключительные знания в колдовской науке, заставит Кристалл переместить сюда не чрезвычайно опасного Чапаева, а кого-нибудь другого… Проще говоря, он хочет смухлевать с Кристаллом и подменить кем-нибудь Чапая.

— Как это? — не понял я. — Это ведь всем законам противоречит! Ну, переместил он меня на место Чапаева, в тело Чапаева, так ведь и Чапаев переместился сюда, в мое тело. Какая разница? Он как был, так и остался самим собой, только внешне изменился. Все равно он представляет опасность для Барона!

— Не все так просто… — покачал головой Филимон. — Многократные перемещения сказываются на личностях перемещенных. То есть если несколько раз менять тебя на Чапая, а Чапая на тебя, то в конце концов…

— Я стану Чапаем, а он мною… — прошептал я. — Кошмар какой-то.

— Строго говоря, хватит трех перемещений. Ты станешь как бы Чапаем, а Чапай — как бы тобой, — поправил меня Филимон, — как бы бес Адольф (Чапаев то есть) останется в ином мире, а как бы Чапаев (то есть Адольф) будет функционировать в мире нашем. После выполнения задания тебе нужно будет, Адольф, пройти психиатрическую реабилитацию, чтобы себя вновь обрести, вот как.

Сказанное надо было обдумать. Я зажмурился. Перспектива превратиться в другую личность — пусть даже условно и на время — меня, мягко говоря, не прельщала.

— Так, а дальше? — вопросил я. — Я в обличье желтого комдива остаюсь в этом мире. Стремлюсь, как и полагается попророчеству, уничтожить Барона? Моего VIP-клиента?

— А ты сейчас чем занимаешься со своей дивизией?

— А, ну да… Выходит, мое знакомство с Анной и назначение командиром тоже не случайно?

— Конечно. Говорят тебе: не бывает случайностей. Правда, никто не думал, что ты так развернешься. Города захватываешь, гарнизоны разоружаешь… Безобразие! Барон, понятное дело, забеспокоился, потому и жалобу накатал. Предполагалось, что ты явишься сразу к Барону, и уж потом будешь выполнять его приказы. Ну что ж… Что получилось, то и получилось, не так, конечно, как было изначально запланировано, но все же..

— Так ведь… Погоди, пока не грузи больше… До меня и предыдущая тема не вполне дошла…

И тут я понял. Жулик Черный Барон получит вместо настоящего смертельно опасного врага — меня. Оперативного сотрудника, который обязан выполнять желание клиента. В таком случае победить меня для него будет нетрудно. Вот оно — благоволение начальства! I А я-то голову ломал — почему к VIP-клиенту посылают не специально обученного тайного агента преисподней, а обыкновенного оперативного сотрудника? Да не нужен Барону тайный агент! Ему нужен рядовой бес, которого легко победить. Победить? Убить?

— Не-эт… — угадав мои мысли (у него это всегда хорошо получалось), проговорил Филимон. — Никакого смертоубийства. Будет формальная финальная схватка, в которой Черный Барон положит тебя на обе лопатки. Повергнет. И ты спокойно, с чувством выполненного долга, вернешься в контору. Обо всем уже с начальством договорено. Не бойся. Это ведь игра! Судьбою предусмотрен некий поворот в жизни Барона, а Барон с честью вышел из, казалось бы, безвыходной ситуации. Только и всего! Так что, Адольф, успокойся и выполняй свой долг.

— Так… И что я должен теперь делать?

— Ну перво-наперво явиться наконец пред ясны очи своего работодателя. Он тебя ждет.

— И как же я это сделаю? Почем я знаю, где сейчас Барон?

— В Ростове.

— Так мы туда и идем вместе с дивизией. У нас и план похода есть. Волынск, Рогуново, Ближне-Камышинск.

— Этак ты еще год плестись будешь, — рассмеялся Филимон. — Я потому еще прибыл, чтобы… несколько ускорить события.

Он выразительно прищелкнул пальцами, между которыми пробежала голубая искра. Магия! Способности Филимона, как старшего по званию и возрасту (ему три тысячи пятьсот шесть в этом году стукнуло), значительно превосходят мои способности. Щелк — я уже у Барона.

— И еще вот что, — оглядевшись вокруг, зашептал Филимон. — Мне, конечно, об этом тебе рассказывать не полагается, но… раз мы друзья… и чтобы ты лучше понимал положение вещей… Короче, так. Обманув судьбу, Черный Барон станет поистине непобедимым. Он и сейчас плетет заговоры, используя верных людей в Белой и Красной ставках. Думаешь, государя укокошили большевики?

— А кто же еще?

— По проверенным данным, Ленин и компания решили на всякий случай оставить венценосную семью в живых. Мало ли как история повернется. Именно Барон, благодаря невероятно широким своим связям, сумел убедить красное командование в необходимости… Чик, — Филимон выразительно взмахнул воображаемой шашкой, — и таким образом убрал одного из основных конкурентов.

— Конкурентов… Черный Барон, он…

— Стремится встать во главе России. Убрать и без того поверженного государя было несложно. Сложнее убрать главного конкурента.

— Ленина? — ахнул я. Филимон кивнул.

Я вскочил на ноги.

— Это что же получается? — закричал я. — А как же строжайшие инструкции по поводу того, что бесам запрещается вмешиваться в ход истории? Колдун и многознатец Черный Барон — верховный правитель одной шестой части суши! Да он такого наворотит! Вся мировая цивилизация рухнет! Равновесие нарушится! Нет, не верю! Не может такого быть!

— Не ори! При чем здесь бесы? Черный Барон хоть и могущественный колдун, но он человек. Ничего мы не вмешиваемся. Он все делает сам. Все по правилам. Вмешательство бесов не превышает разрешенного Мировым Балансом уровня. Клиент вызвал оперативного сотрудника отдела кадров Адольфа, Адольф выполнил все, как пожелал клиент. К тому же Барон спасением своей жизни обязан преисподней… Понимаешь?

— Понимаю… — пробормотал я. — То есть не понимаю. Ты вот о Мировом Балансе говорил… Разве может обычный человек, пусть даже и колдун, переломить ход истории? Ведь малейшее исторически значимое изменение в прошлом влечет за собой глобальные перемены в будущем… Вплоть до полного апокалипсиса! Вселенная тоже обладает чувством самосохранения — и такого просто не допустит!

— Ой, только не надо мне про Мировой Баланс! — поморщился Филимон. — Помолчи, двоечник, если не понимаешь. Черный Барон уже успешно изменяет историю, и Вселенная твоя молчит в тряпочку. Потому что незначительные изменения в прошлом вполне допустимы. Иначе были бы невозможны перемещения по времени. Дошло, второгодник? Каждый раз, когда Барон проворачивает очередную операцию, ход истории изменяется, время течет по новой стезе, и новое изменение на этой стезе становится первым и таким же незначительным, как и предыдущее, которое уже не считается. А убийство Ленина будет всего лишь логичным завершением плана. Потому что в том измененном времени, когда оно произойдет, личность Владимира Ильича станет лишней. Ненужной!

Ой, и правда… Хитро придумано. Одна из лучших адских интриг, как и обычно, руками человека выполненная. Наша адская контора вроде бы и ни при чем, но с ее помощью ход истории переломлен, властителем половины мира становится Черный Барон, явно согласный на теснейшее сотрудничество с преисподней. Ой, что будет! Россия превратится в филиал преисподней. Мне, как бесу, надо бы радоваться, но я что-то не радуюсь… Наверное, сказывается человеколюбивый мой характер…

— Ну что же, — сказал Филимон, — времени осталось мало. Барон ратует за скорость исполнения. Давай-ка на посошок… И поехали! Вернее, ты поедешь, а я в контору вернусь.

Я вздохнул. Поднял бокал с вином, взглянул через багровый просвет на Филимона.

— Прямо сейчас? — уныло спросил я. — Вот и кончилось мое командирство… Дай хотя бы с друзьями попрощаться.

Филимон взглянул на свои наручные часы.

— Валяй, — сказал он. — Пять минут тебе на все про все.

— Пять минут — это мало, — запротестовал я. — Как я за пять минут отыщу их всех в городе?

Филимон наискось качнул головой, давая понять, что времени и так мало.

— Хватит тебе пяти минут, — сказал он и еще как-то загадочно улыбнулся.

Я вышел за дверь.

Оказалось, они ждали меня во дворе: Петро Карась и товарищ комиссар Огоньков. Анна стояла чуть поодаль.

— Вам рассказали? — спросил я.

— Ага, — хмуро кивнул Карась. — Этот твой… друган рассказал Анне, а она — нам. Так ты на помощь к Черному Барону прилетел, да? Чтобы какое-то там его желание выполнить? Получается, что ты нас обманул?

— Ну… не то чтобы обманул… недоговорил… А впрочем… Думайте что хотите… Зла я вам не желал и не желаю. Я вообще никому не хочу ничего плохого сделать. А то, что с Черным Бароном я… в особых отношениях — так то моя работа. Я ведь все-таки бес.

И к тому же признайся я вам, зачем на самом деле прибыл в ваш временно-пространственный период, вы бы меня тут же линчевали! — Не линчевали бы… — подумав, тихо ответил Карась. И добавил: — Ведь если в этой войне Черный Барон одержит победу, нам всем… — он чиркнул себя ногтем большого пальца по горлу, — кирдык. Да, вам всем… Вы даже и не представляете себе, каких размеров будет кирдык. Полный кирдычище! На весь земной шар!

— Да что с ним разговаривать! — взвился молчавший до сих пор Огоньков. — Двурушничаете, товарищ бывший комиссар Адольф! Играете на стороне оголтелой буржуазии! Предатель! Перебежчик! А мы-то тебе доверяли! Щас как дам!

— Слушай, не лезь, и без тебя тошно.

— Нет, я тебе физиономию твою белогвардейскую начищу! — всерьез загорелся своей идеей Огоньков. — Получай!

Я даже не пытался отвести удар. Заслужил, да. Надо было сразу честно во всем признаться, а я… Пока матрос Карась утихомиривал распоясавшегося комиссара, я отошел к Анне.

— Значит, уходишь? — спросила она, глядя в сторону.

— Ухожу. Зато место комдива теперь вакантно, — попытался пошутить я.

— Ты не думай, я тебя не виню. Я ведь не человек, я представитель Темного народа. Я понимаю, каково тебе. Понимаю, что ты, несмотря ни на что, должен задание свое выполнить. Я просто… Я думала…

— Что?

— Я думала, что ты… как и все мы… бунтовщики-нечисть… искренне поверил в идею освобождения от многовекового рабства. Но мы — малые народы, с нас и спрос невелик. А ты — на службе.

Ох, как мне захотелось взвыть! Волком на луну, ослепительным фонарем взошедшую в темном небе! Как бы мне хотелось, чтобы не было никогда на свете этого дурацкого Черного Барона, нашей конторы и проклятой гражданской войны! К чему она? Люди, люди, что вы делаете? Зачем вам царство справедливости в отдельно взятой стране? Зачем вам мировой пожар? Зачем вам другие идеи, кроме той, единственной: всегда и везде быть рядом с любимым человеком — в лесной избушке, в хижине на болоте, в сыром подвале, да хоть у чертовой бабушки Наины Карповны или Сигизмунды Прокофьевны, но только чтобы вместе…

— Прости, — сказал я.

— Иди уж, — слабо махнула рукой моя кикимора.

— Может, еще встретимся?

— Лучше не надо. Где мы встретимся-то? На поле боя? Ты теперь по другую сторону баррикад.

— Ну не совсем так… — запротестовал я было… И смолк.

Стараясь ни на кого не смотреть, я вернулся в гостиную. Филимон с аппетитом пожирал фазана.

Взглянув на мое лицо, он только присвистнул.

— Н-да… — сказал он. — В сотый раз тебе повторяю, Адольф: человеколюбие беса до добра не доводит.

— Не надо мне нотации читать! — огрызнулся я.

— Плохо тебе? — посочувствовал коллега, обсасывая фазанье крылышко.

— Куда уж хуже.

Мне и на самом деле было плохо. Причем не только в плане моральном, но и в физическом тоже. Голова кружилась. Рога ломило. В ушах завывали неведомые какие-то голоса. Филимон икнул и отвалился от стола.

— Обожрался, — констатировал он. — Ну что, давай приступать?

Он тяжело поднялся, вытащил из кармана кусок мела и, с кряхтением присев на корточки, очертил посреди комнаты строго замкнутый круг.

— Вставай сюда. Я встал.

— Закрывай глаза. Я закрыл.

— И не шевелись.

Филимон разжигал в пепельнице миниатюрный костер из густо пахнущего волчьего лыка, побегов лебеды и серного порошка. Родной аромат преисподней защекотал мои ноздри, но, несмотря на это, мне что-то конкретно поплохело. И дело было не только в отчаянной тоске, терзавшей бесовскую мою грудь. Голова просто раскалывалась. Рога заломило сильнее — такое ощущение, будто кто-то изуверски выкручивал их на манер винтов из моей головы. Хвост задрожал сам по себе, словно сведенный нервным тиком. Тошнота поднялась к глотке, поколебав адамово яблоко. А в ушах все шумело и шумело.

— Не открывай глаза, пока я заклинание не закончил! — закричал Филимон. — Ты что, порядка не знаешь?

— Погоди немного… — просипел я. — Мне что-то… того… Тошнит. Голова кружится… Рога просто отваливаются.

— Мало ли что тошнит, — проворчал Филимон, ползая вокруг меня на четвереньках и рассыпая по меловой линии пепел. — Меня тоже тошнит… от переедания, должно быть. И в боку колет. Но я же не малоду… малодушничаю…

Я покачнулся и, в бессильной попытке удержать равновесие, схватился за Филимонов рог.

— Отцепись! — вякнул Филимон и сам повалился на бок.

Некоторое время мы лежали рядышком, как два крокодила на нильском берегу, тяжело дыша и слегка подергивая конечностями. Кровь билась в мои барабанные перепонки, причем как-то причудливо билась — я различал в, казалось бы, хаотичном шуме суровое и торжественное чье-то пение, и тревожные эти певческие голоса доводили меня до умопомрачения.

— Фазан… несвежий был, — с трудом выговорил Филимон. — Однако… Скоро полночь. А в полночь я — кровь из носу — обещался тебя Барону доставить. Вставай! Надо закончить заклинание.

— Не могу я встать, — прохрипел я в ответ. — Помираю. И фазан тут ни при чем. Я-то фазана не ел!

— Цып…ленок, — предположил Филимон, — гадостью был какой-то нафарширован. Или вино отравленное.

— Глупости! С каких это пор на бесов людская отрава действует?

— Развели антисанитарию, поганцы! — не слушая меня, заругался заместитель начальника отдела кадров. — Поди, посуда немытая или дичь подается недовыпотрошенной… Ой, а кто это поет? Или я уже с ума сошел?

— И ты тоже слышишь? — А?

— И ты слышишь пение? — прокричал я, заглушая рвущуюся в мои уши многоголосую симфонию.

— Чего?.. Вставай, Адольф! И меня подними! Уволят же обоих, к свиньям, если… если… Через две минуты полночь!

— Не могу я!

— Вставай, надо заканчивать заклинание! Всего-то осталось — прочитать пару строк и осыпать твою голову серой… Вставай, миленький… Вставай, хороший мой… Тебе говорят, гад такой, поднимайся! Уволят же.

С невообразимым трудом я встал на четвереньки. В глазах мутнело. Где-то далеко внизу, подо мной белело узкое лицо Филимона, тускло светили его желтые бесовские глаза, уныло свисала с подбородка, словно прилипшая гадость, франтоватая остроконечная бородка…

Что случилось? Не будь я бесом, я подумал бы, что кто-то навел на нас порчу. Что происходит?

— Что происходит? — в унисон моим мыслям подскулил Филимон. — Подними меня…

Нет уж… Если я попытаюсь его поднять, свалюсь сам и больше уже не встану. Превозмогая тошноту, я подполз к окну, опираясь о стену, поднялся, слабой рукой открыл створки.

Ничего ночной холодный воздух меня не освежил. Вместе с ним ворвался в комнату, выдавив мгновенно аромат волчьего лыка, лебеды и серы, колокольный звон и протяжный чей-то вой. Получается, это не в голове у меня шумит, а на самом деле поют? Кому пришло в голову качать вокал посреди ночи?

— Одна минута до полуночи… — прокряхтел позади меня Филимон. — Что делается… Неужели уволят?

Под окнами через двор пробежал кто-то… Кое-как сфокусировав зрение, я углядел лешего.

— Родненький! — позвал я — и сам поразился тому, как жалобно прозвучал мой голос — Подойди сюда!

Леший приблизился. Я заметил, что он дрожал и как-то странно озирался.

— Тебя как зовут?

— Кузьмою… — отозвался Леший. — Рядовой пехотинец. Никак, вы меня, товарищ комдив, не помните?

— Кузьма? А, помню… Скажи мне, что это за… почему поют? И откуда колокола?

В этот момент запели особенно громко. Леший схватился за голову и страдальчески сморщился.

— Комендант-то! — выкрикнул он. — Всех узников из тюрьмы выпустил, всех солдат своих разогнал, да не угомонился… Нанял попов крестный ход делать… Ой, сюда идут… Ой, голова сейчас лопнет!..

Крестный ход! Вот оно что! Владыка, как можно было так вляпаться? И почему никто дураку коменданту не объяснил, что за новая власть в городе? Крестный ход для Темных созданий все равно что напалм — если заблаговременно не спрячешься, пиши пропало… Проклятый майор! Проклятый Эликсир Святости! Проклятый старый идиот Моисей!

— Родненький! — закричал я. — Беги туда, скажи, чтобы по другой улице прошли, а сюда не сворачивали… Родненький! Кузьма! А ну выполняй приказ командира, а не то под трибунал пойдешь, свиная твоя харя!

Но лешего уже не было.

Я со стоном свалился с подоконника в комнату. Лешему хорошо. Он хотя бы убежать еще может. Малые Темные народы не так сильно реагируют на деятельность конкурирующей организации, как, скажем, мы, бесы… Высшие создания Тьмы…

Ох, лучше быть низшим! Так подумал я, чувствуя, как сознание прочно затягивает мутной пеленой. На полу, в центре мелового круга бился в судорогах Филимон. Через минуту — когда ход приблизился — и мои копыта застучали о половицы. Адово пекло! Псы преисподней!

Святые молитвы кинжалами резали мое тело, колокольный звон обухом бухал по голове. Гибельно запахло святой водой, и волосы у меня на голове зашевелились. А паскудный бывший комендант где-то уже очень близко истерично завывал:

— Покайтесь, люди добрые! Изгоните зло из своих сердец! Помолитесь за погибель врага человечества, Люцифера! Ибо открылась мне правда великая!

— Помогите-э-э! — завизжал Филимон. Или это я завизжал?

Часть третья БРАНДЕНБУРГСКИЙ ШАРМАНЩИК И ДРУГИЕ

ГЛАВА 1

Когда я пришел в себя, никого вокруг не было. Брезжило утро, свинцовый туман скрежетал об оконные рамы.

— Филя! — позвал я.

— А я знала, что он останется! — прозвучал надо мной чей-то очень знакомый голос… Анна! Это Анна говорила.

Чуть повернув голову влево, я увидел зеленоволосую кикимору, стоящую в изголовье моей кровати.

— И я знал, — прогудел Петре — То есть догадывался.

Чтобы увидеть Карася, мне пришлось поворачивать голову вправо. О, друзья мои снова со мной! А интересно, где стоит товарищ комиссар Огоньков? В ногах, что ли? Или этот непримиримый борец за справедливость все еще в обиде на меня?

— Адольф, ты как себя чувствуешь? — спросила Анна и, не дожидаясь ответа, воскликнула: — Здорово ты все подстроил! Я ведь чувствовала, что ты не хочешь к Барону! Но это же надо было додуматься! Одурманить коменданта, полностью обезоружить гарнизон, да еще к тому же внушить майору идею насчет крестного хода! Крестный ход! Никакое бесовское колдовство не сработает! И ты ни к какому Черному Барону не улетишь!

— Молоток! — похвалил меня и Петро. — Ловко выкрутился! Наш комдив ради своего войска и не на такое способен! Не захотел, значит, нас в беде покидать…

— На моем месте так поступил бы каждый, — промямлил я. Не разубеждать же их. — А кстати, о какой беде речь?

Карась замялся. А Анна, вздохнув, ответила мне:

— Товарищ комиссар Огоньков пропал.

Я спрыгнул с кровати. Несмотря на все перенесенное мною накануне, чувствовал я себя неплохо. К тому же неприятное известие изрядно подстегнуло мой организм.

— Как пропал?

— Не то чтобы пропал… — угрюмо проговорил Петро. — Он как бы это… В общем, у нас с ним небольшая размолвка вышла. Когда ты с нами попрощался, мы пошли к себе на штаб-квартиру. Я Огонькова под руки держал, а то он все намеревался вырваться и тебе морду набить. А на штаб-квартире я его, конечно, отпустил. Правда, дождался, пока Анна не попрятала вилки, ножи и прочие колюще-режущие предметы. Ну тут товарищ комиссар разошелся! Орал по-всякому! Тебя обзывал перебежчиком и предателем, а нас — политически близорукими вредителями. Пришлось его связать, а то б он дел натворил… А поутру просыпаемся — нет Огонькова. И нет вверенного ему артиллерийского батальона. А на столе записка. Вот она…

Я принял из рук Карася скомканный листок бумаги и прочитал:

— Товарищи бывшие товарищи! В наше грозовое время, когда рушатся устои обыденности и гидра империализма поднимает головы, мягкотелость — величайшее преступление. Смерти подобно малейшее отступление от норм революционной морали. И потому считаю вашу позицию по отношению к гнусному двурушнику бесу Адольфу, этому мерзкому служаке отвратительной буржуазии, недостойной истинных борцов за дело справедливости! Прощайте навсегда! Подпись: товарищ (не ваш!) комиссар Огоньков.

— Вот скандалист, — пробормотал я. — Отделился. И что только с людьми делает идеология! А вы его искали?

— Отправили по окрестным лесам группу леших, — отрапортовала Анна. — Сплавили вниз по речке Рогуновке русалок и водяных. Речка бурная, она даже в сильные морозы не замерзает.

— Результаты? — осведомился я.

— Никаких! — отмахнулся Карась. — То есть какие-то есть, но их, ядреный штурвал, можно не принимать во внимание. Ну лешие выбрели на пасеку, напугали до икоты пасечника, залезли в омшаник, экспроприировали ульи, но пчелы оказали яростное сопротивление захватчику, вследствие чего двое пехотинцев вернулись с рейда и с тяжелыми покусами были доставлены в местный лазарет.

— Ага.

— С русалками и того хуже получилось, — приняла эстафету Анна. — Они, сплавляясь по реке, наткнулись на плотину. Стали обходить плотину посуху, а на берегу монастырь стоит. Посозерцав русалок, половина монахов бросила монастырь и ушла в большой мир. Точнее, по обычаям нашего времени, на большую дорогу. Таким образом, в местных пределах появилась новая банда. Разведчики докладывали, что монахи уже себе и флаг придумали: на зеленом фоне гологрудая русалка, бутылка вина и карты, подпись: «Вот, что нас губит».

— Н-да, — оценил я. — Надо было флотилии нашей выдать обмундирование — лифчики. И никаких следов беглого Огонькова не обнаружено?

— Нет. Хорошо хоть, нам известно направление поисков. Он явно на Ближне-Камышинск пошел. Ему идти больше некуда. Не в тыл же возвращаться! Он драки хочет.

— Будем искать, — твердо сказал я.

— Искать его еще… — проворчал Карась. — Погуляет и вернется, делов-то…

— А мы как без артиллерии будем?

— А, ну да… И правда…

— Кстати, — вспомнил я, — насчет монастыря. Коменданта надо бы туда отправить. Что-то из него больно буйный святой подвижник получился.

— Докладываю: уже отправили, — заверила меня Анна.

Вот почему так? Как случается что-то нехорошее, так враз забываются чины, звания и прочая лабуда. В беде, предчувствуя разлуку, легко и просто говорить о потаенных чувствах. А как только ситуация проясняется, снова появляется какое-то дурацкое смущение. И пошло-поехало: «слушаюсь», «докладываю»… и прочее. Я же вижу, что я ей нравлюсь очень! И она мне тоже — очень. А ведь ни одного слова признания не сказали друг другу…

— Итак? — вопросительно проговорил я.

— Выдвигаемся, — с удовольствием сказал Карась. — В сторону Ближне-Камышинска. Давно пора! Со вчерашнего дня на одном месте сидим. Я, как человек вольной балтийской души, такого не перевариваю. Эх, по моря-ам, по волна-ам! Нынче здесь, а завтра та-а-ам!..

— Далеко Огоньков не уйдет, — задумчиво проговорила Анна. — Верстах в десяти Глубокий Лес.

— Какой? — полюбопытствовал я.

— Глубокий. Очень глубокий. Так местные жители его называют. Понимаешь, он вдоль тянется на много-много верст, а поперек — версты три всего будет. Только через этот лес никто не ходит. Рассказывают, там когда-то могущественный колдун-некромант жил и, чтобы никто до его тайного убежища добраться не мог, наложил на лес заклятие Иди-Иди-Не-Дойдешь…

Я присвистнул — сильное заклинание! Если только не иссякло с течением времени…

— Колдун давно сгинул, но место все равно осталось проклятым. В том лесу даже и леших нет. Все предпочитают в обход тащиться. Далеко — зато безопасно.

— Понятно, — кивнул я. — Полоса препятствий такая. И что же, никак нельзя этот лес пересечь?

— Наверное, можно. Но его потому и называют Глубоким, что как войдешь, так и не выйдешь. Как в воду канешь, как в омут. Вроде три версты всего, если пересекать по прямой, а плутать будешь до скончания жизни.

— Насколько я знаю братишку Огонькова, — хмыкнул Карась, — в обход он не пойдет. Поговорка «умный в гору…» явно не для него писана. А что, неплохо! Войдет в Глубокий Лес, заблудится, кинет где-нибудь якорь, а мы — с нашими лешими-следопытами — его быстренько обнаружим.

Население Рогунова провожало нас песнями, цветами и слезами. Иначе как «избавителями» не называли. Видно, майор-комендант до знакомства со мной зарекомендовал себя таким зверюгой, что освободители в лице мохнатых леших, косолапых домовых и вполне ужасных оборотней вызвали в душе народных масс вовсе не отвращение, а самую настоящую любовь и уважение.

Эх и хорошо мне было шагать по полям, по лугам во главе своего войска, ощущая левым плечом присутствие Анны, а правым — Карася. Товарища Огонькова только недоставало, но ничего. Найдем. Хоть он и скандалист, но привык я к нему, привязался.

А Черный Барон? Да что Барон… Мне про него думать не хотелось. Что будет дальше, то и будет. А то, что я не появился перед ним в означенное время, так в том не моя вина. Крестный ход — вот мое оправдание!

Честно говоря, я развеселился до того, что попытался избавиться и от Кристалла Перемещения. А вдруг Барон, разозлившись, решит меня снова в тело желтого комдива Чапаева перекинуть? Перво-наперво я незаметно для окружающих уронил Кристалл на дорогу — и пошел себе дальше, посвистывая. Однако через минуту меня догнал леший Кузьма и, радостно улыбаясь, протянул артефакт.

— Обронили, а я нашел, — молвил Кузьма, счастливый по причине того, что сумел оказаться полезным своему командиру.

Я поблагодарил, едва сдержавшись, чтобы не отвесить лешему подзатыльник. А через несколько метров, когда мы остановились на водопой, я, задержавшись, бросил Кристалл в колодец. Версты две я прошел в прекрасном расположении духа, но, сунув руку в карман за сигаретами, неожиданно нащупал там проклятый магический шарик.

В общем, я предпринял еще три попытки, — и всякий раз Кристалл Перемещения, куда бы я его ни ронял и ни закидывал, непонятно каким образом возвращался в мой карман. Дьявольщина! Причем в последний раз, когда я, разозлившись, швырнул артефакт в синее небо, он покружил под облаками, будто верный охотничий сокол, и спланировал вниз, больно ударив меня по макушке.

— Сволочь! — выругал я паскудный артефакт.

В ответ Кристалл завибрировал так злобно, что я поспешно сунул его в карман. Намек я понял прекрасно и больше попыток избавиться от артефакта не предпринимал.

Тем временем проезжая дорога кончилась. Впереди нерушимой стеной высился лес — какой-то особенно дремучий, нелюдимый и страшноватый, слева журчала речушка, впадающая в озерцо на лесной опушке; на берегу озерца нас поджидала флотилия русалок под предводительством водяных.

— Итак, — констатировал я, — план такой. Флотилия идет… то есть я хотел сказать: плывет в обход. Есть здесь какие-нибудь еще водные пути?

— Есть, батюшка, — промычал один из водяных. — Чую, вон там… — он махнул похожей на плавник лапой, — речка протекает. Мы по воде-то быстренько вокруг леса… А на той стороне встретимся.

— Отлично! А мы с лешими и оборотнями отмахаем эти несчастные три лесных версты, найдем беглого Огонькова и будем на месте встречи скорее, чем вы.

— Ох, не говори «гоп»… — пробормотала Анна.

— Подумаешь, —усмехнулся я.-Глубокий так Глубокий.

Оборотни заскулили, демонстрируя явное нежелание тащиться через лес в дневное время суток.

— Мы, — высказался один из них, — ночью, в зверином облике — пожалуйста. А сейчас не наше время. Солнце припекает, лапы… э-э, то есть ноги от долгой ходьбы болят. Прямо хвостом… э-э, то есть задницей чувствуем, что далеко нам не уйти.

— Пускай, — вступила Анна, — плоты свяжут да по реке вместе с флотилией поплывут.

— Я не против, — пожал я плечами. — Договорились.

Враз повеселевшие оборотни дружной стайкой побежали вязать плоты.

— А мы? — обиженно загомонили кикиморы. — Мы тоже на плотах хотим! Наша стихия не лес, а болото! Мы тоже устаем от долгих дневных переходов!

— Пускай остаются одни лешие, так и быть, — сказал я. — У леших, я надеюсь, возражений нет? Кузьма, лес — это чья стихия?

— Наша… — неохотно пробормотал Кузьма, с опаской поглядывая на Глубокий Лес.

— Вот и баста. Хватит разговоров, пора действовать! И мы двинулись к Глубокому Лесу. Петро Карась, пока мы шли до опушки, все оглядывался, завистливо вздыхал, — наверное, не прочь был и сам вступить в родную стихию плавания. Но не покидать же ему нас?

— Смотрите! — закричала Анна. — Бант! Красный бант с куртки комиссара на кусте болтается! Значит, он тут проходил недавно…

— Совсем недавно, — подтвердил леший Кузьма, обнюхивая бант. — Часика два назад.

— Ну мы его быстро нагоним, — резюмировал матрос Петро.

— Устал! — заявил Петро и сел прямо на покрытую подталым снегом землю. — Все, привал. Цельный день идем без роздыху. Больше не могу.

Анна взглянула на меня, потом нахмурилась по адресу Карася, но ничего говорить не стала, уселась сама на поваленный древесный ствол и вытянула ноги, прислонившись к коряге.

— Привал, — разрешил я. — Кузьма, свистни разведчикам, пусть возвращаются. Отдохнем и пойдем дальше…

— Дальше и дальше… — проворчал Карась, растирая себе лодыжки, — сколько можно? Мы не три версты прошли, а тридцать три! Ну и лес! Конца-края не видно. Давно уже должны были выйти по ту сторону, а все углубляемся и углубляемся.

— На то Лес и Глубокий, — серьезно проговорила Анна.

Кузьма засвистел козодоем. Близлежащие кусты зашевелились, и на полянку выбралась тройка леших — разведчики, которые шли впереди нашего отряда-.

— Ну? — спросил я у них. — Скоро лес закончится?

— Не могем знать, — мрачно ответил один из разведчиков. — Потому как странно здесь. Будто на одном месте кружим. И это мы-то?!

— Запущенное хозяйство! — подтвердили и остальные лешие, сгрудившиеся в центре полянки и настороженно оглядывающиеся по сторонам. — Ни тайных тропок, ничего… Даже зверей нет — спросить дорогу не у кого.

— Следов Огонькова и артиллерийского его батальона не видели?

— Никак нет! Нашли только две коровьих лепешки. Свежие.

— Вот это да! — вскинулась Анна. — Что за лес чудес! Волков, зайцев, лосей, лис и медведей никаких нет, а коровы водятся.

— Потому и водятся, что хищники куда-то делись, — сказал Карась.

— Коровы не тараканы, — возразила Анна. — Они сами собой завестись не могут. Они только рядом с человеком существовать могут. Их же каждый день доить надо, они ведь не сами себя доят.

— Не о коровах речь, — прервал я коровью дискуссию, — а о товарище Огонькове. Значит, никаких следов артиллерийского батальона?

— Никак нет.

— Да что вы за следопыты такие! — возмутился я. — А еще лешие! Как так — следов нет? Не может того быть. Все, пора нашей разведке устроить курсы повышения квалификации, а то все свои лесные навыки позабыли, пошатавшись по городам.

Лешие потупились.

Я вздохнул. Что за напасть? И правда, идем уже невесть сколько. Темнеть начинает. А вокруг одни деревья, деревья, деревья… И кусты. И тишина странная. Ни птичка не чирикнет, ни волк не завоет. Пустой лес, будто выметенный гигантской метлой. И деревья какие-то истощенные, кренящиеся к земле. Кора свисает лохмотьями, точно кожа, пораженная экземой. Кусты чахлые, жалкие — даже для зимнего времени. Нет, это все понятно — растения закономерно хиреют, когда нарушен природный баланс. Животные куда-то делись, и прервалась пищевая цепь. Непонятно только — почему эта самая цепь прервалась. Может, во всем виновато наложенное когда-то на эту местность заклинание Иди-Иди-Не-Дойдешь?

— Так, — скомандовал я. — Тройка разведчиков отдыхает, на смену ей еще трое добровольцев патрулировать окрестности — шаг вперед! Все больше и больше мне этот лес не нравится.

— На плотах надо было, — поддакнул балтиец Карась. — Эх, как хорошо было бы сейчас поплавать…

— А Огонькова оставить в этом лесу? — спросила Анна.

— Н-ну… Сам он виноват. И потом, может, его тут и нет совсем? Может, он бант на куст повесил для красоты, а сам со своими домовыми вплавь пошел?

— Глупости, — сказал я. — Так, я не понял… А где добровольцы?

Лешие мялись, переглядываясь.

— Возмутительная несознательность! — воскликнул я. — Что это такое? Командир приказал, значит, надо приказ выполнить. Вот ты, ты… и ты! На разведку шагом марш!

Лешие, в которых я наугад ткнул пальцем, с тяжелыми вздохами выдрались из толпы и, обреченно опустив головы, скрылись за кустами.

— Может, лучше было бы не рассыпаться? — робко предположила Анна, с жалостью посмотрев вслед несчастной тройке. — А то переловят нас по частям…

— Кто переловит? — хором спросили мы с Карасем.

— Если б я это знала! Нехорошее место — Глубокий Лес. Про него мало что известно. Пожалуй, ничего не известно, кроме одного.

— Чего?

— Что сюда лучше не ходить.

— Ну ладно вам тоску нагонять! — попробовал взбодриться я. — Не век же нам здесь…

Истошный вопль прервал мои слова. Мы мигом оказались на ногах.

— Пымали! — радостно завопили где-то рядом. — Пымали!

Из кустов вывалились трое леших. В их лапах извивался и орал крепенький мужичок, похожий строгой темной одеждой и безволосой брюзгливой физиономией на отца-инквизитора (ох, сколько я перевидал этих типов в свое время!) — только на очень рассерженного инквизитора.

— Пустите меня! — вопил незнакомец. — Не имеете никакого права меня хватать! Уберите от меня свои грязные лапы!

— Отпустите, — приказал я.

Незнакомец шлепнулся на снег и тотчас вскочил. Принялся, злобно что-то ворча, отряхиваться и оглаживаться.

— Выпрыгивают из кустов, понимаешь… — бурчал он себе под нос, — хватают честного человека… Олухи лесные! Откуда вы здесь взялись?

— Шастал по лесу, — доложил мне один из разведчиков. — Мы к нему культурно подошли поговорить, а он деру…

— Культурно?! — взвизгнул незнакомец, предъявляя мне дыру на штанине.

— Вот… с собой тащил, — разведчик бросил мне под ноги мешок.

— Отдайте, это мое! — кинулся было незнакомец к мешку, но его удержали.

— Тэ-эк-с… — заинтересованно бормотал Карась, копаясь в мешке. — Посмотрим, что тут… Наверное, оружие или драгоценности… Что за… Адольф, посмотри!

Я посмотрел. Действительно, странно. Мешок полон был жестяными круглыми коробочками с чем-то вроде муки внутри.

— Ого! — сказал я. — Товарищ Карась, прошу указать в протоколе: в ходе оперативных действий сотрудники задержали гражданина, у которого было обнаружено большое количество белого сыпучего вещества. Дальнейшая экспертиза показала, что вещество является… — Я осторожно понюхал порошок.

— Кокаин! — выдохнул Карась, и глаза его замаслились. — И мне дай! И мне!

— …зубным порошком с ярко выраженным ароматом мяты, — закончил я «экспертизу».

— У-у… — разочарованно скривился Петро.

— Это мое, отдайте! Чего вы ко мне привязались?

— А зачем вам столько зубного порошка? — осведомилась Анна.

— Да мешочник он! Спекулянт! — ответил за незнакомца Карась. — Городской пижон! Деревню дурить приехал? Продукты питания, тренъ-хрень через капитанский мостик, на порошок выменивать? Дурачок, кто ж из потомственных крестьян зубы чистит? Личная гигиена — буржуазная выдумка! — с пафосом закончил матрос.

Лешие бурными аплодисментами поддержали последнее высказывание — и тут же осеклись под строгим моим взглядом.

— Отдайте мне мешок! — твердо заявил незнакомец. — И отпустите! Что я вам сделал? Чего вы ко мне прицепились?

— Хотелось бы узнать, товарищ, — надвинулась на него Анна. — Что вы делали в этом лесу? И куда направлялись?

— Что хотел, то и делал, — огрызнулся незнакомец.

— Я бы хотел спросить вот что, — влез Карась. — Не «куда» он направлялся, а «какой дорогой»? Или, может, он тоже заблудившийся?

— Не заблудившийся, — вступили лешие-разведчики. — Он уверенно так шагал. Как будто знал дорогу! Нечисто здесь, товарищ комдив! Мы коренные лесные жители — и то блуждаем, а этот…

— Тихо! — гаркнул я и повернулся к незнакомцу. — В общем, так. Видите ли, любезнейший, нам всем, конечно, интересно: что делает в глухом лесу одетый в костюм-тройку гражданин с мешком, полным жестянок мятного зубного порошка. Думаю, и ревтрибуналу… — значительно проговорив это слово, я выдержал паузу, — это покажется крайне интересным. Отпустите-ка его, никуда он не денется.

— Я зубник! — с достоинством представился незнакомец. — Или, как сейчас модно говорить, стоматолог, вот! Ни к какой политической партии я отношения не имею! Нечего мною интересоваться. Отпустите меня, и все тут.

— Ну уж нет! — взревел Карась, сняв с плеча винтовку и передернув затвор. — Покажешь, барабулька вонючая, так тебя и эдак через форштевень с размаху, путь на другую сторону Глубокого Леса? А?

Зубник минуту мрачно косился по сторонам, потом все-таки пробурчал:

— Ладно уж, покажу. Только не думайте, что вы меня напугали. Плевать я на вас хотел!

— Плевать? — оскорбилась Анна, опустив руку на эфес шашки.

— Потом, потом… — шепотом сказал ей совершенно успокоившийся после вытянутого из зубника обещания Карась. — Пусть сначала выведет нас…

Незнакомец, явно услышавший шепот Карася, только пренебрежительно хмыкнул. Странная самоуверенность! И леших он не испугался. Да и слова относительно ревтрибунала на него должного воздействия не произвели. Недоволен тем, что его задерживают; кричит, ругается, надменен и бранчлив, как пьяный депутат Госдумы, которому не досталось места в первом классе элитного авиалайнера. Странно… Зубник!

— Пошли быстрее! — скомандовал стоматолог, взваливая себе на плечо мешок. — Некогда мне! — И, не дожидаясь нас, резво поскакал прочь с полянки, будто у него за спиной висел не мешок, наполненный жестянками, а пуховая подушка.

— Убежит, товарищ братишка Адольф, — тихонько сказал мне Карась.

— Не убежит… Эй, Кузьма! Возьми-ка веревку и привяжи к себе этого рыцаря бормашины.

Кузьма кивнул и кинулся выполнять приказание. Через минуту Глубокий Лес наполнился визгом, воплями и проклятиями. Зубник неистово выдирался и дрался так, что, казалось, Кузьма намеревается не просто-напросто привязать его руку к своей, а по меньшей мере — обесчестить в извращенной форме.

— Не позволю! — орал незнакомец. — Руки прочь! От вас плохо пахнет, грязное мужичье!

— Точно — мешочник! — скривился Карась. — Спекулянтская рожа! Мужичье ему не нравится. И ведь видит, какую мы власть представляем, — и все равно…

— Тихо! — крикнул я. — Кузьма, отойди от него. Встрепанный Кузьма с великим удовольствием повиновался.

— Не позволю! — твердо повторил зубник. Он тряхнул головой и мельком глянул на меня — мне почудилось, что в глазах его мелькнуло какое-то неожиданно осмысленное намерение. — Если уж вы боитесь, что я убегу, то привяжите меня не к этому охламону, а вон к тому… — он указал на здоровеннейшего лешего Парфена, — или вон к тому… Нет, я сам выберу.

Пока Карась хлопал глазами, а мы с Анной недоуменно переглядывались, загадочный зубник, перебегая от одного лешего к другому, ощупал весь наш пехотных отряд, как какой-нибудь профессиональный барышник ощупывает табун лошадей, выбирая подходящую.

— Что он делает? — ахнула Анна.

— Ты у меня спрашиваешь?

Зубник остановился все-таки на Парфене — самом крупном лешем в нашем отряде. Странный выбор. Если он задумал убежать, то и выбирал бы себе пару пожиже… Нет, определенно он что-то задумал.

— Парфен?

— Ась!

— Не «ась», а «слушаю, товарищ комдив». Отойди от дяди.

— Почему это теперь — отойди? — вскипел снова странный незнакомец.

— Потому что я с тобой пойду. Во избежание.

И тогда зубник выкинул невиданную штуку. Он подбежал ко мне и быстро-быстро ощупал мне руки, ноги, грудь… Я аж оторопел от такого нахальства. Карась неприлично заржал, а Анна нахмурилась и сжала ладонь на рукояти шашки.

— Удивительно! — воскликнул тем временем зубник. — С виду такой невзрачненький, а кости — крепкие как железо. Привязывай!

Я связал из веревки две петли, одну накинул себе на пояс, другую — на пояс незнакомца.

— И если ты намереваешься сделать какую-нибудь гадость… — начал я.

— Да ладно! — бесцеремонно отмахнулся он. — Пошли скорее!

И мы пошли. Вернее, побежали. Зубник со своим мешком летел впереди, волоча меня на буксире. Он резво и уверенно петлял между деревьями, перепрыгивал через поваленные стволы, с шумом врубался в заросли валежника. Я даже не успевал замечать, по каким признакам он определяет, куда ему сворачивать — направо или налево. Никаких меток на деревьях, никаких указателей… Тем не менее на одном месте кругом мы не ходили, как раньше. Глубокий Лес сгущался, менялся по мере того, как мы продвигались все дальше и дальше… Куда? Я совсем запыхался. Мой проводник-стоматолог тоже подустал. Вспотел, как ежик в бане, расстегнул наконец свой пиджак, расстегнул верхние пуговки сорочки…

Ноги у меня уже подкашивались, когда незнакомец вдруг остановился. На краю глубокого оврага, со дна которого металлически поблескивал ручеек. До противоположного края оврага было примерно метров пять. Неужели прыгать будем?

— Почти пришли, — пропыхтел незнакомец, поворачиваясь ко мне и свободной рукой вытирая пот со лба.

— Ура! — обрадовался я. — Эй, Карась, Анна! Вы слышите…

— Не слышат они! — злобно захохотал зубник, погромыхивая жестянками в мешке.

— Что?

Я обернулся. Никого, кроме нас, в округе не. было.

— Отстали, — сказал я. — Ну правильно, мы же летели как сумасшедшие. Давай минутку подождем, поаукаем…

— «Поаукаем»! — издевательски передразнил меня зубник. — Прыгай в овраг за мной, и все дела! Указывать он мне еще будет…

Так. Надоел мне этот тип. Кто он такой вообще? Сейчас как залеплю ему леща по-флотски, как меня Карась учил, враз весь гонор слетит. Или еще лучше…

— Леших дождусь, — мстительно пообещал я, глядя в глаза незнакомцу, — они тебя за ноги к двум елям привяжут…

— Долго ты их будешь дожидаться, — презрительно фыркнул незнакомец. — А ну прыгай, недоносок!

Недоносок?! Я поднял уже руку для законной затрещины и вдруг замер. На голой груди стоматолога чернел порядком изъеденный ржавчиной железный амулет на цепи: оскаленный череп над двумя скрещенными берцовыми костями. Я знал этот амулет — еще бы мне не знать! Такой череп — явный знак принадлежности к цеху колдунов-некромантов. Нет, глупости… Непохож этот тип на колдуна и тем более — некроманта. Они все сплошь старики, бородатые, страшные, неряшливые, пропахшие спиртовыми настойками на крови и желчи, перепачканные в костной муке… Что я, некромантов не видел, что ли?

— Грамотный какой комиссар попался! — снова оскалил в усмешке свои профессионально безукоризненные зубы паскудный стоматолог. — Узнал амулет? А если ты такой грамотный, почему не догадался, что на нас заклинание Иди-Иди-Не-Дойдешь не действует, в отличие от твоего войска?

— Самозванец! — взвыл я. — Потому и не действует, что ты железяку на себя нацепил! Колись, кариес проклятый, где ее взял?

— Не твоего ума дело! — огрызнулся незнакомец и шагнул вперед. — Прыгай, тебе говорю! Но смотри кости не переломай! Кости твои мне еще понадобятся.

Он прыгнул первым. Я свалился за ним. И как неудачносвалился! Приложился макушкой о какую-то коварную корягу. Это было последнее, что я запомнил.

ГЛАВА 2

Скрил-скрип… Ох, как голова болит. Скрип-скрип… Скрипи, нога моя, скрипи, костяная… Это еще откуда?

Я открыл глаза. Ой, лучше бы я их не открывал. Крайне, знаете ли, неприятная штука — пробуждаясь, увидеть себя на полу в какой-то подвальной комнате прикованным за ногу к замшелой каменной стене.

Решетчатая дверь, наглухо запертая, никаких окон, свет падает через дыры в обветшалом от старости потолке.

Скрип-скрип. Опять этот звук. Радует хотя бы то, что доносится он откуда-то извне.

— Здравствуйте, товарищ комдив…

От неожиданности я подпрыгнул, насколько позволяла цепь.

— Огоньков!

— Так точно… — уныло протянул товарищ Огоньков, ободранный и грязный, с такой же, как и у меня, ржавой массивной цепью на ноге. — А вы как здесь оказались?

— Догадайся с трех раз, марафонец! Кто тебя просил из города бежать? Искали тебя, искали… И нашли.

Товарищ Огоньков пошевелил закованной ногой I и вздохнул:

— Разве ж я знал! Я хотел как лучше. Я чистоту революционной морали это самое… блюл…

— Блюдун неистовый! И как тебя сюда занесло? А впрочем, можешь не рассказывать. Пошел через Глубокий Лес, заблудился и вдруг напоролся на странного человечка в темном костюме-тройке с мешком на плече…

— Не было мешка, — виновато поправил меня Огоньков. — Он с коровой был. Шел себе в чащобе, корову хворостинкой погонял.

— Еще интереснее…

— Вот-вот! И я обалдел! Спросил у него дорогу, он долго ломался, строил из себя невесть кого…

— Обзывался…

— Еще как! А потом все-таки согласился вывести нас из леса. Посадил меня на корову — и вдруг как побежит! Все быстрее и быстрее! И корова за ним! Мои домовые с тяжелыми рогатками отстали… А потом внезапно перед нами — овраг…

— Дальше можешь не рассказывать.

Огоньков снова вздохнул.

— Знаешь, что я думаю, Адольф? — поделился он. — Этот самый тип с коровой — колдун!

— Да что ты говоришь? — «поразился» я. — Не может быть! Я-то думал, он массовик-затейник! А если честно, никакой он не колдун. Самозванец! Нашел случайно в лесу амулет некроманта, нацепил на грудь и возомнил себя непревзойденным заклинателем. Бывает такое с людьми, и зубодеры здесь не исключение. Да я его одной левой! Вот только железяку эту ржавую сниму… Сейча-ас… Один простенький заговор — и цепь с меня слетит как миленькая!

— Не торопись! — воскликнул Огоньков. — Снимешь ты цепь, а дальше?

— Дальше? Пойду и набью морду нашему зубнику. От пары затрещин у него кислотно-щелочной баланс в башке враз восстановится!

— Посмотри, Адольф!

Я посмотрел. Огоньков показывал мне зубную щетку и початую жестянку мятного порошка. Такая же щетка и такая же банка валялась рядом со мной на грязном полу — явно эти инструменты предназначались мне. В голове моей тотчас нарисовалась картина: свихнувшийся зубник, завладевший неслабым амулетом, заманивает прохожих в свое логово, где и подвергает несчастных изуверским стоматологическим процедурам — заставляет по десять раз на дню чистить зубы, пытает бормашиной, громадными клещами сладострастно дергает резцы и коренные, сверлит дырки, ставит пломбы куда только можно и нельзя…

— Маньяк, — поморщился я. — Не люблю маньяков, честное слово. Злые они. Ничего, разберемся… Подумаешь, придется лишний раз зубы почистить…

— Какие зубы! — застонал Огоньков. — Он что, тебе ничего еще не объяснил?

— Нет. Как-то времени не было. Я, понимаешь, в овраг — прыг. Высота — ух! Башкой об корягу — бах! Вот так дело было.

Раздался дурацкий хохот. По ту сторону решетчатой двери появился давешний зубник. Амулет некроманта теперь болтался у него поверх одежды.

— Зубы чистить! — хохотал он. — Да зачем мне нужны ваши зубы? Идкоты! Что же мне — всю жизнь в чужих оскалах ковыряться? У меня иное предназначение! Так, товарищи комиссары! Чтобы я больше никаких разговоров по поводу моей величавой персоны не слышал! А то обижусь. И помните — вы целиком и полностью в моей власти. А ты, гад, — это он мне сказал, — еще раз назовешь меня самозванцем, поплатишься жизнью! Мало ли что я нашел! Раз амулет попался мне в руки, — значит, такова судьба! Значит, я высшими силами предназначен править этим лесом. Сначала лесом, а потом уж — всем миром.

— Мания величия полноценная, — сообщил я Огонькову. — Клинический случай… Эй, ты, бормашина! А ну-ка зайди сюда! Я тебе сейчас покажу мировое господство, пломба недоделанная!

Зубник снова оскорбительно захохотал. Дернул какую-то ручку, и решетка, визжа, поехала вверх, освобождая проход. Я вскочил. Но самозванец не спешил входить в камеру. Вместо этого он посторонился, впуская к нам десяток самых настоящих скелетов. Крупные, блистающие молочной белизной костей человеческие остовы, механически прошагали через порог (скрип-скрип костяными суставами) и остановились, тупо глядя на меня пустыми глазницами.

Я схватил первое, что попалось мне под руки. А именно — зубную щетку. Конечно, сомнительное оружие, но другого нет…

— У него таких тварей десятков пять, — слабым голосом проговорил Огоньков, прижимаясь к стене. — И все злобные… Слушаются его, как собаки.

— Злобные и сильные, — уточнил зубник. — Ну не расстраивайтесь, и вы такими скоро станете. А пока за работу!

— За какую работу? — переспросил я. Драться мне резко расхотелось — еще бы, силы противника превосходили мои собственные в несколько раз.

— Не зли его… — шепнул Огоньков, подползая к первому скелету. — Смотри на меня, Адольф… Вот так, вот так… — Обмакнув щетку в жестянку с порошком, он принялся натирать костяную ногу, как уличный чистильщик — обувь прохожему. — Вот так, вот так…

— До блеска! — скомандовал зубник, опуская решетку. — И не жульничать! Сам проверю кости на блестючесть и равномерную промазанность! Давай-давай, комиссар! В одну руку — щетку, в другую — банку с порошком! Работай! А то развоевался: «самозванец!», «морду набью!»

— А вот хрен тебе… — вякнул я.

Некромант-самозванец хмыкнул и щелкнул пальцами. На моем горле тотчас сомкнулась костлявая рука. Все десять скелетов, подчиняясь хозяину, повернулись ко мне, угрожающе оскалив пустые рты.

— Пустите… — полузадушенно прохрипел я после нескольких безуспешных попыток освободиться. — Я больше не буду…

— То-то!

Еще щелчок, и хватка на моем горле ослабла. Я рухнул на колени, натужно откашливаясь. Огоньков подсунул мне жестянку с порошком.

— Равномерно! — издевался за решеткой зубник. — Вверх-вниз, вверх-вниз! Вот так… Молодцы!

Ой как стыдно! И руки гудят от усталости. Вверх-вниз, вверх-вниз… Тьфу, дьявольщина! Надо же, как низко я пал! И самое обидное то, что, наглый самозванец на всем протяжении процедуры чистки скелетов важно прохаживался за решеткой. Издевательски похохатывал. Когда ему надоело издеваться, он прочел лекцию о благотворном влиянии зубного порошка на костную ткань. Сволочь! Я представил, как сейчас безнадежно мечутся по заколдованному лесу Анна с Карасем и отрядом леших, и еще наш артиллерийский батальон домовых, лишившийся своего командира, — и мне стало совсем тоскливо.

— У него здесь целое хозяйство, — рассказывал мне лежащий рядом Огоньков. — Стадо коров, огород, садик плодоносящий. Собственник несчастный! Молоко, дескать, укрепляет кости! Скелеты в прислужниках ходят… По утрам обтираются молоком и сметаной, делают зарядку, маршируют на полянке, строевой подготовкой занимаются. А во второй половине дня — оздоровительные процедуры. Ну насчет этих процедур ты уже в курсе…

— Жрать хочу, — мрачно прервал я монолог комиссара. — Когда нам ужин принесут?

— Никогда, — равнодушно ответил Огоньков. — Зачем нам ужин? Мы же должны в скелетов превратиться естественным образом. Эх, не думал я, что таким образом завершу свою жизнь. Как обидно! Боролся, страдал за народное счастье, себя не помнил, все для пролетариата и крестьянства. Тебя вот обидел зазря, а ты меня спасать пришел…

Он вдруг приподнялся:

— Ты, товарищ Адольф, бес, а не человек. Порода у тебя, значит, крепкая — наверняка дольше моего протянешь. Об одном прошу. Когда я… ну это самое… Ты накрой мое хладное комиссарское тело красным коммунистическим флагом и пропой вместо поповского скулежа «Интернационал». Обещаешь?

— Нет, — ответил я. — Я «Интернационал» до конца не помню. И где я тебе красный флаг возьму?

— А у меня есть, — оживился Огоньков. — Я его теперь всегда с собой ношу. На всякий случай. Хочу уйти из жизни красиво. Вот погляди…

Он распахнул куртку, и я увидел в несколько раз обернутое вокруг худосочного тела комиссара красное кумачовое полотнище, фрагмент пентаграммы…

— Артист! — сказал я на это. — Ты бы лучше на всякий случай базуку с собой носил.

— А что это такое?

— Орудие мощное. Гранатомет.

— У меня маузер был. И что толку? Скелеты отобрали. Да и с маузером против скелетов не попрешь. Отстрелишь ему, скажем, руку, он тебя другой рукой. Отстрелишь обе ноги, он на карачках доползет и загрызет. Вот бы, в самом деле, базуку… — размечтался Огоньков. И сам себя прервал: — Ну нечего теперь. Давай поспим, Адольф, а? Нам еще сегодня до темноты коровники чистить. Я уже один раз чистил — адская работа, извини за выражение!

— Ну уж не-эт! — зловеще протянул я.

— Чего?

— Нет! Нет! И еще раз нет! — Я вскочил и зашагал по камере, гремя цепью. — Чтобы я — бес оперативный сотрудник — подчинялся какому-то вонючему зубни-ку, нацепившему амулет некроманта? Ни за что!

— Вы бы лучше не кричали, —печально посоветовал Огоньков. — А то еще опять прибежит этот…

— Костяшки полировать? — не мог остановиться я. — Коровники чистить? Ни за что! Ни за…

Тут я запнулся. Остановился напротив Огонькова. Он заинтересованно глянул на меня.

— Что-то придумал? — с детской надеждой в голосе осведомился товарищ Огоньков.

— Может, и придумал… А чего ты так сразу приуныл, борец за свободу? А еще революционер! Тебе же нечего терять, кроме своих цепей, а ты нюни распустил!

— Я революционер, — согласился Огоньков, бросив мимолетный взгляд на приковывавшую его к стене цепь. — Только я революционер, когда чувствую за собой народные массы. В одиночку-то особо не побунтуешь…

Я глубоко вдохнул. Вдруг проснувшееся вдохновение всколыхнуло меня и моментально освежило:

— Итак, нам сегодня коровники чистить предстоит, да?

— Ага…

— А быки у этого кулака-живоглота есть?

— Конечно. Раз коровы есть, то и быки есть. Три штуки. Я их назвал Маркс, Энгельс и Гегель.

— Так вот успокойся и слушай сюда… Есть план!

— Эй, комиссары! Выходи по одному!

Безмолвные скелеты отковали нас от стены и, конвоируя, сопроводили наружу — в небольшой дворик, окруженный наполовину осыпавшейся каменной стеной. Я осмотрелся — ого-го… Неведомый чародей, чьи владения захватил зубник, отгрохал себе нехилый домик. Даже не домик, а что-то вроде замка в миниатюре — сплошная стена с бойницами и смотровыми башенками; собственно дом — трехэтажный со шпилем, украшенный каменными гаргульями и львами у входа, немногочисленные подсобные постройки, также из камня, вымощенный плитами двор, через который теперь тянулись веревки с выстиранным бельем. Тьфу, надо же было так испакостить строгую готику? На каменных плитах тут и там — коровьи лепешки различной степени свежести, среди лепешек бродят куры, выклевывая редкую травку; суровые, выложенные известняком окна обмазаны вокруг веселенькой желтой краской и завешены ситцевыми занавесками в цветочек; смотровые башни забиты доверху сеном; в пастях каменных львов и гаргулий гнездятся папиросные окурки и яичная скорлупа, а на шпиле, где по правилам некромантской этики должен быть флюгер в виде летучей мыши, сидит и задорно квохчет румяный петушок… Он бы еще на подоконники фикусы в кадках поставил! Немного, правда, поддерживают изначальную стилистику стройные ряды воинов-скелетов, стоящих вдоль стен, но… только и всего.

— Получите орудия производства! — усмехнулся вышедший на крыльцо зубник. — Ребята, выдайте им…

Огоньков отшатнулся от скелета, который шагнул к нам, протягивая две деревянные лопаты.

— В коровник! — скомандовал зубник, указывая на низкое каменное строение, откуда доносилось протяжное мычание и ощутимо веяло навозом.

Я с ненавистью взглянул на стоматолога-узурпатора, на железный череп с костями поверх его домашнего халата. Тот давний некромант, наверное, в гробу устал переворачиваться. Ну ничего, браток, мы за тебя отомстим.

— Действуй по плану, Огоньков! — оценив ситуацию, шепнул я товарищу комиссару. — В конце концов, нам с тобой не привыкать с мертвецами сражаться. А я пока расшевелю это мертвое царство…

— Ага, — кивнул Огоньков и, втянув голову в плечи, отбыл по направлению к коровнику, волоча за собою лопату.

— Ну а тебе особое приглашение надо? — нахмурился зубник. — Чего стоишь?

— А чего мне надрываться? — пожал я плечами. — С какой стати? Я и так полдня зубной щеткой твоих солдафонов начищал. По закону, между прочим, каждому гражданину положен восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю. Это уж не говоря об обязательной зарплате, отпускных выплатах и бюллетене!

— Что? — округлил глаза самозванец. — Перечить мне? Властелину мира? Ребята! Взять его!

Скелеты разом отлипли от стен (чего я и добивался) и медленно, но неотвратимо двинулись ко мне. Я мгновенно оказался в плотном кольце врагов. Ох, поскорее бы там Огоньков… Я же и минуту не продержусь в битве с костяными истуканами!

Огоньков, где же ты?! Зубник уже открыл рот — надо думать, для того чтобы отдать приказание.

В следующую секунду из коровника вырвался полный ужаса вопль, вслед за воплем — разъяренное мычание, а потом и сам товарищ комиссар Огоньков вылетел, голый по пояс, размахивающий красным знаменем.

— Что это за… — ахнул зубник, вместо того чтобы скомандовать скелетам: «Взять его!»

Огоньков, не сбавляя скорости, круто повернул, в развороте замахнувшись и швырнув знамя, покрывалом опустившееся на ближних ко мне скелетов, а сам скользнул к стене. Я бы и рад был последовать его примеру, тем более что так и предусматривалось по плану, но вырваться из кольца костяных воинов было невозможно.

— Взять его! — все-таки рявкнул зубник. Десятки костистых рук пронзили тот самый кусок пустого пространства, где секунду назад находилось мое тело. Я прыгнул изо всех сил, как еще никогда, наверное, не прыгал. На мгновение я повис в воздухе, сверху наблюдая, как копошатся подо мной скелеты, а потом сила притяжения неумолимо потянула меня вниз.

Все, что произошло потом, произошло в доли секунды. Не успел я грохнуться на пустые черепа, как из коровника, словно вихрь, метнулся громадный черный бык и, взревев, кинулся на красное знамя.

Бах! Бык пронзил толпу скелетов насквозь! В воздух взвились обломки костей, взвились и посыпались на землю, а я, грохнувшись-таки вниз, внезапно ощутил под собой не каменные плиты, а мускулистое бычье тело.

— Держись, Адольф! — крикнул Огоньков.

Хороший совет. Теперь мне оставалось одно — ни в коем случае не свалиться со спины обезумевшего от ярости быка. Я и держался. Схватился обеими руками за бычьи рога, на которых болталось знамя, и впился коленями в ходуном ходившие бока.

Перед моими глазами завертелся чудовищный калейдоскоп. Кажется, я неприлично визжал и орал, подпрыгивая на бычьей спине. Некрасиво, куда деваться, но пусть тот, кто в подобной ситуации будет способен сохранить ледяное хладнокровие, первым кинет в меня коровью лепешку.

Бычара, пытаясь стряхнуть с рогов ненавистную красную тряпку, ревел и бешеным ледоколом носился по двору. Скелеты так и трещали под его копытами, черепа разлетались на мелкие кусочки от ударов бычьих рогов.

— Ага!!! — восторженно завопил Огоньков, и я увидел, как на арене сражения появились новые действующие лица. Вернее — действующие морды.

Два быка — поменьше того, на котором я сидел, но все равно далеко не карлики — добросовестно принялись вносить свою лепту в правое дело уничтожения армии скелетов, чего они, кстати, совсем не замечали, видя перед собой только раздражающую зрение красную тряпку.

Собственно, это было даже не сражение. Это было тотальное уничтожение. Быки топотали друг за другом по малому пространству двора. Они кружились по двору как ножи в мясорубке. Грохот стоял такой, будто какой-то оголтелый маньяк ломом крушил лавку керамических изделий. Некромант-самозванец застыл на крыльце в своем идиотском домашнем халате, бессильно наблюдая за тем, как его войско в прямом смысле слова разлеталось в прах.

А Огоньков, взобравшийся на стену, размахивал руками и вопил с интонациями завзятого футбольного болельщика:

— Маркс, давай-давай! Бей рогом! Энгельс, куси! Гегель, работай копытами!

А врагов уже не осталось. Только ползал где-то в уголке, слепо тычась в стены, похожий на паучка тазобедренный сустав.

— Скомандуй им остановиться! — крикнул я. — Битва окончена! Я сейчас свалю-у-усь!

— Как же я им скомандую! — бегая взад-вперед по стене, взволнованно орал Огоньков. — Они же не дрессированные! Они это… за флагом бегают…

Несчастный зубник с белым перекошенным лицом по стеночке продвигался в сторону закрытых ворот. Вот гад-то! Властелин мира! Поди, ума хватило только одно заклинание скелетообразовательное и выучить. Ну что, нечем крыть?

Одной рукой держась за бычье ухо, второй я сорвал с рогов животного порядком истрепанный и продырявленный флаг, размахнулся, прицелился — выбрал удачный момент, когда мой скакун пролетал в непосредственной близости от врага, — и швырнул знамя прямо на ворота.

Стоматолог-узурпатор моего маневра и не заметил, увлеченный отодвиганием массивного запора. Он оглянулся только тогда, когда Маркс, Энгельс и Гегель, взревев одновременно, рванули к воротам.

Я скатился со спины быка, грохнулся о землю, усыпанную осколками костей, и не успел еще подняться, как Глубокий Лес сотряс тяжкий, громовой раскат. Ворота разлетелись на куски, некромант-самозванец…

— Мама дорогая… — прикрывая глаза рукой, прошептал впечатлительный Огоньков.

Петушок со шпиля, потрясенный увиденным и услышанным, сложил крылья и, теряя по дороге пестрое оперенье, рухнул вниз.

— Дело сделано? — осведомился я, поднимаясь на ноги.

— Более чем… — прокряхтел товарищ комиссар Огоньков.

— А что, неплохой получился половичок, — высказался я, отдирая амулет некроманта от расплющенного бычьими копытами бедного стоматолога.

— Ужас! — подтвердил Огоньков. — Конечно, так этой контре и надо, но все-таки… прикончить его можно было более гуманным способом.

— Ты что говоришь! — сказал я, поместив себе на грудь амулет. — Вдумайся в символический смысл произошедшего! Пакостный вредитель буквально раздавлен классиками передовой теории!

— Да? И правда неплохо… — повеселел Огоньков. — Что делать будем? Маркс, Энгельс и Гегель, сослужив службу, убежали в лес.

Он извлек из-под обломков невообразимые лохмотья, в которых довольно трудно было признать флаг, и бережно обмотал красную тряпочку вокруг себя:

— Еще понадобится.

— Сплюнь!

— А, да, действительно, тьфу-тьфу-тьфу…

— Пойдем, — сказал я, — поищем дивизию.

— Опять по лесу плутать? — застонал Огоньков.

— Дурак! У нас теперь амулет есть! С ним заклинание Иди-Иди-Не-Дойдешь на нас не действует. Забыл, как тебя сюда приволокли?

— Правда? Здорово! Не разбираюсь я в этих ваших колдовских штучках…

Искать дивизию нам пришлось совсем недолго. Отшагав не более ста метров, мы заметили, что просветы между деревьями стали шире, вместо разлапистых, иссохших великанов чаще стали попадаться тоненькие деревца и кустики, задорными вениками торчащие вверх.

— Опушка, — констатировал Огоньков. — Ой, а вон там что-то шевелится…

«Шевелился» Петро Карась. Угрюмо засунув руки в карманы бушлата, он топтался в нескольких шагах от выхода из леса и бормотал себе под нос:

— Когда же эта чертова чаща закончится?

— Он что, слепой? — удивился Огоньков.

— Забыл о заклинании? Эй, Петро! Анна! Мы вернулись!

Когда стихли приветственные вопли, объятия, сошли на нет разговоры типа «а мы думали, что вы уже никогда…», я торжественно закопал амулет под неприметным деревцем. Как только слой промерзшего дерна укрыл железный череп, нечто похожее на отдаленный гром прокатилось над Глубоким Лесом.

— Заклятие снято! — догадалась Анна.

— Вот именно, — подтвердил я. — Глубокий Лес теперь не такой уж и глубокий. Вон посмотрите — да тут же рукой подать до противоположной опушки!

— Насквозь видно! А вы целый день плутали.

Неподалеку приободрившийся и согревшийся Огоньков зычными приказами выгонял из расколдованного леса свой артиллерийский батальон, проблуждавший больше суток вокруг двух сосен. Несчастные домовые, замерзшие до состояния сосулек, рыдали в голос и, не веря в пришедшее неожиданно избавление, норовили ухватиться за своего командира покрепче. В общем, на опушку комиссар Огоньков вышел, шатаясь от тяжести облепивших его со всех сторон подопечных.

— Все к костру! — распорядился я. — Погреемся, тогда двинем дальше.

— Товарищ братишка комдив! — подлетел Петро. — Докладываю — оборотни идут в нашу сторону! Они, оказывается, прибыли на место назначения давным-давно и все жгли плоты, ожидая нас. Русалки и водяные на дне реки в версте отсюда. Им так привычнее греться.

Ну вот все и налаживается. Впереди лежит город Ближне-Камышинск — последний населенный пункт перед конечной остановкой, на которой меня с распростертыми объятиями встретит Черный Барон. А, что сейчас-то об этом думать? Пока что…

В кармане у меня завибрировало. Опять?! Сейчас же выкинуть к чертовой бабушке Наине Карповне дурацкий Кристалл, пока он не…

— Товарищ комдив? — встревожился Петре — Что с вами? Братишка Адольф, ты чего шатаешься? Эй! Эй! Комдиву плохо!..

ГЛАВА 3

Это мне плохо? Да нет, мне хорошо. Даже очень. Только что холодный ветер пронизывал меня до костей, копыта сами собой притоптывали, согреваясь, а сейчас меня всего, словно ватное одеяло, окутывает дремотная теплота.

И пробивается сквозь дремоту чей-то голос:

— Уколы для четвертой палаты!

Я вскочил и тут же рухнул… с кровати. Ну да, я ведь на кровати оказался, когда снова посредством кретинского Кристалла Перемещения переместился в дурацкий параллельный мир!

А где «дзи-инь»? Где «дзи-инь», я вас спрашиваю? Вот ведь дело — мотаюсь в параллельный мир как в магазин на углу, даже перестал обращать внимание на обязательные атрибуты перемещения.

— Уколы для пятой палаты!

А интересно, где я нахожусь? Небольшая комнатка без окон, с большой дверью, украшенной застекленным глазком посередине. Две койки — одна, с которой я только что свалился, на второй лежит, укрытый простыней с головой, какой-то человек. А стены нашей комнатки обиты в несколько слоев толстыми одеялами. Та-ак… Что-то это все мне напоминает…

Уныло осмотрел я самого себя. Теперь на мне были только нательная рубаха и подштанники, заплатанные на коленях; босые ноги — отвратительные человеческие босые ноги стояли на голом полу. Как же все-таки некрасиво человеческое тело. Кривые пальцы с желтыми ногтями, редкие волосенки, торчащие у щиколоток, монументальные мозолистые пятки. Тьфу! Вот копыта — это да! Намного удобнее, не говоря уж об эстетической стороне. Вы видели когда-нибудь на бесовских копытах мозоли или, скажем, желтые торчащие ногти?

Дернув себя за пышные усы, я проговорил вслух:

— Ну здравствуй снова, Василий Иванович…

Человек на соседней койке зашевелился. Простыня сползла на пол, и я увидел рыжеватого толстенького мужичка с обширной коричневой и как бы лакированной лысиной. Одет он был так же, как и я, в нательную рубаху и подштанники.

— Привет, — поздоровался я.

— Доброго здоровьечка, —доброжелательно откликнулся мужичок.

Я хотел было уточнить, где именно мы имеем честь находиться, но тут дверь в комнатку распахнулась и одновременно с восклицанием:

— Уколы в шестую палату! — к нам проник шустрый типчик в белом халате.

— Доброго здоровьечка, доктор, —поздоровался и с ним мужичок.

— Так, батеньки! — весело проговорил доктор. — Обнажайте тылы…

В руках его откуда-то появился неприятного вида медицинский металлический пенал с тремя шприцами.

— Э нет… — попятился я. — Мы так не договаривались! То, что я в больнице, это я уже понял. Но лечиться не собираюсь. Я полностью здоров! Как бык! Маркс, Энгельс и Гегель, вместе взятые! Не подходи, вредитель, а то укушу!

Доктор не удивился. Он надавил на какую-то кнопочку возле дверного косяка — где-то в коридоре омерзительно продребезжал звонок. Когда в палату вбежали два свирепого вида санитара, я прижался к стене. В своем нормальном состоянии я бы их в единый колобок слепил, как двух пластилиновых зайчиков, и запулил бы колобок в небушко, но сейчас… Слабо и немощно человеческое тело, что и говорить!

— Василий Иванович, батенька! — умоляюще сложил руки доктор. — Ну не заставляйте меня применять насилие. Ложитесь на коечку и снимайте порточки. Вколем вам успокоительное, поспите, отдохнете…'

— Это что, психушка? — догадался я. — Ничего себе — отдых! Вы что, намекаете на то, что я свихнулся?

— А как же, батенька! — закатил глаза доктор. — Вас сюда в тяжелейшем состоянии привезли. Провалы в памяти, болезненный бред о каких-то оборотнях, кикиморах, русалках, домовых и прочей нечисти, вспышки немотивированного гнева… И все это, конечно, на фоне белой горячки. К тому же из истории вашей болезни я узнал, что вы уже наблюдались у военного психиатра — лет десять тому назад. Сами пришли на обследование с жалобами на навязчивые кошмарные сны про какого-то чернобородого шарманщика…

— Опять шарманщик! И Анка тогда говорила… Не знаю никакого шарманщика! Я вообще музыку не люблю!

— Батенька, ваше здоровье принадлежит революции! Вашей геройской дивизии, вашим боевым товарищам и всей Желтой армии в целом! Ну не упрямьтесь! Ребята, помогите товарищу комдиву лечь на животик…

— Назад! Руки прочь от моей желтой коммунистической попки! Доктор, пойми, это, может быть, вашего Чапаева лечить надо, а меня не трогайте! Я ведь не он!.. — прокричал я и понял, что совершенно напрасно развязал язык.

— Простите, а вы что же, не Чапаев? — с нездоровым каким-то интересом осведомился доктор.

— В некоторым смысле… нет. Доктор страшно оживился:

— И кто же?

— Я скажу, а вы меня в отделение для буйных?

— Вы и так в отделении для буйных.

— Ну бес я, —безнадежно признался я.-Адольф меня зовут. Не верите?.. Уберите шприц!!!

— У-у… — сузил глаза доктор. — Положение гораздо серьезнее, чем я думал. Диагноз усложняется еще и раздвоением личности. Великолепно! — внезапно воскликнул он и вкусно причмокнул на меня языком, словно я был тортом. — Вы, Василий Иванович, редкостный пациент! Я на вашем случае научный труд напишу и в Лейпциг поеду на международную конференцию психиатров. Ребята, уложите больного…

— Сам больной! — гордо кричал я, пока санитары укомплектовывали меня на койке. — Клистирная трубка! Что это за агрегат? — углядел я большой металлический шприц, неотвратимо приближающийся ко мне с тыла. — Вы что, никогда не слышали об одноразовых… Аи!

— Уже все, батенька… — ласково кивнул мне доктор. — Ребята, отпустите Василия Ивановича. Он теперь смирным будет..

Санитары отошли в сторону. Я хотел тут же вскочить, но голова моя закружилась так сильно, что я только приподнялся… и сразу рухнул обратно.

— Ну-с, теперь с вами, — щебетал доктор, с двумя шприцами в обеих руках приближаясь к моему соседу по палате. — Вы… как, простите, вас сегодня величать?

— Галиной, — с достоинством ответил лысый мужичок. — Как и вчера. Разве вы забыли?

— Нет-нет, помню… И как у нас дела, ба… то есть матушка?

— Хорошо, — проговорил этот Галина и вдруг зарделся. — Очень хорошо, доктор… Можете меня поздравить.

— Это с чем же?

Галина прошептал на ухо доктору несколько слова. Тот удивленно хихикнул. И переспросил:

— Правда?

— Никаких сомнений, — смущенно ответил Галина и, задрав рубаху, нежно погладил себя по объемистому брюшку. — Скоро можно ожидать пополнения…

— Как быстро у вас все. Еще вчера ничего подобного не наблюдалось. И кто же у нас папочка?.. Хм… — Он подозрительно глянул в мою сторону.

Я возмущенно фыркнул и отвернулся к стене. Доктор, мурлыча песенку, приговаривал:

— Вот теперь укольчик — р-раз! И еще один — два. Отлично, Галина. Поправляйтесь. И вам, уважаемый Василий Иванович, желаю того же… Ну-с, до вечернего обхода позвольте откланяться…

Дверь за ним закрылась. Я подождал немного, пока голова перестала кружиться, и сел на койке. Галина лежал на спине, безмятежно улыбаясь, смотрел в потолок.

— Эй! — позвал я. — Парень… Можно к тебе обратиться?

— Я не парень! — обиделся Галина. — Я женщина! Притом беременная.

— Ну хорошо, пускай так, — проговорил я, проглотив рвущееся наружу «псих ненормальный», — скажи, давно я здесь?

— Дня два… Или три. Точно не помню.

Дня два. Это значит, Василия Ивановича привезли сюда прямиком со станции Гром. То есть после моего сольного хореографического выступления перед батальоном синяков. Бедный комдив! Он-то, в отличие от меня, не понимает, в чем дело. Ему-то ни про какие пророчества и Кристаллы Перемещения не рассказывали. А может быть, он и в самом деле того?.. Тронулся умом? Хорошо бы так! Отрапортую Черному Барону, что герой из параллельного мира теперь не представляет для него опасности, да и… Вряд ли, правда, он мне поверит. С пророчествами шутки плохо.

Ну сейчас не об этом думать надо. А о том, как мне отсюда выбраться. Я ведь не псих все-таки! Следовательно, препараты, которые мне колют, могут на меня оказать обратное действие. Знаю я этих психиатров и их способы лечения…

— Эй! — снова обратился я к соседу. — Уважаемая Галина. Я бы хотел м-м… Скажем… А на прогулки вас… то есть нас… выпускают?

— Прогулки нам не полагаются, — вздохнул Галина. — Мы с вами — самые тяжелые больные во всей больнице, — не без гордости добавил он. — И охраняют нас соответственно.

Отличные новости…

— У меня, например, — продолжал Галина, — сложное расслоение личности, отягощенное склерозом. Заметили, что мне два укола делают, а не один? Вот! Один — успокаивающий, как и вам, а второй — для поддержки памяти. А то я все свои мании забываю. Знаете, как неприятно! Сегодня я, допустим, Наполеон, а завтра — ба-бах! — приступ склероза. Я напрочь забываю про Наполеона и становлюсь великим князем Потемкиным. Доктор не успевает диагнозы править. Это очень неудобно… Я ведь забыл совсем, кто я такой на самом деле… Ну кем был, до того как… заболел… Но — могу похвастаться — с тех пор как я стала Галиной, уже два дня прошло, а это для меня рекорд! Два дня быть одной и той же личностью! Я даже забеременеть успела!

— Здорово… — похвалил я. — Только, как бы там ваш доктор ни косился, я к этому обстоятельству совершенно непричастен. Возможно, сам Чапаев и мог бы что-либо прояснить, но я не он!

— Да вы не нервничайте! — успокоил меня Галина. — Я верю, верю… Вы бес Адольф, правильно? Не нервничайте, вам вредно. В конце концов вас вылечат. И меня вылечат. А, кстати говоря, беременной женщиной быть очень даже приятно. Вы не представляете, какой это восторг, чувствовать под сердцем биение жизни крошечного существа. Почти так же великолепно, как тогда, когда я был а Джеком-Потрошителем. Ко мне в то время с таким почтением относились. Санитары обходили сторонкой, электросудорожную терапию отменили, чтобы не перевозбуждать меня, доктора разговаривали ве-эжливо… Лучшими яствами кормили. Правда, приходилось есть руками, потому что не давали вилки и ножи… Ой! — Он вдруг схватился за живот.

— В чем дело?

— Толкается… — покраснев, проговорил Галина. — Маленькой ножкой тук-тук…

— Тьфу, псих!

— От психа слышу!

Некоторое время я лежал, тупо глядя на дверь. Вот уж попал так попал. Когда еще Черному Барону придет в голову вытащить меня обратно? Да меня здесь так залечат, что последние мозги вылетят!

На этой мысли я вынужден был прерваться, потому что дверь в палату приоткрылась. «Сейчас на электросудорожную терапию потащат! Буду защищаться!» — мелькнуло у меня в голове.

Лицо человека в белом халате, шагнувшего в палату, с первого взгляда показалось мне очень знакомым, прямо-таки родным. И в следующую минуту я уже подскочил, узнав окончательно.

— Петька!

— Тише. Василий Иваныч! Не ори, пожалуйста, товарищ комдив!

— Молчу, молчу… Как я рад тебя видеть! Понимаешь, меня тут за психа держат! Ты уж черкни письмецо в ставку Главнокомандующего, а то и самому Троцкому. Мол, залечат легендарного комдива!

— Василий Иваныч! Тише!

Глухо бряцая шпорами, выглядывавшими из-под халата, Петька прокрался к моей койке, хмуро глянул в сторону Галины и присел рядом со мной.

— Вот, — сказал он, опуская мне в руки холщовую торбочку. — Как ты и просил…

— Спасибо. А что тут? Апельсины и йогурты?

— Василий Иваныч! Опять у тебя эти самые… провалы?

Я открыл торбочку. На дне ее поблескивали напильники.

— Согласно вашему плану побега… — едва слышно промычал Петька, косясь на прислушивавшегося Галину.

Мой план побега! Молодец я! То есть Василий Иваныч Чапаев молодец! Футы, я уж думал, что придется припухать здесь до тех пор, пока Черный Барон не соизволит…

— Анка на своей тачанке уже ждет, — шептал мне на ухо Петька. — Дежурного санитара я, как вы советовали, подпоил, он дрыхнет во дворе под телегой. Доктор укатил домой обедать, охрана в картишки режется. Я как посетитель в корпус к тифозным прошел, меня пропустили, потом по черному ходу сюда пробрался. Все пока что гладко идет! Василий Иваныч, торопись! — И Петька шлепнул на койку какой-то сверток. — Переодевайся быстрее!

В свертке оказался полный комплект военной формы. Ликуя, я свалился с койки, стащил с себя больничное белье…

— Аи! — прикрываясь ладонью, запищал Галина. — Мужлан усатый! Как вам не стыдно обнажаться перед женщиной!

— Это что такое? — вытаращился Петька.

— Не обращай внимания, — пропыхтел я, натягивая галифе, — обыкновенный сумасшедший. Беременный к тому же. Та-ак… А где моя шашка?

— С оружием сюда не пускают, — покачал головой мой ординарец. — Придется скрытно уходить. Понятно, что тебе так непривычно. Тебе бы — эх! Ух! Руби! Коли!.. Твой знаменитый ход конем!

— Что еще за ход конем?

— Василий Иваныч, не пугай меня… Это твой излюбленный стратегический прием! Сначала — ураганный удар конницей! И молниеносное обманное отступление! Враг, погнавшись за неуловимым эскадроном, попадает в западню! И тогда — пулеметы! Шашки… Но погоди, товарищ комдив! Нам бы только отсюда выбраться, а потом все по-старому пойдет! Анка по тебе как скучает! Бойцы слезы льют! А Ого-нькову я все-таки жбан набью, очкастой скотине!

— За что? — поинтересовался я, нахлобучивая папаху.

— Как — за что? А кто тебя сюда упек? Этот бумагомарака и упек! Мол, не полагается, чтобы желтый командир наяву бредил… Надо ему нервишки подлечить! Ух, зараза ученая!

— Ладно, — сказал я. — Потом разберемся. Пошли.

— Стойте!

Мы с Петькой одновременно обернулись. Это Галина, поднявшийся с койки, крикнул. Петька, оскалившись, пошел на него, но мой беременный сосед проворно подскочил к кнопке возле двери.

— Только троньте! — воинственно раздувая ноздри, предупредил он.

— Слушай, гермафродит пузатый! — зашипел я. — Чего ты пристал? Лежи себе и лежи! Вынашивай чадо. А мы тихонько уйдем.

— И я с вами!

— Ну уж нет!

— И я с вами! — упрямо повторил Галина. — Мне нравится беременной быть! А эти доктора своими уколами и процедурами меня заставят разнервничаться и забыть манию! Стану каким-нибудь ханом Батыем или — еще того хуже — Котом в сапогах! Думаете, приятно сырую рыбу жрать и за мышами гоняться с моим пузом? Я лучше с вами убегу, подамся на волю, в лесочке где-нибудь построю себе шалашик, рожу, ребеночка воспитывать буду… Человека хорошего найду и замуж выйду…

— О, идио-от! — застонал Петька, хватаясь за голову. — Что теперь делать, товарищ комдив?

— Без паники! — сам отчаянно паникуя, воскликнул я. — Галина, убери палец с кнопки!

— Не уберу!

— Так, та-а-ак… Короче, поступаем следующим образом — берем эту мамочку с собой.

— Василий Иваныч!

— Хочешь, чтобы он санитаров позвал?

— И позову! И позову!

— Н-нет… не хочу санитаров.

— Тогда выполняй команду боевого комдива! Галина, расслабься. Идешь с нами!

— Ура!

Втроем мы прокрались по длинному, тускло освещенному коридору, спустились по темной лестнице черного хода. У выхода во двор нам пришлось затаиться — два дюжих санитара, усевшись на носилки, решили перекурить именно у той самой двери, через которую пролегал путь на свободу. Через дверные щели пробивались густые желтые лучи летнего солнца, откуда-то снаружи доносилось щебетание птичек и лошадиное ржание.

Петька, пережидая, нервно дребезжал шпорами. Я выдергивал себе волоски из усов. А дрожащий Галина спустя минуту ожидания жалобно ойкнул:

— У меня от волнения воды отошли!

— Это не воды… — принюхавшись, прохрипел Петька. — Это другое… Но тоже от волнения. Крепись, псих! А то своими руками придушу!

— Тихо! Они, кажется, уходят… Мы выбрались из корпуса.

— Теперь скорее вон до той поленницы! — махнул рукой Петька.

До поленницы нам удалось добраться удачно — никто нас не заметил. В темном закутке между каменной стеной и высокой дровяной пирамидой мы оказались в относительной безопасности. Н-да… суровая больница! Окружена каменными стенами, сверху утыканными железными заостренными штырями, лишь кое-где в стене светлеют маленькие оконца — зарешеченные. Одно из окон приходилось как раз в том промежутке, скрытом от двора поленницей. Отлично рассчитано! Вот тут-то нам и понадобятся напильники.

Пока мы с Петькой, обливаясь потом, пилили решетку, Галина, ежесекундно предупреждая нас не поворачиваться, выжимал мокрые подштанники. Наконец прутья поддались. Окошко на свободу!

— Вперед! — приказал я. — Где там нас Анка с тачанкой ждет?

— А я почем знаю? — пожал плечами Петька. — Эту часть плана ты с Анкой и прорабатывал, когда она тебя посещала. Я отвечаю только за то, чтобы санитара подпоить, напильники пронести и помочь тебе до стены добраться. Ты что, Василий Иваныч, не помнишь, где с Анкой договорился встретиться? Может, не надо было тебе бежать? Может, тебе все-таки долечиться следует?

— Но-но! Вот поколют тебе уколы, как мне, посмотрим, как ты соображать будешь, — выкрутился я. — Лезем через окошко, а дальше…

Поодиночке мы выбрались из окошка, с огромным трудом вытащили за собой, как Винни-Пуха из норы Кролика, Галину. И оказались на глухой, тупиковой улочке. Заборы, заборы… покосившиеся плетни. Где-то квохтали куры, старушечий голос дребезжал:

— Цыпа, цыпа…

— И где Анка? — удивленно спросил, посмотрев вправо-влево, Петька.

— Здесь… — наугад ответил я. — Где-то… рядом… То есть, подальше. Не возле больницы же ей стоять! Это подозрительно будет. Кстати, ты точно не знаешь, где мы с ней договорились встретиться?

Петька тревожно глянул на меня.

— Это я так — на всякий случай, — отговорился я. — Ну пошли скорее, чего ждать!

— Быстрее, а то хватятся! И поймают! — пискнул Галина.

— Да не каркай ты, ворона! — рявкнул на него Петька.

— Не кричите на меня! Я от криков впадаю в беспокойство! У меня тогда склероз обостряется!

— Сам заткнись!

— Василий Иваныч, а чего он обзывается?

— Ворона! Ворона! Ворона! — Ой!

Галина вдруг схватился за голову и зашатался.

— Не на-адо… — простонал он. — Только не это… — I И рухнул навзничь.

— Чего это он? — изумленно пробормотал Петька.

— У него, понимаешь, сложное расслоение личности, — объяснил я, сам удивленный внезапной переменой в поведении своего соседа по палате. — Он постоянно забывает свой диагноз.

— Кар-р?

Галина приподнялся с земли. Помахивая рукавами рубахи словно крыльями, искоса посмотрел на нас, наклонился, склевал с земли какую-то былинку и печально повторил:

— Кар-р…

— Ну так и есть… — скривился я. — Зачем ты на него кричал? Зачем называл его вороной! Вот теперь, пожалуйста, получите!

— Кого?

— Ворону!

— Е-мое… На хрена мы его с собой взяли? И что теперь с ним с таким делать? Слышь, ты… птичка… — обратился он к преобразившемуся Галине. — Лети-ка обратно в больничку!

Не удовлетворившись словесным оформлением приказа, ординарец развернул Галину к стене и посредством пинка придал ему ускорение.

— Кар! Кар! Кар-р! — запротестовал Галина. — Ка-а-а-ар-р-р!

— Да не трогай его! — зашипел я, оттаскивая Петьку от несчастного сумасшедшего. — Пусть тащится за нами!

— Попалит он нас! Местные тут же в больницу нажалуются, по нашим следам вышлют санитаров! И Анки еще нигде не видно…

— Будем делать вид, что он не с нами, — приказал я. — Вперед!

И мы побежали по улице. «Если я — это Чапаев, а Чапаев — это я, — размышлял я по дороге, — значит, я все-таки должен помнить, где мы с Анкой договорились встретиться. Ну где-то в подсознании должно остаться это воспоминание… Итак, попытаемся сосредоточиться и припомнить…»

Однако сосредоточиться у меня не получалось. Как быстро мы ни бежали, Галина, размахивая «крыльями», не отставал. На нас уже, понятное дело, оглядывались случайные прохожие; еще и потому оглядывались, что «ворона», мчась за нами, не забывала время от времени оглушительно каркать и поминутно гадить; причем делала это совершенно по-птичьи — мизерными порциями и в самых неподходящих местах.

А мне не осталось ничего, кроме как принять мудрое решение: задумав отдаться во власть подсознанию, я закрыл глаза и бежал вслепую. Правда, когда я в третий раз протаранил уличный фонарь, понял, что такой способ не подходит.

— Петька! — простонал я, потирая лоб. — Меняем план. Выбираемся из города без Анки.

— Василий Иваныч! — закричал Петька, отбиваясь отГалины, который возомнил себя не простой вороной, а ученой и отчаянно стремился усесться ему на плечо. — Опять провалы? Забыл, что ли? В городе комендантский час! Впускают и выпускают только по пропускам! А тачанку Анки проверять не будут, на то и рассчитано. Тебя же здесь каждая собака знает! Город гордится тем, что у них на излечении находится легендарный комдив! Патруль накроет! Санитаров вызовут! Снова в психушку упекут! Слыхал, что Огоньков говорит? Твое здоровье принадлежит революции!

— Город большой?

— Этот-то? Порядочный.

Я огляделся. Надо было что-то придумать. Где нам искать Анку? Как мне, дьяволово семя, вспомнить, место встречи? Как зарыться в подсознание? Мой взгляд неожиданно наткнулся на вывеску через дорогу. Трактир! И тут — не знаю, каким образом, — но в голове моей первый раз за долгую жизнь родилась мысль: надо напиться! Вначале я испугался неожиданного этого импульса, а потом пришло и объяснение — именно таким способом мое сознание уступит место подсознанию!

— Туда! — указал я.

— Не время сейчас, Василий Иванович! Ой, не время! Я тебя знаю, тебе бы только первую рюмку тяпнуть, а потом такое начнется!

— Кар-р!

— Заткнись ты, кобыла сивая!

— Иго-го!

— Надо скрыться с улицы! — воскликнул я. — Народ же собирается! А этот ненормальный снова переменил диагноз — он уже роет копытом землю и ржет!

— Иго-го! — Не надо в трактир, Василий Иваныч, родненький! Ведь от города камня на камне не останется! Вообще-то я не пью. На службе употреблять категорически запрещено. А дома, в родной преисподней, как-то не принято глушить скуку спиртным. Ну пару чашек адского пунша для расслабона — и все. Не больше. А здесь…

Что-то странное происходило со мной. Как только я сделал первый шаг к трактиру, меня потащило вперед со страшной силой, будто прицепленного к мощному паровому двигателю. Какое бегство! Какая Анка! Мне сейчас больше всего на свете захотелось выпить один за другим пять шкаликов, потом набить кому-нибудь морду, потом опять выпить… Подсознание успешно пробудилось, но то место, где мы договорились встретиться с Анкой, я не вспомнил. Зато ясно представилось, как ослепительно приятно сейчас будет опрокинуть стопку, закусить куском селедки или вареной бараньей печенкой с хреном, выпить еше стопку, похлебать солянки, и еще стопку… А у трактирщика, наверное, аппетитная морда с налитыми щеками, по которым так и тянет врезать кулаком. А песни! Как хорошо сейчас затянуть что-нибудь печальное и чтобы кто-нибудь сидел рядом, подпевал, отбивая такт пивной кружкой по столу и заливаясь слезами… А потом — непременная драка в увеличенном масштабе. Поднять бунт… Захватить мосты, почту и телеграф… И, конечно, поквитаться с паскудным доктором. Как он посмел, жидкий анализ, мне уколы в пятую точку прописывать?!

Приступ мгновенного страха скрутил меня. Началось! Моя бесовская личность уже сливается с личностью бесноватого комдива! Адские пределы! Мама дорогая! Родная бабушка Наина Карповна! Помогите! Я бес, а не человек, и все человеческое мне чуждо! Я бес! Бес!

— Василий Иваныч! — Петька сам чуть не заплакал, когда увидел, как я самоотверженно борюсь с самим собой перед дверью трактира. Как таскаю себя за грудки и луплю по бокам, как правая моя рука уже открывает дверь, а левая отцепляет пальцы правой от дверной ручки.

Полный бедлам! А тут еще и Галина прыгает вокруг, ржет, игогокает и требует, чтобы его немедленно взнуздали. Лягает Петьку и, за неимением хвоста, хлещет его подолом рубашки.

— Отстань, собака страшная! — истерически выкрикнул мой ординарец.

— Иго-го… Ой! Гав!

— Я бес! — заорал я и с такой силой двинул себя кулаком по макушке, что упал.

Наваждение исчезло. Я снова стал самим собой. Ну относительно, конечно… От греха подальше я отполз, загребая руками, от трактира как от опасной, засасывающей воронки. Стараясь не смотреть на собравшуюся гогочущую толпу, поднялся на ноги. Петька, который от позора не знал куда и деваться, завернулся в белый больничный халат. Только Галина, обретший новую манию, деловито обнюхивал стенку трактира и уже поднимал заднюю лапу… то есть ногу…

И тут меня осенило! Ручаюсь, что комдив Чапаев до такого не додумался бы. Он, безусловно, выбрался бы из тяжкой этой ситуации, но — оставив за собой пепелище вместо города и зияющую воронку вместо больницы. Ну на то он человек. А я бес! Хитрющее создание Тьмы!

— Напильники кто готовил? — рявкнул я на Петьку.

— Ан… Анка.

— Давай их сюда! Галина, к ноге! Нюхай! Готово? Ищи!

Галина, подпрыгивая на четвереньках, покрутился на одном месте и зарычал. Толпа подалась назад и закопошилась сама в себе. Впрочем, не Галинын рык напугал их…

— Санитары! — крикнул кто-то из зевак, пускаясь наутек.

Я обернулся. Десяток отборных санитаров — один другого объемнее — врезались в толпу, как тренированный кулак в боксерскую грушу. Началась сумятица. Я выдернул из людского месива Петьку, поискал глазами Галину.

Мой сосед по палате оказался исправной ищейкой. Даже в такой суматохе он не растерялся и, отгавкиваясь от невольно преграждавших ему путь, резво затрусил вдоль по улице.

Толпа зевак немного задержала санитаров. Именно это обстоятельство и позволило нам уйти. Бежали мы быстро. Скорости передвижение не особенно помег шало даже то, что Галина по дороге облаивал все проезжавшие мимо телеги и пару раз загонял на дерево уличных котов.

— Тупик! — выкрикнул Петька, притормаживая. Улицу прямо по курсу и впрямь перегораживал высокий забор. Я оглянулся — санитары, углядев, что мы попали в западню, издавая радостные вопли, удвоили скорость.

— Плохая собака! — заорал Петька на Галину. — Ты куда нас завел?

— Гав?

— Козел ты последний, а не собака, понял?

— Гав? Ой… Ме-э-э…

— Не ори на него! Уж лучше пусть собакой будет, чем…

— Буду орать! Галина, псих несчастный, превратись немедленно в танк! В броненосец «Потемкин»! В пулемет!

— Петька, ты сам с ума спятил?

— А что? Он, гад такой, завел нас в тупик, как теперь от санитаров отбиваться будем? Вот пусть сам и отбивается, козел! У меня даже шашки нет.

— Ме-э-э…

— Есть напильники, — вякнул я, и тогда забор, преграждавший нам путь, разлетелся вдребезги! Галинино истошное мемеканье заглушило мощное ржание, а нам навстречу на тачанке, запряженной тройкой вороных жеребцов, выкатила Анка.

— Запрыгивай, Василий Иваныч! — пригласила она. — Петька, давай! А что это с вами за козел?

Галина, счастливый до упора оттого, что его правильно опознали, мемекнул и вмиг запрыгнул на тачанку. Мы с Петькой последовали его примеру. И очень правильно сделали. Потому что тачанка, не сбавляя хода, разметала санитаров и рванула в обратную сторону.

— Брезентом прикройтесь! — обернувшись, крикнула Анка.

— А если на выезде из города остановят? — поинтересовался я.

— Меня?! — расхохоталась Анка.

— Молодец, парень! — похлопал Петька по спине Галину. — Может, ворона из тебя никудышная, но ищейка получилась что надо! Прямо этот самый… Шерлок Холмс, во!

— Вы на самом деле так считаете, Ватсон?.. — неожиданно проскрипел Галина.

— Давайте ему уши завяжем? — на полном серьезе предложил я. — У меня уже в голове мутится от его бесконечных перевоплощений.

— Брезент! — напомнила Анка. — Подъезжаем к пропускному пункту!

— Мировой парень! — все никак не мог успокоиться Петька, отчаянно настукивая по спине Галине. — Спас нас! Спас! Во какой парень! Анка! Принимай нового бойца в дивизию!

— А что он может? — обернулась Анка и оглядела неказистую, пузатую фигуру лысого Галины. — Стреляет метко? Шашкой рубится?

— Он все может! — заявил Петька. — Хоть бодаться, хоть кусаться, хоть гадить противнику на голову!

— Универсальный солдат! — поддакнул я. — Хотя, конечно, нехорошо, товарищ Петька, эксплуатировать сумасшествие бедного больного…

— Законы военного времени обязывают!

— Эх, и развернемся мы! — гикнув и подстегнув вожжами жеребцов, воскликнула Анка. — Впереди станция Макун, синяками занятая! А этот Огоньков-Фурманов очкастый, которого временным комдивом назначили, вместо строевых учений бойцов политграмотой мучает! Брезент! Брезент!

Я накинул на Петьку и Галину брезент, закутался сам. Темнота, пахнущая лошадиным потом, покрыла меня. Почему-то стало трудно дышать. В карманчике подштанников что-то завибрировало. Что-то! Да ведь это не что иное, как… булыжник дурацкий! Напомнил о себе! Не мог включиться, когда мы чуть в руки санитаров не попались! Ой, как тачанку трясет! Как ржут кони! Как грохочут копытами! Дощатое дно подо мной подпрыгивает, подпрыгивает… И проваливается!

Вихри преисподней, меня же сейчас колесами раз-да…

ГЛАВА 4

Дз-зинь!

— Продолжайте, товарищ Адольф! — кивнул Огоньков.

— А? Ты? Откуда? Вот нахал, упек меня в психушку, а теперь на глаза злорадно попадаешься?

Зеленоволосая Анна вовремя подхватила меня под руки. А то б я грохнулся прямо на стол, перед которым стоял. Голова кружилась зверски. Еще бы — только что бултыхался на дне тачанки, как горох в чугунке, а теперь вдруг оказался посреди широкой, прокуренной до синего воздуха комнаты.

— Адольф! — легонько потрясывала меня Анна. — Опомнись! Какая психушка? Чего тебе мерещится?

Я шумно выдохнул. Никак не могу привыкнуть к мгновенным этим перемещениям. То психушка, то… Кстати, где я?

— Где я?

— В штабе ты! — подозрительно ответил Петро, появившийся откуда-то сбоку. — Город Ближне-Камышинск осаждаем. По последним сведениям, с другой стороны к городу подходит Первая Конная армия. Мы — Анна, я и Огоньков — предлагаем дождаться ее, пока что отсидеться в осаде, а потом уже, соединившись с армией, дружно штурмовать город.

— А… — выдавил я. — Понятно… Победоносное шествие Красной Армии продолжается… Так… хорошо…

— Какое победоносное шествие! — закричали хором все трое. — Первая Конармия отступает с юга! Что за идиотские шуточки! Да в такое время! Только что прибыл разведотряд оборотней, ты сам на их докладе присутствовал!

— Я? Присутствовал?

— Товарищ шутник! — нахмурился комиссар Огоньков. — Оставьте ваш юмор до лучших времен! Положение на Южном фронте удручающее! Красная Армия терпит поражение за поражением. Войско Черного Барона, захватившее всю Южную Россию, движется в центральные части. На нас, то есть прямо. По слухам, у белых появилось какое-то секретное оружие.

— В общем, беда! — воскликнула Анна. — А ты только что кричал: мол, своими силами белый гарнизон перережем, город по кирпичику разнесем. Ну что, проснулся? Ну и комдив, спит на ходу! Давай продолжай… — Она склонилась над столом, заваленным громадными, в лохмотьях кожуры картофелинами. — Итак, вот мы, а вот противник… Эй! Ты не туда смотри, ты сюда смотри! Да не спи!

— Я не сплю! — обиделся я. — Я только что из параллельного мира переместился. Не наседайте на меня, войдите в положение!

— Как — переместился? — в один голос удивились Петро и Анна.

— Погодите, товарищи! — подал голос Огоньков. — Вы что, хотите сказать, что весь сегодняшний день с нами был не Адольф, а тот… другой из параллельного мира? А я и не заметил…

— И я не заметила, — призналась Анна, глядя на меня с жалостью. — А что, снова Кристалл Перемещения сработал?

— Тайм-аут! — завопил я, поднимая руки. — Вы меня разыгрываете? Вы правда не заметили разницу между мною и этим… желтым комдивом?

— Вообще-то нам было не до сравнительного анализа, — сказал Огоньков. — Когда мы с тобой из Глубокого Леса вышли и ты в обморок упал, надо думать от переутомления, вдруг откуда ни возьмись из-за пригорка отряд белогвардейцев! Ты со снега вскочил и ка-ак закричишь: шашку мне!

— Драка завязалась, — поддакнул Петро. — И вел ты себя в ней очень даже достойно. Рубал врага как капусту! Отрядами распоряжался: пехота туда, артиллерия сюда! Я еще подумал тогда: вот тебе и скромный бес, сотрудник отдела кадров! Настоящий полководец, а не рядовой оперативный сотрудник преисподней.

— П-противника мы прогнали, —запинаясь, глядя на меня во все глаза, продолжила Анна. — И с наскока город осадили. А гарнизон в городе просто громадный — пехота, артиллерия… В общем, силы противника превосходят нас численно в десятки раз. У нас боевого духа сразу конкретно поубавилось. Особенно после того, как разведданные подоспели. Зачем рисковать и лезть голой грудью на какое-то секретное оружие, когда Первая Конная армия на подходе? Вместе с ней мы — сила! Без больших потерь город завоюем. А ты говоришь: ни фига! Мы их, говоришь, голыми руками возьмем, пока они еще тепленькие… А секретное оружие ихнее засунем… ну тут я не буду пересказывать. Главное — стратегия, говоришь! Главное — применить, мол, знаменитый ход конем!

— Я такое говорил? — удивился я. — Что еще за ход конем?.. Где-то я этот термин уже слышал…

— …И тут же собрал совещание штаба. Закричал: подавайте мне штабные карты! Какие еще карты? Сроду у нас никаких карт не было! А ты: марш на ближайший огород! Картошки натащил, разложил на столе и начал объяснять: вот мы, а вот противник… Ах! — вдруг вскрикнула она, прижала ладони к щекам и выбежала из комнаты.

— Что с ней?

Петро подумал и, покраснев, хлопнул себя по затылку. А Огоньков захихикал.

— Это, получается, она не е тобой после боя на сеновале целовалась? — сказал товарищ комиссар. — Дела-а…

— А ты подглядывал, селедка четырехглазая?

— Как ты меня назвал? — возмутился Огоньков. Я прикрыл рот ладонью. Вырвалось… Выраженьице из лексикона желтого комдива.

— Ничего не понимаю… — пробормотал Петро. — Вот в прошлый раз, когда ты переместился, слепой бы угадал, что ты — это не ты. А сейчас — никаких пьянок, дебошей и разгула, никакого разврата. Выиграл сражение. Повел войско в бой. Командовал дивизией. И очень грамотно командовал! Опять же Кузьме руку и сердце не предлагал, Анну за бока и другие части тела не щипал, а галантно предложил прогуляться на сеновал.

Адово пекло! Сволочь! Василий, блин, Иваныч! Прилетел на все готовенькое и обрадовался! Уникальную дивизию борцов за свободу малых Темных народов получил! А я за него в психушке парился и с сумасшедшими воронами бегал по городским улицам! Желтопузая скотина! Командовал моей дивизией! Увел мою девушку! Спал в моей кровати! Ел из моей… Тьфу! Я т-тебе покажу сеновал! Я тебе морду р-рас-квашу, вонючка усатая!

А эти помощнички?! Петро Карась да комиссар Огоньков?! Ординарец и политрук! Видите ли, не заметили они разницы между мною и Чапаевым! Да все они заметили, только не признаются! Вруны! Лицемеры! Предатели! Самые настоящие предатели! Как можно перепутать его и меня? Я же — ого-го! А он — тьфу! А они?!.. Рады переметнуться к новому командиру! А старый их сколько раз вытаскивал из безвыходных ситуаций? Двурушники!

— Адольф… — тревожно позвал Петро. — Ты чего?.. Пыхтишь, как ежик, и ноздри раздуваешь?

— Товарищ Адольф… — медленно отступая к стенке, подал голос и комиссар Огоньков. — Ты так глазищами-то не сверкай… А то страшно.

И как я раньше не разгадал сволочную их сущность? Ну ничего, теперь у меня глаза открылись… И засверкали… Вон какая мерзкая харя у Огонькова — бледная. Губешки трясутся, ручки дрожат… Пер-ре-бежчик! А Петро? Карась этот толстомордый? Гадина! Подбородок свой круглый, как пятка, будто нарочно выставляет — так и ждет, чтобы я ему врезал левой снизу вверх! Что зенки пялишь? Думаешь, не врежу? Еще как врежу!

И, не в силах удержаться от соблазна, я прыгнул вперед и замахнулся.

От первого удара Петро посчастливилось ускользнуть. От второго тоже. С криком:

— Братишка, с ума сошел, что ли? — он попытался выпрыгнуть в окно. Попытка не удалась, в силу того что окно снаружи было плотно закрыто ставнями. Петро, как мячик от стенки, откатился на середину комнаты.

Комиссар Огоньков решил спастись с помощью риторики. Выставив перед собой безоружные ладони, он с пафосом молвил:

— Именем революции! Требую остановиться! — потом пригляделся ко мне повнимательнее, ойкнул и нырнул под стол.

Стол я разнес пинком копыта, обутого в высокий сапог, — и уже занес кулак над скорчившимся на полу комиссаром, как вдруг на спине моей тяжелой свинцовой чушкой повис Петро.

— Адольф, братишка, форштевень тебе в дышло, опомнись! Ты что творишь? — заорал он мне в ухо. — Беги, комиссар, спасайся, я его задержу! Приведи подмогу!

Тут я совсем взбеленился.

— Подмогу?! — заревел я. — А-а-а… Заговор устроили? Погубить меня договорились? Ну держитесь…

И началось! Я ревел как раненый медведь, прыгал из стороны в стороны, кидался на стены, но Петро вцепился в меня как пиявка и отваливаться никак не желал. Огоньков, вместо того чтобы бежать за подмогой, выбрался из-под обломков стола, резво отполз к двери и принялся оттуда бомбардировать меня картошкой. Ярость моя была так велика, что картофелины я ловил ртом и немедленно пожирал — даже и не думал никогда, что на такое способен! В тот момент я вообще ни о чем не думал. «Р-раскромсать! — билось между висками как кровь в моей голове. — Р-разрубить! Р-разрушить!»

И когда на пороге комнаты показалась Анна с громадной оглоблей в руках, я — себя не помня совершенно — отодрал-таки от собственной шеи матроса, швырнул его в окно (пробив своим телом ставни, он вылетел на улицу) и пошел прямо на кикимору.

Огоньков закрыл глаза, прошептал: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом» — и с криком:

— Спасите! — бросился мне под ноги. Л

Я споткнулся, рухнул на порог, еще в полете успев заметить, как взметнулась надо мной оглобля… Анна! И ты, Брут! Как оглобля опускалась, я не помню. Что, впрочем, неудивительно, поскольку оглобля опустилась не куда-нибудь, а точнехонько мне на макушку.

Думаете, пока я валялся в бессознательном состоянии, меня связали, окатили холодной водой, похлопали по щекам, сунули под нос нашатырь, а в пасть прыснули валерьянки — и я очнулся, покраснев от стыда, униженно извинился, и на этом все закончилось? Ну да, как же! То есть связали, конечно, и холодной водой поливали, и свинцовую примочку прикладывали к шишке на голове, и нашатырь использовали, и валерьянку. Но после всего этого мудрый Петро Карась, сказав, что знает, как правильно приводить комдивов в чувство, плеснул мне в рот полный стакан спирта…

Что тогда началось!

Гневаться я сразу перестал. Мне вдруг со страшной силой захотелось веселиться. Веревки, связываюшие меня, я разодрал без особого напряжения. Вскочил на ноги и захохотал, ощущая во всем теле былую бесовскую силу и небывалый, никогда мною не ощущаемый кураж.

— Анка! — заорал я, хлопнув зеленоволосую кикимору пониже спины. — Собирай на стол! Тащи огурцов! Помидоров тащи!

— Так ведь не сезон для овощей, — оторопела Анна.

— И для праздников не сезон! — завопил товарищ Огоньков. — У нас сражение с превосходящими силами противника на носу, а вы, товарищ Адольф, дурью маетесь! Положение фронта!.. Секретное вражеское оружие!.. Давайте уж тогда отступать, от греха подальше, а не лезть в бой…

— Сражение?! — заревел я. — Это ты мне, мымра очкастая, о сражении говорить будешь? Где здесь противник? Покажите мне его превосходящие силы! Сейчас я его с потрохами жрать буду!

— Зря ты ему спирта налил, — шепнул Огоньков Карасю.

— Зря?! — расслышал я. — Ну, селедка четырехглазая, договоришься сейчас у меня!

Наученный горьким опытом, Огоньков вздрогнул. Пробормотал что-то вроде:

— Кажется, Кузьма меня зовет, — и, пятясь, удалился.

Уход его на меня подействовал, как вид мчащейся машины на уличного пса. Не рассуждая, я рванул вслед за политруком, по дороге разметав в разные стороны Анну и Петра и вышибив лбом дверь.

— Держи комдива! — полетел мне в спину вопль Карася.

Честно говоря, я и сам не вполне понимал, что со мной. Не будь я созданием Преисподней, я сказал бы, что одержим бесом… Каким еще бесом?! Буйный желтый комдив Василий Иваныч Чапаев прочно овладел моим сознанием и заставлял меня выкидывать такие штуки, какие я в трезвом уме и здравой памяти никогда бы не стал…

Итак, не найдя Огонькова, резво куда-то спрятавшегося, я схлестнулся в шуточной баталии с отрядом леших-пехотинцев в полном составе и, конечно, победил, при этом даже не запыхавшись. Когда порядочно поувеченные члены дивизии борцов за свободу малых Темных народов расползлись по ближайшим кустам, я огляделся и увидел, что вокруг стало как-то очень безлюдно. И в штабе, который я незамедлительно после драки разнес по бревнышкам, никого не оказалось. Так и не удовлетворив жажду разрушения, я заметался по пригорку, где дислоцировалась минуту назад растворившаяся в воздухе дивизия, споткнулся о какую-то кочку, ушиб себе копыто и совсем озверел.

Дальше… что-то очень смутно припоминаю… Извлек из прибрежных камышей Карася, бегал за ним по окрестностям, приказывая открыть мне тайны месторасположения стратегического запаса спирта. Петро удачно улизнул на одиноко торчащую корабельную сосну и с высоты пяти метров принялся слезливо увещевать меня успокоиться. Наверное, я бы все-таки вырвал сосну с корнем и примерно наказал бы ординарца за неподчинение приказам высшего начальства, но тут мое внимание привлекло кое-что поинтереснее болтающегося на верхушке дерева матроса.

Со стороны города к нашему пригорку стройными рядами двигались батальоны гарнизона Ближне-Камышинска. Ползло за ними угловатое чудовище танка, тянулось несколько трехдюймовок. Одиночные винтовочные выстрелы и обрывки команд, долетавшие на пригорок, не оставляли никаких сомнений в том, что белый гарнизон уже вполне разобрался: ему угрожает бой не с несметным войском, а всего-навсего с малочисленной и слабо вооруженной дивизией, которая к тому же куда-то попряталась. Солдаты планомерно шли вперед, на мрачных их физиономиях ясно было написано горячее желание поскорее наказать нахальных красных вояк, внесших в их ряды поначалу такую сумятицу.

Ну я вам сейчас покажу, клянусь левой подпругой моего Барлога… Тьфу ты, клянусь ведьмами седьмого круга, я хотел сказать…

Не теряя времени, я поскакал навстречу врагу. В меня даже не стреляли, с нездоровым интересом наблюдая за передвижением. Какую угрозу может представлять один-единственный человек? Наверное, они решили захватить меня живьем, а потом всласть поглумиться… Между прочим, кое-кто из вражеских солдат уже начал посмеиваться, когда я на ходу стянул с себя штаны! Мне даже жаль стало глупых врагов, и я громогласно предупредил:

— Обнажаю основное оружие! Спасайтесь кто может, пока не поздно!

Теперь уже хохотала вся передняя цепь. Ну и ладно, совесть моя чиста, считайте, что больше предупреждений не будет… Если кто чего не понял, это ваши проблемы. Вторая и третья цепи дружно заливались хохотом, когда я ворвался в гущу противника и сокрушительными ударами хвоста разметал авангард наступления. На несколько минут вражеское войско оторопело, чем я и воспользовался, вмиг откусив танковое дуло и, используя полученное орудие в качестве духовой трубки, прицельным плевком сразив главнокомандующего офицера в мундире с позолоченными аксельбантами. Тогда-то враг полностью осознал свою ошибку, но было уже, конечно, слишком поздно. Три или четыре батальона одновременно накинулись на меня.

Я даже не сражался в полном смысле этого слова. Это было бы слишком скучно — крушить вражеских солдат танковым дулом или, хватая их по двое-трое, зашвыривать за линию горизонта. Личность Чапаева во мне требовала праздника и ярмарочных гуляний. Для начала я откопал наполовину вбитый в землю танк и, раскрутив, бросил его в место сосредоточения артиллерии, разом выведя из строя все пушки противника. Потом настало время разобраться с пехотой. Вот тогда-то и началось веселье!

Уверяю вас, «Тетрис» — самая увлекательная игра на свете. Особенно если играть в нее, используя в качестве разнокалиберных фигурок настоящих живых людей. Солдаты гарнизона, правда, в первые полчаса активно вырывались, кричали и визжали, но потом, поняв, что сопротивление бесполезно, безропотно отдались во власть победителю, то есть мне. За какой-нибудь час я уже воздвиг на подступах к городу вполне приличную башню, которую тут же окрестил Пизанской. Сконструированная из утрамбованных до полного паралича белых воинов, башня вроде стояла крепко, но, когда я отвлекался за тем, чтобы поймать очередную «фигурку», деморализованные солдаты потихоньку начинали расползаться и башня заваливалась набок. В конце концов мне надоело постоянно реставрировать свое творение, я сбегал к блокпосту на въезде в город, приволок катушку колючей проволоки и с ее помощью прекрасно закрепил башню. Очень красиво получилось! Особенно мне удались кокетливые бантики из колючей проволоки на верхних этажах.

После всего этого я несколько утомился. Но это, конечно, не значило, что, появись еще один или два вражеских батальона, я бы не вступил в схватку. Вступил бы — и выстроил, скажем, вокруг башни живую изгородь или еще что-нибудь в подобном роде. Я просто выпустил пар, личность Чапаева на время угомонилась, и первое, что сделал, став самим собой, натянул штаны.

И обернулся. Карась с Огоньковым опасливо приближались к полю боя. Позади них Анна выковыривала из кустов, прибрежного камыша и сугробов членов дивизии борцов за освобождение малых Темных народов.

— А вы говорили «опасность»! — самодовольно заметил я. — Говорили «Конармию дождаться надо»… Секретное оружие… Мы и сами с усами! Подумаешь, какой-то жалкий гарнизон. Хотели город захватить? Получайте на блюдечке. И впредь не перечьте своему командиру.

— Если б я тебе не перечил, ты бы добрался до спирта и сровнял бы город с землей, — угрюмо проговорил Петро Карась.

— А где спирт? — тут же оживился я.

— Э-э… нету! Нету! — в один голос загомонили политрук и ординарец.

— Врете ведь…

— Никак нет!

— А, не важно…

— Так точно, товарищ Адольф… то есть товарищ Чапаев… то есть Адольф…

Я хотел было обидеться, но передумал. Я прислушался к себе. В самом деле, кто я сейчас? Вроде бес Адольф… Вот и рога на месте, и копыта, и хвост… А с другой стороны — разве мог прежний бес оперативный сотрудник Адольф вести себя так безобразно? Помешательство какое-то… Я вспомнил, как мутузил Огонькова, как загнал на дерево Карася, как даже пытался руку поднять на Анну!.. И мне стало стыдно. Как-то сразу навалилась смертельная усталость.

Что же делать? Вон Анна идет в освобожденный город, на меня не смотрит… За нею плетутся лешие, домовые, оборотни…

— Анна! — подбежал я к своей кикиморе. — Я насчет того дебоша в штабе… Понимаешь…

Дивизия в страхе шарахнулась в разные стороны.

— Отстаньте, товарищ комдив, не подходите! — вскрикнула Анна, отступая. — Отстань… Адольф… Или как вас еще называть… Вы что, не видите? Бойцы вас боятся.

— Боятся… А… ты?

— И я, — вздохнула Анна. — Как же мне еще быть, если я не знаю, кто вы такой на самом деле? Бес Адольф? Комдив Чапаев? А вы-то сами знаете?

На этот вопрос ответить я не мог. Дивизия борцов за освобождение шустро всосалась на городские улицы. Огоньков и Карась, переглядываясь, отступали туда же. Заметно было, что им жутковато оставаться со мной наедине.

И горькое чувство безграничного одиночества захлестнуло меня. Словно неизбежное похмелье после буйного праздника, который я только что устроил для всех присутствующих.

— Ну и пожалуйста! — крикнул я по направлению к безмолвным домам Ближне-Камышинска. — Ну и идите! Завоевал для вас город, радуйтесь! Соединяйтесь с вашей Первой Конной армией, победоносно шествуйте дальше на юг! Сокрушайте Барона! Тогда вам не понадобится ваш боевой командир! Вам, наверное, нового комдива назначат! А я… Хоть бы помогли разобраться мне! Хоть бы пожалел меня кто-нибудь! Думаете, мне в радость это проклятое раздвоение личности? Да я и сам не понимаю, кто я такой и что мне с самим собой делать!!!

Никто мне не ответил. Тихо было вокруг. С грохотом завалилась и рухнула моя Пизанская башня. Измученные солдаты гарнизона — кто еще мог ходить — спешно заковыляли прочь, стараясь по возможности не привлекать мое внимание стонами и жалобами. Я их не удерживал. Я просто опустился на истоптанный, грязный снег и закрыл глаза, мечтая лишь о том; чтобы кто-нибудь из беляков подкрался ко мне сзади и мстительно пырнул кинжалом. Так плохо было мне… Что же я, виноват, что ли, в том, что проклятый Чапаев, чья личность ловко слилась с моей собственной, заставляет меня выкидывать всякие дикие штучки? Виноват, да?

Вот лягу сейчас на снег и замерзну к любимой моей чертовой бабушке Наине Карповне. Да, именно так и поступлю… Нет, здесь слишком холодно замерзать. Лучше переберусь в покалеченный танк, там теплее. Поселюсь тут, за городом, окончательно одичаю, стану местной достопримечательностью, по ночам буду выть на луну и грызть землю в припадках буйной агрессии, когда личность Василия Иваныча станет брать верх над моей… Будь проклят Черный Барон со своими планами захвата верховной власти над страной, будь проклята вся преисподняя, пытающаяся использовать страсти человеческие себе в угоду… Все, хватит. Надоело, господа-товарищи… Надоело!

— Адольф! Эй, ты живой там?

— Мертвый я. Отстаньте. Нет меня.

— Хватит дурака валять, вылезай!

— Не вылезу!

— Вылезай, говорю, а то за хвост вытащу!

Я открыл глаза. Приподнялся, стукнувшись головой о какую-то железяку. Наверху в проеме открытого люка маячила украшенная маленькими остроконечными рожками голова. Утреннее солнце уронило на дно танковой кабины слабенький голубой луч. Заснул я, что ли? Всю ночь тут и проспал? Бр-р, холодно-то так… Наверное, это английский танк, здесь не предусмотрено устройство подогрева для суровых условий российской зимы. И вправду замерзнуть немудрено…

— Адольф!

— Филимон, ты, что ли? — узнал наконец я голос.

— Я! Ты вылезешь или нет?

Филимон вернулся! Расстались мы с ним не при самых лучших обстоятельствах, но это ничего не значит. Поможет? Поймет меня как бес беса… Хотя бы слово утешения скажет…

Я проворно выкарабкался наружу… и застыл на башне, вцепившись руками в покореженные поручни.

Танк со всех сторон окружали солдаты в царских мундирах. В два ряда. Солдаты первого ряда стояли, опустившись на колено, винтовки держа на локте. Солдаты второго целились в меня с плеча. Не самая лучшая утренняя картинка для несчастного беса, удрученного одиночеством и раздвоением личности. Вот тебе и утешение…

Филимон спрыгнул с брони на снег, натянул на голову мохнатую шапку.

— Рога мерзнут! — пояснил он. — Ну вылезай, вылезай, чего застрял…

— А это что за оглоеды? — спросил я. — Зачем тебе свита понадобилась?

«Оглоеды» обиженно зароптали.

— Ти-ха! — прикрикнул на них Филимон и добавил, повернувшись ко мне: — Да не обращай внимания… Это так, на всякий случай.

— На какой такой случай?

— Не прикидывайся ты дурачком, — поморщился бес — Мне уже порассказали о твоих подвигах. Я и не предполагал, что слияние личностей оперативного сотрудника Адольфа и желтого комдива Чапаева даст такой взрывоопасный эффект… Ты себя сейчас хорошо чувствуешь?

— Вроде неплохо…

— Не тянет выпить, покуролесить, разогнав батальон-другой, потом снова выпить и бантиками завязывать дула вражеских пушек?

— Вроде не тянет.

— Ну и хвала Владыке, раз так… Отряд! Слушай мою команду: вольно!

Солдаты опустили винтовки.

— Эй, погоди! — спохватился я. — Откуда здесь белогвардейцы? Насколько я помню, вчера город был скоропостижно завоеван самой что ни на есть красной дивизией борцов за свободу малых Темных народов.

— Так то вчера было… — откликнулся Филимон. — Теперь у нас большие перемены.

Тон его меня насторожил.

— Что за перемены? А где Анна, где Карась, где товарищ Огоньков? Где моя дивизия?

— Живы они… Ну по большей части. Сейчас в безопасности. Вылезай, неудобно же так разговаривать, когда ты на этой консервной банке маячишь.

Я спустился с танка. Потянулся, не забывая следить за бряцающими винтовками солдатами.

— Ну рассказывай, — хлопнул меня по плечу Филимон.

— Это ты рассказывай. Я что-то не очень еще… проснулся. Когда они… вы… успели город захватить?

— Ночью, говорят тебе.

— А что ж выстрелов не слышал? Неужели так крепко спал?

— А не было выстрелов, — пожал плечами Филимон. — Штурм прошел без единого выстрела. Героическая дивизия обезоружена. Командный состав сидит в подвале, а рядовые бойцы — там же, где и остальные военнопленные, — в помещении старого зоопарка… — он хихикнул, — в вольерах и клетках.

— Ничего себе… А откуда эти «остальные военнопленные»? Что кроме моей дивизии кто-то еще попался?

— А как же. Первая Конная армия. Мы ее по дороге прихватили. Представляешь, идем себе Ближне-Камышинск. перехватывать, а тут на горизонте снежная пыль столбом. И кони ржут как сумасшедшие… Ну, чтобы крюка лишнего не давать, погнали мы их перед собой, впустили в город, сами следом вошли и уж всех сразу повязали. Время, понимаешь, экономили…

— Нам… Мы — это кто?

— Легион Черного Барона! — отчеканил Филимон.

Мне что-то поплохело. Вот и воюй с таким противником. Боевую мою дивизию без единого выстрела захватили. Первую Конную армию расколошматили походя, ненароком — только потому что она по дороге попалась. А Анна? А Карась и Огоньков? Им, наверное, досталось… Не могли же они сдаться в плен без всякого сопротивления?

— Да ты не волнуйся! — Приобняв за плечо, Филимон вел меня к городу. — Главное — не волнуйся. Волноваться тебе вредно. С твоими драгоценными людишками ничего не случилось. Пока… Живы-здоровы, чего и тебе желают. Все идет по плану. Эффект двукратных перемещений в параллельный мир налицо. Черный Барон почти уже и не сердится на тебя. Еще один разик осталось прокатиться тебе, Адольф, на Кристалле. Полное слияние личностей. А там и финальная схватка с Бароном. Врежет он тебе по сопатке, признаешь себя побежденным — и готово дело. Поедешь обратно в контору. Нервишки подлечишь. Я тебе премию выпишу за ударный труд. Отпуск, само собой, за счет организации. Ну почетная грамота и благодарность в личное дело. Расслабься!

Как-то не получалось у меня расслабиться. И лязг винтовочных затворов за спиной, вкупе с пыхтением и многоногим топотом моих конвоиров, комфорта нашей прогулке явно не добавляли. Зато Филимон выглядел веселее некуда. Посвистывал что-то, весело поглядывал вокруг.

Довольно быстро мы вошли в город, конвоиры мои остались на блокпосту, что меня несказанно порадовало.

Да, город… Первый раз я шел по улицам Ближне-Камышинска. Вчера как-то недосуг было заглянуть… Следов сражения заметно не было. Как, впрочем, и мирного населения. Маршировали по мостовым возглавляемые офицерами отряды пехотинцев; блестели обнаженные сабли, сверкали примкнутые штыки, денщики и распоясанные рядовые драили стеклянные витрины магазинов, развешивали разноцветные флажки и бумажные китайские фонарики. Дворники с начищенными бляхами спешно засыпали сточные канавы мерзлой землей и втыкали через каждые два метра спиленные в соседнем лесу елочки. На окнах домов развевались флаги (черный козлиный череп на красном фоне) — Филимон мне тут же объяснил, что это личный герб Барона.

— А где население? — спросил я.

— По домам сидят. Строжайше запрещено появляться на улице. Ну сам понимаешь, запах от народа, грязь, окурки всяческие и огрызки…

— Красиво у вас, — помолчав, проговорил я.

— Барон порядок любит, — кивнул Филимон. — Кстати, ты бы причесался. И помылся. И одежду бы сменил. И душ бы принял с ароматическими притираниями. Попахивает, извини, от тебя.

— Мы к Барону идем? — догадался я.

— Точно.

— Переживет меня и немытого, — проворчал я. Филимон взглянул на меня косо, но возражать не стал. Должно быть, вспомнил о моих припадках агрессии.

Свернув на следующем повороте, я неожиданно увидел под ногами не булыжники мостовой, а мягкие ковровые дорожки, тянущиеся вдоль по улице насколько хватало перспективы. В воздухе стоял удушливо-приторный запах; я потянул носом и выяснил, что ароматы исходят от стен домов, густо натертых белилами, румянами и розовым маслом. Кружащиеся над домами вороны оглашали окрестности торжествующим карканьем. Откуда столько ворон?

— Приближаемся, — шепнул мне Филимон. — Вороны о нас уже сообщили Барону. Умнейшие и деликатнейшие птички. Новая порода, выведенная лично Черным Бароном. Разговаривают на пяти языках, включая арамейский и древнегреческий, гадят исключительно в специально отведенных для этого местах и только по команде «на оправку становись!». Как я уже говорил, Барон прежде всего ценит порядок и чистоту. Кстати, ты это… не дерзи, а веди себя прилично. Барон кроме порядка еще и смирение любит.

— А если у меня чапаевский припадок начнется? — осведомился я. — Если я вдруг почувствую непреодолимое желание разнести в клочья эту парфюмерную лавку?

— И думать не смей! — испугался Филимон. — Забыл, кто у нас тут VIP-персона преисподней? Постой-ка… Я вот для тебя захватил…

Он сунул мне в руку колбочку с розовыми пилюлями.

— Яд? — осведомился я. — На случай провала? — Типун тебе на язык! — Филимон поплевал через правое плечо. — Успокоительное для невротиков! Еще не хватало, чтобы ты при Бароне надебоширил… Прими одну пилюльку.

— И не подумаю… в гробину шашкой перемать!

— Припадок?! — схватился за сердце Филимон. Какая-то ворона спустилась пониже и кружилась теперь прямо над моей головой.

— Да ладно, шучу…

— Забыл предупредить. Черный Барон шуток тоже не любит.

— Какой он привереда, это ваш Барон, — проворчал я и, взглянув вверх, плюнул в ворону, явно подслушивавшую разговор. Возмущенно каркнув, крылатый шпион взмыл под облака и оттуда пронзительно обругал меня самыми грязными словами, какие только нашлись в пяти языках, включая арамейский и древнегреческий. — А что он еще не любит? — поинтересовался я.

— Много чего, — задумался Филимон. — Неподчинения не любит, грубости не любит, зубной боли, ирисок, чеснока, касторки… когда громко разговаривают, портят воздух и курят в его присутствии. И 'глупых вопросов тоже терпеть не может. А главное — ненавидит пение шарманки. Прямо в бешенство приходит, когда услышит шарманку.

— С чего это такое странное отношение к шарманкам? — удивился я. — По-моему, вполне безобидный инструмент. Было бы понятно, если бы Барон не переносил спаренные пулеметы или базуки. А шарманка? Ну кому может навредить песенка вроде: «А-ах, майн либе Августин, Августин, Августин…»

Небо над нами взорвалось вороньим карканьем.

— Тихо! Тихо! — зашипел Филимон. — С ума сошел? Замолчи немедленно…

— Да ладно тебе…

— И так проштрафился, еще и хочешь дополнительное неудовольствие у Барона вызвать? Смотри, наябедничает начальству, улыбнется тогда тебе и премия и отпуск… Кажется, утихли… — проговорил он, задрав голову. — Ну, Адольф, с тобой не соскучишься.

— А все-таки, — помолчав, спросил я. — Что там про шарманки?

— Дальний предок Барона, —неохотно пояснил Филимон, — Фридрих фон Опельгерцхайзен был нищим бранденбургским шарманщиком. Люто ненавидел свою профессию, всю жизнь до глубокой старости прожил в бедности, голоде и холоде… Пока не нашел случайно лабораторию чернокнижника с подробно записанными инструкциями по применению зелий, артефактов и заклинаний, в коей лаборатории и просидел, изучая манускрипты, ровно сорок пять лет. С тех пор нелюбовь к звукам шарманки в роду Барона передавалась из поколения в поколение. Как, впрочем, и множащееся из года в год колдовское наследие. Кстати, замок, который, только-только овладев знаниями чернокнижника, захватил Фридрих, назывался Чшапаефф. Представляешь, какое совпадение!

— Бранденбург — это древняя Германия, так? Действительно, странно. Откуда в древней Германии взяться Чапаеву? Странно. Да и я уже что-то слышал про шарманщиков… В параллельном мире. Даже жутковато. Понятно, почему Барона так встревожило связанное с Василием Ивановичем пророчество…

— А ты думал!

— Да-а… Видать, в конторе на Барона уже личное дело завели, — заметил я. — Столько сведений… И про привычки клиента известно, и про родственников за границей.

— Дело — это само собой. Все по правилам, по инструкции. Мы ведь должны знать, на кого ставку делать в этой игре. Думаешь, я все эти сведения от самого Барона и почерпнул? Хотя мог, конечно. Я ведь… после того крестного хода в контору-то не смог улететь. У меня сил хватило только на то, чтобы Барону дать о себе знать. А он меня к себе перетащил… Ну вот и пришли.

Мы ступили на городскую площадь, выстланную персидскими коврами и оренбургскими пуховыми платками. Стены ближайших домов были затянуты, словно обоями, новгородскими кружевами. Прямо под сереньким февральским небом громоздились по всему пространству площади комоды, напольные вазы, светильники, тахты, диваны, кресла… между всеми этими предметами мебели сновали ловкие мальчики в белых передниках, с подносами в руках. В общем, городская площадь более всего напоминала увеличенную до невероятных размеров гостиную в петроградском доме Черного Барона.

Филимон толкнул меня на красную ковровую дорожку, ведущую к громадному трону с козлиными черепом в изголовье. На троне прямо и недвижимо, как вбитый в сиденье гвоздь, торчал долговязый мужик средних лет… Совершенно лысый, длиннолицый, с мосластыми скулами и испанскими тонкими усиками.

Черный Барон!

— Не шагай так широко! — шипел мне в ухо идущий рядом Филимон. — И руками не размахивай. Что за мужицкие привычки? Ты бес оперативный сотрудник или извозчик с Васильевского острова? Медленно перебирай копытами, как балерина на выходе. И смотри вниз.

Я все-таки, не удержавшись, поднял голову на секунду. Интересно же посмотреть на своего долгожданного клиента! На человека, который с помощью преисподней решил изменить судьбу всего мира!

Барон, одетый в удушливо-черный френч с высоким стоячим воротником, встретив мой взгляд, нахмурился. Филимон ощутимо толкнул меня локтем в ребра, и я снова потупился.

— Еще два шага… — нашептывал замначальника отдела кадров. — И стой! Теперь — книксен.

— Чего-о?

— Книксен делай! Смотри на меня! Я уже тут насобачился…

Филимон, жеманно улыбнувшись в пространство, задрал, неудобно согнув,одну ногу, низко присел на другой и взмахнул руками, будто приподнимал подол платья. Попытавшись повторить его движения, я едва не вывихнул себе лодыжку. Ну спасибо уж за то, что не грохнулся позорно прямо перед троном.

— Садитесь, — шевельнул тонкими губами Барон.

Подчиняясь тычку в бок, я опустился на низкий диванчик напротив трона. Перед нами тут же возник мальчик с подносом, на котором стояли тоненькие фужерчики с шампанским. Филимон подхватил свой фужер одной рукой, а другой ловко шлепнул меня по протянутым пальцам:

— Тебе нельзя. Забыл, что ли? Барон одобрительно качнул головой.

— Превосходное шампанское! — отпив глоток, защебетал Филимон. — Позвольте представить, ваше превосходительство, — оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф!

Барон снова кивнул. Филимон сделал по моему адресу устрашающую гримасу и промычал, сам того не ожидая, почти выдав классическую цитату:

— Не молчи как истукан! Говори что-нибудь! Не могу же я один работать…

— Хороший сотрудник? — спросил Барон.

— Отвратительный! — с готовностью откликнулся мой непосредственный начальник. — Неуклюжий, неотесанный, в магической подготовке слабый — хуже некуда, боевыми искусствами владеет на самом низком уровне, глупый как пробка. Бестолковый! Но исполнительный — этого у него не отнять. Только подпишите договорчик, и он выполнит условия в лучшем виде.

Я аж рот открыл. Такого я не ожидал. Надо же, как меня обгадили — с ног до головы!

— Отлично! — усмехнулся Черный Барон. — Именно такого идиота я и заказывал. Эй, как тебя… Адольф! Послушай, кретин, ты хотя бы немного сопротивляться обещаешь, когда в обличье мерзкого Чапаева будешь со мной сражаться?

Я открыл рот, чтобы искренне пообещать ему сопротивляться в полную силу, но мой коллега вновь поспешил перебить меня:

— Он постарается!

— Прекрасно. А он что, немой?

— Н-нет…

Я получил новый тычок локтем. И, потирая ребра, промямлил:

— Говорящий…

— Вежливее, вежливее, долдон! — шипел мне в ухо коллега. — Вырази свое восхищение победоносным шествием Легиона!

— Как быстро вы заняли Ближне-Камышинск, — вежливо отозвался я в сторону Барона. — Вас что, ваше превосходительство, мылом смазали?

Филимон схватился за голову.

— Не люблю шуток, — нахмурился Барон. — А что насчет скорости завоевания данного населенного пункта… Мои выдающиеся стратегические способности плюс боевой дух войска делают чудеса… — Он приосанился, и бледное лицо его даже несколько порозовело. — Лучшие бойцы! Лучшее обмундирование! Лучшее оружие… В том числе и психологическое. Честно говоря, легионерам даже сражаться не пришлось. После того как радостное известие разнеслось по всей стране, армии краснопузых были полностью деморализованы.

— От рыданий и стенаний, — поддержал весело Филимон, — винтовок удержать не могли. Мы их голыми руками брали! Полк за полком! Батальон за батальоном! Эскадрон за эскадроном! Пардон, ваше превосходительство, я вас, кажется, перебил…

— Какое такое психологическое оружие?-спросил я. — Какое радостное известие?

— Информация в чистом виде — вот наше психологическое оружие! — вскинул острый подбородок Барон.

— Ба! — воскликнул Филимон и звонко шлепнул себя по лбу, а меня по плечу. — Я ведь совсем забыл тебе сказать, Адольф! Прямо из головы вылетело! Вчера по телеграфу было получено подтверждение! Два дня назад в городе Петрограде глава большевистской партии Владимир Ильич Ульянов — он же Ленин — погиб в результате тщательно спланированного покушения.

— При большом стечении народа, — раздвинул в ухмылке тонкие губы Барон. — Как и было задумано Чтобы пресечь попытки комиссаров скрыть факт убийства. Дезинформация на этот раз нам на руку не играет. А подобные новости разносятся в мгновение ока без всякой помощи телеграфной и телефонной связи! Войска Красной Армии беспорядочно отступают, разбегаются и сотнями сдаются в плен. Войне конец! Наступает новая эра! Моя эра!

Я похолодел. Свершилось! Теперь и без моего непосредственного участия ход мировой истории переломился! Заговор Черного Барона успешно воплотился в жизнь. Ленин убит. Прошлое превращается в настоящее, а во что превратится будущее? Но как же такое возможно? Мировой Баланс… Вселенная… Неужели все то, о чем говорил мне Филимон в Рогунове, — правда? Чудовищные незапланированные перемены на данном историческом этапе перешли в разряд закономерных?

— Представь себе! — разглагольствовал Филимон. — Ты мчишься на лихом бронепоезде к светлому будущему, вокруг солнечно и радостно, а тебе вдруг сообщают, что главный машинист непреднамеренно выпал из окошка. Какие чувства ты будешь испытывать?

— По-моему, наш герой сомневается в неизбежной моей победе, — проговорил Черный Барон. — Давайте военнопленного очевидца! С удовольствием снова послушаю его выступление.

Шустрые мальчики выкатили на площадь клетку, снабженную колесиками. В клетке, оборванный и жалкий, сидел на корточках человек в матросском бушлате. Закрыв руками лицо, он раскачивался, будто имам на молитве.

— Служивый! — окликнул его Филимон. — Начинай! Давай на бис!

Матрос поднял голову, и я мгновенно узнал залитое слезами его лицо. Это был тот самый злосчастный приятель Карася Сашка Киреев, который в силу известных причин не попал на добровольческий поезд и остался в Петрограде.

Невидящими глазами Сашка обвел площадь.

— Валяй, валяй! — подбодрил его Филимон

— Угасла искра, из которой никогда уже не возгорится пламя… — нараспев начал матрос — Наш вождь и учитель влезал на броневик произносить речь, когда черная рука швырнула вместо красной гвоздики кожуру буржуазного банана. Он поскользнулся! И светлой головушкой рухнул вниз! И не поднялся! И не поднимется уже никогда! О плачь, народ! О, будь проклят тот, кто осмелился возжелать смерти самого человечного из всех людей! Бе-элая гва-а-ардия, Че-ор-ный Барон снова гото-овят нам ца-арский тро-он! Но от тайги до Британский море-э-эй…

— Хватит, хватит! — махнул рукой Барон. — Увозите!

Клетку укатили.

— А что с ними будет? — осмелился спросить я.

— С кем? — не понял меня Барон.

— Ну… со всеми. С Сашкой, с моим ординарцем, с политруком?

— Имеешь в виду — убью я их или нет? Что я, зверь, что ли? Я просвещенный диктатор. Кое-кто будут рабами в каменоломнях, на пшеничных плантациях, в угольных шахтах и на строительстве величайшего в мире дворца имени меня. Кое-кого использую в качестве тягловой силы — а то во время войны лошадей истребили полностью. А кое-кто пойдет в мою лабораторию. Мне ведь, как практикующему колдуну, нужен материал для бесчеловечных экспериментов.

Я сидел на диване, что называется, ни жив ни мертв. Значит, все это правда. Значит… бедные мои Огоньков, Карась, Анна, Кузьма… и многие другие…

— А… А можно будет по моей личной просьбе отпустить восвояси хотя бы троих военнопленных? Пожалуйста!

— Ты кого мне привел? — недоуменно приподнял брови Барон.

— Э-э… бывает с ним такое. Ну бестолковый, что поделать. Привязался к людишкам и навоображал себе всякого… Сейчас все уладим! Адольф, чтоб тебя псы чистилища обглодали! — схватил меня за грудки Филимон. — Прекрати позорить организацию! Никаких акций милосердия! Просто делай свою работу, понял?

— Нет… Но… Все-таки не понимаю… — прохрипел я. — А как же… А конкурирующая организация? Неужели она не предприняла попытку воспрепятствовать царствию преисподней на земле?

— Кстати насчет конкурирующей организации, — прищелкнул пальцами Филимон. — Нашли-таки твоего давнего знакомца. Серафима-мечника. Выжил он в схватке с Барлогом, но, изрядно покалеченный, не мог вступать с нами в дальнейшую честную борьбу. В магическом обличье коровы скрывался в окрестных полях, пока наши легионеры его не обнаружили. Выдал себя смущенным хихиканьем, когда его попытались подоить… Правда, и в тот раз он сбежал, забодав двоих легионеров. Да ты не бойся, Адольф! Витольда вредного этого мы уже того… кажется… Он тебе теперь не помеха. Опасный тип был вообще. Разузнав, что Ленин умерщвлен, сообщил в свою контору и получил неограниченные полномочия на перемещение в прошлое с целью предотвращения катастрофы (они там так называют нашу победу). Прямо в коровьей шкуре и полетел в прошлое.

— Глупец! — надменно заявил Черный Барон. — Он думает, я такой вариант не смогу предугадать! В день покушения по Петрограду сновали сотни моих специально обученных шпионов. Мышь не проскочит, не то что здоровила мечник. Всякого, кто попытался бы помешать — будь он тысячу раз серафим, — тут же по-тихому и зарезали бы. Вернее, уже зарезали. Кстати, отчет об этой части операции мне до сих пор не предоставлен. Безобразие! Филимон, где официальные бумаги?

— Секундочку, ваше превосходительство! — Филимон извлек прямо из воздуха кипу мелко исписанных листков. — Сейчас, сейчас… подготовка… предварительная работа… отбор снайперов-бананометателей… вербовка соглядатаев… Ага, вот: отлов и уничтожение потенциально подозрительных типов… Хм… Странно. Тут, ваше превосходительство, нет упоминания ни о каком серафиме Витольде…

— Нет? — гневно поджал губы Барон.

— Нет… Да вы не беспокойтесь! Ведь покушение прошло нормально! Никто не помешал! Значит, этот неуч серафим что-то перепутал и улетел в другое время. Или в другой город. Так или иначе — Ленина-то убили!

— И правда…

Слушал я, слушал… И тут меня разобрал дурацкий хохот. Ну никак не мог остановиться, все смеялся и смеялся. Филимон, забеспокоившись, сунул мне в рот сразу две успокоительных пилюльки.

— Прекрати истерику! — потребовал он. — Что тут смешного?

— А то… — всхлипнул я. — С чего вы ВЗЯЛИ, ЧТО Витольд будет менять прошлое именно в ключевой момент покушения на Ленина? А подальше в глубь веков он не мог разве забраться? Эх вы… высокомудрые лбы…

Черный Барон нахмурился, но, когда смысл сказанного мною до него дошел, широко распахнул рот.

— Упущеньице… — ахнул Филимон.

Дрожащая тишина воцарилась на площади. Когда такая тишина наступает, невольно ждешь — что-нибудь произойдет…

Сначала просто потемнело небо. Потом дрогнула земля. Затрещали стены близлежащих домов. Предметы мебели, расставленные на коврах, завибрировали, зашатались… И вдруг начали подпрыгивать, будто тревожимые внезапным землетрясением. Филимон вскочил и мгновенно рухнул, придавленный выскочившим из-под него диваном. Я удачно увернулся от рухнувшего на меня канделябра. Черный Барон, вцепившись в брыкающийся под ним трон, перепуганно орал, показывая пальцем на возникший посреди площади сноп желтого пламени.

— Тревога! — хрипел полузадавленный Филимон.

В пламени медленно обретала очертания картинка — мой старый знакомец Витольд в полном рыцарском облачении яростно накручивает ручку покореженной шарманки, с чудовищной силой надетой на голову какого-то бородатого бродяги. Вид Светлого рыцаря был ужасен. Пощипанные крылья сладострастно подрагивали, перевязанная голова со сбившимся набок шлемом тряслась. На лице, покрытом синяками и ссадинами, застыло жуткое выражение, какое бывает у слетевшего с катушек диабетчика, наконец-то дорвавшегося до любимых заварных пирожных. Надо же, с каким наслаждением Витольд уничтожает человека! А еще серафим… Бродяга, суча ногами, орет что-то по-немецки. Витольд, мстительно приговаривая:

— Вот тебе! Вот тебе, дьявольское семя! — вращает ручку. А изувеченная шарманка ужасно хрипит:

— Ах-х-х… майн либе Авх-х-х-хустин… Авх-х-х-ху-стин… Авх-х-х-хустин… — словно вследствие потрясения приобрела украинский акцент.

— Выключите музыку-у-у! — зашелся в отчаянном вопле Черный Барон.

— Сволочь… — плакал Филимон, силясь выбраться из-под массивного дивана. — Додумался… прервать род Барона в самом начале… Адольф, помоги!

— Что я могу сделать?

— Сделай хоть что-нибудь!

— Ах-х-х… майн либе Авх-х-х-хустин… Авх-х-х-ху-стин… Авх-х-х-хустин…

— Я тебе покажу, как менять ход истории, венская сосиска! Я тебе покажу, как Ленина убивать!

— Нихт ферштейн Ленин! Майн либе… Капут! Капут!

— Дедушка-а-а! Отпусти пожилого человека, изверг! Выключите музыку!

— Какой же это, ваше превосходительство, дедушка? Он вам по меньшей мере пра-пра-пра-пра-пра… В общем — предок.

— Адольф, брось пререкаться! — Да я…

— Ах-х-х… майн либе Авх-х-х-хустин… Авх-х-х-хустин… Авх-х-хустин…

Черный Барон свалился с трона. Длинное тело его, словно став полужидким, неумолимо расплывалось на быстро обугливающихся коврах. Действительность вокруг нас меркла, вспыхивала и снова меркла. Панически суетящиеся на площади легионеры стали вдруг бесплотными, как отражения в темном стекле… В густо-чернильном небе перекатывались ослепительные молнии. Вот как происходит перелом истории! Только что был всемогущий Барон — и сейчас не станет всемогущего Барона! Как только садистски уничтожаемый серафимом шарманщик окончательно отдаст концы, Черный Барон исчезнет из этого времени, как будто его и не было никогда. Впрочем, почему это «как будто»?

— Адольф, посмотри на меня!

Я повернулся к Филимону. Страшно бледное его лицо исказилось от невероятного напряжения. Он развел руки — между ладонями возник дымный шар.

— Смотри на меня!

Несчастный шарманщик в последний раз пискнул:

— Капут… — и обмяк.

Серафим торжествующе захохотал. Черная лужица, когда-то бывшая Бароном, растекалась под истлевшими останками трона.

А Филимон швырнул в меня шар. Я мгновенно задохнулся, пронизанный дымными струями. Меня подняло в воздух как осенний хрупкий лист, закрутило в невидимой воронке и…

С размаху бросило в наполненную лязгом и стонами черную пустоту.

ГЛАВА 5

В моих ушах еще звучал душераздирающий скрип насчет «Августина» и истошный вопль Филимона:

— Спаси шарманщика!!! — когда я ощутил себя на твердой поверхности.

— Интересно, как это я его спасу… — пробормотал я вслух, исключительно для того, чтобы определить, исправен ли мой речевой аппарат хотя бы для частичной эксплуатации. — И интересно, куда я на этот раз перенесся?

Темно… Ну с этим можно разобраться. Кажется, обычно в таких случаях сначала открывают, а потом протирают глаза… Ох, с каким трудом поднимаются веки… Как меня шваркнуло! Наверняка без сотрясения мозга не обошлось. Постанывая от боли во всем теле, я встал на ноги. Огляделся, пошатываясь.

Какая-то комнатка, что-то вроде вестибюля — без окон, зато с двумя дверями, расположенными друг против друга. На каменных стенах, потрескивая, горят факелы. Стоит в углу здоровенный, окованный железом сундук. В общем, довольно чистенько, скромно, но, как говорится, со вкусом. Правда, впечатление изрядно портит валяющаяся у меня под ногами груда искореженного металла.

Это ведь я сокрушил какую-то конструкцию, когда влетал сюда. Адово пекло, почем я знаю, куда меня занесло? Может быть, здешний хозяин крайне щепетилен в отношении непрошеных гостей, которые еще и умудряются появиться так, что крушат все вокруг? Может быть, эта груда железа до моего визита числилась в качестве фамильной реликвии? Я бы на месте хозяина точно расстроился.

Я нашарил в кармане колбочку и принял пилюльку. Как бы не разволноваться… Еще чего не хватало для полного счастья — так это чапаевского припадка…

— Герр Шульц! — грянул бас из-за той двери, что была ближе ко мне.

Я аж подпрыгнул. Псы преисподней, надо спешить! Стараясь не особенно шуметь, я оттранспортировал бесформенную железяку ближе к сундуку (мало того что она оказалась жутко тяжелой, она еще и с грохотом разваливалась по дороге на составные части), откинул крышку, поднапрягся… приподнял и свалил все это дело на пахнущее пылью дно сундука. Захлопнул крышку и скользнул к двери. Улизну потихоньку, отдышусь, а там уж…

Дверь распахнулась прежде, чем я успел дотронуться до нее. Продолжая двигаться по инерции, я ступил на порог и так больно ткнулся во что-то носом, что в голове у меня помутилось, а в глазах будто зажглось по бриллианту.

— Герр Шульц! — обрушилось на меня сверху.

Нет, все-таки два сотрясения мозга подряд — это слишком. Я слышал, что и при единовременной тяжелой черепно-мозговой травме могут появиться галлюцинации, но уж когда тебя шмякают со всего размаху о непонятную железяку, а через минуту угощают полноценным апперкотом, галлюцинаций точно не избежать. Вот, например, моему знакомому писателю Антону Красноглазову, упавшему с железнодорожного моста, явился дух Рабиндраната Тагора, выглядевший настолько правдоподобно, что Антон даже не испугался, а вступил с коллегой по цеху в дискуссию по поводу преимущества подземных переходов перед надземными. Уж не знаю, чем закончился спор, но к тому времени, когда подъехала машина «скорой помощи», Красноглазов уже свободно разговаривал на хинди и хвастался санитарам, что Брахма приглашал его прокатиться на поднебесной колеснице Пушпаке, добавляя на чистом русском матерном, что по этой причине на вонючую карету «скорой помощи» даже и смотреть не будет… Да что там Красноглазов с его Брахмой! Дух Рабиндраната Тагора — это совершеннейшие пустяки, понял я, когда в глазах у меня немного прояснилось.

Вот вам пожалуйста: втиснутая в подвенечное платье неописуемая помесь кустодиевской «Красавицы» и носорога, жарко дыша на меня пивом, орала в уши непонятное:

— Герр Шульц! — при этом встряхивая меня за шиворот, как пыльный коврик.

Чтобы прогнать видение, я ущипнул себя за ляжку. Галлюцинация не исчезла, а, напротив, удвоила свои усилия по вытряхиванию вместе с пылью бесовской моей души. Тогда я решился на радикальные меры и, извернувшись, цапнул чудовище за палец.

— Герр Шульц! — возмущенно завопила галлюцинация и, видимо обидевшись, отвесила мне такого тумака, что я перелетел к противоположной стене и приготовился к смерти. А что мне еще оставалось делать? Если этот монстр ощущает боль и реагирует на внешние раздражители, значит, он вполне реален. А в честной схватке мне такую громадину победить шансов никаких. И это с моей-то силой!

Но чудовище, вместо того чтобы незамедлительно покончить со мной, заволновалось пуще прежнего и, перемежая выкриком «герр Шульц!» варварскую тарабарщину, которую извергала поистине с пулеметной скоростью, принялась поднимать с пола и совать мне под ушибленный нос куски от раздавленной мною и удачно припрятанной в сундуке железной штуковины.

— Это не я! — на всякий случай отбился я от всяких подозрений. — Это так оно и было.

— Герр Шульц! — взвизгнул монстр и снова потянулся схватить меня за грудки.

Адово пекло, да оно меня все-таки убьет! В какую страшную дыру запихнул меня Филимон. Спасти шарманщика! Меня бы кто спас!

— Помогите! — что было сил заорал я.

Чудовище отступило. Получив небольшую передышку, я отполз в угол, намереваясь ускользнуть в ближайшую дверь, как только страшилище повернется ко мне спиной. Монстр, продолжая инспектировать железные останки, съехал с возмущенного тона на плаксивый, и тогда я, оклемавшись немного, разглядел, что, во-первых, напавшая на меня громадина является, скорее всего, представителем гуманоидной расы, и, во-вторых, кажется, самкой, что подтверждалось наличием монументального, как Мавзолей, зада, густого слоя грубой косметики на передней части черепной коробки, пары арбузоподобных выпуклостей в середине широченной грудной клетки, фатой и белым подвенечным платьем, эти самые выпуклости обтягивающим. Следующим моим открытием было то, что я мог понимать речь своей визави. Ну на то я и бес, чтобы понимать речь любого разумного существа, просто сначала — вследствие двойного физического и многократных моральных потрясений — не вник в особенности местного диалекта. Вроде бы она говорила на одном из давным-давно не используемых северогерманских наречий, так что, даже понимая значения слов, поначалу довольно трудно было уловить общий смысл высказывания.

— Герр Шульц есть стыдно, да-да! — комкая в руках металлические лоскуты, словно какой-нибудь ситцевый платочек, твердила она. — Гельда приходить, а герр Шульц порвать одежды для торжеств!

— Гельда — это вы? — догадался я, втайне радуясь тому, что, кажется, удалось наладить диалог и, следовательно, насильственная гибель моя отодвигается на неопределенный срок. — А герр Шульц, бедняга такой, вероятно, ваш супруг?

— Герр Шульц есть несносный мальчишка, а не есть славный рыцарь, да! Да!

— Пожалуйста, помедленнее и не так громко. Так кто кого съел: ваш муж мальчишку или наоборот?

Гельда всплеснула руками — железяки с грохотом посыпались на каменный пол, — шагнула ко мне и вдруг облапила меня так крепко, что явственно услышал хруст собственных ребер.

— Герр Шульц есть несносный шутник!

— И корову, и быка, и несносного шутника… всех съел… — прохрипел я, безуспешно пытаясь разомкнуть объятия. — Отпустите, пожалуйста… А если герр Шульц войдет, он что подумает?

— Герр Шульц есть ты!

— И меня съест?!

— Герр Шульц есть мой милый муж…

— Какая редкостная сволочь этот герр Шульц! Он не пробовал лечиться от обжорства? Аи, да пустите, больно же! Пусти, говорю, горилла в юбке! Раздавишь!

Ручищи разомкнулись. Я рухнул на пол уже полузадушенным. На этот раз у меня не было сил даже для того, чтобы отползти в сторону. А чудовищная Гельда вдруг издала звук неисправного водопроводного крана и громоподобно разрыдалась. Никогда не думал, что выражение «водопад чувств» следует понимать буквально. Слезы брызнули из ее глаз напором, которому позавидовал бы пожарный насос. Один из факелов (честное слово, я не шучу!), попав под струю, мало того что потух, но еще и несколько покосился набок. В перерывах между рыданиями она, топая ногами, извергала гневные тирады, общий смысл которых до меня дошел не сразу, но уж когда дошел, я сам чуть не разрыдался.

По словам Гельды выходило примерно следующее: герр Шульц есть я (в том смысле, что я — это герр Шульц), помимо этого, герр Шульц есть милый муж Гельды, поскольку они только что вернулись из церкви, где их перед лицом Бога и граждан Бранденбурга признали супружеской парой; а праздник по поводу бракосочетания есть прямо сейчас, что не есть хорошо, потому что я (он же герр Шульц, он же милый муж, он же несносный мальчишка) порвал торжественные одежды и впервые предстал "перед своей женой почти полностью обнаженным, то есть без панциря, наплечников, шлема с забралом и прочей бряцающей упряжи, а в одних штанах, куртке, сапогах и шляпе.

— Но Гельда все равно любить герр Шульц! — утерев слезы, сообщила Гельда. — Все равно будет поцеловать!

Клянусь, я сопротивлялся! Я пробовал возражать (попробуйте возразить мчащемуся на вас локомотиву), я даже пытался постыдно сбежать, но был пойман за шиворот, скручен и подвергнут зубодробительной процедуре, которая в здешних краях почему-то именовалась поцелуем. После всего этого я был нежно уложен на сундук, поскольку стоять уже не мог.

— Гельда принести своему милому мужу новую торжественную одежду, — услышал я. — И пока запирать двери, чтобы герр Шульц чего-нибудь не натворил. Будем праздник и танцевать! Шарманщик петь «Ах, мой милый Августин…», а мы — танцевать!

В качестве затравки развеселившаяся Гельда взмахнула фатой и станцевала что-то подобное канкану (с потолка осыпалась пыль и мелкие камешки). Я застонал и зажмурился, предчувствуя прощальный поцелуй, но поцелуя не последовало. Грохнула дверь, и заскрежетал замок. Я вскочил с сундука, метнулся к одной двери: заперто. К другой — заперто. Все, выхода нет. Попался! Где-то недалеко гудели стены и раздавались мощные удары, — видимо, счастливая влюбленная, спеша за новым комплектом рыцарских доспехов, приплясывала на ходу.

Нет, господа-товарищи, мы так не договаривались! Да я лучше выдержу сражение с вооруженным до зубов Легионом Черного Барона, чем меня еще раз поцелуют. Порвал торжественные одежды! Это металлические-то латы! В понимании этого мастодонта легко укладывается тот факт, что железо можно рвать, словно какую-то холстину… Вот это мощная баба! Вот это силища! При мысли о неминуемо предстоящей первой брачной ночи у меня окаменел хвост. Вряд ли я проживу дольше двух минут, после того как моя новая супруга решит зайти дальше обыкновенных лобызаний.

В недрах сундукачто-то брякнуло. Я откинул крышку. На дне сундука в плену расплющенных доспехов, как рак-отшельник в скорлупе, трепыхался человек. Из покосившейся прорези забрала испуганно моргали круглые бледно-голубенькие глазки.

— Герр Шульц… — жалобно представился пленник.

— Я уже догадался! Выпрыгивай оттуда скорее, уклонист! С минуты на минуту твоя супруга заявится!

— Герр Шу-ульц… — умоляюще протянул молодожен.

— Ничего себе! А я-то здесь при чем? Почему я за тебя отдуваться должен? Ты женился, ты и терпи! Вы, между прочим, обвенчались только что…

Слезы потекли по искореженному забралу:

— Герр Шульц есть рыцарь знатного рода! Но есть бедный! Герр Шульц хотеть приданое… Гельда есть графиня и получить в приданое полграфства… Но герр Шульц не хотеть умирать в расцвете лет… Герр Шульцу даже целого графства не надо! Герр Шульц есть раздумать жениться… Герр Шульц хотеть домой…

— Ага, понял теперь, чем грозит брак по расчету?

Тут я задумался. А чего мне, собственно, беспокоиться? Грянет шумная свадьба. Приглашены окрестные герры и, конечно, шарманщик Опельгерцхайзен в качестве свадебного оркестра. Если Филимон перекинул меня именно в этот временно-пространственный период, значит, до того момента, как серафим-мечник испортит гулянку тем, что злорадно напялит шарманщику на голову его многострадальный инструмент, ждать осталось совсем недолго. А уж отмазаться от брачной ночи… Что-нибудь придумаю. В конце концов, супружество — это ведь не только секс, правильно? А прежде всего — единение душ. И пример Шахерезады будет меня вдохновлять…

Так, а на данное время мне остается только бдеть в оба глаза и пресечь нападение. А лучшего способа попасть на вечеринку, чем в обличье одного из основных действующих лиц, и не придумать. Да я лишь намекну своей Гельде: мол, фас вот этого с крылышками — и от Витольда мокрое место останется. Вот и все. Шарманщик спасен.

Да спасен-то спасен, но, если я сохраню жизнь предку Черного Барона, сам Барон тоже успешно выживет и в будущем получит полную свободу творить безобразия… Акакже Карась, Огоньков? Как же Анна? Сгинут в каменоломнях, как и многие другие? Или медленно угаснут под пытками в экспериментальных лабораториях? Конечно, покойный Владимир Ильич уготовил для России участь ненамного легче, чем Черный Барон, но он хотя бы не собирался превращать одну шестую часть суши в филиал преисподней. Ведь, как известно, что хорошо для беса, то для человека — смерть. Из двоих тиранов следует выбирать наименее свирепого…

А есть ли у меня выбор? Есть ли у меня право выбирать?

Как же чувство долга? Как бес правоверный я во что бы то ни стало должен желать блага родной преисподней. Да, я люблю свою Родину, но ужасно не хочу, чтобы мои соплеменники убивали и калечили моих друзей. Как там восклицал баламут Герцен по поводу своего Отечества, тиранившего беззащитную Польшу? «Стыдно быть русским»? Вот то-то и оно-то…

Ладно. Шарманщика я спасу, как мне и приказывал Филимон. Приказ есть приказ. Только почему бы мне не сделать так, чтобы этот бородатый древний Опельгерцхайзен ни за что не добрался до злополучного логова сгинувшего чернокнижника? Почему бы мне не сделать так, чтобы в роду Опельгерцхайзенов из века в век передавалось лишь искусство игры на шарманке, а не колдовские запретные знания? Музыка — великая сила, музыка, она облагораживает. Глядишь, через столетие-другое какой-нибудь прапрадед нынешнего Черного Барона и прогремит на весь мир не как жестокий диктатор-колдун, а как выдающийся композитор? Бах, Моцарт, Лист, Шуберт, Виральдини и Опельгерцхайзен. По-моему, звучит…

— Ну хорошо, — сказал я, склонившись над сундуком. — Твое счастье. Всех спасу! И шарманщика, и тебя… принеся себя самого в жертву на пламя семейного очага. Тихо! Вон уже раздается легкая поступь твоей суженой. Слышишь — будто сваи заколачивают?

Ужас отразился в бледненьких глазках несостоявшегося супружника.

— Вот, а ты еще от жены отказываешься. Это ведь настоящая гармония для влюбленных — милую по походке узнавать…

— Герр Шу-у-ульц…

— Понял, понял. Отныне и во веки веков: герр Шульц — это я. А ты, интересно, как прозываться будешь?

Бедный рыцарь в доспехах помятых судорожно сглотнул, ясно давая понять, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, согласен называться хоть Брахмапутрой, лишь бы его в ближайшие полгода не вытаскивали из спасительного сундука. Его реденькие, белесые реснички подрагивали в такт слоноподобному маршу приближающейся Гельды. Да-а… вот это женщина! Каменный гость по сравнению с ней просто балерина. А личико! Такими обезьяньими образинами только амбразуры в крепостных стенах затыкать, на страх захватчику… Истинный герр Шульц, должно быть, принимает меня за ангела небесного. Свалился избавитель с потолка…

— Милый муж будет одеваться! — прервал мои размышления зычный рык. — Герр Шульц получать торжественные одежды!

— Валяй, любимая, — приветливо откликнулся я, — где тут мои шмотки?

— О, мой милый муж ушибаться!

— Не фига было обрушивать мне на голову кучу железяк! Торжественные одежды… Не поймешь, где у этого металлолома низ, а где верх… Хоть бы инструкция прилагалась, какую кастрюлю на какое место цеплять?

— Это не есть кастрюля! — обиженно колыхнула исполинской кормой Гельда. — Это есть парадный латы моего отец. Герр Шульц разве никогда не носить латы? Это надевать на голень… это на грудь… а это…

— Сам вижу, что шлем. Смешные у вас шлемы — на гульфик похожие… Молчу, молчу… Тэ-экс… Сейчас разберемся. Отвернись, любимая, я буду переодеваться.

— Я буду помогать! — заявила Гельда, облизнувшись притом так плотоядно, что я содрогнулся, но все же нашел в себе силы ласково улыбнуться и, приподнявшись на цыпочки, похлопать милую по мощному бицепсу:

— Не надо торопить события! Первая брачная ночь — таинство, коего… коим… Короче, нас ведь гости ждут? Так что уж как-нибудь сам управлюсь… быстренько.

Гельда с гиппопотамьей грацией выскочила за дверь. Кажется, она немного обиделась. Ну ерунда.

Главное — не доводить ее до такого состояния, чтобы она, подобно многим женщинам, начинала кидаться посудой. Тарелки еще туда-сюда, а если чугунным котлом запустит или вертелом засандалит? Ладно, это меня не касается. Не собираюсь же я с ней всю жизнь коротать… Я вообще на службе. Гораздо важнее сейчас выяснить, как с этой скобяной лавкой обращаться. Хвост Люцифера, сколько же застежек! Начав процесс облачения, я искренне пожалел, что являюсь бесом, а не бесовкой. Женщине, привыкшей справляться с различными бретельками, подвязками, лифчиками и чулками, на моем месте было бы намного легче. Промучившись полчаса, я решил ограничиться облегченным вариантом торжественной одежды — а именно, нацепил на себя нагрудник, напялил шлем и наголенники. Правда, нагрудник висел довольно косенько, наголенники при ходьбе гремели, как протезы, а полный шлем с опущенным забралом сужал поле зрения до узенькой щелки. Попытки зафиксировать забрало в поднятом положении я оставил после того, как пару раз едва не отрубил себе нос решетчатой тяжелой пластиной.

В общем, когда мы с Гельдой под приветственный рев гостей спускались в церемониальную залу, я не смог приметить ничего, кроме фрагментов ступенек, и не споткнулся только потому, что тащился за супругой на прочном буксире, трепеща наголенниками, словно влекомый эвакуатором разбитый «Москвич» — дверцами.

Оказавшись в зале, я рискнул на минуту приподнять забрало. Помещение мне понравилось: классическая округлая зала, высоченный сводчатый потолок, с которого свисает массивная деревянная люстра с дюжиной свечей, узкие, длинные оконца и громадный, сгибающийся под тяжестью яств грубо сколоченный стол, облепленный гостями, как арбузная корка мухами.

С нашим появлением поднялся такой многоголосый вой, что я едва не оглох. Со всех сторон нас тут же забросали поздравлениями, пожеланиями, мелкими монетами и разнообразными продуктами питания, — наверное, по обычаю полагалось символизировать таким образом процветание и изобилие. Хороший обычай, нечего сказать, но лучше бы гости оформили свое к нам доброжелательное отношение исключительно в словесной форме. Если б я вовремя не сообразил укрыться от града продовольствия под выдающимся бюстом супруги, меня бы точно пришибло каким-нибудь особо увесистым окороком или фаршированным цукатами барашком.

Нет, все-таки с течением времени людские нравы изменяются в лучшую сторону. Например, в каком-нибудь девятнадцатом или двадцатом столетии свадебный торт со взбитыми сливками вряд ли украсили бы тушеной свиной головой, а здесь — пожалуйста! Вместо привычных лозунгов на тему «плодиться и размножаться», звучат, сопровождаемые беззастенчивым гоготом, вполне конкретные призывы с детальным инструктажем: как, сколько раз и в каких позициях. А тосты! От невинных «сполоснем кишку!» до тошнотворных «чтоб до веку пожирать вам чресла врагов своих!».

Короче говоря, в кресло во главе стола я опустился слегка ошарашенный. Гельда, нисколько не смущенная, зашепталась с сидевшим рядом дородным стариком с золотой цепью поперек груди. Тот, послушав ее немного, захохотал:

— Благородная девица долго без мужа — не есть хорошо! — и. приподнявшись, так хлопнул меня по плечу, что я подавился куриной шейкой, которую до этого скрупулезно запихивал себе под забрало. — Благородная девица желает забав! — расшифровал свое высказывание старик. — А граф желает наследников! А?

— Похвальные желания, папаша, — угадал я тестя.

— Граф есть долго ждать! И граф наконец дождаться!

— Круто, — поддакнул я, подумав о том, сколько жаждущих богатства герров сватались к девице Гельде и удирали во все лопатки, лишь одним глазком взглянув на потенциальную супругу.

— Сказать немедленно комплимент милой жене!

— А… М-м… Вот задачка-то!

— Ты прекрасна… — обратился я к Гельде, подыскивая наиболее подходящее сравнение, — как… Бар-лог!

— Кто есть Барлог? — поинтересовался граф.

— Это… ну… эталон всепобеждающей мощи… То есть я хотел сказать — всепобеждающей красоты!

— О-о!

Старик граф вскочил с прытью совсем не стариковской и завопил на всю залу:

— Молодые — есть славные и почетные!

— Есть! — поддержал я.

Это прозвучало как приглашение. Гомон в зале смолк, словно по команде, сменившись дробным клацаньем зубов о кости, верещанием ножей по тарелкам, бульканьем и отрыжкой. Гельда, подвинув к себе деревянное блюдо с запеченным козленком, одним мощным движением разодрала несчастное животное надвое, точно какого-то цыпленка. Папаша-граф погрузил бороду в чашку с густым варевом и смачно захлюпал. Вокруг шамали, хавали, жрали, трескали, рубали — в общем, наворачивали от души. Рубили боевыми кинжалами и даже мечами мясо, лили в глотку вино и пиво из кружек, чаш, бутылок, а то и прямо из кувшинов, размеры которых, между прочим, намного превышали размеры напольных китайских ваз. Взмыленные слуги носились по залу с подносами, натыкались друг на друга, отлягиваясь от здоровенных псов, снующих под столами в поисках костей.

Лишь я один сиротливо глодал облюбованную куриную шейку. Ну не лезло ничего больше под забрало, как я ни старался!

— Милый муж мало кушать! — забеспокоилась Гельда.

— Аппетит что-то… не того… — ответил я, покосившись на ее блюдо, где, как иллюстрация к русской народной сказке, красовались козлиные рожки и ножки.

— Милый муж герр Шульц надо много силы на ночь!

— Ох ты, псы чистилища, а я и забыл совсем. Нам же еще заказано плодиться и размножаться со страшной силой.

— Милый муж совсем не пить вина!

— Пробовал, не получается, — честно признался я. — Не льется через забрало в рот. Только за шиворот.

Гельда глубоко задумалась. Через минуту ее осенило:

— Милый муж снять шлем! Ну вот, приехали…

— Э-э… В смысле — совсем? — заюлил я. — То есть с головы, да?.. Понимаешь, какое дело… Тут такое дело, что…

Ну как ей объяснить, что мои рожки вряд ли понравятся гостям? Средневековье, знаете ли… Темнота! Сразу схватятся за святую воду, ножи, топоры и вилы, не удосужившись дослушать мои разъяснения по поводу того, что я вовсе не бес, просто у меня переизбыток кальция в организме.

— Заело! — объявил я. — Тесновата кольчужка, уши не пролезают. Вот гляди.

Я демонстративно подергал себе за крепления забрала:

— Ни в какую!

— Гельда помогать милый муж! — расплылась в улыбке Гельда. — Герр Шульц взяться руками за кресло!

— Милый муж головы лишится! — загудел я через забрало, когда понял, что она собирается сделать. — Не надо, родная!

— Взяться руками за кресло! — повысила голос супруга.

— Папаша! — воззвал я к состраданию тестя.

Но бородатому графу, видимо, чуждо было чувство мужской солидарности. Он даже не отвлекся от своей чашки, ни на секунду не прервал увлеченного чавканья.

— Милый муж герр Шульц — держаться!

— Пожалей милого мужа! — завопил я, чувствуя, как меня, вместе с креслом, возносит к потолку.

ГЛАВА 6

Чпок! — Шлем слетел с моей головы легко, как пробка из бутылки шампанского. Минуту я сидел, зажмурившись, ожидая, как вот сейчас в зале повиснет тягостная тишина, а потом кто-нибудь из особо догадливых крикнет:

— Герры! Ловить беса! Ничего подобного.

Гости, все до одного, поглощенные яствами, питием и застольными разговорами, никакого внимания на наличие рожек у меня на голове не обратили. Это я выяснил, осторожно разожмурившись.

Да напрасно я беспокоился! Теперь, когда обзор у меня стал пошире щелки забрала, можно было легко разглядеть, что гости-то хор-рошие! Глубоко им плевать на внешний вид жениха, да и на свой собственный заодно. Подумаешь, рожки на голове у меня. Вон у соседнего со мной герра вовсе головы нет. Треснувший пополам арбуз сидит на залитых розовым соком плечах, а сам герр растерянно тычет ложкой в полосатый арбузный бок. А вон у того герра тоже рожки, на каждый из которых надет апельсин, и никто герра в бесовстве не обвиняет! Ах, это шлем такой рогатый… Ну а напротив — здоровенный рыцарь напялил себе на макушку кастрюлю и развлекается тем, что с глупым хохотом лупит по кастрюле шипастой палицей. Сразу надо было выкидывать к чертовой бабушке Наине Карповне надоедливую мою железяку! И поел бы нормально… Какие могут быть опасения относительно рожек, когда вино льется рекой и веселье медленно докипает от стадии «Ты меня есть уважать?» до танцев на столах? Тьфу!

Я схватил с ближайшего блюда цельную куриную тушку. Обрадовавшаяся внезапному пробуждению у милого мужа аппетита, Гельда подложила мне на тарелку рагу из бычьих хвостов, другой рукой притягивая к себе рябчика в сухарях. Папаша-граф, отвалившись наконец от опустошенной миски, плеснул по бокалам вина. И взглянул на меня так строго, что я снова забеспокоился.

— Герр Шульц есть того самого… Он есть подозрительный!

Эх, все-таки миской надо было прикрыться…

— Герр Шульц почему не выпить? Все пить, а герр Шульц трезвый! Подозрительный! Может, герр Шульц не рад новой жене?

Выпить! Фу-ты… Как все легко прокатило. Выпить — это есть хорошо. С бесами в здешних пределах выпивать не принято. Их принято немедленно душить, кромсать, рубить и резать… Подозреваю, что, даже и заметив рожки, папаша предпочел бы не обращать на них внимания. Судя по внешним данным дочки, он рад был спихнуть ее не то что за беса, но за самого Барлога, если бы тому пришло в голову посвататься. Вот, кстати, хорошая получилась бы пара. У демона с Гельдой примерно равные весовые категории.

Облегченно вздохнув, я принял бокал. Успокоительную пилюльку против чапаевского приступа сейчас проглотить или сначала пригубить вина? Неудобно вроде по карманам шариться, когда уже чокнулся с уважаемым тестем.

— Выпить! Э-э, герр Шульц! Жульничать не есть хорошо! До дна!

— У меня язва… — вякнул я.

— До дна!

Всего лишь пригубить не получилось. Гельда, понимавшая родителя с полуслова, не отрываясь от рябчика, подтолкнула меня под локоть, и содержимое бокала легко и свободно ворвалось в мою ротовую полость, прокатилось по пищеводу и весело плюхнулось в желудок.

Поспешно я достал из кармана заветную колбочку, но не успел ее даже откупорить.

— Это что есть? — мгновенно среагировала Гельда. — Колдовское зелье есть?

— Не-эт! Какое там колдовство! Конфетки. Сладости. Из заморских стран. Хочешь попробовать?

Немного успокоиться Гельде не помешает. Вон она, покончив с козленком и рябчиком, разнообразила мясной рацион парой дынь и нацеливается на телячью ляжку. Разве можно столько жрать? Неудивительно, что вымахала такой дылдой.

— Пожалуйста, — вежливо кивнул я, выковыривая из колбочки пилюльку.

— Долго копаться! — гаркнула супруга и, вырвав из моих рук пилюли, проглотила их разом, выплюнув колбочку как вишневую косточку.

— Гельда!

— Вовсе не есть сладости! — поморщилась гориллоподобная моя женушка. — Невкусные есть! Я милому мужу покупать настоящий сладости! А эти — тьфу! Горько!

— Горько! — икнул папаша-граф.

— Гор-рька! — заревел верзила герр с кастрюлей на голове.

Вот гад! Его-то рев услышала вся зала и немедленно подхватила:

— Горько! Горько!

Если я снова попытался сбежать, то это было стремление не осознанное, а чисто инстинктивное. Впрочем, попытки моей никто не заметил. Я был мгновенно сграбастан, облапан, вздернут в воздух вместе с креслом. Между прочим, поцелуй на публике оказался втрое крепче того первого, интимного! От неминуемой гибели меня спасло только то, что я намертво вцепился зубами в куриную ножку, которую до этого обгладывал, и Гельде, прежде чем она добралась до моих сахарных уст, пришлось сжевать курятину вместе с костью. Но все равно, когда она меня отпустила, нижняя часть моего лица напрочь окаменела, а зубы шатались, как после боя с боксером-тяжеловесом.

Все, хватит развлекаться! Где тут шарманщик, я буду его спасать. А то спасать придется меня самого. Третьего поцелуя я уже не переживу.

Яоглядел залу.

— Не пора ли, папаша, музыку завести? — спросил я тестя. — Скучновато становится. Почему музыкантов до сих пор не видно и, главное, не слышно? Где божественные звуки шарманки? Где свадебные пляски? Где марш Мендельсона, наконец? Желаю усладить слух симфонией про Августина!

Старый граф умильно посмотрел на меня. Видимо, тот факт, что я без ощутимых потерь выдержал поцелуй его дочурки, сильно возвысил мой авторитет в его глазах.

— Музыку! — рявкнул он.

К столу вытолкнули чернобородого дедуна с массивным агрегатом на трехногой подставке. Заглянув в лицо дедуну, я едва удержался от того, чтобы не спрятаться под стол. Огненные вихри, как он похож на Черного Барона! Вот что значит фамильное сходство!

— Играть! — приказал граф.

Угрюмо глядя в пол, чернобородый принялся накручивать ручку шарманки, из которой, как фарш из мясорубки, натужно полезла скрипучая мелодия:

— Ах, мой милый Августи-ин, Августи-и-н, Авгу-сти-ин…

Шум в зале мало-помалу стих. Милый Августин размягчил суровые сердца бранденбургских герров. Оставив разговоры, потушив только разгоравшиеся драки, гости слушали, подрагивая губами, капая слезами в тарелки. Кто-то уже в рыдал в голос. Кто-то, брякнув кулачищем по столу, воскликнул:

— Эх, жисть! Ты есть сон, и ты есть утренний туман!

Варварские вкусы! Даже и не поверишь, что перед тобой предки Иоганна Себастьяновича Баха. Певец двадцатого столетия Киркоров имел бы тут ошеломляющий успех.

Папаша-граф, промокая глаза бородой, обнимал дочку за рельефный плечевой бицепс и плаксиво вопрошал:

— Ты простить меня за то, что я тебя ремешком пороть, когда ты маленькой сломала крепостная стена?

— Простить! — стенала в ответ Гельда. — Простить, папа!

Чернобородый Фридрих Опельгерцхайзен, ни на кого не глядя, шарманил и шарманил. А я озирался по сторонам. Ну и где, спрашивается, боевой серафим-мечник Витольд? Чего он копается? Пусть уже появляется, киллер недоделанный. А то моя машина смерти, она же по совместительству жена, сейчас окончательно размякнет. Да и в ушах у меня уже навяз этот проклятый Августин.

— Ах, мой милый Августи-ин, Августи-и-н, Авгу-сти-и-и-н… Хр-р…

Булькнув, шарманка смолкла. Невнимательно кивнув в ответ на бурные аплодисменты, Фридрих оттопырил подол рваной рясы, куда тут же посыпались медяки.

— Герру Шульцу понравиться? — осведомился граф.

Ну где же Витольд? Чего он медлит? Шарманщика сейчас отпустят восвояси, я его из виду потеряю… А если чернобородого Фридриха куда-нибудь надежно законопатить?. От греха подальше? Пусть-ка серафим его поищет!

— Великолепно! — между тем отвечал я. — Восхитительно! Неописуемо…

— Я есть рад, что…

— Обворожительно! Это я про музыку. А вот исполнитель подкачал. Чего он такой угрюмый и надменный? Будто барон какой-то, а не нищий шарманщик.

— Не понравиться? — нахмурился граф. — Не уважать папаша?

— Уважать! Очень даже уважать! Спасибо вам за то, что вы есть, и отдельное спасибо за дочку. Но шарманщик между нами все-таки отвратителен.

— Хм…

— В конце концов, ручку может всякий дурак вертеть, — дожал я, — вот хотя бы тот… — и я указал на верзилу с кастрюлей на голове, оравшего «горько».

— Герр Мюллер смочь вертеть? — обернулся в его сторону граф.

Верзила что-то проворчал, но перечить хозяину не посмел. Дотянулся своей ручищей до чернобородого Фридриха и, вырвав шарманку, положил ее на колени. Пару раз крутанул ручку:

— Ах, мой милый… — вздохнула шарманка.

— Забавно есть! — расцвел герр Мюллер.

— Отдать мой инструмент! — рассыпая по полу медяки, рванулся к экспроприатору Опельгерцхайзен-старший.

Куда там! Подоспевшие стражники быстренько скрутили чернобородого.

— Казнить, милый муж? — спросила меня Гельда.

— Под топор его есть! — оживился граф. Минуту я колебался в дурацкой нерешительности.

Одно слово сказать — и род Опельгерцхайзенов прервется навеки! Но что меня ждет в таком случае? Даже предположить боюсь…

— Пусть посидит в самом темном и страшном подвале! — распорядился я. — С самыми крепкими стенами и железной дверью. Под семью замками. И охрану приставьте — человек двадцать, а лучше тридцать… пять! Знаю я таких мрачных типов! Небось бандуру свою тискает, смотрит, как здесь жрут-пьют, и наполняется черной злобой… Зловещие планы вынашивает! Именно такие субчики и способны заделать козью морду всем честным геррам в будущем, далеком и не очень.

— Бунтовщик есть?! — задохнулся граф. Зала заволновалась.

— Ну это еще проверить надо, — не стал перебарщивать я. — Законопатим на пожизненное заключение, да? А там посмотрим, может, и казним… Договорились, папаша?

— Взять!

Фридриха Опельгерцхайзена увели. Раз обернувшись, он успел кинуть на меня взгляд, полный такой яростной злобы, что мне стало не по себе. Вот и Черному Барону я не понравился. А скорее всего, я сам и посеял эту генетическую неприязнь к собственной бесовской персоне в сознании предков Барона.

Ух, как я повеселел, когда осознал, что задание Филимона выполнено! Пусть попробует теперь Витольд добраться до чернобородого Фридриха! Ага! Шарманщик спасен! А то, что он заточен в подземелье навеки, — это частности, которые в приказе не оговаривались! Кто меня рекомендовал Барону как бестолкового? Вот и получайте. Шарманщик жив, но полностью обезврежен. Следовательно, моим дорогим Огонькову, Анне, Карасю, а также всему миру в целом больше ничего не угрожает. Можно наконец-то расслабиться.

— Герр Шульц — очень умный есть, — потеснив Ге-льду, придвинулся ко мне папаша-граф. — Распознать бунтовщика! Выпить?

— Отчего ж не выпить? — добродушно ответил я.

— Наливать!

На этот раз без помощи Гельды я осушил бокал вина до дна. Граф, управившийся еще быстрее, уже совал мне другой:

— Выпить!

— Ну если вы так настаиваете…

А вкусное вино было в Бранденбурге когда-то! В меру терпкое, в меру сладкое… Никакого спиртового привкуса не чувствуется, но уже после пятого бокала в голове начинает изрядно шуметь. Стоп! Я, как бес непьющий, свою норму давно уже перебрал. И так уже что-то очень развеселился. А где мои пилюльки? Адово пекло, да их же давно нет!..

— Меня не уважать? — изумился граф, суя мне в руки очередной бокал.

— Уважать, но… Вы, между прочим, знаете, насколько неблагоприятно влияет неумеренное употребление алкоголя на будущее потомства. Внуков-дебилов хотите?

— Внуков хочу… — согласился граф, ни шиша не поняв в моей тираде. — Вот за это самое… Выпить!

— Да не буду я.

— Выпить! — рассвирепел граф и дернул дочку за фату: — Гельда! Сказать герру мужу, чтоб выпить с любимым папаша!

— Мивый мув… — прожевала слова вместе со свиным окороком моя — дражайшая половина. — Выпифь! Не упрямьфя!

— Не буду! Если выпью… Вы, дубины средневековые, можете себе представить, что такое полноценный чапаевский припадок? Сколько строился ваш замок?

— Годов шесть десятков… — моргнул граф, явно ошарашенный «дубинами».

— А разнести по камешкам его за пять минут можно. Не верите? Себя не жалеешь, старый хрен, дочку пожалей! Где она медовый месяц проведет?

— Почему ругаться на папаша?.. Что есть «старый хрен»?

И правда… Это вино в голову ударило… Я хотел было извиниться, но вместо смиренного «простите» изо рта вырвалось:

— Какой ты мне папаша, кочерыжка моченая?! Тоже мне родственничек, аллюром в три подковы, м-мать!!!

— Не сметь обижать папаша! — поднялась во весь свой громадный рост Гельда.

Тут бы мне испугаться и спрятаться под кресло, но пугаться я уже не мог физически. Разбуженная алкоголем личность легендарного желтого комдива свойственным ей штурмовым натиском захватила мое сознание.

— А ты не гавкай, монумент с сиськами! — отлаял я супругу. — На мужа голос повышать? Щас дотянусь вон до того молота, живо спрессую тебя до приемлемых размеров. Жена да убоится мужа своего! Марш на кухню! Ма-алчать!

— Гельду никто не оскорблять! — зарычала Гельда, взмахнув огромными кулачищами.

— Я тебя оскорблял?! Да я даже не начинал. А сейчас начну, кобыла древнегерманская! Динозавр штопаный! Гип-по-по-там!!!

— Обида есть! — взвился старый граф.-Отмщение есть!

…Все-таки при всем своем неуемно-буйном отвратительном характере Василий Иванович Чапаев являлся отменным стратегом и прирожденным воином. Молниеносным его реакциям не стал помехой даже хронический алкоголизм. Когда Гельда обрушила на меня оба своих кулачища, я, управляемый сознанием желтого комдива, ловко скатился на пол, успев подставить под удар кресло, на котором только что сидел. Граф, с проворством старого рубаки размахивающий смертельной «утренней звездой», надвигался на меня с другой стороны.

Да, средневековые герры — это вам не малахольные солдатики двадцатого столетия! В рукопашной схватке булава, меч, «утренняя звезда» или простая дубинка значат намного больше, чем какая-то там паршивая винтовка.

Понятное дело, кресло после соприкосновения с кулаками моей нареченной разлетелось в щепы. Защищаться мне было нечем, так что я просто сшиб подскочившего графа с ног мгновенной подсечкой и влетел под стол, в дощатую поверхность которого тут же впился десяток мечей.

Секундное замешательство, во время которого я успел утереть пот со лба, — и по зале прокатился лязг и грохот — толпа облаченных в тяжелые металлические доспехи рыцарей разом рухнула на колени и на четвереньках, будто стая злобных железных собак, поскакала под стол.

Лучшего для меня положения нельзя было и придумать! Теснота образовалась ужасная. Сплюснутые друг другом рыцари, скрипя панцирями, как раки в ведре, грузно ворочались в полутьме, тогда как я, удачно выкарабкавшись на поверхность, бегал по столу из начала в конец и обратно — и подзуживал преследователей выкриками:

— Ага, вот и попался! По сусалам его, по сусалам! Р-руби, не жалей! Хэндэ хох! — Но набежавшая стража алебардами скинула меня со стола и прижала к стенке.

Пока слуги, обливаясь потом, вытаскивали за шпоры из-под стола рыцарей, пока те кричали:

— Отстать! Еще минутку! Вот-вот поймать! Он быть где-то здесь! — стражники провели собрание-пятиминутку на тему: зарубить меня сейчас или предоставить эту возможность господам?

Зря они так долго рассусоливали. С боевым кличем:

— Быстрота и натиск! — я перехватил ближайшую алебарду и перешел в сногсшибательное (в прямом смысле слова) наступление.

Стражников было не менее двадцати человек. Число герров, извлеченных из-под стола, превысило уже сотню. Где-то в дальнем уголке моего мозга бился в истерике ма-ахонький такой бесенок Адольф и пытался убедить бравого Чапаева, который, точно спрут, оккупировал целиком область моего сознания, в том, что врагов слишком много и лучше было бы, пока не отрублены руки и ноги, выпрыгнуть в окошко и скрыться.

— Ничего-о! — басил Василий Иваныч (ну то есть я), размахивая алебардой. — Прорвемся! Посмотрите, товарищи, какое открылось мне уникальное свойство средневековых доспехов! Если сильно долбануть — вот так вот! — сверху по шлему, то вражья башка проваливается внутрь кирасы и обратно уже принципиально не лезет… Вот так! Вот так!

Желтый комдив Василий Иванович Чапаев и бес в одном флаконе — сочетание просто убийственное. Смертельное оружие, по сравнительному эффекту равное разве что ядерной бомбе. Добавьте к этой гремучей смеси еще и тяжеленную алебарду, подумайте и прикиньте — и тогда уже не удивляйтесь тому, что, когда я немного успокоился и поостыл от азарта схватки, церемониальная зала напоминала автомобильную свалку. Осколки, обломки, покореженные металлические остовы да еще пара слуг, в немом изумлении прилипших к стенам, — и больше ничего.

Да, а супруга моя где? И тесть… Неужели я и родственников в пылу битвы не пожалел?

Перешагивая через стонущие и воющие кучки металлолома, волоча за собой бесполезную уже алебарду, я пошел к выходу. Так, ну приказ я выполнил и даже перевыполнил. Шухер навел в славном Бранденбурге по полной программе. Почему же меня не переносят обратно? Что же мне, здесь остаток жизни куковать? Странно… Где же — бух, бац и бум, знаменующие перенос из одного временно-пространственного периода в другой?

БУХ! БАЦ! БУМ! — от чудовищного грохота я даже присел, окутанный облаком пыли и известки. Неведомая сила сжала меня, закрутила — я закрыл глаза и затаил дыхание, по опыту зная, как тяжко переживать временно-пространственный перенос с полным желудком. Ну ничего… еще немного… Вот сейчас все закончится и Филимон скажет мне:

— Я есть испытывать любовь к милый муж! Сильный и всепоглощающий любовь!

— Что-о-о?

— Гельда залезать на люстра и сидеть там тихо-тихо! — счастливо сообщила Гельда, все так же сжимая меня в объятиях. — Гельда оттуда смотреть на все, а потом упасть вместе с люстра! Никогда не видеть такого великого воин! Гельда есть сильно рада, что герр Шульц оказаться настоящий рыцарь! Гельда прямо сейчас желать первый брачный ночь!

— Филимо-он! — заорал я, выдираясь из железобетонных ручищ.

— Кто есть Филимон?

— Филимо-о-он! Я ведь выполнил приказ! Переноси меня скорее!

— Не надо никакой Филимон! Я есть переносить! — согласилась Гельда. — Прямо в спальня!

— Филимо-о-он!

Чапаевская личность предательски испарилась из моего сознания вместе с парами алкоголя. Именно сейчас, когда мне так необходимо вмешательство желтого комдива!

Василий Иваныч, вернись! С двумя десятками стражей и сотней рыцарей я бы и сам справился, но с Гельдой мне нипочем не совладать. Филимо-он!

Каким-то чудом мне все-таки удалось вырваться. Правда, далеко я не убежал — споткнулся о расплющенную шарманку и шлепнулся прямо на герра Мюллера. От сотрясения тот очнулся и открыл глаза и выплюнул изо рта пучок белых перьев.

— Забирать! — простонал герр Мюллер. — Забирать шарманка, только больше не бить по голове ногами…

Витольд побывал здесь! А я в горячке боя и не заметил… Шарманщика Фридриха он, естественно, не нашел и с досады, видимо, здорово поколотил несчастного герра Мюллера, которому выпала честь исполнять «Августина…» вместо взятого под стражу предка Черного Барона…

Покая глупо медлил, осененный новым открытием, подкравшаяся сзади супружница ухватила меня за наголенник и потащила к двери.

— Филимон! — орал я, загребая руками по полу в попытке хоть как-то затормозить движение. — Василий Иваныч! Витольд! Барлог! Герр Мюллер! Организация Объединенных Наций! Комиссия по правам человека! Помогите хоть кто-нибудь!

— Милому мужу не есть нужна помощь! — комментировала отчаянные мои крики Гельда. — Милый муж сильный и сам справится со своей жена!

— Да я не в этом смысле! — крикнул я и замолчал.

Под руки мне попался непонятно каким образом уцелевший кувшин вина, заткнутый деревянной пробкой.

Вот оно — спасение!

Гельда уже поднималась, волоча меня за собой по лестнице; бедное мое тело колотилось о ступеньки, словно мешок с требухой, и медлить дальше было невозможно. Присосавшись к кувшину, я выцедил из него всю влагу до дна и, ощущая, как бесовская моя сущность гаснет, снова уступая место хмельному бесшабашному разгулу, пробулькал:

— Здравствуйте, Василий Иваныч Чапаев…

— Чшапаефф, — эхом отозвалась Гельда.

Часть четвертая В БОРЬБЕ ЗА ЭТО

ГЛАВА 1

— …Как твой непосредственный начальник, объявляю благодарность и заверяю, что буду ходатайствовать перед высшим руководством о предоставлении тебе Ордена Хвостовой Кисточки!

Эта помпезная фраза вырвала меня из небытия. Впрочем, очнувшись, глаза я открыл с опаской. Кто его знает, что я увижу в новой — неизвестно какой — действительности. С этими бесконечными перемещениями уж не представляешь, где очухаешься через минуту…

Ой, а голова-то боли-ит…

— Воды… — простонал я.

— Филимон, подайте коллеге воды! — распорядился чей-то голос.

Филимон! Я живо открыл глаза. Прямо передо мной стоял шустрый юноша в белом передничке с подносом, на котором красовался тонконогий бокал. Слева от юноши помещался Филимон, с самым серьезным видом обмахивающий меня огромным носовым платком. Вокруг меня расстилалась заставленная предметами мебели городская площадь Ближне-Камышинска, трепетали на ветру кружева, обтягивающие стены домов, реяли флаги — черная козлиная голова на красном фоне. Личный герб Черного Барона!

Постойте, я же лично законопатил его предка Фридриха в страшное подземелье и завещал хранить как зеницу ока, словно последнего во всей вселенной шарманщика… А тут… Будто и не улетал никуда. Площадь выглядит точно так же, как и за минуту до эффектного появления живописной композиции «Боевой серафим-мечник Витольд, зверски умерщвляющий Фридриха Опельгерцхайзена».

Стало быть, чернобородый бука не сгнил в бранденбургских казематах? И род Опельгерцхайзенов не зачах? Черный Барон, сидящий напротив на своем троне, что-то не очень похож на покойничка. Точнее, совсем непохож. Привычная бледность на его лице сменилась легким румянцем, тонкие губы извиваются, как две змеюки в брачный период, глаза сверкают. Ясно, Барон находится в наилучшем расположении духа. И еще появились по обе стороны трона два охранника с блистающими на винтовках штыками. Дополнительно обезопасить себя решил, значит…

— Пей, Адольф, пей водичку, драгоценный ты мой сотрудничек…

Я принял от Филимона бокал, выпил и шумно выдохнул. Беса-коллегу слегка шатнуло:

— Ну и перегарчик! Как будто не на задании был, а на свадьбе гулял! — поморщился Филимон. — Докладывай о выполнении!

Я откашлялся. Во рту была такая кака!

— Чего докладывать… — просипел я. — Сами видите, все в порядке. Молнии не сверкают, дома не рушатся, земля ходуном не ходит, диваны никого не придавливают… и в черные лужицы никто не превращается. Все вернулось на круги своя… Дайте пива! Ох нет… — я помотал головой, вытряхивая остатки чапаевской личности, — дайте лучше пилюльку для невротиков.

— Пожалуйста, дорогой!

Я ссыпал в рот сразу несколько пилюлек из колбочки, протянутой мне Филимоном. Легче от этого, надо сказать, не стало.

— Хотелось бы все-таки услышать доклад, — подал голос с трона Черный Барон.

Ах ты, кретин самодовольный! Пережил бы то, что пережил я, не так бы разговаривал.

Вкратце я описал ключевые моменты своих похождений, благоразумно умолчав о Гельде и, следовательно, о том, в качестве кого я попал в церемониальную залу замка бранденбургского графа. Не хватало еще, чтобы надо мной вся преисподняя ржала! Это ж надо — беса оперативного сотрудника волокут за ногу в опочивальню, для того чтобы… Кстати, добилась своего Гельда или нет? Ничего не помню после того момента, как опорожнил кувшин. Я-то обычно больше пары чаш пунша за раз не употребляю, а тут целый кувшин вина! Неудивительно, что отключился. Впрочем, я отключился, а Василий Иваныч включился. А, ладно… думать об этом противно…

— Очень хорошо, — кивнул Барон. — Просто замечательно… Как гласит семейное предание, именно в подземелье графского замка мой славный предок Фридрих Опельгерцхайзен нашел тайный ход к заброшенной лаборатории алхимика, где и обретал скрупулезно первоначальные знания в течение долгих сорока пяти лет. В возрасте ста двадцати лет безмерно почитаемый мною Фридрих вырвался на свободу и, наведя страх на весь Бранденбург, несколько успокоился, женился, детишек завел. Крепкий был старик, что и говорить…

— Откуда же я знал, что это подземелье?..-вырвалось у меня.

— Естественно, ты не мог об этом ничего знать, — хмыкнул Черный Барон. — Полную историю нашего рода не знает ни один человек. Даже мне известно далеко не все… Сам черт ногу сломит в этих древних письменах. Их расшифровывать замучишься, а у меня других дел по захвату России, потом и всего мира, полно. Покрыто мраком вековых тайн! Судьба вела тебя! Просто-напросто… — он выдержал значительную паузу, — я еще раз убедился в том, что наш род — суть избранный Волей Миров для установления нового порядка во всей Вселенной! Меня невозможно убить! Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем!

Тьфу ты… Видали мы таких избранных. Тот лесной стоматолог тоже утверждал, что избран судьбой — и что же? Превратился в симпатичный половичок с замысловатым узором из отпечатков бычьих копыт. Хвост Люцифера, лучше бы я согласился на предложение Гельды отконвоировать бородача Фридриха к ближайшей плахе.

— А почему… — обратился я к Филимону, — ты не перенес меня назад в будущее, когда я уже выполнил приказ? Знаешь, мало удовольствий я испытал в Бранденбурге, болтаясь там без дела.

— Как же я мог тебя перенести? — развел руками Филимон. — Я ведь прочитал заклинание Неминуемой Судьбины. Я тебя только отправил. А уж когда тебе возвращаться — это решал Мировой Порядок. Значит, просто отправив шарманщика в подземелье, ты не до конца исполнил волю судеб. Что-то еще надо было сделать. Может быть, Фридриху угрожала еще какая-нибудь опасность и ты должен был оставаться на месте, чтобы ее предотвратить?

Я пожал плечами.

И вдруг ощутимо дрогнула земля под ногами. Потемнело небо. Шустрые юноши засуетились. Охранники-легионеры, побросав винтовки, обнялись и невнятно заголосили, — видимо, прощались с жизнью.

Филимон предусмотрительно отскочил подальше от дивана. Черный Барон с ногами забрался на трон и неожиданно тонким голосом выкрикнул:

— Что происходит?! Мы же предупредили факт уничтожение моего предка в прошлом!

— Ничего страшного! — вопил Филимон. — Всех прошу успокоиться! Ведь прошлое изменено к лучшему, так что все должно быть хорошо…

— Тогда в чем дело? — взвизгнул Барон, указывая на памятный нам всем сноп желтого пламени, снова возникший посреди площади.

— Это… это просто визуальные эффекты! Так всегда бывает при значимых изменениях в прошлом. Сейчас нам, скорее всего, покажут, как Адольф героически спасает Фридриха Опельгерцхайзена, — только и всего!..

В пламени медленно вырисовывалась картинка.

Хвост Люцифера! Адово пекло! Псы чистилища и огненные вихри преисподней! Через три кнехта якорину в ноздрю, ставрида позорная! Аллюром в три подковы, ма-а-ать!..

Никакого героического спасения нам не показали. А показали такое, что я, крепко зажмурившись, натянул шляпу себе на уши, Черный Барон широко распахнул рот, а Филимон изумленно захохотал.

Сначала в пламени возникли очертания какой-то комнаты, затянутой розовыми тюлевыми занавесками и альковным полумраком… А потом появились и действующие лица: незабвенная Гельда, одетая лишь в пеньюар размера чехла для «Боинга-747», и я собственной персоной, безобразно расстегнутый, воинственно помахивающий хвостом… и не только хвостом помахивающий… Крупный план — огроменная дубовая кровать, яростно скрипнувшая, когда на нее обрушились одновременно два тела. Такого позора я не испытывал никогда! Дальше я просто не смотрел, сидя на диване, прикрывая глаза шляпой и испытывая лишь одно желание — немедленно провалиться сквозь землю: в родную преисподнюю, а то и еще дальше.

— Вот это да… — ахнул Филимон.

— Выключите хотя бы звук! — умолял я.

— Где я тебе пульт управления возьму? Это же все-таки не телевизор!

— Убери рога, не мешай смотреть! — рявкал Черный Барон.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

А площадь содрогалась от многократно усиленных возгласов:

— Эх, ходи, толстомясая!!!

— Йа! Йа!

— Пришпоривай!

— Дас ист фантастиш!

— Ух! Брыкаешься, шашку тебе в дышло!

— Чшапаефф! Чшапае-эфф! Чшапае-э-э-э!..

— Странная у тебя психика, — сказал Филимон, приводя меня в чувство посредством натирания снегом щек. — Мировую историю изменил — и не охнул. А тут от пятиминутного ролика в оторопь впал…

— Тебе бы так, — проскулил я, — там… в главной роли… Неужели я?

— Нет, бабушка моя Сигизмунда Прокофьевна, — усмехнулся Филимон. — Да чего ты так разволновался? Подумаешь… Мы — бесы, мы просто делаем свою работу.

— Позор!

— Брось ты!

Я скукожился на краешке дивана. Об мои щеки, наверное, можно было обжечься до волдырей. Небо уже приняло обычный свой цвет, сотрясение почвенных слоев прекратилось. Филимон, вытирая руки о штаны, вполголоса обсуждал только что просмотренный ролик с двумя гогочущими легионерами. Хвост Люцифера! Я искоса взглянул на Черного Барона. Его превосходительство сидел на троне, глубоко задумавшись.

— Чшапаефф… — медленно выговорил Барон.

— Что изволили сказать? — повернулся к нему Филимон.

— Чшапаефф, — повторил Барон. — Странно…

Ведь по преданию…

— Чего же здесь странного, ваше превосходительство? — не понял Филимон. — По преданию, Чшапаефф — так назывался замок, который захватил ваш досточтимый предок, вырвавшись из подземелья. Ну не захотел далеко ходить… Логичным будет предположить, что после выдающейся брачной ночи одурманенная любовью Гельда настояла на переименовании родимого дома в честь своего возлюбленного супруга.

Барон сверкнул глазами. Легионеры и мальчики с подносами брызнули в разные стороны. Вокруг трона мгновенно образовалось совершенно безлюдное пространство.

— А ты откуда знаешь про мои семейные предания? — вдруг спохватился Черный Барон.

— Обижаете, начальник! — сбился с принятого здесь тона Филимон. — Работаем по всем правилам евростандарта. Необходимо знать как можно больше про своего клиента, чтобы клиенту легче было угодить. И мне как непосредственному руководителю адской операции доверили ваше личное дело…

— А ему?! — грозно ткнул в меня пальцем Барон.

— Ему? Не-эт… — беззастенчиво соврал Филимон. — Как можно! Рядовым сотрудникам доверять тако-ое!

Кажется, Черный Барон успокоился. Но не совсем.

— Все-таки странно все получается, — проговорил он. — Название замка, захваченного моим предком, всегда казалось мне странным. Чшапаефф! А уж после того как я узнал о пророчестве… Угроза под именем «Чапаев» тянется из глубины веков — как такое может быть? И самое неприятное — замок получил такое угрожающее название после того, как в нем на славу потрудился не кто иной, как бес оперативный сотрудник, который, по идее, должен меня избавить от мерзкого желтого комдива Василия Иваныча, проживающего тем более в параллельном мире… — Он покрутил в воздухе пальцами. — Не сходится что-то… Не могу понять… И от этого как-то… не по себе. Надо бы вернуться к расшифровке семейных преданий…

— Не берите в голову, ваше превосходительство! — беспечно посоветовал Филимон. — Адольф здесь ни при чем! Это ведь не он… м-м… оказался выдающимся бойцом полового фронта, а непосредственно Чапаев! В смысле его личность в теле оперативного сотрудника Адольфа.

— Это-то меня и настораживает! — нервно вскрикнул Черный Барон.

— Что именно? Но вы ведь сами говорили об эффекте слияния личностей после многократного перемещения в параллельный мир и обратно! И о том, что этот эффект с течением времени все увеличивается, пока не достигнет максимальной точки, — тоже говорили! Все в порядке, ваше превосходительство, успокойтесь. Мы с Адольфом для того и находимся здесь, чтобы вас защитить!

— Гм-гм… — пожевал губами Барон.

— Осталось последнее перемещение! И вы получите себе Чапаева для беспрепятственного набивания морды с последующим моральным уничтожением!

— Вон он как бодро крушит все направо и налево… — начал Барон. — А если…

— Никаких, извините, «если», ваше превосходительство! Вы недооцениваете бесовскую породу. Это, коли хотите, совершенно особое строение организма. Когда вы с Адольфом подпишете договор, он просто не сможет вам повредить, хоть сто Чапаевых в него вселись! Физиология такая! Для нас выполнение условий договора — четкая установка на подсознательном уровне. Вот так! Договор — подпись кровью — выполненные условия!

— Н-ну… Что же… В таком случае переходим от слов к делу. Подписываем договор, перемещаем беса Адольфа туда и обратно, получаем симбиоз Чапаева и беса, метелим это чудо селекции почем зря, и…

— И — полная победа! — торжествующе закончил Филимон.

— Что, прямо сейчас? — заволновался я. — Дайте мне хоть дух перевести! Я ведь только что через несколько столетий перелетел! Требую по крайней мере перекура! Филя, угости сигареткой…

Филимон зашикал и замахал на меня руками:

— Потом покуришь!

— Ванну принять! Одежду сменить! Ногти почистить! Подремать часок! Что вы за изверги такие? Я же могу помереть от нервного и физического истощения!

— Ничего, выдюжишь, — отмахнулся Барон. — Твое мнение, между прочим, никого не интересует. Делай как положено и помалкивай.

Честно говоря, я настаивал на небольшом антракте не потому, что очень уж устал. То есть не только поэтому. У меня, как и у Барона, что-то не сходилось в голове. Мучило ощущение, будто что-то исключительно важное я упустил. Надо было обдумать все произошедшее…

— Сию минуту! — отсек дальнейшие разговоры Барон. — Филимон, давай договор, стерильную иглу для прокалывания пальца, ватку и йод. Да позвать сюда охрану!

— Итак… — начал зачитывать условия Филимон. — Бес оперативный сотрудник отдела кадров преисподней Адольф в предстоящей смертельной схватке с его превосходительством Марком Рудольфом Опельгерцхайзеном, известным также как Черный Барон, обязуется ни при каких обстоятельствах не наносить физический либо моральный вред вышеозначенному превосходительству…

Два легионера под руки вели меня по городским улицам. Позади маршировал небольшой отряд элитных бойцов — десятка полтора самого зловещего вида мужиков гренадерского роста и с нашивками в виде козлиного черепа на груди и спине, следом за ними верзила денщик толкал трон Черного Барона, который оказался снабжен колесиками (я имею в виду трон, конечно, а не самого Барона), на манер инвалидной коляски. Сам Марк Рудольф Опельгерцхайзен, понятное дело, величаво восседал, оглядывая безлюдные, увешанные флагами улицы. За коляской… то есть за троном семенил Филимон. Встречные отряды Легиона отдавали нам честь, замирая по стойке «смирно», и провожали троекратным: «Славься, славься, Легион! Славься, славься, наш Барон!» Вороны, кружащиеся в воздухе, каркали почтительно.

Вскоре наша процессия приблизилась к трехэтажному зданию, украшенному псевдоионическими колоннами.

— Бывшая городская управа, — пояснил мне появившийся рядом Филимон. — Теперь здесь временная резиденция Барона. Паршивенькое помещение, но куда деваться… Вот через недельку захватит Петроград, тогда можно будет себе позволить что-нибудь поприличнее. Только нам не сюда! — поправил он, заметив, что солдаты направили меня к ступеням главного входа. — Нам к черной лестнице и в темный подвал…

— Почему это в подвал? — забеспокоился я.

— Адольф, включи мозги! Ты-то в параллельный мир переместишься, а на твое место кто? Вот именно — Чапаев, который теперь уже почти бесом стал. Ну на фига нам лишние проблемы? Посидит в подвале, пока ты не вернешься в свое законное тело. Там хорошо. Тепло, потому что канализацию прорвало. Понятно?

— Понятнее некуда, — буркнул я.

Черная лестница, ведущая в подвал, оказалась узкой и крутой. Из подвала ощутимо попахивало гнилью и нечистотами. Конвоиры ввели меня внутрь здания, за моей спиной загремел сапогами элитный отряд охраны… А трон на колесиках даже в дверной проем никак не пролезал. Пришлось уговаривать закапризничавшего Барона приложить к его аристократически бледной фыркалке пропитанный одеколоном платок, покинуть насиженное место и потерпеть временные неудобства передвижения на руках верзилы денщика.

— Пришли, — констатировал Филимон, когда процессия остановилась перед массивной железной дверью с навешенным на засов чудовищно исполинским амбарным замком.

Часовые отсалютовали Барону винтовками.

— Поскорее! — раздраженно отмахнулся Барон. — Пахнет же!

Со скрипом отворилась железная дверь. Адовы глубины! Подвал был обширен и ужасен! Лужи зеленовато-бурой жидкости покрывали земляной пол, в зловонной полутьме бродили, словно призраки, оборванные военнопленные высшего командного состава. Изо всех углов раздавались стенания и рыдания.

— Все никак не могут успокоиться, — удовлетворенно проговорил Филимон. — Оплакивают безвременную кончину своего вождя. Поистине убийство Ленина возымело на ход исторических событий прямо магический эффект. Теперь Барону сокрушить сопротивление так же легко, как конфетку съесть.

— Ну хватит болтать! — прикрикнул Барон. — Начинайте!

Солдаты окружили нас, повернув штыки в сторону пленных. Барон спрыгнул с рук денщика, брезгливо ступил начищенными сапогами в вонючую лужу и зашептал заклинание. Филимон снял шапку и почтительно склонил рогатую голову. Проклятый Кристалл Перемещения завибрировал в моем кармане.

Черный Барон взмахнул платком и…

ГЛАВА 2

Дзин-нь!

Да-да, вот именно — словно серебряным молоточком по хрустальному блюдечку. Звук этот я пропустил мимо ушей — сколько можно!

— Тише, Василий Иваныч! — А?

— Тише, говорю! Не шевелись! Не дергай ногами!

Василий Иваныч! Значит, я уже тут… Вернее, уже там. Вокруг — сено, сено и еще раз сено. Пряно пахнет летом, пылью. Чувствуется, что где-то сверху жарит полуденное солнце. В стогу мы лежим, зарывшись, вместе с…

— Анка? Привет, давно не виделись…

— Окстись, полоумный, с утра тут валяемся!

Не успел я еще смутиться, ощутив недвусмысленно-интимную ситуацию, как вдруг почувствовал, что рядом притаился кто-то третий. Огоньков! То есть Огоньков-Фурманов!

— Нет, ты на самом деле извращенец, — возмутился я. — Ну-ка найди себе свободный стог, там и валяйся. Не видишь, этот уже занят! Анка, не понимаю, почему ты молчишь?!

— О боже!.. — простонала Анка.

— Видите ли, Василий Иванович, — поправив пенсне, проговорил товарищ комиссар, — если вы вдруг задремали на минутку и вам приснилась пасторальная картинка: небо, солнце и парочка в стогу, — то вы лучше проснитесь, потому что расслабляться нам нельзя!

— Сам-то понял, что сказал? Так, товарищи, догадываюсь: в стог мы залезли не в поисках любовной романтики. А зачем?

— Опять… — охнула Анка.

Огоньков мрачно промолчал. А я вдруг разозлился. Все эти дурацкие перемещения! Оказываюсь то на станции Гром, то в психиатрической лечебнице, то в Бранденбурге, а то вот в стогу сена. И каждый раз надо объяснять то тому, то другому, что у меня сдвиг не по фазе, а по лестнице миров или по реке времени. Ну ладно, моя команда — Анна, Карась и комиссар — они худо-бедно в курсе, но эти-то! Как-то недосуг было просвещать не повинных ни в чем желтогвардейцев относительно задумок Черного Барона, про которого они и слыхом не слыхивали. Да и сейчас не буду. Вообще, надоело! Вот теперь опять придется с ходу врубаться в ситуацию, выяснять, каким образом снова отличился здешний Василий Иванович Чапаев. Опять начнутся оханья, жалобы вроде: «Что с тобой, несчастный ты наш!», подозрения в сумасшествии и тому подобное. Отставить! Буду прояснять обстановку строго и по-деловому. В конце концов, я их начальником являюсь!

— Так, — нахмурился я. — Начнем по порядку. Где Петька?

— Там же, где и вчера был, — буркнул Огоньков. И добавил: — Зря вас все-таки, Василий Иваныч, из психиатрической клиники вытащили. Вам там самое место!

— Молчать! Как ты разговариваешь со своим комдивом?!

Анка с Огоньковым переглянулись.

— Э-э… — начала Анка, — Василий Иваныч… Ты брось арапа-то заправлять. Какой же ты комдив?

— Что?!

— Поперли тебя с этой должности. Незадолго перед тем, как вы с Петькой из психушки вернулись.

Ничего себе!

— А кого же, позвольте осведомиться, на мое место назначили?

— Как — кого? Чапаева Василия Ивановича.

Я приложил ладонь ко лбу. Вроде температура нормальная. Проверил уши. Все в порядке — ничем не забиты. Может, просто ослышался?

— Кого? — повторил я вопрос.

— Чапаева Вэ И! — отчеканил Огоньков-Фурманов. — Василий Иваныч, мы устали уже от ваших бесконечных припадков и провалов. Лежите себе тихо.

Говорил я, Анка, не надо было его с собой брать. Испортит нам все дело.

— Какое дело? — тут же уцепился я.

— Никакое! — огрызнулась Анна. — Лежи знай! «Лежи»! Улежишь тут с такими новостями. А чего они дерзят-то мне? Да и потом… Кого назначили на место Чапаева Василия Ивановича? Чапаева Василия Ивановича? А я кто в таком случае? Я ведь и есть комдив Василий Иванович Чапаев — меня только что Анка и Огоньков так именовали. То есть я, конечно, не Чапаев, я Адольф. И не комдив, а бес… Тьфу, я же и бес-комдив… Тьфу, совсем запутался.

Анка напряженно грызла соломинку. Огоньков сосредоточенно откапывал себе в стогу отверстие наружу, — наверное, для наблюдения за окрестностями. Я внезапно обратил внимание на свой внешний вид. Где, спрашивается, щегольское одеяние комдива? На мне драные подштанники и грязная рубаха…

— Ребята! — уже не строго, а очень даже жалобно позвал я. — Смилуйтесь! Скажите толком, кто теперь у вас комдив?

— Скажи ему! — фыркнула Анна.

— Чапаев Василий Иванович, — механически пробормотал Огоньков, сквозь пенсне всматриваясь в прокопанную норку.

— А я тогда кто?!

— Не орите, пожалуйста. Вы тоже Чапаев, но… похуже.

— Дане похуже, — пробасила Анка. — А совсем плохой Чапай. Никудышный — вот какой! Оторви и выбрось. Ты сам, между прочим, просил себя отстранить от должности.

— Да-а?

— Хрен на! — разозлилась пулеметчица.-Опять, что ли, забыл все?! Что с тобой случилось на станции Гром? Сглазили тебя, что ли? Был комдив — всем комдивам комдив! А однажды утром проснулся — и пошло-поехало! Провалы в памяти, бредятина сплошная… А после психушки и того хуже. Смирный стал, тихонький, забитый. И все думает, думает… Революционеру думать вредно! Самогону, как раньше бывало, — ни-ни, как ни уговаривали… Уж бойцы роптать стали — подменили нашего орла!

— Именно! — вырвалось у меня. — Именно подменили!

Но Анка меня не слушала.

— Я тебя на сеновал звала, ты мне что ответил? Оставь меня, женщина, — говоришь, — я не для этого мира предназначен!..

— Как-как сказал? — живо заинтересовался я.

— Петька на коленях стоял, тебя в кабак звал! Соблазнял твоим любимым анисовым первачом, Любкой-самогонщицей и кабатчику харю почистить! А ты ему: уйдите, мол, от меня с вашими плебейскими замашками! Я прирожденный аристократ! Это ты-то аристократ!!! Комиссар Огоньков умолял, как раньше, по морде ему въехать за чрезмерную интеллигентность, а ты: не тебе морду надо бить, а проклятому шарманщику! Откуда какого шарманщика выкопал?!

— Шарманщик! — охнул я, ощущая, как в голове щелкают, ладно складываясь, фрагменты мозаики.

— И кончилось тем, что засел в местной библиотеке книжки про старинную Германию изучать! Ужас! Лозовую надо у синяков отбивать, а ты книжки листаешь и плачешь: не могу найти, не могу найти…

— Интерес к исторической литературе, конечно, меня порадовал, — вставил свое слово Огоньков-Фурманов, — но ведь и дело свое забывать не стоит. Хорошо еще, что тот парень, которого вы с Петькой из больницы притащили, оказался огневым бойцом. Хотя вначале тоже чудил. Целый день бегал как лошадь, ржал и конские яблоки всюду раскидывал. Потом ненадолго превратился в Петьку. Бедный Петр чуть сам с ума не сошел от такого двойника.

— Он же больной, этот парень! — напомнил я. — Он ведь самый настоящий сумасшедший. У него расслоение личности и хронический склероз. Он в кого угодно перевоплотиться может.

— …А потом вдруг наслушался наш лысый друг у бойцов дивизии баек про былые подвиги бравого комдива Чапаева — и говорит: я, мол, и есть Чапаев! Обсмеяли его, побили и хотели расстрелять… Но тут — бой за Лозовую! Этот лысый пузан гимнастерку, галифе и папаху с тебя снял (а ты и не подумал сопротивляться), на Барлога вскочил и шашкой так… лихо взмахнул. И закричал: в бой! И так у него получилось это закричать, что вся дивизия, словно один человек, за ним пошла! Ух, какой был бой! Выбили мы с Лозовой синяков! Приходит орден на имя Чапаева от начальства, и тут уж никто из нас не сомневался, кого именно нужно награждать. Так ты потерял свою потом и кровью заработанную должность!..

Анна перевела дух.

— Но теперь… — всхлипнула она, — соколика нашего на виселицу ведут. Синяки проклятые! Из-за тебя, между прочим! Кого в дозор поставили, а он, вместо того чтобы бодрствовать и бдеть, книжками шуршал? И Чапая схватили… — слезы потекли у нее по щекам, — и Петеньку… Дивизия разбита… Только мы втроем и спаслись. Что нам делать?

«Шарманщик, Чапаев, — крутилось у меня в голове, — Чапаев, шарманщик… Ах, мой милый Августин… М-м… Вот-вот сейчас у меня все и сложится правильно, вот-вот я все пойму… Ох, бедный Василий Иваныч! Слияние с личностью беса Адольфа тебе на благо не пошло. Пропал его полководческий талант и хмельной кураж прирожденного воина. Появилась вдумчивость, сосредоточенность и способность к всестороннему анализу. Только вот что он там себе наанализировал?»

— Читарь занюханный, — ядовито шипела Анка. — Что ты там эдакое вычитал? И ведь, змей такой, не признавался! Со вчерашнего дня ходишь как подковой по башке стукнутый. И бормочешь: «Я понял! Я все понял!» Допонимался! Эх, Василий Иванович, а мы в тебя верили!

— Тихо! — зашипел Огоньков. — Ведут!

— Ой, бедненькие… — запричитала Анка.

— Кого ведут? — тряхнув головой, осведомился я.

— «Кого», «кого»! Чапая нашего лысого с Петькой на эшафот. Ну вот, комиссар Огоньков, и пришел наш последний час…

Она пошуршала сеном, обнажив закопанный рядом пулемет. Огоньков-Фурманов достал из кобуры маузер и продул дуло.

— За правое дело революции, — внезапно севшим голосом проговорил он, — ^ '. пожалею жизни. Ну и синяков набежало! Сотни три… Все хотят посмотреть, как с легендарным Чапаем расправляться будут. Ну праздник-то мы им испортим…

— Испортим, — подтвердила Анка, сдувая с пулемета последнюю соломинку. — Против армии нам не выстоять, но хоть отомстим достойно, за себя и за…

— …И как один умрем… — забывшись, пропел Огоньков, —в борьбе за это-о…

— Дайте мне посмотреть! — воскликнул я, отодвигая в сторону Огонькова.

— Нишкни! — отвесила мне подзатыльник Анка — Не мешай нам героически погибнуть, спасая своегокомдива!

— Я ваш комдив!

Я уверенно показал Огонькову кулак. Тот неожиданно покорно повиновался и отполз от отверстия.

Сквозь прокопанную норку прекрасно просматривалась пыльная деревенская площадь перед покосившейся церквушкой, колокола которой молчали, точно испуганные люди с забитыми кляпом ртами. Сколько хватало взгляда — всюду толпились солдаты в синих мундирах; однако вокруг наскоро сколоченного эшафота с двумя похожими на уродливую букву «Г» виселицами было пусто. Только ветерок, поигрывающий петлями, взметал фонтанчики пыли и разбивал их о сапоги синегвардейцев. А на эшафоте…

Галина… то есть Василий Иванович Чапаев стоял прямо. Куда только делось его пузцо? Плотненький, коренастый, с отливающей на солнце золотом лысиной, с изрядно отросшими рыжими усами, он гордо смотрел в голубую высь, лишь изредка поводя связанными за спиной руками. Ни стенаний, ни просьб, ни слезинки. Настоящий комдив… Даже и не скажешь, что вот этот человек когда-то слезливо умолял нас с Петькой не оборачиваться, пока он будет выжимать обмоченные со страху подштанники. Да, а вон и Петька. Рядом, под второй петлей. Стоит, покачивается… наверное, от ветра, а не от слабости и малодушия. Молчит, только вздыхает иногда…

К эшафоту шагнул чистенький, кучерявый, похожий на цыгана синегвардейский капитан. Кокетливо поправил выбившийся из-под фуражки чуб. Задумчиво постучал свернутыми в жгут голубыми перчатками по рукояти стека, зажатого под мышкой. Довольно долго смотрел на приговоренных к смерти. Наконец хмыкнул и обернулся к угодливо подскочившему прапорщику…

Все это я наблюдал, уже шагая к церквушке. Соломенная труха сыпалась с меня, босые ноги шлепали по пыли, один рукав рубахи развевался по ветру, другой был оторван напрочь — Анка пыталась меня удержать. Отчаяние смерти колыхалось в моей груди ровно, словно факельное пламя. Ощущение ответственности за происходящее здесь и за пределами этого мира лежало на моих плечах тяжело и надежно, как стальные доспехи. Из-за меня Галина-Чапаев и Петька попали на эшафот; кому, как не мне, их оттуда вытаскивать? В эти минуты я был вовсе не бесом. Я был человеком. Почему? Не знаю. Слияние личностей, должно быть… Наверное, через бедовую чапаевскую душу частица всечеловеческой души коснулась меня. Есть все-таки в ваших человеческих душах нечто такое, что недоступно ни нашей конторе, ни конкурирующей с нами организации, что-то такое, что не разгадано еще никем и никогда, что-то такое, что когда-нибудь заставит трепетать всю бесконечную Вселенную.

Синегвардейцы, опомнившись от приступа удивления, развернули в мс ю сторону винтовки, вразнобой заклацали затворами. К. черявый капитан, секунду назад задумчиво вопрошавший денщика:

— А это точно Чапаев? Мне его не таким описывали… — приоткрыв рот, смотрел на меня во все глаза. Кулак с зажатыми перчатками приподнялся, готовясь отмахнуть разрешение стрелять на поражение.

Сотни дул, затаив до поры до времени огнедышащую смерть, буравили мне грудь. Что я мог противопоставить им? Драные подштанники? Впрочем, в голове моей уже родилась и оформилась линия дальнейшего поведения…

С гимном:

Бо-оже, царя-а храни-и!

Си-ильный, держа-авный!

Ца-арствуй на сла-аву, на сла-а-аву-у на-ам!..-

я торжественно взошел на эшафот. Прервав пение, откашлялся и, обращаясь к синякам, заорал так, что у самого в ушах зазвенело: — Скоты! Глупцы! Бараны! Идиоты! Недомерки! Кретины! Слепые остолопы!

Все присутствующие (за исключением изумленно молчавших Галины-Чапаева и Петьки) немедленно обиделись. Франтоватый капитан часто-часто заморгал, как пятилетний карапуз, которого только что обозвали какашкой.

— Позвольте! — тонко воскликнул он. — Что за моветон? Из какого, пардон, курятника вы вылезли?

— Не из курятника, — с достоинством ответил я, деловито развязав руки Галине-Чапаеву и переходя к Петьке. — Из стога сена, что за амбаром… Впрочем, это не имеет значения. Вы — скоты, глупцы, бараны, идиоты, недомерки, кретины, слепые остолопы — хотя бы видите, кто перед вами?! — прокричал я, широким жестом указывая на Галину-Чапаева.

— Желтый комдив Василий Иваныч Чапаев и его ординарец, — посовещавшись с денщиком, заявил капитан.

Я попытался саркастически осклабиться:

— А вы целиком и полностью в этом уверены? На сто процентов? До последней капли крови?

Последняя фраза прозвучала настолько зловеще, что синяки нехорошо заволновались. Денщик вытащил револьвер из-за пояса и серьезно спросил капитана:

— Шмальнуть усатого, ваше благородие?

— Шмальните! — великодушно разрешил я. — Валяй стреляй! А потом вешайте вашего… нашего государя-батюшку и светлейшего князя Петра, которых вы по непростительной глупости, безграничной слепоте и удивительному идиотизму приняли за желтых — тьфу на них! — комиссаров…

Вот что значит вовремя заинтриговать слушателей. Гомон усилился. Шмалять меня никто уже не собирался. Выкрики вроде «Да он же желтый провокатор, господа!» хоть и выпрыгивали на поверхность людского моря, но как-то слабо и неубедительно, как летучие рыбы, больные рахитом.

— Послушайте, милейший! — обрел наконец дар речи капитан. — Что вы себе позволяете? Врываетесь на церемонию удавления, произносите речи… — Голос его набирал силу. — Мешаете с грязью светлое имя государя!

— Которого вы собираетесь сейчас повесить! — парировал я.

— Да с какой стати?! — испуганно воскликнул капитан, сжавшись под угрозой обвинения в измене трону вообще и синему движению в частности. — Мы вешаем исключительно желтых комиссаров, и то не всех, а наиболее паскудных. Остальных просто расстреливаем. Эти… под пулями — Чапаев и его ординарец Петька.

— Кто-нибудь раньше видел Чапаева? — громогласно вопросил я.

Из толпы пробился вперед щупленький солдатик с багровым сабельным шрамом через все лицо.

— Я видел, — заявил он. — Вон оно как мы с ним… познакомились… И правда, непохож этот лысый на Чапая! Чапай — он такой… вроде тебя!

Капитан нахмурился:

— Что ж мы, не того вешаем? А при чем здесь батюшка государь?

— А при том! — заверещал я, отступая к Галине так, чтобы верещать ему на ухо. — Что этот матерый человечище!!! С великолепно блистающей лысиной!!! И жидкими рыжими усишками!!! И есть государь!!! Со свойственной ему святой храбростью!!! Конспиративно внедрившийся в ряды вражеской дивизии!!! С целью разоблачить и ликвидировать!!! Неуловимейшего и вреднейшего из всех желтых комдивов!!! Светлейший Петр, докажи!

Оглушенный моим ревом, Галина-Чапаев покачивался. Ошарашенный Петька выдал:

— А-а-а… м-м-м… ы-ы-ы…

Понятно, что такое доказательство не впечатлило синяков. Мнения насчет «желтого провокатора» звучали все чаще и громче.

— Государь! — надрывался я. — Госуда-арь!

«Ну давай же, псих несчастный, перевоплощайся! Где твое хваленое расслоение личности? Где твой склероз? Забывай поскорее последнюю манию и принимай вместе с державой и скипетром новую!»

— Я… — слабо и неуверенно вякнул Галина, — никакой не государь… Чапаев я…

О, адово пекло! Надо же как въелась в него личность Чапаева! Почище чем в меня! Ну правильно, если вся многочисленная дивизия признала в нем легендарного комдива, тут и здоровый помешается. Идея! Повторим ситуацию!

— Великий государь стесняется открываться! — заявил я. — К чему ему становиться самим собой, когда вы его повесить собирались только что? Ему стыдно!.. За вас! Ну-ка дружно, хором: «Простите нас, ваше величество!» Раз-два — и…

— Простите… ваше величество…

— Нет, так не пойдет! Вы хотите лицезреть батюшку Николая или нет? Давайте громче: «Сне-гу-роч-ка!» Ой, не то, извините! «Прос-ти-те нас, государь!» Ну! Раз-два! Ну! И на колени!

Синяки безмолвствовали. Капитан нахмурился, догадываясь, что его только что собирались беззастенчиво обдурить. Денщик снова тянется к револьверу. Кто-то с лязгом передергивает затвор. Ой, плохо! Не получается что-то с коллективным психозом. Ой, какой из Галины государь? Он уже и на комдива непохож. Едва стоит, озирается вокруг, шлямкает губами… Меня аж зло взяло. Для кого стараюсь?!

— А ну-ка рявкни на них по-царски! Вспомни, как ты был Наполеоном! Давай! Князь Петр! Ты-то чего молчишь?!

— А-а-а… М-м-м… Ы-ы-ы…

— Ну? А Александром Македонским? Из тебя, наверное, прекрасный Македонский получался! Ну? Грозно вопроси: где мой Буцефал, смерды?! Скажи что-нибудь, жаба ты этакая!

— Ква…

— Ура! Наконец-то! Хоть что-то! Продолжай в том же духе! Если сразу не получается, пойдем по пути последовательных перевоплощений! Жаба! — Раздухарившись, я отвесил «светлейшему государю» подзатыльник.

— Ква-а-а!

— Не нравш я, Буонапарте? А еще по лбу?

— Не надо! Же сви мал а ля тет! Ви не иметь права!

— Головушка бо-бо, Александр? Вот тебе по уху!

— Изыди, поганый пер-рс! Не сметь трогать мое царское величество! Вы переходите все рубиконы!

— А пяткой в нюхальник, Коля?

— Что-о? — Галина-Чапаев, стремительно преображаясь, распрямил плечи и сверкнул очами. — Наше государево величество пяткой в нюхальник?!

Синегвардейцы охнули.

— Сгною в казематах! На каторгу! Во глубину сибирских руд! — бушевал «государь» так натурально, что я тут же покрылся пупырышками от испуга быть тотчас четвертованным за попытку отмутузить его высочайшее величество. И, конечно, упал на колени. Попробовал бы не упасть! Ведь Галина не играл роль и не притворялся! Он в этот момент действительно был государем, и не один человек в этом задрипанном параллельном мире не смог бы его переубедить в обратном.

Первым рухнул в пыль капитан с чубчиком. Следом за ним, выронив револьвер, денщик. Через секунду вся коленопреклоненная синяя армия умоляла о прощении и о том, чтобы реабилитироваться путем немедленного растерзания дерзкого меня. Новое .дело! Совсем недавно меня чуть было не пристрелили за осуществление попытки к бегству комдива Чапаева, сейчас же собираются лишить жизни за покушение на государя.

— Я больше не буду! — умолял я. — Бес попутал! Светлейший князь Петр, прошу вступиться! Вступись, орясина бессловесная!

— А-а-а… м-м-м… ы-ы-ы…

— Главнокомандующего к нашему величеству! — затопал ногами «царь-император». — Что за бардак развели?! Почему я в таком виде? Где мой парадный мундир? Светлейший князь Петр, а вы-то на кого похожи?

— Ы-ы-ы… Василь Иваныч, ты чего?

— Василь… Иваныч?.. — «Государь» схватился за голову. — Где я? Кто я?

— Петька, лучше мычи, как раньше, дурак!

— М-м-мы-ы… То есть почему это я должен мычать? Василий Иваныч, воспрянь и спаси нас! — дергая Галину за рукав, требовал Петька.

— Вихри преисподней, какой идиот!

— Ага, с ног повалило, синяки проклятые? Где моя шашка, топтать вас кобылой!

— Си-ильный, держа-авный!..

— Кха… Ох… Какая еще шашка мне приснилась? Где мой скипетр? Где свита? Главнокомандующего к нашему величеству!

Чернявый капитан забился в истерике, не вынеся напряжения. Все его войско потихоньку расползалось в разные стороны от греха подальше — и я мог их понять. Вот казнишь кого не следует, что потом будет? Во глубину сибирских руд не хотелось никому.

— Василий Иваныч! Крутани свой рыжий ус! Раскидай ворога поганого! Втопчи в землю по самую маковку!

— Петька, я тебя сейчас самого втопчу по маковку. Заткнись немедленно!

— Какая еще свита со скипетром мне приснилась? Где боевой Барлог? Шашку! Папаху! Бурку!

Денщик поднял на меня перемазанную в пыли физиономию и взвел курок револьвера:

— Все-таки Чапаев? Пристрелить того провокатора!

— Ца-арствуй на славу, на сла-а-аву на-а-а-ам!

— Гвардейцы! Кому вы присягали?! Мы — наше величество и прочая и прочая — требуем немедленно казнить этого типа, который над нами издевается!

От невообразимого шума у меня закружилась голова. Синяков, правда, уже почти не было на площади перед церквушкой. Вообще никого не было, кроме двух-трех десятков особо слабонервных синих воинов, впавших в глубокий обморок. Галина, молниеносноперевоплощавшийся из государя в Чапаева и обратно, распугал даже ворон! Петька, сжимая ладонями виски, с непонятным выражением поглядывал на петлю над своей головой, словно решая, а не повеситься ли добровольно, только чтобы прервать этот чудовищный кошмар. А я отползал по ступенькам в сторону амбаров, размышляя, что же мне делать дальше? На какой кандидатуре остановится бедовое сознание Галины? Останется царем-батюшкой? Тогда мне несдобровать. За неимением верных слуг он меня сам затопчет светлейшими ножищами. В Чапаева снова перевоплотится? Зарубит шашкой за кощунственное сравнение легендарного комдива с каким-то социально вредным царишкой?

Сейчас просто закопаюсь вон в тот стог, откуда бегут, волоча за собой пулемет, Анка и Огоньков-Фурманов, и…

ГЛАВА 3

Дзин-нь!

Уф, самое время! Пыльный и жаркий летний полдень лопнул мыльным пузырем, и новая действительность приняла меня. И была эта действительность страшна и безрадостна — вонючий подвал, плач и скрежет зубовный вокруг… Ужас! Родная преисподняя намного уютней. По крайней мере, там не так смердит.

К тому же… Я рванулся, но все равно остался лежать. Связан! Связан так, что даже толком пошевелиться не могу.

— Не трудись, — мрачно проговорил Петро. — Мы их святой водой пропитали.

Я оставил попытки разорвать стягивавшие мое тело в плотный кокон веревки и перевернулся на спину.

— Петро! Родной ты мой! Анна! Огоньков! Как я рад вас видеть? Вы тоже в этом подвале сидите? Бежать вам надо! Я вам помогу! Пока еще не знаю как, но…

Анна, Карась и Огоньков сидят вокруг меня и смотрят… Строго. Осуждающе. И немного испуганно. Словно не знают, что им дальше делать со мной. А в каком они виде! Оборваны, испачканы…

— Развяжите! — едва не заплакал я. — Это же я, Адольф!

— Это еще доказать нужно, — пробормотал Петро, отводя глаза.

— Что-о?

— Адольф… Или как тебя там… Ты не заводись только, — заторопился Огоньков. — Ты постарайся успокоиться. И вспомни, кто ты на самом деле.

— Не своди меня с ума! — закричал я. — Хватит с меня психушек и психов! Хватит сумасшедших государей и безумных комдивов! Я — это я! То есть…

Погодите! — страшная догадка, словно ледяной камешек, тяжко шевельнулась внутри меня. Что значит — кто я такой на самом деле? А что, на этот счет есть разные мнения? Ох, ведь третье перемещение завершено! Сейчас личность Чапая окончательно укрепится в моем сознании, а потом. — смертельная битва с Черным Бароном!

— Ты будешь смертельно биться с Черным Бароном, братишка? — оживился Петро. — А мы-то думали, ты прибыл из преисподней, чтобы помочь ему!

— Н-ну… Вообще-то договор о непричинении мною Барону тяжких и не очень увечий уже подписан, — сник я.

— Кажется, он вполне разумно изъясняется, — осторожно заметил Огоньков. — Даже и не скажешь, что минуту назад забивал нам головы буржуазной трепотней про какое-то предназначение, зов крови…

— Что? — взвился я. — Какой трепотней? Что вам там Чапаев насвистел? Вот интересно, своим не открылся, а вам на блюдечке все потаенные мысли выложил.

— Он говорил, что может нам доверить все, потому что мы жители его родного мира.

— Родного мира! — фыркнул я. — Он ведь не местный. Это тот мир его родной, а этот…

Что-то помешало мне уверенно договорить фразу.

— Так что же вам плел этот внутренний эмигрант? — повторил я вопрос.

— Бред сумасшедшего, — отмахнулся Петро Карась. — Рвался мочить какого-то шарманщика…

— Шарманщика!

— Ну не совсем шарманщика, а далекого потомка этого самого шарманщика. Говорил: мол, всегда ощущал себя кем-то другим, мучился с детства навязчивыми кошмарами.

— Какими? Какими кошмарами?

— Дескать, живет он в родовом замке вдвоем с маменькой. Вроде где-то в Германии. Детство трудное. Папаша, заделав малыша, отчалил в далекие края, как обычно и бывает. Наверное, был какой-нибудь гнусный командированный тип. Бабушки нет, дедушка погиб при невыясненных обстоятельствах. Живет себе, взрослеет, даже понемногу стареть начинает. Скучно и грустно проходят целых сорок пять лет. И тут! Из темного подземелья евонного замка с грохотом, шумом и пылью вырывается тот самый кошмарный шарманщик, жутко состарившийся и страшный, но почему-то ставший могущественным чернокнижником вроде нашего Барона, тьфу на его злодейскую башку!

— Вроде Барона… Дальше!

— А что дальше? Паскудный шарманщик гоняется за германским Чапаем по всему замку, но тот оказывается прытким малым. И никак не дает себя укокошить. Злобный дедуля-шарманщик, устав гоняться (пожилой все-таки человек!), накладывает на германского Чапая зловещее заклинание — и изгоняет его не только из замка, не только из страны, но из того времени и из того пространства, к тому же заставляя забыть все, что тот помнил. В общем, мракобесие и бессмыслица.

— Н-да… — как-то задумчиво отозвалась на это все Анна. — И еще он утверждал, что теперь-то каким-то неведомым образом дважды… или трижды — не важно! — побывав в родном мире, все понял и осознал. И главнее всего для него теперь найти в нашем мире того гадского шарманщика, ну на худой конец отпрыска отпрысков этого шарманщика, и прижать к ногтю. Этим убийством он, мол, снимет проклятие с себя и навсегда сможет остаться на родине. То бишь в нашем мире. Эй, а он плачет…

Я и правда плакал. И не мог выговорить ничего, кроме:

— Сынок… сынок…

— Так, — констатировал Огоньков, — понятно. Если тот был свихнувшимся Чапаем, то этот, который только что переместился, — свихнувшийся Адольф. Или наоборот?

— Анна! — заговорил снова Петро. — Ну чего ты молчишь? Включи свое, ядреный штурвал, женское чутье! Посмотри, кто перед тобой: псих Чапай или псих Адольф? Ты же с кем-то из них на сеновале целовалась!

— Н-не знаю… — промямлила Анна.

— Между прочим… — злобно прокипел я, — я его Анку-пулеметчицу пальцем не тронул! А он… А он!..

— Помолчите, Чапаев! — строго прикрикнул на меня комиссар Огоньков. — Опять дебош начинаете!

А мы-то чуть было не поверили, что перед нами снова наш любимый Адольф!

— Я не Чапаев! Я… сколько раз можно говорить! Погодите… Филимон вам не до конца объяснил, в чем фишка многократного использования Кристалла! Сказал просто, что я прибыл по вызову Барона! Еще бы — не будет же Филимон разглашать корпоративную тайну! Дело в том, что… Сейчас я все объясню…

Но объяснения не получилось. Меня ужасно раздражало то, что я лежу здесь скрученный, лишенный возможности двигаться, а они сидят вокруг, переглядываются, обмениваются многозначительными замечаниями, как будто не выслушивают объяснения старого товарища и командира, а, скажем, смотрят не очень интересную телевизионную постановку. Вот черствые, потопчи их кобыла! Ой, кажется, снова чапаевский припадок начинается. Переволновался так, да еще и действие пилюлек, которые я скушал, прибыв из Бранденбурга, закончилось. Бранденбург! Мама дорогая! Любимая бабушка Наина Карповна! Это что же получается, Василий Иванович Чапаев, желтый комдив, мой родной сын?! То-то на весь Ближне-Камышинск транслировали момент заделывания малыша как важнейший для хода всей мировой истории момент. Нет, не могу поверить… Нет, могу… Сынок, сынок… Пусть меня развяжут! Я попытался было возобновить объяснения:

— В общем, слияние личностей происходит при… Да развяжите мне руки, неудобно же рассказывать!

— Не отвлекайтесь, Василий Иванович. Дальше!

— Какой я тебе Василий Иваныч!

— Не прекословь Василию Иванычу! — вступил Карась. — Ты что, товарищ братишка Огоньков, не помнишь, каков он в гневе?

— Я! Не! Василий! Иванович!

— Конечно, конечно, — угодливо поддакнул Огоньков. — Вы Парфен Ипатьевич. Или Семен Степанович.

— Я Адольф!!! Вы что, гады, издеваетесь надо мной?!

— Настоящий Адольф никогда нас гадами не обзывал, — дрогнула голосом Анна.

— А как вас еще назвать?! Блин, развяжите, прохиндеи, дышло-коромысло, в бога-душу, шурум-бурум, коренной с пристяжкой!

— Вот так загнул! — восхищенно проговорил Карась.

Огоньков поморщился. А Анна мотнула головой и тихо произнесла:

— Настоящий Адольф в этом случае сказал бы: «огненные вихри преисподней». Или «псы чистилища»…

Я аж задохнулся от возмущения. Из горла наружу рвались еще многие и многие выражения, никогда мною не употребляемые, вроде «через драную уздечку аллюром в три подковы» или «мерин сиволапый», но я плотно слепил губы и зарычал, заглушая в себе отголоски личности желтого комдива.

— Рычит! — испуганно сообщил Огоньков.

— Сам слышу, —ответил Карась.-Вы, Василий Иваныч, успокойтесь…

Не следовало ему говорить мне это. Услышав «Василия Иваныча», я разинул рот и поразил слух присутствующим таким отборным речитативом, что Карась застыл словно изваяние, а Огоньков опрокинулся навзничь. Анне повезло больше. Она успела заткнуть уши.

Заткнулся я только тогда, когда Карась, по опыту зная, как прекращать подобные истерики, ловко закинул мне в рот уцелевшую картофелину. А откуда у них картошка? Я думал, военнопленных никчемными отбросами кормят. А откуда у них святая вода?.. Пока я, ожесточенно двигая челюстями, пережевывал кляп, Петро осведомился:

— Ну что, убедились?

— Слышали, товарищи? — хлопнул себя по коленкам Огоньков. — Какие будут предложения?

— А чего там предлагать? — отмахнулся Карась. — Надо делать, как Анна сказала! Времени нету!

— А как Анна сказала? — насторожился я, выплюнув остатки шелухи.

— Как бы хуже не было… — проговорила Анна. — Мы же не специалисты…

— Куда как хуже… — проворчал Петро. — Надо нашего Адольфа возвращать, вот что. К восстанию все подготовлено. Оружие, боеприпасы, продовольствие на тот случай, если придется выдерживать осаду в этом подвале. Хорошо, что, захватив в плен леших, оборотней и домовых, легионеры Барона не смогли поймать русалок. А те, испортив канализацию для удобства, по водопроводным трубам спокойненько передают нам все что нужно. Огоньков неистовыми лекциями поднял боевой дух пленных… Они только для профанации, ядреный штурвал, плакали и выли. Но теперь пришло время оставить слезы!

— Я придумал лозунг: Ленин умер, но дело его живет! — застенчиво признался товарищ комиссар.

— Нам только лидера не хватает! И не какого-нибудь бешеного Чапаева, а нашего родного, старого доброго Адольфа! — закончила Анна. — И поэтому мы сделаем то, что должны сделать.

— Что вы задумали?! — завопил я.

— Я, пожалуй, согласен, — сказал Огоньков. — Предложение товарища Карася не лишено смысла. А ты, Анна? Твое ведь предложение-то…

— Не знаю… А если не получится?

— Вы можете мне объяснить, что собираетесь делать?

— У нас картошка еще есть? — обвел взглядом Анну и Огонькова Карась. — А то отвлекает.

— Нет больше, — ответил товарищ комиссар. — Могу пожертвовать портянку.

— Не-э-эт!..

— Вот и помолчи в таком случае. Итак, Анна?

— Может помочь одна штука, — неуверенно выговорила зеленоволосая кикимора. — Среди вас, людей, широко известно такое заболевание, как одержимость бесом. А представители Темных народов иногда заболевают одержимостью человеком. Редко, но бывает. Ужасное заболевание! Создание Тьмы напрочь забывает исконную свою сущность, ведет себя как самый настоящий человек, чурается соплеменников. Представляете? Лешонок садится завтракать и вдруг опрокидывает миску с вкуснейшими земляными червями, рыдает, требует молока с малиной и прочую гадость, родную маму пугается, кричит на нее: «Чур, чур меня! Уйди, нечисть!»

— И каково лечение? — деловито осведомился Огоньков.

— Проводится обряд изгнания человека, — ответила Анна. — Так же как и людей лечат от одержимости бесами: святой водой, ладаном и молитвами, только у нас все наоборот. Нужно заболевшего опрыскать крысиной, извините, мочой, окурить дымом лебеды и, обложив конским навозом, прочитать заговоры изгнания.

Меня затошнило. Я хотел было громко протестовать, но, вспомнив о портянке Огонькова, воздержался. Портянка, наверное, посильнее крысиной мочи будет… не говоря уж о навозе.

— Да, серьезно, — покачал головой Карась. — Попробуем?

— А это ему не повредит? — спросил Огоньков.

— Конечно, повредит! — вырвалось у меня. — Тебя бы крысиной мочой!

— Н-не должно повредить, —замялась Анна. — Если мы, конечно, не ошибаемся относительно состояния Адольфа. Мы ведь так мало знаем об эффектах перемещения и о колдовстве Черного Барона в принципе.

— Гады! Сволочи! Коновалы! — неожиданно снова взорвался я. — Вы же меня покалечите своей народной медициной! В три аллюра, в три уздечки мать! Остановитесь! Жеребать вас… в попоны!

Анна, Огоньков и Карась — все трое — содрогнулись.

— Не ошибаемся, — сказал за всех Карась. — Батюшки, какой же это Адольф? Вы только послушайте, какими он словами… Уф…

— Это не я — словами!.. Как же вам объяснить, дуралеям? Это личность Чапаева во мне говорит!.. То есть… Тьфу!

— Что и требовалось доказать! — поднял указательный палец Огоньков.

— Начинаем, — кивнул Карась. — Конского навоза ' я хоть сейчас найти могу, нас им поганые легионеры ради забавы забрасывают. Лебеду закажем русалкам, через минуту у нас лебеда будет… подснежная, перепревшая, духовитая!

— На мне крысиная моча, — заявил Огоньков. — Э-э… в смысле я достать ее могу. В подвале крыс видимо-невидимо. Анна?

— Заговоры изгнания я знаю.

— Отлично.

— Не-э-э-эт!

— Портянку! — скомандовал Петро, и товарищ комиссар с готовностью стащил с ноги сапог.

— Молчу, молчу…

И тогда в дверь забарабанили.

— Держать дверь! — мгновенно отреагировал Петро.

Все военнопленные — числом более сотни — рванули к двери и встали под ней нерушимой стеной. Да, хорошо поднят боевой дух!

— Открывайте! — неслось из-за двери, в которую к тому же с внешней стороны колотили прикладами. — Да что там происходит! Отдайте Чапаева-Адольфа! Третье перемещение завершено! Грядет указанная пророчеством смертельная битва! — Кажется, это кричал Филимон.

— Бу-удет вам сейчас битва, — пропыхтел Огоньков. — Вот только расколдуем нашего командира.

— Адольф, ты там, коллега? — надрывался Филимон. — Что они с тобой сделали? Вылезай побыстрее, а то я Барону пожалуюсь!

Я лихорадочно соображал. Н-да, положеньице. Мои друзья хотят мне добра, только что изо всего этого получится? Я ведь не одержим человеком, моя ситуация гораздо сложнее. Какими окажутся последствия обряда? Ох уж мне эти доморощенные средства… Что будет, когда примитивное колдовство малых Темных народов вторгнется в опутавшие мое сознание тончайшие магические нити могущественного артефакта — Кристалла Перемещения? Да ведь это как пытаться излечить компьютерную систему от поразившего ее вируса посредством молодецкого удара дубиной по жесткому диску! Убьет меня этот обряд! Помогите мне кто-нибудь! Помогите! Принять мучительную смерть от собственных друзей — что может быть хуже?

Примерно так кричал я все время, пока шла подготовка к обряду. Мысленно кричал, а не вслух, потому что во избежание очередного ненормативного выступления мне все-таки накрепко залепили рот кляпом, состряпанным из носового платка Анны. Я, конечно, возмутился и хотел было воспротивиться, но вредный Огоньков злорадно продемонстрировал свою портянку, и мне пришлось сдаться и покорно открыть рот. Уж лучше платок… Тут я вспомнил о своем заблудшем сынишке и снова залился слезами. Нервы мне точно надо будет подлечить! Ах Васенька, Васенька, кровинушка моя! Как сурово с тобой обошелся проклятый Фридрих! И ведь если бы не познавательные туры в наш мир, ты бы так и жил в параллельной реальности, мучаясь ночными кошмарами и пониманием, что не знаешь, кто такой на самом деле… Многократные паломничества на родину разбудили твое подсознание, заставили все вспомнить… Ах Васенька, дорогой мой! Вот интересно, на сколько миллионов мне набежало алиментов за столетия разлуки с супругой Гельдой?

Приготовления закончились. Пук лебеды, кучка конского навоза и склянка с неприятно желтой жидкостью помещались в ближайшей подвальной луже.

Анна встала надо мной и воздела руки.

— Во имя любви и дружбы! — без обычного смущения произнесла она. — Начнем! Поджигайте лебеду!

— М-м… — в последний раз безнадежно попросил я сквозь кляп. — М-мовет… не м-м… н-нуна?

— Нуна. — серьезно проговорил Огоньков. — То есть — нужно. Поймите, Чапаев, ваше место не здесь, ваше место в другом мире, что бы вы там ни говорили. А нам необходим наш товарищ Адольф. С минуты на минуту бой начнется. Мы не можем без командира! Тем более без такого талантливого, как наш комдив.

Очень трогательно. Я едва не пустил слезу. Анна потупилась.

Карась хлопнул себя по карманам:

— Спички закончились… Сейчас достану. Минутку! Эй, служивые! Огоньку ни у кого не найдется?!

Ответом ему послужил полыхнувший посреди подвала костер. Из костра, как пьяный юбиляр из такси, вывалился старый знакомец Витольд. Серафим-мечник выглядел так, будто только что вернулся с экскурсии в мясорубку. Изжеванные крылья печальными тряпочками свисают к земной поверхности. Шлема нет. На голове клочья волос, ссадины и шишки, оба глаза подбиты, зубы выбиты через один. Доспехи помяты, словно по Светлому рыцарю стреляли из дробовика. Да, здорово досталось конкуренту за все время, пока он за мной гонялся…

Хромая на обе ноги сразу, Витольд доковылял до меня и остановился, воздев руки.

— Погодите, несчастные! — захрипел он. — Прекратите свое богопротивное колдовство! Вы не понимаете — этот бес предназначен для исполнения темного пророчества! Грядет битва с Черным Бароном, в которой… а, долго объяснять! Давайте лучше его убьем, пока не поздно! Вот у меня и кинжальчик есть…

— Ничего себе предложение! — фыркнул Огоньков.

— Сгинь, увечный! — прикрикнул под грохот прикладов по металлической поверхности двери Петро Карась. — Кто тебя правилам хорошего тона учил? Выйди и снова зайди с таким же фейерверком, а то у меня спичек нет… Огня надо!

БАХ!

Второй сноп пламени был желтоват и ощутимо отдавал серой. Карась успел поджечь пук лебеды и, довольный, отбежал в сторону.

— Что здесь происходит? — завопил Филимон, разгоняя рукой клубы серного дыма. — Что за самодеятельность? Немедленно прекратите свои безграмотные упражнения! Развяжите Адольфа, ему сейчас важнейшая битва предстоит!

— И не подумаю! — заявила Анна. — Ребята, в кольцо!

Вокруг меня тотчас сомкнулось кольцо ободранных военнопленных, вооруженных, между прочим, прекрасно начищенными и, очевидно, до упора заряженными винтовками.

— Не подходи, вражины! — подытожил Карась, злобно оскалившись попеременно на серафима и беса. — А то как щас скомандую, и от вас от обоих дуршлаги останутся. Понятно?

— О глупые люди! — заголосил Витольд. — Не понимаете, что творите! Позвольте спасти вас! Пропустите меня с кинжальчиком к этому связанному типу!

— Сам тип! — огрызнулся Филимон. — Адольфик, держись! Не поддавайся провокационной ворожбе! Сейчас нам этот Чапаев нужен как никогда!

— Начинаем! — крикнула Анна.

Процедуры изгнания из меня человека я толком не запомнил. Не очень-то запомнишь, когда тебе под нос суют пучок чадящей лебеды. Сохлая, пахнущая землей и мокрым снегом трава немилосердно дымила — дым застилал мне глаза, забивался в уши, в нос, в рот… во все естественные отверстия моего тела, в которые только мог забиться. Я отчаянно кашлял, чихал… Еще этот проклятый кляп мешал ужасно! А Анна, медленно разводя руками, читала и читала заговоры, а материалист товарищ комиссар Огоньков с самым серьезным видом ходил вокруг, обкладывал меня конским навозом, как яблоками обкладывают рождественскую утку, и время от времени брызгал мне на голову крысиной мочой из склянки. Кошмар!

Более или менее я пришел в себя только тогда, когда лебеда догорела полностью и черный дым рассеялся. Анна как раз перешла к завершающей стадии заговора. Высокопарно обхаяв человеческую породу, она в нескольких витиеватых фразах выразила свое восхищение мощью, красотой и мудростью Темного народа. И только тогда я заметил, что Витольд и Филимон тоже не стоят без дела.

Филимон подпрыгивал вокруг ощетиненного штыками кольца и выкрикивал гортанные фразы заклинания на древнехалдеиском. Витольд из последних сил творил злорадное заклятие Ни-Фига-Ни-У-Кого-Не-Получится.

— Изыди человек Чапаев из беса! — закончила Анна. — Оставь бесу бесовское!

— Призываю тебя, Чапаев, приди к нам! — горланил Филимон.

— Ни фига ни у кого не получится! Ни фига ни у кого не получится! — устало приплясывал боевой серафим-мечник. — Вот вам всем!' Все испорчу!

И вдруг дружно все замолчали. Суммарный эффект трех заклинаний, оформившись в клубящийся багровым пламенем ослепительно белый шар, некоторое время колыхался под низким подвальным потолком.

А потом — рвануло!

ГЛАВА 4

Сожженные в прах веревки осыпались с моего тела. Я медленно поднялся, поеживаясь под взглядами присутствующих.

— Ну как? — с надеждой осведомился закопченный, как арап своего великого венценосного тезки, Петро Карась. — Кем себя ощущаешь? Чуждым Чапаевым или старым добрым бесом Адольфом?

— Кажется… Адольфом, — ответил я, сам не совсем уверенный в том, что чувствую.

— Ни фига ни у кого не получилось! — возликовал Витольд.

— Не может быть! — воскликнул Филимон. — Я же применил сильнейшее заклинание призыва! Вкупе с накопительным действием Кристалла Перемещения оно обязано было сработать! Ты Чапаев! Я ведь Чапаева призывал!

— Ни фига ни у кого не получилось!

— Чапаева-а!!!

И тут грохнуло во второй раз. С потолка прямо в большущую лужу обрушилось тяжелое тело. Закашляло и заворочалось, как свиноматка в куче навоза.

— Ты кто? — ошарашенно спросил пришельца Огоньков.

— Чапаев… — прохрипел неузнаваемо залепленный грязью незнакомец. — Я самый настоящий Чапаев! А никакой не государь-самодержец!

— Получилось… — пробормотал Филимон. — Только не так, как надо… О-о… псы преисподней, что вы наделали!..

Незнакомец вытер лицо ладонями — обнажились рыжие усы и обширная лысина.

— Это не Чапаев! — завопил Огоньков. Третий БАБАХ заставил его замолчать.

— Кто тут звал Чапаева? — грозно вопросил из соседней лужи очередной пришелец. — Я пришел! Я пришел, чтобы сокрушить отпрыска вредоносного шарманщика Фридриха Опельгерцхайзена — Черного Барона Марка Рудольфа! Дайте мне немедленно под командование боевую дивизию, да побольше! Сейчас я кое-кому кровя пускать буду!

— Настоящий… — простонал Филимон.

— Сынок! — забыв обо всем на свете, кроме внезапно прорезавшихся отцовских чувств, закричал я. — Обними папочку!

— Не время, батя! — отстраняя меня, сурово проговорил черноусый Василий Иванович Чапаев собственной персоной. — Сначала врагу хвост под дышло заткнем, потом телячьи нежности пойдут.

— Постойте! Да постойте же! — надрывался Огоньков. — Один Чапаев, который Адольф, уже есть. Другой Чапаев, который Чапаев, тоже имеется! А это что за рыжий лысун? Кто он такой?

— Да кто угодно, — вытирая слезы, буркнул я. — Он у нас универсален. Хоть государем может быть, хоть… Нет, только не Чапаевым. С Василиями Иванычами у нас явный перебор.

— И царь Николашка здесь ни к чему! — ляпнул мой сынок. — Пусть лучше в какого-нибудь революционера обратится. Боец он хороший. Денные кадры никогда лишними не бывают. Ого-го, на Лозовой как он бился! Да он тут любого за пояс заткнет. Главное — ему личину пофактурней придумать. Спартак? Робеспьер? А то и сам Ленин! А что? Чапаевых в вашем мире теперь сколько угодно, а Лениных не хватает… Эй, увечный, хочешь быть Владимиром Ильичом?

— Ленин? — задумчиво переспросил Галина. — Владимир Ильич? Звучит неплохо. А что я должен делать?

Огоньков вдруг просиял. Он метнулся в окаменевшему от обилия Чапаевых Витольду, выхватил у него кинжальчик, прыгнул к Галине-Николаю-Чапаеву и двумя резкими движениями отмахнул у того кончики усов. Плюнул и приклеил их к подбородку лысого — получилась вполне сносная бородка.

— Глядите! — торжественно объявил товарищ комиссар. — Ну? Кто перед вами? Что за чудный дар небес! Нам явлено не мистификационно-поповское, а настоящее пролетарское воскресение! Ленин — жив! Маленько непохож, но это не важно…

— Главное — имидж, а человек приложится, — добавил я.

— Ленин — это кто? — поинтересовался заинтригованный Галина.

— Вождь мирового пролетариата! — торжественно объявил Огоньков. — Ты должен соответствовать великому имени!

— Так что мне теперь делать-то?

— Картавить, — подсказал я. — Кушать чернильницы. Побольше орать — желательно лозунгами. Хочешь парочку подскажу? «Землю крестьянам, заводы рабочим…» Ну и дальше в том же духе. Ничего сложного, а сколько почета и уважения!

— Ленин? — растерянно повторил Галина. — Мировой вождь? Мании такого масштаба у меня еще не было. Соблазнительно, конечно… Ой, кажется, опять началось… расслоение… То есть — г-гаслоение… Ленин! Ульянов! Владимир! Ильич! Это я! Я наконец-то нашел себя самого! Я не собака-ищейка, не ворона, не беременная Галина, не Наполеон, не Александр Македонский, не государь Николай Второй и даже не Василий Чапаев! Я Ленин! Ленин — это круто! Долгой дорогой я шел к осознанию своего «я», но я шел верной дорогой! И вас я поведу вегной догогой, то-вагищи! — вдруг отчетливо закартавил он. — Уга-а-а-а!

— Ленин… — захлопнул рот и почесал в затылке Карась. — Ленин нам нужен… Но этот пузан… Я его . в первый раз вижу! А ежели этот псих не справится?

— Справится, — вздохнул я, не выпуская из объятий родного сынишку. — Ну какая разница-то? У вас и такого нет. Вашего-то Ильича — замочили. Вот Галина и явился — залатать прореху в мировой истории! Хватайте какого дают — и не привередничайте.

Подвальная дверь слетела с петель. Все вздрогнули — в силу последних событий как-то все забыли про неприятеля. В подвал ворвалась кучка легионеров с Бароном во главе и… остановилась, наткнувшись взглядом на нашу компанию.

— Который из них? — напряженно спросил Барон, шаря глазами по присутствующим. — Которому я тут по сопатке дать должен и исполнить пророчество в свою пользу?

— Батя, в сторону! — решительно отодвинул меня Чапай. — Спасибо тебе за все, но… Сейчас не до родственных объятий. Сейчас я этому буржуазному хлыщу керосину под кожу накачаю, чтоб знал, как мой родовой замок захватывать и мамашу тиранить. Дивизия!

— Мы! — в один голос откликнулись Карась и Огоньков.

— За мной!

— Что это? — отступал Барон. — Почему это… Адольф? Ты что стоишь? Ты ведь договор подписывал!

— …Обязуется ни при каких обстоятельствах не наносить физический либо моральный вред вышеозначенному превосходительству… — напомнил я. — Ни больше ни меньше. Я ведь не обещал тебя защищать до последней капли крови, правильно? Так что придется сразиться с настоящим Чапаевым, как и положено по пророчеству. Судьбу, мин херц, не обманешь!

К моему удивлению, Филимон не стал меня одергивать, а захихикал.

— Легион… — обреченно дрожа губами, скомандовал Барон. — Го… готовься к бою…

С двух сторон заклацали затворы.

А на своей щеке я ощутил вдруг поцелуй.

— Прости, Адольф, — шепнула мне на ухо Анна. — Тебе теперь, наверное, нужно возвращаться в свою контору… Большое тебе революционное спасибо от малых Темных народов за все, что ты для нас сделал… Ты хороший парень, но… дорожки у нас с тобой разные… Может быть, если б не война…

Она не стала договаривать. Карась хлопнул меня по плечу:

— Бывай, братуха! Жаль, что уходишь… Нормальный мужик, наш, флотский — я отвечаю! Когда всю буржуазию перебьем, залетай, выпьем, вспомним старое!

— Прощайте, Адольф, — козырнул мне и Огоньков, — Это не ваша война. Но знайте, что мне всегда хотелось бы иметь такого, как вы, союзника на своей стороне. Прощайте!

— Дивизи-я-а! — рявкнул мой сынишка, вздыбив усы. — Стройсь! Петька!

— Слушаюсь! — щелкнул разбитыми каблуками Карась.

— Ага, стань справа! Анка! Стань слева! Огоньков, селедка четырехглазая, прикрывай тылы! Вперед!

И с боевой песней «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин!..» Чапаев, окруженный толпой военнопленных, двинулся на Барона, который, зажимая руками уши и суча ногами, кричал:

— Прекратите это мерзкое пение! Невыноси-и-и-имо-о-о-о!!!

— К светлому будущему коммунизма! — рапортовал обретший очередное обличье Галина, бегая взад-вперед по флангам и для окончательного поднятия духа демонстрируя собственную исторически достоверную лысину. — Ах, мой милый Августин! Ах, какое пение! Слушая эту музыку, хочется не гладить по головкам, а бить! Бить! Бить по головкам! Шагом магш из-под дивана! Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!

За секунду до того, как грянул последний и решительный бой, Филимон схватил меня за руку.

— Что? — обернулся я. — Пусти! Я вместе со своими… накостылять врагу… Посмотри на моего-то! Орел! Залюбуешься! Вот что значит бесовская кровь!

— Тю-тю-тю! — поцокал языком непонятно от чего очень веселый Филимон. — Развоевался! Сказали же тебе — нам тут не место. Вон и Витольд уже собирается плестись в свою контору с повинной башкой и набитой мордой. Мы свое дело сделали, и…

Он взмахнул рогатой головой.

Мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины — и разорвался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в этот момент не существовало в поглотившей всю Вселенную бесцветной пустоте.

ЭПИЛОГ

— Не ной! — строго приказывал мне Филимон, подталкивая к двери Высшей Канцелярии преисподней. — Не скули и не плачь! Никто тебя не четвертует, не расстреляет и не повесит. Даже на гауптвахту не посадят. И брось стонать — ничего такого ты не натворил. Держи рога высоко, а хвост пистолетом. Операция прошла как надо.

От этого заявления я на секунду даже перестал сопротивляться:

— Что это значит?

— А то и значит, — возобновляя отбуксировку, проговорил Филимон. — Ты что, и вправду думал, что кому-то дано переломить ход истории? Ну ты, братец, и дундук в таком случае! Никому и никогда. Владыка просто переиграл некоторые события, чтобы внести еще большую смуту в и без того смутное время.Забыл, что ли, — чем неспокойнее на земле, тем больше выгоды преисподней! Людишки так и лезут в клиенты, стремясь себя обезопасить. Чего рот раскрыл? Врубайся поскорее, ты же не настолько туп. как Черный Барон, чтобы поверить в то, что Мировой Баланс можно обмануть? Мы этого баронишку развели как ягненка. На VIP-пафос поддался. В диктаторы мира захотел! Обычные наши адские шахер-махер.

— Да что ж ты мне раньше-то не объяснил?! — заревел я.

— Тш-ш! Тут тебе не Лозовая и не Ближне-Камышинск. Тут — Высшая Канцелярия. Если б я тебе объяснил, ты бы и не работал с должным рвением. Все-таки ценный ты сотрудник, Адольф. В том смысле, что работу с людьми слишком близко к сердцу принимаешь. Иногда это полезно для беса. А теперь — захлопни варежку и перестань таращиться. С докладом идешь! Ну-ну, не упирайся…

Но у самой двери я затормозил копытами намертво.

— Чего еще? — зашептал Филимон.

— Слушай, Филя… А можно мне в связи в перенапряжением на трудовой вахте в отпуск выйти? Родню повидать, развеяться?

— Да сколько угодно! К Наине Карповне на пирожки приспичило?

— Нет, — твердо ответил я. — К сынишке. Охота с родной кровинушкой в горячем бою плечом к плечу постоять…

Антон Мякшин Бес специального назначения

Часть первая МАШИНА СМЕРТИ

ГЛАВА 1

Пентаграмма под моими копытами, вспыхнув последний раз, рассыпалась снопом желтых искр.

— Вызывали? — вежливо осведомился я, разгоняя ладошкой облако серного дыма. — Здравствуйте, вас приветствует преисподняя в лице беса оперативного сотрудника Адольфа! Позвольте… тьфу, дыма-то… Позвольте поблагодарить вас за то, что вы решили воспользоваться услугами именно нашей организации, и выразить…

Я даже договорить не успел, оглушенный истошными воплями, разорвавшими серное облако в тонкие нити:

— Спасите! Погибаю! Караул! На помо-ощь!!! Вот всегда так: прибудешь на место назначения, а потенциальный клиент, вместо того чтобы радушно усадить за стол и, угощая чаем, спокойно обсудить нюансы предлагаемого задания, начинает нервничать, рвать на себе волосы во всех мыслимых местах, хватать за грудки — мол, начинай немедленно действовать и нечего тут рассусоливать. Я, конечно, бес, но и меня человеческие отношения между работодателем и исполнителем радуют. Да только когда я их видел-то, человеческие отношения?.. Вот вам, пожалуйста, — о каком чае может идти речь, когда клиент прыгает по усыпанной разнокалиберными осколками, обломками и ошметками кухне, брызжет слюной и визжит, как застрявшая под забором свиноматка?

— Без паники, — проговорил я, вытащив из-за ремня и нацепив на голову бейсболку. — Уточните для начала: кого спасать, от кого спасать и что вообще происходит?

— Меня спасать!!! Меня! Скорее!

Призывая себя к спокойствию, я трижды мысленно повторил формулу: «Клиент всегда прав». Почему мне последнее время так с клиентами не везет, а? Я еще после предыдущей командировки не очухался. Гамбургский алхимик, представьте себе, вознамерился обойти в профессиональном плане конкурентов по ремеслу и обратился за помощью в нашу контору. Работа есть работа. Я явился по вызову, ни сном ни духом не предполагая, что этот дурак умудрится начертить огненную пентаграмму посреди собственной лаборатории. Нормально? Эффект моего появления в лаборатории можно было сравнить со взрывом петарды на складе горюче-смазочных материалов. В общем, никакого диалога у нас не получилось. Бестолковый алхимик, излечившись от множественных химических ожогов и тяжелейшего нервного потрясения, прикрыл лавочку и подался в монастырь, а я получил от начальства жуткий нагоняй вкупе с тремя годами гауптвахты за разбазаривание кадров. Строго у нас. Знаете, что такое гауптвахта в преисподней? Три года — это еще что. Мой коллега и непосредственный начальник бес Филимон схлопотал целых десять, причем усиленного режима, да одиночки. А за что — непонятно. В Канцелярии молчат, у нас в отделе и подавно. Тайна.

А теперь этот тип… На вид вроде бы — нормальный интеллигентный человек. Седоватый, лысоватый, полноватый. Был бы даже похож на заслуженного шко-льного учителя, если бы не бился головой о газовую плиту, не топал босыми ногами и не орал так мерзко: — Больше не могу! Не могу так больше! Спасите меня! Помогите!

— Подпишите договор сначала, — предложил я, щелчком пальцев заставив выпорхнуть из моего кармана и зависнуть в воздухе бумажный лист договора (фокус абсолютно ненужный и даже глупый, но по инструкции полагается — как элемент пиара в предварительной беседе с клиентом). — Подпишите договор, а уж потом начнем по порядку…

— На помощь!!! — не обращая внимания на договор, вопил тип. — Скорее!

Нет, он совсем какой-то невменяемый. И чего так орать? Я огляделся. Разгром, конечно, жуткий, но ни под столом, ни в шкафчиках никто не прячется. На водопроводном кране сидит, правда, упитанный таракан и заинтересованно пошевеливает усиками, да ведь не из-за таракана же клиент обратился в нашу контору?

— Помогите! Спасите!

— От кого?

— От… от… — Округлив глаза, тип тыкал дрожащим пальцем в таракана на никелированной дуге крана. — На помощь!

Водопроводный кран чихнул, извергнув струю мутно-коричневой жидкости. В раковине, мгновенно наполнившейся, что-то булькнуло. Кран захрипел и затрясся, как в припадке, выплевывая грязную жижу, в раковине забурлил миниатюрный водоворот. Насекомое поспешно ретировалось, а клиент рухнул ничком, распластав по грязному линолеуму полы халата, словно подбитая птица — крылья.

— Раковина… раковина… — забормотал он.

— Что раковина?

— Раковина… Спаси!

— Хорошо живете, гражданин! — возмутился я. — Раковина у него засорилась, так сразу в преисподнюю обращаться? Неужели в ЖЭК дозвониться труднее? Я — бес оперативный сотрудник, мне такими пустяками, как неисправная сантехника, не по рангу заниматься…

— Умоляю… — под утробный водопроводный рев простонал тип. — Скорее… Сделайте же хоть что-нибудь!

— Должен предупредить, — вздохнул я, засучивая рукава, — что по правилам нашей организации за исполнение желания клиент передает в собственность вышеозначенной организации свою душу. Исполнение заветных желаний для всех и для каждого под девизом: «Работа наша — душа ваша»… Ну и вонь… Блин, и чем только не приходится заниматься! Где тут у вас какие-нибудь завалящие инструменты? Ван-туз, например…

Приподняв голову, клиент указал под стол. Никакого вантуза под столом не было, а был здоровенный плотницкий топор. Тяжелый, между прочим… Что за шуточки?

— Договор о передаче прав на душу сейчас будем подписывать или как? — сурово осведомился я.

— Потом! Потом! Спасите! Скорее!

Ну, ладно, господин шутник. Шуточки ваши вам дорого обойдутся. Считайте, что я разозлился. Вот люди, а?! Душу собственную ни во что не ставят. А уж об уважении к преисподней и говорить нечего. Скоро бесов вызывать будут для того, чтобы картошку почистить или, допустим, в носу поковырять…

Раковина бурлила, как кастрюля на огне. Воняло оттуда ужасно — казалось, будто воздух в квартире стал маслянистым и липким от этой вони. Тип скулил на полу. Ему-то хорошо, а мне сейчас в этой отвратительной гадости ковыряться… Пусть только попробует потом договор не подписать, чистоплюй!

Стараясь дышать ртом, я осторожно запустил руку в бурлящую жижу, нащупал дно раковины, ткнул пальцем в отверстие слива. Ну, так и есть — засор. Да еще какой… Шланг, что ли, резиновый он умудрился туда засунуть?.. А откуда тогда булькает? Ладно, неважно, сейчас подцепим этот самый шланг… или что там, поднатужимся…

Топор я невнимательно опустил куда-то вниз, обе руки погрузил в раковину и только успел гаркнуть самому себе: «Раз-два, взяли! » — как шланг в моих пальцах ожил, мощной пружиной взвился вверх и с грохотом врезался в потолок.

Удар получился такой силы, что меня отшвырнуло к противоположной стене, и не просто так, а перевернув предварительно вверх тормашками. На пол я осыпался вместе с осколками кафеля и цементной крошкой.

— Спасите! — верещал клиент, успевший спрятаться под стол, но мне было не до клиента.

Из раковины фонтаном хлестала жижа, изменившая цвет с коричневой на ослепляюще-багровую. А под потолком переливалась бесчисленными изгибами чудовищная змея. Зубастая пасть ее жутко ухмылялась, единственный глаз светил ярко, как автомобильная фара. Тварь двигалась то мгновенными рывками, то надолго зависала в нечистом воздухе.

«Вот тебе и прочистил водопровод, — ошалело подумал я, чувствуя, как под джинсовой тканью дрожит кончик моего хвоста, — сейчас мне самому что-нибудь прочистят… »

Клиент, обнимая ножку стола, белыми губами торопливо бормотал что-то нечленораздельное. Молится?

— Отставить взывать к конкурирующей организации! — прохрипел я, с трудом поднимаясь на ноги.

— По… помогите… Ра… раковина…

— К сантехникам обращаться поздно, это точно, — проговорил я, глазами ища топор, — но я попробую… исправить ситуацию… Марш под стол!!!

Змея молниеносно развернулась и рванула на крик. Кувыркнувшись под раковину, я подхватил топор и, почти не целясь, рубанул гибкое тулово. Промахнулся, конечно. Широкое лезвие до половины погрузилось в стену, топорище с хрустом обломилось, а я из положения «упор сидя» едва успел сигануть на середину кухни. Оглянулся — змеиные кольца извивались там, где секунду назад находилось мое тело. Акульи челюсти скрежетали вхолостую. Чудовищный глаз пылал. От раковины остались только фаянсовые обломки и обрубки труб, из которых, как кровь, толчками выплескивалась багровая жидкость.

Оружия никакого. Прямо передо мной извивается, готовясь к очередному прыжку, тварь, чья сила и скорость реакции превосходят мои собственные в десятки раз. Положеньице, что и говорить… Меня же сейчас сожрут к!.. В общем, сожрут. Хвост Люцифера!! Настроение у меня резко ухудшилось. Доносящиеся из-под стола поскуливания клиента особого энтузиазма не прибавляли.

Змея поднялась повыше, медленно обвила электрическую лампочку под потолком… чуть подалась в мою сторону. Не спеша, потому что явно понимала, гадина такая, что деваться мне некуда.

Я оттолкнулся ногами от пола — еще раз и еще — пока, отползая, не уперся затылком в зеркальную панель газовой плиты.

В тот момент, когда тварь снова кинулась ко мне, вряд ли я отдавал себе отчет в том, что делаю. Не поручусь, что, увидев страшную пасть и сверкнувший в непосредственной близости от моего носа огромный глаз, я не крикнул постыдно: «Мамочки! »

Не герой я, а даже, наверное, наоборот. Обыкновенный рядовой сотрудник. По роду службы мне и не в такие кучи приходилось вляпываться, и если я и выкручивался, то чаще всего не из-за исключительных своих бойцовских качеств, а в силу везения. И еще потому, что хорошо бегаю…

Правда, сейчас мои спринтерские навыки меня бы точно не спасли. В общем, чисто инстинктивно ухнул я на пол, потащив за собой ручку дверцы духового шкафа. Должно быть, я рассчитывал прикрыться дверцей, как ребенок, спасаясь от ночных страхов, с головой накрывается одеялом… Длинное тело гибельной саблей свистнуло между моих рогов. В следующее мгновение дверца захлопнулась. Навалившись на нее, я лихорадочно защелкал переключателями — на панели пунцово вспыхнула отметка максимального режима нагревания духовки. Взревев совсем не по-змеиному, тварь заколотилась внутри духовки. Зеркальная дверца сейчас же покрылась паутиной трещин и задрожала. Тут я, кажется, снова крикнул: «Мамочки! » Потом все стихло.

Тяжелый запах горелого мяса выплыл из духовки и тюфяком повис над моей головой. На панели духового шкафа выскочила надпись: «Приятного аппетита! »

— Готово, — констатировал я. Клиент осторожно высунул голову. — А?

— Кушать подано, говорю!

Я поднялся на ноги и ощупал себя сверху донизу — с кончиков рогов до самых копыт, спрятанных в высокие армейские ботинки. Подобрал и вернул на законное место слетевшую бейсболку. Кажется, обошлось без особых повреждений, и это не могло не радовать.

— Уже всё? — продребезжал из-под стола клиент.

— Всё.

Он выполз на открытое пространство, несмело отряхнулся, пригладил редкие седеющие волосенки:

— Нас… как это называется — пронесло?

— Не знаю, как вас, а меня — да. Почти, — признался я. — Когда эта орясина кинулась в последний раз… — Меня аж передернуло. — Ну, теперь-то, когда все кончилось, можно услышать о том, что здесь происходит? Кстати, и договорчик неплохо было бы подписать.

— Какой договорчик? А вы, простите, кто? Вы из милиции, да?

— Из милиции? — в свою очередь изумился я. — При чем здесь милиция?

— Простите, простите! Вы правы — при чем здесь милиция? У меня просто голова кружится… ФСБ, да? Отдел по борьбе с потусторонними явлениями?

— Я бес! — заорал я, чувствуя, как у меня самого начинает кружиться голова. — Я сам потустороннее явление! Вы меня вызывали или нет?

Клиент минуту, ошалело моргая, смотрел на мои рожки. — Не вызывал… — пролепетал он. — То есть… постойте! Не уходите! Останьтесь, спаситель мой! Вызывал! Вызывал! Только помогите мне! Что вам — душу? Тело? Квартиру? Хотите квартиру? У меня и дача есть с домиком и погребом, но без воды и электричества… Все что угодно! Только помогите!

Он протянул ко мне сжатые замком руки.

Истерика. Это понятно. Мысли путаются, соображалка отказывает. Не вызывал меня, говорит. Дурачок. Как это — не вызывал? Каким же тогда образом я сюда переместился? Конечно, вызывал! Тем более в двадцать первом веке вызвать беса — легче легкого. Главное — найти колдуна, который подскажет, как это правильно сделать. Мы в преисподней таких колдунов называем «операторы-консультанты», они, конечно, с населением работают. Чего проще — открываешь любую газетку, а там этих колдунов!.. И все за умеренную плату охотно предлагают любые услуги. В том числе и помощь в вызове беса…

— Вызывал-вызывал-вызывал! — сумасшедшей скороговоркой заладил клиент. — Останьтесь! Спасите!

— Не орите так, все уже нормально, — проворчал я. — Спас я вас, спас. Работа есть работа. Договор вот еще подпишем…

— Я вам все расскажу! Я расскажу!

— Перестаньте трястись! Рассказывайте, если вам приспичило…

— Я вам все расскажу! — истово пообещал он. — Все, до самой мельчайшей детали. И если даже вы мне не сможете помочь, честное слово — залезу вслед за монстром в духовку и попрошу вас о последней услуге — включить газ…

— Ну, не надо так мрачно смотреть на вещи… — Испуг и волнение схлынули с меня, как и потоки багровой жидкости иссякли в обрубленных трубах. — Подумаешь, какой-то одноглазый червяк-убийца с полуметровыми зубами сбежал из городского террариума.

— Вы не понимаете… не из какого террариума этот… это… не сбегало…

— Двадцать первый век, — закивал я, — дрянная экология, отходы в водоемах, мутанты… Тоже ничего особо ужасного. Да, впрочем, чего там?.. Все ведь закончилось, можно без волнений и колебаний приступать к самому главному — к подписанию договора и отправке меня на историческую родину в преисподнюю. Кстати, если хотите, начирикайте мне благодарность. Может, похвальную грамоту от начальства получу…

За стенкой что-то подозрительно булькнуло, и я осекся. Клиент схватился за голову и медленно осел на пол.

— Вы не понимаете… — прошептал он снова побелевшими губами. — Ничего еще не закончилось, а — я боюсь — все только начинается.

— Там что? — ткнул я пальцем туда, откуда донеслось бульканье.

— Туалет…

— У вас и в унитазе кто-нибудь поселился? — насторожился я. — Надо же, как запустили квартиру.

— Помогите! Помогите!

Опять булькнуло. Глубоко вдохнув, я осторожно пошел к туалету, хотя больше всего на свете мне бы хотелось двинуться в противоположную сторону и как можно дольше не останавливаться. Но, ребята, дело есть дело…

В недрах замызганного унитаза что-то утробно клокотало. Неприятного вида зеленые пузыри всплывали на поверхность и звонко лопались. Я наклонился… и чуть не вышиб спиной дверь, шарахнувшись назад — из темной дыры высунулась кривая чешуйчатая лапа, мазнула когтями в воздухе… Заорав от неожиданности, я с размаху врезал ладонью по рычажку смыва. Унитаз, взбурлив, поглотил лапу.

Огненные вихри преисподней! Минут пять я нервно покуривал, прислонившись к стене, стараясь унять дрожь в коленях. Ничего не происходило. Унитаз вел себя как и подобает всякому приличному унитазу, то есть молчал, совсем нестрашно и почти неслышно побулькивал бачком, никаких лап, зубов, хвостов и харь мне больше не показывал.

— Порядок, — доложил я, вернувшись на кухню. — Чрезвычайная ситуация предупреждена, тем самым ликвидирована в зародыше. Да вылезайте же из-под стола! Уже, наверное, можно. Пройдем в комнату и поговорим спокойно… Если получится, конечно…

Клиент выполз на середину кухни и поднялся на ноги. Выглянул в коридор.

— Вы не поверите, — утирая пот со лба, проговорил он. — Первый раз за двое суток осмеливаюсь из-под стола вылезти. Вам, наверное, смешно?

Я промолчал. Чего тут смешного? Вот фиг его знает, как бы вел себя я на его месте.

— Ладно, — сказал я, когда мы оказались в комнате, — вот у меня блокнотик, вот карандашик… А вот и договор. Выкладывайте, что случилось. Да, кстати, как вас зовут? А то целых полчаса уже как-то недосуг познакомиться.

— Зовут меня — Степан Федорович, — начал свой рассказ клиент.

У этого Степана Федоровича всегда так: сперва хорошо-хорошо, а потом плохо; а потом получше, и снова плохо. К примеру, сломал Степан Федорович ногу в прошлом году, выпав случайно в окно второго этажа, но не расстроился, зная о том, что нога рано или поздно заживет. И правда, нога через каких-нибудь три месяца была как новенькая. Даже еще лучше — потому что в больнице вместо кости вставили железный стержень. С тех пор Степан Федорович бегать не мог и при ходьбе слегка прихрамывал, зато ему теперь хоть с девятого этажа падай — и ничего ноге не сделалось бы, — так врачи говорили.

Почувствовав, что полностью выздоровел, Степан Федорович обрадовался и женился на женщине Любе.

Это было, конечно, хорошо, но через некоторое время стало похуже. Однокомнатная квартира Степана Федоровича, в которой и вдвоем-то не особенно развернешься, наполнилась вдруг невообразимым количеством совершенно незнакомых ему людей. У женщины Любы оказалось столько дружественно настроенных родственников, что Степан Федорович не запомнил в лицо даже и половины. Мама Любы, Зинаида Михайловна, сказав, что давно мечтала нянчить внуков, перегородила единственную комнату ширмой и стала там, за ширмой, жить, хотя относительно этих внуков Степан Федорович с Любой даже не заговаривал, не то чтобы еще чего-то. На кухне поселился деверь Сережка. Он постоянно слушал тягучую, как смола, музыку, от которой у Степана Федоровича неприятно ныло сердце, ел какие-то особенные грибы и утверждал, что каждую ночь к нему приходит дух Ткаши-Мапа. В честь этого Ткаши-Мапа Сережка на кухонном подоконнике воздвиг алтарь из картонной коробки, украшенной голубиными перьями; и однажды пытался принести в жертву управдома, зашедшего осведомиться насчет прописки новых жильцов и последующего увеличения квартплаты.

Все это было не очень хорошо, но потом стало лучше. Зинаида Михайловна получила, наконец, возможность нянчить внуков. Правда, Степан Федорович тут был ни при чем, чего нельзя было сказать о Любином школьном друге дальнобойщике Курагине, у которого Люба ночевала пару раз, ссылаясь на то, что дома проходной двор и нормально выспаться невозможно. Степан Федорович с облегчением развелся, стал работать в две смены, в связи с чем и получать стал вдвое больше. К тому же неожиданно свалилась на него премия, а адвокат Аникеев удачно пресек поползновения бывшей жены Любы по поводу алиментов; да и вообще — наступило лето, на редкость зеленое и солнечное, как в детстве.

Но Степан Федорович не расслаблялся. Он помнил о том, что хороший период когда-нибудь закончится, и ожидания его вполне закономерно оправдались.

Общеобразовательная школа, где он преподавал математику в младших классах, перешла на так называемую коммерческую основу и стала называться гимназией. Учительский состав сменился почти полностью, Степана Федоровича деликатно выпроводили с занимаемой должности, вручив в бухгалтерии желтый конверт с документами и выходным пособием. Степан Федорович с трудом смог устроиться на должность уборщика в местном театре драмы. Затем скончался тихий пенсионер Терентьев из квартиры сверху, а освободившуюся жилплощадь молниеносно занял его внук Гарик, двадцатипятилетний меломан, несмотря на довольно юный возраст страдавший тугоухостью и поэтому вынужденный прослушивать любимую музыку на предельной громкости. Степан Федорович, большую часть суток проводивший теперь на балконе, застудил зубной нерв и, мучимый ужасными болями, дошел до того, что начал обдумывать способ наиболее легкого самоубийства. Перебрав все известные ему из литературы и телепередач случаи добровольного ухода из жизни, он так и не пришел к окончательному решению. Однако проголодался. Выбравшись из дома, Степан Федорович направился к ближайшему магазину — вдоль завода железобетонных конструкций, по пыльной тропинке. Примерно на половине пути к нему подошел очень решительного вида человек в спортивных штанах и гимнастерке с погонами железнодорожного работника, но без рукавов.

Человек в железнодорожной гимнастерке, хоть и не был знаком со Степаном Федоровичем, приятельски хлопнул того по плечу и попросил денег на пиво. Степан Федорович, несмотря на пульсирующую зубную боль, начал длинную речь, в которой обращал внимание незнакомца на правила цивилизованного общения. Степан Федорович был, что называется, человеком слова, а незнакомец — человеком дела. Перво-наперво он самостоятельно обшарил карманы Степана Федоровича и, не удовлетворившись результатами обыска, рассердился; а рассердившись, несколько раз поднял и опустил кулак.

После встречи с незнакомцем Степан Федорович возвращался домой окрыленным. Ужасная, ни с чем не сравнимая зубная боль исчезла вместе с зубом, а заодно пропали мысли о самоубийстве и бумажник. Неожиданная встреча — догадался он — знаменовала окончание плохого периода. В подъезде Степана Федоровича встретил Гарик с магнитофоном в руках.

— Дедуля говорил, вы с техникой на «ты», — сказал Гарик. — Посмотрите, чего это с моей балалайкой случилось?

Улыбаясь, Степан Федорович согласился, а оказавшись в собственной квартире, вооружился отверткой и с наслаждением разобрал магнитофон до винтика. Составные части он разложил по целлофановым пакетам, как торжествующий убийца раскладывает части расчлененного трупа жертвы, а пакеты спрятал: на антресолях, на балконе под грудой прошлогодних газет, в унитазном бачке и за большим шкафом, где хранил постельное белье. Причем, заглянув за шкаф, Степан Федорович обнаружил давно пропавшую курительную трубку, доставшуюся ему от прадеда Спи-ридона, рязанского купца. Трубка исчезла как раз в то время, когда в квартире обживалась Зинаида Михайловна. Рассмеявшись, Степан Федорович зажмурил глаза, вызвал в памяти образ бывшей тещи, мысленно щелкнул ее по носу трубкой, после чего присел на подоконник и закурил, глядя в спелое, налитое звездной темнотой небо летней ночи. Ему теперь было окончательно ясно: плохой период закончился, начинается хороший. С этими приятными мыслями Степан Федорович лег спать.

Утром он, как водится, проснулся, но не от привычного музыкального грохота с потолка, не от зубной боли и тоскливых мыслей, а сам по себе. В дверь позвонили, Степан Федорович легко спрыгнул с кровати и пошел открывать, на ходу прихватив со стула и накинув на себя домашний халат. Старик с крашеной ассирийской бородой и в клетчатом шерстяном костюме стоял на пороге.

— Степан Федорович? — спросил старик. Степан Федорович утвердительно кивнул, завязывая поясок халата.

— Трофимов? — уточнил старик и, получив в ответ еще один кивок, продолжал: — Мой батюшка с вашим дедушкой в Рязани общее дело имели-с. Батюшка фамилии вашей задолжал, но после семнадцатого года не с руки заплатить было. Извольте получить, Степан Федорович…

И старик, опершись плечом о дверной косяк, бороду уложив на клетчатую грудь, написал на плотной банковской бумаге несколько слов и бумагу протянул Степану Федоровичу. Закрыв за стариком дверь, Степан Федорович заглянул в бумагу, отыскал графу, содержащую обозначение только что приобретенной суммы, пересчитал нули и глупо засмеялся. Через пол-часа, переодевшись и умывшись, он вышел на улицу — просто так, прогуляться.

Впрочем, прогуляться Степан Федорович не успел. Белый автомобиль, приземистый и стремительный, как королевская акула, притормозил рядом с ним. Стекло со стороны водительского сиденья опустилось, и Степан Федорович, вдохнув аромат дорогих духов и чужой прекрасной жизни, увидел даму среднего возраста не то чтобы неописуемой красоты, но вполне миловидную. Степан Федорович ахнул, узнав в даме одноклассницу Машку Привалову, ту самую, которую тридцать два года тому назад терпеливо и безнадежно обожал и один раз даже написал стихи, начинавшиеся строчкой: «Пойми мое измученное сердце, в груди кровавый бьется молоток… »

— Я так страдала… Я долго думала, — плача, проговорила Машка, — я согласна…

Степан Федорович не стал задавать глупых вопросов: почему Машка страдала, о чем она долго думала и на что именно согласна; он сел в ее машину, и они поехали за город, где располагался Машкин пятиэтажный особняк.

Жизнь Степана Федоровича в течение последующих двух недель напоминала одиночную игру в шахматы, когда каждый проводимый ход заведомо выигрышен, а воображаемый противник, не думая сопротивляться, сам подставляет свои фигуры под удар. Такого удачного периода в жизни Степана Федоровича еще не было. Разве что три года назад, когда у него прихватило живот, а в больнице, проверив анализы, сказали: «рак желудка», но через неделю позвонили, извинились и сообщили, что перепутали результаты анализов, и никакой вовсе не рак, а всего-навсего язва. Степан Федорович и не думал никогда, что в неприятном словосочетании «желудочная язва» может содержаться такая бездна самого искреннего счастья.

Распорядок дня новой жизни Степана Федоровича теперь был таков: утром он просыпался на широкой кровати рядом с Машкой Приваловой, потом завтракал диковинными продуктами, правильных названий которых и не знал. После завтрака Привалова, прищурившись, осведомлялась:

— Ну, где?.. В спальне, в джакузи, в лоджии или в пентхаузе? — А Степан Федорович выбирал наугад, одновременно освобождая себя и Машку от одежды.

Обедали в каком-нибудь ресторане, а затем ехали делать покупки. Продавцы в магазинах улыбались, прохожие на улице при виде выходящего из белого автомобиля Степана Федоровича не шипели завистливо, а тоже улыбались, гаишники улыбались, проверяя документы; а один седоусый капитан, заглянув раз в салон и увидев там Степана Федоровича, и вовсе не стал ничего проверять, только вытянулся в струнку и козырнул, будто Степан Федорович был какой-нибудь известный киноактер.

Вечера Степан Федорович с Машкой проводили в особняке за романтическим ужином, потому что приличных театров в городе не было, в ночных клубах Степан Федорович чувствовал себя неловко, а в казино, куда они заехали однажды, было неинтересно. Степан Федорович в карты играть не умел, не говоря уже о бильярде, и о рулетке имел представление самое расплывчатое, что, впрочем, не помешало ему выиграть несколько раз на красном и на черном и дважды на зеро. Денег у него теперь было столько, что они его не интересовали. Как-то, выйдя из машины за сигаретами, он нашел потерянные кем-то бумажник, золотое кольцо, сережку с переливающимся зеленым камнем; в табачном киоске хотел было приобрести лотерейный билет, чтобы еще раз проверить исключительную свою везучесть, но отчего-то устыдился, билета покупать не стал, а ценные находки сдал постовому.

По телевизору то и дело говорили о бесконечных террористических актах, всплесках невиданных заболеваний, начиная с китайской атипичной пневмонии и заканчивая вовсе загадочным птичьим гриппом. Но Степана Федоровича это не касалось, тем более что телевизор он не смотрел. Застарелая язва никак о себе не напоминала, собственное тело подчинялось Степану Федоровичу, как безотказно работающий механизм, будто ему было не сорок семь лет вовсе, а, скажем, тридцать пять, а то и двадцать. Приборы, об использовании которых он не имел ни малейшего понятия, как то: микроволновая печь, радиоуправляемый гриль и прочее, — слушались его, словно дрессированные животные. Невесть откуда бравшиеся представители непонятно чего то и дело звонили с уведомлениями: в том, что первая книга стихов Степана Федоровича «Пойми мое измученное сердце» разошлась молниеносно и миллионными тиражами, поздравляли с досрочным и торжественным вступлением в Союз писателей, уверенно заговаривали о переписке с Нобелевским комитетом. А Машка Привалова каждый раз после ежеутренних упражнений плакала счастливыми слезами и признавалась Степану Федоровичу в том, что он «наконец-то заставил ее почувствовать себя женщиной», и не смела ревновать, когда на ее адрес, но с пометкой «Степану Федоровичу», приходили корзины с цветами и душещипательными записками от девушек сказочно прекрасных, но совершенно незнакомых — из разных уголков страны и даже из-за рубежа…

В конце концов Машка предложила Степану Федоровичу самое себя вместе с банковским счетом, белым автомобилем, особняком и шарикоподшипниковым заводом в Самаре. Это означало — пойти в загс и расписаться. Степан Федорович посчитал неудобным отказаться. Так как предложение поступило поздним вечером, в загс решено было идти как только наступит время рабочего дня…

На этом месте Степан Федорович не выдержал и разрыдался.

— А дальше? — спросил я, похлопывая карандашиком по исписанному блокнотному листу.

— А дальше было совсем плохо, — всхлипывая, сказал Степан Федорович. — Начался новый период, настолько ужасный, насколько прекрасный был предыдущий. Знаете, как в дурацких анекдотах? Утром вер-нулся муж и прямо с порога пообещал мне порвать… м-м… и что-то еще про какой-то флаг добавил. Я по трассе побежал в город, а на половине дороги меня подобрала машина…

— Ну, вот, — сказал я. — Это разве совсем уж плохо?

— … машина скорой помощи, — договорил, утирая слезы Степан Федорович, — сразу после того, как меня автобус переехал. В больнице перепутали истории болезни и два дня усиленно лечили от воспаления почек, в результате чего обострилась моя язва. Потом меня по ошибке повезли на операцию по пересадке сердца, но, к счастью, уронили с каталки в лестничный пролет, и я отделался только сотрясением мозга. Домой я добирался целый день, потому что на улице меня арестовали по подозрению в убийстве с изнасилованием и два часа допрашивали с пристрастием…

Губы Степана Федоровича снова задрожали.

— Банк мой разорился. Квартиру я нашел ограбленной. У Гарика наверху — празднование по поводу приобретения новой макси-магнитолы с пятитысячеваттным сабвуфером. Кое-как заснул, а когда проснулся, началось… вот это… Сперва появились безобидные красные подтеки на обоях, потом из-под пола выскочила белая крыса и обругала меня матом, потом вдруг среди дня по окнам забили молнии, потом ожила старая раскладушка и пыталась меня защипать до смерти, а после этого… ну, все остальное вы уже видели… Я двое суток под столом просидел!

— Жизнь — полоса черная, полоса белая, — сказал я, потому что Степан Федорович, прервавшись, посмотрел на меня вопросительно.

— Да! — закричал он. — Да! Раньше как было? Хорошие периоды чередовались с плохими. То пусто, то густо. Если везло, то не шибко. Но и никаких экстраординарных гадостей не случалось. Как у всех людей, верно ведь? А сейчас что-то того… зашкалило. Курительная трубка, старик с банковским чеком, у Гарика магнитофон сломался, опять же — Машка и неизвестные поклонницы. Нобелевский комитет. Куда ни плюнь, всюду одна удача. А теперь — что же? За все это расплачиваться? И какой валютой? Помогите мне, господин бес Адольф, пожалуйста. Сохраните мою жизнь, пока длится эта проклятая черная полоса — вот мое самое заветное желание. Спасите меня! Вы ведь готовы помочь мне?

— Зашкалило… — подумав, повторил я.

— Спасете, да?

— Вообще-то подобные случае в литературе описаны… — уклонился я от прямого ответа.

— Правда? — живо заинтересовался Степан Федорович. — В какой именно?

— В методической. Брошюрка называется… как ее там?.. Ага, «Частные практические случаи проявления закона Вселенского Равновесия». Нам на профсоюзном собрании раздавали в целях повышения уровня самообразования.

— На профсоюзном собрании? И что — там про мой случай тоже говорилось?

— Нечто подобное припоминаю…

— Вот бы мне почитать! — загорелся Степан Федорович. — А где у вас собрания проводятся?

— В преисподней, где же еще…

— Ах да…

— Да вы не суетитесь! Память у меня хорошая, сейчас я немного поднапрягусь и сам все вспомню.

— Конечно, конечно…

Я поднапрягся. А когда первые фразы из прочитанной недавно брошюрки одна за другой медленно всплыли на поверхность моего сознания, вытащил еще одну сигарету, повертел ее в пальцах… Это что же у нас получается? Я еще раз просмотрел записанный в блокнот рассказ Степана Федоровича, прикинул и сопоставил… И блокнот вывалился у меня из рук.

— Извините, — тихонько позвал клиент. — Вы вместо сигареты карандаш в рот положили.

— Что? А… Да, действительно…

— Извините… Вы сигарету того… фильтром наоборот вставили.

Бездумно перевернув сигарету, я похлопал себя по карманам. Зажигалка куда-то делась…

— Может быть, пришла пора договор подписать? — спросил Степан Федорович, услужливо поднося мне зажженную спичку. — Я готов.

Сам собою включился телевизор. Мы оба вздрогнули.

— Продолжаем передачу «Удивительное рядом», — вкрадчиво проговорил с экрана ведущий. — Недавно американские исследователи обнаружили в Южной Африке древний храм, на камнях которого выбито, изображение летательного аппарата и существа в скафандре. Напомним телезрителям, что подобные рисунки ранее находили и в ацтекских храмах, и в египетских пирамидах. Ходят слухи, что на дне одного из озер близ Пскова до сих пор лежит проржавевшая конструкция, напоминающая настоящую летающую тарелку. Да, дорогие телезрители, много безобразий творилось в древние времена и творится по сей день, а виноват в этом мировой злодей Степан Федорович Трофимов… — Диктор наклонился и втащил в кадр здоровенный пулемет. — Давайте за это его немедленно расстреляем!

Я поспешно протянул руку и выключил телевизор.

— Опять! — простонал Степан Федорович. — Это ужасно! Ужасно! Где ваш договор, я его сейчас быстренько подпишу, и вы меня спасете!

— Договор?.. — затянувшись, я закашлялся. А потом продолжал, глядя мимо Степана Федоровича в треснувшее и кое-как заклеенное синей изолентой окно: — Вам сколько лет?

— Сорок семь.

— Сорок семь! — воскликнул я, потянув договор на себя. — Ого! Солидно! Большую жизнь прожили, Степан Федорович. Сорок семь лет! Другой бы кто позавидовал! Сорок семь — подумать только! Пушкина в ваши годы давно не было, не говоря уж о Лермонтове. А Маяковский? Есенин? Высоцкий?

— Я не понимаю, вы о чем? — удерживая договор, спросил Степан Федорович.

— Эдгар По! Гете!.. Нет, это не надо, это не считается… Андерсен! Тоже не подходит… Шиллер! Вот — Шиллер! Шиллер и… И так далее! Все умерли молодыми. Заметьте, какая закономерность — чем меньше человек пожил, тем ярче память о нем! А вы? Сорок семь лет! И не стыдно? Вот что я вам скажу, Степан Федорович, бессовестно зажились вы на этом свете!

— Не понимаю… Отпустите договор, вы его сейчас порвете.

— Не отпущу, сами отпустите!

— Я его подписывать сейчас буду!

— Не надо его подписывать!

— То есть как это — не надо? — от удивления Степан Федорович даже разжал пальцы.

— А вот так, не надо, — закончил я, убирая договор в карман. — Не имеет смысла.

— Как это — не имеет смысла?..

Ужасно тяжело работать с людьми. Ну как мне объяснять этому заплаканному дяде, что ничем я ему помочь не смогу? А если попытаюсь, сам сложу свою бедовую рогатую голову ни за грош. Каждое явление обязано быть уравновешено другим явлением — вот вам краткое изложение закона Вселенского Равновесия. За белой полосой следует черная полоса, за черной, соответственно, белая — вот вам подтверждение закона жизненным опытом. И никаких исключений! Период невероятного везения неотвратимо влечет за собой период сверхъестественного невезения…

— … проще говоря, — закончил я свои путаные объяснения, — вы, мой дорогой, теперь притягиваете к себе неприятности не только из реальной действительности, но и из других сфер. В расплату за нереальные блага, которыми незаслуженно пользовались накануне. Вас не то что охранять, с вами в одном городе опасно находиться! Космическая Кара — вещь серьезная. Вы, Степан Федорович, теперь не простой уборщик, вы — настоящая машина смерти!

Ковер в центре комнаты взбугрился и зарычал. Степан Федорович, ойкнув, взлетел на спинку дивана, как перепуганная курица. Трехногий столик в углу вдруг встал на дыбы, стряхнув с себя телевизор. Я едва успел огреть столик подвернувшимся под руки стулом — оба предмета разлетелись в щепки. Я судорожно сглотнул.

— Вот видите?

Степана Федоровича била крупная дрожь.

— Но я же не виноват! — закричал он, сползая со спинки дивана. — Эти блага сами собой на меня валились со страшной силой! Как же мне было сопротивляться? Господин Адольф! Я не Пушкин и не Лермонтов, я простой человек! Я звезд с неба никогда не хватал и хватать не собираюсь! Я всю жизнь в школе учителем проработал, теперь вот театральным уборщиком тружусь. Я два раза женат был… У меня язва, гипертония, невроз и стальной штырь в ноге вместо кости! Мне ничего не надо — только бы спокойно выйти на пенсию и остаток жизни прожить без всяких Нобелевских комитетов, белых крыс, летучих одноглазых змей, пятиэтажных особняков и прочей гадости! Помогите мне! Я вам не то что душу… Я наизнанку вывернусь и все потроха вам на блюдечке принесу! Я так не могу больше! Мне страшно!

Он рухнул с дивана на пол и зарыдал. Минуту я стоял над ним и просто смотрел, сжимая-разжимая кулаки, то и дело вытирая рукавом вспотевший лоб.

Вот мой коллега и непосредственный начальник бес Филимон тысячу раз мне говорил, что излишнее человеколюбие когда-нибудь меня погубит.

Погубит. И не когда-нибудь, а прямо сейчас. Стоит мне только открыть рот и сказать:

— Ладно уж. Подписывайте договор… Нет, карандашиком не полагается. Забыли? Вот у меня и иголка есть. Да не бойтесь, она стерильная…

— А что теперь делать? — спросил Степан Федорович, замотав указательный палец платком.

— А что хотите. Прогуляться, например, можно.

— А на работу можно сходить? Тут недалеко…

Обои на противоположной стене зашуршали и медленно начали обугливаться. Узоры на них дрогнули, поплыли и сплелись вдруг в такую устрашающую харю, что я тут же пожалел о своем скоропалительном решении. Вот уж ввязался…

— Я моментально одеваюсь! — вскочил Степан Федорович. — Одна секунда — и я готов! Куда вы?! Куда?!!

Зашипев, перестали обугливаться обои, которые я окатил водой из тазика.

— Моментально одеваюсь… — бормотал мой клиент, засовывая в брючину негнущуюся ногу, — одну секундочку…

— Да уж, поспешите, — озираясь, попросил я.

ГЛАВА 2

— Дошли наконец-то… Нам сюда, вот в эти ворота… Ой!

— Что опять такое?

— Ми… милицейская машина. Это, наверное, за мной. Неужели я опять кого-нибудь убил и изнасиловал? Задержат ведь!

«И немудрено», — подумал я, посмотрев на своего клиента. Степан Федорович, невзирая на душный летний вечер, из дома вышел в толстом ватном пальто, а на голову нацепил зимний косматый малахай. Впрочем, как выяснилось, не зря. По дороге на него с чистого неба дважды падал кирпич, но, как мячик, отскакивал от толстого малахая. Провалиться в открытый канализационный люк у Степана Федоровича тоже не получилось — в своем ватном пальто он в люке просто застрял. Да и мне по дороге скучать не пришлось, отгоняя от клиента уличных собак, взбесившихся кошек и пикирующих с крыш голубей. В общем, короткая прогулка от дома Степана Федоровича до здания театра драмы получилась на редкость захватывающей и до крайности полной впечатлений.

— Постойте здесь, я на разведку схожу, — предложил я.

— Л-ладно…

По правде говоря, ничего интересного возле ворот не было — как я разглядел, подойдя поближе. Ну, милицейский газик стоял. Какой-то мужик в драной телогрейке и классическом треухе — должно быть, сторож — горячо доказывал что-то двум унылым ментам патрульно-постовой службы и тусклолицему капитану (судя по всему, местному участковому).

— Это Валера Кузьмин… — услышал я шепот позади себя. — Наш сторож… А это участковый — Решетов его фамилия.

— Я же вам сказал: ждать за углом!

— Там страшно. Я лучше поближе спрячусь на всякий случай. Вон за тем мусорным баком.

— Как вам будет угодно.

Я подошел еще ближе, остановился рядом с газиком, скрестил на груди руки и склонил голову — короче говоря, принял позу стороннего наблюдателя. Сторож Валера Кузьмин одной рукой держался за облупленную стену, а другой активно жестикулировал, выкрикивая несвязные фразы:

— Милиция должна охранять население и государственную собственность! Экономика должна быть экономной! Сам все видел своими глазами! Я буду жаловаться! Кто по телевизору пел песню: «Сейчас бы просто по сто грамм и не шататься по дворам, но рановато расслабляться операм? » Вы мне за все ответите!

Прокричав последнее слово, сторож взмахнул обеими руками и едва не упал.

— Кузьмин, — заговорил участковый Решетов. — Ты толком объяснить можешь, зачем наряд вызвал?

— Я по «ноль-два» звонил! — подтвердил сторож, обретя равновесие у стенки.

— Мы его сейчас самого заберем, — сказал один патрульный другому, — за провокацию в пьяном виде. Зачем ты наряд вызвал, гад?

Сторож Кузьмин тряхнул головой ихрапнул лошадиным храпом.

— Полчаса им толкую, а они все не понимают, — сказал он. — Я ж сторож — как меня с моего поста можно забрать? Смешно. Я вас вызвал потому что… потому что… — Он нахмурился, видимо собираясь с мыслями, потом сформулировал: — Мой долг — охранять вверенное мне помещение. И когда тут всякие субчики лазиют рядом, создается обстановка опасности. Я, значит, час назад пошел делать обход в ближайшую подворотню. Только штаны расстегнул, вижу: прямо из воздуха появляется паренек — сначала ноги, потом туловище, потом все остальное…

— Как это — Из воздуха? — нахмурился один патрульный.

— Особые приметы нарушителя? — поинтересовался второй.

— Значит, молоденький, — начал перечислять сторож Валера, — ростом мне по пояс, примерно… Особых примет нет. Нос как нос. Большой. Рта нет. А во лбу глаз горит. И весь в простыню завернутый.

Патрульные переглянулись и синхронно посмотрели на участкового. Тот побагровел.

— Забавный, значит, паренек, — пояснил еще раз сторож. — И спрашивает меня носом: отец, это какой город? Я и ответил. Растерялся, конечно. А он как глазом своим сверкнул и говорит: спасибо, отец. Ну, я, конечно, опомнился и закричал: руки вверх! А он подпрыгнул прямо метров на пять, через стену перескочил… Пока я за берданкой сбегал, пока ворота открывал, он уже скрылся. Я же не могу за ним — я на посту. Вот я по «ноль-два» и позвонил.

— Так, — определился первый патрульный. — Лично мне все понятно. Кроме одного: почему у капитана Решетова на участке психически больной человек сторожем работает?

— Я не психический! — обиделся Кузьмин. — Я сторож! А тот тип — вор! Понимаешь логику? Он воровать лез. А может, чего-то украл уже и — сматывался… Только, начальник, прикинь: из воздуха появился. Было пустое место, а потом… ме-эдленно так, постепенно. Линия за линией. Как будто его кто-то нарисовал фломастером… Я ему и кричу… руки вверх!

Сторож Кузьмин, такой возбужденный и многоречивый в начале разговора, стал сникать и угасать. Покрасневшие его глаза моргали часто-часто, и жестикулировать он уже не жестикулировал, так как для того, чтобы сохранять равновесие, ему теперь требовалось опираться на стену обеими руками.

— А чего тут воровать-то? — спросил второй патрульный первого. — Это ж не магазин. Подумаешь, театр какой-то…

— Др-раматический… — добавил Кузьмин, сползая по стенке.

— Драматический! — передразнил патрульный. — Да что этого алкоголика слушать? Допился до белой горячки, вот ему и мерещатся всякие… с глазами во лбу… Поехали отсюда!

— Насчет белой горячки — это вряд ли, — подал голос участковый. — Я Кузьмина давно знаю. Он на моем участке проживает и работает. У него белая горячка в конце месяца только бывает. С двадцатого по первое включительно. Двадцатого у него зарплата. Да он вообще тихий. Пьет, правда…

В горле Кузьмина что-то булькнуло. С трудом приподняв голову, он мутно глянул в глаза капитана и проговорил:

— А ты мне наливал? Клевещешь тут… Пьет корова. А я — бухаю.

Очевидно, это высказывание лишило сторожа последних сил. Издав звук, не поддающийся никакому определению, он снова уронил голову на грудь и захрапел.

— Поехали! — снова призвал первый патрульный, поворачиваясь к машине. — Ложный вызов.

— Ложный, — подтвердил второй патрульный уже из кабины.

Газик, взревев мотором, двинулся с места и свернул на ближайшем повороте. Участковый, злобно сплюнув, схватил сторожа за шиворот и вздернул на ноги. Кузьмин всхрапнул, икнул, но не проснулся.

— Я тебя, сволочь, на пятнадцать суток посажу, если еще раз такую штуку выкинешь! — прошипел Решетов. — Почему дрыхнешь на рабочем посту? Почему ворота нараспашку?

— Вот и закрой их, — невнятно посоветовал сторож, выскальзывая из цепких милиционерских рук и шлепаясь на землю, — а то мне по ногам дует.

— Тьфу, дурак!

Еще раз сплюнув, участковый удалился.

— Степан Федорович! — позвал я. — Выходите. Ложная тревога!

Мусорный бак с грохотом опрокинулся набок. Из-под него выкатился мой клиент, облепленный, словно пиявками, пустыми консервными банками.

— Еще немного, и я бы выдал себя криком о помощи! — пропыхтел Степан Федорович. — Они меня чуть не загрызли, проклятые!

— Кыш! — рявкнул я.

Банки, скрежеща ржавыми зазубринами, осыпались. Степан Федорович, не медля больше, побежал за ворота. Я устремился следом, а опомнившиеся банки, погнавшись было за нами, притормозили у бесчувственного тела сторожа Кузьмина. Оглянувшись, я увидел, как одна, самая большая, с надписью «Сельдь атлантическая» на боку, нерешительно цапнула сторожа за ногу.

— Караул! — мгновенно проснувшийся Кузьмин заорал так, что банки испуганно бросились врассыпную. — Милиция! Инопланетные захватчики атакуют! Милиция! Где здесь телефон?..

Честное слово, мне очень хотелось посмотреть, как события будут развиваться дальше, что скажут Кузьмину, вернувшись, милицейский наряд и участковый Решетов, но времени на праздные наблюдения не было. Клиента ни на минуту одного оставлять нельзя.

— Вот сюда! — поманил меня стоявший в проеме двери Степан Федорович.

Оказавшись в родных стенах, мой клиент несколько приободрился. Быстро переоделся, вооружился ведром и шваброй и вместе со мной вышел в фойе.

— Здесь меня никакая Космическая Кара не настигнет, — говорил Степан Федорович, с удовольствием и полной грудью вдыхая пыльный запах театральных коридоров. — Чуете, Адольф, здесь все так и пропитано культурой!

— Ага, — поддакнул я.

В помещении театра было действительно спокойно. Может, действительно тут атмосфера какая-то особенная? Никаких змеюк, сбесившихся унитазов, злобных консервных банок и раскладушек-убийц. Правда, я один раз нешуточно напрягся, когда нам встретился бригаденфюрер СС в парадной форме с кортиком и Железным крестом на груди, но Степан Федорович быстро объяснил мне:

— Это репетиция идет. Ставим пьесу «Будни рейхстага»…

— Безобразие! — откликнулся бригаденфюрер, блеснув массивным моноклем. — Времени — девятый час, а малый зал еще не мыт!

— Извините…

— Кстати, позвольте осведомиться, господин уборщик, почему это вы на рабочем месте две недели не появлялись?

Степан Федорович замялся под грозным взором бравого гитлеровца, но тут из-за угла вывернул бородатый ратник в кольчуге и остроконечном шлеме. В левой руке воин держал бутафорскую секиру, в правой — бутерброд с сыром, а на груди у него болтался автомат.

— Хайль, Вася! — приветствовал он бригаденфюрера. — Михалыч злой как собака! Шапкин, представляешь, снова запил!

— Генеральная ведь на носу! — ахнул гитлеровец, сразу забыв про Степана Федоровича. — Дождется этот Шапкин — вылетит из театра как пробка. Забулдыга. Не посмотрят на то, что народный артист. Будет на детских утренниках Петрушку представлять… Ну, а ты как, Петя?

— Жизнь хороша, если есть ППШ! — расхохотался ратник, похлопав кольчужной рукавицей по прикладу автомата.

Степан Федорович под шумок утащил меня дальше — в малый зал, где полным ходом шла репетиция этих самых «Будней… » Шустро ухромав за кулисы, он вернулся с полным ведром воды, нацепил на швабру тряпку и принялся отрабатывать жалованье. А я уселся в заднем ряду, рассеянно поглядывая на сцену.

По сцене туда-сюда деловито прохаживались автоматчики со свастиками на рукавах. Вокруг стола, едва видимого из-за груды громадных, как скатерти, карт, копошился, толкаясь фуражками, командный состав.

— Поехали! — крикнул с переднего ряда неопрятный какой-то, всклокоченный мужичок в растянутом до колен свитере и мятых брюках. — Паулюс, перестаньте почесываться! Геббельс, выньте руки из карманов, вам начинать!

— Положение дел под Сталинградом требует неусыпного контроля и мобилизации всех наших сил! — энергично выступил вперед розовощекий Геббельс — Следует задать вопрос уважаемому Герингу… — Тут Геббельс запнулся, а всклокоченный хлопнул сиденьем кресла, взмахнул руками и подпрыгнул:

— Где этот чертов Геринг? Где Геринг, я спрашиваю?! Опять опаздывает? — Он вытащил из-за безразмерной пазухи скомканную бумажку и заорал, тыча в нее пальцем: — В сценарии русским языком написано: «Входит Геринг»!!!

Через сцену, бесцеремонно растолкав автоматчиков, пробежал маленький толстяк, на ходу нахлобучивая фуражку.

— Что вы делаете? — застонал всклокоченный. — Что вы делаете? Вы в рейхстаге или на стадионе? И потом… Что за походка? Откуда эти ужимки? Где историческая достоверность? Хромайте, Геринг, хромайте, черт побери, или я вас с роли сниму, в конце концов! Вышел и вошел снова!!!

— Виноват, Михалыч… — пробубнил запыхавшийся Геринг и ускакал за кулисы.

Степан Федорович добросовестно тер тряпкой полы в партере, режиссер Михалыч, размахивая сценарием, орал на неуклюжих статистов, поваливших декорации, из суфлерской будки раздавалось громкое шлепанье и крики: «Бубны козыри! » и «Крой, задрыга, не спи! », толстый Геринг старательно хромал к столу — в общем, все шло мирным своим чередом, но мне было как-то… нехорошо. Слишком уж все спокойно. И это после феерического пролога с летучими змеями и чешуйчатыми лапами, рвущимися из унитаза, после пробега по вечерним улицам под кирпичным обстрелом? Словно Космический Мститель решил не размениваться по мелочам, а, поднакопив силы, целит вдарить разок уже наверняка…

Бесы ведь, как кошки, сверхъестественную, невидную для людей опасность чуют нутром. Вот и я чувствовал, как под высоким потолком зала сгущается темная энергия, как электрически потрескивает пыльный воздух… Огненные вихри преисподней! Ворсинки на обшивке кресел встали дыбом и трепетали… Тихонько зазвякали хрустальные висюльки на люстре…

Нет, ребята, если сейчас что-нибудь и случится, то врасплох нас со Степаном Федоровичем не застать! На минуту я прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Потом прочитал заклинание Убойного Толчка и вытянул перед собой ладонь. Когда я открыл глаза, на пальцах лежал толстый слой сероватой пыли. Я принялся пыль эту медленно скатывать в шарик, время от времени отвлекаясь для того, чтобы взглянуть на сцену.

— Трусы! — вскрикивал на сцене, тряся косой челкой, вступивший в игру Гитлер. — Ублюдки, недостойные называться истинными арийцами! Ну, на кого мне положиться?! Где тот единственный преданный мне соратник?! Кто подставит мне крепкое плечо в трудную минуту?!

— Неплохо! — верещал Михалыч. — Только больше экспрессии! Умоляю — больше экспрессии! Зычнее голос! Шире жест!

Фюрер, покраснев от натуги, диким ревом проревел фразу про крепкое плечо и смолк, озираясь. Повисла зловещая тишина.

— Вы что, меня в гроб вогнать хотите? — спросил Михалыч, положив обе ладони на левую сторону груди. — Смерти моей желаете? У меня в сценарии русским языком написано: «Входит Штирлиц». Где? Где Штирлиц, я вас спрашиваю? Где этот недоделанный народный артист?

— Михалыч… — несмело проговорил Геббельс — Шапкин снова того…

— Чего — того?

— Геринг… тьфу, Вовка в выходные именины справлял, — нервно поправив челку, пояснил Гитлер, — ну, собрались — святое дело все-таки. И Штирлиц… то есть Шапкин приперся. Главное, никто ведь не приглашал…

— Ну и?..

— Загудел он, — сокрушенно поник головой Паулюс, — как трансформаторная будка. Третьи сутки квасит.

— У меня сто баксов занял, — наябедничал Гитлер.

— Домой звонить! — взвизгнул Михалыч.

— Его теперь по пивным надо искать, — сказал Паулюс, — дома он — самое малое — в конце недели объявится.

— Я его уволю, — снова схватившись за сердце, слабым голосом проговорил режиссер, — нет, я его застрелю… Это что же такое, а?..

Пыль с моих пальцев утрамбовалась в небольшой плотный шарик. Я сжал шарик в ладони. Голубая искра пробежала по моим венам, а тем временем враждебная энергия в зале сгустилась до консистенции киселя. Странное это было ощущение. Я чувствовал, как дрожит в напряжении каждое волоконце в древесине кресел, паркета и дощатого настила сцены. Ни актеры, ни режиссер, ни сам Степан Федорович, конечно, ничего не замечали, а мне даже дышать стало трудно; и тревожно сжалась грудь.

«Дурак я все-таки, — мысленно сказал я себе, стараясь успокоиться, — обязался с честью справиться с заданием. Договор дал подписать… Айвенго, блин… »

А прямо под сценой Михалыч отбирал у Степана Федоровича швабру. Степан Федорович робко сопротивлялся.

— Вы кто? — кричал режиссер. — Новый уборщик? Отлично! Звать как? Степан? Прекрасно! Федорович? Великолепно! Ничего не бойтесь, слушайтесь меня, и все будет отлично! Грим наложим прямо здесь и сейчас! По фактуре вы подходите, так что опасаться нечего. У нас генеральная репетиция через неделю, а главный герой по пивным ночует! Сценарий пропадает, и какой сценарий! Конфетка, а не сценарий! Я его сам написал…

Набежавшие откуда-то гримеры ловко стащили с моего клиента застиранную робу и облачили его в мундир штандартенфюрера. Степан Федорович смущенно топтался на месте, гремя подкованными сапо-гами. Михалыч с воплем: «Стойте здесь и никуда не уходите! Я принесу вам парабеллум! » — выбежал из зала.

Дверь захлопнулась за режиссером, и тут же раздался тяжкий удар и глухой стук упавшего тела. Дверь мгновенно распахнулась снова. В зал влетел крепенький паренек неестественно маленького роста, одетый в какую-то оранжевую тогу. Голова паренька была совершенно голой: нос, занимавший добрую половину круглого лица, дерзко торчал вперед и вверх. Ротового отверстия не было. Зато во лбу красным светом горел единственный глаз — огромный и яркий, как запрещающий сигнал светофора.

Я только привстать успел — слишком уж быстро все произошло. Шарик в моей ладони запульсировал.

— Всем оставаться на своих местах! — истошно затрубил носом коротышка. — Не двигаться! — грозно добавил он, хотя все и так застыли с открытыми ртами.

Он запустил руку под тогу и вытащил жуткого вида кинжал с искривленным лезвием. Одним прыжком подскочил к обомлевшему Степану Федоровичу и, поднимая кинжал, заголосил:

— Именем Вселенского Порядка!

— Стой!

Коротышка вздрогнул. Рискуя сломать себе шею, я полетел по спинкам кресел вниз.

— Стой, кому говорят! Назад! Степан Федорович, пригнитесь!

Степан Федорович, не сводя наполненных ужасом глаз с коротышки, попятился. А тот, перехватив кинжал обеими руками, повернулся ко мне:

— Ты… не такой, как они… Ты… Исчадие преисподней!

— На себя посмотри! — предложил я, отводя руку с шариком для броска. — Тоже мне Ален Делон… Отойди от моего клиента!

— Не отойду! Сам отойди!

— А вот это видел? — Я подбросил на ладони шарик, изрядно распухший и покрывшийся сетью красных прожилок.

Коротышка настороженно задергал носом:

— Ты не понимаешь! Этот человек смертельно опасен! Он несет в себе гибель всему человечеству! Чтобы предупредить глобальную катастрофу, необходимо немедленно зарезать его! Он не должен оставаться в живых!

Степан Федорович, оседая на пол, часто-часто заморгал.

— Это он-то опасен? — удивился я. — Более безобидного существа я в жизни не видел. Если здесь кто-то и опасный, так это ты! Положи ножик! Кстати, хотелось бы узнать — с кем имею честь?..

— Нет времени на церемонии! Неужели ты не чувствуешь, бес?..

— Позвольте! — рявкнул со сцены Гитлер. — Что здесь происходит? Гражданин, что вы себе позволяете? Врывается посреди репетиции, ломает всю работу… Кто вы такой?

— Он, наверное, из кукольного театра, — предположил Геббельс, — только грим какой-то странный…

— Я не из какого не из театра! — завизжал и затопал коротышка. — Не сбивайте меня с толку! Я представитель древней и могущественной расы циклопов! Испокон веков циклопы охраняли человечество от нарушителей Вселенского Равновесия, за что и получили почетное звание Хранителей!

— Стоп-стоп-стоп! Какое человечество? Какие нарушители? Да Степана Федоровича самого нужно ох-ранять от каждой консервной банки! Чем я, собственно, и занимаюсь по роду службы. И потом — насколько я помню, циклопы, они такие здоровенные великаны, а ты…

— Ну, я в детстве упал и ударился копчиком… — кашлянув, пояснил коротышка.

— Адольф! — позвал Степан Федорович. — А сторож был-таки прав… Что мне делать? Можно, я от греха подальше лишусь чувств?

— Валяй, — разрешил я, — падай на пол и не маячь в поле прицела. Сейчас я этому выродку прямо в носяру залеплю!

— Ты не понимаешь, бес! — схватился за голову коротышка. — Он грубо нарушил закон Вселенского Равновесия! За короткий период он стянул на себя все духовные и материальные блага, которых хватило бы населению небольшой страны на сто с лишним лет! И теперь…

— Знаю, знаю! Огребет от Космического Баланса по самое «не хочу»…

— И теперь он практически всемогущ! — неожиданно закончил одноглазый коротышка. — Хотя и сам об этом не подозревает! И никак не может управлять собственным могуществом! В нем одном сконцентрировано неслыханное количество отрицательной внеземной энергии, вполне достаточной для слома реальности. Ты представляешь, что это значит — слом реальности?

— Н-ну… Довольно смутно… — признался я, опуская руку.

— Это глобальная катастрофа! Это исковерканные судьбы народов! Это разрушенные города! Затонувшие континенты! Эпидемии! Голод! Войны! Горы трупов и море крови! — Циклоп мотнул носом и трагически заломил руки.

— Во дает! — толкнул Гитлер Геринга локтем. — Какой типаж, а? Какой драматический талант! Вот кому Штирлица играть, а не этому пропойце Шапкину!

— Каждые несколько миллионов лет на Земле появляется человек, которому от роду выпало стать Нарушителем Вселенского Равновесия! От них и только от них все беды человеческие! Это они притягивают из Космоса чудовищные силы, способные уничтожить планету, переломить ход истории…

— Чего ты брешешь? Какие каждые миллионы лет? Человечеству от силы… ну, в общем, гораздо меньше…

— Знаешь, каков был итог деятельности первого Нарушителя Закона? — очень тихо спросил одноглазый и сам ответил: — Космическая Кара явилась в образе гигантского метеорита… От удара его о Землю сместились полюса и начался…

— Ледниковый период, — догадался я.

— Степан Федорович — второй Нарушитель в истории человечества, — заключил циклоп.

— Однако… — пробормотал я. — Всего-навсего два нарушителя. Вы, Хранители, не были особо обременены заботой о человечестве. Раз в миллион лет выходить на смену — просто мечта…

Внезапно я призадумался. Сверхъестественное невезение моего клиента оборачивалось какой-то новой, еще более ужасной стороной. Если предположить, что удары Космоса по бедному Степану Федоровичу будут становиться все сильнее и сильнее, пока не достигнут самого пика… Все эти летучие змеи и оживающие предметы — просто ерунда. Это всего-навсего легкая пристрелка. А ну как на бедного уборщика рухнет атомная бомба в полтонны весом? Тут уж и я ничем не смогу помочь… Да что там бомба! Бомба — слишком приземленно, банально… Что там плел этот недомерок о сломе реальности?

— Бред какой-то, — отогнав страшные мысли, сказал я. — Никогда ни о каких Хранителях я не слышал. Ни в какой методической литературе не читал. Ни на профсоюзных собраниях, ни на курсах повышения квалификации о вас ничего не говорили. Не верю я тебе!

— Естественно! Наша раса действует под покровом тайны! Бес, послушай! Отступись! Во имя жизни на нашей планете — отступись! Дай мне прикончить этого несчастного! Дай восстановить баланс!

— Погоди, погоди! Слушай, как все просто у тебя — ворвался сюда с ножиком, зарезал ни в чем не повинного человека — и готово! Расскажи все толком, может быть, можно решить проблему другим способом?

— Нет времени! — завопил коротышка. — Нет времени! Неужели ты не чувствуешь, бес?! Катастрофа уже близко! Еще минута — и она станет неотвратимой! Хватит разговоров!

Издав варварский боевой клич, он вдруг рванул вперед. Степан Федорович слабо вякнул, закатил глаза и повалился навзничь — кинжал блеснул над его увенчанной форменной фуражкой головой.

— От винта! — заорал я, размахиваясь.

— Бес, опомнись!

Я метнул шарик. Циклоп попытался было увернуться, но не успел. Шарик угодил ему точно в глаз. Заклинание Убойного Толчка сработало на совесть — посреди зала шарахнул оглушительный взрыв. Зазвенели выбитые взрывной волной стекла. Прожекторы и софиты бомбами посыпались на пол. Занавес вспыхнул и сгорел дотла. Кресла затрещали, переворачиваясь вверх тормашками…

На том месте, где секунду назад стоял коротышка-циклоп, образовалась обугленная яма. Самого Хра-нителя вынесло в коридор вместе с дверью и доброй частью стены. Из коридора полыхнуло пламенем в последний раз — и все стихло…

Но только на мгновение! Не успел я перевести дух, как за окнами театрального зала потемнело, потом вспыхнуло, потом снова потемнело. Пол подо мной затрясся. Актеры на сцене повалились, как кегли. Бесчувственный Степан Федорович подпрыгивал на паркете, словно на кровати-вибромассажере. А за окнами то темнело, то вспыхивало, то темнело, то вспыхивало… пол дрожал — будто здание драматического театра превратилось в гигантский поезд, несущийся по невиданному железнодорожному полотну.. .

Что это?

Тряхануло так, что огромная люстра, сорвавшись с крюка, грохнулась вниз и разлетелась хрустальными брызгами.

И опять все стихло. На этот раз — уже окончательно.

ГЛАВА 3

— Уже все? — подняв голову, осведомился Степан Федорович.

— Вроде бы да, — ответил я.

— А что это было?

Что это было? Хороший вопрос. Хотелось бы и мне знать, что это было и как это все понимать.

— Не знаю.. . — промычал я.

— Господа! — донеслось со сцены. — Продолжаем! Генералы поднялись на ноги, отряхнулись и снова склонились над картами. Завидное хладнокровие! Вот что значит — настоящие профессионалы. Театр едва не рухнул, словно песочный замок, а они почистили перышки и как ни в чем не бывало продолжают репетицию.

— Так, что вы мне хотели сообщить, господа? — поинтересовался Гитлер, кокетливо поправляя челку.

— Мой фюрер! — с готовностью отозвался Геббельс — Положение дел под Сталинградом требует неусыпного контроля и мобилизации всех наших сил! Следует задать вопрос уважаемому Герингу.. . Кстати, где он?

К столу подошел толстый Геринг. Хромал он очень натурально.

— А что Геринг? Почему Геринг? Вот всегда так — как что, так сразу Геринг! Я крайний, да? Мой фюрер, позвольте доложить о своем подозрении! Третий рейх разлагается! Некоторые несознательные элементы, вместо того чтобы заниматься борьбой против коммунизма, плетут интриги, тем самым пороча святое дело завоевания мира для высшей арийской нации. И это в то время, когда русские уже бомбардируют Берлин! Вон, поглядите, все стекла повышибали, люстру обрушили.. . Гарью по всему рейхстагу воняет!

«Молодцы, — подумал я, доставая из заднего кармана джинсов сигареты, — импровизируют-то как! Вот бы Михалыч порадовался. А где он, между прочим? »

Гарью действительно воняло мерзостно. Но зато я больше не чувствовал в зале сгущения энергии. Сквозь выбитые окна веяло прохладным ветерком, доносились с улицы звуки бравого марша.

— И вообще, мой фюрер, — отдуваясь, закончил рейхсмаршал, — если так пойдет и дальше, то я боюсь, что…

— Боитесь?! — взревел Гитлер, тряхнув челкой. — Все вы боитесь! Трусливые овцы! Когда у вас еще есть силы бороться, вы начинаете говорить мне о поражении! Мое войско непобедимо! С ним я разрушу свиной хлев мировой истории! Орды недочеловеков сложат оружие у моих ног! А те, кто не сложат оружие, сложат головы! Вот так! И вы еще смеете сомневаться в могуществе германской нации! Овцы! Овцы! Ублюдки, недостойные называться истинными арийцами! Мне уже вот где ваша нерешительность! — Он постучал ребром ладони под выпуклым кадыком. — Всюду предательство и ложь! Проект «Черный легион» бездарно провалился! Проект «Машина смерти», благодаря вашей несознательности, все никак не завершится! Ну на кого мне положиться?! Где тот единственный преданный мне соратник?! Кто подставит мне крепкое плечо в трудную минуту?!

На минуту действо прервалось. «Входит Штирлиц», — вспомнил я зачитанную режиссером ремарку.

— Штирлиц! — зашипел Паулюс — Какого черта вы там валяетесь?

— Штирлиц! — стерев пену с усиков, рявкнул Гитлер. — Вы ранены?

— Никак нет, — пробормотал Степан Федорович, поднимаясь. — То есть да… Немножко.

— Штирлиц ранен! — ахнул фюрер. — Чего вы стоите, овцы?! Приведите его ко мне! Только осторожно. Санитаров! Санитаров! Обергофдоктора ко мне!

Генералы горохом посыпались со сцены. Заботливо поднятый на ноги Степан Федорович смущенно мялся и от недостатка актерского мастерства мучительно краснел. Сквозь пролом в стене вбежали санитары с носилками. Обергофдоктор, сгибающийся под тяжестью аксельбантов и блях, с красным крестом на одном рукаве и свастикой — на другом, поспешно обстукал и обслушал моего клиента.

— Легкая контузия! — объявил он. — Кроме того, язва желудка, гипертония, невроз и стальной штырь в ноге вместо кости.

— О, мой бедный друг, — слезливо сморщился фюрер. — Источен болезнями, но держится! Держится! Беззаветно трудится над гениальным проектом «Машина смерти»! Днями и ночами только и думает о том, чтобы с помощью этого проекта спасти нацию! И не паникует, как некоторые! Да! Вот пример истинного арийца! Вот с кого мы будем лепить людей будущего! Слабый костяной скелет заменим стальной конструкцией! Трусливую копошащуюся кашу в черепе заменим гордым разумом сверхчеловека!

Усмехнувшись, я подошел к окну. Постоял немного, разминая сигарету, глядя на глухую стену, расписанную привычными для среднероссийского города лозунгами с призывами вешать и резать представителей еврейской, армянской, чеченской, азербайджанской и прочих наций. Потом вспомнил о потерянной зажигалке и высунулся в окно к первому попавшемуся прохожему:

— Друг, дай огоньку!

Прохожий, приостановившись, чиркнул спичкой. Я прикурил. И долго смотрел ему вслед. Странный это был какой-то прохожий, неожиданный какой-то. Угрюмый детина в коричневом кителе с закатанными рукавами; на плече нашита свастика, а диагоналевые брюки заправлены в короткие рыжие сапоги. И нож в кожаных ножнах на боку.

«Тоже статист какой-нибудь, — стукнуло у меня в голове, — за пивом, наверное, пошел, пока главреж отсутствует.. . Или скинхеды окончательно оборзели.. . »

— Фридрих! Паулюс! — бесчинствовал на сцене Гитлер — аж у меня в ушах звенело. — Я к вам обращаюсь, генерал-фельдмаршал! Вы меня слушаете или нет? С чем это вы там играетесь? Что это за бирюлька?

— Я не играюсь.. . То есть.. . — ответствовал растерянный голос — Это не бирюлька. Это сувенир. Называется — Орден Подвязки. Мне Штирлиц подарил.

— Дайте-ка посмотреть…

— Пожалуйста, мой фюрер.

— Дурак! Овца! Вор! Лжец! Это не орден! Это и есть подвязка! Да еще какая! Я ее узнал! Теперь понятно, почему у Евы постоянно падает правый чулок! Вор! Вор! Извращенец!

— Да я не.. . Мне Штирлиц…

— Лжец! Лжей! Мое терпение лопнуло! Поедете под Сталинград, Паулюс! Там посмотрим, способны ли вы воевать еще с кем-нибудь, кроме слабых женщин! Овца!

— Мой фюрер, не.. . не.. . не надо под Сталинград! Я нужен своему фюреру здесь…

— Вон с глаз моих!

Затянувшись, я выпустил вверх синюю дымную струю. И тут же закашлялся, выплюнув сигарету: в широком проеме недлинной подворотни напротив виднелась застекленная витрина магазина с изображением жизнерадостной полногрудой мадам в переднике, на котором раскинул символические крылья орел, а над орлом чернела надпись: «Бундесвер». Вывеска гласила: «У фрау Мюллер» Только свежее молоко от настоящих арийских коров! »

— Это уж слишком.. . — пробормотал я и больше ничего пробормотать не успел, потому что за моей спиной что-то грохнуло, стукнуло и завизжало.

Я рывком обернулся. В малом зале царил полный кавардак. Секретные карты парили в воздухе, словно гигантские бабочки. Высший командный состав прятался за перевернутым столом, только Гитлер, без фуражки, бледный, с растрепавшейся челкой, визжал, отмахивая рукой:

— Огонь! Огонь! Солдаты, огонь!

Автоматчики, сбежавшиеся в зал в количестве просто немереном, припав на колено, строчили из автоматов по обугленному пролому в стене, откуда, при-крываясь массивными четырехугольными щитами, надвигался небольшой отряд противника. Пули били в щиты, высекая искры, плющась и рикошетя.

— Вражеская вылазка! — орал фюрер. — Десант на рейхстаг! Опять партизаны! Замучили, сволочи!

Между щитами просунулось узкое жерло дискового пулемета. Гитлер, ахнув, нырнул под стол. Автоматчики засуетились, на время прекратив бесполезную пальбу.

— Друже! — гаркнул из-за стены щитов тот самый, встреченный нами в коридоре бородатый тип в кольчуге и остроконечном шлеме. — Сокрушим злого ворога! Пли!

— Спасайте Штирлица! — завопил фюрер, прячась под стол.

Пулемет оглушительно затрещал. Пули, веером рассыпавшиеся по пространству зала, с хрустом вырывали из стен куски штукатурки, крошили в щепки деревянные панели, рвали портьеры и опрокидывали кресла.

«Вот так постановка.. . — подумал я, инстинктивно пригибаясь. — Какой потрясающий реализм! Фантасмагория, смешения эпох, но — реализм.. . Постойте.. . — вдруг словно искрой меня прошибла чудовищная догадка. — Ай да Михалыч, ай да.. . Сукин сын, что же он наделал? »

— В атаку! — заорал бородатый, как только пулемет стих. — Бей идолище поганое!

«Идолище» явно было адресовано лично Гитлеру, потому что фюрер немедленно обиделся, высунулся из своего укрытия и яростно погрозил кулаком бородатому:

— Сам дурак! Взять его!

— Ура! — завопил бородатый.

— Ура-а-а! — ответил ему многоголосый рев.

— В наступление! — потрясая кулаками, рявкнул фюрер.

Щиты рухнули. Не менее двух десятков тяжеловооруженных воинов, гремя секирами, мечами и булавами, ринулись на автоматчиков. Мгновенно стихли выстрелы (в такой свалке не постреляешь), зал наполнился звоном металла, стонами, свистом, тяжким уханьем — будто сотня соскучившихся по своему ремеслу дровосеков врубилась в лесную чащу. Гитлеровцы отмахивались автоматами, штык-ножами, вывороченными с корнем креслами, но ни о каком наступлении не могло быть и речи. Ратники уверенно теснили солдат в коричневых мундирах к сцене, откуда укрывавшийся под опрокинутым столом фюрер тоскливо взывал:

— Штирлиц! Где ты, верный друг?! Где он? Потеряли его, овцы? Всех перевешаю!

В самом деле — где Штирлиц? Стряхнув с себя оторопь, я отлепился от подоконника. Договор есть договор, я обязался охранять жизнь своего клиента и должен выполнять обязательства, что бы ни случилось. В конце концов, если Степана Федоровича сейчас нашинкуют секирами, кто мне командировочный лист будет подписывать?

Из пролома перло подкрепление — десятка три здоровенных детин с черепами на фуражках и нашивками «СС» на рукавах, размахивая автоматами, как дубинами, стремились переломить ход сражения. И наверняка переломили бы, если б не оставшийся в арьергарде отрок в лаптях и простой домотканой рубахе. Огненно рыжеволосый, высоченный, крепко сбитый, он с деловитостью вовсе не отроческой аккуратными апперкотами укладывал ворога в штабеля, умело прикрывался от ударов, бил руками, ногами, локтями, коленями, не забывая при этом использовать помимо физиче-ского оружия еще и психологическое — устрашающе рычал, скалился, плевался и вопил:

— Попомните, вороги, богатыря Микулу!

В общем, с первого взгляда было понятно — продержится отрок еще долго, и на подкрепление фюреру в ближайшее время рассчитывать нечего. Видимо, и сам Гитлер это понимал — поминутно поправляя челку, он стегал стеком генералов и оглушительно верещал:

— Жрите карты, болваны! Стратегические сведения не должны попасть в руки противника! Старайтесь, идиоты!

Идиоты старались. А на том месте, где недавно стоял окруженный врачами Степан Федорович, кипел настоящий водоворот. Нападающие с диким азартом рвали последние рубежи на пути к укрытию высшего командного состава, автоматчики яростно сопротивлялись. Вцепившиеся друг в друга противники, спрессовавшись в плотный ком, напоминали многоголовую, многорукую, многоногую гидру, бьющуюся в эпилептическом припадке. Клочья одежды парили над бойней, как черные вороны. Долго раздумывать было некогда, и я нырнул в людскую кашу как в омут.

Адовы глубины! Будто оказался в кузове бетономешалки. Меня мгновенно втянуло на самое дно; кто-то пробежался по моей спине подкованными сапогами, кто-то рванул за волосы, кто-то впился зубами в лодыжку. Приклад автомата уперся в мои ребра с левой стороны, булава впечаталась в тело — с правой. Я отчаянно заорал, лягаясь, стряхивая с себя мощные челюсти, наугад двинул кулаком и радостно выдохнул, услышав вопль:

— Жуб выбили, окаянные!

Однако тут же мне наступили на голову лаптем, и радость моя несколько утихла.

Зато взметнулась злость. Ух, я разозлился! Да что же это такое?! Почему другим бесам достаются нормальные клиенты, заказывающие всякую ерунду вроде вечной молодости или несметного богатства, а мне приходится сопротивляться Космической Каре? За что?! Если бы какая-то сволочь в следующую секунду не прервала мои горестные мысли тем, что зарядила в ухо древком от секиры, возможно, я бы и удовлетворился парой тумаков, спокойно вытащил бы из свалки потрепанного Степана Федоровича и с достоинством удалился, но…

Короче говоря, я разозлился. А злить беса, даже рядового оперативного сотрудника, не рекомендуется никому. В первую очередь я перевернулся на спину, задрал копыта и выбил ими дробь на груди первого попавшегося автоматчика. Потом отобрал булаву у слишком ретивого ратника, почему-то вознамерившегося во что бы то ни стало проломить мне голову, самого ратника вышвырнул в окно, а булаву пустил в дело. Вот тут-то людишкам и сообразить бы, что не между собой им надо драться, а для начала всем гуртом обезвредить беса в джинсах и рубашке без знаков отличия, но никому из присутствующих в зале соображать было явно некогда. Как, впрочем, и мне.

Покончив с бесцеремонным расшвыриванием в разные стороны драчунов, я подобрал с пола изрядно потоптанного Степана Федоровича и понесся к пролому, удачно миновав увлеченно крушившего подкрепление рыжего отрока.

— Что происходит? — замычал, медленно приходя в себя, мой клиент. — Они что — все с ума посходили? Эти.. . которые с секирами, должны в большом зале репетировать. Пьеску «Гей, славяне! » Что они, не могут поделить зал для репетиций? Я и не думал, что в самом культурном городском заведении такие нравы.. .

— Где здесь выход?!

— Выход?.. Я что-то.. . не узнаю помещение.. . какие-то.. . коридоры стали другие.. .

Коридоры стали другие.. . Хвост Люцифера!

— Еще бы! — невольно воскликнул я.

— Что значит — «еще бы»?

Из-за угла вывернул отряд эсэсовцев численностью человек в пятьдесят. Завидев нас, они как-то нехорошо обрадовались и заклацали затворами автоматов. Мне не оставалось ничего другого, как спасаться бегством по лестнице, круто уходящей вверх.

— Сколько статистов! — удивлялся, болтаясь у меня под мышкой, Степан Федорович. — Какая грандиозная будет постановка!

На втором этаже автоматчики поспешно выкатывали из комнаты пулеметы. Резонно рассудив, что мешать людям, занятым столь важным делом, по меньшей мере невежливо, я взлетел на площадку третьего этажа.

Здесь было поспокойнее. Видно пока никого не было, однако звучавшие совсем рядом возбужденные голоса и металлический лязг позволяли судить о том, что суматоха, охватившая здание, очень скоро и в этом месте достигнет степени лихорадочной. Поэтому недолго думая я ткнулся в первую попавшуюся дверь, обитую черной кожей.

— Это, наверное, кабинет директора театра! — благоговейным шепотом предположил усаженный на стул Степан Федорович. — Смотрите, Адольф, сколько пишуших машинок! А какая мебель!..

Я быстро забаррикадировал дверь несгораемым шкафом и двумя диванами и только потом ответил:

— Да, очень красиво… Особенно мне нравится художественное оформление.

— Оформление?.. — переспросил Степан Федорович, изумленно разглядывая громадный портрет Адольфа Гитлера, висящий над длинным столом в том месте, где во всяких уважающих себя государственных учреждениях должен висеть портрет действующего президента.

— Послушайте, — проговорил мой клиент, переводя взгляд с портрета фюрера на укрепленный в углу флаг со свастикой, — вам не приходит в голову, что.. . что-то странное происходит?

— Поразительная проницательность! — проворчал я, подтаскивая тяжеленный стол к двери. — Помогли бы лучше!

— И еще мне показалось, — продолжал рассуждать вслух Степан Федорович, — что там, в зале, актеры дрались вовсе не понарошку. Эти вот древнерусские ратники были очень.. . гм.. . убедительными. Да и фашисты выглядели совсем как настоящие…

— Они и есть настоящие! — заорал я, не в силах больше сдерживаться.

— То есть как?

— Он еще спрашивает!

— Простите, но я не понимаю, — обиженно выговорил Степан Федорович. — И нечего на меня кричать, между прочим. Поясните толком, в чем дело?

Дверь дрогнула под дробью ударов.

— Штирлиц! — раздался встревоженный голос рейхсмаршала Геринга. — Вы здесь? Открывайте, какого черта… Фюрер волнуется! Вы живы? Вас похитил этот странный тип в американских штанах? Штирлиц! Нам всем головы поснимают, если с вами что-нибудь случится! Гром и молния! Не смейте помирать! Слышите или нет, чтоб вы сдохли?

— Чего молчите? — подтолкнул я Степана Федоровича. — Вас зовут, между прочим.

— Меня? Нет уж, я с ними больше не играю! В смысле — в одном спектакле. Варвары какие-то, а не актеры. Я не Штирлиц! — закричал мой клиент. — Да и вы не Геринг! Хватит придуриваться!

— Я придуриваюсь? Гром и молния, Штирлиц, перестаньте валять дурака! Там, внизу такая мясорубка закрутилась! Ой… не могу с вами больше говорить, у меня… кажется, заворот кишок от этих дурацких штабных карт… бумага, понимаете, плотная, краски жирные, на свинце… И к тому же… Гром и молния!

За дверью отшумела короткая свалка. И раздался голос длиннобородого ратника:

— Князь, отворись!

— Это, кажется, снова к вам, — сообщил я. Бледный Степан Федорович трясущимися руками снял фуражку и вытер вспотевший лоб.

— Отворись, князь!

— Ничего не понимаю… Какой князь? Какой Штирлиц? Ни за что не открою!

— Видели мы, задерживает тебя увалень рогатый, князь…

— Сам увалень! — не удержавшись, крикнул я.

— Невежливый и беспартийный…

Псы чистилища! Я представил себе вооруженного булавой ратника в кольчуге, укоряющего меня за беспартийность, и мне стало дурно. Всему же есть предел! Я так скоро с ума сойду. Хорошо Степану Федоровичу, он, кажется, все еще думает, что находится в театре, где все актеры по непонятной причине временно помешались… Так, спокойно, Адольф, спокойно… Главное — передохнуть немного и все обдумать.

В дверь замолотили — кажется, топорами.

— Отворись, князь, времени мало!

— Ни за что! — в один голос крикнули мы со Степаном Федоровичем.

— Навались, друже!

Бах! Дверь таки слетела с петель. Баррикада обрушилась. Клиент мой проворно нырнул мне за спину, а я остался стоять посреди кабинета. Что мне еще оставалось делать? Мне спины для укрытия не нашлось…

Их было трое. Всего трое! Пара вооруженных мощными секирами могучих воинов в полном боевом облачении, включающем островерхие шлемы и громадные четырехугольные щиты, и длиннобородый старикан тоже неслабого телосложения, но в простой кольчуге и с револьвером в правой руке. Увидев меня, длиннобородый, ринувшийся было вперед, притормозил.

— Чего надо? — грозно спросил я. — Ты кто такой?

— Я — воевода Иван Златич! Уйди с дороги, рогатый, — прорычал он. — Отдай нам нашего князя!

Всего трое! Приободрившись, я сунул руки в карманы и нагло отставил ногу:

— И не подумаю. А, кстати, с какого перепуга он ваш?

— Да! — высунулся из-за моей спины Степан Федорович. — Он не подумает! И если вы, граждане артисты, не опомнитесь и не будете вести себя как все цивилизованные люди, я прямо отсюда позвоню в милицию!

— Зачем в милицию? — мотнул я головой. — Я им сейчас сам накостыляю…

Ратники попятились.

— Скоморох! — завопил вдруг длиннобородый, целясь в меня из револьвера. — Ряженый! Никакой он не бес, друже, поскольку партия и правительство всю нечисть запретили как религиозную пропаганду! Тьфу, пропади! Тебя не существует!

— Это вас не существует! — взорвался я. — Подумать только — рейхсканцелярия и древнерусская дружина в одном флаконе… то бишь в одном временно-пространственном периоде! Бред! Наваждение! А ну, Степан Федорович, рявкни на них что-нибудь по-своему, по-княжески!

— Вон! — испуганно тявкнул мой клиент и поспешно добавил: — Пожалуйста…

— Княже! — У длиннобородого вытянулось лицо. — Нас — вон? Нас? Не своими словами ты говоришь, заморочил тебе светлу голову этот… это… Ведь не серьезно ты говоришь…

— Серьезно! Уходите!

— Нет! Нет! — схватился за голову воевода Златич. — Не верю я, что князь мой меня обманывал! Неужто все слова твои — ложь? А как же наша машина?..

— Какую вам еще машину? — воскликнул я. — Машину они захотели! Темнота средневековая! Телеги мало?

— Машинку бы нам… Князь, ведь обещал же нам «Машину смерти»! На прошлом партсобрании!

— А-а… — вдруг просветлел лицом Степан Федорович. — Я все понял! Это у вас капустник, да? Розыгрыши! То-то я смотрю, будто свихнулись все… Оригинальный народ вы — артисты!

— Все! — закричал я. — Хватит, надоело! У меня сейчас мозги закипят! Свали отсюда, борода козлиная, а не то…

Длиннобородый зашлепал губами, очевидно пытаясь выговорить ответное оскорбление. Зато быстро нашлись с достойным ответом ратники. Оскалившись и ощетинившись секирами, они, словно десантники в люк вертолета, прыгнули в комнату, едва не сшибив длиннобородого с ног.

В принципе, на подобный итог разговора я и рассчитывал; поэтому и не растерялся. Чтобы Степан Федорович не мешался под ногами, я просто отфутболил его в дальний угол — и тут же пригнулся, ощутив, как свистнула над бейсболкой остро наточенная секира.

Что такое для тренированного беса оперативного сотрудника дватяжеловооруженных ратника? Тьфу… Вначале я немного размялся, чтобы воины, гоняясь за моей нечистой персоной, порубили в щепки столы и кресла. Освободив таким образом помещение, я ускорил темп передвижения — дал ратникам возможность для разгона — и на секунду притормозил у открытого окна. Воин, успевший первым, замахнулся на бегу, получил подножку и, увлекаемый тяжелой секирой, рыбкой нырнул через подоконник, вышибив раму. Товарищ его, раскусив мой маневр, действовал более осмотрительно. Решив поразить цель на расстоянии, он метнул в меня сначала щит, а потом секиру. Однако проницательность прирожденного бойца воину не помогла нисколько. Когда щит с секирой исчезли в заоконной дали, мне никакого труда не стоило отобрать у ратника короткий меч, скрутить и водрузить нападавшего на подоконник. Последний пинок — и дело сделано.

Степан Федорович, раскрыв рот, трясся в углу. Наверное, до него все-таки дошло, что происходящее не имеет ничего общего с актерской игрой на сцене.

— Видал? — горделиво осведомился я. — Шик, блеск и театрализованное представление с членовредительством!

— 3-здорово!

Это еще что. Подумаешь, два ратника. Подумаешь, I легкая потасовка в зале! Вот мой коллега Филимон как-то разогнал в одиночку целую орду гуннов — и все потому, что был ранен стрелой в ягодицу. Такая уж у нас, у бесов, особенность организма. Получив в бою тяжелое увечье, исчадие преисподней моментально включает дремлющий глубоко в подсознании режим уничтожения всего, что под руку попадется. Что-то вроде инстинкта самосохранения. Крутая вещь, надо сказать! Можно полгорода по кирпичику разнести в одну минуту. Правда, для этого надо обязательно получить какую-нибудь мало-мальски серьезную рану, и обязательно в филейную часть. Ранение в грудь, живот, спину, голову или конечность, кроме боли, никакого эффекта не дает. Только в область пониже поясницы, повыше ног! Это удивительное свойство бесовской задницы учеными преисподней еще мало изучено и давно ждет своего исследователя. А пока в преисподней на далеком Седьмом Кругу лично Люцифером создается подразделение бесов-берсерков, которые учатся вгонять себя в ярость с помощью длинных зазубренных игл, в нужный момент втыкаемых… ну, сами понимаете куда. Подразделение пока крайне малочисленно, потому что добровольцев в берсеркы на всех Семи Кругах найти трудно…

Длиннобородый забыл про свой револьвер. Он, изумленно моргая, дергал себя за бороду. Ловко с его ратниками я расправился! Впрочем, когда я к нему двинулся, он моментально очнулся, забормотав:

— Я сам! Я сам! Не извольте, батюшка, беспокоиться! — Затем вскарабкался на подоконник и поглядел вниз. — Высоко ведь!..

— А в лоб для скорости?

Зажмурившись, он разжал руки и рухнул в бездну.

— Бежим! — воскликнул я, отследив звучный .. «бум! » за окном.

— К… куда? — пролепетал Степан Федорович.

— Для начала выползайте из-под кресла. Скорее, скорее… И не шатайтесь. На крышу бежать, вот куда! Ничего больше не остается. Внизу, как вам только что донес господин рейхсмаршал, — мясорубка. И здесь оставаться тоже не хочется. Сдается мне, вы пользуетесь в здешних местах бешеной популярностью. Все как один — от фюрера до воеводы Ивана — почему-то хотят вас заполучить. Какие-то договоры, какие-то обещания… Непонятные машины смерти…

— На крышу… — бездумно повторил Степан Федорович, глядя не на меня, а в сторону окна.

Я обернулся и даже не особенно удивился, заметив в проеме окна губастую негритянскую физиономию, украшенную массивным носовым кольцом и радужными перьями в курчавых волосах. Я вообще уже ничему не мог удивиться.

— Белый вождь с железным сердцем здесь? — осведомилась физиономия.

— Этот? — кивнул я на обомлевшего Степана Федоровича.

— Этот! — обрадовалась физиономия. — О, вождь, наконец мы нашли тебя! Мое племя послало меня спросить: выполнил ли ты свое обещание? Самое время сейчас применить твою машину смерти…

— Сгинь!

Я поднял над головой покореженный диван, размахнулся… Когда диван вместе с физиономией ухнул за окно, повернулся к клиенту.

— Охотники за головами… — пробормотал Степан Федорович.

— Что?

— «Охотники за головами»… Пьеса так называется. Которую в среднем зале репетировали…

— Прекрасно. Больше никакие пьесы в этом сезоне не идут?

— Кажется… нет. Всего три премьеры. Хотя… специально для подшефной школы готовится познавательная постановка «Легенды и мифы Древней Германии».

— Этого еще не хватало. И без того голова кругом идет.

Я выглянул в окно, чтобы убедиться, что оттуда не влетит какая-нибудь валькирия. Хвала Владыке, никого за окном не было.

— На крышу! — распорядился я.

Мы выскочили из комнаты, едва не споткнувшись о бесчувственное тело герра Геринга. Рейхсмаршал был жив, но объемная фиолетовая гуля на его лбу ясно говорила о том, что очнется он не скоро.

До лестничного пролета мы не добежали — с верхних ступенек скатился небольшой отряд штурмовиков, вооруженных короткими винтовками с примкнутыми штыками, а на нижних ступенях неожиданно воздвиглась монументальная фигура давешнего богатыря Микулы.

— Ага! — гаркнул рыжеволосый отрок, одним движением выламывая порядочный кусок перил. — Позабавимся, поганые?

На площадке закипела драка. Мы здесь были явно лишними, поэтому прорываться я не рискнул, а толкнул Степана Федоровича вдоль по коридору.

— Куда?

— Какая разница? Подальше отсюда! «Подальше» не получилось. Коридор оказался очень коротким и скоро закончился стальной дверью без каких-либо признаков дверной ручки с устраша-ющей надписью: «Не входить. Смертельно опасно». Посреди двери темнело углубление в виде человеческой пятерни.

— Что это? — спросил Степан Федорович. Пожав плечами, я толкнул дверь, затем навалился на нее всем телом, потом пнул ногой, но добился лишь того, что ушиб себе копыто. Стальная громадина даже не шелохнулась.

— Заперто… — прокомментировал мой клиент. Грохот позади заставил меня обернуться, а Степана Федоровича — подпрыгнуть на месте.

Отрока Микулу оттеснили с лестничной площадки. Он еще отмахивался импровизированной своей дубиной, но шансов пробиться к выходу у него не было никаких — компания штурмовиков, подкрепленная партией автоматчиков из охраны, лавиной накатывала на рыжеволосого партизана. Микула вращал кулачищами со скоростью вентилятора, но только слегка притормаживал наступление. Я увидел, как отрока вдали в разгромленный кабинет, услышал его крик: «Русские не сдаются! », а потом дружный разочарованный вопль гитлеровцев — очевидно, Микула последовал путем своего длиннобородого командира, а именно: сиганул с подоконника через выбитое окно.

— Она открылась! — удивленно проговорил Степан Федорович.

— Что?

— Я рукой пощупал… там, где углубление… она и открылась, — повторил он, заглядывая в образовавшийся проем между дверным косяком и стальной дверью.

Гитлеровцы, потерявшие объект преследования, наконец-то обратили на нас внимание. Особенный интерес у них вызвало сочетание физиономии Степана Федоровича в обрамлении эсэсовской фуражки, фор-менного воротничка и погон — и моих джинсов с ременной пряжкой в виде американского флага.

Не тратя времени на слова, я толкнул клиента так, что он перелетел через порог чудесно открывшейся комнаты, прыгнул за ним сам и навалился изнутри на дверь. Она неторопливо затворилась, щелкнул автоматический замок.

И тотчас мир звуков исчез для нас — мы очутились в полнейшей тишине.

— Вот это да-а… — протянул Степан Федорович.

Этот кабинет выглядел внушительнее того, который мы покинули. Одна дверь чего стоила! Адовы глубины, ни одно банковское хранилище не могло похвастаться такой дверью. Толщиною в полметра (толщину я отметил, когда закрывал дверь за собою), снабженная изнутри дополнительными запорами и засовами, она была практически нерушима. Я мгновенно почувствовал себя в полной безопасности. Снаружи никаких замков, которые можно было бы взломать. Только устройство, идентифицирующее открывающего по отпечаткам пальцев. Подвластное разве что хозяину…

Додумать эту мысль до конца я не успел. Шагнул по ворсистому ковру с узбекским узором к стене, на которой, словно на витрине антикварного магазина, развешано было оружие самых различных эпох. Мечи, кинжалы, ножи, винтовки, автоматы… Честное слово, тут не знаешь, на что и смотреть.

Мое внимание привлек короткий ассагай с начищенным до зеркального блеска широким лезвием. По украшенному перьями древку тянулись слова: «Дорогому Штирлицу от восхищенного племени уна-уму. Да не коснется никогда твоего горла рука Ука-Шлаки». Ассагай соседствовал с 7, 6-миллиметровым ручным пулеметом образца тысяча девятьсот двадцать седьмого года. На прикладе пулемета имелась выцарапанная чем-то острым надпись: «Братишка! Бей фрицев беспощадно! » А вот кортик со свастикой на рукоятке. На лезвии красовалась изящная гравировка: «Друг! Спасибо тебе, что ты есть! Твой Адольф».

— Оригинально… — пробормотал я, переходя к большому черному сейфу с приметной табличкой: «Проект „Машина смерти“.

Несмотря на страшную надпись, сейф был беззаботно распахнут. Внутри, правда, было немного: бутылка шнапса, едва початая, еще одна бутылка, пустая и лежащая на боку; огрызок яблока и свернутый вдвое бумажный листок. Листок я, конечно, тут же развернул, но не увидел там ничего интересного, кроме карандашного рисунка, изображающего что-то вроде лупоглазого робота-трансформера с двумя спаренными пулеметами вместо передних конечностей. Голову робота кто-то разукрасил красными чернилами: пририсовал остроконечную бородку, усики и рожки — скорее всего, это сам автор развлекался от скуки.

— Посмотрите, Степан Федорович! — позвал я. — Эй, вы где?

— Здесь, — отозвался клиент каким-то странным голосом.

— Вы куда это уставились?

Степан Федорович не ответил. Уставился он в зеркало, прекрасное старинное ртутное зеркало в золотой тяжелой раме, висящее на стене рядом с другим таким же зеркалом… Нет, не зеркалом. Кажется, это была картина. Точнее, портрет… Или… В общем, все дело в том, что изображения на портрете и в зеркале были практически идентичны. Ну, разве что разнились незначительные детали. , а конкретно: в зеркале отражался Степан Федорович растерянный и бледный, с изумленно отвисшей нижней губой и дрожащими белесыми бровями, а с портрета глядел орлом Степан Федорович надменный и решительный, с плотно сжатым ртом и вздернутым подбородком.

— Это что же?.. — бормотал мой клиент. — Это как же?.. Никто никогда моих портретов не рисовал… Кто же это сподобился?..

— Судя по подписи в углу, — подошел я, — это Сальвадор Дали сподобился. Поздравляю, Степан Федорович, не каждому уборщику выпадает такая честь.

— Не может быть! Откуда здесь мой портрет? Я вздохнул:

— Где же ему еще висеть, как не в вашем личном кабинете?

— В моем кабинете?

— Ну да, герр Штирлиц.

— Я не Штирлиц! — взвился Степан Федорович.

— Прекрасно. На портрете, значит, не вы. И именное оружие подарено не вам. И стальную дверь, снабженную системой идентификации отпечатков пальцев, не вы только что открыли.

— Я руку сунул случайно, и она сама…

— Хватит! — закричал я. — Хватит дурака валять! Заварили кашу, а теперь на попятный?!

— Да ничего я не заваривал! — взмолился Степан Федорович. — Я сам не понимаю, почему так получилось. Пришел спокойно на работу, а тут вдруг такое началось!.. Разве я виноват в том, что все актеры поголовно ударились в коллективный психоз? А театр подвергся нападению загримированных террористов? Где тут телефон? Сейчас вызову милицию и скорую психиатрическую помощь, все и разъяснится. Где телефон? А, вот на столе… Странный какой-то телефон. Где у него кнопки? И диска нет. Только какая-то ручка, как у швейной машинки. Ее крутить? А куда говорить? А откуда слушать? А…

— Рейхстаг на проводе! Дежурный вахтер рейхсканцелярии капрал Келлер слушает! — отчетливо донеслось из трубки.

Степан Федорович отшвырнул телефон, словно ядовитую змею. Его снова начало трясти.

— Еще один псих… Мы в театре, а не в рейхстаге!

— Выгляните на улицу, — посоветовал я.

Мой клиент послушно подошел к забранному толстыми прутьями окну, за которым догромыхивал бой. Рыжеволосый Микула, прихрамывая, тащил за собой покореженный пулемет. Красные партизаны, отстреливаясь из луков поверх щитов, поспешно отступали вдоль по улице. Если верить табличке на углу, улица называлась: Лихтенштрассе. Гитлеровцы, оглашая окрестности победными криками, поливали отступающих огнем из автоматов и пулеметов. То тут, то там с дикими воплями сновали чернокожие ребята в набедренных повязках, путались под ногами у сражающихся, то и дело пытаясь отрезать кому-нибудь голову. Их отгоняли прикладами и пинками. Нарастал тяжкий рев двигателей — по улице ползли танки, преграждая партизанам путь к отступлению. Где-то за крышами домов, украшенных нацистскими флагами и плакатами, полыхало зарево.

— Как это?.. — отваливаясь от подоконника, слабым голосом спросил Степан Федорович. — Что случилось? Куда мы попали? Что это за мистификация?

— Правильнее, наверное, было бы сказать, — задумчиво произнес я, — в куда мы попали…

— Не понял…

— И я мало что понимаю! Ясно для меня только одно — действительность и вправду изменена. Об этом-то я почти сразу догадался. Как только мне на голову лаптем наступили, все как-то сразу резко прояснилось. Только все поверить не мог… Все, что про-исходит с нами, происходит на самом деле. И никакой здесь нет мистификации… Помните того… с одним глазом и кривым кинжальчиком?

— Я его до самой смерти не забуду, — содрогнулся Степан Федорович.

— Помните, что он говорил? О законе Вселенского Равновесия, о концентрации в вашей персоне небывалого количества отрицательной космической энергии, способной изменить время и пространство… О глобальной катастрофе… О переломе хода истории…

Я закашлялся, снова открыл рот, чтобы продолжить пояснения, и тут меня как океанской волной накрыло. Мгновенно я стал мокрым… облизнул губы, ощутив на них горькую соль. О том, что на самом деле произошло, я начал догадываться, когда еще рассматривал вывеску молочного магазина, а уж после неожиданного нападения партизан-ратников укрепился в своей догадке окончательно. Только в пылу драки все как-то недосуг было в полной мере осмыслить события. И вот теперь я точно в черный колодец заглянул… Говорил же мне этот несуразный циклоп все то, о чем я теперь толкую Степану Федоровичу, — о возможности глобальной катастрофы, о переломе хода истории, о… А я несчастному циклопу Убойным Толчком в глаз залепил! С другой стороны, промедли я секунду, и снес бы Хранитель моему клиенту башку. Хотя… может быть, оно было бы и к лучшему?

— Не может быть… Этого не может быть… — лепетал Степан Федорович. — Это же невозможно…

— А летучая змея в водопроводном кране — это возможно? А говорящая белая крыса? Крысы, между прочим, с трудом поддаются дрессировке. А уж о том, что можно выучить крысу ругаться матом, я вообще никогда не слышал! Невозможно! Постыдились бы, Степан Федорович! Разрушили мировую цивилизацию, меня втянули в это грязное дело, а теперь овечкой прикидываетесь! О, зачем я подписал договор! Ведь понимал же, что нельзя этого делать! Проклятое мое человеколюбие!

— Ничего я не разрушал!

— Ну, почти разрушили. Самая малость осталась…

— Нет, нет… Нереально! Допустим… что-то там весьма необычное случилось, и актеры до такой степени вошли в роль, что превратились в совершенно реальных лиц. И окружающую действительность изменила в стиле постановки «Будни рейхстага» эта самая… сконцентрированная отрицательная космическая энергия. Но откуда здесь древние русичи? Воевода Иван… как его?.. Златич?

— Из пьесы «Гей, славяне! » — напомнил я. — А кровожадные зулусы из «Охотников за головами». Чего не ясно-то?

— Ничего не ясно! Бред… Бред… Ага, я понял! Это всего-навсего параллельный мир! Я где-то читал о подобном. В этой… ну, как там… в фантастике, вот!

— Параллельный мир! — разозлился я (главным образом из-за напоминания о глупом решении взяться за это задание). — Размечтались! Вы что — совсем того?.. Каждый мир имеет собственную вселенную! А каждая вселенная имеет собственные законы! Нашкодили в своем мире, здесь же придется и отвечать, понятно?

— То есть вы хотите сказать… — распахнул рот Степан Федорович.

— Ага, точно. Вы на планете Земля. Точно в том мире, где родились и прожили сорок семь лет. Только малость сместились в пространстве и времени… И в реальности…

Проговорив это, я опять вытер пот со лба. Псы чистилища! Вот и все. Вот теперь все. Просто, да? Но как страшно! Что теперь будет с этой несчастной планетой?! И почему, елки-палки, хвост Люцифера, именно я оказался замешанным в этом? Откуда такое сверхъестественное невезение? От клиента своего заразился? Что мне теперь делать? Кто подскажет? Филимон бы подсказал, да где он теперь? Мотает срок…

— Не верю! Не верю! Не верю! — трижды повторил Степан Федорович. — Русская дружина… Охотники за головами… Третий рейх… Это нелогично! Мир изменился только потому, что в нашем драматическом театре ставили именно эти пьесы?

— Театральные постановки далекого будущего — это всего лишь субъективные объяснения происходящего… Скажите спасибо, что еще «Легенды и мифы Древней Германии» никак себя не проявляют.

— Спасибо… То есть… а объективные причины?

— Подождите — будут, — твердо пообещал я. — Уверен, что здешние персонажи вполне логично объяснят присутствие в Берлине и древнерусских партизан, и охотников за головами…

Степан Федорович еще какое-то время стоял, колеблясь, словно осинушка под ураганным ветром, но через секунду, зарыдав, уронил голову на подоконник.

Признаться, меня очень тянуло последовать его примеру. Вот влип я, вот влип! Мой друг и коллега Филимон за какое-то прегрешение схлопотал десять лет одиночки. Представить себе не могу, каким образом мог проштрафиться Филимон — опытнейший сотрудник и глава нашего отдела. Наверняка, какое-то очень важное задание провалил. Десять лет! Мне за паршивого средневекового дурака-алхимика врезали три года гауптвахты. А за это дело мне что будет? Публичное четвертование с демонстрацией по столицам мира? Адовы глубины! Огненные вихри преисподней! Хвост Люцифера! Мамочка! Что делать? Кто виноват? Бес Адольф, конечно, виноват. Не свалишь же всю вину на неразумного человечишку? Я же сам должен был обо всем догадаться — как только прилетел по вызову! А догадавшись, обязан был тут же утопить опасного типа Степана Федоровича в унитазе вместе с чешуйчатыми лапами и прочим…

Не-ет, мы еще поборемся! Мы еще всем кузькину мать и едрену бабушку покажем! Я ведь кто? Я ношу гордое звание беса оперативного сотрудника! У меня профессиональный стаж две тысячи лет! Я три почетных грамоты имею и Орден Хвостовой Кисточки за особые заслуги перед преисподней! Я тут всех распушу и приведу к единому знаменателю! Я этот вонючий мировой кризис в два счета ликвидирую! Я…

Нет, не помогает. Попытка сеанса самовнушения бесславно провалилась. Чтобы хоть немного отвлечься, я подошел к столу. Н-да… забавный тип этот Штирлиц… То есть Степан Федорович. Или мне его теперь так и называть — Штирлиц? А, ладно… Вот записочка лежит, надушенный кусочек бумаги с отпечатком губной помады: «Милый Штирли-мырли. Что за мальчишество? Зачем вы стащили мою подвязку? Верните немедленно, а то правый чулок постоянно спадает. Перед фюрером неудобно. Все равно люблю и целую. Ваша Ева… »

А вот коллективная фотография. Деревца, травка, речушка, шашлык, шнапс в литровых бутылках. Первый справа в верхнем ряду — собственной персоной Штирлиц. Гитлер в центре. Геринг, Геббельс… вся, короче говоря, шайка. Второй слева в нижнем ряду — Паулюс. Я сразу узнал его лошадиную физиономию, уныло вытянутую. Будто предчувствовал свою дальнейшую безрадостную судьбу. Несладко ему придется под Сталинградом — это точно. Кстати, на фотографии генерал-фельдмаршал обведен чернильным кружочком, словно пораженная мишень. И еще один представитель рейха помечен точно так же: какой-то хмурый тип, низенький и чернявый. Ушки оттопырены крыльями летучей мыши, передние зубы выступают вперед, как у кролика, но взгляд из-за стекол круглых очков истинно волчий. Кто это? Ага, должно быть, шеф имперской тайной полиции Генрих Гиммлер. Узнал я тебя, мрачный баварец! Известный оккультист и практикующий черный маг. В преисподней такие товарищи на особом счету, специальный отдел отслеживает их бесчеловечную деятельность против человечества и некоторых вербует для тесного сотрудничества. Ну, например, для того, чтобы они, в обмен на магическую силу, поставляли нам клиентуру. Своего рода операторы-консультанты. Захочет человек вызвать беса, к кому ему обращаться? Не в справочную же! К колдуну, конечно. К черному магу. Ребята из того отдела говорили как-то, что Гиммлер не кто иной, как реинкарнированный Мерлин, так что ему и своей магической силы хватает, в сотрудничестве с преисподней он не заинтересован, хотя со счетов снимать его никто не собирается. На всякий случай — вдруг пригодится…

А что-то я не видел среди свиты Гитлера герра Генриха Гиммлера. Куда подевался ближайший соратник фюрера? Да-а… Интересно, каким образом Штирлиц сумел самого Гиммлера опорочить, нейтрализовать и погубить? Тут уж фокус с подвязкой не удался бы. Да-а-а, хитер и пронырлив майор Исаев. Знает свое дело. Как-то бедному Степану Федоровичу придется в его шкуре? Сможет ли соответствовать? Ужас! Положительный момент только один — Степан Федорович, кажется, больше не страдает хроническим невезением, не притягивает к себе неприятности из всех мыслимых и немыслимых сфер. Чудовищная неп-риятность, свалившаяся на нас, перевесила все остальные. Закон Вселенского Равновесия работает!

Полнозвучный медный «бамс! » прервал мои мысли. Степан Федорович, завязший в корзине для бумаг, со смущенным стоном стаскивал с головы свалившийся на него с полочки здоровенный шлем:

— Я нечаянно…

Да, хроническое невезение — штука прилипчивая. Рано еще радоваться.

— Да о чем я тут толкую! — воскликнул я так громко, что Степан Федорович вздрогнул и рывком освободил голову. — Действовать надо!

— Надо, — подтвердил мой клиент, потирая ушиб на макушке. — А как?

— Перво-наперво, выбраться отсюда!

— Отлично! — оживился Степан Федорович. — Я и сам так считаю. Мне — как настоящему русскому человеку — претит братание с Гитлером и нахождение в ставке фашистов. Если уж так все получилось, я готов вступить в ряды Красной Армии и кровью искупить свою вину перед человечеством!

— В человеке крови — всего литров пять. Или шесть. Не больше, — припомнил я. — А вам, чтобы полноценно искупить, надо, по меньшей мере, наполнить жидкостью из своих вен Цимлянское водохранилище!

Степан Федорович снова поник.

— Герой в тылу врага, — заметил я, — принесет больше пользы, чем какой-то новобранец. Штирлиц — советский шпион, то есть разведчик… Забыли?

— И Гитлер, и воевода-партизан, и охотники за головами — все от меня что-то хотят. Всем я что-то наобещал, со всеми у меня отличные отношения. И всякие интриги, в которые я не по собственной воле оказался втянут…

— Ваши интриги!

— Мой предшественник был, наверное, асом шпионажа…

— Да нет никакого предшественника! — закричал я. — Посмотрите на портрет! Что там написано? Штирлиц! Посмотрите в зеркало! Кого вы там видите? Запомните: Штирлиц — это вы. А вы — это Штирлиц, Понятно? Это факт! Извольте теперь привыкать к нему. Вы перекроили историю, как старые брюки! Никакого Степана Федоровича Трофимова больше нет, не было и — скорее всего — не будет. Есть Штирлиц — такой, каким он изображен в пьесе «Будни рейхстага». Кстати, этот ваш режиссер-сценарист Михалыч, он человек компетентный? Я надеюсь, он не слишком отступал от исторической правды? Надеюсь, «Будни… » заканчиваются тем, чем и должны закончиться, — дружным распитием цианистого калия в подземном бункере?

— Михалыч считается прогрессивным автором, — замялся Степан Федорович, — он называет себя авангардистом. Так что правду в его постановках найти трудно. Я имею в виду — историческую. Он в прошлом году ставил «Муху-цокотуху», так у него в финале Паук объявляет себя Мессией Катарсиса и пожирает всех остальных персонажей. Постановка имела бурный успех, между прочим! Михалыч ставил потом «Цоко-туху-2», «Цокотуху-3» и «Паук возвращается»… А в «Буднях рейхстага», насколько я помню, Штирлиц втирается в доверие к Гитлеру, который, как каждый великий исторический деятель, чудовищно одинок, а сам Штирлиц обладает природным дарованием завоевывать человеческие сердца.

— Так, втереться в доверие к фюреру Штирлицу, то есть к вам, Степан Федорович, уже вполне удалось. Гитлер в нем, то есть в вас, Степан Федорович, души не чает!

— … И, пользуясь безграничным доверием фюрера, путем интриг безнаказанно губит всю рейхсканцелярию, — продолжил мой клиент, — потому что оказывается инопланетным наймитом. Что было дальше, я, к сожалению, не помню. Помню только, что последний акт называется «С бластером наголо». Какая-то кровавая разборка, наверное, в финале. Михалыч славится именно такими поворотами сюжета. Он просто обожает беспросветно-мрачные концовки. А от хэппи-энда у маэстро, по его собственному признанию, возникает депрессия, диарея и мигрень…

— Какой маразм!

— Напротив — авангард! Прогрессивная трактовка банального сюжета!

На столе зазвонил телефон. Одновременно со звонком забарабанили в дверь. Штирлиц — Степан Федорович заметался.

— Сюда идут! Открывать? Не открывать? Отвечать на звонок? Не отвечать? Как мне себя вести с этими фашистами? Что мне вообще делать? Что нам делать?

— Рассуждая здраво, единственно верное решение — драпать из этого временно-пространственного периода. Но вот незадача — машины времени у нас нет. А раз уж мы тут застряли надолго, придется жить по здешним законам…

— Какие тут законы! Тут же все… перевернуто! Здесь все ненастоящее!

— О чем я и говорю! Историю нельзя переиначивать! Существенные изменения ведут к Временному Катаклизму и, следовательно, к полному апокалипсису! Очень скоро этот мир разлетится на части, как поезд, сошедший с рельсов!

— А мы? А что нам делать?..

— Сохранить человеческую историю в ее первозданном виде, — сформулировал я. — То есть расхле-бать то, что вы невольно наворотили. Единственный способ ликвидировать глобальную катастрофу — это… ликвидировать ее как можно скорее. Конечно, никаких инопланетян с бластерами. Штирлиц — есть Штирлиц. Вы «Семнадцать мгновений… » смотрели? Вот вам и инструкция к действию. Разогнать к едрене фене партизан с секирами. Чего они тут напартизанят? Еще угробят фюрера раньше срока, и история пойдет по другому пути. И не будет тогда никакой мировой цивилизации, то есть будет, но совсем другая, где нет места для Степана Федоровича в частности и для всех его современников в общем. Так, что еще? Зулусы? Зулусов — в шею! Тут и без них, извергов, охотников за головами хватает. Паулюс по вашей милости поехал сложить свою голову под Сталинград? Ну, это, пожалуй, оставим, это — исторически достоверно. Но Гиммлера вы, Степан Федорович, рано выключили из игры. Это вы погорячились. Кто будет главнокомандовать «вервольфом», «фольксштурмом» и «Вислой»? Кто будет интриговать с заокеанскими империалистами?

— Штирлиц! Что с вами, Штирлиц?! — Я узнал тенорок своего тезки фюрера. — Вы живы? Вы здесь? Я беспокоюсь!

— Я не могу с ним разговаривать! — зашипел Степан Федорович. — Что, если он уличит меня в некомпетентности? Что-нибудь заподозрит и велит запытать насмерть в гестапо? Мне нужно хоть немного войти в курс дела! Не могу же я… импровизировать. Я же не шпион какой-нибудь. И даже не актер. Я бывший учитель и уборщик!

— Штирлиц! Отвечайте!.. Да замолчите вы, Геринг, вас не спрашивают! Что-о? Это мой-то Штирлиц спрятался в своем кабинете от опасности! Это он-то — паршивый трус?! Думайте головой, о чем говорите, а то велю ее срубить! И не посмотрю на то, что она недавно травмирована… Штирлиц!

— Может, все-таки стоит открыть дверь? — предложил я. — Хотя бы для того, чтобы меня представить рейху. А то ведь что получается: вас каждая собака знает, а меня то рогатым назовут, то уродом, то нечистью, а то — подозрительным типом в американских штанах. Давайте я буду вашим, к примеру, телохранителем, Степан Федорович? Степан Федорович?!

Степан Федорович исчез. Только что стоял посреди кабинета — и нет его. Лишь подрагивает дверца высокого шкафа, расположенного рядом со столом.

— Штирлиц!

— Степан Федорович!

Что такое? Ни под столом, ни за креслом, ни даже за занавесками его нет.

— Степан Федорович!

Взывая к клиенту, я шагнул в шкаф, намереваясь вытащить оттуда злостно уклоняющегося от своих обязанностей шпиона за шиворот. А дальше… Я даже не понял, что произошло. Копыто провалилось в пустоту, вслед за копытом провалились все прочие мои части в комплекте с собственно телом. Сырой сквозняк засвистел у меня в ушах. Пролетев несколько метров в тесной темноте, я грохнулся на что-то мягкое, дергающееся и пыхтящее.

ГЛАВА 4

— Больно же! Слезьте с меня немедленно!

— Извините. Нечего было постыдно капитулировать. Геринг, конечно, грубиян, но в вашем случае он оказался прав. Трус — вот вы кто.

— Да, я смалодушничал, — радостно заявил нимало не смутившийся Степан Федорович, — зато мы успешно сбежали!

— Ага. Куда? — Что?

— Куда, говорю, сбежали?

Степан Федорович помедлил с ответом, оглядываясь по сторонам. Да, здесь было на что посмотреть. Судя по всему, мы попали в секретную лабораторию прославленного разведчика. С низкого потолка светили забранные в металлический намордник электрические лампочки. Подвальные стены сочились плесенью, под ногами звенел камень. А вокруг на беспорядочно расставленных столах громоздились колбы, колбочки, колбищи, пробирки, штативы, уродливые и неуклюжие перегонные устройства и какие-то вовсе несуразные приборы, опутанные проводами, громоздкие и непонятные. Это было бы похоже на школьный кабинет химии, если бы не понуро свесившие черепа скелеты, то тут, то там прикованные ржавыми цепями к каменным стенам.

— Это, наверное, старинное подземелье, — почему-то шепотом проговорил Степан Федорович, — а Штир… то есть я — его когда-то случайно обнаружил и устроил в нем небольшую лабораторию для личных целей.

— У настоящего шпиона не бывает личных целей, — заметил я, — только общественные. Подземелье? Это что же — мы пролетели три этажа? А то и все четыре… Хорошо, что я бес — хоть с небоскреба падай, не расшибешься.

— Вот и я то же самое, — вставил Степан Федорович. — Врачи так и говорили: штырь в ноге из хирургической стали. Нога больше ни за что не сломается, прыгайте откуда хотите и сколько хотите. А это что?

Я отодвинул ближайший стол — обнаружился пролом в стене, явно недавнего происхождения. Надо же — какой клиент востроглазый! Наверное, сказывается общение со мной. Да и вообще, кажется, он входит во вкус. Все меньше и меньше бьется в ознобе и припадках, совсем прекратил истерики, а уж в наблюдательности обошел меня самого. Отличный шпион из него получится, надо сказать!

— Ага, — глубокомысленно проговорил Степан Федорович. — Пролом. Надо думать, я решил исследовать подземелье дальше и, должно быть, добился в этом деле каких-то результатов…

В подтверждение его слов в проломе что-то зашуршало. Степан Федорович на всякий случай отпрыгнул в сторону и зашарил по карманам в поисках какого-нибудь завалящего вальтера или парабеллума. Я сорвал бейсболку и обнажил рожки, другого оружия у меня при себе не было. Шуршание нарастало.

— Крысы? — тихонько предположил Степан Федорович. — Фу, гадость. Я и раньше-то их не любил, а в свете последних событий вообще не перевариваю. Вдруг они здесь тоже матом ругаются?

Я хотел высказаться в том смысле, что лучше иметь дело с крысами-матерщинницами, чем с… С кем? Гадать нам пришлось недолго. Из пролома, двигаясь на четвереньках, выбрался какой-то оборванный товарищ, внимательно осмотрелся и поднялся на ноги.

— Спокойно… — проговорил я, поддерживая под локоток Степана Федоровича, который снова готов был грохнуться в обморок. — Кто бы это ни был, если он будет выпендриваться, я ему таких навешаю, враз ласты склеит.

— Да, но…

— Сам вижу! — присмотревшись, буркнул я.

Товарищ уверенно двинулся в нашу сторону. Теперь я сильно сомневался в том, что он склеит ласты, даже если на него воздействовать таким весомым аргументом, как, допустим, пятитонный самосвал. Хотя бы потому, что товарищ был уже вполне мертв. Зеленоватого цвета личико с провалившимися глазницами, в глубине которых мерцал пунцовый огонек, оскаленные гнилые зубы, которым уже никакой «Дирол» не поможет, плоть, свисающая лохмотьями с крепких желтых костей. Мертвец! Зомби!

Мы со Степаном Федоровичем прижались к стене недалеко от лестницы, ведущей к дыре в потолке. Не успеем вскарабкаться… Да и чего, спрашивается, такого страшного? Подумаешь, зомби! Мало я их, что ли, на своем веку повидал? Он один, вот если бы десяток-другой, тогда действительно положение можно было бы считать серьезным, а так…

Зомби, сделав пару шагов, угрожающе зарычал, оскалился, протягивая к нам полусгнившие клешни…

— Но-но! — предостерег я. — Спокойнее, нежить! Видал рога? Один удар — две дырки. Два удара — соответственно, четыре. Вентиляции захотел? Стой! Стой, говорю! На месте — раз-два!

— Слушается… — выдохнул Степан Федорович. Зомби действительно остановился. И принялся подозрительно принюхиваться, пощелкивая зубами…

— Что-то ему не нравится, — доложил Степан Федорович. — Нюхает…

— Вы ничего такого не делали?

— Что? Чего не делал? Обижаете, Адольф. У меня язва желудка, а не метеоризм.

— Напра-аво… кругом! — решил я подкрепить свой успех.

— Слушается! Кыш, кыш! Тебе сказали — кругом!

Зомби пошатнулся и круто развернулся к перегонному кубу на столе.

— На исходные позиции шагом ма-арш! Куда? Куда, тупая скотина?!

— Что он делает? — выговорил мой клиент. Зомби добросовестно проинспектировал пробирки и колбы, выбрав одну, побольше, подставил ее под змеевик и покрутил на кубе какую-то ручку. Колба тут же наполнилась маслянистой синеватой жидкостью. Зомби осторожно понюхал колбу, заурчал и неожиданно улыбнулся так широко, что у него отвалилось ухо.

— Спирт! — втянув носом воздух, уверенно определил и Степан Федорович.

Мертвец тоже что-то проскрипел — невнятно, но очень громко.

Предупредительно пошуршав, из пролома выбрался еще один восставший мертвец, а за ним — еще. Через минуту в лаборатории было не протолкнуться. Не обращая на нас никакого внимания, мертвецы похватали со столов колбы и быстро оккупировали все имеющиеся в наличии перегонные устройства. Несколько минут было слышно только жадное хлюпанье, торопливое бульканье и нетерпеливое позвякиванье. Наконец одноухий главарь шарахнул очередную опустошенную колбу о каменный пол, вырвал змеевик из куба, растянул его гармошкой и оглушительно воскликнул:

— Э-э-эх-х!

Тут я забеспокоился. Пора выбираться отсюда. Лучше уж наверх, к фюреру и компании. Никогда не видел мертвецов-алкоголиков и что-то не тянет изучать эту породу. Я не юный натуралист, я — бес оперативный сотрудник!

— Отступаем! — скомандовал я.

— С удовольствием! — откликнулся Степан Федорович.

Но отступить мы не успели. В лаборатории началось такое…

— Пусти меня!

— Руку отдавили!

— Поставьте меня на место!

— Врежьте ему, дорогой Адольф!

— Отдай бейсболку! Отпусти штанину, дурак, джинсы порвешь, а они фирменные!

— Убери грабли!

— Адольф, они толкаются! Врежьте!

— Сами врежьте! Хватит ябедничать, это недостойно штандартенфюрера! Деритесь!

— Я не могу, у меня гипертония и язва, я невоеннообязанный… Больно! Адольф, они меня куда-то тащат!

— Сопротивляйтесь!

— Я не могу!

— Тогда расслабьтесь и попытайтесь получить удовольствие… Ай! Ну, все. , хватит, я сейчас буду зверствовать!

— Зверствуйте, дорогой Адольф, пожалуйста, зверствуйте!

Как я ни брыкался, меня все-таки скрутили, усадили на табуретку и подкатили к столу, на котором тотчас возникла колба, доверху наполненная спиртом. Нерешительно я взял колбу в руки. Страшные, изуродованные разложением хари умильно заухмылялись. Из колбы несло ужасно — устойчивый спиртовой аромат соединялся с выедающим глаза химическим запахом в зубодробительный коктейль. И это пить? Я вообще не пью, а тут…

Одноухий главарь, склонившись к столу, с силой пристукнул кулаком по костлявому колену и что-то гавкнул в мою сторону. Кажется, он спрашивал, уважаю ли я его.

В другом углу уламывали Степана Федоровича.

— У меня язва! — слабо отбрехивался штандартенфюрер. — Язва желудка, понимаете? И гипертония! Мне нельзя! Врачи запрещают категорически!

Но его протесты тонули в общем шуме. Какие-то две полуразложившиеся особы, предположительно женского пола, взгромоздились на стол и затеяли канкан. Скелеты на стенах, зараженные весельем, трещали костями, словно кастаньетами. Зазвенело, рассыпаясь на осколки, хрупкое химическое оборудование. Одноухий, забыв про меня, наяривал на отчаянно скрипевшем змеевике, как на баяне. Под оглушительный визг (Степана Федоровича тройка зомби дружно извлекала из-под стола) у одной из канканирующих отвалилась нога, крутясь, пролетела через всю лабораторию и снесла голову мирно прикорнувшему на табуретке мертвецу. Тот, конечно, обиделся и, приставив на место треснувший в нескольких местах черепок, оторвал у проходящего мимо товарища бедренный сустав, поднатужился и запустил им в танцовщицу. Усопшая дамочка, подпрыгивая на одной ножке, ответила на знак внимания грудной клеткой своей товарки. Снаряд грохнулся на мой стол, разнеся в осколки всю утварь, которую можно было разнести в осколки. Одноухий подпрыгнул, возмущенно взревел и безо всякого предупреждения открыл ожесточенные военные действия против ближайших собутыльников.

Ну, правильно, какая же пьянка без драки… Хорошо, что я успел вовремя свалиться с табуретки…

Одноухий, который в результате короткой потасовки стал одноглазым и одноруким, вскочил на стол и пронзительно засвистел.

— Товарищ Штирлиц! Герр Степан Федорович! Вы где? Я вас не вижу!

— Я вас тоже не вижу! Вокруг какие-то птички…

— Какие еще птички?

— Кажется, синички…

— Да где вы тут птичек нашли?..

В следующий момент мне тоже залепили по голове, я и понял, о чем пытался сказать штандартенфюрер. В моем варианте, правда, появились не синицы, а неприлично орущие пеликаны. Лично я бы предпочел более благопристойных пернатых, но кто меня спрашивал? Дважды я пытался подняться на ноги, дважды меня сбивали на пол штативом и. табуреткой. Пеликаны сменились воронами, а вороны — цаплями.

Потом грянул оглушительный пистолетный выстрел, я рухнул, урок занимательной орнитологии закончился.

— Идиоты! Кретины! Дебилы! Имбецилы! Анацефалы! Гидроце… Тьфу! Сволочи! Встать, безмозглая падаль! В шеренгу по двое построиться! Недоноски! Что за невезение, в самом деле…

При слове «невезение» я судорожно вздрогнул. И приподнял голову. В лаборатории все еще царил бедлам, но перешедший в степень вялотекущую. Зомби ползали среди обломков и осколков, отыскивали потерявшиеся части собственных тел и тут же прилаживали их на место. В процессе дележки конечностей кое-где возникали драки, но их быстро утихомиривал пинками и затрещинами чернявый, заросший густой бородой мужичок, одетый в изрядно потрепанный мундир старшего офицера вермахта.

Огненные вихри преисподней, это же рейхсфюрер собственной персоной! Герр Генрих Гиммлер. Немудрено, что я его сейчас не сразу узнал — уж больно отощал да оброс, да одеждой изветшал. Одно стекло круглых очков треснуло, но глаза под тусклыми стеклышками сверкают огненно.

— Дебилы! Уроды! — продолжал разоряться рейхсфюрер. — Рано я вас выкопал! Нужно было вас еще в могилах подержать до полного озверения. Повторяю в сотый раз: зомби должны быть злобными и смертельно опасными! Вы уже не люди, и все человеческое вам чуждо! Особенно такие отвратительные пороки, как тяга к пьянству и разврату! Вы — стражи подземелья, а не крестьяне в кабаке! Я вас на что натаскивал? Капрал Шнайдер! Повторить задание!

Одноухий отдал честь единственной уцелевшей рукой и проквакал что-то несуразное.

— Сидеть в засаде у пролома в лабораторию! — заорал Гиммлер. — Так? В случае обнаружения объекта немедленно сообщить, никаких самостоятельных решений не принимать! Так? Какого черта ты поперся в лабораторию, куда я строго-настрого запретил заходить? Да еще притащил за собой половину моей личной охраны! Знаешь, что полагается за невыполнение приказа? Расстрел!

— Оп-пять? — печально проскрипел капрал Шнайдер.

— А ты как думал?! Может быть, вы своим шумом отпугнули объект и засада теперь теряет смысл?

Одноухий капрал оживился и снова заквакал.

— Как? — переспросил Гиммлер. — Задержали объект? Что ж ты молчишь, солдат! Немедленно привести ко мне! Что значит — потеряли в суматохе? Найти! Вон та кучка обломков кажется мне подозрительной. Немедленно раскопать!

Я прижался к каменному полу подвала, но никакого движения рядом с собой не ощутил. Не меня это обнаружили. Не меня, а…

Когда я снова поднял голову, к Гиммлеру подводили Степана Федоровича. Рейхсфюрер заглянул в лицо несчастного уборщика и пошатнулся, словно от сильного удара.

— Это ты! — задыхаясь, вымолвил он. — Ты!

— Это не я… — проблеял Степан Федорович.

— Наконец-то! О, как бесконечно долго я ждал этого момента! Штирлиц собственной персоной в моих руках! Шесть месяцев томился я по твоей милости в подземной тюрьме! И сгнил бы совсем, если б не прокопал ложкой ход… Не на свободу, правда, а в древние подземелья рейхстага, переполненные смрадом темных заклинаний и мертвецами, лишенными покоя… но это еще лучше… Здесь я нашел много того, чего мне не хватало в моих исследованиях, обнаружил случайно и твою лабораторию… Я знал, что рано или поздно ты спустишься вниз для подготовки очередной пакости, и я ждал тебя!И не будь я Генрих Гиммлер, если ты мне не отплатишь за все зло, причиненное рейху, гнусный предатель! Скрутите его покрепче!

— Видите ли… — начал Степан Федорович, — уважаемый Генрих… Я не тот, за кого вы меня принимаете. '.. Вернее, не совсем тот.

Ну вот, сейчас заведет свою песню о бедном уборщике… Впрочем, сейчас это как раз то, что нужно… Пока про меня забыли, соберусь с мыслями и постараюсь придумать что-нибудь. Все-таки неплохо, что со Степаном Федоровичем тут носятся как с писаной торбой. Неслыханная популярность! Меня рядом с ним просто не замечают.

— Молчи, презренный! — оборвал Гиммлер штандартенфюрера. — Солдаты! Смирно!

Зомби, толкаясь, выстроились в шеренгу.

— Позвольте поблагодарить вас за службу! Перед вами злодей, ужас преступлений которого заставит содрогнуться весь мир! В то время когда Германия в опасности, когда силы нашей армии на исходе, когда советские и союзные войска наступают по всем направлениям и исход войны предрешен, увы, не в нашу пользу, — спасти положение может только чудо! Понимая это, я, рейхсфюрер Генрих Гиммлер, предложил Гитлеру гениальный план восстановления боевой мощи вермахта! «Черный легион» — так назывался этот проект. Специалисты из моего «Аненэрбо» сконструировали установку, способную проникать в глубь времен. О, это настоящий шедевр! Торжество технической мысли! Чего стоит только электрический усилитель латунных компрессоров! Или блок концентрированных модераторов! Или пневмоакустический пространственный регулятор! Или… А, все равно ты ничего не смыслишь в инженерии. Я назвал установку времеатроном.

— Машина времени? — переспросил ошеломленный Степан Федорович.

— Как будто ты не знаешь, о чем я говорю! Теоретически — времеатрон действительно гениальное изобретение. Но практически — никакая энергия на всей планете не сможет заставить установку работать. Генератор такой мощности еще не создан и вряд ли будет создан когда-нибудь. Я решил эту проблему! Я, и никто другой! Сила древних заклинаний привела времеатрон в действие! И тогда проект «Черный легион» был закончен.

Гиммлер перевел дух, протирая стеклышки очков лохмотьями своего кителя. И когда он снова заговорил, он обращался снова к своим зомби:

— Я собирался вызвать из прошлого духов наших арийских предков, могучих воинов Ливонского ордена! Победоносное войско, прекрасно вооруженное и подготовленное для битвы с проклятыми русичами на Чудском озере. Но этот гадкий Штирлиц, навязанный фюрером мне в помощники, умышленно допустил многокилометровые просчеты в пространственных параметрах времеатрона, поэтому вместо арийцев я получил чернокожих недочеловеков, которые злостно уклоняются от сотрудничества и думают только о том, как бы срезать голову-другую у ни в чем не повинных берлинцев! Гитлер рвал и метал, но коварный Штирлиц сумел убедить его в том, что ошибку допустил я, а не он. Я! На следующий день я повторил эксперимент! При второй попытке мерзкий предатель сместил на несколько часов временные параметры, и из заданного квадрата, где должны были располагаться германцы, к нам переместилась русская дружина, уже празднующая победу разграблением трофейных шатров! Сердце мое стонет! Любимый фюрер, разгневанный до предела, закрыл проект, а времеатрон собственноручно расколотил молотком!

Как интересно! Вот вам и объективные, логически обусловленные причины появления в этом временно-пространственном периоде зулусов и русичей.

— Простите… — вякнул Степан Федорович. — А ваш… времеатрон рассчитан только на прошлое, или он способен обращаться к будущим временам? Не сочтите за дерзость, но… я хотел вас попросить об одной услуге… Мне бы домой вернуться…

Рейхсфюрер аж задохнулся от такой наглости:

— Услуга? Кому? Тебе, предатель? Какой неописуемый нахал!

— Ну, почему же я предатель? Что я вам такого сделал? Я вас вообще первый раз в жизни вижу!

— Молчи! — затопал ногами Гиммлер. — Не говори ни слова, а то меня сейчас инфаркт хватит! Кто предложил Гитлеру взамен гениального «Черного легиона»

бездарный проект создания Машины смерти? По всему рейхстагу только и разговоров, что об этой Машине! Кто выписал у Бормана на затраты для конструирования три миллиона марок? Я пытался выкрасть чертежи, но не преуспел в этом деле по одной простой причине — никаких чертежей нет! Вообще ничего нет! Кроме одного-единственного идиотского рисунка! Никакой Машины смерти нет и быть не может! Ты, Штирлиц, глупая шпионская собака, строчишь насквозь лживые доклады, специально тянешь время, чтобы советские успели войти в Берлин!

— Я ничего такого не строчу! — закричал Степан Федорович. — Вы не понимаете! Не было никакого проекта! Это Михалыч виноват! Я слышал, как ему в дирекции говорили: зачем сразу три пьесы вести и одну постановку для подшефной школы, если можно вести одну-единственную пьесу, но хорошо! Вы ничего не знаете!

— Я все знаю! — бушевал рейхсфюрер. — Я знаю, больше, чем ты думаешь! Я за тобой следил, шпионская поганка! Я знаю, что ты наладил контакт с племенем охотников за головами и тайно руководил их вредительской деятельностью! Я знаю, что ты завербовал дружину Златича и даже принял ратников в большевистскую партию, а воеводу назначил парторгом! Я знаю, что ты обещал рейху в скором времени закончить проект «Машина смерти», переломить ход войны и сделать фюрера властелином мира! А Златичу кто обещал мировое господство? Ты! А зулусам? Ты! Мне все известно! Обо всем этом я представил развернутый доклад — и что же? Заклеймен как завистник и предатель и брошен в темницу! Вместе с обломками моего гениального времеатрона! И никто, никто, кроме меня, даже и не догадывается об истинной твоей сущности! Солдаты! Сейчас на ваших глазах правосудие нако-нец-то свершится! Подлый шпион Штирлиц, посмотри на меня! Посмотри в лицо своей смерти!

— Пожалуйста, не надо! Уберите пистолет! Подождите… Ну, хотите, я выдам вам какую-нибудь советскую военную тайну?

— Попробуй! — рыкнул Гиммлер, щелчком снимая рычажок предохранителя.

Степан Федорович скривился от чудовищного умственного напряжения.

— Скорее, иуда! — взмахнул пистолетом рейхсфюрер.

— Иосиф Сталин — женщина! — выпалил мой клиент. — И усы у него накладные!

— Опять издеваешься, предатель? Молчать! Стой прямо! Прямо! Где три миллиона марок?! Где золото партии?

— Дайте мне минутку подумать, и я вам…

— Пропиты с растратчиком Борманом, до которого я тоже доберусь! Где твоя хваленая Машина смерти?! Ну хотя бы экспериментальная модель? Ну хотя бы чертежи? Ну хотя бы винтик от нее покажи, бездарь! Что? Нет у тебя никакой Машины! Ничего, кроме дурацкого рисунка механического человека с рожками! Слушай меня, гнилая душонка! Я мог бы простить тебе издевательство над собой лично! Я бы простил и то, что ты своими пакостями и интригами разлагаешь рейх, наносишь родной Германии непоправимый вред — в конце концов, это твоя работа! Но одно я тебе никогда не прощу. Именно за это ты получишь сейчас пулю в свой враждебный большевистский лоб!

— За что?..

— За то, что ты свою кретинскую несуществующую Машину смерти издевательски назвал в честь величайшего человека всех времен и народов! — Голос Гиммлера сгустился до громовых раскатов. — Меня просто корежит от ненависти, когда я слышу — Машина смерти Адольф!

— Адольф!!! — завопил Степан Федорович, рванувшись из рук мертвецов. — Адольф!!!

Вспомнил обо мне наконец. Я и сам ждал удобного момента для наиболее эффектного появления. Честно признаться, я надеялся, что герр Генрих отправит отряд зомби куда-нибудь подальше на исходные позиции, чтобы никто не мешал ему в полной мере насладиться местью. Но Гиммлер что-то не спешил оставаться наедине со своим пленником. В чем-то я его понимаю. Посидишь полгода в подземелье, живых людей не видя, и обществу мертвецов рад будешь. А уж зомби — какая благодарная аудитория! Пламенные речи слушают внимательно, не хихикают, не шушукаются, даже не мигают. Аплодируют бурно и по команде. Идеальные слушатели для настоящего оратора.

Только вот сражаться с мертвецами, скажу вам серьезно, вовсе не интересно. Нечувствительные к боли, не поддающиеся страху, они всегда прут напролом и предпочитают лечь костьми, но не сдаться в плен и не отступить. Тяжко мне будет.

Но делать нечего; подписал договор — изволь выполнять условия. Вон — господин рейхсфюрер уже, облизываясь, наводит пистолет на Степана Федоровича, медленно, со вкусом передергивает затвор, явно наслаждаясь неторопливыми своими действиями, взводит курок, прищуривается, отступает на шаг. А несчастного Степана Федоровича как заклинило. Обвиснув в руках мертвецов, словно белье на просушке, он орал что было сил:

— Адольф! Адольф! Адольф!

Обломки стола, ножки стульев, разбитые вдрызг Колбы и переломанные штативы разлетелись в разные стороны, когда я вскочил с пола и предстал перед присутствующими во всей своей бесовской красе с криком:

— А вот он я!

Зомби, как того и следовало ожидать, на мое появление никак не прореагировали. Но Гиммлер-то был вполне живым человеком! Реакция герра Генриха превзошла все мои ожидания. Пистолет дрогнул в его руке, очки перекосились, кустистые брови поползли вверх и, вопреки законам анатомии, остановились только высоко на лбу, почти под головным волосяным покровом. Нижняя челюсть отвалилась до кадыка.

— Этого не может быть… — пролепетал он, зацепившись взглядом за мои рожки. — Этого… тебя же нет… Машина смерти!

Я едва не расхохотался. Вот он за кого меня принял!

— Адольф! Адольф! Адольф! — надрывно визжал Степан Федорович.

— Машина смерти Адольф… — выдохнул рейхсфюрер.

Надо отдать должное Гиммлеру. Несмотря на остолбенение, он кое-как справился с собой, повернул в мою сторону дуло пистолета…

— Полегче! — забеспокоился я. — Убери пушку! От моего восклицания рейхсфюрера передернуло.

Оружие выпало из его рук, звякнуло, подпрыгнув на каменном полу подвала, почти неслышно щелкнул взведенный курок — и тут же громыхнул выстрел. Пуля мышкой шмыгнула у меня между ног, тонко цвиркнула о стену и отрикошетила точнехонько…

— Адовы глубины!!! — взвыл я, подпрыгнув так, что рожками царапнул потолок.

… прямо мне под хвост!

От моего рева с потолка посыпались осколки камня. Я сразу вспомнил сражение Филимона с гуннами, но даже это приятное воспоминание ничуть меня не успокоила. Зад жгло огнем. Боль толчками распространялась по всему телу, которое категорически отказалось меня слушаться, враз обретя собственную волю.

Честно говоря, я вряд ли соображал, что делаю. Феномен бесовского зада управлял мною по своему усмотрению. Очаг жуткой боли превратился в подобие мощного реактивного двигателя и швырнул меня по направлению к человеку, из чьих рук выпал поразивший меня пулей пистолет.

Герр рейхсфюрер действовал, как и полагается настоящему солдату. То есть, не тратя времени на раздумья, мигом оценил силы противника и без всяких попыток к сопротивлению рванул прочь — в пролом.

Меня потащило за ним с такой скоростью, что я даже не успел пригнуться — и пролом стал намного шире и выше, чем был минуту назад. Зомби, оставив в покое бедного Степана Федоровича, конечно, бросились на выручку своему командиру, но куда там!.. Я крутнулся на месте, разбрасывая врагов, и восставшие мертвецы влепились в стену, превратившись в глупо хлопающие глазами барельефы.

Гиммлер, не останавливаясь и не оглядываясь, бежал вперед по узким подземным коридорам. Тут бы мне и предоставить ему возможность спокойно спастись бегством, но что я мог поделать со своим реактивным тылом? Я летел за улепетывающим рейхсфюрером, рыча от туманившей мне мозги ярости, летел с огромной скоростью, и не поручусь, что не оставлял за собой клубы выхлопных газов.

Коридор то и дело петлял, превращался в низкий лаз или расширялся до обширного туннеля; разбегался на несколько ответвлений… Гиммлер, за время заключения давно изучивший здесь каждый закоулок, вовсю пользовался этим преимуществом, пытаясь ото-рваться от меня — правда, безуспешно. Его хватало только на то, чтобы сохранять мало-мальски приемлемую дистанцию. А бесконечные повороты, тупики и прочие ловушки меня не смущали. Я плечами выламывал из стен громадные куски, пробивал себе проход собственным лбом. Больно, ребята, больно! Да, нашим ученым еще изучать и изучать уникальные свойства бесовской задницы: в нормальном своем состоянии после нескольких подобных ударов я бы давно уже свалился без чувств, а теперь — вот поди-ка!

— Отстань от меня, Машина смерти! — орал на бегу рейхсфюрер. — Я не представляю никакой опасности для великой Германии! Я без памяти обожаю фюрера и предан арийской нации! Я…

Окончание фразы я не расслышал — Гиммлер проворно нырнул в узкую сводчатую нору и захлопнул за собой окованную железом дверцу. Я взвыл. Ай! Шарах! Больно! Почему у этой проклятой, обуреваемой местью части тела не предусмотрен ручной тормоз?

Словно противотанковый снаряд, я пробил собой дверцу, размолотил свод и кувырком полетел вдоль по норе.

Погоня продолжалась. Гиммлер с небольшим отрывом пыхтел впереди, я катился следом. После нескольких особенно ощутимых столкновений с каменными стенками ярость из моей головы вышибло полностью — теперь я мечтал только о том, чтобы спокойно умереть. Или хотя бы настичь своего врага — пусть побыстрее эта мука закончится.

— Отстань от меня, Машина смерти!

— Я здесь ни при чем! Ох! Это все она!

— Кто — она?

— Она!.. Чтоб ей ни дна ни покрышки… Чтоб ее, сволочь такую, ампутировали… Да стой же! Я больше не могу! Ай! На мне живого места нет, одни синяки…

А может, если обидчик просто извинится, мой зад-мучитель успокоится? Я несколько раз прокричал в спину Генриху:

— Проси пощады у моей задницы! — Но он даже не оглянулся, должно быть, счел мое вполне разумное предложение гнусным оскорблением.

Впереди выросла еще одна дверь, сплошь исписанная замысловатыми знаками, в которых я успел признать защитные заклинания.

— Стой! Только не в дверь… Гад! Хотя бы не закрывай ее за собой!

— Я еще и запрусь! Бах!

Кажется, на несколько минут я потерял сознание. По крайней мере, тот блаженный момент, когда задница наконец-то выдохлась, я не засек. Когда я пришел в себя, рейхсфюрер стоял в углу комнаты, распластавшись по стенке, и, открыв рот, смотрел на меня… Вернее, не на меня, а на полыхавшие пламенем останки какой-то несуразной конструкции, валявшейся в пределах начерченной на полу пентаграммы, в центре которой сидел я.

— Что же ты наделала, идиотская Машина… — с трудом выговорил Гиммлер.

— Во-первых, я не Машина, — с достоинством поправил я герра Генриха, силясь оторвать от пола зловеще притихшую задницу, — а во-вторых, нечего раскидывать где попало свое имущество… Что это такое я поломал?

— Не поломал! А разбил, расколол, уничтожил! Мой времеатрон! Долгими одинокими ночами я его восстанавливал, почти уже восстановил… По крайней мере, пневмоакустический пространственный регулятор был приведен в рабочее состояние. С его помощью нельзя полноценно изменить время, но он прекрасно концентрирует в себе заклинания Времени. В частности, заклинание Время Вспять, заставляющее хрупкие кости снова обрастать плотью! Каким еще способом, по-твоему, я бы набрал себе в подземельях, переполненных человеческими останками, целую армию мертвецов?

Бесформенные обломки зашевелились… Закопошились, словно черви, разрубленные садовой лопатой,

— Что я говорил! — воскликнул Гиммлер. — Прошу тебя, Машина, не шевелись! Заклинания действуют! О, мою установку не так-то просто разрушить!

— Легко сказать — не шевелись… — пробормотал я, глядя, как надвигаются на меня со всех сторон, собираясь в единую конструкцию, острые осколки стекла, обломки обточенных камней и покореженные железяки. — Меня же раздавит!

— Ничего с тобой не случится — ты же Машина смерти! Посиди спокойненько, когда заклинания иссякнут, я тебя осторожно выну…

— Повторяю для чересчур одаренных — я не Машина! Я живой… ну, и не совсем человек тоже.

— Все равно — не шевелись! — логично рассудил Генрих. — Если ты не Машина, то грош тебе цена. Пускай давит. Небольшая плата за то, что ты гонялся за рейхсфюрером, как за каким-то зайцем. Древние арийские заклинания — очень мощная вещь, нельзя им мешать, не то произойдет ужасная катастрофа! Сиди смирно!

— Нашел чем напугать! За последние два часа я этих катастроф пережил больше, чем ты за всю жизнь венских сосисок съел! Одной больше, одной меньше, .. Ох…

Два плоских камня чуть не превратили меня в блинчик. Я едва успел выскользнуть и тут же получил изогнутой железкой по затылку. Что-то тяжелое, словно башмак великана, опустилось на поясницу, прочно придавив меня к полу. Стеклянные копья ползли к моей груди, а я даже не мог пошевелиться, не то что покинуть пределы пентаграммы. И всюду пылал огонь, явно магического происхождения — горело даже стекло и железо, горело и не сгорало, и не плавилось…

— Еще немного! — умолял рейхсфюрер.

Ну, что мне оставалось делать? Правильно, единственно только — подставить корму под острое стекло… как ставят двигатель на подзарядку… Адовы глубины, как больно! Но необходимо.

— Не-эт! — вцепившись обеими руками в бороду, завопил Гиммлер, когда одним движением размолотив конструкцию в еще более мелкие куски, я с воем взлетел к потолку.

Вокруг полыхнуло так, что я на какое-то время ослеп и оглох. Чудовищный грохот сотряс подземелье, по стенам которого черными молниями полетели глубокие трещины. Внизу, под собой, я увидел, словно оскаленные зубы, торчком стоящие стеклянные и металлические осколки.

«Больно будет падать», — успел подумать я.

А потом мое сознание сострадательно отключилось.

Часть вторая ЦИВИЛЬНЫЙ ЦИРЮЛЬНИК

ГЛАВА 1

Вот представьте: вы просыпаетесь и видите рядом с собой рейхсфюрера Генриха Гиммлера, методично и угрюмо ощипывающего громадную ворону… Я тут же закрыл глаза и мысленно попытался припомнить, где нахожусь — уже в психиатрической клинике или все еще на работе? Ответ на первый же вопрос, который я сам себе задал, говорил больше в пользу клиники: «Что последнее я помню? » — «Как меня приплюснуло к потолку».

— Очухался? — мрачно осведомился Генрих. — Вставай, вставай, хватит валяться. Я видел, как ты моргнул.

Я приподнялся на кровати и понял, что никакой кровати в помине нет. Лежу я в грязной луже под открытым серым небом. Справа — полуразрушенное кирпичное здание, еще дымящееся изнутри, слева — кусок мостовой, перегороженной забором из колючей проволоки. Рядом сидит рейхсфюрер и помешивает веточкой в кипящем на огне котелке. На коленях Гиммлера лежит дохлая ворона.

Как же мне надоел этот проклятый вопрос! Но деваться некуда — каждый раз после того, как я тем или иным способом теряю сознание, а потом благополучно прихожу в себя, приходится спрашивать у того, кто ближе:

— Где я?

Гиммлер тоже не стал оригинальничать.

— Там же, где и я, — буркнул он.

— А ты где?

— Там же, где и все остальные… военнопленные. Я оглянулся. Забор из колючей проволоки тянулся поперек мостовой, через подворотню — и все дальше и дальше — по пепелищам, по разрушенным улицам и осыпавшимся домам. Такое ощущение, что пол-Берлина колючкой огородили. Очень похоже на…

— Ну да, — без труда угадал мои мысли Генрих. — Концентрационный лагерь.

— В центре Берлина?!

— Почему это в центре? На окраине. В центре — резиденция нового правительства.

— В рейхстаге?

— Он еще спрашивает! В городском зоопарке — вот где! В рейхстаге… Нет больше рейхстага! Сам же и взорвал его. Вместе с тем, что там было…

Я рывком сел, протер глаза, ощупал голову. Голова на месте, рожки на месте, бейсболки вот только не хватает… Ну, да тут, кажется, не до бейсболки.

— Правительство какое? — поинтересовался я. — Уже советское?

Рейхсфюрер выщипнул из хвоста вороны последнее перышко и запустил птичку в котелок, понюхал варево и сглотнул слюну. И только потом ответил на мой вопрос:

— Отвали.

— Но-но! — вяло завозмущался я. — Ты не очень-то хами. Забыл, как по подземным коридорам от меня скакал? Я — Машина смерти!

— Никакая ты не машина. Ты бес обыкновенный. Думаешь, я об этом не догадался за двое суток, пока тебе рану под хвостом заговаривал? Тьфу, до сих пор тошнит… Рожки еще туда-сюда, а какой у машины хвост может быть?..

Двое суток! Огненные вихри преисподней, неужели я двое суток в отключке провалялся? Так, эта несуразная бандура в пентаграмме, конечно, взорвалась. Это я еще худо-бедно помню. Судя по всему — с такой силой громыхнула, что весь рейхстаг разнесла…

— Спасибо, конечно, за заботу… — осторожно начал я, — но зачем ты меня выхаживал, если я, как выясняется, невольно такую поганку всему рейху завернул?

— Затем, что, кроме тебя, ни одного дельного воина не осталось! — зарычал Гиммлер и пинком опрокинул котелок. — Все, все пропало! Берлин пал! Рейхсканцелярия обрушилась в подвал, а подвал обрушился… черт знает куда под землю! Все, кто на тот момент находился в рейхстаге, пропали под каменными обломками! Гитлер! Мой обожаемый фюрер исчез! Неужели я больше его не увижу? Геринг, Борман… Все! Личная охрана фюрера, отборные бойцы — все пропало! Весь гарнизон рейхстага! Все оружие! Под землю! Только нас с тобой взрывной волной вышвырнуло из эпицентра! Правда, не может не радовать то, что и Штирлиц, и плененный после отбитого нападения отряд красных партизан Златича, с которыми как раз непринужденно беседовали в пыточной, тоже ухнули под землю, но разве это хоть немного облегчает положение?

— Штирлиц погиб? Степана Федоровича больше нет? — Я схватился за голову.

— Ему просто не повезло, — пожав плечами, констатировал Гиммлер. — Плевать на твоего Штирлица! Туда ему и дорога! Гадина…

— А как же твоя армия мертвецов?

— Вышла из-под контроля, — злобно сплюнул Гиммлер. — После катастрофы они выбрались на поверхность — им-то никакие ушибы и ссадины не страшны — и разбежались по городу, где их и перехватил… новый хозяин.

— Какой?

— Ука-Шлаки! — скривился Гиммлер.

— Охотники за головами! — вспомнил я именной ассагай на стене кабинета Штирлица.

— Колдун племени уна-уму, — подтвердил Генрих. — Ука-Шлаки. Бездарный дикарь! Первобытный шарлатан! Он даже не колдун, он… он… просто козел! Дорого бы я дал за то, чтобы набить ему морду! Но он скрывается даже от своих сородичей, которые утверждают, что Ука-Шлаки настолько велик и страшен, что даже вид его опасен для смертного… Никто никогда не видел Ука-Шлаки… Даже Штирлиц. Тьфу, неграмотный шаманишко! Для того чтобы создать собственных зомби, у него, видите ли, образования не хватает, а вот завладеть чужой армией — пожалуйста! Теоретических знаний у него нет, но кровь потомственного вудуиста сделала свое дело. Зомби наверняка подчиняются ему с восторгом и радостью. А у меня они только и знали, что пьянствовать да развратничать… Зомби деморализовали и обратили в бегство гарнизон Берлина и большую часть мирных жителей… Даже противник в недоумении медлит… Предатели! Вокруг одно предательство!

— Постой! — закричал я. — Так ты хочешь сказать, что это новое правительство вовсе не советское?..

— Встать, белокожие свиньи!!! — пронзил мои барабанные перепонки истошный вопль.

Я поспешно поднялся. Гиммлер отчаянно заскрипел зубами, но встал на ноги тоже.

За оградой из колючей проволоки остановились два черных парня. Курчавые и полуголые, они были босы, на широких плечах держали могучие ассагаи; у набедренных повязок болтались большие серповидные ножи, наверняка очень удобные для мгновенного отрезания головы. В приплюснутых носах покачивались толстые серьги.

— Это проклятый шпион Штирлиц снабжал их оружием, — захрипел Гиммлер. — Это он навел их на мысль о мировом господстве. Сволочь! Хотел, видимо, на крайний случай сколотить себе личную гвардию! Мало того, что он принял в большевистскую партию дружинников, драл с них себе в карман партвзносы, воеводу Златича назначил парторгом и обязал проводить ежедневные ликбезы на тему: «Майор Исаев — славный сталинский орел»…

— Молчать, белые недочеловеки, когда с вами разговаривают представители господствующей негроидной расы!

— … он еще и этим обезьянам привил идеи расизма!

— Не разговаривать, помет шакала! — разъярился один из племени уна-уму. — Почему сидите и не трудитесь? Возводите для нас многоэтажные каменные хижины, или ваши вонючие головы слетят с ваших вонючих плеч!

Гиммлер побагровел. Секунду стоял он неподвижно, сжимая кулаки и скрежеща зубами, а потом заорал, выбросив вперед и вверх правую руку:

— Хайль Гитлер! Всемогущий Вотан, будь милосерден к германскому народу! Ибо Германия превыше всего! — Треснувшие стекла в очечках гневно блистали.

Охотники за головами схватились за свои ножи:

— Белым свиньям разрешено возносить молитвы только великому Ука-Шлаки!

— Ука-Шлаки — форева! — с готовностью поддержал я, оттирая взбеленившегося рейхсфюрера в сторону. — Простите этого неотесанного мужлана, доблестные воины уна-уму. Мы немедленно начинаем работать.

— Хайль Гитлер! — долдонил свое Гиммлер. — Свободу нибелунгам! Вы знаете, неотесанные скотины, что рабский труд экономически невыгоден?

— Заткнись! — пнул я его коленом. — Надоело голову носить? Откуда им знать о недостатках рабовладельческого строя? Они еще по уши в первобытнообщинном сидят… Заткнись, кому говорят! На твои вопли сейчас все племя сбежится.

И впрямь — по ту сторону ограды наметилось некое оживление. Не менее пяти десятков чернокожих оккупантов, размахивая ассагаями, бежали к нам.

— Свободу!..

Этот удар у нас в преисподней называется: «Папа, я не хочу сестренку». Я себе даже копыто ушиб. Зато Гиммлер прекратил ораторствовать и опрокинулся навзничь, закатив глаза, зажав ладони между ног.

— Работайте! — смягчились уна-уму, увидев, как я бодро утихомирил буяна. — А то свободы захотели… Труд сделает вас свободными…

Гиммлер заскулил, утирая локтями бессильные слезы. Я кое-как поднял его с земли и подтолкнул к ближайшей куче кирпичей.

— Не могу я так… — бормотал рейхсфюрер, сгибаясь над кроваво-красным силикатным обломком, — не могу больше… Я лучше повешусь… Я — правая рука Гитлера! Член национал-социалистической партии с двадцать пятого года! Автор проекта «Черный легион»! Глава института «Аненэрбо»! Великий черный маг! Предводитель тайной германской полиции!

— Слушай, предводитель дворянства, помолчи лучше, дай сосредоточиться!

— И мне кирпичи таскать? Подчиняться вшивым обезьянам?! Мне, кого за боевую хватку и непримиримость прозвали Неистовым Диким Котом?! Для вшивых обезьян строить многоэтажные хижины?.. Нет! Лучше я последую за обожаемым фюрером в бездонную яму!

— Какую еще яму? — поинтересовался я, прерывая укладку основания кирпичной пирамиды.

— Ту, которая на месте рейхстага образовалась!

— А я-то думал, там просто груда развалин… Интересно, под рейхстагом подземное озеро было? Или другие какие-то пустоты? Куда-то ведь должна было деться эта громадина рейхстаг, да еще со всей своей начинкой?

Гиммлер сверкнул на меня глазами.

— Не знаешь, так молчи! — с неожиданной злобой посоветовал он. — Уна-уму теперь боятся к той яме подходить… Они говорят, что по ночам оттуда доносится замогильный вой и зловещее клацанье оружия. Они назвали это место — Черная Тьма.

— И это тебя приободряет?

— И это меня приободряет!

Я выпрямился. Десяток уна-уму, скуки ради остановившиеся поглазеть на экономически невыгодный рабский труд, недовольно заворчали.

— Значит, есть возможность, что Степан… то есть Штирлиц еще жив? В Черной Тьме?

— Надеюсь, что он мертв! — сварливо заявил Генрих. — Но фюрер… Если дело обстоит так, как я предполагаю, то еще не все потеряно.

— Есть предложение, — не вникая в подробности, немедленно отозвался я. — Сгонять к рейхстагу и заглянуть в твою бездонную яму. Может, она не очень уж и бездонная? Может, вой оттуда не очень и замогильный? А клацанье не совсем зловещее? Милый Гиммлер, ты и представить не можешь, как меня обрадовал! Ты и представить не можешь, насколько реально прекратить этот кошмар, если Штирлиц все-таки выжил!

— Насколько реально? — с жадностью спросил Генрих.

— Ну… пока не знаю. Время покажет.

— Работайте, гнусные насекомые! — подстегнул нас окрик с той стороны колючей проволоки. — Дворцы мы уже разрушили! Теперь победоносной нации уна-уму нужны хижины! Желательно пятиэтажные.

— Надо бежать! — согнувшись снова над кирпичами, выдал Гиммлер.

— Здорово придумано. Конгениально, Киса!

— Как ты меня назвал? — дополнительно оскорбился рейхсфюрер.

— Сам же говорил — Неистовый Дикий Кот. Да ладно, забудь, предводитель дворянства, не обращай внимания… Что ты там про бегство говорил?

— Бежать надо! Надо бежать!

— Ход твоих мыслей мне нравится. Вызывает интерес один небольшой нюанс: каким образом? Вон здесь какая охрана, а я еще после тяжкого ранения не оправился. Если этих гавриков-головорезов как-нибудь отвлечь…

— Как отвлечь? Я не зоолог, я повадками животных не интересуюсь. Да у них еще и зомби на вооружении… Дьявольщина! Дело идет к тому, что чернокожие захватят весь мир! В это просто отказывается верить мой арийский мозг! Небывало!

— Ну, как сказать… — я покосился на посмеивающихся уна-уму. — В том мире, который невзначай похерил безмерно популярный в здешних широтах Штирлиц, завоевание практически закончено. По крайней мере, в сфере музыки, моды и спорта. Куда ни плюнь, всюду сплошной хип-хоп и баскетбол… Постой-ка! Кажется, нашел!.. — Что?

— Видишь вон тот перевернутый автомобиль? Сними-ка с колеса баллон.

— Зачем?

— И еще мне понадобятся две корзины — любые, лишь бы дно у них было выбито… Выполнять! И побыстрее, предводитель дворянства, если не хотите остаток жизни ковыряться на развалинах.

Гиммлер, недоверчиво хмыкая, потрусил в сторону груды металлолома, носившей некогда гордое название «виллис», а я приступил к непростому делу спасения мира:

— Скучаете, ребята?

— О чем ты скулишь там, гиена с бледной шкурой?

— Я просто подумал, что вы захотите немного размяться. Сложно, наверное, целыми днями присматривать за бестолковыми рабами? Эй, уберите ножи! Генрих, давай сюда баллон. Минутку внимания! Смотрите: вдох-выдох, вдох-выдох, маленькая веревочка, морской узел — и получился превосходный баскетбольный мяч!

Мы подлезли под колючей проволокой, короткими перебежками достигли ближайшего подъезда, где и укрылись до поры. Гиммлер, тяжело дыша, снял фуражку. Пока он проветривал вспотевшую лысину, я думал о том. что мы могли бы, в общем-то, и не спешить. Все равно охрана и думать забыла о прямых своих обязанностях.

— Поистине бесовская прозорливость, — заметил рейхсфюрер, глядя, как десяток воинов уна-уму рез-вится невдалеке от сложенных шалашиком ассагаев, — Кто бы мог подумать, что эта варварская игра так умечет чернокожих? Им и правила-то объяснять не надо было. Все на лету схватывают. А я думал, что в баскетбол играют только англичане.

— Не вздумай заикнуться об этом в НБА, — предупредил я. — Оскандалишься!

— Где заикнуться?

— Ладно, проехали… Ну что, предводитель, двинули на рейхстаг? Показывайте дорогу…

— Прекрати называть меня предводителем! У меня и своих званий и титулов хватает!

— Договорились, Киса. Хватит разговоров, пошли уже!

— Постой… — вдруг напрягся Гиммлер, — хочу прояснить ситуацию. Ты ведь бес, да? Представители твоего племени просто так, скуки ради среди людей не гуляют. Ты ведь по делу здесь?

— Ну, почему обязательно по делу? — попытался уклониться я. — А если в гости к кому-нибудь пожаловал? Может бес иметь намерение погостить? Что, я не человек, что ли?

— И появился ты не где-нибудь, а рядом с мерзким шпионом Штирлицем, — закончил свою мысль Гиммлер. — Не значит ли это…

— Не твое дело, — огрызнулся я. — Разглашать тайны клиентов мне профессиональный кодекс запрещает. Могу одно сказать — лично я против Германии вообще и национал-социалистической партии в частности ничего не имею. Очередной линии Сопротивления открывать не намерен. Даже, напротив, заинтересован в сохранении исторической достоверности.

Минуту Генрих переваривал услышанное.

— Тогда такое предложение, — сказал он наконец. — Раз уж мы вдвоем остались… Перемирие? Дадим взаимное обещание не гадить друг другу до тех пор, пока не найдем тех, кого ищем. Ты — поганца Штирлица, а я — великого фюрера. Я намерен устранить весь этот бедлам и вернуть все на круги своя. Главное — спасти фюрера!

— Я тоже намерен бедлам устранить, — заявил я. — Ничего другого мне не остается, надо же спасать цивилизацию… Главное — спасти Штирлица!

— Ну, насчет Штирлица… Хотя, пока ладно. Итак — договорились?

— По рукам, — согласился я.

— Значит, план такой, — сообщил мне Генрих, когда запас темных закоулков на нашем пути иссяк, а впереди угрожающе замаячило открытое пространство площади, — сейчас дожидаемся мало-мальски объемной группки прохожих и смешиваемся с толпой. Нам пройти осталось — всего ничего! А у самого рейхстага уна-уму не появляются. Как я понял из их безграмотного бормотания, они считают это место вместилищем тьмы и смерти… Черная Тьма!

— Неплохо, — оценил я, — значит, вливаемся в группку прохожих. А по дороге руководим движением. «Налево, господа! Направо, господа! А теперь сворачиваем в этот переулок и не забываем прикрывать нас своими спинами. А еще можно прикинуться слепыми туристами и попросить довести под руки до рейхстага, основной городской достопримечательности.

— Не идиотничай! Где ты видел слепых туристов? И вообще — я в своей родной стране! Где хочу, там и хожу, и никто не смеет мне указывать!.. Откуда этим гориллам-недоросткам знать, что я сбежал из концлагеря? Может быть, я — мирное гражданское население?

— Особенно красноречиво говорит об этом китель с погонами и прочими знаками отличия.

— Попрошу! Эти кресты я зарабатывал кровью! Не сниму ни за что!

— Тихо! Тихо! Не нервничай. Действуем по плану — спокойно дожидаемся толпы.

Через полчаса (на протяжении этого времени мы напряженно оглядывали окрестности) я понял, что план рейхсфюрера провалился с той же легкостью, что и блицкриг его непосредственного начальника и моего венценосного тезки. На совершенной пустой площади разыскать толпу было труднее, чем вошь на безнадежной лысине. Не было там толпы. Патрули уна-уму циркулировали туда-сюда с завидной регулярностью, а толпы не было. Время от времени крысиной побежкой площадь пересекали какие-то личности в лохмотьях и отрепьях, но личности были вполне чернокожи. Что такое? В Берлине не осталось ни одного белого гражданина? Или племя уна-уму способно плодиться с неистовым трудолюбием, как будто у них других дел нет, кроме альковных развлечений?

— Вот оно! — воскликнул вдруг Гиммлер. — Смотри!

Я посмотрел. По площади голубиными шажками ковыляли двое стариков: на нем пиджачная пара и кепка с коротким козырьком, на ней — длинное темное платье и шляпка с вуалью.

— Не ори ты! Сам вижу, что не дикари. Блин, ты бы свой китель хоть наизнанку вывернул в порядке конспирации. Пристраиваемся следом, пока патруля поблизости нет…

Зря я так сказал. Видимо, невезение моего клиента ко мне все-таки прилипло; как только мы ступили на матово блестевшую под тусклыми лучами заходящего солнца брусчатку, только пристроились старикам в затылок, раздался гортанный вскрик:

— Стоять, презренные!

Старики застыли на месте. Мы — соответственно — тоже.

— Поднять руки и не шевелиться, негодяи! Прежде чем подчиниться последнему приказу, я обернулся. Так и есть — двое из уна-уму с ассагаями наперевес спешно семенили к нам.

— Прорываться с боем! — выдохнул Гиммлер.

— Включи мозги! Сам же знаешь, что охотников за головами здесь как милиционеров на праздновании дня МВД. Один свистнет — сотня прибежит.

Нет, мне все-таки надо было молчать в тряпочку и не искушать судьбу. Не успел я договорить, как один из подбежавших нацелил на нас широкое лезвие ассагая, а второй пронзительно свистнул в два пальца.

— А в чем, собственно, дело? — закричал Неистовый Дикий Кот, явно придерживающийся мнения, что лучшая защита — это нападение. — Гуляем по вечернему Берлину. Ко мне приятель приехал с далекой периферии, я ему город показываю!

— Уганка! — в один голос завопили уна-уму.

— Кто из концлагеря сбежал?! — перешел в наступление Гиммлер. — Я из концлагеря сбежал?! Я простой обыватель, мне ваша политика до лампочки. Я невоеннообязанный по плоскостопию, а этот мундир обменял на рынке на десяток яиц и две булочки! Я буду вашему командованию жаловаться!

— Уганка! — пять ассагаев уперлись Генриху в грудь, и он тут же заткнулся.

Нас быстро окружили. «Лучше бы мы прорывались с боем», — тоскливо подумал я, увидев, как через кольцо оцепления пробился здоровенный негр, на две головы возвышающийся над своими товарищами.

— Уганка! — повторил он, тыча в нас пальцем.

— Скажите, пожалуйста, что значит эта ваша «уганка»? — смиренно спросил я.

— Грех, — перевел Гиммлер. — Или вообще любое нарушение общепринятых правил.

— Белые свиньи нарушили приказ Ука-Шлаки! — прорычал в подтверждение черный здоровяк. — За это нет прощения!

— Я ничего не нарушал! — категорически заявил Гиммлер. — Кстати, что за приказ?

— Белые свиньи не имеют права появляться на улицах нашего города! — тут же просветил нас верзила. — Видите знак? — Он указал на стену ближайшего здания, размалеванную диковатого вида пиктограммами, и сразу расшифровал: — Здесь написано: «Только для черных! »

Гиммлер со стоном схватился за голову:

О, какой позор!

А я поинтересовался, кивнув на стариковскую пару:

— А они как же?

Старики обернулись. Он сдернул кепку, она сняла шляпу с вуалью. Чернокожие! То есть не совсем чернокожие… Лица стариков густо были измазаны ваксой.

— Лишь в таком виде белым недочеловекам разрешено показываться в публичных местах.

А я еще удивлялся, что на улицах города ни одного белого!

Уна-уму зашумели:

— Содрать кожу живьем!

— Разрубить на куски!

— Затравить собаками!

— В общий котел! — предложил кто-то наиболее прагматичный.

— Уна-уму — не дикари, а цивилизованная раса, — строго прервал прения здоровяк. — Казнь пройдет по инструкции. Просто вспорем животы, набьем их птичьим пометом, отрежем головы, а тела утопим в нечистотах. Смерть белым недочеловекам!

— Постойте! Давайте уладим все миром, ладно? Посмотрите на рейхсфюрера! Какой же он белый? Он весь позеленел, как кузнечик, от страха.

— Не от страха, а от праведного гнева, — с достоинством поправил Гиммлер.

— А я? Разве я вообще человек? Обратите внимание — рожки!

— Ну и что? — хмыкнул верзила-главарь. — Рожки, ножки… Все белые на одно лицо.

— У меня и хвост есть! Хотите, спущу штаны?

— Животное бесстыдство белых не знает границ.

— Вы меня не запугаете, зверюги! — снова взорвался Генрих. — Я вам не какая-то обезьяна, чтобы из меня чучело делать! Требую обращения с военнопленными, оговоренного в условиях Женевской конвенции!

— Между прочим, он прав!

— И вообще! — вовсю раздухарился рейхсфюрер. — Уберите свои копья! Нечего тут глазами на меня сверкать! Я на вас на всех плюю, понятно? И на тебя, и на тебя… И на тебя! И на вашего Ука-Шлаки — тоже!

— Вот это правильно! — опять поддакнул я и тут же осекся, придавленный зловещей тишиной.

Воины уна-уму в благоговейном страхе рухнули на колени. Лишь главарь остался стоять, да и то — пошатываясь.

— Видал, как я их срезал? — горделиво осведомился Гиммлер. ' — Будут знать теперь, как с рейхсфюрером шутить!

— Оскорбление высшего существа… — побледневшими губами выговорил главарь. — Белая собака посмела гавкать на великого Ука-Шлаки…

— Достоин самой ужасной смерти! — прошелестело по рядам чернокожих.

— Пусть их души пожрет Ука-Шлаки! — громыхнул главарь.

— Погодите! — закричал я, стряхивая со лба капли пота. — Не будьте же дикарями! Где ваш цивилизованный гуманизм? Разве так можно с пленными обратиться? Мы не какие-нибудь рядовые, мы… Между прочим, вот этот бородатый тип — знаете, кто такой? Сам рейхсфюрер! И его без суда и следствия казнить? Требую аудиенции с Ука-Шлаки!

— Никому из смертных не разрешено видеть Ука-Шлаки! Один вид его способен…

— Да-да, я и забыл… Нам бы только поговорить. А смотреть — уж ладно, не будем. Лично я могу зажмуриться.

— Великому Ука-Шлаки нет дела до мелких нарушителей, — подбоченился главарь. — Великий Ука-Шлаки… Великий Ука-Шлаки…

Гиммлер охнул. Я заозирался, стараясь понять, почему чернокожего воина заклинило, словно старую грампластинку.

— На колени, смертные! — раскатилось по площади. — Великий Ука-Шлаки идет!

Четыре мускулистых черных воина подволокли к нам большой паланкин, поставили на брусчатку и рухнули ниц, уткнув лица в ладони. Все присутствующие тотчас последовали их примеру, причем здоровенный главарь, упав сам, пригнул за загривок и слабо затрепыхавшегося Гиммлера. Все это было настолько устрашающе, что даже природное любопытство не заставило меня остаться стоять, когда занавесь паланкина отодвинулась…

— А бес может подняться! — самодовольно прозвучал знакомый голос.

Опасливо я приподнял голову. И тут же воскликнул:

— Хранитель!

— Сам ты хранитель, болван, — отозвался, усмехнувшись носом, из открытого паланкина циклоп, завернутый в оранжевую тогу. — Честное слово, никогда такого глупого беса не видывал. — Хранитель! Надо же было на такую ерунду купиться…

— Ерунду?..

Наверное, я очень потешно закрякал, растерянно разводя руками, потому что циклоп от души расхохотался:

— А еще говорят, что завоевание мира — процесс опасный и трудоемкий. Да ничего сложного! Достаточно выстроить более-менее правдоподобную инсценировку, подтасовать события и погрузить в них в качестве магического катализатора тупоголового беса.

— Пользуясь случаем… — прохрипел я, — хочу принести свои извинения за то заклинаниеУбойного Толчка, которым я, поверьте, совершенно нечаянно, изволил повредить вам… ваш…

Циклоп юмористически хрюкнул.

— Вот уж за что не следует извиняться, — сказал он, — так это за всплеск магической энергии, которым ты завершил дело, успешно начатое Нарушителем Вселенского Равновесия.

— Успешно начатое… Нарушитель…

— Ой, только не надо удивляться, рвать на себе волосы и обвинять меня в бесстыжем обмане. Да, наврал немного, было такое… Хранитель! Как только нашу расу не называли — Извергами, Разрушителями, Ненавистниками, но — Хранителями!.. Спасители че-ловечества! Мы — циклопы — издавна презирали и ненавидели проклятое человечество! — голос одноглазого уродца возвысился. — Мы — самая древняя раса на этой идиотской планете! Мы — могущественные повелители, представители просвещеннейшей цивилизации — и должны были уйти в небытие из-за того, что жалкие людишки, вдруг расплодившиеся на Земле, просто вытеснили нас с нашей исторической родины! Мы пытались бороться, но нас было слишком мало. На каждого циклопа приходилось по сто тысяч первобытных кретинов с каменными топорами. Но мы бы все равно одолели ворога, если б не этот закон Вселенского Равновесия. Про то, что периодически среди людей появляется сволочь, подобная твоему Степану Федоровичу, я не соврал. О, как бы я хотел, чтобы это оказалось ложью! Гигантский метеорит, разрушивший великую цивилизацию циклопов, положил конец борьбе за место на планете. Людишки, как доисторические блохи, приспособились к новым условиям жизни, а наша раса… Остались считаные единицы циклопов, и люди не щадили нас. Циклопам грозило полное уничтожение! И тогда мы приняли решение. Все, кто мог сражаться, ушли на Юг. Все, кроме меня. Я никогда не отличался ростом, зато был самым хитроумным из всех циклопов. Меня мои сородичи силой древних заклинаний погрузили в сон и оставили среди мертвого холода Ледникового периода, с тем чтобы я проснулся, когда появится очередной Нарушитель Равновесия, когда вторая Космическая Кара обрушится на Землю, сметет гнусных человечишек, расчистив место для нового рождения великой расы!

Циклоп хоботом смахнул слезинку с единственного глаза:

— Вся моя раса погибла! Предпоследнего циклопа умертвил древний грек, которого вы знаете как Одиссея… будь проклято его имя. А я… — Он выдержал внушительную паузу и закончил: — А я — последний! Мне удалось затаиться в глубине веков, в холодном сумраке арктических льдов и — выжить! Приближение Космической Кары вырвало меня из древнего айсберга. Время моего величия близится! Трепещите!

Тут я немного пришел в себя. Вот так всегда — в какую историю ни влезу, обязательно найдется мерзкий упырь с манией величия, который сначала наврет с три короба, притворившись овечкой, потом всласть покатается на загривке, а потом объявит о намерении завоевать весь мир. Почему нельзя сначала исповедоваться, а потом уже и пакостить? Обязательно надо загнать беса в угол под угрозой лютой смерти и уже после этого подробно и со вкусом распространяться о своих параноидальных планах?

— Этого вашего несчастного Нарушителя Вселенского Равновесия Степана я ожидал многие века, — продолжал вещать циклоп. — Многие века ледяного заточения я вынашивал свой гениальный план. И тебя, бес, вызвал для обеспечения наибольшего энергетического выплеска. Мои-то магические навыки поослабли…

Я ахнул:

— Ты вызвал? Но… Циклоп только посмеялся.

Огненные вихри преисподней! А мне-то ведь сразу показалось странным поведение Степана Федоровича, как только я появился в его квартире. Я еще подумал-перенервничал, бедный, истерика у него… Никакая не истерика, он меня на самом деле не вызывал! Но. наверное, сидя двое суток под столом, не раз об этом подумывал, а тут — хоп — и я появляюсь по приглашению гнусного одноглазого узурпатора. Как будто так оно и надо. Гад этот циклоп! Все рассчитал!

— Ну, ничего… — важно заметил гад циклоп. — Теперь-то я наверстаю упущенное. Космическая Кара однажды погубила мою расу, Космическая Кара и станет причиной ее возрождения. Так предначертано! Слом исторической реальности — это, конечно, не гигантский метеорит, но мне вполне подойдет. Как раз и народец доверчивый подвернулся для порабощения и эксплуатации… Верно я говорю, мои преданные псы?

— Воистину, великий Ука-Шлаки… — не поднимая голов, подвыли негры.

— Пустите меня, обезьяны! — хрипел приплюснутый к брусчатке Гиммлер. — Дайте посмотреть на этого самозванца! Кто тут циклоп? Кто древнейшая раса? Это арийцы — древнейшая раса на планете, а может быть, даже и во всей Вселенной! Никогда чернокожие не будут править миром!

— Утихомирьте этого оголтелого расиста! — приказал циклоп Ука-Шлаки.

— Герма-ания! — запел Генрих. — Герма-а-а… Ох! — И, ткнувшись носом в булыжники, замолчал.

— На чем я остановился? — наморщился циклоп. — А впрочем, неважно… Не буду я напоследок тебе раскрывать свои карты, как злодей из мультика. Все равно ты уже покойник. Как и большая часть населения Земли. Вторая мировая окажется и Последней мировой. Кто сможет противостоять армии зомби? Вот то-то… Пусть только попробуют войти в Берлин, я их здесь так ошпарю… И в конце концов воцарится Эра Циклопа!

— А вот хрен тебе! — похолодев от собственной наглости, закричал я. — Пошел ты знаешь куда? Сам сказал, что последний представитель своей расы! Как ты размножаться-то собираешься? Почкованием? За тебя, за такого урода, ни одна земная женщина даже за миллион не пойдет!

— Ну, это мы еще посмотрим… — надулся Ука-Шлаки. — Не с лица воду пить, как говорится… Зато у меня характер мягкий и положение в обществе — выше некуда.

— Урод! Урод!

— Самозванец! — поддержал меня очнувшийся Гиммлер из-под задниц навалившихся на него воинов уна-уму. — Думаешь, ты Третий рейх уничтожил? Ха!

— Шарлатан! — крикнул я еще. — Да кто ты такой, чтобы поработить всю планету? С помощью кучки чернокожих дикарей и сотни-другой зомби? Не смеши мои копыта!

— При чем здесь дикари и зомби? — хмыкнул циклоп. — Это так… на первое время. Для обеспечения личной безопасности. Главное мое оружие — Степан Федорович. Слом исторической реальности…

— Слом реальности произошел, но планета еще жива!

— До поры до времени. Думаешь, период невезения у твоего клиента благополучно завершился? Хе-хе… Пусть первый удар оказался в какой-то мере предупредительным, но последуют второй и третий… Даже я не могу представить, каким образом Космос через бедного Степана Федоровича покарает Землю. Метеорит, очередной слом реальности или что-то еще… Неважно! Космическая Кара не знает жалости, и будет бить и бить до тех пор, пока длится черная полоса в жизни Нарушителя Равновесия. И вот, когда на планете останутся только пепелища, трупы и горстка перепуганных людишек, я легко и свободно воцарю! Сопротивляться восстановлению Эры Циклопа будет некому!

— Гиена! — с чувством сказал я. — Бродящая вокруг издыхаюшего слона и ждущая момента, когда безнаказанно можно будет впиться в ногу исполина.

— К вашему сведению, — заметил циклоп, — я умею читать мысли. Вот ты, бес, храбришься, а сам думаешь: «Пропала планета! Кранты! » Так ведь?

Я не нашелся что ответить. Действительно, эти страшные мысли, как лезвие циркулярной пилы, крутились в моей голове.

— А твоему дружку-фашисту, — перевел взгляд на Гиммлера Ука-Шлаки, — надо бы вежливости поучиться. Он про меня думает такое, от чего даже я краснею. Грубиян!

Предводитель дворянства с готовностью оформил свои злобные мысли в несколько фраз крайне непристойного содержания.

— Все… — царственно сделал ручкой Ука-Шлаки. — надоели они мне… Боятся, нервничают, грубят…

Он задернул занавесь и прогудел из нутра паланкина:

— Погрузить их в Черную Тьму! Это был приказ.

ГЛАВА 2

— Киса, вы очаровательны. Теперь я вижу, что вы прирожденный стратег, каждое поражение способны обратить в победу. Только не говорите, что так оно все и планировалось, — предупредил я, отряхиваясь.

— Моя нога… — простонал Гиммлер, не делая никаких попыток подняться. — Моя рука… И все остальное… Я себя чувствую сервизом лиможского фарфора, увязанным в мешок и сброшенным с пятого этажа.

— Это ерунда. Подумаешь, пара-тройка сложных переломов. По сравнению с фаршировкой птичьим пометом и последующим утоплением в нечистотах — просто тьфу… Кстати, ты обратил внимание? — Мы живы. А что это значит?

— Что нам еще мучиться и мучиться…

— Что обитатели рейхстага тоже не померли в результате перемещения здания в недра земные: не видно растерзанных тел и разбросанных костей. Как ты и предполагал. Прямо не знаю, что было бы, если б я заметил здесь трупик нашего дорогого Штирлица. Я бы, наверное, упал духом.

Гиммлер на минутку забыл о своих болях и мечтательно закатил глаза, очевидно, представляя себе прекрасное зрелище бездыханного тела великого шпиона и интригана.

А вокруг только камни, облепленные, как пластилином, плотным сумраком. Ничего толком не видно, но ощущаются громадные пространства абсолютной пустоты слева и справа, впереди и сзади… Где-то внизу тихо плещется, слабенько отливая холодным свинцом, подземная река. А где, спрашивается, хоть какие-нибудь останки рейхстага? Сползли в реку? Хорошо, ну, а люди? Красные партизаны-дружинники во главе с политруком Златичем? Гарнизон? Личная охрана Гитлера? Сам фюрер и его команда? Где Штирлиц, наконец? Может быть, они, устав бродить между валунами и аукаться, с отчаяния утопились? Или валяются где-нибудь в изнеможении? Или перегрызлись друг с другом? Тогда должны остаться трупы… А то получается — самоперегрызлись, самопожрались и самопереварились. И все это за двое суток. Фу, бред какой-то…

— Встать сможешь? — спросил я.

— А? — встряхнулся рейхсфюрер. — Не знаю, не пробовал.

Я наскоро ощупал его арийские конечности. Переломов нет, ушибы, конечно, имеются, и даже сильные, но в общем — ничего серьезного.

— Жить будете, предводитель дворянства, — сообщил я.

Рейхсфюрер поморщился и, с моей помощью поднявшись на ноги, задрал голову. Далеко-далеко наверху, будто солнце, светило округлое отверстие выхода на земную поверхность.

— Да… — проговорил он, — хорошо, что склон оказался покатым. Ухнули бы мы по прямой, точно бы нас расплющило… Куда теперь?

— А я знаю? Если честно, Черную Тьму я не такой представлял. И где, спрашивается, обещанные замогильный вой и зловещее клацанье?

— Да, Черная Тьма! — подтвердил гордо рейхсфюрер. — Но это наша Тьма! Исконная! Арийская!

— Не понял?

— Рейхстаг — древнее мистическое здание. Пропитанный поднимающимися из-под земли флюидами арийской мощи штандарт всегерманского духа! В нижних подземельях, куда много лет не ступала нога человека, воздух просто пронизан древними заклинаниями. Уж я-то это знаю… — он перешел на шепот. — Подземелья ведут вниз и вниз… Я не смог найти хода на самые нижние ярусы, но теперь, когда катастрофа разрушила каменные своды…

— Опять не понял.

— Рейхстаг не мог возникнуть ни в каком другом месте, только здесь! Мощь произрастает из мощи! Теперь ты понял, куда мы попали?

— Я только что выслушал откровения чудовища, которое с моей помощью успешно завоевывает мир, у меня уже мозги пухнут. Может, хватит выпендриваться? Скажи прямо, а?

— Теперь понял, что, по моим расчетам, должно находиться под рейхстагом?

— Подземелья?

— Ниже!

— Фундамент?

— Ниже!

— Канализация?

— Дурак! Мощь произрастает из мощи! В этом секрет победоносной силы Германии! Неужели трудно догадаться? Рейхстаг вырос именно на этом месте, как… как…

— Поганка на куче навоза? — предложил я сравнение. — Извини, вырвалось…

Гиммлер посмотрел на меня, как на законченного идиота.

— Предлагаю покричать, — сказал я. — Авось, кто-нибудь и откликнется. Штирлиц, например…

— Не смей! — он схватил меня за руку.

— Чего ты так нервничаешь?

— Ты… не понимаешь… Хорошо, если откликнется кто-нибудь из славного германского воинства! А если…

— Партизан опасаешься, Неистовый Дикий Кот?

— Да при чем здесь партизаны! — отмахнулся Гиммлер. — Возможно… Здесь… Ух! — он даже передернул плечами. — Лучше двигаться молча, держать ухо востро и внимательно смотреть по сторонам.

— Куда двигаться, позвольте осведомиться?

— В произвольном направлении! — ткнув пальцем вперед, определил герр Генрих с такой железной твердостью, будто перед ним расстилалась широкая и удобная асфальтовая трасса, снабженная неоновым указателем: «Произвольное направление. Добро пожаловать! »

Пожав плечами, я щелкнул пальцами. Когда между моими рогами зажегся довольно симпатичный крохотный синий огонек, рейхсфюрер вздрогнул.

— А ты как хотел? Я ведь бес! Не один ты с прикладной магией знаком… Теперь хотя бы не расшибемся в темноте. Пошли!

И мы пошли. Как выяснилось чуть позже, помимо эстетической ценности, мой фонарик никакой другой не имел. Светил он слабее спички. Впрочем, необходимость в освещении довольно скоро отпала. Тьма рассеялась, превратившись в тусклые сумерки, но даже и теперь стен пещеры разглядеть я не мог — в какую бы сторону мы ни сворачивали, перед нами слоился сумрачный туман, конца-краю которому не было видно. Сверху тяжко нависали белесые клубы, и сквозь них пробивался далекий-далекий серый свет… Где мы? Под ногами стала появляться чахлая травка, кое-где попадались скрюченные по-старушечьи деревца, с полупрозрачными дряхлыми листиками. Движения воздуха не ощущалось, но завывал где-то ветер жуткой музыкой пустоты.

Мне, бесу, для которого преисподняя — милый дом родной, давно уже было не по себе. Все из головы не выходил паскудный циклоп, а тут еще и это странное подземелье… Это все проклятый Степан Федорович виноват! Чтоб он провалился вместе со своим невезением!

Тьфу ты, он и так провалился. Прихватив вместе с невезением рейхстаг с Гитлером, да и меня вдобавок…

А рейхсфюрер Генрих Гиммлер, наоборот, чувствовал себя вполне в своей тарелке и радостно приплясывал на ходу, забыв о травмах. Зрелище, наверное, было дурацкое — понуро плетется, путаясь в клубах тумана, бес, а впереди, гремя Железными крестами, скачет низенький черный маг — рейхсфюрер в изорванном мундире. Вокруг какие-то развалины, груды камней, в очертаниях которых с большим трудом можно признать останки крепостных стен, башен… И поломанное оружие. И доспехи всевозможных конфигураций, а внутри доспехов даже костей нет — только труха.

— Мы найдем вас… Мы найдем, — невнятно бормотал на ходу Гиммлер. — Мои расчеты верны, а древние легенды не лгут… А как иначе? Вы еще спите, но самые сильные должны проснуться. Где-то здесь Нерушимые Врата… Вот уже рядом.

Кто должен проснуться? Какие Врата? И как можно найти что-нибудь в этом тумане? Кругом лишь трава, серая, будто присыпанная угольной пылью, кривобокие деревца, ямы, колдобины, валуны. А почему покричать-поаукаться нельзя? Только я хотел возмутиться по этому поводу, как мы наткнулись на появившуюся неожиданно из тумана высоченную башню. Вернее, две башни. Одна из них сохранилась хорошо, а вторая была полностью разрушена. Между башнями скособочились полусгнившие створки громаднейших ворот.

Завидев башни, Гиммлер аж взвизгнул от восторга:

— Нерушимые Врата!

От звуков его голоса хлипкие Врата дрогнули и рухнули наземь. Когда пыль рассеялась, к нам шагнул с ног до головы закованный в железо воин с алебардой в руках.

— Смертным… сюда… нельзя… — проскрипел он через закрытое забрало.

— Что? — наморщился Гиммлер. — Куда?

— В вековечный… мрак… поглощающий все… и не возвращающий… ничего… нельзя…

— Посторонним вход запрещен, — перевел я и, осторожно приблизившись, похлопал воина по плечу. — Понимаешь, брат, мы только туда и обратно. Здесь пара наших ребят заплутала, вот найдем их и… Эй, куда!

Доспехи с грохотом обрушились. Алебарда, переломив древко, воткнулась в каменистую почву. Рогатый шлем, рассыпая труху, откатился в сторону.

— Извини… — запоздало повинился я. — Предводитель, это кто был?

— Бессмертный Страж, — ответил Гиммлер несколько смущенно.

— Бессмертный? Он такой же бессмертный, как и твои Врата — нерушимы. Здесь и располагается царство мощи арийского духа? По-моему, мы немного опоздали.

Гиммлер походил на помешанного.

— Всемогущий Вотан, — шептал он, — девы-валькирии… альвы и асы… Неужели моя установка, оживляющее мертвое, погибла? Неужели пневмоакустический пространственный регулятор разрушен окончательно? Неужели силы моих заклинаний Времени, возвращающих к жизни ушедшее, не хватило?.. О, обожаемый фюрер, неужели и ты на самом деле мертв?..

«Царство мощи арийского духа… — закрутилось у меня в голове. — Вотан и валькирии… Познавательная постановка для среднего школьного возраста „Легенды и мифы Древней Германии“! Вот когда она проявилась! Или нет?.. »

— Где мы?! — заорал я. — Хватит загадок и страшных тайн! Я сыт ими по горло, как гамбургерами из «Макдоналдса»! Меня уже от них тошнит… как от гамбургеров из «Макдоналдса»! Хочу хоть какой-нибудь определенности! Где мы, предводитель?! Что это за место?

— Нифльхейм, дурак! — рявкнул Гиммлер, очнувшись. — Разве непонятно? Мир хаоса и мрака, из которого родились наши древние боги и воители, куда они и вернулись, перемолотые жерновами Времени!

— Ниф… ниф… Что? А почему именно здесь? Под рейхстагом?

— Я тебе тысячу раз объяснял! Арийский дух вечен! Уходят одни воители, приходят другие, но все вскормлено единым духом! Времена меняются, но главное — остается!

— Ага, принцип навоза и поганки, — догадался я. — Если следовать твоей логике, то под Кремлем почивают в обнимку Илья Муромец, Алеша Попович и… кто там еще? Змей Горыныч. А под лондонской брусчаткой король Артур спит вечным сном, так, что ли?

Рейхсфюрер неожиданно улыбнулся:

— Соображаешь… Когда рейхстаг рухнул от взрыва моей установки, я едва не повесился от безысходности. Но чернокожие донесли до меня слухи о потусторонней активности на развалинах и о яме, которую они сразу окрестили Черная Тьма! И. я понял — мои заклинания Времени не рассеялись вместе с дымом, а благополучно ушли под землю! Заклинания Времени, понимаешь? Время Вспять! Понимаешь? Другими словами — оживляющие заклинания, вот как!

— То есть ты хочешь сказать, что дальше нас, возможно, ожидают восставшие от долгого сна одноглазый разбойник Вотан со всей своей бандой, драконы, черные карлики, валькирии? Э нет, я обратно пошел. Ищи своего фюрера сам. Тем более что его давно уже с косточками съели! Хоть убей, я не согласен.

— Был договор о перемирии и взаимном сотрудничестве, — заметил Генрих. — Тем более ты, кажется, хотел и Штирлица найти? Погоди… слышишь? В башне кто-то есть…

— Кто там может быть? Какое-нибудь ископаемое страшилище? Тебе же сказали — смертным за Врата нельзя!

— Врата охраняют валькирии, так говорится в древних преданиях. Ха! Мне нечего их бояться! Истинные арийцы по крови и духу не нападают друг на друга! Мы всегда найдем общий язык. Здесь — земли моих предков, и если кого-то здесь и сожрут с косточками, то никак не Гитлера и не меня! Понял?!

И он резво побежал в башню. А я последовал за ним.

Ничего там интересного не было. Лестницы, каменные угрюмые стены, пустые комнатушки, заваленные рухлядью, среди которой попадались, между прочим, солидных размеров мечи, топоры и щиты. При виде исполинского оружия рейхсфюрер и вовсе помешался. Он крякал, потирал руки, всхлипывал и глупо смеялся, а когда мы добрались до самого верха и оказались в комнате с тремя массивными деревянными кроватями, расхохотался и от избытка чувств принялся лупить себя кулаками по макушке.

— Кроватушки! — смеялся и рыдал Гиммлер, перебегая из одного угла комнаты в другой. — Большие, крепкие… И простыни смяты… И, кажется, еще теплые… А вот ленточки для волос лежат… А вот гребни роговые… Бусики! Юбочка смятая, старая… — Он припал носом к грубым простыням и глубоко вдохнул. — Пахнет! Еще ощущается неповторимый дух живого женского тела… Они проснулись! И не рассыпались во прах! Они снова живы! О, проклятые завоеватели, битва еще не проиграна!

— Да вы, уважаемый рейхсфюрер, знатный эротоман, как выясняется, — озадаченно выговорил я. — Я надеюсь, шарить под подушками в поисках несвежих трусиков не будете?

— Они пробудились! — не слушая меня, завывал Гиммлер. — Они только что пробудились и, значит, где-то рядом… Вниз! На поиски!

— Успокойтесь, Киса, не роняйте слюну на пол, смотреть неприятно. Вниз так вниз. Может, свежий воздух тебе поможет опомниться. Хотя какой тут свежий воздух…

Мы спустились к подножию башни, причем Гиммлера приходилось то и дело удерживать за поясной ремень, он так спешил, что норовил для скорости прыгнуть в лестничный пролет. Оказавшись на земной тверди, рейхсфюрер вырвался и пал на колени, по-собачьи принюхиваясь к серой траве.

— Совсем недавно… — бормотал он. — Да, да… недавно! Были… И — нет, нет! Кто-то еще! Много… Лошади… Это плохо…

— Лошади! — вскрикнул я, услышав отчетливое кобылье ржание где-то в тумане.

— Воины…

— Воины! — ахнул я, отметив бряцанье оружия и смешанный запах пота и мокрого металла.

— Враги? — озадаченно предположил Гиммлер. — Здесь нет врагов, здесь одни друзья!

— Именно поэтому ты запрещал мне аукаться, да?.. Враги! — завопил я, пригибаясь к земле, чтобы вылетевшая из тумана стрела не пробила мне череп.

— Вот и я говорю… Враги — там, наверху — еще заплачут кровавыми слезами! У нас есть шанс…

Как показала последующая минута, шансов у нас не было никаких. Туман вокруг нас взорвался клочьями, лошадиное ржание оглушило меня, а в глазах зарябило от множества мечей и секир, направленных в мою собственную грудь.

— Ратники-партизаны! — выдохнул я, не зная, печалиться или радоваться неожиданному появлению в этом странном месте старых знакомых.

Впрочем, длиннобородый воевода Златич, кольнув меня острием меча в живот, сразу расставил все на свои места:

— Скрутите этого нечистого! Он и князя Штирлица украл, он, наверное, и нас в эту дыру загнал! Огнем и сталью выпытаем у него дорогу обратно!

Два десятка воинов, подчиняясь воплю длиннобородого воеводы, набросились на меня, как стая псов на сахарную косточку. Я дрался! Я размахивал кулаками, лягался, кусался и даже плевался. От отчаяния я громогласно призывал на помощь Гиммлера, но ловкий рейхсфюрер, быстро разобравшись в ситуации, предательски нырнул в туман.

— Нашли крайнего! — орал я. — Я и сам пострадавший, меня негры-оккупанты сюда законопатили! Пустите! Пустите!

В общем, кричал я до тех пор, пока торжествующе ухмыляющийся длиннобородый не. заткнул мне рот кляпом, в качестве которого использовалась кольчужная рукавица. Теперь мне оставалось только умоляюще скрежетать зубами. Шевельнуться я не мог — мое тело туго связали массивными цепями.

Убить меня, конечно, не убили, и это меня несколько воодушевило. Правда, церемониться со мной тоже не стали. Тащили по серой траве, по каким-то хлюпающим грязным лужам волоком, нимало не заботясь о том, чтобы, например, выбирать дорогу посуше или поровнее. Когда меня, одуревшего и нахлебавшегося вонючей жижи, выбросили на относительно ровную земную поверхность, я уже и соображать мог только с большим трудом. Сил хватало исключительно на простые односложные мысли типа: «лежу… ноги затекли… голова болит… проходящий мимо ратник, гад такой, пнул по заднице… хорошо еще, не в живот или по почкам… » Осмыслить все произошедшее как-то не получалось. Итак, меня похитили.

Хорошенькое положеньице, хотя и не оригинальное! Паскудный рейхсфюрер все же спасся от длиннобородого воеводы с его дуболомами! И не без моей помощи спасся, между прочим! Это я на себя основной удар отвлек.

— Ну? — наклонился ко мне длиннобородый. — Внял ли ты, погань болотная, мощи нашей?

Что я мог ответить?

— М-м-м…

— У, гад… — проскрипел воевода-парторг, — признавайся, идолище, гидра империализма, в какое смрадное место мы провалились?

У меня спрашиваете? У Гиммлера, вот у кого надо было спрашивать. Его бы и хватали. А я при чем? Нашли козла отпущения…

— Где князь Штирлиц?

Еще один хороший вопрос. Сам его ищу!

— Ладно, — задумчиво обронил Златич, — возиться с тобой некогда… Друже, проверили башню?

— Так точно, — ответил подскочивший ратник. — Ничего нет, только три кровати девичьих. Товарищ батюшка воевода, прикажете начинать пытки пленного?

Вокруг меня засуетились. Кто-то наступил мне на ногу, кто-то едва не отдавил голову. Какой-то очень неаккуратный воин, перескакивая через мое неподвижное тело, задел меня грубым сапогом — я перевернулся на живот и ткнулся носом в землю. И больше ничего не видел, кроме травяного леса, через который невозмутимый муравей тащил похожую На сбитый вертолет дохлую стрекозу.

— Пытки? Нет времени. Надо скорее возвращаться на поверхность. Эти странные мужички с черными харями и здоровенными топорами, наверное, уже хватились своих лошадей… Вот отъедем подальше, тогда уж…

Ого, а ратники-то тут времени зря не теряли… Уже с местным населением навели контакты. Ну, на то они и партизаны… Все-таки заклинания Гиммлера работают… Древние народы, погруженные во мрак хаоса, возрождаются целыми деревнями. Муравьи опять же восстали из мрака. А местность изменилась… Какое-то болото вокруг… И возрожденные жабы квакают.

— Все ли тут, друже? — гремел в ушах зычный бас воеводы.

— Все, батюшка!

— Та-ак, посчитаем. Один, два…

Адовы глубины, как голова болит! И хвост под джинсовой тканью, передавленный цепями, ломит. Пока воевода пересчитывал свое войско, я ощущал себя нокаутированным боксером, на ушибленную макушку которого падают безжалостные цифры десятичного счета.

— Трижды десять! — закончил длиннобородый пересчитывать дружинников. — Потерь нет. Это хорошо.

— И еще один! — бодро откликнулись из строя.

— Это очень хорошо… То есть как это — и еще один? Было ровно трижды по десять! Ошибся, должно быть… Начнем снова: один, два, три…

Муравей, отпустив стрекозу, решил, видимо, во время передышки исследовать мою ноздрю. А я даже плеваться не мог! Длиннобородый во второй раз закончил пересчитывать дружину и на минуту глубоко задумался над полученным результатом. Мне было не легче, чем воеводе. Сволочное насекомое вознамерилось устроить в моем носу перевалочную базу и деловито втаскивало в ноздрю стрекозиное тельце. Не выдержав муки, я чихнул — да так, что перевернулся на бок.

Воевода бегал взад-вперед перед открывшимся моему взору строем, размахивал руками.

— Вот что, друже! — прокричал он наконец. — Садитесь на коней! Ежели среди нас чужой лазутчик есть, то ему коня не достанется!

Ратники, обрадовавшись мудрому решению, с шумом и лязгом оседлывали скакунов. Когда ржание поутихло, выяснилось, что кони действительно достались не всем, причем безлошадным оказался сам воевода. Воины зароптали, прощупывая предводителя подозрительными взглядами.

— Молчать! — дергая себя за бороду, заорал побагровевший воевода. — Я вот вам, псы!.. Это неверный способ! А ну, слезайте, будем заново считать!

Ратники посыпались с коней. Длиннобородый начал счет заново, немедленно сбился и совсем озверел.

— Голову мне морочите, разрази вас центральный комитет!!!

— Не гневайся, товарищ батюшка воевода! — вышел из строя один из ратников, немолодой уже, вислоусый дружинник, коричневый и сморщенный, как леший. — Выслушай!

— Ну?!

— Я, почитай, с самого рождения в дружине. Многих помню и всех знаю… А вот этого вот отрока ни разу еще не видел. Так я подумал, что лазутчик…

— Давайте его сюда! — возликовал воевода.

К нему вытолкнули невысокого парнишку. Я удивился — даже странно, как такой мог оказаться в дружине. Подросток, совсем почти еще ребенок, сгибающийся под тяжестью кольчуги, доходящей ему до пят. Из оружия — только кинжал на боку. И на хитроумного коварного лазутчика он тоже не похож.

— Кто таков? — грозно нахмурился на парнишку длиннобородый.

— Не вели казнить, дяденька, вели миловать, — захныкал отрок. — Сирота я. Небесами да людьми злыми обиженный. Хотел ратному делу приобщиться, чтобы верою и правдою служить этому… как его… делу партии!..

— Делу партии? — смягчился воевода. — Когда же ты, болезный, затаился посреди нас?

— Больно уж хлипкий, — высказался старый ратник, — на такого-то и наступишь — не заметишь, а уж посреди лютой сечи вовсе не виден… Давно, видать, затаился. И зачем он нам нужен?

— Не гоните, дяденьки! — зарыдал парнишка, да так жалобно, что у меня в носу защипало. — Пропаду я один. Сирота ведь. Пусть я буду сын дружины, а?

— Я не нянька, чтобы малолетних пестовать, — снова нахмурился воевода.

— И коняка у меня своя есть, — отметил парнишка. — И кинжальчик булатный. Я вам в тягость не буду.

Он шагнул в сторону и похлопал по тощим бокам куцехвостую клячу, выглядевшую не менее жалко, чем ее хозяин.

— Коняка… — зашумели ратники, — кинжальчик… Пущай малый остается!

— Ну, ежели со своей конякой… — дрогнул было голосом длиннобородый, но вдруг встрепенулся:

— Друже! Ежели отрок со своей конякой, то где же тогда моя?!

Отрок слышно крякнул и шлепнул себя кулаком по лбу. Мгновенно кольнувшее предчувствие того, что сейчас случится нечто из ряда вон выходящее, меня не обмануло.

— Молчал бы про коняку, дурак, — вдруг басом проговорила кляча. — Все дело испортил, недомерок!

Воины замерли в ужасе.

— Колдовство! — прохрипел воевода, выдирая из рук ближайшего воина здоровенную булаву. — Скотина говорящая!

— Сам ты скотина! — бодро отбрехалась кляча. «У меня бред начинается, — с облегчением подумал я. — От перевозбуждения и побоев. Теперь можно и забыться в горячечном сне… »

— Бей колдунов! — рыкнул воевода. — Цеди кровь поганую! За Родину! За Штирлица!

— За Штирлица… — не совсем уверенно откликнулись ратники.

— Сейчас я их одним молодецким ударом!.. — решил личным примером поднять боевой дух войска воевода и размахнулся булавой, целя в морду клячи.

Никакого молодецкого удара не получилось: во-первых, кляча, проворно вскинув костлявые ноги, отпрыгнула в сторону, а во-вторых, булава в руках длиннобородого превратилась в отвратительного жирного змееподобного червяка с неожиданно крупной и зубастой головой.

— Мама! — заорал воевода, отбиваясь ослабевшими от испуга руками от червяка, щелкающего зубами в непосредственной близости от воеводиного носа.

Отрок в кольчуге разбежался, сшиб с ног ударом головы в живот ближайшего ратника и, схватив его за ноги, закрутился в убийственном вихре. Кое-кто, правда, пытался сопротивляться, но кляча оглушительно проигогокала какое-то ужасное лошадиное ругательство — и кони дружинников, мигом взбесившись, встали на дыбы, круша копытами несчастных своих хозяев. Червеобразная змеюка, то и дело пружиной взвивавшаяся над свалкой, угрожающе шипела и клацала акульими клыками, норовя отхватить кому-нибудь голову. Почему-то в рядах красных партизан не оказалось давешнего богатыря Микулы. Если бы он включился в бой, то, возможно, завершилось бы все совсем по-другому. А так…

В общем, лишиться чувств я не успел. Очень быстро все закончилось. Перепуганные кони разбежались, ратники — кто еще мог более-менее сносно передвигаться — поспешно ретировались в туман.

— Будете знать, как у честных цвергов воровать коней! — проорал им вслед, грозя костистым кулаком, старикан.

Воевода с наполовину отгрызенной бородой, стеная, отполз к болотным кочкам и попытался скрыться в зарослях камыша. На полянке остались несколько тел разной степени помятости, брошенная впопыхах амуниция и, конечно, утомившиеся, но гордые победители.

— Устал как собака, — констатировала кляча, шлепнувшись на задницу и утираясь правым копытом.

— Ага, — поддакнул отрок.

Он ладонями мазнул по лицу, будто смахивая пыль, и — я удивленно моргнул — стер с себя лицо, как стирают театральный грим. Не малолетний парнишка стоял теперь передо мной, а древний старикан, лысый и беззубый, с лицом очень темным, почти черным, на котором блестели маленькие и юркие, как тараканы, глазенки.

— А где Зигфрид? — покрутив мордой, осведомилась кляча.

— Врагов добивает, — прошамкал, бряцая кольчугой, старик, — огневой наш соратник…

— Зигфрид! — позвала кляча, обернувшись к камышовым зарослям, откуда раздавались смачные удары и жалобный голос воеводы:

— Не бейте меня, я больше не буду!..

— Ась? — возникла над коричневыми головками камыша змеиная голова.

— Ну их в Етунхейм, малахольных… Давай сюда! Змеюка вполне по-человечески вздохнула, глянув вниз с сожалением… но все же послушно приползла на полянку, где кляча, судя по всему, являвшаяся предводителем странной компании, ожесточенно распекала престарелого отрока:

— Лазутчик из тебя, как из дырявого валенка расписной драккар! Какого рожна языком молол, ежели ума нет? И помалкивал бы в тряпочку!

— Так оно само собой… — смущенно мялся распекаемый. — Как-то оно… так.

— Все дело испортил, дубина стоеросовая!

— А кто жеребца воеводиного пришиб? — вдруг поднял голову старикан.

— Жеребца?..

— Сам виноват, а на меня сваливает! Ежели бы всем ратникам по коняшке досталось, никто ничего…

— Помолчи! Думаешь, легко в кобылином обличье бегать? То верзила какой-нибудь на хребет взгромоздится, то жеребец сзади подкрадется. Правильно я ему, охальнику, вломил копытами! Перестарался, конечно, чуток… Ну, да ладно… Что делать будем, братья?

Змеюка с именем Зигфрид, свернувшись на траве толстым колбасным колесом, промолчала. Старикан нахмурился, поскреб пятерней лысую голову. Несколько минут на полянке было совсем тихо. Я бы, конечно, предпочел отлежаться в сторонке, пока эти малосимпатичные типы со своими тайными разговорами не отвалят подальше; я уж понадеялся на то, что обо мне забыли… Не мое это дело! Мне даже Штирлица, то есть Степана Федоровича, расхотелось разыскивать. А эта троица хоть и вытащила меня невольно из безвыходного, казалось бы, положения, но доверия что-то не внушает. Вот и славно, вот и разойдемся. Как говорится, война окончена, всем спасибо… Только бы меня не заметили, не вспомнили про меня. Лучше уж с тридцатью дружинниками сражаться, чем с этими… непонятно с кем…

Случайно скосив глаза вниз, на траву, я задрожал всем телом. Давешний коварный муравей, невесть где благополучно переждавший драку, топтался в сантиметре от моего лица, пошевеливал усиками, словно спрашивая:

— Я тут стрекозу свою нечаянно потерял… Вы не видели?

По понятным причинам не дождавшись ответа, насекомое заинтересованно сунулось мне в ноздрю. Адовы глубины! Хвост Люцифера! Как тут было удержаться? Я и не удержался — снова чихнул.

— Тихо! — вскинулась кляча. — Нас подслушивают!

Я затаил дыхание.

— Послышалось… — помолчав, определил старикан. — Нет никого, тихо. Хотя… Чую я: сопит кто-то поблизости. Никак схоронился кто рядом?

Адово пламя… Ничего я не соплю. Попробуйте бесшумно дышать, когда вам рот заткнули металлической перчаткой!

— Подслушивают! — грозно оскалилась кляча. — Самолично растерзаю! Где здесь проклятый вражеский лазутчик?

ГЛАВА 3

— Я не подслушивал, — объявил я сразу после того, как старикан вытащил кляп из моего рта. — Я ничего не видел. Ничего не слышал. Я слабослышащий. И слабовидящий. И вообще слабоумный. Мое дело — сторона, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. Отпустите меня, уважаемые колдуны, а?

— Ой, а кто это? — поинтересовался старикан. — На тех чужеземцев не похож. С рожками… Какой отвратительный… Лодур, глянь-ка, кто это такой-то?

Надо мной воздвигся лошадиный круп. Глубокомысленно мотнув гривой, кляча медленно выговорила:

— Ничего не отвратительный. Подумаешь, рожки… Рыжий. На кого он похож-то? Похож на кого-то… Фьяльни!

— Ась? — откликнулся чернолицый старикан.

— Ермунганда в пасть! Отвратительный! На себя посмотри! Этот парень на меня похож! Вот на кого!

— Ничего себе! — не выдержал я. — Как это — похож? Я, конечно, тоже парнокопытный, но не до такой же степени!

Кобыла с чернолицым переглянулись и заржали одновременно. Вот типы — шутя распугали дружинников и рейхсфюреров и продолжают веселье.

— Смешной паренек! — всхлипнула, вытираясь хвостом, кобыла.

— Да, не врубается, — поддержал старикан. — Зигфрид, иди глянь!

Змеюка с шуршанием подползла ко мне, приподнялась из травы и внезапно совсем по-человечески охнула:

— Господин Адольф!

— Вы знакомы? — удивилась кобыла Лодур.

— Никогда раньше не видел, — на всякий случай открестился я. — Я с ползучими вообще дел никаких не имею. Как-то встречался с одной летучей одноглазой змейкой — но только один раз. Она мне голову хотела отгрызть, а я ее в духовке запек… — Тут я запнулся, поняв, что наболтал лишнего. — Я надеюсь, э — э… уважаемое пресмыкающееся, у вас родственников в России нет?

— Есть! Есть! — взволновалась змея. — Господин Адольф, вы меня не узнаете?

— Ну, ладно, хватит! — крикнула кобыла и, подпрыгнув вдруг на задних копытах, изобразила «свечку». — Смотри!

Кобыла исчезла в облаке розового тумана. Змеюку затрясло, словно в припадке. Необычное было зрелище — будто сквозь батон докторской колбасы пропустили мощный разряд тока. Змеиные глазки увлажнились, зубастая пасть плаксиво сморщилась, выпустив нехилую струю плотного зеленого газа…

Продолжения я не увидел, потому что старикан Фьяльни, чтобы ловчей стащить с меня цепи, перевернул меня лицом вниз. Но когда я получил возможность подняться на ноги, никакой кобылы не было. Вместо нее стоял, подбоченившись, рыжий молодец в кожаной одежде — действительно здорово похожий на меня, только повыше, без всяких признаков рожек и с ожерельем из камешков на груди; а на том месте, где минуту назад перекатывалась змеюка, мялся с ноги на ногу Степан Федорович — Штирлиц собственной персоной. Честное слово, я обрадовался!

— Господин Адольф!

— Господин штандартенфюрер!

Мы обнялись, всласть похлопали друг друга по плечам, я трижды попытался уклониться от страстных поцелуев (не люблю телячьих нежностей), но не пре-успел в своих попытках ни разу; в конце концов Степан Федорович совсем раскис, прослезился и похохатывающий Лодур отлепил его от меня. И предложил:

— Ну, почтенный Зигфрид, расскажи нам с Фьяльни, откуда ты знаешь этого почтенного пленника?

— Зигфрид? — удивился я.

— Зигфрид, — подтвердил Лодур. — Повелитель Нотунга, Истребитель Великанов.

— Э-э… — немедленно смутился Степан Федорович. — Можно, я со старинным приятелем тет-а-тет потолкую? Буквально на минуточку?

— Пожалуйста, уважаемый Зигфрид, без проблем, уважаемый Тет-а-тет.

— Вообще-то меня Адольфом зовут, но это неважно… Я погляжу, данные от рождения имена теперь ничего не значат. Итак, Степан… то есть Штирлиц… то есть, тьфу, Зигфрид, пошли!

Степан Федорович ухватил меня за локоток и оттащил в сторонку.

— Значит, такое дело, — зашептал он. — Меня теперь Зигфридом прозвали. Вы уж не это самое… не разубеждайте мою новую компанию. Во-первых, неудобно, а во-вторых, они за обман и превратить могут нас обоих в какую-нибудь гадость…

— Ну, это мы еще посмотрим. Я и сам не лыком шит… Хотя, насколько мне известно, этот Лодур, он же Лофт, он же Локи, — довольно ушлый парень. Так что не расслабляемся. Рассказывай!

— Тут такая история вышла… Когда вас немного ранило и вы решили пробежаться вслед за этим бородатым…

— Гиммлером?

— Ага… Через некоторое время вдруг — бах! Шарах! Бум! И все полетело вверх дном. Зомби в одну сторону, я — в другую. Ну, я очнулся и понял, что мне ради разнообразия повезло — я остался жив. Иду, бреду, не узнаю местность… Туман вокруг, скелеты разбросаны. Страшно… Набрел на какой-то замок, зашел попроситься на ночлег, а в замке никого. Только сидит за столом перед пустым ведром детина и пучит на меня глаза. Я поздоровался вежливо, а он как заорет: «О, как долго я спал! Аж гости все разошлись! » Посадил за стол с собой, хотел вина налить, но вина не оказалось. Детина расстроился и снова заорал: «О; как долго я спал, все бочки высохли! И все слуги передохли! » Надо, говорит, немедленно пару бочек приобрести. И вот пошли мы с этим алкоголиком за опохмелкой…

— Алкоголика как звали? — осведомился я.

— Не знаю, он не представлялся. По дороге мы завернули в какую-то пещеру. Детина опять как заорет! «Етун! — орет. — Где ты, лентяй? Так-то ты мой меч охраняешь? А ну, подавай его сюда! » Из пещеры кто-то рычит, а что рычит — не поймешь… Детина тут же похвастался: «Вот, мол, какой у меня етун дрессированный. Хозяина по голосу узнает! Только надо крикнуть погромче. Подсади-ка меня на этот камень… » Я подсадил, но вы же знаете мое везение? Я поскользнулся, Детина поскользнулся и рухнул прямо головой вниз. Но сразу поднялся и завопил: «Ефун! Подафай фюда мой мефь! Фу, кавется, жуб вываливфя… » А из пещеры ему: «То не голос моего хозяина, сейчас я тебя, самозванец, буду жрать! » И вылезает громаднейший мужик — прямо с пятиэтажный дом ростом. Настоящий великан! Детина: «Ефун, опомнифь! Я твой ховяин! » Великан снова: «То не голос моего хозяина! » Детина осердился, великан осердился — и такая пошла драка! Я даже переволновался. В общем, когда я вылез из пещеры, рядом никого не было. В смысле — живых. Детину великан обработал так, что мама родная не узнает, но и великану не легче пришлось… А в пещере лежал большой такой меч с красивой рукояткой… Я его попытался поднять — просто так, для интересу, — но не смог. Только выволок из пещеры и выдохся. Ну, в общем, когда Лодур и Фьяльни наткнулись на меня, я как раз присел на великанью ногу — отдохнуть. И, знаете, Адольф, они меня почему-то сразу так зауважали… Приняли в свою компанию, разговаривают вежливо, потчуют без устали, а Фьяльни — так тот поначалу все кланялся и не смел в моем присутствии даже сидеть… Я вот и подумал: может, мой период невезения наконец-то закончился? Ни разу в жизни меня так не почитали…

Идиот! Закончился бы твой период невезения, не оказался бы ты в мире мрака и хаоса! Я почувствовал дыхание сзади и толкнул Степана Федоровича коленкой. Тот осекся.

— Чего там рассусоливать! — похлопал нас по плечам Лодур. — Дела пора делать! Я слишком долго спал, чтобы сейчас на болоте скучать. Чужеземцев мы спугнули, а вот бы выяснить, кто они такие и что им на наших землях понадобилось? Вот ведь — чуток в небытии покемаришь, а на родине уже полный разлад. Селения в прахе, половина народу в труху превратилась, подозрительные типы шастают где ни попадя… Тет-а-тет, друг милый, есть у меня к тебе предложение…

— Адольф! — представился я.

— А? Ну, пусть так… Раз уж ты с Зигфридом знаком. может, присоединишься к нашей компании вместо почтенного цверга Фьяльни?

— А что с Фьяльни?

— Что-что… — подал голос чернолицый цверг. — Ухожу я. Домой. После стольких веков сна хозяйство в запустении, шахты наши обвалились… дел, в общем,

невпроворот. Спасибо Локи, лошадей моей деревне он вернул, в награду, как и было обещано, возьмет себе пару…

— Три!

— Пусть будет три, — поколебавшись, решил Фьяльни. — Ну, прощайте, уважаемые, спасибо за помощь.

— Пожалуйста, — важно ответил за всех Степан Федорович Штирлиц-Зигфрид. Видно, он и впрямь чувствовал себя в этой компании главным. — Обращайтесь, если что. Всегда рады помочь.

Лодур украдкой хихикнул. И как-то очень по-свойски подмигнул мне, кивнув на моего клиента. Я пожал плечами — мол, нечего было подначивать, людская природа такова: только дай повод, и самый безобиднейший человек на свете мгновенно усядется тебе на шею, с удовольствием свесит ножки.

Фьяльни раскатисто свистнул. Три черных жеребца возникли перед нами совершенно неожиданно, словно из-под земли выросли.

— По коням! — крикнул Лодур.

— Садимся — и вперед, — распорядился Степан Федорович. — Нас ждут великие дела!

— Это какие же дела? — осведомился я, когда мы взгромоздились на лошадей (Степана Федоровича пришлось подсаживать) и неподкованные копыта захлюпали по болотной грязи.

Мой клиент моргнул и вяло ткнул пальцем в Лодура — дескать, веди с ним разговоры, а я слишком уморился, чтобы языком трепать.

— Целую неделю почти не спамши, — пояснил еще Степан Федорович и глубоко клюнул носом. — Бегаешь, бегаешь, из сил выбиваешься, совершаешь подвиги, спасаешь местное население… Никакой возможности нормально отдохнуть.

— Как это — целую неделю? — удивился я. — Мы же с вами только двое суток как расстались?

В ответ раздался умиротворенный храп.

— Нифльхейм, — молвил Лодур. — Что?

— Нифльхейм. Здесь нет времени. Там, откуда вы прибыли, может пройти целый век, а тут — лишь одно мгновение. Или — там одно мгновение, а тут — целая эпоха. Понимаешь, Адольф?

— Н-ну-у… Не хочу показаться бестолковым, но…

— Я тоже не понимаю. Да не бери в голову! Мало ли непонятного… Лучше скажи, наше Пробуждение — ваших рук дело?

— Моих рук дело, — признался я. — То есть не то чтобы рук… Э-э, как бы это получше объяснить… В общем, поджарили мне немного задницу, а рядом оказался установка, начиненная заклинаниями Время Вспять, как рождественский гусь — яблоками… — В двух словах я пояснил рыжему асу причину, по которой давным-давно почившее вдруг вернулось из вековечного Мрака.

— Здорово! — выслушав мой рассказ, захихикал Лодур. — Выходит, теперь в здешних пределах появился очередной великий воитель. Как, говоришь, зовут воителя?

— Мой тезка… Только не подумай ничего такого — мы не родственники и даже не однофамильцы. А чего смешного?

— Да так… Из асов проснулись двое. Меня ты видишь перед собой.

— А кто еще?

— Донар-громовержец проснулся.

— Какой донор? Ах, Донар… Типа — Тор?

— Да, его в юности так прозывали… Проснулись валькирии, проснулись тролли, проснулись великаны и цверги! Эх, веселуха начинается!

Я лихорадочно соображал. Хорошо этому Лодуру про веселуху говорить… А мне что делать? Вот ведь связался с этим Степаном Федоровичем… Сначала с домашними монстриками помахался, потом улетел в гитлеровскую Германию, успешно оккупированную древнеафриканскими захватчиками во главе с циклопом-долгожителем… А теперь вот ненароком воскресил замшелый старогерманский пантеон с довеском из всякой вымершей тыщи и тыщи лет назад нечистью… Просто интересно, если я продолжу в том же духе спасать вселенную, что еще случится?

— Не люблю я этого Донара! — разглагольствовал тем временем Лодур. — Зануда он. Вроде твоего Гитлера.

— Только не говори, что ты и с Гитлером знаком.

— Не знаком, но могу видеть его. Прямо сейчас вижу.

— Как это?

— Я все-таки бог! То бишь ас. Вездесущий — одно из моих имен. Достаточно мне захотеть, и я могу разглядеть морскую тлю в чешуе Мирового Змея, спящего в бездонных недрах океана. Кто все видит и знает, тот везде поспеет первым!

— Информация правит миром, — поддакнул я.

— Отлично сказано! Прекрасно подходит под мой Девиз! «Информация правит миром! » — еще раз просмаковал Лодур.

— Кстати, насчет правления миром… Должен тебя предупредить — этот мой тезка, он не какой-нибудь там очередной великий воитель, он жаждет…

— Можешь не предупреждать. Все воители жаждут одного — господства над миром. Закрой-ка глаза.

— Зачем?

— Закрой, закрой… — Он наклонился с крупа своего жеребца ко мне, протянул указательный палец к моей голове. — Валяй, зажмуривайся, не бойся!

Пожав плечами, я закрыл глаза. И тут же ощутил прикосновение пальца аса к своему виску. Тьма перед глазами мгновенно расцвела. Я увидел необъятную залу с редкими, но толстенными каменными колоннами. За грубо сколоченным столом сидели фюрер собственной персоной и какой-то чернобородый здоровяк в доспехах из звериных шкур — они беседовали. Вокруг стола бродили автоматчики, выглядевшие очень и очень озадаченными. Геббельс стоял за спиной Гитлера и глубокомысленно хмурился. Грубый Геринг беззвучно хохотал и жестикулировал золотым кубком перед шеренгой дородных дев в рогатых шлемах и с большими, сложенными на манер парашюта крыльями за спиной. Валькирии!

— Ну как? Видишь? Снюхались уже!

— Этот, с бородой, — Донар? — догадался я. — Здорово! А можно узнать, о чем они разговаривают? Где тут у тебя настройка звука?..

— Не шевелись! Ты можешь их только видеть, но не слышать. Я читаю их мысли, так что не сбивай меня с толку… Я сам передам тебе все, что услышу. Заткнись и смотри.

Не очень-то вежливо, но с асом не поспоришь. Я заткнулся и смотрел.

Геббельс, склонившись, шептал что-то на ухо Гитлеру. Тот кивал и ладонями рубил по столу, словно делил огромный невидимый пирог. Процесс дележа явно пришелся по вкусу Донару. Бородатый ас выхватил из-за пояса чудовищный молот и восторженно колотил им себя по коленке. Геринг, опорожнив кубок, прекратил выпендриваться и перешел в наступление, о чем немедленно пожалел. Первая же валькирия, которую он галантно ущипнул за задницу, отвесила ему пендель такой силы, что герр Герман кувыркнулся на стол. Донар невнимательно смахнул рейхсмаршала на пол. Гитлер отделил от «пирога» добрую половину и с показной натугой на обеих руках протянул ее бородатому. Донар с благоговением принял, встал и поклонился фюреру.

— Ну, как я и предполагал, — раздался голос Лодура. — Твой тезка-воитель пообещал громовержцу Антарктиду, Бразилию, Южную Африку, Мадагаскар и Каймановы острова. Что за диковинные страны, я о таких не слышал… В награду за то, что Донар присоединится к его войску.

— Ловко! Донар согласился?

— Как видишь. Но вот тот смертный, который воителю на ухо нашептывает…

— Геббельс!

— Ага… тот недоволен, но возражать боится. Он считает, что бородачу и Антарктиды за глаза хватит.

— Интересно. А Геринг какого мнения придерживается?

— Толстый смертный, который ругается непечатными словами из-под стола? Да, и у него есть предложение по поводу наилучшего раздела мира. Он хочет в придачу к Каймановым отдать Донару еще и Британские острова, если только бородач подарит лично ему вон ту рыженькую, первую в строю, и двух блондинок крайних справа…

— Понятно… Ох…

Лодур отнял палец от моей головы, в которой тотчас что-то вспыхнуло и затрещало — прямо как на экране телевизора, отключенного от сети. Я минуту сосредоточенно протирал глаза, спасаясь от головокружения.

Рыжий ас хихикал:

— Делят шкуру неубитого тролля! Недоумки! Но каков Донар! Ему полмира во владение предлагают, а он даже и не подумал о том, что неплохо было бы со мной поделиться. Напыщенный верзила! Дикарь! Слушай, Адольф, есть предложение — давай мы этим двум воителям фитиля вставим, а? Гитлеру и Донару, а? Соглашайся! Да, впрочем, я и так вижу, что ты согласен…

— Я ведь и слова еще не сказал.

— Но подумал! Не забывай про то, что я ас и могу читать мысли.

— Ну и про что я сейчас думаю?

— Ха! Пожалуйста. Ты думаешь о том, как бы тебе быстрее вытащить своего приятеля Зигфрида и еще великого воителя фюрера. И всю его шайку. И тех ратников, которых я только что разогнал по болоту. В общем, всех, кто на нашу голову по твоей вине свалился. И еще о том, что у Геринга губа не дура, а от рыженькой валькирии первой в строю и двух блондинок крайних справа ты сам бы не отказался… И еще…

— Достаточно, Проще говоря — ты предлагаешь…

— Союз! Ты хочешь чужаков вернуть обратно, а я — малость повеселиться и Донару, тупоумному козлу, по носу щелкнуть, чтобы не зазнавался. Бразилию ему подавай и Южную Африку! Знаешь местную пословицу? Для того Лодур создан, чтоб всем остальным жизнь медом не казалась. — Ас горделиво выпрямился в седле. — Получается, что цели у нас сходные. Нужно — что?

— Открыть линию Сопротивления, — догадался я. — И навалять всем по первое число!

Лодур хлопнул меня по плечу и заржал:

— Прекрасно! Значит, согласен!

— По рукам! — подтвердил я.

Бот ведь — симпатичный парень, даром что бог. То есть ас. Да и я ему, видать, приглянулся. Союз так союз. Все равно ведь одному мне здесь тяжко придется. А с нагрузкой в виде невезучего Степана Федоровича-Зигфрида — вообще, хоть сразу ложись и помирай.

— Та-а-ак… — тем временем размышлял вслух рыжий ас — Твой Гитлер вместе с Донаром сейчас в Асгарде. Кроме валькирий и нескольких десятков воинов, у них никакого войска нет…

— Насколько я знаю, — припомнил я, — у вас тут традиционно бойцы вербуются из великанов или троллей.

— И из людей, — кивнул Лодур, — но с людьми напряженка. Не вынесли они погружения во Мрак. Перемерли. Жидковатые — что поделаешь! Одно слово — смертные. Остается нам — быстренько, пока противник не успел, завербовать к себе великанов. Ну и троллей, конечно…

— Гениально. А они согласятся? Не в обиду будь сказано, ас, но мне кажется, что и Донар здесь в большом авторитете.

— Ну, это когда было! — беспечно махнул рукой Лодур. — Это давно уже было! Сейчас всем не до Ас-гарда вообще и не до Донара в частности. Я после Пробуждения огляделся и в ужас пришел! Долгие века в Нифльхейме не пошли на пользу Девяти Мирам. Мидгард, человеческий мир, безвозвратно ушел во мрак. Те люди, которыми правил Асгард, давным-давно истлели. Свартальфхейм и Ванахейм тоже канули в небытие. Нифльхейм, царство мертвых, за ненадобностью развоплотилось. Ад я вижу, но как-то там все резко изменилось, на место ужасных демонов пришли существа вроде тебя, и правит там такой злодей, до которого асам еще расти и расти.

— Преисподняя Донару недоступна, — поддержал я честь своей родины. — Руки у него коротки!

— Альфхейм, — кивнул Лодур, — как раз мы через эти земли едем. Ну, тут все просто. Черные и белые цверги воевать не пойдут ни за какие коврижки. Попрячутся по норам. Остаются земли великанов-етунов и троллей. Вот из них-то мы наберем себе войско. Здорово, а? Лишь бы первыми успеть…

Вокруг потемнело. Наступил вечер. А то и ночь. Пора бы уже. Интересно, откуда здесь, под землей, освещение? Ни солнца же, ни луны нет… Вместо синего неба клубится далеко наверху туман цвета темного пепла. Кажется, когда мы только выехали с болота, туман там, наверху, был нежно-перламутрового цвета… А, не буду забивать себе голову, прислушаюсь к совету хитроумного Лодура.

Болота остались позади, теперь справа тянулась невысокая горная гряда, а слева — изрытые норами холмы. Наш герой Зигфрид откровенно храпел. Рыжий ас с удовольствием оглядывался по сторонам и полной грудью вдыхал здешний пыльный воздух.

— Так что же с великанами и троллями? — заговорил я снова. — Пойдут они за нами?

— А моя хитроумность на что? — Для убедительности Лодур постучал кулаком по своей рыжей черепушке. — Да и ты — видать по всему — не дурак. Я возьму на себя троллей. Эти твари очень уж злобные, тебе с непривычки с ними не справиться. Сожрут, прежде чем рот откроешь. Настоящие звери.

— А великаны — добродушные, покладистые и доверчивые? — поинтересовался я.

— Вообще-то, стервозности и у них не отнимешь… — нахмурился Лодур. — Хм, загвоздочка — вряд ли они смертного будут всерьез воспринимать.

Скорее всего, проглотят не думая. Но это если они тебя вообще заметят.

— А если не заметят?

— Раздавят как букашку. Хм… Ты вот что — с ними вообще лучше не разговаривай. Тем более что они и разговаривать-то толком не умеют. Ты их хитростью всех собери на одной территории… скажем, в долине. А там уж и я со своими троллями подоспею. Речь произнесу, подарков наобещаю… Как там твой воитель говорил? Тому — Бразилию, этому — Антарктиду, а этому — блондинку…

Нормальненькое занятие — великанов с места на место транспортировать! Это ведь не японские иномарки из Владивостока в Москву гонять, это, наверное, посложнее… А Лодур, не ожидая моего согласия, уже докладывал диспозицию:

— Видишь, вдали горы? Там живут ледяные великаны. Холодрыга на вершинах — ужас. Сразу за горами холмистая равнина, земли великанов холмов. А за равниной — Муспельхейм, обитель огненных великанов. Мрачноватое местечко — огнедышащие скалы и лавовые озера…

— Ничего себе! — возмутился я. — Они еще и по породам различаются! Многовато работы. Может, махнемся — тебе великанов, а мне троллей?

— Перебьешься. Да не переживай ты так — плевое дело!

— Плевое дело?!

— Я тебе помогу чем смогу. Да и Зигфрид с тобой пойдет. Он как-никак герой.

— Зигфрида можешь с собой взять. Ты бессмертный, тебе проще…

Лодур расхохотался. И прищурившись, посмотрел на похрапывающего Степана Федоровича:

— У него ярко выраженная аура разрушения. Нащ человек!

— Аура разрушения! Это не просто аура разрушения! Знал бы ты, что такое полоса невезения у этого человека… За время нашего с ним знакомства он такого нагородил, чего двадцать Зигфридов, вместе взятых и в пучок связанных, за десять лет не нагородят…

Лодур поглядел на Степана Федоровича с уважением.

— Значит, не бойся, с ним не пропадешь. К тому же у него Нотунг!

— А где, кстати, эта пресловутая зубочистка?

— Эй! Попрошу к легендарному оружию относиться с должным уважением! Нотунг имеет собственную личность и вполне способен оскорбиться. И я бы не позавидовал тому, на кого направлен его гнев!

Мы как раз въезжали в предгорья. Лодур соскочил с коня и бодро махнул к ближайшей пещере, рядом с которой громоздилась бесформенная туша. Через минуту рыжий ас появился, волоча за собой огроменный двуручный меч.

— Держи, — пропыхтел он, с натугой поднимая чудовищное оружие. — Торжественно вручаю. Нашему герою эту игрушку не поднять, так что ты, Адольф, назначаешься почетным оруженосцем.

Когда я повесил Нотунг за спину, ноги у моего жеребца заметно дрогнули. Да и у меня чуть глаза на лоб не вылезли. Вот это тяжесть! Я почувствовал себя улиткой под колесом грузовика… Понятно, почему этот безвременно почивший настоящий Зигфрид считался здесь героем. Никаких экстраординарных качеств иметь не надо, кроме непомерной силушки. Ведь если такой громадиной ломануть кому-нибудь промеж глаз, никому мало не покажется.

— Колдовством владеешь? — обратился ко мне Лодур.

— Более или менее.

— Так. Сейчас…

Лодур снял с шеи ожерелье, сдернул с бечевы камешек и протянул его мне.

— Держи. В наших пределах твое мастерство может и не сработать, а вот это сработает наверняка. Только пошепчи желание над камешком, и оно непременно сбудется. Советую использовать в Муспельхейме. Тамошние жители — большие, надо сказать, сволочи, одолеть их много сложнее, чем, допустим, ледяных или холмовых великанов. Зато уж эти — ну чисто детишки, даром что здоровенные. Король ледяных великанов Кьярли, например, хоть своим годам счет потерял давно, до сих пор ночной горшок с кувшином для умывания путает… Ха-ха!

— Может, еще один камешек одолжишь? — на всяким случай спросил я.

— Мне и самому мало, — насупился Лодур. — Да не робей — справишься! Между прочим… — он сощурившись посмотрел на меня, — у тебя аура разрушения просматривается так же хорошо, как и у твоего Зигфрида.

— Мерси, — повеселел я. — Ну, будем прощаться?

— До скорой встречи! Удачи вам, славные мужи! Степан Федорович приоткрыл один глаз и прохрапел что-то вроде:

— До свидания…

А я спросил у рыжего аса напоследок:

— Еще такой вопрос… А то, понимаешь, последнее время что-то претендентов на мировое господство расплодилось, как мух на мясокомбинате… Что-то про вашего заглавного бога, широко известного своим вла-столюбием, я ничего не слышу. Он что, не проснулся, как остальные?

Лодур помолчал, прежде чем ответить:

— Я не вижу Вотана. Может быть, он и спит, но скорее всего — проснулся, просто не дает смотреть на себя… Хм…

Ну, понятно. Вот почему рыжий ас так развернулся, Пока старшого нет, почему бы не побезобразничать? Ас задорно тряхнул головой:

— А может, он и спит еще. Старикан все-таки. Да и инвалид — одноглазый. Ты чего вздрагиваешь?

— Э-э… Понимаешь, с некоторых пор у меня предубеждение против одноглазых долгожителей…

— Что? А, ну неважно… Поехал я к троллям. Пока, Адольф! И — удачи!

— Пока…

Лодур свистнул, гикнул, подстегнул коня и скоро скрылся в сгустившихся сумерках. А мы с Зигфридом двинулись дальше.

За что люблю свою работу, так это за захватывающую смену событий и декораций. Только что прощался с жизнью в плену у дружинников, а сейчас приобрел одно из самых могущественных орудий в этом мире, покровителя из асов и титул оруженосца героя Зигфрида. Формальная сторона дела впечатляет, А реальная… Да что мне реальность? С самого начала командировки вокруг меня сплошной сюрреалистический кавардак! Конечно, и Зигфрид из Степана Федоровича, скажем прямо, никакой; и с Нотунгом ни он, ни я обращаться не умеем, и покровитель мой может оказаться провокатором (вполне в духе рыжего аса обмануть и посмеяться), но… Другого выхода У меня нет. И временем я особо не располагаю. Если хочу спасти мир от глобальной катастрофы, к которой приведет игра гада циклопа с ходом человеческой истории, надо действовать! А раздумья, терзанья и сомненья в данном случае — непростительная роскошь…. Бок о бок мы с героем Зигфридом ступили в один из миров, возрожденных из вечного Мрака. Бровастый туман грозно супился, подпираемый черными скальными громадами. Нездешний холод пробирал до костей, но крылья надежды… Тьфу ты, только задумаюсь, сразу начинаю высокопарно мыслить. Что за дурацкая привычка? Одно оправдание — надо же как-то взбодриться, когда от тяжести чудовищного меча жалобно трещит позвоночник, а великий герой, вместо того чтобы разделить ношу, бессовестно храпит в седле, пуская младенческие пузыри…

ГЛАВА 4

От гужевого транспорта нам пришлось отказаться. Карабкаться по скалам жеребцы не желали категорически, даже после бесцеремонной экзекуции, проведенной над ними злорадно разбуженным мною Зигфридом. Великий герой, предвкушая бессонную ночь в пути по скальным уступам, отлупил неповинных животных ножнами от кортика, и те перепуганными тараканами брызнули обратно в свой родимый Альфхейм.

Туман, в здешних пределах заменяющий небо, потемнел так, что вокруг ничего не было видно и в двух Шагах. Мы с великим героем Зигфридом, которого холод и тьма снова преобразили в поскуливающего Степана Федоровича, ползли по извилистым каменным тропам, ориентируясь единственно на белеющие Наверху снежные вершины.

— Неужели нельзя до утра подождать? — хныкал мой клиент. — Кошмар как холодно… Давайте где-нибудь укроемся и поспим. Я ведь не мальчик вам, мне сорок семь лет, у меня гипертония, язва, плоскостопие и железный штырь в ноге…

— Бодрее, Повелитель Нотунга, Истребитель Великанов. Не спи, Штирлиц, где-то рядом рыщет злобный Гиммлер… Я, между прочим, на себе еще и оружие твое волоку… Эту дурацкую тяжеленную пилку для ногтей…

Адовы глубины! Меч на моей спине, непонятно каким образом извернувшись, кольнул меня в поясницу, и я сразу вспомнил совет Лодура относиться к оружию героев с должным уважением.

— Прошу пардону! — воскликнул я.

— Что? — спросил Степан Федорович. — А-а, вы все-таки осознали… Правильно, нельзя так со мной обращаться! Героям нужен комфорт и уважение. Ко всему, я что-то проголодался.

Я решил не объяснять, кому именно адресовалось извинение. Чего доброго, узнав о нетерпимом характере новоприобретенного меча, Степан Федорович вовсе перепугается и откажется от статуса героя. Тогда будет сложнее. Авторитет первого силача — мощная штука, а имя Зигфрида знают во всех тутошних Девяти Мирах.

Я сказал только:

— На ночь вредно наедаться. Вот доберемся до места, можно будет и позавтракать. Наверное…

Какой-то сволочной камень оскользнулся из-под моей ноги. Я едва не рухнул в затянутую сумерками бездну — поднялись-то мы уже на порядочную высоту. Хвала Владыке, удалось схватиться за выступающий валун. Я удержался, но заплатил за это тем, что рухнул на колени, да еще и рукоять Нотунга больно пристукнула меня по макушке.

— Огненные вихри преисподней! — не удержался я. — Что за идиотская железяка!

Конечно, в следующую секунду я прикусил язык, но было уже поздно.

Геройский меч обиделся не на шутку. Предыдущий укол являлся, видимо, первым и последним предупреждением, за которым последовало полновесное наказание. Острие исполинского двуручника с размаху впилось в мое тело, но уже не в поясницу, а на пять сантиметров ниже.

— Мама! — заорал я, чувствуя, как в травмированной заднице возрождается ярость берсерка.

— Что случилось? — встревожился Степан Федорович.

— Ничего… То есть ого-го — вот что случилось! Хватайся за меня!

— К-как? За что?..

— За пояс! Скорее! Ай! Ой! Хвост Люцифера! Зад взревел, словно двигатель на холостых оборотах.

— Адольф! — укоризненно начал Степан Федорович. — Как не стыдно? Вы же цивилизованный бес…

— Хватайся, самозванец, если не хочешь один здесь остаться! Ай! О-о-о… Поехали! Северный экспресс уходит в небо!..

Выбравшись из сугроба, я первым делом отцепил от себя Нотунг и высказал ему все, что о нем думаю. Жаль, что у паскудного куска железа в принципе не могло быть родственников, а то моя речь была бы намного длиннее. Степан Федорович, выползший из-под снегового пласта, за моим яростным монологом (меч, понятное дело, угрюмо молчал, даже и не думая оправдываться) следил расширившимися от ужаса гла-зами. Должно быть, он решил, что вследствие чрезвычайного физического напряжения пострадали мои умственные способности. Шутка сказать — на горную вершину взлетели за считаные секунды.

— Адольф!

— Я уже спокоен! Я полностью себя контролирую.. , Ух ты… была б у тебя, безмозглая булавка, морда, я б эту морду набил!

— Адольф! Это же всего-навсего меч! Чего вы к нему привязались?

Я вытер пот со лба:

— Ладно, проехали… Зато мы теперь наверху. Можно отдохнуть.

С облегченным вздохом мой клиент рухнул в снег.

— Где-то здесь жилище ледяных великанов, — продолжал я размышлять вслух, — в темноте не видно, но скоро уже утро… Найдем.

Степан Федорович вскочил как ужаленный:

— Ледяные великаны?

— Ну да. Мы же как раз собирались… А-а, так вы самое интересное проспали. Ну, может быть, это и к лучшему. Спать все равно слишком холодно, есть нечего, огонь разводить — опасно. Поговорим, обсудим, разработаем… Итак, начали…

Очень скоро я замерз окончательно. Зато Степану Федоровичу никакой холод уже страшен не был. Пока я в красках расписывал ему наши с Лодуром намерения создать объединенную гвардию великанов и троллей, мой клиент бегал взад-вперед по колено в снегу с криками: «Это невозможно! Во что я ввязался! Отказываюсь быть героем! » — пока не вспотел.

Минут через пятнадцать я заткнулся. Не потому, что выговорился полностью, а потому, что дробно стучащие зубы выпускали из моего рта не членораздельные фразы, а какие-то бессмысленные звуковые осколки, перемешанные с облачками белого пара. И как в таком климате может постоянно функционировать целый народ? Впрочем, эти ледяные великаны наверняка давным-давно ассимилировались к жестоким условиям Севера, должно быть, они густой шерстью покрыты, как верблюды…

Изо всех сил я сжал челюсти, на мгновение подавив зубовный стук. Родившаяся только что мысль рвалась наружу, и я постарался оформить ее более-менее связно:

— Эт-то… Ст-теп-пан… Ф-фе… К-короче, я тут влезап-пно изобрел п-план.

— Какой? — взвизгнул мой клиент. — Какой план? Что можно придумать для того, чтобы выпихнуть с гор на равнину целое селение здоровенных великанов?! Пригласить батальон бульдозеристов?

— Нет… — Кое-как я все-таки справился с челюстным тремором. — Все намного проще. Если королю ледяных великанов вдруг станет холодно и он решит прогуляться вниз, в предгорья, где климат помягче, как ты думаешь, его народ последует за ним? Чтобы охранять своего короля?

— Почему это ему станет холодно? Сами же говорили — ледяные великаны отличаются повышенной волосатостью…

— Станет, станет… О проблеме чрезмерной волосатости короля Кьярли позаботимся мы с Нотунгом. Этот меч острый как бритва. Бритва, понимаете? Отменным ходом было бы лишить шерсти все стадо, но Для этого у нас нет армии цирюльников.

— Сами же говорили — внизу, по ту сторону гор, холмовые великаны! Вы уверены, что они встретят соседей с распростертыми объятиями? У великанов наверняка четкие договоренности о границах. Такие огромные орясины не смогут прокормиться в районе с большой плотностью населения.

— Вот ты Кьярли и пригласишь к себе в холмы. По-свойски, по-великански.

— Я?!! Короля ледяных великанов? Куда?! С ума сошли? Что значит по-свойски? Я что, очень похож на великана?

Не слушая далее протесты Степана Федоровича, я рассуждал вслух:

— Правда, придется использовать единственный камешек желания, который мне Лодур выдал специально для укрощения Огненного Сурта, но это пустяки. Главное — начать. А потом уже войдем во вкус и примемся этими великанами манипулировать, как куклами.

— Ничего себе куклы! Эти великаны с пятиэтажный дом ростом! Ну, может быть, с четырехэтажный… Я уже имел счастье наблюдать, как один из таких молодчиков настоящего великого героя Зигфрида мутузил! Незабываемое зрелище! Впечатлений хватает на пять обмороков и три-четыре непроизвольных мочеиспускания.

— Отставить панику. Потише. Мне надо определиться, в какой стороне селение…

Степан Федорович притих.

— Ничего не слышно, — проговорил он спустя минуту. — Только где-то в отдалении грохочет гром… Наверное, снежная буря собирается. Этого нам еще недоставало!

— Тихо… Не мешайте моему бесовски острому слуху… Что? Где гром? Это вовсе не гром. Оставайтесь здесь, я скоро приду.

— Адольф, не покидайте меня!

— Пойдем вместе в селение? Судя по громоподобному массовому храпу, оно совсем рядом.

— Хорошо, хорошо, я останусь!

— Вот и ладушки.

Я поспешно прикрепил за спиной Нотунг. Оглянулся на приплясывавшего в снегу клиента и пошел вперед. Через несколько минут в свете начинавшего по-утреннему розоветь тумана мне открылось снежное плато, раскинувшееся между валунами. Плато покрывали сложенные из ледяных кирпичей типи, похожие на иглу эскимосов. Найти самое большое типи не ¦составило никакого труда…

Когда я вернулся, Степан Федорович едва не разрыдался.

— Замерзли?

Впрочем, этот вопрос я мог бы и не задавать. Судя по плотно утоптанной площадке диаметром метров в десять, великий герой не останавливался ни на минуту.

— Я весь издергался! — оповестил меня мой клиент. — Я себе места не находил! Разве можно так опаздывать?

— Я не виноват, что на теле этого Кьярли шерсти больше, чем на фабрике фуфаек. К тому же я не профессиональный брадобрей. Да и Нотунг явно не привык к нежному обращению с великанами. То и дело порывался отрубить ледяному королю башку или, по крайней мере, поглубже оцарапать…

Склочный меч слегка завибрировал у меня за спиной. Не будь я бес Адольф, если это не означало издевательский смешок.

— Хорошо еще, что у великанов сон крепкий, — Добавил я, доставая из кармана камешек Лодура. — Переходим ко второй стадии плана. Стойте смирно. Сейчас я вас заколдовывать буду.

— Опять?

— Что значит — опять? Ах да, я и забыл — вас же Лодур в змеюку для конспирации превращал.

— Вовсе не для конспирации и вовсе не в змеюку… Уберите от меня этот дурацкий камень! Прекратите колдовать!

— Не могу прекратить, я уже начал. Мне хоть что-то надо делать, чтобы не превратиться в ледышку.

— Что бы вы ни делали, я в ваших бредовых мероприятиях участвовать не буду. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь неповоротливый гигант нечаянно наступил на меня.

— Ну, вот это вам как раз не грозит…

— Это почему?

— А потому, что для предстоящего дружественного визита к Кьярли нам нужен симпатичный холмовый великан. Великан великана всегда поймет. В качестве ручного етуна можно задействовать бывшего советского разведчика и настоящего древнегерманского героя. Не понимаете? Сейчас… Готово! Подождите минутку, пока заклинание подействует, — и почувствуете себя исполином.

Степан Федорович, потеряв дар речи, шлепнулся в сугроб.

— Так, что вы там говорили о превращениях? — бросив в снег израсходованный камешек желания, поддержал я разговор. — Извините, я не дослушал, некогда было. Итак, зачем Лодур вас в змеюку обратил?

Мой клиент прочистил горло и ответил:

— Он не собирался меня в змею превращать. Он дубинку, которую я подобрал для самозащиты, хотел превратить в ядовитого гада. Ну, ради увеличения смертоносности оружия.

— Почему же в таком случае, не дубинка, а вы сами…

— Да это все мое проклятое невезение, которое никак не закончится! — рявкнул Степан Федорович, прервав меня. — Даже заклинание на меня действует не как надо, а сикось-накось!

— Сикось-накось! — ахнул я. — Что же вы раньше мне ничего не сказали?! Как я и сам не догадался!

— Ой… — вздрогнул Степан Федорович. — Все… заклинание ваше действует… Чувствую, как и тогда, с Лодуром, покалывание во всем теле… Сейчас превращусь… В кого я превращусь? Ой, меня просто распирает изнутри… Я разбухаю! Нет, наоборот, съеживаюсь… Нет, точно — разбухаю… Ой, что со мной будет?

В свете последнего заявления Степана Федоровича на этот вопрос ответить было крайне сложно. Я и не отвечал. Я просто наблюдал за удивительными метаморфозами, терзавшими тело несчастного моего клиента.

— И зря вы беспокоились, досточтимый Зигфрид, — проговорил я. — По-моему, все получилось как надо. Ваше хроническое невезение не успело как следует напакостить мощному заклинанию…

— Какой стыд! Какой позор! — Голос Степана Федоровича стал писклявым до невозможности. Даже смешно было: этакая громадина, а пищит, как какой-нибудь продырявленный резиновый ежик. Нет, правда, очень смешно…

— Перестаньте ржать!

— Кхм… Гм… Хи… Извините, сейчас сосредоточусь… Хо-хо-кхе… Кажется, все. Больше не буду. Только постарайтесь поменьше разговаривать. Или попробуйте басить, что ли…

— Вы издеваетесь!

— Что вы, как можно! Ну, если только самую капельку…

Мой клиент наконец-то перестал расти. Он замер, охлопывая себя громадными ручищами по громадному обнаженному телу — шлепанье установилось такое, будто на сильном ветру трепетала сразу сотня флагов. Разорванные в клочья тряпочки, бывшие когда-то его одеждой, валялись кучкой на снегу.

— А в принципе, неплохо, — успокоившись немного, определил Степан Федорович. — Отрадно чувствовать себя не козявкой, а исполином. Какие у меня большие руки! Какие большие ноги! Какие большие… Адольф! — взвизгнул он. — Что это такое? Почему у меня такая чудовищная грудь! Я и так здоровенный, мне не нужны лишние объемы!

Я протер глаза. Адово пекло, опять осечка!

— Уберите немедленно эти шары! Ужас! — бушевал мой клиент.

— Да в чем тут ужас? — уговаривал я, лавируя между колонноподобными ногами. — Да остановитесь же! Вы меня затопчете! Подумаешь, грудь!

— Это не грудь! Вот раньше у меня была грудь, а теперь — сиськи! Сиськи!

— Да в чем проблема-то? Сиськи как сиськи. И еще какие! Памела Андерсон обзавидуется. А с другой стороны, все уравновешено — кое-где прибавилось, а кое-где и убавилось.

— Где убавилось? — насторожился Степан Федорович.

— Э-э… ну, там…

— Где? Я не вижу из-за этих двух баллонов!

— Зато мне прекрасно видно. Снизу, знаете ли, удобнее смотреть.

Степан Федорович, склонив голову, все-таки умудрился заглянуть в просвет между своими выдающи-мися буферами, увидел — и пронзительно заверещал и снова затопал ногами.

— Степан Федорович! — заорал я, увертываясь от летящих в меня комьев снега. — Спокойнее!!!

… Или мне его теперь не стоит называть Степаном Федоровичем? Заклинание удалось на славу. Камешек желания сработал безукоризненно. А в том, что мой клиент превратился не в великана, как я планировал, а в самую настоящую великаншу, притом голую с головы до пят, следует винить самого клиента. Вернее, его проклятую черную полосу невезения… Что ж, так даже лучше. Так даже больше подходит для моего плана.

— Стоять!!! — рявкнул я так, что у меня самого заложило уши. — Смирно!

Мой клиент застыл по стойке смирно, моргнул и немедленно переменил положение «руки по швам» на классическую позу Венеры, выходящей из пены морской.

— Так-то лучше…

— Отвернись, бесстыдник!

— Чего я там не видел… Скажите лучше, как мне вас теперь называть? Неудобно будет при людях величать этакую массивную красавицу Степаном Федоровичем.

— Мне не до шуток!

— Какие шутки? Я серьезно… Имя подходящее вам стоит подобрать. Какое-нибудь… ходовое в здешних широтах. Брумгильда — вот! Нравится?

Степан Федорович всхлипнул:

— Не хочу быть Брумгильдой…

— Куда деваться? Понимаю, что тяжело постоянно переименовываться, но сами согласитесь: «Степан Федорович, поправьте подол», «Штирлиц, не злоупот-ребляйте помадой» — совсем не звучит. Равно как и: «Зигфрид, у вас лифчик расстегнулся… »

— Я совсем голый! То есть голая… — пустил слезу мой клиент.

— Так, тихо… Тихо! Довизжалась, тетенька? Дотопалась ногами? Сюда кто-то идет. Действуем, как договаривались!

Из-за ближайшего валуна выглянула обширная волосатая морда, даже не морда, а сплошная клочковатая борода с посверкивающими глазками и мокрым красногубым ртом.

— Ы-ы-ы… — удивленно проговорила морда.

— Здравствуйте, — пискнула моя Брумгильда. Ледяной великан вышагнул к нам навстречу во весь свой небывалый рост. Был он похож на средних размеров водонапорную башню, целиком обросшую седоватой шерстью. Кривые ножищи сгибались под тяжестью несуразного корпуса, мохнатые лапы свисали до земли.

Я инстинктивно схватился за Нотунг. Меч напряженно зазвенел натянутой стрелой, и мне стоило немалых усилий удержать его в руках.

— По-позвольте приветствовать пре-представителя славного племени ледяных гигантов, — заикаясь от страха, затараторил Степан Федорович. — Дозволено ли мне увидеть почитаемого короля Кьярли, будь прославляемо его имя во веки веков?

Етун оттопырил губищу и прогудел в ответ на изысканное обращение:

— Баба! — при этом ткнув корявым пальцем в сторону Брумгильды.

Мою персону он оценил с той же лаконичностью: — Еда!

— Хам! — неожиданно взвизгнул Степан Федорович. — Не потерплю фамильярности!

— Ы-ы-ы?

— А то, что слышал! Ледяной гигант нахмурился.

— Баба! — повторил он с интонацией, в которой ясно прочитывалось: «Не ерепенься! », и требовательно протянул вперед растопыренные ручищи. — Ы-ы-ы!

Степан Федорович вздрогнул и потерянно оглянулся.

— Он, по-моему, меня совсем не слушал. И смотрит он как-то странно… Чего ему надо, а, Адольф?

— А то сам не понимаешь… Эй ты, дитя природы! — надсаживаясь, крикнул я. — Видал мой меч?

— Ы?

— Будешь приставать к девушке, отрублю приставалку подчистую. А вообще-то мы мирная делегация с холмов. Веди нас к Кьярли!

На протяжении всего высказывания великан ковырял в носу, не сводя глаз с обнимающей самое себя Брумгильды. Но когда я, приняв боевую стойку, демонстративно взмахнул Нотунгом, он показал мне колоссальных объемов кулак и недвусмысленно предупредил:

— Ы-ы-ы!

От такой пещерной прямоты я оторопел, а Нотунг оскорбленно звякнул. Степан Федорович — Брумгильда разразился бурно-писклявой речью, в которой изобиловали всяческие «первобытные извращенцы», «маньяки-переростки» и даже «озабоченные питекантропы». Ледяной гигант попыток остановить поток словоизвержений не делал. Ему было не до того — Степан Федорович жестикулировал. Широко распахнув замаслившиеся глазки, пустив ручеек слюны из пасти, великан с огромным и явно не платоническим интересом обозревал открывшиеся во всей красе необъятные прелести Брумгильды.

Однако сказать, что своим выступлением мой клиент не добился никаких результатов, было бы неверно. Со всех четырех сторон, разгребая снег колоссальными ножищами, сходились привлеченные пронзительным визгом мохнатые чудовища. Непробиваемая стена многометровой высоты окружила нас. Колени мои подкосились, словно суставы враз превратились в вату, и, чтобы не упасть, я вынужден был опереться на Нотунг. Геройское оружие нервно подрагивало… Вот уж действительно — в таком окружении я кажусь паршивой букашкой, а великий Нотунг — хлипкой зубочисткой…

Мой клиент наконец замолчал. Ледяные гиганты все разом (а их было не менее полусотни) выдохнули во всю мощь своих глоток:

— Ы-ы-ы! — И это вполне сошло бы за аплодисменты.

— Им понравилось, — воодушевил я Степана Федоровича, а тот, судорожно прикрываясь ладонями, предположил:

— Кажется, они опять меня не поняли… Что значит — понравилось?!!

— Баба! Баба! — подтвердили ледяные гиганты, надвигаясь.

— Отвратительные волосатые твари, не трогайте меня-а-а!

Через мгновение все смешалось. Степан Федорович верещал милицейской сиреной, безуспешно пытаясь спастись от игривых щипков и ласковых похлопываний, способных в лепешку расплющить быка. Как меня не затоптали, до сих пор не понимаю — несколько минут северные горы сотрясались от мощных стонов вожделения, многоногого топота и оглушительного улюлюканья. Когда я все-таки осмелился высунуть голову из-под снега, буря поутихла. Великаны, недовольно бурча, расползались в стороны от осколка скалы, на котором, потрясая кулаками, гневался гигант, размерами превосходящий всех присутствующих едва ли не вдвое, но ощипанный, как цыпленок. Король Кьярли! К королевской груди припал трясущийся от холода, ужаса и омерзения несчастный Степан Федорович. Монарх покровительственно приобнял моего клиента, обвел суровым взглядом мохнатых подданных и заорал:

— Баба — ы-ы-ы! — Это, наверное, означало осуждение за поднятый переполох, а заодно утверждение собственных исключительных прав на отвоеванную красотку.

Степану Федоровичу не оставалось ничего другого, как выбирать из двух зол меньшее. Он накрепко прилепил раздувшееся свое тело к голенькому Кьярли, прекрасно понимая, что, отойди он только на шаг, и количество желающих пообщаться с ним возрастет многократно. А монарх-самодержец, вполне освоившийся в новом обличье, поглаживал себя по свежевыбритым бокам и, хмурясь от непосильного умственного напряжения, ворковал зазнобе:

— Моя — красивая! И твоя — красивая! А другие — фу!

— Д-да… — стуча зубами от холода, подтверждал несчастный Степан Федорович.

О том, чтобы действовать по плану, не могло быть и речи. Оставалось одно — импровизация. И как можно более блистательная.

Великаны обиженно гудели. До революционной ситуации неторопливые их мозги не доскрипели, но в унылом вое отчетливо слышалось: «Мы тоже хотим! Мы-то чем хуже? »

И тут наступил мой звездный час. Истинно чертом из коробочки выскочил я из-под снега, рассек морозный воздух сверкающим лезвием Нотунга.

— Блистательные джентльмены, попрошу минутку внимания! Авек плезир! Дамы выбирают опрятных! Сбросьте старые шкуры и предстаньте в обновленном виде перед предметом обожания! Лучшая цирюльня на открытом воздухе в северных горах!

— Еда? — удивились мне великаны.

— Искуснейший брадобрей Етунхейма! — парировал я. — Счастлив вас обслужить! Бокс, полубокс, модельные конфигурации! Абсолютно бесплатно и исключительно качественно!

Милое дело — предпринимательство без всякой конкуренции, да еще с обеспечением мощной рекламной поддержки (в качестве пиар-зазывалы на валуне маячил облагодетельствованный вниманием Брумгильды Кьярли). Когда до ледяных гигантов дошло, наконец, какие именно услуги предлагает фирма «Адольф, Нотунг и Ко», потенциальные клиенты устроили грандиозную кучу-малу за право быть оболваненными в первую очередь.

Пришлось устраивать массовую презентацию. Не то чтобы я сам пришел к этой мысли, просто геройский двуручник, угадав возможность поработать, рванулся к ближайшему етуну. Этот безвременно погибший Зигфрид специально, что ли, натаскивал Нотунг на великанов? Мне даже особо потрудиться не пришлось. Нотунг птичкой летел к великанским телам, а я только направлял его прыть в нужном направлении. Процесс бритья напоминал фигурную резку посредством сбесившейся бензопилы — если бы я посильно не сдерживал меч, от ледяных гигантов стальное лезвие отсекало бы не клочья шерсти, а руки, ноги и прочие конечности.

Великаны покорно подставляли бока под меч. Обрабатывая по три-четыре клиента подряд, я все-таки вспотел. Шерсть облепила меня шубой. Побритые великаны, уверенные в том, что уж теперь-то ониточно неотразимы, рвали из лап Кьярли визжащего Степана Федоровича. Ледяной король, охренев от происходящего, чудовищными кулаками вдалбливал в черепки своих подданных понятие о субординации. Свалка достигла невообразимых масштабов, и, когда очередь в мою цирюльню закончилась, вершина горы представляла собой копошащееся месиво, участники которого в пылу боя даже забыли о причинах драки.

Степана Федоровича центробежной силой выбросило из кучи дерущихся. С натугой заталкивая раздухарившийся меч в наспинную перевязь, я выдохнул, кивнув в сторону свалки:

— Готово дело. Теперь можно даже не спешить. Пока голенькие гиганты очухаются и хватятся своего секс-символа, мы спокойненько спустимся по ту сторону гор. А они теперь уж точно на своей родине долго не задержатся. Лично я без верхней одежды продрог до костей, а ведь на месте сидеть ни минуты не пришлось… Как говорится, всем спасибо, всем — до свидания… До встречи на холмистой равнине!

— Да? — пискнул мой клиент. — Спокойненько?

А это?!

Я оглянулся. «Этим» оказался новый отряд великанов, нисколько не бритых, а отменно волосатых и, кажется, до крайности разъяренных — но не друг на друга, а именно на нас двоих. По крайней мере, в общую драку отряд вступать и не думал, а бодро трусил в нашу сторону.

— Откуда они? — удивился я. — Всех вроде озабоченных побрил, ни одного не пропустил…

— Это не великаны! Это — великанши… Адольф, что-то мне совсем нехорошо стало… А вдруг дамочки подумают, что я вознамерился отбить у них законных супругов? Как их много… Хотите, я им попробую объяснить, что ничего такого не хотел? Я знаю, как с женщинами обращаться, я два раза был женат… Я целиком и полностью на их стороне. Какое безобразие — вожделеть адюльтера, когда жены в двух шагах скучают! Все мужики — сволочи!

Кажется, женское обличье оказывает прямое влияние на сознание. Надо запомнить на будущее и сделать соответствующие выводы. Когда-нибудь после… А сейчас… Что-то подсказывало мне, что никакие, даже самые подробные объяснения положения не спасут. Извинения тоже вряд ли помогут. Женская ревность — явление пострашнее атомной войны, тем более когда речь идет о самках ледяных великанов. Эти девушки коня на скаку останавливали и в горящую избу входили в двухлетнем возрасте. А в теперешнем расцвете сил для них, должно быть, и стая огнедышащих драконов — не больше чем стайка комариков… Вот и Нотунг за моей спиной, враз утратив боевой дух, трусливо задрожал.

Ухватив Степана Федоровича за нежную ляжку, я поволок его к крутому заснеженному склону.

— Как-то неудобно получилось… — бормотал мой клиент на ходу. — Не знаю, чего более стыдиться — того, что меня толпа мужиков лапала, или того, что я невольно стал разрушителем полусотни ячеек общества.

— Заткнись, — посоветовал я. — Заглуши муки совести страхом перед неминуемой смертью. Видишь склон? Прыгай!

— Вниз? — ужаснулся Степан Федорович. — Я не горнолыжник! У нас ведь даже санок нет, не то что…

На ухабах по кусочкам разнесет. Здесь высота не меньше двух километров.

— Прыгай! — заревел я, оглядываясь на приближающееся сзади мохнатое торнадо. — После знакомства с супругами своих соблазнителей от тебя и кусочка не останется!

Степан Федорович посмотрел назад. Видимо, внезапно прорезавшимся женским чутьем он ощутил в ледяных глазах великаньих самок нечто такое, что без лишних разговоров обрушил громадное свое тело со склона. Я рыбкой нырнул за ним следом. Злобный женский вой дополнительно подстегнул нас. Долина холмовых великанов, прыгая и кувыркаясь, стремительно неслась на нас снизу…

С гор мы спустились, затратив времени вдесятеро меньше, чем на подъем. Очень, конечно, быстро, хотя и не совсем удобно, потому что снег на склоне закончился примерно на полпути, и нам пришлось колобками катиться по горным валунам. Хорошо еще, что приземление нас ждало относительно мягкое: Степан Федорович шмякнулся в заросший осокой прудик, а я шмякнулся на Степана Федоровича.

Вокруг зеленели свежей травкой пологие холмы, холмики и холмищи… Цветы, редкие деревца, ручейки, миниатюрные прудики, беззаботно стрекочущие кузнечики — каким прекрасным показался мне мир после снежно-ледяной пустыни гор! Даже туман здесь какой-то голубоватый; если прищуриться, вполне сойдет за нормальное земное небо.

Пока Степан Федорович сооружал себе одеяние из тростника и ивовой коры, я осматривался, взобравшись на один из холмов.. Никаких признаков жизни. И это, надо сказать, неплохо. Мне лично ледяных великанов по горло хватило, чтобы еще с холмовыми встречаться. Тем более, что раньше времени нам с ними видеться и незачем. Первая часть плана Лодура успешно выполнена. Побритые гиганты еще и замерзнуть как следует не успеют, как разобиженные жены отправят их в длительное изгнание. Они им покажут, кто тут «баба» и кого надо «ы-ы-ы»! Я представил себе тянущуюся с гор в долину унылую вереницу голых и синеватых великанов, похожих на фантасмагорических цыплят из мясной лавки, и не смог подавить хихиканья.

— И ничего смешного! — пискляво отозвался Степан Федорович.

Он уже закончил конструирование одежды и теперь предстал передо мной во весь свой чудовищный рост. Кокетливая мини-юбка из тростника обнимала бедра прославленного разведчика и героя, а вместо лифа на необъятных грудях помещалось что-то вроде неумело сплетенной корзинки.

— Очень круто! — оценил я. — В вас пропадает талантливый модельер. Или, по крайней мере, корзинщик. Ну что — двигаем?

— Куда?

— Как это куда? В Муспельхейм. Вербовать огненных великанов для нашей линии Сопротивления.

— Я никуда не пойду! — категорически заявил Степан Федорович — Брумгильда. — Хватит с меня великанов! И вообще — чего мы ерундой занимаемся? Если все, что вы мне рассказали, правда, тогда пускай этот дурацкий Гитлер и этот проклятый Донар идут себе беспрепятственно на поверхность Земли и сражаются с одноглазым узурпатором. Нам же легче, если они друг друга перегрызут!

— А если в этой войне Гитлера со всей его кодлой уконтрапупят, что тогда? Ведь необходимо всех обязательных исторических персонажей сохранить!

Тут я вспомнил давнишний разговор с Филимоном. Мы беседовали как раз о временно-пространственных перемещениях. Я заинтересовался: почему это мы, бесы, в силу своих служебных обязанностей можем свободно перемещаться во времени куда угодно, выполнять мелкие поручения разных клиентов, а ход мировой истории от этого нисколько не страдает? Ведь малейшее изменение влечет за собой другое изменение, и еще одно, и еще… Количество должно неизбежно перетечь в качество, но этого никогда не происходило. Еще ни один бес, как бы далеко по реке времени ни забрался, какое бы заковыристое задание ни выполнил, истории не изменил.

Филимон тогда посмеялся надо мной и назвал олухом. «Человеческая история, — сказал он, — плывущая по реке времени, похожа на автомобиль, едущий по глубокой колее. Ничего страшного не случится, если автомобиль вильнет вправо-влево. Если бы минимальные изменения в прошлом не допускались, тогда не были бы возможными сами временные путешествия. Мировой Порядок и закон Вселенского Равновесия не допустили бы такого… »

«Ага, — закивал я головой как умный (тогда еще я не вздрагивал от слов Мировой Порядок и закон Вселенского Равновесия). — Понятненько. Немножко изменить можно, а существенные изменения… »

«Просто невозможны, — подтвердил Филимон. — Крутой поворот — и автомобиль вылетит из колеи и скатится в кювет, где угрюмо клубится вечное небытие. Знаешь, что это означает? »

Я знал. Это означает полный конец, он же Армагеддон, он же Рагнарек и так далее.

«Да не бойся! — рассмеялся мой непосредственный начальник. — Каким это образом ты сможешь автомобиль в кювет скинуть?.. Тьфу, то есть мировую исто-рию подвести под абзац? Для такого деяния, помимо невероятной дерзости, нужна еще и чудовищная сила, которой ни ты, ни я, ни… — Он многозначительно ткнул пальцем вверх и продолжил шепотом: — Ни он — не обладаем… »

— А если огненные окажутся такими же неотесанными озабоченными мужланами, как и ледяные? — подумав, проскулил Степан Федорович.

Я потер ладонями виски. Чудовищная сила — надо же! Разве мог я представить, что такое на самом деле — истинное невезение?..

— А если! А если! Чего рассуждать-то? Действовать надо! А насчет озабоченности огненных горцев… Не исключено, — подтвердил я. — Да против такой обворожительной красотки вряд ли кто-нибудь вообще сможет устоять. А что такого? Применим испытанную тактику — походка от бедра, томный взгляд… Юбочку можно укоротить, а лиф — вообще снять. И огненные горцы, как грызуны под дудочку гаммельнского крысолова, спустятся в долину. Остается сущая ерунда — дождаться Лодура с батальоном троллей и произнести пламенную речь перед соединенной гвардией. Только и всего.

— Больше никаких походок от бедра и томных взглядов! Я мужчина! — Степан Федорович с такой горделивой поспешностью вскинул голову, что у него слетел лиф. Пришлось ему ойкнуть и отбежать в кустики.

Освежившись коротким отдыхом и завтраком из корней тростника (Степан Федорович, подобно травоядному динозавру, пожрал растительность в радиусе сто метров от себя), мы двинулись в путь. Как выяснилось сразу же, долина холмов очень удобная местность для скрытного передвижения даже с таким невероятным верзилой, каким стал мой клиент. Пару раз, услышав подозрительные голоса, мы прятались за первым попавшимся холмом и, стараясь не дышать, сплели там тихо, как мышки, пока источник шума не удалялся на безопасное расстояние.

Так мы прошли примерно половину пути. Впереди уже выросли багровые громады Огненных гор. На Степана Федоровича приближение земель огненных великанов подействовало явно удручающе, а я, наоборот, — здорово приободрился, главным образом оттого, что ветерок доносил до меня с гор отчетливый серный запах, напоминающий о родной преисподней. Все не так плохо! Когда-нибудь черная полоса в жизни моего клиента закончится, и тогда — по условиям договора — мне можно будет отправляться обратно в контору. Правда, за это время мне еще неплохо было бы ликвидировать мировой кризис, вернув историю в привычное русло. А вообще, надо впредь быть более внимательным при подписании договора. Ах, какие милые задания мне доставались в прошлом квартале! Загляденья, а не задания!

Чего стоит только коллективный заказ Сережи Жоха, Сени Костлявого и Вити Корявого перевыполнить месячный план на лесоповале! Или желание Гиви Центурадзе обворожить любую девушку при помощи волшебного слова «Вах»!

А что теперь? Э-э-э…

— Вах!

Я дернулся. Вот, блин, до чего доводят неуместные воспоминания. Не хватало мне еще и слуховых галлюцинаций.

— Мамочки… — пропищал Степан Федорович.

… И зрительных тоже. На меня смотрел вывернувший из-за встречного холма Гиви Центурадзе собственной персоной. Да не один, а с другом. То есть… Тьфу ты, что я говорю! Помотав головой, я убедился, что Гиви здесь совершенно ни при чем. Тот, кого я первоначально за него принял, действительно был обильно волосат, горбонос и темен лицом. Только ростом превышал Центурадзе в десятки раз и одет был в кожаную набедренную повязку, на которой болтался уродливый каменный топор. И пахло от него не киндзмараули и чахохбили с чесноком, а просто — серой.

Огненные великаны! Целых две штуки.

— Вах! — повторил великан, улыбаясь Степану Федоровичу. — Какой замечательный дэвушк…

Очевидно, горячие горцы во всех измерениях говорят на одном языке. По крайней мере, с одним и тем же акцентом.

— Болван! — раздался знакомый голос — Дурак, идиот, имбецил, кретин, гидроцефал! Я тебе покажу «дэвушк»! Как нужно разговаривать с нарушителем государственной границы?

— Слушай, извини… Стоять, кто идет?!

Только задрав голову повыше, можно было рассмотреть, что на плече у одного из великанов пристроился в позе ученого попугая беглый рейхсфюрер.

— Предводитель дворянства, это я, Адольф!

— Кто это там пищит? Поднимите его повыше!

— Не надо меня поднимать! — завопил я, но было уже поздно.

Когда вас неожиданно двумя пальцами поднимают в воздух и рассматривают, будто какую-то занятную безделицу, поневоле растеряешься. А если при этом к вашему носу приближается страшная морда необъятных размеров, вообще можно лишиться чувств. К счастью, я не потерял сознание и даже нашел силы для протестующего вопля:

— Поосторожнее, генацвале!

— Пусти его, дурак!

— А я думал, тебя убили, — доложил Гиммлер, когда огненный великан снова опустил меня на земно. — А ты — спасся. Прыткий ты, бес, ничего не скажешь…

— Насчет прыти помолчал бы, — огрызнулся я. — Кто бросил меня на верную смерть и позорно сбежал?

— Я не сбежал, — тут же отгавкался герр Генрих. — Я тактически отступил на заранее подготовленные позиции. Это кто с тобой?

— Мы ее берем в плен! — поспешили заявить оба великана. — Дэвушк, ты согласная?

— Не согласная я! — пискнул Степан Федорович, безуспешно пытаясь спрятаться за моей спиной.

— Она со мной, — крикнул я. — Киса, скажи своим головорезам, пусть и не мечтают…

— А ну, тихо! Стоять! Смирно! Вольно! — осадил Гиммлер привычно командирским тоном горячих горцев. — Без моего приказа лапы не распускать! А ты, Адольф, куда путь держишь?

— Я?.. Ну… Э-э-э… Так просто… Гуляем.

— Что значит — гуляем? Ты что, не в курсе — по всему Нифльхейму объявлено военное положение? Великий Донар и обожаемый фюрер, соединившись в непобедимую армию, готовят поход на земную поверхность. Вербуют в свои ряды огненных, холмовых и ледяных великанов. А потом и до троллей очередь дойдет.

— А я-то здесь с какого боку? — постарался удивиться я. — Я — сторона нейтральная. Я, видишь ли, решил вообще не воевать. И на всю мирскую суету наплевать с высокой колокольни… — Для убедительности я похлопал высоченного Степана Федоровича по ляжке. — Мне здесь понравилось. Тихо, тепло, местное население приветливое и покладистое. Жену вот подобрал себе. Кстати, познакомьтесь: Брумгильда, это Гиммлер. Гиммлер, это Брумгильда. Очень приятно… Построю себе хибарку где-нибудь на фоне пасторального пейзажа и буду жить-поживать… Детишки пойдут, огород, скотинка какая-нибудь… Да что я все о себе и о себе… Ты-то как, друг?

Герр Генрих озадаченно похлопал глазами.

— Неожиданное решение, — выговорил он. — Даже странно. Я-то, честно говоря, думал тебя в непобедимое войско завербовать… Лишний воин нам не помешает. Как я? Да как… Нормально… Едва я спрятался… то есть оборудовал оборонительно-наблюдательный пункт, меня обнаружили те три валькирии, охраняющие Нерушимые Врата. Ну, чьи кровати мы с тобой нашли в башне. И когда они меня догнали… то есть когда я разрешил им приблизиться, мы сразу нашли общий язык. Они быстро доставили меня в Асгард, и ты знаешь, Адольф? Фюрер меня даже не казнил! Он меня помиловал и восстановил в должности министра внешней политики. Так я и попал в Муспельхейм…

— Другими словами, огненные великаны перешли на сторону гитлеро-донаровской коалиции?

— А кто их особо спрашивал? Перешли как миленькие. Кстати, почему это тебя так интересует?

— Меня? Абсолютно не интересует. Это я так — разговор поддерживаю.

— Ну-ну… — с высоты своего насеста скользнул по мне рейхсфюрер подозрительным взглядом. — А то до нас слухи доходили об организации линии Сопротивления. Некто гражданин Лодур воду мутит и второстепенную нечисть под своими знаменами объединяет. Ты не встречался с этим отщепенцем?

— Первый раз о таком слышу, — отмахнулся я.

— Штирлица своего не нашел?

Взгляд Гиммлера сверлил меня с дотошностью детектора лжи. Подумаешь! Обман у беса в крови, так что мне ни фига не стыдно было снова соврать:

— Никак нет.

Рейхсфюрер вдруг расхохотался.

— Ну и не переживай! — воскликнул он. — Найдется твой Штирлиц, никуда не денется. Догадайся, кому фюрер поручил разыскать своего верного друга?

Подо мной завибрировала земля. Не оборачиваясь, я понял, что это Степана Федоровича пробила нервная дрожь.

— Неужто тебе? — предположил я.

— Ага, — с гордостью подтвердил герр Генрих. — Я ведь полностью раскаялся и всех простил. Фюрер, конечно, гениален, но чересчур легковерен. У меня приказ — отыскать Штирлица и доставить живым или мертвым. Даже вознаграждение обещано — за живого, между прочим, вдвое больше, чем за мертвого.

— И?

— Ты знаешь, я не сребролюбив… — захихикал Гиммлер. — А что с твоей невестой?

Степан Федорович втянул голову в плечи и закрыл лицо ладонями. Он дрожал, как землетрясение.

— Впечатлительная очень, — объяснил я. — Легко-возбудимая.

— Вах! — обрадовались горячие горцы, истолковав мои слова, конечно, по-своему.

— Не «вах», — строго поправил я. — А — с тонкой душевной организацией.

— Фи, — презрительно скривился Гиммлер. — Среди великанов и отхватил именно такую. Настоящие арийские етуны смеются в лицо опасности. Да что с нее взять — женщина…

Повисла неловкая Пауза. Легковозбудимая Брумгильда с ужасом взглядывала на рейхсфюрера-карье-риста. Я же на герра Генриха старался не смотреть — ковырял носком ботинка землю и раздумывал, как бы ловчее попрощаться. Что-то министр по внешней политике нехорошо задумался.

— Ну, мы пошли? — решился я наконец.

— Конечно. Никто вас не задерживает. Наоборот, ребята подвезут.

— Не надо, мы как-нибудь сами.

— Да нам ничего не стоит!

— Не беспокойтесь!

— Какие пустяки!

— Мы как раз намеревались неторопливо прогуляться.

— Поедете с ветерком.

— Извините, но…

— Достаточно! — рявкнул Гиммлер. — Я уже все решил. Прости, Адольф, но… военное положение обязывает. У нас каждый солдат на счету, а такого великолепного бойца, как ты, я не отпущу ни за что. Да и будущая твоя супруга пригодится. Она, как. мне почему-то кажется, прекрасно может поднимать боевой дух огненного войска.

— Поднимает, поднимает! — немедленно согласились горцы. — Хочешь, покажем?

— Нет! — одновременно воскликнули я, Гиммлер и даже Степан Федорович.

— Посадите нашего гостя на закорки, — распорядился герр Генрих.

— Ай! Убери лапы, мужлан!

— Да не бабу! А беса! Брумгильда пускай своими ножищами топает!

— Куда? — осмелился поинтересоваться Степан Федорович.

— В гости к огненным великанам. Останетесь там до особых распоряжений фюрера.

Нотунг за моей спиной угрожающе напрягся.

— Киса, вы забываетесь, — подбоченился я. — А как же договоренности о перемирии и взаимном сотрудничестве?

Гиммлер хмыкнул. Один из его подручных наклонился и схватил меня чудовищной пятерней поперек туловища. Адовы глубины! Если кого-нибудь когда-нибудь заинтересует, как чувствует себя тюбик зубной пасты, когда из него выжимают пасту на щетку, спроситe меня. Я расскажу.

ГЛАВА 5

Великаны бодрой иноходью подвезли нас к подножью Огненных гор. По дороге Степан Федорович то и дело малодушно пытался бежать, но горячие горцы не дремали. Я подозреваю, что им доставляло немалое удовольствие выуживать мою невесту-тяжеловеса из-за очередного холма и возвращать ее в строй с шутками-прибаутками довольно скабрезного содержания. Солдатская служба скучна и тяжела. Когда еще выдастся возможность побегать за девками в служебное время? Ревности я решил пока не проявлять. Кто его знает, захочется Гиммлеру отлучиться в кустики, и оставленные без присмотра конвоиры одним щелчком произведут Степана Федоровича — Брумгильду в статус вдовы. А потом скажут, что так оно и было.

— Приехали, — констатировал рейхсфюрер и пнул своего великана сапогом в ухо. Тот поспешно, но бережно опустил седока на землю прямо перед глубокой расщелиной, из которой валил желтый серный дым. Меня мой скакун попросту невнимательно стряхнул, как какую-нибудь птичью какашку, и если б Степан Федорович вовремя не подставил мне ковшеобразную свою ладонь, воткнулся бы я рогами в землю, словно гвоздь.

— Сюда! Эй, открывайте!

Заскрипела цепь, поднимая решетку, закрывающую вход в расщелину. Вот это цепь! Вот это решетка! Два великана с трудом управлялись с воротом…

Честно говоря, направляясь в расщелину, я предвкушал густую прохладу, особенно приятную после долгой пыльной тряски на великаньих плечах. Но на меня дохнуло таким жаром, будто я вошел в раскаленную добела парную. Я аж закашлялся.

— Дэвушка! — обрадовались, заскрежетав каменными топорами, стражники при виде Степана Федоровича.

Поразительно однообразная реакция на мою Брумгильду. Кажется, все эти етуны под одну гребенку сделаны. Впрочем, все понятно. Из Степана Федоровича получилась чертовски симпатичная великанша, особенно если сравнивать с местными мохнатыми и кривоногими красотками. Гораздо хуже было бы, если б мой клиент оставался в своем собственном обличье — по каменным стенам тут и там развешаны были дощечки с грубыми, но вполне достоверными портретами одного моего знакомого штандартенфюрера СС.

— Видал? — довольно усмехнулся Гиммлер. — Моя работа! Теперь кто бы из великанов Штирлица ни встретил, обязан схватить и доставить лично мне. Погоди, я сейчас вернусь…

Степан Федорович поскуливал, переминаясь с ноги на ногу.

— Из огня да в полымя, — шепнул он мне, наклонившись.

— В нашем варианте наоборот, — возразил я. — Из полымя да в огонь. Если в качестве полымя расценивать пристанище ледяных великанов.

— От перестановки слагаемых сумма не изменяется, — вздохнул мой клиент. — Что делать будем?

Нотунг в спинной перевязи встрепенулся. Он явно имел собственное мнение по поводу дальнейших действий. Что за кровожадная железяка! Только бы кровушку чью-нибудь попить. Ему-то ничего не грозит при самом неблагоприятном исходе — ну, может быть, пара царапин, а вот нам…

— Идею насчет бегства оставьте, — строго предупредил Гиммлер. — Тебя в случае чего догнать никакого труда не составит, а твоей невесте даже пытаться не стоит. За ней присматривают так, как в Муспельхейме еще ни за кем не присматривали.

Это точно. Смотрят проклятые огненные великаны, смотрят. Некоторые даже облизываются. Плохо дело. И решетку опустили. Теперь нас можно вообще не охранять — ни я, ни Степан Федорович даже пошевелить рычаг ворота не сможем…

— И где наша мрачная камера? — осведомился я у вероломного гитлеровца.

— Какая камера? — округлил тот глаза. — Ради Вотана, чего ты городишь? Вы же не военнопленные, вы мои гости… мои и моих великанов, конечно. Гитлер с Донаром уже на подходе. Грядет исход соединенного войска из Нифльхейма, и было бы непростительной глупостью с моей стороны позволить бесу в этот момент гулять на свободе. Кто знает, что ты можешь натворить? Что-то ты не спешишь вставать на нашу сторону… А где-то здесь еще шныряют коварный Лодур и смертельно опасный Штирлиц…

— Командир! — подлетел, грохоча ножищами, огненный етун. — Слушай, проблема!

— Какая? — встревожился Гиммлер.

— Слушай, в Етунхейме переполох! Ледяные спустились со своих гор и схватились с холмовыми! Слушай, большая драка будет!

Драка? Почему драка? Это в наши планы не входит!

— Чего это они?.. — пробормотал гepp Генрих, озадаченно потирая подбородок. — Межнациональный конфликт? Нам не надо межнациональных конфликтов… Перебьют друг друга, а кого же мы вербовать будем? А может быть, это отвлекающий маневр паршивца Лодура? Более подробные сведения можно получить?

— Ледяные говорят: «Ы-ы-ы! », а холмовые протестуют: «У-у-у! » — добросовестно доложил разведчик. — Толкаются и рычат, слушай…

Вот это новости! А как же добросердечные соседские отношения?

— Штурмовой отряд — на изготовку! — заорал Гиммлер. — К предгорьям — шагом марш! Не нравятся мне все эти сюрпризы… Население Нифльхейма должно покорно ждать обязательной вербовки и не дергаться… С какой стати ледяные великаны спустились с гор, чего несколько тысяч лет не делали? Чую, что это козни неуловимого Штирлица. Кто же здесь виноват, как не он? Ух, доберусь я до этого гада…

Решетка с визгом взлетела вверх — на этот раз к вороту подскочили сразу четверо. Нам пришлось прижаться к стенке — иначе нас просто затоптали бы великаны, помчавшиеся назоврейхсфюрера. Когда жаркие коридоры опустели (остались только двое стражников), я спросил Степана Федоровича:

— Вам очень хочется повидаться с любимым фюрером?

— Вы смеетесь?!

— Давно оставил эту дурную привычку. Последнее время, знаешь, все больше плакать тянет… Значит, дожидаться Гитлера не желаете? Может, пора двигать отсюда? — я кивком указал на все еще поднятую решетку.

— Да! Да! Конечно!

— Ну, так вперед. Э нет, не сюда…

— Нам же к выходу!

— Мне — да, а вам — в обратную сторону.

— Что значит — в обратную сторону? — насторожился Степан Федорович. — Вы же сами видите, решетку-то оставили открытой! Бежим? Пока они не спохватились?

— Тише! Стражников отвлекать надо? Иначе они в два прыжка нас догонят. А отвлекать будете вы, как особа крайне колоритная. На меня они даже и не смотрят. Чего доброго, размажут ненароком, как таракана…

— Я? Опять?

— Тверже шаг! Короче юбку! Манящий свет в глазах! И в ритме ламбады танцуй к стражникам! — Я вытащил меч. — Подманите их поглубже в пещеру, и быстро к выходу! А я перерублю цепь, удерживающую решетку. Тогда стража останется в расщелине, а мы получим изрядную фору для бегства — пока они решетку ломать будут. Сдвинуть с места ворот для меня — совершенно невозможно. Такая громадина! Все равно что плевать навстречу танку — смех один. А вот Нотунгом… Короче говоря, главное — вам успеть прошмыгнуть. Понятно?

— Понял! — вздохнул Степан Федорович.

— Ну — за дело!

Обреченно склонив голову, Штирлиц-Брумгильда преградил дорогу стражникам, направившимся как раз к решетке. Как того и следовало ожидать, горячие горцы нисколько не встревожились, а расплылись в улыбке:

— Прекрасный дэвушк!

Что за жуткие оскалы! Степан Федорович сжался в ужасе, и, если бы я не крикнул: «Ламбада! Раз-два! », он от страха бы не сразу и вспомнил, что от него требуется.

Поминутно оглядываясь, я поторопился к выходу. Мой клиент, неловко взмахивая руками, приседал, держась за подол юбчонки. Танцор из него — просто никакой. Плохой танцор, хотя вроде ничего ему не мешает… Ламбадой тут даже и не пахло, какая-то «барыня» для паралитиков! Тем не менее огненные великаны бурно аплодировали и выкриками: «Вах! Вах! » — поддерживали ритм.

Похвала, как известно, лучшее приободрение. Степан Федорович воодушевился и выкинул замысловатое коленце, сорвав шквал оваций:

— Ай, хорошо! Ай, ходи, одноглазый!

Я знал, что у него в конце концов получится. Так, теперь — решетка. Оказавшись у прохода, я поднял Нотунг. Лезвие геройского меча блеснуло в туманном свете подземных небес.

— Степан Федорович, готовься! — крикнул я и изо всех сил рубанул цепь.

Что такое? Меч, зазвенев, отскочил от массивных звеньев, оставив только неглубокую царапину. Я ударил еще и еще — тот же результат. Всего лишь царапины, не более того. Да я так целый час мучиться буду, а мой бодрый танцор выбьется из сил гораздо раньше. Вон уже — вошел во вкус и отплясывает вприсядку, юбчонка летает по ветру, огненные горцы брызжут слюной во все стороны, вопят, как болельщики на трибунах, аж в ушах ломит.

А я молочу Нотунгом цепь — ничего другого мне не остается. Молотить и молотить да покрикивать время от времени:

— Эй! Майя Плисецкая, экономь силы!

Дзинь! Одно звено треснуло и разошлось, словно дужка амбарного замка. Нотунг, возмущенный тем, что ему вместо великанской плоти предложили бездушный металл, сопротивляется моим замахам, норовит ударить мимо, будто пытается сказать: «Я — оружие героев, а не фомка! Предоставьте мне честную битву вместо этой бестолковой долбежки! »

Вот скотина! Наплевать ему на то, останемся мы живы или нет, лишь бы собственное удовольствие справить. Ну, я психанул!

— Проклятый консервный ножик! — заорал я. — Одушевленная арматурина! А ну, раззудись, размахнись! На переплавку пущу, шампур гнутый!

Не знаю, что больше разозлило свирепого Нотунга — яростные мои вопли или загадочное слово «переплавка». Только следующий удар получился намного сильнее предыдущих… Дзинь! Цепь дрогнула, по металлу звеньев поползли трещины. Решетка наверху затрепетала, осыпая ржавчину. Славно пошло, у меня даже рука онемела. Еще пара-тройка таких «дзинь», и цепь лопнет.

А шум позади меня затих. Не слышно что-то ни аплодисментов, ни восхищенного «вах! ». Хотя, судя по звукам, распоясавшийся Степан Федорович прилежно топочет, наяривая лезгинку, и пискляво сам себе подпевает. Что-то случилось? Нет времени оборачиваться и выяснять — что именно…

Бац! Дзинь! — Решетка натужно заскрипела, готовясь упасть.

— Адо-о-ольф!

Я все-таки обернулся. И первое, что увидел, — обалдевшие хари стражников, сменившие цвет с багрового на тускло-розовый. Горячие горцы остывали на глазах. И немудрено: великолепная Брумгильда неудержимо теряла свою великолепность. Она худела и сплющивалась с кинематографической скоростью, умопомрачительные объемы бедер и груди сдувались, как проколотые шарики.

Заклинание утрачивало силу! Ежу понятно, что оно не вечно, но почему именно сейчас? Что за невезение такое?! Опять это дурацкое невезение!

Степан Федорович, снова обретший обычный свой рост, рванул ко мне, но не тут-то было. Великаны с отчаянной решимостью вернуть утраченную красоту схватили его за ноги и за голову, поднатужились и потянули каждый в свою сторону, чуть не плача:

— Вернись, дэвушк!

— Адо-о-ольф! Помо…

Раздумывать было некогда. Цепь еле заметно дрожала — одного движения достаточно, чтобы звенья лопнули и решетка рухнула вниз. Я метнул Нотунг вдоль по коридору, ни в кого особо не целясь, желая единственно — на секунду отвлечь внимание великанов. Геройский двуручник свистнул по жаркому воздуху над головами великанов, клацнул где-то позади о камень. Великаны даже ухом не повели, увлеченные процессом растягиванья тела моего клиента. Степан Федорович, перекрученный жгутом, как простынка в руках прачки, мог только беззвучно всхлипывать. Что делать? Вступить в единоборство с двумя громадинами? Кривляться и мерзко обзываться, отвлекая огонь на себя?

— Ай! — вскрикнул великан, отпуская всклокоченную голову моего клиента и обеими руками хватаясь за собственную задницу. — Слушай, больно, да?

— Ох! — поддержал его второй. — Кто бэзобразни-чает?

Степан Федорович рухнул на каменный пол. Легонького этого сотрясения хватило на то, чтобы звенья лопнули. Грозно скрипнула решетка, открывая проход.

— Скорей! — заорал я, сам не заметив, как очутился по ту сторону порога.

Мой клиент мячиком покатился к выходу. Да торопись же ты!

— Сзади! — подстегнул я его. — А?

— Етун в засаде!

Упоминание об оставшихся в тылу неудовлетворенных красавцах подействовало не хуже удара плеткой. Степан Федорович рванулся из последних сил — и выкатился наружу. Бац! Решетка впечаталась в пол, едва не отрубив ему ноги. Отбежав на безопасное расстояние, мы остановились, но только на минуту.

Расщелина клокотала от поднявшегося топота и криков. Огненные великаны, завывая, гроздьями повисли на закрывшейся намертво решетке. Позади них ослепительно сверкал Нотунг, его лезвие в полную силу пело боевую песнь, которую не могли заглушить даже стоны и жалобы несчастных жертв.

— Так им и надо, — мстительно проговорил Степан Федорович. — Но каков меч!.. Дорвался-таки…

— Мы были ему плохими хозяевами, — согласился я. — Если бы он умел говорить, он бы назвал нас сопляками.

— Ну и поделом, — легко проговорил мой клиент. — Знаете, Адольф, я тут понял одну вещь… Мне что-то не хочется быть героем. Совсем. Ни капельки. Кстати, можно вас попросить об одолжении?..

Я развязал бандану и молча протянул ему. Степан Федорович обмотал ткань вокруг хилых бедер и облегченно выдохнул:

— Кажется, все налаживается. Остается самая малость — выбраться из этого проклятого места.

Мы двинули подальше от огненной расщелины. Крики все еще неслись вслед нам, да и над холмистой долиной отчетливо пахло опасностью. Куда-то делись все кузнечики, птички, комарики и прочая мелюзга. Трава пожухла, цветочки склонили головки, как второгодники в кабинете завуча. Вода в прудиках почернела и казалась маслянистой, словно нефть. В общем, неспокойно как-то было… Наверное, поэтому мы со Степаном Федоровичем невольно ускорили шаг, а спустя пару минут и вовсе перешли на рысцу. Оружия нет, компаньон из здоровенной культуристки превратился в обыкновенного престарелого мужичка… А кто его знает, с чем мы столкнемся через минуту?

БАЦ!

Вертлявая фигура вынырнула из-за встречного холма, и я, как в мультике, с изрядным стуком врезался в нее. Степан Федорович взвизгнул от неожиданного испуга и закружился в зажигательном танце, кокетливо теребя набедренную повязку. Очевидно, в нем сработал приобретенный рефлекс — спасаться от любой опасности посредством обольщения злодея собственными прелестями.

— Прекрати… — потирая шишку между рогов, прохрипел я с земли. — Извращенец проклятый…

— Герой Зигфрид! Какая встреча! — обрадовался, с трудом поднимаясь с колен, Лодур. — И его бес-оруженосец!

— Привет!

Степан Федорович стыдливо одернул повязку.

— Да-а… — проговорил я, рассматривая рыжего аса.

Лодур выглядел, что называется, не лучшим образом. Кожаная куртка распахнута, являя на обозрение густо исцарапанную грудь, одна штанина продрана на колене, вторая оторвана напрочь. Левый глаз заплыл, рыжие космы растрепаны.

— Под каток попал? — осведомился я. — А где твои тролли?

— А где твои великаны? — в ответ огрызнулся Лодур.

— Как ты и заказывал. В этой самой долине собраны все три разновидности.

— Отлично! — обрадовался рыжий ас — У вас получилось! Ура! У нас есть войско! Огромные великаны! С ними нам никакие Донары и Гитлеры не страшны! Да еще великий герой Зигфрид! С со своим Нотунгом!

— Небольшая проблемка… — пискнул Степан Федорович.

— Что такое?

— Ледяные немного того… побриты наголо и покалечены, а огненные наполовину завербованы Гитлером, наполовину уничтожены вовсе.

— А холмовые? — разинул рот Лодур.

— Холмовые в порядке. Наверное… Мы их, честно говоря, даже не видели.

— Потому и в порядке, что мы их даже не видели, — добавил я.

— Проклятье! Но великий Зигфрид и его Нотунг?!

— Я больше не великий Зигфрид! — заявил Степан Федорович. — Слагаю с себя полномочия. Надоело! Оказывается, великим героем здесь быть вовсе не сладко. Все как сговорились — пристают, лапают, пускают слюни и делают неприличные предложения. Извращенцы!

— Что?!

— А Нотунг мы потеряли, — потупившись, присовокупил я.

Лодура зашатало.

— Мы договаривались о чем? — заспешил я. — Собрать ледяных, холмовых и огненных великанов в одной долине, создав таким образом аудиторию для зажигательной речи. Выполнено? Выполнено! Можешь начинать отправку всех чужеземцев на земную поверхность, как и обещал. Ты так и не ответил — где батальон злобных троллей?

— С троллями накладочка вышла, — обрел дал речи Лодур. — Что ж вы мне не сказали, что вместе с вами в Нифльхейм еще и третий герой-воитель провалился?

— Третий? — обиделся на возможного конкурента Степан Федорович (будто не он только что открещивался от обязанностей героя). — Кто это, позвольте поинтересоваться, третий?

— Микула! — хлопнул я себя по лбу. — Богатырь Микула! Чем не воитель?!

— Вот-вот! — скривился Лодур. — Он самый. Он так и представлялся. Орал на всю округу: «Попомните, твари нечистые, богатыря Микулу! » И крошил моих троллей почем зря. Зверюга, а не богатырь! И мне на орехи перепало… Ладно, хоть холмовые великаны остались! Где они? Куда вы их спрятали?

Мы со Степаном Федоровичем переглянулись.

— Наверное, где-нибудь недалеко от подножья Ледяных гор, — несмело предположил мой клиент.

— Пошли! — Лодур покосился на туманные небеса, принявшие пепельно-серый оттенок. — Чует мое асовское сердце, приближается большая беда. Неужели Донар уже двинул свои войска?

— Накаркал! — завопил Степан Федорович, тыча пальцем в потемневшее небо.

— Не хами богу, смертный!

— А ты не бычься! — заступился я. — Тоже мне бог! Паршивых троллей от богатырской секиры уберечь не мог. Ой, адовы глубины…

Рыжий ас тоже наконец-то задрал голову вверх. Со стороны Муспельхейма по воздуху приближалась вражеская авиация — сотни и сотни валькирий, мерно работая крыльями, летели прямиком в нашу сторону. Гул, производимый крыльями, заглушал варварский гогот: «Йо-хохо! » и раскаты грома.

— Донар-громовержец своим молотом забавляется, — сглотнул Лодур. — А это что за странные звуки?

— Это выстрелы… — прислушался я. — Кажется, пока что — предупредительные. Автоматчики из личной охраны фюрера. Ну, все в сборе…

— Так чего мы стоим, как болваны, на одном месте! — враз сориентировался Лодур. — Пошли!

И мы пошли. Вернее, побежали. Да так резво, что Степан Федорович спросил меня на ухо:

— Мы точно куда-то стремимся или просто драпаем?

На этот вопрос мне было трудно ответить. Впереди замаячили снежные вершины Ледяных гор. Скоренько… Целый день мотаемся туда-сюда, сплошные марш-броски. Мы, наверное, уже трижды выполнили норматив мастера спорта по бегу на дальние дистанции. Ну, по крайней мере, значок ГТО наверняка заслужили.

— Стоп!

Я врезался в спину рыжего аса, Степан Федорович ткнулся носом в мою.

— Это и есть ваша объединенная великанская гвардия? — спросил Лодур, из-под ладони обозревая окрестности. — Вы что, издеваетесь надо мной?

— Ну… м-м… — замычал Степан Федорович.

— Э-э… — поддержал его я.

Вот уж никогда не думал, что «горы трупов» — не просто образное выражение. Именно горные гряды исполинских тел — свежевыбритых и лохматых, голеньких и покрытых легкой щетинкой — лежали перед нами. Ледяные и холмовые великаны!

Я сумел выдавить из себя только:

— Вот до чего доводят межнациональные конфликты…

— Да вы не думайте, уважаемый Лодур, — с отвращением и ужасом отворачиваясь, соврал Степан Федорович. — Мы с Адольфом здесь совершенно ни при чем.

— А кто — при чем?

— Н-никто… Просто — опять не повезло. Невезуха.

— Между прочим, — добавил я, — ты сам с важностью распространялся о ярко выраженной ауре разрушения, которую углядел у бывшего героя Зигфрида. И что теперь? Съел гриб? Распишись-ка в получении!

А эскадрилья валькирий все приближалась. Можно было уже разглядеть нескольких всадников, восседающих на спинах крылатых дев, — пышнобородого здоровяка Донара, поигрывающего чудовищным молотом, фюрера собственной персоной, озирающего долину через линзы полевого бинокля… и еще, и еще, и еще… Откуда-то потянуло серой — значит, и штурмовой отряд огненных великанов под предводительством Гиммлера на подходе.

— Положение не того… не очень, — промямлил я. — Существенный минус — это численный перевес противника. И еще — нам негде спрятаться. И еще минус — если бы даже и было где, то прятаться уже поздно. Нас заметили. А еще…

— А плюсы? — рявкнул Лодур. — Есть хоть один плюс?! Да идите вы в ад со своим невезением! Это просто глобальная катастрофа какая-то, а не невезение! Будьте вы прокляты!

— В этом вы правы, — искренне вздохнул Степан Федорович. — Ну, что я могу поделать, если я самый невезучий человек на свете? Всем несчастья приношу, все меня ненавидят… Хотя бы кто-нибудь пожалел!

— Поганый предатель Штирлиц! — загремело где-то рядом.

— Вот, пожалуйста — о чем я вам и говорил… Неужели, хотя бы ради элементарной вежливости, нельзя не обзываться, прежде чем…

— Я размозжу тебя, мерзкий шпион! — захохотал Гиммлер, въезжая на вершину холма на загривке огненного великана. Что это все арийцы моду взяли рядовой состав использовать в качестве транспорта?

— Я нашел тебя, гнусный интриган!

— Мы нашли тебя, товарищ батюшка князь! — раздалось позади.

Партизаны до кучи пожаловали! Ну, правильно, пошла свадьба горой!

— Искали, искали, товарищ батюшка Штирлиц, и нашли! — Длиннобородый воевода-парторг с умилением смотрел на близкого к обмороку Степана Федоровича. — Колдовские змеюки нам бороды грызли, кобылы копытами лягали… Хорошо еще, Микула наш вовремя объявился…

— Ага! — прогудел богатырь, выдвигаясь из жиденького строя дружинников. — А вот энтого с рогами я уже раньше видел. И энтого, рыжего и вертлявого… Порубить обоих в винегрет, товарищ батюшка воево-да?

— Что вы! Не надо! — воскликнул Степан Федорович. — Это мои друзья!

А я угрозы Микулы пропустил мимо ушей.

— Подкрепление! — обрадовался я. — Может, прорвемся, а? Что скажешь, Лодур?

Но Лодура рядом не оказалось. Сбежал, паршивец! На том месте, где он только что стоял, опадал крохотный пыльный смерч. Я даже расслышал, как прошелестели пылинки голосом рыжего аса:

— И зачем я с вами связался, с ненормальными? Тьфу на вас, на ваших богатырей, и трижды тьфу — на вашего невезучего Зигфрида!.. Полечу-ка я в Асгард и заранее сяду в темницу, все лучше, чем пришибут здесь…

Вот и все.

Огненные великаны надвигались слоновьим стадом. Валькирии пошли на снижение. Бородатый Донар совсем по-разбойничьи хохотал, перебрасывая из руки в руку молот. Фюрер, наслаждаясь мощью своего нового войска, задорно хлопал в ладоши. Партизаны окружили нас со Степаном Федоровичем плотной стеной, но что-то решимости во взорах красных дружинников я не наблюдал. Даже Микула несколько позеленел, когда многосотенная эскадрилья валькирий опустилась на холмы.

От отчаяния у меня хвост поджался. На что я надеюсь! Да будь за нами дивизия краповых беретов, танковый батальон и парочка водородных бомб — все равно мы обречены на провал из-за проклятого хронического невезения Степана Федоровича. А уж теперь-то…

Противник медлил. Так скучающий турист разглядывает букашку под занесенной подошвой ботинка — раздавить сейчас или через минуту? Донар, замахиваясь молотом, уже скользил по нам пронзительным взглядом, словно лучом лазерного прицела; Гиммлер скалил зубы; валькирии хладнокровно обнажали мечи; огненные великаны снимали с набедренных повязок каменные топоры… Только фюрер, как дурачок, хлопал владоши и кричал:

— Штирлиц! Эй, Штирлиц! Верный друг мой! Ты жив! Какое счастье! Немедленно выбирайся из компании этих оборванцев и иди обнять меня!

— Будем драться до последнего! — внезапно севшим голосом объявил Златич и взмахнул секирой. Древко переломилось, и лезвие упорхнуло птичкой. — Ой… — Воевода тупо уставился на безобидный горбыль в своих руках.

— Драться! — подтвердил Микула, выступил вперед и вдруг, вскрикнув, упал на колени. — Ногу подвернул… Что за черт?! Не могу драться…

— Апчхи! — отозвался кто-то из дружинников. — А у меня насморк…

— Симулянты! — вознегодовал Златич. — Я вот вам, разрази вас центральный комитет! Ну-ка дай сюда свой меч! Ох… Живот прихватило…

Начинается. Как будто мало того, что противник многочисленнее и сильнее нас в сотни раз. Невезение пропитывает маленькое наше войско, как капля йода ватный шарик.

— Штирлиц! Верный друг! Немедленно переходите на нашу сторону! Идите сюда и поцелуйте вашего фюрера! А то я беспокоюсь! Может, вы стали немножко предателем? Может, вас эти оборванцы плохому научили?!

И тут меня осенило.

— Переходи на сторону противника! — зашипел я, тряхнув клиента за шиворот. — Ну! Пока не поздно!

— Заткнись, рогатый искуситель! — заорали в один голос Микула и Златич.

— О чем вы говорите? — удивился Степан Федорович.

Не тратя драгоценного времени, я подхватил его под мышки, приподнял и швырнул прямо под ноги Гитлеру. Партизаны ахнули. Богатырь Микула немедленно схватил меня за горло.

— Пусти, дубина… — захрипел я. — Пусти, а то врежу!

А Степана Федоровича уже поднимали осторожненько с земли двое автоматчиков. Лично фюрер, не обращая никакого внимания на обиженно поджавшего губы Гиммлера, белоснежным платком стряхивал с костлявых плеч штандартенфюрера пылинки.

— Штирлиц с нами! — объявил Гитлер. — Давайте отпразднуем возвращение вернейшего моего соратника немедленным уничтожением красных коммунистических собак! Охрана! Автоматы на изготовку! Приготовиться! Пли-и!

Автоматчики послушно дали залп. Я зажмурился. Златич, Микула и прочие красные дружинники тоскливым воплем поприветствовали свою смерть…

И, как выяснилось, совершенно зря. Потому что половина автоматов дали осечку; те, что не дали осечку, разбрызгали пули вкривь и вкось — куда угодно, только не по указанным фюрером мишеням, а пяток гитлеровцев попросту запутались пальцами в курках. Совершенно невредимые дружинники недоуменно переглядывались. Автоматчики с суеверным ужасом побросали свое оружие. Я лягнул Микулу копытом в живот и, когда он от меня отцепился, заорал:

— Действует! Ура прекраснейшему невезунчику Степану Федоровичу!

Гитлер, который ничего еще не понял (впрочем, как и все остальные), выхватил именной вальтер.

— Валяй! — разрешил я, выходя навстречу. — Стреляй! Слабо?

Фюреру было не слабо. Он нажал курок. Пуля свистнула мимо моего уха, ударилась в секиру стоящего позади меня ратника и, отрикошетив, зарылась в мясистую лодыжку огненного великана. Горячий горец взвыл и запрыгал на одной ножке, превращая замешкавшихся рядом гитлеровцев в аккуратные коричневые коврики. И тогда началось!

Гиммлер, злобно пнув своего скакуна в ухо, оскалился и проревел:

— В атаку!!!

Но скакун, конечно, споткнулся, рухнул на землю, увлекая за собою своего всадника и весь первый ряд нападавших.

Заварилась такая куча-мала, что валькирии от греха подальше взмыли в воздух и, оглушительно вопя, носились над свалкой, не рискуя спуститься. Донар-громовержец был единственным из всего деморализованного войска, кому удалось прорваться почти вплотную к нам. Он даже три раза подряд взмахнул своим знаменитым молотом. Первый удар пришелся точно в коленную чашечку бородатому асу, второй — в другую коленную чашечку, а третьего вообще не получилось, потому что молот на взмахе вырвался из лапищи Донара и, сбив по пути парочку валькирий, вознесся высоко к туманному небу.

Мне оставалось только позевывать в кулак и меланхолично наблюдать за тем, как совместное войско Гитлера — Донара уничтожало само себя. Хроническое невезение — страшная штука! Очевидно, фюрер полностью осознал этот факт — он валялся без сознания У подножия ближайшего холма, а Степан Федорович, смущенно улыбаясь, обмахивал его фуражкой. Геббельс и Геринг наперебой стонали, придавленные тушей огненного великана, а Гиммлера что-то не было видно… Затерялся где-то в свалке…

— Ну, что, товарищи? — обернулся я к ратникам-партизанам. — Не посрамим земли русской! За Родину, за Штирлица, вперед! Полоним гитлеровских собак и самого супостата проклятого… А всем остальным ворогам разрешаю по полной программе показать, где раки зимуют и куда Макар телят не гонял! Пусть дело партии живет и побеждает!

— Во веки веков, аминь! — гаркнул Микула, поднимая секиру.

— Ура-а-а!

— Прекратить! — обрушился с потемневших небес невероятно сильный голос.

Я аж присел. Воодушевленные было дружинники замерли. Это удивительно, но великанская возня тоже прекратилась. Валькирии совсем по-птичьи драпанули в разные стороны. Придавленные Геббельс и Геринг на всякий случай притворились хладными трупами, а фюрер пришел в себя и в порыве страха прижался к Степану Федоровичу.

Сверху — медленно и величаво, словно океанский дредноут, наплывал на нас высокий мужчина в широкополой шляпе. Плащ развевался крыльями, седая растрепанная борода вилась змеей, а единственный глаз сверкал из-под шляпы таким могучим пламенем, что безо всяких подтверждений верилось: этот седобородый может уничтожить всех присутствующих здесь одним движением пальца.

— Великий Вотан! — прохрипел Донар и упал на травмированные колени.

За ним повалились все, кто еще мог стоять.

Вотан завис в воздухе метрах в пяти от земли. Между прочим, в левой руке он держал сбежавший молот, а в правой у него был ущемлен за ухо поскуливавший Лодур.

— Дерзнувшие нарушить Время, подойдите ближе ко мне! — загремел великий Вотан.

Я не сразу понял, что это он ко мне обращается.

— Ближе, рогатый демон из огненных глубин!

— Это вы мне?!

— Сказанное мною не нуждается в повторении! Ну, не препираться же с живым Древним Богом?

С самым настоящим Богом. Пусть оживленным заклинанием Время Вспять из машины времеатрона, но все-таки… Я бы и не смог при всем желании. Пламенный глаз Вотана жег меня соляной кислотой — аж кисточка хвоста шипела. Я даже подняться не посмел — так на коленях и подполз.

— Я был одним из тех, кто создавал эту вселенную! — громыхнул Вотан. — Долгие века я делал то, на что обрекло меня бесконечное Мироздание — охранял покой и порядок, и когда пришло Время, как и многие другие боги, я ушел в Небытие! Но я не смел роптать, ибо таково мое предназначение и даже я не могу сопротивляться ему! Ответь мне, низкое создание, как ты осмелился нарушить течение Времени? Как дерзнул переломить десницу Рока?!

Честное слово, я не собирался закладывать бедного Степана Федоровича. Просто под огнем всевидящего ока Вотана невозможно было солгать.

— Товари… гражда… госпо… Ваше величество, я не виноват! Понимаете, какое дело, раз в несколько миллионов лет на Земле появляется человек, который…

— Не перечь мне, низкое создание! Ты думаешь, неведомо мне о нарушении Вселенского Равновесия? Недостойно даже тебя, демон, перекладывать вину на неразумного смертного!

— Вот это новости! Значит, смертный Степан Федорович нарушил, а я, бес Адольф, отвечать должен?

Ваше высочество, побойтесь бо… гхм… Между прочим, аккурат над нами безобразничает маньяк, который — если уж на то пошло — виновен больше всех!

— Ты о циклопе говоришь, низкое создание? Знаю я и о его кознях!

— Правда? Вот здорово! Покарайте его, ваше высокопревосходительство!

— Не от него и тем более не от тебя исходит великая угроза всему сущему в этой вселенной!

— Как это? А от кого в таком случае? — Тут я невольно посмотрел на Степана Федоровича.

Штирлиц-Зигфрид-Брумгильда, школьный учитель и Машина смерти, театральный уборщик и Нарушитель Вселенского Равновесия с умильным испугом на мордашке обнимался с дрожащим фюрером.

— Жалкий смертный — всего лишь орудие, — прорычал Вотан и поднял пылающий взгляд к клубящимся туманом небесам. — Они… те, что приходят издалека, из таких далеких земель, что невозможно вообразить даже мне — Вечно Живущему, — они и есть настоящая угроза!

— Это вы о ком? — поинтересовался я, усилием воли подавив дурацкое воображение, немедленно нарисовавшее мне выводок апокалипсических чудовищ, спускающихся с неба на парашютах и злорадно скалящих клыки.

— Имя грядущего изверга лежит дальше моего понимания.

— Но ведь вы все равно можете этих гадов покарать, чтоб неповадно было?

— Я здесь не для того, чтобы карать! Я здесь для того, чтобы восстановить Порядок! Десница Рока — ее невозможно обмануть! — собрала вас всех здесь! Смотрите же, дерзкие, и трепещите!

Коленопреклоненные войска с готовностью затрепетали. Вотан, сунув под мышку бедного Лодура, освободил руку и извлек из-под своего плаща нечто похожее на большое яйцо, только не белое, а переливающееся всеми мыслимыми цветами сразу. И поднял яйцо над головой.

Страшное это было зрелище. Необъяснимо страшное. Переплетенные лучи рождали и тут же губили на поверхности яйца одну за другой десятки картин: вот облаченный в шикарный костюм Степан Федорович обнимается на широком диване с импозантной блондинкой; а вот тот же Степан Федорович, уже в рваном пальто и малахае, удирает от стайки лязгающих консервных банок; вот паскудный циклоп из паланкина важно отдает приказания распластанным на земле чернокожим воинам уна-уму; а вот и я сам в паре с Нотунгом провожу сеанс одновременной стрижки и бритья толпы ледяных великанов… Фюрер, Гиммлер, Златич, Лодур… цверги и негры, красные дружинники и солдаты СС… Все события последних дней промелькнули передо мной, все действующие лица, личики, мордашки, хари и рыла пронеслись в мгновение ока…

Я закрыл глаза ладонью. В голове мутилось, зрачки пылали, словно я долго смотрел на яркое солнце.

— Течение Времени… — гремел сверху голос Древнего Бога, — нельзя нарушить… О, бесконечное Мироздание, услышь смиренного твоего раба! Верни всех и вся на свои места, сплети воедино разорванное, разнеси в клочья неверно созданное! Пусть каждый вернется туда, откуда начал этот путь! Пусть того, что случилось, никогда не случится! Назад! В прошлое!

Земля и туманное небо задрожали. Фигура Вотана окуталась пламенем. Яйцо, вознесенное вверх, распухало, заполняя собой Вселенную. И тут меня коснулась какая-то неведомая сила, ослепительно ясная, но такая ужасно чуждая всему моему существу, что я моментально понял, как эта сила называется — Благодать Богов.

— Слава Вотану! — стоном вырвалось у всех. Древний Бог полыхал все сильнее и сильнее… — Ай!

Сияние померкло. Потускневшее яйцо шлепнулось на землю, а барахтающийся под мышкой Вотана Лодур смущенно проговорил:

— Я нечаянно… Мне пятки прижгло, вот я и дернулся.

— Глупое отродье! — пробасил Вотан и отшвырнул рыжего аса вместе с молотом Донара далеко за холмы. — Начинай теперь все сначала из-за вас!

Яйцо на земле вспыхнуло снова и шевельнулось. Все в страхе попятились, а Степан Федорович, как самый цивилизованный из присутствующих, метнулся вперед, схватил яйцо и с дурацкой вежливостью поклонился.

— Вот, пожалуйста, — проговорил он, протягивая его замершему в воздухе Вотану. — Вы обронили…

— Не трогай! — вырвалось у меня.

— Не шевелись, несчастный! — пророкотал Вотан.

— Медленно положи эту штуку обратно! — крикнул Златич.

— Отойди от нее, а то я тебя с потрохами сожру! — зарычал Донар.

— Не кричите, а то напугаете его! — рявкнул оглушительно невесть откуда появившийся Гиммлер. — Штирлиц, миленький, положи яичко на травку, а?

— Так я же извиниться хочу, — вздохнул Степан Федорович. — Господин Вотан, как интеллигентный че-ловек интеллигентному… — Он шаркнул ножкой и покачнулся.

— Не-э-э-э-эт! — заревел я, но было уже поздно.

Яйцо скатилось с неловкой ладони великого неудачника всех времен и народов, пролетело коротенький отрезок пространства, упало в покрытую мягчайшим мхом лунку — и, конечно, разлетелось в мелкие дребезги.

Что случилось в следующую секунду, я не уловил. Потому что тот мир, в котором я только что находился, взорвался оранжево-черным взрывом и перестал существовать.

Часть третья ХРРЧПОК НАСТУПАЕТ

ГЛАВА 1

Тепло, сыро… Сквозь густые лианы пробивается огромное желтое солнце. Болит голова, а рядом в куче осыпавшихся пальмовых листьев неуемно ворочается сухопарая тушка. Я поднялся, ощупал себя и с удивлением ощутил, что вполне жив и даже не ранен. Разве что одежда истрепана и закопчена донельзя… Где это я? Копыта утопают в чересчур мягкой почве. Какие-то первобытные джунгли вокруг…

— Где это мы? — раздался неподалеку робкий голосок. — Джунгли какие-то вокруг…

Я вздрогнул. Все, с меня хватит!

— Адольф! Куда вы? Подождите меня! И не подумаю!

— Отвалите, Степан Федорович! — прокричал я на бегу. — Оставьте меня в покое! Всякому терпению приходит конец, даже бесовскому!

— Я договор подписал! Кровью, между прочим! Вы обязаны выполнять условия — оставаться рядом и охранять мою жизнь на протяжении всего периода невезения!

— Я сдаюсь! Я признаю свою профнепригодность! Я ухожу на пенсию!

— Нам с вами нельзя на пенсию, нам нужно спасать мир! Лишь мы одни способны хоть что-то изменить!

Сжальтесь, не бегите так быстро, я пожилой человек! У меня в ноге штырь вместо кости и плоскостопие!

— Ни за что! Подумать только — сам Вотан и тот ничего не смог поделать с вашим чудовищным невезением! Вы хоть понимаете, что сделали? Подумать только!

— Адольф! У меня гипертония и язва желудка! Я не могу думать на бегу…

— Нет, он еще и жалуется!

Тут я остановился. Но не потому, что внял мольбам клиента, а потому, что бежать дальше было затруднительно. Лианы, лианы, толстые и прочные, как телевизионные кабели, — будто я оказался в чреве какого-нибудь гигантского радиоприемника. Через эти лианы сам черт не продерется… Тьфу ты! Заговариваюсь уже.

— Спасибо… — с одышкой поблагодарил Степан Федорович. И вежливо осведомился: — Вы не скажете, где это мы находимся?

Нет, правда, я с большим трудом подавил желание немедленно повесить своего клиента на ближайшей пальме. От него требовалось только одно — стоять на месте и ждать, пока великий Вотан, распутав весь навороченный нами клубок несообразностей, самоотверженно погрузится во Мрак. Так ведь надо было высовываться! Да и Лодур тоже хорош… Да и я, если уж честно… Где мы сейчас находимся? Хороший вопросик! Магический артефакт, с помощью которого Вотан намеревался вернуть все и всех на свои места, разбился вдребезги, но тем не менее сработал. Что получилось в результате? Еще один хорошенький вопросик. Симпатичный такой…

Степан Федорович с готовностью раздвинул передо мной лианы. Открылась поросшая веселенькой травкой лужайка с десятком хижин. Посередине лужайки дымил костер. В отдалении, густо поросший лианами, возвышался древний храм — попросту нагромождение грубо обточенных камней.

. — Местное население, — констатировал мой клиент. — Как вы думаете, они опасны? Они не людоеды? Адольф?.. Адольф! Вы что — со мной не разговариваете?

Да пошел ты! Даже отвечать не буду…

Степан Федорович, вздыхая как побитая собака, плелся позади. А я… Терять мне было нечего, поэтому я вошел в селение с гордо поднятой головой, заложив руки в карманы. Хвост, проклюнувшийся в одну из многочисленных прорех на джинсах, поднимался к жаркому небу. Ну и пусть людоеды! Пусть съедят! Да, впрочем, кто меня съест? Здесь же нет никого! Угли костра еще тлеют, но хижины пусты, повсюду раскидана нехитрая утварь. Словно здешнее население — хлоп! и куда-то испарилось…

Я вдруг похолодел. И, наверное, сильно побледнел, потому что Степан Федорович, взглянув на меня, за компанию покрылся меловыми пятнами. А что, если на Земле вообще не осталось людей? Если слом реальной истории, который я принимал за тотальную катастрофу, был всего лишь подготовкой к грядущему апокалипсису? А разрушение артефакта, обладающего силами для восстановления Порядка, громыхнуло финальным аккордом… Адово пекло! Похоже, так оно и есть. Никого! Во все времена и на всех континентах… Опустевшие города, безмолвные улицы, навсегда замершие автострады, где ржавеют машины, которые никогда больше не ощутят руку хозяина, человека… И первобытный океан, откуда через миллионы лет выползет какой-нибудь этакий хвостоногий уродец, чтобы постепенно превратиться в более пристойную форму жизни… Бр-р…

Ни одного разумного существа! Только мы со Степаном Федоровичем! Космическая Кара, слепо шарахнувшая по всей цивилизации, нам уготовила еще худшую участь. Жить в полном одиночестве, мучиться осознанием того, что совершили… Огненные вихри преисподней! И никого, никого я больше никогда не встречу, кроме проклятущего Нарушителя Вселенского Равновесия?! Нет! Хвост Люцифера! Проклятье! Проклятье! Адово пекло!..

Когда я всласть навалялся на траве, поколотил себя кулаками по затылку и погрыз землю, отчаянье немного отступило. Я приподнялся.

Степан Федорович сидел в тени одной из хижин, задумчиво покусывая травинку. Вот ведь тип! Размолотил в осколки все, к чему только успел прикоснуться, и в ус не дует. Спокойный, как дохлый слон! Не успел я снова открыть рот и сказать Нарушителю Вселенского Равновесия, кто такой на самом деле он и все его родственники и предки до седьмого колена включительно, как Степан Федорович перевел на меня взгляд неожиданно спокойных голубеньких глаз и проговорил:

— А ведь я понял, где мы находимся.

— Н-ну?

— В Африке!

— Спасибо, умник, а я-то думал, что на Северном полюсе.

Он вдруг вскочил. Травинка полетела в костер.

— Вы не понимаете, Адольф! Я кругом виноват, я… не отрицаю! Но ведь все еще можно изменить! Посмотрите вокруг! Это селение…

— Пустое и безжизненное!

— Все правильно, так и должно быть. Вы помните, что хотел сделать Вотан? С помощью своего… гм… яйца он хотел отправить всех, кто находится не в своем времени, по домам. Он так и кричал: «Назад, мол! В прошлое! »

— И что все это?.. — Я осекся. Я понял. Значит, катаклизма не было! Какое счастье! Мы всего-навсего в прошлом! Мы в прошлом! Яснее ясного! Если бы я не запаниковал не вовремя, я бы и сам догадался. Та-ак… брякнувшийся оземь артефакт все-таки перенес незаконных эмигрантов в прошлое, только вот адреса немного перепутал.

— Мы в прошлом, значит, у нас есть время, чтобы попытаться что-нибудь изменить, — подытожил Степан Федорович.

Я вскочил на ноги. Смертельной усталости, упадка сил и сумасшедшего отчаяния как не бывало. Надо же, как Степан Федорович поумнел! Это оттого, что я на него благотворно влияю.

— Эврика! — закричал-я. — Ни слова больше! Дальше соображать буду сам, потому что я главный. А вы, Степан Федорович, не забывайте — вы провинившийся, ваше дело молчать, слушать и почтительно кивать.

— Между прочим… — обиженно начал мой клиент.

— Цыть! Я уже начинаю соображать!

— Давайте вместе!

— Вместе только на троих можно сообразить, а нас — двое. Итак, поехали!

Соображал я вслух и, наверное, очень громко и бурно. Степан Федорович даже спрятался в хижине и периодически оттуда выглядывал, как кукушка из часов. Впрочем, я не обращал никакого внимания ни на него, ни на все окружающее меня пространство.

Мы в Южной Африке одиннадцатого столетия! Так, а охотники за головами уна-уму, следовательно, в России двадцать первого столетия! Прекрасно! Хотя немного жаль однокомнатную берлогу моего клиента, куда в один прекрасный момент свалилась куча чер-нокожих оглоедов; а еще больше жаль управдома, который как-нибудь посетит нехорошую квартирку, чтобы выяснить, откуда в ней столько иностранных граждан без прописки…

Фюрер, Гиммлер и прочие фашиствующие молодчики? Если следовать логике событий, то им повезло больше других — они сместились только во времени, ведь рейхстаг-то находится как раз над Нифльхеймом. Они в Германии в своих грозовых сороковых двадцатого века.

Остаются еще два адреса: Чудское озеро тринадцатого века и неизвестные просторы начала Ледникового периода — когда паскудного циклопа законопатили в айсберг. Переставляем местами адресатов и адреса — и что получается? Циклоп наверняка оказался на Чудском озере, кстати, в этом же временном периоде, что и мы, но за тысячи километров отсюда. А красные партизаны-дружинники? О-о-о… вот кому пришлось худо! Очутиться среди льдов несладко. Ладно бы, они попали в двадцать первый век. Может, какой-нибудь ледокол их подобрал бы или на полярную экспедицию наткнулись бы… А в доисторическую эпоху? Они ведь уже двадцатым веком разбалованы — берлинскими сосисками с капустой, шнапсом и баварским пивком. Они ведь даже на мамонтов охотиться не умеют!

— Все в порядке! — объявил я. — Зря я гак волновался, Степан Федорович! Никакая угроза нашей планете больше не страшна. Циклопу до вас теперь ни в жизнь не добраться, я вообще сомневаюсь, что он проживет более двух минут после того, как окажется в районе Чудского озера. Такого маленького поганенького уродца любой воин почтет за честь стереть с лица земли — хоть русич, хоть германец. Я бы и сам ого с удовольствием растоптал, если бы меня воины уна-уму под остриями ассагаев не держали. Война окончена, а теперь — дискотека! Осталось подождать пару деньков, пока ваша бесконечная черная полоса закончится, и я могу отправиться на свободу с чистой совестью.

— Но ведь мы сейчас в тринадцатом веке… — высунулся из хижины Степан Федорович.

— Да, я в курсе, и что?

— Но я-то живу в двадцать первом!

— Подумаешь, разница! Чем вам тут-то не нравится? Чистый воздух, природа, море… Где-то рядом есть, наверное… Фрукты, овощи, рыба, дичь. Никакой тебе загазованности, квартплаты, буйных соседей, коррумпированного правительства и прочих радостей цивилизованного бытия. Вы на пенсию хотели? Отличная у вас получится пенсия. Если хотите, я даже помогу вам построить здесь милую дачку…

— Нет, нет, я не о том! Я не против здесь остаться — я согласен заплатить эту цену, чтобы планета жила, но… подумайте сами: Вотан сохранил тот мир, который мы уже изменили! В соответствии с особенностями творчества режиссера Михалыча. Пьеска заменила реальную историю.

А ведь верно… Я и не подумал… Эх, что-то я резко поглупел. Это, наверное, оттого, что Степан Федорович на меня так влияет.

А мой клиент вдруг выпрямился и засверкал очами, как тогда, когда хитроумный Лодур передал ему права и обязанности безвременно почившего героя Зигфрида.

— Я не желаю отсиживаться на пенсии, если через тысячу лет на другом конце земного шара придуманный Михалычем Штирлиц будет переиначивать историю! И ваш долг, Адольф, помочь мне!

— Это я и без вас знаю. Только есть одна проблемка — у нас машины времени в наличии не имеется.

А как без машины мы в двадцатый век переместимся? Дохлый номер!

— Огненные вихри преисподней!.. Я вздрогнул:

— Вы что-то сказали, Степан Федорович?

— Я ничего не говорил… Я молчал. Но, если угодно, буду говорить хоть неделю без остановки, только не падайте духом, Адольф. Хотите, стихотворение прочитаю? Или песенку спою? У вас поднимется настроение, и вы что-нибудь придумаете…

— Что, например?

— Как нам попасть в Германию начала двадцатого века.

— Адово пекло!..

— Вот опять… Тихо! Ни звука! Знакомый чей-то голос…

— Хвост Люцифера!.. — донеслось со стороны храма. — Семь кругов необоримого пламени!.. Чтоб ты сдох, обезьяна недоразвитая, ети твою бабушку в тульский самовар!..

— Ого! — теперь услышал и Степан Федорович. — Вот это загибает кто-то… Знаете, Адольф, я, как интеллигентный человек, недолюбливаю непристойные выражения, но иной раз языковая изобретательность…

Не дождавшись окончания филологической тирады, я сорвался с места и поскакал к храму.

Открывшаяся мне картина едва не заставила меня разрыдаться от умиления. У стен несуразного храма стояли двое. Чернокожий старикан с понуро вытянутой физиономией, увешанный амулетами и покрытый попугайской раскраской, и тип в белом полотняном костюме, в пробковом шлеме.

— Не может быть! — воскликнул я.

Тип в костюме обернулся и, сняв шлем, вытер платком лоб и торчащие на макушке рожки.

— Привет, Адольф, — кивнул мне Филимон, нахлобучивая обратно шлем. — Ты что тут делаешь?

— А… ну-у… э-э…

— Понятно, — сказал мне коллега, узрев появившегося рядом со мной Степана Федоровича в потрепанной набедренной повязке. — На работе, значит… Вызволяешь потерпевшего кораблекрушение, что ли? Везет же! А мне… Огненные вихри преисподней, какими же ископаемыми идиотами приходится иметь дело! Видишь этого первобытного вредителя?

Чернокожий ссутулился еще больше, отвесил нижнюю губу и пустил слюну.

— А еще колдун! — раздраженно махнул рукой Филимон. — Тебе, трилобит несчастный, зачем преисподняя колдовскую силу дала? А? Не слышу ответа! Чтобы ты, гад, клиентуру нам поставлял! Агитировал смертных передать конторе душу за исполнение заветного желания. А ты?.. Какого клиента загубил, гуталиновая твоя рожа! Зачем ты сожрал потенциального клиента, я спрашиваю?!

— Филимон… — вымолвил я. — Ты… как здесь оказался?

— Я? — переспросил Филимон. — Так же, как и ты. Работа! Служебная командировка. На задании я. Слушай, как-то хреново ты выглядишь… Осунулся, похудел. Надо было тебе отдохнуть немного после гауптвахты-то…

— Что?!

— Три года за алхимика-неврастеника — это не шутка… — покачал головой мой непосредственный начальник.

— Да при чем здесь алхимик?! — закричал я. — Это когда было-то! Дела давно минувших дней… У меня же новое задание в двадцать первом веке, которое… Стоп! Филимон! А почему ты на свободе? Ты сбежал, что ли? И скрываешься в джунглях?

— Откуда мне сбегать? — очень удивился Филимон. — Это ведь тебя на гауптвахту сажали, а не меня. Все чин-чинарем, служебная командировка в Африку тринадцатого века… Только вот — тьфу! — задание провалено благодаря этому… старому троглодиту!

Минуту я соображал. Потом негромко выговорил:

— Н-да… Казус…

— Не ругайся. Не надо меня больше ругать, — вставил свое скрипучее слово старикан-колдун. — Я не виноват. Племя уна-уму исчезло. Два раза день сменял ночь, а некому был прийти и покормить бедного Ука-Шлаки… Ука-Шлаки проголодался!

— Ука-Шлаки! — вскричал Степан Федорович. — Послушайте, дедушка, Ука-Шлаки — это вы? А как же…

— Я! — старикан утер слюну и выпрямился. — Ука-Шлаки — это я! Имя мое значит — Летящий Ужас! Страшный колдун, упоминание обо мне наводит оторопь на воинов уна-уму и прочие племена! Я могу призвать дождь в сезон засухи и высушить землю в сезон дождей! Я приказал людям построить для себя величественный храм! — Он указал на кучу огромных булыжников за спиной. — Смертные, приносящие мне мясо и сладкие травы, никогда не видели моего лица, ибо оно так страшно, что… Ай, больно!

— Закрой варежку, старый маразматик, — проворчал Филимон и подкрепил свое требование вторым подзатыльником. — Развыступался… Не слушай его, Адольф. Дождь он может призвать… Шарлатан! Самозванец! Сидел себе среди этих каменюк, старый сыч, не высовывался никогда и запугивал соплеменников страшным воем по ночам, а те, дураки, его почитали за всемогущего колдуна и от пуза кормили…

— Какой доверчивый народ — эти самые уна-уму, — пробормотал я. — Никак не могут без того, чтобы кого-то не почитать и не бояться. И в двадцатом веке нашли себе нового Ука-Шлаки… Вернее, он их нашел.

Филимона не заинтересовало известие о еще одном претенденте на громкое имя. И хныканье побитого колдуна его тоже не волновало.

Единственное, о чем начальник отдела кадров преисподней сейчас мог думать — это о проваленном задании. Он схватил меня за плечо и поволок ко входу в храм.

— Вот сам рассуди, Адольф! — кричал он на ходу. — Ну, в чем я виноват-то, а? Я действовал точно по инструкции! И если бы не этот старый придурок, быть бы мне величайшим бесом во всей истории нашей огненной родины! Такой клиент подвалил, а ненормальный колдун его сожрал. Эх, невезуха, невезуха…

— Невезуха… — эхом откликнулся я. И оглянулся на Степана Федоровича — тот шел за мною, опасливо сторонясь Ука-Шлаки, который совсем недвусмысленно на него облизывался.

— Представляешь, — рассказывал мне Филимон, — пока ты мотал свои три года, оператор-консультант — этот вот чернокожий вредный старичок — сообщил в контору, что нашел нового клиента. Ну, я не очень и обрадовался. Колдун и раньше поставлял нам кадры из своего племени. Дешевка! Его соплеменники продавали душу за поджаренного кабана или ожерелье из акульих зубов… И вдруг он уверяет, что нашел что-то не совсем обычное.

Филимон остановился и торжествующе посмотрел на меня.

— Ты, наверное, слышал всякую фигню о визитах инопланетных существ к древним землянам? Дескать, почти от каждой сгинувшей цивилизации остались упоминания о странных пришельцах на летающих аппаратах? Рисунки на камнях, сказания, легенды… Эта фигня, Адольф, — не совсем фигня. Вернее, совсем не фигня. Преисподняя долгое время вела кропотливую и сугубо секретную работу по отслеживанию этих инопланетных товарищей. Египет, шумерские селения, ацтекские храмы, Индия! Тибет! Гренландия! И никак нельзя было пришельцев застать в натуральном, так сказать, виде… Шустрые они. Прилетят, попозируют для древних творческих работников — и шасть! Нету. Ну, о том, что в современном мире пришельцы появлялись, об этом и говорить не надо. Практически во всех странах! В Воронеже даже, говорят, тарелка приземлилась на кукурузное поле и отдавила ногу председателю тамошнего колхоза. Главное — непонятно, что им, пришельцам, надо! Никаких сведений о контакте, только так — порисоваться прилетают. Понюхают, посмотрят, поглазеют и сваливают. А Люцифер намеревался контакт наладить. Представляешь, как звучит — совместное предприятие «Сириус-Преисподняя»! «Сатурн-Чистилище»! Блеск!

— Погоди… — сморщился я. — У меня своих проблем целая навозная куча, а ты мне еще… Стоп, а почему я ничего не знал? Про расследования? А ты знал и не сказал? Тоже мне, друг называется!

— Меня самого недавно посвятили в это! — обиделся Филимон. — Пока ты на гауптвахте отсиживался! Это ведь мой подопечный пришельца застукал! Прямо перед вылетом у меня разговор с начальством и был. В общем, к племени уна-уму прилетел самый настоящий пришелец! На летающей тарелке! И свалился аккурат неподалеку от храма. Правда, при приземлении летающая тарелка сломалась. Колдун совершил единственный разумный поступок в своей жизни — сообщил об этом происшествии в контору и, как и полагается оператору-консультанту, предложил починить тарелку в обмен на душу. Пришелец согласился. Ну, я обрадовался! Ведь впервые в истории преисподней такое — чтобы появилась возможность заполучить инопланетную душу! Наконец-то! Мне Люцифер лично уже благодарность объявил авансом и обещал нехилое повышение… Я перемещаюсь в Африку, и тут оказывается, что пришельца уже нет! Пока я выслушивал похвалы Люцифера, этот проклятый колдун пришельца сожрал и даже не подавился! А в оправдание лепит какую-то ахинею — мол, его племя куда-то в полном составе испарилось, и некому было его кормить… Ахинея, правда? Куда могло подеваться бесследно целое племя?

— В… двадцать первый век переместилось… — промямлил я. — В Россию… в однокомнатную квартиру театрального уборщика…

— Что? Адольф, по-моему, тебе точно надо отдохнуть после гауптвахты. Ты бредишь! Что это?!

Нас озарил ослепительный оранжевый свет. Степан Федорович закрыл голову руками. Могущественный колдун Ука-Шлаки с визгом повалился на землю. Над опустевшим поселком, как нити солнечного дождя, протянулись яркие лучи, втянули в себя несколько каменных ножей и плошку из кокосового ореха — и исчезли…

— Адово пекло! — выругался Филимон. — Это еще что такое было?

— Ничего особенного, — вытирая ладонями вспотевший лоб, сообщил Степан Федорович. — Это просто Гиммлер осуществляет проект «Черный легион». Он силою гениального изобретения — времеатрона и древних заклинаний тщится перетащить к себе Ливонский орден.

— Какой Гиммлер? Откуда германцы в Африке?.. — выпучился Филимон.

— Их тут нет, — сказал я, — они в России. Забыл? В однокомнатной квартире театрального уборщика.

— В моей квартире, — подсказал Степан Федорович.

— Ты не только сам с ума сошел, — подозрительно на меня глядя, сказал мой коллега-бес — Но и клиента себе нашел сумасшедшего. Пойдем-ка лучше в храм… укроемся. А то вдруг еще чего-нибудь засверкает…

— Нет, не засверкает, — вздохнул Степан Федорович. — Вторую попытку Гиммлер сделает завтра. И все равно у него ничего не получится. Вместо ливонцев призовет на свою голову отряд дружинников с воеводой Златичем во главе. То есть не призовет, потому что Златич в Ледниковом периоде. Это все происки Штирлица…

— А ты почем знаешь, безумный смертный?

— Потому что я и есть Штирлиц. Ну, то есть когда-то был Штирлицем…

— Адольф! — закричал Филимон. — Как твой непосредственный начальник, я приказываю тебе немедленно отправляться в психиатрическую клинику. Подлечись маленько. А мне хватит мозги пудрить! Я сам в дерьме по горло, а вы меня еще собственным бредом загружаете. Глянь сюда! Адольф! Теперь ты уснул?

Мысли пчелиным роем гудели в моей голове. У вас когда-нибудь бывало такое? Вот-вот поймешь что-то важное, вот-вот сделаешь какое-то открытие… только суметь должным образом сосредоточиться! Еще секунда, и…

— Адольф! — А?

— Не спи! Глянь, говорю, сюда!

Филимон пнул копытом кучу пальмовых листьев, наваленных у входа в храм, листья разлетелись в разные стороны, и мне открылось сооружение из серебристого металла, напоминающее пару сложенных вместе блюдец, размером с кабинку сельского туалета.

— Вот она! Летающая тарелка!

Рядом с тарелкой лежала горстка розовых костей и овальный череп с тремя глазницами.

— А вот и мой потенциальный клиент! — скрипнул зубами Филимон. — Ну, колдун, ну, гад! Погубил мою карьеру! Где я теперь второго пришельца найду? Хорошо еще, хоть летающая тарелка осталась — будет что предъявить Люциферу в качестве доказательства…

Пчелиный рой мыслей в моей голове, приняв нужное положение, утих. До меня дошло!

— Степан Федорович! — заорал я. — Вам нужна была машина времени? Зачем, когда есть человек, способный управляться с путешествиями во времени! Который поможет нам вернуться в двадцать первый век!

— Гиммлер…

— Гиммлер и его проект «Черный легион»!

— Я понял! — расцвел Степан Федорович. — Мотаем на Чудское озеро, да?

— Маршрут: Африка — Русь — Берлин! — объявил я. — Конечная остановка в России двадцать первого века! Я заставлю предводителя дворянства еще разок запустить свою установку! Как прилетаем, тут же хватаем Кису за жабры и требуем немедленной отправки нас в двадцать первый век!

— Ура! — крикнул Степан Федорович. А Филимон обомлел:

— Какой еще предводитель?.. Ты что городишь, Адольф?!

Я Филимона хорошо знаю. Сотрудник он инициативный и опытный. А самое главное — мой друг. Не раз меня в сложных ситуациях выручал. А сейчас меня даже замутило от того, что сделать придется, но тут уж ничего не попишешь — дело спасения мира требует жертв. Скороговоркой я прочел заклинание Частичного Паралича, следом — Запечатывания Уст. Филимон, подобной пакости от меня не ожидавший, замер на месте и бессмысленно замычал, тараща глаза.

— Извини, Филя, — прохрипел я, дергая продолговатый рычаг, располагавшийся на поверхности тарелки там, где обычно у сельского туалета находится дверная ручка.

С шипением открылся люк.

— Извините, господин Филимон, — с достоинством проговорил Степан Федорович, напяливая на себя пробковый шлем. — Но нам нужно спасать мир.

— М-м-мы-ы-ых… — Филимон протестующее скривился и чудовищным усилием воли разлепил губы.

Надо было спешить — колдовские навыки начальника отдела кадров во много раз сильнее моих собственных. Я втискивался в инопланетный летательный аппарат, пока Степан Федорович, обнаглев, снимал с Филимона белый полотняный пиджак.

— Прекратите мародерствовать! — приказал я. — Лезьте за мной следом!

— Мне же нужно прилично одеться! Не могу я в одной тряпочке бегать! Для спасителя вселенной это несолидно!

— Отставить! Между прочим, здесь есть отличный скафандр. Наверняка теплый и удобный. Как раз ваш размерчик…

— М-м-му… М-мучитель! — выговорил Филимон и так сверкнул глазами на моего клиента, что тот отпрыгнул. — Адольф, вернись! Что ты собираешься делать?

— Одолжить эту космическую посудину!

— Псих! Она неисправна! Она не может выходить в гиперпространство!

— А мне и не надо. Над поверхностью Земли можно летать — и достаточно.

— Ты ею управлять не умеешь!

— Научимся! — ответил Степан Федорович, влезая за мной в люк. — Ой, как тут тесно…

— Адольф, опомнись! Друг! Гад! Я тебя уволю! Отдай тарелку, как я буду перед Люцифером отчитываться? Да что это такое, в конце концов? Клиента сожрали, тарелку сперли… Никаких доказательств! Меня же упекут на гауптвахту! Лет на пять!

Я последний раз высунулся из люка.

— На десять. Усиленного режима. В одиночку. Мне жаль, Филя, — искренне сказал я. — Очень жаль, но… время не терпит

— Какой позор! Я не хочу на гауптвахту! Как я буду смотреть в глаза подчиненным?! Я потеряю авторитет!

— Я никому ничего не скажу, — пообещал я. — И канцелярия будет молчать. Люцифер тоже заинтересован в том, чтобы один из лучших его сотрудников не был дискредитирован.

— Раззвонишь! Меня засмеют!

— Торжественно обещаю! Никто ничего не узнает! Поверь мне, так оно и будет!

— Стой!

Я захлопнул люк. В тесном пространстве рубки Степан Федорович как раз примеривался к какому-то особо приметному рубильнику.

— Наверное, вот это запускает двигатель. ".. — пробормотал он, протягивая руку…

— Не сметь! С вашей исключительной удачливостью вы сейчас аварийное катапультирование включите. Или систему самоуничтожения. Сядьте на пол и ничего не трогайте. Тоже мне, Гагарин нашелся… Я сам!

Степан Федорович, ворча, повиновался. Я окинул взглядом бесчисленные панели, покрытые кнопками, как сырые стены — грибами, встал напротив пятиугольного иллюминатора. Ничего похожего на штурвал не было. Та-ак… Куда бы пальчиком ткнуть?

Долго рассусоливать было некогда. Филимон, успешно стряхнувши с себя поспешные мои заклинания, барабанил снаружи по обшивке:

— Открывай, предатель!

— Филя, отвали! Ты же сам мне рассказывал о мировой истории на реке времени, как об автомобиле в колее! Если я кое-что кое-где не исправлю, автомобиль точно слетит в кювет, да еще кувырком!

Какую кнопку жать? Тут их сотни… Ладно, попробуем сразу несколько.

… У музыкантов это называется — глиссандо, легкий пробег по клавиатуре. Кнопки отозвались нежным музыкальным перебором. Тарелка слышно загудела, пол под моими ногами качнулся. Сработало! В иллюминаторе появилась перекошенная физиономия Филимона. Руки его отчаянно мельтешили, губы шептали заклинания. За спиной моего начальника маячил черный колдун Ука — Шлаки — остановить нас с помощью своей допотопной магии он даже не пытался, зато вовсю размахивал здоровенным копьем с костяным наконечником.

Адово пекло! Левой рукой дернув два ближайших рубильника, правой я бодро отбарабанил «Собачий вальс» на передней панели. Тарелка взмыла в воздух и остановилась, покачиваясь. Копье, взлетев, слегка тукнулось в днище.

— Переключай на горизонтальный полет! — с важностью заправского космонавта требовал Степан Федорович.

— Да помолчите вы! — обернулся я к нему и осекся. Мой клиент успел уже натянуть на себя скафандр пришельца и теперь примерял шлем, похожий на декоративный аквариум. Выглядел Степан Федорович страшновато — у сожранного Ука-Шлаки инопланетянина оказалось три верхних конечности и столько же нижних. Один пустой рукав бывший Штирлиц-Зигфрид обмотал вокруг шеи на манер шарфика, пустой штаниной залихватски подпоясался.

С трудом подавив нервную дрожь, я снова повернулся к кнопочным панелям. Почему нам в преисподней на курсах повышения квалификации не преподают основы управления космолетами или хотя бы сольфеджио?

А, где наша не пропадала! Будем осваиваться на месте. Двумя пальцами я наиграл «Свадебный марш» Мендельсона — тарелка, перевернувшись, свистнула вниз, но после «Как на тоненький ледок выпал беленький снежок… » немного успокоилась, подскочила вверх метров на десять, рванула вперед, срезая, как газонокосилка, верхушки пальмовых деревьев.

— Тормози!

Не сводя глаз с бешено летящих на нас скал, я запустил в качестве тормоза «Ямщик, не гони лошадей… ». Тарелка перекувырнулась и камнем полетела вниз — к голубой ленте реки, где непуганые крокодилы заранее скалились, радуясь легкой добыче.

— Тормози!

«Постой, паровоз… » Эта немудрящая мелодия заставила нашу космическую колымагу подпрыгнуть блином на сковороде, затем швырнула далеко в сторону. Озадаченные впервые за всю свою жизнь крокодилы проводили тарелку негодующим хвостовым хлопаньем.

Далее пошло более-менее сносно: Я наяривал на трех панелях одновременно «Барыню-сударыню», тарелка весело мчалась на север, время от времени уходя в штопор, рисуя в облачном кудрявом небе мертвые петли или норовя сплясать самого настоящего «Камаринского». Земной ландшафт скользил под нами с неимоверной скоростью, но снизить темп передвижения у меня пока не получалось. Конечно, это обстоятельство, как и отсутствие в салоне ремней безопасности и чего-нибудь хоть отдаленно похожего на кресла, меня нисколько не беспокоило. Подумаешь! Зато с ветерком! Заодно вестибулярный аппарат потренируем.

— Чуть пом-медленнее… — стонал Степан Федорович. — Я же все-таки пожилой человек, у меня гипертония… и плоскостопие… Кони! Чуть пом-медленнее…

— Это сложно! Это я не могу подобрать!

— А где мы летим? Ох… Мы не сбились с курса? По-моему, только чтовнизу промелькнула Гренландия и кусок Северной Америки…

— Да? — удивился я. — Тогда нам направо… Вот! Пам-парам! Новый поворо-от! И мотор… Степан Федорович! Чем надувать щеки и закатывать глаза, лучше взяли бы на себя обязанности штурмана. Я не могу за дорогой следить, я занят пилотированием… Отлично, повернули… Ба-рыня, барыня-я! Сударыня…

Степан Федорович пыхтел, зеленел, шарил вокруг себя руками в поисках какого-нибудь вместительного целлофанового пакетика и штурманом быть не хотел. Пришлось действовать самостоятельно.

С помощью вальсика «И листья грустно опадали… » мне удалось спуститься настолько, что я даже заметил блистающие далеко внизу купола деревянного киевского кремля. Почти приехали! К сожалению, немедленную посадку произвести не получилось — я промазал аж до Японских островов. Пришлось срочно набирать высоту: «Все выше и выше и вы-ыше!.. » — а затем круто менять курс:

— Па-авара-ачивай к черту!..

Здорово! Жаль только, что никак нельзя чуть-чуть снизить скорость. Степан Федорович, правда, немного оправившись, предложил сыграть в четыре руки медленную и печальную фугу фа минор Моцарта, которую помнил из детства, но я решительно отказался подпускать его к клавиатуре. К тому же никакие фуги в мой репертуар не входили, я боялся, что инопланетный драндулет окажется чувствительным к фальши и грохнемся мы с невообразимой высоты на… кажется, Австралию. А то и на Мадагаскар. Вон — какие-то вулканчики, похожие отсюда на дымящиеся папироски, проносятся внизу… Кстати, как у нас с приземлением? Циркулировать выше-ниже я уже приноровился, а вот сесть на твердую поверхность и, желательно, таким образом, чтобы незамедлительно после этого не понадобилась срочная госпитализация…

Когда я попробовал «Распрягайте, хлопцы, коней… », мы как раз летели над океаном где-то в районе мыса Доброй Надежды. Космический драндулет послушно нырнул в бездонную пучину. Степан Федорович заорал от ужаса, я лихорадочно принялся настукивать «У самовара я и моя Маша… » — мы немного поболтались в холодных глубинах, напугали до смерти ни в чем не повинную косатку — и снова взмыли в небо.

Ничего более увлекательного, чем эти полеты, я за всю свою карьеру не видел. Вот что значит — техника! Жюль Верн со своим «Вокруг света за восемьдесят дней» просто отдыхает. Мы столько кругосветных путешествий накрутили за какие-нибудь полчаса, сколько Федор Конюхов за всю жизнь пельменей не съел. Однако все когда-нибудь должно закончиться, и горючее, даже пусть инопланетное, тоже. Над моей головой зажглась красная лампочка и пропиликала что-то на непонятном наречии. В то же самое время наша тарелка, фыркнув, заметно снизила скорость.

— Бензин кончился! — догадался Степан Федорович.

Бензин не бензин, а нужно торопиться выравнивать курс. Тем более что тарелка круто пошла на снижение.

— Скорее! — забеспокоился мой клиент. — Мы уже близко! Только не промахнитесь опять вплоть до монгольских степей… Мы уже Альпы пролетели, а Европа маленькая, она быстро закончится… Дотянем до места назначения?

— На че-естном слове-е… — пропел я, аккомпанируя себе на крайней панели. — И на одном… Вихри преисподней!

Восхитительный полет мгновенно превратился в головокружительное падение. Под нами промелькнули, как паркетные дощечки, какие-то поля, наделы, кое-где обозначенные крепостными стенами, заснеженные леса, застывшие подо льдом речки, деревянные избушки… Люди разбегались внизу с неудобопонятными и явно нецензурными воплями… Степан Федорович радостно взвизгнул, опознав по частоте употребления слова «мать» соотечественников.

— Садимся, садимся! — закричал он. — Тормозите, Адольф, мы у цели!

Тормозить было, собственно, бессмысленно. Космическая колымага, и раньше-то не особо меня слушавшаяся, теперь летела вниз, как какой-нибудь бестолковый булыжник. В надежде задействовать режим аварийного торможения, я заколотил по кнопкам кулаками. Ничего, кроме полноценно отчаянного похоронного марша, у меня не получилось, и в следующую секунду я, зажмурившись, встретил тяжкий удар.

Это удивительно, но люк даже не заклинило. Наверное потому, что открывал я его сам, не дав Степану Федоровичу прикоснуться к ручке первым. Мы вывалились наружу.

— Холодно… — определил я.

— Да? А мне очень даже ничего. Скафандр такой теплый. Должно быть, с подогревом… — С этими словами мой клиент нахлобучил на голову шлем-аквариум. — А так совсем хорошо, — прогудел он из-под шлема, — правда, стекло быстро индевеет.

Мне не оставалось ничего другого, как сунуться опять в тарелку и выудить оттуда пробковый шлем. Греть он не грел, но рожки мои спрятал. Из лишнего рукава скафандра получились отличные портянки — и копыта не мерзнут, и конспирация опять же… Недолюбливаю я средневековое население — как увидят бесовские признаки, так и норовят без лишних разбирательств поддеть на вилы или посадить на кол. А подобные процедуры, скажу откровенно, удовольствия не доставляют.

Наша тарелка, воткнувшись в лед, дымила, словно заводская труба. Воняло жутко, черный толстый столб дыма уходил в антрацитовые звездные небеса. Ночь. А когда из Африки вылетали — было ясное солнышко. Вот оно — различие в часовых поясах. Как бы нам не опоздать к очередному сеансу осуществления проекта «Черный легион».

— А вообще-то нам повезло, — сказал Степан Федорович. — Кажется, мы все-таки правильно приземлились. В России. Если точнее — на Руси. Интересно, отсюда далеко до ливонского лагеря? И где мы? Темно… Лед везде… Похоже на свежезалитый стадион.

— Повезло? — переспросил я, прислушиваясь.

— Ага. Даже странно: мне — и повезло! — Степан Федорович хихикнул, но быстро оборвал смешок.

И я его понял. Как-то не до веселья, когда под нос тебе тычет здоровенный и остро отточенный меч невесть когда вынырнувший из мрака верзила. Нас молниеносно взяли в кольцо. Не менее полусотни витязей в остроконечных шлемах, вооруженных длинными четырехугольными щитами, мечами и секирами. Знакомая экипировка! Степан Федорович заперхал и запищал — у него вследствие нервного потрясения отнялась речь. Вроде он пытался сказать:

— Братцы! Мы ж свои — русичи! — Но с трясущихся губ срывалась только совершеннейшая абракадабра:

— Б-б-б-р-р-р… р-р-ру-ру!

— Германские собаки! — басом молвил верзила, медленно поводя острием меча перед нашими напряженными физиономиями. — Вон как лопочут… Должно, лазутчики. А ну, признавайтесь, как сюда пробрались? Молчите, окаянные? Страшно? Эй ты, вражина с огромной башкой, говори!

Меч тюкнул по инопланетному шлему. На плечи Степана Федоровича осыпались мелкие осколки. Он прижал руки к груди:

— Я?! Германец?! Ни… Мама! Гитлер капут!

— Ого-го! — многоголосо насторожились ратники и тут же обратились ко мне: — А ты скажи чего-нибудь!

— Ети твою бабушку в тульский самовар! — выпалил я первое, что пришло мне в голову.

— Свой! — удивился верзила и опустил меч.

ГЛАВА 2

— Князь я новгородский. Зовусь Александром Ярославичем, — поглаживая черную бороду, вещал верзила, — славен ратными подвигами и благочестием… Когда ярл шведский Биргер, желавший новгородские земли огню и мечу предать, пошел на Ладогу, а я с дружиной малою поганого ярла сокрушил. Было то сражение на реке Неве… И повелось с тех пор звать меня Невским. Да, было дело! Ворога я сокрушил, а изменников перевешал!

Мы сидели в шатре на косматой медвежьей шкуре, держа на коленях по деревянной тарелке. Ратник подкладывал нам из булькающего на огне котла куски вареного мяса, а медовуху из невысокого бочонка каждый наливал себе в кубок самолично. Даже и в шатре, и близ костра было холодно так. что шлем я имел полное право не снимать. В раздвинутый полог, напуская ночного морозного туманца, то и дело поглядывали любопытные воины, пока князь не гаркнул на них, а ратник-куховар не подкрепил директиву начальства ударом деревянного половника по лбу особо ретивого.

— Шведов я расколотил, но с германцами не так-то просто совладать! Пришли ливонцы, заложили крепость в Копорье, стали грабить и опустошать новгородские земли, избивать купцов. Призвал меня снова на помощь Господин Великий Новгород. И пришел я в Новгород, и тотчас же двинул к Копорью, и взял крепость, и сокрушил ворога, и перевешал изменников, что воевали с немцами против русских! И двинул я на Псков, и взял его… — Князь перевел дыхание.

— Сокрушили ворога, а изменников перевешали? — на секунду отвлекшись от еды, спросил я.

— Истинно так! Вижу я, деяния мои не токмо на земле известны, но и на небе!

— На небе?..

— Там, откуда вы прилетели.

— А… Ага.

— И сейчас мы в ливонских землях, и хочу я покарать собак-германцев за дерзость лютую! Разобью их в пух и прах, чтобы и внукам наказали не совать свой нос в земли русские, сокрушу я ворога, а ежели кто изменит…

— Понятно, — кивнул я. — Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!

— Как сказал? — оживился Александр Ярославич. — Ай лепо сказал! Надо запомнить. Ух, поплатятся поганые псы! Ух, отольются им слезы русские! Ух, брызнет кровушка да на белый снег…

— Ага! — припоминал я курс истории Средних веков. — А ливонец будет вопить: «О, зачем я пришел на эти земли! Если выживу, и внукам закажу с русскими не связываться! »

— Так оно и будет? — восхитился князь.

— Так оно и будет!

— А ты почем знаешь?

— Знаю вот…

— Ай лепо! Ай лепо!

Есть приходилось руками, но удовольствия это нисколько не портило. Я вкушал мясо, не забывая время от времени почтительно кивать пробковым шлемом и, приноравливаясь по возможности к местному диалекту, вставлять замечания вроде:

— Ишь ты!.. Смотри-ка! Чаво захотели! А накоси-выкуси?!

Когда еще представится возможность практически на равных побалакать с самым настоящим князем, да еще и с легендарным полководцем! Во какой — степенный, дородный, настоящий богатырь, не чета истеричным хлюпикам Гитлеру и Гиммлеру. А Степану Федоровичу на исторического персонажа было плевать. Он жрал. Истово икал, облизывал пальцы, жмурился и бурчал себе под нос:

— Последний раз тыщу лет тому вперед закусывал…

— Сердце мое радуется, — закончил сольное выступление князь.

— Да? — отхлебнув медовухи, проговорил я. — А почему?

— Беды плетьми стегали нас в конце похода. Сначала пропал воевода Златич со своей дружиной и с богатырем Микулой, потом было явление одноглазого демона, бегающего по замерзшему озеру и непристойно вопящего. Воинов моих в большое смятение ввергло явление сие. Многие предпочли украдкой уйти домой, но не спасать Русь святую. И меня самого, молвить откровенно, коробили нехорошие знамения. Но тут явились к нам архангелы небесные, чтобы мощь войска поддержать…

Я поперхнулся. Архангелы — это плохо. Как истинный и правоверный бес из преисподней, я представителей конкурирующей организации терпеть не могу. Они меня и мне подобных — тоже. Неужели мне еще с архангелами встречаться? У меня и без того проблем выше крыши.

— И где же эти небесные товарищи? — осторожно осведомился я.

Князь Александр, в это самое время освежавший горло из золотого кубка, фыркнул, расплескав медовуху по всему шатру.

— Вот забавность! — высказался он, утирая бороду. — Дак как же где, когда вы архангелы и есть!

Мясо застыло у меня в пищеводе, затем — вопреки всем законам физики — упрямо поползло обратно.

Будто восставал из желудка зверь. Вместо того чтобы сунуть в горло кулак и треснуть зверя по башке, я натужно глотнул, это неожиданно помогло. Степан Федорович поднял глаза от своей тарелки и удивленно заморгал.

— Ну да, — не понимая моего замешательства, пояснил князь. — С неба упали на спасение наше — значит, архангелы. Ты — явно старший архангел, а вот этот — младший…

Степан Федорович захохотал. Да так, что полог шатра снова распахнулся, явив синеватые предутренние сумерки.

— Ничего, ничего, — успокоил князь встревоженных ратников. — Архангелы веселиться изволят.

— Веселье ваше — суть добрый знак, — проговорил Александр Ярославич, пока куховар, орудуя половником, восстанавливал статус-кво. — Предвещает оно ратное торжество. Имею я мысль, как с моею поредевшей дружиною победить войска германцев. Теперь весна, ночи еще холодные, а с самого утра ясно солнышко зело припекает. И этой ночью небо беззвездным было, значит, день будет с самого начала солнечным. Лед на озере вот-вот стронется — в серединке крепко, а по берегам уже ломается. Заманю я рыцарей на озеро, сечу затею да в нужное время отведу людей своих. Мои-то ратники по тонкому льду пройдут, а псы-рыцари в тяжелом железе провалятся и потонут. Вот как! Атаковать надо сейчас! — Князь сжал неслабый кулак и свирепо оскалился. — Р-раз! Мощный удар! И враг разбит!

— Гениально! — с готовностью поддержал я и толкнул локтем Степана Федоровича.

— У вас несомненный стратегический талант. Прекрасный план! — поддакнул и мой клиент, будто ни разу не слышал о Ледовом побоище и его исходе.

— Хорошо, что спустились вы ко мне с небес, — расправил плечи князь и широко улыбнулся. — Вы принесете мне удачу!

При слове «удача» настроение мое несколько испортилось. А Степан Федорович — так тот вообще покраснел.

Полог отлетел в сторону. Куховар воздел было снова свой половник, но, получив крепкую затрещину, выронил оружие и брякнулся на спину.

— Князь! — заорал влетевший в шатер ратник. — Беда!

— Накаркал… — прошептал Степан Федорович, втягивая голову в плечи.

— Что такое, дозорный? — приподнялся Александр Ярославич.

— Беда! — повторил ратник. — Не вели казнить, а вели слово молвить. С важными вестями я к тебе: утро наступило!

— Так. И что же?

— И солнышка нету! — запричитал дозорный. — Дым черный небо застлал. Холод от земли поднимается, озеро льдом сковывает!

— Какой дым?! — и вовсе вскочил князь. — Откуда дым?

— От небесной ладьи архангелов! — помявшись, заявил ратник. — Дымит и дымит. Дым пеленою по всему небосводу, солнечные лучи не пропускает! А в стане германцев проклятых уже вовсю строятся! Выступать готовы псы-рыцари!

Князь перевел на меня потяжелевший взгляд и нахмурился. Блеснули и заскрипели белые зубы.

— Может, это самое… — предложил я. — Ну… попробовать перенести сражение на более ясный день, а? Пошлите гонцов к германцам — так, мол, и так. Драться не можем, настроения никакого нет. Пасмурно, перепады давления… и по гороскопу сегодня неблагоприятный день для активных военных действий.

— И еще, княже… — добавил ратник. — Там, вокруг небесной ладьи, на снегу отпечатки копыт бесовских. Вот я и подумал, неужто архангелы копыта имеют?

Степан Федорович крякнул и отложил тарелку. Потом снова взялся за нее. Видимо, он решал — спасаться бегством налегке или драться до последней капли крови при помощи ближайших подручных средств. Князь Александр Ярославич Невский, не отрываясь, смотрел на мои портянки.

— Но-но! — воскликнул я. — Вы эти намеки прекратите! Архангел я или не архангел?

— Архангел… — с нескрываемым сомнением проговорил князь.

— В таком случае, вы в мою чистоту и непорочную святость должны безоговорочно верить. Разуваться я не буду из принципа.

— И все-таки…

— Никаких все-таки! А насчет солнышка не беспокойтесь, — поспешил я перевести разговор в иное русло. — Я все исправлю своей архангельской магической силой.

— Чудо сотворишь? — оживился Александр Ярославич.

— Конечно!

— Я ни в кого заколдовываться не буду! — сразу предупредил Степан Федорович. — Хватит с меня!

— Да успокойтесь, обойдусь без вас! Вам лед надо растопить? Сейчас все будет…

В сопровождении князя и ратника-дозорного мы вышли к берегу Чудского озера. Степан Федорович сразу же зажал нос.

— Ну и смрад… И чем только инопланетяне свои тарелки заправляют?

Воины, столпившиеся рядом, смотрели на меня явно неодобрительно. Кое-кто даже многозначительно пробовал ногтем острие секиры или меча, посматривая то в небо, затянутое черной дымной пеленой, то прямо на нас со Степаном Федоровичем. Причинно-следственную связь разъяснять никому не надо было. И так все понятно.

— Прилетели… — слышались отдельные реплики, — навоняли… надымили…

Наша тарелка уже успела погрузиться в пучину ледяной воды, оставив после себя только обширную пелену, но черный дым все еще громадной грозовой тучей висел в небе и рассеиваться не собирался. На противоположном берегу озера едва различались в сероватых потемках шатры вражеского лагеря и суетящиеся фигурки. Кажется, псы-рыцари заканчивали завтракать и уже строились для выступления на боевые позиции…

— Не опускайте глаза и не дрожите, — шепнул я своему клиенту. — Расправьте плечи, подбоченьтесь и глядите орлом. Время от времени можно презрительно сплевывать. Вы архангел, в конце концов, эти людишки вас не запугают.

— Да… — проблеял Степан Федорович. — Вам-то хорошо говорить… Вы и в самом деле собираетесь колдовать?

— Конечно. И очень хотелось бы, чтобы у меня получилось. Русичи не должны проиграть битву, это вы понимаете? Поэтому прошу вас отойти в сторонку и не мешать.

— Ладно… — Кажется, он слегка обиделся. Поэтому я постарался подсластить пилюлю: — На вас ложится большая ответственность: успокойте ратников, а то вон они как косятся, чего доброго не дадут мне довести до финала заклинание и все испортят. Выступите с речью, отвлеките, другими словами… Степан Федорович приободрился.

— Хорошо, — сказал он.

Пока мой клиент громогласно развивал мысль о том, что дисциплина в войсковых частях необходима во все времена, я соображал. Давненько мне не приходилось использовать свой магический потенциал. В гитлеровском Берлине как-то не до того было, а в Нифльхейме мое колдовство вряд ли сработало бы — другой мир, другие правила. Тэк-с, посмотрим. Нам что надо? Чтобы снег и лед таяли бы и безо всякого солнца. Снег и лед — это что? Вода. Хм, готового заклинания на этот случай нет, придется состряпать новое…

Думал я долго. Настолько долго, что князь Невский нетерпеливо дергал меня за рукав со словами:

— Скоро начнется чудо, светлый архангел?

— Секундочку…

— Товарищи бойцы! — выкрикивал тем временем Степан Федорович. — Имейте же совесть! Где ваша сознательность? Прекратите оскорбительно скрипеть зубами и бряцать оружием. Сохраните боевой пыл до столкновения с потенциальным противником!

Речь его помогала не так чтобы очень… Ратники во главе со своим предводителем оказались истинными детьми своего времени. Ох уж мне это Средневековье! Темнота! Хочешь убедить народ в том, что ты чудотворец, сотвори немедленно чудо. На слово никто не поверит. А не оправдаешь ожидания — берегись. Получишь палицей по лбу или копьем в бок. Более цивилизованной формы порицания и не жди. Вон уже Степана Федоровича теснят со всех сторон… А князь, вместо того чтобы обуздать своих ребятишек, сам первый хватает бедного младшего архангела за грудки и требует:

— Солнышка давай! Солнышка! Убирай тьму! И запах!

— Ну да — воняет, — защищался, болтаясь в княжеских ручищах, мой клиент. — Ну да — темновато, несмотря на то что утро… Ну да — холодно… Но трудности только закаляют характер. Пустите меня! Скафандр порвете! Пустите, кому сказано?! Да ты знаешь, на кого руку поднимаешь? Я Штирлицем был! Я Зигфридом назывался! Меня сам Лодур уважал и боялся! Адо-о-ольф! Они меня уже бьют!

— Не отвлекайте меня по пустякам! Дайте же сосредоточиться!

Итак, лед должен растаять. Но не сразу, а постепенно. А как ему, бедному, растаять, если сейчас глубоко ниже нуля — уши покалывает морозец? Нужно изменить состав льда… тьфу, состав воды… Пусть вода остается водой при любой температуре и ни в какой лед не превращается! Сейчас сделаем! Для магии нет ничего невозможного. Нужно только сочинить подходящее заклинание, облечь его в традиционную стихотворную форму и подкрепить банальными жестами. Несложно — для профессионала, конечно… Но вот только стихотворец из меня никакой. Одно дело — вслух произносить уже тысячу раз вызубренные рифмованные формулы, другое дело — испытывать муки творчества, да еще потом выстраданное выносить на суд общественности. Засмеют! Терпеть не могу, когда надо мной смеются…

— Тихо всем! — гаркнул я. — Чудеса начинаются. Просьба заткнуться и не мешать!

Александр Ярославич выпустил из рук младшего архангела. Степан Федорович шлепнулся на снег, но тут же вскочил, чтобы не быть затоптанным. Впрочем, про него скоро забыли.

— Германцы идут! — прокричал дозорный. — Братцы, не посрамим земли родной! Погибнем как один, но не дрогнем!

И вправду — с другой стороны озера надвигался плотной «свиньей» большой отряд рыцарей. Александр Ярославич со свистом выпростал меч из ножен. Зловеще притихшие воины гурьбой хлынули на озерный лед.

— Назад! — приказал я. — Начинаю колдовать… То есть принимаюсь за чудо! Назад, а то потонете, честное архангельское! Князь, скажи им!..

Невский, поколебавшись немного, все же решил послушаться.

— На месте стой! — скомандовал он и выжидательно уставился на меня.

— Только не смейтесь, — попросил я.

— Никто и не думает веселиться! — прорычал Александр Ярославич.

Я откашлялся и начал:

— Вода, вода! Слушай сюда! Изменись скорей — мерзнуть не смей! — Пара обязательных пасов довершила заклинание.

Коротко протрещало в холодном темном воздухе. Получилось!

— Ну как? — спросил я гордо.

Дружинники озирались, стараясь понять, что же, собственно, произошло.

— Поэт из вас, как из дуршлага дредноут, — высказался Степан Федорович.

— Вы с вашим «пойми измученное сердце», можно подумать, лучше, — огрызнулся я. — Главное ведь — сработало!

— Чудо! Чудо! — загомонили воины.

Снег вокруг стремительно таял. Лед стал покрываться паутиной тонких трещин. Германская «свинья», уже дотопавшая до середины озера, остановилась в замешательстве. И под улюлюканье Степана Федоровича подалась назад.

— Ого-го! — заорал князь Невский, рисуя мечом сияющие круги над своей головой. — Свершилось! Чудо! Темно, и вонять даже, кажется, больше стало, но лед тает!

Вонь действительно усилилась. Главным образом за счет того, что к ней примешался какой-то дополнительный оттенок. И довольно знакомый, между прочим…

Наклонившись, я зачерпнул расползающуюся снежную кашицу и сунул в нее нос:

— Огненные вихри преисподней!

Степан Федорович, последовав моему примеру, понюхал снег из пригоршни и чихнул.

— Гадость! — определил он. — Это же… спирт!

— Сам вижу. Хм… Хорошо, что в эти времена за самогоноварение в особо крупных размерах не судят. Честно говоря, я нечаянно. Предполагалось, что вода изменит свой состав, но не настолько же!

— Но почему? И что же теперь будет?

— Да все нормально будет! Вода превратилась в спирт… — Я лизнул лужицу с ладони. — Кстати, прекрасный медицинский спирт высшей очистки, а не суррогат какой-нибудь. Утонут псы-рыцари как миленькие. Спирт-то не замерзает, как и было заказано! А доблестное войско князя Александра Невского побегает вокруг озера и пленит тех, кому посчастливится выбраться на берег. Битва выиграна! Правильно я говорю, Александр Ярославич? Александр Ярославич! Княже!

— Медовуха? — бормотал Невский, увлеченно облизывая пальцы. — Нет, не медовуха… Пиво? Не пиво… Но сие зелье зело забористо…

— Нахлобучивает что надо! — подтвердил я. — Поэтому поосторожнее. Эй, свет русской земли! У него великая битва на носу, а он расслабляется. Рановато! Кто будет командовать доблестным войском?

— Адольф… — тоскливо протянул Степан Федорович. — Да что же это происходит?..

Доблестное войско и не думало бегать вокруг озера и пленять спасшихся ливонцев. Все дружинники как один азартно занимались дегустацией невиданного продукта. Шарапили в обе руки, а мечи, секиры, палицы и щиты побросали для большего удобства. Кто поизобретательней, хлебал из шлемов, куховар опрокидывал в глотку уже второй половник, самые нетерпеливые пали на берег и булькали прямо из озера. Дозорный, например, так увлекся, что погрузился в спиртовое озеро по плечи. Степану Федоровичу, который попробовал было оттащить его, достался отменный хук в нос.

— Веселие Руси есть пити! — категорично заявил дозорный, возвращаясь на исходную позицию.

В общем, я только ахнуть успел, как настроенное на серьезное сражение войско оказалось полностью деморализовано. Впору самому брать в руки секиру и идти защищать честь святой Руси. И это — мне? Просто кошмар какой-то! Этот князь мне таким положительным поначалу показался, степенным, рассудительным мужиком. Настоящим полководцем. А сейчас — вот, пожалуйста! Совсем опустился. В смысле — на колени. И, забыв о княжеском достоинстве, лакал по-собачьи.

— Александр Ярославич! Александр…

— М-можно просто Саша…

— Саша! Не пей из лужицы, козленочком станешь!

— Ча-аво?! Ты кого козлом назвал? Дискуссия зашла в тупик, не успев начаться. От дальнейших претензий я предпочел уклониться, равно как и от тяжеленного меча, привлеченного князем в качестве наиболее весомого аргумента. Но, отскочив на безопасную дистанцию, попыток пробудить в Александре Ярославиче чувство ответственности я не оставил.

— Княже! — возопил я. — Защитник отечества! Не время праздновать, а время ратными делами заниматься! Вспомни, зачем ты здесь! Слезы и кровь невинно убиенных взывают к отмщению!..

В глазах Невского появилось нечто осмысленное, но тут я сбился. Мимо с воплем «Помогите! » пробежал Степан Федорович, преследуемый безобразно расстегнутым ратником. Воин, покачиваясь из стороны в сторону, транспортировал прижатый к груди шлем, в котором плескалось едкое пойло, и орал:

— Желаю с настоящим архангелом выпить! Пришлось поставить преследователю подножку и ретироваться подальше, потому что князь к моему поступку отнесся крайне отрицательно, что и выразил в оглушительном крике:

— Не замай наших!

— Это непонятно, что происходит… — ныл Степан Федорович, сидя на корточках за поваленным шатром и наблюдая оттуда разнузданную вакханалию у берегов спиртового Чудского озера. — Это… Мне стыдно, Адольф, за своих предков! Кто же знал, что славные воины в один миг превратятся в стадо умалишенных питекантропов, которые, кроме как о пьянке, ни о чем думать не хотят… Они даже хуже тех зомби-алкоголиков в подземелье рейхстага… Ой, вы только посмотрите! Надо же, как буйствуют… Куда там немецким зомби! Они тут и рядом не валялись! Размах не тот! Подземная вечеринка восставших мертвецов по сравнению со здешним праздником жизни — просто курсы кройки и шитья по сравнению с пожаром в психиатрической больнице…

— На курсах повышения квалификации нам рассказывали об исконно русском феномене «халява», — отметил я. — Страшная вещь! Например, в вашей стране еще в начале двадцатого века отменили бесплатные карусели. Из-за большого количества несознательных граждан, которые катались и катались — до сильнейших желудочных колик и полной потери ориентации в пространстве.

— Точно, — горько поддакнул Степан Федорович. — Мой папа Федор Степаныч очень чебуреки любил. Скончался в расцвете лет от заворота кишок, потому что выиграл в нарды по-крупному у чебуречника Ахмеда. Так и вырос я сиротой… Ой, что делается!

Нечаянный праздник на берегу развернулся до степени почти белогорячечной. Оружие из рук воинов исчезло, зато появились откуда-то гусли и дуды. Ратники вприсядку дробили землю, гусляры, приплясывая, лабали варварские вариации грядущего буги-вуги, лично Александр Ярославич схватил дуду и выдал такую заливистую импровизацию, переходящую в ультразвук, что с сумрачного неба густо посыпались оглушенные вороны. Игорь Бутман от зависти застрелился бы из собственного саксофона. В общем, зажигали мужики не по-детски, а вполне по-взрослому. Вот тебе и хрестоматийная битва! Ручаюсь, что в тот момент никто из русского воинства не помнил не только о том, зачем они здесь, у Чудского озера оказались, но и как зовут их матушек и батюшек. Ну, почему так оно всегда и происходит? Стоит нам со Степаном Федоровичем появиться в любом, мало-мальски важном историческом периоде, как все идет кувырком. Прекрасно понимаю циклопа, избравшего орудием уничтожения жизни на Земле не стотонную атомную бомбу, а скромного театрального уборщика, нарушившего закон Вселенского Равновесия…

— Адольф! — А?

— Посмотрите-ка! Ливонцы!

— Чего на них смотреть… Отстаньте. Я, между прочим, уже три тысячи лет с вами, с людьми, работаю. Неужели ни разу не видел, как сотня тяжеловооруженных рыцарей пускает пузыри?

— Какие пузыри? Все намного хуже! Вы думаете, они послушно утонули? Смотрите!

Я посмотрел и от отчаяния прикусил губу. Проклятые псы-рыцари под угрозой неминуемого утопления проявили недюжинную прыть и по разваливающемуся на глазах льду сумели вернуться на свой берег. Жить захочешь, еще и не так попрыгаешь. Теперь ливонцы, барахтаясь по колено в спирту, выбирались на земную твердь и кое-как сбивались в кучу. Понятное дело, рыцари хоть и не утонули, но вдосталь наглотались дурманного зелья. В отличие от дружины Невского, они восприняли чудесное спиртовое озеро не как подарок судьбы, а как хитроумную ловушку; и уж точно отбросили мысль о немедленном нападении на малочисленного противника. Устрашающее зрелище бушевавшего вовсю православного курбан-байрама довершило потрясение. Германцы, шатаясь и поддерживая друг друга, тупо смотрели на кипевший весельем противоположный берег. Потом понемногу стали пятиться, отходить… Отступают!

— Они ведь тоже нахлебались спирта, хотя и невольно, — ревниво проговорил Степан Федорович. — Почему же они не требуют продолжения банкета, а малодушно ретируются?

— Что русскому хорошо, то немцу смерть, — объяснил я. — Согласитесь, иностранцев, для которых местный менталитет навсегда останется загадкой, поведение русичей обязательно должно сбить с толку. Естественно, они предпочтут не нападать сейчас, а подождать подкрепление…

— О, почему они не провалились?! — зашлепал себя по щекам Степан Федорович. — Почему успели выбраться на берег без потерь?! Что за невезение?!

— Это точно, — пробормотал я. — Псы-рыцари не провалились… Чего нельзя сказать о плане Невского…

Тут я замолчал, представив себе, как оно будет, допустим, завтра. Русское войско продерет глаза и увидит, что ворога и след простыл. Брести по простывшему следу с похмелья — удовольствие ниже среднего. Пока Невский и сотоварищи будут соображать, как и что было вчера, на лагерь обрушится подкрепленное свеженькими воинами войско противника. Глумливые германцы будут с чувством рубить, строгать и художественно расчленять неповоротливые тела несчастных русичей, а несчастные русичи будут просить пощады и рассола…

Но это будет завтра. А сейчас ливонцы медленно отползали. Многих откровенно тошнило от чрезмерной дозы алкоголя, кто-то громко стонал, держась за голову, а кое-кто вообще лежал бревном. И правда: немцу смерть то, что для русского — каждую субботу после бани.

Происходящего в германском лагере, конечно, дружинники не видели, потому что Александр Ярославич, прекратив терзать дуду, решил поддержать бурное течение праздника в заданном с самого начала темпе — приказал всем в обязательном порядке наполнить подручную тару спиртом и громко замычал какой-то тост. Ему внимали напряженно, но абсолютно безуспешно — понять мысль, которую он хотел донести до аудитории, было затруднительно даже в трезвом виде.

— Перережут как курят! — схватился за голову Степан Федорович. — Что же делать?! Русь лишится виднейшего и преданнейшего защитника и ревнителя. А полчища германцев двинут на Новгород и дальше… Ведь это мы ответственны за очередной исторический парадокс! Как же я детям в глаза смотреть буду, когда домой вернусь?

— Во-первых, у вас никаких детей нет, — сказал я. — Во-вторых, домой вы — вполне возможно — вообще никогда не вернетесь. А в-третьих… Кажется, очень скоро политико-географическая территория Германии увеличится на столько, на сколько уменьшится политико-географическая территория Руси. Вот когда можно будет с полной уверенностью сказать — русского мужика водка погубила…

— Перестаньте юродствовать! Это же моя страна! Моя родина! И вы не меньше моего виноваты в случившемся! Надо было додуматься — большой мужской коллектив, походное напряжение, отсутствие жен, детей и тещ как сдерживающих факторов… И целое озеро чистого спирта презентовать! Воистину — бесовская порода ведет начало от змия-искусителя.

— Они сюда не на рыбалку, между прочим, пришли, а по делу, — огрызнулся я. — Да ладно, чего уж теперь… Сидите здесь, не высовывайтесь и смотрите, как работает профессионал. Попытаюсь исправить положение. Сейчас они у меня с боевыми песнями ринутся вдогон за ворогом!

— Ой ли? — усомнился Степан Федорович, глядя на то, как отдельные дружинники уже устраивались на бережку отдохнуть от буйства жизненных красок.

— Гадом буду! — поклялся я страшной клятвой одного из своих недавних клиентов с воркутинской ИТК строгого режима, который душу продал за ушанку-невидимку и кирзачи-скороходы. — Ринутся, никуда не денутся. Кстати, и вы будьте начеку. Как только я двинусь к германскому лагерю, сразу — за мной! Если не хотите пропустить момент, когда Гиммлер во второй раз врубит свою установку!

С этими словами я выпрыгнул из-за укрытия и с ходу врубился в разгоряченную толпу.

Меня поначалу и не заметили. Князь домычал свой тост, дружинники с облегчением выпили.

Остограммился и князь. Классически ткнулся носом в рукав кольчуги и, занюхав порцию, потянулся к дуде. Я рванулся изо всех сил и поспел первым.

— Александр Ярославич! Саша! Опомнись!

— А? Ты кто? Отдай дуду!

— Не отдам! Зачем она тебе! Вот тебе лучше секира и щит.

— Отдай дуду, молвят тебе! Чего душу поганишь? Надоели мне эти железки за всю жизнь. Битвы и битвы с отрочества до мужества… Воротит! Дай хоть раз отдохнуть по-человечески!

— Враг бежит!

— И прав-вильно делает. Боятся, гады, значит, уважают!

— Так уйдут ведь!

— А хрен с ними. Потом поймаю и рожу начищу…

— Сейчас самое время! Они все спиртом перетравились, они даже достойного сопротивления оказать не смогут! Вперед и с песней!

— Чем отравились? Забористым зельем сим? Нектаром? Не бреши, архангел!

— А ну, встать прямо и не шататься, когда с архангелом разговариваешь! — выйдя из терпения, заорал я. — Немедленно строиться и марш вдогонку за противником!

Князь пристально посмотрел на меня и нехорошо прищурился. Шутки кончились.

— Отдай дуду. Желаю веселиться, — веско проговорил он. — По-хорошему прошу. Пока…

Трезвый пьяного не поймет. Как мне втолковать ему?.. Не напиваться же тоже для установления полного душевного контакта? Такая гармония непременно выйдет боком. Но дуду я из рук не выпустил. Вот интересно, если я при всех надаю князю отрезвляющих оплеух или окачу ведром ледяной воды — меня сразу же затопчут или секунду спустя? Нет, такой вариант не подходит.

— Пусти, молвлю, инструмент! — рявкнул Александр Ярославич. — А не то!.. И не посмотрю, что архангел! Я тоже не песьих кровей. Я не лаптем щи хлебаю, я — князь, между прочим!

— Между прочим, собака-германец тебя только что обозвал таким словом, которое и повторять-то вслух срамно, — попробовал я новый ход. — Сам слышал!

— Это каким таким словом?

Призвав на помощь всю свою изобретательность, я наклонился к княжескому уху и прошептал о принципиальных отличиях лиц нетрадиционной сексуальной ориентации от прочего населения. Невский не взорвался негодованием, как я ожидал, а только непонимающе почесал в затылке:

— Неужто у немцев так принято? Вот уж — все не как у православных. Не, у нас по-другому… У нас баб хватает, даже слишком…

— Тьфу ты!

— Чего плюешься? Недостойно сие архангела светлого!

— Ах, недостойно, говоришь? Светлого архангела, говоришь? Так вот же тебе!

Я сорвал с головы шлем и пинком зашвырнул его на середину озера. Князь Александр Ярославич целую минуту, открыв рот, созерцал рожки. Потом до него дошло.

— Друже! — заревел он, шаря руками у пояса в поисках меча. — Бесы поганые взор мой смущают! Глаза отводят! Архангелами прикрываются, а сами…

— Плетут козни и честных людей стремятся погубить, — закончил я, чтобы уж разом прояснить все. — Вот, пожалуйста, твой меч. Руби шею окаянную!

— Бей его! — воскликнул Невский. — Уничтожай!

— Ура! — воскликнул я. — Наконец-то опомнился! Беи меня! Степан Федорович, тикай, нас начинают уничтожать!

Времени, чтобы оказаться вне досягаемости мечей и секир, у меня было предостаточно. Пока Александр Ярославич расталкивал своих подопечных и объяснял им. что к чему, пока ратники искали свое оружие, а потом заправлялись на дорожку перед погоней, я мог бы даже перекурить. Жаль, что сигареты давно закончились. Пара-тройка стрел полетели в мою сторону и. не долетев, бессильно упали на землю у самых моих копыт. А впрочем, куда нам спешить-то? Германцы так и не пришли в силы для того, чтобы целенаправленно спастись бегством. Вон они — мотыляются между шатров, то и дело сгибаясь пополам, чтобы помочь отравленным желудкам. Вяло колышутся, как сомнамбулы, пытаясь построиться для отступления…

Наконец дружина Невского в полном составе беспорядочной гурьбой шумно покатилась ко мне, и я начал свое стратегическое отступление по берегу озера к германским шатрам. Степан Федорович огибал озеро по другой стороне — за ним тоже гнались и тоже с криками: «Лови беса! », но гнались вяловато. Приказу князя расслаблявшимся на полную катушку ратникам подчиняться особо не хотелось, а бывшему театральному уборщику явно не хватало воображения, чтобы воодушевить преследователей. То ли дело я! Я, можно сказать, блистал, обзывая князя, топавшего сапожищами впереди своего отряда, «дырявым валенком», «запечным тараканом», «зарвавшимся феодалом» и другими нелицеприятными прозвищами — и вполне в этом деле преуспел. После «отморозка сиволапого» князь взъярился настолько, что, оторвавшись от основной группы дружинников, длиннющими скачками понесся вперед, вращая мечом на манер пропеллера и тем самым, видимо, придавая своему телу дополнительное ускорение.

Пришлось бы мне, наверное, туго, но до ливонских шатров оставалось всего несколько метров. Я уже явственно видел зеленые физиономии обалдевших германцев. После всего перенесенного еще и увидеть самого настоящего беса с рогами в авангарде пьяной орды — я их понимаю! Немудрено, что незадачливые завоеватели впали в ступор, забыв даже об отступлении — просто стояли столбами (кто мог стоять, конечно) и, раскрыв рты, тоскливо смотрели на приближающуюся гибель. Ничего, ребята, сейчас вам перепадет на орехи в силу исторической необходимости! Будете знать! Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет! Ура!

Именно это я проорал, пробегая мимо полуобморочного Командира. Славному ливонцу только моего лозунга не хватало для того, чтобы окончательно пасть духом. Он брякнулся на задницу и закрыл голову руками.

А я нырнул в первый попавшийся шатер, пролетел его насквозь, рожками пропорол себе лаз, выкатился по ту сторону и очень удачно соскользнул в неглубокую яму, наполненную вонючими пищевыми отбросами. Надо же — походная помойка! Отлично спрятался, сюда никто не сунется. Я замер, воздавая хвалу цивилизованным германцам, которые даже в этом паршивом Средневековье умудрялись заботиться об экологическом балансе, а не расшвыривали объедки повсюду, как бедовые соотечественники Степана Федоровича.

— Ох! — Кто-то шлепнулся рядом со мной. — Проклятое невезение! — услышал я. — Полкилометра пробежал, ни разу не споткнулся, а здесь упал — и сразу в помойку… Тьфу, гадость!

— Тихо!

— Кто здесь?

— Я, Адольф, кто же еще? Помолчи. Дружинники до германского лагеря добежали?

— Ага…

— Сейчас начнется страшная сеча! — кровожадно захихикал я. — Сейчас дружинники очухаются, оглядятся и поймут что к чему… Мероприятие малоприятное, но необходимое… И все пойдет как надо. Русские победят, германцы, соответственно, — проиграют. Ход истории не будет нарушен. А нам надо смотреть по сторонам внимательнее — вот-вот времеатрон Гиммлера заработает!

Степан Федорович осторожно высунулся наружу.

— Адольф, — позвал он. — Жаль вас расстраивать, но…

— Чего еще? Опять проблемы? Ну, сколько можно? Вокруг сплошные проблемы. У меня скоро аллергия от этого слова начнется. Да и потом — когда я от вас слышу: «Адольф, проблемы… », сразу начинается шум и катавасия. А сейчас что-то как-то тихо…

— Вот и я о том же… Слишком тихо.

Я высунул голову из помойной ямы, несколько минут озирал примолкшие окрестности, потом вздохнул и вылез целиком. И пошел вперед, отряхивая с джинсов картофельные очистки, рыбью чешую и прочую пакость. Ну, ничего не получается как надо, хоть плачь. Эти исторические персонажи словно дети малые — оставь их на минуту одних, тут же теряют головы и норовят пустить ход истории по иному руслу. Казалось бы — чего проще: вот войско Александра Невского, а вот ливонцы. Столкнул их нос к носу — деритесь! Создал все условия для полноценного сражения, которое во всех учебниках описано, а они…

Тут я споткнулся о натужно храпящего возле шатра ливонца и остановился для того, чтобы позаимствовать у выбывшего из строя вояки его железное одеяние.

… А они стояли друг против друга. Два войска у берега пышущего спиртовым смрадом Чудского озера. Александр Ярославич Невский с всклокоченной бородой, разрумянившийся от быстрого бега и возлияний, опирался на меч и хлопал глазами на тонконогого немца, сгибавшегося под тяжестью доспехов, совсем зелененького. Дружинники в немом изумлении глазели на псов-рыцарей, и у каждого русича в покрасневших гляделках пылал вопрос: как же так? Бежали за бесом рогатым, а очутились на передовой? Вплотную к ворогу, о котором, если честно, и думать-то забыли в связи с последними событиями.

Первым начал Невский.

— Ну, это… — проговорил он. — Того… мы тут мимо пробегали… Беса поганого хотели заловить… И это… сами не заметили, как… В общем… Ежели уж на то пошло, то мы вас сейчас рубить будем. Поднимайте мечи и защищайтесь, псы! — К завершению фразы голос его окреп, и ратники загомонили, забряцали железом.

Псы-рыцари тоже забеспокоились, но призыв поднять мечи и защищаться не поддержали. Ослабевшие руки попросту не держали оружия. Особо слабонервные, потупив головы, опустились на колени, а самые сообразительные сразу легли и притворились мертвыми. Князь Невский озадаченно потер подбородок рукоятью меча.

— Вы уж это… хотя бы для вида поборитесь, — попросил он. — Соромно русским воинам безоружных губить!

Ливонцы негромко заскулили, сбиваясь потеснее. Вид у них был жалкий — настолько жалкий, что даже самый отъявленный злодей постеснялся бы втягивать их сейчас в более-менее активные боевые действия. Что уж тут говорить о христолюбивом православном воинстве? И мне было как-то не по себе, но что делать? Битва должна состояться, и все тут! Ход истории нарушать нельзя.

Князь сделал два пробных выпада и опустил меч.

— Уж больно жалкие вы… — вздохнул он. — Нет, не могу слабых губить. Не так меня с детства воспитывали.

— Жалко! Жалко! — многоголосо ответила дружина. — Убогие да немощные, что с них возьмешь. Давайте, ребята, в чувство бедолаг приводить…

— Или порубить, чтоб другим неповадно было? — вслух рассуждал князь.

— Жалко! — повторяли дружинники. — Негоже так! Но надо…

Александр Ярославич потоптался на месте, пожал плечами и попробовал себя накрутить:

— Русской землицы взалкали, изверги? А? Отвечайте! Молчите? Стыдно? Зачем вы с мечом к нам пришли? Чего хотели?

Командир ливонцев икнул и беспомощно развел руками, ясно демонстрируя: единственное, чего он сейчас хотел бы больше всего, — это превратиться в плавленый сырок или морковку, чтобы иметь полное право спокойно полежать в тихом и прохладном холодильнике.

— Русский свинья посметь повысить голос? — услышал вдруг Александр Ярославич и вздрогнул.

Ратники загудели, оглядываясь.

— Да! Да! Вы правильно слышать! — выступил я вперед, стараясь повнушительней лязгать забралом и греметь боевым топором по нагруднику. — Ливонцы хотеть драться и только драться! Русские свиньи есть — фу! Трусливые скоты! Обнажать мечи и вступать в честный бой!

— Вот это другое дело! — обрадовался Невский. — А ну, раззудись, плечо!.. Друже — в сечу!

— Нихт! — проблеял командир ливонцев. — Пожалуйста, герр Александр… Мои люди… отравлены, мы не можем… мы молим о пощаде!

— Чего-то я не пойму, — снова остановился князь. — Друже, на месте стой! Вы будете драться или нет?!

— Конечно, будем! — заявил я. — Германцы, вперед!

Германцы со стонами повалились на землю. А я почувствовал себя дураком — стою один против сотен.

И еще идиотский шлем давит на темечко… Как в этом металлоломе вообще сражаться можно?

— Вперед, ливонцы! — завопил я. — Ну и пусть мы все умрем, пусть мы все потонем в пучинах этого проклятого озера, но, может быть, так и надо? Может быть, в этом и есть сермяжная правда? А как быть, если всем нам — собравшимся здесь германцам — от роду написано потонуть в Чудском озере? А как написано, так все оно и будет. Вперед!

— Какой «вперед», если вы все вповалку лежите? — заметил Александр Ярославич.

— Это хитрый прием! Мы вас за ноги кусать будем, а потом добьем! Воспряньте, храбрые рыцари!

Кто-то за моей спиной, гремя доспехами, кое-как соскреб себя с сырой земли и встал на ноги.

— Ура! — закричал я. — Зиг хайль! Видите, мы уже готовы к бою!

— С ума сошли, убогие, — проворчал Невский.

— Сейчас ты сам сойдешь, — пообещал я, замахиваясь топором. — Битва должна состояться!

БАМ!

Какое злостное коварство — бить по голове, да еще и сзади. Я рухнул, как снесенный памятник, а сволочной германец шаркнул ножкой и проскрипел:

— Извинения просим, храбрые русичи…

В голове у меня помутилось — не столько от предательского удара, сколько от отчаяния. Вокруг меня топотали чьи-то ноги, кто-то куда-то меня тащил, а я ничего не мог с этим поделать. Я мог только наблюдать. Дружинники, которые за время моего зажигательного выступления два раза бегали к озеру за дополнительным горючим, умильно приговаривая: «Ничего, болезные, это бывает с непривычки-то… », поднимали псов-рыцарей и жалостливо отпаивали их спиртом.

Ливонцы кричали благим матом, отбивались чем под руку попадется, призывали на свои больные головы скорую смерть, но нетрезвые русичи всерьез прониклись идеей всепрощения и не отступали.

Александр Ярославич отхлебнул из поднесенного шлема, икнул, глупо улыбнулся, неожиданно обнял ливонского командира.

— А давай брататься! — предложил он. — Нр-равишься ты мне, пес. Неугомонный. Вишь, все стремится русской земли хапнуть, а сам еле на ногах стоит. Пойдешь ко мне в челядь? Я тебя Бориской назову и новые лапти подарю взамен этой железной сбруи, а?

Германский предводитель покачивался и пытался ускользнуть, но князь держал крепко.

— Рыцари, вперед! — по инерции хрипел еще я, увлекаемый кем-то прочь от куча-малы на берегу. — Отпустите… Кто там еще?

— Тихо, Адольф! Если я не ошибаюсь, сейчас времеатрон заработает! И нас перенесет отсюда…

— История… должна… быть…

— Тс-с! А то кто-нибудь на нас оглянется и заметит.

— … Сохранена… Ливонцы должны утонуть… — мысли путались у меня в голове.

— Да, да, я понимаю. Но что уж теперь поделаешь, когда не хотят они тонуть?

— Они должны! Обязаны! Автомобиль истории бодро вырвался из колеи и на всех парах летит в кювет… То бишь — в беспросветное небытие! Этот вонючий циклоп где-то здесь рыщет и только поджидает, когда наступит неизбежный конец света, чтобы потом беспрепятственно воцарить на развалинах! Гиена! Прощелыга! Пустите, я их сам пойду сейчас по одному топить, если уж они на добровольных началах не желают…

— Начинается!

— Ура! То есть — что начинается? Где?

Небо вдруг посветлело, точно от взрыва шутихи. На землю потянулись солнечным дождем золотые нити. Словно мощными щупальцами, окутали они меня, взвизгнувшего, как от щекотки, Степана Федоровича, пару-тройку поваленных шатров, какие-то посторонние бочки с забитыми крышками…

— А поскольку мы все стали друзья… — словно из другого мира, гудел бас Александра Ярославича Невского, — таперича должны искупаться! Освежимся и дерябнем еще по чарочке, чтоб добру не пропадать! Бориска, ты чего плачешь?

— Лучше сразу убейте! О, зачем я пришел на эти земли! Если выживу, и внукам закажу, и правнукам, чтобы с русскими не связывались!

— Друже! Кунайте германцев в реку! Пущай проморгаются, а то вон какие мореные! Того и гляди, скиснут совсем!

— . Князь, может не надо кунать? Мы уже пробовали — они тонут! Доспехи-то тяжелые… Как бы они все… Не с кем дружить будет!

— Чего? Главный приказал — слушайтесь. Не боись, прорвемся… Помоемся заодно. Бориска, пойдем, я тебе лично шею намылю! Да не ной ты, никто тебе зла не желает!..

Солнечные нити подняли меня к небу. Золотой свет вспыхнул последний раз и погас. Серая тьма окутала меня плотно, с копыт до рогов, скрутила — и погрузила в вязкое, смоляное небытие. Визг перепуганного Степана Федоровича потонул в моих ушах. Я уже ничего не слышал, и видно ничего не было-стало как-то промозгло, дыхание прервалось, и я понял, что нахожусь уже вне времени…

ГЛАВА 3

Удивительное ощущение: вокруг дремучее Средневековье, закрываешь глаза — хлоп! — и уже двадцатый век. Милый сердцу продымленный и промасленный воздух, сжимающая легкие влажность и подвальная сырость. Прямо как в планетарии — нажал кнопку, перед тобой послушно сместились галактики.

— Получилось! — затрещал знакомый фальцетик. — Получилось!

Я попытался протереть глаза — кулаки мазнули по шершавому металлу. Адово пекло, на мне же все еще эти треклятые доспехи, этот закрытый шлем со скрипучим забралом. Хвост Люцифера! «Получилось! » У меня ведь тоже получилось! Я втиснул Ледовое побоище в исторические рамки. Псы-рыцари благополучно утонули! Правда, не так, как положено, но все же… Не мытьем, так катаньем. То есть наоборот — именно мытьем. Странный все-таки народ — эти русские. Ну, да ладно, кончено, и хорошо. Теперь это дело прошлого. Причем очень даже глубокого прошлого. А кто это, интересно, так орет?

— Получилось! Получилось!

Я поднял забрало. Сырые стены, каменный пол, низкий потолок. В спертом воздухе неощутимый для обычных людей запашок сильных заклинаний. Ага, я в подвале, да еще в таком, где только что кто-то экспериментировал с магическими письменами. Впрочем, нетрудно догадаться — кто и с какой целью. В метре от меня, отгороженный какой-то замысловатой конструкцией, сплошь состоящей из металлических трубочек, резиновых проводков и зеркал, соединенных в какую-то хитрую систему, приплясывал собственной персоной фюрер, бил в ладоши и верещал:

— Получилось! Проект «Черный легион» осуществлен! Посмотрите, господа, — настоящий живой рыцарь! Гитлер! Времеатрон! Еще не разрушенный и вполне действующий! Погибель наша и наше спасение!

Гитлер был не один, а в окружении привычной компании. Правда, одеты они были не совсем обычно — поверх формы ниспадали тяжелыми складками черные длиннополые балахоны. Рядом с фюрером стоял, скрестив руки на груди, Гиммлер: как всегда мрачный, прячет угрюмо горящие глаза за круглыми очками, словно жерла печек за огнеупорными стеклянными заслонками. За узкой его спиной помещались: Герман Геринг с открытым ртом и худосочный Геббельс, по-обезьяньи поскребывавший в затылке. Охраны в подвале не наблюдалось совсем.

— По-моему, он не очень живой, — захлопнув пасть и сглотнув, высказал свое мнение Геринг. — Чего это он, гром и молния, такой дохловатый? А Генрих говорил, что наши предки боевитые были…

— Антиквариат, — пожал плечами Геббельс.

— Ты не ругайся, — предупредил Геринг, — кто его знает, гром и молния, может, он только притворяется дохлым, а сейчас как вскочит, как даст тебе вот тем топором по башке! Видишь, какой у него топор?!

— Антиквариат — не ругательство, — отметил Геббельс — Олух необразованный…

— Сам больно культурный!

— Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету, — механически проговорил Геббельс — А в самом деле, Генрих… Вы обещали целую армию тяжеловооруженных витязей, а переместили одного воина. И тот валяется и молчит, как неродной. Как не ариец то бишь.

— Почему один? — не согласился фюрер и вытер вспотевшие от возбуждения ладошки о полу балахона. — Вот, кажется, еще кто-то шевелится… А что это за бочки вместе с воинами приехали?

— Ну, откуда я знаю, что за бочки, — раздраженно молвил рейхсфюрер Гиммлер. — Наверное, трофеи. Попали в заданный квадрат вместе с людьми…

Я нашел в себе силы приподняться и сесть. Гитлер и его свита тут же шарахнулись к стене. Рядом со мной кто-то зашевелился.

— Адольф, вы живы? — простонал Степан Федорович, нервно отряхивая свой скафандр. — А меня будто слон лягнул. Голова трещит… Адольф!

— Слышите, мой фюрер! — прошептал Гиммлер. — Один из них сказал — Адольф! Наши древние предки знают ваше имя! Я всегда говорил, что вы прославитесь в веках! И в ту и в другую сторону…

— Поговорите с ними! — поправил свою знаменитую челку Гитлер. — Спросите что-нибудь…

— Что, например?

— Ну… Как доехали, как себя чувствуют…

— Отвратительно, — сказал я, с трудом вставая на ноги и морщась от лязга доспехов. — Комфорта никакого. Настроение поганое. Хотя очень рад вас всех видеть. Особый привет старому знакомцу! Эй, предводитель дворянства, вы меня помните?

— Гром и молния! — воскликнул Геринг. — Какой такой предводитель?

— Э-э… — вступил в беседу Геббельс — Позвольте осведомиться, почему у вас настроение поганое?

— А ты бы себя как чувствовал, если бы тебя сначала по голове палицей шмякнули, потом за ноги отволокли на середину лагеря, а потом вздернули под облака и швырнули на восемь столетий вперед?

— Как складно этот древний воин говорит! — восхитился Гитлер.

— Слишком складно, — буркнул Гиммлер. — Эй… железяка! Откуда ты знаешь, где оказался, а? Да еще с точностью до ста лет? Что-то здесь не то. Опять какая-то ошибка. В первый раз перепутали пространственные параметры, а сейчас… — Он шагнул к несуразной конструкции и несколько раз ожесточенно дернул за какой-то рычажок. Установка протестующе пискнула. Гиммлер, сосредоточившись, как гинеколог на осмотре, наклонился, раздвинул провода и заглянул внутрь конструкции.

— А сейчас перепутали временные параметры! — заорал он, рывком распрямляясь. — Это предательство!

— Рыцарь не из тринадцатого века? — ахнул фюрер.

— Из тринадцатого! — зарычал герр Генрих. — Но параметры смещены на несколько часов вперед! Битва на Чудском озере уже проиграна, и нам досталось не полноценное ливонское войско, а жалкие недобитки! Вот почему рыцарей двое, причем один из них никакой не рыцарь!

— А кто?

— А пес его знает! — гавкнул Геринг. — Странная одежда на нем какая-то… Как костюм у водолаза. И рожа помоями какими-то выпачкана… Помойник!

Степан Федорович обиделся на «помойника» и принялся быстро вытирать физиономию рукавами скафандра.

— Предательство! — бесился Гиммлер. — Вредительство! О, мой обожаемый фюрер, я вас предупреждал, что сам справлюсь с проектом! И нечего было совать мне в помощники гадкого шпиона и пакостника! — Балахон Гиммлера взлетал вороньими крыльями.

— Не позволю обзывать моего друга шпионом! — вякнул фюрер, потрясая костистыми кулачками. — Извинитесь!

— И не подумаю! Где этот предатель? Где этот вредитель? Где Штирлиц?! Подайте мне его сюда, я ему сам во славу Германии все зубы выбью! Где Штирлиц?

— Штирлиц! — воскликнул вдруг Геббельс, подпрыгнув на месте.

— Штирлиц! — гаркнул и Геринг. — Гром и молния!

— Штирлиц ни в чем не виноват! — горячо доказывал фюрер. — Он мой личный друг и соратник! Верный сподвижник и преданный правому делу нацизма сверхчеловек! Это вы, Гиммлер, наверное, сами чего-нибудь напортачили, а теперь, опасаясь ответственности, сваливаете все на ни в чем не повинного господина штандартенфюрера… А позвольте, чего это вы все разорались: Штирлиц, Штирлиц… Где он? Его же тут нет. Он же, если не ошибаюсь, в туалет отлучился…

— Штирлиц… — ахнул Гиммлер и замолчал с открытым ртом.

Степан Федорович, закончив полировать рукавом физиономию, встал на ноги и церемонно поклонился.

— Как вы тут оказались? — вымолвил Гитлер, вертя головой по сторонам. — Вы же… э-э… в туалет… э-э…

— Да это не я, — добродушно объяснил мой клиент. — Это другой Штирлиц в туалет пошел. Который вместо меня, в силу исторической необходимости здесь появился, чтобы было кому безобразия творить.

— Другой Штирлиц… — пролепетал жутко побледневший Гиммлер.

Я не смог удержаться от хихиканья. Бедный Киса. Ему и одного-то майора Исаева за глаза хватает, а тут раз — и второй откуда ни возьмись появляется.

— Штирлиц! — повторил Гиммлер. — Штирлиц! Штирлиц!!! — заорал он.

Стеклышки очков раскалились, опаленные огнем зарождавшегося безумия.

— Штирлиц! Штирлиц! Штирли-и-и… Окованная железом дверь подвала открылась.

— Але? — спросил человек в полной форме штандартенфюрера СС и с мотком красного шнура в руке, протискиваясь в помещение. — Кто меня зовет? Кому я понадобился?

Теперь закричали все, в том числе я и Степан Федорович. Штандартенфюрер Штирлиц с веселым недоумением обвел взглядом присутствующих и остановился на моем клиенте.

— Вот так клюква! — проговорил он. — Брат-близнец! Ха, здорово! Наконец-то прибыл! Да еще с подкреплением!

Он подмигнул отдельно мне и Степану Федоровичу и каждому из нас сказал какое-то непонятное слово:

— Хррчпок! Приветствие, что ли, такое?

Врожденный такт заставил моего клиента вежливо повторить:

— Хр… Хр… Чпок. Штирлиц совсем просиял.

— А нормальная маскировочка! — заорал он, тыча в моего клиента пальцем. Я так и не понял, что он понимал под «маскировочкой» — скафандр или, может, собственное обличье Степана Федоровича, полностью сходное с его, штандартенфюрерским, обличьем?

— Штирлиц! — пискнул Гитлер, дрожащей рукой поправляя взмокшую от пота челочку. — Объясните, что здесь происходит? Что вы натворили?

— Я? — засуетился штандартенфюрер, быстро пряча моток шнура за спину. — Я ничего такого не делал. Опять беспочвенные подозрения и туманные намеки! Адольф! Додя! Ты друг мне или не друг? Не слушай этого дурака Генриха, я предан рейху и лично моему обожаемому фюреру…

Он снова подмигнул обомлевшему Степану Федоровичу.

— Отправляйте их обратно! — потребовал Геринг, пытаясь спрятаться за спину Геббельса. — Немедленно! Гром и молния! И дохловатого рыцаря, и этого… близнеца!

— Нам только двух Штирлицев не хватало! — кричал Геббельс, пытаясь спрятаться за спину Геринга. — Они совершенно одинаковые… Одно лицо! Только одежда разная!

Гиммлер грыз свою форменную фуражку, рвал волосы на голове и шатался. Гитлер задумчиво произнес:

— Хм… Наверное, это неплохо… Два верных друга вместо одного…

Геббельс и Геринг так и не пришли к согласию — кто за чью спину будет прятаться — и чуть не подрались.

— Проклятая установка! — вдруг оглушительно взвизгнул Гиммлер и набросился на времеатрон с кулаками. — Ты что натворила! Ты… Размолочу! Уничтожу!

— Не сметь! Мы не позволим разрушить особо ценную собственность рейха! — заревел Геринг, подталкивая вперед Геббельса.

— Не сметь! Мы грудью встанем, чтобы сохранить ее! — заревел Геббельс, выставляя перед собой Геринга, как щит.

— Не сметь! — заревел Степан Федорович. — Адольф, сохраните времеатрон, это наша последняя надежда!

В подвале поднялась паника. Я, честно говоря, больше всех присутствующих испугался за установку и ринулся на ее защиту. Сейчас я вам покажу, какой я дохловатый! Сейчас вот молодецким ударом снизу в челюсть нокаутирую рейхсфюрера, схвачу в охапку времеатрон и никому не отдам… Но обуздать свихнувшегося Гиммлера было совсем непросто, а в этих неудобных доспехах и в такой сумасшедшей толчее — и подавно. От моих ударов предводитель дворянства, наверное вследствие помешательства обретший необыкновенную ловкость, успешно уворачивался, я по нему так и не попал. Геббельсу, Герингу, Гитлеру и подоспевшим на шум автоматчикам охраны повезло меньше. Насколько я мог судить сквозь прорезь забрала, Геббельс с Герингом, которым досталось по разику, поскуливая и потирая ушибы, отбежали к двери, четверо автоматчиков сползали по стеночкам вниз. А фюрер с лиловым синяком под глазом выпячивал грудь и орал:

— Посмотрите, какая боевая мощь! Да один этот рыцарь способен обратить в позорное бегство пять танковых корпусов и бесчисленные пехотные батальоны!

Штирлиц вместе со Степаном Федоровичем оттаскивали его подальше от развернувшихся у времеатрона военных действий.

— Чего вы смотрите, свиньи?! — заверещал Гиммлер на автоматчиков, поняв, наконец, что я представляю для него лично большую опасность. — Вы что — не видите, что это диверсант? Отставить рукопашный бой! Огонь! Изрешетите железного гада!

Раз! От блистательно проведенного апперкота Генрих уклонился и спрятался за времеатроном. Два! Подвернувшийся под мою руку автоматчик кувыркнулся через весь подвал, вышиб своим телом металлическую дверь. В образовавшееся отверстие мгновенно засосало Геббельса с Герингом, фюрера и обоих Штирлицев, Оставшиеся на ногах охранники — числом четыре — с честью преодолели жгучее желание немедленного отступления, вскинули автоматы и открыли огонь по мне.

Лучше бы они этого не делали. Средневековые доспехи выдержали ураганный напор пуль, но эффект рикошета оказался таким… В общем, Гиммлера спасло только то, что он в этот момент, отвлекшись на продолжение процесса уничтожения времеатрона, рыча по-псиному, повалился на пол вместе с установкой. А мне осталось только констатировать сразу четыре случая невольного самоубийства.

Честное слово, я был ошеломлен. Я же ничего такого не хотел! Я, в принципе, бес совсем незлобный, о моем парадоксальном человеколюбии в преисподней даже анекдоты ходят, а тут…

Чтобы сказать невинно убиенным последнее «прости», я содрал с головы шлем, отцепил наплечники и умудрился отчекрыжить нагрудник. Расковать копыта я не успел — кто-то врезал мне под колени сзади, и я едва не опрокинулся навзничь. Обернувшись, я узрел предводителя дворянства.

— Вот тебе, проклятая загогулина! — орал Гиммлер, катаясь по полу в обнимку с времеатроном, работая кулаками и коленями с таким усердием, что от гениального изобретения во все стороны летели металлические и стеклянные брызги. Он даже, прерывая вопли, кусал резиновые проводки и клацал зубами по никелированным частям.

— Да остановись же ты! — чуть не заплакал я, пытаясь поймать сучащие в воздухе нижние конечности рейхсфюрера. — Киса! Варвар! Это уникальная конструкция! Неповторимый механизм! Ее невозможно починить — запчастей не напасешься! Где ты возьмешь электрический усилитель латунных компрессоров?! Или блок концентрированных модераторов?! Или пневмоакустический пространственный регулятор?!

Гиммлер на секунду замер и повернул ко мне залитое потом, искаженное гневом лицо:

— Чертежи, по которым создавался времеатрон, абсолютно секретны! — прохрипел он. — Кто выдал военную тайну? А-а-а! Я понимаю! Я все понимаю! Это Штирлиц! Это Штирлиц! Ты и есть Штирлиц!

— Я? — удивился я.

— Ты! И ты! — Он ткнул пальцем в одного из очнувшихся у стеночки автоматчиков. — И ты! И ты! Не притворяйтесь застреленными наповал, вы тоже хитрые Штирлицы! — Гиммлер оскалил зубы и куснул изувеченную установку: — И ты тоже Штирлиц!

Совсем спятил! Надо было мне догадаться и перед перемещением из тринадцатого века загримировать хорошенько Степана Федоровича. Я же знал, как к нему Гиммлер относится! Теперь вот времеатрон сломан! А еще неизвестно, останусь ли я сам в живых… Или мой клиент… Он как раз куда-то подевался. Куда?

Уцелевшие автоматчики ползком покинули подвал, но очень скоро вернулись. За собой они тащили массивный противотанковый пулемет.

— Бей по рогатому! — крикнул кто-то особо храбрый, заправляя ленту.

Я замер, растопырив руки. Бежать некуда. Спрятаться негде. Взять, что ли, Гиммлера в заложники? Да пока буду выковыривать его из-под останков времеатрона, меня на куски разнесут крупнокалиберные пули.

— Сдаюсь! — завопил я, поднимая руки.

— Пленных не берем, — пропыхтели переквалифицировавшиеся в пулеметчиков автоматчики.

Клац-клац, — злорадно щелкнул затвор.

— Я больше не буду!

— А больше и не надо. Клац!

— Это несправедливо! Степан Федорович спасся, а меня расстреливают! Это он — невезучий, а не я!

— Приготовиться! Пли!

— Отставить!

В первую секунду я и не понял, кто это крикнул. Даже допустил, что это я сам подсознательно выдал первый попавшийся приказ, чтобы хоть на немного отсрочить неминуемую погибель. Но пулемет смущенно поник дулом, а охрана, вскочив на ноги, вытянулась в струнку. Фюрер, прикрывая козырьком фуражки синяк под глазом, ступил на порог подвальной комнаты и повторил:

— Отставить! Оружие убрать!

Фюрер посторонился, и оружие исчезло из подвала вместе с охранниками. Я вытер со лба пот. На полу предводитель дворянства из последних сил доламывал несчастный времеатрон и хриплым шепотом проклинал Штирлица. Времеатрон превратился в железный хлам. Спасать гениальную установку было поздно.

— Можете опустить руки, — скомандовал Гитлер. Покосился на мои рожки, подался назад и подозрительно спросил кого-то в коридоре: — Он точно наш союзник?

На всякий случай руки я решил не опускать. В комнату вошли Штирлиц и Степан Федорович. Мой клиент заметно дрожал и постоянно сглатывал, но в общем держался молодцом. Наверное, потому, что Штирлиц покровительственно обнимал его за плечи.

— А чем он тебе не нравится? — осведомился Штирлиц, нагло отставив ногу и обозревая меня, как картину на выставке. — По-моему, очень даже симпатичный. Скажи, брат? — он потрепал Степана Федоровича за щечку.

— Д-да…

— Хррчпок?

— Хр… Хр… Он самый…

— Вот видишь, Додя!

— Но… эти странные штуковины на голове… По-моему, истинные арийцы не носят рожек…

— Додя! Перестань хмуриться, будь дусей! Кто знает, куда повернется мода? Сейчас не носят, в следующем сезоне будут носить. Я же тебе сказал — эти двое мои лучшие друзья, а значит, твои лучшие друзья.

Ведь так?

— Ну, если они твои друзья… — смягчился Гитлер. И вдруг спохватился: — Погоди, а почему это — лучшие? Я думал, что лучший твой друг…

— Конечно, ты, Додя! Они — лучшие друзья, а ты — самый лучший. Скажи, что с рейхсфюрером будем делать?

Фюрер задумчиво посмотрел на обессилевшего Гиммлера и пожал плечами.

— Мне кажется, он не оправдал доверия нашей национал-социалистической партии, — подсказал Штирлиц.

— Ага, — встрепенулся Гитлер, — не оправдал.

— Растранжирил впустую выделенные на проект «Черный легион» огромные средства.

— Точно!

— А этот дурацкий времеатрон оказался полной туфтой.

— Туфтой!

— Как и идиотский институт «Аненэрбо».

— Вот именно!

— И вообще, — подытожил Штирлиц, — никакой он не рейхсфюрер, а полный козел, правда?

— Правда, мой дорогой и верный друг! — вдохновенно прокричал Гитлер. — Правда! Дармоедов из «Аненэрбо» я направлю под Курск нюхнуть пороху. Пусть их там, балбесов, в дугу согнут! Охрана! Охрана!!!

Оставшиеся в живых потрепанные охранники не влетели в подвал орлами, как в прошлый раз, а лишь опасливо заглянули. И то после второго окрика.

— Взять этого предателя! — отдал приказ Гитлер.

— Которого? — осторожно осведомились охранники.

Я поспешно опустил руки. Охранники, чтобы не ошибиться, повторно справились у обожаемого фюрера и, получив подтверждение, направились к Гиммлеру.

— В подземелье! — скомандовал Гитлер. — В самое мрачное и глубокое под рейхстагом! И его никудышный времеатрон тоже скиньте с ним вместе. Правильно? — повернулся он к Штирлицу.

Тот снисходительно кивнул.

Вот это да! Вот как надо было Степану Федоровичу держать себя во время первого визита в Берлин! А не тушеваться и прятаться по шкафам. Тогда, глядишь, наше историческое путешествие повернулось бы по-другому. Н-да… То, что Штирлиц, созданный воображением театрального режиссера Михалыча, окончательно и бесповоротно охмурил вождя германского народа, я еще давно заметил. Но почему этот самый Штирлиц вдруг воспылал горячей любовью к своему близнецу Степану Федоровичу и, как следствие, ко мне?

Непонятно. Пока охрана волочила за ноги Гиммлера по каменному полу к выходу, пока он, сопротивляясь, кричал: «Отстаньте от меня, Штирлицы! », я бочком-бочком приблизился к Степану Федоровичу и взял его под руку. На всякий случай — для безопасности. Гитлер, ревниво нахмурившись, подскочил к Штирлицу с другой стороны и решительно положил руку ему на плечо.

Так мы и поднимались по лестнице из подвала — дружной и сплоченной компанией. Немного неудобно, зато лично мне в такой связке было спокойнее. Кое-кто из солдат гарнизона рейхстага посматривал на нас странно, но смущались, пожалуй, только я и Степан Федорович. Штирлиц продвигался вперед развязной походочкой, будто на мнение окружающих ему было глубоко наплевать, а в живых глазках фюрера, неотрывно уставленных на великого разведчика, светились искренняя привязанность и безграничная любовь.

А снизу, из подземелий, летели истошные вопли помешавшегося рейхсфюрера:

— И ты, Штирлиц! И ты! И эта ступенька — тоже Штирлиц! И это перильце — Штирлиц! Электрическая лампочка — Штирлиц! Не надевайте мне наручники — они Штирлицы! Вокруг одни Штирлицы!

На третьем этаже рейхстага наша компания распалась. У двери собственного кабинета Штирлиц безо всякого стеснения заявил, что хочет пообщаться с прибывшими друзьями без свидетелей. Приунывший фюрер попробовал протестовать, но получил в ответ:

— Доля, тебе Ева ждет. Забыл? Пятый корпус, третий бункер, шестая дверь налево, код доступа: ноль, два, пятьдесят восемь, триста сорок четыре, шесть, шесть…

— Это же секретный код! — забыв об обиде, раскрыл рот Гитлер.

— Какие секреты между лучшими друзьями! — воскликнул штандартенфюрер, и инцидент был исчерпан,

— Ну, друзья, проходите! — воскликнул Штирлиц, когда понурая спина фюрера скрылась из виду. — Вы чего такие смурные?

Не знаю, как Степан Федорович, а я испытывал что-то вроде вялотекущего приступа дежавю. Коридоры рейхстага казались такими, буднично-спокойными, как и коридоры любого бюрократического учреждения. А ведь было время — я прекрасно это помню, — когда здесь скакали красные партизаны-дружинники, богатырь Микула крушил гитлеровцев и в хвост и в гриву, в окна, как к себе домой, входили чернокожие охотники за головами. И Степан Федорович словно зачарованный смотрел на массивную стальную дверь кабинета штандартенфюрера, вернее на выемку в форме пятерни на месте дверной ручки, и уже тянул в выемку собственную ладонь. Штирлиц, неопределенно хмыкнув, отстранил моего клиента и открыл дверь самостоятельно.

— Заходите, друзья, будьте как дома. Мы вошли.

— Располагайтесь, садитесь… Расположиться и присесть мы не успели. Где-то в глубине коридора раздался страшный грохот и зазубренной жестянкой продребезжал отчаянный вопль. Мы со Степаном Федоровичем с испугом переглянулись, а Штирлиц бросил взгляд на наручные часы и хихикнул:

— Точно по графику.

С этими словами он выбежал из кабинета, а я подошел к незакрытой двери и выглянул.

По коридору двое дюжих охранников тащили на носилках Йозефа Геббельса. Руки министра пропаганды бессильно болтались по обе стороны носилок, носки сапог траурно вытягивались к потолку. Геббельс не говорил ни слова, только мычал и довольно потешно, словно мультипликационный герой, вращал вытаращенными глазами. На макушке у него набухла здоровенная шишка, похожая на обрубленный рог. Следом за носилками семенил низкорослый фашист в форме капрала, нес в руках магазинную гирьку и обрывок красного шнура, озадаченно шлепал губами и повторял:

— Опять большевистские провокации! Просто ужас! Скоро от Третьего рейха ни одного человека не останется. Вернее, уже почти никого не осталось. Кошмар! Кошмар!

— Чего шумим? — спросил, шагнув навстречу носилкам, Штирлиц.

— Господин штандартенфюрер, диверсия! — козырнул капрал. — Над дверью в кабинет господина Геббельса кто-то укрепил вот это вот… орудие… — Он предъявил гирьку. — Господин Геббельс дверь открыл, а его прямо по голове и…

— Безобразие! — нахмурился Штирлиц. — Куда теперь его?

— Господина Геббельса? В лазарет.

— Сообщите мне номер палаты, я лично зайду проверить, как он себя чувствует.

— Слушаюсь!

— Не-ет… — страдальчески проскрипел Геббельс — Не на-адо… Пожалуйста… Я и без вашей помощи, штандартенфюрер, прекрасно помру.

— Скажи спасибо, что к шнурку Шпалу не привязал! — погрозил ему кулаком Штирлиц, а капралу четко сформулировал:

— Думаю, что в этой диверсии, как во всех предыдущих и грядущих, виноват не кто иной, как предатель Гиммлер!

Капрал, явно не зная, как реагировать на подобное заявление, опять козырнул и рявкнул:

— Есть!

— Последняя фраза запоминается лучше всего, — благожелательно шепнул Штирлиц мне на ухо, когда мы возвращались в кабинет. — Запомни!

— Да уж, запомню…

Штирлиц деловито вытащил из-за пояса моток красного шнура, спрятал его в памятный мне сейф, пробормотал:

— Еще пригодится… хороший шнур, сверхпрочный, легкий. Незаменимая штука!

Затем обратился к нам:

— Итак, коллеги!.. — Великий разведчик плотно прикрыл дверь и нырнул за свой стол. — Начнем!

Тут на его столе зазвонил телефон, Штирлиц снял трубку:

— Алло? Вашингтон? Да, я. Не, еще не время, но уже скоро. Ждите. Отбой. Та-ак, — положив трубку, протянул он и повернулся к нам. — Должен вам сказать, что очень рад вас видеть на своем, так сказать… рабочем посту! Наконец-то вы до меня добрались! Сколько было сделано попыток? Пять? Десять?

— Ну… где-то около того… — осторожно ответил я, а Штирлиц, выслушав, понес уже совершеннейшую чушь:

— Египет, ацтеки, шумеры… Надо же было так промахиваться-то, а? Ну, хорошо, что вы все-таки попали точно ко мне. Правда, не предупредили… Конечно, визит ваш несколько неожидан, но скрывать мне нечего, результаты работы я могу предъявить вам прямо сейчас! Желаете?

Брякнул телефонный звонок.

— Ой, опять, извините… Алло! Лондон? Я! Нет еще! Ждите! Отбой. Тьфу, надоели. Так, желаете, уважаемые коллеги, посмотреть результаты работы? Или сначала финская баня, шнапс, коньяк, девочки? А? Не стесняйтесь, тут все свои!

— Э-э-э-э… — сказал Степан Федорович.

Я на этот раз ничего не сказал. Я все думал, за кого он нас принимает? Коллегами назвал… Грозится предъявить результаты своей работы. Неужели настолько обнаглел, что предполагает, будто высшие чины контрразведки вот так просто и безбоязненно приедут к нему с проверкой? Нет, ерунда. Не похожи мы со Степаном Федоровичем на контрразведчиков. Хорошенькие контрразведчики — один рогатый и в средневековых рыцарских доспехах, другой брат-близнец в инопланетном скафандре.

— Хотите, я сейчас Еве звякну? — соловьем разливался Штирлиц. — Она подружек возьмет. Зависнем в любом кабаке и погудим. Плевать, что военное положение и комендантский час. Фюрера на стреме поставим, никто к нам не сунется. Хотите, а?

— Ну-у… — неопределенно высказался Степан Федорович. — Как говорится — чем обязаны такому… ну-у… приему… и…

Штирлиц посмотрел на него непонимающе. Возникла пауза, которую немедленным пунктиром прериали сразу три телефонных звонка подряд. Вызывали Тихуана, Москва и Сидней. Великий разведчик всем трем абонентам посоветовал ждать.

— Так, э-э-э… чем обя…

Я пнул клиента ногой, и он сразу же заткнулся. Вот идиотина! Если ничего не соображаешь, так молчи! Времеатрон, на помощь которого мы рассчитывали, сломан, теперь нам не удастся убраться отсюда так скоро, как я предполагал. Придется немного освои-ться, выведать, что к чему… Но не таким же топорным способом!

— Не слушайте его, — вклинился я в разговор. — Мы именно те, которые это… с проверкой. Я — Алекс, а он — Юстас. Приятно познакомиться.

Штирлиц, непонятно приговаривая: «Гринсшлаг, гринсшлачок… », в этот момент разливал из серебряного кофейника кофе по чашкам. Дегтярно-черная жидкость струйкой булькала в чашечки с синей каемочкой и как-то странно шипела и пузырилась. Представившись Алексом, я как раз хотел спросить, что это за сорт кофе такой, но Штирлиц вдруг так расхохотался, что рухнул из-за стола вместе с креслом. Пока он взревывал, всхлипывал и колотил ногами по полу, я толкнул Степана Федоровича (он засмотрелся на портрет кисти Сальвадора Дали) и прошипел ему на ухо:

— Молчи, ради Владыки, молчи, а то погорим! Я сам говорить буду!

Отхохотавшись, штандартенфюрер юмористически хрюкнул:

— Юстас и Алекс, надо же! Не, ребята, с маскировкой вы явно переборщили! — И вновь воздвигся за столом, но тут опять зазвонил телефон.

— Лазарет? — спросил Штирлиц у что-то проквакавшей трубки. — Капрал Келлер у аппарата? Да, я! Да, слушаю! Что? Тридцать вторая палата? Сейчас буду. Что? Какие еще проблемы? Вколите господину Геббельсу успокаивающее, и пусть не рвет себе нервы понапрасну, я все равно зайду его навестить, ничто меня не остановит. Да пусть хоть батальон у дверей палаты выстраивает! Если солдатики зафордыбачат, я фюрера с собой приведу, понятно? Все, отбой!

Он вскочил, наскоро отхлебнул кофе из чашки:

— Извините, ребята, дела! Надо отлучиться на минутку. Геббельса проведать. Столько хлопот, столько хлопот! Соляную кислоту в капельницу налить или петарду в утку сунуть. Сам не подсуетишься, никто не поможет! Эти глупые генералы меня все, как один, ненавидят, ослы. Но и боятся, конечно. Только Гитлер верен мне, да и то последнее время излишне ревнует меня к Еве. Или Еву ко мне, не пойму… Ладно, потом обо всем по порядку… Не скучайте тут, я скоро. Вот вам пока… ознакомьтесь.

Выхватив из ящика стола какой-то большой л исток, он наскоро что-то в нем черканул и протянул мне. Потом выпрямился и проговорил торжественно:

— Остался только один. Когда не останется ни одного, будем начинать. Так, коллеги?

— Так… — кивнул я, хотя не понимал, о чем идет речь.

— Хррчпок! — выкрикнул Штирлиц и ударил себя в грудь.

— И… вам того же… А можно спросить, что это зна…

— Извините, очень спешу. Буду буквально через пятнадцать минут. А впрочем, может быть, все-таки Еве звякнуть, а? Или коньяк заказать?

— Всему свое время, — солидно отказался я.

— Ну, как хотите. Пейте гринсшлаг, небось соскучились в путешествии по домашнему-то… Я побежал!

— Чего пить? — не понял я. Но Штирлица уже не было.

ГЛАВА 4

— Адольф… — слабым голосом молвил Степан Федорович, когда дверь за штандартенфюрером захлопнулась. — Мне что-то дурно… Опять наш план сорвался! Намеревались же — как только окажемся в Берлине, сразу хватать Гиммлера за… Как вы выразились? За жабры хватать — и требовать немедленно переправки нас в двадцать первый век. И что получилось? Времеатрон сломан, а рейхсфюрер сошел с ума! А как вам показался этот Штирлиц? Я пожал плечами.

— А мне понравился! Даже очень. Я его себе именно таким и представлял. Орел! Как всех здесь держит — в железном кулаке. Сам Гитлер не смеет пикнуть! А все остальные в ужасе разбегаются! Орел! Орел! Я даже робею перед ним… Кстати, что за листок он вам передал?

— Полюбуйтесь…

Листок, оказавшийся при ближайшем рассмотрении большой групповой фотографией, действительно стоил того, чтобы на него полюбоваться. Собственно, это фото я уже видел: пикничок, травка, шашлычок, шнапс и пиво. И теплая компания во главе с Гитлером. Но теперь черными кружками были обведены не только Паулюс с Гиммлером, а еще и Геббельс, Борман и все прочие. Чистым и незамутненным осталось лишь изображение физиономий Геринга и Гитлера. Темпы работы истинного Штирлица впечатляли. Понятно, почему он не боится проверки работодателями.

— Члены рейха, которых Штирлиц уже устранил, — определил Степан Федорович. — Очень быстро работает. И крайне эффективно. Прозорлив, предприимчив и ловок! Вы заметили, Адольф, он нас за каких-то других людей принимает. И внешний вид наш его не смутил нисколько… Вернее, несколько смутил, но не в ту сторону.

Я поднялся. Вопрос, которым задался мой клиент только что, мучил меня самого уже несколько минут. Кто мы в глазах Штирлица? Хм…

Степан Федорович глубоко задумался над фотографией, а я прохаживался по кабинету. Кстати сказать, здесь многое изменилось. Исчез со стены ассегай, украшенный перьями и надписью «Дорогому Штирлицу от восхищенного племени уна-уму. Да не коснется никогда твоего горла рука Ука-Шлаки». Не было 7, 6-миллиметрового ручного пулемета образца двадцать седьмого года с выцарапанным посланием: «Братишка! Бей фрицев беспощадно! » Зато на почетном месте, прямо под портретом, висел кортик со свастикой на рукоятке.

Я подошел поближе. Так и есть! На лезвии красовалась изящная гравировка: «Друг! Спасибо тебе, что ты есть! Твой Адольф».

Машинально я обернулся к черному сейфу, куда коварный разведчик спрятал до поры до времени моток красного сверхпрочного шнура. Надпись «Проект „Машина смерти“ на сейфе отсутствовала.

Несомненно, реальность снова изменилась. То есть она и не могла не измениться — ни красных партизан, ни охотников за головами в это время никто не переносил. Тем не менее члены рейха перещелканы, как орешки, один за другим. Лафа этому Штирлицу, не жизнь, а малина! Даже циклоп вместе с нами сюда не добрался — наверняка затерялся в веках…

В дверь забарабанили.

~ Штирлиц! Где вы там? Открывайте скорее! Гром и молния! — Я узнал голос Геринга.

Степан Федорович вздрогнул — прямо как тогда, когда мы с ним только-только оказались в рейхстаге сорок пятого. Мне и самому стало не по себе. Словно время кто-то свернул в дугу, теперь мы проходили давнишние события по второму кругу. Жуть просто!

— Ну, давай, — пригласил я Степана Федоровича к двери. — Открывай или отвечай…

— Не буду! Я не Штирлиц! Я не достоин!

— Посмотри на портрет и найди десять… ну, хотя бы одно отличие!

— Да не в этом дело! Здесь уже есть свой Штирлиц! До которого мне расти и расти. А вдруг он обидится и мне это самое… петарду в утку сунет? Или соляной кислоты в капельницу нальет?

— Штирлиц, гром и молния! Я знаю, что вы здесь! Открывайте, у нас чрезвычайное происшествие — как раз по вашей части!

— Какое происшествие по нашей части? — откликнулся я. — Задерживаются поставки свежего шнапса? Или в местный бордель завезли партию некачественных девочек?

— Не хохмите, гром и молния! И "не пытайтесь говорить не своим голосом! Откройте! Вы забыли, что я сегодня дежурный по рейхстагу?

Я обернулся к Степану Федоровичу. Его не было в кабинете. На этот раз я не стал тратить драгоценное время на то, чтобы шарить под столом и за креслами. Умудренный опытом, я ринулся к шкафу и достал оттуда уклониста как раз в тот момент, когда он уже покачивался над черной бездной.

— Рано еще в секретную подземную лабораторию проваливаться! Посмотрите на себя — на кого вы похожи! И это человек, который за последние две недели вместе со мной пережил столько, сколько Джеймс Бонд за всю киноэпопею не переживал. Встряхнитесь, наконец! Вспомните, что вы тоже почетный Штирлиц, заслуженный Зигфрид и роковая соблазнительница Брумгильда.

— Гром и молния, мне кто-нибудь откроет или нет?

Я все-таки доволок упирающегося Степана Федоровича до двери, самолично вложил его руку в нужный паз. Дверь распахнулась.

На пороге стоял Геринг, настороженно поводя туда-сюда глазами и парабеллумом со взведенным курком. В левой руке он держал мешок, в котором что-то так ожесточенно барахталось, будто в мешке дрались коты.

— Я тебя не боюсь! — сразу заявил он Степану Федоровичу. — Я не то что остальные хлюпики! Чуть что заподозрю, моментально — бац! и — гром и молния!

Понятно?

— По-понятно. Поверьте, рейхсмаршал, я не собираюсь делать вам ничего плохого.

— Рассказывай! Кто Паулюса погубил? Кто Гиммлера с ума свел? Кто Геббельса только что ухайдакал? А кто Борману вместо радистки Кэт подсунул радиста Васю? Партайгеноссе хватилудар, только и успел бедняга, что завещания надиктовать, и то исключительно азбукой Морзе.

— Это не я! Это…

— А черт вас разберет! С одним Штирлицем бы кое-как смирились, а тут еще один на голову свалился. Кстати, насчет черта — что это за тип с рожками с вами?

— Сам тип, — обиделся я. — Фашистская морда!

Выкладывай, зачем пожаловал?

Геринг, видимо, ради безопасности отступил на шаг. И, поигрывая парабеллумом, проговорил:

— Я сегодня дежурный по рейхстагу, как вам известно. В подвале, где проект «Черный легион» осуществлялся, появилось странное существо. Вместо носа и рта — единственный хобот, только огромных размеров и неприличной формы. Глаз один — и тот на лбу. Маленький, колченогий, в тряпку завернутый. Вот я и, как говорится, уполномочен доложить.

— Циклоп! — ахнули мы со Степаном Федоровичем одновременно. — Откуда он взялся?

— Я ж сказал — из подвала. Там какие-то бочки вместе с вами прибыли, так он из одной бочки и вылез. Высунулся и говорит: «А что, мир уже полностью разрушен или еще немного цивилизации сохранилось? Очень хочется поскорее стать властителем планеты… » Я же дежурный — я с докладом к Гитлеру, а он обиженный сидит. Даже дверь бункера мне не открыл. Сказал: «Раз у Штирлица новые друзья появились, значит, я уже никому не нужен. Вот пусть Штирлиц и разбирается».

— Я… разберусь, — пообещал Степан Федорович. — Вот только своего… напарника дождусь из лазарета.

— Да чего тут разбираться! — встрял я. — Слушай, Генрих, шлепни его из своей пукалки — и все дела.

— Можно? — обрадовался Геринг.

— Да, пожалуйста, сколько угодно! Это он у тебя в мешке?

— Ага… — рейхсмаршал взялся было развязывать мешок, но вдруг замер на месте. — Ну, уж нет, — сказал он. — Знаю я твои штучки, Штирлиц. Шлепнешь уродца, а он окажется важным послом какой-нибудь дружественной державы. И меня самого под трибунал! Я бы вас обоих с удовольствием пристрелил, но ведь бесполезно — еще один Штирлиц появится! Тьфу!

— Успокойтесь, — попросил я и взял со стола чашку с синей каемкой, — хлебните кофейку, полегчает. Только не надо в нас стрелять, ладно?

Геринг механически отпил глоток, сморщился и уронил чашку себе под ноги. — Какой это кофе? Это отрава, а не кофе! Опять ваши фокусы!

— Никаких фокусов! Отличный кофе. Элитный. Сорт… как его там?

— Гринсшлаг, — подсказал Степан Федорович и осторожно понюхал свою чашечку.

— Я вам не верю ни на пфенниг! Забирайте вашего уродца, шлепайте его хоть из мортиры, поите отравленным кофе, а я умываю руки! Подстава! Вокруг одна подстава!

— Никакой подставы! — уверил я. — Вот и Штирлиц скажет. Штирлиц!

— А? Что? Да-да! Вернее, нет-нет. Никакой подставы. Клянусь фюрером!

— М-м-м…

Геринг помялся, позыркал на нас подозрительными глазищами, потом все-таки спрятал парабеллум в кобуру, брякнул мешок на пол и, поминутно оглядываясь, ушел со словами:

— Вам надо, вы и разбирайтесь. А то опять меня крайним сделают, а Штирлиц вывернется. Раз я дежурный, значит, мне за все эти безобразия и отвечать? Не на того напали.

Я поднял мешок и поставил его на середину кабинета.

— Посмелее в следующий раз, — заметил я. — Чего смущаться? Пользуйтесь авторитетом легендарного штандартенфюрера — никто не придерется. Так от любых проблем можно избавиться, даже от самых животрепещущих. А каков циклоп! Вот проныра — в бочку спрятался и контрабандой оказался в другом времени. А правда, что теперь с ним делать? Отдали бы его на расправу Герингу, и концы в воду… Самим стрелять? Я не живодер, я благородный бес, я так вот запросто никого жизни лишить не могу. Валяйте сами.

— Что — сами? — сжался Степан Федорович.

— Ну, это… Пистолета у нас нет, так можно кортик со стены снять…

Мешок забился и упал на пол.

— Я?! Да вы за кого меня принимаете?! Я не уголовник какой-нибудь, я театральный уборщик! Деятель культуры то есть. Не буду я циклопа убивать!

Сквозь грубую мешковину послышался вздох облегчения.

— А в сущности, кому он мешает? — рассудил я. — Все равно он ничего не может без своих зулусов, А других дураков для порабощения здесь, кажется, не наблюдается. Отпустим? Или отнесем на берлинскую скотобойню, выдав за особо породистого хряка?

Мешок взвизгнул и закрутился юлой. Я подмигнул Степану Федоровичу, и тот, поняв, что немедленное кровопролитие отменяется, успокоился, даже несколько повеселел и с ходу врубился в правила игры.

— Будет гуманнее сдать его в цирк лилипутов, — внес еще одно предложение мой клиент. — Пусть детишек веселит. Однако в эти смутные времена увеселительные заведения, наверное, не функционируют. На скотобойню!

— Может, его развязать для начала?

— Да вы что! — старательно испугался Степан Федорович. — А если он тогда — с места в карьер — начнет опять подготавливать планету под плацдарм для собственного царствования?

Я ткнул мешок копытом. Внутри пискнуло — мешок подпрыгнул и покатился под стол. Степан Федорович передал мне кортик, и я, наклонившись, поддел отточенным лезвием стягивавшие горловину веревки. Циклоп пулей вылетел из мешка, грохнулся несуразной головой снизу о поверхность стола и сразу успокоился.

— Хватит вам издеваться… — плаксиво попросил он, потирая макушку. — Чего вы ко мне пристали?

— Мы? — удивился я. — У тебя совести еще хватает такое говорить! Это ты кашу заварил, а теперь хнычешь!

Циклоп всхлипнул и утер хобот подолом изорванной в лоскуты тоги.

— И без меня Космическая Кара твоего клиента шарахнула бы, — сказал он мне. — Ничего я не заваривал. Я только решил воспользоваться обстоятельствами. То есть ничего я сам не решал, у меня просто выбора не было. Мне, как представителю вымершей расы, это простительно… Ну, один раз всего обрек тебя на казнь в Черной Тьме, так ты же выкрутился!

— Каков нахал! — всплеснул руками Степан Федорович.

— И вообще, — закончил циклоп, — я ж безвредный! Я никому не хочу вреда. И лично против вас ничего не имею. Даже наоборот — когда твой клиент окончательно угробит мировую цивилизацию, я готов возродить планету из пепла. Обещаю править разумно и мирно! Отдельных выживших особей кормить, поить и выгуливать. Не убивайте меня, пожалуйста!

— Маньяк! — вздохнув, констатировал я. А Степан Федорович покраснел:

— С чего это он взял, что я цивилизацию угроблю? Мой период невезения вот уж вторую неделю длится и, значит, скоро закончится. А цивилизация как стояла, так и стоит, ничего ей не делается. Даже жертв не особенно много было… Несколько гитлеровцев… пара-тройка красных партизан-дружинников… псы-рыцари ливонцы… сотня-другая огненных великанов…

— Великий герой Зигфрид, — продолжил я, — его дрессированный етун. Кажется, все. Если не считать двух великанских селений, вырезанных под корень, и мирных берлинцев, до которых все-таки успели добраться охотники за головами…

Степан Федорович втянул голову в плечи.

— Вот он, изверг-то! — возликовал циклоп. — Вот он, мировой злодей! Вот кого надо в мешок сажать! А меня отпустите, пожалуйста. Торжественно обещаю вам больше не вредить!

— Отпустим? — спросил я у своего клиента.

Степан Федорович, подавленный длинным перечнем собственных жертв, энергично закивал.

— Отпустим, отпустим! — сказал он. — Пускай идет. Черт с ним! То есть нет — вы, Адольф, лучше со мной оставайтесь… А циклоп пусть уходит. Все равно ему делать нечего, пока цивилизация не разрушена. Только под ногами мешается.

— Вот именно. Я где-нибудь спрячусь и пересижу. А как только вы планету взорвете, тогда уж и придет мое время…

— Но не раньше! — погрозил я пальцем уродцу. Завидное чувство уверенности у этого типа!

— Договорились. Ухожу, ухожу. Стану царем, вас не забуду. Найду какое-нибудь тепленькое местечко.

— Попейте кофе на дорожку, — предложил гостеприимный Степан Федорович, поднимая со стола вторую чашку.

— А что это такое — кофе?

— Ну… попробуйте. Напиток такой. Очень бодрит. Циклоп осторожно макнул хоботок в чашку и вдруг побагровел:

— Какая гадость! Фу! От него умереть можно, а не взбодриться!

«На вкус и цвет товарищей нет, — подумал я. — Не такой уж и противный парень этот циклоп. Теперь, когда оказался беззащитным… Жалко его, убогого… Все-таки, куда ему деваться? Раса его уничтожена, а он должен выполнять поручение давным-давно почивших старших товарищей. Ну, не любит он людей, но кто ж полюбит тех, кто всех твоих соплеменников извел? В конце концов, какая мне разница, что будет после того, как земная цивилизация будет уничтожена? И еще, кстати, большой вопрос — будет ли? Сколько всего пережили, может, и на этот раз выкрутимся? Самое главное, что он не опасен сейчас. Мы сильнее его, значит, можно проявить велико-душие… А насчет мании величия… У каждого свои странности. Если он так уверен, что в конце концов станет царем мира, фиг с ним. С психами спорить — себе дороже. Правильно Степан Федорович сказал — хоть под ногами мешаться не будет… »

— Отпускаем! — торжественно простер я длань над уродцем. — Свободен! Иди на все четыре стороны!

— Иди! — подтвердил и Степан Федорович.

— Я могу идти куда захочу? — Да.

— Тогда можно я здесь посижу? Здесь, кажется,

безопаснее всего…

— Валяй, — сказал я, а Степан Федорович пожал плечами.

Вот тогда-то шарахнуло в первый раз. Пол под нашими ногами зашатался. Чашка со странным кофе вылетела из рук моего клиента и разбилась. Сверху посыпалась штукатурка и хрустальные висюльки от люстры. Мы с моим клиентом обнялись, как братишки. Циклоп с испуганным визгом заметался по кабинету, ища, куда удобнее спрятаться — и спрятался в шкаф.

— Осторожнее, там глубокая шахта в подземелье! Расшибешься! — хотел предупредить я, но не успел.

Шарахнуло снова. Да так, что мы все-таки не смогли устоять на ногах. Стекла вылетели из окон, с улицы потянуло гарью, за толстенными оконными решетками взвились дымные змеи. Рейхстаг наполнился воплями, топотом и выстрелами. И зашатался, будто теремок, на который взгромоздился медведь.

Дверь кабинета распахнулась, на пороге появился сияющий Штирлиц.

— Слыхали? — воскликнул он. — Началось! Хррч-пок! Хррчпок!

Опять эта тарабарщина. Хррчпок! Гринсшлаг! Я, как истинный бес, понимаю все языки мира, но понять то, что говорит этот тип, не в силах.

— Что началось? — простонал с пола Степан Федорович.

На улице пронзительно завыла сирена воздушной тревоги. И почти сразу же засвистели, заухали бомбы. Оглушительные взрывы потрясли Берлин, тоненько взвизгивали в продымленном воздухе осколки кирпича и брусчатки. Штирлиц рысцой пробежал к своему столу, схватил фото и демонстративно разорвал его в клочки.

— Готово! — закричал он. — Третий рейх мертв! Полчаса назад скончался от предательского взрыва петарды Йозеф Геббельс, а через пять минут в лазарет приволокли Генриха Геринга. Откачивать его даже и не пытались, сразу снесли в мертвецкую! — Штирлиц счастливо расхохотался. — Ловко вы его!

— Мы?!

Очередной взрыв за окнами не помешал разведчику спокойно взять со стола последнюю оставшуюся чашку и посмаковать глоток.

— За упокой души Генриха! — провозгласил он. — Не по вкусу пришелся рейхсмаршалу наш гринсшлаг! А фюрера я решил пока оставить в живых. Попозже набью из него чучело на память о старом добром друге…

Остаток из чашки он выплеснул на стену. Обои тотчас съежились и потемнели, будто окаченные кислотой. А я только сейчас заметил два точно таких же обугленных пятна — на пороге, где уронил первую чашку Геринг, и прямо под лежащим Степаном Федоровичем, где разбилась вторая чашка.

— Вот так кофе…

— Я и не говорил, что это кофе! — хохотнул Штирлиц. — А правда, ха-ха, похоже на здешний кофе… впервые заметил…

— Но как вы можете его пить?!

— Так же, как и вы. Вы что, коллеги, гринсшлаг ни разу не пробовали? Не смешите меня! На Зарстране гринсшлаг — лучший из всех коррогов!

От изумления Степан Федорович даже поднялся на ноги.

— Как?! — вытаращился он.

— Ну, перестаньте, перестаньте! Хррчпок саманда! Хррчпок! Зарстрана, родная Зарстрана! Хватит маскироваться! Грядет последний бой, после которого — суккуру аранда баста! Хррчпок лугут! О, как приятно после долгого притворства снова почувствовать на языке слова родной речи. Словно лакомство тает во рту! Как бисквянное ауорта в лифтовом сиропе! Как комолунгма в челле! О, ауорта! О, комолунгма!

— Адольф… — тихонько позвал Степан Федорович. — Кажется, у нас еще один кандидат в психиатрическую клинику. Он же совершенно свихнулся. Лепечет чего-то непонятное… Какая беда! Какая потеря для советской разведки!

— Тише! Тут не помешательство.

— Слава богу! А что?

— Хррчпок карма лягунштуррр! Аранда баста!

— Тут что-то другое, — договорил я.

— Конспирация! — просиял Степан Федорович. — Отвлекающий маневр! Понимаю, понимаю! О, это великий разведчик. Я чувствую, что на него можно положиться в трудную минуту.

— Еще одно такое заявление, и я серьезно обижусь!

В проеме открытой двери мелькнул отряд вооруженных до зубов гитлеровцев. Клацая затворами автоматов, погромыхивая гранатами и бомбами, притороченными к поясам, они помчались по коридору и скоро застучали сапогами по лестнице, ведущей вниз.

— Сур Юыг! — расплылся в ухмылке Штирлиц. — Однако хватит прохлаждаться, коллеги. План есть план, и надо ему соответствовать. Третий рейх обезглавлен. Я свое задание выполнил, теперь пришла ваша очередь. Хррчпок! Ну, давайте!

Так как смотрел он в упор на Степана Федоровича, тот моргнул, развел руками и изобразил на физиономии полное непонимание.

— Карранда! Эхма! Скорее!

— Да не понимаю я, товарищ!

— Э-эх! — воскликнул Штирлиц. — Чему вас только учат? Все самому приходится делать.

Он метнулся к Степану Федоровичу и, прежде чем тот успел хоть что-то сообразить, мгновенно отвинтил от космического скафандра моего клиента ничем не приметную округлую деталь, похожую на пуговицу. Сжал пуговицу твердыми желтыми пальцами, и та лопнула, как казненная вошь. Тонкий писк пронесся в воздухе. Это было похоже на какой-то сигнал.

— Фу! — перекосило Степана Федоровича.

— Дело сделано! — возликовал Штирлиц. Какой-то шальной снаряд вонзился снаружи в стену рейхстага неподалеку от нашего окна. Когда рассеялись пыль и дым, в зияющей трещине стала видна улица, по которой весело катились советские танки с разлапистыми красными звездами на бортах. Железные громадины вертели башнями, плевались огнем и дымом. С воздуха их прикрывали американские истребители. За танками поспевала пехота, развевая по воздуху красные флаги и раскатистое: «Мать… мать… » Снова соотечественники Степана Федоровича! Солдаты с соседней улицы, откликаясь, трещали «мазефакой».

— Штурм Берлина! — ахнул я.

— Конечно, — кивнул Штирлиц. — Как и положено по плану. Начинается с трех сторон. СССР, Англия и Америка. При моральной поддержке Франции. А потом и остальные подтянутся.

— Остальные? — удивился я.

Штирлиц не ответил. Он медленно вращал головой, не ограничиваясь банальным полукружием, доступным шее обычного человека. Голова его сделала два полных оборота, глаза остекленели, а уши самопроизвольно оттопырились локаторами.

Меня даже пот прошиб, а Степан Федорович прошептал:

— Вот какая подготовка у наших чекистов!

— Докладываю обстановку… — расправив плечи и вернув черепную коробку в нормальное положение, проговорил Штирлиц голосом только что. вернувшегося из комы: — Советский Союз подтягивает резерв. Американцы бросили в бой последние силы. Англия спешно мобилизовала лучших саперов и бросила их на прокапывание канала, чтобы задействовать еще и флот. На подходе китайские, австралийские, индонезийские, бразильские, испанские и мексиканские войска. Отборные отряды японских самураев атакуют с севера. Японская авиация…

Короткое видение посетило меня. История, представшая в виде диковинного скоростного автомобиля, кувыркаясь, вылетела из колеи. Кювет небытия распахнул свои объятья.

— Конец света… — прошептал я.

— Армагеддон… — закатил глаза Степан Федорович.

Штирлиц хохотнул и ожил совершенно.

— Хррчпок! — веселился он, роясь в ящике своего стола. — Сугунда бул! Сур Юыг! Аранда баста! Эхма! Держите, коллеги!

— Что это? — поразился я.

— Синдамоты! Употреблять строго по назначению! — предупредил Штирлиц. — Там инструкция есть на корпусе, — добавил он и грохнул на стол три несуразные штуковины, похожие на чрезвычайно усложненные пистолеты. — Инструкция, говорю, есть на всякий случай. Ну, вы-то товарищи тренированные и, конечно, знаете, как с синдамотами обращаться. Поторопимся! Мы должны успеть!

Еще один снаряд ударил в рейхстаг с нашей стороны. Внешняя стена вывалилась полностью, и нам открылась панорама воздушного боя. Шустрыми мухами прожужжали поблизости несколько нахальных ИЛ-ов. Ястребом слетевший сверху громадный черный истребитель расщелкал самолеты, как орешки. Пилоты ядрышками вылетали по заданной конструкторами катапульты синусоиде, матеря изверга с истинно русской изобретательностью. Черный истребитель со свастикой на борту взмыл вверх, продемонстрировал мертвую петлю и снова зашел на исходную позицию. Кажется, он направлялся к нам. Штирлиц прищурился на оскаленные жерла его пулеметов, вскинул обеими руками громоздкий синдамот. Из дула агрегата вырвался тоненький огненный луч и ударил атакующий истребитель поперек крыл. Самолет развалился надвое, а пилот, катапультируясь вместе с креслом за окраины города, успел проорать по нашему адресу неприхотливую германоязычную непристойность.

— Примерно так, — деловито проговорил Штирлиц, сунув синдамот за пояс — Значит, коллеги, синдамоты держать наготове! И стримкать! Стримкать!

Степан Федорович глянул на Штирлица почти любовно.

— Как он их!.. — прошептал мой клиент. — Настоящий герой Советского Союза! Только вот как бы понять, чего он от нас хочет?

— Японская авиация… — завопил Штирлиц, бросаясь к пролому, откуда валилось в комнату сильно потемневшее небо.

Он вскинул синдамот, выглянул в пролом и выпустил несколько десятков длинных ослепительных лу-чей в гудящую сотнями авиадвигателей грозовую тучу. И поправился:

— Впрочем, про японскую авиацию можно уже забыть… Хррчпок!

— Ты видал? — изумленно просипел Степан Федорович, посмотрев сначала на синдамот в своей руке, потом на меня.

— Я и сам охренел, — ответствовал я. — Убойная штука.

— Слушай, штандартенфюрер! — встрял я. — Можно поинтересоваться, откуда такой размах? Почему это весь мир непосредственно включился в махаловку?

— Аристо Суки Нар! Потому что война — мировая. Я лично провел расширенную шпионско-дипломатическую работу по убеждению государств обоих полушарий в необходимости уничтожения фашистского режима.

— Гениально! — воскликнул Степан Федорович.

— Да… Но весь мир — против жалкой кучки разобщенных, деморализованных фашистов? — все не мог понять я. — Не слишком ли круто? И как это фрицы еще держатся?

— А я на что? — обиделся Штирлиц и, перещелкнув какой-то рычажок на своем синдамоте, произвел в тот же пролом пару демонстративных выстрелов.

Два ближних дома, едва видимых в дыму, послушно обрушились.

— Что-то я не понял… — вспыхнул тотчас Степан Федорович. — Как, товарищ Исаев, понимать ваше высказывание «А я на что? » Вы хотите сказать…

— Как? — наморщился Штирлиц. — Что?

— Как ты меня назвал? Какой еще Исаев? Кутунха барр! Коллеги, не тратьте времени на ерунду. Все вы прекрасно понимаете, обо всем вас должны были проинструктировать на Зарстране…

— Где? — захлопал глазами мой клиент. Но быстро поправился: — А, это опять конспирация! Ох уж мне эти разведчики! Все зашифруют…

И тут же рокот танковых двигателей врубился в общую батальную какофонию.

— Третья танковая прорвалась… — прошипел Штирлиц, пошевеливая правым ухом-локатором и взвешивая на руке синдамот, — вот упрямые янки… Пойду-ка я разберусь. А вы не теряйте времени даром. Веселее, коллеги! — Он снова выглянул в пролом. — Слева американцы, справа японцы подбираются, бразильский десант с минуты на минуту спустится, а вы прохлаждаетесь… Действуйте! Стримкайте, стримкайте, не стесняйтесь!

— Чем стримкать, как, откуда и куда? — не выдержал я.

Штирлиц посмотрел на меня так, будто видел впервые.

— Из синдамотов, из чего же еще… В кого придется, в того и стримкайте, — сказал он. — Без разбору. Что-то, коллеги, как-то не так вы себя ведете!

Кто бы говорил!

— Инструкции, что ли, неточные получили?

Я просто ничего не понимал. Степан Федорович теребил своего двойника за рукав и требовал ответов на вопросы:

— А вы меня научите работать головой, как системой всестороннего наблюдения? А с какого года синдамоты взяты на вооружение Советской Армией? А после завершения операции мне дадут Героя Советского Союза, как вам?

Штирлиц не отвечал. Ему было некогда. Он увлеченно расстреливал из своего синдамота компанию германских солдат, суетящихся возле зенитной установки.

Странную оторопь наводил на меня прославленный разведчик. Поэтому я, дождавшись окончания процесса, довольно робко поинтересовался:

— Может быть, объясните нам суть нашего задания? А то мы что-то подзабыли, что от нас требуется?

Душегубствуя, Штирлиц все-таки отвлекся и, должно быть, вследствие этого сбился на свою тарабарщину:

— Стримкать синдамотами, — инструктировал он нас — Гарубы приберечь до особого фау-фау. Если кто кундыкнется, тогда — жолабствуйте. Но самое главное — это руспашка гу! Фау-фау Хррчпок! Все понятно, коллеги?

— Так точно! — залихватски отчеканил Степан Федорович.

Я схватился за голову и от отчаяния прикусил язык. Пока мой клиент корчил из себя исполнительного идиотика, я честно попытался сказать что-нибудь, но у меня вышло только бессвязное мычание. Зато Степан Федорович разливался радужными трелями:

— Товарищ Штирлиц, а когда про нас будут снимать сериал, какую роль мне дадут?

В голове у меня основательно мутилось. Очень хотелось прихлопнуть Степана Федоровича по макушке чем-нибудь железобетонным, чтобы он перестал нести свою чушь и дал мне толком сосредоточиться. На самом деле — кто такой Штирлиц, а? Почему он удивился, когда его назвали Исаевым? На кого он работает? На немцев? Исключено. На Советский Союз? Вряд ли. И уж точно не на Америку и не на Японию… В кого придется, в того и стреляйте… Стримкайте, то бишь, на его идиотском жаргоне. Получается, Штирлиц против всех? Против всего мира людей? А — за кого?!

— Я иду первым! — крикнул Штирлиц и прыгнул в пролом. — Брат-близнец, не отставай, я на тебя надеюсь!

Еще одна бомба ударила в основание рейхстага — прямо под нами. Этаж рухнул вниз. И мы — тоже.

ГЛАВА 5

Прийти в себя и увидеть рядом Гиммлера, ощипывающего дохлую ворону, — еще куда ни шло. Но, только протерев гляделки, узреть нависающую одноглазую харю с противно подергивающимся хоботом — это, кажется, слишком.

Должно быть, я заорал с испугу, потому что циклоп проворно отпрыгнул в сторону, своротив случившийся рядом стол с химической посудой. Впрочем, в этой комнате столов со всякими пробирками было видимо-невидимо, так что небольшое происшествие интерьера не испортило, только в спертом воздухе подземелья густо запахло то ли хлоркой, то ли кислотой, то ли спиртом, то ли всем вместе сразу…

Осознав, куда именно я провалился, я тут же вскочил на ноги.

Подземная лаборатория Штирлица! Как здесь все мне знакомо! Вот оборудование для создания хитроумных пакостных ловушек, выпаривания различных вредоносных порошков и конструирования убийственных петард, вроде той, что унесла жизнь несчастного Йозефа Геббельса. Вот скелеты в цепях на стенах в качестве элементов декора. Опять это проклятое дежавю! Кажется, вот-вот из пролома в стене полезут зомби-алкоголики, а в разгар веселья нагрянет обросший бородой Гиммлер и устроит бедному Степану Федоровичу разнос по первое число.

Тьфу ты! Я усердно помассировал виски. Наваждение исчезло.

Так… Пролома нет. На его месте — прочная каменная стена. Гиммлер еще не успел обрасти бородой и обзавестись армией зомби и вряд ли в ближайшее время будет на это способен. Ну, то есть бородой-то обрасти он, пожалуй, сможет, но сколотить армию мертвецов, частично подремонтировать времеатрон, превратив его в орудие, пробуждающее мертвых, точно нет. В этой реальности рейхсфюреру повезло еще меньше, чем в той, куда мы с моим клиентом переместились сразу после посещения драматического театра в недосягаемой России двадцать первого века. Предводитель дворянства Неистовый Дикий Кот сейчас, наверное, сидит себе с мирно далеко отсюда в углу своей камеры, пускает слюну и бессмысленно бормочет под нос о том, что все вокруг сплошные Штирлицы и вон тот паучок в углу — тоже, конечно, Штирлиц.

И, самое главное, моего клиента — Степана Федоровича — со мной нет!

Я задрал голову: ход наверх был прочно завален кирпичами и обломками бетонных плит. Вот гадство! Когда рейхстаг в очередной раз развалился на кусочки, Нарушитель закона Вселенского Равновесия со свойственным ему везением, скорее всего, не свалился в безопасное место, как я, например, а вылетел в самую гущу сражения.

Огненные вихри преисподней — это плохо! Моего клиента ни на секунду нельзя выпускать из виду. Срочно нужно выбираться отсюда!

— Эй! — позвал я. — Властитель мира! Вылезай из-под стола, я же обещал тебя не трогать! Чего ты дрожишь?

Циклоп не ответил. Он трясся, обнимая свои колени, выпучивал единственный глаз и беспрестанно икал от страха. Изодранная оранжевая его тога трепетала, словно в душном подземелье бушевал ураган. Я присел на корточки и поманил уродца пальцем:

— Вылезай, говорю! Ты что — головой ударился, а? Я ведь предупреждал — не суйся в шкаф, не то рухнешь в шахту. Тебе еще повезло, что хозяин этой лаборатории наверху остался, а не спустился сюда встречать незваного гостя со свежеизготовленной петардой наперевес.

— Т-ты помнишь, что я умею читать мысли? — неожиданно спросил циклоп.

— И что из этого? Решил устроить цирковой аттракцион? Я тоже много чего умею, но не хвастаюсь из-под стола.

— Н-но не читать мысли! А я прямо сейчас могу сказать, о чем думает человек, н-находящийся в нескольких метрах от меня.

— Подумаешь, какая важность. Ладно… Если тебя это так прикалывает: и о чем я сейчас думаю?

— В-вот о чем — не обделался ли я от страха?

— Точно!

— Обделался. Д-два раза. За последние пять минут. Но не об этом речь. Я вовсе не твои мысли имел в виду!

— А чьи?

— Т-тот… т-того существа, что вбежало в кабинет!

— Вот это уже интересно. Валяй, просвети. А то, понимаешь, мне самому жуть как хочется узнать, почему это здешний Штирлиц так странно себя ведет.

Циклопа передернуло.

— Я висел внутри шкафа, уцепившись хоботом за кромку шахты, когда он… оно говорило с вами. И я неожиданно проник в его мысли, и мысли его ужаснули меня настолько, что мое тело пронзила дрожь, члены одеревенели, а сознание помутилось, и я…

— Грохнулся сюда, как мешок с картошкой, знаю. Давай, переходи к главному! О чем думал Штирлиц?

Циклоп напрягся, его мордочка набухла темной кровью. Он судорожно дернул хоботом и выдал:

— Сугунда бул! Сур Юыг! Аранда баста! Эхма! Кариоха! Кариоха!

Он затих, а я ждал продолжения. И, не дождавшись, сказал:

— Очень ценная информация. Хватит дурака валять!

— Я к-крайне серьезен! Никогда за все тысячелетия своей жизни я не был так серьезен!

— В таком случае не выпендривайся, а переведи эту бредятину!

— Да-да… Переведу. Когда читаешь чужие мысли, языковые препятствия — не проблема… Он… Оно думало примерно следующее: — О, какая сейчас, наверное, хорошая погода на родной Зарстране. Надо будет и на этой планете отрегулировать климат. Сразу после того, как мы ее завоюем.

— Что? Все-таки я был прав. Конспирация здесь ни при чем. Штирлиц немного не в себе.

— Бес, ты — болван! — заплакал циклоп. — Неужели непонятно? Штирлиц — вовсе не Штирлиц. Он — зарстранец!

— За болвана можно и в хобот схлопотать. Гнусный вы народ — циклопы. Грубияны. Как можно человека обзывать за глаза? Тебе вот было бы приятно, если бы тебя кто-нибудь заочно именовал засра…

— Бес! Опомнись! Тот, кого вы называете Штирлицем, вообще не человек! Он с планеты Зарстрана! Это я прочитал в его мыслях!

— Идиотизм и бред! Зарстрана какая-то… Ну, положим, Штирлиц упоминал об этом месте. Правда, я не думал, что Зарстрана — планета. Да нет, все это полная… Стоп!

Михалыч, режиссер-новатор. Что там говорил мне Степан Федорович о его творческих изысках? Безобидная детская сказка о Цокотухе превратилась в постановку-триллер, притом дополненную двумя продолжениями для вящей коммерческой пользы. Хорошо, что обуреваемый извращенными идеями режиссер не добрался до «Колобка». Вот получилось бы кровавое действо с престарелой парой чернокнижников, созданным ими големом из теста, дикими лесными чудовищами, зверским убийством, расчленением и пожиранием трупа в финале. Михалыч неровно дышит к беспросветно-мрачным концовкам — так мне рассказывал Степан Федорович. Ладно, не об этом речь. «Будни рейхстага»!

И неожиданно в моей памяти всплыл давнишний разговор.

«В „Буднях рейхстага“ Штирлиц втирается в доверие к Гитлеру, который, как каждый великий исторический деятель, чудовищно одинок, — говорил мне мой клиент. — И, пользуясь безграничным доверием фюрера, путем интриг безнаказанно губит всю рейхсканцелярию, потому что оказывается… »

Инопланетным наймитом!

Инопланетянин! Да, так оно и есть — я вспомнил!

Вспомнил!

Я даже прищелкнул хвостом от возбуждения.

— Сценарий! Мой клиент ведь сам мне говорил про сценарий, написанный неистовым Михалычем! В трактовке этого недоделанного авангардиста Штирлиц оказывается шпионом не советским, не германским, а инопланетным! Вспомнил. Инопланетянин! Как я мог забыть! Как я мог раньше не догадаться! Хррчпок! Эхма! Баста! Вот почему этот псевдо-Штирлиц принял нас за своих коллег! Скафандр на Степане Федоровиче! Ой, мама… Адские псы… Ведьмы чистилища… Египет, шумеры, ацтеки… Бедный Филимон! Получается, тот пришелец, которого сожрал незабвенный Ука-Шлаки, и есть истинный коллега нашего зарстранца Штирлица! Ну да! Как же еще можно объяснить то, что неприметная фигулька на скафандре превратившегося в ужин для Ука-Шлаки пришельца оказалась прибором для сигнализации…

Кому?

Ну, если мыслить логически — то полноценному звездному десанту. Полтыщи пришельцев, таких же отмороженных, как подлый шпион Штирлиц, легко и просто наведут порядок на перебаламученной Земле. Свой порядок.

Циклоп забился поглубже под стол, когда я в великом волнении забегал по лаборатории.

— Чокнутый режиссер! Долбаный авангардист! Треклятые законы расслоения реальности! Пока мир «Будней рейхстага», созданный Михалычем, не принял примерно тот же вид, что и был изначально предусмотрен создателем, коллега Штирлица-зарстранца никак не мог попасть на место встречи, означенное в сценарии, в нужное время. Вот и моталась бедная летающая тарелка со всей своей инопланетной начинкой то в Египет, то к ацтекам, то еще куда, хоть в какой-нибудь Воронеж на кукурузное поле… Сколько представителей всех времен и народов могут стать свидетелями этих посещений! А кто виноват? Михалыч! Чокнутый режиссер! Долбаный авангардист! Так, а что там дальше по сценарию? Сам Степан Федорович не помнил. Он говорил только, что последний акт называется: «С бластером наголо». То бишь с синдамотом. Но, принимая во внимание то, что от хэппи-эндов у Михалыча разыгрывается депрессия, диарея и мигрень, финал пьесы вряд ли будет счастливым. По крайней мере, для землян.

Покричав и погрозив кулаками потолку, я обратил внимание на то, что циклоп оторвал от своей тоги порядочную полосу и скручивает из нее петлю.

— Хватит, — пояснил он. — Жизнь кончена. Я остался один. Единственной отрадой была мечта о том, что население Земли резко уменьшится, и я восстановлю древнее царство циклопов. А теперь…

— Так чего ты печалишься? Население Земли резко уменьшится в самые кратчайшие сроки. Армии всех мировых государств резво ринулись на подавление фашистского режима. Гитлеровская орда, лишившаяся всех своих генералов, представляется легкой добычей, но никто ведь и не догадывается, что хитроумный Штирлиц — инопланетянин! Еще бы! Завяжется бойня, в которой завязнут и самоуничтожатся армии всего мира, и тогда планета окажется не способной к сопротивлению в принципе… Завоевывай кто хочет! Не стесняйся!

— Да, а хозяевами планеты кто будет? Уж никак не циклопы! А зарстранцы! Мне с могущественными пришельцами тягаться не с руки. Я ухожу… — Он накинул себе петлю на коротенькую шейку, вылез из-под стола и поискал глазами на потолке крюк. — Впрочем, и электрической лампочки хватит. Я так исхудал от обид, несчастий и лишений. Подсади меня, бес. Недостойно скакать и прыгать до потолка перед уходом из жизни.

Даже отсюда было слышно, как грохочет огнем и клокочет кровью земная поверхность. Нет нам спасения. О, Владыка, ну почему режиссер не специализировался на детсадовских утренниках? Со злодеями для малолеток — Бабой-ягой, Кикиморой какой-нибудь или Бармалеем я бы справился. Но инопланетяне!

А Нарушитель закона Вселенского Равновесия Степан Федорович? Он зарстранцу Штирлицу доверяет, и тот, конечно, не преминет этим воспользоваться.

Тоскливо я посмотрел на собственную изодранную майку. А чего, собственно, мне суетиться? Времеатрон сломан. Специалисты из «Аненэрбо» тянут солдатскую лямку. Гиммлер сошел с ума и, следовательно, ничем помочь мне не может. Клиент Степан Федорович упоенно подчиняется инопланетянину, которого считает национальным героем. И выбраться никак нельзя. Выход наверх накрепко завален. Даже с моей силой не справиться с многометровой толщей каменных обломков, возвышающихся над потолком подземной лаборатории. Правда, можно попробовать найти другой лаз, но… Что толку? Наверху сейчас месиловка идет такая, что небеса рыдают в голос. Здесь хотя бы спокойно. Тихо. Печально. Тоскливо. Невыносимо!.. Сейчас вот тоже накину петельку, и повиснем вместе с одноглазым неудачником рядом, как елочные игрушки…

— Как я хочу домой… — всхлипнул последний раз циклоп. — Уж лучше погибнуть миллион лет назад вместе со своими соплеменниками, чем… Эх, вот бы мне сейчас ту машинку, что нас в эту проклятую реальность перенесла!

— А смысл? Ее все равно свихнувшийся Гиммлер расколошматил.

Циклоп обиженно сморщил хобот. С такой физиономией, да еще с петлей на шее, он выглядел прекомично. Но я даже не улыбнулся. Не до того было.

— Думаешь, я не в курсе? Мы, циклопы, выдающаяся раса, — сказал он. — Я любую технику в два счета починю. Даже самую сложную. Ну, может быть, не в два счета, но все равно — мне это по силам. Но что с того?! Установку вместе с хозяином спустили в темницу…

Секунду я соображал. А потом закричал:

— Что ж ты молчал раньше?!

— А что?

— Техник ненаглядный! Инженер прекрасный!

— Не понял… — циклоп медленно снял с шеи петлю. — Хочешь сказать, ты знаешь, где времеатрон?

— А как же! Я ведь все-таки в здешних казематах не в первый раз! Где-то здесь должен быть пролом… Вот он!

Циклоп посмотрел на меня и снова накинул петлю.

— Обычная стена. Ты еще и издеваешься, бес?

Я ему даже отвечать не стал. Я разбежался и впечатал сразу оба копыта в ту часть стены, где, как я , помнил, когда-то была прекрасная дыра. Шарах! Стена даже не дрогнула. Ни один кирпич в ней не шатнулся. Шарах! Копыта заломило болью. Шарах! Шарах!

— Рогами постучи, — посоветовал циклоп.

— Помог бы лучше!

— Что я — дурак? В здоровенную стену долбиться. Если уж на то пошло, можно найти какой-нибудь подручный инструмент.

— Сам дурак! Где ты видишь здесь лом?

— Лома нет, — согласился одноглазый. — Зато полно всяких металлических штуковин. Штативы… скрепки… пробочки… Даже вилка.

— Вилка? — вытирая пот со лба, переспросил я. — Вряд ли поможет. Может, граф Монте-Кристо вилкой и проколупал бы подходящую норку, но у него времени было — вагон и маленькая тележка, а у меня в обрез. Ты… вот что. Эх, не хотелось этого делать, но выхода нет. Бери вилку!

— Взял.

— Заходи сзади. — Ну?

— Встань чуть сбоку, чтобы я ненароком не взбрыкнул и не пришиб тебя копытом. Видишь дыру в штанах? Из которой хвост высовывается?

— Да в чем дело-то?

— Видишь или нет? — Ну?

— Возьми вилку обеими руками и воткни ее мне… под хвост.

— Чего?

— Что слышал! Скорее!

— Да-а?! А если ты меня…

— Делай!!! — проорал я и зажмурился.

ГЛАВА 6

Циклопу удалось завести мой уникальный моторчик только с третьего раза. Две предыдущие попытки по причине слабосилия дряблых ручонок не прошли. Но уж когда зубья вилки почти до упора въехали в мою бесовскую плоть, двигатель внутреннего сгорания взревел и, выбросив облачко выхлопного газа, швырнул мое тело на стену. Естественно — головой вперед.

Вы заметили, птицы поднебесные клюют червяков, жители мегаполиса — заезжих провинциалов; вот и моя измученная задница, получив свою порцию ощущений, очень постаралась сделать так, чтобы голове тоже пришлось несладко.

Как не сломались мои рога — я не знаю. По всем прикидкам, не только они, но и черепушка при соприкосновении с поверхностью каменной стены должна была разлететься на части. Однако треснула и развалилась именно стена.

Меня вынесло в темный коридор, шмякнуло в кучу древних костей. Взвилась вверх белой пылью костная мука, а я покатился кувырком дальше, стараясь вписываться в повороты и не очень задевать рогами за притолоки.

Оказалось, что помимо основного уникального свойства, бесовская задница обладает еще одним необычным качеством — ориентированием в пространстве по памяти. Надо бы, когда вернусь в преисподнюю, подкинуть идейку нашим ученым. Пусть расследуют и экспериментируют. Если, конечно, добровольцев-испытателей найдут. Я точно не подпишусь на это дело ни за какие блага.

В общем, когда я пробил очередную стену и влетел в область подземелья, эксплуатируемую как темницу, мне удалось затормозить, упершись копытами в пол. Желтые искры на мгновение озарили мрачный тюремный коридор со множеством дверей, душераздирающий скрип шилом ткнулся в барабанные перепонки. Зато остановка по требованию получилась! Первый раз! То ли филейная часть за частотою употребления приспособилась подчиняться приказам хозяина, то ли попросту вилка, как раздражитель, уступала пуле или тому же Нотунгу. Я вытер лоб, оторвал от майки порядочный лоскут и, скрипя зубами, перебинтовал себе травмированный тыл. Если так дальше пойдет, скоро у меня под поясницей живого места не останется!

— Надо было мне тебя в напарники взять, — раздался позади запыхавшийся голосок циклопа. — В качестве бульдозера. Или, по крайней мере, персонального средства передвижения. А что? Уздечку нацепил — и вперед…

Задница протестующе буркнула, и циклоп заткнулся. Но ненадолго.

— А как мы твоего Гиммлера найдем? Вон тут сколько камер. Замучаешься нужную искать. И спросить не у кого. Все надзиратели или попрятались, или сбежали. Кто будет исполнять свои обязанности, когда на носу — апокалипсис.

— Хррчпок, — поправил я. — Не суетись, сейчас все будет.

Закончив перевязку, я выпрямился и заголосил:

— А вот Штирлиц! Кому Штирлица? Свеженький, плотно упакованный, еще живой, но готовый к пыткам и мучительной смерти…

Не успел я договорить, как дверь камеры напротив дрогнула и даже вроде бы прогнулась наружу.

— Еще один?! — заревел по-звериному Гиммлер. — Давайте и этого! Я и его тоже замучаю! Я уже тринадцати штандартенфюрерам хвосты оборвал, не спасую и перед четырнадцатым!

— Крыс тиранил несчастный безумец, — покачал головой циклоп. — Слушай, а он не опасен? Ты гарантируешь, что в случае чего сможешь его обезвредить? Сил тебе хватит? Я знаю, когда сумасшедшие приходят в неистовство, их не так-то просто утихомирить…

Вместо ответа я одним движением выдернул из железной двери замок — словно морковку с грядки. И толкнул дверь.

Гиммлер выглядел страшно. Всклокоченные волосы черной паутиной закрывали лоб. Очки с треснувшими стеклышками наискось пересекали исцарапанное лицо. Кроличьи зубы выпирали вперед совсем по-вампирски. Лохмотья одежды свисали до земли.

— Еще один Штирлиц! — обрадовался безумный рейхсфюрер, протягивая ко мне скрюченные пальцы с обломанными черными ногтями. — Хороший… большой…

Циклопу он улыбнулся, как деликатесу: — . Нестандартный Штирлиц…

— Элитного сорта, — уточнил я, подталкивая вперед оробевшего коротышку. — Можно пройти?

— Да-а-а-а!

Пришлось бедного психа успокоить на время точным ударом в середину подбородка. Рейсхфюрер упал навзничь и закатил глаза. Безупречный нокаут! Только тогда циклоп осмелел. Он деловито забегал по камере, собирая в подол тоги бесчисленные детали уничтоженного времеатрона, раскиданные по углам.

У меня, честно говоря, когда я увидел, в каком состоянии находится уникальная установка, настроение рухнуло, как пятипудовая гиря с большой высоты. Но циклоп нисколько не был обескуражен. С цинизмом бывалого хирурга, раскладывающего на операционном столе, словно пазл, фрагменты трепещущей расчлененки, он приговаривал:

— Все будет хорошо. Немного подлатать, и станет как новенькая… Даже еще лучше.

— Шел бы ты в инженеры-конструкторы, — посоветовал я, — а не во властители планеты — цены бы тебе не было.

— Это точно… — Коротышка вывалил посреди камеры груду обломков, подтащил к ним более громоздкие детали. И молвил: — Знаешь, бес… Мне понадобится время, чтобы исправить времеатрон.

— Месяцев шесть-семь? — совершенно серьезно и даже с уважением отозвался я. — Год? Два?

— Трудно сказать… — Циклоп задумчиво оттопырил хобот и заложил руки за спину. — Может, час. Может, и больше. А то и меньше. Пока не могу сказать определенно.

— Час?! Врешь!

— Не хочешь, не верь…

Блефует? Или нет? А на какой, извините, хрен ему блефовать? Какая циклопу от этого выгода?

— Ладно, — махнул я рукой. — Твори. Только давай договоримся. Услуга за услугу. Я тебяпритащил сюда — между прочим, с ущербом для здоровья и с риском для жизни! А ты взамен отправишь меня со Степаном Федоровичем в то время, которое мы тебе укажем. Ну, конечно, когда закончишь ремонт. После чего беспрепятственно возвращаешься в свой родной Ледниковый период и обнимаешь счастливых соплеменников. Идет?

— Нет!

— Что значит — нет? Ты же сам говорил… А, понимаю! Желаешь улететь в какой-нибудь временно-пространственный период, где еще сохранилась возможность заколошматить все население Земли и стать безраздельным правителем?

— Нет! Торжественно обещаю и даже клянусь оставить навсегда эти попытки! Завоевание мира — дело неблагодарное. Это уж я на своей бедной шкуре испытал. Всегда появится какой-нибудь умник, который придет и все опошлит… Это я не про тебя это я про зарстранца Штирлица. Я — если уж мне выпала такая возможность — перелечу во время самого расцвета нашей циклопской цивилизации, когда человеческой угрозы еще не существовало. Остаток жизни проживу прилично.

— Это хорошо. Это я одобряю. Выходит, договорились? Отлично! Значит, пока ты тут возишься, я попытаюсь пробраться наверх, найти своего клиента и затащить его сюда. Если немного запоздаю, обещай не начинать без нас.

— Клянусь! — торжественно пообещал циклоп. Что-то слишком уж торопливо и подготовлено выдает он и раскаянье, и обещания…

— Знаешь что? — сказал я. — Бросай-ка пока этот металлолом и прогуляемся на поверхность вместе.

Найдем Степана Федоровича, вернемся — и спокойно продолжай у нас на глазах. Не верю я тебе, братец. Один раз ты меня уже обманул.

— Можешь мне верить, — сказал уродец. — Сам посуди: техническую сторону нашего предприятия я обеспечу, а вот практическую…

— Магическая мощность! — вспомнил я и сразу успокоился. Ну, получается, что циклоп полностью в моих руках. Улепетнуть или выкинуть какую-нибудь пакостную штуку он просто не сможет.

— Ну да… В магии я все-таки слабее, чем ты или вот этот… — Он кивнул на бесчувственного Гиммлера, который в тот момент слабо шевельнулся,

Я задержался еще на минутку. Минуты как раз хватило на то, чтобы скрутить по рукам и ногам Гиммлера его же одеждой. А у выхода из камеры обернулся:

— Слушай, одноглазый… Можно один вопрос? Циклоп отвлекся от сосредоточенного копанья в разодранных механических внутренностях и поднял голову.

— Что еще?

— Если вы — циклопы — такой технически подкованный народ, что ж вы самостоятельно не сконструировали времеатрон для спасения своей расы, а?

Циклоп вздохнул и прикрыл сразу потухший глаз хоботом:

— А смысл? Прыгать вперед по времени, когда люди развились и расплодились еще больше — значит попасть в переплет посерьезнее. Прыгать назад… Разве можно назвать нормальной жизнь, когда точно знаешь срок своей гибели? Впрочем, когда созрел проект заморозки меня, уже в полный голос звучали высказывания по поводу создания машины времени, но… было поздно.

— Печально, — оценил я, хотя мне вовсе не было печально. — Ладно. Жди меня, и я вернусь.

Несчастные узники сидели по камерам тихо, и, так как даже здесь был слышен грохот и вопли с поверхности, на свободу никто не спешил. А я, как дурак, из-за врожденного своего человеколюбия потерял несколько драгоценных минут, предлагая им порушить замки и оковы. Из всех здешних надзирателей только один разгуливал по коридору, помахивая деревянной дубинкой, остальные заняли пустующие камеры и обосновались надолго, желая переждать грозу. Этот отщепенец с дубинкой попытался было меня задержать с применением силовых методов, но единственный мощный пинок моментально успокоил буяна.

Сложнее оказалось найти лазейку, чтобы просочиться наверх. Подвал был плотно завален, и я довольно долго долбился в потолочные плиты и замурованные снаружи двери, пока шальная бомба не разорвалась прямо надо мной и не пробила изрядную ямину, через которую хлынул в душный подвал пропахший гарью и порохом воздух.

Когда я выкарабкался, со всех сторон меня окружали обломки вторично обрушившегося рейхстага, корявые арматурины, переломанные плиты. Если б я имел целью отсидеться, то остался бы здесь — отсидеться здесь можно было прекрасно, не хуже, чем в подвале. И только я успел так подумать, как из-за ближайшего нагромождения колотых кирпичей выбралась кучка помятых и совершенно обалдевших гитлеровцев. Не рассуждая, кто я и зачем здесь, они единодушно решили, что разорванным на куски я буду выглядеть гораздо лучше. И — с места в карьер — принялись воплощать решение в жизнь. Никакими уговорами тут не поможешь, и заблуждение относительно немедленного расчленения меня мне пришлось выбивать из немецких голов рукояткой синдамота.

Управившись, я взобрался на кирпичный взгорок и, пригибаясь под ураганным огнем, шпарившим справа, слева, сзади и спереди, стал осматриваться. Надо было быстренько сообразить, откуда начинать поиски Степана Федоровича.

Вокруг бушевала битва. Дым, пламя, взрывы, выстрелы… стоны умирающих и победные крики, сцепленные воедино грубыми швами пулеметных очередей. Обгорелые и простреленные полотнища флагов.

Огненные вихри преисподней! Как тут сообразишь про поиски Степана Федоровича, если вокруг идет безоговорочная, яростная и полномасштабная бойня? Группы оборванных пехотинцев бегают взад-вперед с хриплыми воплями: «Ур-ра! За родину! Зигхайль! Камман, гайз! Банза-а-а-ай!!! ». Разномастные танки с хрустом бороздят изувеченные мостовые и руины домов, артиллерийские залпы расцвечивают небо, изрезанное бомбардировщиками и истребителями, огненными всполохами и дымными тучами. Такое светопреставление, что, кажется, сами сражающиеся не до конца понимают, с кем и за что они сражаются.

Вот прямо сейчас, то ли слева, то ли справа — в общем, откуда-то из-за густой дымовой завесы — слышатся крики:

— Ур-ра! Коли штыком фашистскую гадину!

— Я тебе покажу гадину! На своих прешь, сволочь!

— Извиняй, товарищ старшина, не разглядел. Фрицев не видели?

— Да вон они, прохиндеи, в яме засели!

— Ур-ра! Коли…

— Мы есть английский десант!

— Союзники, что ли?

— Йес, оф кос!

— Ни хрена не видно… А чего тогда пуляете, ежели союзники?

— Мы есть не в вас, а вон в те виндоус.

— Зиг хайль!

— Кто сказал?.. Попался! Ур-ра! Коли штыком фашистскую гадину! Получай!

— Ай! Больно же, задрыга!

— Извиняй еще раз, товарищ старшина, не разглядел.

— Где они, вражины, затаились? Куда пулять, скажите, люди добрые?

— Банза-а-а-а-ай!!!

— Не бейте меня прикладом по голове, у меня гипертония, плоскостопие, язва и железный штырь в ноге!

— Степан Федорович! — заорал я, прыгнув на голос к окопчику, откуда доносился рассказ про язву и железный штырь в ноге.

Мне показалось, расстояние до окопчика составляло всего шагов десять. Но чтобы преодолеть эти десять шагов, мне понадобились недюжинная выдержка и совершенно отчаянная решимость.

Для начала сверху на меня рухнул подбитый «мессер». Кого другого — расплющило бы в лепешку, но беса сложно истребить даже самым настоящим истребителем. Честное слово! Правда, это вовсе не означает, что схлопотать, пусть даже и вскользь, крылом самолета по башке — очень приятно и для беса.

Не успел я выругаться, отходя от мгновенного испуга, сплошная стена близстоящего здания рухнула, и по ней проехал точнехонько в мою сторону английский тяжелый танк с четырехугольной башней. Пришлось в срочном порядке практиковаться в стрельбе из синдамота. Было бы у меня времени побольше, я бы, возможно, и выжал что-нибудь из басурманской техники, но беззастенчивое использование могущественного оружия в качестве молотка для гитлеровских черепушек не прошло даром. Синдамот заклинило, и единственное, что мне оставалось — это плюнуть в смотровую щель. Маневр удался. Танк повело по замысловатой траектории, неожиданно завершившейся в недалекой воронке. Как танкист вываливался из башни и, грозя кулаком, обзывал меня «мазефакой», я не видел, потому что в этот момент был очень занят приведением в чувство безумного самурая с автоматическим пистолетом в одной руке и катаной — в другой.

И это только половина пути! Примерно пять шагов! Никогда бы не подумал, что такое возможно! Поразительные организаторские способности у этого Штирлица. В несколько минут по сигналу стянуть сюда все армии мира!

Мой самурай, лишившись катаны, пистолета и сознания, полетел в гущу темнокожих ребят с трофейными автоматами наперевес — кажется, нигерийцев. Нигерийцы обиделись, а что я мог поделать? Самурая надо же было куда-нибудь отфутболить, а со свободным пространством сейчас было трудновато. Еще хорошо, что сына Страны восходящего солнца я не запустил метра на три левее — там пятеро бодрых американцев крутили дулом ракетной установки в рассуждении — куда бы пальнуть? Или метра на два правее, где окопался мрачный мексиканец с огнеметом, с упорством маньяка поджаривавший до состояния шашлыка всех, кто имел неосторожность к нему приблизиться.

Впрочем, и вооруженные нигерийцы оказались парнями серьезными, а что хуже всего — цивилизованными до такой степени, что явно не пришли в замешательство по поводу того, как правильно использовать автоматы. Они вскинули оружие, пали на колени, демонстрируя готовность нафаршировать меня свинцом именно из этой удобной позиции.

Наверное, зарстранец Штирлиц и придумал бы что-нибудь за те три секунды, пока с леденящим душу лязгом передергивались затворы, но мне пришло в голову только пискнуть: «Побойтесь бога, садисты! » — и поднять указующий перст к небу.

Вот фиг его знает, почему это я так крикнул. Наверное, длительное общение с людьми сказалось — со мной такое обычно бывает в длительных командировках… Невинное это высказывание произвело эффект просто неимоверный. Нигерийцы, коротко глянув наверх, с визгом бросились врассыпную, янки-ракетчики, на секунду задрав головы, испустили дружный вопль ужаса и рванули за ними следом, а мрачный мексиканец, пораженный до глубины души, даже попытался застрелиться из своего огнемета.

Я ошарашенно почесал в затылке и подумал о том, что, если и удастся вернуться невредимым в контору, в рапорте я этот вопиющий случай отражать не буду. И еще я подумал, что, если начальству про мой финт станет известно, выговора за вредоносную антибесовскую агитацию мне не избежать.

Больше ни о чем я подумать не успел. Авиабомба, расшугавшая интернациональную банду, шарахнула в нескольких шагах от меня. Взрывная волна перевернула меня и довольно грубо швырнула вперед — в приветливо распахнувший объятия окопчик.

— Не прекращаю славить тот мой период везения, когда мне вместо кости в ногу вставили стальной штырь, — откашлявшись и отплевавшись, проговорил Степан Федорович. — Никакие удары судьбы не страшны! Рад вас видеть, Адольф. Я с вами уже давно знаком и почему-то сразу понял, что если кто-то и летит на меня, страшно крича и размахивая всеми конечностями сразу и хвостом вдобавок, то это может быть только один человек!.. То есть бес, конечно… Я вам очень благодарен за то, что вы, рухнув сюда, распугали команду майора Джонса, который хотел прибить меня прикладом винтовки, но все-таки… Можно вас кое о чем попросить?

— О чем? — прохрипел я, вытряхивая из ушей комья земли.

— Слезьте с меня, пожалуйста!

Я не то чтобы слез. Я скатился. Степан Федорович, не поднимаясь на ноги, наскоро отряхнулся.

— Какие все-таки грубые эти американцы, — проворчал мой клиент. — Представляете, они меня хотели казнить за то, что я будто бы заманил их в западню, где половина их бойцов была уничтожена! Это я-то?! Я просто вел команду в бой! Я же не виноват в том, что здесь на каждом шагу стреляют, взрывают, режут, кромсают… Солдаты словно взбесились! Все сражаются с гитлеровцами, но так как гитлеровцев уже осталось… раз-два, и обчелся, потихоньку переключаются друг на друга.

— Неплохо вы устроились! Отрядами командуете. Я-то думал, вы лежите, истекая кровью, где-нибудь в канаве…

— Я? — возмутился Степан Федорович. — В канаве? Только не я! Лично Штирлиц дал мне ответственное задание и универсальный мандат! Вот он! — Мой клиент предъявил мне ярко-оранжевую пластиковую карточку. — Это означает — неограниченные полномочия, понятно? Не мог же я с таким мандатом оставаться в стороне от всего происходящего?! Я усиленно командовал войсками! Бразильцами, американцами, англичанами, шведами, китайцами, японцами…

Осторожными движениями я ощупал голову. Вроде бы трещин нет, ничего из черепушки не вываливается. Руки-ноги функционируют. Глаза видят, уши слышат. Даже хвост на месте. Мозг воспринимает окружающий мир. Только неправильно, кажется, воспринимает…

— Чем вы занимались, простите? — переспросил я..

— Командовал войсками! — гордо заявил Степан Федорович. — Да, сначала я немного боялся… Но Штирлиц меня воодушевил! Он сказал, что именно на меня возложена великая ответственность, именно я должен прославить нашу с ним единую родину!

— 3арстрану?

— Что? А… Вроде бы этим словом он зашифровал Советский Союз. Да, точно — Зарстрана!

— Степан Федорович!. — взревел я. — Какой Советский Союз? Какой Штирлиц?! Он — инопланетянин! Понятно? Инопланетянин! Неужели вам это ни о чем не говорит?!

— Инопланетянин? Разве он очень похож на маленького зеленого человечка? Вы что, с ума сошли?

— Режиссер Михалыч! — разорялся я. — Сценарий пьесы «Будни рейхстага»! Неужели не помните сюжет этой замечательной постановки? Вы же сами мне про нее рассказывали!

— Я? Возможно… рассказывал. Только при чем здесь это?

Я посмотрел в чистые голубенькие глазки своего клиента. Степан Федорович был спокоен. Дышал он ровно, как будто возлежал на теплом песчаном пляже, а не сутулился в окопчике, над которым дымный воздух рвали на куски пули и осколки снарядов. И это мой Степан Федорович, с которым при виде безобидной белой крысы-матерщинницы истерика случилась! Что с ним такое происходит?

Бывший театральный уборщик вдруг засуетился. Поползав немного на четвереньках, он выкопал из грязи синдамот, уверенно передернул то, что могло быть затвором, деловито заглянул в ствол. Проделывая все эти манипуляции, он бормотал:

— Ничего, что я плохой командир… Еще есть время всему научиться. Было бы желание, а умение приложится… Надо воевать! Надо оправдать доверие Штирлица!

— Опомнитесь! — закричал я. — Какое доверие?! Нам с вами сваливать надо поскорее! Мир близится к хаосу! Мы появились здесь слишком поздно, и ничего изменить уже не получится! Остается только рвать когти! Скорее! Здесь поблизости есть ход вниз — в подземелье. Там остался циклоп, он, наверное, уже закончил ремонт времеатрона! Скорее!

Я дернул Степана Федоровича за рукав скафандра. Он высвободил руку. Только тогда я заметил, что материал, из которого сделано инопланетное одеяние, покрыт свинцовыми бляшками будто клепками. Сотни пуль сплющились о скафандр, словно о бронежилет. Кое-где декоративными звездочками застряли осколки снарядов. Ничего себе! Если бы не эта кольчужка, мой клиент давно бы уже был мертв! Но он, как видите, живехонек. Везение? Черная полоса закончилась? Или наоборот — невезение продолжается со страшной силой, клиент притягивает к себе свинец, и только скафандр как неожиданный, непредусмотренный фактор держит удар Космической Кары?

— Вперед к победе! — выкрикнул Степан Федорович, оттолкнул меня и, зажав в зубах синдамот, словно дворняга кость, энергично вскарабкался на кирпичную насыпь. Наличие невезучести (или везучести?) на этот раз сыграло ему на пользу (или, елки-палки, во вред?) — он поскользнулся и слетел обратно. Но нисколько не разбился и даже боевого пыла не утратил.

— Все на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и их прихвостнями! — орал он.

— Вы эти патриотические замашки бросьте! — сурово предупредил я, схватив развоевавшегося театрального уборщика за шиворот. — Тоже мне — защитник отечества Зигфрид — Железная Культяпка. Всего этого… — я обвел рукою окрест, — не было никогда и никогда не будет! Придите в себя! Это просто фикция! Сценарий авангардного режиссера Михалыча! Вот вернемся мы в тихий и спокойный двадцать первый век, и все произошедшее будем вспоминать как страшный сон. Как мираж! Здесь дело зашло слишком далеко, нам уже ничего не изменить. И остается только одно-удачно драпануть.

— Русские не сдаются и не отступают! — взвыл, трепыхаясь, мой клиент. — За Родину! За Штирлица!

В следующую же секунду бабахнула где-то совсем рядом бомба, осколок кирпича, вылетевший из воронки, саданул мне по голове. Хорошо еще, рожки смягчили удар, а то бы… Мне еще до полного счастья сотрясения мозга не хватало.

— Видали? — вроде бы даже злорадно вскричал Степан Федорович. — Как оно — фикцией по башке получить? Эти миражи вам все рога пообломают… Знаете что, Адольф, если вы не хотите сражаться на моей стороне, уходите-ка подобру-поздорову. Совсем уходите. Вы здесь лишний.

— Как? — не поверил я своим ушам.

— Вот так! Я теперь понял свое истинное и безоговорочное предназначение. Моя судьба — рука об руку с великим Штирлицем творить историю!

— Какую историю?! Это же…

— Он мне все уже успел объяснить. Он сказал: как только мы перебьем всех противников, наши с ним соплеменники станут править планетой!

— И вы туда же! Еще один безумный претендент на всемирный престол! Нет, мне просто не верится, что вы за столь короткое время успели так чудовищно поглупеть! Или…

Очередное озарение треснуло меня по макушке не слабее давешнего кирпича. Если Штирлиц умудрился запудрить мозги не только одному Гитлеру, но и всему земному миру в целом, то в этом заслуга исключительно режиссера Михалыча. А как же иначе? Реальность изменилась в соответствии с законами идиотского сценария. Степан Федорович у нас тоже человек, несмотря на то что уборщик, значит, и его не минула чаша сия. Он полностью под властью обаяния ловкого зарстранца. Получается, совершенно безрезультатно сейчас взывать к здравому смыслу и доказывать, что Штирлиц — суть явление вредное и даже смертельно опасное. Ничего не поможет!

А договор я все-таки подписал. И клиента отсюда вытащу, иначе какое потом будет доверие к нашей конторе?

Хорошо еще, в наш первый визит в Германию времен Третьего рейха, никакого Штирлица не было, кроме, конечно, самого Степана Федоровича. Некому было моего клиента с пути истинного сбивать. Он и сам сбился — прямо в Нифльхейм. Я вспомнил, как Степан Федорович, с ходу врубившись в правила мира древнегерманских мифов, с готовностью принял на себя права и обязанности героя Зигфрида и что ему пришлось пережить, чтобы понять собственную профнепригодность на поприще великого воителя.

А сейчас ситуация сложнее. Времени для того, чтобы раскрыть клиенту глаза на происходящее, у меня нет совсем.

Поэтому я не стал и пытаться. А перешел непосредственно к решительным и суровым действиям. А именно: отобрал у оторопевшего Степана Федоровича синдамот и зафинтилил его куда подальше, после чего самого клиента скрутил в морской узел и закинул за спину, стараясь не обращать внимания на его истошные вопли. Этому приему — связыванию без помощи пут — меня еще в преисподней на начальных курсах подготовки научили. Необходимейшая штука! И дешево и сердито: р-раз — руки жертвы закидываются и перекручиваются за спиной, д-два — ноги обматываются вокруг шеи. Готово! Эх, надо было и Гиммлера еще так же скрутить, жаль, не догадался. Ну, ничего, будем надеяться, он из тряпочных пут не успеет вырваться, псих несчастный.

А я сейчас вот выпрыгну из окопчика и короткими перебежками вернусь ко входу в подземелье. Пусть меня инопланетный скафандр прикрывает от случайных пуль, а вопли связанного клиента распугивают тех отморозков, которые попытаются сдуру на нас напасть. Или случайно свалиться в окопчик, как вот этот вот…

— Хррчпок!

— Тьфу, тебя только здесь недоставало! Отзынь, пришелец, нам некогда!

— Штирлиц, родненький, освободи меня!

— Позвольте, а чем это вы здесь занимаетесь? — удивился закопченный, как окорок, зарстранец. — Эй, брат-близнец, ты куда собрался? Операция еще не закончена! Посмотри, сколько вокруг живых и легкораненых! Это непорядок! Я тебе, кстати, интернациональный батальон для командования привел…

— С дороги, вражина! — грозно рявкнул я. — Твоего брата-близнеца я забираю. Нечего ему тут делать. Нашел тоже крайнего. Сам командуй!

— Я не могу командовать с такой потрясающей эффективностью! Брат-близнец губит вверенный ему отряд за считаные минуты. А дивизия самураев, например, когда только узнала, кто будет ими командовать, моментально произвела всеобщее харакири! Потрясающе!

— Ничего потрясающего! Обыкновенное невезение.

— Невезение? Мой зарстранский брат выполняет свой долг! Десант с Зарстраны на подходе! К его прибытию мы должны очистить место сражения от армий земных государств!

— Вы слышали, Степан Федорович? Он сам признался! Никакой он не борец с фашизмом, он — подлый инопланетный захватчик!

Но Степан Федорович ничего не слышал.

— Помогите! — верещал он с моей спины, дрыгаясь и пытаясь распутать конечности.

— Пусти его! — требовал Штирлиц. — Он на моей стороне!

— Раньше надо было подробно объяснять, на какой именно стороне ты сам! — заявил я. — Тогда бы я с великим удовольствием этого нарушителя закона Вселенского Равновесия в твои ряды сопроводил! Он бы служил тебе верой и правдой до того недалекого момента, когда бы ты от безысходности решился на харакири! Понимаешь меня, проклятый космический пират?!

— А… — зловеще протянул Штирлиц, отступая на шаг и вскидывая синдамот. — Так ты, рогатый, не из наших?.. Брат-близнец, убери-ка голову, сейчас я этого гада шлепну! Шпион!

— От шпиона слышу!

Вообще-то, я бес незлобивый. Даром, что исчадием преисподней считаюсь. Но тут меня, что называется, переклинило. Сейчас я, братцы-близнецы, буду зверствовать. Эх, жаль со мной нет достопамятного Ука-Шлаки. Он бы этого типа с потрохами сожрал — в самом прямом смысле. Степан Федорович, как и был, в скрученном состоянии, полетел на утоптанное дно окопчика. Штирлиц приготовился стрелять. Не успеешь, зарстранская морда! Издав навязший в мозгу боевой клич: «Мазафака! » — я ловким ударом копыта выбил синдамот из цепких грабок инопланетного шпиона, схватил его за горло и приподнял.

Штирлиц, обалдевший до коматозного состояния, недоуменно вращал гляделками и хрипел.

— Я тебя предупреждал: свали с дороги? — зарычал я. — Предупреждал или нет, вонючка зарстранская?

— Ы-ы-ы… Х-х-х… Брат-близнец, мне больно! Степану Федоровичу было нисколько не меньше больно и обидно. Обездвижил я его капитально. Он даже на время перестал вопить, стараясь задуматься и разобраться — где у него руки, а где ноги.

— Ы-ы-ы… Пусти меня, рогатый! Все равно тебе ничего не изменить! Близок час, когда сюда опустятся солдаты зарстранского десанта!

— Ну и на здоровье. А мы в это время будем уже очень далеко! А чтобы ты нам не мешал… Ручку сюда, ножку сюда… Ай! Будешь кусаться, зубы выбью… Так-с, локоток, коленка… Узел! Готово.

— Как вы смете обращаться подобным образом с непревзойденным Штирлицем?! — забыв о собственных проблемах, ужаснулся Степан Федорович.

— Вас не спросил… — пропыхтел я, взваливая снова клиента на спину. — Ну, что? Последний марш-бросок?

— Пустите меня-а-а!

Обратный путь под аккомпанемент угрожающих криков обезвреженного Штирлица: «Сугунда Баррандар! Зарстранцы, вперед! Хррчпок! Покалечу, сволочи! Гаруба! » — оказался не в пример легче. Всего-то с тремя сражающимися индивидами мы пересеклись — и только. Причем первого случайно встреченного (судя по обильной чернявой кучерявости и мундиру — испанца) можно было даже и в расчет не брать. Он не нападал, а, наоборот, — задал деру, как только нас увидел. При этом успел, поганец такой, осенить крестным знамением, но не меня, а почему-то Степана Федоровича. И заорать:

— Я вижу тебя! Я вижу зверя! Девять голов твоих изрыгают пламя! Тяжкой поступью ты выходишь из моря!

Ну, ясно — контуженный на всю голову. С чего он взял, что у моего клиента девять голов? Одна у него башка, и та — бестолковая. И ни из какого моря не выходил, а всего-навсего барахтался в луже солярки, куда я его нечаянно уронил.

Зато через три шага, вынырнув из дышащей дымом воронки, пехотный старшина Советской Армии с повязкой на голове и ППШ в руках решительно преградил мне дорогу:

— Говори пароль, нехристь! Но я рявкнул:

— Свои, братишка! Не видишь, что ли, раненого с поля боя выношу!

Старшина сразу потерял ко мне интерес, зато чисто . из сострадания вознамерился пристрелить скрюченного Степана Федоровича. Десяток пуль прочно увязли в инопланетном скафандре, Степан Федорович, за время апокалипсической баталии привыкший к подобным поворотам, неинтеллигентно выругался, а старшина, страшно удивившись его невероятной живучести, потянулся к гранатам на поясе.

После слов: «Неужто и лимонка не возьмет? » — я решил не рисковать и, прыгнув за покореженный остов дымящегося танка, дальнейшее движение продолжил ползком.

У самой конечной точки короткого перехода — рядом с воронкой, ведущей в подземелье, нам повстречался австралийский абориген в униформе из тростниковой набедренной повязки. Дитя природы, видимо удрученный отсутствием патронов, гнул из винтовочного ствола бумеранг и нам, невольно помешавшим этому важному занятию, явно не обрадовался. Пришлось защищаться врукопашную, но так как в качестве кистеня я использовал неуязвимую тушку своего клиента (ну ничего более подходящего под руками не нашлось), первый же удар стал последним. Нокаутированный абориген взвился в воздух — а где он приземлился, я не разглядел. Да, в принципе, не очень-то этим и интересовался.

Потому что сразу после торжествующего вопля Штирлица: «Гаруба! Хррчпок! Зарстрана! Сюда, братцы! » — небо почернело от сотен гудящих летающих тарелок.

Вот и десант с Зарстраны прибыл… Космические колымаги, спустившись пониже, открыли огонь из всех своих орудий. Ослепительно-багровые тонкие лазерные лучи ударили в поверхность многострадальной нашей планеты, взрывая все то, что еще чудом не было взорвано раньше. Адово пекло! Этот мир разлетается на части! Гибнет! Еще никогда за все свои странствия мы со Степаном Федоровичем не были так близки к самому настоящему апокалипсису… Или, как выражается тоже очень даже компетентный в по-добных вопросах зарстранец Штирлиц, к полновесному хррчпок!

— Полный хррчпок, — буркнул я, прыгнул в оскаленную сломанными арматуринами дыру и втащил за собою слегка контуженного Степана Федоровича.

— Где я? — однообразно гудел бывший театральный уборщик, пока я волок его по тюремным коридорам. — Пустите меня наружу! Дайте мне доказать преданность своей стране! Штирлиц, где ты, сокол ясный?! Приди и освободи меня! Я готов тебе служить до последней минуты жизни!

Вот и нижний уровень подземной тюрьмы… Камеры! Первая, вторая, третья… Вот и пролом в стене, откуда я вывалился, сжимая руками проколотую вилкой филейную часть. А вот и камера Гиммлера.

— Эй! — заорал я. — Лихо одноглазое! Отзовись! Это я, Адольф! Я вернулся, как и обещал! Починил времеатрон?

В ответ мне в лицо дохнул ледяной ветер. От неожиданности я даже пошатнулся и выронил скомпонованного в узелок Степана Федоровича.

— Циклоп! Что там у тебя происходит?!

— Беф-ф… — будто из страшного далека донесся до меня косноязычный отклик одноглазого уродца. — Пофпефы! Фкорее! Фкорее! Фпефи!

Я ворвался в камеру. Ледяной ветер, свернувшийся в смерч, катнул по полу следом за мной Степана Федоровича и захлопнул дверь камеры.

Вот так всегда — никому доверять нельзя.

Даже клиент Степан Федорович, с которым я уже практически сроднился, и тот — оставленный буквально на полчаса — уже вовсю командует армиями, играет на руку пройдохе-инопланетянину. Чего уж тут говорить о маньяке-циклопе и умалишенном рейх-сфюрере? На земной поверхности истинная мясорубка, пришествие пришельцев, смешение языков и смущение народов, а я-то надеялся, что хоть под землей все нормально: циклоп прилежно латает времеатрон, а связанный Гиммлер, после короткого знакомства с моим кулаком, смирно считает кружащиеся над собственной тыквой звездочки…

Ну да, конечно… Одноглазый предатель, клятвенно обещавшийся не запускать времеатрон до моего возвращения, болтается, уцепившись хоботом за шнур электролампочки, под потолком, поджав лапки. Гиммлер, невесть каким способом освободившийся от пут, плотоядно ухмыляется, скачет по камере в надежде сорвать уродца с лампочки, как грушу с ветки.

— Фпафите! — прохудившимся шлангом шипит обвившийся вокруг электропроводки хобот.

— Маленький глупый Штирлиц, дай же мне тебя сожрать! — гогочет рейхсфюрер.

— Распутайте меня! — стонет Степан Федорович. — Мне коленка под мышкой давит, и лодыжка на шею жмет!

Да еще кто-то дробно топочет по тюремному коридору, направляясь в нашу сторону, хохочет:

— Сугунда бул!!!

Бардак! Я даже пожалел, что не захватил с собой один из синдамотов, чтобы от безысходности застрелиться, но тут заметил то, что, вообще-то, должен был заметить в первую очередь.

«Да времеатрон же! — стукнуло мне в голову. — Времеатрон! »

Гениальное изобретение топорщилось посреди камеры нелепым металлическим скелетом. Времеатрон, и раньше-то не блиставший изяществом конструкции, теперь выглядел поистине жутко.

Но он функционировал! То есть, по крайней мере, мерзко гудел и подпрыгивал, как неисправный холодильник. Грубо намалеванная рядом с установкой пентаграмма не полыхала магическим пламенем, как полагалось по правилам, а содержала в центре изрядную снежную кучу, над которой меланхолично кружились снежинки. Открытый портал! Надо быть последним дураком, чтобы не догадаться, куда он ведет. Далекое прошлое! Ледниковый период! Ледяные смерчи то и дело взрывали снежную кучу, метались по камере, вылетали в коридор, засыпая поземкой каменные стены и пол…

— Фпафите! — явно из последних сил надрывался циклоп.

— Маленький глупый Штирлиц, иди к папочке!

— Эй, тапир-переросток! — рявкнул я, отвесил Гиммлеру подзатыльник, чтобы тот не мешал мне своими завываниями вести разбор полетов. — Кто тебе разрешал включать времеатрон?! Ты же обещал только починить и ждать меня!

Гиммлер отлетел в угол, а циклоп облегченно выдохнул, отчего чуть не свалился вниз.

— Я тебя спрашиваю! И откуда ты, интересно знать, взял источник магической энергии, чтобы запустить установку?

— Я только попробофать! — проскулил циклоп и все-таки свалился.

— Исключительно ради эксперимента! — закончил он, прячась за мою ногу от Гиммлера, яростно сверкающего из угла очками. — Как же мне иначе проверить — починил я эту машину времени или не починил?

— Источник энергии откуда взял, отщепенец?

— Ну…

— Маленький глупый Штирлиц хотел использовать меня-а-а-а-а! Чтобы убежа-а-а-ать!

— Идиот! — застонал я. — Врун! Чтобы меня обмануть и предательски улизнуть, развязал Гиммлера?

— Я просто хочу домой! — ныл циклоп. — Как можно скорее!

— Штирлицы, идите к папочке-е-е!

— Настраивай времеатрон на двадцать первый век! — заревел я, отвешивая подползающему к скрюченному Степану Федоровичу рейхсфюреру очередную оплеуху. — Настраивай! Иначе я на полном серьезе скормлю тебя психованному Гиммлеру! Портал в твой Ледниковый период и так слишком долго открыт!

— Можно, я сначала сбегаю домой и просто посмотрю, как там мои соплеменники?

— Хобот оторву! Моргало выколю!

— Слушаюсь…

Циклоп бросился к времеатрону, но не успел. Пентаграмма дохнула холодом, и в камере появился… длиннобородый Златич. Я только охнуть и смог.

— Ура! — оглядев присутствующих, воскликнул воевода красных партизан-дружинников. — Наконец-то! Товарищи, сюда! Здесь тепло!

Товарищи, синие от холода, повалили из пентаграммы валом. В это же самое время железная дверь камеры за долю секунды раскалилась и оплавилась. На пороге маячили трехрукие и трехногие ребята в скафандрах и с синдамотами. Зарстранцы высадились…

Штирлиц — тоже с синдамотом наголо — стоял позади них. Впрочем, стоял — это громко сказано. Руки и ноги, моими стараниями скрученные в узел, он так и не распутал. Зато, в полном соответствии с анатомией настоящего зарстранца, отрастил дополнительные конечности. То есть частично сбросил маскировку. Тяжко ему, наверное, было припрыгать сюда на одной ножке, неся в руке громоздкий агрегат. Хотя он не жаловался. Он кричал:

— Вот они! Вот! Сугунда бар! Эхма! Шпионы! Старались выдать себя за зарстранцев, а скафандр, должно быть, сняли с убитого связного! Они его и убили!

— Это не мы! — открестился я. — Это Ука-Шлаки его сожрал. Но не со зла, а с голодухи!

— Убить! — воскликнул Штирлиц..

. — Хррчпок! — нехорошо обрадовались зарстранцы.

— Много Штирлицев! Очень много Штирлицев! — кровожадно возликовал помешанный рейхсфюрер, кидаясь в бой.

— Товарищ Штирлиц, разрешите представить рапорт о завершении боевой операции! — стараясь перекричать всех, орал Златич, вытянувшись во фрунт перед Степаном Федоровичем. — Вверенные нам заснеженные территории оккупированы. Волосатые первобытные дикари разогнаны к едрене-фене, а гиганты с гляделками во лбу — разрази их центральный комитет — взяты в плен!

— Попомнят проклятые гиганты богатыря Микулу! — присовокупил рыжий детинушка Микула, возбужденно помахивая секирой.

— Я вас никуда не посылал! Я вам ничего не приказывал! Раскрутите меня обратно!

— Хайль мне! — поздоровался заглянувший в изуродованный дверной проем Гитлер.

— Сгинь, фашист проклятый! Тебе-то здесь чего надо? — прорычал я, чувствуя, что еще немного — и сам сойду с ума, как несчастный Гиммлер. А что? Я ведь тоже не железный! Я был бы даже рад, если б у меня рассудок немного помутился, можно было бы безмятежно усесться на пол и, бряцая на натянутом струной хвосте, весело спеть: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… »

— Мы тут с Евой вышли погулять, — доброжелательно сообщил фюрер, — а у вас вечеринка. Меня, конечно, не позвали. Дорогой друг Штирлиц, как это, по-вашему, справедливо?

— Огненные вихри преисподней… — услышал я свой дрожащий голос.

Реальность дрогнула и поплыла перед моими глазами. Я все силился хоть как-то осмыслить молниеносно разворачивающиеся непостижимые события, но ничего, кроме зверской головной боли, не достиг. Степан Федорович от ужаса развязался самостоятельно и попытался убежать, но Златич с дружинниками прижали его к стене. Партизаны, размахивая отмороженными руками, требовали немедленной выплаты командировочных и каждому по ордену Красной Звезды. Гиммлер за минуту получил от толпы зарстранцев так, что теперь лежал не двигаясь. Гитлер, обнимая похожую на кудрявую болонку Еву Браун, полез к трехруким и трехногим зарстранцам с дружескими рукопожатиями и запутался в их конечностях. Ева, вырвавшись из объятий фюрера, заземлилась на скрюченном Штирлице. Кажется, она поздравляла его с тем, что он наконец-то стал отцом, и любовно кивала при этом на обалдевшего до полного окаменения коротышку циклопа. Гениальное изобретение времеатрон гудел, сипел, хрипел и подпрыгивал так, что временами заглушал грохот этой фантасмагорической вакханалии.

Пробив дурманную тошноту, в мою голову вползла мысль: как эта вся тусовка легко и просто помещается в крохотной одиночной тюремной камере? Не успела мысль оформиться в моем сознании должным образом, как я увидел, что никакой камеры нет. То есть почти — нет…

Каменные стены стали вдруг зыбкими и текуче-маслянистыми, словно кисель. Низкий потолок и вовсе истончился до полной прозрачности — сквозь него было видно, как далеко наверху сотни вражеских летающих тарелок атакуют остатки земных армий. Грибы атомных взрывов за мгновение взлетали и опадали, словно призрачные башни. Черный дым и красное пламя плавили небо. Солнце, с невероятной скоростью катившееся по орбите, столкнулось наконец с лунным диском и рассыпалось сияющим конфетти. Летающие тарелки, взметнувшись к верхним слоям атмосферы, вспыхнули ядовито-зеленым кислотным блеском и сплясали качучу…

А потом началось что-то уже совсем невообразимое.

… Времеатрон заискрил и взорвался, но как-то очень аккуратно — даже не поранив никого из присутствующих. И деликатно провалился сквозь пол в обугленную дыру, откуда тотчас показалась всклокоченная рыжая голова.

— Опять разбудили, — потягиваясь, сказал ас Лодур. — Клянусь Ермунгандом, это уже слишком… — Не договорив, он распахнул глаза, секунду с выражением искреннего ужаса смотрел на все происходящее, после чего проворно нырнул обратно.

… Степан Федорович отмахивался от красных партизан, раздувшихся вдруг, словно воздушные шары, и беззвучно орал. Я шагнул к нему, но каменный пол, ставший вязким и податливым, поглотил меня, поглотив, выплюнул. И так до тех пор, пока я не догадался замереть и не двигаться.

…Очнувшийся после очередных побоев Гиммлер, раздевшись догола, обнажив синевато-черное сухопа-рое тело, пожирал уже четвертого зарстранца, сыто урчал, приговаривая:

— Уна-уму любят своего Ука-Шлаки!

… Ева Браун кружилась в вальсе, как осенний листок, взметая полы платья то выше, то ниже, а то и переворачиваясь вверх тормашками. Причем партнера ее я разглядеть не мог, как ни старался, — то ли Штирлиц, то ли коротышка циклоп, то ли снова всплывший на зыбком полу времеатрон…

… Я почувствовал странный зуд во всем теле, будто я весь слеплен из крохотных муравьев, которые вдруг решили расползтись в разные стороны…

… Воевода Златич, выпучив глаза, заорал:

— Военнопленные, выходи по одному!

Из заснеженной пентаграммы угрюмо выбрели, заложив руки за спину, пятиметровые циклопы, конвоируемые лично богатырем Микулой. И шагали, становясь все меньше и меньше, как стая птиц, улетающая вдаль, шагали сквозь прозрачные преграды к перекошенному небосводу, где летающие тарелки, окутанные желтым пламенем, образовали пылающую пятиконечную звезду…

— А битва всех земных царей уже кончена, и только смрад дымными струями поднимается вверх над Армагеддоном…

Я так и не понял, кто произнес эту фразу. Совершенно точно — ни я, ни мой клиент, ни воевода, ни одноглазый лилипут, ни зарстранец Штирлиц и его уродливая родня, ни фюрер, увлеченно переворачивавший подругу жизни с головы на ноги, ни обжора Гиммлер — никто этого не говорил.

Но слышали все. И все разом замолчали. Планета, ржаво скрипнув последний раз, остановила свой ход. Материальное вновь обрело объем и форму, ограничив наш мир зазубренными стенами неширокой площадки под воспаленными красными небесами с единственной горящей звездой. И воцарилась тревожная тишина, остро пахнущая пылью и кровью, — недолгая тишина; вернее сказать, затишье, в котором явственно чувствовался нарастающий гул всеобщей неотвратимой гибели.

— Космическая Кара, — очень тихо проговорил циклоп и прикрыл глаз ладонью. — Я ведь говорил… что она рано или поздно настигнет… Свершилось! Но я не думал, что будет все так…

— Хррчпок, — благоговейно отозвались зарстранцы.

— Апокалипсис, — выдохнул вновь побледневший и, кажется, совсем не сумасшедший Гиммлер.

Воевода Златич заранее улегся на пол и скрестил руки на груди. Остальные красные партизаны не последовали его примеру только потому, что им не хватило свободного пространства. Даже Гитлер понял, что вечеринкой тут и не пахнет, и неожиданно разрыдался. Богатырь Микула похлопал его по плечу.

— Ну-ну, — сказал богатырь. — Чаво уж… Все там будем…

Коротко всхлипнула Ева. А я закрыл глаза.

Вот и все.

Кончено, и ничего уже изменить нельзя. А я ведь так и не женился. И маленьких бесенят у меня никогда не будет. И… Да, впрочем, все уже неважно… Финита. В мозгах у меня почему-то завязла фраза из бессмертного (вот кому повезло!) Шекспира. Мир вывихнул сустав. А мне остается только констатировать клиническую смерть пациента. То есть — тьфу — планеты…

— Давайте, братцы, попрощаемся, что ли? — предложил я, смахнув навернувшиеся на глаза слезы.

— Нет! — с отчаянной мукой взвыл вдруг Степан Федорович и рухнул на колени. — Нет! Ну, почему?! За что? Я не хочу быть губителем целого человечества! Я не достоин! Пусть кто-нибудь другой возьмет на себя эту ответственность! Я простой бывший школьный учитель! Простой бывший театральный уборщик! Простой человек, одним словом… Бывший! Я же не намеренно нарушил этот дурацкий закон Вселенского Равновесия! Господи! Если ты меня слышишь! Приди! Защити! Помоги! Всевышний, создавший этот мир, неужели ты так легко дашь разрушить созданное?!!

Небеса дрогнули.

Не знаю, как другие, а я лично зажмурился. Вот такая вот я малодушная личность — никак не могу заставить себя смотреть в глаза своей смерти…

Воздух, став густым, словно желе, затрепетал. Да так сильно, что я с трудом устоял на копытах. Камни под нами завибрировали. Я уже представлял, как сейчас земная кора пойдет трещинами; точно кровь, хлынет наверх раскаленная лава, и…

— Господи?.. — услышал я изумленный голос Степана Федоровича.. И сразу взлетел общий вздох ужаса.

— А что это вы тут делаете? — проговорил кто-то неспешно и мощно.

И я снова открыл глаза.

На высоте трех метров над нами покачивалась в воздухе, не имея под собой никакой опоры, сухопарая фигура в мятых брюках и растянутом до полной безразмерности свитере. Над головой, словно нимб, потрескивало полукружье синих молний.

— Господи… — повторил Степан Федорович. — Всевышний… Михалыч? — узнал он наконец фигуру.

— Ага, — сказал режиссер-авангардист Михалыч, осторожно колеблясь, чтобы удержать равновесие. — Он самый. А вы, простите, кто? А, наш уборщик! А… кто остальные?

Михалыч! Он самый! Я его помню! Он, точно он… Такой, каким я его видел первый и последний раз в жизни. Те же брюки, тот же свитер. Только вот синее сияние появилось над головой и… голос. Глубокий, ясный, нисколько не громкий, но в то же самое время невероятно мощный, точно тысячекратно усиленный гигантским микрофоном.

— Михалыч, извините, — сказал вежливый Степан Федорович. — Но вы не могли бы снова это самое… раствориться, откуда появились. Понимаете, я вызывал Всевышнего, а появились вы. Должно быть, какая-то ошибка…

— Заткнись! — завопил я, как только вновь обрел дар речи. — Умолкни,несчастный, и больше не говори ни слова. Все молчите! Ошибка ему, адово пекло, какая-то привиделась! Вызывал создателя этого мира — так и получай! И не смей привередничать!

— Ой, как интересно! — Михалыч энергично всплеснул руками, отчего проделал в воздухе двойное сальто. — Я сплю, а мне снится сон! Такой увлекательный и, как это… достаточно реалистичный. На галлюцинацию похожий. Хм, наверное, это нехорошо для здоровья… Надо, пожалуй, побольше отдыхать и поменьше работать. Никаких кофе, сигарет и транквилизаторов. А впрочем… Уважаемые видения, скажите что-нибудь еще! — вдруг попросил он.

— Что-нибудь еще! — подобострастно отозвался Степан Федорович, потрясенный пониманием того, что страстной молитвой действительно вызвал Всевышнего Создателя.

— Ой, как интересно! А еще? Или нет… Расскажите мне какую-нибудь историю, а я по ее мотивам создам гениальное драматическое произведение. Идеи всех гениальных произведений явились авторам во сне. Периодическая таблица химических элементов, например…

Степан Федорович смешался.

— Ну, анекдот какой-нибудь! — попросил Михалыч. — Пожалуйста, милые галлюцинации!

— Э-э… — решил я вступить в разговор. — Михалыч!

— Что тебе, рогатый фантом?

— Послушай… Воображай себе все что угодно — что ты спишь, галлюцинируешь или чего-то там еще. Но — умоляю тебя — выполни одну нашу просьбу! Одно-единственное заветное желание!

— Желание? — скривился прогрессивный режиссер. — Не хочу. Это скучно. И вообще — вы мои галлюцинации, значит, мне и подчиняйтесь, понятно? Рассказывайте анекдот!

Докатился, бес. Ты, обученный исполнять чужие заветные желания, как милостыни, просишь исполнить свое. А, ладно, не стыдно… Лишь бы сработало!

— Нам это жизненно необходимо! — горячо заторопился я, прижимая руки к груди. — Это важнее всего, что может быть важным! Пожалуйста! Всего одно простое желание! Для тебя ведь это так просто!

— Фу… — сильно поскучнел Михалыч. — Совсем с вами неинтересно, надоеды. Проснуська я, наверное… Меня работа ждет. Я и в реальности постоянно переутомляюсь, а тут еще и во сне пристают с просьбами. Итак, просыпаюсь. Раз! Два!..

— Нет! — взвизгнул Степан Федорович.

— Всего одну минуту! — воздел я руки ко Всевышнему. — Маленькую минуточку! Я понимаю — у всех свои проблемы. У тебя — переутомление, у нас вот — апокалипсис. Войди в наше положение! Минуту!

— Хорошо, — смилостивился Михалыч и перетек в полулежачее положение. — Чего у вас тут случилось?..

Расскажите подробно. На всякий случай. Может быть, ваш рассказ мне тоже пригодится в творческом плане…

Грозный рокот прервал его речь. Камни под нами снова задрожали. Небеса загудели раскаленным гонгом. Надо было спешить.

— Прекрати все это! — выкрикнул я. — Это в твоих силах! Останови апокалипсис!

Дружный хор: «Пожалуйста! » — поддержал меня.

— Тьфу! — рассердился Михалыч, и молнии над его головой свирепо затрещали. — Надоели. Что прекратить? Зачем прекратить? И каким образом? Говорите, что надо сделать, а то мне некогда. Меня дела ждут.

— Прикажите! — воскликнул Степан Федорович. — Скажите какое-нибудь слово, чтобы этот кошмар остановился!

— Какое слово?!

— Э-э… ну, я не знаю… Как у вас, у Творцов, принято в подобных случаях говорить?

— Вы мне голову морочите, галлюцинации! Достали! Все, просыпаюсь!..

И тут меня прорвало. Или — осенило. Называйте, как хотите. Всевышний Михалыч уже махнул рукой и завел свое: «Раз! Два!.. » — а я подпрыгнул так высоко, как смог, и шепнул ему в ухо…

И он услышал.

Он пожал плечами, окинул нас всех презрительным взором заправского небожителя и молвил:

— ЗАНАВЕС!

Это слово плетью хлестнуло по оболочке мира. И мир лопнул.

ГЛАВА 7

— . Получилось? Или нет?

Это было первое, что я услышал, осторожно открыв глаза.

Степан Федорович сидел напротив меня на корточках, как настороженная ворона, и подозрительно оглядывался по сторонам. Я, конечно, последовал его примеру.

Затхлое, полутемное помещение. Из полумрака угловато выступает замшелый валун, на котором помещается негодная гнутая шпага, рогатая каска и пустая бутылка без опознавательных знаков. Дощатый обшарпанный пол, покрытый окурками, тумбочка с длиннющим инвентарным номером, заваленная грудой тряпья, среди которого можно вычислить мушкетерскую шляпу с пером, мужские балетные трико и чудовищный ботфорт с порыжевшим голенищем. Но ничего не трещит, не грохочет, не разваливается на части и даже не полыхает. Уже хорошо.

— И где мы на этот раз оказались? — спросил я.

— Не знаю, — ответил мой клиент. — Но если опять промашка — то я здесь ни при чем. Я даже пальцем не пошевелил, когда этот Всевышний рявкнул свое веское слово. Так что нечего и сейчас винить мое невезение. Ой, обратите внимание, Адольф, мой скафандр исчез!

И правда — исчез. Степан Федорович был теперь одет в грязный серый халат и калоши. А я — в родные свои джинсы, футболку и армейские высокие ботинки. На голове ощущалась бейсболка.

— Интересно было бы выяснить… — начал мой клиент, но я его прервал.

— Тихо! — зажал я ему рот ладонью. — Слышите?

— Господа, никто не видел Штирлица? — раздался голос, в котором я тут же безошибочно признал фюрерский фальцетик. — С утра его ищу, но никак не могу найти. Никто не видел?

— Век бы его не видеть… — грубое ворчание Геринга. — Гр-ром и молния!

— Там! — определив направление, откуда идут голоса, ткнул я пальцем в темноту.

— Ой-ей-ей! — схватился за голову Степан Федорович. — Я-то уж было поверил, что у нас получилось! Что все закончилось наконец… Боже, какое разочарование! Увы мне!

— Увы мне! — пропищал кто-то совсем рядом.

Я подпрыгнул. Створка тумбочки открылась, мне под ноги вывалился циклоп. Оранжевая его тога показалась мне на удивление чистенькой и даже отглаженной.

— Увы мне! — повторил одноглазый. — Я не успел проскользнуть в портал! Да и что толку в том, что проскользнул бы! Мои сородичи побеждены и порабощены даже раньше срока! О, что я наделал! Мне ведь теперь в моем времени и показываться нельзя! Увы мне!

— Так… — проговорил я. Надежда на хэппи-энд увяла, как одуванчик под струей серной кислоты. — Значит, все снова в сборе. Бездомный коротышка мытарь, Нарушитель закона Вселенского Равновесия, и ваш покорный слуга. А что, я не понял, апокалипсис все-таки состоялся или нет?

Никто мне не ответил. И циклоп, и Степан Федорович — оба были погружены в невеселые свои думы. Коротышка уже всхлипывал, а мой клиент мужественно кусал губы, сдерживая рыдания.

— Кто сказал — Штирлиц у Евы?! — заверещал невидимый Гитлер. — Это поклеп! Это… Да вон он идет, господа! Дорогой друг, где ты пропадал?

— Проспал, Доля! — прозвенел голос, от которого меня пробила нервная дрожь. — Но спешил изо всех сил! В-вот, гляди — даже штаны толком не застегнул и помаду с рожи не стер…

Честно говоря, я не выдержал. Я засучил рукава и пошел на голос. Степан Федорович и циклоп, предпочитавшие жить по принципу «не надо, как бы хуже не было! », пытались меня удержать — но куда там! Плевать мне на все! Надоело! Один раз отведу душу, наваляю по шее проклятому зарстранцу, и будь что будет!

Через несколько шагов я уперся лбом в какую-то матерчатую преграду, махнул рукой — и преграда исчезла. Ослепительный свет хлынул в мои глаза. Я пошатнулся.

Гитлеровские генералы, столпившиеся у стола с расстеленной картой, разинув рты, смотрели на меня во все глаза.

— Где Штирлиц?! — зарычал я. — Покажите мне этого гада!

— Ш-шапкин… — запинаясь, вякнул фюрер. — Это, кажется, к тебе.

— Какой такой Шапкин?

Я посмотрел туда, куда указывал Гитлер, и обомлел. Человек в форме штандартенфюрера СС, лысый, в косо сидящем парике, с покрасневшими глазами, дышащий перегаром, запах которого ощущался на расстоянии пяти метров, стоял, пошатываясь.

— Это Штирлиц?!

— Н-ну, я! — воинственно подбоченился штандартенфюрер. — И что? И ты кто такой? Я тебе раньше никогда не видел… Или видел? А, это мы с тобой, наверное, вчера в стекляшке квасили, да? Ты мне червонец должен!

Степан Федорович и циклоп, вылетевшие из-за кулис на свет, тоже остановились. И на них обратили внимание. Особый интерес вызвал циклоп. Генералы заохали, а у Гитлера даже челка встала дыбом.

— Что такое? — проверещал Михалыч, вскакивая на сцену (Сцена! Сцена! Это сцена! Теперь я вижу!). — Шапкин! Мало того, что ты пьешь и пропускаешь репетиции, так ты еще и собутыльников-забулдыг приводишь?! Уволю! Сгною! Так, а вы кто такие? Уборщик? Уборщик! Если уборщик, бери ведро и бегом на уборку! Вот тебе ведро! Марш со сцены! Товарищ из театра лилипутов, вы по приглашению? Что? Не слышу ответа! Стоило мне на минутку прикорнуть в зрительном зале, так у вас тут уже черт знает что творится!

— Свершилось… — расплылся в блаженной улыбке Степан Федорович. — Неужели закончилось мое… мой…

— Свершилось… — повторил я.

Слезы облегчения навернулись на мои глаза, и дальнейшее я видел уже сквозь туманную пелену.

Вот Штирлиц-Шапкин под шумок прикладывается к чекушке, которую незаметно вытащил из портупеи. Вот в зрительный зал врывается делегация каких-то очень серьезных мужчин, хватают Степана Федоровича за рукава грязного халата, отбирают ведро и тащат в разные стороны:

— Степан Федорович, родненький, куда вы пропали? Позвольте вручить вам гонорар за издание, переиздание и переиздание переиздания вашей гениальной книги «Пойми мое измученное сердце! »…

— Я есть представитель компании «Уорнер-Бра-зерс». Я заинтересован в снимании фильма о великом русском гений!..

— Отвали, басурманин, я первый его нашел! Степан Федорович, скажите, вы патриот?! Отлично! Я с «Мосфильма»! Будем кино про вас ставить.

— Не напирайте! Сломаете диктофон! У меня эксклюзивное право на интервью с господином Трофимовым! Степан Федорович — первый вопрос: когда вы в первый раз поняли, что вы — гений?..

— Грузчики! Внесите чемодан с деньгами!..

— Мы есть из Нобелевский комитет. А кто есть Стефан Федороффитч Трофимофф?

— Не толкайте меня, я управдом! Господин Трофимов! Так как в вашей квартире поселились представители дружественной африканской страны, наша жилконтора решила выделить вам дополнительную площадь в размере семи комнат! Искренне поздравляю!

— Степочка! У меня получилось! Я развелась со своим деспотом, Степочка! Степочка, посмотри на меня! Это я — Маша Привалова!..

Мой клиент беспомощно озирается и безуспешно пытается пробиться сквозь людскую кашу. Он ищет меня глазами, но меня уже здесь нет… Механизм перемещений во времени и пространстве бесов оперативных сотрудников таков, что при успешном выполнении очередного задания командированный возвращается в контору автоматически.

Зрительный зал перед моими глазами стремительно тает.

Я успеваю услышать еще короткий отрывок взволнованного диалога режиссера Михалыча и коротышки циклопа:

— Товарищ лилипут, вы здесь с какой целью?

— Я, собственно… э-э… хотел завоевать мир.

— Прекрасно! Идите ко мне в труппу, я вам гарантирую, что вы завоюете мир в кратчайшие сроки. Завтра или послезавтра! Начнем с Голливуда, благо эти прощелыги уже здесь… У меня есть отличный сценарий как раз под вашу фактуру!.. Скажу по секрету, сюжет сценария и ваш образ я увидел во сне…

— Ну-у… раз уж на родине мне лучше не появляться в течение ближайших пары миллионов лет…

Больше я ничего не слышал и не видел. Мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины — и разорвался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в этот момент не существовало в поглотившей всю вселенную бесцветной пустоте…

Я летел домой!

ЭПИЛОГ

— Ты не обижаешься?

— Не обижаюсь.

— Правда, не обижаешься?

— Правда!

— Нет, я серьезно спрашиваю, Филимон, скажи — не обижаешься на меня? Все-таки десять лет на гауптвахте в одиночке — это…

— Конечно, не обижаюсь! Я ж понимаю — работа есть работа. И от этого никуда не денешься. Тем более что я с помощью твоего рапорта обжаловал приговор и меня освободили досрочно.

— Но все равно… Ведь ты же из-за меня…

— Пустяки! Забыли, ладно?

— Ну, ладно…

— Кстати, Адольф, у меня для тебя хорошие новости. За успешно выполненное задание и проявленные при этом героизм и смекалку Канцелярия преисподней при моем личном ходатайстве премирует тебя назначением в ряды элитного подразделения бесов-берсерков.

— Служу преисподней! Спасибо! Большое спа… Постой, это то самое подразделение в Седьмом Круге?

Где изучается феномен бесовской задни… Филимон! Не надо! Милый мой! Родной! Гад! Ты все-таки отомстил?! Ты все-таки обиделся?

— Я?! — очень натурально удивился Филимон. — Как ты мог подумать, дорогой? Ни в коем случае. Это большая честь выпала тебе сама собой. Можно сказать — повезло! Везение можно сказать.

— Везение?!!

— Ну, невезение. Называй, как хочешь… В любом случае — поздравляю!

Он помолчал и добавил, что называется, «от души»:

— Иди и служи! И чтобы в моем отделе кадров раньше чем через тысячу лет и не появлялся! Задавлю, провокатор!

Первухина Александра Заговор судьбы. Трилогия.

Книга 1. Ветер перемен

ПРОЛОГ

Разноцветные блики метались по стенам рабочего кабинета Императора. Громкая бравурная музыка проникала даже через шумоглушители. Все знатные семейства Империи тысячи солнц отмечали очередное радостное событие. Впрочем, что это за событие, многие из них не вспомнили бы и под угрозой медленной смерти. Просто Император желал праздновать. И это было достаточным поводом для любого торжества. Поэтому и развевались над дворцом разноцветные флаги из дорогого шалисского шелка, а придворные в вычурных нарядах предавались самым разнообразным порокам, которые во время правления Императора Норома III было принято дипломатично называть «развлечениями». При этом старательно не замечалось то, что большинство так называемых развлечений уголовное право именовало более неприглядным словом — преступление. Знать давно уже поставила себя не только над остальными людьми, но и над законами Империи, и поэтому при дворе Императора пышным цветом расцветали клубы по интересам, где титулованные преступники пытали, насиловали, принимали наркотики и предавались самым изощренным порокам в безуспешных попытках разогнать одолевающую их великосветскую скуку. Празднество было в самом разгаре, неудержимое веселье охватило одурманенных наркотиками и алкоголем дворян, заставляя их совершать всё более безумные поступки.

Сам Император, однако, пребывал в далеко не праздничном настроении. Нахмуренные брови Его Величества предвещали большие неприятности ученому, замершему перед ним в глубоком поклоне.

— Ты утверждаешь, что снова потерпел неудачу? — Голос Императора заполнил собой всё пространство кабинета и заставил ученого задрожать.

— Ваше Величество! Мы непременно выполним ваше повеление! Но возникли трудности с материалом! Мое открытие, несомненно, позволит вам получить лучшего телохранителя из всех, которые когда-либо существовали, однако необходимость в его полной преданности только вам вызывает сложности. Мы добились необычайно высокого уровня идентификации, но его недостаточно для стопроцентной гарантии от ошибки!

— И что же вам мешает на этот раз?

— Ваше Величество! — Ученый замялся, опасаясь реакции своего повелителя на то, что он собирался сказать. — Ваше Величество, нам необходим материал, связанный с вами родственными узами. Чем ближе родство, тем вероятнее успех.

— Ребенок подойдет?

— Ваше Величество, — ученый запнулся, — ваш ребенок был бы идеальным вариантом. При таком близком родстве мы смогли бы развить его способность чувствовать родственную кровь до невероятных пределов…

— Хорошо. Моя жена сообщила мне сегодня, что носит под сердцем второго ребенка. Я отдам приказ, чтобы ее доставили в лабораторию.

— Ваше Величество! — Ученый с трудом скрыл удивление и теперь изо всех сил пытался сообразить как бы поделикатнее указать Императору на то, что проводимые опыты — штука опасная. — Ваше Величество! Должен вас уведомить, что мои исследования довольно опасны. Ваша жена может не пережить рождение мутированного ребенка.

— Я знаю.

Император холодно посмотрел на застывшего перед ним человека, изгнанного из самого знаменитого университета биоинженерии за слишком смелые открытия, которые даже видавшие виды ученые сочли попросту безумными, и усмехнулся.

— Если ты выполнишь свое обещание, я, скорее всего, не стану обращать на это внимания. А теперь — пошел вон!

Ученого вынесло за дверь. Император довольно кивнул. Боятся. А если боятся, значит, чувствуют его величие. Так и должно быть. Он встал из-за стола и подошел к зеркалу, занимающему одну из стен в его кабинете. С полированной поверхности на него глянул высокий мужчина в самом расцвете лет. Появившаяся кое-где в густой черной шевелюре седина только подчеркивала аристократическую правильность черт волевого лица, на котором, правда, уже стали проступать следы пороков, одолевающих Его Величество, но пока их вполне можно было замаскировать косметикой. Недовольно глянув на красные прожилки, обозначившиеся на носу и щеках, Нором III отметил про себя, что после празднества нужно будет обязательно лечь в биорегенератор и пройти курс лечения, чтобы привести в порядок лицо. А пока Император одобрительно окинул взглядом свою сухощавую подтянутую фигуру, умело подчеркнутую небесно-голубым камзолом, и остался доволен тем, что увидел. «А теперь последний штрих, и можно спускаться, — самодовольно подумал повелитель тысячи солнц. — Подданные наверняка уже извелись в ожидании выхода Императора». Нором подхватил со специально установленного у зеркала столика Малую императорскую корону и направился к двери, за которой его ждали телохранители, чтобы сопроводить своего господина на бал.

Человек, только что подписавший смертный приговор собственной жене и обрекший на гораздо более жуткую участь еще не рожденного ребенка, поспешил присоединиться к празднеству, дабы поразить подданных очередным костюмом, сравнимым по цене со стоимостью небольшой планеты.

Женщина кричала вторые сутки. В оборудованной по последнему слову техники огромной лаборатории, местонахождение которой было не известно даже большинству тех, кто в ней работал, крики отражались от стен, многократно усиливаясь, и заставляли профессора жалеть о том, что он не додумался оборудовать свое рабочее место шумоглушителями. Проект близился к завершению, но некоторые побочные эффекты порой невыносимо раздражали.

Профессор вышел из закутка, где устроил себе место для отдыха и работы, и подошел к прочному стеклу, отгораживающему родильную палату от остальной лаборатории. Роженица снова заметалась на стерильном железном столе, к которому ее предусмотрительно прикрутили прочными ремнями, и закричала. Профессор недовольно поморщился — крики женщины давно утратили всякое сходство с человеческими, превратившись просто в звериный вой. Это невольно отвлекало людей от работы. Ученый вывел на монитор последние данные о состоянии плода и довольно кивнул. Всё шло так, как и было задумано, только вот роды почему-то затянулись. Если бы профессор не опасался навредить ребенку, он бы наверняка приказал ускорить их медикаментозным путем или даже провести операцию по извлечению плода, но он не мог предсказать, как вмешательство в естественный ход вещей отразится на способностях существа, которое вот-вот должно было появиться на свет. И совершенно не хотел рисковать, прекрасно понимая, что от успеха его проекта зависит не только его благополучие, но и сама жизнь. Поэтому ему приходилось ждать. Ждать профессор очень не любил, но, к сожалению, в данной ситуации у него не оставалось другого выхода.

Женщина опять закричала и заметалась, однако люди, склонившиеся над ней, не обращали на это никакого внимания. Их больше интересовал ребенок, который медленно, но верно пробивал себе путь наружу. Профессор похвалил себя за то, что удачно подобрал себе ассистентов, и поспешил в родильную палату — если он не ошибался, роды подошли к заключительной стадии.

Он оказался прав. Вот наконец появилась окровавленная головка, и один из ассистентов тут же поместил на нее медицинский датчик. Профессор озабоченно посмотрел на данные, которые тут же высветились на небольшом мониторе, установленном у стола, и, убедившись, что с ребенком пока всё в порядке, наклонился над роженицей. К его удивлению, маленькое существо, которое еще не до конца появилось на свет, уже смотрело на него вполне осмысленно и… голодно. Отогнав от себя мысли, не подобающие ученому, профессор протянул руки, чтобы принять младенца, и едва удержал крик боли — маленькие клыки впились ему в ладонь. Мужчина с трудом преодолел желание отшвырнуть кровожадное создание в самый дальний угол лаборатории и попытался осторожно высвободить руку. Профессора переполняло беспокойство, на подобное поведение будущего телохранителя Императора он не рассчитывал, было просто необходимо проверить…

И вновь раздался крик женщины, но человек, принявший ее ребенка, даже не повернул головы в ее сторону. Он торопливо нес новорожденного к большому медицинскому сканеру, и почти все присутствующие спешили за ним, тревожно переглядываясь и перешептываясь. Результат их эксперимента оказался слишком неожиданным. Только двое ассистентов остались возле умирающей матери. Женщина больше не кричала. Неимоверным усилием она повернула голову в ту сторону, куда унесли ее ребенка. Глазами, красными от полопавшихся сосудов, она искала того, за чье появление на свет заплатила такую высокую цену. Безуспешно. Наконец, оставив бесплодные попытки, обессиленно распласталась на жестком ложе. Ее губы едва заметно шевельнулись, и чуть слышный шепот потонул в радостных криках триумфа:

— Великий Саан, повелитель жизни и смерти, пощади мое дитя, пожалей…

Посол Объединения свободных планет Лотан Сел с брезгливым любопытством рассматривал невысокое существо в просторных черных одеждах, неподвижно застывшее у правого подлокотника трона Империи тысячи солнц. К любопытству и отвращению примешивалась изрядная доля страха. Об этом новом телохранителе Императора ходили уж очень жуткие слухи. И хотя, как любой дипломат такого уровня, посол умел извлекать из дурно пахнущих завалов сплетен драгоценные крупицы истины, в данном случае ему это не очень удавалось. Слишком невероятными были сведения, передаваемые из уст в уста в кулуарах императорского дворца. Слишком странными и страшными. Впрочем, посол устало усмехнулся про себя: во время правления Норома III самые чудовищные слухи могли оказаться правдой. Однако в настоящий момент эти мысли были для него лишними. Отвлекаться на императорском приеме было небезопасно.

Посол заставил себя сосредоточиться на происходящем в тронном зале, прекрасно понимая, что любое неверное движение может стоить ему жизни. В Империи тысячи солнц понятие «дипломатическая неприкосновенность» просто отсутствовало. Его заменяла воля Императора, которая имела обыкновение меняться по десять раз на дню. И сегодня посла ожидало наглядное подтверждение этой прискорбной тенденции — в главном зале дворца должны были состояться суд и казнь очередного государственного преступника. Лотан вздохнул, ему предстояло пережить несколько неприятных часов. Он никогда не любил кровавые зрелища, а после двух лет работы в качестве посла при дворе Императора Империи тысячи солнц стал относиться к ним с еще большим отвращением. Чересчур часто он их здесь видел. Оставалось надеяться, что всё закончится быстро, но почему-то в это слабо верилось. Император славился своей жестокостью и кровожадностью. Ожидание в огромной толпе надушенных придворных становилось просто невыносимым, и посол внезапно поймал себя на том, что с нетерпением ждет начала церемонии, в конце концов это была неприятная, но всё-таки альтернатива бессмысленному топтанию на месте в огромном душном помещении под объективами датчиков наблюдения.

Вот Император поднял скипетр, повелевая привести в тронный зал государственного преступника, ради которого сегодня и собрали в императорском дворце всех придворных и дипломатов. Главнокомандующий космическим флотом был обвинен самим Императором в измене и теперь должен был понести заслуженное наказание. Посол вздохнул. Он сомневался, что хоть один из собравшихся в зале верит в виновность лучшего полководца своего времени, но это не имело никакого значения в этом сумасшедшем государстве.

Вот бесшумно распахнулись огромные, отделанные золотом двери тронного зала, и стражники в белых церемониальных мундирах втащили в помещение высокого поджарого мужчину, закованного в кандалы, изготовленные, как с удивлением отметил посол, из лирита, который являлся одним из самых прочных из известных ныне материалов. Впрочем, это было сделано скорее напоказ, чем по необходимости, даже в боевом вооружении специальных подразделений преступник не сумел бы причинить Императору ни малейшего вреда. Об этом заботились самая совершенная в освоенном космосе система охраны, способная нейтрализовать любую угрозу жизни и здоровью Его Величества, и полк хорошо обученных телохранителей.

Император обвел взглядом зал и, убедившись, что внимание всех присутствующих сосредоточено на нем, приосанился и пропитым голосом прокаркал:

— Ты обвиняешься в измене и покушении на священную особу! Но мы милостивы! Ты не будешь казнен как предатель! Учтя все твои прежние заслуги, мы приговорили тебя к более мягкому наказанию. Твоя семья будет казнена в назидание другим, а ты своей безупречной службой смоешь с себя пятно предательства!

Придворные разразились приветственными криками, а приговоренный заметался, пытаясь разорвать сковывающие его цепи, лицо исказило безумное отчаяние. Император поднял руку, и в зал ввели красивую молодую женщину в парадном платье, за ней шли двое детей. Девочка лет четырнадцати и мальчик лет шести. Женщина испуганно посмотрела на мужа, но не успела сказать ни слова. Телохранитель Императора, словно повинуясь приказу, который был слышен только ему одному, сорвался с места и, прежде чем кто-нибудь успел хоть что-то понять, оказался рядом с приговоренными к смерти. С тихим свистом из ножен на спине выскользнул узкий клинок, и мальчик повалился на мраморный пол, заливая его кровью. Посол только через мгновение понял, что ребенок еще жив. Телохранитель нанес, несомненно, смертельную рану, но смерть будет долгой и совсем небезболезненной. Осознав, что происходит, девочка бросилась бежать в безнадежной попытке спастись. Маленькая фигурка отвернулась от смертельно раненного мальчика, и тут, пытаясь спасти своих детей, на маленького монстра с душераздирающим криком бросилась мать. Телохранитель Императора даже не повернулся на крик. Тонкая, хрупкая на вид рука выскользнула из складок балахона, в который куталось чудовище, и черные нечеловеческие когти небрежно мазнули женщину по животу. Она упала как подкошенная, прижимая руки к смертельной ране, а телохранитель стремительно метнулся вслед за девочкой. Он настиг ее на полпути к дверям и коротким тычком сбил с ног. Девочка отчаянно закричала, когда кинжал, способный резать металл, вошел ей под ребра, вскрывая грудину, и забилась в предсмертных судорогах.

Посол дрожащей рукой вытер пот со лба, вся расправа заняла меньше минуты, и тут же вздрогнул от неожиданности. Обвиненный в государственной измене главнокомандующий с бешеным воем сбросил с себя державших его стражников и, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, всем весом обрушился на хрупкую фигурку телохранителя. Существо, видимо, не ожидало нападения и не успело отреагировать. Капюшон и платок, закрывавшие его лицо, слетели, открыв жесткие черные волосы, заплетенные в толстую косу, и главнокомандующий успел захлестнуть шею противника своими цепями. Посол невольно подался вперед, стараясь получше рассмотреть это таинственное существо и, как он впоследствии честно признавался самому себе, с удовольствием понаблюдать за тем, как этот маленький монстр испустит дух. Однако то, что произошло в следующий момент, заставило посла невольно прошептать молитву Саану, отгоняющую зло.

Телохранитель, даже не зашатавшись под тяжестью взрослого человека, обрушившегося на него всем своим весом, изогнул шею под углом, который явно не был предусмотрен природой, и вдруг вцепился неизвестно откуда появившимися клыками в руку, держащую цепь на его горле. Человек вскрикнул от удивления и боли, но не отпустил удавку, продолжая затягивать ее на худенькой шее. Люди вокруг него замерли, наслаждаясь новым жестоким зрелищем, и посол едва смог скрыть отвращение к происходящему. В следующий момент в толпе придворных раздались испуганные и недоуменные крики — главнокомандующий, казалось, уже сумевший отомстить за гибель своей семьи, внезапно захрипел и свалился на пол, корчась в агонии. На его почерневшее перекошенное лицо было жутко смотреть. Люди попятились, отчаянно стремясь оказаться как можно дальше от маленького монстра.

Чудовище, по капризу Императора ставшее его телохранителем, не обратило на происходящее вокруг него никакого внимания. Выпрямившись, оно высвободилось из цепей, сковывавших теперь уже покойника, и спокойным шагом направилось к трону своего господина. Посол не смог подавить дрожь, когда оно проходило мимо него. Слишком уж диким выглядело сочетание изможденного детского личика с огромными желтыми глазами, которые больше подошли бы какой-нибудь змее, и заостренными ушами, виднеющимися из-под волос и наводящими на мысль о летучих мышах или еще каких-нибудь ночных страшилищах.

Замерев перед троном, существо не мигая уставилось на Императора. Посол ожидал чего угодно, но только не того, что произошло в следующий момент. Император несколько секунд смотрел на телохранителя, а затем взревел от ярости и со всего размаха хлестнул его по лицу энергетическим хлыстом. Посол вздрогнул. Такими хлыстами на отсталых планетах погоняли самых толстокожих и ни на что не реагирующих тягловых животных. Он даже представить себе не мог, что это изуверское орудие может быть использовано против человекоподобного существа. Однако, к его удивлению, телохранитель никак не прореагировал на удар и даже не попытался защититься от последующих, градом посыпавшихся на его голову и плечи. Император вошел в раж и хлестал не останавливаясь. От такого количества ударов даже годоры, для которых и был предназначен хлыст, вполне могли умереть от болевого шока, а телохранитель ничем не обнаружил, что ему больно. Просто, когда Император выдохся и рухнул на трон не в силах продолжать экзекуцию нарушившего его приказ раба, он бесстрастно занял свое место у правого подлокотника и замер в нечеловеческой неподвижности, глядя в никуда. Посол на мгновение прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя и осмыслить всё произошедшее. Его не оставляла уверенность в том, что ему просто необходимо отправить сообщение об инциденте в Управление разведки. Это существо могло в будущем стать серьезной проблемой. Интуиция еще ни разу не обманывала посла.

Император умирал. Ни силовые поля, защищающие все императорские резиденции, ни специальное излучение, блокирующее химические процессы, позволяющие работать всем видам современного оружия, ни лучшая в освоенной Вселенной охрана, вооруженная мечами, способными резать даже самые прочные сплавы, а при отключении излучения-блокировки вполне пригодными для использования в качестве лучевого оружия (их лезвия без труда превращались в сверхточные фокусирующие линзы) не смогли спасти жизнь Его Императорскому Величеству Норому III. Лучшие врачи, которых только можно купить за деньги, оказались бессильны перед склонностью Императора к излишествам, самые современные регенерационные камеры не справились со страстью Его Величества к саморазрушению. Император умирал. И рядом с ним в его спальных апартаментах находились только его сын, к своей тщательно скрываемой радости вдруг оказавшийся повелителем одной из самых мощных держав освоенного космоса, и телохранитель, как всегда бесстрастно взирающий на дрожащую развалину, в которую превратился его господин. Император с трудом повернул голову к наследнику, и тот поспешно встал, чтобы отцу было удобнее смотреть на него. Нором едва слышно прошептал, сил говорить громко у него уже не было:

— Ты моей крови, и Эфа теперь твоя. Слышишь, Эфа, выполняй все его приказы!

Телохранитель — теперь выяснилось, что это девушка, — ничем не показала, что слышала последние слова Императора, но все находившиеся в комнате знали, что отныне она будет выполнять распоряжения своего нового повелителя. Она получила приказ. Остальное ее совершенно не интересовало.

Часть первая ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

ГЛАВА 1

Рейт, герцог Оттори и двадцати других звездных систем, пребывал в отвратительном настроении, и для этого у него были веские причины. Несвоевременная смерть Императора нарушила все его планы и заставила тащиться через пол-Империи на Тронный мир, дабы принести клятву верности очередному ничтожеству, взошедшему на престол. Празднества по случаю коронации нового Императора Норома IV он с удовольствием бы пропустил. Как и все в его семье, герцог Рейт не был любителем оргий и кровавых зрелищ, но положение обязывало, и ему пришлось на протяжении трех недель маяться дурью, изображая восторг по поводу того, что он видит, даже если его тошнило от очередного извращения, пришедшего на ум новому Императору. Клятва верности в их семье никогда не была пустым звуком. К сожалению.

И вот теперь, когда все неприятные моменты нахождения в столице остались позади, он устало откинулся в любимом кресле и, потягивая лучшее вино Империи, производимое на его виноградниках на Оттори, наслаждался драгоценными минутами спокойного отдыха. В собственной резиденции можно было расслабиться и на какое-то время стать самим собой… Но полностью забыть обо всех неприятностях не получалось. Его что-то беспокоило. Что-то было не так, но даже своим обостренным чувством опасности он не мог угадать причину этой настороженности. Рейт на мгновение прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и определить, откуда исходит опасность. Но безуспешно. В комнате никого не было, едва слышно потрескивали защитные поля, шипели датчики движения. Ничто не предупреждало о том, что ему что-то угрожает…

Он так и не понял, откуда взялось это существо, еще секунду назад он был совершенно один в комнате, и вот уже оно стоит в каком-то метре от него, не мигая глядя на него желтыми звериными глазами. Рейт не двигаясь рассматривал императорского телохранителя, замершего перед ним с обнаженным мечом. Он не знал, как это существо преодолело охрану его резиденции, но прекрасно понимал, что в сложившейся ситуации не сможет ничего сделать, если этому маленькому монстру вздумается напасть. Просто не успеет. Он видел это существо в деле и не обольщался по поводу своих возможностей.

Эфа разглядывала замершую перед ней цель и пыталась понять, что вызывает в глубине ее существа такой протест против убийства именно этого человека. Наконец она едва слышно зашипела, выудив из глубины памяти чувство, подобное тому, которое она испытывала сейчас, стоя перед герцогом Оттори. Так же ощущался ее господин. В жилах жертвы текла кровь повелителя. А она-то думала, что после смерти своего господина уже никогда больше не испытает этого чувства, значит, она ошиблась. Тем лучше. Служа существу, к которому не испытывала никаких родственных чувств, она ощущала некоторый дискомфорт. Теперь это можно будет исправить. Но как?!! Приказ господина необходимо было выполнять беспрекословно, но все ее инстинкты требовали повиновения тому, в чьих жилах текла родственная ей кровь. Неприятная дилемма.

«Однако…» — Новая мысль заставила ее уши шевельнуться от удивления. Она повиновалась своему господину до самой его смерти и выполняла его последний приказ до сих пор, но теперь появился новый господин. Эфа беззвучно зашипела, поставленная перед непростым выбором. Кому она обязана повиноваться теперь? Своему первому господину, который уже умер, или новому, который еще не знает о своем праве приказывать ей? Ее с самого рождения бесконечными тренировками приучили беспрекословно выполнять приказы первого господина, но не было ни одной тренировки на тему, что делать, когда старый приказ приходит в противоречие с ее основным инстинктом — повиноваться господину одной с ней крови. Перед ней никогда раньше не возникала подобная проблема, потому что господин был всегда один, а теперь…

Сознание корчилось от нестерпимой боли — два основных инстинкта боролись, используя его в качестве поля боя. «Что выбрать? Прошлое… или будущее… Нет! Не так!» Волевое усилие вызвало новую волну боли, но ей всё-таки удалось подавить один из инстинктов, заложенных в нее ее создателем. Если она обязана выполнять приказы, то пускай это будут приказы существа, глядя на которое она не испытывает постоянного желания его убить. Подчиняться одному из тех, кто является ее добычей?! Нет! Даже по приказу господина!

Эфа спрятала меч и неуловимым движением опустилась на пол у ног герцога, демонстрируя готовность повиноваться ему.

Рейт дернулся от неожиданности и потрясенно уставился на неподвижную фигуру у своих ног. Несколько мгновений он молча рассматривал ее, пытаясь понять, что же, Саан побери, происходит и какой пакости ему нужно ожидать в следующий момент. К его удивлению, существо по-прежнему не демонстрировало враждебности и даже не смотрело на него, замерев в жутко неудобной, на его взгляд, позе. Рейт осторожно пошевелился. Никакой реакции со стороны странного пришельца не последовало. Что ж, герцогу не оставалось ничего иного, как продолжить свои эксперименты.

— Что ты делаешь? — Ответом ему было молчание. Телохранитель Императора даже не поднял глаз. Рейт почувствовал, что начинает злиться. — Отвечай, Саан тебя загрызи! Зачем ты сюда пришел?

— Чтобы убить вас-с-с, — прошелестел странный бесстрастный голос.

— А почему не убил? — спокойно поинтересовался герцог. Сегодня он уже устал удивляться превратностям судьбы.

— Ты мой гос-с-сподин. Я не могу тебя убить.

— Почему? — глупо спросил Рейт. Услышать такой ответ от ночного визитера он никак не ожидал. Всё происходящее напоминало ему какой-то безумный кошмар, навеянный одним из синтетических наркотиков, недавно снова вошедших в моду при дворе. На несколько мгновений он даже усомнился в собственном рассудке.

— Так меня с-с-создали, — последовали непонятные слова, и герцог решил не заострять внимание на этом. По крайней мере пока.

Он прекрасно понимал, что от гибели его спасло только чудо, и не собирался терять подаренный судьбой шанс. А значит, ему стоило убраться как можно дальше от Тронного мира, пока новый Император не узнал, что задуманное им покушение провалилось. Но что теперь прикажешь делать с этим несостоявшимся убийцей? Рейт давно не обманывал себя иллюзиями. Если Император узнает о том, что его телохранитель отказался выполнить его приказ, смерть существа, по какой-то ему одному известной причине даровавшего ему, Рейту, жизнь, будет страшной. Но и взять его с собой — значит дать Императору понять, что он знает о покушении, и — что самое главное — о неудаче, постигшей Его Величество. В таком случае это ничтожество в короне не успокоится, пока не добьется своего. Лучшей тактикой было бы сделать вид, что ничего не случилось, и спокойно вернуться в свои владения. Судя по всему, Император не из тех, кто отличается долгой памятью на мелочи, к которым он, без всякого сомнения, отнесет всё происшедшее. Осталось только решить вопрос, каким образом убедить Императора в своей полной неосведомленности в происходящем и одновременно оставить в живых это странное существо.

Рейт устало покачал головой. Да, задачка. Может быть…

— Послушай. Как, кстати, тебя зовут?

— Эфа.

— Что?

— Эфа.

— Это твое прозвище?

— Нет, имя. Меня зовут, как змею на императорс-с-ском гербе.

Рейт вздрогнул. Не то чтобы его удивила жестокость Императора. Но идея назвать разумное существо, как один из предметов интерьера, показалась ему чудовищной.

— Ладно. Мы попали в серьезную переделку. Необходимо скрыть то, что ты выбрала меня в качестве господина, иначе…

Рейт приготовился к долгим объяснениям, но Эфа только кивнула:

— Я понимаю. Позволено ли мне будет занятьс-с-ся этой проблемой?

— А разве ты знаешь, что нужно делать в такой ситуации?

— Да. — Короткий, уверенный ответ.

Если бы он исходил от человека, герцог успокоился бы и позволил ему действовать так, как он считает нужным. Но поскольку дело касалось совершенно непонятного ему существа, Рейт решил подстраховаться. Спокойно, стараясь не спровоцировать Эфу на нападение, мало ли что может показаться ей обидным, герцог поинтересовался:

— Хорошо. Но всё же расскажи, что ты намереваешься делать.

— Мой генетичес-с-ский код никому не извес-стен, об этом позаботилс-с-ся мой прежний гос-с-сподин. Узнать меня в с-с-случае с-с-сильных повреждений можно будет только по кольцу влас-с-сти. — Эфа неуловимым движением извлекла откуда-то из складок одежды кинжал и коротким взмахом отрезала себе безымянный палец на правой руке у самого основания. Рейт невольно дернулся, пытаясь ей помешать, но опоздал. Он потрясенно наблюдал за тем, как Эфа спокойно прячет отрезанный палец в складках балахона, продолжая при этом излагать ему свой план: — Необходимо найти подходящий труп и инс-с-сценировать мою с-с-смерть. Это будет нес-с-сложно, так как Императору извес-с-стно, что я в первый раз покинула пределы дворца, а уровень моей подготовки для дейс-с-ствий в незнакомой обс-с-становке ему не известен.

— Хорошо. — Рейт постарался скрыть собственную растерянность. Не каждый день у него на глазах вполне разумное существо отрезало себе палец, даже не поморщившись. — Действуй по плану, но сначала останови кровь и зайди в медицинский кабинет. Тебе нужно регенерироватьпалец.

— Нет необходимос-с-сти. Регенерация незначительных повреждений ос-с-существляетс-ся без медицинс-с-ского вмешательс-с-ства. Позвольте прис-с-ступить к выполнению задания?

Рейту осталось только кивнуть. Эфа беззвучно метнулась к двери и исчезла, прежде чем он смог осознать, что ее уже нет в комнате. Герцог некоторое время молча смотрел на то место, где она только что сидела, а затем потянулся к переговорному устройству и принялся отдавать приказания. Тронный мир необходимо было покинуть как можно скорее.

Эфа быстро перебрала варианты инсценировки своей собственной гибели. Ни один из них ее не устраивал. Она еще раз убедилась в том, что спрятала отрезанный палец с кольцом в карман, и бесшумно помчалась в сторону городских трущоб. Это была ее первая самостоятельная операция, но она не сомневалась в успехе. Ее создатели неплохо потрудились, обучая ее. Всё, что было связано с войной, тайными заданиями, ликвидациями и любой другой деятельностью, требующей планирования, стратегического и тактического мышления, было для нее естественным, как дыхание. В этот раз всё упиралось в необходимость полной ликвидации тела. Она не солгала своему новому господину, у Императора действительно нет ее генетического кода, но она не стала говорить ему о том, что спутать ее с человеком просто невозможно. Уж это-то ей вполне доходчиво объяснили.

Оставался один довольно рискованный вариант, но для этого ей был необходим человек ее комплекции. Причем человек, которого ни при каких обстоятельствах никто не хватится. Такого можно было найти в городских трущобах, но вот как доставить его в хорошо охраняемый престижный район? Датчики охраны на нее не реагируют, а вот на обычного человека — еще как. Проблема требовала нестандартного подхода. Но пока ее можно было отложить на потом.

Эфа внимательно огляделась, отметив, что голограммы не передают некоторые особенности трущоб и их обитателей. А именно их запах. Тонкое нечеловеческое обоняние Эфы протестовало против такого издевательства над ним, но она привычно подавила все неприятные ощущения и приступила к поиску того, что привело ее в этот малоприятный район.

Ей улыбнулась удача. Почти сразу она заметила выходящее из дверей какой-то ночлежки неопрятное существо примерно ее роста и телосложения. Эфа метнулась к нему и одним точным ударом в нервный центр погрузила обитателя трущоб в беспамятство. Убивать его не решилась. Она неплохо знала систему безопасности дворца, но понятия не имела, фиксируют ли датчики внешней стены биоритмы организма. А рисковать в таком деле она не собиралась. Взвалив добычу на плечо, Эфа торопливо развернулась и побежала к дворцу, предусмотрительно держась наименее освещенных участков улиц.

Добраться до дворца оказалось гораздо проще, чем она ожидала. Стоило только угнать флаер с дворянским гербом на дверце, и все охранные службы предпочли вежливо не заметить, что в его салоне находится бесчувственное тело, а водитель старательно прячет лицо от камер слежения. Вмешательство в дела дворянина для простолюдина могло легко закончиться преждевременной смертью, и поэтому охранники старательно делали вид, что всё происходящее их совершенно не касается.

Бросив флаер недалеко от дворцовой площади, Эфа снова взвалила бесчувственное тело себе на плечо и бегом направилась к трехметровой гранитной стене, окружавшей дворец. Она внимательно следила за тем, чтобы не попасть в зону видимости какого-нибудь датчика охраны одного из многочисленных особняков, расположенных вокруг дворцовой площади. Это было маловероятно, но Эфа стремилась избежать любых случайностей. Провалить свое первое задание и оказаться в застенках императорской тюрьмы ей совершенно не хотелось. Боли и смерти она не боялась, но проигрывать не любила. Тем более проигрывать существам, которых все ее инстинкты приказывали считать собственной законной добычей.

Тело бродяги оказалось совсем не тяжелым и не стесняло движений, однако исходящая от него густая вонь давно не мытого тела напрочь заглушала все остальные запахи и не позволяла Эфе использовать всю силу ее обоняния. Это сильно мешало ей сосредоточиться, но она, несмотря на это, ни на секунду не отвлеклась от выполнения главной задачи.

Предусмотрительно отключенные перед вылазкой к герцогу датчики внешней безопасности позволили ей проникнуть в дворцовый сад, не ставя в известность многочисленную охрану, как биологическую, так и электронную. Теперь оставалось сделать самое сложное — перепрограммировать вручную генераторы полей, до сих пор это считалось невозможным. Впрочем, у создателей Эфы было на сей счет свое мнение, несколько отличающееся от официального. Спрятав тело бродяги в каких-то кустах неподалеку от декоративной каменной стены, окружавшей сад, Эфа бесшумно заскользила по залитым лунным светом дорожкам к бункеру, где помещался генератор полей, контролирующий нужный ей участок стены.

Замок поддался, на удивление, легко. Эфа осторожно приоткрыла дверь и нырнула внутрь. Небольшое помещение покрывала многолетняя пыль, однако пульты управления были в полном порядке. Стараясь не задеть ничего лишнего, Эфа ввела пароль допуска, внутри машины что-то пискнуло, и на пульте загорелась зеленая лампочка. Теперь надо сменить настройку с охранной на боевую конфигурацию, о которой вряд ли подозревали даже инженеры, обслуживающие это чудо техники, и все. Дальний предок нынешнего Императора установил эту программу на случай штурма дворца, и за тысячи лет, прошедшие с тех пор, она ни разу не использовалась, если, конечно, свидетельства современников, зафиксированные придворными летописцами, не лгали.

Эфа внимательно считала показания приборов и удовлетворенно кивнула. Сбой в программе выглядел совершенно естественно. Просто результат длительного использования техники. Самопроизвольное включение боевого режима на три секунды с последующим полным аварийным отключением неисправного агрегата. Порядок.

Тихо выскользнув из бункера, Эфа вернулась к стене, извлекла бродягу из густого кустарника и замерла, отсчитывая мгновения. Есть! Мощным толчком она отправила бесчувственное тело через барьер. Короткая вспышка — и боевое излучение распылило его на молекулы. Эфа убедилась, что вспышка зафиксирована пассивными сенсорами, и со всей доступной ей скоростью покинула территорию дворца. Так. Она отчетливо слышала приближение охранников. Как она и предполагала, сработала тревога. Эфа бросила на землю у самой стены свой отрезанный палец и, отступив в тень, внимательно изучила получившуюся картину. Для правдоподобия явно чего-то не хватало. Чего? И какие вопросы могут возникнуть у людей, которые увидят эту картину?..

Телохранитель Императора по какому-то тайному поручению пересекает периметр безопасности дворца в неположенном месте. В момент преодоления силовых щитов срабатывает старая боевая программа. От телохранителя остается только один палец, по которому его и опознают… Стоп! Вот оно. Людям не свойственно такое положение кисти, при котором в зону поражения могли попасть все пальцы, кроме одного, безымянного. Она конечно же не совсем человек, но это вряд ли будет принято в расчет. Как-никак ее происхождение до сих пор засекречено. Следовательно, у людей, проводящих дознание, действительно могут возникнуть ненужные вопросы. Этого необходимо избежать.

Эфа быстро достала кинжал и, смахнув мизинец, бросила его рядом с первым пальцем. Ей показалось, что теперь всё выглядит гораздо правдоподобнее. Всё равно тщательно исследовать ее «останки» Император не даст. Скорее всего, прикажет уничтожить их немедленно. Ведь даже поверхностный анализ крови и тканей выдаст самую главную тайну Империи — эксперименты над людьми по созданию супербойцов. Успешные эксперименты. Если информация об этом просочится, то на Императора ополчатся все государства Галактики.

Охрана, судя по приближающимся голосам, находилась уже совсем рядом. Нужно уходить.

Рейт молча выслушал доклад своего капитана о готовности корабля к дальнему перелету. Его не оставляла тревога. Если Эфу поймают, ее непременно убьют, и его жизнь окажется в серьезной опасности. Саан ее загрызи! Где ее носит столько времени!? Зазвенел сигнал вызова. Рейт непроизвольно напрягся. Внешний звонок в такое время суток не мог означать ничего, кроме неприятностей. Накинув поверх своего повседневного комбинезона халат, герцог включил связь и заспанным голосом поинтересовался:

— Кого Саан несет в такое время?

— Рейт! — завопил маркиз Митар, по каким-то только ему одному известным причинам записавший себя в близкие друзья Рейта и постоянно это демонстрирующий к месту и не к месту. — Тут такая новость, а ты спишь!

Герцог устало вздохнул. Большего сплетника, чем Митар, не было во всей Империи, и, как подозревал Рейт, более неумелого шпиона тоже.

— Новости — это по твоей части, — проворчал он, старательно сохраняя вежливый тон, уж очень ему хотелось послать этого придурка куда подальше. Но приходилось терпеть, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Подавив раздражение, он проявил ожидаемый интерес: — И что же случилось?

— Ты не поверишь! — Митар захлебывался от распиравшей его сенсации. — Погиб императорский телохранитель! Только два пальца и нашли! Представляешь, защитное поле сработало в боевом режиме! А никто даже и не подозревал, что такое вообще возможно!

По спине Рейта потек холодный пот. Неужели всё-таки у Эфы получилось? Стараясь не вызвать подозрений у человека, который, как он подозревал, был приставлен к нему Императором в качестве шпиона, герцог изобразил потрясение и около часа выспрашивал совершенно не интересующие его подробности. Наконец ему удалось отделаться от непрошеного собеседника, и он поспешил отдать приказ о срочном отлете домой.

Пока слуги торопливо грузили упакованные накануне вещи в грузовой катер, Рейт метался по опустевшим комнатам в ожидании Эфы. Он уже придумал, как незаметно переправить ее на свой корабль, но оставалась одна неувязка. Для того чтобы переправить бывшего императорского телохранителя на корабль, нужно иметь под рукой этого самого телохранителя, а Эфа не торопилась возвращаться.

Рейт ждал столько, сколько было возможно ждать, не вызывая подозрений собственных слуг, которых, надо сказать, он собирался по возвращении домой проверить на предмет завербованных доносчиков и прочих мелких пакостников. Мера неприятная, но необходимая для выживания в мутном болоте имперской политики. Механизм отлажен много веков назад его предками. Еще в те времена, когда они впервые высадились на Оттори.

Рейт встряхнул головой, пытаясь отогнать лишние мысли, и направился к кораблю. Ждать в доме становилось небезопасно.

Поднявшись на борт корабля, герцог отдал приказ готовиться к старту и отправился в свою каюту, стараясь подавить в себе неприятное чувство, что он поступает как предатель. Рейту не хотелось бросать существо, подарившее ему жизнь, на произвол судьбы, но в то же время он прекрасно понимал, что не способен ничем ей помочь. Только умереть вместе с ней, а это, несмотря на все представления о чести и долге, вбитые в его сознание с детства, не казалось ему приемлемым выходом из положения. Разумом он понимал, что поступает правильно, однако сердце по-прежнему сжималось от ощущения собственной ничтожности. Рейт раздраженно поморщился про себя. Он прекрасно обошелся бы и без внезапно проснувшейся совести.

Дверь его каюты бесшумно скользнула в сторону, компьютер среагировал на его появление и включил свет в просторном, роскошно обставленном помещении. Рейт непроизвольно вздрогнул и схватился за фамильный меч, висевший у него на поясе. Посредине его покоев спокойно стояла Эфа и бесстрастно смотрела на него своими желтыми глазами хищника. Герцог шагнул в каюту и прикрыл за собой дверь.

— И как ты здесь оказалась? — стараясь не выдать голосом всю гамму охвативших его чувств, поинтересовался Рейт у странного существа, уже успевшего за их недолгое знакомство изрядно потрепать ему нервы.

— Большинс-ство с-с-сис-с-стем безопас-с-снос-сти меня прос-с-сто не чувс-с-ствуют.

— Ясно. Что ничего не ясно. — Рейт прошел мимо Эфы в глубь каюты и устроился в любимом кресле, привычно доставая из стоящего рядом бара бутылку дорогого вина Оттори. Сделав хороший глоток, герцог тихо произнес: — Хорошо то, что хорошо кончается. Теперь отправляйся в медотсек, — он кивнул в сторону маленькой неприметной дверцы в самом дальнем углу каюты, — и приведи себя в порядок. Незачем ждать естественной регенерации, когда есть биорегенератор.

К его удивлению, Эфа повиновалась беспрекословно. Одним молниеносным и одновременно плавным движением переместилась к нужной двери. Щелкнул, открываясь, замок, и вот уже бывший императорский телохранитель стоит в маленьком закутке, где, кроме полки с лекарствами и биорегенератора, ничего не помещалось.

Недолго думая Эфа сбросила мешковатую одежду на стерильный пол медотсека, и Рейт чуть не поперхнулся вином, впервые разглядев свое новое приобретение. Императорский телохранитель выглядел, как обычная девушка лет четырнадцати. Точнее, выглядела бы, если бы не длинные прямые когти, отливающие черной сталью, на руках и ногах, бледная, почти бесцветная, кожа с едва заметным рисунком, напоминающим чешую, и нечеловеческая пластичность движений. Казалось, суставы Эфы гнутся не так, как предусмотрено человеческой природой, а мышцы вообще крепятся к скелету самым причудливым образом.

Герцог потрясенно покачал головой, спрашивая себя, кого же всё-таки он видит перед собой, и перевел взгляд на бесстрастное лицо Эфы. Саан! С тонкого аристократического лица на него смотрели огромные янтарные глаза хищника. А само лицо… казалось человеческим только на первый взгляд. Его изысканные черты дышали звериной безжалостностью, узкие губы были странного черно-фиолетового цвета, тонкий длинный нос с горбинкой придавал ему изможденный вид. А уши… Рейт с трудом заставил себя не выругаться. Уши скорее подошли бы летучей мыши, чем человеку. Они торчали из копны черных, жестких, как проволока, волос, придавая и без того странному облику Эфы первобытную дикость. Ничего себе приобретение! И вдруг в его сознании мелькнула совсем уж безумная мысль. Саан побери, как же она красива! Эфа, словно услышав что-то, насторожила уши и вопросительно посмотрела на него. Герцог постарался не выдать, насколько его поразил ее внешний вид. И, видимо, ему это удалось, потому что Эфа отвернулась от него, спокойно шагнула в биорегенератор и закрыла за собой крышку.

Рейт удовлетворенно кивнул, когда на панели управления загорелся зеленый огонек, означавший начало процесса лечения. В глубине души он беспокоился, сможет ли стандартный агрегат справиться с такой непростой задачей, как лечение генетически измененного существа. Теперь он убедился в беспочвенности своих опасений. Что ж, хоть одна хорошая новость!

Утонченная элегантность его каюты вдруг показалась ему неуместной. Привычно справившись со вспышкой раздражения, он откинулся в кресле и принялся обдумывать те шаги, которые нужно будет непременно предпринять по возвращении домой, чтобы обезопасить себя и своих подданных от непредсказуемого поведения нового Императора. То, что его, Рейта, владения находились очень далеко от столицы и были сравнительно недавно колонизированы, было существенным плюсом. Его люди ничем не напоминали зажравшихся лентяев, на коих он до оскомины нагляделся в Тронном мире, но, с другой стороны, размеры его владений и предполагаемое родство с императорским домом (ходили упорные слухи, что отец его был незаконным сыном деда нынешнего Императора) могли показаться новому Императору угрозой его власти. Конечно, тайная полиция сейчас не та, что во времена его великих предков, но неприятностей она всё еще может доставить предостаточно. Хорошо еще, что его как герцога имеет право судить только суд равных, а собрать в столице всех герцогов Империи практически невозможно. Как-никак их уже больше восьмидесяти, и большинство из них старается не появляться за пределами своих владений во избежание всяческих несчастных случаев. Даже на коронацию нового Императора их прибыло не более половины.

Его размышления были прерваны писком биорегенератора, сообщавшим, что курс лечения полностью завершен. Эфа выбралась из машины, недовольно фыркнула и молниеносным движением закуталась в свои невообразимые одежды. Покончив с процедурой одевания, она закрыла медотсек, пересекла каюту и остановилась рядом с кроватью герцога. Рейт только головой покачал, выражая удивление ее поведением.

— Тебе придется быть осторожной, я не хочу, чтобы кто-нибудь на корабле знал о том, что ты здесь.

Эфа никак не прореагировала на его слова, плавно, как змея, она опустилась на пол и неподвижно замерла, глядя в никуда. Рейт ошарашенно наблюдал за ее действиями. Что это непостижимое существо затеяло на этот раз? Эфа не двигалась и, кажется, даже не дышала. Уж не умудрилась ли она умереть? Хотя нет. Такое поведение что-то неуловимо напоминало ему. Что-то знакомое. Герцог принялся рыться в своей памяти, стараясь вспомнить, где он уже видел нечто подобное. И вдруг яркой вспышкой перед его глазами возникла картина.

Черная змея замерла, свернувшись у охотничьей тропы в ожидании добычи. Ничего себе. Неужели Эфа смогла замедлить обмен веществ до такой степени? Он встал и осторожно подошел к датчику тепла, висевшему на стене. Так и есть, на его дисплее красным светился только он. Н-да. Нужно будет обязательно проконсультироваться по этому поводу. Благо в его владениях во время очередной чистки, затеянной прежним Императором, нашел убежище один из лучших врачей Империи. Он наверняка знает, что это за существо и как с ним нужно обращаться. Рейт очень надеялся, что знает. Иначе общение с Эфой будет напоминать полет в гиперпространстве при неисправном двигателе перехода.

Неприятности начались гораздо раньше, чем он ожидал. Пока Рейт от скуки перечитывал экономический отчет своего управляющего, ему удавалось не обращать внимания на неподвижную фигуру у своей кровати, но когда, устав от ничегонеделания, герцог вознамерился лечь спать, он с удивлением обнаружил, что чувствует на себе неподвижный бесстрастный взгляд бывшего императорского телохранителя. И у него от этого взгляда по всему телу гуляют мурашки. Рейт прекрасно понимал, что в том состоянии, в котором находится Эфа, она что-либо видеть просто не может, но ощущение того, что его внимательно разглядывают, не проходило. В конце концов герцог повернулся спиной к своему новому приобретению и, стараясь не ёжиться от холодного взгляда Эфы, быстро разделся и нырнул под одеяло. Компьютер, повинуясь его распоряжению, потушил свет в каюте, и Рейт устало вздохнул, чувствуя, как оставляет его напряжение, накопившееся за этот безумно длинный день. Он сделал это. Он сумел вырваться из Тронного мира и избежал смерти. Теперь осталось без приключений добраться до своих планет, и он в ближайшие годы носа с них не высунет. Герцог сам не заметил, как погрузился в сон.

Темнота обрушилась на него обезумевшей лавиной. Темнота и страх. Он ничего не видел вокруг себя, но отчетливо ощущал, что во тьме, обступившей его со всех сторон, кто-то прячется. Кто-то смертельно опасный. И этот кто-то уже начал его выслеживать. В любой момент его схватит неведомая сила, и тогда…

Рейт бежал вслепую в абсолютной темноте, натыкаясь на какие-то предметы, падая и задыхаясь. Он не мог заставить себя остановиться, какой-то первобытный инстинкт гнал его вперед. Куда угодно, только подальше от того ужаса, который следует за ним по пятам. Безумный бег в кромешной тьме длился, казалось, целую вечность, но вдруг под ноги Рейта подвернулся один из тех невидимых предметов, на которые он постоянно натыкался, и герцог кубарем полетел в пропасть, внезапно разверзшуюся под ним. Он отчаянно закричал и, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь, беспорядочно замахал руками. В следующую секунду его ладонь сжала чья-то когтистая рука, и на Рейта обрушилась новая волна первобытного ужаса. Его поймали!!

Он дернулся и проснулся, обнаружив себя сидящим на кровати и обливающимся потом. Герцог на мгновение прикрыл глаза и позволил себе расслабиться. Сон, всего лишь сон. Жуткий кошмар, но и только. Рейт глубоко вздохнул, выравнивая сбившееся дыхание, и открыл глаза… На него не мигая смотрели два светящихся в темноте глаза а ладонь по-прежнему сжимала чья-то когтистая рука… Из груди герцога вырвался вопль ужаса, и он заметался на постели, пытаясь вырваться. Неизвестное существо бросилось на него и прижало к кровати, не давая свалиться на пол. Рейт замер, с ужасом глядя на нависший над ним темный силуэт и ожидая, что вот-вот неведомый агрессор нанесет удар. Но удара не последовало, вместо этого, убедившись в том, что он не пытается удрать, существо отпустило его и как-то растерянно прошипело:

— Компьютер, с-с-свет! — В каюте немедленно загорелся свет, и герцог со смесью облегчения, стыда и раздражения понял, что смотрит в бесстрастные глаза бывшего императорского телохранителя, спокойно сидящего на краешке его кровати. Он поспешно отвел взгляд, не желая, чтобы Эфа догадалась о его чувствах, и тихо спросил:

— Это ты меня разбудила?

— Да. — В голосе девушки не было и следа каких-либо чувств.

— Спасибо! — от души поблагодарил Рейт.

Эфа не ответила. Одним бесконечно плавным и в то же время быстрым движением она соскользнула с кровати и снова замерла на своем месте, не мигая уставившись в пространство перед собой. Герцог несколько секунд бессмысленно смотрел на нее, а затем приказал компьютеру погасить свет и беззвучно вздохнул. Он уже не сомневался, что в этом своем состоянии она всё прекрасно видит и слышит. Значит, ощущение, что за ним наблюдают, не было плодом его разгулявшегося воображения. Рейт поморщился — очень неприятное открытие!

Эфа привычно погрузилась в состояние «созерцания», как она его называла, и позволила своему взгляду скользить по каюте, улавливая малейшее движение. Уши насторожились, слыша каждый звук в этой части корабля. Ее новый хозяин еще не знал, что, замерев рядом с его кроватью, она не уснула, а находилась в состоянии обостренного восприятия окружающего мира. Герцог удивил ее, поблагодарив за то, что она его разбудила. Эфа не привыкла к тому, чтобы ее действия замечали, если только они не причиняли господину неудобства, и теперь не понимала, как ей к этому относиться.

Она прислушивалась к дыханию человека, ставшему снова размеренным и спокойным, и анализировала недавно произошедшие события. То, что с ее новым господином происходит что-то неладное, она поняла не сразу. Император всегда спал беспокойно, и на стоны и метания в постели она привычно не обращала внимания. Походя отметила на будущее, что у герцога подобные действия являются, оказывается, признаком плохого самочувствия.

Эфа попыталась определить, что же напугало человека уже после пробуждения? Он же видел, что это она. Почему просто не приказал ей отпустить его? Зачем попытался вырваться? Вопросы без ответов. Эфа не любила что-нибудь не понимать, отсутствие адекватной оценки происходящего могло повлечь за собой неправильную реакцию с ее стороны. Это ей внушили накрепко. И теперь она пыталась разобраться в особенностях поведения своего нового господина, чтобы в будущем не вызывать его гнев. Телесные наказания никогда не пугали ее, боли она почти не чувствовала, но всегда сильно раздражали и вызывали странное желание, которое Эфа так до конца и не поняла. Больше всего оно подходило на желание напасть, но она по определению не могла напасть на своего господина, и поэтому такое желание у нее не должно было возникать.

Человек, судя по его дыханию и сердцебиению, спал. Это было хорошо. Эфа заметила у него признаки перенапряжения и нервного истощения. Вот еще вопрос: что случилось с ним за то время, пока она отсутствовала, если это что-то привело его в такое состояние. Необходимо будет выяснить. Теперь она отвечает за его жизнь и, значит, всё, что может быть использовано для подрыва здоровья ее нового господина, подлежит уничтожению.

Эфа беззвучно втянула ноздрями воздух. Ей показалось, или действительно появился какой-то новый, едва уловимый аромат? Внимательно анализируя собственные ощущения, она пришла к выводу, что не ошиблась. Воздух в каюте действительно пах немного иначе. Отклонение было едва заметным, и газоанализаторы его не уловили, но она отчетливо чуяла, что в воздухе появилась какая-то новая примесь.

Беззвучно поднявшись, Эфа прокралась к расположенной в самом дальнем углу каюты решетке вентиляции, которая была красиво замаскирована под деталь скульптурного ансамбля. Так и есть. В потоке воздуха, поступающем из отверстия вентиляции, явно чувствовался аромат ситара. Концентрация была недостаточна, чтобы убить человека немедленно, но, постепенно накапливаясь в организме, этот газ в конце концов вызвал бы отказ всех жизненно важных органов, причем одновременно. А с такими нарушениями жизнедеятельности организма ни один биорегенератор не справится. Скверно. Эфа беззвучно оскалилась под платком, закрывающим ее лицо. Теперь становилось понятным странное поведение герцога. Ситар в малых дозах у восприимчивых людей вызывает кошмары и беспричинные приступы ужаса. Угроза жизни господина была обнаружена, оставалось только ее ликвидировать.

Эфа бесшумно подошла к панели управления жизнеобеспечением каюты и переключила подачу воздуха с общекорабельного на индивидуальный режим. Одновременно с этим она включила предназначенные для таких случаев фильтры, и по каюте пробежал легкий сквозняк, когда автоматика принялась откачивать и очищать загрязненный воздух.

Когда с непосредственной угрозой здоровью ее господина было покончено, Эфа принялась выяснять, как эта угроза вообще могла возникнуть. Концентрация яда была, конечно, мизерной, но если она поступала в систему вентиляции где-то на корабле, то ее разносило по всем неизолированным помещениям. значит, у всей команды или большей ее части наблюдались бы кошмары и приступы немотивированного ужаса. Вдобавок ко всему в том месте, где яд поступает в систему вентиляции, его концентрация должна была быть гораздо выше, чем в каюте, иначе, смешавшись с огромным объемом воздуха, он стал бы совершенно безвреден. А если концентрация была достаточна для того, чтобы, распространившись по всем помещениям корабля, представлять опасность для здоровья людей, то ее наверняка бы уловили газоанализаторы, расположенные там, где яд попал в систему вентиляции. Благо они понатыканы в ней едва ли не через каждые два метра.

Эфа довольно оскалилась — всё-таки хорошо, что она, ожидая своего нового хозяина в этой скучной каюте, потратила несколько минут на изучение схемы корабля и систем безопасности, которые хранились у него в компьютере под символическим паролем. Правда, она не думала, что это так скоро ей пригодится. Начальник службы безопасности герцога явно даром ест свой хлеб.

Эфа задумчиво прикусила губу, возвращаясь к анализу ситуации. Судя по всему, отравить господина, запустив яд в систему вентиляции корабля, просто невозможно, если только… Она торопливо вернулась к решетке вентиляции и аккуратно, стараясь не поцарапать, подцепила ее когтем указательного пальца. Декоративная пластинка, прикрывающая отверстие, отошла легко и беззвучно. Эфа аккуратно положила ее на какой-то горизонтальный фрагмент скульптуры и принялась внимательно обследовать края вентиляционной шахты. Через несколько секунд один из ее когтей зацепил крохотную капсулу, прикрепленную к небольшому выступу корабельной переборки возле самого отверстия.

Ловко придумано. Эфа даже одобрительно фыркнула. Всё правильно, даже самый отъявленный параноик не додумается ощупывать края вентиляционного отверстия в четыре сантиметра в диаметре в поисках места, где труба чуть шире, чем дырка, прорезанная в стене. И где на этой самой стене, а даже не на внутренней стороне трубы, крепится маленькая капсула, газ из которой вместе с потоком воздуха беспрепятственно попадает в каюту. Хорошо придумано, но недостаточно хорошо, чтобы обмануть ее.

Эфа аккуратно вытащила капсулу с ядом и когтем осторожно перекрыла микроскопический клапан. Вот и всё. Она спрятала свое новое оружие в один из многочисленных карманов, которыми была снабжена ее одежда, и вернула решетку на место. Критически оглядев скульптурную композицию и убедившись, что ничего не выдает ее вмешательства, Эфа вернулась к панели управления и переключила подачу воздуха на общекорабельную систему вентиляции. Затем на всякий случай нашла отверстие индивидуальной вентиляционной системы каюты и обследовала его на предмет всяческих неожиданностей. Убедившись, что неприятных сюрпризов нет, Эфа вернулась на свое место у кровати и опять погрузилась в созерцание, удовлетворенно отметив, что, несмотря на все ее метания по каюте, герцог так и не проснулся. Всё правильно. Незачем злить господина сообщением об очередном покушении на его жизнь, телесные наказания — это та вещь, без которой она вполне может обойтись.

Рейт проснулся с неприятным ощущением того, что у него проблема. Несколько секунд герцог бессмысленно смотрел на потолок каюты, пытаясь понять, где он оказался и почему чувствует себя настолько усталым. В следующий миг воспоминания нахлынули на него потоком. Саан всемогущий!! Рейт резко сел на кровати и потряс головой, стараясь избавиться от них. И как он только умудрился за такой мизерный промежуток времени попасть в такое количество смертельно опасных ситуаций? Для этого надо иметь талант.

Герцог бросил короткий взгляд на Эфу, неподвижно застывшую у его кровати, а затем на часы, светящиеся на панели управления компьютером. И замысловато выругался. Вечером он как-то упустил из виду, что бывшего императорского телохранителя необходимо спрятать, и спрятать так, чтобы слуги, постоянно появляющиеся в его каюте, не обнаружили нового пассажира. Возможно, у него и разыгралась паранойя, но до тех пор, пока его корабль не окажется вне пределов досягаемости императорских боевых эскадр, которые бывший главнокомандующий предусмотрительно разместил во всех мало-мальски пригодных для этого уголках звездной системы Тронного мира и его окрестностей, об Эфе никто знать не должен. Служба безопасности у него, конечно, на высоте, однако гарантировать, что кто-нибудь из перевербованных в столице слуг не доберется до гиперпространственного передатчика и не сообщит своим новым нанимателям такую замечательную новость, не сможет даже Саан всемогущий. А следовательно, пока слуг не проверят самым тщательным образом, видеть Эфу они не должны. Его корабль не предназначен для полномасштабных боевых действий с лучшими имперскими подразделениями. А в том, что Нором IV придет в ярость, если узнает, что его телохранитель жив и покинул его по доброй воле, герцог не сомневался.

Рейт тихо вздохнул и обреченно выбрался из кровати. Возникшую проблему нужно было как-то решать. Вопрос только в том, как это сделать? Герцог рассеянно подхватил с кресла свой халат и, путаясь в рукавах, направился к коммуникатору. На корабле был только один человек, в преданности которого он был уверен на сто процентов, и Рейт собирался воспользоваться его помощью. Он нажал кнопку вызова начальника Службы безопасности и принялся ждать, по привычке засекая время.

В дверь каюты постучали на третьей минуте. Что ж, Линир снова улучшил свой результат — в прошлый раз ему, чтобы добраться до апартаментов герцога, потребовалось три с половиной минуты. Рейт усмехнулся и коротко приказал компьютеру:

— Открыть дверь!

Лиритовая пластина, способная в случае необходимости выдержать залп малых орудий крейсера, отъехала в сторону, и в проем шагнул высокий молодой человек в мундире Службы безопасности. Его глаза расширились от удивления, когда он увидел в углу у кровати императорского телохранителя, и рука непроизвольно потянулась к мечу.

— Успокойся, Линир! — Рейт с трудом сдерживал смех, глядя на растерянное лицо своего подчиненного. — Эфа не причинит мне вреда.

— Да? — В голосе Линира звенело недоверие. — И почему же вы так решили, Ваша светлость?

— Если бы она хотела меня убить, то давно бы уже это сделала. Собственно, я позвал тебя для того, чтобы ты помог мне с решением одной сложной проблемы.

— И что это за проблема, милорд? — деловым тоном поинтересовался тот.

Герцог невольно улыбнулся. В этом весь Линир. Что бы ни происходило вокруг, дело — прежде всего. Профессионал в лучшем смысле этого слова.

— Мне нужно спрятать Эфу так, чтобы до прибытия на Оттори слуги и команда ее не обнаружили. Не мне тебе объяснять, что абсолютно надежных людей не бывает. И я не хотел бы обострения отношений с нынешним Императором до тех пор, пока не окажусь в безопасности в своих владениях.

Линир нахмурился, задумчиво глядя на неподвижно сидящую фигуру, с ног до головы закутанную в устрашающее количество тряпок. Затем подошел к ней поближе. Эфа не подавала никаких признаков жизни.

Рейт с интересом наблюдал за тем, как его друг пытается определить, что случилось с императорским телохранителем и жив ли он вообще. Вот Линир, окончательно придя к выводу, что существо безопасно, поскольку ни один разумный человек, как бы хорошо вымуштрован он ни был, не проигнорирует меч, направленный ему точно в сердце, осмелился прикоснуться к нему рукой.

Рейт не успел и глазом моргнуть, как рука Линира оказалась зажата в хрупкой на вид ладони Эфы, а ее кинжал уперся теперь ему точно в сердце. Линир замер, боясь даже дышать, он был не в состоянии освободиться из захвата императорского телохранителя. Герцог запоздало понял, что ему необходимо вмешаться в происходящее, иначе в ближайшее время ему пришлось бы взять на себя хлопоты о достойном погребении своего друга, погибшего на боевом посту.

— Эфа, отпусти его! — В голосе Рейта прозвучало беспокойство. Он не мог избавиться от чувства, что это странное существо, по непонятным причинам выбравшее его своим господином, просто проигнорирует его приказ. Но Эфа, к удивлению Рейта, послушно выпустила Линира и снова замерла в полной неподвижности, словно ничего и не случилось. Линир поспешил отойти от нее подальше и бросил выразительный взгляд на герцога:

— Мог бы и предупредить!

— Я сам не знал, что она это сделает, Лин! — Герцог плюнул на этикет и обнял Линира за плечи. — Она тебе ничего не успела отрезать?

— Кажется, нет. — Парень посмотрел на Рейта и весело подмигнул: — По крайней мере, ничего важного. Зато у меня возникла идея, как ее спрятать!

— М-да? — Герцог скептически приподнял бровь. — Для того чтобы ты нашел решение проблемы, тебя, оказывается, нужно, как следует напугать? Ну что ж, учту на будущее.

— Ну уж нет! — Линир с деланым ужасом попятился от него к дверям. — Это уже тирания и произвол, Ваша светлость!

— Ладно, хватит дурачиться! — Рейт серьезно глянул на расшалившегося друга. — Мне действительно нужно ее куда-нибудь спрятать на время.

— Не проблема. Сунь ее в кладовку, и все дела. Туда даже слуги не заглядывают.

— Кладовка? Это еще что такое? На моем корабле нет никакой кладовки! — Герцог был всерьез озадачен.

— Кладовкой мои охранники прозвали маленький закуток, где хранится всякий хлам, который герцоги Оттори обязаны таскать с собой по протоколу и которым в последний раз пользовался, наверное, твой дедушка.

Линир указал на едва заметную дверцу рядом с дверью медотсека. Декоративные панели покрывали ее полностью, оставляя на виду только едва заметную защелку простенького механического замка. Рейт задумчиво оглядел ее, спрашивая себя, как он умудрился не заметить ее раньше, и, движимый своим извечным любопытством, попытался открыть. К его удивлению, защелка поддалась легко, и герцог застыл на пороге, потрясенно глядя на небольшое квадратное помещение, в котором, казалось, было собрано такое количество ненужных вещей, какое только может нарисовать больное воображение потомственного барахольщика. В центре закутка на полу гордо стояла ванна из какого-то металла… наполненная водой и герметично запаянная защитной пленкой. Рейт тихо охнул и округлившимися глазами уставился на Линира.

— Великий Саан! Это-то еще зачем? На корабле же есть прекрасно действующий душ с пятью режимами обработки! В нем при желании скафандры дезинфицировать можно!

— А я откуда знаю? — Линир меланхолично пожал плечами. — По уставу полагается — вот и возим. Но зато здесь найдется место и для Эфы.

— Да. — Герцог обернулся к императорскому телохранителю, которая, казалось, не обращала на их разговор никакого внимания, и тихо произнес: — Перебирайся сюда.

Девушка даже не повернула головы. Рейт нахмурился, пытаясь понять причину ее неповиновения. Не находя разумного объяснения ее поведению, Линир задумчиво посмотрел на безучастную ко всему Эфу, и вдруг весело ухмыльнулся:

— Рейт, ты неправильно отдал приказ.

— Что ты хочешь этим сказать? — В голосе герцога звучало недоумение.

— Повтори то, что ты сказал, обращаясь конкретно к ней. Если я ничего не путаю, она приучена реагировать на свое имя.

Рейт растерянно хмыкнул, и, не до конца веря в то, что это сработает, произнес:

— Эфа, перебирайся сюда. — В следующее мгновение он пошатнулся от воздушной волны, ударившей его в грудь. А девушка как ни в чем не бывало уже сидела в своей любимой позе прямо на ванной с таким видом, как будто провела на новом месте по меньшей мере несколько часов. Огромные желтые глаза равнодушно смотрели прямо перед собой. Рейт удивленно покачал головой и закрыл дверь кладовки. Кажется, проблема решена. Линир беззвучно выдохнул через сжатые зубы и тихо прошептал ему на ухо, как только дверь кладовой была закрыта на замок:

— Осторожней с ней, Рейт. Она непредсказуема, и в случае чего мои парни ей не соперники. Саан побери, я даже не видел, как она двигалась.

— Я знаю, — одними губами ответил герцог. — Но я верю ей. Если бы она хотела меня убить, то у нее было множество возможностей это сделать. Не волнуйся, Линир, я всегда осторожен. — Рейт улыбнулся, стараясь успокоить друга. Хотя сам совершенно не был уверен в том, что сказал, но не убивать же в конце концов существо, спасшее ему жизнь, только за то, что он его не понимает. Что-нибудь подобное могут проделать хлыщи из Тронного мира, помешавшиеся на страхе за свою никчемную жизнь, но не повелитель герцогства. Для рода Оттори честь — еще не пустой звук. К тому же Эфа пока не дала ни одного повода усомниться в ней.

Погруженный в свои мысли, Рейт не заметил, как Линир неодобрительно покачал головой и вышел из каюты, оставляя своего сюзерена одного.

ГЛАВА 2

Эфа спокойно сидела на ванне и задумчиво разглядывала закрытую дверь, отделяющую ее от каюты ее господина. Она не беспокоилась. В случае необходимости дверь не сможет ей помешать вовремя уничтожить возникшую угрозу его жизни или здоровью. Уши едва заметно шевельнулись, улавливая звуки, доносящиеся из каюты герцога. Для того чтобы точно знать, что там происходит, ей не нужно было визуально наблюдать за помещением. Слуха было вполне достаточно. В данный момент, судя по всему, там находился кроме ее господина еще один человек — слуга, перестилающий постель. Эфа отметила, что слуга пробыл в каюте не более двадцати минут и поспешно удалился. Хорошо. Когда в помещении много посторонних, своевременное выявление угрозы бывает серьезно затруднено. Теперь всё в порядке. Герцог в безопасности. Значит, можно спокойно проанализировать всё произошедшее за последние сутки.

Эфа прикрыла глаза, они всё равно были ей не нужны, и погрузилась в обдумывание, не забывая одновременно фиксировать малейшее движение за закрытой дверью кладовки.

Она не понимала своего нового господина. Он вел себя по меньшей мере странно. Ее прежний господин никогда не позволял своим слугам фамильярничать с ним. Она не раз убивала людей и за гораздо меньшие провинности. А ее новый господин не только позволил начальнику Службы безопасности разговаривать с ним, не соблюдая протокол, но и спокойно отнесся к тому, что его подчиненный осмелился критиковать его действия и хуже того — упрекнул его в том, что он себя вел не должным образом. Эфа не понимала, в чем дело. Неужели этот Линир имеет какую-то власть над ее господином? Но как такое возможно? Чем может вассал угрожать своему сюзерену? Это было необходимо выяснить, и как можно скорее. Всё, что могло угрожать жизни и благополучию господина, находилось в ее компетенции.

Эфа тихо выдохнула сквозь зубы и устало подумала о том, что герцог пока представляет для нее одну большую загадку. Это ее нервировало и заставляло чувствовать себя не в своей тарелке. Поведение прежнего господина она могла предсказать до мелочей, а этот постоянно подкидывал ей сюрпризы, вынуждая гадать, чего же он хочет на самом деле.

От раздумий ее отвлек шум в каюте. Эфа насторожилась, вслушиваясь в дыхание людей за тонкой перегородкой. И расслабилась, поняв, что это всего лишь слуги, принесшие герцогу завтрак. Так. Тонкие ноздри затрепетали, вдыхая запахи пищи и пытаясь обнаружить в них примеси, не предусмотренные рецептами. Но и тут всё было в порядке. Яд в блюдах, принесенных для герцога, отсутствовал. Эфа отметила момент, когда слуги покинули каюту, оставив ее господина одного, и снова погрузилась в свои размышления.

У нее была еще одна проблема, которая в последние дни начала серьезно беспокоить. Человек, которому она служила по приказу первого господина, вел себя странно. Он почему-то не отдавал приказа ее кормить на протяжении четырнадцати дней и постоянно требовал ее присутствия возле себя, не позволяя ей самой найти что-нибудь съедобное. На данный момент Эфа с беспокойством констатировала, что ее эффективность, как телохранителя, стала заметно падать. Если всё останется по-прежнему, то максимум через восемь-десять дней она уже не сможет двигаться от истощения. Хотя, возможно, у нового господина есть веские причины для того, чтобы не давать ей поддерживать себя в нормальной форме. Эфа во всех подробностях расслышала его разговор с Линиром. Видимо, новый господин не доверяет ей полностью и таким образом старается обезопасить себя от возможной атаки. Эфа сидела неподвижно, экономя энергию, и пыталасьрассчитать, насколько ее еще хватит.

Внезапно она насторожилась. Герцог зачем-то приближался к двери кладовки. Эфа удивилась и принялась прислушиваться и принюхиваться, пытаясь определить, что же заставило его, вместо того чтобы сесть за стол, направиться к ней. Неужели она умудрилась пропустить какую-то угрозу?! Скрипнула пружина защелки, и дверь открылась. Эфа настороженно смотрела на появившегося в проеме герцога, но не находила никаких признаков того, что он взволнован или расстроен. Что же происходит?

— Эфа, пойдем к столу. — Ничего не понимая, Эфа последовала за своим господином к накрытому в центре каюты столу, у которого стояло два стула… Так. Она внимательно обследовала помещение, пытаясь выяснить, с кем собрался завтракать герцог, но никого не обнаружила. Поблизости от каюты тоже не было никого, кто направлялся бы в эту сторону. Ситуация была по меньшей мере непонятной.

— Эфа, присаживайся. — Герцог сел за стол и указал ей на второй стул. — Позавтракай со мной. Я не знал, что ты любишь, и поэтому приказал принести то, что предпочитаю сам. Если тебе не понравится, в следующий раз повар приготовит то, что ты скажешь.

Эфа несколько секунд потрясенно смотрела на господина, не в силах поверить в то, что он обращается именно к ней, а затем осторожно, стараясь ничем его не рассердить, ответила:

— Мне безразлично, что ес-с-сть. Я с-с-спос-собна переварить любую органику. Но, ес-с-сли возможно, я воздержус-с-сь от вина.

— Конечно, можно. — Герцог улыбнулся. — Есть сок — угощайся.

Эфа не заставила себя упрашивать. Организм давно требовал пищи. Она аккуратно пододвинула к себе блюдо, судя по всему, не особенно привлекавшее ее господина, и принялась за еду. Эфа старалась покончить с завтраком как можно быстрее, она не сомневалась, что оказалась за этим столом в силу каких-то неизвестных ей обстоятельств, и что такое положение вещей вряд ли устраивает господина. Но герцог продолжал ее удивлять. Он пожелал вести застольную беседу. Эфа, торопливо проглотив то, что было у нее во рту, вынуждена была отвечать, и это доставляло ей неудобство. Словно не замечая этого, герцог продолжал ее расспрашивать:

— Эфа, а как ты питалась у Императора?

— Никак. — Девушка старалась говорить лаконично, продолжая восполнять потраченную за последнее время энергию.

— То есть тебя совсем не кормили? — Герцог был несколько растерян. Эфа отметила странную реакцию господина, проанализировала и пришла к выводу, что, видимо, необходимо дать более развернутый ответ.

— Мой прежний гос-с-сподин приказывал давать мне еду раз в день, ес-с-сли не забывал. Когда такое с-с-с-лучалос-с-сь, я выбирала время, когда была ему не нужна, и с-с-сама находила что-нибудь с-с-съедобное. Человек, которому я с-с-служила по приказу с-с-своего прежнего гос-с-сподина, четырнадцать дней не приказывал меня кормить и пос-с-стоянно требовал моего прис-с-сутс-с-ствия, так что я не могла отвлечьс-с-ся на поис-с-ски пищи.

— Что?!! — Герцог откинулся на спинку стула, и Эфа почувствовала, что он основательно рассержен. Частота пульса зашкаливала. Девушка насторожилась, пытаясь определить, чем рассердила господина и что ей за это грозит. Она застыла на стуле, наблюдая за герцогом, готовая в любой момент обуздать свои рефлексы, если он пожелает ее наказать. Но господин не стал этого делать. К ее немалому удивлению, он яростно выматерился, и из его прочувствованного монолога Эфа поняла, что злится ее господин не на нее, а на ее прежнего хозяина.

— Почему ты мне не сказала, что голодна? — В голосе герцога скользила какая-то непонятная ей обреченность.

— Это не было важным, гос-с-сподин. Я еще по крайней мере пять дней могла выполнять с-с-свои обязаннос-с-сти в полном объеме.

— На будущее, если я вдруг забуду тебя накормить, ты должна мне об этом напомнить. Поняла?

— Да, гос-с-сподин.

— Хорошо. А теперь объясни мне, кого ты подразумеваешь под человеком, которому ты подчинялась по приказу своего прежнего господина. Разве Император передавал тебя кому-то другому?

— Мой гос-с-сподин умер и перед с-с-смертью передал меня другому человеку, но он не был моим гос-с-сподином. — Герцог несколько мгновений непонимающе смотрел на нее, а затем потрясенно выпрямился:

— Погоди, ты хочешь сказать, что Нором Четвертый не был твоим господином?

— Да.

— Понятно. А почему ты признала своим господином меня?

— В вас-с-с кровь гос-с-сподина. — Эфа растерянно посмотрела на герцога, не зная, как ему объяснить очевидные для нее вещи. Но, к ее облегчению, господин не стал расспрашивать, а понимающе кивнул и больше к этой теме не возвращался. Завтрак они окончили в молчании, и Эфа, не дожидаясь распоряжения герцога, снова устроилась в кладовке, и ее господин закрыл дверь на замок.

Она почти не обратила внимания на шум, поднятый слугами, убирающими остатки завтрака, обдумывая новый для нее вариант возможности самовольно заговорить со своим господином и указать ему на его недосмотр. Это было непривычно, но, поскольку герцог отдал приказ, она обязана повиноваться. Эфа, к собственному удивлению, ощутила, что ей нравится решать головоломку, которую представляет для нее новый господин.

Линир ворочался на узкой койке, не в силах уснуть. Его беспокоила сложившаяся ситуация, и он никак не мог понять, почему Рейт так доверяет бывшему императорскому телохранителю. По его глубокому убеждению, человек, предавший один раз, вполне мог предать и во второй.

Внезапно Линира посетила мысль, от которой он резко сел на кровати и крепко выругался. Рейт вполне может не успеть подать сигнал тревоги, если на него нападет это существо, а судя по тому, что он, не один раз перепроверив показания, так и не обнаружил в каюте герцога постороннего, компьютер просто не видит бывшего императорского телохранителя! Великий Саан, а если уже…

Линир выбрался из кровати и принялся торопливо одеваться. Пусть Рейт потом посмеется над ним и назовет параноиком, но он ни за что не простит себе, если из-за его попустительства с другом что-нибудь случится! Застегивая на ходу мундир, Линир выскочил из каюты и почти бегом направился на пост контроля безопасности, проклиная про себя размеры корабля и невозможность нестись сломя голову. Ему совсем не хотелось, чтобы дежурный оператор, увидев на мониторе своего начальника бегущим по коридору, поднял тревогу. Беспокойство в его душе смешалось со злостью на доверчивость Рейта, и, когда он приложил руку к сенсорному замку на двери поста контроля, настроение у него было хуже некуда.

Оператор, увидев начальника, торопливо подскочил с места и доложил:

— Всё спокойно, командир. Его светлость спит. — Линир кивнул и, стараясь сохранять внешнее хладнокровие, шагнул мимо подчиненного к мониторам слежения. На первый взгляд всё было нормально. Но Линир привык не доверять всецело автоматике. Он прекрасно знал, как можно обмануть компьютер и заставить видеть то, чего нет. К тому же программа не всегда могла отличить беспокойно спящего человека от человека, который, например, задыхается, до тех пор, пока не начинало отказывать сердце.

Стоп, а это еще что?! Линир похолодел, рассмотрев на мониторе, фиксирующем все подключения к компьютеру и системе жизнеобеспечения, запись о том, что за прошедшие сутки их использовали, причем использовали один раз в отсутствие герцога, а второй раз, когда автоматика фиксировала, что человек спит! Непослушными губами он отдал приказ оператору занять свое место и выскочил за дверь. Если только… Великий Саан! Линир заставил себя успокоиться. Он прекрасно понимал, что, если поднимет тревогу без веских на то оснований, Рейт будет очень недоволен, но и ждать утра тоже не собирался. Решение пришло спонтанно, и Линир даже улыбнулся, настолько простым оно было. Он пойдет в каюту герцога и сам всё проверит, не ставя в известность подчиненных. Если всё в порядке — никто ничего не узнает.

Линир быстрым шагом направился к каюте друга, не догадываясь, какую ошибку совершает сейчас под влиянием эмоций.

Эфа безучастно смотрела перед собой, прислушиваясь к тихому дыханию своего господина, и обдумывала, каким образом ей выяснить, чем угрожает Линир герцогу. Выходило, что до приземления любые ее действия могут поставить жизнь господина под угрозу. Пока начальник Службы безопасности оберегает сюзерена, рассчитывая достичь с его помощью определенной цели. Но если он поймет, что его замыслы раскрыты, он станет непредсказуем. Этого нельзя было допустить.

Тихий щелчок разблокированного замка заставил ее насторожиться. В следующее мгновение она беззвучно скользнула к двери и, безошибочно найдя место, где с внешней стороны находилась защелка, прижала к скользкой поверхности коготь указательного пальца и осторожно надавила. Материал двери поддался легко, и Эфа, подцепив когтем защелку, бесшумно отодвинула ее. Она не собиралась будить своего господина по такому ничтожному поводу. К тому же обоняние подсказало ей, что незваным проник в каюту и теперь крадется вдоль стены, стараясь не шуметь, Линир. А с ним она собиралась обстоятельно поговорить, прежде чем уничтожить. Необходимо было узнать, чем Линир опасен для ее господина, и может ли эта опасность угрожать герцогу и после смерти вассала.

Дверь открылась без скрипа, Эфа тенью метнулась к человеку, замершему у кровати ее господина. Он даже не успел вскрикнуть, когда когтистая рука перехватила его горло, задушив крик в зародыше. Одним движением оторвав человека от пола, Эфа метнулась назад в кладовку. Вся борьба заняла меньше секунды. Компьютер не успел провести повторную проверку ситуации и по инструкции списал всё на сбой в программе, не поднимая тревоги. Линир отчаянно трепыхался, пытаясь вырваться из железной хватки обманчиво хрупкого бывшего императорского телохранителя, и нещадно ругался про себя. Эфа спокойно прикрыла за собой дверь и тихо прорычала прямо в расширенные от ужаса глаза Линира:

— Ес-с-сли ты закричишь или еще как-нибудь попытаешься поднять тревогу — я тебя убью. Ты меня понял? — Линир закивал, про себя молясь о том, чтобы ему хоть на мгновение позволили заговорить и подать сигнал об угрозе герцогу. Эфа, словно поняв его намерения, усмехнулась. В темноте блеснули клыки, и в следующую секунду острая боль пронзила шею Линира, оставляя после себя странное онемение. Человек выгнулся в последней попытке вырваться и беспомощно обмяк. Девушка довольно зарычала и тихо прошептала:

— Ты не с-с-сможешь двигаться еще пару час-с-сов, а говорить будешь едва с-с-слышно. Точнее, с-с-слышно для меня, люди и даже компьютер тебя не ус-с-слышат. А теперь отвечай: зачем ты проник в покои моего гос-с-сподина и чем ты ему угрожаешь?

Линир попытался ответить, но язык ему не повиновался. Его охватила паника. Эфа усмехнулась:

— Ты не бойс-с-ся, человек, говори. — Линир попробовал еще раз и едва слышно выдохнул:

— Я ничем не угрожаю Рейту, он мой друг.

— Лжешь! — Эфа не повысила голоса, но от ее тона человек покрылся холодным потом. — А ложь с-с-следует наказывать. Еще раз: чем ты его шантажируешь?

— Ничем! — В голосе Линира слышалось отчаяние. В следующее мгновение боль скрутила его так, что только паралич помешал ему заорать благим матом. Эфа не бросала слов на ветер.

— Я не могу определить по твоему поведению, лжешь ты или нет — мой яд меняет запах и приглушает другие физиологичес-с-ские реакции организма, но я неплохо изучила людей, поэтому обмануть меня тебе вряд ли удас-с-стс-с-ся. Я повторяю с-с-свой вопрос-с-с и желаю получить на него правдивый ответ, иначе тебе будет очень больно.

Линир безнадежно застонал и, едва шевеля губами, выдавил:

— Я друг Рейта. Я беспокоился, что ты можешь причинить ему вред, и пришел проверить, всё ли в порядке. — Он уже понял, что совершил страшную ошибку, придя в каюту герцога, никого не предупредив, и теперь вряд ли избежит смерти. Линир уже был готов молиться Саану, чтобы всё скорее закончилось.

Рейт проснулся среди ночи от какого-то странного ощущения. Он открыл глаза и прислушался, но в каюте было тихо, только едва слышно шипели датчики системы безопасности, обследуя помещение. Герцог закрыл глаза, но сон не приходил, что-то по-прежнему его беспокоило. В следующий миг он напрягся, и его рука потянулась к кинжалу, который он всегда хранил под подушкой. Едва слышно, на грани восприятия, раздался полный боли стон. Глаза Рейта привыкли к темноте, и он бесшумно поднялся с кровати, пытаясь определить, откуда прозвучал стон. Герцог не спешил поднимать тревогу, возможно, ему это показалось, или что-то случилось с Эфой.

Последняя мысль заставила его выругаться. Он вспомнил, сколько она съела после длительной голодовки, и испугался, что ей могло стать плохо. Эта сумасшедшая вполне может не сказать о том, что ей плохо, и молча страдать, считая, что ему до этого нет никакого дела. Рейт стремительно рванулся к двери кладовки, распахнул ее, ожидая увидеть Эфу, корчащуюся от боли, и замер, потрясенный открывшейся ему картиной. В темноте он не смог разобрать деталей, но то, что в каморке находятся двое — он не сомневался. Что, Саан побери, происходит? Герцог растерянно скомандовал:

— Свет!

Каюту залил яркий свет, и Рейт грязно выругался. На защитной пленке, обтягивающей ванну, безвольно лежал Линир, его лицо было совершенно спокойным, но в глазах застыли боль и ужас, а над ним склонилась бесстрастная, как всегда, Эфа. Она, без сомнения, услышала Рейта и теперь спокойно смотрела на него.

— Что ты с ним сделала? — Герцог был на грани срыва от ярости.

— Он проник в ваши покои и лжет, утверждая, что не хотел причинить вам вред.

— Эфа, что ты с ним сделала? Почему он не двигается?

— Укус-с-сила.

— Что?!! Ты его убила!!! — Рейт задохнулся от ужаса и бросился к другу. Эфа посторонилась, пропуская его, и бесстрастно произнесла:

— Я с-с-сама решаю, будет ли яд убивать или прос-с-сто парализует.

— Ты хочешь сказать, что он будет жить? — В голосе герцога прозвучало сомнение.

— Да. Он придет в с-с-себя через два час-с-са.

— Почему ты напала на него?

— Он проник в каюту, и его поведение с-с-свидетельс-с-ствовало о том, что он не хочет, чтобы вы об этом знали.

— А что сказал он сам?

— Он утверждает, что он ваш друг и проверял, вс-с-сё ли с-с-с вами в порядке.

— Он действительно мой друг. — Рейт осторожно прикоснулся ко лбу парализованного Линира и улыбнулся. — Мой лучший друг. Эфа, поверь, он не хотел мне ничего плохого. Ему дозволено заходить в мою каюту в любое время. Ты понимаешь меня?

Эфа задумчиво прикрыла глаза, анализируя новую информацию, и тихо зарычала, досадуя на свою глупость. Действительно, ее прежний господин тоже позволял своим фавориткам некоторые вольности.

— Мне перенес-с-сти его на вашу кровать?

— Да, если сможешь. — Эфа подхватила Линира на руки и без малейшего напряжения протиснулась мимо герцога к кровати.

Рейт шел за ней следом, поражаясь силе такого хрупкого на вид существа и тихо радуясь, что успел вовремя. Нужно будет завтра же утром перечислить ей всех, кто находится на корабле, и объяснить круг их обязанностей во избежание подобных сюрпризов. У Рейта совершенно не было уверенности в том, что в следующий раз всё тоже закончится только потрепанными нервами и временным параличом. Заниматься похоронами своих вассалов, по мнению Эфы, ведущих себя не так, как полагается, ему почему-то не хотелось. А если учесть то, что правила поведения для слуг при дворе и у него в герцогстве разительно отличаются…

Между тем Эфа аккуратно положила Линира на кровать и отступила в сторону. Он подошел к другу и осторожно проверил у него пульс. Сердце билось ровно и сильно. Рейт улыбнулся с облегчением и тихо спросил:

— Ты всё поняла?

Эфа склонила голову и так же тихо ответила:

— Он ваш фаворит, ему многое дозволено.

И скрылась в кладовке, прежде чем Рейт успел прийти в себя от изумления. Он бросил взгляд на Линира: тот смотрел на него круглыми от потрясения глазами. В следующую секунду герцог взмолился, чтобы компьютер не среагировал на их беготню и не включил программу записи. Хорошо хоть, в обычном режиме ни визуального наблюдении, ни прослушивания разговоров не ведется. Иначе он до конца жизни не отмоется, и Линир тоже. Вот уж наградил Саан слугой. Так и врагов не нужно!

Рейт открыл глаза и тихо усмехнулся про себя — на часах было шесть утра. Дожил, уже и сон потерял. Линир беспокойно спал на своей половине кровати прямо поверх одеяла, в одежде. Бедолага отключился практически сразу, после того как Эфа отправилась в кладовку, и явно не собирался просыпаться в такую рань.

Рейт тихо встал, стараясь не разбудить его, подошел к бару и потянул на себя дверцу из натурального дерева. В зеркальной глубине застыли бутылки с напитками на любой вкус. Рейт, не глядя, достал очередную бутылку с вином и вытащил зубами пробку. Видел бы его сейчас отцовский преподаватель этикета! Старика наверняка бы хватил удар. Но что делать, если, несмотря на сумасшедшее количество всевозможных приспособлений, открывать бутылку зубами всё-таки удобнее?

Рейт покачал головой. Напиваться с утра, конечно, плохая примета, но иногда по-другому просто не получается. Хотя, если всё останется по-прежнему, он точно сопьется. Рейт глянул на себя в зеркало и усмехнулся: хорош красавчик! Всклоченные каштановые волосы, опухшие после сна предположительно карие глаза. Полное ощущение человека, медленно опускающегося на дно жизни. Герцог провел рукой по волосам, приводя их в приблизительный порядок, и поморщился. Пора приниматься за тренировки, а то так недолго и жиром зарасти. Последнее было сильным преувеличением — атлетическая фигура молодого человека могла бы принадлежать профессиональному спортсмену, но Рейту нравилось думать, что он, как истинный аристократ, предается лени и излишествам.

Он налил в невесомый хрустальный бокал вина и рухнул в кресло, которое слуги всегда предусмотрительно ставили возле бара на тот случай, если герцог переусердствует с вином и не сможет добраться до кровати. С Рейтом такого еще ни разу не случалось, а вот его отец в свое время не раз засыпал в кресле. Вино было, как всегда, великолепным, и утренняя меланхолия постепенно отступала. Нужно было разбудить Линира и отправить его к себе в каюту, но двигаться было лень. Поэтому Рейт продолжал сидеть в кресле в нижнем белье и прихлебывать вино, глядя в никуда. Его жизнь постепенно превращалась в какую-то сумасшедшую гонку на выживание, и он не видел способа это остановить. Иногда ему хотелось всё бросить и просто куда-нибудь сбежать. И останавливал его только долг перед людьми, которые когда-то доверили ему свои жизни.

Эфа бесшумно появилась из своего закутка. Рейт поднял на девушку глаза, удивленный тем, что она проявила такую самостоятельность. А в следующий момент чуть не закричал от испуга, смешанного со злостью. Еще совсем недавно покорное тихое существо внезапно выдернуло его из кресла и, без труда подавив сопротивление растерянного герцога, потащило его в душ.

Когда Рейт оказался на холодном мраморе ванной комнаты, он успел только порадоваться тому, что его не бросили прямо на него со всего размаха, и в следующий момент задохнулся, не в силах даже закричать. Эфа включила воду, и на него обрушились ледяные струи! Через несколько секунд, показавшихся ему часами, девушка вытащила его из воды и спокойно завернула в полотенце.

— Что ты делаешь? — У Рейта от холода зуб на зуб не попадал. Он кутался в мягкую ткань, пытаясь согреться, и с подозрением косился на абсолютно невозмутимую Эфу. Ему даже не хотелось гадать, с чего вдруг пришло в голову этому непостижимому существу тащить его в душ. Он только надеялся, что, несмотря на все ее выходки, сумеет добраться до Оттори целым и невредимым. А Ниторог объяснит ему, почему это произошло.

— Мой прежний гос-с-сподин вс-с-сегда требовал, чтобы, ес-с-сли он утром не в с-с-сос-с-стоянии поднятьс-с-ся с-с-с кресс-с-сла и с-с-снова пьет, я приводила его в чувс-с-ство. И вам это тоже было необходимо.

Герцог захлопал глазами, обдумывая новую информацию. Судя по всему, Эфа пришла к выводу, что его требуется срочно вывести из того состояния, в котором он находился. С чего бы это?

— Чем такое состояние могло мне угрожать? — В голосе Рейта звучало неподдельное любопытство.

— С-с-самоубийс-с-ством.

— Постой, ты что же, защищаешь меня не только от внешней угрозы, но и от самого себя?

— Когда мне не приказывают иного.

Рейт несколько секунд непонимающе смотрел на нее, а затем расхохотался так, что поскользнулся на мокром мраморе, и только крепкая рука Эфы не дала ему грохнуться во весь рост. Поистине сумасшедшая идея, кому бы она ни принадлежала. Великий Саан, человек, который обучал бывшего императорского телохранителя, явно был безумцем. Выходит, прежде чем покончить с собой, нужно приказать своему телохранителю не мешать ему… лишать себя жизни!

Эфа невозмутимо последовала за ним, ничем не выдав, что ее задел его смех. Рейт вытер полотенцем мокрые волосы, поежился от нескольких ледяных капель, успевших скатиться между лопаток, и завернулся в теплый халат из дорогого бархата. Вот теперь жизнь уже не казалась ему злой шуткой Саана. Впрочем, он никогда не умел долго пребывать в меланхолии и искренне поражался способности некоторых аристократов не выходить из такого состояния неделями.

Линир, оказывается, уже проснулся и тихо сидел на кровати, молча наблюдая за происходящим. Рейт, видя растерянность друга, задумчиво заметил:

— Ты знаешь, этот Сааном проклятый компьютер опять никак не прореагировал на угрозу моей священной особе. Может быть, его кто-нибудь умудрился перепрограммировать?

— Вряд ли. — Линир не понял шутки и ответил на вопрос на полном серьезе. — Скорее всего, дело в том, что он не видит Эфу, и, таким образом, всё происходящее воспринимает как сбой в программе, если, конечно, человек голосом не подтверждает угрозу.

— Да, я знаю. — Рейт покачал головой. — Нам всем сильно повезло, что Эфа не собирается устроить на корабле небольшую бойню, иначе в космосе появилась бы еще одна легенда. «Мертвый скиталец». По-моему, звучит…

— Ваша светлость! — Линир смертельно побледнел. — Даже в шутку не предлагайте ей подобного!

— Не волнуйся, Эфа прекрасно понимает, что это всё не всерьез. Не правда ли, Эфа? — Рейт глянул на девушку, бесстрастно слушавшую их диалог.

— Да. — Эфа осторожно поправила платок, закрывающий ее лицо, и безучастно добавила: — Я знаю, что такое шутка, и даже с-с-сама иногда шутила, но мои шутки люди не понимают, а почему-то умирают, вмес-с-сто того чтобы с-с-смеятьс-с-ся.

Рейт с Линиром ошарашенно уставились на нее, не веря своим ушам. Существо, которое они привыкли считать чем-то вроде биологического робота, пыталось шутить, неуклюже, но всё-таки… Герцог покачал головой и тихо сказал:

— Поистине велика Вселенная, и всё, что только может существовать по замыслу Саана, в ней существует.

— А ес-с-сли вдруг окажется, что чего-то нет, прис-с-смотрис-с-сь внимательнее, может быть, ты этого прос-с-сто не видишь.

Рейт вздрогнул:

— Ты читала великого Нитара Рола?

— Да.

Линир тихо рассмеялся, качая головой.

— Поразительно, как внешность бывает обманчива. Вот уж никогда бы не поверил в то, что телохранителям Императора дают классическое высшее образование! — Рейт довольно усмехнулся. — Зато теперь у меня появился еще один собеседник. Ладно. Шутки в сторону. Линир, иди отдыхай, я на этот день даю тебе выходной. Эфа, марш в кладовку — вот-вот придут слуги убирать каюту. Когда принесут завтрак, я тебя позову. — Он не успел еще договорить, а дверь кладовки уже бесшумно закрылась за скрывшейся в своем убежище девушкой. Линир пожал плечами и покинул каюту друга, забористо ругаясь про себя. Уж лучше бы Рейт его высмеял, чем это сочувствие. Теперь он прекрасно понимал, что ночью вел себя, как последний кретин, и отдавал себе отчет в том, что, если об этом узнает его учитель, полного курса переподготовки ему не избежать.

Рейт после ухода Линира задумался. Иногда ему казалось, что он гораздо старше своих тридцати шести лет. Наверное, ответственность здорово старит, недаром его дед в сто пятьдесят выглядел стовосьмидесятилетним. И отец умер рано.

«Хватит! — одернул себя герцог. — Старит не ответственность, а необходимость постоянно бегать по кругу, решая одни и те же проблемы, которые возвращаются с завидным постоянством, как только покажется, что наконец-то от них избавился. Кстати, об ответственности… Не пора ли выбраться из этой каюты, а то так недолго от безделья спятить».

Рейт подошел к встроенному в стене шкафу и решительно распахнул дверцу. Не глядя, схватил первый попавшийся комбинезон из бронеткани и принялся быстро одеваться. После завтрака предстояло много дел.

ГЛАВА 3

Эфа стояла в отсеке стыковки и насмешливо смотрела на перешептывающихся слуг. Сегодня она первый раз вышла из каюты герцога, и удивлению их не было предела. И не только удивлению. Эфа ощущала страх этих людей, страх перед ней, и потому улыбалась. Добыча должна испытывать ужас перед охотником — это правильно.

Рейт находился в двух шагах от нее, погруженный в свои мысли, и не обращал на окружающих никакого внимания. Эфа оскалилась под платком, закрывающим ее лицо, кто-то из слуг явно был на грани истерики. С чего бы это? Оставалось надеяться, что катера придут без задержек. На границе флаеры до сих пор считались глупой роскошью. Катера были гораздо практичнее, надежнее и, Эфа усмехнулась, дешевле, что тоже немаловажно. За последние дни она узнала много нового и еще большему научилась. С удивлением обнаружила, что такая ситуация ей нравится, и пришла к выводу, что теперь всё будет по-другому. Да, она узнала много нового, но вот инстинкты остались прежними, и эти инстинкты в один голос кричали о том, что человек не может до такой степени испугаться ее, если только…

Эфа прислушалась и в мерном рокоте генераторов причальных лучей уловила едва слышный диссонанс. Неужели диверсия? Нет. Не диверсия. Эфа выпрямилась. Просто причальные лучи корабля не рассчитаны на такую массу, а в компьютере всё-таки оказался вирус. Она повернулась к Линиру и отрывисто бросила:

— Боевая тревога! Абордаж!

Человек вздрогнул, но в следующую же секунду пришел в себя и коротко приказал:

— Подтверждаю! Готовность номер один!

Гвардейцы привычно, не рассуждая, захлопнули шлемы скафандров, одновременно выхватывая мечи. И тут Эфа едва не зарычала от ярости — излучение блокировки по-прежнему не позволяло использовать на корабле оружие в лучевом режиме! А катер уже пристыковался, и внешний шлюз был открыт снаружи. О чем, Саан побери, думают операторы на корабельном мостике? Если только вирус не заблокировал ручное управление…

Девушка стремительно метнулась к герцогу, который тоже уже успел загерметизировать свой скафандр и теперь стоял с обнаженным мечом, пристально глядя на внутренний шлюз. Герцог даже не успел вскрикнуть, когда мощный бросок сбил его с ног и толкнул в гущу его телохранителей. Гвардейцы не растерялись — миг, и герцога закрыла плотная стена облаченных в боевые скафандры тел. Эфу уже не интересовало то, что происходит за ее спиной. Внутренний шлюз медленно открылся, но не основной, через который катер мог без проблем проникнуть в стыковочный отсек корабля, а аварийный, предназначенный для людей. Внутрь ворвались люди в скафандрах с затемненными лицевыми щитками и…

Эфа прорычала изобретательное ругательство. У нападающих было пулевое оружие. Архаизм, который давно не применялся в Империи, но которым вполне можно было пробить броню легких боевых скафандров и пользоваться даже при излучении блокировки! Проклятье! Уж лучше бы разгерметизация! Но раздумывать было поздно. Оставался единственный способ предотвратить бойню, и Эфа им воспользовалась.

Одним невероятным прыжком она преодолела расстояние, отделяющее ее от нападающих, и крест-накрест рубанула мечом не столько для того, чтобы убить, а затем, чтобы отогнать, смешать строй. И ей это удалось. Увидев возле самого своего лица лезвие меча, несколько нападавших попятилось, и этого оказалось достаточно, чтобы Эфа вломилась в гущу противников. Она была слишком близко от них, они не могли использовать огнестрельное оружие без риска перестрелять своих, а для ее меча места вполне хватало…

Кровь плеснула широкой полосой, залив стоящих рядом с теми, кто, хрипя, опускался на пол с перерезанным горлом. Кто-то попытался достать ее ножом. Безуспешно. Эфа без труда увернулась от клинка и, не глядя, рубанула кинжалом. Он был не приспособлен для таких ударов, но ее сила сделала свое дело, и несчастный с воем свалился под ноги остальным, зажимая кровоточащую культю. Где, Саан побери, гвардейцы? Эфа коротким ударом обезглавила еще одного нападавшего и оглянулась на людей, прикрывающих герцога. В следующую секунду она едва не пропустила удар. Люди стояли неподвижно, словно манекены. Какого?..

А затем ей стало не до того. Хлестнула автоматная очередь, и телохранители задергались под пулями, но по-прежнему остались стоять, словно были не в силах сдвинуться с места. Эфа рванулась вперед. Теперь она могла рассчитывать только на себя. Что ж, не впервой!

Когти вонзились в чью-то спину, и прочная броня скафандра разошлась, как гнилая тряпка. Носок сапога со всего размаха врезался в прозрачную пластину шлема, и голова человека безвольно мотнулась назад. Еще один. Руку обожгла боль! Быстрее! Кулак врезается в солнечное сплетение, и кого-то отбрасывает на несколько метров. Перехватить автомат. Проклятье, опять задели! Выстрелы слились в непрерывный треск, и пятеро противников повалились на пол, заливая его кровью. Почему так тяжело держать оружие? Эфа оглянулась, переводя дыхание, и увидела, что последний из нападающих успел что-то бросить в сторону герцога, прежде чем сам потерял сознание от боли и потери крови. Никогда в жизни Эфа так не бегала. Мозг бесстрастно отсчитывал секунды до взрыва, а ноги уже посылали тело в прыжок. В невероятный даже для нее прыжок.

Она успела — древняя осколочная граната, пойманная когтистыми пальцами, не сдетонировала. Пока. Эфа яростно оскалилась и плашмя упала на пол отсека, накрывая собой маленькую смертоносную штучку. Оставалось надеяться, что пол стыковочного отсека, приспособленный для того, чтобы выдерживать многотонный вес катеров, выдержит и взрыв этого устройства. Кто знает, какой взрывчаткой его начинили? В следующую секунду ее словно ударили бронированным кулаком, и Эфа потеряла сознание.

Рейт с молчаливым ужасом наблюдал за битвой Эфы с убийцами. Девушка двигалась так, что ее почти не было видно, но и нападавшие были хорошо подготовлены. Герцог с отчаянием смотрел, как из последних сил Эфа пытается остановить наемников. Одна. Потому что какой-то ублюдок, который умудрился запустить вирус в их компьютер, позаботился о том, чтобы информационное обеспечение скафандров тоже вышло из строя, и, как только открылся внутренний шлюз, все скафандры застыли жесткой скорлупой, став ловушкой для облаченных в них людей. Все его телохранители стояли неподвижно, загораживая его от смерти своими телами, но они ничем не могли помочь Эфе, которая единственная не пожелала облачиться в скафандр и теперь в одиночку пыталась остановить убийц. Он видел, как очередь, выпущенная одним из нападающих, задела Эфу, убила и ранила нескольких из беспомощно застывших в своих скафандрах гвардейцев. Ему хотелось броситься вперед и прикончить хотя бы одного врага, но проклятый компьютер предусмотрительно обездвижил и его. Он слышал, как матерятся офицеры команды, отчаянно пытаясь уничтожить вирус, но в их голосах всё явственней проступала обреченность. Бронированные двери отсека оказались заблокированными, и матросы не могли прорваться к месту действий.

Вот Эфа завладела автоматом, и последние из наемников рухнули, срезанные одной длинной очередью. Рейт вздохнул с облегчением. Невероятно, но девушка выстояла против двадцати вооруженных бойцов! В следующий миг он задохнулся от ужаса! Последний, уже смертельно раненный убийца, успел бросить гранату! Рейт широко раскрытыми глазами следил за тем, как к нему летит его смерть, не в силах даже закричать. Но Эфа внезапно бросилась вперед, в сумасшедшем, невероятном прыжке поймала маленький шарик и плашмя упала на пол, накрывая его своим телом! Приглушенно грохнуло, и тело Эфы подбросило взрывной волной. Рейт стиснул зубы, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Девушка пожертвовала собой, чтобы спасти их. Осколки, способные располосовать легкий боевой скафандр на клочки, не разлетелись по отсеку. Все они застряли в ее теле. Проклятье! Рейт даже не заметил, как открылись двери и в отсек ворвались вооруженные матросы вместе с бригадой медиков. Слишком поздно. В душе поднималась горечь. Почему всегда, когда покушаются на него — умирают другие?

Медик подошел к нему и, осторожно отодвинув защитную пластинку у него на плече, прикоснулся к кнопке аварийной разгерметизации скафандра. Рейт с усталым вздохом выбрался из раскрывшейся скорлупы, благо хоть эта функция была чисто механической и не зависела от компьютерного обеспечения, и огляделся по сторонам. Врачи уже перевязывали двоих раненых гвардейцев, три тела лежали неподвижно, накрытые с головой простыней. Среди слуг никто не пострадал. Согласно инструкции, они предусмотрительно спрятались за строем телохранителей, чтобы не затруднять тем обзор и соответственно оказались достаточно далеко от места главных событий. И посредине ангара неподвижно лежала Эфа. Рейт скрипнул зубами и шагнул к девушке, возле которой суетились врачи. Они пытались ее перевернуть, не причинив ей своими действиями дополнительных повреждений. Вот наконец им удалось уложить ее на спину, и Рейт яростно выругался — грудь и живот Эфы представляли собой месиво из костей и обрывков ткани. С такими ранами не живут. Рейт отвернулся, не в силах на это смотреть.

Врач потянулся, чтобы закрыть девушке глаза, и пронзительно вскрикнул, когда черные губы раздвинулись, обнажив длинные клыки. Несколько секунд человек растерянно смотрел на Эфу, а затем стремительно метнулся к своему мини-диагносту и аккуратно поместил серебристый датчик ей на лоб. Рейт несколько секунд не мог поверить в то, что произошло. Он подошел к Эфе и с удивлением увидел, что она, вместо того чтобы умирать, изо всех сил старается дотянуться до датчика и снять его со своего лба.

— Не трогай! — Рейт сам поразился тому, как хрипло звучит его голос. — Без него тебе не смогут помочь.

— Он мне не нужен! — Девушка говорила тихо, но и этого оказалось достаточно, чтобы у нее изо рта пошла кровь. Врач попытался сделать ей укол, но инъектор беспомощно пискнул и высветил сообщение, что материал невозможно проколоть ни одной из имеющихся у него в распоряжении игл. Эфа, словно не заметив действий врача, добавила: — Мне бы в регенератор на с-с-сутки или прос-с-сто пос-с-спать…

Рейт резко выпрямился и подозвал двух матросов с носилками, врач безумными глазами наблюдал за тем, как девушку, которая по всем законам медицины должна была умереть, уносят в лазарет. Герцог тоже не мог поверить в то, что Эфа жива, но предпочитал считать всё произошедшее обыкновенным чудом до тех пор, пока ученые доходчиво не объяснят ему, что подобное возможно. Он повернулся к подошедшему Линиру и сухо поинтересовался:

— Как возле Оттори могли оказаться убийцы на боевом катере?

Начальник Службы безопасности опустил глаза и тихо ответил:

— Я не знаю, милорд. Но я выясню!

— Я надеюсь. Какие у нас потери?

— Трое убитых, двое раненых. Ранения не опасные.

— Хорошо, у тебя сутки на то, чтобы ответить мне и еще на один вопрос: кто смог перепрограммировать компьютер. Ты понял меня?

— Да. — Линир отдал салют герцогу и торопливо вышел из отсека.

Рейт смотрел ему вслед, думая о том, что уже через несколько секунд он отдаст приказ связаться с Рилом и попросит прислать одного из его разведчиков, чтобы проверить надежность своего друга.

Рейт сидел в комнате, которую ненавидел больше всего на свете. Комнате для допросов. Хет оказался выше всяких похвал. Совсем еще юный ученик Рила разобрался во всём происшедшем на удивление быстро. И пока Линир растерянно докладывал, что не в состоянии понять, как могло произойти это покушение на герцога, Хет уже положил ему на стол доказательства, схему покушения, список возможных предателей и тех, кого они могли использовать втемную, а также подтверждения некомпетентности Линира. Вот последнего герцог никак не мог понять, и, раз за разом перечитывая все документы, принесенные молодым разведчиком, он пытался обнаружить в них ответ на единственный мучающий его вопрос: как человек, вместе с ним учившийся у Рила, смог так быстро потерять квалификацию?

Рейт мрачно рассматривал схему стыковочного отсека и не мог отделаться от мысли, что только чудо в лице Эфы спасло его и его телохранителей от неминуемой смерти. Герцог прикрыл глаза и представил себе всю картину целиком, как учил его в свое время Рил. Чтобы разобраться в происходящем, нужно сначала собрать головоломку.

Итак, на Тронном мире из-за некомпетентности Линира в бортовой компьютер корабля был запущен вирус с отсроченным пробуждением. До сих пор неизвестно, рассчитал ли неведомый программист время прибытия корабля к порту приписки, или налетчики подали закодированный сигнал, активировавший вирус, но всё сработало синхронно. Спящий вирус не обнаружился во время предполетного тестирования, и это уже означало, что пора менять всю Службу безопасности. Наверное, идея назначить своего лучшего друга начальником этой Службы была ошибочной. Видимо, он всё же плохо разбирается в психологии людей. Но, как бы там ни было, результат, как говорится, налицо. Спящий вирус, никем не обнаруженный, находился в компьютере до того самого момента, когда корабль вынырнул из гиперпространства возле Оттори.

Команда начала готовиться к приему катера с планеты, и ловушка сработала. Первыми вышли из строя внешние датчики слежения, и капитан до последнего пребывал в уверенности, что всё идет как надо и к кораблю приближается личный катер герцога, чтобы доставить его светлость на поверхность планеты. Все действовали согласно древней традиции Оттори — если герцог отправлялся в места, которые считал недружественными, то катера там использовались особые. Они были запрограммированы только на ручное управление ограниченным кругом лиц. Любые вносимые в программу изменения приводили к автоматическому отказу всех систем и сообщению о нападении на всех частотах. Это было надежно, но создавало некоторые проблемы при эксплуатации техники в нормальных условиях, и поэтому катера, предназначенные для недружественных визитов, всегда находились в стыковочном отсеке корабля герцога, но в пределах герцогства не использовались.

Таким образом, в соответствии с инструкцией из космопорта выслали катер, чтобы доставить герцога со свитой на планету, но их опередил боевой катер убийц, и компьютер исказил данные, выдавая вместо его параметров параметры гражданской техники, а затем разблокировал аварийный люк. Всё верно. Пространство стыковочного отсека слишком велико, чтобы можно было рассчитать с достаточно большой долей вероятности точное местоположение герцога и его свиты, а катер, пройдя через двойной шлюз, во-первых, мог оказаться между нападающими и жертвами и, во-вторых, огромная махина навряд ли поместилась бы в камеру между внешним и внутренним люком, поскольку та была предназначена для гражданских катеров, которые в полтора раза меньше. Соответственно и внутренний люк не открылся бы во избежание разгерметизации. Система безопасности шлюза полностью автономна на случай аварии и изначально спроектирована так, чтобы никакой идиот не мог к ней подключиться. Просто-напросто отсутствует программа ввода данных, автоматика полагается только на свои датчики, и, если вдруг информация с них перестает поступать — на всякий случай блокирует шлюз и начинает подготовку запуска эвакуационных капсул.

Аварийный шлюз — другое дело. Он как раз и предназначен для того, чтобы покинуть корабль в случае необходимости, поэтому имеет ручное управление, которое можно разблокировать с главного компьютера или из шлюза. Этим и воспользовались убийцы. Сигнал об открытии внутреннего люка запустил вторую программу, и все скафандры превратились в ловушки для своих хозяев, одновременно были заблокированы двери, связывающие отсек стыковки с остальными помещениями корабля. Всё. Дальше оставалось только перестрелять беспомощных людей и покинуть корабль до прихода помощи. Если бы не неучтенный остроухий герой, не пожелавший напяливать неудобный, по его мнению, скафандр.

Эфа смешала нападающим все карты. Однако во всей этой истории оставалось слишком много вопросов. Рейт нахмурился. В его схеме зияли ужасающие дыры. Откуда нападающие могли знать о существующей на Оттори традиции высылать за герцогом катера с поверхности планеты? Об этом не распространялись — в целях безопасности. Как диверсант мог проникнуть незамеченным на корабль, и не только проникнуть, но и подобраться к главному компьютеру, не оставив следов взлома? Как боевой катер оказался на территории герцогства, никем не замеченный? Каким образом на катере узнали, что корабль вышел из гиперпространства, ведь у них просто нет нужных датчиков?

Рейт задумчиво посмотрел на разложенные перед ним документы. Ситуация наглядно демонстрировала его собственную несостоятельность. Нельзя недооценивать противника. Сейчас по всей планете шли допросы, эксперты исследовали каждую пылинку на корабле, каждый винтик, пытаясь получить как можно больше информации и ответить на главный вопрос: кто из многочисленных врагов герцога стоит за этим покушением?

Дверь в комнату беззвучно скользнула в сторону, и в проеме появилась нескладная фигура Хета. Юноша замялся — он до сих пор робел в присутствии герцога. Рейт постарался сохранить невозмутимость: несмотря на всю серьезность ситуации, смущение Хета вызвало у него невольную улыбку.

— Проходите, Хет. Что еще вам удалось узнать?

— Не много, милорд. К сожалению, леди Эфа не оставила никого в живых, и достоверно выяснить, кто стоит за покушением будет очень сложно.

Рейт усмехнулся. Хет почему-то причислил Эфу к благородномусословию и даже в ее отсутствие иначе как леди ее не называл.

— Понятно. А что вы можете сказать о способе проникновения убийц в герцогство?

— Тут всё просто, милорд. Недавно на таможне был зарегистрирован корабль вольных старателей, который уже имел в своем трюме парочку метеоритов, содержащих большой процент достаточно ценных металлов. А на обшивке боевого катера остались следы породы.

Рейт был шокирован:

— Вы хотите сказать, что корабль старателей провез на территорию герцогства боевой катер внутри метеорита, а затем просто сбросил его недалеко от места, где обычно выходят из гиперпространственного тоннеля мои корабли, и спокойно улетел?

— Да, Ваша светлость. — На мгновение в глазах Хета сверкнуло уважение к способности герцога быстро разобраться в ситуации на основании ничтожного количества информации. — Я уже выяснил, что таможенники провели только поверхностный осмотр корабля, не удосужившись докопаться, что они везут. А служба контроля, зафиксировав, что старатели сбросили один из метеоритов, просто выставили им штраф за нарушение правил перелета, не побеспокоившись провести детальное расследование происшествия. В их оправдание могу заметить только, что это обычное поведение свободных старателей. Они хватают всё, что при поверхностном осмотре может представлять ценность, а затем, обнаружив после более тщательного исследования в найденном метеорите недостаточную концентрацию нужных им металлов, просто выбрасывают его через грузовой шлюз и отправляются дальше. Здесь присутствует халатность ваших подданных, но не злой умысел.

— Понятно. — Рейт в задумчивости потер подбородок. — Придется заняться дисциплиной чиновников, но это может подождать. Хет, что вы выяснили по поводу вируса?

— Ничего, Ваша светлость. — Юноша виновато опустил глаза. — Программисты до сих пор работают, но одно можно сказать с полной определенностью уже сейчас — запустить в компьютер такой вирус, не зная кодов доступа, практически невозможно.

— Ясно. — Герцог недобро прищурился. — Найдите мне этого предателя, Хет! Я предоставляю вам полную свободу действий, если потребуется, можете говорить от моего имени. — Рейт протянул юноше свой фамильный перстень, который служил недвусмысленным подтверждением его полномочий. Этот перстень на самом деле был тонким механизмом, он очень чутко реагировал на то, кто и как к нему прикасается. Никто, кроме герцогов, не знал всех подробностей. Но последнему попрошайке в герцогстве Оттори было известно, что этот перстень может быть передан только по доброй воле владельца. И при любой попытке принудить хозяина к передаче кольца, а также в случае смерти герцога перстень меняет цвет камня с алого и черного — на белый. И остается таким до тех пор, пока снова не оказывается на руке кого-нибудь из герцогов Оттори.

Юноша со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, но больше никак не обнаружил своего потрясения от факта, что его сеньор предоставил ему огромную власть, которая ничем не уступает власти самого герцога. Рейт улыбнулся, глядя на него, и тихо добавил:

— Вас рекомендовал Рил, а я доверяю его мнению. Не хотелось бы разочароваться.

— Вы не разочаруетесь, милорд!

— Хорошо. — Герцог улыбнулся горячности юноши. — А теперь садитесь рядом со мной, и давайте попытаемся восстановить схему происшедшего. Я тут кое-что прикинул, но хотелось бы услышать мнение специалиста…

ГЛАВА 4

Эфа сидела, сердито нахохлившись, и старалась не смотреть по сторонам. Она терпеть не могла лаборатории — слишком неприятные воспоминания они вызывали. Но ее господин приказал ей прийти сюда сразу же, как только она выбралась из биорегенератора. Для этого герцог даже соизволил сам посетить больницу, в которую ее перевезли с борта корабля, и отдать ей приказ. Эфа повиновалась, но это не значило, что ей нравится такое положение вещей.

Человек, представившийся доктором Ниторогом, задавал бесконечное количество вопросов и постоянно подключал к ней какие-то приборы. Ни того, ни другого она не любила, мягко говоря, но приказ господина звучал недвусмысленно: отправляться на уровень С, в лабораторию под номером 3, отвечать на все вопросы человека, представившегося доктором Ниторогом, а также выполнять все его распоряжения, если это не будет угрожать безопасности герцога и ее собственной.

И вот уже на протяжении восьми часов она вынуждена терпеть любопытство человека, которому она с удовольствием отвернула бы голову — ученых Эфа не терпела. Огромное помещение, заставленное всевозможными приборами и заваленное вещами, назначение которых она не могла понять, как ни напрягала память, перебирая все известные ей предметы. Стены неприятного голубовато-белого цвета, запах медикаментов, стоящий в помещении, придавали ему еще большее сходство с местом, где прошли первые четыре года ее жизни.

К тому же она проголодалась. Регенерация в тяжелых случаях сжигала почти все резервы организма, и после нее необходимо было их восполнить. Но ученый явно не собирался ее кормить, а герцог, видимо, забыл о том, что ей нужно есть хотя бы раз в день. Он приказал ей напоминать ему об этом, если он забудет, однако выполнить приказ не представлялось возможным, так как по распоряжению своего господина она не могла покинуть лабораторию до тех пор, пока у доктора не иссякнут вопросы, а сам господин в пределах досягаемости отсутствовал. Эфа беззвучно оскалилась под платком, плотная ткань оставляла на виду только глаза, и человек не увидел реакцию девушки на свой очередной вопрос, но, похоже, что-то почувствовал. Он внезапно поежился и отодвинулся от нее подальше.

Всё происходящее вызывало у Эфы стойкое непонимание. Вместо того, чтобы отправить ее на допрос в Службу безопасности, ее передали ученому, которого интересовали не вопросы, связанные с недавним покушением на герцога, а такая глупость, как ее любимый цвет. Как будто можно любить цвет! У него же нет вкуса, и его нельзя убить. Так зачем, скажите на милость, тратить на него время? Эфа совершенно не понимала происходящего, но не собиралась сообщать об этом доктору. Она и так уже не раз заслужила наказание, и ей не хотелось напоминать о своих провинностях герцогу, который, кажется, забыл о ее проступках. Ни к чему самой навлекать на себя неприятности.

В дверь лаборатории постучали. Ниторог оторвался от очередного прибора, который он собирался на ней опробовать, и громко прокричал:

— Войдите!!

Эфа, воспользовавшись тем, что человек отвлекся, рассмотрела прибор поближе и тихо зарычала — сканеры она терпеть не могла!

Тем временем доктор Ниторог разговаривал с пришельцем, который притащил здоровенную коробку и теперь что-то втолковывал хозяину лаборатории. Эфа прислушалась, но так и не поняла, в чем суть обсуждаемого вопроса. В следующее мгновение она забыла о людях и сосредоточилась на коробке. Наконец-то в лаборатории появилось что-то съедобное! А поскольку в данный момент Эфа не должна отвечать на вопросы доктора, так как он занят другим делом, то самое время пообедать! Девушка беззвучно подкралась к коробке и заглянула внутрь. Просто великолепно! Слух и обоняние ее не обманули! В пластмассовой коробке с дырками для вентиляции находилось животное, достаточно большое, чтобы она могла утолить первый голод. Осторожно, стараясь не привлечь к себе внимание Ниторога и не спровоцировать его на очередные вопросы, на которые она вынуждена будет отвечать, Эфа подцепила когтями крышку коробки и приподняла ее. Быстро просунув руку внутрь, она схватила животное и свернула ему шею до того, как оно успело заверещать. Положив крышку на место, Эфа вернулась на кушетку, на которой просидела или пролежала последние восемь часов, и принялась за еду.

Доктор Ниторог чувствовал себя так, словно он живым попал в рай Саана! Сначала герцог попросил его разобраться с его новым телохранителем, и то, что обнаружил ученый при самом поверхностном знакомстве, тянуло как минимум на четыре научные работы!

Эфа была удивительным существом! Он даже представить себе не мог, что подобные эксперименты возможны! Восемь часов он изучал ее, позабыв обо всём! А затем новый сюрприз — ему привезли отторианского скалистого ориса! Когда доктор Ниторог бывал честен сам с собой, он признавался в том, что заказал это животное во многом для того, чтобы проверить, насколько герцог искренен в своих обещаниях. В то время он как раз сбежал с его помощью с Тронного мира и пребывал в несвойственном ему состоянии подозрительности. Ориса большинство ученых считало не более чем легендой первых колонистов Оттори. Слишком редко его видели, а уж поймать это животное не удавалось ни разу. И вот через два года, когда он уже и позабыл о своей просьбе, один из егерей герцога доставил ему живого ориса!!! Это было невероятно, но это случилось! Поистине сегодня самый счастливый день в его жизни!

Ниторог еще раз пожал руку егерю и, не в силах сдержать радости, крепко обнял его:

— Благодарю вас! Вы даже представить себе не можете, что вам удалось сделать для науки! Пожалуйста, назовите свое имя, чтобы я мог достойно упомянуть вас в отчете об исследовании этого редкого животного!

Суровый великан несколько смутился от такой перспективы и неуверенно произнес:

— Не нужно, доктор. Правда, не нужно! Я ведь только выполнял распоряжение герцога и ничего более.

Доктор Ниторог собрался было выразить восхищение его скромностью, но что-то заставило его оглянуться. Позже он так и не смог ответить на вопрос: что же это было? В следующую секунду у него вырвался пронзительный крик ужаса! Эфа по-прежнему сидела на кушетке, где он ее оставил. Но теперь у нее в руках каким-то непостижимым образом оказался хвост отторианского скального ориса. И она с удовольствием откусывала от него очередной кусок! Доктор Ниторог буквально завопил, глядя на это святотатство, однако злостная преступница даже не удостоила его взглядом!

На крик прибежали встревоженные гвардейцы с обнаженными мечами, а наконец вышедший из ступора егерь схватился за бесполезный в герцогском дворце излучатель. Дворяне брали пример с Императора, и в каждом мало-мальски приличном замке стоял генератор излучения-блокировки. Ниторог был потрясен случившимся, ведь это означало крах его надежд, и не реагировал на окружающих. Он просто не мог поверить, что такое могло произойти с ним! В то мгновение, как он собрался поинтересоваться у внезапно окруживших его людей, не снится ли ему этот кошмар, один из гвардейцев увидел в лаборатории странное существо и, решив, что именно оно является причиной переполоха, попытался его схватить.

Ниторог снова был потрясен до глубины души — Эфа, такая спокойная и покладистая, вдруг превратилась в безумную демоницу Саана! Как только гвардеец протянул к ней руку, она сорвалась с места, и в следующий момент тот, пролетев через всю лабораторию и сбив по дороге немало бесценного оборудования, врезался в стену. Остальные гвардейцы шагнули к ней, профессионально беря ее в кольцо, но невольно остановились — из своих невообразимых тряпок Эфа извлекла меч и направила его в их сторону. Но не это привело людей в замешательство. Все они были прекрасно подготовленные профессионалы и не привыкли пугаться оружия в руках противника. Доставая меч, Эфа сдвинула платок, закрывавший ее лицо, и теперь всем хорошо были видны ее оскаленные клыки.

— Стража, мечи в ножны! — Внезапно раздавшийся за их спинами голос герцога заставил людей подскочить от испуга. Гвардейцы неохотно повиновались, не сводя глаз со странного существа, скалящегося на них из глубины лаборатории. Герцог отодвинул солдата, загораживающего ему дорогу, и шагнул в помещение.

— Что здесь происходит? — спокойно поинтересовался он, но что-то в его голосе заставило подданных судорожно сглотнуть. — Я жду ответа.

— Мы услышали крик, Ваша светлость! — доложил десятник, старательно отводя взгляд. — Когда мы прибежали, то застали здесь доктора Ниторога и егеря. Они были не в себе, затем Синиг заметил это существо и попытался его схватить. Оно швырнуло его через всю комнату. Мы…

— Понятно, — прервал герцог объяснения гвардейца. — Покиньте помещение!

Солдаты отдали честь и вышли за дверь. Ниторог проводил их завистливым взглядом. Герцог повернулся к нему и сухо поинтересовался:

— Что случилось, доктор? И, кстати, почему в лаборатории посторонние? Я, кажется, достаточно ясно высказал пожелание о конфиденциальности?

Ниторог почувствовал, как у него по спине забегали мурашки от предчувствия серьезных неприятностей, и торопливо заговорил в надежде, что герцог поймет его состояние.

— Ваша светлость! Мне принесли скального ориса, и я несколько… увлекся. — Какой-либо реакции герцога на его слова не последовало, и Ниторог осмелился продолжить: — Пока я разговаривал с этим добрым человеком, Эфа съела редчайшее животное, которое… — В эту секунду он почувствовал сильную боль в груди и без чувств упал на пол.

Рейт пребывал в странном состоянии: между яростью и смехом. Когда он после двух бессонных суток и бесконечных попыток расследовать покушение на его жизнь наконец добрался до своей кровати с намерением выспаться, его внезапно вызвал личный секретарь и сообщил, что в лаборатории доктора Ниторога слышны громкие крики. Проклиная всё на свете, герцог вынужден был выбраться из кровати и отправиться в крыло замка, отведенное под научные исследования.

Он был более чем уверен, что без Эфы там не обошлось, и готовился к созерцанию трупов своих подданных. Но, к счастью, ситуация оказалась скорее комической, чем трагической, хотя доктор Ниторог, кажется, так не считал. Рейт усмехнулся. Единственный пострадавший гвардеец отделался синяками и ссадинами, а в покойники угодил только бесценный скальный орис, попавший под руку проголодавшейся Эфе. Ну и конечно, переволновавшегося доктора пришлось уложить на полчаса в биорегенератор, чтобы предотвратить у него инфаркт. И вот теперь оба главных участника событий стояли перед ним в комнате, которую он использовал в качестве своего рабочего кабинета, и ожидали, когда он изволит обратить на них внимание.

Великий Саан, ну когда всё это закончится? Рейт откинулся в кресле и пристально посмотрел на доктора Ниторога. Под его взглядом ученый заметно смутился. Герцог устало подумал про себя, что чем скорее он разберется с так не вовремя возникшей проблемой, тем скорее сможет выспаться, если, разумеется, эта парочка не придумает что-нибудь еще столь же зрелищное. Почему-то он сомневался, что в ближайшее время ему дадут спокойно отдохнуть. Но всё равно нужно что-то решать, несмотря на головную боль и стойкое желание послать всё в преисподнюю.

— Доктор, ответьте мне, где обитает этот ваш орис?

Ниторог поежился и, стараясь не встречаться с герцогом взглядом, произнес:

— Предположительно в Рассветных горах, Ваша светлость.

Рейт удивленно вскинул брови:

— В тридцати милях от моей столицы? И что тогда за проблема? Почему его, по вашим словам, так трудно поймать?

— Дело в том, Ваша светлость, что это животное очень хитрое и осторожное. Места его обитания — практически отвесные скалы. Скальный орис способен очень быстро двигаться, обладает невероятно тонким обонянием и слухом, в тысячи раз превосходящим человеческий, при малейшей опасности издает низкочастотный крик, не различимый человеческим ухом, но который, к сожалению, может вызвать приступ внезапного страха, а это в условиях обитания…

— Постойте, доктор. Теперь я уже совсем ничего не понимаю. Если это животное такое чуткое, то как Эфа смогла подобраться к нему, не потревожив его?

Ниторог застыл, растерянно глядя перед собой. Герцог повернулся к Эфе и холодно поинтересовался:

— Эфа, ты можешь поймать подобное животное? — К его удивлению, ответа не последовало. Девушка молчала несколько секунд и, когда уже Рейт собирался потребовать объяснений, вдруг повернула голову к доктору Ниторогу и тихо спросила:

— У вас-с-с ес-с-сть опис-с-сание этого животного? А то я его не разглядела как с-с-следует.

Ниторог медленно повернулся к ней с таким выражением лица, что герцогу пришлось приложить огромные усилия, чтобы не расхохотаться. Он поспешил вмешаться, пока ученый не сказал чего-нибудь такого, о чем сам будет потом сожалеть.

— А если у тебя будет такое описание? Ты сможешь его поймать?

— Да, — прозвучал быстрый ответ, и герцог вздохнул с облегчением. Теперь не нужно было ломать голову над тем, как достать Ниторогу этого Сааном проклятого ориса. Доктор был его лучшим ученым, и он не хотел его терять.

— Прекрасно. Возьми у доктора Ниторога описание скального ориса и отправляйся в Рассветные горы. Катер возьмешь в замковом ангаре. Всё ясно?

Эфа поклонилась и тихо ответила:

— Да. Но, гос-с-сподин, я ваш телохранитель, я не могу ос-с-ставлять вас-с-с надолго одного.

Рейт представил себе, что девушка, которая, несмотря на то, что спасла ему жизнь, пугала его до дрожи в руках, будет сопровождать его постоянно, как сопровождала Императора, и содрогнулся — в замке он предпочитал ходить вообще без телохранителей, а на территории герцогства ему вполне хватало гвардейцев.

— Эфа, на Оттори меня не нужно сопровождать. Ты можешь заниматься своими делами, знакомиться с замком, когда мне понадобится твоя помощь, я тебе сообщу.

Рейт не заметил, как на мгновение расширились зрачки девушки, он увидел только вежливый поклон и готовность выполнить его приказ. Герцог махнул рукой, давая понять, что доктор Ниторог и Эфа могут идти. Глядя, как они выходят из кабинета, он думал о том, что сможет наконец отдохнуть. Усталость сыграла с ним в тот день злую шутку.

Эфа шла по коридору, ничего не различая перед собой. Голова раскалывалась от жуткой боли, с которой она не могла справиться, несмотря на все прилагаемые усилия.

Мир рушился вокруг нее, оставляя после себя только дымящиеся обломки. Господин отказался от нее. Ему не нужен телохранитель, значит, скоро он отдаст последний приказ. Скорее всего, как только она возместит причиненный его ученому ущерб. Но почему он пожелал наказать ее, заранее сообщив о том, что скоро она умрет? Эфа не боялась смерти, но последний приказ! И почему она решила, что ее новый господин не отличается жестокостью, свойственной тем, кто приказывал ей раньше? Может быть, ее мозг перестал нормально функционировать, а она не заметила этого? Может, она уже не способна адекватно оценивать происходящее, и господин, обнаружив это, нашел наиболее безопасный выход? Ведь последнее время она вынуждена была принимать решения самостоятельно. Возможно, всё дело в этом. Что ж, перед тем как ее господин пожелает уничтожить ее таким жестоким образом, она обратится к нему с просьбой позволить ей самой прервать свое существование…

Доктор Ниторог остановился перед дверью лаборатории и повернулся к ней.

— Оставайся здесь. Я сейчас вынесу тебе распечатку описания ориса, в лабораторию я тебя больше не пущу!

Эфа покорно остановилась возле двери, глядя перед собой. Даже ученый больше не вызывал у нее привычного отвращения. Ей просто стало всё равно. Она и впрямь сомневалась, что ей позволят самостоятельно покончить с собой, и прекрасно представляла, какие мучения ее ждут. В ранней юности создавший ее человек продемонстрировал ей, что такое умирать от «последнего приказа». Тогда она в первый и последний раз попыталась нарушить волю господина, и ей наглядно показали, что ее ожидает, если господин будет ею недоволен. Эфа привычно отогнала посторонние мысли и сосредоточилась на распоряжении герцога поймать ориса. Это оказалось сложнее, чем обычно. Определенно, с ней что-то не так — она слишком много думает в последнее время.

Доктор вернулся быстро и протянул ей тонкий листок всего с несколькими строчками. Эфа пробежала их глазами и беззвучно оскалилась. Найти по этому описанию ориса будет довольно сложно. Но приказ есть приказ. Она сунула листок в один из своих многочисленных карманов и, ничего не сказав, быстро зашагала по длинному светлому коридору в сторону ангаров. Ей предстояла непростая задача — найти незнакомое существо в незнакомой местности.

ГЛАВА 5

Катер опустился на обширное плато, покрытое, как ковром, синей жесткой травой. Эфа выскользнула из кабины и огляделась. С трех сторон плато окружали отвесные скалы, а с четвертой текла полноводная река. Скалы и источник воды — судя по тому, что значилось в кратком описании, которое дал ей доктор Ниторог, это идеальное место для обитания скальных орисов. Девушка захлопнула дверцу и подошла к багажнику. Она предусмотрительно захватила с собой несколько клеток из прочного металла. Насколько она уяснила из возмущенных реплик техников в ангаре, они предназначались не для ловли животных, но ее это мало интересовало. Пойманного ориса нужно было лишить возможности передвигаться, и клетка как нельзя лучше подходила для этой цели.

Засунув сложенные клетки под ремень ножен с одной стороны и перевязь с метательными ножами с другой, сбросив мешающие ей сапоги, Эфа начала взбираться на ближайшую скалу, внимательно принюхиваясь. В отличие от внешнего вида запах скального ориса она запомнила довольно хорошо. На первой скале ее ждало разочарование. На ней не оказалось вообще ничего живого. Добравшись до вершины, Эфа внимательно посмотрела по сторонам, пытаясь определить причину такого запустения. Странно, скала как скала. Ничего необычного, на ее взгляд. Даже удобная — порода твердая, когти не соскальзывают, оставляя в камне глубокие борозды, а прочно держатся в мелких бороздках. Хм. А может быть, дело как раз в этом?

Эфа внимательно пригляделась к самой скале — гладкий камень без каких-либо выступов и глубоких трещин, даже вершина острая. Н-да, она-то здесь удерживается без труда, а вот животное, не обладающее когтями, способными резать мягкий металл, как тонкий шелк… К тому же скала стоит отдельно от остальных. С нее на другие скалы не переберешься. Это просто каменный столб метров десяти-пятнадцати в высоту. М-да, неудачный выбор. Эфа сердито зарычала и разжала когти. Земля понеслась к ней, намереваясь ударить по пяткам, но девушка привычно сгруппировалась и, перевернувшись в воздухе, приземлилась на четвереньки, всё-таки скала была несколько высоковата, чтобы приземляться на ноги. Эфе совершенно не хотелось заработать трещину в кости.

Следующий выбор оказался более удачным. Живность на скале присутствовала, но вот только, как назло, вся она подходила под данное ей описание. Ситуация снова вышла из-под контроля. Кого же ей всё-таки ловить? Решение пришло неожиданно. В конце концов у нее три довольно большие клетки, так что все разновидности животных, похожих на ориса по внешнему виду и запаху, можно без труда поймать и доставить доктору Ниторогу. А уж он пускай разбирается, которое из них ему нужно.

Эфа решительно протянула руку и схватила ничего не подозревающего зверька. Остальные бросились врассыпную, но девушка этого ожидала и не стала их преследовать. Она аккуратно, чтобы случайно не повредить хрупкое тельце, взяла его зубами за шкирку и, действуя одной рукой, достала первую клетку. Встряхнула ее, приводя в рабочее состояние, и сунула зверька внутрь, тут же захлопнув секцию, заменяющую дверь. Один готов. Эфа начала осторожно спускаться, она почему-то сомневалась, что это маленькое животное без повреждений выдержит падение с такой высоты.

Наконец все клетки были заполнены и закреплены в багажнике. Эфа надела сапоги и огляделась по сторонам, ее уже некоторое время беспокоил странный звук, и теперь у нее появилась возможность выяснить, что же это такое. Он был едва слышен, но вызывал неприятные ассоциации, в нем звучал страх. Эфа медленно повернулась вокруг своей оси, стараясь определить, откуда исходит звук, и с удивлением обнаружила, что он раздается со скал в дальнем конце плато. Девушка скользнула в кабину катера и направила мощную машину в ту сторону. Она сама не знала, зачем это сделала. Может быть, потому, что ей просто не хотелось возвращаться?..

Полет занял меньше минуты, и вот уже катер опускается на примятую синюю траву рядом с перепуганной женщиной средних лет. Эфа вышла из машины. Женщина бросилась к ней со слезами на глазах.

— Умоляю вас, помогите мне!! Мой сын! Он поднялся на своем антиграве слишком высоко и застрял в расщелине!! — Эфа посмотрела в том направлении, куда указывала женщина, а затем на старенький катер с беспомощно распахнутым люком, за которым должен был находиться генератор антиполя, и всё поняла. Мать с сыном решили отдохнуть на природе, прилетели на плато, но ребенок додумался взять с собой игрушечный антигравитационный пояс, который в городах использовали для того, чтобы обеспечить безопасность маленьких детей. Это приспособление было достаточно удобным, оно не давало ребенку упасть, разбиться, выпав из окна, и тому подобное. Однако обычно верхняя тяга у этих игрушек отсутствовала.

Максимум, на что был способен пояс — это удерживать ребенка на одной высоте, например, над какой-нибудь ямой, до приезда спасателей. Но юный техник поменял в поясе генератор антиполя, взяв один из генераторов катера матери. В результате мощное устройство, предназначенное для поднятия многотонной машины, забросило ребенка на высоту десятиэтажного дома и ударило о скалу. Пояс зацепился за что-то, а разряд генератора выжег всё, что только можно, в его антигравитационном устройстве, не предназначенном для таких нагрузок. Вдобавок юный техник умудрился вытащить не аварийный, а основной генератор, и теперь катер был абсолютно бесполезной грудой железа, так как все системы машины работали на его энергии, а аварийный генератор служил только для того, чтобы не позволить катеру камнем упасть с высоты при отказе основного.

Эфа задумчиво смотрела на висящего на скале ребенка и пыталась решить, что ей делать в подобной ситуации. На катере к нему было не подобраться — слишком узок промежуток между скальными выступами, следовательно, необходимо подняться на скалу. В обычной ситуации так рисковать своей жизнью без приказа она не имела права. Но сейчас, когда она, как выяснилось, всё равно не нужна господину…

— Умоляю вас, — голос женщины прервался, — он мой единственный сын, заклинаю вас, помогите! — Эфа посмотрела на нее и невольно вздрогнула. Человек, создавший ее, наделил свое творение абсолютной памятью. И Эфа уже видела такой взгляд…

Женщина на столе кажется очень большой. Она пахнет кровью и болью. Человек уносит куда-то существо, которое позже назовут Эфой, голод не позволяет ей сосредоточиться на происходящем вокруг, но глаза женщины притягивают ее взгляд. В них боль, боль и страдание, и еще какое-то странное чувство, которое она не может определить. Эти глаза иногда смотрели на нее из окружающей темноты во время сна, но она так и не узнала, кто эта женщина. Однако теперь могла сказать, кем она была. Она была матерью.

И Эфа решилась. Ей было нечего терять. Молча сбросив сапоги, она скользнула к скале и начала быстро подниматься к ребенку, который смотрел вниз круглыми от страха глазами уже не в силах кричать.

Эфа в считаные минуты оказалась на одной высоте с мальчиком и только тогда увидела, что ребенок зацепился за острый выступ скалы антигравитационным устройством пояса. Н-да, одно неверное движение, и он мог сорваться вниз. Повезло. Эфа протянула руку и, без усилий удерживаясь на скале, схватила ребенка за ногу.

Мальчик пронзительно закричал, когда девушка сдернула его с выступа, на котором он висел, и принялась спускаться вниз, продолжая держать спасенного одной рукой за тонкую щиколотку. Эфа поморщилась от неприятного звука и слегка встряхнула детеныша, стараясь, однако, не повредить хрупкий человеческий организм.

— Тихо! — прорычала она, и ребенок испуганно замолчал.

Спускаться, держа при этом одной рукой мальчишку, было неудобно, и Эфа, оказавшись на безопасной высоте, просто спрыгнула вниз. По ушам ударил сдвоенный крик, и девушка едва не потеряла равновесие от неожиданности. Поморщившись, Эфа бросила верещащего ребенка на землю и, прихватив свои сапоги, направилась к катеру. Она выполнила всё, что от нее требовалось, а остальное ее не касалось. Но не тут-то было! Убедившись в том, что ее сын не пострадал, женщина устремилась за ней следом, что-то неразборчиво причитая. Всё, что смогла понять Эфа из ее восклицаний, сводилось к просьбе не бросать их здесь, а помочь добраться до дома. М-да-а. Может быть, ее господин прав и она действительно неадекватна? Иначе зачем бы ей ввязываться во все это?

Доктор Ниторог никак не мог прийти в себя после случившегося. Подумать только, редчайший представитель животного мира Оттори был съеден, как какая-нибудь котлета! Безумие!

Ниторог подошел к окну и выглянул наружу. Он не верил в то, что Эфа сможет добыть для него нового скального ориса, но иррациональная надежда на чудо продолжала в нем жить. Ему нужно было готовить отчет о физиологии и психологии Эфы для Его светлости, а он вместо этого кругами бродил по лаборатории, снова и снова переживая происшедшее. Надо же, такая потеря для науки!

Ниторог в который уже раз окинул взглядом просторный зал, служивший ему лабораторией, и расстроенно покачал головой. Бесценные приборы, на приобретение и отладку которых он потратил годы, были сброшены или сдвинуты со своих мест, многие из них пришли в полную негодность. Хрупкие агрегаты не выдержали падения на твердый каменный пол, наглядно демонстрируя, к каким последствиям приводит откладывание важных дел на потом. Если бы он настоял на специальном безопасном покрытии для пола, потерь можно было бы избежать. Конечно, не совсем. Многие приборы пострадали от столкновения с телом гвардейца, что предотвратить было совершенно невозможно. Хотя доктор никак не мог понять, зачем Эфе понадобилось бросать того именно в сторону стеллажей с оборудованием, ведь можно было бросить его куда-нибудь еще. Например… Ниторог осмотрелся по сторонам, пытаясь найти безопасное для его приборов направление броска, и растерянно замер. Эфа выбрала единственно верное направление! Столкнувшись с этим невероятным фактом, ученый задумался над планировкой помещения.

От размышлений его отвлекли шум и крики во дворе. Подбежав к окну, Ниторог выглянул наружу и неодобрительно покачал головой. Эта девушка не обращает решительно никакого внимания на мнение окружающих ее людей! Всю охрану замка подняла на ноги! И кто только учил ее так пилотировать! В следующую секунду в голову доктора пришла страшная мысль: а если Эфа попала в беду, выполняя распоряжение герцога о поимке скального ориса? Ведь это животное обитает на неприступных скалах! Девушка, одна, без снаряжения… Доктор всплеснул руками и бросился к шкафу, где на всякий случай хранил свой медицинский чемоданчик. В конце концов прежде всего он был врачом!

Выбежав во двор, доктор Ниторог остолбенел от неожиданности. Рядом с герцогским катером в окружении слуг, техников и гвардейцев стояла Эфа, живая и невредимая, а в руках у нее была клетка для хранения генераторов антигравитации, в которой, нахохлившись, сидел… скальный орис!

Раздавшийся глухой удар заставил людей обернуться к смущенному до крайности ученому, от неожиданного потрясения выронившему свой чемоданчик, всё содержимое которого разлетелось по двору. Эфа, заметив его, поставила клетку с животным на землю и зачем-то снова полезла в багажник. Доктор Ниторог, увидев ориса в непосредственной близости от людей, забыл про рассыпанные лекарства и начал проталкиваться к Эфе, чтобы указать ей на недопустимость подобного пренебрежения к бесценному представителю животного мира Оттори, но не успел произнести ни слова. Девушка выпрямилась, и в руках у нее оказалась еще одна клетка с…

Быть того не может! С невнятным криком Ниторог подскочил к Эфе и выхватил у нее из рук оживший миф!

Рейта разбудил зуммер тревоги. Назойливый, раздражающий звук не смолкал, заставляя герцога торопливо шарить рукой по прикроватному столику в поисках переговорного устройства, чтобы связаться с начальником охраны и высказать ему все, что он о нем думает. Устраивать учебные тревоги в то время, когда сюзерен лег спать в первый раз за два дня! Тут уже попахивает изменой! В конце концов Рейт дотянулся до коммуникатора, ткнул кнопку связи с охраной, и в ту же секунду сигнал тревоги замолчал. Несколько ошарашенный подобным совпадением, герцог сел на кровати и уставился на переговорное устройство, которое тихо пискнуло и голосом начальника смены проорало:

— Ваша светлость, прошу простить, ложная тревога!

— Что там у вас происходит, Саан вас всех загрызи?!! — прорычал Рейт, не давая себе труда скрывать от подчиненных свое дурное настроение.

— Ваша светлость! — По голосу чувствовалось, что гвардейцу здорово не по себе. — Несколько секунд назад нашей системой противовоздушной обороны был замечен неопознанный катер с отключенным автоответчиком, который приближался к замку на критической скорости. Согласно инструкции, дежурный поднял тревогу. Были запрошены спутники слежения. Катер, судя по регистрационному коду, принадлежал Вашей светлости, но на запросы по-прежнему не отвечал. Мною был отдан приказ — сбить подозрительную машину, но она внезапно сама сбросила скорость, и девушка, представившаяся Эфой, запросила разрешение на посадку, назвав ваш позывной. Посадка ей была разрешена, и она приземлилась на заднем дворе вашего замка.

Рейт несколько секунд молчал, приходя в себя после монолога гвардейца и стараясь окончательно проснуться, а затем с обреченным вздохом отключил связь и стал одеваться. Чтобы выяснить, что взбрело в голову Эфе на этот раз, проще всего было самому выйти во двор и лично спросить ее об этом.

Когда он спустился вниз, глазам его предстало забавное зрелище. В окружении растерянных слуг и гвардейцев доктор Ниторог, что-то невнятно бормоча, суетился вокруг трех довольно противных зверьков, которые пронзительно верещали и метались в контейнерах, изначально предназначенных для хранения генераторов антигравитации. Тут же возмущенно размахивали руками техники, требуя вернуть им их оборудование, с коим так варварски обращаются всякие ученые крысы. Гвардейцы пытались добиться от Эфы объяснений о причинах ее столь экстравагантного появления, а его кухарка отчаянно вопила, требуя оставить в покое несчастную девочку.

Рейт устало покачал головой и холодно приказал:

— Молчать! — Тишина установилась, как по мановению волшебной палочки. Герцог спокойно оглядел подданных и со своей обычной вежливостью поинтересовался: — Неужели так трудно понять, что для того, чтобы проблемы решились как можно быстрее, их нужно решать по очереди. Итак, Эфа, почему ты сразу не ответила на запрос службы охраны? — Девушка бесстрастно подняла на него янтарные глаза и ровным голосом доложила:

— В процесс-с-се полета я с-с-случайно задела когтем автоответчик, повредив его, данный факт был обнаружен мною только пос-с-сле того, как я с-с-связалас-с-сь с-с-с охраной.

— На тебя это не похоже, — Рейт удивленно приподнял бровь. — Обычно ты более осторожна.

— Прошу прощения. — Голос девушки не выражал никаких эмоций. Герцог насторожился, уловив в интонациях Эфы какую-то странную обреченность. Но разбираться с этим в присутствии слишком большого количества людей счел неуместным и повернулся к ученому:

— Доктор Ниторог, вы удовлетворены привезенными вам скальными орисами?

Ученый вздрогнул от неожиданности и уставился на Рейта безумными глазами:

— Это просто невероятно! Оталис и коталис! Эти животные в принципе уже не должны существовать! Ни одного задокументированного факта встречи с ними за всю историю освоения Оттори! Это открытие века!!!

— Доктор! — Герцог был само терпение. — Вас устраивают животные, которых вам привезла Эфа?

— Что? — Ниторог с трудом осознал, кто и зачем к нему обращается. — А, да-да, конечно. Более чем устраивают! Эфа просто волшебница!

С этими словами доктор попытался поднять все три клетки сразу. Герцог незаметно кивнул одному из слуг, и тот бросился на помощь ученому. Ниторог рассеянно поблагодарил его и торопливо зашагал в сторону лаборатории. Рейт проводил доктора взглядом и обернулся к неловко топтавшимся рядом с катером техникам:

— У нас что, закончились клетки для генераторов?

— Нет, Ваша светлость. — Старший техник говорил торопливо, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Герцог устало вздохнул:

— Успокойтесь и объясните мне причину вашего недовольства. Я не настолько хорошо разбираюсь в технике, чтобы угадать ее самому.

— Ваша светлость, — техник с трудом сдержал улыбку, он никак не ожидал, что герцог, лицо благородного сословия, попытается разобраться в ситуации, а не прикажет им убираться с его глаз и никогда больше не появляться в замке, — дело в том, что генератор антигравитации имеет фокусирующие линзы практически на всей своей поверхности, и, чтобы их не повредить, его приходится хранить в специальном чехле, который больше всего напоминает клетку. Этот чехол для разных генераторов разный. Леди Эфа забрала клетки для генераторов, предназначенных для вашего корабля, пока сами генераторы находились на ремонте. Других клеток такого размера у нас нет. Нам просто некуда их теперь положить для хранения! Имеющиеся в нашем распоряжении чехлы не подходят по размеру.

— У меня на корабле есть генераторы антигравитации? — Герцог вздернул бровь в искреннем недоумении. — И за каким демоном они нужны на космическом корабле? Он ведь на планеты не приземляется?

— Они нужны для спасательных капсул, Ваша светлость.

Рейт понимающе кивнул:

— И теперь вы не можете переправить генераторы на корабль, я правильно вас понял?

— Да, Ваша светлость.

— Понятно. А от того, что в них сидят эти орисы, клетки не пострадают?

— Нет, Ваша светлость. Мы их промоем, и они будут как новенькие.

— Ясно. — Герцог усмехнулся. — Ну, тогда я не вижу никакой проблемы. Как только доктор Ниторог пересадит своих животных в стационарные вольеры, его ассистент вернет вам эти клетки. Я распоряжусь.

— Спасибо, Ваша светлость! — В голосе техника слышалось искреннее облегчение.

Рейт улыбнулся и повернулся к Эфе, по-прежнему бесстрастно стоящей возле катера в обществе кухарки и ее сына:

— Эфа, отправляйся в мой кабинет, нам надо поговорить.

Девушка молча поклонилась и зашагала к замку. Герцог направился следом, от души проклиная всё на свете.

Рейт зашел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Эфа неподвижно стояла у окна и, казалось, любовалась открывающимся из него видом.

— Что с тобой происходит? — Герцог был не на шутку встревожен, поведение девушки становилось всё более необычным.

Эфа повернулась к нему только после того, как герцог с ней заговорил, словно не слышала, как он вошел, и безучастно произнесла:

— Я прошу вашего разрешения умереть от с-с-своей руки.

Рейт резко выдохнул сквозь стиснутые зубы, не в силах скрыть потрясения, и коротко бросил:

— Нет!!

Эфа кивнула, как будто ожидала от него этого, и тихо, словно про себя, сказала:

— Значит, «пос-с-следний приказ». Что ж — это ваше право.

Рейт несколько секунд недоумевающе смотрел на нее, а затем, стараясь говорить спокойно, спросил:

— Почему ты заговорила о смерти? И что такое «последний приказ»?

Эфа молчала. Герцог вдруг подумал, что совершенно не знает ее, иногда даже боится, но мысль о том, что она может умереть, вызывает в его душе бурю протеста. Надо во что бы то ни стало выяснить, почему Эфа вообще заговорила о самоубийстве. Силясь ничем не выдать своих чувств, Рейт прошел к столу и опустился в кресло. Ему предстояло поговорить по душам с существом, настолько чуждым всему, что его до сих пор окружало, что герцог с трудом представлял себе, с чего начать, но был полон решимости попробовать.

— Эфа, пожалуйста, сядь и объясни мне, почему ты хочешь умереть?

Она беспрекословно села в кресло, стоящее напротив него.

— Я не хочу. — В голосе девушки не было и следа эмоций. — Но лучше умереть от с-с-своей руки, чем от «пос-с-следнего приказа».

— Понятно. — Герцог пытался скрыть озабоченность. — Этот «последний приказ», что он означает по своей сути? Его можно как-нибудь нейтрализовать?

— Нет. Ес-с-сли вы прикажете мне умереть — я умру. И умру очень болезненно.

— Что?!! — Рейт вскочил, забыв о том, что намеревался не демонстрировать Эфе собственные эмоции. — Я никогда не прикажу тебе подобного!!

Девушка смотрела на него, ничем не выдав, что поняла его слова. Герцог выдохнул, чтобы успокоиться, и уверенно произнес:

— Я никогда не прикажу тебе умереть. Ты свободный человек и имеешь право на жизнь, как и любой из нас. А теперь объясни мне, что такое «последний приказ», чтобы я мог распорядиться избавить тебя от него.

Эфа несколько секунд молча смотрела на него, а затем скинула капюшон и убрала волосы с шеи. Герцог не сопротивлялся, когда она провела его ладонью по своей шее — чуть ниже затылка. Рейт с удивлением ощутил под пальцами едва заметный шрам на плотной прохладной коже.

— Это находится там? — Он с удивлением отметил, как хрипло звучит его голос, и кашлянул.

— Да. — Эфа была абсолютно бесстрастна. — Его трудно обнаружить, он покрыт белковой оболочкой и не определяетс-с-ся с-с-с-канерами. Пос-с-сле кодового с-с-слова он активируетс-с-ся и начинает медленно разрушать мою нервную с-с-сис-с-стему, мгновенно парализуя меня. Это очень болезненно.

Рейт невольно вздрогнул, представив себе такую смерть, и тихо спросил:

— Почему так жестоко?

— Они прос-с-считали, что ничто иное не напугает меня дос-с-статочно для того, чтобы я повиновалас-с-сь бес-с-спрекос-с-словно. Это с-с-страховка на с-с-случай, ес-с-сли вдруг внедренный в мое с-с-сознание приказ во вс-с-сём повиноватьс-с-ся с-с-своему гос-с-сподину окажетс-с-ся недос-с-статочно эффективным, или я с-с-сойду с-с-с ума и выйду из-под контроля.

— Понятно. Это как-нибудь можно уничтожить?

— Нет.

— Значит, если кто-то прикажет тебе — умри, ты умрешь?

— Нет, только гос-с-сподин одной с-с-со мной крови.

— Слава Саану! Значит, никто, кроме меня и Императора, тебе не опасен. Я никогда не отдам такой приказ, клянусь честью, а от Императора тебе придется держаться подальше, и всё будет в порядке. — Рейт облегченновздохнул и улыбнулся. — Всё не так страшно, как я предполагал. Эфа, ты можешь не беспокоиться по этому поводу, а теперь иди отдохни. Пока ты находишься на Оттори, тебе не нужно выполнять обязанности телохранителя. Осмотрись на новом месте, можешь брать катер в любое время, когда захочешь. Только, пожалуйста, позаботься о том, чтобы твои действия не привели к смерти кого-нибудь из моих подданных. Хорошо?

— Да, господин. — Эфа поклонилась и, не произнеся больше ни слова, вышла из кабинета, а Рейт вдруг с удивлением понял, что больше не хочет спать.

ГЛАВА 6

Герцог Оттори устало откинулся на спинку дорогого антикварного кресла и потер глаза. Отчет врача содержал больше вопросов, чем ответов на них, и это, мягко говоря, его раздражало. Ниторог обнаружил, что в организме Эфы присутствуют «генные культуры животных». Саан побери этих ученых, мог бы и прямо сказать, что Эфа — гибрид человека и нескольких животных, и не только млекопитающих, судя по ее явно змеиным повадкам.

Вдобавок врач установил выдающиеся умственные способности, но поразительную эмоциональную бедность объекта. Впрочем, последнее как раз и неудивительно. Ее использовали с самого рождения даже не как исполнителя, а как бессловесное оружие. Какие уж тут эмоции. Оказалось, что у нее отсутствует понятие о красоте. Она находит красивым оружие, предметы убийства, то есть всё, что связано со смертью и что нормальные люди красивым считать не могут. Поразительно, но боли и смерти Эфа абсолютно не боялась, даже не понимала, что такое страх смерти. Единственное, чем ее можно было напугать — это «последний приказ», но — как подозревал доктор Ниторог — это был искусственный страх, внедренный в ее сознание для того, чтобы держать девушку в повиновении.

Рейт покачал головой, удивляясь выводам доктора. Он-то всегда считал, что страх смерти — это как раз очень естественное чувство. Умственные способности Эфы превосходили все его представления об этом. Девушка обладала абсолютной памятью, но при всех своих талантах она была практически не способна на творчество. Самостоятельно создать хоть что-нибудь, не связанное с новой стратегией ведения боя или нового способа убийства и тому подобных вещей, она не могла ни при каких обстоятельствах.

Другими словами, у него в распоряжении оказалась идеальная машина для убийств в неограниченных масштабах. Стоит ему только пожелать — и Эфа уничтожит любого, кто вызовет его неудовольствие. Не спрашивая о том, зачем это понадобилось, не испытывая ни малейшей жалости к своим жертвам и сомнений в его праве приказывать. И это было самое страшное.

Рейт еще не забыл ее готовность умереть мучительной смертью, если он того пожелает. И ведь, несмотря на то что Эфа знала, что ее ожидает, она даже не попыталась как-нибудь избежать такой участи! Абсолютное повиновение воле господина было заложено в ее подсознание еще до рождения и доведено до автоматизма многочисленными тренировками в детстве. Если это можно назвать детством. Нет, как герцог, он, конечно, требовал от своих подданных подчинения, но не до такой же степени! Рейт знал, что многие аристократы пришли бы в восторг, имея при себе подобное существо с инстинктом безоговорочного повиновения, но он слишком хорошо понимал, какая ответственность ложится на его плечи. Может, в метрополии ответственность господина перед слугами уже не в моде, но здесь граница, и здесь всё по-другому.

Рейт задумчиво уставился в огромное окно, украшавшее одну из стен его кабинета. За сверхпрочным прозрачным пластиком простирался его мир. Мир, в который он умудрился притащить странное и страшное создание, по какому-то дикому капризу судьбы выбравшее его своим господином. Что теперь делать с этой ожившей смертью, он не знал.

Яркий белый свет Звезды Оттори заливал его стол, безжалостно высвечивая мельчайшие царапины на баснословно дорогом натуральном дереве. Его доставляли с других планет, так как на Оттори при всём разнообразии растительности деревьев, пригодных для изготовления чего-нибудь крупнее ложки, не росло. Отложив отчет доктора Ниторога, герцог вышел из-за стола и подошел к окну, которое он запрещал завешивать противосолнечными жалюзи и прочей дребеденью, способной скрыть красоту его родного мира.

Он никогда не уставал любоваться им. Вот и теперь Оттори раскинулся перед ним во всём своем великолепии. Об угольно-черные скалы, кое-где отливающие темным сапфиром растений, разбивались кровавые волны знаменитых красных океанов Оттори. Они занимали две третьих площади планеты и омывали два огромных материка, расположенных на полюсах. Один был заселен людьми. На второй людей не пускали.

Несмотря на то что герцог Оттори официально считался повелителем всей планеты, местные жители не спешили с этим соглашаться, и Рейт предпочитал не настаивать. Договор о разделении земель подписали еще его предки, впервые высадившись на эту далеко не гостеприимную планету, и ему совсем не хотелось повторить судьбу предшественников. Хотя о самых первых попытках заселения планеты не осталось почти никаких сведений, было достоверно известно, что местные аборигены умудрились уничтожить несколько экспедиций и карательных отрядов. В конце концов даже Империя вынуждена была признать поражение. Будучи знаком с диинами не понаслышке, Рейт совершенно этому не удивлялся, за внешностью ангелов Саана прятались души его демонов.

Герцог встряхнул головой, откидывая с глаз длинные каштановые волосы, и со вздохом вернулся к отчету. Информация о том, что Эфа вдобавок ко всему еще и может чувствовать направленные на себя и своего господина отрицательные эмоции, заставила его поморщиться. Прежний Император ничего не делал наполовину. Рейту стало казаться, что, разрешив Эфе свободно передвигаться по планете, при условии, что она не будет ставить под угрозу жизнь его людей, он несколько поторопился.

Герцог нажал кнопку вызова и уставился в окно. Солнечный день больше не поднимал ему настроение. На вызов его секретарь явился удивительно быстро, словно ждал за дверью. Это вызвало плохие предчувствия, а старательная, но неумелая попытка парня скрыть страх заставила его насторожиться еще больше. Однако он не позволил себе выдать свои эмоции. Его голос, когда он обратился к секретарю, звучал, как всегда, спокойно:

— Дит. Где в данный момент находится Эфа?

— Она взяла катер и улетела.

— Ясно. Куда она улетела, известно?

— Служба охраны докладывает, что, судя по показаниям радаров, катер направился к Южному материку.

Рейт коротко выругался и выскочил из-за стола, на ходу застегивая пояс с фамильным мечом. На Южный материк было дозволено летать только ему. Ситуация становилась угрожающей.

— Приготовьте мой катер к вылету! — коротко бросил он секретарю, выбегая из кабинета. — Никакой охраны!

Эфа, жмурясь от удовольствия, растянулась на горячих камнях, подставив лицо яростным солнечным лучам. Определенно она попала в рай, или как там называл обитель праведников придворный священник? Она попыталась вспомнить, но быстро бросила это глупое занятие. В конце концов какая разница? Главное, здесь хорошо. Тепло и красиво. Хотя планете дали странное название. Впрочем, может быть, первооткрыватели и не знали, что с одного из древних языков Оттори переводится как ад. С другой стороны, у них могло быть своеобразное чувство юмора.

Эфа лениво поскребла когтем камень, на котором лежала, и полюбовалась радужными отблесками преломляемого света. Хорошо! Жаль только, что убивать тут совершенно некого. С другой стороны, убивать людей ей давно надоело. Это было слишком легко и потому неинтересно. Гораздо веселее сражаться с компьютерными анимациями, тех хоть можно запрограммировать так, как нужно. Но зато впервые в жизни она может делать то, что хочется ей, а не кому-то другому. Это было странное ощущение, странное, но приятное.

Эфа задумчиво посмотрела на красные волны, разбивающиеся о подножие скалы, и довольно зарычала. Она многое узнала за последнее время и даже умудрилась найти существо, которое ее не боялось, а испытывало к ней такие же чувства, как и к своему собственному ребенку. Это было удивительное ощущение.

Сначала она, правда, не поняла, почему главная кухарка замка, Ларита, вдруг проявила к ней интерес. Но потом выяснилось, что это та самая женщина, сына которой она сняла со скалы. Ларита решила отблагодарить ее по-своему, когда узнала, кем является спасительница ее ребенка. Она просто взяла ее под свою опеку и теперь следила за тем, чтобы три раза в день Эфу кормили свежей и вкусной едой. Где бы девушка ни находилась — в установленное время появлялся перепуганный слуга и выставлял перед ней поднос с каким-нибудь лакомством. Как женщина угадывала вкусы Эфы — оставалось загадкой. Хотя девушка подозревала, что здесь не обошлось без доктора Ниторога, который тоже на свой лад пытался отблагодарить ее за оказанные услуги. Это было непривычно. Раньше ее никогда не благодарили за то, что она делала, и тем более не заботились о ней. Ларита к тому же совсем ее не боялась и даже как-то раз отчитала за разбитый стакан, ничуть не заботясь о том, что Эфа может убить ее одним прикосновением. А герцог совсем ее не наказывал — и это было наиболее удивительным из всего, что с ней произошло.

Эфа принюхалась к жаркому ветру, дующему из самого сердца материка, и улыбнулась. Улыбка получилась неловкой. И напоминала скорее боевой оскал. Улыбаться по-настоящему она не умела, но в последнее время заметила, что люди вокруг нее иногда выражают свое удовольствие от происходящего именно так. Зачем ей понадобилось перенимать эту человеческую привычку, она и сама не знала. Да это было и неважно. Эфа блаженствовала, купаясь в полуденной жаре, и не желала думать ни о чем другом. Жизнь нравилась ей всё больше.

Однако в следующую секунду ее благодушие растворилось во вспышке настороженности. Кто-то приближался к ней. И этот кто-то вряд ли уступал ей по подготовке! Эфа одним неуловимым движением оказалась на ногах, обшаривая окружающее пространство всеми доступными ей средствами. Словно ощутив, что его присутствие обнаружили, существо, потревожившее ее покой, перестало прятаться и вышло на относительно ровную площадку у камня, на котором стояла Эфа. У нее вырвался вздох неподдельного восхищения. Тот, кто стоял перед ней, был, несомненно, мужчиной, но это было не главное. Главное, он был приспособлен для битвы, так же как она, если не лучше. Эфа приготовилась к схватке, прощупывая незнакомца всеми своими чувствами и всё больше убеждаясь, что он великолепный боец и даже его длинные золотистые волосы, выглядевшие мягкими и неопасными, могли здорово осложнить противнику жизнь. Незнакомец тоже изучал ее, разглядывая огромными серыми глазами, казавшимися еще ярче из-за длинных черных ресниц. Когда его рука скрылась в складках свободных светлых одежд, Эфа потянулась за своим мечом. И совершенно не удивилась, увидев у него в руках такой же. Незнакомец явно понимал ее.

Правильно, как еще можно узнать о противнике что-то новое? Только в бою. Ее меч свистнул в приглашающем выпаде. Эфа надеялась, что воин действительно понимает и не будет использовать оружие в энергетическом режиме. Не то чтобы это создавало проблему, но в таком поединке удастся узнать гораздо меньше, да и удовольствия тоже немного. Незнакомец понимал. Его боевая стойка была ей незнакома и обнаруживала, что у него кроме двух пар конечностей, положенных людям, есть еще и третья. За спиной у незнакомца, оказывается, были сложены кожистые крылья, которые Эфа сначала приняла за экзотический плащ. Одинаковые улыбки обнажили длинные клыки поединщиков, и два существа заскользили по черному песку площадки, фиксируя каждое движение противника и выискивая брешь в его защите. Действительно, каждому из них хотелось поближе познакомиться с заинтересовавшим его существом.

Меч незнакомца коротко блеснул на солнце и тут же зазвенел, наткнувшись на жесткий блок. Крыло ударило по ногам, но вспороло только черный песок. Кинжал Эфы поцарапал опорную ногу, а меч незнакомца, преодолевая ее сопротивление, потянулся к ее горлу, но провалился в пустоту. Эфа оскалилась, отмечая силу незнакомца, и тут же перешла в наступление. Наконец-то ей попался настоящий противник! Убыстряя темп, она выискивала бреши в защите, используя всё оружие, дарованное ей природой и ее господином. Когти Эфы незнакомца явно удивили, впрочем, у него они были не хуже. Только цвета другого. Хотя нет, уже одинакового. Красного у обоих. Значит, кровь у него красная. Тоже интересно.

Рейт гнал катер на предельной скорости, яростно проклиная всю эту историю в общем, и собственную недальновидность в частности. Он был уверен, что на этот раз дело закончится войной с диинами, в лучшем случае — серьезными потерями с обеих сторон. Катер Эфы он заметил почти сразу. Она не стала углубляться в незнакомые земли, а устроила стоянку на скале недалеко от берега. Позволив себе понадеяться на то, что пока еще ничего страшного не случилось, Рейт направил свой катер к ее стоянке. Однако в следующий момент он чуть не выпустил штурвал из рук. Невдалеке от катера Эфы на относительно ровной площадке неподвижно лежали две фигуры. Угрожающе неподвижно! Машина протестующе застонала от перегрузок, когда Рейт бросил ее в пике, стараясь быстрее добраться до тел, распростертых на черном песке. Он выскочил, не дожидаясь, пока осядут песчинки, поднятые его экстренным приземлением, и бегом бросился к месту схватки, уже предполагая, что увидит.

Эфа лежала в какой-то неестественной позе, поджав ноги и вытянув руку с мечом в сторону. Рейт осторожно, стараясь не навредить ей неловким движением, перевернул ее лицом вверх и облегченно вздохнул. Он и не подозревал, что ее жизнь стала значить для него так много. Хотя, поспешил одернуть себя герцог, он так же переживал бы по поводу любого своего подданного. Он не какой-нибудь хлыщ из метрополии! Теперь осталось убедиться в том, что диин мертв, и начинать готовиться к долгой войне. Если с Эфой Рейт обращался осторожно, то ее противника он осматривал, исключив всякую возможность атаки.

Однако предосторожности оказались излишними. Диин, хоть и оказался, к его удивлению, вполне живым, но был явно не в состоянии двигаться и даже не приходил в сознание. Коротко выругавшись, Рейт принялся грузить обоих драчунов в катер. Упускать такую возможность избежать войны он не собирался. Благо — точно знал, что биорегенераторы залечивают раны диинов так же, как и раны людей, однако еще никто не удосужился объяснить этот странный феномен. Вроде медицинская техника создавалась для людей и не предназначалась для лечения других гуманоидов. С трудом поместив раненых в двухместном катере и удивившись про себя, какими тяжелыми, выясняется, могут быть такие хрупкие с виду существа, Рейт на предельной скорости погнал машину к замку. Ему хотелось надеяться, что он довезет обоих живыми.

Возле ангаров его уже ждали врачи с переносными регенераторами. Он сам вызвал их на подлете к замку, но всё-таки с удовлетворением отметил оперативность, с какой действовали его подданные. Обоих пострадавших осторожно извлекли из катера, обработали останавливающим кровь спреем, вкололи сумасшедшее количество лекарств, половина из которых была ему незнакома даже по названиям, и поместили в его личную клинику. Доктор Ниторог встретил его у дверей в палату и предупредительно сообщил о текущем состоянии больных:

— Милорд, они оба выживут. Через полтора часа их уже можно будет выпустить из биорегенераторов.

— Хорошо! А как с диином? Когда я грузил его в катер, мне показалось, что у него одно крыло почти отрублено. Он не останется калекой?

— Нет, милорд. У обоих пациентов потрясающий уровень регенерации! Собственно, они бы и без нашей помощи оправились от полученных ранений. Конечно, не так быстро, но их жизни ничего не угрожало. Даже шрамы вряд ли остались бы.

Рейт потрясенно покачал головой. Одно дело регенерировать отрезанный палец и совсем другое — залечить около двух десятков ран разной тяжести. Да и диины вроде никогда не отличались такой уж живучестью. Хотя… возможно, впервые Рейт подумал о том, что и его предки могли ошибаться и полученная ими информация не соответствует действительности. Ведь как-то же диинам удалось отбросить Империю? Об этом стоило подумать.

— Хорошо, доктор Ниторог. Позовите меня, когда они покинут биорегенераторы. Мне бы хотелось поговорить с диином перед его уходом.

— Да, милорд. Я обязательно сообщу вам, когда они придут в сознание.

Рейт кивнул и вышел из палаты. Шагая по отделанному бежевыми панелями коридору, он обдумывал, что скажет диину, чтобы загладить нанесенную ему обиду. Однако в голове крутились только пустые, ничего не значащие фразы, способные только разозлить гордого нелюдя еще сильнее.

Но Эфа какова! Одни на один справиться с представителем расы, вполне обоснованно считавшейся наиболее искусной в замысловатой науке лишения жизни ближнего своего! Интересно, как ей это удалось? В прежние времена против каждого диина выставляли взвод элитных бойцов с тяжелым вооружением, чтобы только относительно сравнять шансы!

Сигнал вызова раздался в тот момент, когда он открыл звуконепроницаемую дверь своего кабинета. Доктор серьезно недооценил пациентов. Оба уже были в сознании и порывались покинуть клинику. Герцог помянул Саана и, развернувшись на каблуках, быстрым шагом направился туда, откуда только что пришел, одновременно пытаясь решить, подойдет ли для неофициальной встречи с диином его наряд? Хотя менять его всё равно было уже поздно. В конце концов Рейт пришел к выводу, что светло-синий цвет его рубашки в сочетании с темно-синими, почти черными брюками и черными полусапожками вряд ли оскорбят взыскательный вкус диина. Переодеваться в фамильные красно-черные цвета было некогда.

Когда дверь палаты скользнула в сторону, он растянул губы в вежливой улыбке и изысканно поклонился.

— Прошу вас простить оскорбление, нанесенное моим телохранителем по незнанию… — Рейт специально подчеркнул высокое положение Эфы, чтобы диин не счел возможным оскорбиться тем обстоятельством, что с ним сражалось существо, недостойное такой чести.

— О каком оскорблении идет речь? — прервал его глубокий завораживающий голос диина. — Позвольте сообщить вам, милорд, что ни вами, ни вашим телохранителем не было совершено ничего, что я мог бы счесть за оскорбление. Наоборот, позвольте поблагодарить вас за оказанное гостеприимство и выразить восхищение вашим телохранителем. Мы познакомились достаточно близко, чтобы я счел ее достойной продолжить знакомство с моей семьей.

Рейт, пораженный, замер, разглядывая диина, непринужденно стоящего посередине палаты в своих просторных одеждах, которые благодаря предусмотрительности герцога успели привести в порядок, зашив многочисленные прорехи и отстирав от крови и грязи, и пытался понять, не ослышался ли он. В следующий миг герцог удивился еще больше, хотя мгновение назад считал, что это невозможно. Эфа, не переставая наматывать на себя платок, которым она обычно закрывала лицо, заговорила, не дожидаясь, когда к ней обратятся:

— Благодарю за выс-с-сокую оценку моих с-с-спос-с-собнос-с-стей. Я с-с удовольс-с-ствием продолжу наше знакомс-с-ство, если мой гос-с-сподин дас-с-ст на это разрешение.

— Позволено ли мне будет спросить, что вы подразумеваете под знакомством? — Рейт изо всех сил старался скрыть свое потрясение. — Означает ли это, что кто-то напал на вас во время беседы и мне необходимо отдать приказ о розыске преступника?

Эфа никак не отреагировала на вопрос, а диин посмотрел на него с нескрываемым изумлением, заставив герцога поежиться. Диины крайне редко демонстрировали собеседникам свои чувства, и он просто не представлял себе, что же такого он сказал, если умудрился вывести из равновесия это непостижимое существо. Тут, к его удивлению, ему на помощь пришла Эфа. Словно почувствовав его состояние, она скользнула к нему и едва слышно прошипела в ухо, явно стараясь, чтобы ее слова услышал только он.

— Поединок. Мы близко познакомилис-с-сь.

Рейт с трудом скрыл удивление, вызванное этим заявлением. Никто еще на его памяти не называл поединок знакомством! Однако необходимо было спасать положение. Не хватало еще, чтобы диины сочли нового герцога Оттори глупцом. Это могло привести к непредсказуемым последствиям.

— Я с удовольствием дам на это разрешение и буду счастлив предоставить катер, чтобы мой телохранитель мог продолжить знакомство с вами.

— В этом нет необходимости, милорд. Я сам отнесу ее в свой дом. Моя мать будет рада принять такую гостью.

Рейту осталось только склонить голову в знак согласия. При этом он отметил про себя, что за этот разговор он узнал о ближайших соседях больше, чем за всю свою прошлую жизнь.

В Империи до сих пор шли споры, есть ли вообще у диинов женщины.

Стараясь быть предупредительным, он ввел приказ в систему безопасности и со смешанным чувством наблюдал, как диин, дождавшись, пока прозрачный пластик окна полностью уйдет в толстую стену древнего замка, легко подхватил Эфу на руки, умудрившись не задеть ничего из ее многочисленного арсенала, расправил крылья и одним прыжком покинул здание, — взвился в белое небо. Оставалось надеяться, что сближение с этой непредсказуемой расой к лучшему, хотя учитывая то, кто оказался его инициатором, вряд ли…

Эфа довольно щурилась от ветра, бившего ей в лицо, удобно устроившись на руках у нового знакомого. Стоило признать, что полет без всяких технических приспособлений заметно отличался от перемещения на катере. Далеко внизу проплывали волны красного океана, в которых с пронзительным свистом играли ороты. С такой высоты они казались забавными и совершенно неопасными. Эфа улыбнулась. Только люди могли строить предположения на первом впечатлении, не обладая способностью подсознательно определять уровень опасности, исходящей от неизвестного существа! Вот и умудрились назвать самых опасных хищников планеты свистульками. Впрочем, их заблуждение длилось недолго. До первого съеденного исследовательского катера.

Вдалеке замаячила черная полоска береговых скал, и Эфа отметила про себя, что скорость диина ненамного уступает предельной скорости катера. А ведь летун совсем не устал, судя по ее ощущениям. Н-да, эта раса действительно прирожденные воины. Ей повезло, что она с ними познакомилась!

Вскоре скалы сменились горами. Диин ловко лавировал между горными пиками, углубляясь всё дальше в лабиринт ущелий, разломов и осыпей. Наконец он плавно опустился перед неприметной пещерой, расположившейся посередине отвесной скалы, незаметно переходящей в бездонную пропасть. Узкий карниз, служивший порогом, был вполне способен привести впечатлительного человека в состояние истерики. Эфа с любопытством посмотрела по сторонам и вопросительно взглянула на попутчика. Тот слегка улыбнулся и вежливым жестом пригласил ее внутрь. Вокруг них сомкнулась тьма. Впрочем, она абсолютно не мешала им.

Эфа спокойно шла, легко обходя камни, попадающиеся ей по дороге, и, не прилагая никаких усилий, держалась рядом с диином. Почувствовав его желание скрыть от нее свои действия, она вежливо отвернулась, дожидаясь, пока он откроет замаскированную дверь в собственное убежище, не забыв повернуть в его сторону правое ухо. Доверие доверием, но в случае необходимости нужно иметь возможность покинуть гостеприимный дом без разрешения хозяев. Диин коротким толчком отодвинул кусок стены, и перед Эфой открылся светлый просторный коридор. Н-да, она могла бы поклясться, что этот коридор находится не в той горе, на которую они приземлились. Местная система безопасности внушала уважение. В коридоре их поджидали две фигуры, с головы до ног закутанные в светлые легкие одежды. От них несло такой опасностью, что по сравнению с ними ее попутчик выглядел совершенно безобидным. Эфа вопросительно посмотрела на диина. Она уже успела заметить, что без крайней необходимости тот старается не говорить вслух.

— Позволь представить тебе мою мать и сестру.

— Ты еще не назвал мне с-с-своего имени.

Диин склонился в поклоне, принимая упрек:

— Меня зовут Хальзар от Тальза. Мою мать Тальза от Лооза, сестру Хиза от Тальза.

— Меня называют Эфа. Познакомитьс-с-ся с-с вами — радос-с-сть для меня.

— Для нас тоже, Эфа, дочь людей! — Голос Тальзы совершенно не походил на голос ее сына и скорее напоминал рычание какого-нибудь крупного хищника. Эфа склонила голову, отмечая про себя новую странность.

Словно почувствовав ее удивление, Хальзар улыбнулся, аккуратно пряча клыки.

— Сотворившие нас создали мужчин нашего народа дипломатами, чтобы они помогали им управлять их огромной Империей, а женщин — воинами, чтобы они защищали ее.

— У людей женщин с-считают недос-с-статочно с-с-сильными, чтобы воевать.

— Сотворившие нас думали иначе. К тому же женщины более жестоки и недостаточно терпеливы, чтобы уговаривать.

— Пойдем, гостья этого дома! — Хиза протянула Эфе руку, предусмотрительно повернув когти к себе, чтобы никто не воспринял ее жест как угрозу. Эфа кивнула и спокойно последовала за ней по светлым коридорам мимо закрытых дверей, слыша за собой шаги Тальзы и Хальзара. Она ощущала, что они разговаривают, но ее неустойчивые паранормальные способности не помогли ей уловить суть разговора.

Хиза привела ее в большую, скудно обставленную комнату.

— Это твоя. Можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь. И приходить, когда понадобится.

— Почему?

— Не многие из людей способны сражаться на равных с одним из нашего народа. Даже с мужчиной.

— Я не человек. Люди меня с-создали.

— Я знаю. Я слышу тебя, но не очень отчетливо. Тебя разве не учили пользоваться своими способностями?

— Мои с-создатели не знали о них. Ты не окажешь мне чес-с-сть познакомитьс-с-ся с-со мной поближе?

— Я надеялась, что ты это предложишь! В соседней комнате оборудован тренировочный зал. Оружие, я вижу, у тебя с собой. Пошли!

— Твоя мать приглас-с-сила меня на ужин.

— Не волнуйся, мы не будем увлекаться!

Эфа улыбнулась, продемонстрировав клыки, и шагнула за Хизой к неприметной двери возле кровати.

Тренировочный зал поражал обилием различного оружия, развешанного на стенах, и сдвинутыми в самый дальний угол тренажерами, больше напоминающими орудия пытки. Хиза вышла на середину зала и молниеносным движением выхватила из складок одежды тонкий длинный меч и кинжал для левой руки. На пальцах сверкнули темные когти, гораздо темнее, чем у брата. Эфа последовала ее примеру и одновременно стряхнула с головы платок. Хиза атаковала неожиданно и быстро, невероятно быстро. Эфа едва успела уйти с линии атаки. Ничего себе! По сравнению со своей сестричкой Хальзар действительно просто безопасное создание! О контратаке и думать было нечего. Эфа только защищалась, не в состоянии перехватить инициативу и нанести хотя бы один удар. Через несколько минут всё было кончено. Кончик меча Хизы застыл у ее правого глаза, не завершив смертельный удар, а затем скользнул в сторону, демонстрируя отсутствие намерения убить.

Эфа восхищенно склонила голову, признавая превосходство своей противницы. Такого она еще не видела. Хиза опустила меч и легким отточенным движением спрятала его в скрытые под одеждой ножны.

— Ты можешь стать великим воином! — спокойно констатировала она и добавила, показав в улыбке острые клыки: — После надлежащего обучения, конечно.

— Благодарю за выс-с-сокую оценку моих с-спос-собнос-с-стей! Не окажешь мне чес-сть с-стать моим учителем?

— С радостью! — Хиза аккуратно размотала шарф, закрывающий ее лицо, и Эфа отметила, насколько она не похожа на брата. Плотная кожа, туго обтягивающая острые, словно изможденные, черты лица. Тонкие губы, скрывающие острые клыки, жесткие волосы, способные рассечь тонкую человеческую кожу до костей. Хиза чем-то походила на саму Эфу. Только кожа у нее при пристальном рассмотрении не напоминала чешую, а клыки были неподвижны и не прижимались к небу. А так сходство приличное. Хиза, словно прочитав ее мысли, снова продемонстрировала сантиметровые клыки и приглашающе кивнула. Теперь они двигались осторожно и медленно. Достаточно медленно, чтобы Эфа могла уловить последовательность движений своего нового учителя.

К ужину они вышли вместе. В столовой, как и во всём доме, было минимум мебели. Только стол и удобные стулья вокруг него. Эфу посадили напротив Тальзы как почетную гостью. И предложили первое блюдо, заверив, что оно для нее не опасно.

— Не имеет значения. Меня почти невозможно отравить. Я с-спос-с-собна переварить любую органику, но вс-сё равно с-спас-с-сибо.

— Не стоит благодарности. — Тальза незаметно рассматривала Эфу. — Моя дочь сообщила мне о том, что ты стала ее ученицей. Может быть, ты согласишься принять и мои услуги в качестве учителя? Тебе стоит развивать твои паранормальные способности.

— С-с удовольс-с-ствием принимаю твое предложение.

— Хорошо. Ты хочешь узнать о нас побольше?

— Да.

— Надеюсь, ты не сочтешь оскорблением, если мы отложим этот разговор до тех пор, пока ты не научишься понимать нас лучше?

— Нет.

— Эфа, мне кажется, или ты не до конца управляешь своим сознанием?

— Что ты имеешь в виду, Хальзар?

Эфа напряглась, почувствовав ментальное вторжение, однако тут же поняла, что Хальзар просто демонстрирует ей ее слабое место.

— Да, я не могу ос-с-слушатьс-с-ся приказа гос-с-сподина.

— Глупое ограничение. Если ты не против, мы его устраним.

— Благодарю, Тальза. Быть инс-с-струментом в чьих-то руках не очень приятно, хотя я это поняла только пос-сле с-с-смерти с-своего первого гос-с-подина.

За столом установилась тишина. Эфа впервые чувствовала себя дома. Никаких лишних разговоров. Выяснили то, что необходимо, и замолчали. И всё-таки приятно ощущать себя по-настоящему живой! Странно, но от ее гостеприимных хозяев, несущих большую опасность, чем все виденные ею люди вместе взятые, она не ощущала угрозы. Конечно, возможно, они умудрились обмануть ее чутье, однако это было маловероятно. Они не настолько хорошо были знакомы с ее возможностями, чтобы проделать это незаметно для нее. И всё-таки жаль, что когда-нибудь придется вернуться к людям.

Рейт устало облокотился на стол.

— Как вы думаете, Ниторог, она вернется?

— Скорее всего, милорд. В отличие от обычных людей, она способна выжить практически в любой переделке.

— Да. Будем надеяться, что из-за нее не начнется новая война с диинами. Ладно, можете быть свободны, доктор. Насколько я знаю, вас ждут ваши исследования.

Ниторог поклонился и покинул кабинет герцога. Только неизвестно откуда взявшийся сквозняк шевельнул старинные гобелены на стенах.

Ситуация явно вышла из-под контроля. Рейт снова перечитал сообщение, присланное одним из его шпионов. Новый Император задался целью перещеголять в самодурстве своего отца. И пока ему это с успехом удавалось. Уже обезглавили нескольких знатных преступников, и было объявлено о казни еще нескольких десятков титулованных особ. Пока Император не замахивался на герцогов и маркизов, а вот менее знатные персоны больше не могли быть уверены в собственной безопасности. Само по себе это не выходило за рамки принятого в Империи тысячи миров способа устранения оппозиции, но вот что настораживало, так это небывалая активность черни.

Герцог нахмурился. Это было тревожным симптомом. При поддержке низших сословий Император вполне может устранить старую аристократию, даже герцоги не справятся с ним, если в их собственных владениях начнутся вооруженные восстания. Может быть, его подданные и не клюнут на эту приманку. Герцоги Оттори воспринимались в первую очередь как защитники и покровители, однако многим другим герцогам не избежать на местах бунтов. А в одиночку он против Императора не устоит.

Рейт задумчиво постучал пальцем по фамильному мечу, который, по древнему обычаю, всегда висел у него на поясе. Необходимо что-то предпринять. Но что? Знать разобщена и погрязла в склоках и развлечениях. Вряд ли она начнет действовать до тех пор, пока войска Императора не высадятся на их планеты. А тогда уже будет поздно. Узнать бы, кто срежиссировал этот спектакль? У Императора не хватит ума на такую интригу. Значит, за ним кто-то стоит. И этот кто-то здорово ненавидит дворян. Герцог задумчиво поглядел в окно. А вот здесь можно и поискать. Не так уж много в свите Императора умных людей, обиженных на благородных. Но всё-таки прежде всего необходимо привести в полную готовность войска и включить боевую программу в системах планетарной обороны. Дело принимает серьезный оборот.

Запищал сигнал вызова, и Рейт машинально нажал на кнопку включения.

— Слушаю.

— Ваша светлость, поступило сообщение от Императора, вас приглашают в Тронный мир.

Проклятье! Рейт с раздражением уставился на коммуникатор, словно он был виноват в сложившейся ситуации. События развивались слишком быстро.

— Сошлись на неприятности в моем родовом поместье, Дит, и вежливо отклони приглашение, — справившись с собой, спокойно приказал он секретарю.

— Слушаюсь, милорд!

Пусть пока Император считает, что его можно сбросить со счетов. Всем известно, что Оттори — очень беспокойный мир, и, хотя уже несколько столетий на столичной планете его герцогства не было войн, сообщение о проблемах никого не удивит. А тем временем стоит подумать о том, к кому обратиться с предложением о сотрудничестве. Герцоги не подходят. Слишком много они о себе понимают, а вот их подданные могут оказаться более сговорчивыми.

Рейт быстро набрал код, известный только ему и еще одному человеку, которому он полностью доверял. Рил служил когда-то его деду и был предан дому герцогов Оттори безгранично. После третьего сигнала на экране появилось изборожденное морщинами лицо лучшего шпиона в Империи.

— Мне нужны союзники. — Рейт не утруждал себя объяснениями. Всему, что он знал, его научил Рил, и если он разобрался в ситуации, то его старый наставник и подавно.

— Мне понадобится время.

— Поторопись. Нынче мое предполагаемое родство с Императором ставит меня под удар.

Экран погас. Рил никогда не пускался в лишние разговоры. Что ж, первый шаг сделан. Рейт вздохнул. Он терпеть не мог, когда его загоняли в угол. Жаль, что клятва верности не позволяет ему поднять мятеж, хотя… Скорее всего, мятеж оказался бы просто оригинальным способом покончить с собой.

ГЛАВА 7

Рил отвернулся от потухшего экрана и с трудом выбрался из кресла. Даже омолаживающие процедуры не помогали на трехсотом году жизни. Суставы скрипели и едва гнулись. Но его мальчику нужна была помощь, и он собирался сделать для него всё возможное. А для полевой работы у него достаточно молодых помощников.

Он еще раз перебрал все известные ему факты и покачал головой. Единственный шанс для Рейта — это убрать Императора и самому занять престол. Но, к сожалению, это практически невозможно. Почти у каждого герцога наличествует родство с императорской фамилией, и пусть Рейт превосходит большинство из них по военной мощи, но их больше, и каждый считает себя достойным кандидатом. К тому же многие состоят в родстве между собой. А это уже серьезно. Такой союз разбить сложно. К тому же всеобщая зависть к богатству и влиянию герцогов Оттори сплотит против его мальчика многих. Слишком многих.

Рил устало вздохнул. Если бы не редкое по меркам нынешней знати благородство Рейта и его семьи, переворот можно было бы устроить еще двести лет назад, когда прежний Император взошел на престол, а теперь время упущено. Старый шпион набрал нужный код на древнем коммуникаторе и водянистыми старческими глазами внимательно посмотрел на вошедшего юношу, своего лучшего исполнителя, который явно ждал, когда его позовут, возле кабинета начальника.

— Мне нужна информация об императорском доме за последние сто лет. Особенно обрати внимание на таинственную смерть Императрицы — матери нынешнего правителя. И прикажи Олду собрать всё, что сможет, на остальных герцогов. Я хочу знать, кто в случае неприятностей поддержит нашего герцога.

Парень поклонился и вышел, а Рил задумчиво уставился в пространство, вспоминая, какой шум вызвала смерть Императрицы четырнадцать лет назад. Каких только версий не выдвигалось, но старого шпиона больше всего заинтересовало странное совпадение. Через семь лет после гибели Императрицы сгорела тайная лаборатория, на которую Император потратил огромное количество денег и времени, однако этот случай тоже почти не расследовался. Такие совпадения встречались в его практике крайне редко, а значит, скорее всего, совпадениями не были. Следовательно, их стоило проверить на наличие скрытой связи. А пока ему предстояло пересмотреть гору сообщений со всех концов Империи, которые большей частью не содержали ничего интересного, но иногда оказывались единственным шансом узнать нечто важное. Стоило также проверить, что у него есть на приближенных Императора. Неплохо бы узнать, кто стоит за всеми этими событиями?

Рейт мрачно глядел на темный монитор визиона и ругался про себя последними словами. Межпланетная связь была штукой удобной, но иногда выводила его из себя своей способностью выходить из строя в самый неподходящий момент. Вот, например, как теперь. Ему срочно нужно связаться с Хетом, а эта Сааном проклятая установка никак не желает работать, что ты с ней ни делай! В тот момент, когда герцог уже собирался стукнуть по визиону чем-нибудь тяжелым, зазвенел сигнал вызова внутренней связи. Рейт раздраженно нажал кнопку коммуникатора.

— Да!

Дит запнулся, услышав злость в голосе своего сюзерена, и робко доложил:

— Милорд, к вам человек, представившийся Хетом. Он настаивает на личной встрече…

Рейт, не дослушав своего секретаря, коротко приказал:

— Пропустить немедленно!

Дверь тут же открылась, и в кабинет нерешительно зашел Хет. Чувствовалось, что ему очень хочется оказаться где-нибудь в другом месте, и желательно как можно дальше от герцога. Рейт указал ему на кресло и, дождавшись, пока юноша сядет, устало поинтересовался:

— Ну и как продвигается ваше расследование? Нашли предателя?

Хет заерзал в кресле и нерешительно произнес:

— Ваша светлость, боюсь не оправдать ваше доверие, но я установил, что предателя нет.

— Что?! Вы хотите сказать, что я сам спланировал и осуществил покушение на себя?

Юноша сжался под насмешливым взглядом герцога и что-то тихо пробормотал.

— Говорите громче, Хет. Мне уже интересно!

— Милорд, перепрограммирование компьютера и, как выяснилось, попытку убить вас при помощи яда осуществил начальник охраны Линир.

Рейт откинулся в кресле, потрясенно глядя на сжавшегося разведчика.

Не может быть, крутилось у него в голове. Линир, его друг детства. Если уж на то пошло, у Линира было множество возможностей убить его так, чтобы никто ничего не заподозрил. Он просто не мог этого сделать. И почему тогда Хет говорит, что предателя нет. Ведь Линир и есть предатель?

— Объяснитесь! — В голосе Рейта был просто космический холод.

Хет сглотнул и тихо заговорил:

— Милорд, выяснилось, что во время пребывания начальника Службы безопасности на Тронном мире он был отравлен нитолосаканом.

— Каким образом? У каждого, кто прибывает в этот гадюшник, есть с собой анализатор вещества. И никто ничего не выпьет и не съест, не проверив продукты на присутствие ядов и наркотиков. Линир тоже всегда так делал.

— Да, Ваша светлость. Но этот наркотик может также использоваться в газообразном состоянии. До этого случая была в ходу теория, что можно кого-нибудь отравить нитолосаканом, нанеся наркотик на кожу человека. Ведь известно, что под действием ферментов кожи он начинает испаряться, и, как следствие…

— Человек, на кожу которого нанесли нитолосакан, погибнет в течение долей секунды, не успев подойти к намеченной жертве! Я думал, что Рил вам это объяснял!

— Да, милорд. Но дело в том, что леди Эфа нечувствительна к этому наркотику. Я взял на себя смелость допросить ее, и она подтвердила, что по приказу Императора таким способом отравила Линира и, скорее всего, потом он был нужным образом закодирован. Точнее, она не знала человека, которого ей приказали отравить, она его не видела. Просто во время какого-то разговора собеседник этого человека вышел из комнаты, она же на секунду приоткрыла дверцу тайного хода, который ведет в это помещение, а затем покинула место событий.

— Верно. Линир докладывал, что начальник императорской Службы безопасности хотел о чем-то с ним поговорить, но его некстати вызвал Император. — Рейт тяжело оперся руками на стол. — Продолжайте, что было дальше?

— По-видимому, начальника вашей Службы безопасности закодировали на покушение, которое должно было пройти в два этапа: сначала он заложил капсулу с ядовитым газом в вашей комнате, а когда Эфа сорвала попытку, перепрограммировал компьютер и передал сигнал о начале второй фазы.

Рейт сидел, закрыв глаза, и слушал Хета, который обстоятельно рассказывал о том, как халатность нескольких чиновников и невольное предательство Линира стали причиной того, что он едва не погиб.

— Линира можно вылечить? — Герцог сам не узнал своего голоса.

— Милорд, — Хет опустил глаза, стараясь не встретиться с ним взглядом — К сожалению, это невозможно. В данный момент он находится в вашей больнице, я час назад отдал приказ о госпитализации, но боюсь, это только оттянет неизбежное. От нитолосакана нет противоядия. Этот наркотик сначала делает нервную систему человека уязвимой для кодирования а затем неизбежно разрушает ее.

— Да, я знаю. — Рейт тихо вздохнул. — Спасибо, вы всё сделали безупречно.

Хет поклонился, принимая благодарность, и молча снял с пальца кольцо, которое всего пять дней назад дал ему герцог. Рейт взял перстень и так же молча надел на безымянный палец правой руки.

— Можете отдыхать. Отчет, как я понимаю, в перстне?

— Да, Ваша светлость!

— Хорошо, идите. — Рейт смотрел вслед Хету и непроизвольно крутил на пальце кольцо, которое было не только отличительным знаком наделенного властью человека, но еще и записывающим устройством, фиксирующим всё, что происходит с его носителем, если только он не принадлежит к герцогской семье.

Хет этопрекрасно знал и надиктовал на него свой отчет, понимая, что это самый надежный способ передать сюзерену информацию.

Ситуация становилась всё более непонятной. Зачем было тратить столько сил на кодирование Линира, когда всё равно перед вылетом герцога планировали убрать при помощи Эфы? Зачем дублировать действия?

Рейт вздохнул, создавалось впечатление, что покушения на него готовили два разных человека, не подозревавшие о планах друг друга. Но это было просто невозможно. Эфа подчинялась только Императору и участвовала в обоих покушениях, значит, Его Величество должен был быть в курсе событий. Если только… Герцог горько усмехнулся. Ответ оказался на удивление очевиден: на него готовилось покушение, план которого разрабатывал тайный советник, стоящий за троном Императора. Его Величество, следуя советам этого неизвестного, отдал соответствующий приказ своему телохранителю, а потом либо забыл об этом, либо поддался эмоциям и приказал Эфе уничтожить герцога немедленно.

Несколько минут Рейт сидел неподвижно, глядя в никуда, а затем решительно поднялся и вышел из кабинета. Он направился в госпиталь, и ему было не по себе. Он никак не мог избавиться от ощущения, что если бы он был немного внимательнее к другу, то мог бы заметить, что с ним что-то не так, и… Всё равно ничего бы не смог сделать. Тот, у кого в организме оказался нитолосакан, обречен.

Мелькали двери, люди приветствовали своего сюзерена, что-то докладывала охрана. Рейт не видел ничего перед собой, шагая по коридорам замка. Снова уходил в небытие тот, кто был ему дорог, и снова он ничего не мог сделать. Практически безграничная власть, огромное богатство, хорошо обученная армия — всё это не могло спасти жизнь человеку, который пострадал только из-за того, что Император пожелал убрать со своего пути предполагаемого претендента на трон.

Хальзар закончил обследование Эфы и отложил в сторону предмет, лишь отдаленно напоминающий медицинский сканер. У диинов оказалась великолепно развита медицина, и, как только семья Тальзы узнала о том, что в нервную систему девушки вживлена система ликвидации, Хальзар немедленно потащил ее на обследование. Как ни странно, диин без труда обнаружил устройство, которое теоретически должно было быть абсолютно невидимым.

Эфа села на кушетке и откинула волосы назад. Среди диинов она перестала прятать лицо. Те всё равно ее не боялись, и по их традициям женщины закрывали лицо только перед незнакомцами, то есть перед возможными врагами. Хальзар в разряд врагов не попадал, и от него можно было не прятаться. Бесшумно открылась дверь, в комнату зашла Хиза, тут же бесцеремонно заглянув через плечо брата и считав информацию со сканера.

— Н-да. Эфа, придется эту дрянь удалять.

— Я знаю. Только это невозможно сделать, не прикончив заодно и меня.

— Это неверно. — Хальзар осторожно обошел сестру и присел рядом с Эфой на кушетку. — Я могу удалить это устройство, но это довольно болезненный процесс, я буду вынужден отказаться от анестезии.

— Не с-с-страшно. Не до ст-с-сарос-с-сти же мне с-с-с этой дрянью в голове жить.

Хальзар недоуменно посмотрел на Эфу и нерешительно спросил:

— Ты уже несколько раз упоминала старость, не могла бы ты мне объяснить, что это такое.

— Ну-у, когда организм человека изнашивается, то это называетс-с-ся с-с-старос-с-стью. И еще когда клетки перес-с-стают вос-с-сстанавливатьс-с-ся. Я не знаю, как объяс-с-снить понятнее.

— Позволь мне найти соответствующий образ в твоем сознании.

— Конечно. — Эфа не видела причин отказывать в такой малости. Всё равно диины не могли увидеть ничего из того, что она не хотела им показывать. На занятиях с Тальзой она уже успела это выяснить.

Хальзар сосредоточился, аккуратно проникая в ее сознание, а через мгновение улыбнулся:

— Я понял, что ты имеешь в виду, но должен заметить, что у диинов нет такого физиологического состояния, как старость. Когда наше время заканчивается, мы просто уходим к создавшим нас. Износа организма до такой степени, чтобы отказывали основные функции органов, не бывает. А у тебя, я подозреваю, старости тоже не будет.

— Ты хочешь с-с-сказать, что я, как диин, прос-с-сто умру, когда придет время, и вс-с-сё?

— Нет, я хочу сказать, что создавшие тебя стремились именно к такому результату, а вот получилось у них несколько другое.

— Что?

— У тебя идет постоянное обновление клеток, и не за счет внутренних ресурсов, как у нас, а за счет того, что ты получаешь с пищей и водой. Проще говоря, твои клетки не старятся благодаря постоянной регенерации. При этом непрекращающийся приток материала для восстановления из окружающей среды исключает истощение, которое является причиной смерти у диинов.

— Ты хочешь с-с-сказать, что я никогда не умру?

— Ну, скорее всего, умрешь, но не от старости.

Эфа растерянно опустила уши, глядя на невозмутимого диина. Она не знала, как ей выразить всю глубину своего потрясения. Через секунду она пришла к выводу, что это не столь важно.

— Ладно, это потом. Как ты с-с-собираешься вытащить из меня ликвидатор?

Хальзар пожал плечами, и его крылья неловко дернулись от этого движения.

— Если ты не против, завтра я подготовлю операционную и всё сделаю.

— Хорошо. — Эфа легко поднялась с кушетки и повернулась к Хизе: — Значит, у нас-с-с еще ес-с-сть время потренироватьс-с-ся.

Сестра Хальзара с готовностью кивнула и направилась к выходу из лаборатории. Всё, что было связано с войной и боевыми искусствами, она любила самозабвенно, как и любая женщина народа диинов. Среди них Эфа чувствовала себя на редкость миролюбивой и милосердной. Но это состояние обычно проходило после первого же поединка, когда ее охватывал боевой азарт.

Рейт с бьющимся сердцем зашел в палату Линира. Отравление нитолосаканом часто приводило к тому, что человек за несколько часов превращался в полную развалину. Его друг стоял у окна и обернулся на звук закрывающейся двери. Герцог невольно сделал шаг вперед. «Не может быть, — вертелось у него в голове. — Просто не может быть! Неужели Хет ошибся? Линир выглядит абсолютно нормальным».

— Привет, Рейт! — Линир улыбнулся и встревоженно покачал головой. — Ты выглядишь больным. Что случилось?

— Всё в порядке, Лин. Ты-то как? — Рейт не мог поверить, что его друг действительно болен. У него в душе затеплилась робкая надежда, но следующие слова Линира разрушили ее до основания:

— Смеешься?! Это же обычное обследование перед началом обучения. Кстати, я выяснил, откуда в старых аристократических семьях герцогства Оттори появилась традиция давать детям только одно имя без фамилии. Хочешь послушать?

Герцог на мгновение прикрыл глаза, борясь с подступающими к горлу рыданиями. Он прекрасно помнил этот разговор. Им было по шестнадцать лет, и после первого их выхода в свет, когда на протяжении всего приема им пришлось терпеть насмешки от молодых дворян метрополии, Линир действительно поклялся выяснить причину этой нелепой традиции, а потом рассказал ему. Наркотик уже действовал.

— Да, конечно, хочу. — Рейт старался, чтобы голос не выдал его боли. Его друг медленно умирал у него на глазах. Высшая нервная система разрушалась, отбрасывая Линира всё дальше в детство. Он не заметил переживаний Рейта и с увлечением рассказывал о первом в своей жизни расследовании.

— Ты представляешь, твой предок, тот, кто первый прибыл на Оттори и договорился с диинами, был очень колоритной личностью. Однажды ему доложили о том, что его подданные постоянно ввязываются в конфликты на почве знатности происхождения. Ну, ты понимаешь? Ведь первой знатью новых земель становятся младшие дети благородных домов, которым в зависимости от их заслуг герцог присваивает титулы. Вот эти самые детки и похвалялись друг перед другом знатностью своего рода. В один прекрасный момент герцогу Нетору всё это надоело, и он отменил у знати в собственном герцогстве родовые имена, оставив только личные и названия владений!

Рейт выразил восхищение нестандартной политикой своего предка и тихо поинтересовался:

— Слушай, Лин. Ты действительно выбрал обучение у Рила? Ты же из благородного рода…

Линир перебил его, даже не дослушав:

— Рейт! Не говори глупостей! Рано или поздно ты станешь герцогом, и тебе понадобится начальник Службы безопасности, которому ты сможешь во всем доверять. Я и буду таким начальником и позабочусь о том, чтобы тебя не убили раньше времени. — Линир дружески хлопнул герцога по плечу. — Лучше пожелай мне удачи!

— Удачи! — Рейт обнял Линира за плечи и крепко сжал. — Ты мой лучший друг, и я уверен, что ты без труда пройдешь это медицинское обследование… — Не договорив, герцог торопливо вышел из палаты, чтобы Линир не увидел его слез.

Что ж, Саан был милостив к его другу — он умрет, так и не поняв, что с ним произошло, проживая не самые худшие моменты своей прошлой жизни. Гораздо тяжелее приходилось тем, кто до последнего сохранял ясный рассудок на фоне медленного разрушения периферийной нервной системы. Рейт остановился возле поста медсестры, которая внимательно наблюдала за своим пациентом по монитору, и поинтересовался:

— Где лечащий врач Линира?

Девушка торопливо вскочила при виде герцога и неуверенно сделала реверанс.

— Не нужно церемоний. Просто скажите мне имя врача и как с ним связаться.

— Ваша светлость, доктор Ортог в комнате отдыха, отдыхает после смены. Я его сейчас позову! — И, прежде чем Рейт успел ее остановить, нажала кнопку вызова.

Врач появился мгновенно. Герцог заподозрил, что двести метров от комнаты отдыха до сестринского поста он пробежал бегом.

— Сестра, состояние больного ухудшилось? — Молодой светловолосый мужчина в белом медицинском халате торопливо потянулся за сканером.

Медсестра не успела ответить на вопрос врача. Вмешался Рейт:

— Нет, доктор Ортог. С Линиром всё по-прежнему. Я хотел поговорить с вами о его состоянии.

Услышав его голос и разглядев герцогский герб на кольце, врач побледнел и торопливо поклонился:

— Ваша светлость! Простите… Я не…

— Вы недавно прибыли в госпиталь и еще не знаете меня в лицо. — Рейт улыбнулся, глядя на не знающего куда девать руки молодого специалиста. — А в повседневной жизни я несколько отличаюсь от своих официальных голограмм. Вы это хотели сказать?

— Да, Ваша светлость. Простите!

— Забудьте об этом, доктор. Мне необходимо поговорить с вами о вашем пациенте. Это возможно?

— Конечно, милорд! — Врач указал Рейту в конец коридора. — Полагаю, вам удобнее будет сделать это в моем кабинете?

Герцог вежливо кивнул и пошел в направлении, указанном Ортогом.

Когда за ними закрылась дверь кабинета врача, Рейт обернулся к нему и тихо спросил:

— Есть ли хоть какая-нибудь надежда на выздоровление?

Доктор Ортог отвел взгляд:

— Нет, Ваша светлость. Маркиз Мирол умрет. Мы не в состоянии бороться с разрушением нервной системы, вызванным отравлением нитолосаканом. Даже биорегенератор не поможет. Воздействие этого наркотика до конца еще не изучено, и эффективного лечения нет.

— Понимаю. — Рейт на мгновение прикрыл глаза. — То, что он постепенно впадает в детство… — Он замолчал, не зная, как сформулировать вопрос.

— На разных людей нитолосакан действует по-разному. — Доктор тихо вздохнул. — Редко, но от него действительно впадают в детство, а затем умирают.

Герцог кивнул и, стараясь говорить спокойно, спросил:

— Как-нибудь можно облегчить его последние дни?

Доктор Ортог замялся:

— Есть лекарства, способные убрать самые болезненные симптомы, но они очень дороги. В Империи их не производят.

— Составьте список. — Рейт резко отвернулся от доктора, чтобы тот не видел, какую боль причиняет ему этот разговор. — Их цена — это не ваша забота. Все расходы возьмет на себя герцогство.

— Понимаю, Ваша светлость. Список я предоставлю вашему секретарю к вечеру.

— Хорошо. — Рейт отрывисто кивнул и вышел из кабинета, стараясь скрыть свои чувства.

Предстояло много работы, и его личные переживания не должны ему мешать выполнять долг перед подданными. Но наступит ночь, и тогда он сможет дать волю скорби. У Линира есть младший брат, которому предстояло сообщить, что скоро он станет повелителем маркизата. Рейт не знал, что из себя представляет наследник его друга. Парень был гораздо моложе их. Сейчас ему лет восемнадцать. Столько же было Рейту, когда после гибели родителей он принял герцогскую корону…

Эфа спрятала меч в ножны и с довольным вздохом опустилась на пол тренировочного зала. За эти несколько дней она научилась гораздо большему, чем за годы тренировок у людей. Хиза уселась рядом и с явным удовлетворением оскалилась, глядя на усталую девушку.

— Ты делаешь большие успехи. Сражаешься со мной практически на равных. Мать тоже тебя хвалит. Однако я чувствую твою тревогу. Что случилось, Эфа? — Девушка-диин внимательно смотрела на свою ученицу.

— Ничего, ос-с-собенного. — Эфа прикрыла глаза, размышляя над тем, что собиралась сказать. — Я плохо разбираюс-с-сь в политике Империи и интригах знати, но меня не ос-с-ставляет ощущение, что мой гос-с-сподин с-с-стал мишенью для гнева Императора.

— Почему тебя это тревожит? — Хиза насторожилась. — Все ограничения убраны из твоего подсознания. Сегодня вечером Хальзар вытащит из тебя ликвидатор. Ты ничем больше не связана с людьми.

— Я многим обязана этому человеку, Хиза. Теперь я могу не повиноватьс-с-ся его приказам, но вс-с-се мои инс-с-стинкты требуют, чтобы я защитила его. И я не хочу противитьс-с-ся им. Он зас-с-служил право жить.

Хиза задумчиво кивнула, прислушиваясь не только к тому, что говорит Эфа, но и к тому, что она чувствует. Она понимала свою ученицу и знала, как ей помочь.

— Если ты хочешь его спасти, нужно устранить угрозу его благополучию.

Эфа усмехнулась, показав клыки, что давно стало у нее признаком раздражения и злости.

— Вс-с-сё не так прос-с-сто. Я не знаю, как мне уничтожить эту угрозу, не повредив при этом герцогу.

— Ну что ж, пришло время обучить тебя новому боевому искусству — искусству интриг и заговоров. — Хиза прикрыла глаза, словно припоминая что-то. — Думаю, тебе по силам освоить его. А теперь пора идти к Хальзару, тебе предстоит избавиться от последнего, что приковывает тебя к твоему прошлому.

Эфа зашла в операционную и закрыла за собой дверь. Хальзар выглянул из-за какого-то агрегата и, увидев, кто пришел, улыбнулся:

— Ты готова к небольшим неудобствам?

Девушка вместо ответа стала снимать свое многочисленное оружие, чтобы оно не мешало при проведении операции.

Диин наконец выбрался из-за агрегата полностью и нажал кнопку на большом пульте, расположенном в углу лаборатории прямо напротив двери. От стены отделилась пластина и приняла горизонтальное положение, превратившись в стол. Диин опрыскал ее обеззараживающим средством и сделал приглашающий жест. Эфа молча подошла к пластине и легла ничком на холодный пластик. Она чувствовала себя неуютно в этой комнате. Слишком всё здесь напоминало лабораторию, где она появилась на свет. Ну если быть до конца объективной, то сходство было очень отдаленным. Никакого металла — всё сделано из разных видов пластика. Минимум аппаратуры, никаких хирургических инструментов и запаха лекарств, но всё равно неуютно. Эфа заставила себя успокоиться. Когда она волновалась, ее инстинкты обострялись, а девушка совсем не хотела по неосторожности навредить брату своего учителя. Это было бы, мягко говоря, невежливо.

Хальзар аккуратно ощупал едва заметный шрам у нее на шее и сделал первый надрез. Эфа сжала пальцы на специальных скобах по бокам стола и постаралась думать о чем-нибудь отвлеченном, чтобы не напасть на существо, причинившее ей боль. Тем временем диин, используя свои когти в качестве скальпеля и зажимов, добрался до позвоночного столба и теперь изучал маленький нарост на одном из позвонков. Он осторожно подцепил его с одной стороны, и Эфа сердито зарычала:

— Прекрати с-с-сейчас-с-с же! У меня немеет правая рука!

Хальзар тут же убрал коготь и снова направил на устройство сканер. Через несколько секунд он тихо выдохнул сквозь зубы и произнес:

— Эфа, микроволокна врастают в нервы так густо, что я не смогу их убрать, не причинив вреда твоей нервной системе. Ты сможешь регенерировать нервные волокна?

— С-с-смогу. — Эфа вздохнула, уже предполагая, что ее ожидает. Диин несколько недооценил изобретательность людей. — Только пос-с-старайс-с-ся удалить эту дрянь поаккуратнее, мне не хочетс-с-ся оказатьс-с-ся полнос-с-стью парализованной даже на время!

Хальзар ничего не ответил, но девушка ощутила, как одно за другим он вытягивает нервные волокна с вживленными в них искусственными дополнениями, и с новой силой вцепилась в скобы, чтобы не располосовать диина когтями. Боль стала невыносимой, и инстинкты с новой силой заявили о себе.

В следующий момент Хальзар аккуратно перевернул ее на спину и продемонстрировал ей самоликвидатор. Эфа хотела взять маленькую штучку, которая так долго была самым страшным ее кошмаром, однако ей не удалось поднять руку. Девушка насторожилась и попыталась пошевелиться, но не смогла даже повернуть головы! Диин почувствовал ее ярость и тотчас склонился над ней:

— Не волнуйся, Эфа, это скоро пройдет. Потерпи часа два и снова сможешь двигаться. Лучше поспи.

Девушка беззвучно оскалилась на Хальзара и закрыла глаза. Она ничего не могла поделать со сложившейся ситуацией, и поэтому не стоило тратить понапрасну силы. Если диин прав, то через несколько часов проблема решится сама собой, если нет — у нее всегда остается возможность умереть. Для этого ей не нужно двигаться, достаточно изменить токсичность своего яда и проглотить его. Эфа прикрыла глаза и погрузилась в дремоту, собираясь проснуться через два часа. Хальзар покачал головой и осторожно понес извлеченный из девушки ликвидатор к себе в лабораторию. Он собирался как следует изучить образец чужой техники.

Эфа открыла глаза и осторожно пошевелила головой. На сей раз ей это удалось, и девушка с тихим довольным рычанием села на столе. Тело повиновалось ей безотказно. Великолепно! Эфа провела рукой по шее и нащупала едва заметный шрам. Значит, всё в порядке. Ее оружие лежало рядом с ней на столе, скорее всего Хальзар позаботился о том, чтобы при пробуждении она чувствовала себя комфортно. Эфа быстро закрепила оружие на предназначенных для него местах и отправилась на поиски диина, чтобы выразить ему благодарность. Впервые в жизни она ощущала себя абсолютно свободной. Теперь никто уже не мог приказать ей умереть. Она была вольна в своей жизни и своей смерти, и это ощущение пьянило ее, как смертельная битва с яростным и умелым противником.

Хиза сидела за столом и набирала на экране компьютера новое задание для Эфы. Девушка сосредоточенно изучала предложенную ей ситуацию, обдумывая, как из нее можно выйти с наименьшими потерями и извлечь выгоду для себя. Ей предстоял экзамен по новому для нее искусству интриги, и она не желала его провалить. Абсолютная память позволяла ей держать в голове все детали и возможные результаты ее решений. Эфа глянула на Хизу, которая демонстративно не обращала на нее внимания, и уверенно ввела в компьютер необходимые распоряжения. Эта задача решалась единственным выгодным для нее способом. Компьютер пискнул и выдал результат — высший балл. Хиза подняла глаза на свою ученицу и заметила:

— Всего четыре десятка дней — и ты играешь на уровне мастера. Тебе не понадобится больше учитель. Всё, что ты еще не знаешь, ты можешь узнать самостоятельно.

Эфа покачала головой, не соглашаясь с ней:

— Ты не права. Я еще только в с-с-самом начале пути.

— Верно. Но этот путь ты можешь пройти и без посторонней помощи. Ты инстинктивно чувствуешь правильное направление. Пришло время закончить обучение и заняться решением реальной задачи.

— Ты поможешь мне?

— Конечно. И я, и все остальные диины. Для нас это шанс выйти из изоляции и стать полноправными подданными Империи.

Эфа кивнула, принимая сказанное Хизой, и встала из-за стола. Они занимались в ее комнате, которую она уже привыкла считать своим домом. Здесь всё было так, как она хотела: высокий потолок, большое окно, через которое проникал жар Звезды Оттори, и запах моря, светлая, легкая мебель и компьютер на столе в углу. Любой человек посчитал бы обстановку комнаты более чем спартанской, но Эфе это нравилось, и, насколько она понимала, диины разделяли ее представления об удобстве.

Хиза наблюдала за тем, как Эфа подошла к окну и задумчиво посмотрела вдаль:

— Как ты думаешь, Ласон от Саари достойный отец для моих детей?

Эфа повернула в ее сторону левое ухо, но даже не соизволила оглянуться. Этот разговор они вели уже на протяжении двадцати дней, и им обоим он порядком надоел. Юный диин, о котором шла речь, был сыном подруги матери Хизы и некоторое время назад был представлен обеим девушкам, но не произвел на них особого впечатления.

— А как тебе нравится Хальзар?

Эфа от неожиданности не справилась с собой: Хиза без труда прочитала ее мысли и рассмеялась.

— Хиза, Хальзар твой брат! — Эфа сердито оскалилась. — Он и для меня как брат. И я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Ты же знаешь, меня это не интерес-с-сует.

— Знаю. — Хиза бросила быстрый взгляд на свою ученицу и подругу. Эфа ощущала, что отличается от диинов, и сильно, но надеялась, что со временем эти различия станут не так заметны. — Ладно, если ты готова, то пора приступать к построению твоей первой интриги, а для этого нам понадобится кое-какая информация.

Эфа согласно кивнула и шагнула к небольшому шкафу, где хранила вещи, без которых ей не стоило появляться среди людей.

ГЛАВА 8

Рейт проснулся от пронзительного визга своей новой любовницы и привычным движением потянулся к оружию, одновременно пытаясь угадать, кто же всё-таки проник в его спальню и почему этот кто-то не перерезал ему горло, пока он спал.

— Это что? — с любопытством спросил странный рычащий голос, и в темноте комнаты вспыхнули два зеленых глаза. Рейт судорожно дернулся. Голос принадлежал явно не человеку.

— Ты ее напугала, — прошипел из угла, где находился сейф с секретной информацией, голос Эфы.

— А почему тогда она не нападает?

— На тебя с-сейчас-с герцог нападет! Отойди от кровати! Не видишь, ты им мешаешь!

— Да? Ну тогда прошу прощения.

— Ничего страшного, — нашел в себе силы ответить Рейт и убрал руку от меча. — Кто вы, если не секрет?

— Я Хиза от Тальза, сестра Хальзара. Эфа согласилась быть моей ученицей. И теперь мы ищем практические пособия для очередного курса обучения. — Хиза не собиралась говорить герцогу правду. Судя по всему, человек установил себе ограничения, которые принято называть вопросами чести, а значит, то, что Эфе придется сделать для его спасения, вызовет его неудовольствие.

— В моей спальне?

— В вашем сейфе. Эфа, ты скоро?

— Уже. Отойди от кровати, в конце концов!

— Хорошо. — Хиза сместилась всторону и вежливо поинтересовалась: — А почему ваша женщина всё-таки так кричала?

Рейт не успел ответить, вмещалась Эфа:

— Понятия не имею. Но когда я заходила в с-спальню к Императору, его любовницы тоже кричали, и он говорил, что они меня боятс-ся. — Эфа наконец вышла из темного угла, и Рейт смог рассмотреть еще одну фигуру, закутанную в черное с ног до головы.

— Эфа, зачем тебе понадобилась информация из моего сейфа, и как ты проникла в замок?

— Отключила с-с-сис-стему безопас-снос-сти.

— Исчерпывающий ответ.

Рейт устало вздохнул и выбрался из кровати. Посетительницы с одинаковым интересом проводили его взглядом и тут же, как по команде, сосредоточились на его любовнице. Герцогу показалось, что они беззвучно общаются, и он невольно вздрогнул. Ощущение было не из приятных. Но он тут же справился с собой и принялся наблюдать за неожиданными гостьями, стараясь узнать о них побольше.

Судя по тому, как они двигались, густой мрак спальни им совершенно не мешал, а открытая дверца сейфа свидетельствовала о том, что его система безопасности никуда не годится. Он с удовольствием бы познакомился с первой увиденной им женщиной диинов, но не без оснований подозревал, что предложение познакомиться может быть воспринято ею как вызов на поединок. Так что пришлось ему закутаться в первый попавшийся халат и включить свет. Эфа с Хизой только моргнули, привыкая к смене освещения, а Торна снова завизжала. Эфа раздраженно зашипела, засовывая куда-то под одежду кристаллы с информацией. Хиза же с любопытством подошла ближе и уставилась на бьющуюся в истерике девушку.

— Оставьте ее в покое. Вы ее до смерти перепугали.

— Почему? — Хиза повернулась к нему, и Рейт невольно поморщился, увидев кусочек лица, не задрапированный шарфом.

— Не знаю, — раздраженно прошипела Эфа. — Они вс-с-сегда кричат. В пос-с-стели по крайней мере.

— А ты откуда знаешь? — удивился Рейт, мгновенно забывая о том, что его разбудили среди ночи да еще задают дурацкие вопросы. Впрочем, он всегда был любопытным.

— Я пос-с-стоянно находилас-сь при Императоре. Даже в с-спальне.

Рейт ошеломленно покачал головой. Он с трудом мог себе представить, как можно спать, когда в комнате неподвижно застыло, глядя в одну точку, существо наподобие Эфы. Во всяком случае, у него на корабле не получалось без снотворного, а уж постоянно! Недаром говорят, что Император был сумасшедшим.

Явно закончив свои непонятные ему дела, парочка собралась покинуть его спальню, как и проникла в нее, то есть через окно. Рейт поспешил вмешаться в их планы:

— Вы можете изучать полученную информацию и у меня в замке. Точнее, это крайне желательно, так как эта информация всё-таки секретная, и показывать ее всем подряд не стоит. — Через мгновение он понял, что сморозил очередную глупость. Эти полоумные создания вежливо склонили головы и тут же подсели к столу, походя сообщив ему, что свет им не так уж необходим и если то, чем герцог занимался, нужно проделывать в темноте, то он вполне может его погасить.

Рейт сначала решил, что это тонкое оскорбление, но, к его удивлению, девушки явно не собирались говорить гадости. Вернее, эта парочка принялась изучать политическую ситуацию в Империи, параллельно делясь впечатлениями о недавнем увлечении Хизы каким-то из друзей Хальзара. Они пытались угадать, к чему мог бы привести такой союз, если бы в самый неподходящий момент не появилась Эфа и не перепугала юного диина до полусмерти. Вздохнув, Рейт ухватил Торну за руку и вместе с ней покинул собственную спальню, не забыв, однако, включить скрытый микрофон, чтобы быть в курсе того, что в ней дальше будет происходить. Определенно, ему стоило посоветоваться с доктором Ниторогом. В конце концов может быть, специалист ему объяснит, что делать с этой странной парочкой нелюдей. Хотя вряд ли.

Рейт устало откинулся в своем любимом кресле и с любопытством посмотрел на ученого. Судя по его покрасневшим глазам, доктор Ниторог еще не ложился. Герцог отметил про себя, что неплохо бы разобраться с очередным случаем пренебрежения своими обязанностями его доверенных слуг. Он недвусмысленно приказывал препровождать не знающего отдыха ученого спать каждую ночь вне зависимости от его желания. В противном случае всегда существовала опасность, что, погрузившись с головой в какое-нибудь новое исследование, доктор Ниторог будет бодрствовать несколько суток подряд, а потом свалится от усталости. На этот раз его распоряжение не выполнили. Ученого явно оторвали от его исследовательской аппаратуры, а не от подушки. Однако сейчас у герцога были более насущные проблемы, чем халатность его подчиненных.

— Присаживайтесь, доктор Ниторог. Прошу прощения за то, что побеспокоил вас в столь неурочный час, но у меня возникли некоторые вопросы, которые требуют немедленных ответов.

— Ничего страшного, милорд, — улыбнулся Ниторог, осторожно опускаясь в дорогое антикварное кресло. — Вы прекрасно знаете, что я в полном вашем распоряжении в любое время суток. Что за вопросы у вас возникли?

— Доктор, в настоящее время в моей спальне обосновались две очаровательные леди… — брови ученого взметнулись вверх, выдавая крайнее изумление. О своей личной жизни герцог с ним никогда еще не говорил, — которые увлеченно изучают секретную информацию, еще совсем недавно надежно хранившуюся в моем сейфе.

— Что?!! — Ниторог подскочил в кресле и с ужасом уставился на сюзерена. В его голове вихрем проносились мысли, объясняющие происходящее. Начиная от банального помешательства и заканчивая появлением на Оттори императорских шпионов. Рейт улыбнулся, видя нешуточную озабоченность доктора, и поспешил прояснить ситуацию.

— Ко мне среди ночи ввалилась Эфа со своей новой наставницей. Перепугали до смерти мою любовницу, вскрыли сейф, занялись изучением хранившейся в нем информации, заявив, что у них очередной урок. При этом мне было великодушно предложено продолжать прерванное занятие, поскольку мое присутствие им совершенно не мешает. Так вот, доктор, меня интересует, не сошла ли Эфа с ума и какие последствия всё это может иметь. Сама по себе информация для них бесполезна. Ни диины, ни Эфа просто не смогут ею воспользоваться, но вот их поведение внушает мне серьезные опасения.

— Не думаю, что вам стоит беспокоиться, милорд, — вздохнул Ниторог. — Просто у них совершенно другие представления о дозволенном.

— Постойте! Я бы понял, если бы это вытворил диин, но Эфа… Она-то должна понимать, что так не положено.

— К сожалению, ее воспитывали, если это вообще возможно назвать воспитанием, таким образом, что она практически не имеет представления о нормальных человеческих взаимоотношениях. А то немногое, что ей о них известно, она почерпнула при императорском дворе, где эти представления несколько отличаются от общепринятых.

— Н-да… — Герцог задумчиво потер подбородок. — Кажется, проблем у меня прибавилось. По крайней мере любовницу я точно потерял. После происшедшего Торна еще несколько дней будет в истерике и вряд ли когда-нибудь на выстрел стационарного излучателя приблизится к моей спальне.

Доктор отчаянно покраснел, и Рейт, вспомнив, с кем разговаривает, поспешно сменил тему:

— Но мне кажется, что у Эфы появилась большая свобода воли, чем прежде. Во всяком случае, она разговаривает почти как человек.

— Она обучается, милорд. Ее создатели наградили ее великолепным интеллектом, и, думаю, вам стоит быть готовым к тому, что она в один прекрасный момент перестанет беспрекословно вам подчиняться…

За дверью, отделяющей кабинет от спальни, раздался громкий треск и возмущенное рычание. Рейт и доктор переглянулись с одинаковым беспокойством и повернулись к стальной бронированной плите, отделяющей их от спальни. Плита, конечно, была замаскирована под обычную дверь, но это не мешало использовать ее по прямому назначению — для защиты находящихся внутри людей от нападения убийц. Однако они не успели ничего предпринять, треск прекратился, и из предусмотрительно включенного герцогом скрытого динамика донесся шипящий голос:

— Хиза, эта штука не прис-с-спос-с-соблена для того, чтобы в нее тыкали когтями.

— Странно, почему люди пользуются такими непрочными вещами?

— Для людей они дос-с-статочно прочные. Прос-с-сто никто не рас-считывал на то, что ими будет пользоватьс-ся диин.

— Хм. Кажется, мы закончили. Предлагаю пойти размяться, а то от сидения на этом пыточном инвентаре, ошибочно именуемом креслом, у меня крылья затекли. Да и пахнет здесь…

Странный шипящий звук заставил людей испуганно подпрыгнуть. Только через мгновение они осознали, что впервые слышали смех Эфы. Но, еще не придя в себя после этого потрясения, они услышали из уст Эфы нечто такое, что заставило их покраснеть до корней волос:

— Еще бы здес-сь не пахло. Но, по крайней мере, оба партнера были чис-с-стыми и не увлекалис-сь наркотиками, ус-с-силивающими потенцию. В с-с-спальне Императора я с-сс-с трудом с-с-сдерживалас-сь, чтобы не отключать обоняние. Запах пос-сле с-с-секс-са у людей на редкость мерзкий.

— Да уж. Пошли тренироваться. Хоть какой-нибудь тренировочный зал здесь есть?

— Ес-сть, пошли.

Люди вскочили, ожидая появления Эфы и ее наставницы, но вместо этого услышали звук открываемого окна. На этот раз девушки не потрудились сделать это тихо. Герцог со стоном опустился в кресло и помотал головой, словно отгоняя какое-то страшное видение:

— Это просто невероятно, доктор! Неужели у нее нет никаких представлений о скромности? В конце концов, она — женщина, и это в их природе.

— Боюсь, милорд, вы следуете распространенному штампу, — вздохнул ученый. — Ничего подобного: ни мужская ни женская природа тут ни при чем. Это всего лишь продукт воспитания той социальной среды, где живет индивидуум. А Эфа вообще воспринимает всё связанное с сексом своеобразно. Беда в том, что покойный Император относился к женщинам слишком предвзято и в результате, по-видимому, приказал изменить кое-что в ее физиологии. Физически она развивается, как любой нормальный человек, только гораздо быстрее. Ей сейчас четырнадцать, но по всем признакам она уже взрослая, однако тяги к противоположному полу у нее нет. Вообще. Милорд, я провел несколько тестов, до того как она отправилась в гости к диинам, и теперь могу с уверенностью утверждать, что Эфа полностью лишена каких-либо сексуальных желаний. Удовольствие, которое большинство людей получает в постели с партнером, она получает, убивая противника. И чем сильнее противник, тем большее удовольствие она испытывает, лишая его жизни.

Рейт с изумлением поднял глаза на ученого, не в силах поверить в то, что услышал. Ничего себе поиграли в создателей! А если Эфа войдет во вкус и не на шутку разгуляется?! Результат будет похуже, чем от эпидемии какой-нибудь инопланетной заразы. Та хоть неразумна, а у Эфы с этим проблем нет. Она даже слишком умна, на его взгляд.

Эфа щурилась, глядя на огромный раскаленный шар местного солнца, словно застывший в зените. Погода была просто чудесной, и настроение тоже. Она и не думала, что анализ информации и прогнозирование могут быть настолько интересными. Хотя поведение ее нового господина настораживало. Если бы она не знала, что Рейт в курсе ее неспособности причинить ему вред, она бы решила, что он ее боится. Странное ощущение. Едва заметная вибрация крыши, выбранной ею для отдыха, заставила Эфу настороженно приподнять уши и принюхаться. Ага, легок на помине. Это не есть хорошо. Крыша, хоть и не очень покатая, но всё-таки вряд ли предназначена для того, чтобы по ней ходили в сапогах. Сверхпрочный пластик, между прочим, при сильном нагреве становится скользким! А нагрев сейчас достаточно сильный, если не сказать больше.

Эфа молниеносно вскочила на ноги и метнулась к начинающему терять равновесие герцогу. Тонкая когтистая рука аккуратно подхватила его под локоть, не давая ему упасть, и помогла добраться до плоской смотровой площадки на гребне. Затем осторожно опустила своего господина на горячий пластик и присела рядом, выжидательно насторожив уши. Герцог перевел дух и устало улыбнулся:

— Спасибо. Эфа, нам надо серьезно поговорить. — Уши чуть шевельнулись, показывая готовность хозяйки внимательно слушать. Рейт поморщился: после пребывания у диинов Эфа стала вести себя совсем не по-человечески. Если раньше она только слегка шевелила ушами, то теперь они приобрели невероятную подвижность, да и в остальном девушка очень сильно изменилась. Когда она тренировалась, невозможно было уловить ее движения, не то что понять, что она делает. — Я не знаю, как об этом говорить в рамках вежливости, и поэтому вынужден быть грубым.

Эфа напряглась, переключая зрение на тепловые волны. На такой жаре от этого было мало толку но, по крайней мере, ей было необходимо определить температуру тела своего господина. Последнее его заявление выглядело явно неадекватным и, скорее всего, свидетельствовало о серьезном заболевании. Однако температурный режим оказался оптимальным для человека. А он продолжал говорить странные вещи:

— Эфа, я понимаю, что твое поведение нельзя судить по человеческим меркам, но всё-таки должен заметить, что произошедшее сегодня ночью абсолютно неприемлемо.

Эфа задумчиво прищурила глаза. Так, всё это из-за сегодняшнего вторжения. Стоит узнать больше.

— Гос-с-сподин, ес-сли что-то вызвало твое недовольс-с-ство, тебе дос-с-статочно прос-с-то с-с-сказать мне об этом.

Рейт устало вздохнул, он и не наделся, что разговор будет легким.

— Дело не в моем недовольстве, Эфа. Просто твое поведение слишком отличается от общепринятого. Это при определенных обстоятельствах может стоить тебе жизни, и не только тебе. Ты понимаешь меня?

— Да, гос-с-сподин. Мне копировать поведение твоих с-с-луг?

— Нет. Лучше будет, если один из моих учителей займется с тобой этикетом.

Эфа склонила голову, соглашаясь с герцогом и удивляясь про себя, почему ее господину понадобилось зачем-то объяснять ей собственные приказы. Хотя ей и нравилось самой решать за себя, такое поведение властителя вызывало беспокойство своей непривычностью.

ГЛАВА 9

Горин торопливо шел по главному коридору замка, прижимая к груди папку обучающего компьютера. Герцог заметил его и лично поручил обучение одного из своих телохранителей! Горин до сих пор не мог прийти в себя от оказанной ему чести. Ему, новичку, только что окончившему университет, поручили настолько ответственное задание, что сам герцог счел возможным контролировать его исполнение! Горин вытер испарину, от волнения выступившую у него, и толкнул неприметную дверь, за которой ждала его первая ученица.

В первое же мгновение он ощутил неправильность происходящего. Обычная классная комната, только погруженная в густой полумрак и… совершенно пустая! Учитель замер, пытаясь решить, кто же из слуг пошутил над ним, отправив его не туда, и ругаясь про себя последними словами. Такой конфуз в первый же день обучения! Ужас! Но в следующий момент все мысли о шутке вылетели у него из головы. В самом дальнем углу комнаты кто-то был! И этот кто-то вряд ли был человеком! Существо беззвучно повернулось к застывшему у дверей Горину. У перепуганного насмерть учителя возникло ощущение, словно в углу лениво переливалась хищная космическая тьма, в которой внезапно холодным огнем зажглись два нечеловеческих глаза. Горин задушенно пискнул и рухнул в обморок.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Горин вынырнул из поглотившей его темноты, но продолжал лежать с закрытыми глазами. Ни за что на свете он не согласился бы пережить этот ужас еще раз. И даже осторожные прикосновения чьих-то пальцев к затылку, отозвавшиеся вспышкой головной боли, не заставили его разомкнуть веки. Горин только крепче зажмурился. Видимо, это окончательно вывело из терпения человека, оказавшего ему первую помощь, — тонкие пальцы уже далеко не так осторожно сомкнулись на его плече и как следует встряхнули. Голова взорвалась фейерверком боли. Горин охнул, невольно открыв глаза. И встретился взглядом с бесстрастными янтарными глазами! Крик ужаса застрял у него в горле, а чудовище, с ног до головы закутанное в темные свободные одежды, поправило платок, закрывающий его лицо, и отступило от стола, на котором он лежал.

Горин наблюдал за странным существом полными страха глазами, оно невозмутимо устроилось за подобием парты и… заговорило!

— Ты учитель? — У человека хватило сил только на судорожный кивок. Говорить он был не в состоянии. Словно поняв это, существо осторожно продолжило: — Я и ес-сть твоя ученица. Тебе нет необходимос-сти меня боятьс-ся. Я не причиню тебе вреда.

Горин потрясенно уставился на это порождение самых страшных его кошмаров. «Этого не может быть! Ему сказали, что ученице четырнадцать лет! И никто не упоминал о том, что она не человек!» Будто подслушав его мысли, существо снова заговорило:

— Я не с-совс-сем человек. Но для тебя я не опас-сна. Мне нужно научитьс-ся вес-сти с-себя как человек.

— Я понимаю. — Горин тяжело сглотнул и с трудом заставил себя слезть со стола, на который его уложила ученица, чтобы оказать ему первую помощь. — Как тебя зовут?

— Эфа.

— Что? Я не имел в виду прозвище. У людей принято называть имя, данное им при рождении.

— При рождении меня никак не назвали. Потом с-стали звать Эфа.

Горин с ужасом смотрел на фигуру в свободной одежде, неподвижно застывшую за партой. Великий Саан, откуда же герцог ее вытащил?!! Что это за место, где ребенку, пусть и не совсем нормальному, не удосуживаются дать имя, а затем называют просто змеей. Змеей, изображенной на императорском гербе! Страх вытеснило сострадание. Молодой учитель осторожно подошел к Эфе и не очень уверенно произнес:

— Меня зовут Горин. С чего бы ты хотела начать свое обучение?

— С-с с-самого начала. Не мог бы ты объяс-снить мне, почему ис-спугалс-ся меня?

Горин почувствовал, что неудержимо краснеет. Эта девушка совершенно не понимала, что поставила его в неловкое положение. Не мог же он сказать ей, что ее внешность способна напугать и более смелого человека?! Эфа невозмутимо продолжила:

— Почему ты ис-спугалс-ся меня, как только увидел, а с-сейчас-с не боишьс-ся?

— Не знаю. — Учитель растерянно покачал головой. — Может быть, потому, что сейчас ты ведешь себя как человек.

— Понимаю. Тебе здес-сь неуютно. Ты с-сможешь обучить меня этикету за пределами этой комнаты?

— Да. — Горин невольно улыбнулся. — Ты не против, если мы выйдем в сад?

— Не с-стоит. С-слуги меня до с-с-сих пор боятс-ся. Лучше на крышу — там тепло.

Горин только кивнул, со страхом представляя себе, как будет неуклюже карабкаться по раскаленному пластику, но он скорее свалился бы вниз и разбился насмерть, чем позволил Эфе снова заподозрить его в трусости! Однако в следующий момент ему пришлось отбросить праздные размышления. Его ученица уже скрылась за дверью, и молодому человеку потребовалось поднапрячься, чтобы догнать ее.

Она поджидала его у крутой лестницы, ведущей на крышу, и ее неподвижность опять неприятно царапнула его сознание. Буквально через минуту он едва удержался от крика. Эфа внезапно подхватила его на руки и стремительно взлетела по скользким ступенькам. Хлопнул тяжеленный люк, и вот уже девушка уверенно шагаетпо раскаленному пластику крыши. Горин зажмурился, каждую секунду ожидая падения, но вместо этого ощутил, как его осторожно опускают на какую-то плоскую площадку. Насколько ему было известно, на крыше таких площадок просто не было. Но нет. Они с Эфой находились на надежно отгороженном от посторонних взглядов пятачке на самой высокой точке крыши. Ничего себе! Горин сглотнул и перевел взгляд на невозмутимую Эфу, с явным удовольствием растянувшуюся на обжигающем пластике.

— Зачем было нести меня на руках?

— Так безопас-сней. Люди с-слишком неуклюжи.

— Должен заметить, что ты сейчас ведешь себя очень невежливо.

— Да? Что я с-сделала не так?

Горин вдохнул и заговорил. На него изливались волны нестерпимого жара, хотелось пить, но он мужественно терпел, стараясь не показать слабости перед ученицей, а Эфа внимательно слушала, мгновенно запоминая всё, что он говорил, и требовала пояснений, если не понимала чего-либо.

Горин пропустил момент, когда сознание покинуло его второй раз за день. Эфа с удивлением посмотрела на распростертое тело человека и, подумав, что в будущем не стоит так затягивать занятия по этикету, как бы ей ни хотелось побыстрее освоить эту странную науку, подняла Горина на руки и понесла в его комнату.

Эфа внимательно проглядела новые данные, переданные разведкой герцога, и нахмурилась. Ситуация ей не нравилась. В корне не нравилась. У нее практически не оставалось времени на то, чтобы спасти своего господина. Приходилось торопиться и рассчитывать только на то, что никто из людей не ожидает от нее познаний в этой сфере деятельности и соответственно не обращает внимания на ее действия. Особенно это касалось Службы безопасности. Все телохранители были гвардейцами, но не все гвардейцы были телохранителями. И, согласно вековым традициям, капитан гвардии совмещал свою должность с должностью начальника Службы безопасности, которому, однако, не подчинялась разведка. Эта традиция была нарушена ее господином, когда он поставил начальником Службы безопасности своего друга Линира, который не служил в его личных войсках. Но теперь всё было возвращено на круги своя. Новый начальник Службы безопасности нравился Эфе еще и тем, что имел самое приблизительное представление о ее возможностях и не воспринимал девушку всерьез. Это развязывало ей руки.

После того как герцог проигнорировал их с Хизой тонко просчитанную провокацию, ей ничто не мешало подобрать коды к его компьютеру и быть в курсе всего, что ему сообщала его Служба безопасности. Эфа не заметила, как прикусила коготь. Если она хочет успешно осуществить свою первую операцию по изменению политической обстановки в Империи, ей понадобится не только информация, но и коды, которыми герцог шифрует приказы. Девушка осторожно прикоснулась к клавиатуре и, наконец решившись, быстро набрала нужную команду. Компьютер тихо запищал и выдал отказ. Ах так! Эфа посмотрела на машину, как на противника в бою, и быстро отключила питание. Системе безопасности совершенно незачем знать, кто пытался взломать секретные коды герцогства. Она недооценила сложности стоящей перед ней задачи. С этим придется повременить до того, как ей удастся узнать о программировании побольше.

Эфа встала из-за стола и прошлась по большой просторной комнате, которую герцог выделил ей для проживания. Последнее время Рейт ее беспокоил. На людях он старался не показывать своего плохого самочувствия, но новые паранормальные способности Эфы отчетливо фиксировали его усталость, нервное истощение, боли и целый комплекс других столь же неприятных ощущений. Герцог переживал за своего друга, который медленно умирал в лучшей палате госпиталя, расположенного на территории герцогского замка. Линир уже не узнавал приходивших к нему людей и испытывал сильные боли, вызванные медленным отмиранием периферийной нервной системы. Даже сверхдорогие лекарства, выписанные по личному приказу герцога из миров Коррелианской лиги, славившейся своими медицинскими университетами и лабораториями, ему уже не помогали.

Эфа еще раз проанализировала всю известную ей информацию и пришла к единственно верному, с ее точки зрения, решению. Линир был обречен на смерть, и его дальнейшее пребывание в мире живых причиняло боль не только ему, но и ее господину, который в результате постоянных переживаний по поводу плачевного положения друга не мог в полной мере сосредоточиться на проблеме спасения собственной жизни и жизней очень многих своих подданных. Решение было из разряда тех, которые Горин называл недопустимыми с этической точки зрения, но это Эфу нисколько не волновало. Этика и мораль до сих пор оставались для нее чисто абстрактными понятиями, которые были практически неприменимы в реальной жизни, что бы ни говорил по этому поводу ее человек-учитель. Решение было принято — оставалось только его выполнить. Эфа подхватила висящую на стуле накидку и, закутавшись в нее с ног до головы, выскользнула из комнаты.

Попасть в палату оказалось несложно. Госпиталь не охранялся. Подразумевалось, что на территории резиденции герцога не может оказаться никого, кто пожелал бы причинить вред высокопоставленным больным. Оч-чень спорное предположение. Эфа без труда миновала врачей и медсестер, призванных не пускать посторонних в стерильные помещения, и очутилась в реанимации, где огромное количество медицинского оборудования поддерживало жизнь Линира, маркиза Мирол. Девушка спокойно подошла к кровати, не заботясь о том, что ее могут зафиксировать датчики системы безопасности. Она по-прежнему была невидима для большинства из них, а те системы слежения, которые могли бы ее заметить и опознать, были слишком дороги для того, чтобы оборудовать ими госпиталь, да и компьютеры пришлось бы перепрограммировать полностью.

Человек, лежащий в кровати, совершенно не напоминал того начальника Службы безопасности, которого она видела на корабле. Он спал, но даже во сне под действием огромного количества обезболивающих лекарств продолжал стонать, его лицо кривила судорога боли. Эфа принюхалась и ощутила едва заметный запах отмирания тканей. Перед ней был живой труп, в котором не осталось ничего от его прежнего Линира. Девушка беззвучно оскалилась и надавила когтем указательного пальца на кончик одного из своих клыков. Состав яда она изменила заранее, чтобы не тратить на это время в самый последний момент. Маленькая бесцветная капелька появилась на внутренней стороне когтя, и Эфа, осторожно поднеся руку к лицу Линира, капнула ее на синие потрескавшиеся губы человека. Мгновение, и яд впитался в крошечные ранки. Всё. Эфа отвернулась от кровати и покинула палату, никем не замеченная.

Через две минуты, после того как девушка ушла, на посту медсестры отчаянно загудел сигнал тревоги. Когда дежурная реанимационная бригада вбежала в палату, Линир маркиз Мирол был мертв, и на лице его застыла странная умиротворенная улыбка.

Звуковой сигнал оторвал герцога от чтения отчета о последней выходке его телохранителя. На этот раз Эфа умудрилась переполошить весь замок. Увидев ее на главной лестнице с перекинутым через плечо безжизненным телом, дворецкий от ужаса лишился дара речи, решив, что она сошла с ума и прикончила своего учителя. Остальные слуги реагировали не лучше. В результате в спешном порядке вызвали гвардейцев, чтобы арестовать коварную убийцу и обезопасить Его светлость от обезумевшего монстра. Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Гвардейцы попыталась выполнить свой долг, Эфа, не совсем понимавшая, что вокруг нее происходит, и не терпевшая, когда люди трогали ее руками без особой на то необходимости, а обнаженные мечи воспринимавшая только как угрозу, воспротивилась аресту. И весьма активно. К счастью, она помнила приказ своего господина не причинять вреда слугам. Только поэтому произошедшее не стало трагедией, а когда пришедший в себя Горин заорал благим матом, обнаружив себя в неподобающей позе у кого-то на плече и острие меча у своего носа, превратилось в забавную комедию. Для всех, кроме Эфы, так и не понявшей причину переполоха.

Рейт вздохнул и нажал кнопку связи. Визион подернулся молочной дымкой, сквозь которую медленно начал проступать какой-то текст. Всё благодушие герцога как рукой сняло. Если вместо видеосообщения кто-то прислал ему текстовую информацию, дело плохо. Это могло означать только одно: загадочный отправитель опасался мести могущественного герцога. Вчитавшись в текст, Рейт сложно выругался, забыв о том, что ему, как дворянину, не подобает сквернословить. Саан! Не может этого быть! Он еще раз перечитал сообщение, подсознательно надеясь на то, что его содержание изменится. Однако слегка размытые строки по-прежнему гласили: «В связи с задержанием в императорской резиденции человека, назвавшегося вашим вассалом, личность которого, однако, вызывает серьезные сомнения в его принадлежности к благородному сословию, нижайше просим Вас прибыть на Тронный мир и самолично подтвердить перед Императором дворянское звание задержанного. Уведомляем Вас, что задержанный изволил назваться как Тернан Герн маркиз Лоорзон». И подпись. Официальная подпись начальника имперской тайной полиции! Герцог на мгновение зажмурился. Сволочь! Какая же ты сволочь! Кто бы ты ни был.

Его загнали в ловушку.

Он вынужден поехать. Тот, кто откопал этот древний закон, был прекрасно осведомлен об этом. Пусть этот закон не использовали вот уже тысячу лет, с тех пор как любого дворянина стало возможным отличить от простолюдина по генетическому коду, он по-прежнему действовал, и это означало, что сюзерен, отказавшийся опознавать своего вассала или не узнавшей его в предъявленном ему человеке, обрекал несчастного на мучительную смерть на главной площади.

Но даже не это условие захлопывало дверцу ловушки с такой надежностью. В конце концов своя шкура многим герцогам гораздо ближе чужой, и рисковать ради других они не будут. Вот только во избежание использования этого закона сюзеренами против их вассалов-дворян, чем-либо им не угодившим, в него был внесен еще один пункт. И этот пункт гласил, что если впоследствии будет установлено, что казненный оказался дворянином, а его сюзерен не выполнил предписанной процедуры опознания или не узнал своего подданного, то такой недобросовестный герцог автоматически лишался права на верность собственных вассалов. Последствия обычно бывали печальные. За преступления против герцога просто не наказывали, а значит, очень скоро кто-нибудь из слуг пользовался возможностью отомстить господину, и не всегда по своей инициативе.

Рейт устало прикрыл глаза рукой. Он снова опоздал. Неизвестный, стоящий за троном Императора, выбрал его новой жертвой, а Рил докладывал как минимум о трех заговорах знати, сплотившейся вокруг герцогов, имеющих право претендовать на трон Империи тысячи солнц. Вдобавок многие герцоги оказались заняты исключительно внутренними проблемами. Восстания черни вспыхнули раньше, чем они рассчитывали, и стали фатальными, по крайней мере, для восьми благородных семейств. Войска Императора должны были вот-вот войти в их разоренные бунтами владения. В такой ситуации оставалось только отправиться на Тронный мир и надеяться на то, что его Служба безопасности окажется мобильнее императорских убийц. Что ж, будь что будет. Нужно только позаботиться о безопасности своих людей.

Тихо постучав, в кабинет проскользнул Дит, выражение его лица заставило Рейта насторожиться. Его секретарь очень редко позволял себе заходить в личные комнаты герцога без приглашения. Рейт приготовился к тому, что его ожидает еще одна неприятная новость.

— Что случилось, Дит?

Парень отвел глаза и тихо произнес:

— Милорд, десять минут назад скончался Линир маркиз Мирол.

— Спасибо, можете быть свободны, — только и сумел выдавить из себя Рейт. В ушах шумело, хотелось завыть от безысходности и несправедливости происходящего. Он молча наблюдал за тем, как секретарь спешит к выходу, и, едва дверь кабинета за ним закрылась, из глаз герцога потекли слезы.

— Твои аналитики в этот раз превзошли все самые смелые мои ожидания, Рейт. — Рил задумчиво склонил голову к плечу и потеребил острую клиновидную бородку, которую носил по моде более чем столетней давности, чем заслужил добродушные насмешки подчиненных. Мало кто знал, что в старомодной бородке один из лучших шпионов своего времени прячет парочку неприятных сюрпризов, просто так, на всякий случай. Герцог Оттори был об этом осведомлен в силу своего статуса бывшего ученика Рила и не переставал удивляться изобретательности этого старика. Но сейчас его больше интересовало другое.

— Постой, Рил, о чем ты говоришь? Мои аналитики еще не закончили отчет. Как ты умудрился заполучить его раньше меня?

— Его прислали три дня назад. Файл был запечатан твоим кодом.

— Что?!

— Так ты не отправлял его?

— Нет. Но, кажется, догадываюсь, кто это мог сделать.

— У тебя завелся шпион, мальчик?

— Нет, слишком рьяный телохранитель. Этот разговор не для связи, даже кодированной. Говоришь, отчет превзошел все ожидания? Высокая похвала.

— Констатация факта. Этот парень запросто может обставить меня, если его как следует потренировать.

— Думаю, тебе скоро представится такая возможность. Я вынужден вылететь на Тронный мир. Маркиз Лоорзон попался имперской разведке, и теперь Император требует подтвердить, что пойманный подозрительный тип — не самозванец и шпион, а дворянин, имеющий право находиться там, где Его светлость пожелает.

— Не делай глупостей. Это заранее рассчитанная ловушка для тебя и преданных тебе людей.

— Если я не поеду, Тернана казнят. После этого я вряд ли смогу рассчитывать на безоговорочную преданность своих людей.

— Тогда позаботься о путях отступления.

— Конечно. А теперь, прости, я должен заняться подготовкой к отлету.

Рил молча смотрел на погасший экран, и по его морщинистой щеке скатилась одинокая слеза. Он опоздал, и его мальчик расплатится за его ошибку жизнью. Рейт тоже это понимал. Он мог обмануть своим уверенным видом кого угодно, только не старого учителя. И что теперь значили сведения о секретном эксперименте, добытые с таким трудом?

ГЛАВА 10

Герцог Оттори в последний раз обвел взглядом кабинет, убедился, что он ничего не забыл, и вышел в коридор к ожидавшим его гвардейцам. Последние два дня прошли в лихорадочных сборах и инструктаже охраны, но теперь всё это осталось позади, а впереди его ждала смертельная опасность почти без надежды спастись. Ощущение премерзкое. Давно он так бездарно не проигрывал. Как только дверь кабинета за ним захлопнулась, рядом раздался знакомый шипящий голос:

— Я еду с-с-с вами, гос-сподин.

— Это невозможно, — вздохнул Рейт, не оборачиваясь. — Ты будешь слишком заметна.

— Да? — Тихая насмешка в обычно бесстрастном голосе заставила его резко обернуться. Герцог открыл рот, собираясь отчитать непокорного телохранителя, да так и замер, не успев его закрыть. Перед ним вместо ожидаемой Эфы стояла закутанная с ног до головы в шалисские шелка имперская наложница. — Вы полагаете, кто-нибудь заподозрит неладное? — спросила наложница голосом Эфы.

— Саан всемогущий! — Герцог с трудом верил собственным глазам. — Ты права, имперские наложницы для окружающих всё равно что живые игрушки. Я могу притащить тебя хоть на прием к Императору, и никому даже в голову не придет снять с твоей головы покрывало. Тем более что любой сканер подтвердит, что ты женщина, а ДНК они точно проверять не будут!

Рейт шагал по двору к ожидающему его катеру и невольно косился на семенящую за ним Эфу. Не знай он, кто это на самом деле, без раздумий поклялся бы любой клятвой, что рядом с ним идет вышколенная имперская наложница, не помышляющая ни о чем, кроме как доставить удовольствие своему господину. Она покорно приняла помощь одного из гвардейцев взбираясь по крутому трапу, и благовоспитанно замерла на дистанции в два шага за спиной повелителя. Саан! Как ей вообще такое удается? Он никогда не замечал за Эфой таланта перевоплощения. Однако все посторонние мысли вылетели у него из головы, когда катер с глухим стуком, заставившим завибрировать все переборки, пристыковался к шлюзу его фамильного корабля. Капитан встретил Рейта у шлюза, в отсеке стыковки, и, отдав честь, поспешил препроводить в его каюту, даже не взглянув на закутанную в шелка фигуру.

«А маскировка действует», — отметил про себя Рейт, шагая по знакомым коридорам к своей каюте. Он вполне мог бы найти ее сам, но проклятый этикет предписывал капитану сопровождать герцога после прибытия на борт, и упрямый служака не собирался пренебрегать обязанностями.

Рейт заблокировал дверь каюты, находившейся в самой безопасной части корабля и при необходимости превращающейся в автономный модуль жизнеобеспечения, способный добраться до ближайшей пригодной для жизни планеты самостоятельно, и огляделся. Недавно он приказал сменить здесь интерьер и теперь с неудовольствием вынужден был констатировать, что предыдущий вариант нравился ему больше. Но возмущаться было уже поздно, и Рейт, пожав плечами, небрежно бросил официальный плащ на устилающий пол каюты ковер ядовито-желтого цвета.

Эфа по привычке собралась устроиться рядом с его кроватью, но неожиданно обнаружила на «своем» месте нечто непонятное, всё покрытое острыми гранями и шипами, и с раздраженным шипением принялась обследовать незнакомый предмет. Герцог невольно рассмеялся, глядя на своего явно растерянного телохранителя, с умным видом изучающего образчик современного искусства.

— Эфа, прекрати. Этот предмет не имеет какого-либо предназначения, однако может раздражать своим видом нормальных людей.

— Да? А зачем?

— Не бери в голову. Это просто шедевр очередного горе-скульптора.

— Кошмар! Им даже убивать неудобно!

— А ведь верно! — Рейт насмешливо фыркнул. — Даже для такого простого дела эта штука не годится. Кстати, должен выразить тебе свое восхищение. Ты далеко ушла от того чудовища, что вломилось ко мне в резиденцию на Тронном мире. И все это за какую-то сотню дней!

— Этот мир интерес-с-сен. А убивать было некого.

— Да, действительно. Вот только у меня непредвиденная проблема. — Эфа насторожила уши, и Рейт в полной растерянности закончил: — Где, Саан побери, ты будешь спать?

— На полу.

— Мои гвардейцы ни за что не проговорятся, но, если кто-нибудь из слуг увидит тебя на полу, о твоей маскировке можно будет забыть. Если не проболтаются сами, то уж при должной сноровке можно разговорить любого специально не подготовленного человека. Так что спать ты будешь на кровати, если тебе, конечно, это не очень противно.

— Мне вс-сё равно.

— Тогда забирайся под одеяло. А я в душ. В отличие от тебя, я потею.

Рейт стянул с себя официальный комбинезон, ценившийся его предками прежде всего за прочность ткани, позволяющую без особого ущерба для здоровья выдержать несколько попаданий из обычного энергетического оружия, и с довольным вздохом встал под горячие струи.

Эфа наблюдала за господином, удобно устроившись на кровати, и неторопливо перебирала пальцами шелковое покрывало, стараясь не порвать тонкий материал когтями. Придется поработать. Герцог сует голову в петлю, а вот позаботиться о том, чтобы он смог без проблем ее оттуда вытащить — ее забота, и она ни в коем случае не должна ошибиться. Тренировки диинов — вещь, конечно, хорошая, и она теперь умеет и знает гораздо больше, чем в свою бытность императорским телохранителем, но никто не застрахован от случайностей. Кстати…

Эфа торопливо вытащила меч и положила его на прикроватный столик. За ним последовали кинжалы, метательные ножи и прочие орудия убийства. Если герцог желает спать с ней в одной постели, стоит проследить за тем, чтобы он случайно не поранился об ее арсенал. На корабле всё равно нет ничего, с чем она не могла бы справиться голыми руками.

Из душа раздался недовольный возглас. Это мог быть сбой в подаче воды или что-то столь же невинное, но инстинкты Эфы завопили об опасности. Не раздумывая, она схватила с кровати покрывало, метнулась через всю каюту к душевой кабинке и одним движением вырвала дверь из креплений. На нее дохнуло теплом и запахом воды, к которому примешивался еще один, почти незаметный аромат. Рейт раздраженно тер глаза, не замечая опасности. Обернутой в шелк рукой Эфа схватила его за плечо и выдернула из-под ядовитых струй. Не ожидающий ничего подобного герцог от рывка потерял равновесие и покатился по ковру, оставляя на нем мокрые следы. Не обращая внимания на его изобретательную ругань, Эфа извлекла из своих многочисленных одежд аптечку и торопливо вытащила одноразовый шприц с нужным противоядием. Если она правильно рассчитала время, в ее распоряжении оставалось меньше минуты. После того как янгари начнет действовать, спасать Рейта будет уже поздно. Прижав попытавшегося встать герцога к полу, она вогнала иглу в сонную артерию и до отказа надавила на поршень. Рейт беспомощно смотрел на нее снизу вверх, не в силах пошевелиться, в его глазах был страх. Выдернув иглу, Эфа молча отстранилась, позволяя ему встать. К ощущению выполненного долга примешивалось странное раздражение. Не позволяя себе сосредоточиться на нем, она подошла к коммуникатору и нажала тревожную кнопку, вызывая гвардейцев. И только затем обернулась к герцогу, растерянно сидевшему на полу:

— Как вы с-себя чувс-ствуете, гос-сподин?

Рейт неуверенно повел плечами и попытался встать. Его качнуло, и Эфа поспешила подхватить его под локоть, помогая утвердиться на ногах.

— Что это было, Эфа?

— Янгари.

— Прости.

— За что?

— За то, что усомнился в твоей верности.

В сознании Рейта Эфа читала жгучее раскаяние. Необходимо было что-то сказать, но она совершенно не представляла что… Из затруднительного положения ее спасли ввалившиеся в каюту гвардейцы.

— Проверьте с-сис-стему подачи воды! Его с-светлос-сть пыталис-сь отравить янгари! — Гвардейцы ни на мгновение не усомнились в ее праве приказывать им, и, наблюдая за тем, как они поспешно покидают помещение, Эфа с удовлетворением зашипела. Хиза была права: при должной сноровке управлять людьми очень просто.

— Ты неплохо научилась отдавать приказы, — улыбнулся Рейт, завертываясь в многострадальное покрывало.

Эфа тряхнула головой, отмахиваясь от несвоевременной похвалы, и направилась к неприметной двери, закрывающей вход в подобие небольшой кладовой, где герцоги Оттори хранили всякий ритуальный хлам, таскать который с собой предписывалось этикетом, а пользоваться им, к счастью, — нет. Искомое находилось там и пребывало в прекрасном состоянии. Правда, вытащить из завалов всевозможных вещей большую позолоченную ванну оказалось не просто, и покрытие довольно сильно пострадало от ее когтей, но Эфе было не до подобных мелочей. Установив ванну посередине каюты, она вскрыла защитную пленку и отбросила ее в сторону.

— Что ты делаешь? — Герцог изумленно следил за ее манипуляциями.

— Вам нужно принять ванну. С-смыть яд.

— Но он ведь уже нейтрализован инъекцией!

— У него ес-сть побочный эффект. — Эфа бесцеремонно запихнула Рейта в воду и спокойно добавила: — Нужно обеззаразить каюту и вас-с заодно.

— Что?..

Не отвечая, Эфа подошла к пульту управления микроклиматом помещения и набрала нужный код. Охнув, герцог прикрыл глаза и с головой ушел под воду, когда по каюте прокатилась волна яркого света, выжигающая на своем пути все биологические вещества, способные причинить вред человеческому организму. Так, порядок. Эфа обернулась и замерла. Казалось, по помещению пронесся ураган, все вещи были непоправимо испорчены странными темными пятнами и прожжены самым причудливым образом. Не пострадала только ванна, в которой сидел недовольный герцог, красный, как лампа пожарной сигнализации. Да-а, теперь она понимала, почему эту программу рекомендовали использовать только в самом крайнем случае. На людей она действует не очень, на вещи, впрочем, тоже, отметила про себя Эфа, стряхивая на пол зияющие дырами одежды наложницы.

— Прикос-снувшис-сь к вам, мог отравитьс-ся другой человек, а нейтрализатор дейс-ствует на человечес-скую кожу, покрытую янгари, только ес-сли она находитс-ся в воде.

— Да уж. — Рейт недовольно покосился на бедлам, царивший в каюте. — Только теперь мне нужно в биорегенератор. У меня сильный ожог.

— Это иллюзия. Через пять минут пройдет.

— Ты уверена? Кстати, почему на тебя эта дрянь не подействовала?

— У меня яды рас-сщепляют ес-стес-ственные вещес-ства, с-содержащиес-ся в коже и внутренних органах. Правда, не очень быс-с-стро и в дос-с-статочно небольших количес-ствах.

— И поэтому ты обмотала руку шелком?

— Нет. Прос-сто ваша кожа с-слишком чувс-ствительна. А противоядия выделяютс-ся у меня непроизвольно. На вашей коже они вызвали бы с-сильные повреждения, как концентрированная кис-слота.

— Ты хочешь сказать, что эти вещества, попав с твоей кожи на мою, принялись бы разлагать яд вместе с кожей?

— Да. — Эфа, посчитав разговор оконченным, стала рыться в багаже в поисках запасного наряда наложницы. Попутно она анализировала произошедшее, пытаясь определить, кто стоит за этим покушением и чего еще можно ожидать от таинственного некто. Что-то слишком часто в последнее время герцога пытаются отравить. Это либо почерк убийцы, либо совпадение, но следует проверить обе версии.

Ерго Бренз, первый помощник капитана личного корабля Его светлости герцога Оттори, был в панике. В этом состоянии он пребывал вот уже три часа. В точности с того момента, как гвардейцы герцога начали обшаривать корабль от мостика до трюмов в поисках отравителя. Это могло означать только одно — его план полностью провалился. У Ерго в голове не укладывалось, как такое могло случиться. Он же специально выбрал яд, который невозможно определить до тех пор, пока он не начнет действовать!

Бренз в панике заметался по крошечной каюте, полагающейся ему как первому помощнику. Неужели тот человек его обманул? Зачем? Как ему это удалось? Ведь он сам проверил переданное ему вещество! Если его только заподозрят! Ерго накрыла новая волна ужаса. За покушение на герцога его казнят. Он не хотел умирать! Саан загрызи этого благородного ублюдка! Обещал ему дворянство и всякие гарантии, а сам подставил! А может…

В голове Бренза забрезжила новая мысль, от которой он покрылся холодным потом. А может быть, его использовали, чтобы отвлечь внимание от настоящего убийцы?! Нет, только не это! Не для того он всю жизнь добивался власти, чтобы так глупо всё потерять! Нужно успокоиться. Пока его даже не допрашивали. Теоретически он не имеет доступа к системе подачи воды. Значит, нужно вести себя так, чтобы не вызвать и тени подозрения у герцогских ищеек. Приняв решение, Ерго приободрился и глянул на ручной хронометр, привычно восхитившись тонкостью работы знаменитого мастера. Всё-таки герцог никогда не скупился, когда речь шла о преданных слугах! И коротко выругался. Пропаникуй он еще немного и опоздал бы на свою вахту! Одернув черный с красными вставками мундир, Бренз торопливо вышел из каюты и зашагал на мостик.

Капитан встретил его хмурым взглядом. Раздраженно поджав губы, старый служака оглядел своего помощника с ног до головы и молча кивнул ему на капитанское кресло. Ерго послушно, с тайной, тщательно скрываемой радостью занял предложенное ему место. Как ему хотелось придушить эту старую развалину, одним своим существованием мешающую ему добиться настоящейвласти! Но он не смел даже взглядом обнаружить свою ненависть. Не время. Пока не время. Но однажды…

Ерго глубоко вздохнул, выбрасывая посторонние мысли из головы, и сосредоточился на действиях пилотов, прокладывающих курс к Тронному миру.

Рейт устало сидел в чудом сохранившемся кресле и мрачно наблюдал за тем, как в его каюте спешно наводят хоть какое-то подобие порядка. Это было не простым делом и требовало творческого подхода. Слуги уже сбились с ног, пытаясь придать собранным со всего корабля вещам вид законченного ансамбля. Пока получалось не очень. Вдобавок кожа после обработки нейтрализатором немилосердно чесалась, что тоже не прибавляло Рейту хорошего настроения. Впрочем, всё могло быть гораздо хуже. Герцог не заблуждался насчет того, что с ним приключилось бы, не учуй Эфа запах яда. Смерть от янгари нельзя назвать быстрой и безболезненной. Так что он снова был обязан жизнью своему телохранителю…

Великий Саан! Неужели этотоже будет находиться в его каюте?! Откуда они только это чудище выкопали?

— Что это? — Рейт старательно следил за тем, чтобы его голос не отразил и тени эмоций, бушевавших в его душе. Судя по всему, ему это удалось. Матрос, тащивший громоздкую разлапистую махину, осторожно поставил ее на пол и поклонился своему герцогу.

— Скульптура, Ваша светлость, взамен испорченной. — И он кивком указал на шипастое нечто, недавно забракованное Эфой по всем статьям.

— И где ты ее достал? — Герцогу стало интересно. Неужели у него на корабле большой запас подобных скульптур, и если так, то за каким демоном запасались. Однако ответ матроса поверг его в легкий шок:

— Так капитан большой поклонник искусства, Ваша светлость, у него в каюте их штук пять стоит!

— Передай капитану, что я благодарю его за заботу, но не могу принять от него такую жертву. Я вполне могу обойтись без украшений в каюте, а для него эта вещь, несомненно, очень дорога.

Матрос молча поклонился и потащил скульптуру обратно. Герцог вздохнул с облегчением и тут же услышал над ухом тихий шипящий смешок. Эфа просто наслаждалась происходящим. Не успел он возмутиться по поводу неуважительного к себе отношения, как дверь снова бесшумно отъехала в сторону и на пороге появился капитан его гвардии. Рейт молча глянул на мрачное лицо гвардейца и знаком приказал всем удалиться.

После того как закрылась дверь за последним матросом, герцог указал капитану на свободный стул и тихо произнес:

— Судя по твоему виду, Ринар, дела идут неважно?

— Да, Ваша светлость. Мы нейтрализовали яд в системе водоснабжения, но найти виновного так и не удалось. Всех техников допросили с применением сыворотки правды. Никто ничего не видел и не знает.

— Сыворотки правды? Ринар, мы на корабле, который вот-вот нырнет в гиперпространство, а ты вывел из строя всех техников жизнеобеспечения?!

— Мы использовали препарат, от которого имеется вполне действенный антидот. С техниками всё в порядке, они уже приступили к своим обязанностям. Однако угроза повторного покушения до сих пор не снята. И, если честно, я не знаю, что делать. Если это какая-то программа в одном из компьютеров корабля, мы ее просто не найдем. Отключать компьютер во время перелета — это самоубийство. А что эта программа успеет натворить за две недели пути, не возьмется предсказать ни один аналитик.

— Это не программа.

Мужчины как по команде повернулись к вольготно устроившейся на новой кровати Эфе, ожидая продолжения, но девушка, кажется, сказала всё, что намеревалась.

Первым не выдержал затянувшегося молчания гвардеец:

— И почему же вы так решили, леди Эфа?

— Программа начала бы подачу яда с-сразу, как только Его с-светлос-сть включил душ. Однако это с-случилос-сь позже. Как раз с-столько времени человеку нужно для того, чтобы обнаружить по датчикам рас-сход воды и определить, где он проис-сходит.

Мужчины молча переглянулись, и Ринар тихо выругался про себя:

— А ведь она права, Ваша светлость! Да я всю команду обработаю сывороткой правды и найду этого ублюдка… простите, Ваша светлость! Случайно вырвалось!

— Ничего, капитан. Я понимаю.

— Не надо никого обрабатывать. — Эфа завозилась, устраиваясь на постели поудобнее, и от позы, которую она предпочла, у мужчин заныли все суставы. — С-сегодня ночью я выйду на охоту. От вашего отравителя за верс-сту нес-сет янгари.

Рейт невольно поежился, представив себе, как Эфа крадется по кораблю, настороженно принюхиваясь. Одно радовало: хотя ночь на корабле понятие более чем условное, но всё-таки в это время команда в большинстве своем спокойно спит, и вероятность того, что на нее наткнется какой-нибудь матрос, минимальна.

ГЛАВА 11

Эфа бесшумно кралась вдоль одинаковых дверей кают офицеров, вдыхая спертый, насыщенный различными запахами воздух, привычно вычленяя из причудливого букета ароматов нужный ей едва заметный след. Люди со своим несовершенным обонянием не замечали, что на корабле невозможно дышать, но для нее время между плановыми включениями фильтров становилось настоящей пыткой.

Не надеясь только на обоняние, она впервые использовала паранормальные способности, и теперь вместе с запахом дорогу ей указывал страх. Страх одного из тех, кто скрывался за этими дверьми. Страх быть пойманным. Вдруг запах резко усилился. Эфа насторожилась и усиленно принюхалась. Ах, вот оно что. Человек схватился за косяк перчаткой, которой до этого держал флакон с ядом. Осторожно прокравшись дальше и не обнаружив искомого запаха, Эфа вернулась к этой двери и бросила взгляд на украшающую ее табличку. Каюта принадлежала первому помощнику капитана. Теоретически он не имеет доступа к системам жизнеобеспечения, а на практике в его обязанности входит знать все коды доступа на корабле. А имея коды доступа, стереть из компьютера компрометирующую информацию, например, о посещении закрытых помещений, проще простого. Эфа довольно оскалилась, выпустив клыки. «Вот ты и попался, голубчик! — Чуткие уши уловили дыхание бодрствующего человека. — Ага, нервничаешь, сволочь. Тем лучше…»

Дверь поддалась бесшумно. Человек даже не поднял головы, изучая что-то на карманном компьютере. Эфа бесплотной тенью скользнула к нему, не забыв плотно прикрыть за собой дверь. Зрители ей не нужны. Когтистые пальцы нежно постучали по плечу помощника капитана, заставив того испуганно вскинуться. Эфа поймала его взгляд и улыбнулась, демонстрируя острые клыки.

— Вот мы и вс-стретилис-сь, человек. Не с-стоит пытатьс-ся кричать. — Больно стиснув плечо Ерго, девушка швырнула его на кровать. — И с-сопротивлятьс-ся тоже. Тогда проживешь подольше.

— Кто ты? — Бренз постарался, чтобы вопрос прозвучал грозно, но дрожь в голосе всё испортила. Эфа усмехнулась еще раз, наслаждаясь страхом своей жертвы, как дорогим вином. В принципе, ей были безразличны эмоции окружающих, но именно этот человек вызывал у нее стойкое отвращение. Слишком много в его сознании было грязи. Таких людей даже убивать неприятно. Однако их страх доставляет удовольствие. Эфа еще не разобралась с этим парадоксом, да сейчас ей было и не до этого, но потом она обязательно подумает об этом.

— Ты ответишь на вс-се мои вопрос-сы, человек.

— Я ничего не знаю! — Ерго был уже близок к истерике.

— Знаешь. Конечно, знаешь. — Эфа прижала Бренза к кровати и обхватила пальцами тонкое человеческое горло.

Ей с трудом удавалось сдерживать себя, все инстинкты кричали о необходимости продолжить движение. Заставить человека хрипеть и извиваться в агонии… Нельзя! Привычным усилием воли Эфа заставила себя успокоиться. Ее новый господин не одобрял лишней жестокости. Но, Саан побери, как же ей этого хотелось! Словно что-то прочитав в ее нечеловеческих глазах, Ерго тихо заскулил от ужаса. И этот звук окончательно вернул ее к действительности. Не время давать волю инстинктам! Но вот этому человеку об этом знать незачем. Когтистые пальцы с нарочитой небрежностью погладили щеку Бренза, оставляя на ней едва заметные царапины.

— Ты, надеюс-сь, с-слышал о новом телохранителе герцога? — Заметив, как расширились от страха глаза человека, девушка удовлетворенно зарычала. — Ну наконец-то узнал. А теперь я хочу от тебя ус-с-слышать вс-сё, что ты знаешь о том мерзавце, который нанял тебя, чтобы отравить герцога.

— Я не… — Ерго попытался подняться, неотвратимость наказания перевесила страх, испытываемый им перед странным существом, ввалившимся в его каюту.

Попался! Эфа, ожидавшая чего-то подобного, не упустила момент. Короткий удар самыми кончиками когтей — и только жесткая ладонь, запечатавшая человеку рот, не позволила ему заорать на весь корабль. Запах крови наполнил ноздри, и девушка не удержалась от искушения облизать когти. М-м. Ей всегда неплохо удавались допросы, но с таким податливым материалом она работала впервые.

— Мне повторить? В с-следующий раз будет больнее…

И помощник капитана заговорил. Задыхаясь и поскуливая от боли, он рассказал всё, что знал. Это не потребовало много времени. Знал он, к сожалению, немного. Эфа сердито оскалилась. Даже если удастся найти посредника, определить, кто же из герцогов стоит за этим покушением, будет практически невозможно. Их слишком много. К сожалению… Но, с другой стороны, информация наводила на размышления. Стоит проверить всех слуг еще раз. Н-да, герцога это сообщение не порадует. Впрочем, ее дело сообщать информацию и обеспечивать его безопасность, а не заниматься его душевным равновесием.

Погрузившись в свои мысли, Эфа продолжала, однако, краем глаза наблюдать за предателем. Человек смотрел на нее с нескрываемым ужасом. «Хм. Вот еще одна проблема. Интересно, а корабль может обойтись без первого помощника капитана? Стоит это выяснить, прежде чем принять решение». — Эфа решительно потянулась к коммуникатору.

Рейт вот уже битый час нервно расхаживал по своей роскошной каюте, проклиная себя за то, что разрешил Эфе эту безумную авантюру. Перед глазами сами собой вставали картины одна страшнее другой. Вот Эфа нападает на ничего не подозревающего матроса, или пытается увернуться от выстрелов охраны, или… сигнал коммуникатора заставил его подпрыгнуть от неожиданности. В два шага преодолев расстояние, отделяющее его от пронзительно голосившего прибора, герцог стукнул по кнопке включения и раздраженно рявкнул:

— Слушаю!

— Корабль может обходитьс-ся без первого помощника? — прошелестел из динамика голос Эфы.

— Какого… — Рейт глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. — Что случилось, Эфа?

— Я вс-сё выяс-снила. Но для принятия окончательного решения мне нужна информация.

— Да, корабль может обходиться без первого помощника, — устало проговорил герцог. — А теперь объясни мне, что там у тебя происходит?

Ответом ему был приглушенный хрип и гудки отключившегося коммуникатора. Не совладав с нервами, он, стукнув по ни в чем не повинному устройству, выругался, поминая всех предполагаемых родственников своего взбалмошного телохранителя, и со всего размаха упал в жалобно заскрипевшее от такого обращения кресло. Ладно. Придет, и сама всё расскажет. На губах герцога появилась невеселая улыбка. Интересно, и почему он так уверен в том, что утро придется начинать с назначения нового первого помощника и торжественного ритуала похорон старого. Хотя последнее совсем не обязательно, можно во всеуслышание объявить его предателем, тем более что, скорее всего, так оно и есть, и вышвырнуть через шлюз без всяких заморочек вроде погребальной службы.

Эфа тоскливо вздохнула, глядя на извивающегося в агонии человека. Убийство этих беспомощных созданий не доставляло ей никакого удовольствия. Только раздражение. Ну почему люди не могут быть более опасными, более быстрыми, более хитрыми, наконец. Быть такими, чтобы на них было приятно охотиться, чтобы по телу пробегал жар предвкушения битвы, в которой с равным успехом можно оказаться и победителем и побежденным, насладиться смертью противника или умереть!

Переборки мелко задрожали, отвлекая Эфу от грустных мыслей. Девушка вскинула голову, в гиперпространстве корабль может стрелять из главного калибра только по противнику. Саан побери! Так, прежде всего где герцог? Эфа напрягла парапсихические способности, которыми она до сих пор не совсем уверенно пользовалась, и попыталась определить местоположение своего господина. Это ей удалось быстро. Обнаружив герцога на главном мостике вместо собственной каюты, которая, между прочим, была предназначена для пережидания подобных атак и в крайнем случае эвакуации высокопоставленного пассажира в безопасное место, Эфа коротко выругалась и метнулась в коридор.

Преодолев несколько пролетов лестницы и едва не сбив с ног спешащих куда-то ремонтников, Эфа влетела на главный мостик и замерла у стены, пристально следя за неподвижной фигурой у командного пульта.

«Хоть скафандр надел, и на том спасибо! Может, даже не придется вмешиваться… Саан побери, сглазила!!» — Эфа метнулась к своему господину еще до того, как ракета, выпущенная одним из кораблей противника, врезалась в соседний отсек. Перегородка разлетелась лохмотьями раскаленного металла, и на мостике образовался вакуум. Со всех сторон раздавались крики боли и ужаса. Несколько офицеров поплыли в невесомости, из разорванных скафандров текла кровь. Но это было уже неважно. Эфа надежно уцепилась когтями за один из выступов потолка, крепко прижимая к себе герцога. Здесь он был в безопасности. Он слабо сопротивлялся, пытаясь вырваться и помочь раненым, но девушка непреклонно пресекала все его попытки. Команда и сама со всем справится. Подвергать жизнь герцога риску из-за такой мелочи, как раненые и наполовину развороченный пульт управления, не стоит.

Наконец не потерявший хладнокровия капитан пробрался сквозь кровавый хаос, воцарившийся на мостике, к своему креслу и из последних сил хлопнул по кнопке экстренной блокировки отсеков. Вакуумная перегородка беззвучно упала, отрезая мостик от пробоины, и аварийная автоматика тут же восстановила приемлемую гравитацию и состав воздуха. Эфа осторожно спрыгнула и поставила герцога на пол, после чего снова забилась в угол, так никем и не замеченная. Из убежища она с удовольствием наблюдала, как корабль расправляется с двумя атаковавшими его кораблями, благодаря Саана за то, что все герцоги Оттори страдали тяжелой формой паранойи и превратили свое средство передвижения в монстра, с которым не всякий тяжелый крейсер справится. Средние крейсера точно не справились. Один за другим корабли противника вспухли чередой взрывов и в конце концов развалились на части, не оставляя экипажам ни шанса на спасение.

ГЛАВА 12

Рейт, сидя в командном кресле, потер глаза. Попытался потереть… Перчатка скафандра бессильно скользнула по прозрачному тактитушлема. Саан! Герцог со злостью опустил руку и повернулся к капитану, устало прислонившемуся к командирскому креслу. На снующих по мостику санитаров он старался не смотреть.

— Каковы потери?

— Уточняются, Ваша светлость. Но уже сейчас можно сказать, что мы получили три серьезные пробоины. Одна ракета задела двигательный отсек, и реактор не взорвался по чистой случайности. Погибших около трети команды, столько же раненых. Хотя, возможно, скоро их станет меньше, многих можно вылечить только на стационарном биорегенераторе, в полете эти люди обречены.

— Поблизости есть планета, у которой мы можем запросить помощь?

— Нет, Ваша светлость. Отсюда до Тронного мира ни одной обитаемой планеты. А на остановку, разворот и новый прыжок мы потратим гораздо больше времени, чем на полет до столицы.

— Ясно. Что ж, капитан, не буду вам мешать. Если понадоблюсь, я в своей каюте.

Рейт поднялся и, с трудом переставляя ноги, побрел к себе, стараясь ни на что не наступить в заваленном мусором коридоре. На душе у него было тяжело. Люди гибли, защищая его жизнь. Задыхались в вакууме, горели в радиационных пожарах, истекали кровью, зажатые переборками, только потому, что он встал не на ту сторону в политической игре, которая по-хорошему их вообще не касалась. И, умирая из-за него, они продолжали смотреть на него с обожанием, как на недосягаемого кумира, не догадываясь, что он впервые в жизни принимал участие в космической битве и победил только за счет подавляющего превосходства огневой мощи своего корабля.

Занятый мыслями, герцог не заметил, как оказался у каюты, и, только когда дверь с шипением ушла в стену, открывая его разгромленные апартаменты, он вздрогнул, очнувшись от размышлений, и, коротко вздохнув, шагнул внутрь. Сзади раздалось шипение, Эфа молнией метнулась мимо него к кровати, мгновенно завернувшись в одеяла, так что из-под них мерцали лишь ее янтарные глаза. Рейт осторожно опустился в единственное уцелевшее кресло и с удивлением принялся разглядывать своего телохранителя. Девушка не шевелилась и, кажется, даже не дышала в устроенном ею коконе.

— С тобой всё в порядке? — Голос Рейта невольно дрогнул. Он сегодня видел достаточно смертей и с ужасом подумал, что и с Эфой во всей этой кровавой вакханалии могло что-нибудь случиться.

— С-со мной вс-сё нормально. Только холодно. Не люблю холод. В с-следующий раз надену с-скафандр.

— Что-о? — Рейт подскочил в кресле, позабыв про усталость. — Ты оказалась на мостике во время сражения без скафандра?!! Саан тебя загрызи, ты же должна была погибнуть при разгерметизации!!!

В ответ Эфа просто забралась еще глубже в одеяла. Нервно пожав плечами, герцог снова опустился в кресло и закрыл глаза.

— Не нужно с-себя винить. Лучше неопытный командир, которого вс-сё-таки учили с-сражатьс-ся, чем опытный капитан, никогда не с-слышавший о тактике кос-смичес-ского боя.

Рейт потрясенно уставился на уже невидимую под горой одеял Эфу, спрашивая себя, не ослышался ли он? Неужели существо, понятия не имеющее о совести и сострадании, взялось его утешать? Поистине мир невозможно познать до конца, а шутки Саана никогда не дадут этого сделать! Но она, как ни крути, права. Вся команда, кроме его гвардии, была укомплектована из гражданских, а гвардейцев готовили только как его телохранителей или бойцов спецназа и охраны. В этом был самый главный просчет. На мощном боевом корабле не оказалось опытных офицеров, способных отразить неожиданное нападение противника. Кажется, он непростительно расслабился! В следующий раз может ведь и не повезти!

Рейт решительно повернулся к визиону, собираясь связаться с Рилом… Однако его внимание привлекло яростное шевеление на кровати. Эфа, до половины выбравшись из-под одеял, бешено скребла когтями спину, при этом что-то невнятно шипела сквозь зубы. Герцог резко поднялся, решив выяснить, в чем дело…

У него потемнело в глазах. Спина Эфы напоминала кошмар космонавта. Черно-синяя от ожогов космического холода, прикрытая лохмотьями ткани, в которые превратилась ее рубашка. Саан! Да как только она жива осталась! Герцог потянулся к кнопке экстренного вызова, гадая, доживет она до того момента, как примчатся врачи, или им придется уже констатировать ее смерть, когда черная корка лопнет под когтями Эфы, обнажив привычную прозрачно-бледную кожу.

— Может быть, лучше было воспользоваться биорегенератором, благо он у меня в каюте? — спросил он спокойным голосом.

— Биорегенератор перетащили в лазарет для раненых. Там этих машин не хватает, а мне он не нужен. — Эфа отвечала сквозь зубы, продолжая остервенело скрести спину. — Ненавижу холод! От него ожоги и неправильные, и чешутся при заживлении!

Рейт молча направился к визиону. Ему всё-таки было необходимо посоветоваться с Рилом.

Рил ответил почти сразу, словно ждал звонка. На герцога не мигая уставились водянистые старческие глаза.

— Что вам удалось узнать?

Старик тяжело наклонился к экрану, рассматривая царивший в каюте кавардак. Сделав какие-то выводы, удовлетворенно кивнул и соизволил ответить:

— Сейчас расстановка сил такова: Император со своими войсками пока демонстративно не вмешивается в распри герцогов, если не считать вмешательством блокаду взбунтовавшихся планет. Двенадцать герцогов объединились под предводительством герцога Нелейна, имеющего право претендовать на престол. Этот господин уже объявил вас своим смертельным врагом. Тридцать шесть герцогств охвачены восстаниями, их правителям не до интриг, они озабочены спасением собственной шкуры. Оставшиеся сорок интригуют в меру способностей и возможностей, создают временные союзы и занимаются тому подобной чепухой. Все они недостаточно могущественные, чтобы рассчитывать на поживу в назревающей войне, а вот потерять могут всё, и они это прекрасно понимают, потому и стараются держаться подальше от опасных, по их мнению, людей. У них нет ни единого руководства, ни лидера, который мог бы их объединить. Они ударят в спину, если только будут полностью уверены в безнаказанности. Вот, собственно, и всё. Кто стоит за Императором, узнать так и не удалось. Я бы посоветовал не соваться сейчас в столицу.

— Я должен выручить одного человека, Рил, ты же понимаешь.

— Да, я знаю, что тебе подготовили мастерскую ловушку. Но хотя бы подстрахуйся.

— Я уже позаботился о собственной безопасности — следуя моде, я обзавелся наложницей.

Рил понимающе усмехнулся. Он уже по своим каналам успел узнать о новом телохранителе сюзерена.

— И кто это придумал? Она или ты?

— Она.

— Мне определенно стоит познакомиться с этой девочкой поближе!

— Я с удовольствием организую вам встречу!

— Удачи, мальчик. Почаще проверяй, что у тебя за спиной. — И Рил отключился, предоставив герцогу возможность размышлять о сложившейся ситуации. Размышления были нерадостные. Отчет разведчика был более чем подробным, но и он не мог помочь ответить на самый главный вопрос: кто же всё-таки стоит за этой авантюрой Императора?

Часть вторая ИМПЕРАТРИЦА

ГЛАВА 1

Императорский дворец за время его отсутствия обрел еще большее великолепие. Век бы его не видеть. Рейт вздохнул и, поправив ритуальный плащ, шагнул мимо застывших, как изваяния, гвардейцев Императора в широко распахнутые двери зала для аудиенций. За его спиной слышались легкие шаги Эфы.

Стараясь ничем не выказать своего отвращения, герцог шел по бесценному хельсинскому мрамору к четырехметровому возвышению, на котором располагался трон Императора. Придворные, заполнявшие огромный зал, представляли собой коктейль из лизоблюдов, подхалимов и полных ничтожеств, но каждый из них считал долгом выразить презрение к опальному герцогу, дабы угодить Его Императорскому Величеству. Отвратительная картина! Император наблюдал за его приближением с видимым неудовольствием, и Рейт отметил про себя, что он уже пьян и явно не против продолжить начатое. Проклятье! Он остановился в предписанных двадцати шагах от трона и поклонился. Император не соизволил даже кивнуть в ответ, всем своим видом показывая, каким ничтожеством он считает герцога Оттори, а герольд, по обычаю застывший у подножия его трона, громко прокричал:

— Приведите самозванца!!

Тут же из бокового прохода показались стражники. Они волокли кого-то, кого только весьма условно можно было назвать человеческим существом. Рейт стиснул зубы. Кто бы ни спланировал всё это представление, единственной целью мерзавца было вывести его из себя, спровоцировать на действия, которые дадут повод взять его под стражу, чтобы потом тихо убить в каком-нибудь застенке. Он прекрасно понимал это и всё-таки едва сдерживался, глядя на истерзанного, потерявшего всякое сходство с человеком Тернана, его друга и лучшего разведчика.

Великий Саан! За что такая кара? Сначала Линир, теперь Тернан, он что, обречен потерять всех, кого любит в этом мире? Ему хотелось кричать от ярости и боли, но внешне он никак не показал, насколько его потрясло увиденное. Спокойным голосом, ничем не выдавая своей ненависти к человеку, развалившемуся на троне, Рейт отчеканил формулу признания:

— Клянусь Сааном в том, что этот человек является моим вассалом и дворянином, тому порукой моя честь и моя жизнь!

Император скривился, словно проглотил кислую ругуру, и повелительно махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена. Герцог коротко поклонился и, резко развернувшись, покинул тронный зал. Ненависть переполняла его, заставляя стискивать зубы в бессильной ярости. До тех пор, пока этот позор рода человеческого носит корону, он не может причинить ему вреда! Будь всё проклято! Он давал клятву верности и не имеет права ее нарушить! Саан бы побрал это благородное воспитание! Не чем иным, как глупостью, подобные предрассудки не назовешь, но и переломить себя не хватает сил!

Сзади раздавались легкие шаги Эфы — живой демонстрации того, как можно изменить себя, если очень захотеть. Почему же ему, потомку бесчисленного количества благородных предков, это не удается? Ответить на вопрос он так и не успел. Перед ним распахнулись парадные двери, и герцог всё-таки не справился с собой — застыв на пороге. Открывшаяся перед ним картина могла вогнать в ступор любого своей циничностью и демонстративной жестокостью. На дорогом мраморе крыльца безжизненно лежал Тернан! Его бросили на холодный камень, как бездомную собаку! И ни одного слуги рядом! А ведь, согласно этикету, его катер находится в трехстах метрах от крыльца! Как он сможет донести туда искалеченного человека, не доконав его своими неуклюжими попытками помочь? Ведь приблизиться к дворцу его гвардейцам не дадут!

Эфа хмуро наблюдала за всем происходящим, спрятавшись за бесчисленными слоями дорогого шелка. Ситуация ей не нравилась. Человек на троне явно что-то затевал. Что-то, для чего ему нужно было вывести герцога из себя. Лишить его привычной собранности и осмотрительности. Увидев, что Рейт застыл на пороге, она напряглась и просканировала окружающее пространство на предмет возможной угрозы. Так и есть! Пара снайперов и боевые катера. Император неплохо подготовился. Однако, для того чтобы пустить ракету, катерам понадобится время. Странно, каким же образом они хотят удержать герцога как можно дольше вне защиты силовых полей его катера? Откуда-то сбоку пахнуло болью. Эфа усмехнулась — всё гениальное просто. Тернан. Его же следует как-то доставить на катер. Ну-ну. Пора показать, на что способен хорошо обученный телохранитель.

Эфа скользнула вперед, мягко, чтобы, не дай Саан, не поранить, схватила герцога за руку и, увлекая его за собой, выскочила на крыльцо, по дороге подхватив так и не пришедшего в себя Тернана. Несколько пуль щелкнуло там, где он только что лежал. Но снайперы опоздали. Безнадежно опоздали. Девушка промчалась по открытому пространству парадной аллеи императорского дворца как вихрь и, не теряя времени на споры, просто закинула герцога и его вассала в салон катера. Пока ошарашенные гвардейцы задраивали двери, она вышвырнула пилота с его места на пассажирское кресло и начала разгон турбин.

Тонкие пальцы заплясали на клавишах, устанавливая самую мощную из всех возможных конфигурацию полей, а катер уже свечой взвился в небо, уходя из зоны действия защиты дворца. Эфа не собиралась рисковать. На задних сиденьях раздались сдавленные стоны. «Проклятье Саана! Перегрузки! Как бы не угробить спасаемых!» — пронеслось у нее в голове, но уже в следующее мгновение ей стало не до того. Появились катера… класса «бездна». Шансы выжить быстро приближались к нулю. Эфа стиснула зубы. У нее нет выхода, она обязана спасти герцога. Любой ценой. Только вот сделать это будет сложно, невероятно сложно. Катера класса «бездна» использовались для космических боев внутри звездных систем, попытка противостоять им на сколь угодно вооруженном и оборудованном атмосферном катере — чистое самоубийство, а до резиденции герцога семнадцать кварталов! Отчаяние, повеявшее с задних сидений, где, сбившись в кучу, сидели люди, подсказало ей, что телохранители тоже сделали эти несложные выводы и теперь готовятся умереть во славу герцога. Ну уж нет! Сегодня неподходящий день для смерти!

— Держитес-сь! — прошипела Эфа и бросила катер вниз, в кривые ущелья городских улиц.

А теперь поиграем! Великолепная машина слушалась ее беспрекословно. Она гнала катер на предельной скорости, лавируя между зданиями, используя любую возможность, чтобы сбить преследователям прицел и не дать разнести его на молекулы. Вдруг машину сильно тряхнуло, и она едва удержала рычаги управления, разминувшись на считаные сантиметры с углом какого-то здания. Это еще что? Бросив короткий взгляд на монитор заднего вида, Эфа яростно зашипела. Улица просто исчезла в объемном взрыве! «Они что, совсем сумасшедшие, стрелять по мирным жителям? Хотя, — тут же одернула она себя, — в этом нет ничего удивительного». Она знала Императора и была готова поспорить на свою жизнь, что благоразумие в список его достоинств никогда не входило.

Эфа заставила себя сосредоточиться так, как ее учила Хиза, и ощутила на себе враждебное внимание. Один из стрелков явно поймал катер на прицел! Не раздумывая, девушка бросила машину в пике, отчаянно надеясь, что конструкция выдержит и не развалится от вибрации, вызванной этим головоломным трюком. Земля надвинулась одним безумным скачком, сзади послышались крики ужаса. Не обращая на них внимания, Эфа вцепилась в штурвал, отсчитывая секунды. Если она правильно помнила карту города, то сейчас… Вот оно!

Прямо перед катером выросла арка транзитного туннеля. Не раздумывая, девушка направила машину туда и с удовольствием ощутила всплеск разочарования, когда она скрылась под тоннами сверхпрочного бетона. Стрелок промахнулся и теперь уже не мог исправить свою ошибку. Стальные перекрытия туннеля сбивали ему наводку, а лезть вслед за катером для любого пилота, не обладающего зрением и реакцией Эфы, было просто самоубийством. Довольно оскалившись, она переключила зрение на инфракрасный диапазон и, не снижая скорости, понеслась по туннелю, увертываясь от тихоходного наземного грузового транспорта. Всё, что к нему относилось, можно было назвать безмозглыми железяками, управляемыми старенькими компьютерами, и сообщить о месторасположении герцогского катера они не могли. «По крайней мере, пока кто-нибудь не додумается подключиться к их базе данных», — тут же поправила себя Эфа. Так, теперь пришло время проверить, как там ее пассажиры.

— С-с-с вами вс-сё в порядке? — поинтересовалась Эфа, не отрывая взгляда от экрана. Нестройный хор голосов с задних сидений заверил ее в том, что никто не пострадал. Что ж, можно сказать, что операция по спасению герцога прошла успешно. Теперь осталось совсем немного. Эфа вызвала в памяти план туннелей и принялась обдумывать наиболее короткий путь до резиденции. Чем скорее они окажутся под защитой системы безопасности особняка герцогов Оттори, тем лучше для них. И желательно сократить пребывание на поверхности до минимума. Почему-то у нее не возникало сомнений в том, что возле резиденции их уже поджидают.

Рил молча сидел в кресле центра управления защитой резиденции герцогов Оттори и хмуро наблюдал за тем, что происходило на мониторах. Служба безопасности герцога сработала выше всяких похвал. Нападающих своевременно заметили и подняли боевые щиты, обезопасив резиденцию от несанкционированного вторжения. Да вот только герцог в этот момент находился при дворе. Глупый мальчишка сунулся в логово отторианской кобры почти без телохранителей! И теперь старый наставник сидел перед мониторами и гадал: сумеет ли его воспитанник вырваться из ловушки, подстроенной ему Императором, или вскоре по секретным каналам имперской Службы безопасности сообщат о том, что объект уничтожен.

Рил отдавал себе отчет, что шансов у Рейта почти нет. Еще только въехав в резиденцию и узнав об отбытии герцога на прием к Императору, старый разведчик понял, что ему очень повезет, если он увидит своего воспитанника живым. Его разведслужба давно уже перехватывала переговоры имперской Службы безопасности, но это только позволяло оставаться в курсе событий. Помочь герцогу он не мог. Вокруг резиденции висели боевые катера класса «бездна», и любые попытки снять щиты в лучшем случае закончились бы гибелью группы спасателей, а скорее всего, захватом единственного места, где Рейт мог бы скрыться от преследования.

Рил все это прекрасно понимал, но всё равно с трудом удерживал себя от приказа подготовить группу быстрого реагирования.

Бесшумно приоткрылась дверь, и в образовавшуюся щель просунулась папка с новой распечаткой переговоров преследователей. Рил, не глядя, протянул руку и выхватил папку из рук помощника. «Так, что там у нас?» — Старик торопливо приложил к золоченому замочку перстень, и папка с тихим звоном открылась. Переговоры не содержали ничего интересного. Всё то же самое, с того момента как преследователи потеряли катер герцога в транспортных туннелях. Перекрыть все выходы из туннелей вблизи резиденции герцога, попытаться просканировать участок подземных коммуникаций из космоса. Рил поморщился. Кто бы ни вывел катер из-под обстрела — этот отчаянный малый сейчас находился практически в безвыходном положении.

Старый разведчик отложил папку и задумался, откинувшись на спинку мягкого кресла, предусмотрительно поставленного в центре управления его расторопным помощником. На мониторах по-прежнему виднелись катера противника. Рил смотрел на экраны и пытался сообразить, что бы он сам сделал, оказавшись на месте герцога. Мальчик должен понимать, что все выходы из туннелей перекроют и прорваться на гражданском, пусть и неплохо оборудованном катере, ему не удастся. Что тогда? Скрыться где-нибудь в другом месте? Нет, только не на Тронном мире! Здесь у герцога нет надежной базы, а пытаться спрятаться наобум — верный способ погибнуть. Катер, конечно, вооружен, но одно дело пробить сколь угодно толстую стену, чтобы вырваться из ловушки, и совсем другое противостоять противнику с боевыми щитами и космической броней.

Стоп! Рил даже привстал, до такой степени его поразила догадка, изящная в своей простоте и дерзости. Оружие герцогского катера, разумеется, не пробьет защиту преследователей, а вот разрушить свод транспортного туннеля сможет без труда! Старый разведчик резко развернулся вместе с креслом и вдавил до предела кнопку вызова на коммуникаторе. Не прошло и минуты, как в комнату влетел его помощник. Парень явно торчал под дверью, ожидая, когда строгий начальник вызовет его. Рил одобрительно покосился на безупречный мундир Хета, отметил, что подчиненный уже проанализировал открывшуюся перед ним картину и сделал правильные выводы. Молодой человек едва скрывал нетерпение и надежду, что его учитель снова сотворит чудо и ситуация кардинально изменится.

— Ты правильно угадал, — проскрипел Рил. — Я действительно кое-что понял. Но пока это тебя не касается. Немедленно отдай приказ всем операторам защиты быть наготове и, как только катер Его светлости появится, снять защиту. И обратите внимание на сейсмодатчики. Более чем вероятно, что герцог попытается прорваться, взорвав свод транспортного туннеля!

Парень козырнул и бегом бросился исполнять приказ. Рил прикрыл глаза, еще раз обдумывая ситуацию и прикидывая, не пропустил ли он что-нибудь важное. Вроде нет. Все приказы отданы, оставалось ждать. Ждать и надеяться, что он не ошибся, что операторы отреагируют вовремя, что герцог сумеет прорваться, что…

Сигнал тревоги ворвался в тишину центра управления и заставил Рила вскочить и броситься к консоли. Саан! Он всё-таки оказался прав! На левом мониторе отчетливо было видно, как часть дорожного покрытия беззвучно проваливается вниз и из здоровенной дыры выныривает катер с герцогским гербом. Операторы сработали выше всяких похвал! Сегмент защитного поля мгновенно исчез, открывая проход, вкоторый без труда могла протиснуться гражданская машина. Ближайший имперский катер открыл огонь, замешкавшись лишь на мгновение, но этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы пилот успел полностью вывести катер герцога из дыры и резко бросить его в сторону, сбивая охотникам прицел.

Рил восхищенно покачал головой. Кто бы сейчас ни управлял этой машиной, он пилот милостью Саана! Похоже, парень заранее предугадывает, куда придется следующий выстрел, и успевает увернуться за отпущенные ему доли секунды! Но какие же должны быть сейчас перегрузки в этой несчастной скорлупке! Гражданский катер не приспособлен для таких маневров!

Рил снова потянулся к коммуникатору.

— Приготовить медотсек к приему пострадавших! Команду медиков во двор!

Только бы неизвестный пилот не ошибся! Один выстрел, и…

Сердце старого разведчика замерло, когда он увидел, что имперские пилоты изменили тактику. Поняв, что не удастся поразить слишком верткую мишень, они сосредоточили огонь на прорехе в защитном поле! Теперь точно конец! Рил закрыл глаза дрожащей рукой. Что бы он только не отдал сейчас за пару пушек, способных отогнать этих стервятников! Но по императорскому указу Саан знает какого года на Тронном мире любое тяжелое вооружение было запрещено под страхом смертной казни! Рил обреченно опустился в кресло, осознавая, что гибель герцога всего лишь вопрос времени. Но в следующее мгновение он снова вскочил и приник к монитору, не веря своим глазам.

Пилот герцогского катера и не думал убегать! Он уверенно вел катер прямо в огонь! Самоубийца! Рил не мог понять, на что он рассчитывает. Однако пилот не собирался кончать жизнь самоубийством. По прорехе в защитном поле вели огонь два катера, но их выстрелы ложились в мишень одновременно, оставляя тем самым безопасный промежуток в доли секунды. И этим промежутком виртуозно успевал воспользоваться пилот герцогского катера. Он даже не изменил скорость, чтобы подгадать момент! Катер просто ввинтился в дыру, и поля тут же встали на место, надежно отсекая преследователей. Рил перевел дух и непонимающе посмотрел на хронометр. Если верить этой электронной штуке, не прошло и двух минут! А ему показалось, что все эти маневры заняли не меньше двух часов! Старый разведчик покачал головой, досадуя на себя за неспособность правильно оценить прошедший промежуток времени, и торопливо покинул центр управления, чтобы убедиться в том, что с его мальчиком всё в порядке.

Рейт устало откинулся в кресле. Он еще не мог поверить в то, что безумный побег из императорского дворца удался. И у них даже нет раненых, кроме Тернана! Эфа заглушила двигатель:

— Хорошо покаталис-с-сь! Все живы?

Герцог мог только молча кивнуть в ответ. Восприятие его телохранителем реальности в несколько искаженном виде давно не удивляло, но иногда заставляло жалеть о том, что он вообще ввязался во всё это. Но, тут же напомнил себе Рейт, если бы не Эфа, никого из них на данный момент не было бы в живых. Несколько раз глубоко вздохнув, герцог заставил себя успокоиться и покинул искореженный катер. Его люди уже вышли из машины, едва не ставшей их могилой, и теперь с благоговейным трепетом рассматривали, во что ее превратили перегрузки. Рейт тоже бросил взгляд на катер и тихо присвистнул. Марку машины теперь определила бы не всякая экспертиза. Н-да-а, в этот раз Эфа превзошла сама себя!

— Ваша светлость! Вы живы? — Герцог повернулся на голос и увидел спешащего к нему Рила. Рейт не мог не улыбнуться. Он еще ни разу не видел своего наставника в таком состоянии.

— Со мной всё в порядке! — поспешил он успокоить старого друга и учителя. И повернулся к медикам, тут же, во дворе, заваленном всевозможным хламом после обстрела, оказывающим помощь Тернану: — Как он?

— Будет жить, милорд! — Глаза врача были грустными и усталыми. — Более определенно я скажу вам через несколько часов. Но уже сейчас можно утверждать, что быстрого выздоровления не получится. Слишком сильное истощение.

Герцог скрипнул зубами, стараясь сдержаться и не наорать на ни в чем не повинного врача.

— Делайте всё, что сможете, доктор! — И повернулся к Рилу: — Как обстановка?

— Мы в осаде, Ваша светлость. Если не случится ничего неожиданного, то максимум через два дня мы будем уничтожены.

Рейт тихо выдохнул, пытаясь не выказать отчаяния, и жестом приказал ему следовать за собой. В мрачном молчании они поднялись по роскошной лестнице в кабинет герцога. Как только за ними закрылась бронированная дверь и заработала система защиты от прослушивания, Рейт тихо произнес:

— Рассказывай, друг.

— К сожалению, рассказывать практически нечего. — Рил устало проковылял к креслу и с кряхтением опустился в него. Внезапно герцог понял, насколько же стар его наставник. Словно все прожитые им годы обрушились на него разом, больше не сдерживаемые железной его волей. — Мне практически ничего не удалось узнать. Кто бы ни стоял за Императором, прячется он мастерски. За последние шесть месяцев Император не общался ни с кем, в ком можно было бы заподозрить организатора заговора. Только фавориты из придворных и слуги. И тех и других проверили. Они те, за кого себя выдают. Фавориты умом и сообразительностью не блещут, практически ничем не отличаются от Его Величества. Однако, судя по распоряжениям, поступающим от главы имперской Службы безопасности, за нас взялись всерьез. И именно вы являетесь для них целью номер один. Первую атаку мы отбили благодаря тому, что противник нас недооценил, но час назад был перехвачен приказ командующему базой «Тайфун». К Тронному миру направляется боевая эскадра. Ее цель — ваша резиденция. Против залпов нескольких линкоров наша защита долго не устоит.

— Но эти залпы снесут к Саану в преисподнюю весь квартал! — Рейт был не в состоянии поверить в то, что подобное возможно. По привычке заняв место за своим рабочим столом, он не сводил с наставника глаз. — Даже сумасшедший не станет такое творить.

— Станет, Ваша светлость. Приказ уже отдан. Так что у нас осталось время только до того момента, как эскадра выйдет на орбиту Тронного мира.

— А если я сдамся…

— Нет! Император всё равно не пощадит преданных вам людей! Только вместо быстрой смерти они будут медленно гнить в застенках Его Величества.

Рейт молча кивнул, соглашаясь со словами наставника.

— Осталось только умереть достойно. Не стоит сообщать людям о том, что они обречены.

Рил горько улыбнулся и впервые обратился к герцогу без церемоний:

— Ты прав, мальчик. Пусть у людей будет хоть какая-то надежда.

Два близких человека молча сидели в кабинете, глядя на портрет Императора, согласно закону украшавший одну из стен. Голограмма едва заметно мерцала, и от этого казалось, что изображенный на портрете ехидно ухмыляется. Им не нужны были слова. Зачем? Каждый понимал другого, как самого себя. Времени оставалось всё меньше.

Эфа рассеянно оглядела беспорядок, царивший в резиденции герцога, и неодобрительно покачала головой. Сумасшествие какое-то! Если так и дальше будет продолжаться, ей не удастся отдохнуть! А отдохнуть ей надо. Хотя бы для того, чтобы найти выход из создавшегося положения. Что-то ее никак не прельщает возможность сидеть и покорно ждать, пока ее убьют! Лучше она что-нибудь придумает и напоследок удивит своих врагов. Но для этого надо как следует выспаться. Вздохнув, Эфа направилась по замусоренной главной лестнице в покои герцога. Что-то подсказывало ей, что хозяин в них сегодня ночью не появится, а слуги туда без приказа тем более не зайдут. Идеальное место для отдыха!

В коридоре второго этажа было пусто. Ковровое покрытие мягко пружинило под ногами и глушило ее шаги. Роскошь, окружающая ее со всех сторон, мало волновала Эфу, но портреты предков Рейта вызвали приступ любопытства. Вдоль стен висели голограммы самых разных людей. Единственное, что их объединяло — это выражение глаз. Семья Оттори никогда не славилась смирением. Один из портретов заставил ее остановиться и внимательно приглядеться к человеку, изображенному на нем. Невысокий стройный мужчина даже со старинной голограммы излучал силу и уверенность в себе. Жесткий взгляд светлых, почти бесцветных глаз, казалось, проникал в самую душу. Презрительная надменная полуулыбка кривила тонкие губы. Эфа наклонила голову набок, изучая лицо давно умершего человека. «Не хотелось бы мне с ним сражаться!» — мелькнула у нее в голове странная мысль. Она даже не удивилась, когда, прочитав табличку под портретом, узнала что это Нетор, первый герцог Оттори. Только такое существо и могло заключить с диинами договор о ненападении. Про себя Эфа пожалела несчастных слуг, которым приходилось жить с ним в одном доме. Этот хищник явно не привык кого-либо щадить.

Портрет висел прямо напротив двери в герцогские покои, и Эфа, оторвавшись от изучения изображения предка своего господина, скользнула в темноту роскошной спальни Рейта. Система безопасности, как всегда, ее проигнорировала, и девушка с довольным шипением зарылась в мягкие подушки. Она сейчас немного поспит, а потом займется неотложными делами. План необходимо привести в исполнение. Времени остается всё меньше.

Что-то тяжелое и неприятно пахнущее грохнулось на нее сверху. И Эфа среагировала инстинктивно. Неизвестный агрессор полетел на пол, надежно обездвиженный, а ее кинжал уперся ему в горло. Пришелец затрепыхался и попытался вырваться из ее захвата. Тихо рыча от ярости, Эфа как следует приложила человека коленом по спине, чтобы не дергался, и сердито поинтересовалась:

— Как ты с-с-сюда забралс-с-я?

Незнакомец сдавленно охнул и закашлялся. Эфа встряхнула его еще раз, чтобы поторопить с ответом и вдруг почувствовала сквозь непереносимую вонь алкоголя знакомый запах. Проклятье! С тех пор как диины убрали из ее психики директиву подчинения своему господину, она уже не так хорошо ощущала родство крови. И вот, пожалуйста! Едва не прикончила герцога только потому, что он напился и она не сразу узнала его запах. Кажется, она теряет хватку. Эфа осторожно, стараясь не поранить, отпустила Рейта и отодвинулась к стене. Тот снова закашлялся и попытался сесть, держась рукой за кровать. Эфа, аккуратно убрав когти, помогла ему принять более или менее вертикальное положение и снова поморщилась от исходившего от него запаха. И как только люди могут употреблять такую гадость?! Рейт несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем смог членораздельно заговорить:

— Что ты здесь делаешь, Эфа?

— С-с-сплю.

— Но почему в моей спальне?! — Герцог уже не пытался скрыть раздражение. — В доме что, нет свободных комнат?

— Ес-с-сть. — Эфа была в недоумении. При чем здесь свободные комнаты? О чем вообще толкует этот человек?

— Прекрасно! Комнаты есть! Тогда что ты делаешь в моейспальне, Саан тебя загрызи?!

— Там с-с-слишком много людей. — Эфа беспокойно пошевелилась. Разговор совсем перестал ей нравиться. — Я не хотела кого-нибудь убить с-с-случайно. Я с-с-слишком ус-с-стала. Инс-с-стинкты могли выйти из-под контроля.

Глаза герцога сначала удивленно расширились, а затем в них мелькнуло понимание. Эфа почуяла, как от него исходят волны раскаяния вперемешку с укорами совести. Это не входило в ее планы. В конце концов в создавшейся ситуации виновата она сама. Но, к сожалению, по непонятной ей причине люди руководствовались совершенно другой логикой, понять которую Эфа так и не смогла, несмотря на все попытки ее учителя-человека. Она осторожно протянула герцогу руку и помогла подняться на ноги.

— Я не хотела причинить вам вред. Мне пора идти.

— Подожди! — Ну вот, так она и знала, сейчас начнет извиняться за то, что плохо о ней подумал. Как будто мысли могут причинить вред! — Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто…

Эфа почувствовала состояние герцога. Человек считал, что скоро умрет, и поэтому изо всех сил старался держать себя в руках, чтобы не сорваться и не показать окружающим свой страх и беспомощность! А вот этого она, кажется, не учла! Всё-таки она еще очень плохо понимает психологию людей. Пора исправлять положение, пока он чего-нибудь не натворил.

— Вс-с-сё будет хорошо! Мы выберемс-с-ся. Поверь! — Посчитав свою задачу выполненной, Эфа метнулась к двери и, бесшумно открыв ее, исчезла в полутемном коридоре, а Рейт лишь с недоумением посмотрел ей вслед.

И горько улыбнулся в темноте. «Насколько же плохо он выглядит, если даже Эфа сочла своим долгом поддержать его! Она, безусловно, совершенствуется! Уже не только понимает человеческие эмоции, но и научилась правильно реагировать на них! Невероятно, еще полгода назад она больше напоминала робота, чем живое существо, и вот пожалуйста! Как жаль, что завтра Эфа умрет вместе со всеми остальными под ударами главного калибра имперских линкоров. Хотя если у кого и есть шанс выжить, так это у нее. Рейт покачал головой, прогоняя ненужные мысли. Кого он обманывает? Завтра не выживет никто на много миль вокруг. А на месте резиденции будет оплавленная воронка. Подойдя к креслу, одиноко стоящему в углу, герцог забрался на него с ногами, как в детстве, и погрузился в воспоминания о времени, когда еще были живы его родители и весь мир казался добрым. Как же давно это было…

В том же кресле его и застал рассвет. Рейт потянулся, с удивлением обнаружив, что смог уснуть в такой неудобной позе, и покрутил головой, снимая напряжение с плеч. Хронометр показывал шесть утра, у него оставалось около получаса на то, чтобы привести себя в порядок и подняться в центр управления встречать свою судьбу. В конце концов умирать тоже можно по-разному.

Когда герцог вошел в широко распахнутые двери центра управления, никто бы не заподозрил, что он провел ночь в кресле, а до этого весь вечер пил. Белоснежная рубашка деликатно выглядывала из-под дорогого черного камзола. Длинные волосы в модном беспорядке рассыпались по бархату воротника. В правом ухе покачивалась рубиновая сережка с выгравированным на ней миниатюрным гербом его рода. Левая рука в элегантной перчатке опиралась на простой эфес родового меча. Пододвинув ногой в безупречно начищенном сапоге ближайшее кресло к главному монитору, герцог спокойно сел и небрежно кивнул операторам:

— Доложите текущую обстановку.

Рил понимающе посмотрел на него из дальнего угла, но остальные ничего не заметили. Они видели только то, что хотели видеть — герцога, спокойного, уверенного в себе и в победе.

— Обстановка остается неизменной вот уже шесть часов, милорд! — браво отрапортовал старший оператор. — Противник по-прежнему находится на занятых позициях. Агрессии пока не замечено.

— Спасибо, Джол. — Рейт позволил себе легкую улыбку одобрения, и оператор зарделся от удовольствия. Герцог вспомнил его имя! Есть от чего возгордиться!

Рейт не заметил, какое впечатление произвели его слова на подчиненного, он напряженно вглядывался в экран, ожидая, когда мощная система наблюдения его резиденции обнаружит наконец имперскую эскадру. Самое страшное не смерть, а ожидание смерти — всплыли в памяти герцога слова его старого наставника. Именно таким образом Рил пытался успокоить его после смерти родителей. Тогда маленький Рейт не понял старика, теперь он понимал его слишком хорошо…

Сигнал тревоги резанул по натянутым нервам, заставив герцога резко выпрямиться, выныривая из воспоминаний. По монитору дальнего обнаружения скользили красные точки линкоров, быстро приближаясь на расстояние удара. В комнате зазвенели испуганные, недоуменные голоса. Рейт молча смотрел на экран. Сейчас! На пульте замигал сигнал вызова, и Джол машинально нажал кнопку воспроизведения изображения, не сводя глаз с монитора. По экрану побежали полосы, и картинка сменилась. Теперь на мониторе появилось изображение Императора в полном парадном облачении. Несколько мгновений он надменно разглядывал застывших у экрана людей. А Рейт внимательно смотрел на человека, который очень скоро станет его убийцей, и не чувствовал ничего, кроме досады. Проиграть такому ничтожеству! Когда Император заговорил, досада только усилилась:

— Изменники! Вы приговариваетесь к смерти за то, что посмели посягнуть на устои нашей великой Империи и подвергли угрозе народ, который мы клялись защищать. Мы долго пытались вернуть вас на путь истинный, но вы погрязли в предательстве и алчности. И теперь данной нам властью мы отдаем приказ о вашей казни и молимся за спасение ваших душ, если не на земле, то на небесах…

Рейт со злостью выключил звук и повернулся к рилу, не обращая внимания на смятение, царившее в комнате:

— Ты был прав, старый друг! Это ничтожество нужно было свергнуть, когда у нас была такая возможность. Он даже смертный приговор зачитывает по бумажке!

Рил устало усмехнулся:

— Теперь поздно признавать ошибки. И, клянусь Сааном, я ничего не хотел в этой жизни больше, чем оказаться сейчас неправым. Но, к сожалению…

— К с-с-сожалению, вы правы, масс-с-стер-разведчик! И это прос-с-то прекрас-с-сно!

— Что? — в один голос воскликнули герцог и его старый учитель.

— Эфа, о чем ты говоришь? — Рейт приложил усилия, чтобы его голос звучал спокойно. Не хватало еще, чтобы Эфа сорвалась и…

— Я говорю о том, что это запис-с-сь.

Девушка молча скользнула к монитору и переключила картинку. Люди ахнули. Возле Тронного мира разворачивалось настоящее сражение! Имперская эскадра была практически уничтожена, а неизвестные корабли уже успели перекрыть все подступы к системе.

— Что происходит? — пораженно воскликнул Рейт. — Чьи это корабли?

— Ваши. — Казалось, Эфа усмехается под своими платками. — Правда, команда на них — моя.

— Что?

Вместо ответа девушка шагнула к пульту управления и, отстранив растерянного оператора, что-то быстро набрала на клавиатуре. На мониторе сейчас же появилось изображение рубки корабля. Но не это вызвало вздох удивления у всех присутствующих, а те, кто в ней находился. За пультами управления корабля как ни в чем не бывало сидели диины! Эфа активировала связь:

— Приветс-с-ствую тебя, Тальза. Как у нас-с-с дела?

— Всё в порядке, — прозвучал в ответ странный рычащий голос диина. — Сопротивление подавлено. Всё идет по плану. Можешь выдвигаться во дворец. Для представления всё готово!

— С-с-спас-с-сибо! — Эфа отключила связь и повернулась к герцогу: — Нам пора во дворец. Вы, кажетс-с-ся, с-с-сожалели о том, что не с-с-могли с-с-свергнуть Императора? Теперь у вас-с-с появитс-с-ся такая возможнос-с-сть!

ГЛАВА 2

Эфа устроилась на заднем сиденье катера и подозрительно косилась на Рейта. После ее разговора с Тальзой герцог не произнес ни слова, и ее это сильно беспокоило. Как же плохо еще она понимала людей!

Рил сидел на переднем сиденье и тоже подозрительно посматривал на нее через плечо. Он явно был растерян. Эфа молча поморщилась про себя. Если она рассчитала неверно, все они погибнут. Рано или поздно. Так или иначе. Катер проносился по безлюдным улицам замершей от страха столицы. За тысячу лет здесь успели отвыкнуть от переворотов, да еще таких дерзких. Эфа улыбнулась под платком. «Ничего, скоро люди еще и не к такому привыкнут! Может быть, стоит начать разговор с герцогом самой? А что, это, кажется, не такая уж плохая мысль!» Эфа повернулась к герцогу и тихо, чтобы не услышали остальные, прошипела:

— Вы с-с-сердитес-с-сь?

— Нет. Просто не понимаю, — последовал такой же тихий ответ.

— Я знала ваше отношение к переворотам и поэтому не с-с-стала вас-с-с пос-с-свящать в детали замыс-с-сла. А теперь мне ос-с-стаетс-с-ся только прос-с-сить вас-с-с поверить мне.

— Ты же знаешь, Эфа, что я верю тебе, как самому себе. Что ты задумала?

— Маленькое предс-с-ставление. Ес-с-сли вс-с-сё получитс-с-ся — к вечеру вы будете править этой Империей.

— А если не получится?

— Мы вс-с-се умрем.

— Интересно, и почему я ожидал услышать именно этот ответ? — Рейт неожиданно тепло улыбнулся Эфе. — Ладно, я поддержу тебя, что бы ты ни задумала.

— С-с-спас-с-сибо!

Катер остановился у парадного крыльца императорского дворца, и Эфа молча открыла дверцу, не дожидаясь, пока это сделает шофер. Представление началось!

Рейт шел по коридорам дворца в сопровождении двух неизвестно откуда взявшихся диинов. Как только они миновали холл, Эфа куда-то исчезла, и герцог теперь гадал, чем же занят его сумасшедший телохранитель. Оставалось надеяться, что несомненное безумие задуманного не отразилось на чувстве самосохранения Эфы, и Рейту не придется стать свидетелем ее гибели, да и ему самому хотелось немножко пожить.

Вокруг царил разгром. Оплавленные стены, дыры в потолке и полу недвусмысленно свидетельствовали о разыгравшемся здесь недавно сражении. Однако трупов видно не было, только кое-где на белом мраморе алели пятна крови. Рейт тревожно оглянулся по сторонам, вокруг ни души, если не считать его телохранителей. Что, Саан побери, всё-таки происходит? Наконец показались двери тронного зала. Герцог прислушался, из-за тяжелых створок доносился какой-то неясный шум. Диин, шедший справа от него, спокойно открыл дверь и отступил в сторону, предлагая герцогу войти первым. Глубоко вздохнув, Рейт шагнул в тронный зал и замер — слишком неожиданная картина предстала перед ним. Следы сражения уже убрали. Огромные окна были открыты, чтобы скрыть отсутствие в них стекол и разогнать вонь от сгоревшего пластика. На троне при всех своих регалиях восседал Император, и, если бы не четверо диинов, стоящих рядом с ним навозвышении, можно было бы подумать, что всё здесь происходит по его желанию. Настолько надменный и самодовольный вид был у Его Величества.

«Неужели он не понимает, что часы его сочтены?» — удивленно подумал герцог. У подножия трона сгрудились придворные лизоблюды, со страхом поглядывающие на замерших вдоль стен крылатых воинов. Они тихо переговаривались, создавая тот невнятный гул, который Рейт услышал еще из-за дверей. И отдельной компактной группой у самого церемониального помоста стояли послы соседних государств. Эти были абсолютно спокойны. Каждый из них за годы службы в Империи насмотрелся такого, что банальный переворот вызывал у них только легкий профессиональный интерес.

Рейт растерянно покосился на своих сопровождающих, он не испытывал особого желания присоединиться к какой-либо из этих групп. Диин, словно поняв его замешательство, показал глазами на церемониальный помост. И только тогда Рейт заметил возле него Эфу в компании двух диинов и человека в мундире Великого канцлера. И герцог спокойным уверенным шагом направился к ним. Эфа молча кивнула ему и тут же перевела взгляд на Великого канцлера. Тот явно чувствовал себя в такой компании неуютно, но изо всех сил старался это скрыть. Рейт отметил про себя, что очень неумело пытался.

Внезапно приятный женский голос, который обычно программировался дворцовыми компьютерами, произнес:

— Внимание, начинаем открытое вещание. Внимание!

Рейт удивленно посмотрел на Эфу. «Что она задумала, Саан ее побери? — вертелось у него в голове. — Зачем ей понадобилось открытое вещание на всю Империю и несколько соседних государств, что еще за «представление» она собирается разыграть?»

Хальзар шагнул вперед и остановился перед помостом. Взгляды всех находившихся в помещении невольно сосредоточились на диине, который словно излучал ледяное сияние, его крылья трепетали за плечами, как экзотический плащ. Глубокий, невероятно красивый голос заполнил весь зал.

— По законам Империи тысячи солнц подданные имеют право требовать у Императора доказательства его права приказывать. Доказательства чистоты его крови. И вот сегодня мы требуем, чтобы Император Нором Четвертый подтвердил свое право повелевать нами. По древнему обычаю, императорское дерево Нор-ото вынесет свой приговор.

— Разве диины являются подданными Империи? — холодно поинтересовался посол Объединения свободных планет. Рейт невольно восхитился его мужеством и самообладанием. Даже не раз сталкиваясь с диинами, он не был уверен, что смог бы задать вопрос одному из них таким тоном.

— Наша родина — планета Оттори, которая входит в Империю тысячи солнц. Этого достаточно, уважаемый посол. — И больше ни у кого не хватило смелости оспорить его утверждение. Хальзар повернулся к Императору, неподвижно сидящему на троне. — Итак, Ваше Величество, вы готовы подтвердить свое право приказывать нам?

Нором IV скривил губы в презрительной гримасе и небрежно бросил:

— Я докажу вам свое право и, как только дерево подтвердит мое происхождение, позабочусь о том, чтобы никто из вас не ушел отсюда живым!

— Как пожелает Император! — Древние слова в устах диина звучали издевательски, но Император этого не заметил. Он сошел с трона и твердым шагом направился к церемониальному помосту.

Два диина уже открыли тяжелые, отделанные золотом двери, и Рейт невольно поежился, глядя во тьму, скрывающуюся за ними. Дерево Нор-ото — древняя легенда Империи. По преданию, первый Император привез его с неисследованной планеты. Дерево, пожирающее живьем каждого, в чьих жилах не текла кровь Императора или его прямого наследника. Даже ближайшие родственники Императора не могли безбоязненно подняться на церемониальный помост. Рейт вспомнил, как Рил однажды рассказал ему, что древняя легенда не лжет и не содержит ничего мистического. Просто в крови первого Императора оказалось особое вещество, вызвавшее нетипичную реакцию дерева, а его потомкам делали инъекцию сока дерева Нор-ото. Сок был ядовит для всех, кроме членов императорской семьи, и усиливал действие этого странного вещества. Если бы не инъекции, которые делали императорским наследникам через поколение, то со временем Императоры утратили бы власть над этим растительным хищником. Рейт нахмурился: на что рассчитывала Эфа, затевая весь этот спектакль. У него, может быть, и императорская кровь, но концентрация в ней вещества, позволяющего управлять деревом, недостаточна, чтобы взойти на помост.

Тем временем Император поднялся по золоченым ступеням и замер перед темным проемом. Все в зале невольно затаили дыхание. Этот древний ритуал не проводился публично уже много столетий. Большинство историков вообще считали его просто красивой легендой. Внезапно из темноты потянулись толстые корявые щупальца, чем-то похожие на лианы южных лесов. Император гордо выпрямился, с нескрываемым торжеством глядя на собравшихся у помоста людей. Он уже праздновал свою победу над заговорщиками. Щупальца замерли на какое-то мгновение, а затем осторожно, даже бережно, обвились вокруг застывшего на помосте человека. Придворные беспокойно зашевелились. Рейт невольно напрягся: если сейчас дерево…

Безумный крик разорвал тишину, установившуюся в тронном зале. Кричал Император. Древесные щупальца сжались и запульсировали. Крик Норома IV перешел в вой, в котором не было уже ничего человеческого. Император извивался в безжалостных объятиях дерева, тщетно пытаясь вырваться. Придворные закричали, многие из них упали в обморок. Послы невольно попятились от помоста, стараясь оказаться как можно дальше от монстра, заживо пожирающего на их глазах человека.

Только Эфа и диины оставались абсолютно невозмутимыми, словно заранее знали, что произойдет. Рейт не тронулся с места и с отвращением наблюдал за тем, как Император корчится в щупальцах Нор-ото. Внезапно крик оборвался, и на помост с глухим стуком упал обтянутый кожей скелет. В воцарившейся тишине неестественно громко прозвучал голос Хальзара:

— Что скажете, Великий канцлер?

Великий канцлер Мертог откашлялся и с трудом выдавил из себя:

— Узурпатор не имел права на трон! По закону Империи пусть себя испытает достойный!

Люди зашевелились, и Рейт вдруг с удивлением обнаружил, что оказался в центре внимания. На него смотрели с ожиданием.

«Неужели безумный план Эфы заключался именно в этом?! — Рейт незаметно поежился. Ну уж нет, на церемониальный помост он не взойдет ни за что. — Уж лучше умереть от меча, чем так!»

Он повернулся, чтобы высказать всё это своему сумасшедшему телохранителю, но не успел. Эфа спокойно шагнула вперед, привлекая всеобщее внимание:

— По закону Империи и по праву рождения я, Эфа, дочь Норома Третьего и Мализы Торонс-с-ской, готова пройти ис-с-спытание, чтобы доказать с-с-свое право приказывать подданным Империи тыс-с-сячи с-с-солнц!

В установившейся после этих слов тишине было слышно, как шуршат на сквозняке тяжелые шторы, украшающие окна тронного зала. Словно не замечая потрясения, написанного на лицах всех присутствующих в зале людей, Эфа спокойно поднялась на помост и, сбросив с плеч просторный плащ, замерла над телом узурпатора. Рейт невольно вздрогнул. Он уже успел забыть, как выглядит его телохранитель без многочисленных одежек. Сейчас перед собравшимися в зале людьми стояла стройная изящная девушка, которую можно было бы назвать красивой, если бы ее совершенные руки не портили длинные острые когти, отливающие черным, а из-под пышных, жестких даже на вид черных волос не торчали остроконечные уши. Окинув зал взглядом огромных янтарных глаз, Эфа улыбнулась черными губами, нарочно показав длинные клыки, и повернулась к темному проему, из которого уже тянулись жадные щупальца Нор-ото.

Рейт рванулся вперед, но сильные руки диина схватили его за плечи и удержали на месте. Он дернулся, стараясь освободиться, однако диин даже не шевельнулся, словно не замечая его усилий. Герцог едва не закричал от ярости, щупальца накрыли Эфу, и теперь ему оставалось только беспомощно наблюдать за разворачивающейся трагедией. Он весь сжался, ожидая нового крика, но девушка молчала. А потом щупальца засветились каким-то странным зеленым светом, который устремился в темноту — и вот уже всем собравшимся в зале открылась просторная комната, посреди нее росло гигантское дерево, освещающее ее своим светом.

Рейт краем сознания отметил, что пола в комнате нет и дерево практически растет на поляне, обнесенной со всех сторон стенами, а вместо потолка помещение накрывает силовое поле с односторонней проницаемостью. Дерево продолжало светиться, всё сильнее и сильнее, и вот по тронному залу поплыл тихий хрустальный звон. Люди ахнули в восхищении: дерево пело, приветствуя нового Императора. Рейт не мог поверить в происходящее. Эфа — дочь Императора? Император приказал сотворить такое с собственным ребенком? Это не укладывалось у него в голове. Свечение дерева постепенно уменьшалось, оно втянуло свои щупальца. Диины невозмутимо закрыли двери, отгораживая обиталище Нор-ото от остального зала. Эфа медленно повернулась и окинула притихших людей спокойным взглядом.

— Что скажете, Великий канцлер? — Голос Хальзара в установившейся тишине прозвучал неестественно громко. Канцлер дернулся, как от удара, и, судорожно сглотнув, выдохнул:

— Да здравствует Императрица тысячи солнц!

Придворные тут же подхватили этот крик, и Рейт саркастически заметил про себя, что каждый изо всех сил старался перекричать другого, выражая свои верноподданнические чувства. Только послы молча наблюдали за происходящим, и в их глазах герцог прочел беспокойство. Всё правильно. Иметь дело со сколь угодно плохим, но человеком — это одно, а заполучить в правители одного из сильнейших государств Галактики монстра, наверняка спятившего от генетических модификаций, — совсем другое. Эфа вскинула руку, и в зале снова установилась почтительная тишина.

— По законам нашей Империи Императрица не может править, не будучи замужем. Поэтому с-с-своим первым указом я объявляю с-с-своим мужем и с-с-соправителем Рейта, герцога Оттори, и возлагаю на него обязаннос-с-сти по поддержанию экономичес-с-ского процветания моей Империи! Указ будет оглашен завтра в тронном зале, с-с-со вс-с-семи формальнос-с-стями. Церемония венчания с-с-сос-с-стоится через два дня! Аудиенция окончена!

Дважды ей не пришлось это повторять. Придворные бросились вон из зала, как испуганные зверьки, послы последовали за ними с чуть большим достоинством, но тоже довольно поспешно. Через несколько мгновений в тронном зале остались только новая Императрица, ее принц-консорт и диины.

— Это самая глупая, непродуманная, безумная авантюра, которую я когда-либо видел! Ты совершенно не думаешь о том, что делаешь! Ты хоть понимаешь, что могла погубить всех нас! — кричал герцог, а Эфа молчала, только прижимала уши и морщилась, косясь на присутствующих при скандале Рила и Хальзара. Как она подозревала, только воспитание удерживало Рила от еще более эмоциональной тирады, Хальзар же просто наслаждался происходящим!

Эфа свернулась клубочком в большом мягком кресле, мечтая закрыть глаза и хоть на мгновение забыть о невероятно неприятных ощущениях, которые ей пришлось испытать в объятиях Нор-ото. Мало кому понравится перспектива быть съеденным заживо, а уж если паранормальные способности позволяют уловить ощущения того, кто жаждет это сделать… Уф! Эфа очень надеялась, что со временем воспоминания притупятся, иначе кошмары ей, похоже, обеспечены.

— И зачем тебе понадобился этот фарс с замужеством?!!!

Эфа вздрогнула. Рейт смотрел на нее с праведным возмущением и, казалось, не заметил, что она благополучно пропустила мимо ушей большую часть его тирады. Хм. Неужели он не понимает таких очевидных вещей? Или он специально ее проверяет?

— Таким с-с-спос-с-собом я обезопас-с-сила с-с-себя от попыток с-с-сос-с-седних государс-с-ств ввес-с-сти войс-с-ска на территорию Империи! — Эфа уже не скрывала злости. — Вс-с-е прис-с-сутс-с-ствующие в тронном зале пос-с-слы решили, что это тызатеял переворот и что именно ты с-с-станешь реальным повелителем Империи! Меня же пос-с-считали не более чем с-с-средс-с-ством легализации твоей влас-с-сти, с-с-сущес-с-ством, в чьих жилах течет кровь прежних правителей! — Девушка сердито оскалилась. — Авантюра была на с-с-самом деле детально разработанным планом, над которым трудилис-с-сь лучшие аналитики диинов. И одной из причин претворения его в жизнь была необходимос-с-сть с-с-спас-с-сти твою шкуру!

Эфа почувствовала предупреждающее шевеление за спиной и досадливо отмахнулась от подобравшегося Хальзара. Психолог нашелся! Не собирается она никого убивать! Даже этого тупого упрямца…

«Фу-у-у! Спокойно, Саан тебя побери!» — Эфа прикрыла глаза, стараясь справиться с подступающей яростью. Всё-таки сегодняшних испытаний многовато даже при ее выносливости. Какой-то странный звук заставил ее открыть глаза и сфокусировать взгляд на герцоге Оттори. Рейт сидел в кресле, неестественно выпрямившись, и рассматривал ее с каким-то совершенно новым выражением лица. Ну вот, опять! Эфа прижала уши и тихо зашипела от подступившего раздражения. Теперь он ее боится!

— Значит, ты использовала меня для укрепления собственной власти? — В голосе герцога больше не было никаких эмоций.

Девушка устало опустила голову. Она так и не научилась понимать людей. Некоторые вещи до сих пор ставили ее в тупик. Ну вот, например, его последние слова. Он что, не слышал, о чем она говорила в тронном зале? Или специально пытается вывести ее из себя? И, кстати, почему сегодня она так болезненно на всё реагирует? Может быть, умудрилась заболеть? Хотя нет, маловероятно. Отбросив лишние в этой ситуации мысли, Эфа постаралась ответить так, чтобы этот непредсказуемый человек понял ее правильно:

— Я с-с-сказала то, что с-с-сказала. Вы дейс-с-ствительно будете моим с-с-соправителем. — В голосе девушки звучала холодная официальность. — В изданном завтра указе будет пропис-с-сано, что в вашем ведении находится экономика и вс-с-сё, что с-с-с ней с-с-связано, я же приму на с-с-себя обязаннос-с-сти по обес-с-спечению внутренней и внешней безопас-с-сности Империи. Пос-с-скольку в экономике я вс-с-сё равно ничего не понимаю, а разведке, военному делу и дипломатии меня учили, и неплохо учили. Далее. Указ будет издан пос-с-сле с-с-свержения узурпатора, с-с-следовательно, с-с-соглас-с-сно законам Империи, приобретет с-с-силу неотменимого. Думаю, вам не нужно объяс-с-снять, что это значит?

Рейт молча кивнул, не глядя на Эфу. Он, как и все присутствующие в комнате, был хорошо знаком с законами Империи, которые установил еще первый Император. Действительно, первый указ, изданный после мятежа или предотвращения захвата власти лицом неимператорского происхождения, приобретал силу абсолютного закона и не мог быть отменен ни Императором, издавшим его, ни его потомками. Если Эфа подпишет этот указ, то Рейт станет ее законным соправителем.

— Я понимаю. — В его голосе не было злости, зато появилось искреннее недоумение. — Но зачем тебе это? Ты же сознательно ставишь под угрозу свою власть?

— Нет. — Эфа довольно оскалилась, наблюдая за изумлением, отразившимся на лице Рейта. — Пока я рас-с-споряжаюсь армией, разведкой и полицией, вы вряд ли с-с-сможете лишить меня влас-с-сти. А что до экономики, то ни я, ни мои дети никогда не будем прис-с-спос-с-соблены к тому, чтобы понять этот шарийс-с-ский лабиринт.

— Дети? — Рил подскочил в кресле. — А разве вы можете… — Он вдруг понял, что разговаривает с Императрицей, то есть с женщиной, и отчаянно покраснел.

Эфа ощутила его стыд и попыталась понять, чем вызвана такая странная реакция на безобидные, в общем-то, слова. Тут очень кстати в ее памяти всплыли уроки Горина — действительно, учитель рассказывал что-то о том, что в Империи не принято говорить с женщинами о деторождении, что это является крайней степенью невоспитанности, и тому подобную чушь.

— Да, я могу иметь детей. — Присутствующие удивленно уставились на нее, словно не могли поверить своим ушам. — Но, к с-с-сожалению, мои дети, с-с-сколько бы их ни было, будут только девочками. И унас-с-следуют вс-с-се мои с-с-спос-с-собнос-с-сти. — Эфа устало подняла глаза на пораженного герцога. — Я подумала, что тебе это с-с-стоит узнать заранее. Ведь это будут и твои дети.

— Ты хочешь сказать, что они будут так же выглядеть?

— Да. И не только.

— Но всё равно со временем твои потомки станут более похожими на людей. А твой указ не оставит выбора и им.

— Не будут. — Эфа кивнула на Хальзара, неподвижно стоящего в углу и наблюдающего за их разговором с нескрываемым интересом. — Он обс-с-следовал меня. Мои генетичес-с-ские изменения доминантны и передадутс-с-ся детям в полном объеме, кем бы ни был их отец. Подозреваю, Император с-с-собиралс-с-ся разводить с-с-своих телохранителей ес-с-стес-с-ственным путем. Это ведь гораздо дешевле, чем с-с-создавать каждого с-с-с нуля.

Рейт тихо выругался и поинтересовался:

— А ты уверена, что Хальзар не ошибся?

— Уверена. Он прекрас-с-сный доктор, даже по меркам диинов.

— Понятно. — Рейт перевел взгляд на окно, за которым солнце медленно двигалось к закату.

Эфа уловила его мысли о том, что сегодня был очень долгий и трудный день, и не могла с ним не согласиться. Но предстояло еще много дел, и она торопилась поскорее избавиться от самого неприятного из них. Разговор доставлял ей одни неудобства. Следующие слова герцога заставили ее насторожиться.

— Значит, проблем с престолонаследием не будет. Уже хорошо. Тогда, полагаю, нам пора заняться неотложными делами по упрочению своей власти. Не хотелось бы в один прекрасный день проснуться и обнаружить, что меня свергли из-за моей недальновидности. Хальзар, я поговорю с вами позже, а сейчас прошу меня извинить.

Эфа проводила подозрительно легко согласившегося с ситуацией герцога удивленным взглядом и повернулась к Хальзару:

— Ладно, с-с-с ним я потом разберус-с-сь. Ты подготовил доклад о том, что проис-с-сходит в Империи?

ГЛАВА 3

Рейт сохранял невозмутимое выражение лица до тех пор, пока за ним не закрылась дверь императорского кабинета, а затем обессиленно прислонился к стене и закрыл глаза.

— Ты слышал это, Рил? Или мне всё это только снится? Сегодня утром я готовился умереть, затем стал свидетелем государственного переворота, потом неожиданно оказался правителем огромной Империи и под конец мне сообщили, что все мои дети будут точными копиями матери, которую я иногда боюсь, а всё остальное время отчаянно мечтаю прикончить! Что может быть хуже?

— Не увидеть собственных детей. — Голос Рила, как всегда, звучал спокойно и рассудительно.

Герцог невольно улыбнулся старому другу:

— Наверное, ты прав. Но знаешь, я бы хотел попросить тебя держать меня в курсе всех ее замыслов…

— Я уже распорядился, милорд. Хотя не уверен, что это осталось для нее тайной.

— Не сомневаюсь. А теперь пойдем. Я собираюсь навести порядок во дворце и проследить за тем, чтобы починили систему безопасности.

— Мои люди как раз этим занимаются. Под присмотром диинов.

— Вот как? — Рейт помрачнел. — Значит, она мне всё-таки не доверяет.

— Скорее вам не доверяет новый начальник имперской Службы безопасности.

— Да, и кто он? — Герцог невольно восхитился скоростью кадровых перестановок. Эфа определенно делала успехи на непростом поприще правителя.

— Это она, милорд. Хиза — сестра Хальзара.

— Великий Саан! Да дворяне поднимут вой до небес, если узнают об этом!

— Ну, официально начальником числюсь я. Что, должен заметить, очень предусмотрительно с ее стороны и еще более укрепляет легенду о том, что реальным правителем Империи являетесь вы.

Рейт восхищенно покачал головой. Эфа прирожденная интриганка! Теперь он был даже рад тому, что у него нет планов по отстранению ее от власти. Тягаться с ней в искусстве плетения заговоров ему было бы очень трудно. Словно прочитав его мысли, Рил вздохнул:

— Это даже хорошо, что вас никогда не привлекали интриги. Кто бы ни создал Эфу — это был гений, но если бы я его встретил, то пристрелил бы на месте, как бешеную собаку. Сотворить такое с разумным существом — в голове не укладывается!

Герцог согласно кивнул и поинтересовался:

— Интересно, а кабинет мне уже выделили?

— Да, милорд. Кабинет Великого канцлера. Эфа уже успела упразднить эту должность.

Рейт тихо рассмеялся:

— Ну тогда веди, старый друг. Посмотрим, какие проблемы необходимо решать в первую очередь.

Через час он уже не улыбался. Дела Империи были в таком состоянии, что можно было смело говорить об экономической катастрофе. Бунты на окраинах и бесконечные празднества в столице истощили казну до предела. Огромный внешний долг наводил на грустные мысли о неспособности человеческого сознания объять необъятное, а многомиллионные армии безработных угрожали голодом. Рейт просматривал отчет за отчетом и мрачно думал о том, что если учесть тот факт, что на стол Великого канцлера они ложились изрядно приукрашенными, то можно уверенно говорить о скором соскальзывании Империи в пропасть гражданской войны. Нужно было срочно принимать меры, но вот беда — познакомившись с министром финансов и его подчиненными, он приказал вышвырнуть их из дворца, как абсолютно некомпетентных бездарей. Рейт подозревал, что они получили свои должности не за собственные заслуги, а благодаря влиянию и знатности родителей. Стало быть, еще одна проблема — кадры. Где прикажете искать компетентных работников, когда все университеты Империи давно уже превратились в места для светских сборищ титулованной молодежи, а никак не обучения?

Рейт только прикоснулся к старомодному колокольчику, заменяющему в кабинете Великого канцлера коммуникатор, как дверь бесшумно распахнулась, и на пороге появился диин, откомандированный ему в помощь. Герцог попытался скрыть, насколько неуютно чувствует себя в присутствии своего помощника, но, как он и подозревал, не очень в этом преуспел.

— Мне нужны компетентные экономисты, хотя бы один! — Диин невозмутимо выложил перед ним на стол список из тридцати четырех имен. — Что это?

— Я запросил у Рила список финансистов, попавших в немилость Императора за последние двадцать лет. Все, кто перечислен в этом списке, до сих пор живы и находятся в здравом уме.

Рейт ошарашенно посмотрел на невозмутимого диина и осторожно поинтересовался:

— Предоставил ли вам начальник Службы безопасности их досье?

— Конечно. Принести?

— Да, и немедленно.

Диин молча повернулся и покинул комнату, герцог устало откинулся на спинку мягкого кресла и попытался избавиться от навязчивой головной боли. Ему предстояло еще много работы. Как только его помощник…

Диин снова возник на пороге кабинета. В одной руке он держал большую стопку папок, на этот раз хотя бы электронных. Паранойя Рила иногда приобретала неудобные для окружающих формы. Хоть и было известно, что считать информацию с электронных папок можно только теоретически, его начальник Службы безопасности предпочитал не сбрасывать со счетов такую возможность и все важные данные по старинке хранил в записях на бумажных листах. Рейт не знал, как там насчет безопасности, но вот читать информацию в подобном виде было крайне неудобно. Погруженный в свои мысли, герцог не обратил внимания на то, что диин держит в другой руке, и невольно вздрогнул, когда перед его носом появился стакан с анальгетиком.

— У вас болит голова, — невозмутимо проинформировал Рейта помощник. — В таком состоянии вы не сможете эффективно работать.

— Откуда вы это знаете? — вырвалось у герцога.

— У нас есть некоторые паранормальные способности. И это позволяет нам чувствовать, когда с кем-то из окружающих не всё в порядке.

— Понятно. — Тон Рейта отчетливо свидетельствовал о том, что ему как раз ничего не понятно. — Как вас зовут?

— Лазор от Синара.

— Хорошо! Лазор от Синара, берите кресло и присоединяйтесь, до полуночи нам необходимо определить новый состав Министерства финансов. — Герцог пододвинул своему помощнику половину папок и углубился в чтение.

Эфа плюхнулась на кровать и закрыла глаза. Наконец-то можно немного поспать! Было уже далеко за полночь, но во дворце по-прежнему кипела жизнь. Слуги ремонтировали разрушенные помещения, Служба безопасности обрабатывала информацию, найденную в архивах, и производила необходимые аресты. Рейт активно создавал новый аппарат управления. Все были при деле. Эфа блаженно потянулась. Надо отдать людям должное — предметы роскоши они научились делать просто великолепно.

— Согласен!

Это еще что такое? Неужели она говорила вслух? Эфа села на постели, недоуменно разглядывая невозмутимо раздевающегося герцога.

— Что вы тут делаете? — поинтересовалась она, благополучно пропуская мимо ушей его фразу.

— Собираюсь спать. Если я не ошибаюсь, это императорская спальня. И, кстати, прекрати называть меня на «вы». В конце концов, с завтрашнего дня мы станем супругами.

Эфа поморщилась. «Ну вот, теперь нужно идти и искать где-то отремонтированную комнату с кроватью! Саан всё это побери! Мне когда-нибудь удастся выспаться или нет?!» Она выбралась из постели и направилась к дверям.

— Ты куда? — В голосе герцога звучало искреннее непонимание.

— Туда, где с-с-смогу выс-с-спатьс-с-ся! — Девушка сердито оскалилась, закрывая лицо платком.

— Тебе совершенно не нужно уходить! — Казалось, Рейт расстроился. — Оставайся, кровать достаточно широкая, чтобы мы поместились на ней вдвоем. Я не позволю себе ничего…

— Я не с-с-смогу с-с-спать с-с-с тобой рядом! — Эфа презрительно зашипела. — Мне пос-с-стоянно придетс-ся с-с-следить за тем, чтобы тебя не поранить!

— А на корабле…

— На корабле я могла позволить с-с-себе бодрс-с-ствовать нес-с-сколько ночей!

— Хорошо, я уйду. — В голосе Рейта появилась какая-то странная нотка, но Эфа, измотанная до предела, не обратила на нее внимания.

— Ладно, ос-с-ставайс-с-ся. Мне безразлично, где с-с-спать.

— Но ты же не можешь спать на полу!

— Почему? Именно это я и с-с-собираюс-с-сь с-сделать. — Эфа свернулась клубочком на ковре и отключилась. Об очередных заморочках с этими непонятными людьми она подумает завтра.

Рейт проснулся от солнечных лучей, ласково гладивших его по лицу. Он потянулся, не открывая глаз, с удовольствием ощущая, что у него наконец-то ничего не болит и усталость больше не давит на плечи многотонным грузом. В следующий момент герцог сел на кровати и тут же стал разыскивать хронометр. «Кошмар! — подумал он. — Как я мог проспать так долго!»

Торопливо закутавшись в халат, предусмотрительно оставленный прислугой на стуле у кровати, Рейт вышел из спальни и потрясенно замер, разглядывая накрытый стол и слугу, застывшего навытяжку возле пустого кресла.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он, едва сдерживаясь.

— Ее Величество приказала вас не будить и приготовить вам завтрак! — Слугу трясло от едва сдерживаемого страха.

Рейт усмехнулся про себя. Эфа, когда хотела, могла нагнать на людей страху. И тут же поморщился. Теперь ему было понятно, куда исчез хронометр. Ее Величество решила, что ему нужно отдохнуть, и позаботилась об этом, не спрашивая на то его согласия. Кажется, ему придется серьезно поговорить с ней на тему свободы выбора! А пока… Герцог спокойно подошел к столу и опустился на стул, предупредительно отодвинутый слугой. Как только снял крышку с первого блюда, он понял, насколько же голоден. Рейт с аппетитом проглотил всё, что было на тарелках, и отмахнулся от слуги, пытавшегося подать ему вино. У него было запланировано много дел, и ему нужна была ясная голова.

Герцог раздраженно хлопнул дверью императорских покоев и нос к носу столкнулся со странным типом в невероятно яркой и экстравагантной одежде. Отстранив неожиданное препятствие, Рейт ринулся по коридору в свой кабинет, прокручивая в голове всё, что он должен сделать в первую очередь. Первоочередных задач набралось с десяток. Герцог мрачно вздохнул. И зачем ему всё это надо? Жил спокойно. Время от времени обезвреживал шпионов и убийц, подосланных в его владения. Поддерживал благосостояние подданных и заботился о планетах, принадлежащих ему по праву рождения. И вот пожалуйста, на него свалилась практически ничем не ограниченная власть и Империя, которая трещит по швам и может развалиться в любой момент на тысячи окровавленных кусков. Что со всем этим делать, он представлял очень смутно. В конце концов, он никогда не управлял людьми в таком масштабе!

Дверь кабинета бывшего Великого канцлера едва не стукнула его по лбу. Задумавшись о своих бедах, герцог не заметил, как преодолел огромное расстояние, отделяющее императорское крыло от министерского корпуса. Рейт глубоко вздохнул, заставляя себя сосредоточиться на текущих проблемах, и толкнул тяжелую резную створку. Дверь бесшумно распахнулась, и его помощник поднялся ему навстречу, вежливо приветствуя начальство. «Не иначе прошел инструктаж по человеческим обычаям», — мрачно усмехнулся про себя герцог и спокойно спросил:

— Как идут дела по комплектованию Министерства финансов? — Лазор аккуратно сложил крылья за спиной и протянул ему толстый меморандум. — Что это?

— Программа первоочередных реформ и расчеты затрат на их проведение. — В музыкальном голосе диина не было никаких эмоций. — Вам остается только одобрить его или внести свои коррективы.

— Но когда… — Рейт растерянно взял пачку бумажных листов. Опять Рил со своей паранойей, Саан его побери! Изумленно посмотрел на невозмутимого диина. — Когда вы успели ее составить?

— Все персоны, перечисленные в списке, были приглашены во дворец Службой безопасности. Несмотря на позднее время, ни один из них не отказался. И каждый счел своим долгом захватить с собой собственные исследования в области управления экономикой. Нам осталось только ознакомиться с ними, выбрать наиболее подходящие и свести их в один документ. На это ушло несколько часов.

— И кто осуществлял отбор?

— Авторы, их коллеги и я. Должен отметить, что некоторые персоны очень агрессивно реагируют на критику.

— Да уж. — Рейт представил себе ученых мужей, дело всей жизни которых раскритиковал какой-то крылатый нелюдь, больше похожий на так презираемых ими вояк, чем на представителя интеллигентного сословия, и не смог сдержать улыбки. Занятное, должно быть, было зрелище. — Я займусь изучением того, что у вас получилось. Пока я работаю, никого ко мне не допускать.

Рейт взялся за ручку двери, ведущей в кабинет, но его остановил бесстрастный голос диина:

— Должен заметить, что несколько человек изъявили желание поговорить с вами.

Герцог удивленно обернулся:

— Да? — Вот уж чего он не ожидал, так это бурной активности имперских чиновников. — И кто же это?

— Прежде всего новый министр образования.

— А что случилось со старым?

— Был арестован за действия, не совместимые с дворянской честью. Новый министр — его бывший заместитель. — Рейт ошеломленно моргнул. Что же натворил этот бывший министр, если его арестовали с такойформулировкой. Даже совершившего убийство дворянина арестовывали за порицаемое деяние. Надо полагать, этот человек очень постарался, чтобы получить автоматический смертный приговор.

— Хорошо, я его приму. Кто еще?

— Новый министр здравоохранения, министр сельского хозяйства, министр промышленности и министр культуры…

— Хорошо, что силовиками занимается Эфа, — тихо проговорил Рейт, выслушав полный список посетителей. — Ладно, приглашайте всех, Лазор от Синара. Будем надеяться, что у них действительно ко мне что-то срочное.

С этими словами герцог открыл дверь своего кабинета. Он был приятно удивлен. За ночь прежний интерьер обновили. Теперь большая комната была выдержана в черных и красных родовых цветах герцогов Оттори и производила мрачное, даже угрожающее впечатление. Черный миласский ковер на полу прекрасно гармонировал с алыми портьерами. Тяжелый письменный стол из натурального дерева, казалось, вырастал из него естественным образом, возвышаясь у большого окна чуть в стороне от двери. Рейт усмехнулся. Наверняка над планировкой поработала Служба безопасности. Человек, вошедший в кабинет, в первую очередь видел шкафы с бумагами и яркую голограмму новой Императрицы. И когда только успели? А вот стол и сам хозяин кабинета оказывались заслонены дверью. Нехитрый способ задержать наемного убийцу на то мгновение, которое понадобится Службе безопасности дворца, чтобы его обезвредить. Герцог молча прошел по ковру, утопая в мягком ворсе по щиколотку, и, небрежно положив меморандум на стол, опустился в антикварное кожаное кресло, которое тут же приняло удобную для него форму. На предусмотрительно установленном вчера коммуникаторе зажегся огонек вызова. Рейт нажал кнопку подключения и коротко бросил:

— Да?

— К вам министр образования, Ваше Высочество, — прозвенело переговорное устройство голосом Лазора.

Рейт на мгновение опешил, услышав, как к нему обратились, но тут же вспомнил, что, скорее всего, первый указ Императрицы уже объявлен и он теперь является не только герцогом Оттори, но и принцем-консортом Императрицы тысячи миров…

— Пропустите. — Рейт откинулся в кресле, пытаясь представить себе, что же за человек смог проработать с прежним министром образования десять лет. Воображение ему отказало.

— Позвольте, Ваше Высочество? — В дверь осторожно, словно ожидая, что на него сейчас нападут, протиснулся невысокий сутулый человечек. Министерский мундир на нем смотрелся просто нелепо, а испуганно-подобострастное выражение лица могло бы вызвать отвращение даже у самого отпетого властолюбца.

Герцог напрягся.

— Входите. — Голосом он не выдал своего впечатления, продолжая внимательно приглядываться к посетителю. — Что вы хотели мне сообщить?

Человечек осторожно подошел к столу и остановился перед ним навытяжку. На Рейта он вообще не смотрел, устремив взгляд куда-то поверх его макушки.

— Я… Ваше Высочество… — заикаясь, выдавил он из себя.

Терпение герцога лопнуло:

— Прекратите ломать комедию! Мастер чураса не станет мастером, если у него нет железной выдержки! Хватит изображать из себя мелкого чиновника, я не ваш прежний начальник и неплохо разбираюсь в людях. Поэтому извольте представиться, как положено, и объясните, зачем вы меня побеспокоили.

Человечек улыбнулся и расслабился. С лица исчезло подобострастное выражение. И он позволил Рейту встретиться с ним взглядом. Герцог усмехнулся, поняв, почему министр старался не смотреть прямо на собеседника. Его голубые глаза излучали космический холод.

— Простите, Ваше Высочество, — нормальным голосом произнес он. — Меня зовут Мерет Джер. Профессор Мерет Джер. И вы угадали, я действительно с детских лет занимаюсь боевыми искусствами, как и все мужчины в нашей семье. Я пришел к вам потому, что необходимо в экстренном порядке пересмотреть программу обучения во всех вузах и школах Империи. Дело в том, что программа обучения для простонародья чрезвычайно ограничена, а в более или менее престижный университет недворянину поступить практически невозможно. Да и немногие из них могут себе это позволить. Стоимость обучения для них непомерно высока. И это было бы не такой уж серьезной проблемой, если бы не одно «но». Дворянские дети воспринимают учебу в высшем учебном заведении как изысканное развлечение. Только немногие из них действительно пытаются получить знания. И на них смотрят, как на ненормальных…

— Я в курсе этой проблемы. — Рейт внимательно посмотрел на стоящего перед ним человека. — Что вы предлагаете?

— Ввести общую для всех детей программу обучения в школах. Конечно, богатые, родовитые дворяне всегда нанимали для своих отпрысков частных учителей, но все остальные получат неплохое образование. Далее необходимо позволить простолюдинам на общих основаниях поступать в любой университет Империи — с назначением должной стипендии, конечно.

— Всё это может сработать, профессор Джер, но подготовленные специалисты нам нужны сейчас, а не через пятнадцать-двадцать лет.

Мерет Джер замялся, словно не зная, как преподнести следующее сообщение. Рейт с интересом наблюдал за ним. В конце концов, профессор решился:

— Ваше Высочество, многие преподаватели, не удовлетворенные отношением к учебе своих студентов, дают частные уроки детям простолюдинов. За определенную плату, разумеется, но это скорее дань традиции.

— Понимаю. — Рейт нахмурился и отметил про себя, как едва заметно напрягся министр образования, ожидая от представителя высшей знати Империи как минимум гневного порицания. — Что ж! Официально зачислите всех подающих надежды юношей в студенты соответствующих университетов и проведите дополнительный набор. Сообщите студентам, что с настоящего времени поощряется экстернат. Проведите тестирование простолюдинов. Все, кто проявит достаточный уровень умственных способностей, могут теперь пройти подготовительные курсы и поступить в высшие учебные заведения Империи. Их обучение должно быть бесплатным.

— Ваше Высочество! — профессор Джер казался слегка оглушенным. — У казны не хватит для этого денег!

— А почему это должна финансировать казна? — Рейт хищно улыбнулся. — Если уж наша золотая молодежь обожает использовать учебные заведения в качестве модного развлечения, так пусть платит за удовольствие.

— Вы хотите заставить дворян оплачивать обучение?!!

— А почему бы и нет? Вот увидите, профессор, чем дороже это будет стоить, тем популярнее станет среди золотой молодежи.

Джер был явно потрясен. С первого взгляда такое утверждение было начисто лишено логики, но если вспомнить поведение молодых дворян… Это могло сработать! Профессор представил себе университет, где студенты будут прилежно учиться, а не демонстрировать друг другу новые наряды, и зажмурился от удовольствия.

— Разрешите приступать, Ваше Высочество? — Он не смог скрыть переполняющей его радости.

— Конечно. — Рейт усмехнулся, наблюдая, с какой поспешностью министр образования покидает его кабинет. Как иногда, оказывается, мало нужно человеку для счастья!

ГЛАВА 4

Эфа напряженно всматривалась в монитор компьютера, не обращая никакого внимания на стоящую рядом Хизу. Положение в армии было просто кошмарным. На одного толкового офицера приходилось десять ни на что не годных идиотов, получивших свои должности за определенную плату, стыдливо именуемую подарком командующему. На фоне разросшихся личных дружин герцогов ситуация выглядела критической. Вдобавок ко всему власть герцогов в их вотчинах была практически абсолютной, а вот их подчинение короне — чисто номинальным. Положение нужно было срочно менять, иначе обеспечены массовые мятежи на окраинах и, как следствие, развал Империи на множество маленьких княжеств. Эфа нахмурилась. Она хоть сейчас могла издать закон, ограничивающий власть герцогов, но вот как их заставить его выполнять? Если только…

— Хиза, как там дела с-с-с новым оружием?

— Уже прошло тестовые испытания. Эффективность — сто процентов от предполагаемой.

— Хорошо. Кс-с-стати, что-то нужно делать с-с-с с-с-сис-с-стемой правос-с-судия.

— Что ты предлагаешь?

— Альтернативные с-с-суды.

Хиза задумчиво посмотрела на свою ученицу.

— Нужно как следует всё обдумать.

— Да, обдумай. А еще подумай над тем, как нам убрать нес-с-скольких герцогов. Императрица тоже должна владеть землями. Причем размер ее владений должен превос-с-сходить владения ее подданных как минимум в три раза. Иначе, с-с-соглас-с-сно моим рас-с-счетам, влас-с-сть Императрицы ос-с-стаетс-с-ся неус-с-стойчивой.

— Я намечу подходящие владения.

— Поторопис-с-сь!

Странный шум за дверью рабочего кабинета Императрицы заставил их насторожиться. Эфа навострила уши, услышав отчаянные вопли неизвестного ей существа. Хиза подобралась, готовясь отразить любое нападение, но внезапно ожил коммуникатор, и несколько растерянный голос диина, назначенного на должность личного секретаря Императрицы, произнес:

— Ваше Величество! К вам главный императорский портной. Утверждает, что это очень срочно и крайне важно.

Эфа и Хиза недоуменно переглянулись. Они никак не могли придумать, что за важное и срочное дело может быть у портного, даже императорского. В конце концов, пожав плечами, Эфа нажала на кнопку связи:

— Впустите его, Тоорон.

Через мгновение дверь императорского кабинета распахнулась, и на пороге возник невысокий мужчина неопределенного возраста, весь замотанный в какие-то невероятные тряпки самых безумных цветов. Эфа ошеломленно уставилась на вошедшего. Этот человек ей не нравился! Что-то в нем было такое, что настораживало ее, заставляя непроизвольно воспринимать его как угрозу, причем угрозу непонятную. А непонятные угрозы были тем единственным, что не переваривало ее чувство самосохранения. Подавив желание немедленно разорвать вошедшему горло, Эфа холодно поинтересовалась:

— Что вы с-с-собираетес-с-сь мне с-с-сообщить?

— Ваше Величество! — Человек, казалось, вот-вот лопнет от негодования. — Вы же сами объявили о дате свадьбы!

— И что? — Эфа решительно не понимала, что происходит. При чем тут свадьба и важная информация? Икакое вообще дело императорскому портному до свадьбы Императрицы? Но следующие слова человека заставили ее зашипеть от негодования.

— Как что?!! Ваше Величество! У вас через день свадьба, а платье до сих пор не готово!!! В чем же вы будете венчаться!! Это катастрофа!!!

Эфа на мгновение представила себя в платье, затем услужливая фантазия добавила разбегающихся с криками ужаса придворных, и ей очень захотелось прикончить несносного человека на месте. Предупреждающий импульс от Хизы заставил ее раздраженно повести ушами. Да, она прекрасно понимала, что его не следует убивать. Но помечтать-то о приятном можно? Нет, платье, конечно, отпадает, но вот наряд Императрицы действительно стоит продумать. Только вот какой? Нужно, чтобы он полностью скрывал ее внешность, не мешал двигаться, служил достаточно надежной защитой от оружия наемных убийц, которые не замедлят появиться, стоит только ей выйти из хорошо укрепленного дворца… и ещенеплохо было бы придать одежде маскировочные свойства. Вдруг пригодится? Эфа взяла электронный блокнот и принялась набрасывать для себя фасон костюма. Через несколько минут она показала Хизе конечный результат своих усилий. Наставница одобрительно заворчала, и Императрица протянула блокнот портному.

— Такое вы можете сшить?

— Ваше Величество! — напыщенно воскликнул человек. — Я могу сшить всё что угодно! — В следующее мгновение его взгляд упал на то, что было изображено в блокноте, и портной раскрыл рот в немом изумлении Только через несколько секунд к нему вернулся дар членораздельной речи.

— Но это же не платье… — выдавил он из себя. — Это…

— Изготовьте это! — В голосе Эфы зазвенел металл. — А с-с-ейчас-с-с можете быть с-с-свободны!

Портной молча повернулся и, даже не попрощавшись, вышел. На лице его застыло странное выражение — что-то среднее между недоумением и ужасом.

Рейт тяжело вздохнул и еще раз попытался одернуть неудобный, вычурный наряд, в который его нарядили. Как и все предыдущие попытки, эта тоже окончилась полным провалом.

Разноцветное нечто, выдаваемое портным за праздничный камзол принца-консорта, категорически не желало сидеть на нем более или менее приемлемым образом. Рейт с тоской вспомнил удобную практичную одежду, которую его предки предусмотрительно выбрали в качестве парадного костюма, и ему стало грустно.

Вдобавок к раздражению, вызванному всей этой суетой, примешивалось раздражение при мысли о необходимости отложить множество очень важных дел ради никому не нужной церемонии, которая к тому же транслировалась на всю обитаемую Вселенную! И вот вместо того чтобы разбираться с проблемами сельского хозяйства, он торчит на виду у всех под открытым небом в ожидании невесты, которая по каким-то причинам задерживается уже на полчаса. Рядом бубнит что-то первосвященник Саана, переминаются с ноги на ногу телохранители — люди, а не диины — и толпа придворных вокруг помоста взирает на него отнюдь не дружелюбно. Ну когда в конце концов начнется эта церемония?

Рейт поймал себя на мысли, что в окружении людей чувствует себя гораздо менее комфортно, чем среди диинов, и поморщился. Только ксенофобии наоборот ему и не хватало для полного счастья!

Но где же всё-таки Эфа? Может быть, случилось что-нибудь достаточно серьезное и свадьбу можно будет под благовидным предлогом отложить? «Хватит! — одернул себя герцог. — Не время вести себя, как капризный юнец! Свадьба должна состояться сегодня, иначе последствия могут быть непредсказуемы!»

Зазвучал гимн Империи, и Рейт очнулся от размышлений. Началось! Он повернулся к дворцу, ожидая, когда из парадных ворот выйдет его невеста, и гадая, как Эфа будет одета на собственной свадьбе. Насколько он ее знал, она вполне могла заявиться в чем-нибудь невообразимом. Но то, что он увидел, когда золотые ворота величественно распахнулись, повергло его в легкий шок. Он ожидал чего угодно, только не…

Эфа стремительно шла по старомодной ковровой дорожке, расстеленной от самых ворот до ступеней брачного помоста. Короткий черный плащ хлопал за спиной, как большие крылья, ноги в мягких боевых сапожках ступали совершенно бесшумно. Абсолютно черные свободные штаны и рубашка сливались бы друг с другом, если бы не серебряный пояс, перетягивающий тонкую талию Императрицы. Но больше всего Рейта поразил головной убор Эфы. Капюшон плаща плотно облегал голову и заканчивался с одной стороны довольно широкой полосой ткани, закрывающей лицо и шею Императрицы и крепящейся с другой стороны капюшона магнитной полоской, так что открытыми оставались только глаза и брови. Наряд довершали мечи в простых черных ножнах, висевшие у пояса, и черные кожаные перчатки, скрывающие руки почти до локтей.

Эфа шла широким уверенным шагом воина, не обращая внимания на возгласы удивления в толпе придворных. Рейт невольно залюбовался своей невестой и тут же заметил, что первосвященник смотрит на Императрицу с едва скрываемым страхом. Герцог нахмурился, что-то было не так. При всей своей неординарности Эфа не могла вызвать такую реакцию у прожженного интригана в облачении священника. Что происходит? Однако ответить на этот вопрос Рейт не успел. Эфа легко поднялась по крутым ступенькам, не ожидая, пока он в соответствии с традицией подаст ей руку, демонстрируя готовность оберегать от трудностей будущую жену, и замерла рядом с ним. Рейт краем глаза посмотрел на нее и встретился взглядом с насмешливыми янтарными глазами.

— Вы с-с-сегодня необычайно ярко одеты, мой гос-с-сподин, — едва слышно прошипела Эфа, и Рейт невольно улыбнулся:

— Должен же кто-то компенсировать мрачность вашего наряда, моя Императрица.

Первосвященник откашлялся и хорошо поставленным голосом затянул молитву о благополучии новобрачных…

Внезапно в толпе раздались крики, и Рейт резко развернулся, не желая оставлять неизвестную опасность у себя за спиной. В следующее мгновение он замер от предчувствия близкой смерти. Он проклинал дурацкую политику, заставившую заменить диинов на обычных человеческих телохранителей. Если бы их с Эфой сейчас окружали крылатые воины, у них бы еще был шанс остаться в живых, а так…

Набирая скорость, к свадебному помосту летел джакор. Большая рептилия быстро работала своими огромными кожистыми крыльями, в красных, полных злобы глазах светился почти человеческий разум. Рейт стиснул зубы, наблюдая за тем, как чешуйчатая тварь приближается к нему. Он прекрасно понимал, что его церемониальный меч ничто против природной брони рептилии, а ее смертельный яд и острые когти в считаные мгновения отправят его к праотцам. Вытянутая голова джакора с пастью, усаженной зубами, способными перегрызать металл, уже была в нескольких метрах от него.

«Хоть бы Эфе удалось спастись», — мелькнуло у него в голове… Но Эфа, казалось, совсем не собиралась спасаться. Она спокойно шагнула вперед, загораживая Рейта собой, и, прежде чем люди, собравшиеся на площади, поняли, что происходит, издала странный шипящий свист. Джакор мигнул, отводя взгляд налитых кровью глаз от герцога, и издал точно такой же звук. Эфа зашипела в ответ. Рептилия ответила ей пронзительным свистом, в котором смешались яростная радость и холодная ненависть.

Императрица подняла руку, словно подзывая ловчую птицу, и смертоносная тварь уверенно уселась ей на запястье, предупредительно втянув когти. Эфа осторожно почесала ее под подбородком и тихо засвистела, джакор принялся что-то щебетать в ответ, преданно заглядывая в янтарные глаза девушки. На площади установилась мертвая тишина. Люди смотрели на Императрицу, как на волшебницу из сказки. Подобных тварей и раньше использовали для покушений на высокопоставленных лиц государства и почти всегда с неизменным успехом. Джакор был достаточно разумен для того, чтобы его можно было натравить на вполне определенного человека, но вот заставить его прервать атаку, не уничтожив жертву, еще ни у кого не получалось. Даже у того, кто смог заставить эту тварь повиноваться…

Эфа, спокойно удерживая на чуть согнутой руке своего несостоявшегося убийцу, невозмутимо повернулась к первосвященнику и холодно произнесла:

— Продолжайте, с-с-святой отец. Не отвлекайтес-с-сь.

Рейт заставил себя стоять спокойно и не коситься каждую секунду на тварь, замершую на руке у его будущей жены. Однако это ему удавалось с трудом. К тому же его терзало любопытство. Герцог поклялся себе, что, как только у него появится возможность, он как следует расспросит Эфу обо всём случившемся на церемонии. В конце концов не каждый день видишь, как дикий джакор идет на зов, словно хорошо обученный сокол.

Наконец-то этот безумный день закончился! Эфа рухнула на огромную кровать, которая по ее приказу сменила в императорской спальне прежнее место для сна. Она не знала, что по этому поводу подумали слуги, может быть, сочли новую Императрицу чересчур брезгливой, но их мнение ее не волновало. Главное, ей больше не досаждал въевшийся, казалось, даже в ткань полога запах всевозможных наркотиков. Ну сколько можно отвлекаться, машинально пытаясь определить, когда и сколько этой дряни принимал прежний владелец кровати. У нее это получалось на уровне инстинкта и жутко раздражало.

Эфа заставила себя выкинуть посторонние мысли из головы и еще раз проанализировать всё, что было сделано за день. Во-первых — свадьба. С долгой, нудной, дорогостоящей глупостью наконец-то покончено, и теперь можно заняться действительно важными делами. Жаль только, что тот изверг, который придумал всё это издевательство над психикой несчастных правителей, давно уже в могиле и его нельзя притащить во дворец и в принудительном порядке заставить присутствовать от и до на этом празднестве, чтобы он на себе прочувствовал, каково приходится его жертвам.

Во-вторых — покушение. Хиза с Рилом сделали невозможное. Умудрились раскрыть заговор, арестовать виновных, провести допросы, доложить о результатах — и всё это, не нарушая атмосферы празднования свадьбы Императрицы. Никто из гостей даже не заподозрил, что новобрачная, кроме того, что принимала поздравления, еще и контролировала расследование, оставаясь в курсе всех действий своей Службы безопасности. И хорошо, что не догадались. Незачем пугать людей столь необычными методами ведения дел.

Заговор нейтрализован по всем правилам, завтра будут оглашены списки заговорщиков, приговоренных к смерти, отправленных в тюрьмы, хотя таких немного, перечни конфискованных владений и прочие меры по нейтрализации оппозиции. В общем, всё прошло просто прекрасно, одно только непонятно — куда девать теперь этого Сааном проклятого джакора? Пока сия полуприрученная тварь наматывает круги в дворцовом парке, повинуясь ее ментальным приказам, но ведь не вечно же ее там держать! Впрочем, эта проблема вполне может подождать. Пока.

В-третьих — послы. Наконец-то удалось под благовидным предлогом переговорить с представителями других государств и выяснить, что на самом деле они думают о последних перестановках на политической арене Империи. Жаль, конечно, что ее паранормальные способности не позволяют читать мысли на большом расстоянии, приходилось ждать, пока дипломаты окажутся в непосредственной близости от нее — и поодиночке…

Размышления Эфы были прерваны едва слышным шорохом открывающейся двери. Девушка лениво повернула ухо, ожидая обнаружить в дверном проеме очередную служанку с кучей подарков для новобрачной. Но уже в следующее мгновение села на кровати в полном недоумении — в спальню ввалился ее муж. Рейт явно чувствовал себя не очень комфортно и, судя по всему, готовился к неприятному разговору. Эфа обреченно вздохнула и осторожно поинтересовалась:

— И что ты здес-с-сь делаешь?

Герцог покраснел и несколько неловко уселся в одно из кресел, расставленных по всей комнате. Эфа еще не успела поменять обстановку спальни в соответствии со своими вкусами.

— Эфа, после свадьбы всегда следует брачная ночь. Я думал, ты знаешь.

Девушка едва не зарычала от облегчения. И всего-то? А она уже вообразила, что случилось что-нибудь действительно из ряда вон.

— Кажетс-с-ся, Горин о чем-то таком говорил. — Эфа беспечно пожала плечами. — Меня эта облас-с-сть человечес-с-ских отношений никогда не интерес-с-совала, так что он прошелс-с-ся по ней вс-с-скользь. Ладно, брачная ночь так брачная ночь. Предполагаетс-с-ся, что мы будем с-с-спать в одной пос-с-стели? А утром, по традиции, кто-то там должен прийти нас-с-с будить и убедитьс-с-ся в том, что брак не фиктивный? Я правильно вс-с-спомнила?

Рейт против воли улыбнулся:

— Почти правильно. Только в брачную ночь не принято спать, а… — Герцог внезапно смутился, явно не зная, как продолжить начатое.

Эфа кивнула в знак того, что всё понимает, и поинтересовалась:

— Ну и в чем проблема? Ес-с-сли ты с-с-скажешь, что я тебе не нравлюс-с-сь, то это будет откровенной ложью. Я же прекрас-с-сно чувс-с-ствую вс-с-сё, что ты ис-с-спытываешь при виде меня.

Рейт неожиданно для себя повысил голос:

— Эфа! О таких вещах не принято говорить вслух! И вообще дело не в том, что я испытываю по отношению к тебе. Хотя должен заметить, что ты мне очень нравишься. Проблема в том, что я разговаривал с доктором Ниторогом и знаю о твоем отношении к противоположному полу. Точнее, о полном отсутствии интереса…

Эфа поморщилась — этот человек явно собрался потратить всю ночь на объяснение того, что она и без него знала. Демонстративно оскалившись, она поудобнее устроилась на постели и едко поинтересовалась:

— Ты пытаешьс-с-ся с-с-сказать мне, что я абс-с-солютно фригидна? Для меня это не новость. Но я нес-с-сколько удивлена — куда подевалось твое логическое мышление?

Рейт почувствовал некоторую неловкость, девушка совершенно хладнокровно говорит о такихвещах с мужчиной, но тут же напомнил себе, что Эфа не обычная дворянка, которой с рождения прививают правила приличия.

— Ты права, дело действительно в этом. — Рейт вздохнул, собираясь с мужеством. — Мы не обязаны выполнять свой супружеский долг, при нынешних условиях это выглядело бы как насилие над собой. Ты же никоим образом не желаешь…

— Зато желаешь ты. — Эфа насмешливо прищурилась. — А пос-с-скольку на таком близком рас-с-с-стоянии я не могу не чувствовать твоего состояния, то не вижу никакой проблемы…

Рейт несколько секунд непонимающе смотрел на нее, а затем рассмеялся:

— Ты хочешь сказать, что, находясь рядом со мной, испытываешь то же самое?

— Да. — Эфа откинулась на мягкие подушки и потянулась, достав кончиками когтей до спинки кровати. — Так что, думаю, проблем с-с-с этим не будет, а потом я ведь вс-с-сегда могу изощренно убить тебя и тоже получить удовольс-с-ствие — на с-с-свой манер.

Рейт снова рассмеялся, качая головой. За последнее время он уже успел привыкнуть к специфическому юмору Эфы, а вот некоторые особо впечатлительные придворные дамы иногда еще падали в обморок, став объектом шуток новой Императрицы.

Эфа спокойно наблюдала за развеселившимся супругом. У нее, конечно, было огромное количество вопросов, требующих немедленного решения, но иногда можно и расслабиться, иначе вполне реально рехнуться. Девушка неуловимым движением соскользнула с кровати и подкралась к креслу, на котором сидел Рейт. Тот охнул, когда она подхватила его на руки, но не стал вырываться, а шутливо поинтересовался:

— Тебе не кажется, что ты слегка нарушила традицию? Вообще-то это я должен был нести на руках свою молодую жену в постель.

— Какая разница? — Эфа демонстративно уронила его на мягкие подушки. — Мне это с-с-сделать легче, чем тебе. Да и безопас-с-снее. Не хватало еще зацепить тебя когтями. Вы, люди, такие хрупкие, что мне периодичес-с-ски бывает с-с-страшно прикас-с-сатьс-с-ся к вам!

— Не ври. Ты не знаешь, что такое страх. — Рейт зажмурился от удовольствия, когда рука Эфы скользнула к нему под рубашку.

— Ну, допустим, — не стала спорить девушка, медленно выдыхая. — Неужели прос-с-стое прикос-с-сновение может вызвать такие ощущения?

Рейт тихо засмеялся:

— Далеко не всегда. Если только партнер тебе очень нравится.

ГЛАВА 5

Толпа придворных вломилась в императорскую спальню еще затемно. Рейт с тихим стоном попытался проснуться, почувствовав, что с него сдернули одеяло. Он совершенно не отдохнул. Три часа было явно мало, для того чтобы выспаться. В следующую секунду его охватил ужас. Если эти придурки разбудили Эфу, то она вполне могла, не разобравшись в происходящем, прикончить тех, кого посчитала агрессорами. Саан бы побрал эти древние традиции! Но когда он сумел-таки открыть глаза, то обнаружил вокруг себя растерянных придворных и пустое место рядом на кровати. Эфа, полностью одетая, вышла из личного кабинета, оборудованного по ее распоряжению в смежной со спальней комнате, и, окинув холодным взглядом собравшихся людей, бесстрастно произнесла:

— Извольте покинуть помещение и дать Его Выс-с-сочеству выс-с-спатьс-с-ся. И передайте Рилу, что я желаю его видеть.

— Но традиции… — робко заикнулся какой-то престарелый джентльмен.

— …с-с-соблюдены, — улыбнулась Эфа, продемонстрировав дворянам внушительные клыки. — Прос-с-сто вы с-с-слегка опоздали. Мне не нужен длительный с-с-сон.

Рейт молча наблюдал за тем, с какой поспешностью ретировались придворные, которым вновь недвусмысленно напомнили о нечеловеческой природе их новой Императрицы, и не знал, сердиться ему или смеяться. Он прекрасно понимал, что поспать ему больше не удастся, и гадал про себя, как ему теперь вести себя со своей женой. Будь она человеком, он, не задумываясь, поцеловал бы ее, но Эфа…

Решив отложить этот вопрос на потом, он запахнул халат и спокойно поинтересовался:

— Эфа, новый министр финансов сообщил мне, что владения Короны увеличились на восемь герцогств. Что ты собираешься с ними делать? Мне вкладывать деньги в их развитие или предоставить эту возможность их будущему владельцу?

— Я решила увеличить владения Императрицы. — Эфа медленно перебирала в пальцах информационные кристаллы. — Подумай, как можно извлечь из них выгоду, и рас-с-с-считывай на то, что их будет еще как минимум тридцать вос-с-семь. Кс-с-стати, заодно пос-с-смотри, какие из герцогс-с-ств могли бы принес-с-сти пользу, окажис-с-сь они в твоих руках.

— Что?! — Рейт не верил своим ушам. — Ты хочешь захватить владения герцогов? Ты спровоцируешь бунт!

— Не думай об этом. Наши подданные уже бунтуют. К Тронному миру движетс-с-ся нес-с-сколько дес-с-сятков боевых эс-с-скадр с-с-с недвус-с-смыс-с-сленными намерениями.

Рейт почувствовал, что у него холодеют руки. Несколько десятков! У него всего шесть эскадр, и даже диины в качестве команды не смогут свести на нет такой численный перевес противника. Помощи ждать неоткуда. Императорские войска не смогут оказать реального сопротивления. Он глубоко вздохнул, и тихо произнес:

— Мы обречены.

— Ну уж нет! — Эфа нервным движением оскалила клыки. — У нас-с-с ес-с-сть реальный шанс-с-с уничтожить их одним махом. Но с-с-сущес-с-ствует вероятнос-с-сть того, что я погибну в процес-с-с-се. Поэтому я позаботилас-с-сь о том, чтобы твои права на трон были неос-с-споримы.

— Что ты задумала? — Рейт не мог скрыть тревоги. Он понимал, что выход, найденный Эфой, не просто опасен, для любого другого он самоубийственен, иначе бы она не стала заботиться о наследстве. Эфа пожала плечами и скрылась в своем кабинете. Рейт выругался и принялся одеваться. Что он уже успел узнать за время общения с женой, так это одну нехитрую истину: ее невозможно заставить сказать больше, чем она уже сказала, если она этого не хочет.

В своем кабинете Рейт с удивлением обнаружил, что один день праздничных торжеств спровоцировал аврал и теперь его внимания дожидается огромное количество документов и посетителей. Не так он представлял себе свою свадьбу! Лазор от Синара положил перед ним очередную пачку бумажных листов, на которых излагался проект реформы тяжелой промышленности, и Рейт погрузился в его изучение. Нужно было что-то решать с безработицей и с затратами на содержание двора. Последние цифры вызывали у него здоровое недоумение. Куда, Саан побери, можно истратить столько денег?

— Ваше Высочество, к вам министр сельского хозяйства. — Голос Лазора был абсолютно бесстрастным, но Рейт нахмурился, почувствовав в отстраненных интонациях настороженность диина.

— Пропустите! — Он приготовился терпеливо выслушивать очередного чиновника, в красках повествующего о том, как он заботится о вверенной ему сфере императорских интересов. Но в следующее мгновение всё благодушие слетело с него, как снег под порывами отторианского урагана. Вошедший мужчина излучал агрессию. Он зашел в кабинет, небрежно прикрыв за собой дверь, и, не удосужившись поздороваться, заявил:

— Я Нетерон Летер, граф Зельский.

— Я слушаю вас. — Рейт подобрался, готовый в случае чего уйти с линии атаки, но граф Зельский не собирался на него нападать — он пришел его шантажировать. Усмехнувшись, он выложил перед ним папку с несколькими тонкими листами бумаги.

— Что это? — спросил Рейт, ничем не выдавая своего напряжения.

— Это данные о том, что к Тронному миру движутся наши эскадры и вам недолго осталось занимать это кресло, если… — Граф сделал многозначительную паузу.

— Если? — вопросительно поднял брови Рейт.

— Если вы не уничтожите вашу ручную зверушку и не объявите о созыве дворянского собрания, которое будет наделено законодательными функциями, а также правом избирать главу исполнительной власти…

— То есть если я соглашусь быть вашей марионеткой?

— Можно сказать и так, — ничуть не смутился министр сельского хозяйства. — У вас нет выбора. За оставшееся время вы просто не успеете организовать более или менее эффективное сопротивление. Они слишком близко…

— Я в курс-с-се, — внезапно раздался от двери бесстрастный голос.

Рейт и его посетитель подпрыгнули от неожиданности, испытывая при этом весьма разные чувства. Принц-консорт с облегчением повернулся к вошедшей в кабинет Эфе, а граф побелел от страха и прошипел, глядя на него со жгучей ненавистью:

— Уберите ее, иначе…

— Вряд ли он сможет это с-с-сделать.

Нетерон вздрогнул и повернулся к Эфе, он никак не ожидал, что она услышит его на таком расстоянии, а та как ни в чем не бывало продолжила:

— Вот и наш пос-с-следний заговорщик, Рил.

Старик, всё это время стоявший у нее за спиной, кивнул:

— Да, Ваше Величество. С вашего разрешения, мы этим займемся.

— Прис-с-ступайте!

Рейт молча наблюдал за тем, как из его кабинета выводили брызгающего слюной и сыплющего проклятиями министра сельского хозяйства, и, когда за Службой безопасности закрылась дверь, повернулся к Эфе, уже успевшей присесть на подлокотник его кресла.

— Я что у тебя — вместо приманки?

Она посмотрела на него с искренним изумлением и ответила:

— Нет. Прос-с-сто С-с-служба безопас-с-сности нуждаетс-с-ся в переобучении. С-с-специалис-с-стов Рила на вс-с-сё не хватает, а мес-с-стные… — Эфа презрительно фыркнула. — Впрочем, и заговорщики не лучше!

Рейт какое-то время помолчал. В голосе Эфы звучало искреннее возмущение низким уровнем профессионализма у заговорщиков. Затем признался:

— Если бы ты меня не предупредила о приближающихся эскадрах бунтовщиков, то я мог бы наделать глупостей.

Эфа внимательно посмотрела на него, и Рейт отметил, что ее новый костюм, ставший официальным для новой Императрицы, ему не нравится. Капюшон плаща и полоса ткани, закрывающая лицо, не давали разглядеть ее реакцию на происходящее. Впрочем, и ее прежняя одежда отличалась той же особенностью…

— Ты бы попыталс-с-ся убить меня? — В голосе его жены не было ничего, кроме искреннего любопытства!

— Попытался бы, но не тебя.

Он ожидал любой реакции, но не той, которая последовала за его словами. Эфа потерлась щекой о его макушку и серьезно сказала:

— Первое в любой моей операции — это твоя безопас-с-снос-с-сть.

— Разве твои учителя не объясняли тебе, что это неверный подход? На первом месте должна стоять безопасность Императрицы.

— А это уж позволь мне с-с-самой решать! — Эфа тихо зарычала, демонстрируя неудовольствие. — Кого защищать, а кого убивать, я теперь выбираю с-с-сама!

— Прости. — Рейт решил рискнуть и обнял Эфу. — Я просто беспокоюсь за тебя.

Она довольно заворчала, принимая ласку, но в следующую секунду вывернулась из его рук и выскользнула из кабинета.

Эфа внимательно слушала Хизу, бесстрастным голосом перечисляющую неприятности, к которым привела обнародованная кем-то информация о приближающихся бунтовщиках и неспособности новой Императрицы оказать им достойное сопротивление. В городах Тронного мира начались погромы, полиция бездействовала, люди бежали из столицы, уверенные в том, что город будет стерт с лица планеты. В общем — паника и хаос. Независимые наблюдатели из других государств предсказывали скорое свержение действующей власти и гражданскую войну. Все готовились к краху Империи. Эфа оскалилась и холодно посмотрела на неофициальную начальницу имперской Службы безопасности:

— Утечка произошла из твоего ведомс-с-ства. Найди и ус-с-страни. Публично. — Хиза понимающе кивнула. — Но это позже. А с-с-сейчас-с-с объяви о подтверждении переданной информации и с-с-сообщи о том, что Императрица приглашает независ-с-симыхжурналис-с-стов ос-с-свещать проис-с-сходящее, так с-с-сказать, с-с-с передовой, с-с-с флагмана императоре-с-ской эс-с-скадры, которая выйдет навс-с-стречу врагам.

— Одна эскадра?

— Или с-с-справитс-с-ся одна, или не с-с-справятсс-ся вс-с-се. Ос-с-стальные пус-с-сть займутс-с-ся наведением порядка на улицах по законам военного времени. Мародеров и подс-с-стрекателей рас-с-стреливать на мес-с-сте. — Хиза кивнула, давая понять, что она согласна с ходом мыслей своей бывшей ученицы. — И еще позаботьс-с-ся о том, чтобы в с-с-случае нашего поражения Рейт с-с-смог покинуть Тронный мир и добратьс-с-ся до с-с-собственных владений.

Когда за Хизой закрылась дверь, Эфа расслабилась в кресле, давая себе минутный отдых перед предстоящей схваткой. Она не сомневалась в том, что найдется достаточно журналистов, охочих до сенсаций, которые откликнутся на ее предложение. Всё пройдет по плану — жители Империи, и, главное, соседние государства, увидят силу новой Императрицы, но существовала достаточно большая вероятность, что после этой демонстрации править Рейту придется уже единолично. И, может быть, это не так уж и плохо. Такие существа, как она, природой не предусмотрены, и не стоит им жить. И без нее у людей достаточно средств для массового уничтожения себе подобных. Да и человеку, бывшему ее последним господином, не стоит калечить жизнь, гораздо порядочнее уйти, выполнив свою роль, и позволить ему жить, не оглядываясь на всякие генетические курьезы.

Коротко постучав, в кабинет Императрицы зашел один из диинов, которые вместе с Хизой составляли костяк новой неофициальной Службы безопасности, и доложил:

— Эскадра готова к вылету, журналистов десять человек — они согласились, после того как им пообещали эвакуацию в спасательных капсулах в случае возникновения реальной опасности уничтожения корабля.

— Гражданс-с-ские!

— Прямой эфир на пяти наших и трех зарубежных каналах согласован. Все уверены, что вы решили красиво погибнуть. — Эфа ничего не ответила, погруженная в свои мысли, и диин, правильно поняв ее молчание, удалился.

ГЛАВА 6

Рейт устало потер глаза и встал из-за стола. В столице творилось Саан знает что. Убытки достигали уже просто астрономических размеров, и хуже всего было то, что причиной большей их части являлась глупость самих людей. Ну зачем, скажите на милость, поджигать заводы, а затем отчаянно кричать о том, что, оказывается, ядовитые вещества, используемые на производстве, ветер гонит на жилые кварталы. Подумать о возможности перемены направления ветра, дотого как совершать поджог, господам оппозиционерам, как они себя называли, в голову не пришло, но зато теперь они требовали помощи официальных властей, поскольку в городе, на который надвигалось ядовитое облако, находились их близкие. Маразм какой-то! Его отвлек шум в непосредственной близости от кабинета. Неужели бунтовщики уже успели ворваться во дворец?! Рейт поправил перевязь с фамильным мечом и вышел в приемную. Зрелище, открывшееся его глазам, заставило его немало удивиться. Несколько ошарашенный диин, стараясь никого не покалечить, пытался выставить из помещения толпу послов и журналистов. Как во дворце оказались последние, оставалось только гадать, но, судя по всему, после возвращения Эфы многие сотрудники Службы безопасности лишатся своих мест. Рейт старался даже мысли не допускать о том, что Эфа может не вернуться.

На него тут же обрушился град вопросов, главный из которых: не собирается ли он покинуть дворец и просить политического убежища в каком-нибудь из соседних государств? Рейт прикрыл на мгновение глаза, собираясь с мыслями, а потом решительно повернулся к Лазору:

— Насколько мне известно, на главной площади установлен большой голографический проектор, и всякий желающий гражданин Империи может в реальном времени наблюдать за сражением?

Диин мгновенно понял, что он задумал, и твердо произнес:

— Да. Но только под нашей охраной. На улицах неспокойно, и никто из нас не хотел сообщать Императрице, что ее муж погиб по трагической случайности, выйдя из дворца без сопровождения.

Рейт улыбнулся одними губами, в глазах его стыла холодная ненависть к шакалам, которые с жадностью ловили каждое его слово, чтобы потом преподнести в выгодном для себя свете. Но он не даст им такого шанса!

— Лазор! — Принц впервые обратился к секретарю только по его первому имени. — Мне хватит двух телохранителей и стандартного оцепления. — Он надеялся, что диин поймет его правильно.

Лазор поклонился и нажал кнопку коммуникатора:

— Оцепление на главную площадь и двух телохранителей для Его Высочества! Объявить, что принц-консорт выйдет к народу.

Рейт молча наблюдал за диином — теперь от него ничего не зависело. Если Лазор верно угадал его мысли, то его телохранителями будут женщины-диины в человеческих боевых скафандрах с церемониальными плащами, скрывающими крылья. Диин перехватил взгляд Рейта и утвердительно опустил веки. Да, он услышал мысли принца, а сородичи Лазора правильно истолковали его распоряжения.

Когда в приемную вошли два телохранителя в скафандрах, никто из присутствующих в комнате людей не заподозрил неладного. Рейт молча взял поданную секретарем Малую корону и, спокойно взирая на жадно снимающих всё происходящее журналистов, водрузил ее на голову. Лучшего способа подчеркнуть свое высокое положение не было, и, главное, никто не обвинит в позерстве. По регламенту принц-консорт не должен выходить к людям с непокрытой головой. Телохранители расступились, и Рейт шагнул за порог приемной, мгновенно оказавшись в центре внимания многочисленных слуг, метавшихся по коридорам и залам дворца. Диины синхронно развернулись и заняли свои места по бокам, чуть позади него. Принц усмехнулся уголками губ и спокойным уверенным шагом направился к главным воротам, демонстративно не обращая внимания на спешащих за ним журналистов.

Лотан Сел с изумлением наблюдал за Рейтом, герцогом Оттори, принцем-консортом Империи тысячи солнц. Он ведь не мог не понимать, что скоро погибнет, и всё-таки нашел в себе силы достойно встретить неизбежное. Лотан молча шел вслед за принцем по коридорам дворца, внимательно наблюдая за поведением человека, который, по общему мнению, задумал и осуществил самый стремительный и изящный переворот за всю историю Империи. Он ждал, когда самообладание его в конце концов покинет и принц обнаружит свой страх перед смертью. За себя Сел не боялся. За годы, проведенные в Империи в качестве посла, он уже столько раз бывал на волосок от смерти, что воспринимал ее теперь исключительно философски. К тому же новая власть не захочет ссориться в такой момент с влиятельным соседом из-за убитого дипломата. Так что особой опасности для него не было.

Лотан покосился на принца, который уже покидал территорию дворца, и поразился его бесстрашию и хладнокровию. Выйти к народу всего с двумя телохранителями и стандартным оцеплением из пятидесяти гвардейцев правители Империи не осмеливались уже пятьсот лет даже в мирное время, а уж во время бунтов… Но Рейт осмелился и теперь стоял под вспышками телекамер, слушая проклятия толпы, собравшейся на площади. Люди были уверены в том, что настал их смертный час, и готовились напоследок отомстить тому, кто, по их мнению, обрек их на гибель.

Сел вздохнул. Кто-то довольно умело распространял слухи. Последний гласил, что из-за отказа Императрицы сдаться Тронный мир будет уничтожен. Лотан не верил в то, что бунтовщики на это пойдут, но люди восприняли очередной вымысел всерьез. Интересно, как принц будет выпутываться из сложившейся ситуации? Еще немного, и его растерзает озверевшая толпа. Кучка телохранителей им не помеха. Однако Рейт оставался абсолютно спокоен. Окинув разъяренных людей невозмутимым взглядом, он вскинул руку в древнем жесте, требуя тишины. Повинуясь впитанному с молоком матери рефлексу, толпа на мгновение смолкла, и тогда над площадью зазвучал его голос:

— Подданные Империи, я верю в то, что Императрица сдержит клятву и защитит свой народ, если понадобится, то и ценой собственной жизни. И в подтверждение этого я останусь здесь, с вами, на главной площади, вне полей защиты дворца, и буду по голоэкрану наблюдать за ее битвой с теми, кто собирается убить вас и ваших близких!

Сел едва не зааплодировал ему. Сильный ход, очень сильный! Одним махом обвинить во всём бунтовщиков и продемонстрировать уверенность в собственных силах. Вряд ли имперцы поверят в благородство власти предержащей. Но чему они точно не поверят, так это тому, что хоть один из аристократов добровольно станет подвергать свою жизнь опасности. И, следовательно, если принц готов оказаться вне защитных полей, значит, им ничего не угрожает. Простой расчет. А как хорошо держится принц — ни тени страха на лице. Послу даже стало жаль, что скоро этот смелый человек будет мертв. Но слишком уж сильный и непредсказуемый правитель из него получился бы. Для всех сопредельных государств мощная Империя представляла нешуточную угрозу их благополучию, а вот на останках поверженного в результате войны колосса можно было неплохо поживиться.

Лотан отвлекся от размышлений, когда засветился голоэкран и все собравшиеся на площади увидели мостик флагмана эскадры, вышедшей навстречу бунтовщикам. К удивлению Села, там царила спокойная атмосфера. Диины хладнокровно занимались своими делами, совершенно не обращая внимания на лезущих куда попало журналистов, одновременно ловко оттесняя их подальше от приборов и оружия. Императрица сидела в капитанском кресле, глядя на главный тактический монитор. Никакой паники — бесстрастная собранность воина перед боем. Эта женщина не собирается проигрывать! Осознав это, Сел невольно поежился, когда она повернулась и посмотрела прямо в камеру. Казалось, что из янтарных глаз с вертикальными зрачками глянула сама смерть.

В этот момент раздался сигнал обнаружения противника, и всё внимание камер было перенесено на тактический монитор. Над площадью раздался стон ужаса. Кораблей противника было очень много! Они заполнили весь экран, и только в его левом нижнем углу сиротливо светились семь точек императорской эскадры! Лотан бросил быстрый взгляд на принца, желая проверить, как он отреагирует на это зрелище, но на лице человека, замершего на помосте у ворот дворца, не дрогнул ни единый мускул. «Хорошо, что свадебный помост еще не успели убрать, — отстраненно подумал посол, — теперь принц прекрасно виден со всех концов площади…»

В этот момент, разрывая установившуюся на площади тишину, с экрана донесся уверенный голос Императрицы:

— Ус-с-становить с-с-связь с-с-с их флагманом!

«Что она делает? — мелькнуло в голове у Села. — Неужели собирается договориться?»

Но в следующую секунду забыл о ней, охваченный профессиональным интересом к происходящему. Связаться с флагманом удалось очень быстро. У Лотана создалось впечатление, что бунтовщики ждали такого развития событий. Не прошло и минуты, как на консоли связи перед капитанским креслом засветился экран, и с него на Императрицу глянул герцог Джотно, видимо являвшийся лидером заговора. Лотан поморщился от отвращения. Герцог и не скрывал своего торжества, с откровенным презрением глядя на Эфу. Сел вздохнул — и это будущий правитель! Скорее мелкий бандит, глумящийся над противником, у которого он выиграл не за счет полководческих талантов, а просто благодаря оказавшемуся на его стороне огромному численному перевесу. Жаль, что для его страны он предпочтительнее Императрицы и ее супруга. Очень жаль!

— Ну? — презрительно протянул герцог. — И что ты хотела мне сказать?

— Это ваша пос-с-следняя возможность с-с-сдаться и с-с-сохранить жизнь вашим людям. Больше я предлагать пощаду не буду. — Холодный голос Императрицы был способен, казалось, заморозить вакуум. В нем не было и тени страха или неуверенности. — Ваше решение?

— Да ты совсем спятила от страха! — расхохотался Джотно.

И Лотан увидел, что многие из толпы на площади невольно кивнули, соглашаясь с ним. Действительно, на что могла надеяться Императрица, предлагая такое? Но дальнейшие события показали, что правительница Империи знала, что говорила. Не ответив на дерзкие слова герцога, она повернулась к одному из диинов, неизвестно когда успевшему занять место у правого подлокотника капитанского кресла, и взяла у него из рук что-то напоминающее диадему, с тремя шариками странного серебристо-красного цвета. От этого предмета куда-то в недра корабля тянулись тонкие провода.

Императрица ловко расстегнула магнитную застежку, откинула капюшон, открыв свое нечеловеческое лицо, и водрузила диадему себе на голову. Обруч плотно охватил ее виски, а странные украшения начали медленно пульсировать. Эфа расслабленно откинулась в кресле и прикрыла глаза, точно приготовилась отдыхать.

— Всю энергию на усилитель! — приказал диин, подавший Императрице диадему.

Корабль вздрогнул, когда всю его энергию операторы перенаправили на тонкий обруч, охватывающий виски Эфы. Раздались испуганные крики журналистов, но теперь на них уже никто не обращал внимания. Все не отрываясь смотрели, как бледное лицо Императрицы на мгновение напряглось, тонкие пальцы сжались в кулаки, а затем началось что-то невообразимое!

Лотан не поверил собственным глазам! Корабли бунтовщиков стали взрываться один за другим. Что-то изнутри разносило их на куски! Самые удачливые смогли сделать один залп, прежде чем исчезли в безжалостном пламени взрывов, но таких было немного. И от их выстрелов флагман без труда прикрыли корабли сопровождения. И, хотя некоторые из них получили повреждения, ни один из снарядов не коснулся полностью обесточенного флагмана. Сел отмечал всё происходящее краем глаза, его внимание было сосредоточено на молодой женщине. Из носа у нее текла кровь, а лицо, казалось, превратилось в безжизненную маску. Около нее суетились диины, пытаясь привести ее в чувство. Но их усилия не увенчались успехом. Вот оно! Лотан окинул внимательным взглядом площадь и убедился в том, что внимание всех собравшихся здесь людей и даже телохранителей принца приковано к экрану, на котором диины боролись за жизнь Императрицы. Настало время выполнить приказ.

Лотан стал осторожно проталкиваться к помосту, на котором неподвижно застыл принц, не отрывая взгляда от мерцающего голоэкрана. Никто не обратил внимания на то, что посол вдруг оказался в непосредственной близости от мужа Императрицы, и Сел осторожно достал из потайного кармана миниатюрный излучатель. Это задание вызывало у него отвращение. Ему нравился принц, он выгодно отличался от прежних правителей Империи, но приказ есть приказ…

Лотан поморщился, придется трусливо стрелять в спину, однако другого выхода нет. Он прицелился и приготовился нажать на спусковой крючок. Но выстрела не последовало. Посол с изумлением смотрел на свою руку, зажатую, как в тисках, ладонями одного из телохранителей принца. В следующую секунду какая-то сила оторвала его от земли, боль обрушилась на него ревущим водопадом, и Лотан Сел, посол Объединения свободных планет, потерял сознание…

Рейт стоял возле биорегенератора, в котором вот уже вторые сутки находилась его жена, и с яростью пытался воздействовать на невозмутимого Хальзара.

— Я хочу знать, что с ней, Саан тебя побери!

Диин никак не отреагировал на его злость. Он осторожно подсоединил еще несколько трубок непонятного назначения к биорегенератору Эфы и что-то пометил в электронном блокноте. Рейт побелел от гнева и, не задумываясь о том, что он делает, резко ударил Хальзара по лицу. Вернее, попытался ударить. Диин ловко увернулся и соизволил обронить:

— Вас ждут государственные дела, Ваше Высочество. Займитесь ими и не мешайте нам заниматься своими. Когда Императрица придет в себя, она сама вам всё объяснит, если пожелает.

Подчиненные Рила напряглись, услышав настолько неподобающий ответ, но Рейт не обратил внимания на то, что диин позволил себе лишнее. Закрыв глаза, он едва слышно выдохнул, почувствовав, как его отпускает напряжение, владевшее им последние двое суток.

Хальзар сказал «когда»! «Когда», а не «если»! Диины-мужчины были созданы своими неведомыми хозяевами как дипломаты. И пускай творение пережило создателей, но со словами они обращались по-прежнему очень осторожно. Рейт знал, что ни один диин мужского пола не позволит себе вольно обращаться со словом, и, если он использует какое-либо слово, значит, оно абсолютно точно отражает смысл того, что он хочет сказать. Эфа поправится! Всё остальное не имело большого значения. Принц повернулся и молча вышел из палаты, которая охранялась, как ни одно другое помещение в Империи.

Рейт ворвался в свой кабинет, на ходу читая очередной отчет о состоянии дел в столице. Диин прав, ему действительно есть чем заняться. Хорошо еще, что Эфа перед отлетом отдала приказ о борьбе с мародерами и подстрекателями. Подданные герцогства Оттори и немногочисленные полицейские, сумевшие сохранить трезвую голову в хаосе, охватившем Тронный мир, выполняли его безукоризненно, и морги пополнились несколькими тысячами трупов, которые еще предстояло опознать. Зато волна погромов и тому подобных мерзостей сошла на нет. Однако восстанавливать разрушенное всё равно придется не один год, а тут еще проблема. Посол умудрился оказаться убийцей, и добро бы он действительно кого-нибудь убил, так нет — покушение провалилось, несостоявшийся душегуб препровожден в одиночную камеру, и с ним теперь нужно что-то решать. Но что?! Ждать, пока в себя придет Эфа, нет времени. Еще немного, и в посольстве начнут разыскивать пропавшего дипломата, а там недалеко и до обвинений в агрессии против граждан другой страны. Прежний Император не обратил бы на это никакого внимания, но Рейту не хотелось, чтобы вслед за бунтом герцогов на территорию Империи вторглись чужие войска. Объединение свободных планет только и ждет подходящего повода, а тут такое!

Рейт хмуро огляделзаваленный электронными папками и бумажными листами стол и нажал кнопку коммуникатора, вызывая секретаря. Лазор бесшумно приоткрыл дверь и замер на пороге, ожидая распоряжений.

— Позови Рила и Хизу, мне нужно с ними поговорить!

Диин развернулся и молча покинул кабинет. Принц вздохнул: всё-таки нечеловеческие представления диинов о допустимых нормах поведения иногда здорово нервировали! Но что же всё-таки делать с этим горе-убийцей?

Самым неприятным во всей этой истории было то, что Сел Рейту нравился. Нравился и как человек, и как дипломат. Он был одним из немногих послов, продержавшихся в Империи больше десяти лет, и при этом не приобрел неприятного сходства с местной знатью. Никаких наркотиков, никаких наклонностей, способных вызвать у нормального человека приступ тошноты, он умудрился числиться среди дипломатов, пользующихся благосклонностью Императора. Поразительно!

И вот теперь Рейту предстояло решить непростую задачу. Может, решиться и официально объявить о покушении, следовательно, отдать приказ о расследовании, после чего вынести преступнику смертный приговор? Но это означало получить головную боль в виде непрекращающихся претензий и нот протеста со стороны Объединения свободных планет. Это государство вот уже несколько десятков лет перенаселено так, что непонятно, как там люди живут, а огромные территории Империи для них словно изысканное лакомство для гурмана. Причем лакомство, чьей-то злой волей помещенное вне пределов их досягаемости, но в зоне видимости. Они даже самые неоспоримые доказательства признают сфальсифицированными, только бы иметь повод устроить войну и отхватить кусок побольше. Тем более факт нарушения дипломатической неприкосновенности налицо. Рейт задумался, невидяще глядя на стену перед собой. А можно и по-другому… Что ж, это может получиться.

Когда в кабинет зашли Рил и Хиза, принц с улыбкой поднялся им навстречу и заявил:

— Я хочу, чтобы вы оба выслушали мой план и сообщили, где я выставил себя полным идиотом!

Рил неодобрительно покачал головой, давая понять что, по его мнению, подобное поведение не приличествует правителю Империи тысячи солнц, а Хиза, считавшая мелочи вроде этикета для женщин вообще необязательными, непринужденно устроилась прямо на столе и поинтересовалась:

— Это по поводу того дипломата, который едва не пристрелил вас на площади? — Вопрос прозвучал скорее как утверждение, и принц удивленно покосился на нее, даже не пытаясь сделать ей замечание. Если на людях диины и вели себя в рамках приличий, то когда вокруг не было чужих — напрочь забывали о том, что в присутствии венценосной особы полагается соблюдать кое-какие правила поведения. Его куда больше интересовала ее осведомленность.

— Как вы догадались, Хиза?

— Я всё-таки диин и великолепно разбираюсь в разведке!

Принц усмехнулся:

— Очень скромный диин.

Хиза пропустила намек мимо ушей и заговорила о том, что ее действительно интересовало:

— Надеюсь, вы не собираетесь устроить показательную казнь при большом скоплении народа? Может быть, это и успокоит ваше самолюбие, но вряд ли послужит укреплению безопасности Империи.

Рил, возмущенный до глубины души, открыл рот, чтобы немедленно поставить на место зарвавшегося нелюдя, но Рейт поймал его взгляд и отрицательно покачал головой. Старый разведчик повиновался, однако вся его поза говорила о том, что он не одобряет подобной фамильярности. Принц сделал вид, что ничего не заметил, и спокойно ответил Хизе, с любопытством наблюдавшей за поведением людей.

— Нет, я не собираюсь его казнить. Предсказать последствия подобного шага не составит труда. Но вот что теперь с ним делать? Отпустить?

— А почему бы и нет? — Хиза спрыгнула со стола и зашагала по комнате. — Никаких официальных свидетельств того, что мы его задержали, нет. Об этом я позаботилась. Все носители информации, на которых может храниться запись покушения, находятся у меня и могут быть уничтожены в любой момент. В прямом эфире это не показал ни один канал: ни наш, ни иностранный. На данный момент доказать, что посол находится в нашей тюрьме, практически невозможно. Он и сам нам в этом помог, выбрав для покушения момент, когда всё внимание людей было сосредоточено на голоэкране. Поэтому ничто не мешает Вашему Высочеству вышвырнуть его за пределы дворца. Если захочет выставить себя на посмешище перед всем миром, пусть заявляет, что его похитили и держали в камере злобные имперцы. Мы разведем руками и посоветуем Объединению свободных планет подбирать дипломатов с более устойчивой психикой. Даже эти озабоченные не усмотрят в такой ситуации повода для войны.

Рейт усмехнулся:

— Ну, если вы одобряете такое решение, Хиза, то так я и сделаю. Нам сейчас война точно не нужна. Невозможно победить, воюя на два фронта одновременно и вдобавок ко всему реформируя всё, что только можно. Такие развлечения для самоубийц.

Хиза задумчиво кивала на протяжении всей его речи, не сводя с него внимательных глаз, а когда Рейт замолчал, сказала:

— Из вас получился бы неплохой разведчик. Я буду сопровождать вас во время вашего визита в камеру этой ходячей проблемы. Не стоит вводить его в искушение повторить попытку. — Принц склонил голову, стараясь ничем не выдать удивления — со стороны диина это был самый настоящий комплимент.

Лотан Сел неподвижно сидел в маленькой полутемной каморке, заменяющей в Империи камеру предварительного заключения. Болела шея, голова, казалось, была чугунной, всё тело ломило после встречи с телохранителем принца-консорта. Лотан поморщился: и откуда у этого тощего парня такая сила? Ведь расправился с ним, как с несмышленым птенцом! Впрочем, скоро это уже не будет иметь совершенно никакого значения. Будущее виделось дипломату в абсолютно черном цвете без всяких вкраплений.

Лотан не обольщался по поводу своей дальнейшей участи. В Империи существовало только два варианта решения таких проблем: допрос с пристрастием и применением так называемой «сыворотки правды», а затем публичная мучительная казнь с транслированием этого поучительного зрелища по всем официальным и неофициальным каналам новостей. Или всё тот же допрос с пристрастием и крайне неприятная смерть в имперской тюрьме, организованная без лишней шумихи. При любом раскладе выжить ему не удастся. Лотан вздохнул и попытался устроиться поудобнее. На жестком лежаке без всякого намека на матрас это было затруднительно.

Сел пропустил момент, когда бесшумно открылась дверь камеры и на пороге появился один из диинов. Увидев перед собой нелюдя, Лотан вздрогнул, но заставил себя сохранять спокойствие. Умирать тоже следовало с достоинством, чтобы враг, глядя на его труп, не мог презрительно бросить, что одним ничтожеством во Вселенной стало меньше. Сел выпрямился и стал настороженно наблюдать за своим палачом. Диин смотрел на него холодными серыми глазами, и, казалось, даже не замечал напряженности, возникшей в маленькой комнатке. Этот нелюдь был из тех, которые прятали лицо под подобием покрывала имперской наложницы, и Лотан не мог определить, что чувствует диин на самом деле и чувствует ли он что-нибудь вообще. Пауза затягивалась. Лотан не мог отделаться от ощущения, что это странное существо рассматривает его как забавную диковинку и в душе потешается над ним. Наконец Сел не выдержал и, стараясь говорить с достоинством, подобающим представителю великого государства, поинтересовался:

— Кому или чему я обязан удовольствием видеть вас?

Диин вопрос проигнорировал, ничем не показав, что вообще его услышал. Но из-за его спины раздался вежливый, хорошо поставленный голос:

— Удовольствием видеть ее вы обязаны исключительно мне.

Отодвинув нелюдя в сторону, в камеру шагнул принц-консорт. Лотан Сел вскочил и поклонился венценосной особе, соизволившей обратиться к нему. Следовать дипломатическому этикету давно стало для него столь же естественным, как дышать, и Лотан только через мгновение сообразил, что в данной ситуации его приветствие вполне может быть расценено как попытка ценой унижения добиться поблажек. Он покраснел от досады, но принц, к его удивлению, ответил ему столь же церемониальным приветствием и произнес:

— Посол Сел, должен сказать, от вас я меньше всего ожидал предательского удара в спину. Что подвигло вас на такой трусливый поступок?

Лотан почувствовал, как к его щекам прилила кровь. Ответить на вопрос принца он не мог, не став предателем своей страны, но, с другой стороны… С другой стороны, слова Рейта до странности напоминали те, которые он вот уже на протяжении нескольких дней говорил сам себе. Он тоже не ожидал от себя, что когда-нибудь сможет выстрелить в спину человеку, не подозревающему о грозящей опасности. Сел открыл рот, чтобы ответить ничего не значащей фразой и дать принцу возможность перейти к допросу как таковому, но не успел.

— Можете не отвечать, посол. Я и так знаю, что вам приказали это сделать, и даже знаю — кто приказал. Просто хотел лично сказать вам. Мне жаль, что ситуация так сложилась. Вы один из немногих дипломатов при моем дворе были достойны уважения.

Лотан Сел молча смотрел на стоящего перед ним человека, понимая: ему только что объявили смертный приговор. Внезапно ему захотелось отбросить к Саану в преисподнюю все свои принципы и попросить… Попросить — если не о помиловании, то хотя бы о возможности умереть безболезненно. Но он заставил себя молчать. Унижаться — значит ронять себя не только в собственных глазах, но и в глазах принца. Приговор всё равно останется прежним, а вот уважать его Рейт перестанет. Сел не желал, чтобы в усталых, но по-прежнему внимательных и жестких глазах принца-консорта появилось презрение и отвращение. Этот человек, продемонстрировавший поистине несгибаемую силу воли, вряд ли поймет его слабость.

Принц перевел взгляд с него на диина и молча кивнул. Нелюдь сорвался с места, и в следующую секунду Лотана Села окутала тьма.

Рейт устало вздохнул и поинтересовался у Хизы, как ни в чем не бывало стоящей посреди камеры с бесчувственным человеком на руках:

— Ты знаешь, что с ним делать дальше?

— Идите спать, Ваше Высочество. — Хиза забросила тело на плечо и хмуро добавила: — Даже вам нужно иногда отдыхать.

ГЛАВА 7

Рейт проснулся от того, что кто-то забрался в его кровать и возился, устраиваясь поудобнее. К его удивлению, он не ощущал никакой опасности от неизвестного пришельца. Несколько секунд Рейт смотрел в темноту комнаты, пытаясь угадать, кто же осмелился потревожить его среди ночи, а затем знакомый рычащий голос поинтересовался:

— Ты долго с-с-собираешьс-с-ся рас-с-сматривать это пятно на с-с-стене?

Рейт улыбнулся и повернулся так, чтобы видеть жену, наконец высунувшую голову из-под одеяла.

— Ты снова забываешь, что я не вижу в темноте. Как ты себя чувствуешь?

Эфа на мгновение задумалась и совершенно серьезно ответила:

— Живой.

Рейт подавил неуместный смех и осторожно, чтобы случайно не порезаться, провел рукой по ее жестким волосам.

— Я рад, что ты жива. В следующий раз постарайся так не рисковать. Кстати, пока ты отсутствовала, на меня было совершено неудачное покушение…

— Я знаю. — Эфа тихо зарычала. — Нужно было его уничтожить!

— Не замечал за тобой склонности к необдуманным поступкам. — Рейт внезапно пожалел о том, что темнота в спальне не позволяет видеть выражение ее лица. — Что тебя так разозлило?

— Ничего. Как там с-с-с владениями уничтоженных герцогов?

Рейт вздохнул. Все признаки того, что его вопрос останется без ответа, имелись в наличии. Спорить и настаивать было бесполезно. Пока сама не захочет, Эфа не скажет ни слова. Оставалось только поддерживать предложенную ею тему разговора.

— Все владения мятежников переданы Короне. Соответствующий указ был обнародован вчера утром. В каждое из них отправлен управляющий из числа верных мне людей и небольшой отряд солдат в поддержку. Хотя после устроенной тобой демонстрации силы в этом нет особой необходимости. Все наши подданные слишком боятся разделить участь мятежников, а то, что они не понимают, как тебе удалось уничтожить флот, в десятки раз превосходящий твои силы, заставляет их быть особенно осторожными. Кстати, я тоже не понимаю, в чем секрет твоей победы и как связано уничтожение мятежников с твоим пребыванием в биорегенераторе. — Рейт вопросительно посмотрел на жену, ни на мгновение не сомневаясь, что она прекрасно видит его лицо и благодаря своим необычным способностям точно знает, что именно он в данный момент чувствует.

— Прос-с-сто новое оружие ус-с-силивает мои врожденные с-с-спос-с-собнос-с-сти. — Эфа повела ушами и снова заговорила, тщательно подбирая слова: — Понимаешь, от рождения я обладаю некоторыми паранормальными с-с-спос-с-собнос-с-стями. Этот прибор на корабле ус-с-силивал их в дес-с-сятки тыс-с-сяч раз, но за это мне приходитс-с-ся рас-с-сплачиватьс-с-ся с-с-сильным ис-с-стощением, ну и некоторыми другими неприятными побочными эффектами. А уничтожить корабли было нес-с-сложно. Двигатели перехода работают на антиматерии, с-с-стоит только убрать поле, изолирующее корпус-с-с двигателя от топлива, и корабль превращаетс-с-ся в маленькую звездочку. Антиматерия, с-с-соприкас-с-саясь с-с-с материей, мгновенно аннигилирует. Вот и вс-с-сё. Разъединила контакт в генераторе поля — и никаких проблем.

Рейт потрясенно молчал, слушая бесстрастный голос Эфы. Такогоон не ожидал! Подумать только, взорвать корабли простым усилием воли! Его жена напичкана сюрпризами.

— И как действуют твои паранормальные способности?

Эфа недовольно фыркнула:

— Не знаю! Дейс-с-ствуют, и вс-с-сё! А ес-с-сли тебя интерес-с-суют подробное-с-сти — с-с-спрос-с-си у Хальзара и Тальзы, они в этом лучше разбираютс-с-ся! — Тонкая рука с длинными острыми когтями вскользь задела Рейта по лицу, и он поспешно отшатнулся, чтобы избежать глубоких царапин.

Уже понимая, что не успеет, принц схватился за пострадавшую щеку и с удивлением обнаружил отсутствие на ней малейших следов когтей. Эфа довольно зарычала, темнота не мешала ей любоваться крайним изумлением Рейта, отразившимся на его лице, и, судя по всему, она получала от этого удовольствие. Рейт вздохнул и пытался поймать ее за руку. Но состязаться в скорости с Эфой было бесполезно. С таким же успехом он мог попытаться поймать ветер. В конце концов, бросив это бесполезное занятие, принц лег на спину и подчеркнуто безразличным тоном поинтересовался:

— А что ты умудрилась сделать со своими когтями? Надеюсь, ничего непоправимого не произошло?

Эфа тихо рассмеялась:

— Нет, ничего непоправимого. Прос-с-сто мы с-с-с Хизой придумали, как обезопас-с-сить тебя от моих когтей во время с-с-сна, не покидая общей кровати и не проводя вс-с-сю ночь напролет в с-с-созерцании потолка.

— И что же вы придумали? — Рейт был уже не в состоянии скрыть первую заинтересованность. Он никак не мог забыть брачную ночь и ту крайнюю осторожность, которую им приходилось соблюдать, чтобы не отправить его на тот свет в самый неподходящий момент.

— Ничего ос-с-собенного. — Эфа явно была в курсе его переживаний, слишком уж довольно звучал ее голос. — Прос-с-сто на каждый коготь с-с-сделали с-с-своеобразные ножны из твердого металла с-с-с закругленным кончиком и маленькой защелкой, чтобы эта штука не с-с-слетала во время с-с-сна, вот и вс-с-сё. А волос-с-сы я с-с-сейчас-с-с заплету в косу и с-с-спрячу под с-с-специальную с-с-сетку, чтобы ты не порезался об их кончики.

Рейт ошеломленно слушал жену, не зная, ругаться ему или смеяться. Всё оказалось до изумления просто, а он столько времени потратил, пытаясь найти решение этой проблемы! Вспомнить страшно! Эфа заплела косу и, с довольным ворчанием устроившись у него на плече, добавила:

— Вс-с-сё мое оружие на прикроватном с-с-столике, а за дверями с-с-спальни дежурят диины, в с-с-случае нападения у меня хватит времени на то, чтобы до него добратьс-с-ся и с-с-снять эти штуки с-с-с когтей. Вс-с-сё продумано.

Рейту подобное и в голову бы не пришло, и он благоразумно промолчал. Бесспорно, в вопросах безопасности Эфа разбирается гораздо лучше него. Так какой смысл об этом говорить? Гораздо разумнее постараться выспаться перед завтрашним приемом.

Лотан Сел проснулся от того, что у него безумно болела голова. «Саан побери, и где я умудрился так напиться?» — удивленно подумал посол, никогда в жизни не злоупотреблявший спиртным. Он попытался открыть глаза. Но веки, казалось, весили тонну и никак не хотели разлепляться. Лотан с трудом поднял руку и потер глаза, пытаясь заставить их открыться. Это простое движение вызвало новый приступ головной боли, к которой почему-то добавились головокружение и тошнота. «Неужели меня отравили? Но где? Кто?» — Сел почувствовал, что его охватывает паника, и постарался справиться с постыдной слабостью, недостойной настоящего мужчины. И тут же вспомнил, что с ним произошло, и, от ужаса забыв про боль и слабость, сел на кровати и открыл глаза.

Он находился в собственной спальне, в посольстве Объединения свободных планет — в легкой пижаме лежал в кровати и, судя по ощущениям, был, бесспорно, жив, и если не считать неприятной слабости, здоров. Но не могли же события последних дней оказаться чересчур реальным кошмаром? Лотан вскочил с кровати и бросился к зеркалу. Он точно помнил, что, после того как очнулся в камере, у него болела шея. С внутренней дрожью Сел расстегнул верхнюю пуговицу пижамы и со смешанным чувством облегчения и страха уставился на характерные следы пальцев на шее. Всё-таки это был не сон. Он действительно покушался на принца-консорта, был схвачен и заключен в камеру. И ему не приснился визит принца и диина. «Но тогда почему я жив? И не просто жив, но еще и совершенно свободен? Что происходит?» — Лотан на мгновение зажмурился, борясь с вновь подступившей паникой, а затем решительно направился к коммуникатору и нажал кнопку вызова секретаря.

— Доброе утро, господин посол. Слушаю вас, — раздался голос его подчиненного, и Селу стоило огромных усилий не ущипнуть себя. Он никак не мог избавиться от ощущения, что всё вокруг — просто затянувшийся кошмар. Справившись с собой, он спросил, стараясь, чтобы голос не выдал его состояния:

— Доброе утро, Доротан. Когда я вчера вернулся в посольство? — Лотан затаил дыхание, ожидая ответа.

— Не знаю, господин посол. Вас не было два дня. Господин Дол даже собирался начинать поиски, а сегодня в шесть часов утра служанка зашла прибрать вашу комнату и обнаружила вас спящим на кровати. Она доложила об этом господину Долу, и он приказал дежурной смене охраны явиться к нему для выяснения. Но охрана вас не видела, и датчики слежения не зафиксировали вашего возвращения на территорию посольства. Поэтому сейчас программисты проверяют компьютер на наличие вирусов, а охранников допрашивают. — Доротан замолчал, и Лотан почувствовал, как у него нехорошо засосало под ложечкой.

Никто в посольстве не знал о полученном им задании, но начальник Службы безопасности Дол явно стремился привлечь к его отсутствию как можно больше внимания, чего при обычном двухдневном отсутствии посла делать бы не стал. Всем было известно, что представители правящего дома Империи отличались чрезмерной импульсивностью, и внезапная поездка по планете или за ее пределы в сопровождении всего двора и дипломатов, случайно оказавшихся в момент принятия решения в поле видимости монарха, была делом обычным. Подчас о перемене планов Его Величества узнавали только через несколько дней, поскольку имперская Служба безопасности имела привычку дезинформировать всех, кого только возможно, в целях защиты монарха и первых лиц государства от покушений, заговоров и прочих неприятностей, неразрывно связанных с их высоким положением в Империи.

Лотан выключил коммуникатор, не заботясь о том, что по этому поводу подумает его секретарь, и без сил опустился в кресло. Чрезмерная бдительность Дола могла означать только одно — Лотан долженбыл попасться. Президенту нужен был повод для объявления войны. И этим поводом должен был стать скандал вокруг покушения на принца, в котором обвинили бы человека с безупречной репутацией. Человека, в чью виновность никто бы не поверил, а значит, в глазах всей Галактики президент превращался в защитника, стремящегося спасти гражданина своего государства от произвола сумасшедших имперцев, а когда ему это не удастся — отомстить за него. И Долу заранее было дано распоряжение привлечь к отсутствию посла как можно больше внимания, не дать замять конфликт.

Лотан закусил губу, но даже резкая боль и соленый привкус на языке не заставили его встряхнуться. Он всегда был уверен в том, что его страна отличается от прогнившей до самого основания Империи. Что президент никогда не опустится до безобразной подлости Императора. Однако то, что случилось в последние дни, наглядно доказывало ошибочность его убеждений. Президент, Император — они были похожи, как близнецы-братья, только один не стеснялся демонстрировать свою сущность, а другой умело ее скрывал.

Звонок коммуникатора заставил Села очнуться от размышлений. Звонил начальник охраны. Ощущение надвигающейся опасности заставило Лотана собраться. Он слишком хорошо знал Дола, чтобы сомневаться в том, что отчет обо всём происшедшем ушел наверх сразу после того, как его обнаружили, и отчет этот был составлен таким образом, что в его предательстве не усомнился бы и родной отец, а не только вечно подозрительные ищейки из Службы государственной безопасности. Заставив себя успокоиться, Лотан нажал кнопку включения связи и спокойно поинтересовался:

— Что вам угодно, Дол?

— К вам направляются два сотрудника Службы охраны, соблаговолите проследовать с ними в мой кабинет и не делайте глупостей: ни сбежать, ни покончить с собой вам не удастся.

Лотан скрипнул зубами от неприкрытого торжества в голосе начальника Службы безопасности и с сожалением согласился с тем, что он прав. Наверняка компьютер, контролирующий его комнаты, уже получил соответствующую команду и в случае попытки самоубийства просто погрузит его в сон каким-нибудь безопасным сонным газом или найдет другой способ лишить его сознания до прихода Службы безопасности. Проклятье! Остается только сидеть и ждать. Лотан с ненавистью посмотрел на коммуникатор. Дол празднует победу, и то, что Сел не сделал ему ничего плохого, не делает его торжество менее значимым. Дол из тех людей, которым доставляет удовольствие уничтожать себе подобных. Когда Лотан открыл рот, чтобы высказать всё, что он думает о начальнике охраны, он внезапно услышал, как в кабинете Дола запищал сигнал экстренного вызова.

Через несколько секунд он едва сдержал истерический смешок. Империя, сбросив его на самое дно пропасти, теперь давала ему возможность оттуда выбраться. Сотрудникам посольства было от чего запаниковать. По официальным каналам пришло приглашение на церемонию принесения присяги герцогами новой Императрице, которая состоится через час. Лотан злорадно покосился на коммуникатор, теперь Дол оказался перед нелегкой дилеммой: либо арестовать посла как предателя и на три десятилетия прервать все дипломатические отношения с Империей, либо отправить человека, предупрежденного о том, что его ждет, в место, где Служба безопасности посольства не сможет его контролировать. Сел невольно поблагодарил Саана за приверженность имперцев древним традициям. Еще со времен первого Императора действовал закон, гласящий, что послы дружественных государств обязаныприсутствовать на пяти церемониях: свадьбе Императора, представлении наследника народу, принесении присяги новому Императору герцогами, коронации и похоронах Императора.

Неявка на такое мероприятие означала разрыв дипломатических отношений на тридцать лет и высылку всего посольства за границы Империи на тот же срок. А согласно международному соглашению пять тысяч какого-то бородатого года, дипломаты были обязаны соблюдать законы государства, в котором находится их посольство. Для президента все эти соглашения вряд ли имеют большое значение, но другие государства не дадут ему их проигнорировать — и не из-за приверженности букве закона, а преследуя цель убрать конкурента с политической арены региона. Вот уж повезло так повезло.

Лотан слушал ругань Дола, забывшего о том, что у него включен коммуникатор, и не сомневался в том, какое решение он примет. За час, оставшийся до церемонии, другого посла назначить просто не успеют — одни верительные грамоты необходимо согласовывать с принимающей стороной не менее семи дней! А это значит, что он сможет вырваться из-под опеки Службы безопасности на достаточный срок, чтобы успеть избавить себя от пребывания в подвалах СГБ.

Лотан невольно вздрогнул, когда услышал свое имя. Дол наконец перестал ругаться и теперь требовал его внимания.

— Я слушаю вас. — Сел старался ничем не выдать своего торжества.

— Вы пойдете на императорский прием. — В голосе начальника Службы безопасности была бессильная ярость. — Вы пойдете туда в сопровождении двух моих сотрудников, у которых будет приказ уничтожить вас при малейшей попытке предать интересы своей страны. Сразу после приема вы вернетесь в посольство и будете арестованы. Вы поняли меня? — Лотан растерянно уставился на коммуникатор.

Такогоон не ожидал даже от Дола! Убийство на императорском приеме вызовет как минимум международный скандал! Вдобавок ко всему сотрудники Службы безопасности при исполнении подобной акции на территории другого государства без разрешения на осуществление профессиональной деятельности — это уже повод для войны! Или он этого и добивается? Сел вздрогнул от такой мысли. Даже самый сумасшедший сторонник военных действий не будет их развязывать заведомо проигрышным для себя способом, ведь такое наглое попрание международных законов даст повод другим государствам под предлогом защиты международных соглашений не только растащить Империю по кусочкам, но и хорошенько пощипать Объединение свободных планет!

— Вы меня слышите? Посол Сел, извольте отвечать, когда с вами разговаривают!

Лотан взял себя в руки и спокойно произнес, ничем не выдавая охватившей его растерянности:

— Я всё понял. Буду готов через двадцать минут.

— Прекрасно! — удовлетворенно буркнул Дол. — И не забывайте, что всё время пребывания за пределами посольства вы будете под наблюдением.

— Буду иметь в виду. — Лотан сделал над собой усилие, успокоился и начал обдумывать ситуацию. Ему необходимо покончить с собой, до того как его убьют, чтобы избежать повода для развязывания войны, которая, он был уверен, не принесет пользы ни одной из сторон, и в то же время сделать это так, чтобы даже у самых пристрастных дознавателей не возникло сомнений в том, что из жизни он ушел добровольно. Непростая задачка!

Эфа стояла перед зеркалом и думала, какое оружие взять с собой на прием. То, что основной набор будет при ней, не вызывало сомнений. Но, может быть, стоит прихватить что-нибудь в дополнение? Например, отравленные иглы?

Эфа покосилась на мужа, который с отвращением рассматривал свое парадное одеяние, явно не испытывая особого желания его надеть. Н-да, вот об этом она не подумала! Придворный портной лишенный возможности продемонстрировать собственную фантазию и вкус, создавая наряды Императрицы, пытался восполнить утраченное, формируя гардероб принца-консорта. В результате Рейт постоянно щеголял в каких-то невообразимых одеждах, которые доставляли и ему и Эфе одни неудобства. Принц вынужден был ходить в том, что ему не нравилось, а Императрица — постоянно следить за тем, чтобы случайно не задеть тонкую ткань когтем или еще чем-нибудь столь же острым и не оставить мужа голым перед большим скоплением народа. Вдобавок ей приходилось наблюдать за малейшей угрозой его безопасности, так как эти Сааном проклятые тряпки совершенно не годились для защиты жизни и здоровья того, кто их носит. Сплошные неприятности и бездарная трата нервов.

Рейт, как и она сама, предпочитал носить костюмы, не стесняющие движений и способные заменить в случае чего легкий боевой скафандр. А Эфа использовала в одежде ткань-хамелеон, которая позволяла ей сливаться с любым фоном, и для того, чтобы подданные не теряли периодически свою Императрицу, базовый цвет ткани был черным, а маскировка активировалась прикосновением к маленькой пуговке на рукаве. Удобно и практично…

Возмущенный возглас Рейта вывел Эфу из задумчивости. Н-да-а, ничего себе наряд! Такого она еще не видела! Этот ненормальный портной превзошел самого себя! Глядя на бесчисленные слои разноцветного шелка, было непонятно даже, как это нужно надевать, не то что носить! Пора, кажется, сменить портного! И избавить мужа от переживаний по поводу каждого нового наряда! Эфа мысленно дотянулась до диина, дежурившего у двери, и попросила принести костюм, в котором Рейт присутствовал на испытании. Неплохо будет напомнить господам герцогам про этот день. А затем поинтересовалась у Рейта, всё еще вертевшего в руках кусок шелка непонятного назначения:

— Как идут реформы?

Рейт оторвался от созерцания ткани и неопределенно пожал плечами:

— Сейчас еще слишком рано судить. Но, похоже, если мы продержимся ближайший год, то сможем выбраться из тупика, в который загнали Империю твои предки. Нам бы еще побольше толковых специалистов! Но самое печальное в том, что большинство из тех, кто хоть что-нибудь стоит в своей области, уже имеют работу, преимущественно за границей, и не захотят терять ее из-за призрачных перспектив государственной службы. А те, кто еще не покинул родину и не собирается это сделать — слишком молоды, неопытны и в значительной своей части бездарны.

— А ты не пыталс-с-ся привлекать к работе женщин?

Рейт удивленно вскинул брови, услышав подобное предложение:

— Зачем? У них еще меньше опыта, чем у тех зеленых юнцов, которых мы сейчас набираем!

— Не с-с-скажи. — Эфа застегнула на талии пояс с ножнами и проверила, легко ли в них двигаются клиники. — Многие женщины-дворянки в провинции ведут дела с-с-своих имений, пока их мужья развлекаютс-с-ся в с-с-столице. С-с-сам понимаешь, это не так-то прос-с-сто.

— Вот об этом я не подумал! — Рейт усмехнулся. — Ретрограды подымут вой до небес. Такое покушение на основы и традиции!

— А ты обс-с-ставь это как попытку помочь вдовам и с-с-сиротам в наше непрос-с-стое время. Бедняжки не могут о с-с-с-себе позаботитьс-с-ся, а на гос-с-сударс-с-ственной с-с-службе хоть какой-то доход, чтобы с-с-с голоду не умереть.

Рейт задумчиво кивнул, соглашаясь с ее мнением, и поинтересовался:

— Ты же вроде утверждала, что ничего не понимаешь в экономике. Откуда такие познания?

Эфа еще раз осмотрела себя в зеркало, убедилась в том, что заметно только то оружие, которому и полагается по замыслу быть на виду, и заявила:

— Знаешь, Рейт, я заметила за людьми с-с-странную ос-с-собеннос-с-сть — некоторые вещи они вос-с-спринимают как данность, с-с-совершенно не задумываяс-с-сь над тем, почему они такие, какие ес-с-сть. У тебя эта черта проявляете-с-ся в меньшей с-с-степени, чем у большинс-с-ства знакомых мне людей, но она вс-с-сё равно прис-с-сутс-с-ствует. Я прос-с-сто указала тебе на нес-с-соответс-с-ствие твоих предс-с-ставлений об окружающей реальнос-с-сти, а в экономике я по-прежнему ничего не смыслю. — Эфа усмехнулась, глядя на Рейта, ошарашенного ее заявлением, и нарочито безразлично добавила: — К тому же я изучала кое-какие материалы по с-с-социологии. Не тебе одному не хватает хороших с-с-специалис-с-стов. Мне, например, нужен командующий флотом. Диин в этой роли нес-с-сколько нервирует людей как у нас-с-с, так и в с-с-сос-с-седних гос-с-сударс-с-ствах, да и не с-с-сможет Тальза в с-с-случае чего командовать людьми. Она прос-с-сто их не понимает.

В дверь постучали, и Эфа удовлетворенно отметила про себя, что ее распоряжение выполнено. Но, пересекая комнату по диагонали, чтобы открыть дверь, незаметно достала один из кинжалов. Может быть, у нее и паранойя, однако это еще не повод забывать об элементарной осторожности. Недавно установленный замок, запрограммированный только на код ДНК ее и Рейта, тихо пискнул, разблокировав дверь. Хороший замок, одноразовый. Он, конечно, стоит, как новый грузовой катер, зато перепрограммировать его еще никому не удавалось. Сколько ни пытались заговорщики всех времен и народов открыть это приспособление, но если в память замка при его изготовлении не были внесены код их ДНК и еще куча всяких параметров, не позволяющих спутать одного человека с другим, а живого с мертвым — все попытки оказывались пустой тратой времени. Хорошее изобретение, и было бы удивительно, если бы придумали его не в Империи. Конечно, у таких замков были свои минусы — например, слуг приходилось пускать в комнату кому-то, на кого настроено это приспособление, и в отсутствие хозяев помещение не убиралось, но эти незначительные неудобства с лихвой компенсировались возможностью спать, не опасаясь неожиданного визита своего заклятого врага или просто недовольного тобою человека. Когда ситуация в Империи немного стабилизируется, то с таким замком даже можно будет отказаться от диинов-телохранителей, постоянно дежуривших за дверью покоев, если, конечно, они доживут до этого светлого дня.

Эфа открыла дверь и взяла из рук слуги вешалку с костюмом Рейта. Вот так-то лучше! По крайней мере, эту ткань можно держать в руках, не опасаясь, что когти превратят ее в неровно нарезанные лоскутки. Закрыв дверь, подошла к мужу, который явно собирался вышвырнуть свой наряд в утилизатор и не сделал этого до сих пор только потому, что ему тогда не в чем будет идти на прием. Когда поверх ярко-желтого шелка лег его старый костюм, отглаженный и почищенный, Рейт поднял глаза на свою жену.

— Когда?.. — Принц оборвал себя, не закончив вопроса.

Эфа насмешливо фыркнула и, выхватив шелк у него из рук, метко запустила им в сторону утилизатора. Ткань с шелестом пролетела через всю комнату и повисла красивыми складками на едва заметном выступе стены, под которым прятался аппарат по уничтожению отходов. Рейт проводил ее взглядом и покачал головой. Эфа так и не поняла, выражал он свое неудовольствие подобной расточительностью с ее стороны или тканью наряда, в который его намеревался одеть придворный портной. Выяснять это у нее не было никакого желания. Еще раз проверив свое оружие, она устроилась в кресле, наблюдая за тем, как Рейт заканчивает одеваться. Сегодня им предстоит нелегкий день, и то, что ее муж задумал очередную авантюру, только добавит сложностей. И зачем ему это надо? Вечно он пытается кого-нибудь спасти! И вообще, попадать в переделки — это ее прерогатива!

Когда щегольской флаер посольства остановился перед парадным крыльцом, Лотан Сел вышел из него, не дождавшись, пока шофер откроет ему дверцу, и направился к парадным дверям, демонстративно игнорируя двух сотрудников Службы безопасности, приставленных к нему Долом.

Мажордом узнал его и едва заметно кивнул, приветствуя, прежде чем объявить о его приходе. Лотан прошел в зал, проклиная про себя традиции Империи, позволяющие послу дружественного государства иметь двух человек сопровождения, присутствие которых на императорском приеме заранее не согласовывалось. «Как бы избавиться от них? — Сел огляделся по сторонам и вздохнул. — Ну когда в конце концов Империя откажется от этого дурацкого пережитка прошлого?»

В зале было невыносимо душно. Допотопные кондиционеры, установленные, наверное, еще при строительстве дворца, как всегда, не справлялись с нагрузкой. Они явно не были рассчитаны на такое количество народа. А поскольку один из давно покинувших этот мир Императоров издал указ о том, что убранство тронного зала должно оставаться неизменным — не иначе старался под благовидным предлогом скрыть факт, что его казна пуста — то заменить их, нарушив тем самым волю предка, до сих пор даже и не пытались.

Лотан, поймав себя на том, что думает о совершенно посторонних вещах, нахмурился. «Неужели Дол всё-таки умудрился накачать меня какой-нибудь дрянью? Хотя я ничего не пил и не ел с момента нашего разговора, а газ начал бы действовать сразу…» Сел заставил себя сосредоточиться, видя, как напряглись все находившиеся в зале дворяне: Императрица должна была вот-вот выйти к своим подданным.

Наконец невидимый оркестр заиграл гимн Империи, и в тронный зал в сопровождении принца-консорта шагнула Ее Величество в парадном одеянии, которое до сих пор вызывало шок среди представителей дипломатического корпуса из-за того, что слишком напоминало боевое облачение. Присутствующие поклонились, а императорская чета, пройдя сквозь живой коридор из дворян, послов и гвардейцев, поднялась по мраморным ступеням возвышения и заняла свое место на троне. Все склонились в глубоком поклоне, приветствуя Императрицу. Лотан краем глаза отметил, что его надзирателям в этом зале сильно не по себе от обилия титулованных особ и агентов императорской Службы безопасности. Что ж, тем лучше.

Императрица бесстрастно оглядела придворных и подняла руку ладонью вверх, древним жестом разрешая им выпрямиться. Мажордом тут же шагнул на отведенное ему место слева от трона и громким голосом объявил имя и титулы первого герцога, удостоенного чести принести присягу Короне. Лотан пропустил всё сказанное мимо ушей. В данный момент его интересовало несколько другое, а именно: возможность хоть на пять минут ускользнуть из-под опеки сопровождающих…

В следующую секунду тревожные крики привлекли его внимание. То, что он увидел, заставило его неосознанно податься вперед. «Неужели у меня уже начались галлюцинации», — вертелось у него в голове. Картина, открывшаяся его глазам, действительно напоминала скорее наркотический бред, чем реальность. Принц-консорт вскочил с трона и с несколько растерянным видом наблюдал за тем, как его жена одной рукой удерживает занесенные над ее головой руки напавшего на нее юнца, а другой аккуратно вынимает из его ладоней меч, при этом даже не удосужившись подняться с места. Рядом с ней стоял диин и бесстрастно рассматривал нападавшего, внимательно фиксируя малейшее движение несостоявшегося цареубийцы. Лотан пригляделся и узнал в юнце наследника герцога Ростемского.

Ситуация еще больше запуталась. Только герцогам разрешалось входить в тронный зал с оружием для принесения клятвы Императрице, так каким же образом меч оказался у этого мальчишки? И почему его с этой железякой допустили так близко к Императрице? Сел привычно перебрал все возможные варианты и остановился на наиболее вероятном из них: в неразберихе последних дней смерть герцога Ростемского осталась незамеченной никем, кроме его семьи. Ничего себе наследничек! Недаром старый герцог так не хотел его признавать, хотя и сам был изрядной сволочью. Сын не только сволочь, вдобавок ко всему он еще и дурак: кто же такустраивает покушения? Неудивительно, что Императрица смотрит на него со смесью интереса и отвращения. Тот еще экземпляр!

Диин, всё еще глядя на бьющегося в руках Императрицы мальчишку, странным рычащим голосом произнес:

— Интересный способ.

Императрица перевела взгляд с неудавшегося убийцы на диина, и, вместо того чтобы выяснить, что нелюдь имеет в виду, холодно уточнила:

— И чем же он интерес-с-сен?

— Необычностью.

— Н-да, дейс-с-ствительно необычно. Я хочу с-с-с ним познакомитьс-с-ся. — Голос Императрицы не предвещал ничего хорошего несчастному, заинтересовавшему ее. К трону подошел еще один диин, перед нелюдем придворные расступались почти с неприличной поспешностью, и Ее Величество вручила ему наследника герцога. — В камеру, до ос-с-собых рас-с-споряжений.

Диин непринужденно подхватил мальчишку, который после слов Императрицы обмяк и теперь только смотрел на нее каким-то мертвым взглядом, и спокойно вынес его из зала. Лотан покачал головой, глядя ему вслед. Парень вел себя более чем странно. Ни крика ненависти, ни мольбы о пощаде — такое впечатление, что он просто парализован страхом перед своим будущим, но тогда почему он попытался убить Императрицу при таком скоплении народа? Ведь это автоматически означало для него смертный приговор, вне зависимости от того, удастся ему это сделать или нет. Странный способ самоубийства. А диинов при дворе боятся. Сильно боятся, хотя в этом как раз нет ничего странного. Люди издавна боятся того, что не понимают. Вот и на Императрицу они смотрят, как на демона Саана, внезапно появившегося из бездны. Впрочем, в этом случае вполне заслуженно: Ее Величество в полной мере унаследовала жестокость своих предков, сочетая ее с вызывающей уважение практичностью и расчетливостью. Страшное сочетание.

— Вс-с-сю с-с-семью герцога Рос-с-стемс-с-ского дос-с-ставить во дворец для рас-с-следования инцидента не позднее завтрашнего полдня. Вс-с-сех! Даже с-с-самых дальних родс-с-ственников! — Голос Императрицы вывел Лотана из ступора. — Ес-с-сли хоть один из них не прибудет — вс-с-се три планеты, являющиес-с-ся майоратом герцога, будут уничтожены. — В тронном зале установилась оглушительная тишина. Такого не позволяли себе даже ее безумные предки. Уничтожить несколько миллионов живых существ просто потому, что одного из дальних родственников преступника не доставили пред очи Императрицы в установленный ею срок!

Сел огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что не он один безоговорочно поверил в способность новой Императрицы отдать такой чудовищный приказ. Лотан тихо вздохнул: и почему последнее время он только и делает, что разочаровывается в сильных мира сего? В следующую секунду Сел едва не выругался вслух — и за каким демоном он тут размышляет на отвлеченные темы, упуская великолепную возможность ускользнуть от своих конвоиров?

Лотан украдкой глянул на агента, застывшего с открытым ртом в нескольких шагах от него, и попытался незаметно отойти подальше. Растерянность человека, не привыкшего к неприкрытой жестокости императорского двора, была ему на руку, но, когда он уже собрался затеряться в толпе придворных, прозвучало его имя, и внимание всех присутствующих сосредоточилось на нем. Сел шагнул вперед сквозь раздавшуюся толпу и склонился в глубоком придворном поклоне. Императрица холодно глянула на него звериными янтарными глазами и бесстрастно произнесла:

— Пос-с-сол С-с-сел, я рада приветс-с-ствовать вас-с-с на нашем приеме и надеюс-с-сь, что моя просс-сьба невс-с-стретит отказа. — Посол склонился еще ниже и усмехнулся про себя. Хотел бы он посмотреть на безумца, способного отказать Императрице после того, что всего минуту назад прозвучало в тронном зале! Он почтительно ждал, пока Ее Величество соизволит изложить свою просьбу.Императрица смотрела на него слишком, как ему показалось, пристально. И Лотан внезапно понял, что она знает о том, что он покушался на жизнь ее мужа, знает и не одобряет милосердия принца-консорта.

Сел бросил взгляд на Рейта, в его насмешливых глазах читалась спокойная уверенность, необъяснимым образом пробудившая в душе посла надежду. Но следующие слова Императрицы крайне удивили его:

— Моя названная с-с-сес-с-стра Хиза изучает традиции людей, и в данный момент предметом ее интерес-с-са с-с-стали обычаи вашей родины. С-с-соблаговолите прос-с-следовать с-с-с ней в ее кабинет и ответить на вс-с-се ее вопрос-с-сы, ес-с-сли, конечно, — Ее Величество тихо засмеялась, — они не будут с-с-связаны с угрозой вашей безопас-с-снос-с-сти и безопас-с-снос-с-сти Объединения с-с-свободных планет. Никто не требует от вас-с-с предательс-с-ства интерес-с-сов с-с-своей с-с-страны. — Лотану не оставалось ничего иного, как выразить готовность исполнить просьбу Императрицы. Он глубоко вздохнул и, стараясь, чтобы его голос не дрожал самым позорным образом, ответствовал:

— Для меня огромная честь выполнить вашу просьбу, Ваше Величество. Если миледи Хиза соблаговолит сообщить мне, где и когда она желала бы меня видеть, я прибуду туда незамедлительно…

— Сейчас. Следуйте за мной! — раздался странный рычащий голос, и диин, до этого момента неподвижно стоявший возле трона Императрицы, шагнул вперед, поравнялся с послом и кивнул в сторону двери из зала. Лотан покорно направился с ним в указанном направлении.

Его конвоир тихо ругнулся и начал проталкиваться в его сторону. Сел на секунду замер, не зная, что предпринять. Ситуация выходила из-под контроля. Если он откажется идти — дело закончится громким скандалом, а он очутится в застенках СГБ, если пойдет — этот ненормальный попытается убить его прямо в тронном зале в присутствии императорской четы! Неважно, что это, скорее всего, ему не удастся! Самого факта покушения будет достаточно. Ведь на приеме Императрица гарантирует безопасность гостей, так как самим им оружие иметь не дозволяется, и подобная попытка будет расценена как покушение на честь Ее Величества. Лотан заметался, не зная, на что ему решиться, когда внезапно из толпы рядом с ним вынырнул сотрудник Службы имперской безопасности и, прежде чем кто-нибудь успел хоть что-то понять, подхватил конвоира Села под локоть и, словно старого знакомого, увлек в сторону от Лотана. Второй охранник, слишком неопытный в искусстве маневрирования среди толпы возмутительно родовитых, а соответственно невероятно самодовольных аристократов, оказался слишком далеко от места действий, чтобы вмешаться. Сел поблагодарил про себя Саана за его неожиданную милость и поспешил к дверям вслед за диином.

Хиза зашла в просторную комнату, служившую ей кабинетом, и с интересом воззрилась на человека, нерешительно замершего у двери. Чувствовалось, что ему не по себе в обществе нелюдя, однако многолетняя выучка высококлассного дипломата брала свое, и если бы она была человеком, то ни за что не заметила бы, что Лотан Сел испытывает сильный дискомфорт. Мужчина несколько секунд молчал, явно ожидая, что она начнет разговор, но наконец его выдержка изменила ему, и он, стараясь ничем не обидеть ее, вежливо произнес:

— Миледи, вы желали поговорить со мной о моей родине. Я весь внимание. Что именно вы хотите узнать? — Хиза довольно оскалилась под покрывалом. Истинный дипломат! Если бы она не видела перед собой его смуглую физиономию и слабую бескрылую фигуру, то, опираясь на впечатление от голоса, поклялась бы создавшими ее, что перед ней представитель ее рода. Забавно.

Хиза собралась было немного поразмышлять об этой шутке природы, но почувствовала, что человек находится уже на грани нервного срыва от свалившихся на него за последние несколько суток испытаний, и передумала. Неторопливо обойдя комнату в поисках удобного места для разговора, она уселась на пол возле окна и, кивнув Селу на стоящее рядом кресло, заявила:

— Ничего не хочу!

Человек вздрогнул, в глазах его появилась странная обреченность.

— Тогда зачем я вам понадобился? Сразу предупреждаю — вербовать меня бессмысленно. После приема я сразу же буду препровожден в камеру нашего посольства и ближайшим рейсом отправлен домой для проведения тщательного разбирательства моей деятельности. — Голос мужчины звучал напряженно, словно он сдерживал себя из последних сил.

Хиза хмыкнула и, старательно копируя его манеру изъясняться, произнесла:

— Никто не собирается вас, как вы выразились, вербовать. И вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что сегодня попадете в посольство. На ближайшую пару десятков дней — вы гость Императрицы. Думаю, вам не нужно объяснять, что это означает?

— Но зачем? Что вам дадут эти две недели? — В голосе человека зазвучало изумление пополам с недоверием.

— Возможность спасти вашу жизнь. — Хиза с минуту полюбовалась полной растерянностью, отразившейся на невозмутимом лице дипломата, а затем соизволила разъяснить ситуацию: — Принц-консорт посчитал, что вы не заслуживаете участи, на которую обрекли вас ваши правители, и счел возможным принять участие в вашей судьбе. Так что через десять-пятнадцать дней вы тихо примете гражданство Империи и будете вольны идти куда пожелаете.

— Что?!!

— Понимаю, мне, как разведчику со стажем, это тоже кажется излишним милосердием, но у Его Высочества чересчур доброе сердце и чересчур старомодные представления о чести, так что вы получите еще один шанс. Не так уж и мало, если вдуматься.

— И что вы потребуете взамен? — В голосе посла звенело ничем не прикрытое подозрение.

— Ничего. Всё, что вы можете нам сообщить, мы и так знаем.

— Но почему через десять или пятнадцать дней? Зачем давать президенту время для нот протеста и тому подобных действий?

— Каких нот протеста? Вам самой Императрицей оказана честь, которая и не снилась подданным иностранных государств. Президент не идиот, чтобы выставлять себя на посмешище перед международным сообществом, заявляя о том, что его дипломата коварно похитили, пригласив во дворец в качестве консультанта по обычаям его родины. В это просто никто не поверит. — Хиза тихо рассмеялась. — А через десять дней все будут чересчур заняты, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как смена гражданства послом, слишком привыкшим к жизни в Империи за время своей службы.

Посол устало покачал головой и, внезапно обмякнув в кресле, тихо, как-то потерянно произнес:

— Делайте, что хотите. Мне уже всё равно, как и когда умереть.

Хиза насторожилась, почувствовав состояние несчастного дипломата. Кажется, они всё-таки перестарались с попыткой открыть ему глаза на происходящее в его стране. Если так будет продолжаться дальше, то парень в конце концов или тронется умом, или наложит на себя руки. Он явно уверен, что теперь ему некуда идти, так как на родине его объявили предателем, а в Империи заклеймили убийцей. Нехорошо получилось! Хиза встала и осторожно подошла к дипломату, стараясь случайно не напугать его, но тот, погрузившись в переживания, едва заметил ее маневр и никак на него не прореагировал. Нет, так дело не пойдет? Диин схватила его за плечи и сильно встряхнула. Мужчина вскрикнул от страха и забился, пытаясь вырваться из ее железной хватки. Хиза не позволила Лотану освободиться и, подтащив поближе, прорычала ему в лицо:

— Хватит изображать из себя несчастную жертву обстоятельств! Тебе предоставляют возможность спасти жизнь и не прятаться до конца своих дней от каждого, кто пожелает получить награду за беглого преступника, а ты сидишь тут и скулишь, словно тебе предлагают отправиться на Кеслер руду добывать!

Лотан перестал вырываться и тихо сказал:

— Даже если всё, что вы говорите, — правда, мне не дадут нормально жить за пределами Империи, а здесь… здесь Его Высочество вряд ли захочет меня видеть…

— Глупости. — Хиза фыркнула, крайне довольная тем, что посол перестал себя жалеть и начал логически мыслить. — Принц сам заявил, что хотел бы иметь такого друга, как ты. Я слышала это собственными ушами. А Императрице плевать на твое присутствие в ее стране до тех пор, пока ты не угрожаешь безопасности ее мужа и ее государства. А я вполне могу гарантировать ей и то и другое, пока ты находишься под моим присмотром. Так что никаких проблем.

Лотан внезапно усмехнулся и покачал головой:

— Никогда не думал, что когда-нибудь окажусь под опекой нелюдя, который настолько не похож на человека, что вынужден скрывать лицо под покрывалом. Но вы правы, миледи, я вел себя просто отвратительно, за что покорно прошу меня простить, и готов следовать за вами в любое место, которое вы определите мне для проживания. Ваша способность убеждать даже самых несговорчивых вызывает невольное восхищение и преклонение перед великой силой Саана, сумевшего в мудрости своей сотворить такое совершенное существо.

Хиза настороженно слушала речь человека, пытаясь угадать: оскорбляет он ее или говорит комплименты. «Вот уж завернул так завернул! Вечно с этими мужчинами не знаешь, что они имеют в виду на самом деле!» — Решив не забивать себе голову очередными шарадами, девушка направилась к выходу из комнаты, и не думая отпускать воротник парадного костюма посла. Месть, конечно, мелкая и недостойная воина, но зато какая приятная, особенно в свете того, что, в отличие от мужчин ее народа, этот не знает, как ему выкрутиться из такого положения, не оставив половину наряда у нее в руках!

Хиза захлопнула за Лотаном дверь его комнаты и поспешила по своим делам. Ей предстояло сегодня посещение камеры, где вот уже сутки торчал самоуверенный ублюдок, умудрившийся перед нападением мятежников выдать средствам массовой информации секретные сведения, что привело к полномасштабной панике, последствия которой не могут ликвидировать до сих пор. Самое для Хизы непонятное в этом деле было то, что сей ненормальный даже не был мятежником, а просто решил таким образом заработать некоторую сумму денег, чтобы выплатить карточные долги каким-то темным личностям! О последствиях поступка он, кажется, и не задумывался и был страшно удивлен, когда теперь уже бывшие его коллеги пришли его арестовывать.

Императрица приказала устроить публичные суд и казнь, но Хиза сомневалась, что это принесет нужный результат. Слишком уж глупо выглядел преступник в глазах простонародья, а аристократам случалось вытворять и не такое по гораздо менее веским поводам. Наверное, следовало еще раз посоветоваться с Эфой, но она и так была занята решением проблем, по сравнению с которыми эта выглядела бледно. И поэтому Хиза решила еще раз допросить преступника и, если не появится ничего нового, тихо отвернуть ему голову в камере, дабы не тратить на всякую шваль время Императрицы. В худшем случае Эфа устроит ей выволочку, когда узнает, но зато у нее будет время не дать Империи развалиться на куски. Несколько новых шрамов — не такая уж большая цена за это.

Спустя какое-то время она уже не сомневалась в правильности принятого решения. Этот сумасшедший даже не понял, за что его, собственно, арестовали и допрашивают. Он встретил ее потоком жалоб и угроз. Почему-то у него не возникло и тени сомнения в том, что он сможет выйти из камеры, и не просто выйти, а сохранив при этом возможность чем-нибудь ей навредить. Внимательно слушая преступника, Хиза уже через пару часов пришла к выводу, что ничего интересного она от него больше не узнает. Спокойно встав из-за стола, в комнате для допросов они были одни, она протянула руку и, прежде чем человек успел испугаться, сдавила пальцами его мягкое горло. Можно было, конечно, просто разорвать когтями шею, но зачем заливать камеру кровью, когда без этого можно обойтись? Под пальцами хрустнуло, и несчастный мешком свалился под стол, так и не поняв, что с ним произошло. Все действия Хизы заняли долю секунды.

ГЛАВА 8

Эфа сидела на неудобном жестком стуле, который являлся не чем иным, как троном ее предков, и злилась. Злиться она начала с самого утра и до сих пор никак не могла остановиться. Всё началось с того, что ее муж предложил казнить нового герцога Ростемского, невзирая ни на какие смягчающие вину обстоятельства. Ведь он посмел поднять руку на Императрицу! Эфа напомнила Рейту о покушении на его собственную жизнь и о том, что несостоявшийся убийца Его Высочества в настоящий момент находится не в камере и не в преисподней Саана, а во вполне комфортабельных гостевых покоях императорского дворца. Однако, к ее удивлению, Рейт пропустил этот весомый аргумент мимо ушей и продолжал стоять на своем, требуя отрубить малолетнему преступнику голову как можно скорее. Дело закончилось тем, что Эфа зарычала на него и покинула спальню, чтобы не испытывать искушения прикончить мужа на месте.

Следующим поводом для злости оказалось сообщение Тальзы — устроенную ею переаттестацию командного состава флота не прошло семьдесят процентов офицеров. Семьдесят! Флот Империи на данный момент представлял опасность только для самого себя, но никак не для предполагаемого противника! Эфа распорядилась поставить толковых офицеров на руководящие должности, всех лентяев, тупиц и недотеп отправить на ускоренные курсы переподготовки, а также протестировать команды кораблей на предмет выявления одаренных личностей, способных после непродолжительного обучения стать офицерами. В скором будущем проблема обещала разрешиться так или иначе. Неспособных к службе отправят в отставку, остальных начнут тренировать должным образом.

Но вот тут-то и возникала самая главная проблема — никак не удавалось найти подходящего командующего флотом. Диин во главе императорских военно-космических сил представляла опасность хотя бы тем, что совершенно не понимала своих подчиненных, и даже о полномасштабных учениях, не говоря уже о боевых действиях, не могло быть и речи. А человек, который подходил бы на эту роль, всё никак не находился. Высший командный состав флота был способен только красиво носить пошитые по индивидуальному заказу мундиры и лебезить перед Императрицей, на большее они не годились ни при каких обстоятельствах. Никто из них не смог бы решить простейшую тактическую задачку, даже если бы от этого зависела его собственная жизнь. Но не ставить же во главе флота капитана одного из кораблей! Он просто не справится с возложенной на него ответственностью. Эфа едва не зашипела от ярости, и только понимание того, что вокруг нее несколько сотен людей, которых подобная несдержанность в проявлении чувств повергнет в панику, заставило ее сдержаться.

Третьим поводом рычать от ярости была необходимость сидеть у всех на виду на этом изобретении древних мастеров пыточных дел, именуемом по какой-то прихоти ее предков троном, и ждать, пока к ней притащат толпу перепуганных людей, среди которых прячется какой-то хладнокровный мерзавец. И это при том, что время у нее расписано на тридцать дней вперед, и каждая потраченная впустую минута означает, что очередное важное дело откладывается на неопределенный срок. «Саан побери, и зачем я во всё это влезла?! Можно подумать, мне так нужна была корона! Наверняка ведь существовал и другой способ спасти Рейта от смерти! И почему не воспользовалась им? Вечно выбираю наиболее простой способ действий, а потом страдаю от этого!»

Размышления Эфы о ее незавидной участи были прерваны появлением мажордома, важно выступающего во главе процессии из сорока человек, каждого из которых сопровождали два императорских гвардейца — наверняка в целях безопасности, хотя даже все вместе они не представляли для нее никакой угрозы.

Всё семейство герцогов Ростемских прибыло ко двору. Эфа порадовалась тому, что капюшон надежно скрывает ее эмоции от окружающих — она не ожидала появления такого количества народа. Интересно, почему ее никто не предупредил о том, что эта семейка так многочисленна? Но когда мажордом начал объявлять имена столпившихся перед троном представителей семейства герцогов Ростемских, Императрица, проникнув в его сознание, поняла, в чем дело. Напуганные ее угрозой уничтожить планеты, ко двору явились даже те, чье родство с герцогским домом могла определить не каждая геральдическая палата. Н-да, придется разбираться…

Первыми были представлены мать и сестра нового герцога Ростемского, вслед за ними мажордом принялся перечислять всё более и более дальних родственников. Каждый из них делал шаг вперед, становился на одно колено и клялся в своей непричастности к покушению. Это уже стало надоедать Императрице, вынужденной выслушивать одни и те же клятвы, каждый раз взмахом руки позволяя очередному аристократу, перепуганному до полусмерти перспективой оказаться в числе подозреваемых в заговоре против трона, встать и вернуться к родственникам. Никто из них не представлял для нее интереса. Наконец прозвучало имя, заставившее Эфу насторожиться. Она аккуратно проникла в сознание этого человека и довольно оскалилась. Попался! Жестом приказав смазливому парню лет двадцати замолчать, Эфа прошипела одному из диинов, застывших возле ее кресла:

— Приведите мальчишку! — и откинулась на жесткую спинку трона, наблюдая за малейшими изменениями в выражении лица Эдора Сеймала, двоюродного брата нынешнего герцога Ростемского, преклонившего колени перед ее троном. Он явно нервничал, не понимая происходящего, а его сознание просто кричало о том, что он сделал. Эфе даже не приходилось напрягать паранормальные способности, чтобы читать его мысли. Ф-фу, неприятный тип!

Наконец в зал втащили герцога и бросили на колени перед возвышением, на котором стоял трон. Императрица позволила себе усмехнуться — мальчишка за два дня, проведенные в камере, здорово вымотался. Невыспавшийся, со спутанными волосами и покрасневшими глазами, он к тому же был так напуган, что даже не заметил своего врага. Но это ненадолго. Эфа приготовилась, отсчитывая последние секунды. Сейчас начнется самое интересное. Вот герцог поднял взгляд от пола, который старательно изучал, и замер, не обращая внимания ни на что вокруг. Мальчишка во все глаза смотрел на мать и сестру. Казалось, еще немного — и потеряет сознание. Эфа несколько мгновений любовалась его паникой, а затем бесстрастно поинтересовалась:

— Ну и что ты можешь с-с-сказать в с-с-свое оправдание и оправдание с-с-своих родных?

Мальчик вздрогнул всем телом и вдруг, к удивлению Императрицы, взял себя в руки. Испуганный подросток исчез, на коленях перед троном стоял герцог, ведущий свой род едва ли не от Первого Императора и наконец ставший достойным великих предков.

— Ваше Величество! — В голосе мальчишки, имя которого Эфа так и не удосужилась запомнить, не было ничего, кроме желания защитить близких ему людей. — Клянусь своей честью и милостью Саана в том, что ни моя мать, ни моя сестра ничего не знали о задуманном мною покушении…

— Это мне и без тебя было известно, — прорычала Императрица, подаваясь вперед. — Кто приказал тебе покончить с-с-с с-с-собой таким оригинальным с-с-спос-с-собом? Кто угрожал твоим родным?

От неожиданности парень отшатнулся, не сводя с Эфы испуганных глаз. Ему пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы ответить:

— Ваше Величество! Мне никто не приказывал!

— Ну да, ес-с-стес-с-ственно. — Эфа усмехнулась про себя, как просто оказалось угадать действия этого юнца, начитавшегося древних наставлений о поведении, приличествующем дворянину. — И, конечно, тут с-с-совершенно ни при чем указ Императора Герода Седьмого о том, что владения предателя нас-с-следует его родс-с-ственник, нос-с-сящий иное родовое имя, дабы родовое имя изменника могло быть предано забвению без нарушения указа его отца о вос-с-спрепятсс-ствовании перехода дворянс-с-ских владений к тем, кто не с-с-сос-с-стоит в кровном родс-с-стве с-с-с прежними владельцами. Ты прос-с-сто попыталс-с-ся убить Императрицу, при этом, нанос-с-ся удар, с-с-старательно с-с-следил за тем, чтобы не поранить ее с-с-своим церемониальным мечом. — Парень покраснел до корней волос. Эфа без труда прочитала в его сознании, что он считал свою хитрость очень изобретательной и был уверен в том, что ее никто не заметил. — Ну, так как, будешь говорить, или мне приказать казнить вс-с-сю твою с-с-семью, чтобы не забивать с-с-себе голову поис-с-ском виновных?

— Да, Ваше Величество. Я буду говорить, — сглотнув, тихо произнес мальчишка. — Эдор сказал мне, что убьет мать и сестру, если я не сделаю то, что он приказывает. Он жил во дворце и мог это сделать в любой момент. Мать доверяла ему. Считала сыном.

— И ты поверил его угрозам?

— Не только, Ваше Величество. Отец не раз говорил мне, что сожалеет о том, что не может изменить завещание в пользу Эдора… — Парень запнулся, но справился с собой и продолжил: — Пока мать не спровоцировала скандал, в котором я оказался замешан и который вынудил моего отца отправить меня в Академию флота. На меня было совершено несколько покушений. Только мать не знала об участии в них Эдора. Я не сказал…

— И почему твой отец отдавал предпочтение чужому ребенку? — Эфа знала ответ, но хотела, чтобы его услышали все. Противно, конечно, но зато старая аристократия некоторое время перестанет донимать ее своими древними традициями. Репутация старинных родов окажется изрядно подмоченной.

Мальчик мялся, не зная, что ответить, и Императрица невольно спросила себя, не предпочтет ли юный романтик смерть позору, но, видимо, любовь к матери и сестре перевесила дурацкие догмы, вбиваемые ему в голову с детства учителями.

— Эдор тоже его сын.

В тронном зале повисла тишина, аристократы, давно и прочно уверовавшие в собственную непогрешимость, спокойно отнеслись бы к любому преступлению представителя древнего рода, но не кровосмешению! Всё, что ставило под угрозу существование рода, являлось для любого дворянина табу. Мерзавцы, на совести которых насчитывалась не одна загубленная жизнь, были шокированы до глубины души. По неписаной традиции, ни один аристократ не позволял себе ничего, что могло бы повлиять на наследственность его детей до тех пор, пока не сдавал генетический материал в лабораторию по искусственному оплодотворению или не заводил двух-трех здоровых наследников. А тут такая угроза здоровому потомству! При всех достижениях современной медицины некоторые генетические отклонения оставались неизлечимыми, а древняя аристократия насчитывала слишком много поколений, и, к сожалению, в истории Империи был период, когда для сохранения состояний и владений поощрялись родственные браки. Поэтому легкомысленное отношение к наследственности считалось едва ли не самым тяжким грехом в их среде. Семейные союзы заключались только после тщательной проверки супругов и их родственников с целью исключить возможные генетические отклонения у потомства. А тут связь с собственной сестрой! Эфа довольно оскалилась, от такого потрясения эти напыщенные болваны еще не скоро придут в себя!

— Понятно. — Ничто в ее голосе не выдало ее истинных чувств. — Что ж, в таком с-с-случае с-с-с вас-с-с, герцог Рос-с-стемс-с-ский, с-с-снимаютс-с-ся вс-с-се обвинения в покушении на Императрицу. Вы можете вернутьс-с-ся с-с-с с-с-семьей в с-с-свое имение. Эдора С-с-сеймала арес-с-стовать и казнить завтра на главной площади как вас-с-сала, восставшего против с-с-своего с-с-сеньора.

Два гвардейца заломили Эдору руки и выволокли его из зала. Никто из присутствующих так и не понял, почему преступник не попытался сопротивляться или хотя бы оправдаться. А Эфа была довольна. Еще один эксперимент увенчался успехом. Оказывается, ее паранормальные способности могут воздействовать на людей и управлять их поведением. Полезное открытие! Хальзар снова не ошибся в своих предположениях.

Императрица покосилась на мужа, который на протяжении всего разбирательства неподвижно сидел на своем троне, установленном по левую руку от нее, и не проявлял к происходящему никакого интереса, что не вязалось с его обычным поведением. На лице Рейта было написано отвращение пополам с презрением, он смотрел вслед Эдору так, как смотрят на какое-нибудь отвратительное насекомое вроде таракана. Прочитав в его мыслях подобное сравнение, Эфа удивилась. И чем ему не угодили тараканы? Вполне съедобные, иногда даже вкусные…

Какое-то шевеление у трона заставило ее отвлечься от размышлений на эту тему и уделить внимание происходящему рядом с ней. Это несколько озадачило ее. Перед тронным возвышением на коленях стояли герцог Ростемский, его мать и сестра. Как только она обратила на них свой взор, мальчишка склонился в глубоком поклоне, не вставая с колен, и громко произнес:

— Ваше Величество! Я прошу милости. Позвольте мне принести вам присягу как герцогу Империи… — На последнем слове его голос сорвался, и Эфа вдруг поняла: парень уверен в том, что ему, запятнавшему свой род позором, в такой чести будет отказано. Ох уж эти романтики! Ну скажите на милость, какой Император откажется от вассала, владеющего территорией, пусть небольшой по меркам Империи, зато невероятно богатой редкими природными элементами, да еще и имеющей высокоразвитую перерабатывающую промышленность? Правильно, никакой, если он в своем уме, конечно. Эфа откинулась на жесткую прямую спинку трона и прошипела:

— Вы уже принес-с-сли прис-с-сягу, герцог Рос-с-стемс-с-ский, и я приняла ее. Нет необходимос-с-сти повторять церемонию. — Рейт тихо выдохнул, удивленный ее решением не меньше, чем дворяне, столпившиеся у тронного возвышения. Эфа беззвучно оскалилась под капюшоном, удовлетворенная тем, что наконец эта неприятная история закончилась. Однако, как оказалось, обрадовалась она слишком рано. Мальчишка посмотрел на нее сияющими глазами подростка, который только что обрел кумира, и выпалил:

— По древним законам Империи, своей волей и в своем праве я клянусь отныне и навсегда следовать за Императрицей Империи тысячи солнц и исполнять ее повеления, как приказы родного отца. В том порукой моя честь. — Сначала Эфа не поняла, о чем говорит этот ненормальный, но потом… Потом только железная выдержка удержала ее от убийства этого верного вассала прямо в тронном зале! Маленький идиот только что назначил ее своим приемным отцом!

С юридической точки зрения всё верно: он несовершеннолетний, если ей не изменяет память, ему пятнадцать, в семье не осталось близких родственников мужского пола старше него, и соответственно он вправе просить Императора позаботиться о нем и его родных так, как это сделал бы его отец. Всё верно, вот только это право не использовалось дворянами уже несколько веков! Эфа беспомощно посмотрела на мужа и с раздражением обнаружила, что этот Сааном проклятый придурок одобрительно улыбается, глядя на коленопреклоненного мальчишку!

Императрица перевела взгляд на мать герцога Ростемского, но и та, судя по радости, светящейся в усталых заплаканных глазах, полностью одобряла и поддерживала действия сына! Мир сошел с ума!

Эфа никак не могла понять, как ей теперь выкручиваться из неприятного двусмысленного положения, в которое она попала по милости нескольких не совсем вменяемых людей. Допустим, обеспечить безопасность и позаботиться о том, чтобы к совершеннолетию герцог не оказался полностью разорен, она может без особых проблем, но эта клятва подразумевает не только эти, в общем-то, несложные обязанности, но еще и воспитание подростка, обучение его всему, что должен знать и уметь герцог, и прочие милые подробности. Проще говоря, ей нужно полностью заменить герцогу отца, и это при том, что мужчиной она не является, а уж какой характер носят мысли пятнадцатилетнего подростка мужского пола, человеческого подростка, может только догадываться!

Таким образом, благодаря необдуманной клятве глупого ребенка в Империи только что возник занятный юридический казус, из-за которого ретрограды опять подымут вой до небес! Ну не было раньше в Империи правителей женского пола! И клятву приносили всегда мужчине! Так как прикажете быть с постулатом, что в семье главным является муж и отец? Теперь в семье герцогов Ростемских главой семьи стала женщина! Покушение на вековечные традиции! Скандал! Одно дело, когда на троне сидит Императрица, но страной управляет ее муж, и уже совсем другое…

Пауза затягивалась, и Эфа почувствовала, что клан Ростемских снова охватывает страх. Ну да, верно. Отказ принять клятву — это несмываемый позор для всего рода. Императрица замысловато выругалась про себя и, стараясь ничем не показать свое истинное отношение к происходящему, проговорила древнюю формулу:

— Я, Императрица Империи тыс-с-сячи с-с-солнц, принимаю клятву герцога Рос-с-стемс-с-ского и называю его с-с-своим с-с-сыном. Отныне он под защитой Короны и моей личной защитой. В том порукой моя чес-с-сть.

Мальчишка просиял так, словно ему только что объявили, по меньшей мере, об отмене смертного приговора. Эфа сделала ему знак подняться, и он со счастливым видом занял место возле трона.

«Очередная проблема! Ну и как прикажете его воспитывать? Я знаю о воспитании человеческих детей примерно столько же, сколько таракан об устройстве Вселенной! Хм… — Эфа покосилась на Рейта, с довольным видом наблюдающего за всем происходящим. — А вот и кандидат в няньки! Кажется, эту проблему удастся решить без особых затруднений». Императрица внезапно ощутила, как от герцога Ростемского тонкой струйкой потекло любопытство. Ну что еще?

— Вы хотели задать мне вопрос-с-с, герцог? — Эфа еле сдерживала злость. Определенно день не задался с самого утра.

— Ваше Величество, вы действительно собирались уничтожить планеты, если ваше приказание не будет выполнено? — Не больше и не меньше!

Принц-консорт откинулся на троне, прикрыв глаза. Эфа едва не зарычала. Безмозглый детеныш! Такиевопросы не задают вслух! А если и задают, то наедине, а не в переполненном посторонними зале! Императрица просто не знала, как теперь исправить положение: что бы она ни ответила — это как минимум подорвет ее авторитет. Вдруг она почувствовала, как Рейт пытается ей что-то сказать. Он старался привлечь ее внимание, очень эмоционально сосредотачиваясь на нескольких словах, которые повторял про себя снова и снова. Эфа вслушалась и облегченно вздохнула — ее муж предлагал ей выход из ситуации, при котором она не потеряет лица.

Императрица прищурилась, глядя в глаза юного герцога Ростемского, и громко сказала:

— Вы будущий правитель, герцог, пос-с-старайтесс-сь ответить на с-с-свой вопрос-с-с с-с-сами. Это будет для вас моим первым заданием. Вам предс-с-стоит многому научитьс-с-ся, и я намерена с-с-спос-с-собс-с-ствовать этому. — Эфа поднялась, давая понять, что прием закончен, и коротко бросила: — С-с-сопроводите герцога и его с-с-семью в гос-с-стевые покои.

Раздался громкий треск, и Рейт метнулся в комнату, которую Эфа оборудовала под свой кабинет, ожидая, по меньшей мере, очередного провалившегося покушения. Но сразу же понял, что рано поднял панику. Его жена благополучно сидела за компьютером и с несколько растерянным видом разглядывала коготь, до половины застрявший в панели управления. Рейт тихо подошел к ней и мягко спросил:

— Ты всё еще сердишься?

Эфа осторожно, чтобы окончательно не доломать компьютер, извлекла коготь из панели управления и с готовностью ответила:

— Знаешь, ты оказалс-с-ся с-с-совершенно прав: ес-с-сли бы я казнила этого горе-убийцу с-с-сразу, то избавилас-с-сь бы от большого количес-с-ства проблем.

Рейт грустно усмехнулся:

— На самом деле ведь ты так не думаешь. Кстати, должен выразить восхищение твоим великодушием. Даже самый лояльный правитель потребовал бы как минимум повторения клятвы, а многие вообще отказались бы принимать присягу до тех пор, пока провинившийся делом не докажет свою лояльность.

Эфа сердито прижала уши к голове и оскалилась на отражение мужа в мониторе.

— При чем тут великодушие?!! — Рейт удивленно вскинул бровь. — Ты ведь прекрас-с-сно знаешь, с-с-сколько с-с-стоит церемония принес-с-сения прис-с-сяги? Тратить такие деньги только ради того, чтобы какой-то глупый ребенок протараторил перед моим нос-с-сом с-с-слова, с-с-смыс-с-сла которых он вс-с-сё равно еще не понимает? Ну уж нет! Лучше я приобрету новую технику для С-с-службы безопаснос-с-сти. Больше толку будет!

Рейт расхохотался до слез:

— А я-то чуть было не поверил, что у тебя внезапно проснулось благородство героев из древних баллад!

Эфа попыталась сердито зарычать на него, но у нее получился только шипящий смех.

— Прекрати! Я не могу нормально с-с-сердитьс-с-ся, когда ты с-с-смеешьс-с-ся!

Рейт с трудом сдержал новый приступ хохота, с таким возмущением это было сказано, однако умудрился ответить ей с серьезным лицом:

— Прости, больше не буду. Просто последнее время у нас мало поводов для смеха.

— Согласна. — Эфа глянула на него из-под опущенных ресниц. — Поводов для с-с-смеха дейс-с-ствительно прис-с-скорбно мало. С-с-ситуация мне не нравитс-с-ся.

Рейт поспешил сменить тему разговора, ему совершенно не хотелось, чтобы Эфа сосредоточилась на том, что доставляет ей неприятности, и снова разозлилась. В состоянии ярости она была опасна для окружающих, и он уже на уровне рефлекса привык отвлекать жену от ее недовольства чем-либо.

— Ну и как дела с твоими альтернативными судами? Кстати, зачем они вообще тебе понадобились? Других проблем мало?

Эфа хмыкнула, давая понять, что его усилия не остались незамеченными и она оценила их по достоинству. Но, принимая игру, всё же ответила:

— Эти с-с-суды нужны прежде вс-с-сего для того, чтобы ограничить влас-с-сть герцогов в их вотчинах, ну и как средство увеличить владения Короны. Ведь нес-с-соглас-с-сные вс-с-сё равно будут, и они попытаютс-с-ся выс-с-ступить против меня, явно или тайно.

— Ты планируешь спровоцировать мятеж?!

— Необязательно мятеж. Пос-с-сле недавнего разгрома открытого выс-с-ступления против Императрицы недовольные, с-с-скорее вс-с-сего, ос-с-становятс-с-ся на тайном заговоре, что тоже неплохо. — Эфа прищурилась и закончила: — Ну и то, что подобные с-с-суды дают возможнос-с-сть прос-с-столюдинам защитить с-с-себя и с-с-свою с-с-семью законным путем, а значит, с-с-снижают вероятнос-с-сть народных волнений, являетс-с-ся приятным дополнением ко вс-с-сему перечис-с-сленному.

Рейт молча шагнул к ней и обнял за плечи. Он отдавал себе отчет в том, что Эфа изо всех сил старается оградить его от решения наиболее серьезных проблем. Это задевало его мужское самолюбие, но привычка мыслить критически, внушенная будущему герцогу с самого раннего детства его многочисленными наставниками, заставляла принца реально оценивать обстановку в Империи. Рейт прекрасно понимал, что, оставшись без поддержки Эфы и ее диинов, он не продержался бы на престоле и семи дней. Только талант его жены интриговать и способность обеспечивать безопасность всех, кем она дорожит, спасали его от быстрой и мучительной смерти. Рейт осознавал, насколько он зависит от Эфы, и просто физически ощущал, чего ей стоит решение проблем, обрушивающихся на них с завидным постоянством. Как бы ему хотелось взять всё на себя, дать ей отдохнуть, просто устроить поединок с кем-нибудь из диинов или предложить погреться на солнце, но он прекрасно понимал, что такая попытка закончится его смертью и, с большой долей вероятности, ее собственной смертью.

Рейт тряхнул головой, отгоняя очередной приступ депрессии, и осторожно, чтобы не расцарапать себе физиономию, потерся о волосы уткнувшейся в его плечо жены. В ответ раздалось довольное урчание, но в следующий момент Эфа высвободилась из его рук и ткнула кнопку коммуникатора:

— Тоорон! Дос-с-ставь в мой кабинет новый компьютер! У этого дырка в панели управления. — И, не дожидаясь ответа, отключилась.

Принц только покачал головой, глядя на нее. Последнее время Эфа была просто одержима работой. «Хотя, — напомнил он себе, — у меня тоже дел предостаточно и, вместо того чтобы предаваться размышлениям на тему своей неспособности защитить ту, которая в моей защите нуждается меньше всего, не лучше ли заняться решением накопившихся проблем?»

— Давно пора! — фыркнула Эфа, не давая себе труда скрыть тот факт, что она в курсе того, что творится у него в душе.

Рейт не удостоил ее ответом и молча покинул комнату.

ГЛАВА 9

Гелена Тор опустила свой флаер в какой-то грязной подворотне и задумалась. Начиналась самая трудная часть операции по спасению ее жизни — нужно было проникнуть в космопорт и покинуть пределы Империи. Девушка вдохнула пропитанный запахом горячего пластика воздух кабины и потерла плечо, до сих пор нывшее после соприкосновения с энергетическим барьером, заменяющим нормальную ограду вокруг столичного особняка ее дяди. Гелена тихо выругалась при воспоминании о последнем разговоре со своим дражайшим родственничком.

Ситуация была, мягко говоря, безвыходной. Женщине самостоятельно покинуть эту Сааном проклятую Империю законным способом было невозможно. Таможенные службы просто не позволят ей сесть на корабль, направляющийся за пределы страны. Улететь из этого безумного государства можно было только в сопровождении мужчины-родственника. А нелегально… Нелегально ее, может быть, и возьмут на корабль, однако с очень высокой долей вероятности ограбят, изнасилуют и убьют, необязательно в этой последовательности, но до места назначения она точно не доберется. Одинокая женщина в Империи — это легкая добыча для любого подонка, и пусть она подготовлена к встрече с ними гораздо лучше, чем любая местная жительница, конечный результат будет тот же.

Проклятье! И зачем она только согласилась приехать сюда! С другой стороны, ничто не предвещало подобных неприятностей. Гелена сердито скривилась. Как же, не предвещало! Уже только то, что она узнала о прошлом своего отца лишь после его смерти, должно было ее насторожить! Но известие об огромном наследстве, которое барон Сотор оставил ей, а главное, появление живых родственников, о существовании которых она не подозревала, настолько ее поразило, что она просто не обратила внимания на странную радость этих самых родственников по поводу неожиданного появления новой наследницы. Она даже не удосужилась задуматься: почему обладатель такого огромного состояния жил в Земной Федерации на достаточно небольшое жалованье офицера космического флота. Почему покинул родину?

Нет, вместо того чтобы всё проверить и ознакомиться с законами места, куда она направляется, Гелена просто прилетела в Империю на встречу со вновь обретенными родственниками! И поверила на слово своему дяде, когда он сообщил ей, что для получения наследства необходимо принять подданство Империи. Вот только дядюшка не удосужился сообщить ей об одной маленькой детали: подданный Империи мог иметь только одно гражданство, и любой, принявший подданство этой страны, автоматически лишается гражданства другого государства! И, следовательно, в отношении него начинают действовать исключительно законы Империи. Так что в один далеко не прекрасный день новый барон Сотор объявил ей о том, что с этого момента она находится под его опекой и соответственно решать ее судьбу будет он. Попытка возмутиться закончилась избиением и неделей в тесной каморке где нельзя было даже выпрямиться как следует. В конце концов ей доходчиво объяснили ситуацию: по законам Империи титул и сопутствующие ему владения переходят к ближайшему родственнику мужского пола, а вот всё остальное состояние наследуют дети покойного, при их отсутствии любое лицо, указанное в завещании.

На ее беду, у отца, кроме майората, оказалось еще немало владений и огромный счет в банке. Теперь всё это принадлежало ей как единственному его ребенку. И получить ее наследство дядюшка мог, только оформив над ней опеку. Что он и сделал, воспользовавшись ее феноменальной доверчивостью. А его радость по поводу неожиданно возникшей из ниоткуда наследницы объяснялась просто: по завещанию в случае отсутствия детей всё имущество ее отца переходило Короне. Покойный барон Сотор нисколько не заблуждался в отношении своих родственников и не собирался оставлять им ничего сверх положенного по закону. Вот только дочь предупредить о них не успел…

Гелена горько усмехнулась, поражаясь собственной наивности. Даже после всего, что с ней произошло, она не могла поверить в свое полное бесправие! Слишком уж такая ситуация отличалась от всего, к чему она привыкла. Умудрившись сбежать из дома дяди в первый раз, она бросилась к властям в надежде на помощь и бесцеремонно была возвращена новоявленному опекуну, а чего ей пришлось наслушаться до того, как ее милый родственник приехал за ней, лучше и не вспоминать. Проклятье! Гелене впервые за очень долгое время захотелось плакать. Как она, самый молодой адмирал космического флота Земной Федерации за всю его историю, умудрилась оказаться в таком положении? Ее должныбыли искать! Пусть она и подала в отставку, после того как отказалась выполнить самоубийственный приказ главнокомандующего во время Тренской кампании, но ведь ее недавно зачислили в Высшую Академию космофлота на должность преподавателя тактики ближнего боя! Должно же было командование поднять тревогу, когда она не явилась на занятия! Саан побери всех этих сволочей, способных из-за каких-то непонятных ей меркантильных интересов пойти на безумные преступления!

И снова вспомнился тот злополучный день, когда лощеный чиновник из Министерства безопасности объяснял ей, что ее ждет, если она не согласится подать в отставку со своего поста и не станет молчать о том, что действительно произошло в квадрате семьдесят пять десять. Молчать только потому, что главнокомандующий, который разработал и осуществил эту самоубийственную операцию, был племянником президента и ничто не должно было повредить его безупречной репутации. Пусть даже ценой этого станут жизни сотен солдат и загубленная карьера одного адмирала. Как ей объяснили, дело ограничилось только отставкой лишь благодаря ее прежним заслугам перед Федерацией…

Глубоко вздохнув, Гелена заставила себя успокоиться и начала планировать дальнейшие действия так, как будто она разрабатывала план очередной боевой операции… Внезапно дверца флаера со стороныводителя распахнулась, и рука в черной перчатке от легкого скафандра схватила ее за больное плечо. Гелена вскрикнула от неожиданности и резко ударила в темноту улицы, туда, где, по ее мнению, должно было находиться лицо нападающего. Кулак провалился в пустоту, а ей в глаза брызнула странно пахнущая жидкость. Гелена задержала дыхание. Что такое нервно-паралитические газы, она знала и попыталась выбраться из флаера через другую дверцу. И тут девушка почувствовала странную слабость и в следующую секунду потеряла сознание…

Пробуждение было на редкость неприятным. Болела голова, ныло плечо, хотелось пить, но, как только сознание вернулось к ней полностью, все эти неудобства отошли на второй план перед осознанием своего очередного поражения. Ее снова поймали! Гелена с трудом удержалась от того, чтобы не открыть глаза и не оглядеться. Однако инстинкт самосохранения заставил ее лежать неподвижно, может быть, ей удастся…

— Не пытайс-с-ся притворятьс-с-ся. У тебя это плохо получаетс-с-ся, — прошипел странный голос у нее над ухом, и Гелена испуганно вздрогнула. Она не услышала, как человек подошел к ней! — Давай открывай глаза, нам нужно о многом с-с-с тобой поговорить!

Несколько секунд Гелена боролась с искушением покрепче зажмуриться, но это выглядело бы уже полным ребячеством, и поэтому она заставила себя открыть глаза. Странно, но помещение, в котором она находилась, явно не могло принадлежать ее дяде. Высокие потолки, светлые тона и минимум мебели были очень уж не в его стиле. Но тогда где она находится? И кто с ней разговаривает? Гелена еще раз оглядела комнату и с удивлением обнаружила, что в ней присутствует еще один человек. Точнее, женщина, лицо которой скрывал странный капюшон, оставляющий на виду только глаза незнакомки. Глаза с вертикальными зрачками!

Гелена вдруг осознала, что еще не до конца пришла в себя после действия той гадости, с помощью которой ее вырубили в флаере. Мысли путались, логические цепочки то и дело прерывались, создавая ощущение нереальности происходящего. Ведь если она слышала рядом с собой голос, то и человек, которому он принадлежал, должен был находиться неподалеку, однако то, что в комнате есть еще кто-то, стало для нее настоящим потрясением!

Незнакомка внимательно оглядела Гелену с ног до головы и, протянув руку куда-то в сторону, достала небольшой пузырек. В нос ударил едкий неприятный запах, на глазах появились невольные слезы, но зато в голове мгновенно прояснилось. Девушка облегченно вздохнула и с пристальным вниманием принялась разглядывать стоящую перед ней женщину. Невысокая, по меркам Федерации, стройная, ни грамма лишнего веса и, судя по точным выверенным движениям, хорошо тренирована. Что-то подсказывало Гелене, что незнакомка смертельно опасный противник для любого человека. Была в ней какая-то звериная вкрадчивость и холодная безжалостность хищника…

— Вот так-то лучше! — Женщина убрала пузырек и присела на край постели, на которой лежала Гелена. — Как ты с-с-себя чувс-с-ствуешь?

— Нормально. — Гелена осторожно попыталась сесть. Попытка вызвала легкое головокружение, но больше никаких неприятностей не последовало.

Девушка задумчиво посмотрела на одетую во всё черное незнакомку, которая сидела рядом с ней, небрежно вытянув ноги, и отметила, что та вооружена, причем по характеру оружия сразу становилось ясно — это не просто модное украшение, а орудие убийства, не раз побывавшее в деле. Да и одежда при ближайшем рассмотрении оказалась не чем иным, как боевой экипировкой странного образца. Это наблюдение заставило ее с тоской вспомнить о собственной удобной и практичной форме, которую она носила, пока служила во флоте. Нынешний же ее костюм годился только на то, чтобы потрясать окружающих своей ценой и вульгарностью.

Незнакомка спокойно выдержала ее взгляд и заметила:

— Полагаю, у тебя накопилос-с-сь множес-с-ство вопрос-с-сов, Гелена, не так ли?

— Откуда вы знаете мое имя?

Незнакомка тихо рассмеялась. Может быть, девушке показалось, но в смехе этой странной женщины проскальзывало едва слышное рычание.

— Я вс-с-сё о тебе знаю. Гелена Тор, дочь покойного барона С-с-сотора и племянница нынешнего. Пятьдес-с-сят лет. Не замужем, детей нет. Родилас-с-сь и вос-с-спитывалас-с-сь на планете Горас-с-са, входящей в с-с-сос-с-став Земной Федерации. Мать умерла, когда тебе было с-с-семь лет, и отец отдал тебя в флотс-с-ское училище, которое ты окончила с-с-с блес-с-ском. Затем Выс-с-сшая Академия кос-с-смичес-с-ского флота Федерации. И с-с-снова у тебя лучшие результаты по выпус-с-скным экзаменам за пос-с-следние нес-с-сколько лет. В двадцать пять — первый корабль, легкий крейс-с-сер клас-с-са «с-с-стилет». В тридцать командовала тактичес-с-ской группой. В с-с-сорок пять получила звание полного адмирала. В с-с-сорок девять ушла в отс-с-ставку. Официально — пос-с-сле провала Тренс-с-ской кампании. Так с-с-сказать, взяла вину на с-с-себя. Неофициально — за то, что выбила главнокомандующему четыре зуба и с-с-сломала челюс-с-сть, пос-с-сле того как твои люди попали из-за его идиотс-с-ских приказов в окружение и погибли. Ес-с-сть предположение, что этот гений войны с-с-собирался угробить таким же с-с-спос-с-собом еще нес-с-сколько тыс-с-сяч с-с-солдат, но ты не подчинилас-с-сь его рас-с-споряжениям и вес-с-сьма чувс-с-с-твительным для него с-с-спос-с-собом продемонс-с-стрировала, что о нем думаешь. Затем преподавание в Академии флота и эта ис-с-стория с-с-с нас-с-следс-с-ством. Я ни в чем не ошиблас-с-сь?

— Нет. Вы не ошиблись. — Гелена устало вздохнула. — Вы абсолютно точно пересказали всю мою жизнь, но зачем вам потребовалось собирать информацию обо мне?

— Ты один из лучших флотоводцев нашего времени. А мне нужен командующий флотом. Ес-с-сли ты с-с-соглас-с-сишьс-с-ся принять эту должнос-с-сть, я гарантирую тебе выс-с-сокое положение в общес-с-стве, возможнос-с-сть переукомплектовать флот по с-с-своему ус-с-смотрению, лишение барона С-с-сотора права на твою опеку и возможнос-с-сть отмс-с-стить ему так, как подс-с-скажет твоя фантазия. Что с-с-скажешь?

Гелена несколько секунд не могла прийти в себя от изумления. Незнакомка мало того что знала о ней всё, так еще и предлагала ей осуществление ее самой заветной мечты! Сколько раз она втайне ото всех обдумывала свои шаги по созданию самого непобедимого флота в Галактике! Сколько раз опробовала на учениях и в локальных конфликтах собственные задумки, отказываясь от неудачных и доводя до совершенства удачные! И вот теперь у нее появится возможность всё это делать уже официально… «Прекрати! — одернула себя Гелена. — Мало тебя обманывали в последнее время? Хочешь еще?»

— Мне нужно подумать.

Незнакомка тихо зарычала, заставив ее отшатнуться от неожиданности. Значит, ей не почудилось…

— Хорошо. Только имей в виду, что барон С-с-сотор уже обнаружил твое ис-с-счезновение, и вс-с-се кос-с-смопорты планеты перекрыты его людьми, а полиция оповещена о твоем побеге. С-с-стоит тебе выйти на улицу, и макс-с-симум через час-с-с ты окажешьс-с-ся в руках любимого дядюшки. Что он тебе пообещал за очередной побег? Переломать ноги?

Гелена яростно вскинулась, позабыв про усталость и страх.

— Шантажом вы от меня ничего не добьетесь! — Ей было плевать, что она в полной власти этой странной женщины, давить на себя она не позволит!

— Я не шантажирую тебя, а прос-с-сто даю полную информацию о ситуации, в котором ты оказалас-с-сь. — Женщина поднялась с постели и насмешливо посмотрела на нее сверху вниз. — Ты гений на поле боя, Гелена, но в повс-с-седневной жизни ты абс-с-солютно бес-с-спомощна. Хоть я и не понимаю, как такое может быть, однако факт, так с-с-сказать, налицо. Я предлагаю тебе с-с-свою защиту и покровительс-с-ство до тех пор, пока они тебе нужны. Или ты предпочитаешь опеку с-с-своего дяди?

Гелена невольно вздрогнула, услышав такое предположение. В словах незнакомки была горькая правда. Блестящий военный гений в повседневной жизни превращался в растерянную испуганную девушку, не знающую, как решить самую простую проблему. Однако прежде чем принять предложение этой странной женщины, следовало сначала выяснить, кто она такая.

— Снимите капюшон.

Незнакомка покачала головой:

— Нет. Я не хочу перепугать тебя до полус-с-смерти. Мое лицо — не с-с-самое приятное зрелище во Вс-с-селенной.

— Тогда скажите, по крайней мере, кто вы? — Гелена уже окончательно перестала понимать происходящее.

— Хорошо. Я Эфа, Императрица Империи тыс-с-сячи с-с-солнц. И на мое с-с-слово ты можешь положитьс-с-ся.

Гелена тихо ахнула. Она помнила, как проклинал дядя какого-то герцога Оттори, который при помощи генетического монстра, имеющего кровную связь с правящим домом, захватил власть в Империи. «Значит, эта женщина и есть тот самый генетический монстр? Но она не выглядит ненормальной. Скорее уж чересчур нормальной».

Ситуация напоминала бредовый сон. Однако кое-что теперь прояснялось. Империя давно нуждалась в реформе космических сил, а у Императрицы было предостаточно возможностей узнать о ней всё, что нужно. Но как теперь поступить самой Гелене? Рискнуть? Снова довериться совершенно незнакомому человеку, который даже не совсем и человек? А если опять ее предадут, только на этот раз с императорским размахом? Императрица стояла неподвижно, спокойно ожидая, пока Гелена примет решение. И вдруг девушка поняла, что давно уже всё решила, а все ее размышления — это только дань страху перед неизвестностью. Она решилась уже в тот момент, когда услышала, что ей будет позволено превратить космический флот Империи в боевой флот своей мечты.

— Я согласна. — Гелена постаралась, чтобы ее голос не дрожал, и с удовольствием ощутила, что в душе просыпается прежняя уверенность в собственных силах. В конце концов, она не какой-нибудь кабинетный теоретик. Она поучаствовала не в одном бою и на своей шкуре испытала, как дорого обходятся ошибки командования для простых солдат, а Императрица не производит впечатления существа, легко меняющего мнение. Вместе они смогут осуществить задуманное!

— Прекрас-с-сно! Тогда с-с-слуга с-с-сейчас-с-с проводит тебя в твои апартаменты. А подробно обо вс-с-сём мы поговорим завтра.

Эфа смотрела на дверь, за которой только что скрылись слуга и ее новый командующий флотом, и улыбалась. Улыбка, как обычно, больше напоминала боевой оскал. Очередной поединок выигран. Снова противник сдался на милость победителя. Совсем недавно она обнаружила, что поединок умов тоже доставляет ей удовольствие, и теперь всё чаще прибегала к этому. Эфа не до конца понимала свою последнюю противницу и предвкушала новые поединки с ней. Ведь нет ничего скучнее, чем предсказуемый оппонент. Но насчет Гелены она не беспокоилась: если испуганная, усталая, едва пришедшая в себя после наркотика, она была способна защищаться, пусть и неуклюже, однако достаточно эффективно, уж в этом Эфа постаралась убедиться, без всякого стеснения читая ее мысли, то после хорошего отдыха и обеда она станет великолепным партнером в поединках! Конечно, старая аристократия взвоет, как двигатель перехода при трехкратной перегрузке, но в открытую противостоять Императрице они сейчас не осмелятся. После провалившегося мятежа и скандала с герцогом Ростемским их просто не поддержат.

Эфа довольно фыркнула, представив всю глубину бешенства герцогов, после того как они узнают, ктостанет командующим флотом Империи, и задумчиво прикусила коготь. Может быть, стоит… Нет. Хотя… Эфа призналась себе, что тоже не свободна от стереотипов, свойственных всем имперцам. Несмотря на то что она сама была женщиной, Императрица всё равно не понимала, как женщины могут служить в армии или полиции. А ведь Гелена наглядно продемонстрировала ей, каких высот карьерного роста могут достигать человеческие женщины, если им не препятствовать в этом.

Хорошо бы не очень сильно им препятствовать. Можно представить реформу флота как идею нового командующего. Дескать, она не знает местных традиций, а Императрица опрометчиво пообещала иностранке поддержку в любом ее начинании. В это никто, разумеется, не поверит, но официально придраться будет сложно. А пока герцоги надуваются от возмущения и плетут заговоры, у нее появится серьезная поддержка в лице женщин-офицеров, которым после относительной свободы военной службы вряд ли захочется снова оказаться в полной власти своих родственников-мужчин. Рискованно, конечно, но зато какой выигрыш сулит этот риск! Стоит попробовать.

Обнаружив себя шагающей из угла в угол комнаты и грызущей коготь, Эфа нахмурилась. Ей просто необходим отдых, иначе инстинкты возьмут верх над разумом в самый неподходящий момент, и дело закончится большим количеством трупов. Так, без отдыха, она не сможет эффективно выполнять обязанности. Скривившись от отвращения к самой себе, Эфа подошла к панели управления климатической установкой и задала ей комфортные для себя условия. В окна лился яркий солнечный свет, и, когда температура поднялась сразу на двадцать градусов, Императрица почувствовала себя лучше. Свет и жара всегда доставляли ей удовольствие и настраивали на мирный лад. Включив коммуникатор, Эфа щелкнула по нужной кнопке и коротко бросила:

— Хиза, зайди ко мне и прихвати с-с-с с-с-собой меч. — После того как динамик прохрипел что-то утвердительное, она выключила коммуникатор и села посредине комнаты, ожидая, когда появится ее спарринг-партнер. Хиза не заставила себя долго ждать, и Эфе наконец-то удалось расслабиться и как следует отдохнуть.

Забравшись в ванну с головой, Императрица блаженствовала, смывая пот после четырехчасовой тренировки. Настроение зашкаливало за отметку «отлично». И даже люди не казались ей добычей, которую просто необходимо немедленно прикончить. По меркам Эфы — это был верх благодушия, и она сама это прекрасно понимала. Горячая вода приятно щекотала кожу век, настраивая на веселый лад. Хотелось лежать не шевелясь, впитывая в себя тепло и позволяя мыслям лениво кружить в голове при обдумывании очередной тактической задачи. До полного счастья не хватало только какой-нибудь дичи под боком, живой и способной сопротивляться. Поймав себя на подобном противоречии, Эфа фыркнула и тут же скривилась от попавшей в рот воды. Фыркать под водой оказалось несколько опрометчивым занятием, но даже это не вызвало у нее привычного желания кого-нибудь убить. Одним словом, Эфа наслаждалась жизнью. Но недолго.

Внезапно вода в ванной стала обжигающе холодной, а из повсеместно скрытых в ее покоях динамиков зазвучал сигнал тревоги. С яростным рычанием Эфа одним прыжком переместилась на потолок и, зацепившись когтями за декоративные панели, принялась оглядываться, выискивая угрозу. Но в комнатах никого не было. Озадаченная, Императрица уже приготовилась спрыгнуть вниз, когда в помещение вломился Рейт в сопровождении десятка своих гвардейцев. Он диким взглядом окинул ванну и замер, обнаружив Эфу, живую и невредимую… на потолке.

— С тобой всё в порядке? — Казалось, он никак не может поверить в то, что с ней ничего не случилось.

Эфа озадаченно насторожила уши и, продолжая висеть вниз головой, поинтересовалась:

— А с-с-с чего ты взял, что с-с-со мной что-то с-с-случилос-с-сь?

— Компьютер подал сигнал тревоги высшей категории. Он зафиксировал девяностопроцентную вероятность сердечного приступа от перегрева.

Эфа тихо зарычала, наконец спрыгнула с потолка и закуталась в халат, которым обычно пользовался ее муж. На гвардейцев, старательно отводящих от нее глаза, она просто не обратила внимания.

— С-с-со мной вс-с-сё в порядке, а эту С-с-сааном проклятую штуку нужно перепрограммировать!

Рейт вздохнул, и Эфа с удивлением ощутила его облегчение и радость, сумасшедшую, искрящуюся радость от того, что она жива и здорова. Она молча подошла к нему и потерлась макушкой о его плечо, стараясь не задеть голую кожу. Рейт постоянно вел себя странно, когда дело касалось ее безопасности, и Эфа не всегда могла разобраться в его мотивах, но то, что этот жест действовал на него успокаивающе, она уже успела заметить. Рейт прижал ее к груди, и Эфа довольно заурчала, не забыв многообещающе оскалиться в сторону гвардейцев. Те поняли намек и поторопились покинуть покои Императрицы. Так-то лучше. А то шастают тут, как у себя в спальне.

— Зачем ты их притащил? — поинтересовалась Эфа, проводив недовольным взглядом неестественно выпрямленные спины гвардейцев, и сморщила нос, когда холодная капля скатилась с волос за воротник халата. — Ты же знаешь, что у меня прос-с-сто не может быть никакого с-с-сердечного прис-с-ступа от перегрева.

— Я-то знаю, а вот убийца мог быть и не осведомлен об этой маленькой особенности твоего организма. — Рейт, продолжая удерживать ее одной рукой, другой протянул ей полотенце.

— Ну да. И я ему позволила подобратьс-с-ся к с-с-себе нас-с-столько близко, что он с-с-смог ввес-с-сти мне препарат и при этом еще и не с-с-сопротивлялас-с-сь, дабы не с-с-среагировала с-с-сис-с-стема контроля. Ты издеваешьс-с-ся?

Рейт покраснел, но, насколько ощущала Эфа, остался при своем мнении. «Вот ведь упрямец!» — Сердито фыркнув, она вывернулась у него из рук и выскользнула из ванной. Ну надо же было ей связаться с человеком, который, вместо того чтобы, как и полагается более слабому существу, прятаться за ее спину, норовит, наоборот, заслонить свою жену от опасности. И добро бы как-нибудь иначе, так нет же, собственной шкурой, которая, между прочим, ей очень дорога именно в неповрежденном состоянии! Что за странные выходки? Она же не лезет в его финансы и прочие экономические заморочки, так почему он вмешивается в дела безопасности, в которых мало что смыслит, и постоянно подвергает себя опасности?!

Эфа принялась одеваться, демонстративно не обращая внимания на прислонившегося к косяку мужа. Настроение стремительно портилось, она терпеть не могла, когда посторонние видели ее без капюшона, а тут толпа гвардейцев, которым и в голову не пришло сдерживать эмоции по поводу открывшегося им зрелища. Внезапно на нее повеяло теплом и юмором. Это еще что? Эфа насторожила уши, пытаясь определить, где находится диин, уловивший ее, мягко говоря, нерадужное настроение и пытающийся его исправить. Хотя на диинов это не похоже. Они обычно стараются не вмешиваться в душевное состояние других существ. Тогда кто? Следуя за потоком эмоций, Эфа внезапно наткнулась на сознание собственного мужа и от удивления зашипела. «Что происходит, в конце концов?! Человек же не умеет управлять своим сознанием и не обладает паранормальными способностями!»

Рейт, словно поняв причину ее замешательства, улыбнулся довольной улыбкой съевшей птичку змеи и заявил:

— Нечасто мне удается удивить тебя.

Эфа прижала уши к голове, показывая, что сейчас с ней лучше не шутить, и тихо прорычала:

— Как тебе это удалос-с-сь?

— Хальзар меня научил. Конечно, до тебя мне далеко, но на небольшие расстояния транслировать свои эмоции мне удается. Иногда. — Рейт весело посмотрел на жену, которая растерянно переводила взгляд с него на коммуникатор явно не в силах решить, требовать ей объяснений от мужа или вызвать Хальзара, чтобы вытрясти все подробности из него, и добавил: — Но слышат меня только диины и ты. Обычные люди на мои эмоциональные посылы не реагируют, уж не знаю почему.

Эфа, так ничего не решив, пожала плечами и продолжила вооружаться. В конце концов ничего сверхъестественного не произошло. Просто ее муж освоил поверхностный ментальный контроль, могло быть и хуже.

ГЛАВА 10

Лотан оторвался от электронной книги, которую читал вот уже несколько часов, пытаясь разобраться: то ли автор обладал невероятно развитым интеллектом, не позволяющим обычным людям понять его умозаключения, то ли страдал его полным отсутствием, и тоскливо воззрился на Хизу, сосредоточенно полирующую меч после недавней тренировки с Ее Величеством. Ничто сейчас в ее поведении не указывало на недавнюю схватку с одним из сильнейших бойцов в Империи, хотя когда он увидел женщину-диина сразу же после учебного поединка, то чуть было не поднял тревогу, решив, что на нее напали неизвестные злоумышленники. Однако Хиза отнеслась к своим ранам более чем легкомысленно и даже не удосужилась забраться в биорегенератор — просто смыла кровь и переоделась в новый костюм, после чего меры, принятые для ликвидации последствий тренировки, сочла достаточными и больше к этому вопросу не возвращалась.

Лотан невольно поморщился, представив, какую боль ей причиняют многочисленные порезы, но вслух ничего не сказал. За то недолгое время, что он провел под опекой неофициального главы Службы имперской безопасности, Сел крепко усвоил единственное правило: если дело касается женщины-диина, то удивляться не нужно даже самым невероятным поступкам. Логику этих нелюдей человеку понять просто не дано ни при каких обстоятельствах. Например, Хиза поселила его в своих собственных апартаментах — поступок, который даже на его родине сочли бы по меньшей мере опрометчивым, а среди диинов — это в порядке вещей. Одинокая женщина без страха готова разделить кров с малознакомым мужчиной! Хотя в данном случае нужно быть справедливым: опасность угрожала скорее малознакомому мужчине, а не хозяйке дома.

Лотан вздохнул и снова уставился в книгу. Больше всего на свете он не любил ждать. Ждать неизвестно чего. Хиза до сих пор так и не сказала ему, что это за событие и где оно должнопроизойти, прежде чем он официально попросит гражданства Империи. Лотан подозревал, что вредному диину доставляют удовольствие его мучения. Хотя в этом случае он вполне мог принять воображаемое за действительное. В конце концов, приписывать человеческие эмоции существу, которое даже с натяжкой невозможно отнести к роду человеческому…

— Не хочешь пойти со мной? — Лотан не поверил своим ушам: впервые за всё время, что он жил в ее покоях, Хиза предложила ему пойти с ней, раньше ему даже за пределы комнат, которые она занимала, выходить запрещалось под страхом немедленной смерти!

— Куда?

В своем голосе Лотан услышал удивление пополам с подозрением и поморщился: «Ну нельзя же так демонстрировать свои чувства — тоже мне дипломат!» Хиза, увидев его растерянную физиономию, ухмыльнулась, явно довольная произведенным эффектом.

— В суд. Я сегодня впервые буду выступать в качестве судьи альтернативного суда.

Лотан отметил неприкрытую гордость, прозвучавшую в ее словах, и поспешил согласиться, пока это непредсказуемое создание, не приведи Саан, не поменяло свое решение.

— Конечно, хочу. Только я не думал, что ты настолько хорошо знаешь законы Империи…

— А я и не знаю.

Хиза полюбовалась бритвенно-острой заточкой меча и отложила его в сторону. Лотан несколько секунд пытался вникнуть в то, что она сказала, но пришел к неутешительному выводу — он всё равно не сможет понять ее, как бы ни старался.

Хиза не переставала его удивлять с самого первого дня их знакомства. Даже на «ты» она перешла с ним по каким-то только ей одной известным причинам и требовала того же самого от него, откровенно игнорируя правила этикета. И совсем недавно Лотан понял, что ее чрезмерная вежливость во время их первого разговора была просто данью его расшатанным нервам, но теперь она не считала нужным учитывать привычки бывшего посла. До сих пор он не мог без усилий разговаривать с малознакомым существом так фамильярно. Воспитание дипломата не позволяло обращаться подобным образом с особой, занимающей высокое положение в другом государстве, которая к тому же еще и не является человеком! И вот новая демонстрация вопиющего пренебрежения требованиями здравого смысла — выступать в роли судьи, не зная законов, на основании которых выносятся важные решения! Интересно, как она собирается это осуществлять?

— Вот так и собираюсь. — Хиза насмешливо фыркнула. — По замыслу Эфы, альтернативный суд — это последняя надежда на справедливость, и судья в нем выносит только одно решение: какая из участвующих в судебном заседании сторон говорит правду, и соответственно — кто будет наказан. Всё.

Лотан замер с открытым ртом, глядя на диина расширенными от изумления глазами. «Не может быть, — вертелось у него в голове. — Этого просто не может быть. Она ответила на вопрос, который я не произнес вслух! Но как? Как ей это удалось?»

— Просто. — Хиза от души веселилась, глядя на его растерянность. — Когда ты так сильно на чем-либо сосредотачиваешься, я слышу твои мысли, даже не прилагая специально для этого усилий. Хотя обычно я стараюсь не замечать, что творится у тебя в голове.

Лотан с трудом взял себя в руки и вежливо поинтересовался:

— Ты собираешься использовать свои способности во время судебного заседания? Для того чтобы определить, врет человек или нет?

— Да. Ну и, разумеется, для того, чтобы выудить из головы помощника информацию о том, какое наказание полагается провинившемуся.

— А если твой помощник этого не знает?

— Знает. Это очень опытный судья. Сейчас он в отставке. Ушел с поста по идейным соображениям во время правления предыдущего Императора.

— Понятно. — Лотан улыбнулся и покачал головой. — Мне давно пора привыкнуть к тому, что в отличие от людей, вы ничего не делаете наобум. У меня есть время переодеться?

— Зачем тебе переодеваться? — Хиза продолжала сидеть в ленивой позе на приспособлении, которое Сел про себя именовал обожравшейся табуреткой. Прямоугольная белая штука, может быть, и могла считаться приспособлением для сидения, но только не в приличном обществе. Слишком сложно было использовать ее по назначению. Вопрос Хизы заставил его возмущенно выпрямиться в классическом мягком кресле, специально принесенном в покои диина по его просьбе.

— В данный момент на мне домашнее платье, не предназначенное для выхода на улицу!

Хиза проигнорировала эту вспышку и, меланхолично рассматривая когти, заметила:

— Никогда не понимала, в чем разница, но как тебе будет угодно. В твоей спальне установили шкаф с одеждой, выбирай всё, что понравится. И не торопись, время у нас еще есть.

Лотан положил книгу на пол, проклиная про себя возмутительные представления диинов о комфорте. Ну где это видано, чтобы в комнате размером с небольшое футбольное поле было не более семи предметов интерьера, один из которых обязательно подставка для оружия, а все остальные варьируются в зависимости от того, для чего используется помещение. Хорошо хоть в его спальне нормальная обстановка, ну, относительно нормальная, конечно, но до уровня квартиры бедняка дотягивает. Даже прикроватная тумбочка есть…

Хиза не обманула, в его комнате действительно установили большой платяной шкаф. Лотан с замиранием сердца открыл изящную резную дверцу, готовясь к любой неожиданности, и восхищенно ахнул. В шкафу была одежда на все случаи жизни: от тяжелого боевого скафандра до пляжного костюма! Заставив себя отвлечься от размышлений на тему: когда они успели снять с него мерки, и почему вдруг по отношению к нему проявлена такая щедрость, Сел выбрал синий костюм с минимумом вышивки и других украшений и начал одеваться. Зрелище, которое ему предстояло увидеть, Лотан не пропустил бы и за все сокровища мира. Он почему-то подозревал, что, издавая указ об альтернативных судах, Императрица не удосужилась упомянуть о том, кто же будет выполнять в них роль судей, и выражения лиц людей, обнаруживших, что их судьба — в руках существа, не относящегося к человеческому роду, стоили того, чтобы на них посмотреть.

Рейт хмуро смотрел на сидящего перед ним человека и не мог решить, то ли вышвырнуть его вон самому, то ли поручить это неприятное дело своему секретарю. Герцог Мортен вот уже битый час пытался убедить его передать ему управление владениями герцога Ростемского на том основании, что его собственные поместья находятся неподалеку и связаны с планетами Ростема торговыми маршрутами.

Даже без паранормальных способностей своей жены Рейт прекрасно понимал, какие цели преследовал Мортен. Природные ресурсы его собственных владений давно уже истощены, и возможность, пусть и всего несколько лет, попользоваться богатыми месторождениями соседа позволяла ему значительно повысить свое благосостояние. Вполне понятное желание. Но вот почему этот столичный щеголь считал Рейта настолько глупым, что даже не удосужился придумать более или менее веское обоснование подобной просьбы?! Принц-консорт достаточно хорошо разбирался в традициях и обычаях аристократии метрополии, чтобы со всей ответственностью заявить: ни один дворянин не будет бескорыстно помогать соседу, с которым его не связывают родственные узы, впрочем, если и связывают — всё равно не будет. А тут ни много ни мало вековая вражда, и вдруг такая благотворительность. Даже готов оплатить обучение герцога Ростемского в столице. Видимо, для того, чтобы мальчишка не путался под ногами и не мешал его обкрадывать…

Рейт глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и бесстрастно произнес:

— Благодарю вас, герцог Мортен, за вашу инициативу, но во владения герцога Ростемского уже направлен управляющий, а сам юноша, его сестра и мать останутся во дворце под опекой Ее Величества. Ваше предложение помощи немного запоздало, но всё равно делает вам честь, и я с удовольствием сообщу о нем герцогам, находящимся сейчас при дворе, дабы устыдить их примером вашего великодушия. — Рейт, посмеиваясь про себя, с удовольствием наблюдал, как перекосило физиономию Мортена.

Герцоги, услышав эту историю, вряд ли устыдятся, а вот поиздеваться над незадачливым интриганом не преминут. В среде аристократов из метрополии принято пренебрежительное отношение к дворянам с периферии, и, несмотря на свое высокое положение, принц не раз ощущал это пренебрежение на себе. Обычно в таких вот неуклюжих попытках его обмануть. Однако подобное положение вещей имело и определенные плюсы — например, достаточно легко удавалось выводить заговорщиков на чистую воду. Рейт с тоской вспомнил, что число раскрытых заговоров уже перевалило за дюжину, и конца им не было видно. Создавалось впечатление, будто все взрослые представители благородного сословия задались целью поучаствовать в заговоре против Короны! И это при том, что Рейту приходилось из сил выбиваться, чтобы укомплектовать хотя бы самые необходимые государственные службы! Их бы энергию да на благое дело!

Звук закрываемой двери вывел принца из задумчивости. Обнаружив, что остался один, он устало потянулся в кресле и взялся за очередное донесение. Внимательно читая его, он не мог избавиться от чувства удовлетворения. Ему удалось настолько разозлить Мортена, что тот выскочил из кабинета, не дожидаясь разрешения удалиться — неплохой повод обвинить его в неуважении Короны и выслать в родовое поместье на неопределенный срок. У полиции станет гораздо меньше работы, когда этот преступник-любитель уберется из столицы. Бедственное положение герцога Мортена во многом объяснялось не только истощением природных ресурсов в его владениях, но и его оригинальными взглядами на жизнь. Герцог гордился тем, что в уголовном кодексе Империи нет такого преступления, которое бы он не совершил. Хотя со своей стороны полиция тоже могла гордиться, поскольку ни разу не упустила титулованного преступника. Герцога обычно арестовывали на месте преступления или в течение суток после его совершения, и только принадлежность к высшей аристократии в совокупности с поистине сумасшедшими взятками спасали его от публичного разбирательства. Впрочем, совершение всевозможных преступлений не было чем-то из ряда вон выходящим в благородном сословии, но обычно такие поступки не афишировались… А у Мортена на это не хватало ума или хотя бы обыкновенной житейской хитрости.

Рейт отложил очередной отчет и улыбнулся. Кажется, обстановка в Империи нормализуется, хоть и медленнее чем он предполагал, но всё же…

Следующее сообщение было помечено кодом дворцовой больницы. Принц почувствовал, как тревожно забилось сердце. С тех пор как умер Линир, он не ждал ничего хорошего от врачей. Рейт торопливо пробежал глазами текст и с облегчением улыбнулся. Лечащий врач Тернана уведомлял Его Высочество о том, что его подопечный чувствует себя достаточно хорошо, чтобы продолжить лечение в домашних условиях. Рейт виновато подумал, что в суматохе последних недель совсем забыл о своем единственном оставшемся в живых друге, и решительно встал из-за стола. Самые неотложные дела могут подождать несколько минут, пока он сходит проведать Тернана…

Стерильные коридоры больницы вызвали у принца неприятные воспоминания, но он решительно отогнал их и быстрым шагом направился к высокому полному человеку, переминавшемуся с ноги на ногу у двери одноместной палаты. Рейт не сомневался, что это и есть лечащий врач Тернана — перед тем как идти сюда, он попросил Лазора связаться с ним и передать желание принца встретиться. Судя по донельзя перепуганному виду толстяка, секретарь опять передал просьбу не совсем точно, хотя, возможно, всё дело в его новом титуле. С другой стороны, старший врач дворцовой больницы уж должен был бы привыкнуть к знатным пациентам и посетителям…

Увидев его, толстяк бросился к нему, на ходу пытаясь достать из кармана кристалл с историей болезни. Рейт тихо вздохнул и снова, в который уже раз, спросил себя: почему в метрополии простые люди такбоятся императорскую семью. Вопрос этот был чисто риторическим. Разбирая бумаги Великого канцлера, должность которого Эфа упразднила, вступив на трон, он обнаружил, что его представления о жестоком правлении несколько устарели. Толстяк затормозил перед ним и, тяжело отдуваясь, склонился в глубоком поклоне. Рейт, глянув на его согнутую спину, коротко приказал:

— Встаньте. В своем сообщении вы не указали своего имени. Как вас зовут?

— Сорд Горон, с вашего позволения, Ваше Высочество!

— Интересная постановка вопроса. — Рейт насмешливо приподнял бровь. — А если я не позволю, вас будут звать иначе? Не знал, что в дворцовой больнице стали пользоваться псевдонимами.

Толстяк побелел как полотно, но не посмел ничего сказать, по-прежнему отводя глаза и стараясь как бы уменьшиться в размере. Принц, отметив про себя безуспешные попытки человека, который был выше его на полголовы, выглядеть как можно более незаметным, поинтересовался:

— Что вызывает у вас такой страх, доктор Горон? Неужели мой секретарь по ошибке уведомил вас о предстоящей казни, где вы главное действующее лицо?

— Н-нет, Ваше Высочество.

— Прекрасно! Тогда прекратите демонстрировать мне повадки мелкого грызуна, которого внезапно поймал робот-уборщик, и расскажите мне, как чувствует себя Тернан.

— Он практически здоров, Ваше Высочество. — Доктор по-прежнему глядел в пол, но старался отвечать на вопросы быстро и подробно. — Переломы полностью срослись, ушибы рассосались. Открытые раны я постарался зашить как можно аккуратнее, но, поскольку господин маркиз попал в биорегенератор не сразу после того, как они были нанесены, время было упущено, и совсем избавиться от шрамов не удалось. Однако при помощи пластической хирургии я сделал их практически незаметными внешне. Обнаружить их может только врач. Мне практически удалось справиться с последствиями нервного и физического истощения милорда. Всё остальное в руках природы. — Толстяк остановился, чтобы перевести дух, и Рейт, воспользовавшись паузой, спросил:

— Тернан выдержит межзвездный перелет?

— Да, Ваше Высочество! Он достаточно окреп для того, чтобы перенести гиперпространственный переход без последствий.

— Прекрасно! — Рейт решительно обошел врача и толкнул дверь палаты.

Тернан стоял у окна в больничной пижаме, и принца поразило, насколько он исхудал. Маркиз напоминал обтянутый кожей скелет. Он повернулся на звук, и Рейт с облегчением увидел привычный насмешливый блеск в глубоко посаженных черных глазах. Что бы ни сделали палачи с его другом в императорских застенках, волю Тернана им сломить не удалось. Рейт улыбнулся, ощущая, как последние остатки напряжения исчезают под ироничным взглядом его лучшего друга, и шагнул к нему. Маркиз улыбнулся ему в ответ и склонился в глубоком поклоне:

— Ваше Высочество!

Рейт хмуро посмотрел на него и сердито поморщился:

— Прекрати! Мы в конце концов не на императорском приеме. — И тут же без перехода добавил: — Я рад видеть тебя живым и здоровым, Тернан.

— Я тоже рад тебя видеть живым и здоровым, — улыбнулся в ответ маркиз и весело заключил: — Не замечал за тобой тяги к власти, но для того, кто всегда заявлял, что ответственность не для него, ты на удивление быстро сумел освоиться на троне.

— Если бы не Эфа, то вряд ли я сейчас был бы жив, да и ты тоже.

Тернан, соглашаясь, кивнул:

— Да, я слышал о том, что произошло. Весь персонал больницы только об этом и говорит. Но, как я понимаю, реальная власть находится в твоих руках.

— Неправильно ты всё понимаешь. — Рейт хмыкнул, заметив, как вытянулось лицо друга. — Эфа — Императрица. И она правит совершенно самостоятельно. Думаю, ты уже слышал о нашей свадьбе? Так вот, хочу тебя заверить, что ни о каком фиктивном браке речь не идет. Она моя жена и, надеюсь, в будущем мать моих детей.

— Но она же чудовище! — В голосе Тернана звучал ужас. — Как ты мог…

— Больше слушай дворцовых сплетников. — Рейт нахмурился. — Тернан, ты же разведчик, и неплохой, между прочим, а ведешь себя, как светский щеголь, который верит всему, что рассказывает его собутыльник после пятого бокала.

— Прости. — Маркиз виновато улыбнулся. — После всей этой истории я потерял форму. Кстати, я так и не поблагодарил тебя за свое спасение…

— Глупости. Нашел о чем говорить. — Рейт сел в ногах кровати. — Может быть, это банально звучит, но ты единственный друг, который у меня остался, и я сделаю всё возможное, чтобы не потерять еще и тебя.

— О чем ты, Рейт? А как же Линир? — В голосе Тернана была неподдельная тревога. Принц совсем забыл, что его друг еще не знает о последних событиях. Он не представлял себе, как сообщить Тернану о том, что Линир погиб. Но этого и не понадобилось. Маркиз всё понял по его лицу. Он внезапно ссутулился и тихо спросил:

— Как?

— Его отравили нитолосаканом. — Рейт сам поразился тому, как безжизненно прозвучал его голос. — Подробности узнаешь из отчета.

Они помолчали. Каждый думал о своем и не хотел, чтобы другой знал, о чем именно. Даже самые близкие друзья могут стать врагами, если будут знать друг о друге всё. Рейт первым нарушил тишину, воцарившуюся в безликой больничной палате. Он не мог ждать слишком долго, у него были десятки неоконченных дел, и несвоевременное исполнение каждого из них грозило, по меньшей мере, неприятностями.

— Тернан, я вынужден просить тебя об услуге. — Рейт мрачнел лицом. — Я понимаю, что ты и так сделал для меня достаточно, но никого другого я попросить о таком не смогу.

— Рейт, тебе не кажется, что власть сильно тебя изменила? Еще год назад ты бы просто попросил, не задумываясь, что я отвечу. Я догадываюсь, о чем ты хочешь со мной поговорить. Поскольку ты теперь обязан практически безотлучно находиться в столице, тебе необходим управляющий для твоих собственных владений. Верно?

— Ты прав. Никому другому я не могу доверить управление своим герцогством. Слишком большой соблазн воспользоваться ситуацией, ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, я еще не забыл всё, чему нас учил Рил. Хорошо. Я отправлюсь сегодня же и прослежу, чтобы ты не лишился своих родовых владений.

— Сегодня?!

— Полагаю, время и так сильно упущено.

— Наверное, ты прав. — Рейт устало улыбнулся. — Я рад, что ты снова здоров.

— Рад, что я здоров или что сможешь спихнуть на меня очередную проблему, в решении которой не преуспел?

Рейт резко выпрямился, не веря в то, что только что услышал, и встретился взглядом с черными насмешливыми глазами Тернана. Этот!! Этот наглый выскочка опять шутит в своей непередаваемой манере!! А Рейт уже успел отвыкнуть от своеобразного чувства юмора друга. Но почему-то ему кажется, что теперь он быстро вспомнит, каково это быть объектом шуток маркиза Лоорзона и что его новый высокий статус это порождение демонов Саана не остановит. Тернан за всю свою жизнь не был замечен в единственном грехе — в преклонении перед властью предержащей. Вряд ли и теперь что-нибудь изменится. Хорошо еще, что на людях неугомонный разведчик соблюдает требования этикета… А то Эфа последнее время чересчур агрессивна… Не хотелось бы потерять единственного оставшегося друга из-за какого-нибудь недоразумения с его женой.

ГЛАВА 11

Эфа терпеть не могла лаборатории. Даже лишь очень отдаленно напоминающие помещение, в котором прошли первые годы ее жизни. Но на этот раз ее присутствие было просто необходимо для решения проблемы, поставленной ею перед Хальзаром, и она вынуждена была пересилить собственную неприязнь. Маленькая звукоизолированная комнатка, где вдоль стен стояли клетки с различными животными, с трудом вместила ее и диина. Она явно не была предназначена для проведения каких-либо исследований, но являлась одним из немногих мест, куда не сунул бы нос вездесущий глава Службы безопасности, озабоченный благополучием своего мальчика. Рил уже не единожды обследовал все помещения во дворце, но на то, чтобы без разрешения проверить оружейную комнату Хизы, названой сестры Императрицы, даже у него не хватило наглости. К тому же в арсеналах диинов, по традиции, не осуществлялось компьютерного наблюдения. Точнее, Эфа позаботилась о том, чтобы люди так думали. На самом деле никого из диинов не волновало наличие или отсутствие этого электронного шпиона, они всегда могли просто увеличить скорость движения настолько, что компьютер был не в состоянии их отслеживать. Но кто, кроме диинов и Эфы, об этом знает? А традиции в Империи очень удобное объяснение любому чудачеству.

Хальзар осторожно, чтобы ничего не задеть своими крыльями, подошел к стоящему в центре комнатки столу и аккуратно взял с него простой информационный кристалл. Эфа молча ждала, прислонившись к косяку двери. Входить без необходимости в лабораторию, даже такую, она не собиралась. Диин обернулся к ней и протянул кристалл. Эфа приняла его, стараясь не задеть хрупкую вещицу когтями, и вставила в переносной компьютер, с которым в последнее время не расставалась. Даже ее идеальная память не всегда могла справиться с объемом обрушивающейся на нее информации.

Компьютер тихопискнул и начал считывание, на экране замелькали схемы и цепочки ДНК, поползли строчки данных. Эфа внимательно просматривала выдаваемую машиной информацию, анализируя ее и запоминая всё до малейшей детали. Это было необходимым условием. Если она упустит даже самый незначительный нюанс, то последствия могут быть фатальными. А такой поворот событий не входил в планы Ее Величества. Диин молча наблюдал за ней, ожидая, пока она придет к каким-нибудь выводам. Эфа помолчала, восстанавливая в памяти только что прочитанный текст, и тихо выдохнула:

— Ты уверен, что не с-с-сможешь уменьшить вероятнос-с-сть летального ис-с-схода при изменении?

Хальзар беспокойно пошевелил крыльями, и Эфа ощутила, что этот вопрос волнует и его самого. Диин промолчал: похоже, принялся заново анализировать имеющиеся у него данные. Императрица не торопила его; внимательно наблюдая за малейшими изменениями эмоционального фона, она терпеливо ждала ответа. Время еще позволяло. Наконец Хальзар вынырнул из своих размышлений и уверенно заявил:

— Уменьшить вероятность летального исхода до одной сотой процента можно только при условии полного контакта, а это подразумевает взаимопроникновение сознаний на таком уровне, что скрыть что-либо от партнера будет просто невозможно.

— Человечес-с-ское с-с-сознание этого прос-с-сто не выдержит. — Эфа тихо зашипела, не пытаясь больше скрыть раздражение. — Он с-с-сойдет с-с-с ума раньше, чем вс-с-сё закончитс-с-ся. От жизни в доме для умалишенных будет мало толку!

— Необязательно. — Хальзар поднял на Императрицу сияющий взгляд. — Если ты сможешь взять взаимопроникновение под свой контроль и блокировать его память…

Эфа замерла, обдумывая новую мысль. А ведь это могло получиться! Ей, с ее абсолютной памятью, взаимопроникновение грозит разве что дополнительными подробностями из жизни человека, а если его сознание изолировать от потока информации, то он в худшем случае отделается головной болью. Великолепно! Стоит опробовать на ком-нибудь только что найденный способ решения проблемы. Заодно неплохо бы посмотреть на побочные эффекты…

— Хальзар, нужно провес-с-сти ис-с-спытание!

Диин задумчиво окинул взглядом лабораторию и поинтересовался:

— На ком?

— На человеке, ес-с-стес-с-ственно! Подопытные животные в данном с-с-случае не годятс-с-ся. — Эфа стремительно развернулась и покинула порог лаборатории, с которого она не сдвинулась во время всего разговора. — К тому же мне надоел их запах!

Диин проводил взглядом удаляющуюся фигуру Императрицы и пожал плечами. Этот человеческий жест он перенял у Лотана, который уже довольно давно вынужден жить в покоях его сестрички, и считал, что он как нельзя лучше характеризует отношение разумного существа к ситуации, не поддающейся никакому контролю. Впрочем, контролировать женщин — слишком трудоемкое и неблагодарное занятие. Всё равно из этого ничего не получится. А сколько сил придется затратить…

Эфа стремительно шагала по тускло освещенному коридору дворцового тюремного блока, перебирая в голове данные по содержащимся там заключенным, одновременно следя за тем, чтобы многочисленные датчики движения и визуального наблюдения ее не обнаружили. Нет, никто не задал бы ни единого вопроса, даже встретив ее здесь, и тем более никого не заинтересовала бы внезапная кончина одного из заключенных, в имперской тюрьме это случалось сплошь и рядом, но зачем давать пищу для размышлений Рилу, который и так уже наблюдает за ней чересчур пристально…

Свернув за угол, Эфа внезапно остановилась, удивленно приподняв уши. Сложный сенсорный замок блокировал дверь, которая еще вчера была открыта.

«Новый узник? Когда он успел здесь появиться? И почему она о нем ничего не знает? — Эфа насторожилась, внимательно обследуя пространство вокруг себя всеми доступными ей чувствами. — Вокруг никого. Только заключенный громко дышит во сне в своей камере. Кстати, а за что его сюда сунули?»

Эфа сосредоточилась и проникла в спящее сознание того, кто находился за дверью.

Человек был молод. Он пребывал в этом мире не больше пятидесяти лет. Жизнь не слишком интересная и насыщенная событиями, если бы… Холодом резанула голодная ненависть. Ненависть, которую так и не удалось насытить. И никогда не удавалось. Липкая сладость крови. Кровь почему-то всегда сладкая, что бы ни говорили эти глупые врачи. Сладкая, а не соленая. Она растекается по языку, и сердце пропускает удар, наслаждаясь ее вкусом… И боль… Боль, от которой кричат… Крики так похожи на музыку. Чудесную, неземную музыку… Так, наверное, кричат грешники в преисподней Саана… Вот где звучит поистине великая музыка!! А у него никак не выходит создать такую музыку… Его музыка недолговечна… Несколько часов — и всё. И всегда звучит только один голос. А как бы хотелось, чтобы их было много, чтобы они сливались в симфонию звуков, чтобы отражался в них пик страдания! Но ему это не удается. Пока не удается… Со временем у него обязательно получится, и кровь будет ласкать язык, а в ушах звенеть неземная музыка, полная боли…

Эфа с отвращением вынырнула из сознания человека и с трудом сдержалась, чтобы не войти в камеру и не оторвать ему голову на месте. Ей впервые попался мужчина, который тоже получал наслаждение, убивая других, но, в отличие от нее, он был извращенцем! Нормальное существо должно получать удовольствие от схватки с равным, а лучше превосходящим противником, рисковать так же, как и он, не только наносить, но и получать удары… А этот урод предпочитал издеваться над беспомощными, над теми, кто был не способен дать ему сдачи. Насильник! Ф-фу, и что он делает в ее тюрьме, хотелось бы ей знать? Таких уродов необходимо уничтожать немедленно! С другой стороны, он неплохой материал для испытания…

Эфа ухмыльнулась. Более чем подходящий. Если этот сумасшедший сохранит после процедуры остатки своего куцего разума, то о сознании нормального человека тем более беспокоиться нечего. Решительно шагнув к замку, Императрица набрала свой личный код доступа и приложила ладонь к считывающей панели. Простенький компьютер, которым было оборудовано это запирающее устройство, пискнул и разблокировал дверь. Конечно, это лишний след, и Рил довольно быстро обо всём узнает, но вряд ли даже этот старый параноик сможет привязать смерть маньяка к вопросу о безопасности обожаемого им герцога Оттори. Тем лучше. Эфа осторожно проскользнула в камеру и наклонилась над спящим…

Человек забился и захрипел, когда острое лезвие прошлось по его горлу, рассекая податливую плоть, но тонкая рука, удерживающая его на жестком топчане тюремной камеры, даже не дрогнула. Вскоре конвульсии прекратились, и тело того, кто еще совсем недавно был младшим сыном маркиза Дерско, судорожно вытянулось в последний раз и застыло. Эфа вытерла клинок о рубашку мертвеца, позаботившись выбрать клочок, не залитый его кровью, и спокойно покинула камеру. Настроение было не просто прекрасным. Оно было чудесным! Ей удалось! После стольких бесплодных попыток ей всё-таки удалось!

Хиза стремительно ворвалась в большой зал и остановилась, с удивлением разглядывая толпу людей с камерами и сверхчувствительными микрофонами. Никто не предупредил ее о том, что заседание суда будет освещаться прессой… и не только ее. Она насчитала, по крайней мере, трех международных наблюдателей. Это еще что такое? Ее помощник сидел за своим столом неестественно прямо с побелевшим от напряжения лицом, и вся его закостеневшая фигура просто кричала о том, что человека застали врасплох и приперли к стенке. Интересно было бы еще узнать чем?

Хиза провела ладонью по рукояти меча, успокаивая себя мыслью, что в случае непредвиденных обстоятельств она всегда сможет проложить себе путь к выходу из здания, а сколько людей при этом расстанется со своей драгоценной жизнью, в конце концов, не ее дело. Еще раз обведя зал внимательным взглядом и придя к выводу, что непосредственной опасности для ее жизни и здоровья пока не предвидится, Хиза стремительным, летящим шагом воина преодолела расстояние, отделяющее ее от места судьи и, сделав изящный разворот на пятках, плюхнулась в мягкое кресло с высокой спинкой. Крылья тут же отозвались тупой ломотой в суставах, протестуя против подобного издевательства над собой. Диин сморщилась под покрывалом и едва не возмутилась вслух. Ну что за безобразие! Она же требовала установить вместо кресла табурет! Люди окончательно обнаглели!

Заседание суда проходило в просторном помещении со стенами, задрапированными тканью зеленого цвета, символизирующего правосудие, плотно заставленном креслами, в которых сидели зрители, пришедшие полюбоваться на необычный процесс. Хиза сосредоточила внимание на простой скамейке за невысоким барьером из пластика справа от возвышения, на котором располагалось кресло судьи. Место подсудимого занимал невысокий паренек лет двадцати на вид. В его облике не было ничего примечательного. Обычная внешность не слишком родовитого дворянина с поправкой на пребывание в тюремной камере. Бледный, усталый, с застывшей в глазах безнадежностью. По бокам от него торчали конвоиры, демонстрируя готовность скрутить преступника при малейшей попытке к бегству.

Совершенно излишняя мера предосторожности в помещении, контролируемом системой безопасности, один из датчиков которой помещен на наручниках подсудимого. В случае реальной угрозы побега или нападения на сидящих в зале компьютер нейтрализует смельчака в доли секунды, но традиции предписывали присутствие конвоиров. А в Империи всегда трепетно относились к традициям. Но вот только совсем не понятно, почему Эфа выбрала для первого показательного судебного заседания именно этого мальчишку? Что в нем особенного? Так, а это еще что? Парочка крепких парней в одинаковой серой форме двинулась в ее сторону, недвусмысленно поигрывая шокерами, а люди в зале возмущенно загалдели. Хм. Хиза с любопытством уставилась на приближающихся самоубийц. Кажется, они представляют Службу внутренней безопасности… Интересно, что им от нее понадобилось? И сколько ей потребуется времени для уничтожения этой парочки? Хиза решила действовать, как только парни подойдут на расстояние вытянутой руки. Но ее помощник опередил их, шлепнув перед ней электронную папку с делом и громко выкрикнув:

— Приветствие суду!

В зале на несколько мгновений установилась тишина, охранники замерли, глядя на Хизу во все глаза. Люди с безмолвным изумлением воззрились на диина, небрежно развалившегося в кресле. «И это судья?» — читалось в десятках растерянных глаз. Хиза выдержала драматическую паузу и, встав с неудобного человеческого кресла, провозгласила хриплым, слегка рычащим голосом:

— В альтернативном суде номер пять слушается дело по обвинению Зарона Терра в убийстве с особой жестокостью и цинизмом своей семьи в составе восьми человек, а также в причинении указанным лицом убытков сеньору маркизу Голсен, вследствие подрыва его охотничьего домика общественно опасным способом — при помощи взрывчатого вещества «зедон», используемого при горных работах. Что может сказать подсудимый в свое оправдание?

— Подсудимый скажет уважаемому суду, что это просто бездарный фарс и он отказывается в нем участвовать! — яростно выкрикнул Зарон, пытаясь вырваться из рук конвоиров, которые вцепились ему в плечи, как только он сделал шаг к барьеру, отгораживающему его скамью от остального зала.

Зрители ахнули и выжидающе уставились на диина. Хиза читала в их глазах болезненное любопытство. Что же сделает это существо с непокорным подсудимым? Всем хотелось посмотреть на кровавую расправу, которая станет наглядным подтверждением слухов о безумной жестокости нелюдей. Хиза злорадно ухмыльнулась под покрывалом. Она наконец поняла замысел Эфы и была готова с удовольствием поучаствовать в его осуществлении. Где-то рядом ощущалось беспокойство ее помощника и Лотана, вошедшего в зал вместе с ней и занявшего пустующее место адвоката — процедура альтернативного суда не предусматривала наличие у подсудимого защитника. Они тоже ждали ее реакции на выходку доведенного до полного отчаяния детеныша, но, в отличие от остальных, надеялись, что она не выйдет из себя. Хиза бросила на них взгляд, полный иронии, и, нарочито порыкивая, протянула:

— Подсудимый уверен в том, что говорит.

Терр уставился на нее круглыми от удивления глазами.

— Что… Что вы имеете в виду? — Его голос предательски дрожал, и парень покраснел от досады.

Хиза прищурилась, разглядывая этот редкий образчик человеческой породы. Она читала в его голове, как в открытой книге: потрясение от вида судьи-нелюдя и напряжение последних месяцев разрушили естественные защитные барьеры его сознания, и все переживания униженного, но не сломленного парня были перед ней как на ладони.

— Ничего особенного. — Хиза открыла папку с делом и щелкнула по кнопке воспроизведения. — Просто ты действительно веришь в свои слова, и это чувствуется. А теперь, будь так добр, повтори свою историю. Всё, что ты рассказывал на следствии.

— Зачем? — В голосе парня сквозило недоверие пополам с подозрением. — Там же всё написано.

— Ну-у-у, я бы так не сказала. Однако не буду настаивать. Но тебе придется ответить на парочку вопросов. Ты убил хоть одного из членов своей семьи или способствовал этому убийству?

— Нет!!! — Отчаяние и вызов, прозвучавшие в отрицании Зарона, вызвали у Хизы улыбку.

— Ты не лжешь. Это хорошо. Ты взорвал охотничий домик маркиза Голсена?

— Да!! И сделал бы это снова, если бы предоставилась возможность!

— И опять ты говоришь правду. Занятно, и чем тебе так досадил твой сеньор?

— Он убил моих родных!!!

Терр сорвался на крик, и Хиза поторопилась убраться из его сознания до того, как на нее обрушатся горе и боль существа, в один день потерявшего всех своих близких, свободу и честное имя. Парень не верил в возможность справедливости. Доведенный до последней стадии отчаяния, он хватался за любую возможность восстановить справедливость и наказать истинного виновника случившегося, но раз за разом терпел неудачу. «А ведь из него получится просто великолепный следователь! — вдруг поняла Хиза. — Болезненно честный, настойчивый, смелый. То, что нужно для вновь создаваемой Службы императорских следователей. И его относительно знатное происхождение не вызовет новых воплей ретроградов о том, что простонародью опять дают слишком много воли, да и впитанного с молоком матери преклонения перед аристократией у него нет…»

Теперь Хиза не удивлялась тому, что именно его дело выбрала Эфа. Как всегда, ее неугомонная ученица преследовала по крайней мере две цели и не делала ничего без множества на то самых разных причин. Прекрасно. Необходимо продолжить игру и создать нужное впечатление. Для того, кто способен корректировать свои действия в зависимости от направления мыслей тех, кому это впечатление предстоит внушать, ничего сложного.

— Смелое заявление. Но пока слишком поспешное. — Терр сжался, как от удара, и опустил голову. «Н-да. Впечатлительный ребенок или слишком измотанный? Скорее уж второе. Ну что ж. — Хиза облизнулась. — Тогда стоит поторопиться с оглашением приговора». — На данный момент решается ваша судьба, подсудимый. — Диин помолчала и с удовольствием закончила: — А не судьба того, кто убил вашу семью.

Парень вскинул на нее глаза, в которых недоверие и надежда обгоняли друг друга на сумасшедшей скорости. Присутствующие в зале разразились громкими криками, а помощник Хизы одобрительно кивнул: он тоже не сомневался в невиновности подсудимого. Переждав бурю удивления, диин холодно продолжила:

— Ты признал себя виновным в уничтожении имущества маркиза. Меня мало интересует размер материального ущерба, который тебе предстоит выплатить, однако то, что ты совершил это преступление общественно опасным способом, заслуживает серьезного наказания. Ты будешь в принудительном порядке зачислен на государственную службу и ближайшие десять лет потратишь с пользой для страны. Заседание закрыто. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Препроводите осужденного на улицу Зари в здание императорской следственной Службы для зачисления в штат.

Хиза резко поднялась с кресла и расправила затекшие крылья. В дверях зала возникла давка, люди почему-то очень спешили покинуть помещение, даже журналисты не желали задавать судье вопросы по поводу только что вынесенного ею приговора. Удивительно! Но объяснимо. Один из маститых ксенологов Империи недавно в прямом эфире одного околонаучного коммерческого канала сообщил зрителям о том, что у диинов полностью расправленные крылья сигнализируют о готовности атаковать. После того как она внимательно прослушала выступление этого, с позволения сказать, ученого и узнала очень много нового о своем народе, Хизу всерьез заинтересовал только один вопрос: какой именно университет присвоил такому идиоту ученую степень? Это заведение надлежало закрыть как можно скорее в целях государственной безопасности. Ибо всем известно, что просто дурак — это только неудобство для окружающих, а дурак с дипломом — уже стихийное бедствие.

Проводив взглядом исчезающих за дверями людей, Хиза обернулась к помощнику и тихо попросила:

— Оформите решение надлежащим образом и перешлите копию в императорскую следственную Службу с пометкой начать расследование по факту гибели восьми человек.

И, развернувшись, зашагала к выходу. Судя по стуку каблуков за ее спиной, Лотан последовал за ней.

Терзар от Ланара неподвижно стоял в темной гардеробной комнате и прислушивался к тому, что происходило в спальне Горзага Тогора, наследного президента Объединения свободных планет. Он прибыл на Токай, столичную планету Объединений пять дней назад и, на удивление, легко преодолев таможенную проверку, устроился в одной из множества недорогих гостиниц.

Служба имперской безопасности поработала на славу, обеспечив его совершенно легальными документами Земной Федерации. Как Хизе удалось их достать, он не знал, но подозревал, что дело не обошлось без небольшого вежливого шантажа и недвусмысленных угроз. В конце концов, все знают, что Земная Федерация, несмотря на свои размеры и мощный космический флот, чересчур уязвима в плане полезных ископаемых, а точнее, хордига, металла, из которого делают стенки камер с антиматерией в двигателях перехода.

По каким-то непонятным причудам природы хордиг на планетах Земной Федерации практически не встречался, а те небольшие месторождения, которые там всё-таки нашли, давно были полностью выработаны. И поскольку основным поставщиком Федерации являлась Империя, то не было ничего удивительного в том, что он сейчас находился на территории Объединения свободных планет с документами гражданина Земной Федерации, весьма условно пройдя таможенный контроль. Благо соглашение о безвизовом режиме между этими странами насчитывает уже не одну сотню лет.

Устроиться в человеческом городе тоже оказалось просто. Широкий плащ модного в этом сезоне фасона надежно скрывал крылья, а его невзрачная внешность, из-за которой на него и пал выбор Хизы, без труда позволяла слиться с толпой. Никому и в голову не приходило, что он не относится к роду человеческому, ведь по всем каналам показывали совсем других диинов. Высоких, красивых, с голосом, способным растопить даже самое черствое сердце — ничего общего со скромным худым парнем лет двадцати пяти на вид, толкающимся в людском потоке вместе с десятками таких же неприметных парней.

В резиденцию президента попасть было даже проще, чем он предполагал. Компьютер Службы безопасности его не видел, когда он начинал двигаться на предельной скорости, а маленькая программа, отправленная им заблаговременно на компьютер президентской резиденции вместе с прошением о предоставлении гражданства, отключила датчики в комнате, используемой первым лицом государства в качестве гардероба.

В Службе безопасности всё списали на обычные неполадки в системе. Остальные датчики работали в штатном режиме, и в комнату без окон, находящуюся в глубине надежно охраняемых президентских апартаментов всё равно не пробрался бы ни один человек. Начальник охраны отдал приказ ничего не предпринимать, резонно полагая, что столкнулся с очередной выходкой своего подопечного.

Господин президент имел привычку обеспечивать себе уединение, выводя из строя датчики системы безопасности в какой-нибудь из своих комнат, не забывая, впрочем, о том, чтобы Служба охраны могла контролировать все прилегающие к ней помещения. Зная об этой его милой привычке, Терзар не преминул ею воспользоваться. И вот теперь, стоя в этой самой неконтролируемой комнате, он уже несколько часов прислушивается к тому, что происходит в спальне президента. Поскорей бы он уснул, что ли! Диин с отвращением выслушал очередную серию воплей и стонов и сморщил нос от отвращения. Даже пробираться мимо огромного количества людей в эту комнату было гораздо спокойней и приятней, чем слушать эту какофонию.

Терзар прикрыл глаза, восстанавливая весь свой путь по президентской резиденции. Он подошел к высоким железным воротам, которые вот уже на протяжении семи веков преграждали въезд на территорию правительственного комплекса ранним утром, позаботившись о том, чтобы его одежда ничем не отличалась от той, которую предпочитают носить мелкие клерки правительственных учреждений. Плащ, скрывающий крылья, пришелся как нельзя кстати, президент не переносил старомодно одетых людей и требовал от окружения скрупулезного следования моде.

Флаер министра безопасности появился практически одновременно с ним, и охранники, дежурившие на воротах, не обратили внимания на промелькнувшую мимо них размытую тень. А компьютер, приняв информацию о перемещении биологического объекта со скоростью, намного превосходящей максимально возможную для любого из известных науке живых существ, вместо того чтобы поднять тревогу, списал ее на сбой в системе.

Всё-таки в том, что о твоей расе за пределами Империи ничего достоверно неизвестно да и в самой Империи большая часть информации представлена на уровне слухов, есть свои преимущества. В помещениях президентской резиденции, предназначенных для административных нужд, не велось строгого контроля за находящимися в них людьми по вполне объяснимой причине. За сутки через них проходило до ста тысяч человек, и только треть из них были постоянные служащие, остальные являлись посетителями, данные о которых каждый раз заносить в компьютер Службы безопасности, а затем стирать их оттуда было, мягко говоря, хлопотно. Поэтому охрана полагалась на временные пропуска и поля блокировки.

Слиться с толпой клерков, спешащих в начале дня по своим рабочим местам, не представило труда, а сотрудники Службы безопасности, дежурившие на каждом углу, обращали внимание больше на наличие пропуска, чем на сходство голографии и оригинала. В охраняемой зоне, конечно, сверяли всё вплоть до отпечатков пальцев, но в переполненных коридорах административных зданий охрана не видела в этом особой необходимости. Всё равно в случае теракта там никто, кроме мелких служащих, которых всегда можно заменить, не пострадает. Так зачем создавать себе лишние проблемы?

Терзар спокойно добрался до правительственного блока, а дальше… Дальше ничего не стоило просто проскочить мимо охраны, благо никто не додумался днем закрывать двери, ведущие на этажи, где располагаются офисы высокопоставленных чиновников. Зачем? Ведь компьютер всё равно блокирует их автоматически при первых же признаках опасности. Убедившись в очередной раз, что человеческая система безопасности не рассчитана на диина, Терзар без особых сложностей проник на закрытые этажи здания.

Теперь ему приходилось двигаться с максимально возможной скоростью: стоило только компьютеру засечь в зоне повышенной безопасности постороннего, как тут же сработал бы сигнал тревоги, и о выполнении операции можно было бы забыть.

Ему повезло. Жилой блок был соединен для удобства президента с административным корпусом теплым переходом. Стараясь держаться поближе к стенам, чтобы ни на кого не налететь, Терзар несся по длинному пустому коридору, надеясь, что дверь в жилой корпус уже не заблокирована. Так и оказалось. Он рассчитал верно, было время уборки. По неписаным правилам правительственных учреждений технический персонал осуществлял обработку помещений в отсутствие высокопоставленных хозяев. То есть как раз утром под присмотром сотрудников Службы безопасности уборщики приводили в порядок жилой блок президентской резиденции, и для более полногоконтроля за техниками все двери, не заблокированные личным кодом первого лица государства, открывались и оставались открытыми до конца уборки.

Терзар стремительно промчался через открытую дверь, едва не задев стоящего возле нее охранника. Человек, почувствовав внезапный сквозняк, завертел головой, пытаясь обнаружить его причину, но ничего не увидел. Диин был уже далеко. Он бежал по переплетению коридоров, залов и лестниц, старательно уворачиваясь от попадающихся на дороге людей, к личным покоям президента. Необходимо было успеть до того момента, как специальный уборщик под наблюдением троих агентов Службы безопасности наведет порядок в комнатах и старший охранной группы заблокирует тяжелую бронированную дверь. Терзар успел.

Дверь, ведущая в покои президента, была приоткрыта, чтобы агенты Службы безопасности могли одновременно контролировать и внутренние помещения, и коридор, а изнутри доносилось гудение утилизатора. Проскользнув в щель между дверью и охранником, диин через огромную гостиную метнулся в президентскую спальню, в гардеробную, не без труда вписался в проем и замер среди развешанных и разложенных вокруг него вещей. Ряды вешалок надежно скрывали его от взглядов охранников, а техник, судя по отсутствию пыли на всех горизонтальных поверхностях, комнату уже обработал.

«Просто фантастическое везение! Не придется носиться кругами, выжидая, пока люди покинут нужное ему помещение!»

Терзар беззвучно перевел дыхание и расслабил мускулы, настраиваясь на долгое ожидание. Пока всё складывалось для него очень удачно, но проникнуть внутрь — это даже еще не половина дела, предстоит много работы, и нет совершенно никакой гарантии, что первая за много веков операция диина-ликвидатора увенчается успехом. Хотя создатели диинов позаботились о том, чтобы мужчины могли выполнять и вторую роль дипломата — шпионить за вероятным противником в случае необходимости и для пользы переговоров, но эти навыки не использовались уже очень давно. Да и некому их было использовать. Только в одной семье рождались мужчины-шпионы, и во время последних столкновений с людьми она была уничтожена почти полностью. Взрослых мужчин не осталось совсем…

Терзар вынырнул из своих размышлений, привлеченный внезапной тишиной, воцарившейся в спальне президента. Осторожно прикоснувшись к сознанию первого лица государства, он обнаружил, что человек спит. Диин аккуратно выбрался из своего убежища и прокрался к двери. Замок был заблокирован, но Терзар предполагал подобное развитие событий и позаботился об электронной отмычке, благо замок на двери гардеробной не имел большого значения для обеспечения безопасности президента и открывался простым набором цифрового кода. Аккуратно приложив к двери устройство дистанционного подключения, диин начал медленно выписывать им всё расширяющиеся круги по ее поверхности в поисках места, где с другой стороны тонкого листа пластика располагался основной блок замка.

Наконец едва ощутимая вибрация подсказала ему, что контакт установлен. Осторожно, стараясь ничего не сдвинуть, Терзар нажал кнопку запуска поиска цифровой комбинации и приготовился терпеливо ждать результата. Конечно, отмычка, изготовленная диинами, выгодно отличалась от человеческих аналогов, но всё равно быстро перебрать несколько миллионов цифровых комбинаций всех известных на этот день систем исчисления она была не способна. Однако, к его удивлению, слишком долго ждать не пришлось, уже через тридцать секунд отмычка пискнула, сигнализируя о том, что замок разблокирован, и диин осторожно отсоединил ее от двери.

Теперь начиналась самая ответственная часть операции. Терзар убрал отмычку в предназначенный для нее чехол и достал из его потайного отделения маленькую, герметично запаянную ампулу с серым порошком, не имеющим запаха. Аккуратно разломив ее, диин высыпал содержимое себе на ладонь и втянул смертоносное вещество в рот. Задержав дыхание, чтобы даже крошечное количество этого вещества не попало ему в легкие, Терзар открыл дверь и на предельно возможной для него скорости метнулся к человеку на кровати. На мгновение остановившись в ее изголовье, диин наклонился и с силой дунул. Порошок серым облачком окружил голову человека и при следующем вдохе ничего не подозревающей жертвы был втянут вместе с воздухом в его легкие. Всё. Дело сделано. Терзар с той же скоростью вернулся в свое укрытие и прикрыл за собой дверь. Теперь оставалось только ждать.

Скрестив ноги, диин расположился прямо на полу под вешалками и принялся размышлять над превратностями судьбы. Времени на это у него было сейчас предостаточно. Тревогу поднимут только поздним утром, когда президенту принесут завтрак, а до этого момента ему абсолютно нечем было заняться.

Терзар совершенно не испытывал каких-либо эмоций от того, что за тонкой дверью в тот момент, когда он предается размышлениям о смысле жизни, медленно, но неотвратимо умирает человек, которого диин до этой ночи ни разу не видел. Это не имело для него абсолютно никакого значения. Президент угрожал безопасности Империи и его собственного народа, значит, от него следовало избавиться, и то, что это удалось сделать с такой легкостью, — просто подарок судьбы. В конце концов Терзар не женщина, чтобы задумываться над тем, насколько честным был этот поединок. И вообще диин не мог припомнить случая, чтобы победа над врагом была объявлена нечестной из-за неравенства возможностей противников (а поражений у них обычно не бывало), какого бы мнения ни придерживался по этому поводу противник. Мнение врага просто никого не интересовало. Практичность была отличительной чертой его народа, и когда Терзар познакомился с людьми поближе, то был искренне удивлен количеством поступков, которое это недолговечное племя совершает без всякой на то надобности. Просто так, «под настроение». Но если старшие решили, что им необходимо помочь, диин не собирался отказываться. Хоть какая-то тренировка, и, возможно, со временем люди станут гораздо более грозными противниками, а пока стоит довольствоваться тем, что есть.

Громкие крики прервали мысли Терзара. Кажется, тело уже обнаружили. Рановато что-то. Диин осторожно потянулся своим сознанием в соседнюю комнату и обнаружил там человеческую женщину в состоянии истерики и двух растерянных охранников. Судя по его ощущениям, это была жена президента и ее телохранители. Любопытная ситуация. И что этой ненормальной потребовалось в спальне мужа среди ночи, да еще и в сопровождении телохранителей? Он что, сорвал чужое покушение? Неудобно получилось. Однако ситуацию прояснить так и не удалось, крики женщины были услышаны, и уже через минуту в комнате было не протолкнуться от агентов Службы безопасности. Терзару ничего не оставалось, как поскорее покинуть свое убежище, пока кто-нибудь не додумался полностью заблокировать место преступления.

Благо для того, чтобы привести такой план в исполнение, было достаточно закрыть бронированную дверь, ведущую в апартаменты президента, и отключить систему запоров на окнах. Пробежав по коридору до открытой двери комнаты охраны, Терзар, на ходу снимая плащ, метнулся внутрь и когтями сорвал замок на одной из оконных створок. Вскочив на подоконник, он расправил крылья и свечой взмыл в темное звездное небо, не забывая держать предельную скорость на тот случай, если компьютер системы безопасности контролирует еще и пространство над зданием. Конечно, здесь не Империя с ее паранойей, возведенной в ранг искусства, но вдруг этим занимаются не системы слежения космического флота с орбиты, как во всех других известных ему государствах, а кто-нибудь поближе. Кто сможет при более низкой скорости передвижения определить, что для птицы объект великоват, и начать преследование.

Однако, пролетев несколько километров, Терзар так и не обнаружил за собой погони. Приземлившись в какой-то грязной подворотне в столичных трущобах, диин надел и тщательно застегнул плащ и неторопливым шагом направился в космопорт, располагавшийся неподалеку. Следовало улететь с планеты до того, как начальник Службы государственной безопасности додумается закрыть планету на время расследования…

У касс на него никто не обратил внимания. Единственный ночной рейс был на Горрону, довольно захудалую планетку на самой окраине Объединения свободных планет, единственным плюсом которой было наличие у нее транзитного сообщения с Империей. В одно из приграничных герцогств местные предприниматели гнали необогащенную руду в обмен на дефицитный в Объединении лес и мороженое натуральное мясо, которое в перенаселенном до предела государстве давно уже было деликатесом, доступным лишь избранным. Места под фермы для разведения крупных животных мясных пород катастрофически не хватало.

Купив билет, Терзар устроился в скрипучем кресле зала ожидания и прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться. Самое сложное было позади, остальное — дело техники.

Снова тронный зал. Эфа уже начинала ненавидеть это помещение. На сей раз, правда, повод был для нее более чем радостный. Предстояло обрушить на господ аристократов две крайне неприятные новости.

Первая: указом Императрицы создана императорская следственная Служба, в обязанности которой будет входить расследование тяжких преступлений на всей территории Империи, то есть о безграничной власти в своих вотчинах они могут забыть. Теперь уже им не удастся при помощи собственных следователей выдавать убийство за несчастный случай и сворачивать дело в самом начале. При обнаружении тела погибшего или следов совершения преступления, отнесенного указом к тяжким, на место происшествия местные сеньоры будут обязаны под угрозой смертной казни вызывать императорского следователя для проведения полного и всестороннего разбирательства. И если следователь во время или по окончании следствия под присягой заявит о том, что на него оказывалось давление, то в случае подтверждения этого заявления фактами за такое преступление вполне можно будет лишиться головы.

Вторая новость тоже относилась к разряду очень плохих: Императрица назначила женщину, наполовину иностранку, командующим флотом. Иногда даже пребывание на неудобном, жестком пыточном инвентаре, именуемом троном, в окружении людей, способных одним своим запахом вызвать желание растерзать их на месте, может доставлять удовольствие. Эфа довольно оскалилась и принялась с интересом разглядывать толпу у подножия трона, пока собранные на официальный ежегодный бал аристократы еще не подозревали, что их ждет. Но это ненадолго.

Наконец старинные часы, установленные в зале еще при строительстве дворца, пробили двенадцать: по древней традиции именно в этот час оглашались указы Императоров. Открылись двери, и в зал друг за другом вошли десять герольдов. Придворные расступились, пропуская их к трону, сейчас эти безродные, неприметные люди были голосом Императрицы, и им оказывали те же почести, что и повелительнице Империи.

Выстроившись перед тронным возвышением, герольды начали зачитывать первый указ Императрицы. По рядам аристократов прокатился изумленный шепот. Посягали на их исконные права вершить суд в их собственных владениях, но, помня о быстрой и жестокой расправе новой Императрицы с заговорщиками, никто не осмелился выразить неудовольствие вслух. Прекрасно. Эфа краем глаза посмотрела на мужа и поняла, что принц-консорт тоже отметил непривычную сдержанность аристократии. Улыбнувшись под капюшоном, Императрица перевела взгляд на огромную люстру, подвешенную на старинных цепях к потолку зала. Громадное сооружение постоянно наводило ее на мысли о том, как хорошо было бы ослабить крепеж и обрушить это безвкусное громоздкое творение древних мастеров прямо на головы ничего не подозревающих дворян. Прискорбный несчастный случай, который вполне мог бы избавить ее от нескольких десятков бездельников. К сожалению, она не могла себе позволить подобный праздник души. Пока.

Герольды закончили указ традиционными словами: «Так повелела Императрица» и, синхронно поклонившись, направились к выходу. Их задача на сегодня была выполнена. Теперь настала ее очередь. Эфа поднялась, и в зале мгновенно установилась тишина. Крайне редко Императрица сама объявляла свои указы…

— Я, Императрица Империи тыс-с-сячи с-с-солнц, обращаюсь к прис-с-сутс-с-ствующему здес-с-сь пос-с-слу Объединения с-с-свободных планет с-с-с выражением с-с-соболезнований по поводу безвременной кончины президента этой с-с-славной с-с-страны и выражаю надежду, что наши гос-с-сударс-с-ства по-прежнему ос-с-станутс-с-ся добрыми друзьями и партнерами. — Сел склонился в поклоне, стараясь скрыть потрясение. Ему, естественно, ни о чем не сообщили. — Официальные с-с-соболезнования будут с-с-сегодня же направлены в Минис-с-стерс-с-ство внешних сношений вашего гос-с-сударс-с-ства.

Аристократы скучающе переглядывались, внезапная смерть главы соседнего государства большинства из них никак не касалась, а вот то, что из-за протокола они не могли заняться собственными делами, например, как следует напиться, их здорово раздражало. Эфа окинула собравшихся у трона бездельников и ничтожеств презрительным взглядом и оскалилась. Так уж повелось, что люди, действительно заслуживающие уважения хотя бы за свои дела, если не за личные качества, на приемы не являлись. А если всё-таки и приходили, то на глаза Императрице старались не попадаться. Репутация в стране у нее сложилась вполне определенная, и никому не хотелось рисковать головой из-за призрачной надежды на благосклонность чудовища в короне. А вот всякое ничтожество… Ну что ж, сейчас она их как следует встряхнет. Эфа мстительно облизнулась и бесстрастным голосом заявила:

— Я приняла решение назначить на должнос-с-сть командующего императорс-с-ским кос-с-смичес-с-ским флотом Гелену Тор баронес-с-су С-с-сотор. Этим же указом будет отменено пос-с-становление о назначении ее опекуном барона С-с-сотора как полученное обманным путем. Гелена Тор до недавнего времени являлас-с-сь гражданкой другого гос-с-сударс-с-ства, где, в отличие от нашей с-с-страны, не принято ограничивать с-с-свободу личнос-с-сти по половому признаку. Пос-с-сему с-с-с этого дня она приобретает вс-с-се права и обязаннос-с-сти деес-с-спос-с-обного подданного Короны, как и любой другой, кто будет зачис-с-слен на дейс-с-ствующую военную с-с-службу. Ограничения при зачис-с-слении, как и в с-с-случае с-с-с командующим, будут касс-с-саться только физичес-с-ской и умс-с-ственной полноценнос-с-сти кандидата. — Эфа холодно взглянула на потрясенную физиономию барона Сотора и добавила: — А в отношении вас-с-с, барон С-с-сотор, начато рас-с-сследование. Нес-с-смотря на то, что законы Империи допус-с-скают опеку мужчины над родс-с-ственницами женс-с-ского пола, нигде в них не с-с-сказано о праве пытать подопечных или иным образом унижать их дос-с-стоинс-с-ство.

В тронном зале установилась абсолютная тишина. Такого не ожидали даже от нее. Вот и прекрасно! Довольно скоро кто-нибудь из женщин догадается, какую лазейку она им подготовила. И самое главное, воспользоваться ею решатся только самые смелые, решительные, находчивые, то есть именно те, кого бы она хотела видеть в качестве офицеров своего флота. Такие, как Гелена. Кстати, — Эфа прищурилась, разглядывая потрясенные и разгневанные лица придворных — давно пора обсудить с госпожой командующим предлагаемые ею реформы. Медлить дальше опасно. Эфа опустилась на трон и подала знак мажордому объявлять конец официальной части приема, пора позволить вернуться детям к их игрушкам, а у нее еще полно дел.

Рейт растянулся на кровати, с удовольствием наблюдая за тем, как его жена сосредоточенно разбирает последние на сегодняшний день дела. Обнаружив переданное Хизой прошение Лотана Села о предоставлении ему подданства Империи, Эфа рассерженно фыркнула, но подписала. Рейт покачал головой, удивляясь странностям характера Императрицы. О совершенном на нее покушении она даже не вспоминала и к герцогу Ростемскому относилась вполне лояльно, если не считать стремления избежать участи его учителя. Это-то как раз было вполне объяснимо, но вот ее непримиримое неприятие посла, который имел неосторожность попытаться убить его, просто изумляло. В конце концов, ведь ничего же страшного не случилось. Так, пора отвлечь свою дорогую женушку от неприятных воспоминаний, иначе дело закончится очередным угробленным компьютером. В лучшем случае. Всё-таки мысль озадачить разработчиков вычислительной техники созданием машины, способной достаточно долго переносить общение с Эфой, была своевременной. По последним данным, количество загубленных его женой компьютеров выросло с трех до шести штук за семь дней. Прогресс, как говорится, налицо.

— Как тебе удалось обставить гибель президента таким образом, что на нашу страну не пало и тени подозрения? Обычно в таких случаях стараются найти виновных на стороне. — Эфа повернула в его сторону правое ухо, показывая, что слышит его, и пожала плечами. Рейт усмехнулся: — Нет, мне правда интересно.

— Прос-с-сто один из диинов ввел в его организм большое количес-с-ство лунного с-с-сияния. Поэтому с-с-сейчас-с-с С-с-служба безопас-с-снос-с-сти занята не с-с-столько рас-с-следованием с-с-смерти президента, с-с-сколько попытками с-с-скрыть от широкой общес-с-ственнос-с-сти то, что первое лицо гос-с-сударс-с-ства баловалос-с-сь наркотиком, запрещенным к употреблению на вс-с-сей территории обитаемой Галактики. С-с-сам знаешь, как эта дрянь дейс-с-ствует на людей. Через одно-два употребления из человека получается в лучшем случае маньяк-с-с-с-адист.

Рейт ошеломленно покачал головой, поражаясь изобретательности Эфы. Действительно, тут уж не до расследования, доброе имя правящей семьи сберечь бы, а то так и до гражданской войны недалеко. После того,что в свое время натворило лунное сияние, даже непроверенная информация о его употреблении вызывала автоматическую тщательнейшую проверку на самом высоком уровне. И никакие связи не спасали виновного. Никому не хотелось повторения кровавых десятилетий, когда спятившими от лунного сияния наркоманами было уничтожено около миллиарда человек. Ученые стремились получить препарат, превращающий обычного человека в идеального солдата, а получили средство для превращения разумного существа в пьяное от крови чудовище, причем, к несчастью, физические параметры как раз менялись в соответствии с замыслами создателей этой гадости. Сила, скорость и выносливость возрастали в десятки раз, и, в отличие от других наркотиков, лунное сияние не разрушало нервную систему, позволяя наркоману сохранять прежнюю остроту мышления. В общем, то еще зелье. Жестокий ход. Жестокий, но эффективный.

Эфа встала из-за стола и потянулась:

— На с-с-сегодня хватит. Иначе я опять впаду в буйс-с-ство от переутомления.

— Вроде раньше у тебя не было таких проблем? — Рейт встревоженно приподнялся с кровати. — Что случилось? Мне докладывали, что ты в приступе бешенства разнесла малую гостиную, и только две женщины из диинов смогли тебя остановить.

— Ничего с-с-страшного. — Эфа в три шага преодолела расстояние, отделяющее ее от кровати, и свернулась в клубок рядом с ним. — Прос-с-сто обычные изменения в организме. С-с-становлюс-с-сь излишне нервной.

— Почему? — Рейт осторожно потерся щекой о ее макушку и прихватил губами острый кончик уха. — Не припомню, чтобы Ниторог сообщал мне о возможности подобных приступов…

Он не хотел явно демонстрировать свое беспокойство, но, зная дурную привычку жены защищать его от всего, что она считает угрозой его благополучию, опасался худшего. Эфа вполне могла не сообщить ему и о серьезном недомогании, чтобы не волновать попусту. Но следующие ее слова заставили его замереть в полной прострации. Такого он не ожидал…

— Я беременна. А с этим связаны естественные изменения в организме.

В следующую секунду он почувствовал ее клыки у себя на шее. Он ощутил странное онемение. Боли не было, только медленное соскальзывание в темноту. «Неужели она так ненавидела меня, что ей доставило удовольствие убить самой, не поручая это никому из своих помощников? — Мысли были четкие и какие-то застывшие. — Нет, Эфа слишком практична для того, чтобы ненавидеть, просто я ей больше не нужен. Наследница у нее будет, что же касается окружающих, то для них давно уже не секрет, кто реальный правитель Империи, так зачем продолжать этот спектакль. А испытывать привязанность она просто не умеет…»

Лотан вышагивал из угла в угол, не в состоянии справиться с овладевшим им возбуждением. События последних часов основательно выбили его из колеи. Он сам удивлялся, как умудрился с невозмутимым лицом выслушать соболезнования Императрицы по поводу кончины президента. Она вела себя так, словно посол Сел должен был об этом знать. Но он не знал! Саан побери, он ничего не знал! Бесшумно открылась дверь, и в комнату вошла, как всегда, невозмутимая Хиза. Лотан резко развернулся к женщине-диину, по обыкновению, так закутанной с ног до головы в невообразимое количество тряпок, что на виду оставались только глаза, и возмущенно заявил:

— Ты обо всём знала!

Хиза только пожала плечами и, не отвечая, спокойно подошла к подставке для оружия. Лотан прикрыл глаза и досчитал до ста, поминутно напоминая себе о том, что он дипломат и не может позволить устроить безобразный скандал, который к тому же абсолютно бесполезен в сложившейся ситуации. Глубоко вздохнув, Сел спокойным рассудительным тоном попытался выяснить у диина подробности:

— Хиза, ты же понимаешь, что своей скрытностью поставила меня в затруднительное положение, более того, подвергла всю операцию опасности. Я ведь мог и не среагировать должным образом на такое неожиданное сообщение.

Девушка слегка повернула голову в его сторону, продолжая аккуратно складывать на подставку внушительный арсенал всевозможных колющих и режущих предметов, но ничего не ответила. Лотан стиснул зубы, удерживая проклятие, и собрался завести разговор еще раз, когда Хиза, поместив в специальное крепление последний метательный кинжал, соизволила заметить его:

— Не говори глупостей, ты слишком хороший дипломат, чтобы растеряться в такой ситуации, а твои подозрения по поводу какой-то там операции абсолютно беспочвенны. Мы здесь совершенно ни при чем.

Лотан не мог не улыбнуться, настолько невинно звучал голос существа, которое он уже привык считать почти настолько же опасным, как и правящая этой безумной страной Императрица.

— Естественно, никакой операции не было. — Он лукаво улыбнулся. — Я по сценарию очень доверчивый и всё принимаю за чистую монету. Ладно, тема закрыта. Что меня действительно беспокоит, так это судьба моего прошения о предоставлении подданства Империи. Я не могу до бесконечности находиться во дворце на правах гостя.

Хиза устало вздохнула и откинула покрывало, скрывающее ее лицо.

— Не беспокойся, Лотан. Если Эфа сказала, что подпишет твое прошение, значит, она его подпишет. Свое слово моя бывшая ученица держит всегда, ну или почти всегда.

Сел с любопытством посмотрел на нее и тихо поинтересовался:

— Она была твоей ученицей? Невероятно!

— Почему бы нет? Была, причем одной из лучших. Что тебя беспокоит? Я чувствую твой дискомфорт.

Лотан невольно поежился, проклиная себя за то, что забыл об этой особенности диинов (мало приятного, когда все твои мысли и чувства для собеседника открытая книга), и поспешил ответить:

— Неопределенность всегда доставляет людям дискомфорт.

— Да? — Хиза непринужденно устроилась в единственном в комнате кресле и посмотрела на него с откровенной насмешкой. — Только вот почему-то все твои эмоции связаны с моей внешностью. Я понимаю, что далеко не красавица по человеческим меркам, но для дипломата страдать ксенофобией просто неприлично!

— Ты великолепно выглядишь!

Возмущению Лотана не было предела. Эта упрямая девица вечно переворачивала разговор с ног на голову в самый неподходящий момент! Может быть, ее лицо и не отвечало общепринятым канонам красоты, но гибкая стройная фигура и хищная вкрадчивость движений в совокупности с экзотичной внешностью, сочетающей, казалось бы, несочетаемое, могли очаровать кого угодно, и вредная женщина-диин была прекрасно об этом осведомлена! Однако продолжала настаивать на том, что она некрасива! Причем именно тогда, когда ей это было выгодно. Например, чтобы сменить тему разговора.

Внезапно Хиза тихо рассмеялась своим необычным рычащим смехом и весело заметила:

— А ты никогда не задумывался над тем, что твое представление о реальности может несколько отличаться от того, как ее видят другие. К твоему сведению, многие люди считают меня жутким монстром. — И, не давая ему рта раскрыть, добавила: — Но сейчас речь идет не о моей внешности, хотя спасибо за комплимент, а о твоем будущем.

— А что будущее? — Лотан грустно улыбнулся. — Если повезет, смогу устроиться куда-нибудь. Работать по специальности мне больше не придется, это точно.

— Это еще почему? — возмущенно вскинула голову Хиза, и Сел удивился ее горячности, обычно она реагировала гораздо спокойнее даже на сообщения о заговорах и беспорядках.

— Хиза, никто не возьмет на работу дипломата, один раз уже поставившего личные интересы выше интересов своей страны. От меня всегда теперь будут ожидать предательства.

— Ты кое-чего не учитываешь.

— Да, и чего же?

Хиза потянулась, как огромная кошка, поскребла когтями правой руки обивку кресла, оставляя на ней глубокие ровные разрезы, и лекторским тоном заговорила:

— Как ты наверняка знаешь, в Империи действуют на данный момент две очень полезные организации: официальная Служба безопасности под номинальным руководством Рила и, так сказать, личная СБ Императрицы, которая подчиняется мне. Об уровне их эффективности можно спорить, материальная база служб практически идентична, но многое, конечно, зависит от людей, которые в них работают. Если нет профессионала, разбирающегося в нужной области, то любая операция может быть провалена с вероятностью до пятидесяти процентов. Так вот, у меня катастрофически не хватает консультантов по вопросам политической обстановки в Галактике, человеческим традициям и тому подобным проблемам.

Лотан ошеломленно смотрел на невозмутимую девушку и не находил что ответить. Предложение в его положении было более чем щедрым, поскольку не только гарантировало стабильный и довольно приличный доход, но и обеспечивало защиту от его бывших соотечественников, которые наверняка постараются избавиться от него при первой же возможности. Сел прекрасно понимал, что для него это наилучший выход из ситуации, однако сомневался в искренности Хизы. Скорее всего, глава неофициальной Службы безопасности просто хочет обеспечить его лояльность трону…

Словно прочитав его мысли, девушка спокойно заметила:

— Кроме того, я отвечаю за тебя, поскольку ты поручен моим заботам, и с моей стороны было бы верхом некомпетентности позволить своему подопечному рисковать, пытаясь заработать себе на жизнь.

— Я не нуждаюсь в подачках! — Лотан задохнулся от гнева и обиды. Пусть он и предал свою страну, чтобы выжить, но…

— Не говори глупостей! — Хиза внезапно оказалась возле него и сердито оскалилась, демонстрируя длинные острые клыки. — Никто не говорит о подачках, и свою страну ты не предавал, скорее уж это твоя страна предала тебя. Мне действительно позарез нужен консультант, которому я могла бы доверять, а людей, вызывающих у меня доверие, слишком мало, и ни один из них не разбирается в политике! Это раз. А во-вторых, я за тебя отвечаю! Императрица удовлетворила мою просьбу только при одном условии: я смогу о тебе позаботиться!

— О чем ты говоришь? — Лотан изумленно моргал, слушая не на шутку рассердившуюся Хизу. — Почему ты должна обо мне заботиться? Что вообще происходит? Ведь я всего-навсего находился под наблюдением на случай попытки связаться со своими бывшими хозяевами или другой такой же глупости.

— Вообще-то нет. — Хиза внезапно совершенно успокоилась и не спеша вернулась назад в кресло. — Наблюдать за тобой и обеспечивать твое хорошее поведение мог любой диин. Я действительно за тебя отвечаю.

— Саан тебя побери! — Лотан и сам не заметил, как утратил манеры дипломата, и превратился просто в разгневанного, потерявшего над собой контроль человека. — Что ты имеешь в виду, говоря, что отвечаешь за меня? Объясни, в конце концов!!

Брови Хизы взлетели вверх в немом изумлении, несколько секунд она молчала, а затем внезапно рассмеялась. Лотан мрачно наблюдал за неожиданной переменой в ее настроении, спрашивая себя, что он такого сказал. Вроде бы ничего из произнесенного им нельзя было счесть шуткой, тогда почему это странное создание задыхается от искреннего смеха? Наконец Хиза справилась с собой и виновато произнесла:

— Прости. Я не желала обидеть тебя, просто до этого момента я не понимала, почему Эфа с такой неохотой дала согласие, а теперь понимаю слишком хорошо.

— Может быть, ты мне всё-таки объяснишь, что происходит? — Лотан уже устал удивляться странному поведению девушки.

— Конечно, — с готовностью кивнула Хиза и, выбравшись из кресла, заходила по комнате, машинально стараясь не оказываться спиной к окнам и дверям. — Дело в том, что по нашим законам твоя жизнь принадлежала Эфе, так как именно на ее мужа ты покушался. Она обязана была тебя убить, потому что ее долг защищать членов своей семьи. И если, защищая собственную жизнь, Эфа могла выбирать — убить врага или пощадить его, то, защищая жизнь тех, кто не может сам о себе позаботиться, она была обязана уничтожить угрозу. Однако у женщин-диинов существует обычай: когда одна желает смерти какого-нибудь существа, а другая, наоборот, чтобы это существо жило, то они заключают своего рода соглашение. Существо передается под чью-либо ответственность, то есть за все его поступки отвечает уже не оно, а та женщина, которая согласилась взять эту ответственность на себя. Этот обычай чаще всего применяется по отношению к членам семьи, но иногда бывают и исключения.

— Я не понимаю. — Лотан Сел растерянно провел рукой по волосам, не задумываясь о том, во что превращает свою всегда аккуратную прическу. — Ты хочешь сказать, что, если я что-нибудь натворю, отвечать будешь ты?

— Да. Обычно это и служит сдерживающим фактором. Сложно отнять чью-то жизнь, зная, что убиваешь не только врага, но и дорогого тебе человека. Также в обязанности женщины, на попечении которой находится существо, входит забота об обеспечении для него должных пожизненных условий, не провоцирующих на совершение каких-либо проступков или преступлений.

— То есть я практически твой раб?! — Бывший посол не смог сдержать горечи.

— Нет. — Хиза была само терпение. Она уже поняла, что ей придется объяснять всё в подробностях и не один раз. — Я не могу распоряжаться твоей жизнью, не имею права приказывать тебе, что делать и что говорить. Просто обязана позаботиться о том, чтобы обстоятельства не вынуждали тебя нарушать закон. И ты должен помнить, что за твои проступки отвечать буду я. Вот и всё. — Хиза прямо взглянула ему в глаза.

Лотан почувствовал, что его охватывает какое-то странное чувство, казалось, огромная комната вдруг съежилась до размеров камеры биорегенератора и давит на него со всех сторон. Он даже представить себе не мог подобного! Хиза добровольно поставила свою жизнь в зависимость от поведения того, кто даже не принадлежал к ее виду! А если бы он действительно оказался шпионом или убийцей? Она бы умерла из-за него! Немыслимо!

— Но почему? — растерянно спросил он, надеясь, что у Хизы были веские причины для такого риска.

— Ты меня заинтересовал. — Хиза беспечно пожала плечами. — Я в первый раз встретила человека, очень похожего на мужчин нашего рода, и решила, что тебя стоит узнать получше. В конце концов, не так уж и часто попадаются по-настоящему интересные загадки.

Лотан какое-то время непонимающе смотрел на нее, а затем, забыв о том, что он дипломат и бывший посол, принялся ругаться, вспоминая все когда-либо слышанные им нецензурные выражения. Диины действительно были совершенно сумасшедшим народом.

Гелена Тор в сопровождении шести угрюмых офицеров шла по коридорам флагмана космического флота Ее Величества и волновалась так, словно принимала командование на своем первом корабле. И причины для этого были более чем серьезные.

Командующий, сдающий полномочия, не вышел ее встречать, как того требовал устав. Вдобавок ко всему, еще вчера Гелена не знала, что у флота вообще есть командующий. Теперь получалось, что кто-то из-за нее лишится должности и, судя по всему, не только ее. Потому что офицер демонстрировал явную неприязнь к ней. Да и ее сопровождающие не скрывали негативных чувств. Гелене стало не по себе от полных ярости и презрения взглядов. «Неужели подчиненные так любят своего командира? — спрашивала себя девушка, молча шагая за невысоким плотным капитаном, показывающим ей дорогу к каюте командующего. — И если это так, то почему Императрица настолько им недовольна, что убирает с должности? Или как раз любовь подчиненных и явилась причиной…»

Мимо проплывали двери кают и торчащие из стен провода. В коридоре ощутимо пахло дезинфекцией, и Гелена невольно поежилась: неприятный запах мог означать только одно — система вентиляции на корабле работала из рук вон плохо. Пугающее открытие. Девушка перевела взгляд на потолок и сбилась с шага. Панели, которые по замыслу конструкторов должны были закрывать идущие по потолку трубы и кабели, практически отсутствовали. Любая авария могла привести к человеческим жертвам хотя бы в силу того, что далеко не безопасные жидкости и газы могли стать причиной гибели оказавшихся не в том месте бедолаг совершенно неожиданно, ничем не сдерживаемые. Если ситуация в других помещениях корабля мало отличается от того, что она видела в главном коридоре, то Гелена не представляла себе, как эта развалина еще летает.

Наконец они остановились у шикарной деревянной двери, которая совершенно не гармонировала с облупившейся краской стен. Гелена поморщилась. Кто бы ни был этот отставной командующий, симпатии он у нее не вызывал: содержался корабль в отвратительном состоянии.

Капитан постучал и тут же шагнул в сторону, уступая ей дорогу. Гелена напряглась: сейчас она встретится с человеком, умудрившимся довести по крайней мере один корабль флота до непотребного состояния. Дверь резко распахнулась, и девушка невольно отшатнулась. На нее холодными злыми глазами смотрел диин. Гелена еще не успела и рта раскрыть, как нелюдь сердито прорычал:

— Наконец-то! Где вас демоны носят, командующий? — Затем диин обратил свое внимание на ее сопровождающих и рявкнул: — А вы что тут делаете? У вас что, обязанностей нет?

Сопровождающих Гелены как ветром сдуло, и девушка почувствовала знакомый холодок в затылке. Ее подсознание однозначно считало стоящее перед ней существо смертельно опасным. Она не успела определиться со своим отношением к бывшему командующему флотом, диин посторонился и коротко бросил:

— Проходите.

Гелена осторожно вошла в каюту, стараясь даже не коснуться ее хозяина, и пораженно замерла. В огромном помещении практически не было мебели, только стол, два кресла без спинок, кровать за ширмой, которую хозяин каюты, видимо, поленился задвинуть, и странное сооружение, до половины увешанное всевозможным оружием. На столе сиротливо стоял недопитый бокал. Убогая обстановка каюты настолько не соответствовала представлению об ее хозяине, сложившемуся у девушки после всего ранее увиденного на этом корабле, что Гелена застыла с открытым ртом и пропустила момент, когда диин снял покрывало, закрывающее его лицо. Увидев, как выглядит нелюдь, девушка ошарашенно заморгала и с трудом удержалась от крика, вовремя напомнив себе о том, что, в конце концов, она боевой офицер, а не нервная барышня. Диин оскалился, внимательно наблюдая за ее усилиями скрыть потрясение, и внезапно заговорил:

— Меня зовут Тальза. До настоящего времени я выполняла обязанности командующего флотом за неимением лучшей кандидатуры на эту роль. И, надо сказать, я очень довольна, что меня наконец сменят.

— Но почему? — Гелена ошеломленно глядела на невозмутимую женщину-диина.

— Хотя бы потому, что я не в состоянии вести людей в бой. — Тальза подняла руку, не давая девушке возразить. — И не из-за того, что я женщина, Гелена, а по гораздо более прозаичной причине. Я не человек и не способна правильно оценивать возможности людей. Маленький пример: диин с оторванной рукой теряет около двадцати процентов боеспособности и даже без медицинского вмешательства возвращается в строй менее чем за сорок дней, а теперь представь, что будет с людьми, если я отдам приказ, исходя из этих расчетов. Я не могу постоянно помнить о том, что у людей и диинов разная физиология, да и мировосприятие совершенно разное. Вижу, можно не продолжать, ты и так поняла причину, по которой я категорически не желаю командовать людьми.

Гелена кивнула, ей было не по себе. Что поделаешь, она всегда отличалась излишне развитым воображением. Однако ей не давал покоя еще один вопрос:

— Почему корабль в таком запущенном состоянии?

Диин оскалилась и указала ей на кресло:

— Присаживайся. Сейчас расскажу. — Гелена устроилась на неудобном кресле без спинки и приготовилась слушать. — Всё дело в том, что весь космический флот Ее Величества на данный момент представляет нечто подобное. Сейчас полным ходом идет ремонт и строительство новых кораблей, но дело это долгое, слишком уж старательно приводили их в негодность последние сто лет. К сожалению, прежний командующий не интересовался ничем, кроме своих небольших, но очень дорогостоящих слабостей. В результате мы видим то, что видим. Флот, превратившийся в свалку, на которой зачем-то всё еще живут люди. Тебе предстоит исправить положение. Сразу предупреждаю: действовать придется в обстановке ненависти и презрения. Ты женщина, Гелена, и ты иностранка. Для местных твердолобых традиционалистов само твое назначение на пост командующего — смертельное оскорбление. Так что приготовься к скрытому и явному противодействию с их стороны. Тебе придется действовать жестко, иногда жестоко, другого обращения они не понимают. Забудь обо всём, чему тебя учили в твоей Академии. В Империи до сих пор применяют телесные наказания, и ты должна быть готова к тому, что тебе придется отправлять провинившихся под плети. Некоторых необходимо будет казнить, чтобы заставить остальных повиноваться твоим приказам…

— Это безумие! — Гелена вскочила с кресла и яростно замотала головой. — В цивилизованных странах давно не применяют смертную казнь!! Даже за убийства!!!

— А кто тебе сказал, что ты в цивилизованной стране? — В голосе диина сквозило искреннее удивление. Неожиданно Тальза оказалась возле ошеломленной девушки, схватила ее за плечи и как следует встряхнула. — Очнись, дуреха! Тебе предстоит вести этих людей в бой, командовать ими! Ты отвечаешь за их жизни, а еще за жизни нескольких миллиардов разумных существ, населяющих Империю! Твоя задача сделать этот флот боеспособным! И, если из-за твоих дурацких принципов тебе это не удастся, я сама вырву твое сердце, потому что ты погубишь не только тех бедолаг, которые пойдут за тобой в бой и проиграют, но и тех, кого уничтожат вражеские залпы на планетах, потому что их некому будет защищать! Ты поняла меня?! А теперь выброси из головы всю ту дурь, которую в нее впихнули ваши просвещенные гуманисты, и начинай внушать этим людям, что они обязаны подчиняться каждому твоему жесту. Мои диины тебе помогут. Конечно, было бы предпочтительнее если бы подчиненные уважали своего командующего, но, пока это невозможно, пусть хотя бы боятся.

Гелена наконец поняла. Что ж, если нет другого выхода, она заставит этих людей стать лучшими воинами в Галактике даже против их воли. Диин отпустила ее плечи и отошла к столу.

— Ну, хорошо, с этим разобрались. А теперь я введу тебя в курс дела и представлю твоим новым подчиненным…

ЭПИЛОГ

Эфа хмуро посмотрела на человека, распростертого на кровати, и легко соскользнула на пол. Предстояло разобраться с кучей проблем, и времени, как всегда, было в обрез — скоро ей придется лечь в больницу под наблюдение диинов до рождения дочери. Во время беременности инстинкты обостряются, и находиться среди потенциальных жертв было бы неосмотрительно, да и роды предстояли непростые. Хоть Хальзар и утверждал, что с ребенком всё в порядке, но всё-таки это были первые естественные роды у представителя ее вида… Тряхнув головой, Эфа шагнула к своему столу и достала заранее приготовленные препараты. Вместо того чтобы размышлять на отвлеченные темы, стоило заняться насущными делами.

Рейт пришел в себя от жуткой ломоты в висках и старался осознать, что с ним произошло, а когда вспомнил, подскочил на кровати, забыв о боли. Эфа его укусила! А ее укус всегда либо убивал, либо парализовывал на несколько часов, но во втором случае он остался бы в сознании… Значит… Боль навалилась с новой силой, и Рейт невольно застонал. Тут же перед его носом появилась капсула с обезболивающим. Не раздумывая, он схватил лекарство и сунул его в рот, стало легче. Рейт вздохнул и только тогда увидел внимательно наблюдающую за ним Эфу. Обнаружив, что ее заметили, она улыбнулась и, продемонстрировав клыки, прорычала:

— С-с-с возвращением. Ты с-с-спал двое с-с-суток. Я уже боялас-с-сь, что перес-с-старалас-с-сь с-с-с дозой.

— Зачем ты это сделала? — Рейт сам удивлялся своему спокойствию.

— Я беременна. Моей дочери понадобитс-с-ся отец, а мне помощник в управлении этой С-с-сааном проклятой Империей не на каких-то жалких трис-с-ста лет, которые ты с-с-собиралс-с-ся прожить, а гораздо дольше. И теперь с-с-с этим не будет никаких проблем.

— То есть как? — Рейт никак не мог понять, о чем она говорит. — Больше трехсот пятидесяти лет еще никому не удавалось прожить.

— Ес-с-сли Хальзар не ошибаетс-с-ся, а этот вредный диин никогда не ошибаетс-с-ся, я и вс-с-се мои потомки будем жить до тех пор, пока нас-с-с кто-нибудь не убьет или мы с-с-сами не выберем с-с-спос-с-соб умереть. Мои с-с-создатели немного напутали в с-с-своих экс-с-спериментах. Наверное, — Эфа яростно оскалилась, — потому, что с-с-сами не понимали, что делали. Таким образом, по ошибке меня и вс-с-сех моих потомков наделили бес-с-смертием, пос-с-скольку дети нас-с-следуют от меня вс-с-се мои ос-с-собеннос-с-сти в полном объеме. Ну а когда я выяс-с-снила, что могу произвольно менять с-с-сос-с-став с-с-своего яда, то под руководс-с-ством Хальзара принялас-с-сь за экс-с-сперименты. И, к с-с-своему и его удивлению, обнаружила интерес-с-сную ос-с-собеннос-с-сть с-с-своего организма — во время беременнос-с-сти я могу изменять с-с-сос-с-став вещес-с-ства в железах, вырабатывающих яд, таким образом, что он превращаетс-с-ся в с-с-сильный мутаген, трансформирующий организм жертвы в с-с-соответс-с-ствии с-с-с моими пожеланиями.

Рейт ошарашенно затряс головой:

— Всё равно не понимаю!

— Ты теперь приобрел одну из ос-с-собеннос-с-стей моего организма. — Эфа была явно довольна произведенным эффектом. — Ты теперь тоже, можно с-с-сказать, бес-с-смертный, хотя и в меньшей с-с-степени, чем я. Вс-с-сё-таки убить тебя гораздо легче.

Рейт от неожиданности поперхнулся очередным вопросом и безумными глазами уставился на свою жену, невозмутимо сунувшую в рот очередную косточку от ругуры. Последнее время она к ней пристрастилась, причем мякоть плода, которую и полагалось есть, упорно игнорировала, предпочитая грызть семена, однако их кожуру не всегда удавалось разбить и при помощи всевозможных тяжелых приспособлений. «Неужели она не шутит? — вертелось у него в голове. — Не может быть, чтобы она обладала такими способностями! И в то же время зачем бы ей меня обманывать?»

— Кс-с-стати. — Эфа выплюнула твердую кожуру и захрустела ядрышком. — За то, что ты с-с-считаешь меня не с-с-спос-с-собной на привязаннос-с-сть, я тебе еще ус-с-строю. Тоже мне пс-с-сихолог выис-с-скалс-с-ся!

Рейт тихо охнул, вспомнив, о чем он думал, перед тем как потерять сознание.

— Я не хотел…

Эфа вышла из комнаты, не дослушав, и принц только и смог что проводить ее отчаянным взглядом, тело ему повиновалось еще с трудом. Выругавшись, Рейт всадил кулак в подушку и без сил откинулся на постели. И угораздило же его…

— Не волнуйтесь, Ваше Высочество. В вашем состоянии это вредно. — Хальзар возник рядом с ним словно из воздуха и тут же водрузил ему на лоб датчик диагноста. — На самом деле она не сердится, просто сочла своим долгом выразить неудовольствие вашим поведением. К тому же женщины хоть и вспыльчивы, но отходчивы, а у вас теперь очень много времени впереди, чтобы уладить с ней это маленькое недоразумение.

— Значит, она сказала правду, и я теперь…

— Практически бессмертны, Ваше Высочество, и к тому же скоро станете отцом.

Рейт закрыл глаза, не в силах больше видеть довольную физиономию диина. Весь мир встал с ног на голову и никак не желал возвращаться в положение, предусмотренное природой. Прежние представления о жизни рассыпались в прах при двух словах: «Ты бессмертен». Ну не совсем, конечно. Однако по сравнению с другими представителями рода человеческого у него теперь есть одно неоспоримое преимущество: при должной осторожности он может прожить сколь угодно долго. Только вот если жить осторожно, стараясь избегать любого, даже самого незначительного риска — то лучше не жить вовсе… Рейт вдруг рассмеялся над своей глупостью.

Нашел повод для размышлений! На самом деле ничего не изменилось, просто времени на совершение ошибок у него теперь значительно больше, чем у всех остальных людей. И одну из них стоит исправить, как только он сможет выбраться из кровати.

Разъяренная Эфа — это не то, что сделает жизнь во дворце безопасней, а Эфа, к тому же еще и беременная, — это же вообще катастрофа! Хотя теперь ситуация в Империи будет гораздо спокойней. В последнее время власть Императрицы стала действительно абсолютной, оппозиция не осмеливалась ни на что, кроме мелких выпадов, столкнувшись с безоговорочной народной поддержкой Ее Величества. Простые люди боялись Эфу, но и уважали при этом безгранично. Еще бы, при ней наконец остановилось медленное сползание Империи в пропасть! Улучшение жизни было пока едва заметным, но оно было, и этого никто не мог отрицать. Так что единственным козырем оппозиции в последнее время стали громогласно высказанные сомнения в способности Императрицы продолжить династию и родить жизнеспособного ребенка… А теперь Эфа лишит их и этого козыря…

Но следующие несколько месяцев станут для него серьезным испытанием. Так что стоит поторопиться и вывести Императрицу из состояния бешенства, иначе возможны последствия…

Рейт выбрался из кровати и, пошатываясь, направился к двери.

— Куда вы собрались? — спокойно поинтересовался Хальзар.

— За своей женой. Мне нужно ее успокоить, пока она не впала в буйство и никого не убила.

— Не стоит беспокоиться об этом, она пока неплохо себя контролирует. — Диин безапелляционно поймал человека при попытке рухнуть на пол и отнес его на кровать. — В ближайшие несколько часов вам нежелательно вставать с постели, тем более что она скоро вернется сама. Как только отдаст все необходимые распоряжения.

Рейту ничего не оставалось, как покорно проглотить очередную порцию обезболивающего. Если он хоть что-нибудь еще понимал — Хальзар получил четкие указания не выпускать его из постели, а справиться с диином у него не получилось бы даже на пике формы. Но с Эфой он всё-таки поговорит — что это за манера всё решать за него?! Однако вряд ли она поймет его возмущение. Ох уж эти женщины!

Книга 2. Выбор принцессы

ПРОЛОГ

Когда рожает Императрица, это всегда событие. Но на этот раз ажиотаж вокруг первых родов Ее Величества превзошел все самые смелые ожидания журналистов. Дело в том, что Императрица Империи тысячи солнц Эфа была единственным представителем нового вида, и чего ждать в ближайшем будущем, не знал никто. Диины бесстрастно утверждали, что все произойдет должным образом без всяких проблем. Однако прошло уже двое суток, с тех пор как Ее Величество удалилась вместе со своими доверенными телохранителями и врачами в специально оборудованную палату, и пока оттуда не поступало никакой достоверной информации. Зато слухи плодились с сумасшедшей скоростью. Утверждали, что за это время на Императрицу и ее будущего ребенка было совершено несколько покушений, причем их количество разнилось в зависимости от фантазии очередного рассказчика. Поговаривали также, что Ее Величество умудрилась самостоятельно справиться с особо наглыми убийцами, как-то проскользнувшими мимо кордонов ее верных телохранителей. Были и такие, кто говорил, что у нее родился мертвый ребенок, она больше не сможет иметь детей и принц-консорт отдал распоряжение в спешном порядке найти младенца, подходящего на роль будущего наследника…

Количество слухов и сплетен объяснялось обычным человеческим страхом перед неопределенностью, но все равно вызывало раздражение у Рейта, герцога Оттори, принца-консорта Империи тысячи солнц. В отличие от своих подданных, разделившихся на два лагеря, представители одного из которых истово молились Саану о том, чтобы он забрал в свои владения ненавистную Императрицу и ее выродка, а представители другого не менее истово желали ей и ее наследнику здоровья и долголетия, так как во всем зависели от новой власти и могли потерять с ее смертью слишком многое, принц-консорт точно знал, что происходит за бронированными дверями палаты, но это не мешало ему пребывать в тревоге вот уже пятьдесят часов подряд. Хальзар уверял, что с Эфой все в полном порядке, но Рейт не мог заставить себя успокоиться, и поведение его драгоценной жены этому весьма способствовало.

Все началось с того, что, спокойно закончив очередное заседание Совета министров – Совет этот был введен с подачи Рейта совсем недавно для удобства координации действий различных ведомств, – Ее Величество невозмутимо подозвала Хизу и бесстрастно поинтересовалась у нее, подготовлена ли родильная палата. И добавила, что если все еще нет, то ей необходима парочка телохранителей-диинов, чтобы в случае чего успели поймать разбушевавшуюся роженицу, так как срок явно подошел и она чувствует непреодолимое желание кого-нибудь прибить, причем не по делу, а просто так, что для нее в общем-то нехарактерно. Оказалось, что все уже давно готово, и Эфа удалилась туда в сопровождении своей бывшей наставницы, походя заверив мужа в своем полном контроле над происходящим.

И вот теперь Рейт сидел в своих покоях, послав подальше все дела, даже самые серьезные и срочные, и банально напивался наедине с зеркалом, потому что, в отличие от своих подданных, наоборот, слишком хорошо знал, что происходит за прочными дверями родильной палаты. Хальзар исправно снабжал его информацией через Хизу, но вести были не слишком утешительные, хотя вроде бы пока не случилось ничего, что угрожало бы здоровью матери или ребенка. Но диин не мог сказать с точностью, нормально ли все идет или нет, поскольку раньше никто с подобным просто не сталкивался и сравнивать было не с чем. Поэтому Хальзар вот уже вторые сутки не отходил от буйствующей роженицы, предусмотрительно удалив из палаты всех людей, чтобы избежать случайных жертв, и занимался откровенной импровизацией. А многочисленные женщины-диины надежно перекрыли все ближние и дальние подступы к месту действий, потому что покушения действительно имели место в количестве шести штук… судя по последним донесениям.

Рейт с силой потер лицо и поднял глаза на почти бесшумно открывшуюся дверь, ожидая увидеть в проеме невозмутимую Хизу с новой порцией неутешительной информации, но, к его удивлению, на пороге стояла не женщина-диин, а ее подопечный. Лотан Сел вежливо поклонился в ответ на его недоуменный взгляд и в лучших традициях галактической дипломатии произнес:

– Ваше Высочество, Хиза послала меня передать, что с вашей женой все в полном порядке, но она несколько возбуждена, что, впрочем, не вызывает у Хальзара никаких опасений.

– Понятно. – Рейт вздохнул. Хиза, как и Эфа, имела дурную привычку заботиться о его душевном и физическом комфорте, не спрашивая на то его согласия. Видимо определив, что ему здорово не по себе, она направила к нему подходящего собеседника и собутыльника. Подходящего на ее взгляд, поскольку про неудавшееся покушение женщина-диин уже успела забыть или сочла инцидент полностью исчерпанным. А вот как ему теперь разговаривать со своим несостоявшимся убийцей? После памятной беседы в камере они вообще не общались и почти не виделись. Поняв, видимо, причину его растерянности, Лотан грустно улыбнулся и задумчиво произнес:

– Я все никак не мог набраться смелости и поблагодарить вас за то, что вы дали мне второй шанс, а сейчас явно неподходящее время для таких разговоров, так что с вашего позволения я вас покину.

Рейт стиснул зубы и заставил себя вспомнить о полученном в детстве благородном воспитании.

– Если вы не против, то лучше составьте мне компанию. Должен сказать, все это здорово вывело меня из равновесия.

– Понимаю. – Лотан вошел в комнату и аккуратно прикрыл за собой – дверь. – Когда мать рожала моего брата, отец метался по дому как сумасшедший и за тридцать минут успел уволить всех наших слуг. Волнение в такой момент вполне естественно.

– Естественно! – Принц-консорт усмехнулся и, не спрашивая, налил бывшему дипломату, а ныне консультанту Хизы по политической обстановке в Галактике из своего графина, благо бокалов в баре хватило бы, чтобы одновременно напоить человек сорок. – Не думаю, что ваша матушка во время родов буйствовала и громила все вокруг, а заодно порывалась открутить головы докторам. Вы в курсе, что убийц из последней партии диины специально допустили к ней в палату, чтобы Эфа могла, так сказать, немного успокоиться?

– Не знал! – Сел удивленно поднял брови. – Не слишком ли опасный способ успокоить взволнованную женщину?

– Как оказалось, нет. – Рейт отхлебнул из своего бокала и с горьким весельем покосился на несколько растерянного собеседника. – Несчастных убийц потом выносили из палаты по частям, моя жена немножко увлеклась.

– Вот как? – Чувствовалось, что бывшему дипломату слегка не по себе. – Но Хальзар утверждает, что поводов для беспокойства пока нет.

– С его точки зрения, возможно, и нет. Откуда мы знаем, как рожают их женщины? Но если честно, меня эта чрезмерная агрессия тревожит…

Дверь внезапно распахнулась с оглушительным грохотом, прервав его на полуслове, и, прежде чем принц успел удивиться тому, куда, Саан ее загрызи, смотрит охрана, в императорские покои ввалился взъерошенный и почему-то до крайности перепуганный слуга ^[4], который, даже не удосужившись извиниться за свое шумное вторжение, с порога проорал:

– Ваше Высочество, Императрица велела срочно сообщить вам, что вы стали отцом!

Слуга говорил что-то еще, но Рейт его уже не слушал. Он ошарашенно взглянул на Лотана, словно хотел убедиться в том, что дипломат тоже слышал сообщение лакея и это у него не галлюцинации от передозировки алкоголя. Прочитав же в глазах Села растерянное удивление пополам с радостью, счастливый отец наконец понял, что все-таки имеет дело с реальностью, а не плодом своего больного воображения, и быстрым шагом направился к родильной палате.

Идти было не так уж и далеко, но принцу-консорту все же хватило времени успокоиться и собраться с мыслями, поэтому к бронированным дверям, охраняемым добрым десятком диинов, он подошел, полностью владея собой. Створки распахнулись перед ним как по волшебству, и Рейт невольно придержал шаг, настолько его поразило открывшееся перед ним зрелище. Огромное помещение напоминало фрагмент зоны боевых действий, зачем-то перенесенный во дворец: расколотая на части аппаратура, покореженный стол, кровь на полу и на стенах… И среди этого хаоса спокойно и деловито сновали диины, явно не обращая на окружающую их разруху никакого внимания. Принц встревоженно огляделся по сторонам, он никак не мог обнаружить свою жену и уже начинал подозревать…

Тут откуда-то сбоку послышался голос Эфы, и Рейт с некоторым удивлением повернулся на звук. Да уж, его жена в любом состоянии не забывала о своей безопасности. Большая мягкая кровать, на которой, завернувшись в одеяла едва не с головой, лежала Эфа, была предусмотрительно поставлена в правом углу, с таким расчетом, чтобы распахнутая дверь практически полностью закрывала ее от входящего, служа дополнительной защитой в случае нападения. Конечно, при взрыве подобная мера предосторожности оказалась бы малоэффективной. Но протащить взрывчатку во дворец, напичканный таким количеством датчиков, что даже сами техники, отвечающие за их бесперебойную работу, порой не могли с уверенностью назвать их точное Количество, вряд ли удалось бы даже самым изобретательным убийцам. Тем более что чуткие диины без труда отловили бы подобных экспериментаторов еще на подходе. Рейт тряхнул головой, отбрасывая совершенно лишние сейчас мысли, и внимательно вгляделся в усталое лицо своей жены, в кои-то веки ничем не прикрытое. Янтарные глаза с вертикальными зрачками насмешливо прищурились, в ответ, и хриплый, шипящий голос уверенно произнес:

– Ты двое с-с-суток металс-с-ся по нашим комнатам и переживал.

Принц улыбнулся ее проницательности и, осторожно присев на краешек кровати, поинтересовался:

– Как ты? Как наша дочь?

– Нормально на оба вопрос-с-са. – Эфа передернула плечами и задумчиво добавила: – Ты не помнишь, предс-с-ставление нас-с-следника подданным процедура обязательная?

– Конечно. – Рейт удивленно поднял брови. – Все высшие аристократы Империи и аккредитованные на данный момент у нас послы торчат уже вторые сутки в церемониальном зале. По закону они обязаны собраться там, как только будет объявлено, что Императрица удалилась в родильную палату, и не покидать помещение до тех пор, пока Император не сообщит о рождении своего наследника или наследницы. А в чем дело?

– Чтоб С-с-саан загрыз эти древние традиции!! – Чувствовалось, что Эфа злится и серьезно чем-то обеспокоена. – Кто должен держать нас-с-следника на предс-с-ставлении?

– Няня ребенка. – Принц никак не мог понять, что так расстроило его жену в этой в общем-то рутинной процедуре.

– Хорошо, – внезапно успокоилась Эфа. Виновато улыбнувшись, она пояснила: – Я с-с-совс-с-сем забыла об этой традиции, а наша дочь нес-с-сколько мес-с-сяцев будет предс-с-ставлять опас-с-снос-с-сть для окружающих. Ей еще нужно научитьс-с-ся контролировать с-с-свои инс-с-стинкты.

– Понятно. – Рейт уже давно отвык удивляться чему-либо связанному с его женой или диинами. – Я могу ее увидеть?

– На церемонии. – Эфа свернулась клубочком, забравшись под одеяло с головой и всем своим видом давая понять, что разговор окончен. – А пока я пос-с-сплю.

Принц-консорт осторожно поднялся, стараясь не потревожить свою жену, и повернулся к бесшумно подошедшему к кровати роженицы Хальзару. Диин молча сделал ему знак следовать за собой и быстрым шагом покинул палату. Рейт нагнал его уже в коридоре и тихо спросил:

– С ними действительно все в порядке?

– Да, – быстро и уверенно ответил Хальзар, успокоив новоявленного отца. – Объявляйте о начале церемонии, а я подготовлю девочку.

В церемониальном зале стоял приглушенный гул. Древний закон, предписывающий всем мало-мальски значимым представителям аристократии и иностранным послам неотлучно находиться в одном хорошо охраняемом и прослушиваемом помещении, возник не на пустом месте. Гораздо труднее организовать удачное покушение, не имея возможности руководить им напрямую, а доверить такую деликатную миссию кому-нибудь другому рисковал далеко не каждый. Но, как и у любой хорошей задумки, у этого пережитка эпохи неудавшихся переворотов были свои минусы, и довольно значительные. Церемониальный зал пришлось оборудовать гигиеническими удобствами и диванами, позволяющими без проблем дляздоровья и обоняния окружающих дожидаться рождения нового наследника. На этот раз подобная предусмотрительность предков очень пригодилась, поскольку ждать невольникам традиций пришлось свыше двух суток. Аристократы переговаривались вполголоса, обсуждая причину такого длительного ожидания и возможные последствия появления на свет ребенка, слишком похожего на мать.

Рейт грустно усмехнулся про себя, слушая разнообразные версии развития событий в этом случае. Из соображений государственной безопасности некоторые особенности физиологии Императрица не были доведены до сведения ни одного человека, кроме него, Рила и диинов, не склонных говорить на эту тему с людьми. Эти напыщенные ослы еще не знали, что у Эфы может родиться только девочка, которая станет точной копией своей матери. Он отвернулся от экрана, на который передавалось изображение со скрытых камер, установленных в зале Службой безопасности, и, выйдя из комнаты наблюдения, быстрым шагом направился к огромным двустворчатым дверям, перед которыми скучал мажордом. Увидев приближающегося принца-консорта, он встрепенулся и, резким толчком распахнув тяжеленные створки, громко объявил:

– Его Высочество принц-консорт Императрицы Империи тысячи солнц Рейт, герцог Оттори! – Дворяне и послы, мгновенно прекратив разговоры, повскакивали с расставленных вдоль стен удобных диванчиков и замерли в точном соответствии с требованиями церемониального протокола. Рейт в сопровождении двух диинов-телохранителей прошел по живому коридору к возвышению, на котором были установлены троны императорской четы. Несмотря на совершенные электронные системы безопасности, он не собирался рисковать, находясь в непосредственной близости от возможных убийц без надежной охраны. Но в этот раз предосторожности оказались излишними. Принц-консорт благополучно пересек зал, поднялся по широким мраморным ступенькам к двум тяжелым древним конструкциям, которым надлежало служить сиденьями для коронованных особ, и торжественно занял свое место. Люди замерли в ожидании, по церемониалу няня уже должна была внести ребенка, но Хиза почему-то задерживалась…

Стараясь ничем не показать своего беспокойства, Рейт расслабленно откинулся на спинку неудобного творения древних мастеров, всем своим видом давая понять, что происходящее не только не является экстраординарным событием, но и было заранее запланировано с вполне определенными целями. Ему поверили, аристократы начали настороженно переглядываться, все они уже успели накрепко усвоить, что любые выпадающие за рамки обыденности вещи при правлении Императрицы Эфы означают крупные неприятности для тех, кого она посчитает своими противниками или, еще хуже, врагами. Рейт усмехнулся про себя, поражаясь тому, как быстро его жене удалось выдрессировать эту не признающую ни Саана, ни его демонов вольницу, но уже в следующий момент все его внимание переключилось на двери, в которые уверенно и неторопливо входила Хиза, как обычно замотанная во всевозможные тряпки с ног до головы. Но не она сейчас интересовала принца и всех людей, собравшихся в церемониальном зале, а маленький, крепко спеленатый сверток у нее на руках. Рейт поднялся, приветствуя свою наследницу, а мажордом, дождавшись, пока няня с ребенком остановилась на последней ступеньке возвышения, на котором был установлен трон, и повернулась к ожидающим представления аристократам, держа головку младенца у своего правого плеча, как и положено по этикету, громко объявил:

– Приветствуйте наследную принцессу Империи тысячи солнц Эру, перворожденную дочь Императрицы Империи тысячи солнц Эфы и ее принца-консорта Рейта, герцога Оттори!

Зал взорвался положенными по протоколу приветственными криками, но от взгляда Рейта не ускользнули потрясенные и разочарованные, а кое-где и полные ненависти взгляды подданных и послов. Это не было для него такой уж неожиданностью, в Империи до сих пор настороженно относились к наследованию по женской линии, хорошо еще, что Эра… Словно подслушав его мысли или, может быть, просто раздраженная шумом, его дочь начала с неожиданной силой выворачиваться из рук няни, раздались испуганные и недоуменные крики. Рейт шагнул к девочке, но Хиза стремительно отступила назад, не давая ему приблизиться, и, видимо, на мгновение отвлеклась. Из пеленок вынырнула тонкая когтистая ручка, и только молниеносная реакция спасла женщину-диина от потери глаза – когти, распоров ткань покрывала, пробороздили пять кровавых полос у нее на щеке, и из свертка раздалось недовольное ворчание.

Принц устало прикрыл глаза. Саан побери, как все не вовремя! Люди с ужасом смотрели на маленькое чудовище, казалось, еще несколько секунд, и они или ринутся прочь, или попытаются его уничтожить. Но диины знали свое дело. Молчаливые фигуры выдвинулись из замаскированных ниш, охватывая толпу перепуганных аристократов плотным кольцом, с тихим свистом мечи покинули ножны. Этого оказалось достаточно для того, чтобы успокоить людей и напомнить им, где они находятся. Рейт кивнул Хизе, предлагая ей удалиться, и сам спустился с возвышения, давая понять, что церемония представления окончена. Аристократам и послам не потребовалось других намеков, молча и быстро они покидали зал, настороженно косясь на бесстрастно наблюдающих за ними диинов.

Принц-консорт раздраженно поморщился, глядя им вслед. Ожидаемая реакция подданных его не радовала, придется усилить охрану детских покоев и заодно позаботиться о собственной безопасности, следует ожидать очередных покушений… Впрочем, не это волновало его больше всего, а имя, которое Эфа умудрилась дать их дочери. Ну что за привычка доводить окружающих до состояния неконтролируемого бешенства?! Зачем было называть девочку в честь единственной женщины, кроме нее правившей Империей, – Эры Кровавой, дочери первого Императора? Правда, усилиями ее потомков не сохранилось документированных подтверждений даже самого факта ее существования. Но жила ли она на самом деле или была просто очередной легендой богатой на фольклор Империи, именем этой Императрицы – великого полководца и жестокого правителя – до сих пор пугали непослушных детей. Но ничего не поделаешь, упрямством Эфа явно пошла в свою легендарную предшественницу, поскольку все более поздние императоры этой династии не отличались подобной настойчивостью в достижении желаемого…

ГЛАВА 1

Шесть лет спустя…

Эра стремительно атаковала, увернулась от встречного выпада и попыталась достать свою мать кончиком меча, но опять сделала это недостаточно быстро, наткнулась на жесткий блок и почувствовала, как* когти матери аккуратно коснулись ее шеи. Опять проигрыш! Девочка отступила и посмотрела на гибкую фигуру, как всегда затянутую в черный костюм. Янтарные звериные глаза встретились с точно такими же, и Эфа отстегнула полоску ткани, прикрывавшую ее лицо.

– На этот гораздо лучше, Эра. Но ты вс-с-се еще с-с-слишком медлишь при атаках, когда-нибудь это может с-с-стоить тебе жизни.

Принцесса хмуро кивнула и тоже отстегнула капюшон. Она предпочитала скрывать свою внешность, находясь в обществе людей, но если уж мать позволила человеку увидеть себя, то и ей не пристало прятаться. Приставленный к ней четыре года назад гувернер не смог сдержать едва слышного восклицания. Он редко видел лицо своей воспитанницы и не привык к такому зрелищу, но девушка не обратила на это никакого внимания. Она вообще замечала его только на занятиях.

– Мне надо поговорить с-с-с тобой. – Голос матери вывел ее из задумчивости. Эра сунула меч в ножны и повернула в сторону Эфы правое ухо, давая понять, что готова слушать ее. – Ос-с-ставьте нас-с-с!

Диины и человек беспрекословно покинули тренировочный зал. Императрица подошла к кипе матов, убранных в угол за ненадобностью, и, сдернув на пол один из них, села, скрестив ноги. Эра последовала ее примеру и приготовилась к серьезному разговору.

– Тебе только шес-с-сть лет, но взрос-с-слеешь ты в два раза быс-с-стрее обычных людей, и об этом с-с-стало извес-с-стно за пределами Империи, каким образом – отдельный разговор, Хиза с-с-сейчас-с-с разбираете-с-ся с-с-с утечкой, но уже с-с-семь правящих домов выразили желание породнитьс-с-ся с-с-с нами через тебя. Формально они имеют на это право, помолвка не с-с-свадьба и может быть заключена в любом возрас-с-сте, хотя уже довольно давно такие ранние помолвки не практикуютс-с-ся, но их единодушие и торопливос-с-сть нас-с-стораживают. С-с-сегодня прибыли пос-с-слы от нас-с-следного президента Объединения с-с-свободных планет, он предлагает в качес-с-стве партии для тебя с-с-своего третьего с-с-сына.

– Яс-с-сно. – Эра задумчиво прищурилась. – Мам, я не знаю, с-с-смогу ли выйти замуж из политичес-с-ских с-с-соображений. Ты же понимаешь…

– Понимаю. – Эфа спокойно смотрела на свою дочь. – И поэтому на переговорах с-с-с пос-с-соль-с-с-ством Объединения с-с-свободных планет и другими желающими породнитьс-с-ся с-с-с нами буду оговаривать ус-с-словие обязательного предварительного знакомс-с-ства, при котором ты с-с-сможешь определить, с-с-спос-с-собна ли ты находитьс-с-ся с-с-с этим человеком рядом и не убить его с-с-случайно или в прис-с-ступе ярос-с-сти.

– С-с-спас-с-сибо. – Принцесса улыбнулась. – Ты, как вс-с-сегда, вс-с-се предус-с-смотрела. Значит, в ближайшем будущем мне предс-с-стоит вс-с-стретитьс-с-ся с-с-со с-с-своими потенциальными женихами… Что ж, могло быть и хуже. Они могли и не отважиться завес-с-сти такое родс-с-ство.

– Вряд ли. Для людей на первом мес-с-сте вс-с-сегда с-с-стоит политичес-с-ская выгода.

– Отец знает?

– Знает, конечно, и однозначно выс-с-сказалс-с-ся за то, чтобы в первую очередь я озаботилас-с-сь твоей с-с-совмес-с-стимос-с-стью с-с-с будущим мужем, а потом уже думала о политике. В противном с-с-случае он пообещал ус-с-строить переворот и отправить меня в монас-с-стырь.

Мать и дочь весело рассмеялись. Ни та, ни другая не сомневалась в том, что Рейт скорее позволит себя убить, чем причинит им вред, к тому же представить Эфу в монастыре было бы оч-чень затруднительно. Эра внимательно посмотрела на свою мать и задумчиво заметила:

– Люди меня до с-с-сих пор боятс-с-ся, это с-с-странно. Они уже привыкли к диинам, придворные дамы с-с-соревнуютс-с-ся между с-с-собой в попытках привлечь внимание их мужчин, а телохранители прос-с-сто с-с-счас-с-стливы, когда им в напарницы попадаете-с-ся женщина-диин, но при вс-с-сем при этом меня вос-с-спринимают как оживший кошмар. Я же не нас-с-столько отличаюс-с-сь от них?

– Не нас-с-столько, но люди вс-с-сегда вос-с-спринимали непонятное нас-с-стороженно, диинам они уже нашли мес-с-сто в с-с-своем предс-с-ставлении о Вс-с-селенной, а нам с-с-с тобой пока еще нет. К тому же твои выходки не с-с-спос-с-собс-с-ствуют нормальным отношениям с-с-с придворными. Зачем тебе понадобилос-с-сь ронять люс-с-стру в тронном зале?

– Меня заинтерес-с-совало крепление, я не думала, что она так легко с-с-свалитс-с-ся вниз.

В дверь заглянул секретарь Эфы Тоорон, – видимо, приближалось время очередной важной встречи и исполнительный диин счел своим долгом напомнить об этом Ее Величеству. Императрица кивнула ему, давая понять, что не забыла о назначенной аудиенции, и неторопливо поднялась. Разговор можно было считать оконченным.

Эра молча наблюдала за тем, как мать легкой, уверенной походкой покидает тренировочный зал, и задумчиво покусывала коготь на большом пальце правой руки. Новость, которую она только что узнала, была из разряда неприятных, но неизбежных. Другие правящие дома в конце концов решили, что Империя достаточно сильна и влиятельна, для того чтобы рискнуть женить своих сыновей даже на существе с сомнительной наследственностью. Хорошо еще, что в большинстве государств правителя избирают и упрочение внешних отношений через брак для них неприемлемо. Но и оставшихся хватит с лихвой для создания ей всевозможных проблем и неудобств на продолжительное время. Эра просто не знала, сможет ли она нормально общаться с потенциальными женихами. Люди за небольшим исключением ее боялись, а это в свою очередь пробуждало в ней охотничьи инстинкты, которые было не так-то легко сдерживать. Она с трудом представляла себе, как будет действовать, почуяв в очередной раз страх и отвращение, исходящие от человека, который из политических соображений постарается изобразить заинтересованность или даже симпатию. Вполне возможно, что дело закончится смертью незадачливого кавалера от ее когтей и международным скандалом с непредсказуемыми последствиями. К тому же следует… Девушка насторожилась, почуявчужое, возможно, враждебное присутствие, но в следующее мгновение мрачно усмехнулась, обнаружив всего лишь очередного шпиона, как ему казалось, незаметно наблюдающего за ней откуда-то из-за кустов парка, благо тренировочный зал находился на первом этаже. Ну что ж, если опять кто-то заинтересовался ее персоной, значит, о приближающемся сватовстве уже знают при дворе и заранее к нему готовятся… В полном соответствии с имперскими традициями.

Эра почувствовала непреодолимое желание поймать соглядатая и оторвать ему что-нибудь важное с точки зрения функционирования организма, но заставила себя сдержаться и спокойно вышла из помещения. Зачем тратить время, если шпион все равно обречен на смерть? Телохранители-диины, ожидавшие ее появления в коридоре, тут же заняли свое место на полшага позади нее и невозмутимо заскользили вслед за ней по направлению к учебным классам. Наследной принцессе предстояли очередные уроки по стратегии и тактике космических сражений. Эра довольно улыбнулась под полосой ткани, скрывающей ее лицо. Главнокомандующую Тор, баронессу Сотор, она просто обожала. Первая женщина-главнокомандующий в Империи за последнюю тысячу лет, Гелена была одной из немногих, кто не пугался до потери сознания, что бы ее юному высочеству ни пришло в голову выкинуть. Она сама отличалась своеобразным чувством юмора и держала командный состав вверенного ей космического флота в постоянном почтительном страхе. Принцесса подошла к двери, ведущей в класс, за минуту до того, как на хронометре высветилось двенадцать пополудни. Эра никогда не опаздывала на эти уроки, выражая таким образом уважение к учителю.

Кабинет для официальных переговоров с послами дружественных держав всегда раздражал Эфу своей пышностью и помпезностью. Если бы не многовековые традиции и, как следствие, весьма вероятный конфликт со старой аристократией, Императрица принимала бы дипломатов в более удобном для нее помещении, например, в своей любимой беседке, установленной в парке по ее настоянию. Но подобное отступление от протокола вызвало бы очередную волну слухов и возмущенных высказываний, не говоря уже о том, что обитавший в парке джакор ^[5]представлял для людей немалую опасность. Эфа уже не раз ломала древние устои, но в данном случае выгода от очередного столкновения с собственными придворными явно не стоила усилий, которые пришлось бы затратить, и поэтому прием посла Объединения свободных планет проходил, как и полагалось по протоколу, в Большом императорском кабинете.

Ее Величество заняла свое место за огромным, тяжелым столом из натурального дерева и поморщилась, благо предусмотрительно выбранный ею фасон официального костюма позволял это делать незаметно для окружающих. Кресло до зубовного скрежета напоминало трон, такое же большое, неудобное и помпезное. А потом Императрица наконец обратила внимание на замершего, как и полагается по этикету в двух шагах от стола посла и едва не выразила свое удивление вслух. Это что же должно было случиться, чтобы дипломат Объединения свободных планет явился на прием к Императрице в одиночестве?! У них же даже посольство дружественного государства принято посещать не менее чем с тремя помощниками, дабы продемонстрировать уважение принимающей стороне! Послы только на публичные приемы, не предусматривающие официального общения с представителями властных структур другого государства, приходили без сопровождения – и вдруг такое! Человек, словно почувствовав ее недоумение, поднял глаза, но заговорить первым не осмелился. Что же, для того чтобы узнать, что, Саан побери, происходит, придется-таки выслушать сначала официальное сообщение посла. Эфа коротко бросила:

– Я внимательно с-с-слушаю вас-с-с.

Дипломат вежливо поклонился и заговорил:

– Ваше Императорское Величество, Наследный президент Объединения свободных планет шлет вам свои наилучшие пожелания и выражает восхищение вашими успехами в нелегком деле управления такой огромной страной. Господин президент надеется, что его предложение не будет сочтено невежливым и тем более оскорбительным. Ему стало известно, что ваша дочь и наследница уже достаточно взрослая, для того чтобы озаботиться ее будущим замужеством, и предлагает вам в качестве одного из вариантов рассмотреть кандидатуру своего третьего сына Сейнала, который тоже уже достиг возраста, когда должно определить его дальнейшую судьбу.

Эфа откинулась на жесткую, неудобную спинку своего кресла и задумчиво посмотрела на посла, замершего перед ней навытяжку. Она ощущала его беспокойство, но никак не могла понять, что же так волнует прожженного дипломата. Неужели Лерс, этот прирожденный интриган, ничего не сказал своему посланнику? Эфа поморщилась: пока не удастся это выяснить, придется ему подыграть:

– Что ж, я благодарна за такое предложение, но, прежде чем ответить, мне хотелос-с-сь бы побольше узнать о С-с-сейнале. Я дозволяю вам с-с-сидеть в моем прис-с-сутс-с-ствии и внимательно выс-с-слушаю вс-с-се, что вы с-с-сочтете нужным рас-с-сказать мне об этом молодом человеке.

Посол снова поклонился и, присев на небольшой стул, установленный сбоку от стола Императрицы, достал из портфеля тонкую электронную папку. Эфа спокойно взяла ее и открыла, стараясь не повредить хрупкое устройство когтями. Она погрузилась в чтение и просмотр голографий, краем глаза наблюдая за человеком, напряженно замершим на неудобном стуле. То, что она видела, ей нравилось. «Шестнадцать лет, блестящие успехи в учебе, очень одаренный художник, но при этом не страдает ни одним из пороков, свойственных творческим людям, трезвомыслящий, хладнокровный, рассудительный. Способен принимать решения и претворять их в жизнь». Хм. Если бы отчет Хизы не повторял всю эту информацию до мелочей, она точно задумалась бы, не слишком ли хорошо? Императрица пропустила несколько страничек и внимательно посмотрела на голографии мальчика. Открытый взгляд внимательных, умных глаз, конечно, не писаный красавец, но это и неважно. Правда, фигуру не назовешь атлетической, однако этот недостаток из разряда исправляемых. Так. сведения о здоровье – врожденных заболеваний, генетических нарушений, а также болезней, способных повлиять на будущее потомство, нет. Великолепно! Но что тогда так тревожит дипломата? Неужели он подозревает, что кто-то осмелился дать искаженную информацию? Нет, маловероятно, чтобы ему такое пришло в голову. Подобные обманы крайне редкое явление и очень часто заканчиваются громкими дипломатическими скандалами и разрывом помолвки. Причем вся Галактика будет на стороне Империи, к потомству в правящих семьях относятся очень трепетно. Тогда в чем же дело? Эфа закрыла папку и внимательно посмотрела на с тревогой наблюдавшего за ней посла. У человека была великолепная выучка, и если бы Императрица не ощущала его эмоции, то ни за что не догадалась бы о его волнении.

– А теперь рас-с-скажите мне то, из-за чего вы пришли на прием в. одиночес-с-стве и что зас-с-ставляет вас-с-с с-с-сомневатьс-с-ся в ус-с-спехе вашей мис-с-сии.

Дипломат невольно вздрогнул, явно не готовый к тому, что его состояние заметят, но быстро справился с собой.

– Ваше Императорское Величество! Я не знаю, как вы отреагируете на сообщение о том, что кандидат не отличается хорошей физической формой и, если честно, предпочитает проводить время за книгами, а не в тренировочном зале, и нам крайне…

– Нас-с-следному президенту крайне необходим этот брак. – Эфа уже начала понимать суть проблемы. – А вы прос-с-сто не можете преде-с-сказать, что понравитс-с-ся мне и моей дочери, не так ли?

– Да, Ваше Величество. – Посол поклонился, явно испытывая облегчение оттого, что его сомнения Императрица озвучила сама, смешанное с беспокойством, как она прореагирует на такие откровения. – Этот брак действительно крайне необходим Объединению свободных планет, но господин президент все-таки поставил одно обязательное условие… – Человек замялся, не зная, как сформулировать требование своего повелителя. Придя в конце концов к выводу, что вне зависимости от того, какие слова употребит, содержание он все равно не сможет изменить, посол продолжил: – Сейнал должен перед помолвкой лично познакомиться с принцессой Эрой и…

– Убедитьс-с-ся в том, что он с-с-спос-с-собен вынос-с-сить ее прис-с-сутс-с-ствие. – Эфе надоело ждать, пока посол подберет подходящие, с его точки зрения, выражения, и закончила его речь за него. – Разумное требование.

Дипломат изумленно вскинул на нее глаза, явно не в состоянии поверить в только что услышанное. Подобные требования были отнюдь не распространенным явлением при заключении династических браков, вполне могли рассматриваться как сомнение в пригодности кандидата и, следственно, как оскорбление правящего дома в целом. Императрица усмехнулась, глядя на окончательно выбитого из колеи человека. Она поднялась со своего места и подошла к окну, занимающему одну из стен кабинета.

– Я с-с-сама хотела пос-с-ставить такое же ус-с-словие. Что ж, приятно с-с-слышать, что гос-с-сподин президент вс-с-се-таки прежде вс-с-сего заботитс-с-ся о благополучии с-с-своих детей, а потом уже о таком отвлеченном понятии, как политичес-с-ская выгода. – Неожиданно сменив тему, Эфа поинтересовалась: – Вы, как я понимаю, дядя С-с-сейнала?

– Да, Ваше Величество! – Мужчина с трудом заставил себя скрыть одолевавшие его эмоции. – Но как?!

– У меня превос-с-сходная разведка, господин Джас-с-стер Керр, с-с-старший брат первой жены Лерс-с-са Лентерра, президента Объединения с-с-свободных планет. Вы, конечно, на протяжении почти дес-с-сяти лет с-с-старательно держались в тени, но не нас-с-столько умело, чтобы мои люди не с-с-смогли выяс-с-снить, о вас-с-с вс-с-се, что меня интерес-с-совало.

Дипломат покачал головой:

– Вы не перестаете удивлять меня, Ваше Величество.

Эфа, довольно усмехнувшись, повернулась к человеку и непринужденно уселась на подоконник. Разговор предстоял более чем серьезный, причем ей требовалось безупречно сыграть свою роль матери, интересующейся потенциальным женихом для дочери. Лерс по своей излюбленной привычке громоздить интриги там, где можно и нельзя, умудрился не поставить в известность о своих планах даже близкого родича! Хотя и передал ей достаточно подробную информацию о нем… Наверняка затем, чтобы она знала, в какой мере ему можно доверять.

– А теперь ос-с-ставим официальный тон, и вы, как родс-с-ственник, рас-с-скажете мне об этом юноше. Меня интерес-с-сует ваше личное мнение, а не то, что гос-с-спода из дипломатичес-с-ского ведомс-с-ства внес-с-сли в его биографию, в надежде на то что с-с-смогут угадать мои вкус-с-сы. Почему вы не уверены в том, что моя дочь и С-с-сейнал понравятс-с-ся друг другу?

– Ваше Величество! – Джастер Керр беспомощно покачал головой. – Не сочтите за оскорбление, но о вас и вашей дочери идет слава как о непревзойденных бойцах и, скажем так, достаточно агрессивных людях. А Сейнал, при всех своих положительных качествах, не отличается воинственностью и склонностью к силовому разрешению конфликтов. Скажу вам откровенно, его отец, да и я сам, опасаемся, что в случае возможных споров или ссор мальчик может серьезно пострадать, если ваша дочь не будет себя сдерживать в выражении своих чувств.

– Понимаю. – Эфа с уважением поглядела на сидящего перед ней человека. – Моя дочь придерживаетс-с-ся одного с-с-с вами мнения.

Императрица удовлетворенно понаблюдала за тщательно скрываемым смятением дипломата, уже в который раз оказывающегося в незавидном положении существа, ничего не знающего о противнике, и это при том, что противник осведомлен о нем прекрасно и не стесняется это наглядно демонстрировать. Наконец Керр справился с собой и вежливо откланялся. Судя по всему, в самое ближайшее время следовало ожидать приезда первого потенциального жениха… Эфа снова отвернулась к окну и принялась обдумывать очередную задачу для Хизы, рассеянно наблюдая за кружащим над парком джакором.

Внезапно рептилия сложила крылья и камнем рухнула куда-то в кусты. Императрица усмехнулась: ну вот, покончено еще с одним шпионом, осмелившимся подслушивать закрытые переговоры. Идея оставить в дворцовом парке джакора, с помощью которого на нее покушались во время свадьбы почти семь лет назад, оказалась на редкость удачной. Рептилия обеспечивала великолепную защиту от прослушивания, просто-напросто рассматривая любого проникшего в пределы парка человека как свою законную добычу, так что диинам оставалось лишь раз в три дня обследовать окружающие заросли и собирать полусъеденные трупы и мини-аппаратуру.

Поскольку в самом дворце и на внешних стенах установить «жучки» не представлялось возможным из-за постоянного контроля всех работающих приборов компьютерами Службы безопасности, а также из-за генераторов помех, включавшихся через произвольные промежутки времени и выводивших из строя всю записывающую и передающую аппаратуру, которую не успел отключить тот же компьютер, то единственным способом подслушать секретные переговоры Императрицы оставался парк. Он был велик, и это затрудняло поиск и давало возможность наиболее сложным приспособлениям улавливать требуемую информацию. Однако, чтобы поместить в нужное место подслушивающую аппаратуру, был необходим человек, а тут уже в дело вступал обитающий в парке джакор. Правда, придворные на природе больше гулять не осмеливались, но это вполне можно было списать на мелкие издержки обеспечения государственной безопасности.

Эфа мрачно констатировала, что в ближайшее время придется разбираться с очередным заговором, и отвернулась от окна. Предстояло еще слишком много дел, чтобы она могла позволить себе расслабиться. Императрица решительно вышла из кабинета, попутно отмахнувшись от пары телохранителей, попытавшихся ее сопровождать. Она пока не нуждалась в их услугах, то есть не была ранена или истощена, и не занималась чем-то таким, что могло поглотить все ее внимание целиком, не оставив времени на контроль за окружающей средой.

ГЛАВА 2

Рейт поднял глаза от очередного финансового отчета и удивленно посмотрел на Лотана Села, осторожно прикрывшего за собой дверь его кабинета. После памятного разговора шесть лет назад принц-консорт обнаружил, что как-то незаметно сдружился с отставным дипломатом и предпочитает проводить свободное время с ним и женой. Он даже советовался с Лотаном, с изумлением выяснив, что Сел разносторонне образованный и любознательный человек. И вот теперь бывший дипломат Объединения свободных планет ввалился к нему в кабинет в разгар рабочего дня, чего не позволял себе ни разу за все шесть лет их дружбы. Причем вид у него был такой, словно ему снова зачитали смертный приговор и собрались привести его в исполнение немедленно. Рейт торопливо отложил отчет и встал из-за стола:

– Что случилось, Лотан?

Сел вздрогнул, словно только сейчас сообразил, где он находится, и попятился к двери:

– Простите, Ваше Высочество, я не хотел вам мешать…

Принц-консорт перехватил Лотана раньше, чем тот успел открыть створку, и укоризненно произнес:

– Мы же договаривались, что официально величать ты меня будешь только на людях, у тебя беспрепятственный допуск в мой кабинет в любое время дня и ночи, неужели даже это не подсказывает тебе, что я считаю тебя своим другом?

Сел виновато улыбнулся и выдохнул:

– Извини, не хотел тебя отвлекать от работы, как-то само получилось…

– Что случилось? – Рейт был само терпение. Он окинул кабинет взглядом, прикидывая, куда можно посадить явно пребывающего в расстроенных чувствах бывшего дипломата, и с раздражением констатировал, что какой-то придворный блюститель этикета опять утащил из комнаты единственный стул, предназначенный для посетителей, стол завален бумагами и электронными папками, а подоконники в этой части дворца не предусматривались. Более поздняя постройка, чтоб ее. Оставалось только кресло, но Лотану вбитые за годы работы в дипломатическом корпусе привычки не позволят занять место принца-консорта, даже если их отношения далеки от официальных. Вздохнув, Рейт пришел к выводу, что его затея изначально была обречена на провал, и решил хотя бы выяснить, что так расстроило его друга. – На тебе лица нет. Ты что, умудрился заболеть? Или тебя кто-то шантажирует?

– Нет! – Сел устало покачал головой и тяжело вздохнул. – Все гораздо прозаичней. Сегодня Хиза предложила мне заключить с ней брак…

– Этого следовало ожидать. Насколько я знаю, вы вместе уже почти три года…

– Я отказался! – Видя полное непонимание на лице друга, Сел добавил: – Сам подумай, к каким последствиям это приведет? Каждая женщина хочет иметь детей, а мы с ней принадлежим к совершенно разным видам…

– Только в этом все дело? – Рейт внимательно посмотрел на Лотана, стараясь разгадать, какие мысли и чувства прячутся за уже ставшей бесстрастной физиономией профессионального дипломата.

– А этого мало? Я умудрился влюбиться в существо иного вида, которое просто не понимает многое в человеческих отношениях, что иногда делает мою жизнь очень интересной, если не сказать грубее, но в одном наши обычаи сходятся – брак подразумевает потомство, а для нас это невозможно. Я не хочу, чтобы лет через десять она пожалела о своем опрометчивом решении…

– Дурак! – Принц-консорт был больше не в состоянии сдерживаться, слушая весь этот бред. – Лотан, напомни мне, будь добр, сколько живут диины. – Заметив недоуменную мину на лице друга, он сам же и ответил на свой вопрос: – Очень долго. Никто не знает сколько, но больше нескольких веков, это точно. Хальзар как-то упомянул, что на памяти одного диина успевает смениться от трех до десяти поколений людей. Это тебе о чем-нибудь говорит? Хиза не останется на всю жизнь бездетной хотя бы потому, что переживет тебя на несколько веков. А что касается тебя, то ты всегда можешь завести детей от любой женщины, которая тебе приглянется. Если уж для тебя это так важно.

– Рейт, о чем ты говоришь?! Я не собираюсь изменять Хизе! – В голосе Села слышалось искреннее возмущение тем, что его друг упомянул подобную возможность.

Принц устало вздохнул. Оставалось констатировать, что у Села, как и у большинства людей, все способности к логическому мышлению, анализу ситуации и хладнокровному принятию решений исчезали в неизвестном направлении, как только дело касалось его самого и было связано с такой непонятной и неоднозначной вещью, как любовь. Но с этим он ничего поделать не мог. Оставалось только просветить друга в некоторых особенностях социального устройства общества диинов и предоставить ему самостоятельно искать решение проблемы.

– Лотан, Хиза вряд ли удивится такому повороту событий. И уж точно не будет возражать, скорее у тебя появятся проблемы с человеческой женщиной. Дело в том, что, несмотря на своеобразный матриархат, в обществе диинов тоже появляются женщины, которые в силу своих личных качеств или физических недостатков не могут стать главой и соответственно защитницей своей семьи. Такие женщины выбирают себе в пару мужчин, уже имеющих жену, и становятся… – Рейт замялся, не зная, какое подобрать сравнение для института, не существующего ни в одном человеческом государстве. В конце концов он решил не морочить себе голову терминами, а просто объяснить суть явления: – Практически они подчиняются главе семьи, которая в свою очередь обязана их защищать, как и их общего мужа. Ребенок такой женщины официально считается ребенком первой жены, обязанной заботиться о нем так же, как и о своем собственном. Насколько я знаю, диины вообще в этом случае не делают различий между детьми. В общем, единственное серьезное ограничение прав такой женщины – это то, что она не может дать своему ребенку имя своего рода…

– Ты не шутишь? – Лотан удивленно покачал головой. – Хочешь сказать, что, если я заведу себе любовницу, Хиза не будет возражать?

– До тех пор пока твоя любовница не попытается претендовать на ее место главы семьи, но я не думаю, что человеческая женщина пойдет на подобную авантюру, большинство из них несклонны к самоубийству.

– Да уж. – Сел грустно улыбнулся. – Наверное, я попробую поговорить с ней и, если она не пришибет меня сразу, попросить прощения за собственное невежество.

– Не пришибет.

Рейт выпроводил друга из кабинета и мрачно покосился на стол, заваленный грудами всевозможных бумаг. Предстояло еще много работы.

Хиза металась по кабинету, то и дело порываясь что-нибудь расколотить. Эфа уже устала убирать с дороги своей разозленной до крайности подруги очередные предметы интерьера. Их в кабинете Императрицы было в общем-то не так уж и много, но разгневанная женщина-диин с удручающим постоянством выбирала направление, на котором ей непременно встречалась преграда в виде какой-нибудь мебели. Устав заниматься бессмысленными перестановками, Эфа решила отвлечь внимание подруги от уничтожения государственной собственности.

– Может быть, вс-с-се-таки рас-с-скажешь, что с-с-случилос-с-сь? – сказала она.

Хиза резко остановилась и оглянулась на хозяйку кабинета, которая, небрежно опершись о свой письменный стол, задумчиво рассматривала ее как некое неизученное явление природы. Женщина-диин запоздало вспомнила, что, ворвавшись в комнату мимо благоразумно уступившего ей дорогу секретаря, не удосужилась объяснить причину своего поведения, и виновато поежилась. Действительно, некрасиво получилось.

– Эфа, прости за вторжение. – Хиза заставила себя не рычать на каждом слове. – Но ты просто не представляешь себе, что только что учудил Лотан!

Императрица удивленно приподняла брови, пытаясь угадать, что такого должен был натворить бывший дипломат, чтобы Хиза, на генетическом уровне впитавшая правила поведения, однозначно предписывающие терпеливо относиться к любым выходкам мужчин, так сильно разозлилась. Воображение отказалось помогать ей в этом неблагодарном деле, так что пришлось задать уточняющий вопрос непосредственной участнице происшествия:

– И что же он учудил? Закатил с-с-сцену ревнос-с-сти и попыталс-с-ся поколотить тебя как неверную жену?

Женщина-диин на мгновение замерла, видимо стараясь представить себе, как подобное предположение выглядело бы на практике, и рычаще рассмеялась:

– Нет. Никаких сцен ревности. Лотан вообще неревнив. Понимаешь, сегодня я предложила ему официально узаконить наши отношения по человеческим обычаям…

– И зачем тебе это понадобилос-с-сь? – поинтересовалась Эфа, одновременно отключая запищавший сигнал вызова на коммуникаторе. Сейчас ей было не до человеческих проблем, на повестке дня значились неприятности с диинами. – По вашим законам вы ведь давно с-с-супруги, еще с-с-с того времени, как я дала тебе разрешение принять на с-с-себя ответс-с-ственнос-с-сть за его пос-с-ступки. Это ведь можно с-с-сделать только в отношении члена с-с-семьи или того, кто им с-с-станет в ближайшее время. А его с-с-соглас-с-сие на то, чтобы ты отвечала за него, автоматичес-с-ски означает и с-с-соглас-с-сие на вс-с-се ос-с-стальное. Хотя он довольно долго тянул с близос-с-стью, ес-с-сли я правильно помню…

– Захотела сделать этому упрямому человеку приятное. – Хиза мрачно покосилась на веселый огонек, появившийся в глазах подруги. – Он-то ведь не подозревает о настоящем положении дел, а этот… Отказался от заключения брака и даже не пожелал объяснить причины своего решения! Саан его побери! Как можно заботиться о человеке, который не удосуживается сообщать о том, что вызывает у него отрицательные эмоции?! И почему он остался со мной, если не желал видеть меня в качестве партнера?

– Возможно, таким образом он пытаетс-с-ся тебя от чего-нибудь защитить. – Эфа проигнорировала изумленное фырканье Хизы и мрачно добавила: – Мужчины человечес-с-ского рода имеют дурацкую привычку с-с-спас-с-сать тех, кого любят, от мнимых или реальных разочарований и угроз, не с-с-ставя с-с-спас-с-саемых в извес-с-стнос-с-сть о причинах с-с-своих дейс-с-ствий.

– Вот как. – Женщина-диин прикусила коготь на указательном пальце, обдумывая новую для себя информацию. – И как ты считаешь, от чего он мог попытаться меня защитить таким экстравагантным образом?

– Да от чего угодно! – Императрица неопределенно пожала плечами. – Может быть, кто-нибудь ему угрожает и он боитс-с-ся, что этот кто-то попытаетс-с-ся тебя убить… хотя это маловероятно.

– Если я узнаю, что кто-то угрожает моему мужчине, этот кто-то пожалеет, что Саан вообще додумался создать его жалкую душу!

Эфа покачала головой, наблюдая за снова впавшей в состояние плохо контролируемой ярости подругой, и рассудительно заметила:

– Такой поворот с-с-событий дейс-с-ствительно маловероятен, с-с-скорее вс-с-сего, он защищает тебя от чего-то абс-с-страктного…

Хиза уже собралась потребовать объяснений, как можно кого-нибудь защищать от абстрактной угрозы, когда дверь кабинета неожиданно открылась и на пороге появился несколько встрепанный герцог Ростемский. Императрица удивленно приподняла брови, обнаружив вторжение своего бывшего воспитанника. Как приемный сын Иден действительно имел полное право являться к ней без доклада в любое время дня и ночи, но за шесть лет он воспользовался им хорошо если дюжину раз, предпочитая заранее предупреждать о своих визитах. Значит, и у него что-то случилось.

Эфа молча кивнула, приглашая юношу в комнату, и скорее почувствовала, чем увидела, как подруга бесшумно скрылась в небольшом тайнике, специально спроектированном на тот случай, если Императрица пожелает, чтобы при ее разговоре с кем-либо присутствовал посторонний, о котором собеседник Ее Величества догадаться не должен. Иден вошел в кабинет, так и не заметив, что Эфа была не одна (от дверей женщину-диина не смог бы разглядеть и специально подготовленный профессионал). Императрица заняла свое место за столом и указала бывшему воспитаннику на стул, установленный в кабинете по ее личному распоряжению вопреки всем предписаниям этикета. Парень устроился на предложенном сиденье и виновато опустил голову:

– Простите, Ваше Величество, что отвлек вас от дел, но это вопрос моего семейного благополучия, и только вы можете мне помочь!

– Я с-с-слушаю. – Эфа не удивилась бы очередному душераздирающему рассказу о неразделенной любви или чему-нибудь подобному и приготовилась внимательно выслушать его, прежде чем посоветовать выбросить из головы всю эту ерунду, но следующие слова Идена заставили ее насторожиться.

– Понимаете, моя сестра пожелала стать офицером вашего флота и успешно сдала экзамены, но матушка категорически против, так как если Лирна принесет присягу, ее владения могут быть потеряны.

– Что? – Императрица одним коротким словом умудрилась выразить всю глубину своей ярости. Парень поежился и поторопился разъяснить ситуацию:

– Нет, никто не будет лишать ее принадлежащего ей по праву рождения, но дело в том, что некоторые поместья в нашей семье передаются по женской линии, так как у графа Шарата, отца матушки, не было родственников мужского пола и она оказалась его единственной наследницей. Титул ее отца должен был унаследовать ее второй сын, чтобы древний род не прервался. Эту договоренность одобрил прежний Император, скрепив своей печатью соответствующий брачный контракт, но у матушки не может быть больше детей, и, поскольку мои дети будут наследовать майорат герцогов Ростемских и прочие владения этой семьи, то единственными наследниками рода Шарат, к которому принадлежит моя мать, станут дети моей сестры.

Эфа почувствовала, что начинает понемногу сходить с ума от этих брачно-наследственных заморочек, но заставила себя внимательно слушать объяснения своего бывшего воспитанника, прекрасно зная, что просто так он не стал бы углубляться в историю вопроса, излагать свои мысли кратко и доходчиво она приучила его в первую очередь. А Идеи тем временем подошел к сути просьбы:

– В настоящее время у сестры нет детей, но они могут появиться в будущем, так как вы не запрещаете своим офицерам выходить замуж. Но если ребенок родится после того, как сестра подпишет контракт, его жизнь окажется под угрозой. Пока Империя ни с кем не воюет, и вероятность того, что Лирна умрет бездетной, очень мала, тем более что она уже помолвлена, но ведь никто со службы ее не отпустит! Значит, дитя появится на свет и будет жить на корабле в космосе! А это, мягко говоря, опасно для здоровья, поскольку воздействие космических излучений на младенцев недостаточно изучено! Потом можно будет переправить его к бабушке, но ведь не сразу! Новорожденный не выдержит перегрузок, возникающих при входе в атмосферу…

Парень сбился и замолчал, видимо пытаясь подобрать слова, для того чтобы убедить Императрицу в своей правоте, а Эфа между тем обдумывала новую информацию. Получалось, что человеческие женщины, даже попадая на службу во флот, умудрялись выходить замуж и рожать детей. В принципе этого следовало ожидать, слишком долго им внушали, что это единственное их призвание. И еще много лет образ настоящей женщины будет неразрывно связан с наличием у нее ребенка, однако на военной службе, видимо, возникли сложности, о которых ей не сообщили. Придется выяснить.

– Я так понимаю, что выйти замуж мои офицеры могут только за военных?

Идеи кивнул и со вздохом продолжил:

– В настоящий момент женщина, поступившая на службу, очень часто оказывается изгнанной из семьи, и если в последнее время мужчины-офицеры стали относиться к своим коллегам более лояльно, в чем, несомненно, большая заслуга госпожи главнокомандующего, то, так сказать, штатские до сих пор воспринимают их как странный и малоприятный курьез. Детей такой женщины не возьмет на воспитание ни один пансион, и ни одна няня, если она хочет продолжать свою работу, не согласится присматривать за таким ребенком. Поэтому их держат в подобииинтерната на одном из грузовых кораблей.

– С-с-сколько их на данный момент? – Эфа постаралась не выказать своего изумления, ситуация, мягко говоря, была странной.

– В настоящий момент, по данным баронессы Сотор, – пятьдесят семь. Это немного, но в случае любой угрозы они станут наиболее вероятной мишенью, и матушка беспокоится, что ее внуки, хоть и на короткий срок, могут оказаться в условиях, недостаточно приспособленных для проживания детей и Далеко не безопасных. Поэтому она даст согласие на поступление Лирны на военную службу только в том случае, если вы дозволите ей на своих землях создать пансион, куда будут переводиться все дети женщин-офицеров и они сами на время, необходимое для рождения и выкармливания младенца, то есть примерно на два года. Конечно, возможно сократить этот срок за счет искусственного вскармливания, но это значительно дороже и может негативно сказаться на здоровье ребенка.

Императрица понимающе наклонила голову. Парень был во многом прав, пребывание в открытом космосе детей до пяти лет могло закончиться серьезными нарушениями их здоровья, и не только из-за космических излучений, а переправить на планету ребенка сразу после рождения не представлялось возможным, те перегрузки, которые взрослые выдерживали без вреда для себя, могли стать для младенца фатальными. А Идеи между тем продолжал объяснять положение, в котором оказалась его семья.

– Матушка не опекун Лирны, но я не хотел бы, чтобы сестра поступила на службу против ее воли и потом переживала по этому поводу. Да и наследство…

– Почему Гелена не уведомила о с-с-сложившейс-с-ся с-с-ситуации меня? – бесцеремонно перебила Эфа своего бывшего воспитанника. Ей все стало предельно ясно, и в дополнительных пояснениях не было необходимости. Женщина, отважившаяся пойти на военную службу, становилась изгоем, и родные отказывались от заблудшей дочери. Далее, если ей и удавалось завести семью, то партнером с практически стопроцентной долей вероятности оказывался такой же офицер, как и она сама, поскольку общение с гражданскими сводилось к немногочисленным увольнительным, во время которых мужчины косились на нее как на непонятную диковинку, а Гелена за семь лет приучила своих подчиненных с уважением относиться к женщинам, носящим ту же форму, что и они. Однако родственники мужа тоже не спешили признавать скандальный брак, чтобы не выглядеть недостойно в глазах соседей и знакомых, а значит, игнорировали и детей, рожденных в такой семье. Удивительно, что вообще возникали подобные союзы! Появление ребенка означало, что либо кто-то из родителей должен уволиться со службы, что было не так-то легко, да и невыгодно в финансовом плане, либо следовало куда-то пристроить свое чадо, что, судя по словам Идена, было опять-таки далеко не просто. К тому же ребенок с самого своего появления на свет находился в, мягко говоря, вредных условиях, а значит, намного больше, чем его сверстники, рисковал серьезно заболеть или погибнуть…

– Госпожа главнокомандующая, когда я спросил ее об этом, сообщила, что еще после появления на свет первого ребенка направила в службу тылового обеспечения запрос о разрешении на создание такого пансиона и предоставление соответствующих отпусков кормящим матерям. Но ей было отказано начальником службы маркизом Жерденом со ссылкой на то, что это ваш непосредственный приказ, поэтому и пришлось переоборудовать под ясли один из транспортов…

– Понятно. С-с-сообщи с-с-своей матери, что я полнос-с-стью поддерживаю ее инициативу и беру на с-с-себя вс-с-се с-с-связанные с-с-с этим рас-с-сходы. Гелену я с-с-сама уведомлю.

Иден улыбнулся с явным облегчением и поднялся:

– С вашего разрешения я поговорю с ней немедленно, мать и сестра будут очень обрадованы этой новостью.

Эфа кивнула, разрешая юноше удалиться, и, когда за ним закрылась тяжелая звуконепроницаемая дверь, обратилась к Хизе, выбравшейся из тайника.

– Вс-с-се с-с-слышала? Я с-с-сейчас-с-с же отдам вс-с-се необходимые рас-с-споряжения по с-с-созданию панс-с-сиона и вс-с-сего прочего, а ты проверь, пожалуйс-с-ста, этого маркиза Жердена. Ес-с-сли это прос-с-сто твердолобый конс-с-серватор и дурак, не понимающий, что из-за с-с-своего мелочного желания пос-с-ставить в неловкое положение женщин, ос-с-смелившихс-с-ся нарушить древние традиции, он подвергает опас-с-снос-с-сти военный флот Империи, с-с-снижая его боес-с-спос-с-собнос-с-сть, то я прос-с-сто с-с-сниму его с-с-с должнос-с-сти и позабочус-с-сь о том, чтобы он до конца жизни не покидал с-с-своих владений, но ес-с-сли он с-с-сделал это преднамеренно…

– Я поняла. – Хиза хмуро усмехнулась. – Намечается очередной заговор.

Не сказав больше ни слова, Хиза выскользнула из кабинета. Эфа посмотрела ей вслед и задумалась. Кто-то попытался вызвать недовольство тех, кто априори был предан Императрице. Если дети военных начнут болеть и умирать, это можно будет использовать для того, чтобы отпугнуть женщин от службы во флоте и выставить Эфу в невыгодном свете перед ее подданными, должным образом преподнеся историю в средствах массовой информации. В конце концов, ведь это идея Ее Величества и ее бездействие приведут к гибели младенцев… К тому же транспорт, как его ни охраняй, все равно очень уязвим в космосе, и если его захватит противник… Любая женщина сделает невозможное, чтобы спасти своего ребенка, даже предаст свою страну. Неприятная ситуация.

Нужно как можно быстрее вывести детей, а соответственно их отцов и матерей из-под удара. В поместье лояльного ей герцога до них будет добраться очень сложно, система безопасности там вряд ли уступает системе безопасности императорского дворца. Ее сторонники должны чувствовать, что Корона на их стороне и защищает от любой внешней угрозы. Только вот как быть с теми детьми, которых еще нельзя переправлять на планету? Придется какое-то время все-таки продержать их на корабле, хоть это и рискованно. И нужно обязать всех женщин раз в месяц проходить обследование у врача и в случае выявления беременности отправлять их на планету как можно раньше, чтобы потом не ломать голову над подобными проблемами. Лишние хлопоты, конечно, но никуда не денешься, на флоте нужны грамотные специалисты, женщины, сумевшие преодолеть все преграды и попасть на военную службу, становятся таковыми в кратчайшие сроки, иначе им просто не выжить, а чтобы обеспечить их лояльность и преданность, нужно позаботиться об их детях. И не только. Но это в первую очередь. Эфа нажала кнопку на коммуникаторе и резко приказала Тоорону:

– Зайди!

Предстояло составить несколько указов и переговорить с Геленой. В следующий раз пусть обращается напрямую безо всякой дурацкой субординации, безопасность Империи не должна зависеть от подобных глупостей.

ГЛАВА 3

Услышав сигнал коммуникатора, Рейт отложил так и не дочитанный отчет и обреченно нажал кнопку включения. Что-то подсказывало ему, что к изучению документов он вернется теперь не скоро. Предчувствия его не обманули; как всегда, подчеркнуто невозмутимый голос секретаря уведомил принца о том, что в приемной находится начальник службы климат-контроля дворца и просит его принять по срочному делу немедленно. Рейт ухмыльнулся и коротко бросил:

– Пропусти! – а сам постарался придать своему лицу самое серьезное и строгое выражение, на которое был способен. Принц предвкушал одно из немногих развлечений, по-настоящему доставляющих ему удовольствие. Все началось года четыре назад, когда его дочь достаточно подросла для того, чтобы передвигаться по дворцу относительно самостоятельно. Унаследовав выдающиеся умственные способности матери, девочка оказалась до безумия любопытной. Причем об этой черте характера юной принцессы не подозревали до тех пор, пока она вдумчиво не разобрала одну из камер наблюдения, каким-то образом вычислив ее местонахождение в декоративной стенке в детских покоях. Рейт подозревал, что и Эфа от рождения обладала таким же неуемным любопытством, но весьма специфическое воспитание постепенно подавило его практически полностью, а поскольку никто не собирался таким же образом издеваться над Эрой… Приходилось терпеть визиты начальников всех служб дворца, которые с периодичностью в пару месяцев являлись к нему каяться.

Принц-консорт лукаво усмехнулся. Истории, рассказанные этими бедолагами, были похожи одна на другую, словно их писали под копирку: сначала принцесса интересовалась чем-нибудь, что в принципе все уже давно воспринимали как неотъемлемую часть своего существования и соответственно не задумывались над тем, что же из себя оно представляет на самом деле. Затем следовал вежливый ответ начальника службы, сводящийся к признанию своей полной неосведомленности, а потом попытка Эры разобраться самостоятельно, которая людьми, не осведомленными о ее физических и паранормальных способностях, воспринималась как изощренный способ самоубийства. Результатом становилось появление в его приемной очередного перепуганного до невменяемости начальника службы с докладом, что наследная принцесса, скорее всего, погибла…

Рейт раздраженно хмыкнул. Признавая необходимость скрывать некоторые особенности императорской семьи, он все-таки не считал нужным разводить секретность до такой степени! Однако Эфа и Хиза думали иначе. Поэтому об очередном похождении Эры узнавали при дворе только в том случае, если о нем невозможно было умолчать, обязав немногочисленных свидетелей хранить все произошедшее в тайне. Например, когда перед самым приемом с потолка в тронном зале рухнула тяжеленная антикварная люстра. Но даже в этом случае придворные не знали и десятой доли правды, из-за чего были свято уверены, что наследнице престола покровительствуют не иначе как демоны Саана, ибо из переделок, в которых любой нормальный ребенок наверняка бы погиб, она выходит без малейших последствий для здоровья. Что поделаешь, способности Императрицы и ее дочери были одним из самых охраняемых секретов государства. Все знали, что они не походят на нормальных людей, но мало кто догадывался насколько.

Дверь бесшумно приоткрылась, и в образовавшуюся щель робко протиснулся начальник службы климат-контроля. Он явно не принадлежал к аристократии и впервые оказался в кабинете столь высокопоставленного лица. Мужчина лет семидесяти на вид, в простой, удобной одежде, он остановился у самого порога, склонился в глубоком поклоне и замер, не поднимая глаз от пола, явно не зная, что ему делать дальше. Рейт решил прийти посетителю на помощь. С одной стороны, ему было жаль человека, который из-за любопытства его дочери пребывал сейчас в предынфарктном состоянии, а с другой – он руководствовался чисто эгоистическими соображениями: чем скорее закончится этот спектакль одного актера, тем быстрее можно будет вернуться к ожидающим его делам.

– Что вы хотели мне сказать? – Принц постарался ничем не выдать своего веселья, его собеседнику сейчас было нелегко, мягко говоря.

– Ваше Высочество! – Человек с трудом сглотнул и, собравшись с духом, выпалил: – Ваше Высочество, принцесса Эра по моему недосмотру оказалась в системе отопления и вот уже двадцать минут находится там, где температура в несколько раз превышает предельно допустимую для человека! К сожалению, конструкция активной зоны не предусматривает возможности проникновения туда даже в легком скафандре защиты… Простите, Ваше Высочество, но принцесса… боюсь, она погибла!

Рейт смотрел на сжавшегося в ожидании его реакции мужчину и не мог не восхищаться его честностью. Большинство начальников служб обвиняли в случившемся своих подчиненных и старались любыми средствами спасти свою жизнь, а этот осознанно взял всю вину на себя. Но нужно было что-то отвечать, держать человека в напряжении слишком долго было бы просто жестоко… Рейт прикинул по времени, где сейчас может находиться его дочь, и нажал кнопку коммуникатора.

– Лазор, будьте любезны, соедините меня с дворцовым полигоном. – Диин в приемной стремительно набрал нужный номер и переключил на него, как только на его вызов ответили. Принц поморщился, услышав доносившееся из прибора связи завывание работающего на предельных режимах катера, явно свидетельствующее о том, что в кабине управления этого несчастного образца военной техники сидит его дочь (никому более не приходило в голову так издеваться над машиной) и спокойно поинтересовался специально для своего посетителя:

– Принцесса Эра в данный момент у вас?

Инструктор наследницы тоже происходила из племени диинов, и поэтому Рейт совершенно не удивился, когда ему ответили, игнорируя все протокольные изыски, едва удерживаясь в рамках обычной вежливости. Он уже привык к тому, что женщины этой сумасшедшей расы крайне редко утруждали себя такими глупостями, как этикет.

– Конечно, а где же ей еще быть? – Рычащий, глуховатый голос не выражал ни тени удивления, только раздражение. – Согласно расписанию, у нее пять минут назад начался урок пилотирования. На данный момент она в катере, который точно рухнет на взлетную площадку, если я не вмешаюсь!

В следующий миг связь прервалась. Принц задумчиво хмыкнул и повернулся к начальнику службы климат-контроля, который в полуобморочном состоянии таращился на коммуникатор так, словно только что услышал звучащий из него глас Саана. До несчастного внезапно дошло, что он осмелился побеспокоить второго человека в государстве заведомо ложным сообщением о смерти его дочери, между прочим наследной принцессы! За подобную выходку при прежнем Императоре его казнили бы на месте самым мучительным способом, который пришел бы в голову дворцовым палачам, и хорошо, если только его одного, а не вместе со всей семьей! Да и правящая Императрица вряд ли пощадит…

Рейт улыбнулся про себя, все переживания его подданного были весьма отчетливо написаны у него на лице: бедолага в экстренном порядке прощался с жизнью и молился о том, чтобы расставание с ней не оказалось столь болезненным, как представляется его разыгравшемуся воображению. При этом человек проклинал последними словами свою злую судьбу, выставившую его на всеобщее посмешище. Поскольку одно дело умереть за то, что по твоему недосмотру погибла наследная принцесса, тут уже ничего не поделаешь – заслужил, и совсем другое быть казненным из-за недоразумения, случившегося по его собственной глупости! Принц решил не доводить дело до скоропостижной смерти от ужаса, этот человек ему нравился, и сухо заметил:

– Я очень надеюсь, что сегодняшнее происшествие не получит широкой огласки, мне бы не хотелось казнить ценного работника только из-за его склонности к глупым розыгрышам.

Начальник службы климат-контроля секунду непонимающе смотрел на него, не в силах поверить в услышанное, а затем судорожно поклонился и срывающимся голосом прошептал:

– Конечно, Ваше Высочество, прошу простить мне мою глупость! Это больше не повторится!

Рейт благосклонно улыбнулся, давая понять, что доволен ответом, и взмахом руки предложил своему подданному удалиться. А затем с задумчивым видом уставился на то место, где несколько секунд назад маячила согнутая спина служащего. Принц никогда не жаловался на память, но, как ни старался, не мог припомнить ни одной жертвы любознательности Эры, которая умудрилась бы покинуть его кабинет с такой скоростью. Некоторых увозила вызванная бригада врачей, других удавалось выпроводить при помощи секретаря, и только единицы сохраняли достаточно самообладания для того, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее их от двери, на собственных негнущихся ногах. Но выскочить почти бегом – этот бедолага был первым, кто оказался на такое способен! Действительно необычный человек. А с Эрой следует в конце концов поговорить, если она не умерит свое любопытство, в течение ближайшего времени штат работников, обслуживающих коммуникации дворца, полностью обновится.

Эра шагала по одному из второстепенных коридоров дворца в настроении, которое человек охарактеризовал бы как дурное, а диины кратко определяли тремя словами: «Убью что увижу!» Все дело было в очередной позорно проваленной попытке самостоятельно управлять боевым катером. Что самое печальное, на тренажерах она летала прекрасно, гражданские машины водила без малейшего напряжения, а вот с боевой техникой возникали проблемы. Тяжеленные махины беспрекословно слушались штурвала и обладали просто великолепной маневренностью, но, когда Эра пыталась выполнить на них задуманные фигуры пилотажа, постоянно что-то отказывало, – например, почему-то срабатывала автоматика катапульты, определив ситуацию как угрожающую жизни пилота. Одно расстройство!

Диины-телохранители бесшумно скользили в двух шагах позади, не мешая принцессе злиться по поводу несправедливости Вселенной, созданной Сааном явно не в лучшие дни. Эра покосилась на едва заметные в полутемном коридоре серые тени и сердито оскалилась под тканью, закрывающей ее лицо. Мать до сих пор считала, что она недостаточно подготовлена для того, чтобы ходить по дворцу без сопровождения, хотя сама прибегала к услугам телохранителей, только когда была занята чем-нибудь настолько важным, что не хотела отвлекаться на возможные внешние раздражители вроде наемных убийц. Несправедливо! Одно хорошо – диины занимались только обеспечением ее безопасности, ни во что другое не вмешивались, предоставляя ей полную свободу действий.

Принцесса мрачно хмыкнула, негодуя на судьбу, и замерла. Нет, ей не показалось. Из подсобного помещения снова раздался полупридушенный женский вскрик. И звучащие в нем страх и обреченность девочке совершенно не понравились. Эра решительно направилась к двери, из-за которой донесся голос, толкнула хлипкую створку, моментально распахнувшуюся от такого с ней обращения, и остановилась, разглядывая открывшуюся перед ней картину. Отсутствие света ей совершенно не мешало.

Через мгновение принцесса недоуменно приподняла брови, сцену, представшую ее глазам, можно было смело использовать как наглядное пособие того, как нельзя обращаться с женщиной. Вряд ли такое могло происходить с согласия жертвы, поэтому Эра решила вмешаться в происходящее. Она коротко постучала по двери, но, обнаружив, что насильник не обращает на посторонние звуки никакого внимания, сухо поинтересовалась, специально подчеркнув нечеловеческое звучание своего голоса:

– И что тут проис-с-сходит, хотелос-с-сь бы мне знать?!

Человек наконец соизволил заметить, что у него появились зрители, и неохотно отпустил свою жертву. Девушка вывернулась из-под него и прижалась к стене, с ужасом переводя взгляд с разгоряченного мужчины на свою спасительницу, при этом у Эры создалось впечатление, что боялась она обоих примерно одинаково. Принцесса внимательно посмотрела на пострадавшую и, убедившись в том, что дело не зашло дальше разодранного платья, сосредоточилась, пытаясь вспомнить, где же она могла видеть это зареванное, обезображенное побоями лицо. Через мгновение идеальная память выдала ей ответ. Молодая женщина принадлежала к захудалому дворянскому роду, разорившемуся еще, кажется, при ее дедушке, единственная работоспособная представительница своей семьи (отец был серьезно болен, а двое младших братьев еще не вышли из детского возраста), она одна из первых откликнулась на предложение Императрицы и поступила на государственную службу. Эра прекрасно помнила, что отец хвалил Мидеру Селет как одного из лучших антикризисных управляющих, когда-либо встреченных им в своей жизни. Наловчившись управлять своим крохотным имением, постоянно находящимся на грани разорения, девушка теперь в рекордные сроки и при минимальных затратах превращала любое, даже относительно жизнеспособное предприятие в процветающее. Принцесса перевела взгляд на мужчину и окончательно перестала понимать происходящее. От сына маркиза Жердена она ожидала подобного меньше всего. И что самое непонятное, он не выглядел сколько-нибудь виноватым. Нет, Эра прекрасно знала, что аристократия в Империи ставит себя выше закона, но не до такой же степени!

– Как это понимать? – Голос принцессы не выдал и десятой доли охвативших ее противоречивых чувств. Однако придворный резко выпрямился и ответил, не давая себе труда скрыть неудовольствие:

– Ваше Высочество, в силу своего юного возраста вы наверняка еще не в курсе того, какие отношения могут возникнуть между мужчиной и женщиной. – В голосе наследника маркиза Жердена звучали ничем не прикрытое высокомерие и сознание превосходства.

– Я в курс-с-се. – Эра решила сначала выяснить все до конца, а уже потом выносить приговор. Молодой нахал смешался, но ненадолго:

– Ну тогда вы понимаете, что я просто воспользовался своим правом, и не будете вмешиваться в происходящее.

– Вот как? – Принцесса почувствовала, что ее охватывают злость и желание прикончить этого человека на месте. – Я прекрас-с-сно знаю законы Империи и не припомню, чтобы в них закреплялос-с-сь право кого бы то ни было нас-с-силовать женщин!

– Она всего лишь служащая! – В голосе подонка зазвучала уже откровенная злость. – Потаскуха, которая отказалась от семьи ради того, чтобы ничто не мешало ей удовлетворять свои низменные инстинкты!

Эра широко раскрыла глаза, не веря в то, что взрослый, разумный человек может нести подобный бред, но, увидев, как обреченно опустила голову Мидера, поняла, что девушка уже не раз слышала подобное по своему адресу. Принцесса почувствовала, как ее охватывает бешенство. Насилие само по себе было достаточно отвратительным, но ее в данный момент волновал не моральный аспект проблемы, а политический. Жерден и ему подобные сволочи своими выходками препятствовали планам Императрицы, затрудняя их реализацию. Многие талантливые женщины, которые могли бы принести пользу Империи, не решались поступить на государственную службу из страха оказаться бесправными игрушками всякой титулованной погани. На это шли только те, кому терять было уже абсолютно нечего, и другого выхода не было и не предвиделось. А ведь та же Мидера принесла стране пользу на многие миллионы… Эра холодно посмотрела на самодовольную физиономию аристократа и без предупреждения полоснула по ней когтями. Человек с воем схватился за лицо и покатился под ноги опешившей девушке. Принцесса невозмутимо щелкнула кнопкой вызова миниатюрного коммуникатора, который по настоянию матери всегда носила с собой, и бесстрастно проворчала в ответ на вежливый вопрос дежурного оператора, чем он может быть полезен Ее Высочеству:

– Пришлите бригаду медиков на третий уровень в с-с-сектор с-с-семь. Подс-с-собное помещение. Травматичес-с-ская потеря глаза и рваные раны лица, болевой шок. – Эра покосилась на быстро расплывающуюся вокруг головы корчащегося на полу придворного красную лужу и добавила: – Предположительно большая потеря крови.

Не дожидаясь ответа, она отключилась. Теперь следовало заняться более важной проблемой. Принцесса бестрепетно перешагнула через свою жертву и решительно взяла за руку полностью деморализованную всем произошедшим Мидеру. Та, не сопротивляясь, позволила вывести себя из темной подсобки и покорно зашагала за Эрой по коридору. Девушке приходилось напрягать все силы, чтобы не отстать, Ее Высочество, погрузившись в свои невеселые мысли, забыла о необходимости соразмерять свою скорость с возможностями человеческой женщины, и несчастной пришлось просто бежать за ней следом, так как принцесса продолжала сжимать ее руку, а вырваться из такой хватки не представлялось возможным.

Эра не обратила внимания, на то, что они уже покинули коридоры, предназначенные для слуг, и теперь находятся в той части дворца, где обычно толкутся аристократы. Она продолжала стремительно нестись к цели, игнорируя придворных, отскакивающих с ее пути и провожающих недоуменными взглядами странную пару. Принцесса была слишком зла, чтобы замечать людей, и Мидере не оставалось ничего другого, как следовать за ней, пониже опуская голову, чтобы ее, не приведи Саан, не узнали. Эра отчетливо ощущала страх и растерянность девушки и от этого злилась еще сильнее. Мидера была государственной служащей и находилась под непосредственным покровительством Императрицы, те, кто заставил ее так бояться, недвусмысленно демонстрировали, что слово Ее Величества не более чем пустой звук. Такое положение вещей не могло не раздражать.

Принцесса посчитала необходимым сократить путь и решительно свернула в коридор, ведущий к тронному залу. Придворных стало еще больше, но принцесса продолжала быстро идти посредине прохода, не обращая внимания на тех, кто вынужден был поспешно убираться с ее пути, чтобы случайно не коснуться члена императорской семьи без разрешения. Несмотря на весь свой гонор, представители знатных семейств совсем не желали оказаться на плахе за нарушение одного из наиболее ревностно соблюдаемых законов Империи тысячи солнц. Закона, который спас не одного Императора от скоропостижной кончины.

Эра, не останавливаясь, распахнула высоченные двери тронного зала и зашагала к вычурно украшенной нише, где прятался императорский вход в него. Сзади тихо пискнули, и принцесса наконец вспомнила о том, что все еще сжимает руку несчастной жертвы патриархальных нравов. Обернувшись, она встретилась с полными дикого ужаса, заплаканными глазами и резко остановилась. Девушка тут же рухнула на колени, явно больше не в силах держаться на ногах. Эра почувствовала себя неуютно. Получалось, что она сама вела себя ничем не лучше того подонка, который ее взбесил своим пренебрежением к чужой жизни и интересам государства. Перед ней встала во весь рост непростая дилемма: с одной стороны, нужно было как можно скорее проинформировать мать о произошедшем и продемонстрировать девушке справедливость Императрицы, а с другой, – вряд ли несчастная проникнется благодарностью и благоговением к той, из-за которой ее едва не до смерти загнали, заставив бегать по бесконечным дворцовым коридорам сразу после того, как титулованный подонок ее избил. Принцесса быстро проанализировала ситуацию и констатировала, что единственный приемлемый вариант – это доставить пострадавшую к матери своими силами. Подхватив слабо вскрикнувшую девушку на руки, она зашагала к Большому императорскому кабинету, не обращая внимания на округлившиеся глаза придворных.

Как только бешенство, заставлявшее ее беззвучно рычать под закрывающей ее лицо тканью, отступило перед „холодным расчетом, Эра обратила внимание еще на одну проблему. После того как она поставит своих родителей в известность о произошедшем, придется решать, как оградить женщин от подобного обращения. Запрещать аристократам приставать к служащим бесполезно, дворяне Империи на всю Галактику славились своим пренебрежением к любым запретам, если те мешали им удовлетворять их прихоти. К тому же далеко не все женщины осмелятся пожаловаться на своих влиятельных обидчиков. На государственную службу действительно шли только те, кому больше некуда было деваться, а это значило, что сколько-нибудь влиятельных защитников за небольшим исключением вроде Гелены Тор у них нет. Поэтому приказ Императрицы оставить в покое женщин-служащих приведет лишь к тому, что ее влияние еще больше пошатнется из-за неспособности Короны обеспечить его выполнение. К каждой потенциальной жертве телохранителей не приставишь!

Принцесса покосилась на бесшумно следующих за ней по извилистым коридорам административной части дворца диинов-телохранителей и впервые в жизни пожалела о том, что они не вмешиваются ни во что, кроме охраны, и совета у них не спросишь. Оставлять проблему на мать Эре не хотелось, – в конце концов, она наследница престола и должна принимать участие в управлении государством, иначе какой с нее толк? Диины, словно почувствовав ее настроение, перестали изображать бесплотные тени и теперь шагали открыто, практически ничем на первый взгляд не отличаясь от хорошо подготовленных охранников-людей. Эра внезапно замерла, не сводя глаз с закутанных в светлые свободные одежды нелюдей, ей пришла в голову замечательная идея, как поставить на место придворных ловеласов. Принцесса ухмыльнулась под тканью, закрывающей ее лицо, и снова устремилась к маячившим в конце коридора дверям приемной Большого императорского кабинета.

Секретарь матери даже не пытался ее задержать, Эра толкнула створку ногой, поскольку руки у нее были заняты пребывающей в полуобморочном состоянии девушкой, и ввалилась в помещение, демонстративно игнорируя троих герцогов, недовольно обернувшихся на шум. Мать молча подняла на нее глаза, и девочка ощутила ее удивление подобным поведением своей дочери. Императрица не выказала и тени неудовольствия, прекрасно зная, что только веская причина могла заставить Эру демонстрировать свои нечеловеческие способности. Она ждала объяснений.

Принцесса на мгновение остановилась, в последний раз анализируя свои будущие действия, и, не найдя в них никакого изъяна, приступила к исполнению задуманного. Осторожно поместив Мидеру на единственный кроме императорского кресла стул, Эра холодно отчеканила:

– С-с-сегодня нас-с-следником маркиза Жердена была с-с-совершена попытка изнас-с-силования гос-с-сударс-с-ственной с-с-служащей, ис-с-сполнявшей в этот момент с-с-свои обязаннос-с-сти.

Вертикальные зрачки Императрицы расширились, демонстрируя крайнюю степень ярости Ее Величества. Эфа, как и ее дочь, прекрасно понимала последствия подобного поведения аристократов по отношению к женщинам, состоящим у нее на службе. Попытавшиеся было возмутиться тем, что их прерывают по подобным пустякам, герцоги осеклись под ее ледяным взглядом, а несчастная причина всего происшедшего съежилась на стуле, стараясь стать как можно незаметнее. Эра, воспользовавшись моментом, коснулась сознания матери, передавая ей свое предложение по выходу из сложившейся ситуации, и ощутила ее согласие. Императрица выпрямилась в кресле, подчеркивая свое неудовольствие, и бесстрастно произнесла:

– Ваши рекомендации, нас-с-следница.

Эра на мгновение растерялась, а затем сморщила нос, досадуя на свою глупость. Ее Величество демонстративно давала понять зарвавшимся аристократам, что ее дочь уже достаточно взрослая и может принимать участие в управлении государством. Принцесса сложила руки на груди, специально позаботившись о том, чтобы совершенно случайно плащ откинуло в сторону, открывая ножны меча, и отчеканила:

– Презревший законы Империи и волю Императрицы наказан дос-с-стойно. Рекомендую изменить форменную одежду женщин-с-с-служащих. – Эра краем глаза заметила, как после ее слов вытянулись от недоумения лица герцогов. Кажется, надменные дворяне внезапно усомнились в ее душевном здоровье. – Новая одежда должна в точнос-с-сти повторять форму диинов-телохранителей. К тому же с-с-следует озаботитьс-с-ся боевой подготовкой гос-с-сударс-с-ственных с-с-служащих на с-с-случай непредвиденных обс-с-стоятельс-с-ств.

– Разумный с-с-совет. – Императрица холодно глянула на остолбеневших придворных. – С-с-соответс-с-ствующий указ будет оглашен с-с-сегодня же.

Эра поклонилась, принимая похвалу, а ее мать между тем уже совсем другим голосом добавила:

– Примите мои извинения, леди С-с-селет, нанес-с-сенный вам ущерб будет компенс-с-сирован из казны. – И, сделав вид, что не заметила полной растерянности девушки от неожиданного внимания сильных мира сего, Императрица продолжила, уже обращаясь к оглушенным совершенно непонятной им ситуацией герцогам: – Я вынуждена прервать наше с-с-совещание, для того чтобы отдать должные рас-с-споряжения.

Это был недвусмысленный приказ удалиться. Аристократы поклонились и направились к двери. Эра внимательно наблюдала за ними и только поэтому заметила, как в глазах герцога Ларнтена мелькнуло сначала понимание, а затем ненависть. Принцесса перевела взгляд на мать, одновременно передавая ей только что увиденную картину, и ощутила ее холодное одобрение. Эфа была довольна поведением дочери и гордилась тем, что она нашла подходящий выход из ситуации. Действительно, если одежда женщин-служащих не будет ничем отличаться от того, что носят женщины-диины, то придворные не рискнут к ним приставать. Ведь только хорошо подготовленный специалист может различить человека и диина, если они оба закутаны в тряпки с ног до головы, а последний по каким-то причинам вздумал вести себя как человек. Причем всем было известно, что женщины этого крылатого народа действительно иногда грешили подобным, хотя один Саан знает, зачем им это было надо. Эра молча поклонилась, принимая похвалу, и, подхватив пребывающую в шоке от всего пережитого Мидеру, выскользнула за дверь. В приемной она остановилась перед массивным столом секретаря, практически вся поверхность которого была уставлена всевозможной аппаратурой – от безобидной вроде коммуникатора до способной в случае необходимости распылить подозрительного посетителя на атомы – и передала на руки поднявшемуся из кресла Тоорону свою ношу.

– Позаботьтес-с-сь о том, чтобы она с-с-сегодня прошла обс-с-следование у пс-с-сихиатра, хирурга… и кто там еще понадобитс-с-ся. Да, и с-с-сообщите ее начальнику, что Императрица дозволила леди С-с-селет отправитьс-с-ся домой отдыхать до тех пор, пока она не с-с-сочтет, что пришла в с-с-себя, и ее не с-с-следует обвинять в пренебрежении с-с-своими обязаннос-с-стями. А ес-с-сли потребуетс-с-ся лечение, оно будет оплачено из казны.

Диин понимающе кивнул, и Эра с чувством выполненного долга покинула приемную, походя отметив, что новый ковер, который постелили на пол после последнего провалившегося покушения, почему-то абсолютно черного цвета. Не иначе для того чтобы в следующий раз не морочить голову по поводу невыводимых пятен, которые обычно остаются на напольных покрытиях в результате уничтожения очередных горе-заговорщиков и прочих неудачников.

ГЛАВА 4

Лотан подошел к дверям покоев, которые вот уже больше шести лет делил с Хизой, и остановился в нерешительности. Из-за неплотно прикрытых створок доносилось глухое рычание, время от времени перемежаемое сердитым ворчанием и фырканьем. За время совместной жизни бывший дипломат успел неплохо выучить характер своей избранницы и теперь мог с уверенностью сказать: его возлюбленная пребывает в состоянии, которое он про себя именовал «задумчивой яростью». То есть Хиза уже успела прийти к выводу, что ситуация ее раздражает, но пока еще не решила, кого следует за это убить. Судя по всему, разговор будет непростым. Лотан глубоко вздохнул, выравнивая сердцебиение, и решительно толкнул дверь покоев. Женщина-диин оторвалась от вдумчивого изучения остатков кресла и внимательно оглядела его с ног до головы. Сел почувствовал, как у него по спине потек пот, он еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из диинов в припадке ярости крушил мебель, обычно доставалось одушевленным предметам, ситуация явно вышла за пределы его понимания.

Хиза мрачно фыркнула, как обычно почувствовав его беспокойство, и резко произнесла:

– Я плохо понимаю психологию людей, я не мужчина, чтобы заниматься подобной ерундой. Эфа пыталась мне объяснить, что могло заставить тебя отказать мне, но перечисленные ею мотивы кажутся мне абсолютной глупостью, поэтому я спрашиваю: тебе кто-нибудь угрожал? Ты пытаешься таким способом меня защитить от кого-то? Если это так просто, назови имя или приметы этой твари, чтобы я могла убить его и покончить с этой неприятной ситуацией!

Лотан ошарашенно замер, не сводя с разъяренной Хизы круглых от изумления глаз. Все его обучение как дипломата и посла не смогло его подготовить к подобному повороту событий. Нет, за время, проведенное под одной крышей с существом, которое напоминало человека только внешне, и то лишь в том случае, если удосуживалось завернуться с ног до головы в просторные одежды, надежно скрывающие крылья, когти, клыки и прочие изыски внешности, Сел привык к тому, что их точки зрения по любому поводу в лучшем случае не совпадали частично, а обычно были диаметрально противоположны, но такого он все-таки не ожидал. Неужели Хиза и мысли не допускает, что он может просто не желать продолжения их отношений?! Лотан хмуро усмехнулся про себя, поражаясь ее самоуверенности, и спокойно, стараясь ничем не выдать своего состояния, произнес:

– Нет, мне никто не угрожает. Убивать никого не надо.

– Понятно. – Женщина-диин задумчиво провела когтем по остаткам спинки кресла, оставляя глубокую борозду на когда-то полированной поверхности. – Это хорошо, было бы неприятно сознавать, что я не выполнила свои обязанности по твоей защите. Если все нормально, я ухожу.

Сел удивленно проводил взглядом решительно скрывшуюся в спальне Хизу и, внезапно осознав, что она имела в виду, бросился следом, справедливо подозревая, что больше возможности поговорить с ней ему не представится. Упрямство и несговорчивость женщин-диинов давно уже стали темой всевозможных шуток при дворе Императрицы. Хотя в присутствии нелюдей демонстрировать подобный юмор не решались даже самые отъявленные остряки. Жить, как это ни странно, хотелось всем. Лотан ввалился в их общую спальню, проклиная про себя так не вовремя проснувшееся желание самоутвердиться, и решительно заявил, стараясь обнаружить свою девушку среди мелькания вещей и внезапно оживших предметов интерьера. Хиза собирала то немногое, что считала для себя необходимым.

– Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходила!

– Ты нелогичен. – Ответ прозвучал почему-то у него из-за спины, и Сел торопливо обернулся. Н-да, скорость перемещения диинов в дурном расположении духа всегда вызывала у нормальных людей ассоциации с внезапно посетившими помещение беспокойными призраками, но на этот раз Хиза умудрилась превзойти сама себя! Бывший дипломат глубоко вздохнул и проговорил, стараясь быть как можно более убедительным:

– Прости, все дело в том, что я не хотел привязывать тебя к себе и как следствие обрекать на бездетность. – Лотан замолчал, ожидая реакции со стороны своей непредсказуемой избранницы, но та продолжала молча смотреть на него, явно что-то обдумывая. Наконец у Села лопнуло терпение, и он добавил: – Я понимаю твою злость, но я хотел как лучше.

Хиза внезапно сердито фыркнула:

– Эфа, как всегда, была права. Ладно, думаю, следует внести в ситуацию кое-какую ясность. Первое – по законам диинов мы уже женаты, так что вся предложенная мною церемония не более чем формальность. Второе – не знаю, как у людей, а у нас проблема продолжения рода решается довольно легко, искусственное оплодотворение достаточно распространенная процедура, и к ней прибегают весьма часто. Не всегда можно вовремя найти подходящего партнера, иногда бывают ситуации, когда ребенок требуется срочно.

– Например? – машинально поинтересовался Лотан только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. Реакция Хизы, как всегда, не оправдала его ожиданий по всем пунктам и, хотя к подобному давно пора было привыкнуть, снова застигла его врасплох.

– Например, когда в семье остается только одна женщина, которая вскоре должна попасть в ситуацию с вероятностью благополучного исхода менее пятидесяти процентов, – невозмутимо разъяснила диин и серьезно добавила: – Тебе не следует волноваться по этому поводу, я своевременно решу этот вопрос.

– Понятно. – Лотан почувствовал, как его отпускает нервное напряжение. – Извини, но у людей последние несколько веков принято считать, что искусственное оплодотворение допустимо только в том случае, если мужчина является мужем женщины…

– Глупости! – Хиза, окончательно успокоившись, начала снимать с себя и вешать на подставку многочисленное оружие, являвшееся, по ее мнению, необходимым предметом одежды каждой уважающей себя женщины и без которого появление на людях она считала крайне нежелательным. – Не переживай, когда это будет необходимо, я заведу ребенка и даже не буду настаивать на твоем участии в его воспитании!

Сел с облегчением рассмеялся, юмор диинов всегда отличался своеобразием, и по большей части люди его не воспринимали, но он давно к нему привык. Хиза повесила на стойку последний кинжал и спокойно добавила:

– А когда найдешь мать для наших детей, не забудь меня с ней познакомить, человеческие женщины неспособны сами за себя постоять, и ей определенно понадобится моя защита.

Лотан невозмутимо кивнул, благодаря Рейту он был готов к такому повороту разговора и, придя к выводу, что инцидент с точки зрения Хизы исчерпан полностью и опасаться попыток уничтожить предполагаемых врагов не стоит, беспечно заметил:

– С поиском любовницы могут возникнуть серьезные трудности. Далеко не каждая женщина настолько бесстрашна, чтобы постоянно общаться с диинами.

Ответом ему было задумчивое хмыканье, и следующее предложение заставило его поспешно сесть на кровать, по счастью в результате его маневров по комнате оказавшуюся у него за спиной, слишком уж оно оказалось неожиданным.

– Если хочешь, я дам распоряжение своим подчиненным. Они и не такое найдут.

– Не надо! – Лотан с трудом сдержался, чтобы не добавить эмоциональное: «Только через мой труп!» Диины многие высказывания воспринимали чересчур буквально. Он мгновенно и в красках представил себе, как люди и нелюди, озадаченные своей неугомонной начальницей, обшаривают Империю в поисках подходящей для него любовницы, и ему стало жутко. Найдут или не найдут – это вопрос десятый, но грандиозный переполох и панику среди женского населения они устроят однозначно!

Хиза отреагировала на его отказ очередным задумчивым хмыканьем, ее мысли явно были уже заняты чем-то совершенно не связанным с семейными проблемами. Женщина-диин сосредоточенно изучала отчет Службы безопасности, одновременно догрызая то, что еще совсем недавно было, по всей видимости, каким-то столовым прибором. Привычка нелюдей использовать вилки и ножи в качестве зубочисток, в кратчайшие сроки приводя их в полную негодность, стала главной причиной ненависти к ним служащих кухни и главного эконома дворца (заказывать новые приходилось с периодичностью в три дня, а испорченные списывались под самыми надуманными предлогами, поскольку казначей, курирующий расходы на содержание владений императорской семьи, категорически отказывался верить, что ненормальные диины умудряются их просто жевать. Металл как-никак!).

Лотан соскользнул с кровати и сел рядом с Хизой, по привычке устроившейся на полу. В конце концов, он тоже работал в Службебезопасности, и анализ всевозможных рапортов, отчетов и прочих попыток людей, в общем-то далеких от литературы, изложить свои мысли на бумаге входил в его прямые обязанности. Прежде всего ему бросилась в глаза странная неуверенность автора в реальности изложенных им фактов. Доклад больше напоминал откровения гадалки, которая стремится, с одной стороны, не потерять платежеспособного клиента, а с другой – не сказать ничего определенного, чтобы потом не пришлось отвечать за последствия, поскольку предсказанное если и сбудется, то не иначе как при личном вмешательстве Саана в дела Вселенной.

Но вот само «предсказание» вызывало гораздо более негативные чувства. Лотан ощутил, как у него по спине побежали мурашки. Неизвестный аналитик выдвигал версию о существовании в Империи какой-то тайной организации с неизвестными целями, составом и предводителем. Причем появилась эта организация не в последние годы, когда обиженные на новую Императрицу аристократы повадились устраивать заговоры каждые два-три месяца, а гораздо раньше, еще при восшествии на престол прежнего Императора или вскоре после того. Автор доклада предполагал ее участие по крайней мере в пяти покушениях на Ее Величество, и вероятность того, что бунты в герцогских владениях, предшествовавшие свержению Норома IV, возникли тоже не без ее помощи, составляла примерно шестьдесят процентов, что само по себе ставило в тупик. Сел никак не мог понять логику неизвестных преступников, сначала пытавшихся уничтожить герцогов и тем самым укрепить власть Императора, а затем с тем же упорством принявшихся за свержение Императрицы. Не меньше настораживало и то, что, в отличие от большинства других заговорщиков, они за довольно длительное время ухитрились ничем не выдать себя и не привлечь к факту своего существования внимание императорской Службы безопасности. Даже сейчас все, что о них было известно, это не подкрепленные доказательствами выводы аналитика.

Лотан, задумавшись, не заметил, как Хиза, увлеченная очередной логической головоломкой с устрашающим количеством неизвестных, привычно оперлась на него плечом и принялась чертить когтями схему прямо на ковре. Помянув про себя Саана и всех его демонов, Сел поторопился подсунуть ей свой электронный блокнот, предусмотрительно включенный заранее, иначе черчение вполне могло продолжиться на удобной гладкой дощечке, и дело закончилось бы уничтоженной без возможности восстановления техникой и застрявшими в ее останках когтями. Хиза, занятая своими мыслями, не обратила на его манипуляции никакого внимания, просто, услышав незаметное для человеческого уха гудение блокнота, она аккуратно выхватила его у Лотана из рук и начала что-то набирать в нем с умопомрачительной скоростью. Технику она старалась не уничтожать без крайней на то необходимости, а вот художественные разрезы на ковре и обивке мебели воспринимала как не стоящие внимания мелочи, по своему обыкновению забывая, что Сел, в отличие от нее, предпочитает жить в комфортабельном жилище, обстановка которого по возможности остается целой.

– Личная привязанность!

От неожиданно громкого выкрика Хизы Лотан вздрогнул и вопросительно посмотрел на возмущенно потрясающую блокнотом девушку. Проигнорировав его взгляд, глава неофициальной, но от этого не менее влиятельной Службы безопасности сжала пальцы, сминая хрупкую электронику, и резко выругалась, перемежая человеческие нецензурные выражения с ворчливыми проклятиями диинов. Сел настороженно наблюдал за беснующейся Хизой, не в силах понять, почему логическая задача, пусть и очень трудная, привела ее в такое невменяемое состояние. Наконец Хиза выдохнула сквозь сжатые зубы и с видимым усилием заставила себя успокоиться. Она виновато посмотрела на Лотана и со вздохом пояснила:

– У нас серьезные неприятности. Нам противостоит кто-то, кто был привязан к прежнему Императору как к человеку, привязан настолько, что ради его благополучия сначала создал тайную организацию, которая должна была помочь Норому удержать власть, а затем направил все ресурсы своего детища на то, чтобы отомстить за его смерть.

Сел ошеломленно моргнул, не в силах поверить в сказанное, но в следующую секунду многолетняя выучка дипломата взяла свое, и он начал анализировать полученную информацию, выискивая нестыковки.

– Погоди, Хиза, такого просто не может быть! Зачем кому-то, приближенному к Императору, создавать тайную организацию, если в его распоряжении все силы Службы безопасности? Нором отличался взбалмошным нравом, но влиять на него было проще простого.

– Эсб не всегда действует так, как нужно, а многие из ее сотрудников во времена прежнего Императора отличались излишней болтливостью. – Женщина-диин горько вздохнула. – С достаточной степенью эффективности можно было использовать всего нескольких человек в этой конторе. Так что преданные, не рассуждающие излишне люди являлись серьезным подспорьем. Кто-то, кто посчитал себя обязанным позаботиться о Нороме IV, и создал организацию, напоминающую древние религиозные ордена людей. Скорее всего, ее члены вербовались из мелких дворян, когда-то обиженных или обделенных своими более родовитыми собратьями, то есть тех, кому есть за что мстить герцогам. А потом внушение чего-нибудь подобного: «Злобные родовитые аристократы обманывают доверчивого, доброго Императора, который и рад бы позаботиться о своих бедных подданных, да вот беда – герцоги и другие приближенные ко двору сволочи ему мешают». Дальше продолжать?

– Не надо. – Лотан почувствовал себя неуютно, сценарий был вполне реален. Нет, конечно, большинство аристократов не поверит в подобный бред или непригодно для использования в интригах такого уровня, но всегда можно найти наивных юнцов из захудалых родов, которые стремятся прославить свои имена и поправить материальное положение за чужой счет. А затем убедить их в том, что они, такие замечательные и талантливые, пострадали исключительно из-за подлости и зависти тех, кого эти юные волчата и так ненавидят всей душой за то, что им посчастливилось родиться более богатыми и влиятельными. Вполне реально. При поддержке Императора и нескольких толковых офицеров СБ из такого контингента вполне можно сделать неплохую козырную карту. Сел передернул плечами и вздохнул: – Полагаю, ловить исполнителей бесперспективно, в лучшем случае они расскажут о том, о чем мы и сами догадались, скорее всего, они не знают в лицо не только своих руководителей, но и товарищей по ордену.

– Думаешь? – Хиза криво улыбнулась, показав длинные острые клыки – Система «каждый сам за себя, но помни, что рядом есть незримый брат, который тоже выполняет свою задачу для общего блага», не слишком эффективна.

– Да, если ценить своих людей, но подозреваю, что неизвестный пока предводитель в принципе ненавидит аристократов и ему безразлично, сколько их погибнет в процессе исполнения его замыслов.

– Возможно…

– Меня интересует другое. – Лотан задумчиво нахмурился. – Как удалось переориентировать организацию, призванную защищать императорскую власть, на борьбу с этой самой властью?

– Проще простого. – Хиза вдруг скользнула ему на колени и осторожно потерлась щекой о плечо, стараясь не задеть нежную кожу человека своими жесткими волосами. – Императрицу до сих пор многие считают марионеткой герцога Оттори… Стоит продолжать?

– Нет. – Сел аккуратно прикоснулся к ее макушке губами и поскорее слизнул капельку крови, пока она не заметила. «Вот ведь! И как Рейту удается целовать Эфу, не ранясь каждый раз?!» Лотан досадливо вздохнул и нарочито весело добавил: – Теперь осталось решить, как мы их уничтожим, и спокойно заняться организацией свадьбы.

– Сделаем в кратчайшие сроки! – Хиза легко подхватила его шутливый тон и, когда Сел уже обрадовался, что она не заметила его состояние, повернулась к нему и серьезно добавила: – Прости, я постараюсь больше не снимать капюшон и не стану расстраивать тебя своими выходками.

Вот так. Лотан почувствовал досаду вперемешку с восхищением. Всегда, во всех ссорах и его случайных травмах она почему-то считала виноватой себя и даже мысли не допускала, что может быть по-другому. Хиза защищала его практически инстинктивно и совершенно не учитывала тот факт, что он воспитан в несколько иной культуре и может счесть для себя унизительным покровительство женщины. С другой стороны, она справлялась со взятыми на себя обязательствами с поразительной легкостью, что тоже не добавляло ему уверенности в своих силах. Постоянно приходилось напоминать себе о ее нечеловеческом происхождении, однако это помогало слабо. Сел вздохнул и постарался скрыть свои переживания от Хизы, хотя прекрасно понимал: на таком близком расстоянии все его душевные метания для нее открытая книга, может быть, она и не читала мысли (кажется), но эмоции чувствовала великолепно со всеми вытекающими из этого последствиями. Недаром говорят: любят не за что, а вопреки. Как раз про них поговорка.

ГЛАВА 5

Эфа снова сидела на пыточном инструменте, именуемом древним троном ее предков, и мрачно взирала на семь – семь! – официальных делегаций с потенциальными женихами, прибывшие со всех концов обитаемой Галактики. Их пришлось принять одновременно, чтобы, не приведи Саан, не создать впечатление, будто Ее Величество заранее оказывает предпочтение кому-то одному. Уж если объявила, что выбирать будет принцесса, то так и должно быть, иначе возможен очередной дипломатический скандал. А устраивать скандалы не по необходимости, а из-за банальной небрежности Эфа считала верхом непрофессионализма. У каждого даже самого глупого действия должна быть цель, иначе нет смысла его совершать, – это в нее вбили накрепко.

Гости кланялись, по очереди произносили заученные заранее речи, а Императрица внимательно вглядывалась в потенциальных женихов Эры, обдумывая, каким способом проверить одного из них на пригодность для такой ответственной роли, причем так, чтобы ни остальные молодые люди, ни их сопровождающие ничего не заметили. Лучше всего для подобных мероприятий подошла бы летняя резиденция, но, после того как наследная принцесса отказалась знакомиться с женихами, пока не узнает их как следует, осуществить замысел на практике будет сложновато. Несмотря на дополнительные трудности, вызванные необычным предложением наследницы, Эфа, однако, вполне понимала дочь и согласилась с ней, ведь теперь, когда с ее легкой руки все женщины-служащие щеголяют в длинных, широких плащах и платках, надежно закрывающих лицо, девочке без труда удастся наблюдать за парнями, оставаясь незамеченной. Кому, скажите на милость, придет в голову, что принцесса может затеряться среди своих подданных, не опасаясь быть убитой? И объяснения отсутствия Ее Высочества уже обнародованы, но, проклятье Саана, как этих мальчишек заставить раскрыться и показать свою истинную сущность в такой ситуации?! Можно, конечно, прочитать мысли каждого из них, но вряд ли при этом удастся досконально выяснить, что они за личности, а это сейчас главное. Ведь практически нельзя предсказать, как себя поведет человек в критической ситуации, пока он в ней не окажется, просто потому, что он и сам этого не знает! Н-да, жаль, что она не владеет ясновидением, знание будущего не помешало бы…

От размышлений ее оторвали странная тишина, установившаяся в зале, и едва слышное даже для нее покашливание ее принца-консорта. Эфа окинула помещение быстрым взглядом, выясняя причину такого поведения Рейта, и с неудовольствием обнаружила, что, пока она раздумывала над сложностью выбора достойного соправителя, делегации успели произнести все положенные речи и теперь ждут ее реакции на свои заявления. Вот ведь! Императрица почувствовала, как холодная злость на собственную рассеянность поднимается из глубины сознания, кривя губы в угрожающем оскале. Она практически мгновенно справилась с собой, порадовалась, что ткань капюшона, закрывающая ее лицо, не позволяет людям видеть его выражение, еще не хватало, чтобы среди придворных началась паника, и величаво выпрямилась на своем троне.

– Мы рады приветс-с-ствовать вас-с-с в наших владениях и предлагаем провес-с-сти мес-с-сяц, ос-с-ставшийс-с-ся до объявления помолвки, в нашей летней резиденции, где молодые люди, проделавшие с-с-столь долгий и утомительный путь, с-с-смогут должным образом отдохнуть и познакомитьс-с-ся с-с-с крас-с-сотами наших земель.

Привычные к любым выходкам властей предержащих дипломаты невозмутимо поклонились, парочка принцев удивленно приподняла брови, демонстрируя свое отношение к нарушению международного этикета, предписывающего принимать особ, принадлежащих к правящим семьям, только в главной резиденции, но этим и ограничились. В Галактике всем давно уже было известно о полной непредсказуемости новой Императрицы Империи тысячи солнц и неадекватности ее реакции на, казалось бы, самые безобидные действия. Никому не хотелось, чтобы помолвка сорвалась из-за неосторожно сказанного слова. Мажордом торопливо объявил об окончании аудиенции, за шесть лет своей нелегкой службы он научился безошибочно угадывать настроение Императрицы, даже не видя выражения ее лица, и вменил себе в обязанность по возможности убирать раздражающие ее мелочи до того, как они будут уничтожены Ее Величеством самолично.

Эфа удовлетворенно откинулась на спинку трона, наблюдая за тем, как гости и придворные с поклонами покидают зал, обмениваясь недоуменными взглядами. Она ценила своего мажордома именно за способность вовремя прервать надоевший прием и не доводить дело до кровопролития. Жаль, что от деловых встреч нельзя было избавиться тем же способом, а их ей предстояло в недалеком будущем целых семь! Официальное представление потенциальных женихов состоялось, теперь начнутся дипломатические переговоры с целью убедить ее в выгодности каждой из кандидатур. Эфа поморщилась. Хотя в правящих семьях на словах или на деле (в зависимости от страны) принято ставить государственные интересы выше личных, она не собиралась принуждать Эру к браку с тем, кто ей не понравится. В конце концов, она мать и должна прежде всего позаботиться о счастье дочери. Может быть, это и не делало ей чести как Императрице, но Эфа не страдала приверженностью к традициям. К тому же давно заметила, что правители, которые пытались помочь конкретным людям, добивались процветания своей страны, а вот те, кто стремился к всеобщему благу, обычно рано или поздно сталкивались либо с революцией, либо с полным обнищанием и последующим попаданием своего государства под пяту захватчика. Парадокс!

И потом, по иронии судьбы личные интересы Эры были неразрывно связаны с благом страны, что ни говори, а наследница у принцессы вряд ли появится от человека, испытывающего к ней страх и отвращение, особенности физиологии, будь они неладны! Эра в постели с мужем будет чувствовать только то же, что и он, а страх у нее вызовет инстинктивное желание убить того, кто воспринимается как добыча и находится в пределах досягаемости, то есть венценосного супруга. Эфа вздохнула. Если бы только можно было объяснить потенциальным женихам, что от них требуется! Но подобная информация была слишком опасна, чтобы предать ее гласности. Все, что может повредить ей и ее дочери, должно оставаться в тайне – слишком много желающих их уничтожить. Поэтому Императрице приходилось изобретать предлоги и ставить в тупик всю галактическую общественность своим не поддающимся никакому логическому объяснению поведением. Хотя стоило признаться прежде всего самой себе – ее мало интересовало, что подумают о ней иностранные послы и принцы, главное было подобрать подходящего соправителя для дочери, который, с одной стороны, действительно помогал бы в управлении государством, а с другой – не вызывал бы у Эры постоянного желания его убить. Непростая задача, но кандидат уже есть! Эфа довольно улыбнулась, по крайней мере пока все идет по плану, и это не может не радовать. Соскользнув с неудобного сиденья, Императрица потянулась всем телом, расслабляя уставшие мышцы, и решила, что ей нужно как следует отдохнуть. Судя по ее ощущениям, она проработала без перерыва уже пару суток и в ближайшее время вполне могла разозлиться от утомления. Еще не хватало ей случайных жертв, когда во дворце столько иностранных гостей!

Императрица включила миниатюрный коммуникатор, который в последнее время постоянно носила на запястье, бросила:

– Хиза, немедленно, в тренировочном зале! – и отключилась, не дожидаясь ответа. Настроение медленно подбиралось к отметке «мерзкое». И как всегда, когда такое с ней случалось, в голову полезли неприятные мысли. Эфа мрачно спросила себя: неужели действительно семь лет назад не было другого способа спасти Рейта от смерти, кроме как стать правительницей огромного количества не очень-то довольных такой перспективой людей, и сердито сощурилась, поскольку быстрый анализ событий того времени выдал неутешительный результат: нет, не было. Вот после этого и верь утверждениям маститых философов, будто судьба есть вещь нематериальная, разумом не обладает и целенаправленно портить жизнь людям не может!

Захлопнув за собой двери тренировочного зала, Эфа несколько раз глубоко вздохнула, приводя организм в состояние повышенной готовности, и сняла плащ. В поединке с ее бывшим учителем, а ныне главой ее личной Службы безопасности Хизой любая мелочь могла стать залогом победы или поражения, поэтому подходить к нему следовало со всей ответственностью.

Избавившись от лишних предметов одежды и сочтя свое состояние адекватным поставленной задаче, Императрица стремительно преодолела расстояние, отделяющее ее от партнерши по тренировке, и одним слитным движением выхватила меч из ножен, замерев перед ней в боевой стойке. Диин атаковала без предупреждения, клинок остановился в непосредственной близости от правого глаза Эфы, парированный ее собственным кинжалом. Императрица тихо зарычала сквозь зубы, досадуя на свою оплошность, и попыталась достать свою противницу ногой, одновременно следя за подозрительно неподвижными крыльями. Она и не заметила, в какой момент клокотавшая в ней ярость сменилась обычным звонким удовольствием от схватки с умелой и опасной противницей, которая не слишком себя сдерживала при контратаках, о чем свидетельствовали легкие, но болезненные раны по всему телу. Хиза, безошибочно угадавшая перемену настроения своей подруги, перестала агрессивно атаковать и теперь вела бой в спокойной манере, позволяющей по ходу дела обмениваться информацией на отвлеченные темы. Эфа увернулась от очередного опасного выпада и, решив совместить приятное с полезным, поинтересовалась между двумя атаками, нацеленными в шею женщины-диина и как обычно провалившимися в пустоту:

– Что там у нас-с-с с-с-с маркизом Жерденом? Он вс-с-се-таки дурак или предатель?

– И то и другое. – Хиза стремительно поднырнула под летящий ей в голову клинок и попыталась достать Эфу кинжалом в бедро. – Этот ненормальный действительно верит в то, что говорит. Но, с другой стороны, на почве своих экстравагантных взглядов он сошелся со странными личностями, которые время от времени аккуратно и незаметно подталкивают его к нужным им действиям, что, впрочем, несложно, учитывая его умственные способности.

– Кто только додумалс-с-ся пос-с-ставить на такой ответс-с-ственный пос-с-ст этого кретина?! – Эфа увернулась от кинжала диина и располосовала ей предплечье когтями. – С-с-служба обес-с-спечения тыла с-с-стратегичес-с-ски важное ведомс-с-ство, и подобные проколы недопус-с-стимы!

– Никто не додумался. – Хиза ухмыльнулась, показав длинные острые клыки. – Скорее, его не удосужились снять с занимаемой должности после того, как ты взошла на трон. Было слишком много других проблем, а он сидел достаточно тихо и не привлекал к своей персоне внимания.

– Понятно. – Эфа блокировала очередной выпад и прищурилась, обдумывая сложившуюся ситуацию. – Выяс-с-снили, кто его таинс-с-ственные друзья?

– Нет. Известно только, что они не из Империи, предположительно Объединение свободных планет или Земная федерация. Можно, конечно, подержать его на должности подольше, отслеживая контакты, но мне не кажется это разумным. Слишком уж у маркиза значимый пост, в случае конфликта с соседями он может здорово осложнить нам жизнь.

– Верно. Убрать его оттуда, и как можно с-с-скорее. – Императрица хмыкнула. – Под предлогом с-с-слабого здоровья, чтобы не нас-с-сторожить ос-с-стальных заговорщиков. Обес-с-спечишь?

– Без проблем! – Хиза довольно улыбнулась, проведя очередную удачную атаку. – Охрана у него так себе, подходящую болезнь найдем, зря у нас, что ли, служба биологической безопасности повышенное финансирование получает? Но вот только кого поставить на его место? С толковыми и преданными кадрами по-прежнему напряженно.

– Как нас-с-счет кандидатуры моего приемного с-с-сына, Идена? Парень толковый на удивление, хотя он и из центральных облас-с-стей Империи. – Эфа опустила клинок, показывая, что поединок окончен. Хиза убрала меч в ножны и задумчиво наморщила нос.

– Неплохой вариант, если, конечно, согласится, но он ничего не смыслит в том, как работать с заводами, торговыми фирмами и прочей дребеденью. В коммерции тоже полный профан, все дела герцогства сначала вела его мать, а затем присланный тобой управляющий. Насколько я знаю, сейчас там денежными потоками снова руководит старая герцогиня. Привести своих подчиненных в чувство и заставить эффективно выполнять возложенные на них обязанности – это он сможет, но вот что касается сделок с поставщиками…

– Подыщем ему толкового замес-с-стителя. – Эфа небрежно слизнула кровь с плеча, выгнув шею под углом, явно не предусмотренным природой, и добавила: – Я даже знаю подходящую кандидатуру, нужно только выяс-с-снить у Тророна, в с-с-сос-с-стоянии ли эта юная леди прис-с-ступить к с-с-своим новым обязаннос-с-стям или до с-с-сих пор переживает пос-с-следс-с-ствия недавней с-с-стычки с-с-с нас-с-следником маркиза Жердена. Лучше бы, конечно, чтобы она уже пришла в с-с-себя, иначе придетс-с-ся с-с-срочно приводить ее в чувс-с-ство, не очень об этих с-с-самых чувс-с-ствах заботяс-с-сь.

Хиза задумчиво кивнула, соглашаясь с выбором своей подруги. Действительно, герцог и Мидера на пару должны справиться с поставленной задачей. В конце концов, справлялся же как-то Жерден, хотя еще неизвестно, что он успел натворить за то время, пока был начальником службы обеспечения тыла, возможно, все придется восстанавливать с нуля. Эфа, уловив скептические мысли подруги, хмыкнула и непринужденно заметила:

– В любом с-с-случае ничего более подходящего, чем эти двое, у нас-с-с пока нет, так что придетс-с-ся обходитьс-с-ся подручными с-с-средс-с-ствами. – Императрица собиралась еще что-то добавить, но в дверь осторожно заглянул Тоорон и вежливо заметил:

– Ваше Величество, у вас через пять минут встреча с послом Великого княжества Лотен. – Эфа скривилась и бросила быстрый взгляд в зеркало, висевшее возле входа в зал именно для этих целей. Выяснив, что все полученные в поединке повреждения можно свободно скрыть, накинув плащ и застегнув капюшон, Императрица подхватила с пола эту недостающую часть своего наряда и молча вышла за дверь, вежливо отстранив секретаря. В конце концов, надеть это творение придворного портного можно и на ходу, не тратя время на всякую ерунду вроде «наведения красоты», как эту странную процедуру называли придворные дамы. А запах крови люди все равно не учуют…

ГЛАВА 6

Ненависть. Яростная, жгучая, разъедающая душу как кислота. Человек, сжав до боли кулаки, смотрел на голопроектор, где миловидная ведущая очередной программы новостей взахлеб рассказывала о приезде семи иностранных делегаций с потенциальными женихами для наследной принцессы Эры. Он наверняка знал об этом событии гораздо больше этой пустоголовой девицы и даже тех, кто писал ей текст выступления, но все равно очередное напоминание о предстоящей церемонии приводило его в бешенство. Бешенство, к которому вот уже несколько лет примешивался гнилостный привкус бессилия. Ненавистная убийца вместе со своей семьей раз за разом ускользала из его сетей будто заговоренная! Все его хитроумные комбинации оказывались бесполезными, его исполнители раз за разом проваливали задания, не в силах справиться с этим порождением бездны Саана! Если так пойдет и дальше, у него просто не останется людей!

Человек глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, и выключил голопроектор. Потом отвернулся от единственной, кроме коммуникатора, современной вещи в комнате и медленно оглядел свои сокровища. Его внимание, как всегда, задержалось на маленьком, неприметном ящичке для письменных принадлежностей, стоящем на книжной полке. Он любил антиквариат и старался собирать предметы старины где только можно, ему казалось, что присутствие в его доме древних вещей приближает его к тем, чьи предки пользовались ими, к аристократам… Человек бережно провел пальцем по хрупкой от времени деревянной крышке и улыбнулся. Именно с этим предметом у него были связаны очень личные и очень приятные воспоминания.

Прикрыв глаза, он снова восстанавливал в памяти тот день, когда красивая, элегантная небожительница снизошла до него, простого смертного, и соизволила заговорить с ним. В тот момент он сначала даже не поверил, что такое возможно, а потом… потом были вечера, заполненные смехом и веселой болтовней ни о чем, ночи, полные любви и страсти, и дни, проходящие в мечтаниях о той единственной, которая стала смыслом его жизни. Счастливое время, когда он не думал ни о чем, кроме своей любви. Тогда он еще не умел ненавидеть и интриговать, не умел спокойно отправлять других на верную гибель ради целей, о которых они и не догадывались. В те годы для него существовала только его прекрасная богиня, и риск, на который приходилось идти ради встречи с ней, лишь добавлял очарования их отношениям. Человек криво улыбнулся, глядя на свое отражение в зеркале. Саан, подарив ему несколько лет счастья, заставил заплатить за него десятилетиями горечи, злобы и безнадежных попыток спасти дорогих ему людей от медленного сползания к смерти. До сих пор он корил себя за то, что не смог предвидеть действия убийцы, не смог убере, чь… не смог отомстить!

На коммуникаторе зазвенел сигнал вызова, и человек невольно вздрогнул, когда в тишине комнаты раздался этот резкий, пронзительный звук, столь непохожий на его обычную мелодию. Аппарат был настроен так сигнализировать о вводе единственного номера, теперь уже единственного. Техника из запасников Службы безопасности хранила в своей памяти несколько десятков номеров, зарегистрированных в разных районах столицы, и человек давным-давно позаботился о том, чтобы вызов, пришедший на некоторые из них, сопровождался строго индивидуальным звуковым сигналом, позволяющим ему не путаться в своих исполнителях, а заодно служащим дополнительной мерой безопасности. Ведь на этот коммуникатор попадали и самые обычные звонки, например по работе. О существовании этого убежища никто не догадывался еще и потому, что он всегда отвечал на вызовы, и было невозможно заподозрить его в том, что он находится не в своем официально зарегистрированном доме.

Значит, мальчишка наконец-то подготовил все, что от него требовалось. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Только бы ничего не напутал! Одним из неудобств созданной им организации являлась сложность с контролем за исполнителем. Постоянно приходилось, отдав распоряжение, сидеть и ждать, когда очередной недоросль выполнит поручение и отчитается о проделанной работе. Невозможность непосредственного контроля часто приводила к появлению всевозможных ошибок и ляпов, в результате которых еще один хороший план превращался в бездарную задумку, до боли напоминающую заговоры местной аристократии. С одной стороны, это позволяло скрывать следы своей деятельности, но с другой – приводило к очередному провалу и потере ценного материала. Однако при всех ее очевидных недочетах односторонняя связь была гораздо предпочтительнее с точки зрения его безопасности, и поэтому исполнители получали задание в виде посылок без обратного адреса, как две капли воды похожих на те, которые во множестве рассылали крупные торговые сети, рекламируя свой товар. Человек усмехнулся, все-таки Тсернар был профессионалом, до сих пор никто так и не догадался, что в ярких пластиковых коробочках вместо многочисленных буклетов, пары образцов и схемы, показывающей, как добраться до ближайшего магазина, где продаются перечисленные в рекламе товары, находятся подробные указания, как подготовить очередное покушение.

Все было просчитано и подготовлено досконально, жаль только, исполнители не соответствовали высокому уровню всего остального! Эти мелкие дворянчики, озабоченные возвышением своего ничем не примечательного имени, не только не могли понять всю красоту и изысканность его планов мести, но еще и умудрялись с завидным постоянством проваливать их исполнение, за что, несомненно, заслуживали смерти, которая их ожидала.

Мужчина почувствовал, как его охватывает яростное предвкушение. В этот раз все должно получиться! Он учел все свои прежние ошибки, и этот исполнитель лучший из тех, что прошли подготовку у Тсернара! Человек ухмыльнулся и включил коммуникатор. С экрана на него глянул молодой дворянин с ничем не примечательным лицом и горящими глазами фанатика.

– Проводник, я исполнил то, что вы мне сказали! Все готово! Человек, который станет нашим орудием, избран и подготовлен! Он так давно боится диинов, что они уже не обращают на него внимания. Он выполнит мой приказ, и мой род наконец-то получит то, что давно заслужил!

Мужчина с трудом сдержал неуместный смех, настолько нелепо выглядел этот аристократ, который обращался к пустому экрану как к пророку, даже не подозревая о том, с кем в настоящий момент он разговаривает. Но требовалось поддержать игру, чтобы все-таки исполнилась его мечта. Его, а не этого доверчивого юнца, вообразившего, будто через смерть других можно приобрести величие. Нет, можно, конечно, никто не спорит, но для этого нужно быть гораздо более умным, хитрым и предприимчивым, чем это хилое порождение захудалого рода. С кем приходится работать! Ему бы парочку таких же профессионалов, как Тсернар, но, к сожалению, действительно способные люди на подобную приманку не клюют, самостоятельно находя способы решения своих проблем. Пора было отвечать на прочувствованный монолог подчиненного, пока тот его в чем-нибудь не заподозрил. Что поделать, вдобавок к недостаткам, свойственным всем людям его возраста, не нашедшим себе места в жизни, этот мальчишка отличался еще и просто феноменальной подозрительностью. Это вполне могло бы стать его достоинством, если бы не проявлялось абсолютно непредсказуемо в самый неподходящий момент в отношении вещей и поступков, которые не насторожили бы и законченного параноика, и не пропадало тогда, когда действительно было нужно.

– Я рад это слышать. – Специальная программа, та же, что не позволяла собеседнику увидеть его лицо, исказила голос того, кто называл себя Проводником, до неузнаваемости. – Когда твой главный враг умрет, ты получишь все, что заслужили твои предки и ты сам. Все, что было отнято у вас герцогами, самовольно присвоившими себе все богатства нашей страны и нашего народа!

– Он умрет! Я подготовил то, что вы мне сказали! Не пройдет и десяти дней, как узурпатор отправится в преисподнюю Саана, где ответит за свои грехи!

– Хорошо. Точно следуй намеченному плану и помни: хоть ты и не видишь наших братьев, они всегда рядом и по мере своих сил помогают тебе в твоей нелегкой борьбе.

– Да, Проводник! Я помню!

Юнец радостно улыбнулся и отключился, а мужчина еще долго смотрел на пустой экран. Он тревожился. Тревожился не за глупого дворянчика, который наверняка погибнет, внедренная в его сознание программа неизбежно приведет его к смерти и не позволит сказать ничего важного, если юный глупец попадется в руки Службы безопасности, а за исполнение своих планов. Когда-то он возражал против подобного обращения с людьми, но практика показала, что Тсернар, как всегда, оказался прав. Исполнитель, который после выполнения порученного ему задания при любом его исходе сначала забывает все важное, а затем умирает от вроде бы естественных причин до того, как его успеют проверить на предмет психокодирования, – очень удобное орудие в умелых руках. Но к сожалению, оно имеет один существенный недостаток – слишком быстро выходит из строя. И в ситуации, когда периодически пополнять штат невозможно, это может стать причиной провала. Пятнадцать лет назад стоило титанических усилий найти людей, подходящих для осуществления его идеи, их было немного и еще меньше осталось после обучения у Тсернара, забраковавшего почти половину кандидатов. Поэтому теперь, после стольких лет безуспешных попыток уничтожить этих тварей, искалечивших ему жизнь и отнявших все самое дорогое, что у него было, преданных ему исполнителей практически не осталось.

Проводник вздохнул, перед собой можно было не лукавить – этот мальчишка последний, и если у него не получится, то больше использовать для покушения будет некого. Последний шанс, от которого так много зависит. Мужчина окинул взглядом убогую комнатку с потемневшими от времени стенами, вдоль которых громоздились полки с дорогим антиквариатом, собранным им за последние тридцать лет, и почувствовал, как к горлу снова подкатывает противный комок. За себя он не боялся. Об этом доме не знал никто, кроме Тсернара, который, когда-то давно выслушав его план, согласился помочь ради блага Империи. Тсернара, вот уже семь лет как отправившегося на встречу с Сааном, и Императора… Мужчина стиснул зубы от жгучей боли, обрушивающейся на него каждый раз, когда он вспоминал…

Проводник поспешно отогнал от себя яркие видения гибели последнего Императора и сосредоточился на повседневных делах, не имеющих к событиям семилетней давности никакого отношения. Это была необходимая мера предосторожности. Человек не хотел привлечь внимание диинов или самой Императрицы, он достоверно знал, что эти проклятые нелюди могут улавливать сильные эмоции, и допускал возможность того, что они читают мысли, поэтому прилагал неимоверные усилия для того, чтобы в их присутствии его ненависть к ним не прорывалась слишком сильно. На то, что большинство людей во дворце ненавидит их или боится, они не обращают особого внимания, но чересчур интенсивныеэмоции могут их насторожить. Проводник не страшился умереть, но не хотел расстаться с жизнью до того, как увидит своих врагов мертвыми.

Дарен Лен, царевич царства Реен, влетел в отведенные для него покои, со всего размаха плюхнулся на большой диван, занимавший место вдоль всей правой стены комнаты, и с удовольствием потянулся. Вошедший вслед за ним дядька, приставленный к молодому наследнику как наперсник, слуга и советчик еще в те далекие времена, когда царевич только начинал осваиваться в большом, незнакомом мире, раскинувшемся за пределами дворцовых стен, и нуждался в помощи и присмотре, неодобрительно покачал головой:

– Господин Дарен, вы в чужой стране, нельзя же так…

– Успокойся, Толли! – легкомысленно отмахнулся от ворчания старого наставника царевич. – Я помню, как следует себя вести, находясь в чужой стране. Но сейчас нас никто не видит, и я просто не мог удержаться! Ты посмотри вокруг! Такое ощущение, что мы попали в сказку!

– Довольно жестокую сказку, если мне позволено будет заметить.

Толли хмуро оглядел обставленную с безудержной роскошью комнату и насупился. Стоимость мебели, находившейся только в этом помещении, тянула на годовой доход небольшой провинции. Империя с поразительной легкостью тратила огромные деньги на красоту, умудряясь при этом на всю населенную Галактику славиться своей жестокостью. Дядька царевича почувствовал, что егоснова охватывает беспокойство за судьбу подопечного. При всех своих положительных качествах Дарен имел один существенный недостаток – воспитанный в суровом, аскетичном и небогатом Реене, он был слишком падок на роскошь и неспособен отрешиться от своих желаний и взглянуть на ситуацию трезво. Вот и теперь, растянувшись во весь рост на огромном мягком диване, ширина которого наводила на мысль, что создавший его мастер сначала пытался сделать кровать, а затем поменял решение, не позаботившись привести размеры своего изделия в соответствие с новым замыслом, царевич с восторгом разглядывал люстру из каанского хрусталя, нимало не заботясь о том, что ему предстоит в недалеком будущем.

– Да будет тебе! В конце концов, я царевич и угрожать мне – это спровоцировать международный скандал. Даже Империя на подобное не пойдет. Лучше придумай, как мне очаровать принцессу, ты мастер на подобные интриги.

Толли глубоко вздохнул. Он искренне любил своего воспитанника, но иногда, как, например, сейчас, испытывал жгучее желание его придушить. Ну почему он не может быть хоть чуточку серьезнее?!

– Господин Дарен, прежде чем вы начнете готовиться к первому приему, прошу вас внимательно выслушать все, что я вам скажу!

Наставник был сама серьезность, и царевич, соизволив наконец опустить глаза, скорчил постную мину, демонстрируя таким образом, что он весь внимание. Толли обреченно поморщился и, вознеся молитву Саану, дабы хоть что-то из того, что он сейчас скажет, отложилось в памяти его подопечного, заговорил:

– Господин Дарен, прежде всего вы должны помнить, что традиции Империи значительно отличаются от обычаев вашей родины, здесь покушения и интриги самая обычная вещь, и если вы не будете осторожны, то вполне можете погибнуть только потому, что, с точки зрения какого-нибудь аристократа, стали помехой для его планов. Причем вам совершенно необязательно для этого что-либо совершать, причиной попытки убить вас может быть сам факт вашего существования. Далее, вам следует учитывать склонность Императрицы и, по слухам, ее дочери решать проблемы, так сказать, силовым путем. К тому же нам пока достоверно неизвестно, соответствует ли психическое развитие девочки ее физическому возрасту, поэтому строить планы по ее обольщению рано. Насколько я знаю, в посольства стран, которые изъявили желание породниться с правящим домом Империи, были переданы требования к кандидатам, однако среди них нет ни одного, которое могло бы быть сформулировано принцессой. Наши аналитики на этом настаивают…

– Понятно, понятно. – Дарен весело ухмыльнулся, ловко вскочил с мягких подушек и зашагал в глубь комнаты. – Нужно вести себя предельно осторожно, чтобы случайно не испортить свой имидж в глазах будущей невесты, поскольку неизвестно, что она сочтет приемлемым, а что чудовищным извращением. Ну а теперь, когда ты принял должные меры по моему своевременному воспитанию, мы можем заняться чем-нибудь более интересным, например поесть?

Не дожидаясь ответа, царевич толкнул двери, ведущие во внутренние комнаты, и остановился на пороге, протяжно присвистнув:

– Ты только посмотри, Толли!

Дарен отодвинулся к косяку, давая возможность своему наставнику разглядеть то, что находилось в помещении. Дядька, озабоченный удивлением, прозвучавшим в голосе воспитанника, торопливо сделал несколько шагов, отделявших его от двери, и заглянул внутрь. Зрелище, открывшееся глазам, заставило его удивленно заморгать. Комната явно предназначалась царевичу в качестве столовой, в ее центре был накрыт обеденный стол, судя по его размерам рассчитанный на компанию из десяти-двенадцати человек, однако единственный стул и столовый прибор наводили на мысль, что все-таки подразумевался обед на одну персону. Но тогда вставал вопрос: сколько же, по мысли имперцев, подданный царства Реен, пусть даже и принц, способен съесть?! Но Дарена интересовало совсем не несоответствие между количеством блюд на столе и его пищеварительными возможностями. Отлепившись наконец от косяка, он обошел стол кругом и восторженно воскликнул:

– Ты только представь себе, Толли! Они приготовили все блюда, которые мне нравятся! Как они угадали, хотелось бы мне знать?!

Старый наставник вздохнул и покачал головой; его подопечный совсем не был наивным или глупым, когда он давал себе труд задуматься над ситуацией, то делал совершенно точные выводы и предположения. Беда была в том, что он слишком редко давал себе труд этим заниматься.

– Полагаю, местным поварам не пришлось гадать, какое меню придется вам по вкусу, императорская Служба безопасности уведомила их о ваших предпочтениях еще до того, как вы покинули космопорт.

Дарен удивленно вскинул брови, демонстрируя недоумение по поводу недовольного тона своего наставника, и, беспечно пожав плечами, сел за стол.

– Знаешь, Толли, – царевич с удовольствием отправил в рот какое-то лакомство и вскинул на старого воспитателя смеющиеся глаза, – гораздо больше деятельности спецслужб меня интересуют эти странные люди в светлых одеждах, которые мелькали то тут, то там, пока мы были во дворце, да и здесь, в летней резиденции, я заметил парочку. Кто это такие?

– Это женщины-служащие, господин Дарен. Они выполняют работу наравне с мужчинами и по распоряжению Императрицы носят такую форму.

– Вот как? – Чувствовалось, что царевич всерьез заинтересовался этим вопросом. – Хотелось бы посмотреть, как они выглядят под этими своими платками. Если я правильно помню отчеты наших разведчиков, то все они или большинство из них аристократки, что, мягко говоря, необычно. Раньше мне встречались работающие женщины только из низших слоев общества. Неприглядное зрелище, должен заметить.

– Господин Дарен! – Наставник не на шутку забеспокоился, зная деятельную натуру своего подопечного. – Прошу вас, не пытайтесь снять с какой-нибудь из них платок или иным образом задеть их достоинство! Это очень опасно! – Заметив недоумение в глазах царевича, он поспешил объяснить: – Дело в том, что точно такую же одежду носят женщины диинов, и за подобные действия они вполне могут серьезно вас покалечить!

– Правда? Никогда не видел женщин этих нелюдей, теперь мне еще больше захотелось заглянуть кому-нибудь из них под платок!

Толли прикрыл глаза, вознося молитву Саану; его неугомонный воспитанник загорелся новой идеей, а зная его бесшабашность и привычку рисковать по пустякам, можно было не сомневаться в том, что он свою задумку выполнит, не заботясь опоследствиях. Старый наставник лихорадочно искал аргументы, чтобы отговорить юношу от очередной авантюры, которая вполне может закончиться его смертью. Единственное, что пришло ему в голову, – это воззвать к долгу царевича перед своей страной:

– Господин Дарен! Должен заметить, что по сообщениям наших разведчиков принцесса крайне негативно относится к аристократам, так сказать навязывающим свое внимание женщинам-служащим, и ваше любопытство может быть расценено именно как подобная попытка и повлечь за собой непредсказуемые последствия вплоть до отказа рассматривать вашу кандидатуру!

Царевич на несколько мгновений замер, обдумывая новую информацию, и с обреченным вздохом согласно кивнул, в очередной раз признавая правоту своего воспитателя. Действительно, скандал во время официального визита по поводу предполагаемой помолвки мог серьезно осложнить отношения между его родиной и Империей, а Дарен, несмотря на все свое легкомыслие, дураком не был и не собирался из-за собственных капризов устраивать очередной политический кризис. Скорчив недовольную гримасу, он потянулся к очередному деликатесу из разряда его любимых и недовольно проговорил:

– Придется на ближайшие месяцы стать паинькой. Неприятная перспектива, но на что только не пойдешь ради блага страны! Как выглядит моя будущая невеста, выяснили? В конце концов, я не компьютер, чтобы следовать заданной программе, тем более что говорят, будто она подверглась генной модификации…

– Нет, никаких вмешательств в генную структуру организма принцессы не было. – От волнения Толли не заметил, что умудрился фамильярно перебить царевича, нарушив как минимум семь пунктов протокола. Он никогда не позволил бы себе подобного, если бы не постоянное беспокойство за безопасность своего легкомысленного воспитанника в этой непредсказуемой стране, которое медленно, но верно доводило его до крайней степени нервного истощения. – Есть только изображение ее матери, сделанное во время древней церемонии, когда она доказала свое право на трон Империи тысячи солнц.

– И как же она выглядит? – Дарен подался вперед, требовательно глядя на своего наставника. – Толли, прошу тебя, расскажи мне хоть что-нибудь, а то великий князь Бернский, регент моего двоюродного племянника, ограничился только сообщением, что я обязан отправиться в Империю и сделать все, чтобы ее наследная принцесса избрала меня своим принцем-консортом. В конце концов, должен же я знать, с кем мне придется провести всю оставшуюся жизнь, если Саан сыграет в этот раз на моей стороне.

– Я отдам распоряжение, чтобы вам как можно скорее доставили голографию Императрицы.

Старый наставник опустил глаза, скрывая промелькнувшую в них боль, уж он-то видел изображение Ее Величества и прекрасно представлял, что за супруга достанется его любимому воспитаннику, если дочь хоть немного похожа на свою мать. Будь у него хоть малейшая возможность избавить своего подопечного от подобной судьбы, он не задумываясь сделал бы это, но приказ регента не допускал двойного толкования, а в царстве Реен знали, что такое долг пред своей страной.

– Хорошо. – Царевич уже снова легкомысленно улыбался, заручившись поддержкой своего наперсника. – А теперь присоединяйся ко мне, Толли, я же знаю, что по своей любимой привычке беспокоиться по пустякам ты провел весь день на ногах, надзирая за слугами и прочей ерундой, и не удосужился поесть.

– Спасибо, господин Дарен, но здесь только один прибор. Я потом перекушу что-нибудь на кухне…

– Не глупи, Толли, здесь мы одни, и никто не увидит нарушения этого проклятого Сааном этикета, так что изволь вести себя со мной как друг и наставник, каковым ты и являешься, а не как преданный слуга трона.

Царевич выпрямился, мгновенно растеряв свою легкомысленность, теперь перед старым наперсником сидел истинный наследник древней династии, повелевавшей великой страной чуть ли не с того времени, как человечество вышло в космос. Толли молча поклонился и, подойдя к столу, аккуратно взял с него первую попавшуюся тарелку, не очень заботясь о том, что на ней. В такие моменты он был слишком занят, любуясь своим воспитанником, чтобы задумываться о таких незначительных вещах. В который раз у него в голове мелькнула мысль, что из Дарена получился бы великий правитель, если бы юный царевич дал себе труд развить все, что было заложено в него природой, но, к сожалению, до настоящего момента он, наоборот, проявлял завидное упорство, сопротивляясь попыткам наставника пробудить дремлющие в нем способности.

Дарен продолжал удерживать на лице беззаботную улыбку, краем глаза наблюдая за своим наперсником. Убедившись в том, что Толли, как всегда, безоговорочно поверил в его игру, царевич позволил себе слегка расслабиться, но по-прежнему был в любой момент готов изобразить легкомысленного прожигателя жизни. В последние годы это стало для него настолько привычным состоянием, что Дарен уже не замечал усилий, необходимых для постоянного ношения маски веселого, беззаботного повесы. Но иного выбора не было. Вот уже почти десять лет страной от имени малолетнего царя фактически правил не регентский совет, а его бессменный председатель, великий князь Бернский, успевший за эти годы сильно уменьшить число наследников престола. Причем регент предусмотрительно убирал в первую очередь наиболее опасных противников, действуя весьма изобретательно и не стесняясь использовать для своих личных интриг всю мощь Реенского царства. Уже не один член царской фамилии умер от неизвестной болезни, был обвинен в заговоре против государя или погиб в результате несчастного случая, и Дарен не стремился разделить их судьбу. Впрочем, очередь, судя по всему, добралась и до него.

Царевич привычно подавил желание сердито нахмуриться. Неужели его заклятый враг все-таки догадался? Или же попытка женить его на наследной принцессе всего лишь средство избавиться еще от одного наследника, стоящего между троном и Его светлостью, который вознамерился в недалеком будущем этот трон занять. В любом случае эта женитьба спутает ему все планы. Саан побери, ну почему он не родился на каких-нибудь пятнадцать лет раньше! Тогда этот ублюдок никогда не попал бы в регентский совет и уж тем более не стал бы его председателем хотя бы потому, что завещание покойного царя вызывало у любого более или менее разумного человека серьезные сомнения в своей подлинности…

Дарен отбросил лишние мысли и сосредоточился на обдумывании сложившейся ситуации, не забывая с показным энтузиазмом поглощать расставленные на столе яства, дабы не вызвать у наставника беспокойства своим необычным поведением, но, если бы его в эту минуту спросили, что он ест, он не смог бы ответить и под страхом немедленной смерти. Нужно было найти способ как можно быстрее вернуться домой и при этом не сделать ничего, что дало бы повод его заподозрить. Единственный подходящий созданному им самим образу вариант подразумевал серьезный риск, но другого выхода, похоже, не было. Дарен представил себе, как сдергивает покрывало с одной из закутанных с ног до головы фигур, натыкается на разъяренного таким непочтением диина, получает по физиономии когтями, выбывая из игры на неопределенной срок, и мысленно поморщился…

Эра, уловив слишком яркий и эмоционально насыщенный образ, крутившийся в сознании царевича, скривилась и бесшумно удалилась от дверей, ведущих в отведенные ему покои. Створки люди предусмотрительно плотно закрыли, исключив, как они думали, возможность подслушивания, но, по всей вероятности, не учли, что подслушивать может и не человек, а для любого диина или, скажем, для принцессы услышать, о чем говорят за двумя закрытыми дверями, не составит никакого труда.

Этот претендент явно не горел желанием стать ее мужем, причем был готов рискнуть жизнью, чтобы избежать подобной участи. Эра прищурилась, еще раз до малейших деталей припомнив представляемую Дареном сценку, а точнее, сопровождающие ее эмоции, и ухмыльнулась. Этот царевич совсем не так прост, как кажется. Нужно будет предупредить диинов, чтобы они не поранили его слишком сильно, если он все-таки решится на эту авантюру, в конце концов, это не каприз, а серьезная необходимость, единственный способ выполнить долг перед своей страной и семьей, в чем бы он ни заключался. Но следовало признать, что в мужья этот решительно настроенный интриган ей не годится. Она сама склонна к авантюрам и неоправданному риску, и если второй член семьи будет таким же, то дело закончится тем, что они будут с восторгом заниматься исключительно попытками сломать себе шею во всех более или менее подходящих для этого местах. К тому же у него явная склонность к тем сферам деятельности, которые она привыкла считать своей прерогативой, а соперничество хорошо в бою, но не в семье. Это принцесса уже давно усвоила на примере своих родителей. Каждый должен заниматься своим делом и по возможности не вмешиваться в дела другого, тогда гармония в браке обеспечена.

ГЛАВА 7

Джог Стерг, принц королевства Этог, стянул с себя парадный сюртук, являющийся неотъемлемой частью официального костюма каждого члена королевской семьи, запустил им через всю комнату и огляделся. Выделенные ему личные покои поражали просторностью и роскошью обстановки. Чувствовалось, что над оформлением помещений поработал профессионал, обладающий тонким вкусом и неограниченным бюджетом. Анфиладу комнат соединяли высокие двустворчатые двери из натурального дерева, украшенные затейливой резьбой и позолоченными ручками. Она тянулась вдоль южной стены летней императорской резиденции, так что в огромные стрельчатые окна практически весь день падал яркий солнечный свет, создавая ощущение легкости и изящества. Каждое помещение было обставлено в особом, одному ему присущем стиле, соответствующем какой-либо эпохе или стране. Красота, утонченность и неприкрытая роскошь царили повсюду…

Принц скривил губы в яростной гримасе, поводя головой из стороны в сторону как взбешенный гохол ^[6]пред стаей хищников, не знающий, которого из своих противников поднять на рога первым. Лицо его налилось краской гнева, пальцы сжались в кулаки, вот-вот должна была разразиться одна из тех безумных истерик, которыми так славился Его Высочество. Джог повернулся и выскочил из комнаты, яростно хлопнув дверью. Многочисленная свита, прибывшая вместе с ним и теперь ожидающая, пока принц осмотрит отведенные для него покои и соизволит о них вспомнить в просторном зале для приемов, с которого и начинались выделенные для делегации помещения (на случай если наследник древней династии в знак уважения к хозяевам пожелает устроить свой собственный прием, пригласив их в качестве почетных гостей), замерла как по команде. Люди смотрели на своего господина преданными глазами законченных кретинов, чем еще больше выводили Его Высочество из себя.

Подумать только, его, двенадцатого в очереди наследования принца одной из самых мощных держав обитаемой Галактики, разместили в летней резиденции! И при этом выделили всего каких-то жалких сорок комнат! И не удосужились принести ему извинения за причиненные неудобства, да еще и заставили жить в одном здании со всякой нелюдью! Совсем недавно, поднимаясь в выделенные ему апартаменты, он своими глазами видел слоняющихся по коридорам диинов! Джог в припадке ярости схватил первое, что подвернулось ему под руку, – дорогую антикварную вазу из каанского хрусталя – и со всего размаха запустил ее в стену. Произведение великих каанских стеклодувов с жалобным звоном осыпалось на толстый ковер мелкими осколками, а сопровождающие принца дворяне поспешили покинуть помещение, не заботясь о сохранении своего аристократического достоинства. Что такое приступ бешенства у троюродного племянника короля Трога, они знали не понаслышке и боялись его до судорог, прекрасно понимая, что любая самая дикая выходка сойдет принцу с рук, а вот его жертва может ее и не пережить.

Джог проводил их белыми от ярости глазами и поклялся себе, что все ничтожные лизоблюды, осмелившиеся выйти из зала без его на то разрешения, горько об этом пожалеют. В конце концов, лишь его дядя король имел право проигнорировать его желания и то только до тех пор, пока он не станет Императором Империи тысячи солнц и не отплатит венценосному родственнику за все свои страдания. Эта мысль снова напомнила ему о недавнем унижении. Подумать только, эта сопливая наследница даже не удосужилась выйти его встречать! Неслыханное неуважение, за которое ей еще предстоит заплатить, и дорого заплатить. Даже то, что вместе с ней он получит трон одной из крупнейших стран, не может служить извинением за подобное поведение!

Принц развернулся на каблуках и вбежал в свои покои, в очередном приступе бешенства пнув еще не остановившуюся после его предыдущего толчка дверь и походя отметив, что эта Сааном проклятая штука каким-то образом свободно открывается в обе стороны, не позволяя как следует стукнуть створками друг о друга! Его высочество остановился в центре первого из отведенных ему помещений и яростно огляделся по сторонам в поисках предмета, которым можно было бы запустить в стену или об пол. Но в комнате, обставленной дорогой мебелью из натурального дерева, не было ничего достаточно хрупкого, ничего, что можно было бы разбить, не прилагая особых усилий. Джог стиснул зубы, он терпеть не мог тратить силы по пустякам. Однако в этой варварской стране его постоянно вынуждают именно к этому! Ну ничего, как только он станет Императором, он позаботится о том, чтобы все изменилось. Эти дикари станут цивилизованными… хотят они того или нет!

Расслабив ворот рубашки, принц бешено зазвонил в серебряный колокольчик, вызывая своего личного слугу. Ему предстояло одеться к вечернему приему и следовало поспешить с облачением, чтобы успеть вовремя и произвести положительное впечатление на принца-консорта… Джог скривил губы в саркастической усмешке, припомнив недавнюю аудиенцию у Императрицы. Представление для дураков. Все эти кривляния на троне могут обмануть только законченных идиотов, которые до сих пор верят в сказки или в то, что женщина действительно пригодна на что-то, кроме постели и деторождения. Любому разумному человеку ясно, что решает совсем не Императрица, а принц-консорт, который и является реальным правителем Империи. И это большая удача, неизвестно, как бы себя повела эта ненормальная, если бы выбор оставили за ней, женщины бывают совершенно непредсказуемы! Ну а с мужчиной он общий язык найдет наверняка. Джог самодовольно улыбнулся, предвкушая свое триумфальное возвращение домой. Наконец-то он утрет нос всем этим зазнавшимся выскочкам, осмеливающимся делать ему замечания только потому, что его дура мамаша не родила его на несколько лет раньше!

В комнату бесшумно проскользнул невысокий, сутулый человечек и, опустившись на колени, замер, не смея оторвать взгляд от пола. Ему пришлось бегом преодолеть несколько коридоров после того, как вживленный в кость за ухом миниатюрный динамик, напрямую связанный с колокольчиком Его Высочества и позволяющий вызвать слугу, где бы он ни находился, разразился яростным звоном. Но человек не мог позволить себе громкое, учащенное дыхание или любой другой шум, способный оскорбить деликатный слух принца, и поэтому усилием воли заставлял себя дышать беззвучно, не обращая внимания на острую боль в груди. Благодаря длительным тренировкам ему это почти удалось…

Услышав тихое шипение воздуха, проходящего сквозь стиснутые зубы, принц отвлекся от своих сладостных мечтаний и обернулся к дверям с кровожадной улыбкой. Как и следовало ожидать, слуга, на котором он давно привык срывать свое дурное настроение, уже явился на его зов со всей доступной для него скоростью. Быстро, но конечно же недостаточно быстро для того, чтобы избежать примерного наказания за нерасторопность. Джог нарочито неторопливо подошел к коленопреклоненному человеку, наслаждаясь тем, как тот с трудом сдерживает страх, и со всего размаха ударил его ногой по лицу. Слуга не посмел увернуться, голова несчастного мотнулась в сторону, не издав ни звука, он упал на пол, зажимая руками сломанный нос, чтобы, не приведи Саан, не накапать кровью на ковер и не подвергнуться куда более суровому наказанию, и остался лежать, сжавшись в комок в ожидании новых побоев.

Но принц уже потерял к нему всякий интерес. Отвернувшись от своей жертвы, он достал из кармана парадных брюк маленький коммуникатор, украшенный таким количеством всевозможной гравировки, драгоценных камней и дорогих аксессуаров, что использовать его по прямому назначению было весьма затруднительно, и, поднеся его к самому носу, указательным пальцем попытался надавить на кнопку вызова своего секретаря. Это было достаточно сложным делом и требовало немалой сноровки – маленькая золотая пластинка находилась между двумя крупными аметистами, которые венчали герб Его Высочества, выложенный на панели управления устройства, и, чтобы попасть по ней с первого раза, нужно было сильно постараться. Наконец принц добился успеха в этом непростом деле и принялся ходить по комнате, нетерпеливо отдавая по коммуникатору необходимые, с его точки зрения, приказания по размещению своей многочисленной свиты в отведенных для этого комнатах, перемежая требования отдать ближайшие к его покоям помещения прибывшим в качестве моральной поддержки друзьям, угрозами и клятвами посчитаться с ослушниками.

В конце концов, сочтя свой долг господина выполненным, Джог отключил коммуникатор и остановился у окна, его внимание снова привлек слуга, терпеливо ожидающий, когда Его Высочество вновь соизволит вспомнить о нем. Принц постоял несколько мгновений, раздумывая, не придраться ли к чему-нибудь, чтобы поразвлечься, но, вспомнив, что до намеченного на сегодня приема осталось совсем немного времени (эти Сааном проклятые имперцы совершенно не понимают, что если член королевской фамилии прибывает утром в новую резиденцию, то как минимум два дня следует его не беспокоить, дабы Его Высочество мог как следует отдохнуть после дороги, занявшей целых шесть часов!), сердито поинтересовался:

– Мой костюм на этот вечер готов? Если это не так, то ты пожалеешь, что родился на этот свет, ничтожество!

– Все готово, Ваше Высочество! Все сделано как вы изволили приказать! Соблаговолите надеть его прямо сейчас или сначала освежитесь? Ванна вам уже приготовлена… – зачастил слуга дрожащим голосом, по-прежнему не отрывая глаз от пола. Джог довольно ухмыльнулся, видя подобную покорность, и небрежно бросил:

– Неси костюм и смотри, не испачкай его своими грязными лапами, а то я с тебя шкуру спущу. Ме-едленно, полосочками!

Принц плотоядно облизнулся, припомнив недавнее прошлое, когда он как следует повеселился, наказывая провинившегося лакея, и даже не обратил внимания на то, с какой поспешностью ретировался слуга. Он постоял у окна, раздумывая, чего же ему хотелось бы прямо сейчас, и, подосадовав на то, что времени на действительно захватывающее развлечение у него нет, решил продегустировать местные вина, – кажется, где-то он слышал, что продукт имперских виноделен славится по всей Галактике. И поскольку они тоже скоро будут принадлежать ему, то самое время проверить, так ли это.

Эра презрительно вздернула губу, обнажив длинные острые клыки, и, отвернувшись от происходящего в комнате, спрыгнула со стены на парковую дорожку к ожидающим ее внизу диинам-телохранителям. Увиденного было более чем достаточно, чтобы окончательно решить – к этому человеку она подойдет близко только для того, чтобы свернуть ему голову, тем более что Его Высочеству этот орган явно без надобности. Осталось познакомиться еще с пятерыми.

Шааскин Халис, принц Великой империи Каан, молча обвел взглядом своих соотечественников, согласно традиции собравшихся за общим столом, чтобы вместе совершить первую трапезу в новом доме, где им предстоит прожить немало времени, пока миссия, возложенная на них Сааном, не будет выполнена, и звучно произнес:

– Давайте помолимся за то, чтобы воля Саана, возвещенная нам устами его первосвященника, проникла в сердца безбожников и еретиков, правящих этим местом, и направила их на путь истинный. Пусть они увидят свет чертогов его и обратятся к праведной жизни, отринув царящие вокруг пороки!

Головы благочестивых последователей Саана склонились в положенном поклоне, и над столом зазвучали слова древних молитв, читаемых на давно забытом языке. Вот уже несколько тысячелетий их смысл могли понять только священники, которые на протяжении веков делали перевод священных текстов и передавали из уст в уста, поскольку записывать их, естественно, было запрещено, дабы святые слова не стали добычей еретиков, которые, несомненно, поспешили бы их извратить. Принц еще раз окинул взглядом собравшихся, убеждаясь, что все они с должным рвением и благоговением отдались молитве, и тоже опустил глаза, погружаясь в экстаз общения с божеством. Шааскин с детства отличался истовой верой, и его рвение было вознаграждено – когда ему исполнилось тринадцать лет, принц удостоился просветления и теперь во время молитвы мог слышать голос Саана…

Слуги, в обязанности которых входило обеспечивать каанцев всем необходимым, поскольку эти не совсем нормальные представители не совсем нормального государства, не удосужились привезти с собой хотя бы личную прислугу, растерянно замерли у двери, балансируя тяжелыми подносами, нагруженными всевозможными блюдами каанской кухни. Старший подавальщик молча смотрел на неподвижных, ни на что не реагирующих благородных господ, рассевшихся вокруг пустого стола, и чувствовал, что его охватывает позорная паника, недостойная многоопытного дворцового служащего. Но ведь он точно помнил, что подавать ужин велели именно к этому часу! Тогда что случилось? Может быть, следует вызвать Службу безопасности?! Просто так, на всякий случай… Подавальщик озабоченно покосился на переминающихся с ноги на ногу лакеев, круглыми от изумления глазами пялящихся на неподвижных каанцев, и поджал губы. Если они простоят так еще несколько минут, то температура половины блюд будет несколько ниже, чем требуется по рецепту, а это уже форменный скандал!

– Великий Саан, вразуми детей своих и направь на путь истинный заблудших и погрязших в неверии хозяев дома сего!

От неожиданности старший подавальщик подскочил на месте и испуганно уставился на внезапно пришедших в себя послов. Его Высочество принц Шааскин изволил закончить свою маловразумительную тираду, дождался слаженного бормотания своих сопровождающих и наконец обратил внимание на окончательно дезориентированных слуг, в полной прострации топчущихся у двери. Лакеи совершенно не знали, как себя вести в подобной ситуации. В глазах их читался немой вопрос, обращенный к своему непосредственному начальнику: что нам делать? Действительно, старший подавальщик собрался с духом и поклонился выжидательно наблюдающему за ним принцу Империи Каан:

– Ваше Высочество, вы позволите подавать первую перемену блюд? – Голос старого слуги не дрожал, но в душе метался ужас от сознания того, как он рискует. Если он случайно преступил какую-нибудь традицию или закон этого дикого государства… Но, с другой стороны, он просто вынужден был нарушить приказ своего начальника ни в коем случае не разговаривать с гостями, в конце концов, было просто необходимо выяснить, чего же эти ненормальные каанцы ждут от прислуги! Не хватало еще начать сгружать еду на стол в момент, когда господа послы заняты чем-нибудь важным и неотложным! Вот ведь дилемма!

– Подавайте, и да будет милостив к вам Саан!

Подавальщик с облегчением снова поклонился и махнул лакеям, которые быстро и сноровисто сервировали стол и поспешили покинуть помещение, старый слуга вышел последним, осторожно прикрыв за собой дверь. Прислуживать за столом каанцам не требовалось, даже во время общих обедов. Оказавшись в коридоре, подавальщик прикрыл глаза рукой и глубоко вздохнул. Страшно себе представить, насколько близко он подошел сегодня к позорному увольнению со службы или чему-нибудь похуже. Человек зябко передернул плечами и заспешил по коридору в сторону хозяйственных помещений дворца, мысленно прикидывая, какими словами он будет убеждать главного эконома направить его на любую сколь угодно грязную и непрестижную работу, любую, только бы подальше от этих ненормальных святош, второго такого обеда его старое сердце точно не выдержит! Занятый своими переживаниями, слуга не заметил, как одна из теней, прячущихся в закоулках слабоосвещенного (по категоричному требованию каанцев) коридора, проводила его внимательным взглядом и снова растворилась среди своих товарок.

Между тем принц Шааскин счел, что совместная трапеза, да еще такая символичная, как нельзя более подходит для сообщения важных новостей. Промокнув губы салфеткой, он аккуратно отставил бокал с чистой водой, поданной ему вместо вина или любого другого напитка, которыми беззаконные имперцы услаждают свое тело, забывая о том, что оно всего лишь временное пристанище души, стремящейся обрести вечное существование в чертогах Саана, и громко произнес, обращаясь к своим преданным последователям:

– Саан милостив к своим неразумным детям, во время обеденной молитвы мне было дано откровение, позволяющее с чистой совестью провозгласить, что наше предприятие увенчается полным успехом! Принцесса прислушается к голосу Бога и поймет, что только праведной жизнью под руководством мудрого наставника она искупит свои грехи и грехи своего беззаконного рода. Мы сможем наставить это погрязшее в ереси и пороках государство на путь истинный и откроем для его обитателей свет истинной веры и радость преданного служения Великому Саану!

– Слава всемилостивейшему Саану!!

Принц удовлетворенно кивнул, в голосах его последователей присутствовало должное благоговение и воодушевление, он откинулся на спинку стула, благосклонно наблюдая за читающей благодарственные молитвы свитой и едва сдерживая улыбку победителя. Саан на его стороне! Он только что пообещал ему победу и власть, которую, несомненно, нужно будет употребить на возвращение этих погрязших в ереси имперцев к богу!

Эра несколько раз глубоко вдохнула, стараясь избавиться от приторно-сладких, липких, с каким-то отвратительным гнилостным привкусом эмоций этого рехнувшегося на почве религии принца и сердито оскалилась. Ей было глубоко плевать, что там поведал этому фанатику Саан или его собственная шизофрения, но по своей воле она к этому сумасшедшему и близко не подойдет! У нее даже не возникало привычного желания прикончить раздражающее ее существо на месте, инстинкты, полученные ею от животных, и не только от них, вместе с фрагментами их ДНК настойчиво сигнализировали о том, что такой добычей вполне можно отравиться ненароком! А поэтому не следует к нему и прикасаться без серьезной на то необходимости.

Принцесса брезгливо вздернула верхнюю губу, припомнив свои ощущения во время молитвы этого, с позволения сказать, жениха, и покачала головой. Образы были довольно расплывчатые, но то, что удавалось разобрать, не могло вызвать ничего, кроме омерзения. Интересно, а сопровождающие принца люди в курсе, что их духовный наставник и седьмой наследник трона Великой империи Каан по совместительству душевнобольной? Наверное, нет, поскольку в его досье о такой патологии нет ни слова, в противном случае его кандидатура даже не рассматривалась бы. Но как подобное отклонение психики можно не заметить?! Эра не знала, что и думать, вообще-то уже довольно давно в обитаемой Галактике разумные существа, утверждающие, что они слышат голоса богов, демонов или злобных (добрых) – как кому нравится – инопланетян, в первую очередь отправляют на обследование к врачам определенного профиля. А потом обычно подвергают длительному лечению с непредсказуемым результатом. К диинам, правда, это не относится. Поскольку если кто-нибудь из них и слышит голос у себя в голове, то это обычно оказывается другой диин, которому нужно срочно что-то ему передать, телепатия – это не душевная болезнь, но люди ею не владеют.

Принцесса первый раз сталкивалась с тем, что человеку, утверждающему, что он слышит Саана, не только безоговорочно верят, но еще и умоляют пересказать им монолог божества. Когда она это услышала, то сначала подумала, что у нее от переживаний, связанных с предстоящей помолвкой, начались слуховые галлюцинации… Или каанцы каким-то образом узнали о способности диинов, и не только их, улавливать звуки сквозь звуконепроницаемые для людей двери и подготовили обманку, чтобы ненавязчиво дать понять излишне любопытным нелюдям, что их любознательность не приветствуется. Однако эмоции придворных подтверждали их искреннюю веру в то, что они говорят, и от этого ей становилось здорово не по себе. Все-таки хорошо, что Империя этих сумасшедших находится достаточно далеко от Империи тысячи солнц и не имеет с ней общих границ! Воевать со сколь угодно умным и хитрым противником – это одно, а отбиваться от безумца, который сам не знает, что придет ему в голову в следующий момент, и действует исходя из посетивших его божественных откровений или пророчеств очередного ненормального, почитаемого за глас бога на земле, – тут никакой армии не хватит!

Эра сердито фыркнула, еще раз бросила взгляд на дверь, за которой, судя по невнятному бормотанию на одном из мертвых языков, снова молились, и решительно зашагал по коридору, стремясь убраться как можно быстрее из той части летней резиденции, где разместили делегацию каанцев. Она приняла решение, и ничто на свете, даже личное требование Саана не могло его изменить: принц Шааскин не станет ее мужем ни при каких обстоятельствах!

ГЛАВА 8

Цаакеш Нурлисс, царевич царства Hyp, обвел комнату растерянным взглядом и беспомощно нахохлился, перебирая тонкими пальцами вычурную бахрому, украшающую его парадный пояс. Его свита только что занялась обустройством в выделенных для нее покоях и на несколько минут умудрилась оставить своего господина одного, причем именно тогда, когда ему так требовалась помощь! Цаакеш еще раз внимательно рассмотрел длинный ряд приготовленных для него вечерних костюмов и обиженно поджал губы. Ему хотелось все бросить и никуда не ходить, и пусть будет что будет! В конце концов, он не обязан ломать себе голову над тем, что именно следует надеть на первый из длинной череды приемов, запланированных Ее Величеством Императрицей, для такой работы у него есть слуги! Вот только они почему-то вечно норовят увильнуть от своих обязанностей и переложить решение подобных вопросов на его плечи. Несправедливо! Царевич мрачно покосился на большое, во всю стену, зеркало, беспристрастно отражающее все многообразие представленных на его суд нарядов, и почувствовал, как к горлу подступает знакомая паника. Он никогда не сможет разобраться во всем этом! Здесь же не менее десятка костюмов, да еще и с аксессуарами! Тут и за год не поймешь, что к чему, а у него всего пара часов!

Внезапно он вспомнил, как отец всегда повторял, что нерадивых слуг следует призывать к порядку, что это право, а порой и обязанность каждого, кто от рождения наделен властью приказывать. Но вот как это сделать? Новая дилемма! Теперь еще нужно решить, каким образом он должен наказать за подобную провинность… и кого! И, как на зло, нет никого, кто бы мог ему подсказать в такой непростой ситуации подходящий вариант действий. Цаакеш потерянно воззрился на плотно закрытые двери своих покоев, мечтая, чтобы сию секунду кто-нибудь к нему зашел и помог во всем разобраться. Словно в ответ на его безмолвный призыв створки бесшумно распахнулись и на пороге склонился в предписанном поклоне высокий смуглый мужчина, который вот уже на протяжении девяти лет исправно брал на свои могучие плечи невыносимый груз обязанностей по принятию и исполнению решений, возложенный на царевича жестокой судьбой. Цаакеш радостно улыбнулся своему избавителю и помахал рукой, требуя оставить церемонии и наконец войти внутрь, ему не терпелось обсудить со своим воспитателем возникшие проблемы:

– Шесс, как хорошо, что ты пришел! Ты представляешь, слуги опять манкируют своими обязанностями! Что мне с ними делать?!

Наставник царевича изобразил на своем красивом, породистом лице удивление вперемешку с возмущением и хорошо поставленным бархатистым голосом промурлыкал:

– Не может быть! Неслыханно!! Если позволит Ваше Величество, я с этим разберусь и накажу нерадивых слуг с должной строгостью.

– Конечно, позволю! – Цаакеш с облегчением улыбнулся. Как всегда, с появлением Шесса его проблемы исчезали просто с умопомрачительной скоростью и без малейших усилий с его стороны… что тоже немаловажно! – Но не сейчас, сейчас ты должен помочь мне решить, какой парадный костюм выбрать для сегодняшнего приема. У меня почти не осталось времени, а я понятия не имею, как подступиться к этому делу!

– Понимаю. – Воспитатель озабоченно нахмурился. – На первом приеме вы должны предстать во всем великолепии, чтобы не уронить честь вашей страны. Но в то же время не следует одеваться чересчур вызывающе, это может вызвать недовольство хозяев и ухудшить отношения между Императрицей и вашим венценосным дедом. К тому же следует учитывать и то, что вашей целью является понравиться даме и по возможности привлечь ее внимание к своей персоне. Действительно сложный выбор, трудно подобрать одежду, отвечающую всем этим требованиям. Ваше Величество, полагаю, вам необходимо тщательно изучить предложенные вашему вниманию костюмы и как следует обдумать, подходят ли они под все перечисленные мною требования.

Цаакеш почувствовал, что его охватывает ужас при одной только мысли о том, что ему предстоит и какая, оказывается, ответственность легла на его плечи, а он-то и не догадывался, что от выбора костюма так много зависит! Что же теперь делать?! Царевич в поисках поддержки умоляюще посмотрел на Шесса, с озабоченным видом качающего головой, стоя возле длинного ряда приготовленных для него шикарных нарядов и аксессуаров к ним. Словно почувствовав его взгляд, воспитатель обернулся и задумчиво проговорил:

– Слуги действительно нерадивы, они умудрились подготовить вам гардероб, в котором есть только один подходящий к данному случаю костюм, и это поистине прискорбно, их непременно следует наказать со всей возможной строгостью.

Цаакеш хитро прищурился: его суровый наставник требовал, чтобы он не только пользовался своим правом господина перекладывать труд по принятию решений на других, но и решал сам, считая, что это наиболее простой способ понять душу и стремления простолюдина. Поэтому Шесс никогда не подсказывал ему, какой выбор следует сделать, но иногда, вот, например, как сейчас, сам того не замечая, невольно помогал ему определиться со своими дальнейшими действиями.

– Да уж. – Царевич недовольно скривился, старательно показывая, что самостоятельно пришел точно к такому же выводу. – Ты совершенно прав, отложи его, а остальные прикажи убрать.

Цаакеш замер, молясь про себя, чтобы воспитатель не заметил его уловки, и облегченно вздохнул, когда Шесс аккуратно вытащил из ряда костюмов что-то очаровательного ярко-бирюзового цвета и положил на сиденье кресла возле зеркала. Его хитрость снова сработала! Царевич едва сдержал улыбку триумфа, ему почти всегда удавалось обмануть строгого наставника и ускользнуть от неприятной процедуры принятия решений, но каждый раз он все равно боялся, что Шесс поймает его на этом и станет лучше следить за своими словами и поступками. Однако на этот раз тревога оказалась напрасной. Цаакеш неторопливо, соблюдая достоинство, приличествующее его положению, подошел к отложенному костюму и, не обращая внимания на неодобрительное покашливание наставника, принялся одеваться. Он всегда любил надевать новую одежду самостоятельно, прикасаясь к тонким тканям и замысловатым вышивкам, представляя, как это будет смотреться на нем, вдыхая едва уловимый запах новых вещей…

Единственная не подобающая потомственному аристократу привычка, от которой Шесс так и не смог его отучить. Готовый следовать за более опытным и умудренным жизнью человеком практически во всем, в этом случае царевич проявлял несвойственное ему упрямство. Завязав замысловатый узел шелкового галстука, Цаакеш придирчиво оглядел себя в зеркало и горестно заломил тонкие брови, с трудом сдерживая вздох отвращения. Ну почему всегда так получается?! Одежда, которая подходит по всем требованиям протокола, никогда не нравится ему самому и смотрится, словно ее шил не дорогой придворный портной, а полуслепой ремесленник, который и не подозревал о том, что в мире есть вещи более привлекательные, чем тюремная роба! Но ничего не поделаешь, приходится мириться с несправедливостью Вселенной! Царевич торопливо отвернулся от зеркала, чтобы не расстраивать себя еще больше видом того, как вполне приличные вещи, надетые на его персону, превращаются Саан знает во что, и обратился к своему наставнику, стараясь не выдать голосом своего разочарования. (Очередная лекция на тему недопустимости легкомысленного отношения к предписаниям этикета ему сейчас явно не требовалась.)

– Пойдем, Шесс, до приема осталось не так уж много времени, как раз успеем посмотреть дворец.

Воспитатель недовольно нахмурился:

– Царевичу не подобает такое любопытство!

– Я знаю. – Цаакеш почувствовал, что его охватывает уже знакомая неуверенность, действительно, не оказались ли его желания недостойными человека его положения?! Но так редко проявляющее себя упрямство снова возобладало в его душе, не желая мириться с очередными ограничениями. Царевич мило улыбнулся наставнику и рассудительно заметил: – Но, Шесс, заблудиться в коридорах резиденции для члена царской семьи поведение тем более неподобающее! А если принцесса сочтет подобный инцидент признаком моего недалекого ума?

Наставник сердито нахмурился, и Цаакеш ощутил, как сжимается сердце в дурном предчувствии, но, к его удивлению, воспитатель внезапно одобрительно улыбнулся и кивнул:

– Вы правы, Ваше Высочество, идемте!

Царевич облегченно вздохнул и торопливо вышел из своих покоев вслед за Шессом, стараясь не слишком откровенно крутить головой по сторонам.

Эра бесшумно шагала по хитросплетению переходов, предназначенных для слуг и тех, кто желает переместиться из одной части резиденции в другую, не натыкаясь через каждые три метра на празднослоняющихся придворных и не ставя в известность о своих передвижениях высшее общество, страдающее от постоянной скуки, вызванной прискорбным отсутствием подходящих тем для сплетен. Она стремилась как можно дальше уйти от раздражающих ее каанцев, когда ее чуткие уши уловили странный разговор в одном из идущих параллельно главных коридоров резиденции (стена, разделяющая их, не являлась препятствием для тонкого слуха принцессы).

– Шесс, ты уверен в том, что этот костюм все-таки подходит по всем требованиям? Вдруг мы не знаем о каком-нибудь местном обычае?!

– Все в порядке, Ваше Высочество, вы же сами выбрали именно эту одежду как в наибольшей степени отвечающую перечисленным мною критериям!

– Да, я знаю, но не мог бы ты на некоторое время оставить свои воспитательные мероприятия и, как и подобает слуге, исполнить свой долг по принятию решений? В конце концов, это самое ответственное задание, которое мне когда-либо поручали, и я не хочу провалить его только потому, что в такой непростой момент занялся тем, что мне не полагается делать!

– Все соответствует требованиям протокола, и вы сделали абсолютно правильный выбор, что я, без сомнения, могу подтвердить. В конце концов, наши выводы совпали.

Ошарашенная услышанным, Эра не заметила, как свернула в неприметное ответвление коридора, которое позволяло слугам попасть из хозяйственной части резиденции туда, где обычно обитали придворные, и едва не налетела на странную парочку. Окинув их коротким взглядом, принцесса стремительно шагнула назад, не позволяя себя рассмотреть, но люди, занятые важным разговором, часть которого она невольно подслушала, не обратили на нее никакого внимания. А Эра получила весьма значительное количество пищи для невеселых размышлений. Поскольку она никогда не жаловалась на память, узнать в одном из собеседников царевича царства Hyp ей труда не составило, и теперь принцесса несколько оторопело пыталась припомнить, что она знает об обычаях и традициях этого, вне всякого сомнения, уважаемого государства. Почему-то ей казалось, что даже в самом эксцентричном обществе власти предержащие не будут отучать своих детей от самостоятельного принятия решений, иначе очень скоро эта самая власть окажется в других руках. Оставалось предположить, что в царстве Hyp политическая ситуация потребовала обезопасить именно этого потомка царского рода, при этом не убивая его. Может быть, следует поинтересоваться отчетами Службы безопасности о близких родственниках этого юноши? Вполне возможно, что его отец или дядя давно находятся в оппозиции к трону, и таким способом преданные слуги пытаются исключить пополнение в рядах противника…

Бред. В этом государстве царю принадлежит абсолютная власть, и, для того чтобы расправиться со своими политическими оппонентами, ему достаточно отдать соответствующий приказ. Эра раздраженно фыркнула, крайне недовольная собой, иногда ее природные наклонности доставляли только лишние неудобства! В конце концов, не она отвечает за жизнь и безопасность этого человека, и если из него планомерно делают растение, это ее не касается! Просто следует констатировать, что очередной кандидат никуда не годится, и заняться другими претендентами, – кажется, их еще трое…

Его Высочество Таилен Джееренг, принц королевства Джариленг, окинул сияющий огнями зал довольным взглядом хищника, внезапно оказавшегося в помещении, заполненном потенциальной добычей, которая почему-то обретается в непосредственной близости от него, и к тому же без всякой охраны. Губы скривила высокомерная улыбка человека, абсолютно уверенного в своей неординарности, и Его Высочество, небрежно прихватив с подноса проходившего мимо лакея очередной (седьмой?) бокал с вином, неторопливой походкой направился к первой намеченной им жертве. Очаровательное создание весело смеялось, слушая комплименты краснеющего юнца в графской короне и не забывая поглядывать посторонам в поисках более подходящего кавалера. Таилен остановился, не доходя до заинтересовавшей его особы несколько шагов, и вежливо заговорил с престарелым придворным, отирающимся рядом, наверняка отцом или опекуном юной кокетки. Несколько ни к чему не обязывающих фраз – и старик просто вынужден был познакомить Его Высочество с дочерью, о которой гость из далекого королевства отозвался с таким неподдельным восхищением.

Однако на этот раз ему не повезло, добыча оказалась не только непроходимо глупа, но еще и до отвращения целомудренна, поскольку занималась, как и принцесса, поисками подходящего жениха и соответственно не желала рисковать своей репутацией, боясь упустить выгодную партию. Джееренг вежливо извинился, сославшись на неотложные дела, и поспешил откланяться, такие девицы его не интересовали. Отойдя в противоположный угол зала, он небрежно поставил пустой бокал на первую подвернувшуюся горизонтальную поверхность и снова занялся непростым делом поиска компании на эту ночь. Пока ему не везло, и принц даже с раздражением предположил, что дикие патриархальные нравы Империи обрекут его на одиночество в спальне, ведь взять с собой компаньонку на официальное представление будущей невесте дядя категорически запретил под угрозой лишения наследства и всех привилегий, причитающихся ему по праву рождения.

Принц поморщился, разглядывая волнующееся море придворных, среди которых с обнадеживающей частотой мелькали изысканные наряды благородных дам, и вздохнул. Ни одна из них не прибыла на прием без сопровождения, а ссориться с местной аристократией ему тоже запретили. Можно было, конечно, обратить внимание на служанок. Но в этой ненормальной стране подобное было чревато большими проблемами. И не потому, что закон так уж рьяно защищал служащих женского пола от посягательств родовитых ловеласов, а по куда более неприятной причине: женщины-диины, категорически не приветствовавшие в отношении своих персон повышенное внимание подобного толка, носили точно такие же балахоны и точно так же прятали лицо. По уверениям его новых друзей из местной знати угадать, кто скрывается под одеждами, могли только сами диины да пара-тройка людей, близко знающих повадки инопланетян. Остальные рисковали нарваться на разъяренного нелюдя и получить по физиономии, причем не чем-нибудь, а когтями, без особого труда вспарывающими мягкий металл. Так что последствия для человеческой плоти можно было предсказать заранее, не опасаясь ошибиться.

Таилен мрачно покосился на пустой бокал у себя в руке (который за этот бесконечный день?) и вдруг почувствовал, что в голове неприятно плывет. Проклятые имперские вина! Пока пьешь, совершенно не чувствуется их крепость, а потом внезапно обнаруживаешь, что и на ногах устоять проблема, и язык предательски заплетается, выдавая своего хозяина. Принц осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, доставил хрустальное изящное чудо, которые в Империи было принято использовать на приемах такого уровня, для того чтобы подавать гостям всевозможные напитки, на вовремя подвернувшийся столик, едва не смахнув красующуюся на нем вазу, и, изо всех сил пытаясь не выдать своего состояния, заспешил к огромным стеклянным дверям, ведущим на террасу.

Прохладный ночной воздух помог ему немного протрезветь, и Джееренг, решив не искушать судьбу, устроился на одной из мраморных скамеек, прячущихся в тени декоративных кустов в высоких вазонах. Вглядываясь в темный парк, Таилен медленно обрывал листочки с ближайшего к нему растения, что являлось для него высочайшей степенью задумчивости. А задуматься ему было над чем. В первую очередь вызывало беспокойство отсутствие наследницы престола, ради которой он, собственно, и приехал в это захолустье. Если и дальше принцесса будет прятаться от своих потенциальных женихов, то как, скажите на милость, ему удастся вскружить ей голову, получив в довесок власть над ее страной? В том, что у него получится соблазнить эту явно не избалованную вниманием (иначе с чего бы ей прятать лицо от своих подданных, страшна как демон Саана, бедняжка) девицу, которая к тому же явно не отличается большим умом хотя бы по причине малолетства, он не сомневался. Опасение внушало только ее быстрое взросление, не приведи Саан, если в достаточно развитом теле окажется разум шестилетнего ребенка! Проблем не оберешься! Хотя, судя по отзывам местных аристократов, девица вполне способна понять, что от нее хотят, вроде бы даже знает об отношениях между мужчиной и женщиной, по крайней мере, наследник маркиза Жердена в этом уверен, только вот почему-то не спешит рассказывать, откуда у него такие сведения…

Так что на данный момент перед ним было единственное препятствие, мешающее соблазнить принцессу, – отсутствие оной в пределах досягаемости. Гораздо сложнее дело обстояло с тем, чтобы понравиться ее отцу. Императрицу, как и любую женщину, легко обаять, очаровать и добиться желаемого, но вот мужчины такого типа, как Его Высочество принц-консорт, почему-то его недолюбливали. Возможно, завидовали его успеху у дам, его высокому положению в обществе и, как следствие, популярности…

Резкий порыв холодного ночного ветра забрался под тонкий камзол, заставив Джееренга поежиться и оторваться от своих серьезных размышлений. На открытой террасе становилось неуютно – то ли из-за внезапного ухудшения погоды, то ли потому, что вино уже почти выветрилось из головы Его Высочества, и теперь принц с опозданием начал замечать, что на улице довольно прохладно. Встав с внезапно ставшей неудобной скамьи, Таилен торопливо отряхнул одежду от листиков декоративного куста, которыми было засыпано все вокруг, и поспешил вернуться в тепло бального зала.

Помещение встретило его яркими огнями и праздничным шумом, принц покосился в притаившееся между картинами зеркало, проверяя, все ли в порядке с его внешностью. Убедившись в том, что ночная прогулка не повлекла за собой непоправимые изъяны в его наряде, Джееренг изобразил подходящую к случаю улыбку и направился к ближайшему столику с напитками. Перед тем как вновь заняться поисками спутницы на эту ночь, ему не мешало бы немного выпить. Но его намерению не суждено было исполниться – как из-под земли перед принцем вырос советник Джангер, которого дядя отправил присматривать за ним во время этого путешествия. Таилен демонстративно поморщился, советника он на дух не переносил за его вечные нравоучения и прямо-таки праведную жизнь, и не собирался скрывать своего отношения к нему.

– Что вам угодно, Джангер? – Принц намеренно не упомянул титул собеседника, давая понять, что крайне им недоволен. Но старый интриган– даже не удосужился заметить нанесенное ему оскорбление.

– Ваше Высочество, я вынужден напомнить вам о том, что вы приехали как потенциальный жених принцессы Эры и не можете открыто на приеме в вашу честь оказывать знаки внимания другим дамам.

– Вот как, и почему же? – Джееренг почувствовал, как его охватывает уже знакомая злость, этот Сааном проклятый святоша смеет его учить, как себя вести на императорском приеме, словно он не принц, а несмышленый младенец! – Вы мне запретите?!

– Помилуйте, Ваше Высочество! – Советник изобразил на лице подобающий моменту ужас, чем заставил своего собеседника заскрипеть зубами от злости. Состязаться со старым пройдохой в непростом искусстве оскорблять не оскорбляя принцу было еще рано. – Разве я посмею указывать особе королевской крови? Но Его Величество ваш дядюшка возлагал на эту поездку определенные надежды, и будет просто ужасно, если его планы пойдут прахом из-за обидчивости юной принцессы, которая посчитала себя оскорбленной тем, что мужчина, изъявивший желание стать ее женихом, открыто ухаживает за другими женщинами.

Таилен скрипнул зубами, признавать правоту советника ему страшно не хотелось, с другой стороны, даже самая некрасивая девушка обидится, если ее жених у нее в гостях начнет демонстративно выбирать себе подругу на ночь, с этим не поспоришь. Конечно, принцессы здесь нет, но кто поручится за то, что кто-нибудь из присутствующих не поставит ее в известность о происходящем, тем более Императрица, хоть и покинула прием под благовидным предлогом, в любой момент может вернуться, и что тогда? На свете нет ничего страшнее, чем мать, решившая, что ее дочь оскорбил коварный соблазнитель. Обо всех планах на будущее в этой стране можно будет спокойно забыть. Ничего не ответив непрошеному советчику, Джееренг резко развернулся и, подхватив с подноса проходящего мимо лакея очередной бокал с вином, зашагал на террасу. Может быть, там и холодно, но зато можно побыть в одиночестве и без помех выпить…

Эра с отвращением скривилась, уловив сильный запах алкоголя, и поспешила покинуть свой наблюдательный пост, тем более что ничего нового об очередном претенденте она узнать уже не надеялась. Бабник и выпивоха, который не только не пользуется своей головой по прямому назначению, но еще и искренне возмущается, когда его заставляют это делать! Интересно, какими соображениями руководствовался король Джариленга, отправляя на смотрины это чудо? И что, кстати, заставляет придворных дам так на него смотреть? Неужели они не замечают, что парень более чем бесполезен? Принцесса презрительно фыркнула и огляделась по сторонам. Убедившись в том, что вокруг нет никого, кто мог бы ее увидеть, она начала взбираться по наружной стене здания к единственному светящемуся на верхних этажах окну, торопясь попасть внутрь, до того как праздник выплеснется во двор. Судя по ее ощущениям, ждать этого осталось недолго. Мать, как обычно, работает, но наверняка не будет возражать, если дочь поделится с ней своими наблюдениями и соображениями.

ГЛАВА 9

Эра задумчиво оскалилась, разглядывая первое из запланированных на этот месяц светское мероприятие. Из окна императорского кабинета, в спешном порядке устроенного в летней резиденции, было прекрасно видно устрашающее количество придворных, среди которых выделялись шесть ее потенциальных женихов, седьмой же словно растворился в пестрой толпе. Принцесса глянула на мать, прислонившуюся к стене рядом с оконным проемом, и мрачно заметила:

– Какие-то они вс-с-се одинаковые. С-с-словно с-с-специально с-с-сделали так, чтобы они были как можно более похожими друг на друга.

Мать улыбнулась, глядя в полные изумления янтарные глаза с такими же, как у нее, вертикальными зрачками.

– Это называетс-с-ся кос-с-сметичес-с-ская хирургия, Эра, и поверь, они ни в коем с-с-случае не хотели казатьс-с-ся одинаковыми, их целью было с-с-стать более крас-с-сивыми, чем предус-с-смотрено природой.

– Глупос-с-сти. Это ведь не решит никаких проблем, кроме ус-с-странения дефектов внешнос-с-сти, которые дос-с-ставляют неудобс-с-ство. Зачем прибегать к кос-с-сметичес-с-ской хирургии, ес-с-сли и так выглядишь приемлемым образом?

– Не знаю. Эта с-с-сфера человечес-с-ской жизни мне непонятна, но у них с-с-существует прямая взаимос-с-связь между их внешним видом и с-с-самооценкой.

Эра принялась внимательно рассматривать снующих внизу во дворе придворных, отмечая признаки того, что практически каждый из них попытался улучшить свою внешность каким-либо доступным ему или ей способом. Ситуация никак не хотела проясняться. Внезапно внимание принцессы привлек молодой аристократ, который просто шарахнулся от невысокой фигурки, закутанной с ног до головы в светлые одежды, характерные для женщин-диинов. Девочка довольно оскалилась, ее первый опыт решения проблем, периодически подбрасываемых правящей семье дворянами, увенчался несомненным успехом. После того как женщин-служащих переодели в новую униформу, а парочка диинов по ее просьбе продефилировала по дворцу нарочито неуклюже, с попытками домогаться и оскорблять государственных служащих женского пола было покончено раз и навсегда. Правда, несколько молодых и не очень аристократов до сих пор вынуждены были проходить дорогостоящее лечение после близкого контакта с когтями недовольных диинов. Зато Эра убедилась в том, что люди– в большинстве своем вполне поддаются дрессировке и обладают достаточным инстинктом самосохранения, чтобы не повторять ошибок своих собратьев по разуму. Обычно.

Принцесса вздохнула и покосилась на невозмутимую мать, которая наблюдала за суетой внизу с безразличием боевого робота, вынужденного отслеживать на вверенной его охране территории передвижения тараканов. Эре вся ситуация категорически не нравилась. Нет, идея с неофициальным знакомством с потенциальными женихами была просто блестящей, в конце концов, даже самый положительный человек при первой встрече с ней испытывает страх и потом очень трудно изменить его первое впечатление о себе. Так что официально было объявлено о тяжелой травме Ее Высочества в результате падения учебного катера. Информация была на девяносто процентов достоверной и потому не вызывала подозрений. Катер действительно воткнулся в землю практически под прямым углом во многом из-за экспериментов с управлением, проводимых пилотом без согласования с инструктором. Но, во-первых, учительница успела своевременно обнаружить демарш ученицы и, взлетев навстречу падающей в неуправляемое пике машине, пробить боковой обзорный экран кабины, представляющий собой большую пластину прозрачного пластика, специально для таких случаев сделанного на тренировочной технике ослабленным, и выдернуть из рассыпающегося агрегата свою подопечную, отделавшуюся только несколькими синяками и царапинами. А во-вторых, даже если бы Эра действительно разбилась вместе с катером, ей бы хватило для восстановления максимум пяти дней, но никак не заявленных двух десятков…

Девочка мрачно вздохнула. Идея была великолепна, но чего она никак не могла предположить, так этого того, что все виденные ею вблизи кандидаты ей категорически не понравятся. Сейчас принцы, или как их там называли у них на родине, улыбались и вели светские беседы с окружающими их придворными, но то, что она наблюдала до этого, вызывало у Эры стойкое желание напасть на некоторых из них. Принцесса пока не стала рисковать и приближаться к ним, когда они были в относительном одиночестве, на расстояние, позволяющее прочитать их мысли. Но и того, что она узнала, наблюдая за их поведением и перехватывая редкие образы, сопровождаемые наиболее сильными эмоциями, было достаточно для того, чтобы провести несколько часов в тренировочном зале, спаррингуя со своими динами-телохранителями в тщетной попытке успокоиться. Большинство женихов являлись самоуверенными болванами, ничем не уступающими худшим представителям местной аристократии, а это было не так-то легко.

Мать, видимо, почувствовала состояние дочери. Осторожно положив руку ей на плечо, она тихо заметила:

– Тебя что-то бес-с-спокоит? Нас-с-стораживает?

– Да. – Эра позволила себя обнять и тихо заговорила, стараясь отрешиться от эмоций и оперировать только фактами: – Ты передала мне дос-с-сье на моих потенциальных мужей, и я с-с-сегодня ночью их внимательно проанализировала. Такое ощущение, что там дезинформация, но я не могу понять, в чем дело. Конечно, ни один правитель не отдас-с-ст в с-с-сос-с-седнюю с-с-страну перс-с-спективного нас-с-следника. Это понятно, но и подбрас-с-сывать откровенную некондицию вроде как не принято.

– Верно. – Эфа на мгновение задумалась. – Но в данный момент с-с-ситуация такова, что многим гос-с-сударс-с-ствам выгодно, с-с-с одной с-с-стороны, породнитьс-с-ся с-с-с нами, а с-с-с другой, ни в коем с-с-случае не пос-с-спос-с-собствовать нашему дальнейшему ус-с-силению. Как можно проще вс-с-сего этого добитьс-с-ся?

– Подс-с-сунуть мне очаровательное, обаятельное с-с-создание, которым я увлекус-с-сь, а заодно убедить тебя, что это чудо с-с-соответс-с-ствует вс-с-сем предъявленным требованиям. – Принцесса горько улыбнулась. – Они в курс-с-се, что физичес-с-ски я взрос-с-слею быс-с-стрее обычных детей, но не знают, как дело обс-с-стоит с-с-с моим умс-с-ственным развитием. В любом с-с-случае человечес-с-ские девицы в возрас-с-сте до тридцати падки на с-с-смазливые мордашки и обходительные манеры, а значит, ес-с-сть вероятнос-с-сть того, что я ос-с-становлю выбор на ком-нибудь наподобие этих ис-с-скус-с-ственных крас-с-савчиков.

– Именно. И нас-с-стоишь на с-с-своем. А для того чтобы выбор казалс-с-ся приемлемым и мне, в дос-с-сье рас-с-спис-с-саны их дос-с-стижения в с-с-спорте и управлении вверенными им гос-с-сударс-с-ственными учреждениями.

Эра на мгновения прикрыла глаза, скрывая разгоревшийся в них огонек триумфа, она наконец поняла, что ее так беспокоило в этих досье, что казалось неправильным. Практически все принцы, как один, занимались каким-нибудь видом контактного спорта, и их успехи превозносились до небес, но, несмотря на явно видимые в походке и движениях признаки знакомства с боевыми искусствами, принцесса не заметила ни у одного из них спокойной уверенности мастера. Порой едва уловимой, но всегда присутствующей в ауре того, кто действительно способен выйти на поединок со смертью, выжить или умереть, но обязательно победить.

Мать, которая, как обычно, была в курсе ее размышлений, одобрительно фыркнула и спокойно добавила:

– А еще, нес-с-смотря на нес-с-сомненные ус-с-спехи каждого из них в управлении, только в дос-с-сье нас-с-следника президента Объединения с-с-свободных планет указано, чем же конкретно он управлял. Потенциальному брачному партнеру на уровне правящих с-с-семей дейс-с-ствительно не принято давать заведомо ложную информацию, но вот преувеличить – запрос-с-сто!

– Понимаю. – Эра бросила хмурый взгляд на толпу придворных внизу. – К тому же наши требования, мягко говоря, завышены.

– Тоже верно. – Эфа задумчиво кивнула, соглашаясь с оценкой ситуации, и, неожиданно сменив тему, поинтересовалась. – Неужели ни один из них тебе не нравитс-с-ся?

– Из тех пяти, с-с-с которыми я ус-с-спела заочно познакомитьс-с-ся, – нет.

– Пяти? – Брови матери приподнялись, демонстрируя ее удивление. – Их же с-с-семь.

– Этот, из княжества Лотен, пос-с-стоянно в окружении толпы, незаметно не подойдешь, а на большом рас-с-стоянии эмоции других людей вс-с-се заглушают. А С-с-сейнала я никак не могу поймать. – Эра презрительно скривилась. – Он пос-с-стоянно ис-с-счезает куда-то и вообще с-с-стараетс-с-ся не привлекать к с-с-себе внимания. Я его как с-с-следует и не рас-с-смотрела.

Эфа понимающе улыбнулась и задумчиво заметила:

– Возможно, с-с-стоит вс-с-се-таки его найти…

Интересно, что бы это значило? Принцесса слишком хорошо знала свою мать и не верила в случайность такого совета. Значит, действительно стоит познакомиться с этим неуловимым женихом поближе.

Сейнал спрятался ото всех за высокими кустами и, забравшись на скамейку с ногами, увлеченно читал новую монографию Лернара Зерна, в которой великий ученый всесторонне исследовал экономические системы обитаемого космоса и возможные пути их развития. Он прекрасно понимал, что ведет себя недостойно наследника президента Объединения свободных планет, пусть и третьего, но ничего не мог с собой поделать. То немногое, что ему рассказали о принцессе и ее матери, заставляло его просыпаться в холодном поту, и Сейнал совершенно не желал познакомиться с ними поближе. А праздничное сборище, развернувшееся во дворе летней резиденции, навевало смертельную скуку. Из-за этих дурацких приемов, переездов и аудиенций он вот уже пять дней не может просмотреть финансовые отчеты горнодобывающей промышленности, которые прихватил с собой, не успев изучить до отъезда! Оставалось только сожалеть о том, что он так и не смог убедить отца не посылать его для участия в этой авантюре.

Сейнал горько улыбнулся своим невеселым мыслям. Несмотря на свою злость на отца, он прекрасно понимал, что у нового наследного президента Объединения свободных планет не было другого выхода. Государство перешло в руки нынешнего правителя изрядно потрепанным, прежний президент и его дядя не отличался управленческими талантами и даже по меркам ко всему привычной Империи являл собой отвратительное зрелище, которое можно было безо всяких натяжек использовать в качестве иллюстрации к докладу на тему: самый последний негодяй. Страна была на пороге глобального кризиса, экономика задыхалась от перенаселения, промышленность не справлялась, во многих провинциях вот уже несколько лет существовала постоянная угроза голода. Собственных природных ресурсов не хватало. А безумный дефицит бюджета не позволял внедрять новые технологии, которыми традиционно славилась его родина. Взаимовыгодное партнерство с Империей могло решить большинство этих проблем. Но без ее участия вероятность благополучного исхода реформ стремилась к нулю.

Горзаг за семь лет своего правления умудрился разрушить все что только можно, заслужив ненависть своего народа и собственной семьи. И получил известность на всю Галактику, присвоив себе за несомненные заслуги перед человечеством вместо родового имени Лентерр где-то выкопанный им в старых летописях титул «Тогор», что, по его мнению, означало «Великий». Юноша скривился, вспомнив, в какой ужас пришел его отец, когда выяснил, что его чересчур любознательный ребенок увлекся изысканиями с целью обнаружить истинное значение этого странного слова, не встречавшегося ни в одном из известных языков. Подобные изыскания в то время были смертельно опасными даже для члена правящей семьи. Дядюшка не щадил никого. Сейнал, как и его отец, хотя и не имели доказательств, ни мгновения не сомневались в причастности драгоценного родственничка к гибели Керины, матери троих старших сыновей Лерса Лентерра, ныне действующего президента, а тогда первого наследника…

Юноша судорожно вздохнул, отгоняя страшные воспоминания. Это он нашел мать в тот роковой день и до сих пор не мог себе простить, что опоздал на несколько минут, хотя прекрасно понимал, что, появись он на месте событий раньше, единственным результатом стала бы и его смерть. В семье догадывались, кому они обязаны изменением своего статуса, но Сейнал никогда не испытывал ненависти к Императрице Эфе, по приказу которой был умерщвлен его дядя. Скорее он был благодарен ей за то, что теперь может жить, не ощущая постоянной угрозы со стороны всесильного родственника, не отличавшегося даже элементарным чувством самосохранения. Однако встречаться с ней лицом к лицу все-таки не хотел, он инстинктивно избегал властных, жестоких людей, особенно таких, кто способен не только приказать уничтожить неугодного им человека, но и сделать это самолично.

На книгу упала какая-то тень, и Сейнал поднял глаза, ожидая увидеть рядом с собой слугу, обнаружившего одного из гостей в укромном уголке и решившего поинтересоваться, не нужно ли ему чего. Но это был не слуга. Перед юношей, выпрямившись в картинной позе, стоял один из его соперников. Сейнал только вздохнул про себя и приготовился к неприятностям. Везде одно и то же, ну почему эти расфуфыренные представители бесполезного племени профессиональных придворных не могут оставить его в покое?!

– Вы, кажется, прибыли с посольством Объединения свободных планет? – На первый взгляд невинный вопрос был не чем иным, как изысканной издевкой, и Сейнал почувствовал, что неудержимо краснеет. Саан побери! Он без труда вел переговоры с самыми прожженными дельцами, которые никогда не ограничивали себя в выборе способов добиться того, что им нужно, и всегда сохранял хладнокровие, а эти одушевленные придворные украшения вечно ввергали его в ступор! Вот и теперь. Что прикажете ответить на это завуалированное оскорбление? Естественно, Его Высочество княжич Великого княжества Лотен не мог не узнать его, но решил не упускать повода унизить перед своими прихвостнями и новыми друзьями, которых уже успел завести среди местной знати, того, кого он не считает достойным соперником. Что бы теперь ни сказал Сейнал, он будет выглядеть глупо: или чересчур скромным, если признает, что действительно прибыл с посольством, как-никак он не просто член делегации, а наследник президента, или чересчур вызывающе, если заявит о своем титуле. Так и так он будет выставлен в неприглядном свете…

– У Вашего Выс-с-сочес-с-ства проблемы с-с-с памятью? – внезапно раздался рядом насмешливый голос. – Третий нас-с-следник президента Объединения с-с-свободных планет вс-с-сего три дня назад был предс-с-ставлен Ее Величес-с-ству, и проис-с-сходило это в вашем прис-с-сутс-с-ствии.

Сейнал обернулся к говорившему, ухитрившемуся незаметно подойти к нему сзади, и замер, глядя на невысокое, едва достающее ему до подбородка существо, с ног до головы закутанное в светлые тряпки, которые в этой варварской стране носили женщины-служащие… Он не мог поверить своим глазам. Чтобы обычная чиновница осмелилась так дерзко разговаривать с сыном Великого князя! Неслыханно! Однако странности на этом не закончились. Реакция княжича на нарушение этикета оказалась несколько необычной. Вместо того чтобы поставить зарвавшуюся девицу на место, он проворчал сквозь зубы что-то невразумительное и поспешил уйти вместе со своей свитой. Сейнал проводил их недоуменным взглядом, он неплохо знал обычаи Великого княжества и не мог представить себе, чтобы аристократы этого в высшей степени патриархального государства спустили подобную дерзость низшему, да еще и женщине, продемонстрированную перед достаточным количеством свидетелей. Рядом раздался ехидный смешок, и юноша покосился на невозмутимо наблюдающую за удаляющимися придворными защитницу своей персоны. Она явно не опасалась мести княжича и просто наслаждалась тем, как ловко поставила его на место. Окончательно сбитый с толку, Сейнал решил проявить вежливость и церемонно поклонился этому странному созданию:

– Я благодарю вас за помощь. Не соблаговолите ли вы назвать свое имя?

– Вы хорошо изучили дипломатичес-с-ский протокол Империи. – Девушка непринужденно склонила голову в поклоне равного и небрежно добавила: – Вас-с-с удивила реакция княжича. Почему?

– Ну… – Сейнал растерянно замер, не зная, как ответить на такой вопрос. Это непонятное существо постоянно выбивало его из колеи. Не дождавшись продолжения, девушка, ничем не выказывая своего отношения к происходящему, продолжила:

– Полагаю, вы с-с-слышали, что такая форма одежды принята у женщин-с-с-служащих, и теперь гадаете, почему одна из них повела с-с-себя так нагло?

Юноша ошеломленно замер, только сейчас заметив, что, несмотря на безупречное построение фраз, голос девушки звучал странно, не совсем по-человечески. Пока он пытался осмыслить это открытие, существо непринужденно забралось на скамейку с ногами и изучало его… янтарными глазами с вертикальными зрачками!

– Вы не человек! – Он сам не понял, как у него вырвался этот возглас. Сейнал, конечно, слышал о диинах, но никогда не видел их даже на голограмме. Как, впрочем, и большинство людей, проживающих за пределами Империи. Нелюдь чуть опустила веки и слегка наклонила голову, к удивлению юноши в таком ракурсе глаза уже не казались ему нечеловеческими. Он замер с полуоткрытым ртом, не зная, что сказать, а девушка хмыкнула:

– Правильно догадалс-с-ся. Не человек. И что?

– Ничего. – Сейнал смутился. – Просто я никогда до этого момента не видел диинов и растерялся. Простите.

– Давай на «ты». – Собеседница беспечно отмахнулась от его попытки принести извинения. – Никогда не понимала этой человечес-с-ской привычки величать одно с-с-сущес-с-ство во множес-с-ственном чис-с-сле так, с-с-словно у говорящего в глазах двоитс-с-ся.

Юноша невольно прыснул, представив себе подобную картину, и поспешил согласиться на высказанное в столь необычной форме предложение перейти к менее официальному обращению. В конце концов, с каждым нужно разговаривать на его языке, разве нет?

– Почему все-таки они так поспешно удалились? – Сдержать любопытство было выше его сил.

– Потому что, в отличие от тебя, знают, что с-с-с диинами лучше не с-с-связыватьс-с-ся. Титулов не признают, могут и физиономию рас-с-сполос-с-совать.

– Понятно. – Сейнал почему-то совершенно не испугался, хотя всегда старался держаться подальше от людей, склонных решать проблемы при помощи насилия. Может быть, все дело было в том, что это хрупкое создание, совершенно по-детски сидящее на скамейке с ногами, никак не желало ассоциироваться у него с опасностью или жестокостью. Поэтому, вместо того чтобы поскорее удалиться под благовидным предлогом, он присел рядом и осторожно поинтересовался: – А почему вы закрываете лицо?

– Люди нас-с-с боятс-с -ся. –Спокойный ответ заставил его поежиться. Сейнал представил себе, каково этой девочке, пусть и не человеку, прятать свою внешность только потому, что окружающим не нравится, как она выглядит, и ему стало не по себе. Все-таки Империя дикая страна! Словно подслушав его мысли, диин меланхолично добавила: – Да и нам так удобнее.

– Ладно. – Парень решил сменить тему. – А ты тут что делаешь?

– С-с-скучаю. – С этими словами его собеседница внезапно стремительно метнулась куда-то в кусты и растворилась среди листвы, словно ее и не было. Сейнал ошеломленно смотрел на скамью, где мгновение назад сидело это странное создание, имеющее привычку заканчивать разговор столь необычным образом, и не мог прийти в себя от изумления. Эта девочка из народа диинов его окончательно заинтриговала. Ему неожиданно пришло в голову, что следовало более внимательно слушать доклад дяди, тогда, возможно, эта встреча не оказалась бы для него такой непонятной. Приняв решение немедленно восполнить пробелы в своем образовании, Сейнал решительно встал со скамьи и направился на поиски родственника, не забыв прихватить с собой книгу. И не обратив внимания на то, что на белом мраморе теперь отчетливо виднелись следы когтей.

ГЛАВА 10

Рейт осторожно потерся подбородком о макушку жены, что-то увлеченно изучающей на экране монитора, и услышал в ответ довольное урчание, свидетельствующее о том, что его заметили и рады его присутствию. Он в очередной раз улыбнулся такому способу выражения положительных эмоций, аккуратно обогнув угол стола, о который за последние дни успел набить немало шишек (Саан побери, и когда этот растяпа-эконом наконец осуществит плановую замену мебели в кабинете Императрицы? Вроде бы каждые трое суток должны менять, а он и не думает этим заниматься!), устроился в кресле, установленном справа от этого издевательства над его нервами, и задумчиво произнес:

– Тебе не кажется, что идея с переодеванием не очень удачна? Придворные неплохо знают голос Эры и вполне могут ее опознать, к тому же глаза у нее характерные…

– Вс-с-се продумано. – Эфа, не отрываясь от своего занятия, протянула руку и накрыла ладонью его пальцы. – Не волнуйс-с-ся. Женщины-диины обычно с-с-с арис-с-стократами не разговаривают, а замас-с-скировать глаза нетрудно, нужно только не с-с-смотреть прямо на с-с-собес-с-седника и нес-с-сложным внушением с-с-слегка рас-с-сеять его внимание. Люди редко замечают цвет глаз, ес-с-сли только не прошли с-с-соответс-с-ствующей подготовки или не ис-с-спытывают с-с-сильных чувс-с-ств к объекту.

– Хм. Ну хорошо, тебе виднее. – Рейт давно привык к тому, что в вопросах безопасности он разбирается гораздо хуже жены. – А что ты скажешь о наших потенциальных зятьях? Есть хоть что-нибудь стоящее?

Эфа отвернулась от монитора и внимательно посмотрела на него, словно услышав в его голосе что-то, что ее удивило. Хотя принц мог и ошибаться, в комнате, используемой Императрицей вместо своего личного кабинета, как всегда, царил нестерпимо яркий свет, в котором ее нечеловеческое лицо казалось еще более чуждым, что затрудняло для него интерпретацию эмоций, на нем появляющихся. Поэтому Рейт ответил ей на всякий случай спокойным, уверенным взглядом и изобразил вежливую заинтересованность. Женщина презрительно фыркнула в ответ на его попытки скрыть свое беспокойство и, непринужденно откинувшись в кресле, начала перечислять кандидатов, кратко и едко характеризуя каждого из них:

– Во-первых, принц королевс-с-ства Этог. Верный кандидат в покойники. Даже политичес-с-ские с-с-соображения не могут зас-с-ставить его вес-с-сти с-с-себя хоть с-с-сколько-нибудь приемлемо. Надменное, с-с-самодовольное с-с-создание, уверенное в с-с-собс-с-ственном превос-с-сходс-с-стве над окружающими и с-с-с трудом замечающее других людей, ес-с-сли только ему это невыгодно.

Во-вторых, княжич великого княжес-с-ства Лотен. Обожает унижать тех, кто, по его мнению, не может ему дать с-с-сдачи, уверен в с-с-собс-с-ственной неординарнос-с-сти, ни на что, кроме пиров и балов, не годен. В-третьих, царевич царс-с-ства Реен. Нормальный парень, но, на мой, взгляд черес-с-счур бес-с-сшабашный, с-с-спос-с-собен на с-с-спор рис-с-скнуть жизнью, к тому же с-с-совершенно не вос-с-спринимает тех, кто ниже его по рождению. В-четвертых, третий нас-с-следник президента Объединения с-с-свободных планет. Зас-с-стенчив, нелюдим, нес-с-спос-с-собен адекватно реагировать на общес-с-ство с-с-себе подобных. Вообще пос-с-стоянно куда-то прячетс-с-ся, такое ощущение, что он прос-с-сто боитс-с-ся, причем боитс-с-ся чего-то, что с-с-сущес-с-ствует с-с-скорее в его воображении, чем в реальнос-с-сти. В-пятых, принц королевс-с-ства Джариленг. Выс-с-сокомерен, но, по-моему, эта беда вс-с-сех предс-с-ставителей правящих с-с-семей. Любитель женщин и вина, возможно, еще чего-то, но пока я не заметила подозрительных запахов, диины – тоже. С-с-смотрит на проис-с-сходящее как на игру, в которой он заведомо выйдет победителем. В-шес-с-стых, царевич царс-с-ства Hyp. Ес-с-сли у него в голове и ес-с-сть мыс-с-сли, то пока никто этого не заметил, не знаю, чем он у с-с-себя там управлял на родине, но выбрать с-с-соответс-с-ствующий наряд для приема для него уже неразрешимая проблема. В-с-с-седьмых, принц Великой империи Каан. Этот прос-с-сто фанатик. Он умудряетс-с-ся молитьс-с-ся по десять раз на дню и уже откровенно надоел окружающим с-с-своими проповедями.

Эфа замолчала, переводя дыхание, а Рейт задумчиво прикусил губу, обдумывая полученную информацию. Нет, он не надеялся, что правители пришлют в качестве потенциальных женихов лучших представителей своих родов, но услышанное превзошло самые худшие его ожидания. И как прикажете из этого сброда выбирать мужа для дочери?! Принц-консорт устало потер висок и недоверчиво поинтересовался у жены:

– И все это ты узнала после двух приемов? Не слишком ли ты торопишься с выводами?

– Нет. – Эфа довольно ухмыльнулась. – При вс-с-сех с-с-своих замечательных качес-с-ствах четверо из них еще и подверглис-с-сь кос-с-сметичес-с-ской корректировке внешнос-с-сти, что говорит с-с-само за с-с-себя.

– Н-да. – Рейт почувствовал, что здорово устал за прошедший день, и мрачно спросил себя, как теперь быть со всей этой идиотской ситуацией, в которой они оказались. Проще всего было вежливо отправить никуда не годных кандидатов домой и подождать следующих, но сделать такое без достаточно веского повода – это спровоцировать международный скандал… Эфа, явно уловив его сомнения, решила поделиться известной ей информацией, видимо придя к выводу, что в своей заботе о дочери ее муж может наделать глупостей.

– Эра говорит, что трое из них, на ее взгляд, небезнадежны, так что не торопис-с-сь с-с-с принятием решений.

Принц-консорт усилием воли сдержался, чтобы не высказать жене все, что он думает о ее привычке копаться у него в голове, и сосредоточился на том, что она сказала. Впрочем, скрыть свое состояние от Эфы ему, как всегда, не удалось. Выскользнув из-за стола, его жена бесшумно преодолела расстояние, отделяющее ее от кресла, в котором устроился Рейт, и одним движением сгребла его в охапку. Принц не стал сопротивляться, давно уже на собственном опыте убедившись в полной бесполезности подобных попыток, и позволил унести себя в спальню. Эфа осторожно уложила его на кровать и устроилась рядом, медленными движениями массируя ему виски. Рейт почувствовал, что донимающая его с утра головная боль, с которой никак не могли справиться никакие лекарства, медленно уходит, оставляя после себя странное онемение. Он прикрыл глаза и позволил себе расслабиться, не заметив, как погрузился в спокойный сон без сновидений.

Эфа осторожно отодвинулась, по-прежнему удерживая с мужем легкий ментальный контакт, позволяющий ей забрать его боль себе, и бесшумно соскользнула с кровати. Предстояло еще очень много работы. Вынужденное пребывание в летней резиденции, находящейся вдалеке от столицы, породило множество трудностей в управлении государством. Теперь, чтобы лично отчитать нерадивого министра, приходилось ждать по полдня, пока он доберется до закрытой зоны отдыха, расположенной на другом полушарии, и пройдет все проверки на предмет установления его личности и присутствия в его теле и одежде потенциально опасных предметов наподобие высокомощной взрывчатки. Эта вынужденная волокита раздражала и злила, но, к сожалению, была неизбежным последствием разработанного ими плана. Императрица снисходительно улыбнулась своим мыслям. Хотя, по словам дочери, среди претендентов трое, возможно, подходят на роль мужа, она сама уже успела обнаружить, что несносная девчонка куда больше интересуется юным Сейналом, чем всеми остальными претендентами, вместе взятыми. Впрочем, этого следовало ожидать, президент Объединения свободных планет вынужден был действовать так, чтобы заручиться поддержкой Империи на любых условиях. У него не было другого выбора, его страна быстро катилась в пропасть, и никакие ухищрения политиков и управленцев не могли замедлить это падение. Эфа прищурилась, ей нравился новый правитель соседнего государства прежде всего как человек, и это тоже сыграло в ее выборе не последнюю роль. Он, помимо всего прочего, был еще и заботливым отцом, который, несмотря на все выгоды союза с ее страной, не собирался обрекать своего сына на заведомо невыносимую для него жизнь.

Союз с Объединением свободных планет ее устраивал, к правителю она испытывала симпатию, парень подходил по всем статьям. Все было чудесно, кроме одного нюанса – этот глупый детеныш боялся ее до обмороков, совершенно непонятно почему, особо впечатлительным он не был, это уже успели проверить. Императрица устало вздохнула – как это все не вовремя! Когда Хиза поймает того урода, который выдал информацию об особенностях физического развития Эры, она сама спустит с него шкуру! Два года подготовки пошли прахом из-за этого неизвестного пакостника. Сколько сил затратила Хиза, чтобы найти подходящего по всем статьям жениха! Вспомнить страшно. Полтора года поисков, затем ненавязчивое наведение контактов с отцом. Обо всем договорились, все согласовали, назначили время визита, чтобы познакомить будущих супругов, и вот на тебе! Вместо одного семь, причем шестеро не то что в соправители – во временные любовники не годятся, только время отнимают и затрудняют выполнение задуманного! Хорошо еще, Эра придумала неофициально знакомиться со своими потенциальными женихами…

Эфа задумчиво посмотрела на мерцающий экран, на котором маленькие черные буковки складывались в длинные строчки нудного отчета об исполнении приговора альтернативного суда, и вздохнула. Вчитываться в очередное произведение дворцовых графоманов не хотелось. Настроение было хуже некуда. Простой и разумный план трещал по швам, пришлось придумывать дополнительные интриги, усложнять, вовлекать новых людей, разыгрывать этот глупый спектакль с посольством, что само по себе не так уж безобидно, тем более что дядя, приставленный приглядывать за наследником, в суть дела не посвящен и может заняться самодеятельностью. Теперь оставалось только надеяться, что Эра сделает правильный выбор. В конце концов, Сейнал подходит ей по всем статьям, действительно способный управленец, уравновешенный и спокойный (прекрасный противовес вспыльчивой, агрессивной принцессе), без серьезных пороков…

Императрица насторожила уши, когда с улицы внезапно донесся громкий, переливчатый крик, но в следующее мгновение раздраженно поморщилась, определив причину переполоха: придворные, дойдя до стадии, когда все окружающее кажется одной бесконечной занимательной игрой, пытались поразить собратьев по разуму своими талантами, о существовании которых еще пять минут назад сами не догадывались. Саан побери, очень своевременно! Самый подходящий момент демонстрировать свои слабости всему свету – это, естественно, время пребывания во дворце семи иностранных посольств, и никак иначе! Эфа сделала вывод, что в такой обстановке она рискует прийти в ярость и, испортить гостям праздник. Недолго думая, она решила принять превентивные меры и, опустившись на пол в углу своего рабочего кабинета, который приказала оборудовать в императорских покоях в каждой из имеющихся в ее распоряжении резиденций, замерла, погрузившись в состояние, которое еще в бытность свою телохранителем начала называть «созерцанием». Теперь ее был неспособен засечь практически ни один из имеющихся в распоряжении человечества датчиков системы безопасности, но во дворце имелось достаточно диинов, чтобы не беспокоиться о таких пустяках. Зато она спокойно могла обдумать события последних дней, не отвлекаясь на ненужные эмоции. Обострение всех органов чувств в «созерцании» сопровождалось полным подавлением эмоциональных всплесков сознания.

Звук чужого дыхания и сильная эманация страха заставили Императрицу сосредоточиться на происходящем в соседней комнате. На первый взгляд ничего настораживающего – слуга сервирует стол к ужину, стараясь не шуметь, чтобы, не приведи Саан, не разбудить Его Высочество, соизволившего уснуть сразу после захода солнца, но что-то во всей этой схеме было неправильным. Эфа не могла определить что даже в состоянии «созерцания», но этот диссонанс не позволял ей расслабиться, заставляя все внимательнее прислушиваться и принюхиваться к происходящему в соседней комнате. Слуга закончил сервировку стола, но почему-то не уходил. Ситуация становилась все более непонятной. Этого человека она хорошо знала и его запах не могла спутать ни с чьим другим. Он был абсолютно надежен, и его верность Императрице не вызывала никаких сомнений хотя бы из-за того, что слишком часто подтверждалась всесторонними проверками, однако на этот раз он вел себя не совсем обычно. Эфа осторожно прикоснулась к его сознанию, она терпеть не могла это делать, поскольку при всей своей надежности и неподкупности этот слуга имел одну раздражающую особенность – он до безумия боялсяИмператрицу и диинов. Внешне ему удавалось скрывать свою слабость, но эмоции выдавали его с головой. Страх человека колол ее словно острый клинок, заставив поморщиться от раздражения, застарелый животный ужас, ежедневно подавляемый, но от этого не становящийся слабее, перебивал все остальные эмоции, не позволяя определить причину его странного поведения. Чего, скажите на милость, может дожидаться слуга в императорских покоях уже после того, как выполнил свою работу?!

Эфа решила получить информацию другим способом и принюхалась. Показалось ей или действительно в воздухе появился еле заметный запах крови с какой-то знакомой примесью? Не раздумывая, Императрица стремительно метнулась в гостиную и, действуя скорее по наитию, чем осознанно, полоснула клыками по своей ладони. В следующее мгновение ее рука перехватила кисть слуги и сжала, запечатав крохотную ранку в основании большого пальца. Человек забился, пытаясь вырваться, но Эфа не собиралась с ним церемониться, короткий удар в висок отправил несостоявшегося убийцу в глубокий обморок. Императрица осторожно уложила его на пол, по-прежнему не выпуская его руку из захвата, и нажала кнопку коммуникатора, который всегда носила на запястье.

– Хиза, с-с-срочно ко мне и прихвати с-с-с с-с-собой комплект обеззараживания выс-с-сшей категории!

Не дожидаясь ответа, она отключила прибор и села рядом с бесчувственным телом, по-прежнему внимательно следя за тем, чтобы ее кровь полностью покрывала место повреждения на руке человека. Это было крайне необходимо. Ей потребовалось несколько секунд для того, чтобы вспомнить запах, исходивший от убийцы, и это открытие ей категорически не понравилось. Про себя Эфа благодарила своих создателей, которые дали ей устойчивость практически ко всем известным ядам, наркотикам и вирусам, причем ее организм не просто пассивно не реагировал на такие вещества, а достаточно быстро их уничтожал. Сейчас это свойство ее тела оказалось спасением для Рейта.

Бесшумно распахнулась входная дверь, и Хиза ворвалась в императорские покои в сопровождении двоих подчиненных, которые тащили громоздкий агрегат, сильно напоминающий большой прозрачный мешок с вставленным в прочный пластик фильтром, и два излучателя Лота. Диин окинула комнату быстрым взглядом, не нашла ничего опасного и сосредоточилась на ее обитателях. Странное с точки зрения любого нормального существа поведение Императрицы, сидящей на полу и держащей за руку бессознательного слугу, не стало для нее неожиданностью. Хиза была прекрасно осведомлена об особенностях организма своей подруги, и когда от нее потребовали захватить комплект обеззараживания, предположила, что столкнется с чем-нибудь подобным. Она кивнула человеку с излучателями, разрешая начинать обеззараживание помещения. Подчиненный тут же принялся готовить изобретения давно умершего ученого-биолога к работе, опасливо косясь при этом на Ее Величество, не удосужившуюся закрыть лицо и в своем нынешнем состоянии способную напугать кого угодно. Второй оперативник, видимо более опытный и привычный к нештатным ситуациям, безо всяких напоминаний, не говоря ни слова, развернул «мешок» и начал приводить его в рабочее состояние, подключая фильтр и проверяя герметичность конструкции. Хиза подошла к Эфе и, поймав ее горящий бешенством взгляд, тихо поинтересовалась:

– Что за вирус?

– «С-с-сонный дар». ^[7]

Императрица с трудом сдерживалась, чтобы не зарычать от переполнявших ее чувств. Тот, кто подготовил это покушение, собирался действовать наверняка, не считаясь с последствиями. Попадая в организм человека, «сонный дар» вызывал смерть в ста процентах случаев. Спасти инфицированного было попросту невозможно. Эфа стиснула зубы, стараясь ничем не выдать клокотавшей в ней ярости. Один шаг отделял их от полного провала. Императрица прекрасно понимала, что не следует пугать людей, которые заняты настолько важной и ответственной работой. Это может нелучшим образом отразиться на результатах. Но все разумные соображения отходили на задний план при одной только мысли о том, что, если бы по счастливому стечению обстоятельств ее не оказалось в покоях в момент покушения, завтра ей пришлось бы хоронить своего мужа! Наблюдая за тем, как слугу упаковывают в герметичный переносной изолятор для заразных больных, Императрица пыталась справиться с собой и не вырвать несостоявшемуся убийце горло. Когда все его тело было помещено в изолирующее устройство, Эфа напрягла мышцы на ладони, заставляя кровь сильнее течь из ран, нанесенных ее клыками, и, убедившись, что небольшой прокол на руке человека полностью скрылся под импровизированным защитным слоем, быстро сунула ее внутрь, и в то же мгновение сотрудник службы безопасности закрыл устройство, изолировав слугу от внешней среды.

Второй оперативник тут же включил оба излучателя, уничтожая даже малейший след вируса в воздухе. И только когда на миниатюрных мониторах высветилось сообщение об окончании обработки помещения, Императрица позволила себе расслабиться. Теперь Рейту больше ничто не угрожало. Излучение, открытое Лотом более пятисот лет назад, разрушало любые простейшие формы жизни со стопроцентной вероятностью, по крайней мере, за прошедшие с момента открытия десятилетия никто так и не смог найти бактерию, вирус или иной изобретенный природой или человеком простейший организм, который оно не смогло бы убить. А от «сонного дара» вообще можно было избавиться только при помощи этого излучателя. Оч-чень живучая гадость!

Когда императорские покои были полностью обеззаражены, люди торопливо удалились, унося с собой убийцу и стараясь не смотреть на свою Императрицу, которая по причине пребывания в домашней обстановке не удосужилась закрыть лицо. Было заметно, что им сильно не по себе. Хиза и Эфа переглянулись и последовали за ними, при этом Императрица продолжала поддерживать ментальный контакт со своим мужем, следя за тем, чтобы копошение в соседней комнате четырех достаточно крупных существ его не разбудило. В конце концов, он же не железный, ему тоже нужно иногда отдыхать!

Кода тяжелые двери закрылись, надежно отсекая их от помещений, предназначенных для проживания императорской четы, Эфа мрачно покосилась на пришедших вместе с Хизой диинов-телохранителей, которые ожидали дальнейших распоряжений начальства, и сказала:

– Ос-с-ставайтес-с-сь здес-с-сь, никого не впус-с-скать, ес-с-сли Его Выс-с-сочес-с-ство решит покинуть покои, с-с-сопровождать неотлучно. – Нелюди молча кивнули, и Императрица холодно добавила, обращаясь к своей подруге: – Кажетс-с-ся, я поторопилас-с-сь, отменив обязательный пос-с-ст возле наших комнат.

Она была сердита на собственную сговорчивость, в конце концов, ничего бы не случилось, если бы иностранные гости наблюдали каждый день диинов-телохранителей везде, где появлялись члены правящей фамилии. Так нет, дипломаты взвыли: дескать, у всегалактической общественности непременно сложится негативное мнение в связи с таким доверием к нелюдям и чрезмерными мерами безопасности, и она в кои-то веки с ними согласилась. Не иначе затмение нашло.

Хиза сердито фыркнула, крайне недовольная собой:

– По-моему, тебе пора менять главу Службы безопасности. Такой промах можно допустить только в том случае, если единственное, что ты знаешь о деятельности Эсбэ, это то, что она существует!

Эфа усмехнулась, глядя на женщину-диина, внезапно решившую заняться самоуничижением, и меланхолично заметила:

– Ты с-с-снова вес-с-сьма неумело притворяешьс-с-ся человеком, лучше объяс-с-сни мне, как с-с-слуга, в вернос-с-сти которого никто не с-с-сомневалс-с-ся, мог оказатьс-с-ся предателем и убийцей?

– Выясним! – Голос Хизы не предвещал преступнику ничего хорошего. – Все выясним.

– Хорошо бы. – Эфа сердито оскалилась. – Кс-с-стати, а как там обс-с-стоят дела с-с-с моим будущим зятем? Обнаружили причину его с-с-страха?

– Нет. – Диин задумчиво покачала головой. – Но никто из делегации в этом не замешан, я попросила мать внимательно приглядеться к нему, она утверждает, что его страху как минимум месяц, то есть его напугали чем-то уже после того, как было объявлено о его поездке к нам, но до прибытия в Империю.

– Понятно. – Императрица задумчиво прикусила коготь. – Это не его отец точно. Мы с-с-с ним договорилис-с-сь по вс-с-сем пунктам, и он ждет не дождетс-с-ся, когда я позволю его подданным въезд в Империю для ос-с-своения с-с-свободных земель. Ес-с-стес-с-ственно, с-с-с обязательной с-с-сменой гражданс-с-ства и не в тех герцогс-с-ствах, которые граничат с-с-с Объединением с-с-свободных планет.

– Может быть, кто-нибудь из близкого окружения? – Хиза машинально провела когтями по декорированной под дерево стене, оставляя четыре глубокие царапины на прочном пластике. – Кто-то, кому такое положение вещей не выгодно?

– Вес-с-сьма вероятно. Не нравитс-с-ся мне вс-с-се это. Как Эра к нему относ-с-ситс-с-ся?

– Вроде бы нормально. Но проникнуть в ее сознание так, чтобы она этого не заметила, и убедиться наверняка сложно. Сами же учили.

– Да уж. – Эфа грустно усмехнулась. – Но, нас-с-сколько я знаю, ос-с-стальные ее вообще не интерес-с-суют?

– Совершенно. – Диин тряхнула головой, словно подчеркивая свои слова. – Сейнал единственный, с кем она разговаривает, других только прощупала, и все.

– Хорошо бы, чтобы так оно и продолжалос-с-сь. Не хватало мне еще интригана или идиота в с-с-семье. Этого мальчишку хотя бы проверили от и до, время было, а вот ос-с-стальные… Признайс-с-ся, ты ведь их два года назад забраковала с-с-сразу?

– Почти, – вздохнула Хиза.

За разговором они не заметили, как дошли до камер дознания, расположенных прямо под летней резиденцией. Прежние Императоры любили совмещать охоту и балы с более экстравагантными развлечениями, и сооруженные по их приказу катакомбы пережили своих создателей. При правлении Императрицы Эфы в бывших пыточных застенках были оборудованы камеры дознания и временного содержания, а коридоры, ведущие в них, закрыты для посещения людьми, не являющимися доверенными сотрудниками императорской Службы безопасности под страхом немедленной смерти.

Поэтому на пути процессии, возглавляемой двоими парнями, осторожно волокущими прозрачный пластиковый мешок с бессознательным человеком внутри, не встретилось никого, кто мог бы им помешать. Спустившись в нужный подвал, Хиза открыла массивные металлические ворота, перекрывающие вход в блок дознания, молча кивнула своим подчиненным на ближайшую открытую дверь (способ, введенный в обиход практичными диинами. Действительно, зачем тратить время, вспоминая, какая из камер свободна, когда можно в пустых просто держать двери приоткрытыми – самый удобный и надежный знак) и вошла внутрь вслед за ними, вежливо пропустив вперед Эфу.

Небольшая чистая комнатка не имела ничего общего с сырыми, мрачными пыточными камерами, какие любят изображать в своих произведениях низкопробные писатели и экзальтированные журналисты, описывающие очередное зверство властей или безжалостных бандитов (в зависимости от того, о какой стране им заказали статью на этот раз). Обстановка полностью соответствовала назначению помещения и удобству лиц, его использующих. Стул, стол с электронным блокнотом – для следователя, мягкий диванчик – для наблюдающего, подставка с инструментами и медицинское кресло – для дознавателя. Вот и все – функционально и просто, ничего лишнего.

Подчиненные Хизы хорошо знали свою работу, они усадили все еще находящегося без сознания убийцу в кресло и зафиксировали специальными захватами, предназначенными как раз для подобных случаев. Семь эластичных полос сентошелка надежно обездвижили преступника. Располагаясь в районе лба, плеч, локтей, талии, кистей рук, бедер и лодыжек, они притягивали тело к твердому пластику, не давая возможности пошевелиться, но и не повреждая переносной изолятор, в который был упакован человек. Хиза подошла к столику с инструментами и открыла стандартную аптечку с набором спецпрепаратов. Отложив в сторону несколько ампул, она взяла нужную, с синим значком в виде маленькой змеи с крылышками. Поднеся ампулу к фильтру, расположенному как раз напротив лица допрашиваемого, Хиза поместила ее в маленькое углубление в нижней его части. Углубление тут же герметично закрылось, раздался щелчок вскрытой ампулы, а затем шипение препарата, под давлением впрыснутого в изолятор, конструкция которого первоначально предназначалась для перемещения инфекционных больных и поэтому предусматривала возможность введения лекарств без угрозы для жизни и здоровья окружающих.

На этот раз, правда, вещество имело несколько другие свойства. Этот препарат был разработан Хальзаром специально для подобных случаев. Воздействуя на нервную систему определенным образом, у бессознательного человека он вызывал бред, причем бред управляемый. Допрашиваемый в течение нескольких часов говорил обо всем, что хотя бы в малейшей степени касалось вопросов, которые ему задавали, описывал свои впечатления, воспоминания, мысли и предположения. В отличие от обычных препаратов, применяемых на допросе, вещество не только позволяло узнать интересующие дознавателя ответы, но и получить развернутую картину события, восстановив произошедшее до мельчайших деталей. Причем, что тоже немаловажно, действовал препарат практически мгновенно.

Хиза взмахом руки отпустила своих подчиненных (проще всего сохранить тайну – не доверять ее тому, кто сможет ее выдать случайно или под пыткой) и заняла место за столом, включив электронный блокнот. Теперь оставалось только ждать. Через пару минут дыхание человека стало частым и поверхностным – верный признак того, что вещество проникло в мозг. Оно не представляло никакой угрозы для жизни и здоровья допрашиваемого, об этом Хальзар позаботился в первую очередь. Методы дознания, когда приходилось калечить подозреваемого, чтобы выяснить, что ему известно, давно отошли в прошлое и применялись только в исключительных случаях, – например, когда ничего другого, кроме ножа или иного острого предмета, под рукой просто не было. Всякое случалось. Но в обычной обстановке на допросах старались применять методики, которые не наносили необратимых повреждений допрашиваемому, на случай если он вдруг окажется невиновным.

Человек глухо застонал, и диин задала свой первый вопрос:

– Как ты пронес во дворец контейнер с вирусом?

Слуга, не открывая глаз, сглотнул и безжизненным голосом заговорил:

– В руку мне через пору кожи сверхтонкой полой иглой был введен белковый контейнер, который затем при помощи той же иглы наполнили вирусом «сонного дара». Когда иглу убрали, отверстие естественным образом закрылось. Затем я направился на службу, меня проверили, но контейнер представлял собой органический объект, который вполне мог находиться в теле человека, просто небольшой, немного более плотный, чем другие, участок тканей. Он был полностью герметичен, и поэтому сканеры, определяющие наличие в организме человека опасных заболеваний, его не обнаружили. Когда пришло время подавать ужин, я, как обычно, направился в императорские покои. Зайдя в комнаты, я убедился в том, что Его Высочество спит и больше никого в помещении нет. После этого я прокусил контейнер, одновременно смешав его содержимое со своей кровью, для того чтобы активизировать вещество.

– Кто ввел тебе в руку контейнер? Как он выглядел? У него были какие-нибудь особенности? – Хиза методично и бесстрастно задавала интересующие ее вопросы, а Эфа подобралась на мягком диване, внимательно следя за тем, что отвечает допрашиваемый.

– Он скрывал свое лицо под маской, среднего телосложения, движения уверенные, но нет точности, присущей хорошим бойцам, говорил как человек образованный, голос молодой, звучный, но какой-то странный, не знаю, почему мне так показалось, словно он с трудом сдерживает какое-то сильное чувство. Со мной обращался как благородный с простолюдином, только вот одежда не особенно богатая, непохожая на ту, что господа во дворце носят, и неновая.

– Он был один? И ни о ком больше не упоминал?

– Один. Только раз сказал, что он начал свой путь к заслуженному. Проводник ему это обещал.

– Почему ты согласился на его предложение?

– Я покупал для своей семьи легкую смерть. Он нас отравил каким-то страшным ядом. У меня дома есть маленький меддиагност, на случай если дети заболеют. Он не сказал, какое вещество мы вдохнули, но сообщил, что через сорок дней мы все умрем и что в последние три недели будем страдать от сильной боли. Этот человек отравил нас, когда мы ужинали, просто вошел и распылил эту едкую дрянь. Он сказал, что противоядия нет, а быстро умереть можно, только приняв другой специально разработанный яд, иначе будет очень больно и никакие лекарства не помогут, и меддиагност это подтвердил. А на тот случай, если мы просто попытаемся покончить с собой, он предупредил, что яд изменяет организм так, что многие способы самоубийства только продлят агонию, и велика вероятность, что мы выберем именно такой.

Хиза с Эфой переглянулись. Диин мрачно покачала головой и задумчиво произнесла:

– Кажется, мы узнали достаточно. По-моему, его можно снова усыпить. – Императрица кивнула, и ее подруга, быстро подойдя к продолжающему описывать симптомы отравления несостоявшемуся убийце, вложила в углубление фильтра заранее приготовленную ампулу со снотворным. Человек замолчал на полуслове, его дыхание стало глубоким и ровным. Хиза протянула руку к вмонтированному в потолок большому стационарному меддиагносту и щелкнула выключателем.

– Ты дейс-с-ствительно надеешьс-с-ся найти неизвес-с-стный яд, не вызывающий изменений в жидкос-с-стях и тканях тела, которые обнаружилис-с-сь бы при с-с-стандартном ежедневном обс-с-следовании? И при этом значительно меняющий биологичес-с-ские с-с-свойс-с-ства организма? – Эфа лениво свернулась на диване, скептически наблюдая за действиями подруги. Она уже составила для себя схему покушения и теперь просчитывала способы выявления того, кто додумался воспользоваться этим легковерным идиотом как оружием.

– Нет. – Хиза сердито фыркнула, считав показания прибора. – Служба безопасности знает свое дело, и человека с любыми, даже незначительными изменениями в организме задержали бы обязательно. Если бы в контейнере был активный вирус, а не инертный состав, не представляющий никакой опасности до своего смешения с кровью человека, его бы тоже засекли. Поэтому и был выбран «сонный дар». Эта дрянь не опасней молока до тех пор, пока не взаимодействует с кровью человека и не пробуждается от спячки, любой другой вирус был бы обнаружен, а этот… Саан побери – это же оружие смертников! Его специально разработали во времена Священных войн ^[8]. Тогда воюющие стороны дошли до того, что начали использовать живые биологические бомбы. Если бы не твоя кровь, уничтожающая или блокирующая действие практически любых опасных биологических или химических субстанций, то Рейт и все люди, которые сунулись бы в покои без скафандра полной защиты, были бы мертвы. За несколько часов полдворца отправилось бы на тот свет.

– Н-да, как, оказываетс-с-ся, вс-е-се прос-с-сто. – Эфа устало вздохнула. – Заморочить голову прос-с-стаку, который не имеет понятия об элементарных с-с-схемах проверки, применяемых С-с-службой безопас-с-снос-с-сти, и получить в с-с-свое полное рас-с-споряжение с-с-смертника для деликатных дел. Кажетс-с-ся, мне придетс-с-ся ус-с-строить ликбез для вс-с-сех с-с-служащих, имеющих дос-с-ступ к жизненно важным с-с-сис-с-стемам дворцов, и не только их! Иначе с-с-следующее подобное покушение вполне может закончитьс-с-ся удачно.

– Да уж. – Диин отключила меддиагност и отошла от прикрученного к креслу несостоявшегося убийцы. – Проверить свой прибор на предмет изменений в программе у этого идиота ума не хватило. Подозреваю, что его агрегат выдал бы диагноз «смертельное отравление» каждому, кто попытался бы им воспользоваться.

– Не с-с-споркх. – Императрица мрачно усмехнулась. – Отдай рас-с-споряжение ус-с-становить наблюдение за его с-с-семьей, возможно, наш изобретательный заговорщик попытаетс-с-ся выйти на них, чтобы уничтожить лишних с-с-свидетелей, было бы неплохо увидеть с-с-столь находчивое с-с-сущес-с-ство, а заодно выяс-с-снить, кто такой этот «проводник», которого он упоминал.

Хиза кивнула и потянулась к коммуникатору, а Эфа, не произнеся больше ни слова, покинула комнату для допросов и отправилась наверх. Ей предстояло еще очень много дел, а раскрытием очередного заговора пусть занимается глава ее Службы безопасности.

ГЛАВА 11

Охота! От одного этого слова Сейнала перекашивало. Ну скажите, что это за удовольствие – носиться по предварительно оцепленному лесу на модифицированных флаерах, позволяющих маневрировать между близко стоящими деревьями, гоняясь за какой-нибудь несчастной животиной. Причем жертва одна, а охотников человек сорок! Юноша терпеть не мог подобные развлечения и поэтому, воспользовавшись всеобщей суматохой, традиционно сопровождающей такой масштабный выезд придворных за пределы замка, пристроился в хвост процессии, хотя ему и полагалось ее возглавлять вместе с другими представителями правящих семей. А затем незаметно отстал и устроился с отчетом, давно ждущим его внимания, на понравившейся ему маленькой полянке, которая располагалась немного в стороне от маршрута охотников и осталась не замеченной остальными участниками увеселения. Такой отдых нравился ему гораздо больше.

Погода стояла просто великолепная, и деревья, росшие по краям этой крохотной прогалины в вековом лесу, давали достаточно тени, чтобы, устроившись на мягкой траве под ними, можно было чувствовать себя вполне комфортно даже в жаркий, солнечный полдень. Опустив свой маленький, двухместный флаер возле самого края, чтобы его не так легко было заметить с воздуха, Сейнал расположился под старым лесным патриархом, прислонившись спиной к его шершавой коре, включил электронную папку с отчетом и, улыбаясь, погрузился в чтение. Тишина и покой, царящие в этом месте, настраивали его на благодушный лад. Все тревоги и сомнения отошли на задний план, осталось только здесь и сейчас, в котором не нужно было просчитывать последствия своих поступков и постоянно оглядываться, чтобы не попасть в сети очередных интриг. Не нужно было вслушиваться в шепот за спиной, стараясь не пропустить предательский удар. Юноша прикрыл глаза, наслаждаясь мгновениями спокойствия…

– Мес-с-сто, удобное для зас-с-сады, – внезапно раздался рядом знакомый нечеловеческий голос. Сейнал вздрогнул, выныривая из незаметно подкравшейся дремы, и, вскинув голову, встретился взглядом с янтарными глазами, в которых светилось удивление пополам с иронией. В голове сразу же пронеслись факты, перечисленные дядей после его просьбы рассказать что-нибудь о диинах, и ему стало не по себе. Он внезапно вспомнил, что девушка так и не назвала своего имени, почему-то ему это показалось плохим признаком. Диин словно прочитала его мысли, она непринужденно уселась на траву рядом с Сейналом и задумчиво заметила: – С-с-странно, раньше ты меня не боялс-с-ся. Неужели мое незапланированное появление так тебя напугало?

– Нет. – Сейнал внезапно даже для себя покраснел. Неприятно, когда кто-то замечает, что ты его боишься, и вдвойне неприятно, когда этот кто-то во всеуслышанье об этом заявляет! – Просто ты появилась так неожиданно, я не думал, что меня здесь найдут.

– Н-да? А зачем тогда ос-с-ставил такой заметный с-с-след? – Девушка с любопытством сунула нос в папку, лежащую у него на коленях, и удивленно фыркнула. – Ты на отдыхе читаешь какой-то отчет по экономике?

– Это очень нужный и важный отчет! – Юноша почувствовал себя задетым пренебрежением, с каким отозвалась о серьезном документе эта странная девушка-диин, а в следующий момент с изумлением спросил себя, почему для него это вдруг стало так важно.

– Хорошо. – Покладисто согласилась его собеседница и тут же сменила тему разговора: – Тебе здес-с-сь нравитс-с-ся?

– Очень! – Сейнал невольно улыбнулся, окинув взглядом крохотный пятачок, залитый солнечным светом. – На Тронном мире прекрасная природа.

– Только люди ей не с-с-соответс-с-ствуют. – Диин потянулась, подставляя лицо солнцу. – Впрочем, как и везде. Я с-с-слышала, что ты хорошо рис-с-суешь.

– Ну я бы так не сказал. – Юноше стало неловко, как бывало всегда, когда кто-нибудь посторонний заговаривал о его увлечении. – В сравнении с мастерами прошлого я лишь жалкий дилетант. Если тебе хочется посмотреть на действительно великолепные произведения, то лучше всего побывай в Большом императорском музее. Вот там ты найдешь работы величайших художников разных эпох и направлений в живописи с очень непростыми историями. Вот, например… – И он принялся с увлечением рассказывать о перипетиях известной картины, которую умудрились украсть восемь раз за какие-то двадцать лет, своеобразный рекорд в мире искусства. Диин слушала очень внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы, чем приводила Сейнала в полный восторг (он редко обретал такого заинтересованного слушателя и поэтому откровенно блаженствовал, совершенно не замечая, что его спрашивают в основном о нюансах похищений и мошенничеств, сопровождавших то или иное произведение, а не о них самих). Внезапно абсолютно без всякого перехода парень заявил: – Знаешь, я хотел тебя попросить, ты не могла бы рассказать мне немного о диинах, все, что знает мой дядя, уместится в трех фразах: крайне непредсказуемы, крайне опасны, крайне непонятны.

Девушка весело расхохоталась, забавно фыркая, и вытащила откуда-то из складок своей одежды маленькую фляжку:

– Хочешь? – Сейнал поспешно отказался от незнакомого напитка, а диин с удовольствием отхлебнула и беспечно произнесла: – Твой дядя дал с-с-самую точную характерис-с-стику из вс-с-сех возможных! Я не знаю, что тебя заинтересует в первую очередь, поэтому давай так – ты задаешь вопрос-с-сы, а я по возможнос-с-сти на них отвечаю. Хорошо?

Хорошо. – Юноша устроился поудобнее, вытянув ноги, и, опершись спиной о теплую древесную кору, отключил папку с отчетом. У него появилось куда более интересное занятие, чем изучение экономических выкладок и прогнозов. – Тогда почему женщины-служащие одеваются так же, как и женщины-диины? Признаться, меня это ставит в тупик, а дядя смог только сказать, что таково было распоряжение Императрицы.

– Ну это с-с-сделано для безопас-с-снос-с-сти человечес-с-ских женщин. – Сейнал вскинул брови, недоверчиво глядя на невозмутимую девушку, уже успевшую растянуться на траве на самом солнцепеке. – Наверно, ты уже заметил, что арис-с-стократы готовы нарушить любой закон, ес-с-сли им придет в голову новый с-с-спос-с-соб развлечьс-с-ся, вот поэтому и нужна одинаковая одежда, мало найдетс-с-ся с-с-смельчаков, рис-с-скующих прис-с-стать к женщине-диину.

– Да уж. – Юноша задумчиво улыбнулся. – Изящный ход. А почему у вас телохранители только женщины?

– Так задумывали с-с-создатели: женщины с-с-сражаютс-с-ся, мужчины договариваютс-с-ся. – Диин фыркнула. – У людей по-другому, и это с-с-сбивает их с-с-с толку.

– Понятно. – Сейнал чувствовал себя на удивление легко, разговаривая с этим странным существом, которому было явно безразлично, кто он такой и какое положение занимает в своей стране. Он задумался, пытаясь изобрести еще какой-нибудь вопрос, чтобы поддержать разговор, когда услышал в кустах позади себя какой-то сдавленный стон. Юноша вскочил и попятился от неизвестной угрозы. Но, к его удивлению, диин отреагировала на звук совершенно спокойно. Она перевернулась на живот, наблюдая за его действиями, и даже не удосужилась встать. Сейнал бросил на нее вопросительный взгляд, надеясь, что девушка объяснит ему, что происходит. Словно подслушав его мысли, диин лениво потянулась и спокойно заметила:

– Там человек, который пыталс-с-ся тебя убить. Не волнуйс-с-ся, он с-с-связан, я с-с-сообщила о с-с-своей находке, и с-с-скоро за ним прибудут из С-с-службы безопас-с-снос-с-сти.

– И ты так спокойно говоришь об этом?! – Сейнал с трудом верил в реальность происходящего. – Почему ты не сказала сразу?!

– А зачем? Я нашла его вовремя, опас-с-снос-с-сти он больше не предс-с-ставлял. Зачем портить отдых человеку?

– Ну знаешь ли! – Юноша не мог подобрать слова, чтобы выразить всю глубину своего возмущения. Так спокойно говорить о покушении на убийство! И даже не предупредить его о том, что в нескольких шагах от него лежит убийца!!

– С-с-странно, почему ты злишьс-с-ся? – Диин смотрела на него с легким недоумением. – Ес-с-сли бы он ус-с-спел напас-с-сть, то тогда я поняла бы твое с-с-сос-с-стояние, но ведь он не ус-с-спел!

Сейнал открыл рот и замер, не зная, что сказать. Эта странная девушка руководствовалась какой-то совершенно непонятной, недоступной ему логикой. Пока он обдумывал, как бы подоходчивей объяснить причину своего гнева, послышался характерный звук мотора боевого катера, и над поляной зависла машина с эмблемой имперской Службы безопасности. Диин стремительно метнулась к кустам, освобождая место для посадки, но это оказалось лишним. Катер остался висеть в воздухе примерно на высоте человеческого роста, из него, совершенно не смущаясь таким положением вещей, выскочило несколько фигур в характерных светлых одеждах. Они стремительно скрылись в кустах и тут же появились вновь, одна из них тащила отчаянно сопротивляющегося мужчину, весьма профессионально связанного. (Шевелить он мог только головой.) Диины без труда запрыгнули в катер, и тот с ревом умчался.

Сейнал молча проводил его взглядом и повернулся к своей невозмутимой собеседнице. Девушка уже успела снова устроиться на солнцепеке и, казалось, была совершенно довольна жизнью. Парень прикрыл глаза, пытаясь справиться с накатившей на него бессильной злостью, и хмуро поинтересовался:

– Почему они даже не попытались выяснить, все ли с нами в порядке? Что это вообще за Служба безопасности такая?

– А зачем? – Диин явно почувствовала его состояние, она повернулась к нему и каким-то непривычно мягким голосом произнесла: – С-с-сейнал, пойми, ес-с-сли бы с-с-с нами что-то было не так, они почуяли бы это еще на подлете, а пос-с-скольку с-с-с тобой я, они не с-с-стали нас-с-стаивать на том, чтобы с-с-сопроводить тебя во дворец. Ведь у тебя уже ес-с-сть телохранитель.

– Понятно. – Парень растерянно провел рукой по волосам. – Значит, ты мой телохранитель?

– Пока мы вмес-с-сте, я почту за чес-с-сть позаботитьс-с-ся о твоей безопас-с-снос-с-сти. Ты доверишь мне с-с-свою жизнь?

– Кажется, уже доверил. – Сейнал неожиданно для себя улыбнулся, осознав, что сказал чистую правду. Он внезапно успокоился и уже серьезно добавил: – Но если не возражаешь, я хотел бы вернуться, настроение отдыхать на природе у меня пропало.

Диин согласно фыркнула и подошла к его охотничьему флаеру.

– Ес-с-сли ты не против, я поведу. – Сейнал только кивнул, соглашаясь, в своем нынешнем состоянии он был не уверен, что справится с управлением, первое в его жизни покушение выбило его из колеи. Раньше тоже существовала вероятность погибнуть, но это случилось бы по приказу президента в официальной обстановке публичной казни, а к ударам из-за угла он не привык. Девушка, между тем невозмутимо забралась в отрытую кабину машины, проверила все системы и теперь нетерпеливо поглядывала на замершего посредине поляны пассажира. Сейнал встряхнулся, выныривая из своих размышлений, и поспешил к флаеру, он хотел как можно быстрее оказаться во дворце.

Лотан несколько растерянно наблюдал за послом Объединения свободных планет, меряющим шагами его комнату, и не знал, плакать ему или смеяться. Дядя Сейнала явился к нему за консультацией как к одному из лучших знатоков диинов и теперь в красках описывал ситуацию, в которую умудрился попасть его племянник. Картина действительно вырисовывалась занимательная: представительница крылатого народа, не удосужившаяся назвать своего имени, повадилась оказывать парню услуги: мелкие – вроде указания места чересчур зарвавшемуся княжичу, осмелившемуся нахамить своему конкуренту на руку наследницы, и не очень – вовремя отловленный убийца уже довольно продолжительное время отдыхал в камере для допросов. И вот теперь озабоченный опекун пытался выяснить, что бы значила такая забота и чего следует ожидать впоследствии. Задумавшись, Сел не заметил, как посол окончил свою речь и уставился на него холодными, внимательными глазами опытного эсбэшника.

– Вы можете объяснить, что происходит? Мне бы не хотелось, чтобы наши планы сорвались.

– Могу. – Лотан вздохнул, предполагая, что ответ его соотечественнику крайне не понравится. – Женщины-диины проявляют такую повышенную заботу о безопасности и душевном комфорте существа противоположного пола только в двух случаях: либо это член их семьи и они обязаны его защищать, либо они неравнодушны к нему и рассматривают его как потенциального супруга.

– Саан побери! – Керр шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы. – Я предполагал что-то подобное, а этот мальчишка не хочет ничего слушать и твердит, что они просто по-дружески поболтали! И как теперь быть?

– Никак. – Сел подошел к бару и, не спрашивая согласия, налил послу вина, он не сомневался, что тому просто необходимо успокоить нервы. – Вас она слушать точно не станет, единственный возможный вариант развития событий – это дождаться, пока выздоровеет наследница, и предоставить решать ей. Если она выберет Сейнала себе в мужья, то они сами решат этот спор без вмешательства мужчин.

– Как?! – Джастер Керр выхватил у него бокал и снова зашагал по комнате. – Как они это решат? Скорее всего, принцесса Эра просто откажет недостойному кандидату, осмелившемуся завести роман с ее подданной!

– Это вряд ли. – Лотан успокаивающе улыбнулся. – Поверьте, у них совершенно другая психология. Они могут устроить поединок между собой или разойтись полюбовно, но мужчину обвинять в сложившейся ситуации точно не будут.

– Господин Сел, – посол вдруг заговорил совершенно спокойно, выдавая этим себя с головой; впрочем, Лотан и не сомневался в том, что вся предыдущая сцена была всего лишь мастерски разыгранным спектаклем, – вы говорите так, словно у принцессы психология как у диина, не могли бы вы это объяснить?

– Могу. – Сел собрался с духом и ответил предельно серьезно, глядя собеседнику в глаза: – Психология Эры значительно отличается от человеческой, несмотря на то что в ее воспитании участвовали люди, она на многие вещи реагирует скорее как диин, чем как человек. Подозреваю, неизвестный шпион, сообщив всем заинтересованным сторонам о ее раннем физическом созревании, не упомянул всех последствий этого процесса – принцесса уж сейчас вполне сформировавшаяся, взрослая личность, причем со взглядами и жизненными критериями воина и политика, без всяких слабостей, которые традиционно считают присущими женщине. Ее понятия о красоте заметно отличаются от общепринятых, представления об интересном времяпрепровождении тоже. Небольшой пример. Настоятельно не советую вашему подопечному при встрече с ней предлагать ей познакомиться поближе – Дело закончится дракой.

– Почему? Она что же, воспримет это как оскорбление? – Керр подался вперед, внимательно слушая собеседника и явно делая какие-то далеко идущие выводы не только касательно развития отношений своего племянника с принцессой, но и насчет того, в какой мере Императрица считает это брак выгодным и что об этом думает сам Лотан. Как он относится к наследнице престола, Ее Величеству и президенту своей бывшей родины. Сел улыбнулся, отдавая должное профессионализму собеседника, но беспокойства не ощутил. Этот человек был проверен досконально, и в его лояльности не возникало ни малейших сомнений. А полученные от Хизы инструкции позволяли дать ему достаточно информации, так что проницательность эсбэшника его не пугала.

– Нет. Просто для них самый надежный способ познакомиться – это поединок и желательно на мечах. Где можно досконально узнать человека, как не в бою?

– Вы шутите?! – Посол вскинул брови, демонстрируя свое удивление и недоверие.

– Нисколько. – Лотан грустно улыбнулся. – Одна из особенностей.

– Понятно. Может быть, вы еще что-нибудь посоветуете?

– Да. Убедите своего воспитанника не бояться принцессы и Императрицы. Страх на них действует как приглашение к охоте. Если Сейнал не перестанет приходить в ужас в их присутствии, со свадьбой ничего не получится. Ее Величество не хочет брать на себя ответственность за его смерть, а скрыть его состояние не удастся, они каким-то образом чуют такие вещи и могут в один далеко не прекрасный момент просто не сдержаться.

– Понимаю. – Джастер вздохнул. – Если бы еще выяснить, чего он так боится. Я тоже заметил, как он реагировал на присутствие Императрицы, в конце концов, я знаю его с рождения, и притвориться так, чтобы обмануть меня, ему еще не удавалось, но разговаривать на эту тему он со мной отказался, просто все отрицал.

Повисло неловкое молчание, и посол поспешил откланяться. Лотан проводил его до дверей покоев, как того требовала вежливость, и, убедившись, что он ушел, тихо заметил, не утруждая себя попытками повысить голос. Зачем? Хиза все равно его услышит.

– Тебе не кажется это странным?

– Что? – Женщина-диин выскользнула из своего укрытия и привычно устроилась на полу гостиной перед невысоким столиком с компьютером. Сел невольно усмехнулся, так забавно это выглядело со стороны, но не стал ничего говорить вслух. Впрочем, отчетливое фырканье его жены свидетельствовало о том, что она все равно в курсе его размышлений. Лотан поморщился: ну конечно, это вредное создание опять копается у него в голове, как у себя в оружейной, и меланхолично пояснил, аккуратно пробираясь мимо нее к единственному креслу, оставшемуся в комнате:

– Я не припомню ни одной женщины твоего народа, которая заинтересовалась бы человеком, кроме тебя разумеется, и потом, при всех ваших странностях вы не скрываете свое имя…

– Верно. – Хиза пошевелила полураскрытыми крыльями, устраивая их поудобнее. Сидение на полу было вынужденной мерой после проигранной распорядителю этикета битвы за право использовать кресла без спинки. Упрямый человек, рискуя оказаться на больничной койке, яростно отстаивал унаследованное от предков убеждение, что на стульях и скамьях без спинки могут сидеть только преступники и всяческое отребье. Якобы в древности в самых дешевых столовых, которые в те времена именовались тавернами, ставили лавки без спинок, использовавшиеся посетителями во время драк в качестве подручных средств. Ни один профессиональный историк не согласился бы с этим диким утверждением, но когда, скажите на милость, общественное мнение прислушивалось к каким-то там ученым? Это неприлично, и точка! В результате диины, чтобы не страдать хроническими болями в суставах крыльев, вынуждены были сидеть на полу. Как подозревал Лотан, строгое следование этикету в этом случае было еще и прекрасным поводом хоть как-то уесть ненавистных нелюдей, но, к огромному сожалению придворных, запрета на низкую мебель в правилах хорошего тона не оказалось, так что половина столов во дворце теперь едва доходила стоящему человеку до колен, что существенно прибавляло проблем прислуге, ответственной за уборку помещений.

Тихое рычание вывело Села из задумчивости, и он виновато улыбнулся Хизе, сердито взирающей на него снизу вверх. Не оставалось сомнений в том, что, погрузившись в воспоминания, Лотан пропустил что-то важное. Диин несколько секунд помолчала и, только убедившись в том, что он в полной мере осознал свое недостойное поведение, спокойно повторила:

– Ни одна женщина моего народа не встречалась с Сейналом наедине. Это Эра заинтересовалась наследником президента Объединения свободных планет.

– Понятно. – Мягко говоря, ошеломляющая новость, и как это в духе Хизы – сообщить ему только то, что, по ее мнению, он должен знать, а такую важную информацию утаить! И ведь наверняка она это сделала не потому, что не доверяет ему, а просто в силу своей странной уверенности в том, что он сам способен просчитать ситуацию, и стойкого намерения не беспокоить его по пустякам. Ну что тут скажешь? Раньше надо было думать, с кем связался, теперь уже поздно. Лотан глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и поинтересовался: – Я так полагаю, что остальные кандидаты не более чем ширма?

– Нет. – Диин сердито фыркнула. – Не более чем непредвиденное неудобство! Когда я узнаю, кто разболтал спецслужбам других государств о том, что Эра вполне готова к браку, я этого урода своими собственными когтями на ленточки разрежу! Столько работы насмарку!

– Ну-ка рассказывай! – Сел решительно присел рядом с Хизой и обнял ее за плечи, стараясь успокоить. – Эра и Рейт ведь не подозревают о вашем заговоре? Я прав?

– Ну Эра, может быть, о чем-то и догадывается. – Диин довольно заурчала и уткнулась носом ему в грудь. – А Рейту сообщать не стали, чтобы не тревожить понапрасну.

Лотан понимающе хмыкнул. Приятно сознавать, что не ты один страдаешь от маниакального желания собственной жены защитить тебя от любых волнений и переживаний. Хоть какое-то утешение.

– Мальчик подходит по всем статьям. – Хиза хладнокровно проигнорировала его многозначительное хмыканье и как ни в чем не бывало продолжила: – Я сама проверила все от и до. Единственный недостаток, который у него обнаружился, это чересчур нервное отношение к насилию, он никогда не проходил боевую подготовку и, скажем так, сторонился агрессивных людей, причем только тех, кто проявлял агрессию в физической плоскости, на скандалы и резкие словесные нападки он реагировал вполне спокойно, но на рукоприкладство – нет. Психологи подозревают, что это последствия детской травмы. Ему было лет пять, когда он нашел свою мать убитой. После этого начались проблемы, правда, это не установлено на сто процентов, странность заметили только через два года, когда пришло время начинать боевую подготовку, которую по традиции проходят все урожденные члены семьи президента Объединения свободных планет. Но в остальном мальчишка подходил как по заказу.

Эфа уже договорилась с его отцом, пришлось пообещать ему помощь в решении демографической проблемы, впрочем, это практически ничего нам не будет стоить, в наших герцогствах полно неосвоенных до конца планет, так что место переселенцам найдется, да и работа тоже. Уже назначили время официального визита для закрепления дружеских отношений между близкими соседями, и вот на тебе. Спецслужбы сразу нескольких государств узнают об особенностях развития детей императорской фамилии, и начинается этот ажиотаж с женихами, причем, что характерно, кандидаты все как на подбор – любой из них мечта заговорщика, любого нетрудно если не прикончить по случаю, так втянуть в историю с прогнозируемым финалом.

– Да уж. – Лотан усмехнулся, осторожно прикасаясь губами к шее своей жены. – Неприятное положение, признаю. Чья это была идея с односторонним знакомством – твоя или Ее Величества?

– Как ни странно, Эры, но оказалась нам очень кстати. Кто-то решил разрушить наши планы и умудрился внушить Сейналу сильный страх перед будущей женой. – Хиза повела крыльями, принимая ласку, и довольно заурчала. – Теперь вот ломаем голову, как исправить положение.

ГЛАВА 12

Прием был в самом разгаре. Рейт скривился от отвращения, разглядывая уже подвыпившую толпу придворных и гадая, по каким ей одной известным признакам Эра выбрала целых трех более-менее подходящих женихов, он на данный момент не видел ни одного! Юнцы в этот раз превзошли сами себя, а их сопровождающие, кажется, не видели в этом совершенно ничего предосудительного. Принц-консорт машинально раскланялся с каким-то аристократом, подошедшим, чтобы выразить ему свое почтение, и снова перевел взгляд на толпу. Он понимал, что, как отец, судит молодых людей слишком предвзято, но даже если списать на это половину того, что он чувствует, картина все равно получалась удручающая.

Внезапно послышались громкие крики и ругань. Рейт изумленно вскинул брови, на императорских приемах, случалось, заводили смертельных врагов, заключали взаимовыгодные союзы, убивали и соблазняли, но никто еще до сих пор не додумался устроить на таком мероприятии банальную драку! Это выходило уже за всяческие рамки! Принц-консорт зашагал туда, откуда доносились нецензурные вопли, и любопытствующие поспешно расступились, открывая ему дорогу. Рейт вышел на открытую террасу, где происходили заинтересовавшие его события, и замер, – не доходя нескольких шагов до дерущихся. Такого он не ожидал! Словно стремясь подтвердить его крайне негативное мнение о себе, во дворце на императорском приеме устроили потасовку двое претендентов на руку его дочери! Собственно, только по этой причине стражники до сих пор не вмешались в это безобразие, не решаясь прикоснуться к особам, принадлежащим к правящим семьям других государств. Великолепно! Принц поморщился и холодно приказал, не особо повышая голос:

– Прекратить!

Его услышали даже сквозь шум драки. Придворные попятились, видимо представляя себе последствия учиненного во дворце скандала, а виновники переполоха наконец соизволили обратить внимание на происходящее вокруг и подняться с пола. Рейт окинул их презрительным взглядом (если ему не изменяла память, перед ним в данный момент стояли представители правящих домов королевств Этог и Джариленг) и произнес:

– Я не собираюсь выяснять, кто зачинщик, и тратить время на то, чтобы достойно наказать вас, пусть этим занимаются ваши отцы. Прошу вас обоих покинуть императорскую резиденцию и возвратиться в посольства ваших государств. Ваше присутствие здесь нежелательно.

В зале воцарилась нехорошая тишина. Принц-консорт был в своем праве, отказывая от дома гостям, не уважающим хозяев, но за всю историю Империи ни разу так бесцеремонно не выдворяли членов правящих семей других государств.

– И поторопитес-с-сь! – прошелестел невыразительный голос Императрицы. Никто не заметил, как она подошла к месту событий и встала рядом с мужем. Рейт молча отступил назад, подчеркивая, что последнее слово за ней, но всем своим видом выражая готовность настоять на своем. Он опасался, что Эфа по каким-либо причинам сочтет его действия чересчур поспешными, но следующие ее слова развеяли последние сомнения: – Я не с-с-считаю дос-с-стойными претендентами на руку моей дочери людей, с-с-спос-с-собных затеять безобразную драку перед придворными, которыми им, возможно, придетс-с-ся править!

Это был приговор. Драчуны попытались что-то сказать в свое оправдание, но послы, более искушенные в имперских традициях, поспешили увести их прочь. Для этих двоих кандидатов все было кончено. Если Императрица публично признала их недостойными, значит, даже угроза войны с государствами, чьих правителей она оскорбила, не заставит ее изменить своему слову. Но в этом случае такой жертвы и не понадобится. Устроить банальную драку из-за благосклонности женщины – не дуэль, не благородный поединок, а вульгарную драку! Да правители слова сказать не посмеют, чтобы не раздувать скандал и не напоминать всем и вся о том, что в их семьях вырастили деток, не имеющих даже минимального представления о правилах хорошего тона!

Рейт наблюдал за тем, как принцы понуро покидают прием, и ощущал одновременно и удовольствие, и недоумение. С одной стороны, он давно уже для себя решил, что эта парочка и близко не подойдет к его дочери, а с другой, не мог понять, как даже самые избалованные и несдержанные наследнички умудрились настолько забыть об элементарном чувстве самосохранения, что устроили подобное безобразие. Им ведь теперь до конца жизни не отмыться от клейма вульгарных, грубых типов, не имеющих никакого понятия о том, как следует себя вести в приличном обществе. Не та репутация, которая может помочь в жизни члену правящей семьи с более чем эфемерными перспективами получить более-менее значительное наследство. Тогда в чем же дело?

Принц подозрительно покосился на спокойно стоящую рядом с ним Эфу, которая удовлетворенно наблюдала за поспешным бегством драчунов, и тихо вздохнул, стараясь ничем не выдать своих чувств. Он был готов держать пари на собственную корону (чувство самосохранения не позволяло сделать ставкой в игре жизнь даже при полной уверенности в успехе), что его любимая жена или ее неуправляемые диины успели приложить руку к этому маленькому происшествию, как минимум спровоцировав участников. Рейт, припомнив, чему его учил Хальзар, четко сформулировал в сознании свои подозрения и посмотрел на Эфу, вопросительно приподняв бровь. Выражения лица Императрицы не было видно за вечно скрывающей ее лицо тканью, но веки над холодными янтарными глазами слегка опустились, подтверждая верность его выводов.

Принц не знал, смеяться ему или плакать. Его драгоценная жена опять без зазрения совести использовала его втемную – из самых благих побуждений, естественно! Рейт ощутил стойкое желание высказать Эфе все, что он думает о ее методах, но ее уже не было рядом. Судя по всему, ощутив его эмоции, а на таком близком расстоянии она читала их как открытую книгу даже в толпе, Эфа воспользовалась его мимолетной задумчивостью и ускользнула от семейных разборок по своим, несомненно, важным и срочным делам. Не придерешься! Принц вздохнул еще раз, признавая свое поражение в очередной попытке перевоспитать это неуемное создание, но неожиданно пришедшая в голову мысль мгновенно вернула ему хорошее настроение: произошедший инцидент был прекрасным поводом удрать с приема под предлогом срочных и неотложных дел!

Рейт развернулся на каблуках, выискивая в пестрой толпе мажордома, и едва не поскользнулся на полированном мраморе пола. Тихо выругавшись про себя, он поклялся серьезно поговорить с распорядителем этикета, как только выдастся свободное время. В конце концов, уже ни в одном цивилизованном государстве полы в качестве орудия покушения на убийство или тяжкое членовредительство не используются, и только Империя упрямо цепляется за глупый анахронизм, подвергая гостей опасности выставить себя на всеобщее посмешище, помимо всего прочего!

Принц наконец нашел взглядом мажордома, который укрылся в тени тронного возвышения от греха подальше и оттуда наблюдал за весельем гостей, старательно прикидываясь деталью интерьера. Замечательно! Рейт подошел к огромным стеклянным дверям, ведущим из зала для больших приемов на открытую террасу, и, встретившись с ним глазами, едва заметно кивнул. Старательный подданный понял его кивок совершенно правильно, он стремительно пересек помещение, умело лавируя между группами полупьяных представителей дворянства, как местного, так и иноземного, и склонился перед принцем-консортом в вежливом поклоне, ожидая распоряжений.

– Я покидаю прием в связи с важными и неотложными делами. – Рейт заставил свой голос звучать в меру озабоченно. – Оповестите гостей!

– Да, Ваше Высочество!

Принц одобрительно кивнул и через террасу вышел в парк, оставив мажордома объявлять о уходе Его Высочества и вызвавших это причинах.

Сейнал в раздражении бросил кисть на столик и отвернулся от мольберта, на котором стояла его незаконченная картина. Нужный настрой никак не приходил, и работать дальше было бессмысленно. Юноша нажал на кнопку выключателя, гася верхний свет и, оставшись в полутемной комнате, позволил себе наконец выпустить наружу клокотавшие в душе чувства, со всего размаха стукнув кулаком о стену. И сразу же об этом пожалел: к плохому настроению и злости на весь мир добавилась еще и боль в руке, легче от этого, естественно, не стало.

Сейнал подошел к окну и набрал код отключения замка. Тихо пискнула электроника, и створки распахнулись навстречу теплому летнему ветру. Юноша вдохнул свежий, пахнущий ночными цветами воздух и горько рассмеялся. Нет, это просто проклятие какое-то! Каждый раз, когда он начинает наконец верить в то, что жизнь наладилась и не нужно больше опасаться злобных шуток судьбы, ему на голову сваливается новая гадость, по сравнению с которой меркнут все предыдущие! Стоило только вздохнуть свободно после смерти психопата-дядюшки, по недосмотру Саана ставшего президентом и на протяжении многих лет самозабвенно уничтожавшего все, что казалось ему угрозой, как тут же выясняется, что он должен жениться на существе, которое относится к человеческому роду только условно и может переплюнуть почившего родственника по части кровожадности. А дядя Джастер еще пытается выяснить, почему это он так боится Императрицу! Можно подумать, сам не знает почему! Еще и мораль читает о его недостойном поведении! Усмотрел в обычном разговоре с приятным в кои-то веки собеседником ухаживание, ни больше ни меньше! Бред какой-то! Он даже имени ее не знает! К тому же дядя сам ему рассказывал, что женщины-диины мужчинами человеческого вида не интересуются и все попытки ухаживания обрывают решительно и весьма жестко…

Сейнал прислонился к стене, невидяще глядя на залитый лунным светом парк. Ему уже было все равно, что случится дальше. Он даже не помнил, под каким предлогом отказался идти на очередной опостылевший прием. Хотелось все закончить разом, чтобы не мучили по ночам кошмары, в которых он раз за разом бежит по коридору и, распахнув дверь комнаты, застывает над окровавленным телом матери. Чтобы не слышать злобные сплетни и нападки мачехи, не ломать голову над очередной неразрешимой проблемой, вся суть которой сводится к единственному: как сделать так, чтобы страна прожила еще хоть год, не рухнув в пропасть очередного кризиса, не замечать больше насмешки в глазах придворных и усталой безысходности на лице отца…

– Привет! Ничего, что я без приглашения? – внезапно раздалось откуда-то снизу, и Сейнал с изумлением обнаружил, что смотрит в янтарные глаза своей знакомой-диина. Интересно, и когда это он успел так наклониться над подоконником? Юношу обожгло нехорошим предчувствием, ведь стоило ему только сдвинуться самую малость, и он рухнул бы, из окна пятого этажа на стилизованные под старину мощенные камнем дорожки. Девушка сочла его молчание приглашением и ловко проскользнула мимо него в комнату, слегка задев его плечом. От этого легкого на первый взгляд прикосновения Сейнала отбросило на несколько шагов, и он едва не свалил забытую на мольберте картину. – Извини. – В голосе диина не слышалось ни малейшего раскаяния. – Ты чего ночью у окна с-с-стоишь, мишень изображаешь? Забыл, что на тебя уже покушалис-с-сь?!

– Я не подумал. – Сейнал покраснел, молясь про себя, чтобы в царившем в комнате полумраке его гостья этого не заметила. – Как ты забралась в окно? Здесь же высоко! – Запоздалый испуг от осознания того, как рисковала эта юная девушка, заставил его повысить голос.

– Глупос-с-сти! – Диин беззаботно пожала плечами. – И не с-с-с такой выс-с-соты падала. Мы вынос-с-сливее людей.

– Извини, я не хотел кричать… – Сейнал внезапно вспомнил о способности нелюдей летать и запнулся, не зная, что сказать.

– Да ладно, с-с-с кем не бывает! – Девушка легкомысленно махнула рукой и с любопытством воззрилась на картину. – Это ты рис-с-совал? А почему у тебя воин так с-с-странно с-с-стоит?

– Потому, что не получается. – Сейнал включил свет и сердито кивнул на картину. – Видишь? Все нарисовал, а правильно выбрать позу для бойца не выходит, постоянно что-то мешает!

Диин отошла на пару шагов и замерла перед полотном, склонив голову набок. Несколько секунд она стояла неподвижно, а затем рассмеялась:

– С-с-сейнал, ну ты даешь! Попытатьс-с-ся изобразить воина в момент движения, и не прос-с-сто движения, а боевого приема, – это додуматьс-с-ся надо!

– И что тут такого смешного? – Юноша изумленно наблюдал за веселящейся гостьей. – Я всегда изображаю людей в движении, и ничего, получалось.

– Ну не знаю, в живопис-с-си я с-с-совершенно ничего не понимаю, я не художник, но кое-что я понимаю в поединках. Твое движение не завершено, поэтому боец и кажетс-с-ся неуклюжим, попытайс-с-ся нарис-с-совать его, когда он закончил прием, – например, уже отрубил голову противнику.

– Попробую, – покладисто согласился Сейнал и тут же спросил, не в силах сдержать любопытство: – А почему ты ничего не понимаешь в живописи? Ведь в Империи самые знаменитые музеи изобразительного искусства! Я всегда хотел побывать в Большом императорском музее, говорят, первые экспонаты ему передал еще родоначальник нынешней династии!

– Правда? – Диин не выказала особого восторга. – Тебе виднее, никогда там не была.

– Но почему? Туда же пускают всех желающих?

– С-с-сейнал, пойми, у меня другое предс-с-ставление о крас-с-соте и о полезнос-с-сти, ес-с-сли уж на то пошло. – Девушка беспечно фыркнула и свернулась клубочком прямо на ковре. – Мне неинтерес-с-сно с-с-смотреть на картины, мне интерес-с-сно, когда ты о них рас-с-сказываешь. Твои ис-с-стории вс-с-сегда заканчиваютс-с-ся неожиданно, с-с-совершенно невозможно предугадать финал.

Юноша польщенно улыбнулся. Дядя Джастер не далее как сегодня утром пытался втолковать ему, что диины на всю Галактику славятся своей способностью разгадывать даже самые запутанные логические головоломки, и такое признание от одной из них было настоящим комплиментом. После этого уклониться от рассказа уже не было никакой возможности, да и, если быть честным самому с собой, ему не очень-то хотелось уклоняться… Он подошел к бару и налил себе сока, затем покосился на беспечно устроившуюся на ковре девушку, которая вдумчиво изучала замысловатые узоры, густо покрывающие этот предмет интерьера, словно пыталась постичь зашифрованное в них сообщение о близкой гибели Вселенной с точным указанием даты катастрофы, и взял второй бокал. Аккуратно поставив его возле гостьи, которая отреагировала на этот гостеприимный жест довольным учанием, и, передвинув кресло поближе, Сейнал принялся рассказывать о непростой судьбе очередного шедевра. Этих историй он знал множество, но впервые нашел такого внимательного слушателя, – правда, угадать, что диин сочтет забавным, а что посчитает просто очередным проявлением человеческой глупости, было совершенно невозможно. Да он и не пытался.

На этот раз рассказ был признан веселой небылицей, поскольку ни одно вменяемое существо не будет городить столько несуразностей, пытаясь завладеть понравившимся ему предметом. Девушка заявила это с непоколебимой уверенностью не раз исполнявшего подобное человека, и тут же походя набросала пару схем удачных операций по приобретению статуи без шума и большого количества жертв, привлекающих внимание властей. Сейнал только головой покачал, он уже давно подозревал, что его странная собеседница работает в том же ведомстве, что и его дядя, только в Империи, естественно, но спрашивать об этом не собирался. Захочет, скажет сама, а не захочет, все равно не признается, только отношения испортишь.

– Знаешь, я совсем не разбираюсь в этих военных хитростях. – Юноша с любопытством наблюдал за тем, как диин ловко пьет из бокала, не открывая лица. – Так что верю тебе на слово. Но неужели тебе не хотелось бы посмотреть на полотна великих живописцев?

– А ты хочешь, чтобы я на них пос-с-смотрела? – Девушка повернулась к нему и удивленно покачала головой. – С-с-странное желание, но выполнимое. Ес-с-сли хочешь, можем с-с-слетать в с-с-столицу, как раз к утру будем на мес-с-сте.

– Меня начнут разыскивать гораздо раньше. – Сейнал огорченно вздохнул. – Не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня.

– Не начнут. – Диин уже увлеченно разрабатывала план предстоящей авантюры. – С-с-сам знаешь, прием закончитс-с-ся только в полдень. Дурацкая традиция, но нам это на руку. Пос-с-слы на любом мероприятии такого ранга должны прис-с-сутс-с-ствовать до конца – этикет! А потом у твоего дяди в голове будет только одна мыс-с-сль: добратьс-с-ся пос-с-скорее до кровати и выс-с-спаться как с-с-следует, он-то, в отличие от наших ис-с-спорченных арис-с-стократов, транквилизаторы в безумных дозах не принимает, а значит, с-с-скакать по их примеру по двое-трое с-с-суток напролет не может. Так что, когда он прос-с-снетс-с-ся и с-с-соблаговолит наведатьс-с-ся к тебе с-с-с визитом, будет уже вечер, а к тому времени ты благополучно вернешьс-с-ся домой.

Юноша несколько мгновений смотрел на свою гостью, борясь с искушением, но оказалось, что сражаться с подобными вещами нужно аккуратно. Внезапно Сейнал понял, что он сам выступает на стороне своего оппонента, приводя аргументы в пользу предложенной авантюры. Он улыбнулся и решил сдаться на милость победителя.

– Хорошо, пошли. Только как мы выйдем незамеченными из моей комнаты?

Девушка насмешливо фыркнула и беспечно заявила:

– Это с-с-самая прос-с-стая час-с-сть операции! Мы прос-с-сто покинем здание через окно.

Сейнал подошел к оконному проему и выглянул наружу. Вид земли, едва различимой в рассеянном свете, льющемся из окон, заставил его невольно поежиться. Но странный незнакомый голосок в его голове упорно подталкивал его к риску и приключениям, к тому же ему страшно не хотелось, чтобы его новая знакомая посчитала его трусом. И так она уже имела сомнительное удовольствие видеть его испуганным. Хватит! Юноша решительно тряхнул головой и с уверенностью, которой совсем не испытывал, произнес:

– Ну тогда пошли.

В следующую секунду его подхватили маленькие, но на удивление сильные руки, и он почувствовал, что летит. Сейнал даже не успел испугаться, как оказалось, что он стоит на парковой дорожке, живой и невредимый. Диин не стала даже расправлять крылья, а просто спрыгнула с высоты пятого этажа на камни! Юноша с трудом перевел дух и покосился на нетернеливо переминающуюся рядом с ним девушку. Стараясь не показать, как он потрясен подобным способом быстрого спуска, Сейнал поправил растрепавшиеся во время прыжка волосы и, с трудом сдерживая охватившее его нервное возбуждение, попросил:

– Пойдем быстрее, мне не терпится показать тебе великолепные шедевры, хранящиеся в Большом императорском музее!

Юноша не заметил, как сосредоточенно прищурилась при его последних словах диин. Он был весь захвачен предвкушением. Предвкушением того, как войдет в высокие двери древнего музея, узорчатые мраморные полы которого помнят, как по ним ступали первые Императоры Империи, еще не обзаведшейся приставкой «тысячи солнц», потому что их было тогда гораздо меньше. Увидит статуи и полотна известнейших мастеров, которые в давние времена почитали за честь творить в жестокой, кровожадной, но по праву считавшейся самой утонченной и изысканной стране. В стране, где убивали и умирали из-за пустяка, но умели ценить истинную красоту. А самое главное – сможет показать все это своей единственной подруге, которая наверняка оценит предложенный дар. Ведь это так важно показать…

ГЛАВА 13

Эра молча шагала вслед за увлеченно размахивающим руками Сейналом, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь в поисках засады. То, что засада есть, принцесса не сомневалась, оставалось только выяснить, где она находится и как скоро убийцы решатся напасть. Вроде бы самое время. Юноша наконец преодолел огромное фойе, где больше двадцати минут объяснял ей особенности росписи потолка, и теперь крутился перед какой-то картиной в первом из многочисленных залов Большого императорского музея. Эра внимательно разглядывала древнее полотно, недоумевая, что нашел в общем-то вполне разумный человек в этом хаотичном переплетении ломаных линий самых разных цветов и размеров. «Абстракционизм» не вызывал в ее душе ничего, кроме вполне понятного недовольства ленивым художником, не удосужившимся даже научиться как следует рисовать. Пропуская восторженный монолог своего жениха мимо ушей и старательно делая вид, что заинтересованно разглядывает этот кошмар наркомана, зачем-то запечатленный дотошным психиатром для потомков, принцесса старалась определить момент нападения. И благодарила Саана за то, что, кроме них, в зале нет любителей прекрасного. Это позволяло без труда следить за окружающим пространством, не отвлекаясь на помехи в виде хаотично шатающихся по помещению людей.

Эра насторожилась, почувствовав дуновение из-за длинных, тяжелых портьер, скрывающих неприметную дверцу, предназначенную для сотрудников музея. Противник оказался умен или что-то слышал о способностях диинов, поэтому позаботился о том, чтобы не пахнуть. Интересно, и откуда убийцы взяли вещество, надежно маскирующее запах человеческого тела под вполне безобидные ароматы? А подготовка у них на уровне, даже зная, что в нескольких метрах от нее прячутся трое готовых к нападению людей, она не в состоянии их услышать! Или, что куда более вероятно, они ухитрились где-то найти «глушилку», ведь какова бы ни была способность передвигаться бесшумно, стук собственного сердца сделать беззвучным не получилось еще ни у одного человека. Значит, профессионалы, которые точно знали, на что идут. Неприятное открытие.

Принцесса ощутила, как внимание сменилось хищным предвкушением, и приготовилась отражать нападение, но в следующий момент ее сознания коснулось искреннее недоумение убийц, даже какая-то детская обида. Эра удивленно приподняла брови, не отрывая глаз от цветных пятен на стене, являющихся, по утверждению Сейнала, великим шедевром, и удовлетворенно констатировала, что при всей своей подготовке и осведомленности до секретных директив Императрицы нападавшие не добрались. Иначе не испытывали бы почти болезненного недоумения оттого, что их оружие почему-то отказывается стрелять. Действительно, то, что музей оборудовали генератором поля блокировки, после того как один полоумный аристократ сжег дотла две картины, якобы принадлежавшие его уважаемым предкам и вероломно похищенные у них одним из первых Императоров, дабы передать чужую собственность в музей, старались не афишировать.

Атака не заставила себя долго ждать. Убедившись в том, что убить на расстоянии свою жертву они не смогут, наемники решили навязать единственному защитнику обреченного на смерть наследника президента ближний бой. Портьера, служившая им укрытием, рухнула с оглушительным грохотом, заставившим Сейнала вскрикнуть от неожиданности и обернуться на звук. Юноша увидел бегущих к нему мужчин в одинаковых запыленных комбинезонах подсобных рабочих с боевыми клинками в руках и замер как загипнотизированный. Эра оскалилась под капюшоном, надежно закрывающим ее лицо, и шагнула вперед, загораживая его собой. Никакого волнения перед первой в своей жизни настоящей схваткой она не испытывала. Бой предстоял не слишком тяжелый.

Принцесса предусмотрительно встретила нападающих на полпути, чтобы не ограничивать себе маневр из-за опасения случайно подставить под удар Сейнала и одновременно иметь возможность воспрепятствовать, если кто-нибудь из убийц попытается проскользнуть мимо нее, чтобы добраться до своей жертвы. Первый наемник атаковал без всяких изысков, надеясь только на собственную силу. Возможно, с человеком ее роста и сложения замысел бы и удался, но Эра без особых усилий отразила удар, способный выбить меч из рук более слабого противника, и когда убийца на секунду замешкался от удивления, скользнула под его клинок. Маленький рост стал ее преимуществом, одной рукой удерживая над головой свой меч, в прямом блоке остановивший оружие нападающего, она резко ударила когтями по ничем не защищенному животу человека. Наемник пронзительно закричал, когда на мраморный пол вывалились его внутренности, но принцесса не обратила на крик и сопровождавший его запах никакого внимания, привычно удерживая охотничий азарт в узде. Наслаждаться агонией жертвы было пока не время. Коротким толчком отбросив извивающееся тело под ноги двум оставшимся противникам, она застыла в обманчиво расслабленной позе, наблюдая за их реакцией на свои действия.

Люди оказались действительно профессионалами, вид умирающего от раны в живот напарника не произвел на них особого впечатления. Они переглянулись и начали расходиться, чтобы напасть на нее с двух сторон. Умная тактика, но в схватке с диином бесполезная, значит, наемники действительно не имели доступа к засекреченным сведениям и работали по давно выработанному шаблону, что подтверждало первые выводы Эры об их иностранном происхождении. Местные если и не знали, как сражаться с крылатой нелюдью, то мысль о том, что нападать вдвоем на диина – чистое самоубийство, усвоили крепко. Как и то, что даже спрятанные под плащом крылья защищают от направленного в спину удара тоже.

Принцесса не стала дожидаться, пока ее атакуют с двух точек. Расстегнув магнитную застежку, крепящую ткань, которая закрывала ее лицо, она откинула капюшон назад и метнулась к нападающему, который пытался зайти справа. Первый выпад он блокировал, от второго каким-то чудом увернулся, но подпустил ее слишком близко и не успел среагировать, когда острые клыки вцепились ему в горло. Человек закричал от ужаса, а Эра уже выпустила его и бросилась за последним наемником, который успел подобраться к Сейналу, по-прежнему стоящему столбом, почти на расстояние удара. Убийца почувствовал угрозу и даже успел обернуться, но ничего не смог сделать с обрушившейся на него всем своим весом девушкой. Прыжок получился выше всяких похвал, обитые металлом каблуки боевых сапожек врезались в грудь, сбивая противника с ног и ломая ему ребра, а клинок, перечеркнувший беззащитное горло, довершил остальное.

Эра поднялась с бьющегося в агонии тела и, держа меч в положении, позволяющем отразить атаку под любым из возможных углов, окинула поле боя внимательным взглядом, выискивая какую-нибудь угрозу. Но эта предосторожность оказалась излишней. Первый наемник по-прежнему корчился на полу, пытаясь затолкать обратно в живот вывалившиеся из него внутренности (если не оказать ему в ближайшее время помощь, то умрет наверняка), опасности не представлял, слишком серьезные повреждения… Демоны Саана! Эра одним прыжком преодолела разделяющее их расстояние и ногой припечатала к полу окровавленную ладонь с зажатым в ней метательным кинжалом. Выругав себя за излишнюю самоуверенность, она осторожно стукнула человека пальцами в висок, стараясь не убить ценный источник информации, и уже куда более внимательно присмотрелась к двум другим телам. Кто его знает, вдруг еще кто-нибудь сможет преодолеть боль и слабость от смертельного ранения, чтобы попытаться нанести противнику последний удар? Но нет. Наемник, которому она прокусила горло, уже умер от яда; попавшего ему в кровь. Прекрасно, значит, она ничего не напутала, изменяя состав вещества, содержащегося у нее в клыках. А его напарник, пытавшийся добраться до Сейнала у нее за спиной, не представлял никакой угрозы в силу отсутствия головы на предписанном ей месте. Люди, лишившись этого крайне важного органа, опасными больше не являются, Эра это знала точно.

Убедившись в том, что противники выбыли из игры, принцесса перевела взгляд на застывшего как статуя парня, из-за которого все это и затевалось. Его вид заставил ее забеспокоиться по-настоящему. Бескровное лицо, напряженное до боли в мышцах тело и глаза с огромными зрачками, едва обведенными тоненькой каемкой радужки. Саан загрызи все эти планы! Эра торопливо подошла к Сейналу, осторожно прикоснулась пальцами к его щеке – и тут же пожалела об этом. Повинуясь вбитому на сотнях тренировок рефлексу, она не убирала оружия в ножны до тех пор, пока ситуация не будет полностью под контролем, то есть пока Служба безопасности не оцепит здание, а рядом с ней не окажется парочка опытных телохранителей, и соответственно дотронулась до человека левой рукой, совершенно забыв о том, что ее покрывает кровь наемника, которому она минуту назад выпустила кишки. Юноша дернулся и впился в ее лицо лихорадочно блестящими глазами, Эра, стараясь исправить ситуацию, улыбнулась ему как можно более дружелюбно… Сейнал пронзительно закричал и грохнулся бы на мраморный пол музея, если бы она не успела его подхватить. Недоумевая, чем вызван подобный всплеск эмоций, принцесса осторожно уложила его на холодный камень, придерживая одной рукой, во второй по-прежнему оставался меч на случай непредвиденных обстоятельств, и тихо спросила:

– Ты чего кричишь? Вс-с-се уже закончилос-с-сь.

– Это… это ты? – В голосе юноши звучали страх и неуверенность. – Я тебя не узнал с открытым лицом… и в крови…

Эра помянула про себя всех демонов Сана разом, проклиная собственную невнимательность. Это надо же было забыть, что ее жених в шоке и не видел свою нареченную без покрывала, к тому же художественно перемазанную кровью. Действительно, после того как она перекусила одному из наемников горло, физиономия у нее должна быть живописная!

– Как… как тебя зовут? – Сейнал собрался с силами и попытался встать. – Ты второй раз спасла мне жизнь, а я даже не знаю твоего имени.

– Эра. – Принцесса решила, что скрываться больше нет никаких причин, в конце концов, как справедливо заметила ее мать, свое решение она приняла уже давно, поэтому нет смысла продолжать маскарад. Реакция на ее сообщение оказалась более чем ожидаемая. Юноша секунду смотрел на нее широко открытыми от изумления глазами, а затем с тихим стоном упал в обморок. Эра снова его подхватила, на секунду выпустив из рук меч, и нажала кнопку вызова на коммуникаторе, прикрепленном к ее запястью, подавая заранее оговоренный сигнал. Через мгновение в зале стало тесно от диинов. Первая стадия операции была успешно завершена, оставалось самое сложное.

Эфа подняла взгляд от компьютера и вопросительно посмотрела на зашедшую в кабинет дочь. Эра была живописно перемазана кровью, но обоняние подсказывало Императрице, что девочка не пострадала, следовательно, причин для беспокойства за физическое здоровье принцессы нет. А вот с душевным дело обстояло не так хорошо. Отчетливо ощущались тревога и какая-то глухая подсознательная боль. Ни первое, ни второе не имели никакого отношения к недавнему бою, впрочем, и не могли иметь, в конце концов, хищник, мучающийся угрызениями совести из-за убитых им жертв, это нонсенс, и сам он прекрасно это сознает. Однако их существование внушало беспокойство, значит, случилось что-то, что смогло расстроить наследницу, закаленную в эмоциональном отношении не хуже ее самой. Впрочем, особо гадать не было нужды, скорее всего, Эра соприкоснулась с сознанием Сейнала после того, как он упал в обморок, и безумные всполохи страха, перемежаемые другими чувствами, больше не размывали картину. Видимо, дело еще хуже, чем она предполагала…

Встав из-за стола, женщина подошла к застывшей у дверей дочери и молча обняла ее, предлагая понимание и поддержку. Девочка глубоко вздохнула и зарылась носом в темную ткань рубашки, вдыхая привычный чуть горьковатый запах матери, с детства ставший для нее синонимом безопасности. Эфа стояла неподвижно, позволяя ей успокоиться после первой в ее жизни схватки с настоящим противником и в преддверии нового испытания. Эра на секунду прижалась к матери всем телом, благодаря за понимание, а затем отстранилась и тихо выдохнула:

– Ты была права, мама. Он дейс-с-ствительно подвергс-с-ся пс-с-сихообработке.

Императрица хмуро кивнула. Жаль, а она так надеялась, что хотя бы в этот раз ошиблась в своих предположениях и неадекватное поведение Сейнала всего лишь последствия стресса из-за перспективы жениться на существе, которое подпадает под определение «человек» только условно. Хотя зачем себя обманывать, эта надежда давно была отведена ею в разряд несбыточных мечтаний, и Императрица относилась к ней как к возможному явлению Саана: хотелось бы, конечно, но вряд ли.

– Я пос-с-стараюс-с-сь это ис-с-справить. Но не уверена, что у меня получитс-с-ся.

Эфа никогда не скрывала правду от своей дочери. И уж тем более не собиралась делать этого теперь. Девочка должна знать, что ожидает ее избранника, и быть готовой к любым последствиям. Эра молча кивнула, не поднимая глаз, и сменила тему:

– С-с-сейнал с-с-сейчас-с-с в охраняемой палате дворцовой больницы, к нему никого не пус-с-скают. Он по-прежнему без с-с-сознания, я запретила врачам приводить его в чувс-с-ство во избежание с-с-серьезных пс-с-сихичес-с-ских рас-с-стройс-с-ств. Его подключили к аппарату ис-с-скус-с-ственного с-с-сна.

Императрица улыбнулась предусмотрительности дочери и вышла из кабинета. Ей предстояла срочная и сложная работа, ради которой она ночью прилетела из летней резиденции в столицу. Работа, от результата которой будет зависеть очень многое. Эфа кивнула диину, охраняющей двери императорских покоев, и коротко прикоснулась к ее сознанию, передав просьбу найти Рейта и попросить его побыть с дочерью. Она не хотела оставлять девочку одну в такой момент.

Спускаясь по многочисленным переходам в крыло дворца, отведенное под больницу, Императрица тщательно обдумывала свои действия, проклиная особенности человеческого мозга. По какой-то неумной шутке природы люди могли без последствий перенести проникновение в их сознание только одного существа, если одновременно там оказывалось два и более посторонних, результатом становилось тяжелое расстройство психики. Благодаря этим ограничениям Эфе предстояло в одиночку исправить все повреждения сознания, причиненные психокоррекцией, поскольку доверить такую операцию Хальзару она не могла из-за слабой осведомленности диина о том, что является для человека естественным, а что нет. Если бы брат Хизы принялся устранять вмешательство в психику Сейнала, то с очень большой вероятностью мог убрать следы на его взгляд искусственного вмешательства и в результате превратить юношу в диина, запертого в человеческом теле. Так рисковать Императрица не собиралась. В отличие от Хальзара, она хотя бы относительно представляла, что делается в голове нормального человека, благо Рейт не стеснялся периодически позволять ей проникновение в свое сознание и разрешать жене оставаться там по нескольку часов, правда, далеко не всегда.

Оказавшись наконец в пункте назначения (этот Сааном проклятый дворец ее предков больше всего напоминал многоярусный лабиринт, занимающий площадь парочки кварталов), Эфа встряхнула головой, отгоняя лишние на данный момент мысли, и обратилась к поджидающему ее у двери палаты врачу, косящемуся на торчащих рядом с ним диинов с восторгом человека, наконец-то увидевшего наяву свою самую заветную мечту.

– Подготовьте на вс-с-сякий с-с-случай реанимацию, а также вс-с-се необходимое для вос-с-становления организма пос-с-сле с-с-серьезного физичес-с-ского и пс-с-сихичес-с-ского ис-с-стощения. Но пока я не позову, в палату не входить. Прос-с-следите, – бросила она диинам.

И, дождавшись от всех присутствующих кивка или вербального подтверждения того, что ее распоряжения приняты к сведению, вошла в небольшую светлую комнатку, где на кровати с подключенными всевозможными медицинскими приборами, следящими за малейшими изменениями в его состоянии, лежал Сейнал. Вид мальчика заставил Эфу тихо зашипеть от злости. Ребенок выглядел так, словно в любой момент мог умереть. Саан их всех загрызи, что же эти неизвестные заговорщики с ним сделали, и как этот разиня Керр допустил, чтобы его собственного племянника подвергли психообработке! Тоже мне, глава Службы безопасности называется! Императрица глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться, и медленно выдохнула, отстраняясь от самых незначительных всплесков эмоций. Для того что она задумала, ей понадобятся абсолютное хладнокровие и сосредоточенность. На третьем вдохе сознание женщины, избавившись от всего лишнего, превратилось в идеальный инструмент. Только после этого Эфа осторожно опустилась на пол возле изголовья кровати мальчика и, положив голову на его подушку, прикоснулась к раненому разуму человеческого детеныша.

Как только она вошла в контакт с сознанием юноши, на нее обрушился сумасшедший поток разрозненных фрагментов информации, совершенно бессистемно кружащих по затейливым траекториям. Императрица с трудом отгородилась от затягивающего безумного танца красок и звуков и попыталась определить, что вызвало эту вакханалию. Личность Сейнала никак не удавалось обнаружить, и женщина уже начала опасаться, что она распалась на миллионы составляющих ее фрагментов, мелькающих сейчас вокруг нее. Однако в следующий момент Эфа наткнулась на странную конструкцию и замерла на несколько секунд, пытаясь понять, в голову какого безумца или гения пришло такое экстравагантное решение проблемы. Теперь странное поведение мальчика становилось совершенно понятным, оказывается, все дело было в том, как под воздействием психокоррекции поменялась структура его личности. Она напоминала равнобедренный треугольник только с двумя сторонами. Вершиной его стали все детские воспоминания и переживания Сейнала, которые теперь отвечали и за мотивацию действий. От них шла односторонняя перемычка к практически изолированному фрагменту, вместившему в себя все, что составляло взрослую часть личности, обеспечивающую заодно претворение желаний в жизнь. А с другой стороны к детским воспоминаниям примыкал осколок сознания с единственной фобией подростка – страхом физического насилия, на который как заплатки были намертво приклеены фрагменты какого-то странного голофильма с ней и Эрой в главных ролях.

Эфа бесстрастно изучала конструкцию, отобразившую то, что происходит в разуме Сейнала, естественно, ее собственное сознание значительно упростило все процессы для удобства восприятия, но главное она все-таки смогла уловить. Схема действовала на удивление просто: фобия, которая теперь приобрела благодаря вмешательству неизвестного псикодировщика полную конкретность, сфокусировав размытый облик агрессора в двух совершенно определенных существах – Императрице и принцессе, влияла на детскую часть личности подростка по одностороннему каналу, заставляя принимать нужные кому-то решения. Эти решения направлялись по перемычке во взрослый фрагмент сознания, который, используя все навыки и знания, накопленные Сейналом, претворял полученную директиву в жизнь. Но, поскольку обратная связь не действовала, он был не в состоянии критически оценить принятое решение и причины, его породившие. А так как контакта между фобией и взрослой частью личности не было вообще, то последняя и не подозревала о существовании первой. Просто, но эффективно. Эфа осторожно прикоснулась к конструкции личности парня, стараясь определить ключевые точки, воздействуя на которые можно было бы вернуть все в исходное состояние, но, к ее удивлению, их не было! Женщина внимательно и бесстрастно обследовала сознание подростка и убедилась в том, что изменения необратимы, кто бы ни сделал это с мальчишкой, он позаботился о том, чтобы убрать свою жертву наверняка. Если Сейнала не прикончили бы, когда он, повинуясь внушенному приказу, сам пришел бы в засаду, то в ближайшие несколько месяцев ему грозила полная невменяемость. Воздействие извне было абсолютно бесполезно.

Эфа обдумала единственный шанс на спасение ребенка и констатировала, что для нее он достаточно безопасен. Женщина убрала практически все барьеры, разделяющие ее сознание и сознание подростка, оставив только одну маленькую защиту, позволяющую ей не забыть о том, кто она и что собирается делать. Через мгновения их личности слились в единое целое. Императрица растворилась в детских страхах и вполне взрослой злости на обстоятельства, теперь оставалось только бороться. Эфа сохранила достаточно контроля, чтобы помнить о том, кто она есть на самом деле, но ее мысли и чувства переплелись с мыслями и чувствами Сейнала в причудливую смесь, ломая все ранее установленные порядки. В этом-то и было спасение. Разум человека не предназначен для того, чтобы вмещать две личности одновременно, в результате они превратились в один большой ком, разорвав практически все прежние связи между отдельными своими фрагментами, теперь предстояло выстроить из образовавшегося хаоса два самостоятельных сознания. Императрица принялась за работу, отыскивая и собирая в стройную систему кусочки, которые до недавнего времени были Сейналом.

Это оказалось сложнее, чем выглядело на первый взгляд, в конце концов Эфа, устав возиться с ускользающими, беспорядочно мельтешащими перед внутренним взглядом обрывками и осколками, прибегла к довольно рискованному способу, который когда-то ей показала Тальза, обучая управлять своими паронормальными способностями. Императрица представила оба сознания как пазлы с отсутствующими кусочками и принялась их собирать на манер детских головоломок. Теперь не нужно было решать, с какой стороны прикрепить тот или иной фрагмент, достаточно было поднести его к пустому полю основы, чтобы определить по его форме, где он должен лежать. Но в этом-то и крылась главная опасность. Если еесознание таким образом можно было собрать без проблем, то с сознанием Сейнала необходимо было учитывать, что восприятие Эфы непроизвольно меняло картинку, накладывая на нее свой отпечаток. Приходилось быть предельно осторожной, чтобы не добавить во фрагменты собственное представление о тех или иных качествах подростка.

Незаметно подкралась усталость, давя на виски и притупляя реакцию. Императрица продолжала работу, не обращая внимания на волны слабости и нарастающую боль в висках. Операцию следовало закончить как можно скорее, чтобы свести к минимуму последствия вмешательства в разум человеческого детеныша. Наконец остался только один кусочек, беспорядочно вращающийся у нее перед глазами, довольно большой, он постоянно ускользал от ее попыток его поймать и водворить на место. Эфа пригляделась к непокорному клочку личности Сейнала и с удивлением обнаружила, что перед ней та самая фобия, которая доставила уже столько проблем. Не раздумывая, женщина примерилась и коротким ментальным импульсом разнесла его в пыль. В конце концов, без этой дряни детеныш вполне сможет обойтись, и тратить последние силы на ловлю подобной пакости она не собиралась…

Эфа вынырнула из транса и со стоном подняла голову, полную резкой, дергающей боли, явно поселившейся там навечно, иначе с чего бы она вела себя так нагло? Работа по возращению Сейнала была окончена, оставалось узнать результаты. Императрица с трудом поднялась с пола и, присев на краешек кровати, внимательно вчиталась в показания мониторов. Она, конечно, не специалист, но и полному профану было ясно, что мальчик здорово ослаб, однако немедленно покидать сей мир не собирается. Решив рискнуть в непонятно какой раз за этот день, Эфа осторожно ввела в агрегат, отвечающий за здоровый, глубокий сон ребенка, новую программу. Через минуту детеныш застонал и открыл глаза. Несколько секунд он непонимающе разглядывал черную фигуру, сгорбившуюся на краю его кровати, а затем тихо, но достаточно отчетливо произнес:

– Ваше Величество? Что со мной случилось?

Императрица, внимательно прислушивающаяся не столько к словам Сейнала, сколько к эмоциям, их сопровождающим, облегченно вздохнула. Иррациональный страх перед ней в сознании мальчика полностью отсутствовал. Оставалось уточнить еще кое-что.

– Я понимаю, что ты очень ус-с-стал, но вс-с-сетаки пос-с-старайся проанализировать с-с-свои ощущения. Ты чувс-с-ствуешь с-с-себя нормально? Тебе не кажетс-с-ся, что ты что-то забыл?

Юноша несколько мгновений прислушивался к себе, а затем с полной уверенностью в голосе произнес:

– Лучше давно себя не чувствовал. Голова ясная, никаких провалов в памяти. – Сейнал вдруг тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы и добавил: – А еще последние несколько месяцев я вел себя как полный идиот и теперь с трудом могу понять, как умудрился при всех своих выходках и странных поступках остаться в живых. И, кажется, за свое присутствие в этом мире, а не в чертогах Саана я должен благодарить вас.

– Не с-с-стоит благодарнос-с-сти. – Эфа наконец-то позволила своим чувствам вернуться и с облегчением улыбнулась под тканью, закрывающей ее лицо. Ей все-таки удалась эта безумная авантюра, мальчик совершенно здоров и ведет себя точно так же, как на голозаписях, год назад представленных ей Хизой. Конечно, стоит показать его женщине-диину, которая видела его здоровым, так сказать, вживую, но и сейчас понятно, что от вмешательства в его психику удалось избавиться. Хорошая новость. – Тебе необходимо отдохнуть. Я приду поговорить чуть позже.

Сейнал вежливо кивнул, чувствовалось, что у него едва хватает сил держать глаза открытыми, и улыбнулся:

– Буду ждать с нетерпением, Ваше Величество.

Эфа ничего не ответила, с трудом ковыляя к двери. В отличие от этого дерзкого детеныша, который мог позволить себе уснуть в любой момент, поскольку уже находился в удобной кровати, ей предстояло преодолеть немалое расстояние, прежде чем можно будет рухнуть в постель и как следует отдохнуть. Уже плохо контролируя свои действия, Императрица вывалилась из палаты и глухо проворчала:

– Доктор, займитес-с-сь пациентом, только не будите, пус-с-сть отдохнет. Кто-нибудь, проводите меня в с-с-спальню и с-с-сообщите Эре, что вс-с-се прошло удачно.

Как врач почти бегом влетел к больному, а одна из телохранительниц молча подхватила ее на руки, пока вторая потянулась к коммуникатору, чтобы связаться с принцессой, она уже не видела, благополучно погрузившись в глубокий сон без сновидений.

ГЛАВА 14

Джастер Керр снова посетил покои своего бывшего соотечественника, но только на этот раз повод был далеко не так безобиден. Его племянника похитили, или он сам уехал с охраняемой территории в неизвестном направлении – это все, что удалось выяснить послу и по совместительству главе службы безопасности Объединения свободных планет. Ситуация из разряда критических! И, словно этого было недостаточно для скандала, он столкнулся с молчаливым противодействием местных эсбэшников, которые не позволяли ему организовать поиски мальчика своими силами, при том что сами тоже не предпринимали ничего для его обнаружения. Создавалось впечатление, что они специально тянут время. От мыслей, почему они это делают, Керра начинало трясти как в лихорадке. Сейчас, глядя на абсолютно невозмутимого Села, Джастер все больше преисполнялся уверенности, что вскоре оправдаются его самые мрачные предчувствия. Он уже минут пятнадцать в красках описывает произошедшее с одним из претендентов на руку принцессы и сыном ближайшего соседа Империи, а этот перебежчик даже не удосужился изобразить на своей каменной физиономии приличествующую случаю мину! Керр, с трудом сохраняя самообладание, выпрямился во весь свой немаленький рост, нависая над расслабленно откинувшимся в кресле Лотаном, и четко произнес:

– Вы понимаете, что если с мальчиком что-либо случится на территории Империи, это будет международный скандал, и поведение ваших спецслужб, которые препятствуют мне в поисках, серьезно осложнит обстановку?!

Сел никак не показал, что слышал эту завуалированную угрозу. Он меланхолично созерцал то ли вино в собственном бокале, то ли свои ухоженные ногти. Джастер почувствовал, как его охватывает ледяное бешенство от сознания того, что он находится на территории чужого государства и ничего, совершенно ничего не может сделать для спасения собственного племянника. Его и его людей просто в очередной раз не выпустят за пределы резиденции…

– Хиза, ну наконец-то! – Лотан неожиданно выпрямился, вся расслабленность слетела с него мгновенно, он внимательно и настороженно смотрел на женщину-диина, бесшумно проскользнувшую в комнату. – Как там мальчик?

– Нормально.

Хиза, не обращая на Керра никакого внимания, подошла к подставке для оружия и начала снимать с себя всевозможные орудия убийства, доставая их подчас из таких мест, что если бы Джастер не видел этого собственными глазами, он ни за что не поверил бы, что там вообще можно что-либо спрятать. – Пришел в себя, никаких последствий после устранения психокоррекции.

Посол почувствовал, как у него по спине побежали ледяные мурашки, слово «психокоррекция» давно стало в обитаемой Галактике синонимом несчастья. Если у Сейнала была даже легкая форма вмешательства в психику, дело вполне может закончиться длительным лечением с непредсказуемым результатом, а если… Керр заставил себя успокоиться и медленно произнес:

– Вы подозревали, что у моего племянника была коррекция психических процессов? Но почему вы не уведомили меня? Зачем эта секретность?

Женщина-диин удивленно оглянулась, словно только сейчас заметила, что кроме нее и ее мужа в комнате есть еще кто-то, и небрежно заметила:

– Мы не подозревали – мы знали. У Сейнала была очень глубокая психокоррекция с фатальным нарушением структуры личности. Ее Величеству понадобилось несколько часов, чтобы устранить последствия вмешательства.

– Но это просто невозможно! – Джастер едва не задохнулся от изумления, смешанного с диким ужасом. – Глубокая психокоррекция не может быть устранена, это неподвластно современной медицине. Ни один мастер псивмешательства не сможет исправить такие изменения!

Хиза тихо заворчала, «заставив человека отшатнуться от неожиданности, и резко проговорила:

– Во-первых, успокойтесь, коллега, подобные истерики не делают вам чести. Во-вторых, меня не интересует, что может или не может человеческая медицина. Императрица не пользовалась вашими глупыми приемами, она просто установила прямой контакт с сознанием мальчишки и с риском для собственной жизни исправила причиненный вред.

Керр молча смотрел на фыркающую от злости женщину-диина и не мог избавиться от ощущения, что внезапно попал в одну из тех дурацких космических опер, которые так любит его жена. Впрочем, жизнь в Империи и в лучшие времена сильно отличалась от того, что принято считать нормальным. Но даже для этого безумного государства происходящее сейчас было несколько чересчур. У человека в голове роились сотни самых разных вопросов, но, как он справедливо подозревал, задавать их его коллеге в настоящий момент просто небезопасно. Не хватало еще самому оказаться на больничной койке с рваными ранами на физиономии! Оставалось только вежливо выяснить, где в данный момент находится его племянник, и надеяться, что рядом окажется достаточно вменяемое существо, желательно человек, который сможет все ему объяснить…

Неожиданно ему на помощь пришел Лотан. Не обращая внимания на рычание своей жены, он бестрепетно обнял ее и положил подбородок ей на плечо:

– Успокойся и объясни все с самого начала. Посол Керр еще не привык к вашей манере скрывать важные вещи, чтобы не побеспокоить ненароком.

Хиза еще раз фыркнула, явно давая понять, что происходящее ей не нравится, и заговорила уже вполне миролюбиво:

– Я достаточно хорошо изучила Сейнала, чтобы заметить изменения в его поведении, но сначала не удавалось установить причину, мальчик постоянно испытывал страх перед Императрицей и принцессой, сомнения и другие эмоции, которые здорово размывали картинку, не позволяя изучить структуру его личности. Он ощущал сильные эмоциональные всплески даже во сне, что уже отражалось на психике. Когда принцесса Эра познакомилась с ним, она тоже заметила странные, на ее взгляд, реакции. После нескольких встреч Ее Высочество обратила внимание на то, что мальчик постоянно возвращается к одной и той же идее, причем испытывает по этому поводу слишком сильные эмоции, явно не соответствующие ситуации. Тогда зародилось подозрение, что Сейнала подвергли психокоррекции, зачем-то внушив ему непреодолимое желание побывать в Большом императорском музее, а заодно и страх перед будущей женой. Ее Величество посоветовалась с Хальзаром, и был разработан план устранения вмешательства в психику ребенка. Для этого прежде всего нужно было столкнуть в сознании мальчика базовые условия психокоррекции и ситуацию, которая бы их полностью опровергала.

Поскольку с деdяностопроцентной долей вероятности в музее должно было состояться покушение на Сейнала, Эра сама вызвалась проводить его туда, при этом предусмотрительно не сообщая, кем она является на самом деле. Их сопровождали на всем пути следования, и в здании музея находилось достаточно диинов, чтобы исключить любую возможность причинения вреда, но Ее Высочество справилась с нападавшими без посторонней помощи и затем назвала свое имя. В результате сильного шока мальчик потерял сознание, практически впал в кому. После этого он был доставлен в больницу, расположенную во дворце, и Ее Величество проникла в его сознание с целью исправить уже подточенные логическим противоречием установки. Однако выяснилось, что неизвестный злоумышленник не просто внушил Сейналу отдельные мысли и идеи, а перекроил структуру его личности, пришлось полностью уничтожить все ранее существовавшие схемы сознания и собирать его заново. Это достаточно опасный способ, но он дал великолепный результат, юноша полностью восстановил ясность мышления, и теперь его личность практически идентична той, что была до психокоррекции.

Керр с трудом понимал, о чем совершенно спокойно говорит женщина-диин. Это было просто невероятно! Императрица и ее Служба безопасности умудрились осуществить сложнейшую операцию, причем так, что никто, в том числе и он сам, не догадывался о происходящем до тех пор, пока не стало слишком поздно вмешиваться. Джастер подозревал, что с его племянником не все в порядке, но даже предположить не мог, что в охраняемом дворце наследного президента Объединения свободных планет можно осуществить психокодирование одного из наследников! Саан побери, да для того чтобы протащить через охрану то количество весьма специфического оборудования, которое для этого требуется, нужно быть не иначе как волшебником! Керр на мгновение даже предположил, что все происходящее просто грандиозная мистификация, но вынужден был отказаться от подобной теории. Никто в своем уме не станет выдумывать до такой степени невероятные истории; если бы его хотели обмануть, то объяснения звучали бы гораздо более прозаично. Н-да, оставалось констатировать собственную профессиональную непригодность и подавать в отставку! Словно в ответ на его последнюю мысль, Хиза мрачно проворчала:

– Странный какой-то заговор. Такое ощущение, что он был направлен прежде всего против Сейнала, но зачем кому-то понадобился третий наследник? Если эти неизвестные хотели изменить порядок наследования в вашей стране, то логичнее начать с его братьев, а для того чтобы испортить отношения с Империей, совершенно необязательно так рисковать, есть гораздо более простые и дешевые способы организовать провокацию… Не понимаю. В их действиях нет никакого смысла, даже если бы мальчик погиб в нашей стране при подобных обстоятельствах, никто не стал бы обвинять в этом Императрицу. Ее Величество не отвечает за действия невменяемых, а доказать, что Сейнал сам покинул охраняемую зону, не составило бы труда. К тому же это странное покушение на охоте… Убийца сам не знает, зачем он там оказался, и свято верит, что собирался выстрелить в дичь, но никак не в человека. Тоже сильная психокоррекция. Сейчас устанавливаем его личность и как он прошел через охрану. Но все это, мягко говоря, напоминает бред сумасшедшего. – Диин немного помолчала и без всякого перехода сказала: – Собираемся, нужно отвезти дядю к племяннику, а заодно переговорить с Эфой. Что-то мне все это не нравится.

Керр, который как раз в этот самый момент собирался обратиться к Хизе с просьбой доставить его к Сейналу, несколько ошарашенно кивнул и, похвалив себя за предусмотрительность, заверил всех присутствующих в том, что все необходимое у него при себе. Лотан счел, что для перелета продолжительностью несколько часов долгие сборы совсем необязательны, в конце концов, они отправляются не в другую Галактику, а всего лишь в другой город, поэтому, дождавшись, пока диин снова распихает по своим местам многочисленный арсенал, они спустились на летное поле, где их уже ожидал боевой катер. Джастер запоздало удивился склонности местных слуг к ясновидению (иначе откуда бы им знать, что кто-то собрался лететь в столицу, ни Хиза, ни Лотан при нем распоряжений подготовить транспорт не отдавали), но счел за лучшее промолчать, здоровье Сейнала занимало его сейчас гораздо больше, чем очередные загадки этой непредсказуемой страны.

Сейнал вынырнул из мутного забытья, но остался лежать с закрытыми глазами, по опыту зная, что так гораздо быстрее вспомнит события, предшествовавшие его погружению в бессознательное состояние. А судя по его ощущениям, вспомнить было что. Настолько усталым и слабым он уже давно себя не чувствовал, вдобавок просто зверски болела голова. В глаза, казалось, насыпали песку, все тело ныло, словно его долго и упорно колотили палками. Ко всему прочему, юноша не имел ни малейшего представления о том, где находится и как здесь очутился. Судя по ощущениям, он лежал в кровати, накрытый легким теплым одеялом, но совершенно не представлял, где именно эта самая кровать установлена, с одинаковой вероятностью это могла быть и больница, и тюрьма (современные камеры для важных особ обставлялись не хуже дорогих гостиниц). Сейнал постарался расслабиться и попытался погрузиться в легкую дремоту, в которой у него всегда удавалось восстановить события, по каким-нибудь причинам покинувшие его память. Однако на этот раз у него ничего не получилось. Стоило ему только слегка шевельнуться, расслабляя мышцы, как уже знакомый нечеловеческий голос задумчиво поинтересовался:

– И долго ты с-с-собираешьс-с-ся притворятьс-с-ся с-с-спящим? Должна заметить, получаетс-с-ся не очень.

От неожиданности и вызванного ею вполне законного изумления Сейнал открыл глаза и сел на постели. Точнее, попытался, мышцы на такое обращение отозвались мучительной ломотой, и вместо рывка получилось только слабое трепыхание. Юноша остался лежать, бессмысленно глядя в потолок, повернуть голову сил уже не было. Потолок выглядел совершенно незнакомым, и в душу начало закрадываться беспокойство. Отсутствие воспоминаний в совокупности с неизвестным местом, в котором он оказался, навевали дурные предчувствия. Диин, видимо, поняла его затруднения, рядом послышался стук отодвигаемого стула, а затем в поле его зрения появилась девушка, по своему обычаю закутанная с ног до головы, только на этот раз почему-то в черные одежды. Янтарные глаза весело сощурились, и Сейнал невольно улыбнулся в ответ, радуясь, что в окружающем его мире появилась хоть какая-то определенность.

Диин осторожно положила руку ему на лоб и тихо спросила:

– Как ты с-с-себя чувс-с-ствуешь?

– Нормально. – Не говорить же ей, что хуже в его жизнь не было момента, получится, что он жалуется, а демонстрировать свою слабость перед девушкой не хотелось. – Где я?

– В больнице. Что-нибудь помнишь? – Диин присела на краешек кровати так, чтобы он мог ее видеть не напрягаясь. Сейнал нахмурился и покачал отрицательно головой.

– Нет, совершенно ничего не помню. – Он ощутил, как отступившее было беспокойство возвращается с новой силой.

– Не с-с-страшно, это пройдет с-с-со временем. – Девушка беспечно махнула рукой. – А пока я тебе вкратце ра-с-скажу, во что мы умудрилис-с-сь ввязатьс-с-ся. Ты потащил меня в музей с-с-смотреть картины, и на нас-с-с напали наемные убийцы…

– Что?! – Сейнал снова попытался сесть, с трудом сдерживая стоны, на этот раз диин пришла ему на помощь и, осторожно обхватив за плечи, помогла принять вертикальное положение, а затем подложила за спину подушку, чтобы ему было удобнее. Но юноша не обратил на ее заботу почти никакого внимания, его мысли были заняты совершенно другой проблемой. – Об этом покушении знают?

– Ес-с-стес-с-ственно, знают. С-с-сложно с-с-скрыть попытку убийс-с-ства, произошедшую в публичном мес-с-сте.

– Дядя меня убьет. – «Да что же это такое? Словно весь мир специально ополчился против меня?! Это же надо было додуматься до подобного: тайком отправился в столицу и попался! Теперь принцесса Эра наверняка откажет поклоннику, осмелившемуся во время официальных смотрин ухаживать за другой женщиной, и ведь не докажешь, что все было совершенно невинно! – Сейнал почувствовал, как к горлу подкатывает дурнота. – Дядя конечно же был прав, ни одна женщина не простит такого, тем более наследная принцесса! И что теперь делать? Как убедить всех в том, что диин просто его…»

Девушка бесцеремонно встряхнула его, выводя из горестной задумчивости, и безапелляционно произнесла:

– Хватит заниматьс-с-ся с-с-самоедс-с-ством! Какая тебе разница, что о тебе с-с-скажет кучка с-с-спес-с-сивых придворных? Подумаешь, трагедия!

– Ты не понимаешь. – Парень горько усмехнулся. – Меня не волнует, что подумают ваши аристократы, гораздо больше я боюсь того, что решит принцесса Эра. Эта помолвка крайне важна для моей страны, а подобный скандал не только сводит мои шансы к нулю, но и здорово подрывает авторитет моего отца.

– Почему ты так решил?

Сейнал прикрыл глаза, у него не было сил объяснять существу, мягко говоря, далекому от человеческих интриг все последствия своего необдуманного поступка. Следующие слова диина застали его врасплох.

– Конечно, ты не боец, но по с-с-сравнению с-с-с другими претендентами это не такой уж большой недос-с-статок. Поэтому я выбрала тебя. Ес-с-сли с-с-собираешьс-с-ся отказатьс-с-ся от помолвки, то теперь с-с-самое время, пока о моем решении не объявили официально.

– Что?! При чем здесь твое решение?!! – Юноша уже совершенно ничего не понимал, все происходящее напоминало какой-то идиотский фарс.

– А чье же еще? – Диин расстегнула капюшон и позволила ему упасть на спину. – Думаю, с-с-самое время предс-с-ставитьс-с-ся – меня зовут Эра, и к диинам я не имею никакого отношения.

Сейнал почувствовал себя так, словно его со всего размаха ударили под дых. Он во все глаза смотрел на еще детское лицо с янтарными звериными глазами и черными губами, которые сейчас изогнулись в легкой улыбке. Осознание пришло внезапно – все это время он общался с самой принцессой! Юноша с трудом сглотнул, и вдруг воспоминания обрушились на него ревущим водопадом. Сейнал со стоном откинулся на подушку, сжимая голову руками в тщетной попытке избавиться от безумного потока образов, звуков и запахов, захлестнувшего его сознание. Паника завладела им, добавляя эмоций и лишая последних крох самообладания. Юноша был уверен, что сейчас умрет или сойдет с ума, не в силах остановить эту лавину, но внезапно все прекратилось…

Сейнал осторожно открыл глаза, все еще не веря, что снова может нормально думать, и встретился взглядом с Эрой. Принцесса сидела, нахохлившись и прикусив губу до крови. Увидев, что он пришел в себя, девушка улыбнулась и начала осторожно устраиваться на кровати рядом с ним! Юноша замер, тщетно стараясь осмыслить случившееся. Теперь, когда память о последних часах его жизни полностью восстановилась, он все больше склонялся к мысли, что все-таки сошел с ума и все происшедшее не более чем занимательный бред больного разума. Принцесса Эра свернулась клубком прямо на одеяле и, явно не замечая его полнейшей растерянности и смущения, попросила:

– Пос-с-спи и дай пос-с-спать мне. Когда эта С-с-сааном проклятая головная боль пройдет, я тебе вс-с-се объяс-с-сню.

И она спокойно уснула! Сейнал не верил своим глазам. Принцесса спала в комнате чужого мужчины, совершенно не заботясь о своей репутации! Нет, мир определенно сошел с ума и не собирался останавливаться на достигнутом! Юноша осторожно покачал головой, стараясь не делать излишне резких движений. Ну что ж, безопаснее всего будет последовать совету Ее Высочества и поспать. В конце концов, если он начнет слоняться по палате или, того хуже, попытается ее покинуть, это неизбежно привлечет внимание медперсонала, и велика вероятность того, что кто-нибудь из них ввалится в комнату, дабы проверить его самочувствие, и наткнется на спящую принцессу. Хотя и то, что она находилась у его кровати, пока он был без сознания, мягко говоря, скандал, если об этом узнают… Сейнал вздохнул. Нет, он совершенно не понимает логику действий этого невероятного существа, но, судя по тому, что ее мать вполне успешно управляет страной вот уже семь лет, можно надеяться, она знает, что делает…

Сейнал оставил бесполезные размышления о последствиях сложившейся ситуации, прекрасно понимая, что при всем своем желании не сможет ничего исправить. Усугубить – это пожалуйста, но без веских на то причин он предпочитал не заниматься подобными глупостями, слишком ему не нравились последствия. Поэтому юноша занялся самым безобидным, по его мнению, делом – разглядыванием спящей принцессы, благо она не удосужилась снова спрятать лицо под капюшоном: то ли слишком плохо себя чувствовала (в чем бы ни была причина такого резкого ухудшения самочувствия), то ли не посчитала нужным. Юноша позволил себе внимательно изучить. внешность своей невесты и невольно признал, что не показывать свое лицо при первом знакомстве было очень правильным решением с ее стороны. Даже если исключить воздействие психокорректировки, он все равно испугался бы, увидев принцессу без подготовки.

Плотная, бледная кожа с едва заметным рисунком, напоминающим чешую, слишком большие для человеческого лица глаза с вертикальными зрачками не то змеи, не то кошки, звериные уши, виднеющиеся из-под волос, которые больше всего похожи на жесткие мономерные волокна, используемые для защиты от механических воздействий любой интенсивности, черные тонкие губы и длинные острые когти на руках – такое может напугать любого вне зависимости от желания и воспитания. Сейналу пришлось напомнить себе, что Эра, конечно, достаточно опасна, но в отношении него агрессии до сих пор не выказывала, так что бояться, собственно, пока нечего. Внушение немного помогло, однако все равно очень трудно было воспринимать веселую, остроумную собеседницу и это странное существо как одного и того же человека. Хотя называть ее человеком, кажется, следует с серьезными оговорками…

Юноша задумчиво покачал головой, в такой ситуации он оказался впервые. Принцесса, если рассматривать ее с точки зрения канонов красоты, принятых сейчас в большинстве государств, была, мягко говоря, некрасивой, однако следовало признать, что ее внешность необычна, оригинальна и вызывает невольное восхищение. Точно такое же восхищение, какое способен вызвать бушующий за окном ураган или большое хищное животное с одной из малоосвоенных планет. Восхищение пополам с ужасом, холодящим душу и не позволяющим забыть о том, что это великолепие может в любой момент превратиться в твоего убийцу. Вот только перспектива провести всю свою жизнь по соседству с хищником или ураганом нормального человека прельщать не может. Сейнал считал себя человеком нормальным, и поэтому будущее представлялось ему в весьма мрачных тонах; даже учитывая его опыт общения с Эрой, трудно было себе представить их дальнейшие взаимоотношения. В конце концов, у них просто элементарно разные представления о дозволенном, не говоря уже о привычке этой милой девочки перегрызать противнику горло, если руки в данный момент заняты чем-нибудь другим. Так жить он не сможет!

Вполне ожидаемый итог размышлений о его ближайшем и достаточно отдаленном будущем привел к тому, что у Сейнала опять разболелась голова и появились мысли о том, как бы было хорошо, если бы принцесса сама сочла его непригодным на роль своего будущего мужа. А еще о том, в какой мере в данной ситуации виновата его всем известная везучесть, а что можно отнести на счет заранее обдуманных пакостей неизвестного доброжелателя, например отца, предварительно договорившегося о чем-нибудь с Императрицей. Погруженный в самокопание и жалость к себе, юноша не заметил, как забылся глубоким сном без сновидений. Он даже не подозревал, что совсем недалеко от него притаилась диин-телохранитель, которая очень внимательно следит за тем, чтобы будущий принц-консорт не пострадал от неловкого движения своей невесты, умудрившейся уснуть, не приняв всех необходимых мер предосторожности. Пока ситуация не выходила за рамки потенциально опасной, и она не видела смысла вмешиваться.

Эфа скатилась с кровати и обреченно поплелась в гостиную, откуда доносились возбужденные голоса и деликатный стук перекладываемых электронных папок. Судя по всему, с легкой руки Рейта совещание по вопросам безопасности было устроено прямо в гостиной их апартаментов, и ей все равно предстоит принять в нем участие, поскольку люди, без сомнения, ожидают появления на столь серьезном мероприятии Самого Главного Начальника, и без этого никак не обойтись. Императрица должна серьезно относиться к заговорам и покушениям, вникая в самые незначительные детали – эта аксиома намертво впечатана в сознание каждого человека. «Интересно только, почему Хиза пошла у них на поводу? – Эфа проанализировала возможные варианты и пришла к неутешительному выводу, что наиболее вероятный из них – из обыкновенной вредности. – И никому нет дела до того, что у меня все еще зверски болит голова и единственное желание, которое еще остается где-то в глубине сознания, это послать к Саану в преисподнюю все идиотские заморочки с удержанием совершенно ненужной мне власти и зарыться где-нибудь на отдаленной планете в подходящую пещерку, дабы поспать как следует».

Императрица фыркнула, прекрасно понимая несбыточность своего желания, и, распахнув дверь гостиной, подошла к столу, вокруг которого расположились люди (наконец-то она выяснила, зачем у нее в покоях стоит это чудовищное произведение столярного искусства, оказывается, оно просто незаменимо, когда в гости приходит больше одного человека за раз. Всех можно рассадить так, чтобы они были на глазах и при этом могли чувствовать себя комфортно), ничем не показывая своего недовольства ситуацией. В конце концов, они не виноваты в том, что у нее после контакта с сознанием человеческого детеныша плохое настроение. К ее удивлению, кроме закономерных Рейта и Лотана в комнате зачем-то обретался Керр, который при виде Императрицы попытался вскочить, дабы приветствовать ее в соответствии с требованиями протокола, но был вовремя перехвачен бдительным Рейтом, прекрасно осведомленным о том, как его любимая жена относится к протокольным церемониям сразу после пробуждения. Эфа молча проигнорировала их возню и потрясенный взгляд посла, впервые увидевшего Ее Величество с открытым лицом, и меланхолично поинтересовалась у Хизы, притаившейся у нее за спиной по своей неизбывной привычке проверять внимательность своей бывшей ученицы:

– Как дела у С-с-сейнала?

Диин, убедившись в том, что Императрица по-прежнему контролирует все, что происходит в непосредственной близости от нее, спокойно ответила, и Эфа почувствовала сопровождающее ее слова удовлетворение, оттого что проверка была пройдена безупречно:

– С ним все в порядке, он спит. Врач никого к нему не пускает. Нужно ждать утра, вот мы и решили не тратить время даром и обсудить пока последние покушения.

– Яс-с-сно. – Императрица совершенно не удивилась практичности диина, действительно, почему бы не воспользоваться стечением обстоятельств, собравшим всех наиболее осведомленных и заинтересованных в раскрытии заговора людей в одном месте? С точки зрения этого непостижимого народа все абсолютно логично, а дурное настроение отдельных индивидуумов, как обычно, в расчет не принимается. Эфа почувствовала, что горло перехватывает от нестерпимого желания кого-нибудь убить, глубоко вдохнув, она шагнула к устроившемуся в своем любимом кресле Рейту и, не обращая внимания на ошарашенную физиономию Керра, непривычного к такому поведению императорских особ, устроилась на коленях своего принца-консорта, привычно успокаиваясь в кольце его рук. – Ну и каковы предварительные выводы?

– Странная ситуация. – Хиза, видимо, решила не отставать от подруги и оккупировала подлокотник кресла Лотана, небрежно спихнув с него пачку электронных папок, которые по извечной своей привычке раскладывала на всех горизонтальных поверхностях, какие попадались ей под руку. – Такое ощущение, что либо у заговорщиков левая рука не ведает, что творит правая, либо мы имеем дело как минимум с двумя заговорами одновременно, что даже по моим меркам рекорд. Обычно они идут в порядке живой очереди…

– Не отвлекайс-с-ся! – Эфа раздраженно дернула ухом. – Мы уже поняли твое отношение к проис-с-сходящему, теперь давай по делу.

– Хорошо. – Нимало не смутившись, женщина-диин улыбнулась взирающему на нее снизу вверх Лотану и продолжила уже совершенно другим тоном: – На данный момент мы имеем три неудавшихся покушения, причем их объектом на этот раз были люди: принц-консорт Императрицы и Сейнал, будущий принц-консорт ее дочери, что уже не может не настораживать…

– Что?! – Керр подскочил и изумленно воззрился на невозмутимую Хизу. – Принцесса выбрала Сейнала?!

– А разве вас-с-с не уведомили? – Эфа равнодушно покосилась на ошеломленного человека. – Эра давно с-с-сделала с-с-свой выбор, теперь решение за ним. Не отвлекайтес-с-сь от темы.

Джастер только кивнул, все еще с трудом веря в реальность происходящего, но на него уже никто не обращал внимания. Диин безошибочно выудила из горы папок, в беспорядке сваленных на столе, нужную и, включив ее, продолжила доклад:

– Первое покушение было совершенно на Рейта.

Принц-консорт устало вздохнул и ехидно проворчал:

– С этого места подробнее, пожалуйста, а то я опять не в курсе событий.

Эфа почувствовала недовольство своего мужа и осторожно потерлась щекой о его плечо, не обращая внимания на присутствующих в комнате посторонних. Для нее сейчас имело значение только состояние Рейта, который опять злился из-за того, что она забыла вовремя сообщить ему о неудавшемся покушении. Эфа не понимала, почему это для него так важно, но старалась по мере возможности потворствовать его желанию быть в курсе всех попыток причинить ему вред, только на этот раз у нее просто не было времени на то, чтобы изображать из себя доброго сказочника! Тихо вздохнув, Императрица попросила:

– Не с-с-сердис-с-сь. Я прос-с-сто была занята планированием операции по с-с-спас-с-сению С-с-сейнала и забыла, что ты не в курс-с-се пос-с-следних с-с-событий. – Эфа осторожно коснулась сознания мужа, передавая ему свое сожаление о причиненном неудобстве, грусть из-за его недовольства произошедшим и беспокойство из-за того, что он снова едва не погиб в результате неосмотрительности жены, не потрудившейся обеспечить должный уровень безопасности. Рейт лишь улыбнулся и потерся подбородком о ее макушку, прощая ей ее невольный промах. Императрица отметила про себя, что за последние годы ее муж стал гораздо более восприимчив к ментальным посылам, но вслух о своем наблюдении не сказала, справедливо опасаясь, что если она затронет эту тему, то обсуждение проблемы безопасности можно будет с чистой совестью отложить на неопределенный срок. Люди ведь не остановятся, пока не разберут до малейших деталей вопрос паранормальных способностей. Эфа уже давно заметила, что представители этого хрупкого и непонятного племени испытывали болезненное любопытство в отношении любых «сверхспособностей», и это при том, что сами ими не обладали.

Хиза, уловив, что мир в благородном семействе восстановлен, невозмутимо продолжила доклад, не обращая внимания на полностью деморализованного Керра и на Рейта, пытавшегося поймать губами нервно дергающийся кончик уха жены.

– Так вот, первое покушение было спланировано и осуществлено одиночкой при помощи подручных средств, как то: смертельный яд и идиот слуга, имеющий доступ во внутренние покои. Установить личность покушавшегося не удалось. Он больше в контакт с семьей исполнителя не вступал, видимо посчитав свою маскировку при их первой встрече, достаточной для того, чтобы остаться не узнанным даже при официальном опознании. Единственным результатом наблюдения за домочадцами нашего неудавшегося убийцы стало своевременное уведомление ближайшей больницы и как следствие госпитализация этих горе-самоубийц. Они решили не дожидаться появления симптомов отравления и всей семьей приняли смертельную дозу снотворного.

– Хиза, твои подчиненные с-с-совс-с-сем ненормальные? Зачем было обнаруживать с-с-свое прис-с-сутс-с-ствие? А ес-с-сли заговорщик наблюдал за домом?! – Эфа раздраженно выпрямилась, едва не стукнув макушкой Рейта по подбородку. Подобного непрофессионализма от своей подруги она не ожидала. И так плохое настроение медленно, но уверенно стало подбираться к отметке «поганое». Диин отреагировала на критику непосредственного начальства спокойно. Отбросив папку, которую использовала как шпаргалку при докладе, она выудила из сваленной на столе кучи другую и демонстративно заглянула в нее, словно действительно нуждалась в том, чтобы освежить в памяти содержащиеся в ней сведения. Императрица наблюдала за этой пантомимой, сердито стиснув зубы. По опыту она знала, что показывать свое недовольство в этой ситуации чревато бесконечным спектаклем на тему: «А я ничем не отличаюсь от человека и вполне могу что-нибудь забыть или упустить из виду», поэтому приходилось демонстративно не замечать раздражающие выходки подруги. Наконец, вдоволь поиздевавшись над ее нервами, Хиза решила ответить на поставленные вопросы:

– Ну насчет того, ненормальные они или нет, сказать ничего не могу, я все еще с трудом представляю, что считается у людей нормальным, но на этот раз парни действовали вполне грамотно: подключились к домашней системе безопасности и ввели код активизации пожарной тревоги, а дальше все службы сами приехали.

– Понятно. – Эфа одобрительно хмыкнула. Ее мало интересовала судьба совершенно незнакомых людей, но ей поправилось, что, даже изображая из себя добрых ангелов Саана, подчиненные Хизы не забыли о конспирации, хотя могли бы и не тратить понапрасну силы и время. – Продолжай, что у нас-с-с по покушениям на С-с-сейнала?

– Тут вообще много странного. Сначала покушение в музее. Выживший утверждает, что их нанял через посредника какой-то человек, пообещавший приличные деньги за то, что они убьют парня, который должен прийти в музей в течение нескольких десятков дней. К заказу прилагались голография и записка, в которой был указан отрезок времени, когда объект должен появиться, и все. Сами они из маленькой непризнанной республики с окраин Галактики, мне пришлось даже запрашивать подробную политическую карту, чтобы определить, где она находится, и, естественно, третьего наследника в лицо не знали, гонорар был достаточно щедрым, но не настолько, чтобы вызвать подозрения. Вот и все, что удалось у него выяснить.

Второй убийца подвергся такой психообработке, что с трудом может сообразить, к какому виду он относится. Уверен, что является охотником и собирался подстрелить дичь на обед, как оказался в лесу и почему первого же увиденного им человека он посчитал съедобным, объяснить не в состоянии. Однако, прочесав территорию, с первым вопросом мы разобрались самостоятельно: была обнаружена хорошо замаскированная нора на глубине достаточной для того, чтобы стандартный сканер ее не засек, убийцу поместили в нее в бессознательном состоянии, до того как территория была обследована на предмет посторонних и огорожена для будущей охоты. Это оказалось на удивление просто, ход потом засыпали, оставив внутри достаточно пространства, чтобы находящийся без сознания человек не задохнулся, проведя там несколько дней, затем в день охоты он очнулся и выполнил первый из заложенных в него приказов – выкопался на поверхность, взял приготовленное для него оружие и отправился на дело. Кого собирались убить таким образом, вопрос открытый, поскольку этот человек, если его теперь можно так назвать, уничтожил бы первого встречного и потом должен был покончить с собой.

– С-с-служба безопас-с-снос-с-сти в Империи ос-с-ставляет желать много лучшего. – Эфа не скрывала своего недовольства ситуацией. – Почему не проверили территорию, предназначенную для охоты, на предмет подземных полос-с-стей?

– Проверили. – Чувствовалось, что Хиза сама злится из-за накладки в работе своей службы. – Но полостей, достаточных для того, чтобы человек мог находиться там без специального оборудования, которое бы сканеры определили наверняка, не было обнаружено. В отличие от органики, любую достаточно крупную металлическую или пластиковую вещь аппаратура чует на глубине до двадцати метров. Если бы убийца не был все это время практически в коме, то он не дотянул бы до дня охоты.

– Интересно, а почему тогда не обнаружили его оружие? – Лотан впервые включился в разговор, задумчиво разглядывая голографию излучателя.

– Потому, что это стандартный охотничий излучатель, который кто-то обронил в непосредственной близости от места, где укрылся убийца. Выяснить, кто этот растяпа, не удалось, все участники охоты сдали свое оружие, количество излучателей и охотников совпадает. Однако нет никакой гарантии, что кто-нибудь не прихватил запасной, участники охоты вооружались самостоятельно, никто не контролировал количество оружия, взятого каждым из них. На флаерах стоит защита, на случай если кто-нибудь промахнется или намеренно попытается убить другого охотника, поэтому в строгом учете охотничьих излучателей нет необходимости. А машины господа аристократы за пределами посадочной площадки на границе охотничьей территории не покидают. Дичь добивают слуги.

– Значит, все-таки охотились на Сейнала. – Лотан сердито бросил голографию на стол, словно это она была виновата в сложившейся ситуации. – Кто-то знал о его привычке читать на природе. Мне с трудом верится, чтобы такая дорогостоящая акция была спланирована и осуществлена ради убийства кого-нибудь из обслуживающего персонала. Их можно убрать гораздо проще и дешевле.

– Верно. – Эфа задумчиво постучала по голографии когтем, проецирующее устройство от такого обращения сломалось с жалобным треском, но Императрица не обратила на это никакого внимания. – Хотя вполне возможно, это была и не попытка убийс-с-ства, а, так с-с-сказать, необходимый пос-с-следний толчок для программы, внушенной С-с-сейналу. Убийс-с-ство у него на глазах какого-нибудь человека или попытка убийс-с-ства, неважно, окончательно рас-с-сшатали его пс-с-сихику. Эра рас-с-сказывает, что прямо перед ее визитом он едва не покончил с-с-с с-с-собой, выброс-с-сившис-с-еь из окна, а пос-с-сле того как обнаружил, что его пыталис-с-сь убить, вел с-с-себя очень с-с-странно, вос-с-спринял это гораздо болезненней, чем должен был человек, вырос-с-сший под пос-с-стоянной угрозой убийс-с-ства. Когда я проникла в его с-с-сознание, там была с-с-странная ус-с-становка, на которую я с-с-сначала не обратила внимания. С-с-сейнал почему-то с-с-считал, что при жизни его дяди-президента пос-с-стоянно рис-с-сковал быть казненным, но не опас-с-сался наемных убийц, хотя анализ данных, полученных от С-с-службы безопас-с-снос-с-сти, позволяет с-с-сделать вывод, что первое было вс-с-се эти годы гораздо вероятнее второго и он не мог это не понимать…

– Если ему внушили подобную установку, то неожиданная непонятная попытка убить его или кого-нибудь другого, так сказать, в неофициальной обстановке должна была сильно напугать мальчика, спровоцировав на необдуманные действия. – Керр выскочил из кресла и заметался покабинету. – Эта ловушка именно на него. Но зачем так сложно? Убийцы, психокодировка, медленно сводившая его с ума, попытка убить или напугать, которая едва не привела к самоубийству!

– Н-да, кто-то с-с-стремилс-с-ся не ос-с-ставить детенышу ни единого шанс-с-са. – Эфа криво улыбнулась, прищурив янтарные глаза. – Однако с-с-случай на охоте – это явный перебор и, прос-с-стите, почерк непрофес-с-сионала. Не кажетс-с-ся ли вам, что вс-с-се гораздо проще: ус-с-становку С-с-сейналу внушили, чтобы он меньше опас-с-салс-с-ся нападения из-за угла, с-с-считая этот вариант наименее вероятным. А кто-то, прес-с-следующий те же цели, что и первый заговорщик, решил занятьс-с-ся с-с-самодеятельнос-с-стью, причем этот некто имел дос-с-ступ к оборудованию и деньгам, но с-с-слабо предс-с-ставлял с-с-себе, каким с-с-спос-с-собом добитьс-ся того, чего он хотел добитьс-ся. Покушение на охоте до зубовной боли напоминает какой-нибудь популярный боевик, где вс-с-се операции планируютс-с-ся по принципу: а вдруг жертва пойдет именно с-с-сюда и попадет в ловушку? С-с-слишком много отдано на волю с-с-случая. Охотники вообще могли поехать в другую с-с-сторону, территория-то большая, наиболее вероятных маршрутов движения нес-с-сколько, и по меньшей мере три из них точно увели бы людей на рас-с-стояние, недос-с-сягаемое для убийцы, передвигающегос-с-ся на с-с-своих двоих.

– Весьма возможно. – Рейт усмехнулся, глядя на оторопевшего Керра. – Джастер, попытайтесь припомнить, кто из оппозиции президента подпадает под данное описание: профессионал, который, однако, безоглядно доверяет полному дилетанту?

– Среди оппозиции таких нет, – уверенно ответил Керр. – Я помню наизусть данные на всех, кто недоволен нынешней властью, такое странное легковерие среди них не замечено.

– Понятно. И здес-с-сь тупик. – Эфа недовольно заерзала, устраиваясь поудобнее в объятиях Рейта. – Две неуловимые компании, повадившиес-с-ся портить мне кровь, и нет никаких предположений, кто это. Придетс-с-ся удвоить ос-с-сторожнос-с-сть.

ГЛАВА 15

Рейт проводил взглядом Лотана и Керра, которых Эфа выставила из покоев под тем предлогом, что время уже позднее и людям необходимо отдохнуть, и вопросительно посмотрел на привычно устроившуюся на полу Хизу. Он не сомневался в том, что главе неофициальной Службы безопасности все это представление с обсуждением последних покушений в присутствии посла и по совместительству ее коллеги из другого государства понадобилось для достижения только ей известных целей. Его жена, уютно свернувшаяся у него на коленях, протянула руку и выудила откуда-то из-под стола несколько листов бумаги. Рейт тихо выдохнул. Только самые секретные документы не доверяли электронным носителям, что же такого в этих на первый взгляд заурядных, пусть и не поддающихся пока объяснению покушениях?! Хиза, почувствовав его недоумение, улыбнулась и спокойно произнесла:

– Ну а теперь, когда мы выяснили у Керра все, что требовалось, можно попытаться установить этого Сааном проклятого урода, который мешает нам жить вот уже на протяжении семи лет.

– И что же вы выяснили? – Рейт давно привык к тому, что его жена и ее подруга не делают ничего без по меньшей мере двух веских на то причин. И поскольку без прямого вопроса с его стороны они наверняка не удосужатся просветить его о своих очередных заморочках, на полном серьезе сочтя, что человека такое интересовать не может, решительно потребовал ответа.

– Мы выяснили, что Керр не замешан в этих покушениях ни вольно, ни невольно и не знает, кто их совершает, даже не догадывается, кто это может быть. – Хиза встала и довольно потянулась, расправив свои немаленькие крылья. – И заодно узнали много нового о политической ситуации в Объединении свободных планет и наиболее вероятных заговорщиках, пока он, обдумывая ответ на наши вопросы, перебирал в памяти всю известную ему информацию по заданной теме. Уже неплохо.

– Но недос-с-статочно для того, чтобы обнаружить этого ублюдка. – Эфа сердито фыркнула, не поднимая глаз от бумаги. – Аналитики утверждают, что с-с-сущес-с-ствует организация, которая на протяжении нес-с-скольких лет пытаетс-с-ся убить меня и Рейта, при этом та же организация с-с-спос-с-собс-с-ствовала укреплению влас-с-сти прежнего Императора. Я с-с-соглас-с-сна с-с-с тобой, здес-с-сь дейс-с-ствительно должна прис-с-сутс-с-ствовать личная привязаннос-с-сть, иначе вс-с-се прос-с-сто теряет с-с-смыс-с-сл, но тогда вс-с-стает один-единс-с-ственный вопрос-с-с: почему Рил, проводя детальное рас-с-следование и изучая вс-с-сех, кто общалс-с-ся с-с-с Норомом, не обратил внимания на этого таинс-с-ственного доброжелателя? Ведь для того чтобы с-с-сос-с-ставить такой план и, с-с-самое главное, хотя бы час-с-стично выполнить его, нужны мозги, а у вс-с-сех фаворитов, имевших дос-с-ступ к Его Величес-с-ству, наблюдалос-с-сь их полное отс-с-сутс-с-ствие.

– Может быть, это кто-нибудь из слуг? – неуверенно предположила Хиза, в задумчивости расхаживая из угла в угол, и сама же себе ответила, не дожидаясь уничижительных комментариев со стороны собеседников. – Нет, это невозможно. Нором ни за что не стал бы слушать советы слуги и уж тем более не позволил бы простолюдину приобрести такую власть.

Рейт кивнул, соглашаясь: действительно, подобное было просто невозможно, а если…

– Постойте! – Принц даже прищелкнул пальцами от избытка чувств, когда ему в голову пришла неожиданная идея, способная объяснить некоторые нестыковки в их схемах. – Этот некто ведь мог и маскироваться под одного из слуг! Тогда велика вероятность того, что на него не обратили бы внимания!

Эфа вывернула шею и удивленно уставилась на мужа своими нечеловеческими янтарными глазами. Хиза задумчиво прищурилась, просчитывая такую вероятность, а затем согласно наклонила голову:

– Такое действительно возможно. Охрана проверяет всех, но если человек имеет доступ во дворец и в данный момент не представляет опасности, то он будет пропущен, и за его действиями пристально следить никто не станет. Система безопасности отслеживает только поступки и разговоры, представляющие потенциальную угрозу для императорской семьи, все остальное игнорируется. Если кому-нибудь придет в голову явиться во дворец, переодеться в другую одежду, нанести грим и отправиться бродить по коридорам, то на это никто не обратит внимания – ни охрана, ни компьютер. В конце концов, мало ли какие увлечения могут быть у человека? Да что там переодевания! Вы помните случай с попыткой изнасилования этой девочки-служащей? Эта Сааном проклятая техника и не думала как-либо реагировать.

– Ес-с-стес-с-ственно. – Эфа раздраженно фыркнула. – Потом пришлос-с-сь внес-с-сти коррективы в программное обес-с-спечение электронных с-с-систем с-с-службы безопас-с-сности, но в конце концов вс-с-се вернули на прежнее мес-с-сто, потому что компьютер поднимал тревогу каждый раз, когда какая-нибудь с-с-слабонервная дама начинала ис-с-стеричес-с-ски кричать. Один раз охрана примчалас-с-сь в покои маркизы Реттер только потому, что эта ос-с-соба закатила с-с-своему мужу грандиозный с-с-скандал и с-с-с визгом швырялас-с-сь пос-с-судой.

– М-да.

Рейт героически постарался сдержать неуместный смех, но, судя по возмущенным взглядам своей жены и Хизы, все-таки умудрился чем-то себя выдать. Несмотря на очевидный комизм ситуации, это действительно было серьезной проблемой для людей и диинов, обеспечивающих охрану дворца. Постоянная дилемма: либо настроить компьютер таким образом, что он станет реагировать на любой подозрительный звук, запах и так далее, обеспечив себе по семь-восемь тревог в день по самым незначительным поводам, либо сократить число параметров и постоянно опасаться того, что глупая машина что-нибудь пропустит. В результате Рил с Хизой пришли к компромиссу: императорская семья опекалась по полной программе, компьютер при обнаружении чего-либо, что он считал опасным, сообщал об этом оператору (самая незавидная должность, бедолага подчас вынужден был вскакивать по тревоге по двенадцать раз в сутки только потому, что кто-нибудь неугомонный вроде Эры не желал вести себя тихо) и дежурной группе, если рядом с объектом не было телохранителей. А за остальными приглядывали постольку-поскольку, лишь бы кого-нибудь не убили или не покалечили. Такая градация, конечно, создавала проблемы, но лучшего выхода пока еще не нашли.

– Это ничего нам не дает, а только вс-с-се запутывает. – Недовольный голос Эфы вывел Рейта из задумчивости. – Проверить вс-с-сех с-с-слуг, которые когда-либо контактировали с-с-с Норомом, нереально, к тому же пос-с-сле с-с-стольких лет мы прос-с-сто не с-с-сможем определить, был ли это нас-с-стоящий с-с-слуга или кто-то под него загримировалс-с-ся.

– Может быть, стоит проверить личные записи императора? – предложил Рейт скорее от безысходности, чем действительно ожидая обнаружить там какую-либо ценную информацию.

– Ты полагаешь, что этот наркоман вел дневник? – Императрица презрительно фыркнула и тут же внезапно добавила: – Хотя с-с-стоит попробовать. Хиза, вс-с-се, что ос-с-сталос-с-сь от моего предшес-с-ственника, по-прежнему хранитс-с-ся в с-с-спецхране?

– Да. – Диин не скрывала своих сомнений в разумности предложенного варианта. – Я сегодня же отряжу туда одного из оперативников, пусть перечитает все что есть, но, насколько я помню, ничего напоминающего личную переписку обнаружено не было.

– И вс-с-се-таки проверь.

Хиза наклонила голову, давая понять, что услышала и приняла к сведению это пожелание, и тут же переключилась на другое. Поправив сбившийся набок плащ так, чтобы он снова скрывал большую часть ее тела, диин с довольным видом устроилась на толстом бежевом ковре, устилающем пол, и задумчиво заявила, демонстративно разглядывая когти с видом красавицы, любующейся своим безупречным маникюром.

– Твоя идея с привлечением на службу Идена увенчалась успехом. Пока что и он, и эта девушка Мидера прекрасно справляются с обязанностями, возложенными на них в связи с тяжелой болезнью маркиза Жердена, только было бы гораздо лучше, если бы они не устраивали для своих подчиненных каждый день бесплатное представление.

– Предс-с-ставление? – Эфа насторожила уши, и Рейт почувствовал, что в первый раз за вечер его жена действительно удивилась.

– Именно. – Хиза улыбнулась, нарочно показав свои немаленькие клыки, и с невинным видом пояснила: – Они ругаются и спорят даже из-за того, какого цвета сегодня небо, причем умудряются устраивать свои перепалки на глазах служащих, воспринимающих их как развлекательное шоу, на которое даже не нужно покупать билеты.

Принц с трудом сдержал смешок, представив себе подобную сцену, и услышал рядом сдавленное фырканье Эфы, которая беззастенчиво подсмотрела этот образ у него в сознании. Н-да, действительно… Стоп! Мидера! Рейт возмущенно выпрямился и воззрился на свою жену обвиняющим взглядом.

– Так это была твоя идея переманить у меня моего лучшего антикризисного управляющего?! – Эфа прореагировала на его праведный гнев более чем прохладно, прекрасно понимая, что он демонстрирует свое недовольство скорее для проформы, поскольку давно уже привык к тому, что она крайне редко вспоминает о необходимости ставить окружающих в известность о своих планах. И уж тем более советоваться с ними в вопросах безопасности, если они, конечно, не принадлежат к роду диинов. Рейт вздохнул, признавая свое очередное поражение в попытках перевоспитать жену, и поинтересовался у Хизы, делающей вид, что не замечает их спора. – Кроме этого к ним какие-нибудь претензии есть?

– Нет. – Диин наконец-то соизволила взглянуть ему прямо в глаза и тут же с лукавой ухмылкой добавила: – Но они могли бы быть менее эмоциональны, такое ощущение, что им это доставляет удовольствие.

– Вс-с-се может быть. – Эфа рассеянно потерлась щекой о плечо Рейта, чувствовалось, что ее мысли уже далеко от обсуждаемой темы. – Пока они с-с-справляютс-с-ся с-с-со с-с-своими обязаннос-с-стями, пус-с-сть хоть голышом бегают по управлению, меня это не кас-с-саетс-с-ся. Хиза, мне нужны с-с-сведения о произошедших покушениях, любые мелочи, а теперь иди.

Диина не нужно было долго упрашивать. Хиза, как только получила разрешение удалиться, сорвалась с места и, как показалось Рейту, прямо на четвереньках выскочила из императорских покоев. Принц покачал головой, спрашивая себя, не померещился ли ему такой экстравагантный для разумного существа способ передвижения, но не успел решить, какой ответ ему больше нравится. Эфа извернулась у него на руках, и ее губы оказались в непосредственной близости от чувствительного места на шее Рейта, и в ту же секунду все посторонние мысли мгновенно вылетели у него из головы.

Хиза закрыла дверь, ведущую в покои, которые она вот уже несколько лет делила с Лотаном и, старательно скрывая досаду, повернулась к своему мужу. Она не сомневалась, что ее ждет возмущенная, справедливая, с его точки зрения, проповедь по поводу его безосновательного выдворения с совета по вопросам безопасности, причем именно тогда, когда там наконец-то стали обсуждать действительно важные вещи (что ж, с некоторыми слабостями близких приходится просто мириться, и если Лотан желает время от времени просвещать ее насчет правил поведения, принятых в человеческом обществе, кто она такая, чтобы ему это запрещать?). Однако в комнате царила подозрительная тишина. Одним прыжком преодолев отделяющее ее от спальни пространство, Хиза заглянула в приоткрытую дверь, желая выяснить: куда это в такое время умудрился запропаститься ее супруг?

Н-да, замечательное зрелище! И что сие должно означать?! Женщина несколько раз моргнула, пытаясь убедить себя в реальности происходящего, и, с предельной осторожностью подкравшись к Лотану, замершему посредине комнаты словно статуя и принципиально не желающему реагировать на внешние раздражители, как то: приход его законной жены, – заглянула в электронную папку с каким-то донесением, которое, судя по всему, настолько захватило внимание человека, что ничто другое до него просто не доходило. В голове у нее стремительно проносились возможные причины подобного поведения психически вполне здорового взрослого мужчины. Мелькнуло даже предположение, что ее муж за время ее отсутствия подвергся психообработке, впрочем, этот вариант был тут же отброшен как несоответствующий реальности (на психокодировку, даже поверхностную, тратилось гораздо больше двух часов, в течение которых он находился вне поля ее зрения, да и то при наличии хорошо оборудованной лаборатории).

Хиза пробежала глазами текст на плоском мониторе папки, пытаясь выяснить причину странного столбняка Лотана, и удивленно вздернула брови. Сообщение, конечно, было неприятным, но ничего сверхъестественного собой не представляло и явно не могло послужить причиной непонятного состояния человека. Но тогда вставал закономерный вопрос: что же все-таки произошло? Сел никогда не отличался чересчур сильной впечатлительностью и вряд ли мог вести себя подобным образом из-за какого-нибудь пустяка. Значит, случилось что-то серьезное. Но что? Придя к выводу, что единственный, кто может объяснить ей причину своего экстравагантного поведения, – это сам Лотан, женщина-диин решительно приступила к приведению его в состояние, которое позволило бы ему это сделать. Без особых усилий отобрав у него чудо техники, доставившее столько проблем, Хиза подхватила своего мужа на руки и помчалась в ванную…

Человек никак не реагировал на смену своего местоположения в пространстве, пока на него не обрушился ледяной душ. Как и рассчитывала женщина-диин, это произвело нужный эффект, быстро заставив Лотана обратить внимание на окружающую его действительность. Выдернув орущего и брыкающегося мужа из-под холодных струй, она завернула его в первый попавшийся под руку халат и вынесла из ванной назад в спальню. Усадив недоуменно хлопающего глазами Лотана в его кресло, Хиза, скрестив ноги и полурасправив крылья, устроилась на полу рядом с ним, всем видом давая понять, что собирается просидеть здесь столько времени, сколько будет необходимо, и спокойно потребовала, полностью игнорируя его испепеляющий взгляд:

– Рассказывай. Я так и не поняла, что тебя так расстроило в том сообщении.

Человек вздрогнул и пристально посмотрел на нее, явно ожидая какой-то реакции. Не дождавшись, он глубоко вздохнул и как-то неуверенно произнес:

– Оказывается, у меня двое детей, о которых еще час назад я даже не подозревал. Их мать не удосужилась поставить меня в известность, а теперь я их единственный оставшийся в живых родственник.

– Я в курсе. – Хиза с трудом подавила желание зарычать, ну что за глупая привычка сообщать уже известные ей вещи так, словно это трагедия мирового масштаба!

– Они прибудут завтра в полдень пассажирским транспортом. Человек, ставший после катастрофы флаера главой семьи, не желает воспитывать детей предателя, о чем успел уже заявить во всеуслышание. Он какой-то дальний родственник мужа Тиллины и, если бы не эта проклятая авария, никогда бы не смог даже близко подойти к наследству семьи.

– Ясно. – Женщина-диин на мгновение прикрыла глаза, прикидывая, успеет ли она завтра в космопорт к назначенному времени или все-таки придется отправить мужа одного. Последнее в свете недавних покушений было крайне нежелательно, да и с этой аварией не все чисто, или она ничего не понимает в технике. Чтобы вогнать в пике машину, на которой больше систем безопасности, чем всего остального оборудования, вместе взятого, надо быть виртуозом наподобие Эры, обычному человеку это явно не под силу. А отказать все одновременно они могут с вероятностью настолько мизерной, что рассматривать ее всерьез способны только математики, но никак не сотрудники службы безопасности, коих умозрительные расчеты обычно не интересуют. И хорошо, если целью неизвестных убийц был глава семьи, а не… Хотя нет, такое маловероятно, чтобы добраться до Лотана, есть куда более легкие способы, с другой стороны, как еще можно выманить бывшего посла с охраняемых территорий дворца и летней резиденции в общественное, а следовательно, легкодоступное место, причем в строго определенное время? Перебрав все намеченные на следующий день дела, диин успокоилась: по всему выходило, что она успеет, даже не меняя своих планов. Хиза довольно фыркнула и спокойно заявила:

– Хорошо. Я завтра вместе с тобой их встречу, доставим детей во дворец, нужно только решить, в каких помещениях оборудовать для них детскую… – Женщина немного помолчала, обдумывая внезапно пришедшую ей в голову мысль, и несколько растерянно призналась: – Знаешь, я только сейчас поняла, что наши апартаменты не ограничиваются спальней, гостиной, оружейной и кабинетом, ты не в курсе, сколько всего нам выделили комнат? Когда Эфа об этом говорила, я, если честно, была занята и пропустила эту бесполезную информацию мимо ушей…

В следующий момент Хиза пришла к выводу, что не она одна страдает подобной прискорбной привычкой. Ее муж тоже имел склонность игнорировать то, что считал в данный момент неважным. Вместо того чтобы ответить на ее вопросы, он задал свой, причем на удивление странный:

– Так ты не против того, что дети будут жить с нами? – Лотан подался вперед и, с трудом сдерживая волнение, заглянул ей в глаза. – В конце концов, ты не обязана…

– А почему я должна возражать? – Женщина-диин пожала плечами, отметая тревогу мужа как безосновательную, и совершенно резонно со своей точки зрения заметила: – Их мать не сражалась со мной за право защищать семью, у нас с ней общий мужчина, по нашим законам эти дети принадлежат моему роду. То есть я, так же как и та женщина, которая их родила, являюсь их матерью и, следовательно, обязана их оберегать и заботиться о них, как того требует родительский долг. По-моему, мы об этом уже говорили.

– Да, я помню. – Человек зябко передернул плечами и поплотнее закутался в халат, стараясь спастись от противных холодных капель, которые так и норовили скатиться с мокрых волос ему за шиворот. Хиза поморщилась, уловив ощущения мужа, холод и сырость она тоже не любила, однако следующие слова мужчины заставили ее забыть о внешних раздражителях. – Но одно дело обсуждать абстрактную возможность, а другое – столкнуться с необходимостью ежедневно видеть перед собой чужих детей…

– Глупости! – Хиза резко поднялась с пола и сердито оскалилась на Лотана, с виноватым видом нахохлившегося в кресле. Этот… этот, с позволения сказать, человек или специально издевается, или просто не понимает, о чем говорит! Первое более вероятно, поскольку дураком ее муж никогда не был, но тогда встает вопрос: зачем ему понадобилось доводить ее до белого каления своими подколками?! Причем тут чужие дети?! Сколько раз следует ему объяснять, что все его дети автоматически являются и ее детьми тоже? Если только их мать не вызовет ее на бой за главенство в семье и не победит, тогда, естественно, будет наоборот… Она заставила себя глубоко вдохнуть и успокоиться, у ее народа агрессия в отношении мужчин, мягко говоря, не поощрялась. Напомнив себе еще раз, что Лотан по рождению не диин, а значит, многое из того, что для любого из ее племени является само собой разумеющимся, ему приходится долго объяснять, Хиза медленно, стараясь не рычать сквозь зубы, произнесла: – Это и мои дети тоже, и завтра мы вместе отправимся их встречать. По нашим законам я их мать со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому прекрати говорить ерунду и посвяти меня в суть истории, чтобы я имела возможность вести себя должным образом, когда они прилетят. Прежде всего объясни мне, как может быть у одной женщины двое детенышей одного возраста?

Женщина-диин с любопытством понаблюдала за внутренней борьбой Лотана, размышляя над тем, что завтра она столкнется с серьезной проблемой в семейной жизни. Вне всякого сомнения, детей следует принять и окружить должной заботой и вниманием, пусть даже в ущерб своему отдыху, но кроме заботы и внимания их требуется еще и воспитывать! А с этим могут возникнуть сложности. Хиза даже приблизительно не представляла себе, как именно следует заниматься воспитанием двоих человеческих детенышей, и, по правде говоря, слабо разбиралась в их потребностях. Нужно ли им сразу приобрести полный набор вооружения и нанять тренера, который обучит их им пользоваться, или они в возрасте десяти лет уже знакомы с основами? Понадобится нянька или можно обойтись воспитателем? Следует ли поселить их во дворце или по примеру имеющих семью аристократов приобрести дом в городе? Женщина-диин с неудовольствием призналась сама себе, что в этот раз выполнить свои обязанности главы семьи ей будет невероятно трудно из-за полного незнания некоторых жизненно важных вещей. Так уж получилось, что когда она предполагала появление на ее попечении маленьких человеческих детенышей, то рассчитывала на то, что рядом будет человеческая же женщина, которая возьмет на себя роль консультанта. И угораздило же эту Тиллину погибнуть в катастрофе!

Глубокий, нервный вздох рядом с ней заставил Хизу оторваться от своих невеселых размышлений и сосредоточиться на переживаниях Лотана, который в конце концов решился рассказать ей всю историю. Человек неуверенно поерзал в кресле и тихо заговорил:

– Я тогда уже достаточно долго был послом в Империи и в тот год испросил разрешения навестить свою семью. Отец заболел, и врачи опасались за его жизнь. Император, к моему удивлению, просьбу об отбытии на родину в связи с чрезвычайными семейными обстоятельствами удовлетворил, а президент не стал возражать – редчайший случай в политике! Ты же знаешь протокол: посол, если только одновременно с его отбытием другой дипломат не представит верительные грамоты как его преемник, может покинуть страну, где аккредитован, только с согласия обоих правителей, иначе это рассматривается как объявление войны, обычно такого согласия можно добиваться годами. Идиотское требование, но оно действует до сих пор, так что мне повезло. Когда я прибыл домой, то обнаружил, что, пока я выпрашивал позволение навестить отца, ему стало гораздо лучше, а мой легкомысленный младший брат не удосужился меня об этом уведомить. В результате у меня впервые за долгое время появилось целых тридцать дней свободного времени, которое следовало как-то потратить. Ничего нового или оригинального я не придумал. Отправился по балам и приемам, словно мне в Империи это не успело надоесть. Наверно, просто по привычке…

По-моему, на первом же приеме в честь очередного достижения нашего великого государства я познакомился с очаровательной женщиной и умудрился влюбиться как подросток. Она была уже замужем и тоже принадлежала к Великой тысяче семей, так что никаких препятствий для наших отношений не было, ты же знаешь, как свободно ведут себя замужние аристократки. Мы провели вместе все время, остававшееся до моего возвращения на службу, а затем я уехал назад в Империю и больше о ней ничего не слышал. Тиллина даже не написала мне ни разу, и вот теперь, через одиннадцать лет, я узнаю, что у меня двое детей, двойняшки… У людей это достаточно распространенное явление, когда женщина вынашивает сразу двоих младенцев, не знаю, как у диинов…

– Постой. – Хиза обнаружила в рассказе нестыковку и потребовала уточнить ситуацию. С особенностями воспроизводства у людей ей все примерно было ясно, а вот некоторые другие аспекты вызывали вопросы. – Ты же мне рассказывал, что у детей, принадлежащих к Великой тысяче семей, образовавших когда-то ваше государство, сразу при рождении проверяют генокод?

– Верно. Но только на принадлежность ребенка к нашему эквиваленту аристократии. – Лотан грустно улыбнулся. – Когда президент за какие-нибудь заслуги жалует человеку право влиться в Великую тысячу и основать собственную семью, в его генокод добавляется особый маркировочный ген, и при рождении ребенка врачи проверяют у младенца наличие такого гена, что однозначно доказывает принадлежность его родителей к семьям Великой тысячи. Дело в том, что этот ген нестабилен, и если у отца или матери его нет, то при зачатии он не передается, почему, не спрашивай, я не генетик. Так что детей проверили, убедились, что они не рождены от связи с простолюдином, и успокоились. Никаких других исследований не проводилось, поскольку врачи не желают вмешиваться в интриги Великих семейств, да это и запрещено.

– Почему? – Хиза с любопытством воззрилась на мужа. – Разве в вашем помешанном на продолжении рода обществе мужчины не хотят достоверно знать, являются ли они отцами своих детей?

– Далеко не всегда. – Лотан усмехнулся, видя откровенное недоумение в глазах жены. – Не поручусь за нынешнее время, а в эпоху Священных войн был официально зафиксирован случай, когда потерявший в результате облучения возможность иметь детей последний представитель своей семьи обратился за, так сказать, помощью в продолжении рода к своему лучшему другу, от которого его жена в положенный срок и родила мальчика, правда, друг умудрился скоро отправиться в гости к Саану, а его отец, тоже не желавший, чтобы его род прервался, потребовал признания ребенка наследником своей семьи. В конце концов, поскольку человек, считавшийся отцом до начала разбирательства, тоже признал мальчика своим сыном, президент вынес решение объединить семьи, наверно, ты слышала о Тиарр-Неараах – это единственная семья, у которой родовое имя сдвоенное. Поэтому далеко не всегда установление отцовства или, если уж на то пошло, материнства бывает желательно.

– Понятно. – Женщина-диин мрачно усмехнулась. – Теперь все встает на свои места. Детей признали благородными и успокоились, а когда флаер потерял управление и рухнул на наземный поезд с детьми простолюдинов, которых везли на очередную экскурсию в исторический центр города, провели полный генетический анализ, поскольку в случае аварий, катастроф и прочих катаклизмов международное право требует точно устанавливать обоих родителей пострадавших детей. Вот тут-то и выяснилось, что отец у них совсем не тот, кто указан в документах. Насколько я знаю, единожды внесенный в Государственный банк данных генокод хранится там вечно, так что установить, кому предъявлять претензии, было несложно. Но я не понимаю, почему их не взяли родственники матери?

– Тиллина – последний представитель своей семьи, а дальний родственник ее мужа, унаследовавший в результате несчастного случая все семейное состояние, не хочет возиться с детьми предателя. Хиза, я все это могу понять, но мне не дает покоя беспечность Тиллины! Обычно первых двух наследников аристократки рожают все-таки от мужа! Но она почему-то поступила по-другому! Что за странные игры? В чем смысл подобной авантюры? Я ни на мгновение не поверю в то, что она сделала это ненамеренно! Только вот зачем? И новоиспеченный наследничек, Саан побери этого ублюдка, ведет себя, мягко говоря, странно, он отправил детей обычным гражданским транспортом! Не кораблем семьи, не дипломатическим курьером, простым лайнером без охраны! И даже не стал дожидаться, пока они полностью восстановятся после катастрофы! Сообщение прислали не по визиону, а попутным кораблем! С членами семей так не обращаются, даже чужих семей!

– Вот как? – Диин внимательно посмотрела на взволнованного человека и задумчиво прищурилась. – Значит, тебя выбила из колеи вопиющая нелепость ситуации? Действительно, по твоему рассказу получается странная картина. Полагаю, мне следует провести собственное расследование и выяснить, кто именно повинен в смерти женщины, принадлежащей к моему роду, и позаботиться о соответствующем наказании. Я с трудом верю в то, что флаер действительно потерял управление и пилот не сумел посадить машину, буквально обвешанную системами безопасности. Вряд ли они могли отказать все одновременно.

– Ты права. – Лотан выбрался из кресла и принялся выпутываться из промокшего насквозь халата. Хиза, только теперь вспомнив, что сунула мужа под душ, а затем закутала в сухое, не удосужившись вытряхнуть его из одежды, которая, естественно, успела пропитаться водой, причем холодной, бросилась ему помогать, ругая про себя свою рассеянность. Это для нее кратковременное пребывание в мокрой, холодной одежде было не более чем мелким неудобством, на которое не стоит обращать внимания, а для человека подобное приключение вполне могло закончиться серьезной простудой или чем похуже.

Небрежно покидав мокрые вещи в угол, Хиза нырнула в огромный шкаф, в котором ее муж хранил весь свой гардероб, и после недолгих поисков вытащила на свет нечто напоминающее парадную мантию какого-нибудь верховного жреца. Диин недоуменно обозрела свой трофей и, придя к выводу, что, несмотря на невозможность определить назначение этого чудовищного произведения дворцовых портных, для ее целей оно вполне подходит – большое, теплое и сухое, протянула его Лотану. Человек как-то странно хмыкнул, но спорить не стал и торопливо закутался в предложенную хламиду. Удостоверившись, что непоправимого вреда здоровью удалось избежать, Хиза по своей любимой привычке устроилась на подлокотнике кресла, которое опять оккупировал ее супруг, и довольно промурлыкала:

– В таких вещах я всегда права. Осталось только выяснить, кто за всем этим стоит. Полагаю, не счастливый наследник, слишком уж явно все указывает на него, нужно быть полным идиотом, чтобы так подставиться, а, насколько я знаю, полные идиоты у вас в Великих семьях, как и у нас среди аристократов, долго не живут, среда обитания не позволяет. Но с этим можно немного подождать. Сейчас на первом месте у нас вопрос: какие комнаты и как обустроить к приезду детей? Предстоит серьезно подумать, а если учесть, что времени у нас совсем немного…

ГЛАВА 16

Эра проснулась от ощущения, что что-то она умудрилась сделать не так. Состояние было, мягко говоря, непривычным, и поэтому принцесса, прежде чем открыть глаза, обследовала окружающее ее пространство всеми остальными органами чувств, не забывая одновременно с этим жизненно важным делом имитировать мирный сон на случай, если за ней наблюдает кто-нибудь способный от нее спрятаться и, следовательно, представляющий опасность. Опасность действительно присутствовала, но не для Эры. Угораздило же ее уснуть в непосредственной близости от хрупкого человеческого существа, не приняв обязательных мер предосторожности! Куда ее телохранители смотрели?!

Девушка открыла глаза и осторожно, стараясь случайно не задеть тонкую человеческую кожу, попыталась убрать руку от кончика носа Сейнала. Не тут-то было, юноша завозился под одеялом, устраиваясь поудобнее, и его пальцы довольно крепко сжали ее ладонь. Эра замерла, не зная, что ей делать в подобной ситуации, этот ненормальный человек прижимал к себе ее руку как любимую игрушку. По крайней мере, в своих тайных прогулках по дворцу она не раз видела, как точно так же дети зарывались носом в своих кукол, хотя и не ожидала подобного поведения от вполне взрослого парня. К тому же он умудрился лечь таким образом, что любое неосторожное движение оставило бы его в лучшем случае с располосованной физиономией, а в худшем без глаза или носа, в зависимости от того, на какой из когтей он наткнется. Принцесса в растерянности рассматривала довольно улыбающегося во сне жениха, который пока не подозревал о том, в какое затруднительное положение он ее поставил. Эра лежала на боку, и вторая рука была прижата телом к постели, чтобы ее высвободить, следовало пошевелиться… с непредсказуемыми последствиями. Неприятно было признавать, но она не в состоянии справиться с этой проблемой самостоятельно, оставалось воспользоваться помощью…

Диин-телохранитель, услышав беззвучное требование принцессы исправить ситуацию, частично покинула свое убежище, осторожно передвинула Сейнала, оставив между ним и угрожавшими его безопасности когтями приличное расстояния, и снова растворилась среди теней погруженной в густой полумрак, заставленной всевозможными приборами палаты. Облегченно вздохнув, Эра покосилась на так и не проснувшегося юношу и аккуратно прикоснулась к его сознанию, проверяя, все ли в порядке. После внезапно наступившей амнезии, которая весьма стремительно сменилась полным восстановлением памяти, едва не сведя человека с ума, принцесса предпочла перестраховаться. В конце концов, она не Саан и второй раз может не успеть остановить процесс распада сознания, да и сил на это тратится слишком много, чтобы прибегать к таким экстремальным видам лечения без крайней на то нужды. Уж лучше профилактика, чем борьба с последствиями! Однако ее опасения оказались напрасными, что бы ни спровоцировало у Сейнала этот непонятный приступ, этого больше в сознании юноши не наблюдалось. Из внятных образов, правда, присутствовало только воспоминание об урагане, к которому подсознание человека почему-то прикрепило ее собственное лицо. Картина получилась довольно странной, но Эра чувствовала себя не настолько хорошо, чтобы копаться у парня в голове, разбираясь в причинах столь экстравагантных ассоциаций. К тому же Сейнал, как и всякий художник, видел мир несколько не так, как обычные люди, и процесс выяснения мог затянуться надолго.

Поэтому, удостоверившись, что здоровью и рассудку жениха больше ничто не угрожает, принцесса разорвала контакт с его сознанием и выбралась из кровати, стараясь не шуметь. Хотя последнее было лишним, еще не коснувшись ногами застеленного мягким покрытием (на случай если больной во время какого-нибудь приступа или собственной блажи свалится с кровати) пола, Эра ощутила укол чужого внимания и медленно оглянулась, даже не пытаясь скрыть веселую усмешку. Чувства ее не обманули: ресницы Сейнала слегка подрагивали, выдавая человека с головой.

– С-с-с пробуждением! – Принцесса довольно потянулась и села поверх одеяла, скрестив ноги и опершись на колени локтями. – Как с-с-спалос-с-сь?

– Нормально. – Юноша неуверенно заерзал под ее внимательным взглядом, и Эра снова уловила отблеск образа урагана, отметив про себя, что эмоции, сопровождающие его, ей категорически не нравятся. Странный все-таки человек ее жених: пока он считал ее данном, особых проблем с общением у них не возникало, а теперь лежит и смотрит на нее словно на посланца Саана, заглянувшего на огонек спросить дорогу! Девушка заставила себя сидеть спокойно, не демонстрируя своего, отношения к подобным вывертам человеческой психики, и небрежно поинтересовалась, надеясь вызвать юношу на откровенность:

– Что тебя бес-с-спокоит? Ес-с-сли только это не глупые человечес-с-ские обычаи вроде этикета, то я тебе пос-с-стараюс-с-сь помочь. – Сейнал вздрогнул, услышав ее вопрос, и тут же покраснел, стыдясь своей реакции, но все-таки соизволил ответить:

– И этикет тоже. Нам нельзя оставаться наедине в таком месте, это может повредить вашей репутации.

– Ес-с-сли мне не изменяет память, мы перешли на «ты», и довольно давно. Забудь про эти глупос-с-сти, что тебя тревожит на с-с-самом деле?

Эра замолчала, внимательно наблюдая за внутренней борьбой, на мгновение отразившейся в глазах человека. Ей уже не требовался ответ, его сознание просто кричало о его страхах и сомнениях. Принцесса с трудом подавляла в себе желание успокоить своего жениха и заверить его в полной беспочвенности его переживаний, прекрасно понимая, что демонстрация нечеловеческих способностей сейчас напугает юношу еще больше. Ну уж нет, пусть сам назовет причину своих терзаний, в конце концов, взрослый ведь уже человек, сколько можно с ним возиться как с капризным детенышем?! Словно подслушав ее возмущенный внутренний монолог, Сейнал глубоко вздохнул и решительно заглянул ей в глаза.

– Прости, Эра, дело не в тебе, дело во мне. Я с трудом могу себе представить жизнь с женщиной, которая способна оторвать мне голову просто потому, что ей этого захотелось, да и любое насилие сильно выбивает меня из колеи….

– Понимаю. – Принцесса заставила себя ответить предельно серьезно, она прекрасно понимала, что для него это нешуточная проблема и отнестись к ней легкомысленно означало бы оскорбить его до глубины души. К тому же для нее не являлись секретом и скрытые мотивы его действий… скрытые прежде всего от него самого. Сейнал, как любой человек, боялся неизбежности, боялся, не отдавая себе отчета в этом иррациональном страхе, и соответственно пытался любым способом убедить себя в том, что он, и только он, управляет своей судьбой. Следовательно, он будет сопротивляться до последнего, стремясь не оказаться в ситуации, из которой, по его мнению, не будет выхода и которая не поддается его контролю. И самым простым способом решения проблемы было дать ему иллюзию выбора, позволяющего, с одной стороны, не нарушить обещаний отца и помочь своей стране, а с другой – самому определять свою судьбу… Что ж, так тому и быть. – Я в курс-с-се твоего отношения к агрес-с-сии, как, впрочем, и с-с-сос-с-стояния дел в твоей с-с-стране, которое не позволяет тебе ответить немедленно и категоричес-с-ским отказом. Должна с-с-сказать, что с-с-со с-с-своей с-с-стороны я с-с-считаю тебя наиболее подходящим вариантом и поэтому предлагаю с-с-сделку.

Эра усмехнулась, заметив, как при слове «сделка» насторожился Сейнал, – видимо, сказывалось длительное общение со всякого рода торговцами или людьми, считающими себя таковыми, и невозмутимо продолжила:

– Это с-с-сделка с-с-с ус-с-словиями до изумления прос-с-стыми, не допус-с-скающими никакого двойного толкования: ты даешь с-с-соглас-с-сие на помолвку, и мы официально объявляем с-с-себя женихом и невес-с-стой. По законам Империи девушка может вс-с-ступить в брак не ранее шес-с-стнадцати лет, так что ближайшие дес-с-сять лет мы будем тес-с-сно общатьс-с-ся, и ты решишь, с-с-спос-с-собен ли выдерживать мое прис-с-сутс-с-ствие длительное время. Ес-с-сли в конце концов ты придешь к выводу, что для тебя это с-с-слишком тяжело, я под благовидным предлогом разрываю помолвку, ес-с-сли нет – заключаем брак.

– Н-но помолвки в правящих домах не расторгались вот уже тысячу лет! – Сейнал от волнения забыл, что еще недостаточно здоров для резких движений, и попытался сесть на постели. – Будет международный скандал! – Он хотел сказать еще что-то, но внезапно осекся и замер, делая глубокие, медленные вдохи и выдохи. Эра молча обхватила его за плечи и помогла улечься на подушки, ее всерьез встревожили эти приступы болей. Не хватало еще, чтобы человек остался инвалидом… Она обеспокоенно наблюдала за побледневшим лицом Сейнала, изо всех сил старающегося не показать, как ему плохо, и тихо ругалась про себя. Разговор пора было заканчивать.

– Меня это не кас-с-саетс-с-ся. Вс-с-сегалактичес-с-ский закон позволяет рас-с-сторгнуть помолвку в любой момент, до того как с-с-священник объявит о том, что обряд заключения брака завершен, с-с-следовательно, я имею на то полное право, а традиции, как ты знаешь, у нас обязательными к ис-с-сполнению не являютс-с-ся, мы не каанцы. – Эра стремительно встала с кровати и поправила наполовину сползшее на пол одеяло. – Тебе нужно отдохнуть, на дос-с-суге обдумаешь мое предложение, а с-с-сейчас-с-с я пришлю к тебе доктора.

Не дожидаясь ответа, принцесса вышла из полутемной палаты в ярко освещенный больничный коридор, где нос к носу столкнулась с лечащим врачом Сейнала, нетерпеливо наматывающим круги возле пустого сестринского поста. Человек, видимо, обладал тонким слухом, он обнаружил присутствие постороннего в непосредственной близости от себя и, явно желая выяснить личность того, кто осмелился его потревожить, поднял голову, оторвавшись от изучения узоров напольного покрытия. В следующую секунду врач с тихим, придушенным писком попятился, не сводя с Эры круглых от ужаса глаз. Девушка несколько мгновений озадаченно наблюдала за странным поведением уважаемого светила медицины, умудрившегося перепугаться до неприличия только из-за того, что ему довелось неожиданно столкнуться с членом императорской фамилии (вроде бы в дворцовой больнице работает, должен бы уже привыкнуть), а затем виновато оскалилась, заставив человека мелко задрожать. Она совсем забыла о том, что при разговоре с Сейналом открыла лицо! Не тратя времени на то, чтобы припомнить все характеристики, которыми ее обычно награждала Хиза, обнаружив у своей ученицы очередной приступ невнимательности, Эра торопливо закрепила ткань капюшона магнитной застежкой так, чтобы видны были только глаза, и ворчливо обратилась к перепуганному врачу, стараясь ничем не показать своего неудовольствия от собственной безалаберности (пугатьчеловека еще сильнее было уже небезопасно для его здоровья):

– Доктор, ус-с-спокойтес-с-сь, это вс-с-сего лишь я, а не демон С-с-саана, которому внезапно с-с-стукнуло в голову пос-с-сетить ваше рабочее мес-с-сто с-с-с неплановой инс-с-спекцией. Ваш пациент прос-с-снулс-с-ся и теперь нуждаетс-с-ся в медицинс-с-ском ос-с-смотре. Да, обратите ос-с-собое внимание на с-с-спонтанные мышечные боли. Они меня бес-с-спокоят. И, кс-с-стати, что вы делаете здес-с-сь в такую рань? – Действительно, по ее ощущениям до начала рабочего дня оставалось еще как минимум шесть часов и люди в большинстве своем спали. Врач не должен был находиться в это время в больнице. Наиболее квалифицированных специалистов освобождали от ночных дежурств и прочей рутинной работы, а в том, что здоровье одного из наследников президента Объединения свободных планет доверили не самому подготовленному в своей области доктору, Эра вполне обоснованно сомневалась. Подозрительно. Интересно, как он объяснит свое здесь присутствие? Человек несколько секунд недоуменно смотрел на нее, и принцесса уже начала беспокоиться за его умственное здоровье, когда наконец сознание врача обработало полученную информацию.

– Ваше Высочество, я немедленно займусь осмотром. – Доктор постарался незаметно вытереть пот со лба и уже гораздо тверже продолжил: – Я оставил себе ночное дежурство, чтобы иметь возможность сразу же оказать помощь своему пациенту, если ему внезапно станет хуже. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение способности Ее Величества исправить вред, причиненный сознанию человека психокоррекцией, но, поскольку таких случаев до настоящего времени зафиксировано не было и я не знал возможных последствий этой процедуры для здоровья подростка, решил подстраховаться.

– Понимаю. – Эра невольно улыбнулась предусмотрительности врача, этот человек безусловно начинал ей нравиться, несмотря на свое безобразное поведение при встрече, хотя… Подобным образом на ее внезапное появление с открытым лицом реагировало большинство людей, собственно, именно по этой причине она и старалась не ходить без капюшона там, где могла с ними столкнуться. – Что ж, можете прис-с-ступать к с-с-своим непос-с-средс-с-ственным обязаннос-с-стям и не забудьте проинформировать меня о результатах ос-с-смотра.

Принцесса коротко кивнула склонившемуся в глубоком поклоне доктору и зашагала по коридору в сторону кухни, она не ела со вчерашнего утра и не собиралась дальше откладывать эту необходимую процедуру, что-то ей подсказывало, что силы ей еще понадобятся. А слуги, привычные к ее странностям, вряд ли удивятся ее раннему появлению. Главная повариха была одной из немногих представителей человеческого рода, которые Эру совершенно не боялись, эта непонятная женщина даже радовалась ее визитам, причем совершенно искренне (эмоции подделать все-таки сложно) и постоянно пыталась накормить чем-нибудь вкусным, что сейчас было как нельзя кстати.

Хиза молча прошла мимо Тоорона, невозмутимо восседающего за своим столом в приемной императорского кабинета. Как и всем диинам, ему, для того чтобы чувствовать себя нормально, хватало и трех-четырех часов сна в сутки и потому не составляло труда жить по графику, установленному для себя Императрицей. Впрочем, как и ей самой. А вот люди подобного темпа работы не выдерживали… Толкнув тяжелую дверь, женщина-диин бесшумно проскользнула внутрь, решив заодно проверить степень готовности своей бывшей ученицы отразить внезапное нападение. Телохранители телохранителями, а невнимательность стоила жизни гораздо большему числу воинов, чем все остальные недостатки, присущие этому безбашенному племени…

– Здравс-с-ствуй, Хиза. – Эфа, не отрывая глаз от очередного отчета, небрежно махнула рукой в сторону пустого угла у окна. – Рас-с-сполагайс-с-ся и рас-с-сказывай, что привело тебя с-с-сюда так рано? Новые проблемы с-с-с безопас-с-снос-с-стью?

Женщина-диин одобрительно хмыкнула, по достоинству оценив способности хозяйки кабинета, и опустилась на предложенное место, полурасправив крылья и стянув с головы платок. Предстоял серьезный разговор.

– А тебя? Кто-то, кажется, собирался устроить себе небольшой отдых? – Хиза насмешливо улыбнулась. – Впрочем, я сегодня по семейному делу, так что можешь не беспокоиться насчет новых проблем. Просто сегодня прибывают мои дети, и я должна позаботиться о том, чтобы их встретить.

– Дети? – Эфа удивленно подняла голову от электронной папки, которую изучала во время разговора, и пристально посмотрела на женщину-диина. – Нас-с-сколько я понимаю, это дети Лотана?

– Да. – Хиза сердито наморщила нос и приступила к рассказу: – Вчера с заметным опозданием пришло сообщение о том, что после гибели в аварии женщины, принадлежащей к одной из Великих семей, было установлено происхождение ее детей, находившихся во время катастрофы в том же флаере и тоже получивших ранения. Генетическая экспертиза определила их истинного отца, и им оказался Лотан. Причем он, как выяснилось, даже не подозревал об их существовании, пока не был поставлен перед фактом. Его дети должны вот-вот прибыть на космодром Тронного мира. Прибыть обычным транспортным кораблем, что настораживает меня больше всего. Ты же знаешь, так не принято, так что я хочу встретить их сама. На всякий случай.

Эфа понимающе кивнула. В такой ситуации дополнительные меры предосторожности действительно не будут лишними, слишком уж все подозрительно. Конечно, можно многое списать на простое жлобство нового главы семьи, но не все сразу, есть вещи, которые человек, выросший в аристократической среде, делает подсознательно, просто не задумываясь о том, что может быть иначе. Например, пользуется либо кораблями, принадлежащими его роду, либо посольскими, хорошо вооруженными и охраняемыми судами.

– Возьми пару императорс-с-ских катеров, это с-с-снизит вероятнос-с-сть нападения, мало кто из наемников рис-с-скнет атаковать людей, облеченных таким доверием Императрицы. Против заговорщиков, ес-с-стес-с-ственно, эта мера бес-с-сполезна, но прос-с-стых прес-с-ступников и профес-с-сиональных ис-с-сполнителей деликатных поручений должно отпугнуть. Эти бес-с-спокойные категории нас-с-селения Империи с-с-со мной предпочитают не с-с-связыватьс-с-ся.

– Это верно. – Женщина-диин весело оскалилась. – Мелкие хищники редко рискуют вторгаться на территорию более крупного собрата. Закон природы. – И, внезапно посерьезнев, добавила: – Эфа, мне понадобится твоя помощь. Я уже подготовила комнаты для детей, но слабо представляю, что им может потребоваться и как скоро. Нужен консультант по вопросам воспитания человеческих детенышей, желательно опытный, иначе проблем не избежать.

– Пос-с-стараюс-с-сь помочь. – Эфа задумчиво прищурилась, перебирая в уме возможные кандидатуры на такую ответственную должность. – Переговорю с-с-с матерью Идена, полагаю, ес-с-сли ей удалос-с-сь без ос-с-собых экс-с-сцес-с-сов вырас-с-стить двоих детей, то она должна неплохо разбиратьс-с-ся в процес-с-се…

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге показалась Эра, задумчиво жующая кусок чего-то остро пахнущего и, несомненно, мясного. Растительную пищу она недолюбливала с детства. Окинув взглядом помещение и убедившись в том, что лишних, с ее точки зрения, существ в нем нет, девушка прикрыла за собой массивную створку и расстегнула капюшон.

– Здравс-с-ствуйте. – Эра непринужденно устроилась рядом с Хизой. – Как дела с-с-с рас-с-скрытием покушений?

– Пока не очень. – Женщина-диин демонстративно вздохнула. – Занимаюсь семейными проблемами, которые свалились на меня с внезапностью орбитальной бомбы. Как твой избранник? Решился?

– Думает, – девушка лукаво прищурилась, – но вероятнос-с-сть принятия нужного решения практичес-с-ски с-с-с-топроцентная. Вот только меня с-с-сильно тревожат прис-с-ступы мышечных болей, которые появилис-с-сь у него пос-с-сле с-с-снятия пс-с-сихокодировки. Не мог бы Хальзар проверить, в чем там дело?

– Мышечные боли? – Эфа задумчиво постучала когтем по гладкой поверхности стола, не замечая, что оставляет на ней глубокие вмятины. Впрочем, и плановую (раз в три дня) замену мебели в связи с приходом ее в полную негодность она тоже не замечала. – Может, пос-с-следс-с-ствия фрагментации с-с-сознания?

– Нет, скорее всего, причина в том, что во время снятия психокодировки мышцы испытали предельное напряжение, а теперь при резких сокращениях сознание непроизвольно воспроизводит эффект. Это пройдет дня за три-четыре. – Хиза пожала плечами. – Но это только мои предположения.

– Понятно. – Эра поморщилась. – Да, кс-с-стати, мне пришлос-с-сь подкинуть ему промежуточное решение, иначе с-с-сущес-с-ствовала вероятнос-с-сть того, что он вообще откажетс-с-ся или как минимум ис-с-спытает с-с-серьезный с-с-стрес-с-с. Так что не удивляйтес-с-сь, когда он объявит помолвку временным явлением. Я обещала рас-с-сторгнуть ее в с-с-случае, ес-с-сли он решит, что мы друг другу не подходим. Такая вероятнос-с-сть предельно мала, но, пос-с-скольку для с-с-сохранения его душевного равновес-с-сия ему требуетс-с-ся увереннос-с-сть в том, что он контролирует с-с-ситуацию, пришлос-с-сь на это пойти.

Эфа и Хиза несколько секунд обдумывали информацию, а затем одновременно кивнули, оценив изящный ход девушки. Действительно, зачем принуждать человека переступить через себя, когда можно создать иллюзию того, что для достижения необходимого результата это от него и не требуется. Женщина-диин отметила про себя, что Эра становится все более самостоятельной в принятии решений и в планировании действий, направленных на достижение поставленных целей. Это радовало Хизу и давало надежду на то, что в очередной игре, затеянной людьми, победителями окажутся совсем не эти бескрылые создания. Главу неофициальной Службы безопасности Империи серьезно беспокоили участившиеся покушения на нынешних или будущих членов императорской семьи, принадлежащих к человеческому роду. Неужели неизвестный злоумышленник догадался о слабом месте Императрицы и принцессы? Если стало известно, насколько сложно подобрать для них подходящего спутника жизни, то серьезные неприятности в недалеком будущем им обеспечены. При всех своих способностях и умениях люди все равно гораздо уязвимей, а значит, вероятность успешной попытки устранения нежелательных персон резко возрастает. Допускать подобный исход дела Хиза не желала, поэтому заранее предполагала, что ей придется принять дополнительные меры безопасности.

Женщина-диин начала составлять в уме подробный план разыскных и охранных мероприятий на ближайшее время, одновременно обдумывая возможные варианты объяснения подобных совпадений. В конце концов, информация об этих особенностях женщин императорской семьи, в отличие от ускоренного развития принцессы, не могла быть установлена путем наблюдения и анализа мелких нюансов ее поведения. Такие вещи тоже непросто сделать, но по крайней мере теоретически они возможны, хоть и требуют длительной подготовки и недюжинных способностей. Оставалось только предположить, что либо она не видит каких-то деталей картины, либо действительно имело место банальное совпадение, как ни сложно в это поверить.

Хиза, не прощаясь, вышла из кабинета Императрицы, на ходу набирая на коммуникаторе, закрепленном у нее на запястье, код вызова службы, отвечающей за многочисленные средства передвижения, принадлежащие императорской семье. Следовало отдать распоряжение о подготовке двух катеров с императорским гербом на борту, а потом предстояло еще позаботиться о том, чтобы Лотан встретил детей и вернулся без приключений. День начинался на удивление удачно! Женщина-диин второпях попала когтем между кнопками, едва не отправив хрупкую электронику на свалку, и замысловато выругалась, припомнив весь специфический словарный запас многочисленных ошибок природы, именуемых людьми и существующих не иначе как по недосмотру Саана. В императорской тюрьме этих с позволения сказать разумных существ было более чем достаточно, и никто из них не считал нужным сдерживать эмоции при встрече со следователем, причем свое возмущение они выражали весьма бурно, иногда даже чересчур. Так что слушать записи их допросов было очень познавательно и способствовало углублению знаний в области человеческого языка.

Хиза недовольно фыркнула, припомнив, какими глазами на нее смотрел Лотан, после того как она однажды не сдержалась в его присутствии, и заставила себя успокоиться. Все равно злость на обстоятельства и неудобства, доставляемые несвоевременными шутками судьбы, ничем не могла ей помочь. Поэтому следовало просто выполнять запланированные мероприятия, оставив эмоции в стороне, например, все-таки затребовать два катера для полета в космопорт. Н-да, а она и не подозревала, что предстоящая встреча с детьми, принадлежащими к ее семье, может так сильно расшатать ей нервы!

ГЛАВА 17

Ренн Джел изо всех сил старался сохранять спокойствие перед своими воспитанниками, но паника рвалась наружу сквозь барьеры воли. Ситуация была, мягко говоря, безвыходная. Когда погибла его хозяйка, которую он помнил еще девочкой, старый слуга едва не сошел с ума от горя, но, как оказалось, страшная смерть молодой, красивой женщины была лишь первой из бед, обрушившихся на его седую голову. Детей госпожи Тиллины не признали наследниками, так как генетическая экспертиза показала, что господин Торсет не был их отцом… Тяжелый удар, но, словно посчитав, что такого испытания будет мало, Саан обрушил на них новую напасть: та же экспертиза установила, что настоящим отцом его воспитанников является предатель Лотан Сел, семь лет назад сбежавший из посольства и попросивший гражданства Империи… Предатель, о котором даже неизвестно точно, где он сейчас находится, а новый глава семьи распорядился отправить детей к отцу! Да еще и обычным транспортом! Ренн украдкой покосился в зеркало, чтобы убедиться, что чувства, бушевавшие в его душе, не отразились у него на лице. Детям достаточно и того, что их родители погибли, а родственники от них отказались, они еще не до конца выздоровели после катастрофы, и долгий перелет с минимумом удобств окончательно их измотал. Им совершенно незачем знать о том, что в космопорте, вполне возможно, их никто не встретит и в этом случае они окажутся на улице, денег на то, чтобы снять номер в гостинице, у него нет.

Раздался треск громкой связи, и едва слышный сквозь свист и шипение голос объявил:

– Корабль прибыл на орбиту Тронного мира, пассажирам, направляющимся на эту планету, просьба занять места в катерах, они отстыкуются через тридцать минут.

Ренн заставил себя спокойно улыбнуться настороженно наблюдающим за ним детям и уверенно произнес:

– Ну вот, наше путешествие почти закончилось. Осталось только спуститься на планету. Госпожа Лиа, вы не могли бы помочь брату с антигравитационным креслом жизнеобеспечения?

Джел подхватил заранее собранный багаж, и сердце снова кольнуло уже знакомой болью. Всего две маленькие сумки! Детям даже не позволили взять дорогие им вещи! Только самое необходимое. Старый воспитатель с трудом сдержался, чтобы не выругаться вслух, ну зачем же такая жестокость?! Он аккуратно водрузил обе сумки на левое плечо, оставляя правую руку свободной, на случай если понадобится помочь своим воспитанникам во время непростого путешествия по узким корабельным коридорам, и открыл дверь каюты. Лиа осторожно направила кресло брата в дверной проем, стараясь не задеть громоздкой конструкцией косяк. Девочка могла действовать только одной рукой, вторая до самого плеча была у нее в переносном биорегенераторе, она вытолкнула антиграв в коридор и в следующий миг едва удержала его от столкновения с группой пассажиров, тоже спешивших к катерам. Люди разразились изобретательной бранью, и Ренн побелел от гнева, когда услышал, что эти простолюдины осмелились сказать, но вынужден был смолчать, прекрасно понимая, что, если он сейчас затеет ссору, в первую очередь пострадают его подопечные.

Джел вышел вслед за Лиа в коридор и помог ей развернуть кресло в нужную сторону, девочка устало кивнула, благодаря за помощь, и зашагала к стыковочному отсеку, осторожно толкая перед собой антиграв брата. Лио никак не прореагировал на происходящее, и Ренн ощутил, как сжимается сердце в недобром предчувствии. Мальчик слабел на глазах, он все больше спал, а когда бодрствовал, то смотрел прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом и, казалось, с трудом понимал, где он и что с ним. В катастрофе он пострадал гораздо серьезнее сестры, и тяжелый перелет только ухудшил его состояние.

Они шли бесконечными серыми коридорами, с трудом уворачиваясь от многочисленных пассажиров, спешивших попасть на планету и не желавших ждать, пока двое больных детей и их престарелый наставник уступят им дорогу. Ренн с беспокойством поглядывал на бледное лицо и плотно сжатые губы девочки. Лиа во время перелета не позволила себе ни одной жалобы, стойко перенося все выпавшие на ее долю трудности, но слабость и не зажившие до конца раны явно давали о себе знать. Старый наставник понимал, что только железная воля, унаследованная девочкой от матери, и сознание того, что если она поддастся боли, то Джел не справится с ними обоими, не давали ей упасть прямо посреди коридора. Однако долго так продолжаться не могло. Ренн с отчаянием наблюдал за тем, как походка Лиа становится все более неуверенной. Требовалось сделать остановку и передохнуть, но, к несчастью, это-то как раз и было совершенно невозможно. Катера ждать не будут, и если они опоздают, то окажутся в еще более плачевном положении, чем сейчас, старый наставник очень сомневался, что печально известный Сел полетит за детьми на другую планету…

Наконец они добрались до стыковочного отсека, здесь было еще больше народа, и в помещении, не предназначенном для такого скопления людей, стояла тяжелая духота, пропитанная запахами машинной смазки и человеческого пота. Ренн едва успел подхватить Лиа, которая, сделав несколько шагов в этой непереносимой атмосфере, внезапно начала оседать на грязный металлический пол. Девочка прижалась к нему, с трудом переводя дыхание, и едва слышно прошептала:

– Дядя Тзор был прав, лучше бы мы не выжили, как мама. – Джел вздрогнул, ему сначала показалось, что он ослышался, но полные боли и обреченности глаза ребенка смотрели с невероятной для такого возраста твердостью, и ее следующие слова заставили его побелеть. – Это действительно было бы наилучшим выходом из положения.

– Не говорите так, госпожа Лиа! – Старый наставник заставил себя улыбнуться с уверенностью, которой на самом деле не испытывал. – Все будет хорошо, скоро вы встретитесь с отцом…

Сзади его грубо толкнули в спину, и Ренн замолчал на полуслове, вынужденный проявлять чудеса ловкости, чтобы не уронить сумки и Лиа, одновременно оберегая от толчков антиграв с ее братом. Девочка не стала продолжать тяжелый разговор, выскользнув у него из рук, она выпрямилась, с трудом сохраняя равновесие, затем сжала губы так, что они превратились в белую линию, и зашагала к ближайшему катеру, здоровой рукой направляя кресло Лио. Джел поспешил за ней, молясь про себя, чтобы в выбранном ею катере оказались свободные места и они смогли хотя бы присесть. Вокруг них бушевало людское море.

В отсеке было тесно, кое-как разместив кресло с Лио возле стены и закрепив его страховочными ремнями, которыми обычно привязывали ручную кладь, прихваченную пассажирами с собой, Ренн помог устроиться Лиа на жестком сиденье рядом с иллюминатором так, чтобы переносной биорегенератор доставлял ей по возможности меньше неудобств, пристроился рядом, положив тощие сумки себе на колени, и устало закрыл глаза. Приближался конец их путешествия, и старый наставник просто боялся представить себе, каким он будет. Катер завибрировал, готовясь к отстыковке, по всему помещению прокатилась противная механическая дрожь, от которой у людей заныли зубы, двигатели надсадно завыли, словно работали на предельных режимах. Джел с отвращением поморщился, вслушиваясь в эти звуки и прекрасно понимая, что подобная рухлядь вполне способна развалиться при входе в атмосферу, разом разрешив все его проблемы и сомнения. В голову закралось подозрение, а не рассчитывал ли господин Тзор именно на такой исход дела, отправляя их не просто обычным транспортником, а самым дешевым из них. От грустных размышлений его оторвал тихий, напряженный голос Лиа:

– Ренн, ты когда-нибудь видел Лотана Села? Какой он? – Джел заставил себя собраться и ответить на вопрос предельно честно, не разрушив при этом последнюю надежду своей маленькой госпожи. Девочка за все время путешествия ни разу не поинтересовалась, что за человек ее биологический отец, она стойко выносила все трудности и держала сомнения и страхи при себе, ни за что не желая поделиться ими с наставником, теперь же, видимо, у нее не осталось сил на то, чтобы справиться с подступившими тревогами самостоятельно.

– Я не вхож в то общество, где вращался молодой Сел, госпожа Лиа, но кое-что слышал о нем от вашей матушки. Она всегда говорила, что Лотан Сел один из самых честных и благородных людей, которых она когда-либо знала.

– Честный и благородный человек, ставший предателем своей родины. – В голосе девочки не было и намека на сарказм, только бесстрастная констатация факта. Ренн насторожился: когда его подопечная впадала в подобное состояние, ожидать от нее можно было всего чего угодно. Ее мать тоже страдала этим пороком, но у нее он не был настолько выраженным, госпожа Тиллина под действием этой странной силы, гнездившейся у нее в сознании, могла уничтожить разозлившего ее человека несколькими хлесткими фразами или с невероятной точностью предсказать исход интриги или боевого столкновения, но и только. А госпожа Лиа становилась просто неуправляемой и подчас могла нанести окружающим серьезные травмы. Счастье еще, что случалось это с ней нечасто, иначе отец точно поставил бы вопрос о ее душевном здоровье.

– Возможно, мы не знаем всех обстоятельств… – начал Джел осторожно, чтобы отвлечь свою воспитанницу от размышлений и по возможности свести к минимуму последствия ее вспышки.

– Возможно. – Девочка на удивление легко согласилась с его предположением и, не успел Ренн поздравить себя с удачным ответом, добавила: – Но также возможно, что в космопорту нас никто не ждет, и, поскольку у нас нет гражданства Империи и практически нет денег, мы окажемся в очень неприятной ситуации, которая наверняка закончится смертью Лио и с большой долей вероятности моей смертью.

Джел вздрогнул от неожиданно точной и бесстрастной оценки положения, в котором они оказались, и беспомощно стиснул зубы. Нужно было как-то успокоить девочку, уверить ее в беспочвенности подобных опасений, но старый наставник просто не находил подходящих слов… От необходимости отвечать его спас непереносимый скрип, заставивший всех людей, находившихся в отсеке, непроизвольно зажать уши руками в бессознательной попытке спастись от этого отвратительного звука. Вслед за ним последовал резкий толчок, и Джел с облегчением понял, что их катер приземлился на посадочное поле космопорта, все-таки не развалившись на части. Лиа подняла на него усталые, покрасневшие глаза и усмехнулась, увидев потрясение, которое он не успел согнать со своего лица.

– Не удивляйся, Ренн, мне повредило плечо, а не голову, и я все еще могу применить на практике то, чему в свое время меня учила мама. Давай выбираться из этой стальной коробки, наверное, все же стоит посмотреть, права ли я в своем прогнозе.

Старый наставник потерянно кивнул и торопливо начал расстегивать ремни, удерживающие антиграв господина Лио у стенки катера. Иногда, вот как сейчас, воспитанники его просто пугали. Осторожно развернув громоздкую конструкцию, Джел аккуратно, чтобы не потревожить мальчика, подтолкнул ее к выходу и подхватил сумки, стараясь ничего не зацепить в узком проходе. Лиа молча встала со своего сиденья и, с трудом переставляя ноги, поплелась следом за ним, сил на то, чтобы контролировать своенравный антиграв, у нее уже не осталось. Они протиснулись к выходу, сопровождаемые сдержанной руганью остальных пассажиров, которым едва живой от усталости ребенок и громоздкое антигравитационное кресло жизнеобеспечения мешали дойти до вожделенного внешнего люка и выбраться на свежий воздух.

Оказавшись наконец на посадочном поле, Ренн устало вытер пот со лба и огляделся. В следующий миг он едва не застонал вслух от накатившей на него безнадежности. Случайно или намеренно диспетчер направил катера с их транспорта на самую дальнюю площадку, и теперь, для того чтобы добраться до здания космопорта, нужно было пройти несколько километров под жарким солнцем Тронного мира. Для людей, прилетевших на самом дешевом транспорте, флаеры, обеспечивающие комфортную доставку приезжих к терминалам космопорта, естественно, не предусматривались. Некоторые пассажиры уже потянулись к едва виднеющимся на горизонте строениям, вполголоса поминая всех демонов Саана и диспетчерскую службу Империи в различных, подчас причудливых словосочетаниях. Лиа бессильно привалилась к боку Джела и тихо всхлипнула от отчаяния, и она, и ее наставник прекрасно понимали, что дойти в таком состоянии она не сможет. Ренн не знал, что делать в сложившейся ситуации, он не мог бросить на посадочной площадке больных детей, чтобы попытаться найти их отца или кого-нибудь, кто сможет оказать им помощь, и в то же время был не в состоянии доставить их в более-менее безопасное место…

Испуганные возгласы других пассажиров, возбужденно показывающих куда-то в сторону космопорта, заставили Джела отвлечься от своих горьких размышлений и поднять голову. В следующее мгновение глаза его потрясенно расширились: в их сторону, вздымая мелкую горячую пыль, покрывающую посадочное поле, мчались два боевых внутриатмосферных катера с отчетливо видимым гербом Императрицы на борту! Ренн застыл на месте, гадая, какая еще беда собралась обрушиться на их голову. В то, что подобной встречи удостоился кто-то из простолюдинов, прибывших вмести с ними, старый наставник, прекрасно знающий обычаи благородных, не верил ни секунды. Рядом, сделав точно такой же вывод, тяжело дышала Лиа, из последних сил прижимаясь к нему, словно в поисках защиты. Величественные машины зависли на мгновение, давая людям возможность разбежаться в стороны, освобождая им место для посадки, и грациозно опустились на потрескавшееся покрытие посадочной площадки. Люк первой из них открылся, и из салона легко выбралась фигура, с ног до головы закутанная в светлые одежды, не позволявшие даже приблизительно рассмотреть своего обладателя. Фигура протянула руку, помогая спуститься своему спутнику, и Ренн непроизвольно сделал шаг назад, разглядев, кто, непринужденно отмахнувшись от предложенной помощи, спрыгнул на раскаленное поле космопорта. Лотан Сел обвел пассажиров внимательным взглядом, не обращая никакого внимания на потрясенные шепотки, и быстро, почти бегом, направился к ним! Джел даже не успел придумать, как именно следует приветствовать отца своих воспитанников, прибывшего таким образом. Господин Лотан стремительно преодолел разделявшее их расстояние, не удостоив даже взглядом людей, поспешно уступавших ему дорогу, и подхватил на руки Лиа, все-таки потерявшую сознание.

Ренн беспомощно смотрел на закаменевшее лицо изгнанника и предателя, который, оказывается, может себе позволить пользоваться личными катерами Императрицы, и не знал, что сказать. Действительность так сильно отличалась от того, к чему он старательно готовил себя всю дорогу, что старый наставник просто впал в ступор, пытаясь осмыслить новую информацию. Он ожидал увидеть полунищего, всеми презираемого предателя, вообще не обнаружить его среди встречающих, встретить относительно обеспеченного мужчину (наименее вероятный вариант, который сам Ренн считал несбыточной мечтой старого слуги), но подобного он не мог представить себе даже в самых фантастических снах!

– Мальчика нужно немедленно отвезти в больницу! – Странный нечеловеческий голос заставил Джела вздрогнуть и повернуться к антигравитационному креслу жизнеобеспечения господина Лио, над которым склонился странный спутник господина Лотана, внимательно изучая что-то на одном из дисплеев. Сел тихо выругался и обратился к растерявшемуся старику:

– Пойдем, детей надо как можно скорее доставить в дворцовую больницу. По дороге ты объяснишь мне, как такое вообще могло произойти и кто додумался до того, чтобы поставить жизнь моих детей под угрозу.

– Чтобы я могла должным образом их наказать. – В голосе спутника господина Лотана Ренн с ужасом услышал звериное рычание, но не успел он до конца осознать, что это должно значить, как Сел уже шагал к катеру, и, чтобы не отстать, старому наставнику пришлось почти бегом догонять его, таща полупустые сумки своих воспитанников и с трудом соображая, что происходит вокруг. Действительность оказалась гораздо фантастичней самых смелых его мечтаний.

Сейнал огляделся по сторонам и с неудовольствием отметил, что умудрился заблудиться. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, в конце концов, составляя карту дворца, имперцы не предполагали, что высокопоставленные гости будут избирать для своих прогулок в одиночестве хозяйственную его часть, в которой им совершенно нечего делать. Так что третий наследник президента Объединения свободных планет до мельчайших деталей помнил план дворцовых помещений, где ему надлежало находиться, и совершенно не представлял свое местоположение на данный момент. И все из-за того, что ему в голову пришла глупая мысль сбежать из больницы, чтобы в одиночестве как следует обдумать события последних дней. Взявшись за претворение этой идеи в жизнь, Сейнал слегка перестарался. Вполне обоснованно предположив, что его появление в людных местах может привлечь нежелательное внимание, он решил воспользоваться коридорами для слуг, самонадеянно посчитав себя способным сориентироваться в любых, даже самых запутанных дворцовых лабиринтах. Как-никак он ведь тоже вырос не на улице! Однако выяснилось, что его представления о лабиринтах весьма сильно отличаются от того, что имперцы предпочитают ими называть, в один далеко не прекрасный момент он, видимо, свернул не туда и, как следствие, безнадежно заблудился.

К сожалению, Сейнал понял это слишком поздно и теперь вынужден был идти куда глаза глядят, надеясь на удачу, так как, в отличие от главных коридоров, в хозяйственных помещениях было на удивление пустынно и спросить дорогу оказалось просто не у кого. Неприятная ситуация!

Юноша остановился на очередной развилке и растерянно закрутил головой по сторонам. Коридоры были абсолютно одинаковы, чтобы угадать, куда каждый из них ведет, нужно было как минимум пару лет прослужить во дворце в качестве доверенного слуги либо вырасти здесь. Ни то, ни другое к Сейналу не относилось, так что в выборе направления ему оставалось полагаться на удачу, которая давно уже имела привычку игнорировать потомка славной семьи наследных президентов Объединения свободных планет или, что еще хуже, принимала такие формы, что оставалось только сожалеть о ее вмешательстве. Юноша еще раз внимательно изучил оба направления и скривился от отвращения. Неизвестные строители не удосужились внести в дизайн коридоров даже символические отличия, и у неподготовленного человека создавалось ощущение, что у него просто двоится в глазах.

Сейнал растерянно затеребил воротник легкой курточки, прихваченной по случаю в палате. Судя по тому что размер подошел идеально, а вещь находилась в шкафу помещения, в котором он провел пару дней в качестве пациента местного светила медицины, предназначалась она, судя по всему, все-таки для него. Слишком уж много совпадений для простого случая. Так что юноша без зазрения совести (если что, всегда можно извиниться и сослаться на незнание местных обычаев) использовал ее по назначению. Так же как и прилагающиеся к ней удобные полуспортивные штаны и темную рубашку с длинным рукавом. Вот только обувь подвела – легкие бойцовые сапожки едва не заставили его отказаться от своих намерений и остаться в палате (все, что было даже косвенно связано с насилием, парень с детства сильно не любил), но все-таки ему удалось перебороть свое отвращение и обуться. Однако оказалось, что его самопожертвование было напрасным, с тем же успехом он мог не покидать дворцовую больницу. Сейнал сердито стукнул по ближайшей стене кулаком, ничего, кроме боли в руке, не добился и тоскливо закрыл глаза. Действительно, стоило ли напрягаться, тайком сбегать из палаты, чтобы застрять где-то в коридорах для прислуги, топтаться на развилке в тщетной попытке определить свое местоположение и решить, куда идти дальше?!

Едва слышный шорох заставил юношу резко открыть глаза и стремительно обернуться. В следующее мгновение он едва не закричал от ужаса: прямо перед ним где-то на грани видимости маячила фигура, с ног до головы закутанная в какой-то невообразимый балахон. Причем коридоры, на развилке которых он стоял, просматривались на достаточно большое расстояние в обе стороны, и Сейнал мог бы поклясться, что, кроме него самого, в пределах видимости никого не было еще секунду назад! Юноша невольно попятился от странного пришельца, наткнулся спиной на стену и замер, не сводя с призрака настороженных глаз. Он прекрасно понимал, что оказался в полной власти неизвестного, и если этот таинственный незнакомец вздумает его убить, противопоставить ему будет нечего. Сейнал никогда не учился драться…

Но странное существо и не думало нападать. Полупрозрачная фигура на несколько мгновений замерла перед растерянным юношей, и у него создалось ощущение, что его внимательно разглядывают из-под низко опущенного капюшона, а затем пришелец резко развернулся и спокойно зашагал в правый коридор. Сейнал оторопело смотрел ему вслед, тщетно пытаясь понять странное поведение незнакомца… или все-таки незнакомки… Он едва не шлепнул себя по лбу от досады, когда его осенило: перед ним была женщина-диин. Мог бы и раньше догадаться! Ясно – события последних дней сказались на его умственных способностях самым плачевным образом. Сейнал снова привалился к стене, переводя дыхание после пережитого волнения. Крылатых нелюдей можно было не бояться, они убивали только тех, кто досаждал им или Императрице, а остальных обычно просто игнорировали.

Так что оставалось спокойно подождать, пока диин исчезнет из виду, и вновь браться за неблагодарное дело угадывания нужного направления. Мысль о том, чтобы поинтересоваться о своем местоположении у инопланетянина, даже не пришла Сейналу в голову. Связываться с диином у него не возникало никакого желания, предугадать реакцию нелюдя на самый безобидный вопрос не взялся бы ни один человек, а рисковать получить кровавые полосы через всю физиономию не входило в его планы. Как-нибудь сам разберется. Юноша ждал, когда же наконец диин скроется из виду, отправившись по своим делам, однако, к его удивлению, это странное существо не торопилось уходить.

Женщина-диин отошла на несколько метров от настороженно смотрящего ей вслед человека и остановилась. Тонкая рука вынырнула откуда-то из складок балахона и сделала приглашающий жест. Сейнал замер, не в силах поверить в увиденное. Диин желала, чтобы он пошел за ней следом?! Зачем? Десятки самых разнообразных версий промелькнули у него в сознании, юноша зажмурился, отбрасывая самые дикие предположения, и остановился на наиболее вероятном варианте: одна из телохранительниц принцессы узнала его и решила вывести из помещения, в котором он по определению не должен был находиться.

Сейнал вздрогнул, но решил не искушать судьбу, мало ли что придет в голову диину, если он не подчинится? Вдруг она сочтет его поведение попыткой диверсии или еще чем-нибудь столь же опасным для благополучия императорской семьи, тогда его и статус гостя не спасет. Дядя Джастер рассказывал, что уже были прецеденты, когда эти сумасшедшие нелюди нападали даже на дипломатов, находящихся под защитой дипломатической неприкосновенности. Стараясь не показать своего страха, он отлепился от холодной, шершавой стены коридора и сделал несколько осторожных шагов в сторону диина, внимательно наблюдая за ее реакцией. А вдруг он неправильно понял ее жест?! Женщина-диин слегка склонила голову, что можно было счесть одобрением, и нарочито неторопливо заскользила вперед.

Сейналу пришлось почти бежать за то возникающей, то растворяющейся в ярко освещенном коридоре фигурой в тщетной попытке не отстать. Но нелюдь, двигаясь вроде бы очень медленно, почему-то постоянно оказывалась далеко впереди, то и дело пропадая из виду. В голове юноши крутились обрывки панической мысли, уж не сходит ли он с ума, ведь ни одно живое существо не может исчезнуть в ярко освещенном, полностью просматриваемом помещении прямо на глазах у пристально наблюдающего за ним человека. Следовательно, у него после переживаний последних дней начались банальные галлюцинации. Вдобавок к остальным бедам, Сейнал никогда не отличался особой любовью к физическим упражнениям, и незапланированный забег по прихотливо извивающимся коридорам вслед за неуловимым диином сильно его вымотал. А странная нелюдь и не думала сбавлять темп. Сейнал уже с трудом переводил дыхание и с ужасом чувствовал, что скоро окончательно выдохнется и просто рухнет на каменный пол. Неприятная перспектива. К тому же еще неизвестно, как на такой поворот событий отреагирует диин.

Юноша уже начал подумывать о том, чтобы рискнуть и привлечь внимание странной провожатой к своему печальному положению, когда она внезапно свернула в едва приметное ответвление коридора и исчезла. Сейнал бросился следом, разом забыв про усталость и боль в боку, снова остаться в полном одиночестве непонятно где в недрах императорского дворца в его планы точно не входило. Он, не сбавляя шага, завернул за угол и, пробежав по узкому темному коридорчику, больше напоминавшему потайной лаз из тех, что описывают в низкопробных романах о приключениях каких-нибудь космических героев среди древних цивилизаций, чем деталь современного дворца, предназначенную строителями для перехода из одной части здания в другую, внезапно оказался в ярко освещенном, пустом помещении, в противоположном конце которого виднелись высокие двустворчатые двери, охраняемые парой диинов, неподвижно замерших по обе стороны от них.

Сейнал остановился в растерянности, с трудом переводя дыхание и пытаясь придумать, как объяснить свое появление в месте, где он явно не должен находиться, как назло, в голову ничего не приходило, а его провожатая куда-то испарилась, оставив его один на один со своими соплеменницами. Охранницы молча рассматривали замершего перед ними человека, не проявляя никаких эмоций. Внезапно диин, стоящая справа, не глядя протянула руку и толкнула створку, открывая проход. Сейнал на мгновение замешкался, не зная, как реагировать на такое приглашение, а затем, понимая, что другого выхода у него все равно нет (о том, чтобы повернуть назад, не могло быть и речи, все равно не найдет дорогу в этом лабиринте!), пересек помещение и шагнул в распахнутую дверь. И с изумлением обнаружил, что оказался ни много ни мало в императорских покоях! При этом он точно помнил, что на предоставленном ему плане дворца этих дверей не было, значит… Осознать до конца странное открытие ему не удалось, из глубины комнаты раздался спокойный знакомый голос:

– Здравствуйте, Сейнал! Как вы себя чувствуете? – Юноша вздрогнул от неожиданности и, судорожно прикидывая, в порядке ли его одежда после экстремального путешествия по коридорам дворца, повернулся к говорившему. Его Высочество принц-консорт Рейт, герцог Оттори, сидел в мягком кресле у окна, откинувшись на высокую спинку, и смотрел на незваного гостя внимательно и серьезно. Тонкие пальцы небрежно придерживали страницу лежащей у него на коленях древней, еще бумажной книги. На столике у его правого локтя переливался в струящемся из окон солнечном свете, отбрасывая на черный с красной вышивкой шелковый халат принца радужные блики, хрустальный бокал с вином. Сейнал замер, не в силах отвести глаза от открывшейся ему картины, его душа художника изнывала от желания нарисовать представшее перед ним великолепие, причем немедленно!

– Сейнал? – Легкое удивление в голосе принца-консорта вернуло его на землю, грубо выдернув из мечтаний о будущем шедевре. Юноша моргнул, сбрасывая наваждение, и покраснел, представив, как выглядел со стороны, с открытым ртом взирающий на человека, который пытался с ним разговаривать. И не просто человека, а соправителя одного из самых мощных государств Галактики!

– Со мной все в порядке! – торопливо заверил он удивленно приподнявшего бровь принца и поторопился объяснить свое появление в императорских покоях, пока Его Высочество не заподозрил гостя в чем-нибудь нелицеприятном: – Простите, просто я не ожидал, что попаду к вам. Женщина-диин не сказала мне, куда мы идем, я… – Юноша сбился и замолчал, прекрасно понимая, какими жалкими выглядят его беспомощные попытки оправдаться. Он стиснул зубы, ожидая, что ему укажут на, мягко говоря, фантастичность его истории, и хорошо, если сделают это вежливо. Но к его удивлению, принц-консорт понимающе кивнул и беспечно заметил:

– Их обычная манера. Иногда у меня создается впечатление, что они специально играют на нервах окружающих их людей, но моя жена продолжает утверждать, что такой эффект достигается ненамеренно. Поскольку она знает диинов лучше, остается только верить ей на слово.

Сейнал невольно улыбнулся мягкому юмору, прозвучавшему в словах принца, и осторожно произнес:

– Я прошу прощения, что помешал вам, Ваше Высочество, и, если вы не против, покину ваши покои.

– Вы не помешали. И зовите меня Рейт, наедине церемонии не так уж необходимы. Думаю, нам есть о чем поговорить. – Принц-консорт закрыл книгу и аккуратно положил ее на столик рядом с бокалом, юноша каким-то краем сознания отметил точность и выверенность его движений, явно свидетельствующих о том, что Его Высочество знаком с боевыми искусствами не понаслышке. Следующие слова принца застали его врасплох. – Вы обеспокоены выбором моей дочери и пытаетесь решить, как вам следует поступить в непростой ситуации, в которой вы оказались из-за очередных вывертов высокой политики и государственной необходимости. Я прав?

Сейналошеломленно смотрел на лениво перебирающего вышивку на рукаве принца-консорта, который смог вот так запросто угадать то, что. беспокоило его в последнее время, и не знал, что ему следует ответить, чтобы не выставить себя дураком и случайно не задеть чувства собеседника. Признаться в том, что предположения Его Высочества оказались очень близко к истине, значило вольно или невольно оскорбить принцессу, а соврать… Почему-то он было уверен, что в этот раз ему подобное не удастся. Словно поняв его сомнения, Рейт улыбнулся и кивком предложил своему гостю занять место в кресле напротив. И когда Сейнал присел на краешек, настороженно наблюдая за ним, принц задумчиво продолжил, словно не замечая растерянности гостя:

– Вас удивляет, что я так точно угадал ваши переживания? – Юноша судорожно кивнул, окончательно запутавшись в происходящем. В его душу начало закрадываться подозрение, что не только Императрица и ее дочь отличаются странностями, похоже, подобным пороком страдает вся императорская семья. – Ответ на удивление прост – семь лет назад я точно так же раздумывал над тем, как мне выкрутиться из создавшейся ситуации, не оказавшись на всю жизнь привязанным к непонятному существу, которое я первую половину времени боялся до безумия, а вторую – испытывал отчаянное желание прикончить на месте. Но затем я с удивлением обнаружил, что Эфа при всех своих выходках, способных довести более впечатлительного человека до седых волос, отличается одной, с моей точки зрения, бесценной особенностью – если она считает кого-нибудь достойным защиты, то будет защищать его, несмотря ни на что. Не задумываясь о последствиях для себя лично, при необходимости игнорируя государственные интересы, она будет бороться до последнего и при этом никогда не причинит своему избраннику вреда. Вот и все… За время нашей совместной жизни Эфа не раз рычала на меня, выражая свое неудовольствие моим поведением, особенно если я умудрялся подвергнуть свою жизнь чрезмерной, с ее точки зрения, опасности, но ни разу даже случайно не нанесла мне и легких повреждений. Она беспокоится о сохранности моей персоны гораздо больше меня самого, и порой это очень утомляет, но такова ее природа. Эра будет вести себя точно так же. Это даже не воспитание – это что-то на уровне подсознания, инстинкт, если хотите. Они смертельно опасны для любого существа, кроме меня, и, судя по решению Эры, вас.

– Почему вы мне это говорите? – Сейнал чувствовал себя невероятно неуютно, выслушивая откровения малознакомого человека, но в то же время не мог побороть любопытства. Он не помнил, какие отношения были у его отца с матерью, однако уже успел насмотреться на семейную жизнь своего родителя с мачехой и представлял себе отношения супругов как бесконечную череду скандалов и интриг, в которых победителем оказывается более безжалостный и сильный, а проигравший получает неприятные сюрпризы. И информация о том, что в семье, с его точки зрения, гораздо более опасных людей, чем его родители, заведено по-другому, стала для него откровением.

– Потому что знаю Эру и знаю, как трудно ей выбрать человека, которого у нее не возникает желания убить на месте. – Принц вздохнул. – И если уж она такого нашла, я не хочу, чтобы все сорвалось только потому, что ее избранник находится во власти заблуждений.

Сейнал невольно поежился от тона, каким это было сказано. Его Высочество действительно любит свою жену и дочь, если рискнул ради них заговорить о самом сокровенном с практически незнакомым человеком. Юноша почему-то сразу поверил в то, что принц с ним абсолютно искренен, и теперь никак не мог решиться ответить ему тем же. Слишком он привык скрывать свои мысли и чувства от окружающих, до сих пор он позволял себе быть без маски только с отцом иногда… и с Эрой! Сейнал округлил глаза, внезапно осознав, что пока не узнал, кто его странная собеседница, он умудрялся в разговорах с ней не только не притворяться, но еще и делиться самым сокровенным. Это ошеломительное открытие заставило его посмотреть на все происходящее под другим углом, и он неожиданно для себя выпалил:

– Эра предлагает мне объявить о помолвке, а в будущем, если я пойму, что не могу быть с ней, обещала расторгнуть наше соглашение…

– Вполне в ее духе. – Принц улыбнулся и поднес к губам бокал с вином, продолжая искоса поглядывать на собеседника. – Можете быть уверены в том, что она свое обещание выполнит. Если вы, конечно, этого захотите. Но позвольте высказать предположение: через год-два вы не сможете представить свою жизнь без вредного, непредсказуемого существа, которое будет доводить вас до белого каления по семь раз на дню и при этом как-то находить время на решение государственных проблем, с которыми любой нормальный человек не рискнет связываться ни за что на свете, опасаясь за свой рассудок.

Сейнал улыбнулся нарисованной собеседником картине и задумчиво заметил, опустив взгляд на сложенные на коленях руки:

– Странно все-таки, пока я не знал, что девушка-диин, с которой я обсуждаю особенности разных периодов изобразительного искусства, – принцесса, мне было на удивление легко с ней разговаривать, а потом все изменилось…

– Изменилось? Или вы решили, что изменилось? Неужели, после того как Эра вам представилась, она начала вести себя по-другому?

Юноша вскинул голову и изумленно взглянул на принца, который уже не первый раз перевернул его представления о ситуации с ног на голову. Действительно, с чего он взял, что, после того как он узнал, кто перед ним, все стало иначе? Только потому, что наконец выяснил имя своей собеседницы? Глупость несусветная!

Погруженный в свои размышления, он не заметил, что Рейт наблюдает за ним с едва заметной улыбкой на губах. Герцог Оттори не сомневался, что его дочь уже сделала все необходимое, чтобы обеспечить нужное ей решение, но почему бы не помочь ей немного? Тем более если он прекрасно знает, что в данный момент чувствует юноша, а значит, вполне способен избавить его от лишних сомнений.

ГЛАВА 18

Хиза еще раз внимательно прочитала показания на дисплее биорегенератора и повернулась к замершему у окна Лотану. Человек до сих пор прибывал в, мягко говоря, расстроенных чувствах, и на этот раз она вполне понимала его ощущения. Женщина-диин никак не могла собрать фрагменты головоломки и вычислить причину странной жестокости этого непонятного Тзора. Его поведение совершенно не походило на поступки даже самого последнего негодяя аристократа. К тому же логика женщины, детей которой теперь она могла назвать своими, тоже ускользала от ее понимания.

Хиза осторожно прикоснулась тыльной стороной ладони к прозрачному пластику биорегенератора мальчика и нахмурилась, уловив фрагмент мучающего ребенка кошмара. С этим нужно было тоже что-то делать. Дети были на грани нервного и физического истощения и нуждались в лечении, расспросить их о том, что произошло, пока не представлялось возможным, а прибывший с ними наставник явно был не в состоянии прояснить обстановку. Единственная стоящая информация, которую удалось от него получить, – это то, что мальчика зовут Лио, а девочку – Лиа. Больше ничего нужного старик не знал, пребывая в убеждении, что на его голову и голову его воспитанников обрушилась кара Саана. Очень познавательно. Нет, Хиза, конечно, уважала чужие верования, но сильно сомневалась в том, что в данном случае стоит винить божественное вмешательство. Скорее всего, причины следовало искать в гораздо более прозаических вещах, – например, в банальной зависти или жажде власти, но наставник явно не разбирался в подобных нюансах. Оставалось попытаться выяснить что-нибудь у Лио и Лиа. Н-да, оригинальные имена! Особой фантазией человек, которого до последнего времени считали их отцом, явно не отличался либо не счел нужным серьезно отнестись к данному вопросу. И то и другое характеризовало его не с лучшей стороны.

Женщина-диин вопросительно посмотрела на Хальзара, склонившегося над биорегенератором, в котором лежала девочка. Ее брат счел своим долгом позаботиться о здоровье новых членов своей семьи, почувствовав волнение сестры, он поспешил ее успокоить:

– С твоей дочерью практически все нормально, несколько часов в современном стационарном биорегенераторе сделали свое дело. Скоро она придет в себя. Мальчику придется провести в больнице немного дольше, у него уже начались серьезные изменения внутренних органов, и придется поработать, чтобы исправить вред, причиненный его организму. Непонятно, откуда их родственник добыл эту рухлядь? Я не уверен, что даже в каком-нибудь имперском музее можно найти такое старье. Чудо, что эти агрегаты вообще смогли поддерживать жизнь при таких повреждениях! – Кивнув напоследок, он вышел из палаты.

Хиза молча проводила его взглядом и обернулась к своему мужу, который наблюдал за происходящим в комнате, стиснув зубы так, что у него на скулах ходили желваки. По какой-то непонятной ей причине человек назначил себя виноватым в произошедшем, и женщина-диин подозревала, что ей придется потратить немало времени на то, чтобы разубедить его. Но с этим можно было подождать, а вот психологическое и физическое состояние детей внушало ей серьезное беспокойство. Если девочка, по словам Хальзара, сильно не пострадала, то это еще не значит, что испытания не оставили следа в ее психике. А это может привести в будущем к непредсказуемым последствиям. Хиза не была психологом, но за время жизни среди людей уже успела запомнить, что человеческие дети в большинстве своем существа хрупкие и ранимые, склонные к психическим расстройствам. А у Лио еще и серьезные физические повреждения, и это при том, что он мальчик, а значит, изначально менее устойчив к всевозможным стрессам. Что хочешь, то и делай! А тут еще, вдобавок ко всему, предстояло разобраться и с более чем странным поведением нового главы семьи. Н-да, проблемы, требующие срочного решения, с появлением детенышей принялись расти с непозволительной скоростью.

Хиза недовольно фыркнула, выражая свое отношение к происходящему, и покосилась на биорегенератор с Лиа, от него вот уже на протяжении минуты тянуло напряженным любопытством. Диин не ошиблась – из-под полуопущенных век сверкали внимательные, изучающие глаза, до странности напоминающие глаза Лотана. Хиза усмехнулась под платком, закрывающим ее лицо, и насмешливо проворчала:

– Намерения похвальны, а вот исполнение никуда не годится. Как ты себя чувствуешь?

Девочка на мгновение замерла, выбитая из колеи тем, что ее так быстро раскусили, и завозилась, пытаясь выбраться из биорегенератора. Эта модель, предназначенная для больниц, не была приспособлена к тому, чтобы больные покидали ее по своей воле, и изнутри не открывалась ^[9], но Лиа игнорировала этот очевидный факт и, судя по всему, не собиралась сдаваться. Хиза одобрительно улыбнулась упрямству детеныша и легко отщелкнула замки, удерживающие крышку аппарата на месте. Ребенок выскользнул из биорегенератора, как только он раскрылся, и замер, настороженно окинув комнату напряженным взглядом. Женщина-диин внимательно наблюдала за поведением своей дочери, с удовольствием отмечая, что все беды и переживания, выпавшие на долю девочки, не смогли ее сломить. Это было очень хорошей новостью. Тело можно вылечить от любых повреждений, но вылечить искалеченную душу гораздо сложнее и не всегда получается.

Хиза молчала, давая ребенку прийти в себя и составить собственное мнение о происходящем в палате. Лотан, давно привыкший к странностям своей жены, не вмешивался. К тому же женщина-диин отчетливо ощущала его замешательство от того, что девочка, напряженно замершая возле откинутой крышки биорегенератора, – его дочь. Он просто не знал, как себя вести в такой ситуации! Наконец Лиа, видимо решив, что дальше молчать невежливо, осторожно произнесла, не сводя внимательного взгляда с Хизы:

– Я нормально себя чувствую. Спасибо за то, что сочли возможным поинтересоваться моим здоровьем. Позволено ли мне будет узнать, кто вы?

Женщина-диин удивленно приподняла брови, выслушав предельно вежливую, выдержанную в лучших аристократических традициях речь девочки, и одобрительно заурчала. Этот маленький детеныш демонстрировал свое намерение отстаивать место, которое, по ее мнению, она имела право занимать! Что ж, в таком случае следует действовать в соответствии с обычаями. Хиза выпрямилась и отбросила на спину капюшон вместе с платком, открывая свое нечеловеческое лицо. Лиа невольно отступила на шаг, но не отвернулась, ответив прямым, твердым взглядом, впечатление от которого, правда, немного подпортила закушенная до крови губа. Женщина-диин склонила голову и, глухо порыкивая, произнесла:

– Я та, кто будет защищать тебя и твоего брата, если ты позволишь мне это.

Глаза девочки широко раскрылись от изумления, и она выпалила первое, что пришло ей в голову:

– Почему вы спрашиваете моего позволения, а не позволения Лио? Как я могу решать за него?

– А кто может? – Хиза насмешливо прищурилась, наблюдая за растерявшимся детенышем. – Если не считать меня, ты единственная женщина в этой семье, и только ты можешь оспорить мое право защищать ее. Мужчин по определению следует оберегать, так повелели создавшие нас: женщина сражается, мужчина договаривается, мы несколько раз пытались сделать наоборот, но из этого не получилось ничего хорошего. Так что, ты доверишь мне защищать тебя и твоего брата?

Лиа несколько мгновений смотрела на нее, словно раздумывая, а потом внезапно улыбнулась холодной, кривой улыбкой, заставившей диина невольно покоситься на Лотана. Интересно, как человек отреагирует на выражения чувств своего чада, которое больше подошло бы кому-нибудь из ее народа, чем благовоспитанной девочке из аристократической семьи. К ее удивлению, муж смотрел на свою дочь вполне одобрительно, – видимо, близкое общение с диинами сильно изменило его мировоззрение.

– Доверю, но при одном условии – ты поможешь мне отомстить тем, кто убил мою мать.

– С удовольствием! – Хиза вернула своей дочери улыбку, продемонстрировав впечатляющие клыки. – Сегодня же подберем тебе подходящее оружие и начнем тренировки!

Женщина-диин протянула руку, и Лиа молча вложила в нее свою маленькую ладошку, словно скрепляя договор. Хиза в первый раз позволила себе прикоснуться к сознанию дочери и теперь изумленно спрашивала себя, не ошиблась ли она? Если поведение девочки ее насторожило с самого начала, то эмоции ребенка заставили усомниться в ее человеческом происхождении! Диин не могла отделаться от ощущения, что перед ней дитя ее расы. Что за наваждение?! Она прекрасно понимала, что мутант не прошел бы генетический контроль, общих детей с людьми единственные на данный момент обнаруженные инопланетяне иметь не могут, но все ее чувства твердили об обратном. К тому же Хиза не раз видела человеческих детенышей в этом возрасте и могла с полной уверенностью утверждать, что реакции ее дочери совершенно для них нетипичны, тем более для девочки! Необходимо разобраться с этим вопросом как можно… В ее размышления внезапно ворвался подчеркнуто спокойный голос ее мужа:

– Мое участие в этом в высшей степени нужном деле допускается? – Лотан привалился к стене, скрестив руки на груди, и теперь с напряжением ожидал ответа своей дочери. Девочка серьезно нахмурилась и вдруг спросила:

– Почему ты стал предателем?

Человек словно ждал этого вопроса. Он бесстрастно усмехнулся и, не обращая внимания на закашлявшегося Ренна, которого до смерти перепугало поведение его подопечной, коротко бросил:

– Это был единственный способ спасти себе жизнь и не спровоцировать войну между Империей и Объединением свободных планет.

– Понятно. – Лиа высвободила руку из ладони Хизы и подошла к своему отцу вплотную. – Ты не такой, каким я себе тебя представляла.

– Это хорошо или плохо? – Лотан внимательно наблюдал за девочкой. Так, словно от ее ответа зависела его жизнь. Он не стал упоминать о том, что его положение старались особо не афишировать, чтобы не подвергать опасности и не подставлять под удар многочисленных заговорщиков и безмозглых патриотов, которых в избытке было как в Империи, так и на его бывшей родине. Но предпринятые меры безопасности были не настолько серьезными, чтобы в случае крайней необходимости его нельзя было найти. И то, что Тзор этого не сделал, наводило на неприятные размышления. Оправдания в этой ситуации были явно излишними и только подчеркнули бы его слабость.

– Хорошо. – Лиа улыбнулась одними губами. – Очень хорошо. Нам надо серьезно поговорить. Ренн, оставь нас.

Женщина-диин удовлетворенно наблюдала за тем, как старый наставник безропотно покинул палату по первому требованию своей подопечной, девочку явно учили приказывать, и хорошо учили. Убедившись, что в комнате остались только члены семьи, Лиа подошла к пустой кровати, непонятно зачем установленной рядом со стационарным биорегенераторм, в котором она провела все утро, и, забравшись на нее с ногами, устроилась поверх одеяла, внимательно наблюдая за реакцией взрослых. Хиза без церемоний села на пол, скрестив ноги и полурасправив крылья, всем своим видом она давала понять, что ее мало интересует такая глупость, как требования этикета. Когда Лотан тоже не прореагировал на нарушение правил поведения, диин отчетливо ощутила разочарование детеныша. Что ж, этого следовало ожидать, еще долго Лиа будет проверять их, стремясь выяснить, что же может вывести их из себя, обнаружить слабое место.

Девочка неуверенно поерзала на месте и глухо заговорила, видимо решив отложить дальнейшие испытания на потом:

– Недавно мама рассказала нам свою историю. Мы с Лио и до этого знали, что она ненавидит отца, да и сами не испытывали к нему особой привязанности. – Хиза отметила сухость ее тона и, сделав поправку на аристократическое воспитание своей дочери, предположила, что, скорее всего, дети ненавидели родителя ничуть не меньше матери, и, встретившись взглядом с Лотаном, поняла, что ее муж пришел к точно такому же выводу. – Но до этого не догадывались о причине, по которой мама за него вышла. Оказывается, отец принудил маму угрозами и шантажом, она не рассказала подробностей, ко упомянула о том, что до свадьбы отец был практически разорен, и ее состояние пришлось как нельзя кстати. Однако потом мама стала замечать, что денег в семье гораздо больше, чем можно было получить, даже продав все, что ей принадлежало. Я не знаю, откуда он их брал, мать не рискнула рассказать нам все до конца, только сказала, что в Империи его действия сочли бы несовместимыми с дворянской честью.

Хиза прикрыла глаза и усмехнулась, теперь все становилось на свои места. Как просто, всего несколько фраз ее дочери позволили сложить головоломку, над которой она билась уже два дня. Теперь было понятно, почему Тиллина позаботилась о том, чтобы ее дети были не от мужа, ни одна аристократка не позволила бы, чтобы в жилах ее потомков текла порченая кровь бандитов. Сами дворяне подчас совершали преступления, от которых побледнели бы самые жестокие обитатели дна, но никто из них никогда не делал преступление своим ремеслом. Нарушение закона ради достижения каких-либо своих целей или просто для развлечения – это одно, и совсем другое изо дня в день совершать порицаемые деяния только потому, что не можешь придумать другого способа заработать деньги. Деньги, которые потом приходится легализовать, женившись на богатой наследнице, в надежде что никто из дворян после этого не задастся вопросом, откуда у семьи появились средства на роскошную жизнь.

Скорее всего, уже не первое поколение этого рода запятнало себя бандитским ремеслом, и хотя пока никто из них не попался на этом, чему во многом способствовало благородное происхождение, но психология их уже успела претерпеть ожидаемые изменения, и под маской благородных дворян прятались банальные преступники, которые и вели себя соответственно. Вот почему реакции и поступки Тзора не укладывались в схему. Хиза рассматривала его как аристократа, который, возможно, совершил преступление, а следовало исходить из того, что перед ней бандит, умело притворяющийся аристократом.

Женщина-диин вынырнула из своих раздумий и серьезно произнесла:

– Твой рассказ все расставил на свои места. Теперь я примерно представляю себе, как мы сможем отомстить за смерть твоей матери. Предлагаю отправиться в оружейную и подобрать тебе первое оружие, после легких ранений лучшее лекарство – тренировка, а тебе как можно скорее нужно обрести форму.

Лиа молча кивнула, а Лотан вопросительно вскинул бровь. Хиза прикрыла глаза и склонила голову, подтверждая его предположение, что она разгадала головоломку, но не хочет пока говорить о своих выводах при ребенке. Человек понимающе усмехнулся, всем своим видом давая понять, что готов ждать столько, сколько потребуется, причем усмешка его была до такой степени преисполнена показного смирения и терпения, что женщина-диин с трудом сдержалась, чтобы не зарычать на чересчур развеселившегося мужа. Нашел время для шуток!

Вваливаясь в покои родителей, Эра не собиралась устраивать переполох или еще каким-либо способом мешать отцу в очередной раз отдохнуть от невероятного количества крайне важных, крайне неотложных и, естественно, крайне запутанных государственных дел, но… все получилось само собой, и даже без активного участия с ее стороны. Вместо того чтобы наслаждаться книгами и любимым вином в свободное время, которое по распоряжению матери появлялось у него не реже чем раз в десять дней (Эфа еще в первый год супружеской жизни с удивлением узнала, что люди физически не могут бодрствовать по нескольку суток, занимаясь при этом активной работой на благо государства, и приняла меры, чтобы ее муж ни в коем случае не подорвал себе здоровье в попытках решить все проблемы Империи разом. Лазор же привык выполнять приказы Императрицы буквально и исправно докладывал о том, что никаких срочных дел нет, каждый раз, когда, по его подсчетам, подходило время очередного свободного дня. Рейт сначала пытался бороться с этой круговой порукой, но лет пять назад махнул на все рукой, справедливо рассудив, что ни жену, ни диинов уже не переделаешь, а значит, нечего зря тратить нервы, все равно они поступят по-своему), отец активно общался с ее женихом.

Придя к выводу, что если уж драгоценный родитель все равно ухитрился найти себе подходящую проблему, то ее появление тем более ничего не изменит, Эра пожала плечами и постучала когтями по спинке кресла, привлекая к себе внимание. И в следующий момент поняла, что поступила несколько необдуманно. Отец отреагировал на ее внезапное появление в поле его зрения спокойной улыбкой, он уже давно привык к таким выходкам жены и дочери и воспринимал подобные неожиданности без лишних эмоций. А вот Сейнал… Юноша с испуганным возгласом подскочил со своего места и замер в некотором подобии боевой стойки, готовый, видимо, отразить нападение неизвестного агрессора. Н-да-а. Явно не стоило стучать по спинке именно его кресла…

Эра стояла неподвижно, давая разглядеть себя во всех подробностях. Через пару мгновений парень наконец-то осознал, кто перед ним, отчаянно покраснел и торопливо склонился в официальном поклоне. Принцесса едва сдержалась, чтобы не зарычать – этикет и все с ним связанное она терпеть не могла. Но сейчас выражение неудовольствия таким образом было бы несколько некстати, поэтому девушка обуздала неподобающие члену императорской фамилии эмоции и меланхолично поинтересовалась, нарочито не замечая испуга своего жениха (почему-то он сильно не любил, когда она оказывалась свидетелем его страха):

– Не знаю, как в Объединении с-с-свободных планет, но у нас-с-с в Империи принято с-с-ставить в извес-с-стнос-с-сть с-с-своего лечащего врача о намерении покинуть больницу. Пос-с-скольку в противном с-с-случае доктору с-с-самому может понадобитьс-с-ся врач. – Сейнал покраснел еще больше, хотя всего секунду назад ей казалось, что он достиг предела своей способности менять естественную окраску кожных покровов. Констатировав, что в кои-то веки недооценила таланты своего жениха, Эра поспешила исправить положение, пока юноша не грохнулся в обморок от переживаний. В конце концов, он не так давно перенес серьезные психические и физические нагрузки. – Не принимай близко к с-с-сердцу, твой лечащий врач отделалс-с-ся нервным с-с-срывом и ранней с-с-сединой.

К ее удивлению, Сейнал воспринял это известие без восторга. Потупив глаза, он виновато рассматривал ковер, словно пытаясь найти в его узорах ответ на загадку, зачем Саану понадобилось создавать Вселенную вообще и его конкретно в частности. Ее отец досадливо поморщился и выразительно покачал головой, давая понять, что поведением своей дочери он категорически недоволен. Эра сморщила нос под тканью, скрывающей ее лицо, и демонстративно уселась на подлокотник кресла, игнорируя мужчин. Она совершенно не понимала причину их состояния, в конце концов, ничего страшного не случилось, подумаешь, истерика у излишне впечатлительного человека, зачем так переживать? Ведь все живы и даже относительно здоровы…

– Я прошу прощения за свой необдуманный поступок. – Что?! Принцесса подскочила как ужаленная и почти испуганно воззрилась на переминающегося с ноги на ногу Сейнала. За что он просит прощения? Какой необдуманный поступок? Или это его реакция на ее безобидную шутку? – Я не подумал, что мой уход может причинить уважаемому доктору такие неприятности…

– Какие неприятнос-с-сти? – Эра решила не церемониться и выяснить все как можно скорее, поскольку ситуация стремительно ухудшалась прямо на глазах и было совершенно непонятно, как теперь ее исправлять. А исправлять ее требовалось немедленно. – Излишне впечатлительный человек набросился в истерике на с-с-своих подчиненных – вот и вс-с-се! Вообще-то это была шутка, но ес-с-сли ты вос-с-спринял мое замечание вс-с-серьез, извини. Прос-с-сто имей в виду, что ты мой гос-с-сть и, ес-с-сли не ответишь отказом, мой жених, а значит, можешь пос-с-ступать на территории Империи как тебе вздумаетс-с-ся. – Принцесса на мгновение замолчала, раздумывая, не сказала ли она чего лишнего, анализ информации подтвердил некоторую двусмысленность, и ей пришлось внести коррективы во избежание неправильного понимания ее слов: – В разумных пределах, разумеетс-с-ся. Прыжки с-с-с крыши дворца и иные подобные пос-с-ступки нежелательны, пос-с-скольку опас-с-сны для твоего здоровья.

Дружный смех был ей ответом. Эра недоуменно моргнула, спрашивая себя, что смешного она только что сказала, вроде бы предупредила о возможных ограничениях в толковании представленных сведений, и только… Констатировав свою полную некомпетентность в сфере людской психологии, принцесса нахохлилась под полными веселой иронии взглядами мужчин (она терпеть не могла, когда над ней потешались те, кого нельзя было убить за подобное невежливое поведение!) и бесцеремонно забралась в кресло с ногами, нимало не заботясь о том, что предметов мебели, предназначенных для сидения, в комнате только два и что в результате ее действий Сейнал вынужден будет продолжать беседу стоя. В конце концов, своим поведением он вполне заслужил это небольшое неудобство! Словно почувствовав ее недовольство, юноша тут же прекратил смех, и на его лице снова начало проступать виноватое выражение. Предчувствуя новую порцию извинений ни за что, Эра прижала уши к голове и, не заботясь больше о чувствах своего жениха, бесцеремонно заявила:

– Хватит прос-с-сить прощения за то, что прос-с-ступком с-с-считаешь ис-с-сключительно ты с-с-сам! Лучше переходи к делу. Ты принял решение?! – К ее удивлению, Сейнал не растерялся и не обиделся. Он серьезно посмотрел на нее и решительно кивнул:

– Принял. Можешь объявлять о помолвке хоть сегодня!

– Ну с-с-сегодня – это черес-с-счур пос-с-спешно. – Принцесса начала подсчитывать в уме, сколько времени уйдет на должную подготовку столь важной церемонии и что еще ей нужно успеть сделать до этого судьбоносного события. – Думаю, понадобитсс-ся от шес-с-сти до вос-с-сьми дней на приготовления, с-с-сопутс-с-ствующие мероприятия, перес-с-смотр мер безопас-с-снос-с-сти… Да, меньше чем за шес-с-сть дней Хиза не ус-с-спеет, у нее с-с-сейчас-с-с еще и с-с-семейные проблемы, которые отвлекают ее от работы в с-с-самое неподходящее время…

– Ты, я вижу, совсем не удивлена!

Эра оторвалась от планирования своих и не только своих действий и несколько изумленно посмотрела на возмущенно-растерянного Сейнала, который вытянулся во весь рост перед оккупированным ею креслом и выглядел так, словно неожиданно встретил женщину-диина без покрывала, да еще в слабоосвещенном помещении. Причин для такого поведения своего жениха принцесса не нашла, но решила, что ситуация требует, чтобы она ответила на реплику юноши.

– Принимая во внимание твои личнос-с-стные характерис-с-стики и внешние обс-с-стоятельс-с-ства, вероятнос-с-сть твоего с-с-соглас-с-сия, по моим рас-с-счетам, с-с-сос-с-ставляла примерно девянос-с-сто процентов. Впрочем, в жизни вс-с-сегда ес-с-сть мес-с-сто неожиданнос-с-стям…

– Что?! – Сейнал ошеломленно моргнул. – Ты заранее просчитала вероятность положительного ответа?!

– Привыкай. – Рейт устало улыбнулся растерявшемуся парню и беспечно поднял бокал с вином в шутливом тосте. – Эра вся в мать, а Ее Величество славится своим непредсказуемым поведением и способностью доводить окружающих до крайней степени нервного расстройства одним своим присутствием. Поверь, она не хотела тебя обидеть, это просто часть ее натуры, с которой, к сожалению, не поспоришь.

Эра удивленно приподняла брови, не понимая причин, вынудивших ее отца пуститься в пространные и в принципе ненужные объяснения, но, заметив, как после его слов расслабился Сейнал, сочла за лучшее не высказывать свое удивление вслух. В конце концов, он лучше понимает психологию людей и всегда знает, что сказать, чтобы уладить только зарождающийся конфликт. Принцесса пожала плечами и, стараясь ничем не расстроить своего жениха, который, по ее мнению, чересчур бурно реагировал на вполне обычные вещи (может быть, это последствия снятия психокодировки?), нейтральным тоном спросила:

– Ты уже уведомил с-с-своего дядю? – Юноша отрицательно покачал головой, и Эра устало констатировала, что иногда люди при всем своем индивидуализме ведут себя на удивление одинаково. – Тогда нам с-с-следует как можно с-с-скорее это с-с-сделать. Когда я пос-с-следний раз видела твоего родс-с-ственника, он металс-с-ся по больничному коридору и клялс-с-ся ус-с-строить дипломатичес-с-ский с-с-скандал, ес-с-сли тебя с-с-сейчас-с-с же ему не предъявят, причем живого и относ-с-сительно здорового. Не знаю почему, но он с-с-счел вс-с-се проис-с-сходящее крупномас-с-сштабной мис-с-стификацией, направленной против Объединения с-с-свободных планет.

Сейнал снова виновато потупился, представляя себе, какой переполох устроил его дядя, вообразив, что с его драгоценным племянником сотворили что-то ужасное, а главное – угрожающее безопасности Объединения свободных планет. Принцесса страдальчески заломила брови, уловив исходящие от ее жениха эмоции, и решительно взяла ситуацию в свои руки. Покинув кресло, она схватила Сейнала за плечо и, не давая тому опомниться, потащила к двери, на ходу объясняя ошарашенному юноше, что она намерена делать:

– Хватит переживать из-за пус-с-стяков! Проблемы для того и с-с-сущес-с-ствуют, чтобы их решать, и делать это с-с-следует быс-с-стро, эффективно и по возможнос-с-сти не привлекая к этому с-с-сугубо личному делу внимание окружающих. Пос-с-скольку с-с-самым прос-с-стым с-с-спос-с-собом избавитьс-с-ся от неприятнос-с-стей с-с-с твоим черес-с-счур активным опекуном – это показать ему тебя, живого и на вид вполне здорового, то именно это мы с-с-сейчас-с-с и ос-с-сущес-с-ствим. А заодно попрос-с-сим Хальзара тебя ос-с-смотреть, на с-с-случай ес-с-сли проблемы с-с-со здоровьем у тебя вс-с-се-таки имеютс-с-ся. Лучше выяс-с-снить это заранее.

Эра усмехнулась про себя: «А также заодно отвлечь тебя от размышлений о только что принятом решении и не дать передумать под влиянием эмоций». Вслух она этого не произнесла, прекрасно представляя себе реакцию человека на подобное заявление.

ГЛАВА 19

Дарен торчал на очередной вечеринке в летней резиденции и с трудом удерживал на лице маску беззаботного веселья. Новости с родины, полученные только сегодня утром, не радовали. У него практически не осталось времени на то, чтобы совершить задуманное, потому что для осуществления плана ему необходимо было присутствовать в Дерене, ставшей после пришествия к власти светлейшего князя Бернского новой столицей царства Реен. Царевич яростно прищурился, вспоминая, с какой помпой царский двор переезжал в родной город председателя регентского совета, и, стиснув похолодевшими от напряжения пальцами бокал с вином, из последних сил стараясь казаться беспечным прожигателем жизни, незаметно покосился на моложавого придворного, что-то оживленно обсуждавшего с Толли. К его облегчению, соглядатай, приставленный к нему предприимчивым князем, не заметил короткой вспышки истинных чувств своего поднадзорного.

Дарен несколько раз глубоко вздохнул, изгоняя из сознания даже малейшие отзвуки эмоций, и попытался снова обдумать сложившуюся ситуацию. Картина выходила нерадостная – заговор, который задумали он и несколько его единомышленников, искренне озабоченных сохранением на престоле правящей династии и процветанием родной страны, был на грани провала из-за того, что главное действующее лицо находилось слишком далеко от места событий. Саан побери эти смотрины! Царевич прикрыл глаза и беззвучно вздохнул. Ситуация стремительно выходила даже из-под того жалкого подобия контроля, что имелся в тот момент, когда они только замыслили сместить председателя регентского совета.

До церемонии принесения присяги царю осталось каких-нибудь тридцать дней. В последний момент Бернский умудрился сделать очередную пакость и передвинул дату мероприятия на целых пять недель, смешав им все планы, поскольку, чтобы успеть к сроку, царевич должен был теперь вылететь на родину не позже, чем через десять-двенадцать дней, а имперцы и не думали спешить с объявлением помолвки, тем самым не давая ему повода это сделать. А в ближайшее годы, судя по предыдущему опыту, накопленному в бесплодных попытках избавить Вселенную от присутствия одного мерзкого, но чересчур изворотливого подонка, это будет единственная возможность подобраться к хитрому интригану на расстояние удара. Светлейший князь с поразительной изобретательностью уходил из расставленных на него ловушек вот уже на протяжении трех лет, с каждым годом совершенствуя свою систему охраны и нанимая все новых и новых специалистов, призванных обеспечить неприкосновенность его персоны. Он не появлялся за пределами собственной резиденции без устрашающего количества телохранителей, оснащенных новейшими средствами защиты от любого известного в обитаемой Галактике оружия, его пища и питье подробнейшим образом анализировались на предмет нахождения в них веществ, опасных для здоровья…

У заговорщиков практически не было шансов осуществить задуманное. Дарен усмехнулся про себя. Практически… Слава Саану, председателю совета регентов для сохранения поддержки простого народа требовалось соблюдать видимость старых традиций, а они предписывали занимающему этот пост человеку, если он не состоял в близком родстве с царской семьей, в день, когда будущему царю исполняется четырнадцать лет, приносить ему присягу в присутствии всех членов правящей фамилии, собирающихся по такому случаю в специальном церемониальном зале, подтверждая тем самым свою готовность служить на благо страны. Не будь этого, шанса убить князя Бернского, до того как он возьмет в свои руки всю полноту власти, не было бы вообще. Хотя царевич понимал, что и этот шанс скорее призрачный, чем реальный. Не существовало твердых гарантий, что он успеет на церемонию вовремя (отсутствие одного-двух второстепенных наследников обычаи допускали), что ему удастся нанести единственный смертельный удар до того, как его схватят как предателя, покусившегося на человека, который является по закону полноправным представителем царя до достижения им совершеннолетия…

Дарен отхлебнул вина и не почувствовал его вкуса. Даже если все получится и князь Бернский умрет на ступенях церемониального зала, для него самого исход не изменится. В любом случае это будет последнее, что он сделает в жизни. За убийство на глазах всего двора в присутствии царской семьи его обязательно казнят, и происхождение не поможет избежать смертного приговора. Но другого выхода царевич просто не видел, только на церемонии принесения присяги его заклятый враг вынужден будет присутствовать без телохранителей и средств защиты. Это единственный шанс. Князь быстро и умело захватывал абсолютную власть в стране, устраняя стоящих у него на пути к трону наследников, соблюдая при этом невероятную по меркам царства Реен осторожность. Попытки найти в системе его охраны хоть малейшую лазейку оказывались до сих пор тщетными, собственно, именно из-за практически полной недосягаемости председателя регентского совета Дарен и решился на этот самоубийственный шаг… И теперь все многомесячные усилия могли пойти прахом только потому, что он застрял в Империи в качестве потенциального жениха принцессы, которую еще даже ни разу не видел! Что ж, теперь он просто вынужден рискнуть, выполняя единственный оставшийся в его распоряжении план, позволяющий ему своевременно покинуть эту страну.

Царевич вздрогнул, когда в зале заиграла музыка, сигнализируя о начале танцев, и поморщился. В его нынешнем состоянии громкие, бравурные звуки вызывали глухое раздражение. Он отставил бокал и принялся оглядываться по сторонам в поисках хоть одной фигуры, закутанной с ног до головы в светлые плотные одежды, не позволяющие разглядеть ничего, кроме общего силуэта. Пришло время переходить к осуществлению задуманного. Довольно скоро его взгляд наткнулся на сливающееся с тенями дальнего угла помещения светло-серое пятно. Дарен взмолился про себя Саану, чтобы вызванный им скандал не закончился для него больничной койкой на продолжительное время, и приступил к осуществлению своего рискованного плана. Слегка покачиваясь и намеренно задевая придворных, танцующих у края отведенного для этого пространства, царевич побрел к выбранной жертве. Когда до притаившейся в тени женщины-диина, или, как он надеялся, простой государственной служащей (хотя скажите на милость, что ей делать на официальном приеме для дворян?) осталось не более пары шагов, юноша неловко поскользнулся, задев один из столиков, на которых были расставлены бокалы с вином. Хрусталь с жалобным звоном посыпался на мраморный пол, привлекая внимание окружающих, и Дарен, отметив краем глаза, что в его сторону повернулось уже немало голов и очевидцев происшествия будет более чем достаточно, громко заявил, внезапно протягивая руку к платку, закрывающему лицо женщины:

– Что за варварство прятать красоту дамы под всякими тряпками!

Царевич надеялся, что все рассчитал правильно, он напрягся, готовый увернуться от первой атаки разгневанного нелюдя, если ему все-таки не повезло… Но в следующее мгновение вдруг понял, что упустил из виду одно весьма важное обстоятельство: диины двигались гораздо быстрее людей и совершенно не горели желанием расставаться с предметами своей одежды. Рука Дарена внезапно оказалась в железной хватке маленькой ладони, и глухой, рычащий голос совершенно невозмутимо произнес, полностью игнорируя его попытки вырваться из неожиданного плена:

– Я не дама, но спасибо за комплимент.

Дарен зажмурился, прекрасно понимая, что его замысел потерпел полное и сокрушительное фиаско. Скандала не получилось, единственное, чего он добился, – это выставил себя на всеобщее посмешище, но, к сожалению, за склонность изображать пьяного шута по международному протоколу высылать из страны не принято! И даже принцесса вряд ли придет в ярость от того, что один из ее потенциальных женихов в подпитии сделал комплимент нелюдю, не разобрав под действием алкоголя, кто перед ним. Мысли царевича беспорядочно метались в поисках выхода, когда все тот же рычащий голос спокойно добавил:

– Позвольте проводить вас в ваши покои, вы не слишком хорошо выглядите.

Дарен тут же ухватился за призрачную надежду устроить все-таки столь необходимый ему скандал и поспешил согласиться на предложение диина, лихорадочно обдумывая, что ему требуется сделать, чтобы все-таки добиться своего. В его голове уже стал вырисовываться додходящий план, когда нелюдь, захлопнув за ними двери зала, где проходило очередное мероприятие по увеселению иностранных гостей, и протащив его пару сотен метров по переходам дворца, свернула в едва приметный коридор, который, как царевич ни пытался, он никак не мог припомнить на плане, выданном ему имперцами в первый день визита, не сбавляя шага, проворчала:

– Оставьте свои глупые попытки спровоцировать свое выдворение из Империи. Они все равно ни к чему не приведут. С вами желают увидеться Императрица и Хиза. Они хотят обсудить планируемый вами переворот. – По мере того как он осознавал смысл только что сказанного, глаза Дарена становились все больше, пока не приняли форму, предельно близкую к идеальному кругу. Царевич с ужасом представил себе последствия того, что о его замысле стало известно, и не просто известно, а известно правителю другого государства, и ему стало плохо. Об Императрице ходили самые разнообразные слухи, и даже в сухих отчетах службы безопасности, с невероятным трудом добытых им перед отъездом в эту безумную страну, сквозила уверенность в том, что это существо – одно из самых опасных в обитаемой Галактике. Но что еще хуже, одно из самых непредсказуемых. Ее Величество могла распорядиться попавшей в ее руки информацией как угодно: передать регенту, сделать достоянием гласности или использовать так, что нормальному человеку и в голову не придет… Стиснув зубы, чтобы не застонать, проклиная жестокую шутку Саана, Дарен с трудом переставлял ноги, спеша следом за беззвучно скользящей по коридорам женщиной-диином, стараясь не показать своей сопровождающей (?), конвоиру (?) всю глубину своего потрясения. Хорошая мина при плохой игре – это все, что ему оставалось.

Погруженный в свои переживания, он не заметил,как оказался в небольшой комнатке без окон, пока диин не подтолкнула его к стоящему в ее центре креслу. Машинально опустившись на предложенное сиденье, царевич несколько оторопело огляделся по сторонам и невольно поежился. Обстановка комнаты могла напугать более впечатлительного человека до дрожи. Красно-черная гамма великолепно гармонировала со слабым освещением, низким потолком, массивным столом из натурального дерева, парой хаотично расставленных стульев и развешанным по стенам разнообразным оружием или предметами, очень его напоминающими, создавая непередаваемую атмосферу средневековой пыточной. Дарен почувствовал себя очень неуютно, представив, зачем понадобилось Императрице устраивать такую психологическую атаку, и приготовился к самому худшему.

– Прошу прощения за то, что вынуждена разговаривать с-с-с вами в этой комнате. – Голос Императрицы, неожиданно зазвучавший из темного угла, заставил царевича вздрогнуть.

Он с трудом сдержал возглас испуга, и ему потребовалось все его самообладание, чтобы не вскочить или еще каким-нибудь способом не выдать степень своего потрясения. Ведь он мог бы поклясться в том, что секунду назад в комнате никого не было, кроме него и приведшей его женщины-диина! Видимо поняв причину его состояния, Ее Величество соизволила выйти на свет из темного угла и невозмутимо продолжила:

– Вс-с-се дело в том, что никто, кроме вас-с-с и Дзеры, не знает о моем прис-с-сутс-с-ствии в летней резиденции. Официально я по-прежнему во дворце, разбираюс-с-сь с-с-с недавним покушением на третьего нас-с-следника Объединения с-с-свободных планет.

– А я по мере сил помогаю ей б этом нелегком деле. – На этот раз Дарен все-таки вскочил и резко обернулся, готовый ко всему. Невысокая фигура в таких же, как у Дзеры, светлых одеждах непринужденно стояла за спинкой его кресла и беспечно похлопывала себя по бедру (точнее, тому месту, где у человека должно быть бедро) прилично потрепанным электронным блокнотом. – Я Хиза, – представилась женщина-диин, видимо, на тот случай, если он сам об этом по каким-либо причинам не догадался.

– Прис-с-саживайтес-с-сь, Ваше Выс-с-сочес-с-ство, разговор предс-с-стоит долгий. – Императрица заняла место за столом, походя сдвинув несколько разбросанных на нем электронных папок, и устало вздохнула. – С-с-сразу могу вас-с-с заверить, что вам в этой комнате ничто не угрожает. Прос-с-сто нам с-с-следует кое-что обс-с-судить. В час-с-стнос-с-сти, ваше безрас-с-судное желание убить предс-с-седателя регентс-с-ского с-с-совета прямо на церемонии принес-с-сения прис-с-сяги. При этом вы даже не рас-с-сматриваете варианты, ис-с-сключающие обвинение вас-с-с в ос-с-собо тяжком прес-с-ступлении. Должна признать, вам удалос-с-сь придумать с-с-самый экс-с-стравагантный с-с-спос-с-соб с-с-самоубийс-с-ства из вс-с-сех, с какими я с-с-сталкивалас-с-сь за пос-с-следнее время.

Дарен послушно сел (сопротивляться в подобной ситуации не было никакого смысла) и постарался не демонстрировать собеседницам обуревающие его чувства. Заверения в том, что он находится в безопасности, его не слишком-то успокоили. В конце концов, даже если Императрица проявит чудеса благородства и сдержит данное слово, она ведь не обещала, что ему не будет ничего угрожать за пределами этого помещения… Да и передачу царевича в руки охраны его собственного посольства в комплекте с соответствующими документами тоже сложно рассматривать как причинение вреда Ее Величеством. Это за нее потом сделают его соотечественники… Дарен беззвучно выдохнул, пытаясь справиться с приступом слабости; обстановка комнаты давила на психику, мешая сосредоточиться. Царевич с беспокойством отметил, что у него притупилось внимание (папки на столе он заметил, лишь когда к ним притронулась Императрица), а значит, и среагировать в случае чего он может просто не успеть.

– Прежде вс-с-сего, позвольте вас-с-с заверить в том, что я не с-с-собираюс-с-сь вас-с-с выдавать или каким-либо другим с-с-спос-с-собом мешать вашим планам.

Дарен ошеломленно моргнул, не в силах поверить в то, что только что услышанное им не слуховая галлюцинация и не затянувшийся до неприличия кошмар. Однако его собственные ощущения недвусмысленно намекали на то, что он, во-первых, не спит, а во-вторых, вполне вменяем. Поэтому царевичу пришлось вспомнить все, чему пришлось научиться за последние три года, и вежливо поинтересоваться, ничем не выдавая чувств, вызванных словами Императрицы, а также своих более чем диких предположений насчет причины, по которой Ее Величество так точно угадала, о чем он думает:

– Тогда зачем понадобилась эта встреча? Если вы желаете заключить с заговорщиками какое-либо соглашение, то вам следует разговаривать не со мной. Как вы сами только что заметили, после осуществления своего замысла я со стопроцентной вероятностью буду мертв и соответственно не смогу выполнить взятые на себя обязательства.

Юноша ожидал какой угодно реакции на свои слова, но только не ту, которую не замедлили продемонстрировать его собеседницы. И Императрица, и Хиза просто рассмеялись! Дарен почувствовал, что его охватывает глупая нерациональная злость, злость маленького мальчика, внезапно оказавшегося объектом насмешек подруг старшей сестры. Царевич поскорее загнал это ненужное, да и просто опасное чувство глубоко внутрь и, стараясь ничем не показать, как задело его веселье собеседниц, вопросительно приподнял бровь, давая понять, что ждет объяснений. Ее Величество как-то неопределенно фыркнула, то ли одобряя его выдержку, то ли иронизируя по поводу его попыток сохранить лицо в сложившейся ситуации, и произнесла:

– Прошу прощения.

Юноша отметил, что в тоне, каким были принесены извинения, при всем старании невозможно обнаружить и следа раскаяния, но решил не заострять на этом внимание, – в конце концов, формальности соблюдены, а он не в том положении, чтобы капризничать. Однако следующие слова Императрицы поразили его до глубины души.

– Не принимайте близко к с-с-сердцу наш с-с-смех, прос-с-сто в кои-то веки мы наткнулис-с-сь на человека, который не только не с-с-стремитс-с-ся избежать выполнения взятых на с-с-себя обязательс-с-ств, но еще и заботитс-с-ся о том, чтобы мы по недомыс-с-слию не возлагали на него надежды, которых он не с-с-сможет оправдать.

Царевич недоуменно нахмурился, не совсем понимая, почему вполне логичное и обоснованное поведение кажется его собеседницам странным. До того как они обратили на это свое внимание, юноша не сомневался, что таким образом должен поступать любой человек, считающий себя благородным. Ее Величество задумчиво покачала головой, словно в ответ на что-то, слышное только ей, и невозмутимо продолжила:

– Что же кас-с-саетс-с-ся вашей неминуемой с-с-смерти, как раз об этом я и хотела с-с-с вами поговорить. Прежде вс-с-сего, позвольте предположить, что ни вы, ни ваши с-с-сообщники никогда не училис-с-сь планированию и ос-с-сущес-с-ствлению операций подобного рода. – Дождавшись растерянного кивка Дарена, который несколько расплывчато представлял себе, где же в обитаемой Галактике могут существовать школы, в которых ученикам преподают теорию и практику планирования и осуществления заговоров против действующей власти, она пояснила свою мысль: – Вы неплохо с-с-справилис-с-сь, учитывая вс-с-се обс-с-стоятельс-с-ства, но я бы хотела предложить вариант ликвидации князя, при котором вам не придетс-с-ся прощатьс-с-ся с-с-с жизнью и ос-с-ставлять с-с-ситуацию бес-с-сконтрольной в с-с-самый ответс-с-ственный момент. Должна заметить, что из вс-с-сех заговорщиков вы один имеете дос-с-статочно знатное проис-с-схождение и с-с-спос-с-собнос-с-сти, чтобы дейс-с-ствительно повлиять на ход с-с-событий в неразберихе, которая, нес-с-сомненно, начнетс-с-ся пос-с-сле ухода человека, по с-с-сути дела вот уже дес-с-сятилетие полнос-с-стью контролирующего болыиинс-с-ство влас-с-стных с-с-структур царс-с-ства Реен и ус-с-спевшего за это время пос-с-ставить во главе этих организаций преданных с-с-себе людей.

Царевич напряженно вслушивался в слова Императрицы, пытаясь обнаружить скрытый в них подвох, вспыхнувшую было надежду юноша безжалостно подавил в зародыше. Он, может быть, и не являлся профессионалом в непростом деле политических убийств, но за время вынужденных интриг и двойной жизни одно правило усвоил крепко: если тебе неожиданно предлагают бескорыстную помощь, не стоит ее принимать, поскольку более чем вероятно, что цена за услуги все-таки существует и она настолько велика, что ты просто не сможешь ее оплатить. Откинувшись на спинку кресла, Дарен внимательно смотрел на сидящую за столом фигуру, закутанную в черный плащ, и не знал, что и думать. В душе поднималась досада. Униформа, которую обожала носить Императрица, надежно скрывала все ее эмоции, не позволяя угадать, о чем она думает на самом деле. Выдержав паузу, но так и не поняв, в чем суть ловушки, в которую его заманивают, он сухо поинтересовался:

– Не сочтите за грубость, Ваше Величество, но зачем вам помогать мне? Наши страны не имеют общих границ, и смута на моей родине никоим образом не отразится на благополучии Империи. Мы практически не торгуем, беженцам добираться до вас слишком далеко, царство Реен не является вашим политическим союзником… Что вы выиграете, если моя страна останется в более или менее стабильном состоянии? И если даже такая выгода есть, то почему вы не окажете поддержку князю Бернскому, пока он очень неплохо обеспечивает порядок…

– Сразу чувствуется, что вы новичок в этих играх, – бесцеремонно вмешалась в беседу Хиза, о присутствии которой царевич, поглощенный разговором, успел благополучно забыть. – Ваш неугомонный князь нас не устраивает по нескольким причинам. Во-первых, он чересчур любит власть. Если бы он удовольствовался ролью фигуры за троном, то мы вряд ли обратили бы на его возню особое внимание, но его светлость стремится стать царем, что, по расчетам наших специалистов, рано или поздно приведет к серьезным волнениям в стране. Несмотря на все его заявления, связь рода Бернских с царствующей фамилией более чем эфемерна, и, значит, неизбежно найдутся и другие претенденты на трон. А подобные вещи сильно вредят торговле – как легальной, так и нелегальной, которая на данный момент, по оценкам все тех же специалистов, между нашими странами ширится и процветает. Во-вторых, нашим разведчикам стало известно о планах этого выскочки заняться освоением свободного космоса, причем в объемах, реально угрожающих интересам Империи. Мы, знаете ли, тоже расширяем свою территорию за счет исследования и присоединения новых планет, находящихся на ничейных пространствах. И наиболее доступные для поисковиков царства планеты давно уже внесены в наши планы по колонизации, о чем князь прекрасно осведомлен. К тому же он мечтает о создании своей собственной Империи и рассматривает неизбежный конфликт с нами из-за неосвоенных планет как великолепный предлог для начала экспансии.

– Бред сумасшедшего! – Дарен от потрясения забыл, где он находится и с кем разговаривает. – Царство Реен слишком бедное государство! Чтобы на полном серьезе планировать войну с Империей тысячи солнц, нужно быть безумцем, а князь Бернский, несмотря ни на что, все-таки вменяем!

– Бред, не с-с-спорю. – Императрица просто проигнорировала вспышку эмоций у своего собеседника и, перехватив эстафету у Хизы, продолжила вводить его в курс дела: – Но только ес-с-сли затевать вс-с-се это в одиночку, а предс-с-седатель регентс-с-ского с-с-совета уже ус-с-спел обзавес-с-стис-с-сь дос-с-статочно могущес-с-ственными с-с-союзниками, которых, конечно, в первую очередь интерес-с-сует не его великие планы, а ос-с-слабление позиций Империи. Однако нам от этого не легче.

Царевич задумчиво прикусил губу, уже не заботясь об образе хладнокровного, опытного заговорщика, тем более что и Императрица, и Хиза, кажется, все равно видели его насквозь. Если смотреть на ситуацию с изложенной точки зрения, то получалось, что Империя напрямую заинтересована в том, чтобы к власти пришел законный правитель, которому не понадобится укреплять свое положение рискованными союзами и внешними завоеваниями. Действительно, гораздо легче уничтожить потенциального агрессора, до того как он станет опасен, чем потом пытаться остановить войну. Но не стоило сбрасывать со счетов и вероятность того, что Империя его руками уберет князя Бернского, а потом Хиза позаботится о том, чтобы ликвидировать и его самого… Хотя зачем тогда все эти глупости с личной беседой, можно было просто подождать, пока он выполнит свой план… Окончательно запутавшись, Дарен решил получить объяснения непосредственно у тех, кто его запутал, и хмуро поинтересовался:

– И что же вы предлагаете?

– Прежде вс-с-сего, помощь в ус-с-странении князя. – Императрица помолчала, наблюдая за тем, как округляются глаза царевича, и соизволила пояснить: – Никто не с-с-собираетс-с-ся его убивать. В этом прос-с-сто нет необходимос-с-сти, пос-с-скольку, ес-с-сли я правильно помню законы вашего царс-с-ства, регент, заболевший или иным с-с-спос-с-собом потерявший возможнос-с-сть ис-с-сполнять с-с-свои обязаннос-с-сти на с-с-срок более одного года, автоматичес-с-ски исключаетс-с-ся из с-с-совета. Думаю, человек, у которого внезапно развилас-с-сь nertpolesa declertum, в прос-с-стонародье именуемая «улыбкой демона» ^[10], за непоправимый вред, причиняемый на ранних с-с-стадиях внешнос-с-сти больного, и в с-с-ста процентах с-с-случаев приводящая к полной деградации нейронов головного мозга, будет отс-с-странен немедленно, пос-с-скольку с-с-скрыть с-с-симптомы он не с-с-сможет, а пос-с-следс-с-ствия этого заболевания широко извес-с-стны.

– Но… – Царевич окончательно растерялся. Императрица, славившаяся на всю Галактику своей изобретательностью и коварством, рассуждала как наивная девочка, верящая в то, что, если она будет себя хорошо вести, ангелы Саана непременно подарят ей настоящую корону. Неужели никто не объяснил Ее Величеству, что возбудители «улыбки демона» до сих пор не установлены и над загадкой этой болезни безрезультатно бьются врачи всего обитаемого космоса?!

– Наши ученые недавно ус-с-спешно вывели вирус-с-с, который, поражая организм, полнос-с-стью имитирует с-с-симптомы этой болезни, ни один доктор не разберетс-с-ся. – Императрица снова ответила на его незаданный вопрос, приведя Дарена в состояние, близкое к банальной панике. Создавалось стойкое ощущение, что Ее Величество просто читает мысли собеседника! Справившись с собой, царевич неохотно признал предпочтительность подобного плана перед его собственным, но вынужден был заметить, что его осуществление все равно серьезно затруднено отсутствием исполнителя на месте событий. К его удивлению, Императрица отмахнулась от перечисленных им проблем как от несущественных, спокойно заявила:

– Принцес-с-са выбрала с-с-себе жениха, через шес-с-сть дней с-с-сос-с-стоитс-с-ся официальное объявление помолвки, пос-с-сле чего вс-с-сех ос-с-ставшихс-с-ся на данный момент на Тронном мире претендентов дос-с-ставят домой на моих личных яхтах с-с-с почетным эс-с-скортом. В вашем с-с-случае это будет боевое звено, с-с-специально предназначенное для таких операций. Официально они чис-с-слятс-с-ся как обычные корабли с-с-сопровождения, но обладают нес-с-сколько другими характерис-с-стиками. Это меры предос-с-сторожнос-с-сти на тот с-с-случай, ес-с-сли князь попытаетс-с-ся имитировать нападение пиратов или что-нибудь подобное, а чтобы вас-с-с не убили во время приготовлений и пос-с-сле ос-с-сущес-с-ствления задуманного, с-с-с вами полетит Дзера, заодно поможет…

Дарен почувствовал, что от всего происшедшего за последние два часа у него начинает кружиться голова, слишком уж невероятно звучали слова Ее Величества. Женщина-диин, которая привела его в эту комнату, молча подошла к нему и жестом предложила следовать за собой. Царевич понял, что аудиенция окончена и все оставшиеся инструкции он получит уже от нее. Юноша поднялся из кресла и, поклонившись Императрице, утратившей, казалось, всякий интерес к нему, вышел из помещения вслед за Дзерой.

ГЛАВА 20

Рейт устало потер виски и постарался сосредоточиться на том, что говорил Керр. После нескольких часов кропотливой работы над претворением в жизнь задуманной его женой и ее братом по разуму Лерсом Лентерром авантюры это давалось с трудом. А ведь с утра он рассчитывал на день отдыха и приятного ничегонеделания! В результате у него уже голова идет кругом от свалившихся на него трудноразрешимых проблем. После задушевной беседы с Сейналом принц-консорт, решив больше ничего общественно полезного не делать, снова обратился к недочитанному историческому очерку. Автор достаточно веско аргументировал свою гипотезу о происхождении первых государств и весьма интересно описывал обычаи и нравы, царившие в далеком прошлом, когда люди еще не умели покидать не только пространство своей солнечной системы, но и с трудом преодолевали разделяющие материки крупные водоемы. Увлекшись событиями и интригами того периода, Рейт перелистывал тонкие, хрупкие странички антикварной бумажной книги, с неудовольствием отмечая, что за невообразимую бездну веков, разделяющих во времени древние и нынешние государства, человечество на удивление мало изменилось. Все мотивы поступков, цели и способы их достижения были настолько похожи, что оторопь брала. У принца-консорта в голове даже начала складываться теория, объясняющая подобный феномен, но довести занимательное исследование до конца ему не дали. На самом интересном месте книги, где автор подробно описывал многолетнее противостояние двух государств из-за путаницы в законах о праве наследования трона, в покои ввалилась встрепанная Эра в сопровождении все еще слегка ошеломленного принятым решением Сейнала и его чересчур активного дядюшки.

Оказалось, что, пока он предавался размышлениям о странностях человеческой природы, его неугомонная дочь уже успела наведаться вместе со своим новоявленным женихом в больницу и продемонстрировать его продолжающему бушевать Керру. Пока родственники обменивались последними новостями и выясняли, кто виноват в учиненном переполохе, она разыскала Хальзара, прервала очень поучительный монолог дипломата о недопустимости легкомысленного отношения к своим обязанностям вообще и душевному здоровью членов собственной семьи в частности, отправила Сейнала на тщательное обследование, проведенное в рекордные сроки, и, удостоверившись в том, что в кои-то веки диагноз, поставленный Хизой, оказался абсолютно правильным, предложила проводить людей в их покои. Но тут же выяснила, что не она одна страдает повышенной активностью, дипломат и родственник будущего принца-консорта Джастер Керр ни в какую не желал откладывать на завтра жизненно важное для его страны обсуждение вопросов сотрудничества между двумя государствами. Сейналу тоже не хотелось оставаться в стороне от решения такой занимательной проблемы. В конце концов Эра, окончательно запутавшись в доводах и экономических выкладках, которые были для нее такой же загадкой, как физика для дикаря, нашла выход из положения. Она препроводила настырных представителей рода человеческого к отцу и переложила ответственность за переговоры на его плечи, разрешив ситуацию абсолютно правильно, но очень уж несвоевременно.

В результате Рейту пришлось оторваться от своего увлекательного занятия и с головой погрузиться в детальную проработку достигнутого ранее соглашения между Эфой и президентом Объединения свободных планет, причем о существовании этого документа он узнал только после того, как поинтересовался, о чем именно собирается договариваться уважаемый дипломат. Никогда ему еще так не хотелось убить собственную жену, как в этот момент! Ну чего стоило поставить его в известность о том, что с их соседом вот уже на протяжении нескольких месяцев ведутся тайные переговоры?! А так принцу-консорту пришлось делать умное лицо и кивать, изо всех сил изображая полную осведомленность! И вот теперь Рейт вместе с Керром и Сейналом, который, к его огромному удивлению, действительно великолепно разбирался в экономике собственной страны и неплохо представлял себе способы выведения ее из затяжного кризиса, детально анализировали и согласовывали условия будущего сотрудничества двух государств.

Вопросов по ходу дела возникало великое множество, правители, договорившись о взаимопомощи, не удосужились обратить внимание на самую главную часть любого предприятия – на мелочи, из которых оно, собственно, и строится. Легко сказать – переселенцы должны размещаться на недоосвоенных планетах, расположенных на достаточном удалении от границы между Империей и Объединением свободных планет, а как это осуществить на практике? Доставка во внутренние области – слишком дорогое удовольствие, да и, освоено там все десятки лет назад, а если планета из этого региона подпадает под указанное в договоре определение, то, значит, на ней такие природные условия, что опытные исследователи дохнут как тараканы в открытом космосе! Можно, конечно, перебросить переселенцев на другую границу, но для этого их нужно протащить через всю территорию Империи. Транспортных кораблей на такую авантюру просто не хватит, даже если реквизировать весь гражданский флот в обоих государствах. Что хочешь, то и делай! Все-таки жаль, что Объединение свободных планет не может себе позволить колонизацию диких планет (это государство из-за многовекового освоения доступных звездных систем Империей не граничит с зоной свободного космоса, и затраты на осуществление подобного плана будут слишком велики, невыгодно, да и рискованно переправлять людей и грузы через несколько границ, к тому же как потом прикажете защищать свои новые территории?).

Принц-консорт еще раз прочитал подписанное его женой соглашение и поморщился как от зубной боли. Может быть, с военной точки зрения документ и выглядел безупречно, но экономически он был просто невыполним. Рядом откинулся на спинку кресла Сейнал. Потирая затылок, он устало рассматривал гору папок на столе, Керр беззвучно шевелил губами, словно молился про себя, но, судя по выражению его лица, скорее наоборот, проклинал все на свете. По некоторым соображениям обсуждение велось в комнате, которую Эфа оборудовала в императорских покоях под кабинет, чтобы заниматься делами, когда ей этого захочется, не устраивая себе предварительно физические упражнения в виде пробежки до административной части дворца. В этом помещении, во-первых, было все необходимое оборудование для расчетов и планирования, а во-вторых, оно являлось более чем удобным с точки зрения конфиденциальности. Вместе с тем помещение имело один существенныйнедостаток: предметы интерьера Императрица явно подбирала для своего удобства, и после нескольких часов использования этих шедевров мебельной промышленности у людей ломило все тело. Рейт неприязненно покосился на большую голографическую карту, на которой были подробно изображены все солнечные системы, входящие в состав обоих государств, и сухо произнес:

– Вам не кажется, господа, что мы просто зашли в тупик?

Сейнал хотел что-то сказать, но в последний момент передумал, только молча покачал головой, выражая свое отношение к происходящему. Керр сердито хмыкнул:

– Кажется, и еще как. Все наши планы неприемлемы либо с военной, либо с экономической точки зрения, при таких ограничениях найти компромисс просто нереально! Остается только признать собственное бессилие, мы уже несколько часов бьемся над решением одного-единственного вопроса, а ведь нужно еще обсудить, какие технологии каждая из сторон предоставит переселенцам и в какой сфере экономики будут работать совместные предприятия. И это далеко не все!

Дипломат устало захлопнул папку с ориентировочными цифрами и графиками развития экономики своего государства при различных внешних факторах, которую держал на коленях во время совещания в качестве шпаргалки, поднялся из неудобного кресла и с наслаждением потянулся. Принц-консорт усмехнулся, глядя на столь грубое нарушение этикета, и последовал его примеру. Длительное и подчас весьма эмоциональное обсуждение подброшенных их правителями проблем давно уже привело к тому, что за столом установилась неформальная обстановка, к тому же социальный статус участников не слишком различался, так что подобное проявление обычных человеческих чувств могло быть признано недопустимым разве что официальным протоколом.

Сейнал, не обращая внимания на поведение своих старших товарищей, что-то сосредоточенно разглядывал на карте, задумчиво постукивая пальцами по столу. Внезапно он оторвался от своих размышлений и тихо спросил:

– А присутствие любого количества переселенцев на пограничных планетах несет угрозу территориальной целостности Империи? Или есть предел, до которого они не в состоянии серьезно навредить в случае чего?

Рейт замер и неверяще воззрился на бледного, усталого подростка, с растерянным видом крутящего в руках электронный блокнот. Саан побери, как он сам до этого не додумался?! Принц-консорт решительно повернулся к Эре, которая на протяжении всех их мучений с философским видом абсолютно непричастного к происходящему существа решала очередную тактическую задачу, назначенную Геленой своей ученице для самостоятельного разбора. Вредная девчонка даже ухом не повела, хотя прекрасно слышала весь разговор и наверняка осталась в кабинете именно для того, чтобы быть в курсе событий.

– Что скажешь, стратег? – Рейт постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно небрежнее, и был вознагражден сердитым шипением, дочь терпеть не могла, когда над ней подшучивали. Эра демонстративно медленно отложила свой блокнот и беспечно заметила:

– С-с-соглас-с-сно пос-с-следним выводам военной науки, прис-с-сутс-с-ствие на пограничных планетах лиц, вызывающих с-с-сомнения в их благонадежнос-с-сти, в количес-с-стве, не превышающем пять процентов от мес-с-стного нас-с-селения, при ус-с-словии рас-с-сположения указанных планет в разных с-с-солнечных с-с-сис-с-стемах, желательно дос-с-статочно удаленных друг от друга, не нес-с-сет никакой угрозы безопас-с-снос-с-сти с-с-страны. Для надежнос-с-сти с-с-советую подобрать с-с-сис-с-стемы, не только удаленные друг от друга в прос-с-странс-с-стве, но и находящиес-с-ся на разных с-с-стадиях ос-с-своения. Причем не с-с-следует концентрировать перес-с-селенцев в одном регионе, лучше рас-с-спределить их по вс-с-сей протяженнос-с-сти приграничья и ос-с-ставить между ними с-с-сис-с-стемы, нас-с-селенные ис-с-сключительно имперцами. Ну и не нужно с-с-селить их на рубежных планетах, вблизи которых проходит граница, пус-с-сть между ней и зоной пос-с-селения по крайней мере будет одна планета, ос-с-своенная гражданами Империи. Вот и вс-с-се. А в ос-с-стальном полная с-с-свобода творчес-с-ства.

– И ты молчала! – Рейт не знал, смеяться ему или убить на месте это несносное создание, по какой-то непонятной иронии судьбы являющееся его дочерью. Ведь все время, пока они пытались решить подброшенную ее матерью головоломку, она прекрасно знала выход из сложившейся ситуации!

Эра изумленно посмотрела на разгневанного родителя и несколько недоуменно произнесла, явно не понимая причины, по которой люди прожигают ее взглядами, весьма далекими от дружеских.

– О чем? Вы ведь обс-с-суждали возможнос-с-сти реализации на практике уже заключенного с-с-соглашения, а не внес-с-сение в него корректировочных изменений.

Принц-консорт несколько ошарашенно воззрился на дочь, в который раз ругая себя последними словами. Ну конечно, он же прекрасно знает, что девочка, как и ее мать, похожа на человека только внешне, да и то не совсем, но все время забывает об этом и пытается рассматривать поведение Эры с точки зрения обычного смертного. С вполне прогнозируемыми последствиями. Дочь действовала на свой лад абсолютно логично: люди обсуждают способы реализации проекта в установленных рамках, она в этом ничего не понимает, следовательно, не стоит вмешиваться. Когда у нее поинтересовались о возможности внести изменения в изначальный план, Эра подробно рассказала, какие из них будут допустимы. С ее точки зрения, все правильно, а если нужный вопрос ей удосужились задать только после нескольких часов бесплодных попыток сложить головоломку, в принципе не имеющую решения, то тут уж она совершенно ни при чем. Рейт глубоко вздохнул и повернулся к Джастеру и Сейналу, с интересом наблюдающим за развитием событий. Когда он предложил им вернуться к обсуждению деталей скорректированного договора, голос его звучал уже совершенно спокойно. В произошедшем недоразумении следовало винить только себя.

Хиза успела вовремя. Влетев в комнату, переделанную в спешном порядке под детскую для Лиа, она подхватила свою дочь за секунду до того, как девочка коснулась горлом застрявшего в столешнице лезвия меча. Женщина-диин выпрямилась, держа на руках несколько испуганного всем произошедшим ребенка, ногой отбросила злосчастный стол в дальний угол помещения и только после этого облегченно выдохнула. Угроза жизни и здоровью Лиа миновала, теперь можно было переходить к нотациям и наказаниям, причем следовало начать прямо сейчас, пока не забылся первый испуг. Хиза положила все еще не пришедшую в себя после столь стремительного появления новоявленной матери девочку на пол и села рядом, скрестив ноги.

– Мне кажется или я все-таки предупреждала тебя о том, чтобы ты в мое отсутствие не брала боевое оружие? – Женщина-диин сердито рыкнула на недоуменно моргающую дочь и жестко добавила: – И уж точно я предупреждала тебя о том, чтобы ты не пыталась самостоятельно учиться им владеть! Ты хоть понимаешь, глупый ты детеныш, что, если бы я вошла на доли секунды позже, дело закончилось бы перерезанным горлом и месяцем в биорегенераторе, и это в лучшем случае! Ты вполне могла погибнуть! О чем ты только думала?!

Впрочем, она знала о чем. После того как девочке рассказали наиболее вероятную схему развития событий, предполагающую если не авторство, то активное участие новоявленного главы семьи в планировании и исполнении убийства ее родителей, дочь была одержима идеей отомстить ему. Следующие слова ребенка подтвердили догадку диина.

– Я его убью! – Лиа сильно побледнела, отчетливо представив себе, что могло с ней произойти, но все равно не спешила уступать, упрямо склонив голову и настаивая на своем. Хиза удовлетворенно отметила способность дочери побеждать свои страхи, но решила в воспитательных целях не сообщать ей о сделанных выводах. Все-таки, несмотря на несомненные достоинства, девочка во многом походила на своих сверстников-людей, чем доставляла женщине-диину, не привыкшей к легкомысленному отношению к таким серьезным вещам, как оружие и безопасность, немалое беспокойство.

– Конечно убьешь. – Хиза не видела смысла спорить о таком очевидном для любого здравомыслящего существа вопросе. – Но для того чтобы это сделать тебе нужно сначала остаться в живых самой, а затем научиться должным образом владеть оружием. И то и другое предполагает некоторую осмотрительность и следование рекомендациям наставника. В противном случае ты не сможешь выполнить свою угрозу по вполне уважительным причинам: отправишься к Саану несколько раньше Тзора.

Пока женщина-диин произносила эту тираду, девочка поднялась с пола и села, скопировав ее позу. Молча глядя на мачеху, она не пыталась спорить или оправдываться, только плотно сжатые губы выдавали ее отношение к происходящему. Когда Хиза замолчала, Лиа несколько секунд буравила ее взглядом, а затем обвиняюще выкрикнула:

– Но ты совсем меня не учишь!

– Интересно. – Диин задумчиво прищурилась. – А не подскажешь ли ты мне, как именно следует тебя учить?

– Не знаю! – Девочка чуть не плакала, но упрямо стояла на своем. – Но точно не так!

– Не знаю, как правильно, но это все равно неправильно. – Женщина-диин уже не скрывала, как ее забавляет их диалог. – Замечательная жизненная позиция, не спорю, только она не способствует выживанию, к сожалению. Что ж, специально для упрямых человеческих детенышей разъясняю: система обучения боевым искусствам существует у диинов не первое тысячелетие, и до сих пор жалоб на результаты вроде бы не поступало, поэтому прекращай свою самодеятельность с предсказуемым исходом и начинай заниматься по программе, которую я для тебя разработала. Ясно?

Хиза жестко усмехнулась, глядя на растерявшуюся дочь, и, легко поднявшись с пола, направилась к столу, сиротливо растопырившему ножки у дальней стены под углом, явно не предусмотренным его создателями. Отметив, что еще один предмет мебели не перенес близкого общения на этот раз с человеческими детьми, женщина перевернула его и легко выдернула застрявший в столешнице меч. Дерево жалобно треснуло от такого обращения, и стол окончательно пришел в негодность, развалившись на две неровные части (что поделаешь, удар, всадивший в него клинок, был далек от совершенства). Хиза, небрежно отшвырнув обломки в сторону, повернулась к дочери, все еще сидящей на полу и тоскливо созерцающей результаты своей самостоятельной попытки овладеть непростым искусством умерщвления ближнего своего при помощи острозаточенного предмета.

Женщина-диин только вздохнула, глядя на поникшие плечи девочки и в который раз спрашивая себя, не слишком ли она с ней сурова. Но с другой стороны, Лиа сама пожелала стать воином, а в настоящем бою никто не будет щадить ее чувства и заботиться о том, какие раны ее самолюбию и не только нанесут его действия. Тут уж либо – либо. Или ее дочь станет безжалостным бойцом, которого мало заботит тот факт, что его поступки причинят противнику и, возможно, его близким жестокую боль, и который спокойно воспринимает тот непреложный факт, что в бою может пострадать и он сам, или в скором времени Хиза будет вынуждена отложить все свои дела и заняться похоронами девочки, должным образом при этом отомстив за ее раннюю кончину. Женщина-диин категорически не желала, чтобы события развивались по второму варианту, но иногда в. ее душу все-таки закрадывались сомнения. Особенно когда Лиа, обычно жесткая и рассудочная, вдруг начинала вести себя совсем как многочисленные дочки дворянских семей, которых «заботливые» отцы притаскивали во дворец, чтобы как можно раньше и как можно выгоднее выдать замуж. Что поделаешь, воспитание, полученное в раннем детстве, давало себя знать.

Хиза отвлеклась от своих невеселых размышлений и решила, что все-таки немного перегнула палку в попытках сделать из детеныша сурового бойца. Теперь предстояло исправить последствия своей ошибки. И как можно скорее. В конце концов, ребенок есть ребенок, и иногда он нуждается в ласке и понимании, а не нотациях наставника. Вот только как продемонстрировать эту самую ласку маленькому человеку, не перепугав его при этом до полусмерти, диин представляла смутно, опыта в данной области у нее не было никакого. Что поделаешь, у их народа подобными вещами обычно занимались мужчины, а человеческие женщины при дворе ничего такого в ее присутствии не делали. Оставалось только аккуратно экспериментировать, чем Хиза немедленно и занялась. Одним стремительным прыжком она преодолела разделяющее их расстояние и, опустившись на колени, осторожно, чтобы не насадить дочь на какой-нибудь из многочисленных острых предметов, которые, как обычно, составляли уличный вариант ее экипировки, прижала девочку к себе. Лиа вскинула на нее глаза, покрасневшие от отчаянных попыток сдержать слезы, и внезапно уткнулась носом ей в плечо, тихо всхлипывая. Женщина-диин растерянно замерла, не зная, что же ей делать дальше. Как обращаться с капризничающим и вредничающим детенышем, она знала прекрасно, в конце концов, Хальзар в детстве тоже не отличался ангельским характером, а вот как себя вести с плачущим ребенком, не представляла совершенно.

Внезапно Хиза навострила уши, ей показалось, нет, не показалось, что сквозь всхлипы и горестные вздохи пробиваются едва слышные слова. Дочь просила прощения за все совершенные ею глупости, рассказывала, как она испугалась, когда из-за неудачной попытки вытащить меч, намертво застрявший после первого же удара, потеряла равновесие и едва не упала на смертельно опасное острие, признавала собственные ошибки и обещала не повторять их в будущем. Ну вот, довоспитывалась! Женщина-диин горестно вздохнула и осторожно, чтобы, не приведи Саан, не задеть когтями, принялась гладить ребенка по голове (однажды она видела, как Эфа успокаивала таким образом свою дочь, когда та была совсем маленькой, и логично предположила, что и в данной ситуации подобное будет уместно), одновременно пытаясь сообразить, что следует сказать, дабы утешить девочку, не вселив в нее при этом ложной уверенности в себе, которая в будущем может привести к неприятным последствиям. Так ничего и не придумав, Хиза решила приметить метод, всегда срабатывающий с Лотаном, когда тот бывал расстроен ее поведением, а именно переключить внимание девочки на что-нибудь другое. Осторожно отстранив от себя Лиа, женщина-диин села напротив нее и серьезно произнесла, внимательно наблюдая за реакцией дочери:

– Успокойся, ничего особо страшного не случилось, просто на будущее будь поосторожнее, вот и все. – Девочка проглотила слезы и решительно кивнула. Так-то лучше, теперь можно было переходить к более занимательным вещам. – Лиа, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Скажи, ты что-нибудь знаешь о семье своей матери?

– Нет. – Дочь тыльной стороной ладони потерла глаза, смахивая снова набежавшие слезы, и потерянно добавила: – Мама осталась сиротой очень рано, ей не было и трех лет. И никаких, даже самых дальних, родственников у нее не оказалось. Как-то я подслушала разговор взрослых на приеме по случаю дня рождения отца… – Девочка запнулась и поправилась: – То есть главы семьи, тогда все считали его нашим отцом. Они говорили о том, что семья нашей матери чем-то серьезно мешала двум самым влиятельным семействам страны, и те приняли меры, чтобы никого из этого рода не осталось. Но никаких фактов, подтверждающих это, нет. Просто в течение десяти лет все члены семьи, кроме моей матери, умерли от болезней или погибли в результате несчастных случаев. Семья была не очень большой, так что вполне возможно, никаких происков коварных врагов не было, просто роковое стечение обстоятельств.

– Возможно. – Хиза усмехнулась, очень довольная тем, что уловка, так часто применяемая ею, для того чтобы отвлечь Лотана от неприятных ему вещей, так удачно сработала и в отношении ее дочери. – Но меня настораживают твои не совсем обычные для человеческого ребенка реакции в критических ситуациях. Ты что-нибудь об этом знаешь? Может быть, мать говорила тебе, откуда в вашем роду такая аномалия?

– Нет, она сама не знала, в чем тут дело. – Лиа уже благополучно забыла о том, что ее расстроило, и теперь с увлечением пыталась разгадать загадку, не дающую ей покоя с самого детства. У мамы тоже бывали странные приступы, иногда без всяких на то причин. – Она боялась, что это какая-то неизученная разновидность сумасшествия. У меня и Лио это проявлялось сильнее и чаще, чем у нее, только на брата обычно не обращали внимания, а когда это случалось со мной, то сразу замечали. Для девочки такое поведение очень необычно. Но врачи не нашли никаких отклонений в психике.

– Еще бы. – Женщина-диин с удовольствием потянулась и устроилась на полу, приглашающе похлопав по толстому, мягкому ковру рядом с собой. – Присоединяйся, разговор будет долгий.

Девочка не заставила себя упрашивать, улегшись на живот, она с интересом заглянула в электронную папку, которую Хиза уже успела достать из бокового кармана своего плаща. Таких удобных и незаметных постороннему взгляду карманов в одежде женщины-диина было огромное количество, поскольку она всегда проповедовала разумную предусмотрительность и готовность к любым даже самым маловероятным неожиданностям, а ведь в суматошной жизни Службы безопасности дворца никогда не угадаешь, сколько и чего понадобится спрятать так, чтобы никто из окружающих, во-первых, не догадался, где это что-то находится, а во-вторых, даже догадавшись, не осмелился искать пропажу. Да и вещи, полезные в ее повседневной деятельности, можно было таскать с собой в значительных количествах.

– Я попросила Хальзара и кое-кого из сотрудников Службы безопасности проверить вас с Лио по самой подробной схеме, и проверка выявила некоторые интересные детали. Вы по матери принадлежите к небольшой и не самой знатной, хотя и достаточно богатой семье, которая, однако, уже много веков славилась своими воинами, или, как их называют в Объединении свободных планет, солдатами. Все мужчины семьи состояли на службе в силовых ведомствах. И все, как один, подвизались далеко не на кабинетной работе, добиваясь при этом впечатляющих успехов, выходя живыми из таких переделок, что лет двадцать назад начали поговаривать о возможности искусственного улучшения генома человека, то есть о нарушении вашей семьей одного из самых строгих международных запретов. Было проведено детальное обследование всех членов рода, но вмешательства в гены не обнаружили. На этом дело заглохло, а еще через десять лет начались странные, ничем не объяснимые смерти.

Лиа нахмурилась, просматривая собранные в папке подробные отчеты о гибели своих родных. Хиза остановила курсор на одном из эпизодов и начала объяснять на примере этого конкретного случая, что она имела в виду. Все-таки следовало учитывать, что ее собеседница еще слишком молода и неопытна, чтобы понять ситуацию с ходу.

– Вот смотри, дядя твоей матери погиб, сорвавшись со смотровой площадки на одном из фешенебельных горных курортов. Причина инцидента – шаткие перила, которые администрация курорта не меняла несколько десятков лет. Результат: человек поскользнулся, оперся на заграждение, пытаясь сохранить равновесие, изношенный пластик не выдержал, и бедняга сорвался в пропасть. Ничего не настораживает? – Девочка растерянно покачала головой, действительно, на первый взгляд все было безупречно. Женщина-диин еще раз напомнила себе, что ее дочь никто специально не учил анализу подобной информации, и принялась детально объяснять ей азы: – А должно бы. Обрати внимание на то, что погибший работал во внешней разведке, и не где-нибудь в хозчасти, а в диверсионном отряде и не простым исполнителем. Примерный уровень подготовки таких людей ты должна себе представлять, если нет, то могу тебя просветить – поскользнуться насколь угодно обледенелом пластиковом покрытии смотровой площадки он просто не мог. И если даже его толкнули на ослабленное ограждение живым, должен был успеть извернуться и ухватиться за соседний сегмент, который, по отчетам следственной бригады, был достаточно надежен, чтобы выдержать вес человека. Ну а подтянуться и взобраться на площадку для профессионала его уровня дело долей секунды. Вывод: упал на перила он или мертвый, или без сознания, что никак не стыкуется с версией о несчастном случае. И таких недочетов можно набрать не одну сотню. Твоих родственников планомерно уничтожали.

– Но почему?! – Лиа требовательно смотрела на Хизу, яростно сжав кулаки. – Почему кому-то понадобилось их убивать?! Кому они мешали?!

Женщина-диин покачала головой, наблюдая за переживаниями девочки из-за смерти людей, которых она даже никогда не видела. Такая чувствительность была ей непонятна, но среди людей иногда встречалась, как и другая крайность – полное безразличие к близким. Однако сейчас исследование слабостей характера дочери могло подождать, поэтому Хиза не стала заострять внимание на ее вспышке, а продолжила объяснения:

– Было почему. Дело в том, что хоть врачи и не обнаружили вмешательства в генетику, они нашли кое-что другое, и обследование Хальзара подтвердило их выводы. В вашем роду довольно давно, лет семьсот назад, придумали способ улучшить то, что дано природой, не нарушая запрет на искусственные генетические усовершенствования человека. Довольно остроумный способ. – Женщина-диин фыркнула и аккуратно (чтобы, не приведи Саан, не угробить очередной образчик человеческой техники) постучала когтем по экрану папки. – Они просто слегка активизировали нужные им участки генов и закрепили результат путем банального селекционного отбора. Этим занимались несколько семей, и результатом их экспериментов стали люди более быстрые, сильные, выносливые, чем их обычные собратья. К тому же у них появилась очень полезная способность: неосознанно они обрабатывали огромные объемы информации и делали потом замечательно точные прогнозы. Все эти возможности, естественно, проявлялись не постоянно, постоянно такого напряжения человеческий организм просто не выдержит, а только в критических ситуациях и усиливались из поколения в поколение. Семьи иногда допускали браки с обычными людьми, чтобы не выродиться, но по большей части заводили детей от себе подобных, а затем тренировали их по особой методике.

Хиза мрачно усмехнулась, глядя в широко раскрытые детские глаза. Девочка слушала ее рассказ как страшную сказку, еще не понимая, что перед ней всего лишь очень неприятная правда, в которой нет и не может быть романтического очарования вымышленной истории. Диин не сомневалась, что семьи не ставили себе никаких целей, кроме достижения превосходства над остальными за счет своих необычных способностей, и одна из них была практически уничтожена именно потому, что стало известно о возможности подобного развития событий. Но говорить об этом своей дочери Хиза пока не собиралась, девочка еще слишком молода, чтобы понять и принять реальное положение дел. В конце концов, даже взрослому тяжело смириться с мыслью, что его родичи целенаправленно калечили жизни не одного десятка поколений, чтобы вырастить суперлюдей, не нарушая запретов, которые позволили бы уничтожить их творения. Направляли, отбирали и скрещивали своих собственных детей как породистых животных. В итоге, правда, от этих честолюбивых планов отказались все, кроме наиболее упрямой и властолюбивой семьи Тиллины, которую в результате аккуратно уничтожили другие семьи, чтобы не пришлось в недалеком будущем столкнуться с противником, способным вдобавок к выдающимся физическим кондициям без труда предугадать результат практически любого заговора или войны, причем задолго до того, как эти милые сердцу любого политика вещи выйдут на завершающую стадию…

– Так что тебе на роду написано стать воином, как и твоему брату. Думаю, довольно скоро вы станете наиболее опасными бойцами рода человеческого. – Женщина-диин довольно фыркнула, видя, как загорелись глаза у ее дочери, и внушительно добавила: – Но только в том случае, если вы будете следовать моим наставлениям и прилежно учиться. Врожденные способности – это даже не половина успеха, а просто шанс чего-то добиться, и нет ничего проще, чем его упустить. Это ясно?

Лиа завороженно кивнула. Насколько разбиралась Хиза в обуревающих девочку чувствах, та была готова на что угодно, только бы стать воином, кровь сказывалась, несмотря ни на что. Женщина-диин прикрыла глаза, чтобы спрятать от дочери горький огонек, тлеющий в их глубине. Девочка еще не понимала всего, что следовало из ее рассказа. Но придет время, и она узнает, что усиление способностей у нее и ее брата стало возможным только потому, что их мать случайно избрала им в отцы члена одной из семей, тоже когда-то в прошлом проводивших над своими детьми рискованные опыты и по каким-то причинам давно отказавшихся от них. Что эксперименты завели ее предков слишком далеко и, несмотря на ее генетическую принадлежность к человеческому роду, она может быть отнесена к людям лишь условно, и скрещивание возможно только с кем-то, у кого будут схожие изменения, хотя бы зачаточные. Что ей и ее брату придется идти дальше по дороге, избранной ее семьей задолго до ее рождения, медленно, но верно превращая своих потомков в суперлюдей, иначе у нее просто не будет детей, потому что генетические изменения, не подкрепленные должными тренировками и не получившие развития, разрушат их тело и разум. Как уничтожали их мать, которую от полной деградации спасла только ранняя смерть. Что Хальзару, Хизе и ее Службе безопасности предстоит сделать почти невозможное и восстановить методику обучения, разработанную в ее семье, а желательно и улучшить ее. Потому что если на первых стадиях развития искусственно усиленных возможностей организма адаптированные для человека тренировки, которые используют для создания из юных диинов профессиональных воинов, и могут устранить отрицательные последствия их пробуждения, то нет никакой гарантии, что они помогут избежать разрушения тела и сознания на более поздних этапах.

Но такие вещи не сообщают детенышам, еще не достигшим совершеннолетия, и поэтому Хиза старалась не показать свои чувства, благодаря Саана за то, что девочка не диин и читать мысли не умеет даже на таком близком расстоянии, а своими способностями просчитывать ситуацию еще не научилась пользоваться как следует.

ГЛАВА 21

Эфа с удовольствием потянулась и перевернулась на живот. В кои-то веки ей не нужно было никуда идти, ничего делать, и даже планирование сложных операций по достижению очередных важных политических и не только целей можно было отложить на потом. Обстановка в Империи была на удивление стабильной… Если, конечно, не обращать внимания на цепь странных и непонятных событий, давно уже не дающих ей спокойно спать по ночам и в любое другое время суток. Но именно сегодня она не желала об этом думать, – в конце концов, устать может кто угодно…

Отдых оказался как нельзя кстати. После того как ее дочь решила выбрать себе в мужья заранее согласованную кандидатуру, остались лишь несколько не слишком срочных «мелочей»: помочь осуществить переворот в царстве Реен без ущерба для потенциального наследника престола (это только очень благородный и очень юный детеныш, выросший к тому же в аскетичном, суровом государстве, где до сих пор слово «интрига» воспринимается как ругательство, может мечтать о том, чтобы вернуть древний трон законному царю, а вот Императрица самой кровожадной и вероломной страны обитаемой Галактики сильно сомневалась в том, что из ребенка, практически с самого рождения находящегося под полным контролем председателя регентского совета, совершенно не заинтересованного в таком сопернике, получится сносный правитель), выслать куда подальше оставшихся претендентов на руку ее дочери, найти и уничтожить очередных заговорщиков, пытавшихся убить принца-консорта и Сейнала…

Эфа задумчиво прищурилась, глядя на стоящее в зените солнце Тронного мира, которое, к сожалению, не шло ни в какое сравнение со своим собратом из мира Оттори (вот где можно греться прямо на крыше в любое время года!), и еще раз перебрала в памяти незаконченные дела. Ей не давало покоя стойкое ощущение, что она все-таки что-то забыла. Но что? Императрица уже приготовилась прийти в бешенство от несовершенства собственной памяти, когда внезапно вспомнила рассказ своей дочери о поведении царевича царства Hyp и довольно усмехнулась. Действительно, еще следовало поставить в известность царя о том, что его единственного наследника, способного в будущем не только занять престол, но и продолжить династию, передав жизнеспособным потомкам более или менее стабильное государство, медленно и методично превращают в говорящее растение, не имеющее не только своей воли, но и желания ее обрести. Эфа представила, в какое расположение духа придет Танкеш II, славящийся во всей Галактике своим тяжелым характером, когда узнает о том, что у него под носом вот уже несколько лет зреет заговор, и довольно фыркнула. Старый царь был, мягко говоря, далеко не всепонимающим и всепрощающим правителем, особенно когда дело касалось благополучия его семьи.

Она поднялась с теплого пластика крыши дворца и недовольно поморщилась; попытка вернуться в прошлое в очередной раз благополучно провалилась. Либо изменилась сама Эфа, либо все, что вокруг нее (какой из вышеперечисленных вариантов имел право на существование, нужно было еще выяснить, а времени на сравнительный анализ, как всегда, катастрофически не хватало), но больше ей не нравилось греться на солнце. Императрица вздохнула и решила отвлечься каким-нибудь делом, чтобы не прийти случайно в бешенство от своей раздражающей неудачи. Дело нашлось с поразительной быстротой, словно только и ожидало, когда она о нем вспомнит. На крышу приземлился невозмутимый Тоорон и, полусложив крылья за спиной так, что они издали напоминали экзотический плащ, вежливо произнес:

– Ваше Величество, из центра связи поступило сообщение, что на ваш секретный номер пришел вызов.

– Кто-то из правителей? – Эфа удивленно вскинула брови. Секретный номер предназначался для прямой связи между главами государств и использовался крайне редко. Многочисленные короли, цари и президенты предпочитали решать вопросы традиционным путем – через дипломатов. О том, что с коллегой можно пообщаться напрямую, вспоминали только в самых экстренных случаях, когда уже не было другого выхода и разрешить ситуацию требовалось немедленно. Следовательно, пока она пыталась предаваться ностальгии, в Галактике успело что-то произойти, и выяснить, что именно, можно было, только лично ответив на вызов, поскольку никто, кроме нее и Рейта, не знал кода, которым обеспечивали секретность этого канала. Поэтому Императрица, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, поспешила в покои, куда сотрудники центра связи уже перевели этот странный запрос.

Эфа щелкнула когтем указательного пальца по светящейся клавише, сигнализирующей о том, что на линии кто-то дожидается ее ответа, стремительно набрала двадцатизначный код и изумленно воззрилась на лицо, проявившееся из молочной мути экрана визиона. На нее хмуро смотрел Таакеш II, царь царства Hyp. Императрица молча придвинула ногой кресло, по какой-то неизвестной причине оказавшееся в паре метров от стола, на котором был установлен визион (скорее всего, дело было в неуемной энергии Эры, нередко устраивающей незаметно для себя произвольные перестановки в помещении, где она находилась, просто передвигаясь по нему, но, возможно, на этот раз отличился и кто-то из слуг), опустилась на мягкое сиденье и скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что удивлена и ждет объяснений.

Человек на экране если и разозлился на подобную невежливость, то ничем не выдал своих чувств, он холодно улыбнулся профессиональной улыбкой правителя, которая не коснулась его глаз и на взгляд Ее Величества скорее напоминала оскал опасного хищника, чем приветствие, и глухо произнес:

– Здравствуйте, Ваше Величество, я слышал, ваша дочь выбрала себе принца-консорта?

– Выбрала. – Эфа совершенно не удивилась, она прекрасно знала, что разведка царства Hyp ничем не уступает ее собственной, а в некоторых отношениях даже превосходит (все-таки опыт много значит в любом деле). Не было ничего необычного в том, что одному из немногих правителей обитаемой Галактики, которых она действительно уважала и считала достойным противником, донесли о столь важном событии практически сразу после того, как оно произошло. – И не вашего нас-с-следника.

Таакеш позволил себе слегка расслабиться и улыбнулся уже по-настоящему.

– Не могу сказать, что это меня расстраивает, да и вас, наверное, тоже. Ведь, насколько я знаю, в качестве будущего принца-консорта вы рассматривали только кандидатуру Сейнала Лентерра?

– Верно. – Императрица слегка склонила голову, отдавая дань профессионализму неизвестных ей разведчиков и не забывая при этом пристально наблюдать за невыразительным лицом человека на экране. – Но не думаю, что только это с-с-стало поводом для подобного вызова. Вы хотели еще о чем-то с-с-со мной поговорить?

– Вы правы. – Царь на мгновение замешкался. – Я прошу у вас разрешения прислать за Цаакешем усиленный эскорт, и немедленно. Моя служба безопасности считает, что ему угрожает опасность, и я не имею оснований не верить своим экспертам.

– Он ведь ваш единс-с-ственный нас-с-следник? – Эфа увидела, как слегка расширились от потрясения глаза Таакеша, и позволила себе довольную улыбку, благо человек все равно не мог ее видеть. Она без труда читала его мысли, даже не прибегая к телепатии. Царь пришел в ужас, обнаружив вдруг, что самая охраняемая тайна его государства стала известна не просто постороннему человеку, а Императрице одной из самых жутких Империй за всю историю Галактики, и теперь судорожно гадал, во что это выльется для него и его страны.

Эфа благодаря способностям некоторых своих сотрудников к телепатии, парочке случайностей и умению делать выводы из, казалось бы, совершенно не связанных между собой фактов, была в курсе существующей в царстве Hyp проблемы, так что реакция собеседника нисколько ее не удивила. Суть трагедии заключалась в том, что в молодости Таакеш слишком легкомысленно отнесся к вопросу наследования трона, у него было пятеро сыновей, и казалось, что судьбе династии ничто не угрожает. Однако со временем все переменилось. Старший сын царя погиб во время войны с соседней республикой Саннрана, возглавив последнюю самоубийственную атаку, позволившую отбросить противника и отступить на заранее подготовленные рубежи без невосполнимых потерь. Следующий за ним наследник тоже участвовал в той войне и, попав под сильнейшее облучение, утратил способность оставить жизнеспособное потомство. Третий был серьезно покалечен в результате глупого несчастного случая на охоте и не мог править, хотя это и тщательно скрывали. Четвертый покончил с собой, оставив несовершеннолетнего сына и молодую жену. Пятый представлял на троне слишком большую опасность для окружающих, так как даже под властью такого жесткого и бескомпромиссного правителя, как его отец, вырос полным моральным ничтожеством, которому уже давно запрещалось покидать родовое имение во избежание всевозможных слухов, способных опорочить честь правящей семьи. Оставался еще внук младшей сестры царя, но, к сожалению, существовали серьезные сомнения в его принадлежности к царской семье, слишком уж вольную жизнь вела его матушка. Так что, несмотря на вроде бы подтвержденное врачами законное происхождение наследника, Таакеш не желал видеть его на троне.

Таким образом, в результате цепочки случайностей и глупостей, совершенных членами правящего дома царства Hyp за последние десять-пятнадцать лет, остался единственный более-менее приемлемый наследник престола, который в настоящий момент, опять-таки из-за излишней самоуверенности своего деда, возомнившего, что он способен обеспечить полную секретность сложившейся в его семье ситуации, находился на территории другого государства. В полной власти Императрицы, которая была прекрасно осведомлена о его исключительной ценности как заложника. Эфа насмешливо оскалилась под надежно закрывающей ее лицо тканью, наблюдая за отчаянными попытками собеседника сохранить хладнокровие и ничем не выдать своих чувств, она наслаждалась удовольствием от выигрыша у сильного и опасного противника. Возможность испытать эйфорию от поединка и победы над достойным соперником выпадала ей не слишком часто. Однако не следовало доводить царя до крайней степени расстройства, Императрица дождалась, пока человек представит себе весь ужас сложившегося положения, и вкрадчиво заметила:

– Не волнуйтес-с-сь, я не с-с-собираюс-с-сь каким-либо с-с-спос-с-собом мешать царевичу покинуть мою с-с-страну и могу вас-с-с заверить, что, пока Цаакеш находитс-с-ся под моей крышей, он в полной безопас-с-снос-с-сти. Также я не против прис-с-сутс-с-свия на с-с-своей территории любого разумного количес-с-ства кораблей, которые должны обес-с-спечить его неприкос-с-сновеннос-с-сть на пути домой. – Эфа с удовлетворением понаблюдала за попытками Таакеша остаться невозмутимым и беспечно добавила: – Кс-с-стати, вы в курс-с-се, что вашего единс-с-ственного нас-с-следника кто-то методично превращает в полное ничтожес-с-ство?

– Что?! – Царь привстал, подозрительно глядя на странную, пугающую фигуру в черном. Чувствовалось, что он оставил попытки понять свою собеседницу и теперь просто собирал о ней любую возможную информацию, чтобы проанализировать ее на досуге. – Как это может быть?

– Нас-с-сколько я помню, – Императрица не могла отказать себе в удовольствии подразнить человека, – процедура вос-с-схождения на прес-с-стол включает проверку на вменяемос-с-сть, которая помимо вс-с-сего прочего с-с-сос-с-стоит из нес-с-скольких тес-с-стов, требующих от ис-с-спытуемого выбрать правильный ответ в жес-с-стко ограниченные с-с-сроки?

Таакеш кивнул, явно не понимая причину неожиданного экскурса в наследственное право его страны, а Эфа, внезапно став абсолютно серьезной, резко бросила:

– Вот уже нес-с-сколько лет вашего нас-с-следника с-с-старательно отучают с-с-самос-с-стоятельно принимать решения, причем нас-с-столько ус-с-спешно, что он уже не в с-с-сос-с-стоянии с-с-сам выбрать, что ему надеть на прием.

Человек слегка опустил веки, пряча выражение глаз, но Императрица успела заметить разгорающийся в них огонек тяжелой ярости, которой так славился правитель царства Hyp. Без всяких сомнений, он прекрасно понимал последствия такого воспитания и того, что Цаакеша неизбежно признают невменяемым, если он не сможет ответить на вопросы теста. И наверняка догадывался, кто может стоять за такой хитроумной интригой. Эфа усмехнулась под своим капюшоном и твердо произнесла:

– Я изолирую его вос-с-спитателя до прибытия вашего эс-с-скорта и прос-с-слежу за тем, чтобы за мальчиком внимательно приглядывали днем и ночью.

– Спасибо. – Таакеш слегка склонил голову в благодарном поклоне, принятом в царстве Hyp, и, не попрощавшись, отключился. Императрица еще несколько мгновений смотрела на погасший экран, размышляя о своем и восхищаясь выдержкой своего собеседника. Даже внезапная новость о том, что его тайна раскрыта, не заставила его потерять присутствие духа и чем-либо выдать себя. Таакеш ни единым словом не подтвердил догадку Эфы о значительном дефиците наследников трона царства Hyp, видимо опасаясь, что в случае полной уверенности в этом вопросе Ее Величество может передумать и задержать его внука в своей стране. Нет, можно было, конечно, воспользоваться самоуверенностью своего коллеги, который в попытке как можно лучше спрятать свою тайну и поддержать легенду о том, что Цаакеш только один из дальних наследников, отправил его в другое государство. Несомненно, царь был в курсе договоренности между Империей и Объединением свободных планет и решил, что ничем не рискует, поскольку его внука все равно никогда не выберут принцем-консортом, но просто не учел возможности раскрытия самого охраняемого секрета царства. Однако сиюминутная выгода от возможности шантажировать какое-то время очень могущественного правителя далеко не маленького государства не стоила более чем вероятных последствий.

Эфа фыркнула и выбралась из кресла. Она, конечно, славилась своей непредсказуемостью и агрессивностью, но из ума пока еще не выжила и не желала вести в недалеком будущем дела с помешанным на власти ничтожеством, которым, к ее сожалению, являлся последний из наследников династии Hyp. И уж тем более не хотела иметь ничего общего с теми, кто составил за него этот отвратительный план. Императрица передернула плечами, любые пытки и убийства вполне допустимы для достижения поставленной цели, но методичное превращение человека в живую куклу – это для нее уже было за гранью. Такое можно применять только в самом крайнем случае, когда на карту поставлена ее жизнь и жизнь ее близких, но никак не в банальной схватке за трон. Она пока еще ни разу не использовала в своих интригах психокодирование в любой форме и по возможности не собиралась делать этого впредь. Есть слишком много более приемлемых способов воздействия на ситуацию, чтобы опускаться до подобного непотребства. Например, благодарность человека, который ожидал серьезных неприятностей, а в результате отделался легким испугом. Нет, конечно, полагаться на такое непостоянное чувство, как благодарность, не стоит, но ведь кроме него есть еще и много других чувств и эмоций, на которых в будущем можно будет неплохо сыграть. Да и этот недолгий разговор дал ей достаточно информации, чтобы планировать следующий ход…

Однако беспокойство, не дававшее ей расслабиться уже несколько дней, вернулось после разговора с царем царства Hyp с новой силой. Что-то было не так, слишком много в последнее время случилось событий, так или иначе угрожающих благополучию Империи и, как следствие, ее семьи. Ситуация начинала выходить из-под контроля, а ей никак не удавалось определить источник опасности. Можно было, конечно, списать все на сбои нервной системы, расшатанной постоянной необходимостью общения с людьми, которых даже их соплеменники считали крайне неприятными субъектами, но попытки расслабиться и не думать о плохом проваливались с завидной регулярностью, наводившей на мысль, что подсознание с подобной трактовкой ситуации категорически не согласно. Оставалось единственное решение проблемы – выяснить, откуда исходит угроза для нее и ее близких. Следовало серьезно поговорить с Хизой.

Тенран устало потер глаза и с ненавистью покосился на огромную гору электронных папок, блокнотов и коробок с вещами, которые были признаны имеющими отношение к узурпатору и подлежащими хранению в спецхране. Он уже несколько дней перебирал все это бесполезное барахло в тщетной попытке найти хоть какое-нибудь упоминание о доверенных людях Норома и возможной причастности этих самых людей в прошлом к созданию странной и пока неуловимой организации, доставляющей столько проблем императорской Службе безопасности в настоящее время. Но пока не нашел ничего, что хотя бы косвенно указывало на возможность контакта между покойным узурпатором и таинственными заговорщиками. Оперативник отставил в сторону очередной металлический ящик, в котором причудливо смешались детские игрушки, пара парадных костюмов и почему-то ларчик с набором синтетических наркотиков, и тихо выругался.

Он не сомневался в том, что Хиза направила его на это издевательство в наказание за его глупую сентиментальность. Действительно, за каким демоном ему понадобилось вызывать этим придуркам медицинскую помощь?! Ну собрались они совершить коллективное самоубийство, ну не хватило ума у взрослых провериться перед этим в больнице на предмет наличия опасного яда в организме, а он-то зачем влез? В его задачу входило только наблюдать, вот и нужно было наблюдать, зафиксировал бы смерть всех, кто, возможно, контактировал с разыскиваемым субъектом, доложил бы об этом и забыл. (Все равно никто из них заговорщика описать не смог бы лучше, чем это сделал во время допроса Хизы слуга, совершивший покушение, и, следовательно, особой ценности они не представляли.) Так нет же, потянуло его поиграть в спасителя, вот теперь и расхлебывает! Тенран окинул безнадежным взглядом еще не перебранные вещи и документы и тоскливо заключил, что работы ему хватит как минимум дней на десять. Эта мысль окончательно привела его в уныние, и оперативник решил сделать небольшой перерыв, справедливо полагая, что несколько минут в этом деле погоду не сделают.

Встав из-за стола, Тенран с удовольствием потянулся, разминая закаменевшие от многочасового сидения мышцы, и решительным шагом двинулся к выходу из помещения спецхрана. Прежде всего следовало перекусить, а затем уже можно было снова с должным смирением претерпевать возложенное на него наказание. Поймав себя на последней мысли, оперативник поежился и суеверно помянул Саана вместе с его демонами, не хватало еще незаметно для себя превратиться в проповедника! Его мать в последнее время пристрастилась к религиозным передачам, и Тенрану приходилось в те редкие часы, когда находился дома, слушать всевозможную чушь, которую несли с умным видом эти мошенники по голопроектору. Он думал, что никаких последствий, кроме непреходящего раздражения и желания выбросить ни в чем не повинный прибор в окно, от этих передач нет. А они, оказывается, здорово действуют на мозг, если человек и так безнадежно заморочен практически бессмысленным заданием! Оперативник тяжело вздохнул, окончательно расстроенный своим открытием, и внезапно споткнулся об одну из коробок, оставленную кем-то в проходе…

Сдавленно ругнувшись, Тенран бросил на ящик яростный взгляд, словно именно он был виновником всех обрушившихся на него в последнее время неприятностей, и от души пнул его ногой. В следующую секунду оперативник понял, что зря пошел на поводу у своих эмоций. Коробка отлетела от удара в сторону, врезалась в штабель ящиков с электронными папками и нарушила шаткое равновесие, в котором они находились.

Отскочив от разлетевшихся во все стороны папок, блокнотов, игрушек и собственно ящиков, служивших всему этому барахлу вместилищем, Тенран тоскливо обозрел масштабы разрушений, вызванных его необдуманным поступком, и принялся эмоционально перечислять всех предков безрукого идиота, додумавшегося до светлой идеи воздвигнуть столь неустойчивое сооружение, какое представляла собой безвременно разрушенная пирамида, и вдобавок умудрившегося воплотить эту самую идею в жизнь. Заодно он красочно описывал весьма непростые, а подчас и вовсе экзотические отношения, в которых состояли эти, без всякого сомнения, уважаемые персоны между собой, со всевозможными представителями фауны Тронного мира и близлежащих планет, различными приборами, агрегатами, материалами, применяемыми для упаковки вещдоков, а также демонами, ангелами и прочей мистической нечистью.

Немного успокоившись, оперативник предпринял попытку перебраться через завалы к двери и все-таки покинуть помещение спецхрана, но, добравшись почти до верха, внезапно наткнулся на пару старых коробок, из которых во все стороны торчали дешевые электронные папки, и мгновенно забыл о своем намерении. Застыв в неустойчивом равновесии, Тенран удивленно разглядывал не применяемые ни одной дворцовой службой под страхом расформирования электронные носители. Поскольку информация на подобных шедеврах кустарного производства сохранялась более двух лет только в пятидесяти процентах случаев, пользовались ими исключительно для бытовых нужд небогатые горожане, для которых потеря всех данных в самый неподходящий момент не могла стать серьезным поводом для беспокойства, ведь ничего действительно ценного и важного у них все равно не было.

Оперативник мгновенно припомнил все особенности найденных им папок, а также вероятность случайного их помещения в спецхран и сделал соответствующие выводы – он нашел что-то интересное. Одной рукой подхватив ближайший заинтересовавший его ящик, Тенран стал осторожно спускаться вниз, стараясь не вызвать очередной обвал и не оказаться похороненным под горой вещдоков, последствия такого происшествия были непредсказуемы. А что, если в одной из этих коробок окажется что-нибудь острое или ядовитое? Маловероятно, но все-таки.

Благополучно завершив спуск и оказавшись вместе со своей добычей на устойчивом пластиковом полу хранилища, оперативник не стал тратить время на то, чтобы вернуться к выделенному ему, а точнее, вытребованному и со скандалом принесенному в помещение спецхрана столу (старший хранитель сопротивлялся до последнего, и только угроза Тенрана сообщить главе Службы безопасности о том, что его сотрудникам препятствуют в выполнении их прямых обязанностей, заставила этого упрямого чиновника пожертвовать одним из предметов мебели, расставленных по огромной комнате, заменяющей служащим спецхрана все кабинеты разом), а устроился прямо на полу, прислонившись к ближайшему из многочисленных стеллажей.

Не заботясь о том, в каком состоянии будет его одежда после столь близкого знакомства с поверхностью, вообще-то предназначенной для того, чтобы по ней ходили, оперативник пристроил на колени покрытую пылью и паутиной коробку и принялся за изучение ее содержимого, по ходу дела высказывая все, что он думает об ответственном хранителе, который позволяет себе содержать вверенное ему помещение в таком состоянии, что потом к находящимся в нем на сохранении вещам прикоснуться страшно. Хотя вопрос: как в полностью изолированном от внешней среды хранилище могли оказаться пауки, и не просто оказаться, но еще и просуществовать каким-то образом достаточно долго для того, чтобы оставить такое количество всевозможной паутины, заинтересовал Тенрана всерьез, уж очень это смахивало на мистику. Пообещав себе разобраться с занимательной задачей попозже, оперативник включил первую исправную папку и погрузился в чтение.

К сожалению, в тайне странного появления дешевых электронных носителей в помещении, отведенном для хранения вещей покойного узурпатора, не оказалась ничего загадочного. Все было до отвращения просто и настолько же противно. Слуги, приставленные к малолетнему принцу, вместо того чтобы заботиться о престолонаследнике, занимались тем, что писали доносы друг на друга! Тенран брезгливо отключил папку, в которой детально описывались действия няни, строившей глазки гувернеру вместо выполнения своих непосредственных обязанностей, и потянулся за следующей. Н-да, если хотя бы десятая часть того, что здесь написано, правда, нет ничего удивительного в том, что Нором с малолетства подсел на наркотики, скорее уж стоит попытаться выяснить, как ему вообще удалось дожить до совершеннолетия! Не иначе при личном вмешательстве Саана и всех его ангелов разом. И это при условии, что сохранились далеко не все шедевры народного творчества. Оперативник скривился, быстро пробегая глазами очередную докладную записку старшей няни. Судя по тому, какие электронные носители использовали слуги, получающие далеко не маленькие деньги за выполнение своих непосредственных обязанностей, траты на приобретение папок были одной из главных статей их расходов.

Он уже хотел отложить изучение доносов двадцатилетней давности на потом и все-таки позавтракать (хотя если судить по времени суток, то уместнее было бы сказать поужинать), когда его внимание привлекло странное сообщение. Гувернер докладывал начальнику Службы безопасности о недопустимом, с его точки зрения, поведении нескольких слуг, а именно придворного портного и парочки лакеев с кухни, которые осмелились не только присутствовать в покоях наследника, когда там находилась Императрица, но и задержаться на продолжительное время. При этом упоминалось, что Ее Величество накануне изъявила желание познакомить сына с давним другом семьи. То есть, по мнению доносчика, слуги позволили себе непростительно долго толкаться в покоях члена императорской фамилии не только в присутствии Императрицы и наследника, что само по себе уже тянет на серьезное наказание, но еще и знатного, влиятельного аристократа, которым, несомненно, является упомянутый друг семьи. Поскольку Ее Величество в беседе с сыном изволила отозваться о нем как о человеке, достойном полного доверия принца.

Вот оно! Тенран победно усмехнулся и аккуратно, чтобы, не дай Саан, не уничтожить сообщение, подключил допотопный агрегат к одной из электронных папок, захваченных им из отдела как раз для таких случаев, и перекачал информацию на более надежный носитель. Теперь оставалось выяснить, нет ли в других доносах и кляузах деталей, способных пролить свет на личность неизвестного друга покойной Императрицы. В том, что он напал на след неуловимого заговорщика, до сих пор портившего жизнь его родной Службе безопасности, оперативник нисколько не сомневался. Проводя инструктаж, перед тем как отправить его в спецхран, Хиза особенно подчеркивала, что ему следует искать упоминание о человеке или нескольких людях, которые контактировали с принцем при обстоятельствах, позволивших Его Высочеству счесть этих неизвестных достойными всяческого доверия, и до настоящего времени не вызывали подозрений у СБ.

Оперативник, копаясь в неисправных папках в попытке найти хоть одну работающую, уважительно хмыкнул. Да уж, надо отдать должное покойной Императрице, она умела интриговать и прятать секреты. Действительно, для ребенка в первое время нет и не может быть более надежной рекомендации, чем отзыв любимой матери, тем более что по отчетам специалистов Нором IV в детстве матушку боготворил, поэтому и поверил ей безоговорочно, а потом, видимо, неизвестный доброжелатель и сам доказал свою верность и полезность. А чтобы не привлекать внимание всевозможных шпионов, была задумана великолепная в своей простоте комбинация: Ее Величество из преданных ей людей выбирает того, кто будет поддерживать ее сына и помогать ему во всем (скорее всего, это родственник или человек, многим обязанный семье Императрицы). Затем она под видом одного из слуг приводит его к наследнику и знакомит их, наверняка попутно предоставив мальчишке полную информацию на нового помощника, причем информацию, способную обеспечить его повиновение в любой ситуации. Прикрытие выбрано идеально. Никто не станет обращать внимание на прислугу, если к тому же это лицо давно примелькалось в дворцовых коридорах. И уж тем более никому и в голову не придет, что кто-нибудь из благородных может загримироваться под лакея. Единственный прокол – гувернер услышал то, как она говорила сыну о приходе друга семьи, но, с другой стороны, ни один аналитик не примет всерьез донос слуги, который по долгу службы крутится весь день в покоях принца и при этом не видел, как дворянин входил и выходил от Его Высочества. Самое простое объяснение: встреча почему-то сорвалась, а портной и лакеи были вызваны для того, чтобы чем-нибудь занять оказавшееся свободным время. Службе безопасности это неинтересно, скорее всего, наблюдатели для очистки совести попытались выяснить, кто это из аристократов так подружился с Императрицей, естественно, никого опасного не нашли и успокоились.

Тернан скривился, в задумчивости рассматривая потолок. На первый взгляд в схеме событий двадцатилетней давности не наблюдалось никаких серьезных нестыковок. Вот только кто мог настолько умело загримироваться под слугу, что даже гувернер, видящий допущенных к принцу людей по нескольку раз на день, не заметил подмены? И в кого? В портного? Сомнительно. Слишком его хорошо знают во дворце, он постоянно на виду, его лицо примелькалось не только слугам, но и аристократам, которым он периодически что-нибудь шьет (привилегия, доступная, к сожалению, многим), и поэтому в любой момент ему могут задать весьма специфический вопрос. Слишком велик риск вызвать подозрения, заявив какой-нибудь даме, что рукава на ее платье будут такие-то, а окажется, что эта мода уже прошла, а ведь любой нормальный мужчина вполне способен совершить такую ошибку и не заметить. Ну а последствия понятны каждому, кто сталкивался хоть с одной аристократкой Империи – скандал, в который будет незамедлительно втянуто доступное ей число людей, то есть полдвора минимум. Какая уж после этого секретность, разоблачат в момент.

Значит, маскировался под кого-то из лакеев. Оперативник, убедившись в том, что в коробке больше нет ни одной исправной папки, поставил ее на пол и, оттолкнув в сторону, поднялся на ноги. Предстояло перебрать с той же тщательностью вторую, все еще гордо венчающую гору, в которую превратился разваленный им штабель ящиков, а после этого доложить о своих находках Хизе и отправляться в архив с целью выяснить, как выглядели эти злосчастные лакеи, крутившиеся в покоях наследника в тот момент. После этого он будет иметь хотя бы общее представление о разыскиваемом им человеке. Что ни говори, но при всех достижениях науки и техники очень сложно замаскировать толстяка под худого, а коротышку под высокого так, чтобы люди, хорошо их знающие, не заметили ничего странного…

ГЛАВА 22

Эра сосредоточенно отрабатывала приемы боя на пока еще непривычных для нее коротких, обоюдоострых кинжалах, краем глаза наблюдая за Сейналом, которого с большим трудом ей этим утром удалось оторвать от работы над какими-то бесконечно важными экономическими соглашениями и под предлогом продолжения знакомства с будущей невестой вытащить на прогулку в парк. Для этого ей пришлось воззвать к его чести, заявив, что она, конечно, сдержит слово и расторгнет помолвку в случае необходимости, однако если он будет полностью игнорировать существование своей будущей супруги, ему очень сложно будет узнать ее получше и научиться нормально общаться с ней, а это уже попахивает жульничеством и уклонением от выполнения взятых на себя обязательств. Ее жених счел это замечание справедливым, и вот теперь принцесса и ее будущий принц-консорт вместе проводили время на природе, при этом каждый был занят любимым делом: Эра тренировалась, стараясь понять незнакомый ей стиль боя, а Сейнал рисовал покорно сидевшего шагах в двадцати от них джакора.

Собственно, именно обещание показать эту легендарную рептилию вблизи сильно посодействовало пробуждению в душе юноши стремления к честной игре, и теперь он с восторгом разглядывал живую диковинку из сказок и древних хроник, одновременно пытаясь перенести свои впечатления на холст. Пока практически безуспешно. Принцессе удалось убедить полуразумную тварь посидеть в поле зрения человека, не нападая на него, но вот заставить ее при этом еще и неподвижно позировать, на это дипломатических талантов Эры уже не хватило, и даже взятка в виде куска реквизированного с кухни сырого мяса не помогла. Впрочем, Сейнал и так был более чем доволен достижениями своей будущей супруги и претензий по поводу чересчур активного поведения джакора не высказывал.

Принцесса приняла исходную стойку после серии ударов и выпадов, которые она старательно отрабатывала в последние двадцать минут, и беспечно поинтересовалась, решив нарушить наконец затянувшееся молчание:

– Ну и как прошла неофициальная вс-с-стреча с-с-с делегациями? – Эру действительно интересовало, как отреагировали остальные претенденты на ее руку и престол на известие, что принц-консорт уже избран и это кто-то другой. Конечно, официально о помолвке объявлено еще не было, но дипломатический этикет и простой здравый смысл требовали сообщить столь важную новость всем заинтересованным лицам заблаговременно. Во избежание со стороны проигравших скандалов, взаимных претензий и прочих действий, недопустимых на публике. Поэтому в Большом императорском кабинете собрали оставшихся на Тронном мире принцев (или как их там называли на родине), и Императрица всем разом (чтобы не тратить время, объясняя каждому по отдельности, почему именно он не подошел на роль будущего соправителя и мужа принцессы) объявила о том, что принца-консорта ее дочь выбрала, и представила им в этом качестве Сейнала. Эра от присутствия на этом малоприятном мероприятии ловко уклонилась, но из природного любопытства все-таки хотела узнать подробности. К тому же, хотя вся Галактика считала Императрицу и ее наследницу полностью лишенными какого-то бы ни было чувства юмора, у ее будущего мужа всегда получалось ее рассмешить, предложив свою трактовку произошедшего события, обычно сильно отличающуюся от официальной, но всегда более достоверную, хоть и неизменно забавно изложенную.

– Ну ничего особенно выдающегося не произошло. – Юноша отвечал, не отводя взгляда от вредного джакора, который опять умудрился поменять позу и место расположения, никак не позволяя до конца сделать хоть один хороший набросок для будущей картины. Принцесса недоверчиво фыркнула и снова принялась медленно и вдумчиво прорабатывать никак не дающиеся ей приемы (все-таки кинжалы в качестве основного оружия были для нее крайне неудобны). Сейнал улыбнулся, услышав ее фырканье, и невозмутимо продолжил: – Нет, в самом деле ничего интересного. Цаакеш, по-моему, и не понял, что вокруг него происходит, такое ощущение, будто он сильно из-за чего-то переживает. Не знаешь почему?

– Знаю. – Эра провела серию ударов и насмешливо покосилась на собеседника, демонстративно не отрывающего взгляда от холста. Было ясно – юноше очень любопытно узнать причину странного поведения царевича, но он не собирался ей этого показывать, по всей видимости, забыв о том, что она на таком близком расстоянии без особых усилий читает все его ощущения и эмоции. Или ему еще об этом не рассказали? Принцесса на всякий случай убедилась, что вокруг газона, на котором они отдыхают, никого нет. Сделать это было нетрудно: с трех сторон его окружали декоративные деревца, при всем желании неспособные стать укрытием ни для кого крупнее годовалого ребенка. С четвертой стороны границей уже довольно сильно разросшейся траве (стригли ее, лишь когда у кого-нибудь из существ, способных приказывать джакору, оказывалось достаточно свободного времени на то, чтобы провести несколько часов в парке, оберегая садовников от кровожадной твари, с удовольствием на них охотящейся) служила выложенная камнями подстарину дорожка. Удостоверившись в том, что подойти незаметно к ним смог бы разве что какой-нибудь диин, Эра спокойно продолжила: – Дело в том, что мать приказала арес-с-стовать его нас-с-ставника, Шес-с-са, и поручила заботу о царевиче нашим доверенным с-с-слугам. У него на родине заговор, и мальчишку хотели убрать из очереди нас-с-следования довольно оригинальным образом. Теперь с-с-с нетерпением ждем пос-с-сланный его дедом эс-с-скорт, чтобы с-с-спровадить его домой и избавитьс-с-ся от с-с-свалившейс-с-ся на нас-с-с проблемы.

– Понятно. – Сейнал не стал уточнять подробности, прекрасно понимая, что Эра рассказала все, что могла на данный момент рассказать, не ставя под угрозу государственные интересы, и продолжил свое повествование: – Дарен, по-моему, и так все знал, по крайней мере, я не заметил, чтобы он удивился или расстроился. А вот каанский принц отличился. – Юноша невольно усмехнулся, припомнив, какая физиономия стала у этого напыщенного святоши, когда ему сообщили, кто именно станет будущим принцем-консортом Империи. – Представь себе, он осмелился при всех заявить, что ты не отдаешь отчета в своих действиях и должна быть очищена.

– Да? – Принцесса завершила серию уколов по условному противнику и повернулась к Сейналу, удивленно приподняв бровь. Пытаясь приучить человека к своей внешности, она в его присутствии время от времени открывала лицо. Результат пока еще был не очень впечатляющим – парень всего лишь перестал нервно вздрагивать каждый раз, когда видел ее без платка. – Интерес-с-сно.

Сейгал отложил кисть и, сорвав травинку, сунул ее в рот, поморщился от неожиданно горького вкуса сока, брызнувшего ему на язык, и иронично продолжил рассказ: – Так и заявил в присутствии дипломатов, членов правящих домов четырех государств и самой Императрицы, которая приходится обсуждаемой персоне матерью. Да еще предложил свои услуги в проведении необходимых мероприятий. Видела бы ты, какие лица стали у всех присутствующих!

– Предс-с-ставляю. – Эра весело зашипела, засунула кинжалы в ножны на поясе и, подойдя к Сейналу, непринужденно устроилась прямо на траве возле его складного табурета, небрежно опершись спиной на ноги юноши и демонстративно не заметив краски смущения, немедленно выступившей у него на скулах. Причину его стеснительности она уже давно отчаялась понять. – И что ему на это с-с-сказала мать?

– Знаешь, я совершенно не понимаю, откуда взялось мнение, будто твоя мать не имеет чувства юмора! Ее Величество прекрасно способна шутить! Она выразила благодарность за предложенную помощь и уверила этого святошу в том, что за тобой неплохо приглядывают и уж конечно очень тщательно и часто моют, поэтому ты достаточно чистая и в дополнительных процедурах такого рода не нуждаешься!

Эра довольно зафыркала, представив себе, что стало с ненормальным каанцем, когда совершенно неожиданно для него его слова были истолкованы буквально, и, запрокинув голову, посмотрела на весело улыбающегося Сейнала, который, увлекшись занимательным рассказом, совсем забыл о том, что ему надо смущаться или бояться своей собеседницы. Отметив про себя эти положительные изменения в отношениях, принцесса улыбнулась ему в ответ и беспечно заметила:

– Вообще-то у нас-с-с с-с-с матерью ес-с-сть чувс-с-ство юмора, но наши шутки люди не вс-с-сегда понимают. А иногда даже очень неадекватно реагируют – падают в обморок, например. Поэтому мы с-с-стараемс-с-ся не шутить вне круга с-с-семьи или делать это как можно реже.

– Не знаю, как другим, но мне ваш юмор очень нравится. – Юноша невольно улыбнулся, снова во всех деталях припомнив сцену, произошедшую в Большом императорском кабинете. – Ваши шутки напоминают стремительные атаки во время боя – завораживающее зрелище.

Принцесса удивленно прищурилась, по-прежнему глядя на своего будущего консорта снизу вверх. Этот человек не переставал ее поражать: полное неприятие всякого физического насилия (теперь уже исключительно по привычке, от фобии его Эфа благополучно избавила) сочеталось в нем с поразительной тонкостью восприятия ситуаций, порожденных любыми видами борьбы. Эра была более чем уверена: те немногие люди, которые были в курсе того, что Императрица и ее дочь воспринимают юмор как разновидность поединка, не сообщали об этом занимательном факте Сейналу. Оставалось только восхищаться его способностью разглядеть суть за сколь угодно пугающей и непонятной внешней оболочкой. Великолепное качество для ее будущего соправителя!

Девушка довольно зашипела, устраиваясь поудобнее, запах смущения и растерянности, так некстати снова одолевших ее жениха, щекотал ей ноздри, не давая сосредоточиться на разговоре. Ну что за напасть, как только этот чересчур помешанный на этикете и всех глупостях, с ним связанных, представитель рода человеческого вспоминает о том, что она принцесса и, возможно, его будущая супруга, все летит в преисподнюю к Саану! Он сразу же начинает вести себя как благородная девица, случайно оказавшаяся в борделе в самый разгар рабочей ночи этого, вне всякого сомнения, уважаемого заведения! И ведь приходится делать вид, что ничего такого не происходит, потому что стоит только заметить его состояние, как душевные метания этого странного создания начинают усиливаться в геометрической прогрессии. Что хочешь, то и делай! И главное – совершенно непонятно, почему это происходит! Пока он считал свою собеседницу обыкновенным диином, никаких проблем с этой стороной их отношений не наблюдалось!

Эра краем глаза заметила какое-то осторожное движение и стремительно вскочила, одновременно выхватывая кинжалы. Поздно! Воспользовавшись тем, что ее внимание полностью сосредоточенно на Сейнале, джакор умчался в неизвестном направлении, прихватив с собой остатки мяса. Вот ведь несносное создание! Стоит только отвлечься – и все договоренности летят к демонам! Принцесса спрятала оружие в ножны и виновато покосилась на юношу, слегка ошарашенного ее неожиданным прыжком.

– Прос-с-сти, твой натурщик с-с-сбежал. Подожди немного, я его поймаю…

– Не нужно. – Юноша хмыкнул, разглядывая коллекцию своих набросков. – Он все равно не сидит неподвижно, так что лучше, чем есть, я уже не нарисую, придется доделывать по памяти. Думаю, получится. – Сейнал несколько мгновений помолчал и вдруг нерешительно поинтересовался у Эры, с любопытством созерцающей результаты его сегодняшних трудов: – А ты не против, если я нарисую твой портрет? Без покрывала?

Принцесса оторвалась от изучения эскизов и, стараясь ничем не выдать удовлетворения от того, какое направление внезапно приняли события, промурлыкала:

– Ес-с-стес-с-ственно, нет. Почему я должна быть против?

– Великолепно! – Юноша замялся. – Но тебе придется мне попозировать какое-то время. Если тебе нетрудно, конечно.

– Нетрудно. – Девушка довольно сощурилась, наблюдая за оживившимся художником. – С-с-сегодня вечером тебя ус-с-строит?

– Да, конечно. – Сейнал просиял и начал собирать разбросанные по всему газону краски и кисти, попутно объясняя ей, где будет проходить сеанс. – Ты знаешь, Ее Величество распорядилась оборудовать мне настоящую студию! Она на том же этаже, где и мои комнаты, только чуть дальше…

– Найду. – Эра изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Юноша забыл, что находится во дворце, который она изучала с детства и теперь знает как собственную ладонь. К тому же ей не составит никакого труда найти в достаточно ограниченном пространстве хорошо знакомого человека по запаху, особенно запаху краски! Принцесса вернулась к тренировке, краем глаза наблюдая за Сейналом, старательно упаковывающим многочисленные орудия своего труда, и раздумывая над непростым вопросом, следует ли посвящать своего будущего жениха в некоторые тайны своей семьи или все-таки немного подождать? И не сочтет ли человек подобную скрытность нарушением их договора? Вот ведь дилемма! Эра смазала очередной выпад и сердито сунула кинжалы в ножны. Бесполезно! В таком состоянии она просто неспособна сосредоточиться на занятиях! Так, а это еще что? Ну вот так всегда, стоит только отвлечься, и пожалуйста!

Пока она обдумывала так не кстати пришедшую в голову мысль о допустимости передачи секретной информации по сути пока еще чужому ей человеку, который, хоть и не вызывает у нее желания убить его на месте, но полного доверия не заслуживает, поскольку старается избежать нежелательного для себя события (свадьбы) и поэтому теоретически способен использовать подобные сведения во вред, этот самый человек умудрился собрать свой разнообразный инвентарь и теперь пытался его поднять. И это учитывая, что всю эту ерунду в парк тащила парочка слуг! Экстремал, Саан его побери! Следовало немедленно вмешаться. Принцесса застегнула капюшон, закрывая лицо, стремительно преодолела разделяющее их расстояние и с беззвучным вздохом раздражения подхватила тяжелый мольберт и чемоданчик с красками, опередив на долю мгновения растерявшегося от ее демарша Сейнала. Бросив на опешившего парня выразительный взгляд, Эра зашагала к дворцу, предоставив своему будущему мужу тащить всякую ерунду, вроде футляра с кисточками и складного табурета, справедливо полагая, что эти вещи особым весом не отличаются и даже у человека хватит сил донести их до места назначения, не надорвавшись.

Эфа, устало ссутулившись, стояла у открытого окна и равнодушно смотрела на раскинувшийся перед ней парк. Яркая зелень деревьев и кустов, разбавленная кое-где голубым сиянием искусственных прудов и причудливыми линиями дорожек, вызывала у нее глухое, безнадежное раздражение. Слишком сильно то, что она видела, отличалось от красных морей и синих равнин Оттори и напоминало о бесконечной борьбе, борьбе, в которой нет и не может быть окончательной победы. В борьбе за право властвовать над другими, не подчиняясь никому. Императрица изогнула губы в едкой усмешке, она не понимала, почему люди так стремятся к подобным вещам, и, откровенно говоря, не очень-то хотела понимать. Любые виды поединков, состязания силы, воли, разума, да, это действительно заставляло ее сердце биться быстрее в предвкушении удовольствия, но бесконечная череда нудных обязанностей, которые необходимо исполнять изо дня в день только для того, чтобы иметь возможность назвать себя правителем государства… Нет, это не вызывало в ее душе (если, конечно, у нее есть душа, последнее время священники Саана повадились намекать, что она лишена этого важного атрибута любого разумного существа) никакого отклика. Но ради жизни и благополучия своих близких Эфа вынуждена была выбрать этот путь и не имела возможности его покинуть. Только ее власть над жизнями людей удерживала их от того, чтобы не разорвать на части и ее, и ее семью. Лишь немногие готовы были идти за ней по своей воле, всех остальных тянули страх смерти и жажда наживы, которые в любой момент могли обернуться убийственной яростью, способной уничтожить все, что ей дорого. Стоит ей только один раз ошибиться, и последствия будут фатальными для всех, кого она любит.

Императрица прикрыла глаза, пытаясь сдержать подступившее к горлу бешенство. Все говорило о том, что она все-таки совершила эту роковую ошибку, и самое страшное заключалось в том, что Эфа никак не могла определить, где же именно допущен просчет. Все ее инстинкты кричали о наступающей со всех сторон опасности, но разрозненные фрагменты никак не желали собираться в цельную картину. Покушения на Рейта и Сейнала, так не вовремя просочившаяся информация об особенностях физического развития Эры, едва не удавшееся предательство маркиза Жердена, планы председателя регентского совета царства Реен – все это вызывало вполне объяснимую тревогу, однако никак не получалось определить, кто же все-таки за этим стоит. И чего пытается добиться этот «кто-то»? Может быть, это разные группы, действующие каждая сама по себе? Или нет? Служба безопасности сбилась с ног, распутывая один заговор за другим, но все, кого они арестовали, не тянут на роль главной фигуры в этом представлении. Фигуры, о которой неизвестно даже, искать ли ее в стране или за пределами. А ведь еще совсем недавно она была уверена, что самое сложное осталось позади…

Тихо приоткрылась дверь кабинета, и в образовавшуюся щель беззвучно скользнула Хиза, как всегда с ног до головы закутанная во всевозможные тряпки, только теперь под просторным светлым плащом прятался легкий защитный комбинезон, не уступающий по своим качественным характеристикам тяжелым боевым скафандрам людей.

– Информация подтвердилас-с-сь? – Эфа обернулась к вошедшей женщине-диину, всем своим видом показывая, что готова слушать внимательно и столько, сколько потребуется.

– Да. – Хиза стремительно пересекла разделяющее их пространство кабинета и села в углу лицом к двери, по привычке скрестив ноги. На свою подругу она смотреть избегала. – Не торчала бы ты у окна.

– Там парк. Никто не с-с-сможет подобратьс-с-ся на дис-с-станцию выс-с-стрела, да и поле блокировки по-прежнему дейс-с-ствует. Рас-с-сказывай, что удалос-с-сь узнать.

– Информацию об Эре передал ее гувернер, его поймали, как ни странно, на преданности своей стране. Тот, кто умудрился уговорить этого человека предать, напирал на идею, что государством людей должны править люди, а не монстры, появившиеся на свет в результате неудачного генетического эксперимента.

– И кто же оказалс-с-ся нас-с-столько убедителен? – Эфа пропустила мимо ушей эпитеты «монстры» и «генетический эксперимент», сейчас не время было приходить в ярость, следовало попытаться найти выход из сложившейся ситуации. Женщина-диин нервно оскалилась, явно пытаясь справиться со своими эмоциями, и продолжила доклад:

– Герцог Ларнтен. Его, скажем так, не совсем лояльное отношение к трону было замечено еще несколько месяцев назад, но проверка ничего не дала. Так, стандартные для аристократов его уровня интриги ради власти и новых земель, ненависть к правящей Императрице, что для родовитых дворян давно стало уже более чем обычным явлением, и никаких серьезных грешков. Выяснив это, оперативники успокоились и перешли к пассивному наблюдению. Беда в том, что к моменту проверки было слишком поздно. Герцог уже успел связаться с шестью разведками через подставных лиц и передал полученную от гувернера информацию, причем в таком виде, что только идиот не попытался бы использовать подвернувшийся шанс. Этот интриган упирал на податливость психики Эры в период взросления и ненавязчиво намекал на возможность заключения династического брака с любым более или менее смазливым и обаятельным парнем, который сможет очаровать эту юную влюбчивую дурочку. Агенты, естественно, данные перепроверили, подтверждения не обнаружили, но решили все-таки отрапортовать наверх, ну а правители действовали каждый из своих соображений. Кто-то действительно пытался таким образом посадить члена своей семьи на имперский трон, вполне логично рассуждая, что если даже информация не соответствует действительности, то все равно никаких серьезных потерь не будет, а если соответствует – выгода, и немалая. Другие стремились, воспользовавшись вовремя подвернувшимся случаем, решить свои проблемы…

– А зачем это понадобилос-с-сь герцогу Ларнтену? – Императрица задумчиво прикусила коготь на большом пальце, глядя перед собой остановившимися глазами. – Я никак не могу понять, зачем ему было идти на подобный рис-с-ск?

– Чтобы отвлечь наше внимание от своей персоны. – Хиза сердито дернула крыльями, явно злясь в первую очередь на себя. – Пока шла подготовка к визиту и во дворце толпились эти ненормальные женихи со свитами, Служба безопасности занималась периферией постольку-поскольку. Не до того было. А теперь поздно. Герцогство Ларнтен за последние месяцы увеличилось в полтора раза за счет браков детей герцога, но не это главное: этому интригану удалось договориться с Земной федерацией о поддержке и военной помощи.

– Подробнее. – В голосе Эфы не осталось никаких эмоций, она, казалось, снова вернулась в те времена, когда любые чувства вызывали у нее лишь легкое недоумение. Женщина-диин обеспокоенно покосилась на свою подругу, но вынуждена была продолжать, сейчас любое промедление могло стать фатальным.

– На данный момент ситуация такова: герцог со всем своим семейством находится в Ларнтене и ждет любого повода, чтобы объявить о своем выходе из Империи. На границе этого момента ожидают несколько мобильных эскадр Земной федерации, готовые оказать помощь «мирным гражданам, подвергшимся необоснованной атаке со стороны императорских войск», как только мы направим в отколовшийся район флот, они вмешаются на стороне сепаратистов. После чего по крайней мере семь герцогов ударят нам в спину. Теперь не вызывает сомнения, что демарш Жердена тоже был проведен с подачи разведчиков Земной федерации. Если мы оставим все как есть, то Ларнтен просто фактически выйдет из-под контроля Империи и через несколько лет потребует независимости на том основании, что уже действует как самостоятельное государство, да и остальные герцоги будут иметь перед собой пример безнаказанного неповиновения Императрице, а значит, бунты и восстания начнутся с новой силой.

– Не с-с-сомневаюс-с-сь. – Императрица хмуро фыркнула. – Но вот зачем Земной федерации ввязыватьс-с-ся во внутренние дрязги другого гос-с-сударс-с-ства? Хотя война, ес-с-сли она ведетс-с-ся на чужой территории, это вс-с-сегда неплохой с-с-спос-с-соб заработать, но вс-с-се-таки…

– Президент Земной федерации, скорее всего, планирует присоединить Ларнтен к своей стране. Во всяком случае, наши аналитики дают практически стопроцентную вероятность подобной мотивации его действий в сложившейся ситуации. Он пришел к власти под лозунгом расширения границ и обеспечения всех желающих землей, но колонизировать неосвоенные планеты слишком хлопотно и дорого. Гораздо легче под предлогом защиты от геноцида или еще по какой-нибудь столь же надуманной причине, например для умиротворения воюющих сторон, захватить уже полностью освоенные миры. Особенно миры, где есть немалые запасы хордига ^[11]. Если ты помнишь, этот металл поставляют в Федерацию именно из этого герцогства. Полагаю, герцог в курсе планов своих новых друзей, но рассчитывает поторговаться, хотя сомневаюсь, что у него получится.

– Н-да, рас-с-слабилис-с-сь, увлеклис-с-сь ловлей мес-с-стных заговорщиков и упус-с-стили дейс-с-ствительно с-с-серьезную угрозу. – Эфа не скрывала недовольства собой. – Теперь придетс-с-ся платить за с-с-собс-с-ственные промахи. С-с-скорее вс-с-сего, идеи о прис-с-соединении новых планет князя Бернс-с-ского тоже из этой же с-с-серии: с-с-спровоцировать конфликт, а потом влезть в качес-с-стве миротворца, дабы решить проблему малой кровью, не забывая и о с-с-своих с-с-собс-с-ственных интерес-с-сах, ес-с-стес-с-ственно. Ну и что будем делать? Я не могу отложить оглашение помолвки, а пос-с-сле церемонии протокол требует нанес-с-сения официального визита с-с-семье жениха. Я и Эра должны будем ос-с-ставить с-с-страну как минимум дней на с-с-сорок, пока пройдут вс-с-се торжес-с-ства, пока публично подпишем с-с-соответс-с-ствующие договора о ненападении, взаимопомощи и прочей ерунде. Мы можем прос-с-сто не ус-с-спеть вернутьс-с-ся до того, как на троне окажетс-с-ся новый Император или вообще не окажетс-с-ся с-с-страны, которой мог бы править этот с-с-самый Император. С-с-сейчас-с-с уже с-с-слишком поздно пытатьс-с-ся ус-с-странить герцога, да и бес-с-смыс-с-сленно, каков бы ни был результат, подобная попытка с-с-станет великолепным поводом для интервенции, которого они так ждут.

– Может быть, убрать президента Земной федерации? – Хиза задумчиво подняла брови. – Неплохой способ решить проблему.

– Бес-с-смысленно. – Императрица, подчеркивая свои слова, отрицательно покачала головой. – Это тебе не Объединение с-с-свободных планет, где было точно извес-с-стно, кто придет к влас-с-сти и что с-с-следует ожидать от нового правителя. Дело в том, что, как таковой, президент в этой с-с-стране не более чем ширма, политичес-с-ский с-с-символ, под знаменами которого к влас-с-сти приходит определенная группа влиятельных людей, с-с-стремящихс-с-ся таким с-с-спос-с-собом получить значительную выгоду, выборы – штука дорогая. Так что ес-с-сли мы даже уничтожим президента, пока не будет избран новый, политика федерации не изменитс-с-ся, а по их конс-с-ституции процедуру переизбрания главы гос-с-сударс-с-ства в с-с-случае его дос-с-срочного с-с-смещения с-с-с пос-с-ста либо с-с-смерти можно затягивать довольно долго. К тому же нет никакой гарантии, что с-с-следующий президент не окажетс-с-ся предс-с-ставителем интерес-с-сов тех же людей, что и нынешний.

Женщины посмотрели друг на друга, каждая понимала другую без слов, проблема, с которой им предстояло разобраться, не имела простого решения, впрочем, они обе подозревали, что ситуация не имеет решения вообще, но предпочитали об этом не думать. Сдаваться подруги не умели, да и в данном случае капитуляция выглядела всего лишь разновидностью отсроченного самоубийства. Эфа усмехнулась краем губ, читая в глазах Хизы отражение своей собственной решимости идти до конца, и задумчиво произнесла:

– По крайней мере, им не удалос-с-сь ос-с-слабить наш флот, теперь неплохо бы немного подкорректировать их планы. С-с-скажи Дзере, пус-с-сть как можно с-с-скорее оправляетс-с-ся вмес-с-сте с-с-с нашим юным заговорщиком в царство Реен. Нужно вывес-с-сти из игры предс-с-седателя регентс-с-ского с-с-совета. Кс-с-стати, к операции вс-с-се готово?

– Все. – Женщина-диин сердито оскалилась. – Когда будем начинать вторую фазу?

– Вирус-с-сы должны быть применены одновременно. Первый начнет дейс-с-ствовать немедленно, но только на князя, второй имеет инкубационный период нес-с-сколько дес-с-сятков дней и при этом заразен с-с-с момента проникновения в организм нос-с-сителя, так что первые заболевшие появятс-с-ся как раз пос-с-сле ежегодной ярмарки, на которую, как обычно, с-с-съедутся торговцы с-с-со вс-с-сей Галактики. Никто и не заподозрит, кто на с-с-самом деле с-с-стал причиной заражения и с-с-смерти практичес-с-ски вс-с-сех предс-с-ставителей царс-с-ствующей динас-с-стии. Только пус-с-сть Дзера не забудет обработать пару дес-с-сятков человек с-с-с какой-нибудь отдаленной планеты, но более активно развивающимс-с-ся штаммом, и позаботитс-с-ся о том, чтобы мальчишка принял обе вакцины. Это немного отвлечет гос-с-спод из Земной федерации от нас-с-с и заодно дас-с-ст им пищу для размышлений. Какое-то время выиграем в любом с-с-случае.

Хиза молча кивнула, прекрасно понимая, что последние распоряжения в принципе и нужны-то лишь для того, чтобы успокоить саму Императрицу, которая слишком хорошо понимает, насколько опасна сложившаяся ситуация. Эфа, уловив отголосок эмоций подруги и услышав ее едкое замечание, что, возможно, люди-агенты и допускают ошибки, но за диинами, работающими в ее службе, подобное пока замечено не было, устало улыбнулась. Действительно, крылатые нелюди обычно справлялись с заданиями безупречно, но сейчас никакая предосторожность не казалась ей излишней. Слишком многое зависело от результата. С другой стороны, разработанный ее учеными вирус еще не давал повода усомниться в своей надежности.

Два штамма этой дряни различались только сроком инкубационного периода, а в остальном были абсолютно идентичны, к тому же Императрица предусмотрительно отдала распоряжение заложить в изобретение одно немаловажное свойство: оказываясь вмертвых тканях, после того как уже был помещен в живое тело, вирус разлагался на безобидные составляющие за несколько секунд. Учитывая заразность этого биологического оружия, такая предосторожность была совсем нелишней, иначе после его применения войскам приходилось бы долго ждать, пока трупы не уничтожатся, так сказать, естественным образом, или тратить сумасшедшие деньги на вакцину. В данной ситуации эта особенность, по мнению Эфы, была самой важной, поскольку не позволяла провести всестороннее исследование возбудителей болезни участников ярмарки и царской семьи, а значит, и выяснить некоторые различия в сроках, прошедших от заражения до появления первых симптомов.

Императрица заставила себя вынырнуть из несвоевременных размышлений об особенностях уничтожения правящих династий других государств при помощи подручных биологических средств, заодно подавив желание напомнить Хизе, чтобы она проинструктировала Дзеру о необходимости ввести Дарену вакцину с небольшим добавлением препарата, создающего неплохую иллюзию заражения, только без летальных последствий. Еще предстояло решить, что делать с предателем герцогом, причем действовать нужно было быстро и осторожно, чтобы неспровоцировать Земную федерацию на вторжение. Воевать на два фронта: с оккупантами и местными бунтовщиками – занятие для самоубийц. Женщина-диин, видимо ощутив ее настроение, задумчиво протянула:

– Вот бы найти способ расправиться с противниками поодиночке… Но для этого нужно действовать очень быстро. Может быть, попробовать взорвать эскадры Земной федерации как флот мятежных герцогов семь лет назад?

– Не получитс-с-ся. – Эфа с сожалением покачала головой. – Эти эс-с-скадры у Федерации далеко не единс-с-ственные, к тому же их уничтожение с-с-станет отличным поводом для вторжения, благо на пограничных планетах у них не один дес-с-сяток военных баз, будет откуда подтянуть новые с-с-силы. А мне, как ты знаешь, даже пос-с-сле одного такого фокус-с-са нужно на вос-с-становление три-четыре дня, причем в больничных ус-с-словиях. Требуетс-с-ся что-то другое. Что-то такое, что не позволит нашим агрес-с-сивным с-с-сос-с-седям вообще пустить в ход боевые корабли. Ес-с-сли удас-с-стс-с-ся ис-с-сключить вмешательс-с-ство Земной федерации в конфликт с-с-с герцогс-с-ством Ларнтен, то призвать этого мятежного дворянина к порядку будет делом нес-с-скольких дней и пяти-шести эс-с-скадр нашего флота, но пока это из разряда благих пожеланий. Я прос-с-сто не предс-с-ставляю, как можно ос-с-сущес-с-ствить подобную операцию. Недос-с-статочно информации.

– Я займусь. – Хиза с готовностью поднялась на ноги. – Поговорю с Лотаном, он в психологии людей разбирается лучше нас с тобой, может быть, существует способ повлиять на политиков Федерации, в конце концов, у любого есть слабое место.

– Хорошо. – Императрица сердито наморщила нос. То, что она собиралась делать, вызывало у нее почти инстинктивное неприятие. – А я должна вс-с-се рас-с-сказать Рейту, с-с-ситуация черес-с-счур с-с-серьезна, чтобы было безопас-с-сно держать его в неведении.

Эфа злилась на обстоятельства, вынуждавшие ее тревожить своего мужа по поводу дел, которые в принципе не должны его интересовать, но не могла ничего с этим поделать. Речь шла не о банальном заговоре или покушении, не представляющем никакой реальной опасности в силу недалекости людей, взявшихся за их осуществление. На этот раз предстояло столкнуться с серьезным противником в лице спецслужбы другого государства, которая к тому же имела союзников на имперской территории. Ситуация до отвращения напоминала события, произошедшие сразу после ее коронации, и это не могло небеспокоить. Тогда они выжили лишь чудом, теперь это чудо предстояло повторить.

ГЛАВА 23

Рейт осторожно обнял свою жену, привычно избегая всего, что могло его поранить. То, что ему рассказала Эфа, заставило его быть еще более аккуратным с этим непредсказуемым и подчас непонятным созданием, вот уже на протяжении почти восьми лет с неизменным успехом портящим ему жизнь. Ее Величество Императрица не часто сталкивалась с проблемой, которую не могла решить с ходу, и поэтому весьма болезненно реагировала на подобные случаи. Особенно если они по какой-то ей одной известной классификации подпадали под определение «не смогла защитить». Принц-консорт просто ненавидел подобные ситуации из-за своей неспособности реально помочь своей жене и поддержать ее в такой момент чем-нибудь кроме банального утешения и заверений в том, что она со всем справится. И даже при таких, казалось бы, на первый взгляд безобидных действиях ему приходилось быть предельно осторожным, чтобы его нельзя было заподозрить в жалости к «неудачнице», потому что попытка пожалеть Эфу могла закончиться только одним заранее прогнозируемым результатом: яростным шипением и торопливым исчезновением в неизвестном направлении. Императрица до сих пор не очень умела принимать утешение от кого бы то ни было, а жалость воспринимала как личное оскорбление и признак слабости. Иногда Рейт до зубовной боли желал встретиться с тем моральным уродом, который превратил вполне нормального ребенка в существо, просто неспособное понять некоторые аспекты человеческих эмоций.

Почувствовав, видимо, состояние своего мужа, Эфа осторожно потерлась щекой о гладкий шелк его рубашки и успокаивающе проворчала:

– Не злис-с-сь, вс-с-се будет в порядке. Я с-с-сделаю возможное и невозможное для того, чтобы с-с-спас-с-сти тебя и Эру. Прос-с-сто будь ос-с-сторожнее, пока я не разберус-с-сь с-с-с этими с-с-сволочами.

Принц только вздохнул, его любимая супруга, как всегда, оставалась верной своей излюбленной привычке приводить его в бешенство по поводу и без такового. Это надо же было додуматься! Почувствовав его эмоции, предположить, что он сердится на нее и боится за собственную жизнь! Ну что за человек! Хотя в том-то и беда, что не человек! Рейт решил немедленно внести ясность в ситуацию и хмуро заметил:

– Вообще-то я как раз за тебя и волновался. Ты станешь первой мишенью для этих заговорщиков, поскольку в спецслужбах полные дураки работают довольно редко и додуматься до простой мысли, что Рил давно уже является не чем иным, как ширмой, за которой прячется новый глава Службы безопасности, подчиняющийся не мне, а тебе, они способны. Как и до того, что ты далеко не та марионетка, которой они тебя считали, а значит, ты станешь наиболее вероятной мишенью для покушения.

– Было бы неплохо. – Эфа задумчиво дернула ухом. – Пока они будут пытатьс-с-ся убить меня, ты окажешьс-с-ся в относ-с-сительной безопас-с-снос-с-сти, и вес-с-сьма вероятно, что противники с-с-совершат ошибки, которые позволят нам с-с-с Хизой их уничтожить.

– Даже думать не смей! – Принц задохнулся от дурного предчувствия. – Только попробуй изображать приманку, я не знаю, что с тобой сделаю! Я не собираюсь тебя хоронить!

Рейт запнулся, обнаружив, что его жена смотрит на него с легко читаемым изумлением, и с трудом взял себя в руки. Он редко давал себе волю, предпочитая не показывать, какие чувства вызывает у него привычка Эфы рисковать собой по поводу и без оного, даже не замечая грозящей ей смертельной опасности, а это невероятное создание редко проникало в его сознание в такие моменты. В результате Императрица, похоже, слабо представляла себе, что чувствует ее муж, наблюдая за ее выходками. Ее Величество знала, что он сердится, когда она скрывает от него информацию об очередном покушении, но, видимо, не подозревала, что причиной подобной реакции на ее действия является банальный страх за ее жизнь. И теперь, обнаружив такую сногсшибательную новость, Эфа несколько оторопела и растерялась, не зная, как ей следует реагировать на стремительное изменение картины мира, к которой она уже привыкла. Рейт виновато улыбнулся, поняв, что стал причиной очередного потрясения, постигшего его жену, и примирительно произнес:

– Прости, я не хотел на тебя кричать, но пойми, в конце концов, если ты погибнешь…

– Не погибну! – Императрица внезапно оскалилась и аккуратно, чтобы случайно не поранить когтями, прикоснулась к его щеке тыльной стороной ладони. – Извини, что рас-с-строила. Я не с-с-собиралас-с-сь погибать, а теперь уж и подавно с-с-сделаю вс-с-се возможное, чтобы ос-с-статьс-с-ся в живых. Не бес-с-спокойс-с-ся обо мне, пока еще я в с-с-сос-с-стоянии о с-с-себе позаботитьс-с-ся…

Резкий, пронзительный писк коммуникатора заставил Эфу замолчать, не закончив фразы, а Рейт невольно вздрогнул, когда по ушам ударил этот отвратительный, с его точки зрения, звук, и в который раз спросил себя, почему его жена выбрала для срочных вызовов именно этот тон, плохо переносимый человеческим ухом. Но на раздумья не оставалось времени, потревожить Императрицу, когда она разговаривает со своим принцем-консортом, Тоорон осмелился бы только в самом крайнем случае. Эфа тоже это понимала. Выскользнув из его объятий, она подошла к коммуникатору и, нажав кнопку связи, коротко бросила:

– Что?

– Ваше Величество, царевич Тсерш просит предоставить ему аудиенцию по вопросу, не терпящему отлагательств. – Секретарь был предельно официален, и это означало, что рядом с ним еще кто-то находится. Рейт мог бы поспорить, что настырный посетитель, ставший свидетелем общения диина со своей Императрицей, не кто иной, как сам царевич, выразивший желание встретиться с повелительницей Империи тысячи солнц.

Принц-консорт устало покачал головой, спрашивая себя, до каких же пор все эти наделенные титулами вместо мозгов придворные будут требовать к себе внимания по самым незначительным поводам именно тогда, когда совершенно не до них. Он тихо кашлянул и, когда Эфа вопросительно оглянулась, показал глазами на внутреннюю дверь, предлагая оставить ее наедине с посетителем. Его жена отрицательно покачала головой, сверкнув оч-чень многообещающей ухмылкой, и коротко прошипела в коммуникатор:

– Приглас-с-си!

Рейт недоуменно моргнул, ему показалось или дверь покоев распахнулась еще до того, как его жена произнесла последний слог? Вошедший был удивительно похож на Цаакеша, но кое-что сразу подчеркивало разницу между ним и несостоявшимся женихом Эры – решительный, твердый взгляд черных, слегка раскосых глаз однозначно давал понять, что царевич никогда не плясал под чужую дудку и привык сам делать выбор и платить его цену. Тсерш коротко поклонился, чувствовалось, что ему привычнее отдавать воинские салюты, чем придворные реверансы. Принц-консорт невольно проникся к нему уважением, когда царевич не дрогнул, увидев Императрицу без капюшона, смелости ему явно было не занимать.

– Ваше Величество, Ваше Высочество, благодарю, что согласились встретиться со мной так быстро, но, к сожалению, обстоятельства вынуждают меня как можно скорее отбыть домой, и я не мог тратить время на официальные церемонии.

– Я понимаю. – Эфа тоже заметила, что ее внешность в кои-то веки не произвела на человека сильного впечатления и, кажется, слегка оттаяла. Рейт вежливо кивнул в ответ на слова гостя и непринужденно устроился в кресле у окна, всем своим видом демонстрируя внимание. – Что же требовалос-с-сь так с-с-срочно обс-с-судить?

– Агрессию Земной федерации. – Царевич заметно расслабился, видимо, прямолинейные разговоры устраивали его куда больше дипломатических кружев. – Насколько я знаю, это государство угрожает благополучию вашей страны.

– Даже ес-с-сли и так, какое отношение имеет к этому царс-с-ство Hyp? – Императрица приподняла брови, выражая удивление. Она небрежно указала гостю на одно из свободных кресел, а сама спокойно устроилась на подлокотнике кресла Рейта, удобно уложив подбородок на его макушку.

– Прямое. – Тсерш никак не прореагировал на более чем вольное по меркам его страны поведение Императрицы, он невозмутимо занял предложенное место и спокойно продолжил: – Наша служба безопасности выяснила, что за заговором по устранению Цаакеша из очереди наследования стоит именно Федерация. Мой двоюродный племянник вот уже десять лет учится в одном из университетов этого государства, а точнее, просаживает деньги в его столице, и последнее время его поведение стало вызывать у нас опасения. Он слишком близко сошелся с некоторыми персонами, замеченными в тесном сотрудничестве с местными спецслужбами, к тому же Шесс оказался выкормышем одного неприятного заведения, действующего в Земной федерации.

– Школы, которая из брошенных детей готовит диверс-с-сантов разного толка? – Эфа презрительно фыркнула. – Много же вам потребовалос-с-сь времени, чтобы это выяс-с-снить!

– Да. – Царевича не смутила критика, он бесстрастно встретил взгляд нечеловеческих янтарных глаз и холодно заметил: – Возможно, дело в том, что в заговоре замешаны племянник царя и мой двоюродный брат, который до последнего времени обладал значительным влиянием при дворе и пользовался доверием отца, что позволило ему скрыть некоторые факты биографии будущего воспитателя царевича.

– Дело плохо, с-с-сколько ваш племянник находилс-с-ся под влиянием этого человека? – Императрица бессознательно потерлась щекой о волосы Рейта, и он усилием воли заставил себя остаться бесстрастным, подобный жест означал у его жены сильное волнение, а заставить Эфу потерять выдержку в присутствии постороннего могло только нечто неординарное. Что-то, чего следовало серьезно опасаться.

– Ему сейчас восемнадцать. Около девяти лет, а в чем дело? – Тсерш не знал особенностей выражения эмоций Ее Величества, но непроизвольно насторожился, и принц-консорт в который раз пожалел, что дурацкое облучение не позволяет этому человеку занять предназначенное для него место на троне, иметь с ним дело было бы истинным удовольствием, даже если он будет выступать в качестве противника. Поймав себя на несвойственных ему мыслях, Рейт невольно поежился и покосился на примостившуюся на подлокотнике его кресла жену. Видимо, озабоченная своими размышлениями, она в очередной раз бессознательно коснулась его сознания, делясь не только эмоциями, но и привычками. Этого только не хватало! Принц сердито передернул плечами, привлекая к себе внимание, и, встретившись взглядом с удивленными янтарными глазами, выразительно нахмурился. В следующий миг чужое присутствие у него в голове растаяло как туман под солнечными лучами, а Эфа уже отвечала царевичу, так и не заметившему или сделавшему вид, что не замечает этот маленький инцидент.

– Там неплохо учат пс-с-сиховоздейс-с-ствию, возможно, что Цаакеша уже нельзя привес-с-сти в нормальное с-с-сос-с-стояние.

Тсерш, услышав ее слова, грустно усмехнулся:

– То же самое сказал наш семейный врач, которого я привез с собой, это одна из причин, вынудивших меня добиваться встречи с вами. Мой племянник никогда не сможет занять трон, нет, какие-то еще прежние качества у него остались, но в таком мизерном количестве, что правителя из него никогда не получится. И мы вынуждены будем объявить об этом, или это сделают заговорщики, воспользовавшись нормами наследственного права, предписывающими в случае возникновения сомнений в способности представителей правящей династии занять трон проводить всестороннее освидетельствование всех потенциальных наследников, которое немедленно выявит несоответствие большинства из нас прописанным в законе требованиям. Поэтому в ближайшее время в царстве будет, мягко говоря, нестабильная ситуация, а мой двоюродный племянник, полностью находясь под влиянием своих новых друзей, несомненно, попытается воспользоваться этим, чтобы добиться объявления его официальным наследником. Но отец на это ни за что не пойдет, скорее он отдаст приказ уничтожить его, чем посадит на трон марионетку, пляшущую под дудку Земной федерации. Я уполномочен заручиться вашим согласием на совместные действия против агрессора, в частности, готов предоставить всю имеющуюся у нас разведывательную информацию по лицам, ответственным за нынешний кризис в наших государствах.

Рейт недоверчиво уставился на царевича, спрашивая себя, не начались ли у него, случаем, слуховые галлюцинации. Предложение, только что озвученное Тсершем, было, мягко говоря, беспрецедентным! До какой же степени отчаяния должен был дойти Таашер II, если решился на столь тесное сотрудничество с Империей, никогда не отличавшейся миролюбием и довольно часто уничтожавшей своих бывших союзников. Н-да-а, ситуация! С другой стороны, поддержка разведки царства Hyp никогда не будет лишней…

– Принимаю ваше предложение. – Эфа соскользнула с подлокотника кресла и задумчиво прошлась по комнате, не обращая внимания на взгляды мужчин, неотрывно следующие за ней. В конце концов, кто в своем уме выпустит из поля зрения настолько опасное создание? – Нам нужно пос-с-старатьс-с-ся отвлечь этих гос-с-спод от наших с-с-стран на время, дос-с-статочное для того, чтобы подготовить дос-с-стойный ответ. Хотя бы нес-с-сколько дес-с-сятков дней…

Прервав себя на полуслове, Императрица остановилась перед царевичем и, явно пересиливая себя, произнесла:

– Ес-с-сть с-с-спос-с-соб с-с-сделать Цаакеша приемлемым нас-с-следником. – Тсерш вскинул на нее пораженный взгляд и хрипло выдохнул:

– Какой? – Через мгновение он взял себя в руки и уже другим тоном продолжил: – Я знаю, что вы способны восстановить психику человека после психокодировки, но в данном случае это не насильственное изменение сознания, а последовательная его перестройка, результаты которой стали для него уже естественными.

– Я в курс-с-се. – Императрица холодно улыбнулась. Рейт невольно вздрогнул, улыбка жены больше всего напоминала яростный боевой оскал. – И предлагаю вам не это. А также не пс-с-сихокодировку, в конечном счете разрушающую выс-с-сшую мыс-с-слительную деятельнос-с-сть. У одного из кланов диинов ес-с-сть методика вос-с-спитания разведчиков, к ней прибегают крайне редко, потому что ес-с-сли была с-с-совершена ошибка при избрании призвания и ребенок не подходит по с-с-своим личнос-с-стным качес-с-ствам для такого дела, применение этой с-с-сис-с-стемы подготовки полнос-с-стью разрушает его личное-с-сть, с-с-создавая взамен новую. Обычно подобное не приветс-с-ствуетс-с-ся, но в нашем с-с-случае это может с-с-стать выходом из положения. Цаакеш и так практичес-с-ски неполноценная личнос-с-сть, поэтому, ес-с-сли он переживет процес-с-с обучения, то с-с-станет с-с-совершенно другим человеком, с-с-спос-с-собным адаптироватьс-с-ся в любой с-с-ситуации, прис-с-спос-с-собитьс-с-ся к любой роли, в том чис-с-сле и роли нас-с-следника трона.

Принц-консорт почувствовал, как по спине побежали ледяные мурашки. Он покосился на царевича и увидел на его лице потрясение, которое суровый воин не сумел скрыть. Предложение Эфы звучало чудовищно, но, Рейт горько улыбнулся про себя, действительно могло стать выходом из ситуации, если, конечно, мальчик выдержит процесс ломки. Впрочем, диины никогда не терпели серьезных неудач в своих начинаниях, поэтому можно было надеяться на то, что юный царевич переживет становление новой личности. Воттолько принц очень надеялся, что после этого он не будет помнить себя прежнего и осознавать, какую же гадость с ним сотворили, иначе, вполне возможно, взойдя на престол, он попытается отомстить своим доброжелателям. Словно прочитав его мысли, Императрица тихо добавила, явно пытаясь скрыть свое отношение к собственному предложению:

– Он не будет ос-с-сознавать изменения, произошедшие с-с-с ним, прос-с-сто с-с-станет реагировать на окружающий его мир по-другому, может быть, появитс-с-ся дис-с-скомфорт при с-с-столкновении с-с-с чем-то из его прошлой жизни, но с-с-серьезных с-с-страданий не будет. Он ос-с-станетс-с-ся полноценным человеком, а не марионеткой, запрограммированной на определенное поведение, так же как и любой другой, он с-с-сможет учитьс-с-ся на с-с-своих ошибках и корректировать мнение по любому вопрос-с-су с-с-с учетом новой информации… – Эфа передернула плечами. – С-с-сам процес-с-с, конечно, с-с-станет для него тяжелым ис-с-спытанием, но потом…

– Ясно. – Тсерш, погруженный в свои мысли, не заметил, что осмелился прервать Императрицу, нарушив тем самым пару десятков пунктов дипломатического протокола. – Пожалуйста, предоставьте мне все данные об этой методике, мне надо посоветоваться с отцом.

– Я понимаю. Вс-с-се, что нужно, будет дос-с-ставлено вам в течение час-с-са, можете вос-с-спользоватьс-с-ся прямой линией с-с-связи с-с-с царс-с-ством Hyp.

– Спасибо. – Царевич встал и, коротко поклонившись, вышел. Рейт тихо подошел к замершей посредине комнаты жене и осторожно обнял. Он прекрасно понимал, чего стоило ей высказать подобную идею. Эфа ненавидела все виды изменения сознания, слишком болезненные воспоминания остались у нее после попыток превратить ее в бессловесное оружие… Видимо, другого выхода действительно не было.

ГЛАВА 24

После нескольких дней, проведенных со своими детьми, Хиза пришла к неутешительному для себя выводу: совмещать воспитание человеческих детенышей и работу на посту главы Службы безопасности не самого спокойного государства в Галактике до отвращения сложно, почти невозможно. Времени катастрофически не хватало! Причем абсолютно на все! Женщина-диин походя исправила промах Лио, умудрившегося зацепить учебным клинком ее кресло, и продолжила изучение отчетов своих подчиненных. Отчетов было столько, что у нее создавалось стойкое впечатление, что все сотрудники Службы безопасности большую часть рабочего времени тратят исключительно на попытки описать свои действия и найти объяснения, почему им не удалось довести упомянутые действия до логического завершения.

Хиза беззвучно зарычала, обнаружив очередной шедевр уже порядком надоевшего ей народного творчества, казалось, просто скопированный с предыдущего, причем без учета возможных ошибок и неточностей, и поклялась жестоко отомстить коварному человеку, сбросившему на нее всю эту нудную рутину в самый неподходящий момент. Впрочем, диин привыкла быть с собой честной. Рил, как и она сама, не планировал подобного поворота событий, но проклятая особенность человеческого организма под названием «старость» дала себя знать очень уж не вовремя. Словно по заказу. Поэтому сейчас парочка ее лучших оперативников проверяла, не спровоцировал ли кто-то или что-то ухудшение состояния главы Службы имперской безопасности, которое вынудило его отойти от дел, официально передав бразды правления своей конторой в ее руки. (Слишком напряженной была ситуация в Империи, чтобы рискнуть и отдать даже номинальное управление кому-либо из его помощников, все они безусловно заслуживали доверия, но не настолько.) И пусть сколько угодно уважаемых врачей заявляют ей о том, что человек, разменявший четвертое столетие, по всем законам природы должен уже не только перейти на растительное существование, но и, покинув этот мир, отправиться на постоянное место жительства к Саану, пока ее специалисты не подтвердят отсутствие злого умысла во всей этой истории, она в случайность не поверит!

Хиза не глядя уклонилась от неудачного выпада своего сына и поморщилась. По ее сугубо личному мнению учить мальчика профессионально владеть оружием пустая трата времени и сил (вполне достаточного основных навыков, чтобы мог защитить себя до прихода помощи), но, к сожалению, в данном конкретном случае это была вынужденная мера… Как всегда, воспоминания об особенностях физиологии ее детей потянули за собой не самые приятные сцены разговора с мужем, и женщина-диин стиснула зубы, чтобы не зарычать от ярости. Лотан перенес известие об уготованной близнецам судьбе очень тяжело и почему-то решил, что в событиях, происходивших в его семье задолго до его рождения, виноват он. Бред перегревшегося на солнце сумасшедшего, но переубедить его пока не удавалось. В результате, вместо того чтобы заниматься исполнением своих непосредственных обязанностей и воспитывать (хотя бы иногда) собственных детей, человек страдал, переживал и совершал прочие, с ее точки зрения, бессмысленные действия. А она вынуждена была не только в экстренном порядке принимать дела от своего предшественника, походя уворачиваясь от резко активизировавшихся наемных убийц (господа аристократы не преминули вообразить, что власть в Империи захватили диины, и теперь активно сопротивлялись «захватчикам»), но и пытаться тренировать парочку детенышей, которые с поразительным единодушием желали научиться сражаться, дабы прикончить подонка, убившего их мать.

Против того, что подобное желание возникло у Лиа, Хиза совсем не возражала, мстительность женщин-диинов не была ни для кого секретом, но вот Лио ее беспокоил, мужчины подобной кровожадностью отличались редко, если, конечно, не происходили из клана разведчиков… Поймав себя в очередной раз на том, что пытается рассматривать поведение человеческих детей с точки зрения совсем нечеловеческой, Хиза коротко вздохнула, поминая Саана, его демонов и прочих малоприятных существ, изобретенных людьми для своего удобства (всегда есть кого обвинить в своих неприятностях и кому пожелать всяческих гадостей в ответ). Такие ошибки нельзя допускать ни при каких условиях, еще не хватало, чтобы из-за ее неправильной оценки действий близнецов случилась трагедия! Ведь люди, наоборот, сочли бы реакции Лиа выходящими за рамки нормы. Отличия менталитета, чтоб их! Ситуация ей не нравилась по определению. У нее просто не было времени на то, чтобы детально изучать особенности поведения существ, не относящихся к ее виду. Даже на одно только перечисление первоочередных задач ее службы уходило минут десять!

Начать хотя бы с того, что следовало обеспечить проведение церемонии помолвки на должном уровне безопасности, и это при умопомрачительном количестве гостей, журналистов, слуг и прочих потенциальных убийц, похитителей, дебоширов и просто скандалистов. Потом необходимо было завершить подготовку операции по смещению князя Бернского и при этом ни в коем случае не дать понять главному заговорщику, какие именно планы строит в отношении него Императрица и что ждет его родственников в недалеком будущем. Таакеш все-таки дал добро на проведение корректировки личности своего внука, и теперь перед Хизой стояла непростая задача: подобрать юному царевичу подходящего наставника из клана разведчиков. Требовался профессионал, способный не только воспитать из мальчишки хорошего разведчика, не угробив его в процессе, но и обладающий достаточным опытом общения с людьми, чтобы не обнаружить перед посторонними свою принадлежность к народу диинов, поскольку по замыслу царя официально он должен был считаться просто новым другом наследника. Легенда, по мнению женщины-диина, не выдерживала никакой критики, но другие, к сожалению, были еще более фантастичны в глазах любого вменяемого аналитика, приходилось работать с тем, что есть.

Вдобавок Таакеш поделился весьма интересной информацией по некоторым аспектам деятельности их общих врагов, и теперь ее предстояло проанализировать и предложить планы использования новых данных с максимальной выгодой для Империи. Очередное совещание на самом высоком уровне должно было состояться до отлета Императрицы с официальным визитом на родину жениха, и времени на всестороннее изучение материала катастрофически не хватало. Дело осложнялось еще и тем, что Хиза, неплохо просчитывая возможные реакции людей на то или иное событие, далеко не всегда учитывала все нюансы отношений. И в таком ответственном случае, когда от одной операции зависит практически все, она не отказалась бы от дополнительной консультации. Но Лотан пребывал в прострации, узнав, что его дети обречены на судьбу, которую в его понимании никак нельзя было назвать счастливой, и в консультанты не годился (в таком состоянии он вполне мог упустить из виду все, что угодно). От Эфы в этом вопросе тоже ждать помощи не приходилось. Она была занята детальной разработкой операции по нейтрализации герцога Ларнтена при активном содействии своего нового союзника и практически круглосуточно общалась с главой службы безопасности царства Hyp и самим царем, принимающим в этой авантюре самое живое участие…

Раздавшийся сзади грохот заставил Хизу оторваться от размышлений о том, что еще не сделано и когда все это успеть, и перейти к более насущным проблемам. Стремительно обернувшись, женщина-диин поймала остатки дверцы от шкафа, летевшие ей в лицо, и мрачно воззрилась на виновника инцидента, демонстративно не обращая внимания на довольно ухмыляющуюся Лиа. И так ясно, что без нее здесь не обошлось. Мальчишка потупился под ее взглядом и едва слышно буркнул:

– Извините, я не хотел.

Хиза только вздохнула. Ну что за наказание! В отличие от сестры, которая уже вовсю обращалась к ней на «ты» и по имени, Лио по каким-то ему одному известным причинам стеснялся мачехи и в ее присутствии чувствовал себя неловко, что постоянно приводило к непредсказуемым последствиям. Попытки избавить сына от столь странной особенности пока не дали сколь-нибудь ощутимого результата.

– Ничего страшного, в конце концов, это твоя комната и ты можешь делать с мебелью все, что пожелаешь. – Женщина-диин нарочито неверно истолковала причину извинения, стремясь хоть как-то вывести ребенка из опасного для его психики состояния. – Если хочешь, мы с твоей сестрой уйдем…

– Нет! – Мальчик умоляюще взглянул на Хизу, изо всех сил стараясь не показать обуревающие его чувства. – Пожалуйста, я хочу научиться.

– Конечно, ты научишься. – Проклятье, откуда у него это? Нужно что-то сделать, так и до беды недалеко! – Я об этом позабочусь. Просто сейчас я не могу уделять тебе достаточно внимания, чтобы исключить возможность того, что ты поранишься, а твоя сестра не исполняет свой долг. – Как и ожидалось, Лиа после этих слов возмущенно запротестовала и тут же принялась показывать брату, как правильно выполнять прием, который уже успел привести к тяжелому ранению, правда, пока конечность потерял с Лио, а предмет мебели.

Женщина-диин улыбнулась про себя, наблюдая за своими детьми. Следовало признать, что за проведенное с ними время кое-какие приемы воспитания она успела освоить и теперь не без успеха применяла их на практике. Причем детеныши пока, видимо, не догадывались, что ими беззастенчиво манипулируют. Придется в будущем прочитать им подробную лекцию о способах управления разумными существами и противостоянии оным, сделала себе пометку на память Хиза и вернулась к изучению отчетов, совмещенному с размышлениями о предстоящих проблемах и методах их решения. О детях в ближайшие полчаса можно было не беспокоиться. Лиа будет безупречно присматривать за тренировкой брата, оттачивая попутно собственные навыки… пока в очередной раз не сочтет необходимым привлечь внимание мачехи к своей персоне. Вот ведь несносный ребенок! Такое ощущение, будто девчонка принадлежит к расе диинов!

А проблем в Империи хватало, причем ее собственные подчиненные умудрялись с завидным постоянством обнаруживать все новые. Хиза мрачно усмехнулась, припомнив доклад оперативника, отправленного ею в спецхран (больше для наказания, чем в надежде на то, что он действительно найдет там что-нибудь интересное). Парень, будучи, видимо, не в курсе, зачем начальство его сюда послало, вместо того чтобы проникнуться, почувствовать свою вину за неосмотрительные действия, едва не приведшие к утечке информации и прочим неблагоприятным последствиям, нашел доказательства существования персоны, весьма вероятно ответственной за несколько почти удавшихся покушений и до сих пор считавшейся людьми кем-то наподобие привидения. Вроде бы есть, но ухватить не за что, остается принять на веру, а не хочется. Теперь предстояло кропотливо перебрать архивы двадцатилетней давности в поисках знакомых, друзей и родственников покойной Императрицы с целью выяснить, кто же из них хотя бы отдаленно напоминает парочку лакеев, побывавших в покоях наследника в тот день! Хорошо, хоть доносчик умудрился назвать полные имена провинившихся, с его точки зрения, слуг, и на то, чтобы выяснить о них всю необходимую информацию, понадобилась только пара суток. Архивы кадровой службы дворца были, мягко говоря, немаленькими, а вот сказать то же самое о быстродействии обслуживающих их компьютеров оказалось сложно, к тому же нужные данные сильно пострадали во время переворота семь лет назад, кто-то умудрился запустить программу уничтожения (нашли секретные сведения!). Хиза тяжело вздохнула, прикидывая объем работ на ближайшие дни. Интересно, почему у нее такое подозрение, что сон станет для нее несбыточной мечтой оч-чень надолго?

Эра, не поворачивая головы, скосила глаза на Сейнала, сосредоточенно работающего за мольбертом, и довольно сощурилась. Идея написания портрета оказалась более чем своевременной и позволяла ей практически круглосуточно находиться рядом с наиболее уязвимым для всевозможных заговорщиков человеком, не вызывая ни у кого (и прежде всего у него самого) никаких подозрений. Действительно, написать хорошую картину за пару дней, оставшихся до помолвки, невероятно сложно, так что под этим предлогом можно было засесть в студии, оборудованной в самой безопасной части дворца, и появляться оттуда только для того, чтобы отправиться спать (тоже в хорошо охраняемом помещении). Что принцесса и не преминула сделать, благо ее будущий муж загорелся вовремя подброшенной ею идеей подарить к знаменательной дате своей невесте ее первый портрет и теперь вдохновенно творил, здорово упрощая жизнь телохранителям, отвечающим за его безопасность.

Что поделаешь, рассказывать ему о положении, в котором оказалась Империя и правящая семья, мать и Хиза считали пока преждевременным, а сама Эра в этом случае была полностью с ними согласна. Доверие доверием, но некоторые вещи безопаснее хранить в тайне. Сейнал при всех своих положительных качествах все еще не был членом их семьи и вполне мог поставить интересы своих родных выше интересов будущей жены и ее родственников. Да и пугать юношу раньше времени никому не хотелось. В конце концов, его участие во всей этой катавасии пока не является необходимым, а его безопасность достаточно просто обеспечить, без крайней нужды он старается не покидать отведенных ему покоев (не хочет сталкиваться с придворными, которых откровенно недолюбливает). Пусть наслаждается временем, свободным от ядовитой паутины имперских политических интриг, не так много его и осталось. Став женихом наследной принцессы Империи, он вынужден будет ввязаться в бесконечную борьбу за власть, жестокость которой не идет ни в какое сравнение с той, что он знал, будучи всего лишь третьим наследником президента. И в этой борьбе на него сразу же придется основной удар, потому что еще долго противники внутри страны и вне ее будут рассматривать его как самое слабое звено… до тех пор пока он не докажет свою силу и безжалостность в достижении цели.

Эра беззвучно вздохнула. К сожалению, за все в этой Вселенной приходится платить. Сейналу предстояло оплатить то, чего он никогда не желал, – власть над людьми, почти безграничную власть. Принцесса мрачно ухмыльнулась, пользуясь тем, что ее жених занялся смешиванием красок, пытаясь добиться какого-то особого оттенка, и не обращает внимания на поведение своей натурщицы. Настроение у нее было далеко не радужное. Предстояла очередная тяжелая битва за выживание, и ответственность за то, чтобы ее пережил не приспособленный к таким испытаниям юноша, в основном ложилась на Эру, у которой – и она сама прекрасно это понимала – просто не хватало опыта для того, чтобы обеспечить ему полноценную защиту. Оставалось только надеяться на помощь матери и Хизы, со своей стороны делая все, что только в ее силах, для его безопасности. Принцесса подавила желание сердито оскалиться, злясь на судьбу. Ирония этой злой тетки заключалась на этот раз в том, что парень, являющийся прирожденным управленцем и, как она подозревала, гением в экономике, отвратительно переносил любое физическое насилие, а борьба за власть в Империи никогда не обходилась без этого милого дополнения. Причем проявлялось оно в таких формах, что и более жестокого человека, не привыкшего к изыскам имперского менталитета, оторопь брала. Что уж говорить о ребенке, который заработал настоящую фобию, столкнувшись с обычным убийством. Ему придется тяжело.

Эра брезгливо поморщилась. За все в этой Вселенной приходится платить, это верно, в том числе и за секретность. За то, что Сейнал, не подозревая ни о каких кризисах и угрозах территориальной целостности Империи, вдохновенно творил в хорошо охраняемом помещении под пристальной и надежной охраной, в число которой входила и она сама, принцесса расплачивалась необходимостью по нескольку часов в день неподвижно сидеть в одной далеко не удобной позе, изображая памятник самой себе, и нюхать сногсшибательные ароматы красок. Последнее было самым неприятным, обостренное обоняние Эры реагировало на резкие, едкие запахи вполне определенным образом, ей постоянно казалось, что она задыхается. Приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не показать, как ей тяжело находиться в помещении, буквально пропитанном ароматами, способными у кого угодно навсегда отбить нюх. Ко всему прочему, полностью блокировать доставляющий столько проблем орган чувств не представлялось возможным, ведь для выявления потенциальной угрозы могло пригодиться все, что угодно, хотя принцесса и сильно сомневалась в том, что при такой атаке запахов на ее нос сможет воспользоваться им по назначению и учуять убийцу. Скорее дело закончится тем, что преступник просто потеряет сознание, сунувшись в мастерскую художника без фильтров. Впрочем, у людей, кажется, обоняние послабее?

Оставалось только по мере возможностей и способностей отвлекаться от неприятных ощущений и размышлений, например, разговором, тем более что Сейнал иногда даже отвечал, если не слишком увлекался прорисовкой какой-нибудь очередной очень важной детали ее облика, которая должна была, по его замыслу, подчеркнуть ее особую красоту или черту характера. По мнению Эры, возиться с такими акцентами следовало только в одном случае: составляя подробный портрет преступника, чтобы сыщики точно знали, на что обращать внимание при опознании, но, как говорится, с мастером не спорят. И если он желает потратить пару часов, пытаясь добиться того, чтобы на картине глаза были точно такого же цвета, как и у оригинала, то это его дело. Пока он сидит в мастерской, его легче охранять, да и пообщаться можно без помех. Принцесса, по-прежнему сохраняя предписанную неподвижность, довольно громко, чтобы привлечь внимание заработавшегося художника, поинтересовалась:

– Ты уже выучил правила церемонии помолвки? – Она бы не удивилась, если бы ее вопрос проигнорировали, как пять предыдущих, но Сейнал все-таки соизволил ответить:

– А зачем? Она точно такая же, как и у нас, даже построение фраз одно и то же.

– Да? – Эра, забыв о том, что должна сидеть в строго определенной позе, развернулась к своему жениху и с любопытством приподняла брови. Информация действительно была для нее новостью, вызывая очередной приступ исследовательской лихорадки, которой так боялись все сотрудники вспомогательных служб дворца. – А почему? У нас-с-с ведь с-с-совершенно разные культура и традиции, откуда такая идентичнос-с-сть?

– Мы живем в такие времена, когда просто невозможно исключить взаимопроникновение традиций и обычаев, ведущее к полному исчезновению самобытных культур. – Принцесса вздохнула про себя: Сейнала потянуло пофилософствовать. Что ж, лекция на ближайшие час-полтора ей обеспечена, одна радость – после нее Эра будет знать о столь неосторожно поднятом вопросе все. Ее жених, не замечая, какое впечатление произвела его речь на слушательницу, увлеченно продолжал рассказывать: – Ты не обращала внимания на то, что в Галактике уже несколько веков все говорят практически на одном языке, конечно, с небольшими вариациями и местечковыми особенностями, но все-таки даже диины свободно общаются с людьми, не испытывая трудностей с пониманием? То же самое и с религией. Не знаю, в кого верят диины, но человечество в своем большинстве поклоняется Саану, опять-таки внося некоторые изменения в изначальные обряды, но в целом соблюдая общепринятый церемониал. Да что там религия, даже общественное мнение по тем или иным вопросам в разных странах оказывается на удивление схожим. Правда, надо исключить некоторые особенности, присущие каждой стране и являющиеся, так сказать, ее опознавательным знаком. Но здесь действует обратная сторона всеобщей похожести, для того чтобы хоть как-то индивидуализовать себя и собственный народ, приходится пестовать и лелеять несколько отличий, которые общепризнанны в качестве особенности той или иной страны. У вас в Империи это непомерная кровожадность и чрезмерно приниженное положение женщины, у нас привилегии Великих семей и генетический контроль за чистотой наследственных линий, в Земной федерации – права и свободы личности…

– Понятно. – Принцесса насмешливо сморщилась, наблюдая за тем, как прерванный на середине своей занимательной речи Сейнал недоуменно моргнул и обиженно покосился на невежливую слушательницу. В такие моменты у нее появлялось непреодолимое желание подразнить своего жениха, и иногда, например, вот как сейчас, она этому желанию потворствовала. – У каждого с-с-свои развлечения. И с-с-свое мнение, даже подчас-с-с правильное… но не вс-с-сегда интерес-с-сное.

Юноша возмущенно замер, прожигая ее взглядом, горящим праведным негодованием, но, как всегда, особого эффекта не добился, что рассердило его еще больше. Отложив кисть, он скрестил руки на груди, не обращая внимания на новые разноцветные пятна, появившиеся на его рубашке, и горячо заговорил, пытаясь в очередной раз убедить собеседницу в своей правоте:

– Ты совершенно не интересуешься ничем, что выходит за рамки твоих представлений о заслуживающих внимания событиях! Некоторые вещи ты просто игнорируешь! В мире столько всего, а ты преднамеренно ограничиваешь себя такими вещами, как война, интриги и убийства! Так нельзя. – И несколько не по теме потребовал, наконец заметив, в какой позе его прочувствованную речь слушает его натурщица: – Не вертись!

Эра покорно застыла в прежнем положении, наблюдая краем глаза за женихом, снова взявшимся за кисть, и пытаясь понять, что же его не устраивает в ее отношении к миру. В конце концов, у каждого свои предпочтения, и их следует уважать. Ведь она же не усматривает трагедию в том, что он, в очередной раз наткнувшись на интересную практическую задачку по экономике или картину какого-нибудь давным-давно умершего художника, в своё время наверняка известного исключительно проблемами со зрением, что позволяло ему создавать неподражаемые «шедевры», забывает все на свете?! Признав, что совершенно не понимает этого человека, принцесса задумалась о более прозаических вещах, – например, о предстоящей помолвке и связанных с ней возможных проблемах.

Словно в ответ на ее мысли за дверью раздались знакомые шаги – и в мастерскую художника ввалилась мать, сердито объясняя кому-то по коммуникатору, что она думает о его способностях и профессиональных навыках. Сейнал, увидев Императрицу, тут же забыл и про обиду, и про портрет. Свою будущую тещу он все еще немного побаивался скорее по привычке, чем по реальным причинам, и старательно скрывал эту, как он считал, слабость от окружающих. Эра, ощутив напряжение, охватившее юношу, обреченно вздохнула и тут же пожалела об этом. Волна непередаваемых ароматов, витавших по комнате, обрушилась на ее измученное обоняние с яростью оголодавшего орота ^[12]и заставила судорожно закашляться в тщетной попытке избавиться от раздирающих горло едких паров. Саан побери, как не вовремя! Нужно было все-таки заблокировать обоняние! Принцесса безуспешно пыталась справиться с собой и отвлечь мать от ее будущего зятя, прекрасно понимая, что в таком состоянии Эфа вполне может перепугать его до смерти, сведя на нет все ее усилия последних дней. Знать бы еще, кто успел довести ее до крайней степени бешенства, чтобы потом было кому выразить свое отношение к подобным пакостям!

В конце концов Эра сумела подавить рвущий легкие кашель и с удивлением обнаружила, что ее вмешательство пока не требуется. Оказавшись в атмосфере, насыщенной до предела запахами красок и прочей дряни, необходимой любому уважающему себя художнику для создания шедевра, Императрица на мгновение оторопела, но быстро справилась с собой и теперь внимательно оглядывалась по сторонам, не обращая внимания на находящихся в комнате разумных существ. Судя по всему, она искала источник газовой атаки. Принцесса изумленно приподняла уши, ей бы никогда и в голову не пришло, что от этой отвратительной вони может быть толк! Однако перед ней было безусловное доказательство обратного: ароматы мастерской практически мгновенно вывели ее мать из состояния неконтролируемой ярости и заставили сосредоточиться на более важных вещах, например, – на вопросе самосохранения во враждебной среде. Эра усмехнулась и, прекрасно понимая, что долгого эффекта ждать не приходится, вежливо поинтересовалась, отвлекая внимание Эфы от единственного в комнате человека, как наиболее уязвимого для ее атаки существа:

– Что с-с-случилос-с-сь?

Императрица моргнула, перевела взгляд на дочь и, видимо решив, что та достаточно хорошо обучена и при наличии реальной угрозы не позволила бы находиться в комнате своему жениху без должной защиты, а уж тем более не стала бы ему позировать, перестала искать источник опасности и сердито рыкнула:

– Эти каанцы окончательно с-с-сошли с-с-с ума и ус-с-строили проповедь прямо в тронном зале! В прис-с-сутс-с-ствии журналис-с-стов, выпрос-с-сивших у нашего отдела по с-с-связям с-с-с общес-с-ственнос-с-стью право на с-с-съемку приготовлений к завтрашней церемонии! Теперь по вс-с-сем каналам транс-с-слируют замечательные кадры, пос-с-скольку прис-с-ставленный к этим пронырливым с-с-созданиям с-с-сопровождающий не додумалс-с-ся конфис-с-сковать запис-с-сь, которую они ус-с-спели с-с-сделать, пока охрана выпроваживала с-с-святош из помещения! Вдобавок ко вс-с-сему, эти на голову ушибленные арис-с-стократы умудрилис-с-сь запланировать на завтра пять заговоров! Пять! У Хизы не хватает людей, чтобы арес-с-стовать вс-с-сех заговорщиков, и времени, С-с-саан побери, потому что еще нужно ус-с-спеть проверить гос-с-стей, помещения и с-с-слуг на предмет возможной опас-с-снос-с-сти!

– Тебя ведь злит с-с-совс-с-сем не это. – Эра не собиралась поддаваться на простенький прием отвлечения внимания, в конце концов, она и сама им владеет неплохо. – В чем дело?

– Не это. – Мать одобрительно взглянула на нее, и девушка уловила ее холодное удовлетворение результатом воспитания дочери. – Но о причинах моего дурного нас-с-строения мы поговорим позже. С-с-сейнал, я приношу с-с-свои извинения за эту вс-с-спышку, в с-с-свое оправдание могу лишь с-с-сказать, что очень ус-с-стала и не владею с-с-собой в должной мере.

Принцесса молча наблюдала за тем, как ее жених, несколько опешивший от такого стремительного перехода от ярости к полному спокойствию, принимает извинения и вежливо заверяет Императрицу в том, что не считает ее поведение предосудительным, и чувствовала, как из глубины сознания поднимается злость пополам с восхищением. Ей самой еще ни разу не удавалось, дойдя до такого накала страстей, быстро обуздать свой темперамент, и уж тем более она была неспособна, пребывая в бешенстве, помнить о секретности и прочих вещах, которые не охватываются банальным инстинктом самосохранения. Да-а, до высот самоконтроля матери ей, судя по всему, еще расти и расти. Но с другой стороны то, что довело ее мать до такого состояния, действительно было смертельной угрозой, и Эра злилась оттого, что не может в полной мере помочь близким людям справиться с грядущей опасностью, какой бы она ни была.

Эфа, ощутив мысли дочери, коротким импульсом передала ей суть проблемы, продолжая вежливо заверять своего будущего зятя в том, что помолвка пройдет как положено и ему совершенно нечего опасаться на территории Империи в целом и дворца в частности. Принцесса слушала этот монолог краем уха, пытаясь осознать полученную информацию и все последствия, которые за собой повлечет ее обнародование. Получалось, что эта, казалось бы, мелкая неприятность стала последней песчинкой, способной обрушить всю гору накопившихся проблем и похоронить под ней множество людей и нелюдей, начиная с Императрицы и ее семьи. Эра с трудом сдержалась, чтобы не оскалиться, ярость, клокотавшая в ее душе, требовала выхода…

Иначе чем чудом нельзя было назвать то, что загруженные приготовлениями к помолвке до полного невосприятия всего, с ней не связанного, оперативники Хизы все-таки умудрились раскопать информацию о принятом несколько часов назад повелении Великого собора первосвященников Саана. Повеление, которое безоговорочно требовало считать Императрицу и все ее потомство порожденными против воли Саана и, следовательно, не обладающими душой и не подлежащими допуску к таинствам веры. Проще говоря, кучка священников, вволю пообщавшись по визиону, постановила сорвать завтрашнюю помолвку на том основании, что невеста не имеет души и не может быть обвенчана, как не может быть обвенчано животное. В большинстве стран на подобную выходку просто не обратили бы внимания, в худшем случае такую новость некоторое время смаковала бы пресса, раздувая по своей любимой привычке грандиозный скандал на пустом месте. Но в Империи подобный демарш священников становился практически неразрешимой проблемой. А тут еще каанцы со своими проповедями…

Эра так глубоко погрузилась в свои невеселые мысли, что лишь ментальный толчок матери вывел ее из задумчивости. Встретившись взглядом с такими же, как и у нее, звериными янтарными глазами, принцесса увидела в них предостережение и недвусмысленный приказ держать себя в руках. Девушка едва заметно кивнула, давая понять, что приняла к сведению требование Эфы вести себя как обычно и не тревожить Сейнала. Соприкоснувшись с разумом матери, она предложила ей помощь в решении проблемы, но тут же ощутила ожидаемый отказ, ее дело обеспечить безопасность своего жениха, об остальном позаботятся взрослые. Эра подавила глупое раздражение, прикрыла глаза, подтверждая, что поняла распоряжение матери, и отвернулась к Сейналу, который, увлеченный разговором с Императрицей, не обратил внимания на стремительный обмен мнениями, произошедший в его присутствии. Впрочем, человеку трудно заметить изменения в поведении своего собеседника, если эти изменения продолжались всего пару секунд…

ЭПИЛОГ

Эфа молча наблюдала за красивой торжественной церемонией помолвки своей дочери и наследницы с Сейналом Лентерром, третьим сыном президента Объединения свободных планет. По случаю праздника площадь перед дворцом буквально вылизали, заодно проверив ее и окружающие ее здания на предмет наличия всевозможных смертельно опасных сюрпризов. Установили трибуну для почетных гостей и впечатляющее количество датчиков, подключенных к системе безопасности дворца, чтобы избежать любых непредвиденных ситуаций. При этом Хизу больше всего расстраивала необходимость присутствия на церемонии огромного количества журналистов с передающей аппаратурой, в которой подозрительной женщине-диину постоянно мерещились замаскированные бомбы и прочие малоприятные вещи.

Императрица оперлась на невысокие перильца, огораживающие площадку трибуны, на которой были установлены кресла для высокопоставленных персон, и окинула внимательным взглядом толпу за оцеплением, она тоже подозрительно относилась к всевозможным приборам в руках, не вызывающих никакого доверия людей, но вынуждена была смириться с их присутствием. Необходимость, чтоб ее Саан загрыз!

Когда на помост, по обычаю установленный на площади перед дворцом, взошел первосвященник, Эфа невольно напряглась в ожидании неприятностей. Трибуна находилась в непосредственной близости от главного места действия, и она прекрасно видела самодовольное выражение лица человека, который умудрился стать ее личным врагом. Если он только посмеет нарушить договор… Но тревога оказалась напрасной. Служитель Саана занял свое место, повернувшись лицом к воротам дворца, из которых вот-вот должны были появиться будущие жених и невеста, и, начиная ритуал, забормотал молитву о ниспослании на всех присутствующих божьей благодати. Императрица пристально наблюдала за его действиями, готовая в любой момент вмешаться в происходящее. Если только этот урод попытается что-нибудь натворить… Он пожалеет! Рейт, видимо, почувствовал ее состояние, он осторожно положил руку ей на колено и почти беззвучно произнес:

– Успокойся, все будет хорошо.

Эфа передернула плечами, отмахиваясь от непрошеного утешения, и снова переключила внимание на первосвященника. В этот момент заиграли гимн Объединения свободных планет и на ковровую дорожку, тянущуюся от распахнутых ворот дворца до помоста, ступил Сейнал Лентерр, третий наследник президента Объединения свободных планет. Юноша красовался в изысканном бело-золотом наряде, и Императрица, уже успевшая достаточно близко познакомиться с женихом своей дочери, сочувственно вздохнула. Она была абсолютно уверена, что идея одеться в это пышное, но наверняка крайне неудобное нечто, да еще и фамильных цветов его дома, принадлежит явно не Сейналу и не доставляет ему ни малейшего удовольствия. Бедный парень чувствовал себя крайне неуютно под взглядами многотысячной толпы и объективами голокамер, но умело это скрывал. Признаки испытываемого им дискомфорта могли заметить только люди, которые очень хорошо его знали… или диины. Пока Эфа предавалась своим размышлениям о том, насколько отрицательно все эти торжества и все, что с ними связано, действуют на психику нормальных существ, Сейнал преодолел расстояние, отделявшее его от помоста, поднялся по широким, крутым ступенькам и остановился перед первосвященником, который поторопился его должным образом благословить. При этом чувствовалось, что священнослужитель нервничает. Императрица довольно оскалилась, заметив, как у него дрожат пальцы. Ей нравилось, когда люди, настолько ей отвратительные, боялись ее. Это было приятно.

В это время из ворот показалась Эра в своем неизменном черном наряде, отличающемся от материнского только формой серебряного пояса на талии, и Эфа позволила себе слегка расслабиться. Ритуал проходил по всем религиозным канонам, и никто из присутствующих не знал, что ценой этого безмятежного торжества стала серьезная уступка Императрицы высшим церковным иерархам. Эфа яростно оскалилась под капюшоном, закрывающим ее лицо, с трудом сдерживая бешенство при мысли, что ей пришлось уговаривать кучку слишком много возомнивших о себе фигляров, и не просто уговаривать, а еще и платить за возможность провести помолвку так, как положено. И все только потому, что в законодательстве Империи существовал опасный пробел: все акты гражданского состояния от рождения и до смерти регистрировались церковью! Если в большинстве других стран демарш первосвященников вызвал бы только общественный резонанс, но никак не повлиял бы на планы будущих супругов, которые просто оформили бы свои отношения в ближайшем гражданском отделе регистрации подобных событий, то в этом Сааном проклятом государстве, которое досталось ей не иначе как в наказание, отказ священника провести ритуал помолвки нельзя было обойти.

Пока нельзя. Императрица снова почувствовала беспокойство своего мужа и постаралась взять себя в руки. Не стоило демонстрировать окружающим обуревающие ее эмоции, в конце концов, такие всплески чувств можно толковать двояко, и многочисленные журналисты, присутствующие на церемонии, не преминут выбрать самое неподходящее для нее объяснение. Однако под тканью губы сами собой изогнулись в предвкушающей улыбке, которая повергла бы первосвященника в ужас, если бы он только смог увидеть ее. Эфа планировала сполна посчитаться с людьми, воспользовавшимися непростым положением, сложившимся в Империи, и прискорбным пробелом в ее законодательстве, а заодно и исправить недочет своих предков таким образом, чтобы не вызвать возмущения простых граждан. Очень скоро и в этой стране, как и в большинстве других известных ей государств, церковь станет только культурным институтом, никак не связанным со светской властью и не имеющим никакой реальной возможности повлиять на ее решения. Скоро человек, посмевший ставить ей условия, пожалеет о своей самонадеянности, и никто не сможет доказать, что этот кризис случился по ее приказу. Императрица довольно оскалилась. Иногда старый обычай посещения семьи, из которой наследник или наследница трона берут супруга, может оказаться очень кстати. Действительно, лучше, чтобы подобные события происходили во время ее отсутствия в стране… В следующее мгновение Эфе пришлось отвлечься от своих планов мести и обратить внимание на церемонию. Творилось что-то непонятное.

Эра бесстрастно отвечала на вопросы первосвященника и казалась абсолютно спокойной, но человек все равно с трудом держал себя в руках. Он непроизвольно пытался отодвинуться от принцессы, словно ожидал внезапного нападения с ее стороны. Императрица нахмурилась и ощутила, как рядом напрягся Рейт. Что задумал этот скользкий священник? Неужели провокация? Эфа потянулась к Хизе, пытаясь найти женщину-диина в мешанине человеческих сознаний на площади, но вместо этого уловила странные отзвуки эмоций на помосте. Знакомых эмоций… Первосвященник громко объявил помолвку заключенной, и она расслабилась. Дело сделано. Эра с Сейналом спустились с помоста и спокойно прошествовали по ковровой дорожке к парадным воротам дворца, оставив служителя церкви в одиночестве вытирать пот на церемониальном возвышении. Пора было отправляться в тронный зал на празднование. Императрица поднялась из кресла, насмешливо взглянула на перепуганного человека и ухмыльнулась про себя. Первосвященник, сам того не подозревая, послужил учебным пособием для принцессы, совместившей приятное с полезным: с одной стороны, она заставила своего врага пережить несколько неприятных минут, а с другой – окончательно освоила нелегкую науку вызывать нужные ей эмоции в сознании людей, причем избирательно. Девочка взрослеет, и очень быстро! Что ж, тем лучше. Эфа почувствовала, как ее локтя коснулась рука Рейта, и повернулась к нему, осторожно накрывая его ладонь своей. Предстояло еще много сделать для того, чтобы дорогие ей люди могли жить спокойно, не опасаясь заговоров и нападений, но она не собиралась отступать…

Книга 3. Право защищать

ПРОЛОГ

Эфа мрачно смотрела прямо перед собой, с трудом сдерживая рвущуюся на волю ярость. Происходящее ей не нравилось категорически! Но, к своему глубокому сожалению, в настоящий момент она не могла ничего сделать, для того чтобы изменить этот прискорбный факт. Новые неприятности, как и все предыдущие, были связаны с ее старым непримиримым врагом - традициями, и от этого Императрица злилась еще больше. Хотя, с другой стороны, подобное было просто закономерно, в конце концов, если все проблемы в ее жизни так или иначе были вызваны этими никому не нужными костылями человеческого общества либо необходимостью их устранения, то почему именно сейчас должно быть по-другому?! Эфа выдохнула сквозь стиснутые зубы и заставила себя успокоиться, не хватало еще потерять над собой контроль в самый неподходящий момент и отвернуть кому-нибудь голову. Подобный дипломатический скандал ей сейчас уж точно ни к чему, как-никак она едет официально знакомиться с родственниками жениха своей дочери, и крайне желательно, чтобы эта церемония прошла без накладок и прочих проблем, способных разрушить ее планы.

Императрица мрачно усмехнулась и покосилась на сердито нахохлившуюся на соседнем сиденье дочь. Девочка тоже была далеко не в восторге от необходимости торчать у всех на виду в открытом флаере (специально для таких вот идиотских мероприятий спроектировали машинку!) и демонстрировать свою персону многочисленной толпе любопытствующих. Что поделаешь, проходил предусмотренный церемониальным протоколом Объединения свободных планет торжественный въезд высоких гостей из соседней страны во дворец Наследного президента этого в высшей степени уважаемого государства. Эфа тихонько фыркнула, пытаясь избавиться от дурных предчувствий, и еще раз перебрала в памяти события последних дней с целью выяснить, что же из произошедшего в этот отрезок времени настолько насторожило ее подсознание, что теперь оно вот уже несколько часов не дает ей покоя, сигналя о приближающейся со всех сторон опасности.

Итак, по порядку… Вчера Императрица с дочерью и свитой, а также Сейнал Лентерр, третий наследник президента, с сопровождающими прибыли без приключений на орбиту столичной планеты Объединения свободных планет. Президент вышел на связь, рассыпался в комплиментах и заверениях в вечной дружбе и ненавязчиво изложил план намеченного на следующий день мероприятия. План не привел в восторг ни саму Эфу, ни ее дочь, причем по одной и той же причине - обеспечить безопасность в таких условиях на сто процентов не смогли бы и женщины-диины, что уж говорить о президентских гвардейцах. К тому же церемониймейстер настаивал на необходимости присутствия Сейнала рядом сотцом среди встречающих, то есть юноша на несколько часов минимум оказывался вне поля зрения Эры и диинов.

Однако Императрица успела привыкнуть к тому, что детеныш, которого она уже давно считала членом своей семьи (в конце концов, главное - желание сторон, а все остальные глупые ритуалы, принятые среди людей, не что иное, как напрасная трата времени, поскольку никакой реальной силы удержать двух разумных существ вместе либо наоборот они не имеют) всегда находится под должным присмотром, доверять его жизнь и здоровье службе безопасности его отца, один раз уже проспавшей все на свете, даже на достаточно короткий промежуток времени категорически не желала. Эра была с ней полностью согласна в этом вопросе, однако их позиция, к сожалению, подверглась критике как со стороны Лентерра, утверждавшего, что подобное нарушение протокола приведет к непредсказуемым последствиям, так и со стороны дипломатов Империи, прихваченных с собой на всякий случай и теперь усиленно доказывающих свою абсолютную незаменимость. Правда, почему-то немного не тому правителю. В результате Эфа скрепя сердце согласилась отправить Сейнала одного во дворец его отца, ну, не совсем одного, естественно, однако всего один диин из клана разведчиков - это не то, что она сочла бы надежной охраной в такой ситуации. Слишком уж много вокруг людей…

Императрица хмыкнула, в конце концов определив одну из причин своего непроходящего беспокойства. Все дело было в том, как обставили торжественный въезд во дворец делегации из Империи местные ревнители протокола. Эфа с дочерью и несколькими сопровождающими ее придворными приземлилась в космопорте и оказалась практически отрезанной от своих. Открытый представительский флаер сопровождали только местные гвардейцы личной президентской роты, оказывая таким образом дорогим гостям самые высокие почести, но вместе с тем вынуждая прибывших с визитом представителей правящего дома Империи тысячи солнц оставить своих телохранителей на корабле и доверить свою безопасность совершенно незнакомым людям! Причем кортеж, вместо того чтобы прямым ходом на предельной скорости и высоте проследовать во дворец под защиту силовых полей и прочих систем безопасности, сводящих вероятность успешного нападения на Императрицу к исчезающе малым величинам, неторопливо двигался в полутора метрах над землей по запруженным народом улицам, давая всем желающим возможность не только рассмотреть гостей президента, но и попытаться их уничтожить, если у кого-нибудь возникла такая необходимость. Беспечность, невозможная в Империи, но в этой ненормальной стране, видимо, являющаяся нормой. А люди, вместо того чтобы спокойно идти по своим делам и не травмировать нежную психику имперцев, скапливались около проезжей части на всем пути их следования, смотрели на них как на бесплатное шоу, приветственно махали и выкрикивали всевозможные глупости, заставляя Эфу нервно ежиться. В конце концов, хоть флаер и был оборудован генератором поля блокировки, доверять в такой ситуации только ему и горстке телохранителей, людей с неизвестным уровнем подготовки, свою безопасность и безопасность своей дочери Императрице очень не хотелось: слишком велика была вероятность появления чего-нибудь непредвиденного и смертельно опасного.

Эфа покосилась на высотные здания, плотно стоящие вдоль улицы, по которой они ехали, и непроизвольно оскалилась. Дома теснились так близко друг к другу, что создавалось впечатление одной сплошной стены, с двух сторон ограничивающей узкое пространство, в этом безумном городе предназначенное для полетов гражданских машин. А легкое ограждение, отделявшее от него толпу, вызывало вполне обоснованные опасения по поводу его способности выполнить возложенные на него функции… Если бы чувства Императрицы не были обострены до предела ожиданием неизвестной угрозы, она, возможно, и не услышала бы в давящей на уши какофонии звуков, сопровождавших их кортеж, едва заметный щелчок предохранителя генератора поля блокировки, внезапно раздавшийся из-под щегольской декоративной облицовки их флаера. Эфа среагировала инстинктивно; стремительно развернувшись, она резким толчком сбросила дочь с сиденья, убирая с траектории возможного выстрела, и нырнула следом, понимая, что на этот раз безнадежно опаздывает.

Эра была зла и расстроена. Все шло совершенно не так, как она предполагала. Сейнал отправился к своей семье, и теперь оставалось лишь гадать, насколько безопасно в данный момент место его пребывания. Впрочем, этот вопрос в свете последних событий казался принцессе более чем риторическим. Наблюдая за организацией их собственного въезда во дворец будущих родственников, Эра не могла сдержать раздраженного фырканья. Если бы дело происходило в Империи, она на полном серьезе заподозрила бы, что их с матерью пытаются не очень изобретательно убить, но в этом сумасшедшем государстве подобное было в порядке вещей. По крайней мере, принцесса перед посадкой успела просмотреть несколько десятков записей встреч высокопоставленных персон, и везде сценарий был абсолютно идентичен тому, что в данный момент она наблюдала вокруг себя. Так что вариант с преднамеренным покушением на их жизнь и здоровье можно было смело исключить, но от этого просчеты охраны не казались ей менее вопиющими. Эра вздохнула и заставила себя успокоиться, чтобы мать не заметила ее состояния. Не хватало еще продемонстрировать ей свою полную неспособность управлять собственными эмоциями!…

Принцесса была так поглощена борьбой со своими дурными предчувствиями, что неожиданный толчок, сбросивший ее на пол флаера, застал ее врасплох, что, впрочем, не помешало ей сгруппироваться, избегая острых углов и жестких деталей салона. Эра яростно зашипела, выражая свое отношение к подобному обращению, но в следующую секунду с ужасом услышала треск разрядов излучателей и ощутила, как на ее спину упало что-то пахнувшее гарью и кровью. Инстинкт самосохранения включился мгновенно; стерев из сознания все лишнее, принцесса начала действовать.

Отстраненно констатировав, что тело, придавившее ее к полу, еще подает признаки жизни, Эра коснулась маленькой пуговки на правом запястье, включая режим мимикрии костюма, и резко вскочила на ноги. Нужно было покинуть зону обстрела как можно скорее. Сознание работало как компьютер, бесстрастно оценивая окружающую обстановку и выбирая наиболее приемлемый вариант действий. Подхватив на руки потерявшую сознание мать, принцесса заученным на многочисленных тренировках движением передернула плечами, заставив полы плаща распахнуться и накрыть Императрицу, справедливо полагая, что тратить время на включение режима мимикрии ее костюма после нескольких попаданий из боевого излучателя бессмысленно, все равно он не работает. Убедившись в том, что плотная ткань надежно укрывает их обеих практически со всех сторон (хорошо, что все детали официального наряда женщин императорского дома Империи тысячи солнц обладают полезным свойством переключаться в режим маскировки, иначе вдвоем под одним плащом им бы ни за что не спрятаться), безукоризненно сливаясь с окружающей средой, Эра одним невозможным для обычного человека прыжком перемахнула через головы мечущихся в панике людей и, отметив краем глаза новые вспышки излучателей, бросилась к ближайшему укрытию. Все-таки плащ, каким бы широким он ни был, не мог полностью скрыть их обеих и оставлял видимым достаточно большой участок тела матери. Пока его от взглядов нападающих загораживала спина девушки, но в любой момент преступники могли заметить этот изъян в маскировке и прицелиться получше…

Угол дома прямо перед ее лицом внезапно потек, разбрасывая вокруг раскаленные капли пластика. Эра торопливо отшатнулась, чтобы не попасть под эту огненную капель, и нырнула в выбитое кем-то окно небольшого магазинчика. Не давая себе ни мгновения на то, чтобы перевести дух, принцесса пересекла заваленный всевозможным хламом зал в поисках двери в подсобные помещения. Ей повезло, планировка торговой точки, ставшей для нее временным убежищем, была стандартной для этого вида строений, в задней стене возле пульта охранника наличествовала неприметная дверь для персонала. Возблагодарив Саана за удачу, Эра осторожно перехватила все еще пребывающую в бессознательном состоянии мать и решительно толкнула створку, но та не поддавалась…

Сознание бесстрастно отсчитывало секунды, оставшиеся до того момента, когда ее убежище обнаружат убийцы. Принцесса прекрасно понимала, что ее единственный шанс спастись - это как можно скорее оказаться подальше от места покушения. Помощи в чужой стране ждать было неоткуда, так что следовало позаботиться о том, чтобы, пока она уязвима, ее не смогли найти, а потом… потом можно будет спокойно обдумать, как покинуть территорию ставшего вдруг враждебным государства, не ставя его правителя в известность о своих действиях. Она не обладала опытом матери в распутывании всевозможных интриг и заговоров и, когда в нее стреляли президентские гвардейцы, предположила самое худшее: покушение совершено по прямому приказу или с молчаливого попустительства президента, а прямой конфликт с такими силами не мог закончиться для нее в ее нынешнем положении ничем, кроме смерти. Поэтому принцесса бежала, стремясь как можно надежнее спрятаться, сбить преследователей со следа и дать матери время для того, чтобы залечить раны. Это было первоочередной задачей, остальные проблемы придется решать по мере их поступления.

Мгновение ушло на то, чтобы осознать причину своей неудачи. Дверь оказалась заперта на цифровой замок, тратить время на подбор ключ-кода было самоубийством, и Эра приняла единственно возможное в данной ситуации решение. Удар каблуком в строго определенную точку механизма получился не очень чистым, но произвел нужный эффект, с тихим треском тонкая электроника вышла из строя, при этом не выполнив стандартной защитной реакции на взлом - не заклинила дверь в закрытом положении. Девушка толчком распахнула створку и выскочила в узкий грязный переулок, по счастью абсолютно пустой. Принцесса прислушалась к крикам и выстрелам, доносившимся с главной улицы, и яростно оскалилась: судя по всему, гвардейцы не оставляли надежды поймать ее, даже убедившись в том, что она использует режим мимикрии. Способ поимки они избрали самый дурацкий - просто стреляли во все подозрительные места в надежде зацепить ее случайным выстрелом. Идиоты! Хоть в чем-то повезло!

Не время расслабляться, тут же одернула себя девочка, бегом направляясь в противоположную от места событий сторону. Может быть, гвардейцы и идиоты, но они на своей земле и имеют практически неограниченные резервы, а вот о ней такого не скажешь. Нужно было спрятаться и как можно скорее оказать первую помощь матери, которая, судя по ее ощущениям, была очень тяжело ранена. Эра прищурилась, просчитывая варианты и припоминая все, что ей было известно о столице Объединения свободных планет. Необходимо было подобрать место для временного убежища. Причем требовалась не просто дыра, в которую преследователи сунутся с наименьшей долей вероятности, а такая, где можно будет восстановить силы и здоровье после ранения. Любые больницы, гостиницы, пансионы и меблированные комнаты отпадали сразу, там их будут искать в первую очередь. Принцесса перевела дыхание и осторожно переложила тело так и не пришедшей в себя матери на левое плечо, оставляя хотя бы одну руку относительно свободной. По-хорошему это требовалось сделать с самого начала, но стремительное развитие ситуации и элемент неожиданности при нападении выбили ее из колеи, заставив забыть о вбитых на сотнях тренировок навыках. Эра стиснула зубы от яростного отчаяния и огляделась по сторонам. С улицы нужно было убираться, и как можно скорее: с минуты на минуту до организаторов покушения дойдет, что лучше всего для поимки убежавшей дичи подойдет спутниковое сканирование близлежащих районов. Да и датчики слежения в фешенебельной части города встречались на каждом шагу…

Принцесса резко остановилась, заметив краем глаза в небольшом тупике, выходящем в тот переулок, по которому она бежала, кое-что интересное. Приглядевшись повнимательнее, она довольно оскалилась, благословляя про себя извечную человеческую безалаберность. Сейчас эта милая черта людского рода должна была спасти им с матерью жизнь. В грязном, захламленном всякой всячиной закутке виднелась полуоткрытая крышка технического колодца, ведущего в грузовые туннели под городом. Туннели, по которым двигались тяжелые тягачи и в которых ее не обнаружили бы ни сканирование (толстые, армированные металлом своды не пропускали никаких излучений), ни попросту отсутствующие в таком месте датчики слежения. Эра решительно направилась к люку, теперь она знала, что ей делать дальше.

Лерс Лентерр покосился на своего третьего сына, нетерпеливо переминающегося рядом с ним на широком мраморном крыльце президентского дворца, и усмехнулся про себя. Мальчик явно чувствовал себя неуютно под взглядами многотысячной толпы и объективами голокамер, но старался этого не показывать. Вполне ожидаемая реакция Сейнала на происходящее. Парень никогда не любил появляться на публике. Президент перевел взгляд на диина, навязанного Императрицей в качестве телохранителя будущего принца-консорта ее дочери, и с трудом удержался, чтобы не поморщиться. Это существо его откровенно раздражало. Во-первых, потому что являлось наглядным доказательством того, что ее величество не доверяет его службе безопасности (следовало признать, что небезосновательно, но от этого было не легче), а во-вторых, диин напоминал ему об одном удавшемся покушении, произошедшем семь лет назад. Причем Лерс вполне допускал, что видит перед собой исполнителя того самого убийства. В конце концов, вряд ли у Императрицы в штате службы безопасности обретается так уж много мужчин этого крылатого племени инопланетян, столь похожих на людей…

Президент заставил себя успокоиться и не думать о неприятных вещах, в конце концов, свое неудовольствие сложившейся ситуацией можно выразить и несколько позже, когда вокруг не будет столько нежелательных свидетелей. Лерс Лентерр окинул взглядом ряды президентских гвардейцев, надежно отгораживающих его семью от толпы зевак на площади, и едва заметно улыбнулся. Все-таки и его телохранители на многое способны, не стоит из-за одной ошибки обвинять этих в высшей степени профессиональных бойцов во всех смертных грехах. Все люди иногда ошибаются… Придя в более благодушное состояние духа, Лерс взял под руку свою жену, демонстрируя собравшимся в поисках сенсации журналистам крепость их семейных уз и «благородно» не обращая внимания на едва заметную дрожь пребывающей в ярости Тейры, которая с трудом выносила даже такие публичные знаки внимания, не имеющие ничего общего с его настоящими чувствами. Президент в очередной раз спросил себя, когда же его семейная жизнь превратилась в поле боевых действий, не прерываемых даже на сон и еду (говорить гадости за столом было одним из любимых развлечений его дражайшей половины), и выразительно глянул на переминающегося в нескольких шагах от него церемониймейстера. Кортеж Императрицы задерживался уже на пять минут, и вся задуманная им церемония грозила обернуться грандиозным конфузом. Лерс уже собрался подозвать чиновника и внести коррективы в план мероприятия, когда какая-то непонятная сила отшвырнула его в сторону и со всего размаха впечатала в мрамор крыльца.

В следующую секунду началась такая паника и беготня, что президент невольно заподозрил, что какой-то нерадивый химик в одной из лабораторий, производящих, естественно, запрещенные, но иногда крайне нужные препараты, способные вызвать у нормального человека приступ неконтролируемого страха, произвел несанкционированный сброс этого вещества в атмосферу. Лентерр попытался подняться, с ужасом представляя себе возможные последствия такого маловероятного, но от этого не менее опасного развития событий, и в следующий миг понял, как сильно ошибся в своих предположениях. Все оказалось гораздо прозаичнее и неприятнее. Никакой химической атаки - простое покушение на президентскую семью. Как нельзя вовремя! Хорошо хоть неудавшееся! Последнее Лерс констатировал, с облегчением увидев своих родных живыми и невредимыми. Только странно… Его самого, его сына и жену живой стеной окружили гвардейцы, которые при этом как-то подозрительно косились друг на друга, словно ожидая нападения прежде всего от своих товарищей по оружию, а рядом с Сейналом стоял диин и невозмутимо разглядывал свой прожженный плащ, не забывая, однако, прикрывать юношу от возможной атаки. Заметив, что президент смотрит на него, нелюдь отвлекся от изучения ущерба, причиненного его гардеробу, и спокойно произнес, ни к кому конкретно вроде бы не обращаясь:

– Вам лучше пройти во дворец, желательно в зону повышенной безопасности, и потом уже разбираться с причинами и последствиями покушения.

Лерс вздрогнул и тут же взял себя в руки. Ситуация была слишком серьезна, чтобы позволять эмоциям брать верх над разумом. Потому что диин скорее всего прав, меры необходимо принимать немедленно, прежде всего затруднить повторное нападение, если оно запланировано. Президент коротко приказал, удивляясь про себя, что имел в виду нелюдь под словами «зона повышенной безопасности», неужели он предполагал, что Лентерр может в таких условиях отправиться в административную часть дворца?

– Немедленно Керра в мой личный кабинет. Капитан, - (командир гвардейцев развернулся к нему и отдал честь, не забывая пристально следить за своими подчиненными), - вы идете со мной, доложите, что здесь произошло, в деталях. Тейра, Сейнал, гвардейцы проводят вас в ваши комнаты…

– Нет. - (Лерс изумленно обернулся и столкнулся с жестким взглядом своего сына. Мальчик выглядел испуганным, но явно не впал в панику, как это обычно с ним случалось при столкновении с физической агрессией.) - Меня проводит Киирн, и я хотел бы переговорить с вами, отец, после того как вы закончите с вашей службой безопасности.

Президент нахмурился, удивленный неожиданной решительностью Сейнала, одновременно пытаясь припомнить, кого из своих знакомых наследник имел в виду, он не знал никого с именем Киирн… В следующее мгновение его взгляд упал на нелюдя, уже успевшего занять место телохранителя за правым плечом его сына, и Лентерр стиснул зубы от внезапно нахлынувшей ярости. Мальчишка в открытую дал понять, что больше доверяет какому-то крылатому уроду, чем собственным гвардейцам! Однако сейчас было не место и не время для выяснения отношений. Коротко кивнув в знак согласия, президент зашагал к своему кабинету, на ходу отдавая распоряжения: прежде всего связаться с кортежем Императрицы, предупредить ее о возможной угрозе и направить дополнительные силы на ее охрану…

ГЛАВА 1

Лерс Лентерр молча смотрел на бледного до синевы Керра, с трудом пытаясь осмыслить произошедшую час назад трагедию. Ситуация оказалась гораздо хуже, чем он допускал в самых пессимистических своих прогнозах, да что там в прогнозах - в самых своих кошмарных снах он не мог представить себе подобного развития событий.

– Ты не мог ошибиться? - Президент с отвращением услышал в своем голосе просительные нотки и сердито поморщился, кляня себя за такое проявление слабости.

Но начальник его службы безопасности находился в не менее подавленном состоянии и ничего не заметил, устало покачав головой.

– Нет, не ошибся, господин президент. На данный момент ситуация такова: вы настояли на перемещении Императрицы и ее дочери в открытом представительском флаере под охраной ваших гвардейцев по заранее разработанному вами маршруту. На проспекте Первопроходцев внезапно без каких-либо причин отключился генератор поля блокировки на машине ее величества, в то же мгновение пятеро гвардейцев, находившихся в машинах сопровождения, одна из которых двигалась перед флаером Императрицы, а другая позади него, открыли перекрестный огонь из боевых излучателей. Ее величество в результате перестрелки была серьезно ранена или убита, принцесса, которую мать прикрыла от первого залпа своим телом, не пострадала. Затем ее высочество активировала на своем костюме режим мимикрии и покинула машину с Императрицей на руках. Гвардейцы открыли настоящую охоту на нее, стреляя во все более или менее подозрительные места, но, поскольку ни ее тела, ни тела ее матери до сих пор не обнаружено, можно предположить, что они обе живы и скрылись в неизвестном направлении. Мы ведем поиски, но, после того что случилось, розыскные мероприятия будут крайне затруднены, поскольку они обе скорее всего рассматривают нас с вами как своих врагов, и убедить их в обратном будет очень сложно. Тем более что в момент покушения они не могли не видеть сильную вспышку в небе и, думаю, вполне способны догадаться, что она означает.

– Что? Какая вспышка? - Лерс вскинулся в кресле, яростно глядя на брата своей покойной жены. - Почему мне об этом не доложили?!

– Полагаю, потому, что в первую очередь разбирались с покушениями на вашу семью и Императрицу. - Керр мрачно усмехнулся. - Но сейчас можно с уверенностью говорить о том, что все произошло почти одновременно, с разрывом в две-три минуты. Сначала нападение на ее величество, затем одна из наших боевых космических станций расстреляла имперский флагман, причем используя такое оружие, что осталось только удивляться, почему дело ограничилось разнесенным в пыль линкором с отключенной в знак мира боевой защитой и не случилось массовой бойни. Кораблей на орбите в тот момент было немало, чудо, что никто больше не пострадал.

А через пару минут один из гвардейцев неожиданно выстрелил в вашего сына Сейнала, причем опять-таки точно в тот момент, когда отключился генератор поля блокировки дворца. Все это явно часть одного и того же плана, и нам будет крайне трудно доказать, что это не мы его придумали. Тем более что все гвардейцы действительно таковыми являются, и оператор орудия, открывшего огонь по флагману, служил в космофлоте двадцать лет без единого нарекания. Нам еще предстоит выяснить причины их поступка, с выжившими работают специалисты, однако уже сейчас достоверно известно, что среди них не было не только самозванцев, но даже просто злостных нарушителей дисциплины. Что представляет нас в далеко не лучшем свете.

– Но ведь покушались и на моего сына… - Президент замолчал, прекрасно понимая, насколько слабо звучат его оправдания неизвестно перед кем. Действительно, покушались на Сейнала, но в свете последних событий его уже можно было рассматривать как члена правящей семьи Империи, поскольку помолвки на таком уровне уже давно не расторгались и сама по себе свадьба становилась не более чем формальностью. Получалось, как это ни дико звучало, что он планомерно пытался уничтожить династию соседнего государства непонятно с какими целями. Любой человек, незнакомый с тайными договоренностями между ним и Императрицей, именно об этом в первую очередь и подумает, потому что такой вывод напрашивается прежде всего, а люди, как известно, крайне редко пытаются разобраться в ситуации, если считают, что им и так все понятно. Или если их рассудок затуманен горем… - Немедленно подготовьте мне закрытый канал связи с принцем-консортом!

Керр молча кивнул и вышел из кабинета. В сложившейся ситуации доверять можно было единицам. Знать бы еще, кому именно. Лерс откинулся в кресле и, устало прикрыв глаза, стал ждать, когда его связисты сделают свое дело и он сможет переговорить с Рейтом, герцогом Оттори. Он просто обязан был первым сообщить принцу-консорту о происшедшем и запросить помощи в поисках Императрицы и ее дочери. Тогда, может быть, ему удастся убедить подозрительного и недоверчивого имперца в том, что он не имеет к неудавшимся покушениям никакого отношения, и Объединению свободных планет не придется воевать с Империей… Но как же, Саан побери, у него на службе оказались люди, способные на политические убийства, и что их заставило на это пойти? Ведь все они профессионалы и не могли не понимать, что в сложившихся обстоятельствах исполнители неминуемо будут захвачены (поскольку о них известно практически все) и уничтожены.

За дверью кабинета внезапно послышалась весьма громкая перебранка, и Лерс, услышав голос своего сына, поморщившись, открыл глаза. У него не было никакого желания разговаривать сейчас со своим третьим наследником, поскольку он не без основания подозревал, что мальчишка встанет на сторону своей новой родни… Но он не успел отдать приказ секретарю не пускать к нему Сейнала - створка двери резко распахнулась, и на пороге появился его сын в сопровождении своего нелюдя.

– Отец, вы должны немедленно связаться с принцем-консортом Империи и сообщить, что его жена и дочь пропали! - с ходу заявил он.

Президент удивленно приподнял брови, таким решительным он Сейнала видел лишь изредка, на каких-нибудь деловых переговорах, и уж с отцом мальчишка никогда не позволял себе подобного тона. Саан побери, да что там с ним такое случилось в этой Империи?!

– Я уже распорядился связаться с ним по закрытому каналу связи. - Голос Лерса звучал излишне сухо, но он ничего не мог с собой поделать.

Однако Сейнал, казалось, не заметил его отношения к своей выходке; удовлетворенно кивнув, он серьезно добавил, повергнув отца своим предложением в полную прострацию:

– Хорошо! Но при вашем разговоре обязательно должен присутствовать Киирн.

Президент несколько мгновений молча смотрел на своего сына, пытаясь понять, издевается он над своим родителем или просто сошел с ума, а затем едко поинтересовался:

– Только Киирн или, может быть, мне пригласить на закрытые переговоры группу поддержки?

– Не нужно. Достаточно Киирна и меня, чтобы подтвердить вашу непричастность к покушениям на Императрицу и ее дочь и гибели флагмана сопровождавшей ее эскадры. И сделать это желательно как можно скорее, потому что хотя два остальных корабля и находились довольно далеко от орбиты, но наверняка их сенсоры засекли уничтожение имперского линкора, и теперь они на полной скорости направляются в Империю, а сообщение о произошедшем уже отправлено.

Лерс с изумлением понял, что его сын в кои-то веки совершенно спокойно прореагировал на его недовольство и продолжает решительно настаивать на своем, несмотря на то что уже должен был понять отношение отца к своему предложению. Да еще этот диин… Президенту показалось, что нелюдь просто потешается над ним про себя. Стиснув зубы и заставив себя успокоиться, Лентерр попытался обдумать предложение Сейнала без лишних эмоций и отвлеченных размышлений на тему, откуда это его наследничек так много узнал о случившемся, ведь детальный доклад о произошедшем всего несколько минут назад делал ему и только ему лично Керр и даже подчиненные начальника СБ до сих пор не знают всей ситуации…

Внезапно на панели управления визиона, установленного в его рабочем кабинете, замерцал сигнал вызова, свидетельствующий о том, что его приказ наконец-то выполнен. Лерс поморщился, представляя, что ему сейчас предстоит, и внезапно решился. Жестом пригласив своих незваных гостей подойти поближе, он нажал на клавишу включения связи и приготовился к одному из самых тяжелых разговоров в своей жизни. Президент глянул на появившееся на экране визиона лицо принца-консорта и понял, что он уже знает о произошедшем. Имперец внимательно смотрел на него холодными карими глазами, в которых не было ничего, кроме обещания смерти. Лерс замешкался, не зная, как начать разговор, чтобы убедить собеседника в том, что он говорит правду, только правду и ничего кроме правды, и поэтому даже вздрогнул от неожиданности, когда подошедший сбоку Сейнал внезапно произнес решительным тоном:

– Здравствуйте, Ваше Высочество, я не знаю, что доложили вам агенты Хизы, но, по последним данным, тел Императрицы и Эры не найдено, они скорее всего сумели скрыться и остались живы. Мой отец непричастен к покушению на них, это полностью подтверждает Киирн. - Лентерр в ярости повернулся к своему наследнику, осмелившемуся вмешаться в столь важный разговор, да еще и несущему откровенный бред, намереваясь раз и навсегда поставить его на место, когда услышал то, что повергло его в шок уже неизвестно в который раз за этот сумасшедший день.

– Киирн здесь? Пусть подойдет к экрану.

Диин с готовностью шагнул вперед и коротко поклонился своему принцу.

– Все верно, ваше высочество, я подтверждаю, что президент Объединения свободных планет не имеет никакого отношения к произошедшему. Так же велика вероятность того, что Императрица и принцесса живы. Но они вряд ли подпустят к себе местных. Дело в том, что на них покушались гвардейцы.

– Понятно. - Голос принца-консорта не выражал никаких эмоций. - Я отправлю к вам несколько десятков диинов для ведения поисков. А ты оставайся рядом с Сейналом, насколько я знаю, на него тоже покушались и убить его гораздо легче, чем Эфу или Эру.

– Я понял. - Киирн спокойно поклонился и отошел от визиона, а герцог Оттори переключил свое внимание на Лерса, видимо, не заметив состояния полной растерянности, в которое поверг того диалог с нелюдем.

– Я настаиваю на том, чтобы вы приняли мою помощь, господин президент.

Лерс ошеломленно кивнул и нерешительно предложил:

– Конечно, я приму ее, но корабль с вашими людьми доберется сюда не раньше, чем через пять-семь дней, даже если вылетит немедленно. Возможно, нам стоит попытаться найти Императрицу и принцессу с помощью Киирна…

– Ничего не выйдет. - Голос принца-консорта звучал бесстрастно, но от его взгляда Лентерр невольно поежился. - Если они живы, то уже спрятались как можно надежнее и вряд ли сочтут одного диина достаточной гарантией безопасности в сложившихся обстоятельствах. Плюсы от того, что с ними окажется еще одно существо, которому можно доверять, ни в коем случае не перевешивают опасность быть обнаруженными при контакте с тем, кто в момент покушения был во дворце и за которым, вполне возможно, следят. Они на это не пойдут. К тому же кто-то из них скорее всего ранен, а это значит, что, пока раненая не закончит регенерацию, они не покинут свое убежище без серьезных к тому оснований.

– Понимаю. - Лерс уже ничего не понимал, но почел за благо не спорить с сумасшедшим, в распоряжении которого имеется один из самых боеспособных флотов в Галактике и один из самых лучших главнокомандующих, для того чтобы вести его в бой. - Вам немедленно перешлют все, что мы знаем о покушениях и гибели флагмана эскадры ее величества. Я был бы благодарен, если бы специалисты из вашей службы безопасности подключились к расследованию произошедшего. (В конце концов, это ничего не изменит, но позволит создать иллюзию совместной работы, не так уж и мало в сложившейся ситуации.)

– Хорошо. Жду. - И принц-консорт, не прощаясь, прервал связь.

Лентерр откинулся на спинку кресла и мрачно покосился на своего наследника, только теперь заметив, что мальчишка смертельно бледен и едва держится на ногах после всего пережитого. Но в данный момент его состояние не имело никакого значения. Предстояло серьезно поговорить с ним о его самодеятельности, а заодно выяснить как можно больше о том, как мыслят члены императорской семьи (все-таки наследничек с ними общался лично и, значит, может рассказать о них гораздо больше, чем все выводы аналитиков, ни разу не видевших людей, о которых они делают заключение на расстоянии), чтобы в будущем иметь представление, чего от них еще можно ожидать, и подготовиться к возможным последствиям. И выйти из кризиса с наименьшими потерями. В такой ситуации переживания одного конкретного человека, даже если он и наследник президента, отходили на второй план. Но президент не успел задать сыну вопросы о том, что его интересовало; диин вдруг стремительно шагнул к Сейналу и положил руку ему на плечо:

– Тебе нужно отдохнуть. - В голосе нелюдя не было никаких чувств. - С ними все будет в порядке, они знают, что делают.

Лерс с немым изумлением наблюдал за тем, как его сын покорно кивнул, никак не реагируя на самоуправство своего телохранителя, и, рассеянно попрощавшись с ним, без возражений направился за диином. Президент заставил себя молча смотреть на то, как они уходят. Его самые худшие предположения подтвердились, но пока было глупо демонстрировать свои догадки. Он не собирался вызывать подозрения у этого Киирна раньше времени, сначала он выяснит, каким способом обработали Сейнала, заставив беспрекословно подчиняться этому нелюдю, и кто именно стоит за всем этим, а потом уже нанесет удар.

Рейт откинулся на спинку удобного мягкого кресла, по его настоянию установленного возле визиона в его личном кабинете, - обсуждать серьезные, жизненно важные вопросы, сидя на неудобном, напоминающем трон сооружении он считал нецелесообразным - и выдохнул. Разговор с президентом оставил у него двойственное чувство: с одной стороны, появилась надежда на то, что Эфа и Эра живы и относительно здоровы. По крайней мере, Киирн подтвердил правдивость подобных предположений Лентерра (хотя это еще ничего не значит, люди во все времена были мастерами обманывать самих себя, и то, что президент верит в сказанное, еще не означает, что у него есть к тому основания). В то же время он с ужасом представлял себе, каким опасностям могут подвергнуться две женщины, возможно, раненые, в совершенно чуждом им городе. К тому же даже после заверений диина в непричастности официальной власти к покушению принц-консорт не хотел, чтобы его жена и дочь оказались в досягаемости президента до того, как достаточное количество телохранителей сможет гарантировать должное с ними обращение. Договоры договорами, но рисковать и отдавать в руки соседей такой козырь в политической игре он не желал. Ведь никто не поручится, что Лентерр справится с искушением побольше узнать об императорской семье или просто выторговать парочку привилегий. В конце концов, речь идет о существовании династии, не больше и не меньше…

Принц-консорт сгорбился, уткнувшись лбом в лежащие на столе кулаки, и тихо произнес, обращаясь к замершей у окна Хизе, которая по его просьбе молча наблюдала за разговором и теперь сочувственно косилась на расстроенного человека:

– Надеюсь, мне удалось его обмануть. Саан всемогущий, чего бы я только не отдал, чтобы быть сейчас там и самому начать поиски.

Женщина-диин подошла к съежившемуся за столом принцу и положила ему руку на плечо.

– Удалось. Пусть лучше они переоценивают способности Эфы, чем начнут изучать ее в своих лабораториях. Я распорядилась, чтобы все наши резиденты, находящиеся в столице Объединения свободных планет, отслеживали любую активность властей и политической оппозиции на случай, если кто-нибудь из них под шумок попытается отыскать Императрицу и принцессу, не ставя нас в известность об их местонахождении. Они справятся. А ты не можешь оставить Империю в такой момент. Иначе может оказаться, что, после того как мы найдем Эфу и Эру, им просто некуда будет возвращаться. - В ее голосе звучало непривычное для этих язвительных, бесцеремонных созданий сочувствие. - Не волнуйся, корабль с диинами и группой оперативников уже вылетел, все будет хорошо. Твоя задача - обеспечить спокойствие в Империи на время их отсутствия.

– Остается верить тебе на слово. - Рейт грустно усмехнулся и с трудом заставил себя поднять голову и посмотреть в глаза подруге своей жены. - Не переживай, я не потеряю над собой контроль и не наделаю глупостей, но мне не дает покоя мысль, что если бы мы не затеяли всю эту авантюру с замужеством Эры, то они были бы здесь, со мной и в относительной безопасности. Проклятье! - Принц в припадке внезапно вспыхнувшего гнева стукнул по столу кулаком. - Зачем вообще было это делать?! К Саану в преисподнюю все эти традиции! Эра вполне могла бы зачать наследницу и при помощи искусственного оплодотворения, не мороча себе голову с принцами-консортами! И ничего бы эти ретрограды не сделали! Не осмелились бы сделать!

– Не могла.

Рейт удивленно вздернул брови, глядя на предельно собранную Хизу, с самым серьезным видом выслушивающую его истерику. Ее заявление застало его врасплох и сыграло роль крепкой пощечины, мгновенно настроив его на рабочий лад.

– Поясни.

Все, что было связано с Эфой и их дочерью, требовало самого детального изучения и имело приоритет перед остальными проблемами и задачами, требующими решения. И, поскольку только что выяснилась его прискорбная неосведомленность об очередной особенности его ненаглядной супруги, которой в силу ее отсутствия предъявить претензии было сложно, оставалось требовать объяснений от доступных на данный момент информаторов. Женщина-диин, как обычно, проигнорировала его далеко не дружелюбный тон и совершенно хладнокровно заявила:

– Хальзар проводил исследования, но так и не выяснил, почему это происходит. Удалось только установить: организмы Эфы и ее дочери на попытки искусственного оплодотворения реагируют как на разновидность инфекции и уничтожают все, что считают инородным телом.

– Что?! - Принц-консорт ошарашенно моргнул, пытаясь осознать услышанное, и затряс головой. - Погоди, Хиза, такого не может быть. Практически нет разницы между искусственным и естественным оплодотворением, если организм Эфы так реагирует на одну процедуру, то и на другую…

– Неизвестно, почему это происходит, а у тех дегенератов, которые создавали новое существо, мешая различные ДНК, как кухарка суп, уже ничего не спросишь, и записей не осталось. - Женщина-диин рефлекторно оскалилась, забыв, что в суматохе, вызванной сообщением о покушении на Императрицу, не надела платок, обычно закрывающий ее лицо, но Рейт, привычный к подобному проявлению чувств, даже не моргнул, его куда больше интересовала тема разговора, чем эмоции собеседницы. - Хальзар предполагает, что такое отличие реакции как-то связано с эмпатическими способностями, но, если честно, сам признает, что это очень шаткая гипотеза. Как бы там ни было, на данный момент достоверно известно только то, что женщины из императорской семьи не могут забеременеть при помощи процедуры искусственного оплодотворения. Причины подобной аномалии установить пока никак не удается! А теперь отвлекись от проблем, которые в настоящий момент не являются сколько-нибудь актуальными, и давай разбираться с действительно важными вопросами.

Принц-консорт вздохнул, с сожалением констатировав, что характер Хизы, как и всех женщин-диинов, оставляет желать много лучшего, но вот в логике и здравом смысле им никак не откажешь, и сосредоточился на неотложных делах. Например, на том, как успокоить общественность после того, как журналисты пронюхают об исчезновении при странных обстоятельствах членов правящей семьи на территории соседнего государства. Но мысли упорно возвращались совсем к другому. Рейт с тревогой думал об опасностях, поджидающих двух женщин, возможно, раненых, в чужой стране, и с трудом удерживался от того, чтобы не бросить все и не ринуться их спасать. Даже прекрасно понимая глупость подобного поступка, очень тяжело было сдержаться и не пойти на поводу у своих эмоций.

Он покосился на невозмутимо разглядывающую его Хизу и вздохнул. Женщина-диин, казалось, совершенно не волновалась и не переживала. Иногда он вообще сомневался, что у представительниц этого племени есть чувства, кроме ярости… Решительно выбросив лишние мысли из головы, принц-консорт заставил себя разжать кулаки и тихо приказал:

– Сформируйте группу экспертов. Сейчас нам должны передать все материалы по покушению, я хочу знать мнение наших специалистов, заодно и проверим, насколько наши добрые соседи с нами искренни. Киирн, конечно, не мог ошибиться, читая мысли на таком близком расстоянии, и Лентерр действительно ничего не знал о готовящихся убийствах, но подстраховаться не помешает. К тому же я сомневаюсь, что контора Керра сможет провести полноценное расследование. Им далеко до СБ царства Hyp.

– Это верно. - Хиза презрительно фыркнула. - Бардак у них там первостатейный, непонятно, как еще переворот не устроили при таких с позволения сказать профессионалах, не иначе причина просто-таки неприличной лояльности оппозиции заключается в том, что никому из политических противников нынешнего президента просто не хочется расставаться с привилегией практически безнаказанно портить кровь официальной власти и приобретать себе взамен лишнюю головную боль, пытаясь навести в этом хаосе хоть какое-то подобие порядка. Я все сделаю.

Женщина-диин решительным шагом направилась к двери, но, не дойдя до нее пару метров, внезапно остановилась и обернулась к задумчиво сидящему за столом Рейту:

– Пока не забыла. Я распорядилась усилить твою охрану на случай, если кто-нибудь попытается воспользоваться происходящим, чтобы избавиться от тебя. Так что не удивляйся постоянному сопровождению.

– Понятно. - Принц-консорт невольно улыбнулся: что поделаешь, забота о его безопасности всегда стояла у СБ Империи на первом месте, приказ ее величества по этому поводу не допускал двойного толкования. - Не буду.

Хиза кивнула и вышла из кабинета, оставив его одного. Рейт попытался сосредоточиться на делах, но вскоре понял всю бессмысленность таких попыток, встал и решительно направился к бару. Может быть, бокал вина поможет ему успокоить нервы и даст возможность хладнокровно обдумать все произошедшее. Принц-консорт открыл вычурно украшенную дверцу, налил из первой попавшейся бутылки в большой хрустальный бокал какой-то светло-коричневой жидкости почти до краев и выпил залпом. Дыхание перехватило, жидкий огонь оккупировал желудок, вышибая слезы из глаз, зато в голове мгновенно прояснилось. Рейт сфокусировал взгляд на бутылке и изумленно хмыкнул: в расстроенных чувствах он проглотил целый бокал крепкого коньяка. Да-а-а, следовало немедленно брать себя в руки, иначе дело вполне могло закончиться безобразной пьянкой наедине с зеркалом и последующим мучительным похмельем, а у него сейчас не было времени ни на то, ни на другое.

ГЛАВА 2

Эра устало прислонилась к грубой каменной кладке, с отвращением ощущая спиной все ее выбоины и разрушившиеся участки. Место, которое она выбрала в качестве убежища для себя и матери, ни один нормальный человек не счел бы пригодным не только для проживания, но и для безболезненного самоубийства, что и явилось главным аргументом «за». Заброшенный в незапамятныевремена завод когда-то находился за пределами города в силу чересчур вредного влияния на организм человека ингредиентов, использовавшихся на нем для производства продукции. Теперь же в результате неконтролируемого роста населения и как следствие бесконтрольной застройки этот реликт древних эпох оказался практически в центре городских трущоб. Но даже неприхотливые обитатели бедных кварталов не рисковали появляться на его территории и растаскивать более или менее пригодные для использования детали. Во всяком случае, Эра не уловила следов присутствия людей в развалинах и сочла их вполне пригодными для проживания на какое-то время.

А наткнувшись на покореженный пластиковый щит с предупреждением, поняла, почему ей так повезло. На заводе довольно давно произошел выброс той опасной гадости, из которой люди при помощи достаточно сложных технологических процессов пытались приготовить что-то полезное для себя. Гадость была весьма ядовитой и чрезвычайно стойкой к всевозможным способам обеззараживания. И власти после катастрофы сочли, что дешевле просто оставить развалины цехов самостоятельно разрушаться под действием времени, предварительно накрыв наиболее опасные для здоровья людей места саркофагами, специально предназначенными для того, чтобы ограничивать распространение вредных веществ, чем пытаться снести пропитанные десятком различных смертельно опасных ядов строения, рискуя жизнью и здоровьем рабочих. Поэтому то, что осталось от завода, не стали тревожить, понадеявшись на время, и забыли на несколько веков. К сожалению, вещества оказались не только ядовитыми, но и устойчивыми, разлагаться не спешили (во всяком случае, Эра отчетливо чувствовала присутствие парочки десятков опасных для человека соединений в воздухе и каменной кладке), в результате чего даже отбросы общества старались обходить развалины стороной и селиться от них подальше. Жить хотелось всем.

Принцесса передернула плечами и поправила прожженный в трех местах плащ, который использовала теперь в качестве одеяла для матери. На душе у нее было неспокойно. Эра еще раз оглядела дно огромной вентиляционной шахты (не иначе главный ствол всей системы воздуховодов завода), сверху перекрытой допотопным ржавым вентилятором, и скрипнула зубами от безысходности. Да, место оказалось малодоступным, пробраться в каменный мешок размерами два на два метра можно было, только используя специальное снаряжение либо обладая когтями или крыльями. Куча ржавого железа над головой надежно защищала от любого сканирования, а неопасных для нее и Эфы ядовитых испарений здесь такая концентрация, что без специальных средств защиты сюда забрести может только самоубийца Но при всех плюсах найденного убежища оно мало подходило для пребывания больных. Эра боялась, что неудобства, на которые в здоровом состоянии ее мать не обратила бы никакого внимания, сейчас могут стать для нее фатальными. Даже выносливые, способные к регенерации женщины императорской семьи иногда нуждались в квалифицированном уходе и медицинской помощи.

Девушка осторожно прикоснулась к покрытому холодной испариной лбу так и не пришедшей в себя матери и тревожно заглянула ей в лицо. Любой человек с пробитыми легкими, поврежденным сердцем и сломанным позвоночником, находясь в подобных условиях, давно бы уже отправился на встречу с Сааном. Императрица под определение «человек» подпадала лишь весьма условно, но и она вынуждена была погрузиться в глубокую спячку, для того чтобы регенерировать повреждения организма без помощи биорегенератора.

Эра скрипнула зубами: если бы лечение проходило в больничных условиях, ее мать полностью поправилась бы через сутки, максимум двое. Но когда регенерация осуществляется с использованием только ресурсов организма, без внешней подпитки необходимыми для восстановления поврежденных тканей веществами, когда она проходит на грязном полу заброшенной вентиляционной шахты и из перевязочного материала только разорванный официальный костюм, а из лекарств - измененный нужным образом яд, вырабатываемый железами принцессы (конечно, неплохое обеззараживающее, но и только), дело вполне может закончиться смертельным исходом. Предстояло каким-то образом решить эту проблему.

Принцесса задумчиво провела пальцем по многолетнему слою пыли, покрывавшему дно шахты, и начала планировать, что она должна сделать в первую очередь.

Прежде всего следовало позаботиться о питании. Сама она могла без особого ущерба для своего здоровья не есть несколько дней, но мать нуждалась в постоянном пополнении запаса белков и микроэлементов для восстановления повреждений. Причем, находясь без сознания, Эфа не могла есть обычную пищу, требовалось каким-то образом выйти из положения. Но вот каким? Эра сердито наморщила нос, досадуя на скудость собственных познаний в области медицины. Ее неплохо научили оказывать первую помощь при любых видах повреждений и отравлений, но и только. Подразумевалось, что выхаживанием больного в дальнейшем будут заниматься специалисты, которых, однако, в данный момент поблизости почему-то не наблюдалось.

Эра сердито фыркнула, досадуя на пробелы в своем образовании, и осторожно поправила плащ, по необходимости заменивший для Императрицы и матрас, и одеяло. Нужно было найти какой-то выход, сидеть и ждать дальнейшего развития событий не имело смысла. Когда возникал выбор: пассивно наблюдать за происходящим в скромной надежде, что все обойдется, или действовать, решая возникшую проблему, принцесса предпочитала действовать, даже если это было гораздо опаснее, чем просто подождать и посмотреть, что получится.

Эра так и этак обдумывала сложившееся положение, пытаясь подобрать ключ к головоломке. Ее матери требовалось питание, причем питание, должным образом сбалансированное, чтобы без дальнейшего ущерба для здоровья восстановить повреждения, но при этом раненая пребывала в спячке, пытаясь регенерировать уничтоженные ткани организма, и обычным способом накормить ее не представлялось возможным. Принцесса знала, что в стационарных биорегенераторах, предназначенных для помощи больным, чье лечение занимает длительное время и требует большого расхода питательных веществ, предусмотрены системы, которые подпитывают организм пациента специальным раствором, поддерживающим его силы и заменяющим еду. Но она слабо представляла себе, каким образом он вводится в тело больного.

Эра припомнила пару случаев, когда она сама оказывалась в подобном устройстве после очередного чересчур опасного приключения, закончившегося не так, как она планировала, и с неудовольствием констатировала, что не помнит ничего с того момента, как ее сунули в биорегенератор, и до той секунды, когда она открывала глаза после лечения. То есть когда компьютер приходил к выводу, что весь ущерб, причиненный ее организму, исправлен, и командовал прекратить все процедуры. Девушка стиснула зубы, борясь с так не вовремя проснувшейся яростью. Саан загрызи того идиота, который в каком-то давно забытом году решил, что человек, приходя в себя опутанным с ног до головы трубками и проводами жизнеобеспечения, испытывает сильный стресс! Теперь из гуманных соображений автоматика, перед тем как привести больного в сознание, отсоединяла от него все аппараты, создавая полное впечатление того, что пациент просто проснулся после длительного сна! Принцесса не знала, как насчет нежной психики людей, а вот ей эта дурацкая идея грозила непредвиденными неприятностями!

Эра сосредоточилась, пытаясь вспомнить все, что имело хоть какое-нибудь отношение к лечению в биорегенераторах. Идеальная память выдала ворох абсолютно бесполезной информации об устройстве и принципах действия аппарата, а также о правилах помещения в него человека с различными повреждениями и сравнительные характеристики разных моделей… Принцесса резко выпрямилась: наконец-то она нашла решение! Все оказалось до изумления просто, и теперь она даже удивлялась, почему не додумалась до этого самостоятельно. В сознании отчетливо мерцало воспоминание о гневной речи Хальзара. Диин яростно критиковал безруких мясников, умудрившихся использовать допотопный передвижной биорегенератор для лечения его племянника и не удосужившихся при этом подсоединить к специально предназначенному для этого штативу емкость с питательным раствором, который следовало вводить в вену больного при помощи полой трубки и иглы, поскольку в то время, когда был создан этот образчик древней техники, способа автоматического впрыскивания нужных веществ через поры кожи еще не знали. В результате у мальчишки диагностировали серьезное истощение, повлекшее даже изменения в его внутренних органах…

Девушка вскочила на ноги и начала взбираться по выщербленной стене вентиляционной шахты, используя когти на руках и ногах в качестве эффективной замены альпинистского снаряжения. Подъем занял считаные секунды, и вот уже Эра стоит у стены полуразрушенного цеха, стряхивая пыль и каменную крошку с плаща. Необходимость лазить в убежище и из него через узкий пролом в стене шахты системы вентиляции доставляла ей определенные неудобства, но их все же можно было терпеть, благо они с лихвой перекрывались многочисленными плюсами тайника. Прикоснувшись к маленькой пуговке на правом запястье, принцесса включила режим мимикрии своего костюма, поблагодарив в душе мать, которая предусмотрительно ввела в качестве официального наряда женской части императорской семьи одежду, вполне пригодную для эффективного использования в чрезвычайных обстоятельствах по своему изначальному назначению - для защиты тела хозяина от вредных воздействий.

Убедившись, что она полностью сливается с окружающей обстановкой, Эра выскользнула из развалин цеха и осторожно прокралась к полуразрушенной стене, являвшейся условной границей территории завода. Притаившись возле достаточно большого куска ограждения, принцесса внимательно изучала обстановку на ближайших улицах, пытаясь вычислить засаду или поисковые отряды, но, к ее удивлению, все было спокойно. Даже ее паранормальные способности не обнаружили в прилегающих к предприятию трущобах ничего подозрительного. Люди жили своей обычной жизнью, дрались и пили, убивали и грабили своих более неудачливых собратьев и инстинктивно старались держаться подальше от древних руин, пользовавшихся здесь, судя по всему, дурной славой. Выяснив все, что ее интересовало, Эра осторожно покинула свое убежище и, быстро перебежав широкую полосу мертвой земли, отделявшую ее от ближайших развалюх, именуемых местными жителями домами, тихо заскользила у самых стен и остатков покосившихся заборов, полностью сливаясь с ними. Сначала принцесса беспокоилась, как бы кто-нибудь не обратил внимание на странную рябь, время от времени пробегающую по предметам, мимо которых она проходила (в конце концов, даже самая идеальная мимикрия не может полностью скрыть движение объекта и не делает его полностью невидимым), но вскоре убедилась, что местные жители абсолютно не замечают подобные странности, куда больше озабоченные своей борьбой за существование, чем аномалиями, на первый взгляд не представляющими никакой опасности для их жизни и здоровья.

Эра бесшумно кралась по грязной улице, как ее и учили, плавно перетекая из одной позы в другую, стараясь не делать резких движений и низко надвинув капюшон, чтобы скрыть глаза и узкую полоску кожи, не закрытую мимикрирующей тканью. По-хорошему следовало бы замаскировать ее полой плаща, но тогда ухудшался обзор, и принцесса сочла, что целесообразнее рискнуть. В конце концов, ей нужно было не просто спрятаться от нападающих, но еще и незамеченной добраться до цели своего путешествия. Хотя с последним пунктом возникли непредвиденные проблемы: сколько Эра ни кружила по улочкам и переулкам района трущоб, она никак не могла обнаружить ничего хоть отдаленно напоминающего больницу. Все здания, попадавшиеся ей на пути, выглядели одинаково обшарпанными, от них всех пахло сыростью, гнилью и чем-то еще совсем уж не поддающимся определению. В непосредственной близости от стен обретались кучи разнообразного мусора, в которых иногда угадывались спящие (запаха мертвечины вроде бы не было), грязные до невозможности личности неопределенного пола и возраста… Ничего, что у принцессы привычно ассоциировалось с заведениями, где по мере возможности лечили бедолаг, которым изменила удача.

Девушка уже отчаялась найти местную больницу, когда обратила внимание на странное скопление народа возле неприметного двухэтажного здания, которое, подозрительно покосившись всеми стенами вопреки фундаментальным законам физики, как-то еще стояло в конце заваленной всевозможным мусором улочки. Заинтересовавшись причиной, заставившей собраться вместе местных жителей, по определению избегающих близкого общения с себе подобными, принцесса подкралась поближе и прислушалась к коротким фразам, которыми время от времени перебрасывались в толпе. По ее наблюдениям, обитающие в трущобах люди игнорировали друг друга почти всегда, исключение составляли вполне определенные случаи, как то: ограбление, сбор банды для решения насущных вопросов и тому подобные мероприятия. Изумлению девушки не было предела, когда она поняла, что это угрожающее вот-вот развалиться здание и есть местная больница. У Эры зародились серьезные сомнения в том, что в подобном заведении есть что-то более современное, чем хирургические пилы, о которых ей рассказывали на уроках истории, но особого выбора у нее не было. Выбираться в более благополучные районы она пока не рискнула бы, а питательный раствор требовался срочно.

Принцесса сжала губы и стала аккуратно, чтобы ни на кого не наступить и никого не задеть, пробираться к задней стене дома, справедливо полагая, что просочиться в щели, даже такие широкие, как те, что украшали немногочисленные окна местной больницы, она не сможет, а непонятно с чего открывшаяся створка привлечет внимание людей. Потому что вряд ли ей удастся открыть ее бесшумно даже при всей своей подготовке… Впрочем, довольно скоро Эра отказалась от своей идеи. Завернув за угол, она обнаружила, что задний двор как таковой отсутствует, давно занятый под свалку всевозможных медицинских отходов, и органических в том числе, судя по непереносимому запаху, атаковавшему ее нос. Тихо выдохнув сквозь стиснутые зубы и борясь с сильным желанием блокировать себе обоняние, девушка оглядела стену, к которой прижалась, причем, когда она успела это сделать, принцесса не помнила. Подобное преобладание рефлексов над сознанием не могло не тревожить. Эра на несколько мгновений прикрыла глаза, погружаясь в «созерцание». Изгнав из сознания все эмоции и сосредоточившись только на цели своей операции, она спокойно вернулась к главному и, как выяснилось, единственному входу в медучреждение. Пробраться сквозь хаотично передвигающуюся толпу к железным дверям, преграждающим путь внутрь, оказалось гораздо проще, чем принцесса предполагала. Даже если она случайно и сталкивалась с не заметившим ее пациентом, то человек тут же обвинял в том, что его пихнули, кого-нибудь из ближайших соседей, а дальше в зависимости от того, кто находился рядом, следовала либо громкая перебранка, либо тихое бурчание в четверть голоса, чтобы не приведи Саан не услышали.

Мужчина смотрел на свою сестру и далеко не впервые в жизни испытывал непреодолимое желание придушить близкую родственницу. У него никак не укладывалось в голове, что за несколько месяцев его отсутствия можно натворить столько глупостей и несуразностей! Отправляясь по делам государства в качестве представителя президента, а также на неофициальные переговоры с некоторыми доброжелателями, крайне заинтересованными в смене правления в одной из соседствующих с Объединением стран, представляя уже свои собственные интересы, человек и не предполагал, что вернется к полномасштабному кризису. Все тщательно рассчитанные планы летели к Саану в преисподнюю только потому, что его сестра, никогда не дружившая с логикой и здравым смыслом, решила самостоятельно закончить операцию по захвату власти и показала себя во всей красе! Мужчина заставил себя разжать сведенные судорогой ярости челюсти и глухо поинтересовался, изо всех сил стараясь не сорваться и не свернуть безмозглой дуре шею:

– Ты сама хоть понимаешь, что ты натворила?! В лучшем случае громкий дипломатический скандал навсегда похоронит все наши надежды на этот брак, а в худшем - начнется война, в которой мы потеряем все! Потому что с Империей наш мягкотелый президент не справится, и я знаю это как никто другой! Если бы этот слизняк был способен на решительные действия, то нас с тобой давно уже не было бы в живых! - Он вдруг сорвался на крик: - Идиотка! Из-за тебя все пошло прахом! Теперь нам остается только затаиться и молиться о том, чтобы нас не обнаружили! Ты хоть в курсе, что Лентерр дал добро на участие в расследовании произошедшего специалистов Имперской службы безопасности! Ты понимаешь, что это значит?! Нет?! Так я тебе объясню! В отличие от молокососов Керра эти отморозки не остановятся ни перед чем и пойдут до конца! Их не запугать и не подкупить, потому что своего начальника они боятся больше, чем всех демонов Саана, вместе взятых, и не зря боятся! А в профессионализме они уступают только разведке царства Hyp, да и то не во всем! Если нам очень повезет, они не найдут доказательств нашей причастности к заговору, но обо всех наших планах можно смело забыть!

Человек замолчал, с раздражением глядя на заливающуюся слезами сестру, и сердито отвернулся. Он знал, что все его упреки - просто бесполезная трата времени и сил, все равно единственное, чего он добьется, - это истерика и невразумительные оправдания, что она хотела как лучше. Мужчина вздохнул. Если быть честным с самим собой, то во всем случившемся прежде всего виноват он сам. Ведь знал же, что из себя представляет его дорогая сестричка, которая, кроме броской внешности, ничего не унаследовала от их матери, а умом, к сожалению, пошла в своего отца, выбранного ушлой матушкой в качестве второго супруга за принадлежащее ему огромное состояние и происхождение, но никак не за выдающиеся умственные способности! Ну почему он не дал четких указаний исполнителям: ни в коем случае не выполнять распоряжений этой истерички?! В результате его люди, прекрасно зная об их родстве и положении, которое занимает его сестрица, беспрекословно исполнили все ее бредовые распоряжения. Благо он приучил их ничему не удивляться и не задавать лишних вопросов. Вот и результат!

Мужчина мрачно покосился на размазывающую по лицу слезы родственницу и тихо выругался про себя. Ситуация вышла из-под контроля, теперь их могло спасти только чудо, но прежде всего следовало позаботиться о том, чтобы отвести от их семьи даже тень подозрений. Его вряд ли будут рассматривать в качестве потенциального заговорщика, поскольку во время всех событий, потрясших Империю и Объединение свободных планет, он находился вдали от места действия, причем не по своей инициативе, а по распоряжению президента Лентерра. Так что вопросов к нему быть не должно, но его сестра сразу же окажется на подозрении у любого, кто знает истинное положение дел в стране… Хотя нет. Человек внезапно усмехнулся и небрежно поправил прядь волос, выбившуюся из его идеально уложенной модной прически. Каждый, кто хоть немного знает об истинном положении вещей, никогда не заподозрит его сестрицу в причастности к заговору, потому что всем доподлинно известно: максимум, на что она способна, - это закатить скандал и наговорить гадостей…

Он подошел к всхлипывающей женщине и, грубо схватив за плечи, сильно встряхнул:

– Прекрати реветь! Я сказал, прекрати!! - (Резкий окрик заставил ее вздрогнуть и посмотреть на брата). Человек поморщился, глядя в опухшее от слез, покрытое красными пятнами лицо сестры, и холодно произнес, не обращая внимания на мелкую дрожь, которую она не смогла сдержать: - Ты будешь вести себя, как будто ничего не случилось. Никакой самодеятельности. Если я узнаю, что ты сделала хоть один шаг по собственной инициативе, то уж точно сверну твою хорошенькую шейку. Ты меня поняла?

Женщина кивнула как завороженная.

– Великолепно. Свою очередную истерику и невменяемое состояние объяснишь нервным потрясением от покушения, поскольку ты уверена, что убить собирались именно тебя. И пусть факты говорят о другом, но ты сердцем чувствуешь правду. Жертвой должна была быть ты. Кто бы тебя ни спрашивал, держись этой версии. Поняла? И постарайся пока не привлекать к себе особого внимания, воздержись от скандалов и прочих демонстраций своего ангельского характера. Лучше всего будет, если ты изобразишь очередную глубокую депрессию. Они у тебя случаются с периодичностью раз в два месяца, так что никто не удивится, тем более тут такой повод.

Мужчина заглянул в испуганные, покрасневшие глаза сестры и довольно усмехнулся. В таком состоянии дурочка уже точно ничего не натворит, а до того времени, как она придет в себя и опять вообразит себя великой интриганкой, все решится. Так или иначе. Человек стряхнул пушинку, приставшую к лацкану его дорогого пиджака, пошитого у самого известного в стране портного, и подавил вздох. Если бы не положение, занимаемое его сестрой, и перспективы, которые оно открывало для него самого, он давно бы уже избавился от неудобной родственницы. Но, к сожалению, его собственные заслуги не шли ни в какое сравнение с тем, что получила его безмозглая сестрица, просто выйдя замуж. В случае ее смерти у очень большого количества людей появились бы вопросы к нему. Поэтому приходилось мириться с ее выходками и пытаться свести к минимуму их разрушительные последствия. Хотя в этот раз идиотка превзошла саму себя…

Он отошел от кровати, на которой сидела его скандальная родственница, и демонстративно уставился в окно. Сзади тут же раздался торопливый шорох, заставивший мужчину брезгливо усмехнуться. Бедная дурочка торопилась покинуть комнату, до потери сознания радуясь тому, что все закончилось и никто не будет ее больше ругать, и боясь неосторожным звуком снова привлечь к себе его внимание. Человек просто не понимал, почему ее муж не может справиться с ней и вынужден терпеть постоянные проявления ее дурного характера. Ему никогда не составляло труда поставить сестрицу на место и запугать до истерики. К сожалению, эффект от его воспитательных мероприятий через какое-то время сходил на нет, а принять более жесткие меры не представлялось возможным, поскольку характерные следы на теле супруги или скованность движений после его обучения должному поведению насторожили бы человека, за которого ее так удачно выдали замуж. А подобный интерес вполне мог закончиться непредсказуемыми, но однозначно неблагоприятными для него последствиями. Поэтому приходилось осторожничать и сдерживать свое раздражение.

ГЛАВА 3

Сейнал молча кивнул, выслушав вежливые заверения секретаря своего отца о том, что господин президент очень занят, но непременно примет его, как только освободится, и с бесстрастным лицом покинул приемную. Он ожидал подобного, однако на душе все равно остался неприятный осадок. Юноша неожиданно для себя осознал, что за какую-то пару месяцев умудрился отвыкнуть от гнетущей атмосферы президентского дворца и пренебрежительного отношения к себе окружающих. И, самое главное, он привык к тому, что всегда рядом с ним находится Эра. Подчас это невероятное существо создавало нешуточные проблемы, иногда демонстрировало полную неосведомленность в каком-либо вопросе в сочетании с упрямым нежеланием заполнять очередной пробел в своем образовании, но при этом принцесса оставалась умным собеседником и непревзойденным слушателем, относясь к любым его проблемам и переживаниям с предельной серьезностью. Наследник президента и сам не заметил, как привязался к ее высочеству и ее невероятной семейке, которую каждый нормальный человек счел бы в лучшем случае эксцентричной и в которой каким-то образом умудрялись жить в относительной гармонии, не забывая заботиться друг о друге и не на жизнь, а на смерть защищая своих родных от любой внешней угрозы.

Киирн беззвучно появился из-за какой-то портьеры и уверенно зашагал рядом с ним, одним своим присутствием подбадривая и внушая уверенность в завтрашнем дне. Сейнал покосился на бесстрастного диина, который наверняка был в курсе всех его переживаний и сомнений, и невольно улыбнулся, вспомнив, в какой ужас пришел, когда его верный телохранитель после покушения внезапно решил взять инициативу в свои руки. Сначала Киирн совершенно спокойно рассказал своему подопечному о том, что произошло на самом деле и какие последствия подобные происшествия могут иметь в дальнейшем. А потом на вполне закономерный вопрос, откуда, Саан его побери, он знает о степени осведомленности службы безопасности и количестве арестованных, невозмутимо уведомил его о том, что диины, оказывается, телепаты… и не только они.

Юноша до сих пор не мог до конца поверить в рассказ своего телохранителя, но вынужден был признать, что другого объяснения пока у него нет, к тому же поведение некоторых людей, явно осведомленных об особенностях этого крылатого племени, наталкивало его на мысль, что диин не врет. От этого ему было слегка не по себе, но, с другой стороны, Сейнал прекрасно понимал: без поддержки Киирна ему бы пришлось куда тяжелее. До его переживаний и сомнений, как всегда, никому не было дела, и если бы не диин, убедивший его в том, что с Императрицей и Эрой наверняка все будет в порядке, то эти сутки стали бы самыми длинными в его жизни. Юноша усмехнулся: надо честно признаться самому себе: если бы не диин, оказавшийся превосходным телохранителем, его скорее всего уже не было бы в живых.

Сейнал свернул к двери коридора, ведущего к его комнатам, толкнул створку, привычно приложив руку к считывающему устройству, заменяющему замки в части дворца, предназначенной для проживания, и замер, внезапно почувствовав на плече стальную хватку диина. Юноша удивленно обернулся, не понимая, чем вызвана остановка, и встретился взглядом с холодными, бесстрастными глазами внезапно насторожившегося Киирна. Странно. По мнению третьего наследника, вокруг не было ничего, что даже теоретически могло бы встревожить его телохранителя. Удостоверившись на всякий случай в том, что поблизости никого нет (датчики наверняка присутствовали, но их в расчет можно было не принимать), Сейнал задумчиво поинтересовался у встревоженного Киирна, который разглядывал обычный дворцовый переход с таким выражением лица, словно перед ним была полоса препятствий со смертельными ловушками:

– Что ты обо всем этом думаешь?

Диин сердито передернул плечами и фыркнул, не отрывая взгляда от дверей по обе стороны коридора, драпировок и ниш со статуями, призванными украсить довольно унылое помещение, единственным предназначением которого было служить проходом к паре комнат, являющихся местом обитания одного из сыновей президента.

– В этом дворце живут люди с явно выраженной склонностью к самоубийству! Если у вас такова зона повышенной безопасности, то остается только удивляться, почему за последние семь лет было только одно удачное покушение.

Юноша удивленно вскинул брови, слегка ошарашенный возмущением своего телохранителя, а затем припомнил, как охранялась зона, предназначенная для постоянного проживания императорской семьи, и невольно улыбнулся. Действительно, по сравнению с теми мерами безопасности, которые предпринимались в Империи, герметичные двери, замками к которым служили считывающие устройства, запрограммированные на всех имеющих доступ в жилую зону (несколько десятков слуг и сотрудников службы безопасности плюс постоянно обретающиеся во дворце ближние и дальние родственники и так, по мелочи), охрана, сопровождающая прислугу во время уборки помещений, и датчики, реагирующие на движение и подозрительный звук, казались слишком ненадежными. Сейнал хмыкнул, вспомнив недавние события. Как выяснилось на практике, вообще вся система, обеспечивающая безопасность правящей семьи, оказалась крайне ненадежной, а не только та ее часть, которая отвечала за внутренние помещения дворца.

Молчание затягивалось, и юноша, чтобы ненароком не обидеть собеседника (он до сих пор не знал точно, как себя с ним вести), рассудительно заметил:

– Что поделаешь, в каждой стране свои представления о надежности охраны, хотя я тоже чувствовал себя в Империи более спокойно. Но сейчас меня волнует другое. Отец ведет себя как-то странно.

– Он подозревает, что ты попал под наш контроль. - Диин фыркнул, недвусмысленно выражая свое отношение к способности президента делать выводы, и решительно зашагал по коридору, внимательно прислушиваясь и принюхиваясь.

Сейнал оторопело проводил его взглядом, но благоразумно остался на месте и воздержался от вопросов, ожидая, пока его телохранитель обследует подозрительное помещение на предмет скрытых ловушек, убийц и прочих дополнений к интерьеру, не предусмотренных изначальным дизайном. Подобное отклонение в планировке дворца, конечно, было весьма маловероятным, но его все-таки не стоило сбрасывать со счетов, особенно в свете последних событий.

Киирна наконец удовлетворили результаты осмотра, и он повернулся к ожидающему его вердикта человеку, всем своим видом давая понять, что путь в апартаменты наследника свободен и безопасен. Юноша поспешил в свои комнаты и, только когда за ним закрылась дверь, облегченно вздохнул, позволяя себе расслабиться. Здесь можно было не беспокоиться о прослушивании, датчики в личных покоях членов семьи президента реагировали только на подозрительные звуки, а все остальное просто игнорировали. Сейнал невольно поежился, припомнив, что при правлении его дяди служба охраны прослушивала все, что происходило во дворце, не делая исключения ни для кого. Он до сих пор не знал, как тогда не сошел с ума, вынужденный следить за своим поведением не только в публичных местах, но и в собственной спальне.

Диин, видимо, был в курсе всех его переживаний, он улыбнулся, показав немаленькие клыки, демонстративно достал откуда-то из складок своего плаща небольшой приборчик и водрузил его на полку с книгами. Не дожидаясь вопросов, Киирн щелкнул каким-то тумблером и непринужденно пояснил:

– Эта штука полностью блокирует устройства, предназначенные для прослушивания помещения, так что мы можем говорить спокойно, не опасаясь, что запись нашего разговора ляжет сегодня же на стол президента.

– В этом нет необходимости, мои покои не прослушиваются. - Сейнал усмехнулся. - Подключены только тревожные датчики.

– Это ты так считаешь. - Диин скептически наморщил нос. - Твой отец вбил себе в голову, что ты попал каким-то образом под наш контроль и теперь беспрекословно мне подчиняешься. Поэтому он может отдать соответствующий приказ исключительно из благих побуждений.

– Понятно. - Юноша нахмурился и оглядел спартанскую по меркам Империи обстановку своей комнаты так, словно впервые ее видел. - Но почему отец… Это же полная глупость!

– Ну, видимо, он не нашел другого объяснения твоему поведению. Впрочем, это меня волнует сейчас меньше всего.

Сейнал задумчиво кивнул, экстравагантные умозаключения отца по поводу взаимоотношений диинов с представителями человеческого рода и его тоже волновали меньше всего. На первом месте было гораздо более серьезное затруднение: он снова стал объектом покушения, причем поблизости не было никого, кто мог бы ему реально помочь разобраться в ситуации и найти недоброжелателей, настолько заинтересованных в его безвременной кончине. Киирн, конечно, бесценный помощник, но пока диин только телохранитель и при всех своих способностях не имеет права голоса в этом дворце… Впрочем, Сейнал, как оказалось, тоже. Юноша наконец сбросил маску показной уверенности, которая все равно не могла обмануть единственного свидетеля его слабости, и с тихим вздохом сполз по стене, прижавшись затылком к деревянным панелям.

– Расскажи мне все. - Он понимал, что скорее всего его просьба останется без ответа, Киирн пока еще не обязан отчитываться перед ним. Но сейчас он был готов хвататься за малейший шанс разобраться в ситуации, которая все больше и больше напоминала какой-то гротескный кошмар, а не вполне реальное положение вещей.

К его удивлению, диин спокойно кивнул:

– Хорошо. Расскажу все, что знаю. Но сначала давай переберемся на диван. Тебе не следует так перенапрягаться, все-таки ты человек и не приспособлен к подобным нагрузкам. Отдохни.

– Я уже отдыхал. - Сейналу не терпелось услышать новую информацию, поэтому он беспрекословно поднялся с пола и добрел до дивана, но не поспорить юноша просто не мог.

– Если два часа метания в кровати ты называешь сном, то, несомненно, ты отдыхал, - пренебрежительно фыркнул Киирн, который, в отличие от своих более нормальных сородичей, явно не унаследовал дипломатического дара диинов-мужчин и отличался прискорбным отсутствием такта. - Хватит изводить себя по пустякам. Пока я здесь, убить тебя будет непросто, по крайней мере, потребуется серьезная подготовка, которую не провести за какие-нибудь двое суток, а через несколько дней здесь будет достаточно специалистов, чтобы обеспечить твою безопасность, даже если Саан лично явится по твою душу. Так что не переживай. Давай лучше вместе подумаем, кому ты так мешаешь…

– Саан тебя побери! - Сейнал от раздражения забыл, что с нелюдем желательно разговаривать вежливо для собственного же блага. - А я о чем спрашиваю?! В конце концов, при твоих паранормальных способностях ты гораздо лучше осведомлен обо всем происходящем и мог бы уже поделиться информацией.

Юноша осекся, поняв, до какой степени умудрился потерять над собой контроль. Это было уже тревожным симптомом, он не раз проводил сложные переговоры и точно знал, что обычно не склонен к подобным вспышкам эмоций. К его удивлению, диин спокойно проигнорировал его истерику. Он просто устроился рядом с диваном, скрестив ноги и полураскрыв крылья, и начал рассказывать обо всем, что успел узнать из памяти Керра (благо глава службы безопасности напряженно думал именно об этом, и считать информацию труда не составило) во время короткого столкновения у кабинета президента и из сознания Лентерра на непродолжительной аудиенции, которой их удостоили. К сожалению, диины тоже были ограничены в своих возможностях, читать мысли в толпе или на большом расстоянии у них не получалось. Да и сильные эмоциональные всплески могли серьезно исказить восприятие. Киирн практически ничего нового не добавил к тому, что уже успел рассказать Сейналу, только поделился своими выводами, которые заставили того серьезно задуматься о ситуации в собственной стране. По всему выходило, что заговорщики не просто обитатели дворца, но принадлежат к числу избранных, допущенных в самые закрытые его части.

Эра довольно оскалилась, беззвучно скользя по обшарпанным коридорам больницы. Ей наконец-то улыбнулась удача. Проникнув в это с позволения сказать медицинское учреждение, принцесса без труда нашла по запаху склад медикаментов, поскольку никто не удосужился хранить препараты в герметичных упаковках и многие из них, кроме просроченного срока годности, отличались еще и специфическими ароматами, весьма заметными даже на фоне непереносимой вони трущоб. К счастью, несколько десятков пакетов с питательным раствором оказались еще пригодными для употребления, и Эра без зазрения совести забрала их все, заодно прихватив полую трубку с иглой на одном конце и странным зажимом на другом, по конструкции подходящим к приспособлениям, укрепленным на пакетах. Трубка была старая, местами прозрачный пластик подозрительно помутнел, но девушка решила, что в сложившихся обстоятельствах привередничать не приходится, других похожих на эту трубок на складе при быстром осмотре не обнаружилось, а проводить методический поиск не позволяло время. В любой момент какой-нибудь человек мог зайти в помещение и заметить отсутствие некоторых медикаментов на своих местах.

Принцесса выбралась из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, допотопный замок послушно щелкнул, девушка подергала створку и, убедившись, что она надежно заперта, начала сложный путь по коридору обратно к выходу. Про себя Эра благодарила неизвестных, попытавшихся сэкономить везде, где только можно, при переоборудовании этой развалюхи под больницу. Если бы замок был хоть немного поновее, ей не удалось бы отжать его, а затем захлопнуть без всяких видимых повреждений. А привлекать внимание пока не входило в ее планы, ведь заинтересованные лица вполне могли догадаться, почему из больницы для бедных пропал питательный раствор, совершенно бесполезный для местных жителей, но просто незаменимый для беглянок при определенных обстоятельствах. Возможно, она перестраховывалась и искала опасность там, где ее не было, однако девушка сейчас была не в том положении, чтобы позволить себе хоть малейшую небрежность.

Ловко уворачиваясь от слонявшихся по коридорам больных и заполошно бегающих туда-сюда врачей, Эра практически добралась до выхода, когда ее внимание привлекли испуганные крики и весьма необычные для этого места эмоции. Принцесса с изумлением ощутила боль, отчаяние от того, что никак не удается помочь близкому, такому дорогому существу, гнев на свою беспомощность и на бестолково мечущихся вокруг людей. Девушка заинтересовалась силой привязанности, отчетливо ощущаемой между тяжело дышащей девочкой, у которой никак не могли остановить судороги, выгибающие хрупкое тельце так, что, казалось, еще немного, и кости просто переломает, и хмурым диковатым подростком, мрачно косящимся на суетящихся вокруг врачей. Такого она давно не встречала. И уж тем более не ожидала обнаружить в этом месте, где собрались все отбросы человеческого общества, казалось, на генетическом уровне запрограммированные не ценить чужую жизнь.

Эра приостановилась, обдумывая свои действия, а затем решительно подкралась к теряющей сознание девочке. Человеческие дети как таковые ее интересовали мало, но некоторые особенности ментального излучения этих двоих отчетливо свидетельствовали о том, что они относятся к той же разновидности рода людского, что и дети Хизы. Принцесса видела Лио и Лиа только раз, но хорошо знала их историю, поскольку женщина-диин и ее мать часто обсуждали, что делать с детенышами, судьбу которых некоторые безответственные личности умудрились определить задолго до их рождения. Эра не сомневалась в причинах судорог у девочки и была уверена также в том, что в этом с позволения сказать медицинском учреждении с ними ничего поделать не смогут. Судя по силе ментального излучения, идущего от этих детей, оба их родителя были измененными, и при этом их предки не прекращали эксперимент, как в случае с Лотаном, а пытались вырастить суперлюдей до последнего. Но почему они тогда не учили своих детей как положено?

Принцесса решила разобраться в этом позже, сейчас требовалось устранить угрозу смерти одного из существ, которые вполне могут пригодиться в будущем. Не ей, так Хизе. И сделать это требовалось оперативно. Девушка подобралась вплотную к несчастной, походя уклоняясь от столкновения с людьми, отчаянно, но безуспешно пытающимися прекратить странный приступ конвульсий. Как оказывать первую помощь в таких случаях, она знала, мать в детстве не раз снимала у нее подобные припадки, правда, далеко не такие сильные. Эра осторожно положила руку на лоб девочки, покрытый болезненной испариной, и сосредоточилась, проникая в ее сознание. Все было так, как она и ожидала: мозг, возбужденный до предела, выдавал команды мышцам с такой скоростью, что они не успевали на них реагировать и начинали произвольное сокращение в бешеном темпе. У нормальных людей такое было просто невозможно, поскольку весь организм работал в едином ритме, а вот у тех, кто подвергся вмешательству на генном уровне, иногда случалось, если мышцы были недостаточно развиты, чтобы успевать за искусственно завышенной скоростью мышления.

Привычный импульс, снижающий мозговую активность, замедляющий все процессы в организме. Оказалось, что это немного труднее, чем представлялось по воспоминаниям, но все равно принцесса с удовольствием отметила, как успокаивается сознание девочки, и удивленно констатировала, что умудрилась ошибиться в оценке ее возраста лет этак на пять. Резкий толчок в спину заставил ее прекратить размышления на отвлеченные темы и вспомнить, где она находится. Эра инстинктивно метнулась в сторону, уклоняясь от внезапной опасности, и отскочила к стене, одновременно пытаясь определить, кто же на нее напал. Через мгновение принцесса расслабилась и недобрым словом помянула собственные рефлексы, сыгравшие с ней в этот раз злую шутку. У пришедшей в себя девочки, с недоумением оглядывающейся по сторонам, застыл молодой человек в униформе врача, который с безграничным изумлением водил ладонью перед собой, пытаясь понять, к чему он все-таки прикоснулся. А подросток, эмоции которого и привлекли ее внимание, подобрался, словно для боя, подозрительно глядя прямо на нее! Девушка на мгновение испугалась, что резкий рывок повредил ее маскировку и ее теперь можно увидеть, но в следующее мгновение она прикоснулась к сознанию человеческого детеныша и успокоилась. Парень успел рассмотреть какое-то размытое пятно (так, словно окружающие предметы внезапно подернулись рябью), пролетевшее в сторону пустого угла, и теперь гадал, не начались ли у него галлюцинации от всего пережитого за последний день.

Принцесса решила больше не искушать судьбу. Теперь когда она знает запах и спектр ментального излучения этих двоих, она найдет их где угодно (по крайней мере, ей так казалось), так что оставаться в больнице больше не было необходимости, а вот матери помощь требовалась как можно скорее. Девушка пробралась вдоль стены к входной двери и затаилась рядом с косяком, ожидая, когда кто-нибудь ее откроет (самостоятельно распахивающаяся створка могла привлечь ненужное внимание людей в приемном покое, и так достаточно озадаченных последними странностями).

Ждать пришлось недолго. Выскользнув вместе с очередным посетителем медучреждения на улицу, Эра торопливо зашагала в сторону развалин завода, не забывая, однако, двигаться как можно более плавно, чтобы не нарушать режим мимикрии своего костюма. Местные обитатели вряд ли обратили бы внимание на подобную ошибку, но никто не мог поручиться зато, что рядом не окажется парочка наблюдателей из местных спецслужб. Ее наверняка ищут. Внезапно поднявшийся резкий, порывистый ветер не облегчал задачу, так и норовя распахнуть плащ, и даже распиханные по многочисленным внутренним карманам пакеты с питательным раствором не спасали положения. Они оказались слишком легкими, для того чтобы эффективно исполнять роль утяжелителя. Принцессе приходилось постоянно придерживать развевающиеся полы левой рукой, правая же привычно покоилась на эфесе меча. На всякий случай.

До своего убежища Эра добралась без приключений. Выложив на наименее грязный участок пола свою добычу, девушка наклонилась к матери, втайне опасаясь, что, пока она отсутствовала, ей стало хуже. Быстрый осмотр показал, что состояние раненой осталось без изменений, и принцесса облегченно вздохнула, она даже себе боялась признаться в том, как сильно ее пугала перспектива остаться на чужой планете в полном одиночестве. Хотя сейчас вероятность такого исхода была гораздо меньше, чем несколько часов назад. Нужные для выздоровления матери препараты принцесса нашла, теперь осталось как-то приспособить пакет с питательным раствором в положение, при котором жидкость будет стекать в нужном направлении. Задачка была не очень сложная, но хлопотная. Эра подобрала покореженную полосу пластиковой обшивки какого-то агрегата, давно уже рассыпавшегося на запчасти под действием времени, и принялась когтями расщеплять один ее конец, стараясь по возможности не откалывать от нее куски. Первые две попытки привели к тому, что выбранный ею кусок пластика уменьшился вдвое, но затем ей все-таки улыбнулась удача, и ее усилиями в полосе появилась узкая трещина, вполне пригодная для того, чтобы зажать в ней крепежное кольцо пакета с раствором. Принцесса облегченно вздохнула и, высунув кончик языка от усердия, закрепила одну из упаковок в нужном положении, теперь оставалось только подвесить ее на требуемую высоту. С этим проблем не возникло. Когти без сопротивления вошли в крошащийся камень стены шахты, вырезая необходимое углубление, и через мгновение самодельный штатив был готов.

Теперь надо было ввести иглу в вену, что, учитывая особенности организма Императрицы, представлялось довольно сложной операцией. Эра по своему опыту знала, что далеко не все медицинские инструменты способны проколоть или разрезать их плотную кожу. Обычно врачи при лечении женщин императорской семьи пользовались специальными лазерными скальпелями (диины заменяли их собственными когтями), а вместо игл применяли методику впрыскивания лекарств через поры или слизистые. Но в ее распоряжении была только обычная и к тому же далеко не новая медицинская игла, которая вполне могла сломаться при попытке ввести ее как положено в вену больной. Задачка. Эра задумчиво склонила голову к плечу, оценивая ситуацию, и в следующий момент довольно усмехнулась. Решение оказалось простым, как и все гениальное. Присоединив к пакету трубку с иглой, девушка аккуратно закатала рукав на правой руке матери и, примерившись, кончиком когтя проткнула плотную кожу над веной. Вставив в ранку иглу, принцесса убедилась в том, что питательный раствор начал поступать в организм больной, и облегченно вздохнула. Одна из первоочередных проблем была решена. Теперь оставалось только следить за состоянием раненой и своевременно менять пакеты с питательным раствором. А это значило, что она может хоть немного отдохнуть. Эра устроилась у изголовья импровизированного ложа, на котором почти беззвучно дышала ее мать, и погрузилась в легкую дрему, не забывая даже в полусне следить за тем, что происходит вокруг.

ГЛАВА 4

Рейт холодно смотрел на собравшихся в тронном зале дворян, почти физически ощущая их полные злорадства взгляды. Всего несколько часов назад прошла серия сообщений от якобы независимых журналистов о том, что Императрица и ее дочь погибли в результате коварного покушения президентских гвардейцев, и теперь представители старой аристократии праздновали победу в своей многолетней войне с императорской семьей. По их мнению, до полного успеха им осталось только вынудить сломленного двойной потерей принца-консорта отречься от престола или каким-либо другим способом продемонстрировать свою неспособность управлять Империей. Рейт подозревал, что неадекватное поведение, свидетельствующее о душевном нездоровье принца-консорта, подошло бы им больше всего. Кажется, именно на это и рассчитывали герцоги, под самыми надуманными предлогами требуя собрать экстренное совещание, совмещенное с пресс-конференцией, практически сразу после того как по всем каналам показали голозапись, на которой в подробностях демонстрировалось, как гвардейцы практически в упор расстреливают Эфу.

Что ж, принц-консорт не собирался им мешать. Нужно же иногда давать своим подданным повод позлорадствовать, всем известно, что подобные эмоции повышают самооценку имперских дворян… и как следствие делают их неосторожными… Хиза уже успела позаботиться об усилении мер безопасности и обеспечить прямой эфир прямо из тронного зала. Впервые в истории Империи мероприятие такого уровня освещалось без всякой цензуры, что привлекло внимание даже тех представителей гражданского общества, которые обычно демонстративно игнорировали все события политической жизни своей страны под всевозможными предлогами личного характера (каких только убеждений не бывает у людей).

Рейт невозмутимо сидел на своем троне, наблюдая за толпой дворян у его подножия и машинально отмечая, что в свете последних событий несколько коалиций поменяли свой состав, а некоторые присутствующие в зале герцоги ведут себя чересчур вызывающе, чем подтверждают выводы службы безопасности об их неблагонадежности. Журналисты заняли все места на галерке и чувствовали себя явно не в своей тарелке, находясь в непосредственной близости от такого количества аристократов, каждый из которых вполне мог устроить чем-то не угодившему ему простолюдину множество неприятностей, подчас и несовместимых с жизнью. Для представления было все готово. Принц-консорт едва заметно усмехнулся, глядя на торжествующих ничтожеств, которые считали, что они наконец-то победили. Полученные ими сведения недвусмысленно подтверждали достоверность кадров, облетевших все каналы новостей. Хиза позаботилась о том, чтобы некоторым весьма заинтересованным лицам стало известно о том, что эскорт Императрицы возвращается, и не в полном составе, а боевая эскадра с диинами на борту спешно вылетела к столице Объединения свободных планет. Теперь оставалось только посмотреть, кто воспользуется полученной информацией и как он попытается применить ее на практике.

Рейт поднял руку, требуя тишины, и, дождавшись, когда все внимание присутствующих сосредоточилось на нем, невыразительно произнес:

– Мне сообщили, что дворянство озабочено обстановкой, сложившейся в Империи, и требует всестороннего обсуждения последних событий и путей преодоления кризиса власти. Я готов внимательно выслушать ваши соображения и прежде всего хотел бы узнать, что именно навело моих уважаемых подданных на мысль, что в Империи кризис власти? - Рейт с удовольствием увидел злорадство, отчетливо написанное на физиономиях нескольких герцогов и аристократов помельче, усмотревших в его словах все признаки душевного нездоровья ненавистного принца-консорта.

Когда вперед вышел герцог Лоренден, Рейт нисколько не удивился, но подобрался, готовясь отразить первый удар, а какой он будет - словесный или физический, - в сложившейся обстановке было не суть важно. Смертельно опасным мог с равным успехом стать и тот и другой. Лоренден числился среди самых яростных противников всех реформ, проводимых Императрицей, и принц-консорт не сомневался в том, что старый ретроград постарается воспользоваться его слабостью по полной программе. Его предположения оказались абсолютно верными. Аристократ остановился у ступеней, ведущих к тронам правителей Империи, и, даже не удосужившись поклониться, громко возвестил, явно играя на журналистов:

– Ваше высочество, я и мои подданные глубоко соболезнуем вам в вашей утрате, но нельзя в такой ситуации уходить от реальности, отрицая случившуюся трагедию. Ее величество и ее прямая наследница, к сожалению, погибли, и теперь…

– Герцог Лоренден, - Рейт заставил свой голос звучать подчеркнуто сухо, даже скучающе, ничем не показывая своей ярости при виде того, с каким нескрываемым удовольствием большинство собравшихся в зале прислушивается к словам старого ретрограда, - я вынужден отклонить ваши соболезнования.

Принц-консорт надменно усмехнулся, глядя на вытянувшиеся физиономии дворян, отчаянно гадающих, действительно ли он сошел от горя с ума или знает что-то такое, что им неизвестно. Выдержав драматическую паузу, Рейт холодно продолжил, всем своим видом показывая, как сильно он удивлен выходкой своих подданных:

– По всей видимости, ваши источники дезинформировали вас. Нет никаких поводов для тревоги. Президент Лентерр практически сразу после покушения связался со мной и подтвердил, что и Императрица, и наследница живы, хотя и находятся в данный момент под наблюдением врачей. Однако ни жизни, ни здоровью моей семьи ничто не угрожает. Поэтому кризиса власти в ближайшем будущем не предвидится. Все желающие могут ознакомиться с записью моего разговора с президентом. Если это все, что вы хотели обсудить на сегодняшнем совещании, то я вынужден объявить о его окончании. В отсутствие ее величества у меня слишком много неотложных дел, чтобы отвлекаться по пустякам.

Аристократы удивленно зашептались, уверенный тон принца-консорта убедил их в правдивости его заявления надежнее любых клятв, которым в Империи традиционно не верили. Герцог Оттори имел вид человека, абсолютно спокойного за свое будущее. Дворяне чуяли такие вещи инстинктивно и поэтому гадали теперь, зачем понадобилось его высочеству устраивать подобное представление. Действительно, в законах Империи упоминалось о возможности привлечения самых родовитых аристократов к обсуждению проблемы наследования в случае, если в правящей семье не остается прямых наследников по крови и возможности появления их в будущем. Может быть даже поднят вопрос о смене династии. Но подобные мероприятия не проводятся в таком абсурдном виде. Собственно, требование собрать пресс-конференцию и публично обсудить законность правления принца-консорта и было первой проверкой с целью установить степень вменяемости герцога Оттори. Лишь благодаря тому, что он согласился с такими возмутительными требованиями, многие из присутствующих осмелились явиться на это собрание…

Соответствующие выводы большинство сделало быстро и теперь тревожно обдумывало, как бы поскорее и, что самое главное, по возможности незаметно покинуть дворец, а еще лучше планету до того, как за дело возьмутся оперативники службы безопасности. Следовало как можно быстрее сгладить эффект от глупого прокола и постараться вернуться к прежним отношениям. Но, как оказалось, герцог Лоренден слишком увлекся перспективой прославиться как человек, свергнувший одну из самых древних династий в Галактике. Не обращая внимания на то, что вокруг его сторонников стремительно расширяется пустое пространство, а число самих сторонников уже значительно сократилось и продолжает уменьшаться, его светлость громко заявил:

– Ваше высочество, можете ли вы подтвердить, что ваши слова не только плод вашего больного рассудка? - и удивленно оглянулся по сторонам, не понимая, почему в зале воцарилась такая мертвая тишина.

Рейт усмехнулся, отметив про себя, что без вмешательства Хизы или кого-нибудь из диинов наверняка не обошлось, поскольку в любом состоянии такой прожженный интриган, как старый герцог, ни за что не позволил бы себе подобной неосторожности по своей воле и уж тем более не упустил бы из виду предложение принца ознакомиться с записью, как раз и являющейся подтверждением его слов. Но даже если прокол и был вызван во многом искусственно, это не означало, что он им не воспользуется. Принц-консорт выпрямился на троне, всем своим видом давая понять, что, мягко говоря, изумлен неподобающим поведением своего подданного, и, надменно глядя на притихших дворян, бесстрастно констатировал:

– Отсутствие ее величества было, по всей видимости, расценено некоторыми из здесь присутствующих как повод для измены. Что ж, мне придется наглядно продемонстрировать всем одну простую истину: где бы ни находилась моя жена, она и только она правит в этой стране. И если Императрица считает меня достойным замещать ее во время своего отсутствия, то не вам оспаривать ее решение. Совещание окончено. Охрана, арестовать герцога Лорендена за оскорбление правящей семьи и поместить в тюрьму до возвращения ее величества, подобные дела в ее компетенции. Всех остальных попрошу покинуть тронный зал.

Сотрудники службы безопасности как по команде выскользнули из толпы и взяли ошарашенного аристократа в плотное кольцо. А дворяне, посчитавшие, что в отсутствие Императрицы на удивление легко отделались, поспешили покинуть помещение, пока принц-консорт не передумал и не приказал взять под стражу и всех остальных для выяснения степени их причастности к акту публичного оскорбления члена императорской семьи. Рейт наблюдал за стремительно пустеющим залом с непроницаемым лицом, кровожадно усмехаясь про себя. Сегодняшним мероприятием он мог бы по праву гордиться. И пускай больше чем наполовину оно было спланировано Хизой, его участие тоже оказалось весьма полезным.

Дезинформация и его реакция на нее выглядели настолько убедительно, что некоторые особо нетерпеливые противники власти Императрицы попытались воспользоваться, как они считали, выпавшим им единственным шансом свергнуть ненавистных правителей и ринулись во дворец, не позаботившись обо всех необходимых мерах безопасности. То есть, конечно, охрана у них была. Без нее господа аристократы и собственную постель не покидали. Однако обычный уровень мероприятий, необходимых для исключения возможных вредных воздействий на их благородные персоны, требовал некоторой предварительной подготовки, на которую в результате стремления оказаться на месте событий как можно быстрее и застать принца-консорта в наиболее уязвимом состоянии у них просто не хватило времени. И теперь прорехами и просчетами служб безопасности некоторых дворян, покидающих тронный зал, должны были воспользоваться специалисты Хизы, существование которых официально никогда не признавалось, но неофициально обсуждалось по всей Империи, хотя ни единого доказательства их деятельности пока обнаружено не было, несмотря на все старания иностранных спецслужб и служб безопасности всех более или менее родовитых аристократов. В конце концов, обвинять корону в несчастных случаях и болезнях по меньшей мере глупо. Не так ли?

Хиза захлопнула очередную электронную папку с отчетом о выполненном задании и с тревогой посмотрела на беспокойно шагающего по комнате Рейта. Человек был на грани, она отчетливо это чувствовала. Двое суток, прошедшие с момента покушения и исчезновения его жены и дочери, состарили его на несколько лет. Принц-консорт умело скрывал свое состояние от окружающих, но обмануть диина, который близко его знает, у него не получилось. Хиза была в курсе всех его переживаний и сомнений, стараясь не оставлять его ни на минуту в одиночестве. Охрана охраной, но, когда муж ее подруги находился у нее на глазах, ей все-таки было как-то спокойнее. Слишком уязвим он был в сложившихся обстоятельствах. И слишком много вокруг обреталось желающих этим воспользоваться. Хотя следовало признать, что операцию по нейтрализации некоторых особо раздражающих личностей Рейт провел просто блестяще… Женщина-диин ощутила вспышку беспокойства и уже привычно принялась отвлекать принца-консорта от размышлений на тему, что там сейчас происходит с его семьей.

– По рапортам моих подчиненных, из признанных необходимыми ликвидации пять увенчались стопроцентным успехом, все запланированные мероприятия выполнены в полном объеме. Еще три проведены с частичным результатом. Неплохо. - Хиза протянула заинтересованно остановившемуся перед ней Рейту папку с отчетом. - Вот, возьми. Это выводы, сделанные нашими специалистами на основании представленной президентом Лентерром информации. А также записи нескольких датчиков слежения, установленных на зданиях вдоль проспекта, на котором было совершено покушение. Их расшифровка дает возможность с большой долей вероятности предположить, что Эра не получила серьезных ранений и скрылась с матерью в неизвестном направлении. Судя по тому, что девочка не бросила Эфу, та в момент бегства была жива. Сам же знаешь, смерть на таком близком расстоянии Эра почуяла бы при любых обстоятельствах.

Человек взял папку внешне спокойно, но не смог скрыть легкой дрожи в пальцах, с головой выдавшей степень его напряжения. Женщина-диин с несвойственной ей деликатностью сделала вид, что не замечает состояния принца-консорта. Она деловито просматривала отчеты, про себя ругая последними словами подругу, умудрившуюся не только самым глупым образом не заметить угрожающую ей опасность, но еще и вот уже на протяжении двух суток нервирующую мужа своим непонятным отсутствием. С точки зрения Хизы, подобное поведение даже для человека было чересчур беспечным, а уж для ее воспитанницы, не принадлежащей к этому непредсказуемому и непостоянному племени, тем более.

Глянув на очередной запрос о начале операции, она невольно нахмурилась. Короткая запись напомнила ей о едва не проваленном задании. Неудача была полностью на совести ее службы, не сумевшей найти никаких способов эффективного воздействия на первосвященника, в результате чего Императрице не только пришлось пойти на уступки людям, которых она презирала, но еще и унизиться до торга с ними. Женщина-диин отложила папку и включила коммуникатор на запястье. Дежурный оперативник отозвался немедленно, прекрасно зная, какое наказание последует за чрезмерную, с точки зрения начальницы, нерасторопность. Хиза холодно усмехнулась, показав кончики клыков, словно человек мог ее видеть, и сухо произнесла:

– Операция под кодовым номером десять сорок, передайте Серентену, я даю добро на первую фазу. Пусть обеспечит плотное внимание журналистов с самого начала.

– Принял. - Дежурный ничем не выказал своего удивления, код ему был совершенно незнаком. - Операция под кодовым номером десять сорок, добро на начальную фазу. Плотное внимание журналистов. Исполнитель Серентен.

– Верно. - Женщина-диин отключила коммуникатор и покосилась на погруженного в чтение отчета Рейта.

Человек оторвался от изучения выводов специалистов службы безопасности и устало улыбнулся, насмешливо приподняв брови.

– В отсутствие моей жены ты решила взять на себя ее обязанности по защите моего душевного равновесия? Ведь этот отчет составлялся специально для меня?

– Ну и что? - Хиза фыркнула, не совсем понимая причину веселья своего подопечного, но радуясь хотя бы тому, что он все-таки заметил заботу о себе и сделал правильные выводы. - Данные не искажались, выводы абсолютно достоверны.

– Не сомневаюсь. - Рейт закрыл папку и вдруг произнес: - Спасибо. Даже не догадываюсь, откуда ты так хорошо знаешь человеческую психологию, но это было то, что надо, чтобы успокоить меня.

– Я и не знаю. - Женщина-диин ухмыльнулась, констатировав, что принц-консорт благополучно преодолел последствия шока от известия, что его близкие пропали без вести. - Идею с отчетом подсказал Лотан.

– Понятно. - Человек хмыкнул и покачал головой. - Тогда передай ему мою благодарность и распорядись, чтобы охрана проводила меня до спальни. Я собираюсь отдохнуть пару часов.

Хиза молча кивнула и нажала нужную кнопку на коммуникаторе. За дверью сразу же раздались шаги, и в кабинет вошли две женщины-диина, в обязанности которых входило обеспечение безопасности принца-консорта.

Когда троица покинула помещение, глава службы безопасности позволила себе расслабиться и тяжело вздохнула. Рейта ей удалось убедить в благополучном исходе всей этой авантюры, теперь оставалось еще самой поверить в то, что ее подруга и девочка, которую она любила как собственную дочь, вернутся живыми и здоровыми. Это было гораздо сложнее, потому что в отличие от людей логически выверенные, с приведением доказательств выводы аналитиков не могли ее обмануть. Хиза слишком хорошо представляла себе, сколько неожиданных и опасных ситуаций подстерегает неопытную девочку в чужом городе и в чужом государстве. Причем ситуаций, которые подчас не придумает и самый изобретательный инструктор-садист, ведущий курс выживания для сил специального назначения. Приходилось только надеяться, что Эра сможет справиться со всеми непредвиденными обстоятельствами и дождется помощи. Осталось еще три дня до прибытия диинов на столичную планету Объединения свободных планет. Три дня до того, как начнутся поиски. Женщина-диин тихо зарычала: если бы не обязанности главы службы безопасности и необходимость сохранить в живых принца-консорта, она сама отправилась бы за Эфой! Но Хиза отлично понимала, что не может пренебречь своим долгом, поэтому ей пришлось остаться в Тронном мире и утешать себя мыслью, что Тальза, возглавившая поисковую партию, справится с задачей не хуже, а скорее всего лучше нее. В конце концов, именно мать когда-то научила ее всему, что она теперь знает.

Женщина-диин передернула крыльями и тихо зашипела от раздражения, в очередной раз зацепившись ими за остатки спинки своего стула. Что поделаешь, после того как она стала официальной главой имперской службы безопасности, принимать подчиненных, сидя на полу за столиком, едва достающим до колен стоящему человеку, стало неудобно. Большинство ее новых сотрудников раньше близко с ней не сталкивались, и внушить уважение и почтение, а тем более как следует отчитать таких представителей рода человеческого, глядя на них снизу вверх, было весьма затруднительно. Не производило нужного впечатления. Поэтому приходилось мучиться, сидя за столом нормального размера, и заниматься тем, что прислуга дворца единодушно считала злостным вредительством, - отламывать спинки у стульев, которые ей предоставляли. Эконом, пребывая постоянно в предистерическом состоянии, каждый день менял искалеченную мебель. Но Хиза с упорством, достойным лучшего применения, приводила очередной стул в полную негодность, с его точки зрения, а по своему собственному мнению, вносила необходимые изменения для того, чтобы им можно было нормально пользоваться. Правда, не всегда удавалось оторвать спинку чисто, и потом крылья то и дело цеплялись за какие-нибудь щепки или шурупы. Подобное случалось довольно часто и служило постоянным источником раздражения, поскольку исправить такую оплошность обычно не получалось и оставалось терпеливо ожидать, пока закончится день, в надежде на то, что в следующий раз она осуществит эту операцию лучше.

Тихий стук в дверь отвлек Хизу от невеселых размышлений о несправедливости мира вообще и ее неудачной судьбы в частности. Женщина-диин удивленно подняла голову, недоумевая, кто это осмелился привлечь ее внимание. В последнее время она была сильно не в духе, и ее подчиненные старались не приближаться к ней без крайней нужды. Вроде бы она никого не вызывала… Створка слегка приоткрылась, и в узкую щель проскользнула Лиа. Девочка выглядела решительно и непреклонно, всем своим видом давая понять, что намерена идти до конца. Хиза несколько растерянно посмотрела на контейнер для перевозки скоропортящихся продуктов, который держала дочь, и окончательно престала понимать происходящее. Детеныш пересек кабинет и под недоуменным взглядом его хозяйки водрузил свою ношу на стол, бесцеремонно сдвинув в сторону гору папок с отчетами.

– Что это? - Женщина-диин постаралась, чтобы ее удивление не прозвучало в голосе, а сама лихорадочно принялась перебирать возможные причины подобного поведения ребенка, начиная с кратковременного помешательства и заканчивая соблюдением традиции, о которой она не удосужилась узнать.

Однако все оказалось гораздо прозаичнее. Лиа отщелкнула крышку контейнера и невозмутимо принялась извлекать из него всевозможные деликатесы.

– Твой обед, - соизволила она пояснить свои действия опешившей мачехе. - Ты уже двое суток отчетами и докладами питаешься. Так что я решила принять меры, если уж ты взяла на себя обязательство нас защищать, то мы, в свою очередь, должны о тебе позаботиться. Отец занят и тоже вот уже второй день не показывается дома, так что я связалась с твоим секретарем, выяснила всю необходимую информацию и приняла меры. Лио отнес еду отцу, а я - тебе.

– Спасибо.

Хиза не знала, как следует реагировать на подобную заботу, она привыкла сама подстраховывать и оберегать и совершенно терялась, когда опекать принимались ее. Но девочка, по всей видимости, сочла такую благодарность вполне достаточной. Женщина-диин усмехнулась про себя и решительно сняла платок, закрывающий ее лицо.

– Присоединяйся, я столько не съем.

Лиа спокойно отреагировала и на открытое лицо мачехи, и на предложение пообедать, непринужденно забравшись на стол, она пододвинула себе одну из тарелок и принялась с аппетитом есть. Хиза последовала ее примеру, незаметно разглядывая свою дочь и поражаясь, какие перемены могут произойти с ребенком всего за несколько десятков дней. Она еще помнила усталую, затравленную девочку, подозрительно рассматривающую новых родителей и едва держащуюся на ногах от слабости и усталости. А теперь перед ней было решительное, независимое создание, своим поведением больше походившее на диина, чем на человека Лиа в свои десять лет могла дать фору многим взрослым по части здравомыслия и решительности, а тренировки последних дней только развили у нее эти качества. Женщина-диин с удовольствием констатировала, что о дочери ей больше можно не волноваться, и тут же грустно вздохнула про себя: к ее огромному сожалению, сказать то же самое о Лио было нельзя. Мальчик до сих пор сторонился своей мачехи, хотя отца воспринимал совершенно нормально. Оставалось только догадываться о причинах подобного поведения, но…

– Знаешь, я могла бы помочь тебе с несложными заданиями.

– Что? - Хиза вынырнула из своих размышлений о том, где она умудрилась совершить ошибку в воспитании собственного сына, и удивленно покосилась на предельно серьезную девочку.

Лиа заметила ее недоумение и решительно бросилась в атаку:

– У тебя полно дел, ты не успеваешь даже поесть, тебе не помешает помощь. А я неплохо работаю с компьютерами и вполне могу классифицировать информацию и не только…

– Не только? - Женщина-диин с интересом склонила голову, рассматривая девочку, которой в очередной раз удалось ее поразить, и вкрадчиво прошипела: - Позволь догадаюсь… Ты решила, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы попытаться уговорить меня разрешить тебе приступить к применению на практике всего того, чему я тебя учила? Верно?

– А даже если и так? - Дочь упрямо выпятила подбородок. - Ты сама говорила, что без практики мои тренировки не могут считаться полными. Мне нужно привыкать к реальным схваткам, а не к спаррингам в зале, но как я могу это сделать, если ты упорно держишь меня вдали от любых ситуаций, где можно было бы применить мои знания в этой области?

Хиза улыбнулась горячности, прозвучавшей в голосе Лиа, и отрицательно покачала головой. Девочка вскинулась, явно собираясь оспорить ее решение, но женщина-диин предупреждающе подняла руку, не давая ей заговорить. Она спокойно отодвинула от себя последнюю тарелку (странно - она и не заметила, что так проголодалась) и предельно рассудительно, чтобы не обидеть свою дочь мнимым пренебрежением или, не приведи Саан, принижением ее способностей, произнесла:

– Лиа, ты во многом права, но сейчас я не могу рисковать и выводить в поле неопытного оперативника. Слишком многое зависит от этих операций, чтобы позволить им сорваться из-за какой-нибудь мелочи, которую ты можешь не заметить просто потому, что раньше ни с чем подобным не сталкивалась. - Видя, как сердито сужаются глаза ребенка, она торопливо добавила: - Но за предложенную помощь спасибо, я бы не отказалась от того, чтобы кто-нибудь отслеживал исполнение моих распоряжений и своевременно докладывал обо всех проблемах с тем или иным расследованием. Оперативники-люди имеют дурную привычку сообщать о том, что что-то идет не так, в самый последний момент, когда исправлять ситуацию уже сложно. А я сейчас просто не успеваю всех контролировать.

Хиза внимательно наблюдала за тем, как девочка хмурится, обдумывая ее предложение, и с точностью до секунды уловила момент, когда она решила согласиться. Не дожидаясь, пока детеныш ответит вслух, женщина-диин кивнула ей на неприметную дверь, ведущую в маленькую комнатку рядом с кабинетом:

– Компьютер там, осматривайся, возникнут вопросы, задавай. - И она вернулась к делам, справедливо полагая, что если Лиа считает необходимым доказать свою самостоятельность, то не стоит ей в этом мешать. Заодно действительно поможет.

ГЛАВА 5

На этот раз Эра отправилась на поиски еды для себя. С матерью все было в порядке, регенерация проходила нормально, правда, раненая все еще была погружена в спячку и на внешние раздражители не реагировала, но, наблюдая за ее состоянием, принцесса не обнаружила признаков истощения, раны заживали нормально, а значит, не было необходимости морить себя голодом. В конце концов, неизвестно, сколько времени они вынуждены будут провести в этом отвратительном месте, и потом, если понадобится прорываться с боем, лучше находиться в нормальной физической форме, больше шансов уцелеть.

Проделав уже ставший привычным путь наверх, девушка с отвращением окунулась в гнилостную атмосферу трущоб. Она откровенно не понимала людей, способных жить в таком месте, по ее мнению, на ядовитых развалинах завода и то было гораздо уютнее. Пробираясь по захламленным улицам и уворачиваясь от их обитателей, не менее пахучих, чем кучи мусора, по которым они двигались, Эра внимательно осматривалась в поисках места, где можно получить еду, более или менее пригодную к употреблению. Нет, при необходимости она могла съесть все, что угодно, но предпочитала не впадать в крайности. В конце концов, с голоду принцесса пока не умирала и могла себе позволить немного покапризничать…

От размышлений о степени собственной испорченности ее отвлекли нецензурные выкрики и характерные звуки ударов. Не желая оказаться в непосредственной близости от очередной драки (какой смысл так рисковать?), девушка уже собралась свернуть в ближайший переулок и обойти место событий стороной, когда ощутила оч-чень знакомое ментальное излучение. Заинтересовавшись, Эра решила понаблюдать ситуацию с более близкого расстояния и бесшумно зашагала в том направлении, откуда слышались звуки драки. Режим мимикрии надежно скрывал ее присутствие от случайных прохожих и возможных наблюдателей (проще говоря, доносчиков) местных спецслужб. Благо подобное свойство ткани ее костюма неограниченно долго поддерживали светочувствительные элементы, являвшиеся ее частью. Проще говоря, при переключении на маскировку элементы ткани, за это отвечающие, не только идеально имитировали поверхности, мимо которых в данный момент проходил их владелец, но и впитывали любой свет, какой только можно было встретить в человеческом мире. То есть подзарядиться они не могли только в полной темноте, но в таких условиях обычно их и не применяли. Незачем.

Поравнявшись с полуобвалившимся забором, Эра наконец увидела и сам источник звуков, привлекших ее внимание. Она остановилась, прижавшись к грязному пластику, когда-то, видимо, представлявшему собой наборную ограду, какие не особо богатые жители пригородов покупали в дешевых магазинах, а затем собирали вокруг своего дома на манер детского конструктора. В замусоренном всякой дрянью дворе яростно дрались несколько человек. Точнее, трое достаточно крупных мужиков с характерными лицами уличных бандитов остервенело колотили мальчишку, которого принцесса видела совсем недавно в больнице. Парень отчаянно сопротивлялся, но делал это неумело, чувствовалось, что его никогда не учили боевым искусствам и все, что он может противопоставить своим противникам, это приемы уличной драки, им самим тоже хорошо знакомые. Девушка мгновенно оценила ситуацию и пришла к выводу, что положение детеныша безвыходное, в лучшем случае он получит серьезные повреждения, а в худшем - отправится на незапланированную встречу с Сааном. Судя по тому, что у одного из нападающих в руке оказался нож, последний вариант был наиболее вероятен.

Эра сердито вздохнула, констатировав свою не поддающуюся никакой логике способность попадать в дурацкие ситуации, и приняла решение вмешаться. Она беззвучно скользнула вперед и перехватила одного из бандитов, оказавшегося немного в стороне от места событий. Человек держался за живот и с ненавистью смотрел на уже упавшего на землю мальчишку; принцесса, справедливо полагая, что в случае чего он может попытаться убежать и привлечь к ним внимание, подкралась к нему сзади и одним движением сломала позвоночник. Бандит беззвучно открыл рот и мешком свалился в грязь, покрывавшую практически все свободное от мусора пространство двора. Эра убедилась, что он мертв, и, спокойно перешагнув через тело, вклинилась между двумя другими нападающими. Человек с ножом даже не успел что-либо понять, когда твердый локоть врезался ему в висок, вминая тонкие кости внутрь черепа. Второй остановился, недоуменно глядя на внезапно упавшего товарища, и не заметил, как тонкая когтистая рука ударила его в грудь, проломив ребра и раздавив сердце. Человеческий детеныш с трудом приподнялся и замер, изумленно глядя на трупы своих врагов и на место, где в жидкой грязи отчетливо были видны маленькие следы, принадлежавшие непонятно кому.

Принцесса быстро проанализировала возможные варианты своего поведения и решила рискнуть. В конце концов, убить мальчишку она может в любой момент, но все-таки стоит попытаться привлечь его на свою сторону, хотя бы потому, что он может оказаться одним из немногих (если не единственным) приемлемых партнеров для Лиа. Девушка прикоснулась к маленькой пуговке на правом запястье, меняя настройку костюма таким образом, чтобы его основным цветом был не черный императорский, а более прозаичный грязно-зеленый. Такой колер приобретала списанная военная форма, в которой щеголяла половина обитателей трущоб, благо ее раздавали малоимущим в качестве гуманитарной помощи совершенно бесплатно. Что поделаешь, армии необходимо было избавиться от ненужного хлама на складах, уничтожать теоретически пригодные к использованию вещи запрещалось уставом, вот военные и нашли выход из положения, заодно и повышая престиж вооруженных сил в глазах обывателей. Как-никак благотворительность.

Парень испуганно отшатнулся, когда она прикоснулась к его плечу, и затравленно оглянулся, готовый к встрече с новым противником. Увидев же, что перед ним стоит не очередной бандит, а хрупкий ребенок в странной одежде, юноша успокоился. Эра насмешливо фыркнула про себя, поражаясь такой самоуверенности, и поспешила заговорить, чтобы отвлечь внимание местного жителя от подозрительно новой ткани и непривычного покроя своего наряда:

– Эй, ты в порядке? - Девушка старалась, чтобы в ее голосе звучало как можно меньше нечеловеческих ноток.

Мальчишка несколько секунд непонимающе смотрел на нее, и принцесса уже забеспокоилась, что удары по голове не прошли для него бесследно, но в конце концов он осознал, чего от него хотят, и хрипло ответил, сплевывая кровь с разбитых губ:

– Нормально. Это ты их так?

– Ага. - Эра не видела смысла скрывать очевидное. - Вс-с-стать с-с-сможешь? Нам нужно отс-с-сюда убиратьс-с-ся. Не думаю, что даже мес-с-стные полицейс-с-ские проигнорируют три трупа.

– Трупа?! - Парень заметно побледнел и невольно отшатнулся, словно бессознательно пытался оказаться от нее как можно дальше. - Ты их убил?!

– А что, с-с-следовало позволить им убить тебя? - Принцесса фыркнула, выражая свое отношение к глупым вопросам собеседника, и мрачно спросила себя, не поспешила ли она с решением заступиться за этого…

– Не следовало. - Мальчик взял себя в руки и решительно принялся подниматься с земли. - Просто трудно поверить в то, что ты смог убить трех здоровых мужиков, извини, но ты не кажешься сильным.

– Ес-с-стес-с-ственно. - Девушка насмешливо оскалилась под тканью, закрывающей ее лицо (это, конечно, выглядело странно, но без нее она тем более привлекла бы внимание своей нечеловеческой внешностью), и, подхватив парня под руку, без труда поставила его на ноги. - Где ты живешь? Тебе пос-с-сле таких приключений с-с-стоит отлежатьс-с-ся.

– Недалеко. Прямо по улице, первый поворот налево, третий дом. Мимо не пройдем.

– Хорошо. - Эра подозрительно покосилась на качающегося, словно дерево в бурю, мальчишку. - Идти с-с-сможешь?

– Должен. Ты же меня не донесешь, так что особого выбора у меня нет.

Принцесса пожала плечами, но не стала говорить упрямому детенышу, что в случае необходимости дотащит его до дома без особого труда. В конце концов, человеческий ребенок ее возраста и комплекции на подобный подвиг явно не способен, а слишком выходить из образа и привлекать внимание к своим необычным возможностям не следовало. Осторожно поддерживая спасенного под локоть, она наблюдала за тем, как он пытается переставлять ноги в нужном направлении. Через пару метров колени у него подломились, и детеныш стал оседать на землю. Эра безнадежно вздохнула и, сердито констатировав, что, вероятнее всего, придется-таки отвернуть человеку голову, чтобы он ее не выдал властям, подхватила обмякшее тело на руки и нерешительно остановилась.

Идти по улице с такой ношей в открытую не следовало, уж слишком эта дикая картина привлекла бы внимание окружающих. Девушка раздраженно покосилась на бледное, с закушенной губой лицо мальчишки, даже в бессознательном состоянии тихо постанывающего от боли, и, перебросив плащ вперед, закутала в него бесчувственное тело. Убедившись, что из свертка нигде не торчит ничего подозрительного вроде ноги или иной части человеческого тела, принцесса поправила ворот, который из-за положения плаща, не предусмотренного изначальным дизайном, давил ей на горло, и включила режим мимикрии. Теперь можно было отправляться домой к этому ходячему несчастью. Эра передернула плечами, устраивая поудобнее перекрученную ткань, жестким жгутом давящую на ключицу, и зашагала в нужном направлении, раздумывая над причиной своего просто хрестоматийного невезения и гадая, найдется ли у спасенного что-нибудь съедобное или ей придется все-таки прочесать трущобы в поисках приемлемого пропитания.

Тисса в беспокойстве металась по маленькой темной комнатке, вот уже двенадцать лет служившей им с братом единственным домом. Вся убогая обстановка их жилища состояла из пары узких скрипучих кроватей, разгороженных выцветшей занавеской, покосившегося стола и двух колченогих стульев, больше на пространстве, выделенном им для проживания судьбой и квартирной хозяйкой, ничего не помещалось. Но и за то, что было, старуха умудрялась требовать такую плату, что на нее уходили почти все заработки брата, и остатков едва хватало на еду и немудреные лекарства для них обоих. Девушка тоскливо посмотрела в мутное окошко, выходящее во внутренний дворик, и нервно закусила губу. Кейсен отсутствовал уже несколько часов, и она не представляла, где он мог находиться. Как всегда, когда брата долго не было дома, Тисса начинала невольно представлять себе всевозможные ужасы, которые с ним случились, и впадала в панику.

Она понимала, что ведет себя глупо, но ничего не могла с собой поделать. В такие моменты в памяти всплывали картины далекого детства и окровавленное тело матери, которая так и не успела им рассказать, почему и от кого они бежали, оставив после себя лишь несколько непонятных записей на электронных носителях, которые в трущобах прочитать было просто негде, да пару странных клинков. Клинки пришлось продать почти сразу же, чтобы заплатить Старой Дерде за проживание. Суммы, вырученной за оружие, как раз хватило до тех пор, пока семилетнего Кейсена не приняли в одну из банд в качестве наводчика. Они понимали, что мать бы подобного ни в коем случае не одобрила, но не видели другого способа выжить в окружающем их враждебном и жестоком мире. Тисса тихо вздохнула и прижала руку к груди, словно таким способом действительно можно было сдержать вновь участившееся сердцебиение. Страх, оставшийся с детства, никак не желал отступать. Они так никогда и не узнали, за что убили их мать и кто это сделал…

Девушка отвернулась от окна и потянулась рукой к последней упаковке с сильным успокоительным, которое им дал врач в больнице после того как страшный приступ, едва не отправивший ее в гости к Саану, внезапно прошел по неизвестной причине. Лекарство помогало мало, но хоть как-то сдерживало странную болезнь, поразившую их года четыре назад. Никто не мог понять, что это за неизвестное науке заболевание, врачи разводили руками и невнятно говорили о каких-то врожденных генетических нарушениях, которые невозможно исследовать на допотопном оборудовании больницы для бедных. А им обоим становилось все хуже и хуже, причем если брат хоть как-то держался, то она медленно, но верно превращалась в беспомощного инвалида. Тисса вытащила сразу две таблетки и проглотила их, не запивая, не обращая внимания на отвратительный вкус лекарства. Девушка прислонилась лбом к грязному стеклу, с трудом сдерживая слезы, обычно она гнала от себя мысль о том, что медленно умирает, постепенно превращаясь в никому не нужную развалину, но иногда на нее накатывало и сил сопротивляться отчаянию просто не оставалось.

Дверь в комнату распахнулась с пронзительным скрипом, заставившим ее вздрогнуть и торопливо стереть со щек слезы, прежде чем повернуться к вошедшему. Так бесцеремонно в их обиталище врывалась только Дерда, и Тисса приготовилась в очередной раз убеждать квартирную хозяйку в том, что это не они оставили грязные следы у нее на кухне или сотворили еще что-нибудь, с ее точки зрения, столь же непростительное… Однако в следующее мгновение девушка осознала, что в дверном проеме стоит кто-точужой. Тихо ахнув, она потянулась к металлическому пруту, который держала всегда под рукой на случай нападения грабителей или просто хулиганов, решивших поразвлечься за чужой счет. Тисса понимала, что это слабое оружие в неумелых руках вряд ли станет для нее спасением, но сдаваться без боя просто не умела. Пришелец несколько мгновений рассматривал ее, странно наклонив голову к плечу. У перепуганной девушки создалось впечатление, что незнакомец слегка озадачен открывшимся перед ним зрелищем. А потом, видимо приняв какое-то решение, он, презрительно хмыкнув, шагнул вперед, прямо под занесенный прут.

Тисса зажмурилась и со всей силы опустила свое импровизированное оружие на голову пришельца. В следующее мгновение она почувствовала, что ее отбросило в сторону, и удар пришелся в пустоту. Девушка вскрикнула от страха и внезапно услышала глуховатый шипящий голос, резавший слух странным нечеловеческим звучанием:

– Прекрати ис-с-стерику и помоги мне уложить его на кровать. Тоже мне великий воин, кто тебя только так дратьс-с-ся учил?

Тисса ошеломленно сжалась, но невольно открыла глаза, не в силах больше оставаться в неведении. К ее огромному удивлению, непонятный пришелец не собирался причинять ей вред, он стоял к ней спиной возле кровати брата и возился с каким-то огромным свертком, который перепуганная до полной потери ориентации девушка заметила только теперь. Наконец незнакомец справился с запутавшейся тканью, в которую был завернут непонятный предмет, и вытряхнул на продавленный матрас застонавшего от такого обращения Кейсена! Тисса охнула и бросилась к брату, видимо, только что пришедшему в себя и теперь с неподдельным изумлением оглядывающемуся вокруг. Заметив сестру, он попытался улыбнуться ей разбитыми губами и преувеличенно бодро произнес:

– Тис, ты не волнуйся, все просто выглядит плохо, а на самом деле…

– На с-с-самом деле у тебя легкое с-с-сотряс-с-сение мозга, трещины в ребрах и внутренние ушибы, - бесцеремонно перебил его монолог незнакомец и, повернувшись к остолбеневшей девушке, поинтересовался: - Он с-с-сможет полежать здес-с-сь пару дней?

– Конечно. - Тисса осторожно приблизилась к кровати, стараясь держаться вне зоны досягаемости странного пришельца, что в крошечной каморке, где они все находились, было, мягко говоря, трудновыполнимо, и с беспокойством взглянула на брата. - Как ты? Может, за лекарствами сходить? У нас осталось еще немного денег.

Она осеклась, наткнувшись на упрямый взгляд Кейсена, и обреченно вздохнула, понимая, что, пока брат в сознании, он не даст тратить на лекарства последние деньги, ведь иначе в ближайшие дни им придется голодать. Девушка закусила губу и потянулась за большой миской, стоявшей на столе. Единственная помощь, которую она могла оказать брату, это смыть с него грязь и кровь и надеяться, что он сможет поправиться, несмотря ни на что. Тонкая рука в перчатке, не оставляющей на виду ни миллиметра кожи, перехватила ее пальцы, и незнакомец ворчливо произнес:

– Здес-с-сь понадобитс-с-ся что-нибудь более объемное, например ведро. - И, не дожидаясь ответа, сердито добавил: - Дожили, С-с-саан побери, с-с-с такими приключениями я с-с-скоро получу вторую с-с-специальнос-с-сть медицинс-с-ской с-с-сес-с-стры.

– А какая у тебя первая? - Кейсен, несмотря на свое плачевное состояние, не утратил обычной язвительности, которая уже не раз становилась причиной неприятностей различной степени тяжести. - И кстати, как тебя зовут?

– Тебе-то какая разница? - (Тисса покосилась на гостя, не решаясь оставить его наедине с братом, когда тот практически совершенно беспомощен, но зато пребывает в своем наиболее неприятном для окружающих настроении. Судя по всему, пришелец и так сильно разозлился, не хватало еще, чтобы он окончательно потерял терпение и добавил увечному скандалисту уже от себя, пока она будет ходить за водой на кухню. А следующие слова гостя окончательно поставили ее в тупик.) - Лучше помолчи немного и дай мне поговорить с-с-с твоей с-с-сес-с-строй.

– Что?! - Брат вложил в один полный возмущения возглас все, что он думал о подобном с собой обращении, но, к удивлению девушки, незнакомец просто проигнорировал эту вспышку и, внимательно посмотрев ей в глаза, поинтересовался: - Как ты с-с-себя чувс-с-ствуешь? Прис-с-ступы были?

– Откуда вы знаете? - Тисса испуганно попятилась. - Кто вы? Вы странно говорите, и ваш голос, он…

– Понятно. Значит, придетс-с-ся объяс-с-снять с-с-с с-с-са-мого начала. Я такая же, как ты. - Незнакомка - теперь уже девушка не могла это отрицать, хотя и не понимала, как женщина, да еще такая маленькая и хрупкая, дотащила до дома крепкого парня, который был раза в два тяжелее ее, - между тем спокойно и деловито рассказывала такое, что впору было поверить в происки демонов Саана, лично явившихся из преисподней, чтобы поквитаться с парочкой разгневавших их смертных. Только вот непонятно было, что же их так разозлило. - У вас-с-с обоих врожденные генетичес-с-ские изменения, с-с-свойс-с-ственные вс-с-сем членам вашей с-с-семьи, которые увеличили ваши с-с-спос-с-собнос-с-сти к выживанию, но вы почему-то не прошли необходимого в таких с-с-случаях обучения и поэтому с-с-страдаете от пос-с-следс-с-ствий с-с-своего неумения применять полученные при рождении возможнос-с-сти на практике. Не знаю, о чем думали ваши родители…

– Мама умерла, когда мы были еще маленькие. - Тисса никак не могла поверить в то, что девушка говорит серьезно, но что-то в этой странной незнакомке заставляло ее прислушиваться к ней. - А отца мы с братом вообще никогда не видели.

– Понятно. Это многое объяс-с-сняет. Ты, Тис-с-с, видимо, вообще никогда не тренировалас-с-сь, и ес-с-сли твой брат хотя бы время от времени учас-с-ствует в уличных драках, что с-с-спос-с-собс-с-ствует некоторому развитию физичес-с-ских возможнос-с-стей тела, то ты ничего подобного не делала. Плохо дело.

Незнакомка покачала головой и, безошибочно выудив из-за занавески ведро, словно точно знала, где оно находится, решительно вышла из комнаты. Тисса проводила ее глазами и повернулась к Кейсену, который с растерянным видом смотрел на нее, видимо, не в силах поверить в то, что только что услышал. Девушка осторожно прикоснулась к распухшей щеке брата и тихо спросила, стараясь не встречаться с ним взглядом:

– Как ты думаешь, она говорит правду? Мы стали жертвами какого-то эксперимента?

– Это многое объясняет. - Кейсен вздохнул и тут же закашлялся, схватившись за бок. Отмахнувшись от бросившейся на помощь сестры, он решительно добавил: - Врачи ведь тоже говорили, что у нас что-то не в порядке с генами, но не могли определить, в чем дело. А мать постоянно боялась каких-то врагов и даже не назвала нам нашего полного имени, словно опасалась, что мы проговоримся. Слишком много совпадений, о которых эта девчонка просто не могла знать, да и ее способности полностью подтверждают ее слова.

– Что? - Тисса удивленно посмотрела на брата. - Какие способности?

– Чтобы спасти меня, она убила трех боевиков Старга, причем я даже не заметил, как она это сделала, а потом притащила меня сюда, сама понимаешь, обычная девчонка на это просто неспособна.

– Это верно. - На этот раз гостья появилась абсолютно бесшумно, при этом она несла полное до краев ведро, да так, словно оно было крошечной дамской сумочкой. - Ладно, прежде вс-с-сего давайте договоримс-с-ся: вы никому ни при каких обс-с-стоятельс-с-ствах не говорите, что видели меня, и тем более не опис-с-сываете, как я выглядела. А я, в с-с-свою очередь, пос-с-стараюс-с-сь вам помочь. Пос-с-сле вашей матери ос-с-ста-лис-с-сь какие-нибудь вещи?

Тисса слегка растерянно наблюдала за тем, как странная незнакомка без всяких усилий водрузила тяжеленное (это она знала по собственному опыту) ведро на стол, не переставая ровным голосом излагать свои требования. Девушка почувствовала, что поселившийся с детства в душе страх снова поднял голову и заявил о себе во весь голос. Гостья распоряжалась их жизнью, даже не удосужившись спросить, как они сами относятся к подобной перспективе. Казалось, она просто не допускает мысли о том, что ее собеседники могут отказаться или выдвинуть свои требования. Так ведут себя только люди, абсолютно уверенные в своем праве приказывать, и это пугало Тиссу больше всего. Она не могла избавиться от ощущения, что и ее, и ее брата рассматривают исключительно как вещь, по каким-то причинам необходимую в хозяйстве и поэтому заслуживающую некоторого внимания и заботы.

– Очень образно. - Насмешливый голос отвлек ее от невеселых размышлений и заставил испуганно вздрогнуть. - Только маленькое уточнение: вы с-с-с братом не вещи, а люди, и хлопот с-с-с вами будет больше. А так неплохое предположение. И час-с-сто у тебя такие вот озарения?

– Что? - Девушка с недоумением взглянула на гостью, бесцеремонно вернувшую ее к реальности.

Та презрительно фыркнула и сунула ей в руки мокрую тряпку, в которой Тисса безошибочно узнала кусок от занавески.

– Ничего. Брата будешь обтирать с-с-сама, я не любительница с-с-созерцать голых парней. Надеюс-с-сь, с-с-справишьс-с-ся, не с-с-совс-с-сем же ты бес-с-спомощна? Я вернус-с-сь через день-два, когда с-с-с ним можно будет нормально разговаривать, и мы обс-с-судим с-с-ситуацию, от тебя, я чувс-с-ствую, толку вс-с-се равно не будет.

И прежде чем девушка опомнилась от стремительной смены темы разговора и настроения собеседницы, странная гостья развернулась и вышла из комнаты. Тисса в полной растерянности бросилась к окну, сама не зная, что она хочет в нем увидеть, и изумленно ахнула: внутренний дворик был пуст. Покосившийся заборчик, условно отгораживающий его от улицы, слегка качнулся, как от толчка, - и все. Девушка обернулась к напряженно наблюдающему за ней Кейсену и вздрогнула, увидев его холодный торжествующий взгляд. Ей не нужно было объяснять состояние брата, и она не знала, радоваться или пугаться от того, что самый близкий ей человек снова обрел цель в жизни. Слишком уж страшным было то, что он надеялся сделать.

Эра беззвучно скользила по грязным улицам, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость. Ее феноменальное невезение снова давало о себе знать! И дело было совсем не в том, что уже пять часов она не могла найти ничего такого, что бы подходило ей в качестве еды, в конце концов, в этом и следовало ожидать сложностей. При ее способности переваривать практически любую органику обнаружить достаточно съедобные продукты было нетрудно, но большинство из них принцесса есть пока не собиралась. Она еще не настолько проголодалась! Но, хотя и эта неудача ее сильно раздражала, главной причиной ее бешенства были человеческие детеныши, дом которых она покинула тридцать минут назад. Судьба еще ни разу так над ней не смеялась! Подумать только, найти двух людей, подвергшихся тем же изменениям, что и дети Хизы, и через непродолжительное время выяснить, что обучать их военному делу не просто нежелательно, а крайне опасно! При ближайшем рассмотрении внезапно обнаружилась их полная непригодность в качестве бойцов.

Эра сердито оскалилась и качнулась в сторону, пропуская очередного обитателя трущоб, плетущегося куда-то с видом ожившего мертвеца. В вопросах психологии людей она была полным профаном, но и ее скудных познаний хватило для того, чтобы однозначно установить склонность девочки к безоговорочному подчинению и полную неспособность самостоятельно принимать решения, а уж тем более воплощать их в жизнь. С мальчишкой было и того хуже, Кейсен оказался чересчур агрессивен, жесток и при этом слаб, видимо, пребывание в среде бандитов, воров и прочего отребья наложило на него свой отпечаток. Нет, нельзя было сказать, что брат и сестра окончательно превратились в обитателей местных трущоб, они по-настоящему заботились друг о друге, взаимная привязанность и доверие помогали им выживать, но это не отменяло наличия в их сознании предательской слабины, которая в самый неподходящий момент могла привести к непредсказуемым последствиям. Хорошо еще, что этот изъян не был врожденным и их дети не могли его унаследовать…

Принцесса остановилась, словно налетев на невидимую стену. Приходилось признать, что при ее подготовке допустили серьезные недочеты, не отучив вовремя от излишней эмоциональности. Эра досадливо фыркнула и уже совершенно спокойно, неспешным шагом направилась дальше по улице, внимательно принюхиваясь к всевозможным отнюдь не аппетитным запахам, изредка доносящимся из полуразвалившихся домов, выстроившихся по обе ее стороны. Ничего стоящего пока не попадалось, и принцесса могла полностью сосредоточиться на разборе собственной ошибки. Ведь действительно, никто не требовал ни от нее, ни от Хизы превращать эту парочку беспризорников в полноценных воинов и членов семьи главы службы безопасности Империи. Вполне остаточно обучить их азам, чтобы остановить медленный распад их тел и сознания от генетических изменений, не предусмотренных человеческой природой, и этим ограничиться. Тем более что, если она правильно поняла смутные образы, возникшие в памяти Тиссы, мать оставила им какие-то записи. И поскольку женщина, судя по уровню активности измененных участков генов у ее детей, в отличие от матери близнецов сама была полностью обученным воином с сильно выраженными изменениями генома и не могла не понимать, что собой представляют Тисса и Кейсен, то скорее всего там подробные инструкции по обучению. К тому же они, хоть и категорически не подходят в качестве супругов Лиа и Лио, вполне способны стать родителями их детей, благо при современных технологиях для этого даже не требуется, чтобы они встречались.

Появившаяся посреди дороги лужа заставила Эру прервать обдумывание вопросов, не требующих немедленного решения, и вернуться к более актуальным проблемам, а именно: как преодолеть возникшую на пути преграду? Затхлая грязная вода, от которой несло гнилью и Саан знает чем еще, покрывала около сорока метров улицы, превращая ее в непроходимое болото. Точнее проходимое, но… Принцесса тихо рыкнула от огорчения. У стоящих вдоль непредвиденной преграды домов отсутствовали заборы, по которым при небольшой удаче можно было бы преодолеть водное препятствие, перепрыгнуть его без специального снаряжения тоже не представлялось возможным, а перейти вброд значило вымазаться с ног до головы в грязи и как следствие поставить на своей маскировке жирный крест. Даже при режиме мимикрии приставшие к одежде и обуви пятна всякой гадости будут отчетливо видны, поскольку в отличие от ткани костюма они сливаться с предметами неспособны и непременно привлекут внимание, если будут на первый взгляд самостоятельно парить в воздухе.

Оставалось только либо вернуться, либо перемещаться по крышам. Ни тот, ни другой вариант Эру не устраивал, возвращаться пришлось бы слишком долго, а передвигаться по крышам в этом районе стал бы разве что самоубийца: ненадежные сооружения, казалось, готовы были провалиться под тяжестью садящихся на них птиц, не говоря уже о более крупных существах. Принцесса постояла немного и уже решила вернуться и попробовать поискать еду где-нибудь еще, когда дверь ближайшего дома распахнулась и на улицу выпал неопрятный субъект неопределенного пола и возраста, распространяя вокруг себя сильный аромат каких-то спиртосодержащих жидкостей. Эра сморщилась от отвращения - алкоголь во всех его проявлениях она терпеть не могла - и заглянула внутрь дома, скорее по привычке, чем рассчитывая найти там что-нибудь интересное. Однако на этот раз ей действительно повезло. В грязной, обшарпанной комнате оказались не только абсолютно пьяные представители человеческого рода в количестве четырех штук, рассредоточенные по помещению в произвольном порядке, но и колченогий стол, на котором принцесса обнаружила вполне пригодное для употребления мясо.

Девушка одним прыжком оказалась на крыльце и, не обращая внимания на людей, которые с испуганным изумлением разглядывали внезапно появившуюся перед ними тонкую полупрозрачную фигурку, замотанную с ног до головы в какие-то тряпки, решительно шагнула в убогую каморку, брезгливо отбросив носком сапога валяющуюся на полу тряпку, в своем далеком прошлом, вероятно, бывшую достаточно дорогим гобеленом. Эра внимательно осмотрела комнату, стараясь при этом не дышать, и усмехнулась. Не было ничего удивительного в том, что она не почуяла еду с улицы, при таком букете ароматов в концентрации, явно превышающей не только разумные, но и безопасные пределы, запах мяса терялся надежнее, чем если бы мясо поместили в герметичную упаковку.

В следующее мгновение вбитый на множествах тренировок рефлекс заставил ее шагнуть в сторону и слегка наклонить голову, уходя с траектории выстрела. Принцесса с любопытством повернулась в ту сторону, откуда в нее прилетел этот неожиданный сюрприз, и довольно оскалилась. Как говорится, повезло. Один из людей, явно гораздо более трезвый, чем все остальные, стоял в проеме двери, ведущей куда-то в глубь дома, и целился в нее из старинного, еще пулевого пистолета. Глядя на решительно настроенного товарища, остальные обитатели комнаты стали подниматься и тоже доставать оружие или то, что они таковым считали. Эра довольно оскалилась: как она и надеялась, ей удалось не только найти еду, но и партнеров для хорошего боя. Девушка неподвижно застыла посреди помещения, оценивая обстановку, и отстраненно отметила про себя, что предупреждение матери о склонности существ ее вида к дракам, затевающимся с целью успокоить нервы и расслабиться, оказалось верным. Было практически невозможно устоять перед искушением и не устроить небольшую потасовку, чтобы снять напряжение последних дней.

Люди вокруг нее перемещались, неумело беря ее в кольцо, дальше ждать становилось небезопасно, и принцесса начала действовать. В первую очередь следовало вывести из строя наиболее опасного противника. Резкий прыжок застал человека с пистолетом врасплох, он инстинктивно отшатнулся от внезапно оказавшегося прямо у него перед носом существа и рефлекторно нажал на спусковой крючок. Эра, ожидавшая подобной реакции на свой демарш, качнулась, уходя с траектории выстрела, и ударила когтями по ничем не защищенной шее.

Оставалось еще четыре противника, рассредоточенные по всему помещению. При обычных обстоятельствах это было бы более чем опасно, и наставники наверняка указали бы ей на возмутительную беспечность, способную стать причиной ее гибели, но на этот раз действительно серьезной схватки ждать не приходилось. Принцесса даже сквозь отбивающий обоняние запах спирта отчетливо чувствовала аромат страха, исходящий от людей, и с трудом сдерживалась, чтобы не заурчать от предвкушения предстоящей охоты. Однако сначала следовало перекрыть добыче путь к отступлению. Девушка стремительно развернулась к человеку, застывшему у окна и расширившимися от потрясения глазами глядящего на бьющегося в агонии товарища. Он не успел даже понять, что происходит, когда маленькая ладонь обхватила его дрожащий подбородок и резко дернула. Эра презрительно хмыкнула, констатируя, что в очередной раз оказалась права: полноценного боя все-таки не получится, придется довольствоваться небольшой охотой. Она замерла, давая троим оставшимся жертвам внимательно рассмотреть себя и осознать, что от спасения в виде открытой двери и окна их отделяет только хрупкое создание, не достающее никому из них до подбородка, но зато уже успевшее прикончить двух человек. Реакция людей оказалась до отвращения предсказуемой, с невразумительными воплями они бросились на нее все вместе, видимо, надеясь, что в этом случае хоть кому-то из них удастся выжить.

Принцесса нанесла всего три удара по неповоротливым вонючим телам и разочарованно вздохнула. По всему выходило, что ей не видать хорошего боя до тех пор, пока она не вернется назад в Империю и не вызовет на поединок кого-нибудь из диинов или собственную мать. Даже нормальной охотой все произошедшее назвать не поворачивался язык, так, небольшая разминка, позволившая снять нервное напряжение после волнений и разочарований последних дней. Эра еще раз оглядела комнату, убедилась, что все ее обитатели мертвы, и, взяв со стола наиболее приличный на вид и запах кусок мяса, направилась к выходу, меланхолично ворча себе под нос и размышляя над тем, с какой скоростью иногда меняются жизненные обстоятельства. Несколько минут назад она пребывала в полной уверенности, что день, мягко говоря, не задался, и вот теперь совсем неудачным назвать его уже нельзя. Ведь она не только нашла приемлемую для нее еду, но еще и дважды смогла поохотиться, правда, в первый раз все ее мысли были заняты спасением детеныша и никакого удовольствия от убийства принцесса не получила, зато во второй ей все-таки удалось немного развеяться. Так что теперь можно с новыми силами приниматься за решение стоящих перед ней проблем.

ГЛАВА 6

Сейнал откинулся в кресле, всем своим видом давая понять, что внимательно слушает дядю, вот уже битый час описывающего последствия неудавшегося покушения и его возможные причины. Ничего нового за это время он не услышал, да, если быть честным с самим собой, и не надеялся услышать. Юноша презрительно сощурился, глядя на старших братьев, вполне серьезно соглашавшихся с выводами службы Керра, что основной целью неизвестных заговорщиков было поссорить Объединение свободных планет с Империей путем убийства членов императорской семьи. Масштабы подготовки этого замысла, конечно, слегка не сочетались с его бездарным исполнением, но так называемые аналитики службы безопасности не посчитали нужным заострить внимание на таком малозначительном факте. Видимо, были слишком счастливы оттого, что вообще смогли найти объяснение действиям заговорщиков и приблизительно определить их последствия. Керр на полном серьезе излагал версии своих подчиненных, либо не удосужившись вдуматься в содержание доклада, либо действительно полагая его абсолютно достоверным. Чего здесь было больше - безалаберности или злого умысла, Сейнал затруднился бы ответить, но отчетливое ощущение, мягко говоря, неправильности происходящего заставляло его стискивать зубы, чтобы удержать рвущиеся наружу ядовитые комментарии. Однако когда дело дошло до предположения о причастности к совершенному преступлению членов официально признанной оппозиции, юноша почувствовал, что еще немного, и он самым безобразным образом сорвется.

– Уважаемый дядюшка, - Сейнал заставил себя говорить ровно и даже слегка скучающе, чтобы не продемонстрировать членам семьи свое истинное отношение к этому фарсу, давать противникам лишний козырь в борьбе с ним он не намеревался, - может быть, вы сможете объяснить мне, какую выгоду получит наша так называемая оппозиция от войны с Империей?

– Сын, сейчас не время для праздного любопытства. - Лерс сердито повернулся к своему третьему наследнику, всем своим видом давая понять, что недоволен его поведением и бесцеремонностью, с которой тот вмешался в обсуждение серьезных проблем. - Твоя дерзость переходит всякие границы.

– Извини, отец. - Юноша внезапно с удивлением обнаружил, что резкая отповедь родителя не заставила его, как обычно, вздрогнуть и мгновенно признать свое поражение, а только еще сильнее разозлила. Холодная волна давно копившейся ярости смела все барьеры и затопила сознание, за несколько секунд превратив неуверенного в себе подростка в бесстрастного, язвительного аристократа, абсолютно убежденного в своем праве задавать любые вопросы и добиваться на них ответов. - Но это вряд ли можно назвать праздным любопытством. - Сейнал не замечал, что бессознательно копирует интонации Эфы, когда она крайне недовольна окружающими ее людьми. - Ваши аналитики на полном серьезе утверждают, что люди, с одной стороны, находящиеся под постоянным наблюдением как противники действующей власти, а с другой - успешно пользующиеся подобным положением вещей для улучшения своего благосостояния, не только смогли каким-то образом добраться до президентских гвардейцев и подвергнуть их психообработке, ни у кого при этом не вызвав подозрений, но и сошли с ума до такой степени, чтобы воспользоваться своей удачей для развязывания войны, в которой они заведомо потеряют все. Неужели они настолько безумны, что не понимают простейшей вещи: принц Оттори при всей своей мягкости, по меркам Империи, конечно, без особого труда завоюет нас и не пощадит тех, кто повинен в смерти его жены и дочери. Благо военный флот стараниями Императрицы и главнокомандующей Тор не только полностью восстановил утраченную семь лет назад боеспособность, но и на данный момент значительно улучшил свои прежние боевые характеристики.

– Не слишком ли ты веришь в возможности Империи, братец?

Сейнал холодно улыбнулся в ответ на язвительное замечание Элисара и насмешливо бросил, игнорируя полный ярости взгляд отца:

– Не слишком. За всю свою многовековую историю они не проиграли ни одной войны просто потому, что слишком жестоки и не привыкли считаться с потерями, ни со своими, ни с чужими. Вам напомнить, как Императрица поступила с мятежниками семь лет назад? А теперь в ее распоряжении не одна эскадра, а, насколько я помню последние отчеты нашей военной разведки, восемнадцать боевых соединений, укомплектованных новейшими моделями кораблей с великолепно подготовленными командами. Или вы полагаете, ее муж окажется не настолько сведущ в военном деле, чтобы эффективно все это использовать? Так у него в помощниках достаточно хороших специалистов, способных без особого труда восполнить такой прискорбный пробел в его навыках и помочь ему справиться с новым для него делом. Но не стоит отклоняться от темы. - Юноша с иронией посмотрел на опешившего Керра, который явно не понимал, что нашло на обычно спокойного и незаметного третьего наследника. - Если считать ваш доклад абсолютно точным и обоснованным, то возникает другой вопрос: как настолько глупые люди, совершенно не имеющие элементарного инстинкта самосохранения, умудрились сделать все то, что они сделали? Куда смотрела служба безопасности? Неужели никто не обратил внимания на масштабы подготовки к покушению? И на то, что она просто не могла бы остаться в тайне, если бы за нее взялись заговорщики, неспособные элементарно просчитать последствия своей авантюры?

– Сейнал, прекрати! - Лентерр, окончательно выйдя из терпения, вскочил из-за стола и навис над ним, упершись кулаками в столешницу. - Ты ведешь себя недостойно! Сейчас не время демонстрировать всем свои выдающиеся умственные способности. Ты ничего не понимаешь в проблемах обеспечения безопасности и расследования покушений и прекрасно сам об этом знаешь. В подобных вопросах я привык доверять мнению профессионала, и если Джастер считает, что целью покушения было развязать войну с Империей, то я склонен с ним согласиться.

– Понятно. - Юноша внезапно почувствовал, как на него навалились усталость и безразличие. Его отец был хорошим человеком и как мог заботился о своей семье, но после того как Сейнал пообщался с Императрицей и принцем-консортом Империи тысячи солнц, он вынужден был признать, что Лерс Лентерр никуда не годный правитель. Он вечно пытался как можно сильнее усложнить решение любой проблемы, нагромождая интриги и сложные политические ходы там, где надо и не надо, и ошибочно полагая, что чем запутаннее план, тем меньше вероятность его срыва из-за того, что противник о нем догадается. При этом, оценивая действия других, президент почему-то отдавал предпочтение наиболее простым схемам и самым очевидным объяснениям, совершенно упуская из виду возможность дезинформации и скрытых мотивов. Спорить и переубеждать его было бессмысленно, и юноша счел за лучшее промолчать.

Он больше не участвовал в дискуссии, равнодушно наблюдая за тем, как вполне взрослые люди позволяют себе обманываться насчет, казалось бы, очевидных фактов, и мечтал лишь об одном - чтобы весь этот фарс поскорее закончился. Оставалось надеяться, что к специалистам из Империи, которые должны были прибыть во дворец со дня на день, отец все-таки прислушается и потом примет необходимые меры. Только не стало бы к тому времени поздно…

Первым ощущением было противное покалывание в груди и спине, заставляющее стискивать зубы от желания почесаться, вторым - слабость во всем теле, не позволяющая пошевелить ни одним мускулом. Регенерация шла успешно, но медленно, что однозначно указывало на отсутствие в пределах досягаемости таких благ цивилизации, как биорегенератор. Эфа прислушалась и принюхалась, по-прежнему оставаясь неподвижной и расслабленной. Ни один человек даже при помощи диагностической аппаратуры не смог бы определить, что она пришла в себя, но раздавшийся прямо над ухом радостный возглас заставил Императрицу прекратить притворство. Рядом был кто-то, кто безошибочно уловил изменение ее ментального излучения и правильно его истолковал. Обоняние тут же подсказало ответ на вопрос, кто бы это мог быть, и Эфа открыла глаза, чувствуя, как губы расползаются в непроизвольной улыбке. Ее дочь была жива и невредима, а это значило, что ситуация не безнадежна. Вместе они выберутся из любой переделки.

Девочка сидела возле нее прямо на полу, покрытом таким слоем пыли, словно ее специально собирали в этом месте последние несколько сотен лет, и весело щурилась, глядя на растерянную мать. А причин удивляться имелось вокруг более чем достаточно.

Прежде всего они находились в каком-то каменном мешке, дата сдачи в эксплуатацию которого явно относилась к временам, предшествующим Священным войнам, а отчетливый запах весьма небезопасных для человека веществ намекал, что его еще и использовали для хранения химического оружия. Судя по следам и собственному ощущению времени, в этом странном помещении они с дочерью находятся как минимум три-четыре дня, а торчащий из стены кусок пластика с зажатым в нем пакетом с питательным раствором ненавязчиво давал понять, кто и как занимался ее лечением и насколько серьезными оказались ее ранения.

Эфа осторожно попыталась пошевелиться, но тело отказалось участвовать в этой заведомо проигрышной авантюре. Женщина сердито фыркнула, досадуя на собственную слабость, и тихо спросила у внимательно наблюдающей за ней дочери:

– Как ты?

Эра на мгновение замерла, а затем стремительно уткнулась ей носом в шею, видимо стараясь случайно не задеть многочисленные раны, которые только-только начали заживать, и беспомощно захныкала. Императрица почувствовала, как на нее накатывает волна ярости вперемешку с неконтролируемым страхом. Что могло случиться с ее девочкой, если это довело ее до такого состояния?! Ведь принцессу с детства готовили к выживанию во всевозможных экстремальных ситуациях! Эфа проклинала свою неспособность пошевелиться, обнять отчаянно прижавшуюся к ней дочь, успокоить…

Эра почувствовала ее эмоции и поспешно отстранилась.

– Извини, мам. Я с-с-сама не знаю, что с-с-со мной тво-ритс-с-ся. Прос-с-сти. С-с-со мной вс-с-се в порядке, но ес-с-сли чес-с-стно, я не с-с-совс-с-сем понимаю причины произошедшего. Видишь ли, нас-с-с попыталис-с-сь убить президентс-с-ские гвардейцы.

– Я помню. - Императрица улыбнулась, испытывая облегчение от того, что с ее ребенком ничего страшного не произошло. В отличие от дочери она прекрасно поняла, что с ней творится. Девочка все это время держала себя в жестких рамках, вынужденная заботиться об их выживании, не зная, придет ли мать в себя и когда это случится, прячась от врагов, в числе которых были родственники ее будущего принца-консорта. Поэтому, обнаружив, что теперь она не одна, что самое страшное позади, Эра расслабилась, и все чувства, которые до этого были надежно заперты в ее подсознании, вырвались наружу. Вполне нормальная реакция на стресс для шестилетнего ребенка, пусть и взрослеющего вдвое быстрее своих человеческих собратьев. Нужно было поскорее отвлечь дочь от переживаний и страшных воспоминаний, и поскольку ситуация требовала некоторых разъяснений, Эфа решила совместить эти два необходимых мероприятия, спокойно попросив: - Рас-с-скажи обо вс-с-сем, что произошло пос-с-сле того, как я потеряла с-с-сознание.

Эра быстро кивнула и начала описывать все события, случившиеся после того, как Императрица сбросила ее на пол флаера и сама получила три выстрела в спину и грудь. Эфа одобрительно ворчала, слушая о похождениях дочери, одновременно анализируя полученную информацию с целью выяснения жизненно важного вопроса: кто стоит за покушением и чего следует ожидать в дальнейшем? Картина упорно не желала складываться, неприятно напоминая ситуацию с покушениями на Сейнала, произошедшими в Империи. Опять появлялось чувство, что заговором руководят несколько человек, при этом у них правая рука не в курсе, чем в данный момент занята левая. Подготовка и масштаб покушения наводили на мысль о хорошо разбирающемся в своем вопросе профессионале, а исполнение однозначно свидетельствовало, что преступник - дилетант, знакомый с подобного рода мероприятиями исключительно по голопостановкам, причем не самого высшего качества. Императрица задумчиво покачала головой, недоумевая по поводу бросающихся в глаза странностей и нелепостей, сопровождающих очередную попытку избавить этот мир от ее присутствия, и внимательно взглянула на Эру, которая закончила свой краткий отчет о проделанной работе и теперь смотрела на нее в ожидании оценки своих действий.

– Молодец. - Девочка внешне осталась невозмутимой, но мать отчетливо ощутила вспыхнувшую в сознании дочери радость от похвалы той, которую Эра считала непререкаемым авторитетом в непростой науке выживания в условиях, кардинально отличающихся от тех, что принято считать нормальными. - С-с-ситуация дейс-с-ствительно была не нас-с-столько однозначной, чтобы доверять официальной влас-с-сти, даже ес-с-сли она и не была замешана в покушении на нас-с-с. В чем, ес-с-сли чес-с-стно, я уверена на с-с-сто процентов.

– Почему?

Эфа хмыкнула, услышав недоверие в словах дочери, и, не отвечая напрямую, начала анализировать произошедшее вслух, давая девочке возможность самой догадаться о причинах ее уверенности.

– На данный момент с-с-сотрудничес-с-ство с Империей, причем очень плотное с-с-сотрудничес-с-ство - единс-с-ствен-ный шанс-с-с для Объединения с-с-свободных планет не ухнуть в такой экономичес-с-ский кризис-с-с, что вероятнос-с-сть с-с-самого с-с-сущес-с-ствования гос-с-сударс-с-ства пос-с-сле таких потряс-с-сений окажетс-с-ся под большим вопрос-с-сом. Лерс-с-с это прекрас-с-сно понимает и принял вс-с-се необходимые меры для того, чтобы заручиться нашей лояльнос-с-стью и поддержкой. Отважился даже на помолвку, хотя, мягко говоря, нас-с-стороженно относ-с-ситс-с-ся ко вс-с-сем, кто отлича-етс-с-ся от нормальных людей хоть в чем-то. Причем президента при вс-с-сех его недос-с-статках не назовешь дураком, понять тот прос-с-стой факт, что при подобном планировании и ис-с-сполнении операции именно он окажетс-с-ся главным подозреваемым на роль заказчика убийс-с-ства Императрицы и принцесс-с-сы, Лентерр вполне с-с-спос-с-собен. Значит, кто-то попыталс-с-ся подс-с-ставить его, причем подс-с-ставить бездарно. Перед тем как гвардейцы начали с-с-стрелять, я заметила одну с-с-страннос-с-сть. Точнее, ощущение неправильнос-с-сти проис-с-сходящего было и раньше, но только перед с-с-самыми выс-с-стрелами, когда у людей мгновенно ис-с-счезли вс-с-се эмоции и ос-с-становилас-с-сь вс-с-ся мыс-с-слительная деятельнос-с-сть, кроме с-с-самой примитивной, я поняла, в чем дело: вс-с-се нападающие были под пс-с-сихокодированием, и очень с-с-сильным. Вес-с-сьма знакомый почерк, ты не находишь?

– Да, дейс-с-ствительно. - Эра задумчиво прикусила губу и сердито прижала уши к голове. - Куда, С-с-саан их вс-с-сех побери, с-с-смотрит мес-с-стная с-с-служба безо-пас-с-снос-с-сти?! - Она тут же переключилась на самокритику: - И я тоже хороша, с-с-следовало не маятьс-с-ся дурью, а с-с-связатьс-с-ся с-с-с мес-с-стными и с-с-спокойно пережидать переполох в укрепленном убежище с-с-с должной медицинс-с-ской помощью!

– Нет, не с-с-следовало. - Эфа насмешливо фыркнула, наблюдая за тем, как ее дочь изумленно склонила голову набок, явно не понимая причин веселья матери. - Ты пос-с-ступила с-с-совершенно правильно. Оказатьс-с-ся беспомощными в руках мес-с-стных влас-с-стей, да еще когда где-то поблизос-с-сти обретаютс-с-ся заговорщики, с-с-спос-с-собные с-с такой лег-кос-с-стью обходить президентс-с-скую с-с-службу безо-пас-с-снос-с-сти, - с-с-самый верный с-с-спос-с-соб погибнуть или попас-с-сть в какую-нибудь лабораторию, мес-с-стоположение которой не значитс-с-ся ни в одном реес-с-стре. К тому же я могу и ошибатьс-с-ся в оценке Лентерра, так что лучше пока мы ос-с-станемс-с-ся здес-с-сь и подождем немного. Ес-с-сли президент в этом фарс-с-се не замешан, то, полагаю, пос-с-сле покушения на нас-с-с и гибели флагмана эс-с-скадры с-с-сопровожде-ния он немедленно с-с-связалс-с-ся с-с-с Рейтом. А твой отец в отличие от мес-с-стных эс-с-сбэшников прекрас-с-сно знает, что с-с-следует делать в подобных с-с-ситуациях, и корабли с-с-с диинами, нашими оперативниками и дипломатами на с-с-случай политичес-с-ских конфликтов уже подлетают к планете. Завтра они должны будут выйти на орбиту, ес-с-сли, конечно, в Империи в наше отс-с-сутс-с-свие не ус-с-строили переворот и Хиза не занята наведением порядка дома. Вот и пос-с-смотрим, появятс-с-ся они или нет, заодно проверим мои предположения.

Эра несколько секунд молча смотрела на мать, словно стараясь угадать, говорит ли она серьезно или просто пытается успокоить ее самолюбие, но Эфа была предельно искренна, и девочка без труда это уловила. Императрица прикрыла глаза, чувствуя невероятную усталость и слабость. Она не собиралась признаваться дочери, но даже если бы ситуация требовала немедленного бегства или иной активной деятельности, то ей все равно пришлось бы остаться в этом убежище хотя бы еще на сутки. Слишком серьезные повреждения и отсутствие необходимой медицинской помощи превратили ее в беспомощную развалину. Эфа едва слышно фыркнула от раздражения на судьбу и тут же заставила себя успокоиться. Злость ничем не поможет в их положении, только заберет часть и так далеко не безграничных сил.

Рядом раздалось едва слышное шуршание, и Императрица улыбнулась, не открывая глаз, когда к ее боку прижалось что-то маленькое и теплое. Эра свернулась клубочком возле нее и с тихим вздохом облегчения погрузилась в дремоту. Действительно, пока вокруг достаточно безопасно, следовало воспользоваться моментом и восстановить утраченную форму, прежде всего как следует выспавшись. Но разумные требования инстинктов, отвечающих за самосохранение, как всегда, разбились об упрямство рассудка, в таких ситуациях с удручающим постоянством берущего верх над остальными составляющими сознания. Вместо того чтобы отдыхать и набираться сил, Эфа взялась более детально анализировать все, что произошло за последние четыре дня, одновременно обдумывая способы выяснить, прилетели ли корабли или нет, не подвергая ни себя, ни свою дочь опасности. Ничего более или менее приемлемого в голову пока не приходило. А дожидаться, пока поисковые партии начнут прочесывать столицу, ей категорически не хотелось. Чем меньше шума будет вокруг их возвращения, тем легче потом удастся скормить заинтересованной общественности, а если повезет, и иностранным спецслужбам наиболее приемлемую для обоих государств историю, не поднимая ненужного ажиотажа вокруг некоторых моментов этого инцидента.

Погруженная в невеселые размышления о неудобствах человеческого общества, одной из отличительных черт которого является, к сожалению, неуемное любопытство с одной стороны и склонность к бесконтрольной передаче информации - с другой, Императрица не заметила, как провалилась в глубокий сон без сновидений.

Тальза пребывала в состоянии холодного бешенства, о чем и не преминула при первой же встрече уведомить человека, исполнявшего в этой ненормальной стране роль Императора. (Хотя прилетевшие вместе с ней дипломаты называли немного другой титул, но старая воительница совершенно не желала забивать себе голову подобной ерундой, считая вопросы взаимоотношений между людьми, принадлежащими к другому государству, настолько незначительными, что и упоминать о них не стоило. Впрочем, от нее подобного и не ожидали.) Прибывший вместе с ней в качестве переговорщика сын ее сестры сразу после ее эмоционального комментария поспешил объяснить людям, собравшимся в зале для приемов иностранных делегаций, причины их появления, планы на будущее и заодно извинился за грубость главы поисковой партии, вскользь упомянув о врожденной неспособности женщин-диинов изъясняться вежливо. Тальза сочла своим долгом обрычать детеныша, позволившего себе подобные замечания о своей старшей родственнице, и покинула зал приемов, справедливо рассудив, что если местный правитель поставлен в известность о ее намерениях, то делать ей там больше нечего.

В общем, она хлопнула тяжелой дверью и направилась на поиски единственного существа во дворце, которое могло дать более или менее достоверную информацию о произошедшем. Отчеты местных оперативников женщина-диин успела прочитать еще на орбите и теперь уже не удивлялась тому, как вообще стало возможным покушение на иностранного монарха прямо в столице условно дружественного государства. Поэтому она шла по следам знакомого запаха, так не похожего на остальные ароматы, пропитавшие все вокруг, и размышляла над тем, что из-за некоторых особенностей местного менталитета и привычки некоторых ненормальных созданий в случае опасности прятаться так, что не только убийцы, но и спасатели найти их не в состоянии при всем их желании, поиски беглянок скорее всего затянутся. И надолго. Тальза фыркнула и ускорила шаг. Оставалось надеяться, что Киирн сумел узнать хоть что-нибудь и благодаря его информации удастся взять след до того, как он окончательно остынет. Следовало торопиться.

К тому же предстояло много дел. Город, в котором пропала подруга ее дочери, женщине-диину категорически не понравился. Он был большой, шумный и пах всевозможными гадостями, начисто отбивая любому нормальному существу обоняние и большую часть слуха. Вдобавок ко всему в нем было слишком много людей, своим постоянным мельтешением и ментальным фоном, от которого у диинов зубы ныли от желания кусаться, сводивших на нет все попытки обнаружить пропажу дистанционно. Оставалось только тупо обшаривать это нагромождение переходов, закутков и один Саан знает чего еще в слабой надежде обнаружить Императрицу и принцессу. Тальза сердито фыркнула и хмуро обозрела дверь,которая, судя по сильному запаху диина, идущему из-за нее, вела в комнаты Сейнала. Волей-неволей приходилось признать: если не случится ничего непредвиденного, что наведет их на след, поиски затянутся надолго. Женщина-диин решительно толкнула створку и, не обратив внимания на предсмертный писк электроники замка, ввалилась внутрь. Коридор произвел на нее впечатление своей полной бессмысленностью с точки зрения любого практического применения и просто устрашающим количеством мест, пригодных для всякого рода засад и нападений.

Диин стремительно преодолела подозрительное помещение, походя отметив, что стоит после обнаружения Императрицы посоветовать ей забрать отсюда жениха ее дочери как можно скорее во избежание возможных покушений и просто нервных срывов. Держать несовершеннолетнего в такой обстановке, с точки зрения Тальзы, было самым настоящим издевательством над нежной детской психикой. Ворвавшись в комнату, женщина-диин вынуждена была резко остановиться из-за того, что внезапно обнаружила на своем пути готового к бою Киирна. Она сильно удивилась, но решила не выяснять, что случилось у молодого диина с обонянием, слухом и телепатическими способностями, если он не узнал соплеменницу в тот момент, когда она еще только вошла в помещения, отведенные для проживания Сейнала, и ворчливо заметила:

– Я не причиню твоему подопечному вреда. Мне необходима информация. - Тальза фыркнула, выражая свое отношение к происходящему вообще и к населяющим это отвратительное место человеческим существам в частности, и сердито добавила: - Люди, которых моя дочь отправила вместе с нами, уже приступили к расследованию покушения, но в официальных отчетах президентской службы безопасности нет никаких указаний на то, где могут находиться Императрица и принцесса после того, как скрылись с места событий.

– Вряд ли я смогу вам помочь. - Киирн спрятал меч в ножны, старательно пытаясь не встретиться с ней взглядом, и жестом предложил женщине-диину расположиться на толстом ковре, покрывавшем весь пол в комнате. (Гостья приглашение бесцеремонно проигнорировала, автоматически отметив про себя, что дверь в смежную комнату плотно закрыта и из-за нее доносится едва слышное дыхание спящего. Удивившись, что Сейнал отдыхает в светлое время суток, хотя во всех научных трудах исследователей человеческого племени указывалось на дневной образ жизни его представителей, женщина-диин приготовилась слушать.) - Я расскажу вам все, что знаю. Однако вряд ли вам это поможет в поисках. К сожалению, обучение Эры было достаточно профессиональным, и она ухитрилась скрыться с матерью в неизвестном направлении, не оставив следов, по которым их можно было бы выследить. Я даже рискнул и вместе с будущим принцем-консортом побывал на проспекте, где все произошло, но не смог выяснить хотя бы примерный маршрут их передвижений. Единственное, что достоверно известно, это что принцесса спустилась в грузовые туннели под городом и теперь может находиться в любой точке столицы.

– Понятно. - Тальза в общем-то и не надеялась на появление подсказки в направлении поисков, поэтому и не слишком расстроилась, выяснив, что даже представитель ее народа не смог обнаружить следы беглянок. Что ж, помощи в поисках ждать неоткуда, придется выкручиваться самостоятельно. И чем быстрее, тем лучше. Оставалось только вежливо попрощаться с Киирном и отправить ему в помощь парочку женщин-диинов на случай, если под шумок кто-нибудь снова попытается прикончить будущего принца-консорта…

Проворчав что-то невразумительное, обычно заменяющее у представительниц крылатого народа вежливое пожелание скорой встречи с собеседником, Тальза решительно развернулась и покинула комнату, одновременно подзывая двух ближайших к месту событий женщин-диинов и подробно объясняя им их новые обязанности. Погруженная в свои дела, она не обратила внимания на промчавшихся мимо нее в полной боевой выкладке президентских гвардейцев, справедливо рассудив, что дворец принадлежит людям и они имеют полное право бегать в нем как и куда угодно. В конце концов, если подобное шумное передвижение по внутренним коридорам является очередным покушением на будущего принца-консорта Империи, Киирн сможет их задержать до появления остальных, а призыв о помощи диины услышат в любом углу этого громоздкого сооружения. Тальза рассеянно поправила платок, закрывающий ее лицо, и торопливо зашагала в сторону отведенных для диинов комнат. Нужно было как можно скорее начать поиски.

ГЛАВА 7

Тисса боялась. Ужас волнами пробегал по ее телу, гулким ревом отдаваясь в ушах и заставляя все мышцы вибрировать в болезненном напряжении. Голова кружилась от страшного волнения и усталости, ноги предательски подкашивались, сердце колотилось у самого горла, мешая дышать. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание или, что еще хуже, доведет себя до очередного приступа судорог, девушка из последних сил добралась до ограды одного из зданий, полукольцом окружавших президентскую площадь, и свернулась клубочком у массивной колонны, поддерживающей ажурные решетки, которые, видимо, играли роль преграды для нежелательных посетителей. Тисса сжалась у безумно дорогого столба из настоящего мрамора, молясь про себя, чтобы ее не заметили многочисленные охранники дворца и особняков, принадлежащих семьям Великой тысячи, которые наверняка в лучшем случае избили бы грязную бродяжку до полусмерти, а в худшем отправили бы в тюрьму. Девушка, почувствовав первые болезненные сокращения мускулов, попыталась расслабить закаменевшие от страха мышцы, глубоко дыша, как ее научил врач в больнице. Рука уже привычно потянулась к карману, в котором она носила сильное успокоительное, иногда помогавшее ей справиться с приступами, но в следующее мгновение Тисса вспомнила, что последнюю таблетку съела еще возле космопорта после того, как патрульные полицейские едва ее не поймали у служебного входа на посадочное поле.

Приступ паники чуть не спровоцировал судороги. Девушка неимоверным усилием воли заставила себя успокоиться и попыталась отвлечься от безвыходной ситуации, в которой она оказалась по вине странной незнакомки, вошедшей в ее жизнь с напором атакующего эсминца всего сутки назад и уже успевшей доставить столько неприятностей, что невольно возникало желание поверить в существование черных вестников, основная задача которых - приносить несчастья чем-то не угодившим им смертным. Тисса прекрасно понимала, что если она забьется в конвульсиях, то непременно привлечет к себе внимание охраны и попадет в больницу или тюрьму. В любом случае на площади ее не оставят из опасения, что вид умирающей бродяжки оскорбит тонкие чувства кого-нибудь из высокопоставленных особ, направляющихся во дворец к президенту или из него, и дело закончится для нее катастрофой, потому что выполнить поручение ей не удастся. Даже если она сможет в таком состоянии заговорить и попытается объяснить цель своего появления, никто не станет слушать жительницу трущоб, за каким-то демоном забредшую в респектабельные кварталы. Поэтому следовало любой ценой не дать себе сорваться, не позволить неведомой болезни взять над ней верх до того момента, пока задание не будет выполнено. Девушка упрямо сжала зубы, не забывая медленно и размеренно дышать, пытаясь расслабить напряженные до боли мышцы, она должна это сделать, пусть даже ценой собственной жизни, тогда, по крайней мере, у брата появится надежда на выздоровление…

Тисса украдкой огляделась по сторонам, прекрасно понимая всю ненадежность своего убежища и опасаясь, что в своих грязно-зеленых обносках на площади перед президентским дворцом будет выделяться как армейский сапог среди дамских кружев, но, к ее огромному удивлению, несколько скучающих неподалеку охранников не обращали на нее никакого внимания. Однако не следовало расслабляться, они в любой момент могли вспомнить, что гонять с вверенной их охране территории всевозможных бродяжек и попрошаек - это одна из их должностных обязанностей, и могли принять соответствующие меры. К тому же каждую секунду могли появиться те, ради кого она пошла на этот безумный риск и пробралась в самый центр столицы. Тогда ей понадобится вся ее сила и ловкость, чтобы добраться до них, прежде чем ее перехватят охранники, и передать цепочку, которую она вот уже несколько часов крепко сжимала в кулаке, отчаянно боясь потерять. Требовалось предельно сосредоточиться, дабы не упустить нужное мгновение, и при этом оставаться расслабленной, чтобы не вызвать приступ, который сведет все ее усилия на нет. Никогда еще у нее не было такой трудной задачи!

Чтобы не испытывать себя на прочность, девушка решила отвлечься от мыслей о том, что ей предстоит сделать в самое ближайшее время, и прикрыла глаза, вспоминая события последних часов. Идея оказалась не слишком удачной. Тисса с трудом сдержала нервную дрожь в руках, когда в памяти всплыли картины недавнего прошлого, еще ни разу в жизни она так не рисковала! Все началось с того, что сегодня рано утром вдруг бесшумно распахнулась дверь крохотной каморки, где обитали они с братом, и на пороге появилась та самая незнакомка, которая принесла домой Кейсена. Девушка оторопела от неожиданности, она как раз сидела у окна и пыталась привести в порядок одежду брата, порванную во вчерашней драке, и могла бы поклясться чем угодно, что через внутренний дворик никто не проходил.

Однако факт оставался фактом - в дверном проеме неподвижно застыла невысокая фигурка в таком же, как и у нее самой, грязно-зеленом наряде, только уж очень странного покроя. Тисса сразу поняла, что сейчас с ними произойдет что-то ужасное. Она настороженно покосилась на брата, который при виде нежданной гостьи попытался привстать с постели, и, отложив шитье, поднялась навстречу незнакомке, собираясь поприветствовать ее и выяснить, что же ее привело в их дом на этот раз. Но не успела произнести ни слова. Странная пришелица невозмутимо прошла в комнату, не дожидаясь приглашения хозяев, и, бесцеремонно отодвинув оторопевшую от такого поведения девушку в сторону, наклонилась над Кейсеном, который наблюдал за ее действиями с откровенным любопытством. Тисса задохнулась от возмущения, но высказать его вслух не решилась, справедливо опасаясь, что если она разозлит это непонятное создание, то их с братом жизнь закончится немедленно и наверняка небезболезненно. Словно подслушав ее мысли, незнакомка глухо рассмеялась и спокойно заявила своим шипящим нечеловеческим голосом, непривычно растягивая слова, что пришла, во-первых, проведать детеныша, которому спасла жизнь, а во-вторых, попросить об одолжении. И прежде чем девушка нашлась с ответом на это более чем странное заявление, гостья решила подтвердить свои слова действиями.

Она наклонилась над Кейсеном и, хладнокровно игнорируя его попытки сопротивляться подобному самоуправству, сдернула с него одеяло. Тисса едва сдержалась, чтобы не броситься брату на помощь, но, к ее удивлению, грубость пришелицы ограничилась только отобранной постельной принадлежностью. Незнакомка бесстрастно и, на неопытный взгляд девушки, очень профессионально осмотрела Кейсена, не обращая никакого внимания на смущение отчаянно покрасневшего парня и его судорожные попытки прикрыться. Тисса, наблюдая за их неравной борьбой, поймала себя на том, что с трудом сдерживает смех, в ней крепла уверенность, что после сегодняшних событий ее брат навсегда распрощается со своей возмутительной привычкой спать голым. Наконец, закончив осмотр под возмущенные возгласы Кейсена, который никак не мог смириться с тем, что какая-то хлипкая пигалица вертит его как игрушку в детском магазине, совершенно не замечая попыток крепкого парня (пусть все еще и не поднимающегося с постели после недавнего избиения) прекратить это безобразие, гостья вернула ему одеяло и вынесла вердикт. По ее мнению, жизни больного ничего не угрожало, выздоровление шло хорошими темпами, хотя могло бы и лучше, учитывая генетические особенности, внесенные его предками в организм пациента. Однако, к ее неудовольствию, для выполнения того, о чем она собиралась их попросить, парень непригоден, и ей это категорически не нравится.

Девушка с облегчением отметила, что мысли на более или менее отвлеченные темы помогают ей расслабиться и избавиться от приступов страха. Тревожно оглянувшись по сторонам и убедившись в том, что ее по-прежнему не замечают многочисленные охранники, погруженные в обсуждение животрепещущей новости - прилета необычных имперцев, прячущих свои лица под платками, - Тисса заставила себя снова нырнуть в воспоминания. Странная гостья, так и не удосужившись представиться, перешла к вопросу, который наверняка и был целью ее визита. Причем девушка отчетливо ощущала недовольство незнакомки тем, что она вынуждена просить об одолжении как таковом и, что хуже всего, просить человека, который, по ее мнению, с задачей наверняка не справится.

Это злило и раздражало, но когда Тисса поняла, что ей нужно сделать, все прежние эмоции отошли на задний план под напором жуткого страха. Гостья совершенно будничным тоном заявила, что от девушки требуется всего ничего: покинуть трущобы и, не привлекая к себе внимания, добраться до фешенебельных кварталов, лучше всего в деловой части города. Там распоряжением властей уже несколько лет на каждом перекрестке установлены большие голопроекторы, которые непрерывно транслируют новости обо всех событиях, происходящих в населенной Галактике. Тисса, сколько себя помнила, никогда не покидала городские окраины, давным-давно ставшие прибежищем бедноты и всевозможных маргиналов, и даже не представляла себе, как выглядит большой голопроектор. Несколько полуразобранных приборов, которые она видела в магазине старьевщика, во-первых, не работали, а во-вторых, были достаточно малы, чтобы старик мог без усилий поднять их на вытянутых руках.

Девушка уже собралась было сообщить об этом, но следующие слова пришелицы окончательно убедили ее в том, что все происходящее не более чем сон, причем сон из разряда ночных кошмаров. Оказывается, она должна осторожно, не привлекая лишнего внимания полицейских и добропорядочных граждан к своей персоне, просмотреть все выпуски новостей лишь для того, чтобы выяснить, прибыл ли имперский корабль на орбиту, и если да, то когда прилетевшие на нем люди спустятся на планету! Тисса, услышав такое, до того оторопела, что могла только беззвучно открывать рот, глядя на брата с немой мольбой о помощи, общаться с безумцами она просто не умела! Кейсен не остался безучастным к ее положению и немедленно вступился за сестру, не без удовольствия указав своей обидчице на очевидное упущение в ее планах: о прибытии имперцев ведь могут и не сообщить из каких-нибудь политических соображений, ну, например, по причине секретности их визита…

Девушка с радостью ухватилась за этот предлог для отказа от исполнения, с ее точки зрения, совершенно самоубийственного плана и уже открыла рот, чтобы заявить о своем неучастии в подобных безумных авантюрах. Но в следующую секунду она с изумлением обнаружила, что это невероятное создание обыграло их вчистую. Гостья совсем не по-человечески фыркнула и резко бросила, что в таком случае Тиссе придется прогуляться до космопорта и послушать разговоры обслуживающего персонала. Выполнить задание в ее и исключительно в ее интересах, потому что если ей удастся исполнить поручение, то в этом случае им с братом будет обеспечено наилучшее лечение из всех возможных. После этих слов первый порыв девушки немедленно отказаться и доходчиво объяснить этой ненормальной, что до терминалов космического порта несколько часов хода пешком, причем по незнакомым кварталам, где, возможно, обитают те люди, которые преследовали и убили их мать, незаметно сошел на нет. Такой шанс Тисса просто не имела права упускать, потому что второго не будет ни при каких обстоятельствах. Она прекрасно понимала, какова вероятность того, что их странная гостья просто-напросто обманывает необразованных жителей трущоб, но даже такая призрачная возможность вылечить себя и брата стоила того, чтобы ради нее рискнуть.

Незнакомке не составило труда убедить ее, и она прекрасно это понимала. Пришелица даже не скрывала своей уверенности в положительном ответе на такое заманчивое предложение. Не тратя времени на выслушивание заявления Тиссы о ее согласии на подобную авантюру, она приступила к подробному инструктажу девушки, равнодушно игнорируя все попытки Кейсена убедить ее в том, что он вполне здоров и способен выполнить эту миссию гораздо успешнее сестры. Странная гостья так и не объяснила, зачем ей понадобилась информация об имперцах, и не ответила на вопрос, почему не может сама узнать все, что ей требуется, хотя, судя по впечатлениям Тиссы, она была подготовлена к таким приключениям гораздо лучше нее. Незнакомка просто бесстрастно перечислила последовательность действий и варианты развития событий, а под конец, как о само собой разумеющемся, упомянула о сути своего задания. Главным было не узнать о прилете имперцев, а найти их самих, для того чтобы передать им непонятную штуку, которую гостья, как выяснилось, принесла с собой. Причем передать странный предмет следовало именно тем имперцам, которые обычно ходят закутанные с ног до головы в плотные светлые одежды, и никому другому.

Тисса вздрогнула и торопливо отогнала воспоминания о том, сколько ей пришлось пережить за те часы, пока она кралась по людным, непривычно чистым улицам, пугливо прижимаясь к стенам домов и каждую секунду ожидая, что какой-нибудь добропорядочный горожанин придет в ярость, увидев трущобную рвань едва ли не в центре города, и потребует, чтобы ее немедленно арестовали. По закону вселенской подлости в новостях о прилете имперцев не было сказано ни слова. Ей пришлось несколько часов брести пешком до космопорта, а затем прятаться возле служебного входа, прислушиваясь к праздной болтовне идущих после смены домой мелких служащих и разнорабочих для того, чтобы выяснить, что проклятые подданные Империи все-таки прилетели… и в данный момент находятся во дворце президента!

Девушка вздохнула и покосилась на свой крепко сжатый кулак, в котором она держала ту самую штуку, отдаленно напоминающую браслет вычурного плетения и являющуюся причиной всех ее страданий. Больше всего ей сейчас хотелось выбросить эту безделушку куда подальше и вернуться домой. Но мысль о неизлечимой болезни, все быстрее и быстрее убивающей их с братом, и надежда на исцеление, пусть и призрачная, заставили ее остаться на месте, не обращая внимания на поднявшийся пронизывающе холодный ветер и охранников, которые могут в любой момент отправить ее в тюрьму. Предстояло каким-то образом проникнуть в президентский дворец и найти в нем гостей из соседней страны. Тисса тихо всхлипнула и попыталась поплотнее закутаться в тонкий плащ, являвшийся у них с братом единственной вещью для холодной погоды, что предпринять в сложившейся ситуации, она совершенно не представляла.

Внезапное оживление на площади заставило ее отвлечься от своих грустных размышлений на тему недостижимости некоторых вещей для людей, имевших глупость родиться у неудачных родителей, которые не сумели обеспечить им достойное положение в обществе, и изумленно открыть рот. Иначе как чудом, случившимся по личному распоряжению Саана, происходящее в данный момент перед президентским дворцом назвать было сложно. Девушка даже привстала, на несколько мгновений забыв о том, где она находится. Ворота резиденции Наследного президента были распахнуты настежь, и из них один за другим появлялись представительские флаеры с открытым верхом, в которых были видны невысокие фигуры, с ног до головы закутанные в светлые одежды, не позволяющие разглядеть ничего, кроме общего силуэта. Тисса напряглась, готовая броситься к ним, чтобы передать поручение, чего бы ей это ни стоило, но почувствовала, как ее тело сначала закаменело, а затем резко выгнулось… Девушка с ужасом узнала первые симптомы приступа и тихо застонала, хотя боль еще не успела стать по-настоящему страшной. На этом этапе судороги ей остановить не удавалось, все ее мучения оказались напрасными, она все-таки проиграла…

Тисса открыла глаза с ощущением, что случилось непоправимое. В следующий момент она почувствовала, что лежит на чем-то мягком, приятно пахнущем и ей совершенно не больно. Все ее тело было расслабленным и каким-то невесомым. Девушка невольно улыбнулась и с удовольствием потянулась, чтобы в следующее мгновение с коротким возгласом испуга подскочить на месте и инстинктивно забиться в угол подальше от неожиданной опасности. Прямо у нее над ухом глухой, рычащий голос, чем-то напоминающий голос незнакомки, которая послала ее сюда, нетерпеливо поинтересовался:

– Ну, очнулась наконец?

Тисса сжалась и, преодолевая страх, повернула голову в сторону говорившего. Увиденное заставило ее окончательно прийти в себя и вспомнить о том, что она собиралась сделать. Рядом с ней на сиденье дорогого флаера расположился имперец в светлых одеждах, до которого она так стремилась добраться, и внимательно смотрел на нее холодными, жесткими глазами. Девушка облизнула разом пересохшие губы и нерешительно протянула ему цепочку, которую, как оказалось, по-прежнему сжимала в кулаке. Она боялась, что ее жест сочтут угрозой или просто отшвырнут в сторону, приняв за попрошайку, но реакция имперца превзошла все ее ожидания. Тисса еще не успела до конца разжать кулак, а рука в светлой кожаной перчатке уже железной хваткой сомкнулась у нее на запястье. Человек стремительно выхватил у нее блестящую безделушку и воззрился на витые звенья так, словно от их внешнего вида зависела по меньшей мере его жизнь.

– Откуда это у тебя? Отвечай немедленно!

Девушку встряхнули так, что у нее застучали зубы и отпало всякое желание требовать, чтобы ее сейчас же отпустили. К тому же голос имперца до странности напоминал голос незнакомки, которая день назад с неудержимостью урагана ворвалась в их с братом жизнь. Тисса сглотнула ком в горле и поторопилась ответить, видя, как в глазах собеседника, раздраженного задержкой, загораются недобрые огоньки.

– Мне дала это девочка, то есть я думаю, что это девочка, я не видела ее лица и не знаю имени. Она сказала мне, чтобы я передала это одному из вас. Я не знаю, что это, она не говорила…

– Где она? - бесцеремонно перебил ее сумбурные объяснения имперец и наконец отпустил ее руку, вызвав у девушки вздох облегчения. Может быть, странный иностранец и не замечал, но его железная хватка причиняла ей сильную боль.

– Не знаю. - Тисса испуганно отодвинулась от резко выпрямившегося собеседника и поторопилась добавить: - Она сказала, чтобы я привела вас к своему дому, а дальше она сама разберется.

– Понятно. Показывай дорогу. - Развернувшись к водителю, высунувшемуся из кабины и с интересом наблюдающему за беседой, имперец что-то неразборчиво рыкнул, тот понимающе кивнул и вернулся за панель управления. Через мгновение флаер сорвался с места, и остальные машины последовали за ним.

Девушка с трудом успевала показывать улицы, по которым она добиралась до центра, отчаянно боясь ошибиться на такой скорости и направить кавалькаду в неверном направлении. Тисса была уверена, что в этом случае ей просто свернут шею ее раздраженные задержкой попутчики. Имперец и так пребывал не в лучшем настроении после того, как попытался было заставить девушку показать проделанный ею путь по карте, внесенной в бортовой компьютер флаера, но быстро выяснил, что она совершенно не умеет обращаться с такими изысками цивилизации, и вынужден был довольствоваться устными пояснениями. Тисса, стиснув зубы и отчаянно стараясь скрыть свой страх перед бешеной скоростью машины и непонятными созданиями, ею управляющими, упрямо заставляла себя смотреть по сторонам и указывать нужные повороты. Она старалась не думать о том, что произойдет, если окажется, что незнакомка, втравившая ее в эту авантюру, по каким-нибудь причинам ушла от ее дома и имперцы проделают весь путь зря. Почему-то ей казалось, что в этом случае им с братом не отделаться легкими телесными повреждениями. Их странная гостья зачем-то была очень нужна этим людям. Хотя, девушка невольно поежилась, у нее существовали серьезные сомнения в том, люди ли они вообще. Слишком чуждыми были их голоса, нечеловечески стремительными и в то же время плавными движения, создавалось стойкое впечатление, что рядом с ней находятся смертоносные хищники, способные разорвать ее на части в любой момент.

Наконец они резко затормозили перед развалюхой, служившей ей и ее брату домом, Тисса ошеломленно поняла, что весь путь от дворца до их жилища занял меньше часа, скорость флаеров, по ее мнению, была просто фантастической. Девушка восхищенно вздохнула, пораженная возможностями техники, а в следующее мгновение вспомнила, зачем они здесь, и начала торопливо оглядываться по сторонам, пытаясь обнаружить невысокую хрупкую фигурку в грязно-зеленых тряпках. Но улица была абсолютно пуста, при виде флаеров с гербами президента все обитатели трущоб попрятались от греха подальше. Тисса почувствовала, как в душе шевельнулся забытый было ужас, и невольно вздрогнула. Перед ее мысленным взором стремительно пронеслись картины расправы, которую над ней учинят разгневанные имперцы, известные на всю Галактику своей звериной жестокостью, и девушка съежилась на сиденье, краем глаза наблюдая за своими попутчиками, которые не обращали на нее никакого внимания, к чему-то напряженно прислушиваясь. Водитель даже распахнул дверцу своей тесной кабины, а пассажир, удостоивший ее беседой, поднялся с сиденья и теперь стоял, опираясь на борт флаера и пристально вглядываясь в покосившиеся стены домов и полуобвалившиеся заборы, словно надеялся найти на них что-то важное…

Сухой довольный смешок раздался, казалось, прямо из пустоты, и уже ставший привычным Тиссе рычащий голос довольно протянул:

– Не ожидала вас-с-с так с-с-скоро, Тальза. Я здес-с-сь. Неужели вы меня не почуяли? - и перед ошеломленной девушкой внезапно появилась знакомая хрупкая фигурка, только одета она теперь была в беспросветно-черное.

Имперец отреагировал на это чудо совершенно спокойно. Он бесстрастно повернулся к говорившей и невозмутимо произнес:

– Вы научились неплохо прятаться, Ваше Высочество. Где ваша мать? Надеюсь, с ней все в порядке?

– Вс-с-се. - Принцесса насмешливо фыркнула. - Я покажу вам, где она. Но с-с-сначала нам нужно забрать брата этой девочки и кое-какие запис-с-си. Как вы уже, наверное, догадалис-с-сь, Тальза, у этих детей точно такие же врожденные генети-чес-с-ские изменения, что и у ваших с-с-собс-с-ственных внуков. И у них ес-с-сть информация, ос-с-ставленная им их матерью, она, возможно, позволит вос-с-сстановить методику обучения таких, как они.

То, что произошло дальше, слилось для Тиссы в сплошное расплывчатое марево, в которое она погрузилась с головой, уже не пытаясь гадать, насколько отвечает действительности ее восприятие происходящего. Странная незнакомка, которую имперцы почему-то называли принцессой, коротко описала, что следует забрать из их комнаты, кроме Кейсена, которого ее высочество, по-видимому, воспринимала тоже как предмет интерьера. Девушка даже не стала задумываться над резонным вопросом, откуда это чудное создание знает, как выглядят ни разу ею не виденные записи и где они находятся. Ее слушались беспрекословно. Несколько фигур в светлых одеждах молча скользнули внутрь дома, бесцеремонно игнорируя домохозяйку, оторопело наблюдающую за вторжением из-за приоткрытой двери своей комнаты, и через несколько мгновений все перечисленное принцессой уже грузилось в один из флаеров. Тисса беспомощно смотрела, как ее брата, завернутого в одеяло, запихнули на заднее сиденье, не слушая его сердитых требований дать ему одеться. Она даже не вздрогнула, когда Тальза, отодвигаясь, чтобы освободить место для Ее Высочества, прижала ее к жесткой обивке. Девушка как завороженная наблюдала за происходящим, не в силах реагировать на окончательно сбившие ее с толку события. Принцесса указала точку на карте, услужливо выведенной на главный монитор водителем, и машины снова сорвались с места, с головокружительной скоростью петляя между покосившихся домов.

Тисса зажмурилась, уверенная, что теперь они наверняка разобьются, но имперцы оказались высококлассными водителями, ни один флаер даже не задел многочисленные препятствия, в изобилии встретившиеся им по пути. А через несколько минут они уже тормозили у старых развалин, которые все обитатели трущоб по весьма веским причинам старались обходить как можно дальше, девушка открыла рот, чтобы предупредить иностранцев о подстерегающей их в этом месте опасности, но не успела. Один из имперцев, спокойно перешагнув через лежащий на земле плакат с надписью «Зараженная зона», бестрепетно вошел в давно обрушившийся цех и вскоре вернулся, неся на руках женщину, закутанную в черные лохмотья. Тисса пригляделась внимательнее к ней и почувствовала, что ей просто не хватает воздуха, перед глазами появились противные радужные круги, и девушка провалилась в беспамятство. Последнее, что она запомнила, - это совершенно нечеловеческое лицо со звериными янтарными глазами и черными губами.

Эфа блаженствовала. Вытянувшись на мягкой постели с чистыми простынями, она довольно жмурилась, купаясь в ярком солнечном свете, льющемся из открытых окон, и с удовольствием грызла косточки ругуры, к которым пристрастилась во время своей беременности, да так и не смогла избавиться от этой вредной привычки, периодически повергающей неподготовленных зрителей в шок. Косточки этого популярного на некоторых планетах плода были такими твердыми, что не всегда поддавались механическому воздействию, не говоря уж о людских зубах, но не могли противостоять нажиму челюстей Ее Величества. Настроение было на удивление хорошим, чему в большей степени способствовали несколько часов в биорегенераторе, ванна и плотный обед, целиком состоявший из ее любимых блюд.

Императрица довольно усмехнулась, вспомнив, как вокруг них с дочерью метались слуги, врачи и толпа придворных (или как их тут называют?) во главе с самим президентом, отчаянно пытающимся убедить Ее Величество в том, что он не имел никакого касательства к случившемуся с ними печальному инциденту и нет никаких оснований для расторжения помолвки! Можно подумать, кто-то собирался это делать! Эфа бросила в рот очередную косточку, сжала челюсти, раскалывая зубами и нетерпеливо поглядывая на дверь своих апартаментов, прекрасно видимую через дверной проем спальни. Дурацкая планировка для личных покоев, из разряда входи и стреляй, кто хочет! Мечта убийцы. Она чувствовала себя исключительно хорошо и могла наконец заняться делами, но Тальза по каким-то причинам запаздывала с предварительным докладом.

Императрица села на постели, поправила снова занявший свое законное место на ее запястье воинский браслет, который Хиза торжественно вручила своей ученице после окончания обучения боевым искусствам диинов и который совсем недавно был использован в качестве доказательства правдивости слов Тиссы, когда Эфа отправила ее за помощью, и с удовольствием потянулась. Демонстрируя недоумение по поводу отсутствия женщины-диина, она слегка лукавила, поскольку вполне могла предположить, что именно задержало исполнительную и бесстрастную, как астероид, Тальзу. Ей было необходимо разобраться с неожиданно свалившимися на нее детенышами, оказавшимися подходящими родителями для детей ее собственных внуков и при этом нуждавшимися в немедленном лечении. Поскольку подобрать приемлемых супругов для Лио и Лиа было не так-то просто из-за генетических изменений, которым подвергались все дети в их семье на протяжении веков, то женщине-диину пришлось бросить все дела и заняться здоровьем своего нового приобретения. Но, по мнению Эфы, времени на то, чтобы привести детей в относительно нормальное состояние, было потрачено более чем достаточно, и пора бы Тальзе почтить ее своим присутствием. Словно в ответ на ее мысли двери покоев бесшумно распахнулись, и в проем невозмутимо шагнула женщина-диин, бесцеремонно отпихнув в сторону дежурившего возле них гвардейца. То ли телохранитель, то ли почетный символ внимания президента безропотно снес подобное самоуправство, люди во дворце за неполные сутки успели усвоить, что с имперцами в светлых одеждах лучше не спорить, а то выходит себе дороже. Лентерр всегда встает на сторону гостей и вполне может добавить неудачнику неприятностей уже от себя.

Тальза захлопнула створку перед носом опешившего человека и, брезгливо морщась, огляделась. Видимо, сделав для себя какие-то выводы из обстановки и планировки покоев Императрицы, она быстрым шагом преодолела расстояние, отделявшее ее от кровати, и бросила на одеяло две электронные папки, а затем достала из кармана и включила новое изобретение имперских техников, надежно блокирующее работу любых систем слежения. Хотя по теории они находились в дружественном государстве, где прослушивание личных помещений высокопоставленных гостей категорически запрещено, ни одна из них не собиралась ставить на кон жизнь, чтобы проверить, как соблюдаются эти запреты на практике. Эфа, давно привыкшая к скверному характеру женщин-диинов, никак не прореагировала на вопиющее, с точки зрения любого человека, нарушение этикета, спокойно подняла глаза на остановившуюся возле кровати мать своей подруги, демонстративно скрестила руки на груди и, многообещающе прищурив глаза, поинтересовалась:

– Что это?

Тальза сердито фыркнула и ткнула когтем в одну из папок, чудом не отправив хрупкую технику на свалку.

– Это отчет местных гениев аналитики, можете почитать, если скучно станет. А это, - кончиком пальца она подтолкнула вторую к бесстрастно наблюдающей за происходящим Императрице, - предварительный отчет наших оперативников. Пока ничего конкретного, но факты уже говорят о многом.

– Яс-с-сно. - Эфа открыла вторую папку и погрузилась в изучение результатов работы сотрудников имперской Службы безопасности, краем глаза наблюдая за тем, как женщина-диин задумчиво усаживается прямо на пол и, используя ее кровать в качестве рабочего стола, начинает мучить переносной компьютер на предмет прочтения пары десятков старых электронных носителей, даже на самый поверхностный взгляд выглядевших весьма потрепанными. Картина, по ее мнению, вырисовывалась неприятная, но достаточно понятная. Решив на всякий случай кое-что уточнить, Императрица, не отрываясь от чтения, спросила: - Как там Эра?

– Нормально. Любезничает со своим женихом, пытаясь уверить этого впечатлительного детеныша, что с ней ничего страшного не случилось. - Тальза рассмеялась и ворчливо добавила, не отрывая взгляда от почерневшего в очередной раз экрана своего многострадального компьютера: - Способности вашей дочери в изыскании проблем и самых неожиданных ситуаций поистине выдающиеся. Даже будущий муж у нее странный.

– С-с-странный? - Эфа удивленно подняла голову, она не ожидала такой оценки Сейнала из уст женщины-диина, по меркам этого народа поведение мальчика, наоборот, следовало счесть наиболее правильным и понятным. Что же такого натворил этот детеныш, если Тальза записала его в «странные»?

– Он выразил мне свое особое восхищение моими способностями поднимать по тревоге дворцовую охрану и при этом избегать ареста за подобные шутки. - Женщина-диин задумчиво набрала команду на клавиатуре, специально приспособленной для попыток взломать что-либо, не предназначенное хозяином для публичного просмотра, и, услышав очередной негодующий писк машины, сердито рыкнула на непокорную технику. - Как вы думаете, что он имел в виду?

– Не знаю.

Эфа сочла за благо не рассказывать своей собеседнице о последствиях посещения ею апартаментов Сейнала, о котором ей в красках поведал президент, до глубины души пораженный некомпетентностью своих гвардейцев. Она точно знала, что у Тальзы напрочь отсутствует чувство юмора даже в свойственной диинам извращенной форме, и не хотела спровоцировать вспышку ярости, подробно описывая, в какое состояние пришли все участники, с ее точки зрения, более чем забавной ситуации. В конце концов, женщине-диину совершенно незачем знать, что она второпях не заметила, что дверь в покои наследника президента была заперта, и вырвала злосчастный замок из прочного пластика створки, так и не обратив на этот мелкий акт вандализма никакого внимания. Как и о том, что служба безопасности дворца на него все-таки отреагировала, но прибыла на место происшествия уже после того, как истинная виновница переполоха его покинула. И гвардейцы устроили форменный бедлам в поисках неизвестного террориста, так и не додумавшись связать внезапную тревогу с попавшимся им по дороге к апартаментам Сейнала диином. С Тальзы вполне станется попытаться обучить нерадивых охранников необходимым навыкам по обеспечению безопасности вверенного их заботам объекта, а это в сложившейся ситуации, мягко говоря, лишнее и для сохранения хороших отношений между двумя государствами весьма вредно.

Убедившись в том, что женщина-диин потеряла интерес к вопросу о странностях будущего принца-консорта, Императрица опять вернулась к изучению доклада службы безопасности Империи, рассеянно грызя очередную косточку ругуры, почему-то оказавшуюся несколько тверже своих предшественниц и никак не поддающуюся напору ее клыков. То, что Тальза пренебрежительно назвала предварительными выводами, представляло собой детальный анализ ситуации с учетом покушений, произошедших в Империи, и подробное описание черт, наклонностей и возможностей, которыми должен обладать главный заговорщик, чтобы спланировать и осуществить подобное преступление. Эфа задумчиво прищурилась, наткнувшись на утверждение, что по крайней мере один из участников заговора имеет возможность находиться во дворце неограниченное время и провозить большое количество вещей, подвергающихся только поверхностному осмотру со стороны охраны. Вывод был вполне обоснован, если учесть, что для глубокого психокодирования, которому подверглись все исполнители покушений, отнесенных к одной категории, поскольку следы, оставленные их участниками, либо выбор жертв так или иначе связаны с Объединением свободных планет, требуется не менее семи дней периодического воздействия с протяженностью каждого сеанса около пяти часов.

Императрица наконец раскусила непокорную косточку и с отвращением выплюнула на пол высохшее ядро, от которого у нее на языке остался отвратительный привкус гнили пополам с пылью. Она сердито отодвинула от себя полупустую вазу с плодами ругуры, многие из которых уже подверглись с ее стороны варварской вивисекции и теперь являли собой жалкое зрелище неаккуратных кучек лишенной косточек мякоти, небрежно нарезанной когтями на неровные кусочки.

Картина начинала постепенно складываться, вызывая стойкое желание кого-нибудь убить, причем с особой жестокостью и свойственной ей изобретательностью. В данных, пересланных Хизой, содержался полный анализ всевозможных покушений на императорскую семью, совершенных за последние несколько лет. И из него однозначно следовало, что их можно было разделить на три строго обособленные группы. В первую входили произвольные попытки аристократов и иностранных спецслужб дестабилизировать обстановку в стране, с разной степенью успеха пресекавшиеся Службой безопасности. Ко второй можно было отнести атаки неизвестной организации, осуществляемые предположительно с целью мести ныне правящей Императрице, с непременным использованием для этих целей представителей мелкого дворянства, которые с поистине непонятным упорством умирали без всяких видимых причин, не дожив даже до первого допроса. Третья группа включала в себя происшествия, так или иначе связанные с Объединением свободных планет и имеющие отличительным признаком глубокую психообработку хотя бы одного из участвующих лиц.

И если тех же гвардейцев можно было поймать на отдыхе или иным способом вывести на достаточно продолжительное время из-под контроля президентской службы безопасности, то Сейнал за пределами дворца всегда находился под наблюдением телохранителей. И они вряд ли не обратили бы внимания на ежедневные визиты своего подопечного в одно и то же место, где он оставался длительное время наедине с посторонними лицами. Такие действия третьего наследника наверняка бы вызвали тщательную проверку всех, кто имеет хоть какое-то отношение к отлучкам Сейнала, месту, куда он ходит, и людям, с которыми он там встречается. И, поскольку ничего подобного ни разу не случалось, по крайней мере за последние шесть месяцев, предшествовавших его поездке в Империю, следовало предположить, что психокодировка была произведена во дворце, причем лицом, постоянное общение наследника с которым не вызвало у окружающих удивления. Скверно.

Эфа задумчиво прикусила коготь, обдумывая утверждение о возможных психических нарушениях одного или нескольких преступников, стоящих за преступлениями, отнесенными к последней группе, и сердито фыркнула, отметая такое банальное объяснение их подчас неадекватных действий. Слишком уж натянуто. Ее идея о том, что во главе заговора стоит полный бездарь, которому вынуждены подчиняться рядовые исполнители, выглядела более реалистичной, хотя тоже была весьма спорной. Однако это вопиющее противоречие отчетливо просматривалось во всех покушениях. Филигранная подготовка и глупейшее исполнение либо дублирование существующего плана со стопроцентным провалом операции. Императрица почувствовала раздражение оттого, что не в состоянии даже примерно представить себе ситуацию, в которой подобное было бы возможно не один раз. Ведь более опытные участники заговора должны были уже после первого провала ликвидировать или иным способом нейтрализовать опасного неудачника. Так почему же этого не было сделано? Вопрос без ответа. Оставалось надеяться, что оперативники вместе с диинами сумеют откопать что-нибудь новенькое, что прольет свет на эту запутанную ситуацию.

Удовлетворенное ворчание заставило Эфу оторваться от собственных размышлений, уже успевших здорово подпортить ей настроение, и обратить внимание на Тальзу, которая все еще продолжала мучить свой несчастный компьютер упорными попытками прочитать найденные у Тиссы с Кейсеном носители информации. К безграничному удивлениюЭфы, настойчивость женщины-диина принесла плоды, по экрану машины медленно полз текст явно медицинского содержания. Тальза подняла голову, почувствовав внимание к своей персоне, и довольно констатировала:

– Это все-таки то, что нужно. Методика обучения и тренировок, которая позволит развивать способности детенышей, не допуская разрушения их разума и тела. Я так и знала, что их мать не могла не оставить подробную инструкцию на случай собственной смерти! - Женщина-диин прищурилась, вглядываясь в экран, и устало добавила: - Все это, конечно, желательно показать профессионалу, да и коды на остальных носителях лучше вскрывать с большой аккуратностью, но даже короткое вступление, написанное этой женщиной, многое объясняет в поведении и самочувствии детей.

– Для наших найденышей еще не поздно? - Императрица тревожно навострила уши. - Ведь у них обоих с-с-серьезные нарушения здоровья…

– Ничего такого, что не поддавалось бы корректировке. В основном у них проблемы с координацией связей по линии мозг-мышцы и головные боли с галлюцинациями из-за того, что они не в состоянии контролировать свою способность к предвидению событий. Нервные клетки мозга не разрушены, и серьезных нарушений в психике нет. Все их проблемы вполне поддаются лечению. - Тальза довольно фыркнула. - Да их, собственно, и лечить не надо, просто научить детей пользоваться тем, что дали им природа и их ненормальные предки. Я с завтрашнего дня начинаю тренировки по технике диинов, чтобы привести их в более-менее приемлемое состояние, а как только Хальзар разберется в этой новой методике, начнется настоящее обучение. В конце концов, когда так еще повезет: у нас есть и методика, и подопытные, на которых ее можно проверить, не подвергая опасности моих внуков. Но сначала нужно будет сделать все, чтобы обеспечить Лио и Лиа возможность иметь детей независимо от того, как закончатся испытания.

– Что ж, одной проблемой меньше. - Эфа мрачно усмехнулась. - Хоть какая-то хорошая новос-с-сть. Теперь бы еще решить ос-с-стальные, и можно жить с-с-спокойно. Передай нос-с-сители с-с-специалис-с-сту по информационной безопас-с-снос-с-сти, который с-с-с вами прилетел, он с-с-с ними раз-беретс-с-ся, в конце концов, это его работа, мне еще ни разу не приходилос-с-сь жаловатьс-с-ся на эффективнос-с-сть этой с-с-службы.

– Ладно, отдам. - Женщина-диин отключила свой многострадальный компьютер и стала распихивать носители по многочисленным карманам своего одеяния. - Что вы собираетесь делать со всеми этими покушениями?

– Пока ничего. - Императрица отключила папку с отчетом и задумчиво постучала по ней когтем, оставляя на пластиковой поверхности этого чуда техники глубокие царапины и вмятины. - Вс-с-се запланированные мероприятия пойдут в обычном режиме, а наши оперативники при активном ус-с-сложнении с-с-ситуации с-с-со с-с-стороны мес-с-стных с-с-спецс-с-служб попытаютс-с-ся выяс-с-снить, кто вс-с-се-таки за этим с-с-стоит. Но ес-с-сли чес-с-стно, меня не с-с-слишком интерес-с-сует, найдут этих заговорщиков или нет, анализ вс-с-сех с-с-совершенных ими пресс-с-ступлений дает однозначный результат: эффективно дейс-с-ствовать за пределами этого гос-с-сударства они не в с-с-сос-с-стоянии. Вс-с-се их операции планировалис-с-сь и под-готавливалис-с-сь здес-с-сь. Так что пос-с-сле того как мы подпишем вс-с-се договоры о с-с-сотрудничес-с-стве, взаимопомощи и прочей ерунде и увезем С-с-сейнала в Империю, эти крас-с-савцы с-с-станут проблемой ис-с-сключительно для президента. Вот пус-с-сть он с-с-с ними и разбираетс-с-ся на дос-с-суге.

– Понятно. - Тальза поднялась, собираясь уходить. - Пойду, прослежу за нашими оперативниками, пока они что-нибудь не натворили от избытка рвения.

Глядя вслед стремительно шагающей к дверям женщине-диину, Эфа с трудом сдерживала откровенное веселье. Тальза представляла собой классический образчик живых разумных существ, способных заметить чужую проблему при малейшем признаке ее появления и упорно игнорирующих все неурядицы, имеющие к ним непосредственное отношение. По скромному мнению Императрицы, единственный представитель Империи, которого следовало удерживать от необдуманных поступков, была сама предводительница делегации. Одна только ее речь при знакомстве с Лентерром чего стоила! Просто образец антидипломатии, даже по меркам женщин-диинов.

ГЛАВА 8

Эра отдыхала душой и телом, удобно устроившись на толстом пушистом ковре, покрывающем весь пол в комнате Сейнала, предназначенной для приема гостей, и беспечно игнорировала неодобрительные взгляды старшего брата своего жениха, за каким-то демоном решившего посетить родственника в такое неподходящее время. Первый наследник не оставлял попыток донести до беспардонно нарушающей все мыслимые и немыслимые нормы этикета принцессы, что лежать на ковре возле кресла члена правящей семьи другого государства, пусть даже он является ее женихом, да еще использовать его ноги в качестве подставки под голову просто верх неприличия. Эра отчетливо ощущала все его эмоции по поводу наблюдаемой сцены и без труда читала все нелицеприятные эпитеты, которыми брат Сейнала успел ее наградить про себя, но не видела причин для того, чтобы что-либо менять в своем местоположении и уж тем более поведении.

Судя по тому, что ее жених тоже никак не реагировал на прозрачные намеки своего родственника, излишнее морализаторство было общеизвестным недостатком первого наследника, и с этим его изъяном уже давно перестали бороться в силу бесперспективности такой борьбы. Девушка ухмыльнулась под капюшоном и потянулась за стаканом с соком, который предупредительный Сейнал поставил рядом с ней на ковер. Краем уха она прислушивалась к проникновенной речи незваного гостя (кажется, его звали, как и отца, Лерс, но она не стала бы ручаться за то, что правильно запомнила его имя; в тот момент, когда этот надоедливый человек соизволил сообщить ей, как его зовут, мысли Эры были заняты другим, и она не обратила никакого внимания на совершенно ненужную, с ее точки зрения, информацию о долге наследника поддерживать президента даже в случае кардинального расхождения во взглядах по какому-либо вопросу. С половиной высказанных им тезисов принцесса не согласилась бы ни при каких обстоятельствах, но, поскольку мировоззрение и поступки этого человека пока не имели для нее никакого значения, ввязываться в разговор и указывать ему на очевидные, с ее точки зрения, ошибки она посчитала излишним. Поэтому Эра молча потягивала приятно пощипывающий язык холодный сок, развлекая себя в ожидании, когда этот несносный человек уберется из пределов ее видимости и слышимости, разработкой планов по обнаружению и примерному наказанию заговорщиков, которые посмели доставить ей столько неприятных переживаний.

В том, что наказание необходимо, она не сомневалась, но вот с выбором конкретного способа возникли сложности, все варианты, которые принцесса перебирала в уме, пришлось отвергнуть из-за их излишней смертоносности. В самом деле какой смысл наказывать человека, если он не доживет и до середины задуманной ею кары?! Только зря тратить время и силы! Резкое движение Лерса-младшего вывело ее из задумчивости и заставило вновь обратить внимание на разговор наследников. Старший, видимо, отчаявшись убедить младшего в своей правоте, порывисто поднялся и, не прощаясь, направился к выходу из его апартаментов. Эра проводила его высокую, слегка нескладную фигуру насмешливым взглядом и, дождавшись, пока дверь за незваным гостем закроется, задумчиво протянула:

– Мне показалос-с-сь или он с-с-сам не верит в то, что говорит?

Сейнал встрепенулся, услышав ее замечание, и тут же легкомысленно отмахнулся от ее озабоченности данным вопросом.

– Не обращай внимания, просто отец попросил его поговорить со мной после того, что я устроил на последнем совещании, вот он и говорит, повторяя его проповеди, которые нам всем еще в детстве оскомину набили. Сам по себе Лерс вполне нормальный парень и прекрасный управленец, только зануда страшный. Но это наследственное и не лечится.

– Понятно. - Принцесса поболтала сок в бокале, раздумывая, как бы покорректнее спросить своего жениха о такой деликатной вещи, как его самочувствие после очередного покушения, ничего стоящего не придумала и задала вопрос в лоб, надеясь, что подобная бестактность его не слишком расстроит: - Как ты с-с-се-бя чувс-с-ствуешь? С-с-с тобой вс-с-се нормально?

К ее безграничному удивлению, Сейнал не обиделся, а рассмеялся и, дотянувшись до ее капюшона, отстегнул полосу ткани, обычно прикрывающую лицо женщин императорской семьи. Пока Эра пыталась осмыслить действия своего жениха и понять, что же такое с ним случилось за те несколько дней, что они не виделись, парень соскользнул с кресла и с самым решительным видом уселся рядом с ней на ковре, осторожно обняв ее за плечи и уткнувшись носом куда-то в район ключицы. Принцесса навострила уши, недоумевая, какие причины могли заставить всегда такого сдержанного и помешанного на этикете Сейнала вести себя подобным образом, однако в следующий миг она поняла, что послужило толчком для подобной перемены, и изобретательно выругала себя за недогадливость. Правда, додумалась сделать это не вслух.

– Саан всемогущий! До сих пор не могу поверить, что ты рядом со мной, живая и здоровая! Эти пять дней стали самыми длинными в моей жизни! Я так боялся, что с тобой что-нибудь случится!

Голос юноши дрожал от едва сдерживаемых чувств. Его интонации и сопровождающие их эмоции рассказали девушке о душевном смятении Сейнала больше, чем многочасовой монолог.

Эра молча улыбнулась и осторожно потерлась щекой о склоненную голову жениха, давая ему возможность прийти в себя после пережитых волнений. Она знала такое состояние и понимала, что ему сейчас просто необходимо быть рядом с ней. Принцесса наморщила нос, осторожно отгораживаясь ментальной стеной от его переживаний, способных, казалось, вот-вот разрушить хрупкие барьеры воли и вырваться наружу. Эра не хотела случайно спровоцировать у Сейнала истерику или что похуже, ненамеренно добавив к его эмоциям воспоминания о своих собственных волнениях в эти пять дней. Девушка прекрасно понимала, что если она сама не смогла справиться с собой и устроила едва пришедшей в себя матери свой вариант нервного срыва, то человек, пережив все ее душевные метания, точно сойдет с ума. Подобное развитие событий принцессу категорически не устраивало, поэтому она озаботилась более серьезной, чем обычно, ментальной защитой. Эра тихо заворчала, пытаясь успокоить Сейнала, но, ощутив его состояние, поняла, что в данной ситуации требуются более радикальные методы снятия стресса, и немедленно приступила к осуществлению необходимых для этого действий.

Девушка сгребла ошеломленного внезапной атакой до полного паралича конечностей жениха в охапку и без усилий перетащила его на диван, справедливо рассудив, что пол, даже покрытый мягким ковром, наверняка для человека менее удобен, чем специально предназначенная для сидения мебель. После чего свернулась в клубок на пружинящих подушках этого чуда дизайнерской мысли и принялась в красках живописать свои приключения в трущобах столицы, особый упор делая на их юмористическую сторону. Судя по ее ощущениям, обо всех серьезных разговорах следовало забыть по крайней мере до завтра, когда душевное состояние Сейнала придет в относительную норму и он вновь обретет способность думать о чем-либо, помимо возможных опасностей, угрожавших ей в недавнем прошлом.

Поглощенная своим рассказом о событиях в их вольной интерпретации, что потребовало от нее значительных усилий (что поделаешь, даже такое творчество, как превращение сухого отчета о проделанной работе в увлекательный, слегка подкорректированный рассказ, было для нее почти недоступным), Эра пропустила момент, когда юноша полностью успокоился и начал внимательно анализировать ее повествование. Просто он вдруг прервал ее монолог и на полном серьезе поинтересовался, почему она вообще обратила внимание на странную парочку обитателей трущоб и уж тем более начала тратить время на то, чтобы оказать им помощь.

– А почему нет? - по привычке ответила вопросом на вопрос принцесса, пытаясь выиграть время для придумывания ответа, который, с одной стороны, не слишком погрешил бы против правды, а с другой - не содержал бы некой информации, пока что не предназначенной для ее будущего принца-консорта.

– Потому что тебе подобное поведение несвойственно. - Сейнал решил ответить на риторическое замечание со всей характерной для него обстоятельностью. - Ты бы не стала помогать совершенно незнакомым людям, неспособным оказать тебе ответной услуги, в ситуации, когда все твои мысли были сосредоточены на проблеме собственного выживания. Эра, ты просто не могла предвидеть почти за двое суток до того момента, как твоя мать пришла в себя, что тебе потребуется курьер для передачи послания диинам, следовательно, тебе они понадобились зачем-то еще. Если не можешь говорить из соображений секретности, то так и скажи, не тратя время на изобретение правдоподобного ответа. Я не обижусь и все пойму, в конце концов, подобные ограничения действуют повсеместно.

Девушка насмешливо фыркнула, потешаясь над собственной самоуверенностью. И с чего она взяла, что Сейналу потребуется больше времени, чтобы прийти в себя после пережитого стресса, чем ей самой? Поразительное самомнение. Теперь ей предстояло за него расплачиваться, в своем нормальном состоянии ее жених отличался поразительной способностью к анализу ситуаций. И хотя он терпеть не мог ничего, связанного с войной и насилием, Эра сама позаботилась о том, чтобы ее рассказ не вызвал у него негативных эмоций и ничто не помешало ему разложить полученную информацию на составляющие. Только вот как теперь объяснять свои действия?

– Это дейс-с-ствительно конфиденциальная информация. - Принцесса решила быть предельно откровенной (насколько позволяли здравый смысл и соображения безопасности, естественно). - Но не потому, что имеет гос-с-с-сударс-с-ственное значение. Прос-с-сто это с-с-семейная тайна друга моей матери. Тайна, о которой знают даже не вс-с-се родс-с-ственники, нас-с-столько она неприятна и опас-с-сна для душевного здоровья некоторых из них. Пойми, я не хочу, чтобы они с-с-случайно узнали об этом.

– Понимаю. - Сейнал серьезно посмотрел на нее и вдруг довольно улыбнулся. - Приятно сознавать, что некоторые вещи не меняются ни при каких обстоятельствах. Кстати, пока не забыл, я хотел обсудить с тобой безопасность предстоящих нам мероприятий и некоторые вопросы нашего последующего сосуществования. Это очень важно для меня, так что будь, пожалуйста, серьезной.

– Хорошо, - коротко сказала Эра, несколько оторопевшая от его странно торжественного тона и немного недоумевающая, когда это она не была с ним серьезной? Вроде бы всегда ее упрекали в отсутствии чувства юмора и способности веселиться, но никак не наоборот. Или, выслушав ее предельно эмоциональный и ироничный монолог о своих приключениях, парень решил, что у нее теперь именно такое отношение к жизни? Ну, если так, то он еще поплатится за столь нелицеприятное мнение о ней! Однако следующие слова жениха мгновенно вышибли у нее из головы все мысли о мести.

– Эра, я не знаю, как начать. Если честно, после того как я вернулся в столицу, я все время чувствую себя чужим в собственном доме. Мне неуютно во дворце из-за постоянного ощущения, что он не просто не охраняется, а целенаправленно превращается в рай для наемных убийц. Наверно, я слишком привык к ощущению абсолютной защищенности у вас в Империи. И знаешь, вдобавок ко всем остальным своим странностям я поймал себя на том, что не только осмеливаюсь противоречить отцу и высказывать свое мнение, отличное от его выводов, но и иногда реагирую на происходящее скорее как имперец, чем как подданный своей страны. Никогда не думал, что подобные изменения личности возможны за какие-то жалкие шестьдесят-семьдесят дней, проведенные вдали от дома… Наверно, я ненормальный…

– Чушь! - Принцесса поняла, что надо поскорее разуверить своего жениха в том, что он, возможно, психически неадекватен, и постаралась побыстрее проанализировать несколько сумбурную речь юноши. Нужно было торопиться, чтобы дать требуемый ответ до того, как Сейнал снова закроется в своей скорлупе на неопределенный срок с непредсказуемыми последствиями. При этом инстинкты отчетливо советовали ей не упоминать о психокорректировке и уничтожении преследовавшей его с детства фобии. В данной ситуации требовался четкий и ясный ответ, который не вызвал бы у парня сомнений в том, что эти изменения в его психике произошли по естественным причинам, а не совершены искусственным путем неизвестным или наоборот слишком хорошо ему знакомым (в зависимости от степени его паранойи) доброжелателем. - Я понятия не имею, как там бывает у людей, но вс-с-се знакомые мне разумные с-с-сущес-с-ства, включая и меня, предпочитают находитьс-с-ся в том мес-с-сте, где им нравитс-с-ся и где они чувс-с-ствуют с-с-себя с-с-спокойно и комфортно. По-моему, Хальзар как-то упоминал, что это инс-с-стинкт, прис-с-сущий живым организмам в Галактике.

– Не сомневаюсь. - (Эра уловила иронию в словах жениха и сердито заворчала, прижав уши к голове. Чего она терпеть не могла, так это когда над ней смеялись люди, которых по каким-то причинам нельзя было убить за подобное нахальство на месте. Вот, например, как сейчас!) - Но если честно, то я пытаюсь сказать, что для меня было бы огромной радостью переехать к вам. Однако я точно знаю, что отец это не позволит, и не уверен в согласии Императрицы на такую авантюру.

Принцесса несколько секунд обдумывала сказанное, прикидывая, не будет ли с ее стороны, мягко говоря, невежливым сообщать Сейналу, что она с самого начала предполагала переселить жениха после помолвки в гораздо более охраняемый и как следствие безопасный императорский дворец. Поскольку там Эра могла бы присматривать за его комфортным существованием непосредственно, заодно исподволь приучая его к жестоким законам, царящим в политических кругах Империи. Решив в конце концов не посвящать пока Сейнала в свои планы на этот счет, принцесса досадливо фыркнула и уверенно заявила напряженно ожидающему ее ответа юноше, уже побледневшему от волнения:

– Нас-с-счет твоего отца - это не ко мне, что же кас-с-сается моей матери, могу с-с-сказать однозначно: она не будет против и, ес-с-сли хочешь, попытаетс-с-ся уговорить президента. Ну а что до меня, то я абс-с-солютно уверена в гениальнос-с-сти этой идеи, по-моему, будет гораздо лучше, ес-с-сли мы будем видетьс-с-ся пос-с-стоянно, а не от с-с-случая к с-с-случаю во время официальных визитов, которые членам правящей динас-с-стии предпис-с-сано международным протоколом нанос-с-сить будущим родс-с-ственникам.

– Да уж наверняка.

Сейнал встал с дивана и заходил по комнате, рассеянно беря в руки разложенные на столе и полках электронные книги или мелкие предметы непонятного назначения и весьма сложной конфигурации. Как подозревала Эра, молча следящая за тем, как при его передвижении идеальный порядок в помещении медленно, но верно превращается в плохо организованный хаос, предметы эти были не чем иным, как статуэтками, созданными какими-нибудь давно забытыми скульпторами, предпочитавшими, как и многие в прошлом, выдавать свою полную неспособность работать по выбранной профессии за гениальность. Только она до сих пор не могла понять, как им это все-таки удавалось?! Ее жених наконец замер перед окном, нервно крутя в пальцах маленькую балерину в замысловатой позе, в отличие от большинства присутствующих в комнате шедевров выполненную в реалистичной манере, и неуверенно произнес:

– Ты думаешь, твоя мать согласится помочь? Я не хочу говорить плохо о своем отце, но когда он считает, что поступает правильно, то не слушает никаких доводов, полагаясь только на свои суждения. А пока вас… не было, ситуация сложилась очень непростая. Отец почему-то вбил себе в голову, что мною управляют диины, и теперь отчаянно изыскивает способ меня спасти, в стране действуют как у себя дома заговорщики, а начальник службы безопасности вместо того, чтобы озаботиться поиском настоящих мотивов их проделок, выдвигает малоправдоподобные версии, а члены правящей семьи его в этом поддерживают…

– Вот с-с-с этого мес-с-ста поподробнее! - Эра решила воспользоваться испытанным способом отвлечь Сейнала от неприятных переживаний, переведя разговор на безопасную, с ее точки зрения, тему. Она точно знала, что мать сделает все возможное и невозможное для того, чтобы увезти ее жениха в Империю. В конце концов, они с самого начала планировали обеспечить именно такое развитие событий. Оставлять с таким трудом найденного человека, который по всем статьям подходит на роль ее супруга, в государстве, где меры по обеспечению безопасности правящей семьи больше напоминают слабо замаскированные попытки прикончить ее в полном составе, и мать, и дочь считали просто вопиющей безответственностью и легкомыслием. А подобными пороками ни одна, ни другая не страдали никогда. И так как сам юноша, как оказалось, был совершенно не против своего переезда на постоянное место жительства во дворец Императрицы, то принцесса была на сто процентов уверена в том, что ее величеству задуманное удастся, поскольку единственным, кто мог помешать их планам, был Сейнал. Если бы он категорически отказался от возвращения в Империю, настаивать и как следствие настраивать его против себя Эфа с Эрой не стали бы.

– Да что там подробнее, ты и так все знаешь. - Юноша досадливо отмахнулся от невесты, но все-таки добавил, видимо, не желая ее обижать: - Отец уверен, что целью покушения было поссорить Объединение свободных планет с Империей и спровоцировать таким образом войну между ними.

– Интерес-с-сно, и зачем же, по мнению Керра, это понадобилос-с-сь заговорщикам? Захотелос-с-сь крас-с-сиво покончить жизнь с-с-самоубийс-с-ством? Или они решили нажитьс-с-ся на войне? Но даже с-с-самый пос-с-следний идиот, ес-с-сли у него, конечно, хватает мозгов на то, чтобы с-с-спланировать и ос-с-су-щес-с-ствить подобную операцию, додумаетс-с-ся до такой прос-с-стой мыс-с-сли - на войне можно заработать, и неплохо, но только в том с-с-случае, ес-с-сли эта с-с-самая война идет где-нибудь у с-с-сос-с-седей, а не на территории с-с-собс-с-ственной с-с-страны. Или он подозревает проис-с-ски инос-с-странных шпионов?

– Понятия не имею, что и кого он подозревает. - Эра азартно прищурилась, и Сейнал хмыкнул, судя по всему заметив ее интерес к тому, что он говорит. - Меня в последнее время не спешат информировать о достижениях нашей службы безопасности в области раскрытия политических убийств. Если, конечно, эти достижения имеют место.

Принцесса довольно констатировала, что ее жених благополучно отвлекся от невеселых размышлений на тему своего печального положения в собственном доме, и приложила все усилия для того, чтобы поддержать разговор в заданном русле. Это оказалось на удивление нетрудно.

Рейт проснулся со странным и непривычным ощущением, что в комнате рядом с ним есть кто-то посторонний. Сознание никак не хотело покидать уютную дрему, в которой пребывало уже несколько часов, и возвращаться к неприятной реальности, в последнее время ставшей просто раздражающей. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не повернуться на другой бок и не погрузиться в так некстати прерванный сон. К своему глубокому удивлению, несмотря на нежелание просыпаться, Рейт впервые за последние пятеро суток чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, что вызывало неприятные подозрения по поводу продолжительности его отсутствия в мире бодрствующих.

Принц-консорт напомнил себе о долге и ответственности за семью, этого оказалось достаточно для того, чтобы сбросить дрему и открыть глаза. Солнце, с беспардонным весельем заглядывающее в угловое окно спальни, подтвердило все его самые худшие опасения. Кое-кто из охраны, а конкретно Хиза самым дерзким образом проигнорировала требование своего правителя разбудить его пораньше. Если бы подобное устроил кто-нибудь из людей, то такой с позволения сказать распорядитель непременно понес бы достойное наказание за свое самоуправство, но с этой категорией подданных у Рейта всегда возникали проблемы. Официально диины входили в состав Империи и даже подчинялись ее законам, вот только они ни разу не были замечены в последнем, так сказать, на практике. На практике эти сумасшедшие нелюди творили все, что хотели, предоставляя людям разрабатывать приемы и методы безопасного с ними сосуществования и абсолютно искренне полагая при этом, что действуют исключительно разумно и ответственно.

Принц привычным усилием воли подавил раздражение по поводу самозваных нянек, которые в очередной раз решили, что гораздо лучше него знают, как он себя чувствует и какие меры следует предпринять, чтобы его состояние стало соответствовать их представлениям о норме, напомнив себе, что разбираться с диинами - прерогатива жены. Так вот пусть она этим неблагодарным делом и занимается. Успокоив себя таким образом, Рейт вспомнил о неприятном ощущении чужого взгляда, заставившем его проснуться, и торопливо сел на постели, на уровне рефлекса аккуратно придерживая одеяло, чтобы оно не сползло ниже допустимых приличий (он никак не мог вспомнить, в чем все-таки вчера лег спать), и оглядел комнату, ругая себя за беспечность и поразительную глупость. Ведь незваным посетителем вполне мог оказаться убийца, который за то время, пока он созерцал окно и размышлял об отсутствии дисциплины и элементарных представлений о субординации среди своих подданных, десять раз мог его прикончить, причем разными способами! Однако вместо преступника, мистическим образом пробравшегося через все кордоны охраны только для того, чтобы понаблюдать за мирным сном его высочества, принц-консорт обнаружил у своей кровати невозмутимую Хизу, по своему обыкновению сидящую прямо на полу и разглядывающую его с таким выражением, которое больше подошло бы какому-нибудь ученому, внезапно наткнувшемуся на ранее неизвестное науке явление.

– Почему меня не разбудили вовремя? - Рейт сделал слабую попытку воззвать к чувству долга главы Службы безопасности, впрочем, уже заранее зная ответ на свой вопрос. Как он и предполагал, диин никак не отреагировала на недовольство, прозвучавшее в его голосе, но соизволила поставить его в известность о мотивах своего поступка:

– Тебе нужно было отдохнуть. Ничего важного, требующего твоего непосредственного внимания, за прошедшие десять часов не произошло, поэтому я и не стала тебя будить. А теперь, вместо того чтобы задавать глупые вопросы, лучше подойди к визиону, Эфа уже четыре часа ждет на связи, пока ты проснешься.

– Что?! - Все приготовленные колкости и нотации разом вылетели у принца из головы. Он стремительно сорвался с постели, не заботясь больше о том, как одна из его подданных отреагирует на подрывающее все устои государства зрелище: член императорской семьи, носящийся нагишом по собственным покоям, и выбежал в комнату, заменявшую его жене кабинет.

Первое, что увидел Рейт, распахнув дверь, это мягко светящийся экран визиона, недвусмысленно свидетельствующий о том, что он не стал жертвой специфического чувства юмора диинов и собственных слуховых галлюцинаций. Поборов какой-то детский страх: «а вдруг это не она», принц-консорт торопливо подошел к включенному прибору дальней связи и решительно развернул экран так, чтобы можно было видеть изображение, не напрягаясь и не вытягивая шею. В следующий миг до боли знакомый голос прошипел с искренним беспокойством, заставившим его заскрипеть зубами от глубокого и, как обычно, бессильного возмущения:

– Здравс-с-ствуй, как ты?

Естественно, его дорогая жена даже не подумала о том, что в подобной ситуации это он должен интересоваться ее самочувствием, а никак не наоборот. Ведь не в него стреляли сумасшедшие заговорщики, и не его потом пятеро суток где-то носило, возможно, раненого… Рейт резко оборвал свои размышления, язвительно напомнив некстати проснувшемуся самолюбию, что в свое время он знал, кого берет в жены, так что нечего изображать из себя оскорбленное достоинство и тому подобные глупости.

– Со мной все нормально. - К удивлению самого Рейта, его голос не выдал и следа бушующих у него в душе эмоций. - Как ты? Как Эра?

– Живы и здоровы. - Эфа улыбнулась и довольно наморщила нос, явно припомнив что-то занимательное. (Принц-консорт не сомневался, что если бы он услышал о том, что так развеселило его жену, то в лучшем случае пришел бы в ужас от того, какой опасности подвергались она или Эра.) - Наша дочь на практике доказала, что с-с-стала уже полнос-с-стью с-с-самос-с-стоятельной и не нуждаетс-с-ся больше в опеке, президент готов с-с-сделать вс-с-се, что угодно, только бы подпис-с-сание договоров и помолвка не с-с-сорвалис-с-сь, чем я, нужно с-с-сказать, беззас-с-стенчиво пользуюс-с-сь. Заговорщиков ловят, пока без ос-с-собого ус-с-спеха. Я нас-с-стояла на том, чтобы как можно с-с-скорее вернутьс-с-ся, так что дней, через дес-с-сять мы будем уже дома. Эра ворчит по поводу с-с-слабой охраны с-с-своего жениха и под этим предлогом не отходит от него ни на шаг. По-моему, вс-с-се новос-с-сти. Что я упус-с-стила?

Рейт не выдержал и рассмеялся. В этом была вся Эфа, даже после смертельно опасных приключений она ограничилась лаконичным докладом по наиболее важным обстоятельствам происшествия и текущей обстановки и предложила ему уточнить интересующие его моменты. Принц с иронией покачал головой, потешаясь про себя над собственными попытками забыть о том, что его жена - человек лишь условно, и тихо произнес:

– Ты упустила главное, я люблю тебя и Эру и беспокоюсь за вас. Возвращайтесь скорее. - Рейт улыбнулся, наблюдая, как расширились в изумлении глаза Эфы, которая в первый раз видела его столь откровенным за пределами их спальни, и тут же посерьезнел. Сейчас не время давать волю чувствам, как бы этого ему ни хотелось. Привычно сосредоточившись, он перешел к бесстрастному анализу скопившихся в отсутствие Императрицы проблем, чтобы дать ей представление об обстановке в государстве. Принц-консорт был уверен, что Хиза уже доложила обо всем, касающемся безопасности и прочих важных, с точки зрения женщины-диина, вещей, но очень сомневался в том, что она смогла дать точную характеристику экономического положения страны после последних потрясений и прогноз развития экономики на ближайшее время, которое тоже вряд ли будет отличаться спокойствием и стабильностью. А ведь давно уже известно, что девяносто процентов государств гибнут в первую очередь из-за финансовых неурядиц и только десять процентов от военных вторжений. (Точнее, вторжение начинается, когда страна уже не может оказать серьезного сопротивления.)

Рейт тряхнул головой, отгоняя непрошеную мысль о бренности всего сущего, и, почувствовав на плечах теплую мягкую ткань, удивленно обернулся, замолчав на полуслове. Хиза невозмутимо отступила на шаг и, коротко кивнув, с чувством выполненного долга покинула комнату. Принц-консорт проводил ее несколько изумленным взглядом, усмехнулся и продел руки в рукава халата, в который женщина-диин сочла необходимым его закутать. Поистине оставалось только поражаться тому, насколько представители этого крылатого племени не походили на людей! Он представить себе не мог ничего подобного. Такой жест был странным со стороны даже самого близкого друга, не говоря уже о главе Службы безопасности. Рейт бросил взгляд на экран, пытаясь выяснить, как к такому поведению своей подруги отнеслась его жена, и с неудовольствием обнаружил в янтарных глазах полное одобрение этих возмутительных действий. Эфа, как всегда, на первый план ставила его удобства и безопасность, а потом уже обращала внимание на такие вещи, как приличие и прочие мелочи… если вообще обращала. Придя к выводу, что столкнулся с уже успевшей вымотать ему немало нервов неразрешимой проблемой, принц-консорт решил, что сейчас не время продолжать бесполезную и бессмысленную войну с экстравагантным мировоззрением Императрицы и переключился на более насущные вопросы:

– Эфа, я понимаю, что ты по своему обыкновению не желаешь меня беспокоить по пустякам. - Рейт усмехнулся, увидев, как тревожно насторожились ушки его обожаемой жены, которая за прошедшие годы тоже неплохо успела его изучить и безошибочно угадывала, в каком он настроении, даже не имея возможности услышать его эмоции, и решительно закончил: - Но хотя бы в общих чертах обрисуй свои ближайшие планы. Мне не хотелось бы опять узнавать обо всем в последний момент.

– Да пока ничего нового. - Эфа задумчиво прищурилась, явно перебирая в уме все свои интриги и решая, что из всего ею запланированного следует знать мужу. (Принц-консорт терпеливо ждал, пока его жена примет решение, не сомневаясь, что в конце концов получит требуемую информацию, хотя наверняка в сильно усеченном варианте. Однако как обычно, когда дело касалось Императрицы, предположения о ее возможном поведении не оправдались в полном объеме.) - А то, что ес-с-сть, не предназначено для разговоров по визиону, даже кодированных. В отличие от Хизы тебе придетс-с-ся объяс-с-снять подробно, а это пока крайне нежелательно по многим причинам. Прос-с-сто поинтерес-с-суйся у нее, что она с-с-собирается делать по тем проблемам, которые мы с-с-с ней недавно обс-с-суждали. Она рас-с-скажет вс-с-се, что с-с-сможет.

– Понятно. - Рейт устало усмехнулся. - Ладно, буду допрашивать с пристрастием главу Службы безопасности. Постарайся вернуться как можно скорее.

– Хорошо. - Его жена улыбнулась ему на прощание и решительно отключила связь, видимо, ее поджидало что-то неотложное, а вежливо расшаркиваться перед расставанием она считала нужным только на официальных мероприятиях и то исключительно потому, что в противном случае могли возникнуть лишние проблемы, способные отнять время, необходимое для более важных дел. В домашней же обстановке Эфа подобными глупостями себя не утруждала никогда, и все ее родные и знакомые давно успели к этому привыкнуть.

Принц-консорт покачал головой, глядя на потемневший экран, и в который раз спросил сам себя, как он умудряется уживаться с таким непредсказуемым и невыносимым созданием. Как обычно, не найдя ответа на этот главный вопрос его жизни, Рейт решительно тряхнул головой и напомнил себе, что сейчас не самый подходящий момент для депрессии и самокопания, поскольку его тоже ждет множество дел, решение которых и так было отложено на непозволительно долгое время из-за самодеятельности одного ненормального диина. И обстоятельный разговор с этим самым диином в том числе.

ГЛАВА 9

Прием удался на славу, по мнению присутствующих в зале президента, его жены, представителей Семей и репортеров, допущенных в святая святых президентского дворца, чтобы запечатлеть судьбоносный момент заключения помолвки, и оказался на удивление нудным и скучным мероприятием на вкус приглашенных на это событие имперцев. Эфа, которой по рангу полагалось на протяжении всего этого безобразия сидеть на возвышении, предназначенном для высоких гостей, в компании жены первого лица государства и выслушивать ее бесконечный монолог ни о чем, в очередной раз горячо похвалила себя за предусмотрительность при выборе официального наряда для женщин императорского дома и тоскливо зевнула под тканью капюшона, надежно закрывающего ее лицо. До зубовного скрежета хотелось оторвать разговорчивой женушке президента голову, но, к сожалению, международный протокол не предусматривал зверского убийства гостями надоевших до оскомины хозяев ни при каких обстоятельствах. Приходилось сдерживать свои природные инстинкты и успокаивать себя тем, что она вынуждена терпеть эту пытку всего несколько часов, а потом может забыть ее как страшный сон, а вот Лерс Лентерр с этим живет уже на протяжении десятка лет. Поразительное самообладание!

Императрица покосилась на виновников торжества, вот уже часа два вынужденных стоять навытяжку под объективами голокамер и взглядами всех присутствующих на приеме гостей, и сочувственно фыркнула про себя. На что уж церемония помолвки по обычаям Империи была длительной и малоприятной процедурой, но гражданская регистрация «соглашения о совместном проживании» (кто только формулировку придумал?!) казалась по сравнению с ней изощренной пыткой, по каким-то непонятным нормальному, разумному существу соображениям замаскированной под официальное мероприятие. Только оглашение достигнутых договоренностей продолжалось уже более часа, а ведь еще предстояли выступления родителей несовершеннолетних жениха и невесты, долженствующие подтвердить их добрую волю и согласие на подобную авантюру, и подписание каких-то документов…

Эфа покосилась на восседающего отдельно ото всех Лентерра и мрачно пообещала себе, что как только все запланированные церемонии подойдут к концу, ноги ее больше не будет в этой ненормальной стране! Наконец министр юстиции, по местным законам обязанный проводить регистрацию актов гражданского состояния всех членов президентской семьи от рождения и до смерти последних, закончил перечисление условий помолвки и, захлопнув старомодную папку из натуральной кожи, провозгласил:

– Согласны ли вы, Сейнал Лентерр, с условиями заключаемой помолвки и готовы ли добровольно исполнять перечисленные в соглашении обязанности?

– Пребывая в здравом уме и твердой памяти, я подтверждаю свое согласие со всеми условиями, указанными в соглашении о совместном проживании между мной и принцессой Эрой, и готов подписать соответствующий документ. - Императрица с сочувствием понаблюдала за тем, как парень, изо всех сил стараясь не показывать, как сильно ему уже все это надоело, берет из рук специально предназначенного для этого слуги антикварную ручку и наклоняется над столом, чтобы поставить свою подпись под договором, написанным на бумажных листах. Оставалось только поражаться склонности местных властей к соблюдению древних ритуалов, ведь и папка, и ручка стоили бешеных денег, не говоря уже о том, что хранение документов на бумажных носителях представлялось Эфе крайне нерациональным с точки зрения безопасности (бумага, как материал, легко поддающийся уничтожению, весьма редко использовалась для длительного хранения важной информации, обычно ее применяли только в том случае, если было необходимо передать секретное сообщение, продолжительная сохранность которого не предусматривалась), но, как говорится, о вкусах не спорят…

– Согласны ли вы, Эра, наследная принцесса Империи тысячи солнц, с условиями этой помолвки… - Человек не успел закончить традиционный вопрос, невеста не сочла нужным дослушать до конца то, что, по всей видимости, посчитала лишней тратой времени.

– Да, - коротко рыкнула принцесса и, ловко выхватив ручку из пальцев Сейнала, поставила свою подпись на соглашении, демонстративно не обратив внимания на резко побледневшего от вызванного ее самоуправством потрясения чиновника.

Императрица усмехнулась про себя и приготовилась к следующему этапу церемонии: сейчас подтверждать помолвку будет Лерс Лентерр, а затем слово предоставят ей. Эфа заставила себя сосредоточиться, прекрасно понимая, что если имперцы нарушат протокол дважды, то дело все-таки закончится международным скандалом и по Галактике опять пойдут гулять слухи о диком нраве женщин императорской семьи Империи тысячи солнц. В сложившейся политической обстановке, по мнению Императрицы, это было пока немного лишним, и поэтому она готовилась вести себя достойно, как бы ей ни хотелось закончить церемонию в самые кратчайшие сроки, желательно с парочкой случайных жертв для успокоения души. И так в последнее время президент косился на нее и диинов весьма многообещающе, не хватало еще, чтобы он получил действительно серьезный повод для недовольства.

Эфа внешне невозмутимо выслушала пространную речь о полном и горячем одобрении семьей решения Сейнала связать свою судьбу с принцессой Эрой, краем глаза отмечая, что, судя по поджатым губам и выразительным взглядам мачехи будущего принца-консорта, это самое одобрение не такое уж полное и безоговорочное. Императрица насторожилась, чувствуя волны недовольства, исходящие от сидящей рядом с ней женщины, но в следующий момент вспомнила многочисленные доклады аналитиков и разведчиков о наличии, мягко говоря, разлада в семье президента и успокоилась. По оценкам тех же аналитиков, Тейра из-за полного отсутствия даже намека на мозги могла представлять опасность разве что для нервов своих недругов, так как славилась острым языком и отвратительным характером, но была просто физически неспособна понять даже самую простую интригу и действовала всегда удручающе прямолинейно - изводила неугодного ей человека придирками и оскорблениями, но, по счастью, не более.

Лентерр закончил свою речь и наклонился над столом, чтобы подписать договор, подтверждая таким образом подпись сына, который, будучи еще несовершеннолетним, не имел права самостоятельно заключать подобные соглашения. Эфа с беззвучным вздохом встала со своего места, когда министр юстиции во второй раз задал вопрос, одобряют ли родители, в данном случае ее величество союз своей дочери с третьим наследником президента Объединения свободных планет. Следовало соблюдать так надоевший ей этикет.

– Я полнос-с-стью одобряю зачитанное ранее с-с-соглашение о с-с-совмес-с-стном проживании моей дочери Эры, нас-с-след-ной принцесс-с-сы Империи тыс-с-сячи с-с-солнц, и С-с-сейнала Лентерра, третьего нас-с-следника президента Лентерра, и с-с-со с-с-своей с-с-стороны готова с-с-сделать вс-с-се необходимое для выполнения ус-с-словий данного с-с-соглашения. - Императрица бесстрастно выговорила требуемую формулу и плавным, скользящим шагом направилась к массивному столу, на котором лежал столь часто поминаемый во время этой церемонии документ. Она специально демонстрировала свою чуждость всем людям, собравшимся в зале, прекрасно понимая, что это будет воспринято как угроза, лишний раз подчеркнувшая опасность и непредсказуемость имперцев. Склонившись над соглашением, для того чтобы поставить под текстом свою подпись, Эфа отчетливо ощутила поднявшуюся в зале волну беспокойства и подсознательного страха и довольно сощурилась. Когда люди боялись, ими легче было управлять, поэтому соответствующая репутация Императрицы тщательно поддерживалась и с этой целью тоже.

В конце концов, парадоксальностьлюдской психологии заключалась в том, что они при всем своем инстинктивном стремлении устранить любую направленную на них опасность четко разделяли два типа угроз. К первому они относили угрозы, совершенно не поддающиеся контролю в любой форме и как следствие способные каждое мгновение своего существования стать для них фатальными, а ко второму - так сказать контролируемые либо прогнозируемые опасности, которые можно было при необходимости использовать в своих целях или хотя бы обезопаситься от них. Императрица прекрасно понимала, что до тех пор, пока она находится во втором списке, ее будут опасаться, по возможности избегать, но не станут объединятся против нее с целью уничтожить раз и навсегда, что в общем-то и требовалось, поскольку было единственным вариантом, дающим шанс на существование ее и ее семьи.

Ирония судьбы заключалась в безумном противоречии: подобные ей существа могли не опасаться гонений со стороны нормальных людей только в единственном случае. Когда, с одной стороны, их боялись в достаточной степени, чтобы не посчитать легкой добычей, с которой можно делать все, что вздумается, а с другой стороны, страх перед нелюдьми не превышал определенного порога и не превращался в силу, способную объединить человечество против общего врага. Эфа балансировала на этой грани уже семь лет. Сначала используя Рейта как ширму (до сих пор многие верили в легенду, будто бы страной реально правит герцог Оттори, а она является не более чем марионеткой, возведенной на трон с целью придать его правлению вид законности, а затем убеждая правителей и правящие круги многочисленных государств, в разной степени признанных своими соседями по Галактике, в том, что при всех своих нечеловеческих привычках, откровенной жестокости и склонности к радикальному решению возникающих проблем Императрица Империи тысячи солнц достаточно разумна и осторожна, чтобы большую часть времени хотя бы внешне придерживаться международных правил. Эфа таким образом оставляла людям надежду если не использовать ее против своих врагов, то по крайней мере при определенной предусмотрительности обезопасить себя и свое государство от возможной агрессии.

Подобная игра на человеческом мировосприятии требовала от Императрицы постоянного контроля за совершаемыми ею действиями и внимания к эмоциональному излучению представителей человеческого рода, находящихся поблизости в момент очередной демонстрации, имеющей целью поддержать ее репутацию, что подчас было весьма обременительно, но необходимо для того, чтобы не ошибиться со степенью нагнетания атмосферы. В этот раз все было так, как требовалось для наиболее подходящего эффекта: с одной стороны, безупречное (почти) выполнение всех требований протокола, подчеркивающее разумность и самоконтроль ее величества, а с другой - явная чуждость и хищные наклонности Императрицы. Прекрасное сочетание. Эфа одним росчерком пера поставила под документом свою подпись и с облегчением отдала хрупкий антиквариат подоспевшему на помощь слуге. Все. Официальная часть церемонии закончена, теперь оставалось выдержать несколько часов праздничного банкета, и можно было спокойно заняться своими делами, например, обдумать на досуге, кто из присутствующих на мероприятии так сильно испугался, что его или ее эмоции стали заметны даже на фоне всеобщего неприятия и опасения.

Эра по давней своей привычке бесшумно шагала по мягкой пружинящей земле, ловко лавируя между деревьями и кустами, из которых в Объединении свободных планет привыкли формировать искусственные чащи, стремясь сделать парк как можно более похожим на естественный лес. Получалось, мягко говоря, не очень. Декоративные растения сильно отличались от своих собратьев, выросших в диких условиях, и парковые насаждения больше напоминали результат деятельности нерадивого садовника, у которого при приеме на работу не заметили серьезных проблем со зрением, чем первозданную чащу. Но, несмотря на то что с эстетической точки зрения принцесса считала это издевательство над природой совершенно неприемлемым, она не могла не признать за ним одно положительное качество: хаотично рассаженные деревья и кусты прекрасно укрывали от посторонних глаз того, кто рискнул бы сойти с парковых дорожек и углубиться в чащу. Что в общем-то в данный момент и требовалось.

Девушка прижала уши к голове и, отбросив ненужный пока капюшон на спину, нырнула в густые заросли высоких колючих кустов, не потревожив хрупкие ветки, способные своим треском выдать ее убежище. Мать невозмутимо скользнула следом, и Эра отчетливо уловила ее одобрение. Действительно, за первыми рядами непроходимых зарослей, которые, судя по всему, последний раз видели садовника еще до того, как нынешний Наследный президент родился на свет, открывался довольно большое парк, чем-то напоминавший парк императорского дворца и вполне пригодный для неспешных прогулок… Принцесса невольно улыбнулась, вспомнив свои первые уроки по выживанию в дикой природе, прошедшие в таких же условиях и доставлявшие ей настоящее удовольствие. Здесь можно было поговорить о действительно важных вещах, не опасаясь, что по местной привычке их банально подслушают, причем подслушают не для того, чтобы использовать полученную информацию в своих целях, а из простого любопытства.

Императрица коснулась ее плеча и глазами показала, в каком направлении им следует двигаться. Эра кивнула и зашагала в глубь парка, лавируя между деревьями и ожидая, когда наконец мать сочтет, что они достаточно отошли от людных мест, и начнет разговор, ради которого все это и затевалось. Но Эфа почему-то молчала, едва различимой тенью скользя по жесткой траве, неаккуратными пятнами покрывающей землю между деревьями и кустами. Девушка сдерживала нетерпение, ничем не выдавая своего состояния, прекрасно понимая, что для такого поведения ее матери есть серьезные причины, и если она неспособна их понять, то не следует по крайней мере это демонстрировать, благо пока ее некомпетентность не угрожает их безопасности. Но все равно подобные странности заставляли ее нервно ежиться. Ведь они вышли из дворца именно для того, чтобы поговорить без свидетелей, имеющих дурную привычку вваливаться в комнату в самый неподходящий момент или включать датчики в режим прослушивания именно тогда, когда в зоне их действия обсуждались самые конфиденциальные вопросы. Естественно, и Императрица, и принцесса без труда обнаруживали приближающихся к ним людей, даже если от соглядатаев их отделяла дверь или стена, а электронику вполне контролировали некоторые технические новинки, предусмотрительно захваченные ее величеством из Империи, но все-таки подобное внимание сильно нервировало и заставляло принимать дополнительные меры предосторожности.

Принцесса насмешливо фыркнула, вспоминая неуклюжие попытки людей узнать их тайны, и поймала полный иронии взгляд Императрицы, которая, как обычно, без труда угадала ее мысли. Девушка на мгновение позволила себе расслабиться и тихо рыкнула, демонстрируя свое отношение к происходящему во дворце президента безобразию. И тут же почувствовала неодобрение матери, резонно считавшей, что потеря самообладания в обстановке, которую при всем желании нельзя назвать безопасной, верх безответственности. Эра передернула плечами, признавая справедливость упрека, и решительно подавила ненужные эмоции, мешающие ей в данный момент оценить ситуацию. Эфа одобрительно прищурилась и, видимо, сочтя место подходящим, тихо заговорила. Принцесса насторожила уши, чтобы не пропустить ничего из сказанного, в то же время с ехидной усмешкой представляя себе состояние возможных шпионов. Бедолагам пришлось, во-первых, красться за двумя чуткими охотницами по парку, в котором ни один человек просто не в состоянии двигаться бесшумно. А во-вторых, пытаться подслушать их разговор, а ведь если она сама слышит слова матери только в двух шагах от нее, то с расстояния, на котором человек мог затаиться незаметно для тонких чувств женщин императорского дома, даже современная прослушивающая аппаратура не уловит ничего, кроме едва слышного шипения. Однако следующие слова матери отвлекли девушку от не подобающего принцессе злорадства:

– Вс-с-се наши планы в нас-с-стоящий момент находятс-с-ся в с-с-самой неудобной с-с-стадии, и любое неверное решение может привес-с-сти к очень тяжелым пос-с-следс-с-ствиям. Я не могу с-с-сейчас-с-с полнос-с-стью рас-с-сказать тебе, что про-ис-с-сходит, нет времени, и, ес-с-сли чес-с-стно, подобное знание пока тебе не требуетс-с-ся, но, ес-с-сли с-с-со мной что-либо с-с-случитс-с-ся, вот, возьми.

Эра молча посмотрела на крохотный кристалл, на которых диины хранили важную информацию, и почувствовала, что ее губы невольно отходят назад, обнажая клыки в нервном оскале. Мать действительно считала ситуацию крайне опасной, если решилась записать все данные о проводимых мероприятиях на случай своей внезапной смерти. Девушка заставила себя успокоиться и осторожно взяла из тонких пальцев, как обычно, затянутых в черную кожу перчатки, хрупкую вещицу, внутри которой была судьба ее и всей Империи, принадлежащей ей по праву рождения. Принцесса молча сунула кристалл в один из многочисленных карманов, предназначенных для хранения подобных предметов, и закрыла магнитную застежку. Она не видела необходимости предпринимать еще какие-либо меры предосторожности, поскольку прекрасно знала, что диины записывают информацию с учетом своих ментальных возможностей и считать данные, не обладая подобными паранормальными способностями, просто невозможно.

Эра глубоко вздохнула и, справившись с бурей чувств, вызванных словами матери, решила кое-что прояснить, пока есть время, тем более что проблему необходимо было решить как можно скорее.

– Я хотела с-с-с тобой поговорить о С-с-сейнале. - Принцесса ощутила беспокойство Императрицы, которая, прекрасно зная свою дочь, понимала, что после того как на нее возложили ответственность за безопасность юного Лентерра, девушка упомянет о своих трудностях лишь в том случае, если ситуация выйдет за пределы ее возможностей, и поспешила добавить, чтобы успокоить мать: - Ничего с-с-серьезного не произошло. Прос-с-сто он выразил желание вернутьс-с-ся вмес-с-сте в Империю, но подозревает, что отец и ты будете против его решения. Я заверила его в твоем полном одобрении такого развития с-с-ситуации, но не в моей влас-с-сти повлиять на президента, который по вс-с-сем моим рас-с-счетам будет, мягко говоря, не в вос-с-сторге от такого поворота с-с-событий. Поэтому я решила пос-с-ставить тебя в извес-с-стнос-с-сть о его намерениях, чтобы они не оказалис-с-сь неожиданнос-с-стью, и выяс-с-снить, нельзя ли как-нибудь воздейс-с-ствовать на Лентерра?

– Я с-с-сейчас-с-с как раз подбираю подходящий с-с-спос-с-соб. - Эфа задумчиво провела ладонью по рукояти меча, с которым в последнее время не расставалась даже в спальне, и устало посмотрела на свою дочь, уверенно держащуюся рядом с ней, несмотря на многочисленные препятствия, возникающие у них на пути. - В конце концов, мы и раньше планировали убедить его вернутьс-с-ся с-с-с нами в Империю. Но тебе не кажетс-с-ся с-с-странным, что С-с-сейнал с-с-сам выразил подобное желание? Парень, который с-с-совс-с-сем недавно приходил в ужас-с-с от любого проявления физичес-с-ского нас-с-силия, внезапно захотел вернутьс-с-ся туда, где с-с-сталкивалс-с-ся с-с-с ним чаще вс-с-сего? Даже ес-с-сли учитывать, что теперь он избавлен от с-с-своей детс-с-ской фобии, человек не с-с-спос-с-собен так быс-с-стро преодолеть привычку к определенному поведению в конкретной с-с-ситуации. Возможно, его мотивы…

– Нет. - Эра серьезно посмотрела в глаза матери, поняв, куда клонит Эфа, и пришла к выводу, что в этой ситуации не стоит отвлекаться на такие глупости, как личные тайны, а следует уточнить все нюансы до того, как Императрица должна будет принять решение по этому вопросу… - Вс-с-се гораздо проще. С-с-сейнал во время с-с-своего пребывания в Империи, с-с-сам того не заметив, привык к тому, что к нему относ-с-сятся как к равному, что с-с-с его мнением с-с-считаютс-с-ся и не прос-с-сто с-с-считаютс-с-ся, а учитывают его желания как один из ос-с-сновных факторов при с-с-сос-с-ставлении планов, которые могут каким-то образом затронуть его жизнь.

– Полагаю, это ес-с-стес-с-ственно. - Императрица не глядя поймала какое-то надоедливое насекомое, осмелившееся подлететь к ней слишком близко, и сунула в карман, предполагая более внимательно рассмотреть это механическое чудо на досуге, благо после встречи с ее когтями тонкая шпионская техника все равно годилась только на практическое пособие. Подобная попытка подслушать их разговор ее не удивила, но в очередной раз напомнила, что Лерс Лентерр в последнее время сильно не доверяет имперцам, хотя всеми силами стремится укрепить связи между двумя государствами. - Как можно планировать что-либо, не учитывая интерес-с-сы одного из главных учас-с-стников? Это по меньшей мере глупо.

Девушка задумчиво кивнула, соглашаясь с оценкой эффективности подобных попыток, и сердито фыркнула. Впереди медленно, но верно проступала сквозь декоративные деревья парковая дорожка, если таковой, конечно, можно назвать широкую полосу сверхпрочного пластика, на которой можно было без труда посадить грузовой катер, не опасаясь помять кустарник, служащий для прогуливающихся по ней придворных естественной границей, отделяющей их от «дикой» природы. Выходить из-под прикрытия деревьев на этот кошмар эколога и вдобавок ко всему показываться на глаза медленно дефилирующим со скучающим видом туда-сюда дамам и кавалерам ей совершенно не хотелось.

– Это только мои предположения, ос-с-снованные на наблюдении за поведением с-с-семьи Лентерр. - Принцесса остановилась и повернулась к матери, которая внимательно смотрела на нее в ожидании продолжения. - Я не с-с-самый опытный пс-с-сихолог, но у меня с-с-создалос-с-сь впечатление, что Лерс-с-с относ-с-ситс-с-ся к с-с-своим домашним как к предметам. Важным, нужным, очень ценным, но вс-с-се-таки предметам, не имеющим права на с-с-свое мнение и с-с-судьбу. Он заботитс-с-ся о них, даже, можно с-с-сказать, любит, но как вещи, а не как живых разумных с-с-сущес-с-ств. По-моему, только у нас-с-с в Империи С-с-сейнал впервые понял, нас-с-сколько тяжело ему приходилос-с-сь дома. Раньше он прос-с-сто не ос-с-со-знавал причины с-с-своего отношения к происходящему, ему было не с-с-с чем с-с-сравнивать. Но теперь, с-с-снова оказавшис-с-сь в той же атмос-с-сфере полного равнодушия к его мнению и чувс-с-ствам, он подс-с-сознательно, а может быть, и ос-с-сознанно пытаетс-с-ся вырватьс-с-ся из обс-с-становки, которая с-с-стала для него с-с-совершенно неперенос-с-сима еще и потому, что С-с-сейнал уже знает, что бывает по-другому.

– Ты полагаешь, мальчик прос-с-сто хочет с-с-снова ока-затьс-с-ся там, где к нему лучше относ-с-сятс-с-ся? - Императрица серьезно взглянула на свою дочь, и Эра уловила хмурую уверенность матери в том, что ошибка в выборе союзника на данной стадии их планов может закончиться для них смертью, если не чем-нибудь похуже.

– Да. - Девушка понимала, какую ответственность берет на себя, поэтому ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы Императрица не заметила, сколько труда ей стоило принять это решение, несмотря на то что она была более чем уверена в правильности своих выводов. Конечно, принцесса могла просто пересказать все, что ей известно, и предоставить матери как более опытной в непростом деле выживания самой сделать окончательный выбор, но она не собиралась отказываться от своих обязанностей, в конце концов, долг каждого правителя - решать и отвечать за последствия своих решений. Однако ее решимость принять на себя бремя члена императорского рода все-таки не помешала ей подробно объяснить причину, которая заставила ее сделать такой вывод. - Когда мы говорили с-с-с С-с-сейналом о его возвращении в Империю, его эмоции и мыс-с-сли не противоречили с-с-словам, а в с-с-сознании не было и намека на то, что это попытка получить информацию о нашей с-с-семье с-с-с целью ис-с-спользовать ее против Империи или кого-то из нас-с-с. С-с-следов пс-с-сикодирования я тоже не обнаружила.

– Понятно. Значит, его желания с-с-совпадают с-с-с нашими планами, и нам не придетс-с-ся тратить время на то, чтобы подтолкнуть мальчика к нужным дейс-с-ствиям. Прекрас-с-сно. - Императрица улыбнулась дочери и, поправив капюшон так, чтобы он полностью закрывал лицо, зашагала к дорожке, виднеющейся в просветах между деревьями.

Эра, поняв, что разговор окончен и мать не собирается перепроверять полученную от нее информацию, в вопросах, связанных с безопасностью Сейнала (как его самого, так и его окружение), полностью полагаясь на выводы дочери и не подвергая сомнению их достоверность, довольно оскалилась. Но в следующий момент она ощутила груз ответственности, и ликование сменилось хмурой озабоченностью. Принцесса привычно отогнала сомнения в своих силах, страх перед возможной ошибкой и решительно заскользила следом за Императрицей, как обычно, не оставляя на мягкой земле следов, пригодных для идентификации. Воин не должен поддаваться слабости.

Они вышли из зарослей, не замечая веток, шипов и кочек, способных для любого нормального человека превратить путь в непроходимую полосу препятствий, и, без труда преодолев колючий кустарник, который местные садовники использовали в качестве преграды для излишне любопытных придворных, вознамерившихся исследовать их рукотворные чащи, оказались на парковой дорожке. Императрица и принцесса поправили плащи, чтобы они скрывали мечи, являющиеся неотъемлемой частью их официального костюма, и зашагали по направлению к дворцу, привычно не обращая внимания на испуганные и полные злости взгляды людей, на свою беду оказавшихся неподалеку.

Эра, как обычно, держалась слева, рядом с матерью, чтобы в случае внезапного нападения не мешать ей пользоваться клинком, не рискуя при этом задеть Эфу своим оружием. Но сейчас все ее внимание было сосредоточено не на возможных атаках со стороны людей, а на последнем разговоре с матерью и том факте, что уровень ее ответственности за безопасность семьи снова возрос. Так было уже несколько раз, и девушка давно привыкла, что Императрица подобным образом дает ей понять, что, по ее мнению, дочь вышла на новую ступень взросления и теперь способна справиться с более сложными задачами. Это, с одной стороны, нравилось принцессе, которая терпеть не могла оставаться сторонним наблюдателем схваток своих родителей с многочисленными врагами, окружающими их в Империи и за ее пределами. С другой стороны, однако, Эра невольно сравнивала себя с матерью и вынуждена была с беспокойством констатировать, что ее подготовки пока недостаточно, чтобы эффективно справиться с постоянно возникающими угрозами такого уровня, а это значило, что в результате ее действий могли пострадать существа, которых она была обязана защищать.

Впрочем, по своему опыту девушка уже прекрасно знала, что, после того как мать сочла ее способной справиться с новыми обязанностями, все возражения и ссылки на свою неготовность принять на себя более высокую степень ответственности по меньшей мере бессмысленны. Следовательно, предстояло как можно скорее собраться с мыслями и соответствовать предъявляемым к ней требованиям. Принцесса задумалась о мерах, которые ей необходимо предпринять в самое ближайшее время, чтобы как можно более полно обеспечить безопасность Сейнала, когда внезапно обнаружила в непосредственной близости от себя одну из нелепых короткокрылых птичек, в изобилии порхавших по парку. В другое время Эра не обратила бы на это глупое создание никакого внимания, но в этот момент, к несчастью для птахи, она внезапно почувствовала приступ голода, и участь живого украшения дворцового парка была предрешена.

Не желая отвлекаться от составления планов на ближайшее будущее на поиск кухни и объяснения со слугами, ее высочество решила утолить голод немедленно, благо еда любезно прилетела сама, точнее, пролетала мимо, но это уже были малозначительные нюансы, никак на ситуацию не влияющие. Девушка, не переставая обдумывать список мероприятий, которые следовало провести как можно скорее, пока наследника Лентерра не угробили в собственном дворце на глазах у многочисленной охраны или людей, считавшихся таковой, без труда рассчитала, где окажется ее добыча в следующую секунду, и, стремительно выбросив в этом направлении руку, даже не сбившись с шага, схватила птичку прямо в полете. Не обращая внимания на отчаянное трепыхание жертвы, Эра сунула еще теплую тушку целиком в рот, предварительно все-таки свернув птице голову, искренне удивившись странному приступу милосердия и списав его на нервное напряжение последних дней. Мать, как обычно, не упускавшая ничего из происходящего рядом с ней, одобрительно фыркнула, оценив точность и скорость движения дочери…

Истошный визг заставил их обеих стремительно обернуться в сторону возможной угрозы, пусть даже все их чувства отрицали наличие опасности. Но, по мнению женщин императорского дома Империи тысячи солнц, подобный звук не мог быть не чем иным, кроме как сигналом к атаке либо предсмертным криком очередного бедолаги, попавшегося своему убийце. Эра едва сдержалась, чтобы не выхватить меч, но, к ее удивлению, пронзительный вопль оказался не звуковым сопровождением атаки неведомых врагов, ухитрившихся подобраться к ним через все кордоны охраны, а всего лишь способом, каким одна из придворных дам решила привлечь к себе внимание окружающих. Принцесса окинула недоуменным взглядом пребывающую в предобморочном состоянии женщину, повисшую на руках у своего бледного как мел спутника, и вопросительно посмотрела на мать, предполагая, что та, как более сведущая в человеческой психологии, объяснит ей поведение этой странной представительницы местной аристократии. Но Императрица наблюдала за происходящим с точно таким же удивлением, как и ее дочь. Поняв, что в этот раз пояснений к сложившейся ситуации она не получит, Эра занялась анализом доступных ей фактов самостоятельно. Несколько мгновений она рассматривала бьющуюся в истерике женщину, ее спутника и начавшую собираться вокруг них толпу и, сочтя их для себя неопасными, пожала плечами и направилась к дворцу, рассеянно слизывая с пальцев птичью кровь.

Девушка чувствовала, что мать идет за ней, видимо, тоже сделав тот же вывод о степени угрозы и решив не разбираться с непонятным поведением придворных, которые, как бы там ни было, считаются представителями аристократии другого государства, а значит, являются головной болью не ее, а Лентерра. Дорожка перед ними стремительно пустела. Принцесса отчетливо ощущала ужас людей, торопливо сходящих с их пути и прижимающихся к колючим кустам, нисколько не заботясь о сохранности своих дорогих нарядов. Она не могла понять причину такой внезапной вспышки страха и уже собралась спросить у Эфы, когда совершенно случайно поймала картинку, ярко горевшую в сознании одной из женщин. Сопровождавшая ее концентрация ужаса и отвращения была такова, что девушка без труда увидела образ даже несмотря на то, что вокруг нее было множество возбужденных людей, обычно своими эмоциями сильно искажающих восприятие какой-либо конкретной информации.

Принцесса с изумлением изучала необычное видение дворянки, мгновенно забыв о собственных планах и о том, что при такой интенсивности своих эмоций ей следует укреплять ментальную защиту во избежание того, что все ее переживания станут достоянием матери и подвернувшихся некстати диинов. А посмотреть действительно было на что: бесшумно расступились казавшиеся секунду назад непроходимыми заросли, и на открытое пространство скользнули две полупрозрачные тени. С каждым шагом обретая плотность, они с обманчивой медлительностью преодолели несколько метров, отделяющих их от кустов, что растут вдоль дорожки. Колючие ветки не стали для них преградой, две невысокие фигуры словно просочились между острыми шипами и через мгновение с хищной звериной грацией уже шли по пластиковому покрытию парковой тропинки, пугая людей своей чуждостью. Нечеловеческие янтарные глаза пришельцев невольно притягивали взгляды некстати подвернувшихся человеческих существ, в них не было ничего, кроме запредельного холодного равнодушия к окружающим и бесстрастной уверенности в своей способности уничтожить любого, кто станет у них на дороге. И на это видение накладывалось сознание того, что это воплощения самых страшных ночных кошмаров каждого нормального человека - Императрица Империи тысячи солнц и ее дочь, которая в скором времени станет женой одного из сыновей президента. Почему-то от этого человеческой женщине, глазами которой Эра смотрела на недавно произошедшие события, становилось еще страшнее.

Внезапно одна из фигур выбросила руку в сторону пролетающей мимо птички и, даже не повернув голову, безошибочно сомкнула пальцы на хрупком тельце, а в следующий момент тонкие косточки захрустели на зубах этого человекоподобного чудовища, и на черной коже перчатки появилось несколько алых капель. Эта картина сопровождалась таким эмоциональным накалом, что принцесса с трудом сдержала невольный рык, уж слишком сильны были ужас, отвращение и ненависть, излучаемые аристократкой. Рядом с ней тихо выдохнула сквозь стиснутые зубы мать, и Эра поняла, что Эфа вместе с ней смотрела на случайно пойманный ею образ и теперь пребывает в состоянии плохо контролируемой ярости. Девушка с сожалением констатировала, что они непозволительно беспечно сосредоточились на решении серьезных политических и семейных проблем и упустили из виду тот факт, что находятся в чужой стране, где даже поведение обычных имперцев расценивается как последняя стадия жестокости, а уж их выходка стала вообще чем-то запредельным. Принцесса обреченно вздохнула, теперь предстояло какое-то время изображать из себя приличных нелюдей - людей все равно не получится, - чтобы их снова сочли прогнозируемой опасностью и перестали шарахаться от каждого их жеста. Неприятная перспектива.

Сейнал устроился на стопке толстых спортивных матов, убранных в угол за ненадобностью, и с интересом наблюдал за спаррингом своей невесты с ее матерью, который эта парочка, явно поставившая себе целью довести до нервных срывов все население дворца, устроила прямо в общедоступном зале, ранее предназначавшемся для тренировок гвардейцев. Его отец, обнаружив намерение своих высокопоставленных гостей перед назначенным на завтра подписанием протокола о взаимопомощи и совместном развитии инфраструктуры вновь открытых территорий слегка расслабиться в спортивном зале, немедленно предложил воспользоваться помещением для тренировок, спроектированным специально для членов президентской семьи. В конце концов, традиция обучать всех детей правящей фамилии боевым искусствам насчитывает не одну сотню лет, соответственно, место для подобных занятий оборудовано самыми современными тренажерами и не только ими…

Однако Императрица после беглого осмотра отвергла фамильный спортивный зал по причине его излишней компактности, по ее профессиональному мнению, в нем совершенно не было места для полноценного спарринга. В результате короткого совещания и серии весьма эмоциональных приказов Керра и президента, в экстренном порядке пытавшихся найти подходящее и, самое главное, безопасное помещение, тренировочный зал гвардейцев был в рекордные сроки очищен от всего лишнего и представлен на суд ее величества. Эфа невозмутимо оглядела предложенное ей помещение, без лишних слов заменила всю его охрану диинами и спокойно предложила дочери начать восстановление своей физической формы, походя поблагодарив Лерса за затраченные усилия. Все возражения на тему безопасности были полностью проигнорированы. Сейнал невольно усмехнулся, представив себе, что бы сказал отец, если б узнал, что подобное пренебрежение мерами предосторожности вызвано не легкомыслием и склонностью к риску, а абсолютной уверенностью имперцев в полной непригодности президентского дворца для создания безопасных условий существования. С другой стороны, диины неплохо заменяли отсутствующие в достаточном количестве в резиденции правящей семьи Объединения свободных планет датчики и детекторы, да и в качестве телохранителей были гораздо эффективнее гвардейцев…

Юноша согнал с лица неуместную, с его точки зрения, улыбку и, устроившись поудобнее на мягких матах, принялся наблюдать за очередной головоломной атакой Эры, которая тем не менее раз за разом разбивалась о, казалось бы, небрежную защиту ее матери, не достигая своей цели. Сейнал невольно удивлялся собственному спокойствию в такой ситуации. Обычно на этой стадии спаррингов, если они велись в полный контакт, а Императрица, как и ее дочь, явно не сдерживали удары, кроме самых опасных, иногда даже оставляя на теле противницы достаточно болезненные раны, он уже был сам не свой от волнения и боролся с тошнотой. Но в этот раз почему-то не замечал у себя уже привычных симптомов, хотя, принимая приглашение своей невесты понаблюдать за их тренировкой, он до дрожи в ногах боялся того, что ему предстоит увидеть. Только нежелание снова выставить себя трусом перед Эрой, которая, по его скромному мнению, вообще с трудом понимала, что такое страх, и как следствие относилась к проявлениям этого чувства у окружающих с легким недоумением, которое казалось ему даже более унизительным, чем откровенное презрение, заставило Сейнала согласиться на созерцание подобного зрелища. И теперь он растерянно гадал: что же с ним произошло за несколько месяцев пребывания в Империи, что так его изменило? Стремительный жесткий поединок не вызывал у него никаких чувств, кроме восхищения хищным изяществом движений противниц, их невероятной ловкостью и выносливостью. Может быть, дело в том, что они не люди?

Юноша настолько погрузился в размышления о природе своей странной реакции на происходящее, что вздрогнул от неожиданности, когда Эра, уходя от прямого выпада в живот, кубарем откатилась прямо к его ногам и резко вскочила, едва не развалив кипу матов, на которой он сидел. Сейнал с беспокойством отметил многочисленные разрезы и пятна крови на тренировочном костюме своей невесты, но спросить ничего не успел, принцесса поправила покосившийся спортивный инвентарь и виновато прошипела:

– Прос-с-сти, увлеклас-с-сь. Я тебя не задела?

– Нет. - Юноша восстановил равновесие после ее манипуляций с матами и, в очередной раз возмутившись про себя поразительной в нормальном существе склонностью опекать человека, который, между прочим, на десять лет старше и к тому же мужчина, обеспокоенно добавил: - Но мне кажется, что тебе скоро понадобится медицинская помощь, у тебя кровь на костюме.

– Вс-с-се нормально. - Эра беспечно передернула плечами и решительно шагнула навстречу матери, в обманчиво расслабленной позе ожидающей продолжения поединка. - Эти царапины уже затянулис-с-сь.

– Понятно… - Сейнал проводил свою невесту недоуменным взглядом, спрашивая себя, как это даже самые легкие раны могут излечиться без помощи биорегенератора за такой короткий срок, и поинтересовался, старательно пытаясь не выдать голосом своих чувств: - Я вас не отвлекаю от спарринга своими разговорами?

– Нет. - Четкий и категоричный ответ обеих соперниц одновременно заставил юношу невольно улыбнуться, такое единодушие было просто поразительным.

– Тогда, может быть, заодно вы расскажете мне о своих дальнейших планах по эпатированию моих соотечественников?

Реакция на его вопрос оказалась для него несколько неожиданной.

– Он до дрожи напоминает мне Рейта. - Эфа насмешливо фыркнула, легко парируя атаку своей дочери. - В его прис-с-сутс-с-ствии невольно начинаешь чувс-с-ствовать с-с-се-бя как дома.

Сейнал покраснел, не зная, как расценивать это замечание: как выражение неудовольствия со стороны будущей родственницы или просто как дружеское подначивание, не связанное с желанием его оскорбить. Он еще недостаточно хорошо разбирался в специфическом юморе женской половины императорской семьи и теперь мучительно гадал, как же ему прореагировать на замечание. Извиниться и больше не отвлекать ненужными, с их точки зрения, разговорами или улыбнуться в ответ и поблагодарить за комплимент?! Из растерянности юношу вывел шипящий смешок Эры, которая с удовольствием подхватила шутку матери и довольно проворчала, уворачиваясь от атаки Императрицы, нацеленной ей на этот раз куда-то в область бедра.

– Прос-с-сто он знает о твоей любви к с-с-спорам на тему твоих многочис-с-сленных авантюр и таким образом пытаетс-с-ся завоевать рас-с-сположение будущей родс-с-ственни-цы. - Принцесса подпрыгнула, пропуская меч под собой, и уже другим тоном добавила: - Но С-с-сейнал прав, ему с-с-следует знать наши планы хотя бы для того, чтобы координировать в с-с-соответс-с-ствии с-с-с ними с-с-свои дейс-с-ствия в с-с-случае необходимос-с-сти его вмешательс-с-ства, да и вс-с-ся эта с-с-суета с-с-с покушениями кас-с-саетс-с-ся его напрямую.

– Тогда расскажите мне, в чем цель представления, которое вы устроили на вчерашней церемонии? - Юноша, убедившись, что своими неосторожными требованиями не вызвал недовольства Императрицы, которая в отличие от его отца не приходила, судя по всему, в дурное расположение духа, если от нее требовали объяснить свои поступки и поделиться планами на будущее, решил добиться своего, пока она не передумала.

– Мм… Какая его час-с-сть? - Эфа улыбнулась опешившему от этого вопроса Сейналу. И, продолжая начатое движение, легонько коснулась кончиком клинка горла дочери, оставив небольшую царапину, которая в бою, несомненно, оказалась бы смертельной раной, если бы принцесса пропустила подобный выпад. - Эра прос-с-сто демонс-с-стрировала вчера с-с-свой дурной характер, а я пресс-с-следовала немного другие цели.

– Например? - Юноша заинтересованно наклонил голову к плечу, задумчиво наблюдая за очередным раундом поединка.

Противницы, видимо, решили, что стремительных атак на сегодня более чем достаточно, и теперь перешли к осторожным маневрам, двигаясь по кругу мягким, стелющимся шагом и выжидая удобный момент для нападения.

– Ну, так уж получилос-с-сь, что мне гораздо легче контактировать с-с-с людьми, когда большая их час-с-сть меня боитс-с-ся или хотя бы опас-с-саетс-с-ся. - Императрица говорила спокойным, рассудительным тоном, не отводя глаз от дочери, которая, в очередной раз потеряв терпение, попыталась поймать ее на рассеянности. - Поэтому время от времени мне проходитс-с-ся их пугать, чтобы ос-с-собо не рас-с-сслаблялис-с-сь.

Сейнал с тревогой проследил глазами за вновь улетевшей в угол Эрой, прекрасно понимая, что любого нормального человека такой удар как минимум отправил бы на больничную койку, облегченно вздохнул, когда она, едва коснувшись пола, снова вскочила на ноги, и только тогда задумался над смыслом сказанного ее величеством. В следующий момент он почувствовал, как холодок, не имеющий никакого отношения к системе вентиляции дворца, острыми, зазубренными колючками пробежал у него по спине. Его профессиональное воображение за секунды нарисовало ему жизнь существа, вынужденного находиться в атмосфере постоянного страха и порожденного им недоверия. Подобная картина заставила юношу по-другому взглянуть на многие странности Императрицы. Он внезапно с ужасом осознал, что его собственные проблемы с семьей и связанные с ними отрицательные эмоции не идут ни в какое сравнение с тем, что приходится испытывать женщине, которая практически от всех людей видит и не только видит (если верить рассказам Киирна, Эфа в буквальном смысле слова ощущает эмоциональное состояние окружающих ее разумных созданий) исключительно недружественные чувства…

– Хотя желание с-с-сделать пакос-с-сть человеку, с-с-спланировавшему это долгое и нудное мероприятие, тоже имело мес-с-сто! - ворвался в сознание Сейнала насмешливый, полный иронии голос Императрицы, мгновенно разрушив сложившийся у него мрачный образ. Слишком уж не вязался этот уверенный, слегка беспечный тон с возникшим у него представлением о многолетнем страдании женщины, вынужденной жить среди всеобщего неприятия.

Юноша выругал себя за излишнюю впечатлительность и склонность драматизировать происходящее и, растянувшись на мягких матах во весь рост, рассудительно заметил:

– Это тоже достаточно веская причина, уж я-то знаю. Самому не раз хотелось выкинуть что-нибудь эдакое, но обычно я предпочитал не рисковать. Нотации моего отца о достойном поведении с успехом превосходят любые, даже самые нудные и скучные мероприятия. Так что из двух зол я обычно выбирал меньшее.

– Подход ис-с-стинного политика и разумного человека. - Эра, видимо, решив, что на сегодня ей повреждений хватит, сунула меч в ножны и присела рядом с ним, вытянув ноги. - К с-с-сожалению, нам до подобного отношения к жизни еще далеко. Да и врожденная мс-с-стительнос-с-сть не позволяет проявить благоразумие.

– Это фамильное, так что ничего не поделаешь. - Императрица неодобрительно покачала головой, выражая свое неудовольствие ленью дочери, и перешла к индивидуальным тренировкам, попутно решив, видимо, провести небольшое совещание. - Кс-с-стати, о фамилии и прочих с-с-семейных делах. Я с-с-сегодня нес-с-сколько раз с-с-слышала довольно инте-рес-с-сные выс-с-сказывания некоторых не внушающих доверия предс-с-ставителей мес-с-стной арис-с-стократии о том, что женихом Эры должен был с-с-стать другой человек. С-с-сейнал, ты что-нибудь знаешь об этом?

Юноша вздохнул, ему категорически не хотелось обсуждать эту тему, но уж если Эфа услышала что-либо, ее интересующее, то не успокоится, пока не выяснит все досконально. Эту особенность ее величества он заметил давно и прекрасно понимал, что лучше самому предоставить ей необходимую информацию, чем ждать, пока она начнет изыскивать нужные сведения самостоятельно. Меньше будет разрушительных последствий.

– Дело в том, что многие представители семей Великой тысячи, поддерживающие мою мачеху, настаивали на том, чтобы в качестве потенциального жениха для Эры был отправлен мой младший брат, сын Тейры, аргументируя это тем, что, во-первых, он близок ей по возрасту, а во-вторых, более чистого происхождения, чем я и Лерс с Элисаром. Ведь наша мать была из не слишком уважаемой и, скажем так, не очень древней семьи, таким образом, по их мнению, Джарилл в гораздо большей степени заслуживал трона Империи. Подобные требования высказывались даже после того, как стало известно, что остальные претенденты на руку принцессы уже взрослые люди и десятилетний ребенок, предложенный в качестве жениха, будет выглядеть на их фоне, мягко говоря, странно.

Сейнал запнулся, не зная, как пересказать циркулирующие по дворцу сплетни и слухи, чтобы не обидеть Императрицу голословными обвинениями и подозрениями в не совсем честной игре. В конце концов он подобрал, как ему казалось, подходящие слова, проклиная про себя свое упрямство, из-за которого он в свое время отказался учиться на дипломата, а предпочел стезю экономиста. Сейчас дипломатическая подготовка ему очень пригодилась бы.

– Проблема в том, что сразу после объявления решения отца отправить меня в Империю оппозиция внезапно сделала более чем странное заявление. Будто бы имеет место двусторонняя договоренность между президентом Лентерром и вами, ваше величество, о том, что брак будет заключен между нашими семьями, а все остальные кандидаты по данному соглашению рассматривались как статисты, не имеющие никаких шансов занять место жениха наследной принцессы. После этого аристократы, поддерживающие Тейру, в один голос стали требовать пересмотра этого договора и замены кандидатуры будущего принца-консорта, при этом даже не задумываясь, так ли уж достоверны эти слухи. Отец категорически отказался и вообще опроверг наличие подобного соглашения, но некоторые особо упрямые сторонники моей мачехи продолжают рассказывать всем желающим их слушать о недальновидности президента, выбравшего меня в качестве жениха для Эры.

– Понятно. - По тону Императрицы было совершенно невозможно угадать, как она относится к только что сказанному. - Оппозиция вс-с-сегда дос-с-ставляет проблемы, к этому с-с-следует относ-с-ситьс-с-ся как к неизбежному злу, которое можно иногда с-с-свес-с-сти к минимуму, но никогда не удас-с-стс-с-ся уничтожить с-с-совс-с-сем. Что ж, хорошо, с-с-с этим разобралис-с-сь, ос-с-стаетс-с-ся еще один с-с-серьезный вопрос-с-с, требующий некоторого уточнения. С-с-сейнал, ты по-прежнему хочешь отправитьс-с-ся с-с-с нами в Империю? Эра упомянула о том, что ты выражал такое желание, но мне хотелос-с-сь бы ус-с-слышать это от тебя до того, как я начну по этому поводу переговоры с-с-с твоим отцом.

Юноша почувствовал, как где-то внутри него поселилась предательская дрожь, так не вовремя напомнившая ему о том, что еще совсем недавно он до потери сознания боялся Императрицу. Да и теперь он все еще опасался этой странной и совершенно непонятной ему женщины, которая, несмотря на более чем безупречное к нему отношение, вызывала у него неоднозначные чувства. Все-таки справившись с нахлынувшими некстати эмоциями и резонно напомнив себе, что при всех своих недостатках Эфа по крайней мере интересуется его мнением, прежде чем принимать решения о его дальнейшей судьбе, чего он, несмотря на все свои усилия, так и не смог добиться в собственной семье, Сейнал решительно ответил:

– Да. Если вы не против, я хотел бы вернуться с вами в Империю.

Он так и не понял, почему мать с дочерью обменялись едва заметными улыбками, услышав его слова. Несмотря на довольно длительное общение с женщинами императорской семьи, Сейнал, успев привыкнуть к их открытым лицам, так до сих пор и не научился как следует разбираться в отражающихся на них чувствах. Тем более что подобное бывало крайне редко.

ГЛАВА 10

Эфа по своей давней привычке стояла у окна и глядела на открывавшийся за ним вид. Через три часа ей снова предстояла долгая и муторная церемония подписания очередных протоколов и соглашений, по мнению людей, долженствующих укрепить добрососедские отношения между двумя государствами. Что касается ее, то она не верила в подобную глупость и цинично считала, что только желание правителей может сблизить страны и позволить эффективно и без проволочек осуществить общие проекты, но никак не подписи под очередным набором тезисов. В конце концов, если потребуется уклониться от взятых на себя обязательств, дипломаты, как обычно, найдут сто одну вескую причину, препятствующуюисполнению ранее подписанного договора. И за все время своего правления она не встретила ни единого доказательства, опровергающего это ее убеждение.

Императрица рассеянно провела по прозрачному пластику окна когтем и задумчиво улыбнулась, глядя на остающуюся за ним глубокую борозду. Сегодня ей, помимо подписания ни к чему не обязывающих ее текстов, предстояло еще одно событие, хотя об этом в Объединении свободных планет подозревали только двое: Тальза и Эра, а доподлинно знала, что произойдет, и вовсе она одна. Знала и ждала с нетерпением, обычно ей совсем не свойственным. Заранее было согласовано, что это произойдет уже после того, как она поставит свою подпись под очередным протоколом о намерениях, но Эфа опасалась всевозможных случайностей, способных легко превратить четко проработанный план в нагромождение бессмысленных действий. Хотя вроде бы, по сообщениям Хизы, вся подготовительная работа проделана на «отлично» и никаких неожиданностей не предвидится…

Внимание Императрицы привлекла странная суета в летнем павильоне, зачем-то размещенном в парке за дворцом в центре столицы (видимо, идея отдыха в специально предназначенной для этого резиденции за пределами города посетила первых правителей Объединения свободных планет с заметным опозданием) и по решению Лентерра ставшем сценой для очередного представления на тему: «Заключение взаимовыгодного союза между двумя добрыми соседями». Интересно, он сам-то хоть во все это верил или следовал традициям своей страны, не слишком задумываясь, как все это выглядит со стороны? Люди внизу метались туда-сюда, пытаясь впихнуть в явно не приспособленный для этого дверной проем какую-то громоздкую аппаратуру, которая за все цеплялась, норовила вырваться из рук носильщиков и приземлиться на твердый мрамор широкого крыльца. Эфа еще какое-то время понаблюдала за отчаянными попытками слуг успеть к сроку, выполнив при этом все отданные им указания, какими бы глупыми они ни были, и перевела взгляд на отчетливо виднеющиеся за оградой парка здания.

Во дворце пара десятков оборудованных всем необходимым залов для проведения всевозможных политических мероприятий, а президенту загорелось провести церемонию в летнем сооружении, изначально предназначенном для отдыха в неофициальной обстановке и, соответственно, для подобных целей абсолютно непригодном! Императрица подобную напрасную трату времени, сил и средств совершенно не понимала, но сочла, что ее вмешательство в дела другого государства по такому мелкому поводу будет еще большей глупостью, и воздержалась от комментариев, предоставив местным самостоятельно разбираться со своими проблемами.

У нее было достаточно куда более интересных тем для размышлений. Например, последние откровения Сейнала о поведении оппозиции и сторонников его мачехи совершенно неожиданно помогли найти мотив непонятных и нелогичных покушений на третьего наследника. Если заговорщики знали о соглашении, но не подозревали о том, что стало причиной его заключения, а что следствием, то они вполне могли попытаться таким способом внести корректировки в достигнутую между правителями договоренность. Вот только знать хоть что-то могли исключительно члены семьи Лентерра или самые доверенные его сподвижники… Неприятное открытие, впрочем, не такое уж невероятное, люди ради своей выгоды способны на многое. Эфа устало вздохнула, констатировав, что излишняя секретность иногда доставляет лишние проблемы, но, к сожалению, без нее выжить бывает гораздо сложнее, чем с ней, и с некоторыми неудобствами приходится просто мириться.

Да, действительно, если бы заговорщики были в курсе, что именно выбор Сейнала в качестве будущего принца-консорта послужил причиной заключения всех остальных соглашений и взаимовыгодных проектов, а никак не наоборот - не необходимость закрепить сложившиеся договоренности привела к решению о помолвке, то наверняка покушений на наследника просто не было бы. Однако в этом случае под угрозой оказывалось выживание императорского дома Империи тысячи солнц как такового. Выбор для любого здравомыслящего существа был однозначен, но Эфе хотелось, чтобы люди хотя бы иногда просчитывали последствия своих действий и не гонялись за очевидными решениями, тогда жить в этой Галактике стало бы намного спокойнее, хотя бы некоторым. Императрица усмехнулась. С другой стороны, ей было грех жаловаться, именно эта черта большинства человеческих существ позволяла рано или поздно докопаться до истины и вычислить автора очередных пакостей. Например, уже сейчас прилетевшие из Империи аналитики и оперативники по возможности незаметно прорабатывали ближайшее окружение президента на предмет причастности к заговору…

С едва слышным шорохом открылась дверь покоев, и в помещение шагнула Тальза с очередным отчетом группы, занятой расследованием покушения на Императрицу, под мышкой. Эфа повернула ухо в ее сторону, давая понять, что заметила присутствие своей бывшей наставницы, обучавшей когда-то странную гостью непростому искусству использования паранормальных способностей в практических целях, и готова выслушать все то, что она собирается сказать. Женщина-диин одним взглядом окинула комнату и все, что в ней находилось, коротко, неодобрительно фыркнула, выражая свое недовольство поведением Императрицы, которую она решительно взяла под свою опеку с того момента, как одна из ее подчиненных вытащила Эфу из развалин старого завода. Тальза со свойственной всем женщинам-длинам непреклонностью постановила несколько расширить круг своих обязанностей. Вполне разумно, со своей точки зрения, аргументируя выбранную позицию тем, что если ее дочь в настоящее время является главой Службы безопасности ее величества и лично отвечает за жизнь и здоровье Императрицы, но по не зависящим от нее обстоятельствам не может выполнять свои обязанности, то их должен взять на себя кто-то из дееспособных родственников.

А поскольку мать Хизы и так на данный момент находится в непосредственной близости от объекта охраны, то было бы логично именно ей этим и озаботиться. Эфа, занятая большим количеством более важных дел, чем разграничение полномочий между своими телохранителями и любыми другими длинами, считающими своим долгом о ней заботиться, не возражала, но и не соглашалась с подобной трактовкой вопроса, просто игнорируя суть проблемы. Вот и теперь Императрица сделала вид, что не замечает отчетливо читаемый в сознании Тальзы упрек по поводу своей беспечности. В конце концов, она сама достаточно хорошо разбирается в подобных вопросах и не нуждается в советах и напоминаниях со стороны. Конечно, если быть до конца честной с самой собой, то, вне всякого сомнения, не стоило стоять у окна во дворце, безопасность которого обеспечивается из рук вон плохо, а здания, отчетливо виднеющиеся за оградой парка, могут служить прекрасной огневой точкой для более или менее умелого снайпера, но, с другой стороны, излишние подозрительность и предосторожность тоже бывают опасны, иногда даже больше, чем откровенная безалаберность. В том случае, если последнюю позволять себе не слишком часто, естественно.

Эфа с интересом вслушивалась в демонстративно сильные эмоции матери своей единственной подруги и привычно контролировала окружающее их пространство на предмет возможной угрозы, не забывая внимательно следить за полем подавления, заполняющим дворец и прилегающие к нему территории. Едва слышный даже для ее чутких ушей гул сообщал ей, что с генераторами все в порядке и пока опасаться выстрелов, взрывов и прочих малоприятных вещей не следует. Не то чтобы это было уж так необходимо. Вероятность того, что преступники доберутся до всех генераторов, расположенных под зданием в специально охраняемых комнатах и в обязательном порядке тестируемых каждой новой сменой обслуживающих их техников, была крайне мала, но подобное поведение давно уже стало у нее дурной привычкой и не поддавалось никаким корректировкам. К тому же последние события доказали, что и такую мизерную возможность не стоит сбрасывать со счетов. Тальза, сочтя, видимо, свою обязанность по воспитанию у Императрицы необходимых для каждого разумного правителя качеств полностью выполненной, перешла к вопросу, послужившему причиной ее появления в апартаментах Эфы.

– Оперативники и диины проверили всех возможных подозреваемых и выяснили несколько интересных деталей. - Женщина-диин привычно щелкнула переключателем нового средства борьбы с несанкционированным прослушиванием, которое, находясь в этом сумасшедшем государстве, всегда таскала с собой (ежедневную проверку помещений на предмет неучтенных датчиков слежения и незаконного переключения учтенных в режим прослушивания здесь почему-то не проводили), тоже подошла к окну и встала так, чтобы в случае чего (отключения поля и выстрела снайпера, совпавших во времени) успеть оттолкнуть Императрицу в безопасное место. Доверять людям в вопросах безопасности она считала непозволительным для любого вменяемого существа легкомыслием. - По уверениям Лентерра, которые также подтверждаются выводами диинов, прощупавших всех приближенных к нему людей, о вашем с ним соглашении знали только он и его старший сын. Даже Керр, являющийся его родственником и самым верным сподвижником вот уже на протяжении десятка лет, ни о чем не подозревал. О последнем, впрочем, вы знали и до проверки.

– Интерес-с-сно. - Эфа проигнорировала последний выпад и несколько удивленно повернулась к Тальзе, невозмутимо изучающей пейзаж за окном в поисках потенциальных убийц и прочих неприятных субъектов. - Не хочешь же ты с-с-сказать, что за вс-с-семи этими покушениями с-с-стоит с-с-старший с-с-сын Лерс-с-са? Прос-с-сти, но ес-с-сли наши аналитики пришли к подобному выводу, а ты с-с-с ними с-с-соглас-с-сна, то мне впору с-с-сомневатьс-с-ся в вашей компетентнос-с-сти. Вот уже кому-кому, а первому нас-с-следнику намного выгоднее, чтобы в роли принца-конс-с-сорта Империи оказалс-с-ся С-с-сейнал, нас-с-строенный к нему дос-с-статочно лояльно, а не их с-с-свод-ный брат…

– Естественно, нет. - Женщина-диин насмешливо фыркнула и едко продолжила, совершенно забыв о своем намерении вести себя с Императрицей подобающе вежливо, - впрочем, она вот уже целых три дня обращалась к своей бывшей ученице на вы, так что можно было считать план по части корректного поведения даже слегка перевыполненным: - Просто президент не подозревал, что его жена страдает не только постоянными депрессиями, но и непреодолимой тягой к подслушиванию. Киирн во время беседы с ней уловил у нее в сознании, кроме всего прочего, некоторые воспоминания на эту тему, правда, весьма расплывчатые.

– Я бы очень удивилас-с-сь, ес-с-сли бы было иначе. Эта женщина нес-с-спос-с-собна с-с-самос-с-стоятельно определить, какое время года на дворе, даже когда вокруг нее нет ничего, кроме с-с-снега. - Эфа задумалась, по привычке покусывая коготь на большом пальце правой руки. - Значит, Тейра была в курс-с-се с-с-событий, но имела неполную информацию о проис-с-сходящем, что в общем-то неудивительно. Учитывая ос-с-сторожнос-с-сть Лерс-с-са, она могла ус-с-слышать только обрывки его разговора с-с-с с-с-сыном и вряд ли с-с-сумела с-с-сос-с-ставить на ос-с-снове таких с-с-скудных данных четкое предс-с-ставление о с-с-сути договореннос-с-сти. Но, Тальза, эта женщина не в с-с-сос-с-стоянии не только ос-с-сущес-с-ствить подобный заговор, но и даже придумать его.

– Которую его часть ты имеешь в виду? - Женщина-диин пожала плечами, демонстрируя свое возмущение недогадливостью собеседницы. - По-моему, мы все давно сошлись на том, что человек, бездарно проваливший настолько тщательно подготовленные покушения, должен быть как минимум весьма недалеким созданием.

Императрица замерла, глядя перед собой, в ее сознании стремительно создавались и столь же стремительно разрушались возможные схемы организации заговорщиков, предусматривающие участие в ней жены президента не просто в качестве статиста или источника информации, а как члена правящей верхушки. Все они были слишком маловероятны, чтобы принимать их всерьез… Эфа раздраженно перебрала всех известных ей по докладам местных эсбэшников деятелей оппозиции, но никто из них не позволил бы явно не очень умной женщине занять руководящий пост в заговоре…

– Кроме вос-с-споминаний о подс-с-слушивании из ее с-с-со-знания не выудили ничего интерес-с-сного? - Императрица понимала, что хватается за соломинку, но сдаться и признать свое поражение ей не позволяла гордость. В конце концов, не было еще ни одного подобного преступления, которое она не смогла бы если не доказать, то по крайней мере полностью восстановить схему произошедших событий.

– Ничего, - последовал лаконичный ответ. Но затем Тальза снизошла до некоторых уточнений, и Эфа азартно оскалилась, почуяв, что разгадка головоломки уже близка. - Все перебивал сильный страх перед диином и почему-то перед сводным братом. Не было никакой возможности проникнуть глубже без того, чтобы Лентерр не заподозрил, что Киирн не просто разговаривает с его женой. Он и так подозревает нас Саан знает в чем, не хватало еще дать ему основания для его подозрений. Кстати, этот брат довольно интересная личность, если бы он не отсутствовал в последние месяцы на территории Объединения и Империи, что, к сожалению, подтверждено неопровержимыми доказательствами, то я назвала бы его первым подозреваемым на роль главного заговорщика.

– Вот как? - Императрица задумчиво посмотрела на женщину-диина, все еще не отводящую глаз от окна, и, сжалившись над ее нервами, отошла в глубь комнаты. - А тебе не кажетс-с-ся, что вот теперь как раз вс-с-се с-с-сходитс-с-ся? С-с-смотри с-с-сама. У нас-с-с ес-с-сть блес-с-стяще продуманный заговор, от которого в первую очередь выигрывают Тейра и ее брат, в конце концов, ес-с-сли бы Эра выбрала Джарилла, то с-с-со временем они бы приобрели значительное влияние в Империи. Вс-с-се-таки он с-с-стал бы с-с-соправителем, наделенным дос-с-статочно с-с-се-рьезной влас-с-стью. Далее, пос-с-стоянно с-с-ставившая аналитиков в тупик двойс-с-ственнос-с-сть непос-с-средс-с-ственного руководс-с-ства на с-с-стадиях подготовки и ис-с-сполнения прес-с-ступлений и как с-с-следс-с-ствие провалы покушений, которые вполне могут объяснятьс-с-ся очень прос-с-сто: ос-с-сновную подготовку ос-с-сущес-с-ствил Джалег, или как там зовут брата президентс-с-ской женушки?

– Джалег Нетор. - Тальза хмуро усмехнулась. - У них с сестрой разные фамилии. Но с заменой Сейнала на Джарилла ничего бы не вышло. Я видела этого мальчишку, Эра никогда не выбрала бы его своим принцем-консортом…

– Неважно. - Эфа раздраженно отмахнулась от неуместных возражений. - Это мы с-с-с тобой знаем, что моя дочь не выбрала бы его и я поддержала бы ее решение, а помешанные на влас-с-сти арис-с-стократы, мать которых только официально шес-с-сть раз выходила замуж, чтобы улучшить с-с-свое положение в общес-с-стве и приобрес-с-сти материальное благос-с-сос-с-стояние, вряд ли брали такую возможнос-с-сть в рас-с-счет. Если они знали о с-с-соглашении между мной и Лерс-с-сом, то, без с-с-сомнения, решили, что помолвка, а затем и с-с-свадьба с-с-сос-с-стоятс-с-ся в любом с-с-случае, пос-с-скольку с-с-совершенно неважно, кто конкретно из с-с-семьи выс-с-ступит в роли живого залога выполнения заключаемых договоров. С-с-следовательно, они вполне могли вс-с-се это с-с-спланировать и попытатьс-с-ся ос-с-сущес-с-ствить, рас-с-считывая, что пос-с-сле гибели С-с-сейнала я без возражений приму кандидатуру любого другого с-с-сына президента, ну а пос-с-скольку ни один вменяемый правитель не отдас-с-ст в другое гос-с-сударс-с-ство двух с-с-своих первых нас-с-следников, единс-с-ственным возможным вариантом ос-с-ставалс-с-ся с-с-сын Тейры.

– Вполне логично, - неохотно признала женщина-диин и устало продолжила: - Брат осуществляет подготовку к устранению Сейнала, протащить во дворец аппаратуру по психокодированию для жены президента не составило особого труда (местные горе-охранники вряд ли проверяли ее вещи, а приборы достаточно компактны, чтобы не вызвать особых подозрений, по крайней мере многотонный тягач для их перемещения не требуется), но не успевает его осуществить. Лентерр не вовремя отсылает его из страны с каким-то важным поручением. В результате, фигурально выражаясь, заряженный боевой излучатель оказывается в руках его недалекой сестрицы, которая на правах родственницы начинает командовать и успешно разваливает все, что только можно и нельзя. Поэтому-то и не остановили сумасшедшего, который отдавал идиотские приказы. Джалег вернулся в страну уже после сорвавшегося покушения на тебя и Эру, хотя подозреваю, убрать планировалось только тебя. Интересно, чем ты так не угодила Тейре? Впрочем, сейчас это уже неважно. Собственно потому-то мы и не рассматривали Нетора всерьез на роль главного заговорщика, слишком долго он отсутствовал. Все сходится, но вот только что это нам дает? Доказательств нет никаких.

Эфа довольно наморщила нос: если Тальза пришла к таким же выводам, что и она, то значит, их умозаключения с большой долей вероятности соответствуют действительности. Кроме морального удовлетворения от наконец-то разгаданной головоломки, Императрица получила от очередной своей маленькой победы неплохой предмет для торга с Лентерром, которого при более близком знакомстве, чем деловые переговоры по визиону, она стала уважать гораздо меньше. Слишком уж не подобающие правителю, а порой и просто взрослому вменяемому человеку эмоции ее величество замечала в его сознании и к тому же довольно часто. Естественно, потребуется кое-что проверить, но установить, провозила ли Тейра в последние несколько месяцев на территорию дворца большие ящики и сумки, достаточно просто, тем более что ее оперативники допущены ко всем записям с датчиков слежения, и, следовательно, довольно скоро у нее будет возможность устроить небольшой обмен. Конечно, для любого уважающего себя суда подобных зыбких улик недостаточно, но вся прелесть ситуации и заключается в том, что ей как раз этого и не требуется.

Со своим заговором Лерс будет разбираться сам так, как сочтет нужным. Ее внутренние дела другого государства не касаются, хотя, возможно, она доставит себе удовольствие близко пообщаться с Джалегом Нетором, чтобы отблагодарить его за незабываемую экскурсию своей дочери в местные трущобы. Но это, так сказать, в частном порядке. Официальные обвинения в данный момент Империи невыгодны, и придется сделать вид, что ничего особенного не случилось. Как это ни противно признавать, на этот раз полноценная месть будет принесена в жертву государственным интересам. Императрица вышла из задумчивости и подняла взгляд на молча наблюдающую за ней Тальзу.

– Отдай рас-с-споряжение проверить вс-с-се запис-с-си с-с-с датчиков с-с-слежения за пос-с-следние полтора года. Пус-с-сть наши оперативники выяс-с-снят, не провозила ли Тейра что-нибудь более или менее крупное на территорию дворца. Ес-с-сли наши с-с-с тобой умозаключения подтвердятс-с-ся, немедленно мне с-с-сообщи.

Женщина-диин коротко кивнула и, резко развернувшись, вышла из комнаты. Эфа криво улыбнулась. Ей необходимо было подготовиться к предстоящей церемонии, до часа икс оставалось не более двадцати минут, а большая часть приготовленного для нее оружия еще находилась на подставке.

Императрица решительно направилась в оружейную, оборудованную в ее апартаментах в бывшей музыкальной комнате, и приступила к приведению себя в порядок. Ворча под нос нелестные высказывания по поводу неприятной особенности времени, которое имеет дурную привычку тащиться как звездолет с неисправным двигателем перехода, когда нет никаких более-менее серьезных дел, и бешено нестись, вынуждая ее постоянно опаздывать, если требуется срочно воплотить в жизнь несколько опасных авантюр одновременно. Вот и теперь Эфа рисковала как истинная женщина заявиться на официальное мероприятие уже после его открытия только потому, что, занятая выяснением того, кто на самом деле виновен в ее последних не слишком приятных приключениях, не посмотрела вовремя на хронометр. Императрица сердито дернула никак не желающую правильно застегиваться перевязь для меча и печально констатировала, что за последние годы она уже успела привыкнуть к помощи мужа в таких делах. Рейт всегда умудрялся помнить о всяких глупых встречах даже в пылу яростной дискуссии на тему: «Кто на этот раз виновен в появлении на территории дворца очередных убийц?»

Рейт с интересом наблюдал за Хизой, которая, судя по всему, в очередной раз решила доказать всем, что диины совершенно сумасшедшие существа, а их женщины сильно выделяются даже на фоне своих соплеменников. Глава Службы безопасности не только, по уверениям слегка перепуганных такой неутомимостью подчиненных, работала без перерыва на сон и еду вот уже третьи сутки, но еще и умудрилась поручить курирование текущих операций своего ведомства несовершеннолетней приемной дочери! И, видимо, сочтя, что всего вышеперечисленного для признания ее окончательно безумной недостаточно, с упорством, достойным лучшего применения, все это время периодически ломала свой стул, так, по крайней мере, принцу-консорту доложил главный эконом дворца.

Почувствовав на себе его заинтересованный взгляд, женщина-диин отвлеклась от очередного отчета, который она пролистывала с устрашающей скоростью, одновременно что-то набирая на своем компьютере, и ворчливо поинтересовалась:

– Что случилось?

Рейт, давно привыкший к бесцеремонности женской половины крылатого племени, спокойно прошел в кабинет и огляделся в поисках стула или другой горизонтальной поверхности, пригодной для того, чтобы на нее сесть. Однако ничего подходящего не обнаружил. Вся комната была завалена электронными папками, блокнотами и даже бумажными листами, устилающими пол ровным слоем и громоздящимися во всех мало-мальски пригодных для этого местах неаккуратными кучами. Потратив пару минут на попытки угадать, что из всего этого наименее важно и что может быть убрано без особых отрицательных последствий, принц-консорт наконец решил не убивать время на поиски невозможного и решительно взял ближайший стул, попутно стряхнув на пол все, что на нем было.

– Ничего не случилось, - ответил он на провокационный вопрос ровным тоном, наилучшим образом действовавшим в беседах с диинами, и, поставив стул перед столом главы Службы безопасности, устроился на нем, положив руки на вычурную деревянную спинку и опершись на них подбородком. - Просто Эфа сказала, что ты введешь меня в курс дела по вашим последним авантюрам.

– Понятно. - Хиза задумчиво прищурилась и потеребила платок, постоянно закрывавший ее лицо, когда существовала вероятность того, что ее увидят незнакомые люди. Что поделаешь, реакция любого неподготовленного человека на появление диина женского пола в так сказать первозданном виде могла быть весьма разнообразной, но, к сожалению, всегда бурной. Да и, насколько помнил Рейт, обычаи этого племени вроде бы предусматривали запрет для женщин открывать лицо перед незнакомцами, кажется, связанный с тем, что женщины-диины не должны показывать лицо возможному врагу или что-то в этом роде. Голос главы Службы безопасности вернул его от отвлеченных размышлений о культуре и обычаях диинов к более прозаическим вещам. - Хорошо, кое-что, полагаю, можно рассказать. Ну, прежде всего самое главное, чтобы ты не удивлялся. Скоро в царстве Hyp раскроют заговор, одним из участников которого окажется подданный Империи.

– Что? - Рейт удивленно приподнял брови, выражая свое недоумение по поводу формулировки заявления своей собеседницы. - Что значит «скоро раскроют»? Откуда такая информация о деятельности спецслужб другого государства?

– При чем тут это? - Хиза презрительно хмыкнула, но принц-консорт отчетливо видел, что вредное создание искренне довольно произведенным впечатлением. - Никто нам не сообщает о работе службы безопасности царства Hyp, а агентов к ним внедрить удается крайне редко, все-таки они там у себя великолепно ловят шпионов. Нам бы так.

– Тогда я вообще не понимаю…

Женщина-диин не дала ему договорить, бесцеремонно перебив на полуслове:

– Я точно знаю, что у них будет раскрыт заговор, потому что сама согласовывала с царем сроки арестов, публичных заявлений и предъявления доказательств причастности к преступлению подданного Империи. Конкретно, герцога Ларнтена.

– Ясно. - Рейт слегка ошеломленно воззрился на довольно щурящуюся Хизу, обдумывая, зачем могло понадобиться такое сложное нагромождение интриг. По всему выходило, что подобным способом его жена надеялась избежать войны на два фронта с чересчур много возомнившими о себе герцогами и Земной федерацией, имеющей дурную привычку вмешиваться в дела, ее не касающиеся, если это сулило ей хоть какую-то выгоду. Принц-консорт прекрасно понимал, насколько важно осуществить задуманное без проколов, поскольку в случае провала данной операции дело могло закончиться как минимум сменой правящей династии, а как максимум - развалом Империи. В этой ситуации требовалось точно и согласованно выполнить все, даже незначительные, детали плана, не допуская никаких отклонений, а для этого следовало кое-что уточнить. - Какова должна быть моя реакция на эти заявления? Официально решает Императрица, но от меня будут ожидать, что я по крайней мере выскажу свое мнение по такому важному вопросу.

– Сдержанная. - Женщина-диин наконец-то отложила отчет, который продолжала изучать, косясь на лежащую перед ней папку одним глазом, и переключила все свое внимание на собеседника. Она тоже прекрасно понимала всю важность того, чтобы никто из главных действующих лиц не допустил промаха. А поскольку, несмотря на весьма очевидные доказательства обратного, многие политики по-прежнему упорно считали Эфу всего лишь ширмой, не имеющей никакой реальной власти, то неверные действия Рейта могли нанести значительный урон их планам. - На первое сообщение - в таком стиле: обвинения выдвинуты серьезные, но, пока не представлены доказательства, сказать что-то однозначно невозможно. После второго, когда в наше посольство будут переданы все необходимые улики, предварительно продемонстрированные, естественно, всем желающим убедиться в обоснованности обвинений против герцога, примерно следующее: Империя не имеет никакого отношения к махинациям этого преступника, вопросы войны и дипломатии не в компетенции принца-консорта, решать должна Императрица, но наиболее возможный вариант выхода из такого положения - это выдача герцога для суда в царство Hyp, однако по поводу виновности всех остальных членов семьи следует провести расследование.

– Пытаетесь вбить клин между герцогом и его семьей? - Рейт невольно улыбнулся, настолько простым оказался задуманный его неугомонной женой трюк. - Вам не кажется, что это слишком очевидно? Да и выставлять настолько важные улики на всеобщее обозрение не принято, не боитесь, что вас заподозрят в фальсификации?

– Нет, для подобных действий у царя есть вполне аргументированное объяснение: Ее Величество крайне агрессивно относится к вмешательству во внутренние дела Империи, и заставить ее даже признать сам факт участия в заговоре ее подданного можно, только оповестив об этом всю Галактику, то есть исключив любую возможность уклониться от рассмотрения данного вопроса. Огласка, давление международной общественности и тому подобные меры внешнего воздействия на дикую страну, где до сих пор единственный закон - власть государя. А что касается Ларнтена, так для того и сделано. - Хиза довольно хмыкнула, явно одобряя проницательность Рейта и свою предусмотрительность. - Нам нужно единственное - чтобы все и каждый знали, что наша агрессия направлена не против герцогства в целом, а против одного конкретного человека, который является преступником, стал одним из заказчиков убийства члена царской семьи и по нелепому стечению обстоятельств носит герцогский титул.

– Вот как? Пытаетесь избежать вмешательства Земной федерации и создать иллюзию уступки под давлением международного сообщества? Может получиться. - Рейт задумчиво прикрыл глаза, прокручивая в голове возможные варианты реакции галактической общественности на подобную авантюру, аккуратно замаскированную под очередной международный скандал, связанный с убийством, заговором, фальсификацией доказательств и прочими необходимыми атрибутами современной большой политики. Он не сомневался, что Хиза с Эфой уже давно все просчитали и приготовили необходимые гарантии и пути отступления на случай провала их замысла, но по привычке анализировал, проверяя полученную информацию на предмет возможной опасности для близких ему людей. На этот раз получалось, что вероятность благополучного исхода очередного проекта его упрямой жены, кажется, просто неспособной жить спокойно, не создавая проблем себе и окружающим, более семидесяти процентов, что для нее было очень хорошим результатом. Обычно у него выходило не более двадцати процентов на успех всего, что бы ни планировала предпринять Императрица. Видимо, в этом случае она подстраховалась, как могла…

– Все журналисты в один голос обвиняют их в попытке оклеветать уважаемого человека и благочестивого священника!

Резкий выкрик, раздавшийся откуда-то из глубины кабинета, заставил принца-консорта вздрогнуть от неожиданности и инстинктивно потянуться за фамильным клинком, который он, несмотря на все предосторожности, предпринятые главой Службы безопасности и всеми диинами, обитающими на данный момент во дворце, после покушения на его жену и дочь всегда носил с собой. Оказаться совершенно безоружным в случае нападения Рейт не желал. И, хотя в данный момент вероятность того, что это не нападение, а очередная выходка кого-то из оперативников, как обычно считающих дисциплину досадной помехой в делах, была в сто раз больше, невольно схватился за оружие. Он ожидал, что вот-вот женщина-диин по своему обыкновению рыкнет на вызвавшего ее гнев подчиненного и вернется к прерванному разговору… Однако, к его удивлению, Хиза отреагировала на вопль совершенно спокойно. Не поворачивая головы, она довольно улыбнулась и неожиданно скомандовала:

– Прежде всего иди сюда и поприветствуй его высочество как полагается. А потом подробно объясни, что тебя так насторожило в поведении журналистов.

Реакция на ее слова была более чем занятная. Из-за неприметной двери в глубине кабинета растрепанным демоненком Саана выскочила девочка лет восьми-десяти на вид и, окинув помещение подозрительным взглядом, воззрилась на Рейта с легким испугом и растерянностью. Принц-консорт открыл рот, собираясь заверить ребенка в том, что он при всех своих очевидных недостатках не кусается, но девочка его опередила. Решительно сжав губы и даже нахмурившись от напряжения, она с филигранной точностью выполнила официальный поклон и четко произнесла:

– Ваше Высочество, позвольте выразить вам мое уважение и повиновение. Покорно прошу простить за неподобающее поведение в вашем присутствии, оно ни в коем случае не является виной моей приемной матери, только я несу ответственность за проявленное к вам неуважение.

Рейт ошеломленно моргнул, не в силах поверить в то, что десятилетний ребенок не просто бездумно выполнил заученное движение, не понимая его значения, а осознанно воспроизвел весь ритуал. В полном соответствии с этикетом приветствовал своего повелителя и одновременно пытался отвести его возможный гнев от семьи, принимая всю вину за возможное оскорбление на себя. Если бы это проделала его собственная дочь, то он бы даже не удивился, в конце концов, Эра развивалась в два раза быстрее своих сверстников, а кое в чем превосходила и многих взрослых, но обычный человеческий ребенок… Рядом одобрительно фыркнула Хиза, явно подтверждая, что он не ошибся в оценке поведения ее дочери, и принц-консорт принял решение. Он едва заметно кивнул, принимая приветствие и извинение, и спокойно произнес, так, как если бы обращался к одному из оперативников, а не к маленькой девочке:

– Все нормально, дело всегда важнее протокола, в таких случаях я не требую досконального соблюдения этикета. А теперь подробно расскажи, что случилось? Я так понимаю, ситуация достаточно серьезна?

– Да, ваше высочество. - Лиа твердо выдержала его взгляд и доложила коротко, но по существу: - Операция под кодом десять сорок. Серентен сообщает, что все женщины, выдвинувшие в отношении первосвященника обвинение в насилии и склонении их к сексуальной связи, подверглись серьезному давлению со стороны средств массовой информации и общественности. Им не верят, и суд с почти стопроцентной вероятностью встанет на сторону обвиняемого.

– Понятно. - Хиза задумчиво постучала когтями по столу, и один из валявшихся на нем электронных блокнотов с жалобным писком окончил свои дни, пробитый сразу в трех местах. Женщина-диин озадаченно подняла руку и неодобрительно воззрилась на остатки очередного угробленного по неосторожности образца техники. Несколько секунд она рассматривала его с видом священника, открывшего один из богословских текстов и внезапно обнаружившего, что наставления Саана по неизвестной причине превратились в подробную инструкцию по применению к вражеским разведчикам способов экстренного допроса во время ведения боевых действий при помощи подручных средств вроде каменных топоров, а затем с невнятным рычанием запустила в угол, где уже лежало несколько испорченных подобным образом блокнотов. - Хорошо, что я уже прочитала этот доклад. Эти Сааном проклятые штуки такие непрочные!

Рейт сочувственно кивнул, пряча улыбку, и покосился на Лиа, которая с самым серьезным видом подтвердила, что в последнее время технику стали делать на удивление некачественную, ломается от любого неосторожного прикосновения. Хиза подозрительно посмотрела на веселящихся людей и ворчливо сказала:

– У вашей породы на удивление странное чувство юмора. Что смешного в том, что я не в состоянии нормально пользоваться вашими вещами? - и без всякого перехода добавила, явно не нуждаясь в ответе на свой более чем риторический вопрос: - Ситуация с первосвященником ожидаемая, не стоит волноваться, никто и не предполагал, что обычный суд вынесет обвинительный приговор.

– Погоди! - Принц-консорт, мгновенно став серьезным, потребовал объяснений. Одновременно с этим он достал из кармана электронный блокнот, который постоянно носил с собой в последнее время, не доверяя собственной памяти в связи с астрономическим количеством дел, требующих немедленного решения, и отметил в нем, что, кроме производства компьютеров с корпусами из сверхпрочного пластика, следует наладить выпуск всевозможных электронных носителей с теми же характеристиками. - Зачем вам понадобилось дискредитировать первосвященника и подводить его под альтернативный суд, если, конечно, я правильно понял ваш план?

– Правильно понял. - Женщина-диин одобрительно фыркнула. - Сразу чувствуется, что тебя учил профессионал. Эфа сочла поведение этого человека недопустимым и собирается как следует наказать его, но не это главное. Она решила кое-что поменять в государственной системе Империи, в частности, полностью исключить возможность влияния церкви на светскую жизнь страны и вмешательство ее в политику, а для этого ей требуется громкий скандал, чтобы люди, привыкшие к существующему порядку вещей, не слишком возмущались.

Одно дело встать на защиту истинной веры и церкви, которую какая-то нелюдь, не имеющая, по уверениям священников, души, лишает исконного права проводить свадьбы и прочие обряды, это даже может привести к всеобщему восстанию недовольных верующих. Если, конечно, найдется кто-нибудь способный грамотно разыграть эту ситуацию, а в Империи обычно с этим проблем не бывает. У местного населения генетическая склонность к бунтам, заговорам и прочим противоправным действиям. - Хиза насмешливо посмотрела на людей, словно ожидая от них возражений, но Рейт не собирался спорить с очевидным и молча ждал продолжения, уже примерно предполагая, что было задумано на этот раз. Эфа не простила церкви шантажа и едва не сорванную помолвку своей дочери. Видимо, он еще не забыл, какими методами следует управлять своими подданными в таких ситуациях, его предположения полностью оправдались. - Но о каком бунте может идти речь, когда Императрица меняет закон, согласно которому все акты гражданского состояния в Империи регистрирует исключительно церковь и любая другая их фиксация считается незаконной, передавая эти полномочия министерству юстиции после того, как на всю страну прогремел скандал, наглядно показывающий истинный моральный облик служителей церкви, которым, несомненно, опасно доверять в подобных вопросах. А вдруг они решатся на шантаж, например, ведь один из них был уличен в страшном для церковника преступлении, причем это не просто рядовой служитель бога, а первосвященник! Если во главе церкви стоят подобные люди, что говорить об их подчиненных?! Вся прелесть происходящего в том, что за почти семь лет действия альтернативных судов люди успели привыкнуть, что диинов не интересует ничего, кроме вопроса: правду ли говорят стороны в процессе или нет. Поэтому большинство наших граждан вердикту этого суда поверят безоговорочно.

– Ну да. - Принц-консорт был совсем не удивлен таким утверждением. Как и предполагалось при их создании, альтернативные суды стали синонимом справедливого и беспристрастного решения дел. Диинов, выступающих в них в качестве судий, ни разу не удалось ни подкупить, ни запугать, они констатировали, говорит ли человек правду или нет, не обращая внимания на его социальный статус, материальное положение и мнение общественности. Сначала это вызывало у людей раздражение или даже ненависть, но со временем они оценили преимущество подобного подхода к проблеме. Правда, пользовались правом передать свое дело в альтернативный суд только в самом крайнем случае, когда другого способа добиться справедливости не оставалось, опасаясь все той же беспристрастности диинов, поскольку надавить на жалость или сыграть на эмоциях судьи тоже не получалось. - Если бы обычный суд принял сторону этих женщин, церковь подняла бы вой на всю Галактику, а так… Хотя они все равно будут кричать, что нелюдь не имеет права решать судьбу служителей Саана.

– Да пусть кричат что хотят. - Женщина-диин передернула плечами и внезапно сердито зарычала, полурасправив крылья и зачем-то заглядывая себе через плечо. - Главное, что даже самые фанатично верующие усомнятся в правдивости их обвинений, мы хотим избежать серьезных народных волнений в связи с оскорблением церкви Императрицей, а не убедить священников в справедливости и беспристрастности приговора. Они все равно будут его отрицать, даже если Саан лично подтвердит виновность одного из них, слишком большой удар по репутации… И, в конце концов, я скоро убью этого несносного человека!

Рейт вздрогнул от неожиданной смены темы, но тут же понимающе улыбнулся, глядя на возмущенно шипящую Хизу. Видимо, в этот раз ей не удалось чисто отломить от стула спинку, и теперь женщина-диин постоянно за что-то цеплялась крыльями, что приводило ее в ярость. Принц-консорт не стал уговаривать Хизу пощадить главного эконома, прекрасно понимая, что дальше угроз дело все равно пока не зайдет (вот месяца через два возможно), и решительно заявил:

– Если пока больше нет ничего, что напрямую касалось бы меня, то я пошел заниматься своими делами.

Рейт поднялся со стула и, не дожидаясь ответа, который все равно с большой долей вероятности будет состоять из невразумительного ворчания, направился к двери. Делать ему пока здесь было нечего, что произойдет в ближайшем будущем, он уже примерно представлял, как и требуемую реакцию с его стороны, а все остальное вряд ли имело к нему отношение, а потому он вполне мог пренебречь информацией на эту тему. Если случится что-нибудь действительно опасное и требующее его внимания, ему немедленно сообщат. В этом принц-консорт был абсолютно уверен, поскольку уже не раз на практике убеждался в оперативности и ответственности диинов в вопросах безопасности.

ГЛАВА 11

Эфа в сопровождении двух женщин-диинов влетела в летний павильон, ставший по прихоти местного президента местом подписания очередного протокола о сотрудничестве двух государств, как раз в тот момент, когда Лентерр уже занял свое кресло на возвышении и начал незаметно оглядываться по сторонам в поисках своей коллеги из Империи. Императрица решительно прошла сквозь толпу поспешно расступившихся перед ней придворных, стремительно поднялась по покрытым ковровой дорожкой широким ступеням и невозмутимо села в приготовленное для нее кресло, не дожидаясь, пока его отодвинет специальный слуга, вытянувшийся за спинкой этого тяжелого сооружения, всем своим видом давая понять, что все идет в соответствии с планом мероприятия и ее появление в последнюю секунду было заранее предусмотрено. На этот раз по протоколу присутствие семьи не требовалось, и главы государств предстали перед голокамерами в одиночестве, если не считать телохранителей, замерших за спинками их кресел, бесцеремонно потеснив лакеев, но даже в Объединении свободных планет это не вызывало особого удивления, особенно после последнего покушения.

Эфа оглядела забитый до предела зал, автоматически отмечая, что на этот раз послы всех государств, с которыми Лентерр поддерживает дипломатические отношения, заняли место в первом ряду. Очевидно, в отличие от помолвки это мероприятие они считали весьма важным для своих стран и желали доложить о нем своим правителям как можно подробнее, что ж, у каждого есть право на заблуждение. Журналисты с голокамерами, как обычно, теснились в самом дальнем углу зала, пытаясь всеми доступными им средствами не привлечь к своим особам внимания представителей Великих семейств, толпящихся в помещении с таким видом, словно им одним принадлежит как минимум эта планета, а то и вся Галактика разом. Императрица с удовольствием отметила, что не у нее одной проблемы с аристократией, и переключила внимание на очередной антикварный стол, установленный перед ними на возвышении с неизменной папкой из натуральной кожи на нем. По-видимому, этот антиквариат был непременным атрибутом всех церемоний в этой стране. Эфа не понимала подобного безоговорочного следования старым обычаям, но не сочла подобную странность настолько важной, чтобы заинтересоваться ею всерьез. Гораздо больше ее беспокоила назначенная послеподписания протокола пресс-конференция. Ей предстояло ответить на несколько очень неприятных вопросов и следовало быть к этому готовой.

В этот раз все прошло на удивление быстро. Президент и Императрица кратко обрисовали, что они ждут от подписываемого документа и какое именно сотрудничество между двумя государствами будет осуществляться на его основании. Как и в прошлый раз оказалось, что при наличии одного оригинала на бумаге (нонсенс, с точки зрения любого юриста, в этом ненормальном государстве возведенный в ранг закона) сторонам передают точные электронные копии протокола, которые впоследствии и исполняют роль доказательств в споре. Зачем в этом случае вообще требуется оригинал, Эфа так и не поняла, несмотря на все попытки Лерса ей объяснить. Из его слов выходило, что в незапамятные времена электронные носители были несовершенны настолько, что любой документ, хранящийся на них, можно было легко изменить, и именно тогда стали делать копию текста на бумаге и передавать третьей стороне, чтобы в случае фальсификации можно было установить, что же конкретно подверглось корректировке. Это стало традицией, применяющейся до сих пор, несмотря на то что в современных условиях подделать что-либо в уже утвержденном сторонами тексте, составленном, например, в электронной папке при соблюдении всех степеней защиты, было крайне сложно, а следы такого вмешательства без труда обнаруживали эксперты, делая подобные действия просто бессмысленными. В общем, еще один пережиток времени, ставший просто красивым ритуалом, не имеющим никакого практического значения.

Императрица сосредоточенно нахмурилась, отгоняя лишние в данный момент мысли, сейчас должно было начаться самое главное: вот-вот журналистам разрешат задавать вопросы, и она без труда могла угадать, какими они будут. Эфа покосилась на спокойно сидящего рядом с ней Лентерра и пожалела, что это не Рейт. Несмотря на то что они заранее подготовили версии и для средств массовой информации, и для спецслужб других государств, Императрица беспокоилась, сможет ли Лерс сыграть отведенную ему роль так, как надо. Она прекрасно понимала всю абсурдность своего волнения. В конце концов, если при всем хаосе, царящем в этом ненормальном государстве, в нем еще не поменялся президент, то наверняка он умеет когда надо лгать с честным лицом и хладнокровно отвечать на любые вопросы, но ничего не могла с собой поделать. Эфа не доверяла этому человеку и беспокоилась, как бы он в самый неподходящий момент не совершил ошибку, которая сведет все ее планы на нет.

– Церемония подписания двусторонних соглашений между Объединением свободных планет и Империей тысячи солнц окончена, теперь, как и было обещано, состоится пресс-конференция, во время которой наследный президент Лентерр и ее величество ответят на вопросы журналистов.

Императрица покосилась на министра юстиции, в этом ненормальном государстве явно исполняющего заодно и роль глашатая, и досадливо фыркнула про себя. Она терпеть не могла подобные мероприятия, но, к сожалению, люди просто обожали собираться вместе, чем больше, тем лучше, и, перекрикивая друг друга, доставать безумно занятых разумных существ идиотскими вопросами. Ее самые худшие опасения подтвердились почти мгновенно, журналисты рванулись к столу, как стая голодных хищников, и только присутствие вооруженных телохранителей удержало их от того, чтобы подойти к нему вплотную. Эфа невольно напряглась, ощущая грязный вал человеческих эмоций и непроизвольно прикидывая, что она станет делать, если кто-нибудь из этих галдящих и размахивающих записывающей аппаратурой созданий окажется очередным убийцей. В следующее мгновение Императрица уже остро сожалела о том, что никто из журналистов не покусился на ее жизнь, тогда появился бы вполне обоснованный повод прервать эту Сааном проклятую конференцию и разогнать участников…

– Соден Локк, «Новая Галактика»! - протиснулся вперед худощавый, слегка сутулый субъект и воззрился на Эфу блеклыми глазами давно умершего безпозвоночного обитателя водоема с выражением плохо скрытого отвращения. - Ваше величество, как вы прокомментируете нападение на ваш кортеж? Вы считаете возможным доверять человеку, гвардейцы которого едва не убили вас и вашу дочь?

Судя по всему, пишущая братия была во всех странах одинакова. Вполне разумно избегая задевать местных властителей, справедливо опасаясь неблагоприятных для себя последствий, считала иностранных аристократов и политиков своей законной добычей, по каким-то причинам упуская из виду очевидную для любого нормального человека вещь: имея деньги и влияние, достать неугодного можно и за границей.

– Вы нес-с-сколько неверно обрис-с-совали с-с-ситуацию, гос-с-сподин Локк. - Императрица слегка наклонилась вперед и с удовольствием отметила, что человек неосознанно отшатнулся от стола. - По пути из кос-с-смопорта на нас-с-с напали заговорщики, переодетые в форму гвардии президента Прес-с-ступники вос-с-спользовалис-с-сь тем, что ни я, ни моя дочь не знали гвардейцев в лицо и, как с-с-следс-с-ствие не с-с-смогли вовремя заметить обман. Однако с-с-служба безопас-с-снос-с-сти Объединения с-с-свободных планет оказалас-с-сь на выс-с-соте, нападавшие были обезврежены прежде, чем с-с-смогли причинить с-с-серьезный вред мне или Эре.

– Ирида Санен, «Галактические новости»! Если нападение было своевременно отбито, то почему все мероприятия начались с опозданием на несколько дней? Где вы находились столько времени?

– В больнице. - Императрица повернулась к молодой журналистке, видимо, считавшей, что задала острый вопрос, на который будет не так-то просто ответить, и теперь несколько растерявшейся оттого, что ее величество не стала уклоняться от прямого и честного ответа. - Во время перес-с-стрелки я получила легкое ранение, и президент Лентерр помес-с-стил нас-с-с с-с-с дочерью в закрытую дворцовую больницу. Об этом не объявлялос-с-сь публично до тех пор, пока вс-с-се заговорщики не были выявлены и уничтожены из с-с-соображений безопас-с-снос-с-сти.

Эфа откинулась на спинку кресла и с удовольствием понаблюдала за тем, как у журналистов сначала вытянулись лица, а затем на Лерса обрушился град вопросов. Императрица больше не беспокоилась, президент отвечал хладнокровно и обстоятельно, четко придерживаясь легенды, предназначенной для средств массовой информации. Естественно, в эту сказку не поверил бы ни один специалист, но для обывателей, которые по только им одним известным причинам считали себя экспертами в области политики и обеспечения безопасности высокопоставленных особ, подобный бред вполне годился. Все было логично и главное - выставляло человека в более выигрышном свете, чем всякую там генетически измененную нелюдь, что, собственно, и требовалось. Для спецслужб «дружественных» государств был подготовлен другой миф, проработанный куда более тщательно и учитывающий способность специалистов по добыванию секретной информации докопаться до того, что президент Лентерр предпочел бы скрыть от посторонних. Эфа довольно прищурилась, припоминая, сколько времени и сил потратили подчиненные Хизы, чтобы подсунуть шпионам нужные им сведения, и беззвучно рассмеялась. Результат стоил затраченных усилий. По крайней мере, возросший интерес к развалинам старого завода явно давал понять, что дезинформацию признали достаточно правдоподобной и теперь вовсю проверяют.

Ее величество отвлеклась от приятных размышлений, прислушалась к своим ощущениям и успокоилась. До назначенного часа еще оставалось время, можно было расслабиться и подумать об отвлеченных вещах. Например, о том, что люди бывают иногда поразительно предсказуемыми и, если знать, когда и что сказать, можно убедить самых недоверчивых в достоверности любых фактов. Вот и теперь ложь, заботливо перемешанная с правдой, успешно сошла за достоверную информацию. Эфа незаметно окинула зал внимательным взглядом, не нашла ничего подозрительного и снова погрузилась в свои мысли. Все равно делать пока нечего, можно ради собственного удовольствия припомнить, сколько сил и средств было угроблено, чтобы спасти репутацию соседа и будущего родственника. Но с другой стороны, появись когда-нибудь информация о бездарных действиях службы безопасности Объединения свободных планет в свободном доступе, проблем бы значительно прибавилось.

Вот и получилось, что СБ, оказывается, была в курсе заговора, активными участниками которого были несколько президентских гвардейцев, флотских офицеров и просто представителей Великих семейств, однако нападение произошло раньше назначенного срока, и поэтому оперативники немного опоздали с контрмерами, в результате чего Императрица и принцесса оказались под обстрелом, ее величество была ранена, и они обе скрылись в давно приготовленном для подобных случаев убежище президентской семьи, воспользовавшись одним из путей отхода, любезно сообщенным им заранее Лентерром… Звучало правдоподобно и было даже частично проверяемо.

Тихие шаги заставили Эфу вскинуть голову и прислушаться. Любой нормальный человек не услышал бы в многоголосом гомоне практически неразличимый звук, который производила, прикасаясь к полу зала, подошва форменной обуви, но Ее Величество человеком не была и безошибочно выделила среди какофонии шумов нужный. Итак, началось! Императрица невозмутимо краем глаза наблюдала за тем, как к послу царства Hyp подошел молодой человек в форме дипломатического корпуса и что-то быстро зашептал ему на ухо. Опытный дипломат великолепно владел собой, и если бы Эфа не ожидала это увидеть, то наверняка не заметила бы потрясение и растерянность, мелькнувшие на мгновение в его глазах. Ну что ж, сейчас начнется…

Дождавшись небольшой паузы между вопросами, посол решительно пересек помещение и остановился чуть позади толпы журналистов. Его холодный, резкий голос заставил многих вздрогнуть от неожиданности, Императрица усмехнулась про себя, наблюдая за тем, как вытягивается лицо президента по мере того, как дипломат ровным, бесстрастным тоном излагает свое заявление:

– Ваше величество, мне только что сообщили печальную новость. Один из наследников престола царства Hyp был убит в своей резиденции группой заговорщиков.

– Передайте мои с-с-соболезнования его величес-с-ству. - Эфа постаралась, чтобы в ее голосе звучало легкое недоумение в связи с тем, что посол обращается исключительно к ней, и конечно же должное сожаление по поводу такого трагического происшествия. Однако опытный дипломат не поддался на ее уловку, не изменившись в лице, он спокойно продолжил, словно не услышав слов Императрицы:

– Заговорщики схвачены и допрошены, на данный момент можно с уверенностью сказать, что одним из руководителей преступников был герцог Ларнтен, ваш подданный.

В зале повисла потрясенная тишина, и Эфа отчетливо ощутила исходящую от людей ярость пополам со страхом. Рядом с ней едва слышно выругался Лерс, видимо, осознав всю серьезность возникшей перед его коллегой проблемы. Он прекрасно знал, какой властью обладают герцоги в Империи, и не сомневался, что Императрица оказалась в непростой ситуации и сейчас вынуждена выбирать между политическим скандалом, способным настроить против нее немало влиятельных государств, которые не замедлят воспользоваться шансом потеснить Империю на международной арене, да еще под таким благовидным предлогом, и волнениями внутри страны. Эфа насмешливо прищурилась, ощущение ожидания, смешанного с болезненным любопытством и холодной расчетливостью, казалось, заполняло помещение целиком, и бесстрастно, нарочито подчеркивая нечеловеческое звучание своего голоса, произнесла:

– Я очень надеюс-с-сь, что, кроме голос-с-словных обвинений, мне будут предъявлены доказательс-с-ства учас-с-стия моего подданного в заговоре на территории другого гос-с-сударства, иначе ваш повелитель будет вынужден принес-с-сти мне публичные извинения.

Посол вздрогнул, встретившись с Императрицей глазами, но сумел выдержать ее взгляд. Когда он заговорил, в его тоне не было и намека на какое-либо чувство.

– Доказательства будут представлены, ваше величество, более того, они будут выставлены на всеобщее обозрение, чтобы все желающие могли убедиться в их подлинности.

По толпе пробежал одобрительный шепоток, а Лентерр скрипнул зубами, отчетливо понимая, что Императрице только что отрезали последний путь к отступлению. Что ж, в царстве Hyp всегда были отменные специалисты по международным отношениям.

– Хорошо. Когда я увижу доказательс-с-ства, мы продолжим этот разговор, а пока пресс-с-с-конференция завершена.

Эфа поднялась из-за стола и, не заботясь о том, что грубо нарушила международный протокол, не дозволяющий представителям правящих семей распоряжаться на территории других государств в присутствии их правителей как у себя дома, зашагала к выходу. Люди торопливо расступались, освобождая ей дорогу, судя по преобладающим эмоциям, которые Императрице удалось уловить, они сочли ее поведение более чем естественным в такой ситуации. Вот и славно. Главное, чтобы никто не заподозрил, как все обстоит на самом деле. Первый акт был сыгран безупречно, оставалось надеяться, что и дальше ни один из участников не совершит ошибки.

Рейт сердито отмахнулся от попытавшихся войти за ним следом женщин-диинов и раздраженно захлопнул дверь своих покоев прямо у них перед носом. Он терпеть не мог эту ежемесячную пытку, но, к его глубокому сожалению, это был один из тех немногих случаев, когда Эфа, Хиза и требования этикета оказывались полностью согласны друг с другом. Раз в месяц принцу-консорту надлежало полностью менять гардероб и точка. С одной стороны, это вопрос престижа и способ показать, что императорский дом по-прежнему самый богатый и влиятельный в Империи (как будто кто-то в этом сомневался!), с другой - прекрасная возможность обновить всевозможные приспособления, предназначенные для его защиты Службой безопасности и давно уже ставшие обязательным атрибутом всех его вещей вплоть до ночных рубашек, которые он, впрочем, все равно не носил. Да и способ доказывать свое превосходство при помощи новых нарядов принц считал по меньшей мере глупостью. Но, к его огромному сожалению, у всех в Галактике давно сложился отвратительный стереотип, что правитель Империи тысячи солнц должен тратить сумасшедшие деньги на всяческую ерунду вроде нижнего белья из шалисского шелка, и столь любимые им практичные комбинезоны воспринимались всеми заинтересованными лицами как признак слабости и повод для осторожных, а иногда и не очень попыток выяснить, насколько эта слабость серьезна. Поэтому приходилось мириться с обстоятельствами и не создавать лишних проблем имперской Службе безопасности.

Вот только почему-то обязанность потакать общественному мнению была возложена не на Императрицу, как должно было бы быть по логике вещей, а на ее супруга, что не раз приводило его в состояние, близкое к бешенству. Что поделаешь, все, что было связано с такими вещами, как примерки, выбор ткани, а затем и появление на людях в очередном костюме, раздражающем обилием дорогих и ненужных аксессуаров, выводило его из себя надежнее, чем сообщения об очередных авантюрах его жены. Рейт раздраженно покосился на суетящегося у передвижной вешалки придворного портного и обреченно стал расстегивать перевязь меча, чтобы иметь возможность заняться примеркой новых шедевров этого несносного человека. Он заранее знал, что забракует большую часть того, что ему предложат, и в который раз спрашивал сам себя: неужели так сложно за семь лет выучить его вкусы и предпочтения, чтобы не тратить лишнее время на создание вещей, которые принц-консорт все равно носить не станет?

По всему выходило, что очень сложно. Рейт еще раз убедился, что дверь его покоев закрыта на замок и в самый интересный момент к нему не ввалится толпа телохранителей, имеющих самое отдаленное представление о приличиях и до сих пор недоумевающих, почему это он, Саан его побери, не позволяет им присутствовать при примерке одежды, выставляя из помещения всех посторонних и делая исключение только для своей жены?! Принц поморщился, вспомнив, сколько нервов он потратил, объясняя Хизе вполне, с его точки зрения, очевидные вещи, как то: женщины-диины - великолепные телохранители, но прежде всего они женщины, и перспектива устраивать в их присутствии стриптиз его совершенно не вдохновляет. Он привычно отправился в спальню, чтобы положить оружие и уже без всяких помех приступить к неприятной процедуре длительного стояния перед зеркалом, пока портной раз за разом надевает на него что-то невообразимое. Грустно было признавать, но результатом его полуторачасовых стараний убедить главу Службы безопасности в недопустимости присутствия особ женского пола в комнате в такой момент стало изумленное уточнение женщиной-диином причины, по которой его высочество не устраивает, чтобы при примерке одежды, кроме него, находились те, кто обеспечивает его безопасность.

В конце концов Рейт сдался и, вспомнив, с кем он имеет дело, привел более понятные этому воинственному созданию аргументы. Заявление о том, что принц-консорт сам получил достаточно хорошую подготовку и вполне может о себе позаботиться, учитывая тот факт, что его противником в случае непредвиденных обстоятельств (что маловероятно) станет один человек, не имеющий при себе никакого оружия, кроме ножниц, и никогда не обучавшийся даже приемам самообороны, было выслушано с недовольным ворчанием по поводу чересчур нежного самолюбия у некоторых мужчин, но принято к сведению. Теперь телохранители пытались проникнуть вслед за ним на примерку исключительно для проформы и после недвусмысленного намека с его стороны в виде захлопнутой перед носом двери безропотно оставались в коридоре, бдительно следя за тем, чтобы к покоям не подобрался никто посторонний. Рейт вздохнул, отстегнул перевязь и, положив меч на столик возле окна, вышел из спальни, привычно заблокировав в нее доступ.

При всей своей уверенности в собственных силах принц-консорт был достаточно осторожен, чтобы не оставлять оружия в пределах досягаемости другого человека. Даже полный профан в науке уничтожения ближнего своего может угробить безоружного противника с помощью меча или кинжала при определенной доле удачи. Поэтому герцог Оттори, начиная примерку в отсутствие жены, всегда убирал свой арсенал в спальню, иногда даже пользуясь подставкой для оружия Эфы, которая предпочитала держать принадлежащие ей орудия убийства поближе к постели, чтобы далеко не бегать в случае непредвиденной ситуации, и закрывал дверь на замок во избежание… Рейт еще раз глянул на дисплей запорного устройства, сигнализирующий о том, что дверь надежно заперта, и понуро направился к огромному зеркалу, занимающему одну из стен гостиной, возле которого его ждал портной, аккуратно держа на вытянутых руках что-то непонятное.

Принц покосился на придворного портного, по своему обыкновению нервно приплясывающего на месте, и наклонился, позволяя ему надеть на себя приготовленную для примерки одежду. Краем сознания он отметил, что на этот раз рубашка сшита из гораздо более прочного материала, чем полупрозрачный шелк, который обычно этот человек любил использовать для создания своих шедевров, а в следующий миг с удивлением обнаружил, что придворный портной, по-видимому, умудрился напутать с размером…

Рейт попытался выбраться из рубашки, которая, надевшись до половины, намертво застряла, сковав ему руки в очень неудобном положении над головой, и ощутил за спиной какое-то движение, видимо, этот горе-швей бросился ему помогать. Его высочество еще успел раздраженно подумать, что некоторые люди просто неспособны сделать что-нибудь так, как надо, и приготовился должным образом отчитать идиота за такой непростительный промах… В следующее мгновение на него обрушился страшный удар. Принца отбросило прямо на зеркало, и он вместе с градом осколков беспомощно сполз на пол. В голове плавал туман, не давая сосредоточиться и превращая мысли в противный вязкий кисель. Тело болело от множества мелких порезов, и Рейт невольно проклял того любителя старины, который додумался поставить у него в покоях дорогое антикварное зеркало, которое в отличие от своих современных пластиковых аналогов легко билось от самых незначительных физических воздействий, поскольку ко всему прочему было стеклянным!

Ругаясь про себя, Его Высочество попытался подняться, что оказалось не так-то просто сделать без помощи рук. Он с огромным трудом смог встать на колени, когда следующий удар снова швырнул его на пол. Принц стиснул зубы, чтобы не застонать от ярости и бессилия, проклятая рубашка держала его лучше всяких наручников, он не видел нападающего и был не в состоянии оказать ему сопротивление, поскольку руки у него оказались заломлены вверх и прочная ткань не позволяла их опустить, заодно надежно перекрывая ему обзор. Рейт попытался по звуку определить, где находится напавший на него убийца, но не услышал ничего, кроме шума крови в ушах. Внезапно он с неуместной иронией подумал о том, что его противник перехитрил сам себя, если бы первые два удара не пришлись наполовину на руки, которые хоть немного защитили голову, то на данный момент преступник достиг бы своей цели и отправил жертву в гости к Саану, а так…

Резкая боль в груди заставила принца инстинктивно дернуться, и он покатился по полу, вслепую сбивая стулья и еще какие-то предметы мебели, оказавшиеся у него на пути. Где-то на границе сознания вспыхнуло раздражение по поводу хваленых телохранителей Хизы. Ну не могли же они не слышать подозрительный шум в комнате! Где их демоны носят, когда так нужна их помощь?! А в следующий миг Рейт почувствовал холодные лапы ужаса на своем сердце. Запоздало пришло озарение, что дверь в покои закрыта, причем закрыта на специальный замок, предназначенный для того, чтобы обитатель помещения в случае необходимости мог блокировать вход и дождаться помощи, поскольку разблокировать проклятое устройство человеку, физиологические параметры которого не внесены в его память, просто невозможно. Створки тоже были способны выдержать небольшой направленный взрыв и обычно становились непреодолимой преградой для любого, кто попытался бы проникнуть в императорские апартаменты. И теперь он оказался в ловушке, в которую превратились его комнаты, а телохранители вынуждены выбивать дверь в тщетной попытке прийти ему на помощь.

Значит, рассчитывать можно только на себя. Принц сжал зубы, отгоняя слабость, и резко рванул руки в стороны, пытаясь вырваться из плена рубашки. Ткань затрещала, но не поддалась, а в следующий момент каким-то шестым чувством он ощутил, что его убийца рядом с ним и собирается нанести ему еще один удар. Рейт атаковал вслепую, не вставая с пола, он ударил обеими ногами туда, где по его расчетам должен был находиться нападавший. Ему повезло, правая нога врезалась во что-то мягкое, и сдавленный стон подтвердил, что это «что-то» вполне живое. Принц, не раздумывая, ударил еще раз и откатился в сторону, пытаясь оказаться от убийцы как можно дальше. В спину тут же впились осколки зеркала, но Рейт не обращал внимания на боль. Для него в этот момент было главным то, что тонкое стекло не только оставляло болезненные раны на его теле, но и резало ткань рубашки, превратившейся в превосходный фиксатор.

Рядом послышался шорох и сдавленный стон, принц напрягся, пытаясь разорвать прочную материю. Сквозь шум в ушах он не слышал, как к нему приближается преступник, и мог только догадываться, сколько еще секунд осталось до того, как ему нанесут смертельный удар. Время тянулось мучительно медленно, казалось, прошла целая вечность, прежде чем ткань затрещала и начала наконец поддаваться. Рейт рванулся изо всех сил, кожей ощущая, что истекают последние мгновения его жизни, и проклятая рубашка распалась на неаккуратные лоскуты… Первое, что он увидел, избавившись от сковывавшей его материи, было искаженное дикой ненавистью лицо портного и занесенные для удара ножницы. Вбитые на сотнях тренировок рефлексы включились мгновенно, принц-консорт левой рукой отвел нацеленное ему в грудь оружие, а правой сильно ударил противника в солнечное сплетение, отбрасывая убийцу от себя, чтобы иметь пространство для маневра.

Нападавший как-то недоуменно всхлипнул и сделал несколько шагов назад, пытаясь восстановить равновесие. Рейт не дал ему этой возможности. Он вскочил на ноги, не обращая внимания на боль и головокружение, и бросился в атаку. Принц прекрасно понимал, что необходимо действовать, пока противник не пришел в себя от резкого изменения обстановки и не сообразил, что его жертва, хоть больше и не является совсем беспомощной, но все же успела серьезно пострадать и истекает кровью. Он наносил удар за ударом, не давая убийце опомниться и перейти в наступление, и благодарил про себя Саана за то, что противник ему достался неопытный, справиться в таком состоянии с хорошо подготовленным бойцом ему бы никогда не удалось.

Портной неловко закрывался руками, отступая все дальше и дальше, Рейт шатаясь преследовал своего несостоявшегося убийцу, медленно, но верно прижимая его к дверям. Его состояние ухудшалось с каждой секундой, принц-консорт отчетливо понимал, что теряет много крови, и если он не поторопится, то просто свалится в обморок, и тогда преступник без помех закончит начатое. Рейт через силу заставлял себя двигаться и атаковать, не желая сдаваться на милость судьбы. Быть убитым собственным портным - жалкая участь, и он намеревался ее избежать любым способом!

Странный гул, не имеющий ничего общего с шумом в ушах, заставил его на миг отвлечься от колыхающегося в белом мареве приближающегося беспамятства перекошенного от ненависти лица убийцы и взглянуть на дверь. Сначала принц решил, что у него от сильнейших ударов по голове начались галлюцинации, но в следующее мгновение осознал свою ошибку. Впрочем, подобное зрелище и полностью здоровый человек вполне мог счесть порождением больного рассудка… Створка, способная выдержать не слишком сильный взрыв, была причудливо искорежена и, содрогаясь, выгибалась под ударами с той стороны, словно была сделана из тонкого пластика. Рейт усмехнулся, чувствуя, что удача наконец повернулась к нему лицом, и из последних сил сделал подсечку. Портной яростно взвыл, растянувшись на полу, а принц бросился мимо него к двери и прижал к считывающему датчику замка руку, позволяя устройству проверить характеристики его организма и благодаря про себя разработчиков этого чуда техники, позаботившихся о скорости реакции механизма…

Тонкая электроника пискнула, давая понять, что пользователь опознан, и Рейт стремительно откатился в сторону, подальше от распахнувшейся двери. Ему вовсе не улыбалось оказаться под ногами у ворвавшихся в комнату телохранителей-диинов. Как сквозь туман, он наблюдал за тем, как невысокие фигуры, с ног до головы закутанные в светлые тряпки, быстро и профессионально обезоружили и зафиксировали преступника. Затем что-то укололо его в руку чуть повыше локтя, и сознание милосердно отправилось на отдых.

ГЛАВА 12

Хиза пребывала в состоянии неконтролируемой ярости и была смертельно опасна для окружающих. Повод для подобной вспышки у нее на этот раз имелся более чем веский, и ее подчиненные, умудрившиеся так проштрафиться, изо всех сил старались прикинуться элементами интерьера и другими неодушевленными предметами в надежде переждать грозу и остаться в живых. Женщина-диин металась по кабинету и рычала на все, что имело неосторожность двигаться в ее присутствии. Тенран, не вовремя сунувшийся к ней с докладом, был пойман когтями за шиворот и теперь, стиснув зубы, терпел, пока его трясли, как младенец погремушку, молясь про себя, чтобы суровая начальница не поддалась природным инстинктам и не оторвала ему голову. Спасение пришло в лице дочери главы службы безопасности, которая, спокойно подойдя к бушующей Хизе, коротко доложила, полностью игнорируя выходки мачехи, несколько не подобающие руководителю такого уважаемого и солидного учреждения:

– Жизнь Его Высочества вне опасности, преступник тоже жив и даже в сознании.

Женщина-диин бросила своего подчиненного на пол, полностью потеряв интерес к его судьбе и воспитательным мерам, которые собиралась к нему применить, и мрачно потребовала, повернувшись к невозмутимо наблюдающей за ней Лиа:

– Подробности.

Девочка вопросительно покосилась на оперативника, безуспешно пытавшегося подняться с пола после заданной ему трепки, и, дождавшись утвердительного кивка мачехи, подтверждающего распоряжение говорить в присутствии постороннего человека, начала развернутый доклад:

– Принц-консорт на данный момент находится в биорегенераторе, общее состояние удовлетворительное, но он пробудет в больнице как минимум несколько суток. Хальзар говорит, что ему невероятно повезло, ножницы все-таки не приспособлены для нанесения ран, и поэтому у убийцы просто не хватило силы на смертельный удар. Если бы он использовал кинжал, стилет или любое другое колюще-режущее оружие, то убил бы Его Высочество наверняка. А так рана оказалась глубокой, но до сердца ножницы не достали, не хватило нескольких миллиметров. - Лиа не глядя протянула руку и помогла подняться слегка ошарашенному только что услышанной новостью Тенрану.

Оперативник машинально воспользовался ее помощью, слишком занятый попытками осмыслить новую информацию, чтобы сообразить, насколько смешно выглядит со стороны, вставая на ноги при активной поддержке десятилетнего ребенка, и застыл, не смея даже дышать. Теперь он понимал, что еще легко отделался. Если убийца был настолько близок к цели, как говорит эта девочка, то нет ничего удивительного в том, что всю Службу безопасности лихорадит, а ее глава кидается на людей и рычит, как взбесившийся зверь.

В конце концов, покушения в Империи - дело обычное и привычное. Но за семь лет правления Эфы все ее подданные уже как аксиому воспринимали весьма спорное утверждение досужих сплетников о том, что самые удачные попытки заговорщиков добраться до членов императорской семьи заканчиваются у дверей их личных апартаментов или, если преступникам невероятно везет, а Ее Величеству очень скучно, - сразу за порогом. Подобные заявления являлись, конечно, изрядным преувеличением, однако существовали и факты, одним из которых была статистическая выкладка, беспристрастно свидетельствующая о том, что за те же семь лет ни Императрица, ни принц-консорт и принцесса ни разу серьезно не пострадали во время попыток граждан Империи и заезжих гастролеров совершить очередное политическое преступление. Легкие царапины и испорченное настроение не в счет. И вдруг такой провал - Его Высочество, чудом уцелевший во время покушения, есть от чего прийти в неконтролируемое буйство. Между тем девочка, полностью игнорируя и самого оперативника, и его попытки стать невидимым, как ни в чем не бывало, все тем же ровным, бесстрастным тоном опытного аналитика продолжала докладывать задумчиво вышагивающей по кабинету мачехе последние новости:

– Кроме этого ранения, у Его Высочества большая потеря крови, множественные глубокие порезы и тяжелое сотрясение мозга. Хальзар выразил удивление тем фактом, что такое хрупкое существо, каким, без сомнения, является человек, не только выжило с подобными повреждениями, но еще и смогло какое-то время эффективно защищаться.

– Первые сообщения подтвердились? - Хизе было глубоко безразлично мнение ее брата по поводу способностей человеческих особей к выживанию в критических ситуациях, женщину-диина куда больше интересовали состояние здоровья одного конкретного человека и картина происшедшего.

– Полностью. - Лиа недоуменно покачала головой, словно припомнив что-то, что поставило ее в тупик. - Пока непонятны причины, по которым королевский портной пошел на преступление, но экспертам удалось восстановить все события, произошедшие после того, как принц-консорт заперся в своих покоях для примерки гардероба. По их утверждению, портной под предлогом помощи при примерке надел на его высочество рубашку, сшитую им из теолона, материала, на первый взгляд очень похожего на плотный шелк, но гораздо более прочного. Принц в таких вещах не разбирается и не замечал разницы до того момента, пока не стало слишком поздно. Рубашка была на несколько размеров меньше, чем требуется, и поэтому вполне успешно сыграла роль фиксаторов. Когда принц-консорт попытался ее надеть, то, просунув руки в рукава, смог натянуть только до середины спины, в результате чего был лишен возможности не только более или менее свободно двигать руками, но и видеть нападавшего.

Хиза представила себе Рейта с беспомощно поднятыми над головой руками, вслепую пытающегося увернуться от убийцы, и зашипела от ярости, поклявшись про себя, что, как только вернется Эфа, она немедленно поставит вопрос о том, чтобы в законодательном порядке было запрещено шить членам императорской семьи вещи определенных фасонов. Ведь если бы на этой Сааном проклятой рубашке имелись магнитные застежки от ворота и до подола (или как там называется низ этого предмета мужского гардероба в человеческой терминологии?), то принц-консорт никогда бы не попал в подобную ловушку! Лиа, не обращая внимания на проявление негативных эмоций со стороны мачехи, между тем продолжала свой доклад:

– После этого убийца, используя перекладину от передвижной вешалки, нанес его высочеству сильный удар в область затылка, в результате чего принц-консорт потерял равновесие и ударился об антикварное зеркало, разбив его. Преступник нанес ему еще один удар, частично пришедшийся на руки, а затем, видя, что не может убить принца таким образом, взял ножницы и ударил ими свою жертву в сердце, но не достал. Его Высочество инстинктивно попытался уйти от атаки и, покатившись по полу, вырвал орудие убийства из раны. Затем он, защищаясь, напал на преступника и, видимо, по слуху определив местоположение противника, ногами дважды ударил нападавшего в пах, чем вывел на некоторое время из строя. В результате принц-консорт успел изрезать рубашку о находившиеся на полу осколки стекла и разорвать ослабленную таким образом ткань. Потом он сам напал на убийцу и атаковал его до тех пор, пока не заставил отступить к двери, и, в конце концов сбив противника на пол, сумел воспользоваться его замешательством и разблокировать замок.

– Понятно. - Женщина-диин задумчиво прикусила коготь и перевела взгляд на притворяющегося мебелью оперативника. - Кажется, вы проводили расследование по вопросу причастности к одному из заговоров кого-то из доверенных лиц Норома Четвертого? Почему не доложили о том, что под подозрение попал один из слуг ближайшего окружения императорской семьи?

– Миледи! - Тенран почувствовал противный холодок в груди при мысли, что он, судя по всему, может оказаться крайним в деле о почти удавшемся покушении на принца-консорта, и теперь с трудом подбирал слова, пытаясь объяснить свои действия, чтобы развеять все подозрения о его халатности и некомпетентности, которые могли зародиться у его начальницы. - Была версия, что под видом слуги главарь заговора познакомился с узурпатором еще при жизни прежней Императрицы, однако из возможных кандидатур портной был исключен почти сразу, он слишком известная при дворе личность, чтобы под него можно было удачно загримироваться. Но даже в этом случае рассматривался только вариант, что кто-то воспользовался его внешностью, чтобы незамеченным пробраться в покои принца, в качестве предполагаемого заговорщика придворный портной в деле не проходил. К тому же после этого его не раз проверяли, и ничего подозрительного замечено не было.

– Верно. - Хиза медленно прошла по разгромленной комнате и, уже успокаиваясь, произнесла: - Никто не мог даже предположить, что один из старейших слуг, ни разу не замеченный ни в чем предосудительном, вдруг решится на подобное преступление. Странное дело. Тенран, если вы проводили проверку этого человека, то должны знать всю его подноготную, что могло толкнуть его на такой поступок?

– Не знаю. - Оперативник прищурился, вспоминая, что ему известно о придворном портном, и несколько растерянно перечислил выясненные им за время расследования факты. - Лоджар Нетир, простолюдин, двести пятнадцать лет. Никогда ни в чем противозаконном замечен не был. В должности придворного портного уже более сорока лет, никаких нареканий. Не женат, детей нет, с родственниками связи не поддерживает. Родственники: мать и старший брат. Попыток разыскать Лоджара за последние пятьдесят лет ни разу не предпринимали. Вредных привычек нет, азартными играми не увлекается. Вежливый, исполнительный, на неожиданные события реагирует эмоционально, но в пределах нормы, склонен к преувеличениям, раним. Увлечений, кроме моделирования одежды, нет.

– Так. - Женщина-диин кивком поблагодарила Тенрана за информацию и прищурилась, обдумывая ситуацию, одновременно комментируя свои размышления для Лиа. Кризис кризисом, а ребенок должен учиться. И лучше пусть учится на практике чужих ошибок, чем на своих собственных, которые она может и не пережить. - По всему выходит, что все-таки какой-то мотив мы не заметили, иначе зачем бы этому человеку потребовалось совершать это самоубийственное покушение? Он ведь не мог не понимать, что даже в случае удачи ему не уйти от возмездия. Тогда зачем? Не нравится мне это. Слишком нелогично и глупо получается. Непонятно, кто за этим стоит. - Хиза повернулась к дочери, внимательно слушавшей ее рассуждения, и коротко приказала: - Остаешься здесь, проконтролируй текущие операции, в случае непредвиденной ситуации свяжись со мной через коммуникатор, а я пойду в тюремный блок и сама допрошу этого ублюдка. - Повернувшись к Тенрану, она хмуро добавила: - Вы идете со мной, мне потребуется человек, который хорошо знает личность этой твари, есть небольшая вероятность того, что кто-нибудь опять воспользовался психокодированием. Не знаю, удастся ли в этом случае восстановить его сознание, но придется попытаться, и ваши сведения тогда будут очень кстати.

– О заявлении пос-с-сла царс-с-ства Hyp я пока говорить не с-с-собираюс-с-сь. - Эфа безразлично наблюдала за обеспокоенным Лентерром, который сразу после скандальной пресс-конференции пригласил ее для обсуждения сложившейся ситуации. Союзники ведь должны поддерживать друг друга. Не так ли? - На данный момент нам ничего не извес-с-стно, и, с-с-сле-довательно, планировать что-либо - это прос-с-сто заниматьс-с-ся гаданием и бес-с-смыс-с-сленно тратить время. Подождем до того момента, пока эс-с-с-бэ царс-с-ства Hyp предс-с-ставит с-с-свои доказательс-с-ства, а потом уже будем решать, что делать дальше.

Императрица равнодушно окинула взглядом кабинет Наследного президента, предназначенный, видимо, для конфиденциальных встреч, и привычно отметила все места, где может скрываться убийца или шпион. Мест оказалось раздражающе много, и Эфа в который раз задала себе вопрос, как Лентерр и его домочадцы выживают при подобном пренебрежении элементарными мерами безопасности. Ведь Лерс в отличие от нее не способен почуять, что во всех нишах, закутках и других удобных схронах нет никого, кроме пауков. Впрочем, вполне возможно, что она просто пристрастна в этом вопросе, поскольку ей категорически не нравится это государство, настолько отличающееся от Империи. Ее Величество терпеть не могла что-либо не понимать, а психологию большинства граждан Объединения свободных планет она не понимала совершенно.

– Я хотела бы поговорить с-с-с вами о другом. - Императрица отчетливо ощутила замешательство и настороженность собеседника и тихо фыркнула под тканью, закрывающей ее лицо. (Наследный президент судорожно прикидывал, что еще может понадобиться нелюди, с которой он вынужден сотрудничать, чтобы спасти свою страну, и которая, к его огромному неудовольствию, прекрасно это понимает.) Эфа просто не могла не оправдать его худшие ожидания. - Вопрос-с-с касс-с-саетс-с-ся С-с-сейнала. В с-с-свете пос-с-следних с-с-событий я с-с-серьезно с-с-сомневаюс-с-сь в с-с-спос-с-собнос-с-сти вашей эс-с-бэ обес-с-спечить его безопас-с-снос-с-сть не только в этой с-с-стране, но даже в этом дворце и поэтому нас-с-стаиваю на том, чтобы будущий принц-конс-с-сорт моей дочери вер-нулс-с-ся вмес-с-сте с-с-с нами в Империю.

– Это невозможно! - (Императрица молча ждала, глядя на побагровевшего от гнева Лентерра, и невольно удивлялась тому, насколько сын все-таки оказался непохож на отца.) - Вы не можете утверждать, что служба безопасности не справляется, только на основании одного покушения, которое к тому же полностью провалилось! В конце концов, в Империи он подвергся куда большей опасности!

Эфа слегка подняла брови, пораженная несдержанностью собеседника и его полной неспособностью анализировать происходящее. Она невозмутимо слушала перечисление опасных ситуаций, с которыми Сейнал столкнулся в Империи, и раздумывала над важными вопросами: неужели человек не понимает, что сам загоняет себя в ловушку (ведь читал же он отчеты своей службы безопасности и оперативников Империи!), или он специально ставит себя в заведомо проигрышную позицию? Но зачем? Какую выгоду он может от этого получить? Пока Императрица не смогла придумать ни одной причины, которая объяснила бы такую странность в поведении президента, и это начинало ее беспокоить. Если она чего-то не понимает, то, соответственно, подготовиться заранее к возможным последствиям не может. Не самое приятное состояние. Оставалось только сделать ответный ход и проверить, насколько ее подозрения верны. Резко выпрямившись и заставив человека отшатнуться от неожиданности, Эфа подчеркнуто бесстрастно заметила:

– Вс-с-се вами перечис-с-сленное с-с-случилос-с-сь с-с-с С-с-сейналом на территории Империи, я с-с-с этим не с-с-спорю, но подобные неприятнос-с-сти с-с-стали возможны только потому, что на родине вы не с-с-смогли обес-с-спечить его безопас-с-снос-с-сть и проигнорировали наличие заговора, который едва не с-с-стоил вашему третьему нас-с-следнику жизни и мне заодно.

– Что?! - Лентерр непонимающе посмотрел на нее и сердито потребовал: - Извольте объяснить, что вы имеете в виду!

– Вы что, не читали доклад с-с-следс-с-ственной группы? Там, ес-с-стес-с-ственно, далеко не вс-с-се, что удалос-с-сь выяс-с-снить моим оперативникам, кое-какие данные были получены только нес-с-сколько час-с-сов назад, но информации дос-с-статочно для того, чтобы прийти к таким же выводам, что и я. - Императрицанесколько мгновений смотрела в глаза собеседника, отчетливо ощущая, что он действительно не понимает ее намеки, и сердито хмыкнула. - Хорошо, коротко объяс-с-сню. Во вс-с-сех с-с-случаях покушений на С-с-сейнала использова-лос-с-сь пс-с-сихокодирование. Инцидент в музее вообще с-с-стал возможен только потому, что вашего нас-с-следника подвергли пс-с-сихообработке, причем в Империи с-с-сделать это было бы попрос-с-сту невозможно, надеюс-с-сь, вы дос-с-статочно знакомы с-с-со с-с-спецификой методики изменения с-с-сознания и не с-с-станете с-с-со мной с-с-спорить. С-с-сейнала подвергли пс-с-сихообработке в вашем дворце, заговор с-с-су-щес-с-ствует уже нес-с-сколько мес-с-сяцев, ес-с-сли не лет. Причем во главе заговора с-с-стоит родс-с-ственник вашей жены либо она с-с-сама, что маловероятно, конечно.

– У вас есть доказательства? - Теперь в голосе президента отчетливо слышалась ярость. - Я прекрасно знаю, что моя жена далеко не образец для подражания, но обвинять ее в заговоре…

– Ну, только кос-с-свенные, для с-с-суда они, конечно, не подойдут, но картина с-с-складываетс-с-ся примечательная.

Эфа протянула собеседнику электронную папку с последними отчетами оперативников ее Службы безопасности. В ней, кроме всего прочего, имелся доклад о проверке информации с датчиков слежения, где особое место было уделено количеству тяжелых, громоздких, хорошо упакованных предметов, ввезенных женой президента на территорию дворца за пару месяцев до официального объявления Сейнала кандидатом в женихи принцессы Империи, а также сообщение о том, что при обследовании помещений дворца, отведенных для проживания семьи президента, ничего сходного по габаритам обнаружено не было. Кроме этого, имелось еще и короткое упоминание о проведенном вскоре после отъезда юноши ремонте, потребовавшем вывоза всевозможного строительного мусора, точнее, закрытых контейнеров, якобы содержавших этот самый мусор, естественно, никем не проверенных. Человек читал внимательно, но Императрица безошибочно угадывала моменты, когда он отказывался верить в прочитанное. На таком близком расстоянии, наедине проникнуть в его мысли и чувства было несложно.

Эфа хмуро констатировала про себя, что, видимо, придется от убеждения и уговоров переходить к открытому давлению, если, конечно, она хочет убрать Сейнала подальше от места, где ему постоянно будет грозить опасность. Откровенно портить отношения с Лентерром не входило в ее планы, между их государствами возникло чересчур много взаимных обязательств, чтобы это было ей выгодно, но и рисковать благополучием своей дочери Ее Величество тоже не собиралась, предстояло каким-то образом совместить эти два взаимоисключающих друг друга требования. Императрица вздохнула и заговорила ровным голосом, с предельно человеческими интонациями:

– Вот как с-с-ситуация видитс-с-ся, с-с-с моей точки зрения. В вашей с-с-стране ес-с-сть влиятельные люди, которым крайне выгодно заменить С-с-сейнала на его младшего брата. Для дос-с-стижения с-с-своих целей они идут на вс-с-се, включая убийс-с-ство инос-с-странного монарха. Заговор с-с-су-щес-с-ствует не меньше года, и при этом ваша С-с-служба безопас-с-снос-с-сти не только не ус-с-странила его, но даже не с-с-смогла выявить его руководителей. На данный момент, по моим с-с-сведениям, в заговоре активное учас-с-стие принимают мачеха С-с-сейнала и ее брат, крайне заинтерес-с-сованные в том, чтобы именно их с-с-сын и племянник с-с-стал в будущем принцем-конс-с-сортом Империи. С-с-ситуация вес-с-сьма неприятная, а главное - опас-с-сная. Меня не интерес-с-сует, как вы решите вопрос-с-с с-с-со с-с-своими черес-с-счур активными родс-с-ственниками, будете ли принимать меры или ос-с-ставите вс-с-се, как ес-с-сть, куда больше меня волнует благополучие парня, ради которого я пошла на множес-с-ство ус-с-ступок и с-с-соглас-с-силас-с-сь учас-с-ствовать в огромном коли-чес-с-стве маловыгодных мне проектов.

Поэтому я нас-с-стаиваю на том, чтобы С-с-сейнал отправилс-с-ся с-с-со мной в Империю и пробыл там по крайней мере до тех пор, пока вы не наведете в с-с-своей с-с-стране порядок и мне не придетс-с-ся больше опас-с-саться, что мальчишку убьют или покалечат в его с-с-собс-с-ственной с-с-спальне. Ес-с-стес-с-ственно, никто не будет его неволить, и, ес-с-сли он пожелает ос-с-статьс-с-ся, я не с-с-стану нас-с-стаивать, но могу с-с-сразу же вас-с-с заверить, что учас-с-стие Империи тыс-с-ся-чи с-с-солнц в делах вашего гос-с-сударс-с-ства и значительная помощь в решении ваших внутренних проблем с-с-станет ос-с-сущес-с-ствлятьс-с-ся только в том с-с-случае, ес-с-сли мальчик будет пригоден для той роли, на которую его избрали. Мертвый или калека он мне не нужен, и, с-с-соответс-с-ственно, вс-с-се наши договореннос-с-сти потеряют с-с-силу.

Эфа говорила, чутко отслеживая реакцию собеседника на ее слова, и молча удивлялась про себя странной вещи, которую она практически в первые мгновения контакта обнаружила в его сознании. Как только человек решил для себя, что причиной ее требования является чисто меркантильный интерес, он сразу успокоился. Императрица не понимала такого отношения к сложившейся ситуации, но вынуждена была признать, что с людьми необходимо разговаривать на их языке, если возникает желание чего-то от них добиться, хотя и тут существовали исключения, но они скорее подтверждали правила. Самое смешное и печальное заключалось в том, что если бы она попыталась убедить наследного президента в своем стремлении защитить Сейнала от возможной опасности и обеспечить ему нормальную жизнь только потому, что этот детеныш ей нравится и она давно уже считает его членом своей семьи (в конце концов, взаимное согласие будущих молодоженов существует, а все остальное - формальности, которые не могут ничего ни убавить, ни прибавить), то Лентерр заподозрил бы ее Саан знает в чем и сделал все возможное, чтобы помешать своему сыну попасть в Империю.

Обнаружив же вполне понятное для себя стремление сохранить целым и невредимым то, на что было потрачено немало средств, президент вполне спокойно обдумывает контраргументы и пытается изобрести способ убедить собеседницу в необходимости уступок. Императрица сердито сморщила нос, вслушиваясь в мысли Наследного президента, и задумчиво констатировала, что люди странные создания: пять минут назад отец всерьез был обеспокоен влиянием инопланетян на разум своего сына, а теперь невозмутимо подсчитывает, какие еще выгоды можно будет извлечь из поездки мальчика в страну, где предположительно ему может угрожать опасность. Впрочем, надо не раздумывать над непоследовательностью человеческого племени, а воспользоваться ситуацией, сердито напомнила себе Императрица и принялась аккуратно подталкивать собеседника к нужному ей решению.

– Конечно, я не буду возражать, ес-с-сли вмес-с-сте с-с-с С-с-сейналом отправятс-с-ся предс-с-ставители с-с-семей Великой тыс-с-сячи в качес-с-стве с-с-сопровождающих.

Эфа практически дословно повторила мысль Лентерра и почувствовала, как человек немного расслабился, уверившись в собственной способности добиться выгодных ему уступок. Императрица криво улыбнулась, констатировав, что, по-видимому, ей какое-то время придется терпеть у себя при дворе соглядатаев будущего родственничка, и задумчиво продолжила, аккуратно подправляя эмоции собеседника в нужную ей сторону и проклиная про себя несовершенство своих паранормальных способностей. Ведь как было бы удобно иметь возможность не просто усилить какую-нибудь из мотиваций человека или прочитать его мысли, а внушить ему все, что требуется, и быть уверенной в том, что это будет исполнено! К сожалению, подобное для нее пока было невозможным и приходилось довольствоваться тем, что есть, например, усилив какие-либо эмоции собеседника, склонить его к нужному решению.

Но при ус-с-словии, что их количес-с-ство и имена будут с-с-со глас-с-сованы с-с-с моей С-с-службой безопас-с-снос-с-сти. Также я полнос-с-стью гарантирую комфортные ус-с-словия жизни для вс-с-сех аристократов, которые пос-с-следуют за вашим третьим нас-с-следником в Империю, и, ес-с-стес-с-ственно, полное обес-с-спечение их нужд. - Императрица усмехнулась про себя, наблюдая за тем, как при ее словах в глазах Лентерра появляется расчетливый огонек, и вкрадчиво продолжила: - С-с-сейнал будет пользоватьс-с-ся вс-с-семи привилегиями принца-конс-с-сорта, и конечно же его безопас-с-снос-с-сть будет обес-с-спечи-ватьс-с-ся телохранителями императорс-с-ской с-с-семьи.

– Я подумаю над вашим предложением. - Президент постарался не выдать голосом обуревающих его чувств, но Эфа поняла, что победила. Человек уже принял решение, придя к выводу, что риск потерять сына вполне уравновешивается возможностью отправить в Империю несколько соглядатаев, которые будут иметь законный доступ ко двору. При этом она отчетливо чувствовала недовольство Сейналом, которое Лентерр испытывал после возвращения своего наследника домой. К тому же близкий контакт с собеседником позволил ей проникнуть в подсознание президента. Неглубоко и ненадолго, но вполне достаточно, чтобы Эфа сердито констатировала, что главной причиной, почему человек так отчаянно боролся против отправки сына в Империю, было банальное самолюбие, задетое мнимым или реальным превосходством этого государства над его собственным.

Да и недоверие к диинам и женщинам императорской семьи объяснялось чувством собственной неполноценности, испытываемым Лентерром при виде существ, более одаренных природой (или учеными), чем он сам. Таким образом, Лерс неосознанно пытался уязвить тех, кого он пусть и безосновательно считал лучше себя, в том числе и сына, внезапно вышедшего из повиновения и осмелившегося самостоятельно принимать решения.

Выяснив все это, Императрица перестала гадать, какие эмоции в душе президента следует усилить, чтобы получить нужное ей решение, и приступила к действию, ничуть не сомневаясь в успехе. Она прекрасно знала, что насколько трудно переломить искреннюю заботу и любовь к близкому человеку при помощи ее паранормальных способностей (сознание сопротивляется до последнего, защищаясь чем угодно, даже самоуничтожается иногда), настолько же легко склонить к нужному поступку существо, считающее, что его в чем-то ущемляют. Требуемого эффекта Эфа добилась в рекордные сроки, теперь оставалось обдумать, какую выгоду она может извлечь из очередной уступки дурацким человеческим обычаям. Как ни странно, получалось, что кое-какую все-таки может. Правда, с мечтами о мести парочке заговорщиков, доставившей ей массу неприятных переживаний, придется распрощаться. Лентерр не простит такой демонстрации силы с ее стороны, усмотрит покушение на собственную власть и авторитет и станет с еще большим энтузиазмом изобретать преграды на пути исполнения ее планов. Что ж, пусть разбирается со своими родственничками самостоятельно, как только она и Эра с Сейналом окажутся в Империи, угрозы эти озабоченные властью аристократы представлять больше не будут.

ГЛАВА 13

Лотан мутным взглядом окинул свои апартаменты, проклиная про себя страсть диинов к большим открытым пространствам, с трудом переставляя ноги, добрался до дивана, как назло установленного в другом конце комнаты, и осторожно сел, стараясь не разбудить спящего у него на руках сына. Следовало признать, что в кои-то веки бывший дипломат, а ныне главный консультант по политическим вопросам и аналитик службы безопасности Империи переоценил свои силы. Несколько суток без сна и практически без еды довели его до крайней степени истощения. И даже удовлетворение от того, что ему не без помощи Лио удалось справиться с невероятным объемом информации и тем самым дать возможность подчиненным своей жены предотвратить энное количество неприятностей, ощущалось как-то нереально, словно сквозь сон. На более живые эмоции у него уже не хватало сил. Уложив ребенка на мягкие подушки, Сел откинулся на спинку и устало прикрыл глаза. Не хотелось ни двигаться, ни даже думать. Все тело ныло, словно его долго и изобретательно колотили всевозможными твердыми предметами, и, что самое неприятное, винить в своем плачевном состоянии было некого. Если не считать, конечно, Саана, который умудрился по недосмотру наделить его слишком большим упрямством, заставляющим его работать даже тогда, когда самым разумным было бы остановиться и позволить другим закончить начатое им дело, что, несомненно, свидетельствовало о крайней безответственности данного представителя божественного пантеона.

Почувствовав какое-то странное движение рядом с собой, Лотан насторожился, рука сама потянулась к оружию, в свете последних событий никакая предосторожность не казалась бывшему дипломату чрезмерной. Но в следующий момент он понял, что только сильная усталость помешала ему своевременно опознать источник неожиданной тревоги. Сонное сопение и внезапно возникшая тяжесть на коленях заставили его мгновенно успокоиться. Сел открыл глаза и не смог сдержать улыбки - Лио, пытаясь во сне устроиться поудобнее, свернулся клубочком и беззастенчиво использовал отца вместо подушки.

Знакомые тихие шаги заставили Лотана поднять голову. Как он и ожидал, в проеме двери стояла его жена со спящей дочерью на руках и с некоторым недоумением разглядывала открывшуюся перед ней картину. Все верно, самые насущные вопросы решены, и Хиза тоже решила немного отдохнуть перед новым раундом борьбы со всей Вселенной. Бывший дипломат сочувственно подумал, что оперативникам, работающим под началом женщины-диина, остается только соболезновать, и покачал головой, представляя, какие нагрузки приходится переносить бедолагам только потому, что его жена по своей любимой привычке забывает о некоторой разнице в выносливости между людьми и диинами. Хиза продолжала озадаченно наблюдать за ним, и у Лотана сложилось стойкое ощущение, что она просто не понимает причины такого эмоционального состояния супруга…

Впрочем, Сел невольно усмехнулся про себя: вполне возможно, что замешательство вызвано совершенно другой причиной, а именно, отсутствием в комнате незанятых предметов мебели, пригодных для использования вместо кровати. Видимо, второе его предположение оказалось верным, поскольку в следующий момент женщина-диин, решительно фыркнув, направилась к дивану стремительным и в то же время плавным шагом, явно пытаясь не разбудить девочку, спокойно спавшую у нее на руках, и аккуратно уложила дочь на свободное пространство, еще оставшееся на этом предмете обстановки. Лиа тут же повторила маневр брата и довольно засопела. Лотан улыбнулся такому единодушию близнецов и перевел вопросительный взгляд на жену, уже успевшую занять свое излюбленное место прямо на ковре возле дивана и теперь с непонятным выражением лица разглядывающую свое семейство.

– Как ты? - едва слышно, чтобы не разбудить детей, спросил бывший дипломат и озабоченно нахмурился, читая в потухших глазах Хизы смертельную усталость. Он не мог скрыть беспокойство, прекрасно понимая, что видимые признаки переутомления появляются у ее народа, лишь когда обычный человек просто умирает от истощения.

– Нормально, жить буду, - тихо проворчала женщина-диин, как всегда оставаясь в курсе его сумбурных размышлений и опасений. - Сейчас я могу позволить себе немного отдохнуть. Все неотложные меры приняты, теперь осталось только ждать ответных действий противников.

– Понятно. - Лотан не мог скрыть улыбки. В этом была вся Хиза, загнать себя и окружающих до последнего предела и удовлетворенно констатировать, что теперь можно и расслабиться до тех пор, пока кто-нибудь не нанесет очередной удар. Экстравагантное представление об отдыхе, но, к сожалению, в Империи единственно совместимое с выживанием. - Лиа, я так понимаю, тебе помогала?

– Да. - Женщина-диин весело сощурилась и перевернулась на спину, чтобы не выгибать шею каждый раз, когда ей взбредет в голову посмотреть мужу в глаза. - Не сомневаюсь, что Лио тоже оказался великолепным помощником. Но кажется, мы с тобой слегка переборщили с нагрузкой. Ты не находишь?

– Мягко сказано. - Лотан улыбнулся, глядя на жену сверху вниз. - В следующий раз нужно быть осторожнее, но, с другой стороны, Лио сильно мне помог при анализе последних событий, кому-нибудь из людей доверить такую информацию я бы не решился, а диины при всех своих положительных качествах до сих пор в человеческих взаимоотношениях плавают, если не сказать грубее.

– Ты прав. Некоторые данные рискованно знать даже самым преданным оперативникам, слишком велико искушение использовать их для собственной выгоды.

Сел молча кивнул, соглашаясь с Хизой, и рассеянно перевел взгляд на стену. В следующий миг он почувствовал, что его глаза принимают форму идеального круга, и спросил сам себя, насколько же нужно было устать за последние дни, чтобы не заметить раньше таких изменений в интерьере. Классическая строгая белизна стен, столь любимая его женой, превратилась в фон для варварских рисунков непонятного содержания, но оч-чень насыщенной цветовой гаммы. Лотан взглянул на пол и ошеломленно заморгал, обнаружив, что, хотя бежевый ковер остался прежним, дорогой паркет тоже пал жертвой неизвестного вредителя и обзавелся абстрактным черно-зеленым узором.

Зрелище в сочетании с разноцветными стенами было поистине незабываемым, и Сел несколько растерянно попытался представить, кому могло понадобиться такое издевательство над нервами окружающих. По всему выходило, что кто-то из его многочисленных врагов нашел новый способ изощренно отомстить, впрочем, эта версия не выдерживала никакой критики, Лотан прекрасно знал всех своих недоброжелателей, никто из них не отличался подобной изобретательностью. Бывший дипломат еще раз задумчиво обозрел своеобразно декорированное помещение и вопросительно воззрился на Хизу, которая вела себя на удивление тихо и вообще явно пыталась не привлекать к себе внимания, что для женщины-диина было, мягко говоря, странным. Почувствовав его взгляд, жена расстроенно прижала уши к голове и жалобно сообщила, не поднимая глаз от пола:

– Я наняла им учителя рисования. И вот…

Лотан несколько секунд рассматривал затылок своей непредсказуемой супруги, пытаясь осознать только что сказанное и оценить жуткие узоры с точки зрения современного искусства, но быстро пришел к выводу, что задача для него непосильна, поэтому просто беззвучно, чтобы ненароком не разбудить детей, рассмеялся и безнадежным тоном заключил:

– Что ж, будем надеяться на благополучный исход этого предприятия, возможно, наши дети все-таки станут известными художниками-дизайнерами. Или ты найдешь способ использовать подобные шедевры для запугивания наших врагов… - Лотан осторожно, чтобы не потревожить близнецов, протянул руку и тихонько подергал жену за кончик печально опущенного уха. - Не переживай. В любом случае им вряд ли удалось найти стойкую краску, все эти художества вполне можно смыть во время обычной уборки. Правда, по этому случаю слугам придется выдать премию, чтобы компенсировать им нервные и физические страдания от пребывания в такой обстановке.

Бывший дипломат не стал указывать своей неподражаемой жене на то, что в некоторых случаях у нее на удивление бездарно получаются попытки скрыть от него истинные причины произошедшего. Он был готов поспорить на что угодно, что идею нанять детям учителя рисования Хизе подал Джелл в своем неуемном стремлении обеспечить своих бывших воспитанников всем самым лучшим. Лотан уже неоднократно сталкивался с результатами его воспитательной деятельности и научился узнавать ее по весьма характерным признакам, главным из которых было полное несоответствие принимаемых мер характеру и наклонностям близнецов, что подчас приводило к непредсказуемым результатам. Нет, Сел ни в коей мере не умалял заслуг старого наставника и признавал, что идея поселить его во дворце как штатного консультанта по вопросам воспитания человеческих детей была более чем удачной, позволив избежать многих неприятностей. По крайней мере, женщине-диину не приходилось ломать голову, чем следует кормить человеческих детенышей и какие вещи им категорически противопоказаны. Но его представления о том, как следует воспитывать наследников его обожаемой хозяйки, в некоторых случаях оказывались источником новых проблем. Вот, например, как сейчас…

– Сами смоют! - Хиза подняла голову и одарила спящих детей многообещающим взглядом. По всей видимости, она не сочла нужным выяснять, о чем задумался муж, или же как обычно решила, что эти размышления на отвлеченные темы ее не касаются, и перешла к более важным вопросам, требующим, по ее мнению, немедленного обсуждения. - В конце концов, не маленькие! Лиа уже просится на оперативную работу, вот пусть и докажет, что она способна нести такую ответственность.

Лотан с тревогой посмотрел на беспечно спящую дочь, все мысли о художествах маленьких разбойников мгновенно вылетели у него из головы. Он уже успел на собственном горьком опыте убедиться в том, что девочка с завидным упорством идет к поставленной цели, и теперь с ужасом представлял себе, сколько новых опасностей будет ей угрожать, если она все-таки добьется своего и уговорит мать взять ее на оперативную работу в Службу безопасности. Хотя, привычно одернул себя Сел, не позволяя разыгравшемуся воображению нарисовать совсем уж устрашающие картины, ребенка ее возраста в подобное подразделение просто не возьмут, а в качестве помощницы Хизы дочь вряд ли будет подвергаться серьезной опасности. Пока не повзрослеет. Если повзрослеет…

Лотан закусил губу, глядя на безмятежно спящих близнецов, он чувствовал, как в душе снова просыпается бессильная ярость, что случалось всякий раз, когда он вспоминал о том, что из-за безумного честолюбия своих предков Лиа и Лио могут погибнуть, так и не дожив до совершеннолетия. Сел сжал зубы, чтобы не застонать вслух от внезапно накатившего отчаяния, он не хотел потерять их и просто не понимал, как это можно ради каких-то абстрактных выгод калечить собственных детей. И какая разница, что Лио за эти дни показал себя незаменимым помощником и блестящим аналитиком во многом благодаря генетическим изменениям, которые его предки кропотливо закрепляли в собственных наследниках путем многовекового селекционного отбора, в конце концов превратившего обычных в общем-то людей в нечто несусветное и относящееся к человеческому роду только по названию. Лотан, не задумываясь, согласился бы, чтобы вместо юного гения анализа и боевых искусств у него был обычный сын, который не рисковал бы в один прекрасный момент умереть от непонятных нарушений в организме и мог бы спокойно завести ребенка от любимой женщины, не оглядываясь на совместимость их ДНК. Но, к сожалению, подобное оставалось для него несбыточной мечтой…

– Не переживай. - Хиза поднялась с пола, обошла диван, каким-то чудом не задев крыльями небольшой письменный столик, являющийся единственным, помимо подставки для оружия, предметом интерьера, и обняла мужа за плечи, уткнувшись носом ему в шею. - При нашем последнем разговоре Тальза сообщила мне, что нашла записи методики воспитания таких, как наши, детей и парочку подобных им человеческих детенышей, пригодных для опробования этих методов обучения на практике.

– Как? - Села так сильно поразило это выданное, как обычно, безразличным тоном сообщение, что он попытался встать с дивана и развернуться к жене, забыв о спящих у него на коленях детях. Но, к счастью, женщина-диин прекрасно знала, какую реакцию ей следует ожидать на свое заявление, и успела ему помешать. Лотан осторожно передернул плечами, освобождаясь от железной хватки Хизы, и уже гораздо спокойнее произнес, настороженно косясь на безмятежно улыбающихся во сне близнецов, которых, слава Саану, не потревожили его неуместные выкрики и метания: - Расскажи подробнее.

– А тут и рассказывать-то особо нечего. - Женщина-диин пристально посмотрела на детей, убедилась в том, что они действительно спят, а не используют специфические уловки, которым она сама их недавно обучала, чтобы подслушать разговор, для них не предназначенный, и тихо заговорила, наклонясь к самому уху Лотана: - Тальза случайно наткнулась на одного из измененных прямо на площади перед дворцом наследного президента. Они как раз выехали на поиски Эфы и Эры, когда совершенно неожиданно мать ощутила знакомое ментальное излучение. Поскольку она близко общалась с нашими детьми, помогая разрабатывать для них программу тренировки, то, естественно, не могла ошибиться. Тальза уже приготовилась обшарить всю прилегающую к дворцу территорию в поисках нужного человека, но этого не потребовалось, у бродяжки прямо там, на площади, случился приступ судорог, оставалось только подобрать ее, снять обострение, а потом как следует расспросить.

– Да, всего лишь. - Сел не смог сдержать улыбку облегчения, он и не ожидал, что эта история с генетическими корректировками и наследственными патологиями закончится таким образом. - Я так понимаю, у бродяжки оказались живые родственники, которые что-то знали о том, какие опыты проводились в их семье?

– Нет. - Женщина-диин едва слышно насмешливо фыркнула и, положив подбородок мужу на плечо, с какой-то непонятной горечью произнесла: - У них с братом не было никакой информации о том, кто они и что из себя представляют, но зато были записи о методике необходимых тренировок, которые невозможно было прочитать в трущобах и которые без проблем расшифровали во дворце президента наши специалисты. История этих детей в чем-то еще хуже, чем та, что случилась с Лио и Лиа. Они вообще оказались предоставлены самим себе, никто не занимался их обучением, и это при том, что изменения у них проявляются гораздо сильнее, чем у наших детей, и дело не только в возрасте найденышей.

– Да? - Лотан с беспокойством покосился на напряженно прищурившуюся жену, которая явно обдумывала, как бы помягче сообщить ему что-то неприятное, и решительно произнес: - Я хочу знать все подробности, в конце концов, это мои дети, и я за них отвечаю.

Он ожидал от Хизы традиционных возражений и ссылки на обычаи диинов, но, к его удивлению, она не стала с ним спорить. Это было так непохоже на его супругу, что Сел почувствовал, как беспокойство в его душе сменяется откровенным страхом. Он слишком хорошо знал свою жену и прекрасно понимал: чтобы заставить ее отойти от обычной манеры поведения, должно случиться что-то совсем уж экстраординарное. Причем далеко не положительного свойства. Женщина-диин несколько мгновений рассматривала разрисованную варварскими узорами стену с таким видом, словно от того, догадается ли она о тайном смысле этой мазни или нет, по меньшей мере зависела ее жизнь, и подчеркнуто нейтральным голосом начала:

– Дело об уничтожении семьи твоей жены сложное и до сих пор засекречено, поэтому я не уверена в полной достоверности своих сведений, но картина складывается примерно такая. Несколько очень влиятельных Великих семей усмотрели в экспериментах, проводимых в клане Тилины, угрозу для своего положения и благополучия, результатом стало планомерное уничтожение всех взрослых членов семьи. Отец твоей любовницы погиб первым, возможно, его использовали как объект для тренировки и выяснения наличия специфических особенностей, присущих людям, подвергшимся изменениям. Поскольку он никогда не обладал особо выраженными способностями и по меркам своего клана был практически бесполезен с точки зрения улучшения породы, то его гибель никого особо не заинтересовала и не насторожила. К тому же он был женат на обычной женщине из другой семьи, что иногда практиковалось, для того чтобы не допустить вырождения из-за близкородственного скрещивания. Кстати сказать, это был единственный подобный брак за предшествующие истреблению сорок лет, который принес жизнеспособное потомство.

Подозреваю, что эти горе-экспериментаторы и сами не догадывались о том, насколько далеко они зашли в своих попытках улучшить человеческую породу. По крайней мере в последних поколениях у них не было никого, кто получил хотя бы обычное медицинское образование, не говоря уже о генетике. Результат подобной беспечности не заставил себя ждать. Членов этого клана уже можно было назвать людьми только с большой натяжкой, и многие их особенности представляли проблему, прежде всего для них самих. Тилина родилась с очень слабо выраженными способностями, и поэтому никто не занимался ее обучением с раннего детства, как это обычно практиковалось, видимо, решили подождать, пока она повзрослеет, поскольку для нее промедление с началом тренировок не могло иметь серьезных последствий. Скорее всего это ее и спасло. Когда, убедившись в том, что члена проблемного клана можно убить, не привлекая особого внимания общественности и службы безопасности президента (то есть эксперимент проводится не под его контролем, а сам по себе), Великие семьи принялись планомерно уничтожать измененных, они в первую очередь убивали взрослых хорошо обученных противников, оставив детей и малоодаренных на потом.

– Ты хочешь сказать, что Тилину спасло то, что ее возможности были очень слабо выражены и она не прошла в детстве требуемого обучения? - Лотан в задумчивости потер подбородок. - И почему тогда у детей способности оказались гораздо сильнее? Ведь не может же быть скачкообразного увеличения каких-либо наследственных изменений без внешнего вмешательства, или я чего-то не понимаю?

– Лио и Лиа кажутся сильными по сравнению с их матерью, но, судя по записям, которые недавно попали нам в руки, они по уровню своих способностей не превосходят средних представителей своей семьи. Найденыши гораздо одареннее, только, к сожалению, некоторые черты характера, приобретенные ими в трущобах, не позволяют нам использовать их возможности в полном объеме, чересчур это рискованно. - Хиза недовольно прижала уши к голове. - А что касается несоответствия уровня близнецов уровню Тилины, то тут все просто: твои гены сыграли роль катализатора и привели к тому, что изначальные изменения проявились более ярко, вот и все.

– Понятно. - Сел поморщился, констатировав, что все-таки его выводы оказались верными и это он виноват в неприятностях, постигших его детей. Стараясь скрыть свои переживания от жены, которая несколько неадекватно реагировала каждый раз, когда речь заходила о степени его виновности в случившемся, он поспешил задать нейтральный вопрос: - Интересно, почему они позволили Тилине остаться в живых? Было бы логичнее уничтожить проблемный клан полностью.

– Не сочли ее угрозой. - Женщина-диин досадливо фыркнула, но больше ничем не показала, что, как всегда, в курсе всех его переживаний. - Задержка с обучением привела к тому, что, когда оно потребовалось, всем стало уже не до нее, основной задачей было теперь выживание рода, а не отдельных, тем более практически бесперспективных его членов. К тому же ее мать, которую она считала погибшей, когда девочке было три года, попросту бросила дочь на своих родственников, не знающих об особенностях ребенка, и не вспоминала о ней до самой своей смерти, причины которой постарались замять, чтобы не запятнать честь семьи. В результате получилось, что стороны конфликта, озабоченные глобальными проблемами, просто упустили из виду ребенка, не представлявшего, с одной стороны, особой угрозы, а с другой - какой-либо ценности. О ней вспомнили только тогда, когда комиссия по наследству начала изучать генеалогическое древо семьи в поисках оставшихся в живых наследников. Что и спасло ей жизнь. Полагаю, кто-то из руководивших уничтожением ее рода просто решил, что ее смерть привлечет излишнее внимание и может принести неизмеримо больше проблем, чем существование одного ребенка с возможными изменениями в геноме, необученного и, соответственно, обреченного на скорую гибель.

– Н-да, возможно. - Лотан вздохнул, бегло проанализировал полученную информацию, пришел к выводу, что обсуждение прошлого далеко не так актуально, как вопрос о будущем его детей, и сменил тему: - Что ты собираешься делать теперь?

– Возродить эту семью под видом новой школы для оперативников Службы безопасности.

Сел сначала не понял, о чем говорит его жена, а когда до него дошло, к чему она клонит, лишь огромным усилием воли смог удержаться от того, чтобы не вскочить и не стукнуть сумасшедшую диин чем-нибудь тяжелым. Вместо этого он яростным шепотом высказал все, что он о ней думает, не стесняясь в выражениях и сравнениях. К его удивлению, Хиза выслушала его прочувствованный монолог совершенно спокойно, ни разу его не прервав, и неожиданно тоскливо произнесла:

– Ты думаешь, я сама не понимаю, как это отвратительно? - (Лотан замер, проглотив новую тираду о ее моральном облике и моральном облике всех диинов, и внезапно осознал, что его женой движет отнюдь не желание заполучить в свое распоряжение большое количество бойцов, намного превосходящих средний человеческий уровень, и аналитиков, способных прогнозировать события, которые находятся еще на зачаточной стадии своего развития.) - Я просто не вижу другого способа дать нашим детям более или менее полноценную жизнь.

Сел тихо вдохнул, внезапно поняв, что задумала его жена. План был жестокий и, как и все задумки диинов, преследовал как минимум две цели, но действительно являлся способом обеспечить его детям относительно нормальное будущее. Они будут первыми представителями нового вида, а найденыши, о которых говорила Хиза, станут источником генетического материала и подходящим объектом для опробования новой методики тренировок. Лотан поморщился, кроме всего прочего, это означает рождение нескольких десятков младенцев с искусственно созданными ДНК в нарушение международных договоров. С другой стороны, лично ему было глубоко безразлично требование каких-то доисторических творений давно умерших законодателей, если оно угрожало благополучию его детей. Он сделает все от него зависящее, и противозаконность подобных действий его не остановит!

Вот только насколько выполним этот план? Бывший дипломат, а ныне ведущий аналитик службы безопасности Империи решительно отбросил ненужные в данный момент эмоции и принялся детально рассматривать ситуацию, стремясь найти возможные недочеты или ошибки. Итак, вполне логично, что, если детям будет дана возможность находиться среди себе подобных, пусть и младших по возрасту, это значительно снизит вероятность появления огромного количества психических отклонений на почве их несхожести с окружающими, к чему в будущем добавится проблема поиска подходящего супруга, поскольку жизнеспособное потомство у них может быть далеко не от каждого человека. К тому же их отличие от нормальных человеческих существ уже не будет так бросаться в глаза. Если, к примеру, объявить о новой школе для подготовки оперативников Службы безопасности с детства, никто в Империи даже не удивится, не говоря уже о том, чтобы заподозрить, что у ее выпускников генетические изменения в организме. Все спишут на методики тренировки диинов. А это означает более или менее спокойную жизнь под защитой Императрицы, которая не станет разбрасываться подобными специалистами без очень серьезных на то причин. Но сможет ли Хиза восстановить семью, ведь доступных носителей измененных генов осталось удручающе мало - считая его, всего пять человек…

– Этого достаточно. - Его жена, как обычно, находясь в курсе всех его сомнений и размышлений, решила внести ясность. - В древности люди умудрялись восстанавливать виды, насчитывающие около тридцати особей, а с того времени наука шагнула далеко вперед. Естественно, некоторые дети будут гораздо слабее остальных, поскольку придется использовать генетический материал обычных людей там, где это возможно, но в итоге генофонд должен получиться достаточно разнообразный, чтобы при наличии контроля со стороны опытного генетика исключить вероятность вырождения.

И ты прав касательно того, что такие люди будут очень нужны Империи, я бы, например, была не против в недалеком будущем набрать из них всю Службу безопасности, по крайней мере оперативников и аналитиков точно, а то диинов по объективным причинам не всегда удается использовать, люди же некомпетентны - сплошные проблемы. Будущее наших детей будет обеспечено, а насчет того, что я не оставляю им выбора… - Хиза сердито оскалилась и резко спросила: - Ты еще не заметил, что они сами инстинктивно тянутся к тому роду деятельности, где могут наилучшим образом себя реализовать? Или ты полагаешь, что будет лучше пустить все на самотек? Знаешь, даже я могу спрогнозировать в этом случае результат: возможно, мы сможем обеспечить появление внуков и обучить их должным образом, но они уже с семидесятипроцентной долей вероятности будут бесплодны из-за отсутствия подходящего партнера, поскольку все окажутся близкими родственниками, а дальше - просто вымирание. Ты этого хочешь для своих потомков?

– Нет. - Лотан грустно улыбнулся и поглядел на спящих детей, даже не подозревающих, что их судьбу уже решили за них и теперь в лаборатории Хальзара будут созданы другие, гены которых тщательно подберут таким образом, чтобы получить как можно больше различных комбинаций, исключив возникновение наследственных нарушений, а затем обучат… - Только вот я теперь думаю, чем мы лучше тех ублюдков, которые заварили всю эту кашу?

– Ничем. - Женщина-диин резко выпрямилась и отошла к окну. (Сел видел, как нервно подрагивают ее крылья, словно она с трудом сдерживает бешенство. Он не сомневался, что это решение далось его жене нелегко. И будь у нее хоть какая-то возможность избежать его, она бы непременно ею воспользовалась.) - Если ты предложишь другой вариант, я с радостью рассмотрю его, но пока единственный шанс хоть как-то исправить то, что натворили их предки, это уподобиться им.

Лотан вздохнул, признавая ее правоту, и молча прикрыл глаза. Усталость, отошедшая во время разговора на второй план, навалилась на него с новой силой, и теперь человек с трудом удерживался от того, чтобы не уснуть сидя, прямо на диване. Хиза, почувствовав его состояние, оторвалась от изучения пейзажа за окном и, досадливо ворча по поводу хлипкости рода человеческого, занялась текущей проблемой, а именно размещением своего усталого семейства по спальням с целью обеспечения им полноценного отдыха. Сел лениво наблюдал за тем, как его жена, ловко подхватив одного из близнецов, исчезает в детской, вяло удивляясь ее выносливости. Как она возвращалась за вторым ребенком, он уже не увидел, наконец провалившись в глубокий сон без сновидений.

Дворец наследного президента Объединения свободных планет больше всего напоминал растревоженное гнездо каких-нибудь насекомых. Эра, устроившись на балюстраде балкона, с удовольствием наблюдала за лихорадочной суетой внизу, одновременно краем глаза следя за перемещениями Сейнала по его собственным апартаментам. Парень пребывал в эйфории оттого, что возвращается в Империю, и на радостях взялся за очередной портрет своей невесты. Теперь он с отсутствующим видом шатался по комнатам в поисках каких-то художественных принадлежностей и не обращал никакого внимания на Киирна и Эру, которые за ним с любопытством наблюдали. Что, впрочем, было и к лучшему. Девушка лениво потянулась, проигнорировав очередную волну криков и суеты внизу, и стала перебирать в уме все необходимые для беспроблемного путешествия меры предосторожности, одновременно решая, каким образом удобнее будет по возвращении в Империю избавиться от внушительной толпы местных аристократов, навязанных Сейналу в качестве свиты. По всему выходило, что повозиться с этим неожиданным довеском придется немало, и Эра пыталась угадать, чем руководствовалась ее мать, соглашаясь на такое количество потенциальных шпионов, если уж все равно вынуждена была использовать для убеждения президента свои паранормальные способности.

Неужели Лентерр поверил в собственную выдумку, будто диины оказывают на его наследника чрезмерное влияние? Но как от подобного может обезопасить присутствие посторонних людей, которым Сейнал, как она уже успела убедиться, категорически не доверяет? Или Императрица решила просто извлечь из ситуации дополнительную выгоду? Интересно какую?

– Эра! - (Голос юноши заставил ее встрепенуться и вопросительно воззриться на появившегося в дверном проеме чем-то до крайности возмущенного жениха.) - Прекрати эпатировать придворных и гвардейцев своими оригинальными взглядами на то, какое место может быть подходящим для отдыха имперской принцессы, и помоги мне разобраться с этой ерундой!

Девушка пожала плечами, никак не реагируя на едкую тираду Сейнала, и приняла сидячее положение. Ее откровенно радовало, что жених наконец-то перестал маяться дурью и теперь без стеснения обращался к ней за помощью в любой ситуации, с которой не мог справиться сам, будь это упрямо не разбирающийся мольберт или внезапно напавшие убийцы. Хотя покушений, по счастью, в последние несколько суток не случалось. Эра склонила голову к плечу, наблюдая за тем, как юноша пытается испепелить ее взглядом, убеждается, что это, к сожалению, невыполнимо, и решительно направляется к ней, видимо, решив попробовать физическое воздействие. Принцесса не стала дожидаться, пока Сейнал попробует стянуть ее с балюстрады силой, поскольку почему-то считает, что лежать на плоской декоративной мраморной плите, которая играет роль перил, опасно для жизни. И это несмотря на то что ширина этого элемента декора не менее полуметра, а балкон находится на высоте всего лишь четвертого этажа!

Впрочем, спорить по пустякам со своим излишне осторожным женихом Эра не собиралась. Поэтому безропотно покинула свое место отдыха, основным достоинством которого были солнечные лучи, нагревающие его до температуры, которую люди считали невыносимой, а она сама комфортной, и безмятежно поинтересовалась у сердито взирающего на нее Сейнала:

– Какая именно ерунда тебя так раздражает?

Юноша гневно фыркнул, демонстрируя свое отношение к ее выходкам, и резким жестом предложил ей войти внутрь. Эра повиновалась, задумчиво разглядывая учиненный в комнатах разгром, который красноречиво свидетельствовал о том, что и покои наследника не миновала всеобщая лихорадка поспешных сборов. Хотя принцесса так до сих пор и не поняла, что именно необходимо было упаковать людям, если они сочли выделенные на подготовку к поездке сутки слишком маленьким промежутком времени. Лично она управилась за час, самостоятельно уложив в выделенные ей ящики оружие и пару смен одежды, у ее матери сборы заняли чуть больше времени, поскольку она вынужденабыла еще решить вопрос, куда сунуть несколько электронных папок с важными соглашениями и другой секретной информацией. Все остальное время они с откровенным недоумением следили за бегающими туда-сюда людьми, которые почему-то никак не успевали собрать все им необходимое. Хотя, судя по тому, что Сейнал тоже самоустранился от лихорадочных сборов, ему это все-таки удалось.

Не обращая внимания на ее задумчивость, юноша окинул взглядом комнату, словно пытался вспомнить, где что находится, и решительно направился к неприметному стулу в углу у двери, который давно уже вызывал у Эры здоровое недоумение своим предназначением. Сидеть на этом предмете мебели было просто невозможно для каждого более или менее крупного существа, поскольку любой, кто осмелился бы использовать его таким образом, рисковал получить открывающейся створкой в лоб, когда кто-нибудь решил бы войти в помещение. Теперь принцесса пришла к выводу, что одной загадкой стало меньше: оказывается, Сейнал счел стул наиболее подходящим для того чтобы складывать на него электронные папки, на которых были записаны сообщения, чем-то его не устроившие.

Вот и сейчас он взял с него очередной носитель информации официального вида и бросил ей, ничуть не смущаясь тем, что она находилась в другом конце комнаты. Эра сочла подобные действия приглашением ознакомиться с содержащимися в папке данными и, без труда подхватив ее раньше, чем она соприкоснулась с полом, включила воспроизведение. Принцесса прочитала сообщение несколько раз, пытаясь понять, что в нем могло так рассердить Сейнала, но была вынуждена признать свою полную неспособность разобраться с, казалось бы, вполне простой ситуацией. Действительно, чем список его сопровождающих мог до такой степени вывести из себя ее жениха? Может быть, ему не нравится одна из кандидатур? Других сообщений в папке не было, и приходилось признать, что ее вывод наиболее вероятен, но почему столько эмоций? Ведь никто, в конце концов, не может заставить наследника президента и будущего принца-консорта общаться с неприятным ему человеком. Какая разница, кто поедет? Задумавшись, последний вопрос она произнесла вслух и тут же выяснила о себе много нового и интересного. И не только о себе. Оказалось, что причина ярости Сейнала в самом количестве сопровождающих, которое, по его мнению, свидетельствует о том, что отец по-прежнему относится к нему как к несмышленому ребенку.

Эра слушала его предельно внимательно, ни разу не перебив; одновременно, используя свои паранормальные способности, она отправила Киирну строгое предупреждение на случай, если вредный диин решит высказаться по поводу происходящего в своей излюбленной манере, тем самым окончательно расстроив ее жениха. Киирн предупреждению внял и ограничился выразительно приподнятыми бровями, а принцесса внезапно заметила в списке кое-что ее заинтересовавшее. Прочитав нужную строчку еще раз и убедившись, что она не ошиблась, Эра бесцеремонно прервала Сейнала на середине очередного прочувствованного монолога по поводу того, кем на самом деле является его отец, и предельно серьезно заявила:

– В этом виноват не твой отец. - И она коротко вздохнула: на что только не пойдешь ради душевного спокойствия дорогого тебе человека! Впрочем, то, что она собиралась сказать, было правдой, ну, почти правдой. Дождавшись, пока юноша обратит на нее внимание, девушка рассудительно добавила: - Дело в том, что матери требовалос-с-сь под любым предлогом заманить в Империю одного из этих людей. Поэтому и пришлос-с-сь выдумать вс-с-сю это глупос-с-сть с-с-с с-с-сопровождающими и позаботитьс-с-ся об их большом количес-с-стве.

– Н-да… И почему? - Сейнал отобрал у нее папку, внимательно прочитал указанное имя и подозрительно спросил: - Зачем же этот Тзор понадобился ее величеству? Не самая влиятельная семья, да и сам он ничего особенного из себя не представляет.

– Кое-что вс-с-се-таки предс-с-ставляет. - Принцесса улыбнулась наивной попытке своего жениха поймать ее на вранье и тут же холодно оскалилась, демонстрируя свое отношение к предмету разговора. - Этот человек виновен в гибели матери детей Лотана. Он организовал якобы нес-с-счас-с-стный с-с-слу-чай с-с-с флаером, на котором она летела с-с-со с-с-своей с-с-се-мьей. А затем отправил близнецов с-с-самым дешевым кораблем в Империю, даже не позаботившис-с-сь о том, чтобы им оказали нормальную медицинс-с-скую помощь, Лио из-за этого чуть не умер. Хиза поклялас-с-сь убить его, но пока не может покинуть Тронный мир в с-с-связи с некоторыми проблемами, о которых я не могу говорить.

Поэтому мать и попрос-с-сила твоего отца отправить прес-с-ступника в Империю, так с-с-сказать, в виде дру-жес-с-ской ус-с-слуги. Но с-с-сделай он это прос-с-сто так, то очень бросалис-с-сь бы в глаза с-с-страннос-с-сти с-с-ситуации, с-с-сам понимаешь - по приказу президента глава одной из С-с-семей отправилс-с-ся в другое гос-с-сударс-с-ство и там погиб, не очень крас-с-сиво получаетс-с-ся. Кто-нибудь из оппозиции обязательно попытаетс-с-ся обвинить твоего отца в преднамеренном убийс-с-стве неугодного арис-с-стократа, что даже главе гос-с-сударс-с-ства может дос-с-ставить проблемы, ос-с-собенно у вас-с-с, в Империи-то подобное вос-с-спримут как с-с-само с-с-собой разумеющеес-с-я. Поэтому был придуман вариант с-с-с с-с-сопровождающими в качес-с-стве прикрытия. Вроде бы отобрали с-с-самых дос-с-стойных, а потом один из них с-с-случайно отправилс-с-ся на вс-с-стречу с-с-с С-с-сааном, вс-с-сякое бывает, ос-с-собенно в чужой с-с-стране, и обвинить твоего отца и мою мать вроде бы не в чем.

Сейнал медленно кивнул, припомнив Хизу и соотнеся рассказ принцессы с тем немногим, что ему было известно о главе имперской Службы безопасности. Эра, без труда считав его размышления и сомнения по поводу достоверности полученной информации и причины возможного искажения данных с ее стороны, завершившиеся выводом о почти стопроцентной вероятности того, что ему говорят практически всю правду, с удовлетворением отметила про себя, что пока еще ее жених не научился определять, где причина, а где следствие, тем самым давая окружающим возможность слегка искажать факты для сохранения его душевного равновесия. Ну не говорить же в самом деле, что его отец, одержимый завистью к более удачливым соседям и вообще людям и не только им, одаренным Сааном в большей степени, чем он сам, упорно пытался испортить всем жизнь. При этом даже самому себе не признаваясь в истинных причинах своего желания. И согласился отпустить сына в Империю только в сопровождении многочисленной свиты, полагая, что таким образом он в достаточной мере напакостит всем заинтересованным сторонам.

Сочтя миссию по возращению своему жениху хорошего настроения успешно выполненной, Эра перешла к вопросу, который интересовал ее вот уже несколько часов, потраченных ею на наблюдение за сборами своего будущего мужа, точнее, за отсутствием таковых.

– Ты почему ничего не упаковываешь? - Принцесса демонстративно навострила уши, с ехидным интересом глядя на опешившего от такой стремительной смены темы Сейнала. - Передумал и решил ос-с-статьс-с-ся дома?

– Вот еще! - Юноша возмущенно фыркнул и отвернулся, недвусмысленно выражая свое отношение к подобным предположениям. - Все, что мне действительно необходимо, уже собрано, а остальное вполне можно найти и в императорском дворце.

– Интерес-с-сный подход. - Эру тут же заинтересовало, что же ее жених считает для себя необходимым, а что рассчитывает найти в Империи. Вопрос был далеко не праздный, поскольку именно ей потом предстояло обеспечить наличие требуемых предметов в пределах досягаемости Сейнала. Так что следовало заранее выяснить список возможных просьб с его стороны. - И что же ты с-с-собрал?

– Вот это. - Сейнал махнул рукой в сторону небольшой кучи вещей, возвышающейся на его кровати, которая по сумасшедшему местному обычаю была прекрасно видна от входной двери, хоть и находилась в другом помещении (вот уж поистине мечта заговорщика, даже пробираться в глубь покоев не требуется, достаточно использовать что-нибудь метательное и смертоносное, а потом спокойно прикрыть дверь и идти по своим делам). Но принцессу удивило не место расположения собранных вещей, а их количество. Прикинув примерный объем сумок и коробок, она пришла к слегка ошеломившему ее выводу: ее жених умудрился взять с собой только свои кисти, мольберт и прочие необходимые ему для рисования предметы. Ну, может быть, еще пару смен одежды и все!

– Ты ос-с-ставляешь здес-с-сь вс-с-сю с-с-свою библиотеку? - Эра вопросительно взглянула на Сейнала, который в сотый раз задумчиво обходил комнату, словно хотел найти в знакомом с детства помещении что-то для него новое. - И с-с-свою коллекцию?

Юноша обернулся, и принцесса отчетливо ощутила исходящую от него едкую самоиронию. Ей стало не по себе от интенсивности чувств, испытываемых ее женихом, неужели он не понимает, что ему достаточно только пожелать, и все дорогие его высочеству вещи будут тут же упакованы и отправлены на один из кораблей эскорта? Откуда такая боль? Она уже открыла рот, чтобы объяснить Сейналу ситуацию и предложить свою помощь в быстром отборе того, что он хочет взять с собой, когда юноша насмешливо произнес:

– Эра, ты что, не знаешь, что у меня нет своей библиотеки и тем более своей коллекции? Все, что ты тут видишь, по нашим законам принадлежит президенту и соответственно его первому наследнику. У третьего наследника просто нет средств, достаточных для того чтобы собрать достойную библиотеку или коллекцию. Все произведения, которые ты видишь у меня в комнате, всего лишь дешевые копии известных шедевров. Их можно купить в любой лавке, торгующей сувенирами. Нет смысла тащить в такую даль подобный мусор, не имеющий никакой реальной ценности.

– При чем здес-с-сь их цена? - Принцесса презрительно хмыкнула, отметая совершенно несостоятельный, с ее точки зрения, аргумент. - Ес-с-сли эти вещи дороги тебе, значит, с-с-сле-дует взять их с-с-с с-с-собой, какая разница, с-с-сколько они с-с-стоят? Мать, например, до с-с-сих пор хранит меч, которым с-с-собиралас-с-сь убить отца, когда они в первый раз вс-с-стре-тилис-с-сь, а эта железяка не более чем обычный клинок, ис-с-спользуемый телохранителями по вс-с-сей Империи… ну, может быть, чуть лучшего качес-с-ства. Тут главное не цена предмета, а память, которую он с-с-с с-с-собой нес-с-сет.

Юноша моргнул, несколько ошарашенный приведенным сравнением, привычно напомнил себе, что его невеста при всех ее положительных качествах не человек и некоторые нюансы человеческого поведения просто не понимает, а затем серьезно задумался над тем, что же из его коллекции ему действительно дорого, а без чего он вполне обойдется. Через несколько мгновений Сейнал с тоской констатировал, что дорого ему все до последней безделушки и расставаться с ними категорически не хочется. А Эра, сделавшая точно такой же вывод, но потратившая гораздо меньше времени на попытки его опровергнуть, давно перешла к активным действиям. Когда ее жених открыл рот для того чтобы сообщить о необходимости упаковать всю его коллекцию, диин уже аккуратно складывал безделушки в добытые им (судя по прочувствованным крикам и пожеланиям вору провалиться прямиком в преисподнюю Саана, доносившимся в открытое окно) у кого-то из спешно собирающихся дворян коробки, а она сама рыскала по шкафам в поисках чего-нибудь пригодного для использования в качестве противоударных прослоек.

Что, кстати, не мешало ей активно выяснять у слегка опешившего от такой оперативности жениха, что же все-таки им делать с библиотекой? Впрочем, довольно быстро все договаривающиеся стороны пришли к выводу, что реквизирование книг из дворцового хранилища может быть вполне классифицировано местными стражами порядка как хищение государственной собственности, поскольку все они числятся в официальных бумагах не иначе как вещи, принадлежащие Объединению свободных планет. Эта особенность местного законодательства надолго поставила принцессу в тупик, представить себе, как что-то не только неживое, но еще вдобавок ко всему не относящееся к материальному миру может чем-то владеть, было выше ее сил. И заставило серьезно задуматься над тем, как в таком случае обиженные чем-либо люди мстят обидчику, если им по недосмотру Саана оказывается такой неудобный объект, как государство.

В конце концов общими усилиями (вмешался даже Киирн) было решено, что, во-первых, в Империи все гораздо разумнее устроено, поскольку за любые оскорбления либо убытки можно всегда спросить с того, кто их нанес или отдал приказ их нанести, то есть с простолюдина, аристократа либо самой Императрицы, если хватит смелости, не опасаясь, что виновный заявит, будто бы выполнял распоряжения государства, и переадресует все претензии к нему. А во-вторых, нет смысла тащить с собой то, что совершенно спокойно можно найти в Императорской библиотеке. Рейт, тоже любивший коротать время за книгой, следил за тем, чтобы новинки оказывались в книгохранилище дворца в первую очередь. Да и Эфа всегда предпочитала быть в курсе всех новейших разработок в сфере дипломатии, военного дела и разведки, хотя труды по этим вопросам выходили, к ее огромному сожалению, гораздо реже, чем монографии по экономике и современным способам ведения сельского хозяйства.

ГЛАВА 14

Эфа была в бешенстве, а единственное существо, способное ее успокоить в таком состоянии, как назло, до сих пор находилось в биорегенераторе, и Хальзар категорически отказывался выпустить его оттуда раньше установленного срока, пусть и всего на несколько часов. Всем обитателям дворца оставалось только проклинать шутку Саана, не пожелавшего задержать возвращение Ее Величества на такой мизерный промежуток времени, и капитанов имперского флота, компетентно выполнивших приказ: доставить Императрицу в Тронный мир как можно скорее. И по возможности не попадаться Ее Величеству на глаза. Эра торопливо утащила ошарашенного буйством будущей тещи Сейнала в свои апартаменты, справедливо рассудив, что испытывать нежную человеческую психику подобным зрелищем без крайней на то нужды не следует. Прислуга и придворные старательно изображали привидений, а Служба безопасности, точнее, человеческая ее часть в полном составе, испарилась в неизвестном направлении, наглядно доказывая свою компетентность в решении некоторых из возложенных на нее задач.

Императрица не обращала внимания на панику своих подданных, гораздо больше озабоченная состоянием Рейта, чем сердечным приступом у какого-то случайно попавшегося ей на дороге маркиза. К тому же ее оч-чень интересовало, как подобное вообще могло произойти, и на этот вопрос ей скоро должна была ответить глава Службы безопасности, допустившей такой прокол в своей работе.

Эфа снова прошлась по летней беседке, в которой предпочитала решать дела, если у нее появлялась такая возможность, и досадливо спихнула некстати прилетевшего джакора с головы одной из статуй, предназначенных древними мастерами для украшения этого места летнего отдыха императорской семьи. Обиженная подобным пренебрежением к себе рептилия с противным воем умчалась куда-то в глубь парка, а Императрица, не оборачиваясь, прорычала, обращаясь к беззвучно проскользнувшей в беседку Хизе:

– Как ты могла допус-с-стить такое!

Женщина-диин бесстрашно встретила ее яростный взгляд и, тихо вздохнув, ответила:

– Я виновата, не просчитала такой вариант развития событий. - Глава Службы безопасности мягким, по привычке бесшумным шагом прошла в глубь беседки и, удостоверившись, что ее не видно снаружи, сняла платок, обычно скрывающий ее лицо. - Если честно, я до сих пор не могу поверить в то, что вся эта история - реально произошедшие события, а не выдумка какого-нибудь модного сценариста, отчаявшегося изобрести сюжет для новой голопостановки.

Эфа настороженно смотрела на свою подругу, не решаясь прервать ее монолог. То, что Хиза вдруг начала сомневаться в реальности происходящего, было очень плохим симптомом, поскольку всем более или менее знакомым с диинами разумным существам было доподлинно известно, что крылатые нелюди только тогда не способны отделить факты от лжи, когда не видят смысла ни в тех, ни в других. Что же такое послужило причиной, казалось бы, рядового покушения, если женщина-диин после всех проверок и допросов не уверена в истинности мотива преступления?

Императрица глубоко вздохнула, загоняя ярость в самые дальние уголки сознания, и уже почти нормальным голосом потребовала:

– Рас-с-сказывай обо вс-с-сем и с-с-с с-с-самого начала!

Хиза согласно кивнула и, по привычке сев прямо на пол в центре беседки, заговорила, рассеянно царапая на мраморных плитах какие-то схемы:

– Я допросила преступника, проверила его на предмет психокодирования и любого другого вмешательства в сознание, а также на химические препараты, способные вызвать искажение воспоминаний или личности человека и теперь могу с уверенностью сказать, что придворный портной говорит правду, а не то, что ему за нее выдали. - (Эфа поежилась, вступление ей категорически не нравилось, что же там наговорил этот никчемный человек, если Хиза вынуждена заранее уведомлять ее о проведении всех необходимых проверок достоверности данных, прежде чем передать ей содержание допроса? Следующие слова подруги заставили Императрицу нервно оскалиться и зашагать по беседке, сдерживая вновь рвущуюся на свободу ярость, благо места для маневра в этом сооружении одного из немногих разумных человеческих архитекторов хватало с лихвой, несмотря на восседающую в центре женщину-диина.) - Мы оказались правы насчет личного мотива того, кто стоял за всеми покушениями так называемой организации. Этим человеком был придворный портной, который в свое время являлся не только любовником твоей матери Императрицы, но и отцом ее сына, твоего старшего брата.

– Так. - Эфа внезапно прекратила свои метания и, остановившись перед подругой, с интересом наблюдающей за ее перемещениями, резко произнесла: - Ты хочешь с-с-сказать, что моя мать родила брата мало того, что от прос-с-столюдина, так еще вдобавок от дворцового с-с-слуги и при этом умудрилас-с-сь вс-с-се с-с-скрыть? Но зачем ей потребовалос-с-сь идти на подобный рис-с-ск?

– Не знаю. - Хиза опустила уши, выражая свое недоумение, и сердито продолжила: - Она могла руководствоваться чем угодно, теперь уже не выяснишь. По крайней мере с отцом ребенка своими соображениями она поделиться не удосужилась, но почему-то сочла нужным поставить его в известность о факте отцовства. Зачем эта ненормальная пошла на такой риск, тоже непонятно, ведь информация, известная двоим, может легко стать предметом шантажа или просто случайно попасть не в те руки. Видимо, она доверяла своему любовнику. Правда, сыну сообщить, кто на самом деле его отец, все-таки не решилась, судя по всему, какие-то остатки чувства самосохранения у нее еще имелись. В результате Нором знал своего отца как преданного вассала семьи своей матери, которому можно доверять во всем. Он думал, что это дворянин, гримирующийся под портного для того, чтобы иметь к нему беспрепятственный доступ и возможность втайне оказывать короне некоторые, так скажем, услуги.

– Вот как! - Эфа хмуро покосилась на виднеющийся за деревьями дворец, словно именно он был виноват в сложившемся положении, и задумчиво произнесла: - И Нором так и не узнал правды до с-с-самого конца. Ес-с-сли бы этот человек рас-с-ска-зал ему, кто на с-с-самом деле являетс-с-ся его отцом, то Император, даже обкурившис-с-сь до полной потери с-с-связи с-с-с реальнос-с-стью, ни за что не поднялс-с-ся бы на помос-с-ст для ис-с-спытания. Полагаю, с-с-с мотивом вс-с-се яс-с-сно. Мес-с-сть с-с-сначала за с-с-смерть любовницы, а затем и за с-с-своего с-с-сына - вполне нормальное желание, но почему он напал на Рейта? Логичнее было бы попытатьс-с-ся уничтожить меня.

– Он создал целую организацию, призванную обеспечить безопасность его сына, и много сил потратил на то, чтобы укрепить власть Императора. - Женщина-диин мрачно усмехнулась. - Парадокс, но при всем этом он люто ненавидит всех аристократов и специально планировал все свои операции так, чтобы среди них оказалось как можно больше жертв. Практически все недолгое правление Норома Четвертого именно он управлял страной, подталкивая вечно невменяемого Императора к нужным решениям, и неплохо справлялся, как это ни странно для неподготовленного человека, конечно, вот только твоего демарша предусмотреть не мог. И до сих пор винит себя в том, что не сумел спасти сына, а тебя считает убийцей.

– Ну, это недалеко от ис-с-стины. Я дейс-с-ствительно уничтожила с-с-своего брата, пус-с-сть и не с-с-собс-с-ственными руками, а при помощи подручных с-с-средс-с-ств… - Императрица иногда сама удивлялась нападающей на нее в самый неподходящий момент самокритичности, но ничего поделать с собой не могла. Вот и теперь - за каким демоном ей понадобилось сообщать главе своей Службы безопасности общеизвестный факт? Можно подумать, кто-то не в курсе, какую роль она сыграла в судьбе предыдущего Императора и полного отсутствия у нее угрызений совести по этому поводу.

– Но ему так и не удалось уничтожить никого из твоей семьи. - Хиза проигнорировала отступление от темы, списав его на нервное состояние подруги, беспокоящейся о здоровье мужа. Другого повода для подобного поведения она не усмотрела, о чем и уведомила Эфу коротким ментальным импульсом, как ни в чем не бывало продолжая свой рассказ: - Попытки предпринимались неоднократно, но его преследовали неудачи, а потом просто не осталось исполнителей. Дело в том, что отсутствие нужной подготовки и ненависть к аристократам подтолкнули его к совершению роковой ошибки. Изначально планировалось использовать мелких дворян для ослабления или уничтожения герцогов и других влиятельных семейств и как следствие усиления реальной власти Императора, однако он не смог эффективно воспользоваться результатами деятельности своих агентов. И в конце концов все свелось к бездарным и слишком сложным по исполнению, а поэтому заведомо провальным попыткам убить нескольких конкретных людей - твою семью.

Излишняя осторожность и подозрительность этого человека и его консультантов стали причиной того, что в сознание каждого исполнителя психокодированием внедрялся приказ о самоуничтожении после исполнения порученной миссии вне зависимости от того, удачно выполнено задание или нет. Вот почему мы так долго не могли выйти на след этой организации, все ее члены, попадавшие нам в руки, умирали еще до первого допроса, и мы не могли установить даже связи между ними, поскольку у мертвого обнаружить следы психокодировки попросту невозможно. Очень удобно, с одной стороны, - никогда никаких следов, способных привести Службу безопасности к организатору заговора. Но человек, придумавший эту схему, не учел вероятность изменения базовых предпосылок, и, когда Император был свергнут, оказалось, что у нашего заговорщика нет возможности пополнить штат исполнителей. Доступа к лабораториям у него уже не было и, следовательно, смерть каждого агента, ранее являвшаяся просто одним из многих специфических факторов его деятельности, превратилась в невосполнимую потерю, что в результате и стало причиной провала.

– Значит, пос-с-следнее покушение было, так с-с-сказать, жес-с-стом отчаяния. - Императрица задумчиво прикусила коготь на большом пальце, выстраивая у себя в сознании картину происшедшего. - Полагаю, его подтолкнуло к активным дейс-с-ствиям с-с-сообщение о том, что мы с-с-с Эрой ос-с-стались живы. Он и так с-с-сущес-с-ствовал только ради ненавис-с-сти, и вдруг с-с-сначала мечта с-с-сбылас-с-сь, да так, как ему и не с-с-снилос-с-сь, а потом оказалос-с-сь, что та, кого он винил в с-с-своих бедах, с-с-снова вс-с-сех обманула и ос-с-ста-лас-с-сь в живых. Ес-с-сть от чего прийти в неис-с-стовс-с-ство. Ну а Рейт оказалс-с-ся единс-с-ственным из вс-с-сей моей с-с-семьи, кто находилс-с-ся в пределах его дос-с-сягаемос-с-сти.

Эфа вопросительно приподняла брови, давая понять, что ей хотелось бы знать, насколько ее умозаключения совпадают с итогами допроса главного преступника и, дождавшись подтверждающего кивка Хизы, мрачно продолжила:

– Ис-с-с-сполнителей у него не осталос-с-сь, прос-с-сто вербовать убийц, не подкрепляя их вернос-с-сть пс-с-сикодировкой, наш заговорщик не рис-с-скнул, поэтому он решилс-с-ся с-с-са-мос-с-стоятельно уничтожить хотя бы одного из членов с-с-семьи, которую так ненавидел. А моя С-с-служба безопас-с-снос-с-сти не с-с-смогла его вычис-с-слить только потому, что ис-с-скала арис-с-стократа, притворяющегос-с-ся с-с-слугой, пос-с-скольку никто не мог с-с-себе даже предс-с-ставить, что Император будет доверять прос-с-столюдину в подобных делах, а с-с-следовало, наоборот, ис-с-скать с-с-слугу, выдающего с-с-себя за арис-с-стократа. К тому же никому и в голову не пришло, что придворный портной может оказатьс-с-ся отцом Императора и главой тайной организации. Верно?

– Да. - (Эфа отчетливо уловила мрачное недовольство в обычно невыразительном голосе подруги и холодно усмехнулась про себя: женщина-диин, как и все представительницы ее племени, больше всего на свете ненавидела проигрывать, даже если проигрыш был обусловлен объективными причинами и она не могла на них повлиять.) - Не понимаю, зачем ей это понадобилось?

– Не знаю, - ответила Императрица, машинально обдумывая кое-какие неприятные перспективы, появившиеся в связи с раскрытием этого заговора. - Да, ес-с-сли чес-с-стно, меня и не волнует, чем руководс-с-ствовалас-с-сь давно умершая женщина, заварившая вс-с-сю эту кашу. Единс-с-ственное мое вос-с-споминание о ней не блещет информативнос-с-стью, а эмоции в таком деле обычно бес-с-сполезны. Гадать же прос-с-сто бес-с-смыс-с-сленно, к тому же и не нужно. Мы точно знаем, кто с-с-стоял во главе заговора, знаем, что организация полнос-с-стью уничтожена и больше не предс-с-ставляет угрозы, что еще нужно? Моральной с-с-стороной вопрос-с-са и рас-с-смотрением причин, побудивших вполне вменяемых людей натворить такое, я заниматьс-с-ся не с-с-с-собираюс-с-сь. Меня гораздо больше волнует другое.

– М-да?

Хиза только что заметила, какой ущерб нанесли ее когти полу беседки, и теперь с неудовольствием обдумывала идею о замене мрамора, по какому-то непонятному капризу используемого людьми для постройки и отделки помещений, которые они считали дорогими и красивыми, чем-нибудь более прочным, например, металлом, применяемым на боевых кораблях для укрепления внешней обшивки. Выходило и дешевле, и долговечнее. Эфа фыркнула, предложив в таком случае заодно прикинуть внешний вид такого здания на модели, которую диин создала в своем сознании, пытаясь подобрать недолговечному материалу подходящую замену, и резко вернула подругу к реальности.

– Вмес-с-сто решения экономичес-с-ских и дизайнерс-с-ских вопрос-с-сов, в которых ты вс-с-се равно ничего не понимаешь, лучше предс-с-ставь с-с-себе пос-с-следствия нашего заявления о том, что во главе заговора, который едва не с-с-стоил принцу-конс-с-сорту жизни, был придворный портной. Прос-с-сто-людин, который являетс-с-ся отцом Норома, руководителем тайной организации и при этом с-с-спокойно, каждый день на протяжении вс-с-сех с-с-семи лет моего правления проходил во дворец, находилс-с-ся в непос-с-средственной близос-с-сти от моей с-с-семьи, а его никто ни в чем не заподозрил!

Женщина-диин мгновенно подняла голову, и в ее глазах Императрица увидела первые всполохи откровенного беспокойства. Действительно, публично признать такое для любого правителя - это просто-напросто расписаться в собственной некомпетентности и некомпетентности своей Службы безопасности, заполучив вдобавок ко всему шикарнейший скандал и пятно на репутации семьи. Судя по всему, Хиза пришла к таким же выводам и теперь нервно подергивала ушами, припоминая, кто из ее подчиненных осведомлен о произошедшем, и степень этой осведомленности. Эфа бесцеремонно проникла в ее сознание, чтобы не тратить время попусту на передачу информации устным путем, и погрузилась в воспоминания подруги о последних днях, предшествовавших возвращению Императрицы. Женщина-диин не сопротивлялась, позволяя Эфе видеть все произошедшее ее глазами. Обе были предельно осторожны, прекрасно понимая, что при такой степени слияния легко могут повредить чужой разум, сами того не желая, собственно, по этой причине подобное использование ментальных способностей среди диинов было редкостью, слишком большой степени мастерства и доверия оно требовало.

Через пару мгновений Императрица аккуратно разорвала связь и удовлетворенно кивнула Хизе, которая после своего вынужденного экскурса в прошлое раздраженно терла виски, пытаясь убрать непонятно откуда появившуюся головную боль. По крайней мере не зря старались, женщина-диин точно помнила - а ее памяти можно было безоговорочно доверять, несмотря на все попытки главы СБ продемонстрировать окружающим свою забывчивость, - что более или менее полную информацию об инциденте имели только Лотан и Тенран. Первый пользовался безоговорочным и абсолютным доверием, а второй не присутствовал на заключительной части допроса, где преступник рассказывал о своем родстве с Норомом и формировании организации, то есть не обладал самыми опасными данными. Выяснив, что утечки не произошло и никого убирать не придется, Эфа немного успокоилась, она терпеть не могла уничтожать тех, кто ей служит, и старалась делать это только в случае крайней необходимости, когда не оставалось другого выхода. Теперь предстояло подправить картину происшедшего и…

– И кого ты назначишь главным заговорщиком? - Хиза, как обычно в таких случаях, приходила к сходным выводам почти одновременно с Императрицей.

Та улыбнулась, показав клыки и прищурившись в предвкушении, прошипела:

– Пос-с-смотрим, кто больше вс-с-сего будет мне мешать. Время пока ес-с-сть. А с-с-сейчас-с-с нам с-с-следует объявить, что придворный портной оказалс-с-ся не более чем ис-с-сполнителем, которого завербовали враждебные Империи с-с-силы с-с-с целью убийс-с-ства принца-конс-с-сорта и который не с-с-справилс-с-ся с-с-с заданием. А потом казни этого ублюдка без ос-с-собого шума, я не с-с-собираюс-с-сь делать из него знаменитос-с-сть, даже пос-с-смертно. Да и надо что-то делать с-с-с нашей с-с-сис-с-стемой безопас-с-сности. - Эфа презрительно наморщила нос. - С-с-саан знает что такое! Датчики с-с-своевременно подняли тревогу, вс-с-се телохранители на ушах, а Рейт едва не погиб только потому, что помощь не могла попас-с-сть в комнату, где он находилс-с-ся, но зато прекрас-с-сно с-с-слышала вс-с-се, что там проис-с-сходит!

– Ты предлагаешь поставить датчики, которые в случае опасности будут передавать не только звук, но и картинку? - Хиза вопросительно наклонила голову, всем своим видом выражая сомнения в разумности такого предложения.

– Нет. - Императрица проигнорировала ехидную реплику подруги и решительно закончила свою мысль: - С-с-с этого дня двери в личные покои будут блокироватьс-с-ся при нахождении в комнатах пос-с-сторонних только в том с-с-случае, ес-с-сли вмес-с-сте с-с-с ними прис-с-сутс-с-ствуют телохранители-диины, либо я или Эра. Ос-с-ставлять членов императорс-с-ской с-с-семьи, нес-с-спос-с-собных вовремя учуять угрозу либо эффективно отразить нападение, наедине с-с-со с-с-слугами в запертых помещениях, которые оборудованы с-с-сис-с-стемами безопас-с-сности, нас-с-строенными ис-с-сключительно на нашу с-с-семью, я запрещаю.

Хиза кивнула, соглашаясь с тем, что подобная предосторожность не помешает, и ехидно представила себе, какими аргументами ее подруге удастся убедить в необходимости подобных мер Рейта, а тем более Сейнала. Императрица фыркнула, уловив некоторые особенно занимательные картинки, нарочно представляемые женщиной-диином так, чтобы она могла их считать, и вышла из беседки, оставив подругу веселиться в одиночестве. Предстояло еще очень много дел, в первую очередь следовало навестить своего мужа и убедиться в том, что с ним действительно все в порядке. Несмотря на все заверения Хальзара, Эфа все-таки волновалась за него, ведь люди при всех своих способностях к уничтожению себе подобных любыми подручными средствами сами чересчур хрупкие создания, их легко убить или покалечить даже самым незначительным физическим воздействием. А выздоравливают они после этого прискорбно медленно и не всегда до конца, что уже само по себе внушает тревогу… Императрица передернула плечами, отгоняя беспокойные мысли, и решительно зашагала в сторону дворцовой больницы, обдумывая на ходу, в каких выражениях ей придется извиняться перед мужем за недосмотр, а потом перед Сейналом за излишнюю эмоциональность.

Сознание включилось внезапно, словно щелкнул переключатель. Мгновение назад его окружали прохладная тьма и тишина, а в следующий миг у него перед глазами оказались два бледных лица в обрамлении черных капюшонов, способные напугать нормального человека до заикания, но для него самые дорогие на свете. Рейт улыбнулся своей жене и дочери, испытывая яркую, ничем не замутненную радость оттого, что видит их обеих живыми и здоровыми. Он открыл рот, чтобы сообщить им об этом, но Эфа осторожно прикоснулась пальцем к его губам и весело прищурилась:

– Не надо ничего говорить. Мы и так знаем, что ты рад нас-с-с видеть.

Принц-консорт прикрыл глаза, ощущая, как по всему его телу прошла волна тепла, и едва удержался от смеха. Его жена как всегда была в своем репертуаре, но, с другой стороны, иногда бывает очень удобно, когда дорогие тебе люди абсолютно точно знают, что ты чувствуешь в данный момент. Он едва заметно кивнул, подтверждая слова Эфы, и поморщился от внезапно накатившей слабости. Тут же у его губ оказался стакан с лекарством, и Эра осторожно помогла ему приподняться, чтобы удобнее было пить. Рейт сделал несколько глотков и поморщился от отвращения, он абсолютно не понимал патологическую страсть диинов делать свои лекарства приторно-сладкими. Все их снадобья можно было без дополнительной переработки использовать в качестве заменителей сахара. Некоторые люди, традиционно жалующиеся на отвратительный вкус человеческих медицинских препаратов, приходили от этой их особенности в полный восторг, но те бедолаги, которые не любили сладкое, вынуждены были страдать. Принц-консорт, к собственному несчастью, относился именно к последней группе.

Однако, несмотря на мерзкий привкус, оставшийся на языке, микстура подействовала как всегда быстро и безотказно. Головокружение и слабость немедленно прошли, и Рейт ощутил прилив сил. Он даже рискнул сесть на кровати без посторонней помощи, но, естественно, был немедленно подхвачен обеспокоенной Эфой и в конечном итоге устроился в полусидячем положении, опершись спиной на жену, которая поддерживала его, обняв за плечи и не давая сползти на пол. Рейт немного виновато улыбнулся дочери, с тревогой наблюдающей за его попытками принять вертикальное положение, и вздохнул:

– Все не так страшно, как выглядит, честное слово, ничего серьезного.

– Мы знаем. - Эра соскользнула с больничного стула, безликого и стерильного, как и вся мебель, оказывающаяся в заведениях, традиционно предназначенных для лечения всевозможных бедолаг, которым в очередной раз не повезло в жизни, и устроилась на полу, по старой привычке положив подбородок ему на колени. - Прос-с-сти, мы не с-с-смогли предотвратить…

Принц-консорт не выдержал и нецензурно выругался, глядя в несчастные глаза дочери. Иногда эти проблемы со специфическим мировосприятием женской части его семьи доводили Его Высочество до отчаяния! Нет, это подумать только, его жена и дочь на полном серьезе винят себя в том, что не смогли предотвратить покушение на него, находясь при этом на территории другого государства! Может быть, в следующий раз они обвинят себя в массовых беспорядках в империи Каан?!

– В империи Каан бес-с-спорядки? Почему мне до с-с-сих пор не доложили? - (Рейт уловил в голосе жены нарастающее недовольство и понял, что последнюю мысль он умудрился произнести вслух, а его любимая шуток, кроме своих собственных, не понимает…)

– Нет там никаких беспорядков. - Принц-консорт повозился, устраиваясь поудобнее, и улыбнулся Эфе, которая с легким недоумением рассматривала его, склонив голову к плечу. - Это я просто привел пример вашего нелогичного поведения. В конце концов, я взрослый человек и сам отвечаю за свою безопасность, что бы вы обе по этому поводу ни думали. А вы не всесильны, поэтому хватит обвинять себя во всяких глупостях, лучше расскажите мне, почему этот ненормальный попытался меня убить?

– Он и был нашей головной болью в пос-с-следнее время, глава неуловимой организации и отец прежнего Императора по с-с-совмес-с-стительс-с-ству. - Императрица брезгливо приподняла верхнюю губу, обнажая клыки, и ее дочь почти мгновенно повторила эту гримасу, выражая свое отношение к ситуации.

Рейт перевел взгляд с одной на другую, понял, что они не шутят, и ошарашенно покачал головой. Такого сюрприза он не ожидал! Чтобы отцом человека, едва не отправившего его в свое время на тот свет, оказался придворный портной, которого никто не воспринимал всерьез, а он сам едва выносил за пафосность и склонность к истерикам! Мир определенно перевернулся! Но, с другой стороны, идеальное прикрытие, и…

– Что ты собираешься с ним делать? - Принц-консорт напрягся, ожидая ответа и молясь про себя Саану, чтобы его жена не поддалась своей мстительности и кровожадности, показательная казнь этого человека вполне могла принести больше вреда, чем пользы.

– Казнить без ос-с-собой шумихи как ис-с-сполнителя очередного неудавшегос-с-ся заговора, организаторов которого пока не нашли, но ус-с-силенно ищут, ес-с-стес-с-ственно. - Эфа насмешливо фыркнула и потерлась подбородком о его плечо. - Мы с-с-с Хизой пришли к похожим выводам и уже приняли меры.

Рейт не без горечи рассмеялся, сколько раз он уже зарекался давать советы по делам, касающимся государственной безопасности, и смежным вопросам, не относящимся к проблемам финансового обеспечения очередной авантюры своей неподражаемой супруги, и вот пожалуйста - как обычно, не сдержался. Опять забыл, что его жена мало того что разбирается во всем этом гораздо лучше него, так еще и, находясь в непосредственной близости от его персоны, как всегда, в курсе всех его размышлений. Он почувствовал уже привычное раздражение, когда заметил тревогу в двух парах одинаковых янтарных глаз, и поспешил подавить его в зародыше. В конце концов, его жена и дочь не виноваты в том, что их создали идеальными телохранителями, способными защитить от угрозы любого масштаба.

Справившись с собой, принц-консорт потребовал рассказать ему все, что он пропустил, пребывая в биорегенераторе. Все равно первые полчаса - час после того, как человека извлекали из этого чуда техники, он испытывал слабость и вынужден был лежать в постели, так что следовало провести время непредвиденного безделья с пользой. Эфа тут же с готовностью начала отчитываться о проведенных мероприятиях, перемежая свой занимательный рассказ прогнозами и планами на будущее. А Эра, едва ли не мурлыкая от удовольствия, устроилась рядом с кроватью на мягком (в соответствии с требованиями, предъявляемыми к медицинским учреждениям в целях безопасности и удобства больных) покрытии пола и время от времени добавляла свои комментарии о том или ином событии. Рейт почувствовал, что напряжение последних недель уходит, оставляя после себя странное ощущение защищенности и уверенности в собственных силах. С одной стороны, он был готов защищать своих жену и дочь от всего мира, а с другой - точно знал, что в случае необходимости они станут для него незаменимыми помощниками в любом деле. Принц-консорт не мог не заметить, как повзрослела Эра за время, проведенное в Объединении свободных планет, и теперь спрашивал себя, что же ей довелось пережить на самом деле, если девочка внезапно обрела такую уверенность в себе и решительность при выборе пути к намеченной цели.

Впрочем, подобные вопросы были просто данью традиции, предписывающей мужчине оберегать своих детей. Рейт отлично знал, что даже если он напрямую поинтересуется, чем занималась Эра те несколько дней, что находилась за пределами дворца и вынуждена была сама заботиться о себе и о раненой матери, то получит абсолютно правдивый, но сильно подредактированный ответ. Поскольку девочка по перенятой у Эфы привычке ни за что не станет расстраивать его подробностями, которые могут заставить его переживать. Забота о его душевном равновесии у нее так же, как и у ее матери, всегда будет на первом месте. О таком отношении к себе многие отцы и мужья могут только мечтать, но иногда это доставляет определенные неудобства, например, сильно бьет по самолюбию…

Погрузившись в размышления о превратностях семейной жизни, принц-консорт машинально отмечал новые данные о последних авантюрах своей неугомонной жены и посильной помощи в этом нелегком деле со стороны их дочери, пока не почувствовал какую-то странность. Сначала он никак не мог понять, что его насторожило в рассказе супруги, как обычно коротко и по существу описывающей запланированные и уже выполненные мероприятия, но через несколько минут внезапно осознал причину своей тревоги. Эфа давала слишком много информации о тех делах, которые обычно считала своей вотчиной и избегала обсуждать, чтобы ненароком его не расстроить. Рейт слегка повернул голову, собираясь поинтересоваться у своей жены причиной подобной откровенности, однако в следующий момент понял, что подобный вопрос будет лишним. Виновато прижатые уши и беспокойство в янтарных глазах - все с печальной очевидностью свидетельствовало о том, что его прочувствованный монолог на тему вины и ответственности был обеими несносными упрямицами полностью проигнорирован, и теперь перед ним извиняются в свойственной им непередаваемой манере. Ничего не оставалось, как попытаться извлечь из этого пользу, по крайней мере, теперь хоть какое-то время он будет знать, чего ему ожидать в следующий момент.

Принц-консорт осторожно накрыл ладонью пальцы Эфы и молча улыбнулся своим мыслям. Несмотря на все неприятности и переживания, доставляемые ему его женой, а с некоторых пор и дочерью тоже, он не променял бы свою семью ни на какую другую. И мысль о том, что, если очередной заговорщик не отправит его на тот свет, наслаждаться жизнью с этими несносными созданиями ему придется вечно благодаря укусу его любимой жены, перепугавшему его в свое время до полусмерти и подарившему ему бессмертие, принца откровенно радовала. Как и сознание того, что Сейналу тожепредстоит лет через десять пережить подобное приключение с уже известными последствиями в виде вечной жизни… Примерно в то же время, когда Эра официально выйдет замуж за парня и соберется сделать его дедом. Рейта вполне устраивало такое развитие событий. Мальчик ему нравился… Словно прочитав его мысли, девочка потерлась щекой о его руку, лежащую на колене, и довольно заворчала, прикрыв глаза, когда он пощекотал ее под подбородком. Маленькие вольности, которые она позволяла себе только с отцом, заставили Рейта рассмеяться. Он давно не чувствовал себя таким счастливым, и все проблемы Галактики могли катиться к Саану в преисподнюю. Уловив его настроение, Эфа прервала свой рассказ и включилась в игру, пытаясь одновременно поймать уворачивающуюся дочь за кончик уха и не уронить еще не пришедшего в себя до конца после длительного пребывания в биорегенераторе мужа.

Принц-консорт невольно восхитился уровнем их подготовки, поскольку даже в разгар веселой возни, в которой он тоже принимал посильное участие, два существа, изначально созданные для того, чтобы убивать и калечить, ухитрились ни разу не задеть его ничем смертельно опасным из своего арсенала и даже не наставить ему синяков. Правда, на когти у Эфы и Эры были предусмотрительно надеты специальные чехлы, но Рейт по опыту знал, что при неловком обращении с хрупким человеческим телом подобные предосторожности не слишком помогают (дочь в младенчестве не раз наносила ему легкие повреждения во время его попыток поиграть с ней в отсутствие матери), и по достоинству оценил аккуратность своих родных. Слабость в теле незаметно прошла, но он не стал прерывать забаву, наслаждаясь короткими минутами, которые в кои-то веки мог провести со своей семьей. В конце концов, все государственные дела могут и подождать немного, в случае же возникновения проблем, требующих экстренного решения, им все равно немедленно сообщат.

ГЛАВА 15

Сейнал был счастлив настолько, насколько может быть вообще счастлив человек. Жизнь определенно налаживалась. Принц-консорт пришел в себя и со вчерашнего дня уже опять вовсю доводит подчиненных до нервных срывов, пытаясь решить все проблемы Империи одновременно. Императрица, обнаружив, что муж в полном порядке, успокоилась и перестала кидаться на все, что движется, с целью разобрать это что-то на мелкие составляющие, а Эра, в очередной раз помогая матери в осуществлении какой-то головоломной авантюры, все-таки выкроила время и провела с ним все утро. За эти несколько часов, успев передать искрение извинения Ее Величества за то, что она, находясь в расстроенных чувствах, напугала своего будущего зятя едва ли не до седых волос, Эра поспорила с ним о нововведениях в сфере обеспечения безопасности и, самое главное, посоветовала, как можно избавиться от надоевшей до зубовного скрежета свиты, причем так, чтобы эти спесивые представители знатнейших родов Объединения свободных планет даже не догадались о том, что их попросту убрали с глаз подальше.

От размышлений на тему, как ему повезло, юношу оторвал Киирн. Обведя взглядом помещение, в которое они только что вошли, он несколько растерянно поинтересовался, подозрительно косясь на ряды информационных накопителей, теряющихся в полумраке огромного зала:

– Я здесь еще ни разу не был, что это такое?

Сейнал усмехнулся недоумению диина и беспечно пояснил, взмахом руки обводя пространство, заставленное всевозможными хранилищами информации:

– Это и есть Большая Императорская библиотека.

Он удовлетворенно огляделся по сторонам, отмечая, что восторженные отзывы об этом известном на всю Галактику учреждении не передают и десятой доли истинного величия собрания данных, хранящегося здесь. В первую очередь бросались в глаза бесконечные шеренги современных информационных накопителей, но вдоль стен Сейнал видел и ряды деревянных шкафов, в которых стояли настоящие древние книги, обработанные для сохранности специальным составом, не позволяющим времени уничтожить хрупкие бумажные листы. А возле самой двери было брошено несколько коробок, доверху заполненных электронными папками и блокнотами. Юноша несколько озадаченно приподнял брови, разглядывая эту совершенно неуместную в библиотеке свалку электронных носителей, и осторожно потрогал их ногой, словно надеясь, что от прикосновения они просто исчезнут.

– Что это? - Он вопросительно взглянул на диина, спокойно изучающего это странное явление, и услышал в ответ пояснение, которое окончательно повергло его в полное недоумение.

– Очередную партию новых книг получили и еще не разобрали. - Киирн пожал плечами и равнодушно перешагнул через коробки, направляясь к установленным у окна терминалам. - Что ты здесь хотел найти?

– Подожди! - Сейнал терпеть не мог, когда ему было что-то непонятно, и всегда стремился разобраться в ситуации досконально. - Объясни…

Из-за открытой двери донесся грохот, сопровождаемый одобрительными выкриками и свистом, заставив юношу вздрогнуть и встревоженно покоситься в сторону ярко освещенного коридора. Он торопливо шагнул назад и плотно прикрыл тяжелые створки, но этого ему показалось недостаточно, Сейнал поискал на внутренней стороне двери замок и, обнаружив одно из хитроумных устройств, столь любимых в Империи, поспешно включил его. Только убедившись, что теперь без его ведома в библиотеку никто не проникнет, юноша успокоился и повернулся к диину, с иронической улыбкой наблюдающему за его метаниями. Оставалось только в очередной раз проклясть происки Саана, сделавшего этот народ чересчур вредным для комфортного с ним общения большинства нормальных людей, и смириться с неизбежным. Ведь если бы ему не удалось выиграть спор с Эрой, то вместо уже привычного и иногда даже понятного Киирна за ним таскалось бы несколько женщин-диинов, которые до сих пор не вызывали у Сейнала ничего, кроме вполне понятного опасения. С ними даже поговорить нормально не получалось, а уж уговорить их помочь ему устроить вечеринку для узкого круга лиц, считай для собственной свиты, чтобы не мешалась под ногами, и сбежать в Большую Императорскую библиотеку, нечего было и думать!

Но иногда и Киирн мог довести до полного отчаяния, вот, например, как в данный момент. Когда вредный диин, от рождения не знающий, что такое стеснительность или неуверенность в себе, и, как подозревал юноша, весьма смутно представляющий себе такую вещь, как страх перед чем-либо, откровенно потешался над его отчаянными попытками не встретиться с собственными аристократами. Сейнал, в последнее время избавившись от многих своих недостатков, никак не мог изжить в себе робость перед придворными и глубокое отвращение, испытываемое им при одной только мысли о необходимости длительное время с ними общаться. Вздохнув и констатировав про себя, что при всех своих недостатках диин не только его телохранитель, но и первый настоящий друг за всю его жизнь и поэтому некоторые неприятные особенности поведения ему можно простить, юноша решил проигнорировать откровенное веселье этого несносного создания и требовательно поинтересовался:

– Объясни мне, почему при всех современных достижениях в сфере компьютеров новые книги доставляются в библиотеку подобным образом? Что еще за странный анахронизм?

– Из соображений безопасности.

Сейнал непонимающе мигнул, пытаясь представить себе, какое отношение перемещение книг на хранение в коробках может иметь к обеспечению безопасности дворца. Он уже открыл рот, чтобы прояснить ситуацию, когда Киирн, видимо, прочитав на лице у своего собеседника одолевающее его недоумение, снизошел до подробных объяснений:

– Дело в том, что компьютерная сеть дворца в целях безопасности состоит из двух абсолютно автономных частей. Первая - это связь с внешним миром, через нее получают информацию и направляют сообщения, но и только. Вторая сеть обеспечивает существование дворца, сама она подразделяется на систему безопасности, управления коммуникациями и так далее. Чтобы избежать даже минимальной вероятности проникновения в нее извне, эта сеть полностью замкнута сама на себя и с внешним миром никак не связана, для надежности нет даже соответствующего программного обеспечения. Поэтому когда для Императорской библиотеки все издательства Империи по закону направляют поступившие к ним рукописи, признанные пригодными для распространения, то они приходят на сервер внешней сети. Затем программисты из службы безопасности проверяют их на наличие вирусов и прочих опасных элементов, сбрасывают на электронные папки и блокноты и отправляют сюда, где библиотекари вручную вводят их в базы данных второй сети.

– Понятно. - Сейнал ошарашенно покачал головой, в очередной раз поражаясь царящей в Империи паранойе, а заодно избирательности знаний диинов… и не только их. Это подумать только, как выглядит библиотека изнутри, он не знает, но досконально осведомлен о том, на основании чего, каким способом и в каком порядке она пополняется! Эта страна, а также люди и нелюди, ее населяющие, были для юноши постоянным источником изумления. Но, с другой стороны, обладая даже самой общей информацией о делах местной Службы безопасности, он вынужден был признать, что подобные меры предосторожности вполне оправданны с точки зрения выживания императорского дома. Ведь если у него на родине недавняя попытка убийства высокопоставленных гостей и члена правящей семьи заодно была сочтена событием экстраординарным, то в этой безумной стране покушение на принца-консорта рассматривали как самое обычное преступление, и все службы действовали, на его неискушенный взгляд, практически в штатном режиме. - Тогда, может быть, мы сами их разберем, мне нужна новая монография одного видного ученого по управлению в сфере энергетических систем…

– Давай разберем!

Поспешность, с какой Киирн согласился с его предложением, заставила юношу иронически улыбнуться, диин в некоторых вопросах поразительно напоминал Эру, например, совершенно не понимал такой вещи, как экономика. Однако он, как и Эра, весьма болезненно реагировал на попытки посмеяться за его счет, поэтому Сейнал поторопился вернуть на лицо серьезное выражение и наклонился над ближайшей коробкой. Первая же папка заставила его изумленно фыркнуть и нейтральным тоном спросить сосредоточенно разоряющего другой ящик Киирна:

– А что, в Императорскую библиотеку помещают и любовные романы? Не слишком ли?

Диин, не поднимая головы, презрительно проворчал, раскладывая блокноты по стопкам и пытаясь при этом не повредить хрупкие образчики человеческой техники:

– Нет. Дело в том, что закон какого-то бородатого года, регламентирующий пополнение Большой Императорской библиотеки, был составлен не совсем точно, и критерий при отборе рукописей для отправки в библиотеку в нем был сформулирован так: «труды, имеющие значение для будущих поколений». Сам понимаешь, под подобную формулировку можно при желании подвести все, что угодно, поэтому издатели перестраховываются и отправляют все книги, которые собираются распространять, чтобы уж точно не пришлось отвечать за нарушение законодательства и не лишиться лицензии.

Юноша не выдержал и расхохотался, поистине Империя являлась страной, которую нормальные люди просто не способны были понять, и то, что он начинал признавать рациональность некоторых существующих в ней законов, наводило на печальные мысли, что сам он нормальным человеком считаться уже не может. Что, впрочем, его не слишком расстраивало, так называемые нормальные люди никогда не вызывали у него ничего, кроме здорового недоумения и желания держаться от них подальше, здесь юноша чувствовал себя гораздо комфортнее.

Дверь с грохотом распахнулась, и в библиотеку стремительно ворвалась Императрица, проворчала что-то по поводу окончательно обнаглевших слуг, из-за которых уже створки дверей открываются с трудом, и решительно зашагала куда-то в глубь помещения. Сейнал проводил ее потрясенным взглядом, затем покосился на вывороченный с мясом замок и вздохнул. Теперь он понимал, почему главный эконом воспринимал присутствие во дворце Императрицы с дочерью и диинов как стихийное бедствие. В спешке они постоянно не соизмеряли силу и уничтожали мебель и технику походя, даже не обращая на это внимания. Откуда-то из дальнего угла комнаты донесся грохот, сопровождаемый выразительным рычанием, и юноша невольно попятился к дверям, стремясь оказаться как можно дальше от будущей тещи, которая в дурном расположении духа была весьма опасна для окружающих. И как его ни убеждали Эра с Рейтом, да и сама Императрица, что в отношении него женщины императорского дома агрессии проявлять не будут, он все еще не слишком в это верил. Нет, то, что его не тронет Эра, сомнений у Сейнала не вызывало, а вот в отношении Ее Величества такой уверенности у него не было.

Киирн, видимо, почувствовал его состояние, он перехватил юношу за локоть и покачал головой, давая понять, что поспешное бегство в данном случае неприемлемо. Словно в подтверждение разумности этого предупреждения из-за накопителей информации появилась Императрица, с ног до головы засыпанная пылью, сжимающая под мышкой какую-то книгу в кожаном переплете. Оглядев застывших при ее появлении молодых людей, ее величество насмешливо фыркнула и предельно вежливо произнесла:

– Приветс-с-ствую вас-с-с, С-с-сейнал, Киирн, приятно видеть у нынешней молодежи тягу к знаниям, а не к вес-с-селому времяпрепровождению, которое я имела удовольс-с-ствие наблюдать этажом выше.

Юноша поспешно поклонился и открыл рот, чтобы заверить суровую будущую тещу в том, что тоже очень рад ее видеть, но не успел сказать ни слова. Императрица заинтересованно воззрилась на электронную папку, которую он от растерянности забыл сунуть обратно в коробку и, стремительно протянув руку, выхватила ее у него из пальцев, не обратив внимания на то, как юноша инстинктивно отшатнулся при этом. Ее Величество тщательно осмотрела добычу и, решительно включив, погрузилась в чтение.

Сейнал почувствовал, как глаза у него приобретают форму правильного круга, и потрясенно покосился на невозмутимого диина в скромной надежде, что тот убедит его в нереальности происходящего. Юноша был согласен на диагноз «галлюцинации», лишь бы жуткая картина: Императрица, увлеченно читающая слезливый любовный роман, - оказалась только плодом его воображения и не знаменовала собой стремительно наступающий конец привычного мира. Киирн ответил ему совершенно спокойным взглядом, словно не понимал всей дикости происходящего, и Сейнал почувствовал, что окончательно запутался. Он даже забыл, что опасается Эфы в дурном расположении духа и предпочитает находиться от нее как можно дальше, когда она в гневе. Ведь подобное…

– Неплохой задачник по уголовному праву, в каком универс-с-ситете преподает автор? - Императрица нажала несколько кнопок, выводя на экран информацию об авторе рукописи, и недоуменно застыла. - С-с-странно.

Юноша не сразу понял, что именно сказала Эфа, а когда до него дошло, он забеспокоился уже по-настоящему. Если у Императрицы просто причудливые вкусы - это одно, а психическое расстройство у первого лица государства - уже совсем другое. Тут возможны такие проблемы для всех, что впору пожалеть о своем решении приехать в Империю. Сейнал одернул себя, выругав за паникерство, и, напомнив дрожащим коленкам о своем происхождении и долге перед новой семьей, осторожно заметил:

– Ваше Величество… - Стиснув зубы, Сейнал выдержал жесткий взгляд янтарных глаз и решительно продолжил: - Это не задачник, а любовный роман, написанный просто для развлечения. - И замер, с тревогой ожидая реакции Императрицы на свои слова.

Однако поведение Ее Величества, как обычно, отличалось кардинальным образом от ожидаемого. Вместо того чтобы продемонстрировать все признаки прогрессирующей душевной болезни или прийти в ярость от того, что совершила такую глупую ошибку, будущая теща презрительно фыркнула, выключила электронную папку, вызвавшую весь этот ажиотаж, и решительно заявила:

– Во-первых, С-с-сейнал, мы с-с-с тобой, по-моему, уже говорили на эту тему: в неофициальной обс-с-становке - обращайс-с-ся ко мне по имени. А во-вторых, этот, как ты выразилс-с-ся, любовный роман с-с-спокойно можно ис-с-спользовать в качес-с-стве пос-с-собия для курс-с-сантов и с-с-студентов, изучающих уголовное право, я на первых двадцати с-с-страницах нас-с-считала опис-с-сание по меньшей мере дес-с-сяти прес-с-ступлений от небольшой тяжести до ос-с-собо тяжких. Причем они очень профес-с-ссионально приведены в текс-с-сте, так что их выявление и квалификация будут приближены к тем же дейс-с-ствиям в реальных жизненных с-с-ситуациях.

– Что?! - Юноша сначала решил, что просто ослышался. А потом в очередной раз усомнился в душевном здравии. Только вот никак не мог выбрать - в своем или Ее Величества. Однако Императрица на этот раз снизошла до подробных пояснений и невозмутимо привела несколько примеров из только что прочитанного.

– С-с-смотри с-с-сам. - Эфа снова включила папку и для наглядности выделила нужный кусок текста. - Незаконное проникновение в жилище.

Сейнал послушно прочитал о том, как какой-то виконт в поисках мошенницы по ошибке вломился в дом непорочной маркизы, чем скомпрометировал оную, и ошеломленно захлопал глазами, ему и в голову не приходило посмотреть на приключения героев подобных книг с такой точки зрения. А Ее Величество решила продолжить урок и уже протягивала ему папку с новым куском текста, который успела пометить красным цветом.

– Вот еще, на этот раз попытка изнас-с-силования и нанес-с-сение побоев.

– Понятно.

Юноша задумчиво склонил голову к плечу, удивляясь про себя причудливости ассоциативных цепочек, возникающих в сознании Императрицы. Он бы никогда не стал рассматривать любовный роман с такой точки зрения… Сейнал замер на мгновение и едва не рассмеялся вслух над собственным пафосом, это ж надо было придумать - «причудливые ассоциативные цепочки»! Все было гораздо проще, он, следуя стереотипам, усвоенным с детства, рассматривал такие книги как развлекательные, не несущие никакой серьезной смысловой нагрузки. А ведь в описании жизненных перипетий героев действительно присутствовало все то, что Ее Величество заметила сразу по той простой причине, что никто ей не сказал о том, что ничего подобного в такой книге быть не может. Юноша почувствовал, как его охватывает странное веселье, обычно он старался подавлять в себе подобные всплески, приводившие в большинстве случаев к проблемам с родными, которые такой юмор не понимали и считали его проявлением дурного воспитания. Но на этот раз он поддался и, пугаясь собственной смелости, предложил с интересом наблюдающей за ним Императрице:

– Вы правы… Эфа. - Сейнал с непривычки слегка запнулся, называя Ее Величество по имени, но справился с собой и продолжил: - Это действительно может оказаться замечательным практическим пособием для курсантов и студентов, если они смогут обнаружить в тексте признаки преступлений, предусмотренных уголовным кодексом Империи, то потом точно станут высокопрофессиональными сыщиками.

– Н-да. - Императрица отключила папку и задумчиво повертела ее в пальцах. - Хорошая идея, для начала я таким образом проверю оперативников с-с-своей С-с-службы безопас-с-снос-с-сти, а то в пос-с-следнее время появилис-с-сь с-с-сомнения в их профпригоднос-с-сти. Пос-с-смотрим, как они с-с-справятс-с-ся с-с-с этим заданием.

Юноша представил себе выражение лиц оперативников и аналитиков СБ, которым раздали любовные романы с требованием внимательно их прочитать, и не выдержал, рассмеялся вслух. Эфа и Киирн посмотрели на него с одинаковым вопросительным удивлением, и это вызвало новый приступ смеха у Сейнала, который едва-едва успокоился после того, как в красках вообразил себе картину: Служба безопасности в полном составе читает опусы, изначально предназначенные авторами для чувствительных дам и восторженных девиц. В конце концов он справился с собой и вежливо заверил недоумевающих собеседников, что с ним все в полном порядке. Парень внезапно почувствовал какой-то веселый азарт и решительно поинтересовался у Императрицы, уже успевшей утратить интерес к любовным романам и теперь осторожно листающей книгу, которую до этого держала под мышкой:

– Простите за дерзость, а что вас привело в библиотеку? Очередной заговор?

Эфа оторвалась от чтения и, к его удивлению, совершенно серьезно ответила на его шутливый вопрос.

– И заговор тоже, поэтому, пока Хиза с-с-с ним не разберетс-с-ся, попрошу не выходить никуда за периметр зоны повышенной безопас-с-снос-с-сти, а в ее пределах желательно передвигатьс-с-ся в с-с-сопровождении Киирна или Эры. Но это, - Императрица помахала тяжелым томом в воздухе так, словно он ничего не весил, - не имеет к очередной попытке наших арис-с-стократов с-с-скорректировать с-с-сис-с-стему нас-с-следования императорс-с-ской влас-с-сти никакого отношения. Прос-с-сто мне потребовалос-с-сь ознакомитьс-с-ся с-с-со с-с-сводом церковных законов, принятых с-с-сразу пос-с-сле С-с-священных войн, так с-с-сказать, в оригинале. С-с-самое интерес-с-сное, что они до с-с-сих пор дейс-с-ствуют.

И не обратив внимания на то, как в очередной раз округлились глаза у юноши, впавшего в ступор от известия, что Ее Величество интересуется историей церкви, спокойно вышла из библиотеки. Сейнал проводил ее остановившимся взглядом, а затем встряхнул головой и наклонился над коробкой с новинками. В конце концов, если тратить время на удивление каждый раз, как кто-то из женщин императорской семьи устроит очередное непонятное, с точки зрения обычного человека, представление, то ни на что другое его просто не останется. Юноша усмехнулся в предвкушении, перебирая папки в поисках нужной. Гораздо интереснее подождать и посмотреть, что получится из очередной авантюры этого сумасшедшего семейства.

Гелена Тор, Главнокомандующая Императорским флотом, была сильно не в духе, и ее подчиненные, прекрасно осведомленные об этом, старались не привлекать к себе ее внимания, переговариваясь вполголоса. Даже капитан пытался отдавать команды как можно тише, чтобы ненароком не отвлечь всесильную Главнокомандующую от ее невеселых размышлений. А подумать ей было о чем! За какие-то несколько месяцев все полетело кувырком, и мир, в котором она спокойно жила вот уже семь лет, опасно закачался. Сначала у нее появился настойчивый ухажер, совершенно ничего не понимающий в воинском деле, но на удивление очаровательный и осведомленный о ее привычках и вкусах. Гелена не обратила бы на эти странности никакого внимания, но СБ в отличие от нее к подобным непонятным событиям подходила с профессиональным цинизмом, и прежде чем Главнокомандующая успела потерять голову от своего нового возлюбленного, он внезапно исчез в неизвестном направлении, а Хиза положила ей на стол отчет о проверке его личности, связей и намерений, из которого следовало, что пылкий ухажер работал на Земную федерацию и интересовался не столько самой госпожой Тор, сколько секретными сведениями, известными ей по долгу службы.

Главнокомандующая пережила этот удар судьбы вполне достойно, если не считать разнесенного тира на одной из военных баз и клятвы пристрелить любого, кто еще раз попытается за ней ухлестывать. Однако неприятности на этом не пожелали заканчиваться, и уже через пару недель ее к себе вызвала Императрица и доброжелательно посоветовала заключить брак и позаботиться о детях до того, как где-нибудь на необъятной территории Империи вспыхнет бунт или случится вторжение. На несколько растерянный вопрос Гелены о причине, по которой Ее Величество вдруг заинтересовалась личной жизнью своей Главнокомандующей. Эфа невозмутимо ответила, что прекрасно осведомлена о ее манере во время сражений находиться недалеко от передовой и тем самым подвергать себя опасности. Оказывается, Императрица не желала терять возможность обеспечить Империи династию великих полководцев, поскольку люди имеют дурную привычку время от времени умирать, причем иногда очень не вовремя. Так что ей предлагалось подумать над подходящей кандидатурой в мужья и принять решение. Гелена вздохнула и потерла переносицу, как всегда делала, сталкиваясь с трудной задачей. Она понимала, что, с одной стороны, Эфа права, беспокоясь о будущем государства, и, если есть вероятность, что ее дети унаследуют ее талант полководца, несомненно, ее долг - обеспечить их появление на свет. Но, с другой стороны, она просто не представляла себе, когда сможет выкроить время на то, чтобы выбрать мужа, не говоря уже о рождении ребенка. И это при том, что особо большого количества желающих на эту роль не наблюдалось…

Но сейчас размышления о превратностях личной жизни следовало отложить до лучших времен, поскольку в Империи разразился очередной кризис, и в этот раз случилось невероятное: Императрица не смогла с ним справиться и вынуждена была уступить требованиям внезапно объединившихся против нее влиятельных государств и прислушаться к мнению галактической общественности. Это само по себе выбивало из колеи Главнокомандующую, привыкшую к тому, что Эфа всегда выходит из схваток на политической арене победительницей. Но то, что она сама вынуждена была сейчас с одной эскадрой торчать вдали от столицы, наблюдая за тем, как выполняется унизительное соглашение, навязанное Императрице царем царства Hyp, заставляло стискивать зубы от желания кричать. Неужели недостаточно было заставить Эфу выполнить свои требования, зачем понадобилось так ее унижать?!

Гелена глубоко вздохнула и заставила себя остаться внешне невозмутимой, подчиненным совершенно ни к чему знать, что их командир не может справиться с разгулявшимися нервами, как какая-нибудь выпускница пансиона благородных девиц. В памяти снова сами собой всплыли картины недавнего прошлого, заставляя сжимать подлокотники капитанского кресла до боли в пальцах. Сначала Гелена не обратила внимания на заявления дипломатов царства Hyp о том, что один из герцогов Империи участвовал в заговоре, результатом которого стала гибель пятого наследника престола этого в высшей степени неадекватного государства, в конце концов, какое ей дело до голословных обвинений внезапно сошедших с ума политиков. Но потом события начали развиваться с устрашающей скоростью, служба безопасности царства Hyp смогла представить доказательства того, что герцог Ларнтен вместе с одним из членов царской семьи спланировали и осуществили убийство наследника трона, пусть и не первого в очереди. Причем они предъявили эти доказательства не только следователям СБ Империи, а представили на обозрение всем желающим. Скандал разразился жуткий. От Императрицы потребовали выполнения международных соглашений по выдаче особо опасных преступников, угрожая в противном случае всеобщей экономической блокадой. И Эфа вынуждена была дать согласие.

Главнокомандующая вздохнула и покосилась на мониторы, на которых уже отчетливо была видна эскадра военного флота царства Hyp, направленная на территорию Империи разгневанным царем для того, чтобы арестовать и переправить в царство Hyp для показательного суда и казни герцога, убившего одного из его сыновей. Даже возможности сохранить лицо, своими силами задержав убийцу и потом уже передав его в руки правосудия другого государства, Эфе не оставили. Единственное, что Императрица могла сделать со своей стороны, это направить в зону событий свои корабли для контроля за действиями «гостей». Гелена мрачно наблюдала за тем, как эскадра начинает торможение на орбите столичной планеты герцогства, и все ждала неприятностей. Она не сомневалась, что герцог добровольно не сдастся на верную смерть, значит, будет боевое столкновение, а флот у Ларнтена далеко не маленький, как бы еще не пришлось вмешиваться, чтобы защитить пришельцев… Но станции орбитальной защиты даже не подняли силовые щиты, а корабли герцогства вообще сосредоточились на противоположной стороне планеты, добровольно заняв позицию, из которой просто не могли эффективно атаковать. Что происходит?!

– Все системы слежения на максимум! - Главнокомандующая подалась вперед и холодно добавила: - Я должна знать все, что там происходит, даже если это будет включение кухонного автомата!

– Есть, мэм! - Капитан вытянулся в струнку и начал резким от волнения голосом отдавать приказы. Он прекрасно понимал, что легендарный нюх командира на неприятности вряд ли подводит ее на этот раз, и готовился к худшему.

– Перехвачена передача с орбиты в герцогский дворец! - Связистка от волнения не добавила положенного по уставу обращения к старшему офицеру, но и Гелена, и ее собственный капитан пропустили это нарушение дисциплины мимо ушей, их куда больше интересовало содержание перехваченного послания. - Вывожу на экран.

Главнокомандующая впилась в строчки жадным взглядом, пытаясь за стандартными официальными формулировками увидеть, что происходит на орбите, и предугадать дальнейшее развитие событий. Однако ничего особенного в обмене сообщениями не было. Командир эскадры уведомил о своем прибытии, цели визита и передал требование своего царя выдать государственного преступника, начальник Службы безопасности в ответ заверил посланцев царства Hyp в своем полном им содействии, но попросил подождать, поскольку на данный момент во дворце чрезвычайная ситуация. Гелена задумчиво потерла переносицу, просьба об отсрочке ей не нравилась, за ней что-то стояло, что-то нехорошее.

– Следите за всеми перемещениями флота Ларнтена. - Она не могла объяснить, откуда знает, что сейчас на планете начинается серьезная перестановка сил, но чутье еще ни разу ее не подводило, и поэтому нужно было готовиться к самым неожиданным выходкам со стороны местных вояк. Любым, вплоть до самоубийственной атаки какого-нибудь одного корабля. Однако время шло, но ничего не происходило ни на планете, ни на орбите. Главнокомандующая напряженно всматривалась в мониторы, а в рубке корабля царило нервное молчание.

Через четыре часа командир эскадры снова вышел на связь и повторил свое требование, но, к удивлению Гелены, особо не настаивал, словно получил приказ ждать до последнего или доподлинно знал, что происходит внизу, и это его вполне устраивало. Подобное развитие событий вызывало у нее все нарастающую тревогу, и если бы не недвусмысленный приказ Императрицы наблюдать за происходящим, но вмешиваться только в самом крайнем случае, если возникнет угроза безопасности Империи, то она давно уже попыталась бы подойти поближе и выслать разведчиков. Время тянулось до отвращения медленно, Главнокомандующая, бесцеремонно заняв место капитана, с его пульта следила за развитием ситуации, точнее, за полным его отсутствием. Конечно, это было нарушением множества инструкций, предписывающих капитану покидать свое место на мостике, только передав вахту помощнику, но с ней никто не решился спорить, да и в случае непредвиденной ситуации Гелена приняла бы меры гораздо быстрее и эффективнее, и все в рубке это прекрасно понимали.

Сигнал о том, что из дворца снова вышли на связь с эскадрой, расположившейся на орбите, заставило всех на мостике насторожиться в ожидании, пока связисты перехватят и расшифруют послание. Главнокомандующая, внешне оставаясь невозмутимой, про себя поминала поименно всех демонов Саана, проклиная их злокозненный нрав, как всегда, вынуждающий этих тварей портить людям жизнь ожиданием, приберегая под конец неприятные сюрпризы. Однако в следующий момент она почувствовала себя маленькой девочкой, которой на день рождения подарили игрушку, бывшую ее мечтой целый год. Из дворца сообщали, что с герцогом произошел несчастный случай и на данный момент его старший сын и наследник вынужден с прискорбием сообщить, что не может выполнить требование командира эскадры и выдать своего отца живым, поскольку врачи так и не смогли ему помочь. И если уважаемый представитель царя Таакеша желает, то ему могут выдать тело бывшего герцога Ларнтена. Представитель ответил немедленным согласием, чем снова заставил Гелену заподозрить, что он знает о происходящем гораздо больше, чем сообщили ей.

Она молча наблюдала за тем, как с планеты стартовал легкий катер, который обычно использовали для передвижения в атмосфере и не оснащали серьезной защитой, тихо поражаясь предусмотрительности нового герцога, стремящегося не дать ни единого повода обвинить его в агрессии по отношению к посланникам царя. Один из кораблей эскадры спустился до высоты, на которую было способно подняться это хрупкое суденышко, и принял с него компактный контейнер. Главнокомандующая подсчитала про себя, что на проведение генетического анализа тела медику потребуется не менее трех часов, и приготовилась опять мучиться в ожидании. Но уже через несколько минут командир эскадры сообщил во дворец, что полностью удовлетворен тем, как другая сторона выполнила свои обязательства, и отдал команду возвращаться.

Гелена наблюдала на мониторе, как точки, обозначающие корабли эскадры, становятся все меньше, и задумчиво постукивала по подлокотнику капитанского кресла, машинально выбивая ритм государственного гимна Империи. Такая скорость развития событий могла означать лишь одно: у медиков, проводивших анализ генома тела, имелся стационарный генетический идентификатор, которыми обычно оснащаются крупные научные центры, но никак не боевые корабли легкого класса, из чего следовало, что царь заранее был готов к тому, что вместо живого человека он получит труп. И изначально рассчитывал именно на это, ведь если бы требовалось установить личность живого человека, гораздо проще было бы взять с собой набор препаратов, развязывающих язык, и аппаратуру, способную выявить следы вмешательства в сознание, заодно проведя и первый допрос обвиняемого. Это было бы и дешевле, и эффективнее, поскольку точность выводов идентификатора зависела от достоверности данных о генетическом коде человека, а Главнокомандующая очень сомневалась в том, что у СБ царства Hyp есть подробная генная карта герцога Ларнтена, необходимая для проведения всех анализов с такой скоростью… Если только им ее не передала Служба безопасности Империи… Значит, все-таки эта унизительная комедия не поражение Императрицы, а очередной… Гелена оборвала свои размышления и приказала двигаться за уходящей эскадрой на почтительном расстоянии. Ее выводы, если они соответствовали действительности, многое объясняли, но сообщать о них кому бы то ни было не следовало ни под каким видом.

Корабли Имперского флота четко развернулись и, сохраняя походный порядок, начали разгон вслед за посланцами царства Hyp, приказ Императрицы проводить до границы собирались выполнить в точности. Но все присутствующие на мостике офицеры в первую очередь интересовались не тем, как и куда отправится эскадра, а внезапным изменением настроения у Главнокомандующей, которая после того, как приказала осуществить сопровождение, пришла в хорошее расположение духа и даже обратилась к штурману на ты. А ведь во всем флоте знали, что это признак того, что Гелена Тор очень довольна развитием ситуации! Вот только что так повлияло на ее душевное равновесие, для всех осталось тайной и, естественно, породило несколько интересных слухов, которые Служба безопасности через несколько дней не преминула пересказать Гелене с вежливой просьбой в следующий раз не демонстрировать свои эмоции так явно.

ГЛАВА 16

Эфа очень редко могла сказать, что абсолютно все в данный момент ее устраивает, но именно сегодня она имела возможность это сделать, не кривя душой. Они собрались в императорских апартаментах для того, чтобы послушать доклад Хизы, но и так было известно, что в кои-то веки все идет точно так, как они и запланировали. В огромные окна врывался ослепительный солнечный свет, никто из слуг не мельтешил в пределах видимости и слышимости, раздражая своим присутствием охотничий инстинкт, на столе стояла ваза, в которой, помимо всевозможных фруктов, для присутствующих в комнате людей было достаточно плодов ругуры, чтобы их косточки можно было погрызть в свое удовольствие. К тому же недавно принесенное с кухни мясо дразнило обоняние аппетитными ароматами, а время позволяло не спешить и насладиться всем этим великолепием от души.

Императрица свернулась клубочком на коленях у Рейта, наслаждаясь запахом и теплом мужа, и даже не обращала внимания на его возмутительные поддразнивания, время от времени лениво отмахиваясь от хрупких человеческих пальцев, норовящих пощекотать ее под подбородком или шлепнуть по носу. И только фыркала в ответ на насмешливые взгляды подруги, которая по своей излюбленной привычке устроилась на подлокотнике кресла Лотана и, удобно опершись о высокую спинку, наблюдала за тем, как человек пытается читать очередной отчет, периодически наклоняясь к нему и на ухо комментируя то или иное сообщение, причем таким образом, что ее муж с трудом сдерживал смех. Идиллия!

В очередной раз шлепнув мужа по пальцам, Эфа довольно прищурилась и проворчала, обращаясь к развеселившимся мужчинам:

– Приятно видеть, что наши мужья в кои-то веки полнос-с-стью одобряют наше поведение! - и, переждав дружный хохот всех присутствующих, невозмутимо продолжила. - Хиза, пока нас-с-с с-с-снова не обвинили в авантюризме и с-с-скрытнос-с-сти, рас-с-скажи, как там продвигаетс-с-ся выполнение наших пос-с-следних планов?

– Успешно. - Женщина-диин выпрямилась, прерывая очередной едкий комментарий на полуслове, и, приняв официальный вид, доложила: - На данный момент с последним заговором разобрались, ничего серьезного не обнаружено, очередные недоросли, вообразившие себя спасителями нации в лице своих семейств, явно притесняемых действующей властью. Всех зачинщиков этого коллективного самоубийства тихо казнили, остальных отправили к родителям с соответствующими комментариями и главам замешанных в этом непотребстве семей сообщили, что всех представителей этих родов Императрица не желает видеть в ближайшие сто лет у себя при дворе.

Ситуацию с Рилом проверили досконально, к несчастью, виной его плохого самочувствия действительно является старость, и с этим ничего не поделаешь. - (Эфа ощутила сожаление Рейта и осторожно коснулась его щеки, выражая свое сочувствие по поводу такой утраты.) - На данный момент он находится в дворцовой больнице, но врачи заверяют меня в том, что он вполне здоров для своего возраста и проживет еще достаточно долго, если, конечно, не будет совершать того, что они не одобряют. - Хиза сердито фыркнула, демонстрируя таким образом свое мнение по поводу предписаний докторов, и с иронией добавила: - К моему глубочайшему сожалению, работа в Службе безопасности стоит у этих вредителей с медицинским образованием на первом месте в списке противопоказаний. Так что Рил никогда больше не вернется на свою должность, он теперь ведет здоровый образ жизни, много гуляет и, уже смирившись с пенсией, завел себе парочку орисов.

– Орис-с-сов! - Императрица наморщила нос от отвращения, припомнив, сколько проблем доставили ей в свое время эти мерзкие животные, и сердито поинтересовалась: - Откуда они взялис-с-сь на Тронном мире? Это же дикие звери с-с-с Оттори!

– Уже нет. - Женщина-диин насмешливо улыбнулась, естественно, осведомленная в подробностях о приключениях своей подруги во владениях принца-консорта, тогда еще бывшего просто одним из многочисленных имперских герцогов, включая и связанные с этими зверьками, и беспечно уточнила: - Теперь это очень популярные домашние животные, и все аристократы Империи стремятся их приобрести, это сейчас является признаком высокого статуса.

– Как о них вообще узнали за пределами герцогства? - Эфа задумчиво нахмурилась. - Неужели господа аристократы стали проявлять интерес к чему-то, кроме развлечений и интриг? Никогда бы не подумала…

– А они и не стали. - Хиза беспечно отмахнулась от недоумевающей подруги. - Все произошло из-за странного стечения обстоятельств. Этот доктор, который изучал этих мелких тварей, Ниторог, кажется, в процессе своих научных исследований нашел способ приручить эту четвероногую напасть, а потом выяснилось, что они прекрасно размножаются в неволе, только клетку следует вешать под потолком для создания условий, сходных с естественными. И воспользовался своим открытием по полной программе. Не знаю, зачем уж ему понадобилось такое количество животных. Может, просто увлекся? Но факт остается фактом: его подопытные постоянно от него удирали, уследить за таким количеством небольших и проворных животных уважаемому доктору оказалось не под силу. Поэтому друг Рейта, маркиз Лоорзон, который сейчас является управляющим герцогства Оттори, в один прекрасный день обнаружил, что по дворцу носится целая стая каких-то непонятных тварей, мешая нормальному функционированию всех подотчетных ему служб, и которых к тому же ни в коем случае нельзя убивать. Доктор Ниторог на этом очень настаивал. Терпение у Лоорзона лопнуло довольно быстро, и когда гвардейцы в очередной раз изловили на кухне четвероногих вредителей, он, недолго думая, всучил их какому-то родовитому бедолаге, прибывшему к нему в гости, изящно обойдя запрет ученого убивать его подопытных животных. А теперь этих орисов покупают за бешеные деньги, поскольку держать их в доме стало очень модно!

Принц-консорт несколько растерянно хмыкнул, удивляясь тому, что его друг сам не сообщил ему о таких с позволения сказать экспериментах. И сердито признался самому себе, что явно поторопился, давая уважаемому доктору такие полномочия, следовало сделать поправку на неконтролируемый исследовательский энтузиазм ученого и оставить право окончательного решения даже по вопросам науки за кем-нибудь более вменяемым. Пообещав себе, как только выдастся свободная минутка, обязательно связаться с Лоорзоном и отдать нужные приказы, Рейт вновь переключил свое внимание на присутствующих в комнате…

– Понятно. - Эфа сердито прижала уши к голове и с обреченным видом констатировала: - Мои подданные привычно с-с-сходят с-с-с ума, ладно, пус-с-скай развлекаютс-с-ся, может быть, меньше заговоров ус-с-страивать будут. Продолжай.

– По поводу проблемы герцога Ларнтена можно сказать, что она наконец-то благополучно разрешилась. Корабли Земной федерации отошли от наших границ, так ничего и не предприняв, тело герцога передано службе безопасности царства Hyp его наследником, официальная версия - с Ларнтеном произошелнесчастный случай.

– А неофициальная? - Рейт почему-то вопросительно посмотрел не на докладчицу, а на свою жену, и Эфа, сочтя, что если он желает узнать ответ на этот вопрос именно от нее, то нет никаких оснований ему в этом капризе отказывать, промурлыкала, поудобнее устраиваясь у него на коленях и утыкаясь носом в рубашку на его груди:

– А неофициальная верс-с-сия, которая, кс-с-стати, полнос-с-стью с-с-соответс-с-ствует дейс-с-ствительнос-с-сти, глас-с-сит, что прыткий нас-с-следничек, получив информацию о том, что отец планирует пос-с-сле отделения с-с-своих владений от Империи при поддержке Земной федерации немного с-с-скорректировать очередь нас-с-следования в пользу его младшего брата, предпринял с-с-с-срочные меры по предотвращению подобной, с-с-с его точки зрения, нес-с-справедли-вос-с-сти. И герцог Ларнтен вмес-с-сте с-с-с младшим с-с-сыном немедленно погибли в результате с-с-сбоя с-с-сис-с-стемы безопас-с-снос-с-сти, которая почему-то привела в дейс-с-ствие боевые излучатели одного из периметров обороны герцогс-с-ского дворца, проделав в обоих арис-с-стократах дырки, нес-с-совместимые с-с-с дальнейшим их с-с-сущес-с-ствованием в качес-с-стве живых подданных нашей Империи.

– Но стационарные боевые излучатели не оставили бы от тел ничего, кроме пепла!

Императрица отчетливо ощутила удивление своего принца-консорта тем, что кто-то из специалистов, составлявших отчет, умудрился допустить настолько грубую ошибку, и беспечно добавила:

– При час-с-стичном отключении поля блокировки - нет. Ос-с-статочное излучение ос-с-слабило заряд ровно нас-с-столько, чтобы тела можно было опознать, а тело герцога еще и передать Таакешу, разгневанному гибелью одного из с-с-своих с-с-сыновей. Новый герцог Ларнтен очень предус-с-смотрительный молодой человек, который на данный момент больше вс-с-сего озабочен с-с-сохранением с-с-своего положения и категоричес-с-ски не доверяет Земной федерации, якобы пытавшейс-с-ся вмес-с-сте с-с-с отцом его убить.

– Что и требовалось. - Хиза оглядела стоящую на столе вазу с фруктами и, сунув в рот что-то маленькое, что можно было съесть за раз, быстро проглотила, даже не изменив скорости речи. - Теперь с этой стороны можно не опасаться атаки. Земная федерация не станет вступаться за международного преступника, совершившего убийство одного из членов правящей семьи другого государства, да еще и мертвого вдобавок, это уже грозит скандалом и проблемами ей самой, могут ведь и обвинить в пособничестве или подстрекательстве, им такая реклама совершенно не нужна. К тому же теперь у них затруднения еще и в царстве Hyp, вторым заговорщиком оказался племянник царя, неспособный наследовать трон из-за серьезной неизлечимой болезни, который пользовался их неофициальной поддержкой и которого уже арестовали, допросили и образцово-показательно казнили при большом скоплении народа. Справедливости ради нужно сказать, что ни он, ни наш герцог к убийству пятого наследника не имеют никакого отношения. Но поскольку каждый из них все равно был замешан в заговоре, один с целью выхода из состава Империи, а другой с целью устранения всех наследников Таакеша, кроме своего собственного сына, то, полагаю, нет никакой разницы, за что их отправили к Саану по официальному обвинительному заключению. Все равно заслужили.

– Понятно. - Рейт задумчиво покосился на свою жену и сказал скорее утвердительно, чем вопросительно: - А информацию о готовящемся на него покушении наследник герцога Ларнтена получил, естественно, от имперской Службы безопасности.

– Произошла утечка из-за непредвиденной ситуации. - Женщина-диин довольно оскалилась, продемонстрировав внушительные клыки. - Никто не застрахован от случайностей.

– Естественно. - Принц-консорт был предельно серьезен, и Императрица, неплохо знавшая своего мужа, насторожила уши, ожидая, что вредный человек сейчас скажет какую-нибудь гадость. И точно, не меняя выражения лица, Рейт добавил: - Очень удобная случайность, благодаря которой и ты и Таакеш решили парочку своих очень серьезных проблем. Он, не вызывая подозрений, избавился от нескольких неудобных родственников, если я правильно помню, пятый наследник был непреходящей головной болью царя и по его личному распоряжению уже много лет не покидал своего поместья. А ты распрощалась с чересчур свободолюбивым подданным, избежав при этом вмешательства в твои дела Земной федерации, которая только и ждала повода для вторжения, и восстаний среди герцогов. Лотан, тебе не кажется, что мы женились на коварных, кровожадных стервах?

Эфа изумленно фыркнула, такого резкого перехода на личности она совсем не ожидала и теперь никак не могла решить, что ей делать - разозлиться на мужа или посмеяться над человеком, который, запоздало прозрев, вдруг обнаружил, с кем он умудрился связать свою жизнь. Но на этом причины для удивления в этот день не закончились. Сел совершенно серьезно оглядел столь красочно охарактеризованных женщин и мечтательным тоном протянул:

– Кажется, конечно. Но ничего не поделаешь, если уж мы умудрились выбрать таких, то сами виноваты, к тому же моя жена меня абсолютно устраивает со всеми своими недостатками.

– Меня тоже, видать, судьба.

Императрица с нервным шипением перевела взгляд с мужа на Лотана - оба с одинаково смиренным видом взирали на нее и Хизу - и потянулась к вазе с фруктами, ей требовалось что-нибудь укусить, и пусть лучше это будет плод ругуры, чем один чрезмерно веселый шутник. Ее подруга ограничилась сдавленным рычанием и, покинув кресло Села, устроилась на полу так, чтобы дотянуться до мужа ей было затруднительно, во избежание… А эта парочка ненормальных переглянулась и разразилась смехом, абсолютно довольные собой! Эфа, окончательно выйдя из себя, прижала уши к голове и оскалилась, демонстрируя клыки с капельками яда на концах.

– Хватит! - Ее трясло от гнева, она не выносила, когда над ней смеялись люди, которых нельзя убить за это немедленно. Императрица чувствовала, как сводит мышцы от желания атаковать кого-нибудь и разорвать на части неудачника, подвернувшегося ей под горячую руку. Она попыталась встать, чтобы уйти из комнаты до того, как инстинкты возьмут верх над разумом и Рейт или Лотан подвергнутся опасности нападения с ее стороны, но внезапно принц-консорт прекратил веселиться и крепко прижал ее к своей груди, не давая подняться. Эфа напряженно замерла, она могла легко вырваться из захвата, но боялась в своем взвинченном состоянии не рассчитать силу и нанести вред хрупкому организму, которому и так недавно пришлось несколько суток провести в биорегенераторе по ее вине.

– Прости. - Едва слышный шепот заставил Императрицу насторожиться и повернуть ухо в сторону мужа, который, рискуя расцарапать себе все лицо, зарылся носом ей в волосы и виновато добавил: - Это был комплимент, а не насмешка. Извини, что посмеялись над вами, но вы так потешно выглядели, пытаясь понять, что нам пришло в голову на этот раз. Мы с Лотаном действительно счастливы, что вы стали нашими женами, и ни за что не согласимся изменить такое положение вещей. Я просто в восторге от того, что ты из любой ситуации находишь выход, не стесняя себя при этом такими мелочами, как мораль и жалость.

Эфа подозрительно прислушалась к эмоциям мужа, все еще не уверенная в его искренности, а в следующее мгновение задохнулась от того, что царило в его душе - щемящая нежность и яростное стремление защищать странную женщину, ставшую его женой и никак не желающую остепениться и оставить риск мужчинам, сознание того, что она каждый раз подвергается опасности ради него и их дочери, и кровожадное желание уничтожить всех, кто угрожает дорогому ему человеку, вперемешку со злорадной констатацией, что его любимая способна справиться со всеми своими врагами, поскольку превосходит всех их в коварстве, смертоносности и жестокости. Императрица изумленно замерла, вслушиваясь в бурю, бушующую в душе Рейта, и не зная, как реагировать на подобное признание своих способностей. Эфа не могла понять, почему до сих пор муж продолжает за нее беспокоиться, ведь она уже не раз на практике доказала, что способна справиться с любыми опасностями, угрожающими их семье. И каждый разумный человек на его месте даже не задумывался бы о таких вещах, оставив решение подобных проблем тому, кто лучше в них разбирается. Ей не нравилось, что Рейт тревожится и переживает, но, с другой стороны, сознание того, что он готов ради нее сразиться с целым миром, вызывало желание заворчать от удовольствия.

Подобное противоречие в эмоциях было Императрице совершенно не свойственно, обычно она точно знала, что собирается сделать: оторвать кому-нибудь голову или заурчать от радости. Эфа покосилась на Хизу и увидела, что женщина-диин растянулась на ковре, прикрыв глаза и уложив голову на колени мужа, тоже вслушивается в его сознание. Придя к выводу, что с этой стороны подсказки ждать не приходится, она вздохнула и расслабилась в объятиях Рейта, решив следовать своим инстинктам.

– Каждый вправе защищать с-с-свою с-с-семью, дорогих ему людей теми с-с-силами, которые у него ес-с-сть, и не с-с-стоит бес-с-спокоитьс-с-ся обо мне, я не с-с-собираюс-с-сь проигрывать, потому что ценой моего проигрыша может с-с-стать жизнь твоя или Эры, а ими платить за с-с-свои ошибки я не с-с-со-глас-с-сна. - И внезапно услышала:

– Я тоже не желаю платить твоей жизнью за свои ошибки и поэтому просто счастлив от твоей смертоносности и неуязвимости для врагов. И моя недавняя характеристика - это действительно похвала.

Эфа на мгновение замерла и засмеялась, тихо порыкивая от переполнявших ее чувств. Она наконец поняла, что ее муж пытался сделать ей комплимент в стиле диинов, которые, как известно, положительными считают далеко не те качества характера, какие люди предпочитают видеть в своих ближних. Хиза вторила ей, довольно щуря глаза и демонстрируя всем внушительные клыки. Императрица почувствовала, как ее накрыло ощущение полного покоя, и, чтобы не давать себе окончательно расслабиться, проворчала:

– Ладно, с-с-с Ларнтеном разобралис-с-сь, а что там у нас-с-с по первос-с-священнику? Не хотелос-с-сь бы провала на этой с-с-стадии, с-с-слишком далеко мы уже зашли.

Женщина-диин немедленно перешла на деловой тон, словно и не она мгновение назад потешалась над собственной ошибкой в оценке поведения своего мужа, растянувшись на ковре. Она встала с пола и, поправив плащ так, чтобы он закрывал крылья и большую часть лица, подошла к столу и начала перебирать разложенные на нем вперемешку с тарелками папки.

– Все, как и планировалось. Суд признал обвинения женщин в сексуальных домогательствах и изнасилованиях несостоятельными. И они обратились в альтернативный суд. Завтра состоится заседание, хотя приговор уже известен и так.

– Вы предупредили судью, какое решение вам требуется? - Лотан вопросительно наклонил голову. - И как диин, выполняющий обязанности судьи, отнесся к такой перспективе?

– Мы никого не предупреждали. - Хиза выудила из-под тарелки с холодным мясом электронный блокнот, который Эфа применила явно не по назначению, используя вместо подставки, и, включив воспроизведение, добавила: - Жнерен Эорор не знает о том, что от его решения что-либо вообще зависит, кроме судьбы обратившихся за справедливостью людей.

– Что?! - (Эфа поморщилась от громкого выкрика мужа и на всякий случай прижала уши, чтобы уменьшить звуковое воздействие на свои органы слуха, если он на этом не остановится. Она не ошиблась.) - Как вы можете надеяться на случай в таком деле! - Рейт даже встряхнул ее от избытка чувств. - А если он признает первосвященника невиновным? Что вы будете делать тогда?!

– Не признает. - Императрица встревоженно посмотрела на разволновавшегося мужа и как маленькому ребенку объяснила: - Нам не нужно предупреждать этого диина, какое решение он должен вынес-с-сти, потому что вс-с-се женщины говорят правду, и он, ес-с-стес-с-ственно, это почувс-с-ствует при их допрос-с-се, а значит, и приговор будет такой, какой нам нужен.

К ее огромному удивлению, мужчины переглянулись и едва ли не хором произнесли:

– С вами с ума сойдешь!

Эфа моргнула, ошеломленная таким единодушием, не понимая причин, почему и Рейт, и Лотан смотрят на них с Хизой весьма многообещающе и зачем они требовали, чтобы судью поставили в известность об операции, которая его никоим образом не касается. Она хотела спросить, но отчетливо ощутила, что сейчас объяснений от разгневанных мужчин не добьется, и решила отложить действия по прояснению ситуации до более подходящего времени. В конце концов, это не срочно, поэтому, виновато прижав уши, Императрица приступила к обсуждению некоторых моментов намеченного на ближайшее время мероприятия по лишению церкви светской власти, стараясь не обращать внимания на выразительные взгляды мужа.

Хиза ввалилась в апартаменты, которые вот уже семь лет делила с Лотаном, а последнее время еще и с парочкой невыносимых детенышей, способных довести до припадка ярости даже бывшего дипломата, обладающего профессиональной выдержкой, не говоря уже о ней с ее далеко не спокойным характером, и остановилась, растерянно глядя по сторонам. Близнецы в помещении отсутствовали, что само по себе было удивительно в семь часов утра, но гораздо большее беспокойство у женщины-диина вызвала некоторая недостача в ее коллекции оружия, оставленной на подставке перед скандалом с мужем - от греха подальше. Подозрительно принюхавшись и не обнаружив в комнате посторонних запахов, Хиза для очистки совести проверила детскую, толкнув приоткрытую створку и сунув голову внутрь. Хотя заранее знала, что никого там не найдет. Ее дети, если все-таки и снисходили до того, чтобы проводить время в специально предназначенных для них помещениях, всегда закрывали за собой двери, наивно полагая, что если мачеха не видит, что происходит в комнате, то, следовательно, пребывает в неведении относительно их очередной шалости. То, что при ее слухе закрывать двери в помещения, не оборудованные специальной звукоизоляцией, так же бесполезно, как и пытаться скрыть запах краски, облившись где-то духами, пока не приходило близнецам в голову.

Естественно, слух ее не обманул, в детской их не оказалось, но зато обнаружился беспорядок, сходный по интенсивности с разрухой, обычно царящей на верхних уровнях военной базы после орбитального обстрела. Женщина-диин нервно оскалилась и стремительно покинула апартаменты, не забыв прихватить со стойки парочку предметов, предназначенных своими создателями для уничтожения живых существ, опрометчиво оказавшихся в пределах их досягаемости. События явно принимали очень неблагоприятный оборот, Хиза надеялась только, что по своей профессиональной привычке преувеличивает опасность, грозящую ее детям, и в скором времени обнаружит обоих близнецов в обществе их отца, который с утра уже успел не только с ней поругаться, но и отправиться на свое рабочее место. Пусть даже итогом такой встречи станет неприятный разговор уже с тремя членами семьи вместо одного. Однако, ввалившись в кабинет к Лотану, она застала там только своего мужа, раздраженно, в лицах пересказывающего их последний разговор Рейту, понимающе кивающему в нужных местах и междометиями выражающему свою мужскую солидарность с другом.

Женщина-диин окинула взглядом эту идиллию и яростно рявкнула:

– Наши дети взяли мое оружие и куда-то удрали с утра пораньше. Скажи, что ты отправил их по какому-нибудь пустяковому делу! Иначе у нас проблемы! - Она уже с откровенным беспокойством наблюдала за тем, как мужчины с одинаковым недоумением разворачиваются к ней, и когда муж открыл рот, чтобы ответить ей, уже знала, что он скажет.

– Я никуда их не отправлял. Я сегодня еще их и не видел.

Хиза прикрыла глаза и прорычала ругательство, которое очень любил употреблять один из заговорщиков, не так давно арестованный ее службой с поличным. Она так и знала, что этим все закончится! Сумасшедшие близнецы отправились мстить, посчитав, что их непродолжительной подготовки вполне достаточно, чтобы справиться со взрослым физически здоровым человеком. Ну за что ей такое наказание?! Женщина-диин торопливо нажала кнопку вызова на наручном коммуникаторе, не обращая внимания на встревоженных людей, задающих какие-то вопросы и пытающихся предложить помощь в поисках. Дежурный откликнулся через пару мгновений, но Хизе показалось, что прошла целая вечность до того как голос, слегка искаженный динамиком, коротко доложил:

– Дежурный слушает.

Глава Службы безопасности глубоко вздохнула и, заставляя себя говорить спокойно, потребовала:

– Установите место нахождения Тзора, одного из сопровождающих, прибывших вместе с третьим наследником Лентерра. Немедленно! - Хиза яростно оскалилась и заметалась по комнате в ожидании ответа.

– Они попытаются отомстить?

Вопрос Лотана заставил ее остановиться и обратить внимание на бледного до синевы мужа, вцепившегося в стол с такой силой, что дерево потрескивало под его пальцами.

– Саан всемогущий, и как это я не подумал…

– Я тоже не учла, что имею дело с детьми, причем с детьми, генетически предрасположенными к агрессии и насилию. - Женщина-диин нервно покосилась на все еще молчащий коммуникатор и мрачно добавила: - Они были такими рассудительными и ответственными во всех вопросах, касающихся серьезных вещей, что мне даже в голову не пришел подобный вариант развития событий. Я понимаю их желание отомстить и, собственно, сама собиралась разобраться с этой проблемой в ближайшее время, но зачем было до такой степени рисковать?! Совершенно не умею воспитывать человеческих детей! Непонятно, что им придет в голову в следующий момент!

Хиза тихо зарычала от непривычного ощущения беспомощности и едва не вздрогнула от голоса дежурного, раздавшегося из коммуникатора, который она в последнее время постоянно носила на запястье.

– Тзор обнаружен в зоне семь!

Женщина-диин замерла, припоминая план-схему дворца. Выходило, что человек находится на тренировочных полигонах! Саан и преисподняя! Огромная территория, с всевозможными природными и искусственными препятствиями, зданиями, ангарами и всем остальным, что может потребоваться в нелегком деле подготовки оперативников службы безопасности!

– Уточните! - Хиза сама не узнала свой голос и до боли стиснула зубы, прекрасно понимая, что, если они все-таки там, даже найти тела будет непростой задачей, не говоря уже о том, чтобы успеть вовремя.

– Полоса препятствий для последнего курса, предназначенная для прохода в полной боевой выкладке, номер двенадцать. Точнее сказать не могу, простите, на ней нет датчиков.

– Понятно. - Женщина-диин заставила себя успокоиться. Она уже не сомневалась, что ее дети все спланировали заранее и теперь находятся на полигоне вместе со своим врагом, которого успешно заманили на неизвестную и непривычную ему территорию и теперь собираются спокойно убить, пользуясь тем, что на этот день не запланировано никаких учений и, значит, лишних людей там не будет. Ну а датчики действительно установлены только при входе на некоторые наиболее опасные полосы препятствий, так что компьютер не сможет предоставить запись, что же там произошло в действительности, и как следствие обвинить их в убийстве будет гораздо труднее. Доказать, что Тзор погиб от рук двух детей, а не от некоторых приспособлений тренажера, которые рассчитаны на тренировки хорошо подготовленных профессионалов в боевых комбинезонах высшей защиты, будет практически невозможно. Особенно если они подберут в качестве орудия убийства что-нибудь помощнее. Маленькие разбойники все рассчитали! Лучше бы они так тщательно анализировали свои шансы на победу.

Хиза сорвалась с места, одновременно пытаясь установить ментальный контакт с кем-нибудь из диинов, находящихся поблизости от полигона, и с яростью выясняя, что там по закону подлости никого нет. Она не видела, как ее муж и Рейт выбежали за ней, не обращала внимания на людей, в панике жмущихся к стенам, чтобы не оказаться на дороге у нелюдя, мчащегося по коридору со скоростью, доступной этому безумному народу. Единственной мыслью, бившейся в сознании женщины-диина, было, что, тратя много времени на тренировки близнецов, она психологически не подготовила их к убийству. И даже если им невероятно повезет и они сумеют загнать Тзора в ловушку, не исключено, что в самый последний момент могут промедлить, и эта нерешительность вполне может стать для них фатальной.

На полной скорости преодолев коридор, Хиза в прыжке нажала кнопку экстренного отключения блокировки (благо в административной части здания не было таких же мер предосторожности, как в жилой, иначе бы ей пришлось тратить драгоценные секунды, набирая нужный код) и вывалилась в окно, распахнув тяжелые створки своим телом. Крылья хлопнули, раскрываясь во всю ширь и гася скорость падения; взмыв от самой земли, женщина-диин стремительно унеслась в сторону полигона, оставив дворец в состоянии нарастающей паники. Люди не могли понять, что происходит, нелюди даже в самых экстренных ситуациях предпочитали не демонстрировать так откровенно свою чуждость. Из этого следовало, что случилось что-то экстраординарное. Но что? В конечном итоге сплетники сошлись на очередном покушении на императорскую семью и успокоились. На большее их фантазии традиционно не хватило.

Но Хизе было не до того, какое впечатление ее поспешное бегство произвело на придворных и слуг; добравшись до полигона в рекордные даже для тренированного воина сроки, она сделала круг над полосой препятствий, пытаясь обнаружить своих детей, и почувствовала, что только излишняя длина ее волос не позволяет им встать дыбом. Неугомонные близнецы выполнили первую часть плана с блеском, заманили своего врага к огромному бассейну с высококонцентрированным раствором колгенеза, имитирующим на тренировках отсеки катера после взрыва антиграва и выброса раскаленного вещества кристалла в атмосферу внутренних помещений. Проходить это упражнение требовалось в боевом скафандре высшей защиты. Человеческое тело раствор такой концентрации уничтожал за секунды, если бы Лио и Лиа удалось столкнуть Тзора в бассейн, то у него не было бы никаких шансов, и даже следов его найти никому не удалось бы.

Женщина-диин сложила крылья и спикировала вниз, проклиная изобретательность своих детенышей, первая их самостоятельная операция почти удалась - почти. Человек что-то заподозрил или просто решил напасть раньше, чем дети сориентировались, и за несколько мгновений ситуация кардинально переменилась. Тзор выбил у Лиа слишком тяжелый для нее меч и теперь теснил близнецов к бассейну, используя свое преимущество в росте и физической силе. Хиза видела, как Лио попытался проскочить мимо противника, но в узком пространстве между перегородками, долженствующими имитировать тесный отсек катера, нарвался на удар кулаком и отлетел к самой кромке.

Наплевав на собственную безопасность, женщина-диин спикировала вниз, раскрыв крылья только в последний момент, пытаясь выиграть доли секунды и добраться до Тзора до того, как он убьет кого-нибудь из ее детей. Перепонка правого крыла зацепилась за перегородку, и Хиза зарычала от боли, чувствуя, как тонкая кожа разошлась по всей длине, что ж, в ближайшие дни ей будет точно не до полетов. Но это она отметила отстраненно, краем сознания, все ее внимание в данный момент было сосредоточено на человеке, который услышал шум за своей спиной и медленно начал разворачиваться к новой опасности. Однако женщина-диин не собиралась рассматривать лицо очередного противника, ей было совершенно все равно, как он выглядит, меч свистнул, снося Тзору голову, и Хиза, развернув клинок плашмя, хлестнула им уже обезглавленное тело, подбрасывая его в воздух и отправляя в бассейн вслед за уже улетевшей в раствор головой. Все. Вот теперь можно расслабиться и посмотреть…

Два маленьких тела врезались в нее со скоростью снаряда и замерли, уткнувшись ей в живот и мелко дрожа. Женщина-диин обняла тихо всхлипывающих детей и успокаивающе заворчала, одновременно внимательно их оглядывая на предмет серьезных ран и переломов. Не обнаружив ничего, кроме синяков и царапин, Хиза облегченно вздохнула и, подхватив близнецов, перемахнула через перегородку, отделяющую полосу препятствий от остальной территории полигона. Она не знала, что успели натворить ее несносные детеныши и какие записи сделали датчики системы безопасности, поэтому предпочла перестраховаться. Чем меньше информации останется на электронных носителях, тем легче будет в случае чего заметать следы.

Лиа и Лио вели себя на удивление тихо, без возражений позволили затащить свои персоны в детскую и уложить на кровать в ближайшей из отведенных для них комнат. Женщина-диин оглядела предельно послушных детенышей, глубоко вдохнула и набрала на коммуникаторе код мужа, надеясь, что Лотан все-таки взял с собой столь не любимое им устройство связи и ей не придется разыскивать теперь уже его. Но Сел откликнулся немедленно:

– Слушаю.

Хиза улыбнулась, отметив про себя, что следует заняться физической подготовкой мужа, в конце концов, от его кабинета до полигона не так уж далеко и человек в хорошей физической форме не должен так задыхаться, пробежав это расстояние.

– Я их нашла. С ними все в порядке, мы в детской. - Подобный лаконизм ей был не свойственен, но, пока она не разобралась в ситуации детально, чем меньше станет известно посторонним, пусть даже ее сотрудникам, тем лучше.

– Понял. Иду. - Лотан почувствовал по ее тону, что произошло что-то непредвиденное, и сориентировался мгновенно. О вещах, которые могут быть использованы против них, лучше разговаривать только там, где никто не сможет их подслушать, например, в своих апартаментах, убедившись предварительно, что все датчики, в них находящиеся, настроены реагировать исключительно на возможные угрозы обитателям помещений и записи не ведут, заодно проверив комнаты на наличие несанкционированно установленной аппаратуры. Одно из первых правил выживания в Империи. В императорских покоях нужды в подобных предосторожностях обычно не возникало, система безопасности в них была сконструирована так, что любое вмешательство в нее мгновенно включало тревогу, а запись запрещено было вести под страхом смертной казни. Но ежедневные утренние и вечерние проверки всех используемых помещений давно стали для Хизы и ее диинов привычным ритуалом. А перед каждым совещанием или откровенным разговором Эфа, кто-нибудь из императорской семьи или диинов все равно включали «глушилки», как глава Службы безопасности непочтительно называла новейшую разработку имперских ученых, позволяющую надежно заблокировать любые системы слежения, изобретенные человеком. И поскольку на этот раз утром она не успела провести проверку своих апартаментов, следовало подстраховаться…

Женщина-диин выключила коммуникатор, улыбнулась своим мыслям и, выйдя в гостиную, запустила тестирование на терминале, установленном в их покоях. Убедившись в том, что в программу компьютера не производилось никакого вмешательства, она включила тест на наличие в помещениях датчиков слежения. Через пару минут, прочитав сообщение о количестве и местах расположения техники наблюдения и выяснив, что ничего, кроме согласованных с нею датчиков, в комнатах нет, она ввела код на полное отключение системы слежения и, получив подтверждение выполнения команды, вытащила из кармана «глушилку», которую постоянно носила с собой, щелкнула переключателем (подстраховаться никогда не помешает) и только после этого повернулась к молча наблюдающим за ней из дверей детской детям.

– Вот теперь можно и поговорить. Прежде чем вернется ваш отец и в красках опишет все, что он о вас думает и собирается с вами по этому поводу сделать, быстро расскажите мне, что вы успели натворить, кто вас видел и где могут находиться данные или предметы, способные стать доказательствами вашей причастности к исчезновению Тзора. Итак?

Хиза выжидательно смотрела на насупившихся близнецов, прикидывая про себя, какие меры ей придется предпринять, чтобы не допустить огласки и вывести детенышей из-под удара в случае, если кто-нибудь уже имеет возможность доказать их участие в убийстве и как следствие попытается использовать эти данные для того, чтобы убрать в первую очередь ее, а может быть, и Лотана. Лиа, как всегда, взяла инициативу общения с ней на себя и, вернувшись в комнату, решительно проговорила, искоса поглядывая на мрачно нахохлившегося рядом с ней брата:

– Мы хотели отомстить за мать. Когда узнали, что Тзор в свите жениха принцессы, решили не упускать шанса и спланировали операцию по уничтожению.

– Вот с этого места поподробнее!

Женщина-диин сердито вздохнула и, войдя в детскую, боком присела рядом с ними на кровать, держа правое крыло полураскрытым на отлете. Кровь уже остановилась, но противная дергающая боль не давала полностью сложить перепонку и спрятать его под плащ. Дети виновато покосились на длинный разрыв, едва начавший схватываться, восстанавливая целостность перепонки, и внезапно Лио тихо, но твердо проговорил, стараясь не смотреть ей в глаза:

– Простите, это была моя идея, и сестра возражала до тех пор, пока я не сказал, что все равно сделаю это - с ней или без нее. Тогда она помогла мне разработать план. Мы сказали Тзору, что знаем, кто виновен в гибели наших родителей, и желаем получить часть наследства, угрожая в противном случае обратиться к тебе за помощью и отдать доказательства.

– Где сказали? - Хиза почувствовала пробирающий ее до костей холод. Юные идиоты! А если бы Тзор не стал ждать, пока ему сообщат условия сделки, и избавился от нежелательных свидетелей сразу, как только узнал об их существовании?!

– На вечеринке, устроенной наследником для своей свиты. - Лиа снова перехватила инициативу у брата. - Не волнуйся, - продолжала она решительно, - там стоял такой гам, что датчики системы безопасности наши слова наверняка не записали, да и нас самих в толпе вряд ли видно. Мы назначили время и место встречи и быстро ушли. Ты нас уже водила на полигон, и твои сотрудники об этом знают, вот мы и спросили начальника учебной части, можем ли мы там позаниматься в ближайшее время, а он, ничего не подозревая, выдал нам план тренировок оперативников службы безопасности на ближайшие пять дней. Дальше все было совсем просто, мы взяли оружие и прошли на территорию полосы препятствий за полчаса до того, как Тзор до нее добрался. Датчики, установленные на входе и выходе с полосы, реагирует на определенную массу тела и предназначены для того, чтобы контролировать количество вошедших и вышедших оперативников в тяжелой броне, поэтому нас они не заметили…

– Знаю. - Женщина-диин ворчливо выругалась, поминая всех идиотов, занявшихся воспитанием этих шустрых деток, в том числе и себя саму. - Я же вам и объясняла принцип работы этой системы, как и то, что на самой полосе препятствий нет ни одного датчика из-за того, что неуклюжие обормоты в тяжелых скафандрах периодически врезаются в стены и гробят дорогую технику. Значит, что-либо можно обнаружить в его комнате, если Тзор все-таки насторожился и оставил подстраховку, хотя вряд ли, все-таки его шантажировали дети, а их обычно не воспринимают всерьез. Ну и, конечно, обязательно кто-нибудь видел, как вы разговаривали, но я сомневаюсь, что он обратил на это внимание, поскольку, если я правильно помню отчеты об этой вечеринке, трезвых там не было, даже условно трезвых.

Хиза наблюдала, как по мере того как она детально анализирует произошедшее, светлеют лица близнецов, и не могла сдержать улыбки. Все-таки следовало признать, что для своей первой самостоятельной операции они сработали на удивление толково. Потребуется, естественно, кое-что проверить и стереть кое-какие записи, но в остальном никаких серьезных улик. Поразительно! И даже не нужно требовать от дежурного, чтобы он забыл их разговор. Все можно объяснить предельно просто: разыскивали неожиданно куда-то пропавшего аристократа из свиты жениха принцессы, срочно устанавливали его местоположение. Так, теперь для полноты картины следует отправить поисковую партию, пусть пройдется по полосе препятствий, поищет ненормального дворянина, забредшего на полигон непонятно зачем.

Все равно они не найдут никаких следов, пластик там полностью впитывает в себя все, что бывает по нему разлито или рассыпано, иначе техники замучились бы чистить полосу препятствий после каждого прохода группы оперативников. Эти с позволения сказать профессионалы при работе с тяжелыми скафандрами в экстремальных условиях обязательно умудряются пробить что-нибудь, разлить топливо, дезинфицирующую жидкость, противопожарную смесь или медикаменты из походной аптечки. А ныряя в многочисленные бассейны, напоминают камни, с большой силой брошенные в чашку с водой, и вызывают тот же эффект, заливая все вокруг содержимым лоханки. И поскольку оно обычно бывает далеко не безобидным, то убирать за ними никаких людских ресурсов не хватит. Так что группа, отправленная на проверку, получит возможность потренироваться как следует вне плана, но не найдет никаких следов потерявшегося аристократа. Датчики подтвердят, что он вошел на полосу препятствий, но не вышел, а что с ним там случилось, определить не удастся, как и то, что она вообще появлялась в непосредственной близости от места событий. Прекрасно, будем считать, что одним пропавшим без вести в Империи станет больше…

– Хорошо. - Хиза резко встряхнула головой и воззрилась на притихших близнецов. - Для своей первой операции вы поработали неплохо, полагаю, свою ошибку вы уже поняли и постараетесь больше не повторять? Все-таки когда собираетесь убивать, следует делать это сразу, а не тратить время на разговоры с обреченным, если вы, конечно, не хотите выяснить у него что-нибудь необходимое, хотя это, я полагаю, не ваш случай. А теперь забудьте о том, что вообще были на полосе препятствий номер двенадцать. Вам пришло в голову опробовать один из тренажеров, потом скажу какой, смертельно опасный для людей без боевых скафандров, я об этом узнала и помчалась на полигон, успела вовремя вытащить вас оттуда и устроила головомойку. Вопросы?

– Отцу тоже говорить это?

Лиа была предельно серьезна и собранна, но женщина-диин ощущала переливающееся в ее сознании всеми цветами радуги ликование от похвалы мачехи, причем эмоции были такой интенсивности, что Хиза забеспокоилась насчет ее душевного здоровья, пока не осознала, что ловит чувства обоих близнецов, а не только дочери. Успокоившись по поводу их самочувствия, она пришла к выводу, что слишком поощрять детенышей не стоит, и серьезно ответила:

– Отцу вы расскажете правду, причем сами, и принесете извинения за беспокойство. - Глядя на вытянувшиеся мордашки близнецов, она добавила: - Он уже идет сюда, так что оставляю вас наедине. Мне еще кое-что нужно сделать, чтобы нейтрализовать последствия ваших экспромтов.

Хиза усмехнулась, прислушиваясь к доносящимся из коридора торопливым шагам мужа, и вышла из детской, ей действительно еще предстояло связаться со службой, ответственной за распространение информации, и сообщить, какой легенды следует придерживаться по поводу ее безумных полетов, а потом отправить оперативников на поиски потерявшегося на полигоне аристократа. И при этом проследить, чтобы Лотан не переусердствовал в воспитательной деятельности, в конце концов, дети все же весьма профессионально применили их уроки на практике.

ГЛАВА 17

Жнерен Эорор находился в некотором недоумении. Пять лет назад, принимая предложение Императрицы стать судьей, он рассчитывал получше изучить психологию людей и в дальнейшем написать серьезную работу по особенностям человеческого поведения в психотравмирующих ситуациях. На данный момент материала для книги у него было более чем достаточно, но Жнерен с удивлением обнаружил, что выбранная им профессия захватывает посильнее сложных дипломатических переговоров и интересна ему уже сама по себе, а не как способ получения необходимых данных. Все дело было в полной непредсказуемости людей. Эорор раздраженно покосился на своего помощника, который, несмотря на годы, проведенные рядом с диином, по-прежнему боялся его, и вздохнул. Следовало признать, что людская непредсказуемость иногда принимала такие формы, что ставила его в тупик и была несколько обременительна для любого нормального существа.

Ярким тому примером было дело, которое он согласился рассмотреть пять дней назад. Казалось бы, ничего необычного: несколько женщин обвиняют мужчину, обладающего достаточной властью, чтобы иметь возможность потакать своим капризам, в изнасилованиях и сексуальных домогательствах. Таких случаев за время практики Эорора было несколько десятков, но ни один из них не вызывал такого интереса к себе со стороны людей, совершенно никак не связанных с рассматриваемым делом. Диин печально воззрился на папку с материалами, словно пытаясь там найти ответ на вопрос: почему, демоны побери этих невменяемых подданных Империи, зал судебного заседания напоминает главную столичную транспортную магистраль в час пик? И отчего рядовое в общем-то дело вызывает такую бурю противоречивых эмоций, что нормальному существу, даже поставив полную ментальную защиту, хочется сбежать куда-нибудь, где потише?

Оставалось только удивляться способности людей ставить с ног на голову все представления любого вменяемого создания о Вселенной с упорством, достойным лучшего применения, и смириться с этим. Решив вернуться к вопросу о странностях и несуразностях этого процесса позже, диин покосился на нервно ерзающего за своим столом помощника и, поймав почему-то опять перепуганный взгляд человека, кивнул, давая понять, что пора начинать слушание дела. А потом просто прикрыл глаза и принялся ждать, пока закончится обязательная, с точки зрения чиновников, подписывавших правила проведения судебных процессов в альтернативных судах, процедура предварительного ознакомления участников процесса с составом суда, присутствующими в зале представителями сторон и прочими никому не нужными формальностями…

– …ответчик на заседание не явился, его интересы представляет…

Жнерен резко выпрямился, чувствуя, как в груди зарождается бешеное рычание, скорее подходящее его матери, чем вполне уравновешенному, воспитанному и, самое главное, цивилизованному существу, которым Эорор считал себя до недавнего времени. Такого на его процессах еще не случалось! Подумать только, этот, с позволения сказать, сексуальный террорист даже не удосужился предстать перед судьей, несмотря на то что с самого начала одним из основных требований альтернативных судов было личное присутствие сторон при рассмотрении любого дела. Иначе вся канитель с созданием абсолютно беспристрастного органа правосудия теряла всякий смысл, поскольку ни один представитель народа диинов не смог бы сказать, врет человек или нет, не находясь в непосредственной близости от него! Даже высокородные дворяне не позволяли себе ничего подобного!

Жнерен оскалился, демонстрируя людям, собравшимся в зале, чтобы посмотреть редкое зрелище (хотя он под угрозой смерти не мог бы сказать, почему они его таковым считают), длинные острые клыки, и, бесцеремонно прервав речь помощника на полуслове, громко произнес:

– Обеспечить явку ответчика, слушание дела откладывается на час, до его прибытия в зал суда! - Звучный, хорошо поставленный голос диина легко перекрыл поднявшийся при его первых словах сдержанный ропот. Эорор обвел взглядом лица людей; озадаченные, испуганные, гневные, выражения некоторых вообще не поддавались описанию, но равнодушных среди них не было точно. Несчастному судье даже пришлось поднять дополнительную защиту, чтобы избавиться от человеческих эмоций, давивших на его сознание, и он, окончательно выведенный из себя всем происходящим, рявкнул: - Немедленно отправить за ним дежурную группу!

– Но…

Диин стремительно развернулся к осмелившемуся подать голос помощнику и яростно прошипел:

– Что непонятного в моем приказе, Дорол? Или вы забыли код дежурного отделения?! - Жнерен демонстративно протянул ему свой коммуникатор, который после своего переселения на Тронный мир никогда не снимал с запястья. - В таком случае воспользуйтесь моим средством связи, в его память занесены все необходимые коды.

– В этом нет надобности. - Человек нервно сглотнул, и диин едва сдержался, чтобы не поморщиться от отвращения, - от его помощника на всех уровнях восприятия несло нестерпимыми эманациями животного ужаса. - Господин судья, я должен обратить ваше внимание на то, что ответчик является первосвященником Империи и тем самым обладает неприкосновенностью…

– В альтернативном суде неприкосновенностью не обладает даже Императрица! - Жнерен насмешливо фыркнул и презрительно добавил: - И уж тем более ею не обладает человек, не имеющий официально подтвержденного высокого социального статуса. Здесь рассматривается светское дело, и церковный сан не имеет никакого значения для суда.

В зале разразилась настоящая буря эмоций и гневных выкриков. Эорор с непроницаемым выражением лица наблюдал за бушующим в помещении безумием, с неудовольствием отмечая, что люди словно по команде теряют способность рассуждать здраво, как только дело касается вопросов веры в этого их бога, на которого они горазды сваливать все свои неудачи и беды. Он задумался над этим странным феноменом и несколько секунд анализировал возможные причины возникновения подобной аномалии в самосознании целого вида. Но потом вынужден был отвлечься от своих исследований, на всякий случай оставив себе в памяти зарубку, чтобы не забыть об этом явлении, которое вполне может стать темой его очередной книги о человеческой психологии. Суть выкриков из зала сводилось к одной простой мысли: наглый нелюдь оскорбляет духовную особу, подозревая этого во всех отношениях достойного человека в преступлении, которое он не совершал и никак не мог совершить. Ситуация грозила перейти в открытый конфликт, что могло привести к непредсказуемым последствиям.

И диин наконец-то, в первый раз за этот суматошный и раздражающий во всех отношениях день, вспомнил, что он вообще-то прирожденный дипломат и переговорщик, а не упрямый вояка, приученный решать все возникающие на его пути проблемы при помощи грубой силы, применяемой к месту и не к месту. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Жнерен встал со своего кресла,непроизвольно поводя крыльями в безуспешных попытках избавиться от мучительной боли в суставах (проклятый протокол предписывал обязательную высокую спинку для всех стульев в зале судебного заседания, что превращало обычное приспособление для сидения в орудие пытки для любого, у кого природой или создателями было предусмотрено больше четырех конечностей), и, дождавшись, пока внимание присутствующих в зале сосредоточится на нем, мягким, рассудительным тоном произнес, тщательно следя за интонацией и выражением лица:

– Пока не вынесено решение суда, никто не может быть признан виновным, и, если достойного человека незаслуженно обвиняют в совершении тяжкого преступления, прямой долг суда заключается в принятии всех необходимых мер для того, чтобы снять с уважаемого гражданина Империи все подозрения и обеспечить ему право на защиту от подобных посягательств. И если для этого требуется присутствие ответчика в суде, я обеспечу его любыми средствами!

Эорор замолчал и обвел притихший зал выразительным взглядом, всем своим видом демонстрируя твердую решимость защитить справедливость и обеспечить торжество закона во что бы то ни стало. Его маленькое представление достигло цели, диин отчетливо ощущал, что люди постепенно успокаиваются и воспринимают происходящее уже не как изощренное издевательство над духовной особой, а как попытку исправить допущенную несправедливость и обелить имя человека, невинно обвиненного в немыслимом для священника преступлении. Что и требовалось. Жнерен снова опустился в неудобное кресло судьи, проклиная человеческие обычаи и заблуждения, доставляющие нормальному разумному существу столько мучений (ну, скажите, кто на полном серьезе поверит в то, что дизайн мебели может быть признаком социально опасного поведения ею пользующегося создания, основывая эту иррациональную веру на непроверенных утверждениях историков о якобы пристрастии своих предков к применению стульев без спинки в качестве оружия в пьяных драках?!), и прикрыл глаза, ожидая, пока в зал судебного заседания доставят ответчика.

В том, что первосвященника добудут из-под земли или из владений Саана и притащат к нему из самых добрых побуждений, он не сомневался ни на мгновение. Иногда управлять людьми было до смешного просто. Вот только не следовало забывать, что во многих ситуациях эти странные создания руководствуются эмоциями, а не логикой и способны сделать невозможное, если их убедить в возвышенности и благородстве целей, которых необходимо достичь. Это удивительное свойство человеческой психики всегда заставляло Эорора задумываться о в высшей степени интересных условиях жизни предков современных людей, которые способствовали формированию таких странных и в то же время опасных, прежде всего для них самих, инстинктов и особенностей осознанных реакций на окружающую действительность. По всему выходило…

Шум и яростные проклятия, донесшиеся из коридора, заставили отвлечься от обдумывания этой, без сомнения, очень интересной и важной проблемы и обратить внимание на происходящее вокруг него. Диин довольно усмехнулся про себя, констатировав, что на этот раз он предельно точно просчитал реакцию людей на свои слова и теперь будет иметь удовольствие лицезреть неуловимого ответчика гораздо раньше, чем через час, отведенный им на поиски этого человека. Словно подтверждая его выводы, дверь в зал судебного заседания распахнулась, и двое дюжих молодцов в форменных мундирах с подобающим уважением пропустили в помещение яростно ругающегося и проклинающего их священника.

Жнерен брезгливо наморщил нос, уловив эмоции наконец-то доставленного ответчика, но был предельно вежлив, когда приветствовал первосвященника и предлагал ему занять место в зале. В ответ он удостоился проклятия и угрозы отлучить мерзкую нелюдь от церкви, но как обычно проигнорировал и то и другое, за время работы в должности судьи диин давно привык к подобным выходками ответчиков, а подчас и истцов. Эорор по привычке, оставшейся еще с начала его карьеры, когда он иногда путал формы обращения к сторонам, различающиеся в зависимости от того, кто поддерживает обвинение и велось ли по делу предварительное следствие, напомнил себе, что поскольку в данном случае слушается дело частного обвинения, то не следует называть этого человека обвиняемым, и приступил к выполнению необходимых формальностей, как всегда, пропуская скучные и малопонятные любому нормальному существу церемонии по краю сознания и сосредоточившись на более важных вещах, например, на чувствах и мыслях сторон. Их необходимо было выделить среди бушующего в помещении эмоционального шторма и понять, что они означают, с поправкой на разницу в восприятии одних и тех же событий людьми и диинами.

Процесс тянулся медленно и нудно, Жнерена раздражали резкие всплески эмоций из зала, которыми сопровождались все действия его помощника и ответы сторон. Он никак не мог понять причину этих странных реакций на, казалось бы, вполне обыденные вещи и злился, как орот после неудачной охоты третий день подряд. Когда дело наконец дошло до допроса истиц, Эорор вздохнул с облегчением и воззрился на бледных испуганных женщин, которые, затравленно озираясь, вставали одна за другой, чтобы запинаясь рассказать о том, что с ними произошло. Сначала диин пытался внимательно вслушиваться в их эмоции, стремясь уловить в них малейший диссонанс фальши или притворства, но уже через несколько минут вынужден был отказаться от своего занятия. Слишком много боли и отчаяния таилось в сознании этих несчастных… и безнадежности!

Жнерен недоуменно моргнул, вот уже больше трех лет он не сталкивался с неверием людей в правосудие альтернативных судов. Однако факт оставался фактом, женщины не сомневались в том, что и диин признает их рассказ ложью. Это открытие заставило Эорора внимательнее прислушаться к тому, что пряталось в глубинах их сознания, и в следующий момент он с трудом сдержал нервное рычание, такого он просто не ожидал! Полная покорность судьбе и уверенность в том, что любое несчастье, произошедшее с ними, несомненно, является заслуженной карой за прошлые грехи! Оставалось только удивляться, как они с таким настроем вообще решились на борьбу?

– Ложь! Грязная ложь!

Внезапный выкрик священника заставил диина вернуться к реальности и обратить внимание на происходящее во всем помещении, а не только у стола, за которым сидели истицы. Картина, которую он имел сомнительное удовольствие наблюдать в зале судебного заседания, заставила Эорора изумленно приподнять брови. Женщины после первого же выкрика сжались как от удара и замолчали, затравленно озираясь по сторонам. Первосвященник стоял, выпрямившись во весь рост, потрясая кулаками и призывая гнев Саана на богохульниц, осмелившихся очернить его доброе имя, перемежая цитаты из церковных книг с далеко не цензурными выражениями, а присутствующие в помещении журналисты и просто любопытствующие весьма активно его поддерживали.

– Прекратить! - Голос диина легко перекрыл царящий в зале шум. Жнерен презрительно воззрился на застывшего с открытым ртом ответчика и в наступившей испуганной тишине уже гораздо более спокойно промурлыкал: - Вам пока еще не давали слова. Но все-таки я отвечу на ваше заявление о том, что истицы лгут. Должен заметить, за все годы, что я выполнял обязанности судьи, мне очень редко приходилось слышать настолько правдивый рассказ. Теперь это только формальность, но прошу вас все же ответить: вы совершили все то, что только что было перечислено этими женщинами?

Эорор выразительно замолчал, всем своим видом давая понять, что ждет немедленного ответа на свой вопрос. И с интересом наблюдал за тем, как по мере осознания людьми смысла его заявления вытягиваются от удивления и отвращения лица многих из присутствующих в зале человеческих созданий, как бледнеет и покрывается потом первосвященник, до последнего не веривший в подобный исход дела. Диин всегда был в хорошем настроении, когда сталкивался с чем-то новым в психологии людей. А сейчас он имел удовольствие во всех подробностях ощущать эмоции человека, настолько уверенного в своей безнаказанности, что даже высокородные дворяне в этом смысле не могли с ним тягаться, и вдруг совершенно неожиданно обнаружившего, что его уверенность оказалась ложной. Оставалось не совсем понятным, почему у первосвященника вообще возникло подобное заблуждение, в конце концов, информация об альтернативных судах и неподкупности и беспристрастности диинов была общедоступной, а ничего особенного, способного заставить кого-то из его племени отступить от требования Императрицы выносить только справедливые решения, в этом существе, на взгляд Жнерена, не было. Эорор прищурился, ожидая, пока человек соберется с силами для того, чтобы ответить на его вопрос и, естественно, тут же выдать себя с головой. Вот наконец первосвященник справился с собой и, все еще на что-то надеясь, с показной уверенностью произнес:

– Все сказанное этими женщинами гнусная ложь, я никогда не нарушал обетов, данных Саану…

– Вы не верите в то, что говорите. - Жнерен бесстрастно прервал ответчика и, не обращая внимания на его попытки продолжить речь, холодно продолжил: - Вы признаетесь виновным по всем пунктам обвинения и приговариваетесь к пожизненному заключению согласно пункту восемь статьи двести сорок семь Уголовного уложения Империи тысячи солнц. - За годы в судейском кресле Эорор успел выучить законодательство Империи наизусть, благо оно не отличалось большим объемом и вполне поддавалось запоминанию, и теперь не сомневался в том, что абсолютно точно назвал статью и пункт закона. - Дорол, составьте соответствующий приговор и вызовите охрану.

Диин откинулся на спинку кресла и обвел притихший зал усталым взглядом, он чувствовал, что требовалось сказать что-то еще, чтобы устранить возможные негативные последствия вынесенного решения. Все инстинкты прирожденного дипломата и многолетний опыт ученого кричали о том, что желательно направить гнев людей на истинного виновника происшедшего, чтобы не подвергать опасности женщин, сумевших, несмотря на угрозу общественного порицания и необходимость еще раз пережить свое унижение на глазах у множества людей, не отступиться от своего и добиться справедливости. К тому же не мешало бы и авторитет альтернативного суда спасти от возможных нападок со стороны людей, не заинтересованных в подобном исходе дела и способных внушить преступнику такую уверенность в собственной безнаказанности. Он выпрямился в кресле и мягко, слегка печально проговорил:

– Я не совсем понимаю причину вашего удивления от того, что этот человек был признан виновным. - Диин выразительно покосился на охранников, которые, явившись по вызову в зал судебного заседания, не торопились приступать к своим обязанностям, несколько нервно косясь на застывшего, словно памятник самому себе, священника. - Некоторые человеческие понятия до сих пор остаются для меня тайной, но в вопросе виновности или же невиновности обвиненного в преступлении разумного существа я никогда не ошибусь. Но если кто-то из вас знает причину, по которой осужденный должен быть освобожден от наказания, я требую, чтобы мне об этом сообщили.

– Он первосвященник Саана! - Выкрик из глубины зала был вполне ожидаем и не застал его врасплох. Люди иногда были поразительно предсказуемы.

Жнерен задумчиво обернулся к сжавшемуся за своим столом помощнику и требовательно произнес:

– Дорол, проверьте, кто из подданных Империи не может быть подвергнут наказанию за преступления, относящиеся к категории особо тяжких. Священнослужители не подчиняются законам этого государства?

Человек нервно сглотнул, испуганно поежился, но все-таки вынужден был четко ответить на вопрос своего начальника:

– Все подданные без исключения подлежат наказанию за совершение преступления, разнится только тяжесть ожидающей их кары.

Диин кивком поблагодарил его за информацию, которую и сам прекрасно знал, но обстоятельства требовали, чтобы люди услышали один из основных принципов законодательства Империи из уст себе подобного, и снова обратился к залу, предельно внимательно следя за реакцией людей на происходящее:

– В мои обязанности входит устанавливать истину. При принятии решений я руководствуюсь только законом, дарованным Императрицей своим подданным, и никогда не выношу приговора, если не уверен в виновности человека. Для меня остается загадкой, почему вы считаете, что занимаемая должность может служить доказательством того, что преступник не совершал деяния, в котором его обвиняют, или не должен нести за него наказание. Поскольку на этот пост меня назначила Императрица, я сегодня же обращусь к ней с этим вопросом и потребую предоставить в мое распоряжение закон, устанавливающий ограниченную ответственность для священнослужителей, а пока приговор остается в силе. - И уже совсем другим тоном добавил: - Стража, уведите его немедленно.

На этот раз люди подчинились беспрекословно, и Эорор с удовольствием ощутил, что эмоции находящихся в зале начали меняться, теперь среди них преобладало презрение и отвращение к человеку, до недавнего времени занимавшему пост первосвященника. В справедливости приговора уже почти не сомневались. Диин мрачно усмехнулся про себя: иногда людьми было на удивление просто манипулировать.

Цаакеш равнодушно смотрел перед собой, сидя у открытого окна. Он не обращал внимания на ветер, шевеливший его волосы и норовивший забраться под тонкую рубашку, на странного диина, так не похожего на всех остальных мужчин его племени, который за время перелета превратился в его тень, и на приглушенный шум, доносившийся из коридора, ему было все равно. Последнее время царевич жил как в тумане, иногда на несколько мгновений приходя в себя, а потом снова погружаясь в мутное марево, в котором не было ничего, кроме холода, равнодушия и сильной боли, возникающей время от времени, но почти сразу растворяющейся в окружающем его облаке. Временами ему казалось, что он умирает, а иногда Цаакеш был уверен, что уже мертв и все происходящее с ним - кара Саана за какие-то грехи, которые он сам просто не помнит. Но подобные приступы уверенности становились все реже и реже, за ними всегда появлялась боль, и царевич старался не допускать эти мысли в свое сознание, предпочитая думать о чем-нибудь другом. А лучше не думать вообще…

Что-то заставило его выйти из заторможенного состояния и обратить внимание на окружающую его действительность. Цаакеш медленно моргнул и огляделся вокруг. Он находился в своих апартаментах, которые знал с детства, но теперь они вызывали у него странный иррациональный дискомфорт. Царевич прислушался к своим ощущениям, пытаясь понять причину этих непонятных чувств. У юноши возникло впечатление, схожее с тем, какое уже появлялось у него однажды, когда лет в шестнадцать он из любопытства надел свою детскую одежду, которая стала давно уже ему мала и сильно стесняла движения, не давая нормально дышать. Юноша с трудом сглотнул и сжал кулаки, комкая мягкую ткань пледа, как оказалось, укрывавшего его ноги.

Ощущения обрушились на него с болезненной внезапностью. Словно в одно мгновение упала неощутимая, но прочная стена, отделявшая его от окружающего мира, оставив Цаакеша беззащитным перед его атаками. Юноша судорожно вцепился в плед, словно он был его единственным спасением, и скорчился в кресле, не в силах справиться с нахлынувшей на него волной информации. Цаакеш с ужасом ощутил, что просто растворяется, бесследно исчезает под давлением непонятных и пугающих своей чуждостью образов и чувств. Он заметался, чувствуя, что ему грозит внезапно возникшая опасность, которую ему не побороть, и как паника захлестывает его с головой. Оказывается, умирать - это очень страшно…

Царевич медленно открыл глаза и невольно зажмурился от удивления, совсем близко от него было лицо его диина-сопровождающего, и в глазах нелюдя не было обычного равнодушия. Из глубин сознания внезапно всплыло имя Терзар. Цаакеш с изумлением осознал, что отчетливо помнит все, что ему говорили его сопровождающий и дядя во время перелета, без всякого труда может восстановить и более ранние воспоминания, но не в состоянии вызвать из памяти образы произошедших на корабле событий, словно кто-то заботливо стер ненужные данные, оставив только самое необходимое. Лицо диина отодвинулось, и царевич смог более подробно рассмотреть, где он находится. Изумлению его не было предела. Выяснилось, что он почему-то лежит на полу, причем его голова и плечи каким-то образом оказались на коленях у Терзара, и тот не только не возражает против подобного самоуправства, но осторожно придерживает его, чтобы юноша не свалился со своей импровизированной подушки.

– Как ты себя чувствуешь? - В голосе диина отчетливо ощущалось беспокойство вперемежку с сожалением. Окончательно деморализованный подобной причудливой смесью эмоций, исходящей от обычно абсолютно хладнокровного создания, Цаакеш только молча открыл рот и закрыл, не произнеся ни слова. В следующее мгновение он ощутил мягкое прикосновение где-то внутри своей головы, и в панике попытался вскочить, но сильные руки нелюдя без труда удержали его на месте, и Терзар успокаивающе произнес: - Не бойся, здесь ты в полной безопасности. Успокойся и скажи мне, как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? Нет ощущения неправильности присходящего или того, что ты что-то забыл?

– Нет. - Цаакеш наконец взял себя в руки и смог внятно ответить на поставленные вопросы, причем на все сразу. Юноша ощутил неожиданное облегчение оттого, что сумел справиться со своей слабостью и доказал, что это он управляет своим телом, а не оно им. Почему-то он точно знал, что это хорошо и правильно. Собравшись с силами, царевич огляделся по сторонам, и на него внезапно накатило уже знакомое ощущение дискомфорта. Эта комната давила на него, заставляла задыхаться. Цаакеш сердито насупился и попытался подняться в надежде, что после того как он примет вертикальное положение, так неожиданно возникшая клаустрофобия отступит. Диин молча помог ему встать на ноги и утвердиться в этом положении, но от перемены места в пространстве помещения легче царевичу не стало. Наоборот, к клаустрофобии добавились еще головокружение и противная дрожь в ногах. Юноша несколько раз сглотнул, борясь с тошнотой, и медленно, четко проговаривая слова, произнес: - Мне здесь не нравится! Я хочу отсюда уйти!

К его безмерному удивлению, Терзар не стал с ним спорить и беспрекословно подчинился. Это было странно, хотя Цаакеш никак не мог понять, почему это вполне ожидаемое поведение существа, к которому обратился с требованием представитель царской семьи, вызывает у него такое недоумение и даже испуг, словно подобное было очень и очень необычно. Царевич заставил себя отвлечься от попыток проанализировать неожиданные выходки своего подсознания и решительно шагнул в сторону ближайшей двери. В следующее мгновение он понял, что сильно поторопился и переоценил свои возможности. Головокружение внезапно стало нестерпимым, и на него обрушилась темнота.

Открыв глаза во второй раз, Цаакеш обнаружил себя на балконе, ветер беззастенчиво играл его волосами, а над головой виднелось знакомое с детства небо родного мира. Юноша с облегчением вздохнул, чувствуя, как к нему возвращаются силы, и, откинувшись назад, оперся затылком о что-то твердое и теплое. В следующий момент царевич сообразил, что находится в странном полусидячем положении, и изумленно завертел головой по сторонам, пытаясь определить, что же поддерживает его в этой удобной, но не свойственной человеку позе. У него над ухом внезапно раздался усталый вздох, и знакомый голос с сарказмом произнес, нарочито растягивая слова и явно подражая выговору уроженцев царства Hyp:

– Что тебя так удивило? Неужели царевича за его недолгую, но наверняка насыщенную жизнь ни разу не носили на руках?

Цаакеш изумленно моргнул и вывернул голову назад, рискуя сломать себе шею. Встретившись взглядом с Терзаром, юноша расслабился и, не отвечая на его явно риторический вопрос, с вновь проснувшимся любопытством посмотрел по сторонам. Они находились на последнем этаже царского дворца в Нехене, отсюда открывался великолепный вид на раскинувшийся внизу дикий парк, но не это вызвало у юноши изумленный вздох. Новая практически идеальная память сообщала ему, что на эту сторону дворца выходит всего один балкон, балкон царских апартаментов, и это означало, что диин не только осмелился потревожить его грозного деда, но еще и был встречен достаточно благосклонно и пропущен внутрь. Цаакеш не мог поверить в подобное до тех пор, пока не услышал голос царя, что-то грозно выговаривающего своему первому министру, а через несколько секунд появился и он сам. Как всегда, строгий и суровый, даже в своем домашнем наряде выглядящий так, словно на нем парадный мундир, его величество вышел на балкон и плотно прикрыл за собой дверь. Царевич дернулся, пытаясь вывернуться из рук Терзара и встать на ноги, но диин только крепче прижал его к себе, не давая пошевелиться, а Таакеш, заметив его движение, резко мотнул головой и коротко бросил:

– Не двигайся. - И неожиданно тепло добавил: - Тебе сильно досталось, и сейчас ты чувствуешь слабость, но не беспокойся, это скоро пройдет. Терзар сказал мне, что тебе плохо в помещении, так что мы поговорим прямо здесь. Ты в состоянии меня выслушать?

Цаакеш завороженно кивнул, пораженный заботой деда, которого он привык считать холодным и безразличным к окружающим, а иногда еще и жестоким человеком. У юноши на мгновение появилось ощущение нереальности происходящего, но сильный ветер, бесцеремонно ерошивший его волосы, и крепкие руки диина, без труда удерживающие его на весу, без сомнений, свидетельствовали о том, что это не очередной экзотический сон, навеянный долгим перелетом и накопившейся усталостью. А Таакеш между тем продолжал говорить, по-прежнему глядя на него с беспокойством и участием:

– На данный момент ситуация в государстве такова, что я вынужден был как можно быстрее объявить о своем выборе наследника. Один из моих сыновей мертв, это уже само по себе неслыханно, но гораздо хуже то, что его убийство организовал мой племянник, и я подозреваю, что его сын тоже замешан в заговоре. Обстановка в стране крайне нестабильна, возникли разные фракции, поддерживающие того или иного из моих сыновей, что уже совершенно недопустимо, поэтому вчера я выступил с заявлением и назвал имя следующего царя. После прохождения предписанной законом проверки первым моим наследником станешь ты, Цаакеш.

– Что? - Юноша не сдержал возгласа удивления. Он никогда не думал, что вообще займет трон царства Hyp, поскольку перед ним было достаточно наследников, куда более достойных такой чести, чем сын четвертого царевича, к тому же покончившего жизнь самоубийством.

– Больше некому! - Голос деда был ледяным, и его холодные черные глаза стали безжалостными. - Я не допущу, чтобы трон заняли потомки моей сестры, скорее санкционирую смену династий и передам корону человеку, не связанному кровными узами с нашей семьей! К сожалению, ты единственный, кроме сына моего племянника, наследник, способный пройти испытание и подтвердить свое право на престол. Твое имя названо. Осталось только назначить дату проверки. Я знаю, что после всего, что тебе пришлось перенести, ты чувствуешь себя не самым лучшим образом, но медлить с этим решением нельзя. И поэтому я спрашиваю тебя: когда, по твоему мнению, ты будешь достаточно здоров, чтобы пройти испытание?

Цаакеш расширенными глазами смотрел на своего деда, не в силах поверить в то, что он говорит. Внезапно оказалось, что он совершенно не знает свою семью и не представляет себе, в каких отношениях находятся между собой ее члены. Неожиданная ответственность стала для царевича серьезным стрессом, сам того не желая, он оказался в роли второго человека после царя и теперь должен был подтвердить свое право занимать это место. Первым его порывом было сказать, что он просто не представляет себе, когда сможет даже относительно соответствовать высоким требованиям, которые так внезапно начали к нему предъявлять. В душе нарастала паника от сознания грандиозности поставленной перед ним задачи: стать достойным наследником, а затем и царем! Но в следующий момент его сознание сковал уже знакомый холод безразличия, и перепуганный до потери контроля над собой Цаакеш принялся отчаянно сопротивляться, не давая себе снова скатиться к растительному существованию. К его удивлению, у него неожиданно стало получаться, равнодушие медленно, но верно отступало, оставляя за собой болезненные отзвуки беспомощности и растерянности. Царевич глубоко вздохнул, заставляя себя вернуться к реальности, и задумался над словами деда, пытаясь не позволить эмоциям в очередной раз взять над собой верх, он уже прекрасно знал, к чему это может привести.

Ситуация действительно выглядела угрожающей и не оставляла времени на истерики и сомнения в собственных силах. Если внезапно оказалось, что только два члена царской семьи могут претендовать на роль наследника трона и при этом данная информация скрывается не только от общественности, но и от чиновников высшего звена, которые умудряются при отсутствии достоверных данных создавать коалиции в поддержку тех, кого они считают наиболее подходящими претендентами на корону, то в государстве назревает смута, причем далеко не спонтанная. Кто-то планомерно ведет дело к смене власти в нужную для этой таинственной персоны сторону. Если он сейчас сдастся, то дед будет вынужден объявить о смене династий. Поскольку он слов на ветер не бросает и если сказал, что не допустит к управлению государством потомков своей сестры, то так и сделает, чего бы ему это ни стоило, а ценой такого упрямства чаще всего является гражданская война, приводящая подчас к исчезновению страны. Следовало как можно скорее исключить любую возможность для спекуляций и четко указать, кто именно будет править после смерти нынешнего царя, и не просто указать, а еще и подобрать претендента, который сможет доказать всем, что достоин своего титула.

Цаакеш сглотнул, понимая, что от его решения зависит слишком многое, если он протянет время, то вполне может оказаться, что из-за его нерешительности в стране начнутся вооруженные столкновения с непредсказуемым результатом, а если поторопится, то не сможет пройти все предписанные проверки и итог будет тот же. Юноша сосредоточился, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь решить, когда же он сможет передвигаться без посторонней помощи, не рискуя упасть в обморок в любой и поэтому, вполне возможно, самый неподходящий момент, и при этом достаточно нормально соображать, чтобы понять суть задаваемых ему вопросов и вразумительно ответить на них. Подавив предательский голосок в глубине сознания, слабодушно вопящий, что он не готов и никогда не будет готов, царевич решительно произнес, заставляя себя смотреть прямо в глаза деда:

– Мне понадобится три дня на то, чтобы привести себя в порядок и досконально разобраться в текущей политической ситуации в стране. У нас есть это время?

Таакеш, к его удивлению, улыбнулся с каким-то непонятным ему облегчением и, молча кивнув, ушел с балкона. Юноша повернулся за разъяснениями к Терзару и увидел в глазах диина точно такое же облегчение, смешанное со странной горечью. Цаакешу внезапно стало не по себе, и он так и не задал тревожащий его вопрос. Слишком сильно боялся услышать ответ на него. Царевич никак не мог избавиться от дикого чувства, будто, несмотря на то что его знаниям о мире и о себе самом почти два десятка лет, родился он только сегодня.

ГЛАВА 18

Эфа была довольна, но внешне это не проявлялось, наоборот, придворные опять шептались по углам о том, что Императрица изволит гневаться и лучше на глаза ей не попадаться. После чего многозначительно кивали и сходились во мнении, что на этот раз повод для ярости у Ее Величества более чем веский. Подумать только, первосвященник оказался преступником! И добро бы его обвинили в каком-нибудь добропорядочном правонарушении, взятке, например, или растрате - это не вызвало бы никаких особых эмоций у циничных имперцев, в конце концов, святых в нынешнее время нет, а подобные мелкие грешки есть у каждого, и поэтому никто не придает им особого значения, но изнасилование! Тем более с использованием служебного положения и не каких-нибудь служанок или девиц легкого поведения, а добропорядочных жен и матерей, которых его подручные просто хватали на улице и увозили к нему в загородный дом! Скандал!

Аристократы кривились, припоминая, как часто в последнее время в спорах о легитимности власти Императрицы они ссылались на мнение первосвященника, и с раздражением признавали, что теперь их еще совсем недавно, казалось бы, неопровержимые аргументы превращаются в свете последних событий в крайне сомнительные тезисы. Действительно, руководствоваться в вопросах души и нравственности мнением насильника, нарушившего свои обеты и пользовавшегося своей властью, чтобы скрыть следы преступления, - это, мягко говоря, смешно. Гнев Императрицы тоже можно было понять, такой болезненный удар по достоинству Империи, и это через каких-то несколько дней после недавнего громкого политического скандала, в котором оказался замешан покойный герцог Ларнтен! Есть от чего прийти в неконтролируемую ярость и угрожать всевозможными карами нерадивым подданным, доставляющим Ее Величеству столько проблем!

Эфа весело прищурилась, ей невероятно нравилась сложившаяся ситуация, в кои-то веки аристократы были на ее стороне и полностью одобряли предпринятые ею жесткие меры против церкви Саана. Она очень сомневалась, что все они были так уж серьезно озабочены нравственностью и моральным обликом священников, но сам факт, что первосвященник совершил преступление и не смог избежать огласки, не говоря уже о прочих последствиях, в среде дворян означал единственное - слабость. А поддерживать слабого, тем более поставившего их самих в невыгодное положение из-за своей слабости, никто из аристократов не станет, этот принцип они впитывают с молоком матери. Оставалось только нанести запланированный удар, и она собиралась сделать это немедленно.

Двери, ведущие в тронный зал, распахнулись перед ней совершенно бесшумно, Императрица стремительно, не скрывая своей нечеловеческой хищной грации, преодолела расстояние, отделявшее ее от трона, и развернулась к притихшим дворянам, согласно этикету собравшимся на большой прием. Сегодня, кроме текущих вопросов, на этом мероприятии должна была окончательно решиться судьба первосвященника, и то, что ее величество не посчитала нужным хотя бы притвориться человеком, все присутствующие сочли дурным знаком. Эфа выпрямилась на тронном возвышении и, обведя помещение ледяным взглядом своих янтарных глаз, резко произнесла, выразительно покосившись на мажордома, не ожидавшего такого неожиданного и чересчур быстрого перемещения коронованной особы, по обычаю обязанной хотя бы предупреждать о своем приближении, если уж ожидать, что она будет чинно шествовать к трону, увы, не приходится, и, к своему несчастью, не успевшего объявить о ее приходе:

– Вчера был вынесен приговор первосвященнику Саана, я не намерена делать послабление насильнику только из-за его сана и утвердила решение судьи Эорора. На данный момент человек, запятнавший себя одним из самых постыдных преступлений, препровожден в тюрьму и останется там до конца своей жизни. Однако поступок первосвященника бросил тень на всю церковь Саана в нашем государстве, и я не собираюсь оставлять такой важный для любого из моих подданных вопрос, как регистрация актов гражданского состояния, в руках организации, не вызывающей у меня больше никакого доверия. Ведь если глава церкви способен на такие преступления, то чего тогда ожидать от ее рядовых членов. - Эфа на мгновение замолчала, внимательно наблюдая за реакцией на свои слова и наглядно демонстрируя свое отношение к происходящему. К ее удовольствию, в эмоциях присутствующих в зале аристократов преобладали злорадство и слегка испуганное ожидание. Люди спрашивали себя, какую же кару придумала для проштрафившихся священников Императрица, если она сочла нужным не просто объявить о своем решении, а еще и обосновать его. - Сегодня в десять часов утра мною был подписан указ о передаче полномочий по регистрации всех актов гражданского состояния в Империи министерству юстиции. И о создании специальных учреждений, осуществляющих учет этих актов и выдачу документов установленной формы, которые будут удостоверять наличие такой регистрации и станут единственными допустимыми доказательствами брака, рождения или смерти подданного Империи. Церковные записи об актах гражданского состояния, произведенных после подписания этого указа, теряют всякую юридическую силу и не могут служить подтверждением свершившегося события.

Эфа усмехнулась под тканью, закрывающей ее лицо, для всех она была в неконтролируемом гневе, который заставил ее пойти на крайние меры. Теперь господа аристократы в предвкушении представляли себе, как необдуманное и поспешное решение Ее Величества станет очередным поводом для критики с их стороны и недовольства со стороны простых обывателей. Ведь для того, чтобы новая система органов регистрации актов гражданского состояния заработала как следует, потребуется время, и, поскольку отлаживать ее будут в авральном порядке, неизбежны сбои, которые можно будет использовать против Императрицы. Эфа, продолжая демонстрировать своим драгоценным подданным, что находится в состоянии неконтролируемого бешенства, резко развернулась и покинула тронный зал. Дверь за ней закрылась под громогласное объявление мажордома о том, что прием окончен. Императрица усмехнулась: несчастный человек изо всех сил старался успеть за ней и соблюсти протокол, но сегодня явно был не его день.

Тисса боялась. Странное и нелогичное в сложившихся обстоятельствах чувство не проходило, а только усиливалось. После того как имперцы забрали их с братом из трущоб, прошло не так уж много времени, но они успели пройти полное медицинское обследование на самой дорогой и современной аппаратуре и теперь жили на всем готовом в доме с настоящим садом и тренировочной площадкой под присмотром слуг и инструкторов. Единственное, что от них требовали, это делать упражнения, которые им показывал тренер, и выполнять задания, постоянно придумываемые человеком, называющим себя их учителем. Но девушка очень сомневалась, что в мире, созданном Сааном, а тем более в Империи могут существовать люди, способные приютить двух бродяжек и совершенно бескорыстно столько для них сделать. Она каждую минуту ждала какого-нибудь подвоха, но все оставалось по-прежнему.

Их обеспечивали всем, с точки зрения их новых опекунов, необходимым, при этом они с братом иногда не могли без посторонней помощи угадать, что же за вещи им привезли на этот раз и для чего эти вещи вообще предназначены. Тренировки, которые требовалось посещать в обязательном порядке даже ей (все ее возражения, что, мол, девочке не пристало драться, да и не способна она это делать, были проигнорированы), в скором времени начали давать неожиданный результат: у нее полностью прекратились приступы болезни, которую она сама считала неизлечимой. Кейсен тоже чувствовал себя великолепно и вслух размышлял над тем, что после занятий приобрел невероятную реакцию и силу. Тисса радовалась вместе с братом, но не могла избавиться от дурного предчувствия, она не верила, что подобное кто-либо может делать совершенно бескорыстно, и боялась даже подумать о том, какую плату потребуют их благодетели за все свои подарки.

Девушка вздохнула и покосилась на мальчишку лет десяти, расположившегося на полу в гостиной дома, где они с братом жили, и увлеченно полировавшего свой меч. Ее самые худшие подозрения стали сбываться пять дней назад, когда к ним пришла странная женщина, закрывающая лицо платком, и привела двух близнецов, Лио и Лиа. Новенькие стали тренироваться вместе с ними и сразу же продемонстрировали мастерство, о котором им с братом приходилось пока только мечтать. Тисса не понимала, зачем им вообще понадобились эти тренировки, близнецы справлялись с упражнениями играючи, не оставляя спарринг-партнерам ни одного шанса на победу. Уже на второй день занятий их ставили в пару только между собой, чтобы не тратить время понапрасну, как выразился тренер, понаблюдав за тем, как Кейсен безуспешно пытается отразить хотя бы один из многочисленных выпадов Лиа, казалось, даже не замечающей его отчаянных усилий. А потом Тисса увидела, как близнецы спаррингуют с женщиной, которую они фамильярно называли Хиза, а иногда мамой, и поняла, что, если от нее потребуют того же, она просто умрет от ужаса даже прежде, чем к ней прикоснется меч этой воительницы, заточенный до невероятной остроты.

Лио и Лиа проводили теперь с ними достаточно много времени на занятиях и иногда оставались после них, но почти не обращали внимания на обитателей дома и редко заговаривали с ней или братом. Казалось, что они просто не воспринимают их как людей, а считают чем-то вроде живых тренажеров, на примере которых можно со стороны посмотреть на тот или иной прием и оценить его воздействие на организм. Вот и сейчас мальчишка чистил меч, словно бы не замечая, что в комнате, кроме него, еще кто-то находится. Девушка незаметно, как она надеялась, поежилась, такое соседство ее пугало, слишком уж непредсказуемыми были эти двое и к тому же всегда носили с собой настоящее боевое оружие, что не могло не насторожить любого разумного человека. Хотя их мать, кажется, считала подобное положение вещей вполне нормальным.

С грохотом распахнувшаяся дверь ударилась о стену, и Тисса невольно вздрогнула от неожиданности, вжавшись в спинку своего кресла и пытаясь стать как можно незаметнее. Кейсен в последнее время был совершенно невыносим, и она не хотела лишний раз привлекать его внимание к своей персоне. Брат шумно ворвался в комнату и прямо с порога заявил, бросая учебное снаряжение в угол и совершенно не заботясь о его дальнейшей судьбе:

– Тренер сказал, что я делаю успехи! Еще немного, и я смогу им всем отомстить!

Девушка опустила голову и грустно вздохнула про себя, ей предстояло выслушать длинный монолог о том, что он сделает со всеми своими врагами, когда до них доберется, а потом снова безуспешно пытаться уговорить его отказаться от этой самоубийственной затеи. Однако в следующее мгновение Тисса забыла про все свои горькие размышления о брате, который медленно, но верно сходит с ума на почве навязчивой идеи, - Лио соизволил обратить внимание на происходящее и вступил в разговор:

– Им - это кому?

Ленивый, слегка насмешливый голос заставил Кейсена отвлечься от сестры и повернуться к неожиданному собеседнику. Девушка с тревогой наблюдала за тем, как ее брат вызывающе смотрит на мальчика, и едва не потеряла сознание от ужаса, когда он грубо бросил:

– Не твое дело, мелюзга! Я сам знаю, как поступить! Когда я закончу обучение, я стану непобедимым, и всем, кто осмелился обижать нас с сестрой, несдобровать!

Тисса испуганно смотрела то на Кейсена, то на Лио, который, казалось, никак не прореагировал на откровенную грубость в свой адрес и продолжал все так же невозмутимо чистить оружие.

– Ты никогда не будешь непобедимым, и если ты не в состоянии понять этот простой факт, то твои тренировки пора заканчивать. - Мальчик насмешливо приподнял бровь. - К тому же стремление стать непобедимым свидетельствует о том, что воина из тебя никогда не получится. А попытка мстить всему миру выглядит просто жалко.

– Да как ты…

Девушка беспомощно ахнула, когда Кейсен бросился на Лио, она уже представляла себе… но мальчик не стал связываться с ее братом, он просто неспешно и вроде бы немного рассеянно наклонился за лежащей рядом с ним на полу перчаткой, и нападающий пролетел мимо, с грохотом рухнув на диван.

– Не стоит недооценивать противника. - Лио с бестрепетной улыбкой наблюдал за тем, как разъяренный юноша выбирается из диванных подушек и разворачивается к нему с самыми кровожадными намерениями. - И, кстати, определись заранее, что ты хочешь сделать со своим врагом? Просто причинить боль или убить? А заодно стоит проверить, способен ли ты на это. По своему опыту знаю - нанести смертельный удар живому человеку в первый раз не так-то просто.

Последние слова заставили Тиссу сдавленно вскрикнуть, а Кёйсена замереть. Они оба смотрели на невозмутимого, как статуя, мальчишку и не могли поверить своим ушам. По всему выходило, что этот десятилетний ребенок не только гораздо лучше их обучен искусству убивать, но и успел уже применить его на практике. Страшное открытие. Девушка поежилась, представив, чего от них с братом могут потребовать в будущем, если из Лио в его возрасте сделали убийцу, и тихо спросила, стараясь голосом не выдать обуревающие ее чувства:

– Тебя заставили, да?

– Что «заставили»? - Мальчик недоуменно поднял бровь, но держался предельно вежливо, словно догадываясь о ее состоянии и не желая пугать еще сильнее.

– Убивать. - Тисса сама с трудом расслышала себя и уже решила сделать усилие и повторить погромче, но, к ее удивлению, собеседник спокойно ответил, осторожно убирая меч в ножны и поднимаясь с пола. На Кейсена он больше не обращал внимания, словно что-то решил для себя по его поводу и не видел смысла в дальнейшем общении.

– Меня никто не заставлял, но мы с сестрой собирались отомстить одному человеку, однако при исполнении своего замысла столкнулись с некоторыми трудностями. Ни тебя, ни твоего брата никто не станет принуждать рисковать своей жизнью или нарушать закон. Если честно, в следующие десять-пятнадцать лет вам вообще не стоит появляться за пределами этого поместья. Вы здесь в полной безопасности, единственное, что от вас требуется, - это выполнять рекомендации ваших опекунов и не пытаться заниматься самодеятельностью. - Лио на мгновение прикрыл глаза и тихо добавил: - Я понимаю, что ты и твой брат хотите отомстить тем, кто уничтожил вашу семью, но сейчас это очень затруднительно, да и опасно, прежде всего для вас…

– И в случае необходимости вас остановят любыми средствами, если только попытаетесь сделать подобную глупость. - Внезапно раздавшийся рычащий голос Хизы заставил Тиссу придушенно охнуть и обернуться к новойсобеседнице. Девушка испуганно спрашивала себя, как долго эта странная и страшная женщина слушает их разговор и не сказали ли они чего-нибудь такого, что может разозлить это грозное создание. А Хиза между тем бесстрастно продолжила, демонстративно игнорируя испуг Тиссы: - Вы слишком ценны, чтобы мы рискнули потерять вас в подобной авантюре.

– Ценны?! Чем мы можем быть так ценны, чтобы вы тратили огромные деньги на наше обучение и содержание? - Кейсен осмелился задать вопросы, так долго мучившие девушку, и теперь Тисса со странной смесью тревоги и облегчения ждала ответа от той, которую за несколько дней, прошедших после их первой встречи, она привыкла считать хозяйкой этого дома: слишком решительно она распоряжалась всеми его обитателями.

– Вам этого не нужно знать. - Голос Хизы не выражал никаких чувств, а платок, закрывающий ее лицо, не позволял увидеть его выражения. - Но прошу поверить мне на слово, вам ничего не угрожает, и ваша жизнь и здоровье имеют для меня очень большое значение.

Девушка потрясенно смотрела на хладнокровную, уверенную в себе женщину, которая так спокойно объясняла, что они с братом нужны ей для каких-то неведомых, очень важных для нее целей. И не могла поверить в то, что это происходит с ней в действительности. Их практически сделали узниками этого дома на неопределенный срок, и было совершенно непонятно, что ждет их в будущем и будет ли у них это будущее. Тисса почувствовала, как у нее на глазах появляются слезы обреченности, и, с трудом проглотив застрявший в горле комок обиды на судьбу, сыгравшую с ними такую злую шутку, тихо прошептала:

– Мы для вас просто средство для достижения цели и ничего больше. - Она ожидала, что Хиза хотя бы для вида будет отрицать ее утверждение или попытается объяснить свои действия, но женщина не стала утруждать себя подобными сантиментами.

– Именно. - Хиза согласно кивнула головой и серьезно добавила: - Но, для того чтобы я могла достичь своей цели, вы нужными мне живыми, физически и психически здоровыми и по возможности в хорошем расположении духа. Поверь, детеныш, это гораздо лучшая гарантия безопасности для вас, чем любые утверждения о милосердии, помощи нуждающимся или другой подобной глупости. Вы мне нужны, и я могу обеспечить вашу безопасность - это самое главное.

– А когда мы перестанем быть нужными, - Кейсен шагнул вперед и замер перед женщиной, вытянувшись во весь рост и дерзко глядя ей в глаза, - вы просто выбросите нас на помойку, с которой не так давно подобрали, и все?

– Вы будете нужны мне до скончания ваших дней.

К удивлению Тиссы, Хиза никак не прореагировала на выходку ее брата, а когда девушка поняла смысл только что сказанного этой женщиной, то почувствовала, как у нее по спине пробежали холодные мурашки. Нужны на всю жизнь?! Это что же получается, они с Кейсеном до смерти будут находиться в этом доме, не выходя никуда, кроме сада и тренировочной площадки? Постоянно видеть одни и те же лица и каждую минуту гадать, когда же нужда в их существовании отпадет и те, кто присвоил себе право на их жизнь, решат от них избавиться…

– Не все так плохо. - Тисса не заметила, как Хиза подошла к ней вплотную, по дороге обогнув ее брата так, словно он был неодушевленным предметом, недостойным того, чтобы на него обращали внимание. - Никто не требует от вас всю жизнь провести в этом доме, просто ближайшие годы появляться на людях для вас с Кейсеном очень опасно, преступники, убившие вашу мать, не успокоятся до тех пор, пока не уничтожат вас всех. Все дело в генетических изменениях, которые присутствуют в вашем организме, данные о них мне очень нужны, и для их получения я пошла на всю эту дорогостоящую авантюру. Однако необходимо выяснить, как эти изменения ведут себя на всех стадиях развития человека от детства до старости, и поэтому вы можете не волноваться, что вас выбросят, как только соберут достаточно информации. К тому же через пару десятков лет будет готово прикрытие, способное обмануть тех, кто заинтересован, чтобы о вашем отличии от обычных людей не узнали, и вы сможете свободно передвигаться по территории Империи, не опасаясь, что вас уничтожат. Я тебя успокоила, Тисса?

Девушка вздрогнула от такой резкой смены темы и кивнула. Она не знала, как относиться к Хизе после всего услышанного, не знала даже, насколько можно верить ее словам. Тисса молча смотрела на странную и опасную женщину, в руках которой, судя по всему, была ее судьба и судьба ее брата, и которая с такой пугающей легкостью признавала, что для нее они не более чем средство для достижения цели. Не люди, не живые существа - средство, то, что можно использовать как пожелаешь и уничтожить, когда нужда в нем отпадет. Это было страшно, но в то же время почему-то подействовало на нее успокаивающе. Может быть, потому что все уже было решено за нее и теперь от ее действий ничего не зависело? Тисса не знала и не хотела знать, что будет дальше, в конце концов, Саан, создавая человека, не наделил его способностью видеть будущее, так не стоит и идти против его воли…

Девушка недоуменно вздрогнула, когда Хиза внезапно сердито фыркнула, словно что-то ей сильно не понравилось. Тисса испуганно оглядела комнату, пытаясь обнаружить вещь или живое существо, умудрившееся так разгневать эту непредсказуемую женщину, но не увидела чего-либо нового в обстановке помещения. Кейсен тоже не делал ничего, что можно было бы расценить как оскорбление… Хиза, вдруг совершенно потеряв интерес к происходящему, развернулась к двери и бросила на ходу:

– Лио, твой отец принял решение взять тебя в качестве своего постоянного помощника, так что приготовься, с завтрашнего дня ты приступаешь к работе в аналитическом отделе службы безопасности. Лиа будет помогать мне. Полагаю, в скором времени я попробую ваши силы в решении какой-нибудь несложной оперативной задачи. Продемонстрированные вами способности к проведению самостоятельных операций наводят меня на мысль, что вы уже достаточно взрослые для этого, а ваша подготовка достигла нужного уровня, и теперь, чтобы закрепить этот успех, пора переходить к оттачиванию полученных в зале навыков в реальных боевых условиях.

Девушка с ужасом смотрела вслед невозмутимо покинувшей комнату женщине и не могла поверить в только что услышанное. Мать бесстрастно сообщала своему ребенку, что в скором времени ему придется рисковать собой и, возможно, погибнуть для того, чтобы отточить какие-то навыки… Тисса с сочувствием покосилась на Лио, который, демонстрируя поразительную выдержку, спокойно дождался, пока Хиза выйдет за дверь, а потом внезапно подпрыгнул с места, сделал в воздухе сальто и с победным криком приземлился в боевую стойку, одарив ошарашенных брата с сестрой сияющей улыбкой победителя.

– Наконец-то! Оперативная работа! - Мальчик тихо рассмеялся, его глаза сияли от счастья. - Нужно обрадовать Лиа! Мы все-таки убедили ее! Победа!

С этим возгласом Лио выбежал за дверь, оставив девушку в полном недоумении и даже испуге. Она представить себя не могла, что нормальный человек способен так радоваться известию о том, что теперь его жизнь будет подвергаться нешуточной опасности. Хотя, Тисса рассеянно покачала головой, от имперцев можно ожидать всего, чего угодно, не стоит задумываться над их странностями. Так спокойнее…

ГЛАВА 19

Рейт насмешливо наблюдал за своей без сомнения любимой женой и не мог скрыть радости от того, что наконец-то может со спокойной совестью сказать, что очередной кризис в Империи благополучно миновал. Экономика, несмотря на все политические потрясения, а быть может, благодаря им развивалась бешеными темпами. Ему в кои-то веки удалось решить проблему кадрового голода, во многом за счет женщин и простолюдинов, допущенных на ответственные посты, что вызвало очередную волну заговоров и возмущенных воплей аристократов, но Эфа разобралась с ними привычно быстро и с наименьшими потерями. К тому же реформа системы образования наконец-то стала приносить свои плоды, и появилось достаточно молодых специалистов, которые являлись таковыми не только по названию, но еще и имели представление о том, что следует делать на рабочем месте. Инвестиции в экономику Объединения свободных планет обещали в ближайшем будущем значительные прибыли, а совместные предприятия создавались на удивление оперативно и без обычных бюрократических проволочек…

Хиза ввалилась в апартаменты императорской семьи, как всегда, внезапно и бесцеремонно, как только могут женщины-диины. Лотан, вошедший следом, привычно извинился за поведение своей неугомонной жены и вежливо поздоровался с принцем-консортом и Императрицей. Рейт приветливо улыбнулся другу, а его несносная супруга рыкнула что-то невразумительное из-за компьютера, который как раз окончательно доламывала в попытках извлечь застрявший в системном блоке информационный кристалл диинов (оставалось только гадать, зачем она его засунула в несчастную машину, ведь не могла же Ее Величество не знать, что человеческая техника не считывает носители информации крылатого народа), и потребовала отчет о текущих делах. Мужчины понимающе переглянулись и устроились в креслах с бокалами вина, собираясь со всем доступным комфортом насладиться представлением, которое их жены называли докладом главы Службы безопасности своей Императрице. Их ожидания полностью оправдались. Хиза решительно остановилась перед Эфой, с головой нырнувшей под стол, и, не обращая внимания на то, что ее повелительница прибывает в несколько неудобной для доклада позе, громко прорычала, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Терзар сообщает о полном успехе операции. Смена личности царевича Цаакеша прошла успешно, и он уже доказал свое право на трон!

Императрица соизволила поднять голову, видимо, сочтя информацию достаточно интересной, и задумчиво заметила, глядя в никуда:

– Не хотелос-с-сь бы мне повторять подобный опыт. Прикажи Терзару ос-с-статьс-с-ся в царс-с-стве и прис-с-смотреть за нас-с-следником до тех пор, пока он не с-с-сможет с-с-сам позаботитьс-с-ся о с-с-себе в плане с-с-собс-с-ственной безопас-с-снос-с-сти.

– Хорошо.

Женщина-диин была необычно краткой, но Рейта это совсем не удивило, он во всех подробностях помнил ту неприглядную историю с молодым Цаакешем и его наставником, медленно, но верно превращавшим юношу в растение, и был полностью согласен со своей женой, такой опыт не стоит повторять без крайней на то необходимости. А лучше совсем не повторять. Словно подслушав его мысли, Эфа наконец выбралась из-под стола и решительно устроилась на ковре рядом с его креслом. В пределах досягаемости, но достаточно далеко, чтобы запах вина не тревожил ее чувствительное обоняние. Принц-консорт понимающе улыбнулся, отставил злополучный бокал в сторону во избежание вышвыривания неугодной посуды куда-нибудь в угол в ближайшие несколько минут и серьезно поинтересовался у сердито морщившейся Хизы, которая тоже не очень-то любила запах алкоголя:

– Это должно означать, что в ближайшее время мы можем не опасаться смены власти в царстве Hyp и попытки экспансии на нашу территорию?

Лотан насмешливо фыркнул, разгадав уловку друга, пытавшегося выведать у несносных женщин информацию об их очередных авантюрах, и решил его поддержать в этом без сомнения полезном деле.

– Можно утверждать это с вероятностью в восемьдесят процентов. Двадцать я оставляю на непредвиденные обстоятельства, способные помешать исполнению наших планов. - Бывший дипломат подмигнул сердито зашипевшей на него Хизе и добавил: - Хотя я не учитываю вероятность того, что наши ненаглядные женщины уже успели что-нибудь еще сотворить…

– Ничего! - Женщина-диин оскалилась, нимало не заботясь, какое впечатление производит на людей, Рейт только вздохнул, давно привыкнув к внешности женской половины этого племени, и краем сознания отметил, что Лотан тоже проигнорировал этот акт устрашения, явно успев насмотреться на него в любых ракурсах. Хиза наконец поняла, что несколько неправильно выбрала аудиторию для демонстрации своего знаменитого темперамента, и уже совершенно спокойно продолжила: - Из царства Реен пришли обнадеживающие новости, председатель регентского совета болен и вынужден был уйти со своего поста. Дзера докладывает, что все идет по плану, никто из царской семьи, кроме нашего юного заговорщика, не выживет. Вирус уже начал действовать. Мальчишке ввели вакцину, остальные обречены. В ближайшие дни начнется их знаменитая ярмарка, и она уже подобрала подходящий корабль, его экипаж тоже заражен модификацией этого вируса с более коротким инкубационным периодом. Так что виновные уже найдены и подготовлены, эпидемия начнется через два-три дня, а потом корабли нашего эскорта вполне смогут сыграть роль, которую в древние времена при захвате власти отводили гвардии. Да и сопротивляться там некому будет и незачем. Мальчишка вполне законно взойдет на престол как последний представитель династии, а Дзера и остальные помогут ему навести в стране порядок.

– Это радует. - Эфа задумчиво прищурилась, что-то обдумывая, и хмуро поинтересовалась, стараясь не смотреть на возмущенно взирающего на нее мужа: - Что там с-с-с Земной федерацией? Таакеш вроде бы попрос-с-сил нес-с-сколько наших диинов из клана разведчиков, правда, не с-с-стал объяс-с-снять зачем, с-с-старый интриган.

– А Земной федерации теперь не до своих грандиозных планов. - Хиза довольно оскалилась, мечтательно прищурившись. - Все-таки нам еще до службы безопасности царства Hyp расти и расти! На данный момент президент и вся исполнительная власть этой в высшей степени неприятной страны полностью парализованы склокой, которую затеяли благодетели, приведшие его в кресло главы государства. Ситуация такова, что некоторые из них погибли при странных обстоятельствах, причем те немногие улики, которые с огромным трудом удалось найти на местах преступлений, косвенно указывают на причастность к гибели этих уважаемых людей их, так сказать, коллег по коалиции. Причем в каждом новом случае под подозрением оказывается другая влиятельная персона, а некоторые неудачные покушения окончательно доказали, что кто-то пытается стать единоличным теневым правителем страны. С этим сейчас согласны в федерации все: и спецслужбы, и простые граждане, и сами пострадавшие, вот только они не могут сойтись во мнении, кто же все-таки этот таинственный заговорщик, и подозревают друг друга. Даже какие-то рабочие профсоюзы приплели, якобы они стремятся таким образом подчинить себе промышленников и финансовых воротил, вроде бы в их истории что-то подобное уже было.

– Понятно. - Рейт не смог скрыть потрясения от последних известий. Его жена, судя по всему, выходила на новый уровень интриг, раньше она при реализации своих авантюр не совершала столь масштабных действий. Принц-консорт поморщился, не без основания подозревая, что виновен в этой перемене Таакеш, всегда славившийся своей способностью сметать все на своем пути к цели, не обращая внимания на масштабы разрушений, сопровождавших ее достижение. Подумать только - в одной стране эпидемия, которая вне всяких сомнений унесет не одну тысячу жизней, а в другой - серия убийств и как следствие неконтролируемые волнения… Иногда способность Эфы бестрепетно уничтожать противников или просто помешавших ей людей в любых количествах даже для него оказывалась неожиданной. Рейт покосился на свою жену, встретился взглядом с ее нечеловеческими янтарными глазами, полными холодного удовлетворения, и невольно улыбнулся. Называть такую неожиданность неприятной он не собирался.

Он ведь прекрасно понимал, что действия его жены вполне оправданны и, более того, наиболее милосердны. Она никогда не станет убивать просто так и не приемлет лишних жертв, но при необходимости пойдет до конца и защитит свою семью от любой угрозы, во что бы то ни стало, но кое-что его беспокоило.

– Эфа, пожалуйста, не злись, - сказал он. - Я ни в коей мере не отрицаю твоего права делать все, что потребуется для нашей защиты, и готов поклясться, что в сложившейся ситуации поступил бы точно так же. - Рейт насмешливо улыбнулся. - Если, конечно, додумался бы до таких решений. Но дело в том, что доктор Ниторог предупреждал меня, что убийства могут стать твоей манией…

– Глупос-с-сти! - Императрица оскалилась, возмущенная подобным предположением, но ответила вполне миролюбиво, и принц-консорт с облегчением улыбнулся, когда его жена ворчливо добавила: - Удовольс-с-ствие дос-с-ставляет только то убийс-с-ство, когда я нахожус-с-сь в непос-с-средс-с-ственном контакте с-с-с противником и с-с-сражаюс-с-сь на равных, а еще лучше в заведомо более невыгодном положении, чем мой враг. Уничтожать людей на рас-с-стоянии, даже не ощущая их запах, с-с-совершенно неинтерес-с-сно, даже с-с-скучно.

– Понятно. Извини, не знал. - Рейт осторожно обнял Эфу и с радостью услышал, как она довольно заворчала, уткнувшись ему в рубашку на груди. - С тобой никогда ничего нельзя предсказать заранее, но ты должна признать, что я тоже имею право беспокоиться за вас с Эрой и по мере сил заботиться о вашей безопасности.

Императрица только устало фыркнула, давая понять, что ей уже надоело убеждать мужа в своей способности защитить своих родных, и привычно дернула ухом, когда он попытался поймать его кончик губами. Рейт тихо рассмеялся. Хиза удивленно наблюдала за происходящим. В глазах Лотана светилось понимание и сочувствие, он тоже прекрасно знал, каково это - жить с существом, просто не понимающим, что это за странное чувство - жалость, но при этом способным безоглядно заботиться о тех, кого считает своей семьей, даже в ущерб себе. Рейт обнял жену и, стараясь не смотреть на Хизу и Лотана, решительно произнес:

– Если ты не собираешься меня съесть за мое хамство, то, может быть, ответишь на один вопрос? - Как он и ожидал, Эфа тут же заинтересовалась и, решительно заверив его, что не собирается есть своего мужа, только немного покусает, но позже и не при свидетелях, выразила желание ответить, если, конечно, сможет. Принц-консорт прикусил губу, чтобы сдержать предвкушающую улыбку, и невинно поинтересовался: - Меня интересуют, собственно, только два момента: что это за странная затея со школой, где будущие оперативники и аналитики службы безопасности будут обучаться с детства? Почему-то мне кажется, что нормальных детей в этом заведении никогда не будет… - По тому, как дернулся Лотан, он понял, что угадал. И, озаренный внезапной догадкой, воскликнул: - Вы собираетесь восстановить семью Тилины! Идеальное прикрытие для близнецов!

Рейт осекся, увидев, как по лицу его друга разливается облегчение, и неожиданно сообразил: Лотан боялся, что он осудит подобное нарушение межгалактических и нравственных законов, но принц-консорт даже не подумал об этом, прекрасно понимая, что если бы он сам оказался в похожей ситуации, то тоже наплевал бы на все законы человеческие и божеские. Рейт не стал показывать, что понял переживания Села, и поспешил перевести разговор на другое:

– Ладно, с этим понятно, но, если честно, меня беспокоит еще кое-что. - Принц-консорт многозначительно помолчал и вкрадчиво произнес: - Как ты, Эфа, собираешься обеспечить исполнение своего указа о передаче функции по регистрации актов гражданского состояния органам юстиции? Ты что же, вознамерилась парализовать на неопределенное время всю систему учета?

Его жена и Хиза довольно зафыркали, явно предвкушая какую-то пакость, и принц-консорт приготовился к любой неожиданности, он прекрасно знал: то, что эти двое считают смешным, каждый нормальный человек сочтет как минимум страшным. Но на этот раз его предчувствия не оправдались. Все оказалось гораздо прозаичнее, чем он предполагал, и Рейт сердито констатировал, что теряет хватку, если умудрился ничего не заподозрить, когда эти два несносных создания задумали создать в каждом районном учреждении министерства юстиции архивный отдел, в обязанности которого входит систематизация поступающих к ним документов и регистрация их в специальных реестрах. Теперь переориентировать эти отделы на регистрацию актов гражданского состояния - дело пары дней и нескольких внутриведомственных приказов!

Оставалось только покачать головой и в очередной раз признать, что при всей своей склонности к всевозможным авантюрам эта парочка по крайней мере успешно обеспечивает их надлежащее осуществление. Принц-консорт вздохнул и заявил, что больше вопросов к неугомонным женщинам не имеет и готов выслушать все, что они собираются ему сказать, однако совершенно неожиданно Хиза объявила о своем намерении кое-что проверить и, ухватив Лотана за локоть, покинула императорские апартаменты так же стремительно, как и появилась. Рейт проводил их недоуменным взглядом, не понимая, что нашло на обычно вполне вменяемую, когда дело касалось ее непосредственных обязанностей, женщину-диина, но, ощутив, как рука жены скользнула ему под рубашку, тихо рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать черные губы. Иногда способность Эфы и диинов общаться мысленно была очень кстати.

ЭПИЛОГ

Сейнал метался по своей комнате, пытаясь справиться со снедающим его душу волнением и предчувствием беды. Императрица перестала сомневаться в его лояльности и доверила ему информацию, которая, попади она не в те руки, могла серьезно навредить Империи и Ее Величеству. Юноша собирался оправдать ее доверие, чего бы ему это ни стоило, но, на его беду, именно сейчас один из его сопровождающих попросил аудиенции. И по злой иронии судьбы этот человек работал на разведку его дяди, о чем были прекрасно осведомлены Эфа и Хиза, а значит, любой контакт с ним бросил бы тень на Сейнала, который все еще не мог похвастаться принадлежностью к императорской семье и формально входил в правящий дом Объединения свободных планет. Юноша тихо выругался про себя, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Он не хотел окончательно обрывать все связи с отцом, а этот Ликер уже намекнул, что, если он не согласится на разговор, доклад президенту будет соответствующий, и в то же время боялся потерять с таким трудом завоеванное доверие Императрицы.

Как назло, Эра куда-то исчезла, и попросить совета было не у кого, не к принцу-консорту же идти с этим вопросом! Его Высочество просто не поймет его проблему, сам он никогда не сомневался, делая даже самый трудный выбор, и без сожаления отказывался от прошлого, об этом свидетельствовало хотя бы его восшествие на трон, когда герцог Оттори поставил на карту все и, выиграв, ни разу не оглянулся назад. Сейнал нервно сжал кулаки, не решаясь рискнуть и понимая, что у него нет выбора. Отец уже намекал, что ему хотелось бы получить больше достоверной информации об императорской семье и что он считает своего третьего наследника самым подходящим ее источником. Теперь юноша должен был либо согласиться и предать Императрицу и Эру, либо отказаться и стать врагом для собственного отца… Парень поежился, как от холода, и нервно посмотрел на хронометр, который бесстрастно отсчитывал минуты, оставшиеся до назначенной встречи. Времени было до отчаяния мало, и Сейнал с трудом сдержался, чтобы не разбить проклятый прибор.

Перед глазами проходили сцены из жизни императорского дворца и как Эра, и Рейт, и даже Эфа старались сделать все, чтобы он чувствовал себя в нем комфортно. Всплыли воспоминания о работе вместе с принцем-консортом над очередным его финансовым проектом, когда юноша до хрипоты спорил с Рейтом по поводу разумности привлечения новых технологий, которые практически не отражались на стоимости и надежности нового завода, но могли серьезно затруднить его строительство из-за необходимости переучивать рабочих. И как был до глубины души изумлен тем, что принц-консорт, в конце концов признав его правоту, не разозлился, не замкнулся в себя, а со смехом предложил посмотреть свежим взглядом и на другие проекты, чтобы выявить допущенные им ляпы еще на бумажной стадии, когда это не грозит никакими серьезными денежными и временными тратами.

Эра, терпеливо выслушивающая все его рассказы, порой просто невыносимая, но способная не задумываясь рискнуть жизнью ради членов своей семьи, к которым она причисляла и его. Странная девочка, понимающая его и принимающая таким, каков он есть, не пытаясь переделывать и искренне удивляясь, когда он ей втолковывал, что люди в семье обычно доверяют друг другу с оглядкой. Она некоторые вещи не понимала совершенно, но когда дело касалось политики и безопасности, превращалась в опытного и безжалостного профессионала, не считающегося ни с чем и не боящегося никого. Сейнал не сомневался, что, как только он встанет на сторону отца, она почувствует это, даже если он будет предельно осторожен и не допустит в ее присутствии предательских мыслей на эту тему.

Даже Императрица, хотя она и отличалась крутым нравом и могла отправить на казнь кого угодно, не задумаясь ни на мгновение, в кругу семьи превращалась в совершенно другое существо и, не заботясь о своем статусе и положении, играла и дурачилась, искренне радуясь мгновениям, проводимым с дорогими ей людьми. В последнее время она перестала сторониться его, позволив увидеть не только грозную повелительницу одного из самых пугающих государств Галактики, но жену и мать, которая заботилась о своей семье и защищала ее всеми доступными ей способами, не лишенную своеобразного чувства юмора. Женщину, которая по-своему, грубовато заботилась о нем и иногда ставила в тупик, воспринимая мир очень нестандартным образом. Сейнал грустно усмехнулся, положа руку на сердце, этой милой особенностью отличались все члены императорской семьи, порой оставалось только удивляться, как они умудряются вывернуть наизнанку общеизвестные вещи, сделав их совершенно непохожими на то, что он привык видеть, глядя на них.

Сейнал не хотел отказываться от всего этого… Решение пришло неожиданно вместе с воспоминанием о последнем «совещании» у отца, когда его не только не выслушали, но даже словно не замечали вовсе, пока он не задел самолюбия президента. Юноша болезненно улыбнулся, внезапно поняв, что уже принял решение, обида на своих родственников - это, конечно, звучит по-детски, нормальный человек никогда не станет ею руководствоваться, делая такой выбор. Значит, Сейналу оставалось признать, что он нормальным не является, потому что это стало последним аргументом в его споре с самим собой. Может быть, это и было глупо, но он не желал жить там, где оставался для всех невидимкой, пока не возникала необходимость в его способностях или просто в нем самом как третьем наследнике президента Юноша стиснул зубы, решительно посмотрел на хронометр, который отсчитывал минуты, оставшиеся до встречи с Ликером, и испытал огромное облегчение, когда последняя цифра превратилась в ноль, сигнализируя о том, что он безнадежно опоздал. Все. Самый главный выбор сделан. Он будет жить там, где его считают человеком, а не полезной в хозяйстве вещью, не имеющей права на свое мнение и чувства… И будет защищать свою семью как сможет, пусть даже обыкновенным молчанием, чего бы это ему ни стоило…

– Дос-с-стойное решение. - Сейнал вздрогнул, и развернулся к непонятно откуда (впрочем, открытое окно недвусмысленно намекало на способ проникновения в комнату) взявшейся Эре и тихо ахнул, когда понял смысл ее слов.

– Ты нарочно… - Его голос сорвался от обуревавшей его обиды на людей, которым он начал доверять, как оказалось, слишком рано…

– Прос-с-сти. - (Юноша, стиснув зубы, повернулся к входящим в его комнату Императрице и принцу-консорту.) Эфа медленно сняла капюшон, что у нее было знаком высочайшего доверия к человеку, и тихо, серьезно, без своего обычного насмешливого порыкивания продолжила: - Прос-с-сто ес-с-сть решения, которые каждый должен принимать с-с-сам, без пос-с-сторонней помощи. Мы бы с-с-соглас-с-силис-с-сь с-с-с любым твоим выбором, хотя, конечно, ес-с-сли бы ты ос-с-сталс-с-ся верен отцу, информацию, дос-с-ступную для тебя, ограничили бы и, вполне возможно, с-с-со временем предложили бы вернутьс-с-ся домой. Но, с-с-сказать чес-с-стно, я рада, что ты решил принять с-с-свою новую с-с-семью.

Сейнал внезапно понял, что Ее Величество предельно серьезна и действительно рада. Он перевел взгляд на принца-консорта. Тот ободряюще ему подмигнул и обнял жену за плечи. Сейнал недоуменно моргнул, когда услышал довольное ворчание Императрицы, а потом рядом с ним оказалась Эра и требовательно ткнулась лбом ему в плечо. Сейнал поначалу смешался от неожиданности, но в следующий момент понял, что наконец-то в его жизни все правильно, и крепко прижал к себе странную девочку, способную с одинаковым выражением лица убить профессионального киллера и принимать ухаживания своего жениха. Он знал, что будет защищать этих людей по мере сил, несмотря на то что они великолепно могут позаботиться о себе сами. Это его право, право защищать свою семью. И все триста лет своей жизни он посвятит этому занятию.

– Тебе придетс-с-ся заниматьс-с-ся этим гораздо дольше, чем трис-с-ста лет. - Эфа неожиданно весело усмехнулась и, видя его полное недоумение, мечтательно добавила: - Эра объяс-с-снит тебе вс-с-се позже, пус-с-сть это с-с-станет для тебя небольшим с-с-сюрпризом.

Сейнал несколько растерянно кивнул, не понимая, да и особенно не желая гадать, что она имеет в виду и почему принц-консорт очень выразительно вздохнул, услышав последние слова своей жены. Юноша наконец-то чувствовал себя по-настоящему дома и впервые за всю свою жизнь был уверен в том, что не только он станет защищать свою семью, но и его близкие сделают все возможное и невозможное, чтобы защитить его. Непередаваемое чувство.

Христо Поштаков Меч, магия и челюсти

Наде, которая плохо засыпает, если меня нет рядом

Пьеру, который подбил меня написать эту книгу

1

Сырая котловина ушла в туман — обычный знак начала осени в Ландирии. В этом маленьком островном королевстве уже много лет правил дрожащей рукой славный король Рогональ. Его подданные жили бедно, разводя коров и овец на скудных горных пастбищах. В этой местности скотина росла тощей и злой: не желая расставаться со своим каракулем, сельскохозяйственная живность сбивалась в мелкие банды и нападала на одиноких путников. Хлеб завозился с побережья, а потому стоил бешеных денег, о чём регулярно заботились посредники-спекулянты соседних королевств, расположенных за горами.

Единственным украшением одноэтажного замка Рогоналя и его перспективным богатством была дочь короля — красивая и своенравная Розамунда. Именно к ней время от времени наведывались странствующие рыцари из дальних краёв с дежурным предложением руки и сердца. Приложить ко всему вышеперечисленному тугой кошелёк никто не догадывался. Поэтому практичная красавица отказывала буквально всем в ожидании истинного избранника, овеянного славой подвигов и конечно же безумно богатого. Мысль о том, что «безумно богатые» рыцари не ходят в холодные горы за семь вёрст киселя хлебать, в её хорошенькую голову не забредала...

В котловине было несколько сёл, где жили нищие крестьяне, которые с трудом платили непосильную для них дань: два хилых барана в год, один круг брынзы, полмешка лесных орехов и что-нибудь домотканое из народных промыслов. Всё это собирали «честнейшие» сборшики налогов, у которых тоже были семьи и дочери на выданье...

Как вы понимаете, в таком задрипанном королевстве участь голодающего дракона Дзога, мага-склеротика Горо и рыцаря-сироты Барди тоже была не из завидных. Что, возможно, и спод-вигло эту пёструю компанию на поиски приключений....

Бедолага Дзог жил в маленькой пещере в южной части котловины. В большинстве своём драконы, собственно, уже лет сто как вымерли, чему немало способствовали всё те же странствующие рыцари. Дзог остался без родителей ещё во младенческом возрасте, изрыгать пламя его никто не научил, он питался зеленью, кузнечиками и мышками. Вырос худющим дылдой с отвисшими крыльями и маскировочными талантами хамелеона. О том, чтобы заявить о себе погромче, дабы принудить местных крестьян приносить ему в жертву девиц, — и не помышлял, отлично зная, чем это заканчивается. Сельские жители не ждали помощи бродячих рыцарей, а отлично справлялись с задачей сами, успешно устраивая зарвавшемуся дракону несчастный случай. Обычно это была дохлая овца, начинённая ядохимикатами и всякими острыми железками...

Маг Горо так и остался невеждой, несмотря на долгие годы учебы у старого колдуна Дзенги, который перед смертью оставил ему великую магическую книгу, написанную на древнешумерском языке. Проблема в том, что ученик хуже всего владел именно грамотой.

Конечно, кое-каким текстам он выучился, но ремеслом мага надо владеть только в совершенстве, иначе сами знаете... Бывало, что после опытов от превращаемых объектов оставалась лишь горстка пепла для удобрения огорода. Горо искренне старался наверстать упущенное самообразованием, вычитывая из книги знакомые слова и сопоставляя их в подходящей, как ему казалось, последовательности. Обычно дело заканчивалось компактным взрывом, и маг отращивал новые брови.

Чаще всего он экспериментировал за специально отведённым для работы столиком, как учил его мудрый Дзенга. Хуже всего дело обстояло с попытками получить нечто съедобное. Вместо хлеба на блюде появлялось какое-то месиво желтоватого цвета с запахом гари, вместо брынзы — нечто похожее на кусок свалянной бараньей шерсти, вместо свежего мяса — груда дроблёных костей сомнительного происхождения с явными останками будки и цепи.

Всякий раз после серии неудачных попыток маг впадал в отчаяние и уходил в запой, благо самогон у него неизменно получался лучшим на селе. Местные крестьяне в такие дни подбрасывали ему что-нибудь из съестного, им хотелось, чтобы в селе числился свой маг, так, на всякий случай, несмотря на его полную бесполезность... Кстати, само поселение носило оригинальное название Пошёлвон.

Молодой рыцарь Барди мечтал о славе, большом коне и романтической любви. Но вместо этих вполне реальных земных благ ему досталось совсем другое: старая лошадь, переболевшая жеребячьим рахитом, страдавшая по осени приступами затяжного ржания, а жители деревень, которым Барди искренне предлагал защиту, обычно принимали его за юродивого, крестились и просили ступать дальше. И чем настойчивее был Барда, тем настойчивее и дальше посылали его жители. В редких случаях особо жалостливые крестьяне кормили «божьего человека в помятом железе», но и те в конце концов удирали от внезапного демонического кашля лошадки-молчуньи.

Меч Барди ржавел до тех пор, пока намертво не засел в ножнах. Непригодный для фехтования, клинок неразрывно с футляром использовался исключительно как дубина. Учитывая размеры и живучесть местных комаров, орудие приносило пользу. Во всех остальных случаях это был просто элемент одежды, намёк на голубую кровь и способность её владельца к самообороне.

Любовь Барди к королевской дочери Розамунде, разумеется, оставалась невостребованной. Редкий заработок его, проистекавший из функций ночного сторожа-колотушника при козьих фермах до первого мора, уходил на дорогую бумагу, перо и голубые чернила. Сей ценный материал расходовался на пылкие письма, которые, несмотря на вложенное в них красноречие, так и не доходили до сердца Розамунды в связи с тем, что даже сам Барди не мог порою разобраться в собственных каракулях.

Холодное безразличие красавицы угнетало юного рыцаря, и он, исполненный грустных мыслей, бесцельно скитался по котловине, пока воля судьбы не привела его в деревню Пошёлвон, к задрипанному домику мага Горо.

Гостя заметили. Волшебнику тоже надоели бесконечные опыты, не обеспеченные грантами и званиями, а посему были чрезвычайно нужны клиенты. Маг быстренько натянул ещё мокрую после стирки мантию и вышел за порог, любезно приглашая рыцаря под свой кров. Лошадь сосредоточенно дробила челюстями какую-то тряпку, тихо украденную по пути у спящей дворняжки.

Горо радушно принял поводья и намотал их на остатки забора, пытаясь втихую разглядеть конские зубы. Но оценить возраст кобылы так и не удалось: она повернулась задом и легла, дав понять, что кокетничать не намерена.

Оказавшись в хате чародея, молодой гость первым делом всплакнул, кратко описывая свою нелёгкую жизнь, а потом, за рассказом, незаметно доел хозяйские остатки сухой брынзы, беспечно оставленные на видном месте. От удивления маг даже не попытался спасти продукт...

— Надеюсь, я попал куда надо? — вопросительно икнул Барди, откладывая идеально вылизанное блюдо на книгу заклинаний.

— Да, мой голодный, куда надо... Только вот сможешь ли ты оплатить услуги моей сильной, непревзойдённой, сокрушительной магии? — хмуро и торжественно отозвался Горо, пытаясь подчеркнуть престиж профессии. Наивность гостя и бедственность собственного финансового положения пробудили в хозяине отчаянную театральность. — Сила волшебства нуждается в неком эквиваленте золота, иначе оно не сможет вступить в полную силу и... Короче, деньги есть?

— Нет... В смысле, пока нет, на данный момент, — честно признал рыцарь. — Но вот когда я женюсь на принцессе Розамунде, ты получишь своё с лихвой! Король Рогональ не из богатых, но какое-никакое приданое дочери всё же даст. Я почти уверен, что даст...

— М-да, звучит крайне обнадёживающе, — пробормотал маг с иронией, но, помня о несовершенстве собственных знаний, уступил: — Что ж, ладно, где наша не пропадала! С чего начнём?

— С традиционного подвига!

— То есть?

— Ну, я вроде слышал, что у вас здесь дракон живёт где-то поблизости. Давай ты убьёшь его своими чудодейственными заклинаниями, а я отвезу голову звероящера во дворец. Получится рыцарский подвиг! Я прошу руки принцессы, королю некуда деваться... Короче, выгорит дельце — мне обеспечена Розамунда, а тебе — щедрое вознаграждение!

Горо почесал затылок. В принципе, всё как будто убедительно, хотя и отдаёт дешёвой авантюрой. То есть, с одной стороны, загасить дракона заклинаниями — весьма проблемно, но и отказываться сразу — глупо. С другой стороны, а вдруг и получится — чёрт её знает, эту магию...

Без участия рыцаря тоже не обойтись, король ни за что не отдаст дочь за волшебника, да ещё и платить откажется: дескать, выполнил свой магический долг — и спасибо, пошёл в родной Пошёлвон!

Кредиторы поджимают, средств на жизнь нет, цены на рынке просто бешеные, а магия в плане приготовления завтраков слишком непредсказуема. В прошлый раз так траванулся наколдованной свининой, что неделю пах как скотный двор, второго пищевого отравления он не переживёт.

«Попытка не пытка, волков бояться — красной шапочки не носить!» — отчаянно решился Горо, убрал с книги блюдо и коснулся знакомых неровностей переплёта. Так... кроме пары заклинаний для колдовства потребуется огонь, горячая вода и атмосфера таинственности. Последнее, впрочем, исключительно клиента ради...

— Дровишек подложи, — хмуро бросил он в сторону зевающего Барди. — Чан должен быть горячим, как девственница в объятиях искусителя!

— Как романтично, — искренне восхитился молодой рыцарь, воодушевлённо бросаясь к поленнице.

— Ты сожрал мой сыр, как последнюю надежду на лучшее, — уже себе под нос пробормотал маг, — так что трудись и приноси прибыль, сынок!

Барди сунул три полешка в очаг и, опустившись на четвереньки, старательно раздувал пламя.

— Дракон, дракон, дракон, — шептал незадачливый волшебник, бегло листая сухие жёлтые страницы, изготовленные чёрт знает когда из вымершего вида пугливых боткинских жаб. И вдруг Горо понял, что не знает, как будет по-древнешумерски слово «дракон». Такое простое, известное едва ли не каждому ребёнку слово. Слово, обещавшее деньги, а значит, весёлую беззаботную старость... Мать его, как же там?!

От напряжения маг покрылся испариной, но тут в его голову стукнулась гениальная идея. Что, если подобрать дракона по рисункам? В книге их хватало. Вот какое-то существо с крыльями, вполне может сойти за... Если, конечно, не придираться к мелочам... Хм... а не всё ли равно?!

Недолго думая, он озвучил текст, прилагавшийся к сомнительной иллюстрации, не сделав ни одной ошибки (что было большой редкостью!).

Заклинание вызвало гургила — невидимое существо из вымирающего вида гургилус-давалус, редкого обитателя котловины. Опасности оно не представляло, даже наоборот, ибо основным предназначением существа было волшебным образом делать людям приятное, не требуя взамен ничего. Гургилы не блещут мощными интеллектуальными способностями и не всегда предвидят последствия своей добродетели, чаще они действуют по наитию, интуитивно.

Некто невидимый закружил над их головами, прочитал мысли каждого и ухватил основные потребности. Исполняя своё предназначение, гургил прямо из воздуха произвёл бочонок пива, две бутыли самогона, десяток лепёшек и запечённую баранью ляжку.

— Ты действительно великий маг! — воскликнул рыцарь, бросаясь к столу. — Я никогда не видел ничего подобного. А пока я отведаю от щедрот твоих, не займёшься ли ты всё-таки драконом?

— Воля заказчика — закон, но это слишком просто, — нервно заметил Горо, грудью вставая на защиту нежданной трапезы. — Не отвлекайся, юноша, ты своё уже откушал! Знаешь, вызывать сюда столь огромное создание было бы... неразумно. Дракон крупный, он перебьет мне всю посуду, а может, и изгадит пол, я же потом зашьюсь с уборкой!

Маг иногда говорил мудрые вещи, но, как правило, поздно, когда в них уже не было нужды. То есть чуть более предусмотрительный волшебник сразу бы нашёл компромиссное решение, переложив решение задачи на плечи того же клиента.

— Предлагаю спокойно прогуляться до его пещеры, это недалеко. Если дракон ещё там и по-прежнему дышит, я обещаю, юноша, устроить тебе победу в лучшем виде! Один взмах твоего меча, усиленного моими заклинаниями, — и... лужа крови, труп дёргает лапками, а ты как победитель тащишь его голову за ухо к ногам прекрасной принцессы. Надеюсь, она такое любит...

— А это не опасно? — забеспокоился рыцарь, не совсем вежливо подталкиваемый в спину. Уходить не хотелось, во-первых, баранина слишком вкусно пахла, а во-вторых, кому, как не Барди, знать о плачевном состоянии собственного меча... С равным успехом дракона можно было лупить мухобойкой!

— Выхода нет, мой мальчик, — отрезал маг, из последних сил дожимая гостя дверью. — Иди посмотри, как там твоя кобылка, ей, костлявенькой, придётся везти нас двоих, а я буду минут через пять... Только заклинанияв карман положу!

Освободившись от общества Барди, прохиндей бросился к столу, откупорил вожделенный сосуд и с лёгкостью выхлестал с пол-литра самогону. Ароматная лепёшка тут же пошла на закуску, а баранья нога подверглась немилосердному покусанию — уши у мага покраснели, весело прыгая от работы челюстей. Через пять минут рекордной скорости поглощения нежданного обеда Горо осознал, что жизнь наконец-то налаживается. Догоняясь пивом, он стал неторопливо собирать сумку...

Зима уже не за горами — это дракон Дзог чуял всем свом вялым ребристым телом, ежедневно выносимым на свет божий пощипать жидкую травку. Как-никак витамины, убеждал он себя, втихую мечтая о мясе. Дракон, умерший от голода, — факт позорный и комментариям не подлежащий!

Хорошо медведю: нашёл себе берлогу, выбрал лапу повкуснее, сунул в рот, завалился в спячку, и всю зиму никаких проблем с калорийным питанием. Дзог даже чуточку завидовал медведям, что отнюдь не помешало ему съесть последнего из них ешё лет восемь назад...

Но ему, половозрелому дракону, чтобы пережить неприятный период зимней холодрыги, спячка не полагается, а полагается подкожный жир, который надо копить, набирать, наедать... И уж никак не растительной пищей!

«Я буду первым, кто падёт от голода», — скорее уже по привычке скорбел Дзог, проглатывая очередной метр желтеющего газона. Теперь представьте себе его настроение, когда на горизонте показалась группа из двух человек и одной лошади. Измученный вегетарианской диетой, счастливец мгновенно воссиял скалозубой улыбкой, презрительно сплюнул зелёную жвачку и укрылся в ближайшей чаще. Глаза чудища стали маслеными и по мере распаления аппетита всё больше отсвечивали оранжевым. Над его головой кружил всюду поспевающий гургил...

«Никогда не пробовал лошадь, — думал дракон, отслеживая остановившихся путников. — Больно уж стройна кобылка-то, я бы даже сказал, худа до безобразия... А, ладно, чего зря привередничать! Сейчас любая скотина сойдет, это ж чистый белок животного происхождения, и сама в пасть лезет!»

— Там за деревьями пещера дракона. — Осторожный маг махнул рукой и многозначительно кивнул рыцарю. — Оставь животное здесь, оно подкрепит свои силы прекрасными травами. А мы, о бесстрашный, пойдём на поиски дракона!

Барди повиновался, сочтя, что уж волшебник-то знает, с чего начинать, и покрепче взялся за рукоять ржавого меча, однако не рванул первым, а в силу врождённой любезности пропустил мага вперёд. Горо тоже отличался хорошим воспитанием, поэтому минут десять они вежливо уступали друг другу дорогу, пока не плюнули и не пошли вперёд едва ли не под руку.

Пещеру было видно издалека, вход казался тёмным и страшным, изнутри тоже пахло не дамским парфюмом, зато комары мёрли на лету от одного аромата.

— Это и есть драконье логово? Боже, как он живёт в такой антисанитарии?!

— Неприятно, но привыкнуть можно, — пробормотал маг: в его собственном доме пахло не намного лучше.

— Ты что-нибудь видишь? — прошептал рыцарь, высовываясь из-за спины волшебника. — А я нет...

— Так ты вылези из-за меня, отважный герой! Сейчас сделаем факелы и спустимся, — отозвался Горо, погружая руку по локоть в сумку. — Я прихватил всё необходимое. Скоро выясним, умер или не умер твой дракон...

— А если не умер?

— Убежим! Ещё вопросы будут?

Волшебник вытащил огниво, подобрал палку, навертел на неё мху посуше и высек искру. Потом другую. Примерно с двадцать пятой искры мох задымился (в молодости маг был бойскаутом).

Мерцание факелов осветило сырые стены пещеры. На выщербленном полу валялись недогрызенные кости каких-нибудь безвинных мышек, где-то далеко, в неосвещаемой глубине, капала вода. То там, то сям попадались малоприятные кучки драконьего помёта, сам дракон не обнаруживался.

— Так, быть может, это твоё заклинание его уже испепелило? — вслух подумал Барди.

— Поистине, моя магия беспредельна! — с ноткой гордости отозвался Горо, хотя ему самому с трудом в это верилось.

Рыцарь облегчённо вздохнул, но, хорошенько подумав, приуныл, и в душе его заговорила обида.

— А... почему тогда ты оставил меня без единого доказательства моей воинской доблести?! Ни головы, ни когтя, ни зуба... С чем я попрусь к принцессе?! Король выставит меня как лжеца, даже не выслушав... Хоть чешуйку драконью оставь!

— Хорошо-хорошо, давай глянем поблизости, может, он не испепелился ещё, а отошёл куда-нибудь, ну... — Горо правильно оценил обиженную горячность молодого рыцаря, — типа воздухом подышать, бабочек половить. Пошли отсюда.

Они вернулись к солнцу, загасили факелы и, осторожно ступая, принялись осматривать ближайшие кусты. Вот теперь они нашли дракона почти сразу! Только очень занятого, в процессе смачного догрызания последнего копыта...

Оба поисковика почему-то застыли и растерялись. Рыцарь онемел, забыв про бесполезный меч, а маг, словно защищаясь, воздел над головой свою сумку с книгой заклинаний. Немая сцена затягивалась, поэтому первым молчание нарушил сытый виновник торжества.

— Чего уставились? — добродушно спросил дракон. — Ну, съел я лошадку, подумаешь, великое дело... Овечки вкуснее. Может, теперь хоть зиму перекантуюсь. — Однако, поняв, насколько шокирующим был для путников его поступок, Дзог немного смутился. — Только сцены здесь не устраивайте, пожалуйста! Библейский принцип: живите сами и, дайте жить другим. Всё равно она бы и месяца не протянула без помощи ветеринара!

Первым отрезвел Барди. Его речь в адрес дракона была недолгой, но эмоциональной:

— Как она тебе поперёк глотки не встала, каланча зубастая?! Я — рыцарь! И что теперь, из-за тебя на палочке верхом ездить должен? На какие шиши мне другого коня покупать, таракан ты с крылышками?! Сейчас как дам мечом... если вытащу... промеж глаз твоих бесстыжих, кобылкоед гадский!

После чего бедолага развернулся к приготовившемуся удрать Горо и обрушился на него:

— Ну спасибо, дед, удружил! И кто у нас здесь, получается, колдун после всего этого?! Что ты на него уставился, как врезавшаяся сова на дерево? Нас тут всех уже почти сожрали, а ты и пальцем о палец не ударил!

— Ошибочка вышла, — проронил маг, выходя из ступора. — Не ожидал-с...

Гургил тоже находился в некотором замешательстве, поняв, что желания драконов и людей (а уж тем более лошадей!) совпадают далеко не всегда.

Барди безутешно плакал. Маг, дракон и гургил помалкивали. Первый — оттого, что никак не вспоминались подходящие магические приёмы утешения рыцарей; второй — от неловкости и жалости к этому несдержанному парню; третий — от собственной природной немоты.

— Ну и что такого уж страшного случилось? — не выдержал Дзог, искренне стараясь поднять людям настроение. Его собственное было в полном порядке. — Сдалась вам эта старая кляча! Хочешь, я сам куплю тебе новую рыцарскую лошадь? Вот сойдусь после зимы с той классной драконихой Гейлой, что проживает в комфортабельной пещере за соседними горами, женюсь и куплю! Золота у неё немерено, можем купить сразу и коня, и лошадь, и жеребёнка, и даже прививки им всем оплатить, чтоб чумкой не заболели... Вот только не надо так на меня смотреть, не все драконы бессовестные! Я уже два раза извинился, сколько можно реветь, а?

Деловитый маг поспешно воспользовался готовностью дракона к уступкам:

— Отличная идея! Я своими чародейными силами организую тебе приворотный сеанс, мой милый хвостатый великан, чтобы ты смог получить самую лучшую дракониху. Причём было бы неплохо, если попутно тебе удастся прикончить кого-нибудь из соперников. Знаешь, обычно дамы любят, когда мужики из-за них дерутся.

— А смысл? — недоумённо скривился дракон. — Если я её и так обольщу, с приворотным-то сеансом!

— Ну, у нас тоже есть свой интерес. Ма-а-аленький, но есть! В общем, ситуация следующая...

И Горо торжественно поведал дракону о проблемах Барди, гордо молчавшего в сторонке. Выслушав мага до конца и всё ещё чувствуя некоторую вину (можно подумать, они не за его головой приехали?!), доверчивый Дзог принял условия компании. Теперь, придя к взаимным договорённостям, дракон и рыцарь дружно уставились на старого Горо. Колдун демонстративно уткнулся носом в жёлтую книгу — доказывать свою волшебную состоятельность...

Лёгкое порхание гургила терялось в шелесте кожаных страниц, собравших всю мудрость древних магов. Не без помощи этого доброго существа искомое заклинание скоро обнаружилось. При чтении горе-профессионал без напряга исковеркал два ключевых слова, а его невидимый помощник заигрался с ветром. Как и следовало ожидать, слова вдохнули в магию иной смысл и предопределили соответствующий результат — через пару мгновений образовалась нежданная пространственно-временная оболочка и, лениво зевнув, проглотила всю троицу...

— Сеанс окончен, или я тороплю события? — раздался неуверенный голос Дзога. — Но... по-моему, это не её пещера, не её запах, и вообще, я здесь впервые. Может, к заклинанию добавить чего? Ну там, мне под хвост свистнуть, или на голову встать, или хоть плюнуть куда-нибудь, а?!

Ответа не последовало. Похоже, Горо и Барди растерялись не меньше, а может, и куда больше сентиментального звероящера. Они постепенно поняли, что окружены высокими строениями, в пространстве между которыми рассыпались некие металлические конструкции. Вокруг глубокая ночь, и тем не менее со всех сторон льётся яркий свет, явно не природного происхождения. Под ногами расстилалось нечто вроде искусственного камня. Движения в новой обстановке не наблюдалось.

— Не замок, не костёл, не ферма... Мир ли это божий или дьявольское наваждение? — В поисках ответа рыцарь строго посмотрел на глубокомысленное лицо мага.

— На любовный приворот в любом случае не похоже, — неспешно пробормотал автор пространственно-временного перемещения. — Ладно, разберёмся... Главное, не дёргайся, юноша, будь мужчиной! Вон, бери пример с дракона — этому чешуйчатокрылому везде хорошо, ему всё по барабану!

— А что, здесь, по крайней мере, тепло, — пустив из ноздрей струйку пара, констатировал Дзог. Видимо, для драконов место пребывания большого значения не имело, иное дело — заморозки или эхо пустого желудка. — Может, нам пока вздремнуть? Куда мы попрёмся посреди ночи: края незнакомые, спросить тоже некого... Отложим ворожбу до утра?

Дракон сладко зевнул, рыцарь и маг автоматически зевнули тоже. И вправду, путешествовать лучше при дневном освещении, ночью наш знаток магии заклинания произносить боялся. А Барди в результате перемещения вообще соображал в полтора раза медленнее. Поэтому предложение Дзога нашло единогласную молчаливую поддержку. Два человека бессовестно уснули, привалившись спинами к тёплому боку звероящера...

Отважные путешественники в «непонятно куда» честно храпели до самого утра. Встали тоже дружно, ибо всё вокруг двигалось и жужжало так, что спать уже было небезопасно. Солнечный свет озарил огромные здания из стекла и железа, туда-сюда спешили толпы прохожих в странной одежде, повсюду раскатывали огромные крытые телеги, изрыгающие дым. Внутри, за стёклами, сидели люди, удивлённо пялящиеся на дракона...

— Сильнейшая магия! — поражённо закричал Горо, подпрыгивая в испуганно-восторженном состоянии. — Целая страна могущественнейших магов! Они строят хрустальные замки и подчиняют себе движущееся железо, они...

— Не стой у них на пути! — Барди поспешно оттащил старика за руку. — Повозки раздавят тебя, как яичную скорлупу, и вряд ли извинятся!

— Дым пускают, круглыми глазами светят, но в остальном на драконьих самок не похожи, — в свою очередь высказался Дзог. — Никогда таких не видел. Может, их надо ловить и есть?

Суета нарастала. Их постепенно окружали люди, но с глупыми вопросами пока никто не приставал. Крики, смешение чужих и знакомых языков, какие-то воины в странных доспехах со звёздно-полосатым гербом, древние колесницы, управляемые женщинами в мужских брюках. Удивляться можно было до бесконечности, у дракона даже впервые за всю жизнь случилось недержание дыма. Поэтому неудивительно, что пеструю компанию заметили...

К ним быстренько подошли двое — толстый тип в белом и тонкий субъект в голубом. Первый был зол и резок, держался начальственно, а второй семенил на шаг сзади и отличался явной задёрганностью.

— Откуда эти статисты, Ланский? В графике их нет, к тематике съёмок они не подходят. Ты директор или кто? Почему они мотаются у нас по площадке как у себя дома?! Чтобы мешать мне работать?

— Понятия не имею, господин Мандельштейн. Чтоб мне лопнуть, если я знаю, откуда они. Голливуд такой огромный, наверное, перепутали что-то. Вы же знаете, как бывает: снимают-снимают кино, выпускают в прокат, собирают залы, а потом выясняется, что фамилии указаны одни, а вместо них работали совсем другие актёры. И есть маленькая поправочка — я режиссёр, а не директор! Хотя кого это интересует...

— А я — продюсер вашего дерьмового фильма, и если мне... — Мандельштейн плюнул, отвернулся от Ланского и заговорил с пришельцами: — Эй, вы из какой съёмочной группы?!

Отдадим должное гургилу — не знающему усталости благодетелю. Он снова предоставил свою неоценимую помощь, хотя его никто и не просил. За долю секунды ландрийцам открылся смысл английского языка, а кроме этого — значение таких понятий, как «фабрика грёз», «Лос-Анджелес», «Калифорния» и «Голливуд». Итак, перед гостями раскрывался новый мир, к которому надо было приспособиться, чтобы выжить, и выжить, чтобы покорить! Гургил радовался своим деяниям, не думая о последствиях, а толстый мистер «гневный взгляд» требовал объяснений.

— Мы не знаем, как попали сюда, господин, — чистосердечно признался Дзог, отвечая за всех. — Не местные мы. Жениться хотели — не повезло, что-то накрылось с приворотом...

— Говорящий дракон?! Хм, неплохо! — сурово отметил продюсер. — Биогенетический? Мордаха-то у тебя ничего, рейтинговая.

— Драконы не всегда обладают качествами, способными удовлетворить их создателя, — скромно ответило чудовище. — Но я существую, умею говорить и ещё много чего по ходу дела...

— Интересно. — Мандельштейн снял с носа странное сооружение из двух увеличительных стёкол и золотистых проволочек. Его природная предприимчивость и производственная хватка приказывали пользоваться ситуацией. — Я бы мог попробовать тебя в новой картине, хочешь?

— Э-э, как это попробовать, на вкус?

— Ха-ха, да у него ещё и чувство юмора есть! Не то что у тебя, Ланский... Беру! Твои условия найма?

— Найм?! В смысле, пробовать меня не будут, а наймут на какую-то работу, да? — сделал соответствующие выводы Дзог. — Тогда согласен, но вы должны рассчитать мой рацион исходя из пары-тройки овечек в день — драконы тоже не воздухом питаются! Можно конину, говядину, крольчатину, курятину... короче, мясо. Метод приготовления — любой, сгодится жареное, варёное, солёное, вяленое, сушёное, но только не тухлое! Падаль не в моём вкусе, а вот аванс приму без возражений.

— Браво! Этот парень мыслит конкретно, по существу и без излишеств. — Мандельштейн по-хозяйски подошёл к дракону, похлопал его по хребту, внимательно осмотрел приобретение от ноздрей до кончика хвоста, с которого даже снял случайно зацепившуюся проволоку. — Отлично-отлично, очень реалистичная модель... Твое будущее в Голливуде обеспечено, у меня такие красавчики быстро становятся звёздами. Как у нас с именем и фамилией?

Дзог представился, но, будучи драконом воспитанным, попросил работодателя позаботиться и о друзьях — славном рыцаре в кольчуге и дедушке в мантии.

Продюсер взглянул на них с неким скептицизмом:

— Эй, Айвенго, я не слышал о том, что мы тут работаем над рыцарским фильмом. Какой чёрт занёс тебя, во всём прикиде, на съёмочную площадку?

— Не чёрт, а вот этот волшебник. — Барди ткнул пальцем в мага. — У него всё выходит шиворот-навыворот. Его и гоните...

— Я не виноват, господин Мандель-шмандель, — сразу сделал плачущее лицо Горо. — Я пожилой человек, у меня мигрень и склероз в прогрессии... В мою безупречную ворожбу вклинились дьявольские силы, это они виноваты.

— Дьявольские силы? — Продюсер обменялся понимающими взглядами с режиссёром. — А ты, случаем, не чокнутый, радость моя не первой молодости? К старости у всех актёров крыша едет, роль на роль накладывается, тексты путаются... Ладно, дайте ему место статиста, какого-нибудь слепоглухонемого дедушки в толпе!

Горо склонился в подобострастном поклоне, единственное, что он понял — его не выгонят.

— А ты, парень... — Барди радостно навострил уши. — Ступай в костюмерную, скинь железо, тебе подберут что-нибудь на сегодня. Директору скажи, чтобы тебя внесли в список на роль пьяного ковбоя или трезвого индейца... Ланский, ты-то чего встал?! — Теперь уже дёрнулся режиссёр. — Отведи дракона в стойло, его надо покормить, и не модифицированной соломой, а настоящей бараниной. Завтра мы обсудим творческие планы с его участием. Да, дедушку, этот ходячий артефакт синематографа, этого юнгу с «Титаника», этот обмылок киноэпохи... В общем, по пути сдай его ассистентам, скажи, что от меня. Пусть оформят договор и дадут аванс на кофе... Эй, ты, в кольчуге, постой, как тебя зовут?

— Барди, сэр.

— Только не делай такое жуткое лицо, как у Терминатора под прессом, ржавчина на доспехах выглядит комично. Режиссёру придётся поработать над твоим имиджем, но всё поправимо. Давай-давай, выходи из образа, сынок...

— Но моя рыцарская честь... такое обращение недопустимо для... — Молодой человек находился в явном замешательстве.

По всем правилам дворянского кодекса, он давно был бы обязан лупить «господина продюсера», тем же ржавым мечом по башке, пока тот не истечёт кровью или не станет смиренно молить о пощаде. Но здесь и сам дьявол не разберёт, что соответствует рыцарским правилам, а что нет. Этот толстый негодяй собирался платить ему деньги, правда, не совсем понятно, за какую именно работу, но, судя по всему, связанную с переодеванием и перевоплощением. В принципе, это не так уж унизит рыцарскую честь... Тем более что его, Барди, здесь всё равно никто не знает.

— Парень, здесь принято соображать быстро или не думать вообще! Выбирай — либо ты актёр, либо декорация, — поторопил Ланский, когда продюсер повернулся к ним спиной. — Твоя величавая медлительность, если она не забита в сценарии, всего лишь повод для повторного дубля. Запомни, господин Мандельштейн в этом бизнесе не первый год и его лучше слушаться... Ну, пошли, пошли, пошли все за мной!

В общем, переглянувшись, вся троица, пожав плечами, отправилась за режиссёром, в конце концов, даже мифическим героям надо кушать. Будучи детьми своего времени, они легче относились к жизненным переменам — изрядная доля фатализма всегда помогает сохранить целостность психики...

Второй раз Барди ощутил неловкость в костюмерной. Сбрасывая сапоги, он вспомнил, что его исподнее находится в столь потёртом состоянии, что теперь придётся претерпеть новые унижения, представая почти голым перед чужими людьми. К счастью для юноши, сотрудники костюмерной не прыснули презрительным хохотом и не оскорбили его обидным словом. Наоборот, всё поняли правильно... по-своему...

— Эх, парень, ты к нам, похоже, от этого режиссёра, Стефана Кубика, у которого крыша съехала на историческом реализме, — серьёзно и даже чуть сострадательно заметил усатый мужчина в рабочем халате. — Знаю, с ним нелегко... Платит немного, а заставляет то трусы надевать с шипами, то весь день бегать в ржавом железе, а то навозной жижей обмазываться, извращенец...

Две женщины помоложе сочувственно закивали. Видимо, к режиссёрам здесь относились без должного почтения... Усатый похлопал рыцаря по спине и обернулся к коллегам:

— Ладно, сойдёт, хотя уж очень тощий. Рост нормальный, лицо среднее, вот глаза, пожалуй, выразительные. Подкормится и, полагаю, сгодится на роль компьютерного техника в «Секретах Тарзана». Послушай, дружок, а как у тебя с компьютерной грамотностью, хоть вид сумеешь сделать?

— Умею читать и писать, — честно ответил голый юноша на вопрос о грамотности.

— Нет проблем, прогоним через актёрские экспресс-курсы, — кивнул мужчина. — Теперь надень вон то трико и иди к тому зданию напротив. Там разыщи девушку по имени Скайл. Скажи — от Розенблота, она тебе подберёт одежду и объяснит, куда двигаться дальше. Удачи! И не попадайся на глаза Стефану Кубику, он всё-таки больной...

Голливуд удерживал их около года.

Дзог за это время отъелся, растолстел и мог без труда пустить струю пламени практически любой мощности и силы. Это умение им особенно не разглашалось — зачем, если есть реалистичная и безопасная компьютерная анимация?

Фирмы, ведущие генные разработки, претензий к работодателям хвостатого актёра не предъявляли, так как не верили в его физическое существование, полагая, что весь он, от дыма до последней чешуйки, создан в мультимедийном графическом редакторе студии «Пипискар».

Мандельштейн быстро провёл дракона по основным этапам карьеры кинозвезды — договора, съёмки, высокие сборы, повторение которых, казалось, будет нескончаемым. Цейсовская оптика кинокамер перестала пугать, теперь она бросала вызов и возбуждала чувство азарта.

Наевшись громкой славы, сулившей стать вечной, Дзог обнаглел настолько, что вместо оплаты мясом попросил открыть на его имя банковский счёт. Продюсер уступил — каприз вполне звёздный, заслуженный, достойный распространения в прессе и Интернете.

Получив желаемое, Дзог постарался выработать нечто напоминающее подпись. В результате, чтобы подписаться с помощью ручки, Дзог удерживал её передними лапами, опирался на задние и, сосредоточенно покачиваясь, пытался попасть на галочку, любезно проставленную банковским служащим. При этом несколько сотрудников перемещали стол с документом, следуя траектории покачиваний. Дракон нервничал, пуская струи дыма, и бил хвостом, а в итоге вдребезги разлеталась мебель, но чаще разбегались те, кто находился поблизости, и в конце концов руководство банка, кинокомпания и сам неуклюжий великан признали необходимость заказа именной печати.

Горо в сравнении с успешным драконом (вовремя не убитым, как иногда по-чёрному шутил маг) поначалу довольствовался скромной участью киностатиста, но однажды, в момент отчаяния, родил идею создания фирмы по обслуживанию голливудской элиты.

Снял офис, оформил кабинет и бессовестно обещал тугим голливудским кошелькам и ридикюльчикам «предсказание будущего, снятие проклятий прессы и экранируемую зашиту от вредных влияний завистников». Сливки общества, жертвы вредных влияний, ожидающие экранирования, потянулись за волшебством. Известность и значимость быстро пришли к «слепому дедушке из толпы». Голливуд набит суеверными идиотами...

Безусловно, покойный учитель, уважаемый маг Дзенга, не раз кувыркнулся в гробу от столь дешёвых спецэффектов и лжезаклинаний, которыми Горо охотно пудрил мозги клиентам. Однако благодаря этим фокусам доходы того неуклонно росли. Деньги можно было вложить в недвижимость, но бывший неудачник предпочитал ювелирные магазины, где прослыл постоянным клиентом. Богатства «вездесущего» и «всевидящего» волшебника регулярно уплотнялись в холодных металлических стенках банковской ячейки.

Рыцаря Барди теперь знали под именем Барта Грейди — звёздным оно стало сразу после выхода в прокат «Секретов Тарзана». Интеллигентный молчун-программист с краснеющими ушами и накачанными мускулами оказался заметным даже на роли третьесортного плана... Появление в эпизодах суперфильма «Галактическая сага о воинах-биороботах» укрепило его популярность. Молодого человека с имиджем романтического героя стали приглашать и на вторые роли...

Барди преуспел не только в актёрствовании. Парень научился правильно писать по-английски, постиг многие тайны математики, химии, физики и биологии — наук, за которые в родном мире легко отрубили бы голову. Совершенствовались его компьютерные навыки: взлом заблокированных файлов теперь увлекал так, как раньше увлекала ловля вшей (обычное средневековое хобби, требующее ловкости). Примечательно, что за год рыцарь не встретил на себе ни одного паразита, и даже Скайл предложила ему «кофе наедине», явно намекая на серьёзные отношения, но однажды...

Однажды Барди вспомнил о Ландирии, её блеклой, но ни с чем не сравнимой красоте, о несбывшейся мечте — Розамунде, вспомнил и надолго впал в ностальгию. Увы, но эта жизнь, эта новая, яркая, сытая сказка всё реже позволяла ему видеться с магом и драконом — свидетелями того мира, где по траве ступали туфельки его прекрасной дамы, чьё имя достойно быть выложенным из миллиона цветов в райских кущах. Здесь же, куда ни плюнь, важные дела и занятые люди, впрочем, как и сам Барди. Это напрягало...

Да, надо срочно поговорить с друзьями на эту тему — не пора ли им домой? Но если вернуться обратно, в рыцари, то каково будет расстаться, например, с умной машиной под названием ноутбук? А с признанием зрителей? А с ежедневным горячим душем и замечательными шампунями? И чтобы сбросить тяжесть дум своих, Барди склонился над клавиатурой — он вновь начал писать письма своей несбывшейся любви...

— З-чем ты п-звал нас, дружо-к? — Дракон икнул от очередного переедания и, не сдержав бледного язычка пламени, чуточку опалил магу кисточку на колпаке, чем немало смутился. Шарлатанствующий волшебник красовался в дорогой мантии, курил длиннющую сигару и на случайную порчу головного убора отреагировал лишь презрительным хмыканьем: со своими капиталами он мог позволить себе хоть три новые мантии ежедневно! Оба киногероя уставились на пригласившего их третьего...

— Помните ли вы, земляки мои, откуда явились сюда и кем были, пока не стали тем, что вы есть сейчас? — Барди неспешно захлопнул крышку ноутбука и поднял на гостей пылающий рыцарский взгляд.

— Ага, конечно, помню, — нервно выдохнул Дзог. — Лично я был вечно голодной и никому не нужной скотиной, годной разве что на чучело для королевского замка!

— Моя жизнь была не многим лучше, — подхватил тему Горо. — Дела шли из рук вон плохо, заказов никаких, крестьяне тупы и невежественны, а в доме последний сыр подъедают обедневшие рыцари. Зато здесь мы уважаемые люди, на нас имеют виды, мы прирастаем богатством... Кому в Ландирии рассказать — не поверят!

— Всё это правда, я знаю, знаю. И мой желудок был пуст, как твои карманы, кольчуга не сияла на солнце и не сверкала в лунном свете, но... — Барди принёс ведро для полулитровых драконьих слёз (Дзог вспоминал трудные годы). — Невзгоды не мешали мне любить прекрасную Розамунду, её кудрявые светлые волосы, её глаза цвета голубых озер, её нежные фарфоровые руки... Любовь к её красоте никогда не угаснет в моём сердце!

— Ры-ы-ы-ы-ы-Ы!!! — не на шутку разрыдался Дзог, амплуа кровожадного зверя-убийцы развило в нём затаённую тягу к страстным любовным ролям, а искренность юноши пробивала любое, самое закостеневшее сердце.

— Я понял истину, друзья мои! — Барди открыл окно и выплеснул слёзы из ведра. — Дзог, постарайся рыдать прямо сюда... Я понял, что никогда не перестану её любить и не смогу жить иначе!

Что там драконьи слёзы! Барди выплеснул давно копившиеся мысли и чувства — вот что было действительно важно. Гладко выбритый подбородок Горо дрогнул, старик тяжело опустился на модный диван.

— Да уж, а я вдруг вспомнил тех тупых и необразованных крестьян, которые из жалости не дали мне умереть с голоду... — проронил маг. — Но теперь я богат и могу сам накормить голодных. Здесь их не меньше. Зачем же обязательно возвращаться обратно в навоз и нищету? Из-за какой-то там твоей Розамунды?!

Рыцарь не ответил, помолчал и повернулся к дракону:

— Слушай, Дзог, вот ты растолстел, открыл счёт в банке, а ведь там, за горами и туманами, в нашем мире, тебя ждут... Не помнишь кто? А я подскажу. Гейла тебя ждёт, настоящая дракониха из плоти и крови! Или ты женишься на крашеной пластмассе из «Юнивёрсал»? Устраивает — тогда вперёд! Наплодишь силиконовых киборгов, будешь им на ночь сказки читать, на сон из розетки выдёргивать, а загружать через меню «Пуск» мышкою...

— О, Барди, как жестоко ты давишь на больную мозоль! Принеси одеяло, я высморкаюсь, а то совсем расклеился. Ничего-то я не забыл, разве её томный хвост забудешь! — Через минуту в окно отправилось мокрое одеяло, целиком завалив любопытную кошку. С улицы казалось, что в квартире воюют с потопом. — Думаете, легко быть исчезающей особью?

Маг понял, что на встречу приходить не стоило. Сбывались его самые мрачные опасения: Барди рвался отказаться от всех благ цивилизации!

— Я предлагаю вернуться. — Уверенный голос юноши поставил точку, сигара выпала, маг вскочил, дракон всхлипнул. Консьержка, напуганная сообщениями об аварии на пятом этаже, потуже затянула вентиль.

— Как? — одновременно спросили гости.

— Не знаю, но с помощью компьютера можно попробовать. Советую всем до перемещения поменять деньги на золото и драгоценные камни, чтобы не нуждаться дома. Недели нам, наверное, хватит... Но через неделю — домой!

Досужий читатель, не обвиняй автора в забывчивости... Полюбившийся тебе гургил никогда не оставлял тех, над кем раз взял волшебное шефство. Всё это время с момента прибытия странников в Голливуд он пристально отслеживал их судьбы. Гургилы двуполы, инстинкт создания семьи в них так же крепок, как в драконах и людях, а посему идея Барди о возвращении получила поддержку свыше. Следовательно, не могла не реализоваться...

Через неделю, тайно обстряпав все дела и никого не поставив в известность, они обоюдно избрали местом отбытия заброшенный пустой паркинг под мостом. Ночью туда подкатил громадный рефрижератор, свет фар обнажил мокрый асфальт — случайных прохожих и бомжей вроде бы поблизости не было... Хлопнула дверца, соскочил несколько взволнованный водитель (он-то знал, какое чудовище сидит в холодильном отделении), звонко отодвинул засовы, получил из лап дракона обещанную сумму и, оставив машину, бросился наутёк.

— Смотри не приставай к незнакомым девушкам, тебя живо оберут! — напутственно гаркнул ему вслед Дзог. Звероящер выдыхал пар и клацал зубами: внутри работала заморозка, он решил набрать с собой в прошлое побольше свежей баранины.

Мага доставили инкассаторским фургоном десятью минутами позже. Амбал с пистолетом, в чёрно-жёлтой униформе, вытянул из бронированной колесницы два пузатых мешка, пыхтя, бросил их на асфальт, отрапортовался по рации и уехал. Под лучами фар рефрижератора Горо предстал грозным солдатом отряда службы спасения. Экипировка подбиралась для выживания в суровых средневековых условиях: военные сапоги, комбинезон, универсальный нож, три гранаты, автомат за спиной, каска, фляга-термос, запас еды на пять суток, лицо в полосах чёрной краски (отморозков на родине хватает, разумные меры самозащиты ешё никому не повредили)...

Рыцарь приехал на собственной машине — новенький «форд» на водородном топливе. Выглядел юноша как обычно: брюки, ботинки, куртка, но в багажнике среди прочего его дожидались старая кольчуга, меч и шлем. Все вещи аккуратно переместились к драгоценным пожиткам мага. Особенно хрупким на этой сцене из света, двух машин и бетонной массы моста казался японский ноутбук.

Барди открыл компьютер и поставил его на крышку багажника. Дракон нарезал круги по периферии и гнусавил глупую песенку про жаркое лето.

— Что ты собираешься делать? — спросил чародей, подозрительно вглядываясь в окружающую темноту. Он нервничал из-за богатства.

— Всё, чтобы вернуться. — Барди быстренько набрал пароль на клавиатуре. — В этом файле подробно описана наша история. Прошу тебя, Горо, поколдуй над ним!

— Не знаю, получится ли, — пробормотал маг и вынул из поясной сумки цвета хаки старую книгу заклинаний. — У древних шумеров не было компьютеров.

— Верь в удачу, волшебник! — Рыцарь не терял надежды. — Читай, о Горо великий! Заклинай, о сильнейший в области чтения-писания!

Умаслить старого мага было несложно, Горо подобрел от незаслуженных комплиментов и взялся за дело. Для надёжности плут в камуфляже уселся на свои мешки и погрузился в чтение. В Голливуде книга весь год без толку пылилась под кроватью, но вот её час пробил снова. Барди напряжённо правил электронный текст.

— Только бы получилось! — рыкнул пробегаюший мимо Дзог. — Горо у нас тот ещё путаник.

— Вот закончу и как дам тебе гранатой по башке, необразованная ящерица! — не оборачиваясь, огрызнулся маг.

— Будет готово — зовите!

Удивительно, но ни Барди, ни Горо не подготовили конкретного плана возвращения. Их действия были навеяны стараниями вездесущего гургила, который внушал каждому нужные мысли. А в результате чародей прочёл нужное заклинание, Барди внёс в файл нужные изменения, затем заменил текст «Пребывание в Голливуде» на другой — «Возвращение в королевство Ландирия» и нажал на левую клавишу мышки...

Пространственно-временная сфера, появившись в тот же миг, вновь втянула их в себя и прицельно выплюнула в далекое прошлое...

...к подножию пещеры Дзога — в то же самое время и место! Таким образом, в их родном мире не прошло и секунды за год, проведённый в Голливуде. Переместились оба автомобиля и вещи. Всё это необычное собрание погрязло в лёгком ландрийском тумане, абсолютно равнодушном к тому, что в нём находилось.

Барди ощутил веяние чего-то сокровенного и родного. Здесь без стыда можно было надеть доспехи, нахлобучить шлем и пристегнуть меч. Благо в Голливуде он успел придать этому хозяйству товарный вид и блеск. Мгновением позже и остальные без лишних романтических сентиментальностей занялись своим делом...

Дракона в первую очередь волновали мясные запасы, поэтому он с пылом бросился к фургону, так что из рефрижератора торчал только его хвост. «Половину закопать, четверть заткнуть в самый холодный угол пещеры... Нет, четверть зарыть, четверть съесть, — тяжкий вздох с порыкиванием, — столько сразу не влезет, всё равно нужен рефрижератор!»

Рыцарь заглянул внутрь фургона:

— Машины надо уничтожить, они не вписываются в наш мир, слышишь меня, Дзог?

— Доверь это мне, — снова шумный вздох, — превратить наши тачки в груду металла, расплавить и сплющить я могу в любое время. А представляешь, с каким шиком, с каким фурором можно было бы подкатить к королевским воротам! Горючего хватит, а после утопим твой «форд», твой продвинутый, стильный...

— И дорогой, бешеных денег стоит, — вставил деловитый маг.

— В общем, ве-ли-ко-леп-ный автомобиль... — Дзог с удовлетворением отметил перемену чувств на лице рыцаря, окончательно доламывая парня. — Или, как ты говоришь, никому не нужную здесь телегу!

— Да-а, восемьдесят кровью заработанных тысяч, — добил из кустов ядовитый дед, — ты романтично утопишь в вонючем болоте с жабами перед дворцом. Прикатишь — и сразу плюх его в болото! Чтобы не вызывать лишних подозрений...

Барди снял шлем почесать затылок — знак полнейшей растерянности. А звероящера буквально несло, красноречие изливалось из него подобно бурным талым водам:

— Или представь себе, Ромео, как ты раскатываешь на этой элегантной двадцатицилиндровой модели вокруг своей птички... О небеса, я вижу её восхищённо млеющие очи, а ты видишь, маг?

— Тьфу! — ответил маг из кустов.

— На белом коне может прискакать каждый занюханный пастух, а вот от дорогой машины она точно описается.

— Дзог! — возмущённо сорвался весь красный рыцарь.

— А если ты вынешь и покажешь ей свой компьютер, — продолжал издеваться дракон, — то она сразу, при всех... хотя его тоже пора выбрасывать. Всё равно нас окружают тупицы, которые ничего этого не оценят...

— Ну почему же, мой ноутбук поможет развить экономику королевства! Запаса аккумулятора хватит лет на пять... И почему бы тебе не подумать о Гейле, вместо того чтобы заниматься моей персоной?! — рассердился Барди. — А ты, чародей, чем собираешься заняться?

— Обо мне не беспокойся. Если понадобятся услуги мага, обращайся, скидка три процента, — себе под нос ответил Горо, волоча на черепашьей скорости тяжеленные мешки. Его угрюмые мысли и мелкие шаги устремлялись в Пошёлвон, где он явно намеревался скупить все, что шевелится...

Гургил расправил крылья и удовлетворённо усмехнулся, считая работу сделанной. Его манили златокрылые гургилихи — достаточный повод для того, чтобы сложить с себя (хотя бы ненадолго) взятые обязательства. Полностью бросать сопровождение троицы было преждевременно.

2

— Эй, — первым опомнился Барди. — Неужели мы просто вот так и расстанемся?

— Да, именно так просто, — гулко отозвался дракон из тьмы холодильной камеры. — Кто-то, помнится, говорил, чтоб я занялся своей Гейлой и не беспокоился о парне по имени Барди, который сам знает, что ему нужно.

— Горо, — Барди чуть напряжённо повернулся к магу, отстранённо и замкнуто осматривающему чёрные мешки, — ты тоже занят исключительно собой? Мог бы для приличия пригласить меня переночевать, до твоего дома отсюда ближе... Мы же столько пережили вместе?!

— Кто-то, может, и пережил, трудясь в массовках за гроши, а кто-то с компьютером развлекался. Хочешь переночевать — всегда пожалуйста, грузчики и сторожа мне нужны. Ещё что-нибудь?

— Что же вы так спешите по углам расползтись? — всё ещё недопонимая происходящее, негодовал юноша. — Надо сперва определиться с нашими планами, всё обсудить, обо всём договориться, ведь каждому может понадобиться помощь.

— Вот ты мне и помогай, — не отвлекаясь, определился Горо. — А завтра пойдёшь за рукой, сердцем и приданым Розамунды. Дзог сам забросает свой морозильник ветками — и к самке, дракончиков делать. Что тут сложного? Он там и без нас обойдётся... Я прав, дымная ящерица?

— Не обзывайся, волшебный сухофрукт, я сейчас слишком занят, чтобы спалить тебя. Приходи ночью на романтический ужин с Гейлочкой, мы охотно используем твои мощи в качестве факела!

— Не ссорьтесь, нам всё равно нельзя надолго расставаться. — Барди решил пустить в ход доводы разума. — Дзог, известно ли тебе, что, если не включать камеру хотя бы на пару часов в день, твоё отборное мясо станет главным блюдом романтического ужина лесных червей? Горо, хоть и живёт близко, не сможет настроить холодильник, а ты, уважаемый, и подавно. Голливудскую механику знаю только я.

— Это научный факт, — согласился маг, очертания которого еле виднелись в молочной пелене ландрийского тумана. Он чиркнул зажигалкой и закурил сигару. — А что мешает тебе открыть мне тайну обращения с холодильником? А давай, Дзог, лучше я поколдую, мясо само замёрзнет. Ну и сырость здесь, покурить нельзя нормально.

— О нет, спасибо, я не доверяю магам с дырявой головой, — пробурчал дракон. Коротко всхлипнул и вздохнул: — Только-только приехали, а сразу столько проблем. Снова голодать, мёрзнуть, искать по помойкам съестное...

— Ничего искать не надо, глупый здоровяк! — Горо выпустил сигару изо рта. — Мы можем здесь всё купить! Захочешь, хоть всё это королевство... Кто тебе мешает устроить здесь собственную пополняемую свалку?! Зря, что ли, золото да бриллианты везли? Опомнись, крокодил зелёный!

— Да, кстати, ты ведь теперь состоятельный дракон! И лошадку мне купишь, как обещал. Помнишь, наверное, про лошадку? — Перед внутренним взором Барди предстала его старая кляча, благороднейшее создание из травоядных, как ему тогда казалось.

— Ты о той сухопарой дохлятине? — искренне возмутился Дзог. — Да, помню, её дурацкий вкус ни одним «Орбитом» не заглушишь. Но слово дал — сдержу! Одна симпатичная рыцарская коняшка за мой счёт...

— Отлично, — согласился молодой человек. — Но продолжим насчёт возможных проблем... Вот ты решил что-то купить (хоть ту же лошадь!) — кто пойдёт к местным? Тебя они боятся, а теперь, когда ты стал такой толстый и можешь изрыгать огонь, того гляди, и на рыцаря разорятся, забьют тебя всей округой, а богатства к рукам приберут.

— Тоже факт, — важно подтвердил маг, проверяя, на месте ли его гранаты.

Дракон задумчиво грыз когти. Его жёлтые глаза бегали из стороны в сторону, разум кипел в поисках выхода из столь незавидного положения, а хвост нервно стучал о землю.

— Мне срочно нужен телохранитель, а лучше — целая охранная фирма с вертолётами! Мы, богатые драконы, подвергаемся невероятным опасностям, а надо ведь ещё семью создавать! Охрана-а-а-а!!!

— Чтобы нанять для тебя стражу, потребуется посредник, и я знаю, кто им станет. Ты ведь согласен, Горо? Не правда ли, у мага есть для этого все данные. Из него выйдет отличный исполнительный директор! Одна только экипировка его будет вызывать уважение у торговцев и наёмников, не говоря о красноречии и прочих способностях...

— Да, их у него хоть отбавляй, — сухо кивнул дракон, — наш чародей как хорошая собака, кому хочешь зубы покажет! Но только не мне, слышишь, старый? Это я об оплате твоего труда. Реальные расценки мне известны.

— Эх, да если бы не моё природное сострадание к беззащитным животным, стал бы я беспокоиться! — отозвался голливудский выводитель порчи. Однако внутри у него всё громко заурчало от предчувствия денег. — Да я бы вовек не взялся помогать столь неблагодарному типу, если бы этот уважаемый мною парень не просил за тебя! Комиссионные мы обсудим позже, не такое уж дешёвое дело — охранять чужое богатство, обеспечивая его безопасность, банковский рост и при этом делая необходимые покупки. Надеюсь, Дзог, хотя бы с воспитанием дракончиков ты справишься сам?

Проницательный ум рыцаря не ведал покоя, изобретая всё новые и новые проблемы:

— Дзог, а подобрал ли ты сватов? Насколько я помню, драконьи свадьбы без них не обходятся.

Дзог окосел окончательно, и в его глазах сверкнула мольба.

— Друзья мои, но где... когда... я же не успею никого... Может, вы?

— Само собой, — подтвердил Барди, хлопнув дракона по чешуйчатому плечу. — Я, как исключительно благородный рыцарь, не запятнавший себя участием в сериале «Вопли любви» и прочих мыльных операх, готов сыграть эту столь нелёгкую, но почётную роль на твоём празднике жизни!

— Спасибо, друг! Ты думаешь не только о моих деньгах, как некоторые, — с облегчением произнёс дракон, фыркнув в сторону мага. — Честно говоря, даже не представляю, кого бы я ещё мог попросить. Клянусь, лично выберу тебе коня пожирнее, чтобы ты не ударил лицом в грязь на моей свадьбе! Венчальное соединение хвостатых — событие вселенское, поверь мне...

— Теперь ты, Горо! — Барди закончил с драконом, разворачиваясь к магу. — Зима на носу, хвори пойдут, насморк, платки, мёд в чай и пятки горчицеймазать. Кто тебе, немощному, потному от жара или... зябкому, тарелку супу нальёт? Брейся не брейся, а щетина твоя давно не черна, голова седа, и возраст не спрячешь... Ты хоть в Голливуде по аптекам прошвырнулся перед отъездом или до последнего камушки в ювелирном разглядывал?

— Ну-у, допустим, нет... А что?! Да я сиделку найму румяную, чтобы было на кого любоваться перед смертью, — пробормотал маг, хотя и поёжился. — Заплачу уж, покормит небось и вообще...

— И пригреешь змею на своей бронхиальной груди. — Теперь за умные речи взялся Дзог. — Молодой да румяной ты, старичок, надолго не нужен. Так что не удивляйся потом супчику с ядом...

— Совсем запугать решили, да?!

— Человек тебе добра желает, а ты его по доброй воле и переночевать не пригласил, — продолжал дракон. — Жадина!

— С возрастом мысли текут намного медленнее, — важно пояснил маг, пытаясь сохранить лицо. — Поглядим на тебя лет эдак через двести—триста...

— Двести—триста? Вряд ли дотянешь, — подсчитал звероящер. — Да и внукам поглядеть не завещаешь, нет их у тебя.

— Великие маги не заводят семьи, в отличие от земных, бренных существ. Женщины и дети только и могут, что отвлекать от познания Вечности!

— Друзья, не ссорьтесь, — вмешался Барди. — Горо, ты великий и могущественный маг, прошу тебя, на всякий пожарный сделай-ка мне любовный приворот для Розамунды. Дзог, заруби на хвосте, старших следует уважать, даже если они... ну, вот такие... как этот!

— Один такой приворот я помню, еле выбрались, — примирительно буркнул дракон. — Делайте что хотите. Главное, чтобы меня в этот момент поблизости не было...

— Так что вместе держаться будем, — подвёл черту рыцарь. — Нам, Горо, прямиком в деревню на моём «форде». А тебе, крылатый друг, лететь к своей красавице...

— Ты, Барди, про моих баранов помни, — наказал дракон. — Заморозку проверяй почаще, ну а всё, что касается свадьбы, насчёт сватовства, остаётся в силе. А ты, старик, колдуй повнимательнее, тем более если мысли у тебя заторможенные...

— Степенные, — строго поправил Горо. — Разницы не видишь?

Несмотря на тестостероновую лихорадку, гургил понял, что его отпуск оказался весьма коротким. Ещё мгновение назад он плясал за несколько вёрст отсюда на вечеринке своих сородичей, щупал гургилих и делился с ними впечатлениями о странном месте под названием Голливуд. Отдыхать должны все, и волшебные существа здесь не исключение, но и от работы никуда не денешься...

Едкий ландрийский туман прокрался даже в автомобиль. «Форд» завёлся сразу, однако новой резине не понравились многочисленные лужи и ухабины. Машина дёргалась, повышала тон, буксовала — променять асфальт на слякоть для тачки такого уровня, будь она живым существом, — больше чем удар по самолюбию. Но машины, как и лошади, создания подневольные: у хозяев свои соображения, надо соответствовать...

Итак, красавец «форд» устремился в деревню Пошёлвон. Светофоры, зебры, автобаны канули в Лету. За ёлками не прятались автосервисы, пункты быстрой еды не мелькали яркими вывесками типа: «Только сегодня один наш бутерброд по цене двух», не сияли наглые рекламы и уличные фонари. Впереди в зеркале заднего вида неизменно присутствовал лишь след скрипучих повозок. А что вы хотели от серого Средневековья?

Для населённого пункта Пошёлвон одно его название служило самым исчерпывающим описанием. Главная улица называлась главной, потому что была единственной, а по качеству дорожного покрытия не уступала разве что только бездорожью. Барди трудился за рулём не меньше, чем гонщик чемпионата мира на трассе особой сложности. Куры и поросята, безмозглые и бесстрашные, так и норовили броситься под колёса, заборы и деревья возникали где попало, грязь волнами металась во все стороны...

Народ сбегался, тараща глаза. ТАКОЕ возвращение Горо стало событием! Маг держался величественно, словно древнее божество, само произнесение имени коего грозит смертью. Это теперь вся деревня сбежалась на него посмотреть, а днём раньше (по местному исчислению времени) ни одна жучка и уха на него не подняла бы...

Однако экстаз от столь громкого прибытия сменился скорым разочарованием. Родной дом колдуна, куда он поначалу ворвался с радостью, не блистал евроремонтом и теми привычными прелестями, которые есть даже в скромных голливудских отелях, как то: туалет, ванная, двуспальная кровать со свежим бельём и тому подобное. Всё было как-то ужасающе наоборот.

Холодный очаг, вонючие шкуры по углам, грубая мебель, пыль, паутина — по меркам фабрики грёз идеальная декорация к фильму «Логово оборотня». Реальность Средневековья махом ввергла мага в тоску.

— Надо поднять температуру, — сказал рыцарь, которого все эти неудобства ничуть не тронули. Пока хозяин вздыхал и фыркал, Барди быстренько настроил газовую плитку, подключил баллоны, установил видеотехнику и колонки, поставил аккумулятор. — Хочешь — музыку, хочешь — кино, а хочешь, и пару сосисок сварить можно. Я вот и компакт-диски взял, впечатление на Розамунду производить. А ты еду с собой прихватил?

— Запомни, мой мальчик, если есть золото и драгоценности, — маг многозначительно кивнул в сторону двух чёрных мешков, которые первыми перетащил в дом, — купить можно всё: хлеб, мясо, рыбу, хоть всю деревню! Основы экономики, друг мой...

— Именно потому рекомендую: без медных монет не суйся за покупками! Твоими десятикилограммовыми слитками здесь только людей пугать. Они же сдачи за всю свою жизнь не наскребут, хоть кепку по кругу пускай ежеквартально. Золота, а тем паче бриллиантов ваши крестьяне не видели никогда.

— Но... ведь привезти золото — это твоя идея!

— Идея моя, и хорошо, что послушался. При первой возможности мы обменяем жёлтый металл на кругленькую сумму у приезжих купцов. А сейчас надо просто поесть. Я-то догадался захватить кое-что с собой.

— А почему бы нам не взять пару туш у дракона взаймы? Этот ящер только и знал, что едой запасаться, всё спрашивал, где баранина подешевле да свинина с доставкой...

— Не стоит его объедать, у Дзога семейные хлопоты, да и обмен веществ у драконов не сравнится с человеческим.

— Ну вот, ты опять его защищаешь, а он, сказать по совести, совсем бездарный актёр и Мандельштейну был нужен только из-за внешности!

— Каждый зарабатывал, как мог, Горо, и ты тоже. А теперь посмотрим, что тут у меня завалялось... — Рыцарь вскрыл объемистую сумку. Предусмотрительный юноша извлёк пакеты с галетами, мясные и рыбные консервы, стеклянные баночки с красной и чёрной икрой, копчёную сёмгу, ветчину, растворимый кофе, французский майонез, сухофрукты, шоколад и колбасу.

Маг давился слюной, Барди был доволен собой, атмосфера в помещении согревалась доброжелательностью.

— Прошу к столу! — распорядился рыцарь.

Чародей не заставил просить себя дважды, но с мрачной грустью заметил:

— А в Голливуде было совсем неплохо... Подумать только, единственная причина перемены декораций — твоя треклятая Розамунда, тощая принцесса, голубая кровь с розовыми щёчками. Как будто там не было красавиц!

— Когда я ем, я глух и нем. Розамунда — это моё личное дело. Поэтому заткнись, и приятного аппетита.

— Ой, спасибо-о... — Маг с жадностью открыл майонез; намазал им галету, пришлёпнув сверху кусок ветчины. — А выпить есть что-нибудь?

— Там, в другой сумке, пиво, виски и пепси-кола.

Некоторое время ели молча, каждый думал о своём. Молодой человек начал первым:

— И что ты планируешь делать в ближайшие день-два?

— Схороню добро. Если мои золотые кирпичики украдут, весь годовой труд пойдёт псу под хвост.

— Важное дело, не спорю. А потом?

— А что потом? — удивился Горо. — Да вот прямо сейчас, после ужина, и начну всё по углам прятать. Завтра наведу справки о купцах, а там можно будет и финансовые операции быстренько провести. А ты вот смотри девку-то свою, прошу прощения, принцессу, долго на машине не катай, её ж стошнит с непривычки...

Маг был вынужден прикрыть фонтан жёлчи, споткнувшись о суровый взгляд рыцаря, с которым в «Секретах Тарзана» Барди обычно расстреливал агентов иностранной разведки. Прокашлявшись, дабы показать, кто в конце концов в доме хозяин, он направился в чулан, вооружился лопатой и потащил к двери первый мешок с золотом.

— Не подглядывай. Никто не должен знать, где я прячу свои сокровища.

— Я как раз собирался вздремнуть, — холодно ответил Барди, располагаясь на шкурах. — На обратном пути прихвати дровишек. Газ надо беречь. Желаю удачи.

Горо пнул ногой дверь, сделал шаг наружу и отпрянул словно ужаленный. За кольями жидкой ограды радостно толпилось не менее половины населения Пошёлвона!

Пойми, читатель, народ этот жил, не ведая, что такое есть кино и телевидение, да что там кино! Для эффекта, который производит на современного человека мощное пиротехническое шоу, здесь вполне хватило бы и самоката, а тут вдруг целый «форд». Как же было не подойти да не поглазеть! Нашлись смельчаки, которые уже залезли во двор и благоговейно на виду у всех щупали новоявленное чудо.

— Вот те на, — растерянно остановился Горо. — Как же я буду копать при людях! Барди, Барди, ну сделай же что-нибудь?! Прогони их!

— Может, бросить гранату?

— У меня есть! — обрадовался скаредный волшебник, но рыцарь поспешил спасти ситуацию:

— Не надо, это была глупая шутка! Зачем так переживать, люди как люди, везде одинаковы... И между прочим, уважаемый чародей, я ещё помню твоё лицо, когда тебе впервые показали унитаз! Ладно, мы сыграем на предрассудках. Должен же ты остаться для них великим и всемогущим.

Барди взял аппаратуру, колонки, диск «Дикарей из Олбани», вынес все это на улицу, поставил посреди двора так, чтобы отовсюду видать было, развернул и включил на полную. Если читатель полагает, что народ пустился водить хороводы и прыгать вприсядку, то он жестоко ошибается. Потому как, во-первых, под хард-рок вообще мало кто водит хороводы, во-вторых, здесь никто не знал, что столь душераздирающие звуки впоследствии назовут музыкой.

Рёв колонок гармонично вписался в быстро удаляющиеся вопли перепуганных крестьян. Барди обратил внимание, что от страха несколько старушек залезли на сосны и составили «дикарям» превосходный бэк-вокал, заслужив как минимум «Грэмми»...

— Вот это эффект! — просвещённый рыцарь приглушил звук. — Классная идея для видеоклипа. Горо, если нам ешё раз доведётся побывать в Голливуде, напомни мне связаться с их продюсером. Я предложу ему отличный сценарий.

— Молодец, Барди, — сухо ответил Горо, чётко помнящий свою цель, — а теперь иди в дом и дай мне спокойно, без спешки сотворить задуманное.

— Не доверяешь? — насмешливо прищурился рыцарь. — А вот представь себе, Горо: умрешь ты когда-нибудь, и всё это богатство будет лежать неизвестно где... Так и пропадёт зазря!

— Учти, неразумный, — деловито буркнул колдун, — я своё добро намерен активно расходовать, потому как умирать абсолютно не собираюсь. А если и суждено будет остаться его части неистраченной, то разве тогда, после смерти, это будет иметь для меня какое-то значение?

— Так рассуждают эгоисты.

— И что? Я эгоист, исправлять меня поздно, и меняться я не хочу. Долговых обязательств не имею, наследников тоже нет, так что ваши укоры бьют мимо моей совести!

К сожалению, данные рассуждения никак не соответствовали идеализированным представлениям молодого человека о чести, верности и дружеском самопожертвовании. Нищета проявила в маге алчного зануду, а материальное благополучие, обретённое впоследствии, лишь закрепило это нехорошее качество.

Но Барди оставил высокую полемику на потом. Парень вспомнил, ради кого он вернулся в Ландирию, чей нежный профиль и белая фарфоровая кожа так тревожили его днём и ночью, вернулся в дом и подарил скряге возможность тайно поработать лопатой.

«О Розамунда, Розамунда! — пела душа голливудского рыцаря, его мысли уподоблялись розовым облакам, изображаемым на открытках. — Я люблю тебя!» Мечты о будущем захватили воображение... Великолепный замок и роскошно обставленный зал, ОНА у трона, а на троне — ОН! ОНА сжимает его руку, рядом играют прелестные детки, их продолжение! Хорошая музыка, классная видеотека, экономический взлёт, прогресс и процветание всей страны! Король Рогональ в грёзах начисто отсутствовал как устаревший элемент...

Размечтавшись, Барди поставил через ноутбук один из своих последних фильмов, который хотел показать принцессе, — удивлять так удивлять. К этому времени копатель закончил работу, вернувшись усталым, но довольным. Розовое одиночество соискателя руки и сердца прекрасной дамы прервалось.

— Не спится, кровь играет? Жениться тебе пора, хотя и глупость всё это, дурная молодость, гормоны, нереализованная сексуальная энергия... Мой покойный учитель говорил: «Науки юношей питают, а девки тело развращают!» Я всегда следовал его мудрости и многое постиг...

Барди бросил взгляд на его перепачканные землёй руки и вернулся с неба на землю. Замок, трон, принцесса и детишки исчезли...

— Ну а раз ты такой учёный, то бери книгу заклинаний, с тебя приворот, — напомнил рыцарь, выключая компьютер. — Настоящий приворот! Возвращаться в Голливуд мне пока не хочется.

— Кому не хочется, а кому-то очень даже, — горько вздохнул Горо и подхватил кусок нарезки. — Ох, бедные мои клиенты, пропадут без квалифицированной помощи, от порчи погибнут, сглазу натерпятся, а вокруг одни шарлатаны.

— Не юли!

— Да... страшновато мне чего-то, дружище... Дался тебе этот приворот?! Разве ты и так недостаточно привлекателен? По-моему, много чести для одной принцессочки... А приворот, между прочим, — маг изобразил на жующем лице грандиозность и значимость затеянного, — да знаешь ли ты, ЧЕМ это обернётся, если получится настоящий приворот?

— Нет, — честно ответил Барди. — Вот только не надо всяких там «если»...

— А то, что потом ты уже от неё никогда не избавишься, — воспользовавшись сильной паузой, поедатель деликатесов потянулся за колбасой, — ни-ко-гда. И самый дорогой бракоразводный процесс вам не поможет. Стоит ли начинать?

— Угу, и сейчас же, — неумолимо упёрся рыцарь. — Или ты делаешь, что тебе велят, или питайся морковкой. Продукты мои. Выбирай!

Маг окинул взором съестное изобилие и без колебаний смирился с юношеской глупостью. Не вытирая рук, он осуждающе вздохнул и взялся за книгу. В разреженных слоях атмосферы витал гургил. Стоило его подопечному прикоснуться к книге, он, не раздумывая, устремился вниз, чтобы направить знания Горо в нужное русло, а если придется, то и подправить ошибки старика.

— Акра баба дакра шамолем!!! — вскричал маг, грозно взирая на Барди. — Будьте же вы приворочены!

Никакой видимой реакции, если не считать старой мыши, у которой в подполе случился разрыв сердца (в колдовстве это называют заземлением лишней энергетики), — обстановка комнаты оставалась прежней, без изменений. Молодой человек тоже не почувствовал в себе особенных изменений.

— Получилось?

— Да. — Заклинатель держался гениальным хирургом после сложнейшей операции. Однако гурман из него рвался наружу, и, быстро сменив образ, Горо принялся за консервированного тунца.

— И где результат? — Барди взглянул в осколок зеркала.

— Как только увидишь её, тотчас с холостой жизнью будет покончено! Вы прилипните друг к дружке, аки банные листы, и обратного хода нет. Поэтому, сынок, если разум в тебе ещё остался, предлагаю сматываться в Голливуд, доставку я гарантирую.

— Ты поаккуратней с этим твоим чёрным юмором.

— Это мудрость! Но, если хочешь, называй её юмором. Так когда ты думаешь свататься?

— Завтра. Пойдём вместе, будешь моим представителем. Ну и золотишка при дворе обменяешь, если курс приличный.

Горо поспешил согласиться, в замке вполне могли оказаться два-три хороших купца.

— А теперь что будем делать? — спросил он.

— Посмотрим пару фильмов и спать.

— И даже чаю не попьём с рулетиками?

— Оставь хоть парочку для принцессы.

3

Ночь Барди провёл в борьбе с вонью козьей шкуры и сквозняками. Сон мага был крепкий, сытый и тёплый, из армейского спального мешка вырывался наружу лишь несокрушимый храп. И стоило гургилу убаюкать юношу на рассвете, чтобы самому плюхнуться в царство Морфея, как пробудился отдохнувший Горо и без стеснения загремел посудой. Первое, что спросонья увидел недовольный рыцарь, — это сидящего за столом волшебника, довольно уминающего галеты под французским майонезом и обожаемой ветчиной.

— Если будешь продолжать в том же духе, — зевнул Барди, — то скоро мы сварим на обед твои собственные уши.

Маг чихнул, поперхнулся и попытался объяснить:

— Я же только попробовать, я... я при случае овцу куплю, а может, поросёнка или телёнка. Увидишь, какой ответный пир устрою, а ты чего не спишь-то?

— На тебя смотрю — сколько бы в рот ни попало, столько же и выходит. У тебя не солитёр, старик?

— Вроде нет... Старость не радость, дружок! Есть хочу, а не полнею.

— Врачи говорят, что есть надо меньше, но здоровую пищу.

— Лучшее в здоровой пище, сынок, — это её название. Зелень и клубни, если хочешь знать моё мнение, более всего подходят не к трапезе, а к сеансу магии в качестве приправ для зелья. Еда же, она, уверяю тебя, должна радовать человека. Ты же предлагаешь отказаться от полноценного питания и, уподобившись козлу, насыщаться травою! Нет, юноша, настоящий муж заслуживает счастья хищника, охотника за плотью, вкусившего мяса от всевозможных тварей. И почему бы мне, старику, не насладиться дарами голливудской гастрономии и кулинарии? Воистину, жевательное движение есть движение жизни!

— Угу, и инструменты для этого в полной боевой готовности, вон ты себе какие зубы в стоматологии сделал. Хоть сутками жуй без остановок.

— О да, мои зубы драконову глотку перегрызут! А здесь таких не делают, здесь по зубам обычно бьют...

— Не думаю, что теперь кто-то осмелится. Только вот впредь прошу тебя быть умеренней в употреблении моих продуктов, учти, мне главное — угостить ими Розамунду. Если не остановишься, я вынужден буду опробовать твою челюсть на соответствие стандартам прочности.

— Все маги всегда много едят! Это освящённая веками традиция, не мне её менять, — пожал плечами Горо и потянулся за новой галетой, словно не получив никакого предупреждения. — А ты, раз уж встал, садись завтракать, кофе стынет.

Последним проснулся гургил. По-собачьи тихо сидел он под столом и зевал, пытаясь понять причину эмоционального напряжения, создавшегося в непосредственной близости. За год он окончательно привык к своим подопечным, но больше всего — к Барди. В отличие от дракона и старого мошенника, рыцарь нуждался в помощи крайне редко, то есть сам прекрасно добивался нужного результата. Поэтому в сложившейся ситуации, с одной стороны, хотелось помочь любимчику, а с другой — вложив в его руку дубину и уронив её на дурную голову чародея, пришлось бы грубо нарушить собственный обет «помогать неудачникам»...

Барди не ошибся. Второе явление мага вместе с ним на прыгающем «форде» вызвало у местных приступ массовой паники. Урчание мощного движка, клочья чёрного грунта из-под колёс, туман, светящийся жёлтыми лучами фар, заставили народ прятаться и задвигать засовы. Путь был чист — на этот раз ни одна безмозглая курица не изъявила желания пройтись по главной улице. Однако в салоне автомобиля улучшению дорожной обстановки особо не радовались.

— Видишь, как все обернулось! — брюзжал Горо. — Везде грязь, нищета, вшивые простаки и никакой цивилизации. Ни тебе бань, ни мыла, ни дезодорантов, не говоря уж о супермаркетах и французских ресторанах. Даже «Макдоналдса» нет. И ради чего?! Ради твоей женитьбы? Здесь же и поговорить не с кем, а я, между прочим, не какой-нибудь там святой старец, которому в радость пещера, травка, вши и бессрочное одиночество. Я должен практиковать, быть кому-то нужным и оплаченным! Я хочу свою яркую вывеску, эффектную секретаршу, кожаное кресло и всё-всё-всё, что ты у меня забрал. Думаешь, мне ветчина твоя нужна? Да я этой ветчины раньше и не замечал, если хочешь знать! Э-э-эх, лучше б и не было этого Голливуда...

Гургил угрюмо сидел между ними, внушая Барди терпение, а магу — состояние тепла и сытости. Операция затруднялась взаимным раздражением объектов и невыспанностью оператора. И всё-таки затраченные усилия оправдались: не будь здесь гургила, либо маг уже валялся бы в одной из многочисленных луж, либо «форд» воткнулся в ближайшее дерево без надежд на восстановление.

— Обратите внимание, многоуважаемый Горо, какая красивая природа нас окружает, — поначалу через силу, а затем свободней заговорил Барди. — Представьте себе в этом лесу множество белок, хорьков, лис и зайцев, вот уж чем не похвастается индустриальное обшество. Мы вдыхаем чистейший озон и кислород, не рискуем заснуть в пробке или выложить штраф за превышение скорости. Нас не зовут сотовые телефоны, не атакуют рекламы, мы отключены от Интернета и всех его новейших вирусов. Вас не разыскивают контролирующие органы, меня — чокнутые поклонницы и маньяки-убийцы. Мы с вами, господин Горо, порвали страницу, перегруженную графиками и диаграммами, начали новую, чистую, готовую к любым фантазиям. Ничего не потеряно! В нашем распоряжении то, чего у нас никогда не было: цветные краски и карандаши, а если без аллегорий — новые зубы и килограммы драгметаллов.

— Озон, кислород... — буркнул маг. — Туман, промозглость, скудная растительность и камни. И зачем я только пошёл у него на поводу?

Деревня провалилась за горизонт, а дорога, петляя, устремилась к горному подножию. Машина миновала полуистлевший деревянный мостик через речушку, зашуршала по просеке густого леса, где струнами тянулись деревья, охраняя вечный покой природы, летали разноцветные сойки, бегали зайцы и даже серны. Насмотревшись на всё это великолепие, Горо обнаружил в себе азарт охотника и очень пожалел, что не прихватил с собою ружья. Конечно, у них был меч, но разве это дело — зайца гонять таким оружием!

— Твой меч ни на что не годен, — наконец сорвался Горо. — Капканы надо с собой возить, ружьё, дробь с картечью да знать места! Поверь мне, охота — достойное дело, не сравнить с супружеством. Здесь тебе и погоня, и кровь, и победа, а с женою только одно расстройство и расходы без конца. Жизнь мимо пролетит.

— А меня вполне устраивает меч, — ответил Барди, поглаживая рукоятку меча. — Если бы все рассуждали, как ты, ни животных, ни деревьев бы не осталось. Любуйся природой, а не кусай её капканами. Это ведь не разборная декорация какая-нибудь, это всё живое...

— Природой! — недоумевал маг. — На что мне сдалась природа, если только и можно, что любоваться ею?

— Ты настоящий законченный потребитель, и тебе, наверное, лучше просто закрыть рот. думая о непредсказуемости колдовских чар. Оценить красоту пейзажа может только истинный эстет, но отнюдь не престарелый обжора!

— Как ты разговариваешь с пожилыми людьми? — обиделся Горо. — Где твое воспитание? Если я тебе не нужен, верни меня обратно.

— А вдруг на что-нибудь да сгодишься? Книгу взял?

— А я когда-нибудь с ней расстаюсь? Вот она. — Маг достал фолиант из-за пазухи и переложил себе на живот, который в силу обильного завтрака слегка нависал над кожаным поясом «особого назначения». То есть с карманами, набитыми золотом.

— Ну, можешь ведь, когда хочешь... Как же я обойдусь без тебя, такого предусмотрительного и трезвомыслящего! — похвалил рыцарь, осторожно объезжая большой камень. — Мы всё-таки не чужие люди, а то, что ты молчать не умеешь, — так ведь у каждого свои тараканы...

Магу не понравилось слово «таракан», оно было какое-то голодное, усатое и не сочеталось с теперешней его закормленностью. Но Горо мудро расценил поведение юноши как возрастную глупость и неотёсанность, которые с годами пройдут, а потому не стал продолжать пустой спор...

Лес загустел настолько, что быстро ехать не удавалось, тропа становилась всё уже и уже. Ехали медленно, часы тянулись, а лесу не было конца. А в самой глуши потемнело уже настолько, что Барди был вынужден включить фары.

Внезапно луч света выхватил большую группу людей в лохмотьях. Впрочем, все сжимали в руках мечи и арбалеты. Рыцарь нажал на тормоза.

— Разбойники! — возопил Горо, хватаясь за драгоценный пояс.

Следует пояснить, что люд, грозно преградивший дорогу, в своей бандитской жизни не удивлялся ничему. Если в деревне машина вызывала познавательное любопытство, то здесь, в тёмном лесу, любой инородный объект независимо от его формы и поведения рассматривался как ТО, ЧТО НАДО ОТОБРАТЬ. Итак, сначала отнимем, а потом разберёмся, рассуждали злодеи. С этой мыслью они спокойно вышли навстречу голливудским гостям...

Барди потянулся к мечу, грозно прошипев: «Сейчас я им покажу!» — но маг оценил обстановку со свойственным ему скептицизмом:

— Послушай меня, сынок, хотя бы сейчас. — Он упёрся ладонями в плечи молодого человека. — Перед нами — местная преступная группировка, которая решила размяться. Похвально, конечно, принять смерть в бою, защищая деликатесы, но разве мы хотим распрощаться с жизнью, так и не обняв Розамунду? Рассуди сам: в «Секретах Тарзана» у тебя был суперкиберлазер, два спецотряда киборгов-спецназовцев и «скорая помощь» на случай производственной травмы. А у них даже паспортов нет, одни блохи! Где тут место подвигу рыцарской чести? Таки за что и с кем мы, собственно, воюем?!

Действительно, несколько оборванцев сосредоточенно почёсывались, и Барди капитулировал. «Эх, если бы не Розамунда, — подумал рыцарь, включая ослепляющий дальний свет. — Но всё, всё, долой случайные препятствия — я еду к тебе, моя прекрасная роза!»

«Форд» зарычал и уверенно двинулся на стену местного рэкета, который не сразу оценил мощь «самодвижущейся телеги». Секунду спустя половина разбойников уже валялась в грязи, а более везучие — с шумом разбегались по лесу.

— Вот это я понимаю! — радостно вопил Горо, вглядываясь в зеркало заднего обзора. — Вот он, реальный способ борьбы с организованной преступностью! Теперь эти бандюги сто раз подумают, прежде чем выходить на дорогу.

— Порой к тебе приходят умные мысли, — кивнул Барди, окончательно уверяясь в правильности принятого решения.

— Для того и нужны старые люди, чтоб советы давать. Запомни, где нет мудрых стариков, там молодёжь растет дебилами!

Рыцарь сосредоточился на дороге, которая постепенно выравнивалась по мере удаления от леса. Вдали, под солнечным небом, появились башни замка короля Рогоналя — сначала лишь слабыми миражами, а затем всё более реальными очертаниями. Голубые отроги гор служили этой великолепной картине несколько фэнтезийным фоном.

Красный от волнения Барди беспокойно заёрзал на сиденье. Маг тоже решил чуточку поволноваться. Он беспрестанно ощупывал гранаты в сумке, смотрел на часы (на момент прибытия они показывали два часа дня), подумывал об обеде и предстоящем визите: примут или турнут; накормят или положат спать натощак; и если положат, то куда и зачем?..

Судя по суете фигурок стражников на башнях, Барди и Горо тоже попали в центр внимания. В действительности замок не отличался ни внушительными размерами, ни какой-то особой неприступностью. Доходило до того, что иногда охрана забывала поднимать подъёмный мост к главным воротам; ров обмелел, порос камышом и был полон квакающей живности.

«Форд» остановился, парочка жующих коров окинула машину бюрократическим взором. Наверху столпились удивлённые охранники.

— Не слишком-то дружелюбно нас встречают, — сухо заметил Горо, когда мост неожиданно поднялся прямо перед его носом.

— Может быть, нас приняли за кого-то не того? — пожал плечами рыцарь, надел шлем, пристегнул меч и вышел из машины.

— Ау-у-у, есть здесь кто-нибудь?

Никто не ответил...

Барди рассерженно просигналил автомобильным гудком.

Меж зубцов на стене свесился пожилой стражник с большой бородой.

— Здесь никого нет! — проревел он, недвусмысленно прицеливаясь в гостей из арбалета.

— А ты что — «никто»?! — крикнул рыцарь. — А ну-ка, опускай мост, пока я не впал в благородный гнев!

— Даже если я и «кто-то», то для всех приезжих все равно «никого нет». Таков приказ! А тебя застрелить в живот или в глаз?

— Слушай, старый дурак, я — рыцарь Барди, приехал в гости к королю Рогоналю! Вон там, в машине, сидит очень способный пенсионер, великий волшебник и чародей по имени Горо. Понял? Немедленно открывай ворота!

— Как ты сказал — пенсионер? Не знаю такого титула, пойду спрошу.

— Кого же спрашивать, если нет никого?

— Спрошу у того, кто велел мне говорить, что никого нет. А ты подождешь, рыцарь Барди, вместе со своим железным чудовищем.

— Если ты про машину, то передай своему начальнику, что это не чудовище, а просто особая магическая повозка, — громко пояснил рыцарь. — Но если вы задумаете меня злить, я могу превратить её в чудовище. И давай побыстрей, пока я не рассвирепел окончательно. Мне ничего не стоит допрыгнуть до тебя и выщипать твою грязную бороду, чтобы впредь знал рыцаря Барди!

— Не пугай, мною дракон подавился, а ты и подавно, — грозно произнёс бородач, но уже без прежней уверенности в голосе, и предпочёл сходить за советом.

Потянулись долгие минуты, Барди вяло считал грубые серые камни слева от створки ворот, его терпение трещало по швам.

— Может, колдовство какое-нибудь попробовать? — высунулся из машины Горо. — Давай наведу на них страху, чтоб они нас на четвереньках встречали и впустили поскорей.

Рыцарь нервно покосился в его сторону, прикидывая, как бы откреститься от предложенной помощи, но тут мост со скрипом опустился. На стене вновь появился бородач с арбалетом:

— Входите! Но чудище, которое носит вас в животе и сверкает глазами, останется за воротами.

— Я же говорил, идиот, что это особая магическая повозка! Здесь, в багажнике, наши подарки для короля Рогоналя и принцессы. Это не чудище!!!

— Не знаю, что такое «багажник», но знаю, что такое приказ, — непреклонно отрезал бородатый тип, и мост демонстративно пополз наверх.

— Разгружай, — развернулся Барди к Горо. — С этим кретином быстрее сорвёшь глотку, чем объяснишь устройство автомобиля.

— Полностью разгружать?! Там такие тяжести!

— Оставь аппаратуру и сумку с батареями. Эй, вы, идиоты, там наверху! Мы бросаем чудовище на выпасе и идём к вам.

Молодой человек первым ступил на вновь опустившийся мост, Горо плёлся следом, заметно отставая и с трудом переводя дыхание — дары королю были увесистыми.

Грубые ворота из тяжёлого тёсаного дерева открылись. Гостей встретил лысый толстяк в длинной шерстяной робе и полуголый тощий человечек с гнилыми зубами. Неподалёку стояли голодные солдаты в кожаных доспехах. Бедный маг лишний раз проклял всё: их любопытство, их страх и их полный идиотизм...

— Приветствую вас, благородные гости! Я сенешаль Монти, а этот, — толстый махнул на второго, — новый королевский шут, юродивый, у него нет имени, но он отзывается на кличку Чесотка, ибо без конца чешет свое волосатое тело, чем очень смешит короля! А ещё эта зараза никогда не мёрзнет, ест мало и вообще не имеет никаких претензий, что и вам надо взять на заметку. Ежели будет интерес купить столь полезную в хозяйстве зверушку, обращайтесь ко мне. Их величеству всегда нужны деньги.

— Неприхотлив-хохотлив, неприхотлив-хохотлив, таков есть, сплошной весь, — гнусаво захихикал ненормальный, напрочь отбивая всякое потенциальное желание приобретать столь ценный в хозяйстве товар.

— Заткнись, Чесотка! А то велю тебя выстирать! — прикрикнул на него сенешаль и не без доли подозрительности спросил у вновь прибывших: — Вы из Кирикии или из Сандирии? Готовы ли показать гербовые грамоты, подтверждающие ваши особые полномочия?

— Сами мы местные, — сказал Горо. — Здесь родились и выросли, Ландирия — наша милая родина. Но где же король Рогональ и принцесса Розамунда? Почему они не встречают доблестного рыцаря и сопровождающего его знаменитого мага? Почему вместо высокого приёма мы развлекаем администрацию замка и этих скучающих солдат?

— Потому что их высочество принцесса после обеда спят, — успокоил толстяк Монти. — А король спрятался, и сыскать его невозможно, ибо сегодня ожидаются посланники из Кирикии. Но это тайна, я вам ничего не говорил.

— Королю не пристало от кого-либо прятаться! — праведно возмутился Барди. — Зачем он это делает?

— Из-за долгов, уважаемый рыцарь, — вздохнул сенешаль и не без удовольствия от своей осведомлённости в государственных делах разъяснил: — Король задолжал иностранцам большие деньги, а положенную дань собрать никак не может, ибо с каждым годом крестьяне становятся изворотливее и наглее. Овец не сдают, налоги не платят, вот их величество и вынужден скрываться в собственном доме. Признать финансовую несостоятельность он, конечно, не может, ибо это грозит королевству захватом и разорением со всеми вытекающими... Ну там виселицами, кострами, гильотинами, короче, сами знаете, заморские князья если соберутся, то и ногами запинать могут — не посмотрят на титулы.

— Овец, овец, все врут под конец. — хулиганил шут. — Нет у овечек перышек, зато есть две прелестные курочки, ощипать можно их прямо туточки!

— Чесотка, не умничай, припаси свои остроты для заморских князей, они такое любят, — отвлёкся Монти. — Лучше ты пойди найди нашего господина, видишь, гости к нему с дарами прибыли.

— В подвале, в подвале крепко спится Рогоналю! — надсадно голосил шут, удаляясь от них вприпрыжку на одной ноге. — Много пива Рогоналю, много пищи Рогоналю! Кто сказал, кто сказал, я не знаю про подвал!

— Всё ясно, — оценил ситуацию молодой рыцарь. — А ты не подскажешь пока, где бы нам передохнуть.

— Для нежданных гостей всегда найдётся местечко на конюшне, ибо комнаты приготовлены только для посланников из Кирикии и Сандирии, если, не дай бог, им вздумается приехать сюда.

— Слушай, Монти, — всё ещё вежливо попытался объяснить Барди, — разве ты еще не понял, что мы не просто гости, а очень важные персоны?

— Да, — шумно вступил Горо. — Ты что, балбес, предлагаешь мне, пожилому человеку, сквозняки и антисанитарию, а доблестному рыцарю Барди — прямое унижение его рыцарской чести!

— Помилуйте, какое унижение, откуда вы взяли? — удивился толстяк. — Соломы там достаточно и насекомых нет... Почти нет.

— А багаж, а ценные вещи, а подарки для короля — всё это лошади, что ли, охранять будут? — не унимался маг. — Нет, я не согласен! Мне моё дороже!

— У короля осталось всего две лошади, он их тоже прячет, так что в конюшне теперь пусто, а на дверях висит большой амбарный замок. Ключи будут у вас, навоз давно засох и не доставит вам никаких неприятностей, а вот соломы там полно, спать будет удобно. Что ещё надо-то?

— Я приехал просить руки несравненной принцессы Розамунды! А ты, мерзавец, предлагаешь мне предстать перед ней вывалянным в соломе и вручить ей подарки, пропахшие конским навозом? — Рыцарь даже покраснел от негодования, хотя в былые времена мог только мечтать об уютной конюшне, к тому же пустой.

— Многие приезжали, спали, и все благодарили, а одежду от соломы очистить — раз плюнуть.

— Похоже, нам с тобой не договориться, — с угрозой в голосе произнес Барди, хватаясь за рукоятку меча.

— Не запугаешь! — храбро выступил толстяк, сделав знак солдатам, только и ожидающим команды. Их численное превосходство было очевидным.

— Стойте, мы не за кровью сюда ехали, — снова вмешался Горо. — Простите горячего юношу, послушайте меня и успокойтесь наконец все! Пока я тут чего-нибудь не взорвал по-чародейски...

Теперь все уставились на колдуна. Он залез в один из кармашков на поясе, вынул маленький перстенёк, вздохнул, сунул его сенешалю и понял, что конфликт исчерпан. Монти искренне обрадовался догадливости старшего поколения (в данный момент каждый солдат захотел стать сенешалем).

— Вообще-то, если подумать, а я уже это сделал, то в северном крыле есть комната, достойная распахнуться перед гостями вашего уровня. Меблировка там, конечно, не королевская, но пока действительно нет ничего лучшего. Вряд ли вы остановитесь надолго, ведь у принцессы разговор короткий — подарки на стол, а жених, мол, не дорос и гнать его в шею! По мне, это, конечно, глупость. Придёт время, дураки закончатся, девка останется без потомства... Но у высоких особ всё так сложно, и не нам их судить, милостивые государи. Давайте-ка, я помогу вам с багажом, господин колдун.

— В Голливуде без ста баксов с тобой и разговаривать бы не стали, — шепнул Горо угрюмому рыцарю. — А здесь за четверть цены сладились, перстенёк-то самый дешёвенький. И попрошу зачесть мой поступок в счёт съеденного...

— Спасибо, напомнил, — буркнул Барди. — Чувствую, скоро не ты мне, а я тебе буду должен.

— Золотая дипломатия и железные ворота отпирает, — мудро изрёк маг. не замечая сарказма юноши. — Учись, пока я жив, и не прогадаешь.

Вещи поднимали по шаткой тесной лестнице, стонавшей от непривычных нагрузок. Монти старался и пыхтел, отрабатывая колечко, но с опаской прислушивался к треску деревянных ступеней.

— Замок у нас древний, господа, каждая пядь его может рассказать свою историю. Ступайте мягче, пожалуйста, не спешите, замок древний, старый, чтоб его... Аккуратнее, святой отец, прошу прощения, великий колдун, не толкайтесь... — Толстяк обливался потом, он ждал, что вот-вот провалится вниз. — Ох и зря вы отказались от конюшни! Я никогда не желаю плохого людям, ибо...

Ступени кончились, появилась не менее гнилая дверь. Монти опустил сумки и забряцал ключами.

— Нелегко быть сенешалем, — тяжело дыша, подтвердил маг, — особенно таким любезным, как ты. Надеюсь, подъём того стоил?

— Вы не пожалеете...

— Мы очень рассчитываем на туалет, ванну, свежую постель, тёплые одеяла и спокойный сон, — процедил юноша.

Их ждал такой же узкий коридор, а в конце пути — мрачная комнатка. Вместо окон — бычьи пузыри с видом на серую стену, под ними круглая дыра (отхожее место), а вместо душистых постелей — грубые овечьи шкуры с характерным запахом, в углу огромный чан с водой и черпак рядом. Режиссёр-извращенец Стефан Кубик восторженно назвал бы это полным погружением в образ.

— Вот, как и обещал, здесь есть всё необходимое, — рапортовал хозяйственник, — отхожее место, ванна, постель и, поверьте мне, никаких соседей и других неприятностей.

Сказав это, толстяк поспешил удалиться, сославшись на невероятную загруженность.

— Да-а-а, — поморщился Горо, заходя первым, — пожалуй, мы переплатили, колечка для этих минус пяти звёзд многовато. Видимо, здесь все удобства умещаются в одном пространстве — интересное решение... А сколько встроенных шкафов, стен, дверей, выключателей сберегли, негодяи! Барди, ты только посмотри на эту дырку, надеюсь, не забыл её предназначение? Да-да, никаких излишеств в виде труб, унитаза, дезодоранта, и я, разумеется, молчу про туалетную бумагу и прочие приятные изобретения будущего. Здесь не знают, что такое гигиена, личное пространство, телефон, холодильник и телевизор в номере. Здесь всё не так, мой дорогой женишок, и стоит подумать над этим, стоит подумать!

Пока маг обругивал новое жильё, Барди стянул кольчугу и шлем, втащил багаж, сбросил с себя грязное бельё и без комментариев полез в котёл — вода была ещё тёплой.

— Ни один житель Пошёлвона не имеет и такой меблировки, по здешним стандартам нам достались почти королевские апартаменты, — сквозь зубы заметил рыцарь. — Хотя здесь не намного лучше, чем в стойле, я не позволю портить себе настроение перед важной встречей. Тебе тоже советую поднять голову. Отдохнём с дороги с часок и пойдём к королю. Потри-ка мне спинку, колдун, мочалка рядом...

Итак, уважаемый читатель, как ты заметил, король Рогональ действительно испытывал финансовые затруднения. Если не сказать больше: экономика всего королевства вылетала в трубу со страшной силой! Ахти какой новостью это, разумеется, не было, но сенешаль правильно подметил, что неуступчивость принцессы вкупе с явным обнищанием двора уже не привлекала былого количества женихов и потенциальных инвесторов королевской семьи. Пиры, конечно, проводились, но стали куда скромнее и по своей сервировке, и по количеству приглашённых. Понимая, чем это может закончиться, правитель Ландирии осторожно попрекал единственную дочь каждый раз после очередного бесповоротною отказа. Девица, впрочем, и не думала покорно просить прощения, она смело вступала с папашей в продолжительные эмоциональные дебаты, которые всегда заканчивались так: Розамунда била очередной последний сервиз, а король спасался потайными коридорами со словами: «В монастырь брошу дуру!»

А посему неудивительно, что, когда Чесотка за руку тащил высокочтимого должника из подвала с полоумными воплями: «Сваты, сваты! Молоды и богаты!», захмелевший король не проявил никакого энтузиазма.

— Ч-сотка, стой, стой, Ч-сотка, там ...сталось, это... вино...

На следующем резвом повороте их величество рухнул посреди двора, придавив мелкого шута своим грузным нетрезвым телом.

— Сп-койна, мой мальчик! — заорал король несчастному прямо в ухо, полагая, что тот шустро отскочил. — Я сам вст-тану...

К счастью для всех, Монти оказался рядом. Он спокойно направился к водопроводу, воспользовался оставленным ведром и привычно, без церемоний окатил короля и шута ледяной водой. Чесотка застучал зубами с такой силой, что мог заменить небольшую группу русских народных музыкантов-ложечников.

Рогональ вскочил, вытянулся, отряхнулся, посмотрел на управляющего и спокойно без запинок произнёс:

— Говорят, Монти, опять кто-то за моей дочкой приехал? — Король пыжился выглядеть величественным и старался держаться ровно, его узорчатая мантия в жирных пятнах торжественно обвисла. Когда-то она была пурпурной, но теперь представляла собой откровенно застиранный и подштопанный лилово-коричневый халат.

На длинных, схваченных лентой седых волосах едва держалась золотая корона с тремя драгоценными камнями посередине. Тоже из лучших (времен, причём для особы с меньшим размером головы. Потёртым скипетром король давил тараканов и прочую гадость. Но вот орлиное благородство глаз государя оставалось неизменным, невзирая ни на проблемы, ни на алкоголь.

Оставив несчастного шута наедине с пустым ведром и телесными повреждениями, Рогональ направился за сенешалем.

Тронный зал не отличался ни большим размером, ни прекрасной акустикой, ни особой роскошью, а уж темболее образцовой чистотой. Король водрузился на покосившийся трон, опустил ноги на старый коврик и уныло обозрел, как всё больше штукатурки валится с потолка. Через пустые проёмы окон, где некогда поблёскивали цветные стёклышки, проникал не только дневной свет, но и наглые птицы. Даже туман, подобно бродяге, бесцеремонно пробирался внутрь, оставаясь на ночь, а то и две. А вот тараканы жили здесь на постоянной прописке, искренне полагая, что весь королевский двор создан исключительно ради них...

Вошёл Барди, весь свежевымытый, в доспехах, с мечом и двумя сумками. Наряд — дань традиции, сумки — чтобы сразу не выгнали, и ход этот оказался верным, потому как круглые царские очи смотрели исключительно на подарки.

— Добро пожаловать, — прогремел басом Рогональ, размышляя, что мог принести этот юный гость. — Я очень занят сегодня, но догадываюсь, что прибыл ты не просто так, говори же сам и подойди поближе.

— Я пришёл, чтобы помочь вам, вашей дочери и вашему королевству, ваше величество, — с поклоном начал рыцарь. — Я пришёл за вашим согласием доверить мне вашу прекрасную дочь.

— Ты не первый, — зевнул их величество. — Королевству помогут только деньги, а не искатели приданого вроде некоторых.

— Вы ошибаетесь. — Памятуя советы чародея, молодой рыцарь отбросил бесполезные церемонии и вынул из сумки фирменную бутылку виски.

Бровь старого пьяницы взметнулась вверх, лицо преобразилось, дрожащие руки потянулись за подарком.

— Ну-ка, давай посмотрим, давай попробуем...

— Такого вы ешё не пробовали, ваше величество.

— Мне лучше знать, чего я не пробовал, — буркнул король, покачивая бутылку в ладонях. — Да, действительно, что-то не видал таких раньше. Открой-ка своей молодой рукой, я не понимаю этих новых сосудов.

Серые глаза удовлетворённо отметили, как умело парень откупоривает виски.

— Молодец, малый, знаешь своё дело. Как звать-то тебя?

— Барди, мой господин...

— Нормальное имя. — Король схватил кружку, понюхал и опрокинул в себя прозрачную янтарную жидкость. Далее произошло следующее...

Король крепко выругался, засияв от счастья, скипетр был заброшен подальше, а пустую кружку тут же подставил по новой!

— Сынок, — наконец сказал он уже после третьей, — я не знаю, как там у тебя завертится с Розамундой, но с моей стороны, считай, нет никаких возражений... если обещаешь регулярно поставлять мне этот чудесный божественный напиток, который ты называешь висками!!!

— Попробуйте газировку, ваше величество. — Барди продемонстрировал умение открывать жестяную баночку кока-колы. — Отличное подкрепление к виски, лучше любой закуски.

— Всё попробую, дорогой мой, что, из этой дырочки пить? Интересно...

За какие-то полчаса король единолично употребил литр виски и две порции колы, возлюбя весь мир и себя в особенности.

— Х-роший ты п-рень, Б-рди! — с завидной настырностью повторял он уже раз двенадцатый.

Потом открылась дверь, и солнце бросило на пол знакомую тень мужчины с ведром. Вслед за управляющим ковылял Чесотка с кастрюлькой. Монти знал своё дело и поэтому ещё в начале дегустации удалился во двор. Наконец момент настал.

— Процедуры, ваше величество, водные процедуры, приготовьтесь, сейчас будет прохладно! Молодой человек, подождите на улице, у их величества технический перерыв.

Пока хозяина замка приводили в порядок, Барди поведал магу, дожидавшемуся снаружи, о результатах проделанной работы. Горо был рад услышать, что дело практически улажено, родительское благословение получено и осталось лишь встретиться с принцессой.

— Силён! — восхищённо цокнул он языком. — Литр виски не шутка для его-то лет! Поздравляю с тестем! Надеюсь, дочка пошла не в папу, впрочем... посмотрим на месте.

Наконец молодого человека пригласили войти. На троне кривлялся Чесотка, а сенешаль Монти пояснил, что их величество, протрезвев, отправились будить их высочество.

Но вот открылась одна из боковых дверей и в тронный зал торжественно вошла Она. Принцесса была великолепна — длинное красное платье из атласа, светлые волосы, забранные вверх и увенчанные искусно подобранной диадемой, голубые глаза, молочно-белая кожа. От смущения или от досады жемчужные зубки нежно кусали нижнюю губку изящного ротика. Курносый носик был строго вздёрнут. Её высочество сопровождали две придворные дамы неопределённого возраста, страшные до безобразия.

— Рад видеть вас, ваша светлость, — поклонился Барди, целуя принцессе руку, выпрямился и непроизвольно упёрся взглядом в глубокое декольте, из которого вздымались прелестные полукружия грудей.

— Смотри куда положено, — холодно ответствовала девица. — Я тебя помню, ты как-то уже сватался, тебя зовут то ли Бурди, то ли Мурди.

— Барди, — смущённо поправил рыцарь и в тот же миг похолодел от ужаса. Из золотых волос принцессы на мраморный лоб неторопливо выползала огромная вошь. Розамунда повернула голову согласно дворцовому этикету и небрежно шлёпнула по ней рукой. Барди онемел от стыда и неловкости.

— Надеюсь, ты в обмороки не падаешь, или нынче у рыцарей это модно? Не надо так бледнеть, лучше бы подсказал, как избавиться от тварей.

— Я, я... — залепетал рыцарь.

— Что «я»? — нахмурилась принцесса, и в её глазах сверкнули гневные искорки. — Ты вообще чего приехал?

— Да мы... это самое... я...

— В смысле, всё за тем же, да?

— Ну... да!

— Понятно. Подарки мне привёз? А папенька сказал, что привёз. — Девушка наконец-то улыбнулась. — Так не стой столбом, показывай давай, а то у меня тут других дел полно.

Дамы на заднем фронте зашевелились, подскакивая в полной готовности помочь обозрению даров. Барди понял, что подготовленная им накануне пышная приветственная речь никому и на фиг не нужна. Он молча залез в сумку и вынул флакончик французских духов.

— О, это что-то новенькое, — обрадовалась Розамунда. — Начинаешь исправляться, Барди. Помнится, раньше ты был способен на одни только фиалки.

Наступила пауза, во время которой невиданная ранее вещь тщательно изучалась и обнюхивалась.

— Открывается вот так, ваше высочество, на пальчик можно немного капнуть и нанести благовоние на тело, извините... — таковы были первые пояснения смущённого претендента на руку и сердце.

— О-о-о! — воскликнула принцесса, широко распахнув глаза. — Волшебный аромат! Где достал?

— Я же говорил, он парень что надо! — проорал король, вваливаясь в тронный зал. Раскрасневшийся правитель улыбался и озорно подмигивал обоим. — А какой божественный напиток он мне принёс — до сих пор петь хочется! Не скоро тебе обломится такой претендент, дочка! Ну-ка дай я тебя поцелую, сынок...

— Отвали, папенька! — Принцесса капризно топнула ножкой. — Знаю, чего ты хочешь — поскорей от меня отделаться и себе что-нибудь отхватить на опохмелку.

— Ещё есть украшения, косметика, другие духи, шампуни, золотая цепочка и обручальное кольцо. — Барди видел, как слово за словом действует на папу и дочь, и действовали эти слова намного лучше изысканных речей, без которых ранее он не мыслил ни один высокий приём.

— И где это всё? Я хочу посмотреть!

Барди дёрнул молнию сумки и начал изображать фокусника с волшебным цилиндром. По мере того как росла куча подарков у ног девушки, её брови взлетали выше и выше, а челюсть опускалась ниже и ниже. Первое, что сделала Розамунда, — растолкала своих мымр, предпринимавших попытки помочь ей в немудрёном деле приёма даров. Тётки получили по паре затрещин и, смиренно поскуливая, встали в сторонке.

— Шампунь, ваше высочество, поможет избавиться от вшей, вот эти кремы подходят для ухода за руками, эти — для лица, тушь удлиняет ресницы, лак наносят на ногти, а этот лак-спрей для закрепления причёски...

Король изловчился урвать себе пару шампуней и, спасаясь от дочери в тёмных коридорах, прокричал оттуда, что он отец и имеет полное право на чистую голову без паразитов к свадьбе. Запрятав добычу подальше, вернулся сияющим и вновь бросился обнимать будущего зятя.

— А как называются эти маленькие штучки, которые так хорошо пахнут через цветную бумагу? — тем временем выясняла Розамунда.

— Мыло, — ответил Барди. — Им моют руки и тело. А ещё во время мытья используют гель для душа, его я тоже привёз.

— Эй, вы, обе! — крикнула принцесса на придворных дам. — Ступайте и приготовьте чан с тёплой водой, мне не терпится испробовать шампуни и мыло! Я хочу остаться наедине с этим... прекрасным рыцарем! И посмотреть, что он ещё привез...

— Тогда я тоже пойду помоюсь, — подхватил идею Рогональ.

— Куда собрался, папа? Ты же должен объявить о помолвке! Потом намоешься.

— Ну наконец-то! — обрадовался король и получил поддержку в виде аплодисментов вежливого сенешаля. — Браво, девочка моя, с каких пор я жду этого момента! Я ведь думал, что уже так и умру без внуков. Молодец, дочь, полностью поддерживаю твой выбор, и за это надо выпить. Наливай, Барди! И вот ещё, пока не забыл, надень на неё кольцо. Да-да, сразу, а то я знаю эту заразу... Слышала, Розамундочка, мою волю? Считай это официальной помолвкой!

— Слышу, слышу, папенька... — рассеянно ответила девушка, оценивая губную помаду.

4

Прошло несколько дней...

С утра до ночи в замке откупоривалось, распаковывалось, эксплуатировалось и дегустировалось то, чего по определению в нём быть не могло, — продукция компаний «Нивея», «Кристиан Диор», «Мэри Кэйн» и других несовместимых со Средневековьем корпораций. Розамунда стремительно расходовала мыло и шампуни, служанки летали по замку с вёдрами горячей воды. На пятый день вши капитулировали и стали не более чем досадным воспоминанием. Девица на удивление быстро уразумела, как вскрывать жестяные и стеклянные банки, бутылки, вакуумные упаковки и коробочки. Пользуясь моментом, король незамедлительно объявил день свадьбы.

Их величество пометил дезодорантом, тайно свистнутым у драгоценной дочери, все щели своей спальни и развесил туалетную бумагу даже на стенах. Барди смущённо объяснил старику, что тот немного ошибся с предназначением рулонов, но правитель переводить добро на туалеты не разрешил!

Выпросив на «сохранение» пять бутылок виски, отец невесты загадочно скрылся в своей комнате. Монти диву давался: их величество ни разу не вспомнили про заморских посланников, в подвале не прятались, распоряжений не давали. Последние три дня из окон их величества лишь раздавались песни их молодости, звуки которых заставляли коров откликаться встревоженным рёвом. Чесотка демонстрировал стражникам возможности жевательной резинки, ранее выплюнутой магом, пузыри приводили мужиков в восторг, внося некоторое развлечение в их повседневную скуку.

Барди был совершенно уверен, что он лихо и окончательно вскружил голову Розамунде. На едкие комментарии мага типа: «Вот кончится твоя лавочка, и никакой любви, пинками нас турнут отсюда!» жених не обращал внимания, ведь ОНА выглядела настолько увлечённой и счастливой, насколько может быть увлечённой и счастливой принцесса. Розамунда буквально сыпала вопросами, а он едва успевал объяснять, для чего служит та или иная вещь, откуда её берут, где производят, с чем едят или куда густо мажут. Ветчина с майонезом её очаровали, а холодные баночки пепси-колы довели до экстаза.

Уже на второй день после прогулки на машине по близлежащим окрестностям она бросилась ему на шею, а на третий, съев два сникерса, призналась в вечной любви. В этот момент Барди подумал, что принцесса слишком прямолинейна. Ведь она ни разу не покраснела от стыда и не убежала от смущения, а всё как-то больше напирала, но, видимо, всё дело было в простых нравах средневековой Ландирии и «привороте с гарантией». По крайней мере, рыцарь предпочитал думать так...

Обстановку их комнаты поменяли быстро. Почуявший, откуда ветер дует, сенешаль постоянно крутился рядом, не зная, чем угодить. Колдуну дали зал для почётных заморских гостей, увешанный шкурами, с тёплым камином и двумя румяными служанками. Новое жилище Барди находилось через стену от спальни принцессы. Завтрак, обед, ужин и фарфоровый ночной горшок с крышкой исправно доставлял лично Монти.

Горо скорбел о каждом подарке, который на его глазах в очередной раз извлекался из тюка. И вообще его мысли принимали всё более тёмные тона: «Подумать только, ещё не женился, а уж весь пред этой красоткой вывернулся... Да я в Пошёлвоне первую встречную дурочку в бане отмою — ничуть не хуже получится! А посмотрите на смотрителя замка. Какой он, к лешему, смотритель! Это ж чистой воды ехидна, без копейки не вздохнёт не высморкается... Король тоже хорош: всё государство, того гляди, с молотка полетит, а ему бы всё выпивка да опохмелка... Будь моя воля — в полицию сдал и попросил, чтобы подольше не выпускали!»

На пятый день после длительного самосозерцания в чане с водой принцесса решила, что пора, и, едва отряхнувшись, нагая вошла к рыцарю. Не раздумывая боле, Розамунда бесцеремонно полезла под одеяло к жениху.

— А не рановато?.. — Барди жутко смутился, сделал вид, что рассматривает трещинки на потолке, но голая девица легко овладела ситуацией.

— Для чего рановато? — удивилась принцесса, её язычок коснулся уха ошалелого рыцаря. — Строгая мораль хороша для плебеев, а не для царских особ.

— О-о-о, да ты... имеешь опыт. — Молодой человек ощущал явные затруднения с речью.

— Без тебя знаю, — довольно хмыкнула она и превратилась в сплошной, сладкий незабываемый поцелуй...

На седьмом небе, где очень скоро (минут через пятнадцать) очутился рыцарь, гургилов не было. Хотя и неба как такового тоже не наблюдалось: вместо облаков — большая пыльная люстра, вместо морских чаек — две огромные мухи, вместо солёного ветра — сквозняк по пяткам. А в остальном, честное слово, читатель, истинное блаженство...

Неожиданно получив от возлюбленной такое количество откровенных ласк, Барди решил в свою очередь навеки пленить её любознательную душу. А как это сделать, если не посредством магии голубого экрана?!

— Смотри же, милая, и не падай! Вот это всё — с кнопками, крышками, проводами, пультами — называется техникой. Давай-ка помоги мне... Извлекаем дисплей, стоп, не тыкай пальчиком, лучше я его поцелую... Нет, пальчик, а не дисплей! Дэ-э-эк, что ты, родная, не надо его облизывать! Конечно, не сладкий, это ж пластик! Вот это называется лазерный диск, мы будем его смотреть... Нет, нет, не на шею, вот сюда вставляется... Ничего я от тебя не прячу, просто иначе нельзя, ты же хочешь увидеть фильм? Нет, не родственник. Я играю там роль, правда не главную, но очень важную... Да не надо никаких декораций, туда смотри... это называется титры... вот! вот! ГЛЯДИ!!!

Дабы объяснить читателю истинный эффект, обрушившийся на средневековую принцессу в последующие мгновения, первым делом надо понять её представления о сфере развлечений. Один раз в своей жизни в возрасте лет так семи Розамунда видела бродячий театр. Там были медведь в трусах, собака с двумя хвостами, карлик, великан и глухонемой кучер. Вся Ландирия была в восторге, выступления гастролёров обсуждались за обедом, перед вечерней молитвой, короче, по поводу и без него. А не так давно один из её женихов оказался британским актёром. Папенька, увидев работника искусства раскрашенным, в женском наряде с тарабарскими стихами на устах, тут же выгнал его. Розамунда была против, но король схватился за сердце (оно почему-то оказалось в районе печени) и весьма артистично взвыл. На этом познания принцессы о шоу-бизнесе исчерпывались полностью. Теперь представляйте эффект...

Первая сцена «Секретов Тарзана» была батальной. Взорвали пару планет, сожгли полтысячи кораблей, угробили шестнадцать миллиардов невинных аборигенов... ну как обычно. Герои крепко ругались, угрожали, кричали от боли, дрались и страдали на фоне тревожной музыки. В благоухающей голове принцессы всё застыло, а затем, когда страшному человекообразному роботу снесли полтуловища, мысли её бросились врассыпную. Голая Розамунда понеслась к открытому настежь окну, собираясь катапультироваться, однако Барди в прыжке поймал её за ноги и вернул в комнату.

— Ты колдун! — билась она в истерике. — Пусти, я папе скажу! Моя душа мне пока ешё нужна! Чур меня, изыди, сатана, прочь отсюда, козёл!

«Ну молодые! Во дают! — удивлялся Монти, прильнувший ухом к дубовой двери. — Даже отсюда слыхать. Эх, где мои семнадцать лет...»

На подоконник прыгнул воробей. Когда в помещении весело прозвенел первый серебряный поднос, ударившийся о голову доброго рыцаря, к птичке присоединилось несколько пернатых. На спектакль прилетел и гургил.

— Я отдалась тебе!

В Барди полетел его собственный ночной горшок.

— А ты душегуб!

Горшок вдребезги разлетелся от удара о стену, и мокрые черепки дружно поскакали по полу.

— Я дочь короля!

Некоторое затишье, требуемое на подбор очередного снаряда.

— Я ведь так молода!

Рыдания от того, что снаряд не найден.

Барди и сам испугался, такой реакции он, разумеется, не ожидал. Принцесса с подвываниями забилась в уголок, подставив белые ладошки под горькие слёзы... Ситуация выходила из-под контроля.

Просмотр фильма пришлось остановить и заменить незапланированной двухчасовой лекцией об основах кино. Юноша проявил себя блестящим инструктором, показал все необходимые кнопки на пульте, однако так и не смог объяснить, почему господина Мандельштейна до сих пор не сожгли за публичные убийства и разрушения.

— Он колдун, — мрачно констатировала невеста, позволив вновь усадить себя на кровать. — Больше не связывайся с ним. А теперь давай посмотрим, что было дальше... Обещаю сидеть смирно, только принеси что-нибудь поесть. И выпить, покрепче!

Пока жених суетился с закуской, гургил с подоконника любезно приспособил ушки невесты к английской речи, сняв проблему перевода.

— Успокойся, дорогая. — Во время сеанса Барди не отпускал руку невесты. — Кино — это просто иллюзия.

— Ага, — отозвалась она через полчаса просмотра, — ты погляди, как безвкусно одели эту актрису... Ха-ха-ха! Девчонка морочит ему голову, вот увидишь, ни один священник не даст согласия... Инопланетное чудовище? Что ты, любимый, ко мне и не такие сватались, и живут они в Кирикии, совсем близко... Идиоты! Земля плоская! Мандельштейна точно сожгут. Я тебе обещаю... Милый, у меня кончился попкорн.

В последующие шесть часов беспрерывного просмотра принцессе открылись основные жанры американского кинематографа, она самостоятельно прибавляла и убавляла звук, нажимала на паузу, находила нужный кадр, меняла диски и к четырём утра уничтожила примерно два кубометра воздушной кукурузы, приготовленной возлюбленным в специальной печке.

— Ещё фильмы есть?

Рассвет обнаружил в комнате крепко спящего гургила (он беззвучно храпел под кроватью), ровным лучом вырезал из сумрака забывшегося в дрёме парня, обнимающего одеяло, и неодетую девушку. Она сидела рядом, обняв колени и пялясь в мерцающий экран. Это было утро её новой жизни.

— Теперь я тоже колдунья, — удовлетворённо улыбнулась она и выключила телевизор.

Уходя в запоздалый сон, Розамунда не переставая грезила о сказочном мире, где актёру в одном фильме бензопилой сносили голову, в другом его сбрасывали с небоскрёба, в третьем он сам спасал мир, а в четвёртом... ах, кажется, это был другой актёр, но тоже очень даже премилый! Бог ты мой, сколько красивых штучек, всё такое яркое, сияющее и, наверное, жутко дорогостоящее... Ей приоткрылась завеса, под которой прятался неведомый ранее, но такой притягательный мир! Что там медведь в трусах — чушь, да и только! Одного рекламного ролика достаточно, чтобы свести с ума пол-Ландирии! Надо будет подумать... Реальность и мысли её проваливались в колодец усталости глубже и глубже, а сила магического приворота под действием ярких эмоций уменьшалась и уменьшалась. Если, кстати, приворот вообще имел место, памятуя о реальной квалификации недоученного мага...

Утром Барди ознакомили со следующим заявлением:

— Родной, я всё тщательно взвесила и решила: мы едем в Голливуд! Здесь нам делать нечего.

— ?!

— Знаю-знаю, но я никогда не поверю, что в том, что мы вчера смотрели, нет ни капельки магии. Я не настолько дремучая, и не надо мне голову морочить. А если ещё раз обзовёшь меня спецэффектом или компьютерной графикой, я могу и обидеться!

— Ты не поняла...

— Я всё поняла, но главное, чтобы теперь ты понял: если мы ещё хотя бы неделю просидим здесь и не поедем в те прекрасные заморские страны, считай, что я тебе больше не невеста!

— Розамунда, милая, но...

— Ах! — мечтательно закатила глаза принцесса. — Как же там прекрасно, Барди! И сколько всего незнакомого! А люди такие же, делают те же глупости. Как бы ты ни пытался меня убедить, что фильмы снимают не маги, всё равно кино — это магия, самая великая! Барди, я тебе завидую. И теперь я отправлюсь туда вместе с тобой, чтобы посмотреть иные миры. Боже, как бедно, скучно и жалко я жила до сих пор...

— Тебе не нравится наша родная Ландирия? — робко сыграл на патриотизме рыцарь.

— Уже нет, — холодно отрезала её высочество. — Итак, я, принцесса Ландрийская Розамунда, хочу, а стало быть, повелеваю, чтобы ты, рыцарь Барди, жених мой, отвёз меня в заморскую страну Голливуд!

— Но как ты бросишь королевство?! И родного отца?

— Легко! Брошу и не задумаюсь. Папенька со своей пьянкой прекрасно обходится без дочери. Да и вообще, что здесь такого страшного?! Мне же будет хорошо с тобой, я пристроена, родитель ничуть не обидится...

— Но мы ещё свадьбу не сыграли!

— Сыграли не сыграли, какая разница?! Траты одни...

— Но разве не о свадьбе мечтает каждая женщина?

— Это для беременных, когда деваться некуда, — логично парировала Розамунда и снова призадумалась: — Но раз тебе хочется... Хорошо, пусть будет по-твоему. Сыграем на днях, без помпы и лишних торжеств, а потом сразу уедем, правда, дорогой?

Рыцарь был крепко озадачен. События с лёгкой руки невесты развивались с головокружительной быстротой, но не совсем так, как ему хотелось. Розамунда страстно поцеловала его, накинула длинный халат и вышла из комнаты.

Слуги прибрали последствия в виде осколков и подали на завтрак заячью ногу. Но не успел юноша взяться за вилку, как явился Горо, злой и угрюмый.

— Хорошо устроился! — заявил он Барди вместо приветствия. — А меня, проверенного боевого товарища, совсем забыл, будто меня и нет.

— Ничего подобного. Слуги! Принесите завтрак для мага.

— Ты совсем опустился, сынок: волочишься за принцессой, и тебе даже в голову не придёт, что в это самое время старые люди умирают от голода.

— А как насчёт заветного пояса с золотыми монетами?

— Чтоб все узнали? Брось... У меня зубочистки кто-то умыкнул, даже к туалетной бумаге ноги приделали... а тут — ЗОЛОТО! Ты хоть одного купца в последнее время здесь видел? Были раз цыганки, привязались к солдатам, последние медяки выманили. К королю даже кредиторы не идут, не то что купцы... Кормят меня дурацкой селёдкой, посола начала человечества, пью целыми днями, отекаю, ночами не сплю, живот сводит, всё болит. А ты, — старика пробило на слёзы, — ешь себе ветчину с майонезом, мажешь конфитюры, лопаешь шоколад и ловишь кайф с развращённой принцессочкой. Зачем ты притащил меня сюда? Зачем я только вернулся в эту нищую страну?!

— Со временем мы всё тут изменим, дай срок. Вот, возьми мой платок, вытри слёзы и, пожалуйста, успокойся.

— У тебя, разумеется, времени навалом, и проводишь ты его приятно, а мне, никому не нужному, забытому, старому, ещё неделя, и смерть от несварения желудка или от кишечной палочки... Ы-Ы-Ы-Ы! Ты околдован, мой мальчик, к несчастью, не без моей помощи... Ы-Ы-Ы-Ы! Надо улепётывать отсюда, включать компьютер и возвращаться, пока нас ещё помнят в Голливуде. Поехали, а?!

Барди решил не дожидаться слуг и подвинул обездоленному чародею свою зайчатину. Заткнув таким образом рот собеседнику, молодой реформатор Средневековья воодушевлённо изложил свою программу:

— Я понимаю, Горо, в Голливуде у тебя было всё. И ты проявил недюжинный патриотизм, отказавшись от привычных удобств цивилизации. Прости, в последнее время я действительно был так увлечён принцессой, что перестал интересоваться твоим здоровьем. Но скоро я женюсь и на правах принца приведу Ландирию в порядок! Ешь, ешь, не дёргайся, подавишься... Сегодня же займусь твоим меню, поговорю с сенешалем.

— С этим пустомелей? — возмущённо прочавкал Горо. — Он только к тебе и подмазывается, держит нос по ветру. Да что там говорить! Ты не возражаешь, если я съем вон тот виноград?

— Ради бога, хоть всё съешь. Подожди чуть-чуть, вот справим свадьбу, и увидишь, как мы тогда заживём.

— Чепуха, пустое, налей-ка винца... У них тут монополия на алкоголь — король всё выпивает один. Вот тебе ещё одно доказательство средневекового самодурства — здесь даже выпить нельзя, сухой закон, а говоришь, женюсь...

Барди задумался: сначала Розамунда, теперь Горо. Пора начинать действовать, а то ведь так и не поймут, что лучше жить в родной стране.

— И кстати, хочешь для сравнения взглянуть на мою трапезу, — отставил пустой кубок маг. — Это одно название «зал для почётных гостей», а кормят скорей уж незваных врагов.

— Верю, верю, поэтому лучше ко мне приходи — вместе будем столоваться. Можешь книгу сюда принести и ценный багаж, надёжней будет. Ты поворожил бы мне на счастье, а?

— Ну, насчёт повторной ворожбы я должен подумать, а вещи мои в машину отнесём, там хотя бы есть сигнализация. — Горо стал надуваться от важности. — И давай помогай, раз напросился!

Барди не возражал, у него тоже частенько пропадали мелочи, например, складной ножик, вилка с ложкой, пластиковые стаканчики и прочее, всего не упомнишь...

Сумки отправились в багажник «форда», и здесь же, не отходя от машины, в чистом поле, при помощи гургила без единой осечки Горо исполнил просьбу друга. Магия ворожбы на счастье была приведена в действие...

В одну минуту заявилась Розамунда, с моста рванул её неслабый голосок:

— Мой сладкий, где тебя носило? Бежать собрался, что ли? От меня?! Это что, старый хрыч подговорил? А ну-ка сейчас же ставьте свою телегу в наш двор!

— Хотел счастья — получай, — съязвил дед и, набрав полные лёгкие воздуха, ответил беспокойной невесте: — От ваших глаз, принцесса, худая вша не укроется! А об нас и говорить нечего, бежим и падаем...

— Завозите телегу во двор, вокруг полно разбойников!

— Видал, чего делает? — Волшебник строго смотрел на счастливого жениха. — Все они, бабы, одинаковые. Сначала тебя прибрала, теперь пожалуйста — машину оприходовала, а завтра меня ночной горшок выносить заставит. Вот и вся ворожба... Дурак ты, Барди, и подкаблучник, не знаешь ещё этих бестий! Ну ничего, я-то калач тёртый: ни себя, ни тебя в обиду не дам. Ты только слушай меня...

И вот день бракосочетания наступил. Его важность для Барди объяснять не надо, достаточно вспомнить парня перед отбытием в Голливуд — голодного, отовсюду гонимого, с неразделённой любовью в сердце и пустым кошельком. Теперь, сытый, желанный и любимый, он мог бы прописаться на первых полосах газет, забить ведущие каналы ТВ, но... сами понимаете. Однако мы отвлеклись.

Итак, редкий читатель не представляет, что такое свадьба. Официальная её часть прекрасна, волнительна и невинна, основная же и заключительная составляющие тяжелы, а иной раз требуют даже силового вмешательства. Во все времена это было и, наверное, впредь тоже будет именно так. Цитируя глубокоуважаемого мистера Мандельштейна, остаётся только добавить, что перемена декораций не изменяет потребностей массовки.

Подготовка к единению сердец началась задолго до самого факта венчания. Каждый считал своим долгом помочь королю советом или напомнить о новых правилах свадебной церемонии, однако чем больше становилось таких консультантов (в их числе оказался даже Чесотка), тем больше выявлялось противоречий. Рогоналю ни минуты не давали спокойно отдохнуть в винном погребе. Стоило ему представить себе, как волнительно журчит красное, как тут же врывалась придворная дама, сенешаль или дальний родственник, решивший, что он обязан участвовать во всех приготовлениях. И начиналось такое... Невеста-де не должна есть чесноку с часу до двух ночи, а если-де захочет, то непременно с согласия старухи не моложе ста двадцати лет и трёх месяцев, и так далее... Обычно это заканчивалось дебатами, в ходе которых каждый из помогающих доказывал состоятельность и истинность своих рекомендаций воплями и кулаками.

Подготовка велась по всем направлениям. Прослышав о грядущем торжестве, купцы соседних королевств направили караваны прямо в Ландирию. Многообещающе скрипели их повозки, гружённые бочками с вином, пивом и сундуками с тканями и одеждой. Кошельки торговцев тоже не были пустыми, чем поспешил воспользоваться маг Горо. Он обменял часть привезённого золота на медные деньги и поставил на видном месте киоск размером с два биотуалета, украсив лавочку громкой вывеской: «ДОЛОЙ ПОРЧУ! ОДИН ЗАХОД — И ТЫ НЕ УРОД! В КРЕДИТ И КОШКА НЕ РОДИТ!»

Замковые строения оживали, отпирались амбары, смазывались засовы, стража бдила, а люди прибывали и прибывали. По округе разносились вкуснейшие запахи, до того слюновыделительные, что в деревнях крестьяне не могли работать, у них кружилась голова, начинались галлюцинации, а в лесу, рассказывали, один волк даже захлебнулся слюной. Не на официальные приглашения, а на один только кулинарный дух гостей собралось столько, что пришлось разбивать палаточный лагерь У стен замка. Самых молодых и шустрых Барди отправил чистить внешний ров, и к вечеру коровам уже негде было маскироваться и хрустеть тростником.

Во дворе под охраной десятка цепных псов жарились телята и поросята; гордо прохаживались отвергнутые принцессой женихи с молодыми жёнами, играли бандуристы. На скорую руку была оформлена площадка для потешного турнира: сколочены места для зрителей, развешаны фамильные гербы и флаги. Неподалёку Монти разговаривал со священниками — вместо одного приехали трое из разных концов. Сенешаль смиренно выслушивал каждого, расписывающего свои достоинства, после чего интересовался ценой на венчальные услуги.

— Да за такие деньги я обвенчаю моих деток сам! — взорвался король, когда смотритель прибыл с докладом. — И никто мне не запретит. Гони всех троих, да простит меня Господь!

Сенешаль даже зажмурился, но потом поклонился и вышел, решив на свою голову доложить волю отца прекрасной невесте.

— Он что, сдурел?! — не хуже его величества рявкнула Розамунда. — Бери самого дешёвого, без священника никак нельзя, даже Чесотка способен это понять. Я ещё к папеньке подойду, я сама ему объясню подоходчивей...

Тронный зал сиял. Частичный ремонт, генеральная уборка и украшение брачным реквизитом сделали своё дело. Теперь входящий оказывался не в амбаре, а действительно в главном помещении замка. К назначенному часу слуги внесли столы. Благодаря привезённым Барди стиральным порошкам пятна на бесконечно длинной скатерти исчезли. Глиняные миски, кувшинчики и тазики с водой для омовения рук весело выстроились на молочно-белой поверхности. Разложили на лепёшках телятину, птицу, подали фрукты, расставили сосуды с напитками различной крепости. Остановка говорила, что основная часть события где-то совсем близко...

Прежде чем попасть к столу, каждый приглашённый (и неприглашённый тоже) выстаивал очереди перед экспресс-заведением мага Горо. Под вывеской красовался свежий приказ короля «О предотвращении сглазу молодых и снятии порчи с придворных посредством магии». Согласно документу гостю не дозволялось смотреть на Барди и Розамунду, покуда специалист-колдун не проведёт с ним короткий сеанс очищения. Цены были заверены гербовой печатью. По окончании этих так называемых формальностей можно было войти в зал. Идея принадлежала голливудскому мошеннику, но половину выручки забирал Рогональ...

Довольно скоро все места за столом были заняты, Барди и Розамунда уселись на центральную скамью, и пиршество началось! Король, выстиранный, выглаженный, выбритый, благоухающий лосьоном, на руке «Ролексы» и в солнцезащитных очках, предоставил слово священнику (разумеется, самому недорогостоящему). Понимая, что в подобных ситуациях многословие порицается, святой отец быстро благословил брачующихся, объявив это Божьей волей, и поспешил вплотную заняться трапезой.

— Я тоже объявляю вас мужем и женой. — пробасил Рогональ, поднимая кубок виски. — Здоровья и счастья на долгие годы и народите мне с десяток внуков!

— Будьте здоровы!!! — взревели присутствующие, отпили по глотку пива и вернулись к истреблению жаркого.

На улице всё ещё извивалась очередь, Горо сократил магию до многозначительного кивка и загадочного «Стоп. Снято. Ступай».

Места в зале уступали с неохотой, хорошо, если попадался уснувший пьяница, его можно было спокойно вынести. Часто по этому поводу случались перепалки, и, когда двое каких-нибудь здоровых мужиков выходили побить друг друга, на свободное место устремлялись ещё четверо.

Барди рассеянно озирался. Расфуфыренная Розамунда вылила на себя все духи, накопленные к знаменательной дате, и теперь и она и муж, мягко говоря, были одурманены. Парфюм соединился с ароматами чеснока, конского и человеческого пота, образовав соединение, годное скорее для военной диверсионной деятельности.

Розамунда не смогла притронуться к еде, она встревоженно хватала мужа за руку, без видимых причин вскакивала и вновь садилась. Заметив один такой прыжок, хмельной в никакую король-отец решил, что хватит томить молодожёнов и пора объявлять танцы.

— Эй, вы там, малчаать всссе, я ск... ск... сказааал! Му-з-ка! Нач-наем танцы!

Трубадурский квинтет состоял из двух волынок, двух свирелей и одного барабана. Большинство сидящих за столом поднялось, проковыляло на середину и неловко запрыгало. Дамы были пьяны не меньше кавалеров.

— Дети! — Рогональ чуть не кувыркнулся через стол. Чесотка, надрываясь, тащил его за шаровары в противоположную сторону. — Я для... для... для... к-го — Туда... это... хо-па! Хоп-хоп-хоп-хэй!

— Придётся поучаствовать в этом цирке, — сказал рыцарь, предлагая принцессе руку.

— Да ты хоть прыгать-то, как все, сможешь?

— Попытаюсь, — улыбнулся Барди. — Пожалуйста, пойдём, я тоже не в восторге от собравшихся, но этот день для нас очень важен, не так ли?

— Думай что хочешь. — Красавица сделала первое элегантное па.

Музыканты дунули, зазвенели струны, но в этот момент Рогональ развёл руками и привычно рухнул под стол.

— Готов папашка... Сматываемся, чувак, мы никого тут не интересуем! — Нахватавшаяся голливудского жаргона Розамунда старалась переорать музыку. — Меня уже тошнит от всего этого!

Барди с удовольствием откликнулся на её предложение. Подобно воинам-ниндзя, они проскочили между подпрыгивающими парами, прошмыгнули в одну из боковых дверей и побежали в свои покои.

Вот и комната принцессы. Хлопнула дверь, одежда разлетелась, молодожёны бросились на широкую, под балдахином кровать. Чесночный грубый мир горел вместе с поленьями, весело красневшими в огромном камине. Брачная ночь обещала быть бурной.

Рассвет. Тихо. Ни стука, ни ветра, звуки покоятся в травах. Туман сплошным одеялом надёжно укутывает замок, томится в оврагах, путается меж сосен и ёлок. Природа Ландирии спокойно взирала со дна своих озёрных глаз на то, что творилось в мире, весьма далёком от совершенства.

Барди снились ванные комнаты, сливные бачки с хромированными ручками, утренняя газета, новости на экране во всю стену, — словом, блага цивилизации, из которых он унюхал вполне реальный аромат растворимого «Милагро».

— Барди, Барди, му-же-нёк мой, — почти напевала Розамунда, раскачивая спящего мужчину за плечо, — про-сы-пай-ся, про-сы-пай-ся, а то не получишь кофе. Я сама приготовила, представь себе! Видишь, как я люблю тебя.

— Сп-сибо... а горячую воду уже дали? — Рыцарь с трудом входил в утро Средневековья.

— Правый горшок твой, ведро полное, ковшик там же. А вчера всё было классно (новое словцо!), правда? Чем займёмся сегодня?

— Принцесса, я нуждаюсь в завтраке, а королевство — в переустройстве. Здесь даже не знают, что такое сифон, кранбукса и смеситель!

— Кажется, кто-то из них сватал меня в прошлом году... — пыталась вспомнить новобрачная.

— Нет, дорогая, я не о людях говорю... Впрочем, бог с ним. — Новоиспечённый правитель вскочил, натянул рубаху и взял пояс с мечом.

— Ты куда?

— Планирую объехать вокруг замка, посмотреть, что у нас там творится.

— Хорошо, я тоже поеду. И не надо так смотреть — если бы не я, кое-кто не стал бы принцем и ничегошеньки не переустроил.

Джип отозвался на дистанционку, отворились передние дверцы, девушка плюхнулась на мягкое сиденье. Было ешё довольно рано. По двору валялись спящие гости вперемешку со стражниками, так что и мост опустить было некому. Барди хотел сам взяться за рукоятку, однако жена продемонстрировала ему, как должны действовать правители. Один из стражников спал, сидя на земле спиной к телеге. Одна рука его утонула в навозной куче, между ног пригрелась драная собака. Розамунда приметила тунеядца, подошла, нагнулась к нему и что есть мочи заорала в ухо:

— Капрал! Киборги! Нам нужны лазеры, капрал! База в опасности! — и предусмотрительно, отпрыгнула.

Ничего не понимающий блюститель королевского спокойствия спросонья первым делом придавил жучку и вместе с нею на четырех конечностях бросился прочь.

— Стоять, солдат! — Розамунда продолжала муштру. — Я вижу, сегодня охрана как никогда готова.

Парень смутился, побледнел, покраснел, опустил голову и отрапортовал:

— Виноваты, ваше высочество! Бдим... по возможности! А сегодня мы это, того... готовые. Горько, ваше высочество!

— Горько! — отозвался кто-то из телеги и тихо добавил: — Чтоб меня моль поела...

— Опускай мост! — приказала Розамунда и, убедившись, что приказ с трудом, но выполняется, вернулась в уютный салон. — Учись, родной, набирайся опыта. И включи самую лучшую музыку, компакт-дисков нам хватит?

— Конечно, хватит, это же не дрова. Что будем слушать?

Пока спутница сияющими глазками пожирала обложки, Барди виртуозно объехал спящие препятствия, оставил позади мост и направил машину вдоль реки по просёлочной дороге. Жена выбрала «Дикарей из Олбани», которые параллельно появились и начали выделываться в маленьком телевизоре. Барди подумал, что в такое тихое ясное утро, наполненное птичьими голосами, столь громкая музыка должна бы резать слух, но высказаться вслух не решился.

Розамунда дергала плечиками, повизгивала и копировала отдельные фразы.

— Всегда мне их заводи! Классные парни, энергичные, у нас таких нет. Посмотри, как он шарахнул по полу своей новомодной лютней! Супер! Напомни, родной, как называется страна, где это делают?

— Америка, — зарычал Барди. — Не мешай рулить.

— Хочу туда! Хочу туда! Хочу туда!

— Слишком далеко, родная, так далеко, что невозможно объяснить где. Короче, мы попали туда с помощью магии.

— Ты сам наколдовал? — Розамунда даже убавила громкость.

— Это сделал Горо, мой товарищ, ну-у-у, дедушка в камуфляже, ты его видела. Только вышло всё случайно: мы дракона хотели женить, и конечно, были ещё кое-какие дела...

— А давай твой муфляж ещё раз попробует, забросит нас, а сам пускай с папенькой остается, присмотрит за ним, по хозяйству поможет.

— Ты серьёзно? А представь, если что-нибудь не получится? Маг может перепутать заклинания, компьютер зависнет, промахнётся адресом — проблем не оберёшься!

— А что такое компьютер?

— Очень интересная вещь, здесь совершенно бесполезная, а в Америке без неё шагу ступить нельзя, я покажу: на ней считают и пишут, рисуют, играют и много всякого.

— Я тоже умею считать, писать, рисовать, играть и... — на губах девушки мелькнула интимная улыбка, — много всякого тоже умею. Ты же не променяешь меня на компьютер?

— Ни за что. Женщина и высокие технологии несовместимы.

— Ты сегодня нехороший, — насупилась Розамунда. — Вернёмся в замок, там непременно покажешь мне свою интересную вещь. В ней, наверное, скрыта огромная сила, раз она такая умная?

— Всё дело в процессоре, но даже в Голливуде в этом разбирается не более десятка женшин, а вам, средневековым, лучше вообще не вникать.

— Ах так! — Вспыльчивая принцесса была готова вцепиться ему в горло. — Значит, я тупая, да? Значит, я глупая, средневековая?!

— Я не собирался никого обижать, просто ты всего не понимаешь...

— Да я, между прочим... — Раздосадованная красавица набрала воздуха. — Да я на лютне собачий вальс с закрытыми глазами... Да я в иголку ниткой с первого раза... Да я чумой ни разу не заболела... Да я...

Короткий поцелуй заставил её замолчать.

— Не подлизывайся! Я вышла за тебя замуж, чтобы ты мне всё показывал и ничего не скрывал. — Принцесса высыпала себе в рот несколько леденцов и, хрустя ими, будто стеклом, ешё раз твёрдо заявила: — В Америку хочу.

— Знаешь, ради чего я вернулся в Ландирию?

— Из-за меня.

— Да, но не только. — Барди остановил машину, выскочил, вытащил жену и обнял её. — Ну посмотри, какая вокруг красота! Это ж божья благодать, заповедник! На это надо любоваться и с этим жить, а не пялиться на полуголых обкуренных недорослей в американских пивбарах. Наслаждайся чистой водой в реке, зеленью стройных сосен, голубым небом, пей воздух — поверь, это самое главное!

— Вот пригрузил, чувак... Да меня тут тошнит от сосен, мишек, ёжиков и кустиков. Скука... Разнообразия хочу, хочу в Америку. — Теперь Розамунда по-детски заныла: — А ты обещал, что ни в чём не откажешь своей принцессе, ты обещал, ты рыцарь, а рыцари держат слово и даже умирают за каприз дамы сердца.

Нытьё перешло в слёзы, слёзы — в рёв! Именно с этим мужчины так и не научились бороться.

— Ну, хорошо, хорошо, — начал оттаивать обезоруженный муж. — Я подумаю. Поехали.

Розамунда быстро вытерла слёзы, торжествующе шмыгнула носом, плюхнулась на сиденье и усилила «Дикарей». Победа была за ней...

Следующим стрессом, поджидавшим Барди, оказался громадный человек с волосатой физиономией. Вразвалочку с дубиной он вышел на дорогу, видимо, не только насладиться природой, но и вкусить от щедрот её обитателей. Машина его очень заинтересовала. Лесной разбойник задумчиво перебрасывал орудие пропитания с одной ладони-лопаты на другую, поигрывал мускулами и на сигнал автомобиля не реагировал.

— Вот где настоящие дикари, милая, — пробормотал рыцарь, замедляя ход. — Не чета тем,что на экране. Я слышал про лесных громил с детства, но не имел с ними дела. Смотри, какой высокий, а ручищи-то, а плечища-то...

— Ага, и штаны дырявые, а там такое всё большое... — Принцесса смущённо прикрылась ладошкой, воодушевлённо подглядывая сквозь пальчики.

— Поглядим, что ему надо, — сказал Барди, притормозив, дабы вытащить из ножен меч.

— Погоди, может, он... просто так... прогуливается? Пару себе ищет?

— Какая пара в шесть утра?! По всему видно, ищет, чем поживиться. Ну так я ему объясню, как себя вести надо при встрече с королевскими особами. — Рыцарь снова нажал на клаксон, в ответ получив утробный воинственный рёв. Хозяин леса поднял дубину,.потряс ею и кинулся к машине явно не за тёплыми дружескими объятиями. Через несколько секунд его огромная деревяшка обрушилась на капот, оставив глубокую вмятину.

Барди заорал как ужаленный и выскочил из машины. Второй удар дубины предназначался уже ему. Молодой рыцарь ловко отскочил в сторону, сделал обманный финт клинком и пронзил живот косматого великана, который взревел прекрасным вокальным дополнением своим «братьям по разуму» из Олбани.

Чего здесь не хватало, так это съёмочной техники и привередливого режиссёра. Барди отметил про себя, какие планы и виды в этой ситуации были бы самыми эффектными, и, слегка затянув схватку (исключительно для единственной зрительницы), добил крикуна. Потом, как это обычно происходило в батальных сценах, схватил дикаря за ноги и, сделав немалое усилие, перебросил его на речной откос.

В салоне машины рыцаря встретили любимые глаза, переполненные обожанием. Некоторых женщин хлебом не корми, только убей ради них хоть кого-нибудь...

— Ты мой герой! Ты справился с таким громилой! Хрясь! Бац! Бум! И он труп!

— Думаю, настало время вернуться в замок, — сказал Барди. — А то вылезут его родственники, мало не покажется.

— Как скажешь, дорогой, — безропотно согласилась супруга. — Почему ты раньше не показывал, как умеешь бороться?

— Вообще-то я специалист по драконам: с ними и ловкости больше требуется, и силы, и выносливости, — явно растягивая момент восхищения, соврал рыцарь.

— Ты был бесподобен. Пожалуйста, срази ещё кого-нибудь для меня, это так классно!

Рыцарь ничего не ответил, развернул машину и поехал обратно. Но, казалось, сам чёрт решил исполнить волю женщины. За злосчастным поворотом их поджидало около десятка таких же плохо одетых и наглых дикарей. Они орали, размахивали дубинами и хлеба с солью за спиной не прятали. Но Барди не внял желаниям дамы своего сердца, а исполнил приказ собственного разума. Двигатель прибавил оборотов, и машина бесцеремонно врезалась в дорожную нечисть. Принцесса не успела даже вскрикнуть, как два массивных тела ударились о бампер, о крышу, а затем плюхнулись в лужу. Все остальные очень быстро остались позади...

— А ты права, — сказал Барди, когда пульс его пришел в норму. — Этих типов развелось слишком много.

Розамунда превратилась в школьницу, пережившую американские горки, разомлевшую как тряпочка и счастливую до безобразия.

— Любимый! — сладко выдохнула она. — Ради тебя я скажу отцу, чтобы он устроил охоту на диких людей. Мы каждую неделю будем на них охотиться!

Барди хмуро разглядывал побитую крышку капота.

5

Когда они вернулись в замок, половина гостей уже проснулась, местонахождением короля никто не интересовался, зато Горо объявился сам и принял активное участие в осмотре повреждений, нанесённых лесными буянами. Бампер висел на честном слове, правая фара и поворотник зияли дырами, вмятина на крышке капота казалась неисправимой. Чмокнув мужа, Розамунда поспешила к придворным дамам с историей о весёлой поездке.

— Ну что тебе сказать. — Маг глубокомысленно уставился на новую сигару, будто хотел узнать и её мнение. — Очень жаль! Надеюсь, достопочтенный принц понимает, что тут соблюдение законности никого не волнует. А из этого следует, что никто не составит о случившемся протокола, никто не станет разыскивать хулиганов, не поведёт их к судье, потому что мы находимся в треклятой Ландирии.

— Ты ещё про страховку забыл сказать, — угрюмо добавил Барди.

— А ты помнишь, какие предсказания я делал страховым компаниям? — Кислая рожа чародея вдруг стала ностальгически сладкой. — Это же целая статья моих доходов... А здесь... и слова «страховка» не знают. Эх, бывали времена! Нет, не смотри на меня так, я не занимаюсь автомагией, ибо не знаю, как устроен автомобиль. Хочешь ремонта — сам его делай, покопайся в деревнях, найди кузнецов... Да-а-а, хи-хи-хи-хи-хи... — Старик поймал себя на смешной мысли и весь задёргался. — Пускай переделывают под телегу, коня запрягать будешь, принцессу на променады вывозить! Никакого тебе топлива, лепота одна! Хочешь жить в Ландирии, так живи, как все!

Барди должен был признать, что единственный выход из положения — подручные средства. Кое-что из инструментов найдётся, кувалды есть у местных.

— ...И запчастей никаких с собой не прихватил, свечи только, — причитал он в потёмках багажника.

Горо комментировал это по-своему честно и безжалостно:

— Суета сует, мой мальчик, не пройдёт месяца, может, двух, как «форд» перестанет быть «фордом», превратится в склад или курятник. Что он тебе без горючего?

— Ты прав, но жалко, прекрасная машина.

— Была прекрасная. Но я вижу, во что она превращается — в бестолковую кучу железа, мусор, который некуда складывать!

— Ладно, Горо, ступай лучше за молотком.

Несколько слуг с видом знатоков обступили Барди и даже порывались давать советы:

— Гвоздей тебе надо, господин, с широкими шляпками.

— Искупать бы твоё блестящее чудище не мешало.

— Покорми сперва, а потом стукай.

— И терпит же, не брыкается.

— Это ж кто его так уделал?

Когда терпению юноши пришёл конец, он сжал кулаки, захлопнул дверцу и проявил отличные организаторские способности:

— Хотите помочь — помогайте! Долговязый, принеси тряпок; толстый, найди пару вёдер и наполни водой; хромой, косой и горбатый, принесите крупного и мелкого песку. Шевелитесь, покажите, на что способны, а то моё чудище давно не ело и не откажется от ваших печёнок.

Благодаря научной организации труда, помноженной на чувство самосохранения работников, машину отмыли, заполировали в местах, где отскочила краска, простучали все вмятины и царапинки, прикрутили бампер, навертели лент и бантов и даже поводили вокруг неё хороводы (в последнем случае Барди уже развлекался). Затем разнаряженное авто откатили под навес.

Гостей с каждой минутой становилось меньше и меньше: застолье им больше не светило, а бросать домашнее хозяйство в такие времена, когда грабежи и разбои были обычным делом, никому не хотелось. Тут ещё Чесотка подливал масла в огонь, подбегая к чересчур засидевшимся, дёргая их за плащи, руки, приговаривая: «И на твой богатый дом подберут сегодня лом».

Барди попытался его оттащить подальше, извинялся, но полуголый мужик вернулся, упал на четвереньки, пролез под его ногами и замычал:

— Убирайтесь поздорову, не оставят вам корову, заберут козу и кошку. Му-у-у! И скатертью дорожка!

Бесстрастный Монти остановился, кашлянул и доложил, что господина Барди хотят видеть их величество король. Рогональ заперся в том зале, где вчера происходило пиршество, впустил их на условный стук, но сразу перекрыл выход, коротко пояснив, что, мол, хватит, потеха кончилась, а впереди зима и кормиться надо. Король отрешённо бродил туда-сюда, бурчал под нос невнятную песенку, время от времени задевал ногой какую-нибудь бесхозную посудину. На полу лужами блестели последствия вчерашнего пира, валялись огрызки, объедки, осколки посуды и даже чей-то забытый сапог. Барди чувствовал себя неловко среди этого беспорядка, он смущённо потёр ботинком о ботинок, кашлянул и спросил «папу», в чём конкретно проблема.

Надо отметить, что облик его величества тоже содержал бесчисленные свидетельства бурной ночи. Так, например, справа растительность на голове стояла дыбом, слева, судя по всему, некоторое время находилась под пламенем. Наряд покрылся пятнами и поизмялся, одна нога была совершенно босая, а другая красовалась в какой-то тапке.

— Скажи-ка, сынок, — с трудом произнёс счастливый родитель, — что у нас вчера было?

— Наша с Розамундой свадьба, — честно признался зять. — А вы не помните?

— Разумеется, я помню повод, но вот подробности, хоть головой об стенку бейся, не вспоминаются. Знаешь, я у особо знатных на всякий случай сегодня прощения попросил, мало ли что... Но они не лучше, тоже извинялись. Вот я и спрашиваю, ты ж помоложе, помнишь, наверное...

— Нет-нет, ваше величество, не беспокойтесь, вы держались молодцом!

— Да? — Король заметно приободрился. — А я и не сомневался, ты присядь, тут вон поесть кое-чего найдётся, так поешь! И вообще, называй меня папой, обращайся на «ты», принц как-никак, все права имеешь, и нечего стесняться, этикеты родственникам ни к чему...

Рогональ выискал целую миску с недоеденной похлёбкой и поставил перед покрасневшим рыцарем.

— Придет день, и управлять королевством будешь ты. Дочь слишком капризна, держи её в строгости. Но это ваше семейное дело, скажи-ка лучше, как там у нас насчёт виски?

— Кончилось, — соврал Барди, потому что последние две бутылки он решил приберечь на всякий случай. — Виски больше нет, папа, вы выпили всё.

— Плохо... — процедил сквозь зубы Рогональ и со вздохом бухнулся на трон. — Да кабы только это! Слушай, какое несчастье постигло меня. — Нижняя губа короля задёргалась. — Ешь, сынок, ешь, тебе силы нужны. О чём я? Ах, про это... Ну вот, вчера, значится, не было пределов моему радушию, да-а-а, уж за вчерашнее никто в меня камень не бросит! Погуляла свадьба-то, прошла брачная ночка-то, и в эту заразу-ночь... ах... меня, бедного, старого, никому не нужного монарха...

От досады он стукнул себя скипетром по коленке, чем вызвал рефлекторное движение ноги, затем высморкался и призадумался, словно потеряв мысль.

Барди терялся в догадках:

— Что же такое случилось, ваше величество? Вы тяжело больны, зверски ограблены, или же война вот-вот вторгнется в наш дом?

— Да, сын мой... В смысле, увы, случилось сразу всё: я не имею возможности утешить себя стаканом виски и потому болен: я потерял этой ночью заказ, ехавший из Сандирии, три повозки пива, так как обоз был зверски ограблен; война... она, видимо, тоже придёт сюда, ибо столь дерзкое нападение на королевскую собственность не может долго оставаться безнаказанным. Менее часа назад отсюда, от меня, вышел возчик, тот, что вёз мне сандрийское пивко, сейчас малый отдыхает в конюшне, лечит свои раны и пытается успокоиться.

— Обоз подвергся нападению?

— Да, три повозки для второго, похмельного дня твоей с Розамундочкой свадьбы из Сандирии ехали, в лесочек завернули, а там, значит, засада поджидает. Ну, люди эти, как их, дикие, в душу их мать, вандалы, дубины, говорит, как ваши кулаки, ваше величество... А что мои кулаки? Вот раньше, да, то, конечно, были ручищи, а теперь... Ну да ладно. — Король вновь призадумался, сдвинул брови, вскочил вдруг, крепко-крепко сжал скипетр. — Понимаешь, самое обидное, принц, самое отвратительное — это то, что дикари даже не попробовали, чего мне в бочках-то везут?! Возчик, говорит, запах им совсем не понравился! Мужланы, чего взять с них акромя грязи, не принюхались ещё к пиву... А пиво не нюхать, его пить надо!!! Ты пойми, никто даже кружечки не хлебнул, нет, повалили, говорит, мои боченьки, покатились, говорит, они, бедны-ы-ы-ые...

— Тяжёлый случай...

— А то! — Рогональ, не скрываясь, плакал. — Разлилось по земле дождичком, ручейком бестолковым пивко-то моё-о-о-о!!! Нет, ты понимаешь, не выпили, а вылили! Просто вылили, потехи ради...

— Это ужасно, ваше величество, — осознал Барди.

— А на днях, до этого, — сказал король, отрываясь от носового платка, — пастухи жаловаться приходили, тоже на диких людей показывают, говорят, овец тащат средь бела дня, безо всякого стыда, гады вшивые! В казну, можно сказать, в кошелёк мой лапищи тянут... Э-э-эх, прошли те времена, когда дикари травку щипали и довольные ходили, теперь им, видишь ли, свежую баранину подавай! А кончится у них это людоедством, и все мы тогда по миру пойдём, вопя от горя...

Зять к этому моменту уговорил тарелку супа и окончательно созрел для обстоятельного ответа:

— Ваше величество, забота ваша о государстве, вне всяких сомнений, видна невооружённым глазом. — Вступление заставило короля с удовольствием внимать слову юноши. — Дикие люди испортились, их наглость беспредельна, а ярость неудержима, в чём я лично убедился сегодня утром, защищая принцессу от нападения. С вашего разрешения, я вплотную займусь проблемой дикарей, а что до пива, есть предложение варить его самим. Я, знаете ли, снимался в одном эпизоде, играл любовника с пивного завода, так вот, для реалистичности режиссёр заставил меня рецептуру изготовления пива выучить, я её и сейчас как свои пять пальцев знаю.

— Пивко без наценок — это хорошо! — Впервые лицо короля просветлело. — Значит, знаешь, как приготовить? Славно, да ты поешь супчику ещё, не стесняйся... Это меняет дело, сынок, и я в тебе не ошибся, такого умного зятя днём с огнём не сыщешь! Ну говори же быстрей: когда у меня будет своё пиво и что для этого нужно?

— Само собой, сразу у вас ничего не будет, самое малое, сколько потребуется ждать готового пива — это дней десять, главное в пиве — брожение и ферментация.

Король приуныл, ждать больше недели, когда раскалывается голова, горят трубы — да вдруг чего-нибудь не получится, как назло? — слишком уж невыносимо.

— Я вижу, папа, вы головой страдаете?

— Ой, места не нахожу, тело не слушается, изнемогает, голова вот-вот лопнет.

Барди просунул руку под железный панцирь, нащупал карман и, несколько повозившись, извлёк на свет божий упаковку с таблетками:

— Аспирин, ваше величество, держите, примите две штучки, водой запить надо, через полчаса отпустит. А для защиты вашей чести и собственности пора собирать регулярное войско.

— К чёрту войско, ну-ка расскажи лучше, как пиво делают!

Барди понял, что тема всеобщей мобилизации в стенах замка Рогоналя никогда не будет первоочередной, смирившись, он стал излагать заветную рецептуру:

— Во-первых, берется ячмень...

Следующие два часа ушли на подробное описание всей методы приготовления пива, наверняка абсолютно неинтересные тебе, читатель...

А вот потом избавленный от головной боли король взял слово по существу.

— Несколько замечаний о дикарях, — устало вспомнил он, возвращаясь на трон. — В том, что делают эти разбойники, есть одно немаловажное преимущество.

— Какое? Я не вижу преимуществ в их дерзких нападениях, — искренне удивился простодушный принц.

— А я вижу, хотя бы в том, что эти лесные хулиганы отбивают желание ехать в Ландирию, в том числе и у моих кредиторов. Боятся, вот и не едут, спасибо диким людям. А? Как тебе такой взгляд на проблему? По-моему, это недурно, мудро и экономично. Не находишь, что твой близкий родственник великий стратег?

— Вы правы, ваше величество, дикари наводят страху, однако вам не подчиняются и, кажется, не собираются подчиняться впредь. Это вам не регулярная армия, преданная государю, как Господу Богу; их цель — грабить и убивать всех, кто попадётся. Нет никаких гарантий, что в следующий раз им не встретитесь вы... Так не лучше ли отдать долги и остаться с кредиторами в дружеских отношениях, чем, не делая ничего, обречь себя на мучительную, позорную, преждевременную смерть от столь неуправляемых противников. Я же дал вам золото, так погасите все задолженности!

— Дал, — насупился король, — только расставаться с ним как-то не хочется... Каждый день чего-нибудь да купить надо, вот и свадьбу сыграли — как потратились, своих расходов полно. Пусть подождут, хотя бы ещё с недельку...

Барди нутром почувствовал, как упрямый нрав Рогоналя даёт слабину.

— Ваше величество, вы не только великий стратег, но и тонкий дипломат. И знаете истину: кто не платит по счетам, тому второй раз в долг не дадут. Именно поэтому более уговаривать вас не стану, ситуация очевидна, решение тоже.

Пот прошиб короля, так велико было напряжение его мысли, корона без конца соскальзывала, несмотря на подложенный рулончик туалетной бумаги, а трон сделался жёстким как сухарь, в общем, королю было крайне неудобно.

— Ну так посоветуй же что-нибудь старому несчастному родителю, пощади его дряхлеющий организм, не бей его железной логикой, позаботься и о его кармане, как о своем собственном! Мне много не надо — холодного пива до и после еды, свежего воздуха и покоя. Вот и все, сынок! Жду твоих спасительных слов.

— Отдайте деньги, создайте собственную армию, а остальное приложится. Будете спать спокойно, потягивать пиво и дышать воздухом сколько влезет.

— Как много хлопот сразу! Моё слабое сердце, — Рогональ схватился за печень, — оно лопнет от перегрузок... Армию небось содержать надо, кормить и всё такое?

— Вы проницательный экономист, ваше величество. Разумеется, солдата надо кормить, одевать, вооружать и лечить при необходимости. То же самое требуется для его лошади. Поощрять так же важно, как и взыскивать. — Барди мужественно встретил кислый взгляд своего тестя. — Это минимум издержек, ваше величество, однако они непременно окупятся, обернувшись силой и безопасностью Ландирии! Тогда в мощном и неприступном замке мы будем смеясь вспоминать сегодняшние трудности и благодарить друг друга за вовремя принятое правильное решение!

— Ну да, ну да... Но расходы-ы!

— А хотите, наемников возьмём, их учить не надо, они военную науку назубок знают.

— Ага, и платить им втридорога?! Нет уж, свою армию хочу, родную.

— Вот, пожалуйста, выгоды мобилизации, — констатировал Барди. — Когда я смогу получить стартовые деньги?

Корона шмякнулась об пол, со звоном покатилась к выходу, но тут вошёл Монти, поднял золотой обод и бесстрастным голосом объявил:

— Ваше величество. Крестьяне. Встречайте.

Как говорится, на ловца и зверь бежит. Не станем врать, что подавленный отрицательными эмоциями правитель воссиял, аки железный зуб в пасти мошенника, нет, напротив, мрак на челе активно разбивал лагерь и убираться не собирался. Принц же отнесся к ходокам радушно и попытался разместить их за пиршественным столом, однако грозный алкоголик на троне одним движением головы пресёк добрый порыв гостеприимства. Впрочем, семеро пожилых людей никогда бы и не дерзнули вкушать бок о бок с особами королевской крови. Бедняки привычно рухнули на колени и не вставали с них, пока не получили разрешения подняться и говорить.

— Ну что, народ мой, снова дикие люди достали? — понятливо начал Рогональ.

— Ваше величество, — молвил самый старший с седой бородою до колен, — я прожил без малого сто лет, растил овец, исправно платил налоги и десятину, и все здесь поступали так же...

— Поступайте и дальше, — буркнул король, принимая корону от заботливого сенешаля. — Я-то здесь при чем?

Включился дедушка-ходок помоложе:

— Те спокойные времена, о наш светлый государь, канули в Лету. Деревни твои в страхе и голоде, лучших рабов твоих одолел недуг, а кто и совсем помер, мы тоже вот-вот в землю сойдём, коли не встанешь ты за нас могучею грудью! Короче, величество наше, издеваются лесные мужики над народом хуже некуда, помощи твоей просим, в ножки падаем!

Король приладил корону на успокоенной аспирином голове, но с ответом не спешил. Второму докладчику помог третий, ещё более молодой, смело изложивший печальные факты:

— Каждый из нас пришёл из своей деревни, а в Ландирии их всего десять, как пальцев на обеих руках. Трое в дороге зачахли, остальные здесь, дышат пока. Вчера в моем родном Солнцепёке опять были дикие люди, увели скотину, акромя того, сожгли три дома, выбили глаз моему брату, а дочкину кошку съели вместе с хвостом и шкурой. А неделей раньше тетку мою забили камнями, подлюки, молока потому что не дала. И товарищи мои из других деревень то же расскажут или хуже того, и всюду дикари виноватые.

Эта речь закончилась горьким плачем всех крестьян — каждый припомнил своё, наболевшее. Барди тихо спросил, не являются ли пришедшие старейшинами. Получив утвердительный ответ, рыцарь наконец узнал их имена, а также названия населённых пунктов:

— Дымодуб из Пошёлвона.

— Сом из Гульгульнафига.

— Прокопыт из Спизаразы.

— Дир из Нузависни.

— Яйцекол из Курамнасмеха.

— Шкир из Долбочёсов.

Племянник забитой камнями крестьянки назывался Грибом из Солнцепёка.

— Занимайся, сынок, тебе нужна практика общения с народом, — бросил король своему зятю и, зевая, быстро покинул зал.

Барди первым делом усадил-таки несчастных и заставил подкрепиться. Дедушки расслабились в отсутствие короля и принялись уписывать остатки праздничной пищи.

— Добро твоё, Барди, подобно чуду, — признали старосты, набив брюхо. — Был ты бедным наездником больной лошади, а теперь ты наш принц и знаешь не понаслышке, как тяжко живётся крестьянам, а представь, что творится в деревнях нынче! Поможешь нам?

— Помогу, если вы мне поможете. Дикари будут мучить деревни до тех пор, пока мы вместе не дадим им по шее. Чтобы изгнать эту заразу, нам нужны сильные вооружённые бойцы, и вы пошлёте сюда, в замок, самых достойных претендентов, по двадцать крепких мужчин примерно моего возраста от каждого населённого пункта. Пусть поторопятся, я лично обучу их военному делу, а месяца через два начнём войну против дикарей.

Старосты покивали, и Барди продолжил:

— Что не доели, возьмите с собой, отдохнёте здесь, а завтра в путь. И сделайте, как я говорю. Другого спасения у Ландирии нет.

Оставшись в зале один, принц призадумался и пришел к выводу, что реформа замковой канализации пока подождёт. Но продолжиться его мыслям было не суждено, ибо от того, что произошло дальше, даже гургил стукнулся головой о доски укрывшего его стола.

Неожиданно появилась Розамунда и, не впадая в тихую скромность, громко поведала о своих неприятностях:

— Чёрт его знает что такое! Я перестала разбирать, чего они говорят в твоих фильмах! Понимала, а теперь слышу одну тарабарщину!

Гургил на это только ухмыльнулся, но помогать яростной киноманке, из-за которой в данный момент потирал болючую шишку, отказался.

Барди посоветовал жене поступить так:

— Розамунда, солнце моё, если не понимаешь языка, выучи его, знать английский тебе надо от и до, иначе в Америке делать нечего будет. Самообразованием заниматься трудно, я тебе Горо дам, пусть он научит. Старикан — хороший маг, но тяжёлый, грубостей не переносит, истерику тем более. А то с расстройства или с перепугу превратит тебя в полено, так что не рискуй, будь лапушкой... Иди, теперь я спокойно могу приступить к делам государственным.

— Вот те на! — Принцесса топнула ножкой. — Значит, я уже на втором месте у вас, суперзанятый рыцарь Барди? Так, что ли?!

Невыспавшийся гургил обещал себе по возможности не помогать этой строптивой крикунье.

— В первую очередь ты — мой муж, а принц в любое свободное от основного занятия время. Да если б я не приветила тебя... — Принцесса запнулась под гневным взором супруга, который жёстко продолжил ее фразу:

— ...то жила бы со своими вшами долго и счастливо, не знала, что такое конфеты, паштеты и пепси, не увидела б ни одного фильма и вообще, может быть, никогда бы так и не вышла замуж.

— Да кто тебе позволил так разговаривать! — вспыхнула Розамунда, заливаясь слезами. Плечики ее тряслись, и Барди испытал чувство стыда.

— Прости, не плачь, высморкайся, я не хотел обидеть тебя. — Он вспомнил, ради кого покинул Голливуд, увлёк за собой друзей, вспомнил, как мечтал об этой красавице, как лошадь его (да упокоится душа истреблённой драконом твари) отбивала копыта вокруг замка и по грязным дорогам Ландирии, вспомнил и размяк. — Прости, милая, я был неправ.

Попытался обнять принцессу, но та, хоть и притихла, не давалась, буркнув следующее:

— Не обижай меня больше, пойду-ка я голливудский язык разучивать, а ты... делай, что хочешь.

Вот так непросто складывались отношения нашего героя с собственной женой. Приворот, разумеется, действовал, но средневековая ортодоксальная магия, накапливаемая тысячелетиями со времен, близких к сотворению мира, не учитывала той совершенно иной магии, которую излучал экран телевизора. Темное, непросвещённое дитя, каковым, если быть объективным, являлась Розамунда, не имело «прививки» от потока зрелищной информации, которую в настоящее время имеет любой наш читатель. Вспомним её скудный детский опыт с наблюдением ряженого медведя! Итак, Голливуд расплющил молодой неподготовленный организм вместе со всеми его приворотами и представлениями о счастье, в том числе супружеском.

Рыцарь чувствовал моральную победу супруги, но вскоре после её ухода переключился, вспомнил мрачного короля, озабоченного спиртным, несчастных пыльных старост из разорённых поселений, дракона, семейный вопрос которого все никак не разрешался. Таким образом, личные проблемы отошли на второй план, до поры до времени, разумеется...

Старосты сдержали слово.

Через два дня мост у ворот опустился, приняв сто сорок пар крепких мужских ног. Слуги равнодушно разглядывали будущее ландрийской армии, ибо видели не армию, а бедных работяг с измождёнными лицами, хмурых от того, что уже произошло с ними, и угрюмых от того, что могло произойти в будущем. Их лишили семей, привычной жизни, работы, но эти люди привыкли к подчинению, поэтому ворота захлопнулись, отрезав молодых крестьян от прежней жизни...

Прибывшие смущались, даже не переговаривались, да это и понятно в их положении: одно дело трудиться в поле, другое — на поле боя! Первое задание Барди было довольно мирным и знакомым, оно заключалось в строительстве казармы. Выяснив, кто на что горазд, главнокомандующий вручил топоры, рукавицы и лопаты, отправив всех на заготовку леса.

Сам рыцарь пошёл на поиски жены и застал Розамунду в её комнате. Она сидела рядом с Горо, который упорно писал что-то куском мела на чёрной дощечке, бывшей собственности сенешаля.

— Кисс ми, — обратилась она к Барди, присев в эффектном реверансе. — Дарлинк...

— Дарлинг. О-о-о, как я вижу, ты далеко продвинулась в английском, — рассмеялся он, целуя ее. — Молодец, Горо, отличная работа, ты неплохо потрудился.

— Еще бы, кто ж еще вытащит меня из этой дыры?! А у нее характер соответствующий, овладеет языком — и адью!

— Прикроем тему, надоело. Или ты до сих пор не понял, что я намерен превратить Ландирию в процветающее королевство? Ради этого и вернулся сюда.

— Бредовая идея! Ну да ладно, когда-нибудь ты это поймёшь. Пока, во всяком случае, особого государственного прогресса не видно.

— А я говорю, увидишь!

— Лучше с принцессой заниматься, чем с тобой спорить. Так что отстань.

— Вот и занимайтесь, мне как раз надо к королю наведаться.

Слегка разозлившись, Барди вышел и отправился искать Рогоналя. В королевских покоях его не было, и рыцарь направил свои стопы к подвалам замка. Там бродило их новое пиво, собственного производства...

Помещение было достаточно большим, так что двадцать бочек разместились там спокойно. В отдельных ящиках хранились запасы копчёного мяса, сухофруктов, лука, чеснока и муки. Запирались они довольно примитивным способом, отвечал за их содержимое Монти.

Король и вправду оказался там, он прилип ухом к одной из бочек и сосредоточенно прислушивался.

— Что вы тут делаете, папа?

— Тише, слышишь, как ласково шумит! — довольным голосом произнес пожилой властелин. — Магия, перментация, как ты её называешь, идёт. Будет пивко!

— Ферментация, — поправил тестя Барди.

— Не все ли равно. А не пора ли нам попробовать, что получилось? Как думаешь?

— Раз шумит, значит, ещё рано. Звук должен прекратиться.

— Да? — насупился Рогональ. — А я думал, что самое время. Разве не ты говорил, что на процесс уйдет дней десять?

— Да, но до этого еще десяток дней уходит на прорастание ячменя.

— Ты что, убить меня хочешь? Да какой же нормальный станет так долго ждать? Я же просто рассохнусь, как вон та бочка. Послушай, зятёк. Не верю, что у тебя где-нибудь бутылка не припрятана. Прошу тебя как отец: принеси что-нибудь выпить!

— Хорошо, принесу, но больше не просите. Поверьте, даже если умолять будете, больше мне взять неоткуда, — ответил дрогнувший Барди, тронутый нескрываемой мукой короля.

— Дай тебе бог здоровья, мой мальчик! Беги скорей. Я знаю, она у тебя в твоей блестящей повозке заперта, которая движется без лошади с помощью магии. Я как-то наблюдал за тобой из своей комнаты и понял, что ты прячешь свои сокровища там. Но у меня тоже есть надёжное местечко.

— Я пришёл вести более серьёзный разговор.

— Принесёшь выпить, тогда и поговорим очень серьёзно.

Вернувшись, Барди опять застал короля прислонившимся ухом к бочке.

— Ну, перментация, — шептали его уста. — Миленькая моя! Ну, давай побыстрее. А, зятёк вернулся! Открывай скорей свой драгоценный дар!

Король отхлебнул из бутылки, и по его лицу разлилось неземное счастье.

— Знаешь, что плохо в хорошем питье? — спросил он у Барди.

— Нет.

— Слишком быстро кончается, — вздохнул король. — Сколько раз я мечтал о волшебнике, который сделал бы эту бутылку бездонной! Но мечты мечтами, а в реальности всё совсем не так. Твоё здоровье, — поднял он любимый напиток. — Знаю, что ты не горишь желанием выпить. Вам, молодым, по вкусу другое. Ну, теперь можешь начинать свой серьёзный разговор.

— У солдат кончилась еда и нет оружия.

— Так. И что я могу сделать с этими неодолимыми фактами?

— Залезть в это свое надёжное местечко, взять оттуда золотишко и купить всё что надо.

— Это ты мне говоришь?

— А то кому же? Ведь вы король.

— А почему бы солдатам самим не купить всё необходимое?

— Потому что они бедные, у них нет денег.

— А нельзя ли реквизировать энное количество овечек? Так всегда делалось, на военные нужды.

— Это неправильно. Народ и без того беден.

Рогональ почесал в затылке.

— Много неправильного на этом свете, — покачал он головой. — Неправильно, что я ждал перментацию целых десять дней, и уж совсем неправильно утверждение, что у тебя больше нет виски. Даже бутылки!

— А по-вашему, будет правильно, если дикие люди проломят вам череп словно спелый арбуз?

— Совершенно неправильно, разумеется!

— Тогда придётся раскошелиться на еду и оружие. Ведь вы хотите остаться королём и сохранить королевство?! — добил Барди.

— Неужели всё так серьёзно?

— Да, и время работает не в нашу пользу, Я ещё даже к военному обучению не приступал.

— Положим, я соглашусь. Но как всё это сюда доставить? Дороги так опасны.

— Это моя забота.

— Хорошо, — сдался король, вздыхая. — Сколько золота брать?

— Прилично. Плюс то, что мы задолжали Сандирии. Нам всё равно там и вести закуп.

— Ох, ступай уже... Доведёшь, что совсем разболеюсь, — пропыхтел Рогональ и поднял драгоценную бутылку. — Вот только допью и принесу тебе это треклятое золото. Трать, сынок...

6

Барди с шумом отворил дверь в комнату Горо.

— Стучаться надо, — с кислой миной проговорил маг. — Я изучал книгу, страница три тысячи шестьсот семьдесят восемь, «Восстановление потенции с помощью помёта летучих мышей»...

— Брось заниматься глупостями, тебе уже ничто не поможет, а родина в опасности. Надо идти к дракону, а потом отправляться в Сандирию.

— А я тут при чём?

— Нужен опытный маг — мало ли какие проблемы могут возникнуть по дороге? Возможно, тебе придётся прибегнуть к колдовству. Надо закупить провизию для солдат, доспехи, сапоги и оружие. Креме того, придётся уговаривать дракона пойти вместе с нами. Применим групповое психологическое воздействие. Группа — это мы с тобой.

— Да Дзог.. наверное, так обожрался, что и брюхо от земли не оторвёт. Драконы по природе своей известные обжоры, и скорей всего в рефрижераторе ничего не осталось. Ты же забыл подключить ему холодильник? Дзог наверняка решил, что лучше использовать его содержимое по прямому назначению, чем ждать, пока мясо протухнет.

— Это лишь твои предположения. Он имел намерение лететь к избраннице сердца...

— Да на кой он вообще тебе сдался?

— Он будет нас охранять. Одно лишь его присутствие заставит диких людей держаться от нас подальше.

— А горючего у тебя хватит? — спросил Горо.

— Не уверен, именно по этой причине мы не поедем на машине. К тому же сиденья в ней предназначены для Розамунды, а не для твоей задницы. Так что отправляемся верхом.

— О мои бедные старые кости!

— Хватит ныть, а? Собирай вещички, и едем!

— Ты хоть с принцессой-то простился? Может, и живыми не вернёмся...

— Не вмешивайся в мою частную жизнь!

— Тьфу на тебя, Барди! Какая муха тебя сегодня укусила?

— Если бы я знал, — печально вздохнул рыцарь.

Спустя несколько часов процессия во главе с Барди, подошла к пещере Дзога. Крестьяне со страхом озирались, успокаивали лошадей, потому что ни тем, ни другим не доводилось видеть живого дракона.

— А что будет, если эта зараза опять съест твоего коня? — спросил Горо, который на дохлой кляче еле-еле тащился за рыцарем.

— На сей раз вряд ли. Тихо, слышу какой-то шум...

— Если храп, значит, он дома.

— Подождите здесь, а я пойду проверю.

Предположения мага оказались верными. Дзог беспробудно дрых на полу пещеры, и из пасти его вырывалось громогласное бульканье, сопровождаемое легкими облачками дыма. Барди пнул его несколько раз и ввиду отсутствия какого бы то ни было результата решил применить другую тактику. Взял несколько сухих хворостин, подложил их дракону под хвост, поджёг хворост карманной зажигалкой и быстренько ретировался ко входу в пещеру.

Эффект был потрясающий. Страшилище подскочило, едва не ударившись головой об один из выступов, завопив:

— Пожа-а-ар! Звоните девять-один-один!

— Нет тут такого, не паникуй, — успокоил его рыцарь, появляясь из-за валуна. — Просто это я так пошутил...

Дзог вытаращил огромные глазищи и наконец заметил гостя.

— Что ты тут делаешь? — спросил он, отрыгнув бараниной. — Или не видишь, что мне надо отдохнуть? А ты будишь меня таким идиотским способом! Обычно я не сплю, но сейчас надо...

— Нам нужна твоя помощь, — прервал его молодой человек.

— Гр-р-м! — прорычал дракон, изрыгнув язычок пламени. — Не думаю, что ты выбрал подходящий момент, я ещё не выспался... Ну а если серьёзно, чего надо-то?

Барди рассказал вкратце о событиях последних дней, дракон слушал его с сонным видом. Потом левым крылом почесал свой раздутый живот и заметил с сожалением:

— У меня послеобеденный отдых, но по старой дружбе, может, и соглашусь.

— Отлично!

— Но поставлю два условия. Во-первых, я сопровождаю вас только до границы с Сандирией, так как дальше не моя территория, а ты устроишь мне встречу с самкой Гейлой. Во-вторых, заставь старого мошенника, чтобы на сей раз он сделал на неё настоящий любовный приворот. Хотя, скажу честно, после того как доел всю баранину, жениться мне уже не особенно охота.

— Ты всё съел?!

— А ты что бы сделал на моём месте? Оставил бы, чтоб протухло? Сейчас оно, по крайней мере, здесь. — Дзог постучал крылом по набитому брюху. — Ты ведь так и не пришёл подключить холодильный агрегат, а обещал! Я попробовал открыть двери фургона, но ничего не вышло. Пришлось раскурочить.

— Прости, был очень занят.

— У вас, у людей, всегда так — никакой ответственности. Ну да ладно, проехали.

— Пошли?

— Подожди, надо приготовить подарки для Гейлы. Помоги мне.

Дракон растолкал задними лапами кучу камней в глубине пещеры, и вскоре показались чемоданчики с богатствами.

— Возьми первый и открой. Код замка один-два-три-четыре. Такой простой, что сотрудник банка и ставить-то его не хотел, но для наших окрестных простаков этого вполне достаточно.

Барди выполнил его просьбу. Содержимое состояло из золотых предметов, в основном вилок, ложек и старинных монет.

— Возьми горсть, — повелел Дзог. — Теперь отложи вон ту большую цепочку в правый угол, она — твоя. Я не забыл, что должен тебе за съеденного коня. Она золотая, весит не меньше четырёхсот грамм, ты сможешь на неё купить несколько этих вкусных и красивых животных. Не хочу, чтоб меня считали скупердяем...

— Спасибо! — Слова дракона произвели на рыцаря сильное впечатление. — Ты очень щедр.

— Теперь пошли делать дело, — пропыхтел дракон. — Хотя и не легко, когда так переешь. Желудок переполнен, понимаешь...

Новобранцы, завидев огромного ящера, испугались, кони заржали и забили копытами. Но рядом с драконом шел Барди, и это успокоило понемногу и одних и других.

— Привет, старый мошенник, — изрыгнул дымок Дзог. — Я и не думал, что так скоро свидеться придётся.

— И я не думал, но, похоже, судьбе угодно, чтобы мы снова встретились, — глубокомысленно произнёс Горо. — А уж если она вмешается, ничто не может помешать.

— Надо же, чудовище разговаривает! — шепнул один из возчиков своему соседу. — Значит, правду говорили, что существуют на свете такие страшилища!

— Лучше помолчи, дурак, оно нас охранять будет.

— Все за мной! — приказал Барди. — Движемся на запад! Осторожно, на дороге много камней!

Колонна вновь двинулась в путь. Барди скакал впереди, за ним плёлся Горо, потом следовали телеги, дракон двигался в арьергарде. С полчаса они ехали через горные долины, затем вышли на просёлочную дорогу и вскоре выбрались в чащу векового леса. Рыцарь с опаской озирался по сторонам.

Прошло совсем немного времени, как его опасения стали сбываться. Внезапно перед ними как из-под земли возникла группа диких людей, издающих горловые звуки и недвусмысленно размахивающих огромными дубинами. В глазах Барди сверкнул стальной блеск. Он вынул меч, пришпорил коня и с громким криком врезался в гущу разбойников. Одного он сразил, но двое других успели огреть его своим дубьём. Рыцарь вскрикнул от боли и вздыбил коня. Косматые верзилы на какое-то время отступили, но быстро пришли в себя. С диким воплем самый крупный из них опять бросился к Барди, но тот обрушил меч на руку противника и отсёк ему кисть. Дикарь, издав страшный рёв, с недоумением уставился на красный обрубок, из которого хлестала кровь. Остальные его соплеменники набросились на отважного рыцаря и стащили его с коня. Барди подумал, что пришёл его конец, но в этот момент просека озарилась ярким светом. Поднятые дубины опустились как по команде, и через секунду обступившие его неприятели испарились словно дым.

Молодой человек с трудом поднялся и огляделся. Над ним навис, заботливо улыбаясь, Дзог.

— До сих пор мне ни разу не удавалось испускать такое мощное и красивое пламя, — произнес он. — Если бы чуть-чуть запоздал, они бы тебя убили. Вот злобные твари! Очень страшные, но им со мной не тягаться.

— Спасибо. Я твой вечный должник! — хрипло признал Барди и захромал к коню. — Ты спас мне жизнь.

— Приятно получать искренние благодарности, — просто констатировал дракон. — Особенно когда они результат твоих собственных преимуществ. Жалко, что не сжёг целиком хотя бы одного из напавших, ты был слишком близко. Не лучше ли мне встать во главе колонны? По крайней мере, пока не выйдем на более светлое место. Моя шкура не так чувствительна к дубинам дикарей.

— Хорошо, давай поменяемся. Ещё раз спасибо.

— Не стоит, пока всё в порядке.

— Хорошо, что удалось спасти твою задницу, — вмешался подоспевший Горо. — У меня чуть не случился инфаркт от страха!

— Извини, виноват, не хотел подвергать твою психику такому потрясению, — отрезал рыцарь. — И не приближайся к хвосту Дзога, он любит им помахивать...

Колонна из людей, телег и дракона потянулась дальше своей дорогой, поднимаясь все выше к вершине горы. Они миновали ущелье с высокими отвесными скалами и ближе к вечеру подошли к берегу кристально чистого горного озера. Лесные заросли остались позади, вокруг виднелись мелкие, кривые, пожухлые от холодных ветров стволы низкого кустарника. Было очень холодно. Рыцарь пришпорил коня, опередив остальных, и, осмотревшись, отдал приказ на привал.

— Ночуем здесь, — сообщил он. — Разведём огонь и установим дежурство.

— Эх, парочку овечек бы сюда, — размечтался дракон, — жареные они вкуснее...

— Ты следи лучше, как бы нам самим остаться живыми и здоровыми, — проворчал маг. — А с овечками подождёшь, тебе с такой талией на диету впору садиться. Становись-ка лучше на часы.

— Почему я один должен дежурить? — запротестовал звероящер. — Дежурить должны все.

— Потому что ты самый большой и сильный. И умеешь изрыгать огонь.

— Да, но я опять хочу спать.

— Я тоже хочу. И другие хотят. Поспишь, когда дойдём до границы.

— Хватит торговаться, — перебил их Барди. — Дзог прав. Первым будешь дежурить ты, Горо. Потом разбудишь меня, я тебя сменю. Дракон выйдет на охрану последним.

— А наши солдаты?

— Я в них не уверен, они не обстреляны. При малейшей опасности просто разбегутся кто куда.

— Ладно, — уныло согласился маг. — А как ты думаешь, в этом озере рыба водится?

— Даже если и водится, то, чтобы её поймать, нужна удочка. А у нас ничего похожего нет.

— Ах, как жаль, — заныл маг. — Так рыбки хочется!

— Лучше разводи огонь, пока все окончательно не замёрзли. Парни вон натаскали дров и хворосту.

— У меня нет зажигалки.

— Возьми мою. Да вернуть не забудь, — бросил Барди. — Дзог, устраивайся где-нибудь подальше, ты слишком громко храпишь.

— Но у костра теплее, — возразил дракон.

— Но в пещере-то ты никогда огонь не разводил. Значит, привыкший.

— Нет справедливости на этом свете! — констатировал печальный монстр и побрёл в сторону ближайшего холма.

Барди похромал к общему костру, взял один из мешков с припасами и начал распределять лепёшки. Люди распрягли лошадей, расстелили на земле шкуры и начали укладываться поближе к огню. Вдалеке послышался крик филина, на небе показались звёзды. Вскоре нестройный храп начал сливаться с грохотом, доносившимся со стороны дракона. Лишь Горо не смыкал глаз на своём месте и зябко передёргивал плечами.

Ночь пугала мага. Его плохое зрение рисовало призрачные неуловимые движения, со стороны озера ему слышался подозрительный плеск. «Как же тебя угораздило забыть контактные линзы, старый дурак? — думал он про себя. — Без них ты теперь слепой, как летучая мышь».

Чародейнабросил на плечи утеплённую армейскую куртку и продолжил всматриваться в темноту. Время тянулось мучительно долго, одна из самых ярких звёзд закатилась за горную вершину. Её место занял щербатый месяц, стало немного светлей. Потом чародею вдруг показалось, что по берегу озера бесшумно движутся чёрные силуэты. Его объял дикий страх, и он бросился расталкивать спящего Барди.

— Что случилось? Уже пора? — сонно отозвался молодой человек.

— Пора меня сменить, к тому же тут кто-то ходит! Говори тише.

— Кто эти «кто-то»? Дикие люди?

— Нет, не похожи. У этих фигуры заканчиваются чем-то острым.

— Какие фигуры? — окончательно проснулся Барди.

— Ну, такие... чёрные. Чернее ночи.

— Привидения, что ли?

— А здесь они водятся?!

— Ну если в Голливуде регулярно появляются духи Кларка Гейбла, Вивьен Ли, Чарли Чаплина и Грейс Келли, которые давно умерли, то почему бы им и у нас не появиться?

— Да что им делать среди этих камней? Ты что, не видишь, здесь вообще нет ни одной живой души. Кого им пугать, кому напоминать о себе?

— Чего ж ты тогда несёшь всякую чепуху?!

— Я правда их видел. Клянусь тебе!

В этот момент послышался какой-то приглушённый вскрик, и всё снова затихло. Вскоре светлый серп луны закрыла мощная фигура Дзога.

— Что тут происходит? — спросил он, вытягивая раздвоенный язык.

— Вот и мы о том же?

— Кто-нибудь из вас приходил меня будить?

— Нет, — ответил рыцарь.

— Кто-то наступил мне на хвост. Жаль, не заметил кто, а то бы прибил на месте!

— Это точно не мы, — категорично заявил маг. — Мы всё время были тут.

— Интересно... — зевнул дракон. — Если не вы, значит, кто-то другой. Но кто?

— Значит, это не привидение, — заключил рыцарь. — Привидения не наступают на хвосты драконам. Может, животное какое-нибудь?

— Я бы унюхал. У меня очень сильно развито обоняние, — похвастался их огромный друг.

— Тогда хоть какой-то запах ты должен был уловить!

— Запах человека, — ответил Дзог после недолгого размышления. — Поэтому я и не придал этому факту особого значения.

— Странное дело, — заметил Барди. — Человек среди ночи, почти на вершине горы, наступает на хвост дракону... Что-то очень сомнительно. Так, говоришь, Горо, фигуры заканчивались чем-то острым?

— Да. И они были совершенно чёрные.

— Что же это могло быть? Пахнет человеком и ходит с острой головой.

— Статист в доспехах славянского богатыря с заострённым шлемом, — высказал свою версию дракон. — Рыцари из Голливуда в таких не ходили, а здесь я тем более подобной модели не видел. Даже в соседних государствах шлемы либо закруглённые, либо похожи на ведро.

— Богатыри-славяне?! Это многое объясняет, — поморщился рыцарь. — Молодец, Дзог, ты очень сообразительный.

— Драконы все такие! Я всегда утверждал, что мы умнее людей.

— Тогда можешь объяснить, что делать человеку с островерхим шлемом среди ночи на вершине горы? Ловить летучих мышей?

— Выслеживать, — лаконично ответил Дзог.

— Кого?

— Кого придётся. Нас, например.

— Зачем?

— Раз выслеживают, значит, собираются сделать какую-нибудь гадость. А мы должны быть осторожными.

Итак, к проблеме с дикарями добавилась проблема с чёрными силуэтами. Стало ясно, что никому из их троицы спать в эту ночь не придётся. А в результате все так и сидели до утра. Рассвет застал их погружёнными каждого в свои мысли...

«Не хватало мне возни с местными придурками, так ещё дикари с привидениями объявились. Ну зачем я уехал из Голливуда?!» — сокрушался Горо.

«Мне ещё ни разу не приходилось пробовать, как хрустит рыцарь с островерхим шлемом. Это, наверное, может быть вкусно...» — возбуждённо облизывался дракон.

«Что ни день, то новые проблемы! Неужели мне когда-нибудь удастся добиться благоденствия в моей богом забытой Ландирии?» — задавался вопросом рыцарь.

Прекрасный свет зари окрасил в розовый цвет снеженную вершину. Зевающий Горо растолкал солдат.

— Снимаемся? — спросил он Барди.

— Да. Нам пора двигаться дальше, дел невпроворот.

— Прежде чем мы отправимся дальше, не забудь про любовное заклинание, — напомнил чародею Дзог. — За перевалом начинается граница с Сандирией, а где-то неподалёку от неё живёт Гейла. Инстинкт здорового самца меня не обманывает!

— А может быть, мы заглянем к ней на обратном пути?

— Да я не могу больше ждать! Чувствую что-то похожее на щекотку в одном неприличном месте. Делай, что тебе говорят, не то я начну бить хвостом и сучить лапами!

Пока возчики запрягали лошадей, Горо сунул руку в мешок, с которым не расставался ни на минуту, и вытащил оттуда потрёпанную книгу с пожелтевшими кожаными страницами. Он здорово трусил...

«Если я опять что-нибудь напутаю в заклинании и мы опять очутимся в Голливуде, это будет неплохо. А если в каком-нибудь проклятом месте — дракон наверняка меня прибьёт... Хоть Дзог и считается нашим другом, но кто его знает, как он отреагирует? О боги, прошу вас, помогите мне!» — проносилось в его голове.

Высшему разуму было на него наплевать, но гургил помнил принятые на себя обязательства, и, взмахнув крыльями, помощник впихнул в невежественную голову мага необходимые слова:

— Пехлим-мехлим-когадиро-иштах-сал-бда-и хметос, — вырывалось из Горо ко всеобщему восхищению, каждое слово заставляло дракона пускать пар из ноздрей, а получив книгою заклинаний в могучую грудь, дракон даже пискнул и смущённо по-хамелеонски покраснел. — Готово!

Дзог огляделся, зыркнул себе под брюхо и удовлетворённо прищурился. Горо медленно выходил из магического ступора. Ящер с хрустом уселся на заросли крапивы, благо чешуя не воспринимала таких пустяков, и высказал свои некие сомнения, на всякий случай:

— Надеюсь, это была профессиональная помошь, очень уж быстро (я и подумать про Гейлу не успел), не страшно?

— Сделано всё, что нужно. Люди обычно за это спасибо говорят, да ещё и деньги платят, а не критикуют, как ты.

— Между прочим, воспитанных драконов не существует, — съязвил Дзог, развлекаясь. — Мои сородичи просто сжигают тех, кто им помогает, ибо благодарность к столь чёрствым и корыстным созданиям, как люди, чужда нам по определению. Но я настолько ценю тебя, старичок, что совершенно безвозмездно охраняю твои старые кости и всё, что к ним прирастает и пристёгивается. Разве ж тебе мало моей заботы?

— Довольно! — вмешался Барди, видя, как маг задыхается от негодования. — Горо, он просто шутит, бери багаж, садись на коня, отправляемся.

Одолев очередной горный перевал, колонна вышла на высоту, с которой открывался широкий обзор. Было видно всё: одна ветвь дороги вела на Кирикию, другая — на Сандирию. Выбрав вторую дорогу, колонна бодро направилась по ней строевым шагом.

Рыцарь поравнялся с Дзогом, чтобы провести короткое совещание:

— Так и не решился пересечь границу?

— Не-а.

— Будешь дожидаться, пока я тебя просватаю?

— Так точно, командир! И не дави на психику, я отлежусь, поохочусь, цветочки понюхаю, ты, главное, расскажи ей про меня покрасивее, подарки вручи, в общем, я должен ей понравиться. И, сам понимаешь, жду только с хорошими известиями.

— Уговорил, хотя я всегда считал демонстрацию товара лучшим способом его продажи, а тут, знаешь, котом в мешке попахивает. Ладно, не переживай, друг, красноречия и галантности на одну дракониху мне хватит, ты ей понравишься!

— Верю, ты ведь не зануда-маг, а конкретный парень! Уговори её! Я сам, конечно, не подарок, ленивый и необразованный, хотя и собирался заняться фитнесом или бодибилдингом, права получить, японский выучить... Но, быть может, она закроет глаза на некоторые мои недостатки?

— Не такой уж ты ущербный, — успокоил товарища Барди. — Да и выбора у неё нет, вы животные редкие, находка для террариума. Нечего переживать раньше времени, давай лучше определим место встречи.

— Как тебе вон тот огромный дуб, сгодится?

— Да, но не пытайся его оседлать, рухнет — привлечёшь внимание.

Дракон забрёл под могучую крону, лёг на бок, уложив живот рядом, и сконфуженно поинтересовался:

— Очень видно?

— Нет, совсем чуть-чуть, можно подумать, что рядом лежит ещё один дуб, поваленный ураганом.

— Мы, драконы, непревзойдённые мастера маскировки. Возвращайся поскорей, я просто горю нетерпением узнать о решении Гейлы.

— Оно будет положительным, — сказал Барди и на всякий случай сделал на стволе отметину в виде креста. — Это чтобы найти дерево, если ты вдруг удалишься принять ванну в озере или увлечёшься охотой.

— В настоящее время неплохо бы поспать, — зевнул Дзог.

— Тогда хоть храпи потише, — посоветовал ему рыцарь и поскакал вперёд, вновь возглавив колонну из людей и телег.

Сандирия была совсем близко...

— Стой! — предупредил стройный воин с саблей наголо. — Государственная граница, Сандирия, уважаемые гости. Кто, зачем, куда, насколько и почём?

Барди спрыгнул с коня у деревянной будки в полоску. Тонкий шлагбаум преграждал колонне путь. А на столбе висела табличка, на которой красной краской было намалёвано: «Наконец-то нормальная страна!» Барди обещал себе, что когда-нибудь все жители Ландирии, где сейчас грамотных насчитывались единицы, легко прочитают эту и любую другую надпись.

За первым воином показался второй, потом обнаружился их начальник в красных шароварах, зелёной куртке и синей фуражке с кокардой. Пока рыцарь соображал, как эти трое умещаются в будке и что в ней делают при такой тесноте (по всей видимости, греются), первый пограничник изъявил желание получить внятные разъяснения о цели прибытия военизированной колонны.

— Купцы мы ландрийские, от короля Рогоналя, — пояснил Барди, решив не раскрывать налево и направо свои родственные связи с королём. — Продовольствие, оружие, одежду купить хотим. Наркотиков, порнокассет, радиоактивных отходов не прячем.

— Все как один голодранцы! — вынес резюме начальник стражи. — Эти могут быть только из Ландирии. Мы вас пропустим, но имейте в виду, если вы действительно оттуда, на обратном пути с вас возьмут таможенный сбор, таков уговор между нашими королями, если не знаете.

— И в каком размере? — занервничал усталый маг.

— Простолюдин даёт медяк, знатный — два, а купец платит три.

— Грабёж, насилие, несправедливость! — громко возмутился старый скряга. — Так мы и до дома не дотянем.

— Приказы начальства не обсуждаются, — рассудил начальник караула. — Проезд ужесточили в связи с появлением у границы разных сомнительных типов, что-то вынюхивают или за кем-то шпионят. Говорят, у них чёрные доспехи и островерхие шлемы, может, видели?

— Слышишь, Горо? — обратился Барди к магу. — Вот кто следил за нами на берегу озера и наступил на хвост Дзогу. Это вовсе не привидения.

— Ох, камень с души свалился!

— Отчего свалился? — удивились стражники. — Вы что, не боитесь вооружённых незнакомцев?

— Привидения куда страшнее, — уверенно заявил маг. — Хотя ваши тарифы тоже испугают кого угодно.

— Не обращайте внимания, — шепнул рыцарь шефу погранзаставы. — У моего дедушки проблемы со сном и пищеварением. Так вы нас пропустите?

— Да, проезжайте и не скупитесь на покупки. Диотемий рад вести торговлю с приезжими, таковы его слова, которые говорят каждому, кто жалует к нам с миром.

Солдаты задрали шлагбаум, пропустили колонну и снова забрались в будку.

Больше никаких происшествий не было, если не считать незабываемый вид Сандирии, открывавшийся с горы: большая ровная долина с прямоугольниками обработанной земли. Коричнево-зелёные карты садов и пёстрые грядки с ещё не убранной капустой чередуются с тёмной, распаханной площадью, засеянной пшеницей; на лугах пасутся овцы и крупный рогатый скот. По всему ясно, что страной управляют крепкие хозяева. В многочисленных постройках узнавались длинные амбары, чёрные точки людей, разбросанные по полям, свидетельствовали об упорном труде. Вдалеке вырисовывались мощные башни замка и обширная, прилегающая к нему территория. Прямо туда и устремились путники.

Ждать у крепостной стены пришлось недолго, здесь с формальностями справлялись профессионально, без лишней траты времени, и наконец Барди с компанией оказались во внутреннем дворе замка, большую часть которого занимал рынок. Чего только не было на прилавках! Колбасы и овощи, топоры и пилы, сёдла и шпоры, рыцарские доспехи и щиты, зерно и мука...

Горо едва не сошёл с ума от жирного разнообразия, позабыв о супермаркетах Лос-Анджелеса. Первой интересующей его точкой оказалась лавка ростовщика, затем — угол толстого колбасника, осаждаемый собаками.

Барди тоже не растерялся: его заботило оружие и обмундирование. Телеги завалили новенькими мечами, арбалетами, кожаными доспехами и сапогами. Да, нелегко придётся лошадкам на обратной дороге! Затем главнокомандующий закупил несколько бочек солёного сала, окорока, мёд и орехи, на последнюю телегу погрузили мешки с мукой мелкого помола. Пиву места не нашлось — Рогональ, по трезвому убеждению зятя, должен был обходиться самодельным. Покончив с погрузкой, Барди оставил Горо стеречь товар, а сам устремился к главному входу в замок решать вопрос с возвратом долга. Бдительная стража скрестила пики, вновь потребовались объяснения.

— Куда вы собрались, молодой человек? — спросил один из стражников и покрутил ус.

— Хочу видеть короля Диотемия.

— Неужели ты думаешь, что он вот так сразу тебя примет? Мало ли сумасшедших с тараканами в голове, может, ты такой же?

— Принц Ландрийский заботится о своих тараканах, — с достоинством ответил Барди. — Вашему королю полагается получить долг от короля Рогоналя, зятем которого я и являюсь.

— Это совсем другое дело, хотя что-то не заметно, что ты благородного происхождения. Подожди, доложим сперва.

Усатый стражник нырнул внутрь солидного сооружения и вскоре вернулся, но не один, а привёл изысканно одетого пажа.

— Пожалуйте, принц, позвольте проводить вас в тронный зал! Поскольку визит ваш по всем признакам официальный, приём будет соответствующим. Мы разместим вас и ваше сопровождение в лучших комнатах. — Всё это говорилось автоматически, по ходу; Барди сбился со счёта лестниц и коридоров, по которым они шли.

Замок Диотемия по всем параметрам превосходил каменный сарай Рогоналя. Остановились у массивных, покрытых красивой резьбой дверей. Стража их распахнула и с поклоном пригласила войти.

Роскошь, которой веяло из каждого уголка тронного зала, не имела ничего общего с бедной действительностью Ландирии. Стены затянуты дорогой материей, столы и стулья полированные, изящные бронзовые подсвечники сияют десятками свечей, пол под ногами идеально гладкий, трон инкрустирован тюленьей костью и драгоценными камнями, а камин облицован красивым камнем. Венец интерьера — король! Его величественная внешность, включая мантию, шитую золотыми нитями, корону и изысканные манеры, поражала врождённым великолепием.

— Добро пожаловать в мою страну, принц Ландрийский. — Вслед за приветствием протянулась рука для поцелуя.

Барди смиренно выполнил ритуал.

— У старого Рогоналя неприятности? Мои соглядатаи недавно докладывали о нападении на сандрийских купцов — дикие люди плодятся в вашем государстве со страшной силой. Купцы мертвы, пиво загублено, я этим весьма огорчён, раньше такого не было. Надеюсь, молодой человек понимает, что с этим надо что-то делать, иначе торговля между нашими странами будет невозможна. Или ты приехал сюда просить от имени тестя новый кредит?

— Никак нет, ваше величество, я прибыл к вам по первой причине. Ландирии необходимо оружие, чтобы защищаться и расчищать дороги.

— И очень правильно сделал, что приехал. Но есть ли у ландрийцев разменная монета? Я под запись ничего не продаю, можешь так своему тестю и передать.

— Не беспокойтесь, ваше величество, я уже расплатился и к тому же прошу принять долг короля Рогоналя. Если изволите, пересчитайте всё, как положено, но с моей стороны тут нет никакого подвоха, слово рыцаря.

Диотемий удивлённо поднял брови:

— Такое я слышу впервые с начала моего царствования. Обычно приходилось снаряжать солдат, чтобы выбить долги. С каких это пор Рогональ так разбогател, может быть, он сошёл с ума или заманивает меня в авантюру?

— Просто пришло время платить по счетам, ваше величество, и, кроме того, столь мощное государство, каковым является Сандирия, должно быть нашим союзником.

— Да, это верно, но, знаешь ли, словами не наполнишь сундуков, лучше показывай, что ты мне привёз.

Рыцарь высыпал на стол содержимое ранца. Потрясённый блеском увиденного, король онемел, в глазах его сверкнула алчность, минут десять кряду он молча перебирал и рассматривал драгоценности из ювелирных магазинов Голливуда.

— Надо же какая неожиданность! Золото и каменья вместо меди — глазам своим не верю. А красота какая, и работа тонкая, как это не разорвало скрягу Рогоналя! Ты, случаем, не убил его?

— Не стоит подозревать ничего дурного, ваше величество, рано или поздно, но прогрессивные перемены затрагивают всех. Мы благодарим вас за гостеприимство, отдохнув, я со своими людьми тронусь в обратный путь. Признаюсь, ваше величество, ландрийская армия пока некрепко стоит на ногах, поэтому не могли бы вы оказать нам милость и дать несколько солдат, чтобы проводить обоз с товаром до границы?

— После возврата долга проси что хочешь, мой мальчик! В последнее время у наших застав околачиваются какие-то черные рыцари. Пока они никого не трогают, но могут оказаться иноземными разведчиками. Хотя ты, наверное, сам храбрец, раз прошёл через территорию диких людей. Жаль, что поспешил жениться, у меня ведь тоже две дочери... Правда, характеры противные, в мать уродились, зато красавицы писаные, все в меня! Ну да ладно, ты свой выбор сделал и немало денежек отвалил венценосному тестю, так ведь?

Диотемий недвусмысленно кивнул в сторону драгоценностей. Барди покраснел, но ответил, сохраняя достоинство:

— Это наше личное дело, семейное, давайте закроем тему.

— Что ж, я позволил себе лишнего, но ты молодец, держишься как настоящий принц.

Король достал из кармашка мантии серебряный колокольчик и вызвонил сенешаля, который явился сразу и, как отметил про себя рыцарь, был ещё более толстым, чем Монти.

— Вот что надо... Э-э-э, во-первых, дружок, перестань таращиться на золото, во-вторых, найди генерала Польдо, пускай он даст пять-шесть воинов для сопровождения до границы этого доброго молодца, принца Ландрийского. Всё понял?

Не проронив ни слова, сенешаль энергично кивнул и уплыл прочь.

— Что-нибудь ещё? — спросил король с явным намерением закрыть заседание.

— Да, ваше величество, говорят, в Сандирии живёт самка дракона, я имею к ней некоторого рода предложение и вот хочу узнать, где находится её пещера.

— Вот как? — немало удивился король Диотемий. — И какого свойства твоё к ней предложение? Уж не коммерческое ли? Так здесь ты опоздал, мой мальчик, дракониха живёт на моей земле, а потому взаймы у неё беру только я! У нас насчёт этого имеется официальный уговор, проткнутый когтем Гейлы, ты ведь о ней говоришь?

— Да, — обрадовался Барди, — но у меня вопрос другого свойства, доверенного мне по дружбе. Хочу сосватать ей очень хорошего и богатого дракона Дзога, который помогает мне абсолютно во всех делах.

— Во всех, говоришь? Теперь я понимаю, откуда у тебя взялись средства. Дай-ка подумать... Ты хочешь женить богатого дракона на моей Гейле. Хорошо, объединение капиталов штука выгодная. Девочка она не промах и наверняка приберет к рукам его денежки, заставив жить после свадьбы в своей пещере. А раз так, то я ничего не теряю. Слушай, Барди, это неплохой вариант! — определился король. — Бери моего доверенного человека и карету. Дороги у нас прекрасные, не сравнить с ландрийскими ухабами, доберётесь засветло. Тебя представят, как подобает, а то, знаешь, незнакомцев Гейла обычно сразу сжигает или медленно пережёвывает в течение дня. Парень ты речистый, подарки, наверное, захватил, так что, думаю, сватовство получится. За товары не беспокойся, здесь нет того воровства, к которому вы привыкли у себя в Ландирии. После того как я поотрубал ворам носы, уши и конечности, подданные стали более честными. Ну как, готов ехать?

— Сей же час готов! — кивнул рыцарь, вполне довольный развитием событий. Король вновь протянул ему руку для поцелуя, а затем взялся за серебряный колокольчик. На этот раз сенешаль медлил. Ожидая его, Диотемий сложил золото обратно в мешочек. Наконец явился смотритель замка, его мучила одышка.

— Солдаты ждут у повозок, ваше величество.

— Отъезд будет завтра, дорогой, а сейчас возьми свободную карету, лошадей и отправляйся с уважаемым принцем к Гейле, он тебе объяснит зачем и почему.

— Сию же минуту, ваше величество?

— Да, незамедлительно. Ступайте оба, до свидания, принц Барди, приятно было познакомиться. — Король улыбнулся и жестом попросил всех его покинуть.

7

Довольный оказанной ему честью, Барди наслаждался поездкой, он открыл боковое окно роскошного средства передвижения, высунул голову, с любопытством разглядывая проплывавшую мимо местность. Деревья здесь росли в точности такие, как в Ландирии, и прочая растительность не отличалась. А вот домашняя живность, коровы там, овцы, куры, была куда жирнее и спокойнее. И конечно же дорога, пролетавшая под колесами кареты, была не чета ландрийской: карету почти не трясло, можно и чаю попить, и супчика похлебать.

Толстяк, сидевший прямо напротив рыцаря, зсю дорогу как-то уж очень умильно разглядывал его. Барди от неловкости втянул голову и тщетно тытался не встречаться взглядом, невольно чувствуя себя то цыплёнком табака, то сладким пирогом, которого вот-вот коснутся вожделенные руки. Он вертелся, сопел и наконец не выдержал:

— Мы уже близко?

— Нет, но и не так далеко, как хотелось бы, — томно вздыхая, ответил проводник, не отрывая взгляда от краснеющего попутчика.

— Мы точно успеем вернуться до захода солнца?

— Возможно, — промурлыкали в ответ. — Но карета до того удобна, что при необходимости... при острой необходимости можно заночевать и в ней, мой принц. Я уже бывал в таких ситуациях, а вы?

Барди нервно закашлялся, автоматически дёрнул руку, взглянул на часы.

— О, славная вещица! — воскликнул толстяк. — Я тоже люблю украшать себя. Позволите посмотреть поближе?

Барди расстегнул браслет часов и подал их сенешалю, дабы не допустить его прикосновений к своей руке. Вещица подверглась тщательному осмотру.

— Надо же! Кружок блестящего металла, а в середине что-то вроде капли воды, под ней по кругу знаки, и очаровательное металлическое плетение браслета... Шикарно! Я вам завидую, мой принц, вы такой изысканный, наверное, это дорогое украшение, да?

— Научный прибор для измерения времени, — пояснил Барди, дабы не ввести сенешаля в ещё большее заблуждение.

— Изумительно! Вы, оказывается, ещё и науками увлекаетесь?! Ой, а что это мы даже не познакомились? Горголан, — представился сенешаль, сверкая слегка оттенёнными глазами. — Надеюсь, поездка будет для нас взаимно приятной.

Далее Барди вынужден был наблюдать, как его новый знакомый снимает перчатки и закатывает рукава с целью продемонстрировать ему, единственному зрителю, многочисленные украшения, коих на руках и пальцах сего господина оказалось больше, чем в шкатулках Розамунды.

— А время я измеряю вот этим, — прошептал толстяк, вынимая из-за пазухи песочные часы. — Настоящее стекло. Вы знаете, я ещё обожаю рисовать по телу, это чертовски больно, но так восхитительно, благо места на мне достаточно, хи-хи-хи! Хотите, остановимся минут на двадцать, я выйду и покажу, а то здесь темновато?

— Нет, — подскочил Барди, — как-нибудь в другой раз!

— Жаль, — вздохнул сенешаль и резко наклонился к рыцарю: — Но я запомню, что вы обещали, обещали мне, противный!

— Слушай! — Терпение рыцаря кончилось, и он сурово взялся за рукоять меча. — Будешь приставать, пожалеешь. Мне нужна только дракониха, понял?

— О-о-о, какое извращение! — только и сумел выдавить Горголан, после чего запнулся, и на полчаса в салоне кареты воцарилась мёртвая тишина. Но только на полчаса...

— Так вот что привело вас сюда, — сочувственно прошептал сенешаль. — Как я вас понимаю, мой принц: нам, необычным людям, вечно приходится кого-то искать, надеяться, ждать и рассчитывать на взаимность! Я сохраню вашу тайну, будьте покойны, ни один человек не узнает того, что стало известно мне. Ведь мы останемся друзьями, правда?

Барди порылся в карманах джинсов, вынул двадцатипятицентовую монету и протянул ее сенешалю:

— Это тебе на память, и надеюсь, ты действительно будешь помалкивать о том, что здесь было. А теперь очень прошу, Горголан, не доставай меня.

— О, этот медальон как ничто укрепит нашу чистую дружбу! — воскликнул сенешаль, заливаясь слезами и разглядывая незнакомый рисунок. — Какая прелесть, он такой изысканный, прямо как вы... Всё, молчу, молчу.

Затем он приоткрыл дверцу кареты, высунулся, насколько это позволяло сделать его грузное тело, и приказал кучеру ехать быстрее.

— Мой принц, вставайте, дама вашего сердца совсем рядом. — Барди проснулся оттого, что его активно трясли за плечо. — Приехали, мой принц, уже приехали.

Рыцарь продрал глаза, взял мешок с подарками, вышел из кареты и огляделся. Они остановились возле густых зарослей кустарника, сквозь который проглядывалась едва заметная крутая дорога.

— Теперь поднимаемся наверх, подъём не будет легким, — грустно произнёс толстяк. — За мной, во имя вашей любви!

Всюду торчали сплошные колючки, рыцарь ободрал себе руку и по этому поводу даже тихо выругался. Но дружба требует жертв, а он обещал Дзогу помощь.

Через десять минут крутого подъёма они очутились на маленькой площадке у скалы с зияющим мрачным входом в пещеру, очень напоминающую логово его хвостатого друга. Вокруг распространялся знакомый специфичный запах.

Барди взглянул на сенешаля и выдвинул свои условия:

— Представишь меня как принца Ландрийского, скажешь, что я явился по очень деликатному делу, а затем сразу возвращайся в карету, хорошо?

— О мой принц, разумеется, мешать вам в столь интимном вопросе с моей стороны было бы неблагоразумно. Всё будет сделано так, как вы говорите, ибо так и должно быть!

Сенешаль подошел к огромному проёму и крикнул:

— Гейла, покажи-и-ись! Это я, Горгола-а-ан!

Некоторое время было тихо, потом послышался шум, из пещеры показалась оскалившаяся драконья морда и злобно сверкнули типичные для звероящера жёлтые глаза в обрамлении изумительно длинных ресниц.

— Зачем притащился? — Гейла изрыгнула довольно солидный залп пламени, который чуть не опалил гостям волосы. — Опять денег просить для мошенника Диотемия? Так я знаю, что он берёт у меня, а потом даёт соседним королевствам под высокие проценты. Передай ему, пусть лучше сидит на своём троне и не присылает своих сенешалей. А то в следующий раз я решусь и съем тебя — уж больно ты аппетитный, не то что этот худосочный тип рядом. Кстати, кто он?

— Мы приехали совсем по другому вопросу, дорогая Гейла. — Горголан засуетился с объяснениями. — Молодой человек явился сюда прямо из Ландирии, он принц и, в общем, хочет тебя сосватать. Его зовут Барди, он очень, очень изыскан и увлекается науками... Ну вот и всё, я пойду. Удачи тебе, противный. — Последние три слова были сказаны на ухо рыцарю, который на прощанье был поцелован в щёчку, после чего Горголан поспешил удалиться.

— Ландирия, — задумчиво произнесла Гейла, с недоумением глядя вслед быстро удаляющемуся толстяку; будто вспомнив что-то, она резко перевела взгляд на Барди и стала его изучать. — Принц Ландирии... Жалкая страна, надо сказать... Интересно, что может мне предложить двуногое существо из этой всеми забытой дыры? Помнится, там еще обитал оборванец по имени Дзог, не так ли? Когда мы встретились с ним лет сто назад, он едва не умирал с голоду. Получилась целая история...

— Именно насчёт Дзога я и пришёл с тобою говорить, — прервал её Барди, решив сразу приступить к главному. — Он предлагает тебе свою пещеру, хвост и пламя, в общем, как говорят двуногие, руку и сердце.

— Уж не думает ли он, что я его содержать буду? — Гейла снова разразилась огнём, но исключительно от негодования, без намерений лишить свата жизни.

— Он сильно разбогател в последнее время, уважаемая, — сделал шаг вперед рыцарь. — Располнел и стал богатым!

— И ты можешь это каким-то образом доказать?

Барди осмелился сделать еще несколько шагов в сторону драконихи и высыпал содержимое мешка прямо перед ее чудовищной мордой.

Гейла изумлённо открыла пасть, уставившись на дары:

— Ты утверждаешь, что все эти красивые предметы золотые?

— Да, исключительно золотые. Можно ли считать его состоятельность доказанной, ваше огнедышество?

— Зови меня просто Гейлой. Знаешь, на первый взгляд неплохо, и даже очень хорошо. Стоит подумать... А у Дзога есть еще такие полезные и красивые вещи?

— Да, Гейла. В большом количестве.

— Насколько в большом?

— В двадцать раз больше этого.

— Да ты что?! Вообще-то, если подумать, когда-нибудь всё равно придётся связать свою жизнь с каким-нибудь чешуйчатым болваном. Но всё же потребуется время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Ведь драконы не устраивают свадьбы, как делают двуногие, материально это выгодно...

— А сейчас нельзя решить?

— Знаешь, Барди, давай начистоту. Супруг мне не очень-то и нужен, но Дзог, похоже, не совсем пропащий, передай ему это. Пусть радуется и собирает свое имущество, а через месяц-другой со всем скарбом жду его у себя. Может быть, у нас что-нибудь и получится...

— Если я правильно понял, то ваш ответ — твердое «да»?

— Ага, в самую точку. А сейчас уезжай, мне тут доесть кое-что надо...

Гейла скрылась в темноте своего логова. Барди не без удовольствия отметил, что выполнил дружеский долг сполна. Кажется, проблема размножения Дзога решена окончательно.

В замок вернулись засветло...

— А я переживал, пока тебя не было, — встретил товарища Горо. — Колдовал на удачу и на любовь. И каков результат?

— Всё в порядке, а вот насчёт любви, — рыцарь вспомнил своего активного попутчика, — ты даже перестарался, но главное — Дзог реально сосватан! Эта милая зверюга согласна, и через месяц наш ящер перебирается в новую квартиру на правах молодожёна.

— А почему только через месяц?

— Потому что она должна привыкнуть к мысли, что выходит замуж, — пояснил Барди, закатывая глаза.

— О чем тут думать? — привычно закряхтел маг. — Любая женщина, даже такая страшная, как женщина-дракон, расцветает при одной мысли о браке.

— Да, она очень даже расцвела, когда увидела подарки.

— Нет, думаю, ты ошибаешься, если что-то и подействовало, то, несомненно, моя несокрушимая магия!

— Или магия, или золото — не вижу разницы: и то и другое когда-нибудь исчерпывается.

— Ну и ладно, чего спорить-то, — согласился чародей. — С Дзога причитается, на этот раз он не отвертится, пройдёт пара десятилетий, и в его сторону даже самка занюханного ужа не посмотрит.

— Не обижай нашего общего друга. Тебе ведь никто не ставит в упрёк твой возраст, а Дзог, по драконьим меркам, ещё вполне молодой. Может, ты из зависти на него наговариваешь? Брось, успокойся, я и тебя могу сосватать, но это потом, как побьём диких людей. Поздно уже, в конюшню идёшь?

— Я?! В конюшню?! За кого ты меня принимаешь? Я несовместим с убогими ночлежками! Иди на конюшню, в свинарник, в курятник, если хочешь, но маг моего уровня лучше заплатит немного меди и проведёт ночь в тёплой комнате на мягкой кровати с кружкой горячего молока. Конечно, ты получил от Диотемия апартаменты люкс, и никаких тебе забот — иди на конюшню, к слугам, старый Горо. Поэтому мне, талантливому старику, приходится самому о себе заботиться! О молодёжь, о нравы...

Метод Диотемия, призванный воспитывать в людях честность, имел поразительный эффект: к утру всё закупленное осталось в целости и сохранности. «Не мешало бы и в Ландирии публично отрезать пару-другую носов и ушей. Отрубать руки, ноги вряд ли целесообразно, ибо уменьшится мощность человеческих ресурсов, но профилактика себя оправдывает», — размышлял Барди, покидая территорию замка.

Лошади с трудом волокли тяжести, и будь у них характер, как у мага Горо, они бы давно устроили забастовку. В сопровождении королевской охраны обоз беспрепятственно достиг погранзаставы. Начальник стражи досмотрел товар, рыцарь оплатил пошлину, попрощался с сандрийским отрядом, и далее колонна продолжила путь самостоятельно.

Вскоре показался знакомый дуб. Дракон находился в том самом положении, в каком его здесь оставили — на боку, живот рядом, в состоянии лёгкой дрёмы.

— Двести лет я мечтал об этом, как о несбыточном счастье, — признался Дзог, когда его наконец растолкали и информировали о сватовстве. — У меня будет своя половинка, хозяйка пещеры, а потом и драконники пойдут! И когда же произойдёт это событие?

— Через месяц или два, ровно столько времени надо Гейле, чтобы привыкнуть к мысли о замужестве. Ещё она настаивает, чтобы ты переселился к ней со всем своим имуществом.

— А она не может переехать ко мне со своим?

— Может, но явно не хочет, видимо, её пещера гораздо более комфортная. Твоя инициатива, следовательно, тебе и придётся делать, как она пожелает. Уж поверь, твои жилищные условия никак не ухудшатся.

— Да, придётся пойти к ней. — Дракон изрыгнул облачко дыма. — Женские капризы, ничего не поделаешь.

— И раз уж ты как минимум ещё целый месяц у нас, не будем терять время, используем тебя для борьбы с дикарями! — Рыцарь напомнил дракону о делах земных, не самых приятных, но важных.

Они опять заночевали на берегу озера, но на этот раз привидения не появлялись и никто не покушался на хвост Дзога. Внушающее страх чудовище сопровождало колонну на лесной дороге, где их видели дикие люди, но нападать не осмелились.

Барди объявил Дзогу, что он официально зачислен в армию Ландирии в качестве вездеход-вертолёт-огнемёт-бронетранспортёра на мясном пайке, а на такой должности скрываться от людей не было смысла.

— Наоборот, — объяснил Барди. — Тебя должны видеть, пускай и солдаты и мирные крестьяне привыкают к тебе, чувствуют твоё плечо, то есть это... крыло. Ты — воплощение нашей мощи, неприступности, несокрушимости — в общем, прекрасный символ победы!

Дракон прельстился новой звёздной ролью, и теперь ему явно не хватало кинокамер и софитов.

На привале в селе Пошёлвоне Дзог собрал вокруг себя крестьян, зачитал им отрывки прежних ролей, спел несколько песенок и в заключительной части импровизированного шоу под всеобщее ликование громогласно объявил, что к своей свадьбе истребит диких людей беспощадным пламенем. За вселённую надежду дракон получил от пошёлвонцев одну тощую корову и стриженую овечку.

Колонна прошла сквозь очередной лес, не повстречав ни одной подозрительной личности, и уже к вечеру стояла перед замком. Король Рогональ выскочил навстречу невзирая на недуги.

— Пива привез? — был первый его вопрос.

— О пиве мы не договаривались, ваше величество, вы его сами варите!

— Так-то оно так, но, пока тебя не было, ко мне пожаловали гости, и мы всё выпили, не дождавшись конца перментации. — Рогональ по-детски наивно развёл руками.

— Ничем не могу помочь, мы везли более важные веши.

— Неужели такие есть?! — Король был явно разочарован. — Ничего не может быть важнее пива!

— Забыли уже наш последний разговор, папа! — сухо напомнил Барди. — Я ваш долг перед Сандирией погасил? Погасил. Оружие и припасы купил? Купил. К войне готовлюсь. А вы пиво распиваете! Дикие люди, между прочим, снова напали на меня по дороге, чуть ногу не оттяпали, и... Кстати, а почему это принцесса меня не встречает?

— А то не знаешь её занятий! Я хоть и пью, но тебя встретил, а дочь не пьёт, да не может одно место поднять, всё любуется на подвижные картинки, твой подарок, кстати. Разговаривать не по-нашему стала, не поймёшь: то ли ругается, то ли радуется, не в себе доченька... Эх, ну хоть бы один бочонок, горе мое горькое!

Король пошатнулся и тяжёлой походкой поплёлся к замку. Вдруг он что-то вспомнил, что заставило его повернуться и заговорить вновь.

— Да, забыл сказать... — Его мутный взгляд рассеянно гулял по всей процессии. — Эти гости, ну, которые ко мне притащились, я их это... не приглашал, они сами пришли. Говорят, что ищут защиты от диких людей.

— И что же?

— Я их успокоил, говорю, — взгляд Рогоналя постепенно сфокусировался на зевающем Дзоге, — этим занимается принц, принц, говорю, всё уладит. Ой!

— В каком смысле «ой»?!

Глаза Рогоналя внезапно выкатились из орбит, он только-только сейчас понял, что за страшилище скромно здесь стоит.

— А это ччччто зззза ччччудище? — Король указал трясущейся рукой на причину дрожи в голосе. — Отттткуда оно вззззялось?

— Его зовут Дзог, папа, — улыбнулся Барди. — Дзог, поклонись его величеству королю. Исключительно порядочный дракон, настолько хороший, что является частью наших вооружённых сил. Ландрийцы должны к нему скоро привыкнуть, и вы, разумеется, тоже.

— Ну и мода у вас, молодых... — с трудом откашлялся Рогональ. — Тащите в дом всех подряд. А ведь его небось кормить надо и выгуливать... Кто этим будет заниматься? Папа король?! Ни за что! Пойду в подвал, подлечусь.

Барди застал жёнушку в весёлой музыкальной тряске, в наушниках, совершенно оторванной от окружающей обстановки. Махание рукой перед её носом результата не дало, пришлось вырубить аппаратуру.

— Какого дьявола, идиот?! — взвизгнула принцесса вместо: «Здравствуй, любимый» или более страстного: «Возьми меня, я так скучала». — В такой клёвый момент! Предупреждать же надо — я напугалась, думала, кумулятор сломался.

— А как насчёт того, чтобы поздороваться с мужем? Я, между прочим, в Сандирию ездил, жизнью рисковал, и не только своей, но, слава богу, обошлось. Это тебя совсем не волнует?

— Ну ладно, ладно, привет. Привёз мне что-нибудь?

— Нет, там не было ничего интересного.

— Как это не было? Каждый дурак знает, что в Сандирии шьют великолепные платья!

— Ты не говорила, что нуждаешься в платьях, и твоих размеров я не знаю. Мы же там не шопингом занимались, это была исключительно служебная командировка, все средства строго рассчитаны на государственные цели.

— Настоящего мужчину о таких вещах, как платья, не просят, он сам должен догадываться! Значит, ты меня не любишь, и нечего тут пыль в глаза пускать служебными командировками. Пока тебя не было, я только и мечтала, что ты мне привезёшь, все глаза проглядела и, выходит, надеялась напрасно?!

— А обо мне самом ты вспоминала?

— Конечно, вспоминала, кто же ещё мне подарки привезёт...

— Здорово, — невольно содрогнулся Барди. — Ты просто идеальная жена!

— Да, во всем королевстве не найдёшь большего совершенства, чем я, и впредь любовь ко мне доказывай дарами. Чтоб я больше не слышала, что ты не вспомнил обо мне!

— Я всё время о тебе думал, твой образ не выходил у меня из головы, — примиряюще признался рыцарь.

— Доказательств нет, — отрезала Розамунда. — А раз нет доказательств, то будешь наказан — ночью прикасаться к себе не позволю!

— Но почему, дорогая? Я так тебя люблю!

— Оно и видно. Включи мне музыку. — Розамунда поправила наушники и прикрыла глаза.

Барди был потрясён, его отношения с принцессой сворачивали не в ту сторону, эта сцена разборок его словно по голове шарахнула... А столько было надежд, томного ожидания объятий, поцелуев, страстной ночи по возвращении, и где всё это?! В глубокой задумчивости он побрёл во двор, над которым широко раскинулось синее звёздное небо. Эту ночь принц Ландирии провёл на конюшне...

8

Весь следующий день он посвятил снаряжению и обучению армии.

Солдатам выдали форму: жилеты из крепкой кожи, металлические шлемы, наплечники и наколенники. Долго разбирались с боевой экипировкой лошадей, превратившей их в грозных неземных тварей, что особенно понравилось дракону, кричавшему: «Хочу такой же намордник! Хочу такой же!» Затем рассматривали и пробовали оружие: копья, мечи, арбалеты и боевые топоры.

Солдаты учились ходить строем при полном вооружении, привыкали к новым ощущениям, были назначены старшие по званию: например, в армии принца численностью в сто сорок человек вместо двух сотников определили двух «семидесятников».

— Вольно! — крикнул Барди, когда муштра на плацу довела всех до полного изнеможения. — А теперь слушай мою команду! Семидесятник Даго сей же час поведёт свой отряд в лес, чтобы быстро нарубить длинных сучьев и сложить их вон там, уйти на это должно не больше сорока минут. Тем временем второй отряд пообедает, отдохнёт, а затем обработает заготовленные сучья в колья. Учения начнём в полном составе, как только поедят и отдохнут люди Даго. Особо отличившихся воинов я назначу десятниками. — Набрав в рот воздуха, рыцарь проорал: — Первые семьдесят, шаг вперёд, раз-два! Напра-во!

При выполнении команды возникла путаница, ибо представления крестьян о том, где лево, где право, не совпадали. Это дало повод Горо, избравшему роль отдыхающего наблюдателя, излить на главнокомандующего очередную дозу упрёков и насмешек. Однако дракон, сочувствуя рыцарю, схватил критика зубами за шиворот, как это делает кошка со своими котятами, и, взмыв в воздух, выпустил дедушку над соломенными крышами деревни Пошёлвон. Барди не возражал, солдаты, в обшем-то, тоже: пока колдун пешком доберётся до замка, день наверняка закончится.

Предприимчивый маг, однако, быстро сориентировался. Крестьяне Пошёлвона плотно обступили его, восхищаясь столь ярким появлением, «прямо с неба». Тогда Горо объявил им, что был на всемирном конгрессе магов и заглянул на пару часов отобедать у земляков, ибо король ждёт его с докладом. Наевшись вволю и реквизировав телегу с возчиком, колдун провёл пятиминутный сеанс «исцеления народа», помахал ручкой и был таков...

Однако не будем более отвлекаться на мага, который, как мог убедиться читатель, ни в воде не тонет, ни в огне не горит, а обратимся вновь к истории создания ландрийской армии.

Кормили солдат достаточно хорошо. Барди прекрасно понимал, что голодное войско не справится с врагом, да и взбунтоваться может не на шутку. Он также понимал, что времени на подготовку к войне было крайне мало, а научиться предстояло многому. Впервый день обучения не удалось закрепить даже элементарных команд — это его огорчало, но радовало, например, то, что колья сделали быстро, и тренировка прошла неплохо. После занятий с кольями хватило времени на пробежку по берегу реки и вечернее купание.

В последующие дни парни упражнялись по-другому: они поднимали крупные камни и бросали их в воду, через неделю дошло до того, что русло реки заметно изменилось. Десятый день ознаменовался началом упражнений с мечом и стрельбой из арбалета, отрабатывались различные приёмы и тактика. Ежедневное повторение команд привело к безоговорочному их пониманию и выполнению, так что вскоре Горо не над чем было смеяться, хотя он и без того скромно помалкивал — памятный полёт над Ландирией в пасти дракона всё-таки дисциплинировал старого ворчуна.

К исходу третьей недели с момента возвращения из Сандирии принцу Барди, кажется, удалось создать что-то вроде собственного войска. Дракон всё чаще напоминал об исходе срока, назначенного Гейлой, а солдаты, уверенные в себе, рвались в настоящее сражение. Увы, лишь Розамунда, по обыкновению, не радовала супруга своим обществом.

Кстати о принцессе...

Если рядовой ландрийской армии жёстко усвоил, что такое режим, завтрак, обед, ужин, труд и отдых, то в жизни её высочества постоянными и обязательными были только две вещи: кино и музыка, а вот питание, прогулки и сон заняли место природной необходимости, радости не приносили и даже порою раздражали девушку. В эту нишу, к сожалению, попал и законный муж: его отсутствие, в том числе ночами, проходило незаметно. Из людей лишь Горо раз в два дня способен был отвлечь её от любимых занятий, но и тот с трудом мог достучаться до принцессы, чтобы продолжать изучение английского.

На фронте военном, как и на личном, продолжали сгущаться тучи: с дурными вестями о бесчинствах дикарей в замок всё шли и шли пастухи, старейшины и все, кто считал нужным рассказать об этой напасти. Король брыкался, отсылал жалобщиков к принцу, а тот всё больше утверждался в мысли о необходимости нанесения превентивного удара.

Приняв решение начать войну через три дня, бедный рыцарь запутался в мыслях о мучительном противостоянии с собственной женой. Наконец он решил провести очередную вылазку...

— Привет, дорогая. — Барди подошел к Розамунде и поцеловал в прелестную шейку. Принцесса привычно пялилась на экран, приход супруга и его поцелуй не пробудили в ней желания обернуться.

— Тихо, не мешай, — буркнула она. — Смотрю в третий раз, сейчас Сандораг появится с бластером и размозжит голову внеземному ироду, а потом вызволит Меланою из силового поля, дальше будет моё любимое место — страстная любовь в состоянии невесомости!

Барди смотрел на жену в изумлении: говорила она на смеси ландрийского с английским, просто, без запинок, словно выросла на бластерах и силовых полях. Да-а-а, дорогая жёнушка оказалась очень способной, но всё это никого, кроме неё самой, не радовало.

Рыцарь поужинал тем, что осталось на столе, снял одежду и лёг на широкую супружескую кровать, его, по обыкновению, не замечали, хоть на ушах танцуй.

«Может, взять и разбить этот дорогостоящий домашний кинотеатр? — рассуждал он под одеялом. — Что же она делала тут целыми днями, пока не дорвалась до этой игрушки?» Но, прикинув, что при нынешней его занятости в войсках даже лучше, если и Розамунда будет занята, решил кинотеатр пока не разбивать.

Фильм кончился, и Розамунда наконец-то соблаговолила лечь рядом. Барди прижался к жене, рассчитывая на близость.

— Не сейчас, — зевнула любимая, — сейчас у нас ничего не выйдет.

— Но почему? — вскочил Барди.

— Потому что в данный момент я вся во власти главного героя, смелого, галантного и страстного, не чета тебе...

— Сандорага, что ли? Да вся его галантность выдумана сценаристами, в реальной жизни он полное ничтожество, из баров не вылезает, курит всякую гадость и пьёт как скотина!

— Неважно, а этот отменный мужчина так и стоит у меня перед глазами! И заниматься с тобой любовью, не думая об этом красавце, я не могу.

— А я не могу поверить, что второсортное видео впечатляет тебя больше, чем живые люди! Этот фильм здесь по ошибке, его кто-то забыл в моей голливудской квартире, а ты уцепилась и смотришь!

— Ты издеваешься? Ты нарочно так говоришь? Хочешь, чтобы я разочаровалась, да?! Но Сандораг мне нравится! Нравится!

— На меня надо смотреть, на супруга, а о нём забыть. Не существует Сандорага, понимаешь? Нет его, миф, кино, иллюзия!

— Еше чего, — заартачилась принцесса. — Мифы такими мускулистыми не бывают!

— Ну и... — разозлился Барди и отвернулся.

Преданный гургил старался помочь, зависая над их ложем, но его попытки изменить мнение Розамунды столкнулись с таким ослиным упрямством, с которым даже высшее существо не в состоянии было справиться. Вслед за Барди и он плюнул, взмахнул крылом и отправился спать в своё измерение. Утро вечера мудренее.

Утром Барди установил, что пена для бритья на исходе, осталась единственная упаковка. Конечно, эта неприятность не сравнится со вчерашним обломом, но наталкивает на мысль: «А что, если отпустить бороду?»

В жизни нужны какие-то перемены.

«Обрасту весь на фиг, может, заметит... — вздохнул он, отходя от зеркала. — Говорят, растительность на лице мужчины некоторых женщин возбуждает до визга».

Внушив себе это, он почувствовал себя бодрее, позавтракал галетами с конфитюром, выпил стакан пепси-колы и быстро оделся. Государственные дела ждали, на очереди был кузнец, третий день занимавшийся доукомплектованием армии копьями.

К обеду копья были, готовы, и Барди вручил их солдатам, показав, как управляться, — это было намного проще, чем вертеть меч.

Затем провели учения при полном боевом снаряжении, в поле, недалеко от замка. Удары металла по щитам и крики разорвали тишину окрестностей, разбудили дракона, дремавшего неподалёку; даже Рогональ вышел на стену замка — посмотреть, что за шум отвлекает его от возлияний.

Настроение у Барди поднялось: бывшие крестьяне упорно сражались друг с другом, и было видно, что они готовы защищать родину. Убедившись в результатах всеобщих трудов, Барди приостановил учения и дал команду построиться. Пришло время пафосной генеральской речи:

— Храбрые соотечественники, вас ждет первое испытание. Будьте готовы умереть за Ландирию, но верьте, что главное, к чему все мы должны стремиться, — это победа. На эту великую цель мы направим всю нашу смелость, силу и знания. И выступим уже завтра, потому что всякое промедление становится смертельным. Покончим же с дикими людьми, о храбрейшие воины нашей многострадальной Ландирии!

Войско радостно крикнуло «ура!», но командиры высказали свои сомнения:

— На поле со своими — это одно, а вот как оно в настоящем-то бою развернётся...

— Это можно проверить только в сражении, — пожал плечами рыцарь. — Теперь же ведите всех в казарму, пусть люди отдохнут как следует. А кто дезертирует этой ночью, тот по законам военного времени умрёт не на поле боя, а под топором палача.

— Вряд ли желающие найдутся, — согласились семидесятники.

— Мне тоже выступать с вами? — Дзог подошёл к Барди, виляя хвостом.

— Без тебя никак, ты заменяешь целый танк. Только в этот раз пойдёшь последним, чтобы не спугнуть диких людей. Они должны на нас напасть, тогда мы сможем их уничтожить. Проведём две карательные акции — одну в этом лесу, вторую в том, что по дороге в Сандирию.

— А я предлагаю обмануть наших врагов, мой план даже проще. Пускай пастухи заведут стадо на какой-нибудь луг, а ты спрячешь людей поблизости в лесу, замаскируешь их ветками. Засада всегда лучше, чем подставлять под удар всю армию. Дикие люди ни за что не удержатся и нападут на незащищённых коров, вот тут мы их и накроем!

— Знаешь, Дзог, думаю, пора назначить тебя главным советником по тактике. Откуда такие глубокие познания в военном деле? — улыбнулся Барди.

— Приятно, что заметил. — Звероящер упивался завистливыми взглядами семидесятников. — Сколько раз я говорил тебе, что драконы намного умнее людей? На самом деле всего лишь насмотрелся кинофильмов о войне во Вьетнаме... А хорошие советы положено хорошо оплачивать. Раз уж я не только вездеход-вертолёт-огнемёт-бронетранспортёр, да по совместительству еще и советник по тактике, значит, и содержание моё неплохо бы увеличить. На одну упитанную овечку...

— У тебя и без того живот как рогоналевская бочка, — парировал рыцарь к удовольствию семидесятников, вызывая хохот солдат. — Еше чуть-чуть, и треснет от перелива!

— Это не твоя забота. Во-первых, он мой, и, во-вторых, он ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ ЖИВОТ, — особо подчеркнул вторую часть фразы Дзог. — Там целое стадо поместится. Разумеется, в виде тщательно пережёванного фарша...

— Делай что хочешь. — Барди не стал спорить. — Если тебя не беспокоит собственное здоровье, уровень холестерина, хроническое ожирение и запор — вперёд, захламляй, надрывай свой живот, он и вправду твой! Только помни: народ голодает, и каждая бедная овца — это...

— Разошёлся, — буркнул Дзог, стыдливо потупив взор, но настаивать на повышении пищевого довольствия уже не смог.

Героический принц, довольный собой, поскакал к замку. Во дворе он увидел непонятно откуда взявшийся стол под тенью зонтика из уличного кафе. За столом сидел предприимчивый маг Горо и на удивление собравшимся охранникам манипулировал тем, что на вокзалах называют «напёрстками». Похоже, дело шло в его пользу, в раскрытом мешке под ногами хитрого деда уже накопились выигранные им вещи и деньжата. Компания вокруг стола жарко обсуждала судьбу ореха под «напёрстком», неподалёку расхаживал Рогональ... в нижнем белье, нервно размахивая короной.

— Не стоит, ваше величество. — Барди мгновенно уловил в глазах короля признаки «игорной лихорадки». — Корона — вещь святая, а Горо всё равно выиграет.

— Но я сам видел, как орех покатился под правый! — Рогональ нервно топнул ногой.

— Ваше величество, холодно, простудитесь, идите домой. Всё, что вы видели, — это иллюзия, мошенничество, ловкость рук, не более...

— Мошенничество?!! — Правитель Ландирии растолкал охранников, пинками напомнив им, где их рабочее место, пробрался к «напёрсткам» и бухнул кулаком по столу: — А ну дай отыграться, мошенник!

— Отыгрывайтесь, — равнодушно ответил маг, стараясь не встречаться с гневным взглядом рыцаря. — Что ставите на этот раз?

— Играю в долг!

— Ваше величество, не пойдёт...

— Я отдам! Потом. Может быть...

— Не пойдёт, ваше величество.

— Тогда за счёт зятя, он отдаст!

— Ваше величество, а это уж тем более не пойдёт!!!

— А в кредит, под залог замка?!

— У него высокие проценты, — вставил слово Барди, — не соглашайтесь, ваше величество, у нас ещё с Кирикией вопрос не решился.

— Ничего не знаю! Где орех, где этот проклятый орех, я вас спрашиваю?!

— Что-то у нас давно водных процедур не было, — промурлыкал сенешаль Монти, подходя к ним с полным ведром. — Пора охладиться, мой король.... Водичка хорошая, с самого дна колодца, вы и разделись почти, ну-ка, ну-ка, ап!

В мгновение он окатил государя с головы до ног. Видимо, ничуточки не боясь ответственности.

— Мама! Нет! — взвизгнул мокрый Рогональ, но поздно...

— О вас же беспокоюсь... Может, ещё ведёрко?

— Хватит! Я всё осознал, я не буду играть. Оставьте меня! Я... дайте же мне хоть переодеться... а с этим мошенником мы потом... я ему ещё припомню!

Король побрёл прочь, бдительный Монти — за ним. Барди без слов поднял мешок, раздавая вещи проигравшимся охранникам, маг отвечал покорным молчанием.

— Лучше бы помогал к войне готовиться, — процедил сквозь зубы рыцарь. — Это же форменный грабёж, сам прекрасно понимаешь.

— Мне было скучно, хоть в запой уходи, — грустно вздохнул Горо. — А они такие забавные, суетятся, переживают... По крайней мере, я почувствовал к себе хоть какое-то внимание. Да простит меня усопший наставник Дзенга, упокой Господь его великую душу!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что в последнее время ты не обращаешь никакого внимания на своего старого друга.

— А ты не видишь, чем я занят? Завтра выступаем в поход против диких людей, будет жестокая битва. Хочешь внимания, пошли вместе повоюем!

— Э-э, для этого я слишком стар, — закашлялся чародей.

— Тогда хотя бы наколдуй, чтобы мы победили!

— Всегда пожалуйста.

— Как успехи Розамунды?

— Она больше во мне не нуждается, запоминает, как слон, трещит, словно торговка, сама фильмы переводит. Вчера меня буквально в отставку отправила, так и сказала: Горо, гоу хом!

— Надо же, большие способности!

— Ага, и потребности тоже. Съела почти все наши запасы, вещи прибрала, золотом обложилась и недурно себя чувствует! Если так пойдёт дальше, того гляди, она выгонит тебя из замка и обратно не впустит, пока не привезёшь новых подарков. Верь старому провидцу — она способна не только языки учить, головы сносить тоже сможет!

— А ты не в своё дело не лезь! Ишь язык длинный, аж по земле метёт, я и наступить могу, — разозлился Барди, в глубине души признавая правоту старика. — Разговорился тут, понимаешь...

— Не кипятись, старые маги лучше разбираются, что к чему. Горючее в машине на исходе, прежние фильмы когда-нибудь принцессу интересовать перестанут, новых захочет, а где их взять? Я уж молчу о деликатесах. Не верю, что твоя супруга с радостью вернётся к пережаренной баранине и лепешкам-подметкам! Ну ладно, извини, понесло меня с расстройства... А теперь пара слов как мужчина мужчине. Раз уж завтра — поход, слушай совет. Неизвестно, надолго ли затянется твоя спецоперация, поэтому рекомендую вечером подпоить жёнушку и как следует повеселиться. — Горо шаловливо подмигнул. — Давай, голливудский мачо, не стесняйся, пиво-то, наверное, в запасниках ещё есть?

— Гм, вообще-то есть, — задумался молодой человек, но решил сменить тему: — А ты сам-то что вечером собираешься делать?

— Волшебникам не пристало ходить по бабам, мы должны поучать молодое глупое поколение. Поэтому я, пожалуй, пообщаюсь с этой домашней ящерицей, которая ничего не понимает в жизни, с Дзогом.

Горо похлопал рыцаря по плечу, щёлкнул пальцами — стол и зонтик исчезли. Маг не спеша побрёл к воротам, забытый орешек покатился следом.

«Ну что ж, — пожал плечами Барди, направляясь к амбару с джипом. — Совет, кстати, не бесполезный, и пиво может помочь...»

Прихватив упаковку, Барди заглянул сперва к сенешалю, повелел пригнать к Дзогу вечернюю овцу, после чего отправился в собственные апартаменты.

Жену застал в обычном положении, лёжа на кровати, но на этот раз она смотрела фильм с его участием, поэтому соблаговолила повернуть голову и проявить зрительский интерес.

— Неплохой ты артист, милый, но посредственный. Сцена расправы с иноземным чудовищем взрывоопасным вирусом из бортового компьютера, конечно, впечатляет, но всё равно никакого сравнения с Сандорагом ты не выдерживаешь!

— Спасибо за честность, а ведь совсем недавно я, кажется, был твоим единственным и лучшим героем.

— В том-то и дело, что был, — вздохнула Розамунда. — Но всё в жизни когда-нибудь проходит, ты не оказался единственным и неповторимым.

«Что ты несёшь?» — хотел рявкнуть рыцарь, но, вспомнив совет Горо, смирил свой гнев:

— Посмотри, что я принес тебе, дорогая.

— Пиво?

— Самое лучшее в мире, из Дании.

— Папуля предлагал мне пиво, отвратительное пойло, говорил, что рецепт у тебя взял. Надеюсь, оно было не датское?

— Нет, это совсем другое, его варил не папа, его варили профессиональные пивовары.

Барди вскрыл банку, налил шипучую влагу в деревянную кружку и вручил сомневающейся телезрительнице. Она сделала маленький глоточек, прикрыла глаза, почмокала языком, глотнула ещё.

— Совсем другое дело, Барди, — констатировала принцесса. — Приятно на вкус, свежо, мне нравится. Наливай.

— Я оставил только для нас двоих, смотри, Рогоналю не сболтни.

— А то я не знаю! Налей мне ещё. Хорошо, что оставил.

Он только этого и ждал — Розамунда жестами, привычными для запойного пьяницы, опрокидывала кружку за кружкой, сказывалась папина кровь.

После пятой банки жена посмотрела на Барди затуманенным взглядом.

— Иди ко мне, — прошептали ее нежные губки. — Сандор... и-и-ик!

Барди решил отложить скандал. Принцесса здорово захмелела, раз допустила такую грубую ошибку, но он простил, заключая ее в свои объятия...

9

В шесть утра Барди собрал во дворе военный совет: он, семидесятники, Дзог и маг Горо в качестве наблюдателя. В половине седьмого построили солдат. Было прохладно, царил полумрак, на земле по колено разливался туман. Стояла довольно поздняя осень, и зима могла ударить морозами в любой момент.

Совет состоял вот в чём. Барди сообщил, что обдумал вчерашнее предложение Дзога и нашёл в нём много рационального. Идея с поляной, приманкой и вооружённой засадой казалась простой и соблазнительной. Барди успел расспросить грибников, которые назвали подходящее место в глубине леса. Семидесятник Даго сомневался, ему не давали покоя колючие заросли, которые, несомненно, помешали бы провести овец к месту назначения. Второй семидесятник по имени Заган тоже выразил сомнения, ведь в лесу есть ещё и волки, а потом, колючки одинаково безжалостны ко всем. Дзог нервно поглаживал пузо. Чародей же, когда все посмотрели на него, объявил, что он вообще пацифист и сторонник не подрывной, а разъяснительной работы, например, листовки распространять или раздавать дикарям стёклышки. Был в Голливуде один орангутанг, фантики собирал, разглядывал их, успокаивался...

Рассуждения мага никого не воодушевили. Потом советовались, не заменить ли овец менее нежными козами, но отбросили и эту затею, как вдруг Барди вышел с новым предложением:

— Применим тактику железного кольца, понадобится старое тряпьё и жир для пропитки.

Горо попытался разобраться, в каком фильме было про кольца, и, кажется, начал вспоминать, но огорчился, ведь конца фильма он так и не дождался — уснул где-то на втором часе. Семидесятники подавно ничего не понимали. Барди пояснил:

— В лесу темно, а мы факелы зажжём, с огнём пойдём! Дикари боятся огня, никогда его не разводят, стало быть, и нас испугаются, побегут как миленькие. Солдаты пойдут на расстоянии десяти локтей друг от друга, ударяя древками факелов о щиты, поднимется шум. А двигаться надо по дуге навстречу друг другу, пока не замкнётся круг. Дикари рванут туда, где будет просвет. Сделаем так, чтоб они выскочили на поляну, где мы по ним и ударим.

— Потрясающе, Барди! Вот что значит внимательно читать сценарии, — похвалил Дзог. — Горо, с тебя понукающее колдовство, чтоб дикари уж наверняка впали в панику!

Время решительных действий неумолимо приближалось, туман начинал рассеиваться, некоторые солдаты ухитрились задремать стоя. Кто-то принёс ветошь, и жир нашёлся, а потом Барди раздал весь запас своих зажигалок «зиппо».

На опушке перед лесом дракон получил чёткие инструкции:

1) шуметь погромче,

2) деревьев валить побольше,

3) пламя пускать почаще.

— Вы так со мной без работы останетесь, — насмешливо бросил он солдатам, присматривая подходящий ствол. — А ну-ка, разойдитесь, двуногие!

Недолго думая, звероящер вцепился в самую сухую сбсну и начал рьяно выворачивать её из земли. Через пять минут пустопорожнего кряхтенья он попросту обломал ствол у основания и взмахнул крыльями. Держа сосну будто ракету, Дзорг устремился в небо. Из-под облаков донёсся довольный драконий рык, сходный с рёвом быка-производителя.

— Детишки будут гордиться тобой! — не сдерживая восхищения орал Барди. — Оставь и нам немного дикарей на закуску!

Бомбардир-ракетоносец завис над лесом, выбирая мишень. Вот он заметил что-то, взял курс, всё войско двинулось в том же направлении. Да, выкуривание началось, столько зажигалок в одном месте, столько факелов, столько поджигателей здесь ещё никогда не видели!

Сборище диких людей обнаружилось благодаря зоркому звероящеру. За отсутствие хорошей маскировки они получили на свои дикие черепа сухое полено длиною десять метров, приличного веса, с солидной высоты. Древесная атака с воздуха дополнилась наземным побоищем с факелами. Почти никто не ушёл от расплаты, за исключением пары-тройки самых сильных и вёртких — лес проглотил их, убегающих, испачканных кровью, с лицами, перепелёсыми от страха. Первая победа была достигнута!

— Доброе дело сделали, — заметил довольный Дзог, когда они возвращались. — Если у меня когда-нибудь народятся дракончики, будет что им рассказать.

— Да здравствует наш ландрийский вездеход-вертолёт-огнемёт-бронетранспортёр, ура! — прокричал принц Барди.

— Ура, ура, ура! — отозвались солдаты.

— Да здравствуют спасённые овцы! — Дзог подхватил инициативу: сзади гнали его гонорар — два десятка блеюших шариков с шерстью.

Вот так, с победными криками и блеянием, вошли они в ближайшую деревеньку. Потрёпанных, грозных, вооружённых героев сначала приняли за грабителей. Но потом узнали дракона, который недавно давал здесь представление. На радостях старейшина организовал баню, появились румяные девки с хлебом-солью, голосистые старушки, и какой-то горбатый мужик раздаривал всем лапти как народный сувенир. Заночевали там же...

Наутро собрались домой, забрав с собой несколько крепких юношей-добровольцев, девки плакали, старушки тоже плакали, а горбатый мужик, протрезвев после вчерашнего, отбирал свои лапти обратно. Добровольцев построили, девок расцеловали, старушкам подарили овечку (хотя Дзог был против), лаптей не вернули. Отряд двинулся в родные казармы.

На одной из развилок снарядили гонца, он получил задание пройти все селения, возвестить о первой победе и начале новой мобилизации. Надо было собрать предельно возможное количество новобранцев.

В замке их ждали с нетерпением. Первым прибыл Дзог, сбросил с неба хорошую весть и с несколькими охранниками на шее вернулся в поле. Слуги короля первым делом спросили рыцаря, не удалось ли чего реквизировать у диких людей. Ящер, нервно озираясь, отвёл овечек в ближайший овраг. Отрицательный ответ стражникам не понравился, но главнокомандующий заверил их, что впереди новые сражения с дикарями, а логово их находится намного дальше к западу, и там, пожалуй, найдутся звериные шкуры и съестные запасы. Вроде бы больше с врага взять нечего...

Примчалась повозка с Рогоналем. Его первый вопрос был традиционным — не нашлось ли у побеждённых чего-нибудь выпить? Не услышав ничего обнадёживающего, высокородный пьяница повелел кучеру возвращаться. Барди едва успел спросить про Розамунду. Удаляясь, король буркнул:

— Сидит твоя ненаглядная, глядит в оба, и сам знаешь куда. Дура дурой! Замуж пошла, а толку?! Если б не мои долги... Ладно, чё при людях-то, сам всё знаешь, и без меня с нею разбирайся, я вам не советчик.

— Понятно, — нахмурился принц, перед его внутренним взором отплясывала суровая Розамунда в наушниках, с початой банкой пива в руке.

Солдаты осуждающе качали головами: благодаря стараниям придворных дам об интимных проблемах молодожёнов знали все до последней собаки, а за развитием событий следили, как за популярным сериалом «Вопли любви».

Значит, тёплой встречи не будет, печально признал победитель дикарей. Никто не видел, но в это самое время на голове у принца сидел невидимый труженик удачи гургил. Невесомый, он тщетно вдалбливал подопечному трезвую мысль — забыть, на фиг, капризную, невоспитанную, вредную, глупую принцессу! Выбросить её из сердца, из жизни, а лучше ещё и из замка... ЗАБЫТЬ, ЗАБЫТЬ, ЗАБЫТЬ!

Праздник в честь победы, по сути, мало чем отличался от свадьбы, правда, прибыли только местные, из военных были семидесятники и несколько наиболее отличившихся десятников. Дзог отпросился на пару дней, чтобы собрать вещи к переселению и поделить трофейных овец, из которых десять особей у него силой отобрали для пира.

Рыцарь кратко описал основные моменты битвы, отметил храбрость воинов и неоценимую помощь звероящера.

— Прекрасно! — оборвал его Рогональ. — Будь я на твоем месте, ни за что бы не справился, ты — герой! А сейчас ступай к жене, мы тут и без тебя допразднуем...

Наутро пышнотелая придворная дама рассказала магу Горо следующее:

— И чёй-то иду я мимо ихней спальни, ваше высокомогущество, а они так громко, ну так громко ссорятся, что даже ухо от двери отскакивает!

Прошу прощения у читателя, что ненадолго прерываю эту милую женщину с единственной целью добавить, что возле старого Горо находилось ещё трое охранников, два долговязых новобранца и собака Кучка.

— И, значит, говорит ей наш распрекрасный принц, иди, говорит, ко мне, согрей меня, дорогая принцесса, я с дороги одичал, я с дороги заскучал. А она, значит, и отвечает ему, нашему красавцу, что, мол, ей теперича нравится Носорог или Соромаг, ну не помню я, как звать его, в общем, наверное, разлучник какой-то. Вот, говорит это ему прямо в глаза! А Барди-то наш, разудалый удалец, пригрозил ей разгромить энтот телехлизор...

— Телевизор! — не выдержал Горо.

— Ага, я и говорю, техлевизор! Так вот, ваше высокомогущество, обещал топором разгромить. А потом у них как пошло-поехало, как скандалить начали, он орёт, она ревёт, тут мне как-то даже страшно за них стало, и в замочную скважину не видать ничего. Вот я, значит, чтобы чего не случилось, дверь-то и приоткрыла. Да, приоткрыла её немного, а увидела...

От нетерпения даже собака тявкнула на рассказчицу.

— Эх, — вздохнула женщина. — Жалко его как, красавец, умник, всё при нём, а принцесса наша какого-то изверга из ящика разглядывает дни и ночи, дни и ночи сплошняком! Открыла я дверь, а она, значит, ящик тот ручками обняла, собою укрыла, бранится, не пускает нашего принца. А он вокруг скачет, волосы на себе рвёт, бранится пуще Розамунды!

— Давно пора, — вставил Горо. — И не только браниться, а и по шее бить, причём лучше обоих сразу.

— Тут они меня и увидели! Сердце моё сорвалось, думаю, вот-вот умру, и побежала тогда я прочь и упала в беспамятстве! Вот... такая трагедия!

После достопамятного скандала прошла неделя, Барди готовился к новому карательному походу. Гонец объехал несколько сел и с огромным трудом набрал пополнение из молодежи, которую ещё надо было обучить. Зато семидесятники стали сотниками. Выпал первый снег, откладывать военные действия дальше было некуда.

Главнокомандующий реквизировал наличное сукно на складе сенешаля и поручил портнихам сшить тёплые накидки для солдат, потом в срочном порядке оборудовали казармы дровяными печками. Боевой дух оставался прежним, все были заняты подготовкой к новому сражению в зимних условиях.

Когда наступил долгожданный день, король произнёс соответствующую моменту вдохновенную речь, принц построил войско и объявил о начале похода. На этот раз в арьергарде ехали три телеги с продуктовыми припасами (потом на них привезут раненых и убитых). Плацдарм предстоящего сражения находился дальше, леса были значительно гуще, нога ландрийца туда не ступала, а вражеские силы могли оказаться намного серьезней, чем во время первой схватки.

Барди ехал на белом коне во главе колонны в сопровождении Дзога, бойцы шли молча, озабоченные мыслями о том, как выжить в бою. Время тянулось медленно, под сапогами солдат хлюпала грязь. Принц первым запел сочинённую им недавно строевую песню, колонна устало подхватила:

Ландирия, Ландирия, тебя мы зорко бдим,

В Ландирии, в Ландирии мы дикарей сразим!

Ландирия, Ландирия, сыновний наш ответ:

В Ландирии, в Ландирии врагу пощады нет!

Ландирия, Ландирия, мы всем им надерём,

Ландирия, Ландирия, об этом и поём!

После десятого повтора боевой дух заметно поднялся.

— Да ты просто рождён полководцем, Барди, — заметил до сих пор молчавший Дзог, пытаясь остановить эту волынку. — Если дальше будешь действовать в том же духе, дикари и впрямь разбегутся. А после дикарей можно на соседей посмотреть, очень мне хочется чужими овечками разжиться, ведь надо как-то перед Гейлой оправдаться за опоздание...

— Типун тебе на язык! — сплюнул рыцарь. — Во-первых, повода нападать на соседей у нас нет; во-вторых, Гейла никуда не денется; в-третьих, защита родины — превыше всего! Или наша боевая песня тебя не убедила? Солдаты, давайте-ка ещё раз!

Дзог резко завернул голову в крылья и проорал оттуда, заглушая голоса запевал:

— Хорошо-хорошо, я патриот! Я патрио-от! Но почему бы нам не спеть какой-нибудь мюзикл?! Или давайте вы помолчите, а я вам спою что-нибудь из Синатры...

Развлекаемое поющим ящером войско добралось до предполагаемой линии фронта. Сердца забились чаще, ибо в лесном мраке таилось что-то злобное, по крайней мере, такое было предчувствие. Безрадостные мысли посещали отважные головы, определённо дикари будут отчаянно защищаться, а не сдадутся на милость победителей. Да и надо ещё отыскать тех, кого победить...

Войско растянулось по всей дороге, стараясь охватить большую часть территории. Цель — огнём и драконом выкурить дикарей из их логова и отогнать к горному пролому, лишённому растительности, а там покончить с ними одним ударом.

— Зажечь факелы! — прокричал принц.

— Факелы готовь! — отозвались сотники.

Щёлкали зажигалки, показался первый дымок.

— Вперёд! — скомандовал Барди.

«Вперёд, вперёд, вперёд!» — разнеслось эхом.

Войско ломанулось в лес, ударив по нему всей своей мощью. Барди и дракон оставались в тылу, следя за флангами. Движение сквозь чащу незнакомого леса было трудным. Объявилось первое зверьё, а вскоре и первые дикари. Дзог выпустил большой и красивый язык пламени, сопровождая его громогласным рёвом. Дикари бросились наутёк, опережая лисиц и зайчиков.

Как и планировали, началось преследование, и продолжалось оно довольно долго, напоминая марафонский забег, зажглись запасные факелы, время поджимало — некоторые солдаты даже немного отстали. Рыцарь забеспокоился, но тут лес кончился и показался пролом, куда и направилась огромная масса дикарей, заполняя его чёрной косматой рекой немытых тел.

— Не знал, что их так много! — удивлялся Дзог. — Похоже, мы здорово влипли! Драться придётся долго.

— Да уж, мало не покажется! — согласился с ним Барди и с кровожадным криком бросился вперёд, увлекая за собой войско.

Арбалеты сделали свое доброе дело, но дикие люди быстро пришли в себя, и начался настоящий бой. Дикарки сражались наравне с мужчинами, солдаты в свою очередь никому не давали снисхождения. Узость пролома давала преимущество нападавшим — численное превосходство дикарей не имело большого значения, они толкались, давя друг друга, и железный кулак сгруппированного войска косил их, как зрелую пшеницу. Ряды павших сменяли новые пополнения, сеча была жестокой и беспощадной. Конь рыцаря несся вперёд, Дзог поливал огнём направо и налево. Барди ожесточённо рубил врагов, которым не было конца. Дикие люди не собирались сдаваться...

Последние дикари защищались с неописуемой яростью и неистощимой энергией. Медленно, но, под неослабевающим напором ландрийцев враг отступал. И только Барди сказал себе, что исход битвы предрешён, как вдруг совсем близко возник огромный косматый силуэт. Кольчугу на спине рыцаря пробило каменное копьё, а на голову рухнула тяжёлая дубина — принц Ландирии без сознания рухнул с седла...

Спустя несколько часов глаза героя открылись, он лежал на соломе в одной из телег, мирно скрипевшей по дороге домой. Рядом тряслось несколько трупов, а сверху на него любовалась громадная голова Дзога:

— Добро пожаловать на этот свет обратно! Я уж подумал, что ты отправился в более благоустроенное место, но боги хотят видеть тебя здесь, это и понятно — я же до сих пор мотаюсь в холостяках чёрт знает где, и неизвестно, сколько мне придётся этим заниматься. Вот, наверное, там, наверху, и вошли в моё положение, приказав твоей душе выполнить данное слово...

— Заткнись, Дзог! Где мы? Что случилось? Мы победили или отступили? — Пытаясь приподняться, рыцарь застонал и повалился на солому.

— Ты на второй телеге от головы и на второй же от хвоста обоза. Относительно случившегося... Всё могло быть и хуже, если бы я не расплющил хвостом того дикаря. Здоровый был бугай, не в пример другим, хорошо, что я его вовремя заметил, а то бы он тебя уделал! В смысле, до победного конца...

— Спасибо, а чем закончилось сражение?

— Восемьсот два — девяносто восемь в нашу пользу. Я всех лично пересчитал, а сотники записывали.

— Погибло девяносто восемь наших?! — простонал рыцарь. — Да как же я вернусь в замок, что же скажу их родным, это ж почти треть армии!!!

— Зато дикарей больше нет, — мудро заметил дракон. — Были, да все вышли! Теперь твои крестьяне будут спокойно пасти овец и коров. — Тут он проглотил литров пять драконьей слюны. — Сельское хозяйство возрождать, пищевую индустрию поднимать, колбасные заводы строить... Я войду в долю как главный инвестор!

— Ты опять о своём желудке...

— Конечно! Герою не стыдно и о себе подумать! Я так устал, что облачко дыма не смогу выпустить, похудел весь, как в годы голодного детства, килограммов пятьсот—шестьсот сбросил, живот к спине прилип, даже не булькает, есть нечего, плохо мне, до замка дотяну ли?!

— Разнылся, разнылся, тоже мне герой!!!

— Это было извинительное проявление маленькой слабости, — фыркнул звероящер. — А ты-то как?

— Не видишь, шевельнуться не могу, но вроде живой.

— Потерпи, кто-то задел тебя копьём, а тот дикарь добавил дубиной, но лекарь сказал — заживёт. Дома отлежишься, отдохнёшь, любимая тебя выходит...

Пожалуй, Дзог был единственным, кто не интересовался супружескими отношениями рыцаря, и Барди невольно вспомнил о жене — сидит небось у экрана и смотрит свои фильмы. От этой мысли ему стало не по себе, ведь на самом деле некому будет его пожалеть: повязки на его теле пропитались кровью, голова кружилась, он был очень слаб. Несмотря на постоянную тряску, принц кое-как прикрыл глаза и уснул, он нуждался в исцелении.

— Помни, счастливчик! — донеслось до него сквозь сон. — Ты должен быстро поправиться и отвезти меня к Гейле. Ты обещал! Эй, солдаты, как насчёт строевой песенки? Ландирия, Ланди-рия, тирьям-пам-пам — хо-хо!

10

Барди открыл глаза и с удивлением обнаружил себя в новой обстановке: небольшая комнатка, над кроватью балдахина нет, стены голые, повернув голову, он увидел свой горшок, в противоположной стороне маленький столик и стул, на спинке стула верные джинсы, рядом ведёрко с ковшиком — вот и вся декорация. Короче, апартаменты отнюдь не королевские...

Мысли путались, факты накладывались один на другой, отказываясь выстраиваться согласно логике. Были смутные воспоминания, что раньше он лежал на носилках, потом его несли вверх по какой-то лестнице и сотник Даго ругался на толстяка-сенешаля, а Розамунда... в воспоминаниях ей места не нашлось.

Рыцарь приподнял одеяло и увидел чистую повязку на груди — о нём кто-то позаботился, но кто? Лекарь? Попытался подняться — острая боль пронзила тело, но, опираясь на руки, он заставил себя сесть. Нащупал огромную шишку на голове, вспомнил о дубине дикаря.

Неожиданно Барди почувствовал, что ему очень НАДО. То есть приспичило окончательно, а встать невозможно, любое малейшее движение вызывало неописуемые муки, поэтому заветный горшок оказался недостижимой целью. Обмочить матрац — это уж слишком не по-рыцарски...

— Розамунда-а!

— Да, господин. — В дверях показалась незнакомая девица.

— Ты не Розамунда, а дело слишком интимное.

Девушка понятливо кивнула и, опустив глаза, пояснила:

— Пока вы не выздоровеете, мой принц, я буду вам прислуживать. Так велела принцесса, мне приказано исполнять любое ваше желание.

— Прямо-таки любое? — буркнул Барди, косясь на вожделенный горшок.

— Да, ваша светлость, — пробормотала девушка, краснея.

— Тогда помоги разобраться с горшком.

Грешно обременять читателя утомительным описанием ненужных ему подробностей. Скажем главное: больной отметил прелестную улыбку своей нянечки, ему понравились прикосновения её рук, спокойный и нежный голос, а самое главное — скромность и исполнительность. Может быть, потому, что два последних качества напрочь отсутствовали у Розамунды.

Юную сиделку звали Хельга.

— Зови меня просто Барди, — доброжелательно предложил рыцарь. — Там, откуда я когда-то вернулся, это в порядке вещей. Но обращаться ко мне по имени можно при одном условии, когда рядом нет ни души, хорошо?

— Хорошо, господин.

— Скажи: «Хорошо, Барди».

— Хорошо, Барди. Еще что-нибудь хотите?

— Обращайся на «ты».

Щёки девушки заполыхали, с огромным усилием она выдохнула:

— Хочешь чего-нибудь, Барди?

— Позови мою жену, а потом мага Горо.

— А может, сначала позавтракаете? Ой, в смысле, поешь, а то всё остынет.

— Договорились.

На подносе лежала традиционная чёрствая лепешка, а рядом стояла миска с чечевицей и кусочками свинины — ни галет, ни конфитюра, ни ветчины. Не ахти какие лакомства, но до суровых разборок с супругой надо было подкрепиться.

Когда появилась Розамунда, он успел проглотить уже ползавтрака.

— Хай! — поздоровалась принцесса на английский манер. — Ну и как мы себя чувствуем?

Вопрос не вылился ни в поцелуй, ни в объятие — так, формальное проявление дежурного интереса. Барди начал первым:

— Почему я лежу здесь, а не в нашей спальне?

— Потому что в фильмах больным дают отдельную палату.

— Вот как?! А в реальной жизни любящие жёны обычно заботятся о раненых мужьях.

— Я очень даже забочусь! — делано возмутилась Розамунда. — У тебя тут тихо, никакой гремящей музыки, тебя кормят и лечат, всё как в хорошей больнице.

— Между больным и раненым есть разница, — возразил принц.

— Какая? — непонимающе пожала плечами его жена. — Ладно, я пойду, мне ещё вторую серию досмотреть надо. Если захочешь меня видеть, скажи служанке, она сбегает и позовёт.

— Подробности битвы тебя не интересуют?

— Мне всё доложили, как положено. Ты — герой, враги пали, наших хоронят с почестью, короче, скука, да и только... Но это твои обязанности: раз уж женился на принцессе, выполняй их!

«Придётся выкинуть телевизор, — подумал раненый рыцарь, когда принцесса удалилась. — Только бы выздороветь, покажу ей, где раки зимуют».

В комнату сунул горбатый нос Горо, старик красовался в новом балахоне и чрезвычайно высоком колпаке.

— Ну, здравствуй, жертва дремучего Средневековья, — прокряхтел он, бесцеремонно усаживаясь на край кровати. — Вот, зашёл проведать, думаю, ты хочешь меня видеть.

— Окажи услугу, могучий маг, — Барди приподнялся на локте, — залезь вон в те брюки и достань ключи от машины, я объясню, как работает дистанционка.

Горо лениво исполнил распоряжение и непонимающе покосился на рыцаря:

— Покататься хочешь?

— Нет конечно. Знаешь, как пользоваться дистанционным управлением?

— Понятия не имею, в Голливуде к моим услугам всегда было жёлтое такси с мексиканцем за рулём.

— Ладно, объясняю: вот брелок, вот зелёная кнопка. Нажмёшь — откроется багажник, в левом дальнем углу возьми туалетную бумагу, две упаковки, и ноутбук, он мне нужен. Потом захлопнешь багажник, дважды нажмёшь на красную кнопку, услышишь щелчок — всё в порядке, машина заперта. Неси бумагу и компьютер сюда. Усвоил? Повтори!

— Э-э-э, открываю багажник, беру ноутбук... закрываю, несу туалетную бумагу... нажимаю два раза на зеленую кнопку и красную машину.

— Господи, ты все перепутал! Не можешь запомнить элементарного?! Хельга!

Румяная девушка вошла в ту же секунду, словно ждала, что ее позовут. Казалось, от её прихода комната озарилась, как при солнышке в ясную погоду...

— Слушай, я пытаюсь объяснить этому тупице, что мне нужно принести пару вещей из багажника. А он прикидывается столетним дубом, сходи с ним, пожалуйста, а то у него совсем крона поехала.

И Барди терпеливо повторил всё насчёт брелка дистанционки.

— Есть вопросы, Хельга?

— Что за чем делать, я запомнила, но не знаю, что такое «компьютер и туалетная бумага».

— Он знает, главное, проконтролировать это чудо в колпаке. Ну давайте, идите вместе!

Минут через двадцать они вернулись, выполнив задание на «отлично».

Горо получил приз в виде одного рулона туалетной бумаги и отправился прочь осмысливать причины своего маразма. Уходя, он обещал поколдовать насчёт заживления ран, но Барди сказал, что больше доверяет лекарствам и не хочет обременять старого человека.

Рыцарь включил ноутбук. К удивлению любопытной сиделки, цветной дисплей засиял. Она стояла не шевелясь и почтительно наблюдала.

— Смотри сюда. — Барди жестом пригласил девушку подойти ближе. — Эта чудесная шкатулка называется компьютером, я давно не заглядывал в него, но теперь есть время и желание поработать.

Он выбрал раздел «Экосистемы» и два раза кликнул окно «Сосновый лес» — из динамиков компьютера послышался шум ветра, раздались птичьи трели и рёв медведя, встроенный вентилятор донёс запах ёлок.

Хельга принюхалась и широко распахнула глаза. Барди только теперь заметил, какие они были тёплые, цвета тёмного янтаря, в них хотелось смотреть и смотреться.

— Чудо, чудо невиданное! — прошептала девушка. — Это творение великих магов! Таких, как ты, да?

Он решил не разубеждать её, пускай пока мультики посмотрит. Барди поставил ей несколько анимационных фильмов: собаки гонялись за кошками, плясали злые колдуньи, дельфины и тюлени жонглировали цветными мячиками — всё это движущееся многоцветие окончательно сразило простую средневековую служанку.

— Спасибо тебе за чудеса! — Наконец-то к ней вернулся дар речи. — А теперь пора обедать, ты должен набраться сил!

Оставшись один, Барди вспомнил о том, что его давно волновало, и решил порыться в энциклопедии. Свои вопросы он начал задавать со слова «Шумер». Из девяноста ссылок выбрал первую: «Старейшее государство в истории человечества, создавшее первые золотые украшения и письменность примерно за 3100 лет до Рождества Христова. Располагалось в Юго-Восточной Азии. Шумерская письменность просуществовала примерно до 600 года до новой эры, пользовались ею и другие древние государства. Хотя уже в те времена разговорного шумерского языка давно не существовало».

Рыцарь решил просмотреть раздел «Шумерская письменность», экран показал непонятные клинописные знаки. Следовательно, о Шумере в Голливуде известно, заключил он изапросил Ландирию.

Ноль ссылок.

Кирикия?

Ноль ссылок.

Сандирия?

Ноль.

И так далее...

Барди перешёл к другой базе данных, но его ждал аналогичный результат — никаких сведений. Он невольно потрогал себя за нос — как и всё остальное, нос был реальным. Отсюда вытекали многие вопросы...

Например, раз у Горо была древняя шумерская книга заклинаний, то о Шумере известно в обоих мирах, а вот с Ландирией что-то не сходится.

Где находятся его страна и её соседи? Рогональ не похож на библиофила, Горо тоже, хоть и носится со своей книжкой. Наверное, ответ должны знать в других королевствах, там, где историю действительно изучают.

Покуда он ломал голову над загадкой сотворения мира, Хельга принесла обед. Её фигура отвлекла рыцаря от глобальных вопросов, девушка выглядела весьма аппетитно... «Чёрт побери, какие мысли лезут мне в голову!» — нервно обругал он себя, переводя взгляд на съестное. Кроме лепешки и знакомой чечевицы на подносе стояла мисочка с салатом из капусты с морковью, рядом краснели два наливных яблока.

— Иди сюда, я покажу тебе кое-что. Пока я ем, ты поучишься играть на компьютере.

— Играть? — Хельга смутилась. — Я немного понимаю в игре на мандолине, а магическую коробку никогда не видела. Как на ней играют?

— Не надо ничего уметь, ты научишься, смотри.

Он показал Хельге простенький пазл, принцип работы мышкой и, оставив девушку пыхтеть над картинкой, принялся есть.

— Получилось! — воскликнула она довольно быстро. — Хочешь посмотреть?

— Молодец, тогда я покажу тебе другую игру, — улыбнулся Барди.

Умная, работящая, старательная, разве не о такой он мечтал, страдая по Розамунде? Да, именно о такой. Кроме того, Хельга действительно была хороша собой — тёмно-каштановые с красноватым отливом густые волосы волнами падали на плечи, миндалевидные блестящие глаза, длинные ресницы, изящно изогнутые брови, упругие губки и маленький носик. От неё веяло чистотой и непосредственностью.

За стенами замка бушевала зима, а их отношения становились всё более тёплыми. Стоило Барди позвать служанку, как та мгновенно появлялась — просто Хельга всегда была рядом, всегда о нём думала, воистину это была сама преданность.

Компьютерные игры или забавные истории про Дзога и старого колдуна были всего лишь поводом увидеть её, услышать ласковый голос, нечаянно коснуться. На фоне протокольных визитов жены присутствие Хельги было самым большим волшебством...

Через неделю Барди с удивлением обнаружил, что способен самостоятельно добираться до горшка, но скрыл это, потому что общение с девушкой стало ему необходимо. Однажды они вдвоём сидели за компьютером, шутили и смеялись, неожиданно в комнату ворвалась Розамунда (очередной диск не хотел запускаться), увидела их счастливые лица, и тут началось:

— Ну-ка, выйди, сучка! Это чё такое, я не пойму?! Да я вас...

Хельга пулей вылетела из комнаты.

— Какого чёрта? — возмутился Барди. — Что за нелепые подозрения?!

— А то я не вижу, как ты на неё запал! Все мужики одинаковые, отвернёшься, они уже висят зубами на первой юбке!

Эта вспышка ревности была совершенно необъяснима. С одной стороны, он как муж давно уже не интересовал Розамунду, а с другой — принцесса делала вид, что оскорблена в супружеских чувствах. Наверное, видела нечто подобное в каком-нибудь фильме.

— Хочешь выгодную сделку? — сдался Барди, когда семейный скандал достиг апогея.

— И что ты предлагаешь? — подозрительно сощурилась принцесса.

— Ты не трогаешь эту девушку и не устраиваешь сцен, а я, когда поправлюсь, подарю тебе новые фильмы и не выкину аппаратуру, хотя давно собирался это сделать. По рукам?

— И ты ещё выдвигаешь мне ультиматумы?! — Её гнев продолжал бушевать скорее ради приличия. — Не забывай, я — принцесса!

— Хорошо, тогда не сделку, а соглашение, — кивнул рыцарь. — Ты — принцесса, таковой и останешься! Хельга — сиделка и всегда будет знать своё место. Что тебя волнует? Посмотри исторические фильмы: у принцев и королей всегда были содержанки, и это ничуть не умаляло чести их благородных жён. Эта девушка очень хорошо обо мне заботится, я ею вполне доволен и не хочу, чтобы ее меняли. Тебе нужны новые диски — ты их получишь. Договорились?

Розамунда призадумалась.

— Ладно, но уговор таков: телевизор мой, и только мой, ты на него больше НИКОГДА не замахиваешся. А новые фильмы, которые ты где-то припрятал (я так и знала!), принесёшь ВСЕ СРАЗУ, как только начнёшь ходить.

Она демонстративно удалилась, хлопнув дверью. Когда шаги в коридоре затихли, Барди выждал минуту и осторожно позвал Хельгу.

На лице девушки еще не высохли слезы.

— Все принцессы одинаковые, моя милая, ради каприза готовы перегрызть глотку кому угодно. Не плачь, побудь со мной, мне с тобой так хорошо.

Это было равносильно признанию в любви, и, кажется, они поняли друг друга правильно...

Прошла ещё одна неделя, рана на спине затянулась, но ни Барди, ни Хельгу это не радовало. Меняя повязки, девушка могла судить о физической форме господина, поэтому номер с горшком выглядел неправдоподобно. Но оба они хотели, чтобы лечение продолжалось, как и прежде, а это было уже невозможно...

Как-то они играли в шахматы с компьютером, в комнату без предупреждения ввалился Горо.

— Ты чего пришел? — не слишком любезно приподнялся с места рыцарь.

— Как это «чего»? А зачем вообще приходят друзья? Чтобы повидаться, спросить: «Как дела, как здоровье?» Полагаю, ты не собираешься вечно тут валяться, а то Дзог очень волнуется. На улице похолодало, опять шёл снег. Он весь дрожит от холода и всё ждёт, когда ты отпустишь его к Гейле. Совсем рехнулся, все уши мне прожужжал про маленьких дракончиков. Сколько можно парню маяться, совесть поимей!

И только тут Барди стало по-настоящему стыдно. Бедняга Дзог честно служил ему все эти дни, считая себя солдатом — вездеход-вертолёт-огнемёт-бронетранспортёром и не смея без разрешения уйти в самоволку.

— Передай Дзогу, что я завтра же с ним встречусь, мне стало намного лучше.

— Это другое дело! — обрадовался старый маг. — Ну, так я пойду?

Рыцарь поднял голову и встретил печальный взгляд Хельги...

11

— Где мой меч и кольчуга, Хельга? — спросил принц, стараясь не думать, как им быть дальше. — Ещё принеси тёплую накидку и перчатки.

— Пойду поищу... — еле слышно отвечала она, а в глазах девушки уже блестели слезы. — Барди, мы больше не увидимся?

— Почему? Вот только разберусь с делами.

— Мне будет тебя очень не хватать, Барди. Но разве я, служанка, смею мечтать... Кто я такая? Сиделка, а ты — принц.

— Не плачь.

— Я не плачу.

— Выше голову, Хельга, мы что-нибудь придумаем. У Розамунды есть видеодиски и телевизор, она при деле. Я помогу Дзогу, он стеснительный, без меня ни посвататься, ни жениться не может. Придётся с ним вместе в Сандирию ехать. Но я тебя не забуду, ты хорошая и была так добра ко мне, так заботлива... а теперь ступай за моими вещами.

Далее последовал нежный поцелуй в лоб, на большее Барди не осмелился.

— Спасибо тебе за всё, родная.

Через полчаса принц покинул замок и навестил ближайшую казарму. Дракон лежал у входа словно собака, положив голову на передние лапы. Почуяв приближение рыцаря, он открыл один глаз, помутневший от грёз нереализованного вожделения.

— Явился наконец наш отец-главнокомандующий, какой хороший сон, — сладко промурлыкал дракон. — Или нет, стойте, неужели это и вправду он? — Дзог встрепенулся, тон его резко переменился. — Почему тебя так долго не было, Барди? Да если б я столько времени залечивал такие царапины, то давно бы весь живот себе отлежал!

— За чужой щекой зуб не болит, — шутливо отмахнулся рыцарь. — Лучше придумай, как до Сандирии будем добираться. Там в горах снега ещё больше, а на мне твоя свадьба висит, слово принца — золотое слово!

— Так мы просто полетим, дорогой мой! А снег долго не пролежит, я чую перемену погоды, растает скоро.

— Как это «полетим»?

— Просто. — Дракон встал на задние лапы и расправил крылья. — Как тебе размах? Да ты не бойся! Лучше помоги загрузиться дарами, завязать покрепче под брюхом, я же сам это не смогу сделать, а больше просить некого — сокровища всё-таки!

— Договорились, и когда летим?

— Летим сегодня же! Сначала ко мне в пещеру, там вяжем узлы и подарки, а потом к Гейле, она ждёт. Да, и советую тебе одеться потеплее...

Барди с трудом взобрался на широкую спину дракона и тут же понял, что сидеть ему там неудобно, он ёрзал, пытаясь устроиться понадёжнее. Мешали огромная шуба и шапка.

— Дзог, ты меня слышишь?

— Я не глухой.

— Давай сделаем из веревки что-то вроде уздечки и седло какое-нибудь — у тебя спина скользкая!

— Пересядь, там на шее есть удобное место, мне каскадёры говорили, подвинься вперёд и прижмись ногами. Эх ты, генерал, актёр, принц, а дракона оседлать не умеешь!

Рыцарь воспользовался его советом, но уздечка не помешала бы — хвататься всё равно не за что.

— Готов? — спросил Дзог. — Не замёрзнешь?

— Я уже вспотел весь от ожиданий! Хватит трепаться, поехали.

Дракон сердито рыкнул и тяжело побежал по проселочной дороге, чуть было не споткнулся, но вовремя распахнул крылья. Взмахи вначале были плавными, потом более энергичными, потом Дзог дважды подпрыгнул и...

Когда Барди решился открыть глаза и взглянул вниз, земля под ногами уходила в никуда. Да, они действительно летели, на высоте метров сто над землёй...

— Ты был бесподобен, дружище! — похвалил Барди, сползая с могучей чешуйчатой шеи, когда они наконец достигли первой цели — жилища Дзога. — Не хватало только стюардессы, виски, бутербродов и развлекательного журнала.

— Самолеты — это примитивная механика, — откликнулся Дзог. — Совсем не то, что летать самому.

Хозяин пещеры исчез внутри, порылся в куче камней и выкопал заветные чемоданчики. Их было четыре штуки, довольно помятого вида.

— Берём все?

— Ну уж нет, командуй у себя в замке, а с моей будущей супружницы и двух будет достаточно. Семейная жизнь штука сложная... Вдруг погонит меня через год, на что жить буду?

— Такой же скупой, как и Горо, — вздохнул рыцарь.

— Не скупой, а предусмотрительный! Мне, если хочешь знать, про тебя такого понарассказывали... Так что помалкивай, я, можно сказать, на твоих ошибках учусь.

Барди не ответил, молча потащив драконье приданое на свет.

Высота, набранная после второго взлёта, была гораздо больше предыдущей, холод пробирался даже сквозь толстенную шубу, и храбрый рыцарь закоченел. Миновали пролом, где проходило последнее сражение, потом озеро, затем увидели будку погранзаставы.

— Граница, — возвестил Дзог. — Скоро пещерка Гейлы.

Пронеслись ухоженные поля, нитки дорог и рек, пришёл момент приземляться. Барди буквально свалился с драконьей шеи, он напоминал полярника, замёрзшего на полпути к Северному полюсу.

Их ожидало героическое восхождение по «тропе влюблённых» — так окрестил дракон горную тропу, по которой озабоченный сенешаль Горголан вёл принца на первую встречу с Гейлой. Дзог пыхтел, валил деревья, его туловище было явно шире, чем у невесты, проделанная ею просека была для него узка. Только через полчаса героических усилий они наконец добрались до места...

— Гейла! — погромче крикнул рыцарь. — Покажись, я привёл тебе, кого обещал.

— Кому это я понадобилась? — донёсся из глубин темной дыры хрипловатый рык.

— Это рыцарь Барди из Ландирии, я привел тебе супруга, как договаривались.

В темноте вспыхнули два зелёных глаза, потом Гейла высунула голову, критически оглядывая жениха.

— Раздобрел, — заинтересованно отметила она. — А чего в чемоданах? Надеюсь, не кости ландрийских овец?

— Э-э, здесь... это, ну к свадьбе, так сказать... железки всякие, — только и смог произнести Дзог, с трудом переводя дыхание от восхищения фигуркой своей возлюбленной.

— Хм, что ж, давай посмотрим. Только лучше в пещере, чтобы без посторонних. К тебе это не относится, принц Ландирии, заходи, поможешь мне открыть чемоданы.

После того как оба дракона скрылись в пещере, Барди последовал за ними. Сделав несколько шагов, он обо что-то споткнулся: пол под ногами был усеян костями.

«А эта самка не особо чистоплотная», — брезгливо поморщился рыцарь с чувством некоторой обиды за Дзога.

— Ну, чего жмёмся? Я жду, — строго донеслось из темноты, снова сверкнули глаза.

— Иду, иду, — сообщил рыцарь, чиркая зажигалкой вновь и вновь. — Здесь слишком темно, шею свернуть недолго.

— Положи руку мне на хвост, — отозвался Дзог, приходя на помощь. — Шифр один, два, три, четыре. Ты же знаешь, я не люблю усложнять.

Барди успешно вскрыл оба чемоданчика, сокровища вспыхнули бледным золотистым светом, выхватив из тьмы две огромные морды будущих супругов.

— Неплохо блестит, — буркнула Гейла, первый раз уважительно посмотрев на Дзога. — Человек, ты свое дело сделал, можешь быть свободен.

— Но я обещал отвезти парня в Ландирию, — неуверенно вспомнил жених.

— Сейчас ты никуда не полетишь, — отрезала дракониха. — А твой принц пусть придёт завтра, в это же время.

Дзог не нашёлся, что ответить, и рыцарь счел благоразумным ретироваться. Главное, найти поблизости какое-нибудь село, монеты в кармане, слава богу, есть, но в случае чего в такой тёплой экипировке не страшно заночевать даже на улице.

Кстати, деревенька оказалась достаточно близко. Крестьяне накормили рыцаря неизменной чечевицей, чёрствыми лепёшками и салом, поселив в каком-то хлеву, где он провёл кошмарную ночь, выкармливая собой колонию незамерзающих насекомых. Рядом вздыхала корова, да так сочувственно, будто говорила: «Сама изнемогаю, сосед... Был бы второй хвост, подарила бы бить паразитов!»

Утро он встретил как благословение: не утруждая хозяев словами благодарности, не прощаясь, запахнул шубу, махнул бурёнке и побрёл прочь, благо утренняя прохлада не позволяла сбавить шаг.

Как ни странно, Дзог уже ждал его в начале просеки в позе преданной собаки.

— Давай взбирайся на спину, — тихо приветствовал он.

— И ни слова о первой ночи? — осмелился спросить рыцарь.

Дракон молча начал разбег.

— Тебя выгнали?

— Нет, но Гейла не позволила близости... Нам, видите ли, следует лучше узнать друг друга!

— И как долго?

— Пойди спроси! Кто поймет их капризы? Бабы везде бабы... Знал бы — не связывался.

— Наберись терпения, дружище!

— Придётся, раз уж выдал наперёд половину своих сбережений. Шутка ли?!

Барди умолк, переключившись на красоты природы. Поздняя осень окрасила предгорья Сандирии в золотисто-красный цвет, зеленели плотные ряды сосен, белели снежные шапки вершин. День был солнечный, небо ясное, голубое... Рыцарь поплотней закутался в шубу и стал думать о Хельге.

Гургил, незаметно устроившийся рядом, с удовольствием отметил: наконец, возвращаясь с чужбины, подопечный не думает о своей несносной супруге, а это уже что-то!

Снег в окрестностях замка Рогоналя таял, поэтому приземляться пришлось в грязную лужу перед казармой. Дзог соблаговолил поделиться своими планами:

— Значит, так, ты меня представил, сосватал, теперь покорми и можешь больше не волноваться.

— Я и не волнуюсь...

— А хвост у неё ничего, заметил?

— Наверное, но я не очень разбираюсь в хвостах, извини.

— Но чешую-то видел, оценил?!

— О да, разумеется, чешуя просто отпад!

Дзог завилял хвостом и побрёл куда-то, видимо, есть своих законных овечек.

Барди зашагал к подъёмному мосту, навстречу ему выбежал взволнованный сотник Даго:

— Мой генерал!

— Говори.

— Во время вашего отсутствия мы заметили лазутчиков в чёрных плащах. Они ошивались вокруг замка в пределах видимости, у них чёрные лошади, очень быстрые — нам не удалось их задержать, всадники скрылись в лесу.

— Преследование организовали?

— Да, мой принц, но они ушли.

— Что на голове у этих чёрных?

— Островерхие шлемы. Мы решили запереть ворота замка получше, на стене дежурят арбалетчики.

— И правильно сделали, а в поле посты поставили?

— Нет, мой принц.

— Напрасно. Приказываю выставить сейчас же и докладывать обстановку мне лично трижды в день и один раз в полночь!

— Есть.

Даго щёлкнул сапогами и убежал, а Барди побрёл к воротам.

— Стража!

Молчание. Кто-то где-то нескромно храпел — у Барди был отменный слух. Поднявшись в потайную келью привратной стражи, расположенную глубоко в стене, главнокомандующий получил возможность наблюдать двух сладко спящих бородачей.

— Па-дъё-ом! — скомандовал он. — Доброе утро, отличники службы!

— !!!...

— По пять ударов палкой обоим! Исполнение проверю у сенешаля.

«И это моё королевство!» — досадовал рыцарь, отсчитывая каблуками ступени крепостной стены, дальнейший путь его лежал в погреб.

Рогональ себе не изменял, его местоположение было тем же, состояние известным, расположение духа радостным, речь пока что разборчивой.

— Рад тебя видеть, зятёк, в добром здравии, хорошо, что не забываешь, заходи! Чудесная перментация получилась на этот раз.

— Ферментация, — машинально поправил Барди.

— Как ни называй, а попробовать надо. Держи, твоё здоровье!

Рыцарь махнул рукой и принял полную кружку недобродившего пива.

— Вот мне всё не верится, зятёк, неужто я и впрямь больше ничего не должен Сандирии?

— Ничего, ваше величество, даже не беспокойтесь.

— Вот и хорошо, помог отделаться от Диотемия, его проценты больше, чем моя голова поутру.

— Но Кирикии вы по-прежнему должны.

— Подождут, там и сумма поменьше, и срок прошёл совсем маленький, каких-то два годика.

— Четыре, если не ошибаюсь...

— Тьфу, да что ты к словам цепляешься? Не едут, и слава богу, давай за это выпьем!

— Моя рыцарская честь велит отдавать долги при первой возможности.

— А моя королевская смекалка говорит: бери, пока дают, не отдавай, пока не прижмут, и пей, пока льётся. Ха-ха-ха!!! Твоё здоровье, рыцарь!

— Другие короли рассуждают иначе, поэтому они богаче и сильнее вас.

— Ну и хватит об этом, каждый делает что может, давай о чем-нибудь другом?

— И о чём же?

— О налогах. Вот скажи, что так плохо собирают налоги? Воруют, что ли?

— Диотемий давно решил эту проблему, он и палку в ход пускает, и уши с носами отрезает, и руки с ногами рубит.

— Садист.

— Согласен, но такие меры не для удовольствия ему нужны, а ради порядка. В Ландирии, кстати, не мешало бы налоги снизить раза в три, может, тогда и платить начнут.

— Ну так помоги родине, устрой всё, я разрешаю! Твоё здоровье.

— Ладно, — согласился Барди. — Первым делом я сверстаю на компьютере экономический бизнес-план развития и льготного налогообложения.

— Только не надо магических слов, я пугаюсь. И вот ещё, люди говорят про чёрных разведчиков, мне это очень, очень не нравится! Ну не могли же кирикийцы послать ко мне наёмников?! Это уж слишком, правда? Здесь кроется что-то другое...

— Эти незнакомцы впервые появились во время ночного привала на озере, когда мы ездили закупать оружие. Уверен, к Ландирии давно присматриваются.

— Ох, Барди, вижу, работы тебе невпроворот... Ну иди же, правь нами!

Рыцарь задумчиво кивнул и, покинув убежище Рогоналя, решил пройтись под окнами их с Розамундой спальни. Да, всё как обычно, в наступающих сумерках за цветным стеклом было хорошо видно сияние, исходящее от экрана, и слышны обрывки киношных фраз и музыки. Удостоверившись, Барди отправился в свою «палату»...

Едва рыцарь погрузился в глубокий сон, нервный и настойчивый стук разбудил его. Нет, это не Хельга и вряд ли Розамунда. Прибыл сотник.

— Беда у нас! Беда! — едва не срываясь на крик, доложил Даго. — Полевые дозоры убиты, никто ничего не видел, но, судя по всему, ребята даже не успели обнажить мечей.

— Спали, наверное?

— Нет, мой принц, я выставил самых проверенных, и они не могли заснуть все сразу!

12

Армию поставили «в ружьё».

Тьму рассекали факелы, пламя которых нервно отражалось на клинках. Под ногами и копытами хлюпала грязь, раздавались команды, что-то скрипело, надсадно выли собаки.

«Бесполезная суета, — мелькнуло в голове у Барди. — Наши воины совершенно не умеют противостоять партизанским методам, их просто тихо перережут в течение недели, надо придумать что-то иное».

— Похоже, с полевыми дежурствами я промахнулся, — признался он сотникам. — Чёрные рыцари многое умеют, они превосходят нас в искусстве маскировки и, похоже, знают наши слабые места. Оставим часовых только на стенах. Арбалетчики по крайней мере защищены в бойницах, но спать всё равно нельзя. Меняйте караулы раз в два часа, сами выходите на стену — это очень важно, пусть солдаты знают, что командование тоже бдит. Не допускайте паники.

— Слушаемся, командир!

— Молодцы, расставьте караулы, а остальных быстро в казарму. Ни к чему тревожить гражданских, утром собираем совет. Всё.

Сам Барди не сомкнул глаз в своей комнатке до восхода солнца. Пару раз он выходил, лично взбирался на стену, подбадривал арбалетчиков. Было тихо, но всеобщая напряжённость чувствовалась.

Сначала думали, что совет возглавит король, но разбудить старого пропойцу не смог даже Монти прославленным авторским методом водных процедур. Зато растрясли ворчливого Горо. Явились три сотника (больше и не было), вот, собственно, и весь состав.

Принц кратко доложил ситуацию, припомнил случай на озере и предложил участникам высказаться.

— Я понимаю это так, — начал первым маг, — что дикие люди, что чёрные, разницы никакой. Бандиты они и есть бандиты, в какой цвет их ни крась и одежду ни ряди.

— Хорошее начало, многоуважаемый колдун, — отозвался Барди. — Что вы предлагаете?

— Вообще-то, Барди, я тебе давно уже всё предложил, ещё до того, как ты женился... не будем конкретизировать на ком.

— Спасибо, что не конкретизировали... А что думают сотники?

— У этих чёрных отличные лошади, быстрые, поджарые, — отметил Даго, — а наши все со дворов, рабочие, тягловые, они даже не знают, что такое скакать! Только и умеют, что телеги таскать.

— Верно, верно! — подхватили другие командиры.

— Значит, надо покупать новых, — заключил главнокомандующий. — И, возможно, Диотемий отдаст за недорого, он тоже рассказывал про чёрных шпионов и очень волновался.

— Руны, чакры и друиды подсказывают мне, что надо драпать отсюда, — прошипел маг на ухо юноше. — Мы не справимся с убийцами, и лошади тут не помогут.

Но Барди уже посетила новая идея:

— Тогда я объявляю дополнительную мобилизацию!

— Правильно, — поддержали сотники.

— А ещё мы пересмотрим программу тактического обучения.

— Тоже правильно.

— Я только высказал свое авторитетное мнение, — насупился Горо, сохраняя тот же уровень шёпота. — Никто не запретит тебе играть в солдатиков, только трюк с дикарями теперь не пройдёт. Эти — профессионалы! Обучение займёт много времени, мобилизуются единицы, и скакунов тебе никто не подарит.

— Маг сегодня себя плохо чувствует, — с натянутой улыбкой сообщил Барди. — У него обострился геморрой и язва языка. Командиры не возражают, если я отпущу многоуважаемого чародея?

Никто не возражал. На этом участие голливудского ворчуна в совете закончилось.

— Я лично поеду по деревням — за новобранцами, — заявил главнокомандующий. — И жеребят наберем, ведь нам давно пора выращивать собственных скакунов! Пожалуй, с покупкой хороших взрослых лошадей мы не потянем, в этом Горо прав, но попробуем как-нибудь обойтись своими силами...

Все предложения были единодушно приняты и одобрены.

В суете и заботах прошло несколько дней, пополнение солдат составило ещё полсотни единиц, жеребят привели всего десять, а взрослых лошадей, не загубленных пахотой, около двадцати. К счастью, в эти дни чёрных рыцарей нигде не было видно и никто не подвергся нападению...

Луг перед ближним лесом огласился звоном оружия и конским топотом — начались учения. Единственный седельник королевства в срочном порядке трудился над изготовлением сёдел, уздечек, старое рваньё из пустых конюшен Рогоналя никуда не годилось. Барди надавил на короля и получил средства на доукомплектование конницы.

Времени на семейные дрязги не было; Розамунда продолжала увлечённо делать то, что уже давно делала, не обращая никакого внимания на отсутствие супруга.

Как-то неожиданно принц столкнулся с Хельгой.

Это случилось в одном из многочисленных пустых коридоров, к их обоюдной радости. Молодые люди снова почувствовали, что нуждаются друг в друге, между ними пробежала искра, слова застряли в горле. Они просто стояли друг против друга, не имея ни сил, ни желания говорить. Слова ничего не значили.

— Здоровья и победы, — смогла наконец выдавить девушка. — У тебя всё получится.

— Да, увы, надо идти. Будь здорова и ты, Хельга.

Это было похоже на позорное бегство, но при нынешних обстоятельствах иначе он не мог поступить.

В конце коридора возник Монти:

— Пожалуйте в тронный зал, принц, прибыли посланники из Сандирии, король с ними, но долго не продержится. Там ещё господин маг подошёл.

Монти тянул рыцаря за собой, и вскоре они вошли в тёмное помещение. В обстановке секретности собралось несколько мрачных физиономий, одна из которых, круглая, с подкрашенными ресницами, принадлежала Горголану. Монти расположился рядом с коллегой.

— Ждём только тебя, — обратился к зятю король. — Насколько я понимаю, посланники прибыли к нам с очень дурными вестями.

— Да, уважаемый принц, — кивнул Горголан. — Я очень рад вас видеть и опечален тем, что должен рассказать. Король Диотемий просит о помощи.

— Могучая Сандирия просит о помощи своего невзрачного соседа?! — удивился Барди. — Что ж такое у вас случилось?

— Наша держава в опасности, и в данный момент любая помощь будет очень кстати. Чёрные рыцари в остроконечных шлемах высадились из бесчисленного множества кораблей, а потом за три дня разбили сандрийское войско и осадили замок, я еле ускользнул, переодевшись женщиной.

— У меня всего триста воинов, вряд ли я смогу реально помочь, ведь и за себя постоять тоже надо.

— Это печально... Это всё так мерзко и некрасиво, ах, это я про захватчиков, принц. Мы отправили послов в Кирикию и Тримонию, знаете, может быть, оттуда помогут, но дайте же хотя бы половину вашего войска! Мы заплатим!

Рогональ во время выступления Горголана неуверенно качал головой. Толстяк внезапно повалился на колени, пополз к нему, обнял его ноги, прижался и... зарыдал:

— Поймите же, о неразумные, если вы сейчас не придёте нам на помощь и не протянете нам руку, то сами станете следующей жертвой. А езды-то от нас до вас совсем ничего, чёрные рыцари в один день управятся. Ну что, я неправильно говорю?

— Снимите его с меня! — обратился король за помощью к двум пожилого вида сандрийским воинам.

— Какой вы твёрдый! Я восхищаюсь вами! — Горголан очень тяжело дышал, когда его оттаскивали.

— Барди... — простонал король.

— Вам плохо, ваше величество?

— Да не то слово, он меня везде трогал, будто я... ну ты понимаешь! Тьфу!

— Мир полон разнообразия, ваше величество, — мудро заметил маг.

— Вот сам и обнимайся тут с кем попало, а я пойду, что-то сердце покалывает. И пиво перментацию закончило...

Хлопнула дверь. Монти извинился и последовал за господином.

Барди кивнул на мага и пояснил визитёрам:

— Это, господа, придворный волшебник, я и мой тесть всегда советуемся с ним. Горо, выскажи своё мнение о просьбе Диотемия.

— Значит, опять всё в меня упирается? — Старый маг ужасно надулся от гордости. — Как обычно... Я в принципе, уважаемые иностранцы, войну ненавижу, но выбора у нас нет, и помочь всё-таки вам надо.

— О, вы такой мудрый мужчина, достопочтенный маг! — подключился Горголан. — Барди, хитрец, вы скрывали от меня этот кладезь знаний! Поверьте, в случае победы мой король Диотемий в долгу не останется.

— Слупи с них подороже, зятёк, — напомнил Рогональ в замочную скважину.

Посланники сделали вид, будто ничего не слышали. Горо, смущаясь, прикрыл дверь.

— Мы вам поможем, — возвестил красный от стыда Барди. — Завтра вы отправитесь в путь с нашим подкреплением, и я лично возглавлю отряд.

Сказано — сделано.

Барди лихо гнал коня, его сопровождали двое из трёх сотников, Даго и Заган, плюс силы подкрепления в виде двух десятков кавалеристов, готовые в любой момент вступить в бой с врагом. Сзади следовали послы во главе с Горголаном. Маг Горо от похода, разумеется, отвертелся.

Дорога на Сандирию была хорошо известна, переход через лес не вызвал трудностей, однако на берегу озера наблюдались остатки кострищ, следы копыт и конский навоз.

Тесный пролом в отвесных скалах, где пронеслась решающая битва с дикарями, теперь смотрелся мирным и пустынным. Да, разумеется, многочисленные черепа и кости валялись повсюду, но то были памятники, что-то вроде мемориальных табличек: «Здесь был Барди».

Нагромождение скал кончилось, и снова перед путниками развернулся вид на просторы другой страны — Сандирии. Ныне захваченной врагом...

Один из сандрийцев решил поделиться с Барди своими мыслями:

— Наблюдая, как воюют рыцари в чёрном, я понял: для них нет ничего невозможного. Ты не поверишь, принц, но выбраться из осаждённого замка нам помогла одна лишь удача.

— А ещё мой широкий подол, хи-хи-хи, — добавил Горголан, — под которым эти два шалуна прятались, пока я пробирался сквозь лагерь плечистых чёрных негодяев, изображая пьяную цыганку!

— Скажите мне лучше, кто-нибудь знает, откуда эти чёрные рыцари? Что за народ? Есть ли у них страна, обычаи? Кто руководит ими? И чему они поклоняются?

Воин отвечал следующее:

— Мы слышали их язык, на таком говорят только в Скандании. В молодости я служил моряком, мы частенько торговали с этой страной, там процветает рабство. Один раз я и сам имел глупость попасть в него, но вмешался Диотемий и спас мою задницу... Сканданские головорезы ценят чёрный цвет и скупают чёрные ткани. Одежда, доспехи для них важны так же, как для господина Горголана утренние и вечерние туфли. Они называют себя витангами, поклоняются кровожадному богу Братону, а время от времени приносят ему человеческие жертвы.

— А их семьи? У них однобрачие?

— Да, семья для них святое: насколько неуправляемы вне дома, настолько же смиренны у женских юбок. Но их бог требует крови, а значит, новых завоеваний, так, во всяком случае, утверждают жрецы Братона. Страна витангов холодная, потому как на севере, и нищает, если вылазки неудачны и силён противник. Разбой — основной их промысел, и сейчас у этих головорезов всё складывается неплохо. Раньше наши торговые корабли свободно швартовались у берегов Скандании, видимо, им была какая-то польза от торговли, а сейчас... не знаю, что-то изменилось, политика, возможно, так захотели жёны или жрецы. Не хочу тебя пугать, принц, но встреча с ними будет не из приятных.

— Посмотрим. — Барди стиснул рукоять меча.

Они не успели договорить, как внезапно словно из-под земли возникла ощетинившаяся копьями чёрная стена угрюмых людей на статных конях.

— Им нам Братон! — взревел предводитель вражеской конницы и дернул поводьями.

— Им нам Братон! — вторили ему остальные.

— Что они кричат? — спросил Барди.

— Как обычно, «Во имя Братона!», — перевел сандриец. — Можешь быть уверен, это не приглашение к переговорам.

— Во имя Ландирии вперед! — скомандовал Барди, и его копьё понеслось в чёрную стену.

Имея редкую возможность передвигаться по воздуху, гургил способствовал точному попаданию снаряда в предводителя вражьей стаи. Люди с обеих сторон, не способные узреть гургилус-давалуса, лишь подивились силе и меткости принца Ландрийского: копьё с сокрушительным треском врезалось в чёрную броню предводителя, и тот шлёпнулся в грязь.

Вдохновлённые воины Ландирии сошлись в смертельной схватке с захватчиками. Опешив, чёрные рыцари сначала даже немного отступили, но быстро собрались с духом, и ими овладел тот самый боевой раж, о котором говорил сандрийский посланник.

Воины Ландирии быстро таяли под натиском превосходящего их по силе и численности противника. Барди, забрызганный чужой кровью, неистово махал мечом...

— Отступай, пока не поздно! — прокричал ему Горголан, первым разворачивая свою кобылку. Оглядевшись, рыцарь понял, что совет сандрийца был единственно верным.

— Наза-а-ад! — скомандовал он, пришпоривая коня.

Благодаря наступающим сумеркам и умению ориентироваться на местности остатки ландрийского отряда избавились от жестокого преследования. Воины собрались с последними силами и, не жалея коней, без остановок прошли через лес, в конце которого спешились, чтобы отдохнуть и произвести подсчёт потерь.

Результаты ужасали: половина конницы полегла, половина спасшихся были раненые, включая сотников. Барди был готов рыдать от обиды, но держался мыслью об ответственности за всех, кто остался в живых. Среди них не было трусов, его воспитанники сражались как настоящие мужчины.

Длительных остановок не устраивали, не то время; отряд немедленно двинулся в направлении замка, и только звёзды освещали ему путь. Пришли вместе с солнцем, ранним утром. Поднятый на ноги резерв получил приказ: готовиться к выступлению; потом разбудили прислугу, отдав ей на руки тяжелораненых. Только после этого все участники побоища, вусмерть усталые, доползли до казарм и рухнули спать.

Враг появился на следующий день. Сражение проходило на голом плацдарме, недалеко от замка, и крови пролилось ещё больше. Понимая бессмысленность сопротивления, Барди отвёл остатки войска к подъёмному мосту, и им едва удалось скрыться за воротами. Выжило двадцать человек, ландрийская армия фактически прекратила существование...

Кровожадные витанги начали осаду замка. Они разбили лагерь, нагло прохаживались вдоль рва, а через день получили подкрепление.

Рогональ был мертвецки пьян, так что даже Монти не смог донести до его величества новость о блокаде. Короля отнесли в отдельную комнату без вина и пива, положили на кровать, поставили ночной горшок, графин с водой, оставили еды и закрыли «без права выхода», как приказал Барди.

— Король Рогональ — единственная замковая реликвия, — пояснил рыцарь, — и мы не можем позволить ему ползать по двору, подвергаясь смертельной опасности. И как всякое сокровище нуждается в сохранении, так и наш бесценный король должен быть заперт в надёжном месте.

Навестил рыцарь и второго члена королевского семейства — свою законную жену Розамунду. Она всё так же торчала пред экраном, чего-то там пела, словом, не изменилась ни чуточки. Насильное, вопреки обещанию, выключение телевизора привело её в бешенство и сподвигнуло залепить законному мужу звонкую пощечину.

— Как ты смел?! — зло закричала принцесса. — Ты пожалеешь об этом!

— Дура! — выругался рыцарь. — Неужели не видишь, что происходит вокруг?

— Что происходит?! — спросила принцессаа с перекошенным от гнева лицом. — Ты выключил мой телевизор!

— А ты выйди и посмотри, если тебя не сразит какая-нибудь шальная стрела. Замок окружён, нас настигли кровожадные витанги, кругом война!

— Надеюсь, в отличие от тебя, они знают толк в настоящих женшинах, — оскалилась Розамунда.

Барди рассвирепел не на шутку:

— Вот изнасилуют тебя раз десять, по-другому запоешь.

— А может, мне понравится!

— А потом убьют, такая у них практика. Хотя зачем объяснять, сама всё узнаешь.

— Ты опять пытаешься меня оскорбить?! — вскинула голову Розамунда. — Еще на одну пощёчину нарываешься? Ты что, не понимаешь? Перед тобой принцесса Ландрийская!

Поняв, что в семейном гнезде счастья ему не видать, Барди отправился прочь, но, перед тем как хлопнуть дверью, ответил:

— Ты не принцесса, а идиотка Ландрийская!

Маг, к которому направился непонятый супруг, был любезен:

— Что привело тебя сюда, мой юный друг?

— Война на всех фронтах...

— Да уж, все последние новости скверные: попытался сделать заговор на победу, но ничего не вышло: местная свинья родила котёнка, вот такой результат.

— Жаль Дзога нет, он бы помог делом, а не болтовнёй... Дай что-нибудь поесть, что ли!

— Для друзей всегда найдется корочка хлеба.

Рыцарь вымыл руки, глубоко вздохнул и сел за круглый стол, за которым маг обычно произносил свои заклинания и питался. Горо открыл стенной шкафчик, вынул лепёшку, сало, миску с чечевицей и выставил всё это перед гостем, достал ложку. Пока Барди ел, маг учтиво хранил молчание.

— Ты подумал о том, что нам делать дальше? — спросил его рыцарь.

— Очень не хочется умирать, — ответил Горо. — Чем больше лет, тем больше хочется жить, писать стихи, думать о вечном, пахать землю, босиком ходить...

— Тогда напряги извилины и найди выход — у тебя больше опыта, чем у меня.

— Уже нашёл.

— Быстро говори!

— Надо вернуться в Голливуд! Компьютер работает, книга заклинаний... э-э-э... она перед тобой, тоже работает. Решим все проблемы махом.

— Бежать предлагаешь?

— Нет, не бежать, а выйти из положения. Судьба у нас такая с тобой — провести остаток жизни на съёмочных площадках, пляжах, в казино, дорогих ресторанах. Неплохая судьба, правда? Признайся же, сынок, противник превосходит нас по всем статьям, нам не справиться. Ситуация называется «спасайся, кто может». Если хочешь, можешь прихватить с собой Розамунду, а старый пьяница Рогональ нам совсем не нужен, он не приживётся...

Барди задумался, с трудом глотая последний кусок: рыцарская честь не принимала мысль о побеге с поля боя. С другой стороны, в предложении мага было рациональное зерно, но где именно? Он напряг извилины и понял: витанги многочисленны, хорошо обучены и безумно храбры, его собственное войско тает, как туман в ветреную погоду, следовательно, противника можно победить только при помощи современного оружия. А в мире Голливуда таковое имеется, поэтому... И вернуться можно в нужный момент: путешествие легко повторить, возвращение тоже можно повторить. Есть смысл рискнуть и сделать сюрприз для чёрных рыцарей.

— А знаешь, ты — гений, Горо. Настолько гениален, что, сам того не желая, навёл меня на мысль, как спасти Ландирию. Остальное дело техники, нужен компьютер.

— Вот ты и дозрел, мой юный друг, вот и дошли-таки до тебя слова мудрого старика, — обрадовался Горо. — Снова ванна, снова богатые клиенты, хорошая еда и удобства! Барди, я всегда верил в тебя, и не зря! Иди пиши, набивай нашу историю, хорошо пиши.

Барди спустился во двор, открыл багажник машины и вытащил заветный чемоданчик, который предусмотрительно спрятал подальше от жены. Потом спрятался в машине сам и приступил к тщательному описанию всех приключений, случившихся с ними троими за последние месяцы. Время от времени какая-нибудь шальная стрела ударяла по крыше, но, кажется, ничто не могло отвлечь его от важного дела.

Но вот подбежал Даго, и это заранее расстроило Барди. Боковое стекло опустилось, он уныло высунул голову:

— Что?

— Атакуют стены, ваша светлость!

— А что же ров?

— Плоты. А теперь у них появились лестницы.

— Сбрасывайте, поливайте кипятком, дёгтем, маслом, всем, что под руку попадётся. Я очень занят, постарайтесь что-то придумать.

— Слушаюсь, мой принц.

Положение становилось критическим, надо было торопиться, и Барди писал, не вдаваясь в излишние подробности. Когда он уже почти заканчивал, во дворе резко потемнело — это мог быть только Дзог.

— Похоже, я вовремя подоспел? — На Барди таращились огромные драконьи глаза. — Эти чёрные в доспехах, там, откуда они взялись? В меня швыряли копьями, как в неродного!

— А почему не у Гейлы, дружище? Молодожён ты или нет?

Дзог пустил облачко дыма:

— Она меня выгнала. Чё-то как-то не склеилось, не познакомились как следует, не вышло.

— Но кое-что (ты меня понимаешь?), надеюсь, вышло?

— Ну, так, кое-что, допустила к себе пару раз... и всё, в общем... Никакого особого удовольствия, можно было и не стараться. Самое главное, дракончики будут.

— И на этом ей спасибо, а сейчас введу тебя в более важные дела. Пора прокатиться в Голливуд.

— Что-о-о?!

— Мне бы, друг, ещё минут пять, я заканчиваю, почти готово. Если в двух словах, то те чёрные парни под стенами — обнаглевшие разбойники из Скандании, разграбившие королевство Диотемия, вот-вот они пустят по миру Ландирию. Понятно?

— Ладно, подробности опустим. Может, прилети я раньше, у нас был бы шанс?

— Не стоит винить себя, ты всё сделал как надо.

Беседу их прервал истерический женский вопль:

— Барди, на помощь! Любимый мой супруг, как я ошиблась в тебе, прости меня! Один из этих гадов полез в моё окно, нацелился копьём и чуть в меня не попал! Хорошо, что он оказался толстым и не смог... а то бы всё, конец. — Принцесса обежала дракона и устроилась на переднем сиденье. — Он был такой... такой страшный. Его рожа, ах! Меня просто трясти начинает... Никакой галантности — скотина, и всё. Барди, только ты можешь меня спасти. Заводи машину! Бежим!

— Бежать некуда, принцесса, сканданские воины захватили все соседние страны, нас настигнут.

— Ну, придумай же что-нибудь! На тебя вся надежда! — разревелась принцесса. — Я люблю тебя!

Барди уже не верил словам-признаниям, ему просто было жалко Розамунду.

— План такой, зови Горо и Хельгу, мы отправляемся в страну твоей мечты, напомни магу, чтоб не забыл книгу заклинаний.

— В Америку? Здорово! Это правильно! — Глаза девушки горели, как нефтяные вышки. — Если бы ты знал, как я тебя люблю! Я всегда тебя любила!..

— Поторопись, сейчас каждая секунда на счету.

Пока Барди зависал над компьютером, набирал необходимый для переноса в Голливуд текст, Дзог облетел территорию вокруг замка, спокойно поджёг вражеский лагерь, но вынужден был признать, что некоторые из тридцати запущенных в него копий очень даже болючие.

Барди ставил точку в последнем предложении, когда прибежали Розамунда и Горо.

— А Хельга?

— Я заглянула в комнату, но её там не было, — быстро объяснила принцесса. — А искать по всему замку времени нет.

— Горо, книгу взял?

— Обижаешь.

Барди заменил файлы, как делал это раньше, и дал команду Горо:

— Начинай колдовать! Новая тема: «Возвращение в Голливуд».

Гургил, корректирующий их судьбы в лучшую сторону, не заставил себя ждать и мысленно послал в голову мага необходимый текст, который тот в первый раз произнёс по ошибке, но теперь это было то, чтонужно. Пространственно-временная сфера втянула их внутрь, а потом вместе с машиной перенесла на полупустой паркинг в окрестностях Голливуда — в тот же самый час, минуту и секунду, когда они отправились отсюда в Ландирию.

13

— Вот мы и снова в Америке, — констатировал Барди. — Снимайте всё лишнее, здесь тепло, как обычно.

— Здесь заметят, как я исхудал, придётся объяснять, придумывать, выкручиваться, — забеспокоился Дзог, втягивая забытый воздух.

— Нет худа без добра, ты в идеальной спортивной форме, подтянут, как английский дог. Режиссёры поднимут тебе ставку за усовершенствованные лётные и огнеизрыгательные навыки. Не беспокойся... Что же ты Хельгу не нашла, как она там без нас, Розамунда?

— А не всё ли равно теперь? Выйдет замуж за бандюгу в чёрном, родит ему бандюжонка, и нормально. — Нельзя сказать, чтобы принцесса утешила мужа.

— Ладно, не стоит тратить время на пустые разговоры. Итак, Розамунда, поздравляю: ты находишься там, где сделали все просмотренные тобою картины, там, где в большинстве живут все увиденные тобой звёзды экрана, там, где люди играют и получают за это деньги.

Розамунда потянула носом тяжёлый воздух, наткнулась взглядом на потрёпанного кота, вылезающего из мусорного бака, закусила губу и пробубнила:

— А я не так представляла себе Америку.

Горо понял, в чём дело, и незамедлительно разъяснил:

— Мы на стоянке в окрестностях Голливуда, до районов плотной застройки довольно далеко. В таких частях любого большого города всегда грязно, не удивляйся. Вспомнил, у меня, между прочим, аренда офиса оплачена до конца месяца, так что с размещением проблем не будет.

— И у меня жильё оплачено, — подхватил Барди. — Не помню, правда, оставалось ли что в холодильнике. Перед возвращением в Ландирию я закрыл все кредитные карты, а в багажнике золота давно уж нет. Горо, а что у тебя?

— Никогда не расстаюсь с ценностями, — доложил Горо, похлопав по заветному поясу. — Тут найдётся и для тебя немного. Ладно, пора садиться и ехать.

— А мне что делать? — спросил Дзог. — Был у меня рефрижератор, да в Ландирии остался, как мне до своего жилья добираться?

— Может, долетишь?

— Это не годится, народ пугать? Одно дело на съёмочной площадке, и совсем другое — летать над жильём. Хозяева вызовут воздушный патруль, пожарных, меня привлекут за нарушение порядка, отправят на освидетельствование, потом засудят, лишат актёрской аккредитации...

— Тогда оставайся здесь, — заключил Горо, — и, как черепашка-ниндзя, живи в канализации.

— Помолчи, Горо, и тебе не стыдно? — вмешался рыцарь. — Чем хвалиться своим поясом, лучше б заказал для друга фургон.

— О'кей, я не против, но при условии, что потом он со мной расплатится.

— Если у тебя совсем совести нет, можешь и деньги с него потребовать, только закажи фургон сейчас.

— Да это чудо с крылышками, оно ведь в фургоне и кучу наделать может, и оторвать чего-нибудь, а потом начнётся — страховка, иски, адвокаты. Спросят, чьё животное, где, мол, хозяин, меня разыщут, а этот ведь коровой прикинется бессловесной, мычать будет... Нне-э-эт, не надо, сам нанимай фургон, а я в сторонке постою.

— Вот наговорил, наговорил с три короба, — дракон начинал сердиться, — да я, если хочешь знать, когда был с тебя ростом, уже сам в ящик ходил и людям руки не отрывал, играясь... А ты, ты в маразме давно и сам скоро под себя ходить станешь! Вот!

— Эй, ребята, успокойтесь. — Барди пришлось повысить голос. — Ваша хвалёная дружба, где она? Ваше взаимное уважение, преданность общему делу, или хотите быть похожими на дикарей?!

— Окончу водительские курсы, куплю фургон, буду сам себя возить, — заявил вдруг Дзог. — Зато уж не буду слушать гадости от сумасшедших магов-жадин!

— Это я-то жадина?! Ах так...

— Хватит ругаться! — отрезал рыцарь. — Горо, закажи ему транспорт тотчас, как придёшь в свой офис, здесь недалеко. А ты, Дзог, сиди, жди тут, завтра спокойно встретимся в студии. Устраивает?

Горо кивнул, дракон тоже.

— Хорошо, что водородного топлива оставил в баке на всякий пожарный, — сам себе сказал Барди и с первого раза завёлся.

Барди лично проконтролировал, чтобы маг вызвал машину для Дзога и правильно назвал место. Удостоверившись, что хвостатый звероящер спасён, рыцарь оставил довольного возвращением пройдоху в его офисе, а сам с принцессой покатил к себе домой.

Пока ехали, мимо проносились картины, которые эта ушлая девица видела только в фильмах. Восхищённая зрительница немела, млела и хотела всё и сразу, она приклеилась к боковому стеклу, разглядывала проплывавшие мимо вывески, витрины, рекламу, одежду на мужчинах и женщинах, она была похожа на белого туриста в условиях африканского сафари.

— Смотри, точно как в кино! — вскрикивала Розамунда. — А когда мы пойдём по магазинам?

— Когда понадобится.

— Надо сейчас!

— Прости, но на экскурсии нет времени, сперва кредитную карточку восстановим, ведь перед прошлым отъездом в Ландирию я снял все деньги, что были на ней в свободном доступе.

— Я поняла, чего хочу, о чём постоянно думаю: я мечтаю стать актрисой, чтоб на меня смотрели цивилизованные люди и восхищались! Да, именно это, и не иначе!

— Любая девочка из деревни приезжает сюда, страдая тем же, — сухо отреагировал Барди. — Нужны способности, талант, данные плюс удача.

— У меня всё есть, — упрямо продолжала принцесса, повернув к себе зеркало заднего вида и с наслаждением разглядывая собственную физиономию.

— Не крути зеркало, ни черта не видно! — рявкнул Барди.

— Грубиян!

Через полчаса они остановились перед особняком с небольшим двориком. Принц поставил машину в гараж, закрыл ворота с помощью дистанционки, потом открыл дверь дома и пригласил Розамунду войти. Девица бросилась разглядывать обстановку, любопытной кошкой обходя помещения. В это время наш герой проверил холодильник, установив его достаточную заполненность необходимыми продуктами.

— Иди-ка сюда! — позвал он жену.

— Я ещё не всё посмотрела.

— Иди, иди, самое интересное и важное для тебя — кухня, сюда надо ходить почаще. Есть микроволновая печка, слышишь?

— А зачем мне сдалась эта, как ты её назвал, микрокудрявая печка? — отозвалась принцесса из глубины дома.

— Чтобы готовить еду.

— Я?! Готовить еду?!

— Ты, естественно, а кто же ещё?

— Это не по адресу, дорогой, возьми прислугу, если хочешь остаться в живых, не потравить своих друзей и не испортить микрокудрявку.

— Я просил насчёт прислуги, но кое-кто не нашёл!

— Хельгу, что ли? Эту девку? Я её и вправду не нашла, но здесь таких на улице десятки стоят, подберём.

— А ты что, безрукая? Что будешь делать тут целыми днями?

— Как что? Учить сценарии, как в фильме «Радость Элеоноры», чтобы понравиться какому-нибудь режиссёру и в конце концов стать знаменитой.

— Если будешь так со мной разговаривать, я попрошу Горо, чтобы завтра вернул тебя обратно в Ландирию.

— Что-о-о?!!

— Я устал от твоих капризов, Розамунда...

— Но в Ландирии большой погром, мне туда никак нельзя!

— Тогда выбирай: или кухня в Голливуде, или по этапу в Ландирию. — Рыцарь был непреклонен. — И запомни: это там ты была принцесса, а здесь ты моя законная жена, простая домохозяйка.

— Ты пользуешься моей беспомошностью, бездарь, негодяй, подонок!

Барди невозмутимо продолжал, как будто его гушали верные ландрийские солдаты:

— Кроме готовки тебе необходимо научиться сервировать стол, включать стиральную машину, сушить и гладить. Сможешь делать это, тогда поговорим о том, что ты желаешь делать.

— Ха-а-ам!! — неистово взвыла принцесса, собираясь было упасть в обморок на керамические плитки пола, но вовремя сообразила, что это слишком жестко и травмоопасно. Поэтому насупилась и замолкла.

— Ну что, конец истерике?

— Да, господин главнокомандующий, — сказала она холодным ровным голосом. — Показывайте, как что работает...

Барди достал из морозилки две упаковки свиных отбивных, овощи, уложил их в микроволновую печку и объяснил, как действовать дальше. Потом поставил на покрытый клетчатой скатертью кухонный стол стеклянные бокалы, тарелки и приборы, нарезанный хлеб в вакуумной упаковке, салфетки, выташил из холодильника бутылку охлажденного белого вина. Все это время Розамунда наблюдала за ним глазами хищника в клетке.

Микроволновка мелодично тренькнула, рыцарь вынул разогретые порции, снял фольгу и жестом пригласил «ученицу» к столу.

— Ужин подан, вот так надо открывать и разливать по бокалам вино, ничего сложного. Стирку и глажку освоим завтра. Ну, за успешное прибытие и твоё благоразумие!

Они мирно поели, рыцарь ссыпал остатки пищи в раковину, включил мельницу сифона, измельчающую в пыль пищевые отходы, и вымыл посуду — исключительно чтобы продемонстрировать начинающей домохозяйке, как это делается.

— Перейдём в холл, — предложил он примирительным тоном. — Допьём вино и посмотрим телевизор.

— А кино будет? — спросила принцесса более оживлённо.

— Да, но сначала посмотрим новости. Придётся тебе со мной считаться, телевизор пока один. Будешь вести себя хорошо, куплю тебе отдельный.

— Знаешь, а ты не такой вредный, каким кажешься, — сказала Розамунда после того, как они сели в кресла напротив плоского экрана на стене. — Налей мне ещё, милый, и угадай, какое помещение в доме понравилось мне больше всего?

— И какое же? — рассеянно спросил он.

— Ванная, — лукаво заявила принцесса, обнимая его. — А спальня у тебя совсем как в кино.

— Где вас носит, господа актёры?!! Я целый цень вас вчера искал! — возмущался продюсер Мандельштейн, когда Горо, Дзог и Барди с Розамундой предстали перед ним. — По договору вы должны круглосуточно быть у меня под рукой! Этот старый пень здесь уже не нужен, он давно нашёл себе другое занятие, и не надо засорять им съёмочный процесс. А эта сельская мышь откуда взялась? Впрочем, грудка у неё ничего, я готов подумать...

— Мы никуда отсюда не отлучались, сэр, — спокойно соврал рыцарь. — Но после окончания очередных съёмок подумали, что можно немного передохнуть.

— Надо было спросить разрешения, а вы отлучились самовольно! Я с вами, гении, только в могиле отдохну. Ну да ладно, всё, хватит об этом. Завтра начинаем новые съёмки! Дзог будет занят в фильме «Месть фей», а ты, Барт, в новом вестерне «Кровавый закат». Там надо скакать на коне, ты ведь это умеешь?

— Причём очень неплохо, господин Мандельштейн. — Барди понял, что чуть не забыл свой артистический псевдоним.

— А как насчёт владения лассо, стрельбы из ружья, пистолета? Не растерял навыков, а?!

— Справлюсь, сэр.

— Тебе придётся не просто стрелять, а играть пистолетами, и я не намерен слушать детский лепет типа «ой, а я никогда этого не видел»!

— Видел, конечно, господин Манделыдтейн, не беспокойтесь.

— Да, ты у нас парень способный, молодец. Так я не понял, что это за девица с вами, рекомендации есть?

— Моя жена Розамунда, — без удовольствия представил Барди.

— Когда же успел, сынок? В перерыве на обед? А чем она занимается?

— Ничем, домохозяйка — готовит, стирает носки и смотрит телевизор.

— Ладно, так и быть, из уважения к тебе беру в статистки.

— Может быть, вы мне дадите какую-нибудь главную роль, господин? — скромно опустила глазки принцесса. — Я изрядно талантлива.

— Все, кто так говорит, самонадеянные непрофессионалы, — вздохнул Мандельштейн. — Позже, быть может, милочка, я попробую тебя в каком-нибудь эпизоде. А сейчас только в статистки, ясно? На твоё место найдутся тысячи. Начинать приходится с малого, надо проявить способности, посмотреть, как работают звёзды, понаблюдать за работой всей студии... А пока я беру тебя, смазливое личико, только по просьбе твоего мужа.

Барди хотел уточнить, что никаких просьб с его стороны не было, но Мандельштейна уже несло, как лодку к водопаду:

— Запомни, девочка, на площадке я царь и бог, все делают не то, что хотят, а что хочу я. Я отдаю приказы, понятно?

— Да, сэр, — испуганно ответила Розамунда.

— Ладно, ребята, договорились. Завтра в девять утра жду вас всех, кроме ветерана массовки, а сейчас свободны.

Когда они вчетвером вышли на внешнюю территорию, рыцарь сообщил, что должен объявить об очень важном решении.

— Говори, — буркнул маг. — Только нутром чую очередную сумасбродную идею, в результате которой мы всё потеряем и будем спасаться бегством.

— Мы должны обсудить нечто очень важное, и твоя ирония здесь ни к чему, — нахмурился Барди.

— Если хочешь, мой принц, я взмахну крыльями, и это старое полено отправится в парк, где прогуливаются пенсионеры, всего в пяти остановках отсюда.

— Спасибо, Дзог, в другой раз. Итак, я планирую учредить фонд «Спасение Ландирии» и буду его главным попечителем.

— Что ещё за ерунда? — напрягся Горо.

— Ты хочешь собирать деньги для папеньки? — с интересом подключилась Розамунда.

— А зачем, по-вашему, мы вернулись?

— Чтобы спасти свои шкуры, — пожала плечами принцесса. — Для чего ешё?

Лицо мага стало серым, он начинал понимать, что его друг задумал нечто такое, что связано с неминуемым возвращением в ненавистное Средневековье.

— А тебя не волнует твой отец? — Рыцарь сурово взглянул на жену. — Тебя не волнует, как он там, может быть, какой-нибудь чёрный урод уже прирезал короля...

— Ну а я что могу сделать? Мы оставили его таким пьяным, что, даже если его и убили, он ничего не почувствовал. К тому же он старик и своё отжил.

— Мысли, достойные любимой доченьки. — Принц брезгливо сплюнул на асфальт. — А ты, Дзог, твоё мнение?

— Ну да, мы типа удрали...

— Ты не планировал встретиться со своими дракошками?

— Э-э-э... это... хотелось бы...

— Если им, конечно, суждено появиться на белый свет, — продолжал Барди и, перехватив недоуменный взгляд Дзога, объяснил: — Потому что чёрные рыцари захватили Сандирию, а если они убьют Гейлу, то не будет и твоих дракончиков. Всё понятно?

— Надо же, я и не подумал...

— Не пойму, куда ты клонишь? — нервно вступил Горо. — Ландирия, Ландирия... Здесь мне тепло, у меня есть клиентура и офис, какое мне дело до этой холодной и нищей страны? И на что нам всем сдался этот фонд?

— Для сбора средств на спасение родины! Каждый из вас будет вносить половину заработанного.

— У тебя определённо шарики за ролики закатились... Да чтобы я да половину! Чушь... — Грозный взгляд рыцаря заставил скупердяя говорить иначе. — И как же ты собираешься спасать свою родную страну?

— Очень просто, закуплю современное оружие, переправлю его в замок в более раннее время. Обучу солдат обращаться с автоматами и пистолетами, а может быть, и с небольшими пушками — и тогда хана чёрным!

— Бред какой-то, — зажал уши Горо. — Похоже, ты и вправду решил возвращаться, мой юный патриот. Но я не ты!

— Да, после того как соберу достаточно средств. Я прибыл сюда только ради спасения своей страны.

— Ради бога, спасай её без меня, — заныл чародей. — Я старый, больной, безвредный человек, ну что вы ко мне пристали?

— Без тебя нельзя. У тебя есть магия, деньги и немного совести, без тебя никак! — Барди похлопал расстроенного пенсионера по спине. — Крепитесь, ваше колдовское всемогущество.

— Можешь попробовать обойтись одним компьютером. — Старик не терял надежды отвертеться.

— Не выйдет.

— Ты не можешь меня заставить!

— Могу, причём очень просто.

— И как же?

— Увидишь, когда время придёт.

— А если я пожалуюсь федеральным властям?

— Я докажу всем, что ты мошенник и незаконный иммигрант.

— Ты тоже иммигрант, — со злостью продолжал препираться маг. — Я и сам могу на тебя донести куда следует.

— Только попробуй! — вступился за друга дракон. — Мне ни виза не нужна, ни грин-карта. Знаешь, что сделаю, если ты накапаешь на Барди? Сожгу тебя живьём, легко и быстро, никаких следов и никаких доказательств твоего существования. А есть тебя не стану, потому как либо сразу подавлюсь, либо меня просто вырвет. Ещё есть вопросы?

После такого шантажа магистр чёрной и белой магии, скряга и мошенник Горо быстро пересмотрел свои взгляды на идею о фонде спасения, торжественно обещав регулярно отчислять половину доходов во имя светлого будущего тёмного Средневековья.

— При солидных доходах требуемая сумма наберётся быстро, — успокоил его Барди. — От нескольких месяцев до года я буду покупать лучшее оружие и боеприпасы. Дзог, ты-то, надеюсь, поддерживаешь идею с фондом?

— Конечно, а для чего же ещё нужны друзья? Говорят, драконы злые и жадные, но я не такой. Маленькие дракончики заслуживают того, чтобы их спасти.

— А я не согласна делиться деньгами, — вдруг влезла Розамунда. — Что заработаю, то моё! Нужна мне ваша Ландирия...

— Как-нибудь обойдёмся без твоих грошей, — кивнул рыцарь.

— Я буду высокооплачиваемой!

— Посмотрим. Садись в машину, поедем в супермаркет за продуктами.

— А там продают косметику?

— Продают, но сегодня мы её покупать не будем, дождёмся аванса от Мандельштейна.

— Жадина... — надулась принцесса.

А её муж, отметив разбитую фару, подумал, что после инцидента с дикими людьми «форд» надо бы сдать в автосервис, дорожная полиция Лос-Анджелеса не дремлет!

14

Жизнь Барди, Дзога и Горо быстро вошла в старую голливудскую колею. Пока рыцарь тренировался в стрельбе из пистолета и из ружья, дракон начал съёмки в «Мести фей», Мандельштейн отпустил желанный аванс, а Розамунда быстро узнала о существовании бутиков.

Молодому человеку уже надоело спорить с женой из-за денег, аппетиты её росли. Принцесса как будто бы смирилась с ролью статистки, что не мешало ей постоянно попадаться на глаза молодому режиссёру Ланскому. Операторы возненавидели Розамунду, потому что она постоянно загромождала собою кадр, не слушала рекомендаций и указаний.

Барди вынужденно заступался за неё перед Мандельштейном, и только это спасало принцессу от полного провала при первых шагах на пути к заветной карьере. Не без связей того же Мандельштейна её пребывание в Штатах было узаконено.

Дзог покорил студию своими новыми навыками, и его регулярные полеты над Голливудом продолжали удивлять окружающих. Теперь он мог дополнительно заработать демонстрацией рекламных щитов, благо желающих нанять его было много. Несмотря на дюжину обожжённых, статистов, сломанные декорации и кучки помёта, Ланский предрекал ошеломляющий успех новому фильму с участием Дзога и собирался начать съёмки сериала о сумасшедшем драконе...

Рыцарь быстро приноровился к стрельбе по движущимся мишеням, но, к счастью, начались съёмки «Кровавого заката». К большому удивлению принца, Розамунда добровольно взялась ему помогать, капризницу словно подменили: исчезла белоручка, появилась домохозяйка — повелительница микроволновки, стиральной машины и утюга. Но однажды вечером причина перемены погоды стала понятной, ибо девушка заявила мужу следующее:

— Милый, а не познакомил бы ты меня с Сандорагом?

Не ожидавший такого предложения Барди оторвал голову от сценария и спросил у жены, не поехала ли, часом, у неё крыша. Но в ответ получил подтверждение высказанных намерений:

— Не наезжай на моего любимого артиста! Ты ж говорил, что вы знакомы и знаешь, как найти Сандорага. Мне самой его искать — неудобно... Если ты нас познакомишь, будет совсем другое дело, разве это трудно?

— Хорошо-хорошо, только завтра, сегодня мне надо выучить много текста.

Вот так принцесса Ландрийская, не раз высказывавшая своё восхищение актёром по имени Сандораг, получила устные гарантии встречи с ним. Разумеется, Барди почувствовал себя неловко, хотя вполне мог ожидать подобной просьбы. Нет, ревности уже не было, но и радости тоже никакой. Розамунда жила своей жизнью, а муж для неё был всего лишь временным неудобством, с одной стороны, и средством достижения цели — с другой.

Горо не расставался с мыслью о том, как скрыть истинный размер своих доходов, ибо никак не мог смириться с необходимостью отчислений в фонд Ландирии. Клиентов, как назло, значительно поубавилось, новая услуга — ворожба на любимых животных — не прижилась. Доходы действительно снизились, а очередной эксперимент по получению золота из содержимого канализационных труб привёл к весьма неприятным последствиям, о которых будет рассказано ниже.

Как-то Барди вернулся со съёмок, опустился в кресло и задремал от усталости. Внезапно зазвонил телефон.

— Скорей, на помощь! Если сию минуту не явишься, я погиб!

— Кто это? Горо?! Слушай, я очень устал и...

— Барди, я сейчас утону!!!

— Решил посетить бассейн?

— Нет, я по-прежнему дома, спасаюсь на стуле, потому что не умею плавать! Я не хочу в этом плавать! Барди, Барди!

— Да что случилось?

— Скорей приезжа-а-ай!

Связь прервалась.

Обеспокоенный молодой человек быстро оделся, вывел машину из гаража и полетел к старику. Когда он добрался до квартиры чародея, навстречу бросилась консьержка:

— Мистер Барди, я уже устала от опытов мистера Горо! С тех пор как он здесь обосновался, я перестала думать, что эта работа — лучший способ встретить старость! Дежурный полицейский по городу беспокоится меньше, чем я! Если вы не примете меры, я созову сюда всех — пожарных, копов, журналистов, церковный хор и службу внутренних расследований ФБР! Если вы думаете, что одинокая женщина в моём положении должна молчать в тряпочку, вы ошибаетесь! У меня тоже есть нервы, сердце и должностная инструкция! Я имею полное право на сухие ноги и свежий воздух! Идите-идите, просто зажмите нос покрепче — и вперёд! Даю вам десять... нет, двадцать минут на устранение всех последствий! А потом я буду действовать согласно конституции!!!

Барди растерянно кивнул ей и вошёл в подъезд.

Теперь он осознал смысл слов о сухих ногах и чистом воздухе — все полы были залиты мутной жидкостью, которая жутко пахла и не позволяла нормально дышать. До нужной двери рыцарь добирался по перилам.

— Кто там? — взвизгнул после пятого звонка старческий голос.

— Угадай с трех раз? Я пришёл спасать тебя, великий волшебник!

— Барди, наконец-то...

Открылась дверь. Нервно улыбающийся Горо был похож на интеллигентного сантехника — в сапогах по пояс, с огромным вантузом в одной руке и книгой заклинаний в другой.

— Стул сломался, — поделился он неприятной новостью. — Но я успел спрыгнуть прямо в сапоги. Что-то у меня не получилось, и вот, видишь, тонем...

— Скажи, пожалуйста, а соседи уже захлебнулись? Почему так тихо? Ведь эта гадость повсюду!

— Да нет. — Маг явно объяснялся с большой неохотой. — Просто я во всём подъезде один, тут всё мое, я... э-э-э... как-то скупил тут все помещения, на всякий случай...

— А, понятно, на случай потопа или пожара, — помог закончить Барди.

— Не хотелось бы предавать огласке, — пробормотал Горо, откладывая в сторону вантуз и открывая книгу.

— У нас двадцать минут.

— Как это?

— Консьержка сказала, что через двадцать минут позвонит во все инстанции и пожалуется на тебя в полицию.

— А-а, ерунда, не бери в голову, она добрая женщина, просто ворчливая, с кем не бывает...

— Где источник утечки?

— Там. — Горо как бы невзначай махнул рукой в направлении туалета. — Лучше не ходи, ужасное зрелище, унитаза нет, одни открытые трубы.

— Куда же он делся?

— Улетел в другое измерение... Не знаю, в какое конкретно, в какой единице времени, это не закладывалось в заклинание, то есть куда угодно! Он может появиться в любой момент в любом месте — это всё...

— Горо, — рыцарь серьёзно посмотрел на мага, — скажи честно, великий Дзенга хорошо учил тебя?

— Если честно, уже не помню. Порол часто, говорил, что я безнадёжен, но это такой метод обучения, очень эффективный. Что ты вспомнил про Дзенгу? Предложи лучше, как бы нам без шума прибраться, чтобы никто ничего не пронюхал, особенно клиенты.

На пороге возникла консьержка. Она тщательно подобрала подол и бесстрашно пачкала босые ноги:

— Мистер Горо! Вы сегодня же увеличиваете мне жалованье в два раза, платите ежемесячную премию и устанавливаете телевизор, и тогда я унесу память об этой грязной ночи с собой в могилу. В противном случае я немедленно вызываю аварийную службу! На прошлой неделе вы травили меня зелёным дымом, вчера здесь всюду летали шаровые молнии, а сегодня...

— Тихо, тихо, миссис Джонсон, успокойтесь, мы договоримся о зарплате. Ради всего святого, не поднимайте шума. — Чародей перешёл на просительный шёпот.

— И телевизор!

— Разумеется, и телевизор тоже.

— С большим экраном, мистер Горо, вы знаете моё зрение!

— Ну конечно, с большим экраном. Всё, идите, идите и не мешайте нам, миссис Джонсон.

Дверь закрылась. Барди устало покачал головой:

— Советую тебе, маг, вызвать пожарную машину, чтобы промыли тут всё как следует, о неразглашении договоришься на месте, и сантехник тоже нужен. Но главное — нейтрализующее заклинание. Если процесс не остановится, ничто не удержит миссис Джонсон от жалобы в полицию!

— Да, ты прав, — вздохнул Горо с видом двоечника после заслуженной маминой взбучки. — Главное, сосредоточиться. Сейчас, сейчас, сейчас...

Гургил был рядом, так что всё получилось.

Коммунальная стихия совместными силами была обуздана: нужные слова произнесены правильно, труд и молчание пожарных оплачены сполна, дезодоранты израсходованы, запах... почти устранён. Миссис Джонсон уехала ночевать домой, «пока всё проветрится».

Однако унитаз вернуть не удалось, купили новый.

После этого случая Горо торжественно обещал исправно пополнять фонд.

15

Бесконечные просьбы принцессы в конце концов вынудили Барди познакомить ее с Сандорагом. Исходящая слюной статистка и тупой громила отличнейше подошли друг другу. Посчитав десять минут первого общения достаточными для начала знакомства, рыцарь потянул жену за рукав и, попрощавшись с ухмыляющимся «орангутангом», усадил ее в машину.

Розамунда получила от мужа обещанный телевизор на кухню — источник бесконечных мыльных опер, которые теперь можно было смотреть без отрыва от готовки. Время от времени она отрывалась от экрана для домашних дел, поскольку это было главное условие пользования любимой игрушкой. Пару раз заикнулась о домашнем кинотеатре, но Барди лишь хмурился в ответ.

Иногда он ловил себя на мысли, что, может быть, сам виноват в резком изменении образа жизни принцессы — превратил её в киноманку. Но беспокойный гургил внушал Барди обратное — и до появления дисков с фильмами принцесса была не ахти какая воспитанная и добродетельная. А если так, убеждал невидимый помощник, то Сандораг подвернулся как нельзя более кстати: при взаимной симпатии эти двое составят достойную пару, избавив рыцаря от угрызений совести...

Принцесса тайком наведывалась в гости к своему кинокумиру, сначала под предлогом «обмена профессиональным опытом», а вскоре — без всяких официальных прикрытий. Барди узнал об этом из жёлтой прессы и мирно принял газетную шумиху как бесплатную рекламу, ведь главное — привлечь внимание аудитории.

Спустя несколько недель закончились съёмки «Кровавого заката». Краткое описание фильма: герой Барта убил пять тысяч бандитов, взорвал три их притона, вручил больному отцу, ветерану Грюнвальдской битвы, дочку-заложницу с ярко выраженными половыми признаками и, несмотря на слезы потенциального тестя и короткие юбки возможной невесты, ускакал на коне, украсив своим героическим силуэтом фон в виде кровавого заката. Представительный голос за кадром обещал зрителям возвращение ковбоя. Премьерный показ прошёл на ура.

Выполняя свои обязательства, Мандельштейн перевел на счет актёра солидную сумму, и этот факт ознаменовал начало тайного фонда «Спасение Ландирии».

Первая серия «Мести фей» вышла с не меньшим успехом, и Дзог вновь начал привыкать к роли кинозвезды. Те же газеты кричали, что дракон в этом фильме отнюдь не плод компьютерных эффектов, а настоящий звероящер, выращенный из молекул ДНК, извлечённых из древних костей, найденных в Мексике во время палеонтологических раскопок. Способности клона к рассуждениям и человеческая речь объяснялись действием радиации, как писали одни, а также, по мысли других, тем, что якобы в эпоху динозавров так оно и было, чему Дзог является живым доказательством.

Теперь крылатый актёр с трудом справлялся с проставлением бесчисленных автографов, для чего даже нанял помощника, прятался от обезумевших поклонниц (в основном студентки-биологи, ветеринары и сумасшедшие), безуспешно скрывал свою внешность, изображая диснейлендовскую бутафорию, отставшую от парада. А ещё его одолевали корреспонденты — два раза в неделю обязательно проводились пресс-конференции, иначе пришлось бы беседовать с каждым по отдельности.

Продюсер был счастлив, деньги от продажи авторских прав лились в его бездонный карман. Еженедельно всеми каналами планеты транслировалось шоу «Дзог в посудной лавке», в котором дракон и один из самых известных мировых комиков обменивались анекдотами и комментировали современную политику, а миллиарды зрителей умирали со смеху. По настоятельному совету Барди звероящер потребовал увеличения отчислений с прибыли — Мандельштейн капитулировал, а по новому договору соучастники всё делили пополам. Дракон честно переводил капиталы на спасение своего ландрийского потомства.

Едва не пошатнувшийся бизнес Горо вновь оживился. Во-первых, за счёт оплаченных интервью «О том, как я учил дракона говорить», «О том, как я приворотил жену Барта к Сандорагу». Во-вторых, после этих публикаций его приняли за выдающегося логопеда животных, вместо любовного приворота которых волшебник успешно занялся «коррекцией мяуканья», «исправлением лая» и «поправкой чириканья». В-третьих, редакция наижелтейшего издания «Тихий ужас» дала ему постоянную рубрику «Навреди соседу», в которой старик опубликовал заметки «Утренняя дрель», «Фекалийное течение» и ряд других полезных советов.

Рыцарь аккуратно вел бухгалтерию, фиксируя все поступающие на счёт фонда суммы. Наступил тот день, когда он, добавив к уже имеющейся сумме сделанный Дзогом солидный вклад, подвёл итог и решил, что пора приступать к реализации задуманного.

Первое, что нужно было сделать, — это найти подходящее здание — оно должно располагаться неподалёку, не привлекать к себе внимания и подходить для склада, то есть иметь достаточные размеры, чтобы вместить ряд единиц военной техники. Поездив по окрестностям Голливуда, он нашел то, что нужно: на границе с городской свалкой заброшенную, полуразвалившуюся студию. Пришлось приложить немало усилий, чтобы найти хозяев, и после недельных переговоров здание по весьма сходной цене перешло в собственность господина Барта. Он нанял строительную фирму, чтобы восстановить здание и оборудовать несколько секретных, хорошо замаскированных помещений с кодовыми замками. Вход в эти помещения имитировал стенные панели, внутри высота их была значительно больше, чем это казалось снаружи, в основном за счет того, что часть помещений находилась под землёй.

Помимо этого он зарегистрировал студию «Ландирия пикчерз LTD», учреждённую им, Горо и Дзогом, съёмочная деятельность которой предполагалась только на бумаге, о чём, естественно, никто, кроме троицы, не знал.

Для укрепления конспирации за гроши был нанят малоизвестный голливудский драматург, отвергнутый всеми уважающими себя кинокомпаниями. Счастливому писателю, с горя едва не вступившему в партию американских коммунистов, поручили написать сценарий на следующую тему...

Малое островное государство конца двадцатого века задыхается под гнётом жестокого диктатора. Прикрываясь клубом аквалангистов, группа местных патриотов, давно мечтающих свалить ненавистный режим, находит на рифах одного из забытых людьми заливчиков останки затонувшего испанского корабля, из тех, что перевозили в конце шестнадцатого века золото из американских колоний на Кубу. Реализация клада на чёрном рынке позволяет им купить оружие и военную технику. В конце концов патриоты совершают революцию, диктатор в заднице, социальные реформы прут со страшной силой, жизнь местного населения налаживается, а главный герой женится на самой красивой революционерке, и у них рождаются прекрасные детки — будущие пламенные борцы за свободу...

Несмотря на отсутствие таланта, нанятый сценарист довольно неплохо справился с заданием. Барди похвалил автора, выплатил гонорар и попрощался, хотя это удалось не сразу — пришлось полчаса объяснять бедняге, что съёмки других фильмов студией «Ландирия» пока не планируются.

Реквизит должен был включать настоящие бронетранспортёры, джипы, пулемёты, автоматы, пистолеты, ручные гранаты, динамит и массу холостых патронов, которые перед отправкой предполагалось заменить боевыми, что было самой трудной задачей, и потому рыцарь сам занялся снабжением.

Был нанят высоко ценимый продюсерами человек, известный обширными связями, благодаря которым подбор столь опасного реквизита становился вполне реальным.

Разучивание новой роли бесконечно радовало Барди, ведь теперь ему предстояло играть почти самого себя. Мандельштейн приступал к экранизации «Короля Артура и рыцарей Круглого стола». Под неослабевающим натиском Розамунды он наконец был вынужден дать ей одну из мелких ролей придворной дамы, и теперь жена Барди должна была стать его партнёршей по экрану. Роль, вырванная ногтями и зубами, делала ее безумно счастливой...

В тот вечер в доме благородного семейства наступила тишина, не нарушаемая даже телевизором. Пока мысли Барди метались между предстоящими боевыми действиями против чёрных рыцарей и необходимостью учить новую роль, начинающая актриса из рода Рогоналя с невиданным усердием зубрила свою будущую роль.

— Проверь меня! — вскоре повелела принцесса тоном, не терпящим возражений. — Чтоб от зубов отскакивало, среди ночи разбуди, чтоб без запинки ответила. Итак, я придворная дама Бетти!

Барди с неохотой взял материал, пролистал и быстро подсчитал реплики, разбросанные между эпизодами, их было не больше тридцати.

— Читай!

— Бетти, меня кто-нибудь спрашивал? — начал Барди.

— Нет, ваше сиятельство, — безошибочно ответила Розамунда.

— Будешь сегодня на балу?

— Да, ваше сиятельство.

— А Кетти с собой возьмешь?

— Вы хотите этого?

— Несомненно.

— Желание будет исполнено, ваше сиятельство.

— С этим эпизодом закончили, ни одной ошибки, молодец.

— Только болван не справился бы с такими идиотскими репликами. «Да, ваше сиятельство, нет, ваше сиятельство». — Она передразнивала саму себя.

— Все начинают с малого. Главное, что ты теперь актриса.

— Да, но проклятая Кетти ничем от меня не отличается, больше того, она в два раза некрасивей, а реплик ей дали в три раза больше. Ненавижу Мандельштейна, он думает, что самый умный, но я ещё ему покажу! Будет знать, какую талантливую актрису потерял. Я уж постараюсь пролезть к камере, они меня запомнят!

— Ладно, успокойся, и так на площадке от тебя стонут!

— А мне какое дело? Я думаю только о себе, пускай стонут, главное, чтоб снимали почаще.

— Это ты точно сказала, но...

— Не зли актрису, дальше читай!

Он без особого удовольствия подчинился, а когда закончили, сослался на головную боль и вышел из дома.

Ноги сами понесли его в ближайший бар на встречу с виски и содовой. Барди сел за свободный столик. Здесь, без жены, можно было спокойно подумать о Хельге. В кармане зазвонил сотовый телефон.

— Слушаю, Джон.

— Я нашёл вам специалиста по «сложному реквизиту», он готов встретиться с вами сегодня.

— Замечательно, пускай приезжает на Восьмую улицу, бар «Весёлая колбаса». Я уже там, жду.

— Договорились, сэр.

За первым стаканом последовал второй, за ним третий. Настроение заметно улучшалось.

— Можно присесть? Кругом все занято, — фамильярно спросил долговязый смуглый тип с тоненькими усиками и, не дождавшись ответа, плюхнулся рядом. — Чтоб мне лопнуть, если ты не тот самый известный актёр! Никогда не забуду «Галактическую сагу».

— Неужели я стал таким известным? — не поверил рыцарь.

— Я всегда ценил хорошую игру, тебя ждет блестящая карьера, приятель, — заверил незнакомец и тихо представился: — Бени Гонсалес, или просто Коко, для своих. Я вращаюсь в разных кругах и оказываю разные услуги.

— И ты хорошо это делаешь, Коко?

— Пока никто не жаловался. Джон сказал, у вас необычная просьба.

— Для начала — двести тысяч патронов разного калибра, боевых разумеется. Ты знаешь, в кино используются холостые, но мне нужен реальный эффект.

— А ты случаем не из офиса федералов?

— С чего это вдруг?

— Я в Голливуде не первый год и знаю, на чём киношники экономят.

— На чём же?

— Да на всём! Сейчас все взрывоопасные вещи заменяют компьютерными эффектами — дешевле и реалистичней некуда, кому это знать, если не тебе? Мир запуган террористами, пушки, боеприпасы, тяжёлое вооружение под усиленным контролем, а ты поёшь о куче патронов для съёмок фильма! Даже Стефан Кубик не заказывал у меня такого.

— Постой, Коко, пожалуй, надо будет не двести, а полмиллиона, по сценарию планируется занимать целый остров, фильм о маленькой революции, где стрельба идёт постоянно.

Коко откинулся на стуле, лицо его слегка побледнело.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно.

Усики смуглого парня вздыбились, лоб сморщился. Спустя минуту усиленного размышления к нему вернулся наконец дар речи.

— Я знаю того, кто это может устроить, но комиссия будет двойная, — сказал Коко.

— Как его имя?

— Я организую встречу, и если он захочет, то назовёт себя. Кидать его не рекомендую, и оставь свой телефон.

Барди дал номер мобильного и адрес студии.

Коко приложился к стакану, встал, помахал рукой и направился к выходу.

После опасного разговора с подозрительным типом Барди задумался о том, что в таких скользких вопросах приходится во многом рассчитывать на интуицию и удачу.

Он даже не мог предположить, что по пути случайного его ведет заботливый гургил, в данный момент порхающий совсем рядом и задыхающийся от преизбытка сигаретного дыма. Призванное однажды, это бестелесное существо прочно занялось улучшением рыцарской судьбы, и встреча с Коко была отнюдь не такой случайной.

Случайность только выглядит чем-то нежданным, но на самом деле никогда таковой не бывает. Её обслуживает целый пантеон существ, добрых — лангедонов, гондов, клапандуров и ангелов и злых — корлоков, джифов, чертей, демонов и других. Существа эти телесны только в своем пространственно-временном измерении, а в человеческом скорее эфирны.

Разумные земные жители не представляют, насколько их судьбы зависят от этих невидимых козявок с противной мордой. Если это лангедон или гонд — хорошо; корлок или джиф — плохо. Часто они дерутся друг с другом за влияние, напрочь забывая о самом человеке...

Барди тоже ничего об этом не знал, поэтому после четвертого стакана почувствовал прилив необъяснимого счастья, оплатил счёт и побрёл домой.

Розамунда уже крепко спала, прижимая к груди листы с диалогами.

16

Утром в студию приехал сам Коко:

— Не знаю, как там решится с боевыми пулями, друг Барт, но кое-что уже есть. Итак, получи: три военных джипа, оборудованных стационарными пулемётами, двадцать экземпляров М-16, десять базук, дымовые шашки, динамит, ручные гранаты. Всё легально, есть накладные с печатями и подписями. Работаем по лицензии и с ведома министерства обороны, строгий учёт, условия хранения и гарантии полного возврата по окончании съёмок. Каждый взрыв будешь оформлять актом, вот бланки, подпиши ещё здесь, здесь, здесь и вот эту пачку документов. Не стоит возмущаться, иначе у полиции будет очень много вопросов.

— Нет проблем, — признательно улыбнулся рыцарь. — Благодарю за хорошую работу.

К обеду подъехал Горо, последнее время он стал больше курить, дымил сигарой и на этот раз. Почти в ту же минуту с небес слетел верный звероящер.

— Эй, поосторожнее тут с огнём, — предупредил обоих Барди. — Это и тебя касается, Дзог.

Дракон тихо улёгся в тенёк, повиливая хвостищем.

— Я контролирую себя, друг мой. Эй, старый ворчун, мы почти готовы к отъезду: гляди, сколько амуниции нам понавезли для Ландирии!

— Да уж, — проскрипел благотворитель, пряча потушенную сигару в карман. — Эта никчёмная страна сведёт меня в могилу. Непонятно, ради чего мы стараемся? Там же голод, нищета и капризные драконихи (намёк явно в расчёте на поддержку Дзога, но её не последовало). Вы позвали меня, чтобы попрощаться?

— Нет, ещё не вся техника готова.

— Стало быть, старому больному человеку решили показать орудия смертоубийства, чтобы довести его до инсульта?!

— Началось. — Дзог закрыл голову крыльями и добавил из-под них: — Барди, я вздремну, разбуди, когда дедушка закончит стонать. Просто пару раз по хвосту ломом ударишь.

Рыцарь не дал им рассориться, незамедлительно приступив к делу. Он взял из ящика гранату и протянул её магу. Недоумевающий Горо брезгливо взялся за кольцо, за что тут же лишился взрывного устройства.

— Боже, как ты её держишь! — возмутился Барди, убирая «игрушку» на место. — Мы могли бы погибнуть, вылети кольцо из корпуса, понимаешь?

— Нет, — спокойно ответил маг, — но я у тебя её и не просил.

— Даже не знаю, давать ли тебе винтовку...

Дзог резонно поинтересовался:

— Хочешь сделать из него Рембо?

— Хочу понять, дружит ли он с оружием или нет?

— Я убеждённый пацифист, — пояснил Горо, — то есть абсолютно безвредный человек и вообще призыву не подлежу ввиду возраста, импотенции и плоскостопия.

— Кажется, я понял, зачем мы здесь, старый! — воскликнул Дзог. — Парень набрал оружия и пытается выяснить, сможем ли мы с ним обращаться. Эх, Барди, Барди, мог бы и не проверять! Горо, он даже со своей книгой не дружит, не то что с гранатами, а я... ну посмотри на меня, на мои лапищи, когти, зубы — зачем меня-то технически усиливать? Тебе нужны другие...

— Специально обученные люди, сынок, — резюмировал маг. — Нанимай настоящих солдат, бери с них подписку о неразглашении, и вперёд, в Ландирию. Иначе ничего не получится, воевать должны профессионалы.

— Да, вы правы, но это усложняет задачу.

— Можно остаться здесь и спокойно жить дальше, — с готовностью подсказал Горо.

Барди задумчиво шагал взад-вперёд.Дзог заботливо следил за ним глазищами. Маг присел на ящик.

— Есть предложение, — наконец пробасил дракон.

— Ну?

— Берём динамит, вылетаем в Ландирию, сбрасываем и тут же назад.

— Плохой план, не годится, можем в спешке своих подорвать. Видимо, придётся нанять людей на работу статистами в батальных сценах с обязательным требованием владения оружием.

— Придётся объясняться перед ними, — вредничал рассудительный маг, — или обманывать. А сколько они запросят за работу, страшно подумать. Знаешь, какие ставки сейчас у наёмников? А где брать такие деньги? Ну разумеется! Конечно, снова у меня, да? Да!

— Горо, не стучи головой по ящику, — ласково попросил Дзог.

— А тебе какое дело?!

— Там две сотни гранат...

— Нигде нет покоя! — едва не всплакнул чародей, но стучать перестал.

Скоро на связь вышел Коко, он назначил встречу в том же баре, в то же время, тем же нервным тоном. Розамунда заметила, что муж начал собираться, на вопрос «куда?» ничего не объяснил, и сочла сложившуюся ситуацию подходящим поводом для развязки их отношений.

— Что ты о себе вообразил, милый?! У тебя нет времени позаниматься со мной, нет желания объяснять причины внезапного ухода, ты вообще со мной не считаешься. Но я тоже чего-то стою! Я принцесса, я актриса, и я сама себе хозяйка!

— Делай что хочешь, только оставь меня в покое.

— Ах так! Именно это я и сделаю, — прошипела она и хлопнула дверью комнаты. Дверь сразу же отворилась, чтобы донести заранее заготовленную реплику: — Но когда вернёшься, милый, ты меня не застанешь!

Барди не обратил особого внимания на её слова. Он спустился вниз, вывел из гаража машину и через несколько минут припарковался у бара. Коко в ожидании его прогуливался перед входом.

— Привет. — Он дымил сигаретой. — Люблю точность, дай-ка я обниму тебя.

— Что за чёрт? — смутился Барди. — Мы едва знакомы.

— Обычная осторожность, проверяю, нет ли у тебя микрофончиков и прочих неожиданностей... Нет, всё чисто, извини, такая работа!

— Куда направимся?

— Это неважно, нас ждёт очень серьёзный человек, он поможет тебе. Оставь тачку, поедем на моей крошке, и вот ещё платок, придётся завязать тебе глаза, таковы условия игры.

— Может, не надо? Я никому не скажу маршрута.

— Надо, Барт, надо. Поверь, старина Коко знает, что делает.

Они поехали под громкую музыку, так что звуки улицы Барди слышать не мог. Рыцарь попробовал считать повороты, но это тоже ни к чему не привело.

— Долго ещё ехать?

— Немного... Надеюсь, ты не передумал?

— Нет, а что?

— Просто этот человек очень занят, и каждая минута его времени имеет цену. Говори только по делу, понял?

Барди кивнул. Вскоре машина притормозила, по всей видимости, перед воротами. Послышался механический шум, вероятно, ворота открылись, под колёсами захрустела щебёнка. Затем был резкий поворот и торможение, двигатель наконец-то заглох.

— Приехали, повязку не снимай, я помогу выйти.

Коко подхватил его под руку и повёл по гаревой дорожке.

— Осторожно, ступеньки, поднимаемся.

Скрип открываемой двери, пол под ногами запружинил ковром, и рыцарь почувствовал работу кондиционера. Теперь его пригласили сесть в кресло.

— Можете снять повязку.

Рыцарь открыл глаза в апартаментах, меблированных под старину. На стенах картины в позолоченных, рамах, на окнах тяжёлые бархатные портьеры. В кресле напротив курил мужчина средних лет. На правой щеке темно-красный шрам, толстая шея, отличный пиджак. Типичный мафиози, подумал Барди.

— Добро пожаловать, — прохрипел хозяин, приглашая Коко присесть вместе с ними. — Говори, чего ты хочешь, и убирайся. Эй, ты точно проверил его?

Коко кивнул и заёрзал.

— Пятьсот тысяч пуль, синьор, тип и калибр написаны здесь. — Барди достал из кармана листок из записной книжки и собрался было передать незнакомцу, но был остановлен.

— Передай через Коко.

Барди почувствовал себя неуютно, но быстро с этим смирился, ведь цели его были наилучшими. Пусть думают что хотят, лишь бы достали, что требуется.

— На кой чёрт тебе столько, парень? Помогаешь африканским братьям? — Недоверие чувствовалось и в голосе и во взгляде.

— Я делаю фильм о войне и хочу, чтобы всё соответствовало.

— Рассказывай это своей маме, а мне не лги. Или давай начистоту, или убирайся! Те полтора миллиона, которые я буду с тебя иметь, не стоят головной боли и неприятностей, которые ты можешь на меня навлечь. Никто не использует боевые патроны во время съёмок. Говори правду или никогда не выйдешь отсюда.

Рыцарь не знал, что делать: сказать правду он не мог — никто не поверит, но и явно врать этому типу было рискованно.

— Даже если и так, — начал он. — Даже если никто и не использует боевые патроны на съёмках... Гарантирую, что на территории этой страны ваш товар использоваться не будет. Я плачу за всю партию, и никого не должны интересовать мои намерения. Если нет, то я буду искать другие источники, больше мне добавить нечего. Решать вам...

Лицо со шрамом исчезло в облаке дыма. Казалось, серый занавес опустился, артисты ушли на антракт, а работники сцены степенно меняют декорации. Коко хранил молчание, здесь он ничего не решал.

«Пристрелят или нет?» — всерьёз задумался Барди. С одной стороны, ему не доверяли с самого начала, обыскали, платочек на глаза повязали, музыку врубили. С другой — это и понятно, люди такого рода вне закона, им есть что терять и чего опасаться...

На уровне судьбоносных существ, о которых говорилось выше, в данный момент происходила отчаянная схватка. Гургил встретился с джифом и активно ему противостоял. Если бы их общение материализовалось, то помимо трёхэтажной ругани апартаменты мафиози получили бы колоссальный погром...

— Ещё раз заявляю, господа, патроны на территории США использоваться не будут.

— У тебя осталась минута, чтобы признаться. — В руке хозяина тускло блеснул воронёный ствол. — Зачем тебе боевые патроны?

— Собираюсь покончить с оккупационным режимом в одной маленькой островной стране.

Человек с толстой шеей застыл, и в следующее мгновение все трое душевно смеялись. Пистолет переместился в ящик стола.

— Так бы сразу и говорил, мой мальчик! Это же совсем другое дело! Начинать собственный бизнес всегда нелегко. На первом этапе отобьёшь землю, на втором — прижмёшь население, дальше — пойдёт само.

Барди делал вид, что понимает, о чём речь, и усиленно кивал. Похоже, он попал в самую точку, ибо следующие полчаса человек с дорогим личным временем посвятил воспоминаниям о начале своей наркобаронской карьеры. Когда вернулись к островной теме, Барди попросил человек десять бойцов для «улаживания конфликта». Таинственный поставщик подвёл итог:

— Итого, полтора миллиона за патроны и по пятьдесят тысяч за человека, стало быть, пятьсот тысяч за десять человек. Это будет два миллиона. Есть у тебя такие деньги?

— Да, — подтвердил рыцарь. — Но вначале аванс и поставка половины партии. Проверю, постреляю, тогда определимся и со второй частью сделки.

— Идёт. Деньги наличными, половину суммы в виде предоплаты, товар придёт в течение недели.

— Кому передать аванс?

— Ему. — Мафиози показал сигарой на Коко. — А теперь пожмём друг другу руки.

Сделка состоялась. Гургил немного прихрамывал, местный джиф валялся на полу в полном нокдауне.

В обратный путь Барди вновь отправился с завязанными глазами. Вернувшись, он не застал дома Розамунду. Что, честно говоря, не так уж его и огорчило...

Мысли Барди постоянно возвращались к разговору с безымянным мафиози. Человек со шрамом выглядел как типичный наглый и опасный уголовник, с которым следовало держать ухо востро, то есть именно так, как и должен выглядеть человек, у которого средь белого дня можно купить полмиллиона пуль и снять на недельку профессиональных убийц.

Рыцарь перекусил на скорую руку, хлебнул вина и решил, что успокоился. Потом долго ворочался в постели, то и дело поглядывая на мобильный телефон, но никто этой ночью уже не побеспокоил популярного артиста...

Интересно, что скажут ландрийские солдаты и сотники, когда увидят стреляющую базуку? Разбегутся, наверное... Как там красавица Хельга?

Сквозь сон, из далёкой Ландирии, он услышал, как вернулась жена. По всей видимости, до утра совсем недалеко. Вставать и объясняться не хотелось. Чего объясняться, и так ситуация совершенно ясна...

Ландирия...

Хельга...

Патроны...

17

Спустя несколько недель, когда съёмки «Короля Артура и рыцарей Круглого стола» закончились, Мандельштейн соблаговолил дать Барди отпуск.

Коко получил кейс с деньгами в счёт аванса и сообщил, что вопросом уже занимаются.

Рыцарь использовал свободное время, как всегда, рационально, он занялся крупномасштабными покупками для Ландирии. Студия заполнялась бутылками со сжиженным газом, канистрами с бензином для джипов и разной техникой. Были куплены сотни пачек бумаги, с десяток унитазов и раковин, несколько отопительных печей на солярке, пластмассовые трубы, сантехнические уголки и муфты, души, мойки, ванны (их вложили одна в другую), клей, краски, оконное стекло, коробки с винтиками, гайками, саморезами, болтами, механические инструменты, утварь, консервы, упаковки пепси-колы и пива, ящики с виски и мешки туалетной бумаги.

Он объехал книжные магазины и накупил справочной литературы и учебников, компакт-дисков с разного рода информацией, музыкой и фильмами, иллюстрированные словари и наглядные учебные пособия. Под конец добавил ко всему этому несметное количество батареек и два суперкомпьютера. Скоро студия стала похожа на склад универсального магазина, но всё это было нужно для осуществления его планов в Ландирии.

Коко наконец объявился, сообщив, что у него всё готово: ближе к вечеру он приедет к Барди, а тот должен приготовить остаток суммы. Доверенный человек прибыл на грузовике, выскочил с блуждающей улыбкой на лице из кабины и подошел к рыцарю.

— Сначала проверим деньги, а потом будем разгружать товар, — бескомпромиссно заявил он.

— Я не обману, — в свою очередь заверил Барди.

— Так положено, деньги счёт любят, я и машинку для пересчёта купюр прихватил, но сначала дождёмся господина Коко.

Когда их стало трое, не лишённый некоторых подозрений рыцарь предпочёл провести посредника в студию и там, в помещении, раскрыл кейс. Пачки банкнот устилали дно. На всякий случай в кармане лежал баллончик с нервно-паралитическим газом, приобретённый по случаю на чёрном рынке. Но Коко спокойно поставил счётную машинку на пол, включил ее и начал пересчитывать деньги.

— Всё точно, приятель. Даю команду разгружать патроны, — заявил он, закончив считать.

— А теперь мне надо проверить количество и действительно ли они боевые? Пока не проверю, деньги не дам, — сказал Барди, закрывая кейс.

— Послушай, вы пожали руки. Разве это само по себе не гарантия сделки?

Но рыцарь был непреклонен и проверил всё, как положено. Количество патронов в одном из ящиков умножили на количество ящиков, которые были открыты наугад и содержимое которых предполагалось проверить. Потом из каждого из них было навскидку взято по одному патрону в качестве образца, и Барди сам пострелял ими в стенку. Дырки в обоях подтвердили, что товар соответствует качеству.

— Что скажешь, приятель?

— Погоди, пятьсот тысяч на оплату наёмников, где люди? Договор пока выполнен лишь частично.

— Стыдись, парень, вы пожали руки. Люди будут.

— Когда?

— Когда сообщишь о времени отправки на остров, явятся, как джинны из лампы.

— Скажем, на следующей неделе.

— Не пойдёт, нам нужны точные место, дата и час отбытия, вид транспорта, учти также: дальнейшие расходы по обеспечению группы всем необходимым ты берёшь на себя. Транспорт, еда, проживание и так далее.

— Принимаю. Но точные сроки отправки пока неясны.

— О'кей, скажи хотя бы за день, но по телефону мне не звони. Если надо передать сообщение, идёшь в «Весёлую колбасу», спрашиваешь Колди Бороду, он всегда там, туалеты моет, дашь доллар и попросишь связаться со мной. Но запомни: после того как сделка будет завершена, ни Коко, ни человек со шрамом для тебя никогда не существовали. Теперь говори, что ты решил, чтобы я мог подготовить людей. Слушаю тебя внимательно.

— Пока предварительная дата отправления — следующий вторник. Встреча здесь в восемнадцать часов. Если что-то изменится, я предупрежу.

Коко удалился с деньгами.

Прохаживаясь взад-вперёд, Барди не мог отделаться от сомнений. Тоненькие усики мистера Коко не внушали доверия, несмотря на то что до сих пор всё шло гладко. Рыцарь насмотрелся всяких фильмов о кидалах, подлых убийствах и предательстве на почве больших денег, а поставка огромной партии патронов, в которую он ввязался, означала перемещение очень солидных денежных средств.

Он тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, пошёл к секретному помещению и с помощью электронного кода открыл входную панель. Потом начал переносить доставленные ящики. Вспотел, как мышь. Страшно тяжёлые оказались эти чёртовы патроны...

Очередная ночь дома без Розамунды. Вот она, светлая мечта голодного рыцарства! Быстро освоилась, охмурила дебила Сандорага, как будто всю жизнь ходила по павильонам, трескала гамбургеры и курила в дамском туалете.

Барди позвонил Дзогу, в хлеву у которого был установлен особый телефон размером с концертную хайфай-колонку, и велел готовиться к перемещению. Вне всяких сомнений, в назначенный день тот пригонит рефрижератор, набитый бараниной, плюс пару ящиков с золотом и драгоценностями.

Мага при новости о скором отбытии чуть не хватил инфаркт, но, вспомнив, что у него всегда будет возможность вернуться в Голливуд, Горо взял себя в руки.

Покончив с оповешением друзей, Барди решил, что сегодня он заслужил награду, и направился в знакомый бар, где впервые изрядно перебрал виски. Возвращался далеко за полночь. Как ни странно, в доме находилась Розамунда.

— Чем занималась? — спокойно спросил он по привычке.

— У меня куча новых занятий: фитнес, косметический массаж, драмкружок и мастер-класс по актёрскому мастерству у самого Сандорага.

— Это замечательно, особенно мастер-класс у дебила, а как насчёт домашней работы? Ты собираешься стирать, гладить, суп варить?

— Не собираюсь. Девочки из салона сказали мне, что здесь, в Голливуде, женщины независимы, они делают, что хотят, а на таких тиранов, как ты, попирающих наши естественные права, подают в суд. Приличные деньги с этого можно заработать, только вот пока не могу себе этого позволить, больно дорогие юристы.

— Мы возвращаемся в Ландирию, — сообщил рыцарь.

— Вот и возвращайся на здоровье, а я остаюсь.

— А отец?

— Ему роднёе бочки с пивом, чем я. Скажи, что у меня всё замечательно.

— А если я тебя заставлю вернуться?

— Только попробуй, — недобро улыбнулась принцесса. — Я не беззащитна, милый. Один звонок в полицию — и ты славно проведёшь время в холодной камере с горячими парнями. Знаешь, ведь у меня фантазия тоже работает, я такого наговорю, что и без юриста засажу тебя на полжизни.

— Объявляешь войну? — усмехнулся рыцарь. — Хорошо, тогда поговорим о разводе.

— Давно собираюсь, только что-то я устала сегодня, спать хочу, — заявила Розамунда, уходя в спальню и демонстративно хлопая дверью. Щёлкнул замок, из-за двери донеслось:

— Перекантуйся на диване, милый!

Барди взял стакан и бутылку, достал лед из морозилки и решил допить то, что осталось. Его отношения с женой определённо перешли в заключительную фазу.

До заветной даты оставалось два дня.

Мандельштейн позвонил Барди с настоятельной просьбой явиться на съёмки нового фильма — вот и весь отпуск. Производственная машина Голливуда не могла останавливать свой ход. Барту предложили главную роль в триллере «Жестокое преследование». Рыцарь сослался на то, что болен гриппом, и продюсер недовольно бросил трубку. Но ссылка на болезнь навела Барди на мысль, что не мешало бы прикупить лекарства, и через час багажник машины был заполнен всевозможными коробочками, флакончиками со спиртом, дезинфицирующими средствами, тюбиками и перевязочными материалами. Потом Барди заехал в несколько бутиков и ювелирных магазинов. Некоторые из покупок определённо были связаны с мыслями о Хельге.

Вернувшись домой, он застал Розамунду трамбующей вещи в несколько чемоданов.

— Куда собираешься? — безразлично спросил он. — Уж не в Ландирию ли?

— Не угадал, — сухо ответила принцесса. — Я от тебя ухожу, надо бы что-нибудь сломать из мебели, сказать, что ты испортил мне всю жизнь, так делают в сериалах, но времени нет, извини.

— И куда спешишь, позволь поинтересоваться?

— К моему любимому, актёру, мужчине, спортсмену, чудо-человеку Сандорагу, который, в отличие от некоторых, меня не стиркой мучить, а любить будет и обучать киноискусству. Сандо обещал пробить мне серьёзную роль в своём новом фильме «Кровавое месиво», я буду его партнёршей!

— Желаю тебе удачи с этим болваном.

— Не надо обзываться, он прекрасный человек, гораздо изысканнее тебя, особенно в постели.

Барди чуть не подавился. Розамунда холодно продолжала:

— Наконец-то мечта моя сбылась. — Она перехватила злобный взгляд рыцаря. — Надеюсь, ты не будешь строить козни по поводу развода и поступишь, как поступают все цивилизованные люди.

Дверь хлопнула. Принцесса исчезла из его жизни навсегда.

Барди вдруг разобрал смех — домашняя драма заканчивалась самым лучшим для него образом из всех, которые только можно было представить. Когда приступ миновал, он задумался о своем прошлом и о превратностях судьбы...

Чёрт побери, ведь он любил Розамунду, был готов отдать за неё жизнь, но упрямый, капризный характер девушки, ее примитивные интересы и эгоизм сделали своё дело. Она не ответила любовью на любовь и за короткий период совместной жизни стала ему совершенно чужой и безразличной.

Хельга — вот он, символ новых надежд. Рыцарь всегда помнил о данном ей обещании, но понимал, как непросто будет его выполнить. Теперь же всё устраивалось как нельзя лучше.

Гургил, порхающий над головой, остался весьма доволен своей работой. Он зевнул беззубым ртом, как обычно зевают существа его вида, взмахнул крылами и исчез в своем пространственно-временном измерении, где намеревался отдохнуть после праведных трудов.

Барди раскрыл ноутбук и начал подготовку к предстоящему перемещению. Оставалось собрать личный багаж и в последний раз выверить по списку, всё ли готово для возвращения на родину...

18

Наконец долгожданный день настал, распахнулись двери секретных помещений. Барди и Горо контролировали погрузку ящиков, сундуков, контейнеров и картонных коробок в купленный заранее большой грузовик. Нанятые грузчики сновали туда-сюда, заполняя кузов машины. Дзога еще не было, но он мог появиться в любой момент.

Как и ожидалось, ящер вскоре приехал на новеньком рефрижераторе. Нанятый им шофер вылез из кабины, открыл дверь фургона, установил сделанную по спецзаказу наклонную платформу, и подмёрзшая задница дракона начала лениво сползать к серой поверхности асфальта.

— Хоть я и велел выключить морозильный агрегат, всё равно было холодно, — заявил он, поёживаясь.

— Опять овечьи трупы с собой тащишь? — поддел его маг. — В Ландирии тебе, что ли, овец мало?

— Здешние вкуснее, им дают специальные витаминизированные смеси, а в Ландирии голод и вообще полная неразбериха.

— Насчёт неразберихи ты прав. Но для животных ничего не может быть лучше, чем пастись на травке.

— Он еще учить меня будет, невежда, — обозлился Дзог. — Лучше за своей ворожбой следи, а я как-нибудь сам разберусь, что к чему.

— Опять спорите? — подошёл к ним Барди. — А через каких-нибудь полчаса нам всем предстоит жестокое сражение.

— Да, но пока мы в Голливуде, — оскалился дракон. — Скажи ему, пусть заткнется и не лезет, а то я у него чего-нибудь поломаю.

— Вот только попроси еще раз, чтоб я тебе поворожил, — в свою очередь пригрозил Горо. — Фиг получишь!

— Хватит! — прикрикнул рыцарь — А ещё друзья называются...

— Скажи ему, чтоб он больше меня не дразнил, — обиженно проговорил маг. — Нехорошо обижать стариков.

— Да ты по сравнению со мной еще мальчик. Вот исполнится тебе триста лет, тогда поговорим.

— Но я же не дракон, — возразил Горо.

— Тогда нечего и приставать, в моей большой голове своего ума хватает.

— Ну что вы всё ругаетесь? — рассердился Барди. — Неужели трудно дать друг другу обещание больше не собачиться? Постыдились бы в такой момент!

— Ладно, кто умней, тот и уступит, — ответил Дзог после недолгого раздумья.

— А ты, Горо?

— Только ради тебя, хотя о том, кто умней, еще можно поспорить.

— Обещаете больше не задирать друг друга?

— Да, — подтвердил дракон. — Если и он пообещает.

— Ладно, — согласился маг с явным неудовольствием.

Грузчики закончили работу, рыцарь подписал накладные, и парни уехали.

— Пора. — Барди раскрыл ноутбук, включил и нашел нужный файл. — Доставай свою книгу, Горо, и начинай читать, остался один клик. Больше медлить нельзя. Время вышло, похоже, меня накололи с наёмниками, прикарманив пятьсот тысяч, мафиози, блин! Я забыл тебя спросить, ты шофёрские курсы окончил?

— Нет, стар я для вождения. Пытался, но не получилось, полный провал экзаменов, и магия не помогла.

— Ладно, начинай!

Маг склонился над своей волшебной книгой, нашёл нужный текст, и его губы зашептали бессмысленные для непосвящённых слова. Рыцарь уже зачернил необходимую часть текста и только собирался вернуться к предварительно набранному «Второму возвращению в Ландирию», как в студии послышался топот ботинок, и троица оказалась в окружении десятка бойцов в чёрных масках и камуфляже, которые нацелили на них дула автоматов.

— ФБР, подразделение по борьбе с терроризмом «Гамма»! — крикнул самый крупный из них. — Всем на пол!

— Я старый и больной человек, меня нельзя на бетон! — запротестовал Горо.

— Продолжай читать, дубина, — зашипел на него Барди. — Если вовремя не унесём отсюда ноги, мы пропали!

— Господа, внимание, я ложусь, отойдите чуть подальше, — интеллигентно предупредил Дзог.

— Повторяю, считаю до трёх, и если не выполните приказ, стреляю! — ещё раз крикнул вооружённый человек.

Горо с трудом бубнил нужные слова, косясь на жёлтые страницы.

— Раз, — проговорил верзила, и маг начал заикаться.

— Два!

— Всё, — только и смог вымолвить Горо, чуть не наделав в штаны от страха. — А теперь можно я лягу?

— Три-и-и! — проревел командир спецподразделения, а рыцарь кликнул курсором.

Следующие несколько секунд пронеслись как в кошмарном сне. Пол под ногами вздрогнул, послышался нечеловеческий крик (никому и в голову не пришло, что это кричал гургил).

Когда пыль улеглась, вольные и невольные участники эксперимента поняли, что мир изменился. Для первых было совершенно очевидно, что студия со всем своим содержимым перенеслась во двор короля Рогоналя, ибо это было хорошо видно через левый угол, отрезанный крепостной стеной. Вторые просто недоумевали, слыша дикие крики и звуки сражения снаружи.

Сквозь трещину в конструкции полезли чёрные рыцари, бойцы американских спецслужб отреагировали должным образом: короткие очереди сносили нападавшим головы.

— Руки за голову, и выходите по одному! — прокричал верзила с автоматом, обращаясь к Барди и Горо.

Но стоило перелетевшим из Голливуда в Ландирию высунуть нос из студии, как на них обрушился град вражеских стрел. Одна из них пробила рукав спецназовца, это заставило агентов временно ретироваться.

Попытки связаться с кем-то по рации ничего не дали, понять, что происходит и почему стало так холодно, они тоже не могли — ситуация не давала возможности спокойно разобраться в перемене обстановки.

— Арестованные, немедленно признавайтесь, что происходит, что творится снаружи?

— Некогда объяснять, — ответил принц Барди. — Но знайте, что мы не в Америке, а в Ландирии. Я — верховный главнокомандующий этого королевства, и если хотите спасти свои шкуры, надо быстро перебить тех, кто за стенами. В смысле, чёрных рыцарей...

— Что за бред?! Да ты, артист, похоже, никак из роли не выйдешь...

— Это никакой не бред, это реальность. Вам придётся биться, если хотите выжить. Здесь законы Штатов не действуют, мы сами и наше оружие — вот единственный закон для всех!

Стрельба из арбалетов с верхней площадки стен подтвердила его слова. Очищенные от врага несколько минут назад, стены опять почернели от фигур чёрных рыцарей. Очередная стрела вонзилась в ногу ещё одного солдата, который по неосторожности высунулся на улицу.

— Какого чёрта?! — Здоровяк снял чёрную маску. — Мы можем как-то связаться с нашим начальством?

Барди и Горо замотали головами.

Медлить было нельзя, спецназовцы приступили к спецоперации «Защита от неустановленных лиц, замаскированных под чёрных рыцарей».

Численное меньшинство солдат с лихвой окупалось хорошей боевой подготовкой и оснащённостью спецназа: в ход пошли дымовые шашки, кинжалы и, само собой, автоматическое оружие.

На Барди, Горо и Дзога уже никто не обращал внимания. Принц Ландирии воспользовался коротким затишьем и переоделся в свои привычные доспехи, начищенные до истинно звёздного блеска. Специальный пояс был увешан гранатами, в руках вместо меча появился ручной пулемёт.

— Слушай, Горо, спрячься пока куда-нибудь, а ты, Дзог, охраняй помещение и двух этих раненых федералов, я иду к своим.

Итак, наш рыцарь подключился к бойцам спецназа, которые успешно зачищали стены крепости. Барди обогнул студию и подкрался к одной из лестниц. Здесь дрались его сотники, он объявил им, что победа уже близко, в ответ получил приветственные возгласы. Радовало хотя бы то, что ещё не вся местная армия погибла...

Храбрые солдаты были забрызганы кровью, то ли своей, то ли чужой — было уже неважно. Бойцы американского спецназа слились с бойцами ландрийского замка, которых сначала стрельба пугала, потом, после осознания её эффекта, подзадорила. Стало ясно: главнокомандующий привел чудодейственную помощь!

Совместными превосходящими усилиями замок удалось отстоять, чёрные захватчики отступили за ров. Командир спецподразделения по борьбе с терроризмом отер пот со лба и направился к Барди.

— Видел, как ты сражался, почти не уступаешь моим парням. Ну а теперь объясни, мистер кто-ты-есть-там, что это за чертовщина? И что за замок, которого раньше не было и в помине? Кстати, меня зовут сержант Рок Свенсон.

— Барди Ландрийский, — в свою очередь представился рыцарь. — Это моё настоящее имя. Вы, сержант Рок, случайно (гургил усмехнулся) ворвались как раз в тот момент, когда происходило пространственно-временное перемещение в Ландирию.

— Ландирия?! Не слышал... Где находится эта Ландирия?

— В другом мире или, может быть, временном измерении. Звучит довольно странно и фантастически, но тем не менее это так. На географических картах Ландирии нет, в энциклопедиях она тоже не значится. Но здесь, например, известна шумерская письменность, хотя выглядит она иначе, чем в музеях Голливуда.

— Но мы не заказывали Ландирию, парень.

— А мы вас и не ждали.

Во второй раз лишившись дара речи, Рок выглядел так, словно его огрели пыльным мешком по голове, но сказался тренинг, и командир быстро взял себя в руки.

— Что здесь делает дракон из телешоу? — продолжил он.

— Дзог? Разве не понятно, что он местный? Лучше объясните, как вы оказались в моей студии?

— Стало известно о крупной сделке по закупке патронов, тебя подозревали в содействии крупной террористической организации.

— Откуда это стало известно?

— Оперативная работа не по нашей части. Мы... — сержант Рок отвлёкся, чтобы дать команду бойцам на короткий отдых, — проводим боевые операции. Подробности узнаёшь в штаб-квартире. Скажи, Барт, способ вернуться обратно существует?

— Для начала надо уничтожить эту шушеру. Я найду сенешаля, пусть он займётся устройством твоих ребят. Эй, солдат, найди Монти и скажи, что я велел ему позаботиться о моих гостях. Что же касается возвращения... Теоретически это возможно, сержант, но не знаю, получится ли на практике, хотя попробовать можно.

— Я обучен действовать в любых ситуациях, но просто не верится, что оказался в столь невероятной.

— Ты счастливчик, сержант, попал в настоящее приключение. Пойдём представимся королю, поедим, выпьем, у тебя будет отдельная комната с персональным ночным горшком, так что беспокоиться не о чем.

За короткое время, прошедшее с отнюдь не дружелюбного момента знакомства двух командиров, их отношения довольно быстро стали теплыми. Почувствовав спад отрицательной энергии, гургил решил оставить на время своего подопечного.

Неприятным для Барди было одно — как-то объяснить королю отсутствие Розамунды.

— Король умер, — сообщил грустный Монти, встретившийся им у подвала с пустым ведром в руке. — По традиции его следует незамедлительно похоронить. Я займусь приготовлениями, сейчас глубокая ночь, а утром самый раз начать.

Барди и спецназовец ворвались в подвал. Первое, что увидел принц, — неподвижное тело его величества, с кружкой в руке, распростёртого на полу в луже колодезной воды.

— Король Рогональ, — пояснил принц невозмутимому сержанту, — очень любил выпить, и вот печальный итог, я же говорил ему... Сердце пьяницы не выдержало испытаний, он был добрым человеком, хотя и с кучей недостатков. Пойдём отсюда. Монти сам сделает всё необходимое. Пусть земля будет вам как бездонная бочка, ваше величество!

Они поднялись по узкой лестнице, прошли коридорами, и рыцарь открыл дверь своей бывшей спальни — вечного кинозала.

— Стой, — прошептал Рок, — слышишь, там кто-то есть...

— Этого не может быть, ключ только один.

Они схватились за оружие и ворвались внутрь.

Остановим мгновение, ибо далее понадобятся некоторые пояснения. Выше было сказано, что гургил отправился временно отдохнуть. Недолго думая, чудо-создание прилетело в самую комфортабельную комнату замка, врубило какой-то фильм, плюхнулось на кровать и принялось поедать попкорн.

Поэтому ворвавшимся было отчего вздрогнуть. Во-первых, работал телевизор, но это ладно. Во-вторых, под балдахином на широкой кровати ничего не было, и тем не менее...

Совершенно чётко просматривалась ополовиненная миска с попкорном. Рядом, в воздухе, висел шарик из... пережёванного попкорна и слегка подёргивался.

— А, понятно. — Сержант опустил автомат. — Здравствуйте, принцесса. — Далее он говорил шёпотом, исключительно для Барди. — Всё нормально, просто твоя жена — невидимое привидение, так часто бывает, я угадал?

Пока рыцарь в недоумении хлопал глазами, миска перевернулась, балдахин колыхнулся, а шарик полетел к выходу, где благополучно скрылся.

«Стыдоба-то какая! — кричал никому не слышный гургил. — Позор-то какой! Меня ж в два счёта уволят!»

— А-а, сбежала, потому что не одета, наверное? — улыбнулся Рок. — Да, с дамочками такое бывает.

— Послушай, Рок, — пришёл в себя Барди, — если ты перейдёшь служить в ландрийские вооружённые силы вместе со своей командой, то будешь получать хорошую зарплату, а по окончании этой войны автоматически станешь генералом. Как тебе такие условия для карьеры? Конечно, страна отсталая, но, очистив Ландирию от чёрных рыцарей, мы быстро превратим ее в цветущую державу. Хорошенькие женщины здесь, кстати, найдутся...

— Да? Над этим можно подумать, дружище. Мы ещё недостаточно осмотрелись с ребятами, так что с ответом подождём. У меня пока в голове не укладывается эта твоя Ландирия.

Барди отвёл Свенсона в гостевую комнату, велев принести туда еды и пива.

— Отдохни, сержант, завтра борьба продолжится.

Недалеко располагалась комната, где Барди провёл самые прекрасные минуты жизни под неусыпной заботой Хельги. Открыв дверь, он застал там эту милую девушку, задумчиво сидящую на стуле у скромного ложа. Он встал перед ней на колени, страстно обнял ее и поцеловал, на сей раз не в лоб. Она была счастлива...

Провинившийся гургил с двойным усердием испускал свои биоволны.

19

Ночь в замке прошла относительно спокойно, хотя в стане чёрных рыцарей царила суматоха. Королевская стража отмечала непрерывное мелькание фигур, освещаемых светом костров, горящих неподалеку. Время от времени вдали раздавался топот конских копыт и звон оружия. Озадаченный неожиданным разгромом враг производил перегруппировку сил.

Барди проснулся на рассвете. Осторожно убрав с груди руку Хельги, он встал и быстро оделся. Через полчаса, в полном боевом снаряжении, рыцарь был уже на площадке, венчающей верхнюю часть крепостной стены. Кроме пистолета, автомата и гранат он пристегнул и ножны с мечом.

Картина, открывшаяся с высоты, производила жуткое впечатление. Поляна была черным-черна — ночью прибыло подкрепление.

— Чего они хотят? — тихо спросил подошедший сержант, которому тоже не спалось. — Захватить территорию?

— Абсолютно точно, ну и пограбить, разумеется, тоже.

— И что, вся эта орда, как я понимаю, владеет только холодным оружием?

— Ага, — улыбнулся Барди, — если пустить на них джипы, а со стен пальнуть базуками, представляешь, что будет с их психикой?

— Скорей всего, побегут.

— Точно.

Холодное ландрийское утро, выпал иней, обстановка напоминала затишье перед бурей.

И буря грянула! Под управлением бойцов отряда Рока из ворот вырвались четыре машины.

Барди стоял у пулемёта первой колесницы смерти, он примечал малейшие подробности на пути следования. Лагерь подвергся в полном смысле этого слова расщеплению на атомы. Обновлённая армия из замка ни на миг не останавливалась, поливая обезумевшего противника огнём напалма и срезая пулемётными очередями, отправляя на тот свет уже не десятками, а целыми сотнями.

Прогноз оказался верным на двести процентов: остатки некогда грозного войска иноземных захватчиков бежали прочь, причём во все стороны, полностью потеряв ориентиры.

Люди Рока покинули машины и развёрнутым строем пошли добивать врага. Эти парни не знали пощады, их так учили. Ничто не могло остановить опытных коммандос.

Короткая кровавая битва сменилась затяжной мёртвой тишиной. Люди на стенах пребывали в состоянии полного оцепенения, пожалуй, высадка инопланетного корабля удивила бы недавних крестьян меньше.

Храбрый Барди, оценив обстановку, дал знак возвращаться в замок. Слугам он приказал собрать оружие и щиты, выкопать траншею и захоронить вражеские трупы. Вернувшись, рыцарь созвал в тронном зале военный совет.

Стоя, он обвел взглядом присутствующих. Кроме Рока и ребят из его подразделения тут были сотники Даго, Заган и Бино, несколько старейшин из окрестных деревень, пришедших в замок в поисках убежища, и маг Горо.

Не успел принц дать знак к началу совета, как откуда ни возьмись появился сенешаль Монти с мешком:

— Ландирия осталась без короля, а кроме вас, ваша светлость, я не вижу, кто бы мог наследовать престол. У Рогоналя, кроме дочери, никого нет. Надо бы провести две коротенькие церемонии: похоронить его величество и короновать вас, новое величество. Предлагаю всем выйти во двор, чтобы проститься с телом.

Скромный гроб стоял на ковре, слегка припорошенный снегом. Чесотка скакал вокруг, впервые не произнося ни слова, придворные дамы тихо хлюпали носами, прочие, незнатные люди стояли поодаль.

Сенешаль, следуя предписаниям, выложил из мешка прямо вдоль гроба скарб его величества: корону, скипетр и кружку, с которой его нашли в подвале. Монти подозвал мальчугана с заготовленным кувшином, из него в кружку в последний раз налили вино до самых краёв.

Тело полностью было закрыто старой мантией.

— По обычаю, — торжественно начал Монти, — преемник короны и престола должен выпить вино короля до дна и тем самым принять на себя все его обязательства перед народом Ландирии.

Барди исполнил обычай, но стоило ему сделать последний глоток, как под мантией сначала закашляли, потом закряхтели, а когда народ в ужасе попадал в обморок, показалось помятое лицо Рогоналя, объявившее буквально следующее:

— Ах ты такой разэдакий (вырезано редакцией), стоило мне уснуть, потерять бдительность, как ты сразу полез за моим вином! Знай же впредь, сынок, что Рогональ далеко способен учуять алкогольный запах! Ты что, раздаёшь всем подряд остатки моих скудных запасов, прямо на улице? Нет, подожди, ты это чего, уже и корону мою прикарманил, так?! Ага...

Монти стал белым как снег, он тщетно пытался объясниться перед королём:

— Ваше величество, мы, это, решили, что вы уже... всё...

— Да неужели? Вы думаете, Рогональ такой пропойца, что забыл, кто в замке главный! И что вино его можно теперь пить всем подряд! И носилки-то не поленились сделать с бортами, чтоб не вывалился! Вот умники, а?!

Дамы, доселе онемевшие, подняли страшный визг.

— Ага, стервы! — всё более распалялся король. — Небось уже полбочки выдули, индюшки недорезанные!!! Вот я вам!!!

— Определённо белая горячка, — резюмировал бесстрастный Рок. — С признаками кратковременной комы. Допился ваш король, надо срочно изолировать.

Мальчик, умная голова, подскочил к королю, вручил ему кувшин и бросился наутёк. Это успокоило «усопшего», как соска успокаивает капризного младенца. Опустошив сосуд, Рогональ перевернул свой гроб, сел на него верхом и пригласил Барди устроиться рядом.

— Что, вернулся уже? Монти говорил, как вы исчезли в молнии, он всё видел. На тот свет небось прогулялся?

— Почти, ваше величество.

— Моя дочь, она... осталась там?

— Вы о Розамунде? Да, она осталась, сказала, что нашла своё счастье.

— Значит, ей на роду написано: или в монастырь, или на тот свет. А ты-то зачем вернулся?

— Я не мог бросить Ландирию, вот привёл отличных солдат, привёз оружие, а полчаса назад мы полностью освободили замок...

Рогональ посмотрел на Барди абсолютно трезвыми глазами, поднял корону и надел на голову рыцаря:

— Носи, пока голова на плечах, а я пойду опохмеляться.

Сотники с восхищением смотрели на нового короля и с непривычным уважением на старого.

— Да, совсем забыл о формальностях. — Рогональ обернулся. — Объявляю принца Барди королем Ландирии! Пусть царствует мудро и справедливо, и пусть враг трепещет при одном упоминании его имени! И всем цыц, ибо такова моя воля!

Новоиспечённый король Ландирии попытался было поправить атрибут высочайшей власти, спадающий с головы, но ему это не удалось, тогда он снял корону и положил её на колени — всё-таки великовата. Монти отвесил новому королю надлежащий поклон и, пятясь, отошел. Коронация свершилась...

— Быстро же тебя повысили в должности, — усмехнулся Рок Свенсон. — Если тут у всех так ладится карьера, я, пожалуй, уговорю ребят остаться.

Один за другим крепкие, здоровые воспитанники Рока делали шаг вперёд, называя каждый свое имя. Барди пришлось поднапрячься, чтобы запомнить их всех.

— Неплохо, если бы и ты представил своих. Начнём с этого хилого старикана с бегающим взглядом. Кто он на самом деле?

— Горо — единственный, а потому лучший и непревзойдённый местный маг. Сейчас выступает в роли советника. А это мои сотники: Бино, Заган и Даго, старейшины убежали, но ничего, потом познакомлю и с ними.

После того как стороны пожали руки, все вернулись к военному совету.

— Даго, начинай, ты самый старый и уважаемый из сотников, тебе и слово.

— Одно предложение, ваше величество. Солдат надо обучить владению новыми видами оружия, мы все восхищены его магической силой.

— Заган?

— Согласен, но, кроме этого, надо объявить новый набор, из сотников мы превратились в десятников, просто позор!

— Сейчас это вряд ли получится, — возразил Барди. — Последняя мобилизация совершенно истощила силы местного населения, остаётся возмещать недостаток личного состава мощью нового вооружения. Бино?

— Враг должен быть вытеснен из Ландирии, ваше величество.

— Правильно рассуждаешь. Магу есть что добавить?

— По-английски или по-ландрийски?

— Давай первое.

— Не сомневайтесь, витанги полученный урок усвоят, их поражение бесследно не пройдёт. И знаете, что мы получим? Изнурительную, изматывающую партизанскую войну. Но я согласен с Бино — в любом случае надо очистить территорию Ландирии от врага.

— Правильная постановка вопроса. Если Дзог опять попытается обвинить тебя в непрофессионализме, я, видимо, заступлюсь. Ты, Рок, что скажешь?

— Горо прав. Дальнейшие военные действия неминуемы. Имей мы хотя бы один вертолет, было бы намного проще.

— А дракон на что? Задействуем его как основную единицу воздушной разведки. Я полечу у него на шее, мне не привыкать.

— Отлично. Значит, начиная с завтрашнего дня мои ребята станут обучать ваших приёмам владения стрелковым оружием. Но даже без автоматического оружия мы перережем ваших витангов, как поросят. Пожалеют, что вообще на свет родились!

Перевод на ландрийский вызвал шумное одобрение.

— Я вас выслушал, благодарю, все свободны. — Барди слегка поклонился.

Он захотел увидеть Хельгу, угостить её хот-догом, удивить всем тем новым и непривычным, чему так естественно в своё время удивлялась Розамунда. К совместному ужину Барди решил пригласить и Рока.

Хельге очень понравилась незнакомая ей пища в причудливых упаковках. Барди тем временем вводил сержанта в суть местных нравов, разъясняя наиболее распространённые предрассудки. Например, если чёрная кошка перебежит дорогу, крестьянин три дня не должен высовывать носа из избы и каждое утро плевать через плечо в сторону печки. Если воет собака, обязательно читают простое заклинание против недержания мочи. Проходя под плодовыми деревьями, надо скакать на одной ноге: под сливой три раза, под грушей два, под яблоней один. Стоя в тени дуба или сосны, надо обязательно прочесть молитву, обращенную к святому Варфоломею, покровителю лесов. Повседневная жизнь людей была обременена массой бесполезных ритуалов, связанных с ещё более бесполезными суевериями. Сельский мир был полон дурных и добрых знаков: примечали, как взлетела птица или помахала хвостом корова или телёнок.

Рок утомился и вынес конкретное предложение, насмотревшись на жующую Хельгу:

— Знаешь, Барди, ты говорил недавно о диком количестве добрых красивых женщин в Ландирии...

— Ах, нуконечно, — догадался Барди. — Один момент, надо просто поискать...

— У меня есть двоюродная сестра, ее зовут Лина, и она довольно симпатичная, — сориентировалась Хельга.

— Зови!

Лина оказалась симпатичной, умной, хорошей собеседницей, Року Свенсону она понравилась сразу, поэтому вечер прошёл весело и без продолжения поучительного семинара «о быте и нравах».

По местным представлениям, командир спецподразделения полностью отвечал идеалу мужчины, а Лина могла бы высоко котироваться в Голливуде, поэтому, когда от Рока поступило предложение проводить девушку домой, оно было благосклонно принято.

Итак, личный фронт в стенах замка заметно налаживался по всем направлениям.

На следующий день бойцы Рока Свенсона приступили к обучению. Поляна, ставшая свидетелем жестокого истребления, превратилась теперь в тренировочный плац. В наспех сколоченные мишени впивались пули, воины Барди учились элементарным приёмам боевых искусств. Стрелять им нравилось явно больше, чем махать мечом, но надо и патроны беречь.

Понаблюдав за ними некоторое время, Барди пошёл в студию, чтобы встретиться с Дзогом. Он застал дракона блаженно лежащим на полу рядом с рефрижератором, здесь же валялась недоеденная баранья нога. Живот дракона вздулся явно больше нормы.

— Тебе не стыдно, — укорил его новоиспеченный король. — Опять растолстеешь и не сможешь летать.

— А что мне ещё делать? — лениво заметил Дзог.

— О детях забыл?

— Не забыл. И что это имеет общего с едой?

— Это напрямую связано с предстоящими боевыми действиями. Ты — главный воздушный разведчик. Сорвёшь полёты — пеняй на себя.

— Ладно, — сказал Дзог, переваливаясь на бок, зевнул и после недолгого раздумья продолжил: — Я видел сражение, даже пожалел, что не принимал в нём участия. Так что там вообще снаружи происходит, а то я сплю и сплю...

Барди рассказал ему о последнем совете и о предстоящих боевых действиях, добавил, что на ребят Рока вполне можно положиться.

— Ишь какой положительный, чё-то он, когда нас на бетон клал, таким любезным не был. Смотри, осторожней с ними, а то, глядишь, трон отнимут, по миру пустят...

— Чепуха! — возразил Барди. — Это военный, он исполнял приказы.

— Всяк сверчок знай свой шесток? Но ведь и аппетит приходит во время еды. Будь похитрее, поверь, я всё же подольше тебя живу.

— Надеюсь, завтра ты будешь в форме. — Барди прикрыл тему. — Рекомендую пятьдесят кругов вокруг рва.

Разведка принесла ценные сведения.

Враг разбил новый лагерь на лесной поляне недалеко от замка, там, где проходило первое сражение с дикими людьми, а на подступах к базе установил четыре поста.

Молодой король передал данные Року, набросав ему приблизительную карту местности, и они обсудили план превентивного нападения. Часовых ликвидируют более опытные бойцы подразделения по борьбе с терроризмом, а в это время воины Барди должны окружить поляну. Дракон атакует с воздуха.

Операция началась...

Первой двинулась группа Рока Свенсона. Ей дали уйти вперёд, затем выступили солдаты Ландирии под командованием сотников.

Барди проводил их и вернулся в студию. Там заканчивали крепить специальное седло на Дзога. Тут были и стремена, и шпоры, и две большие корзины по правую и левую стороны — для гранат.

— Поосторожней с пиротехникой, — забеспокоился дракон. — Если мне оторвёт голову, от тебя тоже ничего не останется, так что гляди в оба.

Рыцарь прилаживал базуку и был слишком занят, чтобы успокаивать нервного звероящера.

— Это тоже штука опасная, — пробурчал Дзог, указывая на базуку. — Смотри не подпали меня, когда будешь стрелять, меться как следует.

— Не волнуйся, я уже снимался в роли ковбоя.

— Моё дело предупредить. Готов?

— Да, — ответил Барди, взбираясь на шею дракона. — На сей раз попробуй лететь на нужной высоте — чтобы и стрелы снизу не долетали, и нас самих нашими же взрывами не зацепило.

На этот раз взлетать было тяжело, железа набралось прилично.

Дзог ворчал, разбегался, останавливался, похрюкивал, рыл лапой песок от возбуждения, снова разбегался и в конце концов, дрожа всем телом, оторвался от земли.

Холодный ветер засвистел в ушах Барди, время от времени он поглядывал в бинокль, изучая местность. Бойцы Рока маскировались очень умело, их невозможно было увидеть. Прячась по-кошачьи за стволами деревьев, спецназовцы быстро обезвредили часовых первого поста без единого выстрела, голыми руками. Кусты опять зашевелились — это ребята Рока двинулись к следующему посту. Вскоре его постигла участь первого.

Воины Бино наткнулись на третий пост, замаскированный лучше других. Чёрные рыцари засекли солдат и напали первыми, а поскольку враг был более опытным в ведении рукопашного боя и лучше физически подготовлен, сотник приказал стрелять.

Раз уж всё равно обезвредить посты без шума не удалось, бойцы Рока пришли на помощь и забросали проклятый пост гранатами.

На поляне заволновались, заслышав пальбу, они уже знали, чем это кончается.

— Снижайся, Дзог! — закричал Барди, заряжая базуку.

Реактивный снаряд, снабжённый термодатчиком, пошел вниз и настиг всадника — оглушительным взрывом разорвало и коня и человека, задело ещё троих. Всех охватила паника. Рыцарь нагнулся к одной из корзин, достал следующий снаряд, зарядил и снова выстрелил. Поляна быстро покрывалась дымом и трупами.

Они летели на высоте не более ста метров, дракон, спускаясь, уменьшал радиус кругов. Молодой человек перешёл на гранаты. Он доставал их из корзины и с молниеносной скоростью обрушивал на головы противника. В лесу яростная стрельба постепенно затихала, видимо, и там побеждали ландрийцы...

Барди отправил вниз последнюю гранату, и, когда дым рассеялся, стало ясно: с чёрными рыцарями было покончено, и эта зачистка окончилась весьма успешно для Ландирии.

— Дзог, возвращаемся! — просигналил Барди дракону.

— Сам вижу, дело сделано. Эти твои взрывы очень уж утомительны, но зато мне нравится запах дыма, почему-то навевает приятные мысли о красивых драконихах.

Хельга встречала возлюбленного у всех на виду, не скрывая беспокойства и радости:

— Всё ли в порядке, милый? Ты не ранен?

Он обнял девушку, погладив по густым волосам:

— Всё в порядке.

— Я чуть не умерла от страха, мы слышали грохот, видели дым, думали самое плохое.

— Теперь настали другие времена, Хельга. Враг разбегается от нас в разные стороны.

— В следующий раз возьмёшь меня с собой покататься на драконе?

— Посмотрим, — уклончиво ответил король, целуя девушку, но про себя решив, что Дзогу хватит и одного всадника.

— Одни милуются, а другие голодают, — вздохнул дракон и несколько раз демонстративно икнул.

Победоносные воины вернулись в полном составе. Ландрийцы потрясали винтовками и автоматами, целовали их, благодарили сержанта и его бойцов, прославляли Барди.

Горо подал рыцарю идею — закатить праздник, ведь люди устали от несчастий, смерти и недоедания. Опасность миновала, враг отброшен. Почему бы и нет?

— Праздник так праздник... Если этого хочет народ, надо звать сенешаля Монти, чтобы он занялся организацией дискотеки!

Прибранное и натопленное с помощью печек помещение студии, которое было гораздо больше тронного зала, превратилось в танцплощадку. Барди принес аппаратуру из бывшей спальни Розамунды и пустил на полную мощность запись своей любимой группы. Хорошенькие девушки из числа местной прислуги под чутким руководством бойцов спецподразделения по борьбе с терроризмом быстро усваивали па модного в последнем сезоне в Голливуде танца.

Рок Свенсон и Лина прыгали в центре импровизированного дансинга. Наспех сколоченные столы ломились от копчёных окороков, лепешек, пепси-колы, бутылок с виски, орешков, вакуумных упаковок копчёной сёмги, разного вида рыбных консервов, нескольких видов сыра, картофельных чипсов, шоколада и прочей снеди. Конюхи, воины, слуги накинулись на еду и мигом разгрузили столы...

Устав танцевать, король Барди взял за руку Хельгу и повёл ее к одному из столов, им тоже не мешало подкрепиться. Он обвёл взглядом помещение студии — народное веселье было в самом разгаре, лица людей сияли от счастья. Именно об этом он мечтал всю жизнь — увидеть радость на лице каждого жителя Ландирии.

20

В последующие дни, несмотря на ворчание дракона по поводу того, что ему приходится летать на холоде, воздушная разведка установила места расположения остатков вражеских частей на территории Ландирии. Несколько небольших групп сосредоточились вблизи деревень, в основном же силы витангов были стянуты в большой лагерный стан на берегу озера. Со стороны Сандирии прибывали новые пополнения, они, по всей видимости, собирались двигаться дальше на Кирикию, ибо кратчайший путь в это королевство лежал через Ландирию.

Молодой король решил применить уже проверенную тактику внезапного нападения. Сражение в лесу показало эффективность ручных гранат и базук. Теперь оставалось осуществить окончательное освобождение родины от проклятых завоевателей.

Был у него ещё один план — идеологической, дезинформационной войны, но об этом чуть позже.

Туманным утром малочисленная армия Барди покинула замок.

Во главе колонны шли четыре джипа с пулемётами и грузовик с горючим, едой и амуницией. За ними верхом на лошадях следовали воины Ландирии, закалённые в суровых сражениях. Помимо перекинутых через плечо автоматов и пистолетов в кобурах по их бедрам стучали ножны с верными мечами. В арьергарде катило несколько телег санитарного эшелона.

Дракон и верховный главнокомандующий перемещались по воздуху, периодически приземляясь и поджидая колонну.

Сухопутные силы выступали под командованием Рока Свенсона и сотника Даго, который знал дорогу к озеру. Передвигались довольно быстро для условий погоды и местности, хотя на некоторых участках машины буксовали.

Перед тем как вступить в вековую чащу, Барди договорился с Роком и Даго, что будет ждать их на выходе из леса, в начале узкого прохода, ведущего к озеру — в густом лесу, среди плотно растущих деревьев, дракон не мог ни приземляться, ни взлетать.

Дзог вновь набрал нужную высоту, и Барди мог наблюдать за продвижением обоза через тесный пролом, где враг не ставил свои посты. Похоже, весть о разгроме в ближнем лесу не докатилась до основного лагеря. Это и понятно — ландрийская армия не оставила в живых никого...

Сканданские завоеватели настолько были уверены в своём военном превосходстве, что даже предположить не могли хоть какого-то отпора со стороны жалкой Ландирии с её оборванцами...

Однако грозное войско этих самых «оборванцев» неумолимо приближалось. Пройдя ущелье, оно быстро рассыпалось вдоль берега озера, укрываясь за деревьями и кустами.

Вдали показался стан чёрных рыцарей.

По тактической договорённости люди Рока и Даго должны были дождаться окончания воздушной операции и затем атаковать паникующего врага.

Появление дракона в воздухе над лагерем противника сначала вызвало удивление и любопытство, но, когда снаряды базуки стали крушить палатки громом и молнией, фигуры рыцарей задвигались быстрее.

Тогда и настало время пускать дезинформацию, чтобы уцелевшие передали её в Сканданию, — следовало отбить у этого воинствующего народа желание выступать против Ландирии. По заранее подготовленному и проштудированному сценарию дракон опустился ниже, замедлил ход, издал страшнейший рёв (чуть не поперхнулся, но никто не заметил) и громко-громко объявил следующее:

— Витанги, что же вы такое делаете, мать вашу! Вместо того чтобы орошать своих жён, вы обагряете эту священную землю кровью детей моих — ландрийцев!

— Кто ты такой? — донеслось снизу.

— Я — жена вашего могучего бога Братона! Стыд и позор, как вы смели не признать меня, смерды!

Возмущение «жены» резко отозвалось внизу взрывом очередной партии ручных гранат.

— Признали, признали мы тебя, великая мать, жена кровожадного бога!!! — взмолились внизу. — Просто жрецы никогда не рассказывали нам, как ты выглядишь! Прости нас, грешных!

— Братон и я разгневаны на вас и ваших жрецов! — Дзог с упоением играл свою роль, ибо находил мгновенный отклик среди публики.

— О, прости нас, великая мать! Жрецы не говорили, что народ Ландирии — твои чада, но теперь мы и сами это поняли!

На этом заготовленный Барди текст, собственно, заканчивался, и крылатый актёр бросился импровизировать:

— Итак, грешники, слушайте внимательно!

— Слушаем тебя, о разгневанная жена Братона!

— Я велю вам сделать три вещи, и если вы не поступите в точности, как я вам сейчас повелю, то знайте: гнев моего мужа в тысячу раз превосходит мой гнев!

Ещё три гранаты, для «закрепления понимания».

— О великая жена, не кидайся! Пощади нас, мы сделаем всё, что захочешь!

Дзог смело приземлился посреди лагеря, Барди прятался на его спине, прикрываясь крыльями. На периферии шла резня, а здесь, в центре, оставалось человек десять довольно знатного вида. Все его внимательно слушали, пав ниц.

— Значит, так, первое — вы все идёте в Сандирию; второе — если в Сандирии есть ваши жрецы, устраиваете им на самой большой площади публичную порку...

— Но... великая мать!

— Я что, непонятно говорю?!

— Понятно, великая мать! Публичную порку, великая мать! Всех жрецов, великая мать!

— Молодцы. И, в-третьих, после порки разъясните им, что Братону надоели кровавые жертвы! Вы ни черта не разобрались, чего моему мужу надо! У него изжога от ваших трупов, понимаете вы это или нет?!

— Изжога, великая мать, понимаем!

— Ему теперь после вашего меню можно только кашу есть, вы знаете, что такое каша, или вам разъяснить?

— Кашка, великая мать, крупа, масло и молоко, великая мать, знаем, великая мать!

— Поэтому слушайте последнее моё веление, идиоты: теперь вы сидите в своей Скандании, разводите коров и выращивайте злаки. Всё, возражения не принимаются. Я лично прилечу — проконтролирую. Будете бузить — крышка всем, пасть порву, понятно?

— Пасть порвёшь, великая мать,! Как не понять!

Дзог встал на задние лапы и проорал:

— Воины Ландирии, откройте коридор для сканданских посланников!

Барди сполз с дракона и показал мокрым от страха витангам, куда идти. Проводив взглядом некогда несокрушимых врагов, Дзог взлетел и гордо взглянул сверху на поверженный лагерь.

— Браво, король, они купились, хвост даю, купились с потрохами!

Силы освобождения объединились в условленном месте.

— А если им никто не поверит? — высказал свои опасения сержант. — Знаете, как это бывает, объявят их дезертирами и, долго не разбираясь, повесят на первом дереве. Законы военного времени!

— Да, это возможно, — согласился Барди, — поэтому по сегодняшней схеме надо продвигаться и дальше, не будем надеяться только на везение.

— Правильно, — поддержали сотники. — Пускай они не только слышат о гневе богов, но и видят его.

— А правда, ребята, я сыграл прекрасно? — Дзогу хотелось оваций.

— Да, дружище, очень убедительно, они и впрямь в штаны наделали. Поздравим же друг друга с очередной победой! — произнес король, пожимая руки командирам и похлопывая по плечу шофера джипа, одного из парней Рока. — Все хорошо потрудились, все молодцы. Итак, ближайшие окрестности очищены от врага, надо решить, что делать дальше.

— Предлагаю вернуться домой и немного передохнуть. — зевнул Дзог. — Я устал как собака.

— Все устали, это не аргумент, — ответил Барди. — Что ты можешь добавить, Рок?

— Есть три варианта: вернуться домой, войти в Сандирию или продолжать преследовать врага на территории Кирикии.

— Я не слишком хорошо знаю эту страну, — отозвался Даго. — Основные силы врага прибывают из Сандирии, следовательно, надо бы остановить этот поток там. У чёрных рыцарей, ушедших в Кирикию, и без нас дел будет предостаточно: кирикийцы — славные воины.

— Предложение Даго рационально, — после некоторого раздумья констатировал Рок Свенсон.

— Разделяю ваше мнение, — присоединился Барди. — Как говорится, раз уж прищемил змее хвост, надо раздавить и голову.

— Опять летать? — вознегодовал Дзог. — Еще денёк-другой, такой, как сегодня — и от меня останутся рожки да ножки. Попробуй ущипни, капельки жира не осталось. Зима только началась, а я уже мёрзну!

— В Сандирии будет теплей, — успокоил его молодой король. — Кроме того, тебе предстоит сыграть ещё какое-то количество сегодняшних дублей в роли великой матери, жены бога Братона. И не забывай, впереди у тебя встреча с Гейлой, мамой твоих будущих деток.

— Веский довод, — ответило задумчивое чудище. — Ты всегда находишь, чем меня купить. Как представлю себе, что этот старый пень Горо натопил печку и валяется в постели, смакуя копчёное филе сёмги, а я мерзну тут во имя общего дела, к которому драконы вообще никакого отношения не имеют, меня просто трясти начинает!

— Да ладно тебе! — успокоил Барди. — Маленькие дракончики заслуживают забот и сражений, да и грузовик с бараниной для тебя уже прибыл.

— Да, что делать, если у меня такой мягкий характер. Гейла тоже вертит мной, как хочет, — покачал головой дракон, направляясь к грузовику. — Эй, ты, чего зеваешь? — крикнул он слуге, который сидел в кузове. — Вынимай еду, а то я тебя съем!

Король Барди поставил часовых, и над лагерными кострами поплыл дух жареных домашних колбасок. Настроение было приподнятым, выданные главнокомандующим бутылки виски пошли по кругу. Воины затянули популярную ландрийскую песню, бойцы Рока тоже не остались в долгу. Гимн Америки, прославляющий Дядю Сэма, смешался с местными маршами. Потом все закутались в шерстяные одеяла, и под бледными лучами ночного светила разнёсся здоровый храп...

Поутру маленькая армия быстро дошла до пограничной заставы, вернее сказать, до того места, где она была раньше... Разведка установила, что крепость Диотемия пала. Базарная площадь кишела чёрными рыцарями, местных жителей видно не было — возможно, кто-то из них успел спрятаться. Судьба правителя Сандирии была неизвестна. Берег ломился от вражеских кораблей.

— Слишком, слишком много врага даже для нашего несокрушимого отряда, — резюмировал Свенсон.

— Всё равно надо гнать их, не мытьём, так катаньем! — высказался Дзог.

— Да, — подтвердил Барди. — И продолжать гнуть линию психологического наступления.

Сошлись на том, что сразу все скопления витангов побить не удастся. Первый удар следовало нанести по средствам передвижения войск, то есть ликвидировать их корабли. Для того чтобы паника успешно распространилась, одновременно решили устроить в замке Диотемия пиротехническое шоу — явление «гневной супруги Братона».

— Сейчас бы сюда Горо с его магией... — вслух размышлял Дзог.

— Ну нет, — упёрся рыцарь. — Хочешь магических осечек, сырого пороха и дезориентацию в пространстве? Будет Горо — будет всё это и даже больше!

— Ты прав, пусть лучше он тихо шарлатанствует в нашем замке, а вернёмся и пожурим старого как следует, зато здесь проблем не будет.

— Браво, Дзог, а теперь пора заняться разработкой дубля номер два твоего божественного номера.

Тем временем сержант Рок решал со своими бойцами, как пробраться к вражеским кораблям, снять охрану, погрузиться в воду и установить на них взрывчатку. Здесь особый фейерверк и не требовался — главное, сделать пробоины и затопить корабли. Непререкаем авторитет командира — его молча слушали и так же молча готовы были выполнять приказы.

В лагере бывших актёров разгорелась творческая дискуссия. Барди делал ставку на дымовую завесу и отвлекающие внимание взрывы. Исполнитель главной роли закатывал глаза, пытаясь объяснить «глупому потомку безволосых обезьян», что чрезмерные спецэффекты свидетельствуют о дурном вкусе, они не дадут раскрыться всей его театральной мощи и просто смажут впечатление...

Замок поверженного Диотемия использовался в двух целях: во-первых, там по-прежнему работал продуктовый рынок, во-вторых, поближе к съестному в безопасных комфортабельных постройках размещалось высшее командование витангов, прибывшее на тот момент в Сандирию. Территория замка тщательно охранялась даже при очевидном для витангов отсутствии посторонних угроз.

Несколько деморализованных командиров, которым посчастливилось стать свидетелями безобразий на озере, тоже находились в замке, и им верили примерно так же, как если бы в полицию заявился человек с сообщением, что его изнасиловали марсиане. Иными словами, им не поверили совсем...

Итак, около пяти утра спецназом были сняты посты охраны вокруг крепости. В пять тридцать открыты ворота замка, и параллельно заминированы днища почти всех кораблей. В пять тридцать пять обезврежены посты на территории замка, все отцы-командиры связаны по рукам и ногам в собственных постелях (если это кому-то интересно, в одной из них вместе с пожилым капитаном был обнаружен сенешаль Горголан, он густо краснел и отводил взгляд).

Пленных вывезли в лес, где Дзог дал плановый концерт с разъяснением и демонстрацией всех негативных последствий непослушания. На этот раз задание было ещё более жёстким. Вместо возвращения на родину и тихого возделывания земли под мычание коров воодушевлённый актёр предписал подданным своим «идти в болота всем войском, строить хижины и, питаясь кореньями, благодарить Братона за милость». В заключение «гневная жена» прорычала:

— И не смейте даже думать о подкреплении из Скандании, ваши мысли у меня как на ладони.

После этих слов пленным разрешили вернуться в замок, однако, как и рассчитывали ландрийцы, перепуганные дети Братона бросились на берег. Здесь их ждало полное разочарование (корабли в огне эффектных вспышек погрузились в море), которое быстро переросло в неустранимую панику.

Когда же они вернулись в замок, ворота захлопнулись намертво, отовсюду повалил дым, загрохотали «Дикари из Олбани» (любимая группа Розамунды), и в небо взлетели цветные сигнальные ракеты.

Одновременно совместная группировка солдат Рока и Барди катилась на джипах по наиболее крупным скоплениям витангов в Сандирии. Орудуя базуками и пулемётами, они срезали по сто—двести чёрных рыцарей в каждом пункте и мчались дальше. С воздуха атаковал дракон, натиск заканчивался как обычно — промывкой мозгов...

Пленных военачальников, психика которых уже не выдерживала груза крови и спецэффектов, отпустили с условием, что они пройдут по Сандирии, соберуг солдат, посвятят их в промысел Братонский и всей толпой уйдут в болота. Отцы-командиры повиновались, и только Горголан тряс головой, плакал, утверждая, что не имеет никакого отношения к народу витангов, что он — всего лишь невинная жертва собственной страсти, дитя порока и безотказный человек. Добрый Барди разрешил сенешалю остаться.

Толстяк, спасённый от посягательств комаров и пиявок, обнял уставшего юношу и от имени всего сандрийского народа торжественно попросил его принять бразды правления страной, ибо король Диотемий был насмерть замучен врагом, а прямых наследников престола не осталось. Это предложение показалось Барди более соблазнительным, чем стыдливые улыбки Горголана, ибо появилась возможность отблагодарить сержанта Рока за его неоценимую помощь.

— Как вам Пост губернатора Ландирии? — поинтересовался дважды король.

— Что ж, неплохо для начала, — улыбнулся бывалый спецназовец.

А Дзог, закончив моральное и физическое истребление витангов, перешёл к заботам семейным. Надо было проведать Гейлу, узнать, скоро ли яйца дойдут до кондиции, но идти к этой большой хвостатой стерве, и в одиночку... Робкий супруг жалостливо заскулил, и его друг Барди, знавший не понаслышке, какие бывают жёны, не отказал Дзогу составить компанию. Управление вооружёнными силами на время отсутствия главнокомандующего было передано губернатору Свенсону. Доблестная ландрийская армия готовилась к освобождению Кирикии.

21

Вместо Гейлы на трёх очаровательных яичках, каждым из которых можно было отдавить ногу, лежал свиток, видимо, с каким-то посланием. Рыцарь обошёл всю пещеру, а Дзог надорвал глотку, зовя супругу, но она так и не появилась. Письмо оказалось для Барди, и он прочёл его вслух:

«Человек по имени Барди, это я — Гейла.

Прочти моё послание Дзогу, оно написано под диктовку местным грамотеем, попавшимся мне на ужин (далее почерк заметно ухудшился). Короче, так, все мужики — сволочи и тупицы, и на уме у них одно — как бы кому под хвост заглянуть. Я — серьёзная девушка, я хочу жилище в тихом месте, работящего дракона и чего-нибудь вкусненького на ночь. Здесь же в последнее время целые деревни гибнут, грохает что-то, придурки в чёрном пытаются меня копьями забросать, а в зубы не даются. Кого я, по-вашему, должна есть в такой обстановке? И уснуть спокойно нельзя, и муж чёрт знает где, непонятно чем занимается, о моей шкуре не думает... А пещеру чинить? А вкусненькое приносить? А драконников высиживать? Я, что ли, должна всё это делать?

Короче, так, человек по имени Барди, сват ты оказался никудышный, зря я тебе поверила. Оставляю мужу яйца, мне они не нужны, пускай сам их высиживает, принимает вылупливание и воспитывает своих дракончиков.

А я улетаю навсегда, искать идеального дракона.

Всем пока!»

Дзог пару раз фыркал во время оглашения послания, но нельзя сказать, что расстроился. Скорее принял как должное...

— Мы бы не ужились, — философски подвёл он черту. — Улетела, и хорошо, сам справлюсь. Ты лучше посмотри, Барди, эти крошки, ну разве они не очаровательны?

— Да, — рассеянно ответил рыцарь. — Кругленькие такие... Но я не могу оставить тебя здесь, Дзог.

— Как не можешь... А кто будет согревать и лелеять моих сладеньких?

— Я знаю одну очень нежную сиделку, — нашёлся Барди. — Согревание твоих детей доставит ей кучу радости. Долетим до замка, возьмём её и вернёмся в пещеру, остаётся создать ей хоть какие-то условия для проживания.

— Приставим охрану!

— Разумеется.

Сенешаль бросился навстречу своему новому королю, едва завидел очертания дракона в небе.

— Ты нам и нужен, Горголан, — остановил его объятия Барди. — Собирайся, тебя ждёт великая миссия.

— Какая, ваше обворожительное величество?

— Подарить жизнь сразу трём очаровательным существам, — объявил Барди. — Вся Сандирия нуждается в жаре твоего страстного тела!

— Ах, трудно дышать! — Горголан дрожал от удовольствия. — Вы всегда понимали меня как никто другой!

Да, конечно, три не особо соблазнительных гигантских яйца — не совсем то, на что мог рассчитывать столь чувственный человек, но... Надо признать, что на третьи сутки он вошёл во вкус и охранники, стоявшие у входа в пещеру, всё чаще слышали из её глубин радостные стоны...

Воины объединённого королевства пересекли теперь уже условную границу между Сандирией и Ландирией, вошли в горное ущелье. Части противника громили по отработанной схеме. Победа следовала одна за другой.

Кирикия и сама неплохо отстаивала свою независимость, но помощь соседей приняла. В армию Барди вливались новые воины, кирикийцы встречали ландрийцев с искренней радостью. К концу шестого дня от начала операции все чёрные гады были уничтожены. Правитель освобождённой страны присягнул на верность великому Барди Ландрийскому, то есть добровольно вошёл в вассальную зависимость.

Слава, признание и любовь — всё это пришло к Барди, некогда голодному рыцарю в ржавых доспехах, не сразу, конечно, но, как видите, в полном объёме. Хельга, не раздумывая, вышла за него замуж, как только он явился после очередного похода, Рогональ и в этот раз не отказался благословить новую пару. Все спецназовцы получили солидные земельные наделы, крестьян, замки и решили остаться в Средневековье на постоянное жительство.

Только Горо не находил места, не вписываясь в картину общего благоденствия, и всё грезил о Голливуде. В конце концов он уговорил-таки Барди создать новый файл про старого больного мага и при содействии гургила переместился в город грёз...

И напоследок пару слов о Розамунде. Принцесса неуклонно двигалась к намеченной цели, вышла замуж за Сандорага, снялась с ним в одном фильме и стала популярной. Супруги взяли себе творческие псевдонимы — Том Круз и Николь Кидман...

Р.S. Не прошло и двух недель, как гургил неизвестно каким чудом доставил в почтовый ящик рыцарского ноутбука вопль о помощи: «Барди, спаси меня! Я тону-у-у!!!» Кто бы это мог быть?

Христо ПОШТАКОВ Андрей БЕЛЯНИН Гаси Америку!

ВЕЛИКОЕ ИНДЕЙСКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

Седой индейский вождь Большая Водка смотрел на закат, время от времени запуская сухую ладонь в пузатый глиняный чайник. Он брал оттуда твёрдые катышки овальной формы и клал их себе в рот. Большая Водка мог видеть закат даже утром,его зрение было не простым, оно было зрением старого индейца, такие всё видят иначе…

К старику осторожно подошёл юноша.

– Говори, Продолжительный Спазм, - не разжимая зубов, разрешил старший.

– Я сегодня попробовал траву дьявола… Мне было страшно. Я многое видел, Большая Водка…

– Я верю. Я курил о тебе.

– Будь осторожен, вождь, Великая Минздра предупреждала…

– А не пойти бы ей вдоль прерий в сезон дождей в единственное тёмное место у белого мустанга?! О чём рассказала тебе трава, Продолжительный Спазм?

– Сначала она показала нужные пятна на кактусах, те самые, о которых, Большая Водка, ты мне рассказывал.

– Больно не было?

– Нет, я срезал их томагавком, растёр кожуру и посыпал на ладони, ещё немного на голову… Мама ругалась, что я истребляю её домашние растения.

– Неважно, плюнь на маму и продолжай…

– Потом кактус дал мне первые семена. Я принёс тебе немного… А вот после них перед моим взором открылся каньон, и я ощутил страх.

– Будь осторожен с травой дьявола, Продолжительный Спазм, ты ещё недостаточно крепок для неё. Я внимательно слушаю звуки, которые ты издаёшь, не останавливайся…

– Я видел в каньоне неуязвимого человека, одетого в железо. Он сидел на коне и держал в руке опухший нож.

– Это называется «меч», мой любознательный почитатель дымка.

– Меч? Тебе лучше знать, мне не хватает слов… Он был не местный.

– Вот ещё… не хватало нам чужаков.

– Он был не один, Большая Водка, с ним были ещё двое. Один похож на тебя, такой же древний, как скелет бизона за ручьём, он держал связку листов для курения в суперобложке…

– Это называется «книга».

– Книга… Ты словно смотрел вместе со мной!

– Я тоже люблю траву дьявола, молодая буйная поросль… Хочешь, угадаю, кто был третий?

Юноша стянул из чайника последний катышек и кивнул.

– Он был нечеловек, Продолжительный Спазм, он был дракон…

– И он махал огромными крыльями, широкими, как язык Минздры.

– И требовал пищи!

Юноша сел рядом со старым индейцем и закрыл глаза. Теперь они оба видели закат и знали будущее…

1

Солнце зевало в утренней дымке, укрывшей столицу Объединённого королевства неприступный Сюдасказал. Настырные лучики мчались наперегонки по стенам и улочкам, а солнце по-отцовски радовалось за них. Встревоженный сон с неохотой покинул королевский дворец, требуя срочного посещения ночных ваз, подключённых к централизованной системе водоснабжения и канализации.

Первое лицо страны сам Барди Бравый, муж Хельги Прекрасной (некогда Барди Ландрийский, в мире кино - Барт Грейди, а в самом начале голодного рыцарства - «божий человек в помятом железе»), открыл глаза. Достаточно было мимолётного взгляда на его культуристские руки, чтобы признать: пятнадцать лет правления сделали парня суперкрепким управленцем, грозой лентяев и тунеядцев. Хорошо развитые мускулы наблюдались по всему телу. Казалось, он круглые сутки поглощал протеин, подбрасывал гири и взвешивался. Отчасти так и было, но в жизни правителя имелись и другие заботы.

Недавно, к примеру, его армия надавала по шеям малочисленной империи гиббонтов. Завоевала вражеский остров, а побеждённого императора посадила на пшеничную дань - а чего стесняться, порядок такой, никуда не денешься. Надо же как-то компенсировать экономические потери в результате военной операции…

Подали завтрак: болтунью из двух цельных яиц и шести яичных белков, полчашки варёной овсянки, банан, стакан апельсинового сока. Хельга исправно следила за тем, чтобы муж получал полноценное питание. Наведавшись в ванную, король, обмотанный полотенцем, приступил к трапезе, во время которой всегда находилась минутка-другая для воспоминаний…

Фанат пивной ферментации, старик Рогональ добил свою больную печень и приказал долго жить. Причина его кончины скрывалась не особенно тщательно: бывший король вусмерть упился элитным виски и покинул мир счастливым, так и не выпустив из рук недопитую бутылку. Схоронили отца Розамунды в склепе, устроенном прямо в его любимом погребке, который впоследствии стал чем-то вроде дома-музея…

На первый взгляд дикость, но если вы знали Рогоналя так, как знал его Барди, лучшего места не придумаешь. Вот стул, на котором сиживал государь, вот ведро и тазик, из них бывший сенешаль Монти поливал «непросыхающего» государя. На этой вот вшивой шкуре государь засыпал. А это та самая бочка, из которой получили первое самодельное рогоналевское пивко, не дождавшись конца «ферментации». В погребке по праздникам собиралась продвинутая длинноволосая молодёжь и фальцетом пела под звуки разрисованных мандолин. Лучшие исполнители удостаивались Рогоналевской премии - бутылки виски той самой марки, которую в своё время так заценил старик.

Ландирия как часть Объединённого королевства отошла под начальство Рока Свенсона, храброго командира «Гаммы». Он и его ребята из ФБР принесли неоценимую пользу новой родине. Что подумали об их исчезновении в Штатах - неизвестно. Искали или нет, сочли предателями или убитыми в результате профессиональной деятельности - как бы то ни было, информация не просочилась, есть вещи, о которых по телевизору не показывают. Но главное, парни не чувствовали себя обиженными, им здесь нравилось.

Свенсон осовременил замок Рогоналя, оснастив его практически всеми удобствами - организовал прокладку водопровода, монтаж парового отопления, строительство бань. Через год после свадьбы Лина (двоюродная сестра Хельги) подарила спецназовцу прекрасного белокурого мальчика и рыжую девочку. Скоро семье Свенсон предстояло явиться к Барди на Королевский совет. Но Барди не хотел пока думать о совете, он с удовольствием листал страницы прожитых дней, разглядывая яркие картинки событий.

Путешествия из прошлого в будущее или из одного параллельного мира в другой (Барди толком не определился, что же такое та, мандельштейновская, Америка) были воистину из разряда чудес, и прежде всего потому, что с лёгкого взмаха чародейской мантии и крыльев гургила рыцарь не превратился в баркасный якорь, а дракон в пару дымящихся гамбургеров. Какое безрассудство, такое и везение!

Тщательное изучение компьютерной энциклопедии, приправленное сытыми откровениями хитромудрого мага (ветерану массовки то и дело надо было «временно отсидеться в занюханном Средневековье»), навело Бардина мысль, что континент, с которого из будущего прибыла команда Свенсона и явились прочие диковинки, как то: «Форд» на водородном топливе, косметика и прочая дребедень, здесь, в этом мире, ещё не открыт. То есть открытие Америки могло принести неплохие дивиденды…

За умение подтолкнуть к хорошей идее и вовремя смыться господин Горо получил от Барди Бравого должность сезонного королевского советника. Справедливости ради, не станем особо нахваливать старого прощелыгу. Великий Дзенга не успел передать юному Горику свою мудрость, ибо учитель слишком рано покинул земной мир. Кстати, тоже в результате неосторожного обращения с химическими реактивами, но это неважно…

Важно, что он успел оставить Горо только свою знаменитую книгу. Но что толку с книги, пусть даже и бесценной, если её использование сводится к рассматриванию скабрёзных картинок и рискованной демонстрации неверно прочитанных «заклинаний»? Сезонный советник короля, по сути, так и оставался полуграмотным аферистом-самоучкой, не более…

Однако дедуля исхитрился смотаться в Голливуд ещё раз, а потом ещё и ещё, где собрал для своего некогда юного, а ныне зрелого работодателя и просто уважаемого человека любопытные сведения. Так, Розамунда не вышла за Сандорага, превратив его интимную жизнь в сериальный скандал. Жёлтые газеты пестрели хроникой сандораго-розамундовских баталий. Достаточно было взглянуть на заголовки: «Не такой уж и огромный!», «Куда делся семейный бюджет?», «Когда стучат соседям головой в стену…» и так далее. Настоящие Том Круз и Николь Кидман подали на сладкую парочку в суд за незаконное использование имён, зарядив иски на суммы, от которых искрят калькуляторы. Суд тянулся около трёх лет, так ничем не закончившись: Розамунда дёрнула в Мексику с целью сменить пол и фамилию; Сандораг свалил всю вину на бывшую возлюбленную; прикинулся тихим сумасшедшим и издал приличным тиражом книгу «В раздумьях о стойком, но невечном», по которой впоследствии Стефан Кубик снял шестичасовой художественный фильм без участия актёров.

2

Барди выпил сок и бросил в сторону льняную салфетку.

– О'кей! - сказал он сам себе, отодвигая пустую посудину. - Пришло время обратиться к книгам.

И он направился в личный кабинет заниматься проблемами королевства.

Одна стена от пола до потолка была заставлена стеллажами, каждый сантиметр которых воплощал мечту библиофила. Уникальные переплёты, дорогое тиснение, забытые авторы: Ксения Общак «Унесённые рэпом», Гарри Касперский «Троянский мат», Ладимир Носорогин «Голубой жир», эротический роман самой Джоан В. Роллинг «Потный Гарри». Загляденье…

– Вот она,- прошептал мужчина и надавил на «Сто лет без роуминга» Эрика Сонного.

Книги вздохнули и всем составом сдвинулись влево, открывая вид на шикарный спортзал размером с гараж для «КамАЗа». Полотенце слетело с бёдер, стесняться было некого. Среди собравшихся любителей железа наблюдались только мужчины. Барди встал на весы.

– Отлично! Как дела, Горголан?

– Душевно, французский жим лёжа просто Прелесть! - ответил покрытый татуировками и потом толстяк.

– Виктюк, сынок, покажи-ка мне свои разведения в наклоне…

– Легко, папа! - отозвался парень, очень похожий на юного Барди. Он осторожно опустил штангу и потянулся к огромным гантелям.

- Дрын, здорово! Быстро ты набираешь массу, Дзогово отродье! Групповой тренажёр из тебя, ко…по, отменный, но пора перебираться на улицу…

- Вы правы, ваше величество,- рыкнул молодой ящер, с интересом наблюдая, как двое здоровяков пытаются согнуть его хвост.

– Надеюсь, увалень Горголан не очень тебя достаёт?

Сенешаль как раз совершал попытку протереть дракончика влажной тряпкой.

– Он пассивный лежебока, ваше величество, ему бы повисеть да полежать…

– Лентяям не место в бодибилдинге!

Борец за чистоту охнул и рухнул. Спортсмены собрались в кружок и уставились на распростёртое тело. Сенешаль покойного Диотемия смотрел на всех снизу вверх с нескрываемым упрёком на лице.

– Я сражён грубыми оскорблениями в свой адрес! - объяснил он срывающимся голосом. - Неблагодарные! Вот ответьте: кто вам пыль с железа вытирает? Белок из яиц сцеживает? Коктейли смешивает? Графики тренировок просчитывает?

Культуристы стыдливо попрятали глаза.

– Не отвечайте, я всё понимаю… Я снова терплю обиды из-за своей доброты, ваше величество! Мир жесток… Но смогут ли они, жестокие, попробовать хоть недельку пожить без меня. Посмотрим, что получится! А я ведь цветов хотел сюда принести для уюта! Кактусов и герани!

Король протянул Горголану руку:

– Вставай, дружище, ты прав - мы не продержимся без твоих забот и половины дня. Так ведь, парни?

– Истинно так! Вставай, Горголанчик, полотенца бы заменить пора и водички принести свежей…

– Подождёте, ненасытные! - огрызнулся мигом утешенный толстяк, поправил причёску и преданно посмотрел на вождя Объединённого королевства. - Стимулирующий напиток из имбирного корня и дыни ждёт вас, мой король!

– Благодарю.

Барди чуть не крякнул от удовольствия. Не сенешаль, а загляденье - взяток не берёт, службу служит, в спортзал ходит. Чего ещё надо?! Толку во много раз больше, чем от рогоналевского Монти. Тот, ландрийский, своего никогда не упускал, любого подношения ради хитрил, выкручивался. Правда, за королём с тазиком ходил исправно, ничего не скажешь. Теперь же состарился, и Свенсон заменил его слугой помоложе. И бог с ними…

Напиток, традиционно поданный в серебряном кубке, не подкачал, и тренировка, как обычно, удалась. Барди выполнил последний подход и под аплодисменты родных и близких проследовал в душ.

Вернувшись в кабинет, основатель славного города Сюдасказала натянул чёрные кожаные брюки, армейские ботинки, чёрную вейдеровскую майку, на голову повязал красную бандану и вышел на большой парадный балкон. Народ привык к его облику, а наиболее знатные пытались подражать «властителю», но не в образе жизни, а только в одежде, разумеется. Как это выглядело в Средневековье, можете представить сами…

Дворец был центром города, началом всех его главных улиц и лучшей смотровой площадкой. По утрам Барди всегда обозревал владения. Имея электронный бинокль и доступ к четырём стационарным системам наблюдения, в том числе ночного, он мог с уверенностью называться всевидящим оком!

Внизу суетился муравейник базарной площади. Товаров везли много, монеты кочевали из рук в руки, город богател. Не это ли очевидный повод радоваться за страну? Бывший рыцарь улыбнулся, не желая больше глазеть на вечное движение. Надоело…

Чего смотреть-то? Давно уже не секрет, что Сюдасказал и другие крупные центры королевства вступили в стадию расцвета. Система власти была достаточно надёжной. Барди Бравый дал мощный толчок к развитию науки. Он организовал Небольшой университет химии, технологий и инноваций (НЕБУХТИ), отдал учёным монахам свой ноутбук, коллекцию дисков и разрозненные номера журнала «Плейбой». Возможно, именно из-за этого не всё у них пошло гладко…

Получив «интересные» материалы, одухотворённые светила средневековой науки чуть не пустили всё высокотехнологичноехозяйство на переплавку с целью выяснить: получится из дисков золото или на худой конец хотя бы приличное удобрение?

Слава богу, старый просвещённый маг Горо оказался рядом и не дал коллегам совершить ужасную глупость. Со временем естествоиспытателей научили нажимать на клавиши, двигать мышкой и запускать антивирус. Самые продвинутые по ночам вовсю резались в тетрис и косынку, проигрывая церковные реликвии…

Журналы разошлись по кельям с целью глобального изучения на предмет сатанизма и колдовства. Причём эти исследования затянулись настолько, что уже никто не мог толком сказать, где находится тот или иной журнальчик, но отцы университета выходили из своих кабинетов разморёнными и приятно задумчивыми.

Для начала Барди поставил им конкретную задачу - перевести все имеющиеся в компьютере данные по географии, истории, технике, литературе и религии на ландрийский, а также другие языки народов королевства.

Университетские интеллектуалы с неделю находились в раздумьях. Затем дружно подали в дворцовую бухгалтерию пояснительную записку на шести листах о необходимости срочного расширения своего штата с пяти до пятидесяти пяти человек, указав размеры недельного жалованья и перечень льгот. Днём позже великолепная пятёрка врассыпную покидала приёмную его величества, унося на лысинах, во рту, в ушах, в ноздрях и… стыдно сказать где кусочки упомянутой писульки! В итоге переводом голливудских энциклопедий на добровольно-принудительных началах занялся малоизвестный тогда студент по имени Накось.

Барди искренне тяготился своей нынешней ролью топ-менеджера и руководителя высшего уровня. Встречи, планёрки, совещания, документы, снова деловые встречи, и так каждый день без выходных. Одна отрада - спортзал. В семье бывал только ночью, когда все спали. Барди боялся признаться самому себе, что отдалился от жены и детей, но так оно было на самом деле… Повседневные мысли его не касались родных. Неправильно, плохо, а что поделаешь? Это крест короля. Хельга его понимала, но от этого было не легче.

По мнению Хельги, предназначение правителя в том и заключается, чтобы до последних дней думать о своей родине, работать сутками, но… Барди тяжело вздохнул. Как невероятно прогрессивный правитель он мечтал о том дне, когда в небе над старой доброй Ландирией пролетят реактивные самолёты, в хижинах появятся холодильники, а в карманах местных жителей - кредитные карточки.

Но, увы, ни двух, ни, возможно, и трёх жизней не хватит осуществить задуманное! А ему уже сорок. Поезда и самолеты из пустого места не возникнут, тут десятилетиями работать надо… или устроить контрабанду из мира будущего? Нет, пожалуй, неприемлемо. Да и уголовно наказуемо, кстати…

Однако что ж теперь, ему до скончания века кожаные брюки протирать и в бумагах тонуть с головой?!

В его успешной, распланированной жизни отсутствовала самая главная вещь, вкус к которой у настоящих знатоков не обесценивается до самой смерти. Бывший рыцарь безумно скучал по настоящим приключениям! А что прикажете делать, когда внутри вас, словно костёр из покрышек, пылает любовь к опасностям? Он давно вынашивал ответ на этот вопрос, и надо было только решиться.

Всё гениальное - просто: передать дела наместнику, а самому с бывалой командой отправиться подальше в поисках новой жизни. Навстречу солёному ветру и смертельному риску, ну… как в голливудских фильмах! Ему хотелось резать море винтами крейсеров в три футбольных поля длиной, забарывать китов в рукопашной, дрессировать белых акул, как служебных собак, открывать и закрывать новые страны! И рядом бы, как раньше, хрустели суставы сварливого мага, а сверху хлопали крылья вечно голодного ящера!

Вот тут Горо возьми да и подкинь идею, что, мол, Америка в нашем занюханном мире ещё не открыта… И кого мы, собственно, ждём, уважаемый государь? Какого Колумба теряем бесплатную возможность закрепиться в нетронутом бизнесе?.. Ну и так далее…

Старый маг, кстати, никого всерьёз не подначивал, от скуки дразнился, но Барди задумался, а потом вдохновился окончательно и поверил, что открытие Америки для рыцаря ландрийского пошива дело чести. В этом и заключалось тайное желание короля, ради исполнения которого он созвал совет… Как видите, места для Хельги в новом мероприятии даже не предполагалось. Нельзя ведь лишать государство сразу и короля и королевы, правда? Хельга потерпит, рассудил Барди и закинул в рот три энергетических батончика. Как правитель он научился, когда надо, быть бесчувственным.

А Вот ребята для данной авантюры у него что надо, не подведут! Взять, к примеру, сенешаля Горголана… Никто б из нормальных людей не согласился высиживать драконьи яйца. А он с радостью, и результат - стопроцентная вылупляемость!

Никто из местных в мрачное Средневековье не перил в целительную силу культуризма. На тренажёры смотрели с пониманием, но извращённым. «Ишь как Барди пыточное дело возвеличил!» - «Теперь кажную хорошенькую ведьму на тренажёрах ломать будет!» - и так далее в том же духе. А Горголан первым записался в клуб, всё попробовал и превратил свой жир в переплетение мускулов. Ну, по крайней мере, стал не таким рыхлым и даже помолодел…

Дрын, отпрыск дракона Дзога, тоже завсегдатай спортзала, унаследовал от своего прожорливого папашки лучшие качества: выносливость, целеустремлённость, маскировочные таланты хамелеона и, самое важное, любознательность! К счастью, папина лень к нему по наследству не перешла. Он посещал школу вместе с сыном короля - Виктюком. Кстати, с ландрийского это имя переводилось как «победа над икотой», одна из последних просьб пьяного Рогоналя - наречь внука именно так. Сказано - сделано!

Что же касается старых друзей, то у них-то наверняка остался порох в пороховницах. Правда, в последнее время друзья чего-то закисли. Маг разругался с заморскими лекарями, взявшимися лечить у старика давнее интимное заболевание. Плюнул на официальную медицину, стал сам чего-то химичить и нахимичил. Замучились штаны перешивать, стыд один! Лучше и не пытаться представить… такие модели с рукавом впереди - Ив-Сен Лоран сдох бы от зависти…

Дрынов родитель тоже отличился, псих с крылышками… Ящер где-то вычитал о целебной силе каменной диеты, типа избавляться от камней в почках надо выбиванием мелких более крупными. Прилетел в столицу, забрался на стройку, до смерти перепугал рабочих, заглотил два десятка кирпичей, да ещё имел глупость запить бетоном. Ага, нашёл йогурт! Ну и в результате огнедышащего идиота откачивали всем Сюдасказалом, сначала от запора, потом от диареи…

Электронные часы на руке короля показывали, что до заседания осталось пятнадцать минут. Куранты с площади пробьют девять, и начнётся новое приключение. Он так решил, оставалось лишь выполнить все пункты плана.

Барт выудил из ящика стола блокнот и красивую дорогую авторучку, голливудский подарок от Горо, повертел в руках. Невозможно понять, как старый скряга расстался со столь милой вещицей… Наверное, имел их целый сундук, а то и два. Горо, старый Горо, когда-то ты накормил бедного, отвергнутого рыцаря, взялся помочь ему жениться и таки помог. Да, у колдуна, безусловно, был свой стиль, типа оставить после заклинания шашлыка по-корейски дымящуюся будку и фрагмент цепи… Но друзей принимаешь такими, какие они есть, невзирая на странности.

У Дзога дети, у Горо ученики, у Свенсона сын и дочь, у Барди тоже мальчик и девочка - и каждый из них чего-то да стоил! Король смахнул скупую мужскую слезу, сложил подарки обратно в стол и поднял с пола гантель. Это тридцатикилограммовое орудие, выкрашенное в ярко-жёлтый цвет, было подарено ему Хельгой и детьми на тридцатипятилетие. На шарах гантели они выгравировали его имя. Приятно… Вторую, но уже розовую, подарил Горголан. И тебе спасибо, дружище! Надо бы успеть сделать пару подходов…

В кабинет без стука ввалились Виктюк и Дрын. Дети порой с трудом соблюдают этикет, но на то они и дети. Каждый сжимал по деревянному мечу и старался переорать «противника». Причём если крики мальчика можно было стерпеть, то от воплей дракончика с потолка сыпалась штукатурка, уличные псы во всём городе прятались по подвалам, а беременные женщины, случалось, рожали до срока…

Король отодвинулся от двери и, работая гантелями, наблюдал за «битвой». Оба мальца были похожи на своих отцов, один из которых сейчас, наверное, лежал в комфортабельном хлеву с пузом, набитым бараниной. Дрын был образцового телосложения - стройный, гибкий, подвижный. Каждая чешуйка с блеском, каждый коготь обласкан напильником. Потешный бой полностью занимал их. Мир вокруг составляли не комнаты, а руины великой империи, где схватились не зелёные подростки, а великие воины противоборствующих кланов.

По человеческим меркам Дрын соответствовал параметрам большого сумоиста или стандартного гражданина США, посвятившего свою жизнь ресторанам быстрого питания. Плюс полтора-два метра на хвост и столько же на размах каждого крыла. И хотя помещения дворца не отличались теснотой, растущему организму приходилось следить за каждым своим движением. Но в этот раз он увлёкся…

Барди понял: пора остановить заварушку, иначе завтра во дворец явится бригада бриджитских строителей. А срочный ремонт в его планы не входил.

Используя фактор неожиданности, он что-то прикинул, оставил на полу шестьдесят подаренных килограммов и смело набросился на новые триста, покрытые натуральной молодой чешуёй. Виктюк, погружённый в свой мир, решил, что чудовищная сила, повалившая дракончика, исходила только от него, в крайнем случае от его «меча», но… Дрын как-то неприлично, по-крысиному пискнул и, распластавшись на полу, выпустил жидкое облачко дыма.

– Ой,- опомнился он, бросая оружие. - Ваше величество, я сдаюсь!

– Успокоился? Отпускаю?

– Да, ваше величество, простите, мы не хотели, просто Вик…

– Папа, не слушай его, он снова хочет свалить на меня!

– Хватит! Не собираюсь никого наказывать! Сходите к сенешалю, выпейте какого-нибудь коктейля для роста массы. Кто знает, возможно, скоро мы вместе будем сражаться с настоящими врагами…

Шеи у мальчишек вытянулись, но разъяснений не последовало.

– Вперёд, спартанцы, подробности узнаете потом. Уверен в одном: уроки, полученные в детском садике «Крепыш» и школе железа «Уайдер-Вау», даром точно не прошли. Ступайте.

Дети повиновались, и Барди снова остался один, С минуту он улыбался, вспоминая детские соревнования по скоростному распылению аэрозольных баллончиков. Виктюк отлично натренировал пальцы, без труда занимая призовые места. Король поспешил к окну и с удовлетворением отметил, что все, кто был ему нужен, прибыли. Он открыл створку старого, когда-то роскошного шкафа. Внутри на единственной полке лежала рогоналевская корона, ныне - непререкаемый символ власти Барди Ландрийского.

Часы показывали время начала совета.

3

Путь к тронному залу лежал через сложную систему коридоров, похожую на лабиринт. Барди оставил воспоминания. Теперь его занимало только грядущее. Задача ставилась и простая и сложная одновременно. Простой была сама идея: снарядиться и выступить в новый завоевательный поход, которых уже было много. По прибытии команды на место изучить неизведанный континент, прикинуть как издержки, так и выгоды его покорения. Выстроить стратегию завоевания и начать процесс освоения…

Сложность заключалась в продолжительности командировки и отдалённости цели. Это ж не отдельная страна какая-нибудь вроде Ландирии, в которую утром на коне въехал, а вечером сандрийскому шлагбауму кланяться можно. Там, в Америке, народ наверняка дикий, каннибализмом коллективно занимается… Хотя и мудрые продвинутые индейцы, знаете ли, тоже ничего хорошего не сулят: то автономию им подавай, то пособия выплачивай, канитель одна. И если придётся туго, помощи из Сюдасказала не дозовёшься. До сотовой связи ещё расти, а почтовый голубь через океан под угрозой расстрела не попрётся. Одна надежда на магию, но магия штука опасная…

Неожиданно рыцарь наткнулся на старого Горо, который, бомжевато свернувшись калачиком, дрых на коврике в закутке под лестницей. «Ничего себе! - удивился будущий покоритель целого континента. - Что он себе позволяет?! Неужто запил?»

– Эй, сезонный королевский советник! Примите подобающее моменту положение - встаньте перед своим монархом!

Горо мгновенно пробудился и, вскакивая, неуклюже стукнулся головой о каменные ступеньки.

Его мантия, украденная из гримёрки детского телесериала в Голливуде, пестрела разнокалиберными жёлтыми звёздами. - Ёу-у! Э-э… Вот! - едва не выругался маг и приложил указательный палец к губам. - Ш-ш-ш! Они меня преследовали, если будем вести себя тихо, то не найдут! А если найдут…

– Кто, голливудские копы?

– Нет! - даже не обиделся он. - С копами я бы уж нашёл способ разобраться, не первый раз. Детишки ваши бешеные, Виктюк с Дрыном, в Минотавра играли! И кем, знаешь ли, меня сделали в этой забаве… - Старик поджал губы и приготовился громко высморкаться в ситцевый платочек.

– Видимо, великим прадедом всех Минотавров и Минотаврих,- делая вид, будто мучительно думает, ответил Барди. - Или неразгаданным страшным сном всех древних греков… Или…

– Хуже! Я у них был Ариадной! В результате один меня ловил, чтобы похитить и взять замуж, а другой с целью отбить и вернуть домой! А теперь избавь меня от них обоих.

– Не проблема, я как раз иду на совет и могу захватить тебя с собой, если, конечно, вы закончили игру…

Бывший рыцарь поймал злобный разобиженный взгляд и, хихикнув, умолк. До тронного зала дошли, не проронив ни слова. У входа перед ними расступились стражники.

Король важно принял жезл из рук крупного, но гибкого Горголана и уселся на свой модернизированный трон-тренажёр. Дворцовый ритуал развернулся по заведённому порядку. Пока он работал ногами, слуги расставили полумесяцем «римские» стулья, на которых приближённая знать должна была поочерёдно выполнять повороты корпуса.

Горголан следил за техникой и громко выкрикивал имена уклонистов. Дамы разместились вторым полукругом на наклонных скамьях. Каждая леди обязана была выполнить жим гантелей - четыре повтора по десять раз.

В окне показалась улыбающаяся физиономия дракона Дзога. Лезть в тронный зал ему, разумеется, не позволялось, но и без его присутствия данное мероприятие обходилось редко. Тем более сам чешуйчатый друг был кровно заинтересован в грядущем походе…

Рок Свенсон вошёл в зал со штангой наперевес, в одних плавках. Запястья культуриста были стянуты белыми повязками. Он занял свободное пространство внутри первого полумесяца. Согнул колени, положил груз перед собой и поклонился правителю. Тот закончил упражнение на икры и велел жестом продолжать.

Военный наместник Ландирии вытянулся, расставил ноги и кивнул помощникам. К грифу присоединили по два дополнительных блина с обеих сторон. Горголан объявил окончание групповых упражнений и начало выборов секретаря совета. Таковым мог стать лишь тот, кто имел достаточно сил поднять приготовленный вес и удерживать его не менее минуты. Робкая тишина дала понять, что желающих расстаться с кишками нет.

Свенсон усмехнулся и медленно наклонился.

– Достопочтенный наместник Ландирии может не подтверждать своё право, - поспешил заметить Барди. - Все помнят, как на последнем заседании сэр Свенсон ходил по залу, размахивая штангой.

– Да ладно, - выдохнул Свенсон. Он добродушно улыбнулся, вспомнив, как разбегались участники совета. - Я тихонько. Обещаю стоять на месте.

Покончив с формальностями, реконструктор славного города Сюдасказала двинул одну из самых замечательных речей в своей жизни. Он объяснил присутствующим, сколько возможностей и выгод получит Объединённое королевство в случае присоединения к нему Американского континента: леса, озёра и каньоны на севере и халявные бананы, крокодиловая кожа, знойные мексиканские девушки на юге.

Главное - бескрайние легкодоступные пахотные земли для фермерства. В перспективе - священная возможность изменить ход истории и не допустить съёмок телесериала «Санта-Барбара». Он украсил свою речь яркими примерами и уместными цитатами из программы «Окна», запись которой когда-то приобрёл на самом чёрном рынке в Майами.

Он поразил скептиков наглядными графиками с точными расчётами, циников - фотографией Лос-Анджелеса с высоты птичьего полёта (стянул у Манделынтейна), лириков - исполнением баллады об отеле разбитых сердец Элвиса Пресли. Он был потрясающе убедителен. Все согласились. Король всё-таки, спорить дураков нет…

Затем перешли к обсуждению деталей и основное внимание обратили на проблему доставки ландрийской армии к заветным берегам. Большое количество людей и техники, длительность путешествия, опасности плавания - всё это в какой-то момент чуть не поставило под угрозу судьбу мероприятия. Барди предоставил слово приглашённым судостроителям, но они мялись-мялись и не могли с ходу ответить, сколько денег и времени надо потратить на постройку достаточного количества кораблей, способных переплыть океан.

И вот тогда вспомнили о магии. Надо было бы сразу с неё начать, но сезонный советник, лицо самое компетентное в волшебстве, мирно дремал, заполняя собой самый дальний угол зала. Его разыскали, его разбудили, его поставили перед королём и задали естественный в этой ситуации вопрос:

– Достопочтенный Горо хочет слова?

– Конечно да! То есть нет… - Старик замешкался и оглянулся, будто рядом стоял кто-то вроде Кондолизы Райс. - Не надо мне слова, и так всё ясно: вы едете бить морды американцам… Никаких проблем! Разве я могу возражать?

– Возражения в любом случае приняты не будут,- прервал его Барди. - Я хотел получить совет. Мог бы догадаться, относительно какого вопроса… Твоих знаний и магического опыта достаточно, чтобы переместить войско на континент?

– Это как?! - Горо схватился за сердце, изображая инфаркт. - Я ж в кораблестроении не смыслю… ни фига, то есть не занимался углублённым изучением… того…

– С помощью магии, колдун! - не выдержал Рок Свенсон.

– Именно! - присоединились остальные члены совета.

– Ой, ну всё это так неожиданно… я прям не знаю…

На самом деле голливудский выводитель порчи и чистильщик кармы прекрасно знал свои возможности, только распространяться о них было весьма неловко. И вот почему…

Как-то раз этот ходячий артефакт синематографа, этот обмылок киноэпохи вернулся в свой сюдасказаловский коттедж после очередного удачного сеанса стрижки наличности. Из будущего с ним приехал чемодан, набитый дорогущей туалетной водой - пожилой человек решительно старался нравиться дамам. В Средние века это ещё работало…

Побросав вещички, Горо разделся и, с удовольствием напевая новомодный хит от Бритой с Пирсингом, отправился полоскаться в душевую кабинку. Отмывшись, голливудский псевдогуру в чём мать родила устремился в спальню, оформленную забавными плакатами из коллекции «Пентхауза». Раскрыв чемодан, он долго с наслаждением разглядывал прикупленные коробочки и флакончики. Трудно было определиться с первым выбором. Перенюхал крышки, сравнил составы, количество миллилитров… и с сожалением признал, что вылить на себя всё сразу, увы, нельзя.

– И вот ради этого ты стал моим учеником?

Горе-волшебник от неожиданности уронил склянку на пол, и по комнате разлился гламурный запах.

– Хм, слишком сладкий, не в моём вкусе, - вновь раздался знакомый голос.

– Дз-зен-га? - прохрипел Горо, схватил одеяло и соорудил на себе что-то вроде ночной мантии. С плакатов зазывно улыбались бессовестные красотки, а прямо перед ними стоял грозный призрак. - Что заставило тебя, о учитель, подняться в наш холодный мир из тёплых глубин загробного мира?

– Сам ад ждёт тебя, неблагодарный негодяй!

– Уже?!! Я не хочу! Мне рано! Я ещё только жить начинаю… духи купил…

– Хватит ныть! Не для того я спустился на грешную землю, а не поднялся на неё, как смел ты утверждать, чтобы слушать твой противный голос, похожий на скулёж моржа в неудавшийся брачный период!

– Вот и я говорю, - всхлипнул застигнутый врасплох Горо,- з-зачем, а?!

– Чтобы без лишних слов выпороть одного обнаглевшего прохвоста, предавшего саму суть моей магии, вот зачем! Хочу найти и освободить из катакомб твоего подсознания жалкие фрагменты остатков совести. Если найду, конечно… - Призрак закатал рукава и демонстративно взялся за широкий ковбойский ремень с джинсов мага.

Трудно последовательно описать то, что творилось в спальне всесильного королевского советника после того, как прозвучали сии слова. Визгливые вопли старого проходимца продолжались примерно столько, сколько готовится стандартная отбивная из немолодой говядины…

Полчаса спустя учитель и ученик как ни в чём не бывало чинно и благородно попивали кофе. Правда, в полной тишине.

Наконец почётный обманщик осмелился подать голос:

– За что?

В ответ призрак с закатанными рукавами сдвинул брови. Горо понял, что поторопился.

– Ещё сливок?

– Да, пожалуй. Так ты хочешь знать?

– Ну конечно! - поторопился сказать Горо, а про себя добавил: «Чтобы больше не попадаться под твою тяжёлую руку, чугунную ногу, острую коленку и собственный ремень». - Ведь я всю жизнь творил добро…

Дзенга нервно закашлялся:

- Хорошо, я расскажу, можешь записывать, а то не запомнишь. Начнём с мелких пакостей. К примеру, с твоей голливудской вывески «Предсказание будущего, снятие проклятий прессы и экранируемая защита от вредных влияний завистников». Мало того что из всего перечисленного ты способен предсказать только следующий день до одинадцати тридцати пяти, ты имел ещё дерзость дополнить перечень «контактами с усопшими предками через хрустальный шар» и «лечением от всех недугов»!

Это бизнес, учитель Дзенга! Я иду в ногу со временем!

– Да ты даже за вывеску не расплатился!

– Да! Ну и что?! Зато мои клиенты всегда получают то, за что платят. По крайней мере, они сами так полагают…

– Ноябрь прошлого года. Ты лечил от импотенции заместителя начальника полиции. Помнишь результат?

– Учитель, ему точно помогло, зуб даю!

– Оставь свои протезы при себе. Знаю, помогло. А кто ответит за наводнение в Туркмении, которое произошло после применения запрещённого заклинания с побочными эффектами?! Пушкин?

– Что-о?

– Кстати, в мире мёртвых Александр Сергеевич написал про тебя первым. Жалоба была в стихах, в виде поэмы с эпиграфом и иллюстрациями. Наши животики себе надорвали, до чего похоже!

– Кто-о?

– Зачем ты наврал Майклу Джордану, что Пушкин его покойный прапрапрадедушка? Мы разбирались, родственных связей между ними никаких. А вот господину Горо такие мелочи знать конечно же не надо! Поставил гения в неловкое положение! Сашка, добрая душа, на столоверчении подыграл тебе, но разве так делают! И потом, с чего ты вцепился именно в него? Никого больше из русской классики не читал?!

– Почему-у? Я это… да просто никто на связь не выходил, вот я и…

– Продолжим. Весна, апрель, штат Колорадо, улица…

– Она сама захотела, учитель!!!

– Но на кой ей сразу восемь детей, кролик ты с автоматической коробкой передач! И все с внешностью Абрахама Линкольна…

– Я думал о деньгах, учитель! Это святое…

– Вот! - Призрак Дзенги ударил кулаком по столу, чашки подпрыгнули. - Вот! Только о деньгах мы и можем думать!

– Она обещала заплатить восемь тысяч… Ладно, я всё признаю, достаточно, примите мою искреннюю благодарность за порку. Ах, как я рад был вас видеть, учитель! До свидания! Заходите пореже! Что? Ещё не всё? Жаль, жаль…

– Ха! Прощаться он захотел. Я главного не сказал, а ты меня за порог? Главное в следующем: Совет мёртвых магов принял справедливое решение запретить мошеннику Горо любые вызванные заклинаниями перемещения во времени и пространстве по всем параллельным, смежным и перпендикулярным мирам, а также внутри собственного мира.

– Дзенга… учитель… нет, я не понял… Да за что же?

– Да вот за всё, что слышал! Мало? Хорошо, у меня есть немного времени, чтобы продолжить рассказ о твоих проделках. Список длинный, и, поверь мне, в нём есть проступки посерьёзнее восьми бородатых младенцев в чёрных цилиндрах.

– Её всё устроило, Дзенга!

– Ещё бы, только теперь детишек ежедневно надо водить в парикмахерскую. Ну да ладно, чего зря языком трепать, ты и сам всё знаешь. Стыдно мне за такого ученика!

– А мне обидно! За недоверие!

– Увы, дело решённое! Надеюсь, хоть теперь не придётся за тебя краснеть и объяснительные писать Да вот ещё - чтобы сегодня же порвал все эти порочные плакаты! Науки юношей питают, а девки тело развращают, забыл?

– Я давно не юноша, учитель.

- У тебя и тело-то давно не… В общем, не пей стимуляторы зря, поздно, батенька. Прощай. И помни-и-и…

Призрак исчез, а вместе с ним и последние магические способности господина Горо. Как волшебник он стал полным нулём, да ещё со знаком минус…

Поэтому, когда Барди задал ему прямой вопрос об организации пространственного перемещения в Америку, старый маг смутился и расстроился.

– Отвечай же, сможешь помочь? - Король поднял левую бровь и пошевелил правым ухом (движение, которое очень нравилось Хельге).

– А я думал, Барди, ты отказался от идеи дальних странствий… Чёрт дергал меня тогда за язык! И всё не сидится тебе, а сам, можно сказать, живёшь как у Христа за пазухой, как сыр в масле катаешься, как миндаль в «рафаэлло» устроился!

– Начинается… - вздохнул бывший рыцарь. - Дед, кончай демагогию! Америку надо покорить! Там полным-полно ресурсов, необходимых экономике нашей страны. Не всё же самим америкосам других обворовывать?! И «Санту-Барбару», как понимаешь, нельзя сбрасывать со счетов…

– Это последнее - единственная благородная мысль во всей безумной свалке твоих идей,- буркнул волшебник. - Без неё ты такой же конкистадор из прошлого мира Голливуда, ищешь только землю и золото!

– Плюс полезные ископаемые, природный газ и нефть. Надеюсь, геология Америки одинакова во всех мирах. А тебе что, золота не надо?

– Думаешь, всё так легко? - Горо изменился в лице, в его глазах жадно мелькнули жёлтые искорки.

– Наконец-то дельный вопрос. Думаю, легко! У конкистадоров же получилось.

– Чего проще, там живут только дикие племена, - включился в беседу малоначитанный Свенсон. - Продвинутые инки и ацтеки нам совсем ни к чему, их сразу под нож…

– Ой, оставьте меня, - замахал руками опомнившийся аферист. - Стар я для таких приключений. Спина болит, ноги холодные, и магия не та пошла…

Барди запустил в рот капсулу с витамином С, каротеноидами и полифенолами, запил арбузным соком и повернулся к судостроителям:

– Ну что, ребята, вы всё слышали?

– Слышали.

– Значит, всё поняли. Даю вам месяц на разработку проекта и два на постройку необходимого количества кораблей. Думаю, штук этак пяти.

– Лучше повесьте нас сразу, ваше величество!

– Не смейте мне перечить! Прорабом назначаю Дзога.

Взгляды корабелов устремились к окну, в которое дракон просунул свою дружелюбную морду.

– Кстати, господа, мой друг Дзог обладает замечательной способностью, которая поможет вам уложиться в срок. Он в состоянии не спать несколько месяцев. А ещё у него отличная память, острый взгляд и незаурядные математические способности. Однажды в Голливуде ему пришлось держать в голове бухгалтерию корпорации «Букос». Налоговые инспекторы были в восторге!

Кто-то из строителей схватился за голову и совершил попытку выброситься из соседнего окна, но стражники его задержали.

Прения были недолгими. Совет закончился торжественным гимном Ландирии и продолжительными упражнениями на пресс. Всё как обычно, типичное Средневековье…

Барди вышел во двор в целом довольный полученным результатом. Там он и наткнулся на Дзога, чешуйчатый друг пытался по-хамелеонски слиться со стеной.

– Эй, дракон-прораб, где твои новые подопечные?

– А, это ты, Барди… Зачем ты наплёл им про меня всякую ерунду?

– Расслабься, друг,- улыбнулся король-культурист, - я сказал то, что должен был сказать в создавшейся ситуации. Пусть нас лучше побаиваются.

– Ты им нагло наврал! - возмущённо пустил струйку дыма из ноздрей честный дракон, явно собираясь улететь и не возвращаться.

– Эй, любитель истины комиссар Катани, всё в порядке! Поставь себя на моё место! Предположим, я выдал им как есть гольную правду-матку про моего старого товарища. И что бы они услышали? Они бы узнали, что им дарят не чудо-начальника, а страдающего провалами в памяти, неожиданно засыпающего, вечно голодного мамонта. Так лучше?

– Почему мамонта?

– Потому что ты уже живой анахронизм. Если не начнёшь шевелить мозгами, вымрешь, как они! Теперь твоя задача быть всегда рядом с корабелами, ходить за ними по пятам, мозолить глаза, почаще требовать чертежи и всегда выказывать недовольство качеством работы.

– Они возненавидят меня! - ахнул дракон.

– И чем раньше, тем лучше.

– Барди! Мне подсыпят яду, знаю я этих «вольных каменщиков»…

– Не перебивай. Во-первых, они плотники. Во-вторых, если и отпилят чего, так я их до старости с турника не спущу, - твёрдо пообещал бывший рыцарь. - Ничего не бойся! Но от дачи полезных советов и серьёзных указаний воздерживайся, а то в два счёта раскусят. Только контроль!

– А как насчёт бдения? Я ж усну прямо на площадке…

– Ты, главное, при них не спи. Сделай график, чтоб ежедневно появляться на верфи в разное время, но не реже четырёх раз в день и пару раз ночью. И потом… у кого трое детей? С Дрыном, Оглоблей и Граблей вы в состоянии бдеть круглосуточно! Организуйте вахту. Ты что, на войне не был? Кого я учу?! Стыдись!

– И то правда, вчетвером намного лучше…

Закончив наставления, глава Объединённого королевства отправился на Поиски жены. Хельга присутствовала на совете, но по окончании, не мешкая, удалилась вместе с подругами. Итак, пока Барди занят поисками, посудачим о его законной супруге…

4

Хельга Прекрасная за весь совет не проронила ни слова. Ей не хотелось встревать в мужской разговор, хотя по регламенту жена короля могла выступить с речью в любой момент. Она знала, что её любимый давно вынашивал идею «побега» из тёплого, согретого её заботами семейного гнезда. Поход, экспедиция, война - называйте как хотите, суть одна. Женщины прекрасно это чувствуют…

Вечерами она часто сидела в спальне, распустив волосы и глядя на своё отражение в зеркале. Глядела и подмечала во внешности поправки безжалостного времени: густые тёмно-каштановые волосы уже не имели красноватого отлива, как раньше. Миндалевидные глаза потеряли блеск, а губки - пухлость. Внутри она оставалась тихой девицей, исцелившей раненого рыцаря, доброй и безотказной. Теперь и Барди немолод. Но мужчины легче воспринимают очевидное, тем более мужчины при деле.

Толстые круглолицые служанки в пылу верности и сочувствия стремились оказать первой леди столицы бескорыстную помощь. Однако их ценные предложения по освежению «супружеской любви» шли вразрез с рациональным сознанием госпожи. Хельгу передёргивало от идей типа подмешать любимому в суп пепел своего нижнего белья или подложить под подушку волосы с ног или других, более интимных, мест. Толстухи доброжелательницы пожимали круглыми плечами: мол, рецепты ведь ещё бабушкой самолично проверенные, да королева чего-то больно упрямая. Не хочет, ну и господь с нею, сиди на бобах…

У Хельги, как и у Барди, имелся свой рабочий кабинет с библиотекой. Никаких спортзалов к нему не прилагалось. Просто уютная комната с цветами и удобным плетёным креслом, конфискованным у королевы гиббонтов. Книг полно, благо Горо исправно доставлял их из Голливуда на очень выгодных для себя условиях - монополист всё-таки, как ни крути. Литература о любви, о сексе, по психологии, рукоделию… Все, что только может заинтересовать любознательную женскую натуру. А поскольку прочитанное неплохо с кем-то обсудить разок-другой и вообще поболтать, Хельга обзавелась подругами.

Их звали Заманта, Миринда и Шпротта. Все из Ландирии, в прошлом служанки при дворе Рогоналя, как и сама королева. Теперь - жёны состоятельных вельмож. Наиболее востребованной темой для разговора у подруг были, разумеется, мужчины: мужские болезни, мужской юмор, мужской шовинизм, мужская память… Собирались в ресторанчике для своих, сразу за кабинетом королевы! У входа два симпатичных стражника, мало ли…

После заседания совета дамы, как обычно, встретились за столиком. Дождавшись, пока любопытный официант, прозванный подругами «чуткие ушки», разольёт вино по бокалам и откланяется, они смело вгрызлись в красную тряпку дня - «Барди-предатель».

– У него кто-то есть, - открыла вечер красавица Заманта. Её мужчины бросали чаще, чем младенец погремушку.

– Ребёнок от другой женщины, - добавила многодетная, как кошка, Миринда.

– Это не про него, скорее здесь налицо кризис Среднего возраста и ранний климакс, вызванный нашим климатическим поясом, - затараторила изысканная Шпротта. - Хелечка, махните куда-нибудь на побережье, в Кирикию, проведите время вдвоём, без детей!

– В том числе и внебрачных, - добавила Миринда. - А там, глядишь, и третьего зачнёте.

– Стоп, девочки! - Хельга подняла руку. - Охотно верю всем вашим домыслам, но сначала выслушайте меня. Я всё-таки королева, так?

Все переглянулись и заткнули рты. Всё-таки королева.

– Я проанализировала жизнь моего мужа, начиная с детства…

Шпротта раскрыла блокнотик с профилем Барди на обложке и застрочила.

– А оно у моего любимого было тяжёлое. Его подобрали цыгане ещё младенцем, где-то в дальних краях. Где именно, в какой стране попал Барди в табор, я так и не выяснила. Возможно, его выкрали. По крови он точно не цыган. Потом табор перекочевал в Ландирию. - Королева отхлебнула вина. - Как видите, король вступил в свою яркую, наполненную приключениями жизнь настоящим бродягой. Мальчик вырос и распрощался с цыганами - решил сделаться рыцарем. Никто его в рыцарство не посвящал, он просто нашёл на свалке доспехи, старую больную лошадь (да-да, её тоже на свалке, она пришла помирать в тихое место) и поехал по Ландирии в поисках пропитания. Представляете, какой шок для кобылки?

Заманта высморкалась в батистовый платок, и во влажных глазах её промелькнула… досада. Она помнила те времена, когда шестнадцатилетней девушкой бегала с детворой за божьим человеком в помятом железе, бросала в него камни и смеялась. Эх, знать бы тогда, кто из него вырастет!

– Где попало работал, каждому грошику радовался, угла своего не имел… за корку хлеба…

- …и стакан пепси,- сочувственно добавила Шпротта, резко перевернула исписанную страницу и, вздохнув, приступила к следующей.

– Но вот однажды в его жизни появилась любовь. Ему было тогда лет девятнадцать-двадцать. Он участвовал в народных гуляньях в роли весеннего пугала и поспорил с товарищами, что без подручных средств залезет на стену замка.

– Ах! - дружно отреагировали леди.

– Да-да, мой Барди был во хмелю, ног не чувствовал, но сдаваться не в его правилах. Он забрался на самый верх, и, прежде чем стражник ткнул сапогом в распираемый от смелости панцирь, он узрел принцессу Ландрийскую Розамунду! Девушка прогуливалась вместе с придворными дамами и даже не посмотрела в его сторону, но для Барди было достаточно и этого. Он влюбился, втюрился, втрескался в эту тупую, как задница носорога, дуру…

– Ах, Барди, бедняжка! - отозвались вторым планом подруги.

Это был его первый опыт большого чувства. Но Розамунда внушила ему искажённое представление о женственности и роли мужчины в браке.

– Сучка!

– Стерва!

– Да тварь вообще ползучая,- тихо икнула Хельга и жестом пригласила мальчика-официанта разлить по второму бокалу. Или уже третьему? Неважно… - Знаете, за что она ему отдалась?

Три пары переполняемых любопытством глаз с накладными ресницами уставились на неё не моргая. Юноша с бутылкой тоже замер и пролил вино на скатерть. Получив двухсторонний подзатыльник, он умчался на кухню.

– За сникерс и пару ди-ви-ди-дисков,- прошептала королева. - Не правда ли, мило?

- Фу-у-у,- сморщилась Заманта. - Я бы как минимум потребовала консервированных ананасов со сгущёнкой. И приличную косметику! А то везут сейчас всякую дря…

– Да не в этом дело,- скорбно фыркнула Хельга. - Она его не любила, и он, чтобы пережить эту боль, забылся в делах.

– Ушёл в трудоголизм,- подкинула нужное слово Шпротта.

– Именно! И вот он до сих пор такой, ничем не исправишь. Как личность оформился, профессионально состоялся, детей почти вырастил, домов понастроил, сады разбил…

– А как трудоголиком был, так и остался,- закончила Миринда. - Эй, кто-нибудь, блин, поменяет нам скатерть?

– Вся его жизнь до встречи со мной сформировала в нём этот стереотип поведения. - Нетрезвая королева хваталась за поддерживающие взгляды подруг, как за поручни. - Бегство от любимой женщины! Вот оно! Его единственная тайная мечта.

– К другим женщинам,- немедля предположила Заманта.

Королева вздохнула, её слушательницы тоже вздохнули, и даже официант «чуткие ушки» на кухне вздохнул за компанию. С минуту переглядываясь, дамы примеряли себя на роль той самой «другой», потом вспоминали, кто в последние дни крутился возле короля, но, кроме Горголана, никого не вспомнили.

– Он слишком много времени проводит в обществе мужчин из спортзала,- осмелилась подать голос Шпротта. Шелест переворачиваемой ею страницы записной книжки услышали все. Тишина усиливала звуки и напряжение атмосферы.

– И меня это тревожит,- подхватила Миринда.

– Забавно,- задумчиво улыбнулась Заманта, поправляя упавшую на лоб прядь волос.

– Да не в мужиках дело и не в спортзале, он не гей! - Хельга откинулась на спинку стула. - Можно искать сколько угодно скрытых причин и подводных течений, но я скажу вам только одно: его поведение - это его программа. Он так запрограммирован. Его подсознание просто не знает, что из себя представляет ровная семейная жизнь.

– Ты хочешь сказать,- натянутая улыбка не сходила с лица Заманты,- «жили долго и счастливо» написали не про него?

– Про него сказали бы: «быстро и много»,- мрачно отрезала королева.

– Слушай, Хел, может, «случайно» переломаем ему ноги? - заговорщицки прошептала Шпротта. Все с интересом уставились на подругу. И она с готовностью принялась объяснять: - Я выслушала историю твоих и Барди отношений, и вот что мне открылось. Девочки, вспомните, как они познакомились и при каких обстоятельствах полюбили друг друга?

– Молодец! - Догадка озарила лицо Миринды.

– Ой, лапочка, ты самая умная из нас всех! - прозрела Заманта. - Они познакомились, потому что его величество был тяжело ранен, не мог ходить и нуждался в сторонней помощи. И поэтому у наших голубков было достаточно времени и соответствующие условия для завязывания и укрепления отношений!

Юноша официант, кряхтя, приволок огромный топор для рубки мяса, оставил у стенки и, насвистывая, удалился. Намёк был слишком очевиден. Дамы перевели свои взгляды на любезно предоставленное орудие, тяжело вздохнули и брезгливо отвернулись.

– Все мужики сволочи! - резюмировала Шпротта и захлопнула записную книжку.

Заседание женского совета было закончено. Королеве ещё предстояло составить супругу спортивное меню на завтра.

Хельга покинула ресторанчик последней. Голо-ва у неё кружилась и гудела, как пчёлы в саду. Она вышла в коридор, поразмыслила и направилась в ботанический сад - посмотреть на розы и послушать канареек.

– Я искал тебя, родная. - Муж помахал ей из-за клетки с голубыми филинами. - У них сейчас брачный период, и к ночи начинается самое интересное. Посмотрим?

– Я устала, дорогой, и хочу смотреть только на тебя.

Мы пропустим много интересного! Хельга опустилась на бамбуковую скамейку.

Скажи, милый, как много интересного мы пропустим за время твоего плавания? Ведь женщин не берут в море, верно?

Бывший рыцарь вздохнул и сел рядом с женой. Он выглядел виноватым, но ничего не ответил. Посидев так минут пять и не сказав друг другу ни слова, они молча встали и отправились в спальню. Голубые филины смотрели им вслед круглыми глазищами. Когда супружеская пара исчезла из виду, они нежно потёрлись друг о друга клювами. Начиналось то, что так не хотел пропустить Барди…

5

Да! Он хотел быстро, много и сразу! Быстро построить флот, много нужного собрать в дорогу и сразу бросить якоря у заветных берегов…

Король не ошибся в театральных способностях Дзога. Разъевшийся дракон сумел побороть лень и великолепно сыграл роль сурового надзирателя. Дрын, Оглобля и Грабля с удовольствием подменяли его. К концу строительства корабелы на редкость сплочённо ненавидели огнедышащую четвёрку. Вместо заявленных на совете пяти они вынуждены были возвести тринадцать кораблей различного назначения, а сэкономленные излишки финансирования добровольно сдать в городскую казну. Представляете?

Вездесущий Горо ошалело крутил пальцем у виска, откровенно посмеиваясь над бедолагами. Строить-строить и в результате не украсть ни одного медяка?! Однако экс-волшебник быстро заткнулся, когда плотники молча отвесили ему пару весомых контраргументов. Он даже жаловаться не решился - до того было грустно смотреть на этих уставших, донельзя выжатых работой людей…

Барди с упоением подбирал команду. Он объявил всеобщую мобилизацию и разбил в поле огромный лагерь. Сюда съезжались силачи, знатоки военного дела и просто любители приключений. Составлялись списки из особо ценных специалистов, был создан настоящий кадровый отдел. Здесь же, в тени круглого шатра, устроили школу кораблевождения. Привезли старенького профессора из НЕБУХТИ, соорудили ему кафедру, вывесили чертежи и схемы. Помогал лектору тот самый прыщавый студент по имени Накось: страницы переворачивал, подсказывал, откуда начать, за временем следил. Смышлёный малый…

К концу семестра по итогам сложного экзамена отличникам предстояло пройти практику на настоящем судне. Курсируя в пределах двух-трёх миль от берега, они быстро закрепляли полученные знания. Барди ежедневно следил за обучением, перелетая на Дзоге от борта к борту, от носа к корме. И вот стали выявляться первые счастливчики. Они освоили программу, справились со всеми поручениями, проявили находчивость. Девять из тринадцати судов были кораблями сопровождения, что-то вродеплавающих складов с лёгким вооружением. Командный состав на эти суда прикрепили быстро и без проблем. К подбору боевых бригад король отнёсся с наибольшей щепетильностью. Он знал: в таких делах ошибаться нельзя - и поступил, как ему показалось, мудро. Он воспользовался познаниями из истории древнего голливудского мира, почерпнутыми когда-то из киносъёмок…

То есть просто ввёл в своём лагере систему, похожую на систему отбора в спартанскую сисситию. Бывший рыцарь приказал устраивать коллективные обеды, на которые приглашались все претенденты сразу. Спустя несколько дней из коллектива выделили три «отряда» по два человека, испытывающих друг к другу товарищескую симпатию. Не более! Тут легко было впасть и в несколько «нежные» отношения. А оно в Америке надо?

Затем началось самое важное. К «отрядам» добавили по одному новому воину. Накось с чашей на голове поэтапно обошёл каждую команду. Во время обхода тот, к кому подходил юноша, скатывал из хлеба шарик и кидал его в чашу. Со стороны никто не мог увидеть, если кто-нибудь, опуская шарик, слегка сдавливал его пальцами. Сдавленный шарик означал, что бросивший его человек не хочет принять новичка в отряд. На этом основании кандидата гнали в шею. Накось шёл к следующей команде…

Голосований «против» случилось совсем немного, чему нельзя было не порадоваться. Решив проблему совместимости между воинами, Барди Бравый не забыл и о бодибилдинге. В трюме каждого корабля оборудовали первоклассный спортзал, натыкали тренажёров, а главным по железу назначили, разумеется, сенешаля Горголана. Он в свою очередь назначил ответственного в каждом зале и, как говорится, уже не слезал с него живого…

Все корабли были оснащены посадочной площадкой для Дзога. Соорудить полноценный ангар для массивного тела почётного вездехода-вертолёта-огнемёта-бронетранспортёра не получилось. Проектировщики не гарантировали, что с такой постройкой сохранится надлежащая маневренность, да и часть вооружения пришлось бы снять.

А поскольку бывший рыцарь более всего ценил боевые и скоростные качества судов, от драконьей конуры на борту решили отказаться. Вместо крыши и стен ящеру полагался бескрайних размеров прорезиненный брезент, закрепляющийся по окружности. Дзог свободно помещался под этим полотном, мог укрыться под ним ночью и в плохую погоду. Да он и не жаловался на условия. Драконы всё-таки не особо привередливы…

Наибольшее число претензий и нареканий поступило от… Впрочем, не стоит называть его по имени, и так понятно. Сезонный королевский советник, почуяв ветер перемен, дух путешествий или, выражаясь коротко, узнав лично от короля, что именно он возглавил список участников экспедиции, скрылся в подвалах дворца. Уже оттуда он обрушил на себя нецензурную критику (за дурацкие идеи), а заодно осудил крепким словом одного глупого монарха, который слишком серьёзно воспринимает шутки старого больного человека и упрямо их реализует! Король дал приказ выкурить мага из подвалов…

Удирая через ботанический сад, его заклинательное могущество уронил клетку с голубыми филинами и шокировал садовника трусами с вышитой Камасутрой. Виктюк и Дрын по поручению Барди с радостью и без особых хлопот изловили уклониста (он почти успел уйти в канализацию) и доставили в лагерь. Там дедушку для надёжности привязали к столбу, благо не позорному, а первому попавшемуся, и заткнули рот кукурузным початком. Умопомрачающее, но весьма поучительное зрелище для всех, кто решит манкировать приказами короля…

К вечеру около пленённого беглеца появился щуплый студент Накось, только что он закончил ассистировать профессору, устал и собирался перекусить. На долю молодого человека выпала обидная участь - никогда не поспевать к раздаче. В то время как лагерь собирался на обед или ужин, для него вечно находилась сверхсрочная работа, которую надо было безотлагательно выполнить на благо университета. Увидев огромный, унизанный сочными зёрнами кляп, парнишка едва не изошёл слюной. Он остановился перед столбом, трижды обошёл вокруг, пока наконец не решился заговорить:

– Я вас знаю, вас зовут Горо.

Волшебник задрал подбородок и приготовился выслушивать обычные для этой ситуации обзывательства и насмешки.

– Вы великий волшебник всего Объединённого королевства. - Скромный Накось положил конспекты на пустой деревянный ящик и наклонился.

«Сейчас будет бросаться камнями,- промелькнуло в мыслях сезонного советника. - Надо его запомнить, а потом ка-ак наподдать при случае…»

Но тощий студент всего лишь поклонился беспомощному магу и продолжил:

– Я читал о вас в Новой энциклопедии… Ваше полное имя Гороудод Тихуштенштейн Особомудрый и Сногсшибательный… Вы являетесь последним дипломированным колдуном, имеющим действующие лицензии от ведущих магических школ, аккредитованы на путешествия во времени и пространстве, подготовили несколько сотен учеников и опубликовали свыше тысячи научных работ. Я горжусь вами!

Горо открыл глаза, распрямил плечи и взглянул на парнишку иначе. Пацан повторял статью из энциклопедии слово в слово. Горо знал это на все сто, потому что сочинил это враньё сам от начала до конца!

– Вы первый в истории волшебник, который покорил мир Голливуда, открыл в параллельной Америке собственный бизнес и стал одним из самых видных политических деятелей. Именно вы помогли на выборах Арнольду Шварценеггеру, спасли от тюрьмы Майкла Джексона и вывели Мадонну из наркодепрессии. В параллельных мирах по рукам ходит ваша книга о истории Ландирии и восхождении на престол его величества короля Барди Бравого. Можно, я съем вашу кукурузу?

Старый прохиндей заслушался. Последняя фраза сбила его с толку, этого он не ожидал.

– Можно, я съем вашу кукурузу? С позавчерашнего дня не жрамши, ну пожалуйста!

Польщённое сердце ёкнуло, старик одобрительно кивнул. Накось подвинул ящик, встал на него и принялся изо всех сил выкручивать початок. Вставные зубы заскрипели и подались в разные стороны…

– Понимаете, какое дело,- кряхтел голодный студент в волосатое ухо мага,- я давно мечтал попасть к вам в ученики, но эти профессора, чёрт бы их побрал, да и ректор тоже, не могут сидеть спокойно. Всегда найдётся пара томов для переписывания или срочно понадобится подменить кого-нибудь на занятиях… Не дёргайтесь, пожалуйста, уже идёт, идёт… ага… ап!

Початок вышел из господина Горо Великомудрого и Сногсшибательного с чмоканьем и хрустом. Счастливый Накось, крепко сжимая добычу, ещё раз поклонился своему спасителю и, пока тот восстанавливал способность говорить, схватил конспекты и бросился ужинать в укромное место.

– Хамы! - хрипло проорал волшебник, пробуя голос. - Издеваются над пожилыми людьми! Развяжите меня, я историческая личность!

В лагерь на Дзоге прилетел Барди. Убедившись, что первый из списка «друзей короля» уже доставлен, он спрыгнул с дракона и пошёл на крики. Заприметив его величество, оскорблённый голливудский шарлатан умолк и сделал обиженное лицо.

– Хотел с тобой посоветоваться,- как ни в чём не бывало заговорил Барди. - Надо подобрать имена для кораблей. Чтобы и звучало, и ребятам нравилось.

Вислые щёчки волшебника налились кровью, он-то рассчитывал услышать как минимум хотя бы формальные извинения.

– Фиг вам!

– Неплохо. - Главнокомандующий коснулся указательным пальцем подбородка. - И звучно, и сразу понятно, что мы несём народу Америки! Давай ещё что-нибудь.

– Негодяй! - проорал чародей, изо всех сил пытаясь разметать по лагерю молнии.

– Вполне воинственно…

– Подлец!! - С молниями ничего не вышло, способности исчезли напрочь.

– Не годится, попробуй другие варианты.

– Насмешник!!!

– Приемлемо.

– Упрямец!!!

– Тоже хорошо.

– Подонок, однозначно!

– Это нет, с этим утонем… Ещё?

– Авантюрист хренов!

– Вот! - Барди победно помахал кому-то синим платочком. - «Авантюрист» - это самое оно! Спасибо. Эй, кто-нибудь, развяжите его почтенное превосходительство, каюта для советника уже готова. Спасибо, Горо, ты очень помог! И помни, у нас ещё двенадцать безымянных посудин, я на тебя рассчитываю.

Только мага развязали, как что-то сильное схватило его под мышки и подняло над лагерем. Вид, открывшийся горе-волшебнику, был прекрасен, но сам Горо взвыл не хуже корабельной сирены.

– Кто посмел меня хватать? - болтая ногами и теряя красные тапочки в белый горошек, вопил он. - Я возмущён, слышите, я скоро начну свирепствовать! С магами так нельзя! Я боюсь высоты! Я с детства не выношу высоких кроватей! Мама-а! Великий Дзенга, неужели ты пришёл за мной, чтобы забрать навсегда?!! А-а-а-а!

Дрын (а это был не кто иной, как он) грохочуще расхохотался. Затем, совершая круг за кругом, решил подурачиться, переходя на певуче-бардовскую речь:

– Спокойствие, только спокойствие! Пристегните ремни, мы начинаем перелёт на корабль! Почтенное собрание, обратите внимание! Редкостная комедия, без цирка и медведей! Воины и прочие, смотрите воочию, господин Горо собственной персоной, в дырявых носках и исподних штанах, только раз в этом месяце визжит и бесится! Он в гневе страшен и кричит не по-нашему, великая сила - Круче гургила!

– Эй! Хватит издеваться над моим другом! - В небе рядом появился строгий Дзог. - Сын, во всём должна быть мера, особенно в шутках. Вот простудишь его, всю жизнь на лекарства работать будем. По судам затаскает…

– Не расплатитесь! - подтвердили из-под брюха дракончика. - По ящику коньячку для начала, I гам посмотрим! Что ещё адвокат посоветует…

Боевой корабль колдуну не достался - высадили на судно с пищевыми припасами. Когда Дзог сообщил, СКОЛЬКО продуктов в корабельных недрах, у старого скряги возник неподдельный интерес к своей новой участи. А когда дали каюту - теплую, отделанную ковролином, трёхсекционную с туалетом и ванной,- он почти перестал страдать О споём покинутом коттедже. «Неплохо,- думал он, обозревая новые владения,- надеюсь, развлекательная программа до окончания путешествия у них тоже предусмотрена. Танцы, пиры, стриптиз… хм, мужской».

Сунув свой крючкообразный нос во все углы и щели, Горо обнаружил полностью укомплектованный мини-бар. Внутри на зеркальных полочках ютились непочатые бутылки различной формы с разноцветным наполнением. Открыв и понюхав одну, он схватил рюмку, плеснул до краёв и долго смаковал, погружаясь в раздумья.

«Вот так, значит, да? В Америку поедем… В Америку, милую мою, любимую страну Америку. Э-хе-хе-хе-хе-хе-хе, не видать тебе, старый Гороудод, Голливуда, того, единственного в своём роде, настоящего, с кучей придурков, готовых выбрасывать деньги, не видать! Что же остаётся? Только ехать! Если не светит телепортироваться, ехать, плыть и пешкодралить. А там уж высадимся в Америке, нахватаем земель, поработим индейцев, капитализм построим…»

В иллюминаторе возник змеиный глаз Дзога.

– Эй, старый юнга с «Титаника»! Ты там особо не увлекайся алкоголизмом, мы тебя сюда просто на примерку привезли. Барди сказал, что тебе пару дней для привыкания надо. Слышишь? Походи по палубам, изучи, где что находится, подумай, может, вещей из дома привезти надо? Отплытие ещё на неделе…

Захмелевший пенсионер вдруг и впрямь вспомнил и вскочил. Добежал в дырявых носках до иллюминатора, открыл его и выкрикнул:

– Книгу! Книгу заклинаний привезите! Она в университете на выставке. И скажите там, чтоб за прокат уплатили, как договаривались! Я всё помню-у…

6

Барди долго взвешивал, кого из молодого поколения брать с собой. Женщины, то есть дочери, не в счёт - нечего им мотаться и простывать, им ещё рожать когда-никогда всё-таки… Под вопросом были сыновья. Что касается Дзога, тот наверняка без Дрына никуда не поплывёт. Если так, то оставить Виктюка - значит разлучить друзей. Тогда совсем ерунда получится: дракончик вернётся с боевыми шрамами, весь в медалях, а собственный отпрыск будет за мамкину юбку держаться и от зависти зеленеть?

Король аж побагровел от осознания несправедливости такого развития событий.

Не бывать тому!

Вот хоть тот же Рок Свенсон, между прочим, своего Рельса от мамы Лины оторвал. С боем, слезами, криками, но оторвал же! И он, Барди Ландрийский, оторвёт. Объяснит Хельге ситуацию, она поплачет и согласится. Ибо такова её женская доля. Преисполнившись решимости, глава Объединённого королевства прямо с утра, не вставая с постели, объявил супруге свою волю.

– Ни за что! - отважно воспротивилась Хельга. - Война - это опасность и смерть, а другого сына у меня нет!

– Послушай, дорогая,- попытался успокоить любимую Барди. - Мальчик превращается в мужчину, негоже ему всю жизнь возле мамки быть!

– Хорошо ты рассуждаешь, а возле папки, значит, можно? - возмутилась королева. - Он и так весь в тебя пошёл: всё сам делает, а мне даже поцеловать себя лишний раз не даёт! Стесняется…

– Всё верно, у тебя для поцелуев дочка остаётся. А ему с нами веселее, там и я, и лучший друг. Неужели мы не позаботимся о Виктюке?! Все будет в порядке, дорогая!

– Тогда зачем моё согласие, раз всё решено? - всхлипнула королева.

– Хочу, чтобы ты поняла, зачем я поступаю так, а не иначе. Юношество всегда нуждается в закалке, и от нашего сына в конечном счёте зависит будущее Объединённого королевства. Я хочу крепкого парня в наследники, а не слюнтяя в кружевной рубашечке… Обещаю, милая, и волосинка из его носа не выпадет!

– Силён ты в обещаниях,- простонала Хельга.

– И честен в исполнении таковых! - отсёк король. - Я научу его охотиться на китов, стирать носки и ругаться, как настоящий боцман. Вот увидишь, он станет звездой портовых кабаков и грозой контрабандистов.

– О боже!

– Он будет есть сырую рыбу, приносить жертвы морским богам и свистеть против ветра…

– Не продолжай! Просто я… я хочу сказать… У меня нет другого сына,- повторила Хельга в последней отчаянной попытке сопротивления.

– А у меня есть, что ли?!

– Ты говорил с Роком и Линой? - спросила с надеждой женщина.

– Рок берёт своего Рельса, Лина давно к этому готовилась, ещё до совета, она в отличие от тебя всегда понимала, зачем на этот свет рождаются мальчуганы.

– Я тоже прекрасно всё понимаю, они рождаются, чтобы стать мужчинами, жениться и уехать на войну. Как ты там говоришь, свистеть против ветра? За сотни лет ничего новенького.

– Да. Есть ещё один разговор.

– Дочку не дам!!!

– Успокойся, не о ней речь, а о государстве. Я обмозговал этот вопрос и знаю, чем тебе заняться в моё отсутствие.

– Постричься в монахини?

– Бери выше. Ты сядешь на моё место.

– Что-о-о?

– Возглавишь Сюдасказал и будешь стоять у штурвала Объединённого королевства до тех пор, пока корабли… Кстати, одному уже дали имя - «Авантюрист», правда, неплохо? Горо придумал. Так вот. Ты как королева просто обязана приглядеть за страной, пока наши корабли не вернутся. И можешь поверить, мы вернёмся победителями!

– Когда, милый?

– Не знаю.

– Чёрт! Я всего лишь хочу, чтобы муж вовремя возвращался домой!

– Оставаясь за меня на троне, ты должна проявлять твёрдость. Ты королева! Держи свои чувства на цепи!

– Свои чувства я берегу для тебя и детей. И не проявляю их по отношению к остальным!

– Правильно. Ну? Я тебя убедил?

– Ты меня раздавил. Хочешь согласия - получи!

– Вот и умница, спасибо. А сейчас, родная, мне пора в лагерь, ребята ждут.

Королева откинулась на подушки. Всё как всегда. Сейчас он быстро проскочит в душ, взвесится, измерит основные мускулы портняжным метром, сделает колесо и заденет пяткой люстру (когда-нибудь люстра свалится). Натянет свои любимые кожаные штаны, которые не даёт выбросить из упрямства. Как обычно, будет искать бандану, хотя бандана изо дня в день висит на одном и том же гвозде. Потом вернётся к постели, поцелует жену в щёку, подышит в ухо и… исчезнет.

Едва за супругом закрылась дверь, королева вскочила, умылась, привела себя в порядок и созвала подруг в замковом ресторанчике. Состав был преданий.

– Что-то случилось, Хел?

– Ты назовёшь её имя?

– У тебя из-за него неприятности?

Королева выдержала паузу. В её глазах появился иной, незнакомый доселе блеск. Так искрится хрусталь, выставленный на продажу, так светятся глаза химика, открывшего новый изотоп, что-то серьёзное пробудилось в её душе, и оно требовало выхода.

– Сначала поешьте, девочки. Вы даже не представляете, сколько вам понадобится сил в ближайшие полгода. Если у нас всё получится, мы проучим племя мужиков на всю жизнь. Мы заставим их понять наши проблемы и желания, а главное - они всегда будут вовремя возвращаться домой!

– Боже, Хелечка, что ты несёшь?

– Она бредит, боже!

– С ума сошла, факт!!

Хельга стукнула кулаком по столу и, не поворачивая головы, схватила официанта за воротник. Все смолкли. Она притянула «чуткие ушки» к себе и, не глядя на парня, чётко и раздельно произнесла:

– Мой муж уезжает, а меня, Хельгу Прекрасную, оставляет вместо себя наместницей! Этого ещё никто не знает, только вы четверо, и никто более. Прошу пока не распространяться. Или я за себя не отвечаю… Подробные планы обсудим позже. А теперь давайте наконец завтракать. И расскажите мне последние сплетни. Живо!

В воздухе прозвучал тройной вздох, смешанный со стонами. В них было всё: удивление, восторг, страх, сразу не разберёшь. Официанта отпустили, после чего он проявил двойное усердие.

– Что тебя интересует, Хельга? - первой расхрабрилась Заманта. - Статистика разводов?

– Или спад рождаемости? - включилась Миринда.

– Меня интересует, сколько мужей уедет в Америку, и не более того, лучше поимённо, списком, а также меня интересуют их брошенные жёны.

– Ах! - сказала Заманта.

– Ах! - повторила Миринда.

Шпротта, не сводя глаз с подруг, молча достала блокнотик.

– После отбытия Барди Бравого я распущу к чёртовой матери всё их шовинистское правительство и создам новое. Напишу свои законы и заставлю министров исполнять их!

– Ух! - выдохнула Шпротта, едва успевая записывать.

– В новом кабинете моего правительства будут работать только оставленные мужьями жёны. Вы поможете собрать все сведения о них: статус, профессия, дети, образование и прочее. Отбор проведу лично. Думаю, всё получится. На моей стороне армия, верная королю, наместники в Кирикии, Сандирии и других владениях, не исключено, что там будут править такие же брошенные дуры, как я. У моряков это в последнее время очень модно.

– Так вот ты чего задумала! - восхищённо протянула Заманта и полезла в ридикюль за сигаретой.

– Я себя чувствую революционеркой! - пискнула Миринда. - А вешать кого-нибудь будем?

– Попробуем обойтись без всех этих мужских штучек, - ответила королева. - В данной ситуации море крови, горы трупов и преследования по политическим мотивам - лишний антураж. Я не собираюсь устанавливать тиранию. Так, маленький, временный, уютный матриархат, не более… И помните, от спортзала вас никто не освобождал. Теперь мы должны быть сильными вдвойне!

7

Рок Свенсон сопровождал короля, осматривающего машинное отделение «Авантюриста». Здесь, как и на всех остальных кораблях, стоял паровой двигатель, работающий на угле. Барди и его друг обменивались мнениями и предположениями насчёт сильных и слабых мест машины, качества топлива и так далее. Решили при случае не брезговать и парусами.

Последние испытания прошли без проблем, всё работало, настроение было хорошим.

– Рок, дружище, у тебя хоть на миг возникала мысль, что мы делаем что-то неправильно?

– Если возникнет, я непременно скажу, мой король.

– Меня беспокоят наши женщины.

– Меня тоже.

– Подозреваю, им не очень-то по душе наше мероприятие…

– Мягко говоря, да.

– Ты тоже заметил?

– Угу.

– Самое дурацкое, что я не могу даже приблизительно сказать Хельге, как долго меня не будет. И она не может не понимать, что какой-нибудь корабль или все эти корабли, кто-то из нас или все мы можем вовсе не вернуться…

– Я думаю, они понимают, мой король, им придётся с этим смириться.

– Я ставлю Хельгу наместницей, Рок. Она будет править вместо меня.

– А Лина будет главной в Ландирии. Всё нормально, Барди, мы с тобой думаем одинаково.

Бывший рыцарь замолчал. Горизонт плавно уходил то вверх, то вниз, кричали чайки, шумело море. Наверное, так и должно быть… В любом случае транспорт готов, маршрут имеется, команды подобраны, власть в надёжных руках. Чего ещё ждать?

Попутного ветра!

Но и ветер уже тут как тут - тёплый, ласковый, упругий, могучий. Расправьте для него паруса, и водная гладь, сверкая, встретит дюжину новеньких покорителей Америки!

– Нам пора в путь, Рок! Чувствуешь?

- Да!

– Так чего мы ждём? Собирай людей, разошли гонцов, я должен выступить перед народом, у нас нет в запасе ни одной минуты! Выходим завтра же! Главное - не упустить ветер!

– Слушаюсь, мой король!

8

Вечно голодный Накось изгрыз честно заработанную кукурузину до кочерыжки со рвением, которого не выдержал бы и гранит науки. Икающий и счастливый, он вышел из густого кустарника и споткнулся о красную домашнюю тапку в крупный белый горошек. В послеобеденные минуты кровь отступает от головы, и соображается не так легко, как на голодный желудок. Но Накось был трудолюбивым и настойчивым юношей, охваченным жаждой познания. Он изучил находку со всех сторон и выдвинул смелое предположение, что обувь носится парами. Интуиция подсказывала парню, где наиболее высока вероятность обнаружения второй… ноги - видимо, неподалёку. И действительно, в нескольких шагах обнаружилась ещё одна тапка.

И тут Накось вспомнил, что уже видел эту странную обувь, и, сессия его раздери, совсем недавно! Для надлежащей идентификации потребовалось вспомнить нижние конечности всех уважаемых преподавателей Небольшого университета. Нет, такое не носил никто. Накось прищурился - тепло, но не горячо, ищем дальше. В раздумьях он вернулся в кусты, сел на конспекты и принял позу мыслителя…

– Итак, перед вами загадка, уважаемые слушатели! - произнёс он вслух, изображая лектора. - Имеются два предмета, представляющих собой часть целого, неограниченное число подозреваемых и острая необходимость выяснить, кто же потерял эти предметы? Подойдите поближе, приступим к осмотру. Перед нами обувь типа тапки для жилых помещений, цвет красный с белыми кружочками. Размер сорок шесть, подошва из синтетического материала, мягкая. Состояние хорошее, во внутренней носочной части левого экземпляра сохранилась этикетка, она содержит печатные надписи на незнакомом иероглифическом языке. Обращаю ваше внимание, господа ученики, одним из важнейших способов идентификации является запаховая идентификация! Студент Накось, подойдите, пожалуйста, и продемонстрируйте коллегам, каким образом снимаются одорологические пробы с объектов-следоносителей. - Парнишка взял тапку, поднёс к носу и тщательно обнюхал «объект» по всему периметру. - Трудно сказать однозначно, профессор, владелец сего имеет сложные характеристики и, скорее всего, является неординарной, я бы сказал, противоречивой личностью… Вот как? Интересно, продолжайте, господин Накось. А вы чего уставились, конспектируйте, никто не собирается повторять опыт для вас! - Накось вернулся к некоторым особо интересным участкам, шмыгнул и продолжил: - Во внешней композиции запахов обнаруживаются признаки подвальных помещений, с внешней стороны ярко выраженные следы парфюмерии. Если бы не фасон, я бы предположил, что обувь принадлежит принцессе, тщательно скрываемой в темнице за аморальное поведение, но… Кстати, путём прощупывания в правой тапочке выявляется тайник. Как видите, на стелечной части имеется бугорок, выступ, под ним что-то зашито. Браво, господин Накось, вы успешно справляетесь! Подденем его как следует… Браво! Браво! Тщательно уложенные бумаги внутри… Хм, а, вспомнил! Бумажные голливудские деньги… Круг подозреваемых существенно сужается! Конечно, выжми меня деканат, это же собственность Гороудода Тихутенштейна Великомудрого и Сногсшибательного. Как я не догадался раньше!

– Ах вот он где! - раздалось откуда-то сверху.

Накось выбрался из кустов и выпрямился по стойке «смирно». Перед кустом стоял его руководитель-лектор, а позади господин Дзог.

– Вот этот мальчуган, про которого я говорил, мой помощник, он всё покажет и снимет книгу с сигнализации. Накось, даю тебе срочное поручение. Помоги, пожалуйста, уважаемому королевскому дракону найти и доставить на судно книгу магических заклинаний господина Горо. Конспекты сдай мне, через десять минут последняя лекция. I!у всё, ты меня понял, можешь лететь!

Накось физически ощутил, как у него кружится голова. Дракон, книга заклинаний, тапки, океан… Свобода… Приключения… Главное - воспользоваться ситуацией, поймать птицу удачи за…

– Залезай, малыш,- рыкнул дракон и прижал - ся брюхом к земле,- надеюсь, руки у тебя крепкие, а не то пеняй на себя, я не прогулочный трамвайчик.

Студент взлетел до небес во всех смыслах…

Горо был счастлив! И в первую очередь от встречи с тапками. Накось извинился, отдал найденные деньги, объяснил, что вскрыть тайник было необходимо для установления личности владельца, то есть его, всеми уважаемой и почитаемой персоны. Старик пересчитал купюры, успокоился и забрал книгу.

– Господин Горо! - перехватил его Накось, не давая волшебнику закрыться в каюте. - Выслушайте меня, пожалуйста!

– Ну чего тебе, говори.

– Возьмите меня в ученики, пожалуйста!

– Ой, их и так у меня целая куча, сверхплановый набор, не приставай!

– Возьмите!

– Нет! - жёстко отрезал маг, зная, что и так заврался. А уж учить кого-то…

Он пытался защёлкнуть дверь, но щуплый студент, проявляя недюжинную силу, отчаянно продавливал её внутрь.

– Нет! Нет! И снова нет! Мальчик, спасибо, ты мне очень помог, а теперь лети в университет! И оставь меня в покое…

– Я останусь сидеть под вашей дверью, как собака!

– Погавкай мне ещё тут…

– Гав! Гав! Тяф…

– Это была фигура речи, идиот!

– Тогда буду вашим верный слугой, господин Гороудод, у вас же нету слуги?

– Нет, ну и что с того? Одним ртом меньше!

– Я ем очень мало…

– Все так говорят! А потом…

– А потом я обязуюсь выполнять ваши поручения, сервелат со склада воровать, ковры вытряхивать, я умею смешивать алкогольные коктейли, меня даже на день рождения ректора приглашали, вы бы знали, как там все надрались, и никто плохого слова не сказал!

Сопротивление в каюте ослабло. Дверь приоткрылась. Великий волшебник серьёзно задумался над последним предложением…

– Заходи. Считай, что вступительный экзамен по классу Гороудода Сногсшибательного ты сдал и принят сверх сверхнабора на индивидуальное обучение. Итак, коктейли, говоришь… Ну-ну…

9

И вот солёный ветер свистит в ушах, скрипят мачты и надрывно стонут чайки. «Сбывается! - подумал Барди. - Ещё одна моя мечта сбывается!»

– Обязательно сбудется вся без остатка! - ответил на его мысли Рок Свенсон.

– Неужели я сказал это вслух?

– Нет,- улыбнулся бывший спецназовец. - Достаточно посмотреть на твоё лицо, и всё без слов становится ясным. Итак, докладываю, ваше величество, теперь мы готовы к отплытию окончательно и бесповоротно. Надо признать, я сомневаюсь, следует ли повторять маршрут Кортеса из истории моего мира. Экспедиция его была, мягко говоря, не самая продуманная… Кортес со своими людьми карабкался по скалам, вяз в болотах, попадал в засады…

– С этим разберёмся, что у нас с транспортировкой по материку?

– Вьючными животными будут ослы и мулы, они выносливее. Лошади останутся только для офицеров.

– Насчёт доспехов, касок и арбалетов распорядились?

– И насчёт них тоже.

– Хорошо. Я попросил молодёжь последние часы перед отправкой посвятить матерям и сёстрам. Но надо бы уже закругляться.

– Дрын полетел за ними. Он без проблем перетащит ребят сюда по одному. А сам-то, может, сгоняешь на Дзоге к Хельге, хотя бы на полчаса, а? Ночевал-то здесь…

– Не могу, Свенсон, дружище, мы попрощались, полчаса ничего не решат, да и нельзя сейчас корабли бросать.

– Как знаешь, я в ваши дела не лезу.

Оба умолкли и почувствовали себя неловко.

К судам подплывали плоты, лодки, путешественники карабкались по верёвочным лестницам, поднимали сундуки, мешки, оружие.

Тринадцать новеньких кораблей гордо раскачивались на волнах, тринадцать жизнеспособных систем, готовых наполняться людьми и грузами, нападать и обороняться. Теперь у каждого было своё имя, у боевых помимо «Авантюриста»: «Гейла» и «Король Рогональ», прочие также получили исторические имена, напоминающие о беспокойной молодости и приключениях короля и его друзей: «Монти», «Барт Грейди», «Мандельштейн», «Самомнение Сандорага», «Секреты Тарзана», «Форд», «Король Диотемий», «Чесотка», а «Хельга Прекрасная» и «Лина».

КРАТКАЯ СПРАВКА О ФЛОТЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА БАРДИ БРАВОГО

«Авантюрист» - самый представительный, украшен эмблемами и геральдикой, имеется конференц-зал с тренажерами. Построен для короля и его свиты.

«Гейла» - плоский, без лишних надстроек, удароустойчивый - для драконов.

«Король Рогональ» - отличный склад питьевой воды и кое-чего покрепче.

«Монти» - проворный разведчик и штурмовик.

«Барт Грейди» - построен по образу и подобию «Авантюриста», но с меньшим размахом - отличный боевой корабль.

«Мандельштейн» - корабль-сейф, хранитель королевской казны.

«Самомнение Сандорага» - огромная универсальная посудина.

«Секреты Тарзана» - все чудеса артиллерии.

«Форд» - на его корме начертаны самые известные автоэмблемы, к носу крепится бампер, а стекла в каютах тонированные. Техосмотр прошёл.

«Король Диотемий» - корабль-лимузин.

«Чесотка» - пристанище Гороудода Сногсшибательного, везёт основной запас продуктов питания.

«Хельга Прекрасная» - красивый корабль под стать своему имени.

«Лина» - чуть более скромный, но по техническим показателям не уступает.

– Провожающих - море! - Свенсон с интересом смотрел в бинокль на береговую линию. - Плакат написали, чудаки, «Король, возвращайся!». Твоё вчерашнее выступление, Барди, и трюк с заглатыванием меча поразили всех. Сегодня много музыкантов понаехало, зазывал и купцов. Гуляет народ! Каждый из них надеется на лучшее и верит в своего правителя. А ты в них веришь?

– Верю, Свенсон! И верю, что Хельга позаботится о народе, она у меня смышлёная. А наша с тобой задача, Рок, поскорее вернуться обратно.

– Поскорее… - Спецназовец хотел улыбнуться, но лицо его посерьёзнело. Всё ли они делают правильно? Вот в чём вопрос. Ведь именно от ответа зависит их возвращение.

Дрын высадил к отцам на палубу «Авантюриста» их сыновей - Виктюка и Рельса. На месте ребятам не сиделось, и они не медля при помощи того же Дрына принялись курсировать от судна к судну, везде находя повод для игры.

– Пускай осваиваются,- махнул рукой Барди. - Чем быстрее они начнут ориентироваться в нашем маленьком флоте, узнают, что, где и зачем, тем меньше им придётся объяснять в момент опасности.

– Согласен, но лучше для поддержания дисциплины закрепить пацанов за конкретными капитанами, для начала на сопровождающих судах. Не возражаешь?

– Одобряю, займёмся этим чуть позже. Я планирую дать команду на отправление через час-пол-тора. Может, заглянем на «Чесотку»?

– А что у нас на «Чесотке»?

Барди прищурился, лицо его сделалось лукавым:

– Свенсон, дружище, ты, кажись, совсем забыл о стратегических запасах магии, которые мы имели честь взять на содержание. Мы должны всенепременно заглянуть к старику Горо! Кто его знает, может, он уже дёрнул куда-нибудь и тихо отсиживается милях так в пяти отсюда или рубит деньги на ярмарке в киоске экспресс-предсказаний…

– Ты прав, за магами нужен глаз да глаз.

Дзог плавал неподалёку. Он изображал то ли лебедя, то ли лохнесское чудовище, получалось у него нечто среднее, но всё равно впечатляющее…

– Эй, мудрейший из хамелеонообразных! - позвал его бывший рыцарь и помахал рукой. - Есть предложение подбросить нас до «Чесотки», надо проведать твоего закадычного друга.

– А чего его проведывать? - отозвался дракон, не оборачиваясь. - Только что видел и не горю желанием видеть опять.

– Надеюсь, не на берегу? - крикнул наместник Ландирии.

– Нет, насчёт побега можете не беспокоиться, он не в том состоянии…

– Неужели всё настолько плохо? - крикнул Барди.

– Да,- удручённо пожал плечами Дзог,- крайне плохо, морская болезнь пополам с похмельем! В итоге, как вы можете убедиться, если поднимете бинокли, советник весь день глядит исключительно за борт. Есть риск, что голова перевесит, и тогда я не знаю, что мы будем делать… А водичка ничего, прозрачная, кажется, я видел пару осьминогов.

– Что же он,- воскликнул Барди, настраивая резкость,- пилюль себе не наколдует? На «Чесотке» есть штатный лекарь. Дзог, подгребай-ка и доставь нас туда немедленно.

– Я бы на вашем месте не портил аппетит, хотя… Мне-то какое дело, молчу, молчу.

Они перенеслись на «Чесотку», где и нашли чародея перегнувшимся через корму.

– Здорово живёшь, дедуль! - приветствовал его дракон. - Топиться собрался или палку волшебную уронил?

В ответ лишь тяжкий вздох. Рядом с больным суетился врач, он безуспешно пытался уговорить старика пройти в процедурный трюм. Объединившись, мужчины отцепили страдальца от корабля и бережно унесли куда следовало. После промывания желудка и горячей клизмы Горо ощутил, как жизнь вновь возвращается в его измученное тело. Что, впрочем, отнюдь не помешало ему раскритиковать применённую методику исцеления, обозвав лекаря неучем! После чего как есть, обёрнутый в белую простыню, бывший волшебник вернулся на палубу. Барди и Свенсон инспектировали склады.

– Что вы ищете? - скорчив кислую мину, обратился к ним Горо. - Я тут ещё вчера всё проверил, хватит уж.

– Эй, да у тебя никак дурное настроение? - улыбнулся Барди.

– А с чего вы предлагаете радоваться больному человеку? Я не просил брать меня с собой! Вы, и только вы, сорвали мне прибыльный бизнес, похитили из родного дома, обрекли на морскую болезнь и всё, что из неё вытекает.

– И что за бизнес мы сорвали? - поинтересовался бывший командир «Гаммы».

– Секрет! Много будете знать…

– Эй, ладно тебе, всё равно ты им уже не займёшся! Мы сохраним твою тайну.

– Да всё просто. - Горо поправил простыню. - Тотализатор хотел организовать. Поставить палатку, повесить объявление: ставки на экспедицию, за и против, победители определяются по возвращении или невозвращении его величества. Понимаете? При надлежащей рекламе деньги сами гонялись бы за мной. Я бы не стал дожидаться вашего возвращения, вовремя исчезнув, с финансами, конечно. Просто и гениально, а вы… такую аферу испортили! Обидели старика почём зря…

Король нахмурил брови и сжал кулаки:

– И не стыдно тебе делиться своими преступными замыслами?!

– Нет. Делиться-то я и не хотел, а вы сами…

– Горо, ты мошенник, аферист, жадина, скупердяй и… пьяница!

– Заклинания бы почаще штудировал,- подсобил в наступлении Свенсон.

– Бабушку бы себе завёл,- добил Барди.

– И козу с поросятами,- добавил Свенсон. Горо пожевал дряхлыми губками, молча проглотил всё сказанное и как ни в чём не бывало ответил:

– Я подумаю.

– Стоп. - Барди подошёл к колдуну вплотную и прямо посмотрел в его бегающие глазки. - Поклянись, что каждый раз перед сном будешь заходить в спортзал!

– С вечерней молитвой,- съязвил шёпотом дед и тут же прикрыл говорилку. С минуту король подавлял его волю, в конце концов прожжённый аферист зажмурился и предпринял последнюю попытку сопротивления. - Да-мне-нельзя-Барди- ты-со-всем-что-ли-у- меня- артрит-незаращение- аппендикса-геморрой- в-стадии-обострения-и-нервные-заболевания- а-если-вдруг-от-поднятия- тяжестей-заклинание-нехорошее- вырвется? А если снова за борт потянет? А вдруг во мне инфекция завелась страшная? А? А?!

– Спортзал выдавит из тебя все инфекции,- медленно пригрозил защитник культуризма.

– Я лично присмотрю за ним,- пообещал Свенсон. - Мы поработаем по индивидуальной программе.

– Изверги! - бросил старик и дал дёру в свою каюту.

Трубы судов извергали в безоблачное небо чёрные клубы дыма, коптя принайтованные паруса на реях высоких мачт. Назначенный час наступил. Отцы командиры вернулись на «Авантюриста».

Король поднял руку, и по его знаку носовые пушки дали холостой залп. От грома заложило уши и содрогнулась каменная кладка пристани. В ответ с берега затрещали хлопушки и фейерверки, некоторые сорвиголовы разделись и пустились провожать эскадру вплавь, но бдительная охрана изловила их, как русалок, и вернула обратно. Флотилия с лязгом подняла якоря, воздух разорвался гулом сирен, начались манёвры по выходу из гавани. Люди на пристани ещё лихорадочнее замахали руками, платками, головными уборами. Барди видел их в бинокль, неосознанно пытаясь выхватить в толпе жену и дочку. Группа женщин на краю пристани единогласно зарыдала, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Нет, Хельги и дочери не было видно. Барди вспомнил, что он сам строго наказал родным из соображений безопасности оставаться во дворце.

Уколы совести пронзали его сердце точно копья, он отвернулся, чувствуя себя мерзавцем и беглецом. Бывший рыцарь передал бинокль сыну, который давно на него облизывался, а затем взглянул на Свенсона. Тот всегда был непроницаем, но сейчас… Кто бы мог предполагать, что верзила Рок чувствительный человек… Ручищи великана, сломавшие не один вражий хребет, утирали скупые слёзы.

Корабли удалялись от Сюдасказала, и вскоре толпа даже через мощные линзы стала выглядеть всего лишь пёстрым пятном. Палубные доски дрожали в такт поршням паровых двигателей. Король в последний раз помахал в сторону берега, резко повернулся и почти побежал на закрытый капитанский мостик с огромными окнами. Сооружение возвышалось над палубой, находясь на уровне труб.

На своём посту стояли капитан «Авантюриста» Вар Яг, помощник капитана и сам адмирал Нахим. Взгляд офицеров был устремлён вперёд мимо фигуры дежурного рулевого.

Что касается Барди, его роль во всём этом мероприятии заключалась в стратегическом управлении и поддержании боевого духа. Он был главным, но по большому счёту флотилия имела достаточно специалистов, чтобы жить, перемещаться, наступать и обороняться без него. Офицеры смотрели вперёд мимо фигуры дежурного рулевого. Все, кроме матроса у штурвала, вытянулись при появлении короля, чётко отдали честь.

– Вольно,- махнул Барди. - Всё в порядке?

– Так точно, ваше величество,- потвердил адмирал Нахим, взглянув на систему зеркал заднего обзора, это нововведение предложил сам король в качестве вклада в мореходное дело. - Ветер попутный, погода чудная, флотилия строго следует курсом. Перед выходом в открытый океан есть мели, мы их обогнём, пока причин беспокоиться нет. Капитан Вар Яг отлично знает своё ремесло, у себя на родине он прошёл всю лесенку - от матроса до старшего офицера.

– Кроме отмелей есть несколько коварных подводных скал, как раз на выходе из залива,- заметил капитан, разворачиваясь к штурвалу.

– Работайте, Вар,- сказал король,- мы не будем вас отвлекать разговорами.

10

В это время в главном дворце Сюдасказала Хельга Прекрасная подписала первый, усердно выведенный придворным писарем приказ о новом составе правительства с заменой мужчин на женщин. Воля королевы была объявлена в присутствии роты солдат, с пояснением, что такова и воля короля. Барди всех приучил к подчинению, поэтому министры безропотно сложили полномочия. Да и кто бы не сложил под угрозой смертельной казни, у женщин такие обещания обычно не ржавеют…

Хельга не стремилась к глобальному государственному перевороту, она уважала труд своего мужа, ценила его заслуги и более других представляла, каких усилий стоило создание единого государства. Ей лишь хотелось переломить привычные представления средневекового мышления о женской роли. Очередная феминистка? Пожалуй, да, но в своём мире первая такого масштаба. Знала ли она, что с женщинами ей будет работать гораздо труднее? Наверняка догадывалась, но желание доказать, что они способны управлять страной не хуже, а то и лучше, не давало ей покоя…

Новость о политических преобразованиях никого не оставила равнодушным. Кто-то посчитал её поступок удачным и деликатным способом избавления от потенциальных противников Барди Бравого (и в этом был смысл!), кто-то прогнозировал развал страны и «бабье царство», но почти в каждом доме, где жили муж и жена, на последнюю стали обращать чуточку больше внимания…

11

На рассвете тридцать третьего дня от начала похода марсовый матрос заорал с верхушки мачты: «Земля, земля!» - и едва не упал с наблюдательной площадки.

Последовал зарезервированный на этот случай пушечный выстрел. Волнение, вызванное возникшим на горизонте берегом, распространилось, подобно пожару, по всей флотилии. Свободные члены команды резво поползли по вантам и, повиснув на канатах, впились глазами в узкую полоску земли, находящейся на незначительном расстоянии в сравнении с уже пройденным. Барди и Свенсон взбежали на мостик, где застали адмирала Нахима, капитана и офицеров флагманского корабля. Командиры прилипли к биноклям и подзорным трубам. Выяснилось, что земля на горизонте является частью огромного материка.

Долгожданное открытие Америки состоялось, дело было за покорением. Король первым отклеился от оптики и приказал адмиралу:

– Постройте флот веером. Следовать надо малым ходом, измеряя глубину под килем… дистанцию не нарушать! Ошибаться запрещено. Напомните, какая осадка у кораблей?

– Шесть метров, ваше величество.

– Прежде чем бросать якоря, максимально близко подойдите к берегу. Высадка объявляется на завтра, утром.

– Слушаюсь, ваше величество! - ответил адмирал и обернулся к сигнальщику.

В рубку ввалился Горо, перепуганный, будто вместо морского царя увидел представителя налоговой инспекции с ордером на обыск.

– Снова тошнит? - невольно попятился Барди.

– Нет! Ворон, ворон! - возбуждённо кричал маг. - Прилетел и сел на рею!

Король скорбно вздохнул, промолвив с досадой:

– Ворон, значит. И этоиз-за одного ворона столько шуму? Жаль, а я рассчитывал как минимум на зелёную кошку, читающую поминальную молитву на французском…

– Не шути с этими вещами, государь!

– Успокойся, советник. Птица села, ну и что? Местная, должно быть, американская.

– Мы в субтропической зоне, здесь место попугаям, но никак не воронам!

Они вышли на палубу и увидели чёрную птицу, которая молча таращилась на них. Король швырнул в неё тяжёлой перчаткой, но недокинул.

– Ты во всём видишь предвестие бед. Может, он у тебя ценное чего украл, вот ты и сходишь с ума?

– Да нет же, не в этом дело! Боюсь, что мы столкнулись с Наблюдателем…

Бывший рыцарь пристально посмотрел на волшебника. Тот и вправду казался озабоченным.

– Наблюдатель? Чей?

– Не знаю. Может, и ничей. Но мне это не нравится. Его глазами, наверное, глядят твари из потустороннего мира, а среди них мало добрых ребят… Ой!

– Если вам не нравится ворон,- сказал подкравшийся сзади Свенсон,- хотите - застрелю?

– Ни в коем случае! - взвизгнул Горо, вцепившись в руку Свенсона, которая уже тянулась к пистолету. - Думать не смей! Не дразни силы, которые стоят за чёрной птицей!

– Не люблю шпионов,- недобро усмехнулся Свенсон, вынимая без малейшего затруднения оружие из кобуры. Дряхлый маг висел у него на запястье как тряпка, но продолжал барахтаться и истерично шептать:

– Убери, убери оружие! Нам несдобровать, если это серьёзные силы, мы все погибнем из-за тебя! НЕ СТРЕЛЯЙ! - завопил он под конец.

Может, из-за блеска ствола или от крика мага ворон сердито каркнул, снялся с реи и тяжело полетел к чужому берегу.

– Дурная примета, дурная…- упрямо пробурчал старый шарлатан, следя взглядом за удаляющейся птицей.

– Суеверия! - сплюнул Свенсон, отцепляя пальцы колдуна от своего рукава. Пистолет вернулся в кобуру. - Лучше займёмся делом, мужики. Предлагаю перекинуться картишками в королевской каюте, в ней просторно и достаточно тихо.

– Без меня! - окрысился старик, который всё равно не умел играть в карты.

Бывший спецназовец пожал плечами:

– Не хочешь, не надо. Позовём Рельса и Виктюка, они точно не откажутся.

– Не уважаешь пожилых и мудрых, Рок, не уважаешь! - уходя, попрекнул Свенсона старик. - Вот доживёшь до моих лет, насмотришься всякого, тогда иначе заговоришь

- Люди моего типа не доживают до твоих лет,- улыбнулся гигант.

Король посмотрел вслед волшебнику и поднял брови:

– Детей - партнёрами в покер? А они знают правила?

– Это только ты не в курсе, что в Объединённом королевстве народ давно режется в карты, и особенно в покер. Мои ребята постарались: пятнадцать лет назад они научили своих оруженосцев, и пошло-поехало, уже не унять. Да и какой смысл запрещать? Ну станут тайком играть, что толку? Я знаю, наши сыновья за месяц путешествия так натренировались с матросами, что ещё и нам с тобой нос утрут. Мы же не будем ставить на деньги, сойдут простые фишки. Не в выигрыше тут дело, а в игре, которая, кстати, воспитывает выдержку, тренирует сообразительность, учит оценивать людей.

Барди не оставалось ничего другого, как согласиться.

Дети обыграли отцов всухую!

ВЕЛИКОЕ ИНДЕЙСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Большая Водка смотрел на рассвет от самого первого лучика, запуская морщинистую ладонь в большой глиняный чайник. Он брал твёрдые кусочки кубической формы и клал их в рот. Большая Водка мог видеть рассвет даже вечером, его зрение было не просто острым, оно было зрением старого индейца…

К старику робко подошёл юноша.

– Говори, Продолжительный Спазм,- разрешил старший.

– Я больше не буду дружить с травой, Большая Водка! Забери её обратно!

Молодой индеец бросил к иссохшимся ногам провидца холщовый мешок. Оранжевая пыль взвилась сердитым облачком и опустилась на голые, засиженные москитами ступни.

– Ты неадекватен сегодня, пасынок курения. Я беспокоюсь о твоей подставке для скальпа.

– Мужество изменяет мне…

– С женственностью?

– Оно больше не спасает, Большая Водка, я стал видеть все наши грёзы наяву, это такое неприятное чувство, будто мышцы превращаются в тетиву и растягиваются, растягиваются…

– Продолжай.

– Растягиваются, я стал чаще оглядываться по сторонам и бояться, э-э, не хватает слов…

– Это твои напряги и заморочки, дитя вигвамного кактуса,- улыбнулся старый вождь.

– Верно! Точные слова, скорые мысли! Галью… как ты там говорил?

– Галлюцинации.

– Да! Они почему-то ожили. Я видел их, как тебя, не искурив ни одной… Мне страшно! Океан далеко, но я был на его побережье, словно моя душа была там, а тело - здесь.

– Продолжай, здесь поблизости никого нет, если не считать скелет бизона за ручьём.

Юноша подозрительно обернулся в сторону ручья и придвинулся поближе к наставнику.

– Я… я смотрел на кактус и вдруг… вышел на побережье и вгляделся в океанскую даль. Хотел уловить скрытый смысл в играх дельфинов, как ты учил меня.

– Что ты увидел?

– Я узрел тринадцать движущихся островов с высокими пальмами и странными хижинами. На каждом острове я увидел людей, они разговаривали на чужом языке.

– Ты слышал этот язык раньше?

– Да! - чуть не закричал Продолжительный Спазм. - Да! А когда я увидел…

– Дракона?

Юноша упал на колени:

– Ты смотрел вместе со мной, о Большая Водка!

Старик улыбнулся беззубым ртом:

– Всё хорошо, летающий мальчик, лучше не бывает. Острова, которые ты увидел, когда твоя душа оказалась у прибрежной деревеньки, называются кораблями. Я давно ждал этих пришельцев.

– Ты ждал их?! Учитель, разве нам мало пришельцев? Почему ты радуешься, как гриф, узревший смертельно раненного быка? Ты ведь знаешь, что случилось с нашей землёй однажды, когда…

– Именно поэтому. Что было дальше? Они высадились на берег?

– Я потерял мужество, учитель, моя душа тотчас бросилась прочь, к телу. Я думал, это трава…

– Хватит, прибереги слова для брачного периода, сходи к ручью, умойся и хорошенько поешь. Не кури без моего разрешения! Да позаботится о тебе Великая Минздра.

12

Король Барди проснулся с первыми лучами солнца, преломлёнными стеклом иллюминатора. Он вскочил с койки, отжался триста раз, после чего поспешно привел себя в порядок и покинул роскошно обставленную каюту. Рок Свенсон и адмирал Нахим не смыкали глаз всю ночь. Король нашёл их на мостике.

– Ваше величество, разрешите доложить, за время ночной вахты происшествий не было! - отрапортовал адмирал.

– Добрая весть,- зевнул король. - А то я переживал, что уже стая ворон решит заночевать на мачтах и изгадит паруса.

Адмирал кашлянул и обратился к Барди шёпотом:

– Мой король, кхм, капитан Вар Яг связал для вас отличную шапочку.

– Что вы сказали, адмирал?

– Шапочку, мой король! Просто отличную. Если как-нибудь вы дадите ему отгул, он свяжет вам великолепные носки и шарфик.

– Замётано. Но, боюсь, сегодня не получится.

– Берег выглядит чересчур спокойным,- деловито заметил Свенсон. - Уверен, люди там есть, потому что место для рыбного промысла отменное. Они не могли не заметить нашу армаду… Чую неладное, государь. Не верю, что на всем побережье нет ни одной деревушки.

– А если залив пуст? - спросил Барди.

– Я могу различать несколько разновидностей тишины и пустоты, и, поверь, те, что перед нами, искусственные. На берегу даже птицы не щебечут. Бывалого солдата и охотника не проведёшь. Барт, там нас ждёт засада!

Король приказал адмиралу готовить десантные шлюпки. Нахим козырнул и отправился выполнять.

– Я заметил движение,- сообщил Свенсон, опуская бинокль.

– Зверь?

– Возможно, только прячется уж больно по-человечески. Животному бы следовало проявить любопытство. Группе высадки надо быть начеку.

– Я поведу их. Морпехи должны увидеть своего предводителя! Для истории важно, чтобы я первым ступил на берег и лично водрузил знамя!

– Да что вы говорите, ваше величество! - без тени шутки произнёс гигант. - Только через мой труп. Рисковать главным мозгом экспедиции, единственным королём, и это при наличии собственных обученных бойцов? Надо быть окончательным дебилом, чтобы бросить тебя первым на неизвестную землю в самом начале операции. Всё, что угодно, только когда убедимся в полном отсутствии угрозы. Берег должен быть чист, а Барт Грейди должен быть жив!

– Да что ты мелешь?! - возмутился Барди.

– Король, пора протрезветь, чёрт побери! Я не мудрец, не предсказатель, но даже моих мозгов хватает не пускать в логово чужестранцев первое лицо и сам символ нашей страны и Ландирии в том числе. Может, мне тебя стукнуть для понятливости?

– Свенсон!

– Мой король, ты не трус, ты хуже! Ведёшь себя как сопливый легкомысленный мальчишка, дорвавшийся до войны, в которую давно не играл. Если раньше враги не смогли добраться до тебя, это ещё ничего не значит. Если ты сейчас сдохнешь, мы развернём флот и через месяц привезём Хельге твой вонючий труп. Что, не нравится?! А по-моему, неплохо. Давай пробуй! Валяй! Бери лодку, флаг, езжай развлекайся! А ну марш по каютам! - рявкнул он без паузы на Рельса, Виктюка и Дрына, которые подкрались к взрослым и с замиранием сердца слушали их перепалку.

Свенсон редко бывал столь непримиримым и по жизни не переступал грань своего статуса, тем более в отношении властителя. Барди, слава богу, правильно расценил этот взрыв дерзости. Он молча поднял бинокль к глазам, Свенсон сделал то же самое. Их оптика была «своей» - первыми образцами, созданными по голливудским моделям в лабораториях университета. Друзья молча следили за высадкой.

В операции согласно плану участвовала четверть личного состава флотилии, то есть не больше трёх сотен человек.

Шлюпки бесшумно уткнулись носами в песок, будто ножницы, готовые резать новый материк на части. Матросы с мушкетами наперевес высадились на пляж, развернулись длинной цепью и двинулись вперёд по песку к полосе зарослей. Зелёные каски из фибростекла (небывалый технологический прорыв Объединённого королевства) блестели на солнце. За ними высадилась вторая волна десанта, развернулась вторая цепь, а потом и третья, последняя.

Первая цепь находилась уже в семидесяти шагах от зелёной стены джунглей, когда предчувствия Рока Свенсона сбылись, причём столь внезапно, что Барди с досады чуть не запустил биноклем в воду.

Заросли словно ожили. Так оживает сцена в театре: благодаря искусной работе декораторов обстановка вмиг меняется, прямо на глазах удивлённой публики. Над кустарником вырос целый лес голов; полуголые, с разрисованными телами и лицами люди, вооружённые копьями и палицами, наводняли пляж со всех сторон.

Рёв, свирепый и звериный, донёсся до флотилии и достиг ушей короля.

Барди видел их разинутые рты.

Первая шеренга под командованием генерала Даго залегла, выставив мушкеты. Генерал Заган, командир второй шеренги, приказал занять положение на колено. Не замешкался с приказами и генерал Бино, его подчинённые прицелились над головами товарищей. Секундой позже последовал звучный залп.

Барди видел дым, его становилось всё больше.

Барди удивлялся: никто из туземцев не повернул назад, они не испугались ни звуков выстрелов, ни пламени, ни гибели своих соплеменников. Поредевшие от пуль ряды бесстрашных аборигенов врезались в окутанный синей пеленой строй морпехов, не давая им времени на перезарядку. Завоеватели применили пистолеты, но местные бесстрашно теснили их и вынудили принять рукопашный бой.

Барди видел, как падают мушкеты.

Лучшие отряды Сюдасказала готовы были отступить под натиском противника.

Нервы короля не выдержали.

– Кораблям - обеспечить огневое прикрытие!

Носовые пушки «Авантюриста» грохнули одна за другой, а затем к ним присоединились орудия «Гейлы» и «Короля Рогоналя».

Разрушительная сила ядер, фонтаны песка, листьев и щепок заставили аборигенов остановить натиск. Десантники воспользовались замешательством, чтобы добежать до шлюпок, погрузиться в них и вырваться в море. Вслед им устремились копья, и некоторые из них достигли цели.

Барди оторвал бинокль от побледневшего лица, лицо Рока было ничуть не лучше.

– У этих мартышек троекратное превосходство,- с трудом произнёс главнокомандующий,- и никакого чувства самосохранения.

Горечь и ярость исказили его черты.

– Если зрение меня не обманывает, наши командиры остались целы,- заметил в свою очередь Свенсон.

– Это дурная примета! Я говорил,- послышался скрипучий голос мага. - Не поверили в Наблюдателя, как же!

– Умолкни! - зарычал Барди, но успел взять себя в руки. - Нас заметили с берега ещё вчера. Адмирал Нахим! Распорядитесь, чтобы многоуважаемого советника препроводили на «Чесотку». Гражданским сейчас следует сидеть тихо и не путаться под ногами.

– Так точно, ваше величество! - откликнулся адмирал с мостика. - Я вижу, как дикари грабят убитых. Обстрелять берег повторно?

– Подготовьтесь, но без команды не стрелять.

Горо уже спускали в лодку. Он пытался кричать о неприкосновенности, но скоро сник и надулся. Король и его друг-спецназовец с интересом обозревали берег.

– Барди, это не обычное племя,- сказал Свенсон. - У меня сложилось впечатление, что их специально готовили и наверняка чем-то накачали.

– У меня такое же ощущение,- вздохнул король. - И откуда у них, скажи пожалуйста, эти кольчуги, шлемы, наколенники и холодное оружие? Явно не из каменного века… Санта-Клаус с попутным китом прислал?

– Заметил, как они шли в атасу? Ну роботы, я больше ни с чем не могу сравнить…

– Они за-кол-до-ва-ны-ы! - проорал Горо с лодки, собирающейся отплыть от борта корабля. - Их подчинили великие маги!..

– Советник, вы могли бы подготовить конкретное письменное заключение по своему вопросу? - сухо осведомился Барди. - Если для вас всё настолько очевидно, вернитесь, пожалуйста, на «Чесотку», соберите факты и набросайте расширенный план действий!

– Чего-чего? Я только хотел сказать, что в Голливуде такое поведение называли массовым гипнозом…

– Может, советник и прав,- вмешался Свенсон. - Главный вопрос в том, кто дёргает за ниточки и управляет марионетками. Впредь нам понадобится тщательная разведка.

– Правильно, предлагаю заслать Дзога, мы ведь зачем-то его всю дорогу кормили? - съехидничал маг. - Между нами говоря, эта тварь дрыхла и даже от выстрелов не проснулась!

– Сейчас мы его разбудим,- сказал Барди и отдал команду «огонь!».

Раздался залп, ещё один, третий, палуба содрогнулась, у всех заложило уши.

На «Гейле» из-за палубной надстройки показалась громадная голова Дзога, глаза его сонно щурились.

– Что случилось? Только не просите снова куда-то лететь, кого-то везти… Имейте совесть, я всю ночь честно набивал брюхо собственнозубопойманной рыбой, имею я право в тишине и покое переварить съеденное?!

Сигнальщик показал ящеру, что король желает говорить с ним.

– А, так я и думал, если Барди, значит, какая-то затея, возможно, с риском для чешуи.

Дзог осторожно кувыркнулся со своей спецплощадки в воду, нырнул и вынырнул прямо перед королём.

– А хотите, я покричу, как морское чудище? На палубе «Авантюриста» показался Дрын:

– Папа, неужели ты всё проспал? Тут такое творилось! Его величество собирается послать нас в разведку, это же здорово!

– Не вас, а его, ты ещё маленький,- поправил Свенсон. - Дайте наконец королю вставить слово! У нас ещё тренировка по расписанию.

Дзог повернул голову в сторону берега и разинул пасть.

– Ух ты, чего случилось-то? Местные не справились с пиротехникой, предназначенной для торжественной встречи? Или у них между собой не заладилось?

– С нами у них не заладилось,- сказал Барди. - С самого начала.

– Вот чёрт. - Дракон развернулся. - Какая разведка вам нужна: подводная, воздушная, подземная, с боем или без?

– Со мной! - завопил Дрын и плюхнулся в воду. - Я пойду в разведку с папой, должен же за ним кто-то присматривать! Я и один слетать могу. Посылать объевшегося папу на задание нельзя, он может уснуть на полпути!

– Такова наша физиология,- кивнул дракон-отец. - Могу уснуть. Ладно, сынок, будь по-твоему. Как взлетишь, сперва набери высоту над океаном. Только потом поверни к берегу! И внимательно оглядывайся! При малейшей, повторяю, малейшей опасности немедленно пикируй сюда!

Дрын залез отцу на спину, подпрыгнул, раскрыл крылья и воспарил над сюдасказаловским флотом. Взрослые с тревогой и умилением провожали его взглядом, Виктюк и Рельс давились завистью.

– Разрешите доложить, ваше величество! - гаркнул подбежавший тем временем старший бомбардир флагманской артиллерии. - Порох не воспламеняется! На остальных судах та же проблема!

– Что-о?! - удивились все. - Как так «не воспламеняется»? Отсырел?

– Сухой, как лето в Кирикии, просто не взрывается, даже не тлеет. Мы открыли новые бочки… То же самое.

– Я говорил, что тут живут могучие маги,- заладил своё забрызганный с ног до головы Горо, раскачиваясь в лодке. - Но меня, как обычно, унижают и не слушают. Зачем вообще брали?

– Бомбардир! Принеси пороховницу с нижней палубы! Я хочу убедиться! - потребовал король.

Пока артиллерист бегал за порохом, Свенсон вынул свои пистолеты, снял с предохранителя и выстрелил в небо. Попытался выстрелить. Вместо ожидаемого грохота был тихий сухой щелчок. Бывший спецназовец помрачнел.

– Плохо дело,- спокойно произнёс он, вытаскивая и осматривая патроны. - Придётся взяться за кинжалы и сабли.

– Отчего же порох испортился? - Голос Барди сделался ледяным. - А вдруг это сюрприз кого-то из команды? Предательства мне ещё не хватало!

– Это всё ворон,- подал голос неутомимый Горо. - Надо поймать его, и он укажет нам истинную причину… Всякий Наблюдатель знает своего хозяина и более-менее в курсе его планов, я даже знаю одну верную пытку, которая расшевелит ему клюв…

– Рок, ты в это веришь? - спросил король. - Мне кажется, советник свихнулся.

– В вашем мире, Барт, хватает чудес, - ответил Свенсон. - В моём я бы не поверил ни в каких воронов, хотя зомбированных туземцев на дистанционном управлении и прочих сюрпризов, связанных с гипнозом, я повидал и там. Здесь допускаю всё, даже инопланетян…

– Вот именно! - обрадовался маг. - Говорю вам, противник изменил химический состав боевых зарядов. На это способен только могущественный волшебник, который следит за новшествами колдовской науки.

Воцарилась нервная тишина. Барди знал, что флот отлично подготовлен к традиционной войне. У него была армия, готовая сражаться с другой армией. Но воевать со столь необычным врагом казалось невозможным, и это действительно пугало его.

Прибежал старший бомбардир и вручил королю кожаную пороховницу. Барди взял щепоть пороха, растер между пальцами, понюхал. Рок Свенсон сделал то же самое.

Горо только ухмылялся в своей лодке, будто знал всё наперёд. Кстати, несмотря на приказ, матрос не спешил везти мага на «Чесотку» - малый так увлёкся происходящим, что просто забыл о поручении и, не отрываясь, глазел на короля.

– Сырой? - вслух предположил главнокомандующий и ответил сам себе: - Вряд ли. Выглядит и пахнет хорошо. Он не мог отсыреть.

– Ты прав, запах нормальный,- высказался спецназовец. - Порох скорее жирный, чем мокрый.

– Попробуйте подсушить,- предложил Горо. - Нагрейте немного прямо на печи в камбузе, и, возможно, от высокой температуры он вспыхнет.

Матрос закивал с видом знатока.

Горо увязался было за ними вверх по трапу, но Барди остановил любопытного, коротко объяснив, что гражданские к испытаниям не допускаются.

Тогда маг переключился на дракона (тот уже забрался на свою палубу), и они завели спор о неведомом волшебнике-вредителе. Чем больше они говорили, тем чаще Дзог вглядывался в заросли джунглей. Где-то там был его Дрын.

Попытка прогреть ленивый порох результатов не принесла. Когда король и сопровождающие вернулись, лица у них не сияли…

– Не горит,- буркнул Барди. - Хоть пожары туши этой дрянью. Вот невезуха-то…

– Выбросьте порох за борт! - посоветовал Горо. - Он заколдован. Книгой клянусь! И придёт день, предрекал великий Дзенга, когда возрадуется регистратура, воспылают авансовые отчёты, силикат натрия войдёт в полиэстер, а мерчандайзер обнимет гроссмейстера!

– Что с ним? - испугался адмирал Нахим. - Он говорит как умалишённый.

Свенсон тоже уставился на Горо:

– Старик, у тебя, часом, крыша не поехала?

– Это по-древнешумерски,- пояснил Барди,- не обращайте внимания.

– Вы называете меня гражданским, гордитесь своими погонами, а сами ничего не можете противопоставить магии! - взвизгнул Горо, набрасываясь на отцов командиров с новыми аргументами. - Это ваша крыша медленно сползает в океан. Вы не задумывались над тем, что местный маг, превративший порох в бесполезный песок, в состоянии повернуть своё заклинание вспять и взорвать к чёртовой бабушке всю флотилию?!

Последние слова он произнёс, срываясь с крика на шёпот. Боязливо озираясь по сторонам, маг утратил контроль над равновесием и еле удержался на ногах. Лодку сильно качало - это дракон пришёл в движение.

– Эй!!! Что там такое творится!!! - взревел ящер. - Смотрите - Дрын!

Барди, Свенсон и адмирал схватились за бинокли. Около драконёнка клубилось нечто черное, похожее на грозовую тучу. Небо над ним, миг назад чистое и безмятежное, становилось пугающе свинцовым. Закружилась воронка смерча. Гигантский хобот скрыл разведчика и потянулся к заливу, будто намеревался выпить его одним мощным глотком.

– Тревога! Торнадо! - закричали с марса.

Адмирал получил приказ спасать корабли. Флотилия начала выход из залива. Кочегары отправляли уголь в топки как одержимые. Они не видели того, что творилось снаружи, зато слышали, как волнуются мегатонны воды за бортом. Поршни и прочие механические внутренности «Авантюриста», «Гейлы», «Короля Рогоналя», «Монти», «Барта Грейди», «Мандельштейна», «Самомнения Сандорага», «Секретов Тарзана», «Форда», «Короля Диотемия», «Чесотки», а также «Хельги Прекрасной» и «Лины» пустились в один общий пляс. Винты кораблей взбесились одновременно. Они шинковали океан, как луковицу, взбивали его, словно коктейль, и ныли, будто раненые чудовища.

Раструб чёрного вихря коснулся пляжа. Песок, осколки ядер, всё, что лежало на берегу, уходило в эту трубу с легкостью пуха. Подчистив берег, воронка с воем бросилась к армаде его величества. Так хищник бросается к более крупному куску, отрываясь от малого. Шторм упал на флотилию всесокрушающим безумцем. Волны выросли до неестественных размеров. Пена летела клочьями, задерживаясь на рваных парусах и обломках мачт. Всё, что было плохо принайтовано к палубам, снесло к чёртовой матери. Флаг Объединённого королевства являл собою жалкий мокрый лоскут грязно-серого цвета.

– Дрын! Мальчик мой! Чешуйка моя! - ревел дракон.

Барди и Свенсон, вцепившись в перила, с трудом разглядели в отсветах молний юного разведчика, летящего к палубе. Силы покидали его, а стихия тянула в глубокие воды. Не задумываясь, Дзог прополз вперёд, сломал перила и плюхнулся за борт, словно якорь с оторванной цепью.

– Надо помочь друзьям! - крикнул Барди Свенсону и предпринял смелую попытку добраться до ближайшей шлюпки, неистово рвущейся с лебёдки в чёрную пасть океана.

– Берегись! - заорал Свенсон.

Упрямый король молча добрался до лебёдки, презирая качку и оплеухи ветра, схватился за ручку. Шлюпка судорожно пошла вниз, напоминая пса, обезумевшего от неволи. Волнение не прекращалось, это была истерика природы в не лучшие её дни. Свенсон присоединился к безумцу командиру, вдвоём управляться стало веселее.

Шлюпка билась о борт «Авантюриста», скрипела, упорно не хотела распадаться на куски. Казалось, это сама душа Барди отважно устремилась вниз к бушующей поверхности. Сквозь водные метаморфозы, брызги и всплески Барди заметил плывущего Дзога. В шею ему вцепился Дрын. Чешуйчатый отец, усталый как собака, закинул отпрыска в лодку.

– Поднимайте его! - взревел ящер. - Не ждите меня!

– А ты?!

– Хотите, чтобы я доломал корабль?!! Нет, ребята, мы ещё нужны друг другу и близким! Отсижусь на берегу, а там, как всё утихнет, надеюсь, свидимся.

– Мы заберём тебя, обещаю! - Барди чуть не прослезился. Ему показалось, что Дзог кивнул. Король глянул вниз - дракончик тихо распластался по дну лодки. Они со Свенсоном налегли на лебёдку и подняли спасённого.

Корабли сражались за жизнь ещё не менее двадцати - тридцати минут. Но вот буря утихла, словно по взмаху волшебной палочки,- столь же внезапно, как и началась.

13

Лишь только всё успокоилось, отыскался Горо. Он дрейфовал в обнимку с обломком мачты, тихий и синий. Матросы приложили немало усилий, чтобы разлучить старика со своим плавсредством. Когда это удалось, он попытался залезть на голову одного крепкого парня, крича оттуда: «Спасибо, Дзенга!» Пришлось применить силу и заткнуть несчастному рот. У спасённого так стучали зубы от холода, что, сопротивляясь, он случайно всех перекусал.

Кляп вынули на борту «Авантюриста», предварительно разбежавшись в разные стороны. Горо, получив возможность говорить, потребовал вернуть своё старое больное тело на «Чесотку». Ему не отказали.

Наконец-то он ступил на родную мокрую палубу. Хромая и охая, волшебник направился в каюту. Апартаменты сезонного советника его величества наполнял сложный букет ароматов, прямиком исходящих из бара. Весь винно-водочный запас разбился в хлам. Верный Накось, как только унялась стихия, принялся за уборку. Горо осознал, чего лишился, едва переступил порог каюты, и расстроился ещё больше.

– Никогда не видывал такое прежде,- простонал он. - Враг-волшебник более чем могуч! Он превелик! Преужасен! - Расставшись с мокрой одеждой, старик повалился на кровать, откуда продолжил стенания: - Горе нам, горе! Надо плыть домой, пока есть на чём! Он в меня метит, знаю… Ворон ему накаркал, особенно про меня. Я ж маг, хоть и немощный! Эй, Накось, отвлеки своего старого наставника хоть чем-нибудь, а то совсем тошно, сказочку расскажи, грелку подсунь…

Накось отложил мешок для мусора, почесал затылок и с удовольствием принялся докладывать:

– А знаете ли вы, учитель, что мы не просто открыли здешнюю Америку, но и поставили рекорд, переплыв океан за тридцать три дня! Я вчера вечером вспоминал данные энциклопедии «Британика» и вспомнил - там сказано, что в мире Голливуда первый переход через океан на пароходе состоялся в тысяча восемьсот тридцать первом году, и продолжался он сорок суток. И всё потому, что корабль «Король Вильям» располагал паровой машиной мощностью сто шестьдесят лошадиных сил, а наши движки по шестьсот. Водоизмещение его было триста шестьдесят три тонны, при наших двух тысячах пятистах флагманских. Тот пароход развивал скорость десять узлов, а мы - двенадцать…

– Не могу это слышать: Америка, Америка! Уж лучше Ландирия!

– А знаете ли вы, что Ландирия была одной из самых бедных стран королевства, до тех пор пока…

– Бог мой, мальчик, ты знаешь энциклопедию наизусть, браво! - Колдун приподнялся на локтях и с восхищением, которое, как правило, доставалось только его собственной персоне, изрёк: - Да узнаешь ты, отрок, тайну магических строк, глав и параграфов! Отныне разрешаю тебе не только вытирать пыль с книги заклинаний, но и обязываю тебя тщательно её изучать! Чую одним застуженным местом, дружок, учитывая последние события, нам придётся пользоваться магией направо и налево.

– А знаете ли вы, что сегодня, вопреки всем канонам метеорологии, формирование торнадо происходило крайне быстрыми темпами, исчезновение вихря и воронки также происходило с аномальными отклонениями.

– Мне ли этого не знать! - снова разволновался Горо. - Только вот кое-кто на «Авантюристе» не очень-то спешит верить мне! А ведь я прав! - Он самоуверенно выпятил отросшую за время плавания бородку. - Опытные маги вызывают дожди и останавливают их мановением руки, но этот, великий и ужасный, жонглирует штормами! Всё идёт наперекосяк, мне ли этого не знать?! Эх, сидел бы я сейчас с друзьями-монахами в родном НЕБУХТИ, учёные беседы вёл, так нет же! Закинула нелёгкая...

Дрын взлетел на самую высокую мачту и смотрел во все глаза.

Барди и Свенсон делали то же самое внизу. Судьба Дзога беспокоила каждого.

– Знаешь, я уже почти готов верить словам Горо,- произнёс Рок. - В последних событиях намешалось много сверхъестественного.

– Дурные совпадения,- возразил король.

– Непохоже…

– Никакая магия, природная стихия или что-то там ещё не заставят меня повернуть домой! - твёрдо заявил глава экспедиции. - Дрын, спустись сюда, ты нам нужен.

– Вы заметили на берегу папу? - с надеждой спросил он, приземляясь.

– Пока нет, возможно, он решил продолжить начатую тобой разведку. Кстати, расскажи нам, что ты успел разглядеть во время полёта? Эй, эй! Мужчины не плачут, твой папа взрослый, хитрый и сильный дракон, может постоять за себя и навести страху. Не плачь! Плачут только знаешь кто?

– Кто?

– Женщины и пижоны! Запомни это и, пожалуйста, не распускай больше нюни.

– На тебя смотрит вся команда,- присоединился Свенсон. - Ты первый, кто в одиночку разведывал Америку, это круто!

В мордахе друга человеческих детей что-то изменилось, но беспокойство не покинуло его.

– А если папа не доплыл до берега? Захлебнулся? Достался на обед акулам?

– Как бы не так! - усмехнулся Барди. - Всё, что имеет чешуйчатую шкуру и хвост, плавает лучше рыб. Кто-нибудь из вас видел, чтобы ящерица утонула?

Свенсон замотал головой.

– То-то!

– А что до акул,- добавил Свенсон,- Дзог разнесёт их на куски одним чихом или хвостом нечаянно заденет - акулу сразу паралич хватит, пятнадцать тонн, знаешь ли, не бараний вес.

– А папа сильнее волшебника, о котором говорят матросы?

– Ещё бы! - изрёк убеждённо король, однако от мысли, что его старинный друг, всеми любимый вездеход-вертолёт-огнемёт-бронетранспортёр, возможно, уже погиб, сердце сжалось, а по спине разлился холодок. - Так расскажи, герой, что ты видел на берегу?

– За прибрежным лесом большой луг, на нём полным-полно палаток, непохожих на наши. Посредине стоит шатёр, очень пёстрый и большой. Людей я не заметил. Потом за лугом ещё лес, а дальше - обработанные поля… Не знаю, что там посеяно. И совсем на горизонте я увидел большое селение с каменной пирамидой в центре.

– Если большое селение назвать городом, то как далеко отсюда до города?

– Полсотни километров, наверное.

– Молодец, Дрын! Ты настоящий разведчик! - похлопал драконёнка по плечу Барди. - Твой отец имеет полное право гордиться тобой!

Похвала пришлась Дрыну по душе. С минуту он переливался всеми цветами радуги.

– А как ты уберёгся от смерча? - поинтересовался Свенсон.

– Я поспешил к кромке воронки, а центробежная сила сама меня выкинула из зоны низкого давления, где я бы задохнулся. Я поднялся километров на пять! - похвастался хвостатый герой. - А где Виктюк и Рельс?

– Ступай к ним, они помогают своим капитанам на «Хельге Прекрасной» и «Лине». И ещё раз спасибо за проявленную доблесть! - сказал король, а повеселевший Дрын заспешил поделиться радостью с друзьями.

Его появление на палубе словно пробило брешь в облаках, в иллюминаторы кают плеснуло солнцем. Приходилось щуриться или совсем закрывать глаза. Погода явно улучшилась…

Хотя в целом поводов для веселья было не так уж и много. Потерялись три корабля: «Монти», «Барт Грейди» и «Мандельштейн». На оставшихся в поле зрения судах недосчитались около трёх сотен матросов.

В покорении нового континента Барди делал ставку на целостность флота, мощь его вооружения и собственный меч. Воздушные аномалии, торнадо и даже загипнотизированные аборигены не вызывали у него того трепета, от которого свалился бывший маг…

А вот вернуть корабли - это по-настоящему важно. Если команды пропавших судов уцелели, если уцелел хоть кто-то, у них должно было хватить ума вернуться в залив, хотя бы для того, чтобы оказать посильную помощь тем, кто может в ней нуждаться.

У экспедиции не было радиостанций, поэтому Барди терялся в догадках. Он пожалел про себя, что в своё время не нагрузил старого прохиндея поручениями насчёт средств беспроводной связи, когда тот мотался в Голливуд. Современные голливудские устройства очень бы сейчас пригодились. Но Барди так спешил и так верил в силы своей команды, что решил обойтись без потусторонних «фокусов». Ладно, что теперь об этом! Горо, судя по всему, в последнее время ни на что уже не способен…

Барди приказал всем собраться вместе. Он очень надеялся, что хоть кто-то знает о судьбе «Монти», «Барта Грейди» и «Мандельштейна». К тому же их цель, Америка, всегда должна была находиться перед глазами - ни о каком отступлении не могло быть и речи. Прочь все эти трусливые мысли о бесславном возвращении! Никто не говорил, что в походе их ждут сладкие пирожные с мармеладом! Все знали, на что идут. И шли на это.

Полчаса спустя недружелюбная земля снова была прямо по курсу, но на этот раз марсовый не закричал, дабы не навлечь новой беды. Оставшиеся от флотилии суда бросили якоря.

– Я сам возглавлю десант,- сухо сообщил Барди Свенсону. - И не отговаривай меня!

– Валяй,- ответил спецназовец. - Противник отступил, берег безопасен. Мне жаль, что не сможем похоронить павших как полагается: смерч уже похоронил их.

– Да…- вздохнул король. - Адмирал, что там?

– Хорошая весть! Я вижу потерянные корабли! Они идут слева, на первый взгляд все целые и невредимые!

Вздох облегчения неслышно прокатился по рубке, перекинулся на палубу, а потом прошелестел над всем флотом первых завоевателей Америки.

14

Высадка прошла без сучка без задоринки, лишь выгрузка лошадей и мулов, вьюков и ящиков со снаряжением отняла больше запланированного времени. Король решил оставить пушки на судах, но велел снять лафеты: из них получились хорошие повозки. Барди не терял надежды, что порох вернёт свои взрывчатые свойства. На всякий случай морская пехота сохранила при себе и пистолеты, а вооружение других подразделений было усилено арбалетами, мечами и кинжалами. Капитанов обеспечили минимумом личного состава для обороны кораблей и манёвров. Судьба Дзога пока оставалась неизвестной. Если он и выбрался, то прибой давно стёр его следы на песке…

Верхом на жеребце Буцефале король лично повёл почти трёхтысячное войско, построенное в три колонны, к враждебным зарослям, из которых в любую минуту мог повалить свирепый противник. Свенсон командовал левым крылом, Даго взял на себя правое. Генералы Бино и Заган возглавили арьергард с обозом, где ехали Горо, Накось и дети. В отличие от Свенсона, твердившего, что чутьё не подсказывает ему неприятностей, Барди подозрительно взирал на джунгли, опасаясь засады, но тревога его пока была напрасной.

Авангардный отряд обнаружил широкую просеку в зарослях, и король, посовещавшись со Свенсоном, рискнул двинуться по ней. Появился шанс поскорее выбраться из тропического леса.

Войско втиснулось в просеку, и, чтобы ещё расширить дорогу, пришлось подрубать кусты по сторонам. Дело это оказалось утомительное - кусты и лианы, переплетённые и выкрученные, были вязкими, не выпускали топоров и мечей. Взмокли даже те, кто не рубил, одежда прилипла к телу, кожа чесалась, пот, не испарявшийся из-за высокой влажности воздуха, крупными каплями стекал по лбу и заливал глаза. Отовсюду неслась хриплая ругань.

Барди ехал верхом и напролом, но страдал ничуть не меньше пеших. Авангард не прошёл и сотни метров, как разведчики радостно сообщили королю об обнаруженных следах огромных когтистых лап, явно драконьих. Ни у кого не возникло и тени сомнения, что это мог быть не Дзог, а другое, местное чудище. Бывший рыцарь вырвался вперёд и первым наткнулся на лежбище звероящера. Буцефал поднялся на дыбы, заржал и чуть не налетел на дремлющего среди смятых кустов и поваленных деревьев Дзога. Перед мордой дракона растительность была заметно обуглена.

– Друг! - закричал радостно король. - Друг мой крылатый, ты жив!

Восторженные вопли не разбудили страшилище. Храп продолжался. Дзогу снилась далёкая старая Ландирия. Он видел себя в глухой пещере, среди сухих объедков. Глубоко в брюхе выл неприкаянный призрак голода. Вокруг темнота, и только в отдалении маячит полуразмытое пятнышко света. Тихо, снаружи ни звука, но внутри образуется зловещий вакуум. Дзог пытается выползти на улицу, но кто-то держит его за хвост, не пускает. Дзог не видит его, и от этого ещё страшнее. Ящер пытается куснуть невидимого врага, но челюсть лишь звонко клацает в воздухе. Типичный драконий кошмар… Спящий звероящер мёл хвостом по земле, вздрагивал и слегка подёргивал лапами.

Барди покачал головой и кое-что придумал.

– Факел! - сказал он подошедшему солдату. - Дайте факел. Огонь поможет его разбудить. Способ проверенный, хотя и нерекомендуемый. Слабонервных прошу удалиться.

Скоро подали факел. Барди подъехал к лежебоке с тыла, спрыгнул с коня и поднёс пламя к кончику драконьего хвоста.

Рёв Дзога заставил морпехов присесть и заткнуть уши.

– Пожа-а-ар в логове! - завопил дракон, тараща глазищи, попробовал подпрыгнуть, но не смог. Повернул голову и понял причину внезапной боли в конечности. - Черт бы тебя побрал, Барди,- сказал он с чувством досады. - Это было грубо и жестоко! Мне должна была присниться большая куча бесхозной баранины, а ты… Пощекотал бы ноздрю на худой конец. Кстати, вы принесли что-нибудь пожрать?

– Нет, старина,- признался его величество, возвращая факел солдату. - Тебе не повредит с недельку повоздерживаться от пищи. Диета военного времени.

– Какая диета! - возмутилось чудовище. - Барди, ты серьёзно? Какое свинство с вашей стороны, господа командиры! Хотя бы одного поросёночка…

– И свинины тебе не положено, даже не мечтай. Она слишком жирная.

– Вот, я уже чувствую, как подскочило давление, скоро поднимется температура тела, и вблизи меня опасно будет находиться! Я начну плавить окружающую растительность, сухостой вспыхнет, и мы все сгорим. Все! Я предупреждаю!

– Нет, Дзог, не пытайся меня одурачить. Уже хорошо, если твой жир хоть немного подплавится.

– Мой жир?! Мой высокоценный, согревающий, мягкий, как мамины лапы, жирок?

– Твой! Вон с боков как вываливается, смотреть противно. Ты стал похож на многогорбого верблюда. Решено окончательно и бесповоротно: никакой жратвы, никаких баранов, никаких свиней, ничего тебе не полагается как минимум неделю. Всё! Гастроном закрыт. И слушай моё указание. Пока ты здесь дрых, как питон на солнышке, и смотрел сладкие сны о своём обжорстве, наша армия прорубалась сквозь джунгли, чтобы спасти тебя от… злющего волшебника.

– Правда? - Дзог нагнул голову на манер овчарки. - Спасти меня? Спасибо!

– Ребята устали, они спешили, они старались, и каждый мечтал надрать задницу всякому, кто посмеет поцарапать хоть чешуйку с твоего тела!

– Неужели, как мило… - Старый дракон шмыгнул, и из правого змеиного глаза выкатилась слезинка размером с гусиное яйцо. - Я тронут, Барди, я всем им очень признателен…

– Так что посодействуй, дружище. Как я понял, просека, по которой мы пробирались, создана твоими усилиями. Молодец! Продолжай в том же духе.

– Не понял?!

– Ползи впереди, сминай заросли, а потом сможешь честно рассказывать внукам, что ты проложил путь армии Объединённого королевства собственным брюхом.

– Кстати, как там мой отпрыск?

– Жив-здоров, он уже герой и будет вознаграждён по прибытии на родину. Едет вместе с Виктюком и Рельсом в обозе под охраной Бино и Загана.

– Не стоило брать ребятишек,- пробурчал Дзог.

– Шевелись давай, поздно об этом рассуждать. Что сделано, то сделано. А насчёт их неокрепшей психики не надо беспокоиться. Каждый ребёнок, посещающий школу, вырабатывает иммунитет к нестандартным ситуациям и опасностям. А у них за плечами, кроме того, детский сад закрытого типа «Крепыш». Там их, знаешь ли, стрелять учили прямо с горшка, не отрывая от соски. Я велю передать по цепочке, что ты нашёлся и возглавляешь экспедицию.

Дзог с ворчанием пополз вперёд, точно какая-нибудь снегоуборочная лесопилка. Деревья на его пути покорно ломались. Он был похож на злобного садовника, решившего покончить со своим садом. Или на электробритву с подогревом в бороде у Фиделя Кастро. Джунгли раскрывались перед ним, не в силах что-либо возразить. Обезьянки с визгом уносились прочь, расползались питоны, стайки птиц взмывали в небо.

– Видали?! - с гордостью рыкнул он. - Прошу передать по цепочке.

– Продолжай! Мы надеемся на тебя. И постарайся делать колею пошире. Спасибо!

Войско двинулось сквозь влажный воздух джунглей, насыщенный запахами зелени и гнилья. Морская пехота продвигалась вперёд молча и зло, обстановка не располагала к разговорам типа за чашечкой чая. «Однако есть во всём этом что-то по-настоящему моё,- думал Барди, выбираясь из одной лужи и залезая в другую. - За моей спиной сотни крепких ребят, мы проплыли вместе от материка до материка и готовы проплыть ещё столько же. Мы прекрасно обучены искусству боя и выживания. Мы - сила. И мы ещё сильней оттого, что осознаём это и можем рассчитывать друг на друга в любой момент, в любой точке планеты, в любом измерении, если уж на то пошло! Мы осознавали это, когда толкали штангу и сгибали руки. Мы верили в это, подбирая веса и считая подходы. Мы составляли диеты и следовали им, зная цену каждому углеводу. И вот сегодня один из лучших дней моей жизни. Я живу, я вижу цель и стремлюсь к ней. В кабинете было неплохо, родные стены и всё такое, но что может сравниться с миром джунглей, ворчанием Дзога и тысячей опасностей? Ничего!» Во всяком случае, так ему казалось…

Джунгли обнимали пришельцев со всех сторон. Джунгли готовы были принять их, обвить и спрятать. Джунгли могли прорасти сквозь каждого и в каждом пустить корни. Тьма, сотканная из стеблей, листьев и цветов, радушно предлагала солдатам отдать лесу свои жизненные силы. Но не на тех нарвался этот чёртов лес! Самодовольная жирная муха нагло уселась на крыло Дзоговой ноздри. Всё бы хорошо, не рискни она забраться внутрь. Но она рискнула, любопытная дура. Дзог сморщился и чихнул с пламенем. Пришлось на пару суток прервать движение. Хорошо, что ветер дул в спину. Джунгли выгорели на много километров вперёд. Потом пошёл дождь, он затушил пожар.

Через три дня передовые отряды вырвались из густой растительности и жадно вдохнули свежий луговой воздух. Лил дождь. Солдаты выходили из толщи джунглей (сгорело далеко не всё) без строя - измученные, раздражённые и мокрые.Самые выносливые и бдительные принялись высматривать следы противника. Здесь было много палаток. Именно это место видел Дрын во время своей разведки.

Авангард рассыпался по вражескому лагерю, проверяя палатки, но никого в них не нашёл. Дракону было всё равно: он рухнул на травку, выставил брюхо на всеобщее обозрение и громко объявил, что принимает душ.

В палатках валялось грязное тряпьё, битая посуда, в некоторых попадались грубые глиняные поделки - идолы божков с выпученными глазами. По поводу выпученных глаз прозвучало немало язвительных шуток. Виктюк сказал, что лупоглазые напоминают злого тренера из «Крепыша».

– После проигранных соревнований,- добавил Рельс, надул щёки и показал такую рожу, что сын короля покатился со смеху.

Центральный шатёр оказался абсолютно пустым. Разведка доложила королю о результатах вылазки. Было принято решение воспользоваться палатками и разбить собственный лагерь. Десятники и сотники отдавали команды, солдаты пустили лошадей и мулов на травку, лафеты с провизией составили поближе к центральному шатру, который заняли Барди, его генералы, а также Горо и дети, включая Накося.

«Похоже, отсюда убегали,- подумал Барди. - От кого? И куда?»

В брошенном лагере решили долго не задерживаться, опасаясь засады. Наутро дождь кончился, и войско двинулось дальше.

За лугом тянулась полоса редколесья. На ступивших в неё людей и их четвероногих спутников налетела туча насекомой дряни, которая жужжала, лезла в глаза, уши, за шиворот, присасывалась к коже или просто бегала по телу, вызывая неприятную щекотку, а порой и мерзкий зуд. Молчание солдат становилось всё более злым. Барди искренне пожелал своим воинам встретить врага - в этом состоянии морпехи были способны побить самого свирепого противника. Главное - не дать им растерять боевой дух в таких дурацких ситуациях.

Редколесье сменилось бескрайними насаждениями кукурузы, вымахавшей выше человеческого роста. Армия перегруппировалась, рассеялась и погрузилась в сельхозугодья. Солдаты были готовы расцеловать созревшие початки. После зелёного ада джунглей шествие по идеально ровным дорожкам становилось приятной прогулкой. Дзог ощущал себя иначе: в узкую колею не влезал, хочешь не хочешь, гарантированных два ряда злаковых приходилось подминать под себя.

После часа бодрой ходьбы Дзог остановился, оглянулся и предложил королю объявить привал.

– Чего так скоро? - удивился Барди. - Мы недавно отдыхали.

– Голодный я,- пропыхтел дракон,- и в отличие от некоторых кукурузной не закусываю…

– Жаль, мог бы попробовать. Для драконьей диеты самое то.

– Издеватели вы все,- ответил Дзог без злобы, с грустью.

– Потерпи, старина, до первого селения, там что-нибудь и для тебя сыщется… Согласись, сейчас не время для охоты.

Дзог повернул голову на собачий манер и кивнул. Король улыбнулся:

– Обстановка обязывает нас держаться вместе и вести себя тихо, сам понимаешь.

Ответную фразу дракон прошептал, но так, чтобы его слышали:

– Буду терпеть. Голова стерпит, шея стерпит, лапы стерпят, и хвост подождёт, а животик…

– Так вы с ним не друзья?

– Если бы! Я вассал, он - господин.

– Ради общей пользы, Дзог, постарайся пересмотреть ваши отношения.

Чудище махнуло хвостом, утирая трёхлитровую слезинку:

– Там, в море, мне рассказывали о чудной стране, раскинувшейся среди синих вод. О лесах, в тёмных зарослях которых страдают одышкой жирные кабаны. О лугах, истоптанных хромающими от собственной тяжести овцами. О небе, в которое с трудом поднимаются толстые утки. Мне сказали, что самая крупная рыба, завидев флот Объединённого королевства, радостно выбросится на берег, дабы не утруждать гостей старомодной рыбалкой. По-моему, мы ошиблись страной, Барди.

– По-моему, это всё тебе наплёл Горо перед ужином. - Король почесал затылок. - Когда открывали параллельную Америку, в ней не было ни овец, ни свиней и домашней птицы тоже не было.

– Ни овец, ни свиней, ни даже птиц… - Дракон отозвался разочарованным эхом. - Чем же, мой умный друг, питаются местные жители?

– Посмотри по сторонам.

– Гадость! - фыркнул Дзог и обречённо зашагал вперёд. - Я не хочу этому верить, Барт Грейди! - говорил он на ходу. - Признайся, ты специально меня запугиваешь. Но если бы ты, безжалостный человек, хоть на минутку ощутил злобную судорогу, живущую в моих лапах, прислушался к неровному стуку большого драконьего сердца, ты не стал бы запугивать старого ветерана. Я живу на белом свете не первый век! Чего я добился по службе в свои преклонные годы? Ни фига не добился. Собственного хлева при штабе не имею, пенсию не получаю, всё больше на линии огня да в разведке… Давайте скажем честно: Дзог превратился в старое больное посмешище, от которого легче избавиться, чем прокормить!

Исходя из тех данных, которые мы получили от Дрына, половина пути преодолена. Сегодня добраться до города сил уже не хватит. Заночуем прямо в кукурузе. Знаешь, Дзог, не думаю, что ты старик, возразил король, рассчитывая разговорами отвлечь друга от мук голода. - Сколько веков вы вообще живёте?

– А мне откуда знать? - оскалился Дзог. - Родителей убили, бабка смылась неизвестно с кем, а деда вообще не помню. Брат и сестра, те тоже куда-то выпорхнули… Слушай, Барди, если каждый твой солдат отщипнёт кусочек сушёного мяса из своего пайка, с трёх тысяч по копейке - мне как раз скромный перекус… А?

Забудь! пресёк бывший рыцарь. - Солдатский паёк чётко рассчитан по дням и не позволяет делиться с вечно голодными драконами. У тебя годовой запас жира, моим людям такие возможности и не снились. Постыдился бы! Они были готовы все, как один, умереть за тебя!

И все они жмоты,- тихо промолвил дракон. - Откусить себе хвост, что ли?

– Громче, я не слышу!

Да вот думаю откусить себе хвост, он наполовину готов, и проглотить с горя. Глядишь, кукуруза на гарнир сгодится. Как считаешь?

Барди не ответил, видимо, просто устал от пустопорожней болтовни.

Дзог захлопнул пасть, но вскоре вновь бросил через крылатое плечо:

– Привал хоть когда будет?

– Как сумерки падут, тогда и разобьём лагерь, если найдём удобное место.

– Ох! с чувством произнёс Дзог, и лёгкое пламя обуглило веером растения. В бреши показалось другое поле, засаженное уже чем-то пониже кукурузы.

– Это что? - спросил Барди. - Похоже на…

– Горох! - прорычал все ещё сердитый дракон. - Вот как наемся, тогда держитесь!

15

На закате войско Объединённого королевства набрело на удобную для ночёвки и обороны седловину между тремя покатыми холмами. Барди велел поставить часовых и разбить лагерь, а поварам из обоза приказал воспользоваться гороховыми полями для приготовления тёплой пищи. Быстро разложили костры, в чаны посыпались свежие горошины, а вслед за ними приправа, кусочки сала и сушёного мяса, до которого так и не добрался Дзог. Закипела вода, и через час солдатам раздали лучшую похлёбку на свете. Морские пехотинцы вынули из вещмешков сухари и заработали ложками.

За десять минут до ужина Дзога прогнали на вершину одного из холмов, чтобы не терзался от запаха еды, не храпел, а также чтобы не выполнил своё обещание по поводу поедания плантаций гороха. Обиженный, он занялся охотой на ночную живность. Дракон был готов проглотить всё, что двигалось - от тушканчика до гиппопотама.

Барди, Рельс, Виктюк, Дрын, Горо и Рок расположились у отдельного костра, но котелок у каждого был солдатский, а ужин - из общего котла: король считал, что во время похода не должно быть возрастных и прочих привилегий.

– Вкусно! - одобрил Свенсон похлёбку после второй ложки. - Повара молодцы! Можно даже наградить за успехи в военной кулинарии!

– Вот так сразу награждать? Это их работа, а не заслуга,- откликнулся Барди. - Горох свежий, прямо из стручка, вот и отличается от нашего, привозного.

– Можно мне только мясо выловить? - попросил Дрын. - Драконы употребляют растения лишь в крайних случаях. Я не капризничаю, не подумайте чего плохого, просто растительная пища провоцирует у драконов неприятные вещи. Начинается светобоязнь, бред, потоотделение, слюнявость и так далее.

– Попробуй договориться с Горо, он за лишнюю порцию и спляшет и споёт,- кивнул король,- а мясо ему по возрасту противопоказано.

Волшебник показал королю язык, но охотно отдал драконёнку мясо в обмен на остаток похлёбки.

– В нашем возрасте жиденьким надо побольше баловаться,- пояснил он.

– Отец, завтра будет битва? - спросил Виктюк.

– Скорее всего,- сдержанно ответил Барди.

– Мы с Рельсом тоже хотели бы…- начал юноша.

– Нет! - прервал его король столь резко, что все умолкли и сосредоточились на своих котелках.

– Интересно, что сейчас дома? - подал голос Виктюк.

– Дома… едят что-нибудь вкусное,- буркнул старый маг, громко чавкая. Взгляд его был сосредоточен и серьёзен. Похоже, старик не шутил - с таким лицом либо говорят правду, либо прислушиваются к звукам в собственном животе. - А в институте непременно чего-нибудь ещё и пьют. Знаю я их, исследователей, отец Карбоний небось седьмую рюмку опрокидывает за достижения квантовой физики…

Лишь по окончании ужина бывший рыцарь сказал чуть мягче:

– Ты сам видел, как закончил первый десант, сынок. Не заставляй меня отсылать вас к адмиралу, не упрямься.

– Но мы умеем защищаться! - настаивал на своём Рельс. - В детском садике «Крепыш» глупостям не учат. Помнишь, Вик, выпускные экзамены?

– Эй, брат, мы же дали подписку о неразглашении… - неуверенно возразил сын короля.

– Да брось, здесь все свои! - ответил ему Рельс.

– Рассказывай давай, сынок, а то твой собственный отец до сих пор ничего не знает,- потребовал Свенсон.

– Ну ладно… В общем, господин Кретинсон, директор детского сада, поручил нам сложное и совершенно секретное, как он нам говорил, задание.

– Миссию! - поправил Виктюк.

– Точно, па, Виктюк правильно говорит, это была миссия. Он составил нам секретный план на бумаге, который после исполнения надо было разорвать на мелкие кусочки и съесть. Мы выполнили его до последнего пункта и, честное слово, съели! Первым делом мы с Виктюком должны были пойти домой, поужинать и лечь спать… Если помнишь, па, ты, я и мама гостили тогда у его величества, и нас с Виком положили в одну комнату.

– Превосходный экзамен, как раз для детсадовского возраста! - съязвил Горо, вылизывая тарелку. На него не обратили внимания.

– В три часа ночи надо было проснуться и, стараясь не разбудить родителей, выбраться на улицу.

Барди нахмурился. Рельс умолк, Виктюк продолжил:

– Я держу под кроватью набор юного альпиниста, так что спуск с четвёртого этажа был сущим пустяком. Я был одет во всё чёрное, лицо раскрашено, на голове шапочка спецназа.

– Я выглядел так же! - подхватил Рельс. Он положил руку на плечо другу.

– В шесть лет выглядеть незаметным не так уж и трудно! - буркнул Горо, слушая вполуха.

– Но господин Кретинсон усложнил миссию, следующий пункт заключался в том, чтобы обезвредить охранников, не убивая их, и выйти за территорию дворца.

– Ни фига себе заданьице! - присвистнул Свенсон-старший. - И что, вышли?

– Вышли,- кивнули мальчишки и, обменявшись лукавыми взглядами, рассмеялись. - Пункт оказался халявней некуда: охранники дрыхли, как суслики!

Барди чуть не вскочил, но виду не подал. Рельс оглядел присутствующих, прекрасно понимая, что теперь внимание всех приковано только к ним.

– Потом мы с Виком отправились по специальному маршруту к пункту назначения.

– К дому дедушки Горо,- уточнил сын короля, и маг напряжённо затих.

– По пути требовалось раздобыть пару тележек..

- Мы их раздобыли.

– И, двигаясь тихо, настолько тихо, что ни одна собака не тявкнула, мы дошли до коттеджа.

– И что же вы делали, сорванцы, возле моего жилища?! - проскрипело из темноты.

– Мы открыли калитку и пошли в сарай,- спокойно, не оборачиваясь, ответил Рельс. - Отключать сигнализацию нас научили ещё в средней группе. В сарае мы зажгли фонарики, выяснили, где лежат мешки с цементом, взяли по одному и увезли их. Следы замели, сигнализацию включили сразу, как только покинули двор. Потом по специальному маршруту привезли добычу в детский сад.

Горо внимательно слушал, поджав губы.

– Нам сказали, что экзамен мы выдержали.

– Ин-те-ре-сно,- нехорошо произнёс Горо.

– Я узнаю много нового о Кретинсоне… - сказал Барди Бравый.

– Как бы там ни было, парни молодцы! - улыбнулся Свенсон. - Это, чёрт побери, не эстафета какая-нибудь, не знаю, я бы в их возрасте, наверное, не справился. Браво, ребята! Цемент вы, надеюсь, вернули хозяину?

Мальчишки переглянулись, после чего Рельс заговорил:

– Возврат мешков в задание не входил. Но если кто помнит, после нашего выпуска в детском саду началось строительство новой казармы.

Рок беззвучно рассмеялся, прикрыв ладонью глаза. Барди тёр щеку, он не мог решить, как относиться к Кретинсону. Возможно, его стоило отдать под суд. Возможно, следовало взять с собой. С другой стороны, главнокомандующий был рад за обоих сорванцов и в этом смысле согласился со Свенсоном-старшим - для простых шестилетних детишек такое задание было бы в принципе невыполнимым. А из рассказа сыновей следовало, что их научили многим важным вещам: читать, держать язык за зубами, не бояться темноты и высоты, быть осторожными. Им привили специальные навыки обращения с альпинистским снаряжением, сигнализацией, ну и, разумеется, их сделали крепышами!

Лицо мага было злее некуда.

– Отрокам следует место своё знать и волю взрослых чтить! - важно произнёс Горо. - И как говорил великий Дзенга, да придёт метод модуляции в соприкосновение с радиоинтерфейсом, гипотеза вольётся в диспозицию и зарастёт санкцией, и пролицензируются субтитры для домашнего просмотра!

– Это он опять по-древнешумерски,- зевнул король. - Не обращайте внимания.

Подростки с неприязнью зыркнули на почитателя шумерской мудрости, который старательно облизывал ложку. Барди поднялся, за ним Рок.

– Молодые люди, слушайте мой королевский приказ - всем спать. Времени на установку палаток у нас нет, завтра снимаемся с места ещё до рассвета. Если проспите, войско уйдёт без вас, и с хозяином поля будете объясняться сами. Доставайте одеяла, кутайтесь… Спокойной ночи, малыши!

Рельс, Виктюк и Дрын поспешили подчиниться, а Барди повысил голос:

– Сотники! Приказ ложиться отдыхать относится ко всем! Подъём до рассвета!

Сотники вскочили и побежали к своим солдатам. Лагерь быстро стихал. Луна посеребрила холмы, сверчки громко застрекотали в наступившей тишине, вторя дружному мужскому храпу…

Ночь прошла на удивление спокойно. Казалось, устали не только воины Барди Бравого, но и каждая отдельно взятая мошка, создающая трудности чужакам наряду с другими сложностями и неприятностями. По земле разливалась прохлада, она дарила путникам запахи травы, цветов и свежести.

Накось лежал на циновке, подсунув руки под голову. Он изучал россыпи звёзд на небе, точно это альбом с редкими фотографиями: медленно, степенно и со вкусом. Свойство «читать со вкусом» ярче всего проявляется у старичков профессоров. Это значит взять в дрожащие руки потрёпанную книжонку и поедать её глазами. То же самое делал ученик мага с бескрайними просторами нависшего над ним космоса. Мальчик чувствовал сопричастность к сияющим и едва заметным отражениям небесных тел, будто он их потерянный сын. Это завораживало, отворачиваться не хотелось. Стоит отвернуться, и сразу рухнешь на Землю. А он хотел пробраться туда, к скоплениям далёких галактик… Он замер, предаваясь фантазиям, забыв о собственном теле как о ненужном балласте. Земля поначалу превратилась в исполинскую голубую сферу, медленно уходящую во тьму. Она вращалась неспешно, как мысли старого профессора, но весомо. Тьма срезала очертания планеты, сжимала её и в конце концов поглотила. Накось уже был не Накось, а два переполненных восхищением глаза. Ни рук, ни ног, ничего, напоминающего того, земного мальчугана, волею судьбы приплывшего покорять Америку. Не моргая, сквозь вакуум - в бесконечность. Он уносился прочь от Земли навстречу отражениям, в царство бескрайних чёрных занавесов. Стоит приподнять край одного, шагнуть под его покрывало, и окажешься перед Новым, точно таким же. А можно лететь сквозь занавесы, и они никогда не кончатся.

– Я тоже люблю смотреть на них…

Накось повернул голову и увидел два хорошо известных всему отряду сапога. То были скороходы-грязетопы его величества. Студент поднялся и отвесил поклон.

– Я тоже люблю смотреть на них, ученик мага. - Барди сел на циновку и жестом пригласил его сделать то же самое. - Что ты думаешь обо всей этой завоевательной кампании?

Накось не ожидал вопроса.

– Давай не стесняйся, говори как есть!

Накось бросил прощальный взгляд на сияющую бесконечность космоса.

– Думаю… нам ещё придётся попотеть, ваше величество. Вот.

– Верно говоришь, отрок. Я давно присматриваюсь к тебе и нахожу, что ты способный и старательный парень.

- Спасибо!

Больше они ни слова друг другу не сказали. Барди погрузился в собственные мысли, а Накось не смел и вздохнуть. Король встал и задумчиво побрёл прочь.

Покорители Америки, как и было приказано, поднялись ещё в темноте и быстрым маршем продолжили движение на запад, оставляя следы в мягкой обработанной почве, словно убегая от только-только просыпающегося утра. Восход застал их у подножия пологого холма, обогнув который передовой отряд резко припал к земле. Цель броска оказалась совсем близко: дракончик то ли напутал с расстоянием, то ли за прошедший день войско отмахало явно больше половины пути. Послали курьера в колонну, что шла позади.

Поселение аборигенов располагалось в полукилометре от авангарда.

Первые солнечные лучи светили покорителям в спины, что давало некоторое преимущество. Рассчитывая на него, Барди приказал построиться в атакующее каре и бегом достигнуть цели. Он верил, что войско успеет застать охрану врасплох.

Наступающих заметили в сотне шагов от внешней стены «города». Солнце слепило глаза вражеским часовым, но они сумели разглядеть молчаливое множество вооружённых незнакомцев и подняли крик. Морские пехотинцы Барди Бравого не захватили осадных лестниц, поэтому войско устремилось прямо по грунтовой дороге, ведущей к огромным крепостным воротам. Впереди вприпрыжку, видимо после удачной охоты, бежал дракон. Никто в тот момент не обратил внимания на мешки у него под глазами и странное подёргивание хвоста - очевидные симптомы употребления большого количества противопоказанной драконам растительной пищи.

Король остановил Буцефала перед деревянными воротами и посмотрел на Дзога:

– Эй, дракон, похоже, настал твой час! Не мог бы ты помочь нам открыть эту застенчивую дверку?

– Как ты её хочешь, приятель: в виде груды щепок или… - здесь дракон икнул,- или целенькую? Я могу снять с неё все петельки, сперва разогреть, а потом сжечь в своём бесконечном пламени, а если хочешь, мы раздвинем все её доски и просунем туда наши копья! Я могу покусать её для тебя, поцарапать и, если хочешь, отшлёпать!

– Да мне вообще-то всё равно. - Бывший рыцарь даже растерялся от таких интимных откровений. - Просто вышиби её на фиг!

– Ух ты! - почти восхитился его находчивости Дзог. - Твоя правда, нечего строить из себя недотрогу. Я просто вышибу её, и дело с концом!

Дракон отошёл назад, бурча что-то неразборчивое. Затем неожиданно для всех ринулся вперёд, словно не имел своего громадного веса. Топот его лап заставил стражей на стене сначала умолкнуть, а затем завопить ещё громче.

Дзог затормозил в сантиметре от ворот, уставился на них и вдруг… покраснел. Он застенчиво отвернулся и позвал робким голосом:

– Ба-арди! Что-то я её стесняюсь… Пойми, мы совсем не знакомы, помоги мне завязать разговор, пожа-алуйста!

– Дзог! Ты почему остановился? - заорал обалдевший Барди. - Посмотри на своих товарищей! Ты подвергаешь их смертельной опасности каждую секунду. Ты сбрендил?!

– Верное слово, друг, я сбрендил! Увидел её и окончательно сбрендил! Какая фактура, какой цвет, а эти петельки, накладочки из бронзы, эти дощечки, они сводят меня с ума!

– Я приказываю тебе немедленно завалить ворота!!! - закричал король. - Слышишь, это приказ, окончательный и бесповоротный. Снеси их на фиг! Или сожги, сожги своим бесконечным пламенем, пусть они горят в твоём огне! Господи, как я. устал с ним! Каждый день что-то новенькое…

– Мы хотим побыть одни! - объявил дракон (крики наверху сменились внимательной тишиной). - У нас серьёзные отношения, и лишние уши тут ни к чему. Барди, уйди, пожалуйста.

Барди вспомнил, почему Дрын отказался от гороха, и внутри у него всё упало. Точно, так и есть, простофиля Дзог плюнул на всё и набил брюхо злаками или бобовыми с соседнего поля или чем-то ещё растительного происхождения. Так, Дрын должен быть срочно здесь! Возможно, он воздействует на распоясавшегося отца.

Барди пришпорил коня и вернулся к недоумевающей армии.

– Дрына ко мне!

– Что, опять проблемы с папой? - отозвался дракончик.

– Никто не предложил ему вчера мяса, он съел что-то запретное, явно отравился,- объяснил король. - В общем, твой папа с утра оказался невменяем, и его надо срочно спасать. Лети к воротам, я за тобой!

– Крошка моя! - Дзог тяжело дышал, роя под воротами яму, словно собака. Его передние лапы мелькали одна за другой со скоростью заводного зайки-барабанщика.

– Папа, что ты делаешь?! - спросил дракончик, опускаясь перед злополучными воротами.

– Сынок! Я делаю нам новую нору, мы будем в ней жить. Давай присоединяйся. Потом я познакомлю тебя со своей очаровательной подругой. Земля комьями разлеталась в разные стороны.

– Ну помоги ему, что ли! - обратился подоспевший Барди к застывшему от удивления Дрыну. - Не пролом, так подкоп. Дзог, мы лёгких путей не ищем, чёрт тебя побери, правда?

Дзог не останавливался, копая, как взбесившийся крот исполинских размеров.

Барди опять поскакал к войску, где объявил, что для удобства штурма решено углубить вход. Свенсон удивлённо глянул на соратника, но тот жестом показал: «Не лезь, я знаю, так надо!» Спецназовец понял - кто-то из них, король или дракон, чудит не по-детски, и поспешил лично выяснить причину. Он пришпорил коня и через несколько секунд был в районе раскопок, с каждым мгновением набиравших обороты.

Ящер напевал один из старинных любовных ландрийских мотивов. Дрын сидел на земле в позе «ничего не могу поделать», уронив голову на лапы.

– Папа отравился, дядя Рок,- сказал он и покрутил когтем у виска. - Грубо нарушил диету.

– Ты вчера говорил об этом, я помню. И чего же он съел?

– Не знаю, должно быть, не меньше ста килограмм кукурузы, гороха или чего-то ещё. Интоксикация и бред начинаются от очень больших количеств. Съел бы он чуть меньше, отделался бы простым несварением или коликами, а тут, как видите, дело серьёзное. Он успокоится, только когда всё переварит…

– А когда он всё переварит?

– Учитывая, что это не мясо, довольно быстро.

– Насколько быстро?

– К вечеру всё должно быть в порядке.

– К вечеру! Дружок, к вечеру нас тут не просто обсмеют, нас нарекут самыми больными на голову завоевателями за всю их туземную историю, а твоего отца придётся списать со службы в связи с полной непригодностью. Его надо сейчас же привести в чувство!

Чокнутый копатель не дал им договорить. Он насколько мог нежно сорвал ворота с петель, обнял их и понёс в город, передвигаясь на задних лапах и не переставая бухтеть теперь уже голливудско-любовный репертуар…

– Ну хоть что-то полезное сделал! - воскликнул Рок и замахал войскам, давая сигнал о возможности наступления.

– В атаку!!! - проорал Барди.

Морпехи взревели и бросились вслед за королём и драконом.

Подкоп нарушил устойчивость стены, и, после того как армия вошла в город, столбы и балки не выдержали, повалились, сделав отступление невозможным. Враг, однако, уже был не в состоянии обороняться - со стен не полетели копья, стрелы или камни. В центре внимания оказался Дзог, вальсирующий в обнимку со своей добычей на широкой мощёной площади. При каждом новом обороте его хвост совершал свистящую дугу, под которую очень не хотелось попадать. Обе стороны быстро поняли, откуда исходит основная угроза для всех - от этого хвоста, лап и нескольких тонн неуправляемого, непредсказуемого драконьего тела. Псих, что скажешь… Лезть под удар - себе дороже!

То, что происходило дальше, напоминало не захват, а какую-то спортивную игру на выбывание. Дзог двигался по своей траектории, играя в «кто не спрятался, я не виноват», то есть своих и чужих не различая.

Все остальные - горожане, приезжие, армия Объединённого королевства - в недоумении наблюдали за чудовищем, тщательно отслеживали каждое его движение и, поскольку было тесно, все вместе, по возможности слаженно, перегруппировывались, перебегали, нагибались, перекатывались, подпрыгивали… В общем, если наблюдать со стороны, было даже забавно, играли все!

А Дзог вальсировал, вальсировал, вальсировал…

Танцы продолжались до вечера, тут дракончик оказался прав.

И вот наконец обессилевший нарушитель диеты рухнул наземь вместе с треклятыми воротами - надо полагать, без чувств. Пыль улеглась, и лишь с наступлением затишья солдаты короля смогли осмотреться и понять: всё это время в центральной каменной постройке их поджидал настоящий сюрприз - уже знакомые жестокие и безумно храбрые воины с раскрашенными лицами! Как только Дзог рухнул, они слаженно выскочили наружу и бросились к уставшим завоевателям.

Всматриваясь в приближающиеся мёртвые лица, Барди внутренне согласился со Свенсоном: это настоящие зомби. Но сегодня удача повернулась лицом к его воинам. С первых секунд превосходство завоевателей Америки в численности и вооружении стало очевидным. На площади противник был как на ладони и быстро оказался в окружении. Несколько мгновений отряд «мертвяков» частично был прикрыт спящим Дзогом, но вскоре дракон удачно перевернулся на другой бок, передавив, на фиг, половину краснолицых. В этом случае полное отсутствие у них страха сыграло на пользу Объединённому королевству. Зомби даже не пытались увернуться от дракона…

По площади кувыркались вцепившиеся друг в друга люди, кипело сражение, и только Дзог храпел как ни в чём не бывало. Аборигены сохраняли мёртвое спокойствие, их лица выражали лютую ненависть, застывшую, без оттенков и смены настроения. Было в них ещё что-то, что не сразу определишь. Их ничего не удивляло и не смущало. Часовые, встретившие армию Барди на подходе, издавали возгласы, перемещались, убегали, с интересом наблюдали за Дзогом. Эти - нет. Они, как части таинственного механизма, выжидали, когда будут созданы условия для нападения, дождались и напали.

Подоспевшие арбалетчики выстроились в каре и расстреляли врага почти в упор. Вход в самое высокое каменное здание был свободен. Правители города могли находиться только здесь…

Усталое, но радостное «ура!» готово было вырваться из сотен уст, как вдруг небо резко потемнело. Свинцовые тучи сгрудились над поселением, а прямо над каменной постройкой закружился молодой смерч.

Некоторые солдаты даже присели от испуга - все очень хорошо помнили кошмарный шторм в море. Барди опомнился первым, как и положено королю.

– Все в здание! - заорал он что есть сил.

– Всем быстро сюда! - взревел Рок, перекричав вой ветра. - Сотники, командуйте! Барди, я - к детям!

– А что будет с папой? - пропищал откуда-то Дрын. - Ему сюда не пролезть!

Бойцы молча ныряли в широкие дверные проемы. Дзог валялся в окружении летающего туда-сюда мусора и пыли. Лафеты с провизией и мулы тоже остались снаружи, заботиться о них было некому. Барди затолкал сопротивлявшегося Дрына в укрытие.

Свенсон осадил коня и подождал, пока войдут последние, и лишь после этого они на пару с королём поскакали галопом к чёрной пасти входа, где исчезали его солдаты.

Командиры успели влететь внутрь, копыта громко и гулко зацокали по мощённому булыжником полу. Кругом была темнота и вонь…

Вихрь волочил по площади тела погибших.

Барди откашлялся от пыли и огляделся. Все живые покорители находились в огромном зале, слабо освещенном из узких бойниц. Сейчас, учитывая перемену погоды, двигаться приходилось в основном на ощупь. Король с трудом разглядел в центре зала каменного истукана, точное подобие глиняных идолов, найденных вчера в брошенных палатках. Такой же грубый торс, выпученные глаза - вне всякого сомнения, какое-то очень важное божество. Звуки смерча проникали в храм, а в щели бойниц, как в губную гармошку, гудел ветер.

– У меня такое чувство, будто нас засунули внутрь работающего пылесоса,- пошутил Свенсон, но никто из стоявших рядом не улыбнулся. Сравнение казалось удачным, но, как понимаете, на самом деле внутри пылесоса, тем более включённого, обычно не до смеха.

Король указал Свенсону на замаскированную под постамент истукана крышку люка. Внутри люка могли скрываться безопасные помещения. Потоки воздуха доставали даже в стенах храма, буквально сбивали с ног.

Крышка подалась не сразу, но не устояла перед богатырской силой Свенсона. В глубь люка вела лестница, причём из подземелья просочился слабый свет.

– Быстрее туда! - велел Барди, удерживая сына за руку. - Заган, ты первый! Будь начеку, арбалет на изготовку! - И только затем впихнул Виктюка. Следом пошли Дрын, Горо, Накось, ещё несколько человек из командного состава, Рок ступил на лестницу последним, приказав оставшимся держаться наверху и следить за люком.

Через полсотню ступенек спуска появилась площадка, освещенная странными матовыми шарами, похожими на большие мыльные пузыри. От площадки разветвлялись два коридора.

– Непохоже на электричество,- сказал Свенсон, отдышавшись. - Ни тебе кабелей, ни переключателей…

– Сферы кажутся пустыми,- кивнул Барди. - И непонятно, как они присоединяются к стенам.

– Это овеществлённая магия,- спокойно объяснил Горо. Вид у него был, мягко говоря, потрёпанный, но всё-таки мужественный. Коленки не тряслись, слюна не капала. - Магические фигуры,- произнёс он со знанием дела. - Электричества не требуют, горят круглосуточно, могут изменяться как по форме, так и по размеру.

– Смотри-ка… И кто способен на такие чудеса? - спросил король. - Тот же типчик, что наслал на нас смерч?

– Как говорил великий Дзенга… - поучительным тоном начал маг, но ему не суждено было погрузиться в воспоминания: чёрная тень отделилась от угла и, хлопая крыльями, с карканьем устремилась в левый коридор. Горо аж взвизгнул: - Наблюдатель!

С лязгом вылетели мечи из ножен, но ворон был далеко.

– О горе нам! - зарыдал чародей, высмаркиваясь в грязную походную мантию.

– Идёмте за ним,- скрипнул зубами Свенсон. - Чую, этот чёрный клубочек скоро приведёт нас к хозяину.

– Посмотрим,- повёл плечом Барди, у которого от внезапного появления птицы противно засосало под ложечкой. - Бино и Заган идут со мной и господином Свенсоном. Всем остальным приказываю ждать здесь. Если не вернёмся, поднимайтесь наверх к войскам и разнесите тут всё по камушку!

– Будет исполнено, папа,- тихо пообещал Виктюк, сын Свенсона и Дрын кивнули. Горо облегчённо вздохнул: его тоже не взяли…

По стенам коридора сочилась влага, питая нечто вроде толстого слоя сизой плесени. Преодолевая отвращение, четверо смельчаков осторожно передвигались вперёд, замирая перед каждым поворотом, пока не упёрлись в солидную, неизвестно почему не сгнившую деревянную дверь. Бывший командир «Гаммы» толкнул замок эфесом меча, дверь распахнулась, гигант тут же ринулся внутрь, но так и рухнул на пол, сделав пару шагов. Барди, замыкавший шествие, увидел в глубине открывшегося перед глазами помещения блестящую пирамидку. Она слегка рассеивала полумрак. Возле этой мерцающей штуки виднелась чья-то фигура. К незнакомцу устремились Бино и Заган, перепрыгивая через лежащего ничком Свенсона. Король заметил, что к столику с пирамидкой ведёт узкая ковровая дорожка… Отважные генералы тоже рухнули.

Барди понял только одно - надо завладеть пирамидкой, иначе им конец.

Размышлять не было времени, бывший рыцарь резко пригнулся и с силой потянул ковер на себя, опрокидывая столик. Пирамидка упала на пол, и король прыгнул за ней, как пантера, стремясь опередить хозяина подземелья.

Барди обошёл соперника на волосок. Вцепившись левой рукой в добычу, меж тем в правой он удерживал меч, остриё которого незамедлительно продемонстрировал незнакомцу. Тот замер. Барди осторожно поднялся, не переставая угрожать клинком. Не глядя сунул пирамидку в карман куртки и с удвоенным любопытством впился глазами в своего подземного врага…

Внешне это была какая-то ошибка природы - не просто урод, а мерзкий урод! Низенькое существо, вероятно мужчина, едва похожее на человека, с выпученными, как у лягушки, глазами и редкой рыжей растительностью на голове. Барди брезгливо разглядывал вздутый живот и кривые короткие ноги. То есть явный колдун самого злобного вида…

Король на секунду задумался: что с ним делать - зарубить сразу или попробовать допросить? На каком языке?

– Ладно, сдаюсь! - неожиданно проквакал урод по-ландрийски. Казалось, разговаривает цирковая жаба. - Пока что твоя взяла.

– Почему «пока»? - осведомился король, касаясь остриём клинка булькающего горла наглеца. - Любое «пока» можно исправить на «навсегда»!

– Нет, ты этого не сделаешь,- заявил коротышка. - Тогда ты ничего не узнаешь,а у меня есть любопытные сведения… Поговорим?

– Что с моими людьми?! - грозно бросил король. - Ты убил их?!

– Нет, я не успел. - По лицу урода разлилась тошнотворная гримаса. - Они скоро придут в норму. Верни мне преобразователь, пожалуйста…

– Ну ты и жаба! - усмехнулся Барди, пытаясь увидеть краем глаза, не встаёт ли Рок.

– А что такого? - нагло квакнули в ответ.

– Почему мы говорим на одном языке?

– Это не проблема, с преобразователем нам доступен любой язык, даже брань улиток.

– Вам? Кто вы такие? Откуда? Что вам надо от местных жителей?

– Ты разговариваешь с алкнафтом, человек.

– Тьфу! - сплюнул в сторону Барди и опустил меч.

– Мы - потомки могучих алколоидов, когда-то могучих,- вздохнуло существо. - Мы пережили генетические войны, которые и доконали нас, сделав тем, что ты видишь. Острову, на котором мы жили, угрожало падение астероида, и мы переместились в другой мир, чтобы жить дальше.

– Всем островом, что ли? - усмехнулся Барди, ему не очень-то верилось.

– Да! Если бы остров в момент падения небесного тела оставался на своём месте, Землю разнесло бы на куски. А так астероид угодил в морскую пучину и через какое-то время вонзился в дно. Там образовалась глубочайшая впадина.

– И где теперь ваш уютный островок?

Лупоглазый умолк и обречённо подставил горло. Называть свой адрес он явно не собирался. Наверное, мама запретила.

– Короче, вы припёрлись сюда исключительно в туристических целях, так?

Урод подумал и заговорил снова:

– В научных целях. Здесь, на базе умственно неполноценного местного населения, удобно проводить генетические эксперименты, тела у них в основном здоровые.

– Зачем вам тела?

– Посмотри на меня, ответ очевиден. С их помощью мы вернем чистоту собственной расы.

– Ух ты, ну-ну… Круто.

– Чистая и здоровая раса - это очень важно! - вспылил коротышка.

– Верю. Слушай, я тоже хочу провести эксперимент, знаешь какой?

– Нет, но имей в виду, мы нашли этот мир первыми!

– Да послушай сначала. Сперва я разбужу вон тех ребят и позволю им набить твою физиономию. Кулаки у них крепкие. Потом мы выберемся на городскую площадь и разбудим моего самого большого друга. Он умеет изрыгать пламя и очень голоден. Он аккуратно опалит все волосы на твоём теле, а тем временем мои солдаты разложат костёр. Когда дрова прогорят, мы порубим тебя на куски и поджарим на углях. Интересно, придёшься ли ты по вкусу Дзогу? Как тебе такая идейка? Понравилась?

– Не понравилась,- горестно вздохнул уродец,- очень жестоко.

– Пожалуй, ты прав, ещё неизвестно, как он отреагирует на генетически модифицированный продукт. Ну хорошо, вы хотите стать снова стройными и красивыми. Но почему бы вам не взять анализы у одного-двух туземцев и оставить их народ в покое? Я, в отличие от вас, приехал сюда, чтобы предложить им цивилизацию и культурную автономию, но вы… Что собираетесь делать вы?

– Поиск качественного генного материала требует отбора миллионов индивидов в кандидат-доноры, а последующая имплантация - дело весьма деликатное. Подопытные особи в ходе подготовки должны быть покладистыми. Понятно, часть популяции несёт охранные функции, оберегая потенциальных доноров, да и нас тоже… От таких, как вы! Мы допустили ошибку, недооценив ваш интеллект, в результате чего сгубили многообещающий генетический материал. Знай, на что вы горазды, мы бы заказали куда более мощный излучатель (в лабораториях Плацпомойпацана), и тогда бы весь ваш флот утопился добровольно.

– Мою армию просто так не загипнотизируешь, братец! - процедил сквозь зубы Барди, желание рубануть сплеча достигло в нём неимоверных размеров.

– Ты заблуждаешься, человек,- ехидно заявил урод,- сила подчинения - это всего лишь дело настроек. Ладно, не столь важно. Скажи лучше, незваный гость, откуда прибыл на эту планету ты сам и твои рабы?

Король оперся на меч как на трость.

– Ты что-то намекал на то, чтобы договориться,- небрежно сказал он, игнорируя последний вопрос алкнафта. - О чём договариваться будем?

– Ну условия простые: ты отдаёшь преобразователь, я отпускаю вас всех с миром и гарантирую безопасное возвращение на корабли. Обещаю, мы не будем вами заниматься. Мы и так чрезвычайно заняты, а как генетический материал ваша популяция недостаточно чиста…

– Чёрт, выгодная сделка. - Барди постарался не произносить слова насмешливо. - Но прежде чем приступить к исполнению договорённости, мне надо получить некоторую информацию… Что ты сделал с нашим порохом? Мой соратник Горо убеждён, что это магия.

– Что такое «магия»? - живо заинтересовался коротышка.

– Заклинания, тайные слова, создание с их помощью предметов, явлений природы. Вот порох был сухим, легковоспламеняемым веществом, а стал жирным и бесполезным грузом. Мы решили, что это магия. Как вы это делаете?

– А! Так и надо было говорить, это ж обычная трансформация-материализация информационных структур. Вы тоже владеете соответствующими представлениями? Интересно. Ваш метод базируется на лексической матрице - примитивизм, который объясняет заблуждение, что материализуются «несуществующие» вещи. Во Вселенной всё существует, само её естество предлагает бесконечные варианты бытия, пусть даже в чисто информационном виде. В действительности что ваша магия, что наша более совершенная система сводятся к перемещению того, что требуется, с места-времени, где оно существует, туда, в то место-время, куда указал пользователь. Нужно только знать технику реализации…

– Силой мысли? - хитро прищурился Барди.

– Конечно! Но легче с помощью…

- …преобразователя - твоей драгоценной пирамидки. Что у неё внутри? Микрочипы?

Алкнафт нахмурился:

– Не понимаю, о чём ты толкуешь… В каждой подобной пространственной форме помещается особая конфигурация упорядоченных кристаллов…

– Продолжай, а то проведу обещанный эксперимент немедленно!

– Тебе не положено знать, человек, не положено, ой! - Это Барди коснулся остриём меча шеи, покрывшейся потом и мурашками. - Оболочка золотая, эй, не переусердствуй, тебе всё равно интеллекта не хватит, чтобы понять его устройство…

– Зато хватит сил распороть твоё брюхо! - не выдержал Барди. - Слушай теперь МОИ условия! Убери смерч, восстанови порох в нашем оружии, и тогда я, может быть, дам тебе шанс остаться в живых, чтобы ты сообщил своим сородичам мои слова. Запоминай: «Алкнафты, потомки алколоидов, вы встретились с Барди Бравым, королём Объединённого королевства, а он никогда не отступает. Вы пришли на чужую территорию, и вам здесь не рады. Теперь я знаю, как достать вас, ребята, в вашем носороговом Плацпомойпацане! Убирайтесь вон из МОЕЙ Америки!» Я закончил.

– Записано,- спокойно ответил лупоглазый. - Пирамидку не отдашь?

– Фиг тебе на рыло!

– Если это всё, то я, пожалуй, пойду.

– Твоя жизнь на конце этого куска железа! - грозно ухмыльнулся Барди. - Чуть дёрнешься - и привет-пока!

Послышался странный звук, будто за одно мгновение спустили надувную лодку, и урод исчез, просто взял и растворился в воздухе перед самым носом ландрийского героя.

Барди со злости швырнул меч в ножны и направился к обездвиженным телам своих соратников. И генералы и Свенсон дышали, король осторожно похлопал по щекам бывшего спецназовца. Свенсон открыл глаза, по его лицу было видно, он не сразу понял, где находится.

– Барди, все живы? - Великан поначалу с трудом раскрывал рот, но уже пытался встать на ноги. Король помог ему. - Этот тип, похожий на… даже не знаю на что, где он?

– Растворился,- уныло ответил король,- как сублимированный кофе из Аргентины.

– Магия, чтоб ей пусто было,- сплюнул Свенсон и потянулся проверить Бино и Загана.

– Не совсем магия,- оживился король и повертел перед носом великана позолоченной пирамидкой. - Эта штука легко бы сошла за обычный сувенир из Египта, правда?

– Ага. Всё дело в ней?

– В ней, и не только. Слушай…

И Барди подробно пересказал другу весь свой разговор с алкнафтом.

Выслушав его, Свенсон призадумался.

– И что выходит? - подвёл он итог. - Противник у нас, Барди, не подарок. Алкнафты появляются, где им вздумается, пирамидок у них небось вагон и маленькая тележка. То, что у тебя остался один преобразователь, мне нравится, но вдруг они смогут управлять им на расстоянии?

– Не подумал об этом.

– Барди, ты опять рискуешь жизнью, и не только своей!

– Я прикажу Горо разобраться с этой вещицей. Говорят, у него в учениках какой-то гений из Небольшого университета. Вот пусть и занимается, изучает… Не смотри на меня так, словно ты продюсер Мандельштейн, а я прошу у тебя отпуск… Рок, пойми, мы рискуем в любом случае, и, если мы ещё живы, значит, всё не так плохо! Этот тип полчаса как исчез.

– Ну и что?

– Наверняка сейчас половина Плацпомойпацана квакает о моих угрозах, но, как видишь, пирамидка молчит.

Дружно выругавшись, встали Бино и Заган. Их в детали не посвятили, просто сказали, что да, был тут один пришелец, хитрый и с телепатией, но удрал, подлец. Пирамидку решили непоказывать, а то ещё и эти нервничать начнут.

– Я доберусь до тебя, мелкая свинья! - поклялся Бино.

– Зарежу поганца! - обещал Заган, озираясь по сторонам.

– И я того же мнения, господа генералы,- вежливо поддержал их король. - Тоннель привёл в тупик. Пора возвращаться.

Барди выходил из осиротевшего помещения последним. Напоследок он сунул свой нос везде, где только можно, прихватил несколько мелких предметов неизвестного назначения и поспешил выйти в коридор.

Виктюк и Рельс зевали от скуки, Дрын грыз когти, беспокоясь о папе, а Горо… сидел с Кляпом во рту: его шумерские откровения достали всех.

– Что наверху? - спросил король. - Новости есть?

Свенсон поднялся по лестнице и осторожно поднял крышку люка.

16

В огромном зале оживлённо разговаривали солдаты, буря, судя по всему, прошла. На первый взгляд обстановка была спокойной. Барди со своим небольшим отрядом выбрался наружу, к подножию идола.

Дрын, не теряя времени и не спросив разрешения, помчался к выходу из здания. Его не удерживали. Барди сам оседлал Буцефала и понёсся вслед за Дрыном. Судьба старого дракона с отклонениями волновала всех…

Площадь превратилась в свалку, половина внешней стены была разрушена, часовые и местные жители попрятались… Печальное зрелище! Тут Барди услышал за спиной знакомую тяжёлую поступь, повернулся и поймал взглядом оскал драконьей пасти. Глазищи Дзога смотрели печально и… кажется, виновато, хотя рыцарь мог ошибаться в интерпретациях эмоций огнедышащей зверюги. Счастливый Дрын сидел на шее отца и болтал задними лапами.

– Помнишь, Барди, когда-то,- начал дракон, словно они прервали беседу минуту назад,- когда-то давным-давно в маленькой дождливой Ландирии жил нищий рыцарь… Он ездил на худющей больной лошадке и называл мечом старую ржавую мухобойку… - ящер вздохнул, будто это последний вдох в его жизни,- и этот вечно голодный молодой человек решил жениться…

– Конечно, помню, Дзог! Слушай, я так рад тебя видеть!

– Не перебивай, пожалуйста! Дрын, где его учили хорошим манерам? Ну так вот… И один очень, ну просто чрезвычайно и беспредельно мудрый маг склонил нашего невинного юношу на убийство - убийство никому не нужного, холостого на всю голову дракона…

– Дзог! Кто старое помянет…

Ведро слезы капнуло из левого глаза, ведро из правого. Дзог ещё раз протяжно вздохнул, лёг на живот, положил морду на землю, прямо перед королём, и с минуту укоряюще смотрел ему в глаза, не проронив ни слова. Барди был в замешательстве, пытаясь понять, чего дракону надо. Но, вдоволь навздыхавшись, ящер снова заговорил, и всё сразу стало ясно:

– Барт, есть что-нибудь пожрать?

– Фу-у, ну слава богу, от сердца отлегло! - обрадовался рыцарь. - А я уж подумал, что больше не увижу нормального тебя как минимум до рассвета.

– Знаешь, Барт,- зубастый попрошайка перешёл на шёпот,- вчера ночью я уснул в кукурузном поле, а проснулся среди этих развалин и, хоть убей, не помню, как меня сюда занесло!

– Знаешь, Дзог,- Барди по-дружески потёр огромную драконью ноздрю, испачкав ладонь в саже,- ты посиди тут спокойно. Сперва посмотрим, что это за город, познакомимся с жителями и настоятельно попросим их накормить тебя как следует. Мясом, разумеется!

– Всегда со мной так говори,- мурлыкнул дракон. - Барди, я уже сижу!

И он сел, едва не виляя хвостом, как послушный пёс.

Первым делом король приказал выяснить потери. Доклады приятно удивили его: ущерб от смерча оказался менее чувствительным, чем он предполагал. Тяжёлые лафеты спасли большинство мулов от гибели. Вихрь здорово напугал бедных животных, но силы тяги не хватило для поднятия повозок в воздух. Пара лафетов опрокинулась набок, да парочку лошадей покалечило рухнувшими столбами. Дзог этому факту весьма обрадовался и приятно скоротал вечерок, набивая брюхо нормальной, нерастительной, пищей.

Барди вернулся в храм и там призвал командиров собраться возле истукана.

– Кто отвечает за состояние лафетов и вооружения? - громко спросил он, не дожидаясь, пока все соберутся.

– Я, ваше величество! - шагнул вперёд крепкий верзила.

– Слесарь-механик?

– Да, ваше величество.

– Кувалда поувесистее есть?

– Есть, ваше величество, увесистее не сыскать.

– Перестань величествовать, а бери кувалду в руки, и чтобы от этой страхолюдины,- Барди указал на истукана,- ничего не осталось! Не справишься один, возьми помощников.

– Будет сделано, ваше величество! - отдал честь верзила и отправился за своим орудием труда.

Король махнул свите:

– Ночевать будем здесь, никто не возражает?

Возражений не последовало, ведь место было проверенное и очищенное от врага.

Затем король приказал генералам и старшим офицерам проанализировать ход обоих сражений - берегового и с участием сумасшедшего дракона - и составить списки претендентов на вознаграждение. По прибытии домой в Сюдасказал Барди планировал созвать лучших художников и мастеров чеканного дела и заказать им красивую памятную медаль, которая станет наградой всем тем, кто проявил отвагу и смекалку в покорении Америки, верность флагу и флоту. Списки появились довольно быстро. В одном из них чья-то торопливая рука вывела размашисто «Дзог».

– Дзог? Вы уверены? - вслух засомневался Барди. - По-моему, Дрын отличился куда больше, и вы правильно сделали, что поставили его имя в самом начале. Что же касается Дзога, то, знаете ли…

– Дело вот в чём, мой король,- взялся объяснять один из офицеров. - Оценивая бойца, мы прежде всего учитываем количество убитых им врагов и творческий подход к своей работе. Так вот, господин дракон…

– Такого натворил! - понимающе поддержал Барди и захохотал. Все вокруг тоже захохотали. Не поддержать юмор правителя - дурной тон… -…господин дракон усыпил бдительность врага, проявив незаурядные актёрские способности, открыл нам вход в город, а в дальнейшем, когда враг полагал, что дракон находится в обмороке, одним поворотом туловища обезвредил свыше двенадцати десятков единиц противника.

– Ну да, как в сказке,- улыбнулся король. - Семерых одним ударом! Ладно, наградим. К сожалению (или к счастью), он ничего не помнит.

Поселение, которое с большой натяжкой можно было величать городом, к вечеру вид имело совсем заброшенный и неприглядный. Посудите сами - электричества нет, общественный транспорт отсутствует, общественный туалет и тот раскидало в разные стороны…

В западной части площади выделялось двухэтажное каменное строение примечательной архитектуры и даже с лепниной. Особняк местного вождя - король сразу это понял и, утвердив перечень награждаемых, направился в сторону здания.

Соратники на полпути догнали главнокомандующего и коротко объяснили ему, что вот так, в одиночку и без предварительного выяснения обстановки, лучше по чужой территории не передвигаться. Зомби вроде бы истреблены, но кто знает, что думает обо всём этом здешний правитель? И кто осмелится утверждать, что его точно не было среди загипнотизированных?

Свенсон первым осадил коня у входа в особняк, спешился и рукояткой пистолета постучал в дверной косяк. Изнутри донёсся лёгкий шум, но никто не открыл. Русоволосый гигант убрал бесполезное оружие, вытащил из ножен меч и с места пнул дверь ногой, словно ломовая лошадь копытом. Сквозь треск ломающихся досок послышались сдавленные визги.

Свенсон дал знак, и его голливудские парни из спецподразделения заполнили холл. Опыт освобождения зданий от засевших террористов у них был…

Ближайшие две комнаты справа и слева, без дверей, с входными сводчатыми проемами, никуда не вели, это были кухни с чуланчиками - овальные печи в углах, по стенам деревянные полки с глиняной посудой, пучки и связки каких-то корешков, стебельков и листьев, наверное приправ. Посредине в обоих помещениях стояли узкие прямоугольные столы, за которыми прятались женщины-стряпухи - толстые, бесформенные, с сальными волосами, заплетёнными в косички. Сопротивления предметами кухонной утвари они не оказали.

Группа продолжила осмотр. В следующих комнатах находились столовая и большие чуланы для хранения продуктов. Хозяин особняка, несомненно, имел высокое положение в обществе, принимал гостей и держал прислугу. Так или иначе на первом этаже не обнаружилось ничего интересного, и Барди поднялся по лестнице вслед за Свенсоном.

И опять нигде не было дверей. Правда, на втором этаже сводчатые проемы были завешены не грубыми циновками или рогожей, как внизу, а искусно расшитыми шерстяными занавесями. Подчиняясь предостерегающему жесту Свенсона, король остриём меча раздвинул первый полог с орнаментами и заглянул в помещение, скупо освещаемое из маленьких оконцев. Не заметив ничего опасного, он смело шагнул в полутёмную комнату…

Шелест. Вздох. В комнате находился кто-то ещё. Враг?

Король замер, готовый к бою.

Женская фигура поднялась с низенькой широкой лежанки в углу и бесстрашно пошла прямо на него. Свет от ближайшей дыры-оконца упал аборигенке на лицо, и рыцарь вздрогнул, словно от удара плетью.

Эта была точно не стряпухой, а, скорее всего, хозяйкой…

Барди онемел - перед ним стояло воплощение совершенства и красоты всех дочерей Евы!

Лицо этой женщины отличалось невиданной даже в Голливуде экзотикой. Черты незнакомки не имели ничего общего ни с навязчивой смазливостью Розамунды, ни с благородными мягкими чертами королевы Хельги Прекрасной. Если можно было вообще с кем-то её сравнить, так, наверное, с хищником из семейства кошачьих. О этот чарующий взгляд чёрных глаз, окаймлённых пышными ресницами! Создавалось ощущение, будто вас выпивают одним только этим взглядом. Губы слегка трепетали, ох эти губы! Сочные, алые и, наверное, такие сладкие…

Барди был готов рвать на себе кольчугу!

А эти изящные скулы, матовая кожа, тонкие брови с пленительным изгибом, а нос, нос вообще идеал… И это только лицо! А стан под тонким платьем, стан…

Король едва не взвыл и чуть не выронил меч!

О, не пожелать такого стройного и гибкого тела жадно и неистово - просто грех!

Чёрт возьми!

Чёрт возьми!!

Чёрт возьми!!

Барди оглох от проснувшегося зова плоти, но, к удивлению своему, понял, что как будто и стоящая перед ним дева испытывает некоторые желания…

– Вот именно от таких баб у нашего брата сползает крыша,- хрипло и с трудом сказал кто-то рядом,- а потом летает, летает себе…

Барди опомнился: он ведь здесь не один, поднимались они вместе со Свенсоном. А тут ещё, как назло, кто-то из его бойцов пожаловал.

– Сюрпризы сыплются один за другим,- более-менее взяв себя в руки, но не двигаясь с места, выдохнул Барди. - Ворон, торнадо, зомби, порох, алкнафт, а теперь вот эта красавица. Что дальше, Рок?

Женщина вслушивалась в незнакомую ей речь без тени страха.

– Дальше бы хотелось побольше сюрпризов вроде неё,- отозвался Свенсон, махнув на хозяйку. - Нас всё-таки много, целая армия!

Чужеземка растолковала жест Свенсона как вопрос, подняла ладошку, прижала её к груди (у короля и спецназовца дух перехватило) и произнесла, вернее, пропела - чисто, звонко и невероятно нежно:

– Малона.

Знакомится, догадались все.

– Бы… Бы… Быарди,- выдавил король и неуклюже стукнул себя кулаком чуть ниже горла. - Рок,- кивнул в сторону друга-громилы.

– Быбыбыарди…- повторила она и перевела свой взгляд на Свенсона.

Король покраснел и повторил, уже отчетливо и не заикаясь:

– Барди. Бар-ди.

– Барди, Рок,- сказало прелестное и фатально чарующее существо, а затем её губы торопливо стали что-то объяснять. Мелодичность языка поражала, словно это говорил не человек, а пела райская птица.

– Непонятно чё говорит, но слушать можно долго,- пробормотал Свенсон. - Даже если она кроет нас почём зря, я всё равно балдею…

Пока король раздумывал, как поступить, Малона внезапно взяла его за руку и повела за собой в соседнюю комнату. Пол здесь устилали ковры с орнаментом, а на ложе в углу, на куче подушек, лежал старик, причём даже лёжа он сохранял гордую осанку. Вождь - скорее всего, это было так - едва приподнялся в приветствии, видимо по причине болезни или преклонного возраста.

Молодая женщина торопливо что-то сказала, старик подумал и кивнул. Красотка крепче сжала ладонь Барди и потащила короля дальше. Они очутились в очередном помещении, гораздо более пышно убранном, чем предыдущие. Коврами тут не только был застлан пол, но и увешаны стены, а потолок украшала резьба по дереву. И опять в углу располагалось низкое ложе с разбросанными по нему цветастыми подушками. Напротив стоял столик на коротких ножках, заставленный глиняной посудой с глазурью (в большинстве своём это были миниатюрные горшочки, и только один сосуд покрупнее - кувшин с водой, должно быть).

Та, что звалась Малоной, остановилась посередине светлицы, сделала круговой жест рукой, после чего указала на короля, а затем и на лежанку. Послание было несколько двусмысленным, но понималось как приглашение стать гостем этого дома. Девушка выдержала небольшую паузу, во время которой в голове короля пронеслись не совсем целомудренные мысли, и вдруг снова увлекла его за собой. Они вернулись в первую комнату, там Малона взяла за руку Свенсона и отвела его в другую роскошную комнату, повторив приглашение.

– Похоже,- прокашлялся бывший рыцарь, когда Малона привела Рока обратно,- семья вождя желает, чтобы мы заночевали у них в доме.

– Ловушка? - отреагировал приятель. - Ты уверен, что они не связаны с алкнафтом?

– Едва ли, - сказал Барди, искренне надеясь на свою правоту, а краем глаза пробегаясь по стройной фигуре хозяйки. - Скорее обычное гостеприимство. Во всяком случае, здесь удобнее, чем в храме…

– А дети? Горо?

– Приведём их сюда,- пожал плечами король,- комнат у вождя много, и для детей найдём место… Распоряжусь позвать их… Эй, солдат! - Король выглянул за дверной проём и отдал нужные приказы. Обернувшись, он увидел, как Свенсон продолжает стоять истуканом, а девушка щебечет ему что-то своим ангельским голоском, от которого спецназовец тупел прямо на глазах.

Барди ревниво пихнул друга локтем под ребро. Свенсон будто на миг очухался.

– Ещё пару минут в компании этой женщины,- признался он,- и я за себя не отвечаю, несмотря на мою северную кровь и женатое состояние. Она меня прямо охмуряет, Барди! Вот что, займёмся лучше осмотром всего дома, а потом перенесём и вещи…

– Нет,- сказал Барди, терять прелестницу из виду ему не хотелось. - Подождём детей и мага, а пока…

– А пока? - повторил не своим голосом Свенсон.

– Займёмся языком!

Свенсон уставился на Барди, потом на Малону, потом снова на Барди и выдавил:

– Ш-шеф, тебе виднее.

Король обернулся к девушке.

– Комната,- обвёл он рукой помещение, наблюдая за своей… теперь уже ученицей.

– Комната,- послушно повторила она.

– Умница, сразу догадалась, что к чему,- похвалил король. Так она до многого дойдёт… Тьфу! - Столик,- поспешил он продолжить и переключил её внимание на мебель.

– Сто-лик,- откликнулась Малона. Слово прозвучало из её уст пленительно.

Свенсон внезапно расхохотался.

– Чего ржёшь? - зашипел на него Барди. - Надо же контакт устанавливать!

– Не теряй времени, Барт, устанавливай! Вот комната, столик, покажи ей на постель, и приступайте!

Неловкую ситуацию прервали чьи-то шаги. По лестнице поднималось сразу несколько человек. Барди вздохнул с облегчением. Первым в комнату ввалился старый Горо, едва не сорвав занавесь, а за стариком показались Виктюк и Рельс.

– Зачем звал? - с порога забрюзжал колдун и умолк, заметив основную примечательность особняка.

Маг на удивление быстро опомнился.

– Кто она? - довольно хладнокровно осведомился он, строя из себя важную шишку и пряча под мантию грязные носы старых сапог.

– Знакомься - наша хозяйка,- представил Барди. - Благодаря её гостеприимству ты уже не будешь студить бока на каменном полу, укрывшись солдатским плащом, а отдохнёшь в настоящей постели. Малона, его зовут Горо, Го-ро, он волшебник на пенсии, хороший, добрый волшебник.

– С плохим характером,- шепнул Свенсон.

– Го-ро,- улыбнулась туземка.

– Малона, а это Виктюк и Рельс, наши со Свенсоном сыновья. Смотри, они все устали, хотят спать. - Барди подложил ладонь под щёку и закрыл глаза, склонив голову набок.

Девушка кивнула, улыбнулась, взяла Виктюка за локоть (парень покраснел) и поманила остальных, чтобы показать им комнаты для ночлега.

– Вот и устроились,- заключил Барди. - Пока она общается с детьми, надо осмотреть другие дома.

– Дельная мысль,- согласился Свенсон, и они оба даже с некоторым облегчением вышли на улицу. Каждый сделал один и тот же вывод: красота - убойная сила.

Соседние постройки не принесли ничего неожиданного. Убогое убранство, простая утварь, а если где и жили люди побогаче, так с особняком вождя всё равно не сравнить. Обитатели домов прятались, не скрывая своего страха, но некоторые поглядывали исподлобья, враждебно. Солдаты нигде не обнаружили оружия, однако и на особое гостеприимство тоже не нарвались. Да, в сущности, кто любит завоевателей?

– Все они пособники алкнафтов,- подвёл итог Свенсон. - Глазами нам глотки так и грызли, видел?

– Да, точно, но эти люди не выбирали себе вождя среди алкнафтов. Пришельцы сами выбрали их для опытов. Скорее всего, каждая семья отдала хотя бы одного мужчину в зомби, а мы их убили. Выходит, не алкнафты, а мы с тобой унесли на тот свет их близких. Благодарить нас пока не за что…

– Надеюсь, наша новая хозяйка так не считает.

– Я ей всё объясню,- пообещал Барди и повернул Буцефала в сторону бедных построек поселения.

Эти жилища поражали редким убожеством, не виданным даже в прежние времена на родине завоевателей, до создания Объединённого королевства. Сложены они были из высохших на солнце глиняных кирпичей и покрыты сверху сухими растениями. Король заподозрил, что здесь обитают именно те крестьяне, которые изо дня в день трудятся на окрестных полях. Нищета, полное отсутствие гигиены, смрад, тряпьё вместо одежды, сгорбленные фигуры, выражающие покорство… Барди не мог долго смотреть на них. Да уж, в этих лачугах холодильники появятся не скоро, а о кредитных карточках не узнают даже жрецы…

Властитель Объединённого королевства возложил проверку оставшихся районов на генералов, а сам решил побродить среди солдат, давно усвоив простую истину, что личный пример предводителя вдохновляет армию, благоприятно отражается на дисциплине и боеспособности.

Через пару часов оставалось прочесать около четверти всех построек, но, с другой стороны, нигде не было и намёка на опасность, поэтому король решил, что дальнейшие проверки не имеют смысла. Трубачи возвестили отбой, и отряды спецподразделений потянулись к площади. У храма сменились часовые, потянуло дымом костров, развернулась солдатская кухня. Барди изнывал от желания поскорее вернуться в дом вождя, но взял себя в руки и прошёлся от десятка к десятку, от сотни к сотне, придирчиво оглядывая обмундирование, амуницию, спальные принадлежности… Всё содержалось в порядке. Бывший рыцарь и бывший спецназовец оставили своих скакунов на попечение заботливых конюхов из обоза, отдали последние распоряжения, закинули вещмешки за спину и пешком отправились к Малоне.

Красавица чужеземка превзошла себя, встретив гостей обильной трапезой из овощей, фруктов и жареных индеек. Горо и дети уже уплетали за обе щеки, никого не дожидаясь - день был долгим и напряжённым, в такие дни не до церемоний. Прибывшие, тоже особо не чинясь, набросились на еду. Лишь присутствие Малоны удерживало их в рамках неких приличий, которые редко соблюдаются во время боевых походов. Обгладывая крылышки индейки, король тайком поглядывал на эту удивительную женщину. Она сидела во главе стола и дирижировала прислугой. По знаку своей хозяйки толстые стряпухи в один момент принесли слабые спиртные напитки, приятные на вкус и ощутимо бьющие в голову с каждым новым глотком.

Покончив с едой, подростки попытались разговориться с Малоной. Горо продолжал набивать брюхо, пыхтя и мучаясь, вероятно, его старый желудок казался мозгу недостаточно полным. Барди и Рок, накидав перед собой две приличные кучи костей, стали чаще тянуться к напиткам, не переставая пробовать разные вкусности.

– Нравилось? - внезапно прощебетала Малона по-ландрийски.

Король онемел, не веря своим ушам. Виктюк и Рельс хихикали.

– Виктюк и Рельс учили со мной,- ответила девушка. - Я понимать.

– Да, конечно… Очень понравилось! - Барди чуть не подавился. - Спасибо! Большое спасибо! Как быстро Малона поняла наш язык! Невероятно!

– У неё отменная память, отец,- вмешался Виктюк. - Пока вы отсутствовали, она запомнила не меньше сотни фраз. Малона исключительно приятная и умная… женщина.

– И красивая,- с благоговением добавил Рельс.

Король торопливо поднял кувшин, прикрывая вспыхнувшее от смущения лицо.

– Так, ребята, поели - и баиньки! - сказал Рок. - Где Накось и Дрын?

– Я отправил ученика в комнату, магию изучать, он у меня быстро питается, не то что мы,- вынырнул из миски Горо. - Добавки бы…

– А Дрын?

– А что Дрын! - Пенсионер вылил в себя половину литровой кружки с душистой настойкой. - Дрын, знаете ли, дракон, существо крайне пожароопасное. Я велел ему ночевать в храме, там, между прочим, тоже люди, и-ик! Вот!

– Не следует испытывать нервы хозяев,- согласился король. - Дрын как-никак дракон, здесь Горо прав.

– Но он привык спать в постели,- заступился за друга королевский сын.

– Ну, знаешь ли, перебьётся! - прекратил спор Барди. - Ступайте, спокойных вам снов… Горо, ты не лопнешь, старина? В твоём возрасте опасно налегать на жирную пищу и спиртное. Как там насчёт жиденьких супчиков, помнишь?

– Вот чего не люблю, так это когда мне куски считают! Я же твоим кружкам перепись не веду? Нет! И меня оставь… пожалуйста,- мрачно ответил маг. - Никто во всём лагере не скажет мне, когда снова посчастливится так хорошо посидеть…

– Ты книгу свою колдовскую принёс? - спросил Барди.

– Там, в комнате, Накось её изучает.

– Сейчас эксперимент ставить будем, иди за книгой, и ученик пусть тоже придёт.

Горо с большим усилием оторвался от трапезы и заковылял в заданном направлении.

Король вынул из кармана алкнафтский преобразователь. Малона вскрикнула и побледнела.

– Плохая, плохая, плохая! - воскликнула она, не отрывая глаз от пирамидки.

– Успокойся, пожалуйста, - мягко сказал ей Барди. - Я знаю, что делаю.

– Барди, ты давай поосторожней со своим прибором,- забеспокоился Свенсон,- она зря волноваться не будет.

Тут появился Горо с книгой и зачуханный Накось.

– Что это? - сразу же вопросил колдун, тыча пальцем в пирамидку.

– Прибор,- сдержанно объяснил Барди. - По-моему, он усиливает магию. Надо проверить.

– Какое заклинание подобрать? - бодро вызвался ученик.

– Дай-ка я сам,- деловито пробубнил «учитель», отодвинул посуду и положил книгу на стол. - Щас подберу какое-нибудь безобидное за-клинаньице…

– Да-да, и, пожалуйста, без эксцессов,- погрозил пальцем король,- в Голливуд, на Чукотку и в прочие дальние дали попрошу никого не засылать.

Старик демонстративно игнорировал все наезды и молча бегал взглядом по страницам.

Свенсон фыркнул:

– Пора бы и наизусть выучить, как ты думаешь, Барт?

– Согласен. Просто у господина советника очень много дел, не успевает…

– Да! - сощурившись, согласился маг. - Он абсолютно прав. А ты, Рок Свенсон, многое выучил за свою жизнь? Смотри, превращу тебя в лягушку, побегаешь тогда с арбалетом! Так… Нет, не то… Не то… Гм, это тоже, пожалуй… Ага, вот! Слушайте: магия против мочеиспускания во сне, против сглаза… И против простуды! Дальше - приворот на любовь до гроба… Пробовал, действует не совсем как написано… Заговор от клопов… Вшей… На урожай, против злых духов - это сложное… А вот ещё - магия на удачу в торговле, но она, если честно, барахлит… Чтобы нижнее бельё не линяло… Ну и всё такое. Уф! Вы что-нибудь выбрали?

– Ага. - Свенсон мечтательно облокотился на стол. - Пожалуй, я возьму сразу против мочеиспускания и чтобы бельё не линяло, а то вдруг одно заклинание не сработает. Все одобряют мой выбор?

Король нахмурился и, выслушав Свенсона, призвал волшебника к ответу:

– Горо, друг мой, ты представляешь себе эксперимент хотя бы с одним из предложенных вариантов? Взгляни на происходящее трезвыми глазами, будь так любезен!

Накось дёрнул своего повелителя за рукав и шепнул что-то в его кривое ухо. Горо дотронулся пальцами руки до подбородка и кивнул.

– Как насчёт материализации бананов? - с победным видом спросил он. - Я наколдую, чтобы прямо из ниоткуда сюда свалилась связка плодов бананового дерева. Годится?

– Хорошо. Начнём с бананов,- кивнул король. - Если получится, займёшься восстановлением пороха. Итак, Горо, прежде чем начнёшь, послушай меня внимательно. Этим прибором я завладел, отняв его у одного уродливого существа в подземельях здешнего храма. Помнишь, там, где тебе кляп вставили?

– Ещё бы не помнить,- проворчали в ответ.

– Так вот, он оказался не магом, а пришельцем из параллельного мира, весьма учёным типчиком, презирающим колдовство. С помощью этого прибора,- Барди передал пирамидку магу,- пришелец (он называл себя алкнафтом) заставил Свенсона и генералов потерять сознание, он просто вырубил их, понимаешь?

– Я не маленький, рассказывай быстрей!

– У меня есть основания подозревать, что эта штуковина могла использоваться и для других целей, для общения с вороном, например, и так далее. Не знаю всех возможностей модели, вы потом с учеником её исследуете. Но, главное, запомни, когда я ворвался к алкнафту, тот держал пирамидку строго перед глазами, будто хотел прочитать на ней дарственную надпись.

– Угу,- сказал Горо. - Я понял. Хочешь ещё что-нибудь рассказать?

– Я бы рад, но больше ничего о ней не знаю… А, вспомнил, поверхность пирамиды покрыта золотом. Всё. Можешь начинать.

Маг уставился на преобразователь и стал бормотать непонятные шумерские слова, выхватывая их из книги. Все замерли в ожидании. Длилось оно недолго. Причём радость от успеха быстро сменилась паникой, ибо бананы, сыпавшиеся отовсюду, не заканчивались… Ну прямо как в индийской сказке про золотую антилопу!

Крики «хватит!» тонули в жёлтой массе плодов.

К счастью, откуда-то вынырнула ловкая рука студента и схватила пирамидку, к которой Горо словно приклеился взглядом, не в силах даже моргнуть. Бананопад прекратился. Пришлось вызвать несколько человек из охраны. Бананы разложили по корзинам и отправили с оказией в лагерь - солдатам витаминная добавка на завтрак.

Когда компания в составе Горо, Нанося, Свенсона и Барди снова собралась в гостиной (Малона удалилась к отцу, возможно, хотела рассказать о чуде), старого чародея подвергли тщательному допросу.

– Что ты сделал?

– Что сказали, то и сделал.

– Конкретнее.

– Произнёс заклинание.

– О чём ты думал?

– О бананах.

– О каком их количестве ты думал?

– Не помню.

– Вспоминай!

– Упс, я, кажется, вообще не думал о количестве. Извиняюсь. - Горо надулся, хотя осознал свою вину. Потом вдруг оживился, его озарило. - Но с другой стороны, это прямое доказательство того, что пирамидка работает!

– Учитель абсолютно прав,- шмыгая носом, подтвердил Накось,- заклинание имеет ограничение. Сколько бы вы плодов ни пожелали, больше пяти килограммов появиться не может. Здесь так и написано. - Юноша ткнул пальцем в раскрытую книгу.

– Да-да! - важно закивал волшебник. - Так что я со своей задачей справился! А классная штука этот преобразователь!

На какое-то время все ушли в себя.

Барди рассуждал о том, может ли пользоваться прибором любой человек, или без заклинаний тут никак не обойтись. Наверное, простого желания и взгляда на преобразователь мало, надо уметь концентрироваться. Горо это умеет, но вероятность ошибок и недоглядов у деда всегда очень большая. Нужен кто-то более собранный, с хорошей памятью и вниманием. Король перевёл взгляд на Нанося, который с интересом разглядывал «подарок» алкнафта. Да, этот парень ему нравился, сразу видно, толковый, умный и в магии уже смыслит. Во всяком случае, по книге ориентируется.

Горо тоже нашёл о чём пораскинуть мозгами. Его давно угнетало ограничение, которое наложил Дзенга: ни тебе в Голливуд смотаться нельзя, ни куда-то ещё. А вдруг пирамидка поможет преодолеть этот запрет? Что тогда скажет Совет мёртвых магов? Но ведь всегда можно объясниться, что, мол, магия тут и ни при чём, обычные современные технологии и научный прогресс. С другой стороны, если колдовство на перемещение во времени с использованием преобразователя совершит кто-нибудь другой, например… Накось, тогда и Горо к нарушениям запретов вообще не будет иметь никакого отношения. Маг удовлетворённо замычал и ласково погладил ученика по голове, величественно прибавив: «Хороший мальчик, полезный мальчик…»

Свенсон главным образом беспокоился о восстановлении пороха. Кто и как это сделает, ему было всё равно.

Посидев ещё немного, испытатели разбрелись по комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи.

Король вошёл в отведённую ему спальню.

Возле ложа он увидел горшок с крышкой, вспомнил о старом добром Средневековье. Разделся и с удовольствием лёг на упругий матрас. Устроился поудобнее и потушил светильник. Через пару минут глаза стали слипаться, дрема заволокла сознание, затушевала мысли и заботы…

Шаги.

Лёгкий шум в комнате.

Барди, ещё не заснувший, но уже и не бодрствующий, потянулся к мечу… По-кошачьи гибкое тело прилепилось к нему, маленькая бархатная ладошка погладила короля по лицу.

– Это я,- донёсся жаркий девичий шёпот. - Это я. Хочу ты эта ночь.

– Малона…- попытался возразить Барди без особого рвения, но эти жаркие губы не дали ему договорить.

Колебания Барди продолжились ещё пару мгновений, пока он кожей не ощутил твёрдые соски её грудей. Дальше мыслей и угрызений осталось столько, сколько есть их в пылающей печи. Мужчины всегда быстро сдаются перед противником вроде Малоны.

А чем король не мужчина?

Совесть мстительно затаилась, ожидая подходящее время для расплаты…

17

– Жаркая выдалась ночь, наверное? - поинтересовался Свенсон, едва Барди переступил порог столовой. Гигант уже допивал третий кокос. - Звуки из твоей спальни неслись такие, что даже младенец бы догадался, чем вы там занимаетесь.

Бывший рыцарь покраснел.

– Спокойно, не выдам,- подмигнул Свенсон. - Да ты не смущайся, я тебя не осуждаю, а даже поздравляю! И кто не капитулирует перед Малоной! Кроме того, что не дозволено простым смертным, разрешено королям! Это поднимает дух войска, чтоб ты знал. Кстати, где наша хозяйка, не в курсе? Или ещё отдыхает от интимных дел?

– Рок, хватит.

– Угу,- согласился ничуть не смущённый спецназовец, понимая, однако, что дошёл до черты дозволенности. - Попробуй вон те кукурузные лепёшки, хорошая штука. И в кувшине опять что-то плещется.

Барди сел за стол напротив, пригубил напиток, откусил от лепёшки и задумчиво стал жевать. Мысли его метались от подведения итогов прошедших событий до планов на день сегодняшний. Он и не заметил, когда к ним присоединился Горо, сонный и лохматый, как корабельная швабра.

– Погоди-ка, дружище,- остановил король сотрапезника, сунувшего было крючковатый нос в кувшин. - А не послать бы тебе Нанося за пороховницей?

– Давай попозже, сынок, чего горячку-то пороть?

– Сейчас,- настоял король. - Как ты не понимаешь, враг может напасть в любую минуту, и он не станет ждать, когда мы позавтракаем.

– Хорошо,- пробурчал старик. - В следующий раз попрошу служанку принести еду в комнату и на замок закроюсь.

– Выполняй,- отсёк Барди, и Горо потащился озадачивать ученика.

В столовой появился Даго.

– Разрешите доложить! - вытянулся в струнку генерал. - Ночь прошла без происшествий!

«Для всех, кроме меня,- виновато-кисло подумал король. - Бедная Хельга… Порочный я…»

Н вслух ответил в тон военачальнику:

– Очень хорошо. Сядь, поешь с нами.

– Благодарю за приглашение, ваше величество, я уже позавтракал. Какие будут ваши приказания на сегодня?

«Ох, генерал,- вздохнул мысленно Барди. - Из мужичья да в дворяне… Молодец, однако, пообтесался. Чин заслужил не на смотрах, а на поле брани».

– Устрой пока общевойсковую поверку, не загулял ли кто ночью, хм, по бабам. Ну и… так далее. Через час узнаете планы на сегодня.

– Слушаюсь! - Даго отдал честь и покинул помещение.

– Хорошо себя ведёт твой генерал, так и надо,- отметил Свенсон. - Барди, пусть дети выспятся досыта… Впрочем, каковы же твои планы? И мне теперь тоже целый час ждать?

– Поглядим,- уклончиво ответил король. - Всё зависит от одной идейки, надо бы её проверить…

Появление Накося и мага избавило Барди от необходимости объясняться. Король хлопнул в ладоши и потёр руки:

– Горо, садись ешь, пороховницу кладите на стол, хорошо, а теперь я попрошу Накося снова принести книгу.

– А зачем? - не понял чародей.

– Я устрою ему экзамен, заодно проверим твои успехи на преподавательском поприще.

Старый шарлатан с очевидным неудовольствием глянул вслед юноше и с постной рожей принялся за еду, отодвинувшись на самый дальний край стола.

– Пороховница полная?

– Не знаю,- буркнул чародей и принялся разглядывать серую стену.

– Гор-ро! - погрозил пальцем бывший рыцарь. - Ты мне с утра детский сад не устраивай. А ну сядь рядом! Мы команда или институт благородных девиц?

Барди вынул преобразователь и поставил его на стол. Шустрый Накось уже был тут как тут.

– Читай заклинание и сотвори мне кинжал, сосредоточившись на этой штуковине! - потребовал король. - И наклонись слегка, вот так, ось прибора должна смотреть тебе в лоб… В чём дело?

– Книга не нужна, ваше величество,- робко возразил юноша.

Барди пристально посмотрел ему в лицо:

– Это почему не нужна?

– Я её наизусть выучил.

Барди быстро переглянулся с Роком и подчёркнуто не удостоил вниманием нахохлившегося старика.

– Ладно, как угодно,- сказал он сдержанно. - Держи позу над прибором… Голову ещё немного вперёд… Правильно. Ну, действуй!

Лицо студента напряглось, губы зашевелились, шепча магические слова. Прошло около минуты, и вдруг на столешнице возник кинжал. Король схватил его и внимательно рассмотрел, потом подкинул оружие Свенсону, который аж языком цокнул от восхищения.

– Неплохо,- боясь перехвалить, заметил Барди. - Я бы сказал: даже очень хорошо. Прямо филигранная работа…

– И режет здорово,- поддакнул Свенсон, поддевая кинжалом доски стола. - Крепко сковано… то есть… материализовано. Молодец, парень!

– А теперь сделай ещё один кинжал,- сказал король,- но не читая заклинания. Просто представь.

Накось почему-то задрожал как от холода, на лице его выступил пот, он начал упорно представлять второй кинжал. Почти за то же время появился второй клинок, чуть менее совершенный, чем первый. Но тем не менее…

– Ты смотри, какой клад мы с собой привезли! - воскликнул Свенсон. - У нас уже есть чем крыть козыри алкнафтов!

– Надеюсь, что так…- Барди продолжал говорить сухо и строго. - Накось, ты в самом деле не произносил заклинания? Смотри, не ври королю!

– Никакой магии, зуб даю, ваше величество, сам не понимаю, как вышло. - Парнишка совсем взмок и утомился так, будто полдня выполнял разведения в наклоне под присмотром Горголана.

Король помолчал, а потом хлопнул его по спине и широко улыбнулся:

– Ты в самом деле молодец, Накось! Отлично, сынок! Не волнуйся, экзамен ты выдержал… А заодно и оправдал усилия своего наставника!

Горо на своём конце стола многозначительно закашлял.

– А теперь…- Лицо Барди стало торжественным, он переглянулся со Свенсоном. - Спешу тебя обрадовать, мальчик, ты официально принят на службу в армию Объединённого королевства в чине младшего мага… Пока младшего,- повысил голос король. - А сейчас вот что. Насыпь пороху на пол и представь себе, как он воспламеняется… Не спеши, утри вон лоб рукавом, всё в порядке, я тобой доволен и уверен, что порох ты восстановить сможешь. Пусть даже не с первого раза, спешить не будем.

Вспышка, дым, громкий хлопок. Пламя едва не подпалило циновку.

– Меньше двадцати секунд на все дела! - констатировал Свенсон.

Барди же с трудом сдержался, чтобы не обнять юношу. Он вынул пистолет, прицелился в стену и…

– Если моя теория верна, братцы, трансформация могла затронуть не только эту кучку пороха, но и заряды нашего оружия. Как считаешь, Рок?

…не дождавшись ответа, Барди нажал на курок. От грохота выстрела подскочили все, только Свенсон продолжал невозмутимо пережёвывать лепёшки.

– Последняя попытка! - изрёк король, высыпал на стол ещё немного пороха из пороховницы и чиркнул зажигалкой. Огонь опалил ему брови, и Барди издал победный клич.

На шум нагрянули охранники, их быстро успокоили и отправили назад во двор. Король довольно потирал руки. Боеприпасы восстановлены благодаря таланту Накося взаимодействовать с преобразователем - это здорово!

– Отныне всегда будь при мне,- сказал король молодому магу. - Я скажу генералам во время кампании охранять тебя, как государственный флаг. Кстати, повышаю тебя в должности. За проявленные способности и неоценимую помощь, оказанную нашей армии, ты назначаешься главным специалистом по маготрансформациям. Оклад десять золотых в месяц. Всё. Ступай пока, но держись поблизости, чтоб, как только позову, сразу явился!

Юноша покинул гостиную бледный от счастья и усталости.

– А я? - жалобно проскрипел Горо. - Я уже никто?

– Перестань! - Барди подошёл к старику и обнял его за плечи,- Запомни, друзья никогда не лишние. И потом, ты по-прежнему мой сезонный советник. У пацана нет твоей мудрости, так что не надо умалять свою значимость. Успокойся, я всегда буду нуждаться в твоём ворчании.

Горо испустил дрожащий вздох и спрятал книгу заклинаний в недрах походной мантии.

– Старикан в нокдауне,- бросил Свенсон, когда они остались вдвоём.

– Сожалею,- ответил Барди. - Невозможно почивать на лаврах старых заслуг, нужно и молодым место уступать… Думаю, нам следует задержаться тут на несколько дней,- закончил он совсем другим тоном.

– Это ты сейчас так решил?

- Да.

– Почему?

– Надо подтянуть артиллерию с кораблей, предстоит поход на Плацпомойпацан.

– Ах да… всё правильно,- смешался Свенсон. - Но парня надо беречь!

– А я о чём говорю? Приставим к нему пару морпехов…

И в этот момент королю вдруг стало не до разговоров. Завеса на входе раздвинулась, Барди повернул голову, а кровь хлынула ему в лицо, а сердце заколотилось. В дневном свете Малона выглядела ещё ослепительнее. Свенсон с шумом втянул воздух сквозь зубы.

Красавица была одета в тунику из полупрозрачной ткани, волнующие формы её тела заставляли материю колыхаться. На ногах Малоны были золотые сандалии, вероятно, атрибут её высокого положения в обществе, символ достатка. Пышные волосы были заплетены в косу с помощью золотой ленточки. Он неё веяло свежестью и влагой, наверняка она только что приняла ванну.

Барди едва не застонал. Свенсон тоже…

Девушка заметила смущение короля и деликатно не подошла к нему, не выдавая их отношений.

«И вправду умница!» - тоскливо подумал Барди. Образ Хельги висел над чудным видением точно голливудский кинотрюк, аллегория на проснувшуюся совесть…

– Доброе утро,- пропела Малона, в её глазах мелькнул и погас уже знакомый хищно-страстный огонёк. - Я надеется, вы оба хорошо провели ночь?

– Один из нас точно хорошо,- фыркнул себе под нос бывший спецназовец.

– Мой отец хотеть говорить! - Она обернулась к королю. - Я переводить, вы говорить.

Король молча поднялся и последовал за ней.

Оказавшись вне чужих взглядов, Малона воспользовалась моментом и впилась в губы Барди, который задохнулся от страстного поцелуя. И хотя голова его вновь пошла кругом, он всё-таки успел подумать, не влип ли в деликатную ситуацию с непредвиденными последствиями. Кто их знает, какие обычаи у местных?

Малона, словно угадав его мысли, прошептала:

– Я понимала. Виктюк твой сын, ты иметь другая. Но она далеко, сейчас я. Ты не иметь заботы с меня.

Барди кивнул. Неужели всё так просто само устроилось?

Они вошли в комнату хозяина. После недолгого, но утомительного из-за языкового барьера разговора стало ясно, что вождя зовут Кекатун, что он здесь вроде старосты или градоначальника, город называется Тучоку, и таких поселений ещё несколько на пути к столице Плацпомойпацану.

Сама же страна называлась Мохака, раньше в ней правил король Мотисима, но появились «другие», очень злые люди, как догадался Барди, и речь шла об алкнафтах. И дела в Мохаке с тех пор идут из рук вон плохо. «Другие» делают что хотят, забрали почти всех молодых мужчин, которые стали покорнее рабов, забыв, что они свободные от рождения.

Кекатун очень благодарен королю Барди за то, что тот избавил Тучоку от злого алкнафта. Кекатун понимает и прощает чужеземцам смерть юношей из Тучоку, ибо они были подвластны воле «других» и не ведали, за что сражаются, вина за их гибель лежит на алкнафтах. Пришельцы заставляли местных молиться Борхатуну и проклясть своих богов, а Барди очень хорошо сделал, что разрушил истукана. Если смелый белокожий воин хочет, пусть гостит сколько ему угодно, его дочь тоже не против…

Бывший рыцарь поблагодарил отца Малоны за гостеприимство и понимание, а затем вышел из покоев, оставив их вдвоём. Силой воли он заставил себя вырваться из особняка.

Барди задумчиво направился к площади, как вдруг услышал робкие шаги за спиной. Обернулся - Накось. Ну так и есть, неотступно следует за своим правителем. Молодец.

В храме Борхатуна солдаты изнемогали от неизвестности. Все были в полном боевом снаряжении. Короля встретил генерал Даго.

– Ваше величество,- отдал он честь,- поверка личного состава проведена! Всё в полном порядке!

– Вольно,- устало скомандовал Барди. - Нужен отряд, который вернётся на корабли и организует доставку сюда наших пушек. Порох действует благодаря вот этому скромному парню. - Он показал на ученика мага.

– Чудесная новость! - воскликнул генерал. - С вашего разрешения, кроме пушек я возьму с кораблей подводы и мулов.

– Надеюсь, отряду хватит на все дела два-три дня,- кивнул король, удовлетворённо отметив про себя, что Даго способен не только хорошо исполнять приказы, но и самостоятельно рассуждать. - Если надо, возьмите носильщиков из местных жителей.Заплатите им за работу. Желаю успеха, генерал!

По храму заметалось гулкое эхо распоряжений, армия пришла в движение. Король вышел на площадь, с удовлетворением наблюдая за подготовкой отряда. Солдаты весело паковали палатки, провизию, кухонную утварь. Были разгружены все лафеты, затем отряд выстроился в колонну и дружным маршем двинулся в направлении городских ворот.

Выезд из Тучоку находился в плачевном состоянии: дорога обрывалась внушительных размеров ямой известного всем, кроме Дзога, происхождения. Пришлось около полутора часов потратить на её устранение.

Когда яму засыпали, лафеты благополучно выехали, а оставшиеся воины вместе с туземными строителями под надзором генерала приступили к починке ворот и городской стены. Проходивший мимо с дозором Дзог полюбопытствовал: а что это, мол, они тут, собственно, за развлечение себе нашли? Солдатам ничего не оставалось, как рассказать…

Когда дракону открылась вся правда о его порочной связи с воротами Тучоку, он взвыл не своим голосом, задымился и, красный как помидор, спрятался за храмом алкнафтов. В конце концов, не одному же Барди всё время сгорать от стыда!

Король пробыл с войском до обеда и, раздираемый противоречивыми чувствами, едва не помчался в дом Кекатуна. Воспоминания о Малоне, о проведённой с ней ночи сводили его с ума.

За столом, строя планы, сидели Свенсон и Горо, их беспокоило предстоящее наступление на столицу. Накось, которого король отпустил чуть ранее, болтал ногами, сидя на скамье рядом с Виктюком, Рельсом и Дрыном. Подростки жадно ловили каждое слово взрослых, но успевали и перекинуться короткими репликами с Малоной. Она тоже была здесь, старалась развивать свой ландрийский. Едва завидев любимого, она приказала служанкам подавать кушанье. Яства не отличались от вчерашних, но прибавились очищенные магические бананы, припрятанные кухарками…

Сам обед прошёл в ровной обстановке, без эксцессов, хотя Виктюк не мог не заметить, как хозяйка смотрит на его папу. Малона же охотно возилась с молодёжью. Она не робела в обществе дракончика, а мальчишкам было лестно учить языку столь красивую тётеньку. Барди, долго не думая, завалился спать, ибо ночные часы сладостной борьбы давали о себе знать. Если начистоту, ему хотелось поднабраться сил для нового «сражения в постели».

Ужин тоже прошёл мирно, может, чуть больше пришлось выпить - Свенсон и Барди вспоминали старые битвы, а напившись, позвали Дзога и втроём разбудили весь Тучоку своими ландрийскими частушками. Так что Барди отошёл на покой в приподнятом настроении. Он улёгся и стал ждать появления Малоны. Долго ждать не пришлось. Её молодое тело буквально атаковало его, и робкие уколы совести, тревожившие в течение дня, исчезли в любовном дурмане…

Следующий день также прошёл в какой-то сонной атмосфере. Местные обсуждали ночные вопли, пытаясь дать им разумное объяснение, солдат избегали, но и явной враждебности уже не выказывали. Противник себя не проявил, хотя, без сомнений, был в курсе происходящего в городке. Вечером Малона в третий раз посетила ложе своего гостя, и Барди стал привыкать к супружеской измене, процесс которой был столь приятен…

После восхода солнца площадь огласилась скрипом и топотом - обоз с артиллерией вернулся! Король вышел встретить отряд, принял рапорт от уставшего Даго. Задача была выполнена в максимально сжатые сроки, обошлось без происшествий и жертв. Барди собрал военный совет, на котором было утверждено решение начать поход на Плацпомойпацан послезавтра. Первую половину этого дня посвятить сборам, а после обеда и весь следующий день отдыхать. Отряд, доставивший пушки, от сборов освобождался…

Барди сам обошёл часовых, проверил караулы, наведался к походным кухням, заглянул к конюхам, где расчесал гриву Буцефалу и лично покормил жеребца овсом. Потом, по запаху дыма, нашёл дракона и поговорил с ним о вреде растительной пищи. А после всех трудов рысью отправился в особняк вождя.

На этот раз он решил, что ночные бдения дошли до точки кипения. «Так больше нельзя! - заявил он сам себе. - Где твоя твёрдость, ты же король?!»

Во время трапезы Малона с такой откровенностью заглатывала плоды бананов, что этот король не знал, куда деваться. Разве что проявлять королевскую «твёрдость» в другом смысле, более приятном женщинам…

И когда с заходом солнца гибкий девичий стан прильнул к телу короля, руки его словно сами собой обвили талию красавицы, дыхание смешалось с ее дыханием, а благие намерения воздержанности полетели в тартарары. В эту ночь Малона не ушла после того, как утомлённый ласками Барди уснул, а осталась с любимым до утра.

18

Бывший рыцарь открыл глаза, и первое, на что упал его взгляд, была нежная женская грудь, волнующе приподнимающаяся в такт дыханию. Только сейчас он осознал всю глубину своего падения. Вляпался, одним словом, по самое не балуйся…

Виктюк, который спал через две комнаты, совсем уже не малец, вдобавок смышлёный парень. Наверняка он понял, что происходит между его отцом и дочерью вождя, и это выходит за рамки отношений между хозяйкой и постояльцем… Барди знал, девушка очаровала и его пацана тоже. Король представил, как открывается дверь, как входит сюда жена, королева Хельга Прекрасная, а он в объятиях прекрасной чужеземки, словом, ни в сказке сказать ни пером описать. А тем, кто такие сказки рассказывает, давно пора это же перо в задницу и засунуть…

Он закрыл глаза и в мыслях на чистой доске написал всё то, что исчезло из его отношений с Хельгой, но присутствовало в отношениях с Малоной… При обобщении получилось одно-единственное слово - СТРАСТЬ. Так и есть, признал он и ясно представил: его ландрийская суженая сидит сейчас в своей комнатке, тихо сматывает шерстяную нитку в клубок; рядом играет дочка с котёнком, а за стенами шумит великий Сюдасказал…

А столица тем временем и правда шумела, и, надо сказать, не слабо, ибо новые порядки сразили некоторых мужчин наповал. Королева ввела в действие декрет о браке, несоблюдение которого каралось большими штрафами в пользу родильных домов и детских приютов. Установленный порядок пока распространялся только на горожан с хорошим достатком, но позднее планировалось его внедрение по всей стране с тем же имущественным цензом. Изобретение королевы заключалось в том, что женатым мужчинам запрещалось после работы находиться вне дома, за исключением случаев, когда супруги вместе находятся в другом месте. Командировки продолжительностью свыше недели разрешались только с письменного разрешения Командировочной комиссии, в составе которой должно было быть не менее двух третей замужних женщин. Был создан Комитет по надзору за мужьями, который принимал отчёты женщин о поведении своих сильных половинок. К радости Хельги, новая политика сразу же дала плоды. В первый месяц действия декрета о браке бюджет родильных домов и сиротских приютов удвоился, во второй - утроился. Приняв поздравления, наместница приготовилась, не дожидаясь бунта, нанести мужчинам второй превентивный удар…

Король посмотрел на часы - десять утра. Если все ещё не проснулись, то дети наверняка скоро поднимутся. Рок имел привычку вставать в семь и сейчас или уже вышел к биваку, или ждал друга в столовой. Барди осторожно и, не поднимая шума, встал, оделся, затем попытался выскользнуть из спальни на цыпочках. Красавица внезапно открыла глаза и потянулась точно кошка.

– Подожди, милый,- сказала она. - Хочу поговорить с тобой, но сначала оденусь.

Она набросила на себя короткую эфирную тунику - как показалось Барди, не слишком-то подходящую для серьёзных разговоров - и ловко сотворила на своей голове причёску. Затем уселась на ложе и принялась завязывать ремешки сандалий. Королевские глаза так и прилипли к её коленкам, бедрам… совершенство, а не ноги! Точёные, как… минуточку! Она говорила, не сделав ни одной грамматической ошибки. Феноменальные способности!

Иной человек за пару суток не то что чужой язык не выучит, а просто слово на другом языке и то не запомнит. Исключение составляет случай, когда его величество с Горо и Дзогом в одну секунду переключились на английский в Голливуде. Это вообще отдельный разговор, ибо была задействована магия (про гургила Барди ничего не знал). Хотя… неужели с Малоной произошло то же самое?

Малона выпрямилась, подошла, бросилась ему на шею, и оба замерли в долгом поцелуе. Затем она отстранилась, не размыкая рук, и посмотрела на него пристально.

– Барди, не хочу с тобой расставаться,- пропела она. - Не покидай меня.

«Вот оно, моё страдание»,- застонал про себя Барди и самым гнусавым голосом сказал:

– Ты знаешь, я женат.

– Наши короли имеют столько жён, сколько пожелают,- возразила она.

– У нас не так, только одну. Вот что… после завтрака мы выступаем на Плацпомойпацан. - Бывший рыцарь заставил-таки себя сменить тему. - Дальше нельзя откладывать, враг перехватит инициативу. Если мы возьмём вашу столицу и побьём алкнафтов, мы с тобой ещё встретимся и обсудим… наши… отношения.

– Тогда я еду с тобой,- твёрдо заявила красавица. - Я буду вашим переводчиком.

Барди поперхнулся. Нет, резон в её словах есть… или просто ему хотелось это услышать?

– Но среди трёх тысяч мужчин ты будешь единственной дамой! - воскликнул он. - Ты же их с ума сведёшь и меня вместе с ними! Вся дисциплина рухнет к чертям собачьим.

– Я нужна армии. На пути к Плацпомойпацану будут поселения, я знаю языки этих племён. Я постригусь, раскрашу лицо и руки, а ты дашь мне форму. Нет лишней формы - я найду, как скрыть свою красоту, поверь мне. Твои воины не захотят на меня смотреть.

Она знала, что говорила, она это сто раз обдумала, взвесила и вот сейчас выстрелила в него железными аргументами. Король сглотнул. Она действительно нужна. Кто, если не Малона, сможет по-доброму, без крови договориться с другими племенами? Только она. Всё логично. Значит, надо брать…

– Предлагаю обсудить твоё предложение за столом, давай посоветуемся с остальными,- промямлил он, уже зная, что проиграл.

– Повелитель не спрашивает своих подданных, он им приказывает,- возразила дочь вождя.

– Согласен,- подумав, кивнул Барди. - Вот я и хочу выслушать их мнение, а потом объявить свою волю!

Когда четверть часа спустя он вошёл в столовую, все уже ждали его и было видно, что они в курсе. Барди постарался скрыть смущение, но и сам сознавал, что это ему не удалось.

Первым заговорил Свенсон, привыкший решать вопросы прямо и без обиняков:

– Как я понял, Малона выразила желание присоединиться к нашему походу.

Король опустил глазки. И был приятно удивлён, услышав из уст своего соратника:

– Она нужна нам, Барди. Если рассуждать трезво, её помощь в переводе и знание местных обычаев - это то, без чего мы просто не доберёмся до алкнафтов. Я - «за»!

Тут неожиданно вмешался Виктюк:

– Да, отец! Она будет тебе очень полезна.

– Если ты её возьмёшь с нами,- поддакнул старый волшебник,- мои очи будут находить в ней покой и утеху, меня согреют картины горячей юности, изгибы стана…

Договорить ему не дала сама Малона:

– Я рада слышать всё это, друзья! Я буду очень стараться…

– Она умеет стряпать,- добавил Рельс. - Я тоже согласен.

– В походе все солдаты и все едят из общего котла,- нахмурился Барди. - Так что это не аргумент, хотя в остальном…

Король глянул на Дрына и Накося, они деликатно промолчали. Но вид у них, конечно, был недвусмысленный: бери, мол, красавицу, чего упираться… Барди понял: других вариантов у него нет - надо брать Малону с собой.

– Мы вообще-то не на прогулку идём,- вздохнул король, с грустью глядя в глаза возлюбленной. - Предстоит жестокая война, и мне бы не хотелось рисковать жизнью дочери вождя.

– Мы будем беречь её как зеницу ока! - вскочили с мест Виктюк и Рельс. - Волосок с её головы не упадет… отец… ваше величество!

– И прошу не забывать,- щёлкнул пальцами Свенсон,- кто наш враг! Алкнафты наверняка захотят продолжить опыты. Какие у нас гарантии, что, бросив девушку здесь, мы оставим её в безопасности?

– Да! - аж взревел Горо, стукнув сухим кулачком по столу.

– А я,- подал голос дракончик,- буду бдеть за Малоной с воздуха!

– Н-н-на-асколько в моих силах… я своими магическими умениями… тоже…- дерзнул сообщить и свое мнение новоиспечённый королевский маг Накось. - П-па-стараюсь не подвести! - И, вторя своему наставнику, ударил по столешнице.

«Они все влюблены,- признался себе Барди. - Боже мой…»

– Ладно, будь по-вашему! - сдался главнокомандующий, ощущая, как быстро ложится на плечи новое бремя. Он сел на своё место. - И вообще, давайте завтракать.

Малона сияла всем, чем только можно, - глазами, улыбкой, порозовевшими щёчками, голыми щиколотками. Она победила.

– А кто об отце будет заботиться? - поинтересовался вдруг маг.

Барди чуть не подавился: а правда ведь - кто?

– Слуг вполне достаточно, верных и опытных,- просто сказала девушка. - Ешьте, а я пойду собираться.

Барди проводил её взглядом, а затем увидел, с какими довольными лицами смотрят ей вслед все остальные.

– И чего сидим? - разозлился он. - А ну живее работайте челюстями и быстро в лагерь! Ждать никого не будем!

Он принялся кромсать жаренную на вертеле индейку. И в любом мире, вспомнил он, среди самых отчаянных конкистадоров всегда появляется местная красотка… Впрочем, затем они и существуют, чтобы отвлекать мужчин, правда?

Свенсон, колдун и дети постарались поскорее покинуть своего «грозного» повелителя. Все всё отлично понимали, не так ли…

И только король остался наедине с индейкой, как перед ним предстала Малона - в совершенно неузнаваемом виде. Расшитые мужские одежды, вероятно отцовские, скрыли всю её прелестную фигуру. Грубые сандалии из красной сыромятной кожи изменили походку, но, вопреки всему этому, она была хороша. По крайней мере, Барди точно знал, что скрывается под старой одеждой…

– Нравлюсь?

– Очень,- одобряюще кивнул Барди. - А где твой багаж?

– Уже в мешках, навьючен на коня.

– На коня?

– Твой сын обучил меня езде. И я сложила в одну из двухколёсных повозок немного своих вещей… если ты не против.

Малона продолжала подносить сюрпризы. Каждый из них сам по себе приятен, а в целом… в целом чёрт знает что выходит! В смысле непредвиденности последствий.

– Жди меня на улице,- только и буркнул король. - Возьму свой багаж, и выступаем.

Меньше чем через час армия Барди покинула Тучоку, провожаемая лишёнными всякого выражения взглядами её жителей. Кто знает - радовались они отбытию чужаков или боялись остаться без вооружённой охраны? Вслед не плевались, но уговоров остаться тоже не было. Хотя для «захватчиков» ландрийцы вели себя безупречно…

Длинная армейская колонна, включая вьючных животных, повозки, лафеты и нескольких верховых, растянулась по мощённому каменными плитами тракту, ведущему в столицу. Барди Бравый, Рок Свенсон и Даго ехали во главе колонны, Накось за ними; Виктюк, Рельс и Малона находились под охраной арьегарда, опекаемые Бино и Заганом. Дзог тащился в хвосте войска, волоча собственный хвост в пыли. Его крылатый сын осуществлял воздушную разведку, паря на километр впереди всех…

Через несколько часов ускоренного марша вокруг вспучились холмы, которые постепенно становились всё выше и круче. За ними появились далёкие синие очертания гор. Дорога устремилась наверх, склоны с обеих сторон ощетинились колючими зарослями типичных для здешней флоры кактусов, из которых местное население готовило свои спиртные напитки, но это обстоятельство было известно лишь единицам. Воины с опаской обходили странные по их меркам растения. Воздух становился всё суше и суше. После полудня король объявил привал и поскакал в конец колонны.

– Как настроение? - спросил Барди, остановившись рядом с Горо, Малоной и детьми. - Устали?

– Конь подо мной сущее чудовище! - запричитал маг. - Всё время вертится как шелудивый страус, шатается! У меня мозоли от него везде, где не надо!

– Неудобства есть,- просто сказала Малона,- но я привыкну.

– А нам ничего! - произнёс гордо Виктюк, кивнув на Рельса. - Езда нас не утомила, если б ещё дед помалкивал…

Барди посмотрел на хвастунов и подумал, что для него и для Свенсона они навсегда останутся детьми.

– Поешьте,- посоветовал он.

– Минуточку…- махнула рукой Малона, спрыгнула с коня и сунула руки под брезент ближайшей двуколки. Оттуда она вытащила большой глиняный сосуд и мешок с кукурузными лепёшками. Затем облюбовала широкий плоский камень на обочине дороги. - Рельс и Виктюк,- распорядилась она,- принесите свою посуду.

Где женщина, там уют, а где его нет, женщина его устроит независимо от условий и обстановки.

Малона даже накрыла камень скатертью и красиво расположила на ней все миски, горшки и котелки, а после пригласила:

– Прошу к столу!

Овощной тёплый суп, сдобренный кусочками вяленого мяса, был отменным.

Когда все пообедали, девушка прилежно почистила посуду, свернула скатерть и всё убрала в двуколку.

– Спасибо, Малона,- сказал Барди чуть дрогнувшим голосом.

– Не за что. - Она посмотрела на него с прищуром. Его сердце растаяло…

Король вновь нырнул в доспехи неприступности и поскакал в голову колонны. Накось как тень следовал за ним.

Под вечер войско выбрало площадку для бивака, расставило посты и принялось укладываться на ночлег. В этот раз повара разложили костры и вытащили котлы, бойцы разбили лагерь и выкопали отхожие места. Малона снова позаботилась о короле и его свите: к трапезе, устроенной прямо на жёсткой траве возле палаток, добавила два кувшина с некрепким алкогольным напитком.

– Молодец ты у нас! - похвалил девушку Горо с набитым ртом. - Хорошо, что ты с нами!

– Присоединяюсь! - ухмыльнулся Свенсон и схватил один из кувшинов. - Если и завтра будет такое же угощение, я вознесусь на седьмое небо.

– Состряпаю, продукты пока есть. Лепёшки подсохнут, но у вас зубы крепкие.

– Чудесно! - воскликнул Рельс- Поход мне нравится больше и больше!

Барди нахмурился - а хороша ли такая забота? Не расслабятся ли они все?

После ужина весь лагерь, кроме караула, уснул, разговоры стихли. Немного погодя Малона проскользнула в палатку короля.

– Сейчас совсем не время,- прошептал Барди. - Полотнище тонкое, всё слышно…

– Знаю,- сказала Малона. - Я только обниму тебя, и всё. Люблю тебя…

Он ответил на поцелуй, но потом осторожно и твёрдо отодвинул её от себя. Хотелось близости, но не здесь. Малона понимающе кивнула, поцеловала его ещё раз и вышла.

Утром чуть свет армию разбудил зов трубачей, и скоро лагерь превратился в потревоженное осиное гнездо. Немного спустя войско выстроилось в колонну и зашагало по тракту. К обеду небо помрачнело, закапал дождь, потом припустил ливень. Армия Объединённого королевства облачилась в резиновые плащи, изготовленные по технологии Небольшого университета, и молча продолжила свой марш в неизвестность…

Ливень продолжался чуть больше часа. Колонна поднялась на вершину огромного холма, и перед взором солдат предстала котловина, усеянная множеством белых строений. Барди приказал остановиться и достал бинокль. И увидел перед собой Тучоку номер два. Стены, ворота, а за ними ещё типовой «храм» - точно такая же крепость, один в один. И там наверняка обитал свой Борхатун - грубый идол алкнафтов…

– Одного не пойму,- повернулся король к Свенсону. - Если они настолько могущественны, то на кой фиг эти игры в солдатиков и укрепления?

– Брось, Барт, просто уроды пришли на всё готовенькое. Они присвоили себе тела, города и Борхатуна, думаю, тоже,- высказался Свенсон.

– Странно… Тип в подземелье все уши мне заездил своими высокими технологиями. И магия им не нужна, и то и сё… Если ему верить, здесь нас должны были встречать лазерные прицелы или скромная атомная бомбочка с искусственным интеллектом!

– Возможно, им стало скучно, они решили поразвлечься. Высший разум,- вздохнул Свенсон. - Нам, простым дебилам, не понять.

– Плохо, что мы не собрали об алкнафтах достаточного количества информации. Надо было мне расспросить Кекатуна как следует…

– Знаешь, Барт, за этими стенами мы точно найдём примерно такого же Кекатуна или Мокатуна, и он с радостью нам исповедуется. Но не пора ли заняться штурмом, как ты считаешь?

– Я и не собираюсь поворачивать обратно! - обиделся король. - Просто хочется знать, что они прячут за пазухой. Как ты смотришь на то, чтобы подарить бойцам два часа отдыха перед битвой?

– Вот ещё! Возьмём город, там и отдохнём!

Да, внутри их ждали зомби. Много злых зомби с ярко-красными лицами и пустыми глазами, не знающих страха. Их было вдвое больше тех, с побережья, но армия Объединённого королевства не оплошала и в этот раз.

Солдаты Барди Бравого отнеслись к роботоподобным туземцам не со страхом, а с пониманием. Сегодня бой разворачивался по-новому. Честно говоря, происходившее трудно было назвать боем, скорее это напоминало армейские манёвры. Дзог разнёс своей башкой деревянные ворота, выкатился на площадь и проорал недвусмысленную фразу о том, что бы он сделал с мамой Борхатуна, в самой извращённой форме, окажись она драконихой. Затем, для надёжности повторив свои неприличные угрозы, бросился наутёк, прочь из города!

Как и было спланировано, за ним увязались полчища загипнотизированных туземцев. Убегая, Дзог старательно выкрикивал заученные проклятия, в которых прошёлся и по внешности алкнафтов, по всей их алкнафтской науке, а когда добрался до алкнафтских девушек, то даже зомби стали больше краснеть от стыда, чем от краски. Значит, пробрало!

Стратегическая задача заключалась в том, чтобы отогнать несчастных подальше от храма, где скрывалась управляющая ими пирамидка. В чистом поле их окружили плотным кольцом повозок, и тогда в кульминационный момент появился Горо со своей пирамидкой плюс верный Накось. Туземцам ничего не оставалось, как покориться магам и отрезветь. Поняв, что трюк удался, старый и молодой колдуны на радостях бросились друг к другу в объятия. Барди выскочил на Буцефале из укрытия и отдал приказание Малоне объяснить толпе несчастных, что им следует отсидеться здесь, пока чужаки-пришельцы не освободят их город.

Свенсон и король, оказавшись в храме, сориентировались в один миг. Истукан с выпученными глазами там был такой же, в полу обнаружили аналогичный люк, внутри его - лестницу. Планировка коридора совпадала на сто процентов - те же отрезки пути, светящиеся глобусы. Друзья точно знали, что будет за возникшей перед ними дверью, поэтому первой в каморку алкнафта влетела противопехотная граната!

Свенсон, сжимая в руке пистолет, вошёл следом через минуту. Алкнафта отбросило к стене, он, скорей всего, был мёртв, а вот магический преобразователь стоял на месте, энергия взрыва на него явно не подействовала.

– Педантичные ребята,- заметил силач,- любят всё делать по стандарту.

– Угу,- сказал король, подходя к пирамидке и забирая добычу. - А мы их будем по стандарту мочить. Всё так удобно складывается, просто праздник какой-то…

Вот таким макаром правитель Объединённого королевства, он же Барди Бравый, муж Хельги Прекрасной и любовник Малоны из Тучоку, освободил очередной порабощённый пришельцами город и его жителей. Хотя никто его об этом и не просил…

19

Вождь племени, которое вывели из гипноза, называл себя Базаркиряк. Он с радостью принял бывшего рыцаря и его ближайших соратников, накормил, напоил и разрешил переночевать в своём доме. Слава богу, красавицы дочери у него не оказалось, а то это был бы уже явный перебор…

– Уважаемый хозяин, мир твоему дому и сплошное благополучие,- сказал Барди, умолкая ненадолго, пока Малона переводила. - Я не желаю причинять тебе вреда, но мне нужны некоторые сведения о тех злодеях, которые издевались над твоим племенем и заставляли поклоняться чужим богам. Ответишь сам на парочку вопросов?

Сказанное повлияло на Базаркиряка благоприятно. Заговорив, он чуть не захлебнулся от переполнявших его сведений. Барди внимательно слушал, лишь изредка переспрашивая непонятное. Накось так даже успевал конспектировать…

И выяснилось, что триста лун назад, что составляло чуть больше двадцати лет, в городок Подкаблук, за который нёс ответственность перед столицей Базаркиряк, прибыло несколько алкнафтов. И прежде чем люди разобрались, что к чему, все вдруг уснули странным сном, а проснувшись, уже ЗНАЛИ, что новоприбывшие - это хозяева, приказы которых надо беспрекословно выполнять. А не то ай-ай-ай…

Под руководством алкнафтов жители разобрали свой небольшой храм и на его месте построили огромное здание, куда поставили истукана бога Борхатуна, стали молиться ему, позабыв истинных богов. Пучеглазый идол оказался милостивым: урожай кукурузы стал богаче, чем раньше, дожди с небес падали по первой необходимости, засуха и голод канули в прошлое. Однако город недолго радовался божественной доброте. Идол умел быть и злым. Он сурово карал каждого, кто отказывался исполнять волю алкнафта из подвала. И восславятся чужестранцы, покончившие с этим безобразием!

– Как именно карал? - поинтересовался король.

Староста снова затараторил, Малона переводила. Великий Борхатун насылал свой гнев на непокорного, и тот помирал без всякой причины. Построив храм, жители окружили поселение стеной для защиты от проклятых палколюбов, от набегов которых они уже давно страдали.

Барди спросил, кто такие палколюбы?

Так называли себя несколько родственных племен, обитающих в горах поблизости. Их деревни нищие, а сами палколюбы кормятся разбоем. Даже всемогущему алкнафту они доставляли массу неприятностей. По какой-то неведомой причине разбойники не уснули и не поддались внушению великого бога. Пришлось возводить стену и собирать из местных войско для отражения нападений. Кто угодил в солдаты, сделался настоящим зомби: никогда не печалился, не помнил родных, для всех и каждого был одинаковым. И восславятся чужестранцы, вернувшие войско Подкаблука в первоначальное состояние!

– Вы можете сказать, где точно живут палколюбы? - полюбопытствовал предводитель завоевателей. - Я бы хотел послать туда своих парламентёров. Нам есть о чём с ними побеседовать, хотя бы насчёт этого странного иммунитета…

Базаркиряк кивнул и оценивающе посмотрел на короля.

– Есть один мужчина, следопыт, охотник, знает все горные тропинки.

– Познакомь меня с этим человеком.

– Да будет твоя воля, новый господин! Я велю позвать его немедленно,- обещал Базаркиряк. - Да восславятся чужестранцы, готовые избавить Подкаблук и от этой угрозы!

Барди прищурил глаза, заподозрив, что староста так же верно служил прежним хозяевам, теперь уже и он… «господин». Король вежливо поклонился, и местный заводила резво убежал кого-то искать.

– Почти всё, что ты «выведал» у этого болтуна, мне давно было известно! - смеясь, воскликнула Малона, выходя из комнаты вслед за возлюбленным.

– Так чего же ты молчала?!

– Так ты меня не спрашивал, милый! - елейным голоском ответила она. - Тебе же от меня только одно надо…- И жадно чмокнула Барди в шею. Поцелуй получился страстным, злым и манящим, но неутоляющим. Месть в форме поцелуя!

Барди с трудом унял её и воровато огляделся по сторонам. Малона рассердилась, фыркнула кошкой и убежала в столовую. Когда он примчался за ней, она уже сидела за столом и беспечно болтала с детьми, не обращая на короля никакого внимания. Горо секретничал с Накосем, вертя у него перед носом вторую золотую пирамидку магического прибора, а Свенсон куда-то вышел. Влюблённый Барди топтался на месте, не зная, куда себя деть. Из неудобного положения его выручило появление Базаркиряка, который привёл жилистого и весьма бодрого на вид старика. Король поманил Малону, ей пора было вновь переводить…

От проводника Барди узнал, что ближайшее селение горцев находится в шести часах ходьбы отсюда, но просто так, без знания местности, туда не добраться. Удачных переговоров он не гарантировал, только укажет путь.

– Скажи ему, чтобы поел досыта, если Базаркиряк не возражает,- обратился к подруге король тоном, не терпящим возражений.

Не успела Малона перевести, как староста закивал: конечно, согласен, раз такова воля «нового господина». Но сделал он это без особого удовольствия. Барди холодно усмехнулся и вышел из дома, намереваясь разыскать Свенсона. Часовой сказал, что тот направился в храм, и король действительно застал там друга простукивающим рукояткой пистолета истукан пучеглазого божества.

– Ты чего? - удивился король. - Заскучал?

– Смотри и слушай. Божок-то пустой! - Свенсон ударил сильнее, и статуя отозвалась гулким колоколом. - Солдат, кирку!

Принесли инструмент.

Свенсон размахнулся, и в туловище идола образовалась дыра. Великан просунул в неё руку с зажигалкой, чиркнул.

– На трубу смахивает,- буркнул силач. - Старый прикол.

– Что ты имеешь в виду? - спросил Барди, который пока не уловил мыслей друга.

– Стенка тонкая, я бы её и пистолетом… Пустота, ваше величество, служит резонатором. Труба играет роль рупора, как у нас на кораблях. Команды поступают сверху в трюм, а здесь другой конец звуковода, скорей всего, выходит прямо в подземную келью алкнафта. Проверим?

– Верю. И что с того?

– А то, что люди приходили к идолу молиться. Выкладывали ему самое сокровенное, а этот гений снизу на ус мотал. Уловил?

– Ерунда. Они могут напрямую в мозги забраться без всякой механики. Какой смысл при этом ещё и наушничать?

– Подслушивать проще. Концентрироваться не надо, пирамидка отдыхает,- авторитетно заявил Свенсон. - А ты что узнал там, в городе?

Барди вкратце изложил свою идею прогуляться до селения совершающих набеги горцев.

– Ты пойдёшь? - спросил он Свенсона.

– Куда я тебя одного отпущу?! - улыбнулся гигант спецназовец и плюнул Борхатуну в дырку.

Минут через сорок небольшой отряд отправился в путь. В хвосте колонны скрипела двуколка, запряженная парой мулов и гружённая доверху мясными консервами. Узкая тропинка змеилась среди острых скал, в твердь которых местами вцепились корни кактусов и карликовых деревьев. С каждым шагом путь становился круче и неудобнее. Проводник шёл впереди, сопровождаемый двумя солдатами, за ними карабкались Барди, Свенсон и Малона. Шестеро солдат толкали повозку, помогая мулу. Тропа расщеплялась, пересекалась с другими, и король самолично понял, как это действует на нервы. Теперь он признал, что у горцев могли быть весомые причины для проявления дурного настроения…

Несколько часов каторжных усилий, и наконец перед отрядом раскинулась воронкообразная долина, склоны которой сплошь были изрезаны террасами,- мир палколюбов. Каменистая почва, приносящая скудный урожай, мутная река в низине… На одном из гранитных уступов, словно гнёзда ласточек, были разбросаны каменные кладки лачуг, соединённых между собой мостиками, сплетёнными из лианоподобных верёвок.

Дорога спускалась к реке, а потом снова надо было карабкаться вверх. Превосходное место для обороны - непрошеных гостей видно сразу, а во время подъёма к жилищам всех чужаков легко перебить. Это село, пока в нём есть люди, захватить невозможно. Разве что пушками разнести, прикинул Барди и велел отряду остановиться у реки.

– Малона, скажи проводнику, что даю ему двух воинов сопровождения и посылаю к местному вождю сообщить, что мы пришли с миром. Пусть подтвердит, что мы враги алкнафтов и везем палколюбам дары мира.

Всё ещё сердитая красавица объяснила проводнику его задачу, и тот поспешил исполнять. Барди поднял бинокль и заметил, что горцы спешно вооружаются. Одежда их состояла из коротких красных юбок и такого же цвета распахнутых на груди жилетов, на плечи некоторые набрасывали плащи из грубой коричневой ткани. Оружие, как у зомби-солдат,- палицы да короткие копья. Над кручами разносилось эхо их резких выкриков. Шум немного стих, когда посланец достиг первой группы воинов на окраине селения и заговорил с предводителем горского племени. Местного вождя выдавало что-то вроде короны из перьев на голове и телосложение портового грузчика.

Очень скоро навстречу непрошеным гостям двинулась процессия, Барди отметил равное количественное соотношение горцев и его людей. Это давало шансы на конструктивные переговоры. И все же он приказал морпехам быть начеку, не выказывая враждебности.

Делегация приблизилась, палколюбы корчили рожи, но выглядели миролюбиво. Король воспрянул духом. Наверное, самое важное сейчас заключалось в том, что проводник будет переводить Малоне, а та в свою очередь ему, Барди. Главное, чтоб испорченный телефон не получился…

Вождь палколюбов поднял руки, показывая, что не держит оружия, а затем снял с уха серьгу и протянул украшение королю. Барди взглянул на вождя и вздрогнул - перед ним стоял крупный мужчина с крашенными под блондина кудрями, отросшими до плеч, подведёнными бровками и подрисованными губами. Выйдя из лёгкого онемения, предводитель завоевателей принял подарок, показывая жестом, что и сам бы рад подарить серьгу взамен, да вот нету… Вождь высунул язык и потряс им вверх-вниз.

– Быстро делай то же самое,- предостерегла шёпотом Малона,- они так здороваются с уважаемыми людьми.

Король смущённо оглянулся на соратников, высунул язык и… помахал им перед лицом быстро идущего на сближение палколюба. До обоюдного поцелуя дело, к счастью, не дошло.

Вождь широко улыбнулся и ударил себя кулаком в грудь.

– Мотопед! - представился он.

– Барди Ландрийский,- ответил краснеющий король. - Я пришёл из далёких земель, чтобы принести тебе дары.

– Какие? - перевела Малона.

Барди протянул назад руку, и один из солдат по предварительной договорённости подал ему открытую банку куриных консервов.

– Попробуй!

Вождь несмело взял банку, понюхал, затем осторожно вынул двумя пальцами кусок мяса. Чавканье, улыбка, лицо прояснилось. Явно понравилось…

– Говорит, очень вкусно,- перевела Малона. - Спрашивает, сколько таких сосудов ты готов отдать?

– Весь воз, что стоит за нами. - Барди поймал взгляд палколюба и показал рукой, куда надо смотреть.

– Вождь доволен и приглашает Барди Ландрийского в гости на беседу о далёких землях.

– Отлично. Но ты и Свенсон идёте со мной.

Лачуга вождя была скромной, это тебе не коттедж господина сезонного королевского советника и тем более не замок. На полу валялась пара плетёных ковриков, между ними стояла глиняная посуда с росписью, в углу - оружие, а в остальном ничего примечательного.

Вождь уселся на циновку и пригласил гостей сделать то же самое. Последовало распитие лёгкой браги, сопровождаемое кривлянием и высовыванием языков, но недолгое, больше для протокола. Затем Мотопед продемонстрировал своему дорогому гостю краски и пудру для лица, украшения для носа и ушей, несколько ниток бус, но дарить ничего не стал (слава богу!) и перешёл к рассказу об алкнафтах.

Итак, удалось узнать, что алкнафты «очень злые». Именно они стали причиной регулярного недоедания у всего горного народа, ибо уже слишком трудно стало «брать взаймы» часть урожая на соседских полях. Свенсон при этом хмыкнул. Оказалось, уроды-инопланетяне не могли подчинить себе палколюбов из-за сопротивления шаманов. В каждом селении горцев имелся шаман, который успешно противостоял магии алкнафтов. Барди подозревал нечто подобное, и его смутная догадка получила подтверждение. Король не стал терять времени даром, а взял быка за рога…

Он велел Малоне переводить по возможности более точно и прямо в лоб спросил, сколько воинов не пожалеют палколюбы на дело священной войны против ненавистных алкнафтов. Вождь склонил голову набок, не отвечая, и Барди пришлось толкнуть хвалебную речь, в которой фигурировали горцы как естественные союзники его замыслам, пообещав при этом уладить вопрос о выплате дани из амбаров жителей равнины. После такого обещания вождь сказал, что из двух десятков селений он может набрать около пяти тысяч бойцов. Король с усилием подавил радость и поинтересовался, может ли он познакомиться с местным шаманом? Мотопед выразил согласие, хлопнул в ладоши и что-то сказал заглянувшей в лачугу женщине.

Шаман выглядел что надо: костлявый, нос крючком, взгляд хищный, на шее ожерелья из сушёных гадостей, лапки какие-то, косточки, скорлупа яиц, закутан в хламиду неопределённо-тёмного цвета. Король попытался задавать колдуну вопросы, но не получал вразумительных ответов. Барди пожалел, что не прихватил с собой Горо, да и Горголан, оставшийся следить за спортзалами на кораблях, нашёл бы с местными общий язык. В общем, им было бы о чём помахать языками… Тьфу ты!

Спустя незначительное время обе стороны пришли к соглашению, что армия союзников двинется в Подкаблук утром следующего дня. С этим делегация Объединённого королевства, вполне удовлетворённая, вернулась к реке и тронулась в обратный путь, а вождь махал им вслед на прощанье. В обеих руках он крепко сжимал консервные банки с халявной курятиной…

– Силён ты чужой урожай раздавать! - насмешливо фыркнул Свенсон, когда селение горцев осталось позади.

– Мне больше нечего было им предложить,- пожав плечами, ответил Барди. - Косметики у меня с собой нет, украшений тоже, а так вроде всё по-честному: мы - с союзниками, подкаблуковцы - с палколюбами.

– Ну ты и дипломат! - Свенсон буквально давился от смеха. - С серьгой-то что делать будешь?

– Завидно, что ли? - огрызнулся бывший рыцарь. - Буду носить на груди вместо ордена. Ни у кого такого нет!

С наступлением сумерек маленькая экспедиция благополучно вернулась в Подкаблук, где, к счастью, всё обошлось без происшествий. Дзог показывал местным жителям фрагменты своего юмористического шоу, гремевшего в Голливуде, кто-то даже хлопнул пару раз в нужных местах, отбиваясь от москитов. Накось и Горо экспериментировали с пирамидками - окрасили корову вождя на манер зебры, заставили кошку лаять и за пять минут вырастили на площади ёлку, обвешанную игрушками, на радость детям и котятам.

Усталый Барди в ту ночь не сумел отразить атаку Малоны и позволил ей взять приступом свое ложе и себя самого. Час или два спустя он признался, засыпая, что супружеская измена, хоть и грех, всё же сладостна и легко превращается в приятную привычку…

20

На следующий день после обеда в Подкаблук нагрянуло предводимое Мотопедом войско из пяти тысяч голодных и оборванных палколюбов. Шаманы припёрлись тоже. Все были настроены на драку, грабёж и бесплатные консервы…

«Быстро! - восхитился Барди. - Наверное, никого долго уговаривать не пришлось».

Треть амбаров была немедленно опорожнена, так сказать, в качестве задатка. Король провёл пару часов в тревоге. Кто знает этих выкрашенных ребят? Сожрут всё, нахулиганят там и тут и уйдут к себе в горы!

Но Мотопед, который внимательно следил за выражением лица Барди, вроде бы понял, как важно сейчас не переусердствовать, и вскоре велел подчинённым разбить лагерь под стенами города, поближе к кукурузному полю.

– За что ты привёл на нас эту саранчу? - Едва сдерживаясь от праведных рыданий, Базаркиряк набросился на короля с кулаками.

– Они помогут тебе,- серьёзно ответил Барди,- и мне тоже избавиться от алкнафтов.

– Они помогут лишь своему брюху! - выкрикнул вождь и стукнул себя по животу. - Их надо убить тотчас, как только уснут. Только так! Иного они не понимают!

– Нет,- грозно рявкнул бывший рыцарь,- вели подать ужин и зови в гости господина Мотопеда, будем налаживать добрососедские отношения.

– Не произноси это грязное имя!

Тем не менее вечером состоялся ужин с участием глав трёх самостоятельных государств - Объединённого королевства, Подкаблука и страны палколюбов. Сначала Базаркиряк и Мотопед смотрели друг на друга настороженно, но Барди усердно подливал им в чашки местный алкогольный напиток и сочинял на ходу байки про глупых алкнафтов и мудрых непобедимых вождей. Над врагом всегда приятно посмеяться. Вот и они засмеялись, сначала с неохотой, а потом веселее и веселее. Затем позвали Свенсона, Горо и детей, устроили конкурс на самый лучший анекдот, да Так увлеклись, что не заметили наступившего утра…

Армия уже проснулась. Бойцы доели остатки вчерашних харчей, получили пайки, быстренько разбираясь повзводно и поротно. Кашевары свернули полевые кухни, надраили котлы и стали в строй. Мулы безропотно впряглись в двуколки и лафеты. К десяти утра Барди позвал Малону, и они вместе занялись побудкой Мотопеда, который храпел как трактор. Продрав глаза, он долго не хотел понимать, что происходит, где он и какого ему так орут в ухо, даже попытался склонить короля к поножовщине, но всё обошлось. Их величество лишь один раз в педагогических целях съездил горцу кулаком в челюсть, и тот стал как шёлковый.

– Пора,- объявил Барди, дружески приобнимая побитого палколюба за плечи. - Малона, попытайся объяснить товарищу, что с нами в команде дракон, что это друг. Да и не стоит на него охотиться, а то он тоже начнёт охотиться в порядке самозащиты.

Впрочем, быстро выяснилось, что господин Мотопед знает о существовании драконов, не маленький, сказки читал, да и местных видел неоднократно. Здешние хвостатые дракончики были недружелюбны. Как пояснил вождь, днём они отсиживаются в глубоких пещерах, а ночью выходят наружу с единственной целью - сожрать всё, что ползает, бегает, прыгает и летает в тёмное время суток.

– Он не совсем тебя понял, как это ты дружишь с таким прожорливым чудовищем,- передала Малона,- но верит тебе и не возражает, даже рад, что армия имеет столь грозного союзника.

– Отлично. Дзогу этот комплимент понравится.

Король, переводчица и вождь палколюбов (в шапочке из перьев на голове) вышли за городские ворота. Под стенами в густом зелёном кустарнике лежал такой же зелёный Дзог и бесстыже храпел. То есть общая побудка на него не распространялась…

– Вот он, наш герой. - Бывший рыцарь кивнул в сторону храпящего и, смело топая по хвосту, взобрался другу-великану на спину. - Это мой старый друг и боевой товарищ Дзог! Прошу любить и жаловать. Он сейчас немножко спит, но стоит только вот так тихонечко подобраться к его уху… и чётко, внятно закричать: «Дзог! Па-а-адъём, крокодил сушёный! Всех овец растащили на фиг!»…

Дракон громко вздохнул и открыл один глаз:

– Не смешно, один раз сработало, во второй не выйдет… Сплю я!

– Отставить спать! Вся армия давно на ногах, дружище!

– Это их проблемы.

– Дзог!

– Я сплю.

– Дзог!!

– Я имею право!

– Дзо-о-ог!!!

– Хорошо, усвоил. Этовы имеете право, ваше величество, ходить по мне в любое время, кричать на меня в любое время, давать сверхурочную работу без права отказаться, не кормить, не допускать к женскому полу…

– Стоп, стоп, стоп,- прервал его Барди, спрыгивая на землю. - Вот о женщинах вполне можно поговорить. Знаешь ли ты, что, по сообщению вон того расписного товарища, в Америке тоже водятся драконы? А раз водятся драконы, следовательно, есть и драконихи. А если есть драконихи, значит, среди них найдутся и незамужние!

– Или разведённые,- задумчиво добавил Дзог,- с кучей детей и неоплаченными счетами за газ. Знаем мы таких…

– Не хочешь - не надо! - отвернулся король, грозно добавив: - Всё равно вставай давай, тебя одного все ждут!

ВЕЛИКОЕ ИНДЕЙСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Ручей вылизывал камни, брызги сверкали на солнце, бизоний скелет неподалёку молчал. Продолжительный Спазм стоял на четвереньках, изучая движение воды. Он стоял так вторые сутки, не замечая полёта времени. В начале третьего дня к нему неторопливо подошёл старик.

– О чём рассказал тебе ручей, воплощение упрямой молодости?

Юноша с трудом поднялся на ноги и, глядя куда-то вдаль, ответил:

– Неуязвимый человек рядом.

– Я знаю об этом.

Индейцы помолчали двадцать девять минут.

– Как ты думаешь, Большая Водка, он даст мне автограф?

Старик впервые повернул лицо к Спазму.

– Не уверен, что у него есть эта вещь.

– Я тоже полон сомнений, ручей не объяснил, что это такое.

– Ручей торопится, он изменчив и непостоянен, не лучше ли спросить у бизоньего скелета?

– Ты прав, Большая Водка. Скелет более разговорчив.

Они помолчали ещё двадцать девять минут.

Вдруг их чуткие уши уловили приближение новых звуков - стука копыт, грохота колёс, топота ног и шарканья драконьих лап. Индейцы обменялись безмолвными взглядами. Они знали.

– Что мы должны сделать, Большая Водка?

– Запомнить этот день и возблагодарить его, Продолжительный Спазм.

– А как насчёт автографа?

– Не стоит подходить с этой просьбой. Вдруг он его уже съел, выкурил или отдал?

– Хорошо. Тогда не будем беспокоить бизоний скелет расспросами.

– Не будем.

И они помолчали ещё двадцать девять минут.

Колонна объединённого войска зазмеилась по дороге в город пришельцев со сложным названием Плацпомойпацан. Им предстоял переход по дну ущелья, проломившему горную гряду. Отличное место для засады, как завистливо отметили горцы, у них был большой опыт по части грабежей. Впереди на конях ехали Барди, Свенсон, Накось и Даго. Вторая группа верховых, включая Малону, Горо, детей, Бино и Загана, двигалась с обозом. За ними переставлял свои мощные лапы Дзог. Он размышлял о двух вещах - голодовке протеста и поиске драконих. Первое его пугало и вдохновляло, второе легко отвлекало от мыслей о первом. Палколюбы шли следом, такие же голодные и задумчивые, посматривая на толстый зад Дзога с явным аппетитом…

Небо сверкало чистотой, словно его выстирали. Однако над горами впереди образовались проливные тучи, их было хорошо видно. Дорога спускалась вниз и словно подталкивала путников к ущелью. После полудня на обочине возникла рощица, и король дал сигнал устроить привал. Он сам и его свита расположились под тенью деревьев, где Малона повторила свое блестящее представление в роли заботливой хозяйки. Опять на траву легла скатерть, выстроились горшочки и миски, кувшины и прочая утварь. Обед начался, и Барди вовремя вспомнил про вождя союзников.

– Надо пригласить и Мотопеда,- сказал он. - Накось, иди позови.

– Вот ещё, еды и так мало… - проворчал Горо и чуть не поперхнулся. - Барди! - вскричал он. - Смотри! Наблюдатель вернулся!

Чёрная птица каркнула с высокой ветки, подтверждая свой таинственный статус.

– Сейчас я её…- Свенсон потянулся за пистолетом.

– Не трать боеприпасы на эту дохлядь,- остановил его Барди. - Погляди, как она сидит.

– Как сидит? Как мишень!

– Именно. Они хотят, чтобы ты выстрелил.

– Если это шпион, как говорил маг, я с удовольствием выстрелю!

– Наблюдателя прогоняют специальным заклинанием,- бормотал Горо, судорожно листая свою книгу.

Ворон каркнул снова, будто задираясь. Чёрный провокатор демонстративно поворачивался к ним то одним, то другим боком.

– Нет, я всё-таки его шлёпну. - Свенсон поднял оружие, но в этот момент появились Накось и Мотопед.

Вождь бросился к королю со своим фирменным «языковым» приветствием, и всем уже стало не до вороны.

– Раздели с нами трапезу,- предложил палколюбу Барди, отскакивая в сторону.

Мотопед понял без перевода и набросился на лепёшки.

Накось заметил птицу, застыл на миг и полез в карман за прибором алкнафтов.

– Ты что? - спросил Горо. - Что ты задумал, неопытный мальчишка?! Даже я, маг со стажем, и то не сразу нашёл возможн…

– Только попробую…- невнятно ответил юноша, его лицо напряглось, а губы зашептали непонятные слова. Все посмотрели на ученика, не зная, чего от него ждать…

Из яркой вспышки над деревьями появился ястреб, который стремительно спикировал на ворона. Наблюдатель сорвался с ветки. Началось преследование, ястреб успел вытеснить Наблюдателя из рощи на открытое пространство и уже совсем было настиг его, но тут ворон исчез так же внезапно, как и появился. Ястреб тоже растворился в небе - из ниоткуда вышел и в никуда пропал.

Люди стояли задрав головы, все молчали… Неожиданно пернатый хищник материализовался в совершенно другой стороне - в когтях его тряпкой висел чёрный ворон. Ястреб сел на ветку и стал рвать Наблюдателя.

– Молодец, Накось! - похвалил Горо. - Так его! Ты сумел продолжить гонку в другом измерении, как тебе удалось?

– Я… я сосредоточился на пирамидке, произнёс заклинание-оберег от злых сил и представил себя ястребом… появился ястреб и сам всё сделал…

– Отлично! - воскликнул Барди.

– Накось, объясни мне, простому вояке, это была магия или прибор? - спросил Свенсон.

– Наверное, и то и другое,- предположил король.

– Без прибора я бы точно не справился,- смущённо признался Накось.

Мотопед первым вернулся к еде, потрясая своим головным убором. Его эти мистические упражнения не волновали нисколько, главное, чтобы обед никуда не улетел…

– Есть идея,- подняла руку, как школьница, Малона. - Если ты такой способный, Накось, то можешь помочь мне с готовкой? Продукты есть, но времени на хорошее жаркое надо много…

– Стоит поэкспериментировать! - подхватил Свенсон. - Если получится свиная отбивная или шашлык, не забудьте меня пригласить.

Мотопед шумно облизал последнюю миску и хлопнул себя по животу. Он постарался за всех и вполне преуспел.

– Этот чёрт слопал весь обед! - возмутился Виктюк. - Ну и обжора!

– Ага-га-га! - радостно согласился палколюб, видимо считая, что его похвалили.

– Поосторожней со словами,- упрекнул сына Барди. - Кто его знает, вдруг в следующий раз возьмёт да и обидится.

– Чушь! - возразил Виктюк. - Ничего он по-нашему не понимает. Да и кто ему даст второй раз сожрать общий обед?! Я - не дам!

– Слушай, сынок, вождь горцев, может, прикидывается, он хитёр как старый лис! Так что больше не оскорбляй его. Это приказ.

– Да ладно, ладно,- надулся Виктюк, а Рельс похлопал друга по плечу в знак солидарности.

Некоторое время все молчали. Но долго молчать на голодный желудок невозможно, особенно когда виновник всего здесь, рядом, и сыто скалится…

– Что ни говорите, но вождь этот - самый настоящий наглец! - не выдержав, встрял Дрын и шлёпнул по земле хвостом. - Я ведь летать дол-жен, вести разведку, высматривать опасности, а знаете, сколько сил уходит на полёт? И он оставил меня голодным! Прямо зло берёт! Я бы другого такого грубияна сам съел, чтобы впредь в чужие миски не лазил!

– Отец запретил тебе порхать без сильной нужды,- напомнил Свенсон. - Хватит с нас заварушки со смерчем в заливе. Знаешь, как он за тебя переживал!

– Его слушать, так надо всю жизнь проторчать в хлеву,- отмахнулся драконёнок.

– Вот будут у тебя свои дети, поймёшь папу,- заметил Свенсон.

– Эх, если бы я мог летать! - мечтательно вздохнул Рельс.

– Вот только самолёты начнём делать - полетишь! - подмигнул сыну Свенсон.

– Чёрт, чёрт, чёрт,- широко улыбнулся Мотопед и опять высунул язык. Он явно хотел приобщить всех присутствующих к своему хорошему настроению. - Ага-га-га!

– Вот видишь, что ты наделал? - Барди строго посмотрел на Виктюка. - Он запомнил это слово, и придет день, когда он узнает, что это не комплимент…

Виктюк опустил голову и молча стал помогать Малоне с посудой.

– Идём, что ли? - постарался закрыть тему Свенсон. - На голодный желудок злее будем!

– Завтра утром обойдётесь лепёшками,- заявила красавица,- но к обеду обещаю отбивные!

Она что-то сказала Мотопеду, тот встал и отправился к соплеменникам. Горо проводил варвара укоряющим взглядом, но бормотать проклятия вслед не стал: горцы были нужны для решающей битвы с врагом…

Несмотря на набухшие тучи, дождя в тот день не было.

Старый волшебник уломал Малону поработать переводчицей, ибо давно жаждал обменяться опытом с шаманами палколюбов. Один из них, под именем Комуналк, согласился побеседовать за банку консервированных персиков. Накось подвинулся поближе и навострил уши, ему всё было интересно…

Комуналк не стал погружать чужестранцев в дебри своего мастерства, он изъяснился просто. Шаманы наделены умением чувствовать и распознавать добрые и злые мыслеформы. Любой сильный психический сигнал извне они видят чисто физически: послание обретает форму и цвет. Неправильную, размытую, чёрных или коричневых оттенков, если поступает отрицательный, опасный сигнал. И ярко-жёлтую правильную форму (сфера, куб, шар), если сигнал добрый и безобидный. Шаманы могут объединяться и вместе сопротивляются злым мыслеформам, защищая племя.

Горо впал в полное разочарование. Персики пропали даром. Слишком уж явно напоминало это ту пёструю лапшу, которую он сам навешивал богачам из Голливуда. Накось, однако, крепко задумался над сказанным. Малона просто ушла в палатку.

Над лагерем нависла тишина, не спали только часовые и задумавшийся студент. Разглядывая звёзды на прояснившемся небе, он постепенно стал догадываться, что каждое явление представляет собой комбинацию множества факторов… Одним словом, юноша делал первые, не совсем осознаваемые шаги на пути к славе великого мага…

21

Барди узнал от Мотопеда, что столица Мохаки Плацпомойпацан окружена высокой крепостной стеной, по окраине города течёт река, с которой связаны глубокие и широкие рвы под стенами. Единственный путь к воротам ведёт через узкий мост, а сами ворота тяжёлые, крепкие, толстые и усиленно охраняются. Ещё до прихода алкнафтов, во время правления короля Мотисимы, отряды палколюбов неоднократно пытались штурмовать ворота, но без толку. Барди всё взвесил и решил: в крайнем случае достаточно накормить Дзога кукурузой. Ради благого дела можно! А там уж он сам всё что можно разнесёт…

Были сформированы две диверсионные группы по двенадцать человек в каждой. Свенсон натаскивал бойцов в часы привалов и перед ночёвкой. По его словам, ребята были крепкие, крутые, настоящий материал для выковки коммандос. По силе и ловкости не уступали членам его голливудского отряда, с которыми он полтора десятка лет назад прибыл в Ландирию. Свенсон верил, что в ближайшем будущем на них можно будет положиться, но пока это были новички, нуждающиеся в серьёзной проверке на поле боя.

Горо провёл две бесплодные, как ему казалось, встречи с Комуналком в присутствии Накося и Малоны. Вникнуть в суть шаманской магии ему не удалось, он психанул и прекратил обмен опытом, особенно ввиду того что сам ничем похвастаться не мог. Старик и не подозревал, что его ученик находится на пороге прозрения и усвоения шаманской техники погружения сознания в «иное состояние».

Накось дерзнул и на другом поприще. Под опекой Малоны он сумел материализовать своё первое угощение. Правда, первый блин вышел даже не комом, а совсем ерундой - есть похлёбку было невозможно. Она получилась кислой и пересоленной, а плавающие в ней кусочки мяса на вкус не отличались от варёного сапога. Малона утешила его, признавшись, что сама стала готовить сносно только лет через пять ежедневной практики.

Войска союзников ступили в узкий пролом в толще гор. Дорога петляла, карабкаясь наверх вдоль стен ущелья, на дне которого пенилась бурная река. Над ней почти постоянно висел клочковатый туман. Пошёл дождь, и горная прохлада сменилась настоящим холодом. Высота над уровнем моря, вероятно, уже превышала три тысячи метров, потому что люди хватали ртом воздух. Дождь сменился снежной крупой. Обутые в сандалии солдаты стали замерзать. Король сожалел о своей непредусмотрительности. Единственное, что он мог сделать, так это приказать нарезать из одеял портянки.

Через каких-то пять-шесть часов люди оказались полностью измотаны. Река на дне пропасти совсем окуталась туманом, только шум её доносился из глубины. Приближалась ночь, а места для бивака всё ещё не находилось. Ночевать на узкой тропе было бы чистым самоубийством. Ладно горцы-палколюбы, те привыкшие, но немало людей Объединённого королевства просто могут не проснуться утром…

Сердце Барди сжималось от страха за провал всей кампании. Очередная петля дороги позволила королю увидеть обоз, он без бинокля различил Малону и детей и совершенно расстроился. Виктюк и Рельс сидели в сёдлах нахохлившиеся, словно воробьи в январе, молодая женщина куталась в скатерть и наверняка дрожала как осенний лист, Горо потонул в мантии, только нос торчал. Дрын прижался к спине своей лошади, пытаясь согреться. Взрослый дракон тащился сзади, и король впервые подумал, что громадному сородичу ужей да ящериц, наверное, совсем нездоровится при таком климате… а если Дзог впадет в спячку?

– Во вляпались! - Свенсон клацнул зубами.

– Ищи подходящее место для привала. И топливо! Нам надо согреть людей,- велел ему Барди.

– Посмотрите туда! - неожиданно вскричал Даго, судорожно поднимая замёрзшую руку. - Конец ущелья! Или подъём кончился.

– Слава протеину! - воскликнул Барди.

Километром ниже за поворотом, по ходу изгиба скалы, виднелась густая зелень леса и раскинувшаяся за ним от подножия хребта необъятная голубая долина, уютно огороженная горными вершинами. В низине смутно различалась река, уходившая к городу. Цель похода зазывно сверкала миниатюрными крупинками белых построек вдали…

Почуяв зелёную траву и тёплый воздух, Буцефал заржал и устремился вперёд. Армия воспрянула духом. Даже самые усталые ускорили шаг, стремясь как можно быстрее вырваться из холодного ада гор на мирные равнины. Это было спасение.

Объединённые войска союзников облюбовали прекрасный луг за лесом, однако Барди велел разбить лагерь под сенью деревьев, опасаясь, что огни костров будут видны издалека. Он всё ещё надеялся на фактор внезапности.

– Рано или поздно армию всё равно увидят,- пожимая плечами, констатировал генерал Даго. - Долина чашевидная, и нас слишком много.

– Поэтому спать ляжем пораньше, а подъём будет в три утра, без труб и криков,- решил король. - Пока не выглянет солнце, надо подготовить пушки, направить их на городские ворота, а ударим мы с первыми лучами. Предупреди офицеров.

На этот раз обошлось без бесед у костра: все слишком вымотались. На шаманов возложили роль будильников. Кроме того, благодаря их присутствию застать войско врасплох было невозможно. Лагерь быстро утих, затоптав костры, и уснул, как один огромный усталый путник. Минут двадцать у дракона урчал живот. Потом и этот звук стих…

В три утра солдат растолкали, и несколько групп предприняли бесшумный марш-бросок к стенам столицы, тихо ожидая сигнала к штурму. Едва выползло солнце, король просигналил артиллеристам. Грянул первый пушечный залп! Ядра пробили бреши в крепких воротах, откололи куски стен около них. В промежутке между первым и вторым залпом послышались вопли и крики, в столице начиналась паника. Новая лавина снарядов обрушилась на ворота, а третий залп сдул появившееся полчище знакомых зомби в полном вооружении, невероятно быстро отреагировавших на канонаду. Четвёртый залп не состоялся - магия алкнафтов испортила порох.

– Накось!!! - взревел король. - Восстановить боеприпасы!

Юноша склонился над пирамидкой.

– Готово,- сказал он ослабевшим голосом.

Пушки дружно выстрелили, засвистели ядра.

– Мушкеты, огонь! - крикнул Барди, и сигнальщики передали его команду отрядам у стены. Они успешно сняли ещё две группы зомби. Казалось, что вот-вот - и на штурм пойдут уже все!

Артиллерия приготовилась к пятому залпу, но… снова тишина.

– Накось!!!

На этот раз молодой маг не просто вспотел, а пережил приступ слабости. Назначенные ему в охрану солдаты подхватили его, не давая выронить пирамидку.

– Я… я не справлюсь…- прохрипел юноша, тряпичной куклой повиснув на руках своих телохранителей. - Чувствую… очень сильное противодействие… Мозги через уши вытекают… и в носу свербит…

– Попробуй, Накось! Заклинаю тебя! Ты спасёшь много жизней и свою тоже!

Студент сглотнул, закрепился на ногах и вонзил взгляд в золотой прибор. Через миг по его телу пробежала волна судорог. Воины рядом держали его крепко и заботливо, по-настоящему понимая, насколько важен сейчас этот нескладный хилый паренёк, над которым они частенько посмеивались. Грянул пятый залп - и юноша потерял сознание, скрюченными пальцами вцепившись в преобразователь…

– Огонь!

Приказ короля остался невыполненным. Барди оглянулся. Солдаты-телохранители пытались привести Накося в чувство, но тщетно.

– Тогда в атаку! - крикнул главнокомандующий и вонзил шпоры в коня, напрочь позабыв о Дзоге, который, ругаясь, как Мандельштейн, галопом последовал за своим безрассудным другом, развивая совершенно нетипичную для дракона скорость по суше. И успел обогнать короля на полпути к воротам.

– Куда полез, дурак коронованный?! Ты о Хельге подумал? Вдовой хочешь её оставить во цвете лет?.. Да уймись же! А бедняжка Малона что будет без тебя делать? Или тебе и на неё наплевать? Дорвался до ратной славы! Ты оглох?!

Охваченный боевой яростью, Барди лишь грозно прорычал в ответ, красиво размахивая мечом.

– Подвинься, твоё величество! - едва не плюнул в него дракон, хвостом отпихивая Буцефала в сторону. - Сначала танки!!!

Если выражаться точнее, то один танк. Но весьма многофункциональный! Можно даже сказать, что вездеход-вертолёт-огнемёт-бронетранспортёр и ракетный крейсер. Первый же лобовой удар был страшен… От ворот не осталось и щепок!

Король и его чешуйчатый друг, вопя, как буйные первоклассники, ворвались в город и… в изумлении стали на главной площади. Пустота! То есть никого, ни одной живой души. Куда исчезли люди, горожане, армия зомби, ведь не могли же они ВСЕ пасть под пушечными ядрами ландрийской артиллерии?!

А сзади уже гудели войска союзников, раздавались боевые кличи, трепыхались знамёна. Барди с Дзогом недоуменно переглянулись и попятились назад. Алкнафты не могли не знать о боевой мощи чужестранцев, о палколюбах и драконе. И у них тоже было своё уникальное оружие. А значит, и возможность подготовить неприятный сюрприз захватчикам… Весь город мог стать одной большой ловушкой!

Выскочивший на коне Барди дал генералам новое указание - рассредоточиться вокруг стен, взяв их в плотное кольцо. Находиться внутри города- значит заведомо подвергать себя гипнозу. А кто знает, сколько пирамидок могут выставить их враги против двух, находящихся у Накося и Горо? Риск слишком велик…

Впрочем, все уже имели некоторое представление об алкнафтах. Ландрийцы дисциплинированно отступили, а вот палколюбы с воем ринулись в город. Они не привыкли бояться чужеземной магии. К захвату вражеского стана подключили шаманов. По большому счёту весь отряд для захвата храма состоял только из них. Ведь это была другая, необычная война… Храм долго искать не пришлось. Он, разумеется, располагался в центре городской площади. Нашим героям оставалось вынужденное бездействие…

Мотопед и его горцы только радовались тишине и безмолвию. Жители столицы исчезли. Не встречая сопротивления, палколюбы рассредоточились по улицам и занялись бесчестным разграблением пустующих жилищ. Барди предвидел это - ничего не поделаешь, право захватчиков. Хотя, честно говоря, не к месту и не ко времени пришёлся этот грабёж…

– Их надо остановить,- высказал свои опасения Свенсон. - У меня дурное предчувствие.

– У меня тоже,- кивнул король. - Где Накось?

– Он за стенами города, Горо пытается привести его в чувство.

– Я без парнишки как без рук,- признался Барди. - Честно говоря, не знаю, что делать. Если мы его потеряем… Ну да ладно, ввязались - будем идти до конца. Даго, палколюбы отказались выполнять мой приказ?

– Все, кроме шаманов, ваше величество. Они люди умные, понимают суть дела, поэтому стоят у храма, взявшись за руки.

– Чуют, где опасность, молодцы,- похвалил Барди. Он спешился, дал знак дракону сидеть на месте, а сам пошёл посмотреть, что происходит.

На миг показалось, что он находится внутри микроволновки, которая вот-вот должна включиться. Он не видел пока ни одного алкнафта, но был уверен, что где-нибудь под землёй, в толстых городских стенах или на чердаках скрываются десятки или даже сотни этих тварей. Странно, подумал он, здесь так тихо… Даже грабителей не слышно.

Шаманы впали в транс. Они стояли полумесяцем, рука в руке, глаза их закатились от напряжения, видны были только белки. Вдруг шаманы разорвали свою цепь, их взорам вернулась ясность. Не издав ни единого звука, толпа колдунов ворвалась в храм Борхатуна! Король осторожно ступил следом…

Как и следовало ожидать, в подземелье при пирамидке состоял свой служитель. Его взяли живым, подняли наверх и бросили к ногам главнокомандующего. Алкнафт выглядел беспомощным, он был даже не в состоянии подняться. Видимо, энергетика колдунов подавила его способности. Барди приказал всем возвращаться в лагерь. Предстояло допросить пленника и разработать план дальнейших действий.

Перед армией Объединённого королевства красовался пустой город, в который нельзя было войти. Солдаты и их командиры находились в смятении. Все понимали, что сейчас было бы глупо расслабляться, и в то же время не знали, что делать, с кем и, самое главное, КАК воевать. Поползли слухи, что рано или поздно алкнафты подвергнут каждого гипнозу, что не стоило вообще приходить в столицу, что горцы так до сих пор и не вернулись… Обстановка складывалась нехорошая.

К радости короля, Накось вскоре пришёл к его палатке своими ногами.

– После обморока во время битвы я очнулся… иным, ваше величество! На меня снизошло озарение, и теперь я знаю, как создавать мыслеформы, не хуже шаманов.

– О, это весьма кстати! - похвалил его Барди. - А то мы тут застряли - ни наступать, ни отступать… Что ещё?

– Я понял, что представлял собой Наблюдатель. Это не живая птица, а воплощённая и видоизменённая мыслеформа, способная копить информацию и передвигаться в пространственных измерениях. Ястреб, которого я создал, является упрощённой версией Наблюдателя… Я уже умею соединять своё сознание с шаманами, я помогал им при захвате пленника, хотя находился на расстоянии.

– Ты уверен в своих новых способностях?

– Полностью.

Барди с удивлением, но и с удовольствием похлопал молодого человека по плечу. И успел заметить, что во взгляде Горо, направленном на ученика, мелькнула неприязнь. Этого ещё не хватало! Старый завистник!

Рок Свенсон притащил пленника. Уродец пришёл в себя и даже попытался укусить спецназовца, но тот отвесил алкнафту лёгкий подзатыльник:

– Не бузить!

Алкнафт то ли понял, то ли убедился, что ничего не может поделать, он просто замер, как жаба в клюве аиста.

– Обыщи его,- попросил Барди. - Видишь, сколько карманов.

Пальцы Свенсона пробежались по бесформенному одеянию коротышки, потом он приподнял штавину алкнафтских шаровар и обнаружил под кривым коленцем блестящий продолговатый предмет, привязанный к уродливой ножке шнурком.

– Дай-ка посмотреть,- протянул руку король.

Предмет представлял собой длинную тонкую призму с золотыми гранями, с обеих концов торчали маленькие параболические чашечки. Талисман был смят в середине.

– Возможно, при помощи этого они испаряются,- предположил король. - Похоже на преобразователь, верно? Он явно поврежден, и урод не сумел удрать вовремя, как остальные… Горо, подай мне свою пирамидку, будь добр, она тебе всё равно не нужна.

– Почему это не нужна? - обиженно надулся маг. - Я через неё бананы делаю!

– Да не насовсем… А ты, Накось, достань свой преобразователь и следи за поведением пленника. Сейчас мы его научим понимать ландрийский. Я ему позволю это сделать, но ты страхуй меня, чтобы гадёныш не воспользовался ситуацией и не отправил меня в тартарары!

– Я начеку, ваше величество! - отрапортовал молодой маг и слегка покраснел, но решительного вида не потерял, уставясь строгим взглядом на пленника.

Король положил пирамидку, взятую у Горо, на колени алкнафта и показал ему на свой рот большим пальцем, затем указательным - на губы уродца. Он надеялся, что жест достаточно красноречив, во всяком случае, в глазах коротышки мелькнуло понимание. И загорелся недобрый огонёк. Накось нахмурился и пригрозил ему кулаком.

Алкнафт стушевался, покорно кивнул и склонился над пирамидкой. Прошло не больше минуты, как пленник поднял голову и произнёс:

– Что тебе надо?

Барди забрал прибор с его колен и сказал с насмешкой:

– Накось, пока пленник сосал знание языка из моего ума, он пробовал сделать мне какую-нибудь гадость?

– Попытался, но я отбил,- ответил юноша. - И при этом нащупал его болевой центр. Если подождёте чуть-чуть, я его сейчас обработаю, чтобы стал покладистее!

– Действуй!

Молодой маг склонился над пирамидкой преобразователя, сосредоточился… и тельце алкнафта внезапно задёргалось, изо рта его пошла пена.

– Готово,- сказал юноша гордо. - Теперь он как дрессированный, воля его сломлена. Можно даже развязать, будет покорным, как овечка.

– Ты его так легко скрутил? - ревниво усомнился старый волшебник.

– Не так уж и легко,- простодушно возразил Накось. - Он сопротивлялся, но без преобразователя ничего не смог. Ещё минута, и очухается, тогда можно допрашивать.

Свенсон восхищённо покачал головой.

– Пришёл в себя,- заявил юноша немного погодя. - Можно начинать.

Барди начал допрос:

– Как вы прибыли в этот мир?

– Перебросились из одного измерения в другое при помощи мегапреобразователя, которым пользуются избранные из моей расы.

– Где он находится?

– Здесь,- послушно ответил уродец.

– Где жители столицы?

– Женщины переправлены в лаборатории, мужчины отключены.

– А палколюбы?

– Кто?

– Проехали. Ты, наверное, не в курсе.

– Я в курсе. Если ты говоришь о разбойниках, которые разбрелись по городу в поисках наживы…

– Да-да, о них.

– Отключены.

– При помощи мегапреобразователя?

– Разумеется. Преобразователь многофункционален.

– Почему вы не тронули всех остальных, кто находился за границей Плацпомойпацана?

– Мегапреобразователь поврежден от выстрела вашего орудия, он потерял мощность, и, кроме того, мужчины не годятся для экспериментального материала…

– Какого материала?

– Несколько веков назад келтоны предприняли сателлитную атаку с целью уничтожения механизма хромосомного деления в клетках алкнафтов. Наш жестокий враг, нуждаясь в свободном жизненном пространстве, подверг нас геноциду. Мы уцелели, но превратились в бесполых существ. Мы отомстим.

– Продолжай.

– С тех пор мы размножались клонированием, однако клонирование с течением времени ведёт к мутации, метода коррекции генетических ошибок нет. Нашу первоначальную ДНК восстановить невозможно, это не по силам даже Верховному килогу. Путь к совершенному алкнафту сложен. Надо сочетать нашу генетику с чужой, сохраняя лишь фенотип, то есть физические качества людей из вашего мира. В то же время надо реставрировать утерянную хромосому, в ней суть необходимого генетического совершенства, присущего нашей расе. Как только мы заполучим искомого мужского индивида, мы скрестим его с обработанными женскими донорами, которые окончательно воспроизведут отвечающий критериям чистой расы материал. Программа связана с большим объёмом экспериментальной работы. Невозможно так скоро наверстать миллионы лет эволюции, даже прилагая преобразователи, потому что нет в наличии нужного прототипа. Рекомбинация генов содержит бесконечное число вариантов… совсем нелегко прийти к совершенству.

– У меня от его тарабарщины все мозги набекрень! - буркнул честный спецназовец. - Может, хватит лекций? Где находится гадючник, как его ликвидировать или, на худой конец, разогнать к чёртовой матери, если невозможно их всех уничтожить,- и дело с концом! А ты, Барт, соловьиных трелей заслушался о генах, рекомбинациях и женских особях!

– Погоди, старина, погоди…- примирительно произнёс Барди. - Нам важно знать побольше о противнике, а не только где его искать… Так, урод паршивый, у вас бывают неудачные опыты?

– Я не урод! Конечно… Это неизбежно.

– И… куда деваете, гм, плоды своих тщетных усилий?

– Бракованный материал подвергается уничтожению.

– Доноры - это женщины, я правильно тебя понял?

– Правильно. Местные самки.

– А бракованный материал… это дети, да? - начал закипать яростью король.

– Если не отвечает стандартам чистой расы,- невозмутимо ответил коротышка,- материал бракуется. Но из каждой опытной серии обычно остается по самцу, с которым исследования продолжаются. К сожалению, приходится ждать его половой зрелости, поэтому мы накапливаем побольше серий, доноры подвергаются осеменению каждый месяц.

– Заткнись! - вскричал Барди. - Руки чешутся застрелить ублюдка! Вы поняли, о чём речь? - обернулся король к остальным. - Эти выродки сгоняют женщин в стада, как скот, меняют им гены в яйцеклетках и заставляют беременеть от модифицированных мужчин, ускоряют развитие плода… а потом убивают рождённых детей! Двадцать пять лет убийств во имя «чистой расы»! Жаль, что келтоны вас не перебили до последнего!

– Насколько я понял,- почесал затылок Свенсон,- келтоны тоже не сахар, одним лыком шиты, сволочи, как и алкнафты. Лишь бы и они сюда не припёрлись… Эти уроды хоть говорят, что намереваются убраться восвояси после своих опытов, а те, как я слышал, «расширяют своё жизненное пространство». Согласись, это хуже…

– А что происходит с роженицами? - задал король очередной вопрос.

– Тоже подлежат ликвидации, заменяются свежим материалом. Если их пустить на волю, местное население взбунтуется. А так они уже привыкли к исчезновению молодых женщин…

– Слышишь, Рок?! - крикнул Барди. - Эти маньяки - самые хладнокровные убийцы в мире! Губят невинных детей и их матерей! Не считая зомбированных мужчин!

– Просто стремятся уцелеть как раса,- подытожил лаконично Свенсон, пожав плечами.

Глядя на него, бывший рыцарь внезапно остыл.

– Тогда пусть занимаются спасением своего вида в другом месте,- глухо сказал он,- а не в нашем мире.

– Вот в этом я с тобой согласен. Давай дальше допрашивай гада!

Король сделал глубокий вдох и повернулся к алкнафту:

– Столько вас тут?

– Около сотни учёных-экспериментаторов.

– Где ваша база?

– В подземельях дворца. Там же находится и мегапреобразователь.

– Где ваш родной мир? - спросил Барди, затаив дыхание.

– Не знаю,- разочаровал его уродец. - Это известно только Верховному килогу и его мандолонам.

– Достаточно,- сказал король. - Вряд ли узнаем от него больше… Что с ним теперь делать?

– Ну… он уже вполне безобиден, - прокашлялся Накось. - Никто, кроме другого алкнафта, не сможет снять блокировку с его сознания. Думаю, что он нам пригодится как источник дополнительной информации и просто как заложник.

Свенсон позвал часовых и объяснил им, как обращаться с узником (или узницей), что уродину надо накормить, но глаз не спускать, а при попытке к бегству пристрелить без жалости. Солдаты кивнули и забрали существо с собой…

Словно награда за исполнение неприятных обязанностей, появилась Малона и проворковала:

– Ужин готов.

22

После ужина пленника допросили ещё раз. С его слов была составлена карта города, расчерчены все подступы к дворцу. Барди пришёл к убеждению, что ставку алкнафтов надо брать сейчас, пока у них неисправен мегапреобразователь, или никогда.

На следующий день первые лучи солнца озарили гигантскую, будто снятую на плёнке пантомиму. Войска «конкистадоров» застыли перед распахнутыми восточными воротами, которые находились ближе к базе алкнафтов. За ночь к воротам стянулись разрозненные отряды зомби. Артиллеристы Объединённого королевства стояли неподвижно наготове с фитилями в руках, жерла пушек глядели на стены. А навстречу врагу грозно вышел сытый старина Дзог…

Барди пожирал глазами горстку шаманов и Нанося, которые с опущенными веками погружались в ведомое только им самим состояние сознания. Зомби то хватались за оружие, то вдруг отступали в растерянности. Дракон тоже то поднимал лапу, готовый раздавить первого бросившегося на него противника, то опускал её. Сознания шаманов и алкнафтов незримо и почти неощутимо давили друг друга мыслеформами в жестокой безмолвной схватке, о напряжении которой посторонние наблюдатели могли лишь догадываться по искажённому лицу Накося, по каплям пота на лбах одних шаманов, по дрожанию рук других.

Большинство воинов знало, что сейчас происходит, и каждый в душе горячо молился за своих магов. Борьба велась за сознание несчастных зомби, от успеха психотронного сражения зависело, как разовьются дальнейшие события - быть ли резне, или в конце концов город встретит заморских пришельцев и их союзников-горцев как избавителей. Король надеялся рассеять опасения своих подданных… лишь бы волшебники справились! Их героические усилия могли сохранить много жизней.

Вдруг перед взором Барди потемнело, накатила липкая противная слабость, он едва удержался в седле, а Буцефал тревожно заржал. Вокруг разнеслись придушенные вопли, часть пушкарей уронила фитили, некоторые даже рухнули наземь или упали на медные тела мортир. Но самое худшее наступило мгновение спустя. Кто-то из шаманов закричал, словно ему всадили нож в живот. А потом…

Потом вся группа магов отозвалась на его крик визгом боли. Волна зла, не видимая глазом, но ох как ощущаемая всем телом, стала валить людей, заставляя их вопить от ужаса и страдания. Психотронная вылазка врага продолжалась несколько страшных секунд, но так же внезапно отступила… Тёмная пелена перед глазами рассасывалась, мышцы обретали послушность, мир вокруг словно опять вернул себе цвета, запахи и мягкие звуки. Светило солнышко, слышался щебет птиц, лязгнул поднятый меч, кто-то закашлялся, кто-то перевёл дух, кто-то рядом шёпотом благодарил святых духов…

Зомби-солдаты смотрели на себя и на товарищей, будто только проснулись. А потом побросали оружие и бросились наутёк.

– Мы успели! - прохрипел Накось, поднимаясь с колен. - Поднырнули под их выпад и дали сдачи! Мы поразили их прямо в центр воли! Может, даже отбили охоту вообще этим заниматься…- добавил немного хвастливо, всё ещё морщась от пережитого.

Король дал знак пехоте и вместе со Свенсоном поскакал по мосту, а впереди, топоча, как целый табун, рысью спешил отчаянный дракон. Они вошли в город, не встречая ни малейшего отпора. Пушкари запрягли мулов, и орудия потянулись вслед за пехотой, отвечая на радостные возгласы солдат грохотом колес лафетов по мостовой.

Войско не двинулось к центру, а потекло лавой вдоль стены, напрямик к дворцу. Скоро авангард разлился по дворцовой площади, занимая позиции для прикрытия разворачивающегося строя стрелков. Специальной группы диверсантов Свенсона вообще не было видно, они передвигались скрытно.

По приказу Барди артиллеристы расположили батареи напротив ворот дворца. Грянул первый залп, брызнули каменные осколки и щепки, ворота исчезли, дым стал рассеиваться перед чёрными проёмами. Но до второго залпа дело не дошло: из клубов дыма появился кривоногий коротышка, который махал белой тряпкой и визгливо орал по-ландрийски:

– Барди, подожди! Барди, не стреляй!

Король поднял руку, артиллеристы застыли, но зато дружно поднялись мушкеты и арбалеты, прицелившиеся в урода, в котором бывший рыцарь узнал своего первого алкнафта.

– Не стреляй, Барди! - пропищал он снова.

– Не он ли отключил нас в подвале первого взятого храма? - мстительно прошипел Свенсон. - Ух, застрелил бы гада!

– Подойди,- холодно сказал король, делая знак алкнафту приблизиться.

– Вы меня не убьёте? - заскулил тот, опасливо сверкая глазками на Свенсона, который постукивал стволом пистолета об левую ладонь.

– Всё от тебя зависит,- сдержанно кивнул Барди. - Смотря что скажешь и как себя поведёшь.

– Барди, я прислан говорить от имени Верховного килога, который призывает тебя быть благоразумным и рассчитывает на твое благородство. Имей в виду, что пока ни он, ни его мандолоны не брались всерьёз за вашу армию…

– Начал ты плохо, с угроз, плохо и кончишь. Я не стреляю по одной причине: интересно, почему вы уверены, что сумеете меня обмануть?

– Это… не обман. Деловое предложение.

– Ого! Ну давай валяй. Итак, что велел передать твой босс?

– Ты можешь стать владельцем всей этой огромной территории при условии, что не помешаешь нам уехать вместе с донорами. Это будет разумно.

– Так называемые доноры - это люди, страдающие без вины! Не пойдёт.

– Они неполноценные. Глупые, глупее даже тебя, не говоря уж о нас. Грязные туземки!

– Если страна моя, то и люди мои. Убирайтесь сами, а туземок я лично пересчитаю! - Не спуская с алкнафта глаз, король обратился к Накосю: - Можешь заглянуть ему в мозги? Чувствую, что-то нехорошее он задумал…

Юноша добросовестно напрягся и только хотел ответить, как приблизившийся вместе со свитой Горо вдруг простёр руку вперёд и громко спросил:

– Барди, что это за штука высовывается из окна?

На короля из бойницы дворца таращилось стеклянное око, напоминающее объектив телескопа, насаженное на конец блестящей трубы. То ли безобидный бинокль, то ли…

Барди повернул голову туда, куда указывал старый маг. Недоумевал король всего мгновение… потом взревел:

– Пушки! Мушкеты! Огонь по башне с труб… …Мир поплыл, словно отражённый во взволнованной водной глади, потом потонул в тумане, а Барди почувствовал себя потерянным, неспособным определить, где лево, где право, где низ, а где верх…

Очнулся он как будто быстро, во всяком случае, всё ещё сидел в седле, не успел свалиться, значит, дурнота продолжалась недолго. Повертел головой. Дзог разлёгся на куче ржавого мусора на фоне замшелых развалин. Свенсон, Накось, Малона и Горо застыли истуканами в сёдлах, приходя в себя. Выглядели все они неважно, словно пристукнутые. Больше никого рядом не было. Буцефал под королём заржал и потянулся губами к хилой травке, растущей из трещин в асфальте. Армия и город исчезли…

– Асфальт,- тупо произнёс вслух Барди. - Асфальт, чёрт его побери!

– Всё-таки нас обманули,- деревянным голосом откликнулся Свенсон.

– О горе мне…- заскулил Горо, выщипывая себе бороду. - Это я виноват, не добрался вовремя! Не проследил, не остановил злодеев!

Барди повернулся к молодому магу:

– Накось, что было на уме у алкнафта?

– Ложь на лжи,- запоздало ответил молодой человек.

– Чему удивляться,- сплюнул в сторону Свенсон. - Не стоило корчить из себя джентльменов! Куда ты смотрел, Барди? Стрелять надо было!

– Просто любопытно стало,- пожал плечами король. - Не каждый день встречаешь представителей чужих цивилизаций.

– Любопытно ему стало! Вон куда нас твое любопытство привело! Ох, и мой грех тут есть,- запричитал маг. - Но всё равно ты виноват больше всех!

– Ты как с королём разговариваешь, дряхлый холоп?! - неожиданно вспылила Малона.

– Чего?! - Старик офонарел. - Да ты его пару дней всего как знаешь! А я - четверть века с ним знаком, и он мне как сын. Хотя такого сыночка врагу не пожелаешь.

– Помолчите вы все! - громко рыкнул Дзог. - Лучше бы разобрались, куда нас нелёгкая занесла. Вон там, на холме, что-то написано…

Все подняли глаза. И увидели огромные, скособоченные буквы:

HOLLYWOO

- Последнюю уже cпёрли,- спокойно отметил Свенсон. - Неужели мы попали в мой мир?!

– Может быть, но здесь всё словно после бомбёжки,- проявил завидную наблюдательность маг. - Видите край недостающей буквы? Она словно сорвалась с опор.

– А пошли проверим,- предложил Барди. Никто не возражал.

Ещё не дойдя до цели, но достаточно разглядев её, все остановились. Упавшая с подпор «D» была не одна - по соседству непонятно с чего вдруг валялась такая же гигантская «L».

– Это… что такое? - сморщил лоб Свенсон. - Голливудл? Но тогда… это не мой мир…- простонал он.

– Нас забросили в подобный Голливуду мир,- уныло предположил Горо. - Великий учитель Дзенга мне как-то рассказывал, что параллельных миров может быть бесконечное множество… Что делать-то будем?

Ответом было дружное молчание.

– Предлагаю пойти вниз по шоссе,- наконец сказал Дзог. - Надо добраться до жилья, лучше до фермы с коровами. А сытому пузу и вздремнуть не в обузу!

– Только брюхом ты и мыслишь,- буркнул старый аферист, но альтернативных предложений не выдвинул.

Зато на драконий аппетит сразу откликнулся Накось:

– Хочешь, сотворю для тебя баранью тушу? Или сразу две?

– Хочу,- остановился Дзог. - Но тогда хотя бы четыре - заморить червячка.

– Не сейчас! - отрубил король. - Всем надо подкрепиться, но первым делом - ориентировка на местности. Пойдём по шоссе, и никаких визитов к коровам!

Дзог вздохнул печально и повёл своих друзей по дороге. Подковы лошадей цокали в тишине. Пейзаж складывался из разрушенных домов без признаков жизни, одичавших садов да бурьяна. Вдалеке виднелись более высокие здания.

– Видите постройку? - подал голос Барди. - Помните студию, склад боеприпасов и возвращение в Ландирию?

– Похоже,- повернул голову дракон. - Остаётся найти вывеску, и все сомнения отпадут. Но тогда почему на холме написано «ГОЛЛИВУДЛ»? Переименовали?

– Весь мир переименовали,- горько вздохнул Горо. - И нам в нём места нет.

– Проверим? - предложил Свенсон.

Не тронутый ржавчиной рельс, по которому катались ролики дверей, свидетельствовал, что ангаром пользуются. Король спрыгнул с седла, обнажил меч и резко толкнул дверь в сторону.

– Не убивайтел! - закричал кто-то из темноты.

– Выходи! - приказал Свенсон, нацелив в неясную фигуру свой пистолет.

Заросший по самые глаза бородой тип выполз на свет с поднятыми руками. Бедолага, вероятно, не мылся целую пятилетку и совсем отощал. Барди узнал его. Незабвенная любовь принцессы Розамунды…

– Сандораг?! Что с тобой? - спросил Барди.

– Сандорагл,- поправил его бомж, трясущийся от страха. - Ял здесьл живул.

– А где Розамунда?

– Нел знаюл такойл,- заявил бородач.

– Хорошо, верю… Что тут случилось?

– Выл чтол, самил нел знаетел? Большаял бедал обошлал всюл планетул. Землетрясениял, извержениял, болезнил, вырождениел растенийл, терминаторыл всякиел! - прошептал бомж и трусливо огляделся по сторонам.

– Нам здесь делать нечего,- заявил Горо, брезгливо отряхивая мантию. - Хочу в нормальный Голливуд. А этой армагеддонной фигни мне и в кино по уши хватало…

– У нас с собой преобразователи! - вдруг вспомнил Накось. - Алкнафты же перемещались из одного места в другое? Почему бы нам не попробовать?

– У нас не те приборы, нужный был у алкнафта, которого изловили шаманы, да и то сломанный,- возразил старый маг, но, возможно, чисто из противоречия.

– Консервную банку можно вскрыть не только открывалкой, но и ножом, мечом, любым подходящим инструментом,- стоял на своём его ученик.

– Стойте,- вмешался Свенсон. - Если парень прав, то нам надо либо вернуться в Плацпомойпацан, на место сражения, либо…

– Я пока не знаю, как перемещаться в столь далёкие друг от друга измерения,- признался Накось. - Но, руководствуясь магическим принципом подобия, мы можем переброситься в НАСТОЯЩИЙ Голливуд из достаточно близкого этого. Если здесь больше делать нечего, то я попрошу всех сосредоточиться и вспомнить тот самый, необходимый вам Голливуд. Я и Малона станем «толкать» ваши мысли, а вы не забудьте нас «вытянуть».

Теперь у них были три золотые пирамидки. Сандораглу велели запереться в своей конуре, нечего смотреть, куда не следует, ещё зацепится следом… Все стали в круг и уставились на приборы, пытаясь представить себе тот самый Голливуд. Мир вокруг поплыл, затуманился и исчез. Накось был прав. По крайней мере, попробовать точно стоило…

Сандорагл долго терпел, выжидая положенное время. Наконец любопытство его достигло крайней точки, он вышел. Никого…

23

– Ха, кого я вижу! - вскричал продюсер Мандельштейн. - Барт Грейди во плоти! Куда потерялся? Месячный запой, что ли? Я уж замену тебе собрался искать! Нехорошо, нехорошо… И выглядишь неважно. Да что у тебя стряслось, Барт? - Толстяк озабоченно разглядывал короля Ландирии. - Ты немного даже будто прибавил в весе… и постарел, чёрт возьми! Вижу, седина в волосах… Оделся как не знаю кто… А это что, кровь?

– Угадал - запой, кутежи, неприятности,- терпеливо подыграл Барди. - Вчера играл Гамлета на спор. Но подробностей уже не помню. Может, и не Гамлета…

– Ты что, сынок, угодил на эту садомазовечеринку к Стефану Кубику?!

– Ах, так это была вечеринка…

– Понятно, видать, попало тебе, дружище! Ну ничего, заживёт, затянется, ничего… - Продюсер пристально поглядел на короля. Причмокнул губами и сказал: - Знаешь, мы с тобой всегда находили общий язык, хотя я и не одобряю твоего гусарства… С тобой дама? Кто такая? Вкус твой остался при тебе, парень! Красавица, загляденье… мексиканка? Беру ее статисткой на первых порах в новый блокбастер «Вздохи в Мехико», съёмки уже идут. Да-да, я понимаю, тебе этого недостаточно, хорошо, дам ей реплики, пускай поговорит в кадре. Кто этот мальчик? Не волнуйся, его устроим тоже. Пусть отметится у Лански, скажет, что я его послал… А битюг этот? Крепкий мужик, фотогеничный, хорошо… По облику просится в вестерн. И хватит с нас! Клинтов всяких там престарелых брать уже не будем… Да, ты что-то хочешь сказать мне? Давай быстро, время - деньги.

– Мой контракт на «Крутое колено». - Барт Грейди подмигнул Накосю. - Ты обещал главную роль и аванс.

– Ах да! - хлопнул себя по лбу господин Мандельштейн. - Да-да… а ну лезь в машину, наличность у меня там. Эти,- кивнул он небрежно на спутников короля,- подождут..

Едва поставив свою замысловатую закорючку, совсем недавно красовавшуюся на указах и законах, Барди попросил продюсера одолжить ему машину, чтобы отвезти друзей к себе домой, на что толстяк опять же необычайно для себя любезно дал согласие.

С Дзогом пришлось временно расстаться, он поскакал в свой хлев категории люкс (по голливудским - не ландрийским стандартам), где его ждали груды бараньих туш.

Пока лимузин ехал, Накось и Малона набирались впечатлений. Барди прекрасно их понимал, Голливуд когда-то и ему представлялся сказочным. Он невольно вспомнил реакцию Розамунды на «чудеса» этого мира.

Войти в особняк оказалось труднее, чем Барди ожидал. Ключи остались во дворце в Сюдасказале (вместе с документами на имя Барта Грейди). Код сигнализации забылся.

– Нам надо войти, но закрыто? - догадался Накось.

– Это и жукам вокруг понятно,- проворчал скисший Горо.

– Тогда почему не воспользоваться приборами? - предложил молодой маг. - Надо только представить себе, что мы находимся внутри дома, а не вне его.

Барди посмотрел на Накося с восхищением - этот молодой человек далеко пойдёт, подумал король.

Потом вдруг всплыло в памяти, что пятнадцать лет назад, уходя, Розамунда демонстративно бросила свои ключи на пол, а он их сунул в первую подвернувшуюся под руку пустую вазу. Гм, странная штука память… Так, с ключами всё в порядке… а сигнализация?

Надо просто вывернуть пробки, и всё тут вырубится вместе с электричеством. А потом звонок в фирму, заявление о неисправности и провалах в памяти. Чики-пуки!

– Предложение Накося принимается. Берите приборы и концентрируйтесь!

Мгновение спустя все очутились на первом этаже, кроме Горо, который ревностно жмурился перед порогом, думая не о чём нужно. Магию алкнафтов не обманешь! Барди вывернул пробки, отпер дверь и пихнул старика в бок:

– Входи, иллюзионист!

Горо вошёл, как все нормальные люди.

– Что-нибудь хочешь? - решил продолжить в полушутливом тоне король.

– Дай сотню баксов…

Барди вырвал листок из блокнота и написал строчку цифр, затем вложил в листок стодолларовую купюру и без звука протянул записку и деньги магу, который даже не поверил, что ему так легко дали деньги.

– А-а-а… Барди, сотни может не хватить…- начал он.

– Постарайся, чтобы хватило. Можешь перекусить здесь у меня и отправляйся в свою контору. Я написал номер моего домашнего телефона, сразу позвони, как доберёшься! Накось, закрепляю тебя за магом, будешь жить у него. Горо, не возражать! Я твой король! Рок, на втором этаже есть комнаты для гостей, ванные, туалеты, выбирай. Малона, следуй за мной, я покажу тебе свою нору…

Экскурсия по дому привела любовницу в восторг. Когда-то давным-давно он водил тем же маршрутом Розамунду и объяснял, зачем нужно это, как включается то. И видел примерно такие же очарованные, широко раскрытые глаза. Значит, судьба…

Тур по особняку закончился, и вместо ответа на вопрос: «Что непонятно?» - Малона бросилась хозяину дома на шею.

– Барди, это мир чудес! - воскликнула она. - Как ты мог его бросить?!

Барди ничего не ответил, только вздохнул. И показал Малоне, как надо спать на современных голливудских кроватях.

24

В итоге бывший король Объединённого королевства, а ныне актёр Барт Грейди вновь занялся кинокарьерой. Не то чтобы мир грёз был его призванием, но в первую очередь за работу в этом мире лично Барту недурно платили.

Свенсон продолжал скрываться в доме друга. От нечего делать он отрастил усы и бороду, изнывая от скуки и досады перед телевизионной стенкой, надеясь найти выход из ситуации, прежде чем сойдёт с ума. Ему по-настоящему не хватало жены и сына…

Горо восстановил клиентуру, объяснив идиотам, которые давали ему деньги за «обереги против злых сил», что после одного тяжёлого сеанса закрытия злых чакр вынужден был поправлять расшатанное «психоастральное» здоровье в санатории. Маг снова открыл счёт в банке, свободное время тратил на прогулки по дорогим магазинам, покупая парфюм, и чувствовал себя на седьмом небе. Накось довольно успешно и в сжатые сроки освоился с обстановкой и стал помогать старому учителю, больше из уважения к его сединам, нежели к самой идее дурачить людям головы. Впрочем, его вмешательство резко снизило процент надувательства в бизнесе Горо, ибо молодой волшебник всерьёз творил НАСТОЯЩИЕ, хотя и скромные чудеса, в которые клиенты Горо и без того верили в принципе.

Дракон появился в телеэфире со своим шоу, меньше чем за две недели оно побило рекорды телерейтингов. Дзог умело пользовался, если не сказать, бессовестно эксплуатировал свою феноменальную память, в которой крылись сведения о политиках, бизнесменах и кинозвёздах, чьими слабостями и заскоками он буквально питался пятнадцать лет назад. Он молниеносно наверстал упущенные новости и скандалы последнего месяца, выяснив, что большинство его «жертв» живы, здоровы и пригодны к осмеянию.

Первым капризная фортуна взяла на прицел Барди. Он получил повестку: Розамунда требовала развода, заседание было назначено на завтра. По окончании съёмок к Барди подошли двое дылд в костюмах, взяли его под мышки и затолкали в машину.

– Федеральный агент Каст Крузильо,- представился один, распахивая удостоверение.

– Федеральный агент Кирк Филиппо,- распахнул удостоверение другой. - Мистер Барт Грейди?

– Я.

– Против вас выдвинуты серьёзные обвинения, мистер Грейди. Двадцать восьмого числа прошлого месяца сего года командир отделения по борьбе с терроризмом Рок Свенсон должен был провести спецоперацию в вашей студии. Он поехал по указанному адресу и с тех пор бесследно исчез. Вместе со всей спецчастью. Очевидцы свидетельствуют, что спецназ в студию вошёл. Но не вышел.

Агенты Крузильо и Филиппо многозначительно уставились тёмными стёклами очков на честное лицо Барди Ландрийского.

– Интересно… я тут при чём?

– Так ведь здание ТОЖЕ исчезло. Вы разве не в курсе?

– Разумеется, в курсе! По этому поводу я уже потрепал себе нервы со страховщиками, которые отказались платить компенсацию! Мол, не отвечают они за паранормальные явления и порождённый ими материальный ущерб! А я с того погорел на полтора миллиона! Минимум!

Агенты не то чтобы подобрели, но прониклись суммой ущерба.

– Почему властям не сообщили? - почти по-дружески вздохнул Филиппо.

– А зачем? Что толку? Разве они поверят?!

– Имя представителя страховой компании помните?

– Откуда мне знать! Я был в шоке! Припёрся какой-то тип, сказал, что вышлет официальное мнение компании, но оно не пришло.

– Темните, Грейди! - посуровели агенты. - Где вы скрывались целый месяц?

– Нервы лечил!

– Название клиники и имя лечащего врача? Барди хмыкнул:

– А на какие шиши стал бы я лечиться у врачей? Пришлось действовать по старинке, как до актёрства… Помогло…

-??

– Путешествие. В одиночку. Назад к природе. Езда, рыбалка, охота, хижина или фургон в глухом лесу. Знаете, рекомендую, если стресс заест. Одиночество, размышления при луне… Год бы сидел так, тишина, благодать… но не выдержал и двух месяцев. И как видите, не зря я сюда вернулся. Преодолел свой крах и снова на взлёте! Планирую дать по этому поводу развёрнутое интервью в журнал «Дебри философии»…

Агенты переглянулись.

– Можете доказать факт своего отшельничества? Свидетели есть?

– Ну… пара белок. Может быть, лось какой мимо проходил. Троих достаточно?

Агенты промолчали, видимо соображая, как с ними связаться.

– Смотрите, Барт Грейди, не вздумайте нас обманывать. ФБР не шутит. Мы проверим каждое ваше слово. Не смейте выезжать из страны.

Король вернулся в свой дом в крайне дурном расположении духа. А там его ждали новые неприятности. В гостиной в хозяйской позе сидела Розамунда, физиономия помидорная, напротив Малона с видом дикой кошки, готовой шипеть и лязгать зубами. Обе молчали. Так молчат две неразорвавшиеся бомбы.

– Ты зачем пришла? - спросил Барди непрошеную гостью, внутренне ужасаясь, какими словами приветствует былую возлюбленную после пятнадцати лет разлуки. Пятнадцати, разумеется, с ЕГО точки зрения. - Меня призвали в суд, завтра там и встретимся.

– Здравствуй… Я хочу поговорить с тобой… наедине. Без надзирательниц!

– Эта тварь нагрянула сюда и заявила, что она твоя жена,- вмешалась Малона. - Милый, сколько у тебя жён?

Барди показалось, что паркет в холле превратился в зыбучие пески. Ну и денёк!

– Розамунда покинула меня по своей воле, она ушла к другому. Так что я чист перед своей совестью…- Барди даже удивился, что не покраснел, произнося слово «совесть». - Розамунда, если желаешь что-то сказать, говори. У меня нет тайн от Малоны. Ну?

Бывшая принцесса подчёркнуто перестала оглядываться на «мексиканку» и заговорила:

– Хорошо, слушай. Я отвожу иск о разводе, потому что хочу дать нашим отношениям второй шанс. Я тебе всё прощаю…

– Второй ШАНС?! - вскочила Малона.

- …прощаю и отмечу, что вкус у тебя хороший, хоть и банальный… Вы, дорогая, разве не можете устроиться у себя дома, в Мексике? - обернулась она к Малоне. - С вашей внешностью… А ты,- тут же повернулась к Барди принцесса,- отчего так… поплохел? Выглядишь на десяток лет старше! Неужели из-за разлуки со мной?

– Я этой сучке сейчас всё порву,- спокойно пообещала Малона. - Никаких вторых шансов. Раньше надо было думать, дура!

– Да,- сказала Розамунда задумчиво,- так я и думала. Девочка лишена элементарного воспитания. Сразу видно происхождение плебейское. Ты, шлюха малолетняя, лучше бы пошла на…

– Минуточку! Успокойтесь! - крикнул Барди, поднимая руки, как судья на ринге. - Розамунда, почему ты передумала разводиться?

– Я совершила ошибку! Сандораг дурак. Малона не удержалась:

– Любимый! Она просто обязана освободить тебя от уз супружества! Я в магазинах с женщинами разговаривала, тут такие законы! Она не должна иметь над тобой никаких прав, потому что я жду от тебя ребёнка, а эта сука яловая!

Барди остался с разинутым ртом, Малона приблизилась, и он обнял её:

– Ты… почему мне ничего не сказала про ребёнка?

– Ты был занят, не хотела тебя отвлекать. У тебя много важных забот. Эй, змеюка! А ну брысь отсюда!

Розамунда хлопнула дверью, на улице завизжали шины её автомобиля.

Барди и Малона стояли в обнимку посреди гостиной. Скрипнула лестница. С верхнего этажа спускался Свенсон. Барди рванулся к выключателю. Свет погас.

– Тихо, тихо! - прошептал Барди. - Иди сюда, нам надо поговорить…

Малона ощупью направилась в кухню, шаги её, хоть и лёгкие, звучали победоносно и гордо. Барди вздохнул и рассказал другу о встрече с Крузильо и Филиппо.

– Ситуация критическая,- отметил Свенсон, выслушав друга. - Прямо скажем, на грани провала. Если рассказать правду, никто нам не поверит, в психушку заберут - и не выкрутишься. Или исследовать начнут на предмет преждевременного старения. Но в конце концов всё равно сунут в психушку…

– Надо спрятать тебя у Горо,- сказал Барди.

– Это разве выход?

– Мне кажется, дед пока вне подозрений. Накось позаботится об остальном. Сейчас я его приведу, и он тебя перебросит прямо к старому стручку… а если федеральные молодчики снова подкатят, наш юный маг знает, что делать… Кроме того, он мне нужен завтра на суде. Рок, ты знаешь, что Малона беременна?

– Понял уже. Ну и… что тебе сказать? Поздравить?

Барди засопел и буркнул:

– Собирай вещи, поедешь в багажнике.

По дороге к Горо бывший король заметил в зеркале слежку. Он сжал зубы. Доехав до дома старого шарлатана, он выскочил из авто, взбежал по ступеням и позвонил. К счастью, открыл Накось, и Барди многозначительно показал ему через плечо на хвост. Юноша сориентировался и без единого слова последовал за королём. Они сели в машину. Барди включил радио погромче и объяснил, что сейчас требуется.

– Проще простого,- отозвался Накось. - Они вообще забудут, зачем едут за нами, и страшно захотят в туалет. Вот, пожалуйста, готово. Свернули в переулок.

Свенсон перебрался на чердак, не выказывая особого удовольствия, но и не жалуясь. Просто все понимали, такая жизнь не может продолжаться долго.

Старый маг был уверен в том, что Барди ежедневно обдумывает варианты возврата в Плацпомойпацан, собирает информацию, анализирует сложившуюся ситуацию, а быть может (и, скорее всего, так и было), его устраивает спокойная жизнь с новой любовницей. Да! Ни тебе жены, ни войны, сказка! Нет, нет, нет. В этом есть своя правда, но Барди не тот человек, который бросит своих людей, друзей и детей на поле брани. Он не такой. Возвращение в древнюю Америку оставалось всего лишь вопросом времени…

Совесть вонзила зубы в душу короля. Властитель, согласно законам Ландирии, может делать всё, но распущенность и нарушение приличий добром не кончается, мораль падает и в государстве. По мнению Барди, именно так страны и народы скатываются к революциям. И вот он сам наломал дров… Разве можно любить двух женщин сразу?

В тот же вечер Барт Грейди повёл свою мексиканку в ресторан. Предстоял сложный разговор, он не знал, что говорить, но женщина заговорила сама:

– Барди… Я рожу сына, который прославится как великий воин, под стать своему отцу. Можешь быть спокоен, я не стану липнуть к тебе подобно Розамунде. О ребёнке узнают только те, кого ты сам решишь поставить в известность. Проблем не будет. Я не хочу вмешиваться в твою законную семью. Когда я встретила тебя, я влюбилась до боли, но знала, на какой риск иду. И я приняла все последствия. Доволен? Тебе достаточно этого объяснения? От тебя я хочу лишь одного: когда ты в моей стране, люби меня. Если, конечно, успеем туда вернуться…

Барди потребовал счёт, оплатил и вывел Малону под руку к подъезду ресторана, где их поджидало такси. Он знал, что нашёл идеальную во всех смыслах женщину…

На следующий день Барди явился на суд в сопровождении двух свидетелей и Накося, получившего точные инструкции, что и как делать. Розамунда на самом деле не только не отменила иск о разводе, но и добавила солидные денежные претензии. Едва началось разбирательство, как молодой маг сотворил нужные мыслеформы. Адвокат принцессы запутался, стал икать и молоть чушь, вызвав неприязненное отношение у судьи.

Барди получил развод. Претензии Розамунды не были удовлетворены, и она выбежала из зала суда побелевшая от злости…

25

И вот наступил вечер, которого опасался старый Горо. Компания собралась у него в особняке. Дзог просунул довольную морду прямо в окно, всем телом находясь на улице.

– Чего нового? - спросил Барди и облокотился на столешницу, как только друзья покончили с ужином. По бокалам разлили виски, текилу, водку, пиво и ананасовый сок. - Какие выводы сделаны?

– Да никаких, - сказал Свенсон уныло. - Сила наших преобразователей невелика, если рискнём перескочить в Плацпомойпацан, скорее всего попадем чёрт знает куда. Ты сам сказал, что для переходов между мирами у алкнафтов имелся прибор помощнее, к тому же под руководством умелого специалиста… Да, мы убедились в силе большого преобразователя на своей шкуре.

– Я совершу самостоятельный переход,- заявил Накось. - Потом вернусь и сообщу вам, как прошёл опыт.

– А если ты совсем пропадёшь? - хмуро усомнился Горо. - Почему не попробовать старую методику: компьютер и моя магия?

Накось молча вынул свой магический прибор, сосредоточился над ним, потом исчез. Но не прошло и трёх минут, как он появился снова. Друзья вздрогнули. Вид у молодого мага был не ахти - одежда рваная, весь в ссадинах и ранах. Он попытался что-то сказать, но не успел, потерял сознание. Свенсон успел подхватить падающего юношу. На лоб студента положили салфетки, смоченные водой. Молодая женщина принялась за промывку ран, к счастью неглубоких. Что же произошло?

– Компресс мужчине не поможет,- заявил Барди и осторожно влил в рот Накося рюмку виски.

Молодой человек причмокнул, поперхнулся, закашлялся и открыл глаза.

– Слава богу,- сказал Свенсон. - Живой. Накось приподнялся и сел, Малона продолжала обрабатывать его царапины.

– Что произошло? - нетерпеливо спросил Барди.

– Дай ему дух перевести! - возмутилась Малона. - Он едва жив!

– Всё в порядке,- пробормотал Накось,- мне лучше.

– Куда ты попал?

– В сумеречный и жуткий мир, который едва ли можно описать без содрогания. На меня напали какие-то отвратительные твари, я еле успел убежать на относительно безопасное место, где смог сосредоточиться и вернуться обратно… Помедли я хоть чуточку, твари бы меня разорвали!

– Плохо дело,- сразу сник Свенсон. - Похоже, на преобразователях мы далеко не уедем, а попадём в самый ад. Раз Накось не справился, куда уж нам-то… Алкнафты здорово нас провели, чтоб им, сволочам, пусто было!

– Не ругайся,- наморщила носик Малона, завершая оказание первой медпомощи.

– Извини,- неохотно буркнул Свенсон.

Король поднялся с дивана, задумчиво прошёлся взад-вперёд.

– Так, ребята, предлагаю объединить обе методики: пирамидки и Горо с ноутбуком. Всё вроде бы есть. Долечивайте Накося, а ты, Горо, будь добр, раз сам вызвался, ищи подходящее заклинание. Я открою вам секрет, друзья. С первой недели нашего пребывания в Голливуде я начал готовиться к этому дню. Если мы сейчас спустимся в бронированный подвал нашего гостеприимного хозяина, то увидим там… Правильно, Рок, отличное современное автоматическое и полуавтоматическое оружие. Но не только. Я собрался взять побольше полезного барахла в дорогу, кто знает, вернёмся ли мы сюда…

Горо всхлипнул. Губы его тряслись, из глаз поскакали слезинки. Уж он-то точно не хотел никуда возвращаться. Хотя знал, что обязан сделать это…

Барди включил компьютер и активировал файл с заглавием «Пребывание в Голливуде», в котором, как в дневнике, описывал день за днём. Затем щёлкнул мышью, выбрав из меню «File» команду «Save As», и набрал новое имя: «Возвращение в Плацпомойпацан». Оставалось только кликнуть «ОК» и… Тактика перехода была немного изменённой, но по существу оставалась прежней. Курсор остановился, не делая последнего шага. Надо было произнести заклинание и заручиться мыслеформами Накося…

– В общем-то я готов,- сказал король. - Как вы?

– Горо, открой свою драгоценную книженцию и читай! - подсказал Свенсон.

Старый маг молчал, глядя в пол.

– Эй, Горо, что с тобой?!

– Я… не стану читать заклинание,- сказал старик, поднимая голову, и все увидели, что он плачет.

– Что?!

– Барди, не сердись, но я все-таки решил остаться… И хочу попрощаться с вами. Накось уже силён в магии, он меня с успехом заменит при чтении любых заклинаний и в качестве советника при дворе. Такова моя воля, Барди Бравый, ваше величество…

– Старина… ты хорошо подумал? - спросил Барди, и ему вдруг стало тяжело говорить, впору было самому расплакаться. - Тут-т у т-тебя нет друзей, ты можешь з-заболеть…

– Знаю, знаю. Мне будет не хватать вас, но я хочу завершить свой земной путь в тепле, уюте и санитарных удобствах, в собственном доме, у телевизора… Мне надоели сражения и лишения, жара и мороз, волнения и тревоги… Я устал, Барди. Покоя хочу. Ты прекрасно обходишься без меня. Накось будет служить тебе верно… Ты понимаешь меня, Барди?

– Понимаю,- дрогнувшим голосом ответил король.

– Кроме того… всё мое золото в сокровищнице Сюдасказала я завещаю королевству. Используй эти средства во благо, обещай мне.

– Обещаю, старина. Мне действительно будет не хватать тебя.

– Ладно уж, хватит слюни распускать, Барди. Я решил и уже не отступлюсь… Накось! Будь здоровым и сильным, мой мальчик. Сейчас ты уже маг в полном праве. Вручаю тебе и заклинательную книгу, ценнее у меня нет для тебя подарка.

– Не могу принять её, учитель… Она слишком дорогая, я недостоин… да и тебе она больше пригодится. Я же её знаю наизусть, ты сам заставлял меня зубрить…

– Слушай,- вмешался Барди. - Действительно, оставь её себе. Мальчик и так всё наизусть помнит.

– Тогда пусть поклянётся Мордолохом, богом магии, что не будет использовать полученные знания и навыки во вред своему королю и его народу!

– Клянусь! - восторженно выкрикнул Накось.

Голова дракона приблизилась к голливудскому шарлатану и осторожно коснулась его плеча.

– Прощай, старик, я тебя не осуждаю. Жаль, не с кем будет ссориться… У нас с тобой это неплохо получалось. Я буду долго помнить тебя. Живи и ты долго и радуйся голливудской жизни и за меня!

– Я тебе желаю ещё детей, Дзог…- сипло промолвил Горо. - Ты прав, в нынешнее время ни с кем невозможно так здорово поругаться, как с тобой. Так ругаться можно только с другом, который… который… знает, что… извини… что всё это ерунда. Я не со зла играл на твоих нервах, Дзог.

– Знаю, старик. Прощай.

– Прощайте все. Прощайте…

Барди держал в руках ноутбук. Все рыдали. Наплакавшись вдоволь, группа отбывающих спустилась в подвал. Горо остался наверху в комнате. Дзогу велели ждать на улице и обещали прихватить с собой, как только начнётся переход. В дом бы он всё равно никак не пролез.

С базукой на плече и держа руку на клавиатуре, король велел Накосю читать заклинание и творить мыслеформы. Дождавшись концовки, он утопил клавишу ENTER. Последовало привычное при переходе ощущение головокружения, а потом весь оружейный склад вывалился в реальность иного мира, прямо перед дворцом в Плацпомойпацане.

Барди выскочил наружу и почти не целясь выстрелил в башенку, прямо в стеклянный глаз прибора алкнафтов, полсекундой позже выстрелил и Свенсон, более хладнокровно взяв мишень на мушку. Реактивные снаряды с визгом вонзились в аппарат врага и взорвались, разнося его и добрую часть дворцового крыла вдребезги.

И лишь затем король огляделся. Сердце у него ёкнуло. Артиллеристы лежали возле пушек с фитилями в руках, они явно не успели поджечь порох. Остальные бойцы валялись как попало, мёртвые или скорее без сознания. Очевидно, алкнафты решили поработить их для пополнения рядов своих воинов-зомби. Хуже всего было дело с шаманами - они корчились в судорогах на плитах площади.

Алкнафты чётко спланировали свой удар, а провокатор, отвлекший внимание завоевателей, всё ещё стоял со своей палкой и нелепой белой тряпкой. Он вздрогнул при появлении бронированного сооружения, хотел спрятаться, но изумление и любопытство сковали его кривые лапки. Свенсон выхватил пистолет и прицелился врагу в лоб. Алкнафт раздумал бежать, но открыл рот, вероятно, чтобы попотчевать их новой порцией лжи.

– Не хочу его слушать, Рок,- сказал Барди. - Стреляй!

Коротышка рухнул с пулей во лбу…

Воцарилась тишина. Сонное войско на площади, беззвучно дёргающиеся шаманы, нависший над площадью дворец, мёртвый и заброшенный. Сражение шло к концу…

– Накось, помоги шаманам! - крикнул король.

Молодой человек выбежал из склада с золотой пирамидкой в ладони, создавая мыслеформы на ходу. Один за другим шаманы палколюбов приходили в себя и объединяли своё сознание в мощный психотронный кулак, исцеляя себя и воинов вокруг. Зашевелились пушкари, стали открывать глаза солдаты, даже мулы завертели хвостами…

– Ложись! - заорал Барди, увидев, как артиллеристы тянут фитили к пушкам, выполняя приказ командира. Здесь с момента его изчезновения прошло несколько мгновений. Сознание их ещё плыло в тумане, но приказ открыть огонь они могли выполнить и спросонья, поздно было кричать и отменять команду.

Грянул залп, бреши от снарядов в стенах дворца стали шире. Запоздало грохнули мушкеты, но тут пришли в себя десятники, которые оценили перемену в обстановке и завопили отбой. Войско поднялось, ощетинилось дулами и мечами, ожидая новых приказов.

Через строй к королю продирался Мотопед, перья на его диадеме были помяты. Палколюб не оставил без внимания склад, сразу тыкнул пальцем.

– Наша добыча,- изрёк Барди. - Моя и Рока. Переведи, Малона!

Мотопед зубасто улыбнулся и пошёл к своим горцам. Барди огляделся и заметил приближающегося Виктюка, а рядом с ним и Рельса. Пареньки улизнули из-под опеки Бино и Загана.

– Отец! - закричал издалека юный принц. - Что случилось? Мне показалось, что ты… исчез!

– Было немного, сынок,- кивнул Барди. - Дай обнять тебя, мой мальчик!

– Э… папа, ты чего? - смутился Виктюк и стал тихонько вырываться из отцовских рук. - Солдаты смотрят, да и сражение ещё не окончилось…

– Да просто так… соскучился я по тебе.

– За пару часов?

– Да, за пару часов.

«Мы могли вообще никогда не увидеться»,- подумал он, но ничего не сказал.

– А Горо где?

– Он… остался… в Голливуде.

– Навсегда?!

– Да. Там он счастлив.

– Жаль, с ним было интересно поболтать.

– Вот на болтовню сейчас времени нет: пора брать штурмом дворец. - Барди! - крикнул Свенсон. - Начинать?

Барди вытащил пистолеты:

– Вперёд! Убивать всех сопротивляющихся! Остальных в плен!

На верхних этажах никого не оказалось, войска Объединённого королевства спустились в подземелья. Здесь они наткнулись на освещённые магическими глобусами тюремные камеры для «доноров». Несчастные женщины ютились в жуткой тесноте, на грязных матрасах. Под ногами чавкали нечистоты, пахло выгребной ямой…

– Выходите, вы свободны,- сказал им Барди, но женщины не поняли его слов. Тогда он приподнял одну из узниц и подтолкнул её. Она покорно пошла вперёд, не проявляя ни радости, ни страха.

– Их сознание поглощено дурными мыслеформами,- сказал Накось. - Их надо освободить не только физически…

– Потом,- оборвал король,- помните, алкнафты опасны! Сперва выведите пленниц и продолжайте захват дворца. Мало ли кто тут ещё окажется…

Завоеватели обнаружили ещё несколько камер с узницами, пока путь им не преградила крепко запертая дверь. Свенсон дал знак своим диверсантам прикрыться и выстрелил из базуки. Бойцы бросились вперёд и очутились в просторном зале, ярко освещённом глобусами. Помещение смахивало на лабораторию: стеллажи и столики с преобразователями, стеклянными банками (в некоторых какие-то жидкости) и совершенно непонятными предметами. В самом дальнем углу жались друг к другу не меньше полусотни колченогих коротышек в белых одеяниях. Они дрожали от страха…

– Чистая раса,- презрительно сплюнул Барди. - Накось, они должны заговорить по-нашему. Например, вон тот с золотой лентой на лбу.

Молодой человек выполнил приказ, и трясущееся существо робко приблизилось к королю.

– Как твое имя? - сурово спросил Барди.

– На вашем языке не произнести. Называйте меня Рилон.

– Ладно, прочь формальности. Сейчас ты прикажешь остальным выйти отсюда. Ясно?

– Да, господин…

– Куда их? - спросил Свенсон. - Я насчитал больше шестидесяти.

– Выводите во двор малыми группами, приставьте по шаману и вооружённую охрану. И ещё раз перепроверьте здесь всё!

Остаток дня и вечер, а затем ночь и утро неистовые палколюбы грабили отвоёванный город. Им не препятствовали. Люди Свенсона лишь аккуратно складировали на повозки всё, что относилось к инопланетной технике, Барди отдал строгие распоряжения на этот счёт. Сам он намеревался тихо прикрыть весь поход, и у него были на то веские причины…

Последней каплей, как это случалось не в первый раз, оказался Дзог. Этот сухопутный сазанчик быстренько навёл справки и приволок в лагерь победителей двух настоящих мохакских драконих. Ладно бы одну! Нет - двух. На вид одна страшнее другой, но отец трёх чешуйчатых детей, ветеран ландрийских войн и звезда голубого экрана заявил, что не в силах больше сдерживать распирающие его желания. И всё это было сказано с неморгающими наглыми глазами в лицо королю.

– Барди! - дыхнул дымом на короля его когтистый друг. - Тебе ли я должен объяснять, что одной самки порой бывает недостаточно.

С того самого дня король решил раз и навсегда разобраться со своими женщинами. Это была непосильная задача, но именно такие и ложатся на плечи властителей. Через пару дней он объявил о возвращении домой…

Малона махала ему вслед платочком. Корабли суровых завоевателей Америки, гружённые дармовым золотом (результат правильного подхода Накося к технологиям алкнафтов!), таяли в необъятной шири океана. Сам Барди Бравый сидел у себя в каюте пьяный и тихо плакал. Он любил свою жену и… не мог выкинуть из сердца прекрасную дочь вождя. Правая рука сама собой нащупала скорострельный пистолет. Бывший рыцарь долго глядел ему в дуло, всё больше и больше понимая, что это единственно достойный выход…

– Ваше величество! - В дверь без стука ворвался встревоженный Накось. - Я был в тонких мирах астрала, там везде расклеены странные объявления!

– Н-н… их в их… на х… ик! - попытался отвертеться король, то ли объясняя, что ему нет до них дела, то ли обозначая адрес, по которому эти «объявления» надо переслать.

– Они гласят: «Барди, помоги! Я в Шоушенке!» Неужели мой учитель в беде?

– Шоушенк? Это же известнейшая тюрьма в Штатах,- мгновенно протрезвел глава Объединённого королевства.

Накось поднял на него полные слёз и надежды глаза…

– Как меня достала эта Америка,- прорычал Барди, думая о том, что проблемы склочного старца никогда не заканчиваются. - Ладно, прибудем в Сюдасказал, разберёмся. А пока пусть сидит, может, хоть в камере поумнеет…

ВЕЛИКОЕ ИНДЕЙСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Седой индейский вождь Большая Водка улыбался. Зубы и свежее дыхание давно покинули его, однако речи наполняла мудрость, имеющая сходство с тенью от старой пальмы. Неважно, как долго дерево её отбрасывает, главное, в тени измученный странник всегда отдохнёт и выкурит сигарету-другую…

– Присядь, Продолжительный Спазм. Я хочу говорить с тобой.

– Внемлю тебе, учитель.

Старый и молодой сели друг напротив друга.

– Учитель, ты никогда не был так серьёзен.

– Оставь суету, угнетающую дух. Я не желаю тебе зла, мальчик. Пришло время поговорить о женщинах. Итак, знаешь ли ты, что такое скво?..

– Э-э-э, опять двадцать пять, учитель!

- Да.

– А я-то думал, мы послушаем землю, заговорим воду или на худой конец опрыскаем кактусы!

– Глупый. Глупый и недалёкий. Придётся вразумить тебя палкой.

– Нет! Я снова внемлю, учитель.

– Скво для того и нужна, чтобы облегчать жизнь настоящему индейцу. Мне надоело стирать за тобой набедренную повязку и петь колыбельные. С этим прекрасно справится жена. Усвоил?

– Не думал, что так напрягал вас, мой вождь…

– Поверь, скво будет делать это намного лучше.

– А она не помешает нам смотреть на закат?

– Ей будет некогда. Бери копьё, ступай. Я начинаю курить о тебе.

26

Корабль «Авантюрист» появился в узком проливе, осторожно крадучись сквозь зубцы коварных подводных скал, отделяющих его от родной гавани, едва видимой вдали. За ним следовали десять судов флотилии короля Барди Бравого, и в то время как капитан Вар Яг тревожно всматривался в цвет волн за бортом и без устали мерил глубину лагом, его величество занимался не совсем обычным делом. Вот уже битый час в его каюте сидели Накось и алкнафт Рилон, который давал объяснения о предназначении странных предметов, взятых в качестве боевых трофеев.

– Вот это,- указал алкнафт на изящное кружево золотых проволочек, опутавшее плоскую коробочку,- опираясь на ваш опыт, можно назвать морфиумом. Его предназначение - гнать прочь ночные кошмары и вызывать приятные сны, кои необходимы любому живому существу. Требуется только сосредоточиться над устройством, сформулировать соответствующее пожелание, а затем сунуть прибор под подушку. Заснув, получаешь самый лучший сон, который можно желать. Соседний предмет заменяет занятия сексом. Алкнафтам половая любовь в её прямом смысле без надобности. Генетические изменения, поразившие нашу расу вследствие нашествия врагов, стёрли физиологические границы между мужчиной и женщиной. Для активации прибора необходимо сосредоточение…

– Интересно, очень интересно,- отметил Барди. - У вас нет нужных физических органов, но вы тем не менее этим делом занимаетесь?!

– Да, но не плотским соитием, а умственным. До вторжения келтонов всё было иначе, естественнее. Были женщины, были мужчины, и такие, как ваш Горголан, тоже были - мужчины, любящие мужчин. Теперь мы лишены этой природной градации, мы медленно вырождаемся. Но в генетической памяти каждого алкнафта держится воспоминание о его изначальной половой принадлежности.

– Знаешь, надо при случае порекомендовать тебя Стефану Кубику. Думаю, твои внешние данные его заинтересуют. Ведь в них есть всё, если смотреть взглядом художника. Необычность, загадка, явная инопланетность… Если же Кубик не сочтёт тебя достаточно правдоподобным или будет не в духе, можно обратиться к Спилбергу. Я слышал, он хочет снять продолжение «Инопланетянина». Не смотрел? Жаль. Знаешь, это волшебная история про юного доброго алкнафта типа тебя, который упал на матушку-Землю и подружился с ребёнком. Видишь ли, взрослые алкнафты ещё не успели объяснить ему, что дети всего лишь генетический материал. Вот он по дурости решил во всём помогать своему земному другу. Но в конце фильма за потерянным сородичем прилетает корабль… Друзья вынуждены расстаться.

– Какая красивая история!

– Да, весь мир рыдал от умиления,- кивнул Барди. - Пожалуй, на вторую часть Спилберг не решится. Для него она будет слишком кровавой и явно не детской. К кому же мы с тобой пойдём? Знаю, Рилон, мы пойдём к Родригезу. Он схватит эту идею, как бульдог отбивную, и сделает всё по высшему классу! Ты будешь дебютировать в паре с Брюсом Уиллисом и Антонио Бандерасом. Уверяю тебя, Роберт сделает чертовски изысканное месиво. Диалогов по минимуму, музыки по максимуму, правда, учти, ребята могут увлечься процессом, и ты вряд ли уйдёшь живым…

– У-у… э-э…

– А, ладно, чего там! В крайнем случае поедешь в Москву к мультипликаторам. К Гарри Бардину, например. Он мог бы снять мультфильм с твоим участием. Или, как вариант, податься на телевидение, тебя с удовольствием возьмут в рекламу, будешь играть вредную бактерию или кариес. Вариантов масса.

– Не суди нас, король. Мы стали такими не по собственной воле. Мы вынуждены бороться за выживание. Эти приборы были сделаны, чтобы скрасить нашу неполноценность, помочь нам не впасть в беспросветную тоску и пораженчество… Только и всего. А, тебе не понять…

– А это для чего служит? - кивнул король на другую золотую безделушку, занятно выглядевшую из-за узора абстрактных сплетений. Нити сгущались в центре, где, по подозрению Барди, содержался один из таинственных кристаллов алкнафтов.

– О, это устройство сугубо сокровенного и ритуального толка. Концентрируя в него мысль, можно вступить в контакт с духами усопших родственников. Прибор восстанавливает их прежную сущность и возвращает в это измерение пространства-времени. Вызвав однажды, с ними можно разговаривать постоянно. Надо помнить, что за советом следует обращаться только к знакомым и проверенным духам. Часто призывать умерших нельзя: последствия могут быть опасными. Только неотложная нужда заставляет нас идти на риск контакта…

– А в чём дело-то? - насупился король. - В чём риск?

– Если перестараться, можно стать безмозглым идиотом.

– Понятно. Судя по всему, вы, ребята, уже перестарались.

– Не возводи напраслину на тысячелетнюю цивилизацию алкнафтов, землянин! Посмотрел бы я на тебя, окажись ты на нашем месте! - зашипел Рилон.

– Накось, можно ли верить тому, что наговорил нам сегодня господин Рилон? - громко спросил король.

– Он говорил откровенно, ваше величество,- ответил молодой человек. - Спешу сообщить вам, что корабли вошли в гавань. Мы дома!

– Ты прав, остались три непонятные штуковины, но про них мы выясним позже, а сейчас мне пора на мостик.

– Эй, Барди! Ты ещё расскажешь мне про этих людей, Кубика, Спилберга и Родригеза? - спросил алкнафт.

– Если будет время… Можешь обратиться к Дзогу. Он знаком с ними и жуть как любит почесать свой раздвоенный язык.

– Благодарю за информацию.

Накось остался наблюдать за пленником, а король поспешил на палубу. Впереди вырисовывались родные берега Объединённого королевства.

– Полный вперёд! - громко распорядился Барди. И хоть голос его звучал уверенно, в душе царила тревожная растерянность. Предстояла встреча с Хельгой, а её он, как ни верти, страшился. И было с чего…

С другой стороны, опыт подсказывал королю, что супруга, в отличие от Розамунды и Малоны, всегда была эталоном мягкости и деликатности. Вряд ли она вот так сразу, глядя в глаза, что-то в них распознает. А если и распознает, то смолчит. Барди хорошо знал, как она может молчать, и от этого почему-то стало ещё хуже. Теперь, когда их отделяет несколько сотен шагов, теперь, когда они вдыхают один и тот же воздух и очень скоро станут решать общие проблемы, именно теперь совесть готова была вить из культуриста-изменника длинные верёвки и туго переплетать их между собой.

Часовые на суше давно заметили стройный ряд кораблей и посредством системы зеркал передали весть дежурным. Поднявшись на мостик своего флагмана, Барди увидел на пристани не горстки любопытных, а настоящую толпу. Точь-в-точь как в самом начале, при отплытии…

Вот уже стали различаться и отдельные лица.

Вдруг толпа разделилась на две части, пропуская королеву и сопровождающих.

Взгляды мужа и жены встретились. В эту минуту душа короля вернулась домой. Казалось, не труд мореходов, а глаза супругов притягивали друг к другу флот и берег. Кто-то подходил к нему, докладывал, ждал указаний и, не дождавшись, пропадал из поля зрения. Женщина, ниспосланная ему Всевышним, смотрела на него! Король первым ступил на берег своими скороходами-грязетопами.

– Как прошёл твой поход, любимый? Всё ли задуманное выполнил? Доволен результатом или сожалеешь о содеянном? - ласково и с интересом спросила Хельга. Женщины, сопровождавшие её, деликатно отступили.

– Милая Хельга, как много сложных вопросов сразу! - грустно улыбнулся Барди Бравый, обнимая жену за плечи. - Отвечая на каждый из них, можно потратить по три вечера и выпить не один кувшин рогоналевского вина.

– Америку-то покорил?

– Не знаю… Собирался покорять, а пришлось освобождать.

– Вот как. Интересно.

– Я тебе потом расскажу, а сейчасзнаешь что?

– Что?

И он крепко, с чувством, поцеловал её.

Встречающие с волнением и нетерпеливо взирали на швартовку, и, как только с кораблей спустили сходни, народ умолк и стал ревниво оглядывать каждого бойца, ступающего на пристань. Первым вышел король, обнял королеву и быстро исчез с нею в карете. Народ не обиделся, хотя пару ласковых слов от своего правителя не мешало бы услышать. Ну да ладно! Полгода без женщины - шутка ли.

Когда на берег сошёл последний воин, из толпы вырвались горькие возгласы тех, чьи близкие не вернулись. Горечь утраты смешалась с радостью встреч. Когда пристань опустела, высадились драконы. Пленного алкнафта, как полагается, вывозили последним. Его уродливое тельце было спрятано под чёрным плащом. Рилона во дворце ждала отдельная комфортабельная темница с тренажёром.

Виктюк, а также Рок и Рельс Свенсоны, покуда Хельга была занята исключительно своим блудным мужем, подверглись атаке ласками со стороны Лины и младших девочек. Описывать такие моменты - дело неблагодарное. А вот Накосю вообще ничего не досталось. Он глупо мялся, топчась с ноги на ногу между двумя счастливыми семьями, его никто не встречал. Парень пережил приступ страшного одиночества. От отчаяния даже захотел утопиться. Потом передумал и весь ушёл в себя.

Наобнимавшись и наплакавшись, Свенсоны, Виктюк и Накось отправились к каретам на приморский бульвар. Возле карет громоздился отремонтированный фургон-рефрижератор - память о первом посещении Голливуда. Здесь суетился Дзог. Надо же, Хельга Прекрасная, самая чуткая из людей, вспомнила о своём драконе. Она, сердечная, разыскала и велела привести в порядок полусгнивший холодильник на колесах. Слава ей и почёт! Дзог открыл фургон и ахнул: он работал и был до отказа набит бараниной. Вот это да! Вот это королева! Барди никогда бы в жизни так не побеспокоился о своём вечно голодном вездеходе-вертолёте-огнемёте-бронетранспортёре. Слава Хельге Прекрасной!

Обливаясь слезами умиления, чудище чуть не размыло, на фиг, всю дорогу. Но заморские жёны быстро «успокоили» его, выступив с требованиями доставить их в хлев для откладки яиц. А тут ещё Оглобля с Граблей прилетели и по привычке начали отцу друг на друга жаловаться.

– Несносные девчонки! - возмутился хвостатый отец. - Я за вас кровь проливал, а ваш братец Дрын, между прочим, в разведку ходил, из торнадо выбирался, а вы - снова здорово! А ну кончай ссориться, ябеды зелёные! Щас как приду в хлев да посмотрю, как вы за порядком следили в моё отсутствие. Будет грязно - на подарки можете не рассчитывать!

Сестрички вмиг заткнулись и улетели в экстренном порядке проводить уборку, о которой, между нами, и думать забыли.

– А ты, сынок,- обратился он к Дрыну наставительным тоном,- начинай привыкать к гражданской жизни. Небось на войне все знания растерял. От уроков не отлынивай, ибо ученье - свет. Особо рьяно посещай занятия иностранными языками, они весьма важны для успеха в жизни… И ещё, Оглоблю и Граблю держи в строгости, видишь, какие они, в мамочку свою пошли. Желаю всем вам всего хорошего, и до скорого. Мне пора размножаться дальше.

Дзог повернулся элегантно - насколько может элегантно развернуть свою тушу хронически объедавшийся несколько недель дракон. Впрочем, хвостом он никого не задел, что и можно было счесть за элегантность. Сначала он полз неуклюже, потом пустился многотонной трусцой - с крыш вокруг посыпалась черепица - и даже успел припустить рысью… Но уже через две сотни своих шагов умудрился-таки подняться в воздух, словно тяжёлый бомбардировщик. Его мохакские супруги разогнались куда резвее. Дрын взмыл ввысь с места, лег на противоположный бате курс, а битком набитые кареты тронулись в стольный град Сюдасказал…

Хельга молча прильнула к плечу мужа и сжала его ладонь. Нечистая совесть Барди снова проступила румянцем. Он старался вышвырнуть из мыслей образ Малоны, усердно разглядывая окрестности. Жене объяснил, что подзабыл красоту родной земли и теперь хочет освежить воспоминания. Виктюк и Мейла перебрались в родительскую карету и сели напротив. Принцесса напевала старинную весёлую песенку о славных победах, храбрых рыцарях и томных красавицах. Она была неподдельно рада возвращению отца и старшего брата. Виктюк, напротив, пригорюнился. Он знал, что теперь ему, Рельсу и Дрыну предстоит навёрстывать упущенное в школе, а это, как понимаете, великое занудство.

– Как тебе далось управление страной? - спросил Барди жену. - Затруднения были?

– Нет,- ответила Хельга. - Подруги мне очень помогли. Я пересортировала весь твой чиновничий корпус, многие руководители ушли в отставку.

– Вот как?

– Ничего особенного, собственно, не случилось. Я провела честный конкурс, к участию в котором привлекла женщин нашего государства. Знаешь, что получилось? Многие женщины оказались гораздо более эффективными служащими, и мужчинам пришлось оставить свои посты.

– О-о! А как же дом и очаг?

– Я тебя умоляю, дорогой! Не рассказывай мне этих сказок. Если я смогла управлять большим государством, если ты сам доверил мне судьбу целой страны, состоящей из множества маленьких государств, то чем хуже другие? Заманта, Миринда и Шпротта справились. Поговори с любой из них, если пожелаешь, и ты поймёшь, что в головах у этих леди не только гречневая каша.

«Надо начать строительство железных дорог,- подумал король, ощутив первый ухаб, нещадно тряхнувший карету. - У нас уже есть паровые машины, наверняка сможем склепать паровоз и вагоны. Нужно сконструировать специальное судно с краном и понтонами, чтобы в случае необходимости доставить в Мохаку тяжёлую технику».

Обдумывать новые планы и проекты оказалось легче, чем воевать с совестью, к тому же это отвлекало от неприятных мыслей о недавних грешках, поэтому король решил отложить личные дела до подходящего случая.

Кареты ехали довольно продолжительное время, прежде чем на горизонте показался внушительный корпус университета, а затем и силуэты остальных столичных построек. Всё тут было родным и знакомым, не грозило засадами алкнафтов и - по крайней мере пока! - не предвещало близких битв. Когда наконец королевский кортеж остановился перед парадным входом дворца, Барди уловил едва ли не губами серый вкус безмятежной скуки, от которой удирал всего полгода назад. Даже Горо с его нескончаемыми склоками и ворчливый дракон показались ему вдруг милее домашнего быта.

– Приглашаю друзей в большой трапезный зал! - обратился Барди к соратникам и подданным, выходя из кареты. - Пошлите за Горголаном, я хочу, чтобы он наладил тренажёры в зале заседаний.

Королевская чета завернула в спальню.

– Сюрприз! - вскричала Хельга, щёлкнула чем-то на стене… и вокруг засиял электрический свет.

– Неужели это не магия? - удивился её муж.

– Учёные университета да оружейные мастера построили водную турбину с генератором, изготовили лампочки. Пока электричество провели лишь во дворец и в университетские аудитории, но предстоит постепенная электрификация всех зданий в Сюдасказале. Ещё, дорогой, мы заложили площадку и начали строить плотину под гидроэлектростанцию.

– Быстро вы… - промямлил Барди почти с завистью.

– Ха! - сказала Хельга с гордостью. - Ты же мне поручил заботиться о королевстве, не так ли? Вот я и заботилась. Сам понимаешь - дом и очаг!

«Горо был прав,- подумал Барди. - Иногда женщины могут действительно удивить. Не иначе как Хельга занималась самообразованием в университетской библиотеке, пока я бродил по джунглям и кувыркался с Малоной…» Он осёкся, не дав себе закончить мысль.

Совесть у королей - явление редкое. Барди мог считаться исключением из правил. Терзаемый душевной бурей, вроде той, что разыгралась у берегов Мохаки, король Барди Бравый не прочь был избавиться от совести, но вырезать её пока не научились ни в одном из миров.

27

Со дня возвращения флота «конкистадоров» в Сюдасказал минуло три месяца. Барди подписал приказ о железных дорогах, с которого началось массовое производство рельсов и шпал. В технической лаборатории Небольшого университета собрали первый паровоз. Модель в половину натуральной величины успешно прошла испытание на полигоне. Машина пыхтела, радуя короля и пугая дремучих холопов.

Барди сутками корпел над картами, уточняя маршруты железнодорожных веток. Вокруг него спорили геодезисты и картографы. Иногда приходилось их разнимать и давать в руки гантели.

Жизнь в королевстве протекала медленнее, чем хотелось его величеству. Размеренность нарушалась раз в неделю, когда собирались участники проекта. Сталевары ссорились с мастерами проката металлов, те в свою очередь точили зубы на кустарей, занявшихся производством болтов, костылей и планок для крепления рельсов, последние же ругали первых, и круг замыкался. Несмотря на скандалы, а бывало, что и благодаря им, план реализации большого железнодорожного проекта оживил всю страну.

Накось после возвращения домой изменился в худшую сторону. Он был забыт, заброшен и никому по-настоящему не нужен. Старика Горо оставили в Голливуде. Виктюк и Рельс ходили в школу, а в свободное время носились с Дрыном по дворцу. Ребята ни разу не вспомнили про юного волшебника, а сам он не хотел навязываться в компанию. В НЕБУХТИ его никто не похвалил. Ректор Небольшого университета отец Карбоний почему-то объявил студенту выговор за длительный прогул и усадил переписывать какой-то бред на трёх сотнях листов. Накось копил обиду. Он понял, что полученные знания умрут вместе с ним, и никто никогда не узнает, на что был способен этот простой сюдасказаловец. Лицо его сделалось надменным, во взгляде всё чаще мерцали злобные огоньки.

Королева Хельга пребывала на седьмом небе от счастья. Супруг при всей своей занятости уделял ей достаточно внимания, причём истинно рыцарское, а не традиционно мужское.

За три месяца случилось три чрезвычайных события, встряхнувших короля. Однажды с площади донеслись звуки плещущих тяжёлых крыльев, а затем дракон Дзог приземлился прямо перед парад - ным входом, подняв пыль и всю сонную стражу, не разобравшуюся, в чём, собственно, дело. Чудище выглядело похудевшим, но глазища светились радостью и торжеством.

– Барди! - взревел дракон, и могучий его голос потряс каменные стены. - Изволь спуститься в мой хлев.

Стражники сопроводили короля в указанное помещение, как ни странно сияющее чистотой. Барди заметил себя в большом хрустальном зеркале, установленном здесь по требованию дракона. В глубине души король был рад встрече с другом.

– Медовый год закончился? - пошутил Барди.

– Какой год… Ещё месяц, и я сдохну! - изрёк дракон, явно кокетничая. - Эти две оказались невоздержанными сексуальными хищницами!

– Но ты справился с честью?

- …но я справился с честью! Каждая снесла по два яйца, так что у нас гарантированных четыре дракона. Приглашаю тебя стать их крёстным отцом. Затруднило меня лишь сооружение гнезда… Признаться честно, отвык я от этого запашка…

– А ты чего у Горголана не попросил навозу?

– Я бы рад, да жёнушки… Короче, обе заявили, что гнездо - это вопрос чести и нельзя лепить его из чужого навоза. Только свой собственный! Меня до прошлого воскресенья тошнило, потом привык. В жизни ко всему привыкаешь, ведь верно? Навозное гнездо зреет, гниение излучает тепло… на днях драконята должны вылупиться. Ты найдёшь для них места в детском садике «Крепыш», Барди? - спросил Дзог с робкой надеждой. - Это же мои детки. Ты как на это смотришь?

– Что за вопрос! Конечно, только положительно! Разумеется, мы примем их и в детский сад, и в школу! Ты же мой друг. Тебе всё дозволено, и всё к твоим услугам.

– Кто бы мог подумать! А сам когда-то хотел меня погубить за руку вшивой Розамунды…

– Ладно, не выделывайся!

– Барди, я немного издёрган. Мои дурнушки неё время предъявляют претензии. По одной золотой цепи им мало, видите ли, мало и по две. Я золото из Голливуда для них, что ли, таскал? А ты почему рефрижератор не поддерживаешь в заполненном состоянии?

– На фиг тебе рефрижератор, тебе свежее мясо подают. Да и занят я. Дорогу строю железную.

– Принимаю твое оправдание и готов простить, по всё же тушка-другая про запас никогда лишней не бывает. Зачатие четырёх драконов требует повышенного расхода энергии.

– Извини, если обидел. Тебе, уважаемый производитель, нужно отдохнуть.

– Наконец-то слышу мудрые слова, рыцарь! Ступай к своим паровозикам, а я похраплю. Обещаю блюсти правила пожарной безопасности.

Барди покинул хлев Дзога и отправился к себе в кабинет. Распахнул дверь и раскрыл рот от удивления. В кресле напротив сидел… Горо! Дед был лысый, весь в татуировках, в чёрной вязаной шапочке, а тело… О! Горголан наверняка оценит произошедшие с этим телом изменения… Разумеется, оно было в наколках, но главное - в мускулах. Впервые на теле сезонного королевского советника появились мускулы. Из одежды кроме шапочки джинсы и на ногах кроссовки. На шее цепь с медальоном. Короче говоря, американский вор в законе, гангстер… Что творит с людьми Шоушенк!

Горо икнул.

– Барди, брат мой, я снова здесь, чтоб я сдох в карцере!

– Э-э… а ты ведь вроде в тюрьму попал? Кто слал Накосю послания, типа помогите, я в Шоушенке?!

– Ну я! А ты, можно подумать, так и ринулся меня оттуда вытаскивать?! Да ладно, кто старое помянет… Откинулся я… Просто надо немного отсидеться на стороне.

– Ты что, освободился и снова чего-то там напортачил? Продал «Двадцатый век Фокс» узбекам?

– Увы! Все мои сбережения остались в Калифорнии. Здесь я последний нищий, без золота и самоцветов, с десятью долларами в кармане, которыми у вас можно лишь бабок дурить… Ну к кому я пойду? Кому я нужен? Накосю да тебе. А там,- он неопределённо качнул затылком,- там сейчас опасно. Слишком опасно…

– Что с твоей внешностью?

– Шоушенк, брат мой, это всё Шоушенк. Надо было завоёвывать авторитет, держать масть, сам понимаешь. Прикид - дело поправимое. Ты же не выгонишь бедолагу на улицу, правда?

Несмотря на великое множество недостатков, коими кишел Горо, за несколько месяцев Барди по-настоящему соскучился по незадачливому магу.

– Давай выкладывай, что у тебя за беда стряслась,- приготовился слушать Барди. - С волшебством небось переборщил?

– Вроде как да… На этот раз я сотворил заклинание для защиты от конкурентов. И как только дело пошло, некоторые пройдохи из Голливуда стали предлагать те же самые услуги! Представляешь? А когда их справедливо сцапала полиция, они перевели стрелки на мой офис. Меня грязно подставили!

– Этого следовало ожидать. Ладно, а как ты сюда без компьютера влез? Неужели книга помогла?

– Уповаю только на нее, родимую.

– Хм… В любом случае я искренне рад твоему новому возвращению. Твое золото, завещанное государству, мы не расходовали, можешь пользоваться им как своим. Обойдёмся как-нибудь без него.

– Отлично! Куда ты меня поселишь?

– К тебе же. Правда, я всё подумывал поселить в твой коттедж Накося, но мы его чего-то потеряли из виду в последнее время. Он наверняка снова занялся науками.

– Зря. Таких людей, как Накось, надо всегда держать рядом. В нём сокрыта великая сила. Признаться честно, я его побаиваюсь и, наверное, поэтому не стал просить оставить его в Голливуде. Уверен, вместе мы бы натворили там дел. И денег собрали бы, и конкурентов обезвредили, и в лапы полиции не дались. Знай, мой дорогой друг, если в будущем у парня возобладают амбиции, вспыхнет жажда власти, не совладать тебе с ним. У него же мысли какие-то чокнутые! Если разойдётся, его не остановить! Он в тебя гипнозом бац - и в зомби превратит, будешь ходить, как те несчастные рабы алкнафтов в Америке. Зачарует какой-нибудь мыслеформой, станешь слаб, беспомощен, покорен и… и… вообще жуть! Дай этому выскочке время, он такое сотворит, помяни мое слово! Не забывай о нём.

– Хочешь, прикажу разыскать его немедленно?

– Уж будь так любезен.

Король вызвал стражу и послал вестового за молодым волшебником. Через некоторое время пришёл Накось. Да так и застыл на пороге, заметив Горо, и раскрыл рот от удивления.

– Вы? - Он изменился в лице, но быстро взял себя в руки, изображая радость от встречи.

– Накось,- холодно произнёс Горо,- ты отправляешься со мной в мой коттедж. Я решил продолжить твоё обучение.

Накось побелел, он отчаянно боролся с собой.

– Вам со мной не равняться,- сумрачно изрёк он. - Никто другой не обладает моими способностями и не добился того, чего добился я.

– Слыхал, Барди? Нам с ним не равняться! Способности! Я не спорю, но кое-кто клялся самим Мордолохом. Не пристало отроку впадать в гордыню, ибо, как говорили древние… Э-э-э, щас скажу точно… Торрент треккер сид виджетум, что буквально означает: не люби славу, а люби истину.

– Учитель, я не то имел в виду… Просто отец Карбоний, хм, нагрузил меня своими поручениями, я живу сейчас у него на кухне, переписываю его великую «Историю университета».

– Что? Выскочка Карбоний опередил меня?! - Горо аж подпрыгнул от этой новости, звеня медальоном. - Это я должен был написать «Историю университета», ибо университет - моё детище, правда ведь, Барди?!

– Торрент треккер сид виджетум,- улыбаясь, отозвался король.

– Куда мне перебраться? - смиренно спросил студент.

– Понятия не имею! - в горячке ответил старый маг. - Есть свободная койка в Шоушенке! Могу походатайствовать.

– Эй, советник, успокойся. Давай сделаем, как договорились. Ты берёшь Накося на воспитание, и вы оба с вещами отправляетесь в коттедж. Хорошо?

– Ступай, отрок,- приказал маг. - Я буду позже.

Накось кивнул и вышел хмурый, с плотно сжатыми губами.

– Во! Видел, Барди? Что я тебе только что говорил, а? Этот сопляк возгордился! Видал, глазками как зыркает! Немедленно прими меры! Теперь он и мне попытается навредить, я ж теперь не усну с ним в одном доме…

– В чём-то ты прав, старина… И какие меры предлагаешь?

– Я уже предложил.

– Не слишком ли ты жесток? До сих пор Накось приносил только пользу. И плохого за ним не числится.

– До сих пор? Это ты правильно подметил - до СИХ пор. Но сколь ещё эта пора продлится? Вспомни, какой он остолоп был, когда я его привел на корабль. Но вот он научился многому, зазнался, люди-то меняются, особенно если чувствуют свою силу. А он себя мнит очень могучим! Нос задрал неимоверно. Не без оснований, конечно, да только…

– Горо, перестань каркать. Иди отдохни, страви свою жёлчь.

– Я-то стравить стравлю, а ты вот - подумай. Крепко подумай! - посоветовал старый маг, уходя прочь.

Через пару дней он жутко поругался с Дзогом.

Третьим значимым событием стала весть о прибытии «Самомнения Сандорага» - корабля, оставленного Барди на рейде возле берегов Мохаки. Прошло несколько часов, прежде чем капитан этого корабля Джек Пин Гвин прибыл во дворец и попросил аудиенции. Едва мореход вошёл в кабинет, сердце его величества невольно ёкнуло.

– Докладывай! - велел он, пока капитан, вытянувшись, отдавал честь.

– С чего прикажете начать, ваше величество?

– Начни с обустройства гарнизонов.

– С гарнизонами всё в порядке. Но некоторые бойцы женились на местных девушках.

– Это не беда. Даже лучше, хоть о родине тосковать не станут. Да и мохакцев приобщат к обычаям Объединённого королевства… Продолжай. Как там Мотопед? Велел что-нибудь передать? Привет хотя бы?

– Как вам сказать, ваше величество… - замялся в смущении капитан. - Он лично доложил мне, что не совсем доволен управлением вице-королевы Малоны. Жаловался, что от неё не пришла ожидаемая дань с завоёванных городов. Снабжение съестными припасами тоже кажется ему недостаточным. Опасается, что племена палколюбов бунтовать начнут, не получив обещанного…

Король нахмурился. Он не ожидал таких проблем за океаном. С Малоной вообще не было проблем, странно…

– А Малона сама что говорит? Что она передала для меня?

– Заявила, что всегда к вашим услугам и желает всего наилучшего! Позвольте напрямик…

– Ну?

– Моё личное мнение, ваше величество, таково: Малона с каждым днём меняется, причём не в лучшую сторону. По отношению к окружающим она становится всё наглее и деспотичнее, бойцы сплошь да рядом жалуются. Сначала потребовала от Мотопеда сотню лучших воинов и десяток шаманов. Мило попросила, чего уж душой кривить, даров щедрых надавала… Однако затем обманула его с распределением налогов в пользу палколюбов. А предоставленных людей она подкупила привилегиями и сделала из них себе настоящую гвардию. Наших среди гвардейцев почти нет. Поговаривают, без доказательств пока, но вряд ли просто лгут, что она вступила в сговор с пленными алкнафтами. Мне очень жаль, что пришлось принести вам столь нехорошие вести, ваше величество…

На лицо главнокомандующего пала тень.

– Ступай,- нахмурил он брови. - Будь готов, возможно, завтра мы с тобой ещё раз поговорим об обстановке в Америке… А сейчас отдохни и порадуй семью…

– Так точно, ваше величество! Есть, порадовать семью! - отдал честь капитан Пин Гвин и вышел строевым шагом.

Барди несколько мгновений размышлял. Потом резко поднялся и крикнул часовым:

– Стража! Разыскать и привести ко мне Горо, немедленно! - но тут же предусмотрительно добавил: - Да не волоките его, как преступника… Просто пригласите, только пусть поторопится! Очень поторопится!

Скоро притопал старый маг. Физиономия у него была сонная, он с трудом сдерживал зевоту и тёр глаза. Надо отметить, что одежду дед всё-таки сменил на традиционную. Барди указал на стул и налил бокал вина.

– Чего позвал? - сварливо осведомился Горо. - Странная привычка тягать больных людей по любому никчёмному поводу.

– Ты спал? Ну извини. Каюсь.

Маг лишь сурово промолчал в ответ. Подыскал подходящий диванчик и плюхнулся на него, скрипя суставами.

– Вредно дрыхнуть круглые сутки.

– А что ещё нужно в моём возрасте? Разве не дрыхнуть? - возразил обиженный голос. - Говори давай, зачем позвал. Без меня никак не управишься?

Король пересказал старику доклад капитана. Сонливость с ворчуна как ветром сдуло.

– Худо, худо, худо,- отозвался советник и крепко задумался. - Следует ли твой вызов понимать так, что тебе от меня нужен дельный совет?

– Да! Ты, между прочим, большой вельможа в этом государстве и конкретно в этом городе.

– Был, был, был, но подал в отставку, а ты меня по возвращении из тюряги так и не переназначил. Жалованья не пожаловал, приказ не издал, письменно не уведомил…

Старик пустил слезу в подушку.

– Горо, кончай паясничать! Ещё не хватало слышать от тебя о юридических заморочках. Знаешь, что всё будет в лучшем виде. Можем тебе секретаршу подобрать, девку породистую, с голубыми, нет, лучше с зелёными глазками. Можем две секретарши, карету длинную на восьми осях с разноцветными шариками. Попроси только! Короче, если есть у тебя соображения по этим вопросам с Америкой, говори. А коли нет, валяй досыпать, пень дремучий! И так нервы на пределе…

Лицо старика ещё больше сморщилось и стало похожим уже не на печёное яблоко, а на помесь сморчка с дряхлой картофелиной.

– Ты её ещё любишь? - спросил он внезапно. - Любишь Малону?

– Ну-у-у… - запнулся Барди. - Вероятно… да.

– Миленькое дельце. Не будь этой привязанности, я бы дал тебе совет.

– И что бы ты сказал, не будь этой привязанности?

– Плыть в Америку. Гвардию предательницы разогнать, а саму смутьянку в кутузку… Если тюрем нет - построить. Поэтажный план Шоушенка я помню в деталях. Эх, бабы, бабы. А ты говоришь мне о каких-то секретаршах. Самый надёжный друг мужчины - это он сам, в крайнем случае собака, лучше немецкая овчарка. А ты о секретаршах…

– А как же Хельга! Я, между прочим, к тебе прислушивался, когда оставлял её наместницей.

– Правильно. Только не надо равнять брак и блуд, жену и любовницу, мой невинный ангелок. Думаешь, я против заиметь любовницу или две? Честно говоря, это было бы неплохо. В идеальной ситуации да. Но что в конечном счёте нужно любовнице? Любовь? Нет, брат мой, не любовь.

– Больно ты хорошо в этом деле разбираешься…

– А ты думал! Разбираюсь. Не всегда я выглядел, как удивлённая обезьяна,- разоткровенничался Горо. - В молодости, помню, отбоя от баб не было! Как мухи на мёд летели. А я - стройный, красивый, молодой!

– Мухи не только на мёд слетаются,- уныло съехидничал Барди.

– Постыдись! Уважай мои седины, отрок!

– Ладно, извини, каюсь, грешен. Давай-ка вернёмся к основной теме. Есть другая идея, кроме карателей и темниц?

– Есть. Но не отвечаю за её эффективность. Вышли за океан уполномоченного. Пусть официально донесёт до неё твою волю, что, мол, если ты, Малона, не угомонишься немедленно, не осознаешь, что спасение твоё токмо в смирении и покаянии, посадим на кол тебя, и дело с концом. Малона тогда, может, и образумится, но может статься совсем наоборот. Прикажи ей уладить отношения с Мотопедом, пускай прощения у него просит, дары всякие преподносит, не жалко. Прикажи отказаться от воинства. Назначь своих людей в её личную гвардию, да чтобы стойких, в смысле непадких на хитрости да нежности. А провалится дело - сам поплывёшь. Сам Мотопеда задобришь. Короче, проще сразу плыть всем флотом, чего время да деньги зря разбазаривать? Плыви, Барди, плыви! Не хочешь? Зря! Тогда посылай уполномоченного. И пусть везёт с собой лошадей. Так быстрее до Плацпомойпацана доберётся.

Король вздохнул с облегчением, совет Горо поручить дело посланцу устраивал его в полной мере.

– Спасибо тебе! - от души поклонился он. - Твои советы всегда были полезнее твоих заклинаний.

– Если подумать, и от них была немалая польза, даже если случалась заминка-другая. Без моих чар ты никогда бы не увидел иных миров и не справился бы с нашествием чёрных рыцарей. Думаю, ты и так это знаешь. Могу я удалиться и выспаться по-человечески?

– Занимайся чем угодно, ты свой месячный оклад отработал,- признал Барди и подумал, что неплохо было бы нахвататься свежих идей и у Дзога.

Впрочем, дракон сам призвал короля к себе, завопив громогласно (да так, что треснула пара дворцовых окон) с площади:

– Барди, выходи! С меня причитается!! Сегодня вылупились мои очередные детки!!! Пойдём в хлев,- сказал он нормальным, то есть неоглушительным, тоном, когда король вышел на крыльцо. - Я виски приволок. Из собственных неприкосновенных запасов. Берёг для подходящего случая специально для тебя.

– Виски?

– Ну да. Запрятал пару ящиков под тушами в фургоне. У меня тоже есть свои маленькие секреты.

– А зачем ты вообще алкоголь брал? Вы же, драконы, не употребляете!

– Не употребляем. Я за свою жизнь ни одного хмельного дракона не видел. Не нравится нам, вот и всё. А зачем… да для тебя, например! Или помянуть Горо, скажем. Полагаю, ему немного осталось. Вот ящичек пригодится.

– Ну-ну! Шуточки у тебя…

– Да ладно… ты же знаешь, я не всерьёз. Мы его и заранее помянем с его же участием, правда?

Болтая, они вошли в хлев.

– Виски у зеркала,- кивнул в полумраке Дзог. - Я сейчас окошко открою, чтобы не сидеть в потёмках…

Окошко дракон специально заказал, предвидя гостей человеческой породы. Сам любил темноту по природному естеству своему - не зря драконы живут в пещерах.

– Прости, про стаканы я забыл,- проворчал ящер. - Есть тазик, а хочешь, пей из горлышка.

– Не привыкать! - кивнул Барди, откупорив бутылку. - Ну, за событие! Ух ты… Совсем недурно…- констатировал он после солидного глотка, успев не закашляться.

– Выдержанное,- важно ответил Дзог и проглотил сразу полбарана. Огромный желудок дракона заурчал, как стиральная машина. - А знаешь, мне тут идея клёвая в голову стукнула! - поделился дракон, не переставая жевать. - Ты же не передумал быть драконятам крёстным отцом? Так вот, у тебя затруднения с названиями кораблей были, так я малышам имена сам придумал - за тебя. Доволен?

– Ты настоящий друг,- ответил король прочувствованно и снова приложился к бутылке.

– Нет, ты, если что-то сам надумал, не беспокойся. Дадим другие имена, или одни будут основными, другие вторыми или запасными! Хочешь сам - пожалуйста! Я все приму. Нужно только, чтобы два были для мальчиков, а два - для девочек. Ага?

– Ага… подумаю… - рассеянно ответил Барди.

– А как там ведёт себя наш дряхлый комик, этот обмылок киноэпохи? - спросил Дзог. - Мы с ним недавно погавкались, так он и носу кривого не кажет. Чем больше стареет, тем вреднее и упрямее становится.

– Он мне очень дельный совет дал,- поделился Барди, немного протрезвев, и выложил дракону вести о неурядицах с Малоной. - Горо ещё и в нашем Накосе усомнился,- продолжил король с недовольным видом. - Уверен, что у парня рано или поздно к власти тяга объявится. В тюрьму его засадить предложил на всякий случай. Но я не могу на такое решиться. Накось нам здорово подсобил в Америке. Если бы не он, мы могли не вернуться…

– Да-а-а… Буза с Малоной - это плохо. Нелегко тебе придётся. Правильно решил уполномоченного посылать. Тебя она охмурит, дело нехитрое. Что касается Накося - я за ним присмотрю. Если хоть шажок неверный сделает, лично с ним разделаюсь. Нас, драконов, гипнозом не возьмёшь и мыслеформами не обманешь. Если надо, в расход пошлём, я ради тебя лично его проглочу. Не против? Барди, да я за тебя что хошь сделаю! На любую жертву пойду! Даже рискуя подавиться.

– Пусть живёт и здравствует. Если в Америку поплывём - а я этого не исключаю,- он пригодится. Станет зазнаваться - вмиг остепеним. Так что…- Хмель снова ударил в голову, король глуповато усмехнулся и погрозил неизвестно кому пальцем.

– Твоё дело,- ответил безразлично дракон и сжал клыки на другой половине туши.

Они ещё поболтали немного, чудище съело барана, а Барди опустошил бутылку до середины. С места поднялся, качаясь.

– Да пошёл я! - сказал он в шутку. - Державные дела, извини.

– Да катись! - в тон проворчал Дзог и цапнул новую тушку. - Раз тебе дела важнее дружбы.

Король прихватил бутылку, покинул хлев и направился во дворец. Свежий воздух немного прояснил ему голову. После краткого раздумья Барди направился в покои, занятые временно Свенсоном, который только-только собирался отбыть в Ландирию. Ветеран спецподразделений ФБР встретил его на пороге и жестом пригласил войти.

– Ты, я вижу, выпить принёс. Штука хорошая! - ухмыльнулся Свенсон. - Какое дело мы сейчас разопьём?

– Мелкие заботы. Всего их три: одна так себе, две поважнее,- поведал Барди, усаживаясь за стол. Свенсон принёс стаканы, забрал бутылку и разлил поровну. - Дзог меня пригласил в крёстные отцы своим дракончикам. Два самца и две самочки. Не могу придумать им имена. Идея есть? Ты мне однажды уже помог окрестить наши корабли, может, что-нибудь придумаешь, а?

– Проще простого. Обратимся к мифологии. Пацанам хвостатым подарим имена Аполлон и Парис, а девчатам чешуйчатым - Артемида и Диана. Делов-то! Считай, решили.

– По-моему, имена богов, богинь и любимчиков небожителей следует давать собакам или людям невероятной красоты и высочайшего статуса. А драконы, они ж такие неказистые…

– А это как посмотреть. Нет ничего краше летящего дракона, уж поверь. Кроме того, тут никто не знаком с голливудскими преданиями, и имена не будут связывать с красавцами и Красавицами,- убеждённо парировал Свенсон, ставя пустой стакан на стол. - Плохо, льда нету. Что за виски без кусочков льда! Надо твоим мудрецам поручить холодильник изобрести, с морозильной камерой.

– Да ладно…

– Не для виски даже, а вообще холодильник нужен, не спорь со мной. Это не предмет роскоши, а средство… сохранения пищи. Дзог первым это понял, а ты говоришь «соба-аки»!

Король подумал, представил себе компрессор, электродвигатель - тот же генератор по сути - и вправду, за чем дело-то стало?

– Что там за другие заботы? - спросил Свенсон, наполнив по второму стакану.

Барди рассказал о докладе капитана Пина Гвина, описавшего проделки Малоны, и почти без перехода вывалил сомнения Горо в лояльности Нанося. Потом глотнул и довесил повествование цитированием советов мага.

– Да это уже не заботы, а напасть самая настоящая. - Свенсон помрачнел. - Действительно, с Малоной лучше издалека. Ей тебя сломать ничего не стоит. Плюнуть и растереть…

– Да вы сговорились, что ли! - вскочил Барди, но ветеран спецназа его осадил:

– Хватит, спокойно, правда не всегда сладкая. Что до Накося… Тревожно мне за него. От спеси до дури совсем близко… С ним надо бы поаккуратнее. Как бы чего не натворотил, нам же расхлёбывать.

Бутылка покатилась по полу. Оба друга вытрясли последние капли с донышка и расстались.

Немного покачиваясь, король вернулся к себе в кабинет. В коридоре наткнулся на очередь ожидающих деловой аудиенции людей. Едва сдержав досаду, он протиснулся мимо них и обречённо вызвал первого.

Делать нечего - снова надо выслушивать и решать чужие проблемы. На то он и король…

28

Крестины драконят состоялись неделю спустя. Барди Бравый велел доставить новорождённых на карете в стольный град Сюдасказал, а самки сами прилетели на дворцовую площадь. За неимением подходящего помещения, церемонию провели в хлеву Дзога, который растрогался неимоверно и поделился ещё парой бутылок виски из своих секретных заначек. Хельга, Мейла, Свенсон, Лина и Инге приняли участие в торжестве, присоединились к празднику и Горо с Накосем. Королева всё никак не могла расстаться с кузиной, потому семья бывшего антитеррориста по-прежнему находилась в столице, в который раз отложив возвращение в Ландирию.

Хлев оказался немного тесноват для собравшихся в нём людей и драконов. Четверо виновников торжества выглядели очень смущёнными суетой вокруг себя, но, понимая врождённым чутьём, что происходит, держались терпеливо и пристойно. Правда, они ещё не выучились говорить по-ландрийски, но лиха беда начало. Барди произнёс речь и дал имена драконятам, после чего начался пир: драконы до отвала наелись мяса, а люди принялись за пряники, запивая их подарком счастливого папаши Дзога.

– Какой милый праздник! - заметила Хельга. - Давно мы не собирались вместе, дорогие друзья… Мейла, тебе ещё рано виски! Дорогой, имена драконят звучат очень красиво и необычно. Это ты их придумал?

– Нет, это имена богов из другого мира,- признался Барди. - Идея принадлежит Року. Так же как и названия кораблей нашего флота.

– Молодец, Рок! - повернулась королева. - Талантище!

– И я так думаю,- поддержала Лина. - Мой муж всё умеет! Не только сражаться.

– Слушай, Барди,- подал голос Дзог между двумя бараньими тушами, проглоченными с отменным аппетитом. - Как ты думаешь, эти две мои американские жёнушки смогут ещё по одному яйцу снести? Они, конечно, уже немолоды, да и уродливы, но ты только подумай! В интересах Объединённого королевства иметь побольше драконов. Это и боевая сила, и…

– Пожиратели овец…- вполголоса проворчал Горо.

– Хоть сегодня заткнись, а? Так почему бы вместо десяти нам не стать дюжиной? Я понимаю, расходы на содержание драконов немалые, но мы же развитое государство, великая страна! Твой годовой бюджет ненамного отощает. Всё дело в моих жёнах и в их плодовитости.

– Дзог, знаешь что? С тобой у меня никогда проблем не возникало, ты мне всегда помогал,- решился король. - Так пусть же будет в королевстве дюжина драконов… если вы, разумеется, об этом позаботитесь сами. Да будет так! Старайтесь и умножайтесь!

И тут Накось, который держался особняком, вдруг вынул из-за пазухи золотую пирамидку алкнафтов и пристально уставился на этот предмет, который умещался у него на ладони. Барди глазам не поверил - откуда у него пирамидка?! Королевским указом все трофеи недавней заокеанской кампании были заперты в подвалах казны! Как парень до них добрался? И что он сейчас наколдовывает?

Бывший рыцарь похолодел, предчувствуя, что произойдёт нечто нехорошее. Но отреагировать не успел. Разглагольствующий рядом о холодильной промышленности Свенсон внезапно осёкся, физиономия его стала отрешённой, глаза - пустыми… Великан схватился за кобуру, расстегнул ее большим пальцем - в следующее мгновение он уже целился из пистолета в короля.

– Будь ты проклят! - чужим голосом взревел он. - Сейчас я тебя прикончу!

Однако выстрела не последовало. Пирамидка вдруг оказалась выбитой из рук Накося взмахом Дзогова хвоста.

Дракон метнулся молнией наперерез, защищая короля твёрдой чешуёй и деликатно вытесняя Свенсона, сбив ему прицел, но всё же оберегая спецназовца от увечий. Зато с Накосем расправился без выкрутасов и церемоний. Молодой маг мигом оказался в решётке драконьих зубов! Не останови его король, присоединился бы Накось к баранине в желудке чудовища.

Свенсон стоял истуканом, всё ещё держа вздрагивающий пистолет. Накось визжал в полузакрытой пасти дракона.

– Я вас предупреждал! - рычал Горо. - Я знал, что этот паршивец попробует, знал! Выпивка ему смелости прибавила! Но не ума…

– Быстро сними заклятие, или начну МЕДЛЕННО сжимать зубы. Костей не соберёшь, слизняк! - довольно внятно прохрипел Дзог, пока Накось в его пасти совершал отчаянные судорожные движения. - Ты меня понял, дрянь ты мелкая? Ну?

– Сейчас, сейчас! - возопил бывший ученик Горо. - Только обещай отпустить меня!

– Чем скорее выполнишь моё желание,- сказал Дзог,- тем больше у тебя останется шансов на выживание.

Выражение лица Свенсона постепенно сгладилось, глаза приобрели осмысленное выражение. Он посмотрел на оружие в руке, как на гадюку, быстро щёлкнул предохранителем и стал неловко пихать пистолет в кобуру.

– Что я вытворял? - произнёс он, едва дыша от стыда и гнева.

– Покусился на цареубийство,- мрачно ответил король. - Но ты был не в себе.

– Что мне делать с этой шкуркой от сала? - уточнил дракон. - Глотать? А то становится щекотно…

– Глотай недоноска! - встрял Горо. - На здоровье! Да покарает его Мордолох!

– Пощадите! - зарыдал Накось между зубами Дзога. - Умоляю! Только не это!!! Я больше не буду! Это виски на меня подействовало! Я ещё могу быть полезен! Это никогда больше не повторится!

– Я даже не знаю… - протянул король.

– Прости его, дорогой! - вступилась жалостливая Хельга. - Он понял свою ошибку и раскаивается! По молодости согрешил. Посмотри на него, какой он беспомощный…

– Ага, понял ошибку,- язвительно сощурился советник. - В другой раз не промахнётся, своими руками согрешит без лишней болтовни! А если бы Рок всё-таки застрелил твоего мужа? Ты и тогда бы ратовала за помилование? Зачем его прощать? Дзог его даже не почувствует, когда проглотит.

Накось переливался всеми цветами радуги и рыдал.

– Не надо! Он пригодится государству! - Королева схватила Горо за костлявое плечо. - Пусть будет под твоим надзором. Вы сами рассказывали мне про ужасных алкнафтов, и пока только этот молодой человек в силах совладать с ними. Успокойтесь!

Барди порассуждал и решил, что соображения супруги более основательны, нежели требования старого мага. На Хельгу можно положиться, она доказала, что вправе называться королевой, управляя страной во время его отсутствия.

– Дзог, отпусти… выплюнь,- устало распорядился он. - Не порти аппетит.

– Плюй его ко мне под ноги! - попросил всё ещё багровый Свенсон. - Совсем без наказания нельзя!

Дракон так и сделал, Накось покатился по полу, а Свенсон встретил предателя как следует. Юноша заскулил, хватаясь за рёбра…

– Пшёл вон, стервец! Чтоб я тебя близко не видел! Барди, прими мои извинения, я просто не смог противопоставить этому… свою волю!

Накось выполз на четвереньках из хлева, на пороге он кое-как поднялся на ноги. Весь обслюнявленный, бледнее простокваши, губы дрожат, и кровь из носа.

– Искренне сожалею, что так получилось,- повернулся король к Дзогу. - Испортили все крестины…

– Переживу! - осторожно махнул хвостом дракон. - И пережую,- хмыкнул, горделиво блеснув глазищами, явно возвращая себе хорошее настроение. - Главное, я вовремя схватил его! Так выпьем же за здоровье молодого поколения! Барди, плесни мне на язык полбутылки для дезинфекции, гадко что-то в пасти сделалось, тьфу…

Несколько дней Накось сидел в своей комнатке, не смея носа высунуть. На четвёртый или пятый он осмелел и робко попросил у начальника стражи высочайшей аудиенции. Барди без особого желания согласился принять предателя. В голове у него всё ещё звучали праведные требования неистового Горо.

– Говори, что надумал, да поживее!

Юноша упал на колени:

– Ваше величество, я ужасно подавлен и сожалею о своём проступке. Сможете ли вы меня простить когда-нибудь? Я был… неправ, глубоко неправ. Но теперь, клянусь, готов служить отечеству честно и беззаветно до конца жизни…

– Слушай, Накось, тебе королём захотелось стать, правильно? И ты полагаешь, что быть им - плёвое дело? А знаешь, сколько у меня забот? Это ж целый хомут на шее. Предположим, ты бы успел меня убить. Дальше что? Несмотря на твои способности, ты парень странный и порой совсем недальновидный… Перевороты так не делают. Узурпаторам нужны верные люди, заговорщики. А ты - террорист-одиночка. Глупо. Глупее не бывает. Служить будешь… А на кой мне верная служба предателя и глупца?

– Я многое передумал, ваше величество. Я действительно воображал, что стал уже превеликим, но понял, что величие не во власти, но в знаниях. Я совершил самую большую ошибку своей жизни… я вижу, что был неимоверно глуп, вы правильно сказали… Но я постараюсь…

– В следующий раз произвести настоящий дворцовый переворот, а?

– Нет, что вы… Недовольных вашим правлением если и сыщешь, то большинство из них просто лентяи, которым не нравятся ваши нововведения, благодаря которым эти же лентяи всё ещё не околели от голода… Простите меня, ваше величество! Я буду верен вам до последнего вздоха! Никто лучше вас не справится с королевством, менее всего я… Я осознал, чем и насколько могу быть доволен… Простите меня, ваше величество! Спасибо вам, что пощадили!

– Спасибо Хельге, имей в виду. Окончательное прощение надо заслужить. Ладно. Так и быть. Попробую тебе поверить. Рискну - причём рискну скорее твоей, нежели своей головой. За каждым твоим шагом будут пристально следить. Как ты уже понял, драконы неподвластны твоим внушениям. Имей это в виду, пока жив, и помни, что они живут гораздо дольше тебя. Сейчас валяй к Рилону и выясни предназначение остальных приборов. Затем быстро ко мне с отчётом. Брысь!

Накось выбежал из кабинета, столкнувшись на пороге с Горо. Юноша тут же вжался в стенку, освобождая дорогу, став разом похожим на раздавленную колесом телеги крысу. Затем побежал дальше, сопровождаемый тремя стражниками.

– В следующий раз будешь верить мне! - сказал старый маг, входя вкоролевские апартаменты. - Я предупреждениями зря не разбрасываюсь! Тебе давеча повезло, что скотина Дзог рядом оказался.

– Вы с ним всё ещё в ссоре?

– Да. Ему надо уважать стариков, особенно меня! - заявил Горо.

– Никак в толк не возьму, чего вы не поделили?

– Это всё он! Ехидничает, насмехается! Шутки шутит дурацкие… Я человек старый, а он молод и громаден, мне его парой пинков никак не образумить. Гад он, и всё тут!

– Горо, я тебя уже в который раз умоляю - завязывайте вы раз и навсегда с вашей грызнёй! Вы же взрослые, зрелые… существа! Разумные! У тебя к тому же прекрасная возможность: Дзог теперь добрее, у него новые детёныши… детишки завелись…

– Плевать ему на потомство, только прикидывается. Драконы - бездушные и хладнокровные создания. Их волнует лишь золото да жратва, чувства им чужды…

– Не могу полностью с тобой согласиться. Он меня спас всё-таки.

– Спас из личной корысти. Пока ты жив, он полностью всем обеспечен. Казённый иждивенец. Как ему тебя не спасать…

– Думаю, ты сейчас палку перегибаешь, хватит. Распрямится - по лбу стукнет. Ладно, зачем пожаловал?

– Да просто так, проведать. Я друзьями дорожу. Ты меня забываешь, вниманием обделяешь, а я тебя - нет. Пожаловал поинтересоваться, не нужен ли ещё какой совет, всё же я - твой главный советник. И обязанности свои выполняю честно и ревностно, исключительно по причине дружеского расположения, вот.

Король немного устыдился. Он и вправду частенько забывал про старика.

– Обещаю исправиться, Горо,- честно вздохнул он.

– Поживём - увидим,- изрёк уклончиво маг. - Жизнь - это не только рельсы да вагоны. Подумай…

С этими словами он удалился, исполненный чувства собственного достоинства.

На следующий день Накось с лицом цвета простокваши опять явился на доклад в королевский кабинет.

– Отчёт готов, ваше величество,- пролепетал он, потупившись. - Я выяснил предназначение трёх остальных артефактов, несмотря на упорное сопротивление Рилона. Алкнафт долго ломался, особенно в отношении одной штучки, но я был непреклонен. Два предмета не играют существенной роли, по крайней мере для нас. Первый служит для медитации или вхождения в религиозный транс; второй ускоряет рост комнатных растений или продлевает срок их цветения. Третий важнее. Насколько я понял, с его помощью можно осуществлять мгновенную связь с Верховным килогом алкнафтов. Вроде сотовых телефонов иной Америки, но обладает гораздо большим дальнодействием, я бы сказал - межзвёздным. Беседа только ментальная, а не устная или зрительная. Вот и вся разница между этим прибором и мобильниками.

– А ты в сознание Рилона успел пробраться? Мне нужно узнать его намерения на будущее. Если он исподтишка вынашивает враждебные планы, его придётся устранить во избежание измены с его стороны. Он как-то обещал раскрыть мне тайны жизни, если взамен я научу его работать на компьютере. Это серьёзное предложение? Игра стоит свеч?

– Алкнафт готов с вами встретиться, ваше величество. Нет, полностью в его сознание мне проникнуть не удалось. Пока он говорит, доступ извне к нему заблокирован. Я попытался его прощупать во время беседы и, кажется, разгадал нечто неприятное. Судя по его мыслям, один из оставшихся под присмотром Малоны алкнафтов сумел добраться до переговорного устройства и сообщил Верховному килогу о полном провале миссии. Вероятнее всего, следует ожидать нового нашествия из мира алкнафтов. И ещё, я почти точно установил, что в нашем мире эти существа могут общаться друг с другом телепатически. Я пытаюсь составить заклинание, которое бы лишило их этой возможности, но это трудно. Пока все мои попытки заканчиваются неудачей. У этих гадов очень сильная сопротивляемость, но я не прекращаю опыты и верю в успех. Я утрою свои усилия, чтобы этим хоть как-то искупить свою вину перед вами… Вы оставили меня в живых после непростительно глупого поступка с моей стороны, и я… Извините, я к тому, что, если лишить алкнафтов последнего способа коммуникации, они станут совсем беспомощными. Будут действовать разрозненно и без согласования, а каждого в отдельности наши солдаты голыми руками возьмут…

– Хорошо, Накось. Сейчас иди к Рилону и приведи его сюда.

Королевский приказ был выполнен без проволочек.

– Надеюсь, меня ждёт ответ на мою просьбу, ваше величество,- проквакал алкнафт, едва появившись. - Когда приступим к обещанному вами обучению компьютерным наукам?

– Сразу после того, как ты раскроешь мне тайну жизни,- резонно ответил король и, повернувшись к Накосю, тихо сказал: - Следи за ним, пока идёт обмен. Потом можешь считать себя свободным.

Рилон уселся рядом с королём, взял его за руку и уставился ему прямо в глаза. Барди ощутил, как погружается в некую бездну. Вокруг вращались мириады мельчайших искр. Постепенно король заметил, что они слипаются и более крупные выстраиваются в закрученные спиралью нити, которые привлекают к себе новые и новые элементы. Из котла хаоса возникал порядок. Удивительно! Утолщённые спирали вдруг стали раздваиваться. Репликация! «Невероятно,- подумал Барди. - Я наблюдаю синтез ДНК! Сознание алкнафта служит мне электронным микроскопом, и я взираю на тайны микромира!»

…У бывшего актёра ещё кружилась голова, когда он снова ощутил себя в своём кабинете.

– Что скажешь? - поинтересовался алкнафт. - Не каждому дано узреть мир бесконечно малых величин. Ты понял теперь, как создаётся жизнь?

– Я знал всё это в теории, что-то приходилось читать, но я не представлял себе вот так… Только одно неясно: что принуждает молекулы выстраиваться в упорядоченные структуры и что движет синтезом? Ты вмешивался или просто показывал?

– Просто показывал, - ответил Рилон. - Я не в состоянии заставить частицы синтезировать спираль жизни, даже Верховный килог не может, кроме как…

– Кроме чего?

– Нужно вымолить позволение Высшей силы, чтобы заняться созданием жизни…

– Что за Высшая сила?

– Нам не дано её познать. Она везде и направляет все процессы во Вселенной. Организирует их, создаёт порядок и хаос, уничтожает и то и другое, когда сочтёт это нужным. Верховный килог расы алкнафтов находится в прямой связи с ней. С её помощью возможно производство наших кристаллов или репликация какого-либо нового мира…

– Но она не смогла помочь ему восстановить ваши гены. И вы остались бесполыми.

– Да, увы,- вздохнул Рилон. - У меня нет объяснения. Наверное, Высшая сила не сочла это важным, а может, именно таким образом она доминирует над нами…

29

Три месяца спустя в Сюдасказал прибыл второй из оставленных в заливе Мохаки кораблей - «Секреты Тарзана». Сведения, принесённые его капитаном, были ещё тревожнее прежних. Малона совсем уже открыто вела себя не как наместница Барди, а будто она самостоятельная королева. Мотопед грозился выйти из подчинения и удариться в разбой. Однако вождь палколюбов пока ничего не предпринимал, рассчитывая на скорое возвращение мудрого чужестранца Барди, который наведёт порядок. Капитан поклонился и замолк.

Прошло ещё три недели, и в гавани бросило якорь другое судно - вернулся уполномоченный королевский посланник. Не отдохнув и часу с дороги, вестник появился в королевском кабинете. Уполномоченного звали Аградор, он был доверенным лицом Загана, его кандидатуру для выполнения миссии одобрили сенешаль Горголан и главный советник короны Горо.

– Докладывай! - велел Барди, пригласив гонца на встречу без свидетелей. - Полагаю, ты встретился с Малоной. Передал ей моё письмо?

– Как вам сказать, ваше величество… И да, и нет. Визит был кратким, она мельком посмотрела письмо и вроде бы смиренно согласилась следовать вашим распоряжениям, но… вряд ли у неё на уме то же самое, что и на языке. По-моему, она продолжит действовать, как и ранее. Ваша избранница стала очень своенравной, а из-за беременности ещё нервная - просто ужас. Чуть что - сразу в крик! Вы от неё далеко, а Даго просто в отчаянии. Не смеет предпринимать никаких действий, после того как узнал, что у вас с ней были… довольно близкие отношения…

Король почувствовал, что краснеет. Чёрт возьми, он совсем забыл, что Малона вынашивает его ребёнка… Его будущего ребёнка в далёкой Америке!

– А Мотопед что? - насупившись, спросил Барди.

– Недоволен. Умоляет вас приехать. Заявил, что народ палколюбов, все их племена без исключения, находятся на грани голода.

– Так… Легко добрался до Плацпомойпацана?

– Сравнительно. По дороге случилось два покушения. Не знаю, кто были нападающие,- пришлось сразить их наповал, выручили пистолеты, но с мёртвых потом какой спрос…

– М-да…- Бывший рыцарь задумался. - Спасибо тебе, Аградор, за верную службу. Ты заслужил хороший отдых. Ступай отдохни, тебя ждёт семья.

Отважный мужчина вышел из кабинета, а Барди велел позвать Горо. Как только старик появился, король быстро распахнул окно (уж чему-чему, а любви к французскому парфюму сезонный советник не изменил) и пересказал удручающие новости.

– Отправляйся туда немедленно,- сказал маг, выслушав коронованного друга. - Сидя здесь, ничего не изменишь. Дракона прихвати, будь он неладен… всё ещё не извинился передо мной, скотина доисторическая… Возьми лошадей, одну машину и фургон. Пусть с тобой отправляется Рок и полдюжины его ребят. И Накось там пригодится. Я за ним внимательно следил - будь уверен, по крайней мере лет пять его ни к выпивке не потянет, ни к заговорам, ни к покушениям. Шёлковый стал, как в зубах дракона побывал… Вооружитесь хорошенько! Автоматы там, гранаты, базуки… Считай - это ваш новый завоевательный поход. Возьмите кораблей побольше, а здесь и трёх достаточно. Я останусь советником при Хельге. Плывите! Чем скорее, тем лучше! Снова в Америку! А с Малоной что делать… не знаю. Думаю, на месте разберёшься. Явно не годна она на роль вице-королевы. Подбери другого наместника, из твоих людей. Даго самый подходящий. Силён мужик - из простого крестьянина да в генералы! У него котелок варит, он и с Мотопедом по-хорошему управится. А Малону я советую заточить, не в темницу, конечно (пусть себе живёт с удобствами, но - в изоляции!). В монастырь бы её… жаль, нет там монастырей. А ребёнка у неё отберёшь потом и сюда привезёшь. Инкогнито, вот. Отдашь его верным людям на воспитание, образование хорошее получит… Всё же твоя кровь, может, будет полезен в будущем.

– А ты, стало быть…

– Не поеду! Стар я, Барди. Будем держать связь. Вот тебе все мои советы.

– Горо, ты сейчас отработал одним языком жалованье на полгода вперёд!

– Так я же говорю тебе, что стар я. Очень стар. Суперстар! Хе-хе! Никак вам, молодняку, без нас не обойтись, во! - произнёс с ухмылкой волшебник. - Действуй, Барди!

Как только Горо покинул кабинет, его величество распорядился вызвать Свенсона из Ландирии, послав к тому скорохода, после чего спустился вниз, в хлев к Дзогу.

– Что, ОПЯТЬ?! - завопило чудище, недослушав и половины всех новостей из Америки. - Опять переться к чёрту на кулички? Зачем, Барди?! Зачем? Тебе что, мирно не сидится на этом благодатном месте, где тишь да гладь, спокойствие и тучные отары овец?! Обязательно надо срываться и мчаться на другой конец света? Объясни мне - ради ЧЕГО ты всё дергаешься? Кто тебе жить спокойно не даёт?

Барди задумался. И чем больше думал, тем меньше находил внятных объяснений своим поступкам. Действительно, что всё время тянет его куда-то вдаль? Что толкает его с насиженного места? В чём причина вечного беспокойства и жажды журавля в небе, тогда как в руке не синица, а целая индюшка? Непонятно…

Вот, Америка Америкой, а здесь - дом родной. За дом не грех, а честь и необходимость воевать. Но ради далёкого, неизведанного, по существу, края?.. Трезво глядеть - так на фиг надо! Сдалась ему эта Америка… В следующий миг король вспомнил о своих грёзах, о цивилизации, о необходимых ресурсах, коими так богат заокеанский континент. Кроме того, там остались почти без защиты его верные люди, генерал Даго…

Пора создавать радио, решил Барди. Учёные из университета, вопреки своей врождённой и дремучей лени, всё же справились и выдали ему на заказ и аккумуляторы, и лампочки, и генераторы… С такими достижениями сделать рацию не так сложно. Мощные радиопередатчики обеспечат мгновенную связь над океаном. Межконтинентальное общение… причём в ОБЪЕДИНЁННОМ КОРОЛЕВСТВЕ, а не в потустороннем Голливуде! Перспектива отличная, осталось придать монахам ускорение.

Глаза короля сверкнули стальным блеском.

– Дзог, кончай трепаться! Плывёшь ты со мной или нет? - спросил он сурово.

– Естественно! Что мне остаётся делать? Друг как-никак… Но сначала устрой моих драконят в детский сад. Не хочу оставлять их своим жёнушкам, дикие они.

– Считай, сделано,- сказал Барди и вернулся во дворец.

Месяцем позже столичный порт проводил в поход девять кораблей. Флагманский вымпел развевался над «Авантюристом», под прикрытием его пушек плыло спецсудно «Гейла», нагружённое техникой и волочащее баржу с платформой для Дзога. Далее шли «Король Рогональ», его верный спутник разведчик и штурмовик «Монти», воинственный «Барт Грейди», корабль-сейф «Мандельштейн», нагружённый всякой всячиной, «Форд», «Король Диотемий» и «Чесотка» с основным запасом продуктов питания.

«Хельга Прекрасная» и «Лина» под стать тем, в честь кого получили имена, не покинули порта.

Корабли взяли курс на Америку. Учёные из НЕБУХТИ сумели-таки уложиться в жёсткий и неимоверно короткий срок, сконструировав рацию, и теперь капитаны судов держали непрерывную связь между собой.

На этот раз движимые паровыми двигателями корабли достигли нового континента за рекордно короткое время. Берега Мохаки показались на горизонте ровно на тридцатый день плавания. По пути не произошло ничего примечательного. На мачты не гадили вороны, не было и других сюрпризов со стороны алкнафтов. Джип и рефрижератор удалось выгрузить на берег быстро и без происшествий, так же как и лошадей.

– До Плацпомойпацана я доберусь на колёсах,- заявил король дракону. - Ты же, надеюсь, долетишь туда ещё быстрее. Проездом я попытаюсь встретиться с Мотопедом, чтобы поговорить с ним об их вражде с Малоной.

– Езжай! И пусть бдит над тобой бог драконов, если есть такой,- сказал Дзог. - Не забудь взять с собой Рока и пару его подручных, радиста тоже прихвати. И оружия побольше, на всякий случай. А рефрижератор вслед за мной отправь, я привык к холодному. Седло моё тоже прихвати, вдруг понадобится. Я немного разомнусь. Для взлёта нужен хороший разбег. Тяжело что-то стало взлетать в последнее время…

Барди простился с драконом и, не оставшись на ночлег в разбитом возле берега лагере, поспешил вместе со Свенсоном, ещё одним спецназовцем и радистом в столицу Мохаки. Дорога была не из лучших, вроде той, что в Ландирии. За машиной, почти не отставая, следовала хорошо вооружённая конница.

Джип преодолел полосу джунглей, а затем, за первым поселением, дорога выровнялась, и Барди посильнее надавил на газ. Конница еле поспевала. К вечеру завернули в очередной посёлок. Массивные ворота гостеприимно распахнулись перед королём. Завоевателей с почестями встретил сам начальник местного гарнизона.

– Ну на этот раз нам неприятности не грозят,- сказал Свенсон королю. - Предполагаю, что заночуем без проблем. И алкнафтами тут вроде не пахнет.

– Похоже, что так. Давай определимся с местом ночлега.

Долго не выбирали. Здешний старейшина указал на два самых богатых дома, и вопрос решился.

На следующий день Барди Бравый и его отряд снова отправились в путь. Отдохнувшие лошади резво скакали в пыльном хвосте вслед за джипом. И так завоеватели благополучно добрались до Тучоку. В городе не осталось и следов алкнафтов. Кстати, Барди узнал о кончине отца Малоны.

Время подгоняло, но продолжить путь можно было только верхом. Автомобиль оставили под навесом.

– Я с тобой или как? - спросил Свенсон.

– Конечно, со мной,- ответил Барди. - Куда ж без тебя? Автоугонщиков в Америке пока нет, в Тучоку тебе делать нечего. Нас ждёт Мотопед.

По небольшой горной тропе кони карабкались с трудом, но достаточно быстро. Маленькая свита короля скоро добралась до земли палколюбов, а затем, в сопровождении дозорных горцев, достигла селения, где жил Мотопед - пока ещё единомышленник и сторонник политики Объединённого королевства в Америке. В этой новой дипломатии единственным столпом хрупкого равновесия был вождь горских племён, поэтому королю не терпелось с ним встретиться.

– На этот раз давай не дразниться,- предложил Барди, обнимая вождя. - И так ясно, что явились мы к тебе с наилучшими намерениями.

– Да, я давно понял, что у вас иные представления о любезности,- отозвался Мотопед, хмуря брови. - Ты, наверное, сам всё знаешь, и мне неприятно… Но надо сказать, что Малона провела меня, как суслика. Я её не тронул только из-за того, что вы с ней были очень близки. Не хотелось воевать, не повидавшись с тобой. Но кем бы она тебе раньше ни приходилась, теперь всё! Больше я терпеть не намерен! Давай решать, что будем делать, друг мой Барди…

Мотопед прекрасно изъяснялся по-ландрийски, вероятно, упражнялся, за что Барди не мог не уважать вождя.

– Я привёз тебе и твоему племени разное угощение,- объявил глава Объединённого королевства. - Выпивки, сигарет, всё, что вы так любите. Из неприкосновенных заначек самого Дзога. Основную массу даров, кстати говоря, мы оставили на корабле. Сам понимаешь, рисковать добром я не мог. Вот уладим наши проблемы, и ты сможешь забрать то, что причитается тебе и твоим воинам.

– Это хорошо, правильно, друг мой, но вот чертовка Малона не купится на виски,- скептично усмехнулся Мотопед.

– Я затем и прибыл, чтобы эту проблему разрешить,- буркнул король.

– Она нарушила все соглашения. Она издевается над нами, обещанной дани не платит. И теперь палколюбы голодают. Самые богатые города охраняются твоими людьми. Я не могу их грабить. Ещё немного, и палколюбы вымрут. Я тебе помогал в сражениях с алкнафтами? Будь же благодарен и справедлив к моему народу!

– Каким был, таким и буду. Малона больше не указ в этой стране, а ты по-прежнему мой друг. Ты веришь своему королю?

– Ну конечно! Мы же столько выпили вместе! - воскликнул Мотопед, обнимая чужестранца. - Всегда можешь на меня положиться!

Барди и Мотопед расстались пьяными. В сильно нетрезвом состоянии король проехал пару городов и лишь в третьем начал приходить в себя. Он занялся смотром гарнизона и инспекцией администрации наместника, в результате чего установил, что власть Объединённого королевства закрепилась на этих землях прочно. Смешанные браки нисколько не нарушили смысла его директив. На третьи сутки королевская свита, разместившаяся в джипе (из Тучоку его перегнал отважный Накось), и отряд всадников въехали в столицу и остановились на дворцовой площади, ставшей местом окончательного разгрома алкнафтов. К свите вышел Даго, выглядел он неважно.

– Добро пожаловать, ваше величество,- сказал он, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. - Не стану скрывать, что тут не всё в порядке, у нас некоторые неприятности… За время вашего отсутствия мне с трудом удавалось соблюдать ваши указы из-за своеволия назначенной вами вице-королевы. Впрочем, на прошлой неделе она разрешилась от бремени младенцем мужского полу… Светлокожим и светловолосым…

– Где сейчас Малона?

– Во дворце, в опочивальне бывшего правителя Мотисимы.

«Счастливый» отец отправился прямиком туда, сопровождаемый генералом. Стражники по пути почтительно склоняли головы и подобострастно распахивали двери. Весть о прибытии его величества облетела город со скоростью вируса.

Последний наряд стражей открыл двери, и Барди переступил порог опочивальни. В душе боролись противоречивые чувства и намерения. Его любовница лежала под огромным балдахином на широчайшей постели, заваленной вышитыми подушками. Рядом сидела кормилица, на руках которой спал здоровый и красивый на вид младенец.

«Весь в меня…» - успел подумать Барди.

– Добро пожаловать в Плацпомойпацан, дорогой,- пропела вице-королева. - Полюбуйся сыном. Подержи его. Полюби его и меня не забудь.

Король молча взял младенца у кормилицы и осторожно прижал его к груди, придерживая головку. В горле запершило, по телу разлилось тепло.

– Силач будет,- хрипло сказал Барди. - Ты молодчина.

– Трудные были роды,- промурлыкала красавица с гордостью. - Меня ты не обнимешь?

Разнеженный взгляд Барди вмиг переменился: затвердел холодной сталью.

– Нет. Не заслужила.

– Это как?! - подскочила Малона в постели, словно тигрица, и уселась среди подушек. - Говори! Служанка не понимает ландрийский.

– А вот так. Ты не выполнила мои распоряжения. На тебя жалуются! Всё не так делаешь. Развела тиранию, понимаешь! Пришлось сюда целым флотом плыть, семью опять бросать, чтобы разбираться с твоим хозяйством. Не быть тебе вице-королевой! Поиграла, и хватит.

– Да?! А кто же я в таком случае?! - зашипела она.

– Пленница. И я приказываю тебе вернуться в Тучоку, где останешься в доме своего отца до следующих распоряжений. Будешь жить там с ребёнком и служанкой под охраной. Встречаться ни с кем не будешь, выходить запрещаю. Понятно? Я потом решу, что с тобой делать.

– Я думала, ты меня любишь! - разревелась Малона внезапно.

– Любил. И, наверное, всё ещё люблю. Но интересы Мохаки стоят выше моих личных желаний и слабостей. Ты разрушила многое из того, что я строил. Чуть не втянула меня в войну с палколюбами. Говорят, ты плетёшь интриги с пленными алкнафтами. Данную тебе власть использовала наихудшим образом! Позор мне и тебе! Всё испортила! А если бы я не дружил с Мотопедом, знаешь, что бы произошло тогда? Резня и грабёж!

– Милый, прости… Может, я кое в чём и поступала неправильно… но я исправлюсь! Я буду выполнять все твои указания! Все!

– Поздно, Малона, не стоит распаляться. Ты потеряла моё доверие. Собирай вещички, прощайся с Плацпомойпацаном.

Избегая ненужных объяснений, Барди развернулся и быстро зашагал прочь. Из опочивальни до него доносились рыдания. Он чувствовал, что если хоть немного ещё останется с ней рядом, то не выдержит, купится на слёзы и клятвы. И закончится всё бурными ласками, страстной сценой любви, полным прощением, но… Это было бы крайне неразумно! Как он будет смотреть в глаза Даго?

Генерал ждал короля в коридоре. Когда Барди спускался по лестнице, ему показалось, что где-то хлопнула дверь, а потом послышались лёгкие шажки. Звуки приближались. Он вдруг увидел Накося, который стоял в смежном зале, окружённый несколькими бойцами. Король испытал лёгкое головокружение.

«А правда, чего я дёргаюсь и прыгаю, как псих? - пришла ему в голову посторонняя, но сильная мысль. - Жизнь коротка и утомительна… вот если с ней покончить прямо сейчас, все мои заботы исчезнут. Небытие - оно столь сладостно… это покой… вечный отдых, без боли и напряжения, без проблем, без…»

Рука потянулась к кобуре сонной змеёй. Он успел вытащить пистолет, однако Накось бросился навстречу и выбил оружие. Затем проревел что-то невнятное и вместе с солдатами помчался вверх по лестнице. А Барди охватил приступ вселенской усталости. Он сполз по стене на холодный каменный пол в узорах из жизни мохакских властителей. Очнувшись, увидел над собой встревоженные лица Даго и Свенсона.

– Что со мной? Где я? - прошептал Барди, не ощущая тела.

– Вы пытались застрелиться, ваше величество,- смущённо сказал генерал. - Уже и пистолет к голове приставили. Хорошо, что Накось подоспел. Пистолет выбил и побежал дальше кого-то догонять. С ним наши люди, они помогут.

Король осознал, что подвергся психотронному нападению, однако на этот раз юный маг вмешался, чтобы помочь. Когда парень вернулся, Барди горячо его поблагодарил и лишь затем обратил внимание на тщедушного, мелкого и уродливого алкнафта, которого приволокли солдаты. Вели они и одного из шаманов Мотопеда. Обоих бросили к ногам короля.

– Что с ними делать, ваше величество? Сразу убить или…- прямо спросил Накось, не расставаясь с пирамидкой. - Один - шаман-предатель, второй - сбежавший из-под стражи инопланетянин.

– Предателя Мотопеду, он разберётся сам. А второго ликвидируйте немедленно. Покушение готовили только они или в группу входил ещё кто-то?

– Даже не знаю, как вам сказать…

– Кто их надоумил? Неужели…

– Да, Малона,- опустив глаза, признался Накось. - Мне очень трудно сказать вам правду, а солгать нельзя… Я подсмотрел мысли шамана, с алкнафтом было сложнее. Малона приблизила к себе палколюбского колдуна, а потом приласкала и алкнафта. Сделала их своими доверенными лицами. Шаману обещала много золота, а алкнафту посулила свободу. Купила с потрохами.

– Уберите негодяев с глаз моих! - велел Барди и задумался о коварстве Малоны.

Было время, когда он мог жизнь за неё отдать, не задумываясь о собственных детях. Она же, оказывается, давно плела свои интриги. Не исключено, что с самого начала или же когда забеременела. Власть ей была нужна, только власть, и больше ничего!

Потом он вспомнил часы наслаждений, проведённые с ней, и ему вдруг стало тошно. Но он не мог позволить себе убить её. Однако, пока Малона жива, будет существовать источник опасности - как для короля, так и для всего королевства.

Заточение! Строгое заточение. Другого выхода Барди не видел. Не самое лучшее, что можно придумать, но по крайней мере не придётся приказывать казнить мать родного сына…

Он всё ещё размышлял, как правильнее поступить, когда в зале внезапно появился запыхавшийся радист.

– Дурные вести, ваше величество! - выкрикнул он срывающимся голосом.

– Выкладывай!

– В Ландирии алкнафты! Крадутся, но их заметили. Горо считает, что у них самые дурные намерения.

Короля Барди словно слепень за загривок укусил.

– Передай Горо мой приказ: личный состав привести в боевую готовность! При необходимости дать отпор! Через пару-другую недель обещаю вернуться!

Да, положение - хуже не бывает. Его настоящая родина в опасности! А всё из-за этой коварной Америки.

Следующие два дня король посвятил решению ряда проблем, связанных с гарнизонами. Перераспределение личного состава, некоторые вопросы снабжения, разрешение мелких ссор между командирами. Основной задачей стало восстановление добрососедских отношений с палколюбами. То есть возобновление поставок продуктов питания горским племенам. Создав нужную организацию, король послал вестоносца к Мотопеду. К вечеру второго дня вождь сам заявился в Плацпомойпацан верхом на Буцефале. Сопровождало его с десяток шаманов и ещё столько же воинов-индейцев.

– Есть хочешь? - спросил его Барди.

– Знаешь, я всегда жрать хочу. И чем больше ем, тем сильнее хочется. В этом отношении мы с твоим Дзогом как из одного яйца вылупились,- улыбнулся вождь. - А если у тебя и выпивка найдётся…

Король отвёл обжору в трапезный зал дворца, где и рассказал ему, какой фортель выкинула Малона. Коснулся поставок провизии палколюбам, заверил, что они возобновятся, а под конец поделился и последними новостями об алкнафтах-разведчиках в далёкой Ландирии.

– Хороших новостей всегда меньше плохих,- философски заметил Мотопед, глотая нарезку консервированной ветчины. - Я бы на твоём месте удавил Малону, но знаю, ты не сделаешь этого… Хочешь, поеду с тобой? Родине твоей поможем, ты же знаешь моих воинов и шаманов - нам алкнафтов резать не привыкать! Кроме того, у меня самые лучшие следопыты! Бери меня, Барди, пригожусь, а как рассчитаться, мы с тобой всегда договоримся.

– Здесь ты ещё больше пригодишься. Слово твоё весомое, люди тебя уважают, приказам твоим подчиняются. У тебя ещё будет время посетить наше королевство. А пока я оставлю тебе одну рацию и пару радистов. Другой передатчик будет находиться у Даго. Будем поддерживать связь. А сейчас давай напьёмся, а то у меня мозги набекрень от забот!

– Драконьего пойла принёс? - ухмыльнулся вождь.

– К сожалению, не осталось. Будем пить кокосовую водку.

– А ты Накося позови, он наколдует коньячку.

– Хорошая идея. Молодец, он ведь спас мне жизнь, этот юный волшебник!

Вечер удался на славу, совсем как в былые времена. Солдаты долго не могли их успокоить.

30

Королю приснился странный сон, комичный и трагичный одновременно. Ему привиделась лужайка, заросшая диковинными растениями, которые вроде как улыбались. Вдруг появилась невиданных размеров птица, похожая на кондора, стала кружить над его головой. И вдруг солидная порция помета шлёпнулась королю на макушку, он проснулся негодуя, хватаясь за волосы. Конечно, голова была чистой.

«Наверное, какое-то знамение»,- подумал он. Потом вспомнил: такой сон, по мнению его знакомых голливудских французов, может предвещать Удачу.

И только эта мысль его успокоила, как вдруг голова после вчерашнего яростно напомнила о себе. «Клин клином вышибают»,- сообразил Барди и пустился на поиски кувшина. Нашёл. Долгий глоток - и новая идея: Мотопеду тоже будет полезно опохмелиться. Он встал, взял кувшин и отправился искать вождя.

По пути стражники отдавали честь, не меняясь в лице, что говорило об их выдержке и закалённых нервах. Во всяком случае, улицезрев себя в одном бронзовом зеркале, Барди оторопел и отдал должное отваге часовых. Лично он заколол бы не раздумывая типа, плетущегося по охраняемой территории с подобной пропитой рожей.

Король поспешил свернуть на кухню, где умылся в котле и вернул себе частично человеческое обличье. Затем пошёл на храп Мотопеда. Вождь валялся за углом на толстой циновке и решительно отказывался просыпаться, но Барди проявил стойкость и терпение, доведя дело до успешного конца. Мотопед продрал глаза, осмотрелся, ничего не соображая, и тут же вцепился в переданный ему кувшин. Долго глотал пожароопасную жидкость, пока не выпил всю.

– Высшая сила пусть даст тебе здоровья, Барди! Спасибо, что догадался вернуть меня к жизни самым лучшим из способов!

– Друг в нужде познаётся…- буркнул король. Память у обоих постепенно восстанавливалась, и блаженство потихоньку сползало с их лиц.

– Так ты меня возьмёшь на корабль? Или как мы вчера договорились? Напомни-ка…

– Мы договорились, что ты пока остаёшься. Мне не на кого здесь рассчитывать, кроме как на тебя и Даго. А вот следопытов твоих и шаманов возьму, сколько не жалко. Так что возвращайся в горы, будем держать радиосвязь.

– Какую связь? - переспросил Мотопед, потом постепенно вспомнил ликбез, проведённый ранее на эту тему. - Ладно, так и быть. Только раньше обеда на коня не сяду. Буцефал, твой славный подарок, любит меня и послушен, но, когда голова тяжелее задницы, лучше не рисковать. Вот набью брюхо, верну равновесие - и вперёд.

Барди направился в покои Мотисимы, напоминающие драгоценную шкатулку, позвал Накося и велел привести всех пленных алкнафтов. Когда конвоиры выстроили уродов в шеренгу, Барди медленно прошёлся взад-вперёд, зыркая на них глазами. В большинстве присутствующих он узнал учёных, а не воинов.

– Кто-то из вас участвовал в заговоре,- сухо сказал он. - Кто-то предупредил своих соплеменников и навёл их на мою страну, где вам делать совершенно нечего. Хотите жить - назовите предателя. Тому, кто это сделает, гарантирую полную неприкосновенность. Остальных перебью, как крыс.

– Он это сделал! - тут же взвизгнул один похожий на жабу алкнафт и ткнул пальцем в соседа. - Мы не хотели участвовать в заговоре, но он не послушался. У него пирамидка спрятана под матрасом. Пощади нас! Он один виноват, а мы ни при чём! Мы жить хотим!

– Имя? - рявкнул король на виновника, хотя, по существу, это его совершенно не интересовало.

– Гонданон,- ответило уродливое создание, съёжившись в ожидании удара. - Убейте меня быстрее! Не желаю мучиться!

– Когда захочу, тогда убью! Пока, однако, не стану. Накось! Пусть всех этих гоблинов отвезут на корабли, заберём их с собой в качестве заложников!

«Связь с Верховным килогом может мне пригодиться,- подумал король, глядя на предателя. - Раз алкнафты смогли говорить с ним, то смогут и люди. Накось точно сможет».

– Я приказываю увезти их немедленно! В конвой только шаманов!

Сам Барди остался в тронном зале и занялся составлением последних приказов. Малону уже повезли в Тучоку. Воспоминания об их совместной жизни заставляли короля вздыхать, но всё было кончено.

– Как тебе не стыдно! - возроптал на короля Дзог, когда тот наконец вышел из дворца. - Заставил меня летать впустую! Увёз на другой конец света совершенно напрасно! К тому же холодильник почти пуст! Ты меня голодом решил уморить, что ли?

– Жрать надо меньше,- вяло защищался король. - Растолстел как свинья… посмотри на себя! Взлететь не можешь. Где бы ты ещё так поупражнялся?

– Свинья - это мелкое, грязное и не заслуживающее уважения животное. Её обжорство отвратительно. А я - дракон, молодость моя прошла в нищете, и у меня есть право сытно кушать. Других удовольствий в Америке не осталось!

– Ты мне тут лясы не точи, давай-ка собирайся лететь обратно,- отчеканил Барди. - И немедленно! Жди меня на берегу, а лучше на «Гейле».

– А к чему такая спешка, собственно говоря? - проворчал дракон. - Какая тебе сегодня вожжа под хвост угодила? Я устал, между прочим, и не отдыхал вовсе.

– В Объединённое королевство нагрянули алкнафты.

– Да ты что! Нашествие?!

– И это возможно. Они, видите ли, на разведку туда пожаловали. Понимаешь теперь? Сидеть здесь нет никакого смысла. Я даже подумывал лететь на тебе верхом через океан…

– Барди, я тебя очень уважаю. И ради нашей дружбы перелечу отсюда до самого побережья, к нашему флоту. Но до дома я точно не доберусь. И не в обжорстве тут дело. Я никогда не летал на такие расстояния, Барди. Над океаном отдохнуть будет негде. Мы рухнем вниз и утонем…

– Пожалуйста, не продолжай.

– А что с Малоной?

– Едет в свой родной город, где пока поживёт в заточении.

– Слышал, она родила тебе сына?

– Давай не будем сейчас об этом, Дзог!

– Понятно. Значит, ты её пожалел. Понятно… А разумнее было бы убить! Малона ещё встанет нам поперёк горла.

– Давай не будем об этом!

– Ох, люди, люди… смешны ваши чувства. Вот у драконов всё просто, без компромиссов… Но ты мой король, ты меня кормишь, поэтому я тобой доволен и перечить не стану. Сейчас разомнусь часок, разбегусь по главной улице Плацпомойпацана и полечу к заливу… Всё будет в порядке. Кстати, когда вернёмся, постараюсь помириться с нашим неистребимым прохвостом. Я почему-то соскучился по его сварливой компании… Пожелай мне попутного ветра, Барди, чтобы крыльям было легче.

– Попутного ветра, Дзог. Скоро увидимся!

– Увидимся!

Ровно в полдень Барди, завершив все дела в столице, сел на джип вместе со Свенсоном и Накосем и поехал в обратный путь. Даго, уже в качестве вице-короля, проводил своего сюзерена до городских ворот. Барди мог быть спокоен, его интересы новый вице-король обещал защищать и блюсти строго. И на него можно было рассчитывать. Из всех своих намерений в Америке Барди не осуществил только одного - не заложил основ технологического прорыва. Это пришлось оставить на будущее.

По пути джип нагнал шаманов, сопровождающих опальную вице-королеву. Барди велел палколюбам остановиться. Свенсон подрулил к карете с узницей, а король задумался, стоит ли снова разговаривать с Малоной после случившегося. Свенсон и Накось молчали, хотя видели терзания короля. Барди Не сумел пересилить себя и вышел из машины.

Детронированная вице-королева выглядела более чем жалко. Рядом в плетёной корзинке спал их сын.

– Я хочу с тобой проститься. Навсегда,- сказал Барди.

– Я тебя любила,- пролепетала Малона.

– Я тебя тоже. Но тобой владела не страсть, а похоть, не привязанность, а расчёт. И поступила ты крайне глупо, притесняя моих людей, оставленных тебе в помощь. Не знаю, чего тебе не хватало… Сама виновата. Прощай! - изрёк он и бросил взгляд на сына, на которого уже имел далеко идущие планы.

«Через пару месяцев придётся заглянуть к ним,- подумал Барди. - Ох и неприятная это будет миссия».

Конвой тронулся, король сел в джип и дал Свенсону знак ехать, не обронив больше ни слова. Машина обогнала карету и устремилась по дороге к заливу, где короля ждал флот. Барди угрюмо молчал так долго, что его спутники перестали обращать на него внимание. Свенсон включил кондиционер и стал насвистывать какую-то голливудскую песенку, скоро к нему присоединился Накось. До залива добрались без происшествий.

ВЕЛИКОЕ ИНДЕЙСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

– Учитель! Ни одна скво не согласилась стирать мне набедренную повязку и петь колыбельные.

– Странно, Продолжительный Спазм, очень странно. Ты не объяснял им, что природа создала скво именно для этого?

– Ещё как объяснял, Большая Водка! Но в ответ они бросались в меня обидными словами и показывали языки.

– А ты показал им, на что способен?

– Ну разумеется! Я изобразил дождь, схватил яка за самое мягкое место и перекричал водопад.

– А они?

– Отняли повязку и велели мне убираться подальше.

– Странно. Ты всё сделал правильно…

– Знаю! Ведь ты сам научил меня этим штукам, Большая Водка! Скажи, во времена твоей молодости скво испытывали от них радость и желание войти в твой вигвам?

– Нет,- подумав, ответил вождь.

– Нет?

– Я всё сказал.

– Так зачем ты научил меня этим бесполезным приёмам, Большая Водка?!!

Наставник ответил не сразу:

– Знаешь, Спазм, я надеялся, со временем что-то изменится. Ведь много лун просияло с тех пор. Но твой опыт подтвердил обратное.

– Я опозорен, вождь! Ни одна скво теперь не воспринимает меня серьёзно.

– Успокойся. Дождь заменишь на связку бананов, вместо того чтобы тревожить яка, подаришь ей козу…

– А водопад?

– Там ты назначишь ей встречу и снимешь с себя новую набедренную повязку.

– Сработает?

– Как самая надёжная ловушка в сезон охоты. Проверено не один раз.

Обратный путь к Объединённому королевству отнял двадцать семь дней и ночей, корабли развили максимальную скорость, спеша на подмогу родной стране. По нескольку раз в сутки радисты докладывали королю, что сообщения из Сюдасказала в целом спокойные. Скрывающиеся в лесах Ландирии алкнафты пока вели себя тихо, осторожные попытки установить их точное местоположение успехом не увенчались, но следопытам показалось, что численность лазутчиков возросла. Не иначе как готовили настоящее вторжение и копили силы.

Тревожное это спокойствие, понимал Барди. Понимал, как важно ударить по врагу заранее, пока он не готов к нападению, а только собирается.

Барди привёз в Сюдасказал шаманов - подарок Мотопеда. Главарь горцев был официально объявлен правой рукой Даго и в его отсутствие имел все полномочия по управлению Мохакой. Шаг со стороны Барди чрезвычайно смелый, но вынужденный. Вряд ли Даго будет куда-то отлучаться и выпускать ситуацию из-под контроля. Сам факт высокого признания Мотопеда был важен для развития и укрепления отношений в далёкой и такой непростой Америке.

Отряд следопытов и шаманов вместе с десятком ландрийских спецназовцев посадили на коней, придав личному составу одного радиста с рацией в лёгкой колеснице. Скоро из Ландирии стали поступать радиограммы об успешном продвижении отряда. Первая радиотелефонная связь состоялась неделей позже, и издёрганный ожиданием король лично надел наушники и взял в руки микрофон. Доклад генерала встревожил его.

– Ваше величество, необходимы срочные меры,- прохрипел Бино. - Алкнафты укрепились в небольшом прибрежном посёлке под названием Риния. Они зомбировали местное население и установили преобразователь перемещения. Подготовка нашествия у них в последней фазе. Нуждаюсь в подкреплении. Их надо немедленно уничтожить!

– Тебя понял, Бино. Выступаем завтра же. Наблюдайте. Держись шаманов, только они защищают ваши мозги от вредного воздействия. Себя не обнаруживайте, мы скоро подойдём.

Король вызвал Накося, приказал ему собираться в поход и побежал в хлев Дзога.

– Когда это кончится?! - зарычало чудовище после того, как Барди объяснил, что хочет от дракона. - Алкнафты словно кость в моём горле!

– Я их сюда не приглашал,- сказал Барди. - Дзог, прошу тебя, прими участие в походе. Это наша родина! Ты что, хочешь потерять всё, что имеешь? Алкнафты, между прочим, драконов не переносят. Отравят тебя и род твой.

– Разве у меня есть выбор? - скептически заметил дракон. - Конечно, я приму участие даже в гей-параде после такого запугивания! Не только во имя дружбы, но и во имя того мяса, что ты мне отвалишь. Смотри не забудь снарядить для меня обоз с провизией. Летать тоже надо?

– А то! Дороги на задворках Ландирии никудышные. Кроме того, нападение с воздуха, сам знаешь, штука отличная в военном деле.

– Во, блин, попал!

– Спасибо, Дзог! Ты настоящий друг.

– Конечно. Помни: настоящих друзей мало, их надо беречь и кормить! Ну хорошо, я-то готов, а ты? Всё необходимое сделал?

– Нет ещё.

– Тогда чего ты здесь торчишь, застрял, что ли?!

День обещал быть напряжённым, Барди надеялся управиться до вечера, чтобы с утра выступить. Он покинул хлев и побежал в покои королевы. Наспех утешив супругу, главнокомандующий проследовал в кабинет, куда пригласил всю военную верхушку.

Павел Стретович Вернуться в осень

Пролог

По стеклу автобуса мелкими каплями-брызгами моросил дождь. Проплывавшие мимо дома и опустевшие улицы казались погрустневшими и приунывшими. Подслеповато хмурились на низкое небо окна и витрины магазинов. Одиноко проскакивали киоски мини-кафе и «Союзпечати», обордюренные от вездесущего асфальта городские липы и клены. Редкие прохожие прятались под зонтиками, ставшими совсем привычными за последние недели. Низкое плотное небо, казалось, специально злило и раздражало людей…

Сергей устало прислонил голову к стеклу и закрыл глаза…

— …На улице опять дождь. — Ленка кивнула головой на окно в кухне.

Сергей прислушался — из детской комнаты доносились смех и веселая возня. «Маша… Ма-аша! Я же сказала — не трожь. Не трожь, говорю!» — Голос старшенькой, Саши, был требовательно-назидательным. Раздался звучный шлепок и тут же обиженный рев младшенькой Маши.

— Под ванной вроде опять течет. — Зеленые Ленкины глаза казались виноватыми.

— Что? А-а, посмотрим. — Сергей достал из тумбочки в прихожей фонарик, прошел в ванную и опустился на колени. Луч фонаря внимательно прошелся в глубине несколько раз.

— Ни-че-го. Когда кажется, креститься надо. — Он всегда посмеивался над надуманными страхамижены.

— Прости. — Ленка улыбнулась. — Не будь букой. Я же тебя люблю…

Сергей сглотнул подступивший комок к горлу. Дождь за окном автобуса усилился — крупные капли стекали по стеклу, оставляя причудливые узорные дорожки. «Следующая — „Вернадского“». Голос водителя в тон погоде был недовольным и ворчливым. В автобус, сразу через все двери, ворвалась шумная ватага ребятишек-младшеклашек, разбрызгивая капли мокрыми прозрачными дождевиками. «Марь-Паллна, а Лапин не двигается!»; «У Доссена — новый Дум, сам играл!»; «Лапин! Немедленно подвинься!»; «Видел? Вот это мобила!»; «Акопов! Не Доссен, а Денисов!» Сразу стало тесно. Сергей улыбнулся и начал пробираться к выходу, стараясь не сильно натыкаться на мокрые дождевики. Автобус медленно и мягко подъехал к остановке, двери, лязгнув и «фыркнув», расползлись в стороны. С тоской поглядев на усилившийся дождь — как всегда, поленился взять зонтик, — Сергей поднял воротник куртки и спрыгнул с подножки…

…С Ленкой он познакомился случайно, в пригородной электричке, даже не познакомился, а столкнулся в пелене недовольства и раздражения. Начавшаяся разгораться ссора из-за места в переполненном вагоне грозила перерасти в настоящую бурю. Обязательным посчитала свое участие и добрая половина вагона, в основном дачники, и уставшему после ночной смены Сергею пришлось уступить, перебравшись на весь остаток пути в тамбур. Разгневанная зеленоглазая тигрица оставила о себе не самое лучшее впечатление.

Бывший военный, офицер-танкист, уволившийся из армии после грянувшего всеобщего сокращения, Сергей к двадцати семи годам еще не успел обзавестись семьей. Да и не слишком стремился, предоставив судьбе самой распоряжаться, как ей заблагорассудится. Знакомые, бывало, подтрунивали: мол, пора и совесть иметь, об обществе подумать, в стране рождаемость падает, а он слова «папа» и «где зарплата» еще не слышал…

Дождь немного притих, небо «поднялось» повыше, чуть раздвинув тяжелые облака и оставив после себя мелкую нудную морось.

Во дворе своего дома Сергей остановился и, немного подумав, завернул в стоявшую посреди детской площадки беседку. Пошарив рукой по скамейкам, выбрал место посуше и, чиркнув зажигалкой, закурил. Дома. Все перед глазами было знакомым, вместе не раз обхоженным, «обгулянным» и «потроганным». Потускневшие от времени блочные пятиэтажки, обступившие двор, тяжелые ветви каштанов, кучки битого кирпича и сложенные «горбыли», оставшиеся после недавнего капремонта, сиротливо стоявшие под кустами сирени у подъездов скамейки, одинокие без попрятавшихся от дождя вездесущих бабушек и мам с колясками, пожухлая вытоптанная трава у детских качелей и турничков. Качели-качельки…

— …Меня Маша зовут! Давай играть вместе! — Глазки пятилетней дочки дружелюбно смотрели на спрыгнувшего с качелей мальчугана на пару лет старше ее. Ошалевший от такой бесцеремонности малец не нашелся что ответить, кроме невнятного: «Угу». Маша, радостно засмеявшись, схватила мальчика за руку и потащила за собой.

— Слушай, она без комплексов. — Лена улыбнулась и положила голову ему на плечо.

— Не пропадет. — Сергей немного поерзал, устраиваясь на скамейке поудобнее для прижавшейся к нему жены.

Потухшая сигарета в руке начала чуть заметно подрагивать. Сергей выбросил ее, встал и, еще раз оглядев двор, направился домой. Полная баба Женя с первого этажа, перенесшая из-за дождя «наблюдательный пункт» под козырек подъезда, удобно устроилась у входной двери на складном стульчике. Почему-то всегда с недовольным лицом, баба Женя считала себя очень проницательной, из-за возраста и накопленного жизненного опыта. Сергей поздоровался — дородная бабуля нехотя кивнула в ответ. Нашарив в кармане ключи, остановился у почтового ящика — в щелку виднелась Ленкина «Комсомолка-толстушка»…

…Месяц спустя после случая в электричке он как-то по делу наклонился к окошку обменного пункта и неожиданно встретился с зелеными глазами своей давешней «тигрицы». От прошлого гнева «сверкающих молний» и «острых зубов» ничего не осталось, зеленоглазая улыбнулась и почему-то смутилась. Удивительно, но уже этим вечером он провожал ее после работы домой.

Сергей не сразу смог объяснить себе, чем Лена отличалась от большинства знакомых ему девушек. Он почувствовал, но не сразу разглядел и выявил ту внешнюю защитную скорлупу уверенной и деловой, умеющей добиваться своего Елены, за которой скрывалась совсем другая Ленка: далеко не уверенная, совсем не деловая и совсем не желающая добиваться чего-то своего. Он наткнулся на тот контраст противоположностей, когда «острозубая тигристость» оказалась лишь оболочкой, защищающей от «добрых» советов, злой критики и сплетен всегда оправдывающих себя во всем «добрых» знакомых.

Чаще всего они встречались на железнодорожном вокзале, где любили поговорить в кафе о пустяках за чашечкой кофе, погулять по вечерним улицам и бульварам или тихо посидеть на скамейке в сквере. Лена с состраданием относилась ко многому из того, что обычно вызывает у людей неприязнь или отвращение: не любила обличений, смущенно жалея и лежащего на скамейке в парке горького пьяницу, и вызывающих брезгливость остро пахнущих бомжей, и всегда стоящих на одних и тех же «занятых» местах попрошаек, чаще всего просто не желающих работать. Его тянуло к Ленке, совсем не по-современному не самолюбивой и не обидчивой, отзывчивой и сердечной, не желающей видеть в других недоброе и злое, оправдывая людей их проблемами и неурядицами.

Сергей только начинал сознавать, что чувствует в ней ту уже забытую и далекую женственность жены, хранительницы домашнего очага других годов, которая со времен, наверное, Французской революции потеряла свою привлекательность для большинства представительниц слабого пола. В феминистской погоне за эмансипированностью и равными правами, стараясь доказать, что они ничем не хуже, а во многом даже и лучше мужчин, современные амазонки потихоньку теряли ту свою маленькую, предназначенную только для них нишу в сердцах еще не отдающих себе в этом отчета мужчин, превращая теплоту в страсть, а ласку и нежность — в сексуальность и похотливую чувственность. Зеленые в крапинку глаза умели быть и требовательными, и гневными, и, что совсем покоряло Сергея, ласково-мягко-покорными.

Неожиданно начавшееся знакомство стало быстро набирать силу…

Сергей остановился на межэтажной площадке, не доходя пролета до двери своей квартиры. Недавно жильцы, облагораживая подъезд, скинулись и повесили на окна тюлевые занавески, создающие на лестнице приятный мягко-уютный полусвет. Комфортный вид портила стоявшая на низеньком подоконнике банка из-под кофе, приспособленная под пепельницу. Сергей немного подумал и опустился на корточки возле окна, снова чиркнув зажигалкой…

…Лена уже была замужем и развелась — его не особенно интересовало прошлое и причины распада семьи. Главной трудностью казалась ее маленькая четырехлетняя дочурка Саша.

Сергей любил детей, но, насмотревшись слезливых мексиканских и постсоветских сериалов, наслушавшись «добрых» историй о мачехах, злых отчимах и бедных падчерицах, боялся отвержения от ребенка, непризнания его и требования настоящего отца. Дело было не в нем, а в Саше. К тому же Саша, воспитываемая большей частью живущей неподалеку и сверх всякой меры безотказной бабушкой, не чаявшей души во внучке, была довольно капризным и избалованным ребенком.

Мир огромен, многосложен и часто труднообъясним. Зачастую кто-то напрасно пытается вогнать будущую действительность в свои, самому себе известные рамки. Иногда человек сам выдумывает себе трудности, излишне доверяя своему личному мнению, разуму и опыту. Время шло, и когда наконец Сергей решился переступить порог Ленкиной квартиры, то действительность превзошла все ожидания. Саша, глядя внимательными темными глазками на раздевающегося в прихожей Сергея, вытянула вперед свой маленький пальчик и объявила раз и навсегда: «Ты мой папа!»

Все как-то образовывалось тихо, незаметно и удивительно быстро. Поначалу лишь иногда, но со временем все чаще и чаще Сергей оставался у Лены с Сашей. Спустя полгода оказалось, что он живет в общем уже здесь, и его поездки домой воспринимались уже не как домой, а как отъезды куда-то, с неизбежным и довольно естественным ворчанием и Лены, и маленькой Саши. Вскоре Лене это надоело, и они официально оформили свои отношения в загсе. Потом, глядя на катающуюся на его ноге и радостно повизгивающую Сашу, «это» надоело и Сергею, и он, пройдя все перипетии судебных требований, оформил усыновление Саши.

Прославленный в анекдотах и комедийных фильмах брак оказался теплом домашнего очага, к которому стремилось сердце, замерзающее от злых пересудов и сарказма «многознающих» коллег в курилках и компанейских встречах вне работы. Это был Дом. Но семейные узы, мягкими кольцами все больше и больше стягивающие сердца друг к другу, только начинали набирать силу.

Через год после «свадьбы» радостным визгом оповестила о себе мир появившаяся на свет маленькая Маша. В резко увеличившихся заботах и суете, недосыпающие и уставшие, Сергей и Лена нередко «сталкивались» друг с другом, чаще, как водится, из-за каких-нибудь пустяков. У каждого свое понятие о справедливости, и он тогда с удивлением ощущал на себе ту появляющуюся в самый необходимый момент волну доброты, уступчивости и необидчивости женщины, которая сразу тушила разгорающиеся ссоры.

Подросшая Саша, незаметно изменившаяся и растерявшая капризность под непререкаемым, любовно-требовательным взором отца, не отходила от кроватки и не спускала влюбленных глаз с маленькой сестренки. Когда Маше исполнился годик и она начала делать свои первые шаги, говорить «у-бу, т-пу, ма» и весело, заливисто смеяться, Лена и Сергей обвенчались. И все чаще, не выделявшиися ни ростом, ни шириною плеч, ни суровой мужской привлекательностью, он начал замечать на себе очень тихий и нежный, ласково-любовный взгляд своей жены…

Сергей вздохнул, бросил потухшую сигарету в банку-пепельницу и поднялся по ступенькам к квартире. Сравнительно недавно они с Ленкой поставили новую дверь, поменяв расшатанную старую ДВП на роскошную железную, обтянутую мягкой винилкожей, с собственноручно приклеенными золотистыми цифрами «три» и «ноль». Сергей задумчиво провел рукой по «нолю» и, отгоняя навязчивые ассоциации, встряхнул связкой ключей, нащупывая нужный…

— Не понял… Не понял! — Сергей, пряча искорку в уголках глаз, удивленно-непонимающе смотрел на приветливо помахавшую ему из кухни Ленку и — из детской комнаты — малышню. — Это что, встреча? Встреча после работы дорогого мужа и любимого папы? Так-так… — Он деланно нахмурился. — Так! Повторяю заход заново!

С совершенно серьезно-недовольным лицом вышел за дверь и снова зашел в квартиру. Ленка, смеясь и вытирая руки о полотенце, обняла и звучно чмокнула мужа в щеку. На шее и руке, радостно повизгивая и ужасно довольная хохмой отца, повисла малышня. Сергей широким махом обхватил всех:

— Так должно быть всегда…

Всегда…

— …Лучше не говори больше «всегда». — Он строго смотрел на стоявшую перед ним с виновато опущенными глазами Сашу, постукивая пальцем по раскрытому дневнику. — Что ты в прошлый раз говорила? Что обещала?

Саша внимательно изучала сложно переплетенный узор на линолеуме.

— Саша, что обычно следует за словами и уговорами? Правильно — дело! Маша, неси сюда ремень!

Маша, к тому времени уже успевшая попрятать все имевшиеся в квартире ремни, натужно пыхтела, пытаясь всунуть длинную ложку для обуви в щель между стеной и стиральной машиной.

— Прости меня, пап… Я больше не буду.

— Так. Что не будешь?

— Ну, я исправлю английский… И не буду больше зря обещать. И не буду говорить «всегда»…

Глаза защипало, в горле застрял горький комок. Сергей закрыл за собой дверь и сел на тумбу в прихожей, снимая промокшие от дождя туфли. Из комнаты доносилось тиканье часов, за окном, громыхнув, проехал грузовик. Никто не бежал встречать из детской, не выглядывал приветливо из кухни. Всегда поменяло свое значение, став навсегда год назад. Молчаливая квартира кричала тишиной и слепила пустотой, потеряв навсегда и бесконечно дорогую, тихую и ласковую Ленку, и неугомонную мелюзгу Машу, и подросшую помощницу Сашу. Навсегда. Год назад.

Взорвавшая себя на одной из центральных улиц террористка-чеченка, следуя законам лишь ей одной понятной веры, наверное, и не думала о том, что за стеклом ближайшего к ней кафе обедали люди. Старшая Саша, уже как-то понимая недобрость происходящего, пыталась оттянуть от окна маленькую сестренку, удивленно разинувшую рот на фанатично кричащую какие-то лозунги женщину. Лена, ощущая в себе страшную пустоту, внезапно ослабевшими руками пробовала подняться из-за столика…

Взрыв, по милицейской сводке эквивалентный шести килограммам тротила, перевернул две стоявшие рядом машины и вынес все окна в близлежащих домах и магазинах. Первую ударную волну, резанувшую по большим новомодным стеклам кафе, догнала отраженная от соседнего дома вторая, и огромные прозрачные плиты острейшими лучами смертельных осколков взорвали зал…

Сергей плохо помнил это время. Все тогда завертелось в страшном калейдоскопе сменяющих друг друга событий, глаза и разум застилала пелена неверия. Это не могло быть с ними, просто не могло! Это должно быть там, в американских боевиках, а не с кроткой и боязливой Ленкой… Разум отказывался воспринимать то, что видел как действительность, как уже происшедшую неотвратимую реальность. Только не с ними — у них в семье все очень осторожные, у них всегда было так хорошо и мирно… Сильно ободрав руку о дверной косяк и не заметив этого, он ворвался в реанимацию неотложки, отчаянно теша себя мыслью, что все это ошибка врачей или совпадение фамилий…

Потом, ощущая в себе холодную пустоту, осторожно держал Ленкину руку в своей, глядя на ее даже среди бинтов выделявшееся неестественно бледное лицо с умоляюще-виноватыми глазами: «Сережа, Сереженька, ты только не оставляй детей, ладно? Сашка ведь твоя, да? И Машенька…» Страшным ударом трепыхнуло и упало сердце, Сергей до крови прокусил нижнюю губу. Старшенькая Саша умерла за три часа до этого, потеряв слишком много крови. Младшенькая Маша от полученных ран скончалась на месте…

Реальность всего, что произошло, он ощутил позже, уже после похорон, когда закрыл за собой дверь вдруг неожиданно ставшей такой пустой и молчаливой квартиры. Когда каждая вещь, каждый квадратный метр дома стали кричать и вопить, больно стегая память и изматывая сердце, заволакивая разум пучиной тоски и безысходности горя. Это была настоящая боль…

— Возьми себя в руки наконец! Жизнь еще не кончилась. Они всегда останутся с нами, понимаешь, всегда! Никто не забыл и никогда не забудет. Но это еще не конец, понимаешь?

Олег только вчера прилетел из Астрахани специально, чтобы поговорить с братом. Они сидели в маленьком автовокзальном кафе, выпив по две чашки кофе, но ему никак не удавалось растормошить Сергея и вытянуть его на откровенный разговор. За окном, как будто мстя за упущенный дождливый май, ярко светило и переливалось солнце. Сергей молчал, без особого интереса наблюдая, как рядом за столик усаживалась молодая семья. Жена о чем-то раздраженно выговаривала мужу, почему-то злясь и часто повторяя восклицание «Ты!»; муж вполголоса огрызался, потихоньку начиная закипать. Сынишка — мальчуган лет семи, видимо, давно привыкший к подобному, спокойно «ерзал» глазками по сторонам.

— Ты думаешь, Ленка бы обрадовалась, глядя, как ты себя пытаешься загнать в гроб? Я видел многое, Сергей, в море тоже случаются трагедии, но мужик просто обязан стиснуть зубы…

Олег в отличие от некогда уволившегося из армии брата-танкиста служил в бригаде морской пехоты, был подполковником и изредка бороздил Каспий на учебно-боевых выходах.

— Ты не хочешь открыть рот и сказать мне пару слов? Ау, Сергей! Ты дома? — Олег помахал перед глазами брата рукой. Сергей вздохнул и перевел взгляд в окно.

— Слушай, — Олег хлопнул брата по руке, — а давай ко мне, а? Галка будет очень рада — когда ты был у нас последний раз? Сейчас самое время — лето, солнце! У нас лучше, чем в Крыму, — пальмы, кокосы, лианы! Возьми отпуск за свой счет — я оплачу. Ну? Море, пляж, гориллы, по требованию — крокодилы и негритянки!

Сергей молча смотрел в окно. От остановки, лязгнув закрывшимися дверцами, отъехал очередной автобус. Часть Олега располагалась хоть и у моря, но далеко за Астраханью, и, кроме каменистой гальки, мешаного суглинка да поросшей полынью степи, там ничего не было.

Олег вздохнул и перевел взгляд в окно. Город, уставший от долгой череды промозглых дней, теперь, казалось, разомлел и сонно «щурился», всеми фибрами парков, аллей и переулков впитывая в себя летнее тепло и солнечный свет. Улицы пестрели от тут и там разбросанных палаток с овощами и фруктами, напитками фанта и кока-кола, шоколадками «Баунти» или «Сникерс», мороженым, гриль-печками, шашлычницами, лотками для продажи книг и журналов. Деревья «пылали» во всей красе зеленеющей листвой, еще не успевшей покрыться городской пылью и копотью от смога бесчисленных машин. Частыми снежинками, нарочито стараясь попасть в рот, нос или глаза, плавно вздымаясь и опускаясь, кружился тополиный пух.

— Что-то с нами происходит, Олег, — наконец тихо проговорил Сергей, не отрываясь от окна. — Мы все здорово что-то теряем…

— О чем ты? — Олег с надеждой посмотрел на брата.

— Не знаю. Любовь в семье. Не страсть. Не секс. Любовь.

Олег промолчал.

— Мы ведь были другими раньше. Пусть даже сотни лет назад… Это разве прогресс нас так изменил? Куда ушло то, чем мы были знамениты, — терпение, милосердие и сострадание? Когда-то любой уставший путник был гостем в наших домах… Где теперь берет начало наш так расхваленный Западом дух?

Вопрос был риторический, да Сергей и не просил ответа.

— Мы совсем разучились принимать друг друга такими, какие мы есть. Мы постоянно упрекаем, стараемся переделать и воспитать друг друга, как именно нам, с нашей точки зрения кажется лучше. Мы хотим по-большому своего счастья, а не счастья другого. Где наша терпимость к недостаткам? И плюс к этому — ненасытная жажда зарабатывать больше, погоня за деньгами совсем увели покой и добродушие из наших домов. Не так?

Олег почесал голову. Вот так задвинул, ну и тема…

— По статистике, сегодня больше половины семей распадаются в первые годы супружества, а из оставшихся многие живут, просто привыкнув и притершись друг к другу. — Сергей кивнул в сторону молодой четы с мальчуганом. — Ты сам только вчера жаловался Лукинцу: «Моя грымза тоже пилит — куда тебе с твоими копейками. Вот Парченко — он директор фирмы…»

Олег усмехнулся:

— Философ… Где ты видел всегда довольных жен?

Сергей опустил голову. Олег запнулся — да, Ленка. Она старалась быть всегда довольной…

— Не сгущай краски, братишка, есть еще отзывчивые люди. И счастливые семьи тоже. Хотя, конечно, в чем-то ты и прав, время другое…

Сергей поднял глаза:

— В этом и проблема нашего времени. Где-то там есть. Другие. Почему не мы?

Олег задумчиво смотрел на брата. А он молодец. Смотрит в корень. А думал, что помрачен… Потом отодвинул чашки из-под кофе в сторону и положил руку Сергею на плечо:

— Не терзай себя. Не мучай снова и снова свою голову и душу. Смирись с этим. Ленка была отличной женой, и поверь, Сергей, там, где она сейчас, ей наверняка намного лучше. И детям тоже. Ты только верь в это.

— Только не надо про Бога, Олег. Не надо. Тогда скажи, почему это произошло? Кому там, наверху, это было нужно? Чем мешала Ленка и маленькие Саша с Машей этому миру? Кого обидели, над кем надругались? Ленка, кстати, тоже верила… Зачем все это случилось?

Сергей поставил локти на стол и сжал руками опущенную голову. Сердце защемило, отдавая тяжестью в груди и пустотой тоски в голове…

— Быть может, затем, чтобы ты это понял? — тихо проговорил Олег. — И научился сам?

— Я и так понимал. И многому учился… Ладно, пойдем отсюда. Я пока покурю на улице.

Олег задумчиво смотрел на ссутулившуюся спину Сергея — открылась и закрылась, громко хлопнув, стеклянная дверь.

— Тогда, может, затем, чтобы научил этому других… — тихо проговорил он вслед.

Часть 1

Глава 1

Автобус, оставив за собой завесу пыли, прогрохотал по деревянному настилу мостика и скрылся за деревенской церквушкой. Запыхавшийся Сергей сплюнул с досады и погрозил вслед кулаком, как будто водитель «пазика» мог его увидеть. Опоздал… Сергей вздохнул и огляделся. Раздольное…

Небольшой, местами асфальтированный деревенский центр, каких многие и многие тысячи, «спорящие» друг с другом неторопливостью и умеренностью сельского уклада жизни. Слева, под огромным раскидистым вязом, примостился поселковый магазинчик, поблескивая на солнце зарешеченными окнами и закрытой дверью с большим навесным замком. Продавщица явно выскочила на несколько минут выгнать корову или что-нибудь в этом роде. Справа, за небольшим деревянным мостиком, блестела крытая новой нержавейкой маленькая приходская церковь.

В тени автобусной остановки, выложив нехитрый домашний скарб на табуретки и прислонив мешок с семечками, на него с любопытством поглядывали пара сельских старушек.

— Не скоро следующий? — Сергей посмотрел на часы и с надеждой перевел взгляд на бабушек.

— Часа через три, не раньше. Нынче они редко ходят. Не хочешь творожку? Свеженький. И сметанка своя, да ты попробуй. — Словоохотливые бабули не прочь были и просто поболтать о том о сем.

Сергей вздохнул и посмотрел на небо — из-за магазина надвигалась тяжелая темная пелена — явно быть хорошему ливню. Недаром в воздухе такая духота… Издалека, из-за видневшегося за домами в перспективе леса, донесся гудок далекой электрички.

— Далеко до станции?

— Да нет. Через мостик направо, по проселку через поле, потом лес, прямо по тропке. Дорога хоженая, километра три с гаком…

— Спасибо.

Сергей еще раз поглядел на хмурившееся небо и, подавив вздох, зашагал к мостику.

Раздольное. Последний год он часто бывал здесь, правда, не задерживаясь в самой деревеньке. Здесь, к северу за крайними домами на взгорке, скрытое развесистыми вязами и путаной ольхой, примостилось деревенское кладбище. Земля, давшая приют трем мал мала меньше ухоженным могилкам, не раз принимала слова скорби и давала хоть какое-никакое утешение тосковавшему сердцу. Здесь можно было сказать все, что волнует и беспокоит, о чем думается и мечтается, здесь создавался родной уголок — маленькая тень напоминания о былой дружной и сплоченной семье. Здесь была родная, близкая Ленка и малюсики-дочки, и это место порой казалось больше домом, чем пустая квартира, терзавшая пустотой и безголосостью. Три маленькие могилки, обнесенные железной оградкой, принимали вздохи и «слова» молчания, вместе вздыхая и согласно молча, согласно понимая и согласно соглашаясь, создавая иллюзию нерушимости и единения. Здесь легче, «советуясь», думалось и размышлялось.

Сергей бывал тут каждые выходные, но ему еще не приходилось опаздывать на автобус и добираться до города на электричке. Так началась та цепочка случайностей, которая круто изменила его и без того круто измененную жизнь, заставляя задуматься о первопричине и «случайности» случайностей. Или это началось еще раньше, когда он познакомился с Ленкой?

Накатанная колея деревенского проселка плавно изгибалась, охватывая поле с начавшей подниматься рожью. С другой стороны шумел мешаный березово-осиновый лесок, больше похожий на кустарник. В глубине в просвете между деревьями мелькнули низкий забор и окна стоявшего на отшибе хуторка. Впереди, над еще далеким лесом, в быстро потемневшем небе ярко полыхнула молния, и над головой прокатился раскатистый перекат грозного летнего грома.

Сергей с опаской посмотрел вверх и ускорил шаги. До станции явно не успеть, хотя бы добраться до леса… Не успел. Через несколько шагов упали первые и сразу крупные капли дождя, и вдруг неожиданно ударил град, больно стегая открытые руки и голову. Сергей выругался и, не выбирая дороги, напрямую через лесок, рванул к видневшемуся среди деревьев хуторку. Град усилился, по листьям березняка били крупные, размером с хорошую фасолину, градины. Сергей перемахнул через забор и навалился на дверь небольшого приземистого домика, крытая старым шифером крыша которого гремела от отскакивающих льдинок. Незапертая дверь легко поддалась, в темных сенях он остановился и отдышался.

Перед ним темнела обитая войлоком и деревянными планками крест-накрест дверь с обычным в деревнях язычковым замком. Сергей зябко передернул мокрыми от дождя плечами, постучался и вошел внутрь:

— Здравствуйте…

Двое мужчин, что-то рассматривающих на столе у окна, обернулись и удивленно уставились на него:

— Здоров…

— Дождь и даже град. Можно переждать?

— Проходи…

Крепкий на вид, с широкой бородой старик многозначительно посмотрел на второго, помоложе:

— Вот примерно об этом я и говорил.

Второй, со светлыми волосами и не такой крепкий на вид, глянул на Сергея и равнодушно махнул рукой.

Сергей огляделся — обычная деревенская изба, разделенная надвое — напротив виднелась закрытая дверь на вторую половину. Слева, у большой печи, суетилась хозяйка в почти сдвинутом на затылок платке. Справа, под окнами, тянулась широкая лавка, наполовину уставленная пустыми чугунками, крынками с молоком и сливками или сметаной, пакетами с творогом, марлей с твердеющим сыром «под спудом» и тазом с нагретой для мытья посуды водой. В углу над столом — задернутый узорчатой занавеской скромный иконостас.

Старик и молодой у стола разглядывали широкую, потемневшую от времени доску, поворачивая ее разными ракурсами на свет от окна.

— Садись к столу, не стесняйся.

Сергей присел на лавку, пригладив рукой мокрые волосы и продолжая оглядываться. Широкобородый, прищурившись, отводил доску на вытянутую руку и тихо причмокивал языком, усиленно стараясь что-то рассмотреть, потом подносил почти к самым глазам и, надев очки, трогал ногтем темную краску. Светлый заглядывал ему через плечо и беззвучно шевелил губами. Наконец старик положил доску на стол и, сняв очки, наклонился к окну:

— М-м-мда, погодка…

Молодой ухмыльнулся, глядя на Сергея:

— С проселка? По дороге не забило?

Сергей вежливо усмехнулся и тут только заметил третьего, который полулежал на широкой деревянной кровати напротив, за печкой. От двери его видно не было. У него было волевое лицо немолодого, битого жизнью человека, какой-то странный с прищуром взгляд и густые черные, чуть подернутые сединой брови. И он внимательно разглядывал Сергея. Сергей слегка поежился.

— Почти…

Доска лежала посреди стола, привлекая внимание древностью и уважением, с которым к ней относились. Сергей издали любопытства ради попытался рассмотреть изображение. Нет. Плохо видно. Похожа на икону, проступали неясные линии, но почему-то казалось, что это не изображение святого лика… Почему?

Старик присел за стол напротив:

— Издалека?

— Из города. А это икона?

Широкобородый осторожно провел пальцами по краю:

— Икона… Можешь посмотреть. Если хочешь.

Сергей наклонился над столом. Темное лицо, чуть видимые глаза… Он присмотрелся. Глаза казались какими-то тревожными, словно кто-то хотел о чем-то сказать, а ему не дали… Это не святой лик, всегда умиротворяющий своим спокойствием и тихой бесстрастной любовью, здесь присутствовало чувство — и чувство, далекое от умиротворения. Глаза призывали…

— Смотри, как обновилась. Раньше вообще ничего не было видно…

Сергей оторвался от доски и удивленно глянул на старика:

— Сама?

— Сама…

Он не раз слышал про чудесные обновления, отражения изображений на стекле, слезы и разные чудеса православных икон. Но одно дело слышать, другое — видеть, к тому же здесь присутствовало нечто совсем другое. «Иконопись» пугала своей не бросающейся в глаза и не ярко видимой, но хорошо чувствуемой реальностью.

— Существует легенда, что эта икона полностью обновится и станет как новая к концу времен.

«Икона» вызывала чувство какой-то неудовлетворенности и беспокойства. Изображение притягивало взгляд, удивляя древностью, легендой и чем-то еще непонятным и как будто зовущим, заставляя стучать сердце и вызывая в душе тревогу…

— Для чего она вам? Ведь не для молитв же…

Старик усмехнулся:

— Любопытный. Тебе дело? Это вы, молодые, только на зеленый доллар сейчас и молитесь.

Сергей не ответил. Очень распространенное теперь мнение, да вправду и не очень далекое от действительности.

— Ладно, дед. У каждого свой путь.

Это сказал молодой, поглядывая на Сергея дружелюбным взглядом. Старик неожиданно встрепенулся:

— Путь? Какой путь? К пьянству и дебошам? К разврату и лентяйству? Каждый хочет иметь сразу все и при этом ничего не делать! Вот ты скажи, мил человек, жизнь твоя для чего тебе? Чтобы прожить покомфортней?

Резкая смена темы разговора немного удивляла. Но он не у себя дома. Сергей посмотрел в окно — дождь и град одновременно выстукивали по подоконнику непрекращающуюся дробь. Ему стало не по себе:

— Я не хочу спорить. Я просто забежал от дождя.

Широкобородый тяжело вздохнул и замолчал. В комнате повисла неловкая пауза. Было слышно, как по крыше на чердаке и по подоконникам барабанит дождь. У печи возилась занятая своим делом хозяйка, открыв заслонку и что-то поправляя внутри рогатым ухватом. Чернобровый, по виду оставшийся равнодушным к словам старика, не сводил с Сергея неприятно изучающего взгляда.

— Ничего в мире не происходит просто, парень, — наконец сказал старик. — И в маленьком, и в большом. Землетрясения и в Армении, и в Индонезии, и во всем мире не случаются просто. Чернобыль на Украине тоже не просто. И теракты повсюду, и злость людская, и равнодушие к бедам… Ты не слышал о том, что, по статистике, за последние сорок лет в мире землетрясений произошло в четыре раза больше, чем за последние девятьсот лет? И резко увеличившиеся войны на Ближнем Востоке, и нескончаемые революции — «цветные» или еще какие… Везде кровь. В одних местах — с жиру, в других — с голоду. А ты говоришь, просто…

С этим Сергей был почти согласен. Только при чем здесь он? Сам же говорит, что все не просто так… Сергей перевел взгляд на «икону»:

— «Ибо восстанет народ на народ, и Царство на Царство; и будут глады, моры, и землетрясения по местам… И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь». Ясно. Армагеддон. И вы туда же…

Старик удивился:

— Начитанный… Но до ума еще не добрался. Хоть и не зелен уже.

Молодой благодушно вступился:

— Ладно, дед. Парень просто не там стоит. Не знает, что все вокруг — химера. И есть другая, настоящая жизнь.

Ого. С подтекстом. Сергей нахмурился:

— А смерть?

— У Бога нет смерти…

Сергей закрыл глаза. Искромсанные стены, изрезанные бороздами глубоких царапин, изрешеченные мебель и стулья, покрывающее пол сплошным покрывалом битое стекло, и много, много крови. В ушах на самой высокой ноте застыл пронзительный от ужаса женский крик… Там просто не могло остаться ничего живого. Или благодарного… Он видел это место. И это — переход в жизнь вечную? Он открыл глаза:

— Я знаю.

Неожиданно молодой изумленно привстал:

— О, о, о…

Сергей не на шутку встревожился — он побледнел прямо на глазах. Старик удивленно поднял брови.

— О, она проступает… Смотрите! Это — женщина…

Все разом склонились к «иконе». Все, кроме чернобрового…

Сквозь покрывавшую неровную черноту поверхности яснее проступили очертания красивого в своей правильности лица. Четче обозначился овал безукоризненной формы, темные волосы, убранные под ниспадающее мягкими складками покрывало, приоткрытые, словно что-то говорящие губы. Двумя пятнышками выделялись глаза с темными, почти черными зрачками. Усилился и эмоциональный фон — сдвинутые изогнутые брови и сузившийся взгляд молил и почти требовал… Чего? Какой-то странный взгляд — знающий… Как будто она все про него знает. Что-то в нем было знакомое… Однако. Сергей с удивлением поднял голову и сразу встретился с пристальным взглядом чернобрового. Сходство было достаточно заметным.

— Ты только посмотри… Господи. Она вышла… — Старик поднял руку, но не перекрестился, а изумленно провел по бороде.

— Кто — она?

Широкобородый немного испуганно глянул на Сергея и покосился на чернобрового. Тот не ответил.

— Тебе надо?

Кто он такой? Лежит себе тихо. И смотрит…

— Нет.

Скрипнула кровать, чернобровый поднялся, одернул брюки и подошел к столу. Старик и молодой разом замолчали и посерьезнели. Некоторое время самый странный из присутствующих, слегка нагнувшись и оперевшись рукой о стол, смотрел на «икону». Потом поднял глаза на Сергея:

— Это Асмодей.

У него был низкий и тихий, с хрипотцой, голос.

— Асмо… Кто?

— Демон ночи. Этому изображению более трех тысяч лет.

Сергей с удивлением покосился на доску:

— Это девушка…

— Падшие ангелы могут принимать любое обличье.

Старик и молодой молчали. Чернобровый не сводил глаз с Сергея. Чушь. Глупости. Какой-то фокус… Но происшедшее на его глазах чудо, как доказательство действительности, лежало перед ним. Сергей взглянул на окно:

— Но тогда, согласно легенде, сейчас должен прогреметь трубный зов летящих ангелов, собирающих род людской на Страшный Суд…

Все как по команде посмотрели в окно. Дождь кончился и выглянуло солнце, отражаясь в лужах и бесчисленных капельках воды на траве и на мокрых листьях березок. Чернобровый не заметил иронии в его голосе:

— Не обязательно. Есть еще одна причина. Здесь есть кто-то, которому предначертана встреча.

Старик и молодой с удивлением смотрели на Сергея. Похоже, у них его слова не вызывали сомнений.

— Я? Зачем?!

— У падших духов, как и у ангелов, есть своя персонификация. Асмодея невозможно победить без Бога. Это в древности примером показал благочестивый Товий, это познал и искупляющий свою гордость долгим странствием Соломон… Я не знаю зачем. Тебе лучше знать. По преданиям, Асмодей выступает как противник и разрушитель освященного Богом брака и семейных уз… Ты любишь Бога?

Сергей почувствовал легкий озноб. У него была семья… Сейчас уже нет. Но он всегда знал ответ на этот вопрос. Вот только при чем здесь он?

— Да.

Чернобровый почему-то усмехнулся, глядя ему в глаза.

— Кто вы?

— Меня зовут Марут. Когда-то я не принял участия в одной очень важной войне и теперь жду приговора за это.

Сергей нахмурил лоб. Что-то об этом он слышал. Или читал… Харут и Марут. Часть ангелов во время битвы при сотворении мира не выступили ни на стороне Бога, ни на стороне Сатаны. И за это были вынуждены скитаться по земле, ожидая Страшного Суда… Так. Договорились. Сначала Армагеддон, теперь ангелы… Пора домой.

Он встал:

— Спасибо за гостеприимство. Дождь уже закончился — мне пора.

Старик и молодой молчали. Чернобровый понимающе улыбнулся:

— Прощай, Путник, а может — до свидания. Тебя ожидает далекая дорога…

— Полчаса на электричке. — Сергей прошел к двери и взялся за ручку замка.

— И еще. — Голос чернобрового остановил его. — Не лицемерь самому себе, я знаю, ты ненавидишь Бога…

Сергей почувствовал жар на щеках, как после хлесткой пощечины. Какое ему дело?

— У тебя доброе сердце, но пустое. В нем нет ничьей любви. Оно не может быть таким долго. Берегись «друзей», Путник. — Чернобровый кивнул на лежащее на столе изображение. — Тогда, может, ты узнаешь Бога.

Сергей открыл дверь и вышел за порог. Он привык к тяжести на сердце, но теперь добавилось что-то еще. Непонятное…

Странная встреча, еще более странная «икона» на хуторе не давали покоя Сергею всю дорогу домой. Непонятные собеседники не были похожи на «повернутых» фанатиков или сектантов, хотя и говорили странные вещи. И эта «икона»… Он ясно видел, как проступило изображение незнакомой женщины или девушки — кто разберет? Асмодей… Может, тогда Асмодея? Не важно. Но призывающие глаза и приоткрытые, словно молящие о чем-то губы так не подходили к определению чернобрового — демон ночи. Чертовщина какая-то… Сергей ощущал в себе гулкое беспокойство и тревогу, хоть ему и казалось, что он уже отвык от всяких эмоций. И этот чернобровый… Про Марута он, конечно, загнул, начитался Данте или еще кого, но все равно казалось, что он видит Сергея насквозь. Надо же, странствующий ангел…

Оказавшись дома, Сергей скинул так и не просохшую за дорогу одежду, попил чаю и, засунув подушку под голову, пультом включил телевизор. «Полистал» каналы: ток-шоу, сериал, концерт кого-то, игровое шоу, опять сериал, КВН, боевик, снова сериал… Одна развлекаловка. Развлекаловка в телевизоре, в прессе, по радио, в новых книгах… Киоски и лотки вокруг полны всякими «Баунти», орешками, чипсами, сухариками, жвачками, сушеными кальмарами, смажнями, чебуреками, хот-догами, пивом, колой и т. п. Как будто действительно воплощается в жизнь древний клич не хотящих ничего понимать римлян-язычников: «Хлеба и зрелищ!» Может, это действительно для чего-то надо — заполнить человека до отказа ненужной информацией, занять мозг разной пустой развлекаловкой, подчастую только ожесточающей сердце и опустошающей душу? И еще заставить желудок непрерывно работать, приучая его к разным разностям, без которых вскоре становится все трудней обходиться… К чему мы придем? Кем мы станем? Кому это нужно и зачем? Чтобы голова человека была постоянно занята, чтобы он не смог когда-нибудь остановиться — оглянуться вокруг и увидеть… Что увидеть? Может, пустоту и мрак? Пустоту и мрак прежде всего в себе? Эгоизм и самолюбие? Черствость к чужим трудностям? Дикое нетерпение и постоянное самооправдание? Кому это надо? Вряд ли концернам пищевых продуктов и теле — и кинокомпаниям. Вот так прогресс…

И почему, интересно, столько тысячелетий технический прогресс не развивался, практически оставаясь на месте? Ведь интеллектуальный уровень мыслителей далеких веков до сих пор поражает наших современников глубиной. Многие, многие тысячелетия… И только последние двести-триста лет нате вам: научно-технический прогресс!

Сергей засунул руки под голову и уставился в потолок. Может, и правда скоро конец всему? Так говорил старик… По крайней мере намекал. И чернобровый не отрицал. Надо же — «икона» проявилась из-за Сергея. При чем здесь он? «…Которому предначертана встреча…» С кем? Уж не с черноглазой ли девушкой, изображенной на доске три тысячи лет назад? Асмодей… Чушь. Куда занесло. Противник и разрушитель брака и семейных уз. Он не женат — у него уже нет семьи…

Сергей закрыл глаза и представил лицо, дорогое и родное, которое и сейчас ясно помнил до мельчайших подробностей. Чуть вздернутый милый носик и маленькие губы, почему-то немного виноватые зеленые в крапинку глаза… «Лена, родная, как ты?» Глаза смотрели с любовью и нежностью: «Плохо…» «Но почему? Ты ведь самая… Самая». Глаза вздохнули: «Я люблю тебя, Сережа. Но ты идешь не туда…»

Сергей открыл глаза. Под потолком, прямо над уголком ковра, плел паутинку маленький паучок. Он давно его обнаружил и не убирал, жалея и называя Дружком. Дружок деловито перебирал передними лапками, поправляя и без того безукоризненную паутинку. Зачем? Ведь, сколько помнил Сергей, туда не залетело ни одной мухи или комара.

Отчего такая тревога на сердце? И беспокойство. Ведь не случилось ровным счетом ничего. Ну промок, ну забежал в хуторок от дождя, ну поговорили немного… Доска. Или «икона». Она как будто жила своей жизнью. И что-то говорила Сергею… Красивое лицо, черные глаза. Он после Ленки был абсолютно равнодушным к красоте других женщин. Вряд ли замечал лепестковые росчерки фиалковых, или карих, или еще каких глаз, полноту или сочность губ или стройную фигуристость пропорций. Но тут присутствовало нечто совсем другое — притягательность красоты и женственность линий подчеркивали мольбу и призыв. О чем? Бред какой-то. Просто талант неизвестного художника, сумевшего передать эмоциональный фон через изображение. Молодец художник. Тогда отчего тревога? Чернобровый. Что-то в нем было такое, очень похожее на эту девушку с доски… В мужском эквиваленте. Глаза? Да нет, у него не черные глаза. Взгляд? И откуда это, «икона»-то древняя, это видно и без специальных познаний и опыта… Марут, отбывающий свой срок на земле ангел, и демон на доске… Однако сегодняшний день полон сюрпризов. Ну и что? Каждый может назваться кем угодно. Да и сходство могло просто показаться — рисунок-то не сверкал яркостью. Или вообще просто случайность. Нашел где-то чем-то похожую «икону» и бродит с ней по свету под мышкой… Да и проявление могло быть не обновлением — может, молодой ее просто незаметно протер, смахнул невидимую пыль или еще что… Хотя все это глупо. Во-первых, кто он такой, Сергей, чтобы из-за него устраивать всю эту кутерьму? Просто путник, неожиданно заскочивший, чтобы спрятаться от дождя. Во-вторых, было что-то в этой троице такое, что напрочь исключало всякое лицедейство… Особенно у чернобрового…

Ты ненавидишь Бога. Вот в чем дело.

Сергей никогда не задумывался о своем отношении к Богу — это была прерогатива его брата Олега. Любовь, ненависть — это чувства, характеризующие конкретные отношения к конкретному лицу. Понятные эмоции. Понятные, если говорить о чем-то понятном. А Бог… Это было что-то такое далекое, неопределенное, размытое… Трудно понять то, чего никогда не видел. Хоть брат и говорил, что тяжело что-то вместить тому, кто просто этого не хочет… И поэтому бывают страдания — они лучше всего наставляют человека. Олег иногда, бывало, просвещал его в православном богословии, но Сергей всегда относился к этому с плохо скрываемым пренебрежением, отшучиваясь — мол, марш к Ленке. Ленка свято относилась к вере, довольно часто посещала храм, исповедовалась и причащалась… Бог есть любовь — Сергей неоднократно слышал это. Он любит нас, а мы его. Понятно. Хотя что тут понятного?

За окном смеркалось — в комнате заметно потемнело. Ярким окном, полыхая сменяющимися кадрами и гоняя по стенам причудливые блики цветов итеней, светился экран телевизора. Сергей скосил глаза и посмотрел — что там идет? Упитанный «маде ин не наш», наверное, янки, что-то говорил журналисту. Сзади виднелся ухоженный дом, подстриженный газон с декоративным кустарником, улыбающаяся хозяйка с двумя крепкими малышами. Уголком выглядывал бассейн с голубой водой и плавающими надувными игрушками. Американец в сдвинутых на верх лба солнцезащитных очках жевал жвачку и тоже улыбался: мол, у меня все хорошо, просто о'кей.

Сергей нащупал пульт и выключил телевизор. В комнате сразу стало темно. У него все хорошо… Как-то один священник говорил, что Запад в большинстве своем быстро и на глазах умирает. Духовно умирает. Что смещается понятие ценностей, что на первое место выставляется свое «я», окруженное не деланным самодовольством. Довольному хорошо, ему ничего не нужно, у него все есть. Довольному не нужен Бог. «Трудная дорога ведет в Царствие Небесное, и немногие находят ее…» Путь лишений, страданий и отказов. Может, это и правильно — вряд ли сытый услышит голодного и вряд ли здоровый поймет больного… Путь лишений и страданий…

Сергей закрыл глаза. Мигают мигалками несколько «рафиков» «скорой помощи» и службы спасения, угнетенные, растерянные лица случайных прохожих. Сосредоточенные, застывшие лица врачей — они осторожно достают неподвижных людей из-под покрывающего пол кровавого стекла, в большинстве уже мертвых. Старшенькая Саша пыталась немножко прикрыть Машу, у нее было сильно изуродовано порезами лицо, и она не могла плакать… Она бессильно чуть кривила разрезанные губки и силилась заплакать и не могла… Она была еще совсем маленькой. Сергею об этом с дрожью рассказывал спасатель, не зная, что говорит отцу… Боже, Боже! Как ты мог? Путь страданий для маленькой Саши. За какие грехи?

Сергей сжал зубы и стиснул подушку руками. Он читал, как в ранние века христианства люди мученически гибли за веру многими сотнями и тысячами, часто с детьми на руках. Их травили дикими зверями на аренах цирков и пантеонов, мучили, пытали, сжигали и просто казнили. Чтобы остаться живым, нужно было просто отказаться от веры. Отказывающихся были единицы. Даже среди детей. Это была вера и добровольное мученичество. А здесь? Да и как сравнить несравниваемое? Как вообще можно сравнивать боль утраты и тяжесть потери тех, ближе которых никого нет и никогда не будет? Кто может спокойно рассказать о никогда не утихающей щемящей боли в груди, о «неумолкающих» Сашиных книжках и учебниках, о «зовущих» Машиных санках и детском велосипедике? До сих пор в прихожей, на тумбочке для обуви, аккуратно сложены специальные для катания на горке Машины запачканные джинсики…

Ленка, Сашенька, Машутка. «Лена, почему так больно?» Ленкино лицо, как всегда, немного виновато смотрело на Сергея: «Ты поймешь, Сережа…» — «Что я должен понять, Лена? Я не хочу ничего понимать, я не хочу никого видеть и знать! Я не могу без вас…» — «Потерпи, Сережа, ты сильный». — «Я не хочу быть сильным, я просто хочу умереть…» Лена, с нежностью и грустью взглянув на Сергея, стала отдаляться, постепенно растворяясь в глубине комнаты. «Лена? Постой, Лена! Я еще не все сказал…» На смену Ленкиному лицу пришло другое, с черными глазами и приподнявшимися в немом призыве бровями. «Куда, зачем?» — «Далеко…» — «Кто ты?» — «Твой лучший друг…» — «Ты он или она?» — «Разве ты не видишь? Разве я похожа на „он“?» — «Да нет, просто… Странно все». — «Это только начало». — «Начало чего?» — «Увидишь…» Лицо тоже стало отдаляться, показалась вся фигура, закутанная в темную шаль, только подчеркивающую грациозность изогнутых бедер. Потом в темноте бархатной ночи пропала и она…

Отчаянный женский крик разорвал тишину утопающей в темноте квартиры. Сергей подскочил как ужаленный, туго соображая и протирая глаза. Кажется, успел заснуть… Показалось или кричали?

Со стороны лестницы донеслась глухая возня:

— Стой, стерва! Тихо… Держи ее!

Громко зазвенело, рассыпаясь на осколки, стекло. Послышался топот ног, гулко хлопнула чья-то дверь и снова крик:

— Кто-нибудь! Помогите…

Сергей бросился в прихожую, на ходу натягивая спортивные штаны. Сосед снизу, что ли, набрался? Но до такого еще не доходило… Опять загремело, затем звучный удар по лицу и срывающийся плач:

— Да есть тут кто-нибудь…

Сергей открыл дверь и выскочил на площадку, на ходу оценивая ситуацию…

Этажом ниже, прислонившись к раскрытой двери, сидел в дупель пьяный сосед, закрыв залитые глаза и ничего не соображая. На втором от Сергея лестничном пролете двое добро датых парней с покрасневшими то ли от натуги, то ли от выпитого лицами пытались заломить отбивающиеся руки и затащить назад женщину или девчонку — в суматохе не разберешь. Они что, с ума сошли? Видимо, новые собутыльники соседа. Девчонка, видимо, еще ценила свою девичью честь и яростно сопротивлялась, вырывая руки и пытаясь освободиться от обхватившего ее за пояс. Старая как мир история… Ветер с улицы через разбитое окно колыхал, приподнимая порывами, тюлевую занавеску. Сергей начал спускаться.

— Шалава…

Оба услышали звук открывшейся наверху двери и подняли головы вверх, держащий за пояс на миг ослабил захват. Произошла заминка, девчонка вырвалась и, перепрыгивая через ступеньки, сиганула за спину Сергея как за единственную загоревшуюся надежду.

— Что же ты, дуреха, не знаешь, к кому можно ходить?

— Я не думала… Что они до такого… — Голос казался хриплым от слез.

— Зайди в квартиру и вызови милицию.

Что есть хуже разгоревшейся мужской блудливой похоти? Неполученное удовлетворение часто толкает пьяные и «двинутые» головы на самые гнусные и извращенные поступки.

— Гнида…

Наверху захлопнулась дверь его квартиры и, прости ей, Боже, два раза провернулся дверной замок.

— Паскуда… Да я же тебя вместо нее…

Сразу быстро завертелась приостановившаяся было из-за появления Сергея пленка событий. Ближний любитель зеленого змия, вспотевший, округлив ошалевшие от ускользнувшей добычи и неудовлетворенной похоти глаза, бросился по ступенькам к Сергею. Первый раз он его отбросил за счет преимущества находящегося выше. А вот во второй удар вложил удовольствие и все спокойствие уставшего от жизни и поэтому не боящегося любых неурядиц и ситуаций человека.

Резко откинувшаяся назад голова заставила хозяина потерять равновесие и плашмя рухнуть на пол межэтажной площадки. Громко упала и покатилась по полу чудом оставшаяся стоять на подоконнике разбитого окна банка-пепельница.

Второй, как это часто бывает, оставшись в одиночестве и разом протрезвев, начал медленно отступать вниз:

— Ты это… Погоди-ка…

Недоведенное до конца дело часто меняет вектор удачи на противоположный. Сергей переступил через ногу слабо шевелящегося ближнего и, оценивая расстояние, приготовился к еще одному броску. Зашевелился сосед, подтягивая ноги и пытаясь встать, — начал приходить в себя.

Подъезд молчал, испуганно взирая закрытыми дверями и наверняка не спавшими, прилипшими к глазкам жителями. Телефон в дежурной части милиции, наверное, принял уже не один взволнованный звонок… По внезапно округлившимся от испуга глазам уже трезвого второго Сергей понял, что сзади что-то происходит. Он резко обернулся и… охнул от пронзившей его бок режущей боли. Первый, не вставая с колен, порезанными в кровь руками успел с размаху всадить ему сзади, под ребра, острый осколок разбитого стекла.

Сергей прислонился к стене и, закрыв глаза, начал медленно опускаться по стене на ступеньки. Снова стекло…

Лестница, стены, налитые злобой и ужасом глаза убийцы начали размываться и исчезать, как рисунок гуашью, который попал под дождь. Сверху неровной завесой опускалась темнота. Где-то далеко впереди, смягчая наливающуюся темень, поблескивали и перемигивались звезды. Сначала десятки, потом сотни больших и ярких звезд… Он уже не видел и не слышал, как где-то там, за пологом ночи, двое протрезвевших собутыльников с удивлением и ужасом оглядывали лестничную клетку:

— Где он… Это же не халява, он только что лежал здесь…

На забрызганной кровью лестнице, кроме них двоих да еще не совсем пришедшего в себя соседа, никого не было. Страх перед необъяснимым подавил пылавшее буйство мести и похоти, в голосе первого появилась паника:

— Он же… Прямо на глазах! Линяем отсюда!

Чувство ирреальности, как врачующая заботливая рука, окружило и приподняло в невесомость затухающее сознание Сергея. Вот и все. Как оказалось все просто… Вокруг быстро сгущалась бархатная ночь. «Лена! Я скоро буду с тобой…» Откуда-то издалека, за десятки километров и часов, как отголосок воспоминания, донеслись слова чернобрового: «…У тебя пустое сердце, Путник. В нем нет ничьей любви». Марут, отбывающий свое наказание ангел. Или демон? «Неправда, Марут. У меня есть кого любить!» Это скорее не голос, а мысли, неторопливо текущие одна за другой. «А людей? Других людей. И… Его?» — «Это все высокие материи, Марут. Заоблачные дали…» — «Твоя семья, Путник, именно в заоблачных далях. И без любви, которая всегда в сердце, туда нет дороги…»

Это мысли или голос? Все было как-то не так. Появилась обеспокоенность… и тревога. Марут? Марут! Звезды впереди исчезли, и ночь вокруг начала распадаться, превращаясь в зыбкий клубящийся туман. Клубящийся, неприятный и неприветливый… «Марут! Я люблю людей! И Бога…» Туман вокруг постепенно редел, отодвигаясь на задний план и обретая реальность. Лена? Легким прикосновением пришло ощущение твердости под ногами. Лена! Марут!

Чувство пространственности и нереальности исчезло, в голове прояснилось и Сергей ощутил себя твердо стоящим на ногах. «Я умер или нет?» Он с удивлением огляделся. Вокруг слегка клубился грязно-белесый туман, давая видимость обзора не более десяти-пятнадцати шагов. Это что, ад? Одинокими редкими кустиками торчали пожухлые корявые деревца, теряясь в тумане размытыми силуэтами, жесткую траву под ногами пересекали выступающие ребра старых корней, образуя причудливые углы. Над головой еле различимым пятном угадывалось солнце. Что это? Чертовщина какая-то…

Сергей сделал несколько пробных шагов — видимо, наваждение в голове еще оставалось, он ощущал в себе странную легкость, как будто разом потерял какую-то часть своего веса. Марут! Он беспомощно огляделся — что теперь? Сесть и ждать, когда за ним приедет Харон, перевозчик душ умерших мрачного Аида? Он поднял руки и посмотрел на ладони — он должен ощущать себя так, как ощущает сейчас? Душа вроде бестелесна… Явно не умер. Тогда что это за «беда» вокруг?

Сергей присел на корточки и сорвал пучок травинок — жесткая и колючая, это все-таки была трава, пырей или еще что в этом роде. «Есть тут кто?!» Эха не было — пространство за туманом было не замкнутым. Да оно и не могло быть замкнутым — вокруг был мир, ощущался легкий ветерок, в тумане различался шелест и многоголосие невидимой, но наверняка реальной и обычной для этих мест жизни. Он задумался — голова работала четко и ясно, мысли не путались. Что, где, как и для чего — одни вопросы. Тот, по чьей воле он здесь оказался, или кто другой должен дать какой-то ответ. Или объяснение.

Глава 2

— Не надо, ваше величество. Я все понимаю. — Принцесса отвернулась в сторону и сжала зубы, чтобы не расплакаться. Глаза начали предательски быстро увлажняться.

Король медленно поднялся из-за стола и подошел к окну. Высокие стрельчатые окна образовывали единый гармоничный ансамбль с огромным, занимающим почти всю угловую стену камином, боевыми щитами, развешанными вдоль стен вверх конусом, доспехами, алебардами и прочим оружием в специальных арочных нишах по углам, высоким стрельчатым входом, двери которого из редкого дуба были усилены узорчатой кованой решеткой, и даже большим кабинетным столом из красного кедра, инкрустированным сложным узором из серебра. Длинные, тканные золотыми нитями оконные портьеры слегка пошевеливались от задувающего снаружи ветерка.

— Вчера пришел ответ из Эдинпорта. Лаверт не может помочь.

Принцесса молчала. Она вчера, еще раньше короля узнала о гонце из Загоры и знала, что король Лаверт ничего не ответил на предложение. Как, в общем-то, она и предполагала. Это была идея ее сестры, Илламии, идея безнадежная, но утопающий хватается за соломинку…

— Хватит, ваше величество. Мы все с самого начала знали, что ничего из этого не выйдет. Все равно будет то, чему суждено быть. По предсказанию.

Король мрачно смотрел в окно. Внизу раскинулся большой дворцовый лесопарк с разбегающимися в разные стороны ухоженными аллеями, дорожками и тропинками, тенистыми скамейками и беседками, фонтанами, каскадами и декоративными природными водопадиками. Парк с обеих сторон огромной подковой охватывал королевский замок, уступами спускаясь к морю и сверкая на солнце многочисленными донжонами, башенками, шпилями, арочными мостиками и виадуками. Внизу у моря возвышалось кольцо амфитеатра для представлений и ристалищных турниров. Король обернулся:

— Эния… Прииски в Брахма-Гуте не выручат, как прошлый раз.

— Прошу, отец. Хватит разговоров. И пожалуйста, хватит жалости.

— Эния… Год. Только один год, и мы начнем процедуру… Ладно. Действительно хватит.

Король вздохнул, глядя на дочь. Жизнь почему-то благосклонна к злым и пустым и жестоко испытывает умных и добрых. Эния, одна из красивейших женщин Шеола, заставлявшая своим ярким синим взглядом сильнее колотиться не одно мужское сердце, уже успела испытать тяжесть разлуки и боль потери.

Шесть лет назад по мрачному закону вендетты Союза меченосцев Роха исчезла и стала жертвой ее единственная четырехлетняя дочь. Кинувшийся на поиски супруг, молодой герцог Астор, также погиб, и тщательное, контролируемое самим королем расследование ничего не дало. Как не давалось ничто, что касалось вендетты Роха.

Шесть лет назад… Шесть лет назад никто не мог предположить, что маркиз Ар-Роз, подававший блестящие надежды на перспективу молодой хозяин Аш-Тара, маркизата Тариды, станет самым мрачным, жестоким и ужасающим владельцем своих земель…

— Верь мне, Эния. Просто верь… Иди, я не держу тебя.

Резко повернувшись, принцесса покинула королевский кабинет. Наверное, чтобы король не заметил слез, но любящий отец просто не мог не заметить глаз младшей дочери.

Он перевел взгляд в окно. Шесть лет назад… А пять лет назад была последняя подгорная война, и после кровопролитной битвы у Брахма-Гута маркиз Ар-Ден, его верный друг и союзник, предложил скрепить проверенный верностью Союз союзом своих детей. Достойное и благородное продолжение старых традиций и аристократической политики Шеола, смотрящей в будущее. Эния Ангурд, принцесса Ассанская, преданная дочь своей страны, обещала маркизу Ар-Розу, наследнику Тариды, слово «да» и свое присутствие у подножия венчальных звезд в Шаридане. Торжественный договор был скреплен Белым орденом в Эдинпорте, в присутствии аристократии почти всего Подгорного Шеола.

Сейчас пришло время выполнить обещанное. Никто не мог предположить, даже покойный Ар-Ден, что его сын, спокойный и застенчивый, любящий уединение и науки Ар-Роз, спустя несколько лет наводнит всю округу страхом и ужасом, волнами исходящих из его наследного замка в Аш-Таре от демонов Роха…

Король опустил глаза на парк и дворцовый замок, переливающийся на солнце зубчатыми башнями, шпилями и гербовыми флагами. Ангора. Столица, как вечный праздник, привыкла улыбаться. Чуть дальше виднелось безбрежное море, сияющее синевой и чистотой. А сзади за горизонтом, у пограничного Шаридана, начиналась зыбким туманом, веющим смертью и повальным ужасом, линия Роха… Пока туман только медленно клубился на месте, но в любой момент могло опять начаться его неторопливое, поступательное продвижение…

— Есть тут кто живой?

Никакого ответа. Ждать или идти куда… Сергей переступил через корень и подошел к ближайшему дереву. Странный изгибающийся ствол с редкими голыми ветвями был не больше трех-четырех метров высотой, выпуклая пористая кора почти сплошь покрыта лишайником. Он провел пальцем по выступающему бугорку коры и понюхал палец. Что оно напоминает? Гм… Дурдом оно напоминает, вот что. Лиственное дерево с корой хвойного… И вообще все это место — Сергей повертел головой влево-вправо, оглядываясь — говорило о том, будто здесь была эпидемия холерной чумы. Или чумной холеры. Или ядерная атака…

Наверное, надо куда-нибудь идти — не стоять же здесь целый день, ожидая у моря погоды. Сергей поднял голову и посмотрел вверх, пытаясь определить и запомнить положение солнца. Над головой смутно угадывалось плохо различимое размытое пятно — солнце почти не пробивалось сквозь завесу тумана. Так… Примерно в уголок левого глаза. Примерно…

Справа донесся легкий шорох — Сергей резко обернулся. Пока он разглядывал деревья, что-то неслышно приблизилось и остановилось неподалеку, темнея в тумане неясным внушительным пятном. Сергей похолодел — что это… Зверь? Похоже… Здоровый. Как бегемот… И под рукой никакой дубины. И силуэт какой-то непонятный. И неприятный…

Не давая времени опомниться и собраться с мыслями, фигура пришла в движение и выступила из тумана, сразу обретая ясно видимую реальность. Боже… Чудовище как бредовое порождение больной психики мрачно смотрело четырьмя парами немигающих глаз и шевелило длинными усами наверху. Сергея прошиб холодный пот.

Перед ним, низко наклонив голову и не сводя неподвижного плотоядного взора, стоял огромный черный паук, всеми восемью растопыренными суставчатыми ногами занимая площадку метров пять в поперечнике. Изыди… Сергей машинально сделал шаг назад. Внизу выдвинулись и попеременно дернулись чудовищные жвалы, огромные усы опустились и легли на землю, захватив его в широкий сектор. Бред…

— Стой! Не двигайся…

Откуда-то слева наперерез метнулась человеческая тень, перевернувшись и подрубив на ходу чем-то сверкнувшим длинные усы чудовищному монстру. Гигантский бредовый кошмар немедленно развернулся к новому противнику. Прочь!

Сбросив оцепенение, Сергей рванулся назад и неожиданно куда-то провалился, немного пролетев и звучно шлепнувшись в жидкую грязь. «Так, все. Хватит. Это бред. Я сплю, мне все кажется. Все, все, все… Это вообще все бред — и драка на лестнице, и убийство. Может, я спокойно сплю у себя на диване?» Он поднял из грязи руку и потрогал бок — пальцы нащупали саднящий свежезатянувшийся шрам. Елки. По руке побежало что-то длинное и многоногое. За голую спину кто-то мягко ущипнул… Он резво вскочил — темнота вокруг шевелилась темной невидимой жизнью. Сергей рванулся в сторону и вдруг повис, запутавшись в огромной липкой паутине. Рядом на почти неразличимой стене что-то зашевелилось и двинулось к нему, большое, многоногое, величиной с собаку… А-а-а-а-а!!! Зажмурившись от омерзения, Сергей с силой рванулся вперед — к видневшемуся сверху отверстию провала. Из проема опустилась дружеская рука — он судорожно, как ребенок, уцепился за нее и единым толчком оказался на поверхности…

Голова лежала на руках, щеку колола жесткая чужая трава, и он не желал открывать глаза. Но ведь это чушь! Этого же не может быть… Рядом слышалось тяжелое дыхание незнакомца. Сергей открыл глаза и поднял голову — гигантское порождение ужаса бездыханной грудой лежало в нескольких шагах, завалившись на бок и подмяв под себя суставчатые ноги. Ловко он его… На кого он похож? Огромный тарантул? Только с усами… Сергей застонал и уронил голову на сжатые кулаки.

— Ты кто? И как здесь оказался? — Незнакомец положил руку ему на плечо.

— Я? Не знаю… — глупо ответил Сергей. Хороший вопрос. Стой! Он же говорит по-русски… Сергей приподнялся на руках: — Где я? Что это за место?

— Место? — пришла очередь удивляться его спасителю. — Ты что, парень, с Луны свалился?

Сергей сел на траве. Луны? Кажется, он где-то дома. Если бы не паук…

— Послушай… Я не знаю, как здесь оказался. Просто поверь. И скажи — что это? — Он широким жестом обвел все вокруг, стараясь не глядеть на лежащее недалеко чудовище.

Незнакомец некоторое время смотрел ему в глаза. Ясный, внушающий доверие, хоть и пристальный взгляд, косые морщины в углах привыкших к прищуру глаз — немолодое лицо повидавшего на своем веку человека. Чем-то он напоминал Марута.

— Понятно… Я не видел тебя в Ушваре. И ты не мог прийти из Шаридана. Еще один…

Сергей молчал, совершенно сбитый с толку. Незнакомец поднялся с колен:

— Надо идти. Если хочешь остаться живым. Это — Рох.

— Рок?

— Рох… Гнусная язва Шеола.

Сергей продолжал смотреть на него. Так, наверное, смотрит пассажир, высадившийся в Бобруйске и узнавший, что попал в Вашингтон.

— Кто ты?

— Можешь называть меня Харон.

Сергей опустил голову на руки. Его все сильнее и сильнее начал разбирать нервный смех, пока плечи не затряслись в припадке неудержимого, истеричного хохота. Он никогда не был слабаком, но его обычный человеческий мозг просто не мог выдержать столь бурной череды навалившихся скопом событий. Драка на лестнице, переживание собственной смерти, нападение монстра, как порождение буйной помешанной фантазии, совпадение имен… Смех оборвался — Сергей потерял сознание.

— Еще немного… Постарайся не отставать.

Перетянутая кожаным ремнем спина нового знакомого маячила в нескольких шагах впереди. Сергей в очередной раз споткнулся о выступающий ребром корень и чертыхнулся, чуть не полетев головой вперед.

— Откуда такие… У таких чахлых…

— Тише… Замри.

Харон остановился и предостерегающе поднял правую руку вверх. Сергей замер и прислушался. Откуда-то, постепенно нарастая, доносилось легкое шелестящее перестукивание, как будто кто-то невидимый понемногу сыпал зерно на цементный пол.

Он вздохнул и попытался унять гулко стучащее сердце. Закончится это когда-нибудь? Ему сейчас нужно было только одно — покой и тишина. Без монстров, без страха, без новых впечатлений. Чтобы можно было как-то прийти в себя, собраться с мыслями. Спокойно сесть и подумать, поразмышлять, постараться осознать и сопоставить все… Что это — острый до реальности бред? Или неизвестная жизнь после смерти? Или еще какая мистика, аналогичная НЛО и зеленым человечкам?

Пока у него преобладало отупение, в ближайшем будущем грозившее перейти в кретинизм, и чувство нереальности — конечно, вполне понятные при такой резкой смене обстановки и привычного мира вокруг. Постоянно возникало ощущение, что все это какое-то странное кино и он зритель, удобно устроившийся в кресле… Вот только почему начинают болеть ноги?

Туман вокруг раздражал и пугал своей скрытностью, уменьшая видимый обзор до десятка-другого шагов. Трудно было даже вообразить, какие твари могли скрываться за его белесым пологом… Сыплющее перестукивание нарастало, как будто справа — туман приглушал звуки и распылял направление. Спереди послышался шорох — Харон извлек из кожаного чехла длинный широкий клинок. Сергей почувствовал, как по спине между лопатками потекла струйка холодного пота.

Наконец впереди и справа в белесой мгле показалось что-то большое и длинное, похожее на широкую дорожку, мягко изгибающуюся на высоте около метра над землей, вынырнули длинные усы и почти метровой величины раструбом книзу хитиновая голова… Тонко и нудно засосало под ложечкой. Огромная многосуставчатая многоножка, волнообразно перебирая великим множеством тонких членистых ног, плавно обогнула склон почти невидимого холма и в десятке шагов резко остановилась, явно уловив присутствие посторонних.

Сергей прекратил дышать, отчаянно боясь, что его выдаст громко стучащее сердце. Его всегда удивляла способность насекомых резко останавливаться и так же мгновенно начинать движение, без видимых переходных этапов и инерции. Длинные тонкие усы, как и у паука, поводя из стороны в сторону, мягко опустились на землю. Понятно, хоть от этого и не легче. Что-то вроде сейсмодатчиков на вибрацию почвы. Если здесь частые туманы, то вряд ли твари могли похвастать острым зрением. Вот почему Харон, кинувшись против паука, в первую очередь постарался лишить его чутких усов…

Может, и сейчас придется драться? Харон стоял не шевелясь, но и не выказывая особого ужаса — значит, и Сергею надо хоть немного успокоиться… М-м-мда. Будешь тут спокойным. Огромная «сколопендра», словно рельсовый вагонеточный состав, терялась своим окончанием в тумане… Топала бы ты дальше…

Тонкие усы взметнулись вверх, чудовище дернулось и, огибая одинокие деревца, потекло в туман с противоположной стороны. Перед ними мелькнуло все длинное мохнатое членистое тело, плавно перебирающее множеством выгнутых наружу суставчатых ножек, и шелестящее перестукивание начало отдаляться, пока не растворилось среди множества других, неясных и расплывчатых, звуков занятой своими делами жизни.

Сергей шумно выдохнул воздух. Харон вложил клинок обратно в ножны, обернулся и как-то странно посмотрел на него:

— Не почуяла…

Сергей вытер ладонью вспотевший лоб. Он не первый раз замечал этот непонятный взгляд — новый товарищ явно чему-то удивлялся. Тварь должна была их обязательно почувствовать? Или скорее всего одного Сергея…

Они снова двинулись вперед, стараясь ступать мягко и неслышно, но и не теряя заданного вначале темпа. Туман вокруг менялся, иногда сгущаясь, и тогда Сергею приходилось идти почти вплотную к своему проводнику, чтобы не потерять его из виду. Или раздвигался, увеличивая обзор до сорока-пятидесяти шагов. Впереди показались развалившиеся останки какого-то строения, то ли сгоревшего, то ли разрушенного кем-то… Одинокая каменная стена, почерневшие балки, куча битого мусора, поросшая колючими ветками жесткого кустарника без листьев. Харон взял вправо, обходя это стороной. Корни под ногами исчезли, слева и справа виднелись пологие склоны теряющихся холмов.

Сергей по-прежнему ощущал непонятную легкость в теле, непривычный к подобным переменам желудок часто напоминал о себе, подступая неприятной тошнотой к горлу. Немного саднили ободранное при падении бедро и быстро затянувшаяся рана в боку. Чудеса… Только не хотелось этих чудес, уставший разум плохо воспринимал окружающее — вряд ли впоследствии Сергей смог бы вспомнить, где они шли. Тем более этот порядком надоевший туман…

Проводник опять взял правее, огибая рощицу перепутанных изогнутых деревьев, предостерегающе махнув ему рукой. Видимо, там кто-то мог быть или же сами деревья представляли опасность. Харон сразу предупредил — шаг влево или вправо может оказаться смертельным, все поползновения из-за любопытства могут быть последними. Вряд ли он понимал, что у Сергея сейчас напрочь отсутствовало всякое любопытство.

— Сейчас должно быть дерево…

Харон говорил приглушенно, по-видимому, здесь обитали разные твари или, может, эти членистоногие могли слышать? Сергей удивился, его измученная голова, оказывается, еще могла выдавать немного логики…

Впереди набухло темное пятно — они приближались к чему-то большому, уходящему вверх, расширяясь и нависая над головой темной размытой массой… Дерево? Так и есть. Темное пятно превратилось в раскидистые ветви огромного дерева, похожего на дуб, если только дуб может быть толщиной с дом. Толстый ствол, похожий на переплетающиеся жгуты и узлы канатов, на высоте нескольких метров поддерживал развесистую широкую крону, под которой вполне можно было разместить небольшой поселок. Если, конечно, здесь кто-то захотел бы жить. И если бы существовала необходимость прятаться от солнца…

Мощное дерево диссонансом контрастировало с встречающимися до сих пор невысокими корявыми деревцами. Хороший ориентир.

Сразу после дуба начинались заросли знакомого колючего кустарника, он осторожно протиснулся вслед за Хароном — на нем по-прежнему ничего не было, кроме спортивных штанов и домашних тапок. Они спустились по покатому склону и немного прошли по дну неглубокого распадка, когда внезапно туман закончился.

Сергей сделал еще несколько шагов и остановился, глубоко вдыхая грудью свежий воздух. Сверху ярко сверкало солнце, заливая щедрыми лучами холмистую равнину с высокой зеленой травой и отдельными рощицами густых цветущих деревьев, похожих на родную акацию… Красота.

Он обернулся. Туман сзади стоял дымчатой стеной, мрачный, слегка изгибающейся дугой охватывая видимую равнину и исчезая по обе стороны за невысокими холмами. На высоте нескольких десятков метров он постепенно размывался, не производя видимой границы, как это бывает у облаков. От него веяло страхом и какой-то непонятной пустотой…

Очень странный туман, Сергей никогда не встречался ни с чем подобным. Как, в общем-то, и со всем, что здесь было…

Харон положил руку ему на плечо:

— Пошли, здесь еще опасно.

— А дальше?

— Дальше легче…

Глава 3

— Это все очень сложно. И очень, очень тяжело. Мало кто выдерживает подобную концентрацию… — Седобородый старец с сочувствием смотрел на нее.

Принцесса вздохнула и отвела взгляд в сторону:

— У меня нет другого выхода.

Старик опустился в глубокое кресло, правая рука начала привычно перебирать длинную бороду:

— Большое количество читаемых мантр — сотни листов каждый рассвет и каждый закат. Полное отрешение от жизни: желаний, интересов, радости, печали — от всего. Из еды — только сухой хлеб и вода. И — абсолютно никаких посторонних мыслей в голове. Это… Это занимает много дней.

— Я знаю. — Эния потерла уставшие глаза. В последнее время она совсем мало спала. — На сколько это хватает? Самое большее…

Старик помедлил.

— Три, пять, ну семь дней. Больше семи дней я не слышал.

— Мне нужен год. — Принцесса не отвела взгляда в сторону.

Старик вздохнул:

— Я знаю, девочка, знаю. Кто во дворце этого не знает? Что я могу сказать…

Илл Гушар, престарелый эдитор Белого ордена, с печалью и любовью смотрел на принцессу. Трудные времена порождают трудные решения…

В комнате царил полумрак — через узенькое окошко почти не проникали лучи заходящего солнца. Три большие свечи на бронзовом подсвечнике освещали лишь кабинетный стол, заваленный разными бумагами, и сидящую рядом на низком диване принцессу. Маленькие огоньки свечей слабо колыхались от задувавшего через оконце ветерка, заставляя подрагивать по стенам неясные тени.

— Редко кто может противостоять давлению Роха…

Эния отвернулась в сторону:

— Как это выглядит?

Гушар помолчал, собираясь с мыслями.

— Желание. Желание и хотение. Все мы рабы своих желаний. Человек преодолевает трудности, чтобы добиться того, что ему хочется. И чем сильнее хотение, тем большие трудности он готов преодолеть. Даже подчастую отказывая себе во многом. И остается радоваться, если это стремление — к чему-то хорошему. Но все равно — раб своего хотения. И даже самые лучшие мысли оставались неисполненными, если не было в душе этого самого хотения.

Старик задумался, медленно перебирая рукой седую бороду. За окном внизу донеслись шаги, клацанье доспехов и тихие переговоры сменяющегося караула дворцовой стражи. Где-то далеко мелодично пропела труба вечернего горна. Принцесса молча ожидала продолжения.

— Я говорю не о физических естественных желаниях, таких как есть, пить или спать, — продолжил престарелый эдитор. — Я говорю о душе… Человек хочет сделать какое-нибудь доброе дело — он идет и делает его. Или говорит, что хочет, и не делает — тогда он обманывает себя, ибо по-настоящему не хочет. Не настолько, чтобы преодолеть наше внутреннее сопротивление. А сопротивление есть всегда — оно порождается нашей гордостью, ленью, эгоизмом, малодушием… У всех людей в разной степени.

Гушар опять помолчал.

— Рох меняет хотения — тех, кто связывается с ним. Он открывает самые скверные и глубокие тайники души и вытаскивает их наружу. Человек меняется. Он перестает хотеть и желать чего-то нормального, я уже не говорю о добром, он стремится погрязнуть в болоте своих воплощающихся вожделений. Трудно даже представить, какие помыслы могут скрываться в уголках нашего разума… Никто не может с этим бороться. Демоны губят душу бесповоротно, и человек при этом кричит от удовольствия…

Эния подняла уставшие глаза:

— Значит, маркиз…

— Да. Но маркиз сам по себе мало что может. В его замке действует более страшная сила. Она губит всех…

Принцесса потерла руками ноющие виски:

— Но… Тогда что же делать?

Старец медленно поднялся из кресла и наклонился над столом, поправляя потекшую свечу. Эния некоторое время наблюдала за его неторопливыми движениями, потом вздохнула:

— Я прошу вас, Гушар…

Старый эдитор тяжело обернулся к принцессе:

— Ваше высочество… Эния, девочка моя. Я тебя знаю много лет. Роху невозможно противостоять.

Старик опять помолчал, не отрывая грустного взгляда от Энии.

— Я тебе могу сказать только одно… Не губи свою душу. Тебя не хватит больше чем на несколько дней, даже если ты выдержишь концентрацию. Как только услышишь биение своего сердца — прерви его.

Эния не удивилась — она ожидала подобного. Она не раз думала об этом как о единственном выходе, когда не останется надежды…

— Но ведь самоубийство проклинается…

— Только не в этом случае.

Гушар вздохнул.

— Никогда не думал, что буду подобное советовать девушке, да еще после полуночных венчальных звезд. Времена…

В дверь почтительно постучали. Принцесса обернулась:

— Ну?

На пороге стоял Ош Гуяр, надежный и преданный капитан дворцовой стражи. Он был без лат, значит, сейчас не его дежурство.

— Ваше высочество, вас вызывает король.

Эния поднялась:

— Что-нибудь срочное?

— Прибыли посланники от маркиза.

Поплыли в глазах, то увеличиваясь, то уменьшаясь, огоньки свечей. Внутри все оборвалось. Внезапно ослабевшей рукой она неловко откинула волосы за спину. Так… Все. Началось.

Гуяр посторонился, пропуская ее вперед. На широком крыльце эдитора она остановилась и глубоко вдохнула свежий воздух, пытаясь унять стучащее сердце. Что же теперь будет…

Рабочий кабинет, как, впрочем, и жилые комнаты Илла Гушара находились в левом крыле дворцового замка, и чтобы попасть в тронный зал, а король наверняка там принимает гостей, проще всего было пересечь парк. Эния спустилась по ступенькам и зашагала по дорожке, с обеих сторон крытой кустами смутно краснеющей в сумерках бегонии. Гуяр почтительно следовал сбоку и немного сзади, еще дальше «бухали» в полном боевом облачении два гвардейца дворцовой стражи — для эскорта и этикета.

— Давно?

Капитан поравнялся:

— Час назад. Трое. Король с ними в тронном зале. Я немного подслушал — они хотят, чтобы вы лично подтвердили обещание в присутствии…

Принцесса кивнула и постаралась взять себя в руки. Не следовало показывать свой страх и слабость этим приезжим маркизным…

Дворец жил своей естественной жизнью — вечерняя прохлада после жаркого дня выманила многих из обитателей многоуровневого замка. Встречающиеся почтительно кланялись, дамы приседали в легком реверансе, караульные двойки гвардейцев вытягивались и щелкали шпорами, вымуштрованная прислуга старалась не попадаться на глаза. Почти всех она знала, в том числе и приезжих, многих довольно близко, с некоторыми дружила. С детства. В памяти сотни и сотни лиц… Сердце болезненно сжалось — она уже может никого не увидеть…

Тронный зал встретил ярким светом всех зажженных канделябров на стенах и огромных хрустальных люстр, подчеркивающих высоту теряющегося наверху свода.

— Ее высочество Эния Ангурд, принцесса…

Король, не поворачиваясь, раздраженно махнул рукой — испуганный церемониймейстер мгновенно исчез за дверью.

Трое гостей стояли недалеко от тронного возвышения, молча, не перешептываясь — показывали уважение. Вряд ли они были испуганными. Король не предложил им сесть — он был недоволен и не считал нужным это скрывать. Сам он смотрел в раскрытое настежь окно, и от тяжелой мрачной спины веяло гнетущим в зале напряжением.

Жесткий непреклонный характер и твердое слово Ангурда были хорошо известны далеко за пределами Ассаны, и редко находились смельчаки, отважившиеся ему перечить.

Рядом с отцом стояла старшая дочь Илламия — ее воспаленные, красные глаза готовы были покрыть Энию целиком. Король обернулся:

— Эния…

Принцесса, казалось, бесконечно долго пересекала огромный зал, и пока она шла, трое прибывших не спускали с нее любопытно-изучающих глаз. Это было как отражение взгляда маркиза — сначала интерес, потом восхищение, в конце — самодовольство собственника. Эния почувствовала отвращение. Сердце тревожно билось, пульсирующей тоской отдавая в виски.

— Эния. — Взгляд короля смягчился. — Хочу представить тебе трех господ, личных представителей маркиза Ар-Роза Тариды. Господа, по-видимому, не совсем доверяют словам старого короля, — в его голосе появился металл, — и пожелали лично от тебя услышать подтверждение договора.

Сразу и в лоб. Без взаимных приветствий, без обмена любезностями, без предварительных пустых разговоров… Эния была благодарна отцу за это — у нее не было сил на соблюдение правил церемониала.

— Простите. — Стоявший в центре и, видимо, старший из приехавших протестующее поднял руку ладонью вперед. — Ваше величество нас не так поняли! У нас, как и у благородного маркиза, нет ни малейшего сомнения в ваших словах. Но мы, согласно его поручению, должны все согласовать, чтобы исключить любое недопонимание, возможное и с нашей стороны. Существует множество мелочей, каждая из которых…

— Хватит! — Ангурд дал волю своему мрачному настроению. — Эния, говори.

Илламия подошла и взяла ее под руку. Почувствовав опору, стало немного легче. Эния глубоко вздохнула и нашла силы прямо взглянуть на приехавших:

— Я буду в Шаридане в третью полную луну этого лета. Как и необходимо, ровно в полночь, у начала венчальных звезд. И я скажу «да». Как и договаривались. Но венчание — тихо и тайно. Без помпезности.

Она повернулась к отцу:

— Позвольте, ваше величество?

Король кивнул. Она повернулась и, поддерживаемая сестрой, направилась из зала. В голове и в груди разрасталась сухая пустота…

Эния устало опустилась в кресло. В камине весело потрескивали дрова, приготовленные предусмотрительной Рузой, приближенной и доверенной служанкой принцессы. Все заслонки были открыты и тепло уходило вверх, не наполняя комнату духотой, но создавая расслабляющую, снимающую стресс обстановку домашнего уюта.

Илламия положила кочергу и поднялась с корточек:

— Плюнь, Эни. Больше не осталось времени раздумывать. Я знаю хорошее место в Нагодаре — там тебя никто не найдет. И ты хорошо знаешь город — мы там учились. Все как-нибудь образуется. Вряд ли маркиз объявит военное положение. Мы выкарабкаемся, не волнуйся.

Эния нагнулась и протянула к огню почему-то зябнущие руки.

— Не выкарабкаемся. Ассана не потянет бойкот одиннадцати королевств. Лами, пожалуйста, закрой окна. Холодно…

Сестра обогнула спальную вокруг балдахина, закрывая окна и задергивая шторы.

— Еще неизвестно, как поведут себя остальные короли. Никто не любит маркиза…

— Маркиз не девица, чтобы его любить. Его боятся.

Илламия повернулась к сестре:

— Не все.

— Какая разница? — Эния горько усмехнулась. — Закон есть закон, ты сама знаешь. Только законом Шеол еще не поглощен Рохом.

— Ты преувеличиваешь. — Илламия остановилась возле кресла сестры и положила руку на спинку. — У страха глаза велики. Не все может быть так плохо. Бывает судьба. Нужно надеяться. А ты не оставляешь шанса судьбе.

Эния задумчиво смотрела в огонь.

— Конечно, судьба. Сначала маленькая Рада, потом Астор, теперь я… И как альтернатива — война, бойкот и опять кровь в Шеоле. Ты только представь — тысячи погибших, десятки тысяч оставшихся без крова… И все только из-за меня? Лами, прости меня. Пожалуйста, я хочу побыть одна.

Илламия вздохнула и, мягко пожав плечо сестры, пошла к выходу. У дверей остановилась, ее голос дрогнул:

— Ты всегда была очень ответственной…

И непонятно, чего было больше в ее голосе — грустной печали упрека или восхищения.

Язычки пламени облизывали, словно пробуя на вкус, новые поленья и потом, распробовав, начинали радостно плясать, бесконечной чередой подпрыгивая и исчезая вверху в безудержном огневом веселье.

Эния подержала у огня холодные руки. В закрытой комнате стало совсем тепло, но она никак не могла согреться. Может, заболела? Было бы кстати. Хотя какая разница…

Она была не из тех женщин, которые от горя заламывают руки и заливают постель потоком безудержных слез. Ее боль оставалась с ней, ее отчаяние сидело внутри и не искало выхода наружу, давя на сердце постоянной, не облегчаемой тяжестью. Конечно, тем, кто мог позволить себе истерику, было легче — слезы облегчают душу, сердце и голова, очищаясь от эмоций и стресса, как будто сбрасывают с себя тяжесть любого несчастья. Но тогда тяжелее другим — окружающим и близким. Родные и друзья принимают на себя баланс горя и боли, и это, наверное, правильно, ибо для того и существуют близкие родные и настоящие друзья. Это тогда, когда у них нет собственной боли…

Илламия. Сестричка. Ее красные, не просыхающие от слез глаза были как зеркало, которое отражало внутреннее переживание и горечь предстоящей потери. Она была неглупа и наверняка знала, что возврата не будет — его просто не может быть. И Энии совсем не надо было заглядывать в ее глаза, чтобы это понять. Илламия знала — это не на год. Это навсегда.

По закону Подгорного Шеола, основанному на старых традициях, несостоявшийся брак может быть подвергнут пересмотру и, как следствие, процедуре развода. Через год. В былые времена мало кто строго придерживался закона. Особенно среди аристократии. Раньше… Раньше и не было Роха. И подгорных войн…

Лами, родная… Она всегда пыталась защитить младшую сестру, прикрыть от всех неприятностей и невзгод. Эния улыбнулась, вспомнив, как однажды отец пообещал взять ее в Райгат — охотничий замок почти на самой границе Роха, известный самым большим в Шеоле водопадом…

«…Прости, дочка. Ничего не получится. В следующий раз». Король Ангурд потрепал маленькую пятилетнюю Энию по голове и оценивающе посмотрел на сидевшую в карете Илламию: не рановато ли?

Десятилетняя Илламия опасливоотодвинулась вглубь. Рядом паж услужливо держал на коротком поводке всхрапывающего от нетерпения боевого скакуна Смарта.

Маленькая Эния в любимых отцом меховых сапожках часто моргала глазками и боялась в это поверить. Она стояла на ступеньках лестницы, одной рукой прижимая к себе огромную сумку с аккуратно уложенными вещами, другой — любимую рыську Рыкшу, искусно вырезанную из дуба и подаренную ей отцом на пятилетие. Пронзительно-синие глазки, еще не веря, доверчиво перебегали с отца на сестру и обратно. Она ждала этого целый год. Последний месяц не отставала от Деманты, своей доброй и старой няни, уясняя на пальчиках оставшиеся дни. С рассвета начала сама укладывать сумку, никому не доверяя такое ответственное дело. Как же… Он же… Может, они просто разыгрывают?

Короткий вдох, и отец резво вскочил в седло, привычно натянув поводья слишком прыткому Смарту. Гнедой чуть присел на задние ноги и погарцевал на месте, тряся головой и недовольно пробуя зубами удила.

Раздался свист, и карета тронулась, сопровождаемая кавалькадой благородных лордов-охотников и эскорта гвардейцев охраны. Илламия высунулась из окошка и глянула назад. Маленькая Эния стояла на том же месте и молча смотрела им вслед. Ее ручки по-прежнему сжимали огромную, старательно уложенную с утра сумку и любимую папину рыську. Теперь она уже поверила, и по ее щекам молча катились огромные синие слезы.

— Стойте… Стойте! Памбу, останови…

Королевский кучер, глянув на короля, послушно натянул поводья. Илламия спрыгнула с подножки и бегом побежала к сестренке.

— Эни, маленькая моя… Обойдемся без Райгата. Нам и так хорошо вместе, правда? — Она что-то говорила еще, ласково обнимая и ладошкой вытирая мокрые глазки сестры. Эния счастливо улыбалась и радостно кивала в ответ.

Отец некоторое время смотрел на них, потом, улыбнувшись, махнул рукой кучеру. Все знали его непреклонный характер…

Эния вздохнула. Непреклонная воля короля не раз выводила людей из самых серьезных испытаний. Так было и в ту дождливую осеннюю ночь, когда уставшая и подавленная армия Ассаны, поддерживаемая только частью разрозненных полковых дружин Загоры, встретилась у Брахма-Гута с бригадами пяти королевств, объединенных под знаменем Нагорта. Это, конечно, было глупо, вряд ли золото приисков в Брахма-Гуте могло спасти от наступления Роха, но Брахма-Гут испокон веков был камнем раздора в политике Южного Шеола…

Эта ночь, полная тревожного ожидания, собрала в малом приемном зале дворца всех близких, оставшихся верными трону. Никто, кроме Энии, не ведал, что творилось в душе Илламии — она очень близко знала Эгивара Троя, царствующего правителя королевства Нагорт, еще с академических времен в Нагодаре.

К утру на взмыленном коне прискакал гонец, и тревога сменилась бурным весельем — победа! Объединенная армия Нагорта была практически полностью разгромлена и панически отступала, потеряв в темноте ориентацию и направление. Никто не надеялся на такое. Очень вовремя подоспел и успел ударить в тыл, хоть и уставший после длительного марша, объединенный полк маркиза Тариды, оставшегося верным слову и дружбе.

Илламия веселилась и плакала от радости вместе со всеми. Эния видела — искренне. Никто тогда не думал о том, сколько людей осталось лежать под открытым сумеречным небом после этой, в общем-то, совсем бессмысленной бойни. И о том, сколько времени для веселья оставит им неотвратимый Рох…

— …Зачем линкор? И фрегаты… Тут нужен бриг. Быстрый и маневренный. Очень быстрый и очень маневренный. И опытную крепкую и верную команду. Империя не Шеол, она не может исчезнуть бесследно. И все равно надо знать — что там случилось.

Наследный принц Эгивар Трой, самый старший из выпускников, настороженно-серьезно смотрел на молодого Астора. Он всегда казался самым серьезным из всех на курсе, быть может, из-за возраста, являя полный контраст вечно веселому и беспечному Астору.

Илламия поставила пустой бокал на бильярдный стол:

— Глупо. Все равно глупо. Сколько уже пытались. Опять смерти…

Им четверым нравилось это место — бильярдный зал старого замка Академии. Перед выпуском здесь редко кто бывал, к тому же недалеко прекрасный старинный лорд-паб с отличным погребом.

— Почему смерти? Может, там давно уже нет Роха. И так хорошо, что просто никто не хочет возвращаться! Шучу. Отличное вино. — Астор поднял и посмотрел бокал на просвет, слегка покачивая вишневую пузыристую жидкость.

— Я слышала, где-то там, в глубине Роха, есть врата в другой мир… Или миры, — сказала Эния.

Эгивар помрачнел:

— Рох — это уже другой мир…

Эния нагнулась и подкинула дров в камин. Огонь сначала обиженно притух, осторожно пробуя на вкус новые сухие полешки, потом благодарно затрещал, стремительно увеличивая огневое веселье пляски.

Старинная Академия в Нагодаре, столице королевства Нагорт, была школой для подрастающих юношей и девушек Высшего общества Южного Шеола, завершающей домашний этап обучения. Вряд ли ее могли потянуть дети более простых дворянских семей. Старая традиция покоилась на политике и здравом расчете — дети разных семейств элиты Подгорья, учась вместе, одновременно узнавали и сближались друг с другом, закладывая первый фундамент для дальнейших политических отношений. Это давало неплохие плоды, проверенные временем, если, конечно, не отступать от воли родителей.

Илламия была старше сестры на пять лет, но у королевских семей Шеола было принято обучать детей вместе.

Король Ангурд любил своих дочерей, но даже грозный правитель Ассаны не мог влиять на неумолимые бичевания недоброго рока…

— Это простой мир. Не сложный. — Харон отломил от колючего куста веточку и принялся рассматривать маленькие листочки на солнце.

— Такое впечатление, что ты видел очень много миров — для сравнения. — Сергей удобно примостился неподалеку, прислонившись спиной к большому замшелому валуну. Тело и руки приятно отдыхали, побаливая от непривычной работы. Рядом торчал воткнутый в землю иззубренный от частого использования клинок.

Харон улыбнулся:

— Ну, нашим королевствам далеко до твоих машин и телевизоров. Хотя… Твоя так называемая инфраструктура и бюрократия и здесь ой как… Но не в этом дело. Давным-давно, за Нагорной грядой, существовала Империя. Это оттуда. — Он кивнул на лежащий у его ног рядом с широким захватанным мечом короткоствольный карабин. — Вся эта громадная страна постоянно крутила в себе какие-то проблемы. Интриги, конфликты и просто стычки, бесконечные союзы, лиги, унии… Одна только имперская тайная полиция была как целое государство в государстве, со своими законами, указами и декретами. Кто-то для чего-то объединялся, кто-то разъединялся… Заводы, мануфактуры, фабрики, университеты, объединения торговцев-купцов и купцов-торговцев… Они постоянно чего-то добивались, что-то искали, что-то хотели. А потом оттуда пришел Рох…

Харон замолчал, задумчиво рассматривая колючие листики в руке. Сергей не мешал, он уже знал это.

Подгорный Шеол — это большой полуостров, глубоко вдающийся в теплый Южный океан и отделяемый от материка скалистыми вершинами Нагорной гряды. Это началось очень давно, больше трех сотен лет назад.

Ранним утром с отрогов Нагорья спустился белесый туман. Ничем не примечательный, почти обычный, грязновато-белый и не сильно плотный, он медленно приблизился и заклубился по улицам горного пограничного городка Шутворт. Ему не придали значения вахтенные тройки стражников у дозорных вышек, на него не обратил внимания и сонный городок.

А потом Шутворт накрыла волна ужаса. Люди просыпались от ощущения смертельного страха и в панике выскакивали на улицы еще до того, как по стенам и крышам домов забегали многоногие членистые твари, одним только видом вызывая истерику и помешательство. Гигантские пауки, крабы, змеи и другие кошмары проникали в дома через окна, двери, печные и каминные трубы, оставляя на залитых кровью улицах высосанные и обмякшие до неузнаваемости трупы… А следом пришли и поселились в домах морги — черные, холодные и бездушные подобия людей.

Целые сотни лет… Достаточный срок, чтобы опомниться. Сергей поднял голову:

— Неужели не сопротивлялись?

— Что? — Новый товарищ и учитель не сразу оторвался от своих мыслей.

— Ну… Собрали бы какие есть пушки, обкатали в серебро ядра и бомбанули бы так, чтобы рога в одну сторону, а копыта в другую…

Харон скатал в комок самый крупный листок и, прицелившись, метнул в пригревшуюся на солнышке маленькую ящерку. Ящерка, сверкнув длинным хвостом, юркнула под камень.

— Если пойдешь, как собираешься, через Рох, то увидишь защитные валы укреплений и покореженные пушки… Его невозможно остановить. По крайней мере никто не знает как.

Сергей, прикрыв глаза от солнца ладонью, посмотрел вперед, где в паре километров за холмами клубился белесый туман.

Рох… Он много лет медленно и неумолимо наступал, метр за метром расползаясь чудовищной язвой по зеленому полуострову Подгорья, год за годом подбирая под себя все новые и новые земли. Это не вызывало сильного беспокойства, пока касалось только горных областей Северного и малоизученных болотистых лесов Центрального Шеола. Империя оказалась отрезанной — торговые караваны не могли пройти через Нагорный перевал, а посланные по морю купеческие суда не возвращались. Но Империя… Она хоть и большая, но где-то там, за грядой, а густые, малопроходимые, болотистые, полные тайн леса Центрального Подгорья и так всегда вызывали множество сказок и легенд. Слухи — это всегда полуправда.

Люди хоть и нахмуренно, но без волнения бросали взгляд за далекий горизонт. Дескать, где-то там, далеко, в мрачных дебрях, где живет страшный старый Боганда, ходят огромные насекомые и мертвецы и ищут грешников… В портовых кабаках брови бывалых матросов суеверно вздымались: «Чтоб не хватила нелегкая, как тот горный Шутворт…» Иные со знанием дела мрачно кивали: «Империя — это все она…»

Но Рох наступал. Тихо, незаметно, но неуклонно — его продвижение никогда не останавливалось. Год за годом, десятилетие за десятилетием, поколение сменялось поколением, сказки и легенды обрастали подробностями, полуправдами и домыслами. Но грязно-белесый туман постепенно поглотил горы, леса и болота Центрального Шеола и неотвратимо приблизился к густо заселенному югу. Угроза перестала быть легендой гор и лесов и ледяным дыханием неизбежности нависла над королевствами Подгорья. Это больше походило на панику.

Люди бросали поколениями насиженные места, грузили, какой могли увезти, скарб, и к морю потянулись обозы беженцев. Приморские города переполнялись, несмотря на принимаемые меры, вместе с людскими бедами пришли голод, недостача вещей первой необходимости, голодные бунты и мятежи. Загорающиеся там и сям очаги конфликтов дополнились грызней между собой южных королей, и начали вспыхивать подгорные войны, кровопролитные и жестокие.

Все это было, конечно, очень глупо — в них не могло быть победителей. Многие не боялись умирать, а многим, несмотря ни на что, хотелось жить — это добавляло ненависти и жестокости, не нашедшие выхода эмоции и страх перед Рохом выплескивались друг на друга. Одна только последняя битва у Брахма-Гута унесла жизни более пятидесяти тысяч человек… Человек убивал человека, а Рох продолжал приближаться.

Сергей оторвал взгляд от далеких холмов.

— Что же это за давление такое…

Харон начал скатывать новый листок в комочек.

— Тебе трудно понять — ты не из этого мира. Ты его почти не чувствуешь. Когда туман близко — панический страх и ужас в сердце. Шеольцы переносят это с большим трудом.

— Но ведь Белый орден может…

— Совсем недолго. От силы несколько дней. И все у них сокрыто тайной… Но я слышал, у них к этому длительная подготовка. Концентрация, пост, какие-то чтения…

Сергей тоже оторвал от кустика листок. С Белым орденом все было очень непонятно. Он существовал всегда, но свою власть обрел во время последней подгорной войны.

Тогда, после большой битвы у небольшого городка Брахма-Гут, была поставлена точка. На снятые с коней походные седла уселись двенадцать королей — все правители Южного Шеола. Верховный магистр ордена не говорил долго — он дал клятву и был заключен договор. Все очень хотели верить в это, люди устали бояться будущего. И их надежда сбылась. Это было невероятно, но Белый орден смог остановить Рох. Никто не знает как, но уже пять лет колеблющаяся зыбкая стена тумана стоит на месте почти у границ Южных королевств, прекратив свое поступательное продвижение. Надолго ли? Кто ответит…

Сергей щелчком отправил комок листка в сторону холмов.

— Что это за напасть такая? Туман не может покрывать все. Колись, Харон, что там внутри? Кроме монстров. Только не говори, что ты никогда не думал про это.

Харон усмехнулся:

— Морги…

— Я не об этом.

Новый товарищ помедлил с ответом.

— Говорят, что Рохом командуют демоны, вышедшие из ада…

— Говорят?

— Ну… — Харон опять помедлил. — Иногда находились мудрецы, которые колдовством и магией вызывали демонов Роха прямо у себя в домах. Они губили свои души и души близких им людей и быстро теряли человеческий облик.

Сергею этого было мало:

— А ты сам? Что думаешь ты сам?

— Я ничего не думаю. Я никогда не заходил далеко. Говорят, где-то там есть странные мрак-шахты, открывающие для поборовших свой страх пути… И светится подземным светом долина Ишим-Мат, и летает огромная птица Рух, и блестит фонтанами затерянный Рафор. Кстати, если кто-то увидит струи воды в фонтанах затерянного города, то у него сбудется любое желание… А позади всего этого потихоньку наступает Ночь. Сказки. Люди любят придумывать сказки. Да-да, говорят! Что ты улыбаешься, как кретин? Я никогда не заходил далеко. — Хоть голос Харона и казался ворчливым — в глазах пряталась смеющаяся искорка. У них с первого дня установились свободные, дружеские отношения, и оба любили подтрунивать друг над другом.

— А Белый орден?

— Вряд ли далеко.

Сергей замолчал. Среди рыцарей ордена существовали люди, которые ходили в туман, — о них рассказывали легенды. Какой-то довольно долгой подготовкой и концентрацией воли они превозмогали смертельный ужас Роха и даже сражались с монстрами. Рох, оказывается, нес не только смерть, но, бывало, давал и жизнь. Внутренние железы паукообразных выделяли эмацею — жидкость, обладающую поразительными свойствами и являющуюся панацеей от множества болезней.

Странно это все… Как сон.

— Странно все…

— Конечно, — согласился Харон.

— Да я о другом…

Сергей задумался. Потом наконец сказал:

— Взять хотя бы ваши названия: Шутворт, который погиб первым, Эдинпорт, Нагорт, Рафор — похожи на наши, только английские, названия. А вот Ишим-Мат, Шаридан, Брахма-Гут, Аши-Яд — это что-то восточное…

Харон усмехнулся:

— У кого о чем болит голова… Слова как слова. Все люди везде одинаковы. Помнишь про Вавилон?

Сергей улыбнулся. Харон еще в первые дни после Роха рассказал ему древний миф — дескать, люди решили построить башню высотой до неба, а Бог прогневался за это, и, короче, все заговорили на разных языках. Этим у него объяснялось знание Сергеем местного наречия — вишь ли, языковой барьер существует только в сознании самих людей. Специальный. Для чего-то… Это было тем более странно, ибо Сергей осознал, что он разговаривает не на русском — на каком-то другом, неожиданно знакомом языке, которым владел в совершенстве. После Роха и членистоногих он перестал чему-то удивляться, но здесь его заинтересовало совсем другое: у них была одинаковая история? Он хорошо помнил библейский сюжет о Вавилонском столпотворении…

Харон с усмешкой смотрел на него.

— Ладно, не ломай голову. Твои восточные названия — это горские слова. Давно, до того, как сюда приплыл сам Командор и основал первый город, здесь, в Подгорье, жили горцы.

— Куда же они делись? — Сергей нахмурился. — Их что, всех…

Харон удивился:

— Ты чего такой кровожадный? Они смешались с людьми с материка. Правда, в горах еще и сейчас встречаются независимые и довольно недружелюбные поселения. Там, куда не добрался Рох…

— Все равно странная похожесть. А иные — совсем одинаковые.

Харон не любил зря ломать голову.

— Не вижу ничего странного. У нас похожая история. Может, она еще и общая?

Сергей покрутил головой.

— Вряд ли общая, Харон. Мои так расхваленные тобой способности в бою — не природный талант. Мне здесь легче, потому что здесь меньшая сила тяжести, чувствительно меньшая. И больше кислорода. Отсюда, и только отсюда — реакция и сила. У нас разные миры, Харон, хоть внешне мы и совсем одинаковы.

В воздухе проплыл тихий и очень мелодичный звук, похожий на флейту. Харон обернулся назад.

— Кажется, нас зовут ужинать…

Сергей выглянул из-за валуна. Они сидели на взгорке, а внизу виднелись разбросанные между холмами юрты и временные шалаши стойбища кочевого народа. Там и сям поднимались дымки многочисленных костров, пятнами выделялось развешанное для просушки белье, фыркали и храпели стреноженные, обмахивающиеся хвостами лошади. В воздухе слышались звон посуды, веселый гомон всегда неугомонной детворы, покрикивания озабоченных мам и хозяек… Мирные кочевые племена Ушвары. За холмами поднималась пыль — мужчины гнали скот с пастбищ домой.

Сергей обернулся:

— В Шеоле знают об Ушваре?

— Вряд ли. — Харон нахмурился. — Кто может знать, что в глубине Роха иногда встречаются нетронутые уголки? Никто не может пройти Рох живым.

— Кроме тебя… Сколько тебе лет, Харон?

Новый товарищ улыбнулся:

— Какая разница? Время в Рохе течет по иным законам…

Глава 4

— Я знаю, маркиз хочет сразу после Шаридана везти к себе, в Аш-Тар. По закону после венчания у меня должно быть еще семь дней. Моих семь дней.

— Это не закон, ваше высочество. Это традиция.

— Это важно? Сейчас многие мелочи приобрели статус закона.

— Важно. Но мы настоим на этом. Я не думаю, что после венчания маркиз будет столь щепетилен.

Эния задумалась. Первый советник и вице-канцлер Оле Харм сделал извинительный жест рукой — другая рука у него была занята внушительной стопкой папок и бумаг.

— Простите, ваше высочество. Дела….

И, поклонившись, заспешил к лестнице, к поджидавшему его министру каналов и водной акватории. Илламия взяла сестру под руку.

— Пойдем, Эни. Он сделает все как надо.

— Надеюсь. — Эния вздохнула. — Но я уверена, маркиз будет очень щепетилен.

Они поднялись по лестнице и вышли в боковую галерею — двое гвардейцев стражи на площадке привычно вытянулись, прижав боевые алебарды. Длинный коридор украшали статуи предков и других знаменитостей, тянувшиеся попарно вдоль стены необозримой длины. Другая сторона широкими окнами выглядывала в парк.

Эния остановилась возле незастекленного окна.

— Наверное, все это зря. Нет смысла чего-то добиваться. Никто и никогда еще не победил свой рок…

— Глупости. Мы часто превратно понимаем предсказания. Что было сказано?

Люди испокон веков отличались крайним любопытством — кому не хотелось знать, что его ждет? Многие дворянские семьи специально приглашали к детям странствующих горских старцев-провидцев, они свои непростые, иносказательные слова пророчеств говорили далеко не всем. Но если подобное кому-то суждено было услышать, то это всегда сбывалось. Правда, в большинстве случаев осознавалось уже после… Энии в детстве было предсказание — странное и пугающее… Предсказания почему-то бывали только детям.

— Что я познаю любовь через три жизни и Рох…

— Вот именно — любовь. — Илламия успокаивающе взяла руку сестры в свою. — Любовь, Эни. Это не о маркизе.

Эния отвернулась в сторону.

— Какая разница. Это метафора. Познать Рох — как раз про меня. Где я еще смогу познать гибель, как не у маркиза…

«Или не познать», — подумала она про себя, вспоминая совет старого эдитора.

— Да не помню я толком…

— Темнишь ты, Харон. Только не знаю почему. Я хорошо помню нашу встречу — «Понятно… Еще один». Ты сразу понял, что я не из этого мира. На основе уже имеющейся какой-то базы своих знаний и опыта. Каких?

— Ты как клещ… У вас все такие вредные?

— Нет. Гораздо хуже. Я еще ласточка.

— Я тебе уже все рассказал. Потрошитель.

— Почти ничего. Что знаешь о двоих. Первый был в доисторические времена. Второй… Почти так же.

Сергей уселся на перевернутую корзину у входа в шатер, основательно настраиваясь на обстоятельный разговор. Харон про себя улыбнулся — хитрый Сергей специально перегородил вход. Вот дотошный…

— Доисторические… Языкастый. Не доисторические, а пару сотен лет назад. Еще до Роха. И до меня, ясен огород. А второй — лет десять назад. Мне действительно тебе нечего сказать. Он ушел через туман, и больше я его не видел.

— И не слышал?

— Я только слышал, что он прошел Рох. Туман тогда уже добрался до Юга. Он, может, давно умер.

— Он что, был стар?

— Да нет, вроде тебя, может, моложе. Но тогда были подгорные войны.

Харон вздохнул и склонился над иголкой, стараясь вдеть крепкую нить из конского волоса. Он ремонтировал плетеную уздечку, аккуратно разложив на полу сбрую своего коня. Сергей задумчиво наблюдал за ним.

— Ты один такой, Харон? Или еще кто-то где-то…

Старый воин удивленно поднял голову.

— Ну… Ты как-то говорил, что родился в Рохе. Он прошел над тобой… И у тебя иммунитет. Почему он не тронул тебя?

Старый воин аккуратно воткнул кончик иглы в кожаный переплет, отложил упряжь в сторону и прямо взглянул Сергею в глаза:

— Дорогой мой. Ласточка. Ты знаешь, сколько лет я задаю себе этот вопрос? Рох убил мою мать. Во время родов. И всех близких. И не тронул меня. Знаешь, чем я живу?

Сергей промолчал — вопрос был явно риторический.

— Ненавистью. И надеждой.

— Надеждой?

— Надеждой на то, что ты разгадаешь его. И тогда расскажешь мне, для чего я остался жить.

Сергей невесело усмехнулся:

— Ты шутишь? Кто я такой?

— Именно это я и люблю в людях. Когда они не мнят о себе что-то особенное. Подожди минутку — я кое-что приготовил для тебя… Возьми.

— Что это? — Сергей с удивлением рассматривал лежащее на его ладони кольцо. Массивное, с печатью, с какими-то вензелями…

— Кольцо…

— Я догадался.

— Не ерепенься. На западе Шеола есть свободный город — Нипорог. Город семи капитанов. Он известен. Основан самим Командором. Там есть домик — с именем. Шираз. Если судьба забросит туда когда-нибудь — он твой. Будет где остановиться и жить. Это кольцо — право владения.

Сергей с сомнением посмотрел на друга.

— Мне бы хоть до Шаридана добраться… Трудноват Рох без тебя.

— Я уверен — справишься.

Сергей замер и прислушался. Чуть слышное шуршание сразу стихло. Вот холера. Четырехпалый. Похоже, он его преследует от самого форта. Осторожный…

Сергей закрыл глаза и постарался сосредоточиться, как учил его Харон. Так… Цепочка огоньков слева — похоже на панцирных крабов. Неповоротливые, абсолютно безопасные, если по дурости не угодить к ним в широкие клешни. Да и далеко. Еще одна маленькая звездочка, красненькая — этот поопасней, но тоже далеко. И движется в другую сторону. Ага. Вот ты где… Сзади. Целое пятнышко. Правда, неясное, тусклое… Почему выжидает?

Сергей открыл глаза и начал внимательно разглядывать белесую мглу. Туман был не слишком густой — шагов на тридцать-сорок видно совсем хорошо. Большие ветвистые и засохшие деревья, похожие на каштаны, — печальное зрелище. Почему в Рохе чуть ли не все сохнет? Раньше здесь был бор… Никого. Вот паразит. Где-то у того дерева… Или на дереве. Почему не нападает? Кузнечик, елки. Ладно, подождем…

Сергей повернулся и опять двинулся вперед, мягко и бесшумно, Харон называл это — «стелющийся ход».

Что за «беда»? Каждый раз непонятная заминка вроде паузы… У Харона все по-другому — учуял, кинулся, бой. Если учуял. Харона они вообще редко чуют. А тут… Как будто насекомое размышляет: бросаться или нет? Кушать или ну его в баню? Вот только размышлять они не умеют — один голый инстинкт. Только непонятный какой-то… А может, немножко размышляют? «Так-с, обед. Аппетитное, сочное — двуногое. Начинаем с левого бока или правого?» Сергей улыбнулся — все это, конечно, глупости. Скорее всего у них какая-то установка. На шеольцев. И Сергей в эту установку немножко, совсем немножко, не вписывается. Потому что не из этого мира. Отсюда и заминка… Получается, что они просто чьи-то исполнители? Как роботы? Чья же эта воистину адова работа?.. Может, и есть — ада?

Так. Что это, кусты? Опять твердые, «наждачные», колючие, скрывающие всякую напасть кусты? Не люблю кустов. Сергей поднял голову и посмотрел на смутное пятнышко солнца. В левый глаз. Значит — туда. За кусты. Может, попробовать обойти?

Он осторожно двинулся вдоль зарослей высокого перепутанного кустарника без листьев. Только недалеко. Иначе можно сбиться с пути и не выйти к камышовому озеру. Харон ничего не говорил про кустарник. Сколько его тут наросло…

Сергею стало немного грустно. «Прости, Лена. Прости. Простите, Сашутик и Машутик. Я опять улыбаюсь, опять шучу. Я опять что-то чувствую, правда, не очень хорошее — риск и опасность. Там, дома, меня было трудно удивить и напугать. Я ничего не хотел. И не хотел жить — все было скучным, тусклым и серым. Без вас. И здесь вас нет, но тут все другое. Страшнее или нет — не знаю. Кровь везде одинакова. Но все это, вместе взятое, меня здорово встряхнуло. И не только встряхнуло, но перевернуло, вывернуло и возвернуло обратно. Простите меня, но мне легче. Я опять что-то почувствовал, пусть это страх и дрожь в коленях. Но это уже жизнь. И какой-то вкус. И смысл. Смысл понять — что это и для чего я здесь? Прости, Лена, прости за то, что я улыбаюсь».

И почему-то Сергею стало легче от этих мыслей, что-то спокойное и хорошее ложилось на сердце. Как будто Лена, или нет, кто-то другой, тот, в чьих руках души и судьбы, если он действительно есть, ласково провел рукой по голове: все хорошо, не бойся, ты на правильном пути…

Так, стоп. Тихо. Паутина. Сергей с опаской смотрел на чуть поблескивающие впереди, в десятке шагов, серебристые нити, густо перечеркивающие поляну. Тихо. Тихо. Осторожно. Назад. Медленно. Паутинные пауки — одни из самых опасных в Рохе. Очень трудно бороться с липкой и прочной паутиной, опутывающей тебя со всех сторон. Еще тише. Еще осторожней… Что это?

В тумане темной громадой вырисовался паук, завалившийся набок на земле. Сергей осторожно подошел ближе, держа наготове клинок и придвинув ближе к руке за поясом карабин. Карабин — особо ценную вещь в Шеоле — подарил Харон с указанием никогда не использовать. В Рохе нельзя производить резкие звуки. Разве только когда погибаешь.

Сергей медленно приблизился к неподвижной громаде застывшего тела — пауки не умели притворяться, картинно завалившись набок. Присел на корточки, рассматривая снизу хищные контуры. Паутинный черный ахаманид. Мертвый. Совсем недавно. Целый. Не изодранный. Не объеденный. Без передних ног. И без усов…

Сергей выпрямился. Люди! Это люди! Значит, и правда скоро конец! Он почти дошел! Люди не могут заходить далеко… Ой-ой.

Внезапно какая-то сила сдавила его руки у плеч, с обеих сторон, и приподняла от земли… Холера! Четырехпалый! Он совсем забыл про него.

Сергей с силой рванул ноги вверх, на миг увидев перевернутое зеленое, длинное, похожее на бревно тело. Резко рубанул — благо меч оставался зажатым в руке — по плечевым суставам поднявших его в воздух лап. Скорей, пока он не успел опутать и зажать своими длинными, но очень верткими ногами. Вот черт… Никогда нельзя допускать с четырехпалым близкого контакта. Еще р-раз. Еще. Теперь вверх. И вниз — ноги уже вовсю отбиваются от конечностей монстра. Еще раз вниз.

Огромный, длинный, как богомол, паук лежал на спине, всеми восемью быстро перебирающими ногами стараясь скрутить и зажать яростно сопротивляющегося человека. Вниз. Теперь вверх. Еще раз вверх. Все, поздно, теперь уже не добраться до тела, так и будет бесконечная схватка с лапами. Четырехпалый успел перейти в удобное для него положение. Где карабин? Карабина за поясом не было — видимо, вылетел в пылу боя. Чума! Ах ты, чума! Влево. Влево. Еще раз влево. Сильная боль справа — хрен с ней, все равно влево. Сергей с силой сжал зубы. Влево — хрусть. Меч попал в сочленение между хитиновыми набалдашниками, разом перерубив ногу. Теперь вправо. Сосредоточиться. Снизу больно — еще вправо, вот они, межпанцирные суставы. Хрустнула вторая нога, и он неожиданно полетел вниз, сквозь мельтешащую сеть ног прямо на зеленое тело. Рванулись навстречу чудовищные жвалы — вот это очень кстати. Дрожа и боясь упустить удобный момент, он с силой вогнал клинок в пасть чудищу, на всю длину, по самую рукоятку. Самое незащищенное место. Его опять подхватили и начали поднимать в воздух многочисленные лапы, но было поздно. Умирание по нервным соединениям дошло до ног огромного насекомого, хватка разжалась, и он кубарем полетел в траву. Фу…

Некоторое время Сергей лежал и наблюдал сбоку за агонией четырехпалого. Вообще-то у него восемь лап, как и у любого другого, но они росли попарно и почти всегда были плотно прижаты друг к дружке, создавая полную иллюзию четырех ног. Вот и четырехпалый…

Сергей медленно приподнялся на руках и встал, пошатываясь и оглядываясь вокруг. Сильно саднили ноги и исцарапанная правая рука. Это плохо, запах крови — один из привлекательных запахов в Рохе. Надо скорее уходить отсюда — шум схватки мог кого-нибудь привлечь. А здесь были даже две схватки.

Он поднял валявшийся неподалеку карабин и осторожно приблизился к гигантскому, все еще агонизирующему насекомому. Улучив момент, просунулся между шевелящихся лап и выдернул из пасти свой клинок. Оглянулся вокруг, ища отрубленную ногу. Двумя резкими взмахами отделил плечевой сустав, обернул парой жестких, как наждак, «лопухов» и засунул наполовину в заплечный мешок. Все, теперь подальше отсюда. К воде. К камышовому озеру. Нужно обмыться от пота и смыть кровь. Шут с ними, с колючками.

Кустарник ждал мрачной путаной стеной, угрожающий, напоминая замершего в ожидании зубастого гиперзверя. Ладно… Сергей начал осторожно протискиваться внутрь, сжимая зубы каждый раз, когда жесткие колючие ветки задевали израненные ноги и руку. Холера, а не четырехпалый. Вообще-то он не из самых опасных, просто с ним нельзя входить в близкий контакт. И тем более нельзя давать себя захватывать всеми лапами. Как кретина. Как последнего идиота. Говорил же Харон про осторожность, сколько раз…

Сергей поднял голову и посмотрел на пятно солнца. Так. Все правильно. Туда. Он закрыл глаза. Множество малюсеньких точек вокруг, огоньки побольше — далеко. Тоже правильно. В таком густом «малиннике» нет огромных насекомых, зато есть множество противных мелких. Интересно, кто-нибудь любит кусты? Сергей вздохнул — а ведь где-то здесь должно быть озеро. Немного морщась, он продолжал уходить вглубь, целеустремленно проползая под перепутавшимися высокими и продираясь через скрученные низкие ветви. Елки! Щеку больно обожгла спружинившая ветка. Действительно елки. Только поколючей.

Совершенно неожиданно под ногами зачавкала вода и он разом провалился по колено в жидкую грязь. Это что, озеро? Так мы не договаривались. Немного назад. Опять нестерпимо захотелось кофе. И курить… Но про кофе придется забыть, из тонизирующих напитков в Шеоле известен был только чай, по крайней мере Харон ничего про похожее не слышал. А вот курить… Курить придется подождать. Вообще-то надо бросать — в Подгорье мало кто курит. В Ушваре кочевники показали ему листья растения, содержащего никотин, — Сергей их сушил, а попытка вырезать и раскурить достойную трубку всегда вызывала кучу насмешек. Пока с трубкой дело не шло, перебивался скрученными цигарками. Получалось смешно, но курить было можно. Только не в Рохе.

Опять болото. Елки! Так. Спокойней. Береги нервы, ты чего такой нервный… Еще правее.

Солнце довольно низко склонилось к горизонту, когда Сергей, порядком уставший и измученный, выбрался из перепутанных джунглей кустарника и увидел теряющуюся в тумане, спокойную гладь воды. Внимательно огляделся и быстро и осторожно, но тщательно обмылся, не заходя в воду. Воду любили змеи. Потом, нагнув голову, аккуратно смыл налипшую в волосах кровь и зеленый «кисель» от четырехпалого. Постоял, прислушиваясь и закрыв глаза. Все. Вперед. Быстро и мягко, все тем же «стелющимся» шагом заспешил дальше, на юг — надо до захода солнца выйти на «большую землю». После озера должно быть совсем близко. Шеол. Район города Шаридан. Ассанское королевство. Столица… Столица, по-моему, Ангора. Где-то возле моря.

Впереди в лучах заходящего солнца заблестела бликами спокойная гладь воды.

Сергей остановился и озадаченно почесал голову. Река… Вот напасть. Сзади, в полукилометре, маячил зыбким туманом Рох. Гнетущий, выворачивающий, смертельный, но все-таки пройденный Рох. Впереди веселой стеной стоял зеленый и приветливый лес — после Роха Сергею все казалось веселым и приветливым. Но перед лесом оказалась река. Неширокая, метров тридцать, но все же не перепрыгнуть. Разве Харон что-нибудь говорил про реку? Гм… Может, и говорил, но тогда это казалось таким несущественным… Что теперь?

Сергей оглянулся вокруг и поискал глазами, потом нагнулся и поднял твердый прессованный кусочек земли. Бульк! Ровные круги и никакой реакции. Почему он в Ушваре никого не расспросил про здешние воды? Что в них — медузы какие пресноводные, спруты или, может, зубастые пираньи? М-мда. Дела. Может, пройти немного вдоль? Немного, пока не зашло солнце. Вдруг найдется мост какой-нибудь или лодка…

С грустью посмотрев на низко опустившееся солнце, Сергей вздохнул и зашагал вдоль воды — он уже сегодня мечтал найти какое-нибудь жилье.

Река причудливо изгибалась, стараясь скрыть берега то густо поросшим кустарником, то близко подступившими деревьями, то болотистыми, заросшими совсем родным камышом низинками. Слева, все в том же полукилометре, продолжал тянуться размытой стеной сумрачный Рох.

Через полчаса Сергей понял, что если он не предпримет решительных действий сейчас, то ночевать ему придется на этом берегу. Ладно. Рисковать так рисковать. Он разделся, туго связал одежду и, держа узел в одной руке, а карабин, меч и заплечный мешок — в другой, вошел в воду. Ничего водичка. Бодренькая. Дно было мягким, но не вязким. Сиюминутно ожидая, что сейчас в его ногу вонзятся чьи-то зубы или обхватит какое-нибудь щупальце, он сделал первые несколько шагов. Вода сразу поднялась до пояса. Немного постоял, уравнивая дыхание и приготавливаясь плыть, потом двинулся дальше. И неожиданно, без всяких приключений, всю перешел вброд. Уже на том берегу облегченно вздохнул и, прыгая на одной ноге и одновременно отмахиваясь от комаров, торопливо оделся. И здесь комары. Почему их не было там? Наверное, потому, что там просто нет крови.

В подступающих сумерках лес уже не выглядел таким веселым и приветливым, но все-таки это был не Рох. Сергей провел рукой по толстому шершавому стволу. Сосна. Обыкновенная, родная, любимая сосна. Он улыбнулся, как будто встретился со старыми приятелями, и, поправив мешок и клинок за спиной, ходко зашагал вглубь. Совсем как дома. И запах совсем домашний — смолы и хвои. И шишек. И грибов… Если закрыть глаза, то можно представить себе, что он дома и просто выбрался в лес — по грибы, например… И рядом Ленка и дети… Так. Лучше не надо. Да и вспоминается подобное уже не так легко — Рох здорово прочищает мозги. Из подсознания легко выскакивают пауки и прочая нечисть, а вот прошлое, далекое и счастливое, уже кажется сном. Или мечтой…

— Эй! Эй, человече… Подожди немного.

Негромкий оклик сразу вернул его в реальность. Сергей резко обернулся. К нему спешили двое запыхавшихся мужчин, по виду — местные жители, хоть Сергей еще не разбирался в местных видах.

— Ну и здоров ты чесать, прямо не угонишься…

У одного, повыше, на плечи было накинуто что-то вроде пальто, напоминающее крестьянский армяк, другой — в суконном пиджаке без воротника. Интересно, как он называется?

Сергей «невзначай» положил руку на рукоять меча.

— Добрый день.

Оба остановились напротив, доброжелательно улыбаясь.

— Добрый, добрый. Только вечер уже, да и ночь, поди… Ого, воин! — Они с уважением смотрели на карабин и меч Сергея. Говорил тот, что повыше. — Слушай, как это ты ловко водичку, а? Р-р-раз, и готово! Кламбе чуть муха в рот не залетела. — Он добродушно толкнул напарника.

Сергей слегка нахмурился. Что-то с рекой он сделал не так?

— Вот мы и думаем, дай поговорим, познакомимся, — продолжал высокий. — Лыко, вон, часто рассказывает про удальцов, да только брешет он. Здоров он брехать. А тут — вот. Без брехни. Нечасто можно увидеть, чтоб с той стороны человек приходил… Обычно ежели кто приедет, ну, попробовать, как оно — у тумана… Мост только перескочут и сразу — шасть назад. А ты, видать, долго у Роха был. И реку без моста перешел. Ну, мы с Кламбой и думаем — кто молодец такой?

Сергей слегка расслабился.

— А вы что, грибы собираете?

— Грибы? Да нет, мы просто наблюдатели.

— Кто?

— Наблюдатели… — Высокий недоуменно глянул на соседа. — Ну, ежели туман двинется…

— Он же уже пять лет не двигается. После договора.

Оба опять непонимающе переглянулись.

— Мало ли… А ежели вдруг… Кто его знает. Слушай, ты, наверное, издалека? Не из Ассаны?

Так. Он уже вызвал удивление. Что будет дальше? Поменьше, поменьше надо вопросов. Особенно у первых встречных. И побольше смотреть и думать самому. Вот только как тут разберешься без вопросов?

— Я не из Ассаны. Я горец.

У него с Хароном был отрепетирован этот вопрос. Независимые поселения горцев трудно проверить, даже если бы и возникла вдруг такая необходимость. К тому же это с грехом пополам объясняло незнание Сергеем многих местных жизненных мелочей.

— А-а-а… Понятно, — немного разочарованно протянул высокий. — У вас все такие отчаянные?

Горцы не пользовались большим авторитетом у жителей юга, почитаясь на уровне дикарей и варваров.

Сергей улыбнулся.

— Почти. А вы не боитесь, что я бандит?

— Нет. Разбойники никогда не ходят возле Роха, — очень серьезно ответил высокий.

Ясно. Это Сергей знал лучше него. Одна из многих странностей тумана. Рох быстро реагирует на нечистоту помышлений…

— Ребята, я здорово устал. И хочу есть. Какой у вас ближайший населенный пункт? То есть поселок или городок? И далеко ли до Шаридана?

— Сразу за лесом — наш Наодок. Лесок этот небольшой — еще пару сотен шагов. А Шаридан — за Мадубой, гора такая, лучше с почтовыми. Километров двадцать. Можно посмотреть? — Он уважительно дотронулся до торчащего за поясом Сергея карабина. — Я только слышал про такие…

— Нельзя. Стрельнет.

Высокий опасливо отдернул руку. Сергей подкинул, поправляя, мешок за плечами.

— Там есть у кого переночевать? И поужинать.

— Если есть брахмы, то лучше на гостиный двор. На центральной улице.

— Спасибо. — Сергей приветливо поднял руку. — Поздно уже. Счастливо!

И быстро зашагал среди деревьев. Высокий крикнул вдогонку:

— Как тя звать-то хоть?

Сергей полуобернулся.

— Серый. Серый Ант.

Это была производная от его имени и сокращенной фамилии применительно к местным условиям. Не лишенная помпезности.

Лес быстро кончился, деревья расступились, и впереди показались дорога и темнеющие в вечерних сумерках дома. Накатанный проселок петлял вдоль леса и вливался в городок, становясь одной из его улиц. Возможно, даже центральной.

Сергей с любопытством смотрел по сторонам — это был первый городок, который он видел в этом мире. Временные стойбища кочевников Ушвары там, за туманом, в странно свободной долине среди Роха, трудно было назвать городками.

Чистая улица вымощена булыжником, аккуратные заборчики, калитки и перила крылечек, где резные деревянные, где кованые железные. Черепичные крыши небольших ухоженных каменных домиков, подстриженные кусты и деревья, мощеные дорожки. Ровный ряд уличных свечных фонарей — Сергей видел, как фонарщик умело зажигал хоть и неяркие, но уютные маленькие светильнички.

Неплохо. Совсем неплохо. Вряд ли можно сказать, что двадцать первый век технократии дал больше и лучшие условия жизни. Чистота, аккуратность и уют вряд ли зависят от технического прогресса. Примерно такими Сергею, никогда не бывавшему за границей, представлялись альпийские поселки или городки где-нибудь в Швейцарии, хранящие свою традиционную старобытность.

Гостиница, или гостиный двор, как назвал ее местный в лесу, привлекала внимание размерами — дом был двухэтажным, с открытой верандой, тройкой деревянных столов и большой резной вывеской. «Габ-у-дуба», — наморщившись, прочитал Сергей. Что это — имя владельца или просто придуманное название? Или имя хозяина, который расположился у дуба? Он еще в Ушваре понял, что прекрасно знает местный алфавит и умеет читать, но еще путался в местной грамматике двойных слов и стилистике.

У входа на цепи висела большая, размером с крышку от бочки, декоративная кованая брахма. Местная монета. Сергей щелкнул по ней пальцем — брахма ответила легким звоном, открыл дверь и вошел внутрь.

Наверное, во все времена и у всех народов, теперь — и у всех миров, подобные заведения не отличались широким разнообразием. Трое посетителей за одним из ряда деревянных шлифованных столов потягивали что-то, напоминающее пиво, и негромко переговаривались. Какой-то свой разговор. Против них, слева, — длинное широкое окно, видимо, в кухню, заменяющее барную стойку. За окном кто-то возился. На заднем плане просторного зала — лестница и резные перила балкона второго этажа.

Сергей снял с плеч мешок и подошел к окошку. Небольшая узенькая комнатка, уставленная посудой и бутылками, наверное, вроде предбанника кухни. Немного бледная симпатичная девушка вытаскивала из бочонка с водой тарелки и аккуратно расставляла на специальных полках.

— Здравствуйте… — Она сначала улыбнулась, но сразу посерьезнела, увидев незнакомого вооруженного человека. Сергей облокотился о широкий подоконник.

— Здравствуйте. У меня к вам очень и очень серьезное дело. Вы мне поможете?

Девушка удивленно кивнула.

— Понимаете, я нездешний. Я горец. И не знаю многих… Ну, обычаев. И цен. И у меня нет денег. Но есть вот это.

Он вытащил из мешка и развернул из «лопухов» плечевой сустав четырехпалого. Из обоих срезов обильно пузырилась зеленая пенистая жидкость.

Девушка резко отшатнулась и еще сильней побледнела, испуганными глазами раненой лани взирая на Сергея. Потом обернулась назад и каким-то плачущим голосом позвала:

— Отец!

К девушке подошел грузный полный мужчина, вытирая руки о полотенце, и замер, глядя на ногу. Потом отложил полотенце в сторону, уперся руками в подоконник и смерил Сергея взглядом с ног до головы.

— Откуда это?

Сергей вздохнул:

— Из Роха, вестимо… Это что-нибудь стоит?

Мужчина, по всему хозяин заведения, не отводил настороженного взгляда.

— Вы явно не из ордена. Хоть и воин.

Сергей выпрямился. Все равно подобное не скроешь.

— Я горец, я уже говорил. Я многого у вас не знаю. Я устал и хочу есть. И еще я устал отвечать на глупые вопросы. И еще я рохер. Я принес ее из Роха. Сегодня. Но я не из ордена. Не только орден бывает в Рохе.

Нахмуренный взгляд хозяина несколько смягчился.

— Серьезно? Это не шутка?

— Не шутка.

Трое посетителей позади Сергея притихли, явно прислушиваясь к необычному разговору. Хозяин развел руками:

— Вам нужно к барону. Я не хочу вас обманывать, чтобы вы потом не вернулись ко мне с вашим мечом. У меня нет таких свободных денег. Это дорого стоит.

Сергей облегченно вздохнул:

— То, сколько мне надо, у вас наверняка есть. По самому большому, мне нужен хороший конь, снаряжение, другая одежда и немного денег с собой. А сейчас поесть и поспать. Это вы можете?

Хозяин усмехнулся:

— А сколько с собой?

— Я не знаю ваших цен. — Сергей задумчиво почесал лоб. — Сколько, к примеру, стоят одни сутки в вашей гостинице? В самой лучшей комнате и с самой дорогой едой?

— Около двух брахм. Золотых.

— Ну, тогда брахм двадцать. Золотых.

— Странный вы какой-то.

Хозяин недоверчиво смотрел на Сергея. Странный незнакомец хоть и был вооружен, да еще редким карабином, совсем не походил на отлученного. Он никогда не сталкивался с подобным. Хотя слухи, конечно, ходят всякие. В том числе и про то, что есть смельчаки, и не из ордена, которые ходили в туман. Он был прагматиком и никогда не верил слухам. Может, и зря… Но в одном он был уверен — вряд ли кто-нибудь когда-нибудь решится пойти против ордена. Вся их жизнь зависела от неподвижности тумана. В этом он мог быть уверен, эта страшная нога паука — не результат конфликта с орденом. Он знал, сегодня в их районе уже были люди в Рохе. Они несли одного умирающего — ему об этом всего час назад рассказывал управляющий барона. У ордена хватало проблем, но только не с людьми. Каждая вылазка в туман всегда уносила чьи-то жизни…

— Ну так как, договорились?

Хозяин, видимо, принял решение:

— Хорошо… Если вы так хотите.

— Хороший конь, снаряжение и одежда. Двадцать с собой. И поесть. И поспать.

Хозяин добродушно улыбнулся:

— Я вам дам сорок. Может, даже больше. Посмотрим, во сколько обойдется остальное. Оч-чень вы странный человек…

Сергей улыбнулся в ответ. Как объяснить, что в ближайшее время ему лучше не встречаться ни с какими баронами. Что этот барон наверняка позовет орден, чтобы выяснить способности Сергея, что может появиться целая куча несуразиц, незнаний и неправды… Сергей слишком хорошо представлял себе средневековые казематы для допросов. Всему свое время. Потом.

— Договорились.

— Милия, — хозяин повернулся к дочери, — отведи воина на второй этаж. Разожги камин. И нагрей воды — гость, наверное, хочет помыться. Я приготовлю ужин.

Сергей следом за Милией поднялся наверх. В отличном расположении духа. Хорошая девушка, только почему-то грустная. Трое посетителей за столом провожали его удивленными взглядами.

Красивый, статный, черный как крыло ворона скакун очень понравился Сергею. Длинная грива и пышная, как будто кокетливая, прядь над умными глазами. Крепкие белые зубы, пышущие огнем ноздри и тонкие ноги. Настоящий аргамакский скакун. Его и звали в тон — Мрак. Правда, владелец запросил дикие деньги, но Габ, хозяин гостиницы, не стал торговаться. Отличное седло, сбруя, два кожаных мешка дополнили снаряжение. Благо Харон подучил его держаться в седле.

Сергей вытянул из-под приобретенного на случай непогоды плаща кожаный чехол и засунул туда карабин. Слишком много вызывает удивленных взглядов. Теперь, кажется, все.

— Держи. — Габ протянул ему маленький мешочек. — Здесь сорок. Прости, больше не могу — просто нет. Много потянул конь. И спасибо. Большое спасибо.

— Не за что. Обращайтесь еще.

Сергей одним махом, без стремени, вскочил в седло. Это у него получалось лучше всего, гораздо лучше способности твердо держаться в седле. Особенно при самом неудобном для всадника движении — трусцой. Габ удивленно взметнул брови.

Сергей улыбнулся:

— Шучу. Это вроде поговорки. Вряд ли я еще окажусь в ваших местах…

Он опустил мешочек в специальный кармашек на ремне. Габ хитро подмигнул:

— Ведь ты не горец, Серый Ант? Горцев видно за километр, да и, откровенно говоря, физиономия совсем не та. И особенно повадки…

Сергей от души рассмеялся:

— Наверное, наблюдательность присуща всем коммерсантам — а, Габ? Смотрите, не ошибитесь в выводах. Надеюсь, что вы хорошо продадите конечность от твари — я искренне вам этого желаю. Быть в прибыли.

Хозяин гостиницы покачал головой:

— Я не собираюсь ее продавать. Но я уже в прибыли.

— Да? И… Зачем она вам? — Сергей удивился. Действительно, он многого не знает об этом мире.

Габ отвернулся в сторону:

— Ты мне явился как ангел. Моя дочь… В общем, ладно. Удачи тебе.

Сергей некоторое время, не отрываясь, смотрел на него. Кажется, он многого не знает не о мире, а о людях. Потом сказал, тихо и понимающе:

— Ваша дочь. Милия. Прекрасная и застенчивая девушка. Только очень бледная и грустная. Я не хочу спрашивать — что за болезнь. Простите меня, Габ, я не знал. Для меня лучше, если вы возьмете это обратно.

Он нагнулся и сунул в руку отцу мешочек с брахмами. Хозяин отрицательно покачал головой:

— Нет, Серый Ант, я уже получил…

— Счастливо. — Сергей пришпорил коня. Нетерпеливо переминающийся вороной радостно рванул по улице.

— Эй! Ну дурень. — Габ немного пробежал следом, но, запыхавшись, остановился. Поднял руку и, сокрушенно посмотрев на мешочек, тихо сказал:

— Надо же, горец… Рассказывай сказки. Ты лорд, парень, дворянин. Я сразу догадался. Только безденежный. Сейчас встречаются такие…

…Вороной мчал во всю прыть, дав волю застоявшимся ногам. Сергей не сдерживал его — молодая кровь скакуна играла и просила ветра в ушах. Наодок промелькнул быстрой картинкой, и по обеим сторонам дороги потянулась зелень густого леса.

«Милия, — думал он, сидя в седле. — Хорошая, застенчивая девушка. И Габ. Добрый и честный. У каждого человека свое горе. М-мда. И как по-разному люди переносят сваливающиеся на них несчастья. Кто-то становится добрей и милосердней к другим, как Габ, например. Кто-то ожесточается и наполняется злобой, раздражением и ропотом на весь мир. За что? За то, что я такой хороший? Стоп!»

Сергей потянул за поводья, умеривая прыть набравшего скорость Мрака. Вороной недовольно всхрапнул, переходя с карьера на рысь. «А я? Разве я не так же? Разве я не ожесточился на весь мир, когда погибли Лена и дети? Разве я не закрылся в своей скорлупе, отгораживаясь и считая себя самым обделенным? Разве я тогда захотел бы увидеть чью-нибудь чужую боль? И вообще кто может дать право судить — у кого беда большая, а у кого меньшая? Разве можно заглянуть в души людей? Правильно говорил Олег — лучше больше смотреть за собой, чем на недостатки других…»

Сергей снова тронул поводья — неугомонный вороной опять намеревался войти в «форсаж». «Я ожесточился? Да. Я стал эгоистичнее и злее? Не знаю. Наверное. Может быть. Я мало задумывался над этим. Но разве можно по-другому? Разве можно улыбаться, когда у тебя погибли близкие? Никто тебя и не заставляет улыбаться, — ответил он самому себе. — Но и замыкаться, ожесточаясь против окружающих, тоже. Смог бы я так?»

Сергей вздохнул. Как, оказывается, трудно жить. Правильно жить.

По сторонам тянулись стройные сосны густого хвойного леса. Слева ушли назад поросшие склоны горы Мадубы. Сейчас должна быть развилка — на Шаридан налево. «Надо будет как-то обустраиваться, — думал Сергей. — Лучше всего по совету Харона куда-нибудь устроиться работать. Надо будет чем-то жить». С коммерческими целями в Рох идти совсем не хотелось. С любыми целями в Рох не хотелось — нигде больше не было такого тяжелого, угнетающего состояния. Но с коммерческими — это вообще непредсказуемо. Да, он прошел Рох. Харон научил его. Он многому научил Сергея. Например — понятию о чистоте желания. Трудно придумать что-нибудь более худшее, чем прийти в Рох с какими-нибудь своими, меркантильными целями. Рох просто обожал таких — тогда со всех сторон сбегались радостно клацающие клешнями и челюстями-жвалами твари. Именно поэтому у избранников ордена подобному предшествовали длительная подготовка и концентрация.

Сквозь перестук копыт вороного донеслось всхрапывание другой лошади. Сергей поднял голову — впереди показалась развилка, и на ней стояли люди. В одинаковых доспехах стражников, с боевыми топорами. Они тихо переговаривались, наблюдая за приближающимся всадником. Рядом у деревьев встряхивали гривами привязанные лошади. У Сергея почему-то неприятно засосало под ложечкой.

Один из воинов сделал два шага навстречу и поднял руку вверх. Сергей остановился. Один из них принялся отвязывать лошадей, остальные умело окружили полукольцом.

— У вас есть грамота или какие другие документы?

Так. Начинаются проблемы. Слишком быстро…

— А в чем дело? Я что-то нарушил?

Прозрачные светлые глаза молодого воина, казалось, надсмехались, одновременно осматривая Сергея с головы до ног.

— Нам нужен человек, возможно, воин, назвавшийся горцем. Он останавливался на постоялом дворе.

Кто? Неужели Габ? Вряд ли. Скорее кто-то из тех трех посетителей, недаром любопытная физиономия одного из них ему так не понравилась. Что будем делать? Отрицать явно бессмысленно — они ждали именно его.

— Это я. И что?

Справа донесся множественный перестук копыт — светлоглазый скосил глаза. Сергей повернулся — к развилке по другой дороге подъезжали еще несколько человек, по виду — воинов, хоть и без доспехов. Что-то многовато для задержания горца, пусть даже и необычного.

Светлоглазый нахмурился:

— Очень хорошо. С тобой желает побеседовать барон Махаом. Будет лучше, если ты пока отдашь свой карабин.

Подъехавшие остановились. Почему-то не сзади, а чуть в стороне. Похоже, они все-таки не из группы задержания. Наверное, уловили напряжение в воздухе и остановились из-за любопытства. Ссоры всегда привлекают зрителей…

— Меня в чем-то обвиняют? Я преступил закон?

Ему совсем не улыбалось вытаскивать свой меч и пробовать свои возможности и таланты в схватке сразу с несколькими, наверняка умелыми воинами. Тем более проливать кровь. Да еще эти в стороне. Заведомо проигрышное дело, да и не так представлял он свой путь здесь.

— Все вопросы ты сможешь задать барону. И давай спокойно, чтобы нам не применять силу.

Они явно не хотели конфликта. Неужели такое уважение к нему?

— Капрал, в чем дело? Чем этот парень обидел вашего барона?

Сергей удивленно повернул голову. Вот это да! Вот в чем причина заминки! Их было человек пять или шесть, и они вызывали уважение. Не только по клинкам и по пристегнутым к седлам арбалетам, но и по спокойным обветренным лицам, по манере держаться в седле и в разговоре, крепким умелым рукам и даже по смешливому прищуру много видевших глаз было понятно — перед ними опытные, видавшие разные виды воины.

Светлоглазый недовольно поморщился:

— Ехали бы тихо своей дорогой… Это касается не вас.

— А ты сойди на милость, просвети неразумных. А то я не смогу спать спокойно.

Они подъехали ближе и окружили широким полукольцом Сергея и стражников. Двое с краю, заметил он, профессионально примерили и отметили стража у лошадей.

Вот это да. Они явно шли на конфликт. Это же настоящая помощь. Да, он действительно очень многого не знал об этом мире. Чем он умудрился вызвать их симпатию?

Сергей, бывший в Шеоле всего второй день, не понимал того, что было очевидно любому другому. Брань, похожая на веками продолжавшийся диалог между «волком и псом». Случайно подъехавшие оказались наемниками, а у ратного свободного воинства всегда были крайне напряженные отношения со стражей поместных дворян. Если таковые могли содержать стражу. Это обусловливалось великим множеством причин — в первую очередь, конечно, спесью и наглостью самих латников стражи, привыкших к подобострастию простых крестьян. И ярко выраженной независимостью «рыцарей свободного меча», которые никогда не упускали возможности поставить зарвавшихся властолюбцев на место. Удача улыбнулась Сергею, ему просто повезло.

Светлоглазый не отступал:

— Вы можете ввязаться в ссору с бароном Махаомом. Это очень глупо…

— Я всю жизнь поступаю глупо.

Говорил крепкий, загорелый, лет тридцати пяти мужчина с короткой стрижкой. У него была коротко подрезанная борода и умные, проницательные глаза. Такие всегда бывали лидерами.

Сергей перевел дыхание. Дело принимало неплохой оборот. Он не совсем понимал, почему эти люди вмешиваются, но видел — это был хороший шанс. И обратился к бородатому:

— Я ничего не сделал барону. И никому не причинил никакого вреда. Просто повезло принести частичку эмацеи от Роха. Это преступление закона?

— Да? От Роха? Барон, наверное, о-очень щепетилен. Капрал, ты никогда не бывал в Рохе?

И тут, моментально и совершенно неожиданно для Сергея, все переменилось — как будто ветер прошелестел по поляне… Светлоглазый и остальные люди барона одновременно выхватили клинки и топоры — страж у лошадей присел к дереву с арбалетом на взводе. Вмешавшиеся, показывая пример реакции, мгновенно оказались на земле с уже зажатыми в руках мечами. Двое с арбалетами за лошадьми взяли в прицел стрелка у дерева.

Над поляной повисла пауза, натянутая на самой высокой ноте. Отчетливо было слышно, как в лесу щебетали птицы.

Сергей ошалело переводил взгляд с одного на другого. Однако… Вот это скорость. Быстро они переходят к делу… Напряжение нарастало, натянутая струна вот-вот могла лопнуть… Надо принимать решение. И немедленно. Он спокойно, чтобы не произвести реакцию взрыва, вытащил карабин и направил в лицо светлоглазому. Набатным колоколом в тишине прозвучал щелчок клацнувшего затвора.

— Я успею сделать пять выстрелов. Пять, пока ты только шевельнешься. Ты и четверо твоих могут уже никогда не увидеть своего барона.

«Как в кино… — мелькнуло в голове. — Только бы он не шевельнулся».

Бородатый подмигнул:

— Ну, капрал! Хочешь проверить? Давай рискни. Советую.

«А он неплохой психолог. И не любит быть на втором плане. Когда опасно».

Светлоглазый медленно выпрямился и с ненавистью глянул на Сергея, потом на бородатого:

— Я буду рад подтянуть веревку на ваших виселицах. Скоро увидимся.

Меч с раздраженным грохотом влетел в ножны. Он повернулся и, махнув рукой своим, пошел к лошадям.

Напряжение спало. Стражники, видимо, еще не совсем доверяя противнику, с мечами в руках повскакивали на коней. Светлоглазый сверху еще раз сверкнул глазами:

— До встречи.

Союзники Сергея не любили оставаться в долгу — вслед уезжавшим летели «поучения»:

— Крепко берегите себя…

— В другой раз расскажу маме…

— Поцелуй в… своего барона…

«Совсем как у нас, — думал Сергей. — Даже шутки похожи. Миры-близнецы». Потом, глядя на поднятую пыль и утихающий перестук копыт, появилась тревога: «Не нравится мне все это. Второй день здесь — и уже конфликт с властью. Чувствует сердце, отдастся в будущем…»

— Тебе далеко?

Так кстати подоспевшие спасители уже были в седлах и дружелюбно разглядывали Сергея.

— Спасибо. Огромное спасибо, — от души сказал Сергей, трогая ногами коня и подъезжая ближе.

— Эге, брат, и это все? — Бородатый улыбнулся. — С тебя выпивка. Когда увидимся. Куда ты сейчас?

— В Шаридан.

— Как раз по пути. Расскажешь, что ты там притащил от Роха?

…У человека, который помог другому в беде, и у вырученного — всегда друг к другу симпатия. Это правило верно для любых миров, где живут люди. Так было тогда и с Хароном, не было исключением и здесь. «Не слишком ли мне везет? — думалось Сергею. — Именно в нужный момент. Как бы не исчерпать лимит…»

До Шаридана оставалось совсем недалеко, и они пустили лошадей шагом. Сосновый бор остался позади, по сторонам потянулись возделанные поля, чередовавшиеся с молодым лиственным перелеском.

«Рохер? — не слишком удивился Сват. — Ты что, воевал у Далича?»

Далич? Кто такой Далич?

«В каких горах ты бродил, горец?» — смеялись новые знакомые. Позже он узнал, что Далич — князь, независимое княжество которого было почти полностью поглощено Рохом. Несмирившийся князь вел непримиримую войну с моргами — в основном они обосновались на его земле. И на самой границе с туманом, и делая быстрые отчаянные вылазки в Рох. Со всего подгорного Шеола к нему стекались самые отчаянные, потерявшие вкус жизни наемники — у князя всегда была работа.

По дороге Сергей быстро и даже как-то естественно перезнакомился с этими, в других условиях не очень склонных к лишним знакомствам, людьми. Бородатого звали довольно звучно — Увен Тор, но все называли его Сватом. Как рассказал Камбит, один из ребят, однажды Свата обложили и крепко зажали морги. Ему приходилось бывать и сражаться у Далича. И тогда в запале азарта и злости отчаянно рубившийся воин начал кричать нечисти что-то вроде воинского «приветствия». Приветствие в переводе заключалось в том, что уже сегодня оный воин с товарищами будет «жестко иметь» всех их жен, дочерей, сестер, ежели у этой самой нечисти таковые имелись. С тех пор в среде не лишенных грубого юмора лихих вояк закрепилось прозвище. Поговаривали, что он был не простых кровей…

Сват умело поклацал затвором карабина Сергея, потом без сожаления вернул обратно: «У меня был такой — трудная штука. Патронов не найти, да и грохоту много. Арбалет привычней…»

Сергея притягивали эти по всему бесхитростные и прямые люди со своим кодексом чести и долга. Стезя «свободного топора» заставляла их видеть многое — и смерть, и кровь, и беды, и победы. Их было трудно удивить. Рохер? Хорошо — рохер. Молодец. Ну и что?

«Без денег? Совсем? — даже удивился Сват. — И куда ты? Что, совсем никуда?» Он призадумался. Потом, посовещавшись со своими, предложил: «Если хочешь, можешь подзаработать. С нами. Всего одна ночь — возможно, аховая, но платят хорошо. Мечом хорошо владеешь? В слитном бою участвовал?» Сергей машинально кивнул. «Вот и порядок! Мы за тебя поручимся».

Оказывается, в Шаридан их вызвал некий старый Шамур. Их давний знакомый и очень уважаемый среди наемников лорд и полковник в отставке. Когда-то он активно участвовал в подгорных войнах, имел несметное количество наград и еще больше — ран и не боялся ни черта, ни самого короля. И никогда не бросал слов на ветер, частенько подбрасывая выгодную работу Свату и его друзьям.

Сергей воспрянул духом — удача еще не отпустила его поводок.

Глава 5

— Горец? Без всяких бумаг? Сват, у тебя с головой все в порядке? — Широкий, но не грузный седой лорд хмуро смотрел из-за стола. — Я же тебя просил. Только своих, проверенных.

— Мы все можем поручиться…

— Лучше заткнись.

Полковник Шамур поднялся и обошел стол кругом. Он был невысок, но еще очень крепок — под расстегнутым воротом перекатывались крутые бугры мышц.

— За кого поручиться? Ты с ним воевал? Может, сражался бок о бок? Может, делился последним куском хлеба? Может, ты идиот?

«Молчи. Что бы он ни говорил — молчи, — советовал вчера Сват. — Шамур крут и не выбирает слова понежней. Но никогда не даст своих в обиду — даже королю. Он очень много лет запрягал наемниками…»

Сват и все остальные, округлив глаза и сотворив «кирпичное» выражение на лице, смотрели поверх головы Шамура. Сергею было здорово не по себе. Полковник даже не повернул головы в его сторону, как будто его не существовало здесь вовсе. Ко всем прочим неприятностям еще здорово мутило голову и желудок…

— Это очень ответственное мероприятие. Поэтому я и позвал тебя. Раньше мне казалось, что у тебя осталась еще крупица мозгов. В отличие от других…

«Может, повернуться и уйти? — подумал Сергей. — Гордо, но вызывающе глупо. Тогда Свату будет еще хуже…»

— С каких пор, скажи на милость, вы стали брать посторонних? Да еще подбирать на дороге, да еще увечных? Что с тобой, Сват? — Глаза полковника, казалось, собирались испепелить весь кабинет. — Может, ты уже устал? Может, тебе пора в дом престарелых девиц? Рукоделье там, вышивка…

Шамур, еще раз яростно сверкнув глазами, повернулся к столу и начал что-то искать, перебирая бумаги. Стоящий рядом Камбит наклонился и тихо шепнул: «Порядок. Если сразу не выгнал…»

Полковник повернулся с какой-то бумагой — все разом округлили глаза и выпятили грудь. Он заложил руки за спину и медленно прошелся вдоль шеренги. Возле Камбита остановился и тихо спросил:

— Ты уже научился говорить, сынок? Подрос уже, да? Помню, у Ушры кто-то не мог раскрыть рта — только жалобно блеял… И намочил землю на метр в глубину — когда впервые увидел гоблина…

Камбит покрылся пятнами.

— Кретин! — рявкнул старый вояка. — У меня выросли глаза на заднице, когда ты еще пускал слюни, подглядывая за бабами в купальнях…

Камбит, казалось, старался дотянуться головой до потолка. Шамур, одарив его испепеляющим взглядом, повернулся к остальным:

— Сват и этот, гм… горец. Остаться. Остальные, — он набрал в грудь побольше воздуха, — пш-шли вон! Ждать во дворе! Лоботрясы! Только попробуйте помыслить об опохмелке…

Наемников как ветром сдуло — в дверях образовалась пробка. Они просто обожали своего старого вояку.

Сергей судорожно сглотнул. Хоть бы бедная голова чуть получше работала… Он вчера здорово набрался в таверне с ребятами — местный хель, оказывается, обладает сногсшибательным действием. Холера. Как он будет отвечать полковнику? И главное — что? Просто вранье здесь вряд ли пройдет…

Шамур протянул Свату сложенный листок:

— Здесь план и примерная расстановка сил. Посмотришь. Церемониальный дом, стоит отдельно, за городом. Должны быть важные чины. Кроме твоих, будут еще две группы — Бремок и Хафу. Ты старший. Начало — одиннадцать ночи. Все входы, окна, подвал, чердак, двор, аллею — сам знаешь. Чтоб ни одной живой мухи… Тебя касается только внешний периметр дома — во внутренние залы не лезть. Сбор по… Определишь сигнал сам. Я позже укажу кого. Остальное — на месте. Свободен. И гляди, чувствую твои…

— Господин полковник… — обиженно начал Сват.

— Ладно. Брысь…

За Сватом сразу захлопнулась дверь. Сергей перевел дыхание.

Лорд Шамур не спеша прошелся по комнате, повернул обратно и остановился напротив Сергея. Некоторое время он, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за ремень, разглядывал его, потом спокойно проговорил:

— Мне плевать, где ты там был — в Рохе или в заднице у самого сатаны. Но знаешь… — Он немного помолчал. — Если ты подведешь Свата…

— Не надо, — вздохнув, попросил Сергей. — Я знаю…

— Что знаешь?

— Все оторвете и заставите съесть собственные… гм. Потом утопите в нужнике.

Полковник отвернулся. Сергею показалось, что в глазах проскочила тень улыбки… Наверное, показалось.

— Ладно, топай… утопленник, — ворчливо проговорил он.

…Сват с ребятами поджидал его на улице:

— Ну как? Живой?

— Почти… — вздохнул Сергей.

— Вот и ладушки. Так, орлы, — по коням.

— Сват… — жалобно проговорил Камбит. И как погибающий сглотнул…

— Даже и не думай. В задницу залью, — пригрозил Сват. — Вперед!

Шесть коней бойко зацокали копытами по дороге.

Сергей задумался. Пронесло или нет? Удача или неудача? Что за работа? Сват говорил — охрана какого-то важного мероприятия. И какой-то шишки… Всего одна ночь, но может продлиться и больше. Сколько больше? Неделя? Месяц? Ладно, какая разница. «А ты чего такой мрачный? — спросил он сам себя. — Ты что, может быть, недоволен? Сейчас ходил бы по улицам голодный и приглядывался — под какой лавкой ночевать? А тут с ходу — и работа, и оплата добрая… И друзья появились. Отличные, кстати, ребята — другой бы хвастался таким знакомством…»

Сергей вздохнул. Предчувствие нехорошее… Предчувствие? Какое предчувствие? «И никакого у тебя предчувствия, — сам себе ответил он. — Просто ты, кретин, вчера хорошо выпил — точнее, пардон, нажрался. И тебя мучает самый что ни на есть обычный похмельный синдром. И делов-то». Сергей улыбнулся. А ведь и правда. Просто мутит, вот и все… Он оглянулся вокруг.

Шаридан был, конечно, гораздо больше Наодока. Довольно солидный по здешним меркам городок, несколько десятков тысяч жителей, остроконечные башни, парки, мосты, защитная крепость и усадьбы-дворцы вельмож в центре. Но такой же чистый и аккуратный, с такими же трудолюбивыми жителями, по-настоящему любящими свой дом. И не только… Сергей вздохнул, вспомнив вчерашнюю таверну и убойный хель.

К нужному дому они подъехали, когда уже начинало темнеть. Копыта коней прогремели по деревянному настилу небольшого мостика — наверх пологого взгорка изгибалась, крытая большими тополями, аллея. Если, конечно, это все-таки тополя… Наверху светилась всеми зажженными окнами большая усадьба.

На аллее дорогу перекрыла дюжина людей опасного вида — оказались свои, старые знакомые. Бремок и Хафу. Похлопали друг друга по плечам, довольные встречей: как ты, где сейчас? Шамур вызвал? Потом, разбившись на две группы, быстро прочесали окрестности, определяя уязвимые и скрытые места, возможные пути подхода и отхода и перекрывающие друг друга сектора обзора. И обстрела.

У крыльца высокого двухэтажного дома их ждал недовольный дворецкий, в проеме двери маячили еще двое равнодушных в цивильном. Вряд ли их равнодушие смогло обмануть Свата — Сергей заметил, как сдвинулись его брови, перехватив за скучно-недовольной миной цепкий, оценивающий взгляд опытного воина…

«Наши пределы?» Дворецкий благородным жестом обвел парадную лестницу и вход, потом махнул рукой в сторону длинной наружной анфилады комнат и царственно удалился.

— Внизу, у ручья, была груда камней. — Сват взял Сергея за плечо. — Видел? Осмотрись там. Как виден мост? И дом. И будет ли хорошо видно, если дождь? Хорошо? Давай. Я подойду.

Сергей взял под уздцы своего Мрака. Небо действительно хмурилось, над головой неслись, словно боясь опоздать, плотные налитые облака. «Как бы к прочим проблемам не прибавился дождь…» — мелькнула тревожная мысль.

Маленькая речушка, или ручей, полукольцом огибала холм с усадьбой и терялась в темнеющем невдалеке лесу. Мост был виден как на ладони.

Сергей присел на огромные валуны, как будто специально собранные здесь для какой-нибудь каверзы неким мифическим исполином. Под ногами журчала, весело перескакивая через камни и маленькие порожки, прозрачная вода ручейка. Сорвалась с места, чего-то испугавшись, стайка любопытных мальков. «В чем все-таки тайна той реки у Роха?» — вспомнилось Сергею. Те двое наблюдателей были явно удивлены его «подвигом». Вброд ее явно не переходят. Пираньи? Крокодилы? Похожее есть везде или это только там, у Роха? Что, например, особенного в этом маленьком ручейке…

Он всего лишь третий день в Шеоле, но все равно. Ни там, в Ушваре, ни здесь он еще ни разу ни от кого не услышал слова «плавать». А ведь сейчас лето и довольно тепло… Или он просто придирчив?

— Ну как? Есть обзор? — Сват рядом спрыгнул с коня и, отпустив повод, хлопнул по крупу ладонью. Довольный гнедой, отбежав и помотав гривой, опустил кудлатую голову к сочной траве. Сергей еще боялся так отпускать не совсем привыкшего к новому хозяину Мрака.

— Есть. И в дождь будет видно. — Оба задрали головы и посмотрели на тяжелое небо. — И лес виден. Но вот уйти отсюда…

Сват глянул на открытый пологий склон холма.

— Опасность скорее всего изнутри. Вряд ли извне.

— Да? А…

— Еще не знаю. Встреча каких-то вельмож. Может, могут что-нибудь не поделить?

— Гм… А мы хоть не ввязываемся во что-нибудь такое, гнилое…

— Нет. Можешь быть уверен. Полковник Шамур никогда не предлагает гнилую работу.

Сергей тяжело вздохнул. Сват, усмехнувшись, сходил к своему гнедому и опустился на камни рядом, держа в руке плоский мех и небольшой витый рог.

— Держи.

Забулькала наливаемая жидкость.

— Что это? — Сергей с удивлением принюхался.

— Ром. Настоящий ангорский ром. Здесь, в Ассане, лучший ром на весь Шеол.

— Не надо… Полковник…

— Мне сегодня нужна твоя нормальная голова. А то, глядя на тебя, весь мир становится грустным…

Сергей пожал плечами и сделал огромный благодарный глоток.

— Ого… Это не хель. Одну минуту…

Сват усмехнулся:

— Смотри не переборщи. Эта штука покрепче хеля.

Сергей помолчал, прислушиваясь к ощущениям в желудке. Муть отступала, по телу разливалось приятное тепло.

— Мне с тобой нужно поговорить. — Сват уже не улыбался.

Сергей опустил голову — у него появилось дурное предчувствие…

— Я слушаю.

— Ты действительно горец?

Так. Что их всех это так беспокоит? Он уже собирался кивнуть, но, подняв голову, встретился с внимательными глазами командира. И понял, что может совсем просто потерять друга…

— Нет.

— Ясно.

— Но я действительно ничего не знаю про Шеол…

— И про горы тоже. Но не важно. Меня интересует другое. Когда ты собираешься двигать дальше?

Елки-палки… Это что, намек? Зачем же так, гораздо честнее прямо… Сергей глянул в сторону.

— Завтра.

Сват поднялся с камня и махнул кому-то у дома рукой. Потом свистнул, подзывая лошадь.

— Не люблю много объяснять. В общем, можешь остаться с нами. Совсем. Если хочешь. Ты пришелся ребятам по душе. Мы редко берем посторонних. В общем — подумай.

Сергей поднялся.

— Спасибо. Не ожидал…

«Кретин, — подумалось. — Самый настоящий. Вечно думаю не о том…»

— Тпр-р-р. — Прискакавший Люер, еще один из их группы, резко осадил лошадь.

— Люер… Останешься здесь. Наблюдай за лесом и мостом. Сигнал знаешь. Взял бы плащ, дурень. Промокнешь. Поверь мне — будет дождь. Попроси вон у Серого… Ему не понадобится. Ант, даешь? Хорошо. Тогда поехали.

Сергей вскочил на коня и, махнув на прощание Люеру, двинул следом. Надо было немного подумать…

Он уже заметил, что система «вольного меча» пользовалась здесь большим уважением. Система была закрытая, чем-то напоминая клановую. Чужих брали крайне редко. Нужно было заработать авторитет, в достаточной степени прославить имя, прежде чем… А тут почти с бухты-барахты. К тому же Сват пользовался уважением и известностью в своем кругу.

Одни сутки. Всего одни сутки знакомства и… М-мда. Но это ли ему надо? Для этого ли он пришел на эту землю? Хорошо, а для чего тогда? Работать все равно надо. Сапожником? Садовником? Что он умеет делать? В этом мире профессиям тоже учатся. И чаще всего с детства…

— Не отходи далеко. — Сват спрыгнул с коня у парадного входа. — Мне могут понадобиться… возможно, твои знания о Рохе.

— О Рохе? Здесь? — Сергей соскочил следом и подвел Мрака к коновязи.

— Не знаю… Ничего не знаю. — Сват задумчиво посмотрел на потемневшее плотное небо. — Но что-то… Нехорошо совсем. Предчувствие. Немного похожее бывало когда-то у Далича. Трудно объяснить.

…Ближе к полуночи начали прибывать гости. Они подъезжали в каретах, без каких-либо опознавательных гербов на дверцах, тихо и спокойно поднимались по лестнице и исчезали во внутренних залах дома. Странные, скромные и молчаливые люди. Из числа благородных, это было заметно сразу. Что, интересно, они здесь устроили — тайный совет? Или сговор? Заседание «антигитлеровской коалиции»? Какое ему дело? У города должны быть свои власти, чтобы думать об этом.

Камбит перехватил взгляд Сергея и махнул рукой. В небольшой комнатке, похожей на кабинет, сидели Шорник и Гай — свои ребята. «Как ты? — Камбит прикрыл дверь и заговорщицки подмигнул, Гай извлек небольшую бутылочку. — Ангорский ром. Сват разрешил по маленькой. Для ясности». «Да я вообще-то уже лучше…» — Сергей был неуверен, но ангорский ром действительно оказался отменным, и в голове сияла просто ослепительная ясность. Отличные ребята, ну просто очень. Это даже не группа, это больше похоже на семью… «Так, что-то я… Да нет, все в порядке. Но, наверное, хватит». «Ладно, по местам, уже почти двенадцать…» Друзья, хлопнув Сергея по плечу, исчезли за дверью. О чем он еще думает, кретин? Таких товарищей днем с огнем во всем Шеоле… Любой мечтает в их ряды. А тут только сутки, и уже… Лети, дурень, говори Свату: да, да, да! Куда ты еще… Елки. Что-то нехорошо в голове… Лучше пройтись.

Сергей поднялся и с удивлением обнаружил, что руки не совсем хорошо слушаются — он не сразу попал по ручке двери. «Так. Непорядок. Ну ничего, сейчас пройдемся… Сюда, по коридору. Откуда мы заходили — справа? Кажется, справа. Сюда. Ого, здесь я не был… Назад. Кто это там машет, дворецкий? Чего махать, уже ухожу. Даже уже ушел. Так, а это что такое? Ну и дом, заблудиться можно. Настроят таких… Нет бы — коридор и комнаты по бокам. Как в общежитии. Нет — давай лабиринт. Дурдом. Ага, вот она, портьера, — за ней точно коридор… Ух ты».

Он остановился, пытаясь сообразить. В просторном темном зале с довольно низким потолком небольшими группами стояли плохо различимые в темноте люди, тихо перешептываясь между собой и посматривая в конец зала, на невысокое возвышение. Вероятно, потолок был невысоким специально, для контраста…

Потому что на возвышении виднелась неярко освещенная одинокая женская фигура, покрытая вуалью, и у нее над головой потолка не было — там сверкали звезды… Это было тем более странно, что Сергей точно знал — на улице идет предсказанный Сватом дождь и небо плотно затянуто облаками.

Он попробовал сосредоточить и привести в порядок плывущие вразброс мысли… Что за странное место, почему под звездами и почему одна… Она очень одинока и очень несчастна, одна, на этом жутком возвышении. Сергей не понимал, откуда у него такое ощущение, но уверенность в этом росла с каждой минутой. Люди о чем-то тихо говорили между собой, их, видимо, мало трогало, что все это как-то неправильно… Она не должна быть там одна, на виду, когда других совсем плохо видно, когда все решают какие-то свои дела и бросают взгляды только на нее. Зачем? Зачем смотреть на боль? Она и так несчастна, зачем делать ее еще несчастней?

И не находится никого, кто бы смог взять ее за руку и увести из этого места, из этого темного сумрачного зала с непонятными звездами над головой… Кто бы смог успокоить, рассказать, что мир не такой уж страшный, что бывает и день, и солнце, и лес. Что не надо грустить, что любое несчастье можно пережить и что всегда может найтись рука, которая поддержит в нужный момент. Что обязательно будет плечо, на которое можно опереться, и прислонить голову, и выплакаться вдоволь. И потом улыбнуться, потому что завеса горя спадет и звезды сменятся солнцем.

И не нужно смотреть на этих людей — они не знают, они просто не понимают, что мир создан совсем не для этого, что в мире нужно искать совсем другое… Рассвет, и улыбку, и смех веселой детворы, и «Доброе утро, родная. Ты знаешь, я больше никуда не поеду, я останусь с тобой и с детьми…». И тогда не нужны дворцы и дальние страны, огромные угодья и чужие красоты…

«Почему бы тебе не подойти и не сказать все это?» — прозвучал сзади чей-то голос. «Я? Я не думал о себе…» — «В том-то и беда. Другие — не мы. Как ты говорил своему брату…» Сергей резко обернулся — сзади никого не было. Это что, совесть? Действительно, почему…

Зал наполнился негромким, мелодичным боем старинных часов, шепот стих и все вокруг разом притихли, как будто вслушиваясь в эти тихие, музыкальные звуки. Или это просто звенит в ушах? Звезды над девушкой стали ярче и больше — словно готовясь обрушиться на грустную одинокую фигурку. Действительно, почему…

Сергей осторожно двинулся между людьми и вошел в полосу лунного света, остановившись рядом с девушкой и взяв ее за руку. Сквозь прозрачную вуаль на него распахнулись изумленные, удивительно чистые синие глаза, плескавшиеся непередаваемым удивлением, как убывающая вода горного озера — от внезапно полившего сверху дождя. Полуприкрытые губы что-то прошептали…

Не бойся. Мир не страшен. Эти люди не страшны. Даже Рох не страшен. На все есть свой ответ и свой выход, нужно только найти его. И тогда открывается то, чего никогда не ожидал, и там, где совсем не искал. В себе самом. В своей семье. И тогда никогда не захочется чего-нибудь другого, поверь — никогда. Потому что то, что есть здесь, — никогда не найти там. Тишину. Доброту. Близость. Терпение и кротость. Любовь. Не страсть — любовь. Это я думаю или говорю?

«Да!» — сияя чистыми, синими глазами, сказала девушка, но почему-то не ему, а кому-то там — в темноте. Или в небе? Кто-то там что-то спрашивал. В темноте. И в небе.

«Да!» — как эхо повторил Сергей. Туда, в темноту. И в небо.

И тогда как будто родился какой-то звук. Длинный и спокойный, похожий на эхо утихающей в горах пастушьей свирели… Вокруг опустились и засверкали звезды, много больших и ярких звезд. Боже, как все это напоминает… Что напоминает? То, как он попал в этот мир, вот что. Тогда, после лестницы. Та же ночь, совсем бархатная ночь, и те же звезды, большие и яркие звезды… Все точно так же, и все совсем не так. Все очень похоже, и все совсем не похоже. Теперь он был не один, и чувства были совсем не те, и мысли абсолютно другие, и в руке ощущалась другая рука, и рядом распахнулись от изумления большие ярко-синие глаза. Под вуалью. И губы, которые что-то шептали… Или что-то спрашивали? «Что? Я не слышу…» — Сергей наклонился ближе.

Внезапно звезды вокруг исчезли, вверху заискрилось голубое глубокое небо, под ногами заструилась от легкого ветерка удивительно мягкая и зеленая трава. И цветы… Елки-палки, сейчас же ночь… Или уже не ночь? И вообще бывает ли ночь…

Сквозь вуаль синели два бездонных озера прозрачной воды, недосягаемой глубины. И губы…

«Ты ангел?» — донеслось до Сергея. Ангел? Сергей улыбнулся. Нет… Он уже не видел ее, хотя и продолжал держать за руку, но перед его внутренним взором проносились картинки…

«…Эгей — эй! Догоняй! Водопад совсем рядом!» Под копытами лошади взметнулись веером брызги неглубокого ручья. Маленькая синеглазая девчушка, прижавшись к шее коня, догоняла другую, постарше: «Лами… Лами! Не уходи далеко! Я боюсь Райгата…»

Взметнувшиеся веером брызги сменились понурыми черными воинами с золотыми коронками на латах. Уже взрослая, но с теми же синими глазами, только полными боли отчаяния, девушка изо всех сил рвалась из рук с трудом удерживающих ее молчаливых стражников. Потом обессиленно опустилась на траву и закрыла лицо руками в безутешном стоне: «Рада… Маленькая моя…» Вдали мрачной полосой виднелся Рох…

Потом все исчезло, и Сергей опять увидел темный низкий зал с людьми. Только звезд над головой уже не было, там заканчивал движение на шарнирах потолок. В зал успели попасть капли дождя, и в исчезнувшей щели летели плотные низкие облака.

И люди уже не стояли молчаливыми группами, многие бросились к девушке, окружая ее и поднимая плохо понятный гомон, оттесняя его в сторону… Сергей грустно улыбнулся: «Вот так-то лучше…» Потом пошарил подслеповатыми после яркого света глазами — где выход?

Никем не замеченный, тихо вышел за дверь и сильным движением крепко потер виски. Что это было? Наваждение какое-то… Неужели оттого что выпил? Оглянулся, осматриваясь, — глаза уже привыкли к свету, но мысли путались… Так, это портьера, следовательно — там зал. А сюда выход. Черт, совсем плохо работает соображаловка…

Сергей вышел за дверь и удивленно остановился — по коридору быстро приближались какие-то люди в вызывающе-красных плащах, с золотыми коронками на плечах. Он посторонился к другой двери, давая проход… Неожиданный сильный удар в лицо заставил его вышибить спиной закрытую дверь и покатиться по лестнице вниз, в непонятную темноту…

…Кто-то тряс его за плечо, не давая нырнуть опять в темное и тягучее беспамятство. Сергей с трудом разлепил тяжелые глаза — что такое?

— Живой? Ну и хорошо…

Так-так, медленно… Он приподнялся на руках и со стоном сел, прижимая руки к гудящей голове. В висках набатным звоном гудели колокола.

— Вам лучше пойти. Все давно ушли — и ваши тоже…

Кто это? Дворецкий? Почему так сумрачно… Он медленно осмотрелся вокруг — где это он, в подвале? Стены из нетесаного камня, потолок, бочки, ступеньки наверх…

— Где это я…

— Какая разница? Вот ступеньки — там выход… Давайте помаленечку наверх — на травку…

— Что здесь случилось? Была драка?

— Драка? В вашем понимании — нет. Ну, поднимаемся, давайте руку…

Сергей оттолкнул услужливую руку и, придерживаясь за стену, поднялся сам. Ничего, голова выдержала — только чуть сильней заныли виски.

— Где все?

— Уехали все давно. Вас просто только что обнаружили…

Сергей, соблюдая осторожность, осмотрел себя — меч на месте. Слегка похлопал руками — все остальное вроде тоже. Что же вчера произошло?

— Куда уехали?

— Ну, это вам лучше знать.

Он, поначалу придерживаясь за стену, потихоньку поднялся по ступенькам наверх и медленно пошел по коридору, направляемый нетерпеливым дворецким. Кажется, он здесь вчера плутал? На крыльце остановился, зажмурившись, — прямо в лицо било отдохнувшее и довольное утреннее солнце. Мрака на привязи не было.

— А где конь?

— Какой конь? Наверное, ваши увели… Кстати, вас долго искали — по всему дому. Никому и в голову не пришел винный погреб.

— Ясно…

Он начинал потихоньку приходить в себя, боль в голове притупилась, уже не взрываясь в висках при каждом неосторожном движении. Он оглянулся — вокруг зеленела свежая, умытая после ночного дождятрава и радостно шелестящие от утреннего ветерка тополя. Уже довольно высоко над горизонтом искрилось улыбающееся солнце…

Сзади темными окнами взирала громада усадьбы, тихая, молчаливая, как будто хранившая неразгаданную тайну. Сердце почему-то отдалось непонятным волнением…

Сергей вздохнул и, придерживая рукой на боку меч, медленно пошел по аллее вниз, к мостику. Что теперь делать? Искать ребят? Стыдно-то как, елки-палки… Что там было вчера? Он нахмурился, стараясь разворошить и без того гудящую голову. Так… Люди в красных плащах, впереди — один с мерзким лицом. Сергей отошел в сторону, он вообще не имел права там находиться… Где находиться? Темный зал, какие-то люди… И чуть освещенная девушка на возвышении. Что еще? Какие-то звезды, кони, дети, кто-то рыдает… Откуда это у меня? Ладно, сейчас лучше не мучить голову. Потом, когда прояснится, все само встанет на свои места.

Часа через два он добрался до постоялого двора, где они все остановились. Сердце радостно екнуло — в конюшне тряс вытянутой шеей накормленный Мрак. В комнате на столе лежала записка: «У полковника».

Так, все проясняется. Что проясняется? Еще ничего не проясняется, но сейчас, чувствую, прояснится. Ох как прояснится…

Сергей налил в ухват воды и тщательно умылся. Вытерся и, пригладив мокрые волосы, спустился по лестнице вниз. В конюшне отвязал радостно всхрапнувшего (или показалось?) Мрака и уже через десять минут подъезжал к дому лорда Шамура.

— Серый, хрен-тя-дери! — в холле его встретили Камбит и Гай. — Ты где был?

Сергей сокрушенно махнул рукой:

— Стыдно сказать… А где Сват?

— У Шамура. Что случилось? Отключился от выпивки?

— Да нет. Если честно, то отключили… Кто были эти, в красном? С такими коронками на плечах?

— Маркиз Ар-Роз и его люди. Они что, напали на тебя? Неожиданно? Что же ты… Ладно, научишься, с кем не бывает.

— А где остальные?

— В городе, нюхают воздух… И обстановку.

— Какую обстановку?

— Вчерашнюю. А, ты же, наверное, не в курсе… Счастлив новорожденный…

Так. Сердце вздрогнуло. Сергей осторожно сглотнул.

— Что произошло?

Камбит улыбнулся и многозначительно помолчал.

— Знаешь, что мы охраняли? Нет? Венчание Энии Ангурд, принцессы Ассанской. И, предполагалось, маркиза Ар-Роза Тариды. Летала б ласточка в печали…

— Принцессы? Шутишь?

— Вот и мы не могли подумать. Говорят, хотели тихо. Темное дело… Вот так дела.

— А при чем здесь обстановка?

Камбит усмехнулся:

— При том, что завтра в Шаридане стражи будет больше, чем в королевском дворце… Маркиз — пижон. Хотел показать свою педантичность, как истинный аристократ. Появиться к звездам точно — и точно, чуть ли не с боем часов. И вообще про него такое говорят… В общем, я рад за нее.

Сергей нахмурился и опустил голову, пытаясь что-то вспомнить. Что-то, мелькнувшее в голове… Гай отстранил Камбита в сторону:

— Чтобы понять Камбита, нужно специальное обучение. А смысл всего таков, что маркиз опоздал. Но на его место встал другой. И, как это ни странно, все случилось. И с другим принцесса была среди звезд, и даже, говорят, за звездами… Преувеличивают, наверное. Что с тобой?

Сергей их не видел. Перед глазами стояли широко распахнутые от изумления синие глаза… «Ты ангел?» Вот почему так колотится сердце. Боже…

— Эй-эй. — Камбит провел у него перед глазами рукой. — Ты здесь?

Сергей очнулся.

— У тебя лицо такое, — добавил Гай, — будто ты гоблина увидел… Как Камбит когда-то.

Сергей попытался унять стучащее сердце.

— А что маркиз?

— О! Он поднял страшный шум — говорил, что все подстроено… Мы час держали руки на мечах. Потом уехал. Поэтому и нюхают… Ладно, дуй к полковнику. Сват там. Удачи.

Сергей начал медленно подниматься по лестнице на второй этаж. На середине обернулся:

— И что, никто не знает — кто? Ну, с которым была принцесса…

Гай широко ухмыльнулся:

— Узнаем еще. Все впереди.

Сергей очень медленно подошел к двери кабинета. Сердце стучало, как паровой котел. «Венчание? Это было венчание? Боже… Как это могло случиться? Звезды, солнце, трава… Мистика. Просто мистика… «Да!» — куда-то в темноту. Или в небо? И после — подвал… Что скажет полковник? Честно говоря, мне плевать, что скажет полковник. А Сват? А вот Сват…»

«Да не знаю я, хрен-тя-дери, не знаю! — доносился из-за двери голос полковника. — Она хотела еще неделю, как принято у нормальных людей… И просила добавить верных людей — для веса, что ли… Да хватает гвардии во дворце, хватает! Ну не хотела привлекать внимание, может, оказаться неправильно понятой… Что ты пристал как клещ? Тут все непонятно».

О чем это он? Конечно, о чем же еще… Сергей постучал, дождался недовольного: «У кого там еще в заднице оса…», открыл дверь и просунул голову:

— Меня вызывали? Подождать?

Полковник Шамур сидел на своем месте за столом, наклонившись вперед и подперев квадратный подбородок сложенными кулаками.

— Появился? Да нет уж, проходи…

Сват стоял у окна, сложив руки на груди. Он обернулся, глянул на Сергея и опять отвернулся к окну.

— Ну, рассказывай сынок. По порядку…

Сергей вздохнул:

— Мне нечего рассказывать. Ударили — упал — очнулся — гипс…

Лорд Шамур, на удивление, остался совершенно спокойным.

— Значит, так, молокосос. Пшел вон. — Он опустил руки и принялся разглядывать одну из бумаг на столе. — И чтоб больше я тебя никогда не видел.

— Подожди меня внизу, — сказал Сват, не оборачиваясь.

Сергей вышел за дверь и прислонился к стене. Почему его это так мало трогает? Только жалко, что так со Сватом… И с ребятами. Куда теперь? Куда-нибудь. Где опять можно спокойно подумать.

— Ну как? Не съели? — Камбит с Гаем встревоженно ждали его. — Ну у тебя и лицо… Что произошло?

«Спасибо, ребята. За вашу тревогу. Спасибо».

— Ничего, все в порядке. — Сергей сделал попытку улыбнуться. — Все нормально.

— Да?

Сергей на мгновение задумался.

— Послушайте… А почему маркиз опоздал?

Камбит засмеялся, Гай — удивился:

— Тебе бы в сыщики. Кого что больше трогает. Просто случайность, нелепое совпадение… Был дождь, и мост оказался мокрым. Что-то там с каретой. В общем, он поднялся к дому пешком. Роковой случай.

— Гм… Ладно. Счастливо вам, всего-всего… Прощайте.

— Что? Подожди. — Гай положил руку ему на плечо. — Маркиз, то да се… Подожди. Что-то не так. Дождемся ребят. И Свата.

— Да нет, все правильно.

Сергей отвязал Мрака и запрыгнул в седло. Испуганно шарахнулись выбежавшие на дорогу куры.

Синие-синие, как утреннее небо, глаза. Звезды, большие яркие звезды, потом солнце, трава… Мистика. Венчание… Это что, у них венчание? Бесконечно одинокая в безутешном горе фигура девушки… Стоп. Почему — в безутешном горе? Откуда он это взял? Показалось? Что ему еще показалось? Да нет, все верно показалось — глаза были удивлены и изумлены, но… Но сверкали радостью. «Ты ангел?» Но почему…

Может, все это чушь? Может, это не с ним было венчание? Напридумал себе невесть что. Он не знает здешних правил. К тому же был пьян. Он был пьян? Шут его знает, от чего дурь в голове… От рома или от звезд? Или от синих глаз? Ну, постоял немного, померещилось всякое — может, тут каждую неделю смотрят такое кино. А венчался кто-нибудь другой — потом…

Голубое небо сменилось залом — и к ней бросились люди, обступили… Звезды исчезли и на место задвинулся потолок. Да нет — это был он. Вряд ли так выглядит кино или прелюдия… И сердце готово выпрыгнуть из груди.

Тогда почему, почему это произошло? Там ведь были люди, много люден! Почему дали ему встать рядом, неизвестно кому, пьяному идиоту! Почему не схватили, не заломили руки, не арестовали?

«Так, надо попробовать рассуждать логично. Это случилось, значит, была причина. Почему? Скорее всего — просто не ожидали. Должен был вот-вот появиться маркиз. Да и… звезды. И лунный свет. Это мистика и… святость. Там, наверное, свои законы… Откуда я это взял? Не знаю, но это так. Тогда другое — почему она сказала „да“? Вот этого я уже не знаю. Хорошо, а если бы я не встал рядом — тогда что? Звезды бы дождались маркиза? Может, и так, наверняка должен быть какой-то лимит времени, иначе маркиз никогда не позволил бы себе пижонство».

Ну хорошо, положим, принцесса не хотела замуж — разве подобное нельзя подстроить? Она же принцесса — сколько власти в руках… Что-нибудь похожее на то, что случилось, только продуманно. И рядом становится какой-нибудь заранее приготовленный лорд…

«А ведь я знаю почему, — неожиданно сам себе сказал Сергей. — Знаю. Да, знаю. Потому что под теми звездами не пройдет ложь. Не пройдет обман. Не получится хитрость.

Но тогда почему это получилось у меня? И это я знаю, — опять вздохнул он. — Потому что я тогда не врал. В тот момент — не было хитрости. Значит, все-таки возможно? Значит — возможно, но только… Если с тобою — небо.

Может, поэтому она хотела неделю — именно после венчания?

Хватит ломать голову. Ты ничего не знаешь про этот мир. Почти. Лучше не выдумывай того, о чем не имеешь представления. Знаток… Лучше подумай о том, что тебе делать сейчас. Да, вопросик…»

Сергей усмехнулся — например, поехать в Ангору, заявиться в королевский дворец и сказать: «Здрасьте! Прошу любить и жаловать». И тут уже — пышный стол, и заморские гости, и народ на улице поет и пляшет… А если реально? Как на самом деле?

«А если реально, — опять сам себе сказал Сергей, — то все выглядит совсем по-другому…» И сейчас скорее всего за его жизнь никто не даст и ломаного гроша. Ибо он мешает всем. И королю Ангурду — вряд ли правителю Ассаны нужен такой зять. Возможно, расстроивший его планы замужества дочери. Даже если и нет — все равно. Ибо он — никто. И даже меньше, чем никто, — без роду, без племени. Как там — в средние века? Простолюдин. Плебей. Червь земной… И проще всего — убрать его как помеху.

Ну и, естественно, как кость в горле он теперь маркизу — тут вообще все предельно ясно. Дела…

Он въехал во двор «своего» постоялого двора и, перекинув ногу через луку седла, спрыгнул на землю. Привязал Мрака у крыльца и любовно провел ладонью по черной спине и слегка подрагивающей шее.

Сергей никогда не имел своего коня, никогда раньше не ездил верхом и никогда даже и не подозревал, сколько сразу проблем возникает с его появлением. Накормить, напоить, почистить, осмотреть подковы, колючки… Конь может заболеть, сломать ногу, загнаться или просто переутомиться. Но вместе с тем и… Вместе с тем — никакое средство передвижения XXI века не могло сравниться с живым, легким, как ветер, и быстрым, как огонь, скакуном. Кто еще сможет так легко перескочить через овраг, пройти по болоту или бурелому или играючи взлететь на крутой косогор…

Или ласково ткнуться мордой в руку, мягкими губами осторожно взять хлеб с ладони — благодарно дохнув горячими ноздрями; или сочувственно выслушать наболевшее сердце, поглядывая внимательными, умными глазами. Человечество много потеряло из того, что имело раньше. Стремясь сбросить с себя груз забот и укомфортить жизнь, оно теряло не только умных помощников, но и верных друзей…

Сергей поднялся по ступенькам крыльца и посторонился — мимо, пыхтя от натуги, хозяин дома вместе с сыном проволокли огромную бадью. Хозяин косо глянул и отвернулся. Он что, предчувствует, что не будет платы? Да ладно, Сват все равно рассчитается.

Под ногами заскрипели ступени лестницы второго этажа и потом плохо смазанная дверь их комнаты. Еще недавно «их» относилось и к нему. Их большая и просторная комната…

Навстречу шагнули двое крепких стражников. В красных плащах. С коронками на плечах. В грудь уткнулись два блестящих клинка.

— Очень хорошо. Спокойно, парень…

Сзади закрылась дверь. Клацнул крючок взводимой тетивы, и в спину уперлось острие тяжелого арбалетного болта.

— Медленно, очень медленно вытащи меч…

Вот почему искоса глянул хозяин. Елки же ты палки… Двое спереди, один сзади. Не так уж и густо. Барон Махаом на дорогу выслал больше. Сергей вдруг почувствовал, что почти рад этому — под его невеселое настроение. И за тот удар вчера ночью…

— …И рукоятью вперед положи перед собой. На пол. Тоже медленно.

Меч у него на сей раз был за спиной — иначе они выхватили бы его сами, сразу. Тоже кстати. Так, вперед…

Сергей резко ушел в сторону и развернулся, перехватив руками арбалет. Клацнула челюсть стражника — от удара собственным прикладом. Второй раз — во всю силу. Страж с треском открыл спиной закрытую дверь и вылетел в коридор. С грохотом посыпались на пол осколки декоративного торшера с цветами.

Сергей развернулся и еле успел отпрянуть от мелькнувшего мимо острия — щеку обдало волной тревожного воздуха. Елки… Это опасно. Он швырнул арбалет в лицо нападавшему и, резко присев, подбил ему ноги. Выхватывая из-за спины клинок, одновременно добавил ногой сверху. Полежи пока…

Остался последний. Надо отдать должное — парень был спокоен, несмотря на то что оба его товарища уже лежали на полу. Зря вы, ребята, дали мне прийти в себя. Здесь у меня такая реакция… Давай поиграем.

Мечи со звоном скрестились. Некоторое время слышался лязг клинков и грохот отбрасываемых в сторону ногами стульев. Дзинь. Отбить сверху, снизу, опять сверху. Дзинь. Известный пируэт… Ну, давай, напади еще раз — я успею. Там есть брешь… Дзинь-лязг, сверху, снизу…

«А-а…» — сказал воин, останавливаясь — веером прошлись по стене брызги крови. Он опустил голову и посмотрел на вошедшее под нагрудник острие… Его клинок выпал из пальцев и с глухим стуком ударился о пол. Ой… Он поднял голову на Сергея — в глазах наливалась боль. Ноги дрожали, но в груди торчал меч и он боялся согнуться…

Лоб Сергея начал покрываться испариной. Боже… Он осторожно выдернул клинок назад. О Боже… Он такой мягкий…

«А-а…» — опять сказал воин и согнулся пополам, пытаясь руками закрыть рану в груди. Сергей сделал два шага назад и посмотрел на окровавленный меч. Боже… «Я ведь никогда не убивал людей…» Он вытер холодный пот на лбу. О Боже…

«А-а…» — в третий раз сказал воин, падая на колени и заваливаясь набок. Под ним быстро растекалась, пропитывая доски, большая лужа крови. Боже, Боже… Сергей тупо посмотрел на свой меч и, не вытирая и не сразу попав дрожащими руками, засунул в ножны. Господи…

«Эй! — Он подошел к воину и, опустившись на корточки, осторожно тронул за плечо. — Где тут у вас врачи? Я позову…» Воин тяжело закашлялся и, попытавшись сфокусировать глаза на Сергее, что-то сказал.

«Где? Постарайся, я не слышу…» — Сергей нагнулся ниже.

«Беги отсюда, дурень. Там для тебя…» — донесся еле различимый шепот.

Сергей встал и, опять вытерев пот со лба, посмотрел наверх — за потолок… Что же это, Боже… Господи. Как трудно жить… Он опустил голову вниз — воин уже закрыл глаза и не шевелился.

Сергей огляделся. Жизнь — это не кино. Это не бравые молодцы, лупящие врагов десятками. Это… Это смерть, и ожидание смерти, и готовность давать смерть. И боль. И тоска… И ощущение разраставшейся пустоты в груди, пустоты от беды. И это уже никогда не уйдет, это останется навсегда — здесь, рядом с ним или в нем самом. Боже, как это страшно. Убивать. К тому же — ножом, просто большим ножом…

Комната представляла собой настоящее поле беды. Перевернутая мебель и разбитые стулья, выбитая дверь, кровь и тела людей. И уже убит один, и уже рядом смерть, и ведь это только пока… Ты этого хотел?

В дверях послышался шорох — он резко обернулся. На него из коридора округлившимися глазами смотрел хозяин дома.

— Ах ты, тварь продажная. — Сергей, чуть не споткнувшись о стул, бросился к двери. Хозяина как ветром сдуло — вниз по лестнице застучали испуганные шаги.

Он перескочил через лежащего в дверях стражника и остановился. По лестнице поднимались, вытаращив удивленные глаза на выбитую дверь, распластавшееся тело и Сергея, еще трое в красных плащах. Елки, да откуда же вас столько…

— Да пропадите вы… — простонал он и, не давая им времени опомниться, перегруппироваться и выхватить оружие, резко рванул вперед.

В пылу крика и грохота перевернулся через перила и полетел вниз еще один, звучно опрокинув внизу стол. После нескольких тяжелых взаимных ударов со стоном согнулся пополам и покатился по лестнице следующий…

Громко хлопнула входная дверь — третий, не дожидаясь Сергея, успел выскочить на улицу. Вот черт! Он бросился следом, перепрыгнул через скатившегося вниз и споткнулся, чуть не налетев на открытую дверь…

От двери на него внимательно смотрели синие-пресиние, как горные озера, глаза…

— Где он? — спросил, спускаясь по лестнице, Сват.

Камбит переглянулся с Гаем:

— Кто, Ант? Уехал.

— Куда? — Сват остановился.

— Не знаю. — Камбит вызывающе посмотрел на него. — Ты ж там сам ему наговорил что-то, с полковником… Скажи — кто не ошибается?

— Так… — Сват помолчал, задумавшись. Потом тихо спросил: — Кто только вчера мне говорил: мы решили? Иногда только интуицией жив наемник, и она не подводит. И сейчас просто вопит: он — наш человек.

— Подожди, Камбит. — Гай поднялся с кресла. — Это нас и удивило. Что ты без нас…

— Ясно. Что он сказал?

— Да ничего… Просто попрощался. Но у него было такое лицо…

— Я заметил.

— И еще. — Гай немного подумал. — Его чем-то задело то, что произошло ночью в усадьбе… Что-то тут не так. Его это просто ошарашило… Я думаю, парень в какой-то беде.

— Гм… Ладно… Так — найти. Быстро. Собирайте всех.

— Принцесса? — удивленно и глупо сказал Сергей, стараясь отдышаться и спрятать исцарапанные в кровь руки.

Она бросила взгляд ему за спину. Он оглянулся. Да, лежат. И еще трое наверху, один из которых уже никогда… Господи. Это только в кино люди по полчаса лупят друг друга…

— Пошли. Быстрей. — Ее негромкий голос дрогнул от волнения. Она накинула на голову покрывало и, глянув на Сергея, сбежала по ступенькам крыльца.

— Ага. Хорошо, — вздохнув и еще раз оглянувшись, сказал Сергей и понуро вышел за ней. Отчего так сильно стучит сердце? Ах да, ну конечно — от драки. И от убийства… Руки дрожали, и он никак не мог отвязать Мрака.

— Скорее. — Она ждала, оглядывая улицу и притоптывая от нетерпения ногой. — Вам не нужен сейчас конь. Его заберут. Пожалуйста.

— Да? — Сергей похлопал вороного по шее, будто прощаясь. — Ладно.

— Идите за мной. — Она свернула в первый же попавшийся переулок, затем в следующий.

— Подождите, — нагнал ее Сергей. — Мне очень надо поговорить…

— Обязательно. Когда придем.

— Куда?

Она не ответила. Синие-синие, как бездонное небо, глаза. И маленькие, словно что-то шептавшие губы… Еще сменились две улицы. Что за спешка? Сергей на ходу дотронулся пальцами до ее рукава:

— Принцесс… Простите, ваше высочество. Я должен это сказать. Я не хотел — тогда… Так получилось.

Они остановились, пропуская карету с каким-то вельможей. Когда двинулись вновь, она искоса глянула на него:

— Вы даже и не представляете, что натворили. Какие отпустили рычаги… Ведь будет война.

— Подождите. — Сергей немного опешил. — Но ведь… Вы сами сказали «да».

— Мало ли что я могла сказать. Звезды, они… И тогда такое мерещится. Ну зачем вы пришли. Неужели подумали, что я с вами…

Сергей остановился. На него чуть не налетел торопившийся по своим делам прохожий… Сердце опять захлестнула такая знакомая, почти забытая за последнее время тоска. Как он мог подумать? Даже допустить мысль о другом… «Ты ангел?» Какая огромная пропасть между ними…

— Я вас прошу, не останавливайтесь. Очень дорого время. — Синие глаза почти требовали.

— Хорошо, — тихо сказал Сергей. — И что я должен теперь, по-вашему, сделать?

— Нам надо остановить войну, которая вот-вот начнется.

— Я? Целую войну? Вы шутите…

— Сюда. — Она прошла по аллее и открыла дверь небольшого, но очень уютного, спрятавшегося в тени деревьев домика. Сергей, оглянувшись, вошел внутрь.

Посреди довольно просторного холла в кресле сидел человек. Довольно молодой, не старше Сергея, с брезгливым лицом сноба и горящими, будто раздираемыми каким-то желанием глазами. Тот самый — тогда ночью, в коридоре… Принцесса прошла мимо Сергея и остановилась рядом с креслом:

— Прости меня, воин…

Сзади закрылась дверь и на него со всех сторон уставились взведенные арбалеты. Много, слишком много. Хватило бы и пары…

Маркиз Ар-Роз, закинув ногу за ногу и постукивая пальцами по подлокотникам, не спеша разглядывал его. И молчал.

— Так вот ты какой, северный олень… — мрачно буркнул Сергей и вызывающе засунул руки в карманы.

Зачем? Не из-за принцессы ли, которая остановилась рядом с маркизом? И не такая уж она и красавица, если присмотреться, и фигура не совсем уж… Вот только глаза, синие, как океан в солнечный день, глаза… Предающие глаза. А ведь я из-за тебя только что убил человека.

— Кто мне сказал, что эта чесотка только что справилась с пятерыми? — брезгливо сморщился маркиз. — Мне даже расхотелось его расспрашивать. Вошь. Противная, мерзкая вошь. И не видно, и — мешается. Уберите его вон.

Сзади, под сгибы ног, ударили чем-то тяжелым, и Сергей упал на колени. Через секундную паузу это что-то приняла на себя голова, и он полетел в темноту…

Воспаленное сознание металось по бесконечным, тусклым коридорам огромного лабиринта. Каменные стены, нависающий потолок, нескончаемые повороты, глухие колодцы без потолка… Влево — вправо, вправо — влево, прямо, опять тупик, опять колодец… Какой это круг? И что это так болит и ломит… Разве у него есть чему болеть? И кто это так кричит? Коридоры, коридоры, стены, потолки, повороты… Замкнутый круг. Здесь нет выхода. «Есть». Кто это сказал? «Я…» Кто — я? Синие-пресиние, распахнутые от удивления глаза. Как вечернее бездонное небо, в котором не бывает облаков. Куда? Опять коридоры, надвинутые потолки, опять повороты — туда, за ней, за той, которая обещает жизнь… «Сюда». Сюда? Что это? Круглая каменная комната, очередной колодец… Сзади на месте прохода опустилась стена, закрывая и выход, и бездонные глаза. Глубокие, предающие глаза… Крысоловка. Крысоловка, где нет выхода. Где нет надежды на избавление… Для дураков.

«Но я не крыса». Там, где не может крыса — сможет человек. Ломая ногти о выступающие камни и обдирая руки, он лезет вверх — туда, где пропадает свет и одна глухая темнота, туда, где ничего не видно и длинная-предлинная ночь… Туда, где может быть выход.

…На лицо, приводя в чувство, полилась вода. Явно уже не первое ведро. Сергей закашлялся и с трудом приподнял голову. Сколько прошло времени? Сутки? Больше? Как это сложно — приходить в себя…

— Очухался? Или нет?

Через открытую дверь в комнату (или камеру?) падал свет, и стояли какие-то люди. На голову опять полилась вода, вокруг засмеялись.

Сергей наклонился в сторону и сплюнул — во рту застыл привкус крови. Как это ни странно, но вода помогла — в голове немного прояснилось и уже поплыли какие-то обрывки мыслей… Маркиз, принцесса…

— Поднимите его, — донесся чей-то властный голос.

Его схватили под мышки и рывком поставили на ноги. В голове ярким всполохом взорвался огонь, нестерпимо заныл затылок. Сергей застонал, ноги подкосились — его придержали, не давая упасть.

— Где сейчас твой гонор, животное? — через шум в голове донесся тот же голос. Это не маркиз. Один из приспешников… — И такая слякоть посмела встать рядом с принцессой? Раб. Чернь. Грязь. Смотреть противно…

Сергей открыл глаза и попытался сфокусироваться на говорившем. Вокруг было странно темно. Язык во рту — как раздутое полено, но он все равно разлепил запекшиеся губы:

— Точно. Поэтому я и не смотрю на тебя, — и закашлялся.

— Ах ты…

Резкий удар в живот вновь окунул его в темноту. Бесчувственная голова ударилась о порог — его за ноги поволокли на выход.

— …Пр-р-р-р-р-р.

— Держи его… Крепче!

— Да не дергайся ты, битюг…

— Отвязывай! Сюда давай, сюда!

— Назад! Сдать назад — перевернет же…

Голова металась из стороны в сторону, взрываясь с каждым толчком вспышкой боли в затылке. Сергей поморщился, слабо застонав, и открыл глаза. То, на чем он лежал, наконец успокоилось и замерло. Он повернул голову, осматриваясь… Деревянные борта, плетенная из лозы крыша, через которую пробивается свет, какая-то телега.

— Хватит. Дальше — своими.

— Вытягивай его!

Откинулся матерчатый полог, и его грубо, за ноги, выволокли наружу, на свет и воздух, и бросили в пыль — глухой удар чуть снова не отправил в беспамятство. Сергей закашлялся — в нос и глаза попало сухое земляное крошево.

— Ну, поднимайся, ты…

Кто-то пнул ногой, и он опять закашлялся, чтобы подавить боль. Потом подтянул ноги, пытаясь встать, — рук, туго перетянутых за спиной, он не чувствовал…

— Поднимите его.

Тот же властный голос. Его схватили под мышки и грубо поставили на ноги — он покачнулся и сделал шаг назад, чтобы не упасть. Сквозь набатный звон в ушах донесся смех.

— Ну давай, наемник, пшел прямо…

— Может, ему помочь?

— Не надо. А то еще умрет здесь…

Его подтолкнули в спину, и он медленно пошел, стараясь не трясти гудевшей головой.

Где это они? Что-то, похожее на голое поле: отдельными кустиками торчала пожухлая трава и небольшие пяди зарослей колючего кустарника. Четырехколесная кибитка, на которой его привезли, осталась сзади — там же виднелась полоса недалекого леса.

Красных плащей было человек пятнадцать, все пешком — коней зачем-то оставили сзади еще раньше. Все были злы и раздражены, часто покрикивая и пинками понуждая идти быстрей. Куда такая спешка? Убить его? Это понятно, но зачем такие сложности…

Так, спотыкаясь и падая, окруженный все увеличивавшейся злобой и страхом, он прошел около километра, когда шедший впереди всех угрюмый страж махнул рукой и все остановились. Старший, с властным голосом, схватил Сергея за ворот, приблизил сощуренные глаза и задышал прямо в лицо:

— Ты подохнешь, собака. Но не просто. Подыхая, ты проклянешь родителей, за то что они тебя родили…

Сергея схватили за шиворот и провели еще с десяток шагов вперед. Он все понял…

Они стояли на скалистом уступе, вниз уходил бугрившийся крутыми порогами склон, а внизу мутной пеленой тумана клубился подступивший Pox. Вот почему они, отчаянно стараясь сдержать подступивший ужас, злились сами, и вот почему лошади не захотели идти дальше.

«Мне все равно, — подумал Сергей, закрывая глаза. — Прости меня, Лена, простите меня, дети. Прости меня, Сват. И ребята… И будь ты… Да нет. Живи с миром, Эния. Ты сама наказала себя: предавший раз не избавится от этого никогда».

Кто-то завозился у него за спиной, и его руки бесчувственными, безвольными плетьми повисли по бокам. Это что, сарказм на благородство?

— Я даже дам тебе твой меч. Если ты сможешь там сделать шаг…

Старший дыхнул злобой и, развернувшись, далеко от склона зашвырнул клинок Сергея. Серебристая полоска стали некоторое время кувыркалась в воздухе, пока не скрылась в бескрайнем тумане…

— Ты ничего не хочешь сказать? Тогда пошел…

От сильного удара в спину он перевернулся в воздухе и покатился вниз, сшибая мелкие камни и корявые деревца, поднимая за собой полосу пыли и истеричный хохот наверху.

Он уже не мог увидеть или услышать, как из ближайшего леса на полном скаку, прижимаясь к гривам коней, вылетали всадники; и Сват с дикими от долгой бешеной скачки глазами выхватывал на лету клинок, пригибаясь и выжимая из коня все, что тот мог еще дать… Слева и справа из леса еще вылетели воины — люди Бремока и Хафу, яростью, скоростью и шпорами заставляя коней с ходу преодолеть ужас близкого Роха и стремительно охватывая полукольцом всех, кто был у обрыва…

Эния резко встала и отвернулась к окну. Капитан Ош Гуяр опустил голову. Илламия, со вздохом глянув на сестру, нахмурилась:

— В твоем распоряжении была вся королевская гвардия. Ты мог, если надо, привлечь даже армейскую бригаду… Почему маркиз опередил тебя, Гуяр? Как такое могло произойти?

Капитан поднял лицо:

— Я виноват и совсем не хочу оправдываться… Маркиз как-то смог сразу определить, что он наемник. И поэтому опережал на шаг…

— А эти, его товарищи…

— На уступ они успели раньше нас и никого не оставили в живых. Наемники жестоко мстят за своих… Мы их найдем. Лорд Шамур уже разослал срочный вызов.

— Мы должны узнать о нем все, — не оборачиваясь, сказала Эния. — Все. Смог же он справиться с пятерыми на постоялом дворе? Может, смог и выйти из Роха…

Илламия промолчала, но при взгляде на сестру ее глаза стали совсем печальными. Гуяр тяжело вздохнул и отвернулся в сторону.

— И еще, ваше высочество… Для того чтобы заманить его, маркиз использовал вашего двойника. Видимо, опасался открыто устроить переполох на улице — в городе уже было много моих людей…

— Что? — Эния обернулась.

— Ну… У нее немного похожи только глаза. Но вы ведь тогда были под вуалью.

— Двойник? Мой двойник?

Капитан опять вздохнул и устало кивнул головой.

— Спасибо тебе. — Эния опять отвернулась к окну. — Огромное спасибо, Гуяр. Значит, он, когда погибал, еще и проклинал меня…

Капитан молча смотрел в пол. Илламия протерла руками уставшие глаза.

— И еще. — Эния задумчиво глянула на сестру. — Подумай, порасспрашивай… Где, в каком-таком государстве, могут быть высокие многоэтажные дома и огромные стеклянные окна… Огромные такие окна. Которые от взрыва разлетаются на мелкие и… смертельные осколки.

Глава 6

…Опять глухой подземный лабиринт, заставляющий уставшее от бесконечных обмороков и безысходности сознание искать выход. Чуть выступавшая кладка стен высокого подземного колодца. Почему подземного? «Не знаю…» Сергей нащупывает рукой очередной выступ, выгребает пальцами шелуху между камнями и осторожно подтягивает тело вверх. Дальше, дальше, все выше и выше. Как там внизу? Необозримо далеко виднеется крошечный островок света. Опустившуюся и перекрывшую вход и синие глаза плиту отсюда уже не видать. Крысоловка. Но и тут должен быть выход, какой-то выход существует всегда, в любой ситуации…

Все плотнее вокруг сгущается темнота, наступает такой момент, когда очередной выступ, очередной камень уже не виден и приходится полностью полагаться на чуткость пальцев. Пускай. Пускай темнота, пускай ничего не видно — я не хочу ничего видеть. И никого… Совсем никого. Особенно синих глаз…

Неожиданно рука, вытянутая вверх для поиска очередного выступа, не обнаруживает ничего… Вернее, обнаруживает конец стены, окончание каменной кладки, окончание длинного и трудного пути наверх. Сергей подтягивается на вытянутых руках и осматривается… Он осматривается? Он может осмотреться? Действительно, здесь уже довольно светло, настолько, что он может увидеть близкий потолок наверху и что-то вроде парапета, за который он ухватился… Круглый колодец наверху окружал балкон или лоджия, на перилах которой он висел и за перилами которой вновь темнела чернота… Ясно. Вернее, ничего не ясно…

Сергей перевалился через каменный борт и шумно свалился на пол. Странно. Тут все странно. Кстати, он почему-то совсем не устал и почему-то абсолютно равнодушен к темноте вокруг, за ограждением… Интересно — почему видно там и не видно здесь? И откуда свет? Хотя… Неинтересно.

Сергей приподнялся и глянул вниз, через борт. Внизу уже была абсолютная ночь и исчезло слабое пятнышко далекого дна. Гм… Он облокотился о камни, равнодушно засунув руки за голову. «Я скоро, наверное, стану любить темноту. И совсем не любопытно — есть ли там выход. И какой он собой — выход. И вообще, может быть, это — вход…»

«Правильно». — «Кто это сказал? Опять… ты?» — «Нет». Стройный женский силуэт сгущается рядом, прямо из темноты и состоящий сплошь из темноты…

«Кто ты?»

«Не узнаешь?»

«Узнаю…» Черные, когда-то молящие глаза, казалось, с состраданием смотрели на него. «Глаза? Я вижу ее глаза. Значит, она — не темнота…»

«Это ты — темнота. Ты меня видишь не внешним зрением, а внутренним».

«Как это?»

«Как сон».

«Это — сон?»

«Почти… Но я — наяву».

«Ты там или здесь?»

«Там — это в твоем прошлом мире? Я не могу быть там и здесь. Ты видишь меня — значит, я здесь».

«Зачем я тебе?»

«И не только мне…»

«Так. Не только тебе — это уже политика. Я ненавижу политику».

«Я тебя понимаю. И я — не политика. Я — здравый смысл. И — мир…»

«Ого. Это слишком много. Там, где я, не бывает мира».

«Ты сам виноват. Никто не заставлял тебя венчаться с принцессой».

«Никто. Но по-иному не вышло. А то, что случилось, назад не вернешь».

«А ты хочешь — назад?»

«А ты можешь? Тогда верни все еще раньше — до взрыва в кафе…»

«Нет. Я не могу. Даже на минуту. Но ты можешь исправить все здесь. Если хочешь. Ты хочешь?»

«Хочу. Теперь — хочу».

«Все просто. Тебе нужно объявить то, что было на самом деле. Что ты ничего не знал. Что это — случайность. Тогда брак недействителен. Это — закон».

«Хорошо. Только… Только зачем это тебе?»

«Всему свое время. И еще… Не высовывайся в Ушет-Гурде. И мрак-шахта — здесь. И… очнись. Ибо уже опасно».

…Сергей очнулся от того, что у него нестерпимо болели руки. Он приподнялся на локтях, перевернулся и оперся о большой валун, рассматривая свои посиневшие пальцы. Затем прислонил голову к камню и, закрыв глаза, застонал. Жив… И руки живы, если болят. А он что, ожидал другого? Быстрой и легкой смерти? Разве для этого он пришел в Шеол?

Он открыл глаза и посмотрел по сторонам. Слева покатым склоном уходила вверх стена утеса, теряясь размытыми контурами в тумане, справа виднелись вскоре обещавшие стать совсем родными редкие корявые деревца. Рох. Опять Pox. Pox?

Сергей быстро закрыл глаза и постарался сосредоточиться, затем вскочил на ноги и, не обращая внимания на болевшие руки, кубарем перекатился через валун.

В паре десятке шагов в тумане показалась огромная размытая тень. Длинные усы не спеша прошелестели по редким прошлогодним листьям, стряхнули шелуху с колючих кустов и взметнули дорожку пыли с каменистого склона. Восемь длинных выгнутых ног пронесли внушительное тело куда-то вдоль полосы скалистого обрыва. Чуть дальше, почти совсем скрытая в тумане, мелькнула еще одна устрашающая тень.

Сергей замер и перестал дышать. Голубой тарантул — огромный… Как дом. И не один… Что их привлекло — неужели просто шум падения с утеса? И как долго он был в беспамятстве?

Он не знал, что буквально в нескольких десятках метров от него, вдоль склона, лежали тела его недавно хохотавших врагов, в пылу боя наверху скинутых вниз и испускавших так любимый тварями сладковатый запах смерти и крови.

Когда белесая мгла скрыла последний устрашающий силуэт, Сергей медленно приподнялся и мягким стелющимся шагом двинулся прочь, интуитивно чувствуя опасность места и по опыту зная, что только веская причина может заставить хищников собраться вместе.

Через пару километров, там, где крутизна утесов понизилась и приобрела более пологий вид, он выбрался из тумана наверх и устало опустился под большое развесистое дерево, перематывая на ногах непослушными руками портянки и решая, что предпринимать дальше.

Так. Первое — найти воду. Хорошо помыться самому и освежить уставшую от множества беспамятств голову. Второе… Второе? Сейчас.

Он похлопал себя по карманам, нашел табак и кремень и свернул довольно приличную сигарету. Задумчиво посмотрел на кусочки камешков в руке — кресало… Способ древний как мир, зато самый надежный. Высек искру и неторопливо закурил. Тяжело вздохнул — надо как-то бросать… От этого только трудности и сложности. Собрать волю и… Вот только надо немного обжиться — нормально обжиться. Чтоб закончились проблемы и голова не забивалась трудностями космических масштабов. Да, проблемы… Они закончатся? Будет когда-нибудь тишина и спокойствие?

Сергей вздохнул и выбросил окурок в сторону. Бумага здесь совсем плохая — не хочет тлеть как положено. Одни беды… Так, что сейчас? Вода — понятно. Потом надо найти жилье — какой-нибудь городок — и устроиться подработать, чтобы не думать о хлебе насущном. И переждать смутное время, и немного прийти в себя. И как можно больше информации о жизни, о множестве мелочей местного быта, который каждый знает с детства и не придает значения. Обжиться. Стать своим и не привлекать внимание.

И, кажется, я знаю, к кому можно обратиться за помощью. Начинаем опять с нуля — с того же, что и несколько дней назад, когда он первый раз вышел из Роха. И еще не имел врагов…

— Да ровнее бей, дурень, ровнее! Где вас таких в горах только берут? Смотри. — Олди сдвинул полукруглые лепестки дощечек и ловко опустил обруч. Затем рассчитанными точными ударами по зубилу начал вгонять его вниз. Почти готовая бочка, осталась отпарка… Потом подал молоток Сергею:

— Держи. И помни — это молоток, а не топор.

Скрипнула дверь — в амбар сначала забежала собака, усиленно махая хвостом, чтобы ее не прогнали, потом заглянула Милия.

— Обедать, господа труженики. Тетя просила передать, что она лично приволочет всех за шиворот, если опять все остынет. Ант, мне бы…

— Ладно. Тоже мне волокуша… — ворчливо отозвался пожилой Олди — хозяин фермы и брат Габа, однако сразу взял тряпку и начал вытирать руки. Он любил и одновременно побаивался свою дородную и острую на язык супругу. — Не задерживайтесь. Ну-ка, морда, — на улицу. — Это уже к собаке, отчаянно вилявшей хвостом и хитро поглядывавшей на подвешенные в углу для копчения длинные пяди домашней ветчины.

Скрипнула, закрываясь, дверь амбара, и сразу зычный голос на улице:

— А ну, голопузые, — за стол, пока я вас, ядрена карамель…

Радостно завизжала довольная детвора — семилетние двойняшки Гука и Люка, загремели брошенные ведра и тут же послышался грохот — видимо, догонявшие друг друга «голопузые» споткнулись на деревянном крыльце.

Сергей тоже взял тряпку и начал вытирать руки, поглядывая на Милию. Она очень изменилась за эти два месяца, что он провел на ферме ее дяди Олди. Пропала бледность и сухость лица, щеки порозовели, наливаясь жизненной силой, в глазах появился здоровый блеск. Его эмацея явно приносила пользу.

Она довольно часто наведывалась из Наодока к дяде, и у Сергея с ней завязалось что-то вроде дружбы, хотя ему и казалось, что она излишне его уважает и называет на «вы».

…Когда два месяца назад он, уставший и измученный, опять постучал в дверь гостиного двора Габа, то надеялся на небольшую помощь, участие и добрый совет. Но нашел искреннюю радость и добрую заботу о себе. И хороших друзей.

Габ, с полунамека поняв, что он скрывается и не хочет встречи с властями, не стал доставать с расспросами. И на следующее утро отправил, уже вымытого и отдохнувшего, к своему брату в Ишемир — такой же небольшой городок, где у того была своя ферма. Сергей никогда не был деревенским жителем и имел довольно смутное представление о крестьянском труде, но здесь его приняли как родственника, и его уставшая от последних событий и от Роха голова начала оживать, вновь открыв свежесть воздуха и запах травы.

На выходные частенько приезжала явно выздоравливающая и посвежевшая Милия, привозя с собой приветы и восторженные отклики воспрянувшего духом благодарного Габа.

И все было бы почти хорошо, но у семейства Олди тоже была своя беда. Как и у всех хороших людей. И еще — почему-то очень часто вспоминались синие, как вечернее море, глаза…

…Милия присела на деревянную стойку, отгораживающую уголок с огромным растопыренным лемехом.

— Отец просил передать, чтобы вы не беспокоились. Можияр, ну, тот бортник, который вас видел тогда вечером… Он не придал значения, верно, и уже забыл. Отец позавчера разговаривал с управляющим барона — они ничего не знают. И время уже прошло…

— Гм… — Сергей с сомнением положил тряпку на бочонок рядом. — Ладно. А наемников еще не нашли?

— Судя по всему — нет. Но приказ короля еще в силе. Но вряд ли, уже два месяца прошло…

Сергей поднялся и осторожно стряхнул с колен крупные стружки:

— Спасибо, Милия. Лучше пойдем, а то тетя точно приволочет нас за шиворот.

— Вы идите, я уже пообедала. Подожду детей — тетя Дора просила на летний выпас…

«…Пора собираться в дорогу. Хватит, отдохнул. Незачем больше доставлять хлопоты добрым людям, да и возможные серьезные проблемы с властью, — думал Сергей во время обеда. — Но, конечно, жаль расставаться…» Тучный Олди, умудряясь одновременно жевать, вовсю критиковал указы по расчистке полей местной благородной власти — все того же барона Махаома, подчеркивая свои слова звучным хрустом и постукиванием вилки по столу. Тетя Дора недовольно вспоминала цены на рынке, с беспокойством поглядывая на всегда молчавшую Гуляну.

«Пора-то пора, да вот только куда? — продолжал размышлять Сергей после обеда, помогая ворчливому дяде готовить для работы коптильню. — И когда?»

Смутное беспокойство и ожидание новых проблем не покидало его до вечера, когда он помог всегда печальной Гуляне, невестке Олди, и Милии с детьми пригнать коров с пастбища и запереть их в хлев. «Нет смысла тянуть. Тогда, может быть, завтра?»

Сергей задумчиво присел на порог калитки у широких ворот, перед тем как их запереть на ночь. Уже довольно низко над горизонтом светило заходящее солнце.

Вопросы, постоянно много вопросов. И нет никаких ответов. Да и Милия явно что-то не договаривает… Почему, например, охрана барона ждала его на перекрестке за городом — не проще ли было взять в гостинице? И не один бортник Можияр видел его вернувшимся в Наодок — уставший Сергей тогда совсем не прятался. Зная о его помощи Габу, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы вычислить, где он может находиться теперь. Если все брать в общем, то вообще неизвестно, откуда у него эти два месяца спокойствия…

«Ладно, — вздохнул Сергей. — Скорее всего я слишком подозрителен. И слишком дотошен. Просто мной не так уж и интересуется власть — а это уже хорошая новость».

— Дядя Ант!

Он обернулся — сзади подбежали уже опять чумазые двойняшки Гука и Люка. Похоже, они никогда не расставались. Запыхавшийся Гука бережно снял полотенце с длинной, похожей на жбан, кружки:

— Бабушка сказала, что не принимает никаких возражений. Обязательно!

Сергей улыбнулся и с удовольствием выпил кружку парного, только что сдоенного молока. Тетя Дора, увидев его бесчисленныессадины, синяки, ушибы и пустую мутность глаз, сразу же взяла под свою личную опеку. Что явно обещало ему в недалеком будущем теснейшую похожесть на ее мужа — круглого и добродушно-ворчливого Олди.

— Спасибо, орлы. И бабушке передайте… Так. Кто первый будет у курятника — тому завтра первый урок фехтования мечом.

Близнецы, отчаянно визжа, толкаясь и поднимая за собой столб пыли, засверкали босыми пятками. Он запоздало сокрушенно вздохнул — у курятника они определить лидера не успели и с разбегу влетели внутрь, чуть не снеся открытую дверь и поднимая невообразимый гомон перепуганных кур…

Сергей грустно усмехнулся — дети… Так часто бывает — за проблемы родителей страдают самые невинные, которые принимают это тихо и терпеливо. Понятно, почему они всегда вместе, — ведь во всем Ишемире с ними больше никто не дружит.

Супруги Олди приняли Сергея как близкого родственника, но через месяц начали относиться как к сыну. У них тоже, как и у многих хороших людей, было свое горе — их старший сын, муж Гуляны и отец обоих двойняшек, Нивер Олди был отлученным…

Как говорят, в семье не без урода. Около пяти лет назад, во время последней подгорной войны, он умудрился прославиться в здешних краях, но не той славой, к которой стремятся все люди. Он очень постарался, чтобы о нем узнали все. С тех пор клеймо родителей разбойника, вора и убийцы не давало покоя всегда ко всем добродушных Доре и Олди. Белый орден отлучил Нивера от церкви и от закона, с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

У каждого свое горе и каждый несет его по-своему. Мягкое женское сердце иногда украдкой давало выход эмоциям матери, и тогда тетя Дора, смахивая слезы, тайком рассматривала детские рисунки когда-то неплохо рисовавшего мальчика. Отец, плотно сжимая подрагивающие губы, ничего не хотел о нем слышать. У Сергея сразу же пропало любопытство и желание что-то расспрашивать.

Нивер Олди. Что он хотел от этой жизни, имея прекрасную семью и любящих родителей?

«Каждый проживает свою жизнь по-разному. Кто-то плывет по течению, отдавшись судьбе и воле волн. Как я, например, — думал Сергей, глядя на заходящее солнце. — Кто-то чего-то добивается, иногда сам не зная чего…» Случается, что добивается многого. Но почему-то не бывает от этого счастлив.

А кто-то что-то пытается понять. Бывает так, что понимает… Но когда уже поздно или к старости. Что? Чего мы ищем? Легкой жизни? Избавления от трудностей? Разве избавил научно-технический прогресс людей от трудностей и забот?

Больших денег? Материальных благ? Я видел людей, которые добивались больших денег и материальных благ. Но почему-то не видел в их глазах тихой радости, тишины, спокойствия и мира — того, чем обладает настоящее счастье. Только наоборот — еще сильнее разгоревшиеся страсти и желания… И еще страх. Глубоко затаившийся и спрятавшийся страх. Страх потерять все это и опять остаться ни с чем… Зачем? Для чего?

Ведь по-настоящему для того, чтобы иметь все, нам надо совсем немного. Небольшой домик, садик, дорожку, прудик с рыбками…

И еще семью. Тоже не желающую искать чего-то большего или стремиться к чему-то невероятно высокому. Которая тоже ищет счастья здесь, в себе самих, друг в друге и взаимных уступках…

А что ищу я? Я чего-то хочу? Не знаю… Тогда почему мне надо куда-то ехать? Потому что у меня ничего нет. Нет настолько близких людей, для которых я был бы одной из основ их жизни. И они для меня… И, верно, никогда не будет. И еще…

И еще то, для чего я здесь оказался. В этом мире. Где на меня не действует психическое давление Роха. И где почему-то я встал рядом с принцессой…

— Пр-р-р-р-р-р.

Сзади на дороге захрапела чья-то осаживаемая лошадь. Сергей нехотя обернулся и резко отпрянул в сторону…

— Подожди. Да не напрягайся ты… — На землю спрыгнул, захватив повод в руку, его старый знакомый. Светлоглазый капрал стражи барона Махаома.

Сергей быстрым взглядом окинул окрестности — на дороге больше никого не было. Так…

— Держи. Да держи ты… — Недавний враг почему-то чуть ли не силком всунул повод от коня в руки Сергею. — И дуй отсюда что есть мочи. Некогда собираться. Минут через пятнадцать здесь будет целая армия. Давай… Лучше по южной дороге. Ну…

Сергей медленно разжал пальцы — повод маятником закачался под головой лошади.

— Откуда любезность? Чего-то, брат, я тебя не узнаю…

Капрал вздохнул и понуро посмотрел на солнце.

— Тебе лучше поверить мне, время дорого. Барон узнал о тебе, я не смог… Ладно. Твоих друзей-наемников почему-то ищет вся королевская охранка. И… И извини, старина, за прошлое. Я тогда про тебя ничего не знал…

— Что не знал?

— Ну…

— Эхарт? — На крыльце дома появилась Милия. — Ты как здесь оказался?

Сергей обернулся, удивленно посмотрел на девушку и ему все сразу стало ясно. Он нагнулся и поднял повод лошади.

— Ты говоришь — по южной? Это где?

Светлоглазый облегченно вздохнул.

— У города развилка, тебе — направо. И…

— Подождите… Как же так. У вас же ничего нет с собой, Ант… — Милия взволнованно переводила взгляд с одного на другого.

— Тут есть немного. На первое время. — Капрал хлопнул рукой по седельной сумке. — И… Может… Гм. Слушай, при встрече замолви за меня словечко старику. Он в последнее время меня терпеть не может.

Сергей взялся рукой за холку и махом вскочил в седло, резко натянув повод.

— Спасибо, не ожидал от тебя. Милия, отец тебе поверит?

Девушка смущенно улыбнулась:

— Если серьезному, то — да. Например, если вы благословите нас… Вы отцу сын, а мне — старший брат.

Сергей улыбнулся — на душе, несмотря на приближающуюся опасность, потеплело.

— Конечно. И передай отцу — парень старался. У меня были два месяца спокойствия, да и сейчас он здорово рискует. Счастья тебе, сестренка… И тебе, генерал.

Капрал не обиделся, и это располагало к нему:

— Спасибо тебе за Милию. Удачи. И до скорой встречи…

Сергей ударил пятками по бокам лошади, пробурчав под нос с сомнением:

— Ой ли…

Поднимая пыль, по дороге дробно застучали копыта, в лицо ударил свежий осенний ветер. «Хотя, — мелькнула мысль, — почему бы и нет? Помнится, в прошлый раз я тоже сомневался во встрече…» Слева и справа стремительно замелькали придорожные деревья, впереди показалась развилка с крайними домами недалекого городка…

Но светлоглазый капрал немного не рассчитал быстроты барона, пятнадцати минут у него не оказалось, и на развилке он чуть ли не нос к носу столкнулся с большим отрядом вооруженных верховых.

— Стоять…

Кто-то предостерегающе засвистел — Сергей поднял коня на дыбы, разворачивая назад и в сторону, и, щелкнув по крупу, взял в карьер к видневшемуся за полем лесу.

— Стоять!!!

Сзади донесся множественный перестук копыт — воины барона пришпоривали коней, пригнувшись в седлах и широким веером забирая влево, чтобы отрезать его от леса. Сергей нагнул голову к шее коня:

— Давай, дорогой, ну…

Слева и справа траву прочертили мелькнувшие росчерки. «Арбалеты, — понял он. — Но не по мне — по коню…»

Лес приблизился, он немного придержал скакуна и повел зигзагами, нагибаясь под пружинившие ветки деревьев и с ходу продираясь через путаный подлесок. Среди деревьев эхом разносились крики — погоня барона не отставала…

Внезапно конь захрапел, бросился в одну сторону, потом в другую, пока, сдерживаемый Сергеем, не остановился как вкопанный на месте, выкатив глаза и испуганно прядя длинными ушами. «Наконец-то». Он спрыгнул на землю и побежал вперед, держа в левой руке выхваченный из сумки клинок и закрывая правой лицо от пружинивших веток.

Через пару сотен шагов лес кончился, и деревья с кустами расступились. Сергей с ходу перепрыгнул через какую-то канаву и бросился через поле, стараясь делать шаги пошире, чтобы ноги не путались в густой траве. Впереди туманной стеной поднимался мутный Рох.

Стражники остановились на краю леса, изумленно вытаращив глаза на удаляющуюся фигурку.

— Все — конец. Он что, помешанный?

— Отродясь такого…

У самого тумана Сергей остановился и, выравнивая дыхание, посмотрел назад. Погоня столпилась у леса и, прикрывая лица от низкого солнца, глазела на него — на таком расстоянии он не видел их лиц. Сергей приветливо помахал рукой:

— Большой привет барону. И принцессе…

Вряд ли они могли его услышать. Сергей тяжело вздохнул, повернулся и вошел в туман — наверное, Рох скоро станет его домом…

Глава 7

На двери с грохотом захлопнулся деревянный брус засова. Юрм подергал, проверяя на крепость укрепленный железом дуб, и обернулся назад:

— Проверьте окна… И чердак.

Навзрыд ревели дети — Лаума хотела их успокоить, но слова получались какие-то корявые, неубедительные и совсем не успокаивали. Да и у самой на глаза постоянно наворачивались слезы. Она прижала руками обе маленькие головки к груди и медленно покачивалась из стороны в сторону, как раньше убаюкивала с тихой колыбельной…

— Хватит реветь. Проживем ночь — проносило же раньше…

Застучали сапоги по деревянной лестнице — Юрм сам проверил чердак, окна, печную трубу и крепко стянул шпагатом щеколду потолочного люка.

— Юрм, зашторь окна, прошу тебя…

Он нагнулся к маленькому окошку и, скрывая растущее беспокойство, глянул на безмолвную улицу и мрачный Аш-Тар, замок породнившегося с ужасом маркиза, черной громадой зубчатых стен и башен возвышающийся над городом. Высоко в небе ярким кругом стояла луна, заливая мертвым, неестественным светом опустевшие улицы и притихшие дома, высвечивая контрастом тени голые мосты, обезлюдевшие площади и скверы.

Город замер, спрятался, забился в ожидании. Наступала очередная ночь Одиндог, по-горскому — Полуночной Собаки, когда черные псы Немира выходили из замка и безмолвными тенями скользили по улицам, сея мрачное безумие и помешательство, захлестывая сердца темной злобой сумасшествия и дикого животного страха. Ночь, полная страданий, боли и плача…

— Да угомонитесь же наконец… Тихо. И без вас тошно…

Малыши потихоньку притихли, успокоенные мягким убаюкиванием матери. Старшенький осторожно шмыгнул носом:

— Я есть хочу…

Ядреный корень. Такое случается — повышенное волнение и страх пробуждают у детей голод… Лаума тревожно посмотрела на закрытую печь, потом на мужа. Тот понял сразу.

— Даже и не думай. Только осталось еще и задымить…

Она тяжело вздохнула и крепче прижала детей. Голос наконец выровнялся и она начала что-то ласково нашептывать, улыбаясь и трогая губами маленькие носики. Потом внезапно подняла голову:

— Юрм… Юрм, кажется, кто-то плачет…

Муж отвернулся от окна и склонил голову, прислушиваясь.

— Началось. Господь Бог мой, останься с нами…

В воздухе чувствовалось поднимающееся напряжение, волнами морских приливов накатывался страх. За окном протяжно, нудно и противно завыла собака. Лаума, не отпуская детей, локтем вытерла на глазах слезы:

— Да нет, Юрм… Действительно плачет — за дверью…

Напряжение продолжало расти. На соседнем дворе воем отозвалась еще одна собака, потом еще…

— Постарайся взять себя в руки, Лаума. Теперь может показаться всякое, даже лошадь заговорит.

Юрм поднялся от окна и максимально притушил фитиль лампы у печи, оставив только маленький огонек. В обступившей темноте остались видны только стол, печь и бледные лица с расширенными от волнения глазами. Ближайшая собака на мгновение затихла, и тогда из-за двери явственно донесся чей-то приглушенный щепот и всхлипывания…

— Юрм…

— Да слышу я. Это верно они. Или… Боже, сохрани.

Он осторожно встал и тихо подошел к двери.

— Детей под кровать. Быстро.

Некоторое время прислушивался, прижимаясь ухом к деревянным доскам, потом разогнулся и окинул взглядом опустевшую комнату.

— Чтоб тихо…

В темноте раздался звук осторожно снимаемого засова, потом негромкий скрип приоткрываемой двери. Заколыхался поддуваемый появившимся сквозняком маленький огонек у печи. Теперь уже ясно послышались детские всхлипывания:

— Никого нет… Совсем никого…

Юрм высунул голову за дверь:

— Ну иди сюда, малышка, быстрей…

Плач разом смолк и наступила испуганная тишина, прерываемая только воем обезумевших собак. Лаума старалась не дышать — набухшая капля холодного пота, немного постояв, сбежала со лба на щеку.

— Ну, быстренько…

Простучали торопливые детские шажки, и к Юрму прижалось маленькое испуганное тельце, в темноте заблестели два широко раскрытых, доверчивых глазика. Лязгнул закрываемый засов, и он поднял на руки совсем маленькую, лет пяти, девочку.

— Ты кто же такая будешь? И где твои мама и папа?

Лаума с трудом шевельнула пересохшим языком и хрипло выдавила:

— Юрм… Началось…

Он повернул голову к двери, потом к окну. И сразу понял — пошло… Стих раздирающий вой собак — на улице стояла глухая тишина, и даже ветер не шелестел, подметая брусчатку опавшими осенними листьями. В воздухе больше не было напряжения, как будто порвалась невидимая, туго натянутая струна плотины, и город быстро затапливала волна поднимающегося ужаса. Он мягко опустил девочку на пол:

— Под кровать — к детям. Быстро.

Лаума наконец подняла тяжелую руку и вытерла со лба липкий холодный пот.

— Господь, Бог мой, помоги нам…

Юрм осторожно присел на лавку у окна и краешком нахмуренных глаз глянул на улицу.

— Юрм, миленький, отойди от окна…

— Тише…

Ярко светила луна, наполняя белым безжизненным светом пустую улицу и дома напротив, черневшие глухо задвинутыми дверями и плотно зашторенными окнами.

Под кроватью начала шмыгать носами малышня, опять готовясь зареветь. Лаума опустилась на колени и нащупала в темноте маленькие вздрагивающие головки:

— Ну, маленькие мои… Все хорошо.

Девочка-найденыш испуганно таращила глазки, переводя взгляд с Юрма на Лауму и обратно. Не по-детски серьезные глаза тоже начали наполняться слезами. Лаума успокаивающе взяла ее за руку:

— Успокойся, все будет хорошо. Давай под кровать — к ребятам.

Штруп-штруп, штруп-штруп. Лаума вздрогнула и побледнела, Юрм быстро прижался к стене.

В конце улицы показались быстрые темные фигуры — огромные, высотой в рост человека, они неясными силуэтами отражались на стенах проносящихся мимо домов и на мощенной булыжником мостовой. Исполинские гончие псы мягкими прыжками неслись по городу, легко перескакивая изгороди и запертые калитки, свободно взлетая на покатые крыши пристроек и пустовавшие будки городской стражи…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Под мягкими лапами не поднималась пыль, не шелестели опавшие листья, даже случайно не колыхнулись тонкие ветки декоративного кустарника и цветов…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Юрм прижался к стене, сердце как сумасшедшее колотилось в груди, но он все равно краем осторожно смотрел, не в силах отвести зачарованного взгляда. Мимо мелькнула первая тень, вторая, третья… Четвертая, легко взвившись в воздух, перескочила через изгородь соседа напротив. Бог мой, бедный старый Хаус… Он и так прошлый раз разодрал зубами всех крыс в окрестных домах…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Где-то недалеко пронзительно закричала женщина, зазвенело разбитое стекло, опять отчаянный крик и невнятная ругань, оборвавшиеся на половине…

Штруп-штруп, штруп-штруп. Мягкая, чуть слышная поступь легких лап начала постепенно отдаляться. Юрм вытер рукой вспотевший лоб и перевел дух:

— Пронесло…

Неподвижная бледная Лаума подняла непослушные руки и протерла глаза:

— Бог мой, как хочется пить…

Юрм отодрался от стены:

— Сейчас…

И вдруг наткнулся на расширенные, полные ужаса глаза девочки-найденыша…

— О-о-о-окно…

Он резко обернулся. Через стекло прямо ему в лицо смотрела огромная черная голова пса, поблескивая внимательными зрачками и ровным рядом острых зубов в разинутой пасти… Глаза начали увеличиваться, постепенно заполняя собой все пространство окна, потом комнаты, потом головы, души — ледяное спокойствие неживого, нечеловеческого, уверенного в своем господствующем всесилии и не понимающего человеческое, пронизывающим сквозняком прошло через тело…

— Юрм!!!

Истошный крик Лаумы заставил его вздрогнуть, он медленно повернулся…

— Юрм…

Но это уже был не Юрм — на нее смотрели дикие, пылавшие огнем глаза зверя.

— Юрм, остановись…

По ее щекам потекли горячие слезы.

— Юрмочек, родненький, это же я — твоя жена, ты же любил меня…

Зверь в образе человека пригнулся и одним прыжком преодолел расстояние до Лаумы, воздух потряс дикий нечеловеческий вой. С глухим стуком отлетела в сторону и ударилась о печь отброшенная девочка-найденыш…

Лаума закрыла голову руками. С животным ревом зверь начал клочьями срывать одежду, обнажая нагое тело с красными, быстро набухающими бороздами царапин и синяков…

Над головой нависли выступившие стены разрушенного замка. Сергей мягко двинулся вдоль — из тумана вырисовались две остроконечные сторожевые башенки и полуразвалившаяся арка въездных ворот. Ров, когда-то полный воды, был почти засыпан битым мусором и зарос все тем же колючим, вездесущим кустарником. И ни одной твари…

Что здесь было не так? Подобные места — излюбленные прибежища членистых многоногих — всегда просто кишели клацающими челюстями и жвалами. Или же были заселены бездумными моргами…

Сергей закрыл глаза и сосредоточился. Несколько тусклых, почти невидимых пятнышек сзади, слева, справа — далеко, за пределами ста шагов. И абсолютно ничего впереди. Гм…

Он обошел лежавшую огромную обгоревшую створку центральных ворот, под ногами хрустнуло крошево битого кирпича. Над головой проплыла арка главного входа, соединяющая сторожевые башенки, и он осторожно ступил на внутренний двор. Здесь когда-то была большая битва…

Каменный двор-колодец был почти полностью засыпан осколками камня, обгоревшими деревянными балками, кирпичом и мусором — остатками основного арсенал-каземата, от которого остался только первый этаж. Видимо, взорвался пороховой погреб… За ним высоким пятном проглядывал величественный донжон.

Сергей, стараясь как можно меньше хрустеть по битому, наваленному кучами камню, стал пробираться ближе — ему нужно было туда. Там, скрытые в недрах подвалов, обычно хранились припасы, и там могла быть вода. Он находился в тумане шестой день, и вторые сутки ничего не пил — вода вообще крайне редко встречалась в сухом Рохе.

Вход в башню был засыпан мусором, и Сергей внутрь залез через окно, сощурившись и стараясь что-то разглядеть в полумраке. Вниз, в темноту, уходил крутой спуск спиральной лестницы, по кругу — очень кстати — темнели непрогоревшие черенки факелов. Он выдернул из гнезда твердую сухую палку и высек кресалом искру. Просмоленная, почти не портящаяся от времени пакля сразу занялась, пуская едкие клубы коптящего вонючего дыма. Сергей поднял факел повыше, в правой руке поудобнее перехватил меч и начал осторожно спускаться вниз.

Через оборот ступеней вокруг оси черным зевом открылась боковая горизонтальная галерея, ниже арочным входом темнела еще одна. Он задумчиво почесал голову — вряд ли там, скорее всего ниже… Еще через оборот лестница кончилась, обнаружив ровную площадку с одним-единственным боковым выходом. Сергей заглянул внутрь — опять спиральная лестница, только с более широким кольцом спуска. Ладно…

Еще один оборот спирали, и он оказался в просторном круглом зале — эхо шагов гулко отражалось от низкого каменного свода. По периметру через равные промежутки черными пунктирами темнели факелы — опять очень кстати. Центральную часть занимал широкий метровый уступ, похожий на сценическую площадку для выступлений.

Сергей обошел зал по кругу, поджигая коптящие старые светильники, и, когда стало совсем светло, неспешно приблизился к возвышению в центре. Площадка оказалась круглым ограждением — вниз уходил черный провал колодца. Вода? Он посветил факелом — свет высветил бугристую каменную кладку и как будто плотную и осязаемую черноту внизу. Что-то это здорово напоминает… Что-то — уже виданное и забытое, как быстро забывается сон. И еще… И еще очень хочется пить.

Сергей разжал пальцы — факел кувыркнулся и скрылся в темноте, как в волнах густого черного моря. Странная какая-то темнота… И это обязательно нужно проверить. Кроме жажды, было еще что-то очень важное, что необходимо узнать…

Снизу донесся еле слышный стук, не всплеск — факел куда-то благополучно приземлился. Ладно… Он перекинул ногу через каменное ограждение и, нащупывая руками части выступающей кладки, осторожно полез вниз. Метр, еще метр, еще ниже — спускаться было нетрудно, благо выпуклость и зазоры между камнями позволяли втиснуть пальцы рук и носок сапога. Темнота вокруг сомкнулась волнами густого киселя. Стало не видно стены и собственных рук, скрылся довольно хорошо освещенный потолок — к горлу подступил холодящий комочек страха. Что за напасть такая…

Еще через пару минут ожидания, самых наихудших скверностей, внизу далеким огоньком заблестел почему-то не потухший факел, и он понял — неощущаемый и непонятный кисель кончился и странным облаком стлался над головой. И что воды здесь нет…

Некоторое время он неподвижно висел, прижавшись к шероховатому холодному камню и грустно разглядывая безнадежный огонек, потом тяжело вздохнул и полез обратно наверх. Что-то во всем этом было… знакомое.

Вскоре над головой опять появился ярко освещенный потолок, и он перевалился через каменное ограждение, стараясь перевести дух и унять беспокойно стучащее сердце. Потом облокотился о борт, задумчиво скользя взглядом по черноте уходящего вниз колодца…

Сон. Я видел сон. Синие, такие синие и близкие глаза, опускающаяся стена отрезает выход… Крысоловка. Долгая дорога вверх и… опять глаза. Только черные — с «иконы». Ты хочешь вернуть все назад? Объяви, что ты ничего не знал, что это — случайность. Тогда брак недействителен… Гм… Легко сказать — объяви. Что значит объяви — выйти и кричать на улице? Кому объяви? Уж не маркизу ли?

Сергей даже улыбнулся — к маркизу у него была своя личная и огромная неприязнь. Да и…

Что-то непонятное творилось с сердцем — что-то, заставляющее очень хорошо подумать и разобраться. В чем разобраться? Разве она тебе не показала, что сама хочет этого? Ладно. Не сейчас об этом…

Еще. Что-то там было еще. Где-то я мог высунуться и… Мрак-шахта — здесь. Мрак-шахта? Это — мрак-шахта?

Сергей вытер вспотевший от волнения лоб. Так… Что говорил об этом Харон? Поборовшему свой страх открываются дороги… Поборовшему свой страх. Какой страх? Отчего страх? От спуска вниз?

Интересно, когда он лазил вниз, то поборол свой страх? Наверное… Хотя — вряд ли. Такое сможет каждый. Или почти каждый. Нет какого-то особого ужаса в медленном спуске по выступающей каменной кладке стены.

«Так. Кажется, я понимаю, в чем тут дело. — В голове мелькнула и осталась осознанная мысль. — Понимаю? Откуда я могу понимать? И не слишком ли много я знаю?» Может, и слишком.

Он встал на каменный борт, растопырив для равновесия в стороны руки, и посмотрел вниз. Черный провал колодца дыхнул ледяным спокойствием поджидающего монстра. Густой круг темноты в бездонной пропасти одновременно отталкивал, и притягивал, и пугал…

«Боишься? — опять пришла осознанная мысль. — Нет… Мне все равно».

«Ты ангел?» — это уже воспоминание, заставившее, непонятно почему, грустью шевельнуться сердце. «Нет… Но попробую быть похожим. Только не знаю — для кого…»

Сергей вытащил из-за спины меч и, крепко сжав рукоять непослушными пальцами, начал плавно падать вперед — в темную раскрытую пасть ожидающей своей жертвы шахты. «К Даличу», — сказал он стремительно приблизившейся кляксе черноты и мелькавшим каменным стенам. «Идиот…» — запоздало самому себе…

В голове яркой вспышкой взорвался всполох огня, метнулись какие-то протянувшиеся пунктиром линии, и неожиданно сверкнувшим облаком приблизились небо и ослепительное солнце, и показалась проглядывающая сквозь разрывы облаков серая земля… Земля рванулась навстречу, и вот уже с дикой скоростью приближаются и уносятся назад полосы сумрачного тумана, сливаются в сплошную линию деревья и колючие кусты, возвышенности, низины и холмы.

Движение замедляется, как у экспресса у остановки, и в клочьях ползущей белесой мглы виднеются люди… Не люди, а только напоминающие людей — морги; бесконечная цепочка черных безличностей неспешно тянется из глубины, извиваясь между холмами и деревьями, по каким-то своим, недоступным человеческому пониманию делам… Невдалеке просматривается еще одна, ползущая змеей, цепь.

Зевнуло провалом ущелье, и перед глазами, заслоняя горизонт, поднялся ровной стеной высокий утес с величественной крепостью у подножия. Высокие четырехугольные угловые башни и зубчатые стены вздымались у самой границы Роха, как будто умудряясь принадлежать двум мирам одновременно. Потом опять опустилась темнота…

…Сергей открыл глаза и поднял голову. Ну и ну… Любят здесь, однако, кино. Так, где он теперь? Ага, все там же — в каменном колодце, только уже на дне. Не упал с высоты, не разбился — и то слава богу… Идиот. Кретин. Дважды идиот и дважды кретин.

Сергей вздохнул — он только в последний момент осознал, какое странное и нелепое пожелание высказал, пролетая густое облако мрака. К Даличу… Что это — к Даличу? Это даже не название местности — это вообще невесть что. Он ведь абсолютно не знает, как пользоваться этим порождением Роха или былых времен недобрых игр с магией… Что нужно говорить? Наверняка какую-нибудь формулу мантры плюс точное, до скрупулезности, название места. А тут… Кретин. Еще хорошо, что так все закончилось. Тебе так хочется смерти? Тогда сначала заслужи ее, нормальную и честную, и не будь слабаком. Ибо самоубийца прежде всего показывает свою слабость.

Он нащупал рукой валявшийся рядом клинок и поднялся, осматриваясь. Сбоку виднелось темное отверстие выхода — открытое… Странно, почему он видит? Вокруг был не мрак, а полумрак, как будто в воздухе равномерно распылилась капелька света… «Кстати, здесь где-то валялся мой факел».

Сергей некоторое время тупо осматривал абсолютно голый пол — факела не было. Потом присел на корточки и глупо поводил рукой по тому месту, где он предположительно мог лежать… И не лежал. И это говорило о многом. Даже об очень многом. И прежде всего — что это уже не та шахта… Гм…

Значит, вот как это осуществляется. Открываются дороги… От шахты к шахте. Интересно — сколько их, разбросанных по Роху? И куда его занесло теперь?

Он встал, подошел к арочному отверстию бокового выхода и заглянул внутрь. Каменный коридор, темные проемы поперечных проходов — глубина теряется во мраке. Лабиринт? Как во сне? Ладно, посмотрим, только не далеко.

В первом же боковом ответвлении обнаружилась витая лестница наверх — Сергей задрал голову, с любопытством рассматривая крутые ступени. Куда-то да выведут…

Довольно долгий подъем, и он вышел к свежему воздуху, жмурясь от солнца и со странным чувством в душе оглядывая впечатляющую панораму…

Прямо перед ним возвышались внутренние стены величественного белого замка, и даже не замка, а крепости — из видения. Под ногами лежал мощенный брусчаткой двор второго, верхнего уровня обороны — к нему спускались полукруглые тесаные каменные ступени, по сторонам устремлялись вверх высокие угловые башни. Слева, через невысокую боковую стену, виднелся нижний и, видимо, внешний уровень с хозяйственными зданиями — слева в стороне неровной живой стеной клубился Рох…

Сергей неуверенно спустился по ступеням и обернулся. Над головой вздымалась вертикальная стена огромного утеса, испещренная черными провалами пещер и гнездами вечно кричащих горных уларов.

— Стоять… Не двигаться!

Он прикрыл глаза от солнца ладонью, осматривая башни — что-то подобное он ожидал, но голос окликнувшего был какой-то неуверенный…

— Стою.

— Ты кто такой? Жирам, прикрой меня…

От одной из башен из тени в полосу света ступил воин, без доспехов, но с зажатым в пальцах мечом. Он остановился в нескольких шагах, щурясь от солнца и удивленно разглядывая Сергея:

— Ты кто? Морг?

Сергею стало смешно, он почувствовал себя совсем хорошо: угнетающий дух Рох остался позади и, хотелось верить, — все проблемы иже с ним.

— Ты что, никогда не видел моргов?

— Видел… — Воин несколько сконфузился. — Тогда какого перца ты вышел из пещер?

Сергей улыбнулся:

— Ходил по-маленькому… Слушай, я правильно понял, я — у князя Далича?

— Ты что, не знаешь, где находишься? — Он удивился. — Давай-ка, друг, к начальству. Там разберутся.

Сергей вытер мокрые губы и вернул объемный деревянный ковш старшине:

— Спасибо.

Тот усмехнулся и кивнул безусому — молодой с ковшом скрылся за дверью.

— Все это хорошо. Но знаешь, что я тебе скажу. — Худой, но крепкий жилистый капитан оторвался от своего меча и положил точильный оселок рядом на табурет. — Байки — это дешевый авторитет. Рох, мрак-шахты… Тоже мне Охотник Хром. У нас уважение зарабатывают в бою. Бой всегда показывает, кто есть кто. Пришел к нам? Ладно, хорошо. Увидим, кто ты есть…

Сергей вздохнул и задумчиво посмотрел в окно — на мощеный двор, горы и поднимающийся невдалеке туман.

— А князь сейчас далеко? Как скоро он будет здесь?

Старшина недовольно нахмурился:

— Зачем это тебе?

— Вы сами говорили, что это — важный пункт обороны. А почти не охраняется…

— Вообще-то для начала: это — не твое дело. Если и залез незаметно в пещеру…

— Подожди. — Капитан попробовал пальцем остроту лезвия и аккуратно прислонил клинок к стене. — К нам пришел человек, воин… Может, он в душе — стратег. И будущий полководец. Не обиделся? Молодец.

Он встал и подошел к окну, тоже хмуро глянув на вздымающиеся скалы и стену тумана.

— Эта крепость называется Ушет-Гурд, что в переводе с горского означает город шахов, или пристанище царей. Это действительно важно, ты поймешь позже… Но у нас нет сил и возможностей держать под контролем все. И поэтому князь со всеми — обычно там, где морги. А морги сейчас не здесь…

— Скоро будут здесь.

— Что-о?

Сергей отвернулся от окна, глянув сначала на старшину, потом — прямо в глаза капитану.

— Можете мне верить или нет, но я видел длинные цепи нелюдей, которые стягивались сюда.

Капитан бросил вопросительный и даже какой-то многозначительный взгляд на старшину.

— Бред, — негромко пробурчал тот, однако в его голосе не было уверенности. — Диву из золотой роты говорил…

— Оставь Диву. — Капитан обернулся к Сергею. — Ты не ошибся?

— Нет. — Сергей не отвел взгляда в сторону. — Я рад, что не столкнулся с глупой самонадеянностью.

— Полегче. Но самонадеянные здесь не выживают. Что скажешь? — Он опять глянул на старшину.

Тот, сощурившись, пристально смотрел на Сергея.

— Сколько их? И далеко?

— За ущельем — здесь должно быть ущелье… Много. Очень много.

Старшина замолчал. Капитан некоторое время смотрел на него, потом вздохнул:

— Ладно, понятно. Тогда объявляй общий сигнал — Сбор. Боевой. Собирай всех — по местам. Кстати, мне что-то подобное казалось… Хитрые твари.

— Я пошлю Арнику к князю. — Старшина оторвал взгляд от Сергея. — Мы не продержимся долго.

— Давай. — Капитан хлопнул Сергея по плечу. — Вот и твой бой, парень. Начало положил, теперь так же продолжи. Парнам, отправь его к Нигоре.

…Небольшой гарнизон крепости в данное время насчитывал немногим более тридцати человек и в готовность был приведен мигом. Крепким духом, битым во многих боях людям не надо много объяснять — здесь не было случайных. Сказать в схватке «ты» Роху мог далеко не каждый воин в Шеоле, и здесь оставались избранные, которые могли выдержать не только давление и близость тумана…

— Привет. Парнам сказал, что ты ко мне. Меня зовут Нигера. — Невысокий смуглолицый ратник дружески протянул руку. — Пошли. Я покажу тебе наше место… И дело.

Заскрипели и заскрежетали на всю округу опускаемые тяжелые кованые решетки ворот. Сразу застучали вбиваемые клинья в огромные барабаны подъемников.

Сергей вслед за смуглолицым взбежал на высокую стену — здесь вовсю кипела работа. По широкому пандусу из угловых башен выкатывались какие-то объемные бочки, наверное, с горючей смолой, готовились шипастые бревна, камни… Непосвященному было трудно понять всю эту кутерьму.

— Тебе говорили, что ждать их приходится больше с внутренней стороны? Нет? Из пещер — там целый лабиринт ходов… Снаружи им мешает ущелье. — У башни Нигора посторонился, пропуская двоих, тянувших увесистые мешки. Потом, рывками хватаясь за поручни, начал умело кружить по витой лестнице наверх. Сергей не отставал.

— Тогда, может, проще их заделать? Или завалить чем-нибудь?

— Однажды так и поступили. Но крабы им проделали новые. — Он остановился на квадратной площадке на самом верху. — Это святая святых…

У одной из амбразур, одетый в решетку лафетного каркаса, вниз уставился литой ствол пушки. Двое воинов деловито раскладывали небольшие ядра рядом с ящичком пороха и высокой бочкой для воды.

Сергей заглянул в амбразуру — круглое жерло охватывало брусчатку двора. Нигора наслаждался произведенным эффектом:

— Мы — пушкари. Элита князя. Да и вообще любой армии в Шеоле.

Естественно, он не знал, что Сергей в своем мире когда-то был офицером-танкистом.

— Но твоя задача пока не здесь. Ты будешь ниже — прикрывать с Оллой подступы к башне. И по необходимости доставлять воду наверх, для охлаждения ствола…

Сергей спустился на три этажа ниже, в небольшое помещение на уровне стен с круглым отверстием подъемника и небольшой лебедкой. Невысокий угрюмый воин выставлял вдоль стены бочонки с порохом. Возле узких окон, смотрящих во двор, аккуратными стопками разложены арбалетные болты.

— Таскай воду. — Олла кивнул на большую кадку в углу. — Или потом будешь носиться с ведрами…

Сергей взялся за рукоятку лебедки.

— Может, лучше сразу наверх?

— Может, лучше тебе помолчать?

Через полчаса суета в небольшом гарнизоне Ушет-Гурда улеглась, и потянулись часы ожидания. «Вот так раз, — думал Сергей, прислонившись к стене у узкой бойницы. — Из огня — сразу в полымя. Из Роха — в сечу. Вот так жизнь… Мне это надо?

Но иначе не получается. Ты сам пришел к беспокойному князю — получай, что хотел. Ты шел воевать? Я просто не знал куда идти… И с чего начать. Ведь здесь, как и в моем мире, для того чтобы жить, нужны деньги. И если заработать я могу пока только мечом, то лучше уж против моргов, а не людей».

— Послушай, — он повернулся к молчавшему напарнику, — а ты не встречался со Сватом? С Камбитом, Гаем…

— Смотри лучше в окно.

Сергей перевел взгляд на мощеный двор крепости и ступеньки пещер. Неразговорчивый…

Темные выходы гротов казались жерлами преисподней, готовыми в любой момент выплюнуть нечто смертельное, заставляющее гибнуть не только тело… Над крепостью висела тишина, прерываемая только криками скальных уларов и завыванием постоянного горного сквозняка в башне.

Странная это все-таки оборона. Изнутри, а не снаружи. И зачем ее вообще оборонять — какой в этом смысл? Морги не часто выходят из тумана, и всегда недалеко и ненадолго. И по веской причине. Значит, этот бой больше нужен нелюдям, если они уже сюда решатся выйти…

И зачем это людям? Схватка просто ради схватки? Выплеснуть свою ненависть к чему-то, поглотившему их земли? Зачем же так — не по-равному, ведь будет много смертей.

Что-то было во всем этом неправильное, непонятное, и дело не в геройстве. Все знают, что так Рох не победить и моргов не перебить. А если сюда выползут членистоногие? Тогда это будет бойня или пир.

Суставчатые не выходят из тумана, но ведь это не закон — при наступлении Роха такое случалось. Значит, возможность остается.

И вообще… Все не так. Надо понять, разобраться… Рох живет ненавистью. И точно такой же ненавистью его не победить.

— Ну как, все в порядке? — В башню через вход со стены заглянул капитан. — Вижу, готовы…

— Я есть хочу, — сообщил ему Сергей, недвусмысленно похлопывая себя по животу. Он начал быстро осваиваться, обстановка была почти родной, армейской. — У вас разве не принято сначала кормить, а потом давать работу?

— Это хорошо. Будешь злее. Да и бегать легче, мечом махать. Кстати, и умирать, особенно если вскрывают живот.

Неулыбчивый Олла рядом прыснул смешком. Ну просто душа-парень…

— Спасибо на добром слове. — Сергей деланно хмуро отвернулся кокну.

Капитан опустился на корточки у соседней бойницы.

— Знаешь, дружище, — помолчав, сказал он, — если они не появятся до захода солнца… то мы можем оказаться в очень дурацком положении перед князем. И тогда, поверь мне, из тебя полезет то, что ты никогда не ел.

— Мне бы ваши сомнения. Вы бы лучше молились, чтобы они не появились. Не с нашей защитой, — Сергей кивнул головой в окно, — это отстоять.

— Стратег… Почему только я тебе верю? — Капитан, вздохнув, поднялся на ноги.

— Не мне. Своей интуиции. Я только катализатор.

— Ладно, умник. Надеюсь, что ты прав…

Капитан, одарив его на прощание задумчивым взглядом, скрылся в проеме выхода. Сергей повернулся и встретил хмуро-недоумевающий взгляд Оллы:

— Катали… Кто?

Сергей улыбнулся:

— Смотри лучше в окно.

Он совсем не разделял сомнений капитана. Он не чувствовал, он знал — твари здесь, рядом…

Рох — это ненависть. Ненависть, помноженная на ненависть, — к чему это приведет? Вряд ли как клин клином, скорее в воздухе будет двойная ненависть. Так можно победить Рох?

А как по-другому? Добротой? Сердечностью? Не знаю… Но в Шеоле хватает добрых и хороших людей — Сергей убедился в этом не понаслышке, и разве это давало результаты?

Нет, насколько слышал Сергей, Рох истребляет разных людей, но что-то в этом есть. Что-то. На эгоизм, меркантильность и нечистоту помыслов твари реагируют особенно чувствительно и быстро.

Почему смог выжить Харон? Это загадка, ведь дело наверняка не в рождении в Рохе. Харон вообще загадка, и очень трудно понять, что у него в голове. Но это такая же опера, как и у Сергея…

А Белый орден? Ведь некоторые из них могут выдерживать давление тумана до нескольких дней, правда, стараясь не сталкиваться с тварями впрямую. Как? Какие-то мантры, концентрация…

Белый орден. Вот с кого нужно начинать. Вот с кем очень хотелось бы встретиться, побеседовать… «Гм… И как ты это себе представляешь? Подождите, уважаемые, минуточку, у меня к вам парочка вопросов?

Орден очень сложная организация. И прежде чем ответить на любой, самый безвинный вопрос, они пожелают узнать о тебе все. Это естественно. И что тогда? Уж твои сказки про горцев здесь точно не пройдут — там далеко не глупцы. В одном можно быть уверенным точно — о свободе придется забыть. Можно не тешить себя иллюзиями о благородстве власть имущих и о свободе прав — там, где дело касается Роха, нет прав ни у кого. Может, это даже и правильно — кто я такой, чтобы судить».

— Внимание!!!

Это был не крик, а какой-то властный шепот, пронесшийся над стенами. Сергей быстро глянул в окно…

Сразу из нескольких скальных пещер показались морги. Черные, уродливые, обмотанные непонятным тряпьем и вооруженные чем попало, они почему-то сразу вызывали страх, далекий от насмешки. Да и что, вышедшее из бездны ада, могло вызвать насмешку?

Над крепостью повисла звенящая тишина, даже ветер прекратил завывать непрерывным сквозняком между зубьями башен. Первая группа нелюдей остановилась у подножия лестниц, осматриваясь вокруг и бросая полные злобы и ненависти взгляды на стены.

В полном безмолвии и тишине прошла минута, и тогда сразу из нескольких нижних отверстий хлынули остальные — нестройным молчаливым потоком, сбегая или спрыгивая со ступеней… На стены пошла первая волна штурма.

— Первый, вперед. Гром.

Воздух прочертили два дымных арбалетных следа — высоко на отвесной стене над пещерами негромко хлопнули пристрелянные пороховые заряды и вниз рухнули подвешенные в специальной мешковине огромные валуны, разбивая и ломая каменные ступени и поднимая в воздух клубы густой пыли…

«Неплохо, — мелькнула шальная мысль. — А я думал, что это гнезда…»

Однако горячечный бред атаки уже набрал обороты, и вниз по лестницам сквозь пыль выплескивались новые порции бегущих черных фигур…

— Второй. — Спокойный голос капитана даже не дрогнул. Сергей почувствовал, как бешено колотится его сердце.

Небольшая комнатка башни на мгновение осветилась — пыль прорезали два сверкнувших столба пламени, уши резанул удар, и в воздух в грохоте эха полетели исковерканные камни ступеней и брусчатки двора…

— Ого, — от возбуждения Сергей проговорил вслух, — это что, заминировали? Неужели не жаль столько пороха…

— Жаль, — отозвался угрюмый Олла. — Первый раз такое. Все, готовься. Праздник на лестнице закончен.

Но на этот раз наступила пауза. Дым рассеялся, открывая глазам покореженные ступени, разбросанные пыльные тела и полузасыпанные выходы пещер. В полном молчании протекла минута, вторая…

Третья волна уже была осторожней — морги начали выпрыгивать из крайних гротов друг за другом и сразу разбегаться по сторонам, собираясь в группы за камнями побольше. Не совсем они уже и безмозглые.

Сергей хмуро смотрел на бесконечную ленту выпрыгивающих тварей и плотно заполняемое море черных голов над валунами — уже много, а сколько еще там… Как же наши думают защититься?

— Как всегда. Мечом и яростью, — мрачно сказал сбоку Олла.

Сергей посмотрел на него — видимо, последнюю мысль он высказал вслух. За окном раздался многоголосый вой — третья волна пришла в движение. Нелюди из пещер пошли сплошным потоком, в шуме и гомоне голос капитана стал неразличим. Над головой рявкнула пушка, разметав огненным смерчем длинную брешь в толпе наступающих — морги втянули головы в плечи и побежали бегом…

Олла как заведенный посылал через амбразуру стрелу за стрелой. Сергей старался не отставать. Над головой через равные интервалы гремела пушка, ветер разметывал по крепости клубы дыма, вой тварей и крики людей. Но это уже был бой, а не сдерживание, — первые ряды нападавших карабкались на стены…

— Гантибас, — орал в запале хмурый напарник, — немного левее бы, дурьи головы…

Сергей мельком глянул в ту сторону — со стены по выдвинутым направляющим катилось, разгоняясь, большое шипастое бревно, левее выдвигались еще несколько полозьев… Бревно ухнуло вниз и покатилось, оставляя за собой в густом муравейнике слабо шевелящиеся и мертвые тела. Без стонов и криков — но ведь Сергей знал, у тварей тоже было понятие смерти…

Мимо головы что-то просвистело, потом еще, оставляя странный запах.

— Мать твою… Это еще что, огонь? — удивленно проговорил Олла и вдруг дико заревел: — Воды!!! Порох!

Сергей метнулся к кадке, заливая пол и дымящиеся дротики водой, неверящими глазами поглядывая в окно. Так. Твари научились использовать огонь… Что еще нового принесет им Рох?

Глава 8

Блестящая поверхность зеркала подернулась рябью, потом разбежалась кругами — как вода, в которую бросили камень.

Маркиз Ар-Роз нетерпеливо поставил свечу на подсвечник и сжал кулаки — его глаза сверкнули плохо контролируемым бешенством.

— Я хочу, чтобы по улицам Ангоры прошла смерть. И вместе с ней — смертельный ужас и страх…

Поверхность опять зарябилась, концентрические круги увеличились, больше напоминая волны… Неожиданно в комнате разом погасли огоньки свечей, и в нахлынувшей сплошной темноте маркиз почувствовал могильный холод, сквозивший прямо из зеркала. Как всегда в таких случаях, он не смог сдержать льдинку страха, кольнувшую сердце, — на лбу выступила испарина. Но сердце все равно пылало яростью мести и… И никогда не стихавшим голодом.

— Нет предела твоим желаниям, — из-за плавающего стекла донесся низкий неживой голос. — Ты все меньше делаешь и все больше хочешь.

Маркиз поднялся на ноги.

— Я всегда делаю все, что в моих силах.

— Тогда и получай только то, что для твоих сил.

— У всех есть пределы возможностей. В том числе и у вас!

— Есть, — согласился утробный голос. — Но только тогда, когда их устанавливают. Ладно. Столица Ассаны увидит то, что ты хочешь. И еще. Твоя принцесса скоро отправится в Загору. Через Шаридан.

…Рябящаяся от ветерка поверхность пруда в городском парке на миг сгладилась и приобрела вид зеркала. Когда ветер смог снова заволновать непослушную гладь, над водой поднялся и замер в клубах растворяющегося тумана огромный чудовищный монстр. Длинные усы легко прошелестели по желтеющей осенней траве, больше вследствие инстинкта, чем надобности, — чудовище и так всеми имеющимися чувствами ощущало присутствие множества посторонних…

Сфокусировав неподвижные глаза на цепочке фонарей ближайшей улицы, гигантский монстр медленно двинулся вперед — в вечернюю темноту ничего не подозревающего ночного города…

— Эния, — король Ангурд заложил руки за спину и прошелся по кабинету, — все-таки в Загору придется отправиться тебе. Посольство и вице-канцлер уже получили распоряжение. Впрочем, Оле Харм и так все знает.

— Отец, — принцесса вскинула тревожные глаза, — не сейчас…

— Может, хватит? — Ангурд недовольно повернулся к дочери. — Пора уже и о людях, о государстве наконец вспомнить… Мне сейчас как никогда нужна твоя помощь.

Принцесса промолчала. Король остановился возле дочери и пальцем мягко приподнял ее подбородок:

— Я не могу понять тебя, Эния. В чем дело? Что случилось? Судьба повернулась к нам лицом — мы избежали твоего брака с маркизом. Другая радовалась бы…

— А тот парень? Он радуется?

Ангурд вздохнул:

— Как ты не похожа на других женщин, Эни. Разве мы можем что-нибудь сделать? Поиски ни к чему не привели. Один сумасшедший, который кинулся в Рох…

Принцесса отвернулась и подошла к окну.

— Поиски ни к чему не привели, потому что не очень старались. Я знаю об этом ваше мнение, отец.

— Я никогда не скрываю свое мнение. — Король нахмурился. — И это не повод для упреков в мой адрес.

— Простите, ваше величество. Я не хотела.

Ангурд обошел вокруг стола и опустился в высокое кресло. В кабинете повисло молчание.

— Зачем тебе это? — наконец произнес король. — Я не могу тебя понять. Ты ведь совсем не знаешь этого человека. Да и не могла знать, не дело это принцессы, дочери короля…

— Я должна посмотреть ему в глаза. Мне трудно объяснить вам это, отец. Не забывайте, мы связаны официальным браком. И знаете… Мы ведь были в Эргане — за звездами. Кто может сейчас припомнить подобное?

Ангурд тяжело наклонился и сцепил руки на столе.

— Он погиб, Эния. Еще тогда, после маркиза.

Принцесса промолчала.

— Иначе бы давно объявился. Сам.

— Он вам не верит. И мне тоже… — Она нахмурилась, вспомнив о двойнике.

В дверь уважительно, но настойчиво постучали.

— Ладно, — вздохнул король, хмуро глянув на дверь. — Я вчера отправил гонцов к князю Даличу. Если он вдруг умудрился выйти из Роха, то там должны о нем что-то знать… Не мог же он вырасти из земли, как говорит лорд Шамур. Кто там? На ночь глядя…

В дверях щелкнул шпорами начальник караула конной стражи дворца, в его глазах билась неподдельная тревога:

— Ваше величество, беда…

— Скоро?

Полный господин, откинув полог шитого золотом плаща, привстал в стременах, вглядываясь в темноту пустынной улицы.

Ничто не выдавало присутствия жизни: ни свет, который мог пробиться сквозь закрытые ставни, ни потушенные на улице фонари, ни собаки, ни даже луна, сегодня не показывающая носа из-за облаков. Только ветер тихо шуршал опавшими листьями по мостовой, не нарушая напряженной тишины утонувших в черноте ночи домов…

— Еще немного.

Рядом присели на корточках еще двое — капитан королевской гвардии и сутулый священник в накинутом сверху плаще, однако не скрывавшем светлой ризы Белого ордена.

— Тихо…

Впереди от темных пятен деревьев отделилась фигура человека, в легком движении почти неразличимая на фоне мрачных молчаливых домов.

— Ну как?

Человек скинул темный капюшон с лица и отдышался.

— В двух кварталах отсюда — в палисаднике… Кажется, тенетник. Огромный… Сейчас он сыт.

— Ясно.

Капитан оглянулся назад и вполголоса распорядился в темноту:

— Первое, второе и третье отделения — вперед. Мастеровые — скрепляющие единицы.

Мимо, приглушенно топая сапогами, быстро побежала цепочка гвардейцев с длинными ажурными конструкциями в руках.

— Быстрей, — вздохнул господин на коне. — Знаю, захочет осмотреть сам…

Поперек улицы быстро разрастался высокий металлический забор с острыми наконечниками пик на вершине. Почти без разговоров и лишнего шума — в темноте иногда раздавался глухой лязг и тихая ругань — кузнецы споро скрепляли элементы между собой. Зашуршало железо — в сторону перекрытой улицы выдвинулись длинные поперечные копья, одновременно добавляя устойчивости ограждению.

Сбоку также стукнуло и скрипнуло — у ближних деревьев закрепилась повозка, в темноту ночи уставилось жерло походной пушки.

— Ой-ой, — с сарказмом покачал головой господин верхом.

Сзади донесся, быстро нарастая, дробный перестук копыт — недовольно захрапела резко осаживаемая лошадь.

— Как дела? — Король Ангурд бросил взгляд на вытянувшихся вокруг людей. — Продолжайте, не время…

Господин на коне тронул поводья.

— По плану, ваше величество, район почти перекрыт. Хвала вашей проницательности! Трудно даже сказать, что могло бы быть, если бы мы не готовились к подобному…

— Это еще кто? — Король всмотрелся в темноту. — Господин градоначальник? Ты какого шута здесь? Люди эвакуированы?

— Так точно… — В голосе господина в золотом плаще послышался оттенок обиды. — Кого успели… Ими сейчас занимаются мои помощники. Остальные глухо задраились в домах.

— Тогда займись самими помощниками. Там полный кавардак. Люди в полной панике, никого толком не разместили, не накормили… Нечего сверкать геройством там, где не надо.

Ангурд хмуро проводил взглядом мгновенно исчезнувшего в ночи городского главу, потом повернулся к забору.

— Эймер?

Рядом возникла фигура священника в плаще.

— Что ты думаешь?

Монах на мгновение задумался.

— Не знаю… Может оказаться все очень глупо, если он вздумает пойти по крышам.

— Я знаю. Но Гушар считает, что они слабее без тумана. И не настолько же умен, чтобы не пойти за приманкой…

— Я слышал, — вздохнул священник. — Белые коровы. Через интервалы. Не знаю — правильно ли то, что вы затеяли, ваше величество… Это опасней на порядок.

— Я должен. — Ангурд оглянулся вокруг. — Где-то здесь я видел своего капитана…

В темноте из-под земли выросла высокая фигура Гуяра.

— Только в самом крайнем случае, капитан. — Король кивнул в сторону деревьев с пушкой. — Мне он нужен живым. — Потом сузил глаза в сторону перекрытой улицы. — Я должен всем показать, что с ними можно бороться…

Глава 9

Олла взмахнул рукой с арбалетом — в проеме выхода на стены со стрелой в голове медленно повалился здоровенный морг.

Внизу на витой лестнице тоже гукнуло и покатилось вниз — Сергей быстро перезарядил арбалет. Морги завладели нижними этажами башни, отрезав доступ к воде. Он мельком глянул на руку — пальцы с непривычки были изодраны в кровь тетивой, за недостатком времени он не пользовался механизмом взвода.

Ярость штурма достигла апогея, теперь уже было трудно разобрать — где свои, а где враги. Бой шел повсюду — на крышах, стенах, башнях, разбившись на множество отдельных очагов зашиты. Воздух перечеркивали дымные следы дротиков и арбалетных стрел, сверху с минимальными интервалами рявкала пушка, но Сергей понимал — это уже скорее финишная прямая, полный разгром не за горами. Их было слишком мало. Порох и вода наверняка на исходе, и как только замолчит пушк…

Ветер гонял клубы дыма и пороховой гари, сквозь мутную пелену проглядывало порядком опустившееся солнце.

— Если князь не подоспеет в ближайшие полчаса… — Сергей послал стрелу через бойницу и тут же подскочил к лестнице.

Олла щелкнул тетивой и, вытянув шею, мрачно окинул взглядом стены крепости — в его глазах полыхнул огонь, зрачки сузились. Что там еще… Сергей проследил за его взглядом — среди суматохи боя глаза наткнулись на худую фигуру капитана, оказавшегося в очень трудном положении…

Капитана зажали с двух сторон, прямо на стене. Ярость и ненависть сплелись воедино, однако не оставляя шанса на выход из неравного боя. Вряд ли даже самый умелый сумеет долго устоять, отбиваясь сразу на два фронта от нелюдей, причем многих…

Сергей вопросительно глянул на напарника — Олла кивнул головой:

— Давай, я справлюсь…

Сергей выхватил клинок и выскочил на широкий пандус стены.

— Эй, — крикнул вслед Олла, заставив его на миг обернуться. — Ты спрашивал про Свата и ребят. Они здесь… только с князем.

Сергей, сжав зубы, рванул по стене в гущу боя. Сбив по дороге нескольких тварей и отчаянно работая клинком, он смог подобраться совсем близко и даже переключить внимание многих на себя, но все равно понял — так капитану не помочь. Он глубоко вздохнул, когда окончательно осознал это, и, предварительно отпрыгнув на метр назад, вскочил на зубья стены…

В воздухе сразу засвистели дротики, прыгающая с зуба на зуб фигура была открыта всем ветрам — внизу многоголосый вой сменился ревом. Но смелость и внезапность сделали свое дело, и через несколько секунд он спрыгнул рядом с командиром. Тот, мельком глянув в глаза, кивнул головой — в среде наемников это было естественно. Теперь, спиной друг к другу на узкой стене, они могли бросить вызов армии…

Земля дрогнула. Время прекратило свой бег, и весь остальной мир перестал существовать для Сергея. Отбить, уклониться, выпад, еще выпад — черное подобие человека с хрипом летит со стены вниз… Развернуться, отбить, еще отбить, крутануться с размахом — следующий валится назад, на своих… Земля опять дрогнула.

Сергей смахнул со лба пот — мира вокруг не было. Не было деревьев, травы, птиц, людей, не было неба и даже крепости. И жажды жизни. Только он, меч и враги. И смерть. Явная как никогда, она проглядывала в черных глазницах бездушных нелюдей, в глухом вое и хрипе безголосых глоток, заставляя вздрагивать от отвращения разум и от страха — сердце… Не страха умереть, нет — страха потерять что-то большее, больше и важнее, чем жизнь… Земля снова дрогнула.

Морги летели со стены как горох, перед ногами росла груда раскинутых тел. Еще никогда Сергей не входил в такое состояние, состояние автомата-убийцы, без голода жизни, но с ненавистью нежизни… Смерть разделилась для него, раздвоилась на обычную — от клинка, стрелы, копыт или еще чего простого — и на лапы Роха, нежити, в руках которых смертельно оказаться сдавшимся… Земля опять дрогнула.

Что это все вздрагивает? От пушки?

Оглушительный взрыв потряс воздух — все вокруг на мгновение замерло. Яркая вспышка осветила поле сражения, и вниз сквозь клубы дыма и пыли посыпались осколки камней и бетона. Капитан вместе с Сергеем молча уставились туда, где еще секунду назад гремела пушка и Нигора со своими заставлял внизу метаться в огне штурмующих нелюдей… Сердце сжалось — ветер, разметавший дым и пыль, открыл почерневшую и покореженную башню. Земля дрогнула.

— Конец, — сказал рядом капитан и опустился на пол.

Сергей не сразу понял, в чем дело, — из его груди торчал короткий перистый стержень дротика.

— Гниды, — сквозь зубы сказал Сергей и, сжав меч, оглянулся.

Ветер еще метал полосы пыли и гари, густо дымила горящая смола, на покрытых копотью стенах лежали тела, множество тел… И немым укором торчал раздробленный палец башни. Армагеддон. Бойня. Кровавый пир. Жизнь и смерть столкнулись вместе.

До уставшего сознания не сразу дошло, что вокруг стало странно тихо. И не было на стенах моргов. Живых моргов. Земля опять дрогнула. Сергей медленно повернул голову…

Иногда человеческий разум начинает вытворять непонятные вещи. Когда, казалось, этот разум впитал в себя столько невероятного и страшного, столько неожиданного и странного, столько фантастичного, что трудно представить себе нечто такое, что могло бы повергнуть его в шок. И когда подобное случается, то он перестает воспринимать действительность. Действительность как реальность. Как что-то такое, что происходит на самом деле…

Меч повис в опушенной руке Сергея, зрачки глаз непроизвольно расширились…

Над зубчатой стеной возвышалась гигантская уродливая голова — с внешней стороны крепости двигался огромный великан. Безмерный, сморщенный в складки лоб, нос, который, наверное, тянул лицо вниз, закатившиеся в глубокие впадины глаза… В них, как это ни странно, отражалось понимание. Мерзкое понимание.

Он ступал медленно и тяжело, непомерная тяжесть собственного веса тянула вниз, заставляя его горбиться и все вокруг вздрагивать, и от этого становилось как-то зябко, сердце замирало, представляя себе лед ненависти, заполняющий всю эту невероятную махину убийства… И свою безнадежность. Так, возможно, чувствует себя муравей в руках энтомолога.

Земля снова дрогнула. С громким треском разлетелась кованая решетка ворот вместе с поперечными брусами зашиты — исполин неторопливо ступил на дымящийся, заваленный телами двор крепости. Черные ряды моргов отодвинулись к ступеням пещер, освобождая пространство…

Вот тебе и отсутствие разума. Сергей вышел из ступора, пальцы сжали рукоять бесполезного теперь меча. Козырь в рукаве. Значит, пока морги осаждали стены изнутри, этот монстр перешел ущелье — с его размерами это возможно — и подошел к крепости снаружи. И первым делом уничтожил пушку. Единственное, что представляло для него опасность. Дела…

Великан сделал два шага и остановился, медленно обводя нависшим взглядом стены изнутри. Теперь он был виден полностью — во весь свой невероятный объем тяжелой, уродливой массы. Огромная голова, огромные руки, огромный живот и огромные ступни ног — это сразу выделялось и бросалось в глаза, непропорциональное по отношению ко всему остальному. Часть головы, плечи, сгибы ног и локтей прикрывали хитиновые пластины, видимо, защищающие от надоедливых арбалетных стрел.

Сергей бессознательно, совершенно автоматически сделал шаг назад. Этого движения хватило — исполин повернулся и надвинул косматые складки бровей. Его глубокие глаза сузились, выхватив на стене одинокую фигуру человека. Открылась и захлопнулась, как кузов автомобиля, невероятная пасть — на шее валуном поднялся и опустился кадык…

Их глаза встретились. Серые — маленького букашки-человечка. И непонятные, глубоко задвинутые и сощуренные — гиганта, горы костей, жира и уродства.

Время опять замерло. Ненависть впервые встретилась с чем-то иным, непохожим и непонятным. И впервые почти не ощутила страха — того повального ужаса, который она привыкла видеть у всех, с кем встречалась. И еще ненависть ощутила совсем непривычное и незнакомое — вызов. Вызов самой ненависти, даже не существу, а чувству. Не высказанный, еще неопределенный самим человеком, но уже чувствуемый ненавистью. И что-то еще. И это озадачило ненависть…

Два существа замерли, глядя в глаза друг другу. Столь непохожие внешне и внутренне — как два разных мира, из которых остаться мог только один. Опять дернулся невероятный кадык — гиперсущество сглотнуло и медленно выпрямилось.

Сергей сделал шаг вперед — рвануло с места и опять стремительно побежало время, опять ветер разносил дымную гарь и пыль, и смрадную вонь чадящих трупов, и молчание замерших в ожидании моргов. И осмысленный взгляд глухой нечеловеческой ненависти — из темных провалов неведомых глазниц.

«Будь ты проклят. Будь проклято все, что заставляет погибать на этой земле. Все, что пришло сюда с ненавистью. Ты думаешь, я боюсь тебя? Или своей смерти? Я не хочу больше ничьих смертей. Я не хочу, чтобы люди гибли просто так, неизвестно во имя каких идей. Неизвестно для чего и кому что-то доказывая. Хорошие люди, много хороших людей…»

Сергей сделал еще один шаг — гигант нахмурился, еще ниже опустив толстые надбровные складки. И тогда Сергей понял: в его распоряжении — секунды. Секунды, чтобы выбрать себе смерть, секунды, чтобы закончить жизнь, секунды на выбор — как. Или в бою, или испугавшимся — в лапах. Оказывается, есть разница…

И тогда он бросился по стене вперед. Быстро набрав разбег, оттолкнулся от стены и взвился в воздух — туда, прямо к уродливой морде и надвинутым глазам. Это был полет не отчаяния и безысходности, а вызов погибели. Его провожало много глаз — людских, которые остались живы, сверху. И нелюдских, которые тоже остались живы, — снизу. Полет к смерти, но во имя жизни…

Он успел развернуться в воздухе вокруг своей оси для размаха — но совершенно неожиданно, запрокинув голову, чудовище отпрянуло… И в конечной точке несколько удлинившейся траектории обернувшийся Сергей увидел не бугристое уродливое лицо, а вздувшийся яблоком кадык шеи.

Он ничего не успел понять или о чем-то подумать, просто, завершая разворот, рубанул по тому, что выхватили его глаза. По адамову яблоку, напоминающему выпуклый бочонок… И, окончив верхнюю траекторию ударом о хитиновый наплечник, сорвался вниз, где грубо напоролся на колено выставленной вперед ноги и отлетел к стене.

Чудовищный великан медленно поднял обе руки к голове и замер, удивленно рассматривая черную пузырящуюся жидкость на площадях ладоней… Потом, не издав ни звука, плашмя рухнул вниз, заставив вздрогнуть стены и осыпаться вниз мусору с бочками, камнями, бревнами и телами убитых… В воздух поднялось густое облако пыли.

…Сергей открыл глаза, подтянулся и поднялся, шатаясь на непослушных ногах. В голове праздничным маршем гремел оркестр. Он поднял голову, глянув наверх — на высоту стен, и криво усмехнулся. Ладно, отсрочка. Просто он здесь чуть меньше весит… Еще не конец, оказывается, но он все равно близко. «И пока могу — стою».

Он оглянулся, пошарив глазами, потом нагнулся и поднял свой меч. Мрачно посмотрел на поверженного исполина и сделал шаг к черной шеренге неподвижных моргов у ступеней.

— Ну, ироды, давайте… Я готов.

Ветер разносил по сторонам оставшиеся клочья пыли. Морги не шевелились. Второй шаг, третий, четвертый… Туша лежащего гиганта осталась справа. Еще шаг навстречу.

— Я жду…

И тогда произошло невероятное. После очередного шага передняя шеренга нелюдей дрогнула и подалась назад. Сергей непонимающе нахмурился. Еще шаг, и еще движение назад черной массы — некоторые стали бросаться вверх по исковерканным ступеням в темные провалы пещер.

Сергей остановился, его уставшее и отупевшее сознание просто не могло этого вместить. Что еще за новая каверза… Он опять сделал шаг — нелюди уже толпами взбирались по ступеням в темные недра пещер.

«Хватит. Я устал. Боже, как я устал…»

Он медленно опустился на землю — его поникший разум начала затапливать теплая, успокаивающая волна небытия…

Он уже не видел, как через разрушенные ворота крепости врывались люди только что подоспевшего князя Далича, как в воздухе поднялся ветер арбалетных стрел, настигающих еще не успевших покинуть поле боя тварей…

…Разгоряченное сознание Сергея мягко опускалось в волны отдыха и спокойствия, судорога изматывающего боя покидала уставшие мышцы. Крепость, твари были теперь где-то там, далеко, за пределами этого мира и его сознания. В голове воцарялось умиротворение, и ему хотелось, чтобы так было вечно, чтобы не надо было открывать глаза, смотреть по сторонам на то, что видеть и понимать совсем не хочется… Как хорошо. Как хорошо здесь, где он сейчас… Как спокойно. Сюда не долетают бури людских страстей, здесь не дерутся, не лгут, не завидуют и не стараются иметь больше… Где здесь? Не важно. Может, это детство, далекое и замечательное детство, и он тихо спит, и вот-вот скоро проснется, и сейчас мама ласково проведет шершавой ладонью по волосам и скажет: «Сережа, пора…» И так не хочется открывать глаза, так хочется еще полежать под теплым одеялом, и он протянет: «Мам, еще только минуточку…»

Теплая мягкая ладонь ощутимо провела по волосам Сергея, и такой знакомый голос прошептал: «Сережа…» Сергей улыбнулся и медленно открыл глаза — именно этого ему недоставало для полного ощущения счастья, именно этого голоса…

Он лежал на удивительно зеленой траве с удивительными цветами, горячий лоб охлаждал удивительно ароматный ветерок, над головой поднималось удивительное небо. И рядом были удивительно зеленые и, как всегда, немножко виноватые глаза…

«Лена, солнышко ясное… Лена. Как мне недоставало тебя все это время… Только не уходи, ладно?»

«Ты похудел, Сережа. И осунулся… О чем ты все время думаешь?»

«О вас, дорогие мои. О тебе, о детях… Как они?»

«Хорошо, милый, хорошо… У нас вообще все хорошо. Только вот ты, Сереженька, беспокоишь…»

«Гм… Наверное, я понимаю. В последнее время моя жизнь напоминает карусель…»

«Не в этом дело, Сережа. Твое сердце — вот поле брани».

«Мое сердце принадлежит вам, Лена. В нем ваша любовь. И не появится больше ничья…»

«Любовь, Сереженька, дается человеку не для того, чтобы ее использовали как предмет. Ее не вынимают из сердца, и не отдают, и не оставляют в залог. Она — огонек, который согревает тебя и близких… Особенно тех, которые могут оказаться рядом. Она дается не каждому, и этого можно легко лишиться».

«Я буду всегда любить вас».

«Ты люби нас всегда, милый. И мы тебя. Но это не значит, что ты больше не должен видеть счастья. Там — на земле, где твой путь не окончен…»

«Как это, Лена? Мое сердце — с вами…»

«Посмотри на свое сердце, Сережа. Какое оно? Оно полно тоски и одиночества. И что еще хуже, желания смерти. Нельзя поступать так с тем, что дается свыше».

«Я понимаю… Но… Как же иначе? Разве можно это отдавать кому-то еще?»

«Сердце не отдается и не продается. Оно твое, и оно не бывает пустым долго. Но в твоей воле — чем его наполнить. Огонек зажегся в твоем сердце, верно? Хорошо, если тебе дарится любовь…»

«Мне кажется, это напоминает измену…»

«Что ты… Ты просто очень многого не знаешь. Там, где мы, — нет измены. Как и очень многого другого, плохого, ставшего привычным на земле… Твоя любовь к нам всегда будет с нами. И останется с нами… И ты тоже будешь любить нас всегда. Но тебе дается больше. И это — не измена. Это то, что должно быть в душе у каждого человека, и это — нельзя терять. Прощай, Сережа…»

«Постой, Лена, постой… Я ничего не понял. Так быстро… О каком еще огоньке речь? Уж не о принцессе ли… Но ведь там… Ты ведь знаешь, что было там?»

«Вот и разберись с этим, Сережа. Для этого и дается человеку разум, сердце и жизнь…»

«Лена… Подожди, Лена!»

Рядом уже никого не было. И начали исчезать, растворяясь, и мягкая зеленая трава, и удивительные цветы, и прекрасное голубое очень глубокое небо… Сергей вздохнул, но на сердце, как это ни странно, почему-то не было горести. Он оглянулся, бросив прощальный взгляд на быстро темнеющий вокруг Эдем: «Кстати. А ведь я уже это видел…»

Глава 10

— …задевая кончиками волны. Это было запоминающееся зрелище. Гордый, белый, как снег в горах, размах крыльев — шагов десять, наверное…

— И на вас всех напал столбняк.

— Точно. Только боцман все шептал: «Рух, гантибас, это же Рух, ядрено полено… Кто нам поверит?»

Сергей мягко вынырнул из теплых объятий беспамятства и открыл глаза. Над головой незамысловатым конусом сходился сводчатый потолок, в высоком стрельчатом окне без стекол поблескивали звезды. Рядом приглушенно разговаривали, причем один голос, как раз рассказчика, был приятно знаком.

— И поверили?

— Какой там. В адмиралтействе сразу — морской мираж, к тому же полное голодное и нервное истощение… Сколько лет прошло. Но для меня это всегда как будто вчера. Как мечта, греза, которую увидел глазами.

Сергей потихоньку осмотрелся — где это он? Хотя чего думать — в крепости, и так понятно. Значит, князь все-таки подоспел…

— И что потом?

— А что потом?

— Ну, ты же сам знаешь. Это же легенда. Кто увидит белую птицу Рух…

— Ага, конечно. Все как в легенде. Ты знаешь, что было потом…

Кто-то, помолчав, вздохнул:

— Я тоже никогда не верил в сказки про счастье.

— Подожди-ка…

Сергей, поняв, что раскрыт, приподнялся на локте:

— Я рад тебя видеть, Сват.

Он был искренне рад, но не знал, как себя вести, — все-таки прошлый раз он подвел наемника. Которого уже считал почти другом. Когда провалялся пьяный в погребе…

— Ант, костылем тебе по заду! Живой, мерзавец…

Сват, сверкнув довольными глазами, обнял его за плечи — у Сергея потеплело в душе.

— Значит, выполз из Роха, рохер. Ну молодец…

Сергей слегка нахмурился, воспоминания неприятно колыхнули память:

— Ты и про это знаешь…

— Еще бы. Ладно, потом. Как ты себя чувствуешь?

— Да все в порядке…

— Тогда лучше поднимись — перед тобой князь. Мой лорд, прошу вас. Серый Ант.

Сергей торопливо поднялся. В кресле у камина, небрежно откинувшись на спинку, за ним наблюдал человек, и по всему было видно сразу — это князь. И это воин. Черные с проседью волосы, черные брови и коротко стриженная борода тоже с проседью. Сверкнувший огнем взгляд человека, привыкшего правильным считать свое мнение и привыкшего к согласию с этим от других. Такие не командуют, такие повелевают.

Сергей мельком бросил немного растерянный взгляд на кушетку, с которой встал, — он что, спал в комнате князя?

— Как ты себя чувствуешь? — Темные глаза смерили с ног до головы его не привлекающую внимания фигуру. Сергей слегка поежился — он никогда не отличался крепким сложением или завидным ростом.

— Спасибо. Прекрасно…

— Скромность — хорошее качество. Вряд ли кто-нибудь может ощущать себя прекрасно после такого боя.

Сергей прислушался к своим ощущениям. Действительно странно, от усталости — тяжелой изматывающей усталости и отупения — не осталось ни малейшего следа.

— Спасибо, светлый князь. Но я в самом деле чувствую себя прекрасно.

Князь поднялся, бросив на Сергея благожелательный взгляд.

— Я рад приветствовать хорошего воина. И не только приветствовать. У меня будет к тебе предложение, Серый Ант. И если действительно прекрасно, то я жду тебя к себе утром.

Сват поклонился, одновременно пригнув правой рукой взлохмаченную голову Сергея:

— Спокойной ночи, великий князь.

За ними захлопнулась простая одностворчатая дверь. Сергей оглянулся через плечо:

— Ну и ну… Вот так честь! Сколько времени я провалялся без памяти в его комнате? Я что, умудрился здесь произвести впечатление?

Сват как-то задумчиво посмотрел на него:

— Ты знаешь, я почему-то совсем не удивлен. Я даже что-то похожее ожидал от тебя, когда ты очнешься… Что ты сам не будешь ведать, что сотворил. Интересно, откуда я это знаю, а?

Сергей промолчал. Сват положил руку ему на плечо:

— Рох сговорился с жизнью — преподнести нам как можно больше загадок и сюрпризов. Причем некоторые из них просто не могут быть поняты разумом. Тебе не кажется, что нам надо немного поговорить?

Сергей кивнул:

— Возможно.

— Тогда завернем немного в сторону.

Они спустились по лестнице вниз — Сергей с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух:

— Красота…

Вокруг, куда ни бросишь взгляд, колыхалось, перемигивалось, вздрагивало и двигалось множество огней. За внешними стенами первой, наружной линии обороны крепости — волнующееся море костров походного лагеря. На башнях, крышах, стенах — множество больших и маленьких огоньков — факелы и костры дозорных и часовых. Ночь, как день. Боевая рать воинствующего князя в походном охранении, в развернутом составе.

— Ушет-Гурд, — тихо произнес рядом Сват. — Именно здесь была обнаружена та самая мрачная митра А-Шаха.

Сергей промолчал. Наемник посмотрел на него — в полутьме было трудно понять выражение глаз — и завернул в сторону исковерканных ступеней пещер. Следы недавнего боя были уже более-менее прибраны, осколки каменного и деревянного мусора, бетона, кирпичей сметены в кучи к стенам, тела погибших убраны.

— Именно она явилась причиной проблем с Брахма-Гутом, а вовсе не золотые прииски — это понятно любому, у кого есть голова на плечах. В Шеоле четыре рудника золоторазработок, и причем Брахма-Гут не из самых богатых… Еще никогда золото, просто золото, не вызывало войн в Шеоле. — Сват опустился на один из множества камней у ступеней. — Знаешь, Ант, я вовсе не удивлюсь, если ты этого не знаешь. Как и того, что сегодня умудрился завалить гоблина. Впервые за всю историю Роха.

Сергей немного с опаской поглядел на темные провалы пещер и опустился рядом.

— Гоблина? Это был гоблин?

— Я очень рад тебя видеть, Серый. Очень. Как и ребята — они чуть не попадали с лошадей, когда узнали, что ты здесь. Кто ты. Ант?

Сергей потер ладони о колени и стал всматриваться в темноте в зудящие царапины.

— Ты ведь тоже не все сказал о себе, ведь правда, Сват? Я краем уха успел немного вас послушать — там, в комнате князя. И знаешь, что меня удивило? Ты с ним разговаривал на равных. И он явно принимал за тобою это право.

— У меня очень давнее знакомство с князем. Старые отношения.

— И что-то подобное я заметил у лорда Шамура. На второй день. Кстати, тоже подходит под «старые отношения».

Сват задумался, низко опустив голову на сцепленные пальцы. Потом отвел глаза в сторону.

— Я не хочу тебе лгать, но это не моя тайна, Ант. И ты прав, откровенность должна всегда поощряться откровенностью. Я забираю свой вопрос обратно.

— Я не шеолец, Сват. — Сергей провел пальцем по царапине и сощурился, пытаясь разглядеть палец в отблесках факелов. — Но я не связан тайной. Я обещаю тебе рассказать все, просто когда ты будешь к этому готов.

— Я хотел бы тебе ответить тем же. — Наемник вздохнул, немного помолчав. — Мне кажется, что даже придется это сделать — потом. Но не обещаю, что ты будешь этому рад.

— Я не любопытный. — Сергей потер рукой сильно заросшую щеку и окинул взглядом огни на стенах. — Тебе не кажется, что мы здесь привлекаем внимание? К тому же открою один секрет — очень важный. Я так голоден, что готов съесть быка. И того гоблина в придачу. А у меня еще очень важный разговор к тебе… Может, продолжим у костра?

— Конечно. — Сват поднялся, хлопнув себя по коленям. — Но насчет твоей высокородной супруги… Вряд ли я смогу что-нибудь посоветовать.

Сергей застыл неподвижно.

— Ты знаешь?

— Извини, дорогой. После той ночи тебя чуть не угрохал маркиз Ар-Роз. И нас всех ищет вся королевская охранка Ассаны. Только полный идиот может не догадаться.

Сергей медленно поднялся.

— Прости меня, Сват… Я даже и не подумал, что всех вас здорово подставил…

— Ничего, нам не привыкать. Лучше подумай о себе.

— Ты думаешь, я здорово влип?

— Не знаю, Ант. Смотря с какой стороны посмотреть. И что ты сам от этого хочешь… Ты как ребенок, Серый, неужели там, откуда ты приплыл, нет разделения на простых и благородных? А принцесса, извини, старик, — не просто из благородных. Это высшая аристократия.

— Я понимаю. И что я должен теперь делать?

— За кого ты меня принимаешь, Ант? Только честно.

Сергей прямо взглянул в глаза наемнику:

— За друга.

В глазах Свата блеснули отблески костров.

— Первое, что придет в голову любому человеку, — тщеславие. Как же, вот это да! Жениться на самой принцессе! Но я не вижу в тебе гордости, человек… И не могу тебя понять. Ты просто скажи мне — зачем ты это сделал? Тоже честно. Я не могу тебе ничего сказать, не зная твоей цели. Я могу допустить, что ты тогда не понял, что это принцесса. Но ведь и за версту было видно, что не из простых. Да и вообще — просто так не женятся.

Сергей вздохнул и поднял голову к небу.

— Я отвечу тебе, Сват. И отвечу честно, хоть ты вряд ли мне поверишь. Я вообще не знал, что это было венчание. Я совершенно случайно увидел очень грустную девушку и захотел немного успокоить… Вот и все. Не спрашивай меня почему. Я не знаю.

Наемник немного помолчал, задумавшись.

— Странно все это… Тогда зачем ты бежал?

— Опасался недовольства короля Ангурда.

— Ясно.

— Ты думаешь — напрасно?

Наемник опять помолчал.

— Не знаю… Понимаешь, все, что произошло, настолько необычно, что трудно предсказать реакцию королей. И последствия… Я не знаю внутреннего семейного отношения к этому браку Королевского Дома Ассаны. Хотя, конечно, поговаривали, что принцесса этого очень не хотела.

— Не хотела? — Сергей встрепенулся. — Это очень важно. Почему?

— Ну… — Наемник тяжело глянул в сторону скрытого в темноте Роха. — Про маркиза говорят, что он близко связался с демонами Роха. Черная душа. И что у него в Аш-Таре происходят странные вещи…

— Да? — Сергей тоже повернул голову в сторону Роха. — Понятно… Но все равно — я натворил дел не к месту. Я тебе еще не все рассказал.

Сват повернулся к нему — в глазах опять блеснули отблески костров.

— Лучше расскажи, что ты сам от этого хочешь. Теперь.

— Я? — Сергей опять тяжело вздохнул. — Да ничего. Понятия не имею. Поэтому и спрашиваю тебя…

— Я должен был тебя спросить. Просто если ты захочешь использовать это в каких-нибудь политических или корыстных целях, например, отправиться к Эгивару Трою или маркизу… то тут я тебе не помощник.

— Помилуй, Боже. О чем ты, Сват?

— Я так и думал. Извини, Ант, люди бывают разные… Лучше пойдем, а то мы все не можем добраться до костра. Ты не умрешь с голоду?

…Спустя десять минут Сергея уже дружески обнимали и хлопали по плечам Камбит, Гай и все остальные из группы Свата — он не ожидал и был даже удивлен этой радости и искренности. Однако вскоре понял одну из причин, услышав короткий рассказ о яростном поиске в Шаридане и о финальном бое на обрыве у самого Роха…

«Двое суток. Всего двое суток я был с ними, и смотри — как они за меня, — думал Сергей, слушая всегда нетерпеливого Камбита. — Как за своего, за близкого своего, не жалея самих себя… Смогу ли я когда-нибудь отплатить им тем же?» Наемники относились к этому спокойно, как к чему-то само собой разумеющемуся, не ожидая от Сергея благодарности. Они спасали своего — вот и все. И в этом весь сказ. Что тут особенного?

Еще через два часа сытый, вымытый, выбритый и посвежевший Сергей, повинуясь позвавшему его старшине, вошел в комнату походного лазарета и остановился у постели тяжелораненого капитана Иста. Сват, старшина и княжеский лейблекарь, переглянувшись, молча вышли из помещения.

Капитан медленно повернул лицо с обильно выступившими капельками пота и приоткрыл воспаленные глаза — Сергей опустился на колени и промокнул специальной тряпкой капли пота на лбу.

— Спасибо, что пришел, дружище. — Голос был тихим и хриплым, внутри что-то булькало и клокотало. — Не против, что так называю?

— Что вы, капитан? Как можно быть против?

Из-под мягкого покрывала высунулась жилистая рука — Сергей нашел и сжал горячую ладонь.

— Ни о чем не беспокойтесь, командир. Все будет хорошо.

— Тебя зовут Серый Ант? Мы бились спина к спине, а я даже не знал твоего имени…

— Ничего. Это совсем не обязательно.

— Обязательно, дружище. Я не беспокоюсь — я выкарабкаюсь, не первый раз. Меня зовут Ивар Ист, Серый Ант, и я хочу, чтобы ты знал — я тебе не только капитан. А еще и друг. Конечно, если ты не против.

— Спасибо, капитан. Для меня большая честь ваше…

— Прекрати… Где ты нахватался этих глупостей?

Сергей, не выпуская руку, поднялся на ноги.

— У меня в крови уважение к командирам, Ист. Хотя, если честно, я тоже капитан. Только совсем в другом месте…

— Ты дворянин?

— Гм… Забудьте, что я сказал. Это совсем, совсем другое место.

— Не важно. — Серые глаза капитана перехватили его взгляд. — Спасибо тебе. Я надолго запомню тебя и этот бой.

— И вам спасибо, капитан. — Он немного помолчал. Потом тихо добавил: — За то, что командир, а не сноб. И верите людям.

— Хватит, господа храбрые вояки. — В комнату вернулся лекарь. — Сват, забирай своего друга — капитану нужен покой.

— У тебя хороший друг, Сват. — Раненый улыбнулся товарищу. — Смелый и отважный. Только весь в тайнах…

— Выздоравливай, старик. — Сват наклонился над постелью, мягко пожав рукою плечо. — И знаешь… Он дворянин. Извини, здесь очень тонкие двери.

— Я и так понял.

— Господа! Если вы не вышвырнетесь сию же минуту…

— Уходим… Костолом.

— Брысь. Кто бы говорил.

…Сват подбросил дров в костер — вверх радостно взметнулись языки пламени. Рядом спали, завернувшись в плащи, Шорник, Люер и Гай — Камбит находился на дежурстве в крепости. Походное расположение не предусматривало установки палаток и вообще более основательного лагеря, благо земля еще не была холодной, и осень пока не начала показывать свой мерзко-дождливый норов.

Сергей присел у костра и протянул к огню руки — была уже глубокая ночь, но спать совсем не хотелось. Сват двинул ногой толстое полено и опустился рядом.

— Ты быстро заводишь друзей.

— Так получилось. — Сергей пошарил глазами, тоже выбирая, на что присесть. — Зря ты ему про дворянство. Я не люблю о себе завышенное мнение.

— Ну, положим, не так уж и завышенное.

— Вряд ли я когда-нибудь принадлежал к аристократии. Чванливая ложь обычно недолгая.

— Я не думаю, что это ложь.

Сергей пожал плечами. Наемник усмехнулся, глядя на него:

— В далеком детстве я как-то слышал сказку: дескать, где-то в океане есть остров, где живут очень счастливые, сильные и добрые люди. У них нет богатых и бедных, простых и благородных, несчастных, убогих, слабых и завистливых. И они никого не боятся — совсем. Потому что любят людей… С каких ты островов, Серый Ант? Вряд ли супруг принцессы Энии Ангурд, пусть даже и временный, может быть простолюдином. Король Ангурд наверняка уже издал какой-нибудь указ, каким-нибудь задним числом. Независимо от того — хочешь ты этого или нет.

Сергей, немного подумав, улыбнулся:

— Ну, если честно, то я совсем не против. Только, — он опять посерьезнел, — ты правильно сказал. Как супруг — временный.

— Не бери в голову. Я не знаю принцессы Энии, но в любом случае это вряд ли удел простого воина. Я не хочу тебя зря обнадеживать.

— Что ты, — отмахнулся Сергей. — Какая еще надежда? Во-первых, я прекрасно осознаю свое место. Во-вторых… Принцесса сама мне все очень четко сказала. И показала.

— Ты после видел принцессу? — Сват искренне удивился.

— Видел… — помрачнел Сергей. И в двух словах поведал о причинах, заставивших встретиться с маркизом Ар-Розом.

Наемник долго молчал, осторожно поправляя веткой дрова в костре и, видимо, размышляя, потом поднял на Сергея глаза:

— Чушь какая-то. Какая война? Тарида просто не может угрожать Ассане, не имея поддержки остальных королей Шеола… Не та расстановка сил. А поддержки маркиз иметь уже не может, потому что закон теперь на стороне короля Ангурда. Принцесса выполнила свое обещание — не ее вина, что маркиз опоздал.

— Тем не менее, — вздохнул Сергей. — Поэтому я никогда не любил политики и не верил власть имущим — там слишком много интриг. Однако… Для наемника ты слишком уверенно говоришь о политике, Сват. Ведь могут быть разные нюансы.

— Какие тут нюансы? Я не всегда был наемником. — Сват немного помолчал. — Мир меняется. Не ожидал подобного от принцессы Энии — я никогда не слышал о ней ничего плохого. Раньше.

— Большие люди — за большими дверями. И правда вместе с ними.

— Возможно. Но не всегда. Как ты думаешь жить дальше?

— Ума не приложу.

— Ты собираешься жениться? Когда-нибудь — не сейчас.

— Раньше был уверен, что нет. А теперь… — Сергей слегка улыбнулся, вспомнив свой ночной разговор в нереальности с Ленкой. Сердце мягко трепыхнулось в груди, наполняясь теплотой. — Теперь не знаю. Ничего не знаю.

— Тогда тебе нужен будет развод.

— Наверное.

— Но получить ты его сможешь только через год. Таков закон.

— А если я заявлю, что это была случайность? Что я горец и ничего не знал?

Сват немного помолчал, глядя в огонь. Потом тихо сказал:

— Мне кажется, честнее было бы сначала поговорить с принцессой. Я понимаю, она с тобой обошлась самым поганым образом, но не думаю, что ты захочешь мстить женщине… Лично мне не по нраву все эти громкие сенсации иобличения. Да и… Что-то нечисто с этим предательством, совсем непонятно.

— Спасибо, Сват. Именно это я и хотел услышать. Я уже сам в себе сомневаюсь…

— Неудивительно. Столько произошло. Это мы с тобой сидим, разговариваем спокойно… А ведь все это так необычно. Даже неслыханно. Я ребятам три дня челюсти на место поднимал, когда до них дошло, из-за чего весь сыр-бор… И плюс ко всему — не успел появиться здесь, как завалил гоблина. Шутник, однако.

Сергей похлопал себя по карманам, выискивая курево.

— Это случайность… И там, и здесь.

— Я понимаю.

— Серьезно.

— Конечно.

— Да ладно тебе. — Сергей отвернулся в сторону, старательно сворачивая козью ножку.

Сват улыбнулся:

— Ну, что будешь делать?

Сергей задумался, глядя в огонь. Наемник поднялся и начал с треском ломать о колено толстые сучья, потом собрал вместе и поочередно побросал в огонь. Наконец Сергей поднял голову.

— Зачем меня завтра, вернее — уже сегодня, вызывает князь? Только не говори, что не знаешь.

Сват отряхнул руки и снова сел рядом.

— Хочет предложить тебе остаться у него офицером. Не мелким.

— Я так и думал.

— Не зазнавайся.

— Да нет, — вздохнул Сергей. — Просто очень неудобно отказываться… Но мне надо в Ангору. Нужно положить конец этой неразберихе.

— Тогда тебе лучше заручиться поддержкой князя. Мне кажется — он не откажет. Мало ли что можно ожидать от короля Ангурда…

— Вице-канцлер там уже две недели и все подготовил. Лаверт почти согласен, но ты не дави на него. Мне нужна его свободная воля.

— Я знаю, ваше величество, вы уже все говорили.

— Обрати внимание на этого Горма с Эвады…

— Не беспокойтесь.

— Ладно… Ну, тогда — с Богом. Хорошего пути, Эния.

— До свидания, отец.

Король Ангурд хлопнул дверцей кареты и махнул рукой, разрешая движение. Кучер щелкнул поводьями и экипаж тронулся, сопровождаемый дружным перестуком копыт конной охраны. Плавно двинулись назад вечнозеленые кипарисы центральной аллеи, впереди предусмотрительная стража распахнула узорчатые створки выездных ворот.

Принцесса откинулась в глубь королевской кареты. Тревога опять в который раз колыхнула беспокойное сердце — все складывалось не так. Она прекрасно понимала, что на этих переговорах присутствие члена Королевского Дома Ассаны вовсе не обязательно — совсем не тот уровень и совсем не та важность договора. К тому же Загора и так была давним и верным союзником, да и король Лаверт был таким же давним должником…

Отец любит ее. И со свойственным ему стремлением махом решать все проблемы, с чисто мужской близорукостью желает вытянуть ее из, как ему наверняка кажется, омута женских переживаний и беспокойств. Загрузить в рутинную суету государственных дел и забот, не давая сосредоточиться на своих, женских, сердечных слабостях.

Так ему кажется. Может, он и прав. Но сердце подсказывало другое… Однако кто может понять неясные сердечные всполохи? В одном только Эния могла дать точный ответ — уезжать совсем не хотелось. По крайней мере — сейчас.

Строгие столичные дома с продуманными невызывающе-благородными архитектурными решениями, свойственными центральным улицам Ангоры, закончились и за окном потянулись сельские пригородные пейзажи, прерываемые редколесьем. Принцесса закрыла глаза.

«Мир создан совсем не для этого, в мире нужно искать совсем другое…» — пришли в голову знакомые слова. Мы что-то ищем в этом мире? Конечно, ищем, по крайней мере — хотим. Что? У каждого человека свой ответ на этот вопрос, вот только… Правильный ли? «Рассвет и улыбку, и смех веселой детворы, и: „Доброе утро, родная. Ты знаешь, я больше никуда не поеду, я останусь с тобой и с детьми…“ И тогда не нужны дворцы и дальние страны, огромные угодья и чужие красоты…» Почему-то так этому верится — почему? Разные люди говорят разное, и многие — красиво. И убедительно. Но…

Там, где истина, — там откликается сердце. Кто может понять, чего хочет простое женское сердце? Что ты хочешь, сердечко мое бедное? Может, политики? Интриг? Богатства? Или «смех веселой детворы…»

В душе потемнело — перед глазами поднялись маленькие, не по-детски серьезные дочкины глазки: «Мама, я хочу, чтобы все жили хорошо-хорошо. И у всех все-все-все было: и детки, и игрушки, и магазины с игрушками, и рыбки, и домики, и домики для рыбок… И мамы такие, как моя мама!» Радушка, маленькая моя…

На глаза навернулись непрошеные слезы — Эния провела пальцами у глаз. «Не бойся. Мир не страшен, — вспомнилось опять. — Даже Рох не страшен. На все есть свой ответ и свой выход, нужно только найти его. И тогда открывается то, чего никогда не ожидал, и там — где совсем не искал. В себе самом. В своей семье…» Кто ты, рыцарь, появившийся как ангел — из ниоткуда и так же ушедший — в никуда… Я хочу еще раз увидеть твои глаза и еще раз заглянуть в твое сердце. И еще раз увидеть — ты не обманываешь, ты говоришь правду…

«И тогда не захочется чего-нибудь другого, поверь — никогда. Потому что то, что есть здесь, никогда не найти там. Тишину. Доброту. Близость. Терпение и кротость. Любовь…»

Это правда. Это только в себе самой. И в близких…

Разве можно начать все сначала? Разве можно вернуть то, что, казалось, никогда не вернется? Спокойное сердце. Доброту. Любовь. И счастье…

Раньше казалось — нет. Все потеряно навсегда. Вместе с маленькой Радой и бесшабашным Астором. Но пришел человек и сказал… Вернее, показал — себя самого, свою душу. И свою боль. Где за темной пеленой прошлого отчаяния и горя теплилась надежда. И желание. Не знатности, славы и богатства, а того, что в глубине души, порою не ведая того, хочет каждый человек. Хочет, хотя часто и не осознает этого…

Эния выглянула из окошка кареты:

— Замат?

— Слушаю, ваше высочество. — Кучер перегнулся через сиденье и посмотрел назад.

— Мы едем по Западному тракту? Через Шаридан?

— Рядом, моя принцесса. Дорога огибает город…

— Передай, пожалуйста, Ромену — мы заедем в усадьбу. Ненадолго. Лейтенант знает куда.

— Слушаюсь, ваше высочество.

Эния вновь откинулась на спинку мягкого сиденья. Карета плавно покачивалась на сверхпрочных рессорах, не давая прочувствовать мощеные улицы города и ухабы и ямы проселочных дорог.

«Кто ты, незнакомый и очень знакомый теперь человек? Внезапно появившийся в самый страшный и безысходный момент и чудом избавивший от страха и отчаяния? Заставивший вздрогнуть женское сердечко и увидеть мир…

Ты встал туда, где я ожидала увидеть зверя, ты встал и взял меня за руку и увел наверх, в Эргану… Это значит, что с тобою — небо. Небо благоволит к тебе, и через тебя — ко мне, ибо давно никто не слышал, чтобы два сердца настолько подходили друг другу, что посещали Рай…

И показал свое сердце. Я видела тебя — мирного и скромного, который не мнит о себе высоко и не считает себя особенным, — рыцаря. Который тоже пережил боль и потерю близких и знал цену того, что потерял. Это не купишь деньгами и не взрастишь богатством. Это дается раз — и на всю жизнь, и это надо беречь. Счастье. Потому что легко потерять и не обрести вновь, сколько ни моли об этом Бога…

И потому то, что произошло, — удивительно, если я понимаю правильно. Похоже, что небо готово дать это вновь. В полной мере и с полной душой, иначе почему так стучит сердце — как в преддверии новой и обязательно хорошей судьбы?

А ведь я даже не запомнила твоего лица.

Но я не верю, что ты погиб, не верю, что сказка, подаренная сверху, внезапно оборвалась. Сказка не может быть без конца. Хотя она и была без начала…»

Князь опустился в высокое кресло у камина и задумался, вперив нахмуренный взгляд темных глаз в огонь. Сват молча ждал, Сергей украдкой разглядывал спартанскую обстановку княжеских покоев. Одно кресло, три стула, кушетка — не понаслышке знакомая Сергею, стол, заваленный какими-то картами и схемами. Из роскоши — только камин, придававший хоть какой-то уют и обжитость практически голым стенам. Приют воина, явно не ценящего достаток. Хотя… Сергей ведь не видел княжеского замка в Тоо-Дальге, месте постоянной дислокации воинствующего монарха.

Наконец Далич поднял голову:

— Очень интересно. Если бы мне это рассказал кто другой, — он глянул на Свата, — я бы счел это ложью. Слишком напоминает басню.

— Да, — сказал Сват, — напоминает. Ты поможешь?

Князь поднялся с кресла и, заложив руки за спину, прошелся по комнате.

— Я не в самых лучших отношениях с королем Ангурдом. Ты знаешь почему. Чем я могу помочь?

— Именем, — сказал Сват. — Твоим именем, Too. Оно очень уважаемо в Шеоле.

Далич хмуро усмехнулся:

— И все? Почему так мало? — Он медленно вернулся обратно, не отрывая нахмуренного взгляда. — Вы оба пришли ко мне утром с… паршивым известием об отъезде того, кто именно сейчас очень нужен. И плюс ко всему еще хотите, чтобы я из-за этого… именно из-за этого влезал в какие-то конфликты? Я правильно понимаю?

Сергей открыл было рот, чтобы объяснить, но Сват успокаивающе сжал его руку:

— Именно, Too. Абсолютно правильно.

Далич резко повернулся — Сергей напрягся. Но князь, запрокинув голову, неожиданно расхохотался.

— Хамье… — Он немного перевел дух. — Ну и наглецы. Воины. Ладно, двигай с Богом. Если что случится, я постараюсь помочь тебе. — Он сказал это спокойно, без апломба, как сам собой разумеющийся факт. — Но помни: тогда ты будешь моим должником. И я долго не слезу с тебя здесь, у меня.

— Согласен, — облегченно вздохнул Сергей.

— Хорошо, — сказал Сват.

— Идите. Глаза б мои вас не видели…

…Вдоль ущелья, среди отцветающей лаванды, выстроились длинные тройные ряды наемников — множество людей, сняв боевые шишаки, провожали погибших в последний путь. Здесь погребение не считалось трауром — это было честью. Каждый всегда сам готовился к подобному, и каждый по-своему был к этому готов. Здесь это не занимало много времени, здесь не говорили долгих слов. Ибо гибель в схватке с нечистью Роха уже сама по себе означала торжество, память боевых друзей, третий тост и упокоение в небесных садах Эрганы… Так здесь считали — и не Сергею было говорить им о другом.

Спокойно и мелодично пропели походные трубы, показавшие способность извлекать не только боевые сигналы и марши, и по стройным рядам поплыли длинные свертки — последний саван павших в бою. Каждый, принимая на руки тело и передавая дальше, мог тихо сказать несколько слов навсегда уходящим друзьям, или попросить о памяти, или такой же отваге…

Уходившие — уходили. И прощались со всеми, чтобы навсегда упокоиться у подножия Ма-Гурды — самого высокого скалистого утеса в этих местах. Где на выровненном фронтальном склоне уже были навечно выбиты имена…

— Честь вам и хвала, ребята, — сказал Сват вслед уплывшим телам и повернулся к Сергею. — Надеюсь, и моя смерть будет такой.

— Гм… — сказал Сергей. «Герои навсегда останутся героями и займут достойное место в сердцах своих товарищей. И это уже почетно. Но все же… Все же — ради чего смерть? Наверное, я до чего-то еще не дорос…»

— Ушедшие — не забывайте оставшихся, — почему-то задумчиво произнес Гай, тоже глядя вслед уплывшим фигурам, прикрыв от солнца глаза ладонью.

Они стояли втроем на косогоре у центральных внешних ворот крепости, тоже разбитых и исковерканных гоблином, как и внутренние. Остальные участвовали в ритуале прощания. Было уже позднее утро…

— Ушег-Гурд любит славу. Через смерть, — тихо произнес Сергей. Потом глянул на Свата: — Ты как-то говорил, что здесь нашли митру… А-Шаха, кажется? Что это такое?

Гай удивленно посмотрел на Сергея, потом перевел взгляд на командира.

— Ант немножко не от мира сего, — пояснил ему Сват. И вздернул брови в сторону Сергея: — Это долго рассказывать.

— А ты в двух словах.

Сват сделал два шага и, опустившись на корточки, сорвал несколько стебельков синей лаванды. Не спеша растер в пальцах и поднес руку к носу:

— Какой запах… Такой бывает только в горах.

Сергей, сощурившись, окинул взглядом поднимающиеся вершины.

— Кстати, здесь недалеко есть горское поселение, — продолжал наемник. — Амин-Гурд. Они никогда не участвуют в войнах с Рохом. Потому что боятся тревожить зло…

Сергей молчал. Гай задумчиво рассматривал горы.

— Крепость возвели в давние времена, еще до Роха, чтобы взять под контроль местные контрабандные тропы из свободных лесов межозерья — раньше они начинались сразу за горами. Это всегда было одним из самых беспокойных мест, причем не только в Далийском княжестве, но и на всем восточном побережье полуострова. Потом из межозерских лесов сюда подступил Рох… — Сват немного помолчал, задумавшись. — Есть в Шеоле несколько мест, которые всегда пытаются оставить за собой морги. Как будто раздосадованные тем, что их не оставил за собой туман — как забытый легендарный Рафор. Все они — места концентрации давних конфликтов, войн и крови. На западе это Дост, у Нипорога, на востоке, — Брахма-Гут, вот Ушет-Гурд… — Он опять немного помолчал. — Давно, когда Рох еще наступал и люди отчаянно пытались сопротивляться, здесь был один из рубежей обороны. Сейчас мы знаем, что это было бесполезно, но тогда… Земля рождала упрямцев. И героев. Они не сдержали туман. Но и не отступили. — Сват поднялся на ноги и отряхнул руки. — Три правителя видели это и еще верховный магистр Белого ордена. Возможно, кто-то в этом видел просто эксперимент… Под утро в туман вошел отряд белых монахов — тогда это были первые попытки ордена… Двадцать два человека. Они хотели спасти тех, кто, возможно, остался жив. Вернулся только один. Он и принес странный высокий головной убор, похожий на митру высшего духовенства, который снял с какого-то пьедестала в тумане. Он умер через час. Успев передать убор первому из правителей, кого успел увидеть… Королю Ангурду Ассанскому. И через час отступил Рох… Ангурд забрал его себе вопреки желанию всех остальных. После он возвел для него специальный мавзолей в Брахма-Гуте.

— Почему в Брахма-Гуте? — помолчав, тихо спросил Сергей.

— Трудный вопрос. Наверное, судьба. Многие заметили, что митра обладает странной, непонятной энергией… Король не хотел экспериментировать со столицей. С ее помощью он надеялся противостоять Роху. А Брахма-Гут… Это и достаточно удаленный от столицы, и достаточно укрепленный, как золотоприиск, город. Лишь позже обратили внимание, что по совпадению он еще и один из самых «злых» городов. Где ломаются судьбы и часты конфликты. Раньше.

— А сейчас?

— И сейчас ломаются судьбы — в других масштабах. Но теперь это процветающий город. Кстати, там тоже отступил Рох. Но я не договорил. Существует легенда, что митра, а есть еще риза и посох, — самого короля Роха. А-Шаха. Буква А означает анти, что значит противо… Что естественно нежити и злу. Ризу тоже нашли однажды в Рохе — на западе. Она в Досте — с той стороны полуострова. Посоха еще никто не нашел. Это в двух словах. Много странного?

— Если бы ты знал, Сват, сколько вообще вокруг странного… Для меня. Я просто уже не умею удивляться. — Сергей обвел задумчивым взглядом крепость. — Извини за отсутствие любопытства, мне это все еще надо переварить.

— Гм… Никак не могу привыкнуть. Ладно, ты как, идешь? Не передумал? — Сват скосил глаза в сторону. — Уже поздно.

Сергей спохватился:

— Конечно.

Они поднялись наверх — над головой проплыла покореженная арка ворот внутреннего уровня, под ногами застучала брусчатка каменного двора. Приблизились изломанные ступени, недобрым дыханием ожидания дохнули темные провалы мрачных пещер.

— Ты уверен, что хочешь этим путем? — Наемник не мог оторвать от них настороженного взгляда.

— Так просто быстрее.

— С ума сойти. — Гай даже поперхнулся. — Ты что, Охотник Хром? Как ты умудряешься так спокойно выдерживать Рох? И не попадать в лапы к тварям?

— Понятия не имею. Врожденно. Не моя заслуга. Подождем остальных?

— Не надо, — сказал Сват.

— Остальные не придут, — добавил Гай, отвернувшись.

— Да? Ладно… — В душе Сергея глухо царапнула кошка. Он что, чем-то обидел ребят? Может, тем, что уходит? — Он вздохнул и отвернулся в сторону. — Простите, если что не так: Просто…

— Просто? — поднял вопросительно брови Сват.

— Просто? — добавил Гай, разглядывая пещеры.

Сергей опять вздохнул:

— Ладно… Будем прощаться?

— И все же? — Сват иногда напоминал клеща.

— Просто… Просто вы у меня единственные друзья. У меня есть близкие люди. Но боевых друзей… Ладно, что-то я расслабился.

— Наконец-то, — улыбнулся Сват.

— Дождались, — повернулся Гай.

— Признался, — дополнил Сват.

Сергей смутился.

— В общем, остальные не торопятся, потому что мы не прощаемся, — пояснил наемник. — Мы решили тоже ехать в Ассану. Тебя нельзя отпускать одного. К тому же всех давно вызывает лорд Шамур. Наверняка по этому же поводу…

— Спасибо… — Сергей опять в который раз проклял про себя свою подозрительность. На душе заметно посветлело. — Спасибо вам.

— Если в Мелите мы наймем бриг, то сможем быть в Ангоре дней через пять… Ты сможешь прожить там пять дней и не вляпаться во что-нибудь?

— Не знаю, — усмехнулся Сергей. — Постараюсь…

Глава 11

Остался позади, громыхнув под колесами деревянным настилом, мостик — наверху холма приближалась усадьба церемоний, разворачиваясь главным входом вслед за изгибом аллеи с тополями. Охрана быстро окружила дом, внутрь заскочили несколько гвардейцев с лейтенантом во главе. Из дверей вылетел перепуганный смотритель Глох:

— Ваше высочество… Я не знал — ни герцог, ни глава ни о чем не предупреждали…

— Успокойтесь. — Принцесса поднялась по ступенькам. — Не надо никому сообщать. Я ненадолго.

Длинные анфилады боковых комнат, уставленные жилой, но не обжитой мебелью: диванами, креслами, старинными часами, картинами и гобеленами на стенах… Эния остановилась на пороге церемониального зала.

— Оставьте меня одну…

Пожилой Глох и охрана молча исчезли за спиной. Принцесса прикрыла дверь и, наклонившись, зажгла свечи в высоких канделябрах у входа. Неяркий круг света разогнал темноту зала без окон, отбросив сгустки теней за середину.

Все как и тогда. Только без людей, без горькой торжественности, без звезд и распахнутого потолка… Без всех тех бурлящих чувств, составляющих такой контраст между собой, — может, в этом и дело? Так считает, например, отец. Сначала ощущение обволокшей неотвратимой беды, потом — несказанного облегчения… Для того чтобы понять облегчение девушки, вдруг увидевшей на месте законного мужа никому не известного парня, надо знать — кого он заменил. Ад. Ад, который приходит не временно — навсегда. Это не поймет тот, который не боится потерять свою душу. Это был первый взгляд, первый вздох, первое изумление…

Эния сняла свечу с подсвечника и медленно прошла в глубину зала. Тьма нехотя расступилась по углам, как будто недовольная тем, что приходится отступать перед таким маленьким огоньком, в конце зала обозначилось ритуальное возвышение.

Первое изумление. Что было дальше — помнится сложнее, хотя и ярче, но уже не в хронологической последовательности, всплеск эмоций и чувств превысил предельную черту способности к анализу. Звезды, яркие звезды — это бывает у всех. Небесный мир, солнце, трава — труднопередаваемой красоты и чистоты, мысли и разум двух людей, сливающиеся воедино, — это теперь огромная редкость, знаменующая особое благословение неба…

Эния зажмурилась, сердце в груди колотилось как ненормальное, словно соглашаясь и подчеркивая — это был действительно важный и волнующий момент…

«Куда ты исчез, скромный человек, — сразу после первых всплесков эмоций не ожидавших подобного зрителей? Была суета, и опоздавший маркиз добавил злобы и неразберихи, хотя уже не смог убить ощущения праздника в сердце.

Простой человек. Наемник. Воин.

Может, ты думаешь, мне нужно другое? Может, ты считаешь, что я ценю богатство и знатность? Роскошь и власть? Как ты ошибаешься…

Или, может, тебе самому нужна другая? Попроще и без апломба. Тогда я постараюсь доказать, что ты не напрасно встал рядом…

Я хочу узнать и понять тебя, твое сердце, твои мысли…

И мир, который в твоем разуме. Странные и непонятные дома, непонятная жизнь и непонятные люди. Мечты, непонятно переплетающиеся с правдой…

Боже, как все сложно. Помоги нам разобраться, помоги найтись и встретиться и понять друг друга.

И тогда… И тогда я верю — все само встанет на свои места. Те самые, которые предписаны каждому человеку, где спокойная душа и легкое сердце. Боже, ты же знаешь… Как давно у меня не было спокойной души и легкого сердца».

Принцесса вздохнула и, поставив свечу на место, открыла дверь и вышла из зала. На пороге еще раз окинула взглядом подрагивающие от появившегося сквозняка тени…

«Я устала ждать, ждать неизвестно чего и страдать. Я устала жить так, как живу сейчас и жила раньше — без смысла. Я знаю, чувствую — когда-то должен наступить конец. Иначе не может быть.

Не может быть все просто моими мечтами. Во всем есть свой и очень глубокий смысл, и только неразумному он может казаться бессмыслицей…»

Эния спустилась по ступеням и села в поджидающую ее карету. Вытянувшийся на крыльце смотритель, казалось, весь превратился в слух, боясь пропустить какое-нибудь распоряжение.

— Всего доброго, Глох. Спасибо вам. — Принцесса закрыла дверцу и махнула рукой лейтенанту — колеса бодро заскрипели по утрамбованной аллее к мостику. Конная гвардия быстро заняла свои места, распределившись равномерно спереди и сзади…

Через несколько минут огромный дом скрылся из виду. Дорога, плавно изгибаясь, окунулась в высокий лес — по сторонам замаячили плотные корабельные сосны. Это еще была Ассана, своя земля, но лейтенант Ромер уже начал подумывать о дополнительных мерах предосторожности.

Эния потихоньку дремала, думая о своем. За окном, отсчитывая километры, мелькали сосны. Через пару часов впереди показался широкий мост — здесь, делая большую петлю, текла пограничная Гурая, в других местах чаще повторяя изгибами границу Роха. Но принцесса не собиралась приближаться к недалекому здесь Роху — за мостом развилка уводила дорогу к югу, на Загору.

— Осторожно!!!

С шумным треском вздыбились под колесами бревна настила, сорванной пружиной дернулись поломанные оси — карета разом провалилась и зависла над скрещенными конструкциями мостовых опор. Кувыркнулась в воздухе и упала в реку сорванная дверца кареты…

Эния замерла, уцепившись за сиденье, чтобы не съехать по наклонной плоскости — внизу через сорванную дверь виднелась бурлящая вода. Сильно саднило ушибленное плечо, но еще не успел прийти страх…

Снаружи доносились крики и непонятный топот, раздались несколько выстрелов из карабинов охраны. Потом дверца, неожиданно ставшая верхней, распахнулась и в проеме показалось решительное лицо Ромена:

— Руку! Простите, ваше высочество, придется потерпеть…

Резким движением выдернул ее из кареты и, не тратя времени на объяснения, перекинул через луку седла. Эния охнула — болью отозвалось ушибленное плечо, однако успела окинуть взглядом местность вокруг…

В воздухе пели арбалетные стрелы — гвардейцы, присев за каретой и трупами убитых лошадей, отстреливались сразу на обе стороны. Нападение. Засада. Нападавшие прятались за деревьями на обоих берегах, поражая хорошо пристрелянные заранее места. Мост был аккуратно подпилен — так, чтобы выдержать всадника и не выдержать экипаж…

— Бост, Нагум — быстро. — Лейтенант вскочил в седло над принцессой и нагнулся, стараясь прикрыть ее своим телом.

Рядом поднимали с настила раненых лошадей еще двое гвардейцев, одновременно задвигая ее щитами… Не вышло. Жалобно всхрапнул, не успев распрямиться, первый конь — арбалетный болт, свистнув в воздухе, пронзил шею. Сразу дернулся назад второй, мотая от испуга головой — стражник буквально повис, пытаясь удержать своим весом. Эния закрыла глаза.

— Прорвемся. Ну, родная, — сжал зубы над головой Ромен.

«Давай, солнышко…» — мысленно добавила от себя принцесса…

Раненый конь как будто услышал призыв, рванул вперед раз, другой, но сил и скорости, той необходимой скорости, чтобы прорваться сквозь свистящие росчерки арбалетных стрел, уже не было…

Смертельно ухнул над ней не единожды раненый лейтенант, моляще заржал умирающий конь, раненой ланью испуганно закричала принцесса — ноги скакуна подкосились и он тяжело рухнул набок, придавив уже ничего не слышащего командира и силой инерции отправив Энию в воду…

Бурлящая Гурая оборвала отчаянный женский крик, сомкнув буруны над расширенными от ужаса глазами.

Сергей пулей вылетел из плотной стены тумана и, отбежав на пару десятков шагов, резко развернулся, вытянув наготове оголенный клинок. В белесой мгле хмуро набухла огромная тень, дернулись и замерли растопыренные сочленения…

Вот холера. Учуял-таки — под самый конец. Вылезет или нет?

Сердце колотилось барабаном, тяжело вздымалась и опускалась грудь. Драться совсем не хотелось, тем более под самый конец Роха, и он выдал такой спринт, что позавидовал сам ветер, удивленно засвистевший в ушах. Расслабился. Совсем обнаглел, и это в Рохе, где каждый шаг должен быть в напряжении…

Чудовище дернулось и медленно скрылось в тумане. Сергей облегченно вздохнул и, опустив руку с мечом, медленно пошел прочь, то и дело оглядываясь назад и стараясь унять колотящееся сердце.

Так, где он оказался? В мрак-шахте в прыжке назвал Наодок, но много ли в Рохе шахт? Естественно предположить, что он появился в ближайшей, но вот насколько она ближайшая… Мелькнувшие перед глазами картинки ни о чем не сказали — поля и леса везде одинаковы. Уже очень хорошо то, что вышел не в глубине и до границы «свободной земли» было подать рукой.

Вокруг возвышались какие-то изрезанные невысокие холмы — Сергей, продравшись через заросший овраг, поднялся на один из них. Местность значительно повышалась к югу, образуя у горизонта ряд уступов. В той же стороне виднелась неровная полоска леса, поднимались дымки какого-то селения, и там же между холмами блеснула вода. Река? Как и тогда, когда в первый раз вышел из Роха… Сто лет назад.

Он снял с плеча походный мешок и, присев в траву, начал перевоплощаться. По совету Свата. Если в Ассане хотел остаться как можно дольше инкогнито, то незачем привлекать к себе внимание профессией воина. Здесь их еще искали. Конечно, когда тебя ищут в средневековом королевстве — это не розыск двадцать первого века, но тем не менее. Лезть на рожон в облачении наемника там, где ищут наемников, было глупо. Хотя, конечно, перевоплощение — слишком громкое слово. Он просто снял широкий кожаный ремень с креплениями для оружия, перевязь с мечом в ножнах и все это, аккуратно обернув специальной тряпкой, спрятал в свой длинный мешок. Больше ничего с собой не брал, к тому же у него больше ничего и не было…

В кожаную ермолку вставил белое перо — знак принадлежности к людям творческих профессий. Длинный черный сюртук, какие обычно носят поэты и художники и который нашел для него Сват, был на нем. Кожаные сапоги осенью здесь носили все. Или почти все.

Сергей затянул мешок и, еще раз осмотрев себя, бодро зашагал вниз по склону в сторону реки. На ближайшее будущее планы ясны — если окажутся рядом, то найти Наодок или, тогда нужно быть осторожней, Ишемир. Хотелось узнать: не случилось ли что с добрыми Олди после той рьяной погони к Роху…

Потом — в столицу. Ангору. И вот здесь уже начинались проблемы… Что дальше? Постучаться в ворота дворца: будьте добры, позовите принцессу Ассанскую? Или запишите на прием? Ладно, разберемся. Благо, деньги у него были — князь щедро наградил за победу над гоблином. Мда… Интересное дело. Гоблинов еще, оказывается, никто не побеждал. И немудрено… Внутри шевельнулся страх от воспоминания черных, задвинутых толстыми складками бровей глаз. В которых светилась ненависть. И разум…

Сергей тряхнул головой, отгоняя неприятное видение. С гоблинами сталкивались на юге, в горах, и поэтому Харон про них не знал. И, естественно, Сергей тоже. Что еще есть в Рохе такое, про что он не знает?

Он поднялся на очередной холм и, прикрыв глаза от солнца рукой, внимательно посмотрел в сторону леса. Да, это была река, она виднелась в просвете между холмами, поблескивая сверкавшей водой. В лицо подул свежий ветерок. Возможно, придется переплывать.

Сергей вздохнул и, поправив мешок за плечом, двинулся вниз, к распадку между холмами. Проклятая память. Почему он не расспросил Свата про здешние воды? «Ладно Олди и Габа — понятно, не хотел удивлять. Но Свата своими вопросами я уже вряд ли удивлю…»

Очень странный человек — Сват. Увен Тор. Моментально раскусил его — чуть ли не в первый день, один из всей пятерки наемников. И, что самое интересное, не просто раскусил, а раскусил полностью. И не только в знаниях. С очень многими можно изображать дурака — я не здешний, издалека, горец и т. д. Но наемник очень быстро обнаружил в Сергее что-то иное, не сродни миру Шеола. И это при такой ментальной схожести миров…

«Интересный ты человек, Сват. Умен, проницателен, бесстрашен и благороден. Голубых кровей — вне всякого сомнения. Я очень рад, если ты считаешь меня своим другом.

Вот так мир. Простых и аристократов. Голубых кровей и… Обычных красных? А разве в моем мире не так? Так, и во многих отношениях даже больше. Только без Роха, гигантских пауков, мрак-шахт, моргов, гоблинов, каких-то митр и мистики…»

Сергей, присев на корточки, спрыгнул в неглубокий карьер и взбежал по осыпи на противоположный склон — над головой нависли колючие лапы молодых елей. Отвернув лицо и выставив вперед руки, несколько минут продирался через колючий ельник — уже совсем рядом шумела вода. Наконец, крякнув последний раз — хитрая ветка исподтишка попала по уху, — выдрался из цепких лап и остановился на высоком крутом берегу, жмурясь от бликов и свежего ветра. Внизу бурлила быстрая вода. Ну и дела…

Это та самая река или здесь много рек? Однако… Не только люди умеют менять свой норов. Видимо, местность быстро понижалась к северу, порогами заставляя бурлить и клокотать спокойную было речку. Конечно, не так, как в горах, где смельчаки летают на байдарках, но все-таки.

Сквозь шум воды пробились негромкие хлопки, как будто кто-то постучал указкой по столу. Показалось или стреляли?

Теперь уже более отчетливо донеслись раз за разом несколько выстрелов. Он быстро присел, оглядываясь. Елки-палки! Похоже на карабины… Что за беда? Отчаянный женский крик прервал недолгие размышления — Сергей рванул вверх по течению. Туда, откуда кричали. Донеслось еще несколько выстрелов…

Дорогу преградила каменистая осыпь — ноги заскользили, вниз посыпались мелкие камни. Он остановился, тяжело дыша и осматриваясь, — глаза метнулись вдоль крутого обрыва холма вниз, к недовольной и быстрой воде…

Посреди бурлящей стремнины крутилось и переворачивалось человеческое тело. Оно иногда показывалось на поверхности, распластав безжизненные руки по сторонам, потом снова скрывалось в глубине, чтобы позже, среди бурунов и пены, вынырнуть вновь. Может, и мертвое — он не раздумывал над этим. Оттолкнувшись от каменистого бока холма, пролетел над осыпью и плавно вошел в воду.

Холодные быстрые струи сразу подхватили и закружили, сбивая направление и пытаясь выдавить из легких остатки воздуха. С помощью нескольких энергичных взмахов вынырнул на поверхность и, отфыркиваясь и отплевываясь, закрутил головой по сторонам. Ага, впереди. Он быстро заработал руками.

Это оказалась женщина или девушка — длинные темные волосы расплылись в воде широким нимбом. Как же тебя угораздило, бедная… Он обхватил левой рукой вокруг шеи, чтобы лицо не опускалось в воду, и правой начал подгребать к противоположному берегу. Девушка не шевелилась. Это продолжалось довольно долго — глаза внимательно шарили по скалистым уступам, пытаясь выхватить хоть какую-нибудь пологость или зацепку. Руки и ноги понемногу деревенели от холода.

Потом, найдя более-менее отлогий уступ, долго поднимал отяжелевшее от воды тело, продвигаясь вверх чуть ли не по сантиметрам. Помог сам мир, подарив меньшую силу тяжести…

Наверху осторожно опустил ношу на редкую траву, перемешивающуюся с толстым слоем хвои и шишек, и сам повалился рядом. Некоторое время отдыхал, пока не отдышался, потом подскочил и припал ухом к груди — одновременно рукой, откинув в сторону тяжелые мокрые пряди, нащупывая пульс на шее. Сквозь собственный озноб уловился еле ощутимый двойной толчок… Жива.

Сразу появились силы. Сергей приподнял девушку и перекинул животом через выставленное колено — поза не совсем эстетичная, но необходимая, пока из горла и легких не выйдет вода. Просунул снизу руку и мягко сдавил под грудью раз, другой, третий…

Тело в руках дернулось и согнулось пополам, зайдясь в тяжелом надсадном кашле — с каждым хрипом из горла толчком выскакивала вода. Молодчина, держись, милая… Давай еще. Еще. Еще, родная…

Потом убрал колено и опустил ее на траву, уставшую и обессиленную. Девушка некоторое время лежала неподвижно, приходя в себя, затем распахнула… синие-синие, как море в солнечный день, глаза.

— Где я?

Кровь ударила в голову — Сергей резко отшатнулся назад, напоровшись на еловую ветку. Это просто кажется… Этого же не может быть…

Чуть слышный шепот заставил ее опять закашляться — она отвернулась и опустила голову. Но потом опять взглянула на Сергея:

— Кто вы?

Сергей поднялся на ноги, ничего не отвечая и не отводя от нее расширенного растерянного взора. Она тоже некоторое время смотрела на него, потом нахмурилась и тряхнула головой, как будто отгоняя какие-то свои мысли. Затем приподнялась на локте и, глянув вниз, на реку, спросила:

— Вы из тех, кто напал?

У нее был тихий и нежный голос. Сергей вышел из столбняка:

— Что?

— Кто вы? — Она опять закашлялась.

Сергей скользнул по ней взглядом — мокрое платье подчеркивало изящество форм, потом опять посмотрел в лицо. Она смутилась.

— Вы не она, — уже спокойно сказал он. — Вы… Вы похожи. Но гораздо лучше.

— На кого? — В ее взгляде появилась тревога. — Вы кого-то искали?

— Не важно. — Он присел на корточки. — Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше. — Она приподнялась на руках и села, оглядывая себя. — Кто вы? Почему я не утонула?

— Здесь недалеко стреляли… Почему? Что произошло?

— На нас напали. Я подумала, что вы… Это вы меня вытащили?

Взгляд Сергея задумчиво скользнул по реке — его глаза сузились.

— Это ваше? — Он кивнул в сторону воды.

Девушка резко обернулась — мимо, вверх искореженными колесами, плыла карета. Она проводила ее взглядом — глаза горько расширились.

— Моя. Боже…

— Как это случилось?

Поломанные оси с колесами скрылись за поворотом, но она еще долго смотрела в ту сторону. Потом тихо проговорила:

— Они подпилили мост. И напали сразу с обеих сторон. Из кустов. Со мной были еще люди…

— Кто?

— Не знаю. — Она немного замялась. — Может, появилась банда…

— Вы дворянка?

Она отвернулась к реке и опустила голову вниз.

— Не так чтоб сильно…

Сергей оглянулся вокруг и поднялся на ноги. «Что я пристал? Не хочет — не надо…»

— Здесь довольно укромно. Сидите здесь и не высовывайтесь. Я скоро буду.

— Куда вы? — Она испуганно встрепенулась, но быстро взяла себя в руки. — Хорошо. Осторожней…

Сергей осторожно двинулся вверх по течению — неторопливо, тем мягким рохерским стелющимся шагом, которому учил его Харон. Подальше от реки, в глубине леса, чтобы шум воды не мешал слышать… Тишина. Никаких посторонних звуков. Только щебет птиц да ветер, иногда пробегающий по макушкам высоких сосен.

Через несколько сотен шагов между ровными стволами засветлела дорога. Он двинулся вдоль, утроив осторожность. На мосту никого и ничего не было, только молча смотрели вверх вздыбившиеся бревна настила — Сергей долго рассматривал подступы и деревья на противоположной стороне, чуть приподняв лапы молодых елок. Потом, пригнув голову к плечам и готовясь сигануть в сторону при малейшем движении веток, осторожно приблизился. На бревнах и неструганых досках темнели свежие пятна крови — края пролома и опорных свай светлели ровными краями подпила.

Сергей оглянулся вокруг — они прибрали за собой. Карету в воду, убитых… Убитых, возможно, тоже в воду. Значит, хотят, чтобы было шито-крыто… Значит, не знают, что одна девушка спаслась. Так действует банда? Не знаю, почему бы и нет. Тем более в Ассане, где король Ангурд славится своей крутостью к нарушителям закона…

Он осторожно перешел на другую сторону и, осмотрев все здесь, вздохнул более свободно. Никого. Они торопились. Значит, боялись…

Потом по другой стороне реки добрался до места, откуда прыгнул в воду, и нашел свой мешок. Немного постоял на берегу, размышляя — может, переплыть? Все равно еще не просох… Но лезть в холодную воду так не хотелось, и назад вернулся прежним способом — сделав крюк через мост.

Она сидела на прежнем месте, обхватив руками прижатые к груди колени. Плечи слегка подрагивали — ее бил озноб. Елки-палки, только болезни сейчас не хватало. Она вздрогнула, когда он неслышно появился из-за деревьев и опустился рядом на корточки.

— Вы меня напугали… Рассказывайте. — Ее голос был даже повелительным, хотя, возможно, она этого и не заметила.

Сергей тоже постарался не заметить.

— Никого. И ничего. Вряд ли кто-то остался в живых.

Она промолчала, только немного дрогнули губы. Он взял ее руку в свою — она не отдернула, она доверяла ему. Рука была холодная как лед. Сергей нахмурился:

— Вы можете идти?

— Конечно. — Она вскочила на ноги.

— Нам лучше уйти отсюда подальше. Здесь есть поблизости какое-нибудь жилье? Вам необходимо тепло.

— Не знаю… Мы ехали через Шаридан, но он сейчас далековато. А вы разве не местный?

Сергей повернул голову в сторону леса.

— В той стороне я видел дымки… Вроде не очень далеко. Если выбирать не из чего — пойдем туда. Нет, я не местный. Вообще не ассанец.

На него смотрела пара расширенных синих глаз. Она была не проста, но он был ее спасителем, и она очень доверяла ему — он чувствовал это. Во всем чувствовал, и особенно в глазах… Или ему уже мерещится? Будь они неладны, эти синие глаза… Боже, как она красива.

— Сюда.

Она двинулась за ним, обхватив плечи руками, — ее здорово знобило, но она старалась не показывать этого. Ну и выдержка. Ни тебе слез, ни истерик, ни капризов… Молодец, девчонка. Длинное мокрое платье хлюпало у нее под ногами, собирая прилипшую хвою. Сергей остановился и, скинув с плеча мешок, вытащил нож.

— Подожди-ка…

Он нагнулся и ровным кругом обрезал платье выше щиколоток, чтобы не мешало идти, — она помогала ему, натягивая верхний край. Да, одежда явно не для пеших прогулок по лесу. Возможно, и достаточно дорогая — до близкого знакомства с рекой.

Сергей выпрямился и вытащил огниво из кармана — в руке, на ветру, быстрее просохнет. На всякий случай. Потом набросил свой более подсохший сюртук ей на плечи:

— Вам очень необходимо тепло.

— Спасибо. — Она благодарно улыбнулась. — Когда мы выберемся, вас очень щедро за все вознаградят. Поверьте мне.

Она явно прилагала усилия, чтобы не говорить повелительно. Сергей даже сморщился:

— Вот только не надо этого, я вас прошу. Тоскливо жить в мире, где ждут за помощь награду.

Она старалась не отставать, искоса поглядывая на него со стороны, он чувствовал — там, где деревья позволяли идти не друг за другом. Что в нем такого интересного? Нос?

— У вас нет оружия, но повадки воина. Кто вы? Из Загоры? — Его нахмуренные брови она истолковала по-своему, пояснив: — Здесь просто рядом дорога на Загору…

Сергей вздохнул и посмотрел вверх, на солнце. Дневное светило уже низко опустилось к горизонту. Подумать только, еще сегодня утром он был в Ушет-Гурде. Провожал погибших в последний путь. За великое множество километров отсюда…

— Да нет, я не воин. Я из Долмата. У моего отца театр в Илье. Он и отправил меня в Эдинпорт и Ангору собирать баллады и пьесы. — Все это, естественно, придумал Сват. Он был глубоко убежден, что все театралы немного не в своем уме.

Она вздохнула — или ему показалось? Какая ей разница? Но потом тряхнула головой, прогоняя какие-то свои мысли.

— Как же вы меня вытащили из воды?

— Обыкновенно. Руками.

Он был раздражен, но очень старался не показывать этого. Она же не виновата, что обладает такими же синими глазами… Но девушка, казалось, не замечала этого.

— Вы не боитесь глубины?

— Боюсь, как и все. Но я умею плавать.

— Плавать? — Она радостно удивилась.

Ого, это уже интересно. Сергей даже остановился, уставившись на нее.

— Это странно?

Девушка чуть не налетела, снизу вверх распахнулась удивительная синева.

— Да нет, я видела такое… У циркачей. Но в Гурае, в этом месте… Спасибо вам. Так рисковать из-за меня…

— Вы можете меня отблагодарить. Тем, что не заболеете до тепла.

Она ничего не ответила, виновато наклонив голову. Совсем как Ленка, елки-палки. Так, это уже интересно. Оказывается, тут у всех почему-то страх глубины… Как это называется, глубинофобия?

Путь начал сильно подниматься в гору — очевидно, они добрались до уступов, которые Сергей видел раньше. И которые заставляли бежать и клокотать спокойную ранее речку. Как ее, Гурая? Сосны кончились — склон порос редким кустарником и густой травой, насколько дотягивался взгляд.

Сергей оценивающе глянул на девушку. Она смотрела вверх, ее глаза светились решительным огоньком. «Елки, ну и женщина. Гораздо лучше той… Что с моим сердцем? Отчего такой барабанный бой? Неужели я такой хлюпкий на красоту? Жалко, что такие, как я, о подобном не могут даже и мечтать. Рядом с такими — всегда высокие и крутые, с мужественными лицами. Тем более — аристократка. Что бы она там ни говорила…»

— Ну что, вперед? Мы сможем это?

Она была очень бледна, щеки не порозовели даже от быстрой ходьбы, но все равно улыбнулась.

— Ведите.

«Понятно, что мне в ней нравится. Не воля и не выдержка, хотя это тоже похвально. Отсутствие чванливости и зазнайства красавицы, вот что. Она привлекательна, но ведет себя абсолютно без апломба и высокомерия, как будто совсем не придаетзначения своей внешности. Очень редкое явление…»

Они двинулись наверх. Она тяжело дышала сзади, стараясь не отставать, ей было трудно, озноб сменился жаром — на лбу выступили крупные капли пота. Сергей забрал свой сюртук обратно, он теперь только мешал — своей сырой тяжестью на хрупких плечах.

Кустарник не мешал, он даже помогал — за него можно было уцепиться рукой и удержаться, и не скатиться назад, когда совсем не оставалось сил. Час. Целый час борьбы с крутым уклоном, с природой, со слабостью и с собой. Сергей совсем по-другому представлял себе аристократок…

— Может, передохнете?

Она устало дышала рядом, вздымалась и опускалась грудь, но в глазах светилась решимость.

— Лучше уже наверху. — Потом виновато добавила: — Я не сильная… Боюсь, если сяду, то вряд ли встану.

«Откуда, ну скажи — откуда у тебя эта виноватость? Кто научил? „Чистота души, — мелькнула в голове как частичка воспоминания мысль, — начинается от осознания своих слабостей…“ Ты сильная, незнакомая девушка, еще какая сильная. Духом, а не телом».

Через час они поднялись наверх, разом преодолев двойной уступ. Сергей тяжело вздохнул — перед ними опять расстилался хвойный лес, дымки были далеко, солнце почти спряталось за горизонт и вокруг уже начинало темнеть. Девушка обессиленно опустилась рядом на траву, ветер шевелил ее длинные темные волосы.

Он обернулся назад — внизу широкой лентой изгибалась река, прячась кое-где за густым лесом, вспучивались бугры холмов и, завершая панораму траурной каймой, на горизонте темнел раздражающий Рох.

«Достаточно высоковато. Когда-то я уже летел с похожего уступа. Только покруче, и Рох был ближе…»

Он наклонился к девушке — она ответила уставшим доверчивым взглядом, присел и поднял ее на руки. Она не сопротивлялась.

— Здесь ветер. И мы очень видны. Зайдем немного вглубь, и я попробую развести огонь.

Она молча кивнула и прислонила горячую голову к его плечу. У нее просто не было сил говорить.

Сергей шел очень осторожно, и что-то происходило в его душе. Он ощущал ее, эту волну заботы и тревоги за нее, за ее доверчивость, за болезненность, усталость и виноватость. Беспокойство, тревога и забота, граничащие — он еще не отдавал себе в этом отчета — с нежностью.

Мягко опустил на мох, прислонив к раскидистой ели, и опять накрыл своим сюртуком.

— Я только соберу дрова.

Лес был старый, и дров вокруг оказалось предостаточно, подсохший кремень выдал замечательные искры, и вскоре под елью запылал хороший костер — очень вовремя, потому что стало совсем темно.

Он молча ломал ветки и складывал их в небольшую поленницу, про запас. Девушка думала о чем-то своем, задумчиво глядя в огонь — по ее платью иногда пробегали быстро исчезающие струйки пара.

— Спасибо вам. Спасибо вам за все…

— Можете мне не верить. Но я не сделал ровным счетом ничего особенного. Я очень хорошо плаваю.

Она помолчала, глядя в огонь, потом тихо сказала:

— Меня постоянно спасают в последнее время. От смерти. И всегда — очень хорошие люди… Наверное, у неба есть на это закон — кому такое поручать.

Сергей присел рядом на корточки и положил руку на ее лоб. Она не отстранилась, только молча смотрела на него. Лоб почти горел.

— Нам придется потерпеть до утра. Вы уж продержитесь… Было бы глупо — спастись из реки и сдаться болезни.

Она улыбнулась.

— Не беспокойтесь. Мне очень хорошо здесь.

— Вас будут искать? Я имею в виду — муж, семья.

— Обязательно. Но, боюсь, не скоро. И не муж.

Он опустился на землю и протянул руки к огню. Костер весело трепетал, потрескивая и подбрасывая длинные языки пламени и разгоняя сгустившуюся темень до ближайших деревьев.

— В семье бывает так, что у каждого из двоих в голове своя дорога, — сказал Сергей. — Свое видение мира, и семьи, и жизни. И каждый идет по своей сам. Вздыхает, мучается и считает себя правым… А нужно ведь совсем немного. И очень много. Для того чтобы соединить эти дороги в одну и пойти по ней вместе, взявшись за руки, каждый должен отказаться от своей. И никогда не считать себя правым.

Ее глаза блестели заинтересованной синевой из-за поднятого к самому лицу темного воротника его сюртука.

— Ваша семья скучает без вас?

— У меня нет семьи.

— Вот как?

Она некоторое время смотрела на него, потом перевела взгляд на огонь.

— У меня такое чувство, как будто я знаю вас очень давно… И могу говорить вам абсолютно все. Но я боюсь… Простите меня. Вы меня неправильно поняли. Я его ищу, своего мужа. Как ищут свою мечту… Только вот теперь сомневаюсь — существовал ли он на самом деле?

— Может, напрасно ищете? Может, не стоит гоняться за мечтой? Иногда лучше оглянуться вокруг и посмотреть — может, есть и всегда был кто-то рядом, но просто незаметен в тени?

Она задумчиво улыбнулась.

— Может и так…

Сергей промолчал. У каждого свои мечты, и трудно понять иносказания непосвященному. Он чувствовал: она была очень непроста. И ездила в карете, и умела повелевать. И тем не менее слушалась его, простого странствующего искателя сюжетов для театра своего отца… Хотя конечно — ведь он ее спас, она чуть не утонула, и перед этим ее чуть не убили, и теперь была больна и остро нуждалась в его помощи…

Он поднял голову — прямо в глаза искрилась луна, просвечиваясь сквозь макушки высоких сосен. Сергей поднялся и, подбросив дров в огонь, поправил на ней просохший сюртук.

— Постарайтесь заснуть.

Ее глаза были совсем близко, расширенные, блестевшие в отсветах костра непередаваемой синевой.

— Не беспокойтесь за меня. Мне уже лучше…

Она смотрела на него, не отводя взгляда, на щеке чувствовалось горячее дыхание, и внезапно он понял — она вглядывалась ему в глаза, словно что-то ища. И совсем она не боялась, что не получит помощи, и совсем не принижала ее участь спасенной, и не было даже тени намека на заискивание — она просто не умела этого делать. Тут было что-то совсем другое, недоступное его пониманию, как будто она обнаружила что-то. Вернее, не обнаружила, а краешком прикоснулась к чему-то, что боялась упустить, неосторожным словом или вздохом, и это что-то исчезнет или растает без следа…

Сергей медленно выпрямился, не отводя немного растерянного взгляда. Казалось, что она поняла его, что она знала его давно как облупленного, все его мысли, чувства, слова — которые только думает сказать и которые скажет потом. И от этого не становилось страшно, от этого не хотелось никуда уходить, просто остаться и сидеть вместе, глядя друг другу в глаза, и слушать, как перекликаются ночные птицы, шумит ветер, потрескивает огонь и бьются рядом сердца. И можно совсем ничего не говорить… Он мотнул головой, отгоняя наваждение. Кто она такая?

— Вы не оставите меня?

— Что вы, как я могу. Я обязательно доставлю вас к людям. А там… Вы ведь, наверное, знатны и богаты.

— Почему вы так решили?

Он резко взял ее ладонь и развернул к свету — немного раздраженно, потому что злился на самого себя. Конечно, трудовых мозолей от стирки белья и пятен от чистки картошки не было, но тем не менее она совсем не выглядела изнеженной и ухоженной. Очень изящная рука, но рука женщины, не понаслышке знакомой с трудом. Сергей сконфузился.

На него смотрели насмешливые глаза.

— Вы что, посчитали меня белоручкой?

Он отвернулся в сторону и стал укладываться у костра. Елки-палки. Еще этого не хватало — он повел себя почти развязно. С совсем незнакомой девушкой. К тому же — сбежавшей с глянцевой обложки модного журнала. К тому же — дворянки, несмотря ни на какие руки… Как будто с ним что-то произошло. Что-то, совсем как…

Сергей закрыл глаза, но не мог успокоиться, чувствуя спиной ее взгляд. Сердце стучало в груди, в нем никак не проходило ощущение, такое простое, такое легкое, близкое и знакомое — как будто он только что побывал рядом с Ленкой…

…Негромко потрескивал костер, на деревьях колыхались подрагивающие отсветы, лес поскрипывал и шуршал — то от легкого ветерка, несогласного с молчаливыми разлапистыми ветками или недовольным скрипучим сухостоем, то от каких-то ночных зверей, небольших, но тоже занятых извечными своими делами… «Вы не оставите меня?» Этот вопрос, как и ночной лес, вмещал в себя гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Она знала, как и любой человек знает, — вряд ли кто бы бросил красивую незнакомку, да и вообще любого человека в подобных условиях. Все мы люди. Но — до тех пор, пока не поможем. Каждый — как может и как в состоянии. А потом… Тут уж люди бывают разные.

Именно это она и имела в виду — потом. После того как поможет. «Почему я так решил? Не знаю…» «Ты — кретин, — сказал он сам себе. — Тебе уже все вокруг кажется. С каких пор ты заделался мечтателем? Давай развернись, пусти в ход свое воображение! Воспари в вышину! Придумай себе сказку! Но это останется сказкой, идиот, только твоими мечтами, ты это понимаешь? И ничего общего с реальностью…»

«Да я и не мечтаю, — возразил он сам себе. — Какие тут могут быть мечты? Даже наоборот — гоню всякие мысли…»

«Как же, конечно, можно подумать! Тогда какого шута пялишься на нее? Зачем анализируешь? Восторгаешься? Посмотри на себя, дурень, и посмотри на нее! Что у вас общего? Она только пальцем пошевелит, и вокруг сразу соберется целая толпа, причем высоких блондинов, обеспеченных и с титулами! А он возомнил уже…»

«Да не возомнил я вовсе. Просто… Хорошо, тогда что это было? Только что? Что? Может, тоже показалось?»

«Ну, мелькнуло что-то, — не отставал в голове назойливый голосок извечного скептика. — Велика важность! Ты спас ее, вот и потянулась маленько душа, к тому же больная… Так всегда бывает! Даже если и так, ты что — хочешь быть любовником аристократки? Возьмет тебя к себе в свое поместье — тайненько, слугой каким-нибудь… И через пару месяцев уволит, когда надоешь. И подарит на память брошку…»

Сергей приподнялся на локте и посмотрел на нее — она закрыла глаза, прислонив голову к дереву, на лбу блестели крупные капли пота. «Опять пялишься?» — тут же мелькнуло в голове. «Да пошел ты… — в сердцах огрызнулся он, — чтоб я тебя больше не слышал», — встал и, опустившись рядом на колени, положил руку на лоб. Лоб просто пылал жаром. Елки ж ты палки…

— Держитесь?

Она не ответила и не открыла глаза, и вообще никак не отреагировала на его вопрос.

— Вы как, в порядке? — Он осторожно потряс за плечо.

Голова скатилась со ствола дерева и завалилась на плечо. Сергей вскочил на ноги и растерянно огляделся — что делать? Вокруг простилалась ночь, и равнодушно взирала сверху холодная луна, и отсвечивались от костра только ближайшие деревья, и гулко ухнула где-то в темноте сова. «Мы не продержались до утра, славная девушка. „Мне уже лучше…“ — лучше бы ты сказала правду».

Он закинул за плечи свой мешок, покрепче обернул ее своим сюртуком, поднял на руки и почти бегом вошел в лес — туда, где днем виднелись дымки какого-то селения. Больно хлестанула по щеке игольчатая лапа, потом еще — Сергей нагнул голову, стараясь прикрыть ее, потом глаза привыкли к темноте, и в свете луны, просвечивающей сквозь кроны, появились неясные силуэты стволов…

Глава 12

— Ты очень недалекий человек, Ар-Роз. — Зеркало колыхалось концентрическими кругами, низкий загробный голос заставлял их вспучиваться и разбегаться по сторонам. — Ее нет среди мертвых. Она не погибла.

— А в Эргане? Вы ведь не знаете, что в Эргане? — Маркиз поежился. Могильный холод, сквозивший из зеркала, вытягивал тепло.

— В Эргане нет мертвых, там живые.

— Какая разница? — Его просто бесила эта скрупулезная точность в выражениях. — Она могла попасть к Нему?

— На пути к Раю умершие проходят ступени мытарей. Это — наши ступени.

— Тогда где она? — Его трясло от холода, страха, нетерпения, раздражения, недовольства, злости и еще чего-то, что он сам не мог понять. — Почему вы не можете это увидеть?

— Только один ответ, Ар-Роз. Она рядом с тем, кого мы видеть не можем, — он не отсюда и нужен нам самим.

— Кого, он… — Маркиз скрипнул зубами. — Кто это еще?

— Ты не знаешь?

— Откуда я… — Он внезапно замолк, потом медленно поднялся с кресла. — Не может быть! Я же скинул его в Рох, к вам…

— Ты еще более скучен, чем я думал. — Голос, казалось, смеялся над ним — если только может смеяться могильный холод. — Вряд ли нам был бы нужен тот, кого можно просто скинуть в Рох и тем избавиться. Только вчера он убил одного из моих демов. Сам.

— Да кто он такой, в конце концов? Почему нельзя было избавиться от этого сопляка в Рохе? Что означает — не отсюда? И как можно самому убить дема?

— Много вопросов, Ар-Роз. Много спрашивают те, кто мало смотрит, мало слушает и мало думает. То есть глупцы. Я уже сказал — он не виден в Эфире. Избавимся, когда будет час, он простой человек. И победил дема не силой, а чувством. Все, хватит вопросов. Теперь слушай… У тебя должны быть связи — с морскими корсарами на западном побережье…

Он наконец кончился, этот холод вечных льдов и снегов, с мерзлой, продирающей до самых костей стужей и таким же мерзлым ветром, который сводил рот и заставлял распухать и деревенеть язык, и замерзать словам и мыслям, и руки переставали что-то чувствовать, и окоченевшие ноги тоже переставали ощущать землю, и глаза от белизны болели и слезились куриной слепотой… Кончился холод и ушел — совсем ушел, в свою страну вечных льдов и снегов. Навсегда.

Эния когда-то часто слышала о таком от няни, доброй улыбчивой Деманты, когда они сидели вместе с Лами у камина долгими зимними вечерами. И ждали, когда придет отец и загонит обеих в постель, и накроет теплым одеялом, и смешно подергает ее за нос, а Лами за ухо, скажет «котята — веселята», а потом поцелует на ночь и задует свечу…

Он кончился и ушел, этот страшный и безнадежный холод, и взамен пришло теплое и ласковое море. Оно накатывало мягкими волнами и обхватывало замерзшие синие ступни, слизывая пенистым языком корочки льда и старые, отшелушивающиеся ранки, навсегда унося их с собой…

Эния радостно засмеялась и взбила руками воду — какое же оно теплое, какое же доброе и все-все-все понимающее. Вверх взлетают веселые брызги, нежно щекоча оживающую кожу и стремительно снимая студеную тяжесть и одеревенелость, дружными струйками стекают вниз по рукам, забирая с собой отчаяние, тревоги и заботы…

«Ты никогда не была такой счастливой, девочка моя, я давно не слышала от тебя такого детского смеха…»

«Мама! — радостно закричала Эния, — мамочка моя! Покажись, пожалуйста, покажись — я ведь никогда не видела твоего лица!»

«Солнышко мое, я всегда рядом и ты всегда видишь меня — в мыслях, во снах и когда смотришь в зеркало…»

«Оно такое ласковое, мама! И так любит меня — смотри, как искрится вода! Это потому, что я люблю мир!»

«Я так рада за тебя, моя девочка…»

«Лед кончился, мама, — Эния взметнула вверх переливающиеся брызги, — он уже не сковывает меня, все кончилось — и стужа, и снег, и ветер…»

«Да, дочка, это правда»

«Вот только…»

Море продолжало накатываться теплыми волнами, мягко щекоча покалывающие ноги. Эния опустилась в воду и задумалась. Грусть опять, как всегда, сначала прикоснулась, потом обхватила сразу ставшее неспокойным сердце. Она вспомнила, и пришло понимание.

«Вот только не знаю, что происходит, мама. Где он, тот — который был… С которым мы слились воедино. И поднялись в Эргану…»

«У тебя есть большое умение, моя девочка. Различать голос сердца».

«Это был человек? Он не погиб в Рохе?»

«А сейчас рядом с тобой — человек? Что тебе говорит твое сердце?»

«То же, что и тогда. Но то был — воин».

«А разве есть разница?»

«Никакой, мама. Просто сердце не может принадлежать двоим одновременно. Двум людям. Я — замужем. По всем законам — и земли, и неба. Ты смеешься?»

«Я просто очень тебя люблю, моя доченька…»

«За последнее время я дважды стояла на пороге смерти. И дважды меня спасло чудо. Разве бывают такие совпадения?»

«Случайностей не бывает вообще, Эния».

«Тогда о чем это говорит?»

«Подумай».

«Мне страшно вспоминать, мама. Вода затянула, схватила своими мокрыми руками и потащила с собой — туда, где темная глубина… Это был страх, и я больше ничего не помню от страха. Но… Второе спасение напомнило первое. Только… Он рядом. И к нему можно прикоснуться рукой. Я легкомысленная, да? Взбалмошная?»

«Ты очень серьезная, моя девочка. Просто тебе подарили любовь. Настоящую любовь».

«Мой воин погиб в Рохе, да? И поэтому пришел второй? Ты опять смеешься… Почему ты никогда не говоришь прямо?»

«Потому что, дочка, человеку даны разум и свободная воля. Это означает, что он всегда может выбирать. Между добром и злом, между правдой и ложью, между милосердием и эгоизмом, трудом и ленью, прощением и обидой, между поступками и разными сердечными помышлениями… Никто не вмешивается в это. Разные силы, бывает, подсвечивают пути, но выбор и шаг человек делает сам».

«Тогда подсвети мой путь, мама…»

«Ты просто не упусти его. Того, кто рядом с тобой».

…Эния очнулась и открыла глаза. Болезнь отступила — она сразу почувствовала это: прошла тягучая тяжесть и боль в груди, в голове сияла просто удивительная ясность.

Она повернула голову, осматриваясь, — незнакомая комната, задернутые шторы создавали уютную полутьму, громоздкий старый комод и стол, заставленный пузырьками и ложечками, потрескивающий приятным теплом камин… Камин сразу всколыхнул воспоминания — потрескивающий огонь в лесу, колышущиеся отсветы на деревьях, человек, заботливо накрывающий своим сюртуком… Где она? И как сюда попала…

Эния протянула руку — может, в изголовье кровати есть шнурок с колокольчиком? Шнурка не было. Тогда она скинула одеяло и села — комната сразу поплыла перед глазами. Естественно, после болезни еще оставалась слабость…

— Тут кто-нибудь есть? — Голос тоже еще не окреп, но уже был спокойным и не дрожал и слушался ее.

Дверь раскрылась и в комнату впорхнула девушка, свежая, хорошенькая, сияя чистыми улыбчивыми глазами.

— Очнулись уже? Вот и замечательно! Как вы?

— Хорошо…

— Я и вижу, что хорошо. Теперь вообще все будет очень хорошо. — Казалось, она совсем не нуждалась в ответах Энии. — Кризис миновал сегодня ночью. Мы все очень волновались, но он миновал и слава богу. Одну минутку…

Эния, улыбаясь, смотрела на нее — такая она была радостная и довольная. Девушка замерла у стола, отмеряя глазом капельки из пузырька на ложечку и беззвучно шевеля губами, потом подлетела к ней:

— Выпейте! Скажите мамочке: а-а-а-а!

Эния засмеялась и послушно раскрыла рот:

— А-а-а-а!

И сразу скривилась — капли оказались ужасно горькими. Но она сразу узнала вкус — эмацея. Драгоценная эмацея из Роха. Вот почему она так быстро поправляется…

— Не вставайте, вам еще нужно лежать. — Девушка мягко положила ее обратно на подушку. — Вы еще очень слабы…

Лучезарная здравительница быстренько поставила пузырек на стол и присела на кровать рядом с Энией.

— Вы девушка Анта, да? Вы такая красивая! Мы всегда знали, что у Анта может быть только такая девушка. — Она одновременно поправляла одеяло и взбивала под головой подушку. — Он такой скрытный, от него невозможно добиться никакого толку! Никогда ничего не рассказывает! Но мы сразу поняли — видели бы вы, как он бережно к вам относился…

Эния улыбалась, ей было очень хорошо от этой искренности и дружеской непритворной заботы. Ант? Наверное, тот самый, который вытащил ее из реки. Она не хотела ничего отрицать, ничего говорить против и вообще — ей было очень приятно, что ее считают его девушкой.

— А где он?

Девушка вздохнула:

— Уехал. В Ангору. Сегодня утром — после того как у вас миновал кризис. Но обещал скоро вернуться, вы не волнуйтесь…

— В Ангору? — Эния расслабилась на подушке. — Собирать баллады и пьесы?

— Какие баллады и пьесы? Просто какие-то там дела в столице.

— А театр в Илье?

— Какой театр в Илье? Он же воин… — Она закусила губу, понимая, что о чем-то проговорилась, хотя и не понимала сама о чем. Он явно ни о чем не предупреждал…

— Воин? — Эния села на кровати и обвела взглядом комнату. — Простите меня, но скажите — где я? И у кого?

— Вам нужно лежать. — Девушка полусерьезно нахмурилась, но сразу улыбнулась и пояснила: — Вы у нас, в Наодоке. Вас принес Ант, ночью. Вы были очень больны и без сознания — три дня назад. Меня зовут Милия, а отца — Габ. Рой Габ. Вы в нашей гостинице… Он вам ничего не говорил про нас?

Эния молчала. Наодок, Габ — что-то это здорово напоминало… Ну конечно, из докладов капитана Гуяра — о расследовании, мелькали названия, имена: лорда Шамура, барона Махаома… Здесь останавливался он, наемник, — она сама тогда дала распоряжение не трогать этих людей и не мешать… Осенение ударило как гром среди ясного неба — кровь отлила от лица, и закружилась перед глазами комната…

— Боже, да что случилось? Вы так побледнели… — Девушка не на шутку встревожилась.

— Как… — Голос опять был хриплым и не слушался. — Как, вы сказали, его зовут?

— Ант…

— Серый Ант?

— Да…

В дверь негромко постучали:

— Милия! Можно к вам?

— Минутку, Эхарт. — Девушка отмахнулась и повернулась к Энии, ее брови сдвинулись, придав лицу строгое выражение. — Вы меня очень пугаете. Вы не из соглядатаев барона, которые ищут его и его друзей-наемников? Откуда вы его знаете?

Эния обхватила руками лицо — теперь оно пылало.

— Вы говорите, что он поехал в Ангору? Боже…

— Откуда вы его знаете?

— Милия, в чем дело? — За дверью не отставали.

Эния скинула одеяло и спустила ноги на пол:

— У вас есть лошадь? Мне срочно нужно в Ангору!

Девушка медленно поднялась, на ее щеках выступил гневный румянец.

— Кто вы? Неужели вы повредите тому, кто вас принес, еле живую…

— Что вы, никогда. Просто он мой муж. А я соответственно — его жена.

— Кто-о? Жена? — Ее брови сначала вытянулись вверх, потом вернулись назад. — Такими вещами не шутят, милая барышня.

— Вы даже не представляете, как мне не до шуток. — Эния оглянулась, высматривая свою одежду.

— Вы чуть с постели не упали, когда узнали его имя. Вы что, не знали, кто вас принес?

— А вы спросите у него самого. Он что, никогда не говорил, что женился?

— Милия! — Дверь распахнулась и в комнату заглянул светлоглазый стражник в латах. — Простите…

— Обожди, Эхарт, — отмахнулась девушка. — Тут такое про нашего Анта… Скажите, а откуда вы? Как вас зовут?

В комнате вибрировало, дрожа на самой высокой ноте, напряжение. Она не сразу поняла, откуда оно, — глянула на Энию, потом удивленно обернулась к стражу. Светлоглазый Эхарт, не отрываясь, смотрел на Энию — его глаза готовы были выскочить из орбит.

— Принцесса Эния? Ваше высочество… Но как…

Глава 13

— Золотой, мил человек, никак не меньше. Что делать, жизнь дорожает… Вечером большой поединок на ристалище, сам понимаешь, сколько приезжих, господ благородных…

— Ладно.

— Лигу! Покажи человеку его комнату!

Небольшая и не очень уютная комнатка, естественно, без камина, окна выглядывали в портовые ремонтные доки. Но Сергею и не надо было ничего большего. Он бросил свой мешок на кровать и, скинув сюртук и засучив рукава полотняной рубахи, умылся и тщательно побрился — насколько позволяли возможности и условия. Потом перемотал новые портянки на ногах и прогулочным шагом вышел на улицу — ему не терпелось посмотреть столицу и королевский дворец.

— Какой воздух, а? — Хозяин, облокотившись о створку раскрытой двери, щурился от осеннего солнца. — Тут можно самому писать баллады и пьесы…

Сергей потянул носом воздух — воняло рыбой, водорослями, смолой, стругаными досками, пенькой, гвоздями, ржавчиной, солониной, копченой селедкой, потом, нестиранным бельем и еще рыбой. Одним словом — порт. Где он нашел воздух?

— А что за поединок?

— Поединок века. Без шуток. По указу самого короля. С этим самым монстром — гвардия и Белый орден. Честно говоря, совсем не хочу и не буду я на это смотреть.

Сергей похлопал по карманам, выискивая курево.

— Какого монстра?

— Ты откуда приехал? Не слышал? Он тут несколько дней назад чуть полгорода не сожрал, пакость рохерская… Его гвардия и орден в ловушку заманили. Знающие люди сказывают — большой тенетник. Не мог сам сюда прийти…

— Ясно.

О-го-го. Что еще за новости? Тенетник в городе? За тридевять земель от Роха? Дела… Сергей, засунув руки в карманы, двинулся по городу. Прошелся вдоль корабельных верфей, с удивлением и восторгом разглядывая всевозможные шхуны, барки, бриги, шлюпы, шхуны-бриги, фрегаты, галеоны, корветы, бригантины и даже что-то похожее на испанские каравеллы. Мешанина времен и народов… Ангорский порт был одним из самых крупных в Шеоле.

Конечно, корабли со спущенными парусами у пирсов, занятые погрузкой или разгрузкой, вытащенные на стапеля для ремонта или очистки днища, смотрелись не так, как в фильмах по телевизору, но все равно. Романтика морей, ветров, штормов и парусов отзывалась в душе улыбкой и восхищением.

— Рот закрой — ворона влетит! Задавлю!

Сергей отскочил — мимо катили огромные просмоленные бочки. Вокруг толкалось множество народа, как в любом порту любого мира, — кто занятый своим делом или работой, кто в надежде получить какое-нибудь дело или работу, кто просто возвращаясь с вахты или направляясь на службу. Матросы, боцманы, офицеры, грузчики, рыбаки, продавцы, плотники, кузнецы, жестянщики — всевозможных специальностей, рангов и мастей.

Сергей улыбнулся — здесь все воплотилось в жизнь, вся приключенческая литература детства, знакомые и незнакомые слова: шпангоуты, бушприты, грот-мачты, фок-мачты, косые бизани, кливера и т. д. Кричали неугомонные морские чайки, порывами налетал свежий ветерок, напоенный влагой, солью и йодом, и уходило в безбрежную даль огромное синее море…

Порт вместе с ремонтными доками и зданиями адмиралтейства занимал явно не один километр, и Сергей не стал осматривать его весь. Вдоволь наглазевшись на корабли, завернул в город.

Сразу за портом начинался городской рынок, но рынок он решил оставить на завтра — здесь нужен целый день — и по наклонной улице поднялся к деловым кварталам…

На купеческую Ангору тоже стоило посмотреть. Дома большие и небольшие, большие магазины и совсем небольшие лавки, таверны, пабы и просто кафе как будто спорили между собой в вычурности и неповторимости. Кто в виде небольшого замка, кто — старинной каравеллы, кто — наподобие каменной пещеры Али-Бабы, всюду башенки, шпили, флигельки, с фонтанами и без, с мостиками и водяными ступенями-каскадами, с тенистыми деревьями на высоких верандах и арочными балконами-беседками… Каждый в отдельности — как произведение искусства, вместе — какофония типов, видов и стилей.

Сергей усмехнулся, с любопытством вертя головой по сторонам. Какофония какофонией, но ведь наверняка это действует. Пусть и отсутствует вкус, хотя это еще не факт, но деловой сметки у торгового люда Ангоры не отнимешь. Магазины, лавки, рестораны, пабы и сейчас, в середине дня, не пустовали, а вечером наверняка считались самым излюбленным и привлекательным местом в столице. Конечно, для людей начиная со среднего достатка. Да и, честно говоря, просто интересно…

Он нагнулся и зачерпнул воды в стилизованном под водопад фонтане — по сторонам метнулись большие полосатые рыбы, и смочил лицо. Жарковато сегодня для осени.

Ближе к центру располагались аристократические районы, строгость и изысканность вкусов — это он уже видел, когда ехал в почтовом дилижансе. Сейчас не мешало бы поесть — уже давно чувствительно давало о себе знать знаменитое место под ложечкой. Эх, сюда бы с девушкой…

Например, с той, которую оставил у Габа с Милией. Интересно, наверное, уже пришла в себя? Смотрит удивленно вокруг… Хоть мимолетом вспомнила о нем? Ну хоть чуточку — дернулось сердце?

Пройтись бы здесь вместе, посидеть вон на том тенистом балкончике над журчащим прудиком и заглянуть в такие чистые и хорошие глаза. И уловить ответный взгляд — тихий и теплый, где светится ласковая радость… «Почему она так напоминает мне Ленку? Так, не понял».

Сергей растерянно проводил руками по карману, где лежали деньги, — денег не было. Вот здесь, он лично опустил мешочек с золотыми в гостинице… Он основательно пересмотрел все имеющиеся карманы, уже начиная сознавать, что ничего не найдет. Елки-палки… Ворюги. И здесь то же самое. Наверное, в порту — там вокруг мельтешило столько народа…

У него был такой растерянный вид, он с таким глупым лицом рассматривал свои карманы, что трое стражников неподалеку громко загоготали. Прохожие стали оглядываться.

— Захлопните пасти, гоблины. У человека горе…

Сергей обернулся — сзади остановились двое плечистых латников с золотыми коронками на плечах. Королевская гвардия.

Стражники недовольно переглянулись, но гоготать перестали и, хмуро бурча, неторопливо пошли по улице — пытались сохранить достоинство. С гвардией связываться никто не хотел. Элитная структура — единственные, кого без всяких слов уважали наемники.

— Приезжий?

Он сокрушенно развел руками — что теперь делать? Гвардейцы, успокаивающе хлопнув его по плечу, тоже отправились дальше. С кем не бывает…

Сергей тяжело вздохнул и огляделся. Опять проблемы, почему так не везет? Все вокруг выглядело таким заманчивым и аппетитным, и так хотелось есть, что желудок явно подумывал о предупредительной артподготовке. Он засунул руки в карманы и двинул прочь. Что же теперь делать? Почему не оставил часть денег в гостинице? «Родился баобабом — будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь…»

Мимо тянулись какие-то дома, изгибалась подковой какая-то улица — Сергей вышел к городскому парку и замер на мостике, хмуро разглядывая воду. С голодом ладно, можно потерпеть, не первый раз. Хотя, конечно, неприятно. Хотелось немного пожить в столице, осмотреться — спокойно, не думая о хлебе насущном… Теперь необходимо предпринимать какие-то действия. Какие? Как встретиться с принцессой и не попасть в руки королю? Наверное, это просто невозможно. Но… Кстати. Кстати. Сегодня — большой турнир в амфитеатре. Королевский двор наверняка будет там… Если не получится приблизиться к принцессе — придется идти во дворец. Открыто. Князь Too Далич обещал не оставить…

— Отдыхаем?

Он обернулся. Сзади задумчиво разглядывал верхушки деревьев один из знакомых «недовольных» стражников. Оба его товарища ухмылялись у ступенек мостика. На душе почему-то стало неспокойно. Что им надо?

Сильный удар в лицо отбросил Сергея на перила, резкой болью с перехватом дыхания отозвался ушибленный бок.

— Кто тебе сказал, придурок, что здесь к хранителям порядка относятся без уважения? — Над ним нависло перекошенное багровое лицо.

Сергей ухватился рукой за витое кованое ограждение и медленно поднялся, оценивая ситуацию. Если без оружия, то можно справиться, но они могут вытащить мечи… Да и зашкаленное самолюбие стражей порядка может изрядно подпортить пребывание в городе…

— Язык проглотил? Что-то никто не заступается? — Багровое лицо приблизилось, прищуром вглядываясь ему в глаза, словно что-то выискивая.

Второй удар он уже ждал и успел уйти в сторону. Ну и шут с ним, с пребыванием… Он схватил «красное лицо» за ноги и единым махом перекинул через перила — дикий рев заставил вздрогнуть деревья и поднял в воздух галдящее воронье.

Не ожидавшие таких действий напарники, выкатив от испуга глаза, кинулись к перилам. Елки-палки! Совсем забыл, они же боятся воды… Или глубины — кто их разберет? Короче, не умеют плавать…

Сергей быстро посмотрел вниз. «Красное лицо» медленно поднималось из воды, и было оно уже не красное, а черное, все в тине и мелкой ряске, со свисающими сгустками водорослей — вода в пруду доходила чуть выше колен. Прохожие вокруг отворачивались, пряча улыбку в смеющихся глазах.

— Да я же тебя, мразь приезжая…

Сергей не стал дожидаться, пока оба напарника выхватят мечи и кинутся к нему, — перескочил через ступеньки с другой стороны мостика и рванул сквозь кусты в парк.

Почему так получается? У одних он почему-то вызывает симпатию, у других — раздражение…

Большой круг амфитеатра располагался недалеко от моря, огромный, напоминая исполинское кольцо, возвышающееся рельефной стеной с барельефами, и закрывая полнеба над головой. Внутрь вели четыре больших арочных входа, ровными радиальными проходами разделяя концентрические круги ступеней зрительных мест и упираясь в огромный круг турнирной арены в центре.

По проходам еще торопились опоздавшие, хоть и отзвучал уже последний удар сигнального гонга. Угомонились шнырявшие по рядам сметливые продавцы хеля и легких закусок. Над бесчисленным морем людских голов стоял не утихающий разноголосый гомон.

Король оглянулся — седой эдитор Гушар, уловив его взгляд, устало покачал головой. Ангурд сжал зубы и отвернулся в сторону. У ближайшего к королевской ложе прохода на специальной площадке хмурым хищником смотрела на арену походная пушка. Капитан Гуяр, почувствовав взгляд короля, поднял вверх большой палец — все готово.

Ангурд положил руки на парапет балкона, хмуро уперев глаза в арену. Что не так? Тогда откуда такое беспокойство… Все из-за эдитора, будь он неладен, не надо брать в голову. Гушар всегда был против всего, что хоть немного содержит решительности. Ну не все вопросы можно решить миром, как бы этого ни хотелось… Например, Рох.

Король поднялся с места. Сразу стал утихать гул людских голосов — по огромной чаше ристалища прокатилась волна быстро наступающей тишины. Десятки тысяч глаз уперлись в золотисто-красный балкон королевской ложи.

— Господа… — По зрительным ступеням запрыгало перекликаемое эхо — специальные глашатаи разносили его слова по всему амфитеатру. — Жители и гости Ангоры! Я не буду говорить долго. Вы все знаете, что несколько дней назад к нам пришла беда. — Он обвел взглядом притихшие ряды. — И только чудо помогло удержаться от паники и всеобщего помешательства… И не принести нам великое множество смертей. Никто не принесет нам больше вреда, чем мы можем сделать себе сами. — Король сделал небольшую паузу. Тысячи глаз были устремлены на него. — Люди. Наш главный враг — в нас самих. В нашем страхе. В нашем ужасе. В нашей неготовности к подобному. В нашей голове. Кто мне твердо скажет, что такое не повторится вновь?

Огромный зал молчал, огромный зал впитывал слова своего короля и был полностью согласен с ним. Зловещая тень Роха с самого рождения гнетущим призраком витала над сознанием людей.

— Изменение должно произойти, — продолжал король Ангурд. — Ибо не для того создан человек, чтобы бесславно погибнуть. И изменение начнется с нас самих. С наших голов. С нашей победы над собой. Над своим страхом… Тварь Роха — это враг. Сильный враг. Но мы ведь не падаем на колени перед стадом взбесившихся буйволов?

Зал молчал, зал не возражал, зал соглашался — нет, конечно, не падаем.

— Я хочу, чтобы сегодня вы увидели не зрелище. Не ловкость и силу. Не страх и лютость. Не геройство, отвагу и мощь. Я хочу, чтобы вы увидели смертность. Смертность твари из Роха, как смертны любые твари, живущие на земле. И тогда геройство и отвага будут в нас самих. И это будет первый шаг. Первый шаг на длинном пути, который ведет туда, где чистые земли и никакого Роха. Как и должно быть на свете. Тихо! Не надо, я не артист. — Он поднял руку, прекращая появившиеся было хлопки. — Я ваш король. И для того живу.

Король Ангурд опустился на место и кивнул в сторону — в воздухе поплыл восходящий по тональности звук сигнального горна. Следом вступили огромные тамтамы, постепенно по нарастающей увеличивая частоту, громкость и напряжение ожидания…

По боковым проходам побежали длинные цепи вооруженных гвардейцев — через минуту арена с внешней стороны была окружена тройным кольцом живой защиты. Через высокий, острый как бритва металлический забор, окружающий арену, и вверх поднялись отточенные жала сверхдлинных пик. Толпа притихла, замерла в ожидании.

Дробный бой тамтамов продолжал нарастать. Лязгнули, поднимаясь вверх, ворота боковых выходов на арене, и на утрамбованный речной песок ступили, закутанные в белые плащи, фигуры. Боевые рыцари Белого ордена — двенадцать человек, опытных, каждый из которых в разных составах команд не раз побывал за пределами белесого тумана. Толпа пожирала глазами фигуры в плащах — легенды, о которых обычно рассказывали вечерами у каминов, двигались перед глазами во плоти. Цепь фигур распределилась равномерно по кругу, на светлом песке пролегли длинные вечерние тени.

И тогда одним звуком стих дробный бой барабанов, и в резко наступившей тишине до самых удаленных уголков огромного цирка долетело легкое шуршание — двенадцать человек одним движением скинули белые плащи и отбросили их далеко назад. На солнце сверкнули длинные отточенные лезвия нестандартных мечей и легкие прочные доспехи, сделанные из хитина рохерских тварей…

Напряжение ожидания достигло наивысшего предела. Все взгляды опять устремились к королевской ложе.

Король оглянулся назад. Илл Гушар находился здесь, он не ушел, хотя и мог бы — с его авторитетом и уважением, которым пользовался, в том числе и у короля. Он просто откинул голову назад и закрыл глаза. Непонятно почему, но грозный, непоколебимый, всезнающий Ангурд почувствовал облегчение — старый эдитор не оставил его сейчас, он здесь, рядом… Король повернулся к залу и кивнул головой.

Посреди арены дрогнула земля, приспустились и начали расползаться в стороны огромные створки — в разверзающуюся щель посыпался песок. Створки расползлись и остановились, растворив зев на четверть арены. Тысячи глаз уставились в ожидании на широкую черноту подземного выхода.

Заскрипели туго натянутые цепи ручных подъемников, и наверх медленно поднялась большая платформа — по песку поползли быстро растворяющиеся полосы белесого тумана.

— Туман? Почему туман? Откуда он взялся? — Король быстро обернулся назад. Вся его свита в ложе непонимающе уставилась вниз, они знали и понимали еще меньше, чем сам король. Ангурд перевел взгляд на эдитора.

— Оттуда же, откуда и сама тварь… — сказал Гушар и, хмуро вздохнув, повернул голову в сторону арены.

Туман быстро растворялся в воздухе, открыв на платформе восемь гигантских членистых ног. Весь зал амфитеатра вздрогнул, единым порывом вздохнуло бесчисленное множество людей. Где-то от испуга закричала женщина, чуть дальше заплакал чей-то ребенок.

Белесые сгустки растворились и взгляды тысяч людей скрестились на огромном, величиной с дом, порождении ненормального мира, как будто прямо перешедшем из ночного кошмарного сна. Циклопический черный паук резким контрастом выделялся на светлом фоне песка, притягивая к себе наполненные страхом глаза, вызывая отвращение и желание бежать. Неподвижные фигуры воинов ордена казались букашками, специально приготовленными на обед растопыренной хищной нечисти.

Над залом повисла тяжелая тишина. Немногие мамы прижали к себе непонятно зачем взятых сюда детей. Многие и очень многие отцы смущенно опустили головы, не желая смотреть друг другу в глаза, потому что никто не мог остаться спокойным и равнодушным. Рох пришел воочию. Пришел в огромный зал и прикоснулся к душам людей, и остановился в нескольких десятках метрах от каждого. Люди боялись шевельнуться, чтобы лишним движением не привлечь внимание чудища…

Паук дернулся и, мягко переставляя длинные выгнутые ноги, продвинулся вперед — на песок опустились длинные тонкие усы, четыре пары немигающих глаз уставились на неподвижные фигуры. Монахи не шевелились.

— Не подведите, родимые, выдержите, — сквозь сжатые от напряжения зубы сказал король.

— Они не прошли полный курс концентрации. Но это лучшие из рохеров, — тихо произнес кто-то рядом.

Он не стал поворачиваться, чтобы посмотреть кто. Эдитор Гушар молчал.

Некоторое время в зале ничего не менялось. Гигантский паук замер в неподвижности, всеми имеющимися чувствами и инстинктами анализируя обстановку. Воины ордена, наоборот, силою воли подавляли свои чувства и мысли.

Потом он поднял голову и посмотрел в зал. Восемь глаз, выделяющихся овальными кругами на невероятной головогруди, сконцентрировались на множестве людей с побелевшими от страха лицами. И тогда началась легкая паника — волна ужаса прошла по рядам вслед за взглядом снизу вверх, заставляя людей подаваться назад и закрывать глаза, дух перехватывало от голода и ненависти, ощутимо сквозивших от неживотных глаз. Женщины и дети закричали.

Чудовище повернулось, осматриваясь вокруг, и вслед за взглядом по зрительным ступеням неслась волна паники и ужаса, вздрагиваний, криков и плача. Многие бросились к выходу.

Обстановка готова была выйти из-под контроля.

Сергей вышел на площадь перед амфитеатром и остановился, удивленно разглядывая барельефы и лепные фигуры на высокой округлой стене. Ух ты. Впечатляюще. Прямо Колизей, театр Флавиев в Риме. Или почти как…

Слева, за ажурной витой решеткой, виднелись цветники, кусты и деревья дворцового парка — за ними вставали грандиозные арки, башни и шпили королевского замка. Справа небесной синевой убегало за горизонт бескрайнее море. Красиво. Умеет столица впечатлять.

Он вздохнул и двинулся через площадь к внушительному входу. Надеюсь, здесь не будет билетных касс… Вокруг никого не было, соседние кварталы как будто вымерли — оно и понятно. Все на турнире.

В воздухе, как ветер, прошелестел одновременный вздох тысяч глоток — Сергей даже пригнулся. Ух ты. Как у футбольного манежа, когда встречаются «Спартак» и какое-нибудь «Динамо»… Что там происходит? Он поднялся по длинной лестнице арочного входа наверх, на середине посторонился — вниз бежали испуганные люди, некоторые из них прижимали детей. Он посмотрел вслед — кто ж берет с собой на такое детей?

Огромная чаша внушительного цирка встретила вечерним солнцем и внезапным паническим гулом множества голосов. В центре арены, окруженной высоким металлическим забором и тройной цепью гвардейцев с пиками, ворочался чудовищный паук…

Сергей отскочил в сторону — вниз к выходу опять спешили люди. Он растерянно огляделся. Боже… Здесь же тысячи и тысячи людей… Глаза быстро выхватили средиволнующихся рядов красно-золотой балкон королевской ложи — она оказалась недалеко, меньше чем через четверть зала. Еще ближе на невысокой площадке виднелась походная пушка.

Сзади по лестнице застучали тяжелые сапоги — к арене с пиками спешили дополнительные цепи гвардейцев. Король делал все, чтобы максимально снизить степень риска. Но даже он не мог предусмотреть все.

От центра донесся металлический лязг — гвардейцы не испугались, их не испугать так просто, как простых мирных жителей, они только пригнулись, рассредоточиваясь и готовясь к плотной защите. К центру арены протянулись отточенные острия дополнительных пик. Фигуры воинов-рохеров на песке медленно двинулись по кругу, изготавливая к бою длинные клинки. Черный монстр опустил голову книзу, пригнувшись на всех растопыренных ногах…

Сергей выскочил к зрительным местам и по параллельному проходу начал быстро пробираться к пушке и королевской ложе.

— Стреляйте! Быстрее! Это не тенетник — это голубой тарантул! Он может прыгать…

— Тпр-р-р. — Эния осадила разгоряченную лошадь у центральных дворцовых ворот.

— Ваше высочество? — Королевская стража, почти спавшая на вечернем солнышке, перепуганно вытаращила глаза. — Сейчас, одну минуту…

Ажурные створки ворот распахнулись, из сторожевого домика, нахлобучивая на ходу шлем, выскочил начальник караула.

— Ваше высочество… Никто не предупреждал… мне сообщить его величеству?

— Меня никто не искал?

— Не знаю…

Эния прикусила губу, уперев задумчивый взгляд в лейтенанта, потом встряхнула рассыпанными волосами.

— Где капитан Гуяр?

— В амфитеатре… там сейчас все.

— Сегодня поединок? Ясно. — Принцесса развернула и снова пришпорила лошадь.

— Так точно… поединок. — Ошарашенная стража непонимающе смотрела вслед удаляющейся всаднице.

Через минуту Эния спрыгнула с коня у ступеней отдельного входа в королевскую ложу. В воздухе вибрировал возбужденный гул тысяч голосов. Видимо, битва в самом разгаре. Она взбежала по ступеням лестницы и остановилась в разделяющемся коридоре. Налево виднелся выход на балкон, направо — на площадку, где отец планировал разместить пушку. Капитан должен быть там. Она повернула направо. Вниз вели бесконечные ступеньки ровного коридора — она их почти не заметила и остановилась, лишь когда выскочила на ровную поверхность маленького плацдарма. Остановилась и замерла, потому что в воздухе тоннами висело напряжение. И потому что от того, что тоже замерло внизу, было невозможно оторвать глаза…

Огромный паук еще больше присел на задние ноги — двигающиеся вокруг него воины ордена начали постепенно сужать круг обхода. Воздух в зале дрожал от гула тысяч почти панических голосов.

И внезапно она поняла — сейчас что-то произойдет. Что-то страшное, кровавое. Что-то такое, от чего по ночам будут кричать маленькие дети и покрываться холодным потом взрослые… Потому что так с Рохом нельзя. Нельзя недооценивать Ад и устраивать из этого показательные зрелища. От черной напасти внизу не веяло страхом — только голодом приготовившегося к крови и всеобщему ужасу монстра-нежити…

— Стреляй! Гуяр, огонь! — внезапно закричал с балкона король. — Эния?..

Напряженная спина капитана шевельнулась, раздался оглушающий грохот. Огненный вихрь вспучил в воздух кучи песка в центре арены, обрушив каскадом на противоположную часть зала. Только песка…

Огромная черная тень, мелькнув в воздухе над головами гвардейцев с пиками, мягко спружинила прямо на ступени зрительных мест. И сидящих, не успевших ничего понять людей-Люди бросились врассыпную. Кто успел…

В воздухе повисли клубы дыма от выстрела и страшный крик тысяч истошных глоток. В зале началась паника — обезумевшие люди, падая и толкая друг друга, ринулись к выходам.

Эния закрыла глаза. Боже…

— Стреляй, Гуяр! — Король спрыгнул с королевского балкона на зрительные скамейки. — Эния, назад! Прочь отсюда!

Паук резво развернулся на месте, определяя жертвы. Вверх летел истошный визг — люди, падая и поднимаясь, бежали по скамейкам, — у выходов бурлила и давила друг друга ничего не соображавшая, обезумевшая толпа.

— Там же люди… — Капитан с двумя подручными быстро заряжали и разворачивали орудие.

— Огонь!!!

Грохнула, выбросив столб пламени и сотрясаясь от отката, пушка — вверх полетели искореженные остатки скамеек. Все вокруг опять заволокло дымом. Эния бросилась вперед, пытаясь что-то разглядеть в расходящихся клубах…

— Ваше высочество? Немедленно назад! — На ее плечо легла тяжелая рука.

Она дернулась, высвобождаясь. Внезапно под ногами исчезла опора и она полетела вниз, больно ударившись о скамейки плечом и подвернув ногу, но тут же приподнялась, сжав зубы от боли. Где это чудовище? Попали или нет?

Паука нигде не было видно. Внизу обтекал арену с обеих сторон, собираясь вместе для распределения, поток королевских гвардейцев. Многие с копьями запрыгивали на скамейки, обратив к ней белые лица. Воины-рохеры, убрав острые пики, с мечами в руках перепрыгивали через забор. Где же эта адова тварь?

Сзади раздался легкий шорох. Она все поняла — сразу. Почему его нигде не было видно внизу и почему к ней оборачивались белые лица гвардейцев…

— Эния!!! — Дикий крик отца перекрыл панический гвалт зала.

Она медленно, очень медленно обернулась. Тварь присела на всех ногах совсем рядом, у задней стены, распластавшись огромной кляксой по тыловым скамейкам, где уже никого не было, умудряясь, несмотря на весь свой невероятный объем, не возвышаться над зрительным залом. В паре десятков шагов от нее. Там, куда не могло развернуться вокруг своей оси орудие. Кто говорил, что у них только инстинкты?..

Восемь немигающих глаз уставились на нее. Она содрогнулась всем телом, почувствовав нечеловеческую и неживотную ненависть, продирающим холодом сквозившую сквозь тело. Внутри начала подниматься волна отчаяния и паники, но быстро оборвалась, оставив в голове только звенящую пустоту. Непослушные, одеревеневшие руки бесцельно пытались уцепиться за скамью, чтобы хоть немного отодвинуться назад, но каждый раз срывались и падали — в них совершенно не было силы.

Время остановилось для нее, до глухого сознания как из-за толстой стены доносились какие-то звуки. Остались только яркое голубое небо над головой с резко выделяющимися барашками невесомых облаков и четыре пары немигающих плотоядных глаз на черном теле воплотившегося ночного ужаса. Ноги еще бесполезно двигались, она еще пыталась инстинктивно отодвинуться назад, потом обессиленно упала. Эния неожиданно заплакала и руками закрыла лицо, сквозь слезы не в силах оторвать безнадежного взгляда. Чудовище подтянуло задние ноги, изготавливаясь к прыжку. Она всхлипнула и закрыла глаза.

До ее почти закрытого сознания донесся странный звук — странный, потому что очень знакомый и человеческий. Как будто кто-то, перепрыгнув через скамейки, остановился рядом. Кто-то? Эния разлепила глаза…

Оставив ее за своей спиной, к пауку медленно поднимался человек — на солнце сверкнул зажатый в руке клинок. Она узнала его сразу, как узнала бы теперь из тысяч или из миллионов, хоть из миллиардов похожих…

Над головой опять рявкнула пушка — Сергей пригнулся, вжав голову в плечи. Снова мимо, опять тварь опередила на долю секунды — столб пламени пробил проплешину в ряду скамеек, подняв в воздух обугленные деревяшки. Черная тень на этот раз метнулась наверх, прямо за орудийную площадку. Вот пакость, сообразила-таки, откуда огонь…

Хаос в зале достиг своего апогея. Взгляд натыкался на тела людей, немым укором лежащих между скамьями, задавленных своими же в давке и спешке… Случилось самое страшное, что могло произойти, — безумная паника. А сколько погибших и искалеченных будет у выходов…

Сквозняк разносил длинные языки дыма от выстрелов, вокруг кричали, бежали, падали, поднимались. Кто-то, мелькнув недалеко в воздухе длинными волосами, свалился с орудийной площадки, глухо ударившись о пол, совсем недалеко от твари. «Эния!!!» — вне себя от ужаса кричал человек, спрыгнувший с балкона королевской ложи — кажется, даже сам король… Эния? Неужели сама принцесса?

Сергей поднял с пола валявшийся меч и прыжками по скамьям рванул вокруг уступа артплатформы. Кажется, он ее все-таки нашел.

Девушка лежала внизу, белая от ужаса, и плакала, закрыв лицо руками. Бедная… Не кричала, не визжала не своим голосом — просто грустно и безнадежно плакала. У Сергея сжалось сердце. «Я был обижен на нее? Что с них возьмешь — женщины… Она правильно определила свое положение — тварь уже положила глаз, изготавливаясь к прыжку… Ну, это мы еще посмотрим». Что-то отложилось в его голове, что-то связанное с одеждой — что-то, что не было времени осознать.

Он перепрыгнул через скамейку и, встав на пути монстра, начал медленно подбираться ближе, поудобнее перехватывая в руке клинок. Мимо тянулись ряды пустых зрительных мест, слева — стена платформы с бесполезной теперь пушкой наверху. «Ну давай. Никого вокруг нет, только ты и я. Мы старые приятели. Может, даже и встречались — у тебя дома… Давай, малютка. Ты прыгаешь, касатик, но в этом и есть твоя слабость. Давай дерзай на меня…»

И паук, словно услышав зов, прыгнул. Мягко взвилась в воздух огромная тень, на долю секунды закрыв часть неба. Сергей пригнулся, присев для толчка на левую ногу и чуть задерживаясь, чтобы траектория прыжка перешла на касательную. Потом резко кувыркнулся вправо, уходя из зоны падения… Принцесса сзади закричала. Тварь мягко шлепнулась рядом, широко разбросав для упора длинные суставчатые ноги. Теперь ей нужно было несколько секунд, чтобы определиться, что ничего не поймано и где теперь противник. И разложить свои усы…

Сергей быстро метнулся — скрипнула, спружинив под ногой, скамейка, потом сочленение толстой ноги — через секунду он был наверху и нагло съехал по жесткой паучьей шерсти с объемного брюшка на головогрудь. Одно из лучших, незащищенных мест — там, где соединялись части подшерстного панциря, соединялись и нервные, жизненно важные узлы…

Перекинул меч из левой руки в правую и сразу вогнал вниз по самую рукоятку, успев заметить краем глаза, как на площадке — она теперь была вровень — бросили крутить пушку и замерли фигуры в форме… Еще раз по рукоятку — тело под ногами содрогнулось и он пошатнулся, потом еще и еще — чуть правее, чтобы наверняка… Задняя часть резко вздыбилась вверх — подкосились передние ноги. Сергей не удержался и кубарем полетел вниз, больно напоролся на угол скамьи, но сразу же вскочил — тварь могла быть недобита и еще опасна.

Но это была уже агония, паук был мертв — только елозили, ломая скамейки и подпорки, задние прыжковые ноги.

Он глубоко вздохнул и оглянулся, немного морщась и потирая ушибленный бок. Конец. Можете все успокоиться — он уже не принесет вреда… Завершение было не совсем уж красивым, кубарем, но мне без разницы. Без разницы?

Сергей остолбенело смотрел, как поднималась принцесса, не отрывая от него глаз. Этого не может быть. Этого просто не может быть… Это вообще не может быть. После этих пауков все в глазах мерещится, все что-то кажется…

В воздухе все изменилось. Все сильно изменилось — исчезла ненависть. Сквозняк, ветер ненависти, продувавший все вокруг. Дышалось легко и свободно, больше барабаном не стучало сердце, пропало волнение — волнение страха. Стало спокойнее в воздухе. И еще… Тишина. На удивление тихо вокруг. Поэтому и кажется.

Он опять посмотрел на нее и понял, что волнение совсем не исчезло. А даже усилилось, правда, совсем другое…

Потому что она медленно приближалась, не отрывая от него своих невероятно синих глаз. И на ней было то же самое платье — выстиранное и выглаженное Милией, но то же, в котором она сидела у костра. И вообще это была она. Небесно-красивая, хорошая и смелая, пусть недоступная, но она смотрела на него, и смотрела так, что он был готов повторить все сначала. Еще раз.

Сергей немного растерянно оглянулся — как она здесь оказалась? Он же оставил ее у Габа… И она смотрит, никого не стесняясь и ни на кого не обращая внимания, снизу поднимаются гвардейцы, и на площадке застыли неподвижные фигуры… Могут же неправильно истолковать, пойдут слухи… И где же тогда принцесса? Кому кричал король? Да шут с ней, с принцессой…

Снизу поднимались гвардейцы, молча поднимались и останавливались невдалеке, уплотняясь вокруг нее, него и монстра широким полукольцом.

— Эния? — Гвардейцы почтительно расступились, пропуская высокого властного человека. Кажется, короля… — Бог мой… Как же ты здесь оказалась?

Эния?! Сергей почувствовал, что тупеет.

Король Ангурд прижал дочь, заглянув в ее глаза и погладив рукой по волосам, потом повернул голову к Сергею:

— Кто ты, храбрый воин? Как твое имя?

Сергей посмотрел на принцессу — она положила голову отцу на грудь, но не отрывала от него еще мокрых глаз, как будто боялась, что он может исчезнуть. Он открыл было рот, но неожиданно его опередил голос сверху — оттуда, где стояла пушка:

— Серый Ант, ваше величество. Тот самый.

Сергей поднял голову — говорил высокий плечистый капитан, глядя на него восхищенными глазами. Король нисколько не удивился:

— Я так и думал, — и немедленно среагировал на капитана: — Ты еще здесь? Вокруг нет пострадавших?

Капитана как ветром сдуло. Сразу посыпались команды: «Королевских лекарей, через Савану… Лекарей из Печенской Ратуши и Дома Милосердия… Освободить Ратушу… Подводы от лиги торговцев…» Гвардейцы, окинув Сергея восторженными взглядами, побежали по залу, на ходу разворачиваясь в цепь.

Кажется, все вокруг всё знали и всё понимали — кроме него. Только он один не мог ничего понять и хлопал «умными» глазами.

Король оставил дочь и приблизился к пауку, не обращая внимания на подрагивающие ноги.

— Вот же тварь… Смотри-ка, еще и прыгают. Ты почему не в Эдинпорте, Эния? Как ты здесь оказалась?

— Вы лучше спросите, почему я еще жива, отец. А не в Гурае за Шариданом.

Ангурд резко развернулся.

— Что произошло? Где лейтенант Ромер?

— В Гурае, вместе со всеми остальными. Нас ждали.

— Кто?! — Он почти кричал.

— Маркиз. — Голос сорвался, ее еще трясло после случившегося.

— Так. — Король вернулся и опять притянул дочь к себе. — Успокойся, Эни, все уже прошло, тварь мертва… Расскажи мне все.

Сергей, почувствовав небольшую дурноту и слабость в ногах и воспользовавшись тем, что им сейчас не до него, отошел в сторону и сел на скамью. Наверное, был слишком большой выброс адреналина в крови. Гурая… Хорошая река. Как она говорила: «Я его ищу, своего мужа»? Это что, может, про него? Тогда кто же приходил за мной в гостиницу? «Подстава, идиот. От маркиза, — вздохнув, ответил он самому себе. — Сват сразу догадался». А принцесса — вот она. И даже не зная — любой сразу скажет: это принцесса. Королевская дочь. По всему видно.

Сергей обхватил голову руками: «Боже, какой же я идиот. Кретин. Почему не догадался?» Потом опять вздохнул, вспомнив другое. «И откуда я мог знать, что она тоже меня не узнает…»

Вокруг опять что-то было не так. Он поднял голову — все смотрели на него. И король Ангурд, и принцесса. И какие-то люди, наверное, из свиты… Тьфу ты, кажется, в присутствии короля нельзя сидеть — Сергей вскочил:

— Простите…

— Ничего. — Король благожелательно смотрел на него. — Ты очень устал, рыцарь. Надеюсь, пока не собираешься исчезать?

Сергей смущенно улыбнулся. Ангурд обернулся к своей свите…

— Не надо, отец, — сказала Эния. — Я сама провожу его во дворец.

Король кивнул:

— Нам надо очень о многом поговорить, ведь так, Серый Ант? Потом. А сейчас — хорошо отдохни и наберись сил. Моя дочь все покажет.

— Спасибо… ваше величество.

Эния улыбнулась и показала ему рукой к королевской ложе. Сергей пошел вперед, она следом. Вообще-то правильно, возле арочных выходов сейчас лучше не смотреть…

Чуть подальше за ними двинулись несколько гвардейцев. Пока тянулись скамейки, шли молча, только он постоянно ощущал на спине ее взгляд. О чем она думает? Наверное, о нем, только вот в какой форме? Хоть бы еще раз взглянула так, как тогда, сразу после паука… «Чего это я опять размечтался? Даже Сват тогда сказал — не обнадеживайся, это не удел простого воина. Чего меня постоянно с ней заносит? Как чего? Ведь она еще — моя жена. И кому ты это скажешь — королю? К тому же — не больше чем на год».

Они поднялись по узенькой лестнице под балконом к выходу, прошли по внутренним коридорам и спустились к выходу из амфитеатра. На улице она поравнялась:

— Может, пешком? Через парк?

— Как скажете. Я тут ничего не знаю.

Улица была пуста, только тут и сям валялся брошенный мусор, какие-то вещи… Мимо, торопясь к театральной площади, пробежал строй городской стражи, проскакали несколько всадников.

Недалеко в узорчатой решетке забора оказалась калитка. Ее открыл гвардеец из внутренней охраны, и они пошли по тенистым аллеям королевского парка. Здесь уже не ощущалось беды, случившейся совсем рядом. В вечернем воздухе стрекотали цикады, в деревьях перекликались разными голосами какие-то птицы… Сопровождавшие держались сзади на расстоянии.

— Подумать только, я вам рассказывала, что ищу своего мужа… — сказала принцесса.

— Как же вы здесь оказались… ваше высочество? — Сергей встряхнул головой — там все еще что-то гудело. — Я же оставил вас у…

— Пришла в себя и представилась. Рой с Милией дали мне лошадь.

— Представились? — Потом тихо пробормотал: — Представляю их шок…

— Как ваша жена. — Она улыбнулась. — Вы ведь очень быстрый человек. Еще не забыли, что успели даже жениться?

— Но вы ведь это не серьезно?

— Почему? — удивилась она.

— Ваше высочество, — укоризненно покачал головой Сергей.

Она нахмурилась и надолго замолчала. Сергей не мог удержаться от любопытства, вертя головой вокруг, — крытые дорожки, беседки, журчащая вода, деревья, цветы… Все было в продуманном беспорядке, удивляющем красотой и уютом. Они обогнули огромный фонтан в виде скалы с вырезанными фигурами, подчеркнутыми струями и каскадами воды, и вышли к ступеням боковой части дворца. Вокруг почти никто не встречался — наверное, все сейчас в городе. Сергей был рад этому, он чувствовал себя сконфуженно рядом с принцессой в своем простом черном сюртуке и обшарпанных сапогах…

У входа вытянулись двое гвардейцев в латах. Один из них распахнул дверь. «Елки-елки. Принцесса — понятно, а я как? Тоже — типа небольшого босса?» «Опусти нос книзу, босс, — немедленно отреагировал голосок в голове. — Ты просто гость».

Они поднялись по лестнице и завернули в коридор. Сопровождавшие остались внизу. Через минуту она распахнула двойные двери просторной комнаты:

— Отдыхайте. Сейчас принесут ужин. Если что-то понадобится — здесь звонок.

Сергей прошел внутрь и огляделся: большой камин, картины, диваны, кресла, высокие окна, по сторонам виднелись двери еще куда-то… «Ну и ну. Это все для меня?» Он подошел к окну — прекрасный вид на парк и фонтан в виде скалы.

Она не уходила, стояла в дверях и смотрела на него. Потом, видимо, решившись, зашла, закрыла двери и обернулась:

— Только одну минуту. Скажите, почему вы оказались рядом — тогда? Что вас толкнуло?

Сергей потер висок, рассматривая картины.

— Поверьте, не ваше положение.

— Я знаю это. — Она не отрывала от него глаз.

— Я вообще не знал, кто вы.

— И это известно. Но тогда почему? Скажите, только откровенно…

— Вы знаете, что очень красивы? — Он сделал глупый вид. Он не мог на нее не смотреть, и это здорово выбивало из колеи. — Вот и взорвался во мне мужчина. Говорит: лопух, смотри, какая красавица. И одна…

Она смутилась:

— Что-то не очень похоже…

— На что не очень похоже?

— Что вы заметили во мне красавицу.

Сергей почувствовал легкое раздражение. Она что — играет с ним? Зачем? Он что — мальчик и не понимает своего временного положения? Нет, у него совсем другие взгляды на семью. Там не может быть дворцовых интриг или расчета… «Не бойся, я не стану сейчас разводиться. У тебя не будет проблем со мной».

— Заметил. Вас вообще трудно не заметить. Как алмаз в витрине — им можно любоваться издали и при этом твердо осознавать, что он никогда не будет твоим.

Она немного покраснела и от этого стала еще прекрасней.

— У меня такое впечатление, что в вас говорит сарказм. Только не понимаю почему.

Сергей почувствовал, что теряет над собой контроль. «Да не смотри ты на меня так своими глазищами! Не будь такой смущенной! Я же могу потерять голову…»

— Давайте определимся. Я завтра уеду — я приехал просто договориться. Я ничем не буду вам мешать, вы вообще не услышите обо мне. Я вернусь через год, и мы тихонько разведемся. Я ничего не прошу и мне ничего не надо. Можете ни о чем не беспокоиться, никто не даст повода маркизу заявлять о своих правах.

Неожиданно она отвернулась в сторону, как будто услышала что-то за дверью… Или спрятала глаза. Но когда повернулась — в ее глазах уже не было смущения и приветливости.

— С чего вы решили, что именно это меня беспокоит?

Сергей опустил голову — кажется, он маленько перегнул палку. Она ведь принцесса.

— Простите меня, я не хотел вас обидеть. Просто мне кажется — лучше, когда все на своих местах. Сразу. — Он отвел глаза в сторону.

— Почему вы решили, что это — свои места?

— А разве нет?

— Не думаю. — Ее голос дрогнул. — Хотите вы этого или нет.

— То есть… Я что, не могу уехать?

— Пожалуйста. Никто не будет вас задерживать. Только зачем?

— А зачем мне оставаться?

— Что, совсем незачем?

Кровь ударила в голову Сергею. Долго она еще собирается шутить?

— Вы знаете, что я могу подумать?

— Думайте о том, что все — в ваших силах. Алмаз может быть и не за стеклом.

Сергей взорвался — неожиданно для самого себя:

— Не надо, я прошу вас! У меня совсем другие взгляды. Другие принципы. Я не признаю временных отношений. Не приветствую мимолетные увлечения. Не признаю любовные романы. У меня все-все-все совсем другое. Поймите, я — мастодонт, пережиток других эпох…

Неожиданно ее глаза сверкнули:

— Почему вы считаете, что я люблю временные увлечения?

— Тогда какие? Постоянные — со мной? Посмотрите. — Он кивнул в сторону зеркала. — Подойдите и посмотрите! Что вы там увидите?

— Что? Что я увижу? — Она не поняла. И чисто по-женски окинула быстрым взглядом свое немного потускневшее и укороченное Сергеем платье.

— Принцессу, — вздохнул Сергей. Раздражение улеглось, он сделал два шага и устало опустился на диван. — Принцессу, женщину из высшего общества Шеола. А потом посмотрите на меня. Что вы видите? Абсолютно простого, ничего не знающего воина. У нас нет и не может быть будущего. Мы — из разных миров, ваше высочество.

— Только это вас беспокоит? — Она вздохнула.

Он готов был поклясться — с облегчением. «Ну кто в мире может понять этих женщин? Что у них в голове? Как с ними еще разговаривать? Я на нее накричал, а она вздыхает…»

Он устало посмотрел на нее:

— Ваше высочество…

— Хватит, прошу вас.

— Что хватит?

— Высочествовать.

— Хорошо, — тихо и послушно сказал он. — Поймите. Мне просто повезло вас пару раз выручить… из неприятностей. Вот и все. Поверьте, это для меня не было так трудно, как кажется со стороны. Я не напрягал изо всех сил свою волю, не скрипел зубами, не вытворял — честно говорю — каких-то особых подвигов. Но вы — женщина. И у вас маленько взыграло сердечко. Это пройдет, поверьте мне. Просто вы, женщины, часто руководствуетесь чувствами. И сейчас. А мы, мужчины, — разумом. И смотрим в будущее.

— Наши чувства, женщин, — она тихо смотрела на него, как будто что-то открывала для себя, — нередко меняли то, что сейчас, — и будущее благодарило за это. Нередко спасали вас, мужчин, и выводили из множества разных неприятных ситуаций. История полна подобных примеров. Хоть вы, мужчины, и смотрите в будущее. Отдыхайте, не буду вам мешать. До свидания.

Она пошла к двери — Сергей молча смотрел ей вслед. Это прозвучало как-то очень мирно и примирительно поднимало вековой спор мужчин и женщин, и этим она как-то сразу ставила его и себя на один уровень, и совсем не было даже малейшего оттенка превосходства хоть в чем-то. Как, впрочем, и во всем разговоре…

— Все это напоминает историю о том, как бабочка учила летать муравья, — сказал он, не удержавшись. — Она просто не понимала, что муравью нужно было совсем другое. Ему нужна была земля…

Она обернулась у двери и посмотрела ему прямо в глаза — очень серьезно.

— Бабочки живут летом, и они не думают о том, что будет зимой, — сказала она. — Откуда вы знаете, что нужно мне?

— Да вы наверняка сами этого не знаете, — опять не удержался он. Это было почти грубо — она его здорово выбивала из колеи. Почему еще не послала? Елки, что он делает, она же дочь короля… Ну и пусть. Зато честно.

Она некоторое время молчала, глядя на него, потом сказала:

— Мне очень жаль вашу семью, Сергей…

Он медленно поднялся с дивана — кровь отлила от лица…

— …Вашу жену Лену и дочек — Сашу с Машей. Простите, что напоминаю. Я не смогу заменить вам Лену. Но могу постараться дополнить.

Он остолбенело смотрел на нее, в голове — ни одной мысли.

— У меня тоже была дочь, — продолжала она, отведя глаза. — И был муж. Раньше. Вы ведь знаете это.

Сергей закрыл глаза. Девушка с растрепанными волосами рвется из круга молчаливых гвардейцев: «Рада… Маленькая моя…»

— Мы были с вами в Эргане, Сергей. Вы ведь знаете, что это означает?

Сергей молчал.

— До завтра. Спокойного сна. — Она открыла дверь.

Он молчал — он не мог ничего сказать. Потому что вдруг понял, кто она. И понял, что всегда это знал — с той венчальной ночи под звездами, но считал каким-то наваждением. Она не притворялась и не показывала себя с лучшей стороны, как стараются обычно все. Она просто такой была. Стиснув зубы, больная поднималась по косогору. Успокаивала, что ей лучше, у костра. Сломя голову принеслась в столицу, не надо говорить, за кем. И терпела то, что он почти заставил ее, принцессу, упрашивать его. Женщина. Из тех, которые делают в семье счастье, а не ждут его от мужа. Из тех, которые с большой буквы.

— Эния… — Он не узнал своего голоса.

Она обернулась в дверях.

— …простите меня. Я кретин.

Она очень тепло улыбнулась:

— Я постараюсь тебя вылечить, — и мягко закрыла дверь.

Глава 14

— Эния!!! — Илламия чуть не сбила ее с ног. — Мне такое наговорили! Что тебя чуть не утопили, что тебя чуть не съел паук и что ты наконец его нашла! Что из этого правда? Бог мой, что это на тебе?

— Лами… — Эния улыбалась и покорно ждала, пока сестра ощупывала ее руки и ноги, выискивая переломы, и цокала языком на платье. — Ты где была?

— В Горване. На этом договоре, о плотине… — Илламия закончила осмотр и повлекла ее по лестнице. — Ну рассказывай. Что случилось? И где он?

— Куда ты меня тащишь? — Эния почти бежала за сестрой.

— Одну минутку! Чуть-чуть в сторонку… — Илламия оглянулась на караульную двойку гвардейцев в коридоре. — Где никто ничего не услышит.

— Лами… — взмолилась Эния. — Пожалей меня! Я столько пережила и так устала. А мне еще писать отчет совету.

— Завтра напишешь! Не лопнут, подождут. Я тебя отнесу потом в кровать! Ты что, я не доживу до утра — столько случилось!

Эния покорно вздохнула, быстро перебирая ногами, — Лами не сокрушить штормами, не то что вздохами…

Она усадила ее на широкий подоконник за каким-то изваянием на лестнице и сама пристроилась рядом:

— Ну давай! Рассказывай.

— Что рассказывать?

— Где он?

— В гостевой части.

— Так. Еще не разделся?

— Лами. — Эния умоляюще посмотрела на сестру. — Не трожь его сегодня, ладно? Пусть человек отдохнет!

— Говорят, что он этого паука убил с одного удара! Р-раз — у того и лапы кверху!

Эния промолчала. Что-то дрогнуло внутри — перед глазами встали голодные плотоядные глаза и растопыренные ноги и ветер ненависти, продувающий насквозь… И пригнувшаяся спина человека, приближающегося к этим глазам с зажатым в руке клинком…

— Эния! — Илламия трясла ее за плечо, потом порывисто обняла. — Прости, сестричка. Тебе столько пришлось пережить…

— Лами… — Эния всхлипнула и потерла глаза. — Можно я пойду к себе?

— Конечно. Пойдем, я тебя провожу. — Сестра обняла ее за плечи и повела вниз.

— Лами… За Шариданом, на мосту через Гураю, нас ждал маркиз. — Неожиданно у нее из глаз потоком хлынули слезы — сказывалось нервное перенапряжение. — Все погибли, а я упала в воду…

— Бедная моя…

— Я его не узнала. Но сердце просто кричало об этом…

— Ничего…

— А потом он внезапно оказался впереди. — Она всхлипывала, не успевая вытирать непослушные слезы. — Когда это чудище почти прыгнуло на меня…

— Солнышко мое. Поплачь, это полезно. — Илламия обернулась, бросив гневный взгляд на гвардейцев в конце коридора. Те сразу сотворили каменные лица.

— Ладно, надо успокоиться. — Эния остановилась и начала вытирать глаза. — Ты видела, что было в амфитеатре?

— Я туда не поехала, побоялась… Там сейчас все.

— Ужас, Лами, началась паника…

— Я знаю. Все предупреждали отца… Но отец никогда никого не слушает.

Они опять двинулись по коридору, потом повернули в другой — покои обеих принцесс были в другой части здания. За окнами уже заметно потемнело. На широкой мраморной лестнице щелкнула шпорами другая двойка гвардейцев, чуть дальше прошел сменный караул. За поворотом мелькнуло озабоченное лицо какой-то камер-фрау, на другой стороне удалялись, зажигая светильники, двое лакеев. Во дворце на этот раз было удивительно пусто.

— Ты меня прости, Эни, я знаю, что не то говорю, но все-таки. — Илламия выхватила из стоявших для интерьера доспехов длинный меч — длинная дуга со свистом рассекла воздух. И воображаемого противника. — Я бы так хотела, чтобы меня когда-нибудь кто-то спас. А лучше не кто-то… — Клинок опять свистнул, видимо, отделяя злому врагу голову. — Я тебе завидую.

Эния оглянулась — коридор был пуст. От Илламии можно всего ожидать, она никогда не стеснялась.

— Не все так просто.

— Отец против?

— Не отец…

С грохотом полетели, распадаясь на отдельные составные части, доспехи — шлем с открытым забралом застучал вниз по лестнице. В конце коридора осторожно выглянули две головы — Илламия погрозила им кулаком. Головы мгновенно спрятались.

— Гвардейцы тебя любят, — улыбнулась Эния.

— Подожди, я что-то не поняла… — Илламия поставила меч к стене и уперла руки в бока. — Он что, против?

— Не знаю я, Лами, все очень сложно. Пойдем, а? — Эния переступила через валявшийся нагрудник — сестра двинулась следом. — Не трогай его сейчас…

— Что значит не трогай? Он что, слепой? Да из-за тебя пол-Шеола готовы развестись со своими женами!

— Не в этом дело, Лами. Он считает себя недостойным меня…

— Так это же хорошо! Так надоели эти самолюбивые, расфуфыренные, гордые, с великими апломбами и амбициями…

— Совершенно верно. — Они прошли мимо резных дверей библиотеки и завернули в боковой коридорчик, чтобы не проходить через центральный многоярусный холл. — Но, понимаешь, у него целый комплекс по этому поводу. Он считает, что я не могу быть ему верной спутницей долго. Из-за внешности и положения.

— Чушь, он совсем не знает тебя! Такой верностью и преданностью не может похвастать ни одна крестьянка. Ерунда, я ему все объясню.

— Не надо, Лами, — всему свое время. У него полностью сформировавшиеся взгляды, их словами не изменить. Он не доверяет тем, у кого… В общем, смысл понятен. Рядом с положением должно тоже стоять положение, рядом с внешностью — тоже внешность. Иначе — нарушение гармонии, стабильности и равноправия во взаимоотношениях. Что потом, когда отходят первые яркие чувства, неизбежно приводит к разрыву.

— Через неоправданную ревность, ссоры и депрессии… Бывает и такое. Но не всегда. В основном — у тех, кто эти качества ставит выше других. Например, соответствия и взаимодополняемости характеров, взглядов, убеждений, чувств, сердец, наконец… Эни, он что, считает основным для счастья знатность и деньги? И как это… глазки?

— Нет, Лами, нет. Для себя. Ему это не надо. Но уверен, что это важно для меня… И если я думаю иначе — то просто, возможно, не знаю себя.

— Подожди, Эни, подожди… — Глаза Илламии сверкнули, вспомнив. — Вы ведь были в Эргане! Ваши сердца сливались! Разве он не узнал тебя — твоего внутреннего мира?

— Не знаю, — вздохнула Эния. — Может, и узнал. Но больше доверяет себе. Впрочем, что-то вспоминает… А может, я и сама себя плохо знаю.

— Знаешь, не бери в голову — ты у меня молодец, и он еще убедится в этом. Слушай, как интересно! Это же надо — и из воды, и… — Илламия внезапно остановилась и округлила на нее глаза — Эния даже отшатнулась. — Подожди… Он кто, рохер?

— Да нет, из наемников, Гушар же говорил — не из ордена…

— Да я не про то. Так может справиться с тварью только человек, не понаслышке знакомый с Рохом, Эния. К тому же, помнишь, его маркиз скинул в туман! Кто может еще оттуда выбраться?

— Пускай так. Какая разница?

— Да не в этом дело, Эни! Все сбылось! Помнишь предсказание? Тройная жизнь! Вот в чем секрет, а мы ломали головы…

Ты в третий раз увидела жизнь. Через рохера — вот почему был указан Рох!

Эния кротко улыбнулась:

— Совершенно верно, Лами, я уже поняла. Это любовь. И никуда он от этого не денется…

Сергей сладко зевнул и потянулся. Утро. Прекрасное свежее утро. Всю огромную комнату заливал солнечный свет — он вчера не стал зашторивать окна. Как и не стал залезать на огромный белоснежный «аэродром» в спальне — ему прекрасно подошел один из диванов в зале. Только притащил одну из подушек. Красота. Отлично выспался — несмотря на то что вчера явно переел и из-за этого полночи снились одни гоблины с животами…

Сразу после принцессы заявилась целая процессия молодых девушек-служанок с ведрами и, хитро поглядывая на красного от смущения Сергея, мигом натаскали горячей воды в огромную бадью в соседней комнате. Потом предложили ему раздеться и окунуться — это был уже предел. Он так покраснел, что чуть не забыл все местные слова — почти на пальцах объясняя и доказывая, что лучше всего сможет помыться сам. Он это умеет, он это отлично умеет, никто так не умеет, как он умеет, он это так умеет, как это и представить никто не может — как это так умеет…

Потом, когда вылез, свежий и чистый, и чесал голову, всерьез размышляя, не окунуть ли быстренько в эту воду свою одежду и не стирануть ли втихаря, рядом в зал ввезли целый обоз, который они здесь называют ужином. Он смог поглотить одну десятую этого «ужина», потому что его раздуло как мыльный пузырь и он не был уверен, что после этого сможет самостоятельно добраться до постели. А потом заявился какой-то тощий серьезный тип в сюртуке и объявил, что он его секретарь и представит завтра к обеду на утверждение список мероприятий, встреч и каких-то дел на первые дни… Сергей попросил его выправить ему какой-нибудь документ. А потом завалился спать.

Он опять потянулся, щелкнув костяшками пальцев, и спустил ноги на пол. Рядом на кресле была аккуратно сложена его одежда, выстиранная и выутюженная — во дают, когда они успели? На соседнем кресле виднелась другая одежда, также одинаково аккуратно сложенная. Молодцы, однако, просто и ненавязчиво предлагают выбор.

Он развернул — мягкая черная куртка, похожая на недлинный камзол, с кожаными наплечниками, черные брюки и мягкие серые сапоги. На спинке кресла в тон сапогам — серый кожаный ремень с креплениями для оружия. Неброско, полувоенного вида, но из отличной материи и прекрасно выделанной кожи. Рядом стоял приставленный клинок в ножнах — явно не чета тем, которые он держал в руках раньше.

Сергей оделся, притопнул сапогами и подошел к зеркалу. У придворного портного и глазомер явно королевский — все точно по размеру. И здесь прекрасно разбираются во вкусах других людей, не принуждая наемника надевать что-нибудь супермодное или щегольское…

Он тронул рукав — на плече единственным украшением сверкала маленькая золотая коронка, знак принадлежности к королевскому двору. Если понадобится, ее легко можно закрыть плащом.

Спасибо, ребята. Если честно, то я не имею ничего против хорошей и добротной одежды.

Сергей взял в руки ножны и вытащил клинок — полированным зеркалом сверкнуло хорошо закаленное железо. Или, может, уже сталь? Меч оказался хорошо сбалансированным, по руке и росту, и очень хорош по весу. Королевский оружейник тоже недаром служил при дворе и имел наметанный глаз, ибо многие мечи при местной силе тяжести… Одну минуту.

Он подошел с клинком к окну — по широкому лезвию тянулась имперская вязь с короной. Ого, королевский оружейник скорее всего здесь ни при чем. Это сталь, хорошая имперская сталь, как у карабинов. Меч из королевских старых реликвий, прекрасный и надежный, и это говорит само за себя. Этот подарок воину — знак особого расположения. Да, здесь умеют быть благодарными…

В углу тихо и мелодично ударили часы — Сергей обернулся. Ого, уже девять часов. Он перекинул перевязь через плечо — можно пристегнуть и к поясу, но перевязь позволяет в нужном случае устроить в боевое положение «за спину» — и подошел к часам. Часы — тоже не часто видимая вещь в Шеоле, их умели производить и здесь, но они были ужасно дорогим приобретением для многих. И просто поражали схожестью с миром Сергея. Двенадцатичасовое деление циферблата, часовые и минутные стрелки, мелодичные сопровождения… Это все тоже когда-то пришло из Империи. И диктовалось скорее всего просто эволюцией и наиболее рациональным делением времени, чем совпадением…

В дверь негромко постучали — он обернулся. Может, показалось? Стук повторился — аккуратный и вежливый. Он быстро метнулся к дивану, схватил подушку и швырнул в спальную — на ее огромный белый полигон, потом принял непринужденный вид.

— Да?

В комнату заглянул рослый гвардеец.

— Доброе утро. Мой лорд, эдитор Белого ордена Илл Гушар просит уделить несколько минут. Также принцесса Илламия приглашает позавтракать в летнем саду. Что прикажете передать?

Сергей засунул руки в карманы и прошелся по комнате — сам в прошлом военный, он с гвардией чувствовал себя в своей тарелке.

— Дружище, почему — мой лорд? Разве вы мои люди?

Гвардеец расплылся в улыбке:

— Так точно. Наше отделение отвечает за вашу безопасность. Простите за вольность, мой лорд, мы этому очень рады — к вам хотели чуть ли не все.

— Да? Спасибо, конечно…

— Мы всегда уважали профессиональных наемников. У нас один закон чести. И как вы мигом этого монстра… Простите, что передать, лорд Ант?

Сергей пожал плечами:

— Как я могу отказываться? Да, конечно. И эдитору, и принцессе.

Дверь закрылась. Лорд Ант, надо же… Сват, как всегда, прав.

Дверь опять открылась и в комнату вошел сутулый седой старик в длинной белой мантии и с такой же белой длинной бородой. Проницательный взгляд из-под кустистых бровей сразу выхватил лицо Сергея и долго не отпускал его глаза.

— Доброе утро, молодой человек. Вы позволите сразу сесть старику?

Сергей махнул рукой:

— Конечно…

Старик выбрал кресло, ближайшее, и, по-старчески вздохнув, мягко уселся. Правая рука принялась привычно перебирать бороду.

— Я не разбудил? Вы давно поднялись?

— Недавно. Но вы не разбудили. — Сергей из вежливости опустился на диван напротив. Эдитор — что-то вроде архиепископа при королевском дворе.

— Хороший день сегодня, солнечный. И солнце встает прямо напротив ваших окон…

— Хороший…

— Авер Чемету и Прокир Бат подсказывают, что такая будет вся неделя. Можно смело убирать яхшир…

Сергей промолчал. Скользкая тема — это ему не понравилось. Незнакомые названия или чьи-то имена?

Старик немного помолчал, как будто ожидая ответа, потом вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Вы позволите говорить с вами откровенно, молодой человек?

— Конечно.

— Вы ведь не шеолец?

Сергей нахмурился — так и есть. Начинается.

— Нет, я…

— Только не говорите про горы, хорошо? Горцы — язычники. Авер Чемету — их покровитель огня, а Прокир Бат — счастливого брака. Оба к погоде никакого отношения не имеют, это знает любой горский ребенок. Кстати, яхшир — это не урожай. Это просто канал для стока горных дождевых вод.

Сергей опять промолчал. Старик смотрел на него — даже как-то доброжелательно.

— Весь Шеол, кроме отлученных, старается соблюдать закон — это одно из условий договора. Чтобы не двигался Рох. Одно из требований — чтение мантр на рассвете, лицом к солнцу. Можно, конечно, потом опять лечь спать, но солнце здесь встает не напротив ваших окон, молодой человек.

Старик помолчал, как будто ожидая ответа, потом добавил:

— И вы не из отлученных. Их, конечно, можно проверить — они известны, но я думаю, незачем. Отлученные не могут даже рядом находиться с Рохом.

Сергей молчал. Детская история — в шпионских фильмах подобного всегда хватает. Рано или поздно такое все равно должно было произойти. Но вот насчет мантр — это да. И ведь он замечал пару раз на ферме у Олди, но не придал значения, думал просто — человек молится, ну и что. Они же все поодиночке… А Сват как? Вообще-то — ведь это молитва, глубоко личное…

— И еще, — продолжил эдитор. — У меня такое впечатление, что вы вообще не боитесь Роха. Без всякой подготовки воли Мата-Ун. Откуда вы?

Сергей откинулся на спинку дивана и сцепил руки на коленях.

— Я обязан отвечать?

Старик немного поразмышлял:

— Если я выступлю в обязанности Белого судьи, то да. Но я не хочу так выступать. Вряд ли вы будете откровенны, придется созывать Белый суд… Мне нужно другое. Давайте договоримся. Вы мне обещаете все рассказать — когда убедитесь, что мне можно верить и я вам не враг. Хорошо? Я не думаю, что это будет долго.

Сергей усмехнулся:

— Практически — никаких условий и обязательств… Вы эдитор и настолько мне верите?

— Да. — Старик серьезно кивнул головой. — Я вам верю. Я хорошо вижу людей. И подожду, пока поверите мне вы. Только тогда я смогу услышать правду. Я делаю первый шаг — и полностью откровенен с вами.

— А если вы неповерите правде?

— Если это будет истина — поверю. Бог подскажет.

— Спасибо, если честно. Всегда приятно доверие…

— Люди должны доверять друг другу. — Эдитор опять кивнул. — Если есть такая возможность. Можете теперь спрашивать вы — вижу, глаза горят…

— Хорошо. — Сергей поудобнее устроился на диване. — Позвольте сразу с главного. И тайного. Как вы остановили Рох?

Старик улыбнулся:

— На самом деле это никакая не тайна — мы никогда это не скрывали. Люди любят видеть какие-то секреты и происки… Это не мы остановили Рох. Его остановил весь Шеол, все вместе. Когда заключили договор и все начали соблюдать закон. И каждый рассвет читать мантры Всевышнему. Монахи ордена просто выполняют это в гораздо большей степени. Не многие так могут.

— И все? — Сергей не поверил. — Почему тогда так просто не повернуть Рох вспять? Почитали мантры, и все дела!

— Пробовали бесчисленное количество раз. Не знаю. Магистр считает — наказание такое. Но я так не думаю.

— А что вы думаете?

Старик вздохнул:

— Что мы что-то не знаем. Или еще что-то не поняли…

— Что? — Сергей не отставал. — Обычно в таких случаях говорят: нужно стать добрей, милосердней друг к другу, освободиться от эгоизма, жадности, подлости, любить людей и т. д.

— Не надо иронии, молодой человек. Нужно, все это нужно. Но невозможно. Никто в одночасье не может стать добрым или милосердным, или избавиться от эгоизма, или сразу полюбить людей… И со временем тоже. Мир не меняется к лучшему.

— Да, это правда… — Сергей задумался. — Вы сказали — подготовка Мата-Ун? Это у тех, кто ходит в Рох?

— Да. Это помогает концентрировать волю и мысли. Рох быстро реагирует на разные желания…

Сергей поднялся и прошелся по комнате, немного задумчиво постоял у окна — дворцовый парк был великолепен.

— Скажите, — он повернулся и облокотился о подоконник, — что за проблема с городом Брахма-Гут? Я не раз слышал. И как это связано с митрой А-Шаха?

Старик вздохнул:

— Напрямую связано. Только король Ангурд этого не видит. Вы там не были? Лучше и не езжайте. Что вы знаете об этом?

— Ничего.

Эдитор немного помолчал:

— Брахма-Гут — город, где моют золото, открытый рудник. Там всегда было неспокойно. Но теперь… Сто сорок четыре игорных дома с рулеткой, еще больше — в кости, карты и тому подобное… Город огромных ставок, диких страстей и азарта. Люди сходят с ума.

Сергей кивнул:

— Такое бывает… А при чем здесь митра?

— Именно тогда все и началось. После того как король привез туда черную митру, найденную в Ушет-Гурде. Яростный всплеск всех страстей… Но королю это приносит баснословный доход и он не хочет замечать остальное.

— Вы думаете, это митра провоцирует людей на игорные страсти?

— Не только на игорные, на множество разных пороков. Игорные — просто самый распространенный вид. Проституция, извращение, продажность — все, что заставляет кипеть, бурлить и волновать чернотой сердце.

Сергей опять задумчиво прошелся по комнате, потом опустился на диван напротив.

— А что думает по этому поводу Белый орден?

Старик неторопливо перебирал седую бороду, смотря на Сергея чистыми понимающими глазами.

— Подобное произошло и на Западе — даже сильнее. В Досте появилась риза А-Шаха. Там больше других цвела работорговля… Есть легенда, что существуют три вещи короля Роха. Я думаю, скоро — скорее всего на юге — появится и посох.

Сергей почесал голову:

— Митра на востоке, риза на западе, посох на юге… Получается полное окружение.

Эдитор кивнул головой:

— Совершенно верно, молодой человек. Мы смогли остановить туман, но не остановили Рох. Он продолжает наступать — только под другим видом.

— Неужели этого никто из правителей не видит?

Старик вздохнул:

— Видят многие, почему не видят? Пять лет назад Эгивар Трой, молодой правитель Нагорта, даже убедил в этом еще четырех королей Шеола. Вы наверняка слышали про последнюю подгорную войну и битву у Брахма-Гута. Она была не из-за золота. В митре тогда видели еще и одну из причин движения тумана… Но Ангурда так просто не сломить. И вы ему в этом здорово помогаете.

— Я? — Задумавшийся Сергей не сразу понял, о чем речь.

— Король хотел доказать всем, что с Рохом можно бороться. Просто, по-военному, без каких-то особых выдумок и ломаний голов — просто нужно лучшее вооружение и подготовка человека. Все это чуть не сорвалось… Если бы не вы. Просто и эффектно, раз, и все, и нет страшного монстра.

— Но ведь там были люди… — Сергей непонимающе смотрел на эдитора. — Много людей…

— Я вас прекрасно понимаю. — Старик медленно, по-старчески, поднялся и поправил белую мантию. — И, наверное, на вашем месте поступил бы так же. Вас ждет принцесса Илламия, молодой человек. Нехорошо заставлять ждать принцессу. Думаю, мы еще не раз побеседуем с вами.

Сергей тоже встал.

— Спасибо, эдитор. Спасибо за доверие.

— Думайте, молодой человек, побольше думайте. И постарайтесь не попасть под влияние. Король Ангурд — сильная личность. Видите, я откровенен. Всего доброго. Кстати, принцесса Эния — прекрасная девушка, вам крупно повезло.

— До свидания…

За эдитором закрылась дверь. Сергей опять опустился на диван. Дела… Брахма-Гут, значит, что-то вроде Лас-Вегаса или Монте-Карло… Только в более раздутом виде. И виной этому — черная митра из Роха. Такое может быть? Или эдитор преувеличивает? Зачем? Для своих целей? Слишком грубо. Это очень легко проверить. Кстати, надо как-нибудь там побывать…

Сергей поднялся и, засунув руки в карманы, прошелся по комнате. Может, елки-палки, может. Такое может быть. В этом Рох весь. Это именно Рох. Не удалось продвинуться туману — залезем изнутри, разожжем страсти, вскипим кровь, заставим бурлить сердца… И что потом? А потом…

Он почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Потом двинется туман. Потому что мерзкие страсти — это его вотчина. И ничто его уже не сдержит, потому что тогда у Роха будет на это право. Полное право… «Откуда я это взял? Не знаю, но это так. Интуиция плюс логика и наблюдение…

И, видимо, не один я это понимаю… Эгивар Трой. Король Нагорта. Это он объединил пять королевств против Ассаны в последней битве у Брахма-Гута. Да, но с королями так просто не встречаются и не беседуют… Так, ладно. Все — потом, сейчас меня ждут».

Сергей глянул на себя в зеркало — ничего, вполне-вполне, открыл дверь и вышел из комнаты. Напротив, в конце небольшого холла у коридора, вытянулись два гвардейца. Он подмигнул знакомому:

— Покажешь, где у вас летний сад?

— Обязательно, мы обязаны вас сопровождать, мой лорд.

Мой лорд. Надо же… Он кивнул в сторону коридора:

— Ну, тогда веди.

Они двинулись по бесчисленным коридорам и лестницам огромного замка. Сергей вскоре перестал вертеть головой по сторонам, просто чтобы избежать глупого вида и лишний раз не привлекать к себе внимание. Разинутый рот и выпученные глаза не красят хоть и никакого, но лорда. Встречные гвардейцы на постах охраны щелкали шпорами — Сергей вовсю старался солидно не замечать (интересно, зачем шпоры во дворце?), попадающиеся какие-то дамы и кавалеры, видимо, дворянского сословия, слегка кланялись — он серьезно отвечал тем же и чувствовал на спине вопросительно-изучающие взгляды. Наверное, гвардейцы топали здесь не за каждым.

Летний сад представлял собой большую оранжерею, приподнятую над парком одной из террас. Множество цветущих деревьев и цветов представляли собой одновременно гармонию и продуманный хаос цвета, запаха и густоты зелени. Большие стеклянные окна открыты — на улице было тепло и солнечно, свисающие ветви кустов и цветов колыхались от задувающего от моря легкого бриза. Гвардия осталась снаружи.

— Здравствуйте. — Недалеко от входа его встретила очаровательная молодая женщина, с первого же взгляда заставившая вспомнить Энию. — Меня зовут Илламия. Проходите, прямо по дорожке…

Больше никого не было — он слегка перевел дух. У окна под чем-то большим и раскидистым, напоминающим папоротник, был накрыт столик, уставленный разными разностями больших и маленьких размеров. Точно один столик? Сергей даже осторожно огляделся — после вчерашнего ужина этому верилось с трудом.

— Да садитесь же, не стесняйтесь. — Глаза у синеглазки были веселые, со смешинкой, и это сразу одновременно располагало — значит, не зазнайка, и пугало — можно напороться на острый язык.

Он церемонно поклонился — она немедленно прыснула в кулак. Сергей совсем сконфузился…

— Вас по-настоящему зовут Сергей, да? Не обижайтесь, мне Эния сказала. Давайте без церемоний, Сергей, хорошо? Садитесь и просто расслабьтесь.

Сергей немедленно последовал ее совету. От того, что стояло на столике, начал просыпаться аппетит.

— Спасибо, ваше высочество…

— Ой, перестаньте, меня зовут Илламия. Ешьте, это все для вас.

Сергей осторожно посмотрел на стройный ряд вилок, ложек и ножей у тарелки — без церемоний, понятно, но все-таки… Потом махнул рукой, взял обычную вилку, нож и принялся за еду.

— Кстати, это для вас. — Она протянула через столик сложенный лист.

Он развернул: настоящий податель сего, лорд Серый Ант, и прочая, и прочая… Подорожная грамота. Быстрые они здесь. Неплохо, теперь можно быть спокойней на дорогах. Илламия молча наблюдала за ним.

— Скажите, Сергей, а вы часто этих, — она изобразила страшные глаза и растопырила пальцы: у-у-у, — чудищ встречаете?

Он улыбнулся и спрятал грамоту в нагрудный карман — с ней сразу становилось как-то легко. Как и с Энией, но Эния немного другая… Более серьезная, что ли?

— Да нет. Только когда приходилось заходить в Рох.

— Ух ты! А как там? Говорят — страшная темнота, и в ней всюду бродят трупы с горящими глазами и кровавыми руками, земля — как огромная живая язва, и из нее прыгают громадные пауки и всякая нечисть, страшно кричат рогатые ведьмы в кострах и горько плачут души погибших!

Сергей чуть не рассмеялся:

— Почти так…

— Если бы я оказалась к нему ближе чем на тысячу шагов, я бы тут же тихо скончалась. Не успев сказать «мама»…

— Еще неизвестно. Вы, женщины, иногда можете такое сотворить, что мы, мужчины, просто отворачиваемся в сторону от стыда.

— Жаль, что не все это понимают. — Она глянула ему прямо в глаза.

И неожиданно он понял, что это про него. Он немного поковырял ножом и вилкой в тарелке — разделывая что-то, напоминающее фаршированного судака, потом все-таки решился:

— Понимают. И очень хорошо понимают. Но иногда не хотят, чтобы из-за них женщины жертвовали. Особенно личным счастьем.

— И подстраивают женское счастье под свое, мужское понимание, — немедленно отреагировала принцесса. — Не понимая, что любой человек на земле всегда в подобном чем-то жертвует. Но не счастьем. А именно для того, чтобы найти свое счастье.

— А если он, мужчина, точно знает, что он для нее — не счастье? И не хочет, чтобы из-за него страдали?

— То этот мужчина наверняка о своих мозгах слишком высокого мнения. Никто ничего не может знать точно. И может не избавить, а причинить страдание.

— Так уж и страдание. — Он опять наклонился над тарелкой. — Любят женщины громкие слова…

Илламия задумчиво наблюдала за ним, чуть улыбаясь каким-то своим мыслям. Слышно было, как за окном щебетали и пересвистывались птицы.

— А еще есть у вас какие-нибудь интересы, Сергей? — Принцесса откинула назад волосы — совсем как сестра — и подперла подбородок сложенными руками. — Кроме общения с чудищами? Я, например, увлекаюсь бриллиантами, деньгами, мужчинами и казнями невинных девушек…

На этот раз он рассмеялся:

— Я тоже люблю все это… Кроме мужчин.

— А лошадей?

— И лошадей.

— Тогда вы найдете общий язык с моей сестрой. Последние пару месяцев она не хочет знать ничего, кроме одной лошади… Красивая, правда, лошадка. — Она кивнула головой в окно. — Вон она стоит.

Сергей послушно повернул голову. Внизу шелестели начинающей желтеть листвой деревья парка, во все стороны разбегались радиальные дорожки, а на круглой площадке прямо под окном человек, скорее всего один из конюхов, держал под уздцы коня. Красивый, статный, черный как крыло ворона… Мрак!!! Елки-палки, это же Мрак!

Он вскочил и оперся руками о подоконник, не отрывая радостного взгляда. Потом почему-то посерьезнел и обернулся к Илламии. Она открыто улыбалась.

— Я совсем не могу вас понять. Это честно. Обеих сестер-принцесс. Что вы за женщины? Может, вышли на время из какой-нибудь сказки? Так не бывает.

Илламия совершенно серьезно кивнула головой:

— Очень точно подмечено.

— Две сестры-принцессы — не оторвать взгляда — уговаривают какого-то полоумного мужлана, чтобы он не сбежал, а попробовал сохранить брак. Разве такое может быть в жизни?

Илламия закатила глаза кверху:

— Одну минуту, дайте подумать… Такое — нет. Потому что вместо слова «мужлан» должно присутствовать «благородный рыцарь». Плюс еще — «который не хочет ничего для себя». Слово «полоумный» можно оставить. Потому что такого точно не бывает.

Сергей задумчиво смотрел на нее:

— С вами как-то очень легко. И тем не менее вы по всем качествам — высокородные принцессы. Вы со всеми так?

Илламия рассмеялась:

— А вы знакомы со многими принцессами? Если хотите, чтобы они остались живы, не говорите об этом Энии.

Сергей немного смутился:

— Да нет, вы первые… Но все равно.

Илламия откинулась на спинку стула, в ее глазах продолжали прыгать веселые огоньки:

— Надо постараться подольше сохранить вас от королевского совета и вообще — государственных дел. А то мы сразу потеряем в ваших глазах все очарование. Мы там такими бываем… Вы сразу сбежите в Рох.

Сергей потер висок, задумавшись о чем-то своем, потом поднял глаза:

— Скажите, ваше выс… Прошу прощения — Илламия, а вам по государственным делам часто приходится встречаться с правителями других королевств?

— Бывает. И по делам, и по приглашениям… Смотря с кем. Если по делам, то обычно сначала договариваются между собой вице-канцлеры. Вас кто-то интересует?

— А как вы общаетесь с правителями тех королевств, с которыми остались достаточно напряженные отношения?

Она подняла на него удивленные глаза:

— Да никак не общаемся — вице-канцлер и министры общаются… Вы о ком, Сергей, о маркизе Ар-Розе?

— Да нет… Ладно, понятно.

— Да нет, непонятно… Кто вас интересует?

Думающий о чем-то своем Сергей не заметил ее странной настойчивости.

— Эгивар Трой…

Она быстро отвернулась в сторону, как будто срочно заинтересовалась стволом папоротника. Это он уже заметил.

— У вас есть что-то против него? — Ее голос был ровным и спокойным, и именно это и выдавало еще только что веселую Илламию.

— Нет… — Он не отрывал от нее внимательного взгляда. — Что у простого воина может быть против короля? Вы меня постоянно принимаете за кого-то особенного.

— Понятно… Нет, с правителем Нагорта мы очень давно не встречались. Нас не связывают близкие отношения. После последней войны у Брахма-Гута.

— А с тем, кто правит Нипорогом, — он постарался перевести разговор в более спокойное русло, — городом семи капитанов, на Западе?

— Отец в Салиме встречался с двумя из них. — Ее перестал интересовать папоротник и она опять повернулась к нему. — Там и правят семь капитанов, совсем другой принцип правления. Его еще называют свободным городом. Не переводите из-за меня разговор, Сергей, я вижу — вас интересует Эгивар Трой.

— Да нет, не особо.

— Он приемный сын покойного Магора Троя. После своей смерти старый король завещал ему трон. Это не все знают.

— Да бог с ним, с Троем.

— Именно ему, — почему-то продолжала она, глядя немного в сторону, — а не своему сыну — его сводному брату.

— Илламия, — Сергей наклонился к столику, — зачем вы это мне говорите? Меня не интересует политика.

— Чтобы доказать, что у нас нет тайн от вас. — Она подняла на него свои посерьезневшие глаза. — У меня и моей сестры. Чтобы нас связывала дружба — хорошая дружба, без примеси всяких тайн, Сергей.

Он отвернулся и стал смотреть на своего коня. Это был прямой удар по нему — беззлобный и честный, не требующий и не давящий. Просто показывающий — они ничего не скрывают, они полностью доверяют ему. Даже в вопросах, касающихся государственной политики. И ждут такого же от него.

Почему? Ну почему? Почему так? Ведь он совершенно посторонний человек, не их круга, они его совершенно не знают — с сестрой, например, он только что познакомился. Что-то он не понимает в этом мире, в этом доме, в этих людях… С Энией ладно — еще как-то можно понять. Похоже — она его просто полюбила, а вот Илламия…

Сергей почувствовал, как в его душе поднимается волна сшибающего ликования. Все, он допустил эту мысль в свою голову, он принял ее — и в его голове начало наступать маленькое праздничное безумие. Она что, любит его? Его! Вроде бы любит, без шуток… Прекрасная принцесса с синими глазами, к тому же — спрыгнувшая с подиума, где вышагивают лучшие фотомодели мира. Кого — его! Невзрачного, неизвестного, бедного, короче — лоботряса. Это ж надо! Как такое могло произойти?

«Надолго ли? — тут же пискнул в голове противный голосок прирожденного скептика. — Ты будешь всегда от нее зависеть. И все твои слова о любви всегда будут попахивать простой зависимостью…» Сергей вздохнул — это правда…

Он повернулся назад, не поднимая глаз. Принцесса с усмешкой наблюдала за ним.

— Я сомневаюсь, что смогу жить во дворце, — сказал Сергей.

— Что, опять шевельнулась в душе «невера»?

Сергей вскинул удивленные глаза — она что, читает его мысли?

— У вас все написано на лице. — Ее насмешливые глаза обескураживали и сводили на нет все продуманные доводы. — Вы знаете, Сергей, по-моему, я вас поняла. Я поняла ваши мысли и ваши проблемы.

— Разве я это скрываю? — удивился он.

— Вы их не знаете сами, — продолжала улыбаться она. — Ваша проблема в том, что вы не верите сердцу и как следствие — чувствам, светлым чувствам. Вы все пытаетесь осмыслить и подогнать под холодную разумную логику. Человеческий ум и благоразумную мудрость. В вашей голове все расставлено и установлено на своих, извечно своих и прочных местах. Золото — богатому, свобода — рабовладельцу, победа — лидеру, мудрость — академику, знатность — именитому, талант — признанному, леди — полковнику, стражник — кухарке. Только так и не иначе. А если иначе, то дисгармония, хаос и ничего хорошего. Вы можете быть со мной не согласны, но это все равно так.

Сергей усмехнулся, почесывая висок. Почему он должен быть не согласен?

— И вы не верите сердцу, — продолжала она. — Не верите в прочность и неизменность светлых чувств, в то, что они могут быть важнее всего остального, житейского. Не только превосходить все неудобства, но и давать радость. Благородство, любовь, терпение, преданность, надежность, сострадание, радость, милость, самоотверженность, работоспособность. Особенно в среде тех — у кого, по вашему мнению, все есть.

Сергей молчал. Светлые чувства? Есть они, есть. Причем у всех. Но вряд ли — долго и постоянно. Они взлетают — как всплеск воды, чтобы потом успокоиться и опять уйти в глубину…

— Короче, вы не верите Богу, Сергей, — сказала Илламия. — Не верите в Эргану и благословение. Не верите, что если что-то дается небом, то это еще не все. Потому что вместе с подарком даются и силы, чтобы его понести, и радость — что его подарили. И это — навсегда, у Неба ничего не бывает временным. Но вы не верите Небу, Сергей.

Сергей нахмурился. Опять всплывает старая песня?

— Да верю я Богу, верю — не надо про это. Верю я Богу. Вы этого не знаете, но для меня весь мир вокруг доказывает это. Но я верю и жизни. И в то, что люди — везде люди. И старое всегда останется старым. И каждому — свое.

— Тогда верьте этому, верьте жизни — но верьте полностью, а не частями. — Илламия сложила руки на груди и откинулась на спинку стула. — Ибо история изобилует примерами. Великий художник Эрко Гата до сорока лет рисовал в подворотнях — только за горячий обед, прежде чем получил признание. Маршал Ажан Го — сын кузнеца из небольшой деревушки. Сам Командор из Империи долго служил простым вестовым при штабе обычной имперской бригады… Лучший голос Шеола Арма Брок всю жизнь горячо любил свою жену — простую танцовщицу из кабаре… Старое не обязательно останется старым, Сергей. И никто не может знать, какое именно свое будет потом у каждого.

Сергей улыбнулся — с ней было трудно спорить.

— Это все великие люди. Они были рождены для великих дел и стремились к великим делам. Дело в том, что я ни к чему не стремлюсь и ничего великого не хочу. Я очень тихий — в душе. Мне нужен только мир и спокойствие, и лучше — если без сильных треволнений.

— Другими словами — семейное счастье. — Принцесса согласно кивнула и тоже улыбнулась. — Вот мы и пришли к главному. Потому что именно это и нужно Энии. Потому что именно об этом и мечтает в душе всякая женщина. Независимо от знатности и положения. Нам совсем не нужны большие амбиции и великие стремления, глубокие запросы и людская слава, поверьте мне…

Сергей улыбался, глядя на нее. Кажется, он был разгромлен в пух и прах и тихо ползал, собирая свои осколки. Он не хотел ей говорить, чтобы не выглядеть упрямым ослом, но все равно остался при своем мнении.

— Все великие известны, — тоже улыбаясь, закончила свою мысль Илламия, — потому что они известны. Но есть большое множество неизвестных, судьбы которых тоже не похожи на «каждому — свое». Вы далеко не первый в истории, поверьте мне, Сергей. Просто они неизвестны, потому что не хотели известности, не считая себя великими. Они тихо жили и творили тихое счастье. И этим — более велики, чем любой из известных.

— Я, наверное, теперь должен поднять руки вверх и просить пощады? — примирительно спросил он.

— Не мешало бы. Но вы просто не уезжайте, — тихо и очень серьезно ответила она.

…В своей комнате он с размаху повалился на диван — с ума сойти. Взять и сойти с ума! Разве такое возможно? Разве такое можно представить? Разве такое можно вообразить? Две принцессы, самые что ни на есть настоящие принцессы уговаривают его. Уговаривают, чтобы он не уезжал, а попробовал стать самым настоящим мужем для самой привлекательной женщины двенадцати королевств Подгорья. И привлекательной, как оказывается, не только внешне… Сказка. Самая настоящая сказка — иначе не назовешь. А он при этом упирается как упрямый осел и кричит «не надо»! Дела…

«А ты сам хочешь этого? — спросил он самого себя. — Хочешь? Разберись сам с собой. Не знаю, я просто не знаю. Я все не знаю — сам. Было бы ложью сказать, что я не хочу быть рядом с Энией, и ее всегда иметь рядом, и вообще… Я наверное, никогда себе не прощу, если все-таки упущу ее. Она — это просто мечта, мечта любого… Тогда в чем же дело?

В том. Я просто не хочу дворца, я не представляю той жизни, которая была и о которой я всегда мечтал — во дворце. Я не представляю семьи, близости, любви — во дворце. Когда сливаются вместе души, мечты, желания, чаяния… Когда все вместе вечером лепят пельмени и смеются друг над другом — у кого как получается. Или дружно вытряхивают ковры в выходной и кидаются снежками. Или устроили просмотр комедии по телевизору и вставляют свои реплики, и гогочут — если Маша опять загнула что-то этакое. Или ждут с работы маму или папу, чтобы дружно повиснуть на шее, а потом поглядеть, как они среагируют на сюрприз-хохму в туалете. Или — пусть даже ругаются, но потом обязательно мирятся и просят прощения…

Разве возможно такое там, где бесчисленные коридоры и лестницы, охрана на каждом повороте, разные няни, какие-то там гувернантки, фрау-леди или леди-фрау, слуги, лакеи, аристократы и интриги — как обязательное дополнение ко всему вышеперечисленному…»

В дверь настойчиво постучали. Он повернул голову и удивленно посмотрел на нее, затем быстро сел. Настойчивый стук наверняка говорит о важности. Молодцы гвардейцы — они даже стуком могут как-то предупредить и подготовить… Он откашлялся:

— Да? Открыто.

Распахнулись обе створки — в комнату церемонно вошел какой-то важный господин в длинной ливрее.

— Лорд Серый Ант? Вас просит прибыть его величество.

…В просторной королевской приемной ожидало аудиенции множество народа — видимо, дворян совершенно различного калибра, содержания и дохода. Представительные дамы, какие-то господа, военные — в воздухе стоял приглушенный гомон, смех, негромкие восклицания множества разных пустых, полупустых и совсем непустых светских бесед и разговоров.

Важный господин сразу провел Сергея к высокой резной двери — там их уже ожидал другой чиновник, в броском красном камзоле.

— Лорд Серый Ант? Как вы себя чувствуете? Отдохнули?

Сергей кивнул головой, ощущая почему-то, как застучало в груди сердце. Его гвардейцы остановились на пороге приемной и, окинув зал взглядом, закрыли перед собой двери. В приемной начали стихать разговоры, его спина просто почувствовала множество удивленных уколов.

— Постарайтесь вести себя спокойно, без фамильярности, но и без подобострастия — его величество не любит лести. Готовы?

Он опять кивнул головой. Господин в красном камзоле распахнул створки резных дверей.

— Ваше величество — лорд Серый Ант!

«Надо как-нибудь узнать, что это означает, — подумал он про себя, проходя внутрь. — Что за титул и что он дает…»

Король Ангурд что-то писал за большим письменным столом, правда, огромных размеров, но совсем не на троне — как представлял себе поначалу Сергей: с жезлом в одной руке и скипетром в другой… Это кабинет — хоть и большой, но кабинет. Интересно, а у них бывают тронные залы?

Он остановился у дверей — к столу вела ковровая дорожка и, наверное, нужно подождать какого-нибудь пригласительного жеста. Стены украшали боевые шиты, различные мечи и кинжалы, в специальных арочных нишах застыли доспехи, копья и топоры — король был воином и явно любил оружие.

— Проходи к столу, что ты встал у дверей?

Сергей подошел.

— Как отдохнул? Все в порядке? — Король прекратил писать и теперь рассматривал это что-то в вытянутой руке. Какая-то схема.

— Спасибо, ваше величество, все было очень хорошо.

— Позавтракал? Как Илламия, не напугала до смерти? Она иногда такое может вытворить… Садись в кресло.

— Что вы, у вас прекрасные дочери. — Он сел на краешек. При короле Ангурде почему-то совсем не хотелось закидывать ногу за ногу. Интересно, во дворце может что-то остаться неизвестным для него?

— Эния с утра на совете. У нас появились кое-какие проблемы — да ты в курсе. Маркиз Ар-Роз перешел все пределы терпимости.

— Я понимаю.

Ангурд перестал рассматривать это что-то и протянул лист Сергею:

— Посмотри.

Сергей осторожно взял лист в руки — так и есть, какая-то схема. Непонятные значки, кружок в центре, вокруг него дугой изгибается какое-то поле или территория. В пространстве поля за изгибом — еще несколько таких же полукруглых линий.

— Ни о чем не говорит?

Сергей вгляделся. Король Ангурд умен и не будет спрашивать у него что-то, заведомо неизвестное. Сергей рохер, значит, это что-то, связанное с Рохом. И если это поле — Рох, то он только в одном месте образует полукруг.

Сергей протянул листок королю:

— Похоже на схематичное изображение Роха в районе Брахма-Гута. Только там он отступил, образовав дугу.

Король усмехнулся:

— Молодец, умен. Это тебя красит. Посмотри сюда.

Он сгреб в сторону какие-то бумаги — на столе лежала развернутая карта.

— Это Брахма-Гут. Рох отступил за всю историю два раза. Первый раз в Ушет-Гурде — есть такая крепость в горах, далеко отсюда. Ты, возможно, знаешь. Второй раз здесь. Слышал про митру?

Сергей кивнул головой, глядя в карту и пытаясь разобраться в схеме кривых улочек. Король поднялся с высокого кресла и прошелся по кабинету, что-то обдумывая про себя, потом остановился возле стола и взглянул ему в глаза.

— Она может направленно воздействовать, многократно усиливая эмоциональный фон. Я видел это… Я скажу тебе то, что знает очень мало людей.

Сергей не шевелился. Ангурд опять прошелся по кабинету, потом остановился возле облегченных доспехов рыцаря-рохера.

— Он успел испытать ее, этот единственный оставшийся живым воин из Белого ордена. Который ее нашел — тогда еще, давно… Туман из горной крепости ушел именно поэтому. Он был не готов, это было напряжение — не по силам уставшему человеку, и поэтому умер…

Король опять помолчал, разглядывая длинный широкий меч и топор, потом вернулся назад и уперся обеими руками в стол.

— У меня этим занимается специальный отдел — там очень хорошие умы. И есть очень подготовленные люди. Смотри. — Он опять положил сверху схему и провел пальцем вдоль одной из линий внутри территории поля. — Это точный расчет. Даже просто эксперименты заставили туман отодвинуться… Но мы готовы к большему. Мы готовы к полностью продуманному и подготовленному опыту, опыту освобождения нашей земли на тысячи шагов. Это может оказаться не так просто и может грозить не простым взрывом недовольства тварей… Вот здесь — укрепленная линия обороны, сильно укрепленная. Рох еще не видел такого огня и такой силы. Тут — еще и еще одна. И все. Пока — все, сейчас мы не хотим крупной войны. Нам не нужно много, но освобожденная территория, пусть и небольшая, — это уже наша территория…

Король Ангурд выпрямился и торжественно посмотрел в глаза Сергею.

— Ты очень вовремя пришел, Серый Ант, и очень к месту. Мне как раз и нужен именно такой зять, специалист по Роху и член моей семьи, на которого я могу полностью положиться и полностью доверять. — Он постучал ладонью по карте, сделав небольшую паузу. — Возьмись за это. Поезжай, посмотри своим взглядом, разберись на месте. Возможно, нужно что-то добавить или изменить. Глаз опытного воина — лучший глаз, это твоя вотчина…

Сергей обескураженно молчал — вот это скорость, сразу быка за рога. И сразу все на свои места. И что теперь делать? Сказать королю спасибо? Конечно, ведь это настоящее доверие. Тебя приняли, приняли в свою самую что ни на есть королевскую семью… И потом, можно просто потянуть время, съездить в Брахма-Гут, посмотреть, что там и как… И тогда что-нибудь придумать, раз уж так не хочется этим заниматься. Так поступают все благоразумные люди. Потому что глупо — очень глупо перечить королю Ангурду. Очень глупо говорить: не делайте этого…

Он медленно, очень медленно поднялся и тяжело вздохнул:

— Ваше величество…

— Да? — Король задумчиво рассматривал нарисованную им схему, поглаживая рукой усы.

Сергей набрал воздуха:

— Не делайте этого.

— Что-о? — Король поднял на него удивленные глаза — похоже, он просто не понял или не мог поверить.

— Не надо надевать митру вашим… очень подготовленным людям.

«Идиот, — кричало в его голове возбужденное самосознание. — Ты все разрушаешь, все что только можно, все что тебе подарено, все что другим и не снилось…»

«Пускай так. Но только полчаса назад одна замечательная женщина мне напоминала про Бога. И я знаю: там, где Он, — нет лицемерия, хитрости и изворотливости. Выбор все равно придется делать, и лучше его сделать сразу. Потом будет только хуже».

Король молча смотрел на него, ожидая объяснения.

— Простите, ваше величество, но я не могу сказать иначе. Эти эксперименты довели до сумасшествия целый город и распространяются дальше. Рох никогда не делает подарков — никогда. Всему есть цель. И митра нашлась не просто так. Пускай она сильна — пускай. Пускай она в состоянии отодвигать туман. Это все не просто так. Это чтобы мы не заметили главного…

Король продолжал смотреть на него. Его глаза сузились, однако он не перебивал.

— На земле не существует абсолютно чистых людей с абсолютно чистыми помыслами и желаниями. Не существует. У всех есть какие-то тайные мысли, тайные, пусть даже противные самому себе, мечты или свойства души. Пусть даже не определенные самим человеком. И когда кто-то пытается надеть митру и поднять эмоциональное воздействие на Рох, поднимается все его подсознание. Поднимается и распространяется вокруг чудовищной волной, которая оседает в сердцах людей на многие и многие мили… Роху даже не надо что-то особенное — он дает возможность человеку самому приговорить себя.

— Что еще успел тебе наворотить эдитор Гушар? — Холодно-спокойный голос короля не предвещал ничего хорошего.

— Эдитор здесь ни при чем — он вообще не знает про эксперименты… Ваше величество, постарайтесь понять — Рох продолжает атаковать. Он готовит почву, и потом…

— Что будет потом — думают целые королевские академии и те, кому положено об этом думать. — Где-то на дне спокойного голоса Ангурда заворочались камни зарождающегося гнева. — А не наемники. Я тебя позвал не для того, чтобы ты думал, что будет потом. Мне нужно профессиональное сейчас. Я слишком много разговариваю с тобой, Серый Ант.

Сергей выпрямился. Время слабости прошло, теперь необходима твердость — вся твердость, которую только можно собрать.

— Я сказал то, что должен был сказать. Ваша воля — принимать это или нет.

— Моя воля — приказывать и следить за выполнением.

— Я — не ваш подданный, ваше величество.

— Это что, отказ?

— Прошу меня простить. Я не буду этим заниматься.

«Ну и дурак, — пищал в голове голосок благоразумия. — Нельзя так опрометчиво и категорично! Ты мог бы добраться до митры, разобраться с ней, и если все так — при случае упереть в Рох…» Чушь, все чушь. Все это — поиски легкого пути и оправдания своего малодушия. Все мы прекрасно знаем, что митра наверняка охраняется не меньше, чем королевский трон, — никто бы не дал ступить с ней и шагу…

Король молчал — Сергей позавидовал его выдержке. Он неторопливо обошел вокруг стола и тяжело опустился в кресло. В комнате висело густое напряжение.

— Никто в моем королевстве не смеет отказывать королю. — В его голосе ворочались многотонные камни. — В том числе и люди, во много раз превосходившие тебя по положению.

— Никто и не будет. — Сергей не отвел глаза в сторону. — Через десять минут меня здесь не будет. Еще через несколько часов меня не будет в королевстве.

— Тебе лучше успеть. Потому что через двенадцать часов ты будешь в Ассане вне закона.

— Я успею.

Сергей поклонился и быстрыми шагами направился к двери. Весь этот путь, прочерченный красной ковровой дорожкой, его спину сверлил тяжелый гнетущий взгляд.

— …Вызывали, ваше величество? — На пороге кабинета щелкнул каблуками капитан Ош Гуяр.

Король Ангурд поднял от бумаг килограммовый взгляд.

— Да. Две минуты назад отсюда вышел лорд Серый Ант. Найти и арестовать. Без шума и без лишних глаз. Посадить в крепость Морт до моего особого распоряжения.

— Слушаюсь. — Непроницаемое лицо капитана ничего не выражало.

— И еще… Принцессу Энию закрыть в ее апартаментах под строгой охраной. Ей ничего не говорить и не объяснять. Теперь все. Вперед.

Глава 15

У входа в королевскую конюшню Сергей остановился и обернулся:

— Спасибо, ребята. Спасибо. Вы свободны. Больше не надо меня сопровождать.

— Мой лорд… — Гвардейцы недоуменно переглянулись.

— Я больше не ваш лорд… Ничего не спрашивайте. Передайте принцессе Энии, что… Нет, ничего не передавайте. И прощайте.

— Но, лорд Ант…

— Все, ребята, все. Не тяните душу, я прошу. Счастливо.

Сергей повернулся и вошел в широкие открытые ворота. На сердце свинцовым гнетом лежала тяжесть. Хотелось закричать, закричать что было сил — так, чтоб поднялись перепуганные птицы и всхрапнули удивленные кони, а потом сжать кулаки и упасть на колени и, может быть, даже зарыдать… Никогда. Никогда он не предполагал — и когда спорил с обеими принцессами, и когда отвечал королю, — что будет так плохо. Что будет так больно. Что будет так тяжко…

Плевать на все. Плевать на дворцы. Плевать на дворянство, плевать на уважение. На сытую жизнь, на угодливых слуг, на возможности. Плевать на самолюбие. Но не плевать на Энию…

«Боже, я не знал, что будет так плохо. Я не знал, что мир станет таким страшным. Страшным и тусклым — в своем одиночестве. Весь мир, все земли и все моря — одиночество. Ибо никого нет. А если кто-то есть, то я не хочу никого видеть. Совсем никого. Никого. Это не грусть — это тоска. Тоска, которая может заставить выгибаться и выть подобно псу, а потом биться головой о землю. А потом скулить…»

— Господин, вы что-то ищете?

Сергей оглянулся через плечо — в одном из вольеров кто-то, наверное, конюх, махал вилами с сеном.

— Да. Здесь где-то мой конь. Черный. Его зовут Мрак.

— Простите, — конюх открыл калитку и вышел на проход, — вы лорд Ант? Тот самый? Вас…

— Да.

Тот даже отшатнулся, напоровшись на мрачный тяжелый взгляд.

— Простите… Дальше по проходу.

«Когда-то была жизнь. Когда-то был свет. И воздух, и слова. И друзья… Теперь нет, ничего нет, совсем ничего. Кроме свинца и сумрака — серого сумрака, и впереди нет просвета, не горит огонек ожидания или надежды. Я уже это знаю, я уже это испытал — все уже было. Когда нет будущего и когда не хочется жить. Не хочется спать, не хочется есть или пить. Вставать, ходить или что-то делать. Говорить, смотреть или слушать. Или думать…

Зачем я это сделал? Зачем я впустил ее в свое сердце? Ее — эту мысль, простую мысль, которая перевернула все. Заставила по-новому видеть мир, по-новому смотреть на деревья, на дома, на облака, на траву. На людей…

Ушел мир, и вместе с ним ушло все. И дома, и трава… И люди. И ничего не осталось взамен…

Боже!!! Зачем опять так! Зачем опять боль. Я не могу терпеть это вечно, у меня уже нету сил…»

— Мой лорд…

Сергей медленно обернулся — люди, да оставьте же меня в покое…

Сзади весь проход был заполнен гвардейцами, многими гвардейцами. Он не слышал, когда они нагнали его, да и вряд ли что-то был способен услышать.

Капитан Гуяр не хотел смотреть ему в глаза.

— Простите, лорд Ант, если сможете. Вам придется отдать ваш меч. И пройти с нами…

Сергей молча смотрел, даже не пытаясь понять, — он был далеко отсюда. Зачем, что еще надо?

— Я не думаю, что это будет так. — Это был очень знакомый голос.

За его спиной из вольера с черным статным скакуном метнулись пять знакомых теней и встали рядом, плечом к плечу.

— Я был уверен, — Сват, как всегда, был немного ворчливым, — что ты захочешь потрепать своего Мрака. Извини, мы маленько раньше…

На каменистом проходе между загонами с похрапывающими лошадьми, вилами, конской упряжью, сеном, жмыхом и овсом повисла, но почему-то не завибрировала пауза. Они стояли друг против друга, шесть человек с одной стороны и около двух десятков — с другой, и молча смотрели друг на друга. Все опытные, достаточно повидавшие, достаточно закаленные в боях и схватках воины теперь просто смотрели — и в глазах каждого читалась какая-то усталость. Шли секунды, секунды сменяли минуты — никто ничего не хотел говорить…

Потом наконец медленно набрал полную грудь воздуха и так же медленно выдохнул капитан Ош Гуяр. Неторопливо огляделся и остановился взглядом на стоявших рядом гвардейцах.

— Вы здесь кого-нибудь видите?

— Пусто, капитан, он ушел, верно, через забор или калитку… — Нестройный, но дружный гул голосов королевской гвардии наслаивался и перебивал друг друга, не оставляя сомнений в выборе.

Капитан опять набрал воздух, но уже не для тяжелого вздоха:

— Тогда какого борова вы еще здесь? Обыскать все, перекрыть все проходы, перекрыть все дороги… западную — через десять минут. Вперед! Дармоеды…

Проход мгновенно очистился — с улицы еще доносились отдельные отрывистые команды и возгласы.

— Сам капитан королевской гвардии Ош Гуяр. Капитан, который повыше армейских полковников… Известный человек. Спасибо, капитан. — Сват положил руку на плечо Сергею. — Пойдем, Ант, нам пора… Ант? Ант!

Сергей молча открыл калитку и зашел в вольер — черный конь всхрапнул и помотал головой, покосившись одним глазом, потом неожиданно сделал шаг и, шумно выдохнув воздух, прислонился мордой к руке…

— Мрак… Узнал.

Сват вздохнул и покорно оперся спиной об ограждение. Помолчали.

— Вы видели его глаза, капитан?

Гуяр только хмуро покачал головой:

— Видел. Ты хочешь сказать, что это я должен говорить спасибо?

Сват только опять вздохнул. Потом повернул голову к своим:

— Ребята, контролируйте выход.

Четверо наемников бесшумно растворились за дверью — Камбит хлопнул по плечу конюха.

Капитан посмотрел им вслед:

— Вы даже не обнажили мечи.

Сергей молча провел мимо коня — копыта гулко цокали по мощеной дорожке конюшни. Сват двинулся следом, но сразу обернулся:

— Еще никогда наемники и гвардия не обнажали мечи друг против друга. Я не хочу менять традицию.

Ош Гуяр усмехнулся:

— Да будет так. Поторопитесь…

На взгорке пятеро всадников остановились. Внизу, в лучах восходящего солнца, раскинулся город. Среди осенней пожелтевшей зелени поднимались черепичные крыши домов, кое-где двух и более этажей, почти на горизонте, ближе к центру, возвышались стены городской крепости.

Сергей удивленно огляделся:

— Это же Шаридан… кажется.

— Ого, вроде проснулся? — Уставший Шорник всегда был немного не в духе. — Доброе утро.

— Угомонись. — Остальные трое недовольно покосились на товарища. Тот виновато отвернулся. — Ант? Ты как, в порядке?

— Почему мы здесь? — Сергей устало провел рукой по лицу. Они гнали беспрерывно остаток дня и всю ночь, чтобы уйти от возможной погони.

— Все остальное перекрыто, извини, старик. — Гай отвел глаза в сторону. — Боюсь, у тебя только один путь…

— На границе наверняка ждут, — добавил Камбит. — Через вестовых голубей. Гуяр это понял, поэтому и дал западную дорогу.

— А где Сват?

— Поехал отчитываться к Шамуру, — глухо вставил молчаливый Люер. — За всех. Не забыл? Нас всех вызывал Шамур… Зачем это теперь? Ант? Ант…

Но Сергей уже опять ушел в себя. Вороной понуро опустил голову, как будто разделяя настроение хозяина.

— Будут прокляты все юбки на свете. — Гай помрачнел. — Вперед!

Пятерка уставших лошадей понеслась вниз по склону, забирая влево, чтобы обогнуть город с юга.

«…Так и должно быть — всему определено свое. Вольному —воля… Ты слишком высоко взлетел, слишком высоко, и в своих мечтах тоже. Но ты сам — не высотная птица и высоко летать не можешь. Случилось просто то, что все равно должно было случиться, рано или поздно. И лучше уж рано, потому что потом могло быть еще больнее — чем выше, тем хуже падать…»

Эния расхохоталась, призрачная — в свете колышущегося костра. «До чего же ты простодушный, Сергей, аж жуть просто… Ты мне нравишься, честно, но мне очень и очень жаль тебя — разве можно быть таким, как ты, таким простым и доверчивым? Ты что, не знал, что так все равно будет?»

Глаза отсвечивали в темноте насыщенной синевой. «Это дворец, Сережа, королевский дворец — ты хоть в книжках читал когда-нибудь про такое? Это определяется самой жизнью, той жизнью — которая с самых пеленок, с младенчества, с молока матери и няни. Это называется большая политика, ты ведь не раз слышал такие слова. Ты же телевизор частенько смотришь, вроде неглупый парень совсем, знаешь — иногда, правда только, что нельзя верить всему — что там рассказывают и загибают большие дяди… Смешной ты, ей-богу, смешной совсем».

«Глупости. Разве я такой доверчивый? Да меня чаще обвиняли в скептицизме…»

— Серый, может, чаю?

Сергей встряхнул головой — Гай протягивал ему дымящуюся кружку. Из-за деревьев появился Камбит и высыпал у костра большую охапку дров. Шорник их старательно ломал об колено, откладывая те, которые побольше, молчаливому Люеру. Невдалеке в просвете сверкал широкий боевой топор — толстые коряги вздрагивали, заставляя деревья вокруг звенеть от разлетающихся щепок.

— Спасибо. — Сергей взял кружку. — В какой стороне отсюда Рох?

— Туда. — Гай махнул рукой. — Тысячи две шагов… Подожди, сейчас будет Сват.

— А Наодок?

— Нельзя, Ант, и в Ишемир тоже. Туда придут в первую очередь. Только подставим твоих…

Сергей вздохнул и положил подбородок на руки, уставившись неподвижно в огонь.

«Дело совсем не в том, что у нас разные положения. — Эния опять смеялась. — Смешной ты, Сережа. Положение можно изменить, и оно изменяется. И не в знатностях и деньгах — это тоже меняется. Дело в головах. В твоей голове. Просто, Сережа, ты — птица не того полета, ты не можешь жить в высоте. Там, где видно далеко вокруг, и людей, и людские дела, и города, и даже будущее. Чем выше, тем необъятнее простор и тем сильнее понимается, что с земными мерками к облакам и к будущему не подойти. Это политика, это очень сложно, это судьбы многих людей, и поэтому там — другие взгляды и принципы, и другие критерии отбора, и другие мысли. Это — широта и стратегия, там выживают только генералы — в душе генералы, Сергей. Ты уже слышал такое — которые сумеют пожертвовать сотнями, но для того чтобы выжили тысячи».

«Чушь, все это чушь. Все — красивые слова. Я не хочу общаться с тем — который со спокойной душой может пожертвовать сотнями. И я не политик. Я сто раз говорил, что я — не птица высокого полета. Я вообще не люблю высоту. И жертвовать — другими».

«Но тогда зачем ты допускал эту мысль? Зачем принимал ее? Как будто то, что выросло здесь, с детства впитывая высоту и широту, может соответствовать твоим представлениям и быть твоим?»

Может, это и правда? Может, и правда. Только все равно ничего не меняет. Потому что боль остается, и сумрак, и тяжесть в душе…

— Пойду пройдусь немного… — Сергей вздохнул и поднялся, отряхивая руки — непонятно от чего, и неторопливо двинулся за деревья.

Все проводили его тревожными взглядами.

«Правильно ты сказал, Сережа, абсолютно правильно, каждому — свое. — Она опять улыбалась, даже как-то сочувствующе. — Хоть и написано это на воротах Бухенвальда. У каждого — своя голова, способная что-то вместить, и суметь, и показать — вот это и есть то, свое. Ты, Сережечка, может, и хороший семьянин… Но ты не воин, хоть и машешь мечом, как рубака. Потому что воин, дорогой, это прежде всего — победитель. Он не останавливается перед проблемами и трудностями, его не сломят всякие короли и страхи, страхи за будущее… Воин — сам кузнец своего счастья».

Опять все слова, возвышенные слова. Воин, победитель, кузнец… Сколько об этом снято фильмов, где зрители визжат от восторга, а потом лупят стариков в подворотнях и гордо грубят родителям и учителям. Кузнецы, елки-палки. Сколько написано книг и песен… Только вот счастье у каждого — разное. И то, что замечательным кажется тебе, совсем не подходит соседу. И то, что ты лезешь и добиваешься для себя, может всю жизнь испоганить другому. Это смахивает не на кузню, это больше похоже на эгоизм. Конечно, ломаться не надо, но и лезть напролом — не победа.

«Это все философия, ты — философ, Сережа, тут нагородить можно всякого. Тогда где, по-твоему, победа? И кто, по-твоему, — победитель?»

А ты — не Эния. Потому что она все знает об этом. А победитель и воин… Да, это сложно. Во-первых, сложно принять. Почему-то все вокруг рвутся бороться со злом, но — через накачанные мышцы и хмурый взгляд. Все знают, но не принимают истину — избитую истину, — зло не победить злом. Потому что добро — это самое трудное. И настоящий победитель… Это прежде всего тот, кто может победить самого себя, а не других.

Он сможет смирить свою гордость, даже когда прав, и первым попросить прошения… Он примирительно улыбнется — если в трамвае оскорбят его, но вступится за других. Он поможет соседке, пожилой старушке или многодетной матери, но постарается, чтобы она не узнала об этом. Он умеет терпеть длинные очереди и пропускать бесконечных старушек в поликлинике. Если он прав, то никогда не доказывает это, а ждет — когда покажет время, и потом не напоминает. Он всегда оправдывает людей, причем всех, но не себя. Он умеет терпеть неудобства и ждать, долго ждать, и никогда не жалуется и не злится. Он умеет не вспылить и не взорваться просто потому, что не самолюбив. Он всегда всем доволен — даже когда плохо и неприятности. Он умеет видеть себя, свои недостатки — а это самое сложное, самое-самое. Именно видеть, знать и осознавать, и не оправдывать себя перед самим собой. И поэтому — никогда никого не судить. Попробуй хоть что-нибудь победить терпением…

«А ты сам — такой?»

«Нет, конечно. Я не говорил, что я воин и победитель. Но нужно учиться…»

Сергей вздохнул, раздвинул руками кусты и вышел из леса. Впереди блеснула вода. За ней поднималась стена, слегка шевелящаяся, туманная, вроде не особенная, но сумрачная, гнетущая и молчаливо ждущая… На нее смотреть не хотелось.

Он подошел к речке и опустился на траву, задумчиво разглядывая воду. Гурая, замечательная Гурая. Здесь она была спокойная, тихая, даже ласковая, и игриво отсвечивала бликами…

Что делать теперь? Куда идти, куда податься? К князю Даличу? Может, это и верно, и наверняка об этом будет толковать ему Сват. Потому что без денег, без определенности, без опыта — шеольского опыта…

«Но я не пойду к князю Даличу. Потому что так опыт и знания можно набираться всю жизнь и все равно будет казаться мало. Хватит. Теперь я буду искать. Искать, узнавать и думать. Анализировать, сопоставлять и опять искать. Ибо передо мной загадка, даже не передо мной — перед всем Подгорьем, и все-таки должно быть решение.

Хватит думать о себе, о своей не сложившейся жизни, хватит хныкать и плакать, теперь я буду жить не для себя. Ибо знаю точно — после Ленки и Энии не смогу больше смотреть ни на кого. Мне хватит их двух, их и так слишком много для меня, пусть даже и в воспоминаниях…

Хорошо, тогда — что теперь? А теперь… А теперь — на ту сторону Шеола. На запад. И вообще — туда, где я еще не был. Через Рох…»

— Стоять!!! Спокойно…

Сергей подскочил как ужаленный и быстро огляделся. Сзади, из-за деревьев, донесся невнятный шум, брякнуло и зазвенело оружие…

Сергей сжал зубы. Все, недолго пела пташка — их нашли. Король Ангурд умен, его не проведешь. Что теперь?

Он обернулся и посмотрел за реку. В принципе выбора и нет. Вот она — свобода. Как это ни смешно, но почему-то в который уже раз Рох у него ассоциируется со свободой. Совсем рядом, только переплыть реку — и гуляй ветер в поле… Тогда что, вперед? Меч у тебя с собой — что еще нужно воину.

Туман колыхался белесой стеной, и даже показалось — не такой уж и мрачный и даже немного приветливый… Ну давай — бегом!

Сергей вздохнул и двинулся обратно, к лесу, на ходу вытаскивая меч. Потому что иначе он не сможет простить себе этого всю жизнь. Король ищет его, и хватит рисковать и подставляться из-за него его друзьям. Хватит отвечать за его ошибки…

— Лорд Ант? — Из леса навстречу выскочили несколько гвардейцев, прикрывая от солнца глаза рукой. В их руках не было оружия…

— Сергей…

Он остановился как вкопанный, боясь моргнуть или отвести глаза… Потому что следом, пригнувшись от веток, выпрыгнула Эния, в дорожном брючном костюме, уставшая и запыленная, но — прекрасная, как никогда…

Он стоял и смотрел, и в голове не было ни единой мысли, только празднично звенели колокола — в такт ударам сходящего с ума, выпрыгивающего из груди сердца.

— Я знаю все, что ты скажешь. — Он стоял против солнца и она, кажется, не поняла его состояния. — Хочу предупредить сразу — не трать слов понапрасну!

Следом вышел самый большой пройдоха на свете — Сват, и сверкавшие улыбающимися лицами друзья. Она остановилась напротив и решительно уперла руки в бока — она по-прежнему еще не видела его глаз.

— Не смей за меня делать мой выбор! Я сама знаю, что нужно для меня! Кстати, хочешь верь, хочешь нет — и для тебя тоже! Что бы ты ни говорил — я иду с тобой! Через Рох, через болота — через что угодно! Только попробуй бросить свою жену! Я все равно пойду следом!

Она опустила с плеч на траву дорожный мешок и, кажется, только тогда заметила его отупелость.

— Сергей?

Он стоял и боялся отвести от нее расширенные глаза, боялся, что стоит только моргнуть — и все исчезнет и растворится в воздухе, как мираж…

— Сергей. — Она подошла ближе и заглянула ему в глаза. — Не молчи, прошу тебя, только не отговаривай, ладно? Я не буду тебе обузой…

Гвардейцы и наемники стояли невдалеке и открыто улыбались. Сват делал вид, что срочно заинтересовался рекой.

— Нет. — Голос наконец прорезался и он смог вздохнуть. — Я не буду тебя отговаривать. Не потому, что не хочу, а просто — не смогу. Знаешь, у меня есть где-то дом. Шираз. В городе семи капитанов. Хочешь посмотреть?

Часть 2

Глава 1

Всполохи багровых зарниц отсвечивали на исполинских статуях, испокон веков охранявших дорогу Иррагорта, — каменные лица и равнодушные глаза не опускались до мелких человеческих желаний и страхов, не ведали чаяний, хотя, казалось, и догадывались про мечты…

Внизу длинной черной шеренгой застыли морги. Чуть дальше, позади моргов и статуй, темными холмами возвышались сторожевые тарантулы — при всполохах резко подчеркивались вздыбившиеся крутые спины и изломанные суставчатые ноги. Последняя Дорога Мира — так называли ее те, кто еще не прошел по ней последний прощальный путь или кто не хотел…

— После будет порка, — тихо шепнула в ухо Ильга, закадычная подруга — с самых первых дней. — Пурга говорил.

— Я знаю, — одними губами ответила Шульга. — Эниста не видели с самого вечера. Тихо…

На дорогу ступил юноша — очередная вспышка зарницы высветила оголенные юные плечи и тело. Он обвел всех вокруг спокойным торжествующим взглядом и пошел — мимо гигантских статуй с равнодушными лицами, вдоль молчаливой шеренги черных нелюдей, мимо товарищей — таких же детей, недлинной и неровной шеренгой сгрудившихся с другой стороны. Вперед — туда, где поднимались высокие ступени лестницы, и застыла неподвижным силуэтом Эллоя, и зиял черным зевом вход в неведомый Магром…

— Ты оставил мусор и хлам старому — чтобы возвыситься и познать новое? — пронесся над головами низкий голос Эллои. — Ты сбросил груз забот и готов объять мир?

— Да! — четко ответил юноша. — Я готов.

— Тогда взойди, юный хозяин вечного, и стань рядом.

Юноша, высоко подняв голову, торжественно поднялся по ступенькам и остановился рядом с Эллоей — очередной багровый всполох осветил две застывшие фигуры.

— Ты принял решение сам, своей волей?

— Сам! — Звонкий голос пронесся над головами черных моргов. — Я сам, своей волей даю клятву верности и преданности вечному Магрому и отказываюсь от Сущего и всего остального…

— Ты готов к принятию истины и власти?

— Готов!

— Тогда вперед! Войди туда — где нет смерти и никто не скажет слово «нет»! Больше нет человеческих слабостей. Тебя больше не связывают цепи, мешающие движению вверх, — ты свободен. Эго?

— «Я хочу то, что хочу!»

— В путь.

Юноша исчез в зияющем провале портала — даже вспышки багровых зарниц не пробили густой черноты мрачного входа. Ильга рядом незаметно вздохнула.

— Не расстраивайся, — шепнула в ее сторону Шульга. — Гамар всегда этого хотел…

— А ты?

— Я? — Шульга немного подумала. — Не знаю…

Одновременно повернулась и одним движением двинулась от ступеней длинная шеренга моргов — на Дороге осталась только их группа, группа подготовки Магрома — детей от пяти до четырнадцати лет. Сторожевые тарантулы за исполинскими статуями не двигались, это было их постоянное место. Эллоя спустилась по ступеням.

— Подойдите ближе.

Нестройный ряд детей смешался и гурьбой придвинулся к лестнице — закутанная в плащ фигура властительницы поджидала на нижней ступеньке.

— Всем зайти в зал наказания.

Ильга многозначительно посмотрела — Шульга кивнула в ответ: «Я знаю…»

— Я думаю, вам уже всем известно, что один из испытуемых, Энист, вчера вечером сделал попытку побега. К Голубой Черте. Голубая Черта его и остановила. — Эллоя остановилась возле высокого арочного входа и обвела всех взглядом. — Меня беспокоят три вещи…

Дети стояли и молча смотрели на нее, они привыкли не ждать ничего хорошего и были готовы ко всему. Система воспитания, призванная избавить от привязанностей, опушки какой-то там сердечной доброты или глупого подавления из-за так называемого милосердия, где нет места ближнему и гнет Роха подавляет любые всполохи, опять-таки мешающей полной свободе, любви, — была неотвратима, масштабна и проверена. Но и она иногда давала сбой…

— Первое, — продолжала Эллоя. — Это уже вторая попытка за этот год. Мне поручено передать, что Голубая Черта больше не будет никого возвращать назад. Что будет из этого — вы сейчас увидите.

«Шульга», — тихо потянула за руку Ильга, но та отдернула руку: «Тихо. Меня только вчера за это били…» Старший, четырнадцатилетний Резор обернулся и обещающе глянул на них.

— Второе. — Голос Эллои казался равнодушным. — Меня никто не предупредил. Я не верю, что никто об этом не знал. Это говорит о грустной зависимости некоторых из вас…

«Зависимости, — подумала про себя Шульга. — Например, от Резора, который опять сегодня будет зол…»

— И третье. Ваш страх. Меня беспокоит ваш страх, я имею в виду — ваш слабенький, человеческий страх. Перед смертью и кровью…

Она отошла в сторону и повелительно махнула рукой в сторону входа — дети вошли, осторожно, друг за дружкой, чего-то уже ожидая и всегда чего-то боясь, это становилось уже незыблемым свойством характера, и остановились у входа, втянув головы в плечи и поглядывая за ограждение.

За решетчатой изгородью, разделяющей зал надвое — высеченный в толще горы, метался прикованный к стене цепями Энист — дико озирался, рвался и что-то нечленораздельно мычал. Тринадцатилетний мальчик из их группы, всего лишь на год старше Ильги и Шульги. Факелы, поднятые в кованых канделябрах высоко на стенах, гоняли по тесаным стенам неровные, колышущиеся тени.

«Чего его приковали? И чего мычит…» — опять шепнула рядом болтуха Ильга, Шульга промолчала, удивленно оглядывая зал — почему на той стороне за забором, и нигде не видно скамейки и веревок, и моченных в горячей воде розг? «Заткнулась бы ты, Ильга…». — Страшное предположение потихоньку начало закрадываться в душу, она закрыла глаза и опустила голову. Боже мой, Энист. Помоги тебе, Боже, умереть…

Сзади через вход зашло несколько здоровенных моргов — дети, испуганно озираясь, сразу придвинулись ближе к решетке.

За забором сбоку поднялась каменная глыба горного грота и в зал вбежало, высоко задрав тяжелые острые клешни, два огромных каменных краба — вся гурьба дико закричала и подалась назад, закрывая руками лица…

— Назад. — Спокойный голос Эллои перекрыл дикий гвалт. — Смотреть! И не сметь закрывать лица…

Морги прижали детей к решетке, в воздухе стоял только безумный крик умирающего мальчика, и брызги крови — веером летящие по залу — падали на белые, как бумага, лица…

— Подождите!

Сергей вслед за Сватом резко натянул поводья — справа через поле бежал мальчик, отчаянно махая руками над головой. Эния на ходу развернула и пришпорила лошадь — гвардейцы сопровождения сиганули через придорожную канаву вслед за ней.

Мальчишка остановился, немного испуганно глядя на быстро окруживших его вооруженных людей, однако форма королевских гвардейцев придала смелости:

— Они скрылись туда, — он неопределенно махнул рукой в сторону леса. — Они убили отца, я спрятался…

На грязных от слез щеках румянцем проступило волнение — наконец-то появились взрослые, они помогут, они все знают и все могут…

— Кто? — Эния и Сват спросили почти одновременно.

— Разбойники…

— Здесь? — Эния нахмурилась, потом оглянулась на Свата и Сергея.

Сергей тронул ногами Мрака — на полувспаханном поле в десятке метрах, рядом с тяжелой бороной, валялась убитая лошадь. Недалеко раскинул руки, уперев стеклянный взор в небо, бородатый крестьянин — в груди торчал стержень тяжелого арбалетного болта. Господи, кому мог досадить обычный трудяга-пахарь…

— Кто-то здорово хотел остаться незамеченным, — сказал Сват, подъезжая и останавливаясь рядом.

— Это не разбойники. — Сергей обернулся, глянув на Энию.

Она ответила понимающим взглядом и наклонилась к мальчику, успокаивающе проведя рукой по слипшимся волосам:

— Как давно они были? И сколько их?

— Не знаю. — Он всхлипнул, глядя на лежащего отца. — Я просил соседей, но Сметты испугались, они сказали: «Да, да, сейчас», но сами не пошли, даже не вышли за калитку, а потом закрыли дверь на засов, а отец тогда еще дышал…

— Их было много? — Эния наклонилась с лошади еще ниже. — Как они были одеты? Куда направились?

— Я не видел, я был в лесу — потом услышал ржание лошадей, потом отец крикнул, и тогда я побежал…

— Диш, — сказала принцесса, выпрямляясь в седле. — Давай с остальными в Шаридан, сообщи герцогу Рому и барону Махаому. Здесь был маркиз. Потом — в Ангору. Больше меня провожать не надо, дальше мы сами… Все равно уже почти на месте.

Высокий гвардеец поклонился в седле и развернул коня, приветливо махнув рукой наемникам и призывно — своим. Через несколько минут пятеро всадников, поднимая стену пыли, пересекли поле — Эния задумчиво смотрела им вслед, пока они не скрылись в лесу. Сергей незаметно вздохнул.

Наемники на лошадях окружили принцессу, подозрительно поглядывая на сосны ближайшего леса. Сват нагнулся, подхватил мальчишку и усадил перед собой:

— Давай-ка, друг, покажи нам твоих Сметтов. Потолкуем…

Все пришпорили лошадей — за полем виднелись крыши небольшой, утопающей в осенней зелени деревеньки. Эния догнала и поравнялась с Сергеем.

— Это не совпадение, Сергей. Маркиз каждый раз каким-то образом узнает, что я не во дворце и где нахожусь.

Сергей немного придержал лошадь.

— Такое впечатление, что они вас ищут, не зная точно — где находитесь…

Эния согласно кивнула головой:

— Да. Как будто они теряют меня тогда, когда я рядом с тобой.

Сергей устало вздохнул. Принцесса искоса глянула на него:

— Это правда, нечего вздыхать. У меня сто причин идти вместе с тобой. И пожалуйста, хватит выкать…

Туман поднимался высокой полупрозрачной стеной, спокойный и даже как будто равнодушный, если только можно назвать равнодушным приготовившегося к прыжку зверя. Отдельные пласты белесой мглы медленно текли друг относительно друга — колышущееся марево незаметно двигалось само в себе, создавая угнетающую иллюзию скрытых дымящихся руин чего-то разрушенного огромного или самой раненой земли…

Сергей сделал еще несколько шагов и оглянулся:

— Ну как? Не хочешь вернуться?

Эния только отрицательно помотала головой — она держалась рядом, не отводя широко раскрытых глаз от приближающейся полугустой стены.

— Все, — сказал Сват. — Дальше сами. Давай прощаться.

Сергей скинул на землю мешок и по очереди крепко обнялся с друзьями-наемниками.

— Не прощаюсь, ребята. Как только определюсь в Нипороге — сразу дам знать.

— Спасибо тебе, Увен, — улыбнулась Эния. — Не забудь, что я тебе говорила.

Сергей окинул взглядом холмы. Это было то самое место, где он несколько дней назад вышел из Роха, — они специально проделали путь в пару десятков километров, чтобы найти его. Он знал, где здесь мрак-шахта.

— Может, рискнете с нами? — еще раз спросил он. — Шахта здесь недалеко, с ходу окажетесь у Далича. И Ангурду точно не попадетесь.

— Ну уж нет. — Сват и вместе с ним остальные друзья-наемники опасливо покосились на совсем близкую стену тумана. — Мы уж лучше по-своему, по-привычному…

Сергей накинул на плечи мешки и, глянув на Энию, зашагал к полосе тумана. На самой границе остановился, привычно сосредоточившись — принцесса глубоко дышала рядом. Так, вроде все более-менее спокойно, как обычно…

Друзья, прикрыв глаза от солнца, смотрели на них издали. Он еще раз приветливо махнул им рукой и ободряюще улыбнулся Энии:

— Ну как?

Она глядела вперед широко раскрытыми глазами:

— Еще не знаю…

Он медленно двинулся вглубь — принцесса не отставала. Через десяток шагов видимый мир вместе с холмами и друзьями скрылся и вокруг поползли грязные полосы белесой мглы, как будто нехотя приоткрывая редкие сухие деревца. К голове привычно подступило сумрачное гнетущее чувство, похожее на ожидание чего-то плохого и страшного…

Он опять остановился и закрыл глаза, Эния немедленно ткнулась в спину — она старалась держаться к нему как можно ближе. Тусклые расплывчатые пятнышки медленно ползли вдалеке — неторопливо, без видимого нарушения спокойствия чужого мира. Сзади чуть красноватой мерцающей стеной определялась граница тумана.

Он обернулся и сразу встретился с глубокой и очень доверчивой синевой совсем близко распахнутых глаз.

— Как ты? Не хочешь вернуться?

— Я пойду за тобой, я выдержу. Только… — Густые пушистые ресницы сомкнулись, потом распахнулись еще шире. — Только надо быть поближе к тебе, так легче…

Сергей тепло улыбнулся — она ответила виноватой улыбкой, потом опасливо покосилась в сторону тумана:

— А прямо сейчас никто не выпрыгнет?

— Никто. Сейчас близко тварей нет.

…Минут через двадцать показался знакомый холм с обгоревшим домом наверху. Сергей нашел полузаваленный вход в подвал и достал приготовленный факел — неровное пламя осветило уходящие вниз ступени. Через оборот спиральной лестницы открылся круглый зал с колодцем посередине — осторожные шаги двух людей гулко отдавались под невысоким сводом. Эния смотрела вокруг широко раскрытыми глазами.

— Мрак-шахта, самая настоящая, подумать только… Я столько слышала об этом сказок. Кто мне поверит?

Сергей подошел к ограждению в центре и, подняв факел, осветил тягучую черноту внизу.

— Это и есть дорога. Сможешь?

Она рядом перегнулась и заглянула вниз.

— Ой… Оно как будто живое. Я постараюсь, только ты держи меня за руку, ладно?

— Тогда давай?

Он встал на круглый парапет и протянул ей руку — она не задумываясь вскочила и стала рядом. Двое людей неподвижно замерли на краю бездонного колодца, уперев вниз внимательные взгляды — темный провал как будто приглашал, распахивая свой зев… «Боже, как она мне верит, — мелькнула мысль в голове. — А ведь я сам не знаю толком их действий, этих шахт, что они и для чего…»

Он посмотрел на нее — она ответила неуверенным взглядом и опять опустила глаза вниз. Нижняя губа мелко подрагивала, она очень боялась, и тогда он понял — еще минута на краю этого колодца, на краю этой черной могильной черноты, и она никогда не сделает шаг вниз. Она должна сама, это должно быть ее решение, ее преодоление самой себя и… И лучше, если — немедленное.

Сергей ободряюще сжал ладонь и ослабил хватку, чтобы ненароком не сдернуть вниз помимо воли, вздохнул и сделал шаг в темноту: «Нипорог…» Сразу следом, судорожно вцепившись в его руку, за ним сиганула Эния…

В голове взорвался всполох огня — уже совсем не неожиданно и почти привычно. Невесомые кучерявые облака и яркое солнышко быстро остались позади, и перед глазами в сплошные полосы слился мелькающий туман. Расплывчатыми росчерками мелькнули гряды каких-то холмов или гор, и неожиданно вокруг начало быстро темнеть, и в сгущающихся сумерках впереди за горизонтом поднялось непонятное зарево — подсвечивающее темное небо снизу…

…Он поднял голову и сразу отыскал взглядом Энию. Она была рядом, сидела на мощеном полу и терла глаза рукой.

— Как ты?

— Вроде жива…

Сергей встал с пола и огляделся. Все было как-то не так, и если темное небо и зарево над горизонтом в видении просто настораживали, то теперь опасение превратилось в уверенность. Колодец был каким-то большим, просто огромным, и вокруг в стенах темнело целое множество выходов… Куда их занесло?

— Ух ты… — Эния поднялась рядом и удивленно осматривалась вокруг. — Так и должно быть?

— Не знаю… Пойдем?

Он направился к ближайшему выходу, но сразу остановился и присел — в воздухе пролетело что-то непонятное, какой-то звук, очень громкий и шелестящий, как будто кто-то огромный провел по полу такой же огромной метлой…

— Что это… — Эния прижалась к нему сбоку, испуганно оглядывая зал и темные круги выходов.

— Не бойся. — Сергей постарался придать голосу побольше бодрости. — Ерунда какая-нибудь.

Он попробовал сосредоточиться, но как и предполагал — ничего не получилось, каменные стены экранировали излучения в эфире.

Сводчатый коридор оказался небольшим, через десяток шагов открылся следующий зал — точно такой же, с такими же боковыми выходами. Так… Так немудрено и заблудиться. Попробуем другую тактику.

Он ободряюще улыбнулся принцессе, вернулся назад и вошел в другой проход. Точно такой же короткий коридор, в конце открылся точно такой же… Он резко отпрянул назад и замер, прикрыв собой обзор для Энии, — сердце внутри всколыхнулось и сразу как будто остановилось на полустуке…

Посередине, занимая чуть ли не весь объем помещения, по-боевому широко расставив огромные клешни и задрав суставчатый хвост, распластался гигантский королевский скорпион.

— Что… Что там было такое? — Тихий шепот Энии еле пробился сквозь гулкие пульсирующие виски.

Она вжалась в стену за его спиной, в сумраке белели широко раскрытые испуганные глаза.

— Да нет, ничего особенного. Но лучше назад — только тихо…

Вроде бы спокойно, похоже, он их не заметил. Вот же елки-палки, что за место, где они оказались?

Осторожно отступая, они вернулись назад, и Сергей со вздохом оглядел ряд оставшихся выходов. Потом выбрал наугад один, пересек зал по диагонали и заглянул внутрь. Хорошая штука — интуиция, в конце виднелось боковое ответвление и ступеньки наверх.

Через несколько минут они были наверху и с опаской пересекли большой запыленный пантеон с полуразрушенными колоннами — Сергей подозрительно покосился на непонятные красноватые отблески на стенах, в конце виднелся большой арочный выход. Он мягко, по-охотничьи приблизился сбоку и осторожно выглянул наружу… Рядом замерла, перестав дышать, пораженная Эния:

— Что это…

Неяркое багровое свечение заливало древний разрушенный город. Перед ними расстилалась широкая каменная терраса, аза ней всюду виднелись полуразваленные руины домов, заросшие кустарником и вьюном колонны старых храмов, круглыми пятнами выглядывали былые фонтаны, каскады и заваленные акведуки, пальцами торчали остатки величественных башен и высоких шпилей… И почти совсем не было видно тумана.

— Что это… Город?

— Город… — Сергей медленно перевел дух и заглянул в глаза девушки: — Эния… Скажи, что ты подумала, когда шагнула в шахту вместе со мной?

— Не знаю, не помню… — Она не сводила удивленных глаз со старых руин. — Да у меня и в голове ничего не было, кроме страха и Роха…

— Ясно. — Сергей вздохнул и оглядел зал, в котором они находились.

Это был храм, вернее, остатки храма, языческого храма — по бокам возвышались постаменты с изваяниями полуразрушенных древних идолов и богов. Сводчатый зал являлся одним из сегментов огромного здания, расположенного на горе, поэтому отсюда и открывался прекрасный вид на остатки забытого города.

— Что случилось, Сергей, что-то произошло не так? — Эния перевела на него взгляд встревоженных глаз. — Мы из-за меня попали не туда?

— Немного. Ну ничего, будем выбираться…

— Что это за место, где мы оказались?

— Похоже, мы в самом сердце Роха. — Он попробовал ободряюще улыбнуться. — Это скорее всего Рафор.

— Ра… фор? Тот самый? Из легенды?

Сергей кивнул. Она повернулась и долго оглядывала остатки развалин, потом виновато улыбнулась:

— Что же теперь делать?

«Молодчина ты, Эния, — подумал он, глядя на нее. — Даже ни капли паники или обвинений и поисков вины в других…»

— Эния. — Сергей поправил на плечах походные мешки, свой на левом и ее — на правом, в мешке что-то гулко брякнуло. — Мы сейчас вернемся и попробуем еще раз. Постарайся произнести только одно слово — «Нипорог», хорошо?

Она молча кивнула головой, смотря на него виноватыми глазами. Он поднял руку и впервые ласково провел по ее волосам.

— Все будет хорошо, не расстраивайся, ладно?

Она опять кивнула, потом медленно оглянулась и бросила прощальный взгляд на руины:

— Он такой… Багровый.

Сергей окинул улицы задумчивыми глазами:

— Это свет долины Ишим-Мат. Говорят, в ней выход из ада, это — неземной свет.

— Ой…

Он замер — глаза непроизвольно расширились, но сразу спрятались за нахмурившимися бровями. Потому что город неожиданно изменился…

Сверху вдруг засверкало яркое солнце, освещая невредимые дома и праздничные улицы, и толпы гуляющих ярко одетых горожан, и яркие зеленые деревья — через проем ворвался гул большого города, множества людей и веселой детворы…

Сергей резко отпрянул назад и присел, закрывая собой Энию, — в зал влетел свежий ветерок, кувыркая в искрящихся солнечных лучах легкие струйки пыли, и казалось, ожили и зашевелились огромные каменные истуканы… Эния испуганно притихла за его спиной, настороженно разглядывая протянувшиеся через пол контрастные черные тени. Где-то над головой, скрытые в свисающей через разломы листве, чирикали и пересвистывались птицы.

Сергей осторожно выглянул наружу и перевел дух — над городом бурно искрились, переливаясь цветастой радугой на солнце, высочайшие струи и брызги сотен фонтанов…

— Что это… — Принцесса осторожно выглянула из-за его плеча. — Сергей, это Рафор! Рафор, как тысячу лет назад! По легенде, кто увидит фонтаны — может загадывать любое желание, все сбудется!

— Лучше не надо, — мягко сказал Сергей.

— Думаешь, не сбудется? — Она не могла оторваться от зачарованных улиц.

— Сбудется, почему не сбудется… Только вряд ли ты будешь от этого счастлива. Не надо ничего принимать от ада.

— Хорошо. — Она вздохнула.

И сразу опять изменилось все — как будто кто-то повернул тумблер выключателя. Исчезли веселое солнце и толпы празднично одетых людей, опять возвышались только полуразваленные руины домов и храмов, и пробивающаяся сквозь плиты жесткая трава, и затягивающий остатки фонтанов вездесущий плющ…

Они остались совершенно спокойны.

— Пойдем? — Он выпрямился и, поправив на плечах мешки, двинулся обратно через зал, по своим же виднеющимся в пыли следам. Эния не отставала, изредка оглядываясь на остатки багровых древних стен.

Сергей остановился у ведущих вниз ступенек, по которым они поднялись, и задумчиво потер подбородок, затем шагнул дальше — им надо было найти верх больших колодцев, внизу они уже были.

— Подумать только, — сказала сзади Эния. — Рафор. Я видела его своими глазами. Разве мне кто-нибудь когда-нибудь поверит?

Сергей улыбнулся — кто о чем… За пыльной галереей обнаружились огромные двойные прикрытые двери — он осторожно просунул голову и быстро огляделся. Никого… Пока им везет.

В необъятном зале, где в красноватом сумраке смазывались и терялись очертания дальних стен, ромашкой расположились великанские провалы нескольких колодцев — наверняка тех, по дну которых они только что бродили. Сергей еще раз подозрительно оглядел все вокруг — все то, куда доставал глаз. Потом медленно двинулся к ограждению ближайшей шахты…

— Шкр-р-р-р. — В воздухе опять пронеслось громкое шуршание гигантской метлы. Елки, большой скорпион волнуется. Или это не он?

— Там кто-то есть. — Голос Энии был испуганным, но не паническим. — Вон там, у той стены…

В сумерках за дальней шахтой мелькнула расплывчатая тень, недалеко — еще одна.

— Нам надо торопиться. — Он вытащил клинок и быстро завертел головой по сторонам, прикрывая принцессу. — Похоже, нас обнаружили. Смелее, Эния.

Она легко вскочила на ограждение и раскинула руки, сохраняя равновесие, потом оглянулась через плечо:

— Только с тобой.

— Конечно. — Он, не отрывая взгляда от зала, нащупал свободной рукой парапет, затем быстро вспрыгнул и сразу обернулся, выставив меч.

Совсем недалеко, у ближайшего колодца, мелькнуло уже несколько расплывчатых теней. Потом еще…

— Пошли, Сергей, они рядом…

— Вперед!

«Нипорог!» — сказала Эния, делая шаг в густую живую черноту. «Нипорог… — повторил вслед за ней Сергей и даже успел улыбнуться: — Молодец, не забыла…»

«…Вот это уже на что-то похоже, — подумал он, разглядывая нормальных размеров шахту, с одним выходом. — Почти своя, родная».

Принцесса сидела на полу рядом и опять терла глаза:

— Ты что-нибудь понимаешь в этом? Мы как будто летаем…

— Да. — Он встал и засунул клинок в ножны, затем поднял с пола мешки — в ее мешке опять что-то брякнуло. Он попробовал прощупать. — Что там такое?

— Да так… То, что попалось под руку. — Она, сидя на полу, опустила голову на сложенные руки. — Сергей, ты извини, мне надо немного прийти в себя. Столько всего… И нас только что чуть не схватили какие-то твари.

— Конечно. — Он немного встряхнул мешок. — Я посмотрю?

— То есть — устрою контроль. — Она подняла голову и задиристо глянула на него. Видимо, сказывалось нервное перенапряжение. — Что там набрала эта девчонка?

— Ага. — Он согласно кивнул головой, постаравшись придать лицу серьезное выражение. — Нам лучше не тащить с собой лишнее, Эния, мы в Рохе. А что лишнее — мы будем вместе решать, хорошо? Муж я или не муж?

Он не успел заметить реакции ее глаз на это замечание, хоть и хотел, — она опять опустила голову на руки.

— Смотри, смотри… Там только пара вечерних платьев, украшения и косметика. Специально для тварей.

Сергей опустился на корточки и неуверенно развязал мешок — он чувствовал себя неловко, она как будто наперед знала все его мысли. Ее мешок действительно был слишком увесистым для Роха и вроде бы как проводник он действительно должен выкинуть все лишнее, но дело было не в этом. То, что второпях берет с собой человек — надолго прощаясь с домом, может много сказать о нем самом. И она прекрасно это поняла.

Так, ладно, что там? Несколько легких свертков — это смотреть неприлично, наверняка сменное белье. Бутылка ангорского рома — не лишняя вещь, особенно если заливать царапины и раны. Немного косметики — ну, это понятно, без этого не обойдется ни одна женщина, на то они и женщины… Небольшая шкатулка с драгоценностями, скорее всего личными. Кошелек с золотыми монетами — очень кстати, у него, как всегда, нет денег. Так, это что, книга? Ого, целый фолиант, тяжелый…

Сергей, сощурившись — рассеянное свечение шахты давало совсем мало света, — прочитал: «Полное руководство по известным видам нежити в Шеоле, переработанное и дополненное». Ух ты, неужели бывает и такое? Он перевернул несколько страниц — с пожелтевших листов глянули крабы и пауки…

— Это очень редкая книга, — пояснила Эния. Она приподняла голову и искоса наблюдала за Сергеем. — И очень дорогая, штучный экземпляр. Я подумала… — она немного замялась, — что спутница рохера должна разбираться во всем этом.

— Не думал, что такие есть. — Он отложил увесистый том в сторону. Интересная штука.

Так, а это что? Он достал и развернул тяжелый сверток — в его руках холодной сталью тускло отсвечивал многозарядный скорострельный карабин. Вот так да…

— Это для тебя, — сказала Эния. — Может, пригодится?

Он вытащил следом два снаряженных магазина — немного, но все-таки.

— Что же ты раньше не сказала?

— Я слышала, что в Рохе ими не пользуются. Да и… сама их боюсь.

— Ладно. — Он сложил все, кроме карабина, обратно и затянул мешок — никаких платьев и украшений там, естественно, не было. Карабин перекинул через плечо. — Ничего лишнего, ты молодец, Эния. Как ты, можешь идти или немного отдохнем? Здесь более-менее спокойно.

— Если только что-нибудь не захочет попасть именно сюда. — Она с опаской посмотрела наверх, где в вышине чернела осязаемая темнота. — Лучше пойдем. Мне уже лучше.

Уже довольно привычный подъем по ступенькам наверх, и Сергей, нахмурившись, подозрительно оглядел размытую в тумане улицу с рядом почти целых, нетронутых домов.

Полусгнивший деревянный забор подпирал все тот же вездесущий колючий кустарник, проржавевшие фонарные столбы пропадали в белесой мгле темными пунктирными палками, когда-то ухоженные домики глядели разбитыми окнами и облупившейся, тут же валяющейся пластами штукатуркой. Улица была почти свободна от кустов — только лежала, задрав почерневшие колеса вверх, перевернутая крестьянская телега. Рядом рассыпалась истлевшая старая рухлядь…

Сергей оглянулся — над ними возвышались два этажа кирпичного здания, кирпич наполовину раскрошился, и тоскливо взирали на все это почерневшие рамы и заплесневелые стены. Какая-нибудь бывшая городская или поселковая управа.

— Ну что, пойдем? — Он двинулся по улице, потом обернулся. — Эния? Что с тобой?

Она стояла у входа, наклонив голову и прижав правую руку к виску.

— Не знаю. — Она подняла глаза и попыталась улыбнуться. — Нехорошо что-то. Какой-то страх, как будто рядом что-то… Сейчас пройдет.

И тут произошло неожиданное и действительно страшное — то, что заставило у него помутиться разуму и потерять контроль над собой.

Огромная длинная тень в мгновение ока метнулась от окон второго этажа, обвила зеленоватыми кольцами разом побледневшую девушку и так же быстро скрылась вместе с ней наверху — черная гнилая рама выскочила из окна и, разваливаясь на куски и в труху, осыпалась в колючие кусты под окнами. Замер на полуслове, не успев набрать силу, испуганный женский крик…

Кровь отлила от лица и фонтаном ударила голову, он побледнел и пошатнулся, боясь даже подумать о чем-то…

— А-а-а-а-а-а. — Разум перестал трезво осмысливать происходящее — не чувствуя под собой ног, он не вбежал, а влетел в темный провал входа, меч оказался в руке совершенно самостоятельно, и сразу ставшая липкой рукоятка только чудом оказалась не раздавленной в труху…

Перед глазами мелькнули сбитые ступеньки лестницы наверх, дверь на втором этаже вылетела пулей — одна створка жалобно повисла на вывороченной коробке. Длинный темный коридор с пустыми комнатами по бокам, многие двери распахнуты или прикрыты — в самом конце мелькнула длинная извивающаяся тень.

Не помня себя, он влетел в последнюю комнату, напоровшись и сдвинув с разбегу громоздкий стол-бюро, — в окне мелькнул кончик огромного хвоста. Ни на секунду не задерживаясь и не задумываясь, он тут же сиганул следом…

Внизу оказалась деревянная пристройка — Сергей пробил трухлявую крышу и ряд пыльных стеллажей с ящиками, глиняными банками и кувшинами — осколки и черепки застучали по цементному полу. Во все стороны прыснули противные здоровенные пауки, младшие собратья рохерских тварей, с кота величиной…

На улице остановился и слегка перевел дух — огромный удав заметил преследование и ждал неподалеку, бросив на жесткую траву бесчувственную девушку. Толстое тело медленно ползло само в себе, собираясь в большие кольца, — в широкой пасти мелко трепетал раздвоенный язык. Принцесса лежала рядом, широко раскинув безжизненные руки и не шевелясь… Ах ты мерзость рохерская…

Сергей поудобнее перехватил в липких руках клинок и медленно двинулся вперед. Язык в пасти затрепетал еще быстрей, гигантская змея выгнулась и ниже пригнула голову… Голова. Главное — это голова. У Сергея не было такого опыта схватки со змеями, как с членистыми, но он помнил — главное, отделить голову. Давай, ты ведь тоже прыгаешь, так начнем…

Плоская голова метнулась к нему — он ждал этого и отскочил в сторону, приготовив меч, но зеленое тело резко выгнулось дугой и ушло в сторону. Он тут же сиганул к голове, не давая огромному удаву приготовиться для броска, но голова столь же резво подалась назад, сразу оказавшись в центре своих колец и в бросковой позе. Резвая… Как в кошки-мышки.

Сергей мельком скосил глаза — Эния не шевелилась. Он сжал зубы и опять двинулся вперед — у него не было времени ждать, ей срочно нужна помощь. Так, холера…

Второй бросок — он опять уклонился, но уже не прыгал к голове, а ринулся с мечом прямо к толстому телу. И тогда завязался бой…

Он бил, уворачивался, опять бил, отскакивал и кувыркался через кольца, и снова бил. Зеленые полосы мелькали перед глазами, в ушах от постоянного напряжения появился шум, болели сбитые локти и колени. Змея была ранена в нескольких местах, трава стала скользкой от неприятной зеленой слизи, но выносливости у нее было явно на порядок больше.

И когда он окончательно понял, что его рука опустится быстрее, чем ослабнет огромное гибкое тело, тоотбросил в сторону меч и вытащил карабин…

Огромная голова замерла, уставившись неподвижными глазами в лицо человеку — в приоткрытой пасти опять завертелся тонкий язык. Сергей вскинул ствол на вытянутой руке — голова медленно ушла в сторону. Он повел рукой следом — голова вернулась обратно. Она как будто понимала, понимала все, и пускала в ход свою, змеиную тактику…

Сергей вздохнул и снова постарался поймать в прицел голову — два немигающих глаза так же неторопливо уплыли в сторону. Это больше напоминало поединок, теперь уже психологический, если только можно предположить наличие психики у удава. Кто кого…

В этот момент он еще не знал, что, конечно, его, потому что вокруг ног незаметно собралась гибкая зеленая петля. И когда понял — было уже поздно, потому что тело неожиданно и туго сдавили мягкие кольца, и приподняли над землей, и из ослабевших пальцев выпал бесполезный теперь карабин…

Он сопротивлялся изо всех сил, отчаянно извиваясь, но кольца обвивали еще и еще, стягиваясь все туже и туже, не давая возможности не то что пошевелиться — просто вздохнуть…

Сергей поднял глаза к небу, на глазах выступили слезы: «Боже… Мне наплевать на себя — пусть случится то, что должно случиться. Пускай я погибну — сто, тысячу раз. Но не дай погибнуть ей…»

Гибкая змеиная шея мягко изогнулась подковой и к лицу приблизилась плоская голова — неподвижные глаза нашли глаза человека…

«Все было со мной, я делал множество в жизни глупостей. Но случилось то, за что не смогу простить себя никогда. Зачем я потащил ее с собой, зачем? В Рох, самое страшное на земле место. Самое опасное… Ее, принцессу, у которой вся жизнь была расписана наперед, прекрасную и беззащитную, доверившуюся ему — как доверяются тому, дороже которого нет никого на свете. И тому, который сгубил ее…

Прости меня. Боже. Прости меня, Эния… Это я убил тебя, собственной глупостью и беспечностью, самонадеянностью и тупостью…»

— А-ах! — Кто-то далеко вздохнул, где-то очень далеко.

Перед глазами мелькнула сверкнувшая дуга, и уже начинающим мутнеть разумом он неожиданно отметил, что перед лицом куда-то исчезли змеиные глаза. Опять что-то сверкнуло…

Пока он еще тупо осознавал, что хватка тугих колец почему-то разжимается, и потом — что летит на землю, и потом — что уже лежит на земле и над ним склоняется, и тревожно заглядывает в глаза, и ощупывает руки и ноги совершенно невредимая и такая беззащитная Эния.

Сергей приподнялся на руках и потряс все еще гудящей головой, осмысление происходящего возвращалось медленно. Потом с силой потер виски и оглянулся по сторонам, обводя мутным взором поле сражения.

Принцесса сидела на корточках рядом и бедственно цокала языком, осматривая его многочисленные синяки и ссадины, — ее правая рука еще сжимала меч. Недалеко валялась отрубленная плоская голова с глазами, затянутыми смертной пеленой, чуть дальше выгнуло кольца в предсмертной агонии гигантское зеленое тело.

— …не говоришь… Сережа, ты меня слышишь? — Шум в ушах начал распадаться на отдельные слова, которые, оказывается, складывались в предложения.

Он посмотрел на девушку — к нему наконец начала возвращаться способность мыслить и хоть что-то понимать. Значит, она пришла в себя и, пока эта гадина замерла — сжимая Сергея и чуть ли не гипнотизируя взглядом, подняла его меч и отрубила ей голову. Действительно принцесса. Ну и ну…

— Эния, ты… ты это… как ты себя чувствуешь?

— Я? Я — нормально, а вот как ты?

— Еще не знаю…

— Сережа, миленький, пойдем отсюда, а? Вдруг что-нибудь еще вылезет…

Он кивнул головой, взял из ее руки клинок и, пошарив глазами вокруг, повесил на плечо карабин:

— Пойдем.

«Так. Что-то надо еще такое сделать… — он слегка помассировал виски, собирая разбегающиеся мысли в кучу, — ага, найти мешки. Только вот где…» Они обогнули дом — мешки валялись там, где он их бросил. Эния держалась вплотную, с опаской поглядывая то на старое здание, то на туман вокруг.

— Здесь должно быть недалеко. — Он устроил на плечах поклажу и закрыл глаза, сосредоточившись. — Елки-палки…

— Что такое? — немедленно встревожилась Эния. Как она не потеряла еще эту способность?

— Нет, ничего.

Вокруг мельтешила целая россыпь довольно ярких огоньков, но пока еще не в совершенной близости. Впереди тоже.

Они осторожно обогнули перевернутую телегу и двинулись по улице — Эния прижалась к его плечу, не отрывая испуганных глаз от окон проплывающих мимо домиков. Так идти было не совсем удобно, но зато очень приятно — если можно говорить о приятности в обстановке недоброго Роха. Волнение и дрожь в руках начали отступать, и сердце почти успокоилось. Он постоянно косил глазами на нее — как она? Вот ведь молодчина.

— Испугалась?

— Ага, — шепотом ответила она. — Но не так, как можно подумать… Я была уверена, что ты меня все равно выручишь.

— Оказалось — наоборот.

— Я справилась, да?

— Ты молодчина, — сказал он и неожиданно добавил: — У меня.

Она ничего не ответила, только… Только как будто что-то прибавилось к ее близости, мягкому касанию плеча, как будто она прижалась к нему уже не только из-за страха — перед давящим на волю туманом.

Улица и вместе с ней дома небольшой деревеньки кончились, и дорогу преградил обрушившийся мост — через нечто, что, возможно, когда-то было ручьем, а теперь заросло все теми же колючками и бурьяном. В густых зарослях что-то негромко шуршало.

Сергей взял вправо, через припавший к земле гнилой забор и огороды крайнего дома, и перебрался через овраг там, где кустов было поменьше, — Эния наступала на пятки. В маленькой ложбине под корнями вывороченного дерева переждали — совсем рядом прошел кто-то большой и невидимый, в мутных клубах мелькнула и исчезла широкая тень. Принцесса перестала дышать, вслушиваясь в эти негромкие шелестящие шаги, — блестящая капелька сбежала по гладкому лбу и запуталась в изогнутых бровях…

Потом осторожно двинулись дальше, чуть сдерживая себя, — фоновая стена границы в глазах Сергея мерцала совсем недалеко.

— Раньше я представляла себе это все немного по-другому, — тихо сказала Эния. — Что здесь кишмя кишат пауки и морги и прочая нечисть и что шагу ступить просто невозможно…

— Так и есть, — ответил Сергей. — Если сюда приходит человек посторонний, с непонятными помыслами и к тому же неподготовленный. Ну и еще там что-то, что я сам еще не знаю… В общем, твари тогда появляются отовсюду. Возможно, это — одно из предназначений мрак-шахт. Мобильность. Для моргов, например…

— Зачем им это? — задумчиво проговорила принцесса. — Роха и так все боятся…

— Ему мало того, что имеет. Я думаю, он готовится наступать.

Эния только вздохнула. Она явно не раз общалась с эдитором Гушаром.

— Осторожно.

Они притихли — в пределах видимости куда-то торопилась цепочка больших неповоротливых крабов, толстые панцири негромко постукивали друг о друга. «Что-то они все здесь какие-то активные, — подумалось Сергею. — Эдак мы будем еще выбираться год…»

Им пришлось пережидать еще два раза, а перед самым концом сделать большой крюк в сторону — у самой границы замер в засаде, растянувшись сразу на двух деревьях, четырехпалый.

Туман остался позади, когда солнце почти опустилось к горизонту, — оба одновременно глубоко вздохнули и рассмеялись от этого, довольные, что все кончилось и можно унять беспокойную голову и наконец-то хоть немного расслабиться. И сразу заспешили к видневшейся невдалеке рощице — пока еще светло, надо успеть собрать дрова для костра. И тогда Эния заметила на траве кровь.

— Сережа…

— Вижу. — Он наклонился, рассматривая поближе. — Похоже на кровь. Тут недавно кто-то прошел, раненый…

— Орден?

— Наверное. — Он разогнулся и внимательно оглядел деревья рощицы. — Пошли. Возможно, кому-то нужна помощь.

В леске никого не оказалось, только ветер мелко трепетал пожелтевшие листья деревьев. Сергей со вздохом глянул на почти спрятавшееся солнце и на молодую поросль вокруг — рощица совсем молодая, без старого сухостоя, и дров для костра практически никаких.

— Там дым. — Принцесса, прикрыв глаза от последних лучей, смотрела за широкий травянистый луг. — Вроде недалеко. Попросимся?

Высокая трава путалась под ногами, мешая идти, и к небольшому хуторку, спрятавшемуся под большими развесистыми вязами, они пришли почти в темноте. За высоким дощатым забором надрывалась собака, из небольших зашторенных окон пробивался неяркий свет.

Сергей нашел ворота — в темноте светлела изгибающаяся колея дороги — и громко постучал. Долгое время ничего не происходило — казалось, никто просто не мог поверить, что здесь кто-то еще может бродить ночью.

— Может, не услышали? — неуверенно сказала Эния.

Он собрался стукнуть еще раз, уже как следует, но тут открылась дверь и на пороге появился кто-то, вглядывающийся в темноту с фонарем в руках.

— Здравствуйте! Нам бы переночевать, — крикнул Сергей и почему-то добавил: — До утра…

— Случилось что? — спросил глухой пожилой голос.

— Случилось, — ответил Сергей. — Спать хотим.

— А чего не в Досте? Дост не так уж и далеко… — опять спросил голос, человек на крыльце совсем не хотел двигаться.

— Завтра будем и в Досте, — сказал Сергей. — Не сегодня же…

— Если идти прямо по дороге, — сообщил голос, — то…

— А если я сейчас прямо перепрыгну через забор? — поинтересовался Сергей. — И угомоню вашу собаку?

«Сережа…» — шепнула Эния.

— А если я позову сыновей? — проворчал голос, однако спустился по ступенькам и цыкнул на бушевавшего пса. — Все вокруг рубаки…

Лязгнул в темноте поднимаемый засов и приоткрылась створка ворот.

— Место есть только на чердаке…

— Спасибо. Мы не привередливые, — улыбнулась, проходя мимо него, Эния. Сергей протиснулся следом.

В небольшой комнатке их встретила приветливая хозяйка — не в пример мрачному хозяину, и увидев Энию, сразу засуетилась, доставая из печи какие-то чугунки и сковородки. Сразу вкусно запахло. Никаких сыновей, естественно, не было.

— Не обращайте внимания. — Она сверкнула глазами на вошедшего бородатого хозяина. — Мы люди мирные, а время сейчас такое… Здесь редко кто бывает. И правда, для одного дня даже непривычно…

Оказалось, сегодня здесь уже был путник, и не из ордена. Он ушел в сторону Роха. Сергей и Эния переглянулись.

— Мы заплатим, не беспокойтесь. — Принцесса протянула бородатому золотую монету.

Тот молча взял и, попробовав на зуб, опустил в широкий карман. И, так же не говоря ни слова, ушел наверх стелить постель. Хозяйка укоризненно посмотрела ему вслед, потом вздохнула:

— Не обессудьте. Вам, господам, — мелочь, а мы люди бедные…

Потом они, сытые и довольные, повалились на душистое сено на чердаке — уставшая Эния заснула практически сразу, а Сергей долго лежал, вперив в темноту беспокойный взгляд. «Эния… Принцесса. Спит на сене, рядом. Даже не верится. Надолго ли тебя хватит, девочка моя…»

Он открыл глаза на рассвете, когда из темноты начали выступать посеревшие стропила и солома крыши, тихо поднялся и, стараясь не разбудить девушку, начал осторожно пробираться к выходу.

— Сергей? — Так просто ее не проведешь, она приподнялась на локте, смотря на него тревожными глазами. — Ты куда?

— Спи еще. — Он оглянулся. — Я скоро буду.

— К Роху?

Он вздохнул. Ее действительно не проведешь, она как будто знает наперед все его мысли и даже действия…

— Я быстро. Понимаешь… Тот человек, который ушел к Роху… Мы видели кровь, он может быть где-то рядом, может, умирает без помощи…

— Я с тобой. — Она бодро вскочила. Они спали не раздеваясь.

— Спасибо, Эния. — Он благодарно улыбнулся. — Может, лучше поспишь?

— Я отлично выспалась. — Она выгнулась дугой, одновременно потягиваясь и разминаясь. — Никогда так не спала!

— …Зря вы все это. — Раненый поморщился, когда она разорвала набухший от крови рукав рубахи. — Мне все равно не жить. Я отлично понимаю, что не смогу ничего добыть в Рохе, — не тот я человек… И назад не вернусь — одна дорога в ад…

— Не распаляйся, если еще никто не умер. — Сергей надкусывал и затем отрывал от кружевного ночного платка длинные белые полосы. — Из любого положения всегда должен быть выход.

— Только не для меня… — Он опять поморщился — Эния смочила ромом кусок платка и начала осторожно обрабатывать рану.

Его звали Юрм. Они были беженцами — он, его жена Лаума и их маленькая пятилетняя дочка. Из… — Эния отшатнулась и побледнела, Сергей вскинул удивленные глаза — маркизата Тариды, того самого маркизата Тариды. Он рассказывал страшные веши — Эния молча слушала, продолжая бинтовать раненую руку и обрабатывать глубокие царапины на боку. Он рассказывал, запинаясь, искренне, из глубины выходило глубоко затаившееся и долго прятанное горе, в глазах стояли непривычные слезы. Он рассказывал, а Сергей взлохмачивал руками непокорные волосы и поглядывал на каменное лицо принцессы.

В одну из ночей Одиндога, праздника ужаса и помешательства, демоны Аш-Тара выбрали куклой его, и в него вошел бес. Он жестоко изнасиловал и почти задушил свою жену и убил своих детей. Они сидели под кроватью, маленькие, и дрожали от страха, но потом с ревом бросились на защиту матери…

Он пришел в себя утром и понял, что лучше бы умер… И тогда поднял на руки еле живую красавицу Лауму, кивнул за собой маленькой испуганной девочке, прибившейся к их крыльцу в эту ночь, и навсегда покинул дом.

Это было удивительно, но им удалось бежать. Даже от всезнающего маркиза…

— Лучшего способа покончить с жизнью не придумаешь. — Сергей помог ему просунуть раненую руку в рукав промокшей от крови куртки. — Чем сунуться в Рох.

— Я все-таки надеялся немного. — Раненый опять поморщился. — Может, повезет…

— На кого?

— Помог же Бог нам бежать из Тариды… — Он благодарно кивнул Энии: — Спасибо, госпожа. У вас золотые руки. Не думал, что на свете есть такие добрые господа. Только…

— Даже и не думай, — сказал Сергей. — Второй раз ты не сделаешь там и шагу.

— Я не могу вернуться.

Они мечтали добраться до Нипорога — города, известного независимостью и свободолюбием своих жителей. Но в Досте удача покинула их вместе с последними остатками денег.

Лаума попробовала найти работу и пришла в дом Эго Доха, одного из самых богатых и влиятельных вельмож в городе, и это оказалась самая огромная ошибка. В Досте торговали рабами, и Эго Дох был одним из самых крупных работорговцев, кроме того, он имел деловые отношения с Аш-Таром. Лаума уже не вышла из его дома, а опешившему от такого поворота мужу грубо пояснили, что они должны крупный выездной налог маркизу Ар-Розу, кроме всех остальных нарушений выезда из хозяйских владений, и его жена, его Лаума, — будет продана в покрытие долга. Она была просто красавица, его Лаума…

Он работал не разгибая спины три дня — и впервые купил меч. Пристроил у сердобольной хозяйки, у которой они снимали комнатку, девочку и отправился к Роху. С огромнейшим чувством вины перед своей женой — за все беды, и с одной целью — или добыть драгоценной и ужасно дорогой эмацеи, или погибнуть…

— Ты что, думаешь, твоя смерть поможет твоей жене? — Сергей помог ему полусидя прислониться к дереву. — Ты о ней подумал? И о девочке…

— Только о них и думаю. Но не мне тягаться с Эго Дохом… Вот и положился на Бога — вдруг повезет.

— Тебе и повезло. Тем, что смог унести ноги. Неужели ты серьезно веришь, что этот Дох отпустит твою жену, даже если принесешь ему деньги?

Тот промолчал, хмуро задумавшись. Сергей выпрямился и посмотрел на Энию — она ответила долгим вопросительным взглядом. Потом, нахмурившись, отошла вместе с ним в сторону.

— Эния… — Он отвел глаза.

— Я поняла, — хмуро прошептала она. — Даже и не думай.

— Эния, я только…

— Сережа. Мы ему обязательно поможем, я тебя тоже хотела просить об этом. У меня есть кое-какие драгоценности. Их хватит для любого выкупа.

— Эния. Нам надо будет на что-то жить. По крайней мере — первое время.

— Ничего, проживем. Пойдем работать. Я кое-что умею.

— Эния. — Он постарался сделать голос убедительным. — Мне все равно придется бывать в Рохе. Иначе я не был бы рохером.

— Я знаю, — так же убедительно ответила она. — Потом. Не сейчас. Сергей, мы только что вышли оттуда…

Он замолчал, не отрывая от нее глаз. Она тоже молчала, глядя куда-то в сторону и слегка покусывая нижнюю губу. Раненый у дерева думал о чем-то своем, печальном. Так. Первая семейная размолвка…

— Эния. — Сергей вздохнул. — Потом я тебе очень многое расскажу. О себе. Ты поймешь, ты обязательно поймешь, что… Понимаешь, все очень сложно, мир далеко не так прост, как кажется… В общем, я должен там бывать. Чтобы понять его тайну.

Она долго молчала, продолжая смотреть в сторону, потом повернулась — ее глаза предательски увлажнились.

— Ты знаешь, о чем я мечтала? — Он молчал, да она и не ждала от него ответа. — Что мы будем жить. Нормально жить, своей семьей, как живут все люди. Я буду читать и рассказывать детям сказки — иногда покрикивая на самого неугомонного, и заботиться о нашем доме, и потом готовить вкусный пахучий ужин, и все вместе — ждать с работы нашего папку…

— Эния, солнышко мое. — Он поднял и поцеловал ее руку. — Хорошо, пусть будет по-твоему. Я никуда не пойду. Нам надо помочь ему добраться до хутора.

— Да нет, иди. — Она печально вздохнула. — Ничего не выйдет хорошего, если я буду удерживать тебя вопреки твоей воле. Заставлю идти у себя на поводу. Это уже будешь не ты… Делай то, что считаешь нужным. Мне придется со многим смиряться…

Это уже говорила принцесса. Сергей некоторое время смотрел ей в глаза, потом неожиданно быстро наклонился и поцеловал.

— Мне очень хочется идти у тебя на поводу. Но поверь, я совсем, совсем ничем не рискую. Я никуда не полезу — если будет хоть чуточку серьезный риск. Я зайду только на десяток шагов, и если хоть что-то не то — сразу быстренько назад и в кусты, и замру смирненько, как кролик. И поверь, нам действительно будут нужны деньги.

Она только опять вздохнула. Сергей повернулся к раненому:

— Как тебя — Юрм, кажется? — Тот кивнул головой. — Как ты себя чувствуешь, Юрм?

— Спасибо вам, теперь гораздо лучше.

— Сможешь идти? Потихоньку.

— Смогу и скоро пойду. — Он отвел взгляд в сторону.

— К хутору.

Тот ничего не ответил, и по его молчанию было понятно, что он придерживается иного мнения. Что это — упрямство или, может быть, преданность?

— К хутору, Юрм, — повторил Сергей. — Я не собираюсь тебя отговаривать, ты взрослый человек. Но в такой форме ты не боец, это заведомая смерть, и даже без борьбы. Много ты так напомогаешь своей Лауме… Подлечись, приди в себя. И потом уже хватай свой меч.

Тот удивленно посмотрел на Сергея — это ему явно не приходило в голову. Все-таки желание помочь жене в нем было сильнее, чем просто умереть.

— Двигайтесь помаленьку, — кивнул ему Сергей. — Моя супруга тебе поможет.

Эния тоже удивленно взглянула, но не возразила и только покорно вздохнула.

— А вы, господин? — Тот начал потихоньку подниматься — принцесса подскочила и подхватила под руку, он благодарно улыбнулся: — Спасибо…

— Слушай. — Сергей задумчиво потер висок. — А почему ты решил, что мы господа?

— Сразу видно. — Он пошатнулся и она поддержала, чтобы не упал.

— Я вас догоню, — ответил Сергей и добавил, больше для нее: — По дороге…

И пошел среди деревьев быстрым размашистым шагом — в сторону тумана. Как теперь будет реагировать на него Рох? С такими-то целями… Юрм проводил его удивленным взглядом.

Рох реагировал нормально, вернее — как обычно, никак не реагировал. Виски привычно сдавило чувство гнета и беспокойства, эфир показал обычную картину средней плотности огоньков, больших и маленьких размеров, двигающихся в разных сторонах по своим делам. Сергей собрался с духом и постарался выбросить из головы все посторонние мысли, особенно — чувство спокойствия и начинающей иногда возникать самонадеянности. В роли охотника он выступал впервые. Вот как повернулось, никогда бы не подумал раньше…

Он был осторожен, и долго ничего не получалось с выбором объекта преследования — то в опасной близости находились другие твари, то сама тварь была из тех, с кем опасно просто шутить. Он уже собирался плюнуть и поработать с парочкой неторопливых крабов — одним из наименее ценных по чистоте и концентрации лекарственного эликсира творения Роха, когда вспомнил о замершем в засаде у самой границы четырехпалом.

Он не стал сломя голову бросаться в бой с клинком в руках или выдумывать особый способ борьбы и охоты. Просто, остановившись на безопасном расстоянии, расстрелял зеленую нечисть из карабина, мигом нарубил имперским клинком тройку верхних суставов и в сверкающей россыпи торопящихся на шум эфирных огней сиганул из тумана.

Глава 2

— Куда?! Назад! Поворачивай оглобли…

Сергей придержал коня:

— Я просто водопад смотрю…

— Сейчас ты свою прабабушку смотреть будешь. На том свете.

Двое плечистых стражников хмуро буравили глазами, перегородив дорогу. Сергей окинул быстрым взглядом окрестности — живописное место, река отсвечивала яркими бликами, у берегов в воде отражались высокие платаны. Выше по течению, в зелени вечнозеленых кипарисов проглядывала черепичная крыша усадьбы — крытая терраса экзотично выступала над водой. Ниже бурлил обрыв — река с грохотом обрушивалась с десятиметрового уступа, поднимая в воздух облака брызг и водяной пыли.

— Ладно, ладно. — Он развернул коня, примирительно подняв руку вверх. — Уже уезжаю.

Стражники не ответили. Веселые парни… Сергей, еще раз бросив взгляд вокруг, пришпорил коня. В этом месте посторонних явно не жалуют.

Они в Досте находились третий день, и все это время он пытался продумать пути подхода к Эго Доху, одному из крупнейших торговцев на побережье. В том числе — и «живым товаром». И чем дальше, тем больше понимал, что без общих знакомых здесь не обойтись. К тому же совсем не терпело время…

В городе пришлось придержать лошадь — по улицам в обе стороны торопилось множество народа самого разного почина. «Чего они все здесь куда-то летят?» — думал Сергей, разглядывая с седла вечно озабоченных недовольных горожан, — Дост как-то контрастировал с более умеренными в заботах жителями городов Ассаны. «Гей, в сторону!» — Через перекресток пронеслась карета какого-то вельможи, сопровождаемая кавалькадой верховых, — люди шарахались по сторонам, зазевавшийся запросто мог схлопотать от кучера хороший плеточный перетяг.

— Господин! Господин. — За его ногу ухватился мальчишка, глаза озорно блестели из-под копны нечесаных волос. — Оружие! Отличные мечи, алебарды, пики, палаши! Здесь рядом — за углом! Почти задаром…

Сергей помотал головой.

— Тогда золото! — не отставал зазывала. — Браслеты, кольца, ожерелья, деньги! Тоже рядом! Монеты разных королевств Шеола…

— Я не люблю деньги. — Сергей пришпорил коня.

«Люди, конечно, везде люди. Но есть какая-то многозаботливость, отсутствие терпеливости и спокойствия в душе — это оттуда же? От того, что где-то здесь хранится риза А-Шаха? Или, может, тут просто такой темп жизни? От свободы торговли, возможностей и, кстати, нравов… Все это почему-то здорово напоминает мне мой родной мир».

У гостиницы на лестнице с кислой миной сидел Юрм — правая рука бесцельно постукивала по деревянной ступеньке.

— Скучаешь? — Сергей спрыгнул с лошади рядом. — Шел бы ты лучше к дочери…

— Она здесь. — Он подскочил и принял коня. — Вместе с госпожой. Что-нибудь узнали?

— Кое-что. Моя жена у себя?

Он кивнул и поднял на Сергея умоляющие глаза:

— Господин Ант, я… Понимаете, мне может… Ведь ее могут куда-нибудь отправить или кому-то продать.

— Юрм. — Сергей положил руку ему на плечо. — Поверь, дружище. Если отправишься к Эго Доху просто так, то тебя просто свяжут и выпытают, где деньги. Или то, чем ты собираешься расплачиваться. И ты никогда не увидишь своей жены. Равно как и свободы. Все не так-то просто, тут замешан маркиз, а у него очень больное самолюбие.

— Но… — Он опустил голову. — Лишь бы не опоздать.

— Есть кое-какие идеи, мы не будем тянуть.

Тот вздохнул и понуро повел коня в конюшню гостиницы — Сергей проводил его сочувственным взглядом. Хотел бы он действительно быть таким уверенным, каким старался казаться. Легко сказать — есть идеи…

Эния поднялась ему навстречу, она показывала маленькой девочке резаные безделушки из гостиничной лавки — та сжимала ручками какие-то фигурки и с осторожностью глазела на незнакомого дядю: добрый или нет? Не начнет отбирать?

— Ну как?

Сергей опустился на корточки рядом.

— Это кто же у нас такая раскрасавица? Принцесса Белоснежка?

Девочка тут же улыбнулась и чуть ли не раздельно сказала:

— А-валь-мира, — и сокрушенно вздохнула: — Не принцесса, конечно…

Сергей с Энией рассмеялись.

— Не расстраивайся. — Эния ласково провела по головке. — Принцессой быть совсем не обязательно. Что-нибудь выяснил?

— Немного. — Он поднялся. — В городе у него только контора, он там не живет. А живет за городом, есть там места красивые… Даже водопад. И охраны больше, чем воды, не подступиться.

— Так. Значит…

— Значит, придется последовать твоему совету. Искать ваших знакомых. — Он немного задумался. — Но ни в коем случае не выдавая тебя.

— Не волнуйся, даже если кто-то и попадется, кто меня видел, вряд ли узнает. Без эскорта и свиты…

— Все равно встречаться буду я. Эния, а если ты напишешь поручительное письмо для меня — задним числом, каким-нибудь месяцем назад? Со своей печатью, вензелем и прочими атрибутами… Это подействует?

— Конечно, я уверена в этом.

— Тогда давай подумаем. Кто есть здесь из аристократии — друзья Королевского Дома Ассаны? Кто меня сможет представить Это Доху?

— Ну, насчет друзей — это, конечно, завышено. Но по делам с некоторыми представителями Доста встречались… Да вот хотя бы городской глава — граф Шер Видом. Он ближайший сподручный герцога Эвадского…

В приемной оказалось достаточно многолюдно — важный господин, скорее всего из богатых купцов; пожилой дворянин, по выправке — отставной военный, он постоянно приглаживал и без того прилизанные волосы; и группа постоянно спорящих вполголоса о чем-то между собой людей — какие-нибудь просители.

Лакей распахнул дверь и оглядел всех — группа на миг перестала спорить.

— Лорд Серый Ант? — Сергей поднялся. — Прошу вас, господин граф ожидает.

Сергея проводили взглядами — знакомое чувство, совсем недавно он подобное уже испытывал. Только тогда было еще выше. «Эх, куда меня только не заносит…»

Навстречу шагнул полный, даже толстый господин в яркой, тканной золотыми нитями одежде — на широком лице расплылась приветливая улыбка:

— Прошу, прошу. Господин лорд, давно прибыли?

— Недавно. — Сергей даже немного смутился, но быстро взял себя в руки.

— Что же вы так официально, я даже удивился, когда секретарь передал ваше поручительное письмо от принцессы. Приехали бы ко мне домой, так сказать, в неофициальной обстановке…

— Спасибо, господин граф, возможно, я еще последую вашему приглашению.

— Обязательно, обязательно, буду очень рад. Лорд Серый Ант… — как будто припоминая, проговорил он, — мы с вами не были представлены раньше? Я был в Ангоре около двух лет назад, или в Эдинпорте, Алабронге…

— Боюсь, что нет, господин граф. — Сергей был просто уверен в его прекрасной памяти. — Я из Горваны, из провинции… И около двух лет как на службе у его величества.

— Как, кстати, чувствуют себя его величество и его прекрасные дочери?

— Очень хорошо, когда я их видел в последний раз.

— Замечательно, просто замечательно. — Он приветливо распахнул руку в сторону дивана и кресел. — Прошу… Хотите вина, рома? Есть кстати, ваш замечательный, ангорский…

— Спасибо, в следующий раз. — Сергей опустился в высокое кресло.

— Я слышал об изменении обстоятельств венчания принцессы и маркиза Ар-Роза. — Городской глава сел на диван напротив — Сергея смущала его доброжелательность. — Но вот о самих этих обстоятельствах говорят самое разное… Знаете, люди — они везде люди. Я очень надеюсь услышать правду, так сказать — из достоверных уст.

— Я вам обязательно расскажу обо всем, господин граф, — в неофициальной обстановке. Вы позволите?

— Конечно, конечно, я понимаю, дела — прежде всего! Рассказывайте, что интересует его величество короля Ангурда или его прекрасную дочь в нашем всеми забытом Досте?

— Понимаете, господин граф, — Сергей набрал в грудь воздуха, — у меня довольно узкое и очень персональное поручение. И по обстоятельствам, неожиданно возникшим, мне необходимо встретиться с господином Эго Дохом. Если вас это не затруднит, представьте меня ему — письмом или запиской.

— Эго Дохом? — Он был явно удивлен.

— Да. — Сергей незаметно поерзал.

— Понимаете… — граф быстро скользнул по его лицу пристальным взглядом, — у меня нет дружеских отношений с этим господином.

— У короля Ангурда и принцессы — тоже. Я прошу вас только представить меня, и все. Для небольшого и совершенно незначительного разговора.

— Понимаю. — Граф задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. — Понимаю…

— Вы обяжете этим принцессу. И его величество.

— Хорошо. — Он принял решение. — Конечно. Вам прямо сейчас?

— Я был бы очень признателен.

— Одну минуту… — Он поднялся с дивана и быстро написал несколько строк на письменном столе, потом сложил листок и протянул Сергею. — Право, стоило ли беспокоиться о таком пустяке.

— Благодарю вас, господин граф, — почти от души сказал Сергей, вставая. — Я обязательно доложу его величеству о вашем дружеском участии.

Он чувствовал своей спиной очень задумчивый взгляд, даже когда закрыл за собой дверь.

— Ну как? — Эния ждала его за углом. — Он написал?

Она собрала волосы в простой хвост сзади и была в самом обычном дорожном платье, но тем не менее многие прохожие бросали длинные продолжительные взгляды. Сергей обнаружил маленький укол ревности и улыбнулся от этого.

— Да. Все в порядке.

— Не обольщайся, Сергей, граф Видом не дурак и наверняка что-то заподозрил. Он предупредит Это Доха.

— Я знаю. — Сергей медленно двинулся по улице, принцесса взяла его под руку. — Пускай. Пускай выдвигают глобальные версии и гипотезы — они никогда не додумаются до настоящего. Нам это не мешает.

— Что ты придумал, Сергей? — Он сделал непонимающий вид, но она остановилась и пальцем требовательно развернула его подбородок к себе. — Только не надо делать глупого вида. Ты прекрасно понимаешь, что Эго Дох может отказаться продавать Лауму. Из-за маркиза. Что ты придумал для этого случая? Давай раскрывайся, мне не надо изучать тебя, чтобы знать — в этих бессовестных глазах уже затаилось что-то пакостное…

Сергей от души расхохотался.

— Ладно, госпожа прокурор… Нам нужна будет карета. И нужно спросить у Юрма, как она выглядит, его Лаума…

— Кто-кто? — Двое разомлевших верзил-стражей у ворот недовольно щурились на него. Это были не те, которых он встретил прошлый раз с другой стороны усадьбы, но нахальства им всем здесь, видимо, было не занимать. Сергей терпеливо повторил, он никогда не любил конфликты, тем более из-за пустяков или самолюбия:

— Лорд Серый Ант. От графа Шер Видома.

— Подождите. Я доложу. — Один из верзил неторопливо развернулся и скрылся за воротами.

Жизнь показывала, что гордыня чаше приносит проблемы, злобу и ссоры, которых могло бы и не быть.

Он спрыгнул с коня и прошелся вдоль ворот, разминая ноги, — сонный страж вздохнул и уставился на небо, Сергей перестал его интересовать. Погода хмурилась, ставшее здесь почти привычным солнце спряталось за затянувшими все небо облаками. К обеду могло натянуть и дождь.

Второй страж распахнул ворота — он вернулся на удивление быстро.

— Проезжайте. Вас ждут.

Сергей взял коня под уздцы и пошел пешком. У крыльца его ожидал высокий пожилой господин.

— Лорд Серый Ант?

Сергей кивнул — тот развернулся и начал подниматься по ступенькам:

— Прошу за мной.

Ни дать ни взять — настоящий английский дворецкий, со всей присущей чопорностью и невозмутимостью. Другой слуга забрал лошадь и увел за дом.

Сергей поднялся по лестнице — стражник у дверей окинул его внимательным взглядом, но ничего не сказал. Он еще раз похвалил себя, что не взял с собой меч — с хорошим оружием очень не хотелось расставаться. Сколько же здесь охраны? Хозяин всего этого явно живет не спокойно.

— Подождите немного. — В просторном холле дворецкий его оставил и, высоко подняв подбородок, неторопливо удалился. В лучших традициях благородного английского дома.

Сергей оглянулся вокруг, осматриваясь, — кресла, диваны, картины, большой камин, широкая лестница на второй этаж, застеленная красным ковром, слева — стеклянные двери на террасу. Судя по всему — над рекой. Он толкнул узорчатые створки, медленно прогулялся по мозаичному полу и облокотился о перила, глубоко вдыхая свежий воздух и рассматривая неторопливую темную воду внизу. Кажется, в хороших домах это позволяется — чувствовать себя естественно и не скованно.

— Лорд… Ант, кажется? Чем могу быть полезен?

Сергей обернулся — в дверях стоял крепкий, но заметно потолстевший и абсолютно лысый человек средних лет, глаза выдавали полное отсутствие юмора и доброжелательности. Господин Эго Дох. С ним почему-то совсем не хотелось шутить или обмениваться любезностями.

— Здравствуйте, — серьезно сказал Сергей, доставая из кармана письмо городского главы, тот кивнул в ответ. — Вот поручительное письмо. От графа Шер Видома.

— Хорошо. — Он мельком просмотрел бумагу и спрятал в карман. — Что же могло заинтересовать Ангору в наших местах?

— Женщины. — Сергей решил говорить прямо. С этим господином не было места для предисловий и предварительной пустой болтовни.

— Женщины? — Он явно удивился.

— Да. Рабыни. Наложницы. Я слышал, вы — один из самых крупных владельцев на побережье.

— Вот как? — Он был озадачен и о чем-то размышлял. — Королю Ангурду понадобились наложницы?

— Можете не беспокоиться по поводу пристрастий короля Ангурда. Наложницы нужны совсем для других причин. Возможно, в Ассане просто входят в моду прекрасные подарки отличившимся.

— Понимаю. — Вряд ли он чему-то поверил. — Зачем же такие сложности? Можно было просто явиться ко мне в контору в городе и выбрать все, что пожелает ваша душа.

«За наложницами? — сверлили его глаза. — На другую сторону полуострова? Вокруг Роха, чуть ли не через все королевства Шеола?»

— Вы меня не совсем понимаете. — Сергей начал входить в роль. — Меня послал Королевский Дом Ассаны. Далеко послал. То, что есть в вашей конторе, — есть на всем побережье. Мне не нужен ширпотреб… простите, то — что для всех. Мне нужен особый, штучный товар. То, что может быть от короля.

— Ясно. — Он продолжал размышлять, но судя по всему — предложение ему нравилось. К тому же ведь он ничем не рисковал, здесь присутствовала только чистая прибыль. А остальное его могло не касаться. — И когда вы хотите посмотреть?

— Прямо сейчас. То, что есть в этом доме.

— Кое-что есть. Я думаю, вам понравится. Скольких штук вы хотите приобрести?

— Немного. Несколько. Но я не буду торговаться, — затаив дыхание, сказал Сергей, постаравшись не заметить это кольнувшее — «штук», и добавил, чтобы его не повели смотреть куда-то: — Отличный вид на реку…

Уловка удалась, Эго Дох выглянул за дверь и неожиданно кому-то рявкнул — Сергей даже вздрогнул. Вряд ли он имел какое-нибудь отношение к аристократии. Необычайно быстро возникший медлительный дворецкий что-то внимательно выслушал и, кивнув головой, так же быстро исчез.

— И вина сюда! С фруктами, — еще раз рявкнул ему вслед лысый хозяин и обернулся к Сергею: — Не отказывайтесь. У меня очень хорошие вина.

— Конечно, — усмехнулся Сергей. Вино — обязательный атрибут подобных сделок, к тому же подвыпивший покупатель — лучший покупатель. — С удовольствием.

Через минуту двое слуг внесли и поставили низенький столик, еще один — в белом колпаке — мигом уставил пузатыми темными бутылками и в завершение водрузил огромную вазу с грушами и виноградом.

— Попробуйте. — Хозяин протянул ему наполненный бокал. — Это из моих личных виноградников.

— Благодарю вас. — Сергей помотал жидкость и посмотрел на просвет — надо было играть роль до конца. К тому же это была для него уже и не роль…

Еще через несколько минут на террасу вышла вереница девушек, закутанных в покрывала, — Сергей отступил на шаг и задержал дыхание…

Вот и встретились. Сколько он когда-то читал об этом, сколько смотрел фильмов. Рабство, неприкрытое, незавуалированное, самое настоящее рабство. Когда один, слюнявя денежные купюры… хотя нет, отсчитывая медяки или пробуя на зуб золотые монеты — какая разница, — может открыто и не скрываясь купить другого человека и делать с ним все что захочет. Самая гнилая часть человеческой истории, хотя и в современном мире Сергея подобное имело место — просто под другим именем. Бедные вы мои, бедные…

Эго Дох поднял руки и хлопнул в ладоши — девушки одним движением скинули покрывала на пол и остались почти полностью обнаженными. Так сказать, товар лицом. Сергей незаметно вздохнул.

Все они были, конечно, красивы — каждая по-своему. Безупречные линии бедер и высокие полные груди, стройные ноги и ровные плечи, и лица… Над металлическим ошейником. Конечно, Эго Дох был знатоком своего дела и знал, кого отбирать. Но до Энии им все равно далеко.

Надо было продолжать играть — Сергей заложил руки за спину и прошелся вдоль шеренги невольниц, останавливаясь и рассматривая каждую. Все они имели какую-то свою жемчужину, каждая в чем-то своем замечательна, но все же присутствовало что-то, что делало их не до конца желанными. Сергей сделал шаг назад — и вдруг понял. Отрешенность и безучастность глаз, вот что. Они давно смирились со своей участью и не ждали от жизни перемен, они стали рабынями — значит, таков удел. Женская покорность замечательна, очень замечательна — так как довольно редка, но покорность должна переплетаться с любовью и с личным желанием быть покорной — тому единственному, которому само подчиняется сердце и душа. Покорность хозяйки, любящей нежной жены и матери, где светятся мягким светом глаза и улыбаются добрые милые губы, не сравнить с боязливой подчиненностью невольницы. Страх всегда некрасив.

Конечно, некоторые исподтишка бросали осторожные взгляды, кое-где блестели любопытные глаза — кто будет их новый хозяин? Но все равно здесь равнодушия присутствовало больше, чем на любых житейских смотринах. Кто бы он ни был, их новый хозяин, добрый или не очень, — он все равно останется хозяином. А их жизнь — удел рабыни. Бедные вы, бедные…

— Ну как? — Эго Дох был явно доволен и сам не отрывал от них жадного взора. Ого, да ты еще и кобель, оказывается. Девчонки вы несчастные…

— Скажите, — Сергей сделал равнодушный вид и еще плеснул себе вина, — а они все… давно у вас? Мне нужны характеристики: свойства характера, желания, потребности, привычки, склонности, отношение к… гм… непорочности. Были ли раньше свободными и если да — то кем, и сколько лет в неволе. В общем — все. О каждой.

— Естественно. — Хозяин оторвался от девушек. — На каждую составляется купчая — там все указано.

— И еще… — Сергей сделал паузу, стараясь выглядеть как можно более равнодушным. Теперь начиналось главное. То — из-за чего и был затеян весь этот сыр-бор. — Недавно вы приобрели девушку, молодую женщину. Кажется, ее зовут Лаума, и она из Тариды…

На террасе на миг повисло молчание, Эго Дох нахмурился:

— Я не знаю, откуда у вас эта информация, но… Она не продается. К тому же у меня ее уже нет.

— Я заплачу больше, чем за всех остальных.

— Понимаю. — Лысый хозяин опять задумался. — Теперь понимаю. Принцесса Эния собирает доказательства на маркиза Ар-Роза… Не знаю, зачем ей это нужно, но я ничем не могу помочь. Сожалею.

— Подумайте. — Сергей не отрывал от него взгляда, прелюдия и шутки кончились. — Я могу оплатить даже не золотом. Эмацеей. И мерить — не каплями. Только за нее одну.

Это было много. Это было очень много, и было хорошо заметно, как алчность боролась со страхом. Но маркиз, даже не присутствуя, был здесь слишком силен.

— Сожалею, — сказал Эго Дох. — Ее все равно уже нет.

Это был окончательно решенный ответ. Сергей неторопливо прошелся к перилам и развернулся, облокотившись о них спиной.

— Ладно. Пускай так. Тогда у меня маленькая просьба. Тут вы не можете отказать, просто потому что абсолютно ничего не теряете.

— Слушаю вас. — Голос хозяина дома был напряженным, как будто он ждал какой-то подвох.

— Позвольте мне просто с ней поговорить. Ровно одну минуту. Здесь, на глазах у вас и вашей охраны. Но с глазу на глаз. И все. Только одна минута, у всех на виду. Я очень хорошо заплачу. Маркиз никогда ничего не узнает.

Над террасой вновь повисло молчание. Сергея здесь приняли, приняли за серьезного и высокого покупателя — он видел это, ему поверили. Эта часть действий — психологическая — ему удалась. Теперь дело за Эго Дохом, за надеждой на то, что с маркизом его связывают только отношения выгоды, а не преданности. И он, как купец и коммерсант, не сможет отказаться от дохода там, где не надо ничего терять.

— Вы собираетесь покупать остальных? — спросил наконец хозяин дома. — Или это было просто так, ширма, чтобы добыть эту…

— Да. Я куплю их всех. Всех — которые здесь, — серьезно сказал Сергей. — Но только если вы позволите мне то, что я прошу.

— Зачем это вам? — Он был слишком подозрителен, это естественно — иначе никогда не стал бы тем, кем был. И не мог не размышлять. — Слова никогда не принимаются ни одним советом — всегда нужны свидетели. Да и о чем она может свидетельствовать…

— Тем более. Тогда почему вы противитесь?

— Хорошо. — Тот наклонил голову, что-то окончательно отметив для себя, повернулся и вполголоса сказал два слова своему английскому дворецкому — тоткивнул в ответ и исчез за дверью.

Девушки продолжали стоять, поглядывая на Сергея и зябко поеживаясь — на свежем воздухе было прохладно для нагого тела. Сергей отвернулся — он не мог сейчас показывать слабость, ему нужна полная убежденность Доха в его холодной расчетливости и деловом снобизме. Вы уж простите меня, милые, за все…

— Выпьете? — Эго Дох наполнил бокал, вопросительно поглядывая на него. — За удачную сделку для обоих.

— С удовольствием. — Сергей принял бокал. — Конечно, было бы более удачно, если бы вы решились продать.

— Я не могу, поймите. — У хозяина дома явно поднималось настроение. — Это не мой товар. Я честный торговец и не могу торговать не своим.

Еще через минуту открылись двери и на террасу вывели девушку или молодую женщину — Сергей сотворил сонное лицо, одновременно невзначай разглядывая ее. Похоже, это была она, несчастная Лаума, жена такого же несчастного Юрма — судя по его описаниям. Светлые волосы — в длинной косе поверх головы, серые глаза в виде лепестков, правда, уже без блеска, маленькое пятнышко над виском и слегка раздвоенная левая бровь. Вроде бы все так, если издали.

И плюс ко всему — тусклый взгляд безразличных ко всему глаз, глубокие тени под глазами, понурые плечи и безвольно опущенные руки — она только мельком глянула на вереницу обнаженных девушек и потушенно опустила голову. Как и большинство женщин, она не была Жанной д'Арк, несгибаемым бойцом с закаленной волей — она была просто обычной женщиной, боящейся стражников маркиза, мышей и простуды у детей, хорошей хозяйкой, умницей женой и заботливой матерью. Похоже, она тоже давно смирилась со своей участью и больше ничего не ждала от жизни. Рабыня — значит, таков удел, простым не привыкать к унижениям, вот только как там будут Юрм и доченька…

— Она в вашем распоряжении, — махнул рукой Эго Дох, сделал два шага к двери и начал о чем-то выспрашивать своего управляющего, кивнув ей по пути: — Поговори с этим господином…

Она послушно подошла к Сергею и остановилась, понуро отвернувшись в сторону.

— Тебя зовут Лаума, так? — Он хотел взять ее за руку, чтобы отвести подальше, к перилам, но она вздрогнула — на коже темнели грубые синяки. Сергей сжал зубы. — Отойдем немного в сторону, Лаума.

Он облокотился об ограждение, она остановилась напротив и безучастно уставилась в воду.

— Простите, меня, господин. Вряд ли я смогу вам помочь. Я ничего не знаю о маркизе… плохого.

С ходу — и о маркизе. Святое простодушие. Похоже, она была здорово проинструктирована только что этим французским, тьфу — британским дворецким или еще кем-то там…

— Меня не интересует маркиз, Лаума.

Она молчала, не отрывая равнодушного взгляда от реки.

— Я пришел не выспрашивать тебя, а рассказывать. — Сергей внимательно смотрел на ее лицо — должна быть реакция, и он не должен ее пропустить. — А-валь-мира. Такая замечательная девочка, такая доверчивая…

— Как? — Она вздрогнула всем телом, резко повернувшись к нему — его взгляд искали расширенные глаза. — Как вы… Откуда вы…

— Тихо, тихо, Лаума, успокойся, не показывай виду. — Сергей сжал ее руку, бросив быстрый взгляд на террасу. — Теперь вижу, что это точно ты, без обмана.

Эго Дох слушал в чем-то отсчитывающегося англичанина, стражник у дверей не отрывал ухмыляющийся взор от шеренги девушек. Сергей отвернулся к реке.

— Повернись к воде, Лаума, а то на твои глаза сейчас сбежится вся охрана. — Она послушно повернулась, однако продолжая косить на него взволнованным взглядом. — Извини, что я на «ты», мне нужно держать марку.

— Боже… Что с Юрмом и Авалей? — Ее шепот, наверное, можно было услышать на том берегу. — Вы их схватили, да? Они ни в чем не виноваты, я оплатила все сполна…

— Остановись, Лаума, я твой друг, а не враг, — прервал ее Сергей. — И пришел тебя выручать. Все будет хорошо, дорогая моя, все будет очень и очень хорошо. — Он успокаивал больше себя, а не ее, потому что начинал переходить к действиям, и начало колотиться сердце — как всегда, когда не до конца просчитан результат и вообще нужно делать что-то рискованное. — Ты просто доверься мне, полностью доверься, без оглядки…

Она что-то почувствовала, что-то такое — непредвиденное и очень опасное, что сейчас что-то произойдет такое, какое не происходило никогда, и он совсем непонятный и очень странный — этот господин, и что-то задумал… Она испуганно замолчала, тревожно всматриваясь в него и пытаясь угомонить начинавшее почему-то бухать как ненормальное сердце…

— Ты, главное, не волнуйся, хорошая моя, все будет наилучше… — Он еще раз окинул взглядом террасу — на террасе уже что-то почувствовали, и все смотрели на него, и лысый хозяин даже сделал шаг… Так, все. Песни кончились. Вперед.

Он подался вперед и крепко обхватил ее правой рукой, с силой прижав к своей груди — она только успела вдохнуть, выкатив от удивления глаза. И опершись на ограждение — кувыркнулся вниз, прямо в глубокую темную воду…

Все наверху бросились вперед, наложницы подняли истошный визг — вверх взметнулись каскады брызг, обдав мелкой водяной моросью выпученные от изумления лица… Первым опомнился Эго Дох:

— Лодку!!! С шестами! — Нечленораздельный крик подстегнул приходящих в себя людей. — Быстро!

…Они глубоко ушли под воду, несмотря на паническое сопротивление Лаумы, Сергей камнем тянул ее вниз — это было первое сильное везение, здесь оказалось достаточно глубоко. Она отбивалась и вырывалась изо всех сил, она и представить себе не могла, что ей придется переживать, она не помнила себя от страха и что-то дико кричала, выпуская из легких остатки воздуха и поднимая целый рой взлетающих пузырей.

Сергей покрепче перехватил и прижал ее — она чуть не вырвалась, колошматя вокруг воду и в панике отпихивая от себя его лицо. В пылу борьбы он сразу потерял направление и ориентацию и думал лишь об одном — сохранить побольше воздуха, удержаться на глубине и не упустить ее, потому что в мутной воде вряд ли смог бы опять найти. «Эх дуреха ты, дуреха бедная, лучше бы не сопротивлялась, лучше экономила бы силы и сохранила в легких воздух… Прости, я не мог тебе сказать, не мог предупредить, потому что ваш страх, страх всех шеольцев перед глубиной может превышать любое желание к спасению. А у меня не было времени на твои раздумья и собирание с силами, слабенькими женскими силами, которые, как правило, в момент паники и страха все равно дают сбой…»

Сопротивление Лаумы начало ослабевать, она в первые же секунды безумной борьбы выпустила весь воздух и не могла сопротивляться — не то что бесконечно, даже просто достаточно долго.

Сергей взмахнул левой рукой, стараясь удержаться внизу и не всплыть, — он уже хорошо чувствовал убыстряющееся течение, правда, одновременно с тяжестью в голове, усталостью, светлыми кругами перед глазами и острым желанием вдохнуть. Ничего, нужно выдержать, еще немного… Течение все равно должно вынести к водопаду — даже если бы этого и не хотелось. В голове стоял грохот и было непонятно — или это уже близко падающая вниз вода, или просто недостаток кислорода…

Наконец их подхватили тугие крепкие струи и понесли, и понесли вперед с увеличивающейся скоростью, и вдруг перед глазами открылось небо — Сергей жадно хватал посиневшими губами воздух, и Лаума в руках еще слабо шевелилась — скрытая тяжелой копной распустившихся волос. Небо резким скачком ушло вверх и назад и он на миг ощутил себя парящим в воздухе, одновременно с тяжелой водой — впереди на миг распахнулась панорама изгибающейся реки с перекрестием дорог по берегам и утонувших в осенней зелени садов домиков вдали…

Он не отпустил ее и тогда, когда они вместе с тоннами воды обрушились вниз, в кипящий и бурлящий котел, и опять глубоко ушли под воду. Только теперь сразу рванул вверх, к возмущенной поверхности, толкая уставшими руками почти бесчувственную Лауму…

Слегка пошевеливая ослабевшими руками, выплыл из лагуны крутящейся в себе воды на течение, и их вновь подхватила река, и вновь понесла вперед, только уже со спокойной неторопливостью — знающей свою силу и заботу матери.

За первым же изгибом у самой воды стояла карета — лошади понуро жевали пожухлую траву. Сергей стал подгребать рукой к берегу, отплевываясь и выравнивая дыхание и поддерживая на поверхности почти бесчувственную Лауму. «Да, что-то часто мне „везет“ в последнее время — вытаскивать из речек девушек…»

Юрм с опущенной и потускневшей миной сидел на козлах — он уже не верил ни во что хорошее. Эния, обхватив себя за плечи руками, беспокойно прохаживалась по дороге рядом — наверное, в который раз кляня себя за то, что отпустила Сергея. «Наверное… Почему наверное? Когда я перестану сомневаться? Когда я поверю в ее любовь, а не долг перед ним? Снова скептика — кто я такой, чтобы меня любила такая девушка?»

Эния и заметила его первой, и сразу бросилась к воде — что-то крикнув на ходу тусклому Юрму. Тот чуть не перевернул карету, одновременно спрыгивая с козел и безумно вертя головой, — оба влетели в реку по пояс, чуть ли не подгребая воду руками для помощи ему.

Сергей не вышел, а выполз из воды и устало опустился на траву — Эния порывисто обняла и прижалась щекой к плечу, быстро моргая мокрыми ресницами. Не верящий в свое счастье Юрм бережно пронес еле живую Лауму и начал устраивать в карете, что-то очень ласково приговаривая, — лошади подняли головы и с удивлением уставились на распахнутую дверцу и поскрипывающие рессоры.

— Все, — сказал Сергей и тряхнул головой, поднимаясь. — Надо ехать. Удирать. Пока сюда не прилетела стража…

Эния согласно закивала головой и неожиданно всхлипнула — Сергей удивленно повернулся:

— Эния… — Она тут же спрятала лицо. — Ведь в Рохе было больше опасностей. И тогда, со змеей…

— Там я была рядом. Ты не знаешь, Сережа, как тяжело при таких случаях ждать…

У гостиницы они остановились и пересели на купленных заранее лошадей, оставив взятую на время карету хозяину — радостно сверкавшая Аваля ждала на крыльце, она уже умудрилась спустить вниз тяжеленные для нее сумки. Лаума схватила ее в охапку и ревела навзрыд и никак не могла остановиться — она все еще не могла поверить в неожиданно свалившееся счастье.

— Быстрее, ребятки. — Сергей уже вскочил на коня и тревожно поглядывал в конец улицы. — Подальше от греха…

— Не волнуйся. — Принцесса, как самая настоящая принцесса, сначала помогла Юрму устроить впереди себя девочку — Лаума не сводила с нее и мужа заплаканных глаз. — Никому просто не придет в голову, что так можно… похитить. Авальмира, милая госпожа, вам удобно? — Она щелкнула по маленькому носику — довольная малышка засмеялась и радостно закивала в ответ.

— Не знаю, не знаю. — Сергей окинул осторожным взглядом двоих посетителей и опять посмотрел в конец улицы. — Ты видела глаза хозяина этой гостиницы?

По мощеной мостовой застучали копыта четырех лошадей. На базарной площади городская стража проверяла торговцев — здесь всегда было неспокойно. Впрочем, еще более неспокойно было в трущобах, окраинных кварталах бедняков, но там городская стража не любила бывать. Сергей развернул коня и хотел сдать назад, подальше от всяких проверок, но ему неожиданно почтительно кивнули и пропустили — как ни странно, узнали по приему у городского главы.

Еще через полчаса они выбрались из города и, расспросив встречных крестьян, легкой рысью взяли направление на Нипорог.

«Молодчина ты моя, — думал на ходу Сергей, поглядывая на Энию, — она держалась рядом, перехватила его взгляд и улыбнулась в ответ. — Ты даже не представляешь, девочка моя, что я готов для тебя сделать…»

«А ведь ты можешь для меня сделать, причем самое главное и нужное нам, — казалось, ответил ее взгляд. — Просто давай остановимся в Нипороге и будем жить… Как живут все нормальные люди».

«Я искренне хочу того же, солнышко, поверь, — сказал сам в себе Сергей и улыбнулся от этого. — Искренне…»

Он обернулся и посмотрел назад — Лаума что-то объясняла вполголоса мужу, Юрм внимательно слушал, низко опустив голову к поблескивающей довольными глазками девочке. Оба почувствовали взгляд и подняли головы — Сергей отвернулся. Потому что что-то промелькнуло в этом взгляде сразу у обоих — что-то такое, для него совсем непривычное, незнакомое и даже как-то неприятное. Что-то, кроме благодарности…

Он уловил взгляд Энии и махнул головой, показывая за спину, — она поняла его и кивнула. Сергей потянул за повод, направляя коня с проселка в лесок, и, отъехав подальше за деревья, остановился. Рядом всхрапнули осаживаемые лошади остальных.

— Ну вот, — сказал Сергей и спрыгнул с коня. — Юрм, ты доволен?

— Что вы, разве можно это передать… — Он тоже спрыгнул со своего коня и ссадил дочку: — Пробегись, разомни ножки…

— Господин… — начала рядом Лаума.

— Не надо, Лаума, я прошу, только не надо. — Сергей помог спуститься Энии, она успела сверху щелкнуть его в лоб. — Все хорошо, что хорошо закончилось. Вы будьте счастливы — это лучшая благодарность для нас.

— И ты будь счастлива, госпожа Авальмира. — Эния опустилась на корточки перед малышкой и подергала ее за носик — та засмеялась и схватилась ручками за палец.

— Вообще-то ее зовут Аваля, или Авалия, — смущенно сказала Лаума. — А Амир — приставка рода. Она всем говорит эти слова вместе…

— Да? — сказала Эния и поднялась, погладив кроху по голове. — Обязательно будьте счастливы, госпожа Авалия Амир. Это приказ.

— И ты, — немедленно среагировала та «Аваля…» — укоризненно цыкнула Лаума. — И ты тоже…

— Слушаюсь, — сказала Эния. — Обязательно буду.

— Держи. — Сергей протянул Юрму небольшой мешочек. — Здесь хватит на первое время. Пока не найдете работу.

Тот нехотя принял и глянул на свою жену — та молча отвернулась в сторону.

— Ну, — сказала принцесса. — Юрм, что случилось? Ты чего опять хмурый?

— Госпожа! — закричала вдруг Лаума и кинулась ей в ноги — Эния от неожиданности опешила. — Пожалуйста…

— Лаума! — Сергей кинулся ее поднимать, но она: «Господин!» — переключилась на его ноги. — Прекрати немедленно эти замашки, ты не рабыня… Юрм!

Юрм не шевелился, похоже, он был полностью солидарен со своей женой.

— Все, дорогая, успокойся. — Эния подняла Лауму и прижала к груди, успокаивающе поглаживая по плечу. — Все, все уже позади, ты свободна, успокойся, никто уже не отнимет у тебя твоего мужа и ребенка… Ну успокойся, все уже. Юрм! Давай, что ты стоишь деревом, обними свою жену…

— Дело не в этом. — Юрм сделал шаг и поднял виноватые глаза. — Господин Ант. Госпожа Эния…

И в этот момент Сергей понял, что еще было в их взглядах, которые он уловил только что на скаку, когда обернулся назад. В дополнение к благодарности, почему-то даже немного передернувшее его… Преданность. Самая настоящая искренняя преданность. И он не привык к этому чувству — по отношению к самому себе.

— …пожалуйста, оставьте нас у себя, — продолжал виноватый Юрм. — Мы пропадем сами, к тому же у нас нет никаких документов или бумаг… Вы никогда не найдете более преданных слуг, чем мы. А мы — никогда не встречали лучших господ, да их и не существует… Мы все-все-все умеем, можете полностью положиться на нас, все — что вам только будет нужно или может понадобиться… Лаума уже работала прислугой в Тариде и все знает, она у меня профессиональная служанка…

— Юрм, — смущенно перебил его Сергей. — Извини, старина. Но нам не нужны слуги, поверь…

— Вам обязательно понадобится прислуга, — тут же вставила Лаума. — Но ведь честно-честно — не к лицу господам разъезжать без прислуги…

— Лаума, — сказал Сергей. — Мы совсем не собирались обзаводиться прислугой. Может быть потом, когда-нибудь — для моей жены и хотелось… А сейчас у нас нет ни дома, ни дохода на содержание…

— Какие деньги?! — Юрм с женой одновременно всплеснули руками. — Вы просто оставьте нас у себя и все, чтобы мы были вашими. Поверьте, мы не оскверним дворянской фамилии. И уж как-нибудь заработаем…

— Дворянской фамилии?

— Господин Ант, — сказал Юрм. — Простите меня, может, я лезу не в свое дело… Но в этом я просто убежден.

— Он лорд, — с готовностью подсказала сбоку Эния. — Из Ассаны.

Сергей всплеснул руками и повернулся — такого предательства от нее он не ожидал. Принцесса улыбалась, в синих глазах плясали веселые огоньки — она вовсю наслаждалась смущением Сергея. Конечно, ей-то что, она всю жизнь имела слуг — сотни, тысячи слуг, ей, конечно, не привыкать, ее это абсолютно не смущает…

— Ой, — сказала Лаума. — Простите…

— Как хотите, — махнул рукой Сергей и повернулся к лошади. — Ваше дело… Вы даже не представляете, сколько, возможно, меня ждет впереди проблем.

Глава 3

— Это он специально, Шульга, это чтобы нас проверить. — Горячий шепот Ильги дышал в самое ухо. — Его наверняка подослала Эллоя — она хочет, чтобы мы все друг про дружку докладывали… Никто после Эниста никуда и никогда уже не захочет бежать…

— Не знаю. — Шульга прислушалась — вокруг доносилось только мерное посапывание, иногда прерывающееся плачем, стоном или вскриком какого-нибудь беспокойного сна — остальные дети спали. — Не знаю… Все возможно.

— Да не возможно, а так и есть. Знаешь, я доложу об этом Эллое. А то она думает, что мы какие-то дуры…

— Как хочешь. — Шульга повернулась на бок, показывая, что хочет спать.

— Какой дурак сейчас может надумать бежать? — не унималась Ильга — она приподнялась на локте и зло посмотрела вокруг. — Куда бежать? К кому? Вокруг сплошной Рох. И вообще, даже если бы и удалось — кому мы там нужны?

— Ильга, — Шульга повернулась и посмотрела на подругу, — скажи… А у тебя были родители? Палатам, мама… — Она на мгновение задумалась, глаза убежали к каким-то своим, далеким и полузабытым, мыслям: — Да, да. Мама…

— Не знаю… Я уже совсем ничего не помню.

— А я помню. — Шульга откинулась на то, что заменяло подушку, и уставилась в потолок. — Мало совсем, конечно, но помню. Моя мама была певицей. И часто мне пела на ночь песни… Боже, восемь лет, а я все еще помню.

— Счастливая. — Ильга грустно смотрела на подругу. — Но ты знаешь… Я боюсь за тебя.

— Да?

— Я боюсь, что ты будешь следующей. После Эниста.

Шульга промолчала.

— Потому что все, кто хранит воспоминания, — продолжала Ильга, — рано или поздно делают свою попытку. Храни себя от этого, подружка…

— Не бойся за меня. — Шульга окончательно повернулась на бок и закрыла глаза. — Как-нибудь продержусь.

На глаза сразу навернулись предательские слезы. Боже, если бы она только знала… Хоть немножечко знала и предполагала, как это больно — помнить. Помнить хоть что-то, пусть даже слабое и расплывчатое, иногда всплывающее кусками — о чем-то прежнем. Например, о ладонях… Тонкой, нежной и очень ласковой — маминой. Она всегда рядом, и когда заплетает волосы, и когда просто обнимает, и стоит только позвать, Боже, просто позвать — и она сразу возникнет, и сразу обнимет, и сразу прогонит — все беды, и горести, и обиды, и недовольства… Боже, разве можно теперь представить, что бывали обиды и недовольства? И широкая и жесткая, но такая же добрая и ласковая — папина… Она может мягко пробежаться по голове, и запутаться в волосах, и прижаться к щеке, и защитить и спросить, и спросить так, что очень хочется ответить, и так ответить — чтобы похвалили и чтобы ладонь опять погладила по волосам…

Помнить, что бывает на свете кто-то, кто готов отдать тебе всю ласку и нежность, ту самую, почему-то считающуюся глупой, любовь и самого себя — и для которых ты… Можешь быть больше, чем они сами. Это сейчас просто немыслимо, но ведь это так… Что может быть на свете мама, которая накроет теплым пушистым одеялом и тихо и ласково споет вечером песенку и на ночь — еще и колыбельную, и поцелует, и может даже — полежит рядом и расскажет добрую сказку или смешную историю…

А утром папа посадит на Зору — добрую старую лошадь, и сам сядет сзади, и поскачут и ветер засвистит в ушах — и впереди будет подниматься солнце…

— Что с тобой, Шульга, — Ильга осторожно трясла подругу за плечо, — Шульга?

— Ничего. — Она украдкой вытерла глаза. — Давай спать. Солнце поднимается рано…

Ночь застала в дороге и им пришлось остановиться на ночлег в лесу, хоть до города, по предположениям, оставалось совсем недалеко. Юрм с Лаумой твердо знали свое дело — не успел Сергей оглянуться, как запылали мгновенно собранные дрова, под деревом как-то мимоходом появился расстеленный для Энии плащ и рядом — толстое полено для Сергея, и Лаума, собрав волосы в пучок и закатав рукава, уже готовила на костре быстрый нехитрый ужин.

— М-м-мда. — Сергей почесал голову, оглядываясь вокруг, — ему ничего не оставалось делать, как присесть на полено рядом с Энией.

Принцесса улыбалась, глядя на него, — он постарался сохранить серьезный вид, но не выдержал и тоже улыбнулся.

— Скоро совсем разленюсь…

— Не разленишься. Боюсь, у тебя всегда будет хватать своих дел. Просто привыкнешь.

— Ты думаешь, они надолго… с нами?

— Думаю, что да. Именно так и появляются самые преданные и привязанные слуги. И преданность и привязанность — заметь, с обеих сторон — потом передаются из поколения в поколение…

Из леса появился Юрм и вывалил у костра толстую охапку дров, потом поцокал языком, опасливо глянув на небо, и начал прилаживать над Сергеем и Энией широкий плащ. Малышка Аваля путалась под ногами, смешно пытаясь помочь и маме и папе одновременно.

— Пойдем прогуляемся. — Принцесса поднялась, чтобы не мешать, и потянула за рукав Сергея — тот виновато оглянулся:

— Может, помочь?

— Что вы, господин лорд. Тут делов-то…

— Никак не могу привыкнуть, — пожаловался Сергей Энии, когда они зашли за деревья. — Ведь мы ничего не платим, а нам служат…

— У тебя просто комплекс по этому поводу. Ну, во-первых, потом у нас обязательно все образуется. И, мне кажется, мы будем в состоянии назначить какую-нибудь ставку.

— Ого. — Сергей остановился. — Как ты сказала? Комплекс? Неужели вы знаете, что это означает?

— Ну… — Она ответила внимательным взглядом и прищурилась. — Я знаю, что ты не всегда был наемником, Сережа. Но твое мышление… Мне иногда кажется, что ты оканчивал одну из высших академий Шеола. Хотя и не знаешь многих обычных мелочей… Изыскания профессора Нагодарской академии Урма в области человеческой психики достаточно известны.

— Психики, — тихо для себя повторил Сергей. — Даже так… Совсем рядом с психологией.

— Что с тобой, Сергей?

— Да так… — Он поднял задумчивые глаза. — Это я о своем, о женском. Кстати, можно вопрос? Из области психики. Но предупреждаю — он очень личный, ваш личный.

— Наш личный? О-очень интересно.

— Эния… — Он немного подумал. — Скажи… Было ли что-нибудь личное между твоей сестрой и… и Эгиваром Троем, королем Нагорта.

— Так… — Она медленно двинулась дальше, Сергей за ней. — Почему ты так решил?

— Мне так показалось. Когда мы вместе завтракали во дворце, в летнем саду. Если не хочешь, можешь не отвечать, это совсем не обязательно.

— Даже не знаю, Сережа, это не мое дело, это Илламии…

— Все ясно. Я уже понял.

— Понятно, что понял, — вздохнула она. — Они очень любили друг друга, очень. Всегда и везде были вместе и никогда не разлучались — весь курс ими любовался. Но это было так давно, еще в академии Нагорта…

— Ясно. Прости меня, Эния.

— А потом… Ты, наверное, знаешь, что было потом. Потом была война. С Нагортом. С Эгиваром.

— Знаю. Но ведь война была из-за другого. Из-за вашего отца и этой… Этой злополучной митры.

— Да. — Она приподняла тяжелые ветки и, пригнувшись, скользнула на дорогу — там остановилась и повернулась к Сергею лицом, привычно обняв себя за плечи руками.

Он невольно залюбовался ее силуэтом — четко выделяющимся и даже просвечивающимся в последних лучах заходящего солнца. Любит иногда природа совершенство…

— Вот так политика и рушит все, — сказал Сергей. — И дружбу, и любовь… И идеал.

— И что?

— Да нет, это я так…

Она обернулась, посмотрела на солнце, потом на Сергея и отошла в сторону, чтобы не стоять против лучей. Затем присела на корточки и задумчиво провела линию на грунте дороги.

— Сережа…

— Да? — Он остановился рядом, любуясь плавными движениями изящных рук и тонких пальцев. Неужели такими руками можно стирать белье?

— Ты мне когда-нибудь расскажешь… все?

— Конечно. Только боюсь, ты не поверишь.

— Поверю. Тебе — доверю. Ты только не обманывай, ладно? Я очень тонко чувствую ложь.

— Тогда ты почувствуешь и правду.

— Если это не будет то… во что ты просто веришь.

Сергей промолчал.

— Ты какой-то очень странный, Сережа, — мягко сказала Эния. — И я почему-то заранее боюсь твоего рассказа — не знаю почему. Боюсь, что во что-то будет очень непросто поверить, как непросто поверить в легенду… Как про Охотника Хрома.

— Кто это, кстати. Я не раз такое слышал.

Она не удивилась, только взглянула на него вверх.

— Это легенда, она пришла к нам от горцев. Может, в ней и мало правды, да про нее и не все знают. — Она немного помолчала, задумавшись. — Еще в давние времена, когда Рох только спустился с отрогов Нагорной гряды, говорят, однажды из Роха пришел человек. Или из Роха, или из-за Роха, или еще откуда… Очень необычный человек. Кто-то говорит, что он был великан и исполинской силы, кто-то — что оборотень или великий маг — больших возможностей. Но мне кажется, что самый простой человек. Просто необычный. Люди прозвали его Охотником. Потому что охотника боялась нечисть Роха… Да, да, в это с трудом сейчас верится, но так говорят. Все, что обладало хоть частицей разума — морги, гоблины, угормы, — просто бросались врассыпную при появлении Охотника. А потом он ушел… Никто не знает куда. Но легенда гласит, что он вернется — перед последней решающей битвой. И в ней, в этой битве, — решится все. Кому оставаться в Шеоле — Роху или человеку. Вот такая вот вкратце легенда. Там было что-то еще, что-то он там делал, кого-то побеждал — я не помню. Когда-нибудь спроси об этом у Илламии, она большая любительница легенд.

Сергей немного помолчал, задумавшись, потом присел рядом с принцессой.

— А Илламия знает, что ты со мной?

— Знает. Она помогла мне собраться… чтобы успеть тебя догнать. А капитан Гуяр — выбраться из дворца.

— И даже дал сопровождение. Что же будет за все капитану?

— Не знаю… Боюсь, отец не простит ему столько ошибок. Ведь получается, что он упустил и тебя, и меня. По сути, поставил крест на всей карьере. Это если отец не дознается до всего остального…

— Мы можем ему чем-то помочь?

— Чем?

Ветки деревьев шелохнулись и на дорогу выскочила радостная Аваля, за ней показался Юрм:

— Лорд Ант, леди Эния. Ужин готов.

«Леди Эния… — подумал про себя Сергей. — Знал бы ты, дружище, кто она на самом деле…»

— Хорошо, — кивнула принцесса и повернулась к Сергею. Все у нее получалось как-то очень естественно. — Ты знаешь, Сергей…

Юрм с дочкой скрылись среди деревьев — он проводил их взглядом.

— …есть такой старинный наследный род — герцога Амира. В Асмирийском королевстве.

— Гм… — Он почесал висок, скептично сцепив губы. — Ты думаешь, что Аваля… Что ты, Эния. Где Асмирия и где Тарида?

— Да ничего я не думаю, — задумчиво проговорила Эния. — Но не мешало бы узнать — не попадал ли кто из них под жертву Союза меченосцев Роха.

— Жертву? Союза… Кого?

Принцесса вздохнула — она, похоже, уже перестала чему-либо удивляться.

— В Шеоле существует такая тайная секта, — терпеливо пояснила она, — причем очень жестокого и отвратительного устава — секта поклонников Роха. Причем, судя по возможностям и действиям, очень высокопоставленных негодяев. Прости, у меня просто нет для них других слов — они похитили и убили мою дочь. Они… Они крадут детей. В основе у аристократических семейств. И сбрасывают их в Рох — подчиняясь какой-то своей, непонятной религии и вере. Союз меченосцев Роха. Я больше не хочу ничего об этом говорить…

— Так. Еще новости, — устало проговорил Сергей. — Чего только нет в Шеоле. Конечно, это естественно, что маркиз один из их деятелей, но Аваля… Они же нашли ее на улице — она просто потерялась… Разве может просто потеряться жертва, да еще дочка или там — внучка герцога?

— Не знаю, Сергей, ничего не знаю, может, и нет… Но поинтересоваться бы не мешало. Пойдем? — Она поднялась и неуловимым изящным движением одернула дорожное платье.

— Тебя, случайно, не знает кто-нибудь в Нипороге? — Сергей тоже поднялся. — Может, стоит хранить осторожность?

— Что ты, Сережа, Ассана на другой стороне Шеола. Даже если бы и попался случайно кто-то, что очень маловероятно, ему просто не пришло бы в голову. Да и что за жизнь будет у нас, если мы не будем показывать носа из дверей… Так, господин Ант. У-жи-нать. Не откажите в любезности. Скоро стемнеет.

Он улыбнулся, глядя ей вслед, потом опустил голову, разглядывая рисунок, четко выделявшийся на утрамбованном песке. Внизу смешными куколками с ручками-палочками смотрели двое человечков — женщина и мужчина, судя по волосам, и между ними — маленький ребенок. На фоне небольшого домика с двумя кучерявыми деревцами и смешной собачкой…

Перед самым городом их остановил конный разъезд городской стражи — молодой лейтенант поднял руку в металлической перчатке, за ним хмурились подозрительные глаза нескольких всадников в боевых кирасах:

— Стойте…

Сергей натянул поводья, осторожно оглядывая выездной наряд — на предмет возможной опасности, и придорожные деревца и кусты.

— Хорошо. В чем дело?

— У вас есть проездная грамота или другие документы?

Рядом остановилась слегка удивленная Эния, сзади вжали головы в плечи поникшие Юрм с Лаумой. За взгорком уже виднелись башни и шпили недалекого Нипорога, четко очерченные и позолоченные свежими ранними лучами — прямо за городом поднималось свежее утреннее солнце.

Лейтенант еще раз пробежался глазами по бумагам и, козырнув двумя пальцами, вернул их Сергею с Энией:

— Прошу прощения, лорд Ант. Прошу прощения, миледи. Приказ лорд-капитана Уолл Вара. В городе неспокойно.

— Да? — Принцесса глянула на Сергея. — Извините, лейтенант, а что случилось? Мы собирались задержаться у вас. На о-очень продолжительное время…

— Добро пожаловать, миледи. Я думаю, не стоит беспокоиться. Конечно, если барон Эру не относится к числу ваших друзей.

— Барон Эру? Я слышала это имя. А что с бароном?

— Связь с Рохом, миледи. У себя в замке барон пользовался черной магией, даже вызывал демонов, и общался с ними, и… творил очень опасные вещи. Сейчас этим занимается следственная комиссия. Простите, миледи, у нас в городе по подобному очень строгие законы.

— Я несказанно рада вашим законам, лейтенант, — сказала Эния. — И очень сожалею, что таких нет в остальном Шеоле.

— Спасибо, миледи. — Лейтенант с симпатией козырнул принцессе. — Полагаю, вас не коснутся наши ограничения на жительство.

— Не коснутся, — сказал Сергей. — У нас здесь есть дом. Скажите, лейтенант, а ваш барон… Он делал это сам? Или обнаружилась связь с Союзом меченосцев?

— Для этого есть следственная комиссия, господин лорд. Но нам приказано проверять всех на дорогах. Думаю, нетрудно провести аналогию.

— Ясно. — Сергей тронул ногами коня — стража разъехалась, освобождая проход. — Спасибо.

— Это с вами? — Лейтенант кивнул на Юрма с Лаумой. Те, уяснив, что они не по их души, смерили его любящим взглядом.

— Да. — Принцесса кивнула головой, проезжая мимо. — Удачи в поисках, лейтенант.

— Всего доброго, миледи. Канцелярия находится на площади капитанов.

«Вот те и на, — сокрушенно вздохнул Сергей. — И здесь то же самое. И здесь находятся такие, как маркиз. И здесь не сидится некоторым спокойно — благо есть даже замок и, надо полагать, все иже с ним. Казалось — занимайся своим делом или наслаждайся жизнью, ан нет — залезу туда, куда другие не лазили. Зачем? За властью? Или решить какие-то свои, внутренние проблемы? Ну с трудом верится, совсем с трудом, что это вопросы веры, потребности души или искренней приверженности. С трудом. Хотя… Может, я просто плохо знаю людей?»

Эния с усмешкой поглядывала на Юрма с Лаумой — те вовсю вертели глазами по сторонам, распахнув рты чуть ли не на пол-лица. Понятно, Нипорог, свободный город — сюда они и стремились, здесь жили их мечты, надежды и чаяния…

— Смотри, как красиво… — Эния, прикрыв глаза от солнца ладошкой, устремила задумчивый взгляд в сторону.

Сергей оглянулся — на горизонте, теряясь в расплывчатой дымке, устремились ввысь башни и шпили величественного белого замка…

— Говорят, — тихо сказала Эния, — здесь есть замок самого Командора…

«Замок… — подумал про себя Сергей — где-то глубоко в душе почувствовался укол ревности. — Сотни комнат и коридоров — заблудиться можно. Ходи потом, гукай — и слушай эхо… Тут бы домик небольшой…»

Нипорог напоминал Ангору — чистотой и умытостью улиц, ухоженными деревьями и домами, коваными решетками заборов и мощенными брусчаткой мостовыми, стройными парадами потушенных фонарей и вычищенными фонтанами на центральных площадях, и вода в небольших каналах с ажурными мостиками выглядела синеватой и прозрачной, а вовсе не густой и зеленой, и люди — их было совсем мало на улицах в утренние часы — не казались сверх меры озабоченными трудными проблемами. Напоминал. По крайней мере — на центральных улицах. И все же это была не Ангора…

Нельзя сказать сразу — почему. Просто немного другой. Экзотика Ангоры — по крайней мере на беглый взгляд приезжего — в подчеркнутости благородной аристократичности. Отсюда и «бежало» великое множество замков и замиков, родовитых строгих домов и стрельчатых усадеб с решетками, разных дворянских «гнезд» — с великим множеством башен и башенок, остроконечных ажурных крыш, шпилей, гербов и флагов.

А Нипорог… В нем, конечно, тоже были замки и гербы — как этот, возвышающийся над городом на горизонте… Но он как будто сначала строился, а потом приводился в порядок. Наверное. Люди приходили и строили дома. И усадьбы, и почти дворцы, и просто дома, и совсем маленькие, приткнувшиеся домики… А потом приходили другие и тоже строили, потом следующие — и так разрастался город. Без какой-то последовательности и продуманности улиц и площадей, скверов, парков и каналов. И, видимо, раньше бывало, что город переживал трудные времена…

— Сергей! — Он вышел из задумчивости и оглянулся — принцесса с усмешкой смотрела на него. — Ты куда? Вот гостиница.

— Ага. — Он завертел головой по сторонам. — Хорошо. А в какую сторону площадь капитанов?

— В какую? — Эния обернулась к выскочившему их встретить и услужить мальчишке-рассыльному.

— Вон там, госпожа. — Тот с готовностью махнул рукой вдоль по улице. — Потом налево…

— Потом налево, — пояснила Эния Сергею.

— Налево. Ясно. Эния… — Сергей почесал лоб. — Вы устраивайтесь пока. А я — в канцелярию. Попробую выяснить — что там с этим домом. Живой ли…

— Не рановато ли, — вздернула брови принцесса.

— Не рановато ли? — спросил Сергей у мальчишки.

— В самый раз, — радостно осклабился тот. — Меньше народу. А чины работают рано…

— Они работают рано, — ответил Сергей принцессе, «чины…» — усмехнулся про себя. — Юрм! — Тот чуть не подпрыгнул в седле с приспнувшей дочкой в руках. — Хотя ладно, ты и так все знаешь… Справитесь?

— Тяжеловато, конечно, но мы уж как-нибудь… — сказала Эния, уперев руки в бока. — Ветрогон.

— Женщины… — вздохнул Сергей, пуская коня вскачь вдоль по улице.

Лаума, вежливо прикрывая губы рукой, почти заходилась от смеха.

…Мальчишка оказался прав — народа в длинных коридорах действительно было немного. Сергей прошелся вдоль ряда дверей с деревянными табличками: «Ведомство по земельному наделу», «Лекари, подлекари и врачевание, работа и служба», «Лига купцов и торговцев, налоги, торговля и споры», «Благотворительное ведомство для бедняков и нищих»… Елки-палки. Прямо-таки исполком. На что пошли века эволюции в нашем мире?

Он вернулся в начало коридора, где за широким столом что-то писал невероятно занятый секретарь.

— Я вас попрошу… Мне нужно решить вопрос с собственностью. Куда обратиться?

— Какой? — Тот даже не поднял голову, не отрывая глаз от бумаги и не переставая что-то строчить.

— Дом. Здесь у вас в городе у меня должен быть дом. Небольшой.

— Должен быть? Или есть?

— Это я и хотел бы выяснить.

— Выясняйте. — Он наконец оторвался от своей бумаги и поднял на Сергея прозрачные глаза. — Но могу подсказать. Всеми спорами по поводу домов ведает сам капитан Маиер.

— Я не собираюсь ни с кем спорить, — устало сказал Сергей — опять бюрократия, и здесь не бывает все просто, — я хочу только…

— Или лорд-капитан Уолл Вар, — дополнил тот на всякий случай, смерив Сергея взглядом. — Если споры между дворянами.

— Ладно, — вздохнул Сергей. — Пускай Уолл Вар. Как я могу встретиться с лорд-капитаном?

— Сейчас никак, — спокойно ответил тот и опять наклонился над своей бумагой. — Лорд-капитана нет на месте.

— А когда он будет на месте? — безнадежно спросил Сергей и на всякий случай дополнил: — Мое имя лорд Ант.

— Не знаю. — Тот уважительно привстал, впрочем, без особого желания. — Господин лорд, ваше имя не поможет ему быть в двух местах одновременно. Он или в замке барона Эру в составе следственной комиссии, или в месте погрома.

— Ясно. — Сергей двинулся обратно. Погрома. Только погромов нам как раз и не хватало. «Что такое „не везет“ и как с ним бороться?»

«Почему я не расспросил Харона про все это, — думал он по дороге домой. — Что за домик, где, на какой хоть улице… Ведь не может же быть просто халупа — с именем. С именем должен быть совсем неплохой дом…»

Он вытащил из кармана перстень и сощурился, разглядывая, — солнце заиграло на полированных золотых гранях. Право владения, надо же… Где оно, это право?

Знакомая гостиница нашлась не сразу, народ уже успел проснуться и даже забурлить по улицам беспокойной толпой — Сергей с любопытством рассматривал распахиваемые тенты-навесы над лотками со всякой всячиной. Что мы придумали нового в нашем мире?

— Простите. — Глаза окинули взглядом просторный холл гостиницы с претензией на роскошь — за стойкой навстречу поднялся услужливый метрдотель. — Здесь должна была остановиться моя супруга…

— Вы имеете в виду леди Ант?

— Да…

— Сразу за лестницей две первые двери, ваши и прислуги. Это хорошие номера, но леди отказалась брать лучшие. Рум! — Из двери напротив показалась довольная мордашка давешнего паренька. — Рум вас проводит.

Леди Ант, надо же. Его очень приятно колыхнуло это «леди Ант», сердце в груди тепло отдалось — елки же ты палки. Ведь это же правда — она его жена. Жена. Самая что ни на есть пренастоящая. И принцесса. Тоже самая что ни на есть пренастоящая. Вот так судьба…

Юрм в их комнате полировал мебель — его явно не устраивала гостиничная чистота. На диване у окна были аккуратно разложены их немногочисленные вещи. Сергей огляделся:

— А где Аваля?

— Она с Лаумой. Лаума на гостиничной кухне — готовит вам завтрак, она у меня всегда не доверяла гостиничной готовке. А госпожа — кажется, у хозяина.

— Ясно. — Сергей немного смущенно протянул Юрму симпатичного пушистого мишку. — Для дочки. Может, понравится…

— Что вы. — Юрм широко улыбнулся и отложил тряпку в сторону, принимая почти забытого в Подгорье зверька. — Она будет без ума. Ого, это же настоящий мех, это, наверное, дорого…

— Не беспокойся.

Сергей уселся на диван и пристроил рядом на подоконник крошечного и ужасно симпатичного бобренка. «Прости меня, Эния. Я даже не могу вообразить, что тебе подарить. Что вообще можно дарить таким, как ты… Он такой, как я. Миролюбивый и неопасный, трудолюбивый и одновременно ленивый — и совсем, совсем семейный…»

Да, становится совсем нехорошо, когда пытаешься представить, что обычно дарят принцессам.

— Привет. — В комнату впорхнула Эния и показалось — вокруг сразу стало светлей. — Ну как утренний поход? Еще не готовимся к переезду?

— Нет. — Он сразу помрачнел. — Не готовимся. И неизвестно, когда будем готовиться… Вопросами имущества ведают сами господа лорд-капитаны. А самих господ лорд-капитанов очень трудно застать на месте. И, наверное, еще трудней заставить себя выслушать.

— Простите. — Юрм вежливо кашлянул. — Я отнесу мишку Авале…

И быстро исчез за дверью — Сергей проводил его взглядом. Вообще-то у него нет секретов. Но, конечно, этика есть этика.

— Не расстраивайся. — Эния присела на диван рядом. — Я знаю, где их найти. Правда, у них сейчас своих проблем по горло. Хозяин гостиницы меня посвятил во все новости.

— Бюрократия — вот их главная проблема, — проворчал Сергей.

— Не бузи. Сережа, тут люди гибли от Роха. Далеко от тумана. Нам ведь это знакомо.

— Да? — Он посерьезнел. — И здесь тоже? Барон добаловался?

— Барон, — вздохнула Эния. — Дня четыре назад, глубокой ночью, из замка Эру группа моргов напала на пригород… Можно только представить себе, как это выглядело.

— Так…

— Пока подняли городскую стражу, пока подтянули воинов из летнего лагеря армейского полка, пока оцепили эти кварталы… Говорят, там было много детей.

Сергей молчал.

— А перед этим в устье Оды — это река такая, ты с ней знаком не понаслышке, — продолжала принцесса. — Береговая охрана обнаружила и расстреляла пиратский бриг… Что ему здесь было надо?

— Эния… — Он раздумывал.

— Не надо, Сережа. — Она обернулась и заглянула ему в глаза. — Мы не поедем в другие места. Так мы будем искать всю жизнь — и все равно ничего не найдем. В Шеоле нет лучшего места, везде есть свои проблемы… Говорят, Нипорог основал сам Командор, и сам утвердил здесь законы.

— Мы никуда не поедем больше, — сказал Сергей. — Эния… Я должен это увидеть. Я должен это увидеть своими глазами. Там, где был Рох.

— Тогда поехали? — Она встала и потянула его за рукав.

— Сейчас?

— Мы можем успеть до завтрака.

Сергей поднялся, задумчиво почесывая голову: «Вот так сразу?» Потом махнул рукой и, поправив ремень и клинок на боку, двинулся за ней к двери.

Маленькая пушистая игрушка смешно поглядывала глазиками-бусинками на то место, где они только что сидели. Похоже, принцесса просто не заметила на подоконнике симпатичного бобренка…

— Стойте! Сюда нельзя. — От стены отделился воин в армейских доспехах пехотинца. Квартал был оцеплен.

— Лорд Ант и леди Ант. — Принцесса повелительно повела рукой. — У нас встреча с лорд-капитаном. Дорогу, солдат.

От уверенного взгляда ярко-синих глаз мог повалиться на колени и сам барон.

— Простите, миледи… — Воин немного ошарашенно отошел в сторону. — Приказ-Сергей про себя улыбнулся. Через небольшой проулок открылось внушительное трехэтажное здание — он вздохнул и задержал дыхание…

Это был не погром. Это была яростная битва. Схватка действительно не ради жизни. Когда не думаешь о том, что уцелеет и как жить дальше, а только — как не умереть сразу и захватить с собой побольше врагов…

Выбитые окна и почерневшие от пожара стены, обвалившаяся штукатурка и выщербленный арбалетами кирпич, искромсанные и побитые деревья и кусты вокруг, и почерневшие потеки, пятна и брызги крови…

Они спрыгнули с лошадей, оставив их у поваленного забора. Под ногами захрустело каменное крошево — Эния прижалась к его руке, водя вокруг расширенными глазами:

— Сережа… Они защищались.

— Да.

От группы людей, неподалеку от входа в здание, отделился человек в синем форменном камзоле и запрещающе махнул рукой:

— Сюда нельзя!

— Здравствуйте. Лорд и леди Ант. — Эния сказала это как-то тихо, без повелительности, в таком месте цинично выглядела уверенность и властность. — Сначала нам был нужен лорд-капитан. А теперь не знаю…

— Лорд-капитан Маиер. — Человек вежливо поклонился, в его глазах появился интерес — повидавшие глаза под густыми бровями прищурились. — Здравствуйте, господин лорд и леди. Берет за живое?

— Берет…

Он вздохнул и оглянулся:

— Это Дом Милосердия. Здесь было больше сотни детей-сирот… — Рука непроизвольно дернулась и прошлась вдоль уставших глаз и небритой щеки, — выше по улице есть еще один. Там еще хуже.

Принцесса молчала. Люди неподалеку тоже молча ждали — Сергей ловил на себе и Энии заинтересованные взгляды.

— Простите, — извинился он и медленно приблизился к стене, задумчиво проведя по ней рукой — пальцы прошлись вдоль разбегающейся трещины и остановились на темном буром пятне, потом сжались в кулак и упали вниз.

Почему? Почему так? Почему ты убиваешь, Рох, там, где не имеешь права? Он оглянулся вокруг и зашел внутрь, разглядывая выщербленные ступеньки и обвалившиеся почерневшие стропила — лестница и стены были просто залиты бурыми пятнами крови. Он опустил глаза и тяжело сжал рукой подбородок…

Здесь были дети. Здесь было много безвинных и беззлобных детей. Почему? Это не твоя территория и не вотчина барона… Какое ты имел здесь право, Рох? И кто тебе дал это право — и кто вообще может дать такое право…

— Осторожно, господин.

Из глубины дома через обгоревшие стропила переступил стражник в латах и с боевым топором — следом показался человек со скованными руками. Сергей отступил к стене…

Что-то в нем было такое, в этом узнике со скованными руками. Что-то такое… Он сделал два шага по ступенькам и прошел мимо — глаза успели выхватить только заросшую щетину, спутанные волосы и обращенный внутрь себя взгляд, по ногам била низко опущенная цепь ручных кандалов. Что-то такое… В глазах?

Последним шагнул еще один стражник, замыкающий — Сергей вышел следом и, прищурившись, глянул им в спины.

— Ну, — глухо произнес арестованному Маиер. — Посмотрел? Что скажешь?

Заключенный стоял напротив лорд-капитана, охрана по бокам оперлась на боевые топоры.

— Я уже все сказал. Я не врал.

Эния с любопытством рассматривала его — тот, встретившись с ее взглядом, опустил голову вниз. Сергей подошел и остановился рядом.

— Жаль, — сказал лорд Маиер. — Я надеялся, что мы найдем общий язык. Как хочешь…

Человек в цепях молчал. Лорд-капитан махнул рукой — стражник толкнул рукоятью арестованного в спину, приглашая к движению. Сергей опять сжал подбородок, смотря вслед удаляющейся процессии, — что-то такое мелькнуло, только что… Что?

— Кто это? — Эния тоже задумчиво смотрела ему в спину.

— Корсар, с пиратского брига, — ответил лорд-капитан, опять устало проведя ладонью по небритой щеке. — Единственный, кто у нас есть.

Дверца тюремной кареты захлопнулась и вся кавалькада с сопровождением скрылась за поворотом дороги.

— Он не виновен в этом, — неожиданно сказал Сергей.

— Да? — Казалось, лорд Маиер совсем не удивился.

— В нем нет ненависти, — немного сконфузившись, объяснил Сергей. — Рох… и те, кто с ним, — не такие…

— А какие? — с любопытством поинтересовался капитан.

Сергей промолчал, только досадливо махнул рукой. В самом деле, откуда ему знать? С каких пор он сделался великим специалистом?

— Не знаю, — помолчав, сказал лорд Маиер. — Может, и так. Он пришел к нам сам. Довольно известная личность — в своем кругу, ассанец…

— Ассанец? — удивилась Эния. — Из Ассаны?

— Да… — Он нахмурился. — А что?

— Мы сами из Ассаны, — пояснила принцесса. — Не ожидали встретить земляка — так…

— Скажите, — Сергей продолжал размышлять о своем, скользнув взглядом по обезображенному зданию, — а где сейчас те, кто жив? После всего этого.

— Везде, лорд Ант, везде. Все лечебницы переполнены.

— С ними можно поговорить?

— Говорите. — Лорд-капитан помассировал виски, сощурив покрасневшие глаза. — Если вам это надо. Но хочу вас предупредить — зрелище не из приятных. У нас сейчас остро не хватает лекарей и еще острей — лекарств… Простите, господа. — Он оглянулся на остальных. — Приятно было с вами познакомиться. Думаю, у нас будет еще время побеседовать обо всем этом…

— Лорд-капитан Маиер. — Внезапно Сергей решился и вытащил из кармана перстень. — Прошу прощения…

— Сергей, — сказала Эния.

Он сжал в руке кольцо и повернулся, но взгляд умоляющих синих глаз о чем-то спрашивал и даже молил… Он понял.

— Конечно.

— Лорд Маиер, — сразу сказала принцесса. — Одну минуту. У нас есть некоторое количество… Даже достаточно большое количество лекарства. Эмацея. Мы могли бы…

— За что угодно. — Капитан резко выпрямился, усталость как рукой сняло и во взгляде полыхнул огонь. — Вы не пожалеете.

Он начинал все больше и больше нравиться Сергею, как всегда радуют искренняя забота и отсутствие равнодушия к людям. Особенно — у власть имущих.

— Ничего не надо, — сказала Эния. — Как мы будем спать, если начнем брать деньги с детей.

— Спасибо. — В глазах капитана заплясал веселый огонек. — Огромное и искреннее спасибо…

Совершенно неожиданно огонек сменился на что-то не до конца понятное, его брови нахмурились:

— Я прошу прощения… Что это? — Ладонь протянулась и подняла руку Сергея, где тот машинально вертел в пальцах кольцо. — Вы не позволите?

Сергей молча и с интересом опустил перстень на раскрытую ладонь — ладонь поднялась и приблизилась к внимательным глазам. Солнце заиграло яркими бликами, отсвечиваясь в глазах, — на полированных гранях изломанными линиями тянулась замысловатая вязь…

В воздухе начала затягиваться пауза — что-то почувствовала и группа людей неподалеку, некоторые шеи заметно вытянулись из воротников. Наконец лорд-капитан выпрямился.

— Откуда это у вас? — Внимательный взгляд карих глаз долго смотрел куда-то в пустоту, затем как-то непонятно ощупал лицо Сергея, потом Энии. Голос немного дрогнул. Или показалось?

— Это дал мне один человек в Рохе, — с готовностью сказал Сергей. — Сказав при этом, что в Нипороге отныне у меня будет дом.

— Дом… — задумчиво повторил лорд Маиер. — Дом. Человек в Рохе… Как это может быть?

— Мой муж — рохер, — спокойно сказала принцесса. — Он там бывает. Иногда.

— Час от часу не легче. — Прищуренные глаза скользнули по лицу Сергея.

— Надеюсь, — голос Энии стал ледяным, — вы не подвергаете мои слова сомнению.

— Да нет, что вы. — Капитан искренне улыбнулся, в уголках глаз собрались доброжелательные морщинки — он протянул кольцо обратно. — Этот перстень может существовать только у законного владельца. Скажите, вы его давно видели, этого человека? Он жив?

— Как вас, — удивленно ответил Сергей, рассматривая странную вещь на ладони. — Был в полном здравии… А что? Вы с ним знакомы?

— Лично — нет, но… — Лорд Маиер о чем-то размышлял. — Так. Давайте встретимся вечером… Или нет, лучше завтра. У меня. Тут необходим председатель — лорд-капитан Уолл Вар.

— Что в нем особенного? — нахмурился Сергей. — В этом кольце. Почему вы так… удивились? В чем дело?

— Все завтра, — извинительно поднял руку капитан. — Я сам очень многого не знаю. И многое надо освежить в памяти. Договорились?

— Хорошо, но… — медленно произнес Сергей. — Ладно. Пускай так.

— И спасибо за эмацею, — добавил лорд Маиер. — Простите за спешку — я пошлю с вами человека. Может… у вас есть какие-нибудь свои просьбы?

— Нет, — ответил Сергей и повернулся к лошадям. — Всего доброго, лорд-капитан, до завтра.

— Только одна, — сказала Эния.

— Да? — Лорд Маиер обернулся — где-то глубоко на дне уставших глаз мелькнул тревожный огонек.

Сергей удивленно остановился.

— Позвольте поговорить с этим узником… Который только что был здесь. Из Ассаны.

— А, понятно. — Капитан улыбнулся, Сергею показалось — даже как-то с облегчением. — С родной стороны, так далеко от дома… Конечно.

— …Осторожно. — Охранник пригнулся и завернул в узкий боковой проход. — Здесь низкие потолки, господин лорд.

Сергей пропустил вперед Энию и оглянулся — каменный коридор, подсвеченный неровным светом факелов, железные цепи со скобами ручных кандалов, кованые решетки заграждений, в углах — паутина и пыль… Мрачные стены оставляли за собой особое, гнетущее впечатление.

— Я не могу иначе, извини, Сережа, — шепнула рядом Эния. — Он наш подданный, я просто не имею права не выяснить все про него. Это моя обязанность.

— Что ты, Эния, конечно. — Он повернулся — в синих глазах виновато отсвечивали неровные всполохи факелов. — Обязательно. Всегда оставайся тем, кем ты должна быть. К тому же мне самому хочется еще раз на него взглянуть…

Охранник остановился возле тяжелой железной двери и завозился, звеня связкой длинных тюремных ключей, — под низким сводом раздался противный скрип тяжелых, давно не смазываемых петель.

— Я буду рядом. — Он отошел в сторону. — Позовите, когда понадоблюсь.

Сергей кивнул и, пригнувшись, шагнул внутрь — следом мягко прошуршала платьем принцесса.

Он сидел на полу, запрокинув голову затылком к стене и закрыв глаза, этот странный узник, арестант, разбойник, пират… Тогда почему странный? Сергей молча разглядывал его — что в нем было такого, что заставило тогда задержать взгляд? Спутанные волосы и щетина — больше напоминающая бороду, обветренное лицо и жилистые руки — безвольно свисающие с полусогнутых колен… Руки, возможно, видевшие много крови.

Человек открыл глаза и посмотрел на них — Сергей отвернулся. Он мог бы и не открывать глаза. Потому что взгляда — в привычном человеческом понимании — все равно не было. Была пустота, глубокая пустота, очень знакомая Сергею, когда все равно и безразлично — есть здесь кто-нибудь или нет, кто-то говорит или кто-то молчит, рушатся стены или горит потолок, или даже разверзается сама земля и трубит горн Страшного Суда…

— Здравствуйте, человек, — сказала принцесса.

Он опять закрыл глаза.

— Оставьте меня в покое. — Голос напоминал перемалывающие жернова мельницы. — Позовите, когда будет казнь.

— Казни может и не быть, — спокойно сказала Эния.

Это было сказано как-то холодно, спокойно и уверенно-безразлично, что даже у Сергея почему-то сразу пропали сомнения — так и будет, это не просто слова, это констатация факта. Это говорила принцесса.

Человек открыл глаза и посмотрел на нее, в них что-то прошло, что-то — но совсем не удивление и не надежда. Его глаза напоминали залитый водой и потушенный костер, костер былой боли — когда после жаркого пламени остается только зола, и ветер иногда поднимает оставшийся, никому не нужный пепел…

— В чем ваша вина? — опять спокойно сказала Эния.

Ей невозможно было не ответить.

— Я преступник, леди, — тихо и медленно произнес человек. — Я убийца. Мои руки по локоть в крови. Я ХОЧУ казни. Прощайте.

Так. Она все-таки заставила его говорить. Он ей ответил, этот обгоревший и почерневший гроб — опустившийся под землю глубокого безразличия… Значит, диалог будет.

— Вы сами пришли, — холодно констатировала принцесса. — И сами попросили смерти. Вы считаете, что заслужили избавления?

Человек оторвал голову от стены и повернулся — в его глазах впервые пробежало что-то человеческое. Никто еще не говорил такое, что смерть — это избавление, и это избавление надо заслуживать… Однако это соответствовало его состоянию. Похоже, он даже немного удивился.

— Не заслужил… — Он опять откинул голову на стену. — Можете сделать это медленно и мучительно. Мне все равно.

— Послушайте, — неожиданно очень мягко и тепло сказала Эния — совершенно неожиданно. Она подошла и опустилась рядом на корточки. — Только немного послушайте. Вы совершили много страшного и много злого. Пускай так — я не сомневаюсь в этом и не хочу вдаваться в подробности. Пускай так. Но… Но что-то произошло. Произошло то, что случается далеко не с каждым. Вас испепелила совесть… — Власть сменилась материнством — настоящим, и это была не подделка — теплоту, заботу и участие ощутил даже Сергей. — Совесть пришла — она пришла и заполнила все. Она вывернула вашу душу и заставила возненавидеть себя. Она пришла — и вы увидели все. Кто вы есть, кем были и кем стали. Все. И тогда захотелось умереть… Так?

Он молчал, однако его глаза не отрывались от принцессы, и в них уже не было безразличия — в них начала появляться боль. Это была правда. Такая правда не могла, просто не могла ТАК переплетаться с участием. Да кто она такая…

Сергей прислонился спиной к стене, восхищенно глядя на Энию. Она вывела его, это же надо — вывела из ступора, ступора равнодушия, и так быстро. Елки, как ему далеко до нее, до ее воспитания, интуиции и… И сердца.

— Вы вспомнили самого себя, — мягко продолжала принцесса. — Сначала, наверное, маленьким и игривым малышом, затем парнем… Возможно, своих родителей — отца, мать… У вас, случайно, нет детей?

— Хватит! — глухо сказал он и опустил голову, закрыв глаза — его грудь поднялась и опустилась, как на вздохе после тяжелого рывка. — Хватит… Зачем вы пришли? Вы что, посланники ада? Я же еще здесь, на земле…

Эния молчала, не отрывая от него мягкого материнского взгляда. Она ждала — его сердце слишком долго несло в себе этот страшный и непосильный груз, тоннами сдавивший голову и обледенелое сердце, слишком долго выматывало душу — теперь его просто должно было прорвать…

Но его не прорвало. Он опять открыл глаза и уставился в пустоту, заросшие губы разъехались в саркастической улыбке — если можно назвать улыбкой оскал трупа.

— Мои родители… Моя жена, мои дети… — Голос надорвался. — Они давно отказались от меня. Они — изгои в городе и никто не хочет их знать. Мои дети… они всегда только вдвоем и боятся показаться там, где другие дети. Я принес слишком много горя… многим, слишком много. Ничто не держит меня в этом мире — ничто. Я хочу смерти.

Огромный молот как по наковальне ударил в голову Сергею — он почувствовал, что теряет спиной опору. Боже… Вот так встреча… Вот что бросилось ему в глаза — хоть он и не успел осознать это, вот что привлекло внимание, вот что заставило задержаться взгляду, вот что не могло успокоить сердце… Снизу, от стены, проглядывая сквозь нечесаные волосы и заросшие щеки, на него смотрели глаза ворчливого и беззлобного Олди, и острой на язык доброй тети Доры, и всегда одиноких, но все равно неугомонных Гука и Люка…

Нивер Олди. Вот и встретились. Так далеко от дома…

Он оторвал спину от стены:

— Эния… На одну минуту.

Принцесса распрямилась:

— Совесть просыпается не просто так, человек. Она просыпается только там, где она есть. И ее пробуждение — не ваша заслуга. Это дар. Дар вам. Вы никогда не думали — для чего? Чтобы умереть? Я еще вернусь…

Она вышла вместе с Сергеем за дверь и горячо зашептала:

— Сережа! Прости, родненький, но он не должен умирать. Мы никогда с отцом не отправляли на смерть человека, если он по-настоящему раскаивался… А тут не то что даже… Тут вообще — такая ненависть к себе…

— Эния. — Он вздохнул. — Мы должны все сделать для него, что в наших силах. Это… Я близко знаю его семью. Они ко мне относились как к сыну…

— Сережа… Что это тут у тебя? — Она вытерла непонятно откуда взявшийся мазок на его подбородке. — Почему мы всегда думаем об одном и том же?

Сергей слегка покосился влево, помогая Энии спрыгнуть с коня, — у крыльца гостиницы обмахивались хвостами две лошади городской стражи.

— Уже пора обедать, — сказала принцесса. — А мы еще и не завтракали. Лаума, наверное, переживает — она так старалась…

Он улыбнулся — в животе давно и ощутимо гремели отбойные молотки. Они уже начали привыкать к Юрму с Лаумой.

— Ты знаешь, Сергей, — она ждала, пока он привязывал лошадей к коновязи, — Аваля рассказывает очень странные вещи… Ты бы как-нибудь послушал.

— Я слышал. — Он хлопнул по крупу своего гнедого — тот осторожно покосился одним глазом. «Жаль, брат, что ты не Мрак…» — Она мечтательница. К тому же ребенок.

— Вот и я думаю, — не отступала Эния. — Разве может ребенок такое придумать? Что была в Рохе, что там много страшных черных людей и гадких огромных животных, у которых очень много таких же гадких ног, и какие-то носатые Удуги, и есть другие дети, и еще… голубой туман Черты, и еще… Но это уже ерунда.

— Эния. Но ведь такое… или почти такое знает любой ребенок в Шеоле. Она просто любит сказки. А что еще за ерунда?

— Ну. — Она немного помолчала. — Что в тумане есть места — довольно большие места, где нет тумана. И никогда не было. И растут деревья, трава, и живут люди… Такое не может быть, да?

— Не знаю. — Он задумался — в памяти услужливой картинкой всплыли разбросанные юрты и дымы костров затерянной Ушвары. — Совсем, совсем не знаю…

…В холле гостиницы поднялись с дивана и шагнули навстречу двое в форме городской стражи:

— Лорд Ант?

— Да… — Сергей удивленно глянул на принцессу.

В ее глазах не мелькнуло даже и тени растерянности:

— …И леди Ант, к вашим услугам. Чем можем быть полезны?

Старший козырнул двумя пальцами:

— Лорд-капитан Маиер просит вас приехать в замок Эру вечером, к восьми часам. Просит прощения, если это нарушает ваши планы. Что передать?

Сергей обвел взглядом просторный холл — за стойкой вытянулся, готовый услужить, метрдотель, в креслах расположились двое посетителей, из двери на кухню выглядывала горничная… Все нормально, спокойно. Елки, когда он перестанет напрягаться при таких вот встречах?

— Конечно… — Он кивнул стражнику. — Конечно, я буду.

— Мы будем, — поправила его Эния. — Скажите, сержант… А где сейчас лорд Маиер?

— Был в канцелярии, миледи. Правда, он заехал туда ненадолго. — Стражник опять козырнул пальцами. — Всего доброго. Я передам.

За воинами захлопнулась входная дверь — с улицы донеслось фырканье оседланных лошадей.

— Может, успеем? — Принцесса вопросительно смотрела на него. — Спросить насчет этого бедняги арестованного. Канцелярия ведь рядом. Чувствую, в замке будет не до этого…

Сергей прислушался к цокоту удаляющихся копыт и тяжело вздохнул:

— Давай съездим…

— Господин лорд! — На лестнице горько всплеснула руками спасительница Лаума — она успела услышать последние слова. — Госпожа Эния… Но как же… Вы же ничего — ничегошеньки…

— Лаума! — почти закричал радостный Сергей. — Заверни с собой, сделай милость! Иначе я погибну. Давай, спасительница…

Довольная Лаума мигом исчезла в кухне — зазевавшаяся горничная еле успела отскочить в сторону.

— Арвут!

Дверь открылась и в комнату просунул голову пожилой охранник:

— Да? Звали, ми… господин начальник?

— Арвут. — Начальник тюрьмы поправил на носу что-то, напоминавшее пенсне — очень редкое и дорогое удовольствие в Шеоле. — Нижний каземат. Ты должен помнить этого безучастного, с пиратского брига, — пожилой Арвут кивнул головой, — приведи его сюда. Со всем, что у него есть — если у него только что-нибудь есть…

— Зачем? — Охранник удивленно почесал красный в синих прожилках нос. — Мы же ему уже…

Сергей усмехнулся — с дисциплиной у местного начальника явно не было близкого и налаженного контакта.

— Арвут! — Начальник улыбнулся Сергею и покраснел. — Я говорю, приведи его сюда!

— Да, да, сейчас, я понял. — Дверь за пожилым Арвутом захлопнулась и приняла на себя укоризненный взгляд местного главы.

Он был здорово растолстевшим и даже обрюзгшим, этот начальник тюрьмы, и вовсю старался выглядеть эдаким уверенным и опытным — неизвестно насчет опыта, но вот уверенности ему как раз здорово и недоставало.

— Э-э, лорд Ант, — он аккуратно сложил вдвое лист с приказом лорда Маиера в папку и опять улыбнулся Сергею, — сейчас его приведут, он быстро… Вы побудете здесь, пока я все оформлю?

— Нет, — Сергей поднялся и подмигнул Энии, — мы лучше подождем на улице.

…Прохожих на площади было совсем мало, видимо, мало кого привлекали серые унылые стены тюремной крепости. Только несколько открытых лотков на противоположной стороне, скорее всего — для того же тюремного персонала, да несколько торопливых фигур — явно не желающих здесь задерживаться. Да еще свежий осенний ветерок, легко шелестящий по булыжнику сухой пожелтевшей листвой…

— Ты чего такой задумчивый. — Эния толкнула его в бок. — Все же замечательно получилось.

— Да нет, что ты. — Сергей усмехнулся. — Я очень доволен. Просто как-то непривычно…

— Что непривычно?

— Да все. — Он немного подумал. — Стоило попросить аристократическому дворянству — пардон, мадам, это я про нас, — и все проблемы тех, кто в цепях, — к вашим услугам… Неужели все так просто? Так легко? Ведь лорд Маиер даже не думал и не размышлял. Простите, мэм, а если бы мы попросили казнить? — Его голос стал глухим и даже немного виноватым. — Скажи, Эния, но для чего же тогда закон?

— Да нет, Сережа. — Ее глаза из смешливых стали серьезными. — Ты просто все очень усложняешь. Понимаешь… Ну, во-первых, он сюда пришел сам и здесь не совершал никаких преступлений. Все подозрения по поводу связи корсарского брига с бароном Эру не подтвердились. Следовательно, он вообще не попадает под юрисдикцию Нипорога… — Она немного помолчала. — Во-вторых, Нипорог не несет ответственности за то, что он вне закона в Ассане. Пускай даже и в ряде других королевств Подгорья. Ну а в-третьих… Почему бы не сделать хорошего и доброго жеста людям, которые ощутимо помогли городу? Что в этом плохого?

— Да нет, ничего… — Он встряхнул головой и улыбнулся. — Просто я что-то… Вообще-то я вовсе не такой уж и принципиальный, Эния. Просто что-то нашло… Представил себя в его роли. Думаю, что не слишком был бы счастлив, зная, что моя судьба и даже жизнь могут зависеть просто от чьего-нибудь каприза. Какой-нибудь красотки…

— Ну вот, наконец-то, дождалась… За неимением других ласковых слов приходится радоваться и такому.

— Эния…

Загремели, открываясь, большие металлические ворота — они одновременно повернули головы.

Нивер Олди медленно вышел и остановился, щурясь на осеннее солнце, — сквозь путаную гриву волос было трудно разглядеть выражение глаз. Сергей и принцесса молча ждали. Сзади опять лязгнули, закрываясь, тюремные ворота — он вздрогнул и оглянулся, потом сделал шаг и неторопливо обвел взглядом площадь…

Сергей облокотился о дерево рядом с привязанными лошадьми и похлопал рукой по карманам, выискивая курево, — почему-то здорово захотелось курить. Принцесса немного наклонила голову к плечу и спокойно наблюдала за приближающимся бывшим узником, она была уверенна и спокойна. А ведь разговор предстоял не из легких…

Он остановился напротив и провел рукой по заросшей щеке — его глаза блеснули, встретившись с внимательными глазами принцессы. Сергей наклонил голову и чиркнул огнивом.

— Вы, наверное, думаете, что я буду благодарить?

Голос все так же напоминал работающие мельничные жернова.

— Не думаю, — спокойно сказала принцесса.

— А я — думаю, — неожиданно сказал Сергей, сжав огниво в руке — кровь ударила в голову: перед глазами всплыло всегда печальное лицо Гуляны, и горькие глаза плачущей тети Доры, и всегда добродушная, но сразу каменевшая и как-то по-детски обиженная физиономия старого Олди… — Я думаю, что ты должен упасть на колени и благодарить со слезами…

Эния закрыла рот и удивленно хлопнула ресницами. Нивер нахмурился, внимательно вглядываясь ему в глаза…

— …Что ты строишь из себя этакого разочарованного? Этакого самоненавистника? — Сергей сделал вперед шаг и упер в него прищуренный взгляд. — Да у тебя гордость зашкаливает выше, чем у любого короля! Ты посмотри на себя — ишь, какие мы! Ни с кем не хотим разговаривать, ни от кого не примем помощи, ни перед кем не поклонимся — и никому не улыбнемся… Да если бы ты ненавидел себя — по-настоящему, то валялся бы в ногах у всех людей подряд и вымаливал бы себе не жизнь — прощение… Чтобы тебя простили, просто простили — особенно те, кто видел от тебя зло. И только потом бы пошел на казнь…

Эния опять открыла и закрыла рот и опять хлопнула своими пушистыми ресницами. Нивер Олди молчал, не отрывая от Сергея внимательных глаз.

— Тоже мне раскаявшийся… Самоненавистник… Ты знаешь, что такое ненависть к себе? Ненависть к себе — это когда позволяешь считать себя за дерьмо всем, а не только самому себе… Легкой дороги захотел? В том числе и к смерти? Ты всегда, всю жизнь искал легкой дороги! Всегда и везде! Делал только то, что хотелось тебе! А ты когда-нибудь спрашивал, — он придвинул прищур нахмуренного взгляда почти вплотную, — что хочется Гуляне? А хотят ли отца Гука и Люка?

Бывший арестант отшатнулся как от пощечины — в глазах мелькнула растерянность… Сергей повернулся к нему спиной.

— Поехали, Эния. Пусть идет куда хочет — вешаться там или бросаться головой со скалы… Куда потащит его никогда не побежденная им самим гордость.

— Возьмите… — Принцесса подняла его руку и положила в нее мешочек с монетами — тот поднял на нее расширенные глаза и, отрицательно мотнув головой, протянул деньги обратно.

— Опять гордость? — сказала принцесса и, вставив ногу в стремя, вскочила на лошадь. — Там только на первое время. Побрейтесь и переоденьтесь. А потом… А потом начните новую жизнь. Такую, чтобы искупать свои грехи и не бояться смотреть людям в глаза.

— Миледи… — Он сделал шаг — в его глазах впервые мелькнула мольба. — Милорд. Пожалуйста, скажите… Откуда вы узнали про Гуляну и Гука с Люка.

— Я видел их. — Сергей тоже вскочил на коня и натянул повод. — Около месяца назад. Все живы-здоровы. И от тебя никто не отказывался.

Он стоял перед ними, заросший, нечесаный, грязный, истосковавшийся, перегоревший и очень-очень одинокий, но произошло что-то, что сразу причислило его к разряду людей — живых и нормальных людей. На его глазах выступили слезы.

— Я ведь никогда не смогу…

— Сможете, — сказала Эния. — Теперь — все сможете. Посвятите свою жизнь помощи тем, кому она больше всего нужна. И я знаю, придет то время, когда с вас снимут отлучение от церкви, простят все былое и объявят в законе в Ассане. И тогда вы со спокойной совестью обнимете свою семью. Вот радости-то будет…

— Поехали, Эния. — Сергей безнадежно смотрел на солнце. — Вечером в замок, надо хоть немного отдохнуть и приготовиться.

По булыжнику площади застучали копыта двух лошадей — продавцы у лотков проводили их сонными взглядами. Нивер Олди молча смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотом, потом побежал следом, быстро выровнял дыхание в легком темпе и перешел на ровный, тренированный бег…

Глава 4

— Юрм, ты был внизу? Сколько сейчас времени?

— Полвосьмого, господин лорд.

Сергей тяжело вздохнул: «Эх, женщины вы, женщины…» — и посмотрел на запертую дверь спальной комнаты: Эния собиралась. Последние полчаса дверь не двигалась, оттуда лишь изредка доносились приглушенные голоса двух женщин, занятых невероятно серьезным делом — одной собирающейся и другой — ей помогающей в этом нелегком, сложном, важном и ратном труде…

Женщины везде одинаковы. Во всех мирах и, наверное, на всех планетах. Если изящный бюст или тонкая талия не подчеркнуты, или прическа не выделяет длину шеи и безукоризненность ровных плеч, или линии бровей и росчерк глаз недостаточно выразительны — это трагедия, примерно на уровне извержения вулкана или всемирного потопа.

— Аваля! — строго сказал Юрм. — Ты куда? Ну-ка брысь к себе в комнату.

Сергей повернулся — из приоткрытой входной двери выглядывала смешная любопытная мордочка.

— Пап, — девочка с мольбой глядела на Юрма, — я уже все сделала. Все-все-все.

— Юрм, ты чего? — улыбнулся Сергей. — Заходите, заходите, мадемуазель, рассказывайте… Кстати. Аваля, иди-ка сюда…

Малышка мигом оказалась рядом — Юрм только вздохнул, — Сергей поднял и усадил ее на колени.

— Скажи-ка мне, маленькая… Ты ведь мне никогда не рассказывала? Как ты оказалась у папки с мамкой.

— Говорила, просто вы, дядя Ант… — «Аваля…» — укоризненно цыкнул Юрм, — …меня не слушали, только тетя Эния с мамой…

— Ну-ну, — поддакнул ей Сергей, — так…

— Через зеркало… такое большое и страшное зеркало, оно как живое, вообще-то оно не живое, но иногда оживает и становится как живым, похожим на воду, и в него можно даже нырнуть и… вынырнуть, и вот я вдруг увидела большую, очень большую комнату, и в ней никого не было, но я очень-очень испугалась и заплакала… И было очень страшно, еще страшней, чем там — за туманом, и я побежала… Комната была в большом замке, и вокруг никого не было, и я все равно бежала, и было еще страшней и страшней…

— Подожди-подожди, Аваля. — Сергей щелкнул ее по носу, она тут же взвизгнула от удовольствия. — Давай по-порядку. Что, ты говорила, такого там, за туманом?

…Минут через десять двери торжественно распахнулись, открыв на пороге Энию. Стул подкосился, и Сергей с грохотом оказался на полу, с задранными кверху ногами, с разутыми и глупо хлопающими глазами и с невероятно обрадованной девочкой на груди.

Это была не принцесса. Это была королева. Королева всех женщин, всех людей, эльфов, фей, сказок и всего, что может только двигаться, говорить и рассуждать… И она это знала. Чуть склонила голову к плечу и с улыбкой обвела комнату. По воздуху шарахнула невесомая картечь женской стрельбы глазами, сметая на своем пути все какие есть мысли, разум и волю…

Разлетелась на мелкие кусочки выроненная ваза — остолбеневший Юрм закрыл рот и кинулся собирать осколки.

Не нимфа. Именно — королева. Она не оделась броско или вызывающе — косметики и драгоценностей было совсем немного. Но почему-то синева глаз стала еще синей, волосы, забранные сзади в невидимую сетку, более густыми, шея, лицо, фигура… Все — ровно столько, чтобы стать совершенством. В ней не было вызова. В ней была спокойная уверенность эталона. Знающего, что вся остальная красота — на всей земле, какая бы она ни была, каких бы ни содержала жемчужин или изюминок — берет за идеал его.

— Эния… — Сергей молитвенно прижал руку к груди, поднимаясь с пола и потирая другой рукой ушибленный бок. — Я ведь завтра буду драться на дуэли с половиной города…

— Даже не надейся, — сказала Эния. — Я не дам так просто умереть половине города. Мы, случайно, не опаздываем? Или тебя подождать?

Сергей только развел руками и, вдруг опомнившись, кинулся искать почему-то не оказавшийся на месте меч. Принцесса не отводила от него искристо-терпеливого взгляда — Лаума набросила ей на плечи плащ и подала широкую шляпу.

— Рум! — крикнул Юрм, открыв дверь и высунув голову, — подавай лошадей!

…В холле гостиницы Эния придержала Сергея за руку:

— Одну минуту… Ты ничего не видишь?

Он пожал плечами, обводя нетерпеливым взглядом полупустой холл — несколько посетителей, среднего сословия, как всегда — метрдотель за стойкой…

— Нивер, — сказала принцесса, повернув голову, — сзади за одним из столиков сидел воин, отвернув лицо к стене. — Что ты здесь делаешь?

Воин повернулся и встал, хмуро опустив голову вниз:

— Ничего…

Гладко зачесанные назад волосы, аккуратно выбритые щеки — только оставленная небольшая короткая борода, добротная одежда военного покроя, широкий плащ и меч в ножнах, на поясе — еще оружие, как у всех воинов. И живой блеск в глазах.

— Ого. — Сергей всплеснул руками и подошел ближе. — Вот что делает перемена… Я бы тебя и не узнал. Когда ты только успел?

— Ну, — тот по-прежнему буравил глазами стол, — помыться в городской бане, подстричься и купить одежды с оружием — много времени не надо… — Он замолчал.

— И выследить нас, — подсказал ему Сергей.

— Да не выслеживал я… — глухо проговорил тот и опять замолчал.

— Зачем? — спросил Сергей. — Зачем тебе это, Нивер?

— Не надо мне ничего…

Эния потянула Сергея за руку:

— Пойдем, Сережа, опаздываем…

— Ладно. — Он еще раз оглянулся на бывшего узника, и двинулся вслед за принцессой.

Олди некоторое время стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь и прислушиваясь к цокоту удаляющихся копыт, потом быстро кинулся следом.

Замок Эру оказался сразу за городом, к въездным воротам вела длинная тенистая аллея — Сергей задрал голову, с любопытством рассматривая поднимающиеся над листвой высокие ажурные шпили.

Это был скорее не замок — здесь не было традиционных зубчатых стен и башен, также как и центрального донжона, это скорее напоминало усадьбу, большую и даже огромную усадьбу, эдакое родовитое дворянское гнездо — просто с нагромождением разнокалиберных флигельков, башенок и шпилей на крышах и витиеватым решетчатым забором.

Копыта застучали по камню — они въехали на внутренний двор, несколько стражников у ворот козырнули, не останавливая. Похоже, их ждали. Сергей с любопытством огляделся — да, интересное место… Недалеко, среди деревьев замкового парка, одиноким кулаком возвышалась огромная каменная скала — очень странная в этом месте, где нет скал и гор. За ней как раз пряталось низко опустившееся, заходящее солнце.

По высоким ступеням парадной лестницы сбежал человек в расстегнутом камзоле:

— Здравствуйте. Лорд и леди Ант? Я князь Гедон, Эрми Гедон — простите, что представляюсь самостоятельно. Очень приятно познакомиться — я самого высокого мнения об Ассане.

Сергей спрыгнул сам, помог спуститься Энии и с удовольствием пожал протянутую руку:

— Я сторонник простоты, князь, так что не беспокойтесь. Нам тоже очень приятно.

— Простите, что опоздали. — Эния слегка присела в реверансе, тот тут же ответил поклоном — Сергей незаметно вздохнул: «Ну не удержитесь, елки-палки…» — Мы торопились.

— Прошу вас. — Он широким жестом указал на ступени, незаметно — не для Сергея — окинув восхищенным взглядом принцессу. — Лорд-капитан Вар, лорд-капитан Маиер и остальные члены комиссии наверху.

…Председатель Уолл Вар оказался высоким и здоровым, с коротко стриженной седой бородой и таким же коротким и седым бобриком волос — только как единственное напоминание былого густели над умными глазами черные брови. Он церемонно поклонился Сергею и так же церемонно — Энии, но сразу раскусил их простые характеры и стал относиться как добрый отец — покровительственно-благодушно.

Так же, со спокойным радушием их приняли и остальные члены комиссии — человек десять, являющихся, как понял Сергей, одновременно аристократической верхушкой и по совместительству руководящим звеном города. Лорд-капитан Маиер явно остался о них высокого мнения и представил их в самом лучшем свете — причем это было видно по его глазам и обращению, это было его естественное мнение. Сергею было здорово неловко. Ему казалось, что им с Энией, живущим в самой обычной гостинице, без крупных денежных средств, мечтающим о скромном домике и невысокой работе, к лицу более скромное общество. Зато Эния плавала как рыба в воде.

После знакомства и получасовой светской полушутливой беседы с вином и фруктами, оказавшимися тут же, на столике, причем в самом широком ассортименте, председатель палаты капитанов Уолл Вар пригласил их в другую часть замка. Узкая витиеватая лестница повела, как и предполагал Сергей, вниз.

— Странно видеть такой огромный дом без людей, — сказал Сергей, спускаясь по ступенькам. — Здесь, наверное, было много слуг…

— Очень мало, — вздохнул лорд Вар, у него был немного сиплый голос, как после простуды. — Именно поэтому мы долго не могли подступиться к барону. Он держал только своих, преданных и проверенных. Сейчас направо — осторожно, здесь низкий потолок, не стукнись…

— А где они сейчас? — спросил Сергей, входя в какие-то подвальные помещения. — Его преданные и проверенные?

— В крепости Ог, сынок, в крепости Ог. Там же, где был раньше и ваш земляк.

— Молчат?

— Куда там. Сейчас поют, аж захлебываются — писари не успевают записывать. Но барон Эру молчит. Все, хороший мой, пришли. Это и есть то, что я хотел тебе показать.

Сергей не спеша оглядел просторный зал с низким потолком. В центре — простой деревянный стол, столешница высветлена и исцарапана от частого использования, несколько стульев и старое кресло в углу, вдоль стен — полупустые стеллажи с какими-то бутылками и склянками, у стены — нечто узкое и угловатое, завешанное покрывалом. От подрагивающих факелов на полу и стенах густые черные тени…

— Таи Маиер сказал, что ты рохер, парень. — Лорд Вар полуприсел на стол и сложил свои огромные руки на такой же огромной груди. — Ты знаешь, это очень необычно для меня, но я ему верю. Не только из-за кольца.

Сергей оглянулся — сзади в комнату, пригнувшись, вошли Эния и за ней по очереди все остальные. Князь Гедон что-то вполголоса тихо говорил лорду Маиеру — тот бегло, но внимательно глянул на Сергея, нахмурился и на что-то кивнул в ответ.

— Рохер, — сказал Сергей и перевел взгляд с князя на председателя. На душе глухо царапнула кошка — чего они шепчутся? — Именно рохер, а не маг. Я никогда не сталкивался с магией. Не представляю, чем могу вам помочь…

— Ты здесь ничего не чувствуешь?

Сергей замолчал и сосредоточился — только напрягаться было и не надо. Ощущение присутствия Роха практически висело в воздухе.

— Да, здесь очень чувствуется Рох…

— Что здесь был Рох, мы знаем и сами, сынок. — Лорд-председатель поднялся со стола и вздохнул, опустив руки. — Больше ничего?

Сергей взглянул на князя Гедона — тот тоже смотрел на него, облокотившись спиной о стеллаж, впрочем, как и все остальные.

— Я не говорю, что здесь БЫЛ Рох, — сказал Сергей. — Я говорю, что здесь ЕСТЬ Рох.

— Что? — Капитан Вар подался вперед. — Подожди, подожди… Я тебя правильно понимаю? Окно продолжает действовать?

— Я не знаю, что здесь действует, — сказал Сергей. — Я не специалист в магии. Но здесь ощущается Рох. Не знаю какой. Просто Рох. Он не давит на голову, как в тумане, он просто тихо присутствует… Он рядом.

— Так…

В подвале повисло тяжелое молчание — все не отрываясь смотрели на Сергея. Они не выглядели пораженными или ошарашенными — в чем-то здесь разбирались лучше его. Кажется, он подтвердил какие-то подозрения… Окно, какое-то окно. Что за окно?

Сергей медленно обвел взглядом комнату и подошел к непонятному предмету, задернутому покрывалом у стены.

— Что это?

— Зеркало. — Лорд Вар мрачно теребил свою бороду. — Магическое зеркало. Тоже еще то дерьмо…

— Можно посмотреть?

— Конечно.

Сергей сдернул покрывало. Да, это было зеркало, правда — бывшее зеркало. Высокая узкая рама крепилась на надломленной треноге, по гладкой поверхности во все стороны разбегалась густая сеть трещин — многие кусочки вывалились и валялись под ногами тут же, на полу. Теперь это был бесполезный предмет. Зеркало, надо же… В голове сразу вспыхнула Аваля, смешно болтающая ногами и рассказывающая про какое-то зеркало, которое похоже на воду и которое в каком-то замке… Сергей обернулся:

— Скажите, а те кварталы, на которые напали морги… Они на какой линии от замка?

— Не знаю, на какой линии, парень, — сказал председатель. — Просто ближайшие к парку. Замковому парку.

— То есть морги, — лорд-капитан Маиер подошел ближе, — двинулись к городу от решетки парка, если вы это имеете в виду.

— Так… — Сергей еще раз обвел взглядом комнату — люди молча смотрели на него.

Они ждали, он умудрился их всколыхнуть, и они ему поверили и теперь ждали от него какой-то помощи, чего-то такого, в чем не могли разобраться сами… В углу блестели синевой полные тревоги за него глаза Энии — похоже, она одна была недовольна всем этим и чего-то боялась.

— Морги не проходили через это зеркало, — сказал Сергей. — Хотя через него и сквозило что-то… Раньше.

— Согласны, — сказал капитан Вар.

— Почему? — спросила из своего угла Эния. — Все знают про магию таких зеркал, я даже изучала… — Она явно хотела поскорей закончить все это.

— Магия таких зеркал, — мягко сказал ей лорд Маиер, — позволяет проникнуть через них разве что ребенку. Они обычно используются для связи. И передачи силы…

«Силы, — подумал про себя Сергей. — Да, это была сила… Но она не передавалась. А принималась…» Он опять глянул на зеркало и обернулся, уперев нахмуренный взгляд в противоположную стену. Она принималась…

Люди расступились, проследив за его взглядом — обычная стена, полупустой стеллаж. Он подошел ближе — так… Сквозь голову и сердце неясным холодком пробежал страх. Елки, там что-то, кажется, есть… Так.

— В чем дело, сынок? — Голос председателя оказался над самым ухом.

— Еще не знаю…

Сергей поднял руку и поставилвалявшуюся на боку пустую бутылку, потом еще одну. Затем задумчиво провел рукой по доске полки и поднес палец к глазам — на коже светлела тоненькая кайма пыли. Он обернулся и глянул на остальные стеллажи — вдоль других стен.

Лорд Маиер понял с полувзгляда: резко обернулся и дунул на плоскую доску за своей спиной — вверх взметнулось и зависло густое облако.

— Тот стеллаж двигался… — догадался он, нахмурившись.

— За этой стеной что-то есть, — сказал Сергей и обернулся к капитану Вару. — Что-то…

Председатель набрал в грудь воздуха:

— Быстро, господа! Здесь должен быть проход.

Однако приглашения уже не требовалось — все разом кинулись вперед, стеллаж мгновенно оказался откинутым в сторону, зазвенели, раскатываясь по полу, пустые бутылки и склянки, каменная стена начала дружно давиться и ощупываться по каждому кирпичику.

Сергей со стороны посмотрел на принцессу — она одна осталась на месте, не бросившись вместе со всеми. Она стояла в том же углу, опустив тревожный взгляд в пол. Потом подняла глаза и посмотрела на зеркало…

Зазвенела на полу, задетая чьей-то ногой, бутылка, хлопнули, разламываясь, кем-то раздавленные на полу ветхие доски от полок, грохнулся опрокинутый стул — под потолком стоял сплошной гомон, прерываемый отдельными восклицаниями. Эния медленно приблизилась к зеркалу и, подперев одной рукой другую, начала задумчиво теребить подбородок. Сергей молча за ней наблюдал.

— Как ты думаешь, сынок, — вздохнул лорд Вар над ухом — оказывается, он все время был рядом, — твоя красавица жена не покажет нам всем сейчас замечательный урок?

— Все может быть, — улыбнулся Сергей. — Вы даже не представляете, кто она такая…

Эния не спеша обошла зеркало кругом и остановилась сзади, потом пригнулась и прикрыла один глаз, проверяя линию направления на стену. Затем нагнулась, поправляя подломленную треногу основания…

— Ты думаешь, дорогуша моя, — сказал над ухом председатель, — я не узнал принцессу Энию Ассанскую?

Сергей вздрогнул одновременно с испуганным гулом и вскриками десятка людей — каменная стена неожиданно дернулась, осыпаясь небольшими облачками пыли, и начала плавно отъезжать в сторону. Люди отступили назад — из раскрывающегося черного провала ощутимо повеяло пробирающим холодом…

— Вам, наверное, просто показалось. — Он поднял голову и взглянул в глаза лорду-капитану. — Кто мы такие?

— Все может быть, сынок, все может быть. — На него смотрел благожелательный понимающий взгляд. — Я уже довольно стар.

Стена закончила движение и остановилась — в темноту хода уставилось множество хмурых взглядов. Лорд Маиер выглянул за дверь и что-то крикнул на лестницу. Эния замерла, положив руки на бывшее зеркало. В зале повисла пауза…

Черная тьма ощутимо дышала холодом, холодом неизвестности и тайны, она не приглашала — она как будто угрожающе предупреждала. Предупреждаешь, пакость рохерская…

Сергей вытащил клинок и сделал шаг вперед — на его плечо опустилась широкая дружеская ладонь:

— Погоди, парень. Я не сомневаюсь, что ты отличный воин, но позволь руководить здесь нам.

Дверь хлопнула о стену — в подвальный зал вереницей вбежали воины в тяжелых боевых доспехах и полном вооружении и сразу взяли под прицел проход, присев за щитами и образовав заграждение, ощетинившееся острыми наконечниками арбалетов и пик. Один из воинов, кажется, лейтенант, что-то гаркнул — в темноте растворилась первая тройка латников, только мелькнули удаляющиеся огоньки факелов. Через несколько секунд донесся невнятный ответ — вслед быстро, один за другим двинулись остальные воины, выставив вперед щиты и копья — стены прохода осветились движущимися бликами колышущихся огней.

Лорд-председатель обернулся, кивнул головой всем и нагнулся, исчезая в провале хода, за ним начали втягиваться остальные.

— Лорд Ант. — Рядом остановился князь Гедон. — Охрана сверху передала, что сюда через забор пролез ваш беспокойный телохранитель.

— Какой такой телохранитель? — опешил Сергей.

— Спасенный. Из тюрьмы.

— А… — Он нахмурился.

— Мы решили его не задерживать, — сказал князь, нагибаясь к проходу. — Лорд Маиер тоже не против.

— Спасибо… — Сергей посмотрел вслед исчезнувшему в темноте Гедону и нырнул следом. Телохранитель, надо же… Вот о чем он шептался с лордом Манером. «Дурень, — ругнулся на себя. — Вечно думаю про людей абы что…»

Довольно широкий и длинный проход извивался — по стенам прыгали отсветы факелов и черные тени, осторожные шаги и приглушенное дыхание людей сливались в единый тревожный фон. «Куда он ведет?» — Сергей бросил прищуренный взгляд вверх, где бурыми пятнами кирпичей отсвечивал закругленный свод.

— Я думаю, куда-то под парк, — оглянулся князь Гедон. Он услышал и понял вопрос.

Шагов через сотню спереди эхом донесся предупреждающий голос — дозорные заградотряда что-то нашли. Все невольно ускорили шаги.

Еще через полсотни шагов коридор кончился, и Сергей остановился на пороге, с удивлением разглядывая огромное, просто непомерное пустое пространство, оказавшееся в непонятно какими судьбами взявшемся здесь монолитном камне… Вот так пещера.

Она напоминала длинный сводчатый зал — метров семидесяти в длину и не меньше двадцати в высоту, покатый верх возносился колоннами каменных выступов и терялся в темноте — туда не добивал свет факелов, влажные стены отсвечивали бликами от огней и поднимали под свод дробящееся эхо. Противоположный конец мерцал тусклыми всполохами, как от подсвеченной снизу воды… Люди казались букашками, непонятно зачем попавшими в зал исполинского костела.

— Кажется, это та одинокая скала, которая в парке… — сказал рядом князь Гедон и посмотрел на Сергея. — Никто не знал, что в ней такое…

Спереди раздались тревожные выкрики, блуждающие огни факелов сразу устремились вперед — в противоположный конец, где уже виднелись мощная фигура председателя Вара и воины отряда прикрытия. Сергей с князем переглянулись и сразу перешли на бег.

— Лейтенант, двоих за эдитором, быстро! — донесся простуженный голос лорд-капитана. — Здесь не обойтись без Белого ордена…

— Арей, Умм…

Мимо них к выходу заспешили две фигуры в доспехах. Сергей сделал еще несколько шагов и остановился, делая глубокий вдох и переводя дыхание…

Это была не игра отражения на влажных стенах от факелов — в конце длинной «готической» пещеры действительно была вода, если только это можно было назвать водой. У дальней стены плескалось целое озеро. Озеро тусклого света, сменяющих друг друга цветов и ясного четкого отражения — и серых мерцающих стен, и скрывающегося в темноте потолка, и хмурых, ожидающих только больших неприятностей лиц. Небольшое, метров десяти-пятнадцати, озерцо представляло собой сплошное зеркало, на ладонь покрытое водой — в глубине переливались, наплывая друг на друга, непонятные цветные всполохи. Эти же разноцветные всполохи отражались на стенах и на лицах застывших в тревоге людей…

«Вот оно, окно… — подумал про себя Сергей. — Ртуть? Елку твою через коромысло. Вот откуда пришли морги…» Ему не требовалось подтверждения — холод, пронизывающий холод, холод ненависти, злобы и пустоты цепенящей рукой сдавливал мозг, душу и сердце.

— Как оно закрывается?

— Кто знает? — ответил лорд-капитан Маиер.

— Подобным всегда занимался Белый орден, — добавила принцесса.

Сергей посмотрел на нее с тревогой — вот ей здесь находиться было бы совсем не надо…

— Ладно, — сказал лорд Вар, распрямляясь. — Нашли, посмотрели и будет… Лейтенант! — Лейтенант развернулся к нему. — Оставь здесь людей. Человек трех. Для наблюдения. Да не здесь, у воды, а в проходе, в прямой видимости. Еще группу в комнате в подвале. Остальные — в замке, я еще пришлю людей. Пока не прибудет Белый орден…

— Ясно.

— Все. Назад…

— Осторожно!

Все расступились, смотря непонимающими глазами, как почему-то покраснели и закатились вверх глаза лейтенанта, как изо рта и из носа брызнула густая струйка крови, потом подогнулись колени… Воин пошатнулся и упал лицом вниз, глухо лязгнув доспехами, из раскинутой руки в сторону отлетел арбалет. Сзади, в основании черепа, торчал перистый наконечник короткого дротика.

— Назад!!!

Паники не было — почти все были воинами. Зазвенели выхватываемые мечи, люди дружно сделали несколько шагов назад, пригнувшись и выставив вперед оружие, латники отряда прикрытия слаженно обтекли с двух сторон спереди и закрыли щитами.

— Спокойно! — В наступившей тишине сиплый голос председателя казался звонким. — Так, теперь назад — спокойно, без страха… Лигу — бегом за подкреплением!

Из зеркального озера один за другим выпрыгивали морги и сразу пригибались к земле, выставляя дубинки, мечи и копья, — один за другим, один за другим…

Отряд под прикрытием щитов, пик и арбалетов медленно сдавал назад, подальше от воды. Слышались только тяжелое дыхание, тихий шепот молитвы и негромкое постукивание доспехов. На фоне мерцающей воды быстро росла и крепла шеренга черной ненависти…

— Принять влево… Выровняться. — Место лейтенанта уже было занято кем-то другим, в латах трудно различалось звание. — Приготовились! — В воздухе на мгновение зависла пауза. — Гром!

Хором дружно и мелодично пропела спускаемая тетива — ряд силуэтов мрачных нелюдей дернулся и пошатнулся, раздалось несколько всплесков воды от падающих тел…

И тогда поднялся вой. Вой ударил по ушам, и заставил завибрировать перепонки, и подняться на голове волосам, и выступить на лбу холодным капелькам пота. А потом он перерос в рев. А затем морги кинулись на людей. И тогда завязался бой…

Слаженный строй распался вместе с тьмой — Сергей не сразу понял, что полыхает ярким светом зеркальное озеро, разогнав темноту по углам и гоняя по стенам причудливые блики. Вокруг звенело оружие, и тяжелые вздохи и крики, и крепкие, совсем не «благородные» выражения тесно переплетались с хрипом и воем. И кто-то уже лежал, и кто-то уже падал, и кто-то еще совсем не хотел падать…

Сергей, без разговоров отбросив Энию себе за спину — к стене пещеры, крутился сразу против троих, наседающих с разных сторон. С негромким всхлипом повалился на землю первый, вслед за ним отлетел к стене от удара и медленно сполз второй… Третий куда-то исчез. Он успел перевести дух и оглянуться вокруг…

Первая волна была отброшена — морги отступили, оставив на земле слабо шевелящиеся тела. Сопротивление оказалось слишком умелым — здесь были воины, а не дети, как в Домах Милосердия… Но это была только первая атака. Люди тяжело дышали, выставив вперед мечи, все знали — нежити неведом страх. Значит, сейчас будет и вторая… Они явно не хотят закрытия окна.

— Перегруппироваться. — Тихо стукнули друг о друга соприкоснувшиеся щиты. — Заряжай…

Сергей оглянулся — Эния глубоко дышала, выставив вперед дубинку в своих тоненьких женских руках, — в полутьме поблескивали отраженными всполохами решительные глаза. Сейчас бы улыбнуться — настоящий воин и страх для нежити… Но было не до улыбок. Он повернул голову, окидывая прищуренным взглядом все прибывающую шеренгу моргов…

— Медленно, назад. — В голосе председателя Вара даже не угадывалось волнения. — К проходу. Не разворачиваться спиной…

Но они не успели медленно двинуться назад. Потому что взметнулась вверх двумя огромными всплесками вода, и неожиданно из озера начало что-то подниматься — огромное, круглое, все в струях стекающей вниз воды… Люди непроизвольно сделали шаг назад, задирая головы, расширялись в изумлении глаза и приоткрывались плотно сжатые до этого губы.

Перед ними поднялся во весь свой невероятный рост и объем, почти достигая свода, гоблин. Сдвинулись с места нахмуренные складки бровей, он не спеша обвел взглядом зал и сделал из воды шаг.

Вздрогнула земля — вниз со стен посыпались мелкие камни. Люди вышли из оцепенения и сделали несколько шагов назад, с трудом переводя дыхание и не отрывая расширенного взгляда. Слабо вскрикнула сзади Эния.

«Так. Встретились. Опять эта напасть…»

Сергей сжал в мгновенно вспотевшей руке меч и сделал шаг вперед — глаза невероятного исполина немедленно сошлись на его маленькой фигурке. В черных провалах глазниц, казалось, сверкнуло понимание…

«Ты…» — Он не успел додумать эту мысль — неожиданно сильная рука отбросила его назад, к Энии, и он упал. Нивер Олди, непонятно как оказавшийся здесь, тяжело дышал, закрыв их с принцессой своей спиной и выставив на великана свой меч.

Но гоблин не заметил букашки-защитника, провалы темных глаз продолжали смотреть на Сергея. Сергей медленно поднялся, стараясь хоть что-то увидеть там, где жило и бушевало всегда только одно. Ненависть.

Как и тогда, в разбитой и дымящейся крепости, их глаза встретились. Сергей не слышал, как задержали дыхание, постепенно сдавая назад, все остальные, как плакала, закрыв лицо руками, сзади Эния, как рядом тяжело дышал, не шелохнувшийся, добровольный и оказавшийся таким преданным телохранитель… Время остановилось.

«Что это все и зачем? Почему ты здесь, неживотное чувство, а не у себя, в преисподней? Что тебя вызвало сюда, где тебе нет и не должно быть места? А ведь ты меня узнал…»

Сергей стоял и смотрел глаза в глаза — и у него почему-то росла уверенность. «Узнал, елки-палки, узнал, хоть ты и не тот… Значит, общаетесь.

Давай делай шаг, размахнись кулаком или чем ты там… Я не боюсь тебя. У меня нет страха и нет ужаса… Потому что я не ненавижу тебя. Я ненавижу ненависть. Я ненавижу не тебя, а то, что у тебя в голове. Злобу. Пустоту. Ненависть… Ты можешь убить меня. Но ты не изменишь то, что у меня внутри. А я…»

Пещеры темных провалов глазниц шевельнулись — в них что-то мелькнуло, открылась и опять закрылась огромная пасть, заволновался, качнувшись, многослойный подбородок.

«А я… А я просто испепелю твою злобу. Но не злобой…»

Что-то происходило в этих глазницах-глазах, что-то там отражалось, что-то даже понималось — как будто не букашка-человек стоял перед ним, а…

И что-то происходило с Сергеем — в нем крепла какая-то уверенность, уверенность в том, что дело вовсе не в размерах и силе, что на любую, самую невероятную силу есть другая, еще большая сила. Он увидел — не глазами, а каким-то другим, внутренним зрением — клубок черноты в глазах монстра, в глазах и голове… Оно шевелилось, оно распускало длинные щупальца, оно извивалось, оно и было всем этим монстром — и его головой, и даже руками и ногами, оно было составляющим — третьим составляющим, и это третье было не разум, тело и кости…

Оно могло быть побеждено. Могло. Сергеем. И не Сергеем. Через Сергея… Если он только сможет это взять и сможет это удержать. Силу. Невероятную силу, которую нельзя взять так просто, нельзя поднять, нельзя бросить, но о ней можно… Попросить. Просто, совсем просто — попросить. И для этого надо… Что-то иметь. Что-то иметь в себе, в своей душе, в своем сердце, что-то такое, что может иметь любой, абсолютно любой, и с этим жить, и таким жить. Но понять это сам. Без какой либо помощи. И не головой… Молния, белый огонь, сверкающий на востоке, но так, что видно и на западе… Сила. Без злобы и ненависти, но которая сразу изничтожит злобу и ненависть… Третья сила. Действительно — непобедимая сила. Потому что в основе ее — мироздание…

Дрогнула земля — опять осыпались мелкие камни и капельки влаги на стенах. Люди застыли неподвижно. Потому что гоблин сделал шаг назад…

Потом еще один — вверх взметнулись каскады воды, оседая блестящими потеками на стенах и каплями-брызгами на волосах и одежде замерших в удивлении людей. Озеро ходило волнами, принимая в себя прыгающих вслед за чудовищным исполином моргов. Затем исчезло, растворившись в неведомой и непрозрачной глубине, зеркало, исчезли цветные всполохи в воде и на стенах, исчезло мерцание… Вода некоторое время еще волновалась, потом успокоилась и приняла свой самый обычный, водяной вид.

Сергей медленно поднял руку и посмотрел на нее, как будто не понимая, зачем он поднял эту руку… Потом вздохнул и вытер со лба пот.

— Оно что… закрылось? — неверяще произнес кто-то рядом. — Само?

Люди двинулись и медленно приблизились к воде, разглядывая удивленными глазами колышущуюся мутную поверхность, кто-то поднял с земли и посветил не потухшим факелом. Кроме дробящихся слабых отсветов и мутных, плохо видимых силуэтов, в ней не отразилось ничего. Как и в обычной воде…

— Что произошло? Да что это было?

Сергей оглянулся — Эния еще всхлипывала, смотря на него виноватыми глазами.

— Пойдем, Эния… — Он поднял ее за руку и ласково провел ладонью по волосам. — Успокойся, солнышко мое ясное, все уже позади. Он уже не вернется…

— Сереженька… — Она всхлипнула и уткнулась ему в плечо. — Сережка… Уйдем отсюда.

Они медленно двинулись к проходу — две очень одинокие в этом огромном зале и две совсем не одинокие, потому что очень близкие друг к другу, фигурки. Рядом неслышной тенью скользил, бросая по сторонам цепкие внимательные взгляды, их верный телохранитель.

Многие провожали их взглядами. Двое — особенно пристально.

— Что ты думаешь? — Оказывается, голос лорда Маиера тоже осип.

— Я? Не знаю… — Председатель Вар задумчиво смотрел им в спины. — По-моему, то же, что и ты. Так? Понятно, почему у него кольцо от Шираза…

— Так. Странные вещи ныне видят наши глаза, кто бы мог подумать… Кажется, на земле появился Охотник.

Глава 5

— Ты не понимаешь! — Ильга неожиданно взорвалась. — Все это чушь, ерунда, выдумки всяких придурков вроде Эниста! Он и поплатился за свою ненормальную голову! Это ненормально, ты понимаешь, ненормально! Какие такие родители, какие такие — всякие там нежности, заботы, футы-муты… Кому это надо, скажи, кому? Кому нужны какие-то еще проблемы, какие-то еще трудности? Выдумки! Бредятина! Сказка — глупая, идиотская сказка, от которой тошнит! Каждый сам за себя! Каждый нужен только себе! Никто о тебе не позаботится, если не подумаешь о себе сама! Вот в чем правда! Трижды права в этом Эллоя…

— Успокойся, Ильга. — Шульга подняла руку, чтобы обнять ее, но та отпрянула назад. — Я же не уговариваю тебя идти вместе со мной.

— Шульга, ты будешь стоять прикованной к стене, и тебя будут жрать каменные крабы! Зачем, скажи, для чего? Ради сказки, которая только сказка — в твоих мечтах? Ради того, что не бывает, просто не бывает на свете? Зачем?

— Успокойся, Ильга!

— Ну подумай, подружка, пораскинь мозгами. — Ильга неожиданно перешла на доверительный тон. — Ты ведь всегда была самая умная! Самая обычная что ни на есть логика — зачем? Для чего? Почему? Для чего эта глупость — любовь? И вовсе не надо говорить про нее шепотом, надо кричать всем — чушь! Чушь и глупость! Потому что она — мешает! Выживает сильнейший — это ясно как день! И у животных, и у людей! А остальное — сопли, мешающие освобождению…

— Почему ты не говорила мне это раньше, Ильга? — Глаза Шульги сузились. — Я думала, Эллоя не настолько тебя проняла…

— Да потому что считала, что поймешь в конце концов и ты! И при чем здесь Эллоя. — Ильга устало вздохнула и вдруг всхлипнула, закрыв руками лицо. — И потому что не хотела терять подругу. Лучшую, которая у меня только была…

— Ильга, подружка моя. — Она крепко обняла подругу — единственную, которая здесь у нее была. — Не расстраивайся. Пойми меня, просто постарайся понять. Дело не в логике. Я не буду спорить и что-то доказывать. Просто… Просто — если все так, то тогда незачем жить. Я не хочу так жить. Я не хочу выживать. Я не хочу силы и Магрома. И поэтому… Пускай лучше каменные крабы, чем все такое.

— А как же я? — Плечи девочки вздрагивали. До нее только сейчас начало доходить, что это — навсегда. Что это не расставание. Это было прощание. — Как же я здесь — одна?

— Выбирай сама, Ильга. — Шульга тяжело вздохнула. — Понимаешь, я для себя все решила еще очень давно. Магром не для меня — я всегда это знала. Пускай лучше тогда уже смерть…

— Я не верила, что ты настолько это серьезно…

— Более не может быть серьезней, подружка. — Шульга нагнулась и подняла свой мешок. — Не провожай меня, ладно?

— Куда же ты? Ведь…

— Прости меня, Ильга, я не скажу. Не потому что не верю тебе. Но и я тоже не выдержала бы вопросов Эллои… — «Или пыток…» — подумала она про себя. — Но и дураку понятно, что не к Голубой Черте — я не хочу повторять ошибки Эниста.

— Вот же напасть какая… — Хлопающие глазки Ильги опять предательски увлажнились. — Как же я без тебя? Резор совсем теперь озвереет…

— Прощай, Ильга, прощай, подружка моя верная…

— Прощай, Шульга… Да поможет тебе… Бог.

— Спасибо, Ильга. За все. И знаешь… Я ведь помню свое имя. Не называй меня больше Шульгой — даже в воспоминаниях. Меня зовут Рада… Рада.

Она накинула на плечи мешок и пошла к старым заросшим развалинам древнего форта, чтобы потом завернуть к темнеющему невдалеке лесу. Ильга стояла и смотрела ей вслед, прикрыв глаза ладошкой от низкого багрового солнца.

У развалин Шульга остановилась и помахала рукой. Затем развернулась и опять пошла, постепенно наращивая темп — теперь уже окончательно. «Прости меня, Ильга, прости меня, но я сейчас не могу никому верить. Потому что я пойду именно к Голубой Черте. Хотя и не буду ее переходить сразу… Ибо что-то там есть… Что-то такое, что Эллоя не хотела, чтобы узнали все. Поэтому и был отрезан у бедного Эниста перед смертью язык…»

— Его никто не помнит, это почти легенда, — сказал председатель Вар. — Это было почти сто лет назад. Но память вместе с описанием кольца и грамотой владения передается из поколения в поколение.

Сергей задумчиво смотрел за окно капитанской кареты — мимо проплывали витиеватые заборы и высокие благородные дома, утонувшие в пожелтевшей зелени парков, решетчатые порталы и стройные аллеи, ступенчатые фонтаны и изящные мостики, подстриженные деревья и ухоженные кусты… Аристократическая часть Нипорога. Места обитания власть имущих… Утреннее солнце, щедро заливавшее все это своими лучами, тоже казалось ухоженным и благородным.

— Даже не верится, я всегда считала это легендой, — сказала Эния. — Это же надо, сам Охотник Хром собственной персоной. Оказывается — был, жил и что-то делал. И даже имел свой дом. Здесь, у вас… Скажите, а как он хоть выглядел?

— Я думаю, — улыбнулся лорд Маиер, — это вам лучше спросить у своего супруга.

— Харон, конечно, очень странный человек, — задумчиво проговорил Сергей. — Но на триста лет он никак не тянул. Вряд ли это он.

— Я слышал, — сказал лорд-капитан Молох — еще один из числа семи, правящих городом, — что в Рохе время течет по совсем иным законам. Где — быстрей, где даже медленней…

— Гм… — с сомнением качнул головой Сергей и опять перевел взгляд в окно. Снаружи виднелся круп лошади охраны сопровождения и за ним уже блестела вода городского озера. Вокруг слышался мерный цокот подкованных копыт.

«А ты ведь много, очень много темнил, Харон, — подумалось в голове. — Ты ведь никогда не боялся Роха. И я никогда не видел рядом с тобой моргов, или гоблинов, или еще кого из этих… А прочие твари тебя просто не чувствовали. Кто ты, Харон? Человек? — Он вздохнул. — Если я тебя опять увижу, дашь ли мне на все ответ? Ой ли. Сомневаюсь я почему-то…»

— А что означает Шираз? — спросила Эния. — Оно несет в себе какой-нибудь смысл?

— Полное название — Шираз-Даль, — сказал лорд Маиер. — Конечно. Это в переводе — осень. Или, еще точнее, осенний ветер.

— Или осенний листопад, — добавил лорд Молох. Председатель только улыбнулся, задумчиво поглядывая на Сергея.

— Красиво… — Принцесса отправила мечтательный взгляд в окно. — Осень. Только почему-то грустно…

— Зато очень символично, — сказал капитан Маиер. — Ведь на улице тоже осень.

«Пр-р-р-р-р…» — снаружи донеслись приглушенные отрывистые команды охраны — карета, чуть слышно скрипнув рессорами, плавно остановилась. «Господин лорд-капитан…» — Один из стражников распахнул дверцу.

— Приехали, — сказал лорд-председатель Вар, выглядывая наружу. — Можете посмотреть на свой… гм… дом.

Сергей выбрался следом и встряхнул головой, широко разинув рот и уставившись вперед «тугим» непонимающим взглядом. Сзади из кареты показалась принцесса и, прикрыв глаза от солнца, устремила вперед задумчивый взгляд.

Перед ними возвышались две нависающие над головами зубчатые башни въездных ворот — ажурная кованая решетка уже поднималась вверх предупрежденной городской охраной. За ними возносились вверх башни, высотные арки, черепичные крыши, воздушные переходы и шпили величественного белого замка. Кажется, того самого, который они видели на горизонте в свое первое утро приезда…

— А… А где дом? — Сергей непонимающе оглянулся — вокруг шелестел осенней листвой большой дубовый парк, сквозь деревья невдалеке проглядывала вода озера.

— Перед нами, надо полагать, — сказала принцесса, продолжая разглядывать, как остановилась и закрепилась вверху подъемная решетка, как распахиваются оббитые железом дубовые створки ворот, как бежит навстречу, нахлобучивая на ходу шлем, начальник караула городской стражи…

— Это Шираз-Даль, — сказал рядом председатель Вар. — Это наша гордость, потому что это замок самого Командора. Он долго, очень долго ждал своего хозяина — человека со специальным кольцом владения. Вот и дождался… Мы охраняли и берегли его все это время. Прошу вас. — Он, приглашая, повел рукой.

Принцесса первая двинулась вперед, Сергей следом, задрав голову вверх — над головой проплыли сторожевые башенки, соединенные огражденной зубцам и площадкой. За воротами открылось пространство внутреннего дворика, мощенного брусчаткой, посередине раскинул широкие могучие ветви мудрый вековой дуб. Городской караул охраны почтительно вытянулся у башенок.

— Он не из самых больших, — сказал лорд-капитан. — Но из самых благородных. Это Дом Командора. Второго такого нет во всем Шеоле.

«Гм, — подумал Сергей, — это по каким понятиям — не из самых больших? По понятиям королевского дворца? Елки-палки, да здесь же тысячи метров жилой площади…» Он медленно повел взглядом вокруг — двор подковой опоясывало двухэтажное здание с зубчатым пандусом обороны, и это был только первый уровень жилого массива. Потому что за дубом, напротив въездных ворот, над ними возвышались еще этажи, и крыши, и верхние площадки, и воздушные переходы, и еще выше над всем этим — таким великолепием продуманного симметричного беспорядка — вверх тянулись башни и шпили…

— Сергей, — принцесса оглянулась на него, — ты точно ничего не знал про это?

Он только развел руками — у него не было в голове сейчас ни одной разумной мысли. «Елки, сколько же это все стоит… Холера, как же это все содержать… Гандибас, а как же это зимой обогреть… Сколько же здесь должно было обитать людей… А будут ли сюда лезть воры… Если здесь где-нибудь уединиться, то за целый день никто не найдет… А кухня здесь, наверное, размером со спортивный зал…» — Это были обрывки чего-то непонятного, что с трудом можно было назвать мыслями или вообще чем-то разумным.

— И еще один нерешенный вопрос, — сказал председатель Вар. — Город и несколько ваших соседей-дворян теперь ваши должники. За аренду вашей земли и озера… Ничего не буду говорить насчет соседей, но город сейчас расплатиться не сможет — да вы и сами знаете почему. У нас есть небольшая надежда договориться… Может, не обязательно деньги?

— О чем вы? — тупо спросил Сергей, колесики в его голове еще проворачивались с великим скрежетом и им было далеко до полных оборотов…

— Я думаю, у нас с вами не возникнет никаких проблем, — сказала принцесса, продолжая оглядываться на башни и шпили. — Мы договоримся. Нам сейчас очень много чего нужно, не из денег. Во-первых, пополнить запасы еды в подвалах, особенно копченых, вяленых и долгохранящихся продуктов — мука, сахар, соль и прочее. Лучше в бочках. Также — винный погреб. Во-вторых, нам, по-видимому, придется менять некоторую мебель, также посуда, оружие и множество хозяйственных мелочей — об этом позже и отдельно. В-третьих — дрова, много дров, впереди зима. В-четвертых… Ладно, чего это я. Мы обо всем поговорим при заключении договора.

— Отлично. — Лорд-капитан заметно повеселел. — Вот это дело, вот это разговор!

Сергей удивленно почесал голову — ого… «Во дает. Откуда у нее… хотя что это я. Понятно откуда. Сказала бы лучше, что со всем этим делать?»

— И еще, — добавила принцесса. — Главная и первостепенная просьба. Здесь нужно целая армия уборщиков. Если эти залы не посещались долгое время…

— Сегодня же, милая моя. — Председатель приложил руку к груди. — Только будьте на месте.

— И еще один момент, а то забуду…

Сергей неторопливо двинулся вперед, продолжая вертеть головой по сторонам. Елки-палки, зеленые моталки. Ну, Харон, ну удружил… Это же надо — домик. Говорит — будет где остановиться и жить… Вот так домик. Вот так остановиться. Вот так жить… Замок. Целый замок. Да еще — самого Командора, самой почитаемой в Шеоле личности. И что теперь с этим делать? Да…

Он прошел под развесистыми ветвями старого дуба и поднялся по широким каменным ступеням парадного входа — один из стражников охранного караула открыл створки двойной двери. Навстречу шагнуло пространство громадного холла, с двумя изогнутыми лестницами по бокам, с исполинским камином на полстены, с кучей накрытых чехлами диванов вдоль стен и такой же прикрытой лакированной мебелью — похоже, из мореного дуба…

«Неужели это все теперь наше?» Троглодит тебя наперекосяк и сальмонелла в придачу. Все эти бесчисленные этажи, залы, комнаты и коридоры? Ладно Энии — ей не привыкать, а вот как освоиться ему?

«Освоишься, — шепнул задиристый голосок в голове. — Господин лорд — подтверждай свое звание…» Он медленно поднялся по лестнице и окинул сверху взглядом просторный холл — елки же зеленые… Здесь совершенно свободно можно играть в волейбол.

Сергей не спеша двинулся по замку, переходя из зала в зал, из комнаты в комнату, из одного коридора в другой, поднимаясь по каким-то лестницам и заворачивая в какие-то галереи… Ему все это было надо? Зачем все это? Радоваться, или расстраиваться, или просто недоумевать?

Зачем кривить душой — тем более перед самим собой, — вряд ли он был расстроен. Удивлен, даже изумлен, поставлен в тупик — да. Но не расстроен. Кого мог расстроить целый подаренный замок? Вот только как в нем жить… Тут к лицу — огромный штат слуг, большие конюшни, рота поваров, своры собак для охоты и штатные егеря, личная стража, дворецкие, гувернеры, лакеи, балы, визиты и приемы… Вот этого он точно не хочет.

А что он теперь хочет? Жизнь так странно крутанула его колесо в этом мире, что теперь он даже и не знает точно… Или боится знать. Или не хочет знать. Потому что все равно будет так, как он не ожидает и даже не предполагает. Все его пребывание здесь — тому подтверждение. А пока… А пока он просто поставлен в тупик.

Сергей подошел к ближайшему окну и, раскрыв створки мозаичного окна, выглянул во двор. Он успел забраться довольно высоко — по этим лестницам и галереям…

Сверху вид был ничуть не менее живописен. Кроны старых дубов шелестели листвой, как будто древность и мудрость хранили какие-то свои, неразгаданные и давно забытые тайны, и с тихой и терпеливой снисходительностью поглядывая на зачем-то суетящихся и неугомонных людей — как мелки ваши проблемы и заботы, люди…

Чуть дальше перемигивалась солнечными бликами рябящаяся гладь воды — сверкнул отраженными лучами белый парус чьей-то крылатой лодки. За парком и озером поднимались остроконечные крыши и гербовые шпили соседей.

Он опустил голову вниз. Развесистая крона древнего дуба перед глазами занимала полдвора, ветви боковых зданий, являющихся одновременно наружными стенами, сверху белели ровными зубчатыми площадками и переходами, две сторожевые башни центрального входа тянулись вверх застывшими, но бдительными часовыми… Кареты лорд-капитанов, городской стражи и самих лорд-капитанов видно уже не было — наверное, уехали. Зато у ворот стояли с сумками, разинув рты на пол-лица и растерянно оглядываясь по сторонам, Юрм с Лаумой…

Сергей улыбнулся и быстро побежал вниз.

Ближе к обеду в ворота постучала огромная разношерстная толпа, вооруженная ведрами и тряпками, под предводительством нескольких «чинов» городской канцелярии. Сзади виднелось несколько озабоченных лиц офицеров городской стражи.

— Для контроля, — козырнул двумя пальцами старший. — Их много, вы можете не уследить за всеми…

Вокруг сразу закипела работа. Часть людей сразу поступила в распоряжение Лаумы — приводить в порядок хозяйственные помещения, в первую очередь — кухонь, колодца с пресной водой, нижних ледовых камер и подвалов для хранения припасов. Юрм с несколькими специалистами взялся за проверку системы отопления — печей, каминов, труб, в том числе и вентиляции… Остальные равномерно распределились по этажам — по совершенно различным направлениям. Кто-то сносил вниз, к оружейникам, оружие и доспехи со стен — для чистки и профилактики, кто-то — целыми группами — тягал бесчисленные столетние ковры, неизвестно почему сохранившиеся и не рассыпающиеся в пыль, кто-то чистил на стенах еще более бесчисленные канделябры и подсвечники — заодно меняя великое множество свечей и приготовленных факелов… Сергей даже и близко не предполагал всех этих объемов работ, тесно переплетенных с ремеслом и знанием.

Он забрался на самый верх — подальше от всей этой суеты, в которой он все равно не мог участвовать, так как сразу же начинал выглядеть полным профаном. В одной из комнат раскрыл настежь окно и улегся на диван, закинув ноги в сапогах на спинку и безучастно уставившись на перистые невесомые облачка. Ему было о чем подумать…

Эния уехала заключать договора с торговцами — должниками города на поставку различных продуктов и еще великого множества разных разностей… Казалось, что она знает абсолютно все обо всем и разбирается в этом всем на уровне специалиста. Что бы он только делал, если бы рядом не оказалась Энии-принцессы?

Вот только… Она была явно чем-то расстроена. И не хотела говорить, и старательно прятала глаза. И, кажется, не из-за замка, да и при чем здесь замок…

…Принцесса приехала уже вечером, когда величественные стены покинула вся эта гомонящая толпа работников, с тем чтобы вернуться и продолжить завтра. И сразу вызвала к себе Юрма с Лаумой — слушать отчет и явно — Сергей мог побиться об заклад, почему-то он уже хорошо знал Энию — кое-что разъяснить. Юрм с Лаумой с чего-то решили, что их скоро попросят на все четыре стороны и лезли из кожи вон, чтобы успеть угодить и сделать как можно больше. И, кажется, собирались работать и ночью…

Сергей не стал мешать. Изгибающаяся боковая галерея с узкими окнами-бойницами привела его в сторожевую башню у ворот, он закрыл за собой дверь и, почесывая подбородок, задрал голову вверх — вокруг стены крутилась винтовая лестница.

— Нивер? — Он сказал это очень спокойно, без каких-либо эмоций в голосе. — Я поднимаюсь. Не забудь удрать как боязливый мальчишка.

Сверху донесся чуть слышный шорох. Сергей вздохнул и начал подниматься. Наверху оказалась круглая комнатка с широкой изгибающейся лавкой — на противоположной стороне виднелась дверь на зубчатый пандус крыши. На подоконнике одного из окон лежал арбалет — на лавке аккуратно разложены тяжелые стрелы. Тут же — прислоненный меч, боевой топор, ножи и часть снаряжения. На оставшейся части расстелен плащ. Нивер Олди хмуро смотрел в окно.

— Ты долго еще собираешься бегать? — спросил Сергей, поудобнее устраиваясь на лавке. — Может, проще поговорить?

Олди только вздохнул, продолжая понуро смотреть на улицу.

— Ну, во-первых, почему ты устроился здесь? — продолжал Сергей. — Не проще ли перейти в дом — там гораздо уютней?

— Кто-то должен охранять все это, — тихо ответил бывший узник.

— Почему ты решил, что именно ты?

Он опять ничего не ответил.

— Слушай, так мы с тобой ни о чем не поговорим, — сказал Сергей. — Если ты будешь постоянно молчать.

— Мне нечего говорить, — так же тихо сказал Нивер. — Просто позвольте мне остаться здесь.

— Послушай, — Сергей доверительно наклонился вперед, — спасибо тебе за то, что ты тогда, в пещере, прикрыл нас. Я, честно говоря, не ожидал…

— Толку-то было от моего прикрытия… — криво усмехнулся Олди.

— Толк был. В любом отважном поступке всегда есть толк — пускай он и не виден кому-то, — сказал Сергей. — Никто не собирается тебя выгонять. Но давай больше не прятаться, а перейдем на нормальные, человеческие отношения. Ты хочешь остаться с нами?

— Я останусь рядом, — спокойно сказал бывший корсар. — Даже если вы прогоните меня.

— Ишь ты, — усмехнулся Сергей. — Напористый… Ладно, хорошо. Но нам не нужен только молчаливый и дюже крутой страж. Мы любим людей, на которых можно положиться во всех отношениях.

Олди повернулся и совершенно неожиданно опустился перед Сергеем на колени, подняв голову и не отводя в сторону прямого серого взгляда.

— Вы сказали, что я гордый, — негромко и уверенно сказал он, как будто выполняя что-то, давно уже решенное для себя. — Нет, господин лорд. Гордость сгорела. Испепелилась и рассыпалась как прах. Я могу и буду делать что угодно. Могу быть слугой, только… Только я никогда не был слугой.

— И не надо, — согласился, улыбнувшись, Сергей. — Ты хороший страж, Нивер, вот и оставайся им — здесь есть, что охранять. Только знаешь, Юрм или Лаума тебя могут иногда попросить — чем-нибудь помочь, например…

— Что вы, господин лорд. — Олди даже улыбнулся. — Мы уже успели подружиться.

— Во дают, — опять усмехнулся Сергей. — Один я только ничего не знаю. Молодцы, однако… — Он повел вокруг взглядом. — Ты хочешь остаться здесь?

— Это самое лучшее место для охраны, — сказал Нивер. — Отсюда видны все подходы к замку.

— Хорошо, — сказал Сергей, заглядывая в одно окошко, потом в другое. — Хорошо, — повторил он, наблюдая за принцессой во дворе, которая вертела головой по сторонам — очевидно, разыскивая его. — Хорошо, пусть будет так. — Он повернулся к Ниверу. — Да встань ты с колен, чего ждешь… — Тот медленно поднялся и присел на лавку. — Тогда я скажу Юрму, — Сергей еще раз окинул взглядом пространство комнатки, — чтобы помог тебе принести сюда диван, стол, стулья, и прочие… гм… атрибуты для жизни.

— Спасибо, — искренне сказал бывший пират.

— И не прячься больше. — Сергей начал спускаться по лестнице.

— Одну минуту, — сказал вслед Нивер Олди. — Господин лорд…

— Да. — Он остановился, из квадратного люка спуска смешно выглядывала только одна голова. «Господин лорд, надо же… Кажется, я начинаю привыкать».

— Я должен вам это сказать. — Бывший разбойник задумчиво почесал над виском. — Хотя, может, мне просто мерещатся страхи. Понимаете…

Сергей молча ждал — почему-то нудно засосало под ложечкой.

— …Мы тогда еще не успели распечатать пакет с приказом — там, на корабле, когда раздались первые выстрелы замаскированного берегового капонира. И уже никто никогда не распечатает. Но все знали и так… Мы должны были принять на борт человека — какого-то господина с поклажей. И доставить его по назначению — не знаю куда, это было в пакете, но… Куда-то на юг. И охранять его паче зеницы ока, а еще больше — его поклажу. И… Я бы не говорил вам всего этого — если бы не это… Мы должны были контролировать очень вероятное появление одного очень странного незнакомца, воина. Описание очень подходит под ваше. Этому я бы тоже не придал значения — мало ли людей с подобным описанием, если бы… Нам сказали, что с ним, возможно, будет женщина — красавица с синими глазами.

— Чушь, — хрипло произнес Сергей, чувствуя, как упало сердце. — Чушь. Не может быть. Когда вы получили этот… это назначение?

— За несколько дней до гибели брига.

— Да она же в это время… В общем, никто, в том числе и я, не мог даже и предположить, где окажемся…

— Понятно, лорд Ант. — Но глаза Нивера все равно выглядели тревожными. — Я рад это слышать.

— А кто вас нанимал?

— Кажется, через подставных — маркиз Ар-Роз. Я бы не беспокоил, но говорят, он занимается магией. А где магия — там… Я не знаю.

— Так. — Сергей устало вздохнул. — А что за господин, что за поклажа?

— Я не знаю точно. Вроде бы какой-то очень ценный жезл, или клюка, или посох…

Сергей некоторое время тяжело молчал, потом оперся рукой о стену, положил на изгиб голову и закрыл глаза.

— Елочки же зеленые…

«Круг замкнулся. — Казалось, мысли тоже были тяжелыми и тягучими. — Теперь пошел отсчет времени… И сколько отпущено времени Шеолу?» Олди сокрушенно вздохнул, переступил с ноги на ногу и виновато уставился в пол.

Сергей поднял голову.

— Что еще ты помнишь и знаешь, Нивер?

— Больше ничего, господин лорд, я вам все рассказал, теперь — все.

— Куда, хоть примерно, вы должны были доставить того господина?

— Я не знаю, это было в приказе. Где-то возле Элиота, в Андарме, на юге…

— Не Тарида?

— Нет.

Сергей опустил тяжелый взгляд вниз.

— Спасибо, Нивер…

Как назло, не взял с собой курева. Елки же ты палки… Он медленно спустился и облокотился о подоконник, задумчиво наблюдая за Энией. Она обернулась и что-то крикнула — из парадной двери показался Юрм, внимательно ее послушал и отрицательно покачал головой. Принцесса вздохнула и опять огляделась, потом повернулась к Юрму — тот снова выслушал, кивнул головой и скрылся за дверью.

«Эния, Эния, девочка моя. Жизнь совсем не так прекрасна и удивительна — былые проблемы остаются, и никто не подскажет — ну как от них избавиться… Вот про маркиза мы как раз и забыли. Мы про него, но не он про нас… Потерял, может быть, пока, но не забыл и даже просчитывает варианты… Или, хуже того, слушает подсказки с того света… Наслушается на свою глупую голову — почему-то не очень боюсь я этого. Но вот упорство его и упрямство… А мы с нашим замком теперь такие отличные фигуры в Нипороге, как в тире — не промахнешься. Как вот только, ну вот как он мог узнать про нас задолго до того, как мы узнали про это сами. Что мы пойдем из Ассаны. Что мы уйдем из Ассаны…»

— Эния! — Он открыл дверь и вышел во двор. — Эния!

Она обернулась и, прикрывглаза от солнца, оглядела двор, потом заметила его у башни и направилась навстречу.

— Сергей! Я тут с ног сбиваюсь…

Он стоял и любовался — ее легкой воздушной фигурой, и грациозной походкой, и полыхающими от ветерка волосами, и изящно отмахивающей правой рукой — левой она придерживала развевающийся прозрачный платок на плечах… И она может достаться маркизу? Через его труп.

— Сергей… Ты где пропадал? Мне так нужна твоя помощь…

— Эния. — Он мягко поднял ее руки за ладони вверх, открывая плавный изгиб бедра. — Давай немного пройдемся. До озера.

— Ого. — Она склонила голову набок, лукаво сощурив один глаз. — Глазам своим не верю. Ты что, что-то заметил?

— Где? — Он улыбнулся и сделал непонимающий вид. — В башне?

— Бессовестный… Так и состарюсь, не дождавшись от тебя слова ласкового. В башне — Нивер. Я давно его приметила.

Они медленно пошли среди деревьев. Здесь совсем не нужны тропинки — дубы были старые и раскидистые, оставляя вокруг каждого ствола большое пространство, покрытое опавшей листвой и широкими ребрами толстых корней, и все это вместе напоминало широкий зал исполинского храма… Принцесса замолчала, задумчиво опустив глаза на листву и лишь изредка поддевая носком наиболее широкие листья.

— Эния, — начал Сергей, мягко задев ее плечом. — Что случилось?

— Ты у меня спрашиваешь? — Ее глаза почему-то стали очень серьезными. — Оглянись, посмотри назад. Вчера у нас этого не было.

— Я не об этом. — Он положил руку ей на плечо, останавливая, и заглянул в такие серьезные почему-то глаза. — Что с тобой? Как будто что-то произошло. Как будто я что-то сделал не так…

— Да нет, Сережа. — Она отвернулась в сторону. — Ты именно все сделал так. Так, как надо. Правильно.

— Что правильно, Эния, что? — Он не отступал. — Что вообще произошло?

— Это ты мне скажи, Сережа. — Она повернулась и нахмурилась, всматриваясь в его глаза. — Что произошло, Сережа? Вчера в пещере? Что?

— Я не понимаю, Эния. — Он отвернулся. — Нам повезло, мы чудом остались живы… Ты еще переживаешь все это, да? Тебе трудно? Надо время, чтобы забыть?

— Не прячь глаза, Сережа. — Она пальцем развернула его лицо к себе. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю. Нам не просто повезло. Мы не чудом остались живы.

Он молчал — она продолжала всматриваться в него.

— Этот гоблин бежал, — сказала Эния. — И морги вместе с ним. От тебя, Сергей. И это заметила не только я.

Он продолжал молчать, однако поднял голову и прямо взглянул ей в глаза.

— Что это, Сережа. — Она кивнула головой за спину. — Такое не дарится просто так, первому встречному. Это замок, целый замок. И не просто замок. Это замок самого Командора. И еще — Охотника Хрома.

Сбоку что-то зашуршало. Они оба повернули головы — среди ветвей выглядывала забавная мордочка маленькой непуганой белки.

— Кто ты, Сергей? — сказала Эния. — И зачем ты здесь?

Она немного подождала ответа и, так и не дождавшись, медленно пошла дальше, обхватив себя за плечи руками. Белка сразу юркнула вверх по каким-то своим, для нее очень важным беличьим делам. Сергей двумя шагами нагнал Энию и взял ее за руку.

— Эния…

Она повернулась к нему — в мокрых глазах стояли слезы.

— Зачем ты это говорил, Сергей, зачем? Тогда — под звездами и среди звезд? Про любовь, про детей, про семью? Крепкую и очень дружную семью — где живут друг для друга и видят весь смысл жизни только друг в друге? Зачем? Ведь ты здесь совсем не для этого. Совсем не для того, чтобы создавать семью и жить, и любить близких своих, и для своих… Совсем, совсем не для этого… Нас свело Небо? Если нам суждено быть вместе, мы будем вместе. Но зачем было так будоражить мое сердце? Вселять надежду? Вселять веру…

— Эния…

— Это все важнее меня, гораздо важнее, я понимаю! И я сразу бы все поняла, сразу! Рох — проклятие Шеола. Почти любой положит свою жизнь за избавление от этого! Но зачем было будить мои личные мечты? Мои личные желания? Сказал бы сразу…

— Эния…

— Я знаю, я сама напросилась! Ты не звал меня! Конечно, ты даже хотел развода! У тебя на все есть ответ, и мне нечем даже возразить. Я вообще, наверное, тебе здесь помеха. Обуза и палка в колесе! Но я ведь, глупая, думала совсем по-другому…

— Эния, да дай же мне сказать хоть слово! — Она хотела возразить, но он прикрыл ее рот ладошкой. — Нет, Эния, теперь я. По всем законам обвиняемому должна быть предоставлена возможность ответа!

— Не надо, Сергей, я и так все…

— Нет, Эния, ты все совсем не так поняла! Все совсем по-другому. Я не буду опровергать, спорить и что-то доказывать. Я только поделюсь некоторыми мыслями, хорошо?

Она только молча вздохнула и отвернулась в сторону.

— Эния, понимаешь… — На этот раз он пальцем мягко развернул ее лицо к себе. — Смотри мне в глаза, хорошо? Ты сразу узнаешь, когда я буду лгать. — Он немного помолчал, собираясь с мыслями. — Понимаешь… Вчера в пещере я что-то понял, вернее — к чему-то прикоснулся. Только — к частичке понимания, к частичке осознания… И это что-то — совсем противоположное тому, что думаешь ты… Рох никогда не победит хмурый рыцарь с толстыми мышцами и длинным мечом. Рох вообще не может победить человек. Сам человек. И в этом — главная ошибка твоего отца… — Он опять помолчал. — Рох может победить только Небо. Но — через человека. И не через серьезного рыцаря, у которого свое личное понятие справедливости и свое личное суждение обо всем — в Рох вообще лучше не соваться тому, кто кого-то судит… Я еще сам очень мало что понимаю, но знаешь — тут все наоборот. Рох побеждает не сильный, а слабый. Слабый не физически или без воли, а который знает свою слабость и знает, что без Неба он никто. И не только знает, а досконально это понял… Только вот такой слабый подчастую оказывается сильнее любого сильного — во сто крат. Но сам этого не видит, поэтому у него нет гордости. И в этом его сила. Я непонятно говорю, да?

— Не знаю, Сережа. — Эния задумчиво смотрела на него.

— Понимаешь… — Он сощурил глаза, бросив долгий взгляд на озеро. — Я не знаю, как объяснить. Сила не в сдвинутых бровях и крепко сжатых зубах, не в собранной в кулак мощной воле… Сила в Небе. Сила в любви — в хорошей, мирной любви, а не в страсти. Сила в семье… В семье, в любимой жене, в детях. В уступках и необидах. В помощи и взаимовыручке. В прощении обид и терпении. В общем и дружном преодолении невзгод… Эния. — Он заглянул ей в глаза. — У меня нет никакой силы. Но если Небо в чем-то поможет, то это не моя заслуга. Это заслуга наша, это мы с тобой вместе, но твоя — в большей степени. Твоя любовь, твоя преданность, твоя жертва — во имя любви, семьи, Неба. Поверь, Эния, я без тебя — никто. Как и без Неба… Как ты думаешь, я лгу?

— Нет, — помолчав, сказала принцесса. — Ты не лжешь, Сережа. Может, и так. Только вот про жертву — это уже слишком… Прости меня, я глупая и взбалмошная девчонка. Но Сергей… Если все так просто, то…

— Это не просто, Эния, — тихо сказал Сергей. — Это далеко не просто. Это как раз очень сложно. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Мы не единственные, кто любит, в Шеоле.

— Да.

— Я не знаю. — Он вздохнул. — Я же сказал — только прикоснулся к пониманию чего-то… Что-то я еще не понял до конца. Я просто не знаю. Не знаю…

Они медленно пошли дальше, каждый думая о чем-то своем, серьезном, но синие глаза принцессы уже не были такими грустными — в них затаилась, скрываясь в глубине, но иногда выскакивая наружу, чтобы лучисто сверкнуть и улыбнуться, искорка света — надежда и вера. Впереди заблестела вода, широко и привольно, с размахом — на противоположном берегу с трудом различались пятнышки домов и высоких кипарисов. По мерцающей отблесками солнца глади плавало несколько лодок под парусом — плавно и величественно, как опустившиеся с неба крылатые лебеди…

Сергей присел на корточки и зачерпнул пригоршню воды — прозрачные струйки каскадом сбежали с пальцев и веселым журчанием затеребили гладь. Хорошая водичка, чистая…

— Смотри, как интересно. — Эния, прикрыв глаза от солнца, смотрела вдоль берега. — Там, кажется, даже лорд-паб есть… Прогуляемся?

Он обернулся. Недалеко по берегу начиналась каменная набережная с разбросанными магазинами и кафе — по ней прогуливались люди. Неторопливо, уверенно и степенно, как или знающие себе цену, или старающиеся казаться таковыми.

— Давай.

Эния взяла его под руку и они медленно пошли, бросая по сторонам спокойные и немного любопытные взгляды, как люди хоть и обремененные заботами, но не чувствующие за собой какой-то вины. Чуть дальше по набережной вверх на взгорок изгибалась лестница — там виднелись маленькие декоративные башенки с высоким гербовым флагом — знаком дворянской избирательности заведения.

— Эния. — Сергей собрался с духом и мыслями — ему еще предстоял разговор, только теперь — по-настояшему трудный разговор. — Мне надо с тобой поговорить.

— Хорошо. — Она с интересом поглядывала на прохожих, явно из числа или мелких дворян, или старшего прислуживающего персонала окрестных замков и усадеб. — Поднимемся наверх?

— Не против.

Через несколько минут они уже устроились на открытой веранде небольшого, но очень уютного ресторанчика, с удовольствием рассматривая прекрасный вид на озеро и как дополнение к пейзажу дубовый парк и свой замок. Официантов, как понял Сергей, здесь еще не придумали, но хозяин, каким-то шестым чувством уловив необычность посетителей, лично принес ангорский ром для Сергея и вино из Мажорма — для принцессы.

— Маркиз продолжает нас искать. — Он задумчиво смотрел на озеро. — Все не может никак успокоиться… Это была одна из задач корсарского брига Нивера.

— Ничего, пусть ищет, — сказала Эния. — Пока не разорится. Не думаю, что стоит его бояться в Нипороге. А какая задача была еще?

— Кажется, нашли посох А-Шаха. Наверное, он уже где-то на юге.

Принцесса только вздохнула.

— Председатель Вар тебя узнал, — продолжал Сергей, Эния вскинула удивленные глаза. — Но не думаю, что кому-нибудь будет рассказывать. Ты в любой момент сможешь обратиться к нему за помощью.

— Почему я должна обращаться за помощью? — сказала принцесса и сузила сразу ставшие внимательными глаза. — Что ты от меня скрываешь, Сергей?

Над столиком на секунду повисла неловкая пауза.

— Эния. — Он с головой кинулся в омут предстоящего разговора. — Мне нужно уехать. Срочно.

Бокал дрогнул в тонкой руке, плесканув вином на скатерть и дольки красных мандаринов, аккуратно разложенных в крошечных розетках, но глаза остались совершенно спокойными. Сергею предстояло еще привыкать к этой ее воспитанной с детства выдержке.

— Ясно, — сказала Эния и поставила бокал на стол. — Сегодня?

— Нет. — Он постарался не заметить иронии. — Сегодня уже поздно. Завтра.

Она промолчала, только подперла сложенными руками подбородок и отвернулась к озеру.

— Эния, очень надо, поверь… — безнадежно продолжал Сергей. — Я бы никогда не решился ехать так быстро, если бы действительно время могло подождать.

— И это, конечно, тайна, — вдруг с чувством сказала она, отбросив наконец-то в сторону глупую выдержку, которая только наводила холод и отдаленность. — К которой у меня нет допуска.

— Я не могу сказать тебе, Эния, пойми. — Ему стало немного легче. — Потому что главная причина — ты сама. Ради тебя самой…

И это была ошибка. Потому что она была принцессой. И она знала, что такое логика, хоть и была женщиной… И еще она знала Сергея.

— Ради меня самой? — Она вперила в него пристальный взгляд — краска медленно сошла с лица. — Что может быть у тебя такое, где я — главная причина и мне нельзя сказать?

— Эния… — Он понял, что увяз. — Солнышко мое ясное, просто не спрашивай меня, хорошо? Я очень прошу тебя, я очень не хочу тебе врать…

Она отшатнулась и побледнела, но не от его слов, а от догадки, являющейся естественным концом логического умозаключения. Но она не хотела это говорить, она боялась это произнести вслух, потому что если сказать… Тогда все, тогда будет окончательно все, потому что надежда, отчаянная надежда — как огненный смерч ворвется в сердце, сметая и взрывая на своем пути все — и разум, и волю, и сердце…

— Сережка… — отчаянно и просительно всхлипнула она, безнадежно заставляя себя захотеть услышать «нет», потому что все в ее душе кричало обратное. — Только одно, хорошо? Ты собрался в Рох?

Она молила его про себя: «Скажи нет, ну скажи, ну пожалуйста…» — разумом, но сердце просто вопило услышать: «Да, да, да…»

— Эния, — умоляюще сказал Сергей. — Ну доверься мне, просто — доверься. И ни о чем не спрашивай, ладно?

Это было все равно что яркое и красноречивое «да». Она почувствовала, что понемногу теряет под собой опору, в горле пересохло, но она боялась протянуть руку и взять бокал — рука дрожала как сумасшедшая в такт гудящему, как пожарный набат, сердцу. Потому что только одно существовало на свете такое, что он не мог ей сказать, только одно — и именно из-за нее, из-за нее самой. Потому что если не окажется правдой, то такое нельзя переживать дважды…

— Эния… — сказал Сергей. — Ты потом поймешь меня.

Все. Больше она не могла. У нее просто не было сил не знать. Потому что иначе можно просто тихо сойти с ума.

— Сережа… Сережка, миленький мой, скажи. — Это был просто слабенький просительный всхлип. — Ты расспрашивал Авалю… Появилась какая-то надежда насчет Рады, да? Она, может, еще жива, а?

— Эния. — Он положил локти на стол и с силой взлохматил волосы. — Эния, ласточка ты моя… — Не получилось, ну никак не получилось. Да и разве можно обмануть Мать? — Эния, я не хочу, чтобы у тебя появилась надежда, понимаешь? Ведь совсем ничего не известно, я просто хочу кое-что проверить…

— Сережечка… — По ее щекам покатились крупные прозрачные слезы. — Сережечка… Ну хоть чуточку, хоть самую малюсенькую чуточку — есть, а?

— Нет, Эния, нет. — Он сокрушенно вздохнул. — Не бери ничего в сердце, не надо, а то потом… Потом жить будет просто невмоготу.

— Я буду стараться, Сереженька, буду как могу. — Она всхлипывала и глотала слезы. — Буду изо всех сил. И буду ждать тебя… Каждый день, каждый вечер, каждый час…

— Жди, Эния, жди. — Он оглянулся на заходящее солнце. — Потому что это помогает, всегда помогает тому, кто в пути. Ночью Рох мертв, и там не сделать ни шагу. Поэтому если я вернусь — а я обязательно вернусь, — то вернусь вечером. Только, пожалуйста, не надейся зря…

— Я буду ждать, Сережка, каждый вечер. — Она оглянулась, потом достала платок и начала вытирать слезы. — Отсюда дорога к замку как на ладони. Я каждый вечер буду здесь прежде, чем зайдет солнце. Как сегодня. И буду молить Бога, и смотреть на дорогу…

— И чтобы, как и сегодня, — улыбнувшись, сказал Сергей, — на столе стояла бутылка ангорского рома. И твои лучистые синие глаза… Тогда сюда будет просто невозможно не вернуться…

Глава 6

Шульга осторожно выглянула из кустов — цепочка трех сторожевых тарантулов скрылась среди высоких деревьев Голубого леса. Она вздохнула и огляделась. Ее ищут, ее давно уже ищут. Но пока еще не здесь — иначе бы перед ней прошли не сторожевые тарантулы и вряд ли бы остался хоть пятачок необшаренной земли… Никто не думает, что она у Черты.

Шульга медленно двинулась дальше — вдоль клубящейся в себе самой Голубой стены. За которой начиналось то неизвестное и страшное, которое доносилось сюда всполохами непонятных страхов и ужасов, заставлявшее от чего-то сжиматься и тревожно колотиться сердце и застывать в волне холодного беспокойства разуму. Там начинался туман Роха. Неизвестный и пустой и наверняка опасный, но… За ним была земля, где жили люди. Жили, ходили, разговаривали, спорили и… любили. Какой бы он ни был, это был единственный путь к жизни, той жизни, которая иногда вспоминается теперь лишь во снах…

Она второй день шла вдоль этой стены и пока не обнаружила ничего. Ничего, что дало бы хоть какой-то повод на надежду, на то, что хоть немножко заставило усомниться в с малолетства вдалбливаемой истине — Голубую Черту так просто пройти невозможно…

Шульга вздохнула и посмотрела наверх — солнце начинало клониться к закату. Бог мой, как у нее мало остается времени. Ибо осталось всего два дня до того, как опять ударят багровые зарницы и всполохи, опять откроется портал неведомого Маг-рома, и у Эоллы появится возможность напрямую обратиться к Хозяевам и заглянуть в Эфир. Тогда ничто не сможет им помешать найти ее…

«Ах, туманы, туманы, вы скажите, где мама…» — почему-то пришли на ум слова грустной незатейливой песенки. «Скажет он, как же. Только и ждет какой-нибудь ошибки…»

Сергей с опаской огляделся. Все было как и тогда — вереница домов с пустыми окнами и обвалившейся штукатуркой и заросшими колючим кустарником дворами. И даже перевернутая телега валялась на прежнем месте, и рассыпавшиеся вещи там же постепенно превращались в труху…

Сергей подобрался — спереди вырисовался знакомый двухэтажный силуэт здания Управы, здесь прошлый раз ползала довольно противная пакость… Так, вроде бы тихо.

Спиральная лестница так же изгибалась вниз, в темноту — да и куда она еще могла изгибаться? Рох не меняется — тут все всегда на прежних местах, только постепенно превращается в пыль…

Он вытащил и зажег приготовленный факел — тьма нехотя отступила, задрожав в нишах и углах еще более сгустившейся чернотой. Через пару десятков шагов внизу показался темный провал входа, Сергей остановился на пороге и поводил коптящим пламенем из стороны в сторону. Невысокое ограждение каменного колодца в центре высветилось неровной кладкой подогнанных друг к другу камней. Интересно, кто их выкладывал здесь, какие такие мастера и когда? И почему в таких вроде бы очень удобных для тварей местах не бывает этих самых тварей? Порождения Роха сторонятся такого же порождения Роха…

Сергей вставил факел в крепление на стене и, немного постояв, опустился на пол, согнув колени и прислонившись спиной к стене. «Сколько здесь неизвестного, елки-палки, сколько я еще не знаю и даже не имею ни малейшего представления — здесь, на этой земле, в этом мире… Сколько вопросов. И никаких ответов…

Да и что я хочу — ведь это мир, целый мир, целый громадный мир — с множеством своих законов, установлений, правил и просто традиций. С множеством государств, городов, людей — у которых какие-то профессии, какие-то ремесла, свои проблемы и свои заботы. Что я видел? Пару городов одного восточного королевства, одну горную крепость на юге да пару городов на западе — да и то мельком. Что за это время можно узнать, что можно понять?»

Но елки-палки, зеленые моталки — все равно! Сколько же за это время произошло событий. Разных событий — и чудесных, и не очень, но одинаковых в одном — это все очень неординарные события. Все его знакомства, все люди, с которыми ему довелось столкнуться, причем со многими — даже очень близко, — это неординарные люди… Почему он, кто он такой? На Земле — миллиарды людей, умных людей, интеллектуальных людей, способных решать трудные задачи и умные загадки, сколько историков, сколько археологов, даже теологов или, может, это даже и лучше, сказочников и поэтов…

«Лена, где ты, моя Лена? Почему я так давно не слышу тебя, не чувствую — в своих мыслях, в своей душе? Мне так не хватает твоей доброты, твоего ласкового сердца, твоей… когда ты все-все-все прощаешь — сразу, без раздумий и размышлений. Мне не хватает общения с тобой, Лена, не хватает ощущения тебя — рядом… Ты рядом, Лена? Ты ведь говорила, что всегда будешь рядом…»

Сергей вздохнул. «Ленка ты моя, Ленка… Сашутик и Машутик. Я не забыл про вас, я не могу забыть про вас, просто не могу, даже если вдруг и захочу… Потому что частичка моего сердца навсегда ваша, какие бы со мной ни случались метаморфозы и изменения. Ваша. И как бы я хотел, чтобы и частичка ваших сердец тоже была моей. И чтобы они „тикали“ и бились — всегда недалеко друг от дружки, всегда рядом. Чтобы можно было закрыть глаза и сразу увидеть — такие родные и любимые лица, такие родные и любимые носики и озорные глазки…

Ленка. Эния. Две женщины в моей жизни. Какие вы разные — внешне. Разные по манерам, воспитанию и поведению… И елки же палки, зеленые моталки — насколько одинаковые внутри. И сколько совпадений, удивительных совпадений, которые заставляют задуматься — не повторяется ли моя жизнь заново, только в новом исполнении? Саше было четыре годика, когда я появился, и через шесть лет она… ушла. Раде — четыре, когда она пропала, и если вдруг даст Бог еще жива, то через шесть лет появится… Дай Бог. Останься жива, девочка моя, останься жива — только останься, и уж я постараюсь найти тебя. И подружиться, и заменить отца. И я знаю, я точно знаю — по аналогии всех случайностей, — ты окажешься точной копией Саши. Внутри. Девочка моя милая… Дочка моя родненькая. И может быть, когда-нибудь — конечно, если я не сильно наглею в своих мечтах — на свет появится и точная копия Маши. Конечно — тоже внутри. И веселыми синими глазами…»

И что-то отдалось в душе Сергея, в сердце — что-то теплое и очень хорошее, что заставило улыбнуться и трепетно вздохнуть: «Ленка… Ты здесь. Ты рядом. Ты всегда рядом… Значит, я все-таки что-то делаю правильно…»

Сердце согласно трепыхнуло: «Да, родненький, да, хороший мой, ты все делаешь правильно — не сворачивай с пути, Сережа. Прислушивайся к хорошему в себе, и отвергай плохое…»

«Ленка ты моя, Ленка. Хорошая ты моя. Я и не думал никогда, что можно любить двух человек — одинаково крепкой, удивительно мирной и очень хорошей любовью».

«Можно любить всех людей, Сережа. Одинаково крепкой. Удивительно мирной. И очень хорошей — любовью».

«Спасибо тебе, Лена. Именно этого мне так и не хватало. Уверенности. Что все это — правильно. Спасибо тебе, родная моя. За все — что сейчас, и за все — что будет. Ибо я верю — ты будешь рядом…»

Сергей улыбнулся, поднялся и, сделав несколько уверенных шагов, встал на круглое ограждение колодца в центре. Ему незачем было долго думать, незачем долго рассматривать черную тьму перехода внизу. Он опять улыбнулся и сделал шаг: «Ушвара».

В мирной и доброй Ушваре ничего не изменилось — все так же паслись стада домашних яков, добирая последнюю в этом году изрядно пожелтевшую траву. Все так же поднимались дымки многочисленных костров, наполненные запахами дома и степи, разносились крики хозяек и ржание лошадей, веселый гомон молодых «джигитов-мальчишек» и сердитое одергивание старавшихся казаться взрослыми девочек, где-то блеяли дикие козы и стучали топоры, эхом отдавались хлесткие удары выделываемых шкур и выбиваемого казана — какофония дома, мира и спокойствия. Только стойбище сместилось к западу — там, где еще оставалась трава позеленее и не облетевшие побеги…

За исключением одного — Харона здесь уже не было. Как отчего-то и предполагал Сергей…

— Давно уже, давно, мой друг Серго, — вздохнул седобородый Ао Шум — старейшина и непререкаемый авторитет общины. — Почти сразу после твоего ухода.

— Кто он такой? Как давно у вас появился, почтенный Ао, и откуда? — задумчиво спросил Сергей, сощурив взгляд на языки пламени в домашнем очаге. — Поверьте, мне очень надо.

— Кто будет проделывать такой путь ради пустяка? — собрал мудрые морщины в углах глаз старец. — Я верю тебе. Только чем я могу помочь? Мне трудно сказать то, что нужно тебе. Он жил у нас последние двадцать лет. Был добр, как голубь, и мудр, как змея. Я не знаю — откуда. И не знаю — куда.

— Он часто ходил в Рох? — спросил Сергей. — И надолго?

— У нас — вольный народ. Мы не следим друг за другом, — сказал старец. — Он уходил куда-то. Бывало — часто, бывало — нет. Бывало, пропадал по полгода. Мы не спрашивали — где. Как и не спрашивали — когда. Нас не интересует Шеол. И мы не хотим спрашивать про туман.

— Ясно, — вздохнул Сергей. — И Харон никогда не говорил, когда хочет вернуться?

— Разве может это знать тот, кто идет в открытый зев смерти? — усмехнулся Ао Шум. — Мы никогда не спрашивали. Но всегда держали наготове горячий плов и сладкий чай.

— Понятно, — тихо пробормотал Сергей, — что ничего не понятно…

…Кочевники — народ крайне нелюбопытный. Может, именно поэтому у них и никогда ничего не меняется — нынешнее поколение живет примерно так же, как жили их прапрадеды лет эдак тысячу назад. А те, в свою очередь, — как жили их прапрадеды, и так далее — до тех самых дальних времен, когда человек впервые поймал и оседлал лошадь. И наверняка такими останутся до самого конца времен…

Да, Харон и в этом оказался, как всегда, молчаливо прав — если ты устал от суеты и слепой возни людей, хочешь тишины и спокойствия и неторопливого движения времен к лучшим временам, то лучшего места не найти во всем Шеоле. Здесь тебе всегда рады. Не потому, что ты лорд или дворянин, или у тебя большой дом и много слуг, или меряешь шагами Рох, или кладешь моргов десятками, просто потому, что ты человек. А значит — родня. Кум, сват и брат. Садись к костру, дорогой, и вытяни свои уставшие ноги, и выпей чайку — не откажи, мил человек, от души предлагаем. И не надо ничего говорить — кто, откуда и зачем… Разве от этого звезды станут ярче? Или сахар слаще? Или кони быстрей? А вот послушай лучше легенду про звезды. И ложись отдыхать…

«Эх, Харон, Харон… Как ты мне сейчас нужен! Но, может, именно поэтому тебя здесь и нет…»

Сергей остановился на границе тумана и оглянулся — расплывчатые, чуть видимые дымки костров виднелись где-то далеко на горизонте. Казалось — необозримая и бескрайняя степь, лишь изредка вспучиваемая грядами невысоких холмов да рощицами небольших кудлатых деревьев. На самом деле — пятачок. Маленький пятачок жизни — посреди дымящихся руин некогда красивой и зеленой земли… «Ого, кажется, я скоро стану поэтом».

Он вздохнул и, поправив за спиной клинок, вошел в невесомую белесую мглу. Так же, наверное, входят заключенные в ненавистную, но вынужденную и по стечению разных обстоятельств необходимую камеру. Сразу исчезла под ногами зелень травы, пропали веселые кучерявые рощицы и щебет беспрерывно перекликающихся птиц, сразу исчезли небо над головой и запах степной полыни — видимый мир сузился и стал зыбким и колышущимся. Сергей привычно замер и притих — справа, на границе видимости, мелькнула и исчезла длинная извивающаяся тень. Здравствуй, дорогой Рох, я тебе тоже очень рад…

Он медленно двинулся дальше, тихо и осторожно, мягким Хароновским шагом — внимательно сощурив глаза в полупрозрачную муть. Человек. Царь природы. Почти император, елки-палки…

Может, в этом и была проблема погибшей Империи? Может, в этом и заключается проблема вообще — всего мира, в том числе — и его? В зазнайстве людей?

Люди всегда любили о себе слышать, читать и смотреть такое, где человечество побеждает. Оно побеждает природу, оно побеждает другие — плохие человечества и разумы, оно разгрызает — своим упорством и своей находчивостью — гранит науки, открывает неразрешимые тайны вещества и секреты новых энергий, строит космические корабли и летит к звездам, вскрывая по дороге пологи тайн мироздания… Человечество любит быть сильным, смелым, решительным и упорным. Человечество всегда и везде в конце концов сметает на своем пути преграды и находит разгадки самых трудных решений. Оно само — это прогресс. И эволюция. «Человек — это звучит гордо…» — как сказал один из очень известных классиков.

Вот и попробуй объяснить этому человечеству, что, может быть, все совсем по-другому? Что, может быть, все совсем наоборот? Что, может быть, все его заслуги, научные достижения и разгадки тайн — от Коперника, Эдисона и до Эйнштейна — совсем не его заслуга? Что, может быть, это просто добрые подсказки свыше — конечно, людям неординарного ума — в надежде на правильное понимание и применение? И, может быть, всю его историю — историю многих тысяч лет — добрая рука пыталась его направить на правильный путь, а оно только огрызалось, бахвалилось, самоистреблялось, падало и превозносилось? М-да, кому хочется это слышать… Так, стоп. Ой…

Сергей резко замер — в неудобной позе, с приподнятой ногой. Из-за выступающего высокого корня прямо на него смотрело восемь немигающих глаз. Совсем рядом — буквально в нескольких метрах. Каракурт, елки-палки, каракурт, вот же холера. Как же я тебя не заметил… Это была небольшая разновидность членистой твари — величиной не больше собаки. Но они никогда не нападали поодиночке. И были ядовиты…

Спокойно, маленький мой, тихо… Сергей очень медленно поставил ногу на место и выпрямился, потом осторожно поднял глаза вверх. Стволы нескольких ближайших деревьев были просто усыпаны неподвижно замершими глазами и пересекающимися ногами. Вот же чума…

Он согнул в колене одну ногу, сделал очень медленный шаг назад. Никто не пошевелился. Потом так же осторожно — другой. Паук под деревом распрямился на своих раскинутых ногах — тонкие усы поднялись с земли. Заметил, холера, он его видит. Значит — капут. Выход один…

Сергей резко рванул с места назад и немного вбок, в сторону мрак-шахты, успев заметить краем глаза, как все деревья сзади пришли в движение. Воздух засвистел в ушах, туман по бокам слился в неразделимые полосы, но сзади нарастало шелестящее перестукивание сотен быстрых и прытких ног. Вот так спринт, елки-палки, только бы успеть… Спереди разинула пасть какая-то канава — он с ходу перескочил через нее и, выдавливая все силы, чтобы не снизить темп, стал взбираться на покатый склон небольшого взгорка — мелкая канава не остановит прытких тварей. Вот же пакость рохерская, разве на земле пауки бегают когда-нибудь вдогонку?

Шелест сотен ног нарастал — он прыжком перескочил через вершину, споткнулся о валявшееся трухлявое бревно, прокатился кубарем по склону, дико подскочил и огромными прыжками полетел вниз, бросая загнанный взгляд по сторонам, чтобы не потерять направление. Сейчас сюда соберется весь Рох…

Он бы не успел. Если бы не этот самый Рох. Потому что скорость маленьких семенящих ножек оказалась на порядок выше его собственной, потому что прямое направление к шахте преградил еще ряд очень «вовремя» высунувшихся из тумана холмов — он не рискнул терять скорость; и потому что начал задыхаться… Но белесая мгла впереди вдруг открыла большой вычурный силуэт тенетника, замершего в ожидании приближающегося шума. Низко опушенная голова, полусогнутые передние ноги и распластавшиеся усы говорили о крайней степени напряжения…

Он успел с налету кубарем прокатиться под этой головой и напряженными ногами, и даже отскочить в сторону, и даже выхватить меч…

Но сзади уже нарастала яростная схватка — на большого монстра со всех сторон кидались монстры поменьше, и некоторые уже прорвались к ногам, и некоторые уже пытались взобраться наверх… Сергей не стал досматривать финал и ждать, чтобы на него обратили внимание, осторожно развернулся и побежал дальше, постепенно переходя на скользящий шаг и делая вдохи поглубже, чтобы выровнять дыхание. И вытирая рукой со лба пот, и… меняя направление, потому что вокруг со всех сторон мельтешила целая галактика близких огоньков, взбудораженных непривычной суетой.

Это не пауки, а какие-то собаки. Прямо как стая гончих псов. И быстрые же, холера их дери, и откуда только столько прыти? Вот же, елки, чуть не влип…

Через час, сделав большой крюк в сторону и утроив осторожность, он наконец-то вышел к шахте. Высокий косогор, один из склонов которого был отвесно срезан и завален сгнившими бревнами какого-то развалившегося строения, скрывал в себе ступени и глубокий колодец. Как всегда, пустой. И как всегда, ожидающий…

…Сергей засунул меч за спину, перекинул ноги через круглый парапет и уставился в непроницаемую живую черноту внизу. «Ну вот, и что теперь? Куда? Я ведь знал это с самого начала. Я знал это… Я знал, что не найду Харона, и я знал, что вряд ли мне кто-то сможет что-то сказать в Ушваре. Где они еще имеются в Рохе, эти нетронутые земли? Где их еще искать? Рох большой, и просто так его не исходишь…»

Ответ был. Он был где-то на краю сознания и заключался в самом вопросе. Он горел тревожным огоньком в голове и заставлял заново вспоминать и переосмысливать все некогда узнанное и сказанное…

Сергей вспоминал. Он вспоминал все, что когда-то говорил ему Харон, все, что он сам видел и узнал в Рохе, все, что рассказывала ему принцесса и другие люди. Но дело было совсем не в этом. Он чувствовал, что ответ был прост и лежал на поверхности, что он уже знал его, что он уже сталкивался с ним и просто однажды не обратил внимания. Просто пропустил мимо и не закрепил в сознании…

Это — как первое впечатление. Всегда остается самое яркое и то, что бросается в глаза, поэтому можно случайно пропустить основное и главное… Стоп. Что-то в этом есть. Одну минуту. Первое впечатление…

Сергей наморщился, пытаясь собрать вместе бегающие мысли. Так. Его первое посещение мрак-шахты. Или тот далекий сон в беспамятстве — черные глаза и черные волосы? «…Не высовывайся в Ушет-Гурде. И мрак-шахта — здесь. И — очнись…» Нет, не это. Спуск вниз, в темную бездну, хватаясь пальцами за неровную каменную кладку. Так… Воды не оказалось — безнадежным огоньком горит внизу факел. Потом наверх. Потом…

В голове всплыла картинка — он стоит на краю такого же, как здесь, ограждения и смотрит вниз. «Кажется, я понимаю, в чем тут дело… Понимаю? Не слишком ли много я понимаю? Может, и слишком…» Потом делает шаг вниз. Свой самый первый шаг… «К Даличу…» Стоп!!!

К Даличу. Далич — это не название местности. Это имя… Имя, возможно, — не одного человека в Шеоле. Но он попал именно к нужному. Так. Вот так дела… «Что же ты за порождение все-таки такое?» — Он сощурился, разглядывая темноту внизу. Ты подчиняешься разуму. Но кого? Того, кто через тебя летит, или кого-то еще? Загадка не из простых… Ладно.

Он оперся руками о парапет и соскочил вниз, успев поймать себя на пижонстве. «Рада, Рада Ассанская, дочка Астора, внучка Ангурда…» — Он говорил все, что только знал, чтобы не ошибиться, чтобы попасть туда — куда надо, чтобы все-все-все получилось…

В голове опять замелькали картинки: все те же летящие навстречу полосы тумана, мелькнувшими росчерками уносятся назад какие-то развалины, холмы и болота, солнце впереди темнеет и становится багровым, и вдруг — вокруг наступает полная темнота, как будто кто-то взял и выключил свет…

«Мозговая терапия, елки-палки, — подумал он, тряся головой на дне колодца. — Привыкну я к этому когда-нибудь?» Через пять минут он поднялся в просторную пещеру и остановился на пороге, задумчиво окидывая взглядом туман вокруг. Все было как-то странно. Странно и… беспокойно. Солнце какое-то багровое, туман слишком плотный, травы — хоть какой-то — почти не было, и воздух… и воздух странный — с запахом.

Он привычно сосредоточился и… удивленно вскинул голову. Совсем не из-за тварей, хоть и тварей, в общем-то, хватало. Далеко впереди, на пределе видимого им Эфира, начиналась полная темнота. Полная, непроницаемая темнота, конец света и цвета, конец обозримого, конец реальности — потому что как может быть реальна темнота днем, да еще когда светит солнце? Черный плотный туман? «А позади всего этого потихоньку наступает ночь», — всплыли в голове слова старого Харона.

Сергей вздохнул и двинулся вперед, с каждым шагом набирая скорость — его не оставляло предчувствие надвигающейся опасности, и казалось, что он может куда-то опоздать… Местность быстро понижалась, в мутных клубах совсем исчезли силуэты деревьев, под ногами все чаще начали попадаться камни. Потом исчезли и камни, и он осторожно ступил на ровную, как стол, и растрескавшуюся поверхность пересохшей глины. Земля слегка подрагивала под ногами, из густой сетки мелких трещин поднимались струйки пара… «Это что, гейзер под ногами? — мелькнула испуганная мысль. — А если провалиться?» Но ощущение беды нарастало, и он почему-то верил этому… Может быть, потому, что очень боялся опоздать. Ноги быстро понесли через трещины…

Глава 7

«Вот. Вот оно… Только это может быть чем-то, потому что если иначе — то я просто грубо ошиблась…»

Шульга нахмурилась, внимательно разглядывая развалины какого-то строения, похожего на храм. Ничем не примечательные развалины — обвалившаяся внутрь крыша, широкие взмахи почерневших крыльев-колонн по бокам, кое-где тоскливо белеют остатки лепных украшений… Если бы не одно — они находились как раз на границе Голубой Черты. Голубой туман пересекал развалины, оставляя дальнюю часть расплывшейся и замутненной — уже по ту сторону, в другом и непонятном мире. И еще одно…

Шульга два часа непрерывно наблюдала за развалинами из кустов и ни разу не заметила ни единого движения. Мир за туманом всегда жил, там время от времени возникали силуэты пауков и разных тварей — нечисти Роха, они жили — появлялись из глубины и исчезали, возникали и пропадали, — занимаясь какими-то своими, неведомыми делами. А в развалинах никого не было. Там никто не появлялся, никто не ходил, не бегал, не ползал… И это давало надежду. Надежду на то, что там может оказаться шахта…

Шульга вздохнула. Она никогда не видела мрак-шахт — никто бы не рискнул подводить человеческих детей до клятвы верности Магрому к порталам-мостам, но курс подготовки включал и эти знания. Это была бы очень крупная удача, настоящее везение… К тому же оставалось последней надеждой, самой последней…

Она обернулась и бросила продолжительный взгляд к горизонту, вдоль Голубой Черты — взгляд, полный тревоги и разочарования. Ибо там, уже в пределах прямой видимости, было видно окончание Голубого тумана. Там поднималась стена непроницаемой Ночи. Стена не тумана, а черной всепоглощающей тьмы, где не бывает солнца, не бывает света и никогда не бывает и не может быть жизни, нормальной жизни… Всеобъемлющая Наступающая Ночь.

Она прошла Голубую Черту почти из конца в конец, и только здесь нашла хоть что-то, заслуживающее внимание. Или это оно — то, что увидел перед смертью Энист и что не хотела, чтобы узнали другие, Эллоя, или все. Окончательное, предсмертное «все». Окончательное «все» своей жизни, надежде, будущему… И не было смысла тянуть до завтра — «завтра» не покажет ничего нового.

Шульга медленно приблизилась к развалинам, бросая вокруг настороженные взгляды. Ничего. Только тихо прошелестел ветерок, прокатившись волной по густой, разросшейся здесь траве и закачав широкие листья притулившихся к стенам лопухов. Ничего… Она перепрыгнула через поваленную колонну и, поднявшись по заросшим ступеням, заглянула внутрь широкого входа — под ногами хрустнули осколки битого кирпича. Также ничего. По крайней мере на этой стороне. Просторный, заваленный битым камнем и мусором зал без крыши пересекала мутная колышущаяся стена тумана; сквозь белесую мглу смутно чернел вход в следующую часть здания. Так…

Она вздохнула и собралась с силами. Сейчас она пересечет Голубую Черту. Сейчас произойдет то, о чем не раз холодно предупреждала Эллоя, что не раз приходило в голову почти каждому — вместе с паникой и ужасом, о чем, бывало, со страхом перешептывались между собой дети, с опаской оглядываясь вокруг и бросая безнадежные взгляды за горизонт. Сейчас произойдет то, что навсегда поставит ее по другую сторону мира, закона, навсегда отгородит от всего знакомого и привычного. И ненавистного… «Поэтому — пускай. Пускай уж лучше так».

Она зачем-то набрала в грудь побольше воздуха и ринулась вперед, как ныряльщица в ледяную воду. Виски и затылок сдавила волна страха и ужаса — к этому она почти привыкла в багровом Иррагорте, но сердце зашлось от ощущения нависшей неотвратной беды. Видимый мир сразу сузился и стал колышущимся, голубовато-расплывчатым. Все. Свершилось. Больше назад пути нет. «Что-то произошло в этом мире, — почему-то пришло в голову. — Что-то. Кто-то где-то вздрогнул, кто-то что-то потерял и кто-то что-то нашел…» И где-то там неожиданно подняла голову, прислушиваясь к чему-то, Эллоя…

Шульга вытерла со лба липкий пот и, настороженно оглядываясь, заглянула в открытый вход на противоположной стене. Какой-то коридор с залами… Она медленно вошла, готовясь при малейшем движении сигануть к выходу. Когда-то двери в залы были стеклянными, но теперь стекло было выбито и мелкими осколками скрежетало под ногами, отдаваясь под сводами быстро гаснущим эхом. Мозаичный пол покрывал толстый слой пыли и обвалившейся штукатурки, стены проглядывали каменной кладкой и глубокими бороздами непонятных царапин. По углам — изломанные остатки каких-то изваяний… Пусто и тоскливо.

В конце коридора обнаружился еще один вход — вниз, в темноту, убегали плоские ступени круглой лестницы. Шульга, стараясь сдерживать заколотившееся сердце, быстро вернулась и пошарила в пустых залах — кое-где на стенах оставались огарки старых факелов. Потом долго высекала искру дрожащими руками. Когда наконец вспыхнул и запылал, набирая силу, огонь — побежала вниз, прикрывая от сквозняка пламя рукой.

Лестница привела в круглый зал — в центре виднелся парапет колодца. Шульга закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов: «Бог мой, неужели…» Потом подошла и глянула через борт вниз…

Факел выпал из ослабевшей руки и закружил вниз, описывая в темноте замысловатые круги и зигзаги, потом достиг дна и взорвался грудой быстро тухнущих искр. Шульга сжала голову и медленно опустилась на пол. Бог ты мой, Бог… Это была она, это была мрак-шахта, только без мрака… Портал без дверей. Это уже был не портал, это была теперь никому не нужная труба — самый обычный колодец. Да еще и без воды… Отчаяние, захлестнувшее от кончиков ног до затылка, вырвалось наружу и прокатилось по залу дробящимся эхом глубокого стона. Девочка обхватила колени руками и тихо заплакала, уставившись в пустоту — всхлипывая и икая, и размазывая по грязным детским щекам обильные соленые слезы, которые никак не хотели останавливаться и только оставляли на языке свой особый и почти забытый с годами привкус… Обильно и с горечью, и с потерянной надеждой, с надеждой не только на жизнь и какое-то будущее — на мечту…

Она сидела так долго, очень долго, вперив безжизненный взгляд в темноту. Давно остановились и высохли слезы, оставив разводы на грязных щеках, перестало вздрагивать и сжиматься переполненное сердечко, прошли обиды и горечь, и вздохи — но осталась, осталась и разрасталась, заполняя собой все пространство внутри, нудящая глухая пустота. Пустота и в душе, и вмыслях, и в сердце…

Она не удивилась, когда сверху донесся звук множества шагов и на лестнице заплясали отблески факелов. Она не произнесла ни слова и не сопротивлялась, когда ее подхватили черные руки и поволокли наружу, и бросили в пыль — прямо к ногам холодно улыбающейся Эллои. Она не застонала и ничего не сказала — только подняла голову и посмотрела в глаза, ледяные глаза своей бывшей наставницы и надзирателя. Очень бы удивился этот надзиратель, если бы узнал, что она там искала. Ей не надо было прощение, она не хотела ничего себе вымаливать — она искала сочувствия. Капельку, маленькую крошку сочувствия и тепла. Маленькую дольку жалости и сострадания — без которых просто не могут существовать дети…

В темных глазах было чувство. Там было и всегда жило чувство. Но не сострадание и жалость. Там жила ненависть — ненависть к ним всем, детям, и еще… радость. Радость и предвкушение от… Шульга не хотела задумываться — от чего. Она просто закрыла глаза, на которых стали опять появляться предательские слезы.

Она была дочерью принцессы и внучкой короля. Но еще она была маленькой двенадцатилетней девочкой, которая умеет мечтать и видеть сны, боится страшного и пугается плохого, и по крупицам ищет доброту и тепло — чего так и не смогла вытравить из нее Эллоя. И, как и все дети в ее возрасте, завышение считала себя почти взрослой и, как и все дети, не рассчитала своих сил…

Она еще молчала, когда мрачные морги вбивали в камень — тут же, рядом с развалинами храма — острые клинья от ручных кандалов. Когда приковывали ее этими кандалами к стене. Но уже начала отходить в сторону отупелость, начало постепенно спадать безразличие — сердечко заволновалось, забеспокоилось и начало тихо и бесповоротно наполняться ужасом. Ужасом перед тем, что вряд ли молча смог бы вынести и любой из взрослых…

Ее мокрые глаза искали глаза Эллои и молили, молили и вопили — и натыкались на сладость, на славу и торжество победителя. Как будто венчала лаврами победа над двенадцатилетней девочкой…

— Что, уже совсем другое в голове? — Высокий голос тюремщицы гремел над камнями и головами бездушных моргов. — Уже не хочется втихую пошептаться со своей подружкой? Уже не кажется, что у тебя есть что-то такое, чего нет у других?

Она молила, смотрела и молила, и опять по щекам текли безудержные горячие слезы, опять глотались и перчили в горле, и оставляли на языке соленый привкус безнадежной горечи…

— Чего же ты молчишь? Моли! Умоляй! Падай на колени! Ибо твою голову после этого захотят увидеть все!

Шульга опустилась на дрожащие колени — цепь натянулась и прикованные руки задрались вверх; закрыла мокрые глаза и подняла лицо к небу. «Боже, почему? Почему так? Боже… Я ведь так тебе верила! Я ведь так надеялась, ждала… Я так хотела и просила твоей помощи! Почему ты предал меня, Бог мой, почему? Почему ты не дал мне легкой и спокойной смерти? А я ведь оставалась тебе верна, все это время была верна… За что же все, Боже?» Она уже не держалась, у нее совсем не было сил держаться и сохранять свой дух. Эллоя даже и не догадывалась, что она молчала не из упорства и стойкости. У нее просто от слабости дрожали губы и она не могла выдавить ни звука… «Боже, дай мне спокойно умереть… Боже, помоги, приди и умертви…»

Когда в грязновато-белом тумане появились устрашающие силуэты сразу нескольких крабов с задранными кверху клешнями — тогда появился и голос. Шульга выгнулась дугой и дико закричала — эхо пробило туман и отразилось от стен разрушенного храма…

— Ты мне хочешь что-то сказать? — донесся спокойный голос Эллои. — Говори! У тебя не так много времени.

— Пожалуйста, — навзрыд плакала девочка, смотря полными ужаса глазами на приближающихся монстров. — Пожалуйста… Я на все согласна…

— На все? — торжественно тянула время надзирательница, она явно наслаждалась.

— На все… — почти кричала Шульга. — Пожалуйста…

— И поклясться в верности Магрому?

— Да…

Каменные крабы приблизились — панцири стукались друг о друга, и широко расставленные клешни порядком мешали им самим. Шульга опять закричала и выгнулась, стараясь как можно оказаться выше…

— Поздно, радость моя, — как эхо, издалека донесся голос Эллои — хоть она и была совсем близко. — Надо было думать раньше…

До лодыжки дотронулась первая клешня — нащупывая для удобного захвата, по бедру наждачкой прошлась вторая… Шульга опять рванулась вверх изо всех сил, запрокинув голову назад:

— Боже!!! — Это был не крик, а нечленораздельный вопль. — Помоги!!!

Клешня соскочила с лодыжки первой ноги, зато другую ногу сразу и удобно захватили две другие; внизу резанул всполох боли — на камни брызнула кровь…

— А-а-а-а-а-а-а!!! МАМА!!! Мамочка родненькая… А-а-а-а!!! ПАПА!!!

— Сейчас, девочка, сейчас…

Она не сразу поняла, не сразу приняла и не сразу что-то осознала. До нее совсем не сразу что-то дошло — голова была просто переполнена ужасом. Но это было так реально, так наяву — и тем не менее не могло, просто не могло быть реальностью. Потому что в голосе, запыхавшемся и торопливом, прозвучавшем совсем рядом, была неподдельная тревога… За нее. Но клешни крабов внизу почему-то отцепились… Раздался какой-то звук, потом резкий вдох и выдох, потом опять звук и свист клинка, рассекающего воздух…

Девочка медленно опустила мокрое и белое как бумага личико вниз — губы мелко дрожали и колотилось как сумасшедшее сердце. Внизу, под камнем, на который она умудрилась запрыгнуть — дальше не пустила цепь, — валялись два убитых краба; задранные вверх ноги еще подрагивали в предсмертной агонии. Чуть подальше — еще один… Еще дальше — уже в размытом мареве тумана — опять раздался резкий звук, звякнула о панцирь сталь и мелькнула чья-то расплывчатая тень…

Шульга — тяжело и глубоко дыша, как после изнуряющего кросса, и боясь во что-то поверить — всхлипнула, повернулась и посмотрела на Эллою: пожалуйста, не повторяйте этого… Но Эллои на месте не было. Как и не было ни одного морга… Девочка поморгала мокрыми глазами: они только что были здесь и не собирались никуда уходить, это наваждение какое-то… Но тюремщицы действительно не было. И моргов…

— Кто ты, девочка? И что здесь происходит?

Она резко обернулась и задержала дыхание — к ней подходил, вытирая на ходу заляпанный клинок травой, незнакомый человек и разглядывая ее — серые глаза на светлом лице сощурились, собирая в уголках задумчивые морщинки…

Она смотрела ему в глаза и не могла отвести взгляд. Она давно, очень давно не видела взрослых людей, если не считать Эллои и моргов, и все равно… Ее не интересовала одежда, обувь или цвет лица — она не могла оторваться от глаз. Обычных человеческих глаз — без опушки пушистых ресниц или соколиного разлета бровей, — самых обычных глаз, но… Там жила человечность. Там жило участие. Там жила теплота… И еще — почему-то возрастало и множилось удивление.

Свистнул рассекаемый воздух, глухо звякнуло разрубаемое железо — правая рука с обрывком цепи устало повисла вдоль тела. Через секунду так же освободилась и вторая. Человек снял ее с камня и поставил перед собой, потом очень мягко поднял подбородок и заглянул в глаза:

— Солнышко ты мое бедное, девочка маленькая… Скажи мне честно, тебя случайно зовут не Рада?

Шульга устала удивляться:

— Рада… А кто вы?

Он сделал паузу, долго не отрывая от нее глаз; она могла поклясться, что перед тем как отвернуться, там тоже появились слезы…

— Твой отец, девочка моя. Ты ведь меня звала…

Это был предел. Мир закачался и расплылся перед глазами — Шульга начала терять сознание. И перед тем как окунуться в спокойную теплоту беспамятства, ей показалось, что вверху улыбнулось и подмигнуло Небо…

Откуда-то издалека донесся странный гул, земля чуть дрогнула под ногами, через некоторое время — снова…

Сергей вынес девочку из тумана и, оглядевшись вокруг, осторожно положил у подножия разрушенного храма. Затем подцепил кончиком меча и снял с маленьких рук железные оковы с обрывками цепей. Намочил из фляги тряпку и протер поцарапанную крабами ногу и грязное от разводов слез детское личико. Потом, набрав пригоршню воды — «прости, солнышко, нам надо уходить…», — побрызгал сверху. Девочка сразу вздохнула и открыла — такие родные, такие синие, сразу узнанные и так взволновавшие глаза…

— Ой…

— Прости, маленькая моя, нам надо идти, — мягко сказал Сергей. — Сюда ведь могут нагрянуть. Идти можешь?

— Могу. — Она начала подниматься. — Они куда-то все убежали…

— Кто?

— Эллоя, морги, все…

— Когда? — нахмурился Сергей.

— Как только вы появились. — Девочка во все глаза рассматривала его. Сразу становилось теплей на душе — как будто рядом была Эния.

— Гм… — Он задумчиво почесал лоб. — Ладно… Нам придется идти в туман. Держись ко мне поближе, хорошо?

Она кивнула головой, по-прежнему не отрывая от него взгляда. Кажется, здесь дети взрослеют раньше — ей на вид было значительно больше десяти.

— Сколько тебе лет, ласточка? — Он ласково провел рукой по ее волосам. — Ты помнишь?

— Двенадцать. Я все помню, — ответила она. Ее глаза начали опять увлажняться. — Восемь лет, восемь долгих-предолгих лет, но я помню. И маму… И папу. Разве у людей много пап и мам?

— Восемь… — задумчиво повторил Сергей. Да, время в Рохе действительно вытворяет странные вещи. Он взял ее за руку: — Нет, Рада, не много. Одни. Понимаешь… Давай поговорим об этом после?

— Мой папа умер?

— Нет, — вздохнул Сергей. — Он погиб. Погиб как герой — пытаясь найти тебя. Твоих долгих восемь лет назад. Ты бережно храни память о нем в своих воспоминаниях. Бережно…

Она очень серьезно кивнула головой в ответ. Похоже, она просто эмоционально устала. Значит, переживания придут позже…

— Ну что, вперед? — Он поднялся и закинул на плечо походный мешок, потом засунул в ножны и поправил за спиной меч.

— А мама? — опять очень серьезно спросила она.

— Мама? — Он улыбнулся. — А вот мама тебя очень, очень и очень ждет. Очень, очень и очень любит. И я вместе с ней… Пойдем? Потом поговорим обо всем, у нас будет много времени — на все-все-все, что только пожелает твоя душа! Хорошо?

Они двинулись обратно, в туман. «Солнышко ты мое ясное, — думал Сергей, поглядывая на девочку. — Какая же ты не по годам серьезная. Как же больно оказаться лишенным того, что есть у любого ребенка на свете, — детства…»

Земля под ногами вздрогнула раз, другой… Ого, что это, землетрясение? В тумане все как-то непонятно — не за что зацепиться глазу, как за ориентир, и поэтому многое могло просто казаться. Но вокруг было очень неспокойно, спереди по временам доносился странный гул, перемешанный с шипением. Как будто кто-то большой и равнодушный неторопливо спускал из-под давления пар, и поэтому в воздухе стояло непонятное напряжение. Девочка была уже рядом, но тревога, стиснувшая сердце еще пару часов назад, так и не проходила…

Сергей закрыл глаза — ему уже не надо было сосредоточиваться, он явно совершенствовался в своих способностях, тех, которые касались Роха. И удивленно оглянулся: вокруг, насколько хватало «третьего глаза Эфира», не было видно ни единой твари…

Через полчаса торопливой ходьбы, почти бега, местность начала быстро понижаться. Он сощурился, вглядываясь вперед, его очень настораживали все эти «непонятности» вокруг и в особенности та растрескавшаяся глиняная равнина, тогда ходившая ходуном под ногами. Вокруг плавало плотное облако густого молока — туман сгустился настолько, что не было видно пальцев вытянутой руки. Сергей прижал к себе девочку левой рукой, другой на ходу ощупывая мечом землю перед собой — клинок иногда звенел, натыкаясь на очередной камень. И вдруг неожиданно туман кончился…

Рада испуганно вскрикнула. Ноги заскользили по покатому склону — вниз посыпались мелкие камни. В нескольких шагах склон круто обрывался вниз, в невидимую глубину — на месте глиняной пустыни зиял огромный провал, теряясь противоположным краем в поднимающемся мареве пара. Земля опять чувствительно дрогнула — вниз снова посыпались камни с песком…

— Осторожно, девочка моя. — Сергей ухватился за ствол наклонившегося деревца, изумленно оглядываясь вокруг. — Держись за меня покрепче…

Девочка молчала, испуганно притихнув под рукой и судорожно вцепившись в его куртку, только горько блестели два не надеющихся ни на что хорошее глазика… Что за напасть, елки-палки, как же теперь пролезть к шахте?

— Давай немного назад. — Он оглянулся — туман сзади понемногу рассеивался, как будто разжижаемый паром из трещины. — Нам придется пройти вдоль этого… Должно же оно где-то закончиться?

Они поднялись на несколько шагов вверх и осторожно двинулись вдоль, цепляясь руками за накренившиеся деревца. Ноги скользили — вниз по склону осыпалась земля, перемешанная с трухой и камнями, осыпалась и срывалась вниз — в плохо видимую бездну. «Вот же холера, — думал Сергей, поглядывая вперед сощуренным взглядом. — Как же далеко ты тянешься?» Разлом периодично вздрагивал, недовольно фыркая и выбрасывая белые клубы. Даже не Рох — сама природа мрачно предостерегала: не приближайся…

— Я знала это, я всегда это знала, — сказала под рукой девочка. — Магром меня не отпустит…

— Твой Магром здесь скорее всего ни при чем, — сказал Сергей, вглядываясь вперед. — Тут виноваты горячие источники. Рада, скажи, что это за тьма такая впереди?

— Это Ночь. — Она опустила глаза. — ВээНэН. Всеобъемлющая Наступающая Ночь. Предвестница Магрома…

Сергей вздохнул — опять новые слова, новые понятия. Тут со знакомыми бы разобраться.

— Значит, Ночь… — сказал он, на секунду придержав ее — снизу опять вылетело горячее облако. — Рох — предвестник Ночи. Ночь — предвестница Магрома. Чему же предвестник Магром?

— Это уже не предвестник, — тоже вздохнула она. — Это уже другой мир. Совсем другой…

— Разве Рох — это уже не другой мир?

— Рох — это оружие, призванное изменить структуру земли, — спокойно ответила Рада. — Всю. В нашем, человеческом понимании — это как изменение с живого на неживое.

— Ого. — Сергей с уважением посмотрел на нее — он разговаривает с ребенком? — Но зачем?

— Ад не умеет создавать, — равнодушно пояснила Рада. — Умение созидать, творчество — доступно только Богу, и еще как дар — людям. Ад меняет только уже созданное… Но он меняет. И в первую очередь — внутреннюю сущность всего. Так и появляется Магром…

«Ничего себе. — Он почесал голову. — Внутреннюю сущность всего… Это говорит двенадцатилетняя малышка?»

— Вас учили здесь, да? — спросил он вслух, помогая перескочить через ствол толстого поваленного дерева и не скатиться вниз. — Многому, наверное…

— Нас учили в первую очередь ненавидеть и еще бояться, — сжала зубы девочка. — Друг друга, всех вокруг, всю землю… Я не вернусь обратно, даже если меня простят.

— Бедная ты моя, бедная. — Он на мгновение прижал ее к себе — она не отстранилась, она очень соскучилась по теплу. — Никто никогда не отпустит тебя обратно…

Они еще шли некоторое время — осторожно, цепляясь за сухие колючие кусты или одинокие деревца, поминутно оскальзываясь и падая, и отправляя вниз оползни песка с камнями. Между двух огней — клубящейся стеной белесой мглы и распахнутым зевом трещины, с дрожащим маревом пара. А впереди росла и увеличивалась по мере приближения другая стена — необозримой высоты и полной темноты, как будто разделяющая мир надвое. Разлом закончился как раз перед ней, словно тоже боялся соприкасаться с неведомым…

Тьма — бархатная, как будто осязаемая, дико нереальная здесь, днем — висела" в десятке шагов перед ними. Он вышли из тумана обратно, в Иррагорт, потому что к концу склоны стали совсем крутыми, вздрагивание земли — чаще, пар — сильнее и обжигал лицо, и создавалось впечатление — трещина раздвигается вширь…

— Расскажи все, что ты знаешь об этом. — Сергей, уперев руки в бока и задрав голову, рассматривал перед собой воплотившиеся воочию невиданные свойства света. — Все-все-все.

Огромная черная стена возвышалась перед ними, уходя вверх на необозримую высоту и по сторонам — далеко за холмы, деревья, горизонт и туман…

— У нас в группе никто ничего не знал про это, — сказала Рада. Она устало присела на траву рядом. — Только то, что там холодно.

— Это можно потрогать?

— Это темнота, дяденька. Разве можно потрогать темноту?

Сергей вздохнул. К «дяденьке» придется привыкать. Дети в таких случаях далеко не сразу произносят «папа»…

— Ладно, посмотрим. — Он оглянулся вокруг, выбрал палку посуше и чиркнул огнивом. — Нам придется идти через это, Рада. По-другому разлом не обогнуть. Побудь здесь, я сейчас…

Палка в руках занялась пламенем — Сергей подержал ее вниз, пока огонь не разгорелся и не начал потрескивать. Девочка покорно вздохнула и обхватила плечи руками — совсем как Эния.

— Вы оставите там свою душу, — грустно произнесла она. — Такое случалось…

— Да? — Он подошел к стене черного равномерного бархата и осторожно провел рукой по поверхности. Рука ничего не почувствовала, абсолютно ничего. — Посмотрим…

Еще раз оглянулся на девочку — она ответила печальным взглядом, набрал в грудь побольше воздуха, как перед погружением — да это и было погружение, только не в воду. И перешагнул темный полог окончания света…

«Может, я идиот? — мелькнуло в голове. — Может, я слишком тороплюсь? Можно ведь еще поэкспериментировать…»

«Какая разница, — сразу ответил сам себе. — Если все равно другого пути нет…»

Со всех сторон сразу обступила полная тьма — маленький огонек в руке освещал только небольшой пятачок сухой земли под ногами. Вокруг сгустилась непроницаемая ночь. Ощутимо повеяло холодом — откуда-то оттуда, из той же глубины мрака… Он обернулся — граница между светом и тьмой отсвечивала еле видимым отблеском огонька, словно была слегка полированной. Сергей вздохнул — раз, другой, третий… Ничего, дышится, только прохладно. Потом сделал несколько осторожных шагов — под ногами хрустнули мелкие камешки. Он нагнулся и поводил импровизированным факелом из стороны в сторону: внизу никакой травы не было и вообще ни малейших признаков даже былой растительности. Голая сухая земля и мелкие камешки… Ну ничего, нам здесь не жить. Он вернулся назад и выпрыгнул на свет, зажмурив глаза от солнца, — девочка резво отшатнулась назад. Кажется, она уже готовилась сигануть следом…

— В общем-то, ничего, — улыбнулся Сергей. — Что там в глубине, я не знаю, да мы и не пойдем в глубину. Будем держаться края — он немного виден по отсветам. Нам нужно только обойти разлом. Пока не вижу ничего сильно страшного…

— Там нет Неба, — тихо сказала Рада. — И нет Бога, совсем нет. Вы не понимаете…

— Может быть, и так, — задумчиво согласился Сергей. — Но у нас все равно нет другого выхода.

Девочка покорно вздохнула — кажется, она была не совсем согласна. «Конечно, выход всегда есть, — подумал Сергей. — Например — умереть достойно. И сохранить при этом душу… Солнышко ты мое бедное, ну не будь такой взрослой!»

Они набрали вокруг побольше палок потолще и сотворили импровизированные факелы. Потом подтянули мешки за плечами, одежду и обувь. Затем взялись за руки, одновременно вздохнули и шагнули во мрак…

— Держись поближе. — Сергей покрепче прижал ее к себе. — Тут можно замерзнуть.

Она ничего не ответила, испуганно всматриваясь в темноту. Они медленно двинулись вперед, бросая по сторонам косые взгляды; Сергей неслышно шевелил губами, отсчитывая про себя шаги. Под ногами чуть поскрипывал твердый сухой песок и мелкие камешки. Справа, из глубины, временами доносились какие-то шорохи и чья-то непонятная возня…

— Чувствуете? — тихо спросила Рада. — Оно приближается…

— Ничего не приближается, — спокойно сказал Сергей. — Это Рох. Тут всегда что-то кажется. Даже наоборот, — он усмехнулся, — ничего страшного. Я ожидал хуже. Почему ты так этого боишься?

— Это место, где совсем нет Неба…

— При чем здесь Небо? — вздохнул Сергей. — Рох тоже находится под небом, и что? Бегает разная пакость…

— Я про другое, вы не понимаете. Я про душу, про то, что надо беречь и хранить в ней…

— При чем тут душа, девочка моя? — устало проговорил он. — Как и Бог? Разве Ему трудно избавить эту землю от Роха?

— Наверное, люди должны понять сами…

— А если они не понимают? — Он нахмурился. — Разве нельзя подсказать?

— Он и подсказывает. — Рада вдруг подняла головку и очень серьезно глянула на него. — Только люди не хотят это видеть. Не хотят анализировать и сопоставлять: когда, в каких случаях — хорошо, мирно и как-то добро в душе…

— Анализировать… Сопоставлять… — мрачно усмехнулся Сергей. — Слова-то какие… Откуда только ты это знаешь, про мир и доброту, а? Вас ведь этому не учили.

— Я старалась это искать…

— Все равно. — Он сердито потряс веткой — огонек судорожно колыхнулся. — Ну не дошли люди до души, до сердца, ну не выросли еще… Неужели нельзя сказать прямо?

— Он уже говорил однажды. — Девочка опять глянула на него с какой-то тревогой. — Очень давно. Все знают это. Но опять-таки — не хотят понимать…

— Чего тут понимать? — с сарказмом усмехнулся он. — Ну тугодумы, пускай так! Сам такими создал. Можно было бы и повторить.

— Никто не поверит…

— Можно повторить так, чтобы все поверили! — Его глаза сверкнули. — Увидели и сказали: «Да, это Бог!»

— Тогда не будет веры, — почему-то тихо сказала маленькая Рада. — Тогда будет твердое знание. А Небу нужна вера…

— Вера, — начал закипать Сергей. — С какой стати вера лучше знания? Чушь собачья.

Он почувствовал поднимающееся глухое раздражение: «Прямо не девочка двенадцати лет, а профессор! Все знает! Еще и спорит с ним! Еще и учит его, мелюзга такая… Еще и сопит что-то там под рукой… Какого шута я вообще с ней спорю? Что это она, опять плачет?»

— Разве вы не видите? — Она смотрела на него снизу влажными глазами. — Разве не чувствуете? Это уже не вы! Оно пытается подчинить вас!

Сергей с силой встряхнул головой — Боже… Елки же ты палки! Что это на меня нашло такое? Откуда такой сарказм и раздражение? Он покрепче прижал Раду к себе:

— Маленькая моя, не слушая меня, ладно? Что-то нашло такое… Тебе не холодно?

— Нет. — Она глубоко и с облегчением вздохнула. — Совсем нет.

«Она совсем-совсем взрослая, — думал Сергей, глядя на нее. — Хоть и выглядит девчушкой. Бедная ты моя, бедная…»

«Елки-палки. А ведь действительно тут явно чего-то не хватает… Спокойствия, душевного равновесия, уверенности в своем, в своей правде, терпения… Да-да, терпения, даже маленького, самого обычного, человеческого терпения. Особенно к кому-то, кто хоть немного, хоть в чем-то с тобой не согласен. И стоит хоть чуть дать волю своим мыслям, которые не очень хорошие, тут же поднимается огромное раздражение и злость… И еще… И еще — почему-то все кажется глупостью. Да-да, настоящей глупостью. Ого, это уже даже интересно… Все, что раньше было основой моих взглядов, основой моей уверенности в правильном, почему-то здесь кажется какой-то глупостью. Хорошо, очень хорошо, маленькая Рада, что ты помогла это заметить…»

— Дяденька. — Рада вдруг судорожно вцепилась в его руку. — Тут кто-то есть.

«Опять дяденька, зеленые моталки, — он опять почувствовал поднимающееся недовольство, — неужели больше нет других слов? Так, тихо, — уже самому себе. — Терпение, друг, терпение. Совсем немного осталось. Елки, только вот где взять это терпение?»

— Где? — Он нахмурился.

— Там. — Она кивнула головой в глубину тьмы. — Оно рядом…

Сергей всмотрелся — действительно в слабом отсвете маленького огонька сгущалась какая-то тень…

— Кто здесь? — Он торопливо поджег еще одну палку, дал девочке и выхватил клинок. — Я спросил. И жду ответа.

И тогда из глубины пришел голос. Спокойный, тихий и даже нежный…

— Какой ответ ты хочешь?

Рада вздрогнула за его спиной — вместе с ним самим. Кажется, этого они оба не ожидали… Сергей сделал глубокий вдох, потом сглотнул и прокашлялся:

— Кто ты? Что тебе надо?

В темноте кто-то чуть слышно рассмеялся:

— По-моему, это вам здесь что-то надо.

Сергей слегка перевел дух — если говорит и смеется, значит, не все так страшно…

— Мы не задержимся, — сказал он и оглянулся — слабый отблеск границы света мерцал в нескольких шагах. — Мы уже почти выходим…

— Не думаю, — сказал голос, — что это будет так просто.

— Не подходи. — Сергей выставил вперед клинок. — Не надо зря рисковать…

— Вряд ли я смогу испугаться твоего меча, Сергей. А Вышнего, к силе которого ты почти смог прибегнуть, здесь нет…

— Кто ты? — Он сощурился в темноту и еще больше вытянул руку с мечом. — Откуда ты меня знаешь?

— А разве ты меня не знаешь?

Из глубоко мрака выступила и невесомо приблизилась фигура — маленькие огоньки высветили темный, ниспадающий свободными складками плащ, темные волосы, черные внимательные глаза… Сергей вздрогнул. Красивое лицо женщины с «иконы», которой тысячи лет, рассматривало его, чуть наклонив голову к плечу, странно улыбаясь и деланно нахмурив пристальные глаза. Асмодей. Вот и встретились… Она подняла руку и кончиком пальца отвела острие в сторону.

— Узнал?

— Узнал…

Он сделал полшага назад. Вот же елочки зеленые… Женщина, которую и трудно назвать женщиной, как и вообще — человеком, обладающая огромной властью и возможностями, распространяющимися не на один мир… Предсказатель, а может, и главная причина — почему он оказался здесь. Существо, переменившее его жизнь, судьбу, и возможно — задолго до этого. Демон, свободно распоряжающийся судьбами, судьбами многих и многих тысяч поколений…

— Тогда что же ты молчишь?

— А что я должен говорить?

Она усмехнулась и встряхнула головой, откидывая за спину густые иссиня-черные волосы совсем по-женски…

— Ты зашел далеко, Сергей, очень далеко. — Пронзительный взгляд черных глаз смерил его с головы до ног. — Я имею в виду не расстояния. Как я и предполагала.

— Что же вы предполагали? — Сергей с опаской смотрел на нее, отодвинув Раду за спину — девочка тревожно притихла, исподлобья поглядывая на слабо освещенный, колышущийся в неровном пламени силуэт.

Он отлично сознавал, что перед ним не морг и не гоблин. Здесь бесполезно стрелять из карабина, махать мечом и выделывать пируэты или пробовать тягаться умом или мудростью. Перед ним та, в чьих руках мудрость великого множества наследий…

— Что ты придешь к этому. — Черные глаза, казалось, проникали в самую голову, голову и душу. — К осознанию себя.

— Я не осознавал себя. — Он несколько раз моргнул, чтобы избавиться от ее ощущения в своей голове, но ничего не получилось. — И не понимаю, о чем это вы…

— Ну не стесняйся, Сергей. — Они были совсем рядом, почти у самого лица, с блестящими черными зрачками и такой же черной радужной оболочкой. — Только полный глупец может не видеть смысла. А я не верю, что ты глупец.

— Я не вижу, — сказал Сергей, нахмурившись, — ему становилось все сложнее с ней разговаривать. — Значит, я глупец.

— Не думаю. — Ее глаза сузились еще больше. — Может, просто ты не хочешь видеть?

Он промолчал. Он знал — с ней бесполезно спорить. Она очень легко опровергнет все его доводы. Ее разум — гораздо сильнее человеческого…

— Ты — особенный, и ты это знаешь. Ты идешь по специальному, прочерченному только для тебя, пути. Ты не такой, как все. Может, хватить бродить в стороне?

— Я действительно не такой, как все, — усмехнулся он, не удержавшись — слишком это выглядело помпезно. — Я хуже. По крайней мере — очень многих. Слишком обидчивый, подозрительный, часто думаю про людей абы что…

— Ты хочешь спорить? — Казалось, она даже удивилась. — Зачем? У тебя все равно нет выбора.

— Выбор есть всегда, — мрачно сказал Сергей — он пытался отвернуться в сторону и не мог. «Дяденька… — испуганно прошептала за спиной Рада. — Пожалуйста, ну пожалуйста — выдержите…» Он сжал зубы — опять она с этим «дяденькой»… — В любых ситуациях.

— И тебе придется его сделать. — Ее глаза начали надвигаться, постепенно заполняя собой все видимое пространство. — Только вот результат от него не зависит. Но ты не расстраивайся. Тебя ждет такое будущее, о котором люди могут только мечтать…

«Дяденька…» — опять всхлипнула сзади девочка. Глаза вышли за пределы видимого пространства и теперь на него надвигались зрачки, черные, огромные, блестящие зрачки — необозримые зрачки… За которыми поднялся мир. Еще более огромный и необозримый мир — мир, распространяющийся на множество миров. Мир без солнца и дня, мир вечной ночи — но с огромнейшим множеством света, искусственного света. Ярких, сверкающих, блестящих и переливающихся огней. Мир высочайших — в километры высотой — замков и таких же домов, мир глубочайших пропастей — над которыми парили люди — и таких же водопадов. Мир, где за секунды покрываются гигантские расстояния — в одиночку, где нет проблемы пути. Мир, где можно парить над землей и плыть под водой; мир, где всегда открыты врата в другие миры. Мир, где разрешено все и все забыли слово «нельзя». Мир, где легко воплощаются самые тайные желания и мечты. По-своему — очень красивый и гордый мир…

Сергей был потрясен. Почти раздавлен и почти уничтожен… Он понимал все, он мог поверить во все, он ожидал всего — но только не красоты. Красоты величия и красоты могущества… Он понимал, что это всего лишь внешний, поверхностный взгляд, что он не видит мучений повседневности и быта, но все равно. Этот мир поражал, притягивал и манил… Великолепием и одиозностью, высотой и мрачной гордостью, беспокойством, интересом и вседозволенностью…

И он заколебался… «А Эния? — как гром, ударила в голову отрезвляющая мысль. Почему-то он не подумал про Бога. — Разве можно променять ее?»

«Э-эния, — передразнил скептический голосок в голове. — Что ты знаешь про любовь? Ей же будет лучше, если ты наконец освободишь ее. От себя. Она с детства воспитана очень ответственной, очень. Она никогда не переступит через чувство долга. И будет вечно мучиться рядом с тобой…» Он все никак не мог поверить в ее любовь…

Он был всего лишь человек, а люди — сами по себе — всегда слабы. И здесь не было Неба — почти, а значит, и не было твердости духа. И он почти правильно ответил Асмодею, что совсем не лучше многих. Ибо человек сам по себе никогда не сможет быть лучшим. Но сможет стать хорошим — с Небом…

Но здесь не было Неба. Почти. Почти — потому что что-то пришло на помощь. Как всегда и во всем — не заставляя, не навязывая волю, а только открывая глаза и предоставляя выбор…

Неожиданно перед глазами исчезли высочайшие многоэтажные мосты с воздушными домами и глубочайшие океаны с подводными городами, и он увидел принцессу… Картинка приблизилась — какая-то комната, наверное, в замке, и Эния рядом с открытым окошком. Изображение дрогнуло и еще больше приблизилась — он смог в мельчайших подробностях увидеть и запомнить ее лицо. Вернее, глаза, глаза над прижатыми к губам ладошками, которые лучисто улыбались и в которых отсвечивали теплые синие блики… Она подняла лицо вверх и что-то прошептала, как будто молитву Небу, потом опять наклонила голову и что-то поцеловала в своих ладонях. На щеке — милой и нежной щеке — звездочкой сверкнула счастливая капля слезы…

Сергей слегка нахмурился: ему трудно было не думать о чем-то — не очень хорошем, — здесь не было Неба. В чем дело — с чего это она улыбается и целует свои ладони? Видение надвинулось, как надвигается камера оператора, потом приподнялось… В сложенных лодочкой ладошках блеснули глазки-бусинки — ужасно симпатичного, пушистого и очень семейного бобренка. Когда-то подаренного Сергеем и случайно не замеченного принцессой. Она еще ниже опустила голову и прижалась к нему лицом… Потом изображение начало терять резкость, пока не растворилось совсем.

— Прошу прощения. — Сергей с силой встряхнул головой — его сердце готово было выпрыгнуть из груди: Боже, она же меня так любит, оболтуса… — Нам надо идти. Мы и так задержались.

— Ты ничего не понял. — Воплотившееся порождение Тьмы усмехнулось. — У тебя нет выбора. Если я произношу какие-то слова, то это не пустой звук. Я просто хотела тебе помочь. Избавить от трудностей и бед, которые можно было бы и не проходить. Потому что итог — все равно один…

— Если нам надо через что-то пройти, — сказал Сергей, оглянувшись на Раду — она неуверенно улыбнулась в ответ, — то мы будем проходить. Всего хорошего.

— Ты не сможешь так просто забрать девочку, — спокойно сказала Асмодей. — Она уже принадлежит этому миру.

— Да? — Он опять оглянулся — Рада опустила глазки вниз. Похоже, она тоже что-то знала… — С какой стати? Разве кто-нибудь спрашивал ее согласия?

— Спрашивал, — согласно кивнула головой фигура в черном. — Всего лишь пару часов назад. Да она и сама знает про это.

Сергей повернул голову. Девочка стояла с опущенной вниз головой, ее плечи вздрагивали…

— Она всего лишь ребенок. — Он сжал зубы. — Маленькая испуганная девочка. Вы можете попробовать нас остановить. — Он покрепче обхватил Раду рукой и сделал шаг в сторону.

— Зачем? — Темные глаза опять усмехнулись и смерили Сергея с головы до ног. Потом мрачная фигура начала отступать назад, в темноту. — Я же тебя предупреждала. Тебе придется делать выбор. Меня устроит любой результат. До встречи.

…Через несколько минут они покинули завесу Тьмы. И остановились на пороге, жмурясь от света и пытаясь разглядеть туман перед ними. У них получилось! Они все-таки сделали это. Они прошли через Ночь и вышли с той стороны разлома. Но на душе все равно было почему-то пасмурно…

— Нам надо торопиться. — Он нахмурился, с беспокойством оглядываясь вокруг: как бы не начали собираться твари, их было вокруг уже превеликое множество. — Постарайся ни о чем не думать, девочка моя, хорошо? Забудь. Просто все забудь, выбрось из головы. Тут недалеко.

Она молча кивнула головой, не отрывая от него почему-то грустных, но с искоркой надежды глаз. Они осторожно двинулись вперед…

Поначалу ничего не происходило, они достаточно спокойно продвигались, иногда замирая, чтобы кого-то пропустить, или забирая немного в сторону, чтобы кого-то обогнуть. Твари никак не реагировали на Раду. Возможно, потому что она выросла рядом с ними…

Но все изменилось в самом конце. Мрак-шахта оказалась практически в кольце. Что они сюда подбросили — неизвестно, но возле входа в пещеру роилось с десяток разнокалиберных пакостей. Глаза разбегались от множества неторопливо перебирающих ног и колыхающихся в воздухе усов…

— Радушка, солнышко мое, — тихо сказал Сергей, окидывая прищуренным взглядом поляну. — Ты ведь у меня смелая девочка, да?

— Совсем не смелая, — она испуганно разглядывала пауков, — но я постараюсь, очень постараюсь…

— Прости меня, у нас совсем нет времени. — Он ласково взял ее ручки в свои. — Ты только прижмись ко мне покрепче и закрой глаза, хорошо?

Он понимал, что у них может быть только один шанс. Твари соображают не быстро, но когда сообразят — свое не упустят. Хода назад уже не будет. Но им ведь и не надо назад…

Он посадил девочку себе на спину и сверху покрепче привязал ремнем — прямо поверх своего мешка. Немного поводил плечами и руками, разминая уставшее тело. Потом взял в руки меч и приготовился…

И он успел. Внезапность и скорость решили все. Пулей вылетел сбоку и прошмыгнул под мохнатыми лапами огромного птицееда — тот даже не успел остановиться; перескочил через выставленную ногу крестовика, опускающиеся усы волка и увернулся от сколопендры и головой вперед влетел в пещеру… Когда он обернулся, уже у самых ступеней спускающейся вниз лестницы, судорожно переводя дыхание, вся поляна пришла в движение, и всюду мельтешили жвалы и ноги…

Но он не знал главного. Он еще не понял основного. Все, что было, — можно угадать и предположить. Поэтому он и назывался всесильным — Магром. И просто не мог не предполагать победу противника еще раньше, чем начиналась битва.

Главное и основное он увидел спустя несколько минут, когда вместе с маленькой девочкой перегнулся через перила и заглянул в бездонный колодец шахты. Там не было глубокого черного облака мути — там дрожало только небольшое марево, через которое довольно ясно проглядывала каменная кладка стены и даже далекое смутное дно…

Рада вздрогнула рядом.

— Что это… — не понял Сергей. — Эта штука что, уже перестает действовать?

— Нет, она еще действует, — дрогнувшим голосом пояснила девочка. — Через нее еще можно пройти. Но только один раз. И только одному.

Сергей с силой сжал руками голову и опустился на пол. «Боже, как я устал. Я ведь просто человек. Мне не под силу все сразу, Боже…»

Вот он — выбор. Вот оно — то, про что говорила она, это исчадие ада, этот демон в ночи… Когда результат — все равно один. Один, будь он проклят, все равно один. Ибо если он останется… то не сможет вернуться к Энии. Не сможет, холера их дери, они его уже не выпустят, они увидели его, они знают, где он… И тогда он не минует Магрома, ведь у него практически не будет выбора. А если уйдет и оставит здесь Раду… то не сможет после этого жить. Жить и смотреть в глаза людям, Энии. И еще — тогда от него просто отвернется Небо. Будьте вы все прокляты…

— Радушка, солнышко, слушай внимательно. — Он крепко обнял и прижал к себе девочку. — Ты сейчас прыгнешь туда… Не перебивай. — Он положил палец на ее губы, отсекая возражения. — Пожалуйста, не создавай для меня дополнительные трудности, ладно? Я выберусь, не бойся, ведь я же смог прийти сюда…

В ее глазах опять — в который раз за сегодняшний день — появились обреченность. Она была слишком взрослой и слишком хорошо знала Рох, чтобы что-то не заподозрить…

— …назови одно только слово, запомни: «Нипорог», — продолжал Сергей. — Ни-по-рог. Запомнила? Когда выйдешь из шахты — увидишь в тумане деревню. Иди прямо по улице, там будет еще перевернутая телега. Потом — через овраг с разрушенным мостом. Через косогор и прямо — по ложбинке. А там уже и конец. Ты справишься, девочка моя, я знаю, только будь очень и очень осторожна… Постарайся, ты сможешь это, другого выхода все равно нет…

Он помолчал, внимательно вглядываясь ей в глаза, стараясь до мельчайших подробностей запомнить эти глаза — такие родные, такие близкие и знакомые и такие синие…

— Вот деньги. Тебе надо добраться до Нипорога — это такой город, свободный город, на большом озере… Постарайся по пути не заходить в Дост, там может быть опасно, там… В общем, ладно. В Нипороге найди замок Шираз — замок Командора. Там тебя ждет твоя мать. Очень ждет, так больше никто на свете не ждет…

Она хотела что-то сказать, но он опять положил палец на ее маленькие губки:

— Не надо, Радушка, только не возражай, ты сделаешь все еще трудней. Пожалуйста, мне сейчас нужно твое послушание и твоя кротость. Я ведь твой отец все-таки, хочешь ты этого или нет… Давай, солнышко, поднимайся на парапет, у нас нет времени.

Он поднял и поставил девочку на ограждение, но она неожиданно прильнула к нему сверху, крепко обхватив за шею руками…

— Мы будем ждать вас, — горячо сквозь слезы зашептала она. — Мы будем очень и очень ждать… тебя… папа.

Все поплыло перед глазами — он отвернулся, чтобы она не видела его глаз. Вот и дождался. Слава тебе, Боже, что хоть под конец…

— Все, дочка, вперед.

Она смотрела на него сверху мокрыми глазами, как будто старалась запомнить лицо. Он просительно приложил руку к сердцу, и тогда она наконец отвернулась и прыгнула вниз…

Сергей некоторое время смотрел вслед, потом вздохнул и прислонился к стене. Боже, за что? Боже… Почему так? Почему так несправедливо? Ну почему?

«Это не должно было быть так! Это просто не может, это просто не имеет права быть так. Боже… Я не хочу ничего говорить. Совсем ничего».

Он смотрел на колодец, и в глазах все двоилось и расплывалось. Он когда-то потерял все. Все, что у него было, все, что составляло основу его жизни, его счастья. Все… Это не передать словами, словами скупого человеческого языка, это нельзя описать и рассказать. Это можно только почувствовать…

Ему повезло — он нашел это все опять. Все, и даже больше того — о чем можно только мечтать, о чем даже трудно мечтать… Когда все стало образовываться, когда он стал на пороге жизни, счастливой жизни… Когда он опять почувствовал свое сердце, почувствовал радость, любовь и счастье… Когда он обрел семью, настоящую семью с настоящей любовью, настоящую свою половинку — Жену, и вот теперь Дочь… И начал что-то понимать, что это: все это — их отношения, их взаимная любовь, терпение и уступки друг другу являются частичкой чего-то большого, чего-то такого, что в конце концов сможет победить Рох… Когда он встал почти на пороге понимания… Боже, как это несправедливо.

Он стоял и смотрел, смотрел и стоял — уставившись неподвижным взором в одну точку. Перед глазами мелькали воспоминания…

Эния… Эния с тяжелой испариной пота на лбу — в лесу у костра. Уже тогда смотрит на него внимательными глазами, уже тогда что-то в нем ищет и пытается узнать… Эния в амфитеатре — поднимается с пола, опираясь на скамейку, и тоже смотрит на него; да так смотрит, что кажется — весь мир погружается в ее глаза… Эния на фоне леса — уставшая, вся в дорожной пыли, глаза сверкают — требует и просит… Эния у реки — обнимает его и плачет… Эния в замке… Эния в дубовом парке… Эния, Эния, Эния… «Я нашел твою дочь, солнышко ясное, я нашел НАШУ дочь. Я еще совсем не знаю ее, и уже очень знаю, и уже очень и очень люблю… Пускай моя любовь всегда будет с вами, девочки мои, всегда — как и с Ленкой, и Сашей, и Машей… Какой же я все-таки богатый. Как же у меня много всего!»

Он вздохнул и посмотрел на выход — в сторону лестницы. «Они ждут меня. Они смеются и думают, что все закончено. Что теперь все. Что теперь ничто меня не сдерживает. Что путь четкий и ясный, как бы я ни старался отвертеться в сторону, как бы я ни старался избежать его. Величественный Ночной Магром…

Эх ты, Асмодей Асмодей… Ты думаешь, что определила все. Ты думаешь, что все взвесила и расставила все точки над «i». Ты думаешь, что хорошо знаешь людей…»

Сергей сделал глубокий вдох, потом еще один, потом еще… Затем выхватил меч и взбежал по ступеням наверх. «Мне придется тебяразочаровать, демон ночи, очень сильно разочаровать. Ибо ты не понимаешь главного: настоящая семья и настоящая любовь не теряются вместе с разлукой, не умирают и не уходят. Пусть даже и разлука эта — навсегда. Но и любовь — тоже навсегда. Ты даже не представляешь, какой я богатый! Как много я имею сейчас всего! Ты думаешь, я захочу это терять? Вряд ли ты поймешь когда-нибудь это…»

Твари наверху ждали. Земля перед входом была просто испещрена разложенными усами. Он сразу кинулся в бой…

Это был не бой. Это было торжество! Торжество победы правильного решения. Торжество — хоть и печального, но не истязаемого совестью сердца. Торжество победы человека, победы над самим собой…

Он бил, уворачивался, смеялся, запрыгивал на спины, кувыркался под ногами и снова бил и приветственно кричал прибывающим новым тварям. Твари пытались его схватить, твари пытались его прижать и запутать — среди них не было тарантулов, тенетников, скорпионов и даже медлительных крабов — тех, которые убивают сразу. Магром хотел его взять живым. А он смеялся и дрался, дрался и смеялся. Пока на поляне не стало трудно двигаться из-за огромных мертвых тел и пока не начали уставать руки. И как только почувствовал, что уже все, что уже конец, что он на пределе сил, то разбежался и прыгнул вниз. В дрожащее марево бездонного разлома…

Воздух потряс торжествующий крик — он не хотел в этот момент пускать в сердце печаль. Но крик оборвался — вряд ли кто-то успел бы заметить, как в клубах горячего пара внезапно пропал человек… Так и не успев достигнуть дна.

— Сережа?

— Лена? Это ты? Почему так темно, я ничего не вижу.

— Еще рано быть свету. Ты молодец, Сережа. Я знала это, я всегда знала и верила в тебя.

— Только от этого не легче, Ленка…

— Да, Сережа. Но по-другому и не может быть.

— Почему? Ну почему, а? Почему так тяжело и горько…

— А как ты хотел, Сереженька? Чтобы легко и радостно? Тогда это не будет подвигом.

— При чем здесь подвиг, Лена…

— При том, хороший мой. Человек познается по тому, какие поступки он совершает и от чего может отказаться во имя добра. Согласись, броситься в реку и вытащить девушку, если ты хороший пловец, совсем не подвиг. Для тебя лично. И махать мечом, и убивать пауков тебе легче, чем любому из жителей Шеола. И даже прыгнуть к гоблину — человеку, который ищет смерти — совсем не заслуга. Каждый человек индивидуален, и с общими критериями к поступкам подходить нельзя. Для кого-то бросить курить — гораздо труднее, чем броситься грудью на амбразуру. Или просто отказаться от утреннего кофе, или отдать нуждающемуся последние деньги…

— Мне совсем не до философии, Лена. Прости…

— Я понимаю, Сереженька. Держись.

— Куда ты опять, Лена, подожди — не уходи! Побудь рядом, пожалуйста! Что теперь со мной будет?

— Прощай, дорогой мой, крепись. Помни — тебя любят столько людей…

«…Давление стабилизировалось, пульс нормальный, — сказал совсем рядом чей-то голос. — Одну минуту… Он приходит в себя». Перед глазами начали блекнуть, растворяться и исчезать многочисленные огоньки — целые галактики звезд. Некоторые, особенно яркие и настойчивые, еще держались какое-то время, но потом начали пропадать и они…

— …меня слышите? — Голос сменился, теперь это уже был мужской, такой немолодой и уверенный голос. — Кажется, он уже очнулся.

Сергей открыл глаза. Белый потолок, белые стены, белые двери и белые окна с белыми домами за ними… Сверху склонился пожилой мужчина в очках, в белом халате и белом колпаке на голове, через шею змеей изгибается что-то довольно знакомое… стетоскоп. Врач. Дома. Елки же ты палки…

— Ну вот и хорошо, вот и ладненько, — спокойно проговорил мужчина, — минутку… — Он довольно бесцеремонно раздвинул пальцами Сергею веко и наклонился, что-то разглядывая. — Как вы себя чувствуете?

— Где я? — Голос был совсем слабым и непослушным. — Как я здесь оказался?

— Вот это как раз мы и хотим у вас спросить, — ответил доктор и выпрямился. — Откуда вы взялись на дороге? Откуда столько ушибов и ссадин? Вас что, сбила машина? Так, давайте по порядку. — Он повернулся и взял блокнот с ручкой. — Ваша фамилия?

— Какой, — выдавил из себя Сергей, — сейчас месяц?

— Месяц? — Тот даже не удивился. — Конец ноября, дорогой. Зима на носу. Так как фамилия?

— Ант. — Он закрыл глаза. — Простите… Антонов. Сергей Антонов…

Боже. Боже. О Боже… Может, это мне все приснилось?

Эпилог

Небо хмурилось, раздраженно наполняя воздух влажной холодной моросью. Такой же недовольный порывистый ветер заставлял нервно вздрагивать и трепетать флаг на шпиле небольшого ресторанчика, к тому же он как раз благородно расположился на взгорке — доступный ветрам и хорошему обзору, до самого горизонта…

— Хозяин. — Молодой человек облокотился о подоконник, заменяющий барную стойку. — Ну и погодка… Как вы думаете, они сегодня придут?

— Эх, молодежь, молодежь… — добродушно вздохнул полный господин в широком фартуке. — Как еще много вам надо учиться… Конечно, придут. Тут не играет роли погода.

— Они… Как будто что-то потеряли. Что-то очень важное, что-то такое, что теперь невозможно найти…

— Да. Частичку самих себя. А это — очень долгая боль…

Он был старым и опытным, этот хозяин, и никогда не ошибался. Потому что в своей жизни видел очень много разных людей…

И они появились. Как всегда, в свое обычное время — две плотно закутанные в плащи фигурки. Молодая женщина и девочка — мать и дочь. Тихо поднялись по мокрой лестнице, прикрывая лица от ветра, и скромно сели на свое обычное место — у ограждения. И замолчали, подперев подбородки руками и уставившись вдаль, за горизонт, каким-то непривычно тихим, кротким и грустным взглядом…

Хозяин неслышно поставил на столик бутылку ангорского рома — они всегда заказывали одно и то же. И всегда уходили, так и не распечатав. Каждый вечер всегда вместе, как будто привязавшись к этому месту какой-то невидимой, но очень важной и прочной ниточкой. С самой осени. А на дворе уже поднималась весна…

г. Минск, сентябрь 2005 — июнь 2006 г.

Павел Стретович «Вернуться в осень. Книга вторая»

Пролог

Бум-бум-хруп. Бум-бум-хруп.

Какой-то объемный, какой-то подавляющий и страшный звук – как будто рядом грохочут скалистые вершины гор, или само хмурое небо…

Бум-бум-хруп. Бум-бум-хруп.

Эния растерянно огляделась – я уже слышала это, я уже видела это, я уже чувствовала все это, – тысячу раз… Походный шатер, стол – на нем в беспорядке бумаги, карты и схемы; несколько складных стульев и большой шкаф для снаряжения. И тревога, непонятная тревога и страх – заставляющие беспокойно вздрагивать сердце…

«Все. Пора, – Сергей вздохнул и поднялся. – Прости, Эния. Прости за все…»

Она поднялась следом и положила голову ему на плечо: «Не надо, Сережа. Только не надо ТАК. Прощаться. Мы правы».

ПРАВЫ? В ЧЕМ ПРАВЫ, ГДЕ ПРАВЫ?

Бум-бум-хруп. Бум-бум-хруп.

«Надеюсь, – Сергей мягко провел ладонью по ее волосам. – Нет, лучше – верю… И ты верь, ладно?»

Она кивнула головой – он поправил оружейный пояс, снова вздохнул и снова посмотрел на нее – в глазах наливалась боль и тоска. Любовь и беспокойство. И нежность. Потом шагнул за полог…

ЧТО ЗА «ВЕРЬ»? ВО ЧТО ВЕРЬ?

Бум-бум-хруп.

Неожиданно снаружи наступила полная тишина. Она удивленно оглянулась вокруг, потом осторожно приоткрыла матерчатый полог и выглянула наружу – глаза непроизвольно расширились и, показалось, перестало биться сердце…

«Мама!»

Снаружи, ощетинившись чудовищно бескрайним и чудовищно стройным – лесом копий, пик, штандартов и знамен, и теряясь окончанием в далекой дали, – стояли когорты, манипулы и центурии, вряд ли видимой кем-либо раньше, армии…

«Мама!»

Серый холодный металл кирас и нахмуренные суровые лица – тысячи и тысячи, десятки и десятки тысяч, – суровых решительных лиц…

Шум-шум-хруп – единым вздохом опустились к ногам щиты и вздрогнуло бескрайнее море пик, и в наступившей тишине стало слышно – как где-то вдалеке перекликаются морские чайки…

«Мама! Да проснись же, мама…»

– Рада? – Эния открыла глаза и села на кровати. – Что случилось, ты почему не спишь?

– Я видела ее опять, мама! Только что!

– Кого видела, где видела? – она слегка поморгала, даже не пытаясь понять, – иди сюда, простудишься ведь…

– Рух, мама, белую птицу Рух! – девочка радостно прильнула к груди, – там, за окном – только что! Это уже в третий раз!

– Какую еще Рух? – Эния помассировала виски: «Боже, опять этот сон, опять. И Сергей… Живой совсем…» Она никак не могла прийти в себя – перед глазами по-прежнему стояли суровые когорты и центурии.

– Самую настоящую! Большую-пребольшую, – дочка широко растопырила руки, – белую-пребелую! Что-то должно случиться, мам, что-то обязательно должно случиться! Что-то хорошее…

– Боже, – принцесса встряхнула головой, – какую еще там… Тебе просто приснилось, Радушка…

– Да нет, это было! – немедленно встрепенулась девочка. – Почему вы никогда не верите? Я видела, только что!

– Да ладно, ладно, видела, – Эния улыбнулась и опять притянула дочь. – Глазастик ты мой маленький, – некоторое время они сидели вместе, обнявшись и слегка покачиваясь на постели. – А что должно случиться хорошее?

– Ты знаешь, мам, – в темноте моргнули счастливые детские глазки. – Ты знаешь… Мам. А вдруг папа вернется?

Эния вздрогнула – это было больно, как удар ниже пояса. Она все еще никак не могла освободиться от наваждения сна – какого-то устрашающего сна, хоть там и был Сергей, близкий и родной, но… Тень, страх и грохот огромной железной армии, бескрайнего супервоинства, как меч страшного суда – висело над всем этим. Боже, он повторяется уже не в первый раз…

Эх, Рада-Радушка, дочка ты моя родненькая. Два года – это тебе не два дня…

Часть 1

Поверь,

Покажет год – развилку дорог,

Разных дорог: бед и невзгод,

Или побед, или туда – где свет…

А крылья Удачи – тяжелой порой,

Укажут – кто, рожденный Землей,

И бедою людской, и Жены слезой,

Поведет на Бой.

С Тьмой и Мглой, Порой и Лихвой.

И с самим собой.

Поверь,

Покажет год – того, кто не горд,

И кто найдет дверь:

К пути, где есть Небо

К пути, где есть Вера,

К тому, что есть Цель.

Поверь…

Из «дорог» Дух Табы

Глава 1

Город жил своей обычной «городской» жизнью. На перекрестках привычно собирались пробки машин, и особые, совсем не городские выражения – подбадривающие красный сигнал светофора или уж очень неторопливых пешеходов, – тесно переплетались с июльским зноем и пылью. По тротуарам текла сплошная людская река. Кто-то спешил к остановкам трамвая или троллейбусов, кто-то к метро, кто-то озабочено щурился на витрины и вывески магазинов, кто-то привычно заворачивал к столикам открытых мини-кафе – чтобы «тонизироваться» от жары пивом или кофе… Сотни и тысячи людей, сотни и тысячи разных лиц – у каждого какие-то свои заботы, свои проблемы, свои интересы и свои трудности. Тысячи и тысячи разных проблем и разных забот. Тысячи и тысячи разных желаний и интересов. Тысячи и тысячи разных характеров, разных эмоций и разных душевных состояний. Только вот… Только вот не совсем уже разные, не совсем уже личные – все-таки что-то такое есть, что-то такое – что их всех здорово объединяет…

Казалось, еще совсем немного, еще совсем чуть-чуть, и Сергей это «что-то» поймет, «что-то» схватит на лету, уловит и уяснит, и тогда… И тогда жизнь просто обретет какой-то смысл. А может даже – и пользу…

В толпе неожиданно сверкнул необычно синий взгляд и мелькнула копна темных волос – сердце сразу дернулось и заколотилось, как ненормальное. Сергей сходу рванул вперед – шарахнулись по сторонам две девчушки-школьницы, отскочила в сторону женщина с авоськами, худой парень, с мобильником у уха, привычно ругнулся вслед. Волосы колыхнулись у входа в какой-то магазин…

– Девушка… – он успел придержать ее у входа.

На него обернулось броское, но совершенно незнакомое лицо.

– У тебя парень что, крыша съехала? – рядом оказался здоровенный верзила, с коротко стриженым бобриком волос. Ехидный взгляд коротко смерил его не выдающуюся фигуру. – Могу подправить.

– Извините, – Сергей сконфуженно отступил в сторону – на них в проходе наталкивались люди. – Обознался…

Верзила, бросив еще один недовольный взгляд, вместе со спутницей исчез в магазине. Сергей тяжело вздохнул и понуро пошел по улице. Это Олег во все виноват. Вернее, его знакомый психиатр…

– «…Шизофренические расстройства в целом характеризуются фундаментальными и характерными расстройствами мышления и восприятия, а также неадекватным или сниженным аффектом. Как правило, сохраняется ясное сознание и интеллектуальные способности, хотя с течением времени могут появиться некоторые когнитивные нарушения. Расстройства, свойственные шизофрении, поражают фундаментальные функции, которые придают нормальному человеку чувство своей индивидуальности, неповторимости и целенаправленности…»

– Угомонись, Олег, я тебя прошу…

– Одну минуту. Ага, вот. «…Постоянные галлюцинации любой сферы, которые сопровождаются нестойкими или не полностью сформированными бредовыми идеями без четкого эмоционального содержания, или постоянные сверхценные идеи, которые могут появляться ежедневно в течение недель или даже месяцев…»

– Не полностью сформированными? Без четкого эмоционального содержания? Это обо мне?

– Хоть ты и не историк, Сергей, но даже ты должен понимать всю несостоятельность того мира, о котором рассказывал. Часы и карабины – рядом с мечами и арбалетами…

– За горами раньше была империя, Олег…

– Да даже не карабины и, заметь – я не говорю о прочей мистической чепухе, и даже не о языке, – на котором ты «вдруг» заговорил. Само поведение людей, разговорная речь, выражения, обороты, сленг – присущи более нашему миру, Сергей. Ты хоть знаешь, как люди разговаривали в средние века? Почитай, в библиотеках хватает, например, древнеславянских письмен… Ты ведь в последнее время зачастил в библиотеку? Хотя чем тебе Интернет не помогает…

– Ты так ничего и не понял, Олег. Никто не говорит про историю, никто не говорит про средние века, про прошлое земли! Это был другой мир – совсем другой, ты понимаешь? Помнишь, как я отлеживался первый месяц? Там даже сила тяжести была другая. Ты сможешь понять, что это означает?

– Конечно, конечно – другие миры, инопланетяне, звездолеты, зеленые человечки… Которые жутко боятся воды. Сергей, можно я начну с самого начала?

– Скажи, ты чего приперся? Доказать, что я больной и у меня съехала крыша?

– Ну… Если честно, то я не думаю, что ты совсем больной. Иначе бы еще тогда – в клинике скорой помощи, себя выдал. И начал пороть всю эту галиматью. А ты промолчал…

– Но определенные симптомы есть, так?

– Сергей, я твой брат. К тому же – старший брат. Поэтому все и всегда говорю тебе прямо. Это – не симптомы. Это – настоящие симптомищи!

– Ясно.

– Ничего тебе не ясно. Вот, послушай: «…значительная часть острых психотических расстройств возникает из-за стресса. Сочетание со стрессом означает, что психотические симптомы возникают после одного или более событий, которые рассматривались бы в качестве стрессовых для большинства людей в аналогичных ситуациях и в характерной для данного человека культурной среде. Типичным стрессовым событием может быть утрата близкого человека, или близких людей…»

– Хватит. Хватит мне доказывать. Просто скажи – что ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты мне просто поверил. Поверил и все. Попробуй посмотреть на себя, на себя самого – со стороны. Отбрось эмоции и самодоверие в сторону, и взгляни…

– Ладно… Я знаю. Глядел уже.

– Вот так-то лучше. Понимаешь… Это очень странное расстройство. Непонятный реабилитационный период. И абсолютная ремиссия…

– Олег, ты что, врач? Заговорил-то как. Или в морской пехоте уже этому учат?

– Научишься с тобой… Сергей я хочу, чтобы ты встретился с одним моим знакомым. Это очень хороший врач. Психиатр.

– Ага – вот, где собака зарыта… Зачем?

– Даже и не знаю, как тебе попроще объяснить…

– А ты постарайся.

– Очень часто фундаментальные расстройства психики основаны на эмоциональных впечатлениях или переживаниях, или совокупности тех и других, которые закладываются в базовую изначальную основу того шизофренического наваждения, который человек…

– Это у тебя называется «попроще»?

– Хорошо, хорошо. Понимаешь, наиболее яркие по своему эмоциональному содержанию картины в твоем рассказе – это девушка с синими глазами и… И еще – ее дочка. Кстати, это довольно необычно – я имею в виду ребенка…

– И что?

– Сергей, они могут существовать в действительности.

– Да ну, не может быть.

– Давай без сарказма, хорошо? Да, могут, хоть это еще и не факт. Понимаешь, ты ведь где-то шлялся три месяца? Где?

– Рассказать?

– Не надо, твой вариант я уже слышал. Меня интересует – в действительности. На самом деле… Что ты вдруг замолчал?

– Зачем тебе она, Олег?

– Ты правильно понял, братишка. Мне очень нужна твоя красавица с синими глазами. Только не для меня, а для тебя. Она очень нужна – тебе самому…

Люди столпились у пешеходного перехода, дожидаясь зеленого огонька светофора – Сергей вздохнул и остановился вместе со всеми.

«Люди, люди, люди, – подумалось в голове. – Сколько людей, как много – разных людей… Как много – умных людей, как много – мудрых, как много – знающих и опытных людей… Только никто не может дать ответ. Никто не может дать такой ответ, когда сразу ясно – это правда. Это – истина. Это – то, что происходило на самом деле. Что бы нельзя было возразить, чтобы нельзя было найти брешь во, вроде бы, стройной и, на первый взгляд, логически правильной теории…

ЭТО БЫЛО ИЛИ НЕТ? Люди, кто из вас сможет сказать? Кто? Бог мой, – Сергей поднял глаза вверх. – Боже, скажи, ведь на все твоя воля и твоя власть… Твоя забота и твоя помощь. Твои испытания и твоя поддержка. Твои экзамены и любовь…

ЭТО ВСЕ БЫЛО ИЛИ НЕТ?

Я – сумасшедший? Как это называется, «сдвиг по фазе»? Мне все приснилось или почудилось? Это все – было только в моей голове? Боже… – он опустил голову вниз. – Я прошу тебя. Я умоляю тебя и молю… Хватит испытаний. Пожалуйста. Что я еще должен узнать? Что понять…»

Его толкнули раз, другой – на той стороне давно горел зеленый сигнал светофора. Сергей рванул бегом – к остановке подъезжал знакомый номер троллейбуса. Эх, Олег, Олег… Теперь это будет преследовать его всегда, теперь это никогда не даст ему покоя. Потому что достаточно маленькой искорке сомнения. Или, может быть, надежды? Или веры?

И в толпе будут постоянно мерещиться такие синие – глаза, и знакомые лица…

– Зачем тебе она, Олег?

– Что это тут у тебя. Настольная литература? «Всемирный потоп. Миф, легенда или реальность?», «Старец Иероним. Библейские сюжеты и откровения». Ты за этим бегаешь по библиотекам? Что ты опять ищешь?

– Зачем тебе она, Олег?

– Серега. Брат ты мой ситцевый. Ты даже представить себе не можешь – насколько я ей благодарен. Тебя и рядом нельзя поставить с тем, кем ты был раньше. Суицидальный зомби, который только и мечтал, чтобы сигануть с крыши или хряпнуться головой об стенку. А теперь – рта брату не даешь раскрыть и поучить тебя уму-разуму… Но ты так и не ответил на мой вопрос.

– Ничего я не ищу. Пытаюсь развиваться. Повышаю свой культурный и духовный уровень. Призвание каждого человека.

– Так я тебе и поверил. Но я не про это. Ты встретишься с моим знакомым?

– Чтобы поменять местожительство? На уютную и пушистую клинику, с решетками на окнах?

– Я тебе обещаю. С каких пор ты перестал мне доверять?

– Да верю я тебе, Олег, верю… Просто, я сам себе уже не верю. Хорошо. Но предупреждаю, если замечу хоть один подозрительный взгляд…

– Только влюбленный!

– …то сразу заявляю, что пошутил. И все эти месяцы парился в российской глубинке, охотясь на уток и кабанов. Потому что очень устал и хотел сменить обстановку. Как и говорил раньше.

– Утки и кабаны? Ты сможешь их отличить друг от друга?

– Смогу. Один из представителей – как раз передо мной.

– Не бузи. Давай-ка лучше теперь разберемся с Иеронимом… Что ты снова ищешь, Сергей?

– Ничего я не ищу. Просто, некоторые мысли интересны сами по себе.

– Пра-авда?

– Давай-ка без иронии. Правда.

– Так-так-так… Я весь внимание.

– Это интересно для меня, а не для тебя, Олег.

– И все-таки.

– Ладно. Как хочешь… Ты знаешь, по свидетельству некоторых историков – не все люди погибли во время всемирного потопа…

– Это очень спорно, Сергей…

– Тем не менее. Ты только представь… Сначала долгий-предолгий дождь, сорок дней и сорок ночей, а потом – подземные источники вод… Волна от поднявшейся воды несколько раз обогнула землю. Но после ста пятидесяти дней, в семнадцатый день седьмого месяца, начала убывать вода и показались вершины гор. Страшно было увидеть разрушенный мир… Но знаешь, по свидетельствам некоторых историков – были такие селения, где люди не погибли, а как будто ушли – исчезли без следа… Даже успев прихватить с собой все самое необходимое.

– Кажется, начинаю понимать… А Иероним?

– «…И видел я на Суде людей, у которых одна рука – покрыта грязью грехов и пороков, а с другой – стекало молоко. И сказал Творец: вы не заслужили ни Ада, ни Рая. Вы – на перепутье дорог. Но я дам вам возможность искупления и выбора…»

– Ясно. Старые песни о главном…

– Олег, ты только на минуту попробуй предположить – возможность существования Шеола… Тогда становится даже понятно – откуда у них страх глубины!

– Конечно. Генетическое наследие поколений. Людей, не погибших во время Потопа. Сергей, я тебя прошу…

– «Нет слепца большего, чем тот – кто не хочет видеть». Это сказал Шекспир, а не я. Самое простое – не видеть. Самое простое – не верить. А ведь кто-то мне столько толковал про Бога…

За окном проплывали дома, площади и перекрестки, улицы и скверы, броские вывески магазинов и рекламные щиты, асфальт и июльская пыльная зелень, и машины, и люди… Троллейбус качнуло на повороте – впереди приближалась остановка. Сергей посторонился, пропуская народ к выходу…

«Люди, – думал он, поглядывая на вечно озабоченных горожан. – Люди… Ведь в каждом из нас что-то есть. В каждом. Есть. Есть то, что может сделать каждого по-настоящему счастливым. Его, и окружающих его людей. В каждом. Нужно только найти это. Найти и понять. Увидеть, взять и осознать. Но – каждому. И, самому…

Люди! Ведь мы совсем не там это ищем! Счастье – когда хорошо на душе, – НЕ ТАМ!

Когда мы перестанем говорить: «А чего я? Я живу так, как другие! Пускай другие начнут делать хоть что-нибудь лучше, вот тогда и я…» Когда мы перестанем смотреть на других? Когда мы перестанем мерить ЭТОТ мир ценностями именно ЭТОГО мира? Именно ЭТОГО, сегодняшнего – погрязшего в эгоизме и разврате, – а не прошлых, завещаемых нам наследий?»

Водитель тормознул – троллейбус резко качнуло, Сергей схватился за поручень, – впереди дорогу подрезала быстрая «маршрутка». Кто-то шумно вздохнул, кто-то вполголоса выругался…

«Никогда, – решительно легло в голову, – люди не изменятся. Никогда – все вместе. Никогда – все разом. Но если кто-то что-то понял в этой жизни, что-то такое – что совсем далеко от погони за материальным достатком, – то может это начать. Сам и сейчас. И не обращая внимания на соседей…»

– …Да пойми ты, – неожиданно взорвался Олег. – При чем здесь Бог? Пойми! Дьявол никогда не появляется в мире – воочию, во плоти! И Ад никогда не приходит, и не говорит – вот он я! Можете стрелять вот сюда, здесь у меня грудь! Понимаешь? Ад действует скрытно – на сознания людей! Помыслами и желаниями, ты ведь знаешь это! Весь страх и ужас мира – любого мира, Сергей, – создали ЛЮДИ! Сами люди, понимаешь? Пусть – по наущению Ада, но – своими руками, лично! Понимаешь? Мир так устроен! У человека есть разные пути, и он может выбирать, и он выбирает… Но – САМ! Своей волей! А что рассказываешь ты? Разверзлась земля, и из преисподней полезла всякая нечисть! Вот именно этого – не может быть, пойми ты это… Ведь дело не в логике, не в маловерии! Ужасы, которые мы можем видеть, Сергей… Это дело рук ЧЕЛОВЕКА. Самого человека, а не Ада…

Глава 2

Ошибки истории. Они могут случаться везде и всегда, абсолютно в любых странах или мирах. Она возможна без них? Где он, тот поворот, тот перекресток, за которым действие перестает быть просто действием, и становится моментом, мигом рока, истории – необратимой истории? Становится перекрестком судьбы. Хорошо, если бы только своей… Кто может сказать: как поступить правильно? Действительно – правильно, основываясь на уверенности от знания, а не на страхе от малодушия, или избыточной осторожности. Это ведь страшно. Мало кто знает – как это страшно. Принимать решение. Решение, от которого зависят судьбы, и жизни – не одного или двух человек. А многих десятков, и даже сотен тысяч, людей… И не надо, чтобы за это благодарили потомки, не надо песен, не надо восторженных тостов, баллад и легенд. Хочется просто знать – это нужно. Мы смогли это. Мы смогли победить, спасти себя сами и спасти других…

…Дверь королевского кабинета с шумом распахнулась – принцесса на пороге просто пылала глазами:

– Отец! Как вы можете!

– Илламия? – король Ангурд поднял от бумаг нахмуренный взгляд.

– Вас просили все, – ее голос сорвался. – Вас просил Илл Гушар, вас просил Эгивар Трой, вас просила Эния, вас просила я… Вас даже просил тот воин-рохер, Серый Ант! А он знал – что говорил…

– Хватит! – король медленно поднялся из-за стола. – С каких это пор – мои дочери стали врываться в мой кабинет и требовать, именно – требовать от меня решений?

– Остановитесь, отец, пока не поздно! Остановитесь… Вы даже не представляете, что может произойти!

– Хватит! – глаза короля потяжелели еще больше. – Ваш воин-рохер давно мертв. С какой стати вы решили, что он знал? Здесь не Нипорог, где ему охотно верили…

– Отец! Зачем же так…

– Все! Прием окончен, – Ангурд опустился обратно за стол. – Ты прекрасно знаешь изыскания королевской Академии и Активной Группы. Ты можешь обратиться в Совет – у вас есть на это право.

– Да эта ваша Академия и Группа, – ее голос дрогнул, – просто помешались на Рохе! А весь Совет – пляшет под вашу дудку, и никогда слова против не скажет…

– Это что еще такое, вызов? – король удивился. – Бунт дочери против отца?

– Остановитесь! Остановитесь, отец, пока не поздно!

– Я сказал – хватит! Илламия, я тебя предупреждаю!

– О чем? – ее глаза сверкнули. – О чем предупреждаете? Что запрете, как Энию? Да пожалуйста, – в голосе просквозило презрение, – сколько угодно! Вы УЖЕ – загубили счастье моей сестры – своей младшей дочери, – тяжелые слова рикошетом прошли по стенам. – Теперь окончательно загубите и мое…

Дверь захлопнулась. Король некоторое время сидел неподвижно, уставившись неподвижным взглядом на дверь – потом в сердцах швырнул бумаги со стола и обхватил голову руками, с силой взъерошив жесткие непокорные волосы…

Бледная луна выглянула из-за облаков, заблестев неясным смазанным пятном в воде небольшого, заросшего камышом, прудика и заставив отразиться темные деревья на дороге нечеткими, расплывчатыми тенями. Легкий ветерок наполнил воздух шелестом листвы и глухим поскрипыванием и, как будто отвечая на немой вопрос лесной тиши, – где-то далеко закричала ночная птица…

Подкованные копыта прогрохотали по настилу деревянного мостика и подняли хвост пыли на трамбованной дороге – ночная птица умолкла на полуслове. Сквозь темный лес, лунные блики и шепот листвы спешил всадник…

На повороте дорогу преградили три фигуры, с оружием в руках – в темноте тускло блеснули доспехи воинов:

– Стоять.

Недалеко горел небольшой костер, разгоняя темень неровными всполохами, чуть дальше обмахивались хвостами привязанные лошади. Дозор…

– Ноль-Не-Ирнат-семнадцать. Я очень спешу.

Дозорные расступились:

– Проезжай…

В ночи вновь застучали копыта – всадник покрутил головой, разминая уставшие плечи, и на ходу поправил снаряжение. У небольшой деревушки дорогу перекрывала уже целая застава – его обступили с десяток воинов, крайние – с арбалетами наизготовку, сзади путь умело закрыли несколько верховых.

– Спокойно, – выступивший вперед офицер поднял забрало шлема. – Куда торопимся?

За крайними домами виднелись костры и палатки довольно большого лагеря, храпели стреноженные кони, доносился приглушенный гомон и бряцанье оружия…

– Ноль-Не-Ирнат-семнадцать. Меня ждет…

– Капитан Ратник? – гость кивнул – офицер отступил в сторону. – Проезжайте. Его величество ждет вас. Дом в центре, узнаете по страже у крыльца.

Всадник пришпорил коня, усиленно завертев головой по сторонам. Дом бросился в глаза сразу – самый большой в деревеньке, и естественно, в тени широкой веранды отсвечивали латы нескольких воинов. Из темноты доносились негромкие голоса и смех…

– Отдыхаем? – капитан спрыгнул с коня у крыльца и обернулся. – Вы тут как куропатки на взлете. Захочешь – не промахнешься.

– Капитан! – гвардейцы радостно подскочили, один из них принял коня. – Заждались вас. Да вы пока подъезжали… вас смерил не один карабин.

– Его величество еще не спит?

– Свет пока горит, – еще один обернулся и глянул на окна. – Там генерал Пирр, и вице-канцлер… Подождите, я доложу, – он взбежал по ступенькам и скрылся за дверью.

Гость прошелся взад-вперед, разминая затекшие ноги и поглядывая на окна:

– Давно здесь?

– Вторые сутки…

Дверь наверху распахнулась – в светлом проеме виднелась грузная фигура генерала:

– Ратник, появился? Где тебя только черти носили… Ну-ка давай сюда, живо!

Капитан, оправляясь на ходу, быстро поднялся по лестнице. Внутри довольно просторной комнаты сидело еще двое – хоть и усталые, но все же – спокойные и уверенные взгляды людей, облаченных властью, вопросительно скрестились на вошедшем.

– Как добрались, капитан? – полный пожилой господин, с добродушным лицом, поправил на носу пенсне. – Без приключений?

– Спасибо, господин вице-канцлер, – гость сделал шаг от двери и поклонился. – Все в порядке.

Он прекрасно знал обманчивое добродушие вице-канцлера, правда – вводившее в заблуждение только наивных и доверчивых, не знакомых со спокойствием и мирностью, например – бульдогов…

Генерал сзади закрыл дверь и повернулся к остальным:

– Кто-нибудь разбудил Его величество?

– Разбудили, – кивнул головой второй, повыше, и вздохнул вполголоса: «Он, поди, и еще заснуть не успел…»

– Проходи к столу, – хлопнул по плечу капитана генерал и кивнул высокому: – Когут, у тебя, кажется, был коньяк…

Высокий встрепенулся: «Да, Да, конечно», и полез в свою сумку – капитан Ратник сделал два шага и остановился, осматриваясь. Просторная, но очень простая комната – печь и камин, широкие лавки вдоль окон, небольшой стол в углу, несколько полок-шкафчиков на стенах, задернутых цветастыми занавесками, напротив и слева – двери в другие комнаты… Помещение явно не обустраивали для короля, да и король – насколько слышал капитан, – не очень-то ценил комфорт…

Дверь слева открылась и в комнату вошел человек, в наброшенном поверх плеч золототканом камзоле – все почтительно поднялись, капитан щелкнул шпорами и вытянулся. Король, потирая на ходу глаза, остановился у дверей и, прищурившись от света, оглядел собравшихся:

– Садитесь, что вы повскакивали… Докладывайте, капитан. Потом отдохнете.

Ратник сделал еще один шаг и набрал в грудь побольше воздуха:

– По сообщению Готеборга, Ваше величество… – В зале повисла просто абсолютная тишина – он поневоле сделал паузу, однако его никто не поторопил. – Ваша информация оказалась верна, но наполовину. В Брахма-Гут действительно стягиваются две армейские бригады, из южных пограничных областей Ассаны. И завтра действительно будет произведен эксперимент, с митрой А-Шаха. Но это пока еще просто эксперимент, еще один – в ряду таких же за последние годы. Очередной опыт. А основной удар по Роху, тот, к которому и готовился король Ангурд – осуществится… – он слегка перевел дух. Было слышно, как за окном приглушенно переговаривались-спрашивали: «пароль-ответ», – менялся сменный караул королевской стражи. – В последний день лета. В праздник «Яллы-раз», праздник урожая. Это все. Это очень секретная, однако окончательная и проверенная информация…

– Идиот. Спятивший идиот, – в сердцах сказал генерал и посмотрел на короля: – Ваше величество…

– Обожди, – отмахнулся король и задумчиво пробормотал: – Как же так – его же предупреждали, и не только я, и на политическом уровне…

Вице-канцлер снял пенсне и начал щупать карманы в поисках носового платка; высокий молчал, уставившись неподвижным взором перед собой. Король прошелся по комнате взад-вперед – под ногами скрипнули половицы, потом остановился напротив капитана:

– Почему бездействует Белый орден? Почему молчит Илл Гушар? Я не верю, что он ничего не знает.

– Ангурд не нарушает договор, – спокойно вставил вице-канцлер. – Все его действия – на территории своего королевства. Что может Илл Гушар? Даже если и знает…

Ратник молчал. «Ваше величество…», – опять начал генерал, но король опять взглянул на гостя:

– Значит так. Мне нужно все! Состав этой его Активной Группы, отчеты Академии, подробности проведения экспериментов, их последствия, психологический анализ жителей Брахма-Гута, даже просто – настроения народа Ассаны…

– Ваше величество, – спокойно сказал капитан. – Чтобы ответить хотя бы на часть этих вопросов… Вам нужен, по крайней мере, Готеборг. Я простой наемник. Я выполнил свое задание.

Король отвернулся и уставился в темноту за окном – казалось, он не услышал ответа.

– Тебе ЭТО не нравится – так, капитан Ратник? – вице-канцлер, наконец, нашел платок и начал протирать свои очки. – Давай, скажи. Я не верю в твой страх.

Капитан промолчал.

– Скромность, конечно, красит офицера, – присоединился генерал. – Однако никто не отменял вежливость.

– К тому же, – добавил вице-канцлер. – Нам интересно твое мнение.

В комнате повисла пауза. Король молчал, задумчиво уставившись куда-то за окно. Тогда наемник поднял голову и оглядев всех, вздохнул.

– Однажды, – очень тихо проговорил он. – В одной горной крепости один человек победил гоблина… Сам. Глаза в глаза. Один на один… – Вице-канцлер, водрузив на нос пенсне – заинтересованно блестел стеклами очков; высокий, откинув голову на бревенчатую стену, закрыл глаза; король обернулся от окна, собрав лоб в задумчивые морщинки… – Никто никогда не видел такое. От него одного – побежали морги. Он спас мне жизнь… – капитан немного помолчал, собираясь с мыслями. – Так вот. Он говорил, что Рох никогда не сможет победить человек. Сам человек. Рох победит только Небо… – Он повернулся к королю. – Простите меня, Ваше величество, но я ему верю… Это не по мне. Я не люблю политику и тайны. Зачем выяснять возможности митры А-Шаха – когда от нее нужно просто избавиться? И все. Еще раз прошу меня простить, Ваше величество, я простой наемник.

– Ты не простой наемник, капитан Ивар Ратник, – усмехнулся вице-канцлер. – Далеко не простой…

– Ваше величество, – добавил генерал. – Я ходатайствую за него.

– Я помню, – сказал король и обернулся к высокому: – Когут, – тот сразу подскочил. – Снаряжай гонцов – в Адварию, в Эваду… Ко всем королям тетра-союза. Гантибас, у нас совсем нет времени, мы даже не успеем собрать союзный Совет…

Высокий подождал – не добавит ли Его величество еще что, но король махнул рукой и он исчез за дверью. Король обернулся к наемнику:

– Знаешь, что я тебе скажу, капитан, – карие глаза прищурились, задумчиво ощупывая его лицо. – Если не любишь политики и тайн… То тебе нужно научиться доверять. Просто – доверять. Доверять тем – кто вынужден иметь дело с политикой и тайнами, потому что иначе – никак невозможно управлять королевством. Мое имя Эгивар Трой, капитан, – в голосе появилась твердость – капитан сразу вытянулся. – Это имя никогда не стояло рядом с аферами по Роху. Запомни это. И еще одно… Расслабься, что ты так натужился, – от усмешки стало легче, наемник немного перевел дух. – Я официально предлагаю тебе должность капитана. У себя. Подумай. У тебя есть час.

– Спасибо, Ваше величество, – виновато развел руками Ратник. – Но знаете, я уже служил однажды. Армия, она…

– Я не говорю об армии, – сказал король. – Я говорю о королевской гвардии.

Капитан опешил:

– Капитаном королевской гвардии? Вот это… Простите, Ваше величество, – он внезапно нахмурился. – Это потому что мне доверяет Готеборг?

– Это потому что тебе доверяю я, – отрезал король. – К Готебогу теперь поедут другие.

Глава 3

Знакомый Олегов врач попросил называть его просто Виктором и предложил сразу перейти на «ты». Сергею раньше никогда не приходилось близко сталкиваться с психиатрами – возможно, из-за специфики работы и профессиональных качеств, но он оказался достаточно приятным человеком. Легким и простым в общении, и все понимающим буквально с полуслова. И, не затягивая процесс знакомства, – сразу предложил конкретный план первых шагов.

Довольно простая и понятная методика: для начала – провести «пациента» по местам, оставившим в сознании наиболее яркие впечатления, наиболее полно затронувшие его память и воображение. Как понял Сергей – для проработки его личной психоаналитической карты и общего анализа об услышанной истории. Сергей про себя только усмехнулся: «Составит он мою карту, как же…»

Шаг первый. Деревенское кладбище, с тремя ухоженными дорогими могилками, ведавшее и ум, и душу, и сердце… И по-настоящему настоящим – Сергей мог быть, естественно, только когда оставался один на один. Похоже, он это понял сразу, и вскоре куда-то ушел, вместе с братом – исчезнув за соседними могилками и развесистой ольхой. И Сергей долго сидел, безвольно свесив опущенные руки и вперив в холодный камень безучастный взгляд. «Ленка, ты моя Ленка… Сашутик и Машутик, девчонки вы мои дорогие… Как же мне теперь жить? Как? Что делать? Как смириться с этим миром, как успокоить свою душу… Как смотреть вокруг, какими глазами – как понять свое сердце… ЭТО БЫЛО ИЛИ НЕТ? Я – идиот? Свихнувшийся кретин? У меня поехала крыша? Ну скажите, ну пожалуйста, ну хоть как-нибудь, девочки вы мои родненькие… ЭТО ВСЕ БЫЛО ИЛИ НЕТ?»

Но сердце молчало. И не рождались в душе – теплота и тихая радость, от которых в голове искрились светлые мысли…

Шаг второй. Хуторок за околицей, со странным бородатым хозяином и еще более странной «иконой». Сергей усмехнулся – естественно, как такое можно пропустить? Он здесь побывал сразу на следующий день, после выписки из клиники – еще тогда, почти два долгих года назад. Хуторок тогда встретил заколоченными окнами и небольшой табличкой на дверях: «Продается. По вопросам приобретения обр. в сельсовет д. Раздольное». В сельсовете пожилая секретарь председателя долго не могла понять, что от нее хотят, но потом согласно закивала головой: «Как же, как же – сдавали, как раз месяца три назад. Но вот кто они и откуда…»

На этот раз хуторок их встретил треском работающего экскаватора и дружным гомоном работяг-строителей – за дощатым забором возносились стены красного кирпичного коттеджа, обещавшего в недалеком будущем стать местной достопримечательностью. Виктор только молча посмотрел на Сергея – Сергей пожал плечами. «А что, – совсем не к месту сказал Олег. – Место ведь неплохое. И город недалеко, и электричка рядом…»

Шаг третий. Сосед, живший этажом ниже. Сергей с ним разговаривал не один миллион раз – тот попросту ничего не помнил. И тех своих новоявленных собутыльников, и девчонки с тех пор в глаза не видывал. Прямо-таки испарились. Зато приобрел целую кучу «новшеств» в своей жизни – его квартира теперь оказалась у милиции на особом учете. И теперь стражи порядка частенько заглядывали «на огонек» – естественно, просто «беспокоились»: «Как дела? Здоровье?» Сосед только горестно вздыхал – оно и понятно. «Ни выпить теперь по-человечески, ни подселить кого…»

Для Виктора – заведомо безнадежное дело. Но существовало одно место, куда Сергею приходить совсем не хотелось. Ни приходить, ни смотреть, ни просто вспоминать. Потому что кровь и дикий треск – в одну минуту взорванной жизни, – никому и никогда не захочется переживать дважды. Но врач Виктор настоял…

– Елочки же зеленые, – Сергей растерянно огляделся. – Здесь совсем ничего не изменилось…

Тенистый бульвар с большими разросшимися тополями и ажурными скамейками в стиле «ретро», ряд вездесущих приткнувшихся машин и широкие витрины под совсем простыми незатейливыми буквами: «Гастроном. Кулинария». «Кафе»…

Вот так. Совсем просто – кафе. Без всяких там новомодных: «Ночное…», «Вечернее…», «Звездное…» или, как бывает – «Бегония», «Рандеву», «Цунами» або «Морской прилив», или еще вычурней – «Караоке с Василием Теркиным»… Совсем просто – кафе. И как будто была в этом какая-то предопределенность. Какая-то фатальная неизбежность. Зачем глупое и наносное там – где весы судеб? У Денницы ведь тоже нет глупых имен…

Это было то самое злополучное место. Когда-то, по сути – еще совсем недавно, здесь металась и рвалась женщина, одетая в черное. Рвалась и кричала, на исковерканном русском языке – кричала не для того, чтобы ее услышали. Не для того, чтобы ее поняли. И совсем не тому – кто должен был слушать…

Сергей отвернулся в сторону. Ее слушали. Может, кто-то в чем-то даже и понимал. И наверняка даже в чем-то сочувствовал. До того, как яркая вспышка сотрясла воздух, и окрестные дома – переворачивая вверх колесами машины и взрывая окна…

Месть и кровь никогда не вызовут понимания. И сострадания. Только – другую месть и кровь…

…Олег нервно курил у входа,глядя на приближающегося Сергея.

– Извини, старик, – он опустил смущенные глаза вниз. – Я не хотел этого…

– Ничего. Переживу.

Внутри тоже практически ничего не изменилось. Ряд столиков вдоль широких окон, витая решетка с декоративными искусственными цветами, прикрывающая длинную раздаточную стойку и кассу, в конце зала – небольшой бар.

Посетителей внутри не было – кафе сегодня было закрыто. То ли сандень, то ли подготовка к какому-то банкету – Сергей плохо соображал, и половину из всего, что говорил ему брат, пропускал мимо ушей. Но Виктор с Олегом накануне договорились, кажется – с заведующей, и им разрешили здесь сегодня побеседовать – некоторое время.

– Как ты? Порядок? – Виктор дружески хлопнул Сергея по плечу. – Садись вот сюда. Пришла пора поговорить.

Он нравился Сергею, этот врач-психиатр, молодец – настоящий профессионал. Умел придать беседам, и вообще – отношениям, – непринужденность, простоту и доверительность, снять ненужное напряжение и нервозность. И при этом – Сергей иногда замечал по внимательным глазам, – не пропуская и анализируя каждую мелочь. И в поведении «пациента», и в его рассказах…

– Садись, садись, не стесняйся. Это не зверь – не укусит.

Сергей осторожно покосился на странный прибор на столе, похожий на маятник, и присел за столик. Олег пристроился рядом.

– Давай поговорим серьезно, Сергей, – он устроился напротив и сцепил на столе руки. – Хорошо?

– Хорошо, – Сергей кивнул головой. – Давно пора.

– Я понял, что с тобой лучше говорить прямо, – глаза Виктора немного сощурились. – И поэтому не буду ходить вокруг да около.

Сергей промолчал. Но, почему-то, начал волноваться…

– Понимаешь… Первое впечатление от всего этого – ложь, – он не отрывал от Сергея глаз. – Самая обычная ложь, «загиб» – такое бывает у людей. Кто-то зачем-то хочет выделиться, по разным причинам – кому-то просто скучно, кому-то хочется хоть в чем-то возвыситься над окружающими, кому-то в чем-то оправдаться, у кого-то слишком богатая фантазия… И придумывает сказку. И дурит себя, и окружающих его людей.

– Я понимаю… – разочарованно протянул Сергей.

– Подожди, – Виктор поднял ладонь. – Я еще не закончил. Твое состояние на сегодняшний день – на мой взгляд – не дает поверить… В какие бы то ни были – помутнения рассудка в прошлом, я имею ввиду – в недалеком прошлом. Понимаешь?

– Понимаю, – выдохнул Сергей. «Подожди, подожди, – неожиданно пришла в голову отрезвляющая мысль. – Но… Ведь тогда получается… Что „сдвига по фазе“ не было…»

– Да он не врет, Витя, я знаю брата… – начал рядом Олег.

– Но! – врач опять протестующее поднял ладонь, призывая к молчанию. – Есть несколько «но», – его глаза опять внимательно сощурились на Сергее. – Есть несколько «но». Которые говорят о том, что – для меня очень важно. А именно: что ты – не врешь. Не обманываешь, не «косишь», не «задвигаешь». Ты, Сергей… Во все это веришь. Сам.

Сергей отвернулся к окну. За стеклом открывался прекрасный вид на бульвар, тополя и сидящих на скамейках людей… Это для него была не новость.

– Ты, – продолжал Виктор. – По все тестам и параметрам – здравомыслящий, серьезный человек, не особо любящий фантастику, сказки и разные истории. И, извини, Сергей, – не обладающий большим воображением, и выдающимися способностями в творчестве… Ты не умеешь хорошо придумывать. И ты не актер…

– Спасибо, – немного с сарказмом сказал Сергей. – Это для меня новость.

Олег молчал.

– Вот это все и беспокоит, – врач как будто не заметил иронии, или постарался не заметить. – Вот это и внушает сомнения. Определенные сомнения. И тревогу.

– Хорошо, – сказал Сергей. – Значит, я это не выдумал, и я не вру. И то уже радует… Знаете, что из этого следует? Знаете?

– Подожди, подожди, – Виктор откинулся на спинку стула. – Не так быстро. Есть разные ответы.

– Есть только один ответ. Все что я говорил – правда.

– Значит так, – Виктор подался вперед и опять сцепил на столе руки. – Давайте договоримся сразу. Все разговоры, и мнения, о том, что это может оказаться правдой – отбросим сразу. И больше к этому не возвращаемся. Я думаю, это – понятно. Все мы взрослые люди, и я не хочу серьезно обсуждать фантастику про иные миры, суперпауков и прочую мистику.

– Но вы сами только что подтвердили…

– Я только сказал, что ты не врешь. Потому что сам в это веришь.

– Но это и есть…

– Есть что, правда? – врач еще больше наклонился вперед. – Или кто-то хочет, чтобы ты так думал?

Сергей отпрянул назад.

– Что? – встрепенулся Олег. – Подожди, Витя… Ты хочешь сказать… – его глаза сузились и стали похожи на щелочки. – Что кто-то здорово прозомбировал моего брата?

– Он где-то был три месяца, – врач вздохнул и устало откинулся на спинку стула. – Где – не помнит сам. Где он был, Олег? Что он видел? С кем встречался?

– Так…

Сергей молчал.

– Все это, – продолжал Виктор. – Не похоже ни на один из видов, и подвидов, шизофрении. Ровно как и на любое другое заболевание подобного рода. Все это, – он сделал обхватывающее движение руками. – Больше похоже на… простым языком – глубокое внушение. Возможно, даже с помощью сильнодействующих психотропных средств.

– Да кто мог… – побагровел Олег, но быстро взял себя в руки. – Витя, но зачем? Разве мой брат может быть для кого-нибудь опасным?

– Не знаю, – развел руками врач. – Я говорю только о симптомах, и моем впечатлении о них. Да и зачем сразу делать из него Штирлица? Сейчас развелось великое множество разных сект, где вовсю применяется глубокое кодирование людей… И, порой, встречаются знатные специалисты. И применяются по-настоящему запрещенные технологии. Я не знаю. Может, влез куда не надо, или еще что…

– Но зачем – так? С какой-то сказкой? Не проще ли было тогда внушить, что, как раз – парился в глубинке? И охотился на уток и кабанов?

Виктор только пожал плечами.

– Ау! – не выдержал Сергей. – Вы, может, забыли? Я еще здесь, рядом.

– Так, – Олег как будто не заметил протеста. – Я тебя знаю, Виктор, хорошо знаю. Ты слишком хороший специалист, чтобы что-нибудь не придумать. Против всего этого. Давай, колись, не тяни душу…

– Один момент, – усмехнулся медик. – Вношу ясность. Чтобы что-то придумать против этого – надо знать против чего. А вот как узнать – против чего именно…

– Ну, – поддакнул Олег.

– …мне необходима помощь Сергея, – закончил Виктор. – Причем – самая посильная помощь.

– Нет проблем, – сказал Олег.

– Правда? – удивленно повернулся Сергей к брату.

– Конечно, – отрезал Олег и кивнул головой врачу: – Давай, что он там должен сделать? Он уже готов.

– Понимаешь, – тот повернулся Сергею. – Для того, чтобы установить первопричину, мне нужно… Твое подсознание. Чистое и незамутненное подсознание. Ты точно согласен помочь?

– Ироды, – буркнул Сергей. – Инквизиторы. Мучители Джордано Бруно…

– Хорошо, – улыбнулся Виктор. – Тогда посмотри сюда, Джордано Бруно, – он провел рукой по непонятному прибору на столе. – Ты знаешь, что это такое?

– Елки-палки, – догадался Сергей. – Гипноз, что ли? Это маятник? Будет качаться туда-сюда, «шмык-шмык», а я глазеть на него…

– Оценка «отлично», – опять улыбнулся медик. – Тогда давай, расслабься, постарайся ни о чем не думать…

– Не знаю, – Сергей оглянулся вокруг. – Тогда это вам надо было устраивать не здесь…

– А ты все-таки постарайся, – посерьезнел Виктор. – Это место тоже важно. Но все равно – ни о чем не думай. Положи голову сюда, – он устроил Сергея чуть ли не полулежа, – смотри сюда, и полностью, полностью расслабься, – потом легким движением качнул маятник – увесистый шарик чуть слышно затикал: «тик-так, тик-так». – Тебе хорошо, Сергей, очень хорошо и удобно, и даже приятно…

«Тоже мне секрет, – подумал Сергей, чуть прикрывая веки. – С этим местом. Ассоциативное мышление… Наверное, надо, чтобы я подсознательно был к этому привязан…»

Маятник мерно покачивался: «тик-так, тик-так», слева за окном легонько колыхалась листва – машин и людей с такого положения видно не было. «Тик-так…»

– …знаешь, что вокруг очень тихо, и спокойствие, – размеренно продолжал врач, – полное-полное спокойствие наполняет душу, и даже тепло, самое настоящее тепло убаюкивающей волной пробегает по ногам – раз, потом еще, и еще, и ты уже начинаешь чувствовать…

«Чушь, – текли в голове неторопливые мысли. – Все равно чушь… Какое спокойствие? Когда здесь гибли люди…»

Он попытался представить – вот он, ряд столиков перед глазами. Сейчас они пустые, а тогда за ними сидели люди. Пусть не за всеми – за некоторыми, но все равно много… Разные люди: мужчины и женщины, парни и девушки, и дети… И Ленка, и Саша с Машей…

Маша, скорее всего, хлюпала носом – она любила иногда построить из себя обиженную. «Саша, – Ленка, наверное, строго выговаривала дочери – она всегда строже относилась к старшей. – Да дай ты ей посмотреть, что ты жадничаешь. Не съест же, что с ней случится…»

«Ага, – хмурилась Сашка, сжимая в руках только что купленную золотистую ручку. – Ей только в руки попадет! Сколько уже моих ручек переломала…»

«Не все, – канючила младшая. – Ты ту, фиолетовенькую, сама сломала…»

«А с лепестком? – не уступала Сашка. – зелененьким, помнишь? А я ведь даже предупреждала – не прячь под задницу, не выдержит…»

«Саша! – начинала терять терпение Ленка. – Сломает – я тебе куплю новую. Дай ей, сейчас же, сил моих от вас нет…»

«Тогда две, – находилась старшая. – За моральный урон…»

«Я тебе дам моральный урон! Маша! – младшая уже успела прилипнуть к стеклу. – Отлезь от окна! Некрасиво ведь, люди смотрят – что ты там не видела…»

«Ой, мам, там тетя…»

Нечеткий, и даже какой-то смазанный силуэт, видны только надвинутый на самые брови платок и черные, сверкавшие ненавистью, глаза. Ох уж эта ненависть, опять ненависть… Правая рука поднимается и лезет куда-то за ворот, левая продолжает короткими движениями рубить воздух – в такт яростным словам… За окном уже начинали собираться зеваки, и кто-то даже что-то начинал понимать, и кто-то даже, может, предполагать – то, что уже готово произойти…

Быстрое движение, кто-то из толпы успевает кинуться вперед и перехватить ее руку, ему спешит на помощь другой… Только поздно. Ого, люди, оказывается, пытались ее остановить… Неужели все так и было? Я это вижу или мне кажется…?

Свет, яркая вспышка – практически ослепляет, и потом страшный удар… Кто-то успевает закричать, кто-то падает на пол, кто-то наоборот – вскакивает со стула, – все, буквально, в доли секунды… Первой, почему-то, срывается со стены большая картина, репродукция Марка Шагала… Саша – резким рывком дергает сестренку за воротник и падает сверху – прикрывая своим маленьким телом; а над головой, как в замедленной съемке, – вспучивается и разбегается густой сеткой мелких трещин, и тут же разлетается – стекло…

Это не разбитое стекло, это – взорванное стекло, потому что осколки – сверкающие осколки, великое множество горизонтальных частиц света, – плотным и молниеносным ураганом, вспарывая, сбивая и взрезая, – прошила в мгновение все… Грохот, звон, шум, свист и безумный крик – дикой картечью смели столы, людей и стулья, и избороздили стены… Веером поднялись в воздух и осели подтеками – густые капли и брызги крови. Застыл на самой высокой ноте – пронзительный женский крик…

ЭТО ВСЕ БЫЛО ТАК?

Это не осколки. Это не стекло – отражающее свет. Это не миллионы маленьких отблесков, среди миллиардов маленьких частиц…

Это звезды. Это мириады звезд, больших и маленьких, далеких и близких, – звезд… Они увеличиваются, они приближаются, они почему-то начинают крутиться вокруг, как будто играя лучиками света на фоне ночного неба… Ночного неба? Откуда ночь, разве была ночь? Боже…

«Стой! Останови это… – чей-то голос, чей-то очень хорошо знакомый голос, но где-то далеко, как за стеной… – Что-то происходит! Выводи его…»

«Сергей! Открой глаза! – другой голос, тоже очень знакомый… – Ты нас слышишь?»

Звезды начали крутиться вокруг, все быстрей и быстрей, пока не замельтешили вокруг в лихом, неудержимом хороводе. А вверху разрасталась и приближалась черная дыра, как в центре торнадо – там не было звезд… Сергей почувствовал, как начинает куда-то проваливаться, куда-то туда, к дыре – почему-то вверх, а не вниз…

«Выводи!!! – это уже крик, но уже совсем далеко, за множество стен отсюда… – Виктор!

«Сергей!!!»

«Что происходит!!!»

Но Сергей уже ничего не слышал – он был далеко, очень-очень далеко… И от этого зала, и от этих столов и окон, все еще хранящих стойкий запах людского горя – далеко. И не только душой и сознанием…

А здесь, в зале кафе, билось и вопило – непонимание. И удивление, плавно переходящее в шок…

– Витя… – как-то жалобно сказал Олег, и неверящее поводил руками по абсолютно пустому стулу. – Что это, Витя… Может, я сошел с ума?

Врач и друг стоял напротив, расширенно-глупыми глазами уставившись на то место, где еще секунды назад сидел Сергей. И уже, внезапно и вдруг – перестал сидеть…

– Боже, – почти всхлипнул сорокалетний подполковник, офицер морской пехоты. – Боже… Да что же это такое… Я точно дурак.

– Похоже, – Виктор вышел из ступора и тяжело вздохнул, продолжая смотреть на пустой стул. – Мы с тобой… Оба дураки. Потому что… Потому что он говорил правду. Вот так да… Интересно, и кто же нам поверит?

* * * * * *

Кап. Кап. Кап.

Сергей разлепил глаза и поднял голову. Смутно проглядывали какие-то стены, низко нависший земляной свод, старые деревянные подпорки и полусгнившие стропила, где-то недалеко капала вода… Как шахта, какой-то земляной трек. Елки-палки, что еще за место…

Он быстро приподнялся и сел – к горлу сразу подступила тошнота. В голове тут же вспыхнуло воспоминание, и вместе с памятью пришло осознание. ЭТО ПОВТОРИЛОСЬ! Это случилось вновь! Значит, все было правдой – не было никакого внушения, не было никакого «сдвига по фазе»! ЭТО ВСЕ ПРАВДА! И это случилось, это случилось вновь – Боже… Сколько же он молил об этом Бога! Сколько молил, мечтал, ждал, надеялся… ЭТО ЖЕ ШЕОЛ! Поэтому и тошнит – от легкости! Боже…

Сергей, сдерживая волнение, оглянулся вокруг и зашарил рукой по карманам в поисках зажигалки. Ничего, сейчас найдем выход и потом… Сердце просто зашлось в груди от представления – представления того, что может произойти. Эния! Эния… И Рада! Неужели я смогу увидеть их вновь?

Колесико послушно крутанулось и в руке зажегся маленький неровный огонек – из темноты выступили сырые земляные стены и заплесневевшие подпорки. Огонек в руке заколебался – откуда-то ощутимо повеяло сквозняком. Так-так, выход должен быть рядом…

Он сразу вскочил на ноги – голова задела за низкий потолок, и за шиворот послушно посыпался песок. Тьфу ты, елки… Так. Кажется туда. Через десяток метров открылся более широкий поперечный тоннель, и тут же, сквозь изломанные заградительные балки – неширокий выход на воздух.

Сергей, стряхивая с головы труху и налипший песок, осторожно выглянул наружу. Пока ничего занимательного. Перед глазами, в сером вечернем сумраке влево и вправо разбегался довольно большой овраг, впереди виднелся крутой, поросший бурой травой, склон. Под ногами желтыми грязными проплешинами луж поблескивала вода. В воздухе пахло затхлой сыростью, плесенью и ржавчиной…

Он вздохнул и поднял голову вверх – плотное серое небо, вспучиваемое тяжелыми сырыми облаками, казалось, собиралось навалиться на землю. Место-то какое-то… подавленное.

Сергей немного покрутил головой по сторонам, определяясь, потом, еще раз вздохнув, пошел налево – без особой причины, просто там немного меньше виделось грязи и луж. Проплыл мимо округлый бок большой бетонной трубы, высунувшейся из склона, с большим черным иероглифом на боку. Пробежался легкий ветерок, слегка взъерошив волосы и колыхнув на склонах бурую траву. Откуда-то издалека донесся лай собак.

Некоторое время он пробирался по дну, то и дело влипая в грязь и перепрыгивая лужи – глаза бесполезно шарили по крутому склону в поисках хоть какой-нибудь приличной пологости, или зацепки. По бокам периодично проглядывали выходы больших бетонных труб, забранных ржавой решеткой. К горлу постоянно подступала тошнота, здесь чувствовалась легкость – однако это не мешало подкрадывающейся панике – все это здорово не походило на Шеол… Вокруг начинало заметно темнеть.

Наконец Сергей понял, что если он не хочет шагать по дну всю ночь – нужно выбираться сейчас. И, разбежавшись – взлетел на склон, цепляясь руками за мягкую траву – в руках остались целые пучки этой самой травы, похожей на земной пырей видом, но не крепостью. И съехал на животе назад, одновременно придав своей рубахе местный, землисто-травяной цвет. Камуфляж, так камуфляж – он попробовал еще несколько раз, и здесь, и дальше вдоль по оврагу. И один раз почти получилось – он успел забраться выше половины, и почти ухватился за ветки какого-то кустарника наверху… Когда, в очередной раз пробороздив склон вниз, понял, что лай собак теперь совсем близко. И, почему-то, толкает к нехорошему предчувствию…

Он оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь покрепче, и на всякий случай подобрал полусгнившую доску – не бог весь какая защита, но все же лучше, чем ничего. И быстро побежал дальше – в последней надежде обшаривая взглядом склоны вокруг, и все чаще и чаще оглядываясь назад. Как-то не располагала вся эта обстановка к мысли, что лай за спиной – это не гонка преследуемой дичи…

И когда сзади в вечернем сумраке показалась первая скользящая тень, он был к этому готов. Пес несся длинными прыжками, хрипя и перескакивая лужи, и высунув язык – выкаченные глаза блеснули яростным огоньком азарта. И сходу, жалобно взвизгнув – кувыркнулся на склон, вместе с остатками разломанной доски. Сергей чертыхнулся про себя и поудобнее перехватил в руках оставшийся обломок…

Следующая собака успела получить плашмя по длинной морде и тут же, наотмашь – по сверкнувшим в злобном оскале зубам. И, удивленно поджав хвост, трусливо отпрянула назад… Но рядом уже была целая свора – яростное рычание и лай, и острые зубы – распределились вокруг единой массой кидающихся тел. Сергей успел лязгнуть ногой по зубам ближайшую и осадить обломком еще одну – нагло подскочившую к самой ноге, – все-таки они оказались не специально тренированными на бой псами, и то уже легче… Когда наверху показались вереница спешащих по краю оврага людей и, совершенно неожиданно, – полыхнул по глазам яркий луч прожектора…

– Габой, Резан, оставить! Стой, где стоишь, ходок…

Сергей некоторое время стоял, переводя дыхание, потом отбросил обломок в сторону и прикрыл от фонаря глаза. Последняя надежда на Шеол погасла вместе с появлением света.

Двое из подоспевших съехали вниз по склону и отогнали все никак не успокаивающихся псов.

– Ну как, прогулялся? – они были в длинных серых плащах, откинутый капюшон оставлял открытой только голову. – Понравилось?

Совершенно неожиданный сильный удар в пах заставил Сергея согнуться пополам и застонать от резкой боли. Второй тут же добавил ногой – Сергей упал на землю. Первый прыгнул сверху, целясь в живот…

«С прибытием, – мелькнула в голове саркастичная мысль. – Здрасьте…» Некоторое время они его методично били ногами, потом присели на корточки рядом:

– Из-за тебя, гнида, весь вечер пробегали по грязи. А ты еще и на собак бросаешься…

– Хватит, – донесся голос сверху. – Поднимайте его наверх. Поздно уже.

Сергея подхватили под руки и поставили на ноги. Он вытер с губ кровь, потом смахнул с волос налипшую грязь, исподлобья поглядывая на «спасителей». С кем же его здесь перепутали?

– Ты что, недовольный? – удивленно проговорил ближний. – Что-то ты, брат… – Новый удар вновь отправил Сергея на землю. – Не до конца понял…

– Сбросьте «конец»! – донесся крик второго. – Здесь далеко до лестницы… Оча, отведешь собак.

Сергей опять поднялся на ноги, пошатываясь… Сверху упал длинный кожаный ремень – ближний приглашающе толкнул его в спину.

Через минуту они были наверху и Сергей, прижимая руку к животу, с мрачным недоумением разглядывал совсем не впечатляющую панораму. Ровное травянистое поле, с пятнами кустов и небольших деревьев – перечеркивал ровный ряд столбов с колючей проволокой, за ними виднелись развалины каких-то строений, а еще дальше – темные остроконечные силуэты домов какого-то города.

Он оглянулся назад – за оврагом картина была гораздо импозантней. Местность начинала повышаться, торчали, вперемешку с огромными валунами и зарослями можжевельника, отдельные раскидистые сосны, а горизонт величественно подпирали вздыбившиеся вершины гор…

– Чего рот разинул? – его опять толкнули в спину. – Пш-шел, крот…

Глава 4

– Давай, топай, – его снова грубо толкнули. – Доложишь десятнику.

Сзади скрипнули створки деревянных ворот. Сергей сделал несколько шагов и оглянулся. Прямо перед ним светлела колея дороги, по бокам возвышались груды каких-то старых развалин, заросших бурьяном – за ними сквозь сгустившуюся темень пробивались редкие огоньки света.

Он обернулся назад. Высокие ворота закрыты, в каменном домике рядом, с узкими окнами-бойницами, горит неяркий свет. Двойной ряд колючей проволоки, слева и справа, теряется во мраке… Это что у них тут, что-то вроде зоны? А с ним что, разборки уже закончились?

Он вздохнул и медленно пошел по дороге мимо развалин. Куда же занесла его нелегкая на этот раз… За руинами оказались какие-то дома, в два-три этажа, с остроконечными крышами – колея под ногами превратилась в неширокую кривую улочку.

Он устал, да и тяжело после воодушевления надежды переживать скорбь утраты, но все же с тихим любопытством повертел головой по сторонам. Все-таки город – совсем чужой город, и деревья чужие, и люди чужие, и дома… Одни – каменные, другие – деревянные, третьи – каменно-деревянные, – такие встречались чаще. Грязь и мусор под ногами, и остатки кирпичей – улочка когда-то была даже мощеной, но теперь брусчатка выкрошилась, и только местами поблескивали ровные зернистые участки. Кое-где из окон пробивался тусклый свет, иногда доносились приглушенные разговоры, тихие мужские и женские, и редкие детские голоса – стекла были совсем тонкими, и вряд ли защищали от шума. Кто-то где-то негромко смеялся, кто-то ругался, кто-то обещал и кто-то просил – жизнь текла каким-то своим, известным только этим местам чередом. Слева проплыл ветхий покосившийся забор, с черными пятнами деревьев за ним, справа – небольшой магазинчик с облупившимися колоннами и зарешеченными окнами. Впереди показался перекресток – в сторону убегал переулок, похожий на мини-бульвар, с несколькими сухими деревцами. Иногда попадались прохожие – на Сергея никто не обращал внимания. Фонарных столбов на улице не было, и уже порядком сгустившуюся ночную темень разгоняли только редкие неяркие светильники у подъездов, очень похожие на почти забытые керосиновые лампы.

Сергей остановился у одного из них и задумчиво провел пальцем по закопченному стеклу и круглому донышку, потом понюхал палец. Да, это действительно напоминает керосин, по крайней мере – что-то похожее. Значит, здесь давно перерабатывают нефть…

Он толкнул дверь и вошел в полутемный подъезд. Неосвещенный узкий коридор по бокам, у стены – облезлый диван, напротив входной двери – высветленные деревянные ступени на следующий этаж. Сверху доносился чей-то плач и тихая ругань. Что-то вроде многоквартирного дома. Сергей начал подниматься наверх – заскрипели под ногами, явно уставшие за долгую жизнь, ступени.

«…Объяснял, я тебе тридцать три раза объяснял», – приблизились голоса чьей-то ссоры. – Кто еще, как не твой повернутый папаша, может вытворять все, что…» «А мне не надо объяснять, – тихие женские всхлипы в ответ. – Не тридцать раз, ни сколько… Если бы тебе хоть пальчик мудрости отца, то…» «…То я бы лучше сразу кинулся из окна, – перекрывала мужская злость. – Или упал бы в ноги ургам – вздерните меня, идиота, я обожаю кротов…»

Сергей вздохнул – второй этаж не удивил ничем новым. Такой же темный коридор – голоса доносились откуда-то справа. Он сощурился, чтобы хоть что-то разглядеть в темноте, и двинулся влево, держась за стену рукой. Первая дверь, напротив вторая, дальше еще одна…

«…Как ты можешь, – голоса немного отдалились. – Тебе-то что сделал плохого?..» «…Скажешь, ничего? Да, ничего? Да он бы, если бы захотел…»

Третья дверь от легкого толчка раскрылась – Сергей непроизвольно отпрянул назад. Глаза немного привыкли к темноте – из темного провала входа не доносилось ни звука. Он медленно двинулся вперед.

Внутри было немного светлее – из окна проникал слабенький отблеск подъездной лампы. Сергей осмотрелся и немного перевел дух. Старая полуразвалившаяся мебель, окна без занавесок, продавленный диван в главной комнате, куча какого-то ветхого тряпья поверх кровати в другой, поменьше, и ржавый рукомойник без воды в третьей – совсем маленькой. Квартира была явно не жилая, следовательно – можно хоть немного успокоиться и отдохнуть. И то слава Богу…

Сергей скинул промокшие ботинки и улегся на диван – сразу запахло пылью. Ладно, что делать… К «удобствам» придется теперь привыкать. Лишь бы только не оказалось каких-нибудь блох, или вшей… Он осторожно, чтобы не поднимать пыль, похлопал по карманам, достал сигарету и закурил – в неровном отблеске из окна повисло прозрачное облачко. Хоть что-то, домашнее…

Он попробовал собрать голодные и уставшие за день мысли – где оказался, что делать? «Мало информации, – вздохнув, ответил самому себе. – Нужно время…» И мысли были слишком голодные, и слишком уставшие, чтобы преобразоваться в нормальный анализ, или конкретные образы… Странный город, какой-то мрачный и ветшающий… Без импульса к жизни. И окруженный колючей проволокой. «Пш-шел, крот…», – вспомнился, почему-то, толчок охранника…

…Он проснулся под утро от того, что замерз. Поднял голову и пробежался взглядом по стенам – батареями и отоплением здесь, понятно, и не пахло. За окном быстро светало. Он поднялся и принес кучу тряпья из соседней комнаты, и хоть как-то укрылся – как ни странно, но это помогло согреться. Но заснуть снова уже не удалось. И он долго лежал, безучастно разглядывая тяжелое небо за окном…

Внушение… Как же. Вот тебе и внушение. Вот он – потолок над головой, улица за окном, деревья, дома… И люди. Все это – не наша земля. Все это – другой, чужой мир. Параллельный или другой системы – какая разница? Просто – другой, совсем другой.

«Ну и что, – спокойно спросил он у самого себя. – И что из этого? Может, это для тебя новость? Да нет, в общем-то…

Тогда, может, хватит хныкать? Хватит буравить окно тяжелым взглядом? Хватит выть и, наконец-то, успокоиться? Ведь сейчас твое положение раз в пятьсот лучше, чем было вчера. Ибо ты понял – они существуют, они существуют – эти чужие земли. Значит, существует и Шеол. А если он существует… Тогда существует и вероятность того, что я увижу его вновь. Да поможет мне Бог…»

Часа через два он вылез из-под вороха тряпья, потянулся – звучно хрустнув пальцами, и сунул ноги в совсем непросохшие за ночь ботинки. Нужно приниматься за дело. И для начала – хотя бы просто осмотреться на месте. Он выглянул в окно.

Шелестели от ветра редкие пожелтевшие листочки на полузасохшем деревце напротив, над головой летели низкие набухшие тучи. Внизу перескочил через лужу какой-то прохожий, в длинном плаще, потом прошла пожилая женщина с полным ведром воды. При свете серого дня улица казалась еще более унылой и запустевшей.

Сергей вздохнул – пока новый мир не впечатлял, прошел через комнату и открыл входную дверь…

– Ой… – в конце коридора испуганно вздрогнула девушка с ключами. Наверное, это ее голос слышался вчера в перебранке. – Простите. Я не думала, что здесь кто-то есть…

– Извините, – Сергей сконфузился. – Я просто… Тут было открыто, и я…

– Да нет, ничего, – она улыбнулась, и откинула светлые волосы за спину. – Просто я не знала, что у нас появились соседи.

– А можно?

– Пожалуйста, – она открыла свою дверь. – Все равно дом почти пустой.

Так-так-так, – он задумчиво посмотрел на закрывшуюся дверь. Дом почти пустой. Значит, заходи в любую квартиру и живи. Интересно, а другие дома? Такой весь город, или только здесь?

Он постоял еще немного, потом решил, что девушка выглядела достаточно приветливой, подошел и постучал:

– Извините еще раз, – «надеюсь, – подумалось, – здесь в квартиры стучат…» – Можно вопрос?

Дверь открылась опять. Кажется, она снова куда-то собиралась, и одновременно что-то искала в своей сумочке.

– Я прошу прощенья, – он улыбнулся: где женщины не любят сумочки? – А где у вас здесь вода? Очень хочется пить…

– Вода? – она пробежалась по нему взглядом – он немного смутился. Без куртки, да и вид после ночи достаточно помятый. – Направо за углом. Увидите. Одну минуту… – она исчезла и через минуту появилась с железной кружкой. – Вот, пейте.

– Спасибо, – Сергей благодарно припал к воде, потом вытер губы и вернул кружку. – Большое спасибо. Я тут недавно, и…

– Никогда не видела приезжих, – она была серьезной, но это почему-то совсем не отталкивало. – Только уезжающих. Я имею в виду, кто по «Затворе»…

– Да? Ясно… – «Затвора? Яснее не бывает», – сарказм про себя.

– Вы лучше обратитесь к своему десятнику. Он скажет, где вам жить.

– Десятник? Жить? Понятно… – «точно понятно?»

– Удачи. Пусть вам повезет.

– Спасибо… – он немного помолчал, задумавшись. – Скажите… Я как-то слышал тут у вас пару раз. Случайно… Кто такие кроты?

– Простите, – она сходу потеряла к нему интерес. – У меня еще столько дел.

Дверь захлопнулась. Он озадаченно почесал голову. Так-так-так. Даже ребенок смог бы успеть заметить – как сверкнули и потемнели ее глаза…

Он спустился по лестнице и вышел на воздух – утренний город встретил порывами свежего сырого ветра. Сергей поежился – прохладно, да и в рубашке вид определенно не к месту. Он медленно двинулся по улице.

Вчерашняя темень не обманула – город выглядел не очень приветливым. Даже совсем неприветливым. Старые ветшающие домики с черепичными крышами и покосившимися окнами – во многих вместо стекол растянуто что-то, напоминающее рыбьи пузыри. Запустение, мусор и грязь во дворах и на улице, и очень серьезные озабоченные горожане. Горожан, кстати, встречалось совсем немного. Может, все дело в погоде? Или в каких-нибудь работах…

Он обошел составленную штабелем кучу полуразвалившихся бочек – из них откровенно воняло, и свернул в боковую улочку. Кое-где через большие лужи были перекинуты доски, или набросаны кирпичи – вода хлюпала под ногами, норовя облизнуть совсем не просохшие ботинки. Чем-то все это напоминало городки российских глубинок, какого-нибудь XIX-го века… Интересно, а он когда-нибудь видел городки российских глубинок XIX века? Ух ты, что это… Неужели паровозы?

Сергей удивленно выдохнул – он вышел на довольно просторную площадь, перегороженную колючей проволокой, – за ней длинным рядом выстроились огромные черные машины. Густая сеть рельсов и шпал разбегалась по сторонам, и терялась за длинными серыми бараками, похожими на склады; кое-где возвышались пустые смотровые, или диспетчерские, вышки. Сергей повернул голову – слева у колючей проволоки тянулось приземистое здание с колоннами. Вокзал. Промозглый ветер нес через площадь обрывки каких-то бумаг, редкие прохожие явно старались здесь не задерживаться. Здание с колоннами глядело заколоченными окнами – временно пустовало или было вообще брошенным. Похоже здесь ездят, или ездили, на поездах…

Сергей вздохнул – ладно, шут с ними, с паровозами. Есть-то, елки-палки, как хочется… Что теперь? Куда пойдем? Он повертел головой по сторонам, определяясь, затем решительно повернул назад и зашел в небольшой дворик – оттуда временами доносился стук какой-то работы.

У одного из подъездов невысокий лысый мужичок, в огромном кожаном фартуке, ломал молотком старые ящики – их у стены была сложена целая куча. И аккуратно складывал рядом плоские деревянные дощечки. Дрова?

– Простите, – Сергей подошел ближе. – Можно пару вопросов?

Мужичок коротко взглянул и ничего не ответил. Неразговорчивый…

– Просто, я тут недавно, – продолжал Сергей – информацию все равно необходимо добывать. – И вообще – первый день… Тут можно куда-нибудь обратиться по поводу работы?

Мужичок отложил молоток в сторону и, крякнув, сломал особо неподатливую доску о колено. Потом опять взял ящик и молоток в руки…

– У вас тут как, – поморщился Сергей. – Новенькие обычно помирают с голоду? И никто ничего не говорит?

– Шел бы ты, парень, – еле слышно пробурчал «плотник», не прекращая работы. – К своему десятнику. И не мешал людям…

«Десятнику? Опять десятнику…»

– А где они у вас тут, эти десятники? Где их найти?

– Что? – мужичок опустил молоток и уставился на Сергея. – Слушай, вали-ка отсюда… Пока боска не позвал.

– Ладно, ладно, – примирительно протянул Сергей и медленно двинулся из дворика. «Боски»? Местная полиция, что ли?»

На улице он опять повертел головой по сторонам, и догнал двоих мальчишек-подростков:

– Ребята…

Мальчишки недоуменно переглянулись и остановились, исподлобья глядя на него. Длинные пальто и пиджак – явно с отцовского плеча, контрастировали с летней рубашкой Сергея.

– Послушайте-ка, орлы, – Сергей сделал серьезный вид. – Помогите дяде, попавшему в беду. Я ударился, и у меня отшибло память. Как мне найти десятника?

«Орлы» опять переглянулись.

– Не знаем… – потом второй неуверенно добавил. – А в магистрате что, не знают, что ли?

– Хорошо, – повеселел Сергей. – Где он, ваш магистрат?

– Вам ваш нужен, а не наш, – хмуро пояснил второй и хотел что-то добавить, но первый его незаметно толкнул: – Пойдем…

Мальчишки припустили по улице, изредка оглядываясь на странного «дядю». Сергей вздохнул и засунул руки в карманы. Какие же они все тут… Неразговорчивые. Он медленно двинулся по улице. Логика подсказывала, что нужно искать центр города, обычно официальные учреждения располагаются там. И там, скорее всего, можно увидеть, или услышать, и вообще – добыть больше информации…

– Прошу прощения, – навстречу шла пожилая женщина с объемистой сумкой. – Как пройти к центру? Я тут недавно…

Женщина поставила сумку на землю и глубоко вздохнула, потом поправила под платком волосы и опять подняла сумку:

– Не знаю, про кой ты центр… – она оглядела Сергея с головы до ног, поморгав уставшими глазами, потом добавила: – Там, к делу, дальше ищут кого-то…

– Кого? – нахмурился Сергей.

– Не знаю, – она опять двинулась мимо. – Тебе лучше знать. Вчера, говорят, кого-то с кем-то перепутали…

– Кого? – упавшим голосом бросил вслед Сергей, но она не обернулась.

Он сделал несколько шагов до перекрестка и осторожно выглянул из-за угла дома. В сотне шагах несколько человек в длинных плащах перекрыли улицу и проверяли всех проходящих мимо людей. Вот черт…

Он оглянулся назад. Женщина с сумкой завернула куда-то во двор, подростки тоже исчезли из вида. Надо уходить. Кажется, вчерашняя охрана опомнилась, что запустила в город не того…

Сергей медленно двинулся назад, потом резво перемахнул через какой-то штакетник и осторожно, дворами, по широкой дуге, начал огибать место проверки. Что делать, куда теперь? Может, сдаться? Но интуиция подсказывала, что вряд ли ему поверят. Если ищут – значит опасаются. Если опасаются – значит, в этом мире существует опасность. Реальная, исходящая от кого-то опасность. «…Упал бы в ноги ургам – вздерните меня, идиота, я обожаю кротов…», – вспомнились слова услышанной случайно ссоры. Кто такие кроты? И урги.?

По пути к «своему дому» ему пришлось обходить еще несколько мест проверок. Пока получалось – пока. Он понимал, что это только общий, начальный этап поиска – по опросу жителей круг будет значительно сужен, и вот тогда – за него возьмутся всерьез. Сколько у него времени? День? Два? Партизан-подпольщик, елки-палки…

Возле дома на счастье никого не оказалось. Сергей прогулочным шагом вошел в «свой» подъезд и поднялся по лестнице – здесь и в середине дня было также темно, как и ночью. Он остановился возле знакомой двери и слегка перевел дух. Так… Из-за двери не доносилось ни звука. Может, никого нет? Или, его здесь уже ждут? Она ведь сразу распознала в нем чужака… Он поднял руку и негромко постучал.

– Аливьер? – донесся немного знакомый голос за дверью, девушка оказалась дома. – Ты? Кто там?

– Я в сотый раз прошу прощенья, – сказал Сергей и вздохнул. – Пожалуйста…

Дверь открылась, девушка молча и серьезно смотрела на него.

– …мне очень нужна ваша помощь, – закончил Сергей, глядя ей в глаза. – Очень.

– Это вас ищут?

– Меня.

Она некоторое время разглядывала его, потом нахмурилась:

– Почему вы решили, что я могу вам помочь?

– Не знаю, – опять вздохнул Сергей. – Мне показалось, что вы из тех – кому можно верить.

– Кто вы?

– Издалека. Очень и очень, издалека…

– Да? И как вы сюда попали?

– Ой. Это очень долгая история…

– Как хотите, – она, казалось, стала еще серьезней. – Все это как-то глупо, все эти ваши недоговорки… Но вы все равно пришли не по адресу.

– Но вы ведь можете помочь, я знаю… Иначе не стали бы расспрашивать. Пожалуйста, ответьте на несколько вопросов…

Она немного помолчала, продолжая задумчиво разглядывать его, потом наконец решилась:

– Знаете что, – она, зачем-то оглянулась назад, потом вышла к нему и закрыла за собой дверь. – Рядом бульвар, с засохшими тополями, вы видели? – Сергей машинально кивнул. – В двухэтажном домике – он там один такой, двухэтажный… В самой первой слева, квартире, живет мой отец. Не ошибетесь – там больше никто не живет. Попробуйте поговорить с ним.

– Спасибо, – сказал Сергей с благодарностью. – Большое спасибо.

– Не кому, – она шагнула назад. – Я вас никогда не видела. И вы меня тоже.

– Конечно, – добросовестно закивал он уже закрывшейся двери. – Разумеется…

Бульвар с засохшими деревцами. Он проходил мимо вчера, ночью…

Сергей опять вышел на воздух и подозрительно оглядел улицу. Маленький мальчик, ковыряющий пальцем лужу, мужчина, заворачивающий из-за угла с двумя плескающимися ведрами воды, еще дальше – парочка прохожих, – угрюмо, но мирно шествующих по своим делам… Все вроде тихо, спокойно. Он завернул в сторону бульвара.

Двухэтажный домик действительно выделялся здесь среди прочих – еще большей ветхостью и неказистостью. Первый этаж напоминал полуподвал, единственный вход практически врос в землю – к нему спускалось несколько продавленных ступенек. Сергей открыл дверь и, прищурившись, заглянул внутрь. Тусклый свет выхватил металлические ручки на нескольких старых дверях, выцветшую дорожку на полу, в конце небольшого коридорчика – лестницу на верхний этаж. Так-так. Он зашел внутрь и закрыл за собой дверь – сразу стало темно. Елки, как же они здесь живут? Всюду темнота. Как узнают гостей, например?

Он на ощупь нашел крайнюю левую дверь и громко постучал. «Скорее всего, – пришло в голову, – они такие общительные… Что вообще не принимают гостей».

Из-за двери не доносилось ни звука. Он постучал еще раз, потом еще… Тишина. Сергей оперся плечом на стену и тяжело вздохнул. Никого нет дома. «Что такое „не везет“, и как с ним бороться?» Он еще постоял, некоторое время, собираясь с мыслями, потом снова вздохнул, прошел к выходу и открыл наружную дверь…

– …Ретив! – резанул по ушам резкий выкрик. – Только попробуй, гнида…

Напротив за бульваром через низенький штакетник перескочили двое людей и, затравленно озираясь, со всех ног рванули к «Сергеевой» улице – следом перепрыгнули несколько преследователей. Сергей быстро подался назад, оставив в двери только неширокую щель. Преследователи, в длинных плащах, были явно из числа местной власти…

– Я стреляю! Стой, смертник…

Один из убегавших перескочил через скамью и тяжело упал в лужу, подняв в воздух целый веер брызг, но тут же поднялся и побежал опять, прихрамывая на одну ногу; второй, потолще и помассивнее, – бросился в сторону, выискивая зазор между домами. Двое из догонявших отделились за ним вправо…

– Мардон…

И вдруг неожиданно все изменилось. Дальний, прихрамывающий, что-то увидел и, как будто напоровшись на невидимую преграду, – резко остановился и обреченно замер, потом наклонился и устало оперся о колени. Второй также остановился, затем прислонился спиной к стене дома и, тяжело дыша, начал опускаться на корточки. Через пару секунд двое преследователей сшибли его прикладами винтовок…

Сергей поднял глаза выше и сощурился, бросив взгляд в конец бульвара – не перекрестке «его» улицы стояло двое людей, в длинных распахнутых плащах, – на темных безучастных лицах почти не выделялись безразличные глаза…

Он очумело разинул рот и резко подался назад, быстро захлопнув подъездную дверь. И некоторое время неподвижно стоял, уперев в темноту испуганно-удивленный взгляд…

– Что, их догнали? – раздался за спиной спокойный, и даже какой-то насмешливый, голос.

Сергей резко обернулся – дверь, в которую он бесполезно стучал минуту назад, была приоткрыта, и в проеме виднелся силуэт невысокого пожилого человека.

– Догнали…

Человек немного помолчал, разглядывая Сергея, потом распахнул дверь:

– Проходи, чего уж тут глазеть…

Сергей быстро прошел внутрь и устало оперся о стену, глядя как хозяин быстро и умело запирает здоровенный засов.

– Ну, рассказывай, – он обернулся и поправил на носу очки, пробежавшись по Сергею насмешливо-доброжелательными глазами. – Что болит, от чего понос?

– Что? Понос? – не понял Сергей, окидывая взглядом комнату. Окна выходили на другую сторону дома. Откуда он узнал про погоню? – Какой понос? А-а, понял, шутка…

– Я доктор, – улыбнулся маленький хозяин. – Но давно уже никого не принимаю. Правда, часом еще наведываются люди, по старой памяти, все не хотят оставить старика в покое… Но тебе ведь не нужен врач?

– Врач? Нет, – Сергей продолжал удивленно вертеть головой по сторонам. – Мне очень нужнапомощь…

– Вот это точно не ко мне, – вздохнул старичок. – И не верти головой, молодой человек – открутится. Здесь есть кухня, и там – окно смотрит во двор.

– Спасибо, – усмехнулся Сергей. Несмотря на удивительную проницательность с ним было как-то легко. – К вам. Потому что больше – не к кому. И если не поможете мне вы…

– То не поможет никто.

– Да, – кивнул головой Сергей. – Очень прошу, поверьте мне. Мне просто нужны ответы, на два-три вопроса, и все…

– Проходи в комнату, – приглашающе махнул рукой хозяин. – Я уже почти привык к этому. Все, почему-то, считают, что я могу чем-то помочь. Ошибочно, конечно, если не понос, мне жаль…

Сергей прошел внутрь и огляделся. Большой стол, пара диванов, кресла… Все очень чисто, аккуратно и уютно. Старик опустился на диван, опять поправил очки и выжидательно уставился на него.

– Понимаете, – Сергей опустился рядом. – Меня ищут, вы наверное знаете… Это меня вчера перепутали и привели в город.

– Правда? – открыто улыбался доктор. – Да здесь каждый день кого-то ищут. И каждую неделю кого-то путают. Лишняя причина для погромов.

– Мне трудно объяснить… Я здесь только первый день, я издалека, очень издалека…

Сергей начал путано объяснять, что он из других мест, далеких отсюда, что сюда попал совершенно случайно – неважно как, но очень случайно, что там все совсем другое, что весь мир совсем другой, и даже город, и даже люди… И что теперь понятия не имеет – куда выбираться, к кому податься… Все это выглядело очень глупо.

Старик понимающе кивал головой и почти перестал улыбаться, однако в уголках глаз не разбежались насмешливые морщинки.

– Издалека, говоришь? – в конце спросил он. – Однако. Более странной истории я никогда не слышал. Странной – это еще мягко сказано… Что же ты хочешь от меня, молодой человек? Тебе надо в магистрат, наверное. Или, может, к психиатру? Хотя где ты сейчас найдешь психиатра…

– Ответьте, хотя бы, на несколько вопросов, – сконфужено попросил Сергей. Все выглядело как-то уж очень неправдоподобно. – Например, кто такие кроты? Я слышал туту пару раз…

– Молодец, прямо в точку, – усмехнулся доктор. – Это такие зверьки, которые живут под землей.

– Ясно, – нахмурился Сергей. – Зверьки… Понимаете, я хочу уйти отсюда. Только не знаю – куда.

– Похвально, дорогой, похвально. Заскочи на вокзал, да и купи билет себе – в Рочар, например. Причем здесь я?

– Так можно? Здесь не один вокзал? – поднял брови Сергей. – Потому что тот, который видел я…

– Здесь нет вокзалов, – у старого врача впервые исчезли из глаз веселые искорки. – Ни многих, ни одного… – он устало вздохнул. – Здесь нет поездов, здесь нет дорог. Здесь давно никто никуда не ездит – ни сюда, ни отсюда. Здесь вообще – ничего нет. Кроме «Затворы» и болезней. Я даже не могу представить – откуда ты мог появиться такой…

– Какой?

– Глупый. Глупый, молодой человек, глупый… Скажи-ка, а кто это тебя надоумил – прийти именно ко мне?

– Ваша дочь…

В маленькой комнатке на минуту повисло молчание. Сергей просто не знал, что говорить. Доктор некоторое время поблескивал стеклами очков, как будто чего-то еще ожидая от него, потом неожиданно расхохотался. Он смеялся довольно долго, тряся головой и вытирая пальцами слезившиеся глаза, пока, наконец, не остановился и не начал протирать платком очки.

– Это грязная страна идиотов, – сказал он, еще улыбаясь – странно и грустно. – Это город дураков. Умирающий городишко умирающих дураков. Здесь живут кретины, сумасшедшие, идиоты и психи – что, в сущности, одно и тоже. Здесь через пару десятков лет никто не произнесет слова «наука», «поэма» и «вера», потому что просто не будут знать – что это такое. Здесь даже собака не верит другой собаке. Невероятно. Во всем городе, наверное, остался единственный человек, который еще кого-то жалеет, и может кому-то поверить, и ты его нашел. Как же тебе это удалось, а?

– Я не искал, – серьезно сказал Сергей. – Она была первой из простых жителей, кто заговорил со мной. Мне кажется – судьба. Потому что ваша дочь – удивительный человек. У нее есть дар.

– Да? И какой, по-вашему?

– Очень большой, и из всех – самый лучший. Она еще любит людей.

– Интересная у вас наблюдательность, – доктор опять собрал в глазах веселые морщинки. – Я давно не слышал такие слова.

– Я думаю, – сказал Сергей. – Она из тех, за счет кого держится мир. Как только не останется таких, как ваша дочь… То перестанет существовать и мир.

Врач некоторое время молчал, разглядывая Сергея проницательными глазами, потом сказал:

– Однажды, на рынке, я слышал, как одна бабка рассказывала другой, что «кроты» – это люди, которые не согласны с существующим строем. И с теми, кто делает этот строй…

– Строй? – Сергей сразу поднял голову. – А какой это строй? И кто его делает, этот строй?

– Не знаю, дорогой, я человек маленький, – спокойно пояснил старик, насмешливо поблескивая стеклами очков. – И вот скажи-ка мне лучше: там, откуда ты пришел… Тоже есть урги?

– Урги? Какие урги?

– Да, да, я забыл, – понимающе протянул доктор. – Ты же, говоришь, издалека, не знаешь, это мне померещилось – там, в подъезде…

– Подождите, я понял, – На секунду задумался Сергей, потом поднял глаза. – Вы про тех двоих, которые были в конце улицы. Я видел таких. Только там их называли по-другому. Морги…

– Морги… – задумчиво и немного удивленно протянул старик. – Морги. Гм…

– Скажите, – Сергей почти вытянулся вперед. – Только одно слово. Шеол. Ше-ол. Вы никогда не слышали про него?

– Кто же не слышал про Шеол? Только я не верю в сказку про белых лебедей, – доктор поднялся и ушел в соседнюю комнатку, через несколько секунд оттуда донесся его голос: – Все, дорогой, прием закончен. На улице никого не видно, можешь идти. Вряд ли я смогу еще чем-то помочь…

– Пожалуйста, – взмолился Сергей. – Расскажите про Шеол – все, что вы знаете…

– Это тебе любой расскажет, молодой человек, – хозяин появился в дверях. – А я не люблю сказки. Всего доброго, было очень приятно поговорить, так сказать, пообщаться…

– Последнее, – поднялся Сергей. – Самое последнее, обещаю. Только одно. Где их искать, этих «кротов»?

– Я же говорил, под землей, – опять улыбнулся доктор. – Где у нас больше всего выходов подземных коллекторных систем? Я как-то слышал, на рынке, одна бабка говорила другой – за городом, в дренажном канале. Где-то там…

– Спасибо, – от души сказал Сергей у выхода. – Большое спасибо.

– Не за что, – доктор прислушался у двери, потом открыл засов. – Я тебе ничего толкового и не сказал. Только рыночные байки…

– Мне достаточно, – Сергей шагнул в темноту подъезда.

– Цифра «восемь», – неожиданно сказал сзади добродушный старик. – На одном из коллекторов. Рядом, в зарослях – выход подземной штольни. Удачи.

Сергей быстро обернулся, но старик уже закрыл дверь. «…Одна бабка на рынке говорила другой… – усмехнулся он, благодарно глядя на закрытую дверь. – Вряд ли ты часто бываешь на рынке, добрый человек. И знаешь… Я ведь, кажется, знаю эту штольню».

Сергей выглянул на улицу и быстро осмотрелся. Тихо, спокойно. Участников недавней погони уже не было – ушли, видимо. Вместе с моргами… Он быстро перешел бульвар и скрылся за домом напротив. Это же надо, морги – здесь… Это были морги, он не мог ошибиться, хоть и было далеко. И Шеол – здесь, оказывается, что-то знают про Шеол! «Так, надо успокоиться, – вдруг осадил самого себя. – Еще совсем ничего не известно. Тот ли это Шеол, и те же ли это морги…»

Он медленно набрал полную грудь воздуха, и так же медленно выдохнул, успокаиваясь и унимая колотящееся от волнения сердце. И неторопливо, дворами через заборы, с осторожностью осматривая каждую улочку и каждый подозрительный дом – двинулся к черте города. Это же надо такому произойти – как интересно. Он первый раз в жизни обрадовался, увидев моргов…

Уже через час Сергей был среди руин домов на краю города и, раздвинув ветки кустарника, внимательно осматривал столбы с колючей проволокой. Никакой хоть более, хоть менее, серьезной охраны не наблюдалось, по крайней мере – в прямой видимости, если только не было спрятанных дозорных «точек» в самих развалинах.

Он осторожно обследовал ближайшие – никого. Но в одном месте наткнулся на следы чьей-то ночевки: пара довольно грязных матрасов, мусор и следы прикрытого кострища. Потом по тропинке вдоль столбов прошли двое охранников, с длинноствольными карабинами, достаточно шумно разговаривающих между собой. Сергей хмыкнул – сам на себя. Потому что колючее заграждение – явно защита от чего-то извне, а не изнутри. И, конечно, не от людей. От каких-нибудь хищных животных, например…

Он подождал, пока охранники не скроются за поворотом дороги и, палкой пригнув проволоку, пролез через первую полосу… И вздрогнул от неожиданности – когда взревел сигнал тревоги, и пронзительно заверещала сирена. Будь проклята трижды идиотская голова – он, дрожа от волнения, быстро пролез через вторую полосу и сиганул к ближайшим деревьям. Холера, ведь здесь еще пользовались электричеством – он совсем забыл про это! И про луч прожектора – резанувший по глазам вчера вечером… Сзади сквозь вой сирены пробились хлопки нескольких выстрелов.

Сергей затаился, распластавшись за реденькими кустиками и стараясь хоть немного успокоиться, и взять себя в руки. За столбами в обратную сторону пробежали охранники, на ходу осматривая полосу и ближайшие деревца. Значит, еще не знают, в каком месте сработала тревога, и значит – стреляли не по нему…

Он быстро развернулся и пополз прочь, от кустика к кустику, стараясь максимально скрыться за низкорослой порослью и маленькими деревцами. Впереди виднелась небольшая рощица, за ней – еще, а там уже и трава повыше, и заросли погуще… И, где-то там – должен быть дренажный канал. Теперь все решала скорость. Ибо скоро сюда привлекут собак…

Разноголосый лай он услышал, когда добрался до канала. На секунду замер на корточках, прислушиваясь – лай, как и следовало, доносился со стороны города. И съехал по реденькой траве вниз, на дно, оставив на склоне довольно приметную борозду. Он вздохнул, задрав голову к склону – ладно, шут с ней, с бороздой. У него есть еще время, пока возьмут его след. И быстро побежал по дну, внимательно разглядывая кустарники у бетонных труб, и малеванные черные иероглифы на самих трубах – здесь должно было быть недалеко…

Глава 5

– Что это?

– Как и обещал. Посмотрите сами, Ваше высочество.

Ей совсем не нравился этот Глуск, противный мерзкий старик с угодливой улыбкой и неулыбающимися глазами. Он всегда что-то обещал, ехидно улыбаясь и тряся своей острой бородкой, всегда льстиво и высокопарно-глупо закручивая фразы, и всегда подозрительно клялся в своей верности и надежности. Она принимала его всего несколько раз – всегда с представительскими письмами, но была уверена, что он такой всегда. Неприятный и скользкий… Но люди знают – как часто кто-то не имеет право выбирать. Когда положение обязывает…

Она приняла в руки длинный сверток и машинально взвесила на руках – что еще там? Немного тяжеловат…

– Мама? – в комнату заглянула дочка. – Ой, простите… Я думала, ты одна. Что это?

– Иди к себе, Радушка, – она улыбнулась девочке, и не заметила, как почему-то побледнел Глуск. – Я сейчас приду. Только провожу этого господина…

– Что это, – девочка почему-то не уходила, как-то странно прищурившись на сверток в руках матери. – Какое-то оно, мам…

Эния развернула жесткую, пропитанную каким-то составом, тряпку и нахмурилась – в руках вороненой сталью отсвечивал боевой клинок. На лезвии были даже видны остатки темных пятен, и ей совсем не хотелось задумываться – от чего…

– Не трогай его, мама, – заволновалась отчего-то дочка. – Очень прошу, послушай меня…

– Дети, – криво улыбнулся Энии Глуск и промокнул платком почему-то вспотевший лоб. – Узнаете, Ваше высочество?

Что? Он должен быть знакомым? Она нагнула голову ниже – и вдруг разом побледнела и пошатнулась, чувствуя, как в груди резко защемило и упало сердце. Вот что-то и пришло. Вот оно и случилось… Только этого сейчас еще и не хватало, только этого – когда и так трудно, невыносимо и глухо, просто безумно и больно, – сохранять надежду… Меч в руках поплыл перед глазами. Она знала этот клинок, она прекрасно его знала, потому что когда-то сама выбирала, вместе с оружейником, для подарка, и после чистила и точила не один раз… Ведь жены воинов, только настоящие жены настоящих воинов, должны уметь делать и это…

– Мама! – почти закричала Рада. – Мама…

Эти бурые пятна, эта засохшая кровь на клинке – его? Боже… Принцесса подняла глаза вверх – о, Боже. Как долго я не плакала, как долго держала сухими глаза, как долго прятала в себе эту щемящую боль, эту нудящую сухую тоску – которые так изматывали душу и ноющее сердце, и рвались наружу… Как долго я заставляла жть надежде – у всех вокруг, у Радушки, у Юрма с Лаумой, у Авальки, Нивера, у всех, – но больше всего – у себя… Как долго. Слезы, обильные слезы – сразу увлажнили заморгавшие глаза, и заставили расплыться наверху потолку, и побежали по щекам горькими блестящими дорожками…

– Брось его, мама! – почему-то плакала рядом дочка. – Брось. И не верь…

Она прижала клинок к груди и закрыла глаза – Боже… А я думала, что давно привыкла к этому, и давно смирилась. Боже… За что так все, Сережка, за что… После целых двух лет…

– Отпусти его, мама, – трясла ее локоть Рада. – Отпусти, разожми пальцы…

Эния опустила голову вниз и открыла глаза. Руки были красными от крови – в пылу отчаяния она сжала лезвие пальцами. И не заметила боли… Прости меня, доченька, но сейчас я больше всего хочу остаться одна. Она пошатнулась – комната поплыла перед глазами…

– Мама! – бросилась дочка, и, оттолкнув услужливую руку Глуска, подхватила ее, затем обернулась к двери: – Лаума, Жасмин! Кто-нибудь…

Меч вылетел из ослабевших пальцев и ударился об пол – по ковру веером разлетелись капельки крови.

– Госпожа? – в комнату сразу заглянула Лаума и, резко выдохнув и побелев – бросилась к девочке: – Боже, да что же это такое… – потом заметила кровь и еще больше выкатила глаза: – Жасмин! Маррей! – голос сорвался от страха за ту, которую любила, наверное, больше всех на свете. – Врача…

Через минуту в комнате было больше людей, чем места. Энию положили на диван, и она тихонько лежала, уперев в потолок горький молчаливый взор – по щекам продолжали катиться крупные соленые слезы. Рядом суетился доктор, осторожно смазывая руки каким-то составом – перепуганная за хозяйку Лаума держала наготове бинты.

Рада оторвалась от матери и, нахмурившись, окинула взглядом пол. Конечно, в комнате было много народа, но Глуска среди них не было. Как и странного меча. Девочка посмотрела на дверь, потом поднялась, вышла из комнаты и глянула в окно – со двора выезжала карета. Она облокотилась о подоконник и задумчиво сощурилась вслед, машинально теребя рукой подбородок и собрав на лбу совсем не детскую морщинку…

* * * * * *

«…Сережка, Сереженька, да что же это ты так, зачем? – по родному, такому дорогому лицу катились крупные прозрачные слезы. – Я же не верила, я никому не верила, я никогда не верила… Я же все время – мы все время, мы все это долгое время, – тебя так ждали… Так ждали, так ждали – что даже говорили о тебе только так, как будто ты рядом, и всегда был рядом, просто отъехал ненадолго, но вот-вот вернешься… Ждали, надеялись и верили. Ты же не должен был умирать, ты просто не имел права умирать, – голос сорвался, она закрыла лицо ладонями. – Ты не имел права… Всех обмануть. Сережа, Боже мой, Сереженька, как жы ты нам всем дорог, как же трудно будет принять – что тебя уже нет…»

«…Эния, – он приподнялся на локте. – Солнышко мое ясное, я же не… Я еще есть. Я еще не сдался, Эния. Эния? Эния!» Но принцессы нигде не было. Только гулко разносилось под темными низкими сводами эхо… «Эния!!! Я еще не сдался. Я еще не сдался…» Эхо дробилось, отражаясь и перескакивая на стены, и убегая вдаль за темные повороты – бесконечные повороты, бесконечных ходов и штолен… Он опустил голову на пол и закрыл глаза. Вернись, Эния, я тебя прошу. Я очень прошу… Сухой разбухший язык во рту шевелился с трудом, выдавливая из горла негромкие шипящие звуки, но ему казалось, что он кричит… И эхо, возвращаясь из далеких гулких поворотов и штреков – хохочет, глумясь и издеваясь над распластанным неподвижным телом. Хохочет. Хохочет, кривя рот от надрыва и брызгая слюной, и запрокидывая лицо назад… Лицо? Эй, эхо, оказывается, у тебя есть лицо. Такое противное, такое мерзкое лицо…

– Эй… Живой?

– Дышит еще, вроде…

Сергей приоткрыл глаза. Он еще бредит? В сумраке виднелись силуэты двух человек, присевших рядом на корточки – один из них нагнулся, всматриваясь в лицо.

– Допроверялись, коромыслом тебя наперекосяк…

– Кто же знал, что он такой прыткий? Вона куда залез. Еле нашли.

– Сколько же он здесь?

– Пятые сутки. Без воды…

– Ладно, подняли. Доктор нас всех поубивает…

Он почувствовал, как его начали приподнимать за шею и плечи, потом умелая рука просунулась за спину, перехватывая и приноравливаясь для переноски…

«Прочь! Вам все равно не взять меня… Живым. Прочь отсюда!» Ненавистные черные лица с безразличными глазами начали отступать, скаля беззубые пасти в недобром оскале. Урги, морги, ядрена карамель – какая разница, – это не меняет вашей сущности. Сущности отсутствия жизни, сущности нежити. Что такое жизнь? Жизнь – это сердце. Это… Это доброта, миролюбие и любовь. Это дружелюбие, понимание и неосуждение… Без этого сердце – не сердце, оно быстро черствеет и перестает чувствовать… И переживать. И радоваться… Так что прочь отсюда – вы не возьмете меня, даже если я умру. Черные фигуры, больше напоминающие тени, начали отдаляться еще дальше…

Кто-то разжал ему зубы – в рот опять полилась живительная вода. Сергей открыл глаза и сразу поперхнулся, закашлявшись – вода сбежала по подбородку и упала на грудь. Он подтянулся на руках и присел, откашливаясь и осматриваясь вокруг – кто-то услужливо постучал по спине. Небольшая комнатка, почти без мебели, без окон и с одной дверью, он сидел на чем-то, напоминающем топчан. Над ним нагнулся какой-то мужчина, с кружкой в руках, – в ногах у стены сложил руки на груди еще один.

– Как ты себя чувствуешь?

Он хотел ответить, но опять закашлялся – человек с кружкой опять постучал по спине.

– Однако, прыткий ты парень, – усмехнулся тот, который у стены. – Умудрился улизнуть в шахте и от босков, и даже от наших…

Сергей поднял на него глаза. Невысокий, но крепкий, не молодой и не старый, не темный и не светлый, но с внимательными, умными глазами. Чем-то он напоминал Свата. Прирожденный лидер.

– От ваших? От каких это – ваших?

– Ну, дорогой, – человек у стены опять усмехнулся. – Так мы с тобой ни о чем не поговорим. Ты же сам нас искал. Нашел. Я слушаю.

– Ага, понял, – Сергей подтянул ноги и обхватил колени руками. Мужчина рядом поставил кружку на тумбочку и опустился на стул. – Значит это вы – «кроты». Глубоко же вы запрятались…

Человек у стены молчал, задумчиво разглядывая Сергея. Тот, который на стуле – тоже. Неразговорчивые…

– Я вас искал, потому что не хотел оставаться в городе. Потому что мне очень нужна, просто жизненно нужна – помощь. И ответы на некоторые вопросы.

– Ты кто такой? И откуда взялся?

– Я человек, самый простой человек, – спокойно ответил Сергей. – А вот откуда… – он чуть помедлил. – Из Шеола.

– Что? – внимательные глаза «старшего» – явно здесь «старшего», хоть и не по возрасту, – сощурились: – Что ты несешь? Какого еще Шеола?

Сергей опустил лицо вниз. Что-то он, кажется, заволновался, этот «старший» у стены…

– Я не знаю – какого. Для меня – простого. Шеола. Моего дома.

Они переглянулись. Сергей мог поклясться – растерянно.

– Ты что, парень, – начал рядом сидящий на стуле. – Ты что это… Себя считаешь очень умным? Я могу тебя быстренько разубедить…

– Подожди, – перебил его «старший». – Давай-ка подробней. Из какого такого еще Шеола?

– Для меня – обычного, – вздохнул Сергей. – Для вас – вряд ли. Там все другое, это совершенно другой мир. Я из Ассаны, но вообще-то живу, вернее – жил, в Нипороге… Эти слова вам, наверное, ничего не говорят. Я сам не знаю, как сюда попал.

«Старший» оторвался от стены и обошел лежак кругом:

– Ты меня убил, дружище, – проговорил он, недобро смотря на Сергея. – Прямо – наповал. Откуда такая идея-то, а? Даже боски вряд ли бы решились на подобное.

– Из Домма, – мрачно сказал ближний, тоже не отрываясь от Сергея. – Тут явно подготовка не здешняя. Местным бы и в голову не пришло.

– Зачем!!?

– Ау! – Сергей поднял руку вверх, как на уроке. – Прошу прощенья, что перебиваю. Поймите, просто поймите – по крайней мере, постарайтесь… Мне ведь ничего не надо, – он опять вздохнул. – Я не хочу втираться к вам в доверие, или что-то о вас узнавать. Не хочу. Я просто хочу вернуться домой.

– Куда домой?

– В Шеол.

– А как ты сюда попал?

– Не знаю, – Сергей нахмурился, почесывая лоб и создавая видимость трудного размышления. – Я случайно оказался в Рохе…

– В Рохе?

Оба разом замолчали, продолжая рассматривать Сергея – во взглядах все больше и больше виднелось растерянности. Потом «старший» не выдержал:

– А он хоть живой, твой Шеол?

– Что?

«Старший» хлопнул напарника по плечу и махнул головой в сторону двери. Ближний поднялся и, еще раз окинув Сергея взглядом, двинулся за командиром к выходу, удивленно бормоча: «Не понимаю, неужели боски решили тягаться с нами в истории?»

– Эй! – Сергей привстал за ними. – Одну минуту! Что означает «живой ли»? Подождите…

Дверь мягко захлопнулась, и было слышно – как с той стороны закрыли замок. Он в сердцах рубанул рукой воздух и тяжело опустился на постель.

Ничего не понятно. Ни-че-го. Холера его знает – что к чему. Шеол… Но они ведь явно растерялись – явно не ожидали, но что-то знали… Они что-то знают про Шеол – что-то знают такое. «…Неужели боски решили тягаться с нами в истории?» – вспомнилось только что слышанное бормотание…. История… Шеол, это что – история? Исторический факт? Он что, в прошлом? Значит я, получается, – в будущем? Местном будущем, где когда-то существовал Шеол, с двенадцатью королевствами и подступившим Рохом, когда-то существовал, но потом перестал существовать – времена изменились, – кто-то победил, а кто-то проиграл… Боже, только не это.

И Рох, получается, не проиграл – он же видел моргов, живых и даже приодетых, моргов. Урги. Уж не они ли правят этим миром? Чушь, чушь какая-то – у них никогда не было хороших мозгов. Значит, появились? И Рох видоизменился? И люди повымирали, или, что более похоже на Рох, – поуничтожали сами себя… О, Боже. Это, кстати, объясняет и язык – местный язык, на котором опять-таки в совершенстве говорил Сергей, но… Который чем-то отличался от Шеольского. Был не похож и, одновременно, маленько похож…

Сергей опустил голову и с силою сжал руками виски. Елки же ты палки, зеленые моталки… Вот, в чем загадка. И вот почему доктор тогда говорил, что не любит сказки про Шеол… Как это прозвучало? Про белых лебедей? Ибо только прошлое, как правило, становится сказкой. О, Боже…

Снаружи щелкнул замок и дверь снова открылась – Сергей поднял голову. И совсем не удивился, увидев знакомое лицо, о котором, к тому же, только что вспоминал – да и не хотелось ему уже ничему удивляться.

– Так-так, молодой человек, – маленький доктор опять добродушно сверкнул стеклами очков. – Опять лезешь в сказки? Здравствуй, хороший мой, здравствуй дорогой…

За ним зашел «старший» и закрыл за собой дверь. Доктор присел на кровать рядом с Сергеем, наверное по привычке – как врач при осмотре пациента:

– Что это ты надумал такое, а? Я даже обиделся, ты ведь мне даже понравился тогда…

– Доктор, – Сергей умоляюще прижал руку к груди. – Мне плевать на все, совершенно на все. Делайте что хотите. Но пожалуйста… Расскажите про Шеол. Все, что вы знаете, все – что знают здесь… Что с ним произошло, что?

– Да понятия не имею, – доктор посерьезнел. – И никто здесь, дорогой мой, понятия не имеет…

Сергей молча ждал, вглядываясь в его лицо. Не могли подводить и обманывать эти, привыкшие к доброй усмешке глаза, эти очки, помогавшие вылечить от болезней, и спасти от мучений немало разных людей… Или, он ошибается? Ведь он совсем не знает этого доктора, да он ведь и вообще – здесь никого не знает…

– Давай-ка, родненький, сначала ты, – серьезно сказал врач, унимая смешливый прищур. – С самого начала. Про какой ты здесь рассказывал Шеол?

И Сергей начал рассказывать. Про Ассанское королевство, про Ишемир, про семейство Олди. Про Шаридан, про городскую крепость и лорда Шамура. Про Наодок, про гостиницу, и доброго Габа с Милией. Про Ангору, про корабли, про амфитеатр, про дворец и принцесс. Про Ушет-Гурд. Про наемников. Про Дост, про Нипорог и замок командора. Про подгорные войны и Белый орден. Про Рох. Про огромных насекомых, про моргов и гоблинов…

Он видел это все сам. Он сам там был, и сам во всем участвовал – ему не надо было лгать. Он не упоминал про венчание и близкие отношения с принцессой, не рассказывал – как умудрился победить гоблина или полететь через мрак-шахту. Неправдоподобности и так хватало с избытком. Его голос был тверд и мысли – далеко отсюда. Он вспоминал, и в этот момент ему было не важно – верят ему или нет. Он вспоминал, и все переживал заново…

А потом он закончил и замолчал, уставившись в пол тяжелым взглядом – в которм еще жил, боролся, и не сдавался Шеол. И когда поднял глаза на доктора, то не узнал его. Потому что доктор был бледен и абсолютно серьезен. Без – даже малейшего намека, – на смешливость. Без малейшего намека, – на иронию и собственную опытность. Без намека, – на недоверчивую ухмылку и свою эрудицию. В комнате на минуту зависло молчание…

– М-м-мда, – наконец, почесал подбородок доктор и, взглянув на Сергея, почему-то повторил: – М-мда.

Потом он встал и медленно пошел к двери. «Старший» оторвался от стены:

– Доктор…

– А? – он остановился и обернулся, уставившись, почему-то, опять на Сергея. – Знаешь что, Листок, – он немного помолчал. – Не закрывай дверь. Глупо…

Листок обернулся к Сергею. Он тоже выглядел здорово растерянным.

– Подождите, – Сергей встряхнул головой, отгоняя воспоминания и привстал. – Вы ведь так и не ответили…

– Что? – мысли маленького доктора были где-то далеко.

– Про Шеол…

– Что же, дорогой мой, я тебе могу сказать про Шеол?

– Когда он… и где…

– Все там же, – доктор обернулся и посмотрел куда-то назад и вверх, за потолок. – Там, где и был всегда. За горами. Только самые оптимисты и сказочники могли предположить, что он еще живет…

Сергей вздрогнул и замер, ошарашено глядя на маленького врача, потом схватился за голову и застонал. Здесь, за горами? Затем откинулся спиной на стену и устало закрыл глаза. Боже мой, Боже. Какой же я идиот. Елки-палки, какой же кретин… Вот и стало все на свои места, вот и прояснилось…

Это же все вокруг, это все… Им-пе-ри-я! Империя. Вернее – то, что от нее осталось. Вот, где я оказался, вот – куда меня занесло… А Шеол – за горами. Почти рядом…

Глава 6

– Был такой предсказатель – Геварус. Триста лет назад. Очень известный в свое время. Осторожней, здесь низко, – Снежка пригнулась и нырнула в боковой коридорчик – Сергей за ней. – Так вот. Он и предсказал тогда все это…

– Все это – что?

– Падение Империи. Смерти, голод и разруху. Царство «Затворы». Но академия Домма, да и сам император, не верили в это…

Сергей про себя усмехнулся – не мудрено. Он и сам вряд ли в подобное поверил.

Она была очень разветвленная, эта подземная дренажная система, в которой обосновались «кроты». Когда-то, в далекие былые времена, в этих местах не хватало воды – и поэтому здесь развилась целая система каналов, чтобы не упускать сезонные потоки с гор. К тому же рядом находились заброшенные шахты рудоразработок, и сюда же выходила городская коллекторная система. Целый подземный лабиринт, где, в случае надобности, мог бы укрыться и весь город…

Но городу не надо было укрываться. Городу не надо было что-то искать и к чему-то стремиться. Город устраивала и такая жизнь – если только не трогать ее, эту самую жизнь. И городу, по большому счету, было даже наплевать – на некоторых недовольных, обитавших рядом под землей…

Кроме ургов. Им было не наплевать.

– Академия Домма? Это те самые медики?

– Да. Наука в те времена летела семимильными шагами… – она приостановилась у следующего поворота, поджидая Сергея, потом двинулась дальше. – И обширные исследования в области генетики были одной из ведущих программ Императорского дома. Все это начинало выводить медицину на совершенно новый, качественный уровень, и перед людьми открылись такие горизонты, что… у некоторых просто закружилась голова.

– Бывает…

Вообще-то ее имя – Эмирма, но все почему-то называли ее Снежкой. Наверное, из-за длинных светлых волос. Хорошо, что он тогда встретил в городе именно ее, эту очень замечательную девушку, так отличающуюся от других горожан. Кстати – и не только горожан. Как интересно поворачивается иногда жизнь… Трижды прав в этом доктор. Возможно, она действительно была единственной из всех, кто мог ему поверить и помочь. И он тогда остановился у подъезда именно этого дома…

Оказывается, она со своим маленьким отцом-доктором очень часто бывала здесь. И не Сергею было спрашивать – что она там делала, в этом глухом городе, что не могла покинуть его и перебраться сюда на постоянно…

– Репродуктивное воспроизводство точной копии живого существа, в лабораторных условиях…

– Что? – Сергей даже остановился. – Как вы сказали? Это что, клонирование, что ли? Ну вы даете… Ваши исследования явно давно обогнали время, судя по вашим городам.

– Это не наши исследования. И вы ведь, насколько я знаю, не видели других городов? Кстати, а в Шеоле наука уже перешагнула этот порог?

– Простите, – он сконфузился. – Не обращайте внимания. Просто я удивился. Есть чему…

– Академия столкнулась с проблемой, – они двинулись дальше. – Все было хорошо, проблемы были решаемы, пока работали с ДНК невысокоорганизованных существ – мышей, змей, особенно насекомых – пауков и прочих…

– Пауков? Змей? – Сергей горько усмехнулся. – Так-так…

– Проблемы начались, когда попробовали работать с ДНК человека. Смысл в чем… Из женской яйцеклетки удаляется ядро, затем в безъядерную клетку вводится любая клетка, содержащая ДНК клонируемого организма. Потом начинается процесс размножения и рост эмбриона…

– Вынашивают женщины, как обычных малышей? – Он опять пригнулся, чтобы не стукнуться головой о низкий свод.

– Тогда – да. Но оказалось, что у людей при делении клонированных клеток ДНК не передается новым клеткам должным образом. Клетки получают либо слишком много, либо слишком мало ДНК, и в итоге оказывались нежизнеспособными…

– Совершенно верно.

– Вы слышали про это? Минутку… – она остановилась и завозилась с ключами – в полутьме смутно виднелась ржавая железная дверь.

– Слышал…

Раздался противный скрежет – дверью явно пользовались не очень часто. Сергей оглянулся по сторонам – самые обычные бетонные стены, самых обычных подземных коридоров и переходов. На этот раз она завела его в совсем редко посещаемую часть подземного городка «кротов»…

Вообще-то они совсем неплохо обосновались здесь, под землей, эти хранители старых традиций и знаний. Неплохо облагородили, обуютили, и обжили эти бетонные и железные коридоры, кольцевые переходы и трубы. Хоть и маленькое, но свое производство, своя электростанция, свои кухни, своя растительность и огороды, своя охрана и дозор, свои «хранилища знаний», напоминающие простые архивы, и даже связь с верхом и подполье. Только из-за них – еще помнили, что триста лет назад здесь жила, развивалась и процветала – огромная страна…

– Сейчас, – она исчезла в темном провале входа. Через минуту вход осветился неярким чуть мерцающим светом – Снежка зажгла керосинку. – Где вы там? Проходите.

Сергей заглянул внутрь. Обычная комнатка, заставленная столами и стеллажами, заваленная книгами и стопками старых бумаг – в конце виднелись двери еще куда-то. Архив. Он подошел к столу и взял в руки несколько пожелтевших листков. Снежка зажгла вторую керосинку и помахала рукой, туша спичку:

– Тогда и появилась «Затвора». В академии был отдел, занимающийся исследованиями в области парапсихологии, и других паранормальных явлений, под предводительством профессора Ронне. Кстати, знаете как его звали? Морг. Профессор Морг Ронне.

– Однако. Парапсихологии?

– Проще говоря – магии.

– И Императорская Академия этим занималась? – Сергей положил листки на стол и взял несколько других.

– Занималась… Отдел Ронне, кроме всего прочего, занимался исследованиями красных и белых кровяных телец – эритроцитов, лейкоцитов, и тромбоцитов тоже…

– Исследованиями крови?

– Вернее, влиянием крови живого существа на некоторые нефизические явления. В том числе, и на психику человека.

– Кровь… Интересное дело. Во все времена какие-то магические действия, или обряды, обязательно связывали с кровью…

– Да. Вот профессор Ронне и определил магнитные свойства красных кровяных телец, и диамагнитные – белых… Никто сейчас не знает конкретные методы и результаты его исследований. Например – по все той же «Затворе».

Сергей промолчал.

– Тогда-то и было установлено, – вздохнув, продолжала Снежка. – Что при определенных параметрах ДНК человека ведет себя по-иному. При определенных параметрах, и при определенном воздействии, ДНК сохраняют стабильность. Например – у умершего человека. Естественно – в состоянии клинической смерти, примерно первых пятидесяти минут, до распада белка…

– Становится все интересней, – Сергей бросил листки обратно и оперся о стол – до него начало доходить, весь смысл этой «экскурсии», и весь страшный, просто – глобальный результат всего того, что произошло в мире. – Значит, репродуктивное воспроизводство стало возможным… Только с клеткой только что умершего человека?

– Да. Получается – так, – она оглянулась на стеллажи. – В этой комнате все материалы по этому, которые мы смогли найти и сохранить. Вам, наверное, захочется что-нибудь посмотреть.

– Скажите своими словами, – он замер: «Боже, ты Боже…» Он понял все и сразу. Нежить – это «не живой». И не обязательно – не живший. Например, умерший. Только клонированный… – Что из этого вышло?

– Вы видели это. Урги. Воспроизводство того, что они называли «жизнью» – приняло просто масштабный характер. Потом – военный путч и смена власти. Смерть императора. Падение Империи. «Затвора»…

– Не только, – он привстал, на его лице появилось жесткое выражение. – Еще гоблины, угромы, удуги, пауки и змеи – невероятных размеров, и сообразительности… Короче, Рох. В Шеоле.

– Мы не видели всего этого, Сергей, – ее глаза стали печальными. – «Затвора» и без этого обрела нас на уничтожение. Вы знаете сами.

– Простите меня, Снежка, – он встряхнул головой: «Елочки вы зеленые…» – Простите. Конечно, не вы должны отвечать за ошибки ваших далеких предков. Просто… Просто, уж очень они страшные, эти ошибки. Скажите… Что же это за пакость такая, эта ваша «Затвора»?

– Это не наша «Затвора». Это ИХ «Затвора». Кодекс законов, правил и установлений. Просто Кодекс…

– И все?

– Это далеко не все. Это очень много. Хотя весь смысл сводится к одному – маленькому такому правилу… Вернее – установлению души. А именно – человек сам для себя. Живет. Сам для себя, а не для других. Даже нельзя создавать семьи. Имеется в виду – такие, как раньше. Встречайся, люби, но… Без семьи. Без «вместе – на всю жизнь». Как животные.

– Узаконенный эгоизм?

– Да. Сначала, в первое время, это принесло даже какое-то развитие и процветание. Но потом… Вы видели, что было потом.

– Как же так? – он не мог понять до конца. – Разве можно без этого? Основа жизни, основа существования, будущее… Это все семья. Единство душ, стремлений. Любовь… Здоровье общества.

– Да. Проявления эгоизма в обществе – это тенденция, которую пытались даже подковать прежние «классики». Но эгоизм в семье… А потом, и без семьи… Короче, «Затвора».

В комнате на долгое время повисло молчание – девушка не перебивала, задумчиво вертя в руках какую-то пыльную книгу. Наконец Сергей оглянулся вокруг и прошелся вдоль стеллажей:

– Много же здесь у вас всего собрано, – он остановился и помолчал, рассматривая мутные маленькие колбы, с черными пятнами на стенках. – И не только бумаг…

– Что могли. А это, кстати, кровь. Из лабораторий Домма. Кто знает, может даже самого императора.

– Императора? Кровь? У него что, брали кровь для исследований?

– Не для исследований, – она подошла и остановилась рядом. – Для магии. Я мало что знаю про магию.

– Император подвергался магическому воздействию? – Сергей грустно усмехнулся. – Вы ведь знаете, что в сущности представляет собой магия?

– Связь с потусторонним миром, – она нахмурилась, разглядывая стеклянные пробирки. – С тем, куда человеку запрещен вход Богом. С демонами зла…

– Тогда… Как такое могли допустить? Если правильно понимали…

– Не знаю, – вздохнула она. – Как-то допустили. Может, еще не все понимали. Но император был реалистом, и достаточно здравомыслящим человеком. Естественно, он сразу воспротивился и наложил запрет, когда узнал – чем начала заниматься его Академия. Вот тогда Морг Ронне и применил «региматус» – цепочка магическо-психических воздействий, подчиняющих волю человека.

– Ого. Всю волю?

– Ну, конечно, не всю. Но можно заставить человека во что-то очень твердо поверить. В свои благие помыслы, например… Говорят – даже полюбить. Или разлюбить…

– И что, здесь обязательно нужна кровь?

– И не только. Еще – особое расположение психики, души, эмоциональное состояние… Когда человек, например, как будто – в чем-то немножко убедился…

Сергей вздохнул:

– Как же это все сложно. И мерзко…

* * * * * *

Где далеко громыхнуло – раз, потом другой… За дверью начал нарастать непонятный шум: простучали чьи-то торопливые шаги, потом еще и еще. Захлопали двери соседей, кто-то о чем-то спрашивал, кто-то отвечал – затем удивленные и рассерженные голоса перекрыл чей-то властный окрик…

Сергей поднял голову от подушки и посмотрел на часы на стене – почти два ночи. Он почти и не спал, после этой «экскурсии» со Снежкой в старый архив, да и не мудрено – не сразу «перевариваются» подобные новости. Он долго не мог успокоиться и заснуть, бесконечно анализируя старые документы и вспоминая Шеол… «Что они там еще…»

Кто-то забарабанил в дверь его комнаты: «Урги! На выход, быстрей…», и побежал дальше. Сергей сразу подскочил. Урги? Здесь? Матушка небесная…

Он выглянул в коридор. Женщины тянули полусонных детей, мужчины быстро и тщательно закрывали двери, кто-то тащил какие-то мешки, кто-то зачем-то разбрасывал по полу песок… Похоже, они знали, что делали.

– Сергей? – рядом оказался непонятно откуда взявшийся Листок. – Очень хорошо. Закрывай дверь и мухой – к амбарам. Здесь все сделает группа прикрытия.

– Что случилось?

– Потом…

Группа прикрытия? Похоже, это происходит не в первый раз.

В широких амбарных коридорах почти никого не было – люди быстро уходили, не теряя времени, поодиночке или небольшими группами. Все знали – куда. Невдалеке мелькнула знакомая маленькая фигура…

– Доктор!

Врач пошел навстречу, даже в такой ситуации он не переставал приветливо улыбаться:

– Дорогой мой! Тебя-то я как раз и жду.

– Что случилось?

– Гости. Наши любимые. Ищут где-то рядом. Пошли?

Несколько поворотов в полутьме по подземным коридорам и вскоре их шаги начали отдаваться в ушах глухим эхом – они шагнули в объемную трубу. Впереди блестели мерцающие огоньки керосинок других людей. Сергей с любопытством задрал голову вверх:

– И куда это, интересно, ведет? Часом, не под город?

– Нет, – доктор добродушно сопел рядом. – По крайней мере, не под жилую часть. Это один из каналов бывшей центральной водозаборной станции.

– Что случилось, почему урги оказались здесь?

– Они еще не оказались здесь. Но могут. Они никогда не перестанут искать. И каждый раз заходят все дальше и дальше.

Сергей сжал зубы. Конечно, оставить людей в покое – это против правил нежити. Через полчаса пространство раздвинулось и они ступили на решетчатую железную площадку с перилами – по сторонам вверх и вниз убегали ступеньки нескольких лестниц. В воздухе стоял непонятный шум, похожий на эхо где-то падающей воды. Их ждали двое:

– Здравствуйте, доктор, – один из встречающих нагнулся и заглянул в проход. – Последние?

– Да…

– Закрываем, – второй крутанул колесо на стене – сверху, перекрывая трубу, с глухим лязгом упала железная решетка. – Давайте наверх.

– Что это? – Сергей подошел к перилам и посмотрел вниз. Внизу мутно отсвечивали быстрые струи – ух ты, глубоко, наверное… Он поднял голову – наверху огромный каменный колодец опоясывало несколько этажей решетчатых переходов, в стенах виднелись выходы больших железных труб, перекрытых решеткой. Он опустил глаза – на противоположной стороне огромного колодца смутно виднелась грубо намалеванная белая птица…

– Это центральный водозаборный канал. Он далеко тянется, и через Рочар, и даже через Домм… – доктор остановился рядом и задумчиво уставился на воду. – Не боишься так смотреть?

– Я не боюсь глубины.

– Да ну?

– Я хорошо плаваю, – Сергей обернулся и облокотился на перила. – А что это за птица такая? Там…

– Идите, мы сейчас, – доктор махнул рукой обоим провожающим. – Какая птица? А… – он усмехнулся и вздохнул, разглядывая белый рисунок на той стороне. – Это те самые «белые лебеди». Из сказки. Нарисовал какой-то мечтатель, давно еще – как только залез?

– О которых вы так не любите говорить?

Маленький врач немного помолчал, прищурив взгляд на противоположнуюстену.

– Был такой предсказатель – Геварус, – опять вздохнув, проговорил он. – Снежка, наверное, рассказывала? – Сергей кивнул головой. – Давно. Еще до падения империи. Вот он тогда и предсказал все это… Все то, про что рассказывали вы, – он опять помолчал. – Про пауков, моргов, гоблинов… Он назвал это Рохом. Как и вы…

Сергей молчал.

– Ему очень верили, очень – даже сам император верил… Говорят, он никогда не ошибался. Даже сейчас люди верят. Хотя и не увидели ни пауков, ни гоблинов… Но смерть императора, и падение империи произошли. А остальное… Наверное, решили, что это метафора. Прообраз нашей теперешней жизни… До появления вас.

Доктор надолго задумался, не отрывая глаз от белого рисунка.

– А белые лебеди? – не выдержал Сергей. – При чем здесь птицы? И Шеол?

– Он написал, что Империю спасут белые лебеди из Шеола. Он предсказал не только падение огромной страны. Но и возрождение… Империю спасет Шеол… Тогда это был просто ряд независимых королевств за Нагорной грядой. Вот так-то…

– И здесь в это верят?

– Здесь давно уже ни во что не верят. Но люди по-прежнему любят сказки…

«Люди. Люди… Странные существа, эти люди, – подумал Сергей. – Они верят в свое могущество, в свой ум. Они занимаются производством оружия и активнейших химических веществ, они клонируют людей – как боги… Не особо беспокоясь о будущем. Они не сомневаются в своем интеллекте, они справятся с любыми возникшими трудностями. Но… Но. По-прежнему верят в сказки. По-прежнему верят в чудеса и доброго „папу“ где-то на Небе. Где она, эта грань, разделяющая холодный разум и веру? Там – где глобальная катастрофа, на краю пропасти? Когда человек наконец-то понимает, что он сам по себе – ничто? Что существуют силы, в том числе – и по-настоящему ужасные силы, – которые гораздо могущественнее его? А с ним играются, как с марионеткой…»

Они поднялись наверх. Люди расположились в трех широких поперечных трубах – в воздухе стоял приглушенный встревоженный гомон. Те, которые успели захватить с собой поесть – кормили детей. Причем всех, а не только своих. Кто-то, не теряя времени даром, расстилал одеяла – чтобы с пользой использовать ночные часы. По назначению. Матери убаюкивали малышей и цыкали на тех, кто постарше, некоторые отцы вполголоса спорили между собой. Кто-то просто сидел, задумчиво подперев голову сложенными руками… Кажется, к подобному давно привыкли.

Сергей оглянулся, выискивая себе место поближе к чьей-нибудь керосинке, чтобы можно было немного почитать. Он захватил с собой пару книг из старого архива.

– Сергей!

Он оглянулся – к нему через людей пробирался Листок.

– Привет, – «старший крот» повертел головой по сторонам, кого-то выискивая, потом кивнул одному из сидящих. – Игвар, через час сменишь Латуму. И передай тоже самое Олету.

Мужчина кивнул головой в ответ, и начал пробираться к выходу. Наверное, искать Олета…

– Сергей, – Листок взял его за локоть. – Что это ты там рассказывал доктору? Что не боишься глубины?

– Ну, не так, что совсем не боюсь… Просто я хорошо плаваю.

– Насколько хорошо? – Листок внимательно смотрел ему в глаза.

– Ну, – Сергей пожал плечами. – Несколько часов смогу продержаться на поверхности… А что такое?

– Так… Ясно. Да нет, пока ничего. Извини.

Он начал пробираться к выходу. Сергей задумчиво смотрел ему вслед. Потом махнул рукой, сел и раскрыл книгу.

* * * * * *

Сергей вынырнул на поверхность и лег на спину, слегка пошевеливая руками и сотворив блаженное выражение на лице. На влажном своде подземной пещеры тускло отсвечивали отблески слабеньких лампочек. Вообще-то вода была слишком холодной для настоящего удовольствия, но он не мог удержаться от пижонства.

– Хватит! Греби сюда.

Он перевернулся на живот и, отплевываясь и отфыркиваясь, плавно подплыл к ступеням. Доктор надел очки и раздвинул его веко, пытаясь что-то там выискать в глазах. Листок с двумя помощниками терпеливо ждали.

– Вообще-то, я слышал про такое, – маленький врач наконец закончил, снял и аккуратно сложил очки, потом упер в Сергея задумчивый взгляд. – Не помню, как это правильно называется. Нарушение баланса, связанного с инстинктом самосохранения. Отсутствие в психике естественной осторожности…

– Сказал бы я вам, у кого что отсутствует, – Сергей привычно запрыгал на одной ноге, вытряхивая из ушей воду. – Вы закончили, можно одеваться?

– Можно, – Листок подошел ближе. – Теперь все можно…

– Это очень хорошо, – Сергей вытерся и опять запрыгал на ноге, на этот раз пытаясь всунуть ногу в штанину. – Потому что я хочу наконец узнать – какого перца вам все это нужно? Мое плавание.

– Не надо, – сказал доктор, глядя на Листка.

– Надо, – ответил ему Листок. – Это, возможно, наш единственный шанс…

– Не надо, – врач повысил голос. – Он для нас слишком дорог.

– Да, – нахмурился Листок и глянул на Сергея: – Но может быть еще дороже…

– Да что тут происходит! – не выдержал Сергей. – Ау! Кто-нибудь хочет объяснить?

– Не надо! – почти крикнул доктор, по-прежнему глядя на «старшего крота». – Неужели ты не понимаешь? Мы все виноваты перед ним, перед всеми ними! Мы не имеем никакого права!

– Да, – тихо ответил Листок, по-прежнему глядя на Сергея. – Поэтому он будет решать сам.

– Закончили? – Сергей уже оделся и удивленно переводил взгляд с одного на другого. – Тогда, может, приступим? К пояснениям…

– Подойди сюда, Сергей, – Листок посмотрел на доктора и направился к своим помощникам. Те под лампочкой уже расстелили какую-то схему.

– Не делай этого, – совсем тихо сказал маленький врач, глядя им в спины. Потом отвернулся и начал смотреть на воду. Его подбородок мелко подрагивал…

– Что это? – Сергей остановился у схемы. Листок с помощниками присели рядом на корточки.

– Это схема, – «старший крот» внимательно смотрел на Сергея. – Схема водозаборной системы этого края…

– Ого! – Сергей тоже опустился на корточки. – Целого края?

– Да. Вот это, – Листок провел пальцем вдоль одной из линий. – Центральный канал. Основной канал… Видишь? Он упирается прямо в Домм…

Через десять минут он понял все. Или почти все…

Никто сейчас ничего толком не знал. Огромная страна была раздроблена, и никто из жителей ветшающего города не знал – что происходит в другом городе. И существуют ли они вообще – другие города. И что теперь вообще – происходит в стране. Да и, по большому счету, не хотели знать…

Но кое-что знали «кроты». Кое-что сохранили «кроты». Кроме архивов. Например – хоть слабую, но хоть какую-то связь между собой. Хоть ненадежное и хрупкое, но хоть какое-то сообщение между своими отдельными городами… Они существовали во многих местах, эти небольшие очаги «несогласных с существующим строем». Где – как и здесь, в подземной коллекторной системе, где – в карьерах и катакомбах, где – в обычном городском подполье. Империя погибла, но еще продолжала дышать…

И они знали главное. Они помнили первопричину. И они не только хранили знания…

Фабрика Домма продолжала действовать. Продолжала работать вся чудовищная схема репродуктивного воспроизводства. Воспроизводства нежити. Продолжало работать то, отчего развалилась огромная страна. Отчего время повернуло вспять, и на земле, все ускоряясь, наступал хаос. Отчего небо вспухало над головами тяжелыми облаками и люди не хотели знать других людей…

Фабрика Королевской Академии Домма. Самое охраняемое место в бывшей империи. Центр власти и силы. Центр ненависти.

Туда невозможно попасть. Разве только, если уметь ходить сквозь стены. Или через канал, если не бояться воды…

– Разве это возможно? – даже удивился Сергей. – Ведь наверняка существуют какие-то ограждения, перепады, решетки, отстойники…

Существует, все существует. Но у них есть схема. И места проходов. И уверенность – что оттуда никто не ждет.

– И что я смогу там сделать один? Вы хоть представляете, сколько необходимо вашей взрывчатки? Тонны…

Совсем необязательно. Необходимо повредить только генератор охраны и центральную водонасосную станцию, чтобы из нижних коллекторов ушла вода. Остальное сделают другие. И они уже давно смогли усилить динамит…

Сергей выпрямился и посмотрел на воду. На поверхности весело дробились отсветы маленьких лампочек…

Это билет в один конец. Даже не надо пояснять, чтобы увидеть – назад уже не выбраться. Если только чудо…

– И еще… – Листок почему-то наклонил голову, не желая поднимать глаза. – Если ты оттуда выберешься… То мы покажем тебе дорогу на Шеол.

– Что? – Сергей удивленно развернулся. – Еще раз…

– Ну, – Листок по-прежнему не поднимал головы. – Я имею ввиду – старую дорогу. По которой когда-то ходили торговые караваны. Там сейчас, конечно, все неизвестно… Но это единственный путь. Как хочешь…

– Это подло, – сказал доктор, с презрением глядя на Листка. – Это подло, слышишь? Не ожидал такого от тебя…

– Зачем вы так, – устало сказал Сергей. – Зачем выдвигать условия? Я и так согласен… Но за обещание – спасибо.

– Скажи ему все, – мрачно сказал доктор. – Скажи ему все, Листок. Он имеет право знать.

Листок молчал. Сергей вздохнул и опять посмотрел на воду:

– Знаете… Я уже не хочу ничего знать. Мне достаточно. Я согласен. Дайте только выспаться…

– Сергей… – Листок наконец поднял глаза. – Доктор прав, ты должен знать. Это империя направила Рох на Шеол.

– Что? – Сергей не сразу понял, о чем речь.

– Морг Ронне, в отличие от других ученых, верил Геварусу, – мрачно пояснил сбоку доктор. – И когда тот предсказал, что империю спасет Шеол, то… Рох в Шеоле появился целенаправленно, Сергей. Чтобы погубить раз и навсегда. Ты никому ничего не должен, мой мальчик, ты совсем не обязан туда идти.

– Понятно, – спокойно сказал Сергей. – Что я могу сказать? Распрямитесь и вздохните. Хватит взваливать на себя груз преступлений ваших далеких предков. Я уже сказал. Я пойду. Тем более, если они виноваты во всем…

Глава 7

– Не понял. Еще раз…

Король Ангурд медленно поднялся из-за стола, не сводя с Глуска напряженного взгляда. Глуск слегка поежился – все знали непростой характер короля Ассаны…

– Ваша дочь теперь в полном вашем распоряжении, Ваше величество. Она больше не… гм. Не благоволит к пропавшему… вернее, к погибшему воину-рохеру. Она больше не испытывает к нему никаких чувств, и прошлое, скорее всего, кажется ей дурным сном. Она… – он запнулся – король обошел вокруг стола и остановился напротив него. – Она… Она как и прежде… Ваша преданная дочь.

– А к кому она теперь испытывает чувства? – нахмуренные брови короля заставили по спине Глуска пробежаться неприятному холодку.

– Ну… – он опять поежился. – Она еще молода, красива… Все впереди, Ваше величество…

– Может, к маркизу Ар-Розу?

– Что вы, Ваше величество… – он попробовал изобразить на лице улыбку – улыбка получилась довольно жалкой. – Господин маркиз никогда… Никогда не…

– Что вы с ней сделали? – голос короля Ангурда совсем не понравился Глуску. – Что? С чего вдруг такие перемены?

– Ну… – он сделал шаг назад. Маленький такой шаг, совсем незаметный. – Немножечко магии, Ваше величество, совсем чуточку… «Региматус», вы, наверное, слышали… И ваша Эния теперь как новенькая… И никакие рохеры больше не мешают…

– Региматус? Магия? – король даже опешил. – Моя дочь теперь что, заколдована?

– Зачем же так, Ваше величество… – он сделал еще один шаг назад. – Зачем же – заколодована… Она излечена. Ее сердце теперь в полном порядке… так сказать, здравии… спокойствии… Это просто доказательство лояльности господина маркиза…

– Спокойствии? Лояльности? – король удивленно смотрел на Глуска. – Это кто же так решил… что имеет право вмешиваться в разум моей дочери? Это кто же решил, что мне это может понравиться? Это кто же… Хотя, чего это я, понятно – кто… – король остановился и перевел дух. Глуск вытер со лба пот и сделал еще маленький шаг назад. Взгляд повелителя Ассаны резко потяжелел. – Пошел ВОН!!! – Глуск метнулся к двери. – Стоять!!! – старик замер, и судорожно сглотнул. – Передай маркизу, – в голосе короля появилось презрение, – что ему последний раз удалось выкрутиться на суде двенадцати королей… В следующий раз я осажу Аш-Тар. Все, теперь – ПРОЧЬ! И чтобы больше ноги здесь не было!

Дверь королевского кабинета захлопнулась, одновременно с последними словами…

* * * * * *

Из-за окна донесся быстрый топот и, тут же, недовольное ржание резко осаживаемой лошади – старый Габ поднялся и отдернул занавеску:

– Кого там еще принесла нелегкая…

– Может, Эхарт? – Милия приподняла белое, как мел, лицо на подушке.

– Да рановато еще, – отец поморщился, пытаясь рассмотреть лошадь – всадник уже успел забежать в гостиницу. – Шаридан не за соседним двором…

На лестнице раздался грохот, кто-то успел споткнуться – оба повернули головы и переглянулись. Потом дверь со стуком распахнулась и в комнату влетел светлоглазый Эхарт:

– Есть!

– Давай, – Габ принял в руки маленький пузырек и тут же подлетел к столу. – Ну ты даешь, парень… Тебя, наверное, волк за задницу укусил?

– Батя… – пытался укоризненно протянуть бывший капрал, но не выдержал и улыбнулся, и сразу наклонился к Милии: – ну как ты, держишься?

– Да нормально, – девушка тоже улыбнулась в ответ, правда улыбка на худом и бледном лице выглядела кисловатой. – Зря вы все так беспокоитесь…

– Поверили? – Габ, прищурив один глаз, отмеривал капельки на ложку. – Не требовали закладную?

Эхарт обернулся от девушки:

– Вам еще верят в городе. Многие.

– Ненадолго, – тяжело вздохнул старый отец. – Пока не кончится и эта…

Бывший стражник посерьезнел:

– Ее хватит на месяц-полтора, не больше. Отец…

Габ с ложечкой подошел к дочери, нахмурившись – Эхарт наклонился и помог приподнять ей голову:

– Давай, Милек, ну пожалуйста…

Девушка глотнула, чуть сморщилась и устало откинулась назад. Старый отец поправил под головой подушку:

– Поспи. Лучше всего – поспать…

– Отец… – опять протянул Эхарт, глядя на старика.

– Ну? – Габ ласково провел ладонью по ее волосам, откидывая в сторону непослушную прядь, потом разогнулся и, нахмурившись, начал разглядывать на просвет пузырек.

– Я говорю – месяц-полтора, не больше, – повторил бывший стражник. – Нам вряд ли еще дадут в долг.

– Я знаю.

– Тогда, может, отбросим скромность в сторону? Сейчас не время!

– О чем ты?

– Все о том же. О чем говорил в прошлый раз!

– Успокойся, – попросила от подушки Милия. – Что ты еще надумал, Эхарт?

Старик молчал, крепко сжимая в руке пузырек.

– Отец! – капрал требовательно смотрел на него. – Если не поедете вы, то поеду я. Я уже все решил. Мое слово, конечно, не такое, как ваше, но… Если вы не можете перешагнуть через свою гордость, то мне…

– Куда ты еще поедешь?

– Вы же прекрасно знаете – куда.

– Куда?

– К принцессе Энии.

– Ух ты! Какой молодец!

– Я убежден, она не откажет в помощи! Мы же помогли ей тогда…

– Очень прошу вас, – с усилием приподняла голову девушка, с тревогой переводя взгляд с одного на другого. – Прекратите! Так нельзя.

– Да какая сейчас может быть гордость, – старый Габ поставил пузырек на стол и тяжело повернулся – в глазах всплыла тоскливая горечь. – Да был я уже у нее… Когда прошлый раз ездил в Ангору, – он вздохнул и отвернулся в сторону. – Она не приняла меня. Даже не захотела выслушать. Меня «ласково попросили» из дворца.

В комнате повисла тяжелая пауза. Милия уронила голову на подушку и закрыла глаза. Эхарт некоторое время остолбенело смотрел на старика, потом опустился на стул и уставился в пол. Отец испуганно глянул на дочь, потом быстро наклонился:

– Девочка, радость моя, мы все придумаем, не бери в голову, хорошо? Эхарт! – он обернулся к зятю, тот поднял лицо. – Все. Завтра опять поедешь в Шаридан. Готовь закладную на гостиницу…

Девушка чуть слышно что-то прошептала.

Что? – отец опять нагнулся. – Что, радость моя?

– Если бы, – Милия открыла глаза. – Здесь только был брат…

Старик и бывший стражник одновременно вздохнули…

* * * * * *

Сергей вынырнул на поверхность и скинул повязку – она только мешала дышать, совершенно не предохраняя от затхлости и вони. Вокруг нарастал шум от падающей воды, впереди вырисовывалось светлое окно – приближался отстойник. Как здесь, будет решетка или нет? Он повертел головой по сторонам, выискивая в полутьме какую-нибудь зацепку, потом взмахнул руками – вдоль каменной трубы тянулся узкий бордюр. Противно пискнули прыснувшие по сторонам здоровенные крысы…

Сергей зацепился за скользкий, сплошь покрытый плесенью выступ и подтянул мешок. Потом вытащил схему, в специальном водонепроницаемом пакете, и включил фонарик. Так-так-так… Тьфу ты, пакость, опять крысы – он махнул рукой, отгоняя уж слишком назойливых. И опять сосредоточился на схеме… Так и есть, кажется – все. Кажется, конец. Кажется, он уже в Домме, это центральный отстойник Доммской водозаборной системы. Он задумчиво сощурился вперед, на круг света впереди, подчеркнутый шумом воды – что же ты мне скажешь, исчадие ада?

Потом оттолкнулся от бордюра и плавно рассек воду… Я должен был прийти. Я должен был оказаться здесь. Ни Листок, ни доктор даже и не предполагают – что у него, в сущности, и не было выбора. Он и не мог отказать. Потому что…

Потому что стало понятно – почему он оказался в Империи, а не в Шеоле. Потому что, стало понятно – где находится, и в чем заключается, – корень зла. В людях, как это не обидно. Как и говорил ему брат. И потому что – кто-то должен был выполнить эту работу…

Небо опять предлагало ему выбор. И показало другой, человеческий круг познания сущности Роха.

Решетки не было, и через минуту он оказался в широком колодце, с несколькими трубами-выходами – вокруг бурлила и клокотала вода. Мельком глянул по сторонам и, не теряя времени, заработал руками – течение могло затянуть к фильтрам. Потом ухватился за решетчатое перекрытие боковой трубы и полез вверх. Еще через несколько минут перевалился через парапет технического балкона и перевел дух…

Так. Что теперь? Сергей отдыхал некоторое время, потом опять вытащил фонарик и схему. Так. Выше должно быть ответвление… Он поднялся и осмотрелся – рядом, к следующему балкону, начинала крутиться лестница.

Ступеньки жалобно скрипнули под ногами – елки-елки. Так можно и загреметь вниз… Сколько же лет всему этому? Надеюсь, не триста…

Ржавые ступеньки выдержали. На третьем ярусе Сергей опять сверился со схемой и остановился возле второй двери – толстой, железной, с замысловатым замком. Дверь, как это ни странно, поддалась – только пронзительно взвизгнули давно отвыкшие от такого обращения петли. Все-таки эти места еще посещались…

Через полчаса он услышал гул работающих насосов и утроил осторожность – здесь можно было нарваться на кого-нибудь из обслуживающего персонала. Хмуро смерил взглядом, оценивая, огромные лязгающие машины, и спустился к шлюзовому колодцу. Распаковал плотно запечатанный мешок и оглянулся, определяя направление ударной волны. Потом приладил взрывчатку и завел часы – большие, специально собранные подземными умельцами для этого случая. Распрямился и вздохнул, сверяясь со своими часами – теперь оставалось самое трудное. Самое непредсказуемое. Не до конца просчитанное, с минимумом информации, и грозящее возможными неожиданностями. И последствиями этих неожиданностей. Генератор охраны…

Следующие полчаса он искал нужный сточный канал, потом долго брел по колено в грязной воде, цыкая на наглых крыс и подсвечивая фонариком ответвления наверх. Потом проверил свой карабин и магазины и, так и не найдя места посуше, и отчаянно ругаясь про себя, – переоделся в сухую одежду, – прямо повиснув на ржавых поручнях лестницы. Длинный черный плащ и форма должны были хоть немного притупить внимание местной охраны…

Наверху сначала долго осматривал двор через выставленное зеркальце («Джеймс Бонд, елки-палки…»), потом, крякнув от натуги, сдвинул в сторону тяжелую решетку и высунул голову. Так… Длинный приземистый дом слева – крыша блестела отраженным светом, справа – деревья, много деревьев, – за ними выглядывает стена высоченной белой стены. С других сторон обзор закрыт – прямо над головой накрывала тенью стена какого-то здания.

Он осторожно огляделся – пока тихо, кажется… Нет, не тихо – Сергей быстро пригнулся, – дверь домика слева хлопнула, и оттуда, оправляясь на ходу, выскочило двое мужчин в темной форме и, о чем-то переговариваясь – замелькали среди деревьев справа. Он подождал, пока они не пропали из виду, потом единым махом выпрыгнул наверх и разогнулся – времени оставалось совсем немного, нужного не высидишь, все равно необходимо переходить к действиям. Домик похож на специализированное помещение охраны – пока все, вроде, верно. Он быстро окинул взглядом здание над головой – большое, в несколько этажей, с лепными украшениями, отсюда взглядом сразу и не охватишь… Может, та самая Академия? Вход, наверное, с другой стороны. Ладно…

Он изобразил на лице озабоченный вид и торопливо – здесь, по-видимому, все торопились, – направился к домику с блестевшей крышей…

– Родер!

Сергей вздрогнул и замер, чувствуя, как в груди что-то упало…

– Ты что, глухой? Подойди сюда!

Он медленно, очень медленно повернулся – между лопаток скатилась маленькая капелька пота. От угла здания к нему шла женщина, тоже в темной форме, и со стопкой каких-то бумаг в левой руке. Он сделал шаг навстречу, с трудом переставляя ватные ноги…

– Ты что, может, пьяный?

– Простите… – хрипло сказал Сергей, с натугой заставляя работать непослушный язык. – Никак нет.

– Передай это лейтенанту Веснику… – она поправила на носу строгие очки и наклонила голову, отбирая из стопки листков нужные. – Это список позывных по Д-связи, на сегодняшнюю ночь… Он просил.

– Слушаюсь… – он взял во вспотевшую руку листки. – Хорошо…

Женщина хмыкнула, и также быстро пошла обратно, бормоча что-то вроде: «Тоже мне, родеры – отбирают, наверное, при проверке на тупость…», и продолжая озабоченно распределять бумаги в руках. Сергей глубоко вздохнул – раз, потом другой. Потом окинул взглядом деревья – вроде никого, и повернулся обратно к домику…

На крыльце, небрежно облокотившись о перила, на него смотрел охранник в форме лейтенанта.

«Да пошли вы все… – внутри прорвалась плотина разумной осторожности, на нервное напряжение с женщиной ушли все силы – ему стало чуть ли не наплевать. – Будь что будет, сколько еще можно…» Он глупо улыбнулся и направился прямо к крыльцу. Среди деревьев весело чирикнула какая-то птица. Лейтенант выпрямился.

– Простите, это кажется, вам, – Сергей сунул ему в руку листки и взялся за ручку двери. – Сэр…

– Что? – тот от неожиданности опешил. – Кто? Ты кто…

– Никто, – Сергей шагнул внутрь и быстро закрыл за собой дверь, успев окинуть взглядом пустой коридор с дверьми по бокам. – Дед Пихто…

Он сразу развернулся и резко выхватил из-под полы карабин – ему не пришлось долго ждать. Дверь практически сразу распахнулась и за ним следом влетел лейтенант, с красным перекошенным лицом: «Ты кто такой, триста ведьм тебя…» – и, сразу получив прикладом в лицо, отлетел обратно на дверь. «Извини, серьезный мой», – Сергей добавил ногой и, унимая неприятные ощущения в груди, плашмя опустил приклад на затылок. Лейтенант вздрогнул и замер – через ухо с затылка потекла тоненькая струйка крови. «Холера, надеюсь не убил…» – Сергей вздохнул и, оглянувшись назад, вытер со лба пот. Лучше не лезьте на меня, ребята, здесь моя реакция на порядок выше вашей… Услышал кто?

Услышали. Дверь слева распахнулась: «Какого черта…», и в коридор выглянуло толстое недовольное лицо. И, увидев Сергея с карабином в руке и распластанного лейтенанта – мгновенно спряталось обратно, громко лязгнув провернувшимся замком. Вот чума…

Сергей бросился вперед и навалился – дверь не поддавалась. Холера! Вот и конец маскировке. Он сделал шаг назад и передернул затвор карабина, и с двух выстрелов разнес замок в щепки. Потом выбил ногой дверь:

– Все на пол!

Толстое лицо торопливо хлопало по клавише аппарата с трубкой, похожего на телефонный – Сергей опять передернул затвор. Аппарат разлетелся на кусочки, одновременно подняв в воздух кипу каких-то бумаг на столе. Толстое лицо сразу повалилось на пол, продолжая зачем-то прижимать к уху оторванную трубку… В комнате больше никого не было.

Сергей сделал шаг назад, выглянул в коридор и замер, продолжая сжимать в руке карабин. Секунда, вторая, третья… Остальные две двери молчали – в воздухе повисла тишина и острый запах пороха. Он подождал еще немного и развернулся к толстому:

– Кто еще в здании?

– Улеча и Туш пошли за обедом, – тот говорил торопливо и жалобно, странно перекосив белое, как мел, лицо. – Лейтенант… Здесь только дежурная смена, никого не должно…

– Не шевелись.

Сергей вернулся к лейтенанту и приволок тяжелое тело в комнату. Затем присел на корточки возле толстого:

– Ты ведь умный парень, правда?

Тот икнул и мелко затряс головой.

– Тогда отпусти трубку, чего держать, – он вытащил обрывок из непослушных пальцев и откинул в сторону. – Что в остальных комнатах?

Толстый опять икнул, не отрывая от Сергея белое лицо:

– Аппаратура…

– Генератор?

– Р-реле, шаговый и-искатель, магниты… Д-связь…

– А генератор?

– Какой генератор?

Сергей поднялся с корточек и сжал зубы, внимательно смотря на него. Потом вышел из комнаты, пересек коридор и открыл ближайшую дверь. Столы вдоль стены, заставленные коробками-пультами, с множеством гнезд и штырей – сверху перемигивались огоньками лампочки. Потом сделал два шага по коридору и открыл следующую – высокие шкафы-стеллажи с оборудованием и пучками проводов, в уши ударил гул – комната вибрировала от напряжения. Так… Он почувствовал поднимающуюся панику – это не аппаратура охраны, это же АТС какое-то…

Он вернулся к лежащему толстяку:

– Что у вас здесь?

– Станция Д-связи, – тот вытер рот рукой и опять икнул. – По всему побережью…

– А где генератор охраны?

– Какой генератор охраны?

Так. Сергей стволом карабина приподнял его подбородок и, передернув затвор, нагнулся к самому лицу:

– Я похож на шутника, да? Раз, два…

Тот отпрянул назад и стал, казалось, еще белее:

– Что вы, не надо, я скажу, только скажите – что… Какой генератор – их много, генераторов, какой вам нужен? Я объясню, что знаю…

Что? Много? Паника начала подниматься еще выше – он нахмурился:

– Тогда – центральный. Откуда управление остальными. Быстрей.

– Центральный рядом, в здании Арбитража, в подвале, – толстяк торопился и, казалось, проглатывал половину слов. – Только он не управляет остальными, они автономные, каждый сам по себе…

Что? В голове, казалось, что-то щелкнуло – Сергей разогнул спину и уставился в окно. За окном шелестели листвой деревья… Автономные, черт. Это что, конец? Елочки зеленые! Он же говорит правду, это видно… Да и ежу понятно – вряд ли охрана Центрального Домма покоилась на одном генераторе, они же не дураки, обязательно должны быть дублирующие системы! Как же наши смогут, они же ждут, готовые… Он опять посмотрел на пленного:

– Где в подвале? Конкретней.

– Сразу за лестницей, слева по коридору, там видно, там двери такие с окошком…

Так, ладно… Он вздохнул. Я не буду думать и размышлять – что делать. Я не буду стонать и паниковать – сейчас на это просто нет времени. Я сделаю то, что должен был сделать. Я выведу из строя этот, центральный – наверняка к нему меня и направляли. Только напутали маленько, с домами… Там и посмотрю – правда это, или нет. Наши ведь ждут. Что же теперь будет? Елочки вы, елочки. Шлюз рванет, и они пойдут… Прямо на огонь пулеметов. Он глянул на часы, потом поднялся с колен, перехватывая карабин:

– А что означает Арбитраж? Судьи?

– Да, – связист добросовестно закивал головой. – Их называют Властителями… И четвертая секция Возрождения – они лично контролируют четвертую стадию…

– А где вход в здание?

– Сразу за углом…

– Ясно, – он кивнул головой в окно. – Это твой Улеча вернулся?

Тот послушно обернулся к окну – Сергей немедленно треснул приготовленным прикладом по затылку. Толстяк дернулся и ткнулся носом в пол. Сергей нагнулся, прислушиваясь – не притворяется ли? Следовало еще бы раз, для надежности… Но бить по неподвижной голове просто не поднималась рука. Он выпрямился и быстрым шагом направился к выходу. Будь что будет…

На улице незаметно оглянулся – никого. Центральный Домм явно не отличался количеством обслуживающего персонала. Как, в общем-то, и вся страна…

Он торопливо прошел по дорожке и завернул за угол большого здания напротив. Связист не соврал – недалеко виднелись ступени широкого крыльца и высокие двери. И двое караульных по бокам, в парадной форме с галунами, и с длинными ружьями у ног…

Время, казалось, замедлило свой бег, давая возможность не только собраться с мыслями для анализа. Но и осознать опасность. И, вместе с тем, – опять подкрасться панике…

Дверь хлопнула – вниз по ступенькам сбежал какой-то офицер, на ходу козырнув караульным и, ни на кого не глядя, торопливо заспешил по дорожке вдоль здания. Стражники слегка выпрямили ноги – больше для видимости. Фух…

Сергей слегка перевел дух. Судьба чуть помогала. Он ускорил шаги и торопливо взбежал по лестнице, также на ходу козырнув караульным – те даже не повернули головы. И, с усилием распахнув тяжелую дверь, быстро шагнул внутрь. Внутри приостановился и, сделав вид, что что-то ищет в карманах – незаметно огляделся…

Просторный холл, коридоры налево и направо, фикусы и лимоны в кадках у стен, напротив дверей – широкая лестница на следующий этаж. И подозрительный взгляд охранника-вахтера слева в конторке.

Сергей кивнул вахтеру и решительно направился к лестнице, в данный момент главное – уверенность. Интуиция не подвела – ступеньки не только поднимались наверх, но и спускались вниз. В подвал. Навстречу поднимался грузный пожилой офицер – по нему скользнул хмурый озабоченный взгляд. Сергей козырнул, пробегая мимо – тот машинально ответил тем же. Но, почему-то, обернулся и посмотрел вслед… Он незаметно пробежался рукой по складкам плаща – может, карабин выделяется? Потом вздохнул и опять перевел дух. Елки, курить-то как хочется. Так, почти пришли…

Широкий пустой коридор разбегается влево и вправо, почти без дверей и каких либо украшений – стены выкрашены в унылый коричневый цвет. Подожди, вот сейчас тебе дадут прикурить, курильщик хренов. Не покажется мало…

Он повернул налево. Только бы успеть. Успеть разобраться с этим генератором, пока кто-нибудь не нашел охранников в Д-связи, или они не очнулись… Елки, как же наши все не просчитали. Да и как тут просчитаешь, у них же почти никакой информации. Да и, такое впечатление, что вся эта обстановка вокруг больше сродни Сергею, чем им… Вот, черт.

В конце коридора открылась дверь и оттуда показались двое в форме – сделали несколько шагов и остановились, о чем-то оживленно разговаривая между собой. Как раз напротив приметной железной двери с окошком. Елки-палки…

– Родер!

Опять глухо рвануло внутри. Он медленно, очень медленно обернулся – сзади от ступеней на него смотрел давешний пожилой офицер.

– Мне долго ждать?

Сергей двинулся навстречу, пытаясь на ходу хоть что-нибудь сообразить. Грузный военный повернулся к лестнице, небрежно бросив через плечо:

– Пойдем со мной.

– Простите, господин… – Сергей перехватил взглядом вычурные погоны – погоны были какие-то непонятные, – полковник, я… мне необходимо срочно…

– Господин прокурор-полковник! – неожиданно рявкнул грузный офицер. – Господин империи прокурор-полковник, солдат! Повторить!

– Господин империи прокурор-полковник! – Сергей вытянулся и выпучил глаза, мельком глянув на двоих в конце коридора – те откровенно ухмылялись. – Господин империи прокурор-полковник!

– Разбаловались… – недовольно буркнул тот и повернулся к лестнице. – Со мной, я сказал. Обнаглели совсем, управы на вас нет…

Сергей начал подниматься следом, кляня все на свете и лихорадочно просчитывая варианты. Заподозрили что?

Они миновали просторный холл – он уловил насмешливый взгляд вахтера, два пролета и двинулись по коридору второго этажа. Навстречу иногда попадались люди, в основном военные в форме – венные козыряли полковнику. У одного из кабинетов пожилой прокурор остановился и открыл дверь:

– Заходи…

Сергей шагнул внутрь и вздрогнул – за столом подняла голову «знакомая» с улицы в строгих очках. Так… Вот чума. Полковник прошел к столу, снял трубку и стал яростно стучать по клавише вызова – женщина смерила его удивленным взглядом, потом перевела взгляд на Сергея:

– А, родер… Отдал позывные Веснику?

– Так точно… Госпожа, э… – «елки, поди разберись в этих погонах…», – лейтенант.

Она хмыкнула и опять склонилась к столу.

– …Жмых, Рогожа, жмых, – полковник куда-то дозвонился и теперь ревел в телефон, округлив от натуги глаза. – Я говорю: жмых, капитан… Теперь – все. Запомнил? И второе… Сейчас к тебе прибежит человечек, родер. Притащите «базу» к ангару вместе с ним. Понял? Родер, я говорю – ро-дер! Теперь понял? Да, вместе с ним. Все, давай, жди.

Он с грохотом положил трубку на рычаг и глубоко выдохнул, потом посмотрел на Сергея:

– Значит так, родер…

Сергей опять выкатил от усердия глаза – сердце в груди стучало, как паровой котел: пока еще все в порядке, они не догадались, не все потеряно…

– …бегом к зданию Управления, – продолжал полковник. – К камере запасного арсенала. Знаешь камеру запасного арсенала? – Сергей добросовестно закивал головой. – Найдешь капитана Рогожу. Все, остальное слышал. Повтори.

– Бегом к зданию Управления, – усердно затараторил Сергей, – найти капитана Рогожу, в камере запасного арсенала, вместе с ним принести «базу» к ангару.

– Правильно, – полковник отвернулся и опять взял телефонную трубку. – Я скажу твоему начальству, что задержал.

Опять на весь кабинет застучала клавиша вызова – женщина в очках откровенно вздохнула. Сергей почувствовал, как начинает подрагивать правое колено. Сейчас что-то будет. Как только дозвонится. Нервный выдался сегодня денек, однако. Он придвинул руку поближе к карабину…

– Что это у нас сегодня с Д-связью? – обернулся полковник и удивленно вытаращил глаза. – Ты что, еще здесь? Бего-ом!!!

Дверь за Сергеем захлопнулась раньше, чем стихли звуки его голоса.

В коридоре он остановился и отдышался. Потом огляделся – успев вздернуть руку проходившему мимо офицеру. Все, вроде, спокойно… Он торопливо направился к лестнице. Коромыслом по горбу – что они все к нему цепляются? Или здесь, как и в его родном мире – в больших штабах не хватает простых солдат?

В подвальном коридоре было пусто – двое болтливых в форме уже ушли. Он остановился у железной двери с окошком и перевел дух. Фух ты, королевство тридевятое, земли заморские… Здравствуй, дверка с окошком. Трудно же до тебя добраться, дорогая. Но зайти – за, наверное, еще трудней…

Он поправил под плащом карабин, потом поднял руку и постучал – по коридору разлетелось отраженное эхо. Некоторое время прислушивался, взволнованно оглядывая пустой коридор, пока, наконец, из-за железа не донесся стук внутренней двери и приглушенный недовольный голос:

– Кто это там?

– Связь, – тут же ответил Сергей. – Проверка связи!

– Кто-кто?

– Дед Пихто, ядрена карамель, глухой что ли? – с армейцами он чувствовал себя в своей тарелке. – По приказу господина прокурор-полковника! У вас как, с Д-связью все в порядке?

– Да вроде бы… – ответил неуверенный голос. – Бумпаг его знает, мы никуда и не звоним…

– А ты возьми и попробуй, – ехидно предложил Сергей. Он интуитивно чувствовал ментальную схожесть миров. И в его мире, как правило – именно большие штабы отличались большим «развалом» и отсутствием дисциплины. – А когда полетит, тогда и побежишь задницу оголять! Мне еще долго стоять? В следующий раз заставлю целый день дожидаться…

За дверью послышался звук клацнувшей щеколды, и в окошке показалось недовольное лицо:

– Чего шумишь? Тебе что, аппарат принести, что ли?

– Аппарат знаешь, куда можешь засунуть? – мрачно посоветовал ему Сергей – в груди отдалось: хорошо, что вышел не офицер. – Мне линию прозвонить надо…

– А допуск есть?

– Конечно, тебе какой – розовый или белый? – еще больше помрачнел Сергей. – Сейчас я на полдня уйду скакать по кабинетам, чтобы допуск выписать – из-за одной только твоей комнатки, специально для тебя! А ты потом лично расскажешь прокурор-полковнику – почему во всей Академии целых полдня Д-связь не работала! Знаешь, сколько мне кабинетов еще проверять? Своих в лицо давно должен знать, допуск ему подавай…

– Да ладно тебе, тоже разошелся, – тот обернулся куда-то назад: – Господин лейтенант! Тут Д-связь наша доблестная, линию проверяют…

Сергей чертыхнулся и внутренне подобрался… Когда вдруг, совершенно неожиданно, в коридоре все загудело и заверещало, а потом все перекрыл, постепенно набирая высоту по нарастающей – пронзительный и будоражащий, и, наверное, схожий во всех мирах, – сигнал тревоги…

– Что это? – охранник побледнел и выглянул в окошко, стрельнув глазами в конец коридора. – Что-то случилось? Это же тревога, что-то такое…

Сергей с размаху саданул его прикладом в лицо, снизу, прямо в окошко – солдат резко откинул голову и отлетел на противоположную стену. Вот холера, как же не вовремя… Он сунул голову и руку в окошко и нащупал рычаг запора – благо, замок оказался без сложностей. Потом шагнул внутрь и тщательно закрыл за собой дверь, вместе с окошком, опять на запор. Затем опустился на корточки возле охранника и положил пальцы на шею – пульс не прощупывался. Ладно, извини друг, если вдруг что. Я не хотел… Затем выпрямился, перехватил на изготовку в руке карабин, открыл вторую дверь и снова шагнул…

– Что там стряслось? – лейтенант сидел к нему спиной, за большим столом-пультом у дальней стены. – Кто приходил? И это, часом, не тревога гудит в коридоре?

На пульте было множество кнопок и тумблеров, разных лампочек и шкал… Слева у стены на него выставил круглые глаза еще один солдат-охранник – он прекратил жевать и замер за столом, прямо с вилкой в руках.

Сергей передернул затвор – в воздух полетели осколки разбитых приборов на пульте.

– Что за…. – лейтенант резво вскочил и обернулся.

Сергей опять передернул затвор – по стенам рассыпались осколки стекол от приборов с другой стороны. Потом повел стволом влево и поднял в воздух тарелку солдата – солдат подскочил и отпрыгнул назад – во все стороны брызнули остатки какой-то еды. Затем сделал два шага и упер карабин в лицо лейтенанту:

– Где рубильник генератора?

«…Повторяю, на территории А-сектора – вооруженный преступник, – неожиданно хрипнул и ожил громкоговоритель в углу, наполнив комнату властным голосом. – В форме солдата-родера, предположительно – направлялся к аппаратным помещениям охраны. Всем немедленно покинуть здание, на выходе предъявить пропуск для контроля. Группе быстрого реагирования приступить к задержанию…»

– Генератор внизу, – тот быстро взял себя в руки, и даже нагло ухмыльнулся. – Тебе не добраться до него, мразь…

– Мне плевать на твой генератор, – Сергей влепил прикладом – лейтенант отлетел на разбитый пульт сзади, потом сделал шаг и добавил ногой сверху – офицер согнулся и затих. «Бедный карабин, сколько уже выдержал сегодня…» – он обернулся к солдату у стены и опять передернул затвор: – Я спрашиваю, где рубильник?

Тот только икнул и скосил глаза влево – Сергей повернул голову. Рядом с пультом на стене виднелась коробка с довольно приметным рычагом. Он шагнул и рванул рукоятку вниз – в комнате начала стихать вибрация, до этого практически не заметная на общем фоне. Мигнули и погасли последние лампочки, еще оставшиеся «живыми» на разбитом пульте. Потом размахнулся и несколькими ударами снес со стены коробку. Затем обернулся к солдату:

– Тут должен быть другой выход. Живо.

Во входную дверь застучали кулаком: «Есть кто живой?», потом донеслись глухие удары – дверь начали выбивать.

– Ка… Какой выход? – тот опять икнул, скосив глаза на дверь. – Тут не… не…

– Я успею выстрелить, – Сергей поднял карабин и положил палец на спусковой крючок. – Мне плевать. Раз, два…

Солдат открыл и закрыл рот – Сергей наклонил голову и сощурил левый глаз:

– Три…

– Здесь есть только камера генератора, только там не выход, – тот наконец решился и бросился к тамбуру – Сергей за ним. Железная входная дверь вздрагивала от ударов – с потолка осыпалась побелка. – Там просто…

Он нагнулся к квадратному люку в полу и откинул крышку – вниз спускалась крепленая лестница. Входная дверь опять вздрогнула от удара – со стены упал пласт штукатурки…

– Вниз, – Сергей повел стволом карабина. – Быстро.

Тот не споря скользнул вниз – первая уступка порождает все последующие. Сергей нырнул следом, успев захлопнуть над собой железную крышку. Повис на лестнице и осмотрелся…

Небольшая квадратная комнатка: в центре, на специальном постаменте, располагался солидный по размерам генератор – ротор еще медленно вращался, постепенно замедляя ход… Какую энергию он, интересно, преобразует? Никаких дверей, только небольшое окошко под потолкам, забранное решеткой на замке.

Сергей спрыгнул с лестницы и задрал голову к окошку:

– Куда оно выходит?

– Там технический коридор, кажется, – солдат на всякий случай встал с другой стороны, не выпуская из поля зрения карабин. – А что в него еще выходит… Мы не интересовались. Честно.

Сергей оглянулся вокруг и придвинул ногой железный ЗИП-ящик, потом запрыгнул на него и сбил прикладом замок решетки. Затем быстро подтянулся на руках и глянул наружу. Узкий полутемный коридор, отсюда почти ничего не видно…

Над головой раздалсяприглушенный грохот и топанье множества ног – наверху вынесли входную дверь. Он спрыгнул назад, на ящик, и оглянулся – солдат с опаской смотрел на потолок. Сергей перехватил карабин…

– Не надо, – тот уловил движение. – Я же все сделал…

– Отойди дальше к стене и замри. Я не буду стрелять.

– Свяжите меня, – в его голосе послышалась мольба. – Меня же казнят, если узнают…

Сверху ударили несколько раз в потолочный люк, потом железная крышка вместе с щеколдой задрожала и заходила ходуном – пытались открыть с той стороны.

– Ладно… На пол, быстро!

Тот послушно бросился на пол – Сергей придавил коленом и быстро стянул руки его же собственным ремнем, умело перебросив петлю через шею. Потом хлопнул по плечу, глянув на люк: «Береги себя, родной…» и снова вспрыгнул на ящик. Опять подтянулся на руках и, перекинув карабин, протиснулся в окошко и упал вниз. Там поднялся с пола и, потирая ушибленное колено, быстро осмотрелся…

Узенькое пространство маленького коридорчика – сзади виднелась толстая железная дверь, впереди перспектива терялась за поворотом. Наверху, через интервалы – маленькие окна с решетками, похожие на то, через которое он сюда попал…

Сергей кинулся к двери – елки-палки, только бы открылась. Она очень походила на те, которые обычно вели вниз, к коллекторам городской канализации… Дверь не открывалась.

Совсем рядом рвануло – коридорчик полыхнул светом, в воздухе остро запахло порохом и дымом. Видимо, вскрыли люк в генераторной и швырнули гранату. Казнили…

Он бросился в другой конец, за поворот, затравленно поглядывая на окна под потолком. Коридорчик изогнулся подковой и неожиданно закончился точно такой же железной дверью. Которая также не открывалась. Он тяжело вздохнул и обернулся, вытирая со лба пот…

По ушам резанул удар, за поворотом полыхнуло еще ярче, по стенам застучали осколки – теперь гранату швырнули в сам коридор. Он сжал зубы, подпрыгнул и ухватился за ближайшее окошко, и прямо на весу начал выбивать прикладом решетку. Неудобно-то как, холера, но хорошо хоть решетки не вмонтированные, и нет стекол…

Из-за поворота донеслось шуршание и чуть слышный вздох – кто-то начинал протискиваться следом. Сергей спрыгнул вниз, вскинул карабин и выстрелил в направлении поворота – в воздухе тонко пропела рикошетом пуля. Шуршание стихло.

– Еще раз, кретин, – гаркнул в ту сторону. – На этот раз не промажу!

В коридоре повисла пауза. Он снова подпрыгнул и повис, и снова замахал порядком уставшей рукой. Недалеко что-то стукнулось о стенку – раз, другой, потом покатилось… Он обернулся – опять сверкнуло и рвануло, опять застучали осколки, на этот раз гораздо ближе. Воздух чувствительно заволокло дымом. Гранаты уже придумали, идиоты…

Грык! – решетка наверху поддалась и упала внутрь, лязгнув по чему-то железному. Сергей отпустил руку и несколько раз глубоко вздохнул, выравнивая дыхание и разминая уставшие пальцы. Из-за поворота снова донеслось легкое шуршание. Напористые…

Он закинул карабин, подпрыгнул и подтянулся – ноги бестолково шкрябнули по голой стене. Наверху немного отдохнул, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте, и перевалился внутрь – сзади за углом тоже что-то глухо стукнулось о пол…

Внутри поднялся на ноги и, нащупав рукой стену, медленно двинулся вперед. Через пару шагов на что-то грубо напоролся и чертыхнулся – на всю комнату загремели какие-то рассыпавшиеся железки. Он опять чертыхнулся и вспомнил, что у него есть фонарик…

Луч света высветил довольно просторную комнату, с несколькими возвышениями в центре. Генераторов, или каких других агрегатов – не было, на некоторых остались только защитные кожухи. В конце блеснули металлические ступени с ограждением и дверь.

За окошком наверху снова полыхнуло и рвануло – здесь, прямо за стеной. Кто-то продолжал «утюжить» изгибы узкого коридорчика. Сергей перемахнул ступени и нагнулся к замку – круг света выхватил железный запор. Самый обычный, без сложностей. Гранат же набрали, «коммандосы», дали игрушку детям… Он оглянулся на окошко сзади, глубоко вздохнул, потянул щеколду и выглянул наружу…

Ничего особенного. Обычная лестница – каменные ступени упираются в еще одну дверь. Он двинулся вперед – наверху остановился и прислушался, потом приоткрыл дверь и высунул голову…

Да… Это была совсем другая часть здания. Просторный коридор, толстая красная дорожка на витиеватом паркете, у стен – мягкие диваны и кресла, большие фикусы в кадках и белые мраморные статуи в специальных нишах, полированные двери и золотистые ручки… И две спины в странных широких одеяниях – по коридору удалялись двое в длинных красных мантиях. Гордо удалялись, и даже как-то величественно…

Сергей сощурился, задумчиво смотря им вслед – странные какие-то люди. Очень странные… И было в них как будто что-то знакомое. Как будто с чем-то таким, или похожим, он уже встречался раньше… С чем это таким? По сердцу едва ощутимо пробежал холодок. Рох. Рох, елки-палки – это что-то, связанное с Рохом…

Сзади внизу загремели железки – он сжал зубы и обернулся. Да дайте же хоть минуту, елки… Толкнул дверь, выскочил наружу и, оглянувшись по сторонам, замер…

С противоположной стороны коридора быстро приближалась вооруженная группа военных, распахивая и заглядывая во все двери. Его заметили сразу:

– Стоять!!!

Сергей кинулся вправо, на ходу перезаряжая карабин – сзади за ним по паркету затопало множество ног. Громыхнул чей-то выстрел – мраморная голова статуи слева рассыпалась на осколки…

– Не стрелять!

Сбоку открылся еще один коридор – он бросился туда, и рванул первую же попавшуюся навстречу дверь. Какое-то помещение, с кучей стульев у стен – в конце двери еще куда-то. Он проскочил, не останавливаясь, несколько комнат – по сторонам иногда шарахались какие-то люди, но сзади нарастала погоня… Пока не выскочил в просторный зал с колоннами, и с каким-то бассейном посередине. На него резко обернулось несколько человек, вокруг защелкали затворы винтовок – Сергей остановился и глубоко вдохнул, выравнивая тяжелое дыхание. Не из-за винтовок. А потому что обернулись – не люди…

Сзади с грохотом распахнулись двери – в зал ворвалась погоня. И также остановилась, сгрудившись беспорядочной толпой у выхода…

– Кто посмел! – шум перекрыл властный женский голос, морги расступились и вперед выступила высокая фигура в красной мантии. – Назад! Немедленно, сыны плебеевы…

Морги, не отрываясь, смотрели на Сергея – черными жалами царапали глаза множество наставленных стволов. Он вздохнул и осторожно оглянулся вокруг – да, примечательное место… Широкий балкон, опоясывающий зал по периметру, – поддерживали изящные колонны, у воды – полоса зелени и цветов, в воздухе – какой-то непонятный запах… Он скосил взгляд на бассейн в центре. Странная вода, совсем не колышется, внутри – что-то, напоминающее сгустки слизи в киселе… Так, это не вода. Эмбрионы тварей?

– Но госпожа… – неуверенно произнес кто-то из толпы. – Это же «крот», вооруженный…

– Мне повторить? – очень спокойно спросила женщина в мантии и обернулась к Сергею – черные глаза сузились, рассматривая его. Ему показалось, даже с каким-то удовольствием… – Он сам сюда пришел. Я очень рада…

Солдаты одновременно подались назад, створки двойной двери захлопнулись практически одновременно. Сергей вздрогнул и оглянулся.

– Подойди ближе, «крот», – он обернулся, женщина перехватила его взгляд. – Ближе ко мне.

Он сделал шаг. Морги вокруг властительницы не двигались, однако пустые безразличные глаза как будто прилипли к нему.

– Лара! – крикнула она куда-то через плечо. – Подойди сюда. Это как раз тот случай, для тебя…

Морги опять раздвинулись – сзади приблизилась еще одна фигура в мантии, пониже – девушка, почти девчушка. На него с удивлением уставился пронзительно-голубой взгляд…

– Ты только посмотри на него, Аллария, – старшая усмехнулась. – Конечно, не из лучших, но это только на первый взор… Он пришел сюда сам. Ты только представь – сам! Своей, свободной волей. Прямо сюда! Это же чистый экземпляр…

Голубые глаза недоверчиво посмотрели на нее, потом опять вернулись к Сергею. Что-то отдалось в памяти, что-то очень далекое…

– Посмотри на меня, «крот», – тихо произнесла старшая, он повернулся – та усмехнулась. – Смотри мне в глаза. И подойди ближе.

Черные глаза надвинулись, постепенно заполняя собой видимое пространство – сощуренные, властные, холодные, со снежным мерцанием в темных зрачках. Снег, лед и тени, тени – от полярного безжизненного солнца, которые контрастом подчеркивают белизну заснеженной пустыни и вздыбившиеся торосы, пустыни – где пронизывающий ветер только иногда поднимает облачка мелкой пороши, и до ушей почему-то не доносится даже противный хруст под ногами. Пустыни, где нет разума и мысли, где есть только глубокое безразличие и боль. Боль – от отсутствия памяти, воли и права выбора…

Сергей сделал два шага, чувствуя, как в его голову забирается это что-то холодное, это что-то такое, которое всегда привыкло оставаться там и жить. Очень долго жить. Холодное. Но это что-то холодное не знало, что он когда-то устоял даже перед Асмодеем…

Он резко вздернул руку и упер карабин прямо в лоб черноглазой властительнице:

– Спокойно, – и тут же гаркнул шевельнувшимся моргам: – стоять!!! Или я…

Но ему не надо было кричать. Или наоборот – надо. Потому что морги почему-то разом дернулись назад, клацнув затворами своих длинных винтовок. Девчушка рядом с любопытством оглянулась…

– Эй-эй… – Сергей отнял карабин от черноглазой и сделал к ним шаг. Им что, наплевать на нее? – Даже и не думайте, твари, достану…

И ему не надо было делать этот шаг. Или наоборот – надо. Потому что морги разом бросились назад – все вместе, одновременно, наполнив зал дружным топаньем и шелестом, и почти мгновенно исчезнув из поля зрения. Кто – за колоннами, кто – за растениями, кто – в боковых коридорах…

Сергей ошарашено смотрел им вслед. Не понял… Ничего не понял! Это что, такая тактика? Чтобы потом легче и более прицельно его достать? Он обернулся к черноглазой:

– Слушайте, вы, кто бы вы ни были – я выстрелю…

Но натолкнулся на еще большее удивление. И даже не удивление – на потрясение, почти панику. Два черных глаза просто метали – непонимание и глубокую растерянность…

– Да кто ты такой… – она пыталась взять себя в руки. – Ты кто такой, откуда взялся!!?

Так. Сергей опять оглянулся вокруг – более нахмуренно и оценивающе. Похоже – для нее это такая же неожиданность, как и для него. Что ее больше удивило – что он не подчинился ей, или, может, морги обычно ведут не так?

– Слушайте, вы, – он опять наставил свой карабин. – Только одно. Где здесь спуск вниз, к трубам подземных коммуникаций? Я имею ввиду – которые под землей…

– Ты кто такой? – ее голос дрогнул. – Почему ты не…

– Хватит! – он сделал к ней шаг. Он чувствовал – обстановка вокруг изменилась, обстановка теперь была такая, что позволяла взять ситуацию под контроль. Или попробовать взять. Как же быстро иногда меняется обстановка… – Я из Шеола, ясно? Все, конец вопросам. Теперь отвечаете вы. Где спуск вниз, к трубам?

– Из Шеола!!?

– Я задал вопрос, – процедил он сквозь зубы, не забыв углом глаза не выпустить из виду вторую помощницу. В голове опять отдалось – голубоглазая, какая-то… – Предупреждаю, я выстрелю, мне плевать…

– Да стреляй, ты! – все спокойствие и равнодушие старшей сняло как рукой – ее била самая настоящая истерика. – Стреляй!!! Трижды стреляй! Давай, нажимай курок – мне без разницы! Давай!!! Я тебе ничего не скажу – тебе никто ничего не скажет!

– Здесь есть труба вниз, – совершенно неожиданно сказала вторая девушка. Спокойно так сказала… – В подвале.

– Не сметь!!! – опять выкатила глаза старшая, но тут же замолкла и жадно захватала раскрытым ртом воздух – Сергей с великим удовольствием ткнул ей стволом в живот. С гораздо большим удовольствием, чем лейтенантов и простых солдат.

Девушка как-то странно, и даже с интересом наблюдала за ним.

– Очень хорошо, – он повел стволом. – Покажи где.

Она повернулась и быстро полетела вперед, между колонн. Сергей оглянулся на черноглазую – та, согнувшись, держалась руками за живот, и кинулся следом. Девушка мелькнула у поворота в боковой коридор…

С дальней стороны зала раздался одиночный выстрел – взвизгнул рикошет от колонны и вдребезги разлетелся подвешенный горшок с цветами. Ой-ей, не расслабляться – он пригнул голову и перешел на бег. Справа за кустами мелькнула еще чья-то тень, где-то вдалеке зазвенело разбитое стекло. Елки, почему никто не любит успокаиваться и сидеть тихо?

В конце коридорчика хлопнула дверь – вниз по ступенькам застучали звонкие каблучки. Ничего себе, вот это скорость… Он пролетел два пролета, но догонять было и не обязательно – девушка ждала его внизу, у раскрытой двери в подвал.

– Приготовьтесь, там урги, – она дернулась внутрь. – Здоровые…

– Подожди, – Сергей придержал ее за плечо. – Где и сколько?

– В конце, там опять будет лестница… – голубые глаза глянули через плечо, потом опять на него. – Обычно – двое. Они мне не подчиняются… Здесь никто мне не подчиняется. За ними – и есть эта труба, вниз…

Сергей вздохнул, не отпуская руку с плеча и вглядываясь в эти глаза. Где же он их видел? Почему они показались такими знакомыми? Причем знакомыми – из числа друзей, его друзей. Как будто он видел уже этот взгляд, хороший такой взгляд, – не раз видел… Так, ладно, откуда здесь взяться знакомым – ему все уже просто кажется.

– Все, девочка, конец, – он убрал руку с ее плеча. – Дальше я сам. Спасибо за помощь. Бывай…

Он протиснулся мимо и двинулся по коридору – эхо шагов гулко отдалось под сводами. Она молча смотрела ему вслед. В конце он остановился и еще раз проверил карабин и фонарик, потом оглянулся – она продолжала смотреть, раскрыл дверь и шагнул внутрь.

Через один пролет осторожно нагнулся и глянул из-за поворота – так, что там? Широкое пространство, что-то вроде предбанника, с большой дверью в центре. Морги настороженно смотрели на лестницу – они явно слышали шум и шаги. Вот же, елки. И что теперь? Вестерн, кто быстрей?

Он выпрямился, спрятал руку с карабином за спину, стволом вниз, и открыто двинулся по лестнице. Сразу щелкнули затворы, загоняя патрон в патронник, и на него уставились два черных ствола.

– Привет, – он остановился на последней ступеньке и приготовился. – Я по приказу главной властительницы, – «ну должна же здесь быть главная властительница…» – Наверху – нападение «кротов». Масштабное, по всем направлениям. Непредвиденная ситуация, – он медленно потянул из-за спины руку и сделал последний шаг вниз, маленький такой шаг, совсем малюсенький. Но обе головы резко пригнулись и в воздухе набатом щелкнули оба взводимых курка – Сергей резко замер, закончив совсем неуверенно: – вам приказано усилить внимание…

Идиотская ситуация. В комнате повисла пауза… Оба нечеловека тоже замерли, по обе стороны двери – два ствола мелко подрагивали, подсказывая о крайней степени напряжения. Деваться им некуда: сзади стена, спереди – лестница и Сергей… Вот холера. Он же не успеет даже пошевелиться, не то что вытащить руку и вскинуть карабин…

Секунды текли за секундами, напряжение в комнате нарастало, ситуация становилась все более неправдоподобной. Единственное, что оставалось – уйти обратно наверх, уйти назад. Но он же не может уйти назад! Не может… Сзади уже наверняка опомнились враги. Опомнились, и даже скоро придут сюда, и сделают его слегка похожим на решето…

Секунды продолжали уходить, одна за другой, одна за другой. Вместе со всеми шансами и возможностями. Он почувствовал, как затекла за спиной рука, как сбежала по спине капелька пота. Как набухшее напряжение УЖЕ готово заставить шевельнуться черным пальцам и выплюнуть из стволов молниеносные огненные сгустки. Что у них за винтовки, когда после затвора взводятся еще и курок? Вот же влип…

– Ну ладно, все уже, я вам донес, – Сергей вздохнул и сделал один шаг наверх, небольшой и неуверенный. – Вы, наверное, все поняли…

Потому что это была уже граница. Предел. Верхняя кромка терпения, он это чувствовал. Еще секунда-другая, и черные пальцы дрогнут. Тогда можно остаться здесь навсегда. Лежать…

Морги даже не пошевелились. Напряжение продолжало давить – они были очень непростые, эти морги. Он опять вздохнул, и начал медленно поворачиваться спиной, стараясь не показывать руку…

Когда вдруг под ногами ощутимо вздрогнул пол, качнув подвешенную под потолком лампу – по стенам забегали черные тени. Сергей остановился, сжав зубы – он понял сразу. Настало время «Ч», внизу рванула его взрывчатка, разбивая шлюз… И, даже сквозь толстые стены, спустя пару секунд – долетел стук заработавших крупнокалиберных пулеметов…

Оба морга недоуменно переглянулись и посмотрели на пол, стволы винтовок тоже непроизвольно приспустились вниз… Он не мог упустить такой шанс. И, не раздумывая, резко оттолкнулся от ступеньки и взвился в воздух…

Первый выстрел он сделал еще практически в полете, потом с пола – второй, потом, перевернувшись, – третий, четвертый и пятый. Потом начал лихорадочно перезаряжать другой магазин…

Первый верзила так и не ответил, оставшись лежать неподвижной грудой у стены. Зато другой палил… Палил и палил, в одно место – его рука еще конвульсивно дергалась в агонии, когда разум уже перестал работать. Пока не кончился этот магазин, этой странной такой, винтовки. Но пальцы все равно продолжали сжиматься…

Сергей с трудом перевел дух, потом поднялся с пола и отряхнулся, скорее – по привычке, одновременно поглядывая на лежащие тела. Затем перевел взгляд на стену и опять вздохнул – стук пулеметов доносился достаточно отчетливо. Вот и конец. Конец такой лелеемой, с кучей великих надежд, хотя и совсем не продуманной – операции. Сколько же будет жертв… Эх… Ладно. Наверное, когда-нибудь вы повторите это вновь. Более надежно…

Он снова вздохнул и рывком открыл дверь. И остановился, замерев на пороге и не веря глазам – сердце дрогнуло, и заработало как этот пулемет за стеной. Боже, неужели… Потом кинулся вперед, бегом, почти не касаясь пола – пока не оперся об ограждение и не заглянул внутрь… Мрак-шахты. Самой настоящей мрак-шахты – живой, работающей, родной, дружелюбной, мрак-шахты! Внизу клубилась осязаемая чернота. Теплая такая, приятная чернота… Вот тебе и труба, ведущая вниз, под землю! Я же мог и догадаться… Это даже бросается в глаза – здесь не охраняют, да еще сами морги, – выходы подземных коммуникаций! Слава тебе, Боже, за все…

Он обернулся и посмотрел назад. Простите меня – я сделал все, что мог. Я выполнил то, что обещал. Не моя вина, что не получилось… Сейчас сюда ворвутся. Я не Рэмбо, мне не вырваться – нельзя так долго испытывать удачу. Но я вернусь. Я обязательно вернусь. Потому что теперь знаю – где начинается корень зла. Он вскочил на парапет…

– Подождите! Пожалуйста, очень вас прошу…

Он недоуменно оглянулся – от двери на него умоляюще смотрели голубые глаза давешней девчушки-властительницы. Такие странные, почему-то, глаза…

– Я тоже из Шеола! – она уже была рядом, и даже опустилась на одно колено – как-то по-дворянски, по благородному… Голубые глаза молили: – я знаю, я вижу: вы не такой, как все, вы не такой – как другие… – он даже сморщился, подобное всегда казались ему сильно преувеличенным. – Вы добрый. Вы не откажете…

– Что ты, девочка. Ты думаешь, о чем говоришь? Там же Рох…

– Вы ведь сказали, что из Шеола, – она ухватилась за его ногу. – И я видела это, впервые в жизни – вас испугались урги! Пожалуйста, не дайте мне погибнуть, – ее глаза увлажнились, голос сорвался. – Спасите мою душу…

Сергей улыбнулся. Конечно, девочка, конечно. Кто может отказать этому, именно – таким словам? Значит и здесь, даже среди власть имущих – еще остались люди… Да и твой взгляд – почему-то среди моих друзей.

– Прыгай сюда и становись рядом, – он протянул руку. – Скажешь только одно слово: Наодок. На-о-док, запомнила? Тогда, вперед.

Глава 8

Из-за поворота дороги показалась карета, окруженная конным сопровождением. Глуск вздохнул и в который раз промокнул платком почему-то всегда потеющий лоб. Потом еще, пока рядом не захрапели осаживаемые лошади, и не распахнулась дверца кареты…

– У меня не так много времени, старик, – маркиз Ар-Роз спрыгнул с подножки. – Чтобы устраивать всю эту конспирацию.

– Поймите, – Глуск двинулся навстречу. – Это же и в ваших интересах тоже… Совсем необязательно, чтобы все вокруг знали, что я работаю на вас.

– Хорошо, хорошо, я уже слышал. Рассказывай, как с мечом, получилось? «Региматус» был наложен по всем правилам.

– Все как нельзя наилучше! – морщины старика просто искрились радостью и желанием помочь. – Правда, в последний момент чуть все не испортила девчонка…

– Девчонка?

– Да, Рада, ее дочь… Она крайне чувствительна ко всему, что касается магии и Роха.

– Давай покороче, без деталей, – маркиз обернулся, с беспокойством оглядывая низкорослый лесок вокруг. Его стража распределилась вокруг равномерным кольцом. – Что сказал король Ангурд?

– О! Он очень обрадовался! – старик даже воздел руки вверх. – Мне кажется, теперь вам будет гораздо легче договориться.

– Обрадовался?

– Конечно, это же естественно! – Глуск изобразил удивление. – Какому королю хочется, чтобы принцесса, его дочь – находилась в депрессии, все вспоминая какого-то безродного солдата-наемника? У нее же может быть великолепное будущее!

– Она еще даже не представляет – какое, – усмехнулся маркиз, думая о чем-то своем. – Но представит. Причем – скоро. Так, хорошо, – он встрепенулся. – Что ты хочешь, старик? Деньги?

– Знаете, – Глуск замялся. – Деньги, это, конечно, замечательно, но…

– Короче.

– Мне нужна протекция… Ваша протекция и поручительство. В Адварию. К магистру.

– Зачем?

– Ну… – он опять замялся. – Понимаете…

– Ты, конечно, старательный человек, – маркиз взял его за плечо и прищурился, вглядываясь в глаза. – Но не слишком ли много берешь на себя, а? Не слишком ли глубоко лезешь? Ты кто таков, а, Глуск? Ростовщик! Сын ростовщика и внук ростовщика. Скажи, зачем ростовщику политика?

– Потому что я вижу будущее, – старик попробовал улыбнуться – улыбка получилась заискивающей. – Будущее всего Шеола, господин маркиз. И в этом будущем я хочу, чтобы мои дети не были детьми ростовщика.

– Ага, вот в чем дело, – маркиз не выдержал и расхохотался, высоко задрав подбородок – Глуск тоже рассмеялся – в такт. Так, по-стариковски дребезжащее, и как-то фальшиво… Маркиз резко прекратил смеяться и, рывком притянув старика к себе, задышал прямо в лицо: – Тогда надо доказать, что ты очень нужный человек, старик. Не только старательный, но еще и очень-очень умный…

– Я же и так доказываю, я все делаю… – тот оттягивал свое лицо как можно дальше. – Я же уже столько сделал… Разве мало, вы что-то хотите еще?

– Совсем чуть-чуть, – маркиз отпустил его и оглянулся вокруг – стража смотрела по сторонам. – Я хочу, – продолжил он совершенно спокойно. – Чтобы ты отправился обратно, к королю Ангурду, – Глуск отшатнулся и побледнел, маркиз усмехнулся. – И если все так, как ты говоришь… Так, не понял, это еще что за явление?

Глуск обернулся – сзади из-за деревьев на дороге показалась повозка. Старая, расхлябанная, дребезжащая, закрытая грязным тентом с резко выступающими ребрами опор, и с двумя безрадостными понурыми клячами впереди. Возница разинул рот на карету со стражей и, сдвинув на затылок широкую шляпу, резко натянул поводья…

– Ароса, – маркиз махнул плечистому лейтенанту. – Проверь.

Двое стражников тронули лошадей и медленно приблизились к повозке – возница с удивлением смотрел то на них, то на карету. Один из охранников заехал назад и, откинув покрывало, заглянул внутрь…

– Так вот, – маркиз опять повернулся к Глуску. – Если все так, как ты говоришь…

Глуск вздрогнул всем телом – охранник за повозкой слетел с лошади и громко шлепнулся на дорогу. На секунду в воздухе повисла ошарашенная пауза. Потом зазвенели выхватываемые вокруг мечи и стража дружно рванула вперед – возница скатился с козел и спрятался за колесами. Слишком часто они оставались безнаказанными…

– Кретины! – маркиз побледнел. – Распределиться, взять под прицел…

Но было поздно. Изнутри рывком сорвали старый тент, и ряд пригнувшихся воинов в доспехах одновременно спустили арбалетную тетиву. В первые же мгновенья схватки половина тел в вызывающе красных плащах попадала с лошадей в пыль…

– Назад! – маркиз дернулся вперед. – Идиоты…

Остальные опомнились и начали распределяться вокруг, прячась за трупами лошадей и захватывая повозку в прицельный сектор…

– К карете – все, быстро! – за деревьями треснула ветка – маркиз возбужденно оглянулся. – Уходим отсюда!

Из-за леса донесся множественный перестук копыт. Глуск присел на корточки и обхватил голову руками, затравленно наблюдая, как прицельный арбалетный болт из-за деревьев сшиб маркиза с ног и заставил перевернуться тело в пыли… Он закрыл глаза. Вокруг слышались только яростные вздохи, пение тетивы и нарастающий перестук подков… Потом все стихло.

– Здравствуй, Ар-Роз. Давненько мы не виделись…

Глуск открыл глаза. Все было кончено. Место схватки окружено плотным кольцом воинов на конях, люди маркиза валялись на земле в неестественных позах, вместе с несколькими трупами лошадей. Трое стояли на коленях, с заложенными за голову руками. Он осторожно поднял глаза на всадников. Спокойные лица, добротные доспехи и оружие, умелый опытный взгляд… Вот же черт. Наемники. Что же он им сделал?..

– Ты всегда водился с идиотами, Ар-Роз, – один из них наклонился с коня над маркизом, сощурив насмешливый взгляд. Наверное, старший. – И сейчас не изменился. Нет ничего проще, чем проследить за выжившим из ума стариком…

– Увен? – тот удивленно приподнялся на локте и закашлялся. – Увен Тр-р…

– Можешь называть меня Сватом. Я привык…

– Тебе-то что я сделал? – маркиз сморщился – в плече торчал арбалетный болт. – Ты-то из-за чего…

– Когда труп воняет, – наемник выпрямился в седле. – То мешает всем. А вообще-то, – он нахмурился – из глаз исчезла насмешка. – Тебе большой привет от Готеборга. И еще – от моих друзей. Серого Анта и принцессы Энии.

– Серого Анта, – тот скривился. – Твой Ант давно мертв. И даже уже перестал вонять…

– Может быть – да. А может и нет. Если даже ты, кровью связанный с Рохом, не смог показать его тело.

– Да просто плевал я на его тело… – маркиз снова закашлялся. – Уже два года прошло…

– Пускай так, – наемник медленно и тщательно взвел тетиву арбалета. – Но первый раз он тоже пришел нежданно.

Маркиз опять скривился и сплюнул в сторону, потом подтянулся и оперся о колесо своей кареты. Затем зло усмехнулся:

– И принцессу тоже – уже можешь не считать своим другом.

– Сомневаюсь, – Сват попробовал пальцем силу натяжки – тетива тонко зазвенела в ответ. – Но ты уже не сможешь это проверить.

– Ты что же, посмеешь убить меня? Вот так просто? Ты даже не представляешь…

– Ты знаешь, – наемник задумчиво сузил глаза. – Я бы оставил тебя для Анта. Но… – он грустно вздохнул, и направил арбалет вниз, – боюсь, что Ант не захочет этого делать. Он слишком добрый.

– Подожди, мы ведь можем…

Сухо щелкнул механизм спуска, тонко пропела тетива – голова маркиза резко дернулась назад и застыла… Вместе с остекленевшим взглядом, уставившимся куда-то в небо. Совсем не туда, куда отлетала его душа…

* * * * * *

Сергей тряхнул головой, огляделся по сторонам и поднялся на ноги. Потом нагнулся и подобрал свой карабин.

– Ничего себе… – девушка рядом на полу терла глаза. – Вот это пролет! Никогда не представляла себя в роли арбалетной стрелы… – она оглянулась вокруг. – Не могу поверить – я дома… А где мы сейчас? Где он находится, ваш Наодок?

– Возле Шаридана, Ассанское королевство, – он подергал затвором – карабин был в порядке. – Как ты, нормально?

– Очень хорошо! – она тоже поднялась на ноги, но пошатнулась и схватилась за стенку. – Давно так себя не чувствовала…

– Я вижу, что нормально, – он усмехнулся. – Посиди еще, приди в себя.

– Да нет, что вы, все в порядке…

Сергей задрал голову и посмотрел наверх – верх, как и положено, утопал в темноте. Да, дела…

Вот это и случилось. Вот это и произошло. То, к чему он стремился, то – о чем мечтал… Ждал, надеялся и верил. Молил Бога и видел сны…

Представлял себе всю радость и ликование. Нетерпеливое ожидание и душевный трепет…

Немножко не так видел он это. Свое возвращение. Немножко не так… Без горечи. Без горечи – от проваленной операции и погибших людей. Многих погибших людей…

Без горечи – от осознания того, что Рох победил. В огромнейшей стране, где люди не хотят знать других людей. И сделали свою жизнь невыносимо пустой…

Без горечи – от понимания того, что во всем виноваты сами люди. И нечего постоянно кивать на Ад…

Без горечи – от того, что со всем этим не справиться. Не победить, не изменить и не повернуть время вспять. От того – что Рох слишком силен. Глубоко погрузил свои корни и утопил мир во мрак…

Без горечи – от того, что неизвестно – что делать теперь. Что впереди нет будущего, и совсем потух огонек надежды…

«Прекратить паниковать! – одернул сам себя. – Немедленно. Надо иметь веру…» Елки, как я устал. Он закинул карабин за плечо и обернулся к девушке:

– Пойдем? Если все, как прежде, то должно быть недалеко…

Она кивнула головой. Через минуту они были наверху и он, облокотившись о стропила полуразвалившегося домика, с вздохом рассматривал клубы белесой мглы. Виски знакомо придавило ощущение гнета…

– Пока спокойно. Готова?

Они двинулись вперед – неторопливо и осторожно. Девушка почти прижалась к нему, дрожа всем телом и с трудом сдерживая панику. Сергей с беспокойством прикрывал глаза – она очень боялась, и твари могли почувствовать. Что же ты, девочка, не привыкла к ним в империи?

Они и почувствовали. Через полсотни шагов беспокойно задвигались огоньки, в сознании Сергея, и неожиданно справа резко вспыхнуло и разбухло большое багровое пятно…

– Бегом! Что есть мочи!

Девчонка сразу рванула вперед, запетляв между деревьями как кролик – ее незачем было подгонять. Сергей кинулся следом. Пятно дернулось наперерез…

– Левее!

Она послушно метнулась влево, чуть споткнувшись о выступающий корень… Когда вдруг внезапно, ударив по напряженным нервам – клубящуюся муть разорвал дикий человеческий крик. Потом снова… Пятно замерло на месте. Сергей, пролетев с десяток шагов, начал останавливаться. Девчонка обернулась, тут же споткнулась и полетела на землю – но сразу вскочила, продолжая оглядываться по сторонам затравленными глазами…

– Давай вперед, не останавливайся. Уже конец. За теми деревьями. Я тебя догоню.

– Подождите, – она тяжело дышала, неровно вздымалась и опускалась грудь. – Куда вы? Мы же только что…

– Вперед, говорю, живей, – Сергей сделал два шага и подтолкнул ее. – Не рассуждать, – он обернулся назад и щелкнул затвором. – Я скоро.

Она двинулась к деревьям, заплакав от страха и бессилия – продолжая оглядываться и размазывать по щекам горькие слезы. Сергей вздохнул и быстро пошел обратно – туда, где волновалось, переливаясь багровым, большое яркое пятно. Ладно, холера, давай поговорим…

Он сделал несколько глубоких вдохов, выравнивая дыхание, пригнулся и перешел на мягкий стелющийся ход. Впереди из тумана выступили несколько стволов, довольно редких для Роха деревьев, похожих на эвкалипты – подпирающие вершинами небо. Он утроил осторожность. Тишина. Странная тишина вокруг, почему-то. Между деревьями проявились длинные поперечные нити…

Стоп! Паутина! Вот же пакость… Сергей пригнулся еще ниже, чувствуя, как стук сердца начинает отдаваться в виски. Меньше всего сейчас хотелось бы встречаться с паутинными ахаманидами. Где же ты – тот, который кричал, живой ли? Ага, кажется вижу…

Человек лежал возле ствола дерева, лицом вниз, широко раскинув безжизненные руки – ноги запутались в паутине. Рядом блестел отлетевший в сторону меч. Так…

Он оглянулся вокруг и осторожно переступил через липкую нить, потом нагнулся – пролезая под другой. Надо постараться как можно дольше не тревожить тварь… Потом опустился на колени рядом с человеком и аккуратно приподнял голову – через сжатые зубы донесся еле различимый стон. Живой. Не монах. Как же тебя угораздило, бедняга, зачем сунулся в Рох? Он положил голову обратно на землю и, обернувшись, поднял меч. Так, где же эта адова тварь? Он закрыл глаза и сосредоточился…

И, резко вздрогнув всем телом, – упал на спину, успев вскинуть вверх ствол – сверху мягко опускалась огромная тень. Тишину разорвал грохот – воздух вздрогнул вместе с деревьями вокруг, потом опять и опять – пять очумелых выстрелов чуть ли не слились воедино, оглушив не только уши, но и враз сорванные с предохранителей нервы. Потом кувыркнулся в сторону и начал лихорадочно перезаряжать карабин…

Паук шлепнулся рядом, накрыв безжизненное тело и задев хвостом ноги Сергея. И успел разогнуться, и даже развернуться – овальные круги фасеточных глаз наткнулись на вытянутый вперед ствол. Следующие пять выстрелов заставили тварь отпрянуть назад и, наконец-то, завалиться на бок…

Сергей некоторое время стоял, продолжая сжимать в вытянутой руке оружие, и с трудом выравнивая дыхание – сердце барабанило так, что ломило затылок. Потом опустил ствол вниз и глубоко вздохнул. Машинально хлопнул рукой по карманам, скорее по привычке – снаряженных магазинов все равно не было. И, конечно – не время заряжать сами магазины. Затем повернулся к лежащему человеку…

Бедолага продолжал лежать на прежнем месте, лицом вниз, только закрыв уши руками и нервно тряся ногой в паутине. Ага, пришел в себя…

Сергей закинул карабин за плечо и опять поднял меч, потом подошел и опустился на корточки:

– Живой?

Человек вздрогнул и поднял белое лицо – губы мелко дрожали, в глазах застыло безумие. Молодой еще, лет двадцать, совсем парнишка… Он мягко похлопал по плечу:

– Давай, дорогой, соберись. Нет времени, надо удирать. Если хочешь домой…

При слове «домой» в глазах парня появилось какое-то осмысление. Сергей усмехнулся, выпрямился и подошел к пауку. Несколькими резкими взмахами отделил пару суставов и обернул плащом. Затянул сверток ремнем и пристроил на спину под карабин. Потом немного постоял с прикрытыми глазами, сосредотачиваясь… Елки, надо торопиться. Он обернулся к спасенному:

– Готов?

Тот дергал ногой, пытаясь выпутаться из липкой паутины – его еще здорово трясло. Сергей сделал шаг и перерубил упругие нити, затем помог подняться на ноги – беднягу просто шатало от слабости. Тот поднял к лицу заляпанные руки:

– Это, кажется, ваша кровь…

Сразу заныла внизу деревенеющая нога. Сергей опустил лицо вниз – одна штанина разодрана, открывая красную израненную кожу. Вот же напасть, когда он успел… И вдруг – резко побледнел. Потом медленно повернулся к пауку…

Тварь лежала на месте, завалившись на бок. Здоровая, с хороший автомобиль. Уперев в землю головогрудь и подогнув объемистое брюшко. С тоненьким, но жестким парализующим шипом на конце…

Он упал сверху и хвостом задел ноги. Я же потерял время…

– Вперед, – Сергей обернулся. – Как можно быстрей!

Он рванул вперед – ослабевший молодой старался не отставать. Ноги начинали деревенеть – уже явственно. Только бы успеть выбраться – парализатор ахаманидов временный, только чтобы нейтрализовать и опутать жертву. Только бы успеть…

Ноги уже плохо слушались – он спотыкался и падал, кое-как поднимался и снова бросался вперед… Спасенный некоторое время тяжело дышал рядом, потом он перестал слышать и его. Потом перестал ощущать руки, и ему стало совсем трудно подниматься. Потом почти перестал видеть – перед глазами плыли большие черные круги. Потом он упал, и уже не смог подняться. И остался лежать, уставившись стеклянным взглядом в землю. Но ему казалось, что он бежит, поднимается, и снова бежит, поднимается, и опять бежит… А потом уже летит. В далекую неизвестность. На мягких-мягких руках…

Но какой-то всегда бодрствующий краешек его сознания отметил – без анализа и выводов, – что его дергают, и пытаются тянуть. Тяжело пыхтят и тянут, изо всех сил тянут – ослабевшими и дрожащими руками. И головой – заходящейся в страхе от окружающего белесого ужаса…

А потом он уловил голос – далекий-далекий, еле слышный знакомый голос. Женский голос. Такой же – паникующий в истерике от страха и ужаса. Но его подхватили, подхватили уже четверо рук, и потянули – гораздо быстрей. Хоть и клубилась вокруг бело-мрачная муть…

– …Многие-многие роды, – доносился знакомый негромкий говор. – Иногда властительнице Глобстер удавалось уловить поветрие воли хозяев, иногда – нет. И тогда останавливались Рашуды и Санроны, кланялись Гвилаи, падали ниц Артеки… Проходило время, обычно – недолгое время, и Глобстер понимала – что хотят от нас те, в чьих руках весы времен и судьбы народов. И все реже и реже улавливался слабенький шепот далекой совести…

Сергей пришел в себя и открыл глаза – кое-где на светлом небе еще перемигивались звезды. Утро…

– …Но великий всесильный Магром не знает слова совести. Знание правил и закона затмевает и подавляет всплески души. Кто принимает закон – тот отказывается от остального…

Он приподнял голову и огляделся – покатый склон невысокого холма, на нем спиной к нему тихо разговаривают его новые знакомые. Спасенный парень и девушка из империи. Ниже смутно проглядываются остатки небольшого кострища. Они что, совсем не спали? Хотя, конечно – как тут заснешь после всего этого…

Он вытянул руки и потянулся, звучно хрустнув пальцами – оба сразу обернулись:

– Пришли в себя? – она поднялась, парень вслед за ней. – Слава Богу!

Сергей встал с травы и оглянулся назад – Рох темнел расплывчатой громадой, примерно в полукилометре от них. Молодцы, однако… Он повернул голову:

– Я так понял, что вы в порядке.

– Более-менее. А как вы? – она опустилась на корточки, осматривая его ногу.

Он нагнулся – поцарапанная кожа была тщательно перебинтована. У кого-то нашелся платок. Спасибо, конечно…

– Ерунда, не стоило беспокоиться.

– Вы из Империи, – начал парень. – Вы…

– Я из Шеола.

– Но вы там были…

– Именно был. Теперь я здесь, – отрезал Сергей – парень несколько сконфузился. Его явно распирало любопытство. – Ты местный? Знаешь кого поблизости?

– Нет, – он отвел глаза. – Я издалека.

– Ясно, – Сергей оглядел всех. – Ну, если все в порядке… Тогда пошли?

– Куда? – оба спросили почти одновременно.

– Если у кого-то нет лучших предложений… – он взглянул на парня, но тот промолчал. – То здесь недалеко живут мои знакомые. Очень близкие знакомые.

– Правда? – Лара повеселела. – Ах да, конечно, вы же, наверное, сами отсюда…

– Вот так просто? – удивился парень. – И не спросите: кто я и зачем…

– Расскажешь по дороге, – усмехнулся Сергей. – Если хочешь.

Тот отвернулся в сторону и ничего не ответил. Эх, молодежь, тоже мне – тайна. Большие стремления и большие амбиции, и, как естественное следствие – нехватка денег. И преувеличенная вера в собственную отвагу и боевые качества. Однако, все-таки смелый ты парень. Если смог зайти в тумане так далеко.

Они двинулись вперед. Сергей завертел головой по сторонам – знакомые места. Приятно знакомые… Река Гурая, и мост через нее оказались на прежнем месте. На бревенчатом настиле не осталось даже царапин… Они спустились к воде и напились, потом тщательно умылись – журчащая вода освежила, унося вместе с грязью усталость, тревоги и беспокойство. Наверху поднималось утреннее солнышко… Воспоминания нахлынули потоком – Сергей незаметно вздохнул. Лес, неподвижная девушка на хвое и шишках… «…Меня постоянно спасают в последнее время… Как будто я знаю вас очень давно… Я его ищу, своего мужа, как ищут свою мечту… Вы не оставите меня?» Эния. Доверчивая синева такиз близких глаз, холодная река, дрожащие плечи, блики костра, разгоняющие ночную темень… Как ты сейчас, девочка моя, помнишь ли еще? Или уже все? Конец и забвение? Прошло время. Может, и унеся с собой надежду и мечты, как прошлогодние осенние листья… Мы ведь так мало знали друг-друга, так мало, совсем чуть-чуть…

– Осторожно!

Сергей вскинул голову и глянул по сторонам. Потом сообразил – впереди. Парень предупредил, потому что какой-то странный шум впереди. Там их дорога вливалась в широкий тракт, убегающий из Шаридана на Загору. Они медленно приблизились. И удивленно замерли в тени деревьев…

По дороге двигался обоз. Огромный обоз. Бесконечная вереница груженных повозок, крытых драпом и пылью – параллельно двигались пешие, и конные воины. Стук, скрип, фырканье лошадей, топот копыт, отрывистые слова команд, пыльный кашель, тихая ругань и глухой говор – сплошной гомон нескончаемого потока людей…

– Звездный час короля Ангурда, – тихо сказал рядом парень. – И, возможно, смертный – всего Шеола.

– Что? – обернулся к нему Сергей. – Что это? Ты знаешь?

– Король стягивает в Брахма-Гут пограничные бригады. Устали, после длительного марша…

– Зачем?

Парень коротко взглянул и ничего не ответил. Секрет. Сергей вздохнул – ему этот секрет был ясен, как божий день. А он, оказывается, совсем не так прост, этот парень… Он опять повернулся:

– Тебя как звать-то?

– Аника…

– Ты, часом, не из Нагорта, Аника?

Тот удивленно глянул, но сразу отвернулся и сжал зубы. Тоже мне, хранитель секретов…

– Послушай-ка, друг, – Сергей доверительно положил руку на его плечо. – Мне без разницы, откуда ты пришел, и какие поручения выполняешь. Как и то, почему оказался в Рохе… – он приблизил глаза ближе и нахмурился. – Король Ангурд решился на удар по Роху? Митрой А-Шаха? Когда?

Тот резко отвернулся в сторону и опять сжал зубы. Сергей молча ждал. Парень продолжал мрачно смотреть на дорогу…

– В последний день лета, – наконец решился он,опять коротко взглянув на Сергея. – Как раз на праздник.

– Ясно, – Сергей повернулся обратно. – Лучше не строй из себя шпиона, Аника. Тебе не очень идет.

Сумасшедшая страна. Почему никто не хочет прислушаться к голосам людей, других людей? К голосам мудрецов? К здравому смыслу, в конце концов…

Парень замолчал. Обиделся, наверное. Тоже шпион…

– И что все сие значит? – спросила с другой стороны Лара. – Кто-нибудь хочет помочь бедной девушке, много лет не видевшей родной крыши? Зачем бригады, какие удары?

Сергей вместе с парнем только одновременно вздохнули.

Кавалькада повозок и воинов двигалась по дороге еще полчаса. Потом прошел заградительный отряд, и пыль на дороге начала успокаиваться. Они еще подождали, пока не затихли вдали последние стуки и скрипы, потом перешли дорогу и углубились в лес. Потом поднялись по склону, такого – до боли памятного, уступа наверх и опять углубились в лес…

Сергей поневоле задумался. Значит, король Ангурд решился на эксперимент с митрой. Да, дела… Что же из этого выйдет? Шут его знает, что выйдет. Ничего хорошего и много плохого. «А хотя, почему шут? – мрачно сказал он самому себе. – Известно что. Можно и догадаться – тут не надо иметь семи пядей во лбу. Просто начнется наступление Роха…» Вот так просто. Двинется стена тумана… Он закрыл глаза, представляя, как грязновато-белая муть поглощает сначала приграничные деревни, как бегут, спотыкаются, падают и кричат люди… «Не надо, – он открыл глаза. – Не надо… Я все равно не могу ничего сделать. Не надо заводить себя сейчас. И не надо – настолько не верить в Бога…»

Он оглянулся – парень с Ларой шли сзади, о чем-то увлеченно разговаривая между собой. Он усмехнулся – эх, молодость… Бедная девушка только сейчас увидела молодость. И симпатичного парня. Вот и играет, истосковавшееся по молодости, сердечко… Поскорее бы ей попасть домой. Она ведь из знати – в Рохе воспитывали детей, преимущественно, аристократических семейств…

– Слышите? Кто-то едет…

Сергей опять встрепенулся. «Но, старая, цыц, – донесся спереди недовольный старческий голос, сквозь скрип, щелканье бича и фырканье лошади. – Шевелись…» Деревья впереди расступились, и показалась наезженная колея небольшой дороги. Так, уже недалеко. По дороге удалялась груженная толстыми ветками крестьянская телега – спина возницы колыхалась в такт ухабам, и периодически взмахивала рукой с кнутом.

Аника заложил палец в рот и пронзительно свистнул – возница удивленно обернулся назад и натянул поводья. Они ускорили шаги.

– Нам в Наодок, – Сергей приветливо улыбнулся. – Подвезете?

Тот удивленно смерил ярко-красную мантию девушки и странную черную форму Сергея:

– Садитесь… – он отвернулся и щелкнул поводьями. – На горе подтолкнете.

Они запрыгнули на телегу и свесили ноги – ноги дружно закачались в такт ухабам и кочкам. Сергей положил на колени карабин и свернутый плащ, сунул руку в карман и начал снаряжать магазины, Аника любовно пристроил рядом свой меч.

– Вы к кому? – возница полуобернулся назад. – Я вас не видел раньше.

– Гостиный двор еще на месте? Я хорошо знал Роя Габа с дочерью.

– А-а-а, – старик понимающе кивнул головой. – На месте. Пока.

– Пока?

Старик цыкнул на лошадь и щелкнул поводьями, потом опять обернулся:

– Девочке совсем плохо. Может не протянуть долго… Старый Габ закладывает гостиницу.

– Что-о? – Сергей подскочил на телеге. – Милии плохо? – внутри захолонуло. – Как давно это началось?

– Да давненько уже, – возница вздохнул, глядя на дорогу. – Как только закончилось лекарство рохское… А потом и деньги. Всем очень жаль – такая хорошая девушка…

– Вы побыстрее не можете? – Сергей почувствовал, как внутри поднимается паника. – Очень вас прошу…

Парень с Ларой понимающе молчали. Старик удивленно оглянулся, потом посмотрел на старую лошадь, но все равно щелкнул кнутом…

Через полчаса они въехали в городок – колеса сразу застучали, сменив трамбованный грунт на мощеный булыжник. Впереди над деревьями выглянула знакомая высокая черепичная крыша.

– Спасибо, – Сергей спрыгнул с телеги и кинулся по улице. – Вы добрый человек…

Аника с девушкой спрыгнули вслед за ним. Старик вздохнул, задумчиво проводив их глазами: «Помоги вам Бог…» Знакомое крыльцо, три высветленных деревянных стола на открытой веранде – у двери на цепи огромная кованая Брахма. Ничего не изменилось. Он рванул дверь:

– Габ!

Тот же чистый зал, те же шлифованные столы, то же длинное окошко на кухню, та же лестница и резные перила… Нет, изменилось. Все то же, и все совсем не то. Тишина. Пустота и тишина вокруг. Здесь раньше никогда не было пусто и тихо…

– Габ! Милия!

Он прошел к окошку и заглянул внутрь – ровные стопки чистых тарелок и бокалов на полках, выдраенные чугунки, кастрюли и ухваты. И запах. Запах – не кухни… Здесь уже дано ничто не варилось и не готовилось. Сзади тихо открылась дверь – в зал молча зашли, и остановились у входа, Аника с Ларой.

– Габ…

Неожиданно распахнулась кухонная дверь, и в комнату выглянуло знакомое лицо – уставшие глаза хлебнувшей горя женщины ровно пробежались по прибывшим:

– Извините. Гостиница не работает.

Сергей дернулся навстречу:

– Гуляна! Гуляна, елки же ты палки…

Она резко повернулась к нему. Потом сделала шаг – бледнея и удивленно расширяя глаза, из которых сходу упорхнула усталость…

– Ант… – раскрытые глаза тут же предательски захлопали. – Серенький Антик, миленький ты наш… Сколько же мы про тебя вспоминали!

– Гуляна, радость моя, – Сергей расцеловал ее в мокрые щеки. – Гуляша, куда делся Габ? И как Милия?

Наверху скрипнула лестница – они оба вздрогнули и повернули головы… Милия, в широкой ночной рубашке, худенькая как тростинка, и белая, как эта самая рубашка – стояла наверху, обхватив руками перила, и смотрела вниз. Сильно так смотрела – в ее зрачках могла утонуть вся гостиница. Она открыла рот и что-то сказала, потом еще – силясь усилить голос, но так и не смогла, и горько заморгала… Она бы заплакала, сильно заплакала, но не получалось – ее организм уже практически не держал воды. Милия пошатнулась…

Сергей уронил карабин и плащ, взлетел наверх и подхватил падающую девушку – ее сухие губы продолжали что-то шептать.

– Не разговаривать, сестренка, хорошо? – он поднял ее на руки и прошел через коридор к приоткрытой комнате, ногой распахнул дверь пошире и опустил девушку на кровать. Она была удивительно легкой. – Держись, хорошая моя, не надо трудить себя понапрасну, тебе нужно хранить силы…

В ее глазах все-таки появились слезы. Сергей нагнулся ниже.

– Я знала, я всегда знала, что ты придешь… – донесся чуть слышный шепот. – Никто не верил, а я знала. Я с самого детства мечтала иметь старшего брата… Который всегда защитит. И выслушает… И Бог дал…

– Она часто тебя вспоминала, – сказала сзади Гуляна – она стояла в дверях. – Мы все верили, что ты не исчез насовсем, и еще навестишь нас…

– Держись, сестренка, – Сергей ласково провел ладонью по ее волосам. – Сейчас тебе станет лучше. Помощь уже пришла.

Он ободряюще улыбнулся и повернулся назад:

– А где Габ? И Эхарт?

– Габ в Шаридане, – сразу погрустнела Гуляна. – Заверяет у судьи закладную на дом. А Эхарт работает… Здесь, неподалеку. На что-то же надо жить. Наши в Ишемире тоже отдали все, что было. И продали скотину…

– Тяжело же вам пришлось, бедным, – тоже погрустнел Сергей, но сразу встрепенулся: – Ты умеешь готовить эмацею?

– Эмацею? – ее глаза сверкнули и заволновались. – У тебя есть… Ты что, опять, как и тогда… Приходишь, и сражаешь всех наповал?

– Я умею, – неожиданно сказала из коридора Лара. Оказывается, они поднялись наверх вслед за Гуляной. – Очень хорошо умею.

– Есть, – сказал Сергей и ласково посмотрел на Милию – из ее глаз продолжали течь самые настоящие слезы. И откуда только взялась вода? – Причем – наилучшей концентрации и качества. Паутинный ахаманид. Лара, приступай. Все что надо – найдешь на кухне.

Лара кивнула головой и исчезла из глаз – вниз по лестнице застучали торопливые каблучки. Аника посмотрел ей вслед, потом на Сергея:

– Я ей помогу?

Сергей кивнул головой – он тут же испарился следом.

– Гуляна, – он перевел глаза обратно. – Найди Эхарта. Я рад, что он уже не в страже барона. Пусть летит в Шаридан и найдет Габа. Продажа гостиницы отменяется. Потом помоги Ларе…

Гуляна кивнула головой и также исчезла из вида – лестница в третий раз прогрохотала торопливыми шагами.

– Что-то я раскомандовался, – почесал голову Сергей и виновато посмотрел на Милию – та открыто улыбалась. – И чего это все меня слушаются?

…Минут через пять в дом ворвался очумелый Эхарт и, истискав Сергея, умчался на соседской лошади в Шаридан. Милия впервые за долгое время крепко заснула, напоенная Ларой крепкой, предельно допустимой дозой чистого эликсира. Гуляна вовсю суетилась на кухне, готовя голодным гостям на скорую руку что-нибудь повкуснее. Аника и Лара, повыбирав себе комнаты – благо все комнаты все равно были свободны, готовились после еды последовать примеру Милиии. Бессонная ночь, стрессы и треволнения давали о себе знать, и их моргавшим глазам не давали закрыться только их же раздуваемые ноздри – подрагивающие в такт аппетитным запахам из кухни…

Сергей засунул руки в карманы и облокотился о раскрытую дверь – Гуляна суетилась у плиты:

– Как дела, Гуляна? Что нового слышно в вашем заморском, тридевятом королевстве?

– Что тут может быть нового? – женщина резко дернула сковородой – что-то перевернулось в воздухе и шлепнулось обратно, зашипев и сверкнув подрумяненным боком. – Да мы и мало прислушивались к новостям, в последнее время…

– Понятно, – он скосил глаза назад – Лара с Аникой о чем-то тихо болтали за столом, изредка бросая в их сторону умоляюще-погибающие взгляды. – Как поживает королевская семья?

– Да поняла я, поняла, о чем ты… – она поставила сковородку на плиту, нагнулась и открыла заслонку, и поправила кочергой дрова. – Насколько я знаю, ее высочество – в полном порядке. Систематически присутствует на приемах и смотрах в столице, периодически – на званных обедах и раутах. Иногда – на праздниках и торжествах…

– Что-то слышится какой-то сарказм…

– Да нет, все в порядке, – она распрямилась и заработала вилкой – все опять зашипело и зашкворчало. – Какое нам дело до королей, мы люди маленькие…

– А от Нивера не было вестей?

– От Нивера? – она положила вилку на стол и тревожно обернулась. – А какие новости должны быть от Нивера?

– Да нет, я так…

– Как так?

– Так спросил… – замялся Сергей. – Думал, может есть что…

– Антик, Серенький, – Гуляна пристально смотрела на него. – Ты же не умеешь врать. Ты слышал что-то о Нивере?

– Я видел его, – сказал наконец Сергей. – Два года назад, в Нипороге. Он очень изменился тогда. Очень раскаялся, изменил свою жизнь. Мечтал заслужить прощение и вернуться домой…

Гуляна оперлась обеими руками о плиту, опустила голову и неподвижно замерла – волосы рассыпались по плечам и закрыли лицо. Сергей молча ждал. Она стояла так некоторое время, потом вздохнула и выпрямилась…

– Садись за стол, – голос был почти ровный. – Уже все готово…

…Через пятнадцать минут Лара с Аникой, умолотив обед на пятнадцать человек и вылизав тарелки, и только чудом по дороге не заглянув в кладовую, – уверенно посапывали в своих комнатах. А Гуляна долго рассказывала за столом Сергею о своей жизни…

Об Ишемире, о судьбе – почти в затворе, потому что весь Ишемир не поддерживал с ними знакомства. О скорби и бедах, о горе и тоске, о боли и слезах… О добрых Олди, переживающих одиночество еше больше нее. О долгих годах, в которых не было даже проблеска самого обычного женского счастья. О мучениях издерганного сердца, о тяжести и терпении. О Гука и Люка, по-детски не понимающих – почему с ними не играют ребята из города, а только обзываются и кричат… О маленьких праздниках, которые они устраивали себе только сами, о ферме, и работе – которой можно хоть чуть заглушить крик пропавшей надежды. И о снах. И мечтах… Ведь главная боль – не в отчуждении. Самая крепкая боль – в потерянном сыне и муже… Многое из это он знал и видел сам. Но он задел ее больную струну, и наружу пошло так долго сдерживаемое горе. Ей надо было выговориться…

А потом рассказывал он. Про Нивера. О своей встрече, перемене и разговорах… О том, как тот прикрыл грудью одного лорда и прекрасную девушку. О том – как навсегда отказался от гордости и самолюбия, о преданности и слезах. Путался, забывался, и перескакивал с одного на другое – он не хотел загружать небылицами про замки, принцессу и себя. Но ей и не надо было другое. Любящее женское сердечко вздрагивало, как губка впитывая переживания и крохи – лучшие крохи, которые она слышала в своей жизни…

А потом в гостиницу ворвался взмыленный Габ с Эхартом, и началось маленькое безумие. Аника с Ларой были насильно подняты с постелей, с помощью звона бутылок натурального Ангорского рома, и в доме, целый год не видевшем веселья, наконец-то начался настоящий праздник. Милия, заботливо укрытая пледом, наблюдала за всеми из кресла у камина, и никогда еще ее глаза не светились таким искренним счастьем…

– Как молодежь? – Сергей протянул руку – конь отпрянул, испуганно прядя ушами. – Спят еще? Но, хороший мой, не бойся…

– Как младенцы, – усмехнулся Габ. – Намаялись, видимо, за вчерашний день.

– Не буди их, ладно? – Сергей взял коня под уздцы и успокаивающе провел ладонью по морде. – Спокойно, хороший мой, я друг… Пусть выспятся. А потом позавтракают, и по домам.

Хозяин гостиницы кивнул головой и подкинул на руке небольшой мешочек – Сергей отрицательно покачал головой.

– Впереди дорога… – начал Габ.

– Не надо. Хороший, красавец совсем…

– Здесь совсем немного, – предупредил Габ.

– Да не надо, говорю! – Сергей нагнулся и проверил затяжку подпруги. – Мне хватит того, что дала Гуляна.

– И мне тоже, – Габ насильно сунул мешочек в карман Сергею. – Это же не плата, пойми, это так… Ты принес раза в два больше, чем прошлый раз. И раза в два большей концентрации и чистоты. Теперь нам хватит на все.

– Не зарекайся, хорошо? – Сергей разогнулся и похлопал коня по шее. – А то я скоро стану суеверным. Прошлый раз тоже так думали…

– Доктор объяснил, что до полной ликвидации опухоли не хватило совсем немного, – Габ развел руками. – А потом она начала прогрессировать, и ее уже трудно было остановить…

– Ликвидации, прогрессировать… Слова-то какие, – пробурчал Сергей. Он всегда плохо переносил похмелье. – И откуда только у вас это здесь? Где Эхарт, бродяга? Елки, голова-то как гудит… Так, а это что такое? – он нащупал в кармане, рядом с мешочком, небольшой плоский пузырек и вытащил его на свет. – Это что, эмацея? Зачем?

– Ну, мало ли что, – махнул рукой старик. – Пусть будет.

– Мало ли – что? – наморщил гудящий лоб Сергей.

– И то. Пусть будет, – упрямо повторил Габ. – Чтоб мне поспокойней было…

Сергей показательно вздохнул и промолчал, очень довольный в душе. Всегда приятно непритворное внимание и искреннее беспокойство.

– Извини, что у меня нет лошадей, – добавил старый отец. – А эти надо вернуть соседу.

– Ерунда, – отмахнулся Сергей. – В Шаридане сяду на почтовый дилижанс – мне так даже удобней.

– Ты уверен, что тебе туда надо?

– Куда? В Шаридан?

– В Ангору. К принцессе.

Сергей немного помолчал. Кто это изведал, тот знает, как трудно умалчивать, и не получать совета, особенно – когда очень нужно. Тем более от близких людей.

– Да, – совсем тихо ответил он. – Очень надо. Это, может быть, смысл моей жизни…

– Не мне тебя учить, сынок, – вздохнул хозяин гостиницы. – Я знаю, что ты далеко не тот, за кого себя выдаешь. И твоя связь с дочерью короля это показала наглядно…

– …Да нет, Габ, – перебил Сергей. – Это совсем не то, что вы подумали, я не из знати, я из простых…

– …Но мы полюбили тебя, – продолжил старый отец. – Как сына и брата. И нам тебя теперь не хватает.

– Габ, я…

– …И я хочу, чтобы ты знал – чтобы там не случилось, у тебя с этой принцессой… У тебя всегда есть дом. Где тебя ждут.

– Спасибо, – искренне сказал Сергей и нахмурился, ненадолго задумавшись. Потом пристально посмотрел в глаза старику: – В чем дело, Габ? Что произошло?

– Что произошло?

– Что вам такого сделала Эния? – его взгляд стал тревожным. – Я уже второй раз слышу упоминание о ней с непонятной окраской.

– Ничего не сделала, – Габ выдержал взгляд. – Все в порядке, не бери в голову.

– Она ничего не сделала, Ант, – сказал сзади Эхарт – он подъехал на лошади и остановился рядом, Габ вздохнул: «Не надо…» – Совсем ничего. Хоть ее и просили…

– Она и не должна была что-то делать, – сказал старый отец.

– Как принцесса, – согласился с коня Эхарт. – Но не как Эния. Девушка Анта, для которой это не составляло никакой трудности. И, в конце концов, к которой тоже когда-то отнеслись по доброму…

– Я все понял, – помрачнел Сергей. – Когда не осталось надежды, вы обратились за помощью. И она отказала.

– Не бери в голову, – не успокаивался Габ. – Короли, принцы, они такие… Это не должно помешать твоему счастью.

– Но ведь этого не может быть, – задумчиво почесал висок Сергей, думая о своем. – Просто, не может быть… Она не могла…

Старый отец вздохнул, Эхарт отвернулся в сторону.

– Ладно, – поднял глаза Сергей и замер, прислушиваясь…

Наверху гостиницы неожиданно задребезжало стекло – все трое задрали головы, потом донесся какой-то грохот внизу – они все одновременно повернули головы. А потом дверь распахнулась, со звоном клацнув по кованой брахме, и на крыльцо выскочила растрепанная Лара, на ходу поправляя подаренное Гуляной платье:

– Доброе утро! Вы куда?

Все невольно улыбнулись – Лара в платье Гуляны выглядела совсем как сельская девушка. Следом выскочил заспанный Аника, на ходу надевая ремни и перевязь с мечом:

– Привет всем…

– Привет, – ответил за всех Сергей. – Спали бы еще.

– А вы куда? – она закончила с платьем и, закусив заколку, начала собирать волосы в хвост.

– Я – в Ангору, – он улыбнулся – похоже, ее совсем не смущал тот факт, что она в точности походила на крестьянку. – А вы, дорогие мои – по домам. Мама будет волноваться. Приятно было познакомиться.

– Я совсем забыла, – наморщила лобик Лара. – Мне срочно нужно в Ангору. Срочно-срочно.

– Ахм, – чихнул Аника, потом посмотрел на девушку и Сергея. – И мне тоже, – и зачем-то добавил: – у меня даже есть деньги…

Сергей сделал серьезный вид, и уже было открыл рот для разъяснений, но неожиданно не выдержал и расхохотался – все грохнули вместе с ним. Включая и Лару с Аникой…

– Понятно, – Габ вытер слезящиеся глаза. – Иди-ка, Эхарт, попроси у соседа еще две лошади…

Глава 9

– А что, нормальная гостиница! – Аника задрал голову вверх, рассматривая зажатый с обеих сторон приземистый двухэтажный домик. – И море рядом, и рынок, и порт…

Сергей улыбнулся – эта было то же место, где он останавливался, когда первый раз приехал в Ангору. Без особого комфорта, но сравнительно недорого и чисто.

– Смотрите за карманами, – он толкнул широкую дверь. – Здесь можно мигом остаться без денег. Через пятнадцать минут встречаемся в таверне…

Хозяин не узнал Сергея. Естественно, он видел его всего один раз, и давно… Через минуту Сергей захлопнул за собой дверь своей комнаты и повалился на постель…

Вот он и здесь. Ангора. Столица королевства Ассана. Один из крупнейших городов в Шеоле. Одно из самых примечательных мест в Шеоле. Место жительства множества людей, разных людей – дворян простых и не очень, богатых и бедных, «голубых кровей» аристократов и совсем простых смертных… И вершины пирамиды – королевской семьи. Принцессы Энии Ангурд. Самой красивой девушки подгорья. Замечательной, и не только внешне…

Что случилось с тобой, Эния? Что произошло? Я видел тебя, я знал тебя, я чувствовал тебя… Ты не могла измениться. Ты такая – какая есть. Прекрасная, добрая, и преданная людям. И никак иначе…

Сергей перевернулся на постели, заложил руки за голову и закинул ноги в сапогах на спинку кровати. Я должен во всем разобраться…

Ты вернулась в Ассану – я ожидал этого. Меня не было слишком долго… Ты не приняла старого Габа, чудом пробившегося во дворец. Не верю я в это. Тебе просто не доложили. Или обманули. Или это была не ты…

А я – это я? Я ведь тоже другой. Два года могут изменить кого хочешь. Или не могут? Могут. Но только – если измениться захочешь сам…

Я должен тебя увидеть. Я должен тебя встретить. Я должен тебе сказать… Я должен все объяснить. Я должен тебя – убедить. И ты – должна мне поверить…

В разлуке виноват не я. В разлуке виновато – время… Грозное время. Лихое время. Время судьбы… И если то, что было у нас – не сказка, то ты почувствуешь истину…

Он вздохнул, встал, налил в ухват воды и тщательно умылся. Пригладил рукой мокрые волосы и спустился вниз.

…В гостиничной таверне было людно и шумно – вечер. В воздухе стоял сплошной многоголосый гомон, перемешанный с запахами из кухни, пивом, хелем, крепким выражениями и потом нестиранных рубах. Это была простая гостиница, простая таверна, и здесь ужинали и отдыхали – простые люди…

Аника с Ларой были уже тут, выбрали место подальше и ждали Сергея. Судя по приподнято-довольным глазам Лары, и гневно-закипающим – Аники, девушка уже успела поймать немало ухмыляющихся взглядов и колких комплиментов. За соседним столом раздался взрыв хохота – глаза парня позеленели еще больше…

– Заказали уже что? – Сергей отодвинул скамью и опустился напротив.

– Закажешь тут, – парень повернулся и мрачно посмотрел в зал. – Носит их где-то нелегкая… – он провел ладонью по столу и нахмурился, разглядывая пальцы – стол, по-видимому, совсем недавно протерли довольно мокрой тряпкой. – Что за порядки?

– У Аники комната оказалась далеко от моей, – пояснила Лара сбоку. – Вот он и пыжится на весь мир.

– Да не пыжусь я вовсе…

– Он с чего-то решил, что должен присматривать за мной, – продолжала девушка, явно специально для него обстреливая всех молодых людей вокруг оценивающими взглядами. – Не пойму только, с чего…

Аника хмуро отвернулся в сторону. В конце зала показался разносчик – Сергей призывно махнул рукой, потом усмехнулся, глядя на молодых людей. Так-так… Отношения начинают набирать обороты. Эх, молодость…

– Жаркое, отбивные, утятина, все. – Рядом остановился парень в фартуке и задрал голову вверх. – Из рыбных – катран и тунец…

– Утятину… – начала Лара.

– Порядок, – неожиданно перебил Аника, недобро уставившись на парня. – В первую очередь – порядок! У вас принято так принимать гостей? – он демонстративно провел пальцами по столу. – Хозяина! Позови-ка сюда хозяина, для начала…

– Может, лучше городского главу? – разносчик опустил голову к ним. – Или сразу короля?

– Тебя поучить вежливости? – зло прошипел Аника, привставая. – Я мигом…

– Не пугай. Пуганные, – парень тоже наклонился вперед. «Аника, успокойся…» – зашептала сзади Лара. – Лучше объясни, в чем дело?

– Я говорю, позови хозяина! – хлопнул по столу кулаком Аника, «дурень!» – добавила ему Лара, Сергей поднял удивленные брови вверх. – Мы ждали тебя три часа! И на этом столе, по-твоему, можно есть? Тебе каким языком повторить?

– Я позову хозяина, – начал закипать парень. – Если он только захочет с тобой говорить! Или ты потрудишься объяснить…

– Здесь что, работают слепые? – разошелся Аника. – В это что, надо тыкать мордой? – многие из группы за соседним столом недовольно обернулись. – Или эту гостиницу перестроили из свинарника? И бывших жителей оставили для обслуги? Кстати, я могу тебе придать ускорение.

Лара обреченно подперла щеку рукой, Сергей тяжело вздохнул. Разносчик сверкнул глазами, круто развернулся и пошел через зал – его проводил не один недоуменный взгляд.

– Почему каждый раз кого-то надо ставить на место? – повернулся назад Аника. – Совсем перестали уважать воинов…

Сергей молчал, девушка отвернулась в сторону. «Каждый желток мнит себя петухом, – коснулся уха чей-то смешок из зала. – Когда рядом с курочкой…» За соседним столом дружно загоготали. Аника побагровел и вскочил – Сергей придержал его за плечо:

– Угомонись, воин…

Рядом появилась молодая девушка в фартуке и, ни на кого не глядя, молча протерла стол сухой тряпкой. «Спасибо», – сказал ей вслед Сергей, но она не обернулась. Потом пришел другой разносчик и, непроницаемо выслушав заказ, также молча удалился. «Ну вот, зашевелились…» – пробурчал Аника, но в его голосе почему-то не было удовлетворения. Сергей только вздохнул.

– Я сейчас уйду, – сказал он, помолчав. – Вернусь, возможно, поздно…

– Куда?

Сергей усмехнулся: «Ох уж мне это любопытство…»

– Неважно. Вы бы тоже занялись своими проблемами. Вечер – самое удобное время для визитов.

– Каких визитов? – они недоуменно переглянулись, потом Лара нахмурилась и опустила глаза: – ах, да-да, конечно…

– Не знаю, какие планы у Аники, но тебе, Лара, пора бы подумать о возвращении домой.

Девушка ничего не ответила. За столом повисла неловкая пауза… Но потом принесли ужин, совсем неплохой ужин для портовой таверны (Аника оглядел всех победным взглядом), и все невольно сосредоточились на еде. Но ужин прошел в полном молчании.

А потом Сергей вышел на улицу. И остановился, задумчиво посмотрев в сторону порта…

Шхуны, бриги, барки… С каким удивлением, и с каким восторгом он бродил прошлый раз по Ангоре. Другой мир, другой город и другое время… Два года. Много это, или мало? Очень мало, для истории. И, бывает, очень много – для судьбы…

Эх, Эния. Я все равно тебя увижу – чего бы мне это не стоило. Потому что лишен покоя. И тогда все сразу станет ясно…

Сергей вздохнул, и двинулся мимо рынка к деловым кварталам – в той стороне, за городским парком, располагался королевский дворец…

– Подождите!

Он обернулся – его нагонял Аника.

– Хорошо, – тот остановился и перевел дух. – Только одно. Что было не так?

– Что не так? – не понял Сергей.

– Все! Лара обозлилась и ушла к себе в комнату. Вы тоже, как-то… Я же видел – там, за столом…

– Не понял? – Сергей никак не мог взять в толк.

– Когда я попробовал заставить отнестись к нам с уважением. Этих, из таверны…

– А… – до него, наконец, дошло. – Понятно… Ты никого не заставил отнестись с уважением, Аника. Придирчивость сноба и склочника никогда не вызовут уважения. А что касается Лары… – он про себя улыбнулся. Парень, оказывается, сомневается. Чувствует, что что-то не так, только не может понять – что. Ему начинал нравиться этот Аника. – Мне кажется, Лара расстроилась совсем не из-за этого. У ней какие-то свои проблемы.

– Она сказала – «дурак». Но я не сноб, и не склочник, – Аника принял решительный вид. Он уже успел обо всем подумать, прийти к своим выводам и готовился защищаться до конца. Почему-то ему было важно мнение Сергея. – Но некоторых, иногда, просто необходимо ставить на место!

– Знаешь, что я тебе скажу, – Сергей двинулся по улице – парень рядом. – Лучше больше не ставь людей на место, когда ты рядом со мной. Я это переношу с трудом.

– Лучше молчать, да? Пусть тыкают в грязь, делают что хотят?

– Ну, во-первых, стол был не особенно-то и грязным, – он вздохнул. Как трудно это понять тому, кто хочет от жизни совсем другое… – А во-вторых, это был просто твой гонор. И «геройство» перед Ларой. Если тебя что-то не устраивает, то можно спокойно попросить убрать. Без ругани. Без нервов. Без «постановки на место».

– Иногда надо учить. И, некоторых – заставлять себя уважать… – опять начал парень.

– Ты никого не заставил себя уважать. И никогда не заставишь – так. Ты ведь назвался воином? Тогда сам поучись. Выдержке и терпению.

– Зато они теперь будут более старательными. К посетителям.

– Пускай так. Я не хочу с тобой спорить. И не люблю доказывать… Возможно, в будущем ты когда-нибудь научишься – здорово ставить людей на место. И заставишь крепко себя уважать. Но знаешь… – Сергей немного помолчал. – Ты ни от кого никогда не получишь любви… И от других людей, и в самом себе – никогда не почувствуешь ничего, по-настоящему доброго. Человек сам выбирает себе дорогу в жизни. Или учит жить окружающих. Или учится сам… – он остановился и повернулся. – Возможно, ты не поймешь меня. Возможно, тебе нужно совсем другое. Но больше никого не «воспитывай» – при мне. Я не люблю скандалы и ссоры. Я ищу мир и доброту. А первое – никогда не бывает рядом со вторым.

– Но вы ведь воин, – непонимающе протянул Аника. – Сильный воин… Лара говорила, да я и сам видел, и даже в Империи были…

– Ты, наверное, очень мало видел воинов, Аника. Ладно, возвращайся. Можешь подумать над этим, если захочешь. Хотя я сомневаюсь. Сейчас все ищут в жизни совсем другое…

Сергей развернулся и пошел по улице, постепенно убыстряя шаги. Он еще многое хотел успеть в этот вечер. А парень медленно двинулся обратно, опустив голову и подперев рукой подбородок – потом остановился и обернулся, задумчиво поглядев вслед Сергею: «Зря ты думаешь, что я ничего не понимаю. Просто я всегда считал, что моя мать – только одна такая. На всем белом свете…»

…Сергей вышел на площадь и остановился. Королевский дворец прошлый раз вызвал в душе много разных чувств, в первую очередь, конечно, – величия и восхищения. Грандиозностью вздымающихся в высоту башен и шпилей, величием и продуманной строгостью зданий, легкостью и изяществом мостов и воздушных переходов, великолепием и изысканностью парка…

Теперь – ничего. Кроме беспокойства и тревоги. Постоянного беспокойства, и постоянной тревоги… Правильно ли все это? Кто он такой, чтобы лезть туда – где вершатся судьбы народа, туда – куда нормальному человеку лезть и в голову не придет? Кто он такой?

Он вздохнул и огляделся. Королевская площадь образовывала значительное пространство между городскими домами и витой решеткой дворцового парка. По-видимому, не только из соображений красоты и архитектурной размеренности, но и по требованиям безопасности. Хотя здесь всегда было довольно оживленно. Суетились и прогуливались люди – праздные зеваки и озабоченные горожане; проносились взмыленные лошади вестовых и посыльных, и степенно перестукивали копытами кони более солидных вельмож; гикали на прохожих вечно недовольные кучера карет и совсем маленьких экипажей…

Он засунул руки в карманы, задрал голову вверх и с видом праздношатающегося бездельника двинулся через площадь. Так, и что теперь? Попроситься внутрь? Простите, я лорд Ант, может, еще помните – муж Ее высочества, Энии Ангурд, принцессы Ассанской… М-мда. Вот бы удивился король. От такого нахальства. И с превеликой радостью бы тотчас вздернул его на виселице. Или нет – он ведь лорд, а лордов не вешают. Лордам отрубают голову. Сразу. Без суда и следствия. Ведь его, кажется, объявили прошлый раз вне закона. А он, к тому же, еще умудрился тайком увезти с собой королевскую дочь. Дела…

Двое гвардейцев закрыли створки ворот после очередной кареты и замерли, облокотившись на длинные копья и надвинув на глаза высокие шлемы. На лицах – только равнодушие, подсвеченное налетом усталости…

– Вечер добрый, – Сергей остановился рядом и посмотрел на небо. – Хорошая погода сегодня, а?

Две пары глаз хмуро смерили его с головы до ног и отвернулись в сторону.

– Ребята, помогите деревенщине, а! – Сергей принял глупый вид. – Я из провинции, из Горваны… Всю жизнь мечтал увидеть настоящую живую принцессу! Особенно – принцессу Энию! Она, говорят, такая красавица – глаз не оторвать… Все у меня дома просто лопнут от зависти! – он вздернул умоляющие глаза вверх и доверительно наклонился вперед. – В усадьбе у нашего барина картина висит – с ума сойти можно…

– Ну-ка назад, – один из гвардейцев сделал шаг. – Голову отверну…

Сергей опасливо отпрянул назад.

– Да нет, вы не поняли, – он просительно вздохнул. – Я только хотел узнать… Может она покажется на народе, где-нибудь, в ближайшее время…

– Назад, я сказал, – гвардеец сделал еще один шаг. – И чтоб я тебя больше не видел…

Сергей вздохнул и двинулся прочь. За пределами площади остановился и долго стоял, размышляя – что же теперь предпринимать дальше? «Ничего, – ответил сам себе. – Просто нужно начинать работать…»

В этот вечер он обошел весь дворцовый комплекс кругом – это оказался не один километр. И определил, что королевский замок имеет трое въездных ворот. Главные официальные – на площади, и, кроме них, еще двое хозяйственных – с другой стороны дворца. Кроме этого, на берегу далеко вдавалась в море закрытая королевская пристань… «Более-менее понятно, – принял решение про себя. – Основное внимание, естественно – официальному въезду». Домой в гостиницу вернулся далеко за полночь. Аника с Ларой, наверное, уже видели девятый сон…

Следующий день, с самого утра, он начал с городской Ратуши – здесь толкалось множество разного народа: приезжие, просители, писаря… Но про принцесс никто толком ничего не знал. Единственное, что он смог выяснить, что члены королевского дома должны присутствовать на празднике урожая, в конце лета. Потому что так было всегда. Потом была городская Управа, Национальный Совет, Благотворительный Комитет и Ангорское Казначейство. Там знали еще меньше…

К обеду он опять вернулся на дворцовую площадь и, облюбовав себе место в маленьком скверике неподалеку, приготовился к долгому ожиданию. Должна же она, елки-палки, все-таки куда-нибудь ездить… Он плохо представлял себе, что будет делать, если вдруг увидит королевскую карету, как сможет выяснить – кто же в ней все-таки конкретно; как сможет проследить или показать себя, если вдруг окажется она… Чтобы она увидела его. И все. Только взгляд, один мимолетный взгляд, и все, большего и не надо. Увидеть и узнать. Увидеть, узнать, и все сказать. Одним, одним единственным только, взглядом. Ему будет достаточно…

В этот день из дворца выехало сорок семь карет. И шестьдесят три – заехало. Но среди них не было ни одной королевской. Домой в гостиницу он опять вернулся поздно. Аника с Ларой не спали, ждали на улице у входа, тревожно вглядываясь в темноту ночной улицы…

– Наконец-то! – оба вздохнули с облегчением, Лара укоризненно покачала головой: – где вас только нелегкая носит, не первый день…

– Так, – Сергей усмехнулся. – Почему не спим?

– Заснешь с вами… Можно ведь и предупредить было, – девушка оглянулась. – Тут неподалеку как раз такая драка была. Даже убили, говорят, кого-то…

– И что?

– Ничего, – она развернулась и открыла двери. – Что тут особенного. Лазаете где-то всю ночь, никого не предупреждаете…

Аника, виновато глянув на Сергея, тоже двинулся следом.

Сергей удивленно смотрел им вслед. Однако…

Следующие несколько дней прошли без особых изменений. С утра он болтался возле дворца, периодически меняя «наблюдательный пункт», чтобы не привлекать внимание, днем наскоро перекусывал в хлебопекарне неподалеку и опять возвращался обратно. Он успел узнать множество абсолютно бесполезных вещей – время и ритуал смены караула у ворот, порядок пропуска гостей и просителей, часы наибольшего оживления и часы сонного полубодрствования. Но так и не приблизился к решению своей задачи.

К вечеру пятого дня наконец начал понимать, что подобная тактика сулила ему слишком мало перспектив. Потому что так можно дожидаться принцессы и полгода. Да и если даже дождется, то это далека не обещало встречу… К тому же – они могли пользоваться и экипажами без опознавательных коронок на дверцах.

Он уселся на широкую лавку в скверике и опустил голову. Зря он сюда приехал, зря… Не с этого надо было начинать. У него ведь были знакомые, к которым вполне можно попробовать обратиться за помощью. Лорд-капитаны Нипорога, князь Далич, в конце концов… Вероятней было бы через них попробовать наладить встречу, в крайнем случае – даже просто передать записку…

– Как дела?

Сергей вздохнул – вот народ беспокойный, нашли-таки его… Он повернулся:

– Вы что, решили меня выследить?

– Так вы же особо и не прятались, что там выслеживать, – Аника опустился на скамейку рядом. – Мне бы поговорить немного…

– Валяй.

Парень упер глаза в землю и замолчал. Сергей не торопил. Из королевских ворот выехала очередная карета…

– Я, наверное, уеду, – он наконец поднял голову. – Завтра.

Сергей промолчал – что тут можно сказать? Вообще-то, по логике – давно пора. Только все-таки жаль, почему-то… Аника видимо ждал какой-то реакции от него, но, так и не дождавшись, продолжил:

– Я влюбился. Да еще так… что сил никаких больше нет. Совсем нет…

– Это заметно, – заметил Сергей и усмехнулся. – Что-то я никак не могу взять в толк. То влюбился, то уезжаю…

– Она герцогиня, – прямо сказал парень, не затягивая объяснение. – А я – никто. Даже не воин. Так дальше продолжаться не может. Чем дальше, тем только хуже.

– Ага, вот в чем дело…

Сергей замолчал, Аника тоже. Да, дела… Что он мог ему сказать? Что все это очень и очень смешно? Что все это нелепо и глупо? Потому что просто до слез напоминает его собственную проблему. Что любовь не знает границ, для нее не важно положение в обществе? Или, что более разумно, – давай, рви отсюда, пока еще не стало совсем поздно? Чтобы потом не переживать еще большую боль…

Только вот разумность – часто граничит с малодушием и трусостью. Хороший ты все-таки парень, Аника. Честный, и не ищешь выгоду для себя.

– А Лара? – наконец спросил он. – Она как к тебе относится?

– Кажется, тоже…

– Кажется, или тоже?

– Тоже, – подумав, ответил парень.

– Вы молоды, – продолжал Сергей. – Ну вспыхнуло что-то… Молодость всегда влюбчива. Это, как правило, потом быстро заканчивается.

– Нет, – вздохнул Аника. – Это совсем другое. Совсем-совсем. У меня были раньше девчонки, я не пай-мальчик. Это не то, – он немного помолчал. – Знаете, когда очень хочешь, чтобы она была счастлива, понимаете? Душой. Она, а не я. И чтобы все у нее было хорошо. У нее, а не у меня, – задумчиво повторил он. – И готов ради этого на все. Даже отдать в руки другого, только… – он запнулся. – Чтобы она была счастлива. Почету-то мне казалось, что вы меня поймете…

Он опять замолчал. Сергей глянул в сторону дворца – стражники распахнули ворота, выпуская группу каких-то верховых. Да… Кажется, парень узнал любовь. Неподдельную любовь. Как это знакомо… Ой.

Сергей резко отвернулся в сторону – Аника даже отпрянул. Потом удивленно уставился в сторону ворот:

– Что, кто-то знакомый?

Сергей осторожно повернул голову обратно. Последним из дворца выехала знакомая коренастая фигура, с военной выправкой, и, окинув взором площадь, неторопливо направилась к остальным – остальные придержали лошадей. Лорд Шамур. Полковник в отставке. Пользующийся уважением у самого короля, несмотря на свой характер. Что-то не очень хочется встречаться – прошлый раз, помнится, он выгнал Сергея с трескам. Хотя, и было за что… Кони, простучав копытами, скрылись из глаз – он повернулся обратно:

– Да нет, это я так… Кто тут может быть знакомым?

– Понятно, – парень помолчал, потом хлопнул по коленям, вставая: – Ладно, пойду я. Не буду мешать…

– Подожди, – Сергей вернулся в действительность. – А ты говорил с Ларой?

– Зачем? – он с готовностью остановился. – Я знаю, что она скажет…

Елки, как же ему самому не хочется уезжать. И чего это они все так ценят мнение Сергея?

– Мне кажется, – сказал Сергей. – Честнее было бы сначала поговорить с Ларой. Она тоже имеет право.

– Вы не понимаете, – встрепенулся парень. – Она – из знати, большой знати, из высшей аристократии! Если бы вы были на моем месте…

Сергей не выдержал и улыбнулся. Это я не понимаю? Это я – не на твоем месте? Я уже два года на твоем месте, дружище. Кто она у тебя там, герцогиня? А как бы ты отнесся к такому, если любимая – принцесса?

– Знаешь, что я тебе скажу, Аника, – Сергей оглянулся на дворец и тоже поднялся со скамейки. – Все гораздо сложнее, и, одновременно, легче, чем ты думаешь. Но я не смогу дать тебе совет. Потому что сам не знаю, как правильнее поступить…

Парень молчал, внимательно глядя на него. Ему здорово была нужна помощь.

– …Но – хочется немного открыть твои глаза, – продолжал Сергей, «как когда-то пытались открыть мои…» – подумал про себя. – У великих мира сего – тоже есть сердце. Которое тоже умеет болеть. И душа. Которая тоже тоскует и бьется… И хочет любви – хорошей, настоящей любви. И счастья…

Сергей замолчал, задумчиво уставившись на дворец. Любовь, счастье… Но ведь счастье у каждого – разное. Одни видят счастье в богатстве и уважении, другие – в баталиях и славе, третьи – в поисках и открытиях… Каждый ищет свое, именно свое счастье, свои надежды и мечты. Какое оно у вас, молодые люди, а? Что вы хотите от жизни этой? Что? Совпадают ли ваши желания?

– Да понимаю я, – протянул Аника. – Я и не отрицал этого.

Почему-то я уверен, что вы можете хотеть чего угодно, но только не злого. И не за счет других людей… Оба. Потому что ты, Аника, хороший и добрый парень, хоть по молодости и стараешься казаться круче. Это пройдет. А Лара… А Лара – сбежала из Империи. Где у нее было все. И власть, и богатство. Но навсегда потеряна – душа…

Сергей улыбнулся и прямо взглянул в глаза парню:

– Скажи, Аника, ты веришь в Бога?

– Что? – тот не понял сразу. – А, да, конечно. Я же не отлученный.

– Тогда знаешь, лучше о чем подумай? – Сергей медленно двинулся из скверика, парень за ним. – Если это любовь, как ты говоришь…

– Да, – тот кивнул головой.

– …Мирная, добрая, а не страсть, где не горячиться сердце и не тянет на «подвиги», – тот опять кивнул головой. – То… Она бывает только от Бога, Аника, – Сергей остановился и повернулся. – Понимаешь? Подумай над этим.

Парень нахмурился, глядя на него.

– Что тебя больше всего беспокоит? – терпеливо пояснил Сергей. – Разность в положениях? Что ее родители не дадут согласия? Что ей будет трудно жить с тобой в небольшом домике? – он сделал паузу. – Неужели ты думаешь, чтоНебу не известны эти проблемы?

Аника выпрямился – до него начало доходить.

– Ты не знаешь, что ждет тебя в будущем. И я не знаю. И никто не знает, – продолжал Сергей. – Но все знает Небо. И если вам, молодым оболтусам, подарили любовь, – он усмехнулся, парень тоже. – То чего ты ломаешь голову?

– Спасибо, – помолчав, задумчиво сказал Аника. – Но для этого надо иметь слишком большую веру. Я не скажу, что вы меня полностью убедили. Но все равно – спасибо…

Он кивнул головой и неторопливо пошел обратно, в сторону гостиницы – Сергей сочувственно смотрел ему вслед. Эх, Аника, Аника… Ты даже не представляешь – сколько из этого всего может вылезти сложностей. Сколько проблем. Как ты можешь усложнить свою жизнь… Тебе бы простую девчонку, чтобы любила тебя и ждала, готовила вкусный обед или ужин, и нарожала кучу замечательных драчливых детей… И жизнь – без интриг, потрясений и искушений. Вот только будешь ли ты теперь сам от этого счастлив? Одному Небу известно…

Сергей вернулся обратно и опустился на скамейку. Да… Почему так странно крутит человека жизнь? Что толку давать советы другим, когда у самого все очень и очень неопределенно. Как сложится судьба у него самого? И будет ли она вообще, эта судьба…

Эх, Эния… Что произошло за эти два года? Что изменилось? И возможно ли, что изменилась ты сама? Два года. Это достаточный срок. Чтобы о многом подумать и многое переосмыслить. И о многом забыть. И влюбиться заново… Тем более, если уверена в том, что тот, который когда-то был ближе всех – давно погиб…

По законам Шеола брак прекратил свое существование, одновременно с моей «смертью». Даже если и нет главного доказательства – тела, то есть определенные сроки. Все тот же пресловутый год. И ты опять имеешь право выйти замуж… Так что мы, возможно, уже не женаты. Я – не муж, и ты – не жена…

…Вечером его встречала одна Лара. Сергей удивленно оглянулся – он уже начал привыкать к их ненавязчивому беспокойству:

– А где Аника?

Глаза Лары сразу позеленели от злости:

– Уехал. Идиот.

– Он же, кажется, собирался завтра…

– Он что, еще и предупреждал? – она отвернулась в сторону. – Мы поругались.

– Ясно…

Сергей поднялся к себе и завалился на постель. На душе почему-то стало совсем тоскливо. Интересно, долго ли она еще выдержит? Она не выдержала и минуты – стук в дверь раздался почти сразу:

– Еще не спите?

– Заходи, – он поднялся с постели и опустил ноги на пол.

– День сегодня какой-то, – она прошлась по комнате и остановилась у окна, зачем-то провела пальцем по подоконнику, внимательно рассмотрела палец, потом перевела взгляд в темноту ночной улицы. – Просто ужасный…

– Я тоже завтра уезжаю, Лара, – сказал ей Сергей. – Ты, наверное, уже догадалась, что я хочу тебе сказать?

– Я поеду с вами! – немедленно встрепенулась она, и тут же сотворила умоляющие глаза: – пожалуйста, я вам не помешаю, вот увидите… Хоть вы не вгоняйте меня в окончательную тоску.

– Так, – он внимательно посмотрел на девушку. – Давай-ка, определимся сразу, Лара. В чем дело? Что еще за фокусы? Почему ты не едешь домой, к своим? Рассказывай.

– У меня нет дома, – глухо ответила она, ее глаза позеленели еще больше. – И нет своих. Я одна-одинешенька. Как…

– Как тростинка на ветру, – подсказал ей Сергей. – В голом-голеньком поле…

– Как тростинка… – согласно повторила она, но сразу опомнилась: – вы издеваетесь, да?

– Ты меня принимаешь за кретина? – усмехнулся Сергей. – Хотя, в общем-то, это и не важно.

– Вы что, мне не верите? Думаете, что я лгу?

– Мне без разницы, Лара, пойми, – Сергей устало вытянул ноги и прислонился к стене. – Пускай даже у тебя там и есть что-то такое… Но скажи, причем здесь я? Я-то тебе зачем?

Она надолго замолчала, задумчиво вырисовывая пальцем какие-то узоры на стекле. Сергей не торопил.

– Вы ведь очень много про меня знаете, – наконец сказала она. – Больше, чем любой из людей в Шеоле. Знаете, откуда я пришла, и почему. Неужели, мне нельзя просто проверить?

– Поверить чему, Лара?

– Тому, что у меня нет дома. Тому, что меня никто нигде не ждет.

– Ну, во-первых, это твое личное мнение. Ты даже не представляешь, насколько часто люди ошибаются.

– Я не ошибаюсь…

– А во-вторых, – продолжал Сергей. – Я так и не понял, причем здесь я? Тебе, в таком случае, лучше было бы уехать с Аникой, например…

– Я сначала должна найти сестру, – мрачно сказала девушка. – И вообще, еще не готова ни к каким личным отношениям. Впрочем, этот дурень все равно ничего не хочет слушать. Заладил: герцогиня, мадам то да се… А он, па-де-де, простой олух… Действительно, олух.

– Его можно понять, Лара, – вздохнул Сергей. – Но не это суть важно. Ты так и не ответила. ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ Я?

Неожиданно девушка обернулась и пристально посмотрела в глаза Сергею – ему стало непосебе. Потому что разом куда-то исчезла молодость и детская несерьезность, ершистость и девичья беспечность. Это был взгляд человека, которому пришлось очень много чего вынести и повидать на своем, пускай и совсем недолгом, веку, – очень и очень много такого, что дано видеть и знать далеко не каждому. И лучше бы вообще никогда не знать. Так могла смотреть девушка, которая вряд ли в жизни сможет кому-нибудь просто поверить.

– Вы рохер, – спокойно сказала она. – Большой и свободный рохер, не из Союза, и даже не из Ордена. Я даже не слышала про таких.

– Пускай так.

– Значит вы пойдете в Рох, рано или поздно. А мне очень нужно в Рох.

– Так, – сказал Сергей, вставая. – Без меня, понятно? Ответ окончательный.

– Поймите, если бы это не было так важно…

– Ответ окончательный, – повторил Сергей, отрезая. – Спокойной ночи.

Она сверкнула глазами и вздернула подбородок, но сразу сообразила, что эти штучки годятся больше для Аники. И тяжело вздохнула:

– Вы просто не понимаете…

– Без. Меня.

– Но почему вы так…

Сергей прошелся по комнате и остановился возле нее:

– Я не люблю, когда используют людей, Лара. Аника, например, по-настоящему влюбился. Первый раз в жизни. А ты просто поигралась, да?

Она вспыхнула:

– Зачем вы так…

– Неважно, он уехал, все в прошлом. Да это, в общем-то, меня не касается, это ваше дело. Но, между нами девочками, просто для истории… Его можно было остановить? Или он уже начал мешать?

Она резко отвернулась и опять уставилась за окно. В комнате повисла пауза…

– Это, вообще-то, больно, – наконец, тихо произнесла она.

– Извини, Лара, поздно, – так же тихо сказал Сергей. – Мне надо хорошо выспаться.

Она еще раз вздохнула, как-то грустно посмотрела на него и вышла из комнаты – дверь перед щелчком чуть задержалась…

– Вы правы, наверное, – донеслось с той стороны. – Его можно было остановить. У меня слишком много гордости…

Дверь закрылась. Сергей опустился на кровать и задумчиво уставился в окно.

Да… Гордость очень часто все портит, и всегда – мешает. И не только в подобных случаях. Только знаешь, почему-то я тебе уже не очень верю… Рох. Тебе, оказывается, надо в Рох. Зачем? Ты меня можешь загрузить чем угодно, только вряд ли это окажется правдой…

Да… А ведь она совсем не так проста, как кажется. Совсем не так наивна и доверчива. Властительница. Елки, не сотворил ли он большую ошибку, когда вытащил ее из Империи? Только стать пособником Роха ему еще недоставало…

А как иначе? Вечная подозрительность и недоверие к людям, и к добрым позывам своей собственной души – могут довести до еще больших крайностей… Скажите мне кто-нибудь! Разве можно иначе?

Из-за окна донесся приглушенный шум: хлопнула дверь – раз, другой, неожиданно послышался голос Лары, потом раздалось мерное цоканье копыт – кто-то рядом провел коня. Сергей поднялся с постели и выглянул в окно. Внизу, выделяясь в квадрате света от распахнутой двери, стояла оседланная лошадь, рядом Лара о чем-то разговаривала с хозяином гостиницы. Потом она вскочила верхом, подняла голову и глянула на окна – Сергей уловил твердость решительных глаз, и в ответ только философски пожал плечами. Она отвернулась и пришпорила коня вдоль по улице…

Сергей вздохнул и начал раздеваться. Где же ты, девочка, взяла деньги на лошадь? Может, Аника оставил? Эх, Аника-Аника…

Да… Вот окончательно и распалась их маленькая компания. А разве он ожидал другого? Нет. Тогда, почему же так пасмурно на душе?

Глава 10

Утром он проснулся поздно. Встал и умылся, впервые за все дни ощущая какое-то равнодушие и безразличие ко всему. Как будто порвалась какая-то пружина, которая наматывала нервы и заставляла яростно рвать и метаться в бесполезных поисках сердце. Но тяжесть и непонятная скорбь остались. Тяжесть и скорбь… Как будто, все-таки – что-то он делал не так.

Не спеша собрался, спустился вниз и рассчитался за гостиницу. На улице остановился, повертев головой по сторонам, и задумался. Так, и что теперь? Каков следующий порядок действий? Отправляемся в путь? Тогда куда, или, точнее, к кому?

Он вздохнул и двинулся по улице к рынку. Сначала неплохо бы приобрести оружие и, если хватит денег, коня. И кое-какие походные вещи в дорогу. Здесь не двадцать первый век земной технократии, экспрессы не ходят, и одиночная дорога всегда связана с множеством мелких необходимостей. Это было недалеко.

Городской рынок. Понятный, особенный и, наверное, похожий мир в любых частях любого света. Мир своих ценностей, своих законов, своих правил и установлений. И главное правило – подороже продать и подешевле купить, так же естественно для любого света. Сергей не стал окунаться в бурлящий многокилометровый котел гомонящей толпы – почему-то это стало абсолютно неинтересно, а сразу прошел к оружейным кварталам.

Здесь было потише и поспокойней. Небольшие приземистые домики-лавки образовывали несколько отдельных улочек, без открытых лотков и палаток, покупатели – степенные и уверенные люди, не любящие навязчивости и торопливости. Что-то вроде аристократии рынка, аристократии покупок и продаж…

Сергей, зная по опыту, что с края обычно дороже, прошел немного вглубь и остановился, задумчиво разглядывая неброские вывески. Денег совсем не густо, и придется постараться, чтобы хватило хотя бы на самое необходимое. Мимо, оглядев его с головы до ног, прошли трое патрульных городской стражи – он отвернулся в сторону. Прошлый раз похожая встреча принесла одни неприятности. Он молча посмотрел им вслед, потом шагнул и заглянул в ближайшую лавку.

Как и предполагалось – ничего непривычного: ряд копий, пик и алебард, дальше виднелись мечи, палаши и арбалеты. Еще дальше, теряясь в полутемной глубине после солнечной улицы, тускло блестели щиты и доспехи. Абсолютно любых форм и размеров, на любой, самый взыскательный вкус. «…Мог подумать такое? – доносился откуда-то из глубины недовольный женский голос. – Понятно, что у нее никогда не было даже талана совести, но чтобы Ригарон ее поддержал!» Сергей прошел в глубь и задумчиво оглядел ряд клинков у стены – в лавке никого не было видно. «Я не выдержала – это же молочный теленок, какая язвенная марень? Я же знаю, что с глазами у Ригарона все в порядке. Вот только его совесть застряла у Марризы в причинном месте, и теперь он как бык, глаза тупые, даже смотреть противно…» Сергей попробовал пальцем остроту клинков и сощурился, пытаясь на глаз определить вес и балансировку. «…Правда, мне он не осмелился возразить. Марриза страх, как боится власти, – голос доносился из-за ширмы в конце зала. Сергей поднял ладонь, чтобы деликатно покашлять, но что-то его остановило… – И хоть кузина не бог весть какая власть, просто кухарка, но все, кто работает во дворце – для нее авторитет на уровне короля…»

Сергей замер. Потом поднял руку и удивленно почесал висок. А вот про это он и забыл! Вот это он совсем упустил из виду… Ведь во дворце тысячи и тысячи слуг! Просто – непомерно огромное количество слуг. Вот еще вариант. Причем – совсем неплохой вариант. Ведь, достаточно просто передать записку…

Он кашлянул и постучал рукой по прилавку – из-за ширмы тут же выглянула пожилая женщина, и оглянулась назад, призывно махнув кому-то рукой. Следом показался невысокий коренастый бородач, явно хозяин лавки, и явно бывший воин.

– День добрый, – Сергей кивнул на клинки в ряду. – У вас есть что-нибудь понадежней этих? Только не из шибко дорогих, имперскую сталь я вряд ли потяну…

– Приятно видеть опытного воина, – хозяин расплылся в добродушной улыбке. – Империя нынче уже редкость. Но кое-что показать могу, – он вернулся назад и опять скрылся за ширмой.

Сергей небрежно облокотился о стойку и улыбнулся хозяйке:

– Хороший день сегодня…

– Хороший-хороший, – сразу поддержала словоохотливая бабуля. – И Гакимас уже не так жарит, и дожди дали семенам совсем неплохие всходы. Слава королю, и в городе стало поспокойней…

– И кузина, если что, всегда поддержит, – Сергей равнодушно скользнул взглядом по доспехам в конце зала. – Добрые люди всегда помогают друг другу, разве нет?

– Ой, это вы услышали про Марризу, – всплеснула руками почтенная матрона. – Вы не представляете, какой невысокой совести может быть человек! И Ригарон, ведь был солидный мужчина такой, все его у нас уважали…

– А ваша кузина правда работает во дворце? – он почувствовал, что лучше перевести разговор в более нужное русло, иначе здесь можно застрять до утра. – Готовит самому королю?

– Ну, не самому королю, конечно, – честно призналась женщина, и вдруг насторожилась: – Да и вообще, моя кузина очень редко появляется в городе. Мы уже и знать перестали, как она выглядит…

Из-за ширмы появился хозяин, аккуратно неся в руках продолговатый сверток. Сергей вздохнул – на помощь дворцовой прислуги, очевидно, особо не стоит надеяться. Они все здорово осторожные, включая даже их родственников…

Бородач разложил на стойке несколько клинков и вопросительно уставился на него. Сергей опустил голову и взял в руки ближайший. Да, это уже можно было назвать мечом. Он повернулся назад и взмахнул рукой – отточенная полоса со свистом рассекла воздух. Прекрасно закаленное железо, отличная заточка и балансировка, искусная работа… Он положил меч обратно и взял следующий, и вздохнул – вспоминая свой имперский, когда-то подаренный самим королем… Ничего, эти тоже совсем неплохи.

– Вот этот как раз по руке, – он выбрал один из клинков и повертел им в воздухе. – Сколько?

– Прекрасный вкус, – улыбнулся хозяин. – Поверьте, молодой человек, я всегда говорю правду. Не беспокойтесь, договоримся, мы рады видеть хорошего воина. Вам ведь, похоже, нужен не только меч?

– Не только, – согласно кивнул головой Сергей. – И еще кое-какое снаряжение. Сколько потяну… Скажите, – он повернулся к хозяйке. – А ваша кузина не сможет выполнить совсем малюсенькую просьбу? – он решил попробовать просто так, на всякий случай, без особой надежды на успех. – У меня во дворце девушка работает, любовь моя, самая большая в жизни любовь… Может, она передаст масенькую записочку? Поможет двум сердцам-голубкам соединиться вместе?

– Ой, а кто она, может кузина знает? – снова всплеснула руками женщина. – Что же вы так… А почему вы не договоритесь через родителей? – осторожность опять взяла верх над доверчивостью. – Или через родных? Это же не так и трудно.

– Понимаете, ее родители не очень… – Сергей сотворил самое несчастное выражение лица. – Благоволят к простому воину.

– Я бы с удовольствием, – сокрушенно вздохнула недоверчивая хозяйка. – Но вы знаете, мы ее так давно не видели… Может быть когда-нибудь потом, когда увижу…

Еще через несколько минут Сергей понял, что его денег не хватит даже на самое необходимое. Не говоря уже про коня. Хорошие клинки всегда стоили очень дорого.

Он вышел на улицу и остановился, разглядывая вывески других лавок. Снаряжение невысокого качества брать не хотелось, а за достойное… За достойное надо и платить достойно. Он вздохнул и двинулся дальше по улице, продолжая вертеть головой по сторонам. Хотя и чувствовал, что вряд ли это поможет – хозяин лавки не обманывал, цена на качество везде одинакова, это рынок, он и так делал скидки, какие мог…

– Бог в помощь! – попрощался кто-то рядом, в соседнем домике хлопнула дверь и на улицу вышел, жмурясь от яркого солнца, плечистый латник – на плече сверкнула золотистая коронка.

Сергей приостановился. Так… Королевская гвардия. Может, что выгорит сейчас? Очень серьезные, но сосем неплохие ребята – высоко ценящие не только долг, но и честь. Это был более подходящий случай, чем со стражей у дворцовых ворот. Он решился:

– Одну минуту!

Воин недоуменно оглянулся и задержался, поджидая Сергея – несколько прохожих удивленно обернулись.

– Я прошу прощенья, – Сергей остановился рядом. – Только маленький вопросик…

– Недолго, – предупредил гвардеец.

– Как поживает капитан Ош Гуяр? – он сразу перешел к делу. – Меня здесь давно не было, хотелось бы увидеться, поговорить – мы давние знакомые…

– Капитан Гуяр? – воин медленно двинулся по улице, Сергей за ним. – Просто давний знакомый?

– Да… – сделал серьезное лицо Сергей. – А что, это странно?

– Немного, – воин вздохнул. – Вряд ли ты сможешь увидеть его. Нет его в Ангоре, давно уже нет. Его величество отправил капитана на северную границу. Еще два года назад.

Сергей замолчал. «Вот те и на, получи, – мелькнула саркастичная мысль в голове. – Ты этого хотел? Чтобы за тебя несли наказание другие люди? Отличные люди, к тому же…»

– Жаль…

– Очень многим – жаль.

«Чтобы ты сказал, – опять съязвил сам себе про себя. – Если бы узнал, что главный виновник ссылки твоего капитана шагает сейчас рядом с тобой?» Но вслух только задумчиво спросил:

– Как же это допустила принцесса Эния?

И не заметил, как напрягся гвардеец:

– Почему она должна была не допустить?

«…Эх, капитан, капитан, – продолжали бежать в голове сокрушенные мысли. – Ты веришь чести и справедливости. И идешь на все ради тех, кому веришь. А тебя, получается, предают…» Он повернул голову:

– Принцесса вернулась после этого? Поэтому не остановила?

И сразу понял, что совершил промах. Еще до того, как на его плечо опустилась тяжелая рука:

– Ты кто такой, парень?

Город просыпался, кончались утренние часы – на улице толкалось уже значительно больше народа, – некоторые начали удивленно оборачиваться. Сергей понял, что влип, бросил беглый взгляд вокруг и внутренне подобрался:

– Я что, что-то нарушил? Здесь карают за безвинные вопросы?

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – железная хватка твердо держала его плечо. – Кто ты такой? И с чего ты решил, что принцесса откуда-то вернулась?

– Я наемник, – спокойно сказал Сергей. – профессиональный наемник. Тебе бы лучше отпустить это плечо.

Хватка слегка ослабла – воин чуть отстранился и оглядел его с головы до ног:

– Что-то не очень похоже… Докажи.

Сергей усмехнулся. Однако, молодец – знает что спросить. Человек, мало знающий профессиональных воинов, наверняка бы начал вспоминать знакомые имена и прозвища, или совать рекомендательные письма – и этим бы сразу совершил глобальную ошибку. Потому что еще ни один наемник никогда никому ничего не доказывал.

– Есть только один способ, – Сергей бросил взгляд на длинный меч гвардейца. – Я знаю, что еще ни разу наемники не скрещивали оружие с гвардией. Если ты не остановишься, то я начну. И это будет не моя вина, – он поднял голову и прямо взглянул в глаза воину. – Убери руку прямо сейчас.

Вокруг уже начала собираться толпа – народ всегда остро чувствует напряжение. Гвардеец медленно разжал пальцы:

– Не думай, что я тебе до конца поверил. Но мы уважаем наемников, я не буду рисковать, – он опустил руку, пристально глянул в глаза Сергею, повернулся и, гаркнув шибко любопытным: «Чего встали? Мамка разрешила?», неторопливо двинулся вдоль по улице.

Толпа вокруг начала растворяться. Сергей некоторое время смотрел ему вслед, потом развернулся и двинулся в другую сторону. Ой-ой… Чуть не накликал беду. Через десяток шагов оглянулся – воина уже не было видно. Что-то не понравился ему этот прощальный взгляд, совсем не понравился… Так, ладно.

Сергей вздохнул и посмотрел на длинный ряд магазинчиков. «Что такое не везет, и как с ним бороться?» В голове опять завертелись насущные проблемы – денег совсем мало, надо принимать какое-то решение. Что делать дальше? Скорее всего, придется купить один меч. И двинуться в путь странником – от одного городка к другому, от одного доброго дома к следующему… Надеясь только на милость и доброту людей, и на божью помощь. Там покормят, здесь помоют, в другом месте дадут подработать… Или попробовать найти работу в Ангоре? Тогда это будет очень долгая задержка.

«Лучше отойди, – сказал кто-то кому-то рядом. – Это наемники. Себе будет легче…» Он резко обернулся – однако говорили не про него. Впереди по улице навстречу ехало несколько всадников – народ уважительно расступался в стороны. Знакомая уверенность, знакомое спокойствие и расслабленность – готовые в один миг перейти в активность…

Сергей остановился. Может, и не обязательно не везет? Он встал посреди улицы и сложил руки на груди – если назвался наемником, то веди себя как наемник. Двое первых подъехали вплотную и остановились, кони фыркнули и переступили с ноги на ногу, следом встали остальные – обтекающий народ раздвинулся по сторонам. Удивленный прищур смерил Сергея с головы до ног…

Он поднял руку:

– Идущий на смерть приветствует тебя, цезарь, – потом засмеялся. – Шучу, ребята, это вроде поговорки. Вы не собираетесь проткнуть меня сразу? Я из группы Свата, вы наверняка слышали про такого.

– Свата? – наклонился и вздернул брови передний. – Я отлично знаю группу Свата. Тебя не знаю.

– Только одно. Как он и где? Меня не было два года.

– У тебя имя-то есть? – еще ниже наклонился передний, очевидно – старший группы. – Нормальные люди начинают с имен.

– Вряд ли мое имя вам что-нибудь скажет, – вздохнул Сергей. – Я совсем недолго пробыл с ребятами. Может, только князь Далич помнит. Ант. Серый Ант.

– Серый Ант? – наморщил лоб старший. – Первый раз слышу.

– Решка, – вполголоса присвистнул кто-то из задних – старший обернулся назад. – Это же, кажется, тот, который гоблина, у Далича… Все правильно, из группы Свата, два года назад…

Старший повернулся, широко улыбнулся и спрыгнул с лошади – остальные сразу же последовали за ним:

– Кровь на кровь! Брату брат! Братишка!!!

…Сергей прекрасно знал, что наемники всегда друг за друга горой, всегда рады встречам между собой – жизнь, бывало, забрасывала в самые отдаленные уголки Подгорья, только не знал – насколько. Он уже через две минуты сидел в ближайшей таверне, окруженный друзьями, и с тихим ужасом взирал на заваленный всякой всячиной стол. Боевые братья с радостью загружали его всеми последними новостями по всему Шеолу, из которых он понимал ровно сотую часть. Все последние битвы и стычки, рисковые предприятия и курьезы, длительные работодатели и разовые наниматели… Про группу Свата знали совсем мало. Слышали только, что он где-то на западе и, вроде, всерьез занялся Союзом меченосцев Роха. Никто не сомневался – на Свата это было похоже.

Он как-то невзначай вскользь обмолвился про свои проблемы, и сразу понял, что лучше бы этого не делал. Потому что еще через полчаса у него было все. Новые товарищи тут же всей гурьбой провели по самым мастеровым оружейникам, не скупясь помогли выбрать лучшее оружие и походное снаряжение, и так же всей гурьбой прошлись по лошадному рынку – выбирая коня. Сергею было здорово неловко…

– Не переживай, при следующей встрече рассчитаешься, – хлопнул его по плечу старший. – У всех у нас бывают трудные времена…

Он распрощался с друзьями, когда день склонился к вечеру – последний раз махнули друг другу рукой, потом взял под уздцы коня и медленно двинулся по рыночной улице. В голове было уже совсем не так пасмурно и тревожно, хотя какая-то тихая непонятная печаль от Энии, и от Аники с Ларой, еще оставалась. Разве это можно назвать – «не везет»? Слава тебе, Боже, за все…

Он миновал рынок и поднялся к деловым кварталам и парку – пешком, ему нравился этот летний вечер: пересвистывание птиц в городском парке, стрекот сверчков в густой траве и кустах, спокойные лица немногих случайных прохожих… Пока совсем не хотелось садиться верхом и вообще – куда-то спешить. Мысли, тихие неторопливые мысли, как вода в полноводной реке – хорошо, когда есть не только время, но и желание – думать…

Разве плохо иметь друзей? Разве плохо принадлежать боевому братству, к дружбе – которая покрепче иной семьи? Ведь другие об этом только мечтают…

– Не заблудился, часом?

Сергей оторвался от мыслей и поднял голову, и сразу напрягся – с ним поравнялись несколько стражников в черных латах, королевская гвардия, – его недавний «знакомый» улыбался впереди. Елки, ну почему так – опять повторяется прошлая история в этом парке? А ведь парк такой хороший, цветущий и приятный совсем…

– Парни, я на минуту, – сказал воин товарищам. – Это мой знакомый, из наемников, – он чуть задержался, пока друзья его обгоняли.

Сергей перевел дух – ну и денек сегодня, одни сюрпризы. Уже успел подумать абы что, приготовиться к худшему…

– Я тебя видел на рынке, с твоими друзьями, – тихо сказал гвардеец. – Извини, что не поверил сразу.

– Ничего, – дружелюбно улыбнулся Сергей. – Я бы и сам вряд ли поверил. Зовет охламон какой-то, без оружия, без коня…

– Ты спрашивал насчет принцессы Энии, – так же тихо проговорил воин. – Она действительно отсутствовала одно время, года два назад. Потом появилась опять. Мы все надеялись, что она заступится за капитана, даже специально просили… – он замолчал.

– Но она не заступилась, – закончил его мысль Сергей.

– Она изменилась. Она очень изменилась. Стала замкнутой и нелюдимой… Это все можно понять – у нее был муж, замечательный парень, из вашего брата, из наемников, к тому же отличный рохер… Он погиб в Рохе. Ее, наверное, можно понять…

Сергей промолчал.

– Она редко бывает в Ангоре. В основном – в Райгате, в королевском охотничьем поместье. Холодная, равнодушная и высокомерная. Но это все равно наша принцесса, не нам выбирать хозяев… И еще – мы помним, какая она была раньше. Только вот горько за капитана…

– А дочка с ней? Должна была вернуться дочка, Рада…

– Рада?!! – гвардеец резко остановился. – Не может быть! Она же погибла, давно еще…

– Неужели не вернулась? – Сергей замер, чувствуя как гулко стукнуло и упало сердце, и где-то далеко-далеко защемило под ложечкой, и там же выступили холодные капли, холодные-холодные такие, капли…

– Может, и вернулась, – глухо сказал воин и двинулся вперед, Сергей за ним. – Может, в Райгате с мамой. Там охраняет другое подразделение, не наши, тупые убийцы, гвардия только по названию… Только, почему тогда это держат в секрете? А где она была все это время, ты знаешь? Неужели в Рохе?

– В Рохе, – хрипло выдавил Сергей.

– Тогда понятно… – протянул воин. – Она должна быть очень необычной девочкой, столько лет в Рохе… И знать, наверняка, не мало. И Союзу меченосцев, как кость в горле…

– Наверное, – прошептал Сергей, чувствуя, как с трудом ворочается в горле язык. В уголках глаз выступила влага: «Только бы это, только бы так, только бы… Радушка, девочка маленькая, будь живой, а… Я тебя найду, я обязательно найду, я все сделаю, я опять перелопачу весь Рох… Только не погибни тогда, очень тебя прошу, а…» Он поднял руку и медленно провел по лбу, ненароком смахивая непрошенную влагу в уголках глаз…

– Извини, – воин внимательно глянул на него – на лице появилась неприкрытая симпатия, и протянул руку. – Мне надо спешить. Дежурство…

– Спасибо, – сказал Сергей и крепко пожал широкую дружескую ладонь. – Большое спасибо.

– Меня зовут Аушен. Элик Аушен, вторая рота. Всегда буду рад, – гвардеец махнул рукой и побежал догонять своих.

Сергей опять некоторое время смотрел ему вслед, потом вздохнул и медленно побрел вдоль по аллее. Да что же такое происходит? Все так плохо, просто очень плохо… Рада, елочки же ты, елочки… Если даже гвардия про нее не слышала… Да я же теперь не смогу, я же теперь просто не в состоянии – ждать…

Он почувствовал, как в груди поднимается волнение. Неужели ты не смогла тогда выйти из Роха? Боже ты, Боже… Тогда понятно, почему так изменилась Эния – как невозможно трудно матери пережить вторую потерю. Плюс «смерть» Сергея… Хотя нет, непонятно – Эния не из тех людей, которых личное горе делает злыми. Она скорее как Габ, еще бы более стала чувствительной и печальной… Мир перевернулся. Мир вывернулся наизнанку. Мир пошел колесом…

Я зря проторчал столько дней в Ангоре. Она, оказывается, очень редко бывает в столице. Райгат. Королевский охотничий замок – я слышал про него. И стража – одни убийцы, без способности к мысли. Я должен туда попасть. Пусть даже, и ценою своей никчемной жизни.

Сергей поднял голову. Городской парк кончился, он сам не заметил, как дорога привела его на дворцовую площадь – сказалась многодневная привычка. Он глянул на дворец – глаза сузились и полыхнули горечью, и оглянулся вокруг. И непроизвольно отшатнулся…

Из-за поворота вынырнула карета, в сопровождении конной дворцовой гвардии – на дверцах сверкнули ветвистые золотые коронки. Время, казалось, начало замедлять свой бег, и накатило волной на разум… Мерный цокот копыт, мягкий скрип рессор – высокий экипаж плавно качнулся и развернулся на повороте, гвардейцы неторопливо и равномерно распределились вокруг. Сергей застыл, не смея отвести глаза… Мягкие плюмажи, золотая оторочка плащей и длинные пики, на лицах – стандартное выражение каменного равнодушия. Кучер величественно взмахнул плетью – шестерка белых грациозных коней в усердии выгнула шеи. Лейтенант впереди придержал коня, равняясь с каретой, нагнулся у дверцы и что-то сказал внутрь – в глубине за занавеской мелькнула широкая женская вуаль и шляпа… Люди почтительно освободили дорогу и сгрудились у самых домов, махая руками и вытягивая шеи. Сердце ухнуло и упало, и тоскливо защемило внизу…

Сергей, как в медленном немом кино, увидел и мгновенно запечатлел картинку, с множеством пустых и совершенно ненужных мелочей: длинные чесаные гривы и перекатывание мышц на широкой груди коней, колокольчики под тонкими шеями и пушистые пампушки над ушами, красные попоны и позолоченные спицы колес, черные загнутые усы у кучера и неторопливый виток плети в воздухе… И лейтенанта, медленно нагоняющего гвардию впереди. И позолоченный драп на дверцах, слабо колыхающийся в такт покачиванию мягких рессор…

Он не услышал, как рядом за спиной остановились чьи-то лошади, не услышал, как кто-то позвал его по имени. Как прохожие сбоку подняли приветственный гвалт проезжающей мимо процессии. Только дрожь в руках и быстро заполняющее голову волнение. И осознание момента, особого момента, единственного шанса – который враз может положить конец всем сомнениям, и расставить каждого по своим местам. И свою душу, которая начинала вопить – гулко пульсируя боем в ушах. И ощущение того, что больше не в силах – ждать…

И он рванул. Рванул туда, где мелькнул знакомый силуэт, где обитала надежда, туда – где только и могла существовать его душа…

Мигом пролетел отделяющие метры, прошмыгнул между двух коней королевской охраны, запрыгнул на подножку и рванул на себя позолоченный драп. В глубине испуганно отшатнулась девушка в высокой шляпе – сквозь вуаль двумя невозможными озерами плескалась синева…

– Эния, – не веря своим глазам, тихо произнес Сергей. – Эния, солнышко мое ясное, это же я – я вернулся…

– Альяк!!! – закричала принцесса и забилась в угол – синева глаз сверкала страхом и паникой. – Что тебе надо…

– Эния, – безнадежно повторил Сергей, чувствуя, как душа наполняется настоящим ужасом. – Неужели все?

– Альяк!!!

Сильнейший удар прикладом сбил его с подножки кареты и заставил закувыркаться по мощеной брусчатке – в нескольких сантиметрах от головы ударило копыто гвардейской лошади. Вокруг поднялась дикая суета…

– Подождите! Это ошибка…

Кто-то, мелькнув меж двух лошадей, кинулся его оттаскивать, еще кого-то рядом тоже сбили с ног… В огромной и пустой голове грохотал только множественный перестук копыт, да откуда-то издалека эхом доносились отдельные возгласы. Сергей поморщился и начал медленно подниматься, разглядывая разбухающие пятна крови на мостовой. Со всех сторон раздавался звук щелкающих карабинов, и в него уперлось множество стволов…

– Пожалуйста…

– Отставить! Не стрелять!!!

Он поднял голову – экипаж остановился, его со всех сторон окружили гвардейцы, кто-то неизвестный рядом поддерживал его под руку, кто-то тоже поднимался с мостовой… Нашел глазами дверцу кареты и замер – в глубине горела брезгливо-презрительная синева. Он не видел карабинов, не видел тех, кто пытались ему помочь, не видел, как ошарашено уставился на него лейтенант… Только глаза, в которых не было ничего, кроме страха и отвращения – когда-то родные такие, глаза…

– Не стрелять… – про себя зачем-то еще раз повторил лейтенант, потом, полуобернувшись, махнул кучеру рукой: – трогай…

Сергей молча стоял и смотрел, как тронулась с места и начала набирать скорость карета, как следом, оглядываясь на него, начали вытягиваться гвардейцы. Как, качнувшись на повороте, вся кавалькада завернула к предусмотрительно распахнутым ажурным воротам… Он не видел и не слышал, как удивленный капрал нагнал лейтенанта: «Что случилось, командир? Король не погладит по голове…» Лейтенант оглянулся назад и вздохнул – в глазах еще не разошлась непонятная муть: «Ты никого не узнал? Это как… Как призрак. Ты никогда не стрелял в призраков? Особенно в тех, которые с Неба…»

Глава 11

Он пришел в себя, когда они уже довольно далеко отошли от площади. Сжал кулаки и поднял лицо к небу: «Это невозможно! Так не бывает! Я себе – не верю! Потому что это просто не может быть – так…»

Вся жизнь, весь Шеол показывает… Нельзя верить только самому себе. Только в свой разум, и в свое понимание происходящего. Только в свой опыт и свой интеллект. Я ведь – очень и очень часто, в этом ошибался. Нельзя – так не верить в Бога…

Тут надо разобраться. Разобраться и понять… Даже – любые люди, не становятся подлыми просто так. А Эния… Это была не Эния. У нее только внешность Энии…

Он оглянулся вокруг, и только тогда заметил тех, кто оказался рядом, и удивленно остановился:

– Лара? Аника? Вы как здесь оказались?

Девушка с парнем переглянулись:

– Здрасьте! – потом дружно улыбнулись: – с возвращением в мир! Мы уже час, как рядом…

– Что вы здесь делаете?

Лара посерьезнела:

– Я догнала и вернула Анику. Вы сказали, что я гордая. Это правда… – она вздохнула. – Но я хочу исправиться. И исправить жизнь…

Кажется, она не совсем понимала, что сейчас Сергею было далеко не до этого. У каждого свои заботы. Однако он почувствовал, что стало как-то легче на сердце – свои вернулись. Они уже незаметно стали своими… Вот только, все-таки, зачем ей Рох?

– Ты только за этим и уезжала?

– Разве этого мало?

– Отлично, – он не хотел сейчас даже задумываться – как, для чего и почему. Все потом. Сначала – то, что бередит душу. И может помочь. И неважно – какими средствами… – Аника, мне нужна твоя помощь.

– Я готов, – парень даже обрадовался.

– Необходимо узнать, где здесь находится дом лорда Шамура. Сможешь?

– Сию минуту…

– Подожди, – остановила его Лара. – Я узнаю. А вам бы не мешало обмыться. У вас у обоих – вся голова в крови.

Сергей виновато посмотрел на ребят. В голове начало проясняться – это же их помощь он ощутил тогда рядом, они бросились к нему, прямо в гущу гвардейцев. Вот так верность… Что же он за кретин такой?

– Простите меня, ребята…

– Пустяки, – махнул рукой Аника, Лара не услышала – она уже порхала где-то в стороне.

Они нашли воду рядом, у городского фонтана. Долго фыркали и обмывались, щедро поливая себя водой – городская стража настороженно смотрела со стороны. Кони и боевое оружие как-то не очень располагали к, в общем-то, совсем пустым замечаниям…

Через пятнадцать минут вернулась Лара, она уже успела побывать в Морском Адмиралтействе. Расположение известного полковника в столице, как и следовало ожидать, не было великой тайной – дом лорда Шамура находился в аристократической части Ангоры. Совсем неподалеку. Они его нашли через следующих пятнадцать минут.

– Подождите меня здесь, – Сергей задрал голову, разглядывая лепные украшения и высокие двери. – Это, наверное, будет не очень приятная встреча.

– Вам обязательно туда идти?

– Лорд не очень приветливый человек, – он горько улыбнулся. – Но он не выдаст. Я раньше был наемником, а это его вотчина…

– Наемником? – Аника даже поперхнулся. – Что же вы молчали! Вы бы меня и дубиной не смогли выгнать…

– Я скоро. Все расспросы – потом. Нам есть, о чем поговорить.

Сергей поднялся по ступенькам и постучал в тяжелую дверь. Мореный дуб долгое время оставался неподвижным, потом, наконец, щелкнул замок и в проеме показались хмурые недовольные глаза – глаза молча и вопросительно уставились на Сергея.

– Добрый вечер, – «глаза» продолжали молчать. – Мне нужен полковник Шамур, – он нарочито сказал «полковник», а не «лорд», как бы подчеркивая свою принадлежность.

– Вам назначали? – наконец, открыли свой рот «глаза».

– Нет, – честно признался Сергей, с полковником как-то не очень хотелось шутить. – Но мне очень надо… Подождите, – он придержал закрывающуюся дверь. – Передайте – Серый Ант. Мы встречались в Шаридане…

Дверь захлопнулась. Сергей вздохнул и обернулся – Аника с Ларой сочувственно смотрели снизу.

– Немного подождем…

Ждать пришлось совсем недолго. Неожиданно с грохотом распахнулась дверь, и на ступеньки выскочил сам полковник. Схватил Сергея за плечо и, рывком развернув к себе, всмотрелся в лицо…

– Глазам своим не верю, – он оглянулся на ребят внизу. – Давайте в дом. Живо, ядрена в лоб, – потом обернулся назад: – Юта! Отведи лошадей!

Через минуту Сергей сидел в его кабинете наверху – дом как две капли воды напоминал шариданский. Лара с Аникой, пользуясь случаем, не отказались от ужина и основательно устроились в столовой внизу. Полковник не спеша разлил ром и протянул ему бокал:

– Держи. Жизнь становится совсем дерьмовой… Свата давно видел?

– Давно, – он взял бокал и принюхался – естественно, родной, Ангорский. Лучший ром во всем Шеоле. – Я его найду.

– Ты где был, сынок? Если не секрет.

Сергей про себя улыбнулся. Шамур вел себя с ним, как с наемником. Его очевидно, как истинного вояку, не волновали такие «пустяки», как прошлые ссоры – ведь он прошлый раз практически выгнал Сергея. И было за что. Но воины не любят обид и «соплей». А Шамур – не только воин, он как отец, – треснет в ухо, а потом искренне удивится: «Ты где пропал?» Наверняка он даже не считал это ссорой.

– Понимаете, если я вам расскажу… То вы сочтете меня идиотом.

– А ты разве не идиот? – усмехнулся полковник. – Бегаешь с мечом по Роху, валишь гоблинов, воруешь принцесс… Нормальные люди сидят дома и растят детей. А ненормальные – лезут к Даличу, бьются с моргами, ищут справедливость… У меня в доме не бывает нормальных людей.

– Ладно, – согласился Сергей. – Меня два года не было… в этом мире.

– Все! – сразу откинулся назад старый воин и поднял обе руки вверх. – Больше не надо. Это, пожалуйста, к Свату. Он как раз меня загружал чем-то подобным. Мои седые виски уже не в силах подобное переваривать.

Сергей рассмеялся. Потом вздохнул и наклонился вперед:

– Господин лорд…

– Прекрати. Ты тоже лорд.

– Господин полковник…

– Еще по одной? – Шамур поднялся и плеснул ром в бокалы. Затем поднял свой, отвернулся к окну и тоже вздохнул: – Да знаю, сынок, о чем ты хочешь спросить… Только я мало, чем могу тебе помочь.

Сергей еще больше подался вперед:

– Только скажите, что с ней происходит? Вы ведь бываете во дворце, допущены к королю…

– И что? – воин обернулся. – Мал ты еще, да зелен… Ее нет во дворце. Она в Райгате. И к ней не допускают никого.

– Может, какие-нибудь слухи…

– Ладно, – полковник опять сел и прямо взглянул в глаза Сергею. – Паршиво дело, сынок. К ней была применена магия. Очень сильная магия. Чтобы она охладела к своему воину – то бишь, к тебе… Но она, похоже, охладела ко всем.

– Магия?!! – Сергей не поверил своим ушам.

– Да. Она называется – «региматус». Не знаю – когда, давно или нет… Я бы сам не поверил, если бы не увидел это своими глазами. Она попросту меня не захотела узнать.

– Меня тоже, – даже с каким-то облегчением вздохнул Сергей. – Простите, господин полковник, это все же легче. Все-таки, это уже не ее вина, а я уже думал, что она сама… Я слышал про «региматус» – правда, далеко отсюда.

– Ты зря радуешься, – серьезно сказал Шамур. – Потому что молод и глуп… Легче перевоспитать человека, чем снять заклятье.

– Но снять, все-таки, можно?

– Наверное, можно, – подумав, ответил старый воин. – Только с этими вопросами не ко мне – я ни черта не смыслю в магии.

– Тогда подскажите – к кому? – не отставал Сергей

Лорд Шамур надолго задумался. Встал и прошелся по комнате – под крепкими ногами тяжело вздохнули многострадальные половицы.

– Ты знаешь, – наконец, сказал он. – Все это гораздо хуже, чем ты думаешь… В таких случаях обычно обращаются к Белому ордену. Но я не думаю, что сейчас Белый орден сможет помочь. Иначе он бы уже давно все сделал.

– А кто сможет помочь?

Полковник вздохнул:

– Не знаю… Но я слышал – есть такой старец, древний старец. Который, говорят, знает все. Он появляется то там, то здесь – никто не знает, где его дом, и с кем он захочет говорить… Его называют Готеборг.

– Готеборг?

Лорд Шамур кивнул:

– Да… Как бы я хотел помочь тебе, сынок. Но мне почему-то сдается, что если его кто-то и найдет… То только ты. Один.

– А где его, хоть приблизительно, искать? – наморщил лоб Сергей.

– Никто не знает…

Сергей задумался. Хотя и думать, в общем-то, не было смысла. Полковник был из тех – кому не только можно, но и полезноверить. И если он что-то говорил, то это «что-то», как правило, – проверенное, надежное и с большой буквы… Он поднял голову:

– А как он хоть выглядит?

– Говорят, у него трое обличий – как минимум, – старый воин усмехнулся. – Но я думаю, это уже сказки… Не знаю, как выглядит. Но ты узнаешь.

Сергей поднялся:

– Большое спасибо, господин полковник. Я должен найти… У меня нет другого выхода.

– Ищи по птице Рух, – добавил седой лорд.

– Не понял? – опешил Сергей.

– По большой белой птице удачи, – пояснил Шамур. – Ты слышал про нее – народ сложил немало легенд. Она – верная спутница старика. Так говорят.

– Гм… – с сомнением покачал головой Сергей.

– Можете остаться и переночевать. Вечер на дворе.

– Спасибо, командир. Ночью не так жарко – дорога легче.

– Я так и думал. Удачи, сынок.

Анику с Ларой Сергею пришлось ждать еще полчаса – их, как оказалось, не так просто оторвать от щедрого стола. Но когда наконец это произошло – то от двух довольных лоснящихся лиц стало светлей на улице. И захотелось есть самому. И еще – обреченно всхрапнули лошади…

Сергей взял под уздцы своего коня и неторопливо двинулся по дороге – ребята за ним. Ему было, о чем подумать…

Вот так дела. «Региматус». То, чем был оболванен сам Император. Как же это произошло, как? Как мог допустить король Ангурд – это же не ворожба на болотных жабах в полнолуние… Это настоящая магия, связанная с эмоциями и психикой. И кровью… Или, король и был зачинщиком всего этого? Чтобы вернуть себе дочь? Вернул…

Ладно – какая разница, как это произошло. Вот что теперь делать – более насущный вопрос. Хороший вопрос… Правду сказал Шамур – Белый орден вряд ли сможет помочь. Иначе бы давно помог. Или это король не дает помочь? Глупости, эко меня занесло – Ангурд по-настоящему любит свою дочь. Да и эдитор Илл Гушар вряд ли оставил бы все как есть…

Хорошо, и что теперь? Как найти этого Готеборга, и главное – где? Он обернулся назад:

– Кто-нибудь слышал про Готеборга?

Аника чуть не врезался в фонарный столб и остановился, потирая лоб и с негодованием разглядывая ажурный железный ствол:

– Конечно… Только его сейчас нет, он ушел в горы.

Лара расхохоталась и погладила железо рукой: «Хороший, продолжай вразумлять строптивых…»

– Ого! – Сергей удивленно остановился. – Ходячий ящик с информацией рядом, а я и забыл… Давай Аника, колись. Рассказывай все, что знаешь.

– Он ушел в горы, – повторил парень, нагоняя с девушкой Сергея и подозрительно оглядываясь на ряд фонарных столбов вдоль улицы. – На Нагорную гряду, за Ассанской каменной степью и живым «котлом».

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что мы ходили к нему, – они вместе двинулись по улице – редкие прохожие уступали дорогу. – Как посланники от короля Эгивара Троя.

– Так. Подробней.

– Это тайна… – протянул Аника. – Вы ведь ничего не рассказываете… Были в Империи, неделю следили за дворцом, бросились на королевскую карету…

– Аника, – предупредил Сергей. – Дам в лоб. Колись.

«Я добавлю», – поддакнула Лара.

– Так нечестно, – обиженно взвыл парень. – Ну да ладно, – он чуть помолчал, собираясь с мыслями. – Король Нагорта отправил группу к Готеборгу, через Ассану – я был в составе этой группы…

«Командиром, естественно», – подсказала сбоку девушка.

– Носильщиком, – честно признался Аника. – Я мечтал получить протекцию, чтобы попасть к наемникам…

– Так, – помог ему Сергей.

– Мы знали, мудрец должен был быть за пустошью и «котлом», – продолжил молодой воин. – С ним перед этим виделся один капитан-наемник… Только его там не оказалось. Следы увели в горы, на самую Нагорную гряду – а там не пройдешь, и Рох дальше. Что-то мы сделали не так. Или король послал не тех… Он не захотел с нами видеться.

«Я его понимаю…» – не удержалась Лара.

– Подожди, – остановил девушку Сергей. – И что дальше?

– Ничего хорошего, – опять вздохнул парень. – На обратном пути мы нарвались на сторожевой отряд короля Ангурда, и каждый уходил как мог… Меня дернуло идти вдоль Роха – так казалось надежней…

«Круче», – поправила Лара.

– Мадемуазель, отправлю в обоз, – пригрозил ей Сергей. – Придумывать ужин. Я-то не ел… – девушка клятвенно приложила руки к груди. Он опять посмотрел на Анику: – А зачем королю Нагорта был нужен Готеборг?

– Это вы и сами знаете. Ангурд планирует удар по Роху, в конце лета. Эгивар Трой хочет ему помешать – для этого нужно знать об этом все. А времени в обрез…

– Ясно…

Сергей задумался. Что-то начало вырисовываться… Что это за живой «котел»? О каменной степи я слышал, это за Ассанским королевством, в направлении Нагорной гряды, в вот живая сковород… тьфу ты, котел… Ладно, разберемся. В любом случае, сейчас мне надо за Шаридан и Брахма-Гут. В той стороне начинается Ассанская каменная степь, или, как еще говорят, пустошь…

Он повернулся:

– Ребята, по коням. Путь на Шаридан.

По мостовой ходко застучали копыта трех лошадей.

Ночь оказалась не из легких – Сергей и до этого был не великим специалистом по верховой езде, а после двухлетнего перерыва… Это оказалось труднее, чем он думал. Дорога петляла, то огибая одинокие отроги сопок, то вгрызаясь в густой ельник, то продираясь через мелкие перелески, то повторяя изгибы болот и речушек… Днем, из окошка почтового дилижанса это не производило особого впечатления, но ночью, при неровном свете луны – они сбивались с дороги каждый раз, когда очередной перекресток предлагал выбор. Один раз даже пришлось разбудить хозяев какого-то хуторка и сквозь надрывный лай дворовых собак выспрашивать дорогу. Аника с Ларой держались молодцом, а вот Сергей и, кстати, лошади…

«И ты еще собираешься за каменную степь? – злорадствовал он про себя. – Интересно, один? И как ты себе это представляешь?..»

В Шаридан они добрались только к обеду следующего дня – уставшие и запыленные. Сходу завалились в первую же попавшуюся гостиницу, и попадали на постели в своих комнатах. Но к вечеру Сергей оклемался, не тревожа ребят спустился в конюшню, и тихо отправился за город. В памятную усадьбу – церемониальный дом. Ему хотелось это вспомнить, и пережить заново…

Дом вместе с мостиком и ручейком оказался на месте – и даже «дворецкий» тот же. Он не стал препятствовать в желании «посмотреть и вспомнить» – за плату. И тогда же, расплачиваясь, Сергей вдруг обнаружил в своем заднем кармашке дополнительный увесистый мешочек. Как оказалось – с хорошей горстью золотых монет. «Ну, полковник, – подумал он, улыбнувшись. – Недаром провожал меня до дверей. Действительно, как отец родной – нутром чует, в чем нуждается горе-вояка…»

Долго стоял в главном зале, задумчиво уставившись на возвышение в конце и раздвижной потолок… Звезды, большие яркие звезды, неземная трава, неземное небо и неземной ветерок… И неземные синие глаза. В которых плескалось неземное удивление и радость… «Ты ангел?..»

Он тяжело вздохнул и опустился на стул у дверей. «…Я буду ждать, Сережка, каждый вечер… Отсюда дорога к замку – как на ладони. Я каждый вечер буду здесь – прежде, чем зайдет солнце. Как сегодня. И буду молить Бога, и смотреть на дорогу…» Он поморгал глазами и с силою протер веки: Эх, Эния, Эния… «И чтобы, как и сегодня, на столе стояла бутылка Ангорского рома. Рядом с твоими лучистыми синими глазами… Тогда сюда будет просто невозможно – не вернуться…»

Сергей опустил голову и сжал руками виски. «Я вернулся, Эния… Вернулся. Правда, слишком поздно… Но ведь еще не все потеряно, ведь правда?» Нежный взгляд перед мысленным взором смазался – теперь в нем сквозила брезгливость и отвращение… Знакомые, и незнакомые совсем, глаза. «Что тебе надо?..»

Что мне надо… Ничего мне не надо, девочка моя, ничего, кроме тебя. Тебя самой. И твоей дочки. Нашей дочки… Я ведь за нее отдавал жизнь. А это все же немало…

Как же тяжело. Как тяжело жить воспоминаниями…

Он вздохнул, поднялся и вышел из зала. Я, наверное, зря сюда заходил. А может, и не зря…

На крыльце остановился и опять вздохнул, уперев руки в бока – уже совсем по другому поводу. У коновязи обмахивались хвостами еще две привязанные лошади, и на него таращили честные неподкупные глаза Аника с Ларой. Почему-то он совсем не удивился. Но начал потихоньку заводиться…

– Так, орлы, – угрожающе начал он. – От вас вообще – можно где-нибудь спрятаться?

– И вам – добрый вечер, – лучезарно улыбнулась Лара. – Спасибо за беспокойство, мы неплохо себя чувствуем…

– Хватит! – не выдержал Сергей. – В чем дело? Что вы как хвостики…

– Мы бы не были хвостиками, – девушка перестала улыбаться. – Если бы вы предупредили, как человек. Что отъедете ненадолго, то да се… А то тихонько, тайненько…

– Я уже, оказывается, должен докладывать? – с сарказмом удивился он. – Мол, позвольте отлучиться, мне очень надо, по маленькому?..

– Не докладывать, – спокойно пояснила Лара. – А предупреждать. Это разные вещи.

– Зачем?!! – взорвался он. – С какой стати?

– Потому что мы волнуемся, – вздохнула Лара. Аника, отвернувшись, смотрел в сторону. – Мало ли что…

– С чего это вдруг?!! – недобро прошипел он, сощурившись. – Я вам не сват, и не брат…

Он чувствовал, что его понесло. Чувствовал, что не совсем прав, что нельзя так – но успокоиться уже не мог. Сказывалось долгое напряжение, потери и воспоминания. Лучше определиться сразу – раз и навсегда, и гори все коромыслом…

– Потому что вы спасли нам жизнь, – вдруг тихо сказала девушка. – И стали сватом и братом.

– Только поэтому? – усмехнулся он. – И все? А может, просто кому-то надо в Рох? Может, надоело и захотелось вернуться? Или показать свое профессионально-тренированное восприятие хозяевам? А я нужен, как проводник?

Лара резко отвернулась и шагнула в сторону, закрыв лицо руками. Аника, с отвращением глянув на Сергея, кинулся ее утешать…

Он подошел к коновязи и принялся отвязывать лошадь. Ну и пусть. Зато честно. Сколько можно терпеть все эти неопределенности? Шастают постоянно следом – чего шастают?..

Спустя минуту он вздохнул и опустил руки. Вот же елки-палки… Нет, вот так вот он не мог… Злость прошла, улетучилась без следа. Но осталась какая-то тяжесть. Тяжесть, перемешанная с раздражением и недовольством… Которая лучше любого, самого убедительного красноречия говорила о том, что все-таки что-то он сделал не так…

– Я не верю, что вы такой, – всхлипнув, тихо сказала сзади девушка – он повернулся. – Иначе от вас не побежали бы урги…

– Причем здесь урги, Лара… – начал он.

– Пожалуйста, не перебивайте меня, – так же тихо попросила она. – Я скажу только один раз, мне нечем доказать, но если вы мне не поверите… То я уеду. Прямо сейчас. И больше не буду вам мешать.

Сергей только вздохнул. Аника, не глядя на Сергея, начал неторопливо отвязывать лошадей – свою и девушки.

– У меня нет никакого профессионального, и тем более – тренированного восприятия, потому что я попала в Рох слишком поздно – чуть больше двух лет назад. Там учат детей, а я была уже девушкой. Меня никто не тащил, я кинулась за сестрой…

Сергей вдруг почувствовал, что в груди начинает подниматься какое-то непонятное волнение. Как будто он уже готов себя хлопнуть по лбу и сказать: «Я дурак…»

– Мой отец – герцог Ольта Мирр, является магистром Союза меченосцев Роха, – прямо сказала Лара. – Мне нечем это доказать, но это так. Очень жестокий и властный человек, как и моя мать. Я никогда не знала их, как родителей. Но видела другое. Мрачные сборы «преданных и посвященных» в подземелье, где от песен разносится эхо и глохнут уши. Где убивают людей и кровью мажут каменных истуканов, а потом тянут трупы по подземным коридорам, и за ними остается длинная скользкая дорожка… А потом бросают в выбитые колодцы без дна. Где все кричат «Ашум Гард, Асмадей, Орверон, Герот…» и бьются в истерике, выпучив в исступлении лица и заливая пол пеной. Где наказание плетью с крючками, сдирающими заживо кожу – не самое тяжелое наказание. Где показать симпатию и привязанность – значит не понять веру, со всеми последствиями. Это сейчас все звучит просто и обыденно, а там… Я тяжело переносила, тяжело терпела, я ненавидела это. И мать с отцом ненавидели меня. Я удивлена – почему я вообще жила до сих пор…

Она вздохнула, задумчиво уставившись в одну точку. Тяжело давались подобные слова – было видно, как на виске подрагивала маленькая жилка. Потом она набрала в грудь побольше воздуха и с вызовом взглянула на Сергея:

– И поэтому единственное существо, которое мне однажды подарило любовь – это малюсенький, сопливый, немного визгливый и очень много улыбающийся, сверточек, который однажды появился у меня в рунах – так не похожий на все то, что меня окружало. Единственный подарок за все время – под солидный возраст мои родители подарили мне сестричку…

Она немного помолчала, вспоминая – на лице появилась мечтательная улыбка:

– Маленькая, забавная, преданная, добрая, доверчивая, искренне обожавшая меня смешинка – она выросла на моих руках. Мы ничего не делали порознь – и когда спали, и когда ели, играли или «бузили», работали в саду или подглядывали, или вредничали и мешали слугам – преданным «посвященным» остолопам… Она верила мне во всем. Вот только счастье – всегда бывает недолгим…

Сергей поднял руку и вытер лоб – лоб, оказывается, почему-то вспотел. Жуть, нечеловеческая жуть, если только верить всему, но… Что-то еще было во всех этих словах, что-то такое – с чем он как будто когда-то сталкивался, но нужно было время, чтобы просто задуматься и вспомнить…

– На меня родители, как оказалось, мало надеялись – я с детства была достаточно строптивой, – продолжала девушка. – Но насчет сестры у них были другие планы, и я ничего не могла с этим поделать…

Она помрачнела – на лбу вырисовалась жесткая морщинка:

– Когда ей исполнилось пять лет, ее отдали в Рох. Просто взяли и отдали, как будто она не была живым существом, в конце концов тоже имеющим свой, хоть и слабенький, голос. Но в замке Мирра никто никогда не прислушивался к голосам других людей…

– Как это отдали? – впервые подал голос Сергей. – Вот отнесли к Роху и бросили? Прямо в туман?

– Нет, – горько усмехнулась девушка. – Магистру Союза не надо для этого путешествовать к Роху. Достаточно вызвать «голос» через зеркало – магическое зеркало… Вам никогда не приходилось видеть такое? Темнеет небо и сам воздух, холод шевелит волосы и покрывает инеем стены, гаснут все свечи и факела – разом или по очереди; и ужас, ледяной ужас – цепенящей рукой сдавливает горло…

Сергей оглянулся вокруг – Аника уже отвязал лошадей и молча ждал, отвернувшись в сторону. Возможно, он уже слышал это. «Дворецкого» не было видно. Он медленно набрал в грудь воздух и также медленно выдохнул – елки, отчего так стучит сердце? Он же видел вещи и пострашнее, давно пора бы привыкнуть, и быть поспокойней…

– Она боялась, она страшно боялась, – продолжала Лара. – И когда за ней пришли – она ревела навзрыд, и не хотела от меня отрываться. Ее оторвали насильно. Но я, чтобы хоть немного успокоить, пообещала за ней прийти… – она вздохнула. – Боже, как она мне верила… И с детской наивностью, перед тем как нырнуть в колыхающуюся муть – всем объявила, что не боится, потому что за ней придет Лара. Кажется, это даже развеселило отца – его острая бородка долго тряслась и не могла успокоиться. А она оглянулась – маленькая такая малышка, и посмотрела мне в глаза… Совсем-совсем по-взрослому. И там была такая вера… В меня, в ее родную сестру – единственную защитницу, в единственного близкого родного человечка, который никогда не обманет и не бросит, всегда выручит и спасет, и прикроет от всяких неприятностей… Это был, как удар. Теперь мне кажется, что все было спланировано заранее. С той жестокой расчетливостью, где полностью отсутствует человечность, и хоть какая-никакая симпатия – я уже не говорю про любовь, – к, в общем-то, родным дочерям…

Лара подняла глаза – но в них ничего не возможно было прочесть. Сейчас она была далеко отсюда. Голубой взгляд вспоминал…

– Я кинулась следом сразу, до того как перестали разбегаться по поверхности выпуклые живые круги. Но вскоре оказалась в другом месте…

Голубые глаза девушки переместились опять на него, нахмурились и обрели смысл…

– Все!!! – неожиданно почти крикнул Сергей. – Помолчи. Я понял, ты ее потеряла…

Голубые глаза – показавшиеся тогда такими знакомыми, и даже дружескими, – неожиданно в памяти уменьшились, сверкнули, и заулыбались глазками малышки Авальки: «…Говорила, просто вы, дядя Ант, меня не слушали, только тетя Эния с мамой… Через зеркало… Я потеряла Лару – она моя сестра, старшая, и…» Плотина в голове с грохотом рухнула, быстро заполняя все пространство воспоминаниями…

«…Ты знаешь, Сергей, – Эния обернулась к нему. – Есть такой старинный наследный род – герцога Мирра, Ольта Мирра. В Адварском королевстве… Не мешало бы узнать – не попадал ли кто из них под жертву Союза меченосцев Роха…»

Сергей закрыл глаза и простонал: «Боже мой, Боже… Какой же я идиот…» Вот почему показался таким знакомым этот голубой взгляд – такими знакомым, что он сразу решился взять ее с собой из Империи… Елки-палки, вот так совпадение! Сестра! Родная сестра малышки Авальки! Ну и дела… А я, кретин, ей не верил, подозревал неизвестно в чем…

Он открыл глаза – девушка послушно молчала, отвернувшись в сторону. Молчала и ждала. Ждала решения Сергея. Ждала веры – человеку просто необходимо, чтобы ему верили. Надеясь только на судьбу, человечность и Бога. Елки, как же она любит свою сестренку, если так попинает свою гордость. И ведь, если подумать – совершенно правильно надеется и верит…

Сергей улыбнулся:

– Можешь успокоиться, Лара, твоя сестра давно уже не в Рохе. Я ее очень хорошо знал – у очень замечательных людей, настоящих папы и мамы. Которые ее очень и очень любят… По крайней мере – так было два года назад.

Девушка повернулась и нахмурилась:

– Это вы специально, да? – она привыкла быть недоверчивой. С детства. – Чтобы от меня отделаться? Так не бывает…

Аника тоже повернулся, и заулыбался – он не был таким недоверчивым. И что-то почувствовал в воздухе, что-то доброе…

– Ее, часом, зовут не Авалия? – лукаво сощурился Сергей. – Она любит говорить – Авальмира…

Удар пощечиной произвел бы меньший эффект – Лара отшатнулась и побледнела, потом почему-то покраснела. Раскрыла рот, силясь что-то сказать, и опять закрыла. Потом неожиданно и вдруг – заревела, – сильно, навзрыд, с взвываниями и причмокиваниями, – все-таки она была еще совсем девчонкой…

Сергей притянул ее к себе, и начал успокаивать, ласково поглаживая по волосам, но она все всхлипывала и никак не могла остановиться. Он поднял глаза и махнул головой Анике, чтобы тот отвернулся в сторону и не ревновал – но у того, по-видимому, была ревность к кому угодно, но только не к Сергею. Сергей опять махнул головой, построже, – чтобы тот все равно отвернулся, и не наводил контраст слезам своей довольной физиономией. Аника начал лыбиться еще шире… Он вздохнул и покорно закатил глаза – мол, что с вами, дураками, поделаешь. Парень согласно закивал – мол, так точно, сэр, от дураков одни нервы…

Наконец рев у Лары перешел в всхлипывания, она отстранилась и начала вытирать ладонями слезы.

– И, и, и где она… – мокрые глаза не хотели вытираться так сразу и в дополнение, как это часто бывает, откуда-то проснулась икота: – б, была…

– Далековато отсюда, – мягко сказал Сергей. – В Нипороге, в моем замке…

– Что-о? – разом выкалили глаза Аника с Ларой, девушка даже прекратила икать.

– Ну не то, что моем, – опомнился Сергей. – Это, вообще-то, замок Командора…

– Что-о? – глаза у обоих выкатились еще больше.

– Все! – он поднял руки вверх. – Отставить вопросы! Это все совсем не то, что вы думаете! Мало ли что бывает на свете…

– Конечно, – согласился Аника. – Кидаемся к королевской карете, и лейтенант гвардии не дает по нам стрелять! Запросто заваливаем на ужин в дом лорда Шамура! Кстати, мне послышалось, что слуга проговорился: «Господа лорды, беседуют…» Послышалось, естественно. Мало ли что бывает на свете.

– Ну вас в баню! – в сердцах отвернулся Сергей, поняв, что окончательно запутался. – Придумаете тоже… Все совсем по-другому!

– Разумеется-разумеется, – тут же сделали серьезные лица оба, девушка напоследок еще раз икнула и мельком вытерла щеки. – Едем дальше? Мы купим продуктов, на дорогу.

– Оболтусы, – вздохнул Сергей – пара тут же утвердительно кивнула головой. – Что с вами делать?

– Наказать, – подсказал парень. – Плетью. И ехать дальше.

– По три раза по оголенному месту, – добавила Лара. – Носы сразу укоротятся. И действительно, ехать дальше…

– Куда дальше?

– Туда, куда вам надо, – сказала девушка. – К Готеборгу, или еще куда… Чтобы вы потом смогли вернуться в Нипорог. В свой… прошу прощенья, Командор, – чей-то там, замок…

Сергей опять вздохнул: «Вот же неисправимы, елки-палки», и задумался. Он думал довольно долго, разглядывая заходящее солнце – пара терпеливо ждала.

– Ладно, – наконец сказал он. – Сделаем так, – он опять чуть помолчал. – Вы проводите меня до Нагорной гряды. Через каменную пустошь и этот живой «котелок»… Потом вернетесь в Ангору, – он махнул рукой, прекращая начавшиеся возражения. – Там сразу сядете на корабль и отправитесь в Нипорог, – он вытащил мешочек с монетами полковника. – В Нипороге найдете гостиницу, на Старомельничьей, у поворота к площади Капитанов. Там будете ждать меня. Я вернусь через Рох. Вопросы есть? – Лара с Аникой только успели открыть рты, – вопросов нет. Хорошие девочки и мальчики. Ну что, по коням?

Глава 12

– Сюда, – доктор оглянулся и завернул в боковое ответвление трубы – эхо голоса гулко отразилось под сводами. Ноги шлепнули по грязной воде. – Почти пришли.

Листок молча завернул следом.

…Обстановка на побережье готовилась выйти из-под контроля. Вся их годами налаживаемая жизнь, десятилетия старательной работы, твердого терпения, разумной осторожности, сжатых зубов и воли. И веры… Веры в то, что когда-нибудь это закончится, когда-нибудь человек встанет на ноги и оглянется, и задумается, а потом скажет: «Почему так? Но ведь я не хочу – так. Я лучше выберу – умереть…»

Парень выполнил задание. Он взорвал шлюз и отключил генератор – центральная система охраны не работала. Но заработали другие… Из нижних коллекторов ушла вода и, замершие на последнем крике терпения, годами ждавшие этого люди – кинулись к мокрым стенам. Прямо на шквальный огонь сторонних пулеметных турелей, которые перекрыли путь боковыми прицельными секторами. Заваливая коридоры телами, криками и стонами, и обильно перемешивая сырость с кровью… Это был страшный день. Прорвались совсем немногие – они уже не могли ничего выполнить, взятые в кольцо поднятыми по тревоге Доммскими родерами. Но пробивались до конца – с одной только целью. Выручить парня. «Кроты», в отличие от давно замкнутых равнодушных жителей, никогда не бросали в беде своих. Пусть даже и ценой множества других жизней…

– Тихо, – доктор остановился у пересечения следующей трубы и заглянул внутрь. Потом включил фонарь и поводил им в воздухе – вдали в темноте несколько раз мигнул ответный огонек. Доктор кивнул головой и нырнул в темноту. – Пошли…

Листок вздохнул и послушно нагнулся…

И, естественно, все далеко не закончилось этим. За одной огромной бедой заторопились другие… Сразу после проваленной операции начался шквал повальных обысков, рейдов, погромов и арестов. Доммская подпольная сеть прекратила свое существование почти сразу. Следом пошли другие. Заработала и начала набирать обороты вся чудовищная машина глобального поиска и уничтожения. Стоны поднятых ночью с постелей избитых людей, рыдание женщин и плач детей, разгромленных домов и разбросанных по улицам домашних вещей – фон повальной беды – наводнил все прибрежные города и поселки. А по катакомбам, шахтам и канализационным коллекторам рыскали специальные отряды моргов с собаками. Не живыми собаками…

– Здравствуйте, – Листок поводил фонарем слева направо – в тесной трубе им навстречу поднялись люди. – Сколько вас?

– Двадцать шесть человек, не считая детей, – вперед выступил плотный пожилой мужчина, наверное, старший. – У нас есть свое оружие.

Листок опять вздохнул. Уставшие лица, воспаленные моргающие глаза, мешочки и узелки за спинами, небритая щетина у мужчин, и грязные разводы от слез у женщин – внизу выглядывают любопытные мордочки детей… Некоторые сжимали в руках винтовки. Они проделали долгий путь. И искренне верили, что не зря…

– Хорошо, – он обернулся назад, к другу: – Проводи их на запасную базу, доктор. И скажи, чтоб накормили.

– Конечно, – маленький доктор призывно махнул рукой: – За мной. По одному, здесь тесно…

Те, кто успел уйти и выжить – потянулись к своим. В те места, куда еще не успела добраться глобальная подавляющая машина глубоких рейдов и погромов. Тайными дорогами и тропами, огибая опасные просматриваемые пустоши и сканируемые моргами леса, они пробирались в другие города и поселки, заставляя опасно накаляться и без этого натянутую до предела обстановку глубоко затаившегося, чуть дышащего подполья…

– А вы откуда? – Листок удивленно оглядел последних, держащихся несколько обособленно – профессиональный взгляд сразу выделил какое-то несоответствие. Кажется семья, высокий загорелый муж и печальная жена, за ними спрятался испуганный маленький мальчик. – Вы тоже из Огневицы?

– Оттуда, – кивнул головой старший – он терпеливо ждал, пока мимо пройдут все остальные. – Только не из наших. Это Оггиен, его все у нас знают, он кузнец, из города…

– Понятно. Только странно, что семья. Что встали? Не задерживайтесь, – Листок задумчиво сощурился им в спины, привычно теребя рукой подбородок…

Это был уже шестой случай. И это, хоть и оказалось полной неожиданностью для всех – все-таки говорило о тенденции. К ним потихоньку потянулись люди… Простые люди. Простые, «замкнутые равнодушные» жители городов. До этого – не желавшие даже слышать о «кротах», и приходивших вместе с ними проблемах. Самые обычные простые люди… Иногда даже, несмотря на запрет «Затворы», объединявшиеся в семьи.

Печально-кровавая проваленная операция, нескончаемо увеличивающаяся волна арестов, погромов и бед – как будто затронула и колыхнула людей. Как будто порвала какую-то ниточку, которая столетиями удерживала на глазах у людей – какие-то специально поставленные шоры.

Нельзя недооценивать людей. Нельзя думать о всех – плохо. Но обстановка выходила из-под контроля. Никак не получалось глубоко затаиться и переждать. Хоть победное возмездие, и свирепость властителей, моргов, родеров и босков – и достигла наивысшего предела…

* * * * * *

– Да… Одни камни, – Сергей остановил коня на взгорке и, прикрыв глаза от солнца, привычно осматривал местность. – Даже взгляду не за что зацепиться…

– Поэтому ее и называют «каменной»… – Аника с девушкой тоже придержали лошадей рядом – парень начал поправлять постоянно съезжающий на бок, мокрый от пота, мешок. – Горцы говорят: однажды, более тысячи лет назад – здесь столкнулись между собой великаны Гефокол и Арзарей…

Огромную степь с выжженной солнцем полынью, которая даже не сдерживала взметающуюся ураганчиками пыль – лишь изредка вспарывали отдельные пальцы утесов и скал, да всюду разбросанные дробленные валуны и камни. Да здорово припекающее сверху солнце…

– Вперед. Надо до полудня найти хоть какое-то укрытие.

Трое уставших путников, поднимая за собой плотную завесу пыли, пришпорили лошадей вниз по склону.

Они были в пути уже почти две недели. Усталость от непривычки, ломота костей и мышечная боль у Сергея притупились, тело стало более сухим и выносливым, и теперь только постоянный недостаток воды и дров наводили раздражение и ропот… Они бы, наверное, давно были у Нагорной гряды, если бы постоянно не сбивались с пути в Ассане, и если бы не задержались на два дня в Брахма-Гуте…

…Сам город не произвел на Сергея сильного впечатления – он ожидал нечто подобного. Бурное, непланируемое развитие всегда порождает беспорядок в постройках, архитектуре и жизни; огромный белокаменный дворец может соседствовать с разваливающимися соломенными хижинами, а центральная городская площадь сплошь заставлена временными сараями и хибарами. Своя особая ночная жизнь, бурлящие страсти, громкие беды потерь и банкротств, а также враз падающее на головы других «везунчиков» богатство – порождали свой непохожий стиль отношения к жизни. Где никто не может понять слово «помоги» или «сделай милость»… Здесь все только покупается или продается. Здесь нет помощи или взаимовыручки. Здесь нет прощения. Здесь каждый сам за себя.

Не очень впечатляющий днем – ночью город преображался. Всюду горящие факела и специальные костры, закрытые колпаками свечи и «светляки-головни», залпы и фейерверки – несмотря на смог дыма и копоти, заставляющий некоторые улицы плыть в сплошном тумане, – производили неповторимый и очень запоминающийся эффект. Естественно, быстро убеждающий – очень хотящего в этом убедиться обывателя, – что это и есть его единственный, покрытый удачею, шанс… «Слушай, Лобаз прошлой ночью взял всю „меру“, и сегодня сам городской глава подтирал ему задницу, – горящий взгляд профессионального „живца“ у таверны, и трясущийся подбородок попавшегося на удочку „лопуха“. – А в „Крикливом…“, это каждый дурак знает, ни один новичок не уходил без выигрыша…» «Это потом ужо, некоторые остолопы не могут остановиться, – тут же вставлял через плечо другой. – А первый раз!..»

Чуть дальше, в глубине кривых улочек, доносятся всхлипы уже совсем других разговоров: «Слышал? Мердок утром поднялся на Ослиный утес и…» «…Вдова Ласлава не выдержала – да и кто выдержит в ее положении… Ночью заперлась в умывальной, и вскрыла руку в тазе с водой. Утром нашли, а она вся такая белая-белая…» «…Старый идиот, раньше всегда был с умом, делал бы свои денежки на пирожках – аль нет, туда же… Позарился на „мотылька“ – красивая правда, стерва, но с целым букетом, и „рыль“ в придачу… Разорился ужо на знахарей – ничего не берет. Худеет и худеет – теперь як скелет, сам в нужник сходить не может…»

Почти бездействующая городская стража и свирепствующие сборщики налогов не прибавляли жителям чувство защищенности и спокойствия – черные кирасы и красные колпаки провожали взгляды с плохо скрываемой ненавистью. «…Наш све-етлый государь! Король Ангурд и орлы его – золотая гвардия! – круглые глаза и выпяченная грудь. Потом плевок вслед: – да пропадите вы пропадом, вместе со всеми бла-ародными прихвостнями и всем двором в придачу…»

Город золотоносных приисков и, всегда сопутствующей этому, золотой лихорадки. Город игры. Город огромный ставок и потерь. Город разрешенного разврата и обмана – просто потому, что в этом месте это невозможно запретить. Город греха…

Сергей не стал, да и не хотел здесь задерживаться, и Лара тоже – враз обеспокоенная загоревшимися глазами Аники. Вдвоем они быстро выволокли начавшего упираться парня за пределы, а вот у самого утеса с мавзолеем А-Шаха задержались…

Высоченная каменная скала, одиноким пальцем завершающая длинную подкову Брахмагутской скальной гряды, стала своеобразным талисманом «золотого» города – не вследствие своей высоты. На самом кончике виднелось белое ступенчатое здание, увенчанное королевским гербом и флагом – место, знакомое всем королям Шеола. Знаменитая скала, а заодно и половина брахмагутской гряды охранялась тройной цепью королевской гвардии, включая скрытые дозоры и пушечные окна…

Снизу мешали скалы – предвестье каменной степи, а сверху – Сергей не сомневался в этом, – наверняка открывался прекрасный обзор на изогнувшийся дугой вдалеке Рох. И, у самого горизонта, с другой стороны, – дымки палаточных городков пограничных армейских бригад…

Сергей долго рассматривал величественный утес, подпирающий вершиной небо. Весь в изломах и расселинах, изгрызенный ветрами и стоками дождевых вод, покрытый пятнами мхов и пучками прилепившихся деревьев… Казалось, он сам по себе выглядел угрожающим и коварным. Олицетворяющим могущество Зла. Могущество Роха над людьми. Их желаниями, интересами и мечтами…

Он целый день рассматривал неприступный утес. Как будто чувствовал какую-то связь. Что-то такое – совсем непонятное, но с чем придется потом очень сильно столкнуться. А потом они опять двинулись в путь…

Ехали большей частью вечером, ночью и утром. Несмотря на плач и хохот степных гиен, и многоголосый визг диких собак – часто в опасной близости сопровождавший испуганно шарахавшихся лошадей. Дневные часы, когда солнце стояло прямо над головами и немилосердно накаляло камни и степь – старались использовать для отдыха. Если можно говорить об отдыхе, когда воздух становился густым, тягучим и пылал жаром даже в тени, горячий ветер не освежал, а только поднимал изнуряющую пыль, и накалившаяся вода отдавала затхлостью и совсем не утоляла жажду…

Это была всего лишь каменная степь. Которая, по словам Аники, считалась легкой прогулкой перед живым «котелком»…

Изрезанные ветрами, выжженные черные скалы «котла» показались к вечеру следующего дня – редкая степная полынь под копытами сменилась темным раскаленным базальтом. Еще через десяток минут, устав вертеть головой по сторонам и слишком резко оборачиваться, Сергей понял, почему он так назывался…

Скалы и валуны, выветренные постоянными ветрами, растрескавшиеся под жарким солнцем – принимали самые необычные изгибы и формы. И раскаленный камень под ногами, сменивший пыльную степь и отражающий пышущий жаром зной – неожиданно заставлял все вокруг дрожать, мерцать и колыхаться. И в горячем мареве прожженного воздуха – как будто воочию оживали застывшие причудливые драконы и истуканы…

В этот вечер они вернулись назад. Потому что стало ясно, что раскаленный базальт с налету не пройдешь. «Котел» надо переходить ночью, и к этому надо готовиться. И сходу налетели на банду пустынников. Которые, оказывается, шли по их следам все последние дни…

Тяжелый арбалетный болт высек в скале искры – во все стороны брызнуло колючее каменное крошево. Усталость дала о себе знать – никто сразу ничего не сообразил. Аника с Ларой непонимающе остановились, Сергей только удивленно оглянулся по сторонам…

Вторая стрела тяжело ударила в шею коню Лары – по одежде девушки полосой прошлись брызги крови. Конь захрапел, мотнул головой раз, другой – и стал заваливаться на бок. Третий болт сбил наголовник у Аники…

– Вниз! – заорал Сергей, кубарем скатываясь с лошади и повиснув на узде, чтобы заставить коня лечь. – За камни!

Надсадно захрипела лошадь Лары – животное упало на бок и задергало ногами в агонии. Девушка приподнялась на колени и удивленно провела ладонью по мокрому вздымающемуся боку – она еще ничего не могла понять…

– Лара! – закричал обезумевший Аника – он вслед за Сергеем «ложил» своего коня. Перепуганный конь парня встрепенулся и встал на дыбы – молодой воин покатился в пыль. Вокруг защелкали арбалетные стрелы…

Сергей перемахнул через умирающую лошадь, налету подхватил девушку и закувыркался к ближайшей скале – несколько болтов сбили полынь и вспороли сухую степь, одновременно прекратив мучения бедного животного…

– За камни! – он пригнул голову Лары лицом вниз и быстро осмотрелся. – Не высовываться…

Аника уже лихорадочно заряжал арбалет, пригнувшись за обломком рядом. Сергей успел уловить благодарный взгляд и, подождав второго взгляда – кивнул на своего коня. Парень понял с полуслова – вытянулся змеей за скалами, снял с луки седла чехол с карабином и швырнул Сергею. Молодец, дружище, даже без грамма паники, если выживем – из тебя выйдет прекрасный воин. Сергей проверил магазин, клацнул затвором и осторожно выглянул из-за камня…

Перепуганная лошадь Аники уже неслась вдали, взметывая за собой полосу пыли. Ближе, за недалекими скалами, мелькнуло несколько перебегающих фигур… Тонко пропела тетива – Аника выстрелил, прищуром проводил полет и сразу же начал перезаряжать арбалет. В ответ рядом сразу клацнула стрела, потом взрыхлила степь еще одна. Сергей приметил места, медленно выставил ствол и опустил голову. Давайте, друзья, я готов. Не я первый начал… У черных скал опять мелькнули фигуры – уже значительно ближе. Они явно не хотели это затягивать. Сергей опустил голову еще ниже и сощурил глаз…

Степь, казалось, замерла, притихла в ожидании. В ожидании конца. Конца этой неравной и нечестной разбойничьей бойни. Хотя, разве бывает честь там, где бойня? Только знойный ветер слегка завывал между пальцами скал, да шуршала от того же ветерка пожухлая горькая трава…

Грохот выстрела разорвал тишину притихшей степи, следом еще один – с той стороны донесся чуть слышный вскрик. Ага, не нравится… Лара зашевелилась под его рукой, чуть не обожглась о горячий ствол, отползла немного в сторону и молча оглянулась вокруг, высматривая свой арбалет. Молодец, девочка, сейчас не до слез и истерик…

Вслед за выстрелами наступила полная тишина. Тишина и в звуках, и в движении. Нападающие замерли за своими камнями – они явно не ожидали огнестрельного отпора. Казалось, даже ветер притих, удивленный огнем и непривычным грохотом. Над степью повисла пауза…

– Пустынники, – показательно спокойно сказал Аника, хотя голос все-таки немного дрогнул. – Видимо, шли за нами…

– Это что, вроде разбойников? – Сергей подтянул прикладом мешок Лары и сунул ей ее арбалет – девушка тут же привычно выложила болты и начала сосредоточенно взводить тетиву.

– Вроде стервятников, – зло усмехнулся парень. – Всякий сброд. Который бежал из Ассаны, где король Ангурд не любит сброд…

– И что им от нас надо? – Сергей осторожно выглянул из-за камня, окидывая взором местность. Тишина.

– Что надо сброду? – ответил Аника. – Наживы и денег.

– Ясно, – мрачно сказал Сергей. – Только вот зря. Наживы-то у нас как раз и…

Опять налетел притихший было ветерок, всколыхнув сухую полынь и пыль между валунами. Солнце над головами уже заметно склонилось к горизонту… «А вот это плохо, – подумал он, глядя на небо. – Ночью они нас возьмут. Да и не уйдешь далеко – на одной-то лошади…»

– Эй, жилторба! Чужак! – донеслось с той стороны. – Говорить будешь?

Сергей удивленно глянул на Анику – тот недоуменно пожал плечами. Лара тоже притихла. Он вздохнул и поудобнее оперся спиной о камень.

– Ну? – крикнул он, глядя в вечернее небо. – Что надо?

– Твоих мало, – ответил кто-то невидимый, с горским акцентом. – Моих – много. Долго не продержишься.

– Да ну? – удивился Сергей. – Посмотрим.

– Твоя пушка греется? – ехидно спросил голос. – Жарко. Патронов мало. Я сделаю – будет еще жарче.

Сергей промолчал. Кажется, этот пустынник-горец разбирается в оружии.

– Ты нам не надо, – продолжал голос. – Твой друг нам не надо. Девушка – надо. Поклажа – надо. Оставляй и иди куда хочешь.

Ах вот, в чем дело… Он усмехнулся и посмотрел на Лару – она ответила испуганным взглядом. Елки, девочка, неужели ты всерьез думаешь, что это возможно? Потом перевел взгляд на Анику – у того глаза просто пылали негодованием. Он ободряюще улыбнулся Ларе и повернулся в сторону «голоса»:

– Эй! Надежда гор!

– Ну, – ответил недовольный голос, которому, по-видимому, не очень понравилось имя. – Что скажешь?

– Ты нам не надо, – ответил Сергей. – Твои друзья нам не надо. Две лошади – надо. Сорок золотых – надо. И хвала твоему богу надо, что я тебя не убил. Оставляй и иди куда хочешь.

– Я вырежу твой язык, – пообещал голос. – Вырву все зубы. И засажу живого каракурта в пасть…

Сергей не ответил. Только кивнул Анике, чтобы внимательнее смотрел за местностью.

Это были последние слова невидимого горца-пустынника – потом наступила долгая пауза. Лара совсем притихла, до рези всматриваясь в колышущуюся полынь, и изредка бросая испуганно-внимательные взгляды на мужчин. Она просто ощутимо хотела, чтобы лучше все завершилось боем… Наверху валуна пригрелась на солнышке маленькая хвостатая ящерка.

Через полчаса, устав слушать завывающий ветер и мрачно глядеть на солнце, Сергей повернулся к парню – ящерка мгновенно юркнула в сторону.

– Аника…

Тот сразу же обернулся.

– Скажи-ка мне, друг… – Сергей сощурился. – Чтобы ты сделал на их месте?

– Ну, – парень немного подумал. Потом поднял голову и тоже посмотрел на солнце. – Я бы… дождался темноты. И взял бы тепленькими. Массой…

– А если мы ускользнем? – не сдавался Сергей. – Темно ведь. Луна дает только контраст теней…

– Это их дом, – вздохнул Аника. – Эту степь они знают лучше нас. Да и далеко ли мы уйдем, на одной-то лошади…

– Правильно, – сказал Сергей и тоже вздохнул. – Все правильно, парень…

Он задумался. Непуганая ящерка, успокоенная неподвижностью, опять вылезла на солнышко. И опять ненадолго.

– Вам придется остаться одним, – сказал Сергей, оценивающе оглядывая ребят. – Боюсь, у нас нет другого выхода.

Лара удивленно повернулась.

– Вы не сможете там пройти без лошади, – сразу догадался Аника. Видимо, подобная мысль приходила и ему в голову. – А на лошади вас заметят…

– Пройду, – сказал Сергей. – Я умею очень быстро бегать. И очень далеко прыгать. Да и…

– О чем вы, в конце концов, – не выдержала Лара. – О «котле», что ли?

– Я пройду через «котел», – сказал Сергей, наморщив лоб. – Сделаю круг и зайду этим «горцам» в тыл. Надо успеть до захода солнца.

– Да вы что, в своем уме? – опешила Лара. – Да вы там, без лошади, и шагу… Аника! Что ты молчишь?

Парень молчал, задумчиво уставившись в степь. Кажется, он прекрасно понимал, что другого выхода все равно нет. Ночью все закончится. Все-таки, он обещал стать хорошим воином…

– Все, – Сергей хлопнул по коленям – Лара не отводила от него возмущенного взгляда. – Прения закончены. Ребята… – он умоляюще посмотрел на девушку, потом на парня. – Если вдруг что… Вы уж продержитесь, ладно? Очень вас прошу. Я обязательно приду…

– Будь спокоен, командир, – Аника ободряюще улыбнулся. Лара опять было открыла рот,но сразу закрыла. До нее начало доходить, что это не шутка. И что у них, у остававшихся – опасностей ничуть не меньше. И что, похоже, это действительно выход. Если, конечно, выдержать…

– Ладно, девочки, все, – он оглянулся, еще раз окинул взглядом степь и молчаливые скалы, и хмуро сощурился в сторону «живого котелка»…

– Что, все? – не могла успокоиться девушка. – Вот так сразу и пойдете?

Сергей вытянул руки и хрустнул пальцами, потом перекатился и лег плашмя, продолжая скрываться за валуном. И быстро, но осторожно пополз к темному базальту…

«У нас не так много времени, – ответил сзади Аника Ларе. – Солнце не ждет…»

Через десяток метров руки зашкрябали по теплому камню. Пока еще теплому – здесь, с краю, у самой степи… Сергей ненадолго замер, прислушиваясь, потом снова заработал руками. За ближайшей скалой чуть распрямился, вытер со лба пот и поднял голову на солнце, отмечая положение дневного светила. Застегнул поплотнее куртку и максимально вытянул рукава, пытаясь прикрыть от камня ладони. Затем опять упал плашмя – он не хотел рисковать быть глупо замеченным, и опять заработал руками…

Солнечные лучи отбойными молотками застучали по неприкрытому затылку, тяжелая жара сдавила виски и запалила горло. Горячая пыль зажгла нос и рот, и заставила слезиться глаза. Скользкие зубы начали скрежетать каждый раз, когда голые пальцы задевали раскаленный камень…

За скалами он поднялся и опять посмотрел на солнце, определяя направление. Потом опустил взгляд к обожженным пальцам и попробовал еще плотнее закутаться в куртку. Переступил с ноги на ногу – горячий базальт обжигал сквозь подошвы сапог. И бегом рванул вперед…

Палящий воздух с ревом ворвался в горло и зажег огнем легкие, нос и рот попали в раскаленную печь. Кипящий пот выступил сквозь волосы и крупными каплями срывался со лба, застилая глаза…

Он на минуту приостановился и накинул куртку на голову, и снова побежал вперед. Теперь больше обнажились руки, и стало сильно не хватать воздуха. А тот, который был – был невыносимо душным и не хотел наполнять легкие…

Он ударился о скалу и полетел вниз, но сразу вскочил и глухо застонал, пытаясь дуть на обожженные руки. Но воздух в горле был еще горячее наружного, и вдобавок подошвы сапог начали жечь мокрые пальцы ног…

«Я выдержу, – сказали растрескавшиеся губы, и красные глаза снова поднялись к солнцу. – Только помоги мне, Боже…»

Слизкая нечувствительная рука потянулась к горлышку фляги с теплой водой, но передумала и упала вниз: «Лучше не пить…»

Он опять набросил на голову куртку, и опять побежал вперед. Ударяясь о скалы и падая, обжигаясь и снова поднимаясь. Изредка вскидывая мутные воспаленные глаза на солнце и стараясь сохранить рассудок. Чтобы не сбиться с пути. Чтобы помнить – этот путь. Путь жизни, предначертанный самой жизнью…

Вскоре перестал выступать пот. Перестали чувствоваться руки и лицо, растрескавшиеся от жара и казавшиеся одним постоянным негасимым костром. И только ноги, еле передвигающиеся ноги – давали о себе знать ноющими сбитыми коленями и жженой усталостью…

Он почти потерял рассудок. Через час, когда, все-таки завершив дугу через «живой котел», шатаясь, вышел к степи и упал в полынь. Закрыл болящие воспаленные глаза и покрытыми волдырями руками обнял землю…

«Я сделал это…» – тускнела в голове какая-то печальная мысль. Сделал это… «Сделал что?» Прошел через «котелок» и вышел далеко в степи. «Зачем?» – это была какая-то неспокойная, как будто чужая мысль… Как зачем? Так было надо… «Зачем надо?» – не успокаивалась беспокойная мысль. Сергей даже поморщился – да поди ты пропадом. Дай полежать спокойно. А может даже – заснуть…

Как зачем надо? Надо. Надо, чтобы… «Надо, чтобы», – с радостью поддакнула неугомонная мысль. Надо, чтобы… Перед глазами поднялась картинка: Аника что-то кричит в запале, привстав на колено и посылая стрелу за стрелой – туда, в желтую степь, где маячат совсем близкие перебегающие фигуры. Лара, успевая рукавом вытирать слезы, помогает перезаряжать арбалеты…

Спасти ребят! Надо, чтобы спасти ребят… Которые ждут, и надеются на него, как на единственный шанс…

Сразу появились силы. Сергей поднялся с земли и посмотрел на свои красные вздувшиеся руки. Ерунда, ничего страшного. Сжал в кулак и разжал пальцы. Слушаются… Тогда вперед.

Он вытащил из чехла карабин, хмуро глянул на недоброе солнце и снова побежал вперед. Проверил на ходу магазин, щелкнул затвором и снова посмотрел на солнце. От скал и камней протянулись длинные вечерние тени – солнце стояло над самым горизонтом.

Сразу начала путаться под ногами сухая трава, степные колючие кусты цеплялись и царапали колени, и пыль – взметавшаяся фонтанчиками с плоских склонов холмов, нарочито попадала в глаза. Но он бежал и бежал, все ускоряя шаги – с беспокойством посматривая на совсем низкое солнце, и на черные базальтовые камни «родного» котла. Где-то далеко захохотали гиены, и на хохот сразу эхом наложился вой диких собак…

Через полчаса он перешел на мягкий рохерский шаг, утроил осторожность, и по широкой дуге начал забирать к югу, чтобы зайти пустынникам в спины. Впереди показались знакомые скалы – он пригнулся. Через сотню крадущихся шагов лег и пополз.

Проплыл мимо иззубренный каменный палец – в черной вечерней тени замер и прислушался. Тишина. Осторожно перевалил через хребет невысокого взгорка и скатился вниз, и опять замер. Все та же тишина. Только шелест полыни, да ветер, слегка завывающий между валунами и склонами…

Он двинулся дальше, ощущая, как растет в груди глухое беспокойство. Что-то не так. Уже должны доноситься какие-то звуки, покашливание там, шорох, тихий говор… Пустынники не обязаны бояться, чего им сидеть тихо…

Приблизились плоские валуны и груды камней – ветерок опять бросил в лицо горсточку пыли. На самом верху, пригревшись в лучах заходящего солнца, устроилась маленькая ящерка – вечный спутник скал и солнца. Высоко в небе проплыл хищный силуэт степного кондора-стервятника…

Беспокойство начало перерастать в панику. Сергей вскинул карабин и одним прыжком оказался у скал – маленькая ящерка мгновенно исчезла в щели. И больше ничего… Он растерянно огляделся, пытаясь сдержать заколотившееся от предчувствия сердце, – здесь были люди… Вот примята степная трава – сильно примята, тут долго лежали, вот валяется какая-то брошенная маленькая ерунда…

– Аника! – он больше не мог сдерживать подступивший ужас. – Лара!

Эхо отразилось от скал и вернулось назад, перемешанное с хохотом радостно откликнувшихся гиен…

– Аника! – он что есть мочи рванул вперед – туда, к знакомым камням, за которыми оставались друзья, очень близкие друзья, совсем недавно оставались… – Лара!

По дороге споткнулся и кубарем полетел на землю, но тут же вскочил и машинально оглянулся… На земле лицом вниз лежал человек – раскинутые руки как будто сжались в судорожном движении, вырвав с корнем горькую сухую полынь. Он осторожно поддел тело – паникующий взгляд выхватил грубое незнакомое лицо, грязную всклокоченную бороду и залитый кровью широкий плащ-балахон. Пустынник. Мертвый пустынник…

Сергей обернулся вокруг – недалеко виднелось еще одно неподвижное тело, на камнях свесило безжизненные руки еще одно…

– Аника!!! – дикий крик отразился от скал и опять вернулся назад.

Здесь был бой. Сильный бой. Совсем недавно. Хищный кондор еще не успел спуститься с неба за добычей…

– Лара!!!

Снова издевательски захохотала гиена, и также издевательски откликнулись собаки…

Он медленно приблизился к «своим» валунам. За камнями валялось еще одно грязное бородатое тело – рядом, почти вплотную…

– Аника…

Аника лежал там, где и должен был быть, на прежнем месте – правая рука все еще сжимала бесполезный теперь арбалет. Лары нигде не было видно…

– Аника, – тихо сказал Сергей дрожащим голосом, опустился на колени и провел рукой по знакомым волосам, откидывая мокрую прядь в сторону. – Друг ты мой ситцевый…

В глазах защипало. Он отвернулся и посмотрел на далекое, и теперь совсем не жаркое солнце. Эх, Аника…

«…Я, наверное, уеду, – вспомнились, почему-то, такие важные когда-то слова. – Завтра… Я здорово влюбился, понимаете, так здорово… Что сил никаких больше нет. Совсем нет…»

Эх, Аника, Аника… Прости меня, пожалуйста, прости меня, друг, если сможешь. Ведь это я отобрал у тебя любовь…

Он сел рядом и склонил голову на руки, не в силах сдерживать рвавшееся наружу отчаяние – горький стон прокатился над степью и замер вдали. Старая песня тоски – старая, как мир, где никогда не бывает все честно и правильно. Где погибают и умирают. И помнят…

Будьте вы все прокляты! Будьте прокляты – все убийцы и ненавистники! Все, кто жаждет крови и наживы! Тупой жизни и гогота. И… И тупые командиры, бросающие своих в самый ответственный момент…

Он опять поднял голову и опять взглянул на солнце. Боже. За что же, Боже… Зачем повторять старую песню? Старую печаль и тоску? Зачем…

«…Для этого надо иметь слишком большую веру, – снова вспомнились живые глаза. – Но все равно – спасибо…»

Он тяжело вздохнул, повернулся и провел рукой по знакомому плечу: «Будь хоть в этом спокоен, друг… Я найду ее». Рука наткнулась на перистый наконечник тяжелой стрелы в груди. Эх… Ты ведь еще так молод, парень. И уже изведал смерть. Бой и тяжелую стрелу. Честь, бесстрашие и подвиг…

Он покрепче обхватил рукой, и резким движением выдернул стрелу пустынников – не место оружию врага в груди друга. И тогда услышал стон…

Сергей замер. Потом, еще боясь поверить, рванул ворот парня и припал к груди. Донесся толчок – чуть слышно, совсем чуть-чуть… Жизнь сразу завертелась колесом – он рывком распахнул мешок и вырвал бутылку с ромом, смочил платок и приложил к ране. Опять донесся стон – показалось, даже более слышимый. Он снова круто смочил платок и осторожно обработал рану, затем наложил чистый и, мягко приподнимая тело, постарался покрепче перебинтовать. Давай, друг – ну, держись… Черные растрескавшиеся губы раскрылись и что-то прошептали…

– Не говори ничего, хорошо? – тихо сказал Сергей и положил руку на лоб – лоб, естественно, почти горел. – Это я – я пришел. Правда, поздно… Но ничего, теперь все равно все будет отлично…

Горячие губы опять что-то прошептали – сильнее и с надрывом, как будто Аника очень хотел, чтобы его услышали. Тело сразу сотряслось в хриплом надрывном кашле…

Сергей смочил кусок платка теплой водой из фляги и успокаивающе положил на лоб парню, потом нагнулся – низко, ухом к самому рту: «Ну, только коротко…»

– Они заб-брали ее, – коснулось уха горячее дыхание. – П-прошу… о-очень…

– Я знаю, – нахмурился Сергей.

– …найди, – закончил Аника и обессилено замолчал.

– Обязательно, – мрачно пообещал Сергей.

Неожиданно парень приоткрыл глаза и начал моргать, пытаясь сфокусироваться на лице Сергея. Сухие губы опять начали шептать…

– Я уже сказал, – опять наклонился Сергей – вот же елки-палки, как же его успокоить? – Найду. Не разговаривай.

– С-сейчас, – донеслась горячая молитва. – Пока не уш-шли далеко…

Сергей молчал, вглядываясь ему в глаза. Боже, как же ты ее любишь… И как же тебя вытащить отсюда?

– …погибнет, – продолжал Аника, пытаясь разглядеть его лицо. – Она не будет ж-ждать долго… Не потерпит… от них… уб-бьет себя, я знаю…

«А ведь это может оказаться правдой, – подумал Сергей, глядя в пылающие глаза парня. – Лара не из тех девушек, которые смогут подчиниться, и терпеть над собой насилие…» Боже, что же делать? Потерпи, девочка, выдержи… Я вернусь за тобой. Сразу, как только вытащу Анику…

Сухие руки в нечеловеческом усилии приподнялись и рывком схватили за ворот Сергея:

– Найди ее! – он, наверное, кричал. Но слышался только звонкий шепот. – Найди…

Потом обессилено упали назад: «Будьте вы все прокляты…»

Он некоторое время лежал, приходя в себя, тяжело вздымалась и опускалась грудь – Сергей обескуражено смотрел на него. Нагрудный платок сразу пропитался насквозь и почернел от крови. Затем снова открыл горящие глаза и вдруг тихо, но совершенно внятно сказал:

– Я никогда тебе не прощу, если она умрет. И ты не донесешь меня до людей.

Спокойно так сказал. Страшно. Без всяких эмоций. И закрыл глаза. И была в этом спокойствии холодная констатация факта. То, что будет на самом деле…

Сергей сидел и смотрел на него. Смотрел и сидел. Он не поражался и не удивлялся, не обескураживался и не восторгался – он знал это и раньше. По себе самому. Нет на свете ничего, что могло бы не только сравниться с этим – даже просто стать рядом. Ничего, что смогло бы показать – хотя бы похожий уровень жертвенности и благородства, не– самолюбия и анти– эгоизма, готовности к потерям и нечеловеческому терпению. Чем чувство той самой любви. Настоящей любви. О которой очень много говорят, вроде бы даже все знают, но очень мало – чувствуют…

– Ты сможешь спустить тетиву? Здесь воют гиены.

Аника сразу открыл глаза и разлепил губы:

– Конечно… – показалось, даже шепот стал тверже. – Не бойтесь за меня, я смогу, я запросто…

– Только попробуй мне умереть, – сказал Сергей, вставая. – Найду и надеру задницу. Не сомневайся.

Анкика даже улыбнулся. Впервые за этот долгий несчастный день…

Сергей оглянулся вокруг, и нашел второй арбалет. Дальше за камнями – еще один. Опустился на корточки, взвел все три, и аккуратно разложил рядом с рукой парня. Так же аккуратно распределил стопку стрел и длинный меч – Аника молча смотрел на него. Сергей ободряюще улыбнулся, вытянул руку, и глубоко залез в далекий внутренний карман…

«…Мало ли, что, – сказал мудрый старый Габ. – Пусть будет… Чтоб мне поспокойней было…»

Спасибо тебе, отец. Спасибо за все…

Он извлек маленький плоский пузырек и оценивающе посмотрел на просвет. Потом повернулся к парню:

– Потерпи. Я поменяю повязку.

Снял набухший от крови платок и задумчиво уставился на воспаленную рану. Потом вздохнул, опять обработал ромом, и, сощурившись, влил добрую половину плоского пузырька. Сине-черно-красная рваная жуть зашипела и покрылась пеной, как от перекиси водорода, – Аника глухо застонал и сморщился от боли.

– Потерпи, уже все почти…

Он осторожно наложил чистый платок и опять крепко-накрепко перебинтовал. Затем положил флягу с водой, бутыль с остатками рома и аккуратно поставил рядом пузырек:

– Половину выпьешь утром. Остальное – к исходу дня…

– Спасибо, командир, – на него смотрел благодарный взгляд. – Простите меня, не сдержался, крыша едет от горя…

– Это ты меня прости, друг, – Сергей разогнулся и поднялся на ноги. – За то, что вы были одни…

Он резко развернулся и быстро пошел по степи – на восток, прочь от заходящего солнца. Направление не надо было искать – в горькой траве отчетливо выделялись следы копыт лошадей. Чужих лошадей…

Глава 13

– Говоришь, что это было именно так? – магистр наклонился вперед и сцепил руки на столе. – Маркиза убил наемник, которого называли Сватом?

– Именно так, ваше священство, – Глуск оглянулся на двух охранников-верзил у дверей и украдкой смахнул со лба пот…

Он боялся, он очень боялся – он с детства был наслышан об этом месте. Огромном черном замке, где толстые железные двери скрывают просторные подземные пещеры и гроты, целые мили скальных переходов и бездонных колодцев. Где в каменных мешках истошно вопят обреченные жертвы, где длинные коридоры по ночам отмываются от крови, а дно колодцев сплошь усеяно гниющими трупами, в которых копошатся трупные клопы и черви… Где по ночам в свете факелов танцуют воздушные бесноватые тени – всегда под смертельно-безумные вопли тех, из которых ленивые скрипучие барабаны вживую вытягивают жилы… Где под сводами гнездятся глазастые упыри, от которых тот – кто не умеет хранить слово, еще ни разу не смог спасти свои глаза и уши, и язык…

– Тебя зовут Глуск, так? – магистр поднялся и обошел стол – он был высок и сухощав. И властен. – Что же тебе от меня надо, Глуск?

Старик икнул и облизнул пересохшие губы. Потом набрал в грудь побольше воздуха, решился, и с головой кинулся в омут:

– Посвящения…

В комнате повисло молчание. Верзилы даже не шевельнулись. Магистр задумчиво разглядывал его, облокотившись о свой огромный стол и постукивая ногтем по мраморной столешнице. Глуск боялся дышать. Он скорее бы умер, чем смог нарушить паузу и добавить еще хоть слово…

– Хорошо, – наконец сказал магистр. – Ты смог добраться до меня – это говорит в твою пользу. Ты честно выполнял поручения маркиза Ар-Роза, это тоже говорит в твою пользу…

Глуск хрипло вздохнул и постарался перевести дух.

– …Но ты еще не выполнил ни одного моего поручения, – продолжал магистр. – И мое представление о тебе – только с чужих слов.

Старик замер. Маленькие огоньки свечей как будто заколыхались на всех подсвечниках сразу…

– Я готов.

– Ты уверен? – властные пронзительные глаза повелителя судеб не отрывались от лица старика. – У нас – не простые люди. И у меня не бывает простых поручений.

– Да… – Глуск опять набрал воздуха. – Я все готов, я… Постараюсь, умру, я… Что я должен сделать?

– Хорошо, – ровный взгляд верховного владыки Союза ничуть не изменился. – Все очень и очень просто. На первый взор…

Старик снова замер, боясь пропустить хоть слово – сердце в груди трещало и ликовало: «Вот оно, наконец-то, я почти у порога…»

– Король Ассаны Ангурд затеял кое-какое действо, – продолжал магистр. – Которое собирается осуществить в самый последний день этого лета. Ты ведь, кажется, последний раз был допущен к королю?

Сердце замерло, и начало потихоньку падать вниз – Глуск кивнул, чувствуя, как начинают дрожать губы. Противиться королю Ангурду?

– …Так вот, – магистр сделал короткую паузу. – Я хочу, чтобы это действо осуществилось. Так, как и планирует король, – полированный ноготь снова начал выстукивать по столешнице замысловатую дробь. – И еще, чтобы ты помог ему в этом…

– П-понял, – вздохнул с облегчением Глуск. Разве сможет хоть кто-то помешать королю Ангурду? Только безумец, который тут же протянет ноги… – Я понял, все понял…

– Подойди ближе. Я объясню, в чем заключается твоя помощь. Совсем мелочь…

* * * * * *

Солнце как-то сразу спряталось за горизонт, без переходных этапов и привычных вечерних сумерек – как всегда в этих широтах, и вокруг сразу сгустилась ночная темень. Чуть позже выглянула луна, исполосовав темноту контрастом бледного света и черных теней. Скалы и камни, попадавшиеся на пути, напоминали дымчатые, голубовато-темные облака. Видимость совсем ухудшилась, и теперь приходилось часто останавливаться, иногда даже опускаясь на колени – чтобы хоть что-то разглядеть в сухой степной траве, или на голых пятнах продуваемой ветрами земли…

Сергей вздохнул и поправил на плече карабин. Обожженное лицо и руки, почти забытые в приливе страха и паники за друзей, теперь давали о себе знать. Но он не обращал внимания на лицо и руки, не думал о сбитых коленях, не хотел чувствовать поднимающуюся усталость. Его гнала вперед злость. Самая обычная человеческая злость. Злость на людей и бесчеловечность. На мир, несправедливость, кровь, жестокость, и саму злость. И страх. Страх опоздать…

Он шел. Иногда спотыкался и падал, но поднимался и опять шел. Не обращая внимание на хохот гиен и вой диких собак. Как будто инстинкт и усталость для него просто временно прекратила свое существование…

Он не заметил, как прошли несколько часов, в этой замкнутой изнуряющей гонке – как будто отгороженной от всего мира своей бедой и злостью. Как стало сереть небо, вползая в тот предрассветный час, когда предметы вокруг становятся более видимыми, но еще не успевают обрести свой цвет. Как стало притупляться сознание, уже начинавшее путаться в хороводе мелькающих перед глазами одних и тех же картинок: степь, полынь и камни – камни, полынь и степь. Как стало непривычно тихо вокруг: прекратила ухать степная сова и хохотать гиена. Как не заметил, и даже не почувствовал – что человеческие силы все-таки имеют свои границы. И когда очередной раз упал, то вдруг – не смог подняться. И остался лежать, с тоской закрыв глаза и с хрипом втягивая воздух, перемешанный с пылью…

И тогда, когда мысли уже перестали кружиться хороводом, а ноги неожиданно напомнили о себе ломотой и усталой болезненностью – к его приторможенному сознанию пробился непривычный для замкнутого круга звук – далекий крик. Женский крик. Он с трудом оторвал от земли голову и посмотрел вперед. Вдали, разгоняя серость неровным мерцанием, горел огонек. Далекий огонек… Крик повторился снова, уже ясней, потом еще – разом приводя в сознание и оторопь, и наполняя радостью: «Жива» и ужасом: «Как бы не опоздать» одновременно. Он сразу подскочил и рванул бегом, даже не задумываясь – откуда вдруг появились силы…

Через несколько сотен шагов огонек приблизился – он пригнулся и перешел на мягкий ход. Чуть позже лег и пополз. Отсветы небольшого костра плясали на кучке сгрудившихся скал, добавляя в утреннюю серость контраст живых теней и тепла. Опять резанул по степи пронзительный женский крик, потом хлесткий звук удара и мужская скороговорка, перемешанная со злостью и гоготом…

Сергей одним прыжком преодолел расстояние до камней и притаился в тени: «Потерпи, девочка, я сейчас, я уже здесь…» Только особо скрываться оказалось и не надо – похоже, у них не было никаких сторожевых постов. Или, что вернее, «часовые» глазели на то, что творилось внутри…

Он выждал еще десяток секунд, потом вьюном скользнул на скалы и замер наверху – глаза полыхнули и мрачно сузились, разглядывая освещенный круг и людей в центре. Пустынников недаром считали сбродом…

Лара металась на цепи, подгоняемая острыми пиками и головнями от костра. Израненная, вся в ссадинах и потеках крови, со спутанными мокрыми волосами и разбитыми губами – и с пылающими яростью глазами. Не сдавшаяся, и не подчинившаяся на милость…

Цепь то и дело натягивалась, оставляя для свободы совсем небольшой участок – в недоразвитых головах десятка грязных бородатых мужланов, обступивших со всех сторон, это, наверное, сравнивалось с собакой. Вот только со стороны очень отчетливо бросалось в глаза – кто здесь действительно напоминал собак.

– Под хвост ее, прямо в…

– Пускай су…, еще раз покажет свои клыки…

Опять раздался взрыв гогота, перемешанный с руганью – девушка очередной раз упала. Сергей осторожно осмотрелся. Чуть поодаль, у привязанных лошадей, на камни облокотились еще двое, с довольными слюнявыми мордами и арбалетами на плечах – явно «бдительные часовые». Чуть ближе еще один, почти лысый, смачивал из фляги тряпку и прикладывал к кровоточащим губам…

Ясно… Он слышал про такое. Как в стае волков…

Не каждый, даже очень здоровый мужик сможет справиться с женщиной, если она решит сопротивляться до конца. Отчаяние и злость придадут силы – она будет биться, метаться, кусаться, царапаться, рваться – она предпочтет умереть. И никогда не даст так просто себя обесчестить…

И поэтому в стаях «диких волков», которых трудно назвать людьми, забывшими даже про каплю самого обычного мужского самолюбия, – жертву, прежде чем придать насилию, – загоняли до смерти. Чтобы у нее уже не было сил сопротивляться…

– Подонки… Вы подохнете, как собаки…

– От кого? – даже подскочил лысый в стороне, забыв про тряпку. – От бога Ратху? Или от того труса, который бросил вас и сбежал в степь?

Сергей узнал акцент говорившего с ним у «котелка». Лысый горец раздвинул своих и остановился в кругу, уперев пылавший ненавистью взор прямо ей в глаза. Жар на жар. Ненависть на ненависть…

– …Он давно на пути в Брахма-Гут. – глаза придвинулись вплотную, наверное, она даже почувствовалось зловоние. – Не бойся, чуть позже я его догоню.

– Он сам найдет тебя, ублюдок, – Лара выдержала взгляд. – И снесет твою башку, вместе со всей твоей вонью…

И охнув, присела от сильного удара в живот. Затем откинулась затылком на камни – горец ударил ногой в лицо. Ненависть бывает даже сильнее похоти…

Сергей закрыл глаза и сделал глубокий вдох – чувствуя, как на глаза опускается мутная красная пелена, и начинает заходить в «разнос» сердце, и голова становится похожа на огромную ржавую бочку, которая вот-вот станет содрогается от пустоты и грохота…

Потом открыл глаза и опять глубоко вздохнул. Затем разогнулся, плавно оторвался от скалы и, перемахнув через костер, упал прями в центре освещенного круга. И выпрямился, перед изумленными взглядами целой толпы бородатых пустынников, и такой же изумленной Лары. Над поляной зависла пораженная пауза…

– Ты знаешь, – он нашел округлившиеся глаза лысого горца и поднял карабин. – Зря ты ей не поверил. Ведь она права…

Воздух содрогнулся от грохота и дыма, разом подстегнув опомнившихся бандитов – вокруг заметались бородатые тени, – круглые глаза кувыркнулись куда-то назад. Воздух взрывался и дрожал – Сергей продолжал палить, почти в упор, одновременно заваливаясь на бок и делая разворот вокруг оси, – тени падали и поднимались, пропадали и появлялись… Пустой щелчок, секундная задержка – вылетает пустой магазин, еще щелчок – на его место вставляется другой. И опять вздрагивает воздух, снова и снова…

Над камнями расползались плотные полосы дыма, остро пахло гарью и порохом. Сергей опустил горячий дымящийся ствол и прислушался. Вроде, тишина… Тишина не в прямом смысле этого слова – с разных сторон доносились звуки: глухой стон и тихий скрежет, фырканье испуганных лошадей и шелест степи, где-то далеко под кем-то осыпались мелкие камешки, где-то затухающе шуршала полынь…

Звуки мира. Разве он мог когда-нибудь представить, что стоны, агония, плач и панический бег людей – покажутся ему более мирными, чем зимняя деревенька со столбиками дыма из труб?.. Одну минуту. Плач? Почему плач?

Он медленно поднялся, настороженно оглядывая скалы и тела вокруг, потом обернулся назад, и впервые за эти долгие ненастные сутки улыбнулся. Плакала Лара. Ревела, всхлипывала и даже чуть завывала, размазывая по щекам грязные соленые слезы, и не отрывая от него преданных глаз – совсем как тогда.

– Ну все, – он опустился рядом на корточки и ласково провел по ее волосам. – Все уже позади, девочка, успокойся. Ты держалась молодцом…

– А, а, – заикала она, вытирая слезы. – Ан-нику… Там…

– Живой твой Аника, – он поднял и начал задумчиво разглядывать ее цепь, затем обернулся, высматривая – куда привязана. – Но обещал мне сразу помереть, если я немедленно не отправлюсь за тобой.

И понял, что лучше бы этого не говорил. Она заревела еще больше. Обхватила его своими руками и уткнулась лицом в грудь – плечики вздрагивали и тряслись в такт надрывам и всхлипам. Сергей вздохнул и слегка поморщился – соленые слезы падали на обожженные руки. Потом опять погладил мокрые слипшиеся волосы и, зная по опыту, что это наверняка надолго, мягко поднялся:

– Надо осмотреться. Может, кто остался…

Везде лежали тела. Много мертвых тел… Сергей обернулся вокруг – прямо у ног неподвижно застыл лысый горец-вожак, дальше еще кто-то, такой же бородатый и грязный, дальше еще и еще… Вместе с разбросанными мешками и какими-то узлами, снаряжением и пучками дров, мехами для воды и ведрами для лошадей, арбалетами, копьями, какими-то мечами и даже палашами… Дым почти разошелся, но прогорклый запах горелого пороха еще долго будет чувствоваться в этих камнях.

Он медленно пошел, опустив голову и стараясь не глядеть по сторонам. У перепуганных лошадей виднелись оба «бдительных» часовых. Вот же елки – он умудрился достать даже их… Налетел свежий ветерок, что-то прогудев в вершинах скал и всколыхнув желтую сухую траву…

Десять выстрелов. Я сделал всего десять выстрелов. У меня не было больше двух магазинов… Неужели я ни разу не промазал? Он опустился на валун и обхватил голову руками. Только одну минуту. Боже, как я устал…

– Антик! Серенький!

Минуту, Лара, только минуточку… Сейчас я встану. Встану и… И мы поедем. К Анике… Десять выстрелов! И успел все. И спасти Лару, и стать хладнокровным убийцей… Я не хочу так просто убивать людей!!! Любых людей…

– Пожалуйста! Вот, опять, слышите?

Что? Он поднял голову. Из-за камней донесся непонятный топот и фырканье лошадей. Он крякнул, взял карабин и поднялся, начиная сознавать, что вряд ли уже способен что-то предпринять – на голову и плечи навалилась просто космическая усталость. Поднял карабин и тяжело вздохнул, вспомнив, что в нем нет ни одного патрона. Не потрудился сразу снарядить магазины, да и патронов осталось всего несколько штук…

– Что здесь происходит?

Он поднял голову – наверху камней стоял воин в латах, отчетливо выделяясь на фоне утреннего неба. Рядом появилось еще несколько таких же одинаковых фигур… Лара сразу замолкла. Сергей хмуро оглянулся, высматривая самый ближайший меч – на него тут же уставились взведенные арбалеты:

– Не двигайся!

Первый спрыгнул вниз и разогнулся, осматриваясь вокруг – на широком плаще отчетливо выделился герб. Сергей перевел дух с облегчением, с плеч свалился дополнительный груз. Ассана, армейский пограничный дозор. Спрыгнувший прошелся по пятачку недавнего боя, разглядывая убитых, потом нагнулся над лысым горцем и обернулся назад:

– Это что, ты сам? Всех?

– А у тебя что, лейтенант, нет глаз? – Лара уже пришла в себя, тоже разглядела герб и теперь стояла, ехидно уперев руки в бока. – Вы, ребята, как всегда – вовремя.

Старший удивленно повернулся:

– Смотри-ка, на цепи и тявкает…

– Если я тявкну, герой, – Лара, кажется, успела забыть о слезах и вошла в свой обычный зубастый режим. – То ты на всю жизнь останешься без детей.

Лейтенант усмехнулся и махнул рукой – армейцы стали спрыгивать со скал вниз, затем обернулся к Сергею:

– Что здесь произошло? Кто ты?

Сергей опять опустился на камень и положил бесполезный теперь карабин:

– Спасибо, ребята, что это вы… Только вы бы, лучше, догнали остальных…

Командир подошел ближе. Армейцы начали быстро и умело осматривать убитых, мешки и поклажу, двое – с кивка лейтенанта, занялись цепью девушки. Лара приняла самый независимый и гордый вид, насколько позволяло положение «на цепи».

– Не волнуйся, их уже взяли. Ты всю степь распугал своими выстрелами. Так что было?

– Они похитили мою сестру, – Сергей кивнул в сторону девушки и почувствовал, как сами собой начинают закрываться глаза. – А я их догнал…

– У тебя лицо, как у рака. И руки…

– Я немного погулял по «котелку». Днем. Послушай, лейтенант…

Старший опустился на корточки и сощурился, задумчиво разглядывая Сергея. Звякнула цепь – Лару уже освободили, и теперь она, кажется, уже пыталась командовать остальными.

– …У «котла», в нескольких часах ходу, – продолжал Сергей, с трудом шевеля губами. – Лежит мой друг, раненный… Рядом с еще одной половиной этих, – он кивнул головой на лежавшие вокруг тела.

– Живых?! – чуть не подскочил лейтенант.

– Мертвых, – успокоил Сергей.

Воин кивнул головой, поднялся и крикнул своим, чтобы заканчивали. Те начали стаскивать трупы в одну кучу. Лара уже успела умыться и теперь крутилась у лошадей пустынников, отбирая лучших. Откуда у нее только берутся силы?

Сергей опустил голову и закрыл глаза. Боже, как хочется спать… Так, ладно, что делать теперь? Надо же подниматься и куда-то идти…

– Это была банда Горца, – задумчиво сказал рядом лейтенант. Сергей усмехнулся – он не ошибся в прозвище. – Дерзкий, гад, он появлялся даже в Брахма-Гуте. Мы за ним давно гонялись… – армеец немного помолчал. – А потом вдруг появился ты. И разом с этим покончил. Кто ты такой, и откуда?

– Из Ассаны, – разлепил губы Сергей, не поднимая головы. – Я наемник. Мы шли к Нагорной гряде. Свои дела.

– Ясно, – только коротко сказал армеец.

Солнце выглянуло из-за горизонта, отсвечивая на скалах белыми веселыми зайчиками. Так, на чем я остановился? Да, надо подниматься и идти… Куда идти? Возвращаться в Брахма-Гут? И потом по новой собираться в горы? Вот же… Это время. Тогда будет совсем бесполезно искать там старца. Его гонит время…

– Послушай, лейтенант, – поднял голову Сергей – старший повернулся к нему. – Сделай милость… – он на секунду задумался, потом продолжил: – забери моего друга у «котла», девушку, и захвати их с собой в Брахма-Гут. К лекарю, самому лучшему, – Сергей достал мешочек с монетами полковника и сунул ему в руки. – Очень тебя прошу. И сообщи, если сможешь, весточкой в Наодок, трактирщику Рою Габу… Сделаешь?

– А ты? – немного удивился воин.

– Мне надо идти дальше, – Сергей, крякнув, поднялся и повертел головой, высматривая девушку, затем медленно двинулся среди армейцев. – Время гонит…

Лара виднелась у кучи с поклажей, она уже отобрала лошадей, и теперь сосредоточенно перекладывала мешки, выбирая воду, еду и дрова. Как ни странно, ей никто не мешал, и пара воинов даже помогала – складывая назад разбросанные мешки. Вокруг стоял приглушенный шум, деловой гам и смех…

– Эй! – негромко позвал сзади лейтенант.

Сергей обернулся, и успел поймать брошенный назад мешочек с монетами.

– Сделаю, – коротко сказал старший. Потом развернулся и двинулся в обход пятака, проверяя работу…

Сергей молча смотрел ему вслед. Стоял и смотрел… Все отчетливей и отчетливей вырисовывалась причина – почему еще держался Шеол. Почему был здесь остановлен туман. И был бы он точно также остановлен, если бы подобное случилось в его родном мире…

– Ну как? – рядом появилась Лара. – Пора уже. Едем?

– Ты едешь, – обернулся Сергей и, вздохнув, сунул ей этот мешочек – девушка вскинула удивленные брови. – Вместе с ними. Заберете у «котла» Анику и вместе вернетесь в Брахма-Гут. Если сможете, то лучше в Наодок, к Габу. И лечи парня… – он немного помолчал, девушка тоже молчала, сжимая в руках мешочек. Кажется, она начинала привыкать слушаться его. – Все остальное остается по-прежнему. Встречаемся в Нипороге, на той стороне Шеола. В гостинице на Старомельничьей, у поворота к площади капитанов…

– А вы? – тихо спросила девушка.

– А я… А я буду спать. Сейчас. А потом двину дальше. У меня нет времени и выбора…

Глава 14

Над горизонтом поднялись плотные клубы пыли…

Иногда может наступить такой момент, когда твердость мира и судеб становится хрупкой и рассыпчатой. Смещаются грани, и тонкая балансировка весов приходит в движение, раскачивая колеблющиеся чаши так, что даже само время не может определить конечный итог. Мир может оказаться на граю гибели, полной гибели, и даже не подозревать об этом. Это сам мир. Но только не тот, кто стоит за всем этим…

Ответ от королей тетра-союза не пришел. На все, и особенно на жесткие политические решения, от которых сильно зависит будущее благосостояние целых королевств – нужно время. Много времени. Время, чтобы все взвесить и все обдумать. Получить максимум информации, проанализировать, собрать общий совет и принять решение. Общее решение, максимально исключающее риск и возможные неудачи. Это, наверное, правильно. Только вот времени, как раз, и не было…

Ровно за сутки до начала праздника «Яллы-раз» король Эгивар Трой перестал мерить шагами свой кабинет, собрал королевский совет и отдал приказ. Многоголосые сигнальные горны подняли армию Нагорта по тревоге и пустили в путь. Чаша весов начала раскачиваться еще больше…

Над горизонтом поднялись плотные клубы пыли. Первой пошла конница – по редким проселочным дорогом, в «мертвой», почти безлюдной зоне возле самого Роха. Быстрые бригады, в полном боевом снаряжении, за ночь прошли соседнюю Загору и вступили на территорию королевства Ассана, вотчину короля Ангурда. Это было равносильно объявлению войны…

Сзади шли пешие воины и обоз. Медленней, но точно также неумолимо приближаясь к месту, которое испокон веков притягивало к себе людские бедствия и раздоры. И теперь вновь стало местом истории. Местом, где должна была найтись Истина. И решиться судьба…

Сутки. Всего одни сутки, и в обоих королевствах изменилось буквально все. Всего сутки назад никто не предполагал беды – матери нянчили малышей, воспитывали сыновей и дочерей, и ждали со службы мужей. Всего сутки, и спокойная размеренная жизнь вывернулась наизнанку, и никто не мог теперь сказать – какая она будет завтра. Потому что война – редко оставляет надежду на завтра…

Король Ангурд получил известие вечером. Опустился в кресло и тяжело замолчал, хмуро уставившись в мозаичный пол. Потом мрачно вздохнул и приказал седлать лошадей. «Кто?» – только обессилено спросила у гонца старшая дочь, с тоской посмотрев на грубо хлопнувшую дверь. «Трой, Ваше высочество. Как и тогда…» Принцесса глухо застонала и опустилась на пол, обхватив голову руками…

У Брахма-Гута небо заволокло плотными тяжелыми тучами – казалось, даже сама природа подчеркивала беду и злость. Темные облака стремительно неслись куда-то на юг – низко, над самой землей, почти задевая за вершину величественного утеса, который, казалось, пальцем пытался остановить небо…

Они встретились внизу, у подножья. Две армии. Пограничные Ассанские бригады, поднятые по боевой тревоге и сутки находившиеся в изнурительном непрерывном ожидании, и передовой авангард конницы Нагорта, за эти же сутки преодолевших сотни миль еще более изнурительного походного марша. Встретились и замерли, казалось, чуть ли не уставившись в лицо друг другу…

Промозглый порывистый ветер трепетал знамена и флагштоки, обдавал мелкой моросью мрачные лица и железные доспехи, недовольно фыркающих лошадей и черные вытянутые жерла походных пушек. Мокрая истоптанная земля под ногами превратилась в грязь, и поэтому почти все деревья вокруг были выломаны и срублены, и брошены под колеса колесниц и обоза…

Траурный фон беды. Тяжелое небо над головой, пронизывающий мокрый ветер, шпиль мрачного утеса, задевающего облака, и людская злость. Как всегда – молчаливая, но не скрытая. В хмурых глазах и плотно сжатых губах…

Они замерли. Две армии. Друг напротив друга. Десятки тысяч хмурых воинов, готовых по малейшему движению своего повелителя кинуться друг на друга. Через маленький пятачок нетронутой травы, в сотню шагов…

…Порыв сырого ветра рванул широкий плюмаж королевского шлема – король Эгивар Трой обернулся и окинул взором плотные шеренги своих людей. Где-то фыркнула лошадь, кто-то дальше глухо кашлянул, кто-то сквозь зубы вполголоса выругался… Воины не шевелились, офицеры не сводили с него напряженно-ожидающего взгляда.

Он повернулся назад и сжал зубы, сузив глаза на ряды Ассанских бригад перед собой. Железо и серость, на таком расстоянии сквозь опущенные забрала не видно лиц.

– Ваше величество…

Не надо, он увидел это и сам. Ряды воинов расступились, и вперед выехал всадник на вороном коне. Расстояние не помеха – он сразу узнал его. Король Ангурд. Правитель Ассаны. Впереди своих людей. Надо отдать должное – так было всегда. Он никогда не был трусом…

Два короля, два правителя – остановились и на некоторое время тоже замерли, пытаясь разглядеть лица друг друга. Как будто на таком расстоянии можно разглядеть глаза, и как будто ожидая увидеть что-то новое, в этих глазах…

Казалось, даже лошади перестали фыркать и обмахиваться хвостами. В воздухе повисла пауза, как будто замедляющая торопливый бег неудержимых минут… Они много могли сказать друг другу. Очень много. О ненависти и гордости, о справедливости и истине, о будущем и о людях… Но вряд ли когда-нибудь скажут. Как и тогда, много лет назад – история повторялась вновь. Войной и кровью. За будущее, но против будущего. За людей, но против людей…

Над полем висела почти мертвая тишина. Тысячи людей, под набухшими от влаги знаменами, подняв щиты к забралам и сжав руками мокрые древки – не спускали напряженных глаз с застывших фигур.

А потом оба пошевелились – почти одновременно. И сразу сорвалась пауза, сразу заторопились вперед нетерпеливые минуты. Звякнула сталь – два клинка выскочили из ножен и взметнулись вверх над королевскими шлемами. Тысячи воины с обеих сторон прекратили дышать, многие чуть подались вперед…

– Прекратите…

Это было похоже на отголосок эха, который мокрый ветер отразил от ближайших скал. Далекий женский голос, очень далекий и очень слабый. Но оба короля его почему-то услышали…

– Прекратите! Или будьте все прокляты…

Оба удивленно повертели головами по сторонам, потом обернулись назад, к своим воинам. Сзади по стройным рядам пробежал почти одновременный вздох и металлический шорох. Плотные ряды тысяч удивленных солдат смотрели вверх, в небо – туда, где гнались за кем-то тяжелые тучи…

– Тупость мужчин превосходит упрямство быков! Если вы не хотите слышать и понимать… То, может, хоть что-нибудь поймете так. Вы, оба…

Витиеватые забрала королевских шлемов медленно поднялись. Медленно, как будто заранее боясь увидеть то, что там наверху. Будто пытаясь заглушить сознание того – что голос почему-то удивительно знаком. Обоим…

На вершине утеса, прямо на здании злосчастного мавзолея, светлым пятном виднелось белое венчальное девичье платье. Казалось, даже ветер притих, не мешая лететь полным боли и отчаяния словам:

– Может, хоть моя смерть заставит услышать то – что вы никогда не хотите слышать…

Тысячи людей опять замерли, не смея отвести от вершины пораженного взгляда. «Илламия…» – тихо сказал король Ангурд, чувствуя, как защемило и начало проваливаться куда-то вниз сердце. «Илламия…» – прошептал король Эгивар Трой, поднял забрало и вытер мгновенно вспотевший лоб… «Принцесса…» – изумленно «кричали» глаза великого множества воинов…

– Вы сошли с ума! Все, до единого! Вы не видите дальше своего носа! Вы затухли в своей злобе и мужском самолюбии! Вас никак не возможно пронять – вы не хотите ничего понимать!

– Илламия!!! – в панике закричал отец. – Назад! Немедленно назад! Два шага от края!

– Я брошусь вниз, – трепетал на ветру горький, но твердый голос. – Я готова к этому. Но каждый раз, когда вы вздумаете вытащить свои мечи… Вы вспомните об этом. Вспомните обо мне. И о том, что первая жертва уже была. И виновата в этом только ваше упрямство и глупость…

– Илламия!!! – поднял коня на дыбы перепуганный Эгивар Трой. – Не вздумай! Только не ты…

– Илламия… – вздохнуло бесчисленное множество глоток…

– РОХ ОТ ВАС ТОЛЬКО И ЖДЕТ ЭТОГО! Как вы не можете понять? Вы, оба… РОХ ТОЛЬКО И ХОЧЕТ ЭТОГО! ВАШИХ ОПЫТОВ И БОЙНИ! НЕНАВИСТИ! ЗЛОБЫ! КРОВИ! АМБИЦИЙ! Давайте, крушите то, что веками создавали ваши отцы! Не слушайте слова других, более мудрых, чем вы! Губите… Причем, не только себя и свое… НО БЕЗ МЕНЯ!!! Вспомните предсказания Дух Табы! Принесите горе тысячам женам и матерям! Пустите опять в путь туман! И если даже моя кончина вас не остановит… То будьте вы все тогда прокляты.

Море голов, весь мир – не дышал, не в силах оторвать от верха зачарованного взгляда. Они все готовились к смерти и крови. Но не к жертве невинной девушки. Искренности, любви и благородству – совсем других измерений…

– Меня не удерживает ничто. Моя любовь никому не нужна. Ни вам, отец, если у вас никогда не было самого обычного уважения к своей дочери. Ни тебе, Эгивар. Только моей сестре. Но даже ее ты отнял у меня, отец…

– Илламия… – тихо сказал король Агнурд и сорвал с места лошадь в галоп.

– Илламия… – закрыл глаза правитель Нагорта, и рванул следом. Как будто оба могли успеть туда, где не пытались успеть даже торопливые минуты…

Вдоль плотных рядов серых воинов летели два всадника, два короля. Два давних непримиримых врага. Но взгляды тысяч людей все равно были прикованы вверх, где светлым пятнышком блестело белое венчальное платье.

– Прощайте, отец. Прощай, Эгивар. Прощайте воины, верные своим королям…

– Илламия!!! – голоса кричавших сорвались на сип.

– Принцесса, – одновременно ахнули тысячи глоток…

Белое платье наклонилось вперед. Совсем чуть-чуть. И сорвалось вниз, закружившись в воздухе, как опавший осенний листок…

* * * * * *

Какой сегодня день? Кажется, совсем сбился со счета… Что сейчас происходит в Шеоле? Может, король Ангурд уже устроил свой эксперимент, масштабного удара по Роху, и по подгорью вовсю ползет туман? Боже, только не это…

Сергей забрался на очередной выступ, свесил тяжелые руки и оглянулся. Да, пейзаж… Он вздохнул и опустил голову – перед ногами обрывался крутой спуск очередного ущелья. Сухой ветер поднимал со склонов мелкую порошу и горстями швырял в лицо, заставляя зябнуть красное потрескавшееся лицо и голые руки. Непослушные пальцы больше напоминали крючки, которыми с трудом можно было застегнуть одежду или поправить пояс. Вода давно кончилась, и дрова для костра можно было найти все реже и реже…

Две недели. Две недели назад он оставил Лару и Анику, и один двинулся в путь. За неделю добрался до предгорий Нагорной гряды и четыре дня поднимался по заросшим колючим ельником отрогам. Потом впереди поднялись три скалистые вершины, с белыми шапками ледников, «Ко-Хил-Дор» – что означало, по рассказам Аники, «Три Стража Пути», и он понял, что добрался до места.

Что еще никуда не добрался – понял еще через несколько дней. Когда, оставив внизу лошадь, перевалил за «Стражей» и принялся за поиски. Если можно назвать поисками бесконечные спуски и подъемы, среди огромного нехоженого пространства, испещренного ущельями и крутыми скатами, вздыбившимися скалистыми выступами и бездонными пропастями…

– Готеборг!!!

Опять только эхо, двоящееся, и даже троящееся, как будто издевающееся в этом мире поднебесных гор и высоких скал.

Они были, конечно, красивы. Той первозданной красотой, которая поражает, удивляет и восторгает – в первые мгновенья, в первые дни. Особенно, если у тебя теплая одежда, палатка, спальный мешок и термос с горячим кофе. Высокие величественные вершины, с белыми снежными шапками ледников, огромные, монументальные, как будто здесь не имеет значение время. Как будто здесь застыла сама вечность…

Далеко внизу виднелся туман. Где только Роха, где вперемежку с обычным. Все эти горы – во власти Роха. Просто грязный белесый туман, сама мутная субстанция, физический показатель иного мира – не поднимался наверх, где разряженный воздух и отсутствие жизни…

Сергей поднял руки и подул на заиндевевшие пальцы – изо рта вырвалось облачко пара. Холодно-то как, елки-палки. Интересно, долго он еще сможет выдержать? Выдержать усталость и холод, отсутствие дров и воды. Если не называть водой замерший иней на скалах и ледниковый снег наверху…

Вот так праздник. Без теплой одежды, с обожженной «котелком» кожей рук и лица. На высокие горы, холод, разряженный воздух, долгие утомительные подъемы и спуски. И огромные скалы, для которых лучше родиться ящерицей, или пауком…

Он вздохнул, опустился на корточки, перекинул ногу и полез вниз. Опять придется терять почти сутки, чтобы преодолеть это ущелье. Скалолаз, елки. Он когда-нибудь думал, что придется заниматься альпинизмом? А дольше что? Новые ущелья? И так до бесконечности? Пока уставшие руки когда-нибудь не выдержат, и он не сорвется на камни? Или залезет туда, откуда уже не сможет слезть? Но это же глупо… Как можно найти человека там, где может запросто спрятаться целый город? Где могут бок о бок жить целые народы, и не подозревать о существовании друг друга? Только здесь во весь рост становилась видна вся глупость этой безнадежной затеи. Самонадеянная глупость и тупость. Боже, что же делать…

Нога сорвалась с нетвердого выступа, вниз покатились мелкие камешки – Сергей чертыхнулся и уцепился пальцами за склон. Некоторое время отдыхал, успокаивая дыхание, потом глянул вниз и осторожно полез дальше. Он же не может так просто вернуться назад, в Шеол. Не может, елки. Потому что видел ее глаза… Этот взгляд не исправить так просто. Для этого надо протрудиться, сделать очень многое, наверное, даже невозможное…

Он был почти предельно вымотан, и больше успокаивал сам себя. Успокаивал, что все в порядке, что надо трудиться, надо искать, хоть это и кажется безнадежным и глупым. Что все возможно, надо работать, и тогда в конце концов что-нибудь да получится. Но подсознательно подозревал, что все это ерунда. Пустое бахвальство и нежелание видеть правду. А правда очень проста – он вряд ли сможет подняться из этого ущелья, если внизу не найдутся вода и дрова. Он вымотался. Он устал. Человек не может выдерживать предельные нагрузки столько. Ему просто жизненно необходимо тепло и вода…

Вниз опять сорвались камешки – он не остановился. Потом еще… И только гораздо позже, когда практически перестал чувствовать пальцы рук, утвердился на узеньком карнизе и засунул тяжелые руки под мышки. Ветер трепетал слипшиеся волосы на голове, выдувая остатки тепла из согнутой уставшей спины. Надо двигаться. Иначе можно просто замерзнуть…

Вниз опять посыпались камешки – он замер. Только сейчас осознав, что не из-за него. Внимательно глянул по сторонам, потом поднял голову вверх…

Почти прямо над ним, в каких-нибудь десятке метров, выставило свои выпуклые глаза очередное ненормальное порождение Роха. Широко разбросав длинные суставчатые ноги, максимально прижавшись к скале и тоже замерев…

Вот же холера. Вы что, здесь любите выползать из тумана? Он осторожно, стараясь не делать резких движений, нащупал рукоять меча. И горько опустил руку, осознав, что вряд ли удержит клинок замерзшими уставшими пальцами. Потом медленно достал карабин, даже не осознавая притупленной головой своих действий, так же медленно выставил ствол вверх и взвел затвор. У него осталось всего несколько патронов, их хватит…

Скалы содрогнулись от грохота выстрела, вместе с Сергеем – сила отдачи мгновенно сорвала его с карниза и швырнула вниз…

Глава 15

– Вы что же, их всех положили? – Листок угрюмо оглянулся. – Совсем всех?

Вокруг валялись тела. Много мертвых тел. Если можно назвать мертвыми тех, которые никогда и не был живыми…

– Они нашли архив. Группа прикрытия вступила в бой, – виновато развел руками один из старших. – Что нам было делать? Дать поубивать себя?

– Да ты и так убил себя, кретин! – вспыхнул Листок. – И вместе с собой – всех остальных!

– Эй-эй! – доктор потянул его за рукав. – Ну-ка успокойся…

Старший группы виновато отвернулся. Листок сверкнул на него глазами, и отошел с доктором в сторону. В каменных подземных коридорах еще не разошелся дым после скоротечного боя, на полу валялись пласты облупившегося бетона, припорошившего грязной пылью лежащих друг на друге убитых ургов. Сорванные с петель разбитые двери и испещренные царапинами стены дополняли общую картину недавней ярости и огня.

– Успокойся, что ты рычишь…

– Да ты хоть представляешь, что теперь будет? – старший «крот» в сердцах рубанул кулаком по выщербленной стене. – Завтра здесь будут все урги и боски города! Это конец, понимаешь? Конец! Мы не сможем больше прятаться…

– Это верно, – спокойно согласился доктор. – Но скажи… А ты разве не знал, что так будет? Все равно будет? Рано или поздно – это все равно должно было случиться, Листок. Нас здесь стало слишком много. Битых, злых и вооруженных… Ты это понимал, ты же умный человек, ты должен был это прекрасно понимать…

Старший «крот» только сжал зубы и отвернулся, мрачно разглядывая валявшиеся в коридорах тела.

– Это наступило не сейчас, командир, – продолжал доктор. – Давненько уже… К нам все идут и идут люди. Боюсь, мы остались последним действующим подпольем на побережье. И люди идут и идут к нам… Им больше некуда идти. Понимаешь?

– Так что же? Не принимать? – огрызнулся Листок. – Ты же прекрасно знаешь, что мы не можем не принимать…

– Не можем, – опять согласился доктор, глядя другу в глаза. – И прятаться – тоже не можем. Незачем реветь на парня – он не виноват. Не сегодня, так завтра – подобное все равно бы случилось. Мы не можем больше прятаться, Листок. Не можем!

– И что? – хмуро прошипел командир. – Хорошо, не можем. Уходить? Куда?!! Дальше море.

– Надо брать город, – спокойно сказал доктор.

Старший «крот» промолчал, продолжая зло разглядывать пыльные тела.

– Вижу, это приходило и тебе в голову, – продолжал маленький доктор. – Ты думал над этим. И не мудрено… Городские урги и боски – это только начало, командир. Мы с ними справимся. А вот дольше… Дальше придут профессионалы из Домма. Думаю, многочисленные профессионалы… Мы не можем организовать оборону здесь, ты знаешь это. Тут нас выкурят в два счета. Нам нужна масштабная и полностью подготовленная оборона, учитывая все правила и тактику боя. Надо брать город, Листок. Пока не стало поздно.

– А дальше что? – мрачно спросил главный «крот». – Дальше? Ты думаешь, мы сможем утереть нос регулярной армии родеров? Что дальше, доктор?!!

– Не знаю, – вздохнул маленький врач. – Не знаю, мой друг. Но знаю одно – здесь оставаться нельзя. И уходить нам некуда… Может, что-нибудь подскажет Бог.

* * * * * *

Где-то совсем недалеко надрывно закричала какая-то горная птица. «Там где труп, соберутся орлы…» Где это я читал?

«…Ты как всегда, в своем репертуаре, Сергей. Не хочешь угомониться и принять истину… Так?»

«Какую истину, Эния?»

«Самую обычную! Самую понятную! Для всех нормальных людей…»

«Наверное, я ненормальный. Именно об этом мне толковал один мой знакомый полковник».

Прекрасное призрачное лицо смотрело на него с грустью. Как обычно смотрят на детей, или на дураков…

«Ты хочешь жить, как лорд Шамур? Живи! Кто тебе мешает, Сережа? Но зачем напрасно издеваться над собой? Зачем издеваться над другими? Что тебя ведет: вера или любовь?»

«Это одно и тоже, Эния. Неразделимо. Бог и любовь…»

«Опять философия, Сережа. Бог уже миллион раз показал тебе, что нам не надо быть вместе. Мы слишком разные».

«Пускай так, любимая. Пускай разные. Люди должны быть разными. Люди должны дополнять друг друга. Вот только желаниям, интересам и мечтам – лучше быть одинаковыми…»

«Ты уверен, что наши мечты одинаковы? Стремления и мечты порождаются мировоззрением и воспитанием, с самого далекого детства. А оно у нас – очень разное…»

«Я не хочу с тобой спорить, солнышко. Давай, ты скажешь мне об этом сама, хорошо? Воочию. Когда с тебя снимется магия»

«А ты уверен, что я этого захочу? Ты ведь помнишь про „региматус“, так? Нужно человека убедить, заставить поверить… Ты уверен, что мне захочется поверить?»

«Магия – это ненормально, Эния. Магия – не здравый ум и душа. Ты ведь не можешь желать ненормального, разве не так?»

«Ты опять меня смешишь, Сережа, ей-богу. Нормально, ненормально… ВСЕ, ЧТО У НАС С ТОБОЙ БЫЛО ДО ЭТОГО – ВОТ ЧТО НЕНОРМАЛЬНО. Понимаешь? Ненормально, это когда сбегают из дома, от родителей – неизвестно с кем! Ненормально, когда вдруг неожиданно влюбляются в кого-то там, кого совсем не знают… Вот что ненормально! А ты говоришь…»

Где-то рядом опять закричала горная птица. Сильный громогласный крик, казалось, потряс горы…

«Так я ведь ненормальный, Эния. Мы же договорились вначале? Я дурак. Но знаешь, чем отличаются дураки?»

Прекрасное призрачное лицо только горько вздохнуло.

«…Тем, что они не принимают законы, людские законы, девочка моя. Понятия общества, нормальность, правила, условия… Я видел страны, в которых люди добросовестно следовали законам и правилам, людским законам и правилам. Ты знаешь, печальное зрелище…»

«Каким же законам следуешь ты, благородный рыцарь? Что-то я не припомню тебя в роли революционера, борца с правилами и условностями».

«Тебе совсем не идет сарказм, Эния. Это сразу показывает фальшь и твою ненастоящесть. А я… Да нет, я все тот же. Только то, что раньше было только в мозгах – теперь начинает пониматься и оседать в сердце… Знаешь, чем вредна философия? Она – следствие человеческого разума и логики. Но разум и логика – не душа, мое солнышко. Есть правила и законы от Бога. Это – совесть. И она, бывает, расходится с понятиями правил. И понятиями разума и логики…»

«Ух ты! Неужели ты слышишь голос совести?»

«Не всегда, конечно, Эния, только иногда. Как и ты. Как и любой из нас, простых смертных. Но если ты хочешь его услышать… Ты его услышишь. Это может не понравиться, так как обычно идет вразрез с нашими желаниями. Чаще всего. Но именно там – правда».

«И это, по-твоему, не философия?»

«Философия – нагромождение догм и объяснений. А истина – в простоте. В простоте, девочка моя…»

Призрачное лицо призрачно усмехнулось и растворилось – на фоне темных гор и черных скал. Сергей грустно вздохнул – почему так? Почему всегда так? Эния, девочка моя, я готов на тебя смотреть, с тобою говорить, тебя слушать… В любых состояниях. Даже если ты – это не ты, а только твой образ в моей ненормальной голове… Или, может, не образ? Может, это какая-то связь, пространственная связь, на уровне эмоций, неизведанная и необъяснимая, когда головы и сердца бьются в одном волновом диапазоне? Чушь. Вряд ли сейчас наши сердца бьются в одном волновом диапазоне…

Опять воздух разорвал крик горной птицы. Среди темных гор и черных скал… Почему темных и черных? Разве сейчас ночь?

Сергей напрягся и разлепил замерзшие веки – в глаза ударил дневной свет. Белые ресницы затрепетали от волной налетевшего ветра…

Он попробовал пошевелится, ожидая резкой боли – боли не было. Как и самого шевеления. Как и рук и ног, и вообще – тела… Он скосил глаза вниз – в мутной белизне слегка виднелись носки сапог. Сапоги хоть целы…

Сергей закрыл глаза и некоторое время лежал, собираясь с силами. Потом разом напрягся и поднял руку – перед лицом замерли белые заиндевевшие пальцы… Боже, он что, замерз? Поэтому пропало ощущение тела? Или у него более грубые повреждения, например – позвоночника…

Снова уши резанул горный свободный крик – Сергей слегка повернул голову, голова послушалась. Гордый орел сидел совсем рядом, посматривая на него пристальным строгим глазом. Сидел и смотрел, иногда поворачивая голову, как будто пробуя образ Сергея разными ракурсами. Потом нагнулся вниз и что-то рванул клювом у себя под когтями. Потом еще и еще… Сергей глухо застонал и закрыл глаза. Боже, птичка, летела бы ты отсюда, а? Куда подальше. Только поедания падали рядом еще и не хватало…

На лицо упало что-то теплое. Мокрое, мягкое и теплое… Он открыл глаза – прямо над головой нависал огромный загнутый клюв, с кончика срывались противные слизкие капли. Господи, Боже мой… Сергей попытался рвануться и раскрыл рот, силясь закричать – сильно, что есть мочи – так, чтобы сотряслись скалы… Клюв неожиданно приблизился и раскрылся – медленно, как в замедленной съемке, и прямо на лицо выплеснулась противная зловонная жижа, забивая глаза, нос и рот… Сергей содрогнулся и выгнулся дугой – откуда только взялись силы, отплевываясь и отфыркиваясь, и пытаясь сдержать подступившую тошноту: пошла прочь, птаха идиотская, чего плюешься, я еще жив… И, не в силах подняться, упал лицом прямо в зловонную лужу. Язык и горло просто занемели от отвратительной тошноты и горечи…

Он некоторое время лежал, пытаясь успокоиться и выровнять дыхание. Потом закрыл глаза и глухо застонал. Над головой раздалось хлопанье крыльев – далеко, как из далекой дали. По голове порывом пробежал ветерок, шевельнув мокрые слипшиеся волосы. Он приоткрыл глаза – птицы в пределах видимости не было… Передышка. Елки, как же хочется пить…

Сергей опустил голову и притих. Лучше не шевелиться. Когда не шевелишься, кажется, что все нормально, все в порядке – он просто лежит и отдыхает. Сейчас немножко полежит, отдохнет, чувствуя, что по телу разливается приятное тепло, потом встанет и пойдет дольше. Или, там, полезет – что лучше. Короче будет делать то, что и надо. Что необходимо… А сейчас лучше отрешиться от всего, от всех забот и волнений, уловить приятность теплоты и убаюкивания… Теплоты и убаюкивания. Вот только пить, елки, очень хочется…

Откуда-то издалека опять раздалось хлопанье крыльев – ветер снова шевельнул мокрые волосы. Так, опять гости. Ну не может, холера, оставить в покое… Он медленно повернул голову. И снова содрогнулся – лицо опять обдало фонтаном чего-то мокрого. Закашлялся от неожиданности, потом судорожно сглотнул – раз, другой… Третий, четвертый и пятый, – совершенно неожиданно ощутив, что это вода. Самая настоящая чистая вода. Затем автоматически приподнялся и сел, вытирая с лица мокрые капли…

И только тут осознал это. Осознал то, что он приподнялся и сел. Свободно приподнялся и сел, как будто только что не лежал трупом. И то, что по телу продолжает разливаться приятное тепло, а во рту еще не прошла недавняя горечь, даже не смытая чистой водой…

Он медленно повернулся – рядом, буквально в двух шагах, валялась изодранная многоногая тварь, задрав суставчатые лапы кверху. Огромное порождение Роха, обычный человек и в больном воображении не увидит такое. Видимо, он все-таки сбил ее выстрелом, и она шлепнулась рядом… Так вот, значит, что рвала когтями свободная птица. А потом заставила хлебнуть и его. Вот откуда приятное тепло и силы…

Над головой раздался гордый оглушительный клекот – многоголосое эхо отразилось от стен узкого ущелья и затухло где-то вдали. Сергей, уже начиная что-то понимать, что-то, связанное с масштабностью, ветром от хлопанья крыльев, потоком воды из клюва, и чувствуя поднимающуюся в душе панику – поднял голову и посмотрел вверх… На него смотрел пристальный строгий взгляд. Смотрел и смотрел, чуть наклоняя, или поворачивая голову, как будто пробуя образ Сергея разными ракурсами… Вверху. Над головой. Боже милостивый… Может, я умер?

Гигантская птица слегка распахнула и хлопнула своими невероятными белыми крыльями – вокруг сразу потемнело, как будто раскинулся мгновенный шатер, и удар воздуха чуть не повалил Сергея обратно на спину. Он оторопело открыл рот и машинально вытер мокрые руки об одежду…

Господь ты Бог мой… Это мне кажется? Я сплю? Ведь такое можно увидеть только во сне… Голова просто отказывалась соображать нормально, способность воспринимать и анализировать работало с заметными перебоями. Рука совершенно автоматически нащупала рукоять меча – мокрую, слизкую, в луже киселя от внутренних желез паука. Гигантский глаз неторопливо приблизился – огромная птица выгнула шею, опустив хищный загнутый клюв чуть ли не к самой земле. Как будто специально подставляя для клинка…

Сергей медленно поднялся на ноги и выпрямился, сжимая мокрой рукой рукоять и глядя на выгнутую вниз белую шею. Вот так птичка… Гордый белый орел… Как же так случилось, что ты принес мне воду, огромный орел? И плеснул прямо в рот эмацеей…

Он оторопел. Осознанная мысль зависла в голове, не давая сознанию скатиться в волны паники. Ты Рух, да? Ты та самая, легендарная птица Рух? Та самая, которую мечтают просто увидеть, потому что считается, что даже простое видение приносит удачу?

Он поднял голову и посмотрел на отвесные стены ущелья. Я не разбился – такое бывало, я здесь меньше вешу. И не замерз. Потому что прилетела белая птица, величиной с дом… Где же тогда твой хозяин, а? Где мудрый старец Готеборг?

Огромный клюв приподнялся над землей – крутые стены опять потряс продолжительный зовущий клекот. Сергей зажмурился, сверху посыпались мелкие камешки…

Ты зачем так кричишь, невероятная птица? Он открыл глаза и опустил взгляд на выгнутую гордую шею. И оторопел второй раз… Выгнутая шея как будто специально призывала его. Ты меня зовешь, да? Куда-то зовешь? К своему хозяину?

Он сделал шаг – птица опустила клюв обратно. Он осторожно провел рукой по огромным жестким перьям – спокойно, ласточка моя, я же не кусаюсь… Птица не пошевелилась. Мне нужно залезть наверх, да? Сейчас? А я не упаду? Птица чуть повернула голову, скосив на него нахмуренный взгляд. Хорошо, хорошо, я уже…

Сергей ухватился руками за твердые перья и забросил ногу на крыло. Ничего не произошло, на него продолжал смотреть строгий глаз. Он подтянулся, и рывком забрался наверх, крепко обхватив руками огромную шею. Гигантская спина сразу выпрямилась, приподнимая Сергея, и по бокам развернулись два изогнутых снежных поля…

Крылья взметнулись вверх и одновременно ударили вниз – хлопок ветра поднял мелкую пыль и швырнул на стены брызги от луж. Каменные стены понеслись навстречу. По бокам опять оглушительно хлопнули крылья – ущелье стремительно ушло под грудь, в лицо ударил свежий холодный ветер, и вокруг поднялись величественные вершины гор…

По бокам снова ударили крылья, Сергей судорожно вцепился руками в жесткие перья. В лицо непереставаемо бил холодный ветер, но он на некоторое время даже ощутил какой-то щенячий восторг. Лечу! Лечу, елки, красиво-то как… Потом свободная птица перестала взмахивать крыльями и зависла на высоте, как будто стремительно скользя по воздуху на двух раскинутых парусах. Горы внизу начали делать плавный разворот…

Сильный ветер пробирал до костей, выдувая остатки тепла – Сергей пригнулся вниз и попытался зарыться в твердые перья. Куда мы летим, большая небесная птица? Где твой хозяин, на какой высоте? Через минуту внизу показались заросшие лесом предгорья, и он понял, что они удаляются от гор назад, в Шеол. Назад?!! Но зачем, почему…

Ветер трепетал давно высушенные волосы, заставляя слезиться глазам – Сергей непонимающе смотрел вниз. Почему ты везешь меня назад, гордая птица? Я ведь знаю, мудрый старик в горах, а не в Шеоле. Почему? Как будто кто-то, и не кто-то, а Готеборг – специально, твердой непреклонной рукой, удалял его от гор. Удалял от себя. Одновременно спасая, и не подпуская к себе… Или показывая, что проблема не в нем, и не в горах…

Он горько вздохнул и плотнее прижался к шее. Страх от высоты, и от необычности передвижения накатывал волнами, не давая возможности спокойно подумать, или проанализировать ситуацию. Кто знает, что у нее в уме? Это же все-таки птица…

Вокруг все чаще попадались облака. Вскоре внизу перестали вспучиваться заросшие склоны предгорий, черным размытым пятном проплыли базальтовые скалы «котелка», и потянулась рябая от отдельных камней степь. Вот так да… Подумать только. Он несколько дней пробирался через путанные подлеском предгорья, а здесь «маханули» минут за двадцать…

Облака попадались все чаще и чаще, уже целыми группами, как будто специально собираясь вместе, чтобы не опоздать куда-то на юг. Через некоторое время они летели уже в сплошном сыром тумане. Сергей осторожно оторвал от перьев одну руку и поднял воротник сразу насквозь промокшего плаща. Огромный орел перестал махать крыльями, выравнивая полет, и тут же через разрывы внизу, совсем рядом, замелькала земля. Вернее не земля, а острые вершины скал – темные иззубренные пики подковой изгибались куда-то в сторону. Это что, уже Брахмагутская гряда? Елки, в этом мокром месиве облаков он совсем потерял направление…

– …Меня не удерживает ничто. Моя любовь никому не нужна, – вдруг ясно донесся срывающийся от волнения голос, совсем рядом, – Сергей вздрогнул, хлопнул глазами и резко выпрямился. Умная птица сразу среагировала на движение, притормаживая полет. – Ни вам, отец, если у вас никогда не было самого обычного уважения к своей дочери… Ни тебе, Эгивар. Только моей сестре, – даже ветер стих, не мешая лететь полным отчаяния словам. – Но даже ее ты отнял у меня, отец…

Сергей опешил и открыл рот. Где, откуда… Он нагнулся и еще раз хлопнул глазами, всматриваясь в рваные разрывы облаков. Моментально забыв про страх, про холод, про высоту, потому что сразу – уверенно и мгновенно, узнал голос… Внизу мелькнула огромная скала с домом наверху, и развевающееся белое платье – взгляд остановился и замер, не желая видеть ничего остального. Он вдруг потрясенно ощутил ирреальность всего происходящего – в голове во весь рост поднялась картинка, более подходящая к какой-нибудь сказке: высокий утес, сестра Энии наверху, нависшие тучи и большая белая птица в мутной мгле… Я что, сплю? Этого же ничего не может быть…

– …Прощайте, отец. Прощай, Эгивар. Прощайте воины, верные своим королям… – белое платье наклонилось и сорвалось с высоты. По воздуху прокатился огромный «Ах», как будто вздрогнули сами горы…

– Вниз!!! – как полоумный заорал Сергей, вцепившись в жесткие перья, отказываясь соображать и даже хоть что-то думать, – вниз!!!

В тот же миг огромная птица рванула вниз – воздух ударил в лицо и заревел вокруг с устрашающей силой. Мокрый туман облаков прыжком ушел назад, серая земля шагнула навстречу, и камни утеса превратились в сплошную мелькающую рядом стену… Белые изломы крыльев мягко выгнулись вперед и с силой ударили назад, резко ускоряя движение – пальцы судорожно сжались, уцепившись за рванувшие вниз перья, спина вытянулась, ноги подлетели и повисли в воздухе. Бешенный ветер больно хлестал по лицу и рукам, и гонял волнами щеки – на фоне стремительно разбухающей земли быстро приблизилось светлое крутящееся пятнышко…

Белое хлопающее платье вдруг вынырнуло снизу и перевернулось через голову, совсем рядом, светлые волосы колотились за спиной, как языки костра. «А-а-а!!!» – Сергей изогнулся, что было сил, обхватил принцессу за талию и зажмурил глаза. И в тот же миг сила перегрузки вдавила обоих в большую перистую спину – гигантский орел развернул свои огромные крылья, плавно замедляя падение, и заходя на широкую дугу над мокрым полем, и тысячами остолбеневших людей. «Рух…» – воздух содрогнулся от единого вздоха великого множества голов…

«Рух!!!» Сергей оторвал от перьев голову и обхватил руками знакомое лицо: «Илламия, дорогая, ты меня слышишь?» Ресницы дрогнули, принцесса открыла глаза, с грустью взглянув на него, и на летевшие наверху облака: «Сережа… Ты? Ты жив? Я ведь не попаду в ад, правда?» Он вздохнул с облегчением, поднял голову и оглянулся вокруг…

Свободная белая птица делала большой круг, широко развернув огромные крылья – над полем прокатился гордый зовущий крик. Сергей провел рукой по жестким перьям: «Молодчина, птичка моя, ты у меня просто молодчина…» Внизу, совсем недалеко, проплывало целое море лиц, поднятый ветер волной трепетал за ними знамена, плащи и гривы коней. Отсюда не было видно выражения глаз, но Сергей мог представить их выражение… Целое море лиц. Шлемов, доспехов, коней, щитов, пик… Воины, боевое построение. Они что, здесь на войну собрались, что ли? Он опустил лицо: «Илламия, что здесь происходит?» Принцесса не ответила, продолжая с грустью вглядываться в него – кажется, она еще не пришла в себя. Не мудрено, такое пережить…

Впереди приблизилась полоса свободной земли – по ней галопом неслись два всадника. Сергей, отчего-то уже не сомневаясь, что птица его поймет, похлопал рукой по шее – белый орел сразу замахал крыльями, опускаясь на землю. Порыв ветра рванул ближайшие знамена и флагштоки, ошарашенные воины машинально отступили назад…

Сергей мягко обхватил принцессу и соскользнул вниз, потом осторожно опустил ее на траву: «Ну вот и все, сестричка, все в порядке…» Она поморгала мокрыми глазами, затем приподнялась на локте, оглянулась вокруг и неожиданно потянулась к нему: «Сергей… Эния не… Эния никогда не… Она тебя…» Он ободряюще улыбнулся: «Я знаю. Ни о чем не беспокойся, ладно? Все будет хорошо…»

– Илламия! – первый всадник осадил коня, спрыгнул и бросился к принцессе: – Илламия…

– Лами… – тут же рядом остановил взмыленную лошадь другой. Только не спрыгнул на землю, а облегченно уставился сверху. – Пресвятая Богородица, жива…

– Все в порядке, отец, – сухо ответила она, медленно поднимаясь – ее просто шатало от слабости. – Я смогу и сама. Здравствуй, Эгивар.

Сергей сделал два шага назад. Король Ангурд, собственной персоной, елки-палки. Ведь совсем не хотел с ним встречаться… А второй – Эгивар? Неужели Эгивар Трой? Что-то непонятное отложилось у него в голове. Что-то такое, что занозой зачесалось в мозгах. Только вот не время осмысливать…

Он повернулся и запрыгнул обратно – огромная птица как будто улыбнулась, подставляя шею. По рядам еще не пришедших в себя воинов прокатился второй изумленный выдох. Король Ангурд резко обернулся. Затем бесстрашно сделал шаг, пристально вглядываясь ему в лицо: «Ты? Не может быть…»

– Прислушивайтесь к своей дочери, Ваше величество, хоть иногда, – Сергей попытался хоть как-то разрядить напряжение, и необычайную нереальность обстановки. – Боюсь, в следующий раз меня может не оказаться рядом…

Он провел рукой по гордой шее – белая птица сразу взмахнула крыльями. Знамена и плащи опять взметнулись от резкого порыва, и ряды воинов послушно отступили назад. Король Ангурд остался на месте, прикрыв от ветра лицо рукой, и хмуро смотря ему вслед…

Сергей оглянулся. Что-то совсем не понравился ему этот взгляд, из-под ладони, совсем не понравился. Так обычно смотрят на врага, когда вдруг оказывается, что он гораздо умнее и сильнее. И значит – сильнее потом будет расплата. Согласно приложенным силам…

Он вздохнул и перевел взор вперед, потом опять вздохнул и поднял воротник плаща – впереди, естественно, приближались облака. Естественно? Ничего себе естественно…

Огромная птица скрылась в облаках – великое множество глаз еще долго разглядывало то место, где она скрылась. Первыми, как и следовало ожидать, пришли в себя правители. Мрачно глянули друг на друга, и разъехались в разные стороны. По рядам воинов побежали отрывистые команды – обе армии начали слаженно разворачиваться и вытягиваться в походные колонны. Каждая – в свои места. Места постоянной дислокации. То бишь – домой…

Сергей расстался с прекрасной белой птицей рядом с Наодоком, сразу после того, как внизу выгнулась знакомая лента Гураи и пологие склоны уступов. Мягко похлопал по белоснежной шее – широкие крылья тут же заложили медленный вираж вниз, под грудью приблизились и побежали назад макушки высоких сосен. На глухой проселочной дороге орел забил крыльями и опустился – Сергей соскользнул на землю, обернулся и вздохнул, глядя в строгий глаз невероятному умному творению. Спасибо тебе брат, спасибо за все… Я не знаю, почему ты меня спас из ущелья. Не знаю, почему помог спасти принцессу, почему привез домой. Я никому здесь ничего хорошего не сделал… Слушай, а ты меня ни с кем не перепутал?

Птица взмахнула крыльями и поднялась в воздух – порыв ветра разметал желтеющие листья кустов и поднял пыль на дороге. Сергей отступил назад, прикрыв лицо от ветра, и задумчиво смотря вслед, пока удивительный силуэт не скрылся в облаках. Чудны дела твои, Господи… Потом зашагал к городку, постепенно собирая бегающие вразброс мысли в кучу, и задумываясь о более насущных проблемах. Что же делать теперь…

Что же делать теперь? Готеборга я так и не нашел. Магия с принцессы так и не снята. Что у нас хорошего в перспективе? Совершенно ничего хорошего в перспективе. Что предпринимать теперь? Понятия не имею, что предпринимать теперь…

Габ с Милией совершенно не удивились, увидев на пороге Сергея. Но вытаращили глаза на его дикий вид и забегали по дому как сумасшедшие, готовя воду для мытья, шикарный стол, лекарства и чистую постель.

Аники с Ларой здесь не оказалось. Сергей помрачнел, но Габ успокоил – оказывается, были, все в порядке. Милия с Ларой вдвоем слишком быстро поставили парня на ноги – так, что он, еще не совсем поправившись, засобирался домой, в Нагорт. Чтобы, перед дальней поездкой на другую сторону Шеола, увидеться со своими и решить все вопросы дома. Сергей вздохнул – а ведь это верно. «Встретимся в Нипороге…» – проще простого отдать приказ. А у людей здесь, вообще-то, есть свои семьи, родители, может братья и сестры… Лара уехала вместе с ним.

Целую неделю Сергей отлеживался, постепенно заживляя все ушибы, ссадины и ожоги. Одновременно набираясь сил и все большего беспокойства – вестей от молодой пары все не было и не было. Не могли они, ну просто не могли – не дать голубиную весточку Габу, как обещали. Хоть и бесшабашные, но совсем не тот склад…

Глава 16

– А ты еще кто такой? – высокий плечистый бородач заслонил собой весь проем входа, подозрительный взгляд пробежался по нему с ног до головы.

Старая узкая улица, прилепившиеся к друг дружке обшарпанные домики, белье на веревках, не закрывающиеся окна, визжавшая детвора в лужах посреди дороги, мусор, сваленный в кучу прямо у дверей, серость и сырость… Здесь жили те, кто победнее. И все хорошо друг друга знали – Сергей ловил на себе любопытные взгляды. У соседнего разбитого крыльца на него откровенно уставился толстый старик в кожаном фартуке.

– Вообще-то, я друг. Друг вашего сына, – Сергей вздохнул и посмотрел на старика. – Он должен был рассказать.

Рядом с бородачом появился второй, моложе, но такой же плечистый, и лицом, как две капли воды напоминающим Анику. Скорее всего, брат. Так же хмуро смерил Сергея и сложил руки на груди, облокотившись о дверной косяк.

– Он и двух слов не успел рассказать, – мрачно сказал отец. – Как его взяли.

– Взяли? – опешил Сергей. – Кто?!!

– Заходи, – посторонился бородач и взглянул на старика в фартуке: – Лахуда! Глаза вылезут – назад не затолкаешь!

Тот от неожиданности открыл рот и брызнул слюной. Сергей протиснулся мимо отца внутрь, брат Аники сзади закрыл дверь. Бородач махнул головой в сторону комнаты.

– Кто взял, когда? – Сергей прошел в комнату и обернулся. – И за что?

– Ты лучше скажи, что он делал там, в Ассане, – отец зашел следом и остановился, рядом с ним встал и его второй, видимо, старший сын. В комнате открылась еще одна дверь и оттуда выглянула пожилая женщина, увидела Сергея и так же остановилась – в уголках горьких глаз собрались добрые морщинки…

– Да ничего не делал… – удивленно протянул Сергей. – Так кто его взял?

Следом за женщиной выглянула молоденькая девушка, хлопнула глазкам и собралась тоже остановиться, но мать тут же дала подзатыльник и отправила назад в комнату.

– Канцелярия, кто же еще, – тяжело сказал бородач. – А почему он так задержался?

– Да так… – немного замялся Сергей, потом вздохнул и решил, что сейчас не время что-то не договаривать: – понимаете, он влюбился… В одну очень замечательную девушку…

– Влюбился, – хмуро протянул отец. – Дурень молодой. Горм с таким трудом добился для него этой работы. Он мог стать воином, даже в стражу попасть…

Через пять минут Сергей понял все, хоть от этого и не стало легче. Аника выполнял поручение… Хоть и простым носильщиком, но это было задание самого короля. Важное задание. Все, кто остался цел после встречи с Ассанским пограничным дозором – давно вернулись. А Аника вернулся только сейчас… Все это не имело бы особого значения, вряд ли бы кто-то всерьез задумался о простом носильщике, в группе хватало людей и поважнее, но за это время случилось множество неординарных событий. И в первую очередь, конечно, военный конфликт у Брахма-Гута. Во время военных конфликтов всегда и везде максимально повышалась осторожность, и королевская охранка в паре с канцелярией начинали работать на полную мощность. Особенно, если в некоторых сверхосторожных головах закрадывалось подозрение, что Ассанские бригады были приведены в боевую готовность не в результате докладов дозоров через вестовых голубей. А кем-то, может, не выдержавшим допросов, или даже специально – предупреждены заранее… Аника оказался не в том месте, и не в то время.

– Но это же полная чушь, – не выдержал Сергей. – Какой из Аники изменник? Он даже не предполагал, что, кроме родителей, еще кого-то интересует…

– Ты знаешь, что здесь было за это время? – мрачно спросил отец.

– Знаю, – вздохнул Сергей.

И начал рассказывать. С небольшими изменениями. Как парень встретил возле Роха красивую девушку, как пришли вместе в Наодок. Как влюбился и отправился вместе с ней в Ангору. Как провожали одного воина до «Живого котла», и вместе победили пустынников… Это был рассказ о чистом сердце, отваге и преданности. О сердце, где просто не может быть места предательству и измене…

– Тогда где же она? – зло рубанул рукой отец. – Где она – та, из-за которой он не вернулся сразу? Лежит дома и сосет леденцы? А мой сын сидит за решеткой…

– Где она… – повторил Сергей и нахмурился. Потом поднялся. – Она должна была приехать вместе с ним.

– Не было с ним никого, – отрезал отец и взглянул на Сергея: – а вы, я так понял, тот воин, которого он провожал за «Котел»? – Сергей кивнул, тот сразу выпрямился. – Почему бы вам не пойти и не подтвердить все это? А? Почему?

– Отец, – вставил молчавший до сих пор второй сын. – Мы придумаем что-нибудь, обязательно придумаем…

– Почему бы ему не подтвердить? – огрызнулся назад бородач. – Все горазды только болтать…

– Он же из Ассаны, – сказал брат Аники, Сергей молча похвалил его за ум и логику. – Хоть войны официально объявлено и не было, но ты же должен понимать…

– А мне плевать! – взорвался отец. – Пускай сделают хоть что-нибудь! Пусть хоть маленькая капля, хоть чуть-чуть, но помогут моему сыну. По капле и камень точится…

– Я пойду, – сказал Сергей и шагнул к двери. – И скажу. Для этого сюда и приехал.

– Вот и отлично! – бросил вслед отец. – Тогда и поверим, что друг…

Брат Аники промолчал, мать только горько вздохнула. Сергей вышел за дверь, молча отвязал лошадь и двинулся по улочке – старик в фартуке ухмыльнулся и проводил его взглядом, дети возле лужи тоже проводили его взглядом, соседка из окна напротив также задумчиво уставились в спину. Вот так дела… Аника арестован. Кто о таком мог подумать?

Большое приземистое здание городской Канцелярии главным входом смотрело прямо на королевскую площадь. Они, наверное, были во всех городах, эти королевские площади – где королевские, где дворцовые, где просто главные или центральные. Нагодар, столица королевства Нагорт, конечно, имела и свой, заботливо взлелеянный и сохраненный столетиями стиль. Это наука. Здесь находилось большинство учебных заведений Подгорья, совершенно различных по имени и содержанию. В том числе и знаменитая Королевская Академия. Где воспитывались и обучались будущие творцы большой политики Шеола…

Но Сергею сейчас было не до самобытности и истории Нагодара, не до местной науки и экзотики. Свои проблемы завалили с избытком. Он понятия не имел – что делать…

Не имел понятия, как вернуть свою любовь и счастье, как победить магию и снять психическое заклятие «Региматуса». Как победить Рох. И как помочь Анике. Вот только знал, что что-то – делать все равно надо. Аника доказал свою преданность, теперь наступила пора доказывать и его… Вот только, интересно, как?

Он пересек королевскую площадь, привязал лошадь, поднялся по ступенькам и толкнул широкую дверь. Просторный коридор, справа конторка со служащими, слева куда-то за поворот тянулась длинная очередь. Сергей озадаченно остановился и почесал голову: «Опять исполком, елки-палки», потом неуверенно шагнул к конторке:

– Здравствуйте…

Два невысоких худых чиновника вопросительно подняли головы, позади них на стену облокотился здоровенный стражник с недовольным лицом.

– Мое имя: лорд Ант, – Сергей постарался придать голосу строгость и уверенность. – Мне необходима личная встреча с вице-канцлером.

– Простите, никогда не слышал, – прозрачный взгляд устремился куда-то сквозь Сергея. – Вы откуда? У вас есть подорожная грамота?

– Я не собираюсь доказывать свое имя подорожными грамотами, – сухо сквозь зубы процедил Сергей. – Просто, доложите ему о моей просьбе. И все. Вы можете, господа, задержать решение очень важного для вице-канцлера вопроса.

– Какого вопроса? – на чиновников это не произвело абсолютно никакого впечатления, прозрачные глаза даже не попытались сфокусироваться. – Суть вопроса, только кратко.

– Суть вопроса… – Сергей вздохнул и оглянулся на очередь за спиной. – Кратко не излагается. Суть вопроса в том… – он наморщил лоб. Один из интересных силуэтов в очереди показался ему интересно знакомым. Он опять оглянулся. – Вы знаете, что недавно у Брахма-Гута, на глазах у множества воинов, видели птицу Рух, с человеком наверху? Так вот, это был я. Одну минуту…

Он неожиданно развернулся, оставив стоять чиновников за конторкой с открытыми ртами, прошелся вдоль очереди и остановился поодаль, откровенно любуясь непередаваемой сценой. Просто не в силах себе отказать, в этом нахальном небольшом созерцании, потому что такое – не очень часто можно увидеть…

В очереди грустно стояла Лара. С поникшей головой, в простом крестьянском сарафане, с нехитрым хвостиком волос на затылке, с небольшим цветастым узелком в безвольно опущенных руках… Лара. Ее сиятельство,герцогиня Аллария Мирр. Или властительница Аллария. Наверное, принесла передачу Анике…

– Лара!

Она испуганно вздрогнула, потом увидела Сергея и с визгом бросилась ему на шею – люди в очереди удивленно подняли головы.

– Антик! Серенький… Я было уверена, что вы обязательно объявитесь!

– Спокойней, дорогая, спокойней, – он вздохнул и закатил глаза, терпеливо пережидая, пока она вдоволь его нацелуется. – Здесь не место… Ты где пропадала, елкой тебя под хвост?

– Как где? Здесь, рядом! Я сюда каждый день хожу!

– Почему не у родителей Аники?

Она тоже вздохнула, сразу замолчала и опустила глаза книзу.

– Ну? – он пальцем приподнял ее подбородок.

– И что я им скажу? – риторически спросила она. – Здрасьте, это я? Та самая, из-за которой ваш сын в тюрьме?

– Эх Лара-Лара… – усмехнулся он, ужасно довольный, что здесь встретил ее. И что она именно такая, как он и представлял ее, после всех их общих злоключений… – Хорошо, что хоть сама заступаться идти не додумалась…

– Я пойду, – недобро нахмурилась она. – Если его не оправдают, то я пойду. И скажу…

– Нет, – тут же посерьезнел Сергей. – Никуда ты не пойдешь. Тебе нельзя говорить свое имя. Если только скажешь – тебе недолго ходить по свету. Очень быстро найдут.

– Ну и пусть. Живой все равно больше не возьмут.

– Так! – поднял палец вверх Сергей. – Ну-ка быстро успокоится! Что это за панику я слышу? Тебя еще сестра ждет…

Лара замолчала и захлопала глазками. Сергей совершенно серьезно задумался – куда бы улизнуть, на это «мокрое» время, как кто-то дотронулся до его рукава сзади:

– Простите…

Он обернулся – сзади переминался один из тощих чиновников.

– Вас примет лорд Дигмак, первый секретарь вице-канцлера, – прозрачные глаза на этот раз сфокусировались на его лице. – Я вас провожу, идите за мной…

Вот те раз. Что это с ними? Ах, да… Я же сказал, что я тот самый, который летал на птице…

Лара удивленно хлопнула ресницами. Хотя нет, не удивленно – вряд ли она чему-нибудь удивлялась насчет Сергея. Просительно:

– Вы там поосторожней, ладно?

– Ладно, – он щелкнул ее по носу. – А ты тут только не шмыгай носом, ладно?

Он прошел вслед за чиновником за конторку, поднялся по лестнице на второй этаж и остановился на пороге довольно просторного кабинета:

– Здравствуйте…

От стола на него поднялся пожилой строгий взгляд, сквозь толстые линзы пенсне и дым от курительной трубки в углу рта… Сергей даже чертыхнулся – вот те на! Собрат. По курению. В Шеоле ведь совсем мало курили… Человек отложил трубку в сторону, поднялся из-за стола и радушно указал на кресло у стены:

– Прошу вас. Лорд Ант, кажется?

Сергей кивнул головой и с удовольствием устроился в мягком кресле, бросив тоскливый взгляд на трубку на столе. Секретарь удивился:

– Вы что, курите?

Слава Богу, заметил, Сергей тут же утвердительно кивнул головой. Что-то у него какое-то бесшабашное настроение сегодня. Из-за Лары, что ли? Или все перенесенное, вместе с птицей Рух, придавали какую-то уверенность…

– Пожалуйста, – пожилой секретарь вице-канцлера раскрыл коробку и устроился рядом. – Угощайтесь…

Сергей с удовольствием набил трубку и затянулся, блаженно приспустив веки и разглядывая картину на противоположной стене. Совсем странная картина, непонятная смесь красок, какофония света и цвета. Здесь что, уже открыли абстракцию? Толстые стекла пенсне задумчиво поблескивали, разглядывая его с соседнего кресла.

– Вы должны понимать, что у меня не так много времени, господин Ант, – он почему-то сказал «господин», а не «лорд», и Сергей это заметил. – Поэтому, если это окажется какой-нибудь шуткой… Я имею в виду птицу Рух…

Всю бесшабашность сняло, как рукой.

– Это не шутка, – нахмурился Сергей и выпрямился в кресле. – Вы можете проверить.

– Хорошо, допустим я вам верю, – проницательные глаза как будто ощупывали его лицо. – Тогда вы, надеюсь, согласитесь помочь? И ответить не некоторые вопросы?

– Только на некоторые, – сказал Сергей, чувствуя, что начинает волноваться. Елки, умеют же эти большие «боссы» быстро ставить людей на место. – Но только, если согласитесь помочь мне вы. Вы, наверное, понимаете, что я не ради прогулки к вам пришел.

– Простите, господин Ант, а вы откуда? – пожилой лорд поправил пенсне и подпер рукой подбородок. – Просто мне казалось, что я знаю всех людей, носящих наследственные и именные титулы.

– Из Ассаны, – он немного подумал. Какой смысл скрывать – где и откуда, король Ангурд все равно его видел. Кому это нужно – уже знают, что он опять появился в Шеоле. – Вы можете меня не знать, я не очень известный человек. Титул присвоен личным указом короля Ангурда.

– Понимаю, – спокойно сказал секретарь. – Понимаю. Значит, это вы составили столь блистательную пару Ее высочеству, принцессе Энии. Очень хорошо понимаю.

Сергей промолчал, постаравшись не заметить этот ироничный намек на «блистательность». И понятливость – в смысле, откуда берутся титулы.

– Так вы, оказывается, в большой дружбе со старцем Готеборгом, – продолжал пожилой лорд в пенсне. – Скажите, а где он сейчас? Он всем своим друзьям позволяет использовать птицу для верховой езды?

Сергею все больше и больше не нравился этот ехидный первый секретарь вице-канцлера. Только человек, начисто лишенный мечты, мог увидеть в таком чудесном появлении из-за облаков просто «верховую езду». Но не ему было выбирать собеседников…

Сергей много чего не знал. Не знал, например, что в соседней комнате его внимательно разглядывало двое людей. Прямо через картину на стене, со странной мешаниной разноцветных красок. Своей разноцветностью скрывающей многочисленные отверстия в полотне… Потом один из них «отлип» от стены и кивнул другому: «Да, похоже на него». «Похоже, или он?» – переспросил второй. «Он, – уверенно сказал первый. Потом подумал и добавил: – похоже…» «Пошел вон, дурак» – цыкнул второй, затем прошел в коридор, поднял со столика поднос с бутылками и бокалами, и постучал в дверь:

– Разрешите, господин лорд?

Сергей удивленно посмотрел на дверь, секретарь улыбнулся ему и обернулся:

– Конечно, Оззу, сколько можно ждать?

В комнату вошел еще один из чиновников, в форменном черном сюртуке бумажника и бюрократа, кивнул пожилому лорду и поставил на стол поднос с бутылками. Затем быстро и умеючи открыл бутылку, разлил вино по бокалам, поклонился и также быстро удалился. Секретарь вице-канцлера поднял бокал и приглашающе кивнул Сергею:

– Прошу вас, лорд Ант. Не каждый день у меня в гостях столь интересные люди. Не откажите в любезности.

Сергей поднял свой бокал и пригубил – вкус вина, естественно, был отменным. Так, он первый раз назвал его лордом. Это хороший знак, или плохой? Сергей немного расслабился и откинулся назад, на спинку кресла:

– Придется вас разочаровать, господин лорд Дигмак. У меня нет большой дружбы с Готеборгом. Но… Но мы ведь договорились вначале? Вы поможете мне, и тогда я с удовольствием помогу вам. Всем, чем смогу.

– Хорошо, – кивнул головой пожилой секретарь, и тоже пригубил вино. – Рассказывайте. Чем я могу вам помочь? А потом – чем сможете помочь мне вы.

«Да ничем, – подумал про себя Сергей. – И ты об этом, кажется, прекрасно догадываешься. Елки, совсем не в то русло клеится разговор…» Но вслух уверенно начал:

– Понимаете, господин лорд… Ваше ведомство недавно арестовало человека, одного молодого парня. Я не в очень хороших отношениях с королем Ангурдом, вы должны понимать… Случилось так, что парень все это время был со мной. Я могу поручиться. Тут и речи не может идти о какой-то там измене…

– А, понимаю, – благодушно улыбнулся первый секретарь. – Это вы, наверное, об этом бедном носильщике, который только что вернулся… Конечно, лорд Ант, конечно. Я не вижу тут нет ничего особенного. На него указывают только косвенные улики. Завтра можете забирать вашего друга…

«И все? – не поверил Сергей. – Так просто? Не может быть…»

– …И завтра же, – продолжал секретарь. – Мы поговорим о вашей, так сказать, добровольной помощи.

– Завтра? – удивился Сергей.

– Мне необходимо посоветоваться с вице-канцлером, – также благодушно пояснил пожилой лорд. – Вы ведь сами предложили: мы вам, а вы – нам. Я думаю, у нас будет о чем поговорить.

– Хорошо, – озадаченно сказал Сергей, поднимаясь и пожимая руку. Как-то все очень быстро закончилось…

– Давайте, в это же время, – добавил первый секретарь.

– Хорошо, – повторил Сергей, вышел за дверь и хмуро остановился в коридоре.

Странно все это. Странно, и нехорошо… Интуиция подсказывала, что все далеко не так просто, что все только начинается. Кажется, здесь здорово запахло политикой. Грязной политикой… Совсем не эту помощь он имел ввиду, когда говорил, с этим первым помощником канцлера, совсем не эту… И здорово «лопухнулся». Выложил свои карты, рассказал что ему надо. И теперь на нем запросто могут играть. И петь дифирамбы… Аникой. А как по другому? Он никогда не был политиком и интриганом, ему просто надо было выручить Анику…

Он спустился вниз и оглянулся – очередь продолжала извиваться вдоль коридора, Лары нигде не было видно. Сергей вышел на улицу, отвязал лошадь и снова оглянулся – Лары по-прежнему не было видно. Мимо сбежали по лестнице два озабоченных «бумажных сюртука» – в глазах застыло выражение как минимум государственной важности. Он медленно двинулся через площадь, бросая по сторонам косые взгляды – куда она, елки-палки, подевалась? Может, что-нибудь успело случиться?

По площади, как и в Ангоре, туда-сюда сновало множество людей, карет, экипажей, верховых… Королевский дворец здесь тоже был большим и грандиозным сооружением, но выполнял более административные функции. Настоящая резиденция Эгивара Троя была где-то за городом. Но официальные приемы осуществлялись, естественно, здесь, во дворце – в сознании людей значимость власти еще не могла обходиться без тронного зала и королевской короны. Роскошный парк был окружен двойным забором, у въездных ворот переминались несколько королевских гвардейцев…

Сергей потянул повод и завернул в одну из боковых улочек – узкое пространство между домами наполнилось эхом подкованных копыт. Мимо потянулись призывно распахнутые двери и вычурные вывески торговых лавочек – за стеклом блеснули изящно развешенные цепочки, ожерелья и колье. Сергей остановился, задумчиво разглядывая золотые творения мастеров – именитые Нагодарские ювелиры славились своими неповторимыми плетениями и узорами. Только мысли все равно были далеко от золота и мастерства…

Может, я что-то сделал не так? Внутри все сильнее росло странное беспокойство и тревога. Странное предчувствие – ощущение беды, неотвратимой беды, которая совсем рядом… Что-то я делаю не так. Совсем не так… А как? Кто мне скажет – как? Как выручить Анику? Как вернуть Энию? Как!!!

Он оглянулся – в просвете между домами виднелась королевская площадь и краешек здания Канцелярии. Канцелярия… Может, не надо было туда идти? Или, вернее, идти – не туда? А куда? Куда, люди честные? Например, попробовать попасть к королю… «Ого! Эка замахнулся, – усмехнулся про себя, но тут же нахмурился: – а почему бы и нет? Лорд я или не лорд, в конце концов? Лорды не любят тыкать подорожными грамотами! Лорды любят, чтобы их знали в лицо…»

Сергей развернулся и направился обратно, постепенно убыстряя шаги. Гвардейцы у дворцовых ворот вопросительно переглянулись…

– Лорд Ант, из Ассаны, – ему даже не пришлось делать мрачного лица, обстановка всех дней и так наложила свой отпечаток. – Мне нужен начальник караула.

Через минуту пришел лейтенант королевской стражи. Его лицо ощупал довольно пристальный взгляд…

– Лорд Ант, из Ассаны, – повторил Сергей. Мне необходимо попасть к королю. Просто доложите.

– Его величества сейчас нет во дворце, – сказал лейтенант. Разве вам не сказали в канцелярии?

– Когда он будет? – нахмурился Сергей, удивленно отметив про себя их наблюдательность. Хотя, канцелярия ведь напротив…

– Вам было бы проще записаться на аудиенцию.

– У меня нет времени ждать аудиенции, – он вздохнул и отвернулся. Никогда не бывает все просто. К горлу неожиданно подступила какая-то тошнота, ноги начали наливаться непонятной слабостью. – Ладно, – он повернулся обратно. – Я попробую завтра. А вы все-таки доложите, если он вдруг объявится…

Начальник караула кивнул головой. Скорее всего, просто чтобы отделаться. От дворца по ступенькам сбежали несколько гвардейских офицеров, и заспешили куда-то по своим делам – один на ходу что-то объяснял, остальные внимательно слушали. Сергей поднял брови и проследил взглядом. Странно… Наверное, показалось. Он развернулся и понуро пошел через площадь – лошадь сзади послушно зацокала копытами. Вот те и раз, не так это и легко – пробиться во дворец… Стража спокойно провожала его глазами, им явно не впервой выпроваживать таких нетерпеливых. Елки, что это за слабость такая? Королевская площадь скрылась за поворотом очередной городской улицы. Он уже не увидел, как за забором к караульным подошел человек – гвардейцы сразу вытянулись, начальник обеспокоено поправил шлем: «Господин капитан?» «Кто это был? – площадь оббежал внимательный взгляд. – Здесь, только что…»

Сергей остановился возле фонтана и жадно припал губами к воде – желудок продолжала сводить тошнота. И тут же выгнулся дугой – глубокие спазмы вывернули внутренности чуть ли не наизнанку. Его неожиданно начало рвать – сильно и изнуряюще… Это продолжалось долго, прохожие обходили стороной, стараясь не задерживаться глазами. Потом, когда наконец желудок перестал реагировать взрывом на каждый вдох и немного успокоился, он обмыл водой лицо и обессилено опустился на скамейку неподалеку. Ноги и руки начали заметно дрожать. Лошадь настороженно фыркнула и потянулась губами к траве…

Сергей закрыл глаза. Наверное, сказывались нагрузки и напряжения всех последних дней. Сейчас, я только немного отдохну. Посижу, вот так, спокойненько, потом встану и пойду. Сейчас, еще одну минуту…

Он повалился на бок и упал. И уже не почувствовал этого. Как и того, что это удовлетворенно отметили два «бумажных сюртука», незаметно наблюдавшие за ним издалека. Отметили, спокойно развернулись и тихо скрылись в глубине улицы… В голове нарастал сплошной красный туман. Изредка разрываемый голосами каких-то людей – женских, мужских… Потом сквозь багряную мглу пробился знакомый девичий голос. Елки, все это уже было. Я уже переживал такое…

– Да что же это такое, а? Антик! Серенький! – Лара беспомощно тормошила его за бесчувственные плечи, потом отпустила и с тоской оглядела опустевшую улицу: – помогите! Ну хоть кто-нибудь…

Глава 17

В голове стоял сплошной багровый туман. Изредка вспучиваемый режущей болью, сквозь которую с трудом пробивались отдельные картинки и чьи-то людские голоса… Болело все. Голова, живот, руки, ноги – все его тело составляло один сгусток сплошной непрекращающейся боли. Непрекращающейся ни на мгновенье, но иногда усиливающейся, и тогда в тугую красную пелену переставали попадать даже эти неясные, далекие от осознания, картинки… А потом волна немного отступала, и тогда он открывал бессмысленные глаза, безумно уставившись то на какую-то испуганно плачущую девушку, то на отдаленно знакомого бородача и такую же отдаленно знакомую женщину, с добрыми морщинками в уголках глаз, то на какого-то старика в очках и небольшим чемоданчиком, больше подходящем к эпохе Сергея… Сознание в это время витало неподалеку. Как будто наблюдая за происходящем со стороны, не делая даже малейших попыток хоть что-нибудь обдумать или сопоставить…

– «Негарок». Это очень редкий яд, – доктор закрыл свой чемодан и обвел всех глазами. – Он действует не сразу. Вам повезло, что я видел подобное на архипелаге, не каждый врач это распознает…

– И что же делать?

В комнате наступила тяжелая тишина, присутствующие перестали даже дышать. Немая сцена: высокий бородач-отец с потухшим взглядом – так же потушено ссутулившийся на стуле, уставшая мать, сложившая руки сзади у двери, беспокойные сын и дочь на кровати напротив, незнакомая девушка с выплаканными глазами у стола… Он знал эту семью. Одно только немного радовало – здесь не было ни одного равнодушного лица.

– Я уже говорил, – старик взял чемоданчик и поднялся. – Все что мы могли сейчас сделать – мы сделали. Промыли желудок и добавили в кровь эмацеи. Это все, что мы можем – сейчас… Но без «Желторотика» он умрет. Ему необходимо противоядие.

– Сколько? – хрипло спросил отец.

– Я думаю, – доктор развел руками. – Не более суток.

– Я не об этом, – бородач тоже поднялся следом. – Противоядие…

– Мечик, – врач недоверчиво усмехнулся. – Да тебе такие деньги и во сне не снились! Я – и то, только однажды «Желторотик» в руках держал…

Дверь за доктором закрылась, и в комнате опять повисла тяжелая тишина. Сергей глухо застонал и выгнулся на постели, опять накатила волна красной отупляющей боли – Лара сразу нагнулась и обхватила руками горячую голову: «Родненький, потерпи…» Мать с грустными глазами поставила рядом кувшин с чистой водой, девчушка убежала менять воду в тазике и тряпки. Старший сын пристально взглянул на отца и вышел из комнаты. Лара начала потихоньку всхлипывать, потом не выдержала и разревелась – мать подняла ее с постели и вывела за дверь. В комнате остался только метавшийся в бреду Сергей, и отец. Тяжело ссутулившись на стуле и мрачно уставившись в пол…

Через десяток минут она пришла в себя. Вытерла слезы и хотела опять пройти туда – где грубо переносил свою боль ее друг. Друг, странным образом – защитник и покровитель, и брат. Ближе и родней любого брата. Но ее почему-то не пустили. Мать Аники мягко перехватила у дверей и увела обратно, на кухню. Лара не перечила, каким-то внутренним женским чутьем она понимала – в этой семье свои законы.

Ей больше некуда было идти. Некуда и не к кому… И когда на руки неожиданно свалился бессознательный стонущий Сергей – она пошла сюда. Не сильно надеясь на помощь, у этих людей и свое горе. Но они не стали задавать вопросов, хоть и жили очень бедно. Просто приняли их и побежали за доктором.

…Через некоторое время на кухне собрались почти все. Мать с грустными глазами неторопливо хлопотала у плиты, девчушка, часто всхлипывая носом, пыталась ей помогать. Потом, не выдержав, пришел и брат, и уселся за стол напротив Лары, сжав пальцы в кулаки и задумчиво уставившись в столешницу. В комнате с Сергеем остался только отец. Во всем доме висело странное тяжелое напряжение, как будто отсчитывающее бег неторопливых минут…

– Это я, – Лара подняла голову и посмотрела на мать – она уже не могла больше выносить этого напряжения… – Была с Аникой. Это из-за меня он не торопился домой…

Мать только грустно улыбнулась и отвернулась к плите.

– Да мы поняли, – сказал брат и опять опустил голову к столешнице. – Только не верили.

– Ты такая красивая, – сказала девчушка и грустно вздохнула.

Лара опять опустила голову. Дело не в ней… Дело в том, что сейчас происходило. В этом доме. Они как будто чего-то ждали. Поэтому и отсчитывали с такой звонкостью свой бег медлительные минуты…

Это продолжалось довольно долго. Два раза выходила сестра Аники – менять воду у кровати Сергея, Лару почему-то снова не пустили. Непонятное напряжение продолжало расти. И тогда, когда она уже почти физически начала ощущать, как невыносимо стучит посуда в руках у женщин и громогласно трещат дрова в печи – открылась дверь, и в темном проеме появился отец. На кухне наступила полная тишина.

– Я думаю, – он по очереди осмотрел всех, подолгу задерживаясь на каждом. – Мы не можем брать такой грех на душу…

Никто не проронил ни слова.

– …Он – друг нашего сына. Мать, – суровый взор пробежался по добрым морщинкам, и опустился к полу. – Неси все, что собирали на кузницу… Все, полностью. Остальное займем у Лахуды.

Лара перевела дух. Но тут произошло то, что она вообще никак не ожидала… По кухне пролетел настоящий вздох облегчения. Мать сразу кинулась в какую-то комнату, девчушка вздохнула и оперлась о плиту. Сын подскочил и стал сноровисто собираться к доктору. Лара попыталась прийти в себя. Ничего себе… Даже несмотря на то, что сын в тюрьме… Что за люди? Действительно, мы часто не видим, кто живет с нами рядом.

– А вы ведь из благородных, красавица, – на ней впервые остановился проницательный взгляд отца. – Хоть и одежда проста. Неужели вы подруга нашего сына?

– Нет, – твердо ответила Лара и поднялась, и спокойно выдержала этот испытующий взгляд. – Я – невеста вашего сына. И знаете… Теперь вы меня и палкой прогнать не сможете.

И впервые за этот долгий горький вечер по всем лицам одновременно пробежала настоящая улыбка…

«…Да нормально я себя чувствую, все в порядке!» – «Доченька, ты уверена?» – «Конечно, мам, хватит, ладно? Не впервой. Ты ведь сама уже третий день не спишь…» – «Я – большая, мне можно!» – «И я большая…»

Сергей пришел в себя и открыл глаза. Это была долгая изнуряющая ночь… В голове все слилось в одну сплошную красную картинку: боль, багровый туман, и опять боль. Только изредка вспарываемый мелькающими знакомыми и полузнакомыми лицами – то Лары, то родителей Аники… Что это было, елки-палки?

«Сегодняшнюю ночь Лахуда будет стучать молотом один! Меня не волнуют его заказы…» – «Это невозможно, мам, ты же знаешь…»

Он поднял дрожащую руку и сжал пальцы – сил почти не было. Но хоть боль отступила. И уже не изматывала тело своими долгими продолжительными спазмами… Где это я, у Аники? Он повернул голову, осматривая знакомую комнату – комод, стол, стулья, кровать… Старые темные стены, облупившийся потолок и щербатые стекла на окнах. Кажется, у Аники…

Кровать скрипнула, «Ой…» – голоса за стеной сразу смолкли. Потом дверь осторожно приоткрылась и показались настороженные любопытные глазки. Сергей кисло улыбнулся – дверь сразу захлопнулась, почти одновременно с трелью торопливых удаляющихся шагов. Через минуту в комнату впорхнула Лара: «Антик! Родненький!», и немедленно заревела, уткнувшись ему в плечо. Сергей покорно вздохнул и терпеливо закатил глаза. Но потом все-таки не выдержал:

– Что со мной было, Лара? Отравление?

Она оторвала от него мокрое лицо и начала вытирать слезы:

– Да… «Негарок». Какая-то сильнейшая дрянь… Где вы были, кто же это так…

Сергей нахмурился. Перед глазами возник Лорд Дигмак, поднимающий бокал: «Прошу вас, лорд Ант. Не каждый день у меня в гостях столь интересные люди…» Но зачем? Почему? Разве я могу быть кому-нибудь опасным? Зачем?!!

Лара, глотая слезы, пересказывала все, что произошло за это время. Как она специально не вышла сразу за Сергеем, чтобы проследить обстановку – все-таки она была дочерью герцога и властительницей… Как поняла, что не ошиблась, увидев двух странных «бумажных» сюртуков, следивших за ним. Как он упал у фонтана… Как звала на помощь, и все почему-то разбегались… Как все-таки смогла затащить на коня и привезти сюда, потому что больше некуда… Как вызвали доктора, и что сказал доктор. Как эта семья отдала все, что у них было, за долгие годы, и как теперь отрабатывали долг… Как приняли ее, и окружили заботой, как родную дочь…

Сергей молчал. И мрачнел все больше и больше… Что происходит, Боже, что? Что творится на белом свете? Меня всегда кто-то выручает, всегда, а я… Что могу я? Что же я могу для вас сделать, люди дорогие, как отплатить? За все? «Им не надо твоя плата, – легла в голову осознанная мысль. – Не ради платы существует добро…» Он скрипнул зубами и закрыл глаза. Я расшибусь, но освобожу вашего сына, добрые люди. Кстати, он еще и мой друг… Хорошо, и что мы сегодня имеем для этого? Потом повернул голову:

– Лара…

Она все еще вытирала глаза.

– Мне надо, чтобы ты сходила к королевскому дворцу. И узнала, не служит ли случайно здесь капитан Ивар Ратник. Сделаешь?

Она кивнула головой, всхлипнула и поднялась с постели. Сергей подмигнул:

– Борьба только началась, сестренка. Мы обязательно вытащим твоего Анику.

Она кивнула головой и вдруг улыбнулась – елки, как же они ему верят… Он вздохнул, глядя на закрывшуюся дверь – хотел бы он сам так себе верить.

Через несколько минут в комнату просунула голову давешняя молоденькая девушка, с теми самыми любопытными глазками, и серьезно объявила, что сейчас он будет есть, мама уже почти приготовила. А потом она будет ему читать. Книгу. Самую настоящую, серьезную. Она это умеет… А он умеет? Сергей улыбнулся и посоветовал ей обратиться к Ларе. У Лары великолепное образование, и она может научить чуть ли не всему, что изучают в Шеоле. Девчушка вытаращила глаза и улетела трезвонить об этом на весь дом…

Потом его кормили. Куриным бульоном. С ложечки, как маленького. Никогда не думал, что можно быть настолько слабым, что не держать в руках обычную ложку. «Ну, родненький, будь умницей! Раскрой ротик… Шире, еще шире… Молодец! Настоящий мужчина! – большая ложка собирает капли с подбородка. Добрые глаза пожилой мамы искрились смешинкой, и такой заботой, что совсем не хотелось быть серьезным и выпячивать грудь. – Так, это было за маму? Теперь давай за папу…»

Потом пришла девчушка, устроилась рядом на стуле и раскрыла обещанную книгу. Облизала губы и начала старательно водить пальцем по буквам: «История про маленького смелого Арча, мудреца с луны, и великого короля». Сергей откинулся на подушку и закрыл глаза. Все это было бы так замечательно и хорошо… Если бы не давили на голову все накопившиеся глобальные проблемы. Вот бы суметь хоть немного отвлечься, дать отдохнуть своей многострадальной голове… Не вышло. Вдруг громом прогрохотал на весь дом нетерпеливый стук в дверь, потом загремели шаги кованых сапог, и в комнату неожиданно влетел королевский капитан:

– Ант! Мерзавец! Триста пятьдесят ведьм тебя и коромысло на горб!

За ним маячили встревоженные глаза Лары и еще пары гвардейцев. Сестра Аники испуганно уронила книгу и вылетела из комнаты…

– Ивар! – Сергей радостно улыбнулся, с трудом пожимая протянутую ладонь. – Хоть одна хорошая новость!

– А я думаю: ты или не ты был у ворот?.. Что с тобой, старик, ты что, заболел?

– Натворил ты делов, капитан. На этих улицах сто лет не видели королевской гвардии.

– Не тяни душу! – старый боевой друг откинул одеяло и уселся на кровати. – Что случилось! И где был все это время? Говорили, что погиб…

– Где был? – Сергей немного поерзал, устраиваясь повыше. – Далеко был. В Империи. И срочно нужна твоя помощь…

– Где-е-е?

И Сергей начал рассказывать. Про Империю и жизнь за Нагорной грядой. Про разрушенные и обезлюдевшие города и про Домм. Про фабрику Императорской Академии Домма. Про власть и ургов. Про подполье… Про свое возвращенье в Шеол. Про Анику. Про «живой котелок», горы и белую птицу Рух. Про Нагодар, попытку выручить парня и про лорда Дигмака…

– Значит, это ты был там, на птице… – капитан Ратник поднялся и прошелся по комнате. – Ты знаешь, я ничуть не удивлен. Гм… – он задумчиво уставился в окно. – Империя, надо же… Значит, еще живет…

– Мне здорово нужна твоя помощь, Ивар, – вздохнул Сергей.

– Все, чем смогу. Где он, этот парень, в канцелярии? – боевой друг продолжал смотреть в окно. – Немного сложнее. Надо же, лорд Дигмак, кто бы мог подумать…

– Не только, – сказал Сергей. – Мне надо встретиться с королем.

– Гм… – совсем не удивился капитан и задумался. – Было бы неплохо. Он бы мог тебе поверить, ведь это ты спас принцессу.

– Не только. Есть еще Империя… – добавил Сергей. – Со всеми проблемами. Сможешь устроить?

– Постараюсь.

– Знаешь что, – он отрешенно посмотрел на обшарпанный потолок и вдруг улыбнулся. – Попробуй ему сказать… Что я просил передать… Европа уже объединилась. И это замечательно. Потому что я не очень люблю Америку.

– Что? – старый друг обернулся от окна. – Кто объединился? Кого ты любишь?

– Не люблю – Америку, – опять улыбнулся Сергей. – А объединилась – Европа…

– Это еще кто такие, – не понял капитан.

– Звери. Самые настоящие. Ты только передай, хорошо?

– Гм, – почесал голову Ивар Ратник. – Если это так нужно… Странный ты человек, Серый Ант. Как будто не из этого мира.

– Конечно не из этого, – сказал Сергей.

Капитан прошелся по комнате, подобрал с пола книгу и прочитал заголовок. Потом запрокинул голову и расхохотался, и вышел за дверь. Сергей посмотрел ему вслед, потом на книгу и тоже рассмеялся…

Где-то с час в доме была тишина. Настоящая тишина. Не привыкли люди, ну совсем не привыкли к визитам капитанов королевской гвардии… Потом в дверь постучали. Сергей удивленно повернулся – это еще что за шутки? Уже стучат? Зачем же, он не у себя дома, и это они его спасли, а не он их… Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянули любопытные глазки: «Можно?» «Нет!» – сделал страшное лицо Сергей – дверь тут же закрылась. «Эй! – крикнул он вслед. – Шутка… Слышала когда-нибудь про шутки?» Озорные глазки показались вновь, вместе с улыбкой до ушей: «Ух ты! А я испугалась…» «Чего? – спросил Сергей, и поерзал, поудобнее устраиваясь на подушке. – Что вдруг укушу?» «Ага!» – она кивнула, подошла и взяла со стола книгу – на стол с тяжелым звоном шлепнулся увесистый мешочек, девушка испуганно отпрянула… Сергей задрал голову и расхохотался. Потом махнул головой, вытирая выступившие слезы: «Давай, отнеси маме… Это наверняка золото. Так сказать, первый взнос…» Она удивленно на него посмотрела, потом улыбнулась: «Хотите, я потом еще почитаю? У меня до смены целый час!» «А потом на работу? – спросил Сергей. – В кузницу к Лахуде, на всю ночь?» «Я привыкла, – она вздохнула. – Ничего особенного, всем надо работать…» Сергей тоже вздохнул, одновременно с новым стуком в дверь. Оба недоуменно переглянулись. На этот раз в комнату заглянул старший брат:

– Я не помешал? Ну-ка, – это уже сестре, – брысь к себе.

Она передернула плечами и, по-королевски вскинув подбородок, прошествовала мимо к двери – он успел сзади щелкнуть ее по затылку. Дверь негодующе захлопнулась.

– Ну, как вы? – он усмехнулся и обернулся назад, к Сергею. – Уже лучше?

– Спасибо, – искренне сказал Сергей. – Спасибо за все…

– Ничего, – отмахнулся парень, потом опустил голову и начал мусолить свои мозолистые, никогда не отмывающиеся от кузнечного горна руки. Кажется, он не знал с чего начать. Потом наконец решился: – Скажите… Выходит что? Насчет Аники. Здесь только что был королевский капитан…

– Я надеюсь, – сказал Сергей. – Пока еще рано говорить, – потом приподнял голову. – Эй! Вы за кого меня здесь принимаете? За короля, что ли? Может, еще попросишь разрешения сесть? Мы, кажется, одного возраста.

– Возраста, но не звания, – кисло улыбнулся парень. – Нас не надо травить изысканным вином секретарю вице-канцлера. Нас достаточно взять за шиворот и бросить за решетку… Вы знаете, эти стены еще никогда не видели настоящего лорда.

– Лара, ядреный корень, – догадался Сергей. – Только попадется мне в руки… Кстати, – он злорадно усмехнулся. – Она еще не представилась? Ее сиятельство, Аллария Мирр. Урожденная герцогиня Мирра, из Адварии. Кстати, она здесь училась. В Нагодарской Королевской Академии. Правда, домой не собирается возвращаться, и лучше про это никому не говорить. А тебя как звать?

– Увв… Увво…. – брат Аники сухо сглотнул и затравленно оглянулся. – Пойду я, ладно? Спасибо…

Сергей вздохнул. Парень: «Ну Аника, во дал, ничего себе…» выскочил за дверь – Сергей злорадно посмотрел ему вслед. «Давай, принимай почести, Ваше сиятельство. И ремня потом – от меня…»

Через полчаса в комнату влетела разъяренная Лара. И сходу потребовала, чтобы Сергей всем объявил, что пошутил. Сергей наотрез отказался: «Я не врал! Да восторжествует Правда!» Тогда Лара объявила, что растрезвонит по всему дому, что Сергей запросто гуляет по Империи, летает по мрак-шахтам, валит пауков одной рукой и от него разбегаются морги. И еще лупит гоблинов и латает на птице Рух. И попросит подтвердить это капитана королевской гвардии Ивара Ратника.

Сергей сдался. Тяжело вздохнул: «Ладно. Доберусь до тебя, как только встану…» И обиженно отвернулся к стене. Лара тут же выскочила собирать семью – они все, оказывается, как раз готовились к ночной смене…

Но семья Аники не успела собраться в комнате Сергея. Неожиданно раздался необычайно требовательный стук, громко хлопнула входная дверь, и по всему дому разбежался грохот кованых сапог. Сердце трепыхнулось, Сергей обеспокоено поднял голову… Дверь распахнулась, заглянул гвардеец, окинул все быстрым взглядом и так же быстро посторонился. В комнату зашел, и остановился посередине, мельком оглянувшись по сторонам, высокий воин в темном плаще – по Сергею пробежался пристальный взгляд властных карих глаз. Сергей подтянул руки и сделал попытку подняться – человек успокаивающе махнул рукой. Эгивар Трой. Король Нагорта. Боже ты мой…

– Ваше величество, – Сергей опять сделал попытку привстать.

– Лежи, – отрезал король, опять оглянулся, придвинул стул и уселся посреди комнаты. – Что это мне передал такое мой капитан? Про Европу, и Америку?

– Правду передал, – Сергей почувствовал, что немного подрагивают руки. – Самую натуральную. Европа действительно объединилась, даже общую валюту ввела – «Евро» называется…

– Ты кто такой? – подался вперед Эгивар Трой. – И откуда?

– Из Ассаны…

– Это я уже знаю.

– А, – понял Сергей. – Из России. Я попал сюда два года назад. Но… Я возвращался, так получилось… А… – он чуть помялся. – А вы, Ваше величество?

Король не ответил, продолжая внимательно рассматривать его. Сергей замолчал. Он просто не знал, что успел выяснить про него правитель Нагорта, что успел рассказать Ивар, и с чего вообще, начинать… Потом, наконец, решился:

– Ваше величество… Дело в том, что…

– Из Югославии, – неожиданно сказал Эгивар Трой, по карим глазам пробежалась мечтательная улыбка, но тут же исчезла. – Там тогда была война… А сейчас? Рассказывай. Как ты здесь оказался?

Сергей откинулся на подушку, вдруг спокойно вздохнул, и начал рассказывать. Он уже не раз делал это за последнее время, и теперь ему во многом даже не приходилось задумываться. Тем более, когда можно рассказывать все. Все, без сокращений, отступлений и дополнений…

Про обстановку, политику и время – в их родном мире. Про раздел Югославии, проблемы Косово, и Балкан – вообще, про сербов и албанцев… Про то, как был здесь первый раз, и про то, как вернулся – второй…

Неожиданный «земляк» Сергея слушал, все больше мрачнея и хмурясь. Потом не выдержал и встал, и начал ходить по комнате, заложив руки за спину и изредка поглядывая на него внимательными глазами. Это продолжалось довольно долго. Потом он закончил, и в воздухе на некоторое время повисла пауза. Сергей совсем не к месту подумал, что семья Аники, вместе с Ларой за стеной – ни живы, ни мертвы, наверное…

– А как ты догадался, – наконец нарушил молчание Эгивар Трой. – Про меня?

– «Пресвятая Богородица», – улыбнулся Сергей. – Вы сказали тогда, помните, у Брахма-Гута, когда увидели Илламию…

– И что? – не понял король.

– Здесь не было пришествия Христа, – пояснил Сергей. – Эти народы живут по ветхозаветным законам. Даже – до Моисеевым… Они не могут знать Пресвятую Божью Матерь.

– А! – понял тот. – Ишь ты. Наблюдательный какой… Интересно, мы с тобой одни такие здесь? Или есть еще кто?

– Харон говорил, что больше нет.

Эгивар Трой опять помолчал. Потом сделал два шага, открыл дверь и попросил позвать капитана. Ивар Ратник возник на пороге буквально в ту же секунду.

– Этого парня, который в канцелярии… – не оборачиваясь, произнес властитель Нагорта. – Освободить. Немедленно.

– Слушаюсь, Ваше величество, – расцвел капитан, и вопросительно поднял бровь.

– Пока все, – отрезал король.

Дверь моментально захлопнулась. Сергей промолчал.

– Сейчас нельзя арестовывать лорда Дигмака, – обернулся Эгивар Трой к Сергею. – Нужны доказательства, резонанс в обществе… Чертова политика! Да и концы тогда все обрубим…

Сергей даже поерзал – ему стало так неудобно, как будто в кровати появились вши. Король Нагорта как будто натурально оправдывался перед ним. Вот дожился – растем, елки-палки…

«Земляк» Сергея опять прошелся по комнате, потом пододвинул стул, уселся и начал рассказывать сам. Сергей весь превратился в слух…

О том, как был ранен – американская авиация бомбила город, и полыхали пожарами дома… О том, как не увидел этих домов, когда разошелся дым, но остался почему-то туман. Как появился Харон…

Про знакомую Ушвару. Про подгорные войны. Про то, как повезло спасти у Роха Магора Троя, короля Нагорта. Невероятная удача обернулась неожиданностью – престарелый король искренне привязался, и даже усыновил не по годам серьезного парня-сироту. Наверное, из-за контраста с его настоящим сыном – бесшабашным и беспутным принцем Троем… И даже перед смертью завещал ему трон. Про этого принца, сводного брата, который дико обиделся и сразу куда-то исчез, и как его долго пришлось искать. Про политику и Шеол…

Сергей слушал и улыбался, свободно откинувшись на подушку. Улыбался и слушал. Впервые за долгие-предолгие недели он мог наконец хоть немного расслабиться, свободно сказать все, и может быть даже – получить совет. И даже как-то разделить ответственность за все… Впервые за долгие-предолгие недели перед ним наконец замаячила надежда. Надежда на помощь. Надежда на – хоть какое-то понимание, и участие в проблемах Империи. На хоть какое-никакое решение…

Эгивар Трой тоже закончил и замолчал, но из глаз так и не исчезла задумчивость.

– Да… – протянул Сергей. Просто так, чтобы опять не появилась пауза. Вряд ли он был уже способен чему-то удивляться.

– Говоришь, Императорская Фабрика Домма? Оттуда берет начало Рох? – задумчиво проговорил король Нагорта. – Очень интересно. И что мы можем сделать?

– Не знаю, Ваше величество… Я человек маленький.

– Ну, – король усмехнулся. – Не такой уж и маленький. Если верить моему капитану.

– Капитан наверняка преувеличивает…

– А принцесса Эния? – опять усмехнулся властитель Нагорта. – Тоже преувеличивала? Когда выходила замуж?

– Это получилось случайно, – покраснел Сергей, и тут же нахмурился.

Упоминание о принцессе прошелестело по комнате грустной печалью, Эгивар Трой тоже нахмурился, потом встал и прошелся по комнате. Это как-то сближало, его и короля, еще больше чем родной мир – они ведь с ней были большими друзьями. Еще с Академии. Сумрачно сближало, бедственно…

– Говоришь, Готеборг? – тихо спросил король. – Мы постараемся его найти, обязательно постараемся…

– Спасибо, – так же тихо ответил Сергей. – Только я сомневаюсь… Иначе он не отправил бы меня от гор. От себя.

– Что-нибудь придумаем, – вздохнул властитель Нагорта, затем немного помолчал. – Мне было бы удобнее, если бы ты остался здесь, в Нагодаре. И по поводу лорда Дигмака, и по всем остальным. Если хочешь, могу предложить государственные должности, на выбор…

– Простите меня, Ваше величество, – Сергей от неудобства даже поерзал. – Но я хотел бы поговорить еще с лорд-капитанами Нипорога.

– Это же хорошо, – поднял вверх ладонь король. – Это очень и очень кстати! У тебя ведь хорошие отношения с капитанами Нипорога?

– Ну… – неуверенно начал Сергей.

– Для того чтобы собрать и убедить Совет двенадцати королей, – задумчиво проговорил Эгивар Трой, опять усаживаясь напротив Сергея. – Нужно очень и очень потрудиться. Понимаешь… Проблему Империи в одиночку не решить, все равно рано или поздно придется собирать всех… Было бы хорошо, если бы ты сумел убедить правителей Нипорога. А я возьму на себя тетра-союз.

– Вот так сразу? – даже опешил Сергей. – Вы сможете собрать на Совет весь Шеол?

– Это все равно придется делать, пойми, не тот уровень…

Сергею опять показалось, что в постели забегали вши: кажется, властитель Нагорта опять оправдывается? Елки, я же сейчас сквозь кровать провалюсь…

– Ваше величество, – сказал он, поднимая руку, как на уроке. – Это же замечательно! Просто, я и не надеялся, что возможно собрать всех правителей! И решать проблему сообща.

– Скорее, не решать, – с сарказмом усмехнулся тот. – А спорить. И выяснять между собой свои личные отношения. Но все же, это наиболее рентабельный вариант.

– Замечательно… Ваше величество, – Сергей немного помолчал и погрустнел. – Скажите, а там обычно все присутствуют? Я имею ввиду принцессу Энию, например…

– Это не ко мне, – вздохнул король. – Это тебе надо к Ангурду Ассанскому. Кого он решит взять с собой.

– Мне бы поговорить с ней немного…

– Я понимаю. Я тоже, уже много лет, мечтаю кое с кем поговорить…

Из-за двери донеслись торопливые шаги, потом раздался тихий и осторожный стук – Сергей вместе с правителем одновременно повернули головы.

– Ваше величество? – в щель просунулась довольная физиономия капитана Ратника. – Готово.

– Хорошо, давай сюда, – Эгивар Трой поднялся и обернулся к Сергею. – Ну что, земляк, лорд Ант… Кстати, а как твое настоящее имя?

– Сергей…

На пороге возник Аника. С синяками вокруг вытаращенных глаз, и белым-пребелым лицом. Увидев короля, лицо начало покрываться бурыми пятнами – Сергей всерьез забеспокоился, что он сейчас грохнется лбом.

– Вот и твой друг, – сказал Эгивар Трой, оглядел его с ног до головы, удовлетворительно хмыкнул и повернулся к Сергею. – Значит, договорились? Дай весть с Нипорога, как там все у тебя сложилось. Если приедешь и расскажешь сам – будет еще лучше. Я буду ждать.

Он повернулся и вышел – перепуганный Аника грохнулся в поклон уже в спину. По дому опять прогремели кованые сапоги, громко захлопала входная дверь, потом в комнату быстро заглянул Ивар Ратник, удивленно посмотрел на Анику, дружески подмигнул Сергею и побежал догонять своих.

Аника наконец поднялся с пола и обернулся, потом кисло улыбнулся и виновато развел руками – ужасно довольный Сергей не выдержал и расхохотался, парень вместе с ним. В комнату сразу заглянула Лара, тут же хлюпнула носом и бросилась на шею Анике. В глубине коридора осторожно замаячили сверкающие лицаостальных… В комнате надолго застряло дружное причмокивание, довольное уханье и повизгивание – семья Аники, за исключением естественно Лары, почему-то стеснялась при Сергее проявлять более слышимые звуки.

Сергей подтянулся повыше, устраиваясь поудобнее – не каждый день удавалось увидеть подобные искренние картины. Лара натолкнулась на его довольный вид и, уперев руки в бока, ехидно заметила, что совсем не обязательно было вызывать к себе короля. Можно иногда быть и поскромнее… Сергей приложил руки к груди и клятвенно пообещал ей хорошего ремня – как только встанет на ноги. Лара тут же объявила, что хоть сейчас, надо только принести лавку. Пожалуйста, лично от него самого – всегда готовы, как только ему вздумается, потом будет что рассказывать внукам… Сергей замолчал и закатил глаза кверху, мысленно пожелав всяческих успехов Анике. С этой бестией лучше всего – молчать…

Часть 2

…Мир чужой, под Луною иной,

Но зачем удивляют города высотой?

Когда грустно воют ветра, над «железной» землей -

Над «железной» травой, и «железной» душой…

Из «дорог» Дух Табы

Глава 1

– Это что, патроны? – Листок в сердцах швырнул горсть под ноги – по полу зазвенели новенькие зеленые гильзы. – Это называется «патроны»? – он набрал в грудь побольше воздуха. – Это дерьмо собачье, а не патроны! Дерьмо, сделанное специально, чтобы угробить самих себя! Лигва! Ты мне только что докладывал, что полностью наладил производство…

– Я дознаюсь до причины… – один из шеренги людей округлил глаза.

– Пока ты будешь дознаваться – половина города будет лежать в развалинах! – зло прошипел командир, и вдруг закричал: – семнадцать!!! Семнадцать человек, ты слышишь, да? Были ранены только сегодня утром, на тренировочных стрельбах! Я что, говорил что разрешаю гробить людей?

– Из-за моих патронов только трое… – опять начал человек.

– Молчи, Лигва, лучше помолчи, – махнул рукой Листок и повернулся к остальным – длинная шеренга людей сразу прекратила тихий гомон. – Я предупреждал насчет погромов? Маута?

– Какие погромы, командир… – опешил смуглолицый парень. – Вы насчет Хвостика, да? Так в Хвостике сто лет никто не живет! Вы же сами сколько раз говорили – не спи, давай, укрепляй север…

– Ты туда хоть иногда смотришь? – старший «крот» махнул головой за окно, где за пределами города лентой изгибалась «живая» дорога. – Смотришь? Скоро людей нужно будет в подвалах селить, и на чердаках… – он скривился, как от зубной боли: – сто лет никто не живет… Я вот подселю в твой дом еще две или семьи…

– Да нет у меня никакого дома! И люди мои никогда… – начал было обиженно парень, но на него сразу зацыкали со всех сторон, и он угрюмо замолчал.

– Доктор? А где, интересно, доктор? – командир удивленно огляделся по сторонам. – Его что, как всегда, не касается совещание? Я не пойму, у меня есть заместитель, или у меня нет заместителя?

– Доктор в лазарете, – отозвался кто-то из шеренги. – У тех троих, раненных на стрельбе…

– У него что, нет помощников? – сразу обернулся Листок. – Там целый штат помощников, гантибас ему в зубы, на то и лазарет! Аль нет, как всегда, надо все самому – другие дела его не касаются… – он сокрушенно вздохнул и махнул рукой: – ладно, все свободны! Дочер, Арма… – двое из засуетившихся приостановились. – Что с техническими чертежами, и со сталью? Получается?

– Есть наметки, – радостно осклабился первый.

– Чертежи давно готовы, я же докладывал… – добавил второй.

– Живей, времени нет! – отрезал старший «крот». – Первый же пулемет – на водонапорную башню! У ворот. Остальные – дальше, по периметру…

– Да знаем мы…

– Знаете, а пушку смастерить не можете! Ладно, все знаю… Вперед! И вызовете сюда доктора! В конце-концов…

Оба одновременно кивнули головами, и следом за остальными исчезли за дверью – Листок проводил их взглядом. Потом опять вздохнул, подошел к окну и сложил руки на груди, мрачно теребя подбородок…

Жизнь вступала в совершенно неожиданную фазу. В совершенно неожиданную… В неизведанную, непонятную, радикально отличающуюся и абсолютно непредсказуемую – с любых сторон. Что же теперь будет, гантибас, что? Что их ждет? Такого бунта Империя не знала, наверное, со времен своего основания…

Город они взяли. Быстро и без особых потерь. Городские боски не оказали сильного сопротивления, да и… Может быть и потому что – помогли жители. Сами жители, спокойные жители, мирные жители… Вдруг взяли, забурлили, заклокотали беспокойной толпой по улицам, открывая окна и двери, как будто поднятые необъяснимым зовом, как будто что-то почувствовав – что-то такое, что почувствовав раз, – нельзя забыть и выкинуть из головы. Правильность. И зов совести… Беспокойный, еще пока ничего не понимающий народ заполнил улицы, и разоружил местную власть. И тут же, вдруг и все вместе – перешел под знамена восставших подпольщиков. Это оказалось такой неожиданностью, что полностью выбило из более-менее продуманной колеи всю операцию. И не только по взятию города, но и дальнейшей схемы всей обороны…

С людьми что-то произошло. Больше не было векового разделения на своих и чужих, на подпольщиков и горожан… Больше не было озабоченных и равнодушных, в людях проснулась ненависть – причем, во всех и сразу. Ненависть к обособленности, ненависть к «зачем мне это надо?» и «буду ли я с этого что-то иметь?» Ненависть к существующим порядкам, и к тем, кто эти порядки устраивал. Спала липучая шелуха, неожиданно широко распахнулись глаза, и люди увидели за облаками солнце… Вот только покажется ли оно, это солнце?

Они не умели ничего. Не умели воевать, стрелять, слаженно перегруппировываться, прятаться, используя складки местности и дома… Читать карты и схемы, ориентироваться, проводить рекогносцировку, быстро принимать решение. Но зато прекрасно знали дисциплину. И умели слушаться, и подчиняться. И это было уже кое-что. Вот только времени совсем в обрез – доммские родеры должны были появиться не сегодня-завтра…

Листок вздохнул. Бунт, настоящий бунт. Да еще каких масштабов… Он был скептиком по натуре, и привык верить только фактам. К тому же – только испытанным и проверенным фактам. А тут… Тут приходилось больше полагаться на интуицию. И веру. Совсем другую веру. В душу, совесть и сердце…

Они многое успели. Они торопились, прекрасно всё понимали и не надо были никого подгонять. Быстро наладили производство, смогли модернизировать и выпустить некоторые образцы оружия, что было очень важно – ввиду постоянно прибывающих и прибывающих, новых людей…

Он поднял голову. Вот она, перед глазами, – «живая» дорога. Тянется себе через поле, и перелески, и уходит вдаль, за горизонт… Она действительно казалась живой. Потому что по ней постоянно шли люди. Со всего побережья…

– Что стряслось?

Листок обернулся. Доктор в последнее время был непривычно хмурым и раздражительным, и это тоже угнетало. Конечно, скопом свалившиеся проблемы и заботы мало кого могут оставить веселым, но все же… Все же, всегда раньше улыбающийся доктор – теперь просто по контрасту казался чересчур мрачным и неприветливым. И это тоже порядком давило.

– Что стряслось? – Листок от негодования даже поперхнулся. – Ты думаешь, я в состоянии один справляться со всем сразу? Ты не забыл? У нас целый город!

Врач, не говоря ни слова, подошел к столу, снял трубку допотопного телефонного аппарата и с силой закрутил рукоятку:

– Алло? Девушка? Дайте лазарет, – он чуть подождал. – Гратьяк? А где Снежка? Это я – ты что, глухой? Нет, не надо, просто передай… – по старшему «кроту» пробежался недовольный взгляд. – Пусть продолжают без меня. У меня срочный вызов. Нет, психическое расстройство. Очень трудный больной, синдром сверхответственности, постоянная фобия, боязнь «не успеть все» и «имею ли я право?» Короче, совсем сдает голова. Что? Догадался – о ком? Ну, это не мудрено…

– Очень смешно, – пробурчал Листок.

Доктор положил трубку и обернулся:

– У тебя же здесь целый штаб! Да еще командиры подразделений… Неужели не хватает помощников?

– Ты что, издеваешься? – нахмурился командир. – Город переполнен, запасы продовольствия на исходе, оборонительный вал – курам на смех, запасной рубеж – еще хуже… Пулеметов еще нет, а пушки и не будет! Цементный завод и вагонное депо без техно-защиты. Здесь не помощники нужны, здесь нужна голова…

Доктор подошел и остановился рядом, задумчиво уставившись за окно, и далекий горизонт… За полем, испаханным остатками бетонных развалин и ржавого мусора, «шевелилась» лента дороги.

– Что, все идут?

– Идут… – вздохнул Листок.

– Ты знаешь, – доктор немного помолчал, не отрываясь от горизонта. – Куда ты спрятал резервный отряд Мауты? В лес?

– В лес, и каньон…

Доктор опять немного помолчал, потом, наконец, оторвался от горизонта:

– Отправь их дальше. В горы. Ночью. И никому не говори.

– Что? – не понял главный «крот». – В горы?

– Я делал сегодня одну операцию, – тихо проговорил врач, отвернувшись в сторону. И знаешь… У меня закралось подозрение.

– Шпион? – догадался командир. – Ты думаешь?

– Боюсь, их здесь целая куча, среди народа… – так же тихо ответил доктор. – И знаешь… Вот почему «тянут» родеры. Странно, – он неожиданно улыбнулся. – Но это даже как-то немного успокаивает. Они хотят узнать о нас как можно больше, о всем – что мы здесь готовим… Это означает, что они нас боятся.

– Так уж и боятся, – недоверчиво протянул Листок. – Просто, опасаются, наверное, не хотят лишних жертв…

– С каких это пор Домм стал бояться лишних жертв? – усмехнулся врач.

– Пускай так, – не стал спорить командир. – Все равно. Это регулярная армия. Они просто продумывают тактику нападения.

– Не все равно, – сказал старый друг. – Если продумывают тактику… Не все равно. Это говорит о главном. По крайней мере, для нас. Это говорит, что они не так уж и сильны, Листок. Если действительно опасаются. И мы тоже продумываем тактику. Тоже. И возьмем в расчет таких шпионов. Ты знаешь… – доктор усмехнулся и замолчал.

– Ну, – недоверчиво поторопил старший «крот».

– Мне кажется, у нас – очень хороший шанс, – сказал врач. – Очень хороший. И они это знают.

– Пошел бы ты, – огрызнулся командир. – Тоже мне, шанс… Завтрашний день покажет.

– Покажет, – согласился доктор. – Что говорит разведка?

– До Бруста пока чисто. Где-то собирают кулак.

– Который день собирают… – многозначительно протянул маленький врач.

Листок посмотрел на него и ничего не ответил, скептично сжав зубы. Но было видно, что он доволен. И так обычно становилось почему-то всегда, когда рядом появлялся доктор, его самый старый и близкий друг. Интересное дело, вот так жизнь… Кто еще, кроме них, ненормальных, может быть довольным, когда обнаруживает среди своих людей целую кучу шпионов?

* * * * * *

Скрипнули натянутые шканцы, подтянулись сразу захлопавшие кливера, корабль мягко накренился на один бок – река делала плавный поворот. Золотые башни и шпили вдруг вынырнули все вместе, разом, и перед восхищенным взором сразу открылся весь город…

– Ух ты, – восторженно протянул Аника, вытаращив глаза. – Красиво-то как…

– Закрой рот, чайка залетит, – немедленно заметила Лара. – Или наш боцман…

Она, в отличии от Аники, бывала здесь раньше. Но, хотя и старалась выглядеть эдакой спокойной и равнодушной, тоже была страшно довольна – в голубых глазах вовсю плясали веселые искорки.

Сергей грустно улыбнулся и облокотился о борт. Нипорог… Город семи капитанов. Самый большой и самый свободный город в Шеоле… Эх, Нипорог… Не очень я хотел сюда ехать. Вернее, совсем не хотел. Потому что трудно, очень трудно жить воспоминаниями. Воспоминаниями жизни, настоящей, счастливой жизни. Где прожито столько счастливых минут…

Как совладать со своим сердцем? Как, ну как – успокоить душу…? Как, какими глазами смотреть на камни, на мостовую, на дома и башни, столы, диваны и кресла – которые, кажется, только вчера были фоном… Фоном нежному и ласковому синему взгляду, тихому шепоту, теплым словам… «Сергей, Сережка, Сереженька…» Нежному и ласковому. Он закрыл глаза. «Альяк! – синева переполнена страхом и паникой. – Что тебе надо…» Из глубины кареты блестит отвращение, перемешанное с брезгливостью и презрением…

«Так, все, хватит! – он открыл глаза и резко вскинул голову. – Не думать об этом! Ты прекрасно знаешь, из-за чего все это произошло! Это ее – ненастоящие чувства…» Он вздохнул. Эх, да какая теперь разница. Настоящие, ненастоящие… Они есть, и это сейчас главное. Они есть. Есть, эти чувства. Это состояние души, внутреннего мира – по отношению к нему. Отвращение и презрение. И как же это больно…

– Посмотри, а там, на горе! Видишь? – Аника никак не мог успокоиться. – И дальше, справа, вон – шпили блестят, прям как королевский дворец…

– Это речное управление, – снисходительно поясняла Лара. – Тоже мне дворец. Хотя, конечно, постройка еще коммандоровских времен.

– Коммандоровских! – восторженно вопил Аника. – Ты представляешь? Да ничего ты не представляешь, ты просто сухарь, никогда не слышавший про мечты!

– Что-о? Сухарь? – Лара от негодования даже начинала заикаться. – Я тебе дам сухарь, рыжий олух! Уже развился, интеллект сделал скачок? Смотри-ка, дома разглядел! Еще только вчера бухтел, что жаренная отбивная – предел твоих мечтаний…

Сергей улыбнулся. Без Аники с Ларой он бы точно загнулся от тоски через месяц. Грандиозные башни большого речного порта приблизились, корабль плавно развернулся и спустил паруса, поджидая лоцмана и свободной пристани. Загрохотал и с шумом бултыхнулся в воду разлапистый якорь. Немногие нетерпеливые пассажиры начали подтягиваться к шлюпкам…

Через полчаса они были на берегу. И пешком двинулись в город. Денег было в обрез, теперь приходилось максимально экономить на всем. К тому же еще неизвестно, что ждет их завтра…

– Куда сейчас? – Аника не переставал непрерывно вертеть головой по сторонам. – На Старомельничью?

– Ты знаешь, – Сергей глянул на солнце, солнце уже порядком опустилось к домам. – Давай-ка сначала заглянем на площадь капитанов, к канцелярии… Да это, в общем-то, рядом.

– К канцелярии, – глухо повторил Аника. – Гм… К канцелярии, так к канцелярии. Куда же нам без канцелярий…

Лара промолчала. Через час они добрались до площади капитанов. Канцелярия ничем новым и неожиданным не удивила – никого из лорд-капитанов, как и предчувствовал Сергей, там не оказалось. Мир не менялся в лучшую сторону. «Не знаю, – развел руками такой же занятый, как и прошлый раз, писарь-секретарь за столом. – Нам не докладывают…» «А когда будут? – не отступал Сергей. – Завтра?» «Все возможно, – тот опять склонился над столом со своими бумагами. – Даже, наверное…»

Сергей вышел на улицу к Анике с Ларой. Ладно, завтра так завтра. Через десять минут они нашли знакомую Сергееву гостиницу и сняли самую недорогую комнату, одну на всех. Сергей не смог пройти мимо их прошлого с Энией номера, и долго стоял, разглядывая резные знакомые двери… «Как утренний поход? – веселая улыбка, и такой знакомый искристый взгляд. – Еще не готовимся к переезду?» А потом… Потом, открываются створки второй комнаты, и в зал входит королева… Это как раз тогда, перед гоблиным…

Лара с Аникой ни о чем не спрашивали и не торопили, иногда они проявляли просто удивительную тактичность. Как будто реально ощущая состояние Сергея… Хоть он и представлял, каково было Ларе ждать. «Подожди, Лара, немножко, ладно? – не выдержал он наконец, когда они расположились в номере. – Нам могут помочь только лорд-капитаны, понимаешь? Они наверняка должны знать, где теперь Юрм с Лаумой… А замок что? Он пуст сейчас, и холоден, как и раньше…» Лара согласно кивала головой: конечно, конечно, какой разговор, я больше ждала. Гораздо больше…

«Эния… – смеялся он. – Я ведь завтра буду драться на дуэли с половиной города…» «Даже не надейся, – улыбалась она в ответ. – Я не дам так просто умереть половине города…» Почему-то она всегда улыбалась, когда было весело или смешно, только улыбалась… Не смеялась, не хохотала, а просто улыбалась…

Он надолго притих, обняв спинку потрепанного дивана и уставившись куда-то за окно молчаливым, ничего не видящим взглядом. Эх, Эния, ты Эния. Ленка, Сашутик и Машутик. Рада, маленькая Радушка… «Мы будем ждать вас… Мы будем очень и очень ждать… тебя… папа». Кажется, я потерял вас, девочки мои. Потерял всех… За окном опускалось к горизонту холодное равнодушное солнце.

– Ладно, – не выдержал он, оторвался от окна и поднялся. – Я пойду пройдусь. Пока еще не совсем поздно…

– К замку? – догадалась Лара, и тихо попросила: – можно с вами?

Как-то тихо попросила, и удивительно кротко.

– Хорошо, – немного подумал Сергей. – А я по дороге расскажу вам сказку. Про одного солдата, из странного мира… С Луны, например. И прекрасную принцессу. И ее… И их дочку.

Они шли по улицам и он рассказывал. Удивительно рассказывал, смешно… Откуда-то у него проснулся дар рассказчика. Рассказчика настоящих сказок. Лара с Аникой тихо слушали, почти не дышали и почему-то совсем не смеялись. А Сергей все рассказывал. Все больше и больше увлекаясь, иногда забываясь и почти крича, иногда опускаясь до шепота. Он мог бы убеждать всех вокруг в чем угодно, но на самом деле правда была одна. Он просто хотел хоть немного забыться – сам. Хоть ненадолго забыть о настоящем, забыть о том, что все это уже прошло, и осталось давно позади. И превратилось в сказку…

Справа уже давно тянулась спокойная гладь городского озера, когда он наконец закончил, глупо засмеялся – попытавшись сформулировать такой же глупый эпилог, и замолк. И вдруг сразу погрустнел и низко опустил голову вниз.

– А прекрасная принцесса ждала? – вдруг почему-то совершенно серьезно спросила Лара. – Его, этого солдата? В этом удивительном городе, вместе с дочкой?

– Что? – поднял голову Сергей. – А… Нет. Не знаю… Может быть ждала, сначала, а потом… Это ведь сказка, ребята. Жизнь, она, знаете…

– А вдруг ждала, – упрямо повторила девушка. Аника зачарованно молчал. – В этом их излюбленном месте, где виден горизонт и опускающееся на ночь солнце… Принцессы ведь знаете, как умеют любить? На что оно похоже, а?

– Что похоже? – опять не сразу оторвался от своих мыслей Сергей.

– Ну, это их место…

Он поднял голову и посмотрел вперед. Вперди возвышался покатый косогор, с лорд-пабом наверху, и за ним уже виднелась дубовая роща, и вздымающиеся вверх ажурные башни и шпили… Боже ты мой, Боже. Зачем же я только сюда пришел…

– Представьте, что вот так оно и выглядело…

– Ух ты!

Лара одновременно с Аникой раскрыли рты и устремили вперед мечтательно-задумчивый взгляд. А Сергей сделал шаг, потом другой… Чувствуя, как почему-то начали дрожать ноги, и затем уже все тело начинает бить крупная дрожь… И появляется слабость в коленях. Совсем как недавно, в Нагодаре. Только теперь это было совсем не отравление. Беже, зачем я только сюда пришел, зачем? Я же знал, что не надо…

– А вдруг ждала! – донесся мечтательный вздох Лары. – Долго-предолго ждала, вместе с их дочкой…

– Помолчи Лара, я тебя прошу, – только и смог выдохнуть Сергей.

Лара тут же послушно замолкла. Потом уловила серьезный взгляд Аники и передернула плечами, затем удивленно посмотрела на Сергея и обернулась в сторону косогора.

«Я буду стараться, Сереженька, буду как могу… – он закрыл глаза, чувствуя, как начинает двоиться, и троиться мир… Как же это больно, Лара, пойми. Мужчины не те, которые не плачут, а те, которые поступают по-мужски. И нет ничего постыдного в том, что так трудно справиться с самим собой, со своей душой, со своим сердцем. Боже, как же это трудно… – И буду ждать тебя… Каждый день, каждый вечер, каждый час…» Эния!!! Зачем?!! Я ведь не знал, что это будет так плохо…

Милое знакомое лицо, елки, – какое же оно знакомое… И когда открывает глаза, и дрожат длинные пушистые ресницы, и когда мягко, и почему-то чаще грустно, улыбается, и в уголках щек появляются маленькие родные ямочки. И когда изящным, таким знакомым движением откидывает длинные воздушные волосы за спину, или смешным дуновением поднимает легкую челку на лбу. Или горько и напряженно смотрит, и тогда постепенно расширяются такие невероятные глаза, а потом начинают быстро-быстро увлажняться, – и вот по щеке бежит уже первая прозрачная слеза… Эния, Эния…

«Я буду ждать, Сережка, каждый вечер… – дорогие изломанные брови, с маленькой запутавшейся капелькой воды, подрагивают от волнения. Заплаканные глаза как будто стараются запомнить его лицо, во всех подробностях… – Отсюда дорога к замку – как на ладони. Я каждый вечер буду здесь – прежде, чем зайдет солнце. Как сегодня. И буду молить Бога, и смотреть на дорогу…» Вот он, такой знакомый холм, с лорд-пабом наверху. Вот он, такой знакомый и родной, хоть и видел его всего пару раз…

Он посильнее зажмурил глаза. Эния, такая близкая, такая родная, что кажется – сейчас зайдется ходуном и выскочит наружу сердце, – на фоне декоративных башенок и треплющегося на ветру флага. «Я буду каждый вечер здесь – прежде, чем зайдет солнце…» Картинка фокусируется и обретает резкость – принцесса тяжело вздыхает и отворачивается в сторону. Сергей зажмуривается еще сильнее – стой! Остановись, не исчезай, ну пожалуйста… Дай хоть немножко посмотреть на тебя, солнышко, дай вспомнить, очень прошу, ну пожалуйста… «Мама, вон там, в облаках, смотри скорей!!!» – стол подпрыгивает, бутылка с чем-то падает на бок, и вдруг перед глазами мелькает Рада… Сергей боится перевести дыхание, чувствуя, как начинают слезиться от волнения под веками глаза. «Где?» – Эния задирает голову кверху. «Да там, только что… – голос девочки дрожит от возбуждения. – Была большая белая птица!» «Да, Радушка, конечно была», – принцесса поднимает и ставит на стол бутылку. «Да была, мам… Ты просто опять не успела!» Рада, удивительно повзрослевшая, уже почти девушка, но с такими же мамиными синими глазами. Боже, ну еще, хоть чуть-чуть… «Я и говорю – конечно была», – грустно улыбающийся взгляд матери теплеет, глядя на дочь. «Мам! – Рада никак не может успокоиться. – Мама! Я знаю… Это произойдет сегодня!» «Что произойдет? – Эния внезапно бледнеет и начинает приподниматься со стула. – Что произойдет, Рада?» «И не только сегодня, – девочка тоже приподнимается, и как-то потрясенно оглядывается вокруг – с лица никак не сходит возбужденная счастливая улыбка. – Мам! Я что-то чувствую… Это произойдет сейчас! Мам…» «Что произойдет, Рада? – принцесса внезапно слабеет и хватается руками за стул – лицо становится белым как полотно. – Радушка, этого просто не может быть… Что произойдет сейчас?» «Мам, – дочка резко останавливается, глядя куда-то в сторону. – Мамочка… – голос ее почему-то тоже слабеет и начинает дрожать. – Мам, а кто вон там, далеко, стоят трое, видишь? Двое мужчин и девушка…»

Сергей резко вздрогнул и открыл глаза. Аника с Ларой встревожено смотрели на него. Он еще раз отчего-то вздрогнул, хрипло перевел дыхание и вытер со лба пот. Лоб почему-то вспотел.

– Что с вами? – Лара испуганно оглянулась по сторонам. – Кого-то увидели? У вас лицо белое-пребелое…

Сергей судорожно сглотнул, с хрипом выдохнул воздух и посмотрел на косогор, с декоративными башенками и флагом наверху. Прямо в глаза било низко опустившееся солнце…

– Это что, из-за сказки? – в голосе Лары звучала неподдельная тревога. – Про то, что там могла бы ждать прекрасная принцесса, с дочкой?

– Папка!!! – резкий дикий крик взорвал воздух, и тяжелой шрапнелью ударил прямо в голову, разом разорвав на мелкие кусочки всю волю, и выдержку, и мужское достоинство… – Папа!!!

Сергей пошатнулся и закачался, быстро расставив ноги, чтобы не упасть, с трудом сквозь потоком хлынувшие слезы пытаясь рассмотреть девчушку, перемахнувшую через перила паба наверху и мчавшуюся к нему по склону косогора:

– Папка!!!

Мир закачался перед глазами. Закачался, тут же задвоился, затроился и даже зачетверился… Сергей сделал шаг, на ватных непослушных ногах, потом еще один, чувствуя, что разум вот-вот готов выйти из-под контроля…

– Папка, родненький, – на него налетел белый огненный вихрь, с разметавшимися волосами, брызгающий такой счастливой задорной синевой – такой дорогой вихрь, такой родной, что он сжал руки, и если бы была на то его воля, – то никогда бы больше не разжал… – Как же долго мы тебя ждали…

А по лестнице навстречу уже летела Эния, настоящая Эния, неподдельная Эния, ТА САМАЯ, ЕГО Эния – вовсю ревя и спотыкаясь на ступеньках, и размазывая на ходу горячие соленые слезы, по белым-пребелым, но таким близким щекам… Он почувствовал, что голова сдвинулась с места и потихоньку поехала в сторону… А принцесса – его принцесса, – все приближалась и приближалась, как в замедленной съемке, продолжая иногда спотыкаться, с такими до боли знакомыми глазами – настоящими глазами, его глазами, полными ошарашенных слез, и теплоты – до боли знакомой, родной теплоты, и счастья – в которое боялась еще поверить сама… А потом… А потом она обессилено повисла у него на шее, обхватив дрожащими руками его и дочь, и даже не пытаясь сдерживать негромкий, но безудержный плач. Он опять пошатнулся. Боясь пошевелиться, боясь произнести даже слово – чтобы все это просто не спугнуть ненароком, чтобы это все вдруг не растворилось, и не исчезло в воздухе, как призрак неправдоподобия, как мираж… Потом очень осторожно и мягко, чтобы подольше задержать это нереальное безумное счастье, обхватил всех и поднял лицо кверху. Господи… Я на все согласен. Дай только, чтобы это был не сон… И вверху, как будто специально отвечая на его немой, но такой отчаянный крик – вдруг показались в облаках белые широкие крылья – показались и пропали, но следом сразу донесся гордый приветственный клекот…

Лара с Аникой рядом раскрыли рты на пол-лица и замерли. Так, что какая-нибудь расторопная ворона вполне успела бы там выспаться, и может быть даже – высидеть птенцов…

– Сережка… Сереженька, миленький, – она на секунду оторвалась, вглядываясь в его глаза и продолжая всхлипывать и глотать слезы, и мягко пробежалась рукой по лицу – нежным, почти неощутимым касанием успев затронуть и лоб, и глаза, и уши… – Это ты, это действительно ты? Бог мой, как же мы тебя ждали…

– А я говорила! – Рада тоже задрала счастливое лицо кверху. – Я всегда говорила! Только мама почему-то не верила…

– Эния? – только и смог хрипло выдавить Сергей, боясь моргнуть, и слегка поворачивая голову – с жены на дочь, и обратно. – Рада? Это точно вы? У меня не съехала крыша?

– Конечно, съехала, – все-таки не удержалась рядом Лара. – Такое скрывать от нас!

Сергей закрыл глаза и прижал к себе обоих девушек, изо всех сил, просто наяву ощущая – как вспухает и расширяется, заполняя собой весь мир, и вмещая в себя весь мир, – его дико счастливое сердце…

Лара толкнула Анику в бок, и тогда тот наконец захлопнул свой рот и отвернулся в сторону, как будто срочно заинтересовавшись высокими изящными башнями за рощей. Потом повернулся, удивленно посмотрел на Лару и тоже толкнул ее в бок. Чтобы она, бессовестная, тоже закрыла свой рот и тоже отвернулась. Но та только отмахнулась, не сводя с Сергея и девушек восторженных глаз…

…Детская непосредственность первая пришла в себя, оглянулась вокруг, оторвалась от Сергея и радостно заявила:

– Здрасьте!

– Здрасьте, – тут же немедленно откликнулись Лара с Аникой, явно стараясь пересветить солнце.

– Ой, – Сергей опомнился и смущенно улыбнулся, так и не найдя в себе силы сразу оторваться от принцессы. – Эния, это мои друзья, очень близкие друзья… Аника. Лара. Кстати, а где Аваля? Здесь?

– Что? – не сразу поняла она. – А… Конечно, – последний раз всхлипнула и начала вытирать глаза, продолжая поглядывать на Сергея. – Мы все здесь…

– Вот же дела… – его взгляд опять на секунду замутился. – Ах, да! Лара – это Аллария Мирр, дочь герцога Мирра, правда – скрывающаяся дочь… – он запнулся, но потом крякнул и махнул рукой. – Короче, родная сестра нашей Авальки.

Лара перестала улыбаться, неожиданно очень серьезно посмотрела на Энию и слегка присела. Аника продолжал спорить с солнцем.

– Не придавайте значения титулам, – серьезно попросила Лара. – Это просто наследственное…

– Аника, наш общий и большой друг, – продолжал Сергей, тоже мельком смахнув глаза. – А это моя Эния и моя Рада. Жена и дочь! Эния… Она же Эния Ангурд, принцесса Ассанская.

Лара вытаращила глаза и открыла рот, потом опомнилась, густо покраснела и склонилась в глубоком реверансе. Аника неотвратимо вошел в столбняк.

– Не придавайте значения титулам, – улыбнулась Эния, заканчивая вытирать глаза. – Это просто наследственное.

– Ух ты, – разогнулась Лара и немедленно засверкала всеми зубами. – А я же вас однажды видела! В Дамбарии, в Тройте, во дворце короля Икконта! Давно, правда… – она посмотрела на Сергея. – Так значит, это была вовсе не сказка? А я и так догадалась! Вот так да…

Ее просто невозможно было смутить более чем на две секунды. Сергей расхохотался. Аника стал опять покрываться бурыми пятнами.

Он поднял голову и снова посмотрел на небо. И опять закрыл глаза. Боже, дай только, чтобы это был не сон…

Это, наверное, все-таки был сон. Потому что они медленно шли, все вместе, домой, по красивейшей набережной красивейшего озера – такое может быть только во сне. Обняв обеими руками за плечи чудо-жену и чудо-дочь…

– …Да нет же, Сережа, – тихо объясняла под рукой самая дорогая и лучшая из всех жен на свете. – Мы никогда не покидали Нипорог. Просто, все дело в политике, понимаешь? Я отказалась возвращаться в Ангору, и отцу пришлось с этим смириться. Он не тот человек, чтобы силой увозить меня обратно, да и капитаны Нипорога не дадут… Но отец все-таки король, и ему незачем грандиозные скандалы на весь Шеол. Вот и подобрали кого-то похожего на меня, натаскивали все это время… А недавно, я слышала, стали даже выводить на торжества и приемы. Просто, чтобы не было шума и лишних вопросов. Вот и все… И держат ее, естественно в Райгате, во дворце ведь меня все знают, даже стража, сразу заметят подлог и… За стену обязательно выползут слухи.

– Вот же елки-палки, – только и протянул Сергей. – Как же оказалось все просто… Но подожди! – он наклонился и заглянул ей в лицо. – А как же «региматус»? Лорд Шамур не мог солгать!

– Было такое, было, – вздохнула Эния. – Здесь было. Мы позже узнали, что это такое, Радушка помогла… – девчушка под другой рукой Сергея подняла лицо и улыбнулась. – Только… Оно не подействовало на меня почему-то. Я не знаю, почему.

– Рада? – повернул голову Сергей к дочери. – Ты ведь у меня особенная девочка, правда? Ну-ка, просвети отца.

– Не знаю, – она вздохнула и пожала плечами. – Я только почувствовала магию, очень сильную магию… Но она не смогла войти в маму, не знаю почему… Потом просто растворилась в воздухе. Не знаю.

«Зато я знаю, – подумал про себя Сергей и в третий раз посмотрел на небо. – И должен был понять сразу… Ведь лично говорил об этом Анике! Та любовь, которая дается свыше, которая от Бога… Разве могут с ней хоть что-нибудь сделать какие-то заклятия, „региматусы“? Разве может хоть что-то земное, или подземное – пошатнуть то, что подарено самим Творцом? Разве может какая-то магия противостоять вышнему Небу? Елки, да нет же, конечно нет, это и ребенку понятно. Боже, какой же я еще дурак, какой кретин… Столько дней прошлялся в Ассане! И как мне далеко до веры. До настоящей веры…»

– Я думаю, пап, – девочка опять подняла к нему не по годам серьезные глазки. – Здесь дело в Небе. Оно всегда защищает тех, кто ищет веру, и душу…

– Маленькая ты моя, – он покрепче прижал дочь. – Как же я вас люблю… Ой! Или уже совсем не маленькая?

– Маленькая, – девочка счастливо засмеялась, синие глазки сразу спрятались в хитрые щелочки. – Маленькая, пап. И тебе предстоит… Ой, как много работы! За все-все-все годы…

Это все-таки был сон. Потому что навстречу уже летела, мелькая среди деревьев парка, непонятно как узнавшая о его появлении Лаума, и за ней, изрядно отставая, но с такими же вытаращенными глазами – заметно располневший Юрм. Следом виднелся ошалевший от радости, но дико смущенный Нивер Олди – его обгоняла визжавшая на весь лес Аваля…

Лара остановилась и опустила руки. Сергей отпустил Энию с дочерью, пошире расставил ноги для равновесия, и умудрился не полететь на землю, когда на него с разгону: «Господин!!!» – налетела Лаума. Через пару секунд чудом удержался на ногах, приняв изрядную массу Юрма, потом дико визжавшую малышку-Авальку… Неспешно и тщательно расцеловал в мокрые щеки зареванную Лауму, крепко оттискал Юрма и девочку, затем шагнул и только хотел обнять смущенно переминающегося Нивера, как воздух взорвал второй за сегодня невероятный крик…

Все разом вздрогнули от неожиданности, потом Сергей перевел дух и наконец-то обнял Нивера: елки, совсем забыл, малышка Аваля увидела сестру…

Даже те, кто не знал, не смогли сдержать удивленной улыбки, глядя на двух слившихся воедино сестер. Одна рыдала навзрыд, другая радостно вопила – но у обоих были совершенно одинаковые, голубые и счастливые глаза…

Юрм с Лаумой незаметно переглянулись и тихо вздохнули, Эния тоже еле слышно выпустила воздух. Сергей тоже вздохнул, но совершенно по другому поводу: Боже, сколько же счастья сегодня… Разве можно все вынести сразу? Потом нагнулся к принцессе и шепнул: «Не бойся, и Лауму успокой… Никто не собирается забирать Авальку. Просто, скорее всего, Лауме с Юрмом придется принимать еще одну дочь. Вот так-то бывает…» Эния взмахнула своими длинными ресницами и облегченно улыбнулась.

– Кстати, – он опять удобно устроил свои руки на плечах жены и дочери, словно опасаясь, что они могут вдруг взять и исчезнуть. – А как это все узнали, что я объявился? Буквально за минуту!

– Наверное, кто-то из стражи донес, – пожала плечами принцесса, рука Сергея смешно поднялась и опустилась в такт движению. – Они всегда нас с Радой незаметно провожают, хоть мы и запрещали.

– Ясно… – кивнул головой Сергей. Его переполненная голова явно дала заметный сдвиг, и смысл до нее дошел далеко не сразу. Спустя секунд десять он внезапно закрыл рот и выкатил глаза: – Что-о? Стража?!! Какая-такая еще стража?

– Обыкновенная, наша с тобой стража, – не выдержала его круглых глаз и рассмеялась принцесса, вместе с почти зашедшейся дочкой. – Ты что, забыл? У нас же здесь замок, вообще-то…

Он опять закрыл рот и уставился вперед. Впереди среди деревьев уже виднелись башни въездных ворот, и мелькало великое множество разного народа. Кажется, Юрм с Лаумой перед своим чемпионским забегом успели отдать приказ, и огромная куча прислуги выстраивались для парадной встречи. Он оглянулся вокруг – непривычно тихая Лара не спускала с рук прильнувшую к ней сестренку, Юрм с Лаумой не сводили с них взгляда. Аника совершенно серьезно собирался провалиться сквозь землю. Он опять посмотрел вперед. Спереди одетых в одинаковую одежду-униформу людей разбегалась цепь крепких воинов, в сверкающих латах и с длинными копьями в руках. Ничего себе, шутка…

– Их Сват отбирает, лично, – пояснила Эния, вытирая заслезившиеся глаза. – Он устроил здесь что-то вроде школы наемников. Так что, они свое дело знают…

– Сват? – в который раз за сегодня радостно опешил Сергей. – Он что, тоже здесь? С ребятами?

– Сейчас нет, но чаще – да, – сказала принцесса. – Только недавно куда-то умчались… – она выглянула из-за Сергея к дочери. – Рада? Куда?

– В Лихагонию, – отчего-то вздернула подбородок дочка. – Тебе, кстати, тоже говорили.

– Вот-вот, – покачала головой Эния. – Все знает! Тебе надо будет с ней серьезно поговорить, Сергей. Ее, вместе с этим ее Кленом, от Свата с ребятами за уши не оттянешь! Надоела, наверное, им до смерти, да и не мечом надо учиться девушке махать…

– Между прочим, дядя Увен учит меня не только мечом махать! – вызывающе вскинула личико девочка. – И не надоели мы никому вовсе, можешь сама спросить! Камбит с Гаем, между прочим, Клену такое снаряжение сделали, а мне ты запретила! И, между прочим, это все не во вред, я в науках не отстаю – и профессор Гус, и доктор Лодин… Все преподаватели меня хвалили!

– Вот и поговори с ней, – вздохнула принцесса. – Ей слово, а она тебе десять! Боевое снаряжение ей подавай… Куда подевалась наша золотая молодежь?

Сергей улыбнулся и покрепче прижал обеих девушек. Потом нахмурился, глядя на приближающиеся ворота. Елки-палки, как это выдержать, и не сигануть под землю, вслед за Аникой? Он в жизни себя не видел в роли принимающего парады. Да еще в собственном замке, и собственных слуг…

Глава 2

Шрапнель, свистнув, сбила кору с деревьев, и тут же длинная очередь обрубила зеленые кусты наверху. Воздух дрожал от разрывов, небо заволокло плотными клубами дыма…

Листок кувыркнулся через голову, скатился в небольшой овраг и, отплевываясь от песка, осторожно выглянул наружу… Вздрогнул, кашлянул, и опять заработал крупнокалиберный пулемет на водонапорной башне – длинные темные цепи родеров опять вразнобой попадали на землю. Листок немного отдышался и повел взглядом влево, стараясь хоть что-то рассмотреть в мутной мгле – где-то там были центральные городские ворота, и там же изгибался дугой оборонный вал… Дымную муть пропорола яркая россыпь огоньков, надсадно завыли пули – по дороге пробежалась и зависла плотная полоса пыли…

Листок сполз обратно, постарался привести в порядок дыхание и приготовился к следующему броску. Где-то в стороне подряд ухнули несколько разрывов, в воздухе тонко взвыли осколки… Держатся. Еще держатся. Молодцы, гантибас их, и лаптем в придачу… Он пригнулся и рванул – над головой сразу засвистели пули, колючие ветки сосен больно хлестнули по затылку. Пулемет на башне сипло кашлянул в очередной раз и замолк, цепи родеров в дыму опять поднялись и перебежками бросились вперед…

– Ну как? – Нехай на секунду оторвался от бинокля.

Листок съехал на спине в яму, отдышался и устроился рядом:

– Держатся. Кремень, а не ребята.

В этот момент что-то сильно рвануло, по ушам хлопнул оглушительный грохот, и ударная волна на миг пригнула изломанные деревья вокруг. Листок отряхнулся от песка и осторожно высунул голову. В воздухе крутились плотные клубы дыма, вместе с остатками водонапорной башни…

– Конец, – рядом выглянул Нехай. – Они ее все-таки достали.

– Кажется… – выдохнул Листок. – Тихо!

Выстрелы и разрывы слились в сплошной гул – родеры, уже почти не пригибаясь, исчезали в дыму у самого города. Из-за дороги показывались новые и новые группы, быстро разворачивались в боевое построение – изрытое воронками поле потемнело от множества темных фигур. На город пошла основная волна штурма.

– Пропади они пропадом, – сипло прошептал у уха Нехай. – Сколько же их…

– Тихо!

Родеры шли уже сплошной волной – в мутном дыму исчезали целые роты, и постепенно стихали последние выстрелы защищающихся…

– Кандибас, – не веря своим глазам произнес Нехай. – Кажется поверили… Неужели получилось?

– Давай, – сказал Листок, не сводя мутных глаз с такого же мутного дыма. – Ну давай, чего вы ждете…

Пауза держалась еще секунд десять. А потом город рванул. Не весь город, конечно, он знал это, только прилегающий к валу район – но впечатление было такое, что в воздух поднялся весь город… Оглушающая взрывная волна прошлась над головами, подняв высоко в небо и разметав далеко по сторонам каменные осколки, пылающие головни, какие-то обугленные железки и кирпичи. Уши оглохли, в воздухе зависла густая туча мелкого песка и пыли, перемешанного с дымным смогом и копотью…

Нехай что-то кричал, сипло давясь от песка и размахивая в воздухе руками. Листок поднял голову, смахнул руками с волос песок и постучал ладонями по ушам…

– …Тридцать три болотных пса и блошиный ведьмак в придачу! – орал сзади очумелый Нехай. – Сто пятьдесят костылей в з… боцману! Получилось!!!

– Не ори, – спокойно сказал Листок. – Это еще не конец… Так, где наши?

Песок и пыль начали оседать, постепенно приоткрывая разбросанный вал с остатками водонапорной башни, целые кучи какого-то коптящегося мусора и пылающие в дыму развалины домов. А со стороны гор из леса уже выскакивали, и сразу разворачивались в плотные цепи люди отряда Мауты…

…К вечеру все было кончено. Начали стихать последние вспышки отдельных перестрелок на пустых улицах, быстрые молодые парни Мауты сгоняли к бывшему валу последних оставшихся в живых родеров. Специальные отряды понемногу тушили, не хотевшие так сразу успокаиваться, очаги пожаров. Другие группы разбирали завалы и мусор. Но доктор почему-то так и не стал веселей. Вместе с вечно хмурым командиром…

– Наверное, утром можно возвращать жителей обратно, – Листок отбросил ногой обугленную доску. Они медленно шли по одной из улиц, разглядывая разбитые окна и закопченные стены. – Намаялись в горах за ночь… Даже не верится. Ведь столько об этом мечтали!

– Нам не придется всех возвращать обратно, Листок, – доктор остановился рядом. – Только женщин и детей. И знаешь что… Мне кажется, что ты прекрасно об этом знаешь.

– Продолжай, – кивнул «главный крот». Они давно, очень давно понимали друг друга с полуслова.

– Мне не нравится это, очень не нравится! – в сердцах сказал доктор. – Какой из меня стратег? Я очень не люблю войну и кровь… Но сейчас и дураку все понятно. Кто будет упускать единственный за сотни лет шанс?

– Так, – сказал Листок.

– Надо идти на Домм, – больше огрызнулся, чем сказал, доктор. – Пока они не собрались с силами. Все.

– А ты чего такой хмурый? – задумчиво посмотрел на друга командир. – Как будто мы проиграли, а не выиграли… Да. Все, наверное, сейчас только и думают об этом. Домм… Но все – не знают, что представляет собой Домм. Его не возьмешь так просто.

– Не знаю, – тихо сказал доктор. – Не знаю… Почему-то, не это меня больше беспокоит. Не неприступность их крепости…

– Это Домм, – повторил Листок. – Люди просто не представляют, что это такое.

– Пока мы подойдем к Домму, людей у насбудет больше, чем травы в поле. Как только разойдется эта весть, – маленький врач повертел головой по сторонам. – Поднимется все побережье! А люди в истории брали самые неприступные крепости. Самые. Меня беспокоит другое…

Листок молчал, вглядываясь в глаза другу.

– …Меня больше беспокоит то, что представляет собой Домм, – так же тихо продолжал доктор. – То, что у него внутри, то что его населяет, и то, с чем он наверняка связан…

– Ты веришь во все это? – задумчиво спросил «главный крот». – Во все, что говорил Геварус, и этот парень из Шеола? Веришь, да?

– Верю, – вздохнул доктор. – Почему-то, верю. Не знаю, как это объяснить, но… Боюсь, Домм нам покажет очень большой сюрприз.

– И ты это так и объяснишь людям? – огрызнулся командир. – Мол, у меня плохое предчувствие, люди, поэтому мы не будем брать Домм, не используем единственный за триста лет шанс?

– Да нет, – сказал маленький врач. – Конечно, нет. Мы пойдем туда. Пойдем. И сделаем то, что должны сделать. Что должны были сделать люди еще триста лет назад… Не бери в голову. Мало ли, что может мерещиться старому дураку!

– Вот, – улыбнулся Листок. – Слышу слова не человека, но мужа! – он набрал в грудь побольше воздуха. – Тогда что, на Домм?

– На Домм! – как эхо, отозвался друг. Грустное, почему-то, эхо…

* * * * * *

– Бог мой, Сережа! Но почему ты об этом раньше не рассказывал? – Эния даже привстала с кресла, огонь в камине недовольно колыхнулся. – Ничего себе, новости!

– А ты бы поверила? – Сергей грустно усмехнулся, глядя в окно. – И не вызвала сразу врача?

– Я бы поверила, пап, – сказала Рада. – Причем, сразу. Не сомневайся.

– Ты бы – да, – улыбнулся Сергей. – Но прости меня, моя девочка… У нас было так мало времени пообщаться. Но наша мама…

– А что ваша мама? – сразу уперла руки в бока принцесса. – Не человек, что ли? Конечно, поверила бы! Ну, может не сразу, чуть погодя…

– Вот-вот, – сказал Сергей. – А ты мне слишком дорога. Что бы ждать это чуть погодя.

– С ума сойти! – она никак не могла успокоиться. – Из другого мира… Совсем другого! В это даже и сейчас не очень-то…

– «…Мир чужой, под Луною иной… – процитировала Рада. – Но зачем удивляют города высотой? Когда грустно воют ветра, над железной землей – над железной травой, и железной душой…» Мам ты забыла? Ведь об этом было сказано еще века назад!

– О чем вы? – оглянулся Сергей. – Что это еще за стихи?

– Да помню я, Радушка, помню, – откликнулась Эния. – Только… Мне кажется, что я всегда подозревала это. Подозревала и боялась.

– О чем это вы? – опять повторил Сергей, подозрительно переводя взгляд с одной на другую.

– Помнишь наш разговор, Сережа, перед самым твоим отъездом? – тихо спросила принцесса. – Я еще тогда поняла, что мне не видеть нормальной человеческой семьи. И не потому что ты этого не хочешь. А потому что ты здесь – совсем не для этого…

– А нормальным языком? Дочка, – он повернулся к Раде. – Давай ты, на маму что-то надежды мало.

– Был такой белый оракул, Дух Таба, многие и многие сотни лет назад, – сразу откликнулась девочка. – Он как-то однажды что-то увидел, – она задумчиво почесала голову. – Что-то такое, над чем многие в свое время ломали головы. Потом взял, сел и написал – очень известную сейчас «летопись будущих времен», свои «песни дорог». В которых предсказывал появление глобального зла и, возможно – только возможно, заметь, – победы над этим злом. Вот там и было про все это: другой мир, и прочее…

– Невероятно интересно, – немного с сарказмом протянул Сергей, и опять отвернулся к окну. – «Песни дорог»… Гм. Поэтично.

– Зря ты так, – принцесса остановилась рядом. – Люди должны верить в хорошее. Особенно в то, что такое как Рох, может когда-нибудь исчезнуть.

– Ты знаешь, в Империи ведь в свое время тоже был предсказатель, – задумчиво протянул Сергей. – Его звали Геварус. Ну… Он тоже кое-что говорил, кстати, довольно верно говорил, как это ни удивительно. Только вот про «белых лебедей» намутил что-то совсем непонятное…

Дверь за окном хлопнула, и на крыльцо выскочила Лара, оглянулась вокруг и начала спускаться по ступенькам. «Лара! – следом выглянула недовольная Лаума. – Ну-ка назад! Это что еще за еда? Не встанешь из-за стола, пока все не опустеет!» «Но…» – только открыла рот опешившая Лара, как Лаума спокойно отрубила: «Назад, говорю. Без возражений. Посмотри на себя – светишься насквозь! Тоже мне, нашлись еще диетики…» «Так ведь…» – опять было открыла рот девушка, но Лауму было трудно ослушаться: «Последний раз говорю – за стол! Возьму хворостину – не посмотрю, что такая большая!» Позади Лаумы высунулась довольная Аваля, и высунула язык – Лара втихаря показала ей кулак, потом вздохнула и деланно понуро двинулась обратно.

– Ого! – не поверил своим глазам Сергей. – Ничего себе! Я просто не узнаю, кое-кого…

– Да, – засмеялась Эния, глядя вниз. – От Лаумы так просто не отделаешься! Не бойся, она молодец, просто сердцем чувствует подход…

– Да… – задумчиво усмехнулся Сергей. – Понурость-то явно показательная, а глаза-то как блестят! Бедная девушка, все жизнь не видела настоящей заботы.

– Да и у Лаумы тоже, – сказала принцесса. – Они ведь больше не могут иметь своих детей. Так, Рада! – она обернулась назад. – Домашнее задание выполнено, комната прибрана? Или тебе нанять служанку?

– Так нечестно! – взмолилась девочка. – Пап, защити! Она перенимает приемы у Лаумы! Свободу – детям! Я подговорю еще Авальку с Ларой…

– Я тебе дам свободу, – пригрозила Эния. – Через десять минут, когда профессор Гус приедет проверять задание.

Рада, резко охнув и оглянувшись на часы, пулей вылетела из комнаты.

– Так, Сергей, – Эния опять повернулась к нему, посерьезнев, и этим мгновенно превратившись в настоящую принцессу. – Давай с самого начала. Тебе, значит, надо собрать Совет двенадцати королей?

– Я никого не могу собрать, – улыбнулся он. – Но Эгивар Трой обещал устроить. А мне необходимо поговорить с лорд-капитанами города, с председателем – в первую очередь…

– Уолл Вара, Майера, да и остальных тоже, – мы можем пригласить завтра на обед. Там и поговоришь. Скажи, а…

– Так просто? – удивился Сергей. – Они же такие занятые вечно, прям не найдешь!

– Приедут, не беспокойся. Ты лучше мне скажи, – Эния немного подумала. – А Эгивар Трой, он… Расскажи про него.

– Ты вызвала Свата? – почему-то спросил Сергей. – Кстати, он еще не женился?

– Не женился… Думаю, и не скоро женится, как мы не старались. Он свихнулся на этом, – усмехнулась о чем-то своем принцесса, прошлась по комнате и присела на диван, и устремила на Сергея задумчивый взгляд. – Ты догадался, да? Кто такой Сват?

– Я давно подозревал, – сказал Сергей. – Только не был уверен точно. А после разговора с королем – понял окончательно. К тому же, он даже имя не поменял, только приставку рода. И про Эгивара Троя, всегда – даже слышать не хотел.

– Лучше не говори с ним об этом, – попросила Эния. – Больной вопрос. Увен очень изменился за эти годы, очень…

– Сват – мой друг, – сказал Сергей. – Эгивар Трой его долго и безуспешно ищет. Кто еще поговорит с ним об этом? Они оба достойны трона. А Эгивару Трою, по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление – совсем не нужен трон. Для него это только обязанность. Тяжелая и необходимая обязанность…

– Откуда ты знаешь, Сергей? – принцесса от удивления даже привстала. – Ты представляешь, насколько это огромный вопрос? Троны не передают так просто друг другу, как только надоест, это не игрушка! Ты хоть представляешь, насколько это большая политика? Сергей, лучше не лезь в это дело, очень тебя прошу!

– Я и не собираюсь, – вздохнул Сергей. – Но поговорить со Сватом все равно придется. Они должны встретиться. Встретиться и понять друг друга – два очень достойных человека. А там – как решат сами.

– Они не решат это сами… – опять начала Эния.

– Тогда, может, решит Небо, – тихо ответил Сергей. – Как бывало уже не раз.

Принцесса только вздохнула.

– А что еще за свихнутость? – помолчав, спросил Сергей. – Насчет женитьбы?

– А! – улыбнулась принцесса. – Есть такая, немножко… А может, и не свихнутость вовсе. Он однажды увидел девушку – красивую, как белого ангела. Парящего в высоте… Не знаю, то ли во сне, то ли видение какое. Вот и потерял бедняга покой. И на других девушек даже смотреть не хочет…

Сергей откровенно ухмыльнулся. Елки, как на Свата это похоже…

…Они очень долго разговаривали в этот вечер, самый первый их вечер, после такой долгой разлуки – обо всем на свете. Обо всем, куда только не падал взгляд, или набегали мимолетные воспоминания, или воздушные мечты… А потом уехал, хлопнув дверцами кареты, очень серьезный и представительный профессор Гус, и Эния вместе с дочкой повели Сергея по замку. Обязательно прихватив с собой Лару с Аникой, чтобы ему было перед кем казаться взрослым, и поэтому – не войти нечаянно в ступор.

Сергей только поджимал губы, разглядывая преобразившиеся бесчисленные этажи, залы, лестницы, мостики, коридоры, и просто комнаты. Огромная библиотека, какие-то приемные и гостевые, бильярдные и охотничьи, спальные и столовые, оружейные, официальные, торжественные и, опять-таки, – просто комнаты. Бесконечные люстры, канделябры и обычные светильники, адварские ковры и красный кедр, начищенные до блеска доспехи и оружие на стенах, потрескивающие камины, великолепные пейзажные картины и серебро. Одетых в одинаковую форму незаметных слуг, половина из которых были из ее родного дворца – воспитанные «в духе» целыми поколениями; и почтительно вытягивающихся стражников, в боевых латах и с боевым оружием в руках. Полные конюшни статных лошадей и целую псарню породистых собак. Наверное, – взвод поваров, и еще больше их подмастерьев…

Аника вовсю старался, чтобы его путали с тенью. Лару великолепием было не удивить, но и она почтительно вздыхала, ощупывая руками древние стены – в которых когда-то жил сам Командор…

«Откуда столько денег-то?» – страшно конфузясь, что выглядит полным профаном, выдавливал он. «Не мудрено, – улыбалась Эния. – Здесь полгорода простроено на твоей земле…» «Нашей…», – не выдерживал Сергей. «Нашей», – соглашалась Эния, и шла дальше – легкой грациозной походкой, еще больше улыбаясь и как будто освещая все вокруг ярче факелов и светильников… Он застывал, и Рада успокаивающе хлопала его по плечу. «Мне дай хоть миллион, – вздыхал он, вспоминая безвкусную роскошь работорговца Эго Доха. – Я все равно не смог бы сделать все так… Ты действительно принцесса, Ваше высочество. А должна бы быть королевой».

Эния с Радой только смеялись, страшно счастливые, что ему это все нравилось, и что он еще не ушел в ступор, а значит – можно успеть показать что-нибудь еще…

– А кузнец? – вдруг вспомнил он чуть ли не самое главное, когда они вернулись назад. – У нас, часом, нет кузнеца?

– Нет, – Эния оглянулась на Анику – Аника постарался слиться со стеной. – У нас нет кузнецов, дорогой наш Аника. И твоя семья – здесь будет очень кстати. С самой достойной работой, и с самой достойной оплатой. Рада завтра покажет кузницу, я думаю – здесь твоим понравится.

Довольная Рада усиленно закивала головой, такая же довольная Лара щелкнула ее по носу – они уже успели подружиться. Аника сухо сглотнул, открыл рот и сказал: «Гм, кх… не, не, не…»

– Посмотри вокруг, милый Аника. И во дворе тоже, – принцесса тепло улыбнулась и кивнула головой за окно. – Все люди в этом доме, и слуги, и служащие – наши близкие люди. Наши друзья. И мы этим очень дорожим. Мы и они, все вместе. Так что… Без возражений, хорошо? Мы отправим людей, а ты напишешь письмо. Может, хватит им платить пошлину бедности? К тому же, «рента»…

Сергей улыбался и смотрел на нее – принцесса ты моя, настоящая принцесса, от ног до волос… Как же я успел от всего этого отвыкнуть! Аника опять сглотнул, потом зачем-то покраснел и вдруг, совершенно неожиданно – грохнулся на колени. Сергей опешил, Эния терпеливо склонила голову набок. Лара вздохнула и закатила глаза, потом уперла руки в бока и некоторое время разглядывала его спину сверху. Затем нагнулась и начала поднимать: «Простите этого деревенщину, Ваше высочество, я ему еще все объясню, я его еще научу, как вести себя в приличном обществе…» Аника наконец поднялся и она по-хозяйски, как заботливая мамаша, поправила на нем одежду. Потом выпрямилась, пригладила его волосы, и закончила, поблескивая задорными и совершенно не смущаемыми глазами: – «…и падать на колени – правильно!»

Рада не выдержала и расхохоталась, Эния покачала головой. Сергей многообещающе погрозил кулаком. Лара, даже не смутившись, рукой наклонила его голову, потом поклонилась сама, и выволокла «задубевшего» парня за дверь. Хохочущая, так и не сумевшая успокоиться Рада вылетела вдогонку. Эния опять покачала головой, затем посмотрела на Сергея и тогда – они не выдержали и прыснули вместе…

Это было счастье, настоящее счастье. И казалось, что оно теперь никогда не кончится. Потому что вершину мечты – трудно поколебать каким-то проблемам и трудностям…

…Под самое утро неожиданно в ворота вломился Сват, вместе с ребятами. Они действительно прилетели сами, не тратя время на голубей, и как-то очень быстро. На взмыленных лошадях, разбудив не только всю стражу, но и почти всех слуг. И сразу забарабанили в дверь их комнаты.

– Я их сейчас отлуплю, – сказала принцесса, приподнявшись с подушки и протирая глаза. – Всех, по очереди, – она мечтательно зажмурилась. – Мочеными розгами, по одному месту…

Они практически только-только заснули. Так толком и не наговорившись, все вспоминая, все улыбаясь и вместе мечтая – чуть ли не до самого рассвета…

Сергей быстро оделся и выскочил за дверь, и крепко обнялся с друзьями – в комнате надолго зависло дружное кряхтенье, вздохи: «Наконец-то!» и похлопывание по плечам. Сват оторвался от Сергея и оглянулся назад, и почему-то сразу нахмурился:

– А где Эния? Прости, друг, очень срочно…

– Да здесь уже, – сказала принцесса, появляясь в дверях. – Вы наверное, уже весь город разбудили. Уши оборву.

– Эния… – Сват помрачнел и медленно вздохнул, в комнате сразу наступила полная тишина. Было слышно, как из-за окон доносился приглушенный гомон разбуженных слуг. Сергей поежился, в воздухе как будто ощутимо запахло чем-то очень знакомым – чем-то таким, что он почти привык всегда ощущать рядом с собой. Запахом беды. Принцесса тоже замолкла на полуслове и свесила безвольные руки вниз – изогнутые брови дрогнули, и начали медленно подниматься вверх. Глаза наемников зло сузились, лица стали напоминать камень.

– Рох двинулся с места, – сказал Сват. – Этим вечером. За Достом.

Сергею показалось, что потолок начал оседать на головы…

– Где еще? – крикнула Эния, пригибаясь к шее коня. – В каких местах?

Ветер свистел в ушах, размытые в предрассветном сумраке деревья стремительно уносились назад. Дробный стук множества копыт сливался в единый неразборчивый гул…

– В Тройте, в Эваде, на Галхиморе, – оглянулся Сват. – Гай принял голубей еще от Далича, Мариты и от Шамура!

Сергей оглянулся – Гай, вместе с остальными ребятами-наемниками не отставали, глаза блестели сосредоточенностью и злостью. Чуть дальше стучали копытами с десяток лошадей из их личной стражи. Личная стража, елки-палки, дожился…

– Но почему? – хмурилась на ходу принцесса. – Что случилось? Неужели отец?

– Не отец, – крикнул Сват, придерживая коня и ровняясь рядом. – Но, все-таки, Ассана… Шамур передал, что какой-то идиот, по имени Глуск, сумел-таки пробраться и одеть митру! И сделал-таки удар по Роху, хрен старый, кто только научил?

– Глуск? – удивленно переспросила Эния.

– Да, – кивнул наемник. – Я сам читал записку. Его бы взяли, но он, естественно, тут же и помер. Может, и не знал, что митру нельзя одевать так просто. Эх, и зря же я его отпустил, однажды…

– Глуск… – повторила принцесса. – Глуск. Вот и замкнулся круг…

На дороге начали появляться первые беженцы. Понурые лошади тянули скрипучие телеги с домашней утварью, уставшие дети наверху хлопали сонными глазками, рядом шли сгорбившиеся безучастные люди. Разные люди: молчаливые старики и старушки, горькие женщины и мрачные мужчины, и совсем молоденькие девушки, и разом повзрослевшие мальчишки…

Через час впереди поднялись столбы дыма – некоторые дома полыхали пожарами. Может, мародеры, а может – люди не хотели оставлять моргам даже голые стены…

Отряд прогрохотал копытами по улочке небольшой деревеньки и остановился у околицы – дорогу перекрывали перевернутые телеги, с разбросанными домашними вещами и мусором. Рядом хмуро сгрудилась молчаливая детвора, чуть дальше зло кричали друг на друга взрослые. Сергей спрыгнул с лошади и дальше пошел пешком, Эния и наемники следом. Стража осталась сзади – злоба сразу притупилась, люди прекратили спорить и начали поднимать телеги, изредка бросая косые взгляды на воинов в латах. Женщины всхлипнули и притянули к себе детей…

Рох темнел уже совсем недалеко, в каком-нибудь полукилометре от деревни. Белесый туман неторопливо клубился сам в себе, отдельный сгустки выползали и вливались обратно, как будто космическая гиперамеба пробовала на вкус новую землю. Деревца и кусты на поле быстро сохли и облетали, легкий ветерок вытряхивал из сухой травы шелестящие желтые листья. На голову волнами накатывалось ощущение какого-то угнетающего ужаса и холода…

– Вот же пакость, – Эния остановилась рядом и сузила глаза. – Так не хотелось в это верить. Что же теперь будет, а? Со всеми нами…

– Может, Белый орден остановит? – тихо спросил Сват. – Как было уже когда-то?

– Один Бог знает…

Остальные молчали, недобро сощурившись на белесую муть. Сергей сделал еще несколько шагов, опустился на корточки, сорвал и потер в пальцах сухую траву – длинные колючие листики сразу ломались и рассыпались в пыль.

– Что же теперь будет? – задумчиво повторил он и горько усмехнулся: – А я только начал надеяться на что-то. Совет двенадцати королей, и прочая, и прочая…

– Как раз с этим проблем нет, – мрачно сказал Сват и посмотрел на принцессу, та в ответ только вздохнула.

– Что? – обернулся Сергей.

– Совет двенадцати королей теперь соберется очень быстро, – пояснила Эния. – Наверняка, в ближайшие дни. Потому что эта катастрофа – для всего Шеола…

– Так… – он чуть подумал. – А где?

– Наверное, в Нагодаре, – принцесса пожала плечами. – Если Эгивар Трой уже начал работать над этим.

– А сколько осталось времени? – Сергей выпрямился. – У всего Шеола? Три месяца, полгода, год? Как быстро он движется? – он кивнул на туман. – Как раньше? Или быстрей?

Сват вместе с остальными обернулся назад, к жителям. Нивер Олди снял с головы шлем и сделал два шага:

– Эй! Люди! – народ прекратил грузить вещи и молча уставился на него. – Сколько эта гадость сожрала за ночь? Как быстро он ползет?

Люди продолжали молчать, женщины испугано оглянулись на детей. Нивер вздохнул и направился к телегам:

– Не бойтесь, мы не причиним вам зла, – он кивнул в сторону воинов. – Наши люди вам помогут…

– На надо! – неожиданно крикнула пожилая женщина и отпрянула назад, распустив руки над детьми. – Не надо! Мы бедные люди, у нас нечего брать…

Несколько человек отпрянуло вместе с ней, седой старик сделал шаг вперед и сжал в руках топор:

– Перелесок и поле… – он наклонил голову вперед. – Милю с каком. Нам нечего терять, кроме детей. Ты не возьмешь нас просто.

– Да что с вами? – Олди остановился. – Мы не разбойники, разве не видно? Я могу вам помочь…

Несколько мужчин тоже шагнули вперед, перехватывая в руках какие-то палки, и остановились рядом со стариком. И тоже мрачно наклонили головы…

Сват рядом безнадежно покачал головой, Сергей тоже. Все это выглядело как-то нелепо и глупо, и совсем не смешно, хотя и достаточно понятно. Люди почти тронулись от горя, теряя дома, да и саму жизнь, наверное… Вот только – зачем топоры и палки? Люди, придите в себя, оглянитесь… Здесь же почти две дюжины профессиональных воинов, да еще на лошадях, и в полном боевом снаряжении! Лучше не дотрагивайтесь вы до своих топоров…

Воины, как по команде, положили руки на мечи и одновременно тронули лошадей, охватывая сзади всех полукольцом – старик обернулся и нахмурился еще сильней. Женщины подняли визг и бросились к детям…

– Стоять! – резкий окрик остановил конников, Олди перевел дух и опять взглянул на людей: – да что с вами такое? – он поднял обе руки вверх. – Успокойтесь! Мы сейчас уедем, нам ничего от вас не надо! Говорю же, мы не разбойники…

– Нет, – сказал старик, опять наклонив голову. – Вы не разбойники. Вы – пираты. Я хорошо запомнил тебя, ублюдок, когда вы грабили Хан-Гой. И резали людей…

– Так, – сказал рядом Сват.

– Ясно, – нахмурилась принцесса.

– Поехали отсюда, – сказал Сергей и сделал несколько шагов к бывшему пирату. – Нивер…

Лучше бы он этого не делал – женщины заголосили еще громче, оставшаяся пара мужчин перескочила через телегу и встала рядом со стариком. На них смотрела дюжина пылающих глаз, руги с топорами и палками побелели от напряжения. Воины сзади дружно дернулись с места…

– Стоять!!! – резкий окрик Нивера снова заставил их замереть. Он обернулся к Сергею и виновато взглянул в глаза: – простите меня, господин. Но я должен с этим разобраться.

– Нивер, не смей! – крикнул сзади Камбит. – Не накручивай обстановку, у них башки посносило, разве не видно? Не надо трупов…

– Стоять! – еще раз повторил Олди воинам, потом откинул далеко в сторону оружие, поднял обе руки вверх и медленно двинулся вперед. – Хан-Гой? Значит, вы были в Хан-Гое… Я очень хорошо помню Хан-Гой. Потому что до сих пор не могу спать…

– Лучше не приближайся, – побагровел старик. – Потому что там погибла моя дочь.

Сбоку осторожно зашуршало оружие, Сергей обернулся – наемники придвинули к рукам мечи и арбалеты. «Немедленно прекратите, – прошипела Эния. – Неужели вы будете мстить простым людям?»

– Нивер, – опять не выдержал Камбит. – Хватит, назад, ядрена карамель! Они тебя не поймут, они же просто на взводе – ты что, не видишь?

– Я не хочу так жить, – обернулся назад Олди, и опять медленно двинулся вперед. – Я все помню, старче… Хан-Гой длился целый день. Кровь текла рекой, горели дома, и никто не убирал с улиц мертвые трупы… У тебя не будет целого дня, но тебе и не надо целый день, ведь правда? И сейчас тоже пожары, как и тогда…

– Еще два шага, – просипел сквозь зубы старый крестьянин. – Давай. И я навсегда отомщу за все это. И за дочь, и за всех… Мне плевать. Все равно идет Рох, и все равно не жить…

Крестьяне наклонились вперед, палки с топорами описывали в воздухе дрожащие замысловатые круги. «Эх, Нивер, Нивер… – вполголоса прошептала сзади Эния. – Никто никогда не просил тебя – так…» Сергей никак не мог оторвать какого-то зачарованного взгляда, как будто… Как будто что-то налило ноги свинцом и зачаровало взгляд, причем – тем, что зачаровывать никого никак не должно. Неужели предстоящая расплата за кровь?

Олди сделал эти два шага и остановился, почти спокойно выдерживая ненависть дюжины глаз. Потом сделал еще один шаг:

– Вы можете убить меня, прямо сейчас, – он оглянулся и откинул далеко в сторону шлем. – Я хочу попросить только одного, человек…

Внезапно он присел и встал на колени – подавшиеся вперед жители на мгновение замерли…

– Что бы ты меня простил, отец. А потом – убивай. Простите меня все люди… За все… – он наклонил голову, ветерок слегка шевелил его темные волосы. – За все, что я делал…

Люди продолжали стоять, с поднятыми палками и топорами, не спуская с него удивленных глаз. Сергей медленно вдохнул и выдохнул воздух…

– Я много чего делал, отец, – продолжал Олди. – И ты вправе меня прикончить за это. Давай, не тяни, никто не будет за меня мстить. Но только – прости… Вы все, – он обвел жителей взглядом. – Вы все простите меня, люди… Давай, отец.

Что-то появилось в воздухе, в этом самом месте, что-то такое – не видимое и очень тихое… Чувство. Очень странное чувство. И оно почему-то оказалось совсем не сродни ненависти. Как не может быть сродни ненависти беззащитность, ощущение глубокой вины и искренность. Неприкрытая голова, слегка шевелящиеся волосы… Это «что-то» как будто запахло в воздухе, такое непонятное, совсем невидимое для глаз и очень знакомое сердцу – быстро разрастаясь и заполняя собой все, что было вокруг… Человечность. Милосердие. Сострадание. Прощение… Старик еще некоторое время дрожал, пытаясь найти в себе злость и опустить на беззащитную голову топор, но в конце концов не выдержал и опустил руки:

– Иди ты, – в сердцах огрызнулся он и зашвырнул в сторону топор. – Чтоб тебя… – резко развернулся и пошел прочь. Остальные тоже опустили палки и топоры. – Тать твою перетать…

– Подожди, отец, – опять поднял голову Нивер – старик остановился и обернулся. – Ты так и не ответил… Поверь, мне нужна – не жизнь.

– Да ладно… – старик вздохнул. – Ведь это не ты убил мою дочь… – он как будто оправдывался перед самим собой, потом замолк и опять вздохнул. – Чего уж там…

– А вы, люди? – перевел взгляд бывший пират на крестьян. – Меня можно простить, а? Прошу вас, пожалуйста…

– Да ладно, – вразнобой пробормотал народ и начал потихоньку пятиться назад, к телегам. – Лишь бы ты больше никогда не это… А что было, то ладно…

Они были просто людьми, самыми обычными людьми. Крестьянами-трудягами… А это «что-то» все разрасталось в воздухе – больше и больше, и как-то неожиданно осозналось, что вокруг почему-то почти не ощущается гнет Роха, и душа вдруг начинает подрагивать и слегка колыхаться, от чего-то такого – совсем неясного, совсем непонятного, но как будто похожего на добрый вздох… Очень и очень добрый вздох, как ветерок прошелестевший в напряженных сердцах, мягко вытесняя страх и агрессию, и замещая спокойной сердечностью, умилением и миром… Сергей не выдержал и улыбнулся, Сват пытался еще некоторое время хмуриться, но потом тоже улыбнулся, вместе с ребятами. Эния начала улыбаться уже давно. Нивер некотое время еще стоял, на коленях, глядя на разбредающихся крестьян, затем оглянулся и неторопливо поднялся.

– Я что-то сделал не так? – он виновато развел руками. – Простите, я не мог по-другому… Только зря вы улыбаетесь.

– Прости, Нивер, – мягко сказала Эния и взяла Сергея под руку. – Это было совсем не смешно. Даже наоборот, это больше походило на… Это как облегчение.

«Точно, – подумал Сергей. – Как облегчение…»

– Старик! – крикнул Сват – пожилой крестьянин опять обернулся. – Может, все-таки помочь? Не хотелось бы так просто уезжать… – он внезапно замолк.

– Бог ты мой… – вдруг ошарашено провел рукой по бороде старик и замолчал.

Сергей с Энией перестали улыбаться, Сват нахмурился. Остальные крестьяне вместе с женщинами и детьми тоже замолчали – по толпе прокатилась волна быстро наступающей тишины. Нивер оглянулся, выставил глаза: «Ничего себе…», и задумчиво почесал висок. Сват в сердцах рубанул рукой: «Да что с вами, как вы надоели, со своими фокусами… Что у нас, рога повырастали?» и решительно шагнул вперед…

– Он уходит…

Сергей резко обернулся. Туман быстро отступал назад, прямо на глазах, освобождая скрюченные контуры высохших деревьев перелеска и желтую траву широкого поля…

Над людьми зависла изумленная пауза. Эния медленно подняла руку и провела по своим глазам. Откуда-то издалека донесся лай почти не слышимых собак, высоко в небе прокричала какая-то птица. Над полем стояла пораженная тишина.

Сгустки белесой мглы уже не выбрасывали прозрачные щупальца, хотя клубились в себе еще сильней – как будто чему-то сопротивляясь, сопротивляясь и тут же обжигаясь, от этого чего-то… Чего-то такого, которому просто невозможно сопротивляться, потому что оно, это «что-то», было в миллион крат сильнее…

Сзади всхрапнула какая-то лошадь, кто-то шумно выпустил воздух, грохнулись о землю чьи-то выпавшие из рук вещи…

– Покаяние… – очень тихо и удивленно произнес Сергей. – Надо же. Так просто… – он глубоко вздохнул, не отрывая глаз от очень непривычной картины. – Елки-палки, вот так песня… Вот чего не хватало Шеолу, вот что не мог понять Белый орден… Покаяния. И прощения друг-другу… Боже ты мой…

– Да, – так же тихо сказала рядом Эния. – Это ж надо… А ведь как оно сильно, а? Ты почувствовал, как изменился даже воздух?

Сват с остальными молчали, зачарованно уставившись в «спину» туману. Крестьяне сзади начали постепенно приходить в себя, поднимая плохопонятный гомон и гвалт…

– Я выезжаю в Нагодар, Эния, – сказал Сергей. – Срочно.

– Нет, – покачала головой принцесса. – Мы, выезжаем в Нагодар. Срочно. И прошу тебя, пойми… Хватит. Окончательно и бесповоротно. Я больше никогда и никуда не отпущу тебя одного!

Сват закрыл за собой дверь и обвел всех взглядом – спокойно, неторопливо, явно затягивая паузу…

– Ну? – не выдержала Эния. – Не тяни душу…

– Отошел до прежней границы, – наконец сказал Сват. – Пока стоит на месте. Двигаться, вроде, не собирается.

– А в остальных местах? – спросил Сергей. – Есть сообщения?

– В остальных все по-прежнему, – наемник прошел к столу и кинул на полированную столешницу стопку измятых листков. – Во многих городах начинается паника. Не пойму я чего-то, если все так просто, то почему бы не…

– Это далеко не просто, Сват, – сказал Сергей. – Очень не просто… Во-первых, надо все еще доказать Белому ордену. Чтобы они, в свою очередь, постарались донести до людей. Потом должны осознать еще сами люди. Чтобы с более правильным ощущением становиться на эти свои молитвы… А во-вторых… – он встал с кресла и подошел к окну. – А во-вторых, в Шеоле мало найдется такой искренности, как у Нивера.

– Да, – грустно вздохнула Эния. – Во всех наших бедах, мы в первую очередь оправдываем сами себя. Где уж тут взяться покаянию?

– Но мы должны это делать, – сказал Сергей. – Все люди, должны. Несмотря ни на что. Со временем все придет. И настоящее видение себя, без всяких оправданий. И ощущение своей вины. И покаяние…

– Гм, – Сват с сомнением покачал головой. – Вряд ли я когда-нибудь смогу перед кем-то встать на колени.

– Встанешь, Сват, – твердо сказал Сергей. – Встанешь – перед Богом. С чувством. Я знаю.

– Бог мой, как же там Лами, – тихо сказала, думая о своем, Эния. – И отец…

Сергей промолчал, глядя в окно. Через мощеный двор, на ходу дружески кивая почтительно кланяющейся прислуге, прошмыгнула Рада. Не прошла, а именно прошмыгнула, осторожно косясь на высокие окна главных хозяйских залов. И исчезла за углом одной из высоких вычурных пристроек…

– От Шамура пока известий нет, – ответил сзади Сват. – И у нас голубей сейчас к нему – тоже. Надо ждать.

– А к Эгивару Трою? – обернулся Сергей. – Вернее, к кому-нибудь из Нагодара?

– Нет, – процедил сквозь зубы наемник. – Насколько я знаю, и не было.

– Ясно, – вздохнул Сергей. – Я сейчас, одну минуту…

Он вышел за дверь, пересек просторный холл и задумчиво сощурил глаза, глядя вглубь длинного коридора. Потом быстро прошел в конец, пересек еще один зал и закружил по винтовой лестнице одной из башенок. Наверху, у раскрытого окна боковой галереи маячила широкая спина одного из стражников.

– Ну как? – Сергей выглянул в окно через плечо. – Уже прошмыгнула?

Плечистый парень вздрогнул и обернулся, потом смерил невзрачный сюртук Сергея и облокотился о стену:

– А тебе-то что?

– Что там, лестница? – Сергей высунул голову. – И чего это она, так осторожно… У тебя здесь пост?

Снаружи белели зубцы одной из крыш и возвышалась стена центрального донжона. Рады уже видно не было.

– Пост, – кивнул головой стражник и облокотился о подоконник рядом, его взгляд стал более дружелюбным. – А ты, видимо, недавно здесь?

– Недавно, – сказал Сергей, продолжая оглядывать зубцы и башни. – А что?

– Да ничего, – усмехнулся парень. – Это заметно. Ты не беспокойся за нее, за ней всегда присматривают. Двое наших. Только ей не проговорись, хорошо? И про все – Ее высочеству.

– Хорошо, – кивнул головой Сергей. – А куда это она?

– Да к другу этому своему, Клену, – вздохнул стражник. – Куда же еще? Она же девчонка очень дисциплинированная, без ветра.

– Какому такому Клену? – нахмурился Сергей. – Она же еще маленькая…

– Эй! – усмехнулся стражник. – Да ты, видимо, совсем-совсем недавно! Себя вспомни, в четырнадцать лет! Это внук председателя города, лорда Уолл Вара. Да ничего, нормальный парнишка, он раньше здесь часто бывал, они давно дружат… Да и ничего страшного не делают, просто чуть поболтают, чуть погуляют в парке, и по домам… Говорю же – наши наблюдают.

– А зачем же прятаться? – не понял Сергей. – Если ничего?

– Хозяин приехал, – опять вздохнул стражник. – Наш лорд. А он, говорят, мужик крутой. Ты его видел?

– Видел, – кивнул головой Сергей. – Ничего особенного.

– А я – нет, – покачал головой парень. – Ничего особенного… А ты сам особенный, что ли? Он воин. Говорят, очень сильный воин. И рохер. Даже гоблина завалил. Сам.

– Прям – сам? – не поверил Сергей. – Может, случай помог? Попал мечом в нужное место, совершенно случайно…

– Какая разница? – недовольно повел плечами стражник. – Ты гоблина хоть в глаза видел? Увидишь – сразу наложишь штаны, можешь мне поверить. Правда, я и сам не видел…

– Ничего, – успокоил его Сергей. – И ладно. Можно пережить.

– Вот теперь и боится парнишка, – усмехнулся парень. – Даже нос сюда не показывает. Да еще его, говорят, дед здорово «поджучил» – мол, подожди, хозяин Шираза приедет, и тебе враз голову отвернет. Только дотронешься до Рады… Неплохой у него дед. Да и внука воспитал неплохо – нос ни перед кем не задирает, даром что лорд.

– А Рада? – спросил Сергей, продолжая разглядывать стены. – Неужели тоже боится отца?

– Она его любит, – тепло улыбнулся стражник. – Два года каждый вечер с мамой в пабе ждала… Он, говорят, ее прямо из Роха вытащил, когда она уже ни на что не надеялась. Ну, и побаивается, естественно, – отец все-таки. Вдруг что-нибудь неправильно поймет.

– Может, и поймет, – задумчиво протянул Сергей.

– Может, – согласился парень. – Ты только не проговорись, ладно? Мы-то, и обслуга – все знаем, а Ее высочество и хозяин… Я – как и все, очень дорожу «рентой».

– Что ты, – даже замахал рукой Сергей. – Как можно? А что это за «рента» такая? Деньги?

– Сам ты «деньги», – усмехнулся стражник. – Деревня. «Рента» – это честь, один шанс из тысячи. Дорожи этим. Это служба лично королевскому дому. Докажи свою преданность, и этот почет будет длиться даже в твоих детях и внуках… – он скривился: – «деньги…» Где тебя только взяли?

– Что там такое интересное?

Это был очень спокойный и мелодичный голос, но уж очень неожиданный. Сергей вместе с парнем одновременно вздрогнули и резко повернулись – стражник побледнел, схватил от стены свое копье и вытянулся…

Принцесса подошла вплотную и заглянула мимо них в окно. Некоторое время разглядывала зубцы башен, потом отступила и сложила руки на груди, подозрительно переводя взгляд с одного на другого:

– Что там?

– Ничего! – испуганно пробормотал стражник. – Замок, Ваше высочество…

– Замок, – повторил Сергей, с невозмутимым лицом. – Ваше высочество.

– А может, – принцесса склонила голову и прищурила глаза. – Маленькая девочка, которая вздумала куда-то пропадать, на время?

– Никак нет, Ваше высочество! – парень еще больше вытянулся, и выжидательно покосился на Сергея. – Просто, замок…

– Так точно, – совершенно серьезно подтвердил Сергей. – Замок.

– Ну они – понятно, – вздохнула Эния и посмотрела на него. – Она умудрилась тут всех так расположить к себе, что они все ее покрывают. Ну а ты-то чего, а?

– Никак нет, – округлил неподкупный взгляд стражник. – Не расположи… Вернее – не покрывают! Ваше высочество!

– Так точно, – усердно кивнул Сергей и посмотрел на парня. – Не покрывают. И расположила.

– Что с тобой, Сережа? – Эния нагнулась, всматриваясь в него. – Ты не заболел, часом? То вылетаешь из комнаты, узрев что-то там за окном, то гаркаешь, как капрал… У тебя все в порядке?

– Конечно, нет, – вздохнул он, опустил руки и наконец улыбнулся. – Как у меня может быть все в порядке, когда такие жена и дочь? Кстати, ты не дала заслужить мне «ренту».

Он глянул на стражника. Парень стремительно бледнел, прямо на глазах, стараясь переспорить стену за спиной. Наконечник копья начал мелко-мелко подрагивать…

– Сговорились, – пробурчала принцесса.

– Ни в коем случае, – сказал Сергей и подмигнул стражнику. – Действительно – просто замок.

Лицо парня достигло критической белизны, затем начало покрываться бурыми пятнами. Совсем как у Аники.

Он задумчиво молчал, когда они возвращались обратно. Надо же, Рада-Радушка… Девочка ты моя маленькая. Так ведь уже и не маленькая, оказывается… Четырнадцать лет, почти девушка! А я ведь так мало тебя знаю, еще так мало. И уже волнуюсь, и уже беспокоюсь… Елки, и как долго теперь это будет? Да… Воистину – глупый вопрос. Всю жизнь дорогой. Всю жизнь… Пока живешь ты, и будут жить твои дети… Ладно, говорит же парень – за ней присматривают.

Эния искоса поглядывала на него, улыбаясь чему-то своему – как будто догадываясь. Догадываясь, что у него в голове теперь добавились другие, и абсолютно новые заботы. Самые настоящие отцовские тревоги…

Сват сидел на прежнем месте, в кресле, в десятый раз перечитывая помятые листки. Он удивленно поднял голову и поводил взглядом – с Энии на Сергея и обратно.

– Вы что, ребята, опять гоблина побили? – наконец спросил он. – У вас лица такие…

– Так, – сразу вернулся в действительность Сергей. – Эния… – он повернулся к принцессе. – Надо бы кого послать в порт. Спросить, может какой корабль отправляется в Нагодар? Заказать места.

– Я уже распорядилась, Сережа, – отчего-то смутилась принцесса. – На завтра.

– Места… – засмеялся Сват. – Когда ты повзрослеешь, старик? У тебя здесь есть свой корабль. Великолепный четырехмачтовый барк, «Лена». Просто чудо.

– Как? – опешил Сергей. – Не понял… Как он называется?

– «Лена», – удивленно протянул Сват, и пристально взглянул на принцессу. – Так. Ясно. Опять глубокий смысл, только я ничего не знаю. Вы вообще, дорогие мои, – друзья или где?

– Спасибо, – хрипло сказал Сергей, глядя ей прямо в глаза. – Спасибо, солнышко мое ясное… Спасибо за все. Спасибо, что ты такая, какая есть…

– Это не только ради тебя, Сережа, – она продолжала смущенно смотреть в сторону. – Но и ради нее. Потому что мы ощущали ее помощь, когда… Когда бывало особенно трудно. Это она помогла нам – дождаться тебя здесь…

Сергей шагнул и обнял ее, самую дорогую и близкую, самую… Которая, даже не имея понятия о какой-то там женской ревности, сближала их больше и больше. Вдвоем, вместе с Ленкой. Заставляя сердца сливаться воедино, и биться в унисон…

Сват со вздохом закинул руки за голову, откинулся на спинку и задрал глаза к потолку, терпеливо настраиваясь на долгое ожидание…

Глава 3

Мир перевернулся вверх дном. К небу поднимались столбы многочисленных пожарищ. По разбитым дорогам тянулись бесконечные обозы с раненными, осеннюю грязь мешали сапоги длинных колон измученных людей. А сзади, не оставляя даже нескольких часов для передышки, разрасталось и умножалось зло…

…Доктор оказался прав. Листок даже не представлял – насколько. Настолько, насколько всегда оказывался прав маленький доктор. Как только они выступили на Домм – поднялось все побережье. Все побережье бывшей, некогда великой Империи – оставило свои дома, расцеловало плачущих женщин, и устремилось вдаль. Вдаль, за горизонт. Туда, куда почему-то никогда не хотелось смотреть, о чем никогда не хотелось говорить, и даже думать. Никто толком не мог сказать – почему. Наверное, все-таки потому, что то, что было за горизонтом, и то, что устанавливало это «то», было все-таки противно человеческой природе. Противно – самой человеческой сущности…

Это как совесть. Никто не может сказать – что представляет собой эта совесть. Она не звучит ясным голосом в ушах, не гремит музыкой в голове, не читается четкими буквами в глазах. И только тогда, когда человек делает что-то против ее воли – отдается неясным всполохом в душе… Неясным, труднообъяснимым, но почему-то очень понятным, очень доступным – самому человеку. Как легкость и тяжесть. Тяжесть, которую трудно переносить. Потому что не знаешь, но чувствуешь – виноват. Глубоко виноват, ядрена карамель…

Мир перевернулся вверх дном. Более-менее дисциплинированные и обученные колонны повстанческой армии прекратили быть таковыми, когда прошли первые несколько городов. Потому что после первых городов их армия увеличилась вдвое. Еще чуть позже – втрое. Огромные колонны ничего не умеющих, плохо вооруженных, но злых и готовых на жертву людей – заполнили все соседние дороги. И не было никаких обычных для толпы ссор, не было неприязненных взглядов и выяснений каких-то отношений, не было споров и ругани. Не было привычных критик и «трепаний» в адрес начальства. Не было осуждений и разглагольствований насчет приказов командиров. Все хотели лишь одного – поскорее покончить с тем, что было, и заняться жизнью. Своей, настоящей жизнью, к которой и стремилась душа, к которой и влекло само природное человеческое существо. Создать свои семьи, обнять дорогих жен, зарабатывать на жизнь – нормальную жизнь, и растить детей. Самые обычные человеческие желания. Которые не могли осуществиться, пока за горизонтом темнело это «то»…

Странное это «то». Вроде бы, сильно не порабощающее, и не сажающее сразу в клетку. Вроде бы, много не запрещающее, и крепко не будоражащее народ. Тот народ, который думает, что свое «я», свое «мое», своя личная собственность – это для него главное. Так было раньше. И, как раньше считали, – зря хвалившиеся знаниями и мудростью «кроты», – через эту аксиому народу не переступить…

Мир перевернулся вверх дном. Боски и урги бежали из встречающихся городов сами. А народ, этот самый народ, выходил на улицы, молча смотрел на движущиеся колонны повстанцев, молчанадевал шапки и присоединялся. Это было какое-то странное восстание. Никто не хотел громить какие-то тюрьмы или здания Управ, никто не хотел жечь дома и пускать по улицам ярость. Никто не хотел мести и крови. Люди просто хотели свое. Не эгоистичное «свое» – личное, а «свое» – человеческое. «Свое» – где душа и сердце. Где надежда, вера и любовь…

Командиры угрюмо оглядывались назад, на свои отряды, которые были уже не отрядами. На свои подразделения, которые переставали быть подразделениями. После каждого нового городка, или простого населенного пункта. На остановках пытались пересчитать прибывающих, и объяснить хоть какие-нибудь азы военной науки и дисциплины. А ночь превращалась в день. Потому что костры лагерей убегали вдаль, за горизонт…

Листок кипел от все прибывающих и прибывающих новых проблем. Как накормить, как объяснить, как обучить… Но половина проблем решались сами собой. С грехом пополам – обучали командиры. Объясняли – товарищи. Кормили – люди. Особенно в более крупных городах, где существовали спецсклады с сухими запасами, оставшиеся после бежавших босков.

К Домму подходила уже волна. Огромная волна людских голов, заполнившая не только дороги, но и перелески и поля. За день до окончания пути Листок умудрился все-таки кое-как остановить эту волну, и собрать к себе командиров. Командиры, собравшиеся на небольшой площади пристоличного городка, сами собой образовывали волну…

Листок смотрел на них и объяснял. Разъяснял, показывал на огромной схеме, и опять объяснял. Разжевывал и клал в рот. Не надеясь на ум и сообразительность, на логику и командирскую «косточку». Говорил, объявлял и приказывал. Пугал, призывал к точности, дисциплине и порядку…

И, на какой-то свой ужас, наперекор врожденному скептицизму, с удивлением видел – это все действует… Действует, холера их всех раздери! Еще, оказывается, существует единый штаб, единое командование. Его внимательно и сосредоточенно слушают, и ему внимают. Вокруг одни серьезные глаза, большинство торопливо записывают – не на кого даже гаркнуть в сердцах, – просто так, чтобы скинуть скопившееся напряжение. Или, по малодушию, обидеться и сложить с себя полномочия – мол, не хотите слушаться, так сами и командуйте…

Не выйдет. Не получится так легко отделаться, не получится пустить вздох малодушия внутрь. Потому что – все это, все это море людей, целый океан людских судеб – пока еще подчинялся только ему. Его штабу. Его родным помощникам и заместителям…

Он тогда вздохнул. И потихоньку показал кулак улыбающемуся доктору. Может, что-то и выйдет. Может, что-то и получится – завтра. Если все это действительно так, как кажется…

А «завтра» началось с победы. Даже с двух, и даже с трех побед. Домм окружали три концентрические линии обороны. Достаточно продуманные еще сотни лет назад. С автоматическими пулеметными турелями, с запасными рубежами, с проработанными путями отхода и маневрирования. Но абсолютно не рассчитанные на волну…

Две линии они взяли сходу, просто захлестнув необозримым морем людей, у которых при виде крови и смерти товарищей начала просыпаться ярость…

У третей, самой укрепленной линии, Листок остановил людей. Не оттого, что могли бы не взять этот рубеж, а потому что ему стали комом в горле глупые и бесполезные смерти. По совету доктора приказал немного «повыть» – небо, казалось, сотряслось и наполнилось громом, когда вся эта необозримая масса народа задрала головы и начала выполнять приказ. Некоторое время методично выматывал начавших психовать родеров, отдельными и точными ударами – пока не довел их до точки кипения, и пока они сами не принялись «шалить»: одни – чуть ли не бросаться в атаку, другие в бегство. Потом единым «ахом» быстро взял этот рубеж. Почти без смертей и крови. Прошел город и вплотную подступил к высоким стенам Императорской Академии…

И сразу остановил людей. Потому что здесь должно было начаться главное. Здесь был Центр. Центр власти и силы. Здесь совсем недавно полегло много друзей. Хороших друзей…

Он, естественно, был прав. Крупнокалиберные пулеметные турели перекрывали и страховали все сектора. Специальная система контролировала и дублировала любое направление. Продуманные консоли безопасности могли поднять в воздух любой прилегающий район. Но дело было не в этом… Он сам не знал в чем. Но делал свою работу, потому что иначе нельзя, потому что просто должен был сделать.

И сделал. Сделал все правильно – насколько было возможно. Собрал инженеров и техников, некоторых пленных родеров, разложил карту и подумал. Обезопасил направление, более-менее очистил один из путей, четко вычисленными и направленными ударами вывел из строя некоторые огневые точки. Не давая времени опомниться и восстановиться, и теряя под огнем людей, – заложил взрывчатку и поднял в воздух одну из высоких стен. И, так же не оставляя времени опомниться, бросил в атаку людскую волну…

Мир перевернулся вверх дном. Кровь смешалась с землей, небо заволокло тяжелыми клубами дыма. Оставшиеся скрытые орудия косили народ, как сухую траву, – но ярость, перемешанная с хрипом и раненным стоном, – заглушала даже треск пулеметов и разрывы гранат. Невозможно остановить тех, кто останавливаться не хотел. И видел уже жизнь – другой. Если только не найти ключ к его страху…

Бой продолжался целый день. Дым, огонь и смерть, вместе с тяжелым запахом пороха и чадящих трупов – мотались по воздуху, как смрадный бич какого-то безумия. Люди падали, но снова поднимались, снова и снова, и бросались вперед. И вгрызались в землю, отстаивая каждый шаг. Земля превратилась в скользкое месиво, вспаханное воронками, железом, плотью и кровью. Тысячи людей, тысячи безымянных героев остались лежать там, среди дыма, разрывов и надсадного воя пуль – уже навсегда потерявших надежду увидеть то, к чему стремились. О чем мечтали. Обычную, воспетую тысячелетиями, человеческую жизнь…

И они прорвались. Уставшие, с безумными глазами, – ворвались внутрь и вдрызг поразбивали пулеметные турели, вместе с генераторами охраны, – Листок не успел даже сказать «Ой». Потом рванули дальше, к внутреннему периметру, сквозь дым и искры пожара. И вдруг остановились… Они бы остановились и стояли, так и не сделав шаг вперед, но сзади напирали все новые и новые люди, вливающиеся через разбитые стены, и им пришлось невольно продвинуться на несколько шагов. Прямо к молчаливым неподвижным цепям ургов…

Плотные черные шеренги страшных людей стояли и ждали. Спокойно, не выказывая даже малейшего признака волнения или беспокойства. Стояли и смотрели. И в пустых черных глазах не отражалось ничего. Совсем ничего…

В воздухе быстро наступала тишина. Больше не захлебывались воем пулеметы, не гремели разрывы, ни заходились в ярости атакующие. Только потрескивание пылающих стен, да стоны раненных – фоном доносившиеся с поля боя, немного нарушали быстро опускающуюся почти мертвую тишину. Никто и никогда еще не сталкивался так вплотную с нежитью. И с таким количеством – нежити…

Никто не знает, чем бы это могло закончиться. Смог бы пересилить себя люди, или нет. Скорее всего – смогли бы. Трудно так просто потушить сердца, где ярость и смерть товарищей. Но все случилось совсем по-другому. Все случилось так, как никто и никогда, – не смог бы даже предположить. Гораздо страшней. Гораздо мистичней. И поэтому – безнадежней…

Внезапно по земле поползли длинные тонкие нити тумана. Поползли и заклубились, разрастаясь по сторонам и поднимаясь все выше и выше, и покрывая горящие развалины размытой нереальностью. В глубине, среди народа, начал подниматься глухой ропот, люди начали выходить из оцепенения, задние – давить на передних, и передние даже сделали шаг…

И тогда сорвалось и закрутилось в кошмарной карусели – само время. С грохотом разлетелись створки ворот внутреннего периметра, раздвинулись по сторонам урги, и на пространство перед обезумевшей волной ступил великан. Не просто великан, а сгусток, огромное порождение и концентрация черного страха и ненависти людей. Ненависти их всех, обычных: живущих, мечтающих, любящих, часто спорящих и ссорящихся, и так же часто – прощающих…

Следом еще один. Через другие ворота – еще и еще. Над стенами поднялись и на мгновение замерли, на длинных растопыренных дрожащих ногах – немыслимые нормальным умом, членистые твари. И ударил резкой волной по сознанию, сразу сжав зашедшееся от ужаса сердце в кулак, – дикий панический страх…

Это была бойня. Перемешанная с безумной паникой – в которой свои давили своих. Они были просто людьми, самыми обычными людьми, и только на день стали воинами…

Мир перевернулся вверх дном. А «это» гнало и гнало людей, оставляя на залитых кровью улицах истерзанные трупы. И казалось, совсем не хотело давать передышки…

Далеко за Доммом Листок сумел-таки кое-как организовать народ. Перепуганный, истерзанный, окровавленный, с безумными глазами и дрожащими губами, – но все равно свой, человечий народ. В котором еще нашлось местечко капельки милости и сострадания. И тогда повозки и телеги переполнились раненными. И к побережью потянулись длинные обозы, сопровождаемые колоннами уставших беженцев. Они тянулись отовсюду, включая и тех, которые не ходили на Домм. Тянулись и тянулись, через столбы дымов пожарищ, через разрушенные города и селения. Потому что сзади наступало это «то». И Листок оставался единственным, к кому еще оставалось возможным обратить свой взор, и истерзанную надежду…

А Листок сжимал голову рукам и закрывал глаза. Потом в сотый раз оборачивался и смотрел назад – темными потухшими глазами. Он уже не хотел ничего, совсем ничего. Только передышки, маленькой передышки – естественно, не для себя. Для всех этих людей, которые смотрели на него и еще немножечко верили… Чтобы хоть как-то перевести дух, осмотреть и перевязать раненных, найти еду и хоть немного накормить людей. И хоть как-то поддержать беспомощных…

Но это «то» не знало, что такое состраданье. Хотя и понимало, что люди уже не представляют угрозы. Но это «то» не умело прощать. И останавливать гонку…

Все возвращалось назад. Туда, откуда и началось. Вот только – когда? Тогда, когда они взяли город? Или разбили родеров и выступили на Домм? Или, может, еще раньше – в тот вечер, когда среди «кротов» появился этот странный парень, из Шеола? И рассказал о том, что они воочию увидели только сегодня…

Мир перевернулся вверх дном…

* * * * * *

Нагодар бурлил. В город прибывало и прибывало дворянство, вместе с простыми людьми, из самых различных мест – все гостиницы и «приемные дома» были давно переполнены. Самый высший орган Шеола, Совет двенадцати королей – знаменательный миг истории, не каждый год такое можно увидеть…

Народ уже знал – в некоторых местах Подгорья двинулся Рох. Поэтому и собрался Совет. Но люди еще не верили, что это начало конца, – белые плащи монахов Белого ордена провожали взгляды с откровенной надеждой. Ведь остановили же они однажды, ядреные палки! Так пускай бы остановили еще…

Сметливый торговый люд мигом заполнил улицы палатками и лотками, самые неходовые вещи в обычные времена теперь расходились на «ура». Над домами постоянно курились дымки великого множества печей, мангалов и коптилен, в воздухе смешивались ароматы и самых изысканных, и самых простых блюд. Нежный осетр и лоснящаяся от масла семга, рассыпающаяся в руках форель и переливающийся благородный лосось, поджаристые корочки горной индейки и тонкие ломти копченого кабана… В тавернах и пабах цены подскочили до немыслимых высот, гастрономические творения рекламировали мастерство авторов на весь Шеол. Народ Подгорья разбирался в еде. Как и во многих других удовольствиях, в многообразии предоставляемых – если и не в повседневной жизни, то хотя бы во времена праздников…

«Менальен, – призывно улыбался толстый жизнерадостный старик с одним глазом, в просторном балахоне жреца-язычника. – Не пропустите! Предсказание горских оракулов – всего один раз! Один раз, и не только для детей…» Люди осторожно оглядываются на высокую цветастую палатку, некоторые испуганно закрывают глаза и возносят очи к небу, но многие заходят. Совсем рядом гремит музыка, и под стук тамтамов грациозные воздушные фурии выделывают бедрами умопомрачительные па. Еще дальше – бои свободных благородных воинов в доспехах, еще чуть дальше – более простых и без доспехов. Здесь же любой желающий может померяться мастерством с «орангутангом-заводилой»… Разношерстная бурлящая толпа на улицах создавала иллюзию карнавала – многочисленные ярмарки и аттракционы не могли вместить в себя всех желающих. Стрельбы из луков и арбалетов, состязания, игры, и деловые встречи. А в двух сотнях миль потихоньку наступал туман….

…В одном из залов королевского дворца проходила встреча. Встреча, или заседание, или совещание – кому как угодно. В одном из просторных залов, вокруг огромного круглого стола – собрались все короли и правители Шеола. Вместе с целой кучей помощников – вице-канцлеров, секретарей, советников, и даже адъютантов… Зал с трудом вмещал кучу самого разного народа. Вместе с настоящей армией кулинаров, и разносчиков закусок и напитков…

– …Как ты? – Энивар Трой успокаивающе похлопал Сергея по плечу. – Готов?

Сергей сухо сглотнул и затравленно оглянулся – они пока еще находились в соседней приемной, пока еще перед высокими двустворчатыми дверями… Эния ободряюще улыбнулась сзади.

– Ваше величество, – взмолился он. – Пожалуйста, лучше вы… Вы здесь уже так давно, все-все знаете, вам это привычно… Я в жизни не выступал сразу перед столькими правителями!

– Давай-давай, – король Нагорта усмехнулся и мягко подтолкнул его к дверям. – Это не так страшно, как кажется. Соберись с духом, возьми себя в руки.

Очень тихо, но все равно противно, скрипнула огромная дверь, и Сергей шагнул внутрь просторного зала. Внутрь целого моря какого-то галдящего гомона, тихих восклицаний, смешков, резких и приглушенных разговоров…

– Внимание, – Энивар Трой подошел к столу и постучал по хрустальному бокалу – в зале начали стихать разговоры. – Внимание, господа правители Шеола, – он сделал короткую паузу, на него устремилось множество взглядов. – Сейчас мы перейдем к главному. Как я считаю – именно из-за чего здесь и собрались. Хочу представить вам своего друга, – он обернулся назад к дверям, множество взглядов скосились в ту сторону, Сергей слегка побледнел. – Лорд Серый Ант, из Нипорога. Прошу заметить, особенно всеми очень уважаемого короля Ангурда, – он оглянулся на короля Ассаны, Ангорский правитель нахмурился. – Слово «друг» означает именно «друг», а не «союзник». И ничего более. Прошу вас, господин лорд.

Сергей шагнул к столу, на каких-то ватных ногах, и попытался прямо взглянуть на людей. Но взгляд почему-то замечал только нахмуренные глаза отца Энии. Елки, чего он такой мрачный? Или, может, не мрачный совсем, может, мне все просто кажется? Просторную комнату просто раздувало от власти, от власти всех присутствующих. Он опять сухо сглотнул и слегка прокашлялся…

– Прошу простить меня, – голос был непослушный и хриплый. – Господа правители Шеола… Прошу простить, – он опять прокашлялся. – Но… – он оставил попытки сделать глаза твердыми и уставился в середину стола. Спокойствия не добавляло и сознание того, что здесь вряд ли понравится то, что он скажет. – Но… Я очень прошу – остаться здесь только правителям Шеола. Только.

В зале наступила мертвая тишина. «Да эта наглость какая-то, – наконец прошипел кто-то из сидящих. – Здесь уже начинают командовать?» Эгивар Трой нахмурился, обернулся назад и кивнул своим – свита короля Нагорта начала первой покидать зал.

– Еще раз прошу меня простить, – хрипло добавил Сергей. – Но вы все поймете через минуту. Эта информация – не для всех.

В воздухе поднялось движение, многочисленные советники королей, оглядываясь на своих правителей, тоже принялись неторопливо покидать зал. Взгляды монархов потяжелели, Сергей просто почувствовал множество хмуро-изучающих уколов. «Надеюсь, то что он скажет, – опять донесся чей-то недовольный говор. – Будет стоить того…» «Помните, как в Алькабассе? – вполголоса пробурчал кто-то в ответ. – Тогда тоже попросили сначала уйти слуг…» Через минуту здесь остались только люди, сидящие за круглым столом. Конечно, слово «двенадцать» было просто традиционным, хотя королевств в Шеоле было действительно двенадцать. Только существовали еще и некоторые отдельные графства, и княжества, как у Далича, – как и свободный город Нипорог. За столом сидели все правители – всех земель Подгорья. И магистрат Белого ордена.

– Для того, чтобы хоть что-то получилось, – собрался с духом и начал Сергей, посмотрев на закрывшуюся дверь. – Для того, чтобы остановить Рох… Надо, в первую очередь, избавить Шеол от Союза меченосцев. Простите, господа правители, но если есть уверенность в вас, то такого же не скажешь о ваших свитах.

По залу пробежался откровенный смешок: – «…и ты, конечно, принес нам новости, господин… лорд, кажется?»

– Конечно, – кивнул головой Сергей. – В этом дворце сейчас находится дочь верховного магистра Союза меченосцев Роха. Родная дочь.

В комнате опять повисла тишина, на этот раз – недоверчивая тишина.

– Я только прошу от вас одного, уважаемые правители славного Шеола, – вставил с места Эгивар Трой. – Не давить на нее. Она расскажет нам все. Но постарайтесь понять – это все-таки ее родители… – он встал и ободряюще улыбнулся Сергею. – Чуть позже, если вы не против, мы обсудим подробный план. Мы кое-что набросали тут, вместе с моим другом, – он похлопал рукой по стопке листков. – Но… Ничто не должно выйти за стены этого зала. Злополучный Союз может прекратить свое существование в течении одной ночи. Мы сможем сразу взять всех. Всех главных. Во всех королевствах. Одновременно.

– Отлично! – хлопнул рукой по столу один из сидящих, плотный бородач. – Если все так, так какого борова мы не…

– Одну минуту, Ваше величество, – успокоил бородача король Нагорта. – Одну минуту, – он опять обернулся к Сергею. – Продолжайте, господин лорд.

– Это не тот самый человек, который летал на сказочной птице? – снова не дал открыть рот один из сидящих, высокий статный старик, с настораживающе благожелательными глазами. – И который прибыл к нам из чужого, сказочного мира? Чтобы сразу взять, и покончить со всеми нашими проблемами? – он откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и обескураживающе улыбнулся правителю Нагодара: – простите, милый Эгивар. Но в вашем дворце чего только не услышишь…

Многие из присутствующих начали улыбаться. Эгивар Трой нахмурился и поднялся с кресла, Сергей вздохнул – все начиналось совсем не так, как планировали, совсем не так, как хотелось. Совсем не с той степенью серьезности, – слишком много сарказма и иронии…

– Я сейчас не хочу говорить об этом, – сказал король Нагорта. – Существуют более насущные задачи. Может, лучше выслушаем моего гостя? И оставим все суждения на потом?

– Простите, Ваше величество, – неожиданно с места поднялся Илл Гушар, оглянулся на своего магистра, получил одобрительный кивок и снова повернулся к залу. – Прошу простить меня всех присутствующих…

Правители удивленно обернулись – авторитет престарелого эдитора Белого ордена был хорошо известен в Шеоле. Седой священник вышел из-за стола и неторопливо обвел всех добрыми проницательными глазами.

– Все привыкли доверять разуму, фактам и силе, – он задумчиво двинулся по залу, за спинками кресел. – Зрению, то есть тому – что можно увидеть и пощупать, и логичным доказательствам… Возможно, это и правильно. Я даже согласен с этим. Но скажите, Ваше величество, всеми уважаемый король Эвады, – он повернулся к благожелательному старику – старик в ответ настораживающе улыбнулся. – Как с логикой совместить веру? Как с логикой совместить молитву? Разве не от этого однажды смогла забеременеть, и подарить вам прекрасного внука, ваша дочь? – король Эвады нахмурился. – Как с логикой совместить то, что однажды был остановлен, а теперь опять наступает Рох? – от упоминания о Рохе все зашевелились, разом вспомнив про действительность, престарелый эдитор опять двинулся вокруг стола. – Как совместить с логикой то, что сбываются предсказания Дух Табы?

Сергей постарался немного перевести дух, и успокоиться – он почему-то доверял Иллу Гушару. Сам не знал почему. В отличие от привыкшего ко всяким неприятным неожиданностям Эгивара Троя…

– Почему люди, любящие доверять только разуму и фактам, – продолжал седой священник. – Верят Дух Табе? Наверное, потому – что это оказывается верным, разве не так? Несмотря на иносказания и аллегорию… Вы знаете, Ваше величество, – он опять повернулся к королю Эвады. – Спасение принцессы Илламии белой птицей видело около двадцати тысяч человек. Включая и двух королей. Я бы не рискнул ставить под сомнение свидетельства стольких людей.

– Пускай так, – махнул рукой в ответ высокий старик, и опять откинулся на спинку кресла. – Хорошо. Некоторые смогли объездить бизонов, так почему бы не приступить и к птицам…

– Конечно, – кивнул головой эдитор. – Почему бы и нет? Если не принимать во внимание, что до недавних пор – вообще не верили в существование белой птицы Рух. Но я не об этом. Я все о том же Дух Табе. И аллегории… – он немного помолчал, все сидящие не перебивали. – Многие трактовали это по-разному. Я имею в виду пророчество. Кто-то считал, что это означает какую-то удачливость в делах, или в жизни… А может, это вообще не надо никак трактовать? Может, это надо принимать как есть, и все?

– Пророчество? – не понял кто-то, довольно громко, кажется – князь Далич.

– «…А крылья удачи – тяжелой порой… Укажут – кто, рожденный Землей, и бедою людской, и жены слезой… Поведет на бой», – удивленно проговорил кто-то. – А ведь действительно – крылья удачи! Настоящие крылья настоящей птицы удачи! Как указали. Гм… Получается, будет бой?

– «С тьмой и мглой, порой и лихвой. И с самим собой», – усмехнулся ему правитель Эвады. – Ладно, дорогой эдитор, убедили. И что сие означает? Бой? Тоже без аллегории?

– Я также слышал, молодой человек, – Илл Гушар вдруг повернулся к Сергею, Сергей напрягся. – Что вы из чужого мира? Такие слухи однажды ходили и о короле Нагорта…

– Ходили, – спокойно кивнул головой Эгивар Трой. Он был явно озадачен, что обстановка совсем вышла из-под контроля, но старался не показывать вида. – Но не обо мне писал Дух Таба, можете мне поверить. Я понятия не имею – как победить Рох.

– А он – имеет? – престарелый эдитор опять взглянул на Сергея. – Господин лорд?

Сергей вздохнул, и открыл было рот, чтобы объяснить – что, естественно, – нет. Что все очень сложно, и что он здесь для того, чтобы выработать какое-то решение – совместно, общими усилиями. Что право решать, само собой разумеется, – за правителями, и решающие мысли – тоже. А он только хочет рассказать о том, о чем многие просто не знают, и даже не догадываются…

– А как он называется, ваш мир? – Илл Гушар задумчиво сощурил глаза, так и не дав возможности высказаться.

– Да не знаю… – немного растерялся Сергей. – Там, где я конкретно жил?

– Нет, не конкретно, – седой священник продолжал задумчиво ощупывать его лицо. – Просто, весь ваш мир?

– Да никак не называется, – Сергей пожал плечами и посмотрел на Эгивара Троя – тот успокаивающе моргнул в ответ. – Не знаю. Планета Земля, наверное…

– Земля? – удивленно присвистнул кто-то.

– «Рожденный Землей…» – как бы про себя повторил еще один. – Опять конкретно.

– Я думаю, этого всем присутствующим достаточно? – повернулся ко всем престарелый эдитор. – Чтобы отбросить в сторону ненужный сарказм и иронию, и более серьезно подойти к Совету? – он также неторопливо направился к своему креслу, бросив на ходу Сергею: – продолжайте, прошу вас. Простите, что перебил.

Сергей благодарно посмотрел ему вслед. Спасибо, добрый человек, спасибо… Спасибо, что знаешь всю эту обстановку в миллион раз лучше меня. Знаешь все их сильные и слабые места, опасения и надежды. Спасибо, что веришь в меня, и приходишь на помощь. Спасибо, потому что я говорю правду…

Обстановка за столом видимо изменилась – всё как-то подобралось и сосредоточилось. Отбросило в сторону шутливость и юмор, и настроилось на серьезный разговор. Даже очень серьезный, судя по враз задумавшимся глазам… Сергей вдруг почувствовал, что ему стало легче. Даже гораздо легче. Уверенный тон Илла Гушара как-то снял ненужное напряжение и страх, и вселил уверенность. И даже теперь, когда всё успокоилось и выжидательно замолчало – спокойный взгляд добрых проницательных глаз, из-под белых бровей, – придавал силы…

Он поднял голову и шагнул вперед:

– Я был в Империи. И видел, где находится корень зла…

И он начал рассказывать – наверное, в сотый раз. Спокойно, обстоятельно, взвешенно и уверенно. Останавливаясь на мелочах, которые заслуживали внимания. И пропуская те, которые внимания не заслуживали…

Про некогда огромную, а теперь – разгромленную страну. Про замкнутых безразличных людей. Про опустевшие города. Про подполье и «кротов». Про Императорскую академию Домма. Про властителей и ургов. Про историю и Морга Роне. Про медицину и генетику. Про опыты и клонирование животных. Про то, что все эти животные, и морги – из умерших клеток…

Он не знал – понимали ли они все, что он говорил. Наверное, понимали, если не перебивали. Да и не могло, в общем-то, быть иначе – здесь не было глупых. Это не кино, в большой политике выживал лишь развитый ум.

Как-то удивительно быстро закончил и замолчал, ожидая вопросов. Но над столом на довольно долгое время зависла пауза. Властителям Шеола еще надо было переварить услышанное.

– Хорошо, – наконец сказал тот самый коренастый бородач. – Допустим, я поверил. Тогда получается, что вся эта пакость на нашей земле приходит из одного-единственного места, так?

– Если упрощенно, – согласился Сергей.

– И это место сейчас здорово ослаблено, так?

– Я бы не сказал, – задумался Сергей. – Ослаблена и разгромлена страна…

– И, как следствие, – продолжил, снова вмешиваясь, высокий старик, король Эвады. – Ослаблен ее потенциал. И, естественно, возможность воевать и сопротивляться. Мне кажется, именно это имел ввиду уважаемый Гомен Дор, – он обернулся к бородачу, бородач хмуро кивнул в ответ. – Интересный взгляд, – он опять повернулся к Сергею. – Только вот путь перекрыт, даже если его принять всерьез. Нагорная гряда во власти Роха, так?

– Так, – опять согласился Сергей. – Но есть одно «но». Которое мне хотелось бы позже обсудить с эдитором Иллом Гушаром, – Сергей взглянул на седого священника, тот утвердительно наклонил голову. – Я думаю, мы смогли бы пройти туман. В некоторых местах, где не кишат твари…

– Одни момент! – не выдержал кто-то с другой стороны стола. – Это что мы тут уже обсуждаем? Войну против Империи? Вы это серьезно? Именно в тот момент, когда на нас самих навалилась катастрофа?

– Именно поэтому! – сказал со своего места Эгивар Трой. – Именно. Потому что у нас нет другого выхода. Рох не оставляет шансов. Даже Белому ордену. Мне кажется, это все уже поняли.

– Вы это всё серьезно?

– А ты можешь не переживать! – огрызнулся назад бородач. – Вряд ли кто всерьез на тебя надеется, Клуш…

За столом сходу поднялся глухой ропот и спор, Сергей растеряно переводил глаза с одного лица на другое. Вот это да! Вот так пошел разговор, он даже и не ожидал такого! Такой конкретности…

– Внимание, господа правители, славного Шеола! – Эгивар Трой постучал по бокалу, ропот начал утихать. – Оставим наши споры на потом, хорошо? Сейчас не время.

– Ладно, – неожиданно донесся очень знакомый сиплый голос, председатель Нипорога Уолл Вар наклонился вперед и сцепил на столе свои огромные руки. – Хорошо. Допустим даже, что мы коим образом прошли Нагорье, и оказались в Империи. Вы рассказывали, что Академия Домма – практически неприступная крепость. И, что больше всего меня беспокоит, – он нахмурился и взглянул на Сергея. – Имеет выходы. Куда-то, к каким-то мистичным далям.

– Да, – опять согласился Сергей. – Любому понятно, что это один из самых важных моментов, во всей этой теории. Мы тут подумали кое о чем… – он поднял голову. – Среди нас есть еще один человек, который тоже из моего мира. И который тоже способен ходить через Рох, и через мрак-шахты, – он оглянулся на короля Нагорта, Эгивар Трой опять ободряюще улыбнулся в ответ. – И провести с собой отряд. И есть девушка, которая знает все ходы и выходы, в этой Императорской Академии…

– Ух ты, – удивился высокий старик. – А ты в это время проводишь основные силы через туман, так? Вы знаете на что это все похоже?

За столом на секунде зависла пауза, правители Подгорья задумались, каждый по своему обдумывая услышанное.

– Знаете? – продолжил старик и откинулся на спинку кресла. – На неплохо продуманный план! И совсем, кажется, неплохой план…

Над столом продолжала висеть пауза. Правители молчали, продолжая сосредоточенно размышлять и анализировать…

– К шутам! – в сердцах сказал кто-то, опять с другой стороны стола. – Здесь слишком много неясных деталей! Все это только общие слова, нужна более ясная конкретность. Что сейчас думать…

– Мне кажется, ясность и конкретность, так же как и детальность – появятся, когда приступят к подробному выполнению плана, – опять донесся задумчиво-сиплый голос председателя Нипорога. – Я так понимаю, Ваше величество, – он взглянул на короля Нагорта. – Сейчас бы вы хотели услышать принципиальное решение Совета?

– Если честно, то я сейчас и не рассчитывал на него, – ответил Эгивар Трой. – Но что-то мне подсказывает, что этот Совет совсем не похож на остальные Советы. Я УЖЕ поражен необычайной плодотворностью. И если мы добавим сюда решительность и отсутствие волокиты…

– Тогда может, попробуем проголосовать? – спросил, оббежав всех взглядом по очереди, лорд-капитан свободного города. – Заодно каждый выскажет свое мнение. И позицию.

– Я не против, – удовлетворенно кивнул правитель Нагодара. – Хорошо, – он наклонился вперед и тоже сцепил руки на столе. – Господа. Господа правители славного Шеола, – людей за столом снова оббежал взгляд. – Сегодня мы услышали много очень неожиданного. Много необычного. Много непривычного, – его глаза на секунду замутились, но тут же снова обрели ясность. – И очень и очень много – важного… Важного потому, что это – правда. Правда, как бы она нам не была неприятна…

– Для кого как, дорогой Эгивар, – вдруг снова вмешался высокий старик. – Для кого как… Я бы не сказал, что очень опечален. Даже наоборот – мы наконец-то узнали, где находится корень всех зол. И, заодно, что от него даже есть возможность избавиться. Впереди замаячила надежда. Так что, совсем уж и не неприятна.

– Хорошо, уважаемый Луог Эвада, – улыбнулся Эгивар Трой, кажется совсем не обидевшись на такое вмешательство. – Хорошо. Пускай так. Истина в одном – мы теперь знаем правду. Правду о том, откуда берется Рох. И на нашей земле, и на всех прочих землях… И должны дать четкий и конкретный ответ – мы будем бороться с этим, или нет? Мы будем сопротивляться злу, или нет? Потому что времени у нас – тоже нет. На размышления и взвешивания. Рох движется…

– Ясно, – кивнул за столом Уолл Вар, его поддержали еще пару человек. – Всем ясно. Начинайте.

– Кто за то, – король Нагорта поднялся с места. – Чтобы объединить наши усилия, и единым фронтом выступить и покончить со Злом?

– Прошу прощения, – лорд-капитан Нипорога тоже поднялся с места. – Я попробую немного конкретизировать предложение, – некоторые за столом одобрительно кивнули. – Чтобы избежать недоразумений, и все было предельно ясно, – он оперся руками о стол и извинительно кивнул Эгивару Трою. – Кто за то, чтобы объединить свои армии, войсковые соединения, под начало лорда Серого Анта, для объединенного военного похода на Императорский Домм?

Сергей резко вздрогнул и побледнел. Потом удивленно оглянулся вокруг. Они что, серьезно? Это не шутка? В зале повисло молчание – правителям нужно было принять взвешенное решение. Он осторожно тронул руку короля Нагорта:

– Простите, Ваше величество, я на минутку…

И быстро вышел за дверь. С другой стороны остановился и замер, обессилено облокотившись о резное дерево… С ближайшего дивана подскочила перепуганная Эния:

– Что? Что такое?

– А где все? – Сергей поводил головой по сторонам. – Все эти помощники, канцлеры…

– Их увели в другой зал, – Эния тревожно всматривалась ему в глаза. – Что, Сережа? Не прошло? Они отказались?

– Не то… – он осторожно выпустил воздух. – Но если пройдет… То меня, кажется, собираются сделать главкомом…

– Кем? – не поняла принцесса.

– Главнокомандующим…

– Естественно, – вздохнула она. – Так и должно, это понятно.

Дверь ударилась в спину, Сергей отскочил в сторону – в комнату следом влетел Эгивар Трой:

– Сергей? Что с тобой, ты куда?

– Ваше величество! – взмолился Сергей. – Они что, меня собираются сделать главным?

– А кого? – удивился король Нагорта.

– Причем здесь я? – умоляюще сложил руки Сергей. – Ваше величество! Я же не генерал! Я и не думал, – здесь же есть свои генералы, маршалы, может быть… Должны быть штабы там, ставки какие-нибудь… Я же не полководец!

– Так, Сергей, – Эгивар Трой нахмурился и взял его за плечо. – Успокойся! Что еще за нюни? Ты что, ребенок маленький? Не понимал?

– Я и не думал о себе! – почти взвыл Сергей. – Только помочь пройти туман, помочь провести людей… А там – меч в руки и в строй! Здесь что, разве нет генералов?

– Сережа… – начала Эния. – Так не бывает…

– Вот именно, – кивнул правитель Нагодара. – Так не бывает! Кто заворачивает все, тот и отвечает! Так было всегда и во все времена, Сергей.

– Да я не об ответственности, Ваше величество! – вздохнул Сергей. – Я о главенстве… Какой из меня глава?

– Еще ничего не решено! – помрачнел Эгивар Трой. – А ты уже боишься. Успокойся. Но если вдруг повезет… То – Совет двенадцати королей доверит тебе. Только тебе. Понятно? Это ты их убедил. И своих людей – они доверят тоже только тебе. Это тоже понятно? Что я тебе все, как маленькому… Так, – он обернулся к двери. – Давай-ка назад, в зал! И побыстрее, – он слегка подтолкнул Сергея. – Нельзя заставлять стольких королей ждать…

В зале ничего на изменилось. Присутствующие размышляли, в воздухе висело напряжение. Некоторые вполголоса перешептывались…

– Достаточно? – король Нагорта снова прошел к столу и постучал по бокалу. – Кто-нибудь готов высказаться?

– Выскажутся в процессе, – усмехнулся выскокий старик. – Давайте заканчивать, Эгивар. Меня уже подгоняет время.

– Хорошо, – Эгивар Трой оглядел всех. – Тогда я повторю, господа правители славного Шеола. Кто готов объединить свои армейские соединения, под начало лорда Серого Анта? Для похода в Империю?

– Вам лично, Эгивар, можно и не выступать для ответа, – опять усмехнулся король Эвады. – Всем и так ясно, что вы готовы. Кто еще? – он поднял голову и оглядел присутствующих.

– Свободный город Нипорог, – поднялся председатель Уолл Вар. – Доверяет своих людей лорду Серому Анту.

– Это тоже не сильно удивительно, – продолжал комментировать старик. – Родной город. Кто еще?

В зале наступила тишина. Громкая, звенящая тишина… Все молча смотрели друг на друга. Все еще решались… Не так просто взять и принять решение. Которое поставит под удар жизни тысяч людей… Сергей прекратил дышать, вместе с десятком других людей в комнате. Вот он, момент истины. Вот она, точка судьбы. Вот оно то, что может послужить началом, и может послужить концом…

Все звуки прекратили свое существование на это время. Как будто весь дворец, весь мир – замер, вслушиваясь в это напряженное биение сердец. Решение. Далеко не простое решение, полторы дюжины людей. И от этого зависело все. Включая жизнь и смерть…

Эгивар Трой вздохнул и оглянулся на Сергея. И незаметно покачал головой. Кажется, все быстро не получилось… Сергей закрыл глаза. Рох. Страшный туманный Рох, расползаясь, покрывает брошенные пустые деревни и города, и ползет дальше… А люди стоят в море, по колено в воде, – много людей, очень и очень много людей. В последнем крике отчаянной надежды – может быть, хоть сюда не доползет туман. Волны, плескаясь, поднимают белые буруны у ног женщин и детей, стариков и старушек, и даже какого-то домашнего скарба… А в Империи прекращается жизнь. Людская жизнь. Человеческая жизнь. И все покрывает Великий Всесильный Магром. Наступающая Ночь…

Добрые глаза Снежки, улыбающиеся – маленького доктора, нахмуренные и серьезные – руководителя «кротов» Листка… Простите меня друзья, если что не вышло. Я, все-таки, старался. Как мог…

– Королевство Ассана…

Он резко открыл глаза. Король Ангурд стоял и смотрел ему прямо в лицо, с другой стороны стола:

– …отдает свои военные возможности в распоряжение лорда Серого Анта.

Над столом опять зависла тишина, на этот раз – изумленная тишина. Но всего лишь на несколько секунд…

– Королевство Адвария…

– Княжество Далич…

– Королевство Загора…

– Королевство Эвада…

Плотина прорвалась. Сразу следом за Ассаной, одним из самых сильных государств в Шеоле, уже торопились остальные. Как будто могли опоздать…

– Что-то я никак не пойму, – Сват защелкнул пояс, поправил перевязь с мечом и взял в руки плащ. – Ты как-то говорил, что Рох невозможно победить силой. А тут мы собираем супер-армию…

– Мистическую составляющую Роха невозможно победить амбициями, – Сергей оглянулся на дверь, Эния задерживалась. – Ибо она как раз этим и питается. Грязными человеческими помыслами, гордостью и амбициями. Понимаешь? Ад может победить только Небо. И оно может помочь, если только правильно попросить об этом, – он оглянулся вокруг – его плащ и меч лежали ни прежнем месте, все готово, надо было только дождаться принцессу. – Нивер Олди показал нам – как.

– А Империя? – не понял Сват.

– А в Империи, – пояснил Сергей. – Постарался человек. Все поработил и все разрушил – сам человек. Там совсем мало мистики. Здесь глубокий смысл, это только на первый взгляд все похоже… Следовательно, то, что создал сам человек – сам человек должен и изменить. И это еще не все…

– И даже это – не все?

– Мне кажется, все изменить у себя дома должен тот, кто все это и создал. Грубо говоря – сама Империя. Вернее – народ Империи. И у нас может все получиться, если мы просто придем ему помочь. Именно помочь, понимаешь? Не завоевывать, не побеждать, не разрушать… А помочь. По-братски. Улавливаешь разницу?

– А она есть, эта разница?

– Еще какая, – Сергей прислушался – из-за двери донесся непонятный шорох. – От этого все и зависит. От мыслей, искренности и… И души. Важно не только действие, но сам смысл этого действия, понимаешь? Для чего оно, это действие. Для себя, или для друга? Чтобы возвыситься в глазах окружающих, или помочь тому, кому очень нужно?

– Философия, – махнул рукой Сват. – Куда она подевалась? Я имею ввиду твою жену.

– Есть кое-какие дела, – Сергей беспечно кивнул, и постарался придать лицу самое несерьезное выражение. – Кстати. У нас с тобой тоже есть кое-какие дела, тебе не кажется?

– Целое море, – согласился Сват. – Надо только сообразить, о каких именно ты…

– О тебе, Сват. О конкретном тебе.

– Так, – сразу насторожился наемник. – Лучше не начинай, хорошо?

– Что не начинать?

– Все не начинай!

– А что я собирался начинать?

– Слушай, – Сват нахмурился. – Надо быть идиотом, чтобы считать, что ты ни о чем не догадаешься. Ты слишком умен, мой друг, чтобы я тешил себя иллюзиями. К тому же, столько перешептывался с Эгиваром Троем.

– Правильно, – кивнул головой Сергей. – Именно об этом. И если не я, то кто?

– Лучше – никто.

– Так дело не пойдет, – покачал головой Сергей. – Когда-то надо кончать эти прятки. Наследный принц одного из самых сильных королевств в Шеоле прячется неизвестно где, и неизвестно зачем, – уже много-много лет. Это правильно?

– Ант, тебя когда-нибудь посылали подальше?

– Даже и не пересчитать сколько раз, – усмехнулся Сергей. – Все бесполезно. Даже и не пытайся.

– Я не хочу об этом говорить, – упрямо сказал Сват. – Не сейчас.

– А когда?

– Когда буду готов.

– Ты никогда не будешь готов, Сват, – не отступал Сергей. – Никогда. Пока не научишься прощать…

– Да не надо мне прощать! – неожиданно взорвался наемник. – Понимаешь? Не надо! Не в чем кого-то прощать! Потому что, по сути, он оказался прав, а кретином – я! Эдаким самоуверенным разнузданным кретином! А он оказался совсем неплохим королем…

– Это же замечательно…

– Что замечательно? – съязвил Сват. – Что прав – не я?

– Что ты это признал, – ответил Сергей, и опять прислушался к двери. – Ведь это – самое трудное.

– Тебе – не очень, – сказал Сват. – Но я вряд ли когда-нибудь смогу признать это ему. Ты даже не представляешь, сколько у меня еще больного самолюбия.

Сергей усмехнулся и неторопливо прошелся взад-вперед по комнате, потом остановился возле входа:

– Ты уверен?

– В чем?

– Во всем, что только что говорил, – он прищурился. – Что ни в чем никого не винишь? И что, по твоему мнению, виноват сам?

– Отцепись, – буркнул Сват и отвернулся в сторону. – Не береди душу. Я больше никогда это не повторю.

– А больше и не надо, – сказал Сергей и открыл дверь. – Эния?

Сват резко повернулся и побледнел, сразу догадавшись, что сейчас произойдет… В комнату вошел и остановился в дверях, сложив руки за спиной, Эгивар Трой. Его сводный брат. Лет десять назад… Следом вошла Эния. В комнате зависла и потяжелела пауза…

– Пойдем, Сережа, – тихо сказала принцесса и потянула его за руку. – Им есть, о чем поговорить.

Два человека стояли и смотрели друг на друга. И молчали. Сергей осторожно протиснулся к выходу, следом за Энией. От греха подальше…

– Надо дать им время, – сказала на улице принцесса, оглянувшись на окна. – Час-полтора… Потом можно будет заходить.

– И убирать чей-то труп, – буркнул Сергей. – Или два. Так, – он повертел головой по сторонам. – А куда мы идем?

– К лошадям, – обернулась Эния. – Так… – онанахмурилась. – Здесь где-то тебя ждал твой друг, капитан Ратник… Надо еще успеть заглянуть к Анике, пока мы здесь, в Нагодаре. Он передал, что его семья, вроде, ему не поверила. И никуда не собирается ехать.

– И ты решила зайти и убедить лично? – поднял брови Сергей.

– А что? – не поняла она. – Не надо?

Сергей представил себе эту сцену и расхохотался. Эния непонимающе смотрела на него.

– Пойдем, – сказал он и взял ее под руку, все еще смеясь. – Я хочу увидеть это. Будет довольно памятно. Если сможем всех вытащить из ступора…

Это действительно оказалось довольно памятно. Вместе с гвардией капитана Ратника, и своей стражей – заявиться на Кузнечную улицу, в довольно бедный район Нагодара. Только вот, немножко не вовремя. Как раз в самый разгар бурной семейной сцены. В кузнице Лахуды…

Красный от возмущения Аника в сердцах швырнул на землю увесистый молот, он уже больше не мог сдерживаться. Его плечистый брат прекратил раздувать кузнечные мехи. А отца-бородача понесло…

Он ревел так, что было слышно, наверное, в соседних домах. Крутил пальцем у виска и брызгал слюной. Что у Аники совсем снесло крышу, после этой его девчонки-дворянки и знакомого лорда! Что он не думает мозгами и не знает свое место! Что совсем забыл, где находится! Ему уже мало «знакомых» баринов, и он, трижды индюк, – уже решил замахнулся на «знакомых» принцесс! Которые, к тому же, ласково приглашают к себе работать! Да еще куда – в Нипорог, свободный город! Да еще где – в замке Командора! Да еще кто… Он слышал хоть когда-нибудь про королевскую «ренту», и кто туда попадает?

Аника от негодования вспотел и покраснел. Брат согласно кивал головой – он был полностью солидарен с отцом. Мать с дочерью растеряно водили глазами по сторонам. А отец продолжал реветь…

Что – все, с него хватит! Хватит Анике летать в облаках, хватит мечтать, пора наконец заняться делом! Он, дважды олух, что-то неправильно понял! Такого не бывает! Он хоть представляет, кто такие принцы и принцессы? Хватит придумывать больших людей, с них и так достаточно его дворян и дворянок! А принцессу, если ему так неймется, он сможет увидеть на празднике! Со стороны, как и все нормальные люди…

«Простите, это вы обо мне?» – мягко спросила Эния от двери. Все резко обернулись, и некоторое время тупо разглядывали ее и Сергея, и целую кучу блестящих гербовых стражников на улице. Брат отпустил от мехов руки и глупо моргнул несколько раз. Отец медленно положил кузнечные клещи, вытер лоб, и тоже опустил руки… Аника широко заулыбался.

«Нам, кажется, надо с вами немножко поговорить, – сказала Эния, прошла вперед и взяла великана-бородача под руку. – Хорошо? – она улыбнулась пожилой матери с добрыми глазами, и сестре Аники: – Мы бы не отказались от чаю…» И повела его к выходу из кузницы. Плечистый гигант кротко и послушно семенил рядом, вовсю стараясь не наступать на подол длинного платья…

Глава 4

Бум-бум-хруп. Бум-бум-хруп.

«Не слишком ли ты уверен? Не слишком ли много взял на себя? Не слишком ли много доверяешь своей голове? – он вздохнул и опустил голову. – Боже… Да я совсем не уверен. И совсем не доверяю себе…» Как же это все сложно, елки же ты палки. Как же трудно… Взять на себя груз ответственности. Да еще такой, глобальный, груз. С чего это я взял, что знаю? С чего это я решил, что мой путь правильный? А если нет? Если ничего не получится – ведь это же сила, да еще какая сила! А правда все-таки в том, что нужно не силой… А как по-другому?

Бум-бум-хруп. Бум-бум-хруп.

Нет, все-таки дело не в силе. А в том, для чего она, эта сила. И хочешь ли ты славы и почестей после ее, этой силы… И не только я. Все… И что, тогда все получится? Все получится, и мы победим?

«Надо молиться, Сережа, – тихо сказала принцесса. Она сидела рядом, и ее глубокие понимающе-печальные глаза как будто снимали с него половину груза и боль. – Надо молиться. И тогда Бог обязательно будет на нашей стороне». «Надо молиться, Эния, – так же тихо ответил он. – Но не для того, что бы Бог был на нашей стороне. А чтобы мы оказались на стороне Бога…»

Бум-бум-хруп. Бум-бум-хруп.

«Все. Пора, – он опять вздохнул и поднялся. – Прости, Эния. Прости за все…» Она встала следом и положила голову ему на плечо: «Не надо, Сережа. Только не надо – так. Прощаться. Мы правы». «Надеюсь, – он мягко провел ладонью по ее волосам. – Нет, лучше – верю. И ты верь, ладно?» Она только молча кивнула в ответ…

Что-то было в ее глазах. Что-то еще, помимо беспокойства и нежности. Что-то такое… Как будто она уже видела это, знала все наперед, знала – что было и что будет. Знала сокровенное. Но ничего не могла изменить…

Он снова вздохнул, поправил пояс с мечом и шагнул за полог. Шагнул и остановился…

– Господин Командор? – у входа в шатер вытянулся капитан Ош Гуяр. – Только что прибыли Иеверские и Граборгские бригады, это последние. Армия хочет видеть своего Командора.

Целое море людских голов. Целое море шлемов, щитов, лошадей, попон и пик. Целый океан воинов, океан железа и силы. Вряд ли Шеол когда-нибудь видел такую армию…

Все бескрайнее поле было занято ровными квадратами когорт и центурий. В небе колыхалось бесчисленное множество штандартов и знамен – герба всех королевств Подгорья. Воздух дрожал от одновременного стука щитов великого количества людей – бум-бум-хруп, бум-бум-хруп. Согласно древней воинской традиции – солдаты приветствовали своего командира…

– Господа, – группа генералов и старших офицеров невдалеке прекратила тихий гомон и подтянулась. – Господин Командор!

Сергей кивнул им головой – глаза Свата среди остальных ободряюще подмигнули в ответ, прошел вперед и остановился. Некоторое время рассматривал то, что было тяжело рассмотреть в одночасье, потом поднял руку. По бесконечным стройным шеренгам понеслась волна быстро наступающей тишины…

– Воины! – по рядам заплясало эхо, специальные глашатаи быстро передавали его слова вдаль по рядам. – Солдаты… Я рад вас видеть!!! – через головы полетел нарастающий вдох, и сразу следом – вздрогнули горы, воздух сотряс троекратный крик сотни тысяч луженных глоток. Все птицы разом пропали из поля зрения. Сергей немного поморгал, как будто это помогало прочистить уши…

Гм… Слава о нем явно разошлась по «военному свету». Наверняка, здорово преувеличенная и приукрашенная. Всякие там гоблины, птицы Рух… Сотни тысяч людей были готовы почти броситься в ноги своему предводителю.

– Вы все знаете, для чего мы здесь собрались, – он опять немного поморгал – уши в норму приходили далеко не сразу. Но в голове стало почему-то совсем спокойно и уверенно. Как будто он с детства привык быть командиром. Не капитаном-танкистом, а Командором – полководцем многих и многих тысяч бравых воинов… Что это, офицерская косточка? Быстрая психологическая адаптация? А может, начало помогать Небо… – Потому что наступило Время. Время Судьбы. Судьбы не только всего Шеола. Судьбы всей земли. Судьбы всего человечества. Судьбы всех нас… – он сделал небольшую паузу. Тысячи людей внимали каждому его слову. – Сегодня мы дадим ответ на этот вопрос. Жить или не жить Шеолу. Жить или не жить Империи. Жить или не жить всему человечеству, всем нам. Мы дадим ответ – Небо или Ад. Мы или Морги. Шеол или Рох… – он опять немного помолчал, собираясь с мыслями. – Здесь не будет пленных. Здесь не будет капитуляций и контрибуций. Только – победа или поражение. Жизнь или смерть… – он обвел взглядом плотные ряды. В воздухе стояла почти мертвая тишина. – Но и война – не такая, как раньше. Война – не за себя. Война – не ради себя. И даже – не для себя. А просто – за жизнь. За всю жизнь, всех людей… – Сергей поднял голову и усилил голос: – Воины! Славные воины славного Шеола! Мы идем в Империю. Но мы идем туда – не ради битвы. Мы идем не ради войны. И даже – не ради победы… – он набрал в грудь побольше воздуха. – Мы идем туда – ради Дружбы! Ради Помощи! Помощи нашим братьям. Ради спасения наших близких! И только вместе с ними – нас самих… Нас ведет не гордость и желание звания «победителя»! Нас ведет чувство взаимовыручки и ненависть к Аду. Нас ведет Вера. Нас ведет Надежда. И Любовь…

Он неожиданно нагнулся и поклонился в пояс всем этим тысячам голов, тысячам доспехов и щитов. И еще не успел разогнуться, как уши вновь заложило от взрыва приветственных криков…

– Неплохо, – из-за спины донесся приглушенный голос Свата, он оказался совсем рядом. – Кажется, тебе уже не нужны мои советы.

– Только попробуй мне исчезнуть, – вполголоса пригрозил Сергей, оборачиваясь. – Найду и посажу на гауптвахту. Чистить картошку. Что там у нас сейчас, по распорядку?

– Сначала распорядись, чтобы развели людей по местам. Потом… – он поморщился. – Ты будешь сейчас собирать военный совет?

– А надо?

– Мне кажется – нет, – наемник оглянулся, группа старших командиров выжидательно смотрела на них. – В пути времени будет достаточно. Но сейчас – обязательно пригласи всех в свой шатер, познакомься и прими представления. А насчет картошки… Это моя мечта. Подальше от баталий, поближе к кухне…

– Вот и командуй на кухне, когда станешь королем! – усмехнулся Сергей. – Поставишь трон, возле котла с картошкой. И замечтаешь о своем ангеле…

– Иди ты, – огрызнулся Сват и обернулся к командирам: – Господа! Обычный распорядок! Всем подразделениям – по своим местам! Вы, господа командующие, – добро пожаловать в шатер Командора…

Сергей тихо вздохнул, глядя как по рядам быстро полетели перекликающиеся команды, железные квадраты когорт дрогнули и начали неторопливо вытягиваться в походные колонны. А высшие офицеры, тихо переговариваясь между собой, медленно потянулись к его шатру…

Чтобы он делал без друзей рядом? Без Энии, которая – он знал это, уже организовала внутри хороший стол с закусками и вином. Что поделаешь, здесь, у аристократии, – так принято. Без всех этих его настоящих, преданных и проверенных друзей, прекрасно знающих все местные порядки и правила. Все было бы нормально, все можно преодолеть. Вот только бы избавиться от этого беспокойства внутри. От беспокойства, что вдруг – все это неправильно. Что вдруг – он ведет не туда, и несет людям верную смерть…

А может, это так и надо? Может, это так и должно быть? Уверенность снаружи и беспокойство внутри? Потому что… Потому что нет ничего хорошего в самонадеянности, человек всегда должен в себе немножко сомневаться. Чтобы услышать и принять правильный совет, если он вдруг от кого-нибудь придет. Услышать, серьезно подумать и беспристрастно рассмотреть. Особенно – если он не рядом со своими планами. А подобные советы – опыт показывает, – ведь часто оказываются от Бога…

…А совсем недалеко, в каких-нибудь нескольких милях, наступал туман. Очень быстро расползаясь по зеленой земле грязной бесформенной кляксой. Покрывая полупрозрачной дымкой горы, поля и деревья, реки, овраги, и даже дома…

Ему были совершенно безразличны людские беды и радости, чувства и желания, преданность и отвага. Ему была безразлична жизнь.

Люди не знали этого, но они все уже перестали жить. В планах всесильного Магрома Шеол уже перестал быть местом жизни людей. Люди встречались, расставались, влюблялись и ругались, ссорились и мирились… Готовились воевать, побеждать или погибать. И совсем не знали, что они все уже мертвы. В чьих-то схемах. Как морги, гоблины, или пауки…

Но Шеол еще всерьез беспокоил Магром. Особенно в последние времена – какими-то активизировавшимися всплесками. Всплесками совершенно непонятных поступков и настроений, скачками проявляющихся то тут, то там. Всплесками того, что было ненавистно Магрому. И самое большое скопление этого «того» было сейчас здесь, в Ассанской каменной степи, у отрогов Нагорной гряды. Где почему-то собралось великое множество народа…

Магром не хотел рисковать, хотя и не понимал обычных человеческих эмоций. Он дождался своего. И поэтому – именно здесь быстро наступал туман. Практически полностью покрыв горы белесой мглой, в которой яростно обживалась многоногая нечисть. Магром знал – он имеет на это право…

Глава 5

Сквозь гвалт ночного города с трудом прорвался протяжный звук далекого горна. Давно не слышимый, совсем здесь непривычный, и поэтому прозвучавший странным диссонансом среди праздничный огней и возбужденного народа. Кто-то прислушался, кто-то удивился, кто-то даже оглянулся… Туда, где в темноте ночной степи скрывалась гряда, и где одиноким перстом торчал высокий каменный утес. Это был самый первый звук надвигающейся беды…

Брахма-Гут подвела беспечность. Беспечность и незаслуженная слава города-победителя Роха. Где когда-то был отодвинут туман. И одержана победа в последней Подгорной войне. И впервые собрался Совет двенадцати королей…

Неожиданно быстрые полосы тумана в темноте покрыли Брахмагутскую гряду и выпростали длинные щупальца по сторонам, подковой охватывая ярко переливающийся город. Море белесой клубящейся мглы взрезали только острые вершины скал, да пикой вздымающийся злополучный утес. А полупрозрачная муть уже пошла клубиться по ничего не подозревающим улицам…

Это походило на взрыв. Взрыв ужаса, перемешанный с паникой. Толпы людей с безумными глазами, причитающие женщины и плачущие дети, раскиданные домашние вещи и горящие дома. И остатки уставших гвардейцев, пытавшихся организовать хоть какую-то оборону и вывести людей…

– Что за идиот… Назад!!! – воин в черных латах кинулся наперерез и схватил под уздцы чью-то взмыленную лошадь. – Жить надоело?!!

Рядом с треском провалилась крыша пылающего дома, в темное небо взметнулся фонтан искр – люди на мостовой пригнулись, прикрываясь от жара…

– Кто здесь старший? – человек спрыгнул с коня и рывком поднял гвардейца: – здесь есть кто-нибудь старший?!!

– Не дергай… – закопченное лицо устало сморщилось и отдернуло руку. – Дальше по дороге. Капитан Родерик, если угодно… – он обернулся к людям на мостовой: – Живо!!! Если задница дорога…

Человек кинулся дальше по улице. В конце переулка группа людей перегородила проход перевернутой каретой и яростно наваливала сверху какие-то ящики и шкафы. Еще двое, пригнувшихся, пытались все это поджечь…

– Родерик?!! – приезжий остановился и перевел дух.

Один из поджигавших оглянулся.

– Ваше величество?!! – он вскочил. Все вокруг сразу вытянулись, на темных лицах заморгали уставшие белки глаз. В отблесках огня это совсем не выглядело комичным.

– К черту, капитан, – махнул рукой король. – Оставь… Через полтора часа Рох перекроет выход. Собери мне всех, кого сможешь…

– …Внимание, – говорил он спустя десять минут, обводя прищуром потемневшие лица полсотни человек. – Город не беречь. Не надо баррикад, не надо заграждений, не надо тактики и маневров. Мы ничего не спасем. Поджигайте дома, пока это еще останавливает тварей. Город в кольце, и максимум через час Рох перекроет выход. Надо успеть вывести людей. К черту остальное…

Гвардейцы воспрянули духом. Наконец-то все ясно. Наконец-то появился тот, которому они привыкли верить и подчинятьcя. Наконец-то можно просто выполнять приказ…

Рядом толпились люди, воздух дрожал от вздохов, причитаний и плача. В глубине темной улицы поднялся и утих странный нечеловеческий вой. Многие с испугом оглянулись, в который раз…

– Нам бы помощь, Ваше величество, – вздохнул капитан, стараясь придать черным глазам спокойный бодрый вид. – Наши же совсем недалеко…

– Помощи не будет, – отрезал король. – Армия не вернется в Ассану. Даже если Рох будет угрожать Ангоре, – он набрал в грудь воздух: – Так, распределить людей! Огневое заграждение вдоль центра! Остальные выводят жителей…

Некоторое время смотрел, как враз засуетились его верные гвардейцы, как деловито разбегались по подворотням отдельные группы, как потекла вдоль по улице, постепенно набирая методичность, бесконечная река перепуганного народа. Потом обернулся назад, в конец утопающей во тьме дороги, и нахмурился: «Ты знаешь меня, преисподня. Тебе придется здорово попотеть, чтобы нас взять…»

– Господин Командор! Беда…

Сергей сразу подскочил, как ужаленный, продирая глаза и нащупывая в темноте одежду. Голос капитана Гуяра, а Гуяр не станет поднимать среди ночи по пустяку…У входа в шатер тревожно переминались с ноги на ногу караульные, гвардейский капитан терпеливо барабанил пальцами по рукояти меча. Сергей потянул носом сырой воздух и накинул плащ. В начинающем сереть предрассветном небе еще перемигивались звезды. Увидев Сергея, караульные подтянулись, гвардеец шагнул навстречу:

– Господин Командор, простите, что разбудил, – в неровном свете факелов лицо Гуяра казалось неестественно бледным. – Только что прибыл гонец. Мне кажется, вы захотели бы это узнать, сразу. Туман только что захватил Брахма-Гут…

– Что-о? – вытаращил глаза Сергей. – Но… Как?

– Никто ничего не знает, – мрачно вздохнул капитан. – Но… Еще одно, Командор… – он сделал небольшую паузу. – Там был король… Почему-то один, без свиты…

Сергей устало опустился на корточки и сжал руками виски: «Бог ты мой…» Потом поднял лицо вверх:

– Лошадь. Немедленно…

…Серая степная земля под копытами слилась в единую неразличимую полосу, черные пальцы скал по сторонам мелькали неясными пунктирами-всполохами. Встречные ветер рвал на голове волосы и вздувал на спине плащ пузырем. Сзади стучали копытами кони друзей и охраны сопровождения. Сергей пригнулся в седле и пришпорил лошадь: «Все всегда повторяется, так? Вот только недавно я мчался точно так же, точно так… И тоже – к наступающему Роху…»

Когда за горизонтом поднялось багряное зарево, навстречу стали попадаться люди. Вскоре – целые толпы бледных измученных людей. Все повторяется вновь…

– Давай!!! Быстрей, прорываются…

Крик с улицы подстегнул, молоденький паренек-гвардеец постарался унять страх и сосредоточиться. Но дрожащие руки почему-то все равно с трудом попадали по кресалу, и вызывали совсем несерьезные искры. От окна через комнату метнулись две темные нечеловеческие тени…

– Твари…

От двери грохнул карабин, потом еще, еще и еще. Комнату заволокло дымом. «Рума! Живой? – воин подскочил к пареньку и приподнял с пола неподвижную голову, затем тяжело вздохнул: – э-эх…» Осторожно опустил обратно и остервенело заработал огнивом. Куча тряпья вспыхнула и занялась пламенем – огонь начал постепенно набирать силу…

– Живей, чего застряли?!!

Воин еще раз вздохнул, оглянулся на погибшего друга и выскочил на воздух. За штакетником в отблесках пожаров замерцал гигантский многоногий контур…

– Приготовились? Огонь!

Одновременно грохнули карабины, на мгновение высветив огромные фасеточные глаза и длинные колышущиеся усы – чудовище резко дернулось назад и растопырило хищные жвала. Окна сразу трех домов начали заниматься ярким светом… Слева по стене выгнулся еще один длинный многоногий силуэт – карабины грохнули еще и еще. В воздухе опять поднялся дикий нечеловеческий вой…

– Спокойно! Назад…

Гвардейцы слаженно отступили, на ходу перезаряжая оружие и унимая дикую панику в сердцах. Внутри домов начало трещать, на улице заплясал контраст отблесков и теней.

…Брахма-Гут погибал. По улицам еще метались обезумевшие люди, стараясь в последней попытке прихватить с собой хоть что-нибудь, пусть даже и не столь необходимое. Погибали и гвардейцы, стараясь до последнего спасти этих безумных людей. Потому что если не они, то кто? А люди… Они всегда и везде – просто люди, что уж тут судить. Совсем простая философия. Странная, но очень понятная. И честная…

…В нескольких кварталах дальше яркой вспышкой полыхнуло небо – дом, оказавшихся одним из складов знаменитых Брахмагутских фейерверков, взлетел на воздух, далеко разбросав по сторонам пылающие головни и камни. Люди рядом вразнобой попадали на мостовую. Вверх поднялась еще одна волна причитаний, и стоны раненных…

– Паук…

Причитания и стоны сменились нечленораздельным воплем – в переулке, освещенном мерцающими всполохами, появилось еще одно многоногое чудовище. Циклопический паук неторопливо выдвинулся вперед и замер, задев штабель каких-то бочек – бочки рассыпались и покатились по траве. В невероятных фасеточных глазах плясали языки пожаров…

– Паук!!!

– Прочь!!! – вопли перекрыл властный окрик. – Чего встали?

Люди вышли из ступора и начали пятиться назад, вдоль зданий, спотыкаясь о разбросанные доски и домашние вещи. Раненные пытались подняться, кто тяжелее – ползти… Король Ангурд Ассанский вытер с виска кровь и оглянулся вокруг – кандибас, еще один, прорвавшийся. И, как назло, никого из гвардейцев рядом. Даже простых воинов – никого, кто мог бы хоть немного помочь…

– Живей!!! – грубый окрик подстегнул пятящихся людей. – И помогите же раненным…

Он обернулся, вытащил меч и шагнул к гигантскому монстру, пнув по дороге бочку: «Вот и все. Вот и встретились… Ни шагу дальше. Давай поговорим, чертов Ад. Мы ведь давно хотели этого, правда?..»

Брахма-Гут полыхал. Вверх поднимались бесчисленные столбы дыма, огромное зарево подсвечивало утреннее небо – красные отблески бегали по скалам и песчаным дюнам. По дороге текла бесконечная лента измученных людей, по степи далеко разносились стоны и плач…

Сергей в десятый раз останавливал лошадь и всматривался в эти безнадежные лица:

– Где король? Кто-нибудь видел короля?

Люди продолжали идти мимо, кто-то иногда бросал непонимающий взгляд, кто-то иногда просил помощи, с трудом волоча брата или отца, или соседа… Сопровождение Сергея давно осталось позади, пытаясь хоть как-то помочь раненным и умирающим. А он все спешил дальше…

– Сзади, – неожиданно сказала какая-то старушка, изо всех сил прижимавшая к себе маленького чумазого мальчугана. И горестно добавила, подавив такой же ненастный вздох: – погиб наш король. Там, с гвардейцами…

Сергей сжал зубы и яростно пришпорил лошадь. В небольшом, заросшем полынью распадке с десяток гвардейцев окружили лежащего человека – ветерок слабо трепал слипшиеся волосы на непокрытых головах. На темных молчаливых лицах траурно белели белки глаз.

– Ваше величество! – он спрыгнул с коня и бросился вперед, воины подняли головы и расступились. Сергей склонился над королем: – Ваше величество! Держитесь, елки же палки…

Король открыл глаза – некогда властный взгляд с трудом нашел лицо Сергея:

– Ты?!!

– Я…

– А где Эния? – голос был еле слышимым, но таким же твердым, как и раньше.

– В безопасности.

– Хорошо…

Он тихо вздохнул и задумался о чем-то своем. Сергей осторожно откинул в сторону плащ и ругнулся про себя – вся грудь отца Энии представляла собой единую страшную рану. Гвардейцы вокруг молчали.

– Я надеялся, что ты придешь, – неожиданно сказал король. – Почему-то…

– Держитесь, Ваше величество, – попросил Сергей. – Помощь уже в пути.

– Слушай, что я тебе скажу, Серый Ант, – тихо проговорил правитель Ассаны. – Слушай. Хоть ты и обещал меня не слушаться…

– Я вас слушаюсь, Ваше величество, – так же тихо ответил Сергей. – Во многом. Я имел ввиду другое.

– Это хорошо, – задумался о чем-то своем монарх, потом опять открыл глаза. – Тогда слушай приказ. Первый приказ твоего короля, сынок…

Сергей наклонился ниже.

– …Разбей эту нечисть, – продолжал король. – Разбей ее вдрызг, освободи наши земли… – он ненадолго замолчал. – За меня. Слышишь? Я верю в тебя. И всегда верил, если честно… – он снова помолчал, затем снова поднял глаза вверх. – И еще… Сделай счастливой мою дочь. Она заслуживает этого…

– Обещаю, – тихо ответил Сергей.

– Дальше… – моргнул глазами правитель Ангоры. – Слушай внимательно, Серый Ант. – Трон завещаю…

– Ваше величество, – встрепенулся Сергей. – Не надо, вы сами скажете, потом…

– …Моей внучке, Радарии Ассанской, – не обратил внимания на его замечания король. – Временной поверенной, до совершеннолетия, – принцессу Илламию… – он опять задумался, затем продолжил, как будто размышляя вслух: – Эния никогда не захочет править, да и ты тоже, если я тебя узнал верно… – он вопросительно посмотрел в лицо Сергею – тот в ответ вздохнул и кивнул головой. Взгляд короля неожиданно потяжелел: – Тогда воспитайте ее правильно, ясно?

– Ясно, – ответил Сергей.

– Как настоящую наследницу трона! И передайте… – он отвел глаза в сторону. – Что я очень ее люблю… Их всех. И очень скучал…

– Они тоже, Ваше величество, – мягко улыбнулся Сергей. – Рада очень переживала, что не может увидеть деда, вместе с мамой…

– Правда?

– Правда, – положил руку на сердце Сергей.

– Тогда нагнись ниже, сынок, – улыбнулся король. – Я скажу, где хранятся бумаги, печать, «перст», скипетр и корона. Документы и последние указы. Кстати, там кое-что есть и для тебя…

…Через минуту Сергей разогнулся и осторожно провел рукой по лицу отца Энии, закрывая глаза. Потом медленно поднялся на ноги…

Гвардейцы вокруг зашевелились, затем так же молча шагнули вперед, нагнулись и подняли на руги тело своего короля. И неторопливо двинулись вперед, к выходу из распадка. Сразу настраиваясь на долгий путь. Туда, где далеко за горизонтом трепетала флагами столица…

…Рядом всхрапнула лошадь. Сергею не надо было оборачиваться, чтобы узнать – чья. Естественно, того, кто всегда оказывался рядом, когда было особенно трудно и больно…

– Честь ему и хвала, – задумчиво сказал Сват, немного помолчал и тихо добавил: – это была хорошая смерть…

«Разве смерть бывает хорошей?!! – казалось, что-то закричало в голове Сергея. – Смерть – это всегда смерть!!! Какая разница? Это кровь и горе…» «Большая разница, – вдруг ответил он сам себе, с иронией отметив, как изменился сам. Вместе со своим внутренним „я“… – Очень большая… Потому что смерть – тоже от Бога. И даже по ней можно сказать – кем был человек. На самом деле. Поэтому и существует в этой жизни – подвиг…»

– Что будем делать теперь?

– А что будем делать теперь? – не понял он, продолжая смотреть вслед гвардейцам. – То же, что и раньше…

– Туман пришел от Брахмагутской гряды, Ант, – хмуро пояснил наемник. – Прямо от Нагорья. Ты не думаешь, что мы теперь вряд ли пройдем через Нагорную гряду?

– Думаю, – задумчиво ответил Сергей. – Думаю, что все очень усложнилось. Похоже, нам надо здорово торопится.

– Да… – немного помолчал Сват. – Да. Странно все. Никто никогда не видел у Роха такой скорости… Неужели все из-за митры?

– Не знаю, Сват, – задумался Сергей. – Не знаю. Вряд ли. Может, сейчас что-то происходит в Империи?

Глава 6

Мир перевернулся вверх дном. К тяжелым облакам опять поднялся и опустился глухой, зверино-нечеловеческий, вой…

Они отступали до самой Лихвы, родного города доктора, Листка и других подпольщиков. И только когда вокруг поднялись знакомые полуразрушенные стены, а улицы заполнили встречающие женщины, старики и дети – поняли, что это бесполезно. Их бегство. Потому что бежать – некуда. И вообще, дальше – только море…

И тогда вымотавшиеся, уставшие люди начали готовиться к последнему сражению. Их было очень много – этих уставших, потерявших последнюю надежду людей. Лихва, и вместе с ним все окрестности превратились в настоящий муравейник. Где никто, не смотря на усталость и голод, не собирался отдыхать.

Женщин, стариков и детей отправили подальше – за город, к морю. А город начали спешно превращать в бастион. Огромную баррикаду, откуда никто уже не собирался отступать. Где готовились умирать. Вдоль города быстро рос гигантский вал, наваленных в кучу телег и повозок, каких-то старых машин и механизмов, камней и обычной домашней мебели. А из домов вынимали окна и двери, и выносилось все лишнее – все, что могло хоть немного помешать бою. И смерти…

Опять спешно заработал сборочный цех – падающие с ног люди собирали оружие и делали патроны. У них была только одна ночь. И совсем не было времени спать.

Доктор вместе со своими помощниками сбился с ног, пытаясь хоть как-то помочь раненным и умирающим. И сделал бы многое, будь у них хоть немного больше времени. Но времени как раз и не было…

А люди все прибывали и прибывали. Нечто, гнавшееся по пятам, будоражило сердце и голову – и никто не мог это переждать. Люди вливались в город – последние жители побережья, и обессилено опускались на землю. У кого еще оставались силы – принимались за работу. Другие брели дальше – к морю. К женщинам и детям…

Город бурлил. Даже перед своей предыдущей битвой не переживая такую разруху и такое количество народа. Сосредоточенного, не щадящего себя народа. Над ночными улицами всю ночь не опускалась пыль, перемешанная с грохотом и стуком. И бранью. И поэтому тишина, воцарившаяся ранним утром, показалась – не от мира сего…

Это появилось ранним утром, как только рассвело. И тоже – как не от мира сего. Без поднятой к небу пыли, в полном безмолвии, как призраки из небытия – на горизонте протянулись длинные черные шеренги ургов. Извивающиеся полосы нелюдей. Границы не-жизни…

Листок сощурился, сжимая в руках пулемет – над огромным валом покатилась волна быстро наступающей тишины. Исчезли из поля зрения птицы, перестали лаять собаки и стрекотать в кустах сверчки. За первой темной линией появилась вторая, потом третья, потом четвертая…

В гробовом молчании тянулись минута за минутой. Тысячи и тысячи мрачно-хмурых глаз смотрели на поле, почерневшее от «черноты». Листок в которых раз проклял то, что у них так и не появились пушки…

А потом у кого-то сдали нервы, и раздался далекий одиночный выстрел. И сразу сорвалась туго натянутая пружина, бешено завертелась карусель – нарастая по нарастающей, в дикой горячке, – дикого боя. Грохот выстрелов и брань запала, стоны раненных и уханье разрывов – слились в единый неразборчивый гвалт. Как будто на землю начал опускаться Конец. «Такое ведь было уже недавно, – совсем не к месту вспомнил Листок. – Только с другим соотношением воли и сил. И никто тогда не думал о Конце, разве что о Начале… Все повторяется вновь».

Дикий бой продолжался весь день. Поле потемнело от трупов, в воздухе висела не прекращающаяся пелена пороховой мглы, баррикады стали скользкими от крови. А в нескольких милях к югу, у самого моря, сотни тысяч людей поднимали головы к Небу, с замиранием сердца вслушиваясь в эти далекие звуки разрывов…

Бой продолжался весь день. А потом – весь следующий день. Затихая только на ночь, от позднего заката до раннего рассвета. И только ночью люди могли хотя бы немного перевести дух, унять дрожащие руки, и закрыть опаленные глаза. Даже не зная – смогут ли они открыть их утром вновь…

На второй день к вечеру урги прорвались в город. Листок ценой невероятных усилий, и еще больших жертв, – смог все-таки закрыть проделанную в обороне брешь. А потом всю ночь выбивал из развалин прорвавшихся нелюдей…

Третий день был уже не такой, как другие. У людей закончились силы. И никто уже не убирал с вала кровь и трупы товарищей. Никто не бегал за водой. И почти никто уже не готовился обороняться четвертый день. Люди собирались умереть. Нечеловеческие усилия, скользкая кровь и душная, реальная как воздух, смерть, – доконали до конца измученный народ, и разум дал сбой. Вместе с последними остатками воли и выдержки. И никто уже не хотел ничего другого…

Но третий день не дал спокойно-геройской смерти в бою. Не дал даже того малого, о чем и осталось только мечтать, уже потерявшим надежду. Третий день принес с собой страх…

Может, урги решили, что не смогут победить людей сами, своими силами. Если они только способны хоть что-то решать. А может, Ад снова захотел поиздеваться, и свести остальных с ума…

На третий день на горизонте появились гигантские фигуры великанов. Тех самых пресловутых гоблинов, которых они увидели в Домме. Сопровождаемых быстро семенящими многоногими пауками. Силуэты, больше подходящих к какому-нибудь больному бреду…

И еще до того, как разум смог распознать и взвесить угрозу, до того – как человек сопоставил и понял опасность – по голове ударил неожиданно дикий панический страх…

Люди открыли сумасшедший огонь. Опять-таки – еще до того, как страшные фигуры втянулись в зону прицельного огня. Все пространство перед разбитым, скользком от крови валом сразу затянулось пороховым дымом. А смертельный ужас бил и бил по усталым головам, не давая возможности не только сосредоточиться, даже просто – подумать… Кто-то, ополоумев, кричал, кто-то бился в истерике, кто-то терял сознание. А когда устрашающие силуэты выросли прями перед людьми – огромные, в клубах чадящей мглы, брызгающие ненавистью и адом, – в конец взвинченная людская воля дала отказ. И люди в панике побежали. Даже несмотря на то, что все знали – бежать-то и не куда…

Листок бросился вместе с остальными. Но быстро опомнился, взял себя в руки и остановился. Постарался унять заходящееся в разносе сердце, и ошарашено огляделся…

Мир перевернулся вверх дном. Вокруг царствовал хаос. Отчаянные вопли и стоны, падающие и поднимающиеся люди, и грохот разбиваемых сзади вдребезги баррикад. «Бог мой, да что же это… За что? – он поднял руку и вытер со лба кровь, хрипло выравнивая дыхание. – Разве можно такому противостоять? Это же нечестно, это же не по силам… – он сплюнул на землю, слюна тоже оказалась с кровью. – Людям. Мы же простые люди…» Рядом просвистело и звучно ударилось о стену бревно, сверху осыпалась какая-то труха. «Доктор!!! – он пригнулся и бросился между домами. – Здесь же доктор! Он же не побежит просто так…» Он не думал в этот момент – зачем? Когда все равно конец. Он вообще – устал и не хотел ни о чем думать…

Друг сидел у входа в их временный лазарет, прислонившись окровавленной головой к стене – рядом с бинтами суетилась Снежка. Она же первой и заметила Листка: «Представляешь, свои же… Чтоб на дороге не стоял! Что случилось с людьми?» Она прекрасно знала – что случилось с людьми. Но пыталась не пускать в голову панику. Листок криво улыбнулся, прислонился рядом и обернулся назад. Сзади поднялся и утих нечеловеческий вой… Он вздохнул и отвернулся: «Пойдем?» «Зачем?» – удивился доктор. «Пойдем!» Снежка поддержала: «Давайте будем с людьми. Когда все случится…»

«Действительно, – бурчал врач, ковыляя по дороге с помощью Листка и дочери. – Если вам так хочется это видеть…» «Не хочется, – кряхтел в ответ бывший лидер кротов. – Но должны. Потому что… Потому что – из-за нас все это…»

Берег встретил непривычной тишиной. «Мы туда пришли? – Снежка удивленно поводила глазами по сторонам. – Здесь же было столько народа…» «А разве есть еще куда? – усмехнулся доктор. „В преисподню, – подумал Листок. – Сразу и без волнений…“

Они поднялись на высокий прибрежный вал, нанесенный вдоль берега долгими зимними штормами, и на мгновение застыли наверху. Вся полоса прибоя и длинного песчаного пляжа была занята людьми. Многими и многими тысячами людей, наверное – десятками, сотнями тысяч людей… Оставшимися людьми. Гигантский людской котел. Уходящий далеко влево и вправо вдоль берега, и скрывающийся где-то там за поворотами… Только не кипящий, а замерший в ожидании. «Боже, за что же все так, – прошептала Снежка. – Нас ведь еще столько много…» «Зря мы собрались, все вместе, – зло прищурился Листок. – Зря. Это будет настоящая бойня».

– Листок! – внизу навстречу бросился смуглолицый парень, со слипшимися от крови волосами. – Где они, далеко? Что нам делать?

«Листок! Доктор! – по толпе покатился тихий вздох, народ зашевелился, к ним разворачивались белые лица. – Живы… Здесь, с нами…»

«Не надо!!! – взорвался в голове раздирающий вопль, Листок закрыл глаза. – Не надо, люди… Я не заслужил. И не могу дать вам надежды…»

– Маута? – вздохнул доктор, и двинулся вниз, Снежка за ним. – Да не знаем мы, где они… Вы же все так рванули, что только пятки засверкали».

«Листок! – продолжал шелестеть по рядам еле слышимый шепот. – Доктор…»

– Передай всем, – Листок постарался взять себя в руки, в который раз, за все эти дни. И шагнул вниз, за доктором и Снежкой: – Мужчины пусть встанут впереди. Остальные – в море. Останемся Людьми до конца…»

«Мужчинам, вперед, – полетел через головы, удаляясь вдоль берега, свистящий гул. – Женщинам и детям – в море…»

Народ заклокотал, заплескалась вода – женщины начали осторожно входить в воду, прижимая к груди малышей. Когда вдруг сзади, за валом, совсем рядом, – опять поднялся и завис в воздухе, – дикий нечеловеческий вой…

Толпа резко всколыхнулась, вверх взлетела туча брызг – в воду бросились все.

Листок только вздохнул. Не надо винить людей, это же просто люди… Они устали. Нельзя выдерживать человеку – столько…

Он обернулся. Вой начал увеличиваться, по нарастающей, и вот уже наверху появилась первая нереальная фигура… Гоблин выдвинулся во весь свой невероятный рост и остановился наверху, исподлобья рассматривая волнующуюся воду и людей. Множество людей, целое море беззащитных людей…

Слева появилась еще одна такая же дико-нереальная фигура, чуть дальше по берегу – еще… Затем выросла на верхушке вала, покачиваясь на множестве растопыренных ног, целая цепь огромных черных пауков. На берег опустилась мертвая звенящая тишина…

«Что они хотят? – тихо прошептала рядом перепуганная Снежка. – Они же победили… Они же нас разбили, вконец…»

Гигантские фигуры стояли, разглядывая людей. Видимые полностью – во весь свой невероятный объем. Невероятный, чудовищными пропорциями – не только размера. Но страха. И ненависти…

Листок судорожно выпустил воздух и оглянулся. Море было черным от людей. От множества перепуганных лиц и округлившихся в панике глаз. Где-то далеко, нарушая почти полную тишину, заплакал чей-то ребенок… Он повернулся назад и поднял голову к тварям. «Что же вы ждете? – казалось, кричал в голове взвинченный до предела голос. – Что?!! Вперед!!! Убивайте, наслаждайтесь победой…» В настороженной тишине минута сменилась второй, потом третьей…

Паника среди людей росла. Сзади заплакали еще чьи-то дети, потом заголосила какая-то женщина. Натянутые нервы готовы были в любой момент дать сбой, и выпустить наружу…

Что? Что выпустить наружу? Что вылезет наружу у изможденного народа, чуть ли не помешавшемся от страха? Листок нахмурился и опять оглянулся…

«Кажется, я понимаю, что они ждут…» – вполголоса сказал рядом доктор. «И я тоже…» – добавила Снежка.

«Поклонения, – вдруг понял Листок и побелел. – Они ждут полного подчинения и поклонения!» Они ждут, когда мы встанем не колени! Все – встанем на колени… Весь народ, все вместе! Перед ними… Перед Адом. Бог ты мой… На века. И навсегда…

«Они еще не победили, – тихо проговорил сбоку доктор. – Они еще совсем-совсем не победили, гантибас им в спины…»

– Не сметь!!! – страшно закричал Листок – дикий крик резанул тишину и отразился от вала. – Не сметь!!!

– Не вздумайте, люди!!! – поддержала рядом Снежка. – Лучше умереть…

Люди повернули к ним лица. Белые-пребелые лица. На которых не было ничего, кроме ужаса. Ни – даже проблеска решимости…

– Не сметь!!! – Листок сорвался с места и побежал по берегу, спотыкаясь на разрыхленном песке. Снежка с доктором побежали следом. – Не смейте, люди!!! Опомнитесь…

– Мы еще не сдались!!! – вторили рядом девушка, со стариком-отцом…

Воздух вспорол хлесткий звук одиночного выстрела. От цепи черных ургов наверху. Снежка резко взмахнула руками и упала лицам вниз. Песок начал быстро набухать от крови… Люди отшатнулись еще дальше в море.

«Снежка… – доктор опустился рядом на колени и неверяще дотронулся до ее плеча. – Снежечка, доченька ты моя… Вставай, ладно? Не шути так с отцом…» Листок тоже опустился на колени: «Снежка?»

Девушка не шевелилась. Отец просунул руку и мягко перевернул ее на спину – веки чуть дрогнули, в небо устремился застывший, печально-голубой взгляд… «Снежка, ласточка моя, ну пожалуйста… – дрожащая рука откинула в сторону светлую прядь с лица. – Ну скажи хоть что-нибудь…»

«Снежка?» – Листок почувствовал, как на глаза навернулось что-то мокрое. Только она одна, наверное, была ни в чем не виновата. Ни перед кем…

– Снежка? – донесся шепот от моря. Свистяще-нарастающий шепот. – Снежка!!!

Листок поднял лицо к небу. Боже, за что же все? Почему же все так несправедливо? Мы же просто люди… Она же самая невинная, из всех…

– Твари!!! – шепот от моря продолжал нарастать. – Твари, исчадия Ада…

«Снежка, ну? – старый врач слегка тормошил дочь – светлая голова безвольно покачивалась на руках. – Доченька, посмотри на старого дурака-отца, ну пожалуйста…» По добрым морщинам градом катились слезы: «Ласточка моя, не оставляй меня одного, очень прошу…» Листок обернулся к валу – дикие фигуры продолжали стоять на месте. И продолжали смотреть вниз. Но, – он неожиданно отчетливо осознал это, – последние минуты…

Рядом вдруг начали появляться люди – мокрые, в струях стекающей воды. К валу поднимались побелевшие лица: «Твари!!! Будьте вы прокляты…» Все больше и больше людей. Вдоль полосы прибоя летел нарастающий гул: «Пропади ты пропадом, гнусная преисподня…»

Листок поднялся с колен и опять посмотрел на небо. Над головой нависали низкие плотные облака. Как и всегда… Что же это все и зачем, Бог мой? Если ты есть, если ты существуешь, то зачем это было все? Столько побед, столько горя и столько бед? Где твоя справедливость? Ибо сейчас начнется – настоящая бойня. За Тебя, кстати. За Тебя – мы будем умирать. Потому что отказались принимать Ад… Ладно. Пускай так. Пусть и в этом будет – твоя непонятная воля…

Гул продолжал нарастать. Перемешанный с грозным воем наверху. Сзади голосили и причитали женщины, и плакали дети. Рядом появлялся и останавливался народ, мокрый, с сжатыми до боли кулаками, и сузившимися глазами. «Остановись, дочка, не закрывай глазки… – плакал на песке старенький доктор-отец. – Снежка, подожди… Ну пожалуйста…»

– Давай, чертова мразь! – воздух вокруг уже дрожал от рева. Рева сотен, а может – уже и тысяч людей… – Чего ждешь?!!

И тогда Ад перестал ждать. Гигантские гоблины выпрямились и сделали шаг вперед, – вниз поехали целые оползни песка. Прямо через эти песчаные речки скользнули несколько черных пауков, быстро семеня своими длинными суставчатыми ножками. Листок закрыл глаза. Началось.Началась кровавая бойня…

«А-а-а», – множество людей кинулось навстречу, наверх по склону, уже не в силах ждать. Не в силах – просто стоять и ждать…

«А-а-а», – сзади закричали женщины и дети. Старики и старушки. Раненные и умирающие…

«А-а-а», – ревел народ и ревел Ад. Жизнь сталкивалась с не-жизнью. Голыми руками. Лицом к лицу. Народ сделал свой выбор. Уставший, отупевший, изможденный народ…

«А-а-а», – грохотало Небо. И обдавало жаром лица. Жаром, и мелким-мелким крошевом…

«А-а-а», – вздрогнули перепонки в ушах. И еще, и еще…

«А-а-а», – грохотал воздух. И затягивался огнем. И дымом…

«Конец, – успела мелькнуть в голове Листка еще трезвая мысль. – Конец. Теперь уже – окончательно. Всему. И слава Богу…» Конец. Через грохот, огонь и дым… Огонь и дым? Почему это… огонь и дым? Откуда…

Он резко открыл глаза. Люди, которые бросились навстречу тварям, – уже бежали назад. Пригибаясь от осколков, и волоча под руки раненных товарищей… Гантибас тебе в голову…

Мир – в который уже раз, перевернулся вверх дном. Воздух вокруг дрожал от грохота, и вся вершина длинного-предлинного вала – утопала в огне, дыму и разрывах… Сквозь клубы прорвался смертельный рев, и на мгновение мелькнула дикая голова одного из гоблинов…

Люди на берегу машинально отступали назад, к воде, не сводя круглых глаз с дикой какофонии перед глазами. А по валу продолжали бежать и расти огромные облака встряски, огня и разрывов. По небу грохотала и катилась гигантская пустая бочка…

На головы сыпался песок, вокруг свистели осколки – люди продолжали отступать дальше, уже в воде. А наверху все росли грибы огня, и расползались плотные клубы порохового дыма. И грохотала огромная ржавая бочка… Откуда-то сзади. Из-за спины…

Листок медленно обернулся назад. Медленно-медленно, очень медленно… Еще боясь во что-то поверить. Обернулся и замер. Перед глазами как будто застыла величественная картинка…

Гордо взрезая огромные волны острыми форштевнями, и вздымаясь вверх на этих самых волнах, – к берегу полным ходом шли большие белые корабли. На всех парусах. Целый лес мачт и белых облаков, покрывающих чуть ли не полгоризонта. Военные линкоры и фрегаты, быстрые бриги и грандиозные барки – белеющие полными парусами и клубами дыма… Тут же, прямо на ходу взрываясь выхлопами открытых пушечных портов, и прицельно-навесным огнем, прямо через головы людей, – превращая вершину вала с монстрами в светопляску смога и пламени…

Люди на берегу, изможденные люди, оборачивались назад и застывали. А потом обессилено опускались на песок…

– Бог мой, – тихо-удивленно, и как-то печально произнес доктор. – Мой. Бог. Надо же, свершилось. Белые лебеди…

Листок оглянулся – по лицу старенького врача продолжали катиться слезы:

– Самые настоящие белые лебеди. Снежка же так ждала… Это же, – его голос опять дрогнул. – Это же Шеол пришел на помощь…

Листок опять повернулся назад. С дрожью вздохнул и выдохнул, пытаясь успокоить сердце. Просто боясь представить, после всего перенесенного, что это может быть Надеждой. Той самой, настоящей, взлелеянной в мечтах, надеждой – как и предсказывал Геварус… Но сердце никак не хотело успокаиваться, и тогда он почувствовал, как по его щекам, вслед за доктором, – покатились давно не видимые им слезы…

А с ближайших кораблей, через открытые борта – уже градом сыпались в воду воины, вместе с лошадьми. И, умело обхватывая гривы коней, чтобы боевое снаряжение не тянуло под воду, – усиленно спешили к берегу. И, уже верхом вылетая из воды, и разбрасывая веер брызг отряхивающимися четвероногими скакунами – как неземные витязи из иного мира, – спешили по склону наверх, на ходу перехватывая на изготовку пики и копья. И сходу вступали в бой. С тем, что еще осталось здесь недобитым, даже после такой, практически – ковровой, артподготовки…

А в воздухе разрасталось то, что трудно передать словами. То, что для уставших истощенных людей было не менее нужным, чем помощь. Даже – та самая, столь необходимая, помощь… Братство. Дружба. Понимание и сострадание…

Это проявлялось во всем. В беглой улыбке на скаку, в быстро сунутой в руки фляге с вином, или свертке еды – пусть даже соленом от морской воды. В дружеском похлопывании по плечу, прямо с седла, или ласково проведенной по головке ладони, какой-нибудь заплаканной чумазой малышки… То, что трудно передать словами. И то, что сразу наполняло сердца – таким важным сейчас, теплом. Это были свои. Друзья. Братья. Люди…

Мимо проносились всадники. Воины-витязи…

– Пр-р-р, – один из воинов, пролетев мимо, резко притормозил лошадь. Обернулся и посмотрел на Листка и доктора. Потом спрыгнул с коня…

– Кто это? – он снял шлем, сделал два шага и нагнулся над девушкой. – Бог мой, вот так… Что с ней?

– Это моя дочь, – глухо сказал старенький врач и заботливо провел по ее лицу рукой, закрывая глаза. – Она умерла…

Воин поднял голову – по ним прошелся изумленный взгляд серых волевых глаз:

– Что-о? Умерла? – он вдруг наклонился и поднял ее на руки, потом осторожно выпрямился и упрямо вскинул голову: – Так не бывает!

Доктор-отец с Листком ошарашено молчали. Как-то даже виновато, перед этим – неожиданно таким властным, воином. Как будто они даже не имели право – допускать такую нелепую мысль…

– Потерпи еще немножко, ладно? – тихо прошептал воин неподвижной девушке на руках, как-то удивительно нежно. Затем поднял свои пронзительно-серые глаза: – Я не для того так долго искал…

И быстро пошел по берегу назад, к морю – лошадь послушно побежала следом. Листок с доктором продолжали глупо стоять и смотреть вслед. «О чем это он… – почему-то, совсем не к месту подумал Листок. – О каком это долгом поиске? Уж очень похоже на тот, который жизненный…»

– Эй!!! – старенький врач наконец опомнился и рванул следом. – Молодой человек! Куда это вы? Это же моя дочь, оставьте…

Огромные корабли в море разворачивались и становились на рейд. А воду уже вспенивали большие многовесельные шлюпки…

* * * * * *

– Ты даже не можешь представить, это случилось…

– Местные начальники, уже час как…

– Господин Командор…

Сергей спешил по песку, сквозь ровный строй воинов в доспехах. Рядом пыталась не отстать целая куча старших офицеров:

– Господин Командор, здесь город, а Будрок приказал разбивать еще два лагеря…

– Полковник Яни-Кур отказывается давать, говорит – вы запретили…

– Ладобьер совсем обнаглел, все медикаменты у него, и распоряжается как хочет…

– Или ты выслушаешь немедленно, или я…

Сергей, не выдержав, остановился и поднял обе руки вверх:

– Тихо!

Все разом замолчали. Сват обиженно отвернулся в сторону. За шеренгой воинов толпился любопытный народ, на них смотрело множество приветливых лиц – за косогором поднимались многочисленные дымки походных кухонь. Первая радость встречи уже утряслась, еще утром, но много разных людей почему-то совсем не торопились уходить с берега…

– Давайте по порядку. Только срочное. Гамез?

Высокий представительный офицер откашлялся:

– Генерал Будрок готовит еще два лагеря, господин Командор, а здесь ведь…

– Все правильно. Я приказал. Это уже не город, а одни развалины. Полковник Шуф?

Рядом подтянулся коренастый вояка в доспехах. Начищенных чуть ли не до блеска.

– Лекарства, для раненных, а Ладобьер…

– К заму, генералу Фо Арму. Что еще?

– Господин Командор, – заторопился совсем молодой офицер, глотая чуть ли не половину слов: – Полковник Яни-Кур отказывается давать дополнительное…

– К генералу Фо Арму. Дальше.

– Лес, для обоза…

– К Фо Арму. Еще?

– Вас ждут, – из-за спины высунулась седая голова. – Местное руководство, в вашем шатре…

– К Фо Арму… Стоп! – он выдохнул воздух. – Не понял, кто ждет?

– Местное руководство, – тоже заторопился пожилой военный, оказавшийся ответственным по связям. – Так сказать, начальники… местные… Уже час…

– Уже час? – заспешил Сергей, но тут же остановился и оглянулся: – Сват? Ты-то чего стоишь?

– Наконец-то, вспомнил, – заворчал довольный Сват, нагоняя Сергея. – А я уже думал, и не вспомнишь…

– Что там у тебя случилось? – на ходу улыбнулся Сергей. – Что я должен – прям так немедленно, выслушать?

– Немедленно, – согласно кивнул головой Сват. – Безотлагательно. Я ее нашел!

– Кого нашел?

– Ее! Мечту! Которую видел однажды!

– Белого ангела? – Сергей от удивления даже остановился.

– Представляешь? – бывший наемник радостно засверкал зубами. – Как будто меня ждала! На песочке…

– Это она тебе сказала? – Сергей опять двинулся вдоль цепи воинов.

– Ну… – немного замялся Сват. – Она еще не очень… Может говорить. Ранена немножко… Но скажет! Обязательно скажет! Минут десять смотрела мне в глаза, когда пришла в себя…

– Прям так и десять, – недоверчиво усмехнулся Сергей.

– Ну, может не десять, – огрызнулся Сват. – Но пару – точно. Что ты все цепляешься?

– И когда же на нее можно будет взглянуть? – все еще не верил в чудеса Сергей. – Твоего доброго ангела? Завтра?

– Завтра… – опять недовольно протянул Сват. – Еще и друг называется. Сегодня! Хочешь ты этого, или нет!

– Класс! – улыбнулся Сергей. – Вот так новость! Свата наконец-то окрутили! Наши умрут от радости… – он обернулся назад, к пожилому полковнику: – Где они?

– В шатре, господин Командор, – поравнялся офицер по связям. – В приемной половине…

– Почти час, – добавил Сват.

…Листок вместе с доктором поднялись с походных стульев и ошарашено уставились на него: «Ты?!!»

– Господа! Господин Командор! – объявил капитан Гуяр и скрылся за пологом. Сват удивленно почесал голову: «Вы что, знакомы?», и принялся водить взглядом с одного на другого.

Листок хлопнул глазами раз, потом другой. Лицо маленького доктора начало немедленно расплываться в привычной улыбке:

– Господин Командор… – и лукаво сощурилось. – Вот так да. Вы явно нам не все рассказали тогда про себя, молодой человек…

Листок виновато развел руками:

– Ты уж нас прости… – и совсем сконфузился. – Вы уж нас простите, за то, что было… тогда…

Сергей широко улыбнулся и шагнул навстречу:

– Мы так и будем стоять, и виниться? Или может, лучше обнимемся?

В палатке зависло дружное кряхтенье: «Это уже по-нашему!» и похлопывание по спинам. Потом друзья наконец-то оторвались друг от друга, и Сергей пододвинул стул:

– Давайте с основного, хорошо? С мелочами разберутcя помощники.

– С основного? – Листок тоже пододвинул стул. – Хорошо, давай с основного. Вы собираетесь на Домм?

– Обязательно, – кивнул головой Сергей. – Ты же знаешь. И – не задерживаясь.

– Вот, – сказал руководитель «кротов». – Это и есть основное…

Сергей слегка скосил глаза – Сват наклонился к доктору и спросил взглядом: «Как?» Доктор успокаивающе кивнул головой, чуть шевельнув губами: «В порядке. Спит…»

– …Мы должны идти с вами, – продолжал Листок. – Вы не можете нам отказать! Поймите, мы обязаны, это наша земля, это наше право…

– Категорически, – сказал Сергей, снова поворачиваясь к Листку. – И обязательно! Мы пришли – помочь. Помочь вам. Ты даже можешь отобрать самых способных, и поставить во главе многих моих отрядов…

– Даже так? – повеселел Листок. – Мы не подведем, поверь! Мы теперь – очень битые волки! Ты ведь знаешь, что здесь было?

– Знаю… – вздохнул Сергей, пытаясь собрать в кучу некоторые свои – совсем не к этому разговору, мысли. И воспоминания.

– Вот! – продолжал Листок. – Мы теперь знаем все, все тропки-перетопки… И огневую оборону Домма!

– Если все будет в порядке, – нахмурился на доктора Сергей, наконец ухватив за хвост ту самую, отвлеченную мысль. – То пробивать огневую оборону Домма не придется. Домм возьмут изнутри. Поэтому и торопимся. Подожди… – он поднялся со стула и удивленно посмотрел на наемника: – Сват… – потом перевел глаза на улыбчивого врача: – Доктор… Елки-палки, это что, Снежка что ли?

– Снежка ранена, – чуть погрустнел старый отец, но тут же встрепенулся: – но поправляется! Эта ваша «эмацея» – просто чудо какое-то…

– Сват! – Сергей повернулся к наемнику: – это ты Снежку нашел, что ли?

– А ты и ее знаешь? – глаза друга стали похожими на круглые брахмы. – Слушай, это нечестно…

– А ведь ты прав, – задумчиво улыбнулся и сощурился Сергей. – Со своим видением… Она ведь действительно – как ангел. Как белый ангел, парящий в высоте…

Через неделю они взяли Домм. Авангард основных сил спешно подошел к городу и, послушав тишину над домами, уже довольно спокойно начал снимать с походных повозок орудия. И почти сразу же – методичным обстрелом выводить из строя огневые гнезда. Но еще не успели подтянуться остальные, как за стенами злополучной Академии начала разрастаться яростная битва. И почти сразу рванула, подняв к небу столб огня, мрак-шахта… Эгивар Трой успел точно в срок. И Сергей, не дожидаясь остальных, поднял людей на штурм…

«Мрак-шахты… Да, мрак-шахты. Добрые, мирные мрак-шахты… И сверкает голубое небо, и приближаются облака. И мелькает внизу, чуть ли не сливаясь в сплошное туманное поле, далекая размытая земля… Ишемир. Полуразрушенный замок, со взорванным пороховым погребом. Ушет-Гурд. Подземный лабиринт ходов-переходов. Дост. Старый облупившийся дом бывшей городской Управы. Наодок. Обвалившаяся бревенчатая изба… Сколько их, колодцев с черной мглой, разбросанных по Роху? „Поборовшему свой страх открываются дороги…“ Какие дороги? Какие врата, куда? В разные места Шеола? Как просто, какие мы добрые! „Мы решаем проблемы пути…“ Вы создаете эти пути. И не в разные места Шеола. Ибо это все равно, что держать автомобиль только затем, чтобы прятаться от холода… Путь в иной мир. Совсем иной. В Великий Всесильный Магром. В преисподнюю. Ведь все зависит от того, что в голове у человека, который летит сквозь мрак…»

В древнем городе Домма опять разгоралась невиданной яростью схватка…

«Ты не можешь! – яростно-демонические глаза просто пылали ненавистью. – Ты не имеешь такого права! Ты даже не в состоянии представить, как ты себя погубил! Никто и никогда еще не испытывал таких мучений…» Чернота Полной Ночи обдавала холодом, но черные зрачки Асмодея горели настоящим огнем…

«Не могу, – согласился Сергей. – Я – не могу. Кто я такой, чтобы смочь? Простой, мелкий человек. Но ты ведь знаешь, кто это сможет, правда?»

«Кто? Он? Ты думаешь, Он послушает тебя? С какой стати, ты что, совсем чистенький и безгрешный?» Вокруг темной закутанной фигуры начали появляться другие, все больше и больше, таких же темных и закутанных, – и вот уже вся темнота вокруг кишит смертью и ненавистью. Великий Всесильный Магром…

«Не знаю, – вздохнул Сергей, начиная ощущать смутное беспокойство. Ведь она кое в чем и права… – Но я постараюсь».

«Мы – постараемся, – вдруг раздался рядом очень знакомый, и так давно не слышимый, голос. Сергей вздрогнул. Сбоку появилась, и стала плечом к плечу Она. Она – которую он всегда помнил, и никогда не забывал. Его Ленка…

«Послушает, – с другой стороны донесся другой голос, ворчливо-смешливый, и дребезжащий. Но такой же знакомый… Из темноты выступил тот, которого он меньше всего ожидал увидеть теперь. Харон. Старый Харон, первый встретивший его в этом мире… Сергей уже устал удивляться. Или Охотник Хром? „Нет, не Охотник Хром, – казалось, прочитал его мысли старый воин. – И не скалься понимающе, – не наказанный ангел Харут. – он прищурился – таким знакомым, иронично-задорным, прищуром. – Вообще-то, теперь меня обозвали Готеборгом. А по-настоящему, Гурий… Не слышал?“

«Как же, – хрипло протянул Сергей. – Гурий, Самон и Авив. Покровители семьи и брака…»

«Ты думаешь, нас меньше? – Его Ленка обернулась к Асмодею, ее голос был ровный и уверенный. – Спокойно, Сережа. За тобою – очень много людей, которых тоже послушают. Эния, Рада и Снежка. Аника и Лара. Доктор и Листок. Габ и Милия. Нивер, Тетя Дора, Олди и Гуляна. Юрм и Лаума. Семья Аники. Эгивар Трой и полковник Шамур. Председатель Уолл Вар и его внук Клен. Сват, Ивар Ратник, капитан Ош Гуяр и много, много друзей-наемников. Гвардеец Элик Аушен и полузнакомый лейтенант пограничного дозора… Мне продолжать?»

Темные зрачки демона еще больше исказились ненавистью: «Вы не подумали о СВОЕМ мире? Том, откуда он пришел? Ибо тогда – займутся им…»

«Вы и так занимаетесь им, – нахмурился Сергей. – Я никогда не поверю тебе, Асмодей. Ибо вы всегда будете заниматься им, независимо от того, что наобещаешь мне ты. Но знаешь… Ведь и там еще остались люди. И я верю в них, хочешь ты или нет…» Мельтешащие темные фигуры вокруг вдруг перестали мельтешить и на мгновение застыли. «Давай, Сережа, – ободряюще улыбнулась Ленка. – Не бойся. У тебя получится…»

Сергей вздохнул, сделал шаг и поднял лицо кверху. Верх, как и все вокруг, являл собой темноту… «Господь Бог мой… – его голос оказался неожиданно твердым. И потекла, постепенно захватывая в свои объятия, – его первая настоящая молитва… – Не ради меня. Не ради меня, такого плоховерящего крет… дурака, прости Боже… Но ради людей, ради всех людей – ради любви, твоей любви к нам, к людям… И ради нашей любви – она ведь еще есть, еще не угасла совсем, к друг дружке, ведь правда? Помоги…»

Он уже не видел, как стали искажаться и отдаляться ненавистные лица вокруг. И как стала распадаться, рассыпаясь в клочья, за много миль отсюда, – плотная стена Всеобъемлющей Наступающей Ночи. Великого «Всесильного» Магрома. И растворялась в многочисленных колодцах мрак-шахт, разбросанных по Шеолу, – плотная, почти осязаемая, чернота. Под яркими вспышками ветвистых молний, и потрясая окрестный туман каким-то странно живым, – визгом и криком…

Глава 7

– Куда это они все спешат? – старый Олди выглянул в окно – мимо по дороге, оживленно переговариваясь, торопились соседи.

– Я утром слышала, на рынке, – тетя Дора тоже подошла к окну. – Барон собирает всех жителей на площади. То ли королевский гонец прискакал, то ли еще что…

– Указы, наверное, – сказал Олди. – Говорят, наши возвращаются из Империи, с победой…

Они помолчали, с беспокойством посматривая на Гуляну, запирающую хлев. Каждая встреча Гуляны с соседями всегда грозила грандиозным накалом. У невестки в последнее время начали откровенно сдавать нервы, чуть ли не на каждый презрительный смешок в спину…

Не обошлось и на этот раз.

– Гваха! – девушка сорвалась с места и подлетела к калитке. – Я последний раз предупреждаю…

Но нее недоуменно обернулись и уставились несколько человек, старый Олди обреченно вздохнул. Чернобровая Гваха вызывающе уперла руки в бока.

– …Излуплю и оборву уши, твоему оболтусу, – начала расходиться Гуляна. – Если он еще хоть пальцем тронет Гука! Мы никак не могли остановить кровь…

– Ты бы не разевала рот, – тут же бросилась в «схватку» соседка. – Ибо не тебе бы его разевать! И своему выродку передай…

– Я тебе покажу «выродка»! – раскипятилась девушка. – Твой Мерим больше напоминает выродка, садист ненормальный…

– Уж кто бы тут рассуждал про садистов…

– Тихо!!! – неожиданно перекрыл перебранку грубый окрик. – Заткнитесь – вы, обе! – обе хозяйки обескуражено хлопнули ртами. Сутулый пожилой Рагнар, голова соседского семейства, сверкнул глазами: – Топай дальше, давай, чего встала? Зубы чешутся?

– С какой стати? – упрямо насупилась его дочь. – Из-за этой, что ли? Буду я, еще из-за этих…

Сосед оглядел ее с ног до головы, потом вздохнул и шагнул к калитке:

– Знаешь, что я тебе скажу, Гуляна… по ее лицу скользнул нахмуренный взгляд, из-под седых кустистых бровей. – Подумайте внимательно. Основательно. И уезжали бы вы лучше из города. Подобру-поздорову…

– С какой стати, Рагнар? – спросил Олди, появляясь на крыльце. – Из-за твоего внука, что ли?

– Я тебя всегда уважал, сосед, – обернулся тот. – В отличие от всех в этом городе… Но знаешь, – он чуть помолчал. – Наши ведь возвращаются из Империи, ты слышал? – Олди кивнул головой. – С победой. Вон, королевский гонец прискакал… Указы, говорят, читать будут…

– И что? – Олди небрежно оперся о перила на крыльце. – Первый раз, что ли?

– Смотри сам, – Рагнар опять развернулся к дороге. – Смотри сам… Я чуял, на прошлой неделе вам камнем окно разбили? – Олди в ответ резко посерьезнел. – В городе уже не хотят терпеть вас, сосед. Ходят разговоры – у нас не должно быть отлученных…

– Мы не отлученные, – помрачнел старый Олди.

– Вы, или сынок ваш… – бросил через плечо седой крестьянин. – Какая разница? Внуков твоих не иначе, как бандитским отродьем кличут… Лучше не пускай больше внуков в город. Здесь не только мой Мерим виноват, – он, кряхтя, двинулся дальше по дороге.

Остальные постепенно начали вытягиваться за ним, изредка оглядываясь на Гуляну. Олди некоторое время смотрел им вслед, потом тяжело вздохнул и развернулся к двери…

– Слышала? – зло прошипела сзади Гваха Гуляне. – Чтоб твоего отродья мой Мерим больше не видел, ясно?

– Я тебе дам «отродье», – тут же всколыхнулась опять Гуляна. – Я не посмотрю на ваши настроения, в вашем долбанном городе…

И тут же удивленно схватила ртом воздух. По ее щеке медленно сползал большой смачный плевок…

– Понятно? – соседка вытерла губы, развернулась и заспешила по дороге, небрежно бросив через плечо: – можешь пожаловаться, если хочешь. Видела я всю вашу семейку, знаешь где…

Девушка закрыла лицо руками и опустилась на землю, бессильно вздрагивая плечами. Олди опять глубоко вздохнул, поджал губы и сокрушенно уселся на деревянные ступеньки. Хлопнула дверь – мимо пролетела его жена Дора, и завертелась над невесткой, и запричитала-закудахтала, как «клуша-наседка», – потрясая в воздухе кулаками и пытаясь хоть как-то успокоить и подбодрить…

Старик снова вздохнул и мрачно сощурился вдаль, вдоль дороги на город. Жизнь становилась совсем невмоготу, совсем, несмотря на то, что у остальных вокруг радость… Они были трудолюбивыми, и делали свою жизнь сами – своими руками и силами. Вот и теперь – как только стало что-то образовываться, как только стало лучше Милии, и они снова получили возможность потихонечку привести в порядок хозяйство, подкупить скотину… Сколько же еще можно терпеть? И куда идти? Где их ждут? Здесь жили их отцы и матери, деды и прадеды…

Дородная Дора, продолжая «квохкать» на ходу, провела мимо заплаканную Гуляну. Олди обреченно посмотрел ей вслед. Бедная ты моя девочка. Вместе с нами разделившая все беды и напасти, из-за сына, все эти долгие-предолгие годы… Как долго тебя еще хватит? Как долго…

– Пр-р-р, – у калитки притормозили чью-то лошадь.

Олди поднял голову – молодой парень, стражник барона Махаома, озабоченно вертел головой по сторонам. Потом увидел на крыльце старика и приветливо махнул рукой:

– Утро доброе… Семья Олди здесь живет?

– Здесь… – старый крестьянин разогнул спину, чувствуя, как начинает проваливаться куда-то сердце…

– Хозяин приказал – всем на городскую площадь!

– И нам? – выдохнул старик. – Мы ведь никогда…

– Всем! – отрезал парень. – Это последние Указы покойного короля, – он развернулся обратно к городу и пришпорил лошадь, добавив уже на ходу: – и касаются всех…

Олди обеспокоенно смотрел ему вслед.

– Всем?!! – спустя минуту подняла панику в доме его супруга. – Как всем? Мы же никуда, уже сколько лет… Там же будет весь город! – и опять закудахтала-запричитала: – Чует мое сердце, ох чует – не к добру, и старый Рагнар предупреждал…

– И детям тоже? – почему-то, совсем тихо и кротко спросила Гуляна. Она уже перестала плакать, опять ушла в себя, и только задумчиво смотрела в окно.

– Не знаю, – озабоченно почесал голову Олди. – Посыльный сказал – всем…

…Центральная площадь города бурлила. Умудрившись вместить в себя все население – в общем-то, совсем небольшого, богом забытого провинциального Ишемира. Королевские гонцы бывали здесь и раньше, народ привык, как и везде – куда доставлялась весть. Но сегодняшний день был особенным. Даже местный правитель, барон Махаом, присутствовал лично. Последние Указы покойного короля… Они всегда были особенными. Вмещая не только последние новости, но и наследование трона, все замены, и всю политику – на долгие будущие годы. Даже королевский гонец – был не простым гонцом, а кем-то повыше и поважней, с солидным таким пенсне на носу. С ним даже сам барон обращался как-то особенно почтительно.

Народ внимал. Внимал и тихо вздыхал. Надо же, Его величество, король Ангурд Ассанский… Погиб, как герой, защищая простых жителей Брахма-Гута. Их король. Они любили своего короля… Наследница трона – его внучка, Радария Ассанская, дочь принцессы Эния и Командора Анта. Их принцессы. И того самого Командора… Регент, до ее совершеннолетия, – принцесса Илламия. Это естественно, старшая дочь…

Народ вздыхал и внимал. Это ж надо, перемен-то сколько… Но все печали как-то меркли перед главной радостью – наши возвращаются. С победой…

– Так-с… – королевский гонец поправил на носу пенсне и переложил несколько листков в руках, потом опять поднял голову и усилил голос: – Налог на землю снижается до минимальной квоты! Продажа леса и камня для домов – оговариваются отдельно, с местным управлением, но для нуждающихся – не выше установленной нормы! Местное управление, – он обернулся и глянул на барона. – Должно проверить и составить перечень нуждающихся… – барон понимающе кивнул головой, гонец опять обернулся к толпе: – Снижается налог на продажу мяса и рыбы, и устанавливается предельно-допустимая цена, в зависимости от места и качества. Что же касается охоты на пушного зверя, и особо важных пород…

Вдалеке, с краю площади, вдруг стал нарастать непонятный гул – многие в толпе обернулись и посмотрели назад. Гонец недовольно поднял лицо. Где-то там, за головами людей, донеслись возмущения: «Стыд и срам-то какой… Как только совести хватило… Еще и людям в глаза смотрят… Если сынок такой, то и семейка вся эта, яблоко от яблоньки… Перед посланником самого короля… Прекратите, что они вам сделали? Мы же все давно знаем, вместе живем…»

«Это, наверное, Олди прибыли, – вполголоса сказал сзади барон Махаом. – Та самая семья, которую вы просили обязательно присутствовать…» Гонец понимающе кивнул и поднял руку:

– Тихо!!! Люди, внимание!!! Их сюда вызвали специально…

Всплески недовольств унялись, толпа напряженно притихла.

– Пропустите сюда, ближе!

Народ неторопливо расступился, исподлобья оглядываясь назад. Но среди множества злых взглядов находилось и немало сочувствующих – семью Олди знали в городе с незапамятных времен. Старик медленно шел, ни на кого не глядя, и высоко вскинув чуть вздрагивающий подбородок, – он изо всех сил старался себя держать в руках. Рядом, сгрудившись тесной толпой, не отставали его супруга и невестка, вместе с детьми. Гука и Люка, принарядившиеся, в белых сорочках, настороженно зыркали глазками по сторонам…

Гонец подождал, пока они не остановились рядом, потом перетряс листки в руках, нашел нужный и поднял голову:

– Внимание, жители Ишемира! Указом короля Ассаны, от такого-то числа такого-то месяца… – он сделал секундную паузу, окинув взглядом людей. – Нивер Олди объявляется под законом… – в толпе сразу наступила мертвая тишина. Гонец поправил на носу пенсне. – За геройство и отвагу перед Шеолом, за ДОКАЗАННУЮ преданность короне – с него снимаются все обвинения…

«Личным Указом самого короля?!!» – у народа раскрылись рты. В воздухе раздался неожиданный вскрик – невестка Олди начала медленно оседать на руки подхвативших ее отца и матери. Люди ошарашено молчали. Тетя Дора вполголоса что-то ласково шептала, чуть ли не убаюкивая девушку, старик обернулся к гонцу и свободной рукой вытер глаза: «Все в порядке, прошу вас, не обращайте внимания…»

– …Нивер Олди, – продолжил гонец, опять склонившись к листку, – уже более двух лет верой и правдой служит лично Ее высочеству, принцессе Энии Ассанской и Командору лорду Анту. И являясь капитаном стражи, – неоднократно доказывал верность Богу, и возвеличивал славное имя не только своего королевства, но и всего Шеола…

Толпа изумленно слушала. Слушала и внимала. И среди опешивших глаз все больше и больше появлялось моргающе-радостных, и удивленно-улыбчивых…

– …Так же, Указом магистра Белого ордена, – раздавался монотонный голос, среди повальной тишины. – Нивер Олди больше не является отлученным, и причисляется к лону церкви. Указ магистра Белого ордена, заверенный эдитором Ассаны Иллом Гушаром, от такого-то числа, такого-то года…

Где-то далеко лаяли собаки, потом донеслось обиженное мычанье чьей-то коровы. Кто-то сипло кашлянул, кто-то шумно выдохнул воздух. Люди заворожено молчали, не спуская с гонца увеличено-кругло-моргающих глаз. Первой общее мнение, как и всегда в подобных случаях, выразила детская непосредственность. Так же, как и всегда, не согласная с привычкой взрослых мучиться непонятными комплексами, стоять истуканами, и затягивать решение всем уже понятных вещей…

– Привет! – приветливые глазки маленькой девчушки из толпы перебежали с Гука на Люка. – Вы еще не видели моего зеленого медведя? Как же можно, уже вся улица ходила… Показать?

Братья по очереди настороженно кивнули, среди поднимающегося в толпе гула, и тогда она толкнула локтем высокого загорелого мальчишку рядом. Тот недовольно цыкнул на нее, но тут же улыбнулся ребятам:

– А у меня – настоящий лук, и стрелы…

Толпа уже оживленно гудела, начиная обсасывать новость с разных сторон – через головы летел все нарастающий гомон. Хотя и так бросалось в глаза, что подобные новости – только честь и слава для маленького Ишемира. Где-то потух зычный, досадливо-материнский шлепок, и следом – обиженный рев соседского мальчишки Мерима, так и не понявшего, за что…

– Одну минуту! Я еще не закончил! – гонец поправил на носу пенсне и поднес листок к глазам. – Здесь есть еще приписка…

Шум в народе начал притупляться. Он некоторое время шевелил губами, разбирая дописанное мелким почерком, потом удивленно оглянулся на барона, и опять поднес листок к глазам…

– Простите… – прошелестел над головами неуверенный голос, он непонимающе посмотрел на старика Олди. – Но тут дописано, что бы вы ждали гостей… – он поглубже надвинул пенсне и снова поднял «Указы». – Командор лорд Ант и Ее высочество, принцесса Эния, «заскочат» к вам на ферму на пару деньков, в конце месяца… Повидаться, отдохнуть…. Сразу после Совета двенадцати королей в Нипороге…

Опять стало отчетливо слышно, как мычит обиженная корова. Гонец обескуражено обернулся к барону… Барон Махаом закрыл рот и резко развернулся к своему управляющему – тот сразу же кивнул головой. Людям, знающим друг друга много лет, иногда совсем не обязательны слова: «Ты слышал?!! К концу месяца здесь будут Ее высочество и Командор!!! Что бы во всем округе все блестело и сверкало, и на улицах шатались только сытые и довольные лица!!!» Понимающий взгляд в ответ: «Конечно, Ваше сиятельство, разумеется! Не впервой…»

Ветер трепал волосы на голове Олди и тети Доры, и ласково поглаживал мокрые щеки Гуляны, у них на руках. Но, почему-то, совсем не мог высушить глаз…

* * * * * *

Во двор замка, грохоча колесами по булыжнику, въехала карета, следом за ней влетели несколько всадников. Эния сбежала по ступенькам:

– Совет закончился? Ну как?

– Что как? – из распахнутой дверцы вылез, и кряхтя разогнул спину председатель Уолл Вар. – Ваше высочество, что как? Готовьтесь к грандиозному ужину! К вам собираются пожаловать все короли Шеола и Империи!

– Да нормально, – Сват спрыгнул с коня и бросил поводья незаметно появившемуся слуге. – Все в порядке, не волнуйся!

– А где Сергей? – принцесса оглянулась на ворота.

– За нами, – лорд-капитан сморщился, выгнул спину и помассировал пояс. – Сейчас будет… Правда, злой, как черт. Слушай, хозяйка, вина хочу – умираю…

– Что, не получилось? – Эния обернулась назад – понятливая Лаума тут же исчезла за дверью. – Да рассказывайте, что вы тянете душу! Увен! Я не посмотрю, что ты теперь «Их величество», так надеру уши…

– «Их величеством» я стану после коронации, – усмехнулся Сват. – А уши и так грозилась оборвать Снежка. Если вы с Антом «случайно» не будете главными свидетелями на венчании.

– Да отбрехался он, отбрехался, – улыбнулся председатель. – Не переживай так. Только не так, как хотел…

– А как? – сразу насторожилась принцесса. – Кто будет Императором? Листок?

– Листок тоже наотрез отказался, – добродушно вздохнул Уолл Вар. – Объявил, что воевать и строить – разные вещи. И что он понятия не имеет, как налаживать хозяйство и жизнь. Но у него такой авторитет в Империи, что его мало кто послушал. И сделали вице-канцлером. И руководителем Совета безопасности. Насильно – хочет он этого или нет. Империя, это ведь не только побережье, надо идти вглубь. Что там, никто не знает…

– А доктор?

– Доктор сразу взял на себя министерство здоровья и медицину. Вот кто – действительно желает работать. Эх, и нам бы не мешало, побольше таких…

– А Императором? – не поверила Эния. – Кого выбрали Императором?

– Вот тут и выступил ваш муж, – пояснил старый лорд. – И сказал то, что, в общем-то, знали и все. Что есть человек, который действительно подходит на это, очень ответственное, место. Имевший большой опыт управления государством, и доказавший право, этим самым опытом. К тому же Империя – это не монархический Шеол, она несколько ушла вперед, своими законами. А тот… Как он выразился? – председатель задрал глаза к небу. – «Знаком с демократическими принципами управления совсем других, более продвинутых эпох»! Вот так загнул, это было круто…

– Эгивар Трой, да? – спросила принцесса. – Это правда?

– Да, Эгивар Трой, брат вашего друга, – Уолл Вар оглянулся на Свата, тот улыбнулся. – Ваш муж выступал в основном для представителей Империи. У нас у него и так, как у короля Нагорта, уважение огромное. Только вот выступать, как оказалось, особо было и не нужно. Все и так прекрасно запомнили воина, проведшего людей через мрак-шахту, и дравшегося на смерть в Академии Домма. За их дом, и их жизни…

– Ясно… – задумалась Эния.

– Но… – лорд-капитан развел руками. – Эгивар Трой вдруг тоже начал отказываться! Видите ли, он собрался жениться… И тогда его тоже избрали насильно. Одно другому не мешает. И принцессу Илламию – также, заодно, на ряд женских благотворительных должностей, чтобы сподручней было. Что за день сегодня, одних насилий? И женитьб… – он усмехнулся, и начал подниматься по лестнице: – пойду-ка я лучше поищу Лауму, что-то она совсем забыла про старика…

– Илламия! Слава Богу! – принцесса широко заулыбалась. – Наконец-то…

– Вот-вот! – пригрозил Сват, глядя в спину крепкому старику. – Имей ввиду, мы договаривались венчаться вместе! Даже и не мечтайте. Знаю я вас, только и думаете – куда-нибудь исчезнуть, затаиться, запылиться, раствориться…

– Значит, Сергей, – вздохнула с облегчением Эния. – Значит, никто не… Значит, все в порядке?

– Не тут-то было, – с удовольствием сказал Сват, глядя на враз вытянувшееся лицо девушки, и сделал «страшные» глаза: – «И тут мрачный взор грозных правителей всех земель – с обоих сторон Нагорья, упали на – никем не замеченного, случайно пропущенного, забившегося и притаившегося…» Короче, на Анта…

– Иди ты! – отмахнулась принцесса, но почему-то побледнела. – Что, так и было?

– Или почти так… – злорадно сообщил без пяти минут король Нагорта. – Вот и все.

– Что значит «все»? – еще больше побледнела принцесса. – Он что, не мог отказаться? Не мог сказать?

– Он и говорил, – сощурил смешливый взгляд Сват. – Еще как говорил! Такую речь опять задвинул – я даже заслушался… Что, мол, он свою роль выполнил! Что у него теперь – еще больше важная для него роль, и он должен реализовать себя в ней полностью! Что у него великое множество забот и хлопот, например – воспитать достойную наследницу трона! Что он еще должен научиться быть отцом и мужем, и что это совсем не просто, ибо сейчас, в теперешние времена – у всех есть проблемы с настоящей любовью и заботой. И в этом – именно в этом, он видит свое будущее, и никогда не согласится ни на какое другое…

– И что? – вспыхнула принцесса. – Что не так?

– Все так, – согласился бывший наемник. – Вот ему и дали проявить свою заботу и любовь. Полностью. В своем будущем.

– Правда? – не поверила Эния.

– Конечно, – усмехнулся Сват. – Ему начали объяснять, как маленькому, чуть ли не на пальчиках, что сейчас у него такой огромнейший авторитет с обоих сторон Нагорной гряды, причем – не только у народа, но и у правителей… Но он тут же полез в спор. Мол, это ни о чем не говорит, потому что история знает множество примеров, когда… Короче, его выставили за дверь. Чтобы не мешал совещаться.

– Так, – улыбнулась чему-то своему принцесса. – И что?

– И то, – ответил Сват. – Во-первых, за ним пожизненно закрепили звание Командора. Не только Шеола, но и всей Империи. А во-вторых… Все вдруг поговорили между собой, и сделали неожиданный вывод. Именно: Командору Анту доверяют – все. Все, только ему одному. Потому что он никогда никого не осудит зря… Да и Дух Таба вместе с Геварусом – личности не малые…

Сзади раздался дробный перестук копыт, через ворота влетел Сергей, зачем-то оглянулся через плечо назад и резко притормозил лошадь. К нему сразу подскочил расторопный конюх…

– …И его – сразу и единогласно, избрали Белым Судьей, – закончил Сват. – Всего Шеола и всей Империи. По существу, это, наверное, выше любого императора. Потому что слово Белого Судьи считается решающим, в любых спорах и конфликтах, в том числе и между государствами. Он может даже наложить вето, на какой-нибудь вредный закон…

– Ясно, – вздохнула Эния. – Я так и думала. Жизнь только начинается…

– Папка! – в воротах из парка появилась Рада, и радостно бросилась на шею отцу. – Ну как? Когда ты собираешься воспитывать наследницу трона?

– А когда надо? – Сергей крепко обнял дочь и подмигнул Энии со Сватом.

– Прямо сейчас! – восторгу Рады подозрительно не было предела, она вздернула руку и развернула его лицо к себе: – ты знаешь, пап…

– Знаю! – он оглянулся назад.

– Не знаешь! – она опять повернула его лицо. – Мама тебе ничего не говорила?

– Ладно, не буду мешать, – Сват улыбнулся принцессе, махнул рукой Сергею и взбежал по ступенькам. – Пойду, присоединюсь к лорду председателю…

Эния подставила щеку для поцелуя Сергею и погладила по голове дочь:

– Ну, рассказывай…

– Да нечего рассказывать, – он отпустил Раду и поднял воздушные руки своей жены. – Туман начал отступать. Жители возвращаются в былые места, где-то – даже целой деревней… Кажется, народ начинает что-то понимать. Говорят – незабываемое зрелище, настоящее покаяние… Домм прекратил работу, проход закрыт, новому Роху браться неоткуда. Скоро тварей внесут в какую-нибудь местную Красную книгу. Чтобы не исчез вид, и лекарства заодно…

– А про Совет?

– А что про Совет?

– Все! – требовательно добавила дочка.

– Ну, если все, – усмехнулся Сергей. – То мне кажется совсем не солидным, что достойная белобрысая макушка лорда Клена блестит сзади из лопухов. И вообще, не к лицу почтенному лорду прижиматься к лошадиному навозу, делать вид, что он – конский щавель, и потом вытаскивать иголки из своей уважаемой задницы. Может, лучше пригласить его к столу?

Эния расхохоталась. Рада густо покраснела.

– А вообще-то, – он подмигнул жене. – Мне кажется, кто-то хотел что-то сказать?

Эния прекратила смеяться, почему-то вздохнула и вдруг как-то странно посмотрела на него. Странно и непонятно, как умеют только женщины – вместить в глаза и задумчивость, и нежность, и даже какую-то ласковую тайну… Сергей почувствовал, что начинает здорово волноваться:

– Эния?

– Папка? – вздернула носик смешливая Рада.

– Эния, ты… ты… – горло отчего-то засохло, и совсем не хотело издавать какие-нибудь звуки. – Ты это…

– Я – это, – серьезно подтвердила принцесса.

– Ты… – он не выдержал: – Да говорите же, в конце концов!!!

Она улыбнулась, приподняла руку и движением – единственным движением, общим для любых женщин любого мира, – мягко провела по своему животу:

– Мы назовем ее Сашей, хорошо?

– А следующую – Машей! – тут же встряла ужасно довольная Рада.

Мир взорвался в голове всполохом цветных огней и флагов – Сергей шумно выдохнул воздух, вернул на место глаза, и вдруг – сорвался, схватил обоих девушек в охапку, – и закружил по брусчатке двора, даже не почувствовав тяжести… Рада что-то радостно вопила, Эния не отставала – на какую-то минуту став просто счастливой девчонкой, и совсем-совсем далеко не принцессой…

Хлопнула дверь, на крыльца выскочили перепуганные председатель и Сват, оглядели всю эту кутерьму сверху, покачали головами и опять скрылись за дверью. Во всех окнах маячили улыбающиеся лица слуг…

– …Только вот на Совете, – вздохнул он спустя несколько минут, когда отдышался, а обе задорные девчонки поправили задорно растрепавшиеся волосы. И бессовестно подмигнули подрагивающим, ничего не понимающим лопухам за воротами. – Не получилось все гладко, как мы мечтали…

– Я знаю, – тоже вздохнула Эния. – Но знаешь… Может это и правильно? – она на секунду задумалась. – Может, в этом и заключается счастье? Ибо без помощи людям – другим, разным людям, – не узнаешь настоящего тепла настоящего дома? Когда спокойная совесть, и тебя ждут… ждут дома, и горит огонек, хороший такой огонек – в настоящем домашнем очаге-камине…

г. Минск 2007 г.

Валерий Вайнин Убить Змея

Семь заповедей Одиноких Мангустов

1. Найди Змея и убей его.

2. Храни в тайне свою Сущность.

3. Не используй свою Силу без крайней необходимости.

4. Не вмешивайся в дела Человечества.

5. Не принимай от людей помощи.

6. Воспитай ученика.

7. Если устал — уйди.

ПРОЛОГ

Цепляясь за скалы, солнце сползало в океан. Под скалами, на песчаном берегу, пожилой господин в синей шляпе с белым пером, в синемплаще и в синих ботфортах бросал в воду камешки. Плоская галька, вылетая из его руки, весело скакала по зеркальной глади. Чеканный профиль господина в синем мог бы украсить золотые монеты, и подобное пустое занятие явно ему не подходило.

Меж тем вдоль берега, по щиколотку в воде, неторопливо шел молодой человек в плавках — стройный, мускулистый и загорелый. Лицо его пряталось в тени широкополого сомбреро. Приблизившись к господину в синем, молодой человек молча встал рядом.

— Ты опять опоздал, — проворчал пожилой господин, и брошенный им камешек подпрыгнул в воде двенадцать раз.

— Неплохо, — с улыбкой прокомментировал молодой человек. — Стив, ей-богу, я торопился.

Пожилой хмуро окинул его взглядом.

— Вижу. Прими надлежащий вид.

— О, нет! — простонал молодой человек. — В такую жару! Стив, ты садист…

— Прими надлежащий вид! — возвысил голос пожилой господин. — Сейчас мы проведем посвящение!

Молодой человек на миг замер и обеспокоенно спросил:

— С чего такая спешка?

— У тебя есть возражения?

— Нет, но… Стив, зачем так торопиться?

Пожилой господин гневно сверкнул глазами.

— Делай, что тебе сказано!

Молодой человек со вздохом поклонился.

— Да, учитель, — смиренно проговорил он. И тут же оказался точь-в-точь в таких же плаще, шляпе и ботфортах какие были на пожилом господине.

Тот окинул его придирчивым взглядом.

— Смотришься нормально. Хотя до Неудержимого тебе далеко.

Молодой человек был очевидно задет.

— Да ну? Это почему же?

— Ты самый легкомысленный Мангуст всех времен.

— У тебя есть доказательства, учитель?

— Более чем достаточно. — Пожилой господин загнул на руке палец. — Ты использовал свою Силу, чтобы изменить свое тело.

— Усовершенствовать, — деловито уточнил молодой человек, — Зато теперь я сильнейший даже среди Мангустов.

— Это запрещено, безумец! — притопнул ногой учитель. — Ты мог разрушить свою Сущность!

Молодой человек отмахнулся.

— Стив, я не идиот. Все было под контролем.

Бросив на него негодующий взгляд, пожилой господин загнул второй палец.

— Твои проказы с видеофильмами — это… это просто… Скажи сам, как это назвать.

Молодой человек опустил глаза.

— Называй, как хочешь. Но это не проказы.

Учитель вздохнул.

— Знаю, — сказал он с неожиданной теплотой. — Именно это меня и беспокоит. Ты очень уязвим с этой стороны. И наконец, — он загнул третий палец, — тебе двести двадцать девять лет, из которых более ста пятидесяти ты потратил на различные академии, университеты и прочую дребедень. Ты воин или школяр?

— Что ты несешь! — возмутился вдруг молодой человек. — Мы должны освоить третий уровень: сочетание магии с наукой и техникой! А уж потом…

— Есть только два уровня! — в гневе перебил его учитель. — Человеческая жизнь и чистая магия! И для Мангуста, черт тебя дери, второй уровень — самый главный! Никакого третьего просто не существует!

Молодой человек покачал головой.

— Нет, Стив, имеется еще и четвертый. На нем происходит осмысление нашей Сущности. Что есть Мангуст в этом мире? Какова природа его способностей? Где граница между живой и неживой материей? Когда мы это поймем, наша Сила возрастет неизмеримо. И должен тебе возразить, учитель…

— Боже, что за чушь!

— …для Мангуста главный вовсе не второй уровень — и даже не третий и не четвертый, — а самый первый. Именно потому, Стив, что, как ты справедливо заметил, это и есть человеческая жизнь.

После этих слов в воздухе повисло молчание Пожилой господин выгреб из кармана штанов оставшиеся камешки и швырнул в песок. Пунцовое солнце висело над океаном, будто не решаясь окунуться. Под стерильно синим небом стояли двое мужчин в архаичных синих одеждах.

— Да ты у нас философ, — произнес наконец пожилой господин. — И с такими нелепыми речами ты думаешь одолеть Змея?

— Запросто.

— Хвастун. Тебе далеко до Неудержимого, а он…

— А он плохо кончил.

— Но Змея убил!

— И где он теперь? Что с ним стало?!

Пожилой господин как-то вдруг сник, плечи его опустились, и стало заметна, что он очень-очень стар.

— Жаль, ты его не знал, — произнес он тихо. — Он был Воин. Думаю, вы могли бы стать друзьями. А что с ним стало?.. Этого, боюсь, мы никогда не узнаем. Я не должен был отпускать его: он не вполне еще окреп.

Молодой человек дотронулся до плеча учителя.

— Брось, ты же не мог все время его опекать.

В глазах пожилого господина гнездилась тоска.

— Разумеется, — усмехнулся он криво, — то же и с тобой. Совершу ритуал посвящения и уйду.

— Какого черта! — воскликнул молодой человек. — Стив, я же не в том смысле..

— Все, пора заканчивать, — жестко перебил его учитель. — Сократим обряд до предела. Выдержишь испытания, выберешь имя своей Сущности, затем я нареку тебя Мангустом и уйду. Это мое право: я устал. Я невыразимо устал.

— Но, Стив…

— Приступим! — Пожилой господин властно поднял руку, оторвался вдруг от земли и повис в воздухе, словно сидя в кресле. — Готов ли ты к посвящению?

Молодой человек поклонился.

— Да, учитель.

— По традиции ты должен отразить воду, отразить камень и отразить огонь. С чего начнем?

— Можно все сразу.

— Прекрати наконец паясничать.

— Послушай, Стив… ей-богу, для меня эти испытания — просто тьфу!

Учитель, не меняя позы, переместился по воздуху ближе к воде.

— Ладно же, хвастун! Сам напросился! — сказал он сердито, затем закрыл глаза — и лицо его будто окаменело.

Наступила какая-то неестественная жуткая тишина. И вслед за этим в океане вдруг выросла гигантская, чуть ли не до небес, волна и с огромной скоростью понеслась к берегу.

— Отрази воду! — торжественно прозвучал сверху голос учителя.

И в это время прибрежные скалы затряслись, загрохотали и стали быстро надвигаться на молодого человека.

— Отрази камень! — проговорил его учитель.

И часть берега объяло внезапно высоченное пламя, которое подобно разъяренному быку устремилось на испытуемого. И учитель, кружа в воздухе над его головой, приказал:

— Отрази огонь!

Меж тем гигантская волна, заслоняя полнеба, была уже неподалеку. Громыхающие скалы приближались с фатальной неотвратимостью. И жуткое пламя бушевало уже совсем рядом, опаляя нестерпимым жаром.

— Можно хоть плащ снять? — попросил молодой человек.

— Нет! — в гневе отрезал учитель. — Почему ты медлишь, хвастунишка?!

Молодой человек принялся обмахиваться шляпой.

— Тяну удовольствие, сэр, — пробормотал он и, повернувшись лицом к волне, крикнул: — Привет, Блу! — Затем обратился к скалам: — Как поживаешь, Пьер? — И бросил быстрый взгляд на пламя: — Угомонись, Плясун!

Висящий в воздухе учитель в изумлении произнес:

— Что, черт возьми, все это значит?

— Четвертый уровень, сэр, — ответил испытуемый. Гигантская волна тем временем застыла. Скалы перестали грохотать и замерли. Пламя остановилось.

Пожилой господин пожал плечами.

— Остановить — не значит отразить.

— Не спеши с выводами, учитель.

Волна стала опадать. Она пластично меняла форму и вскоре превратилась в голубовато-прозрачную женщину, как бы одетую в длинное вечернее платье. Женщина неторопливо двинулась к берегу, скользя по воде.

Скалы треснули и начали осыпаться. Из их недр вылез грубо отесанный каменный великан и шагнул в сторону молодого человека.

А бушующее пламя трансформировалось в косматого огненного мужика, который шел, беспрестанно танцуя.

Водяная женщина, выбравшись на берег, без видимых усилий подошла к молодому человеку. Сквозь нее просвечивало закатное солнце.

— Приветик! — высоким чистым голосом проговорила Она. — Давненько не собирались!

— Ты скучала, Блу? — улыбнулся испытуемый.

— Век бы ее не видать! — встрял в разговор скачущий огненный мужик. — Компанию только портит!

— Ах, извините! — огрызнулась Блу. — Похоже, я не из тех, кто способен оценить ваше изысканное общество!

Каменный великан навис над ними и прогрохотал:

— Хорош собачиться!

Молодой человек заткнул пальцами уши.

— Тише, Пьер, — попросил он. — Будь проще, не слишком выделяйся.

Великан кивнул и моментально уменьшился в размерах. Теперь он был выше испытуемого всего на голову.

— Хорош собачиться! — повторил он значительно тише. — Достали уже!

Огненный мужик и водяная женщина обиженно примолкли.

Висящий в воздухе пожилой господин в синих одеждах обалдело взирал на происходящее.

— Знакомьтесь, — указал на него испытуемый, — Стивен Пирс — мой учитель.

Каменный великан, задрав бугристую голову, шаркнул ногой так, что вздрогнула земля.

— Рад знакомству, мистер. Меня зовут Пьер.

— А я — Плясун, — сообщил огненный мужик, дергаясь и подскакивая. — Другого имечка для меня не нашлось.

Водяная женщина сделала грациозный реверанс.

— Блу, — представилась она. — Весьма польщена.

— Я тоже, — хмуро отозвался учитель. — И что теперь? — обратился он к молодому человеку.

Тот в ответ улыбнулся:

— Теперь минута отдыха. Ребята, станцуем для учителя?

Водяная женщина беззвучно захлопала в ладоши.

— О да! С удовольствием!

— А я уже начал, — заявил огненный мужик.

— Нашу? — уточнил каменный великан. — Валяй заводи!

Молодой человек щелкнул пальцами, и неведомо откуда брызнула музыка. Задорный диксиленд, словно прячась где-то рядом, наяривал «Хэлло, Долли!». И все, так сказать, заинтересованные лица принялись отплясывать кто во что горазд. Блу изящно двигалась, слегка приподняв платье. Сквозь нее сверкал и переливался искрами скачущий под музыку Плясун. Тяжеловесный Пьер топал и кряхтел, стараясь попасть в такт. Не отставал от них и испытуемый: плащ его лихо развевался, шляпа съехала на затылок. Все четверо, очевидно, получали от этой пляски большое удовольствие.

Парящий в воздухе учитель глубоко вздохнул.

«Отрази воду! Отрази камень! Отрази огонь! — пробормотал он растерянно. — Черт возьми, что здесь происходит?!»

Уловив его настроение, молодой человек громко хлопнул в ладоши.

— Всё, ребята! Спасибо! — проговорил он, и музыка оборвалась. — Пора по домам! Рад был повидаться!

— Как это?.. Уже? — выразил общее огорчение Пьер. Молодой человек развел руками:

— Сегодня мало времени.

— Всегда у нас так! — Огненный мужик в досаде топнул красно-желтой ногой и, дергаясь, двинулся прочь. — Даже не размялся толком! — проворчал он, уменьшаясь и улетая белым дымком.

Каменный человек, наоборот, увеличился до прежних размеров, шагнул к скалам и пропал среди огромных обломков. Скалы зашевелились, загрохотали и возвратились на обычное место.

Водяная женщина, покачивая прозрачными бедрами, подошла к океану. Коснувшись его поверхности, она стала медленно оседать и растекаться, однако успела помахать рукой:

— Не забудь позвать на следующую вечеринку!

— Будь уверена, Блу! — отозвался молодой человек. И вновь повисла тишина.

Учитель прочистил горло кашлем.

— Как ты это сделал? — спросил он угрюмо.

Молодой человек торжествующе улыбнулся.

— Четвертый уровень, Стив. Я проник в их Сущность и…

— Брось трепаться! — Резко опустившись на землю, пожилой господин сдернул с головы шляпу и отшвырнул. — Силой своей магии ты вылепил из них фигуры и сам произносил слова за каждого.

— Нет, Стив, я…

— Не скрою, все это впечатляет. Разумеется, ты затратил уйму энергии. Гораздо проще было их уничтожить, да уж ладно… И я не хочу слышать ни о каком четвертом уровне!

Испытуемый упрямо качнул головой.

— Я проник в их Сущность и помог им обрести облик. Теперь они способны принимать его сами. Я обучил их человеческой речи, и теперь они говорят на любом языке. А энергии, Стив, я на это ничуть не потратил: я их только позвал. Увы, я не могу пока объяснить этого научно…

— Да пошел ты со своей наукой! — вскричал учитель, и его седые кудри гневно взметнулись вверх. — Поздно мне играть в эти игры!

— Но, Стив, тысяча шестьсот лет для Мангуста…

— Тысяча шестьсот сорок семь! Мне бы твои двести двадцать девять, дружок… Короче, становись на колено!

Молодой человек топтался в нерешительности.

— Может, в другой раз, Стив? Право слово, я еще не…

— На колено, болтун!

Гнев учителя был явно нарочитым, однако молодой человек опустился на левое колено и покорно склонил голову. Положив ладонь на его плечо, учитель торопливо проговорил:

— Я, Мангуст по имени Повелитель Стихий, нарекаю тебя Мангустом… Ты выбрал имя своей Сущности?

— Да, сэр. Я выбрал имя Ученик.

В прозрачных небесах громыхнул гром. Из океана торчал краешек багрового солнца.

Учитель со стоном схватился за голову.

— Шут гороховый! С таким имечком ты собираешься одолеть Змея?

Молодой человек застыл на одном колене.

— Да, сэр. Именно с таким.

Пожилой господин безнадежно махнул рукой.

— Ладно, слово произнесено. Я, Повелитель Стихий, нарекаю тебя Мангустом по имени Ученик. Ты должен найти Змея, убить его и… Опасайся женщин! Ради Бога, опасайся женщин!

Ученик удивленно взглянул из-под шляпы, встал и отряхнул колено.

— А что, — улыбнулся он, — я как-то неправильно себя веду?

Учитель смущенно отвел взгляд.

— Это я так… на всякий случай. Чтоб ты не очень увлекался… Прощай, мальчик. Ты остаешься один.

Тело его мелко задрожало и словно осветилось изнутри, затем поднялось в воздух и стало быстро, как надувная игрушка, увеличиваться в размерах.

— Стив! — заорал Ученик. — Черт тебя дери, Стив!

— Устал… Ухожу… — тихо прозвучало будто со всех сторон. На фоне закатного чистого неба учитель распадался на светящиеся кусочки мозаики, которые, разлетаясь, продолжали сохранять зыбкий его облик. «Ухожу», — прошелестел ветерок, и Мангуст по имени Повелитель Стихий бесследно растворился в природе.

— Зря ты, Стив… — пробормотал Ученик. — Я бы тебя так не бросил.

Сев на песок, он прикрыл лицо шляпой. Солнце утонуло в океане, и сразу стемнело. Наступила душная тропическая ночь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

Глава первая

Февраль был серым и слякотным. Посыпанный солью снег клейкой массой растекался по тротуарам. Казалось, Москва страдает от насморка, от чего делается мрачной и раздражительной. Недоброжелатели, впрочем, утверждали, что Москва почти всегда такая. В потоке грязных автомобилей дряхлый «жигуленок» цвета «беж», вероятно, более всех средств передвижения соответствовал этому хмурому утру. Вынырнув из транспортного потока, «жигуленок» подпрыгнул на колдобине и припарковался у кафе с игривым названием «Амброзия». Из «жигуленка» вышел парень в джинсах и синей куртке. Заперев автомобиль, он направился ко входу в бар. Роста парень был выше среднего, густая его шевелюра была в меру подстрижена, а на загорелом худощавом лице красовались неуместные в эту пору темные очки. Во всем остальном он ничем не выделялся в суетливой московской толпе, однако, искушенного наблюдателя наверняка поразила бы его походка: шел он изумительно легко, словно едва касаясь земли.

Бар в кафе «Амброзия» был небольшим, довольно уютным и, главное, работал с утра. Оставив куртку в гардеробе, парень вошел в мягко освещенное помещение, наполненное умопомрачительным кофейным запахом. Под курткой у парня оказалась лишь тонкая синяя рубашка, под которой угадывалось тренированное тело. Молоденькая барменша помахала ему рукой:

— Привет, Глеб! Тебе как обычно?

Парень окинул бар быстрым взглядом. За столиком расположился мятый мужчина с бутылкой «Балтики». Посасывая пиво из горлышка, он уставился в газету «Сегодня». Два субъекта в кожаных пиджаках глушили у стойки водку и развязно заигрывали с барменшей.

— Как обычно, Кать, — ответил вошедший парень. — У тебя проблемы?

Барменша — молоденькая хорошенькая блондинка — поспешно качнула головой.

— Все в порядке, Глеб. Ребята малость перебрали, но…

— Мы плохие, мы просто гадкие! — гоготнул один из пьяных субъектов, обратив к вошедшему отекшую физиономию. — А ты чё, сильно крутой, да?

Поправив темные очки, Глеб подошел к стойке.

— Они расплатились? — поинтересовался он у барменши. Та молча кивнула.

Опухший субъект вызывающе выпятил подбородок.

— Ну и чё? Какие будут предложения?

— Щас изжогу начнет нагонять, — ввернул его приятель. Глеб посмотрел на них, держа руки в карманах.

— Пойдем, красавцы. Провожу вас к выходу.

Опухший ухмыльнулся.

— А если, допустим, я пошлю тебя в жопу?

Глеб пожал плечами.

— Тогда я сломаю тебе руку. Или ногу. Что выбираешь?

Прозвучало это спокойно и убедительно. Оба пьяницы замерли. Барменша деловито наливала кофе. Мужчина за столиком перестал шелестеть газетой.

Приятель опухшего взглянул на часы.

— Вообще-то, Ген, времени в обрез. Начнем тут разбираться, разобьем что-нибудь… На фиг надо.

Опухший искоса глянул на Глеба:

— Считай, напугал, — и, выложив на стол серебристую визитку, обратился к барменше: — Без обид, ладно? Звякни на досуге, я тебе работу предложу. Получше, чем в этой конюшне.

— Обязательно, — пообещала девушка.

Субъекты в кожаных пиджаках, пошатываясь, потопали к выходу. Проводив их взглядом из темных очков, Глеб спросил:

— Где твой амбал, Катерина?

— А пес его знает! Когда надо, этого козла днем с огнем… Спасибо, Глеб. — Барменша подвинула к нему чашку кофе и блюдце с двумя бутербродами. — За счет заведения.

— Брось, — Глеб попробовал кофе, — так вы быстро прогорите.

Сидящий за столом помятый мужчина грохнул вдруг бутылкой пива.

— Ну и страна, мать вашу! — возопил он, тряся газетой.

— Что случилось? — вежливо полюбопытствовал Глеб.

— В четверг журналистку замочили! Ольгу Самарскую! Изнасиловали сперва на какой-то стройке, потом горло перерезали! И только сегодня, через четыре дня, обнародовали, падлы!

— Ужас какой! — вздрогнула барменша. — Просто беспредел!

Опираясь о стойку бара, Глеб застыл с надкушенным бутербродом.

— Вы знакомы с ее статьями? — обратился он к мужчине за столиком.

— Еще как знаком! — визгливо отозвался тот. — Готов поспорить, ей все это организовали!

— Кто? — спросил Глеб.

— Да кто угодно! У нас это дело плевое!

— Ужас! — повторила барменша.

Тут в бар ввалился краснощекий коренастый крепыш в распахнутом пальто. Стуча коваными каблуками, он направился прямиком к Глебу.

— Извини за опоздание, — сказал он, протягивая руку.

— Извиняю, — ответил Глеб, пожимая его короткопалую кисть.

— Толян, ты чего не здороваешься? — возмутилась барменша.

Толян виновато тряхнул круглой головой.

— Кэт, I am sorry. Жизнь задолбала. Короче, — обратился он к Глебу, — твой вопрос я не решил. Хозяин не берет в охрану «темных лошадок».

— Понятное дело, блин! — в досаде отреагировал Глеб. — Ничего, что ли, нельзя придумать?!

Толян прищурил маленькие глазки.

— Никак не врублюсь: чего ты к нему так рвешься? Имеются другие варианты…

— Нет уж, хрен! — перебил Глеб. — Хочу к твоему хозяину! Второй сорт не для меня!

Толян удовлетворенно хмыкнул.

— Тогда выход один: подгребай сюда к трем часам. Я приведу Стаса. Если ты ему глянешься…

— Глянусь, не глянусь! Толян, я не девочка!

— Не заводись, Глеб. Только Стас может повлиять на хозяина. Вон Кэт словечко за тебя замолвит. — Толян подмигнул барменше. — Замолвишь, Кэт?

Девушка улыбнулась.

— А как же! — отозвалась она, протирая бокал. — Употреблю все свое влияние.

— Вот и о'кей. — Толян застегнул пальто и зашагал к выходу. — Короче, подгребай к трем.

Бамбуковые занавески дернулись и сомкнулись за его спиной.

— Откуда ты его знаешь? — полюбопытствовала барменша.

Проглотив остатки бутерброда, Глеб запил его остывшим кофе.

— В кабаке познакомились, — ответил он. — Там драка началась, и мы с ним от четверых отмахались. А что?

— Да так… — вздохнула барменша. — Глупый вы народ, мужики. И знакомства у вас глупые.

Глеб поправил темные очки.

— Кать, если ты что-то мне сказать хочешь, говори. А то бежать надо.

Приблизив к нему лицо, девушка понизила голос:

— Ты хоть знаешь, к кому нанимаешься? Этот Виталий Лосев такая сволочь…

— А мне по барабану, — перебил Глеб. — Он платит такие бабки, что… Пусть будет хоть крокодилом.

— Ну конечно, главное — бабки! А что за них делать надо?!

— Как это что? Охранять, блин… Кать, мне деньги нужны.

Барменша вздохнула и вернулась к протирке бокалов.

— А что… ты сейчас без работы? — поинтересовалась она. — Заходишь вроде часто, а я ничего о тебе не знаю. Кто ты по профессии?

— Да какая там профессия, — отмахнулся Глеб. — Восемь классов с трудом окончил. Служил в Морфлоте коком…

— Поваром то есть? — удивилась барменша. Глеб хмуро кивнул.

— И теперь вот в свои тридцать два года…

— Тебе тридцать два? — вновь удивилась девушка. — Никогда бы не дала.

Глеб усмехнулся.

— Просто я молодо выгляжу. Драться и стрелять — вот все, что я умею, — проговорил он, направляясь к выходу. — Буду ровно в три.

Мужчина за столиком ткнул пальцем в газету.

— Ну и страна! Опять омоновцев в Чечне уделали! Девятнадцать человек!

Глеб обернулся в его сторону.

— А ты отдохни. Не изводи себя так, — сказал он и вышел. Мужчина с газетой запоздало огрызнулся.

— Да пошел ты… Советчиков тут развелось!

Барменша вышла из-за стойки, забрала с его стола пустую бутылку и вздохнула.

— Двигали бы вы, папаша, домой. Нечего тут настроение портить.

Поглядывая на часы, Глеб снова мчался в автомобильном потоке. Дряхлый его «жигуленок», нагло обгоняя иномарки, проделывал у них под носом рискованные маневры. В результате сумасшедших гонок это чудо техники затормозило у здания районной средней школы за пятнадцать минут до начала четвертого урока. Выскочив из автомобиля, Глеб снял темные очки и сунул их в карман куртки. В его фиолетовых глазах поблескивали веселые искорки. Вбежав в вестибюль школы, он сдернул с себя куртку и взлетел по лестнице на третий этаж. Звонок на перемену еще не прозвенел, и в коридорах было пустынно.

В учительской оказалась лишь географичка Галина Даниловна — пампушечка лет под тридцать с глазами мечтательной коровы и стрижкой под мальчика. Выставив аппетитный задок, она озабоченно копалась в своей сумочке.

— Расписание поменяли? — входя, спросил Глеб. Она стрельнула в него глазками.

— Явился — не запылился. Лично у тебя практически все по-прежнему. Только сперва 9-й «Б», потом 9-й «А» и напоследок — «В». Мог бы выяснить это раньше, разгильдяй.

Глеб похлопал ее по заду.

— Не ворчи, а то сейчас как…

— Совсем опупел! — Географичка оттолкнула его руку и вдруг хихикнула. — Дотерпи до вечера.

Глеб вздохнул:

— Легко сказать. Попробую, но… Разузнала про Лосева?

Закрывая сумочку, Галина Даниловна расправила блузку на пышной груди.

— Ага, только и делов мне задания твои выполнять.

— Галка, — нахмурился Глеб, — не вредничай: вот-вот звонок.

— Ой, да тут и узнавать было нечего. Школу нашу он вовсе не финансирует. Просто контачит иногда с Иваном Гавриловичем. Они в каком-то благотворительном фонде вместе подвизаются. У тебя-то что за интерес?

Зыркнув по сторонам, Глеб с подозрением заглянул под стол.

— А ты никому не разболтаешь? — спросил он замогильным голосом.

— Вопрос! — Заинтригованная географичка приблизила к нему ухо. — Ты ж меня знаешь!

С миной заговорщика Глеб сообщил:

— Хочу написать его биографию.

Галина Даниловна малость оторопела, затем хихикнула и попыталась вкатить ему дружеский подзатыльник. Рука ее, однако, задела лишь воздух: Глеб уклонился каким-то совершенно неуловимым движением. И в этот момент прозвенел звонок на перемену.

— Как называется их фонд? — торопливо спросил Глеб.

— Ой, да откуда я знаю! — отмахнулась Галина Даниловна. — Их нынче, этих фондов, как собак нерезаных!

Учительская стала наполняться народом. Послышалась привычная воркотня на погоду, на зарплату и на текущий учебный процесс. Завуч Зинаида Павловна — худосочная сорокалетняя дева с неизменной косой вокруг головы — сурово оглядела коллег по работе.

— Глеб Михайлович, — произнесла она, неотвратимо приближаясь, — что у вас опять за вид? Сколько я могу с вами бороться?

Коллеги вокруг примолкли, предвкушая спектакль.

— А что? — Глеб осмотрел свои джинсы и рубашку. — Нешто я пятен насажал?

Бесцветные бровки завуча сошлись над переносицей.

— Не ерничайте, Глеб Михайлович. Я просила вас проводить уроки в чем-нибудь более строгом. В нашей школе существуют правила, с которыми, хотите — не хотите, вам придется считаться.

Глеб держал руки в карманах джинсов. Его фиолетовые глаза смеялись.

— Во-первых, — сказал он, — форму отменили даже для учащихся…

— Этот аргумент мы с вами уже обсуждали! — повысила голос завуч.

— А во-вторых, — невозмутимо продолжал Глеб, — вам и самой давно пора надеть что-нибудь этакое… пестренькое и в обтяжку.

По учительской прошелестел общий вздох. Географичка хихикнула. Завуч покраснела.

— Глеб Михайлович, я ценю ваш юмор…

— А я — вашу настойчивость, Зинаида Павловна. — Не вынимая рук из карманов, Глеб направился к двери. — Извините, меня ждет 9-й «Б».

Зинаида Павловна сделалась пунцовой. Ее поникшие плечи выражали смятение.

— А если комиссия из министерства?! — возопила она в отчаянии.

Глеб обернулся в дверях:

— Комиссию мы встретим в бикини. Причем на самых пикантных местах у нас будут вышиты паспортные данные.

На сей раз смех был общий.

За дверью Глеб едва не столкнулся с двухметровым учителем физкультуры.

— Покидаем в кольцо после уроков? — предложил тот с места в карьер. — Я должен отыграться.

Глеб покачал головой:

— Сегодня спешу. В другой раз, Сень.

— Вечно ты куда-то спешишь. — Физкультурник почесал седеющий ус. — Про журналистку Самарскую слышал?

— Да, — вздохнул Глеб. — А что?

— Ну и как тебе?

— Сень, ты хочешь, чтоб я это прокомментировал?

Прозвенел звонок. Перемена закончилась, школьники разных возрастов — кто шагом, кто вприпрыжку — устремились получать знания.

— Да что тут комментировать, — махнул рукой физкультурник. — Тошнит просто.

Глеб кивнул и спустился по лестнице на второй этаж.

У кабинета французского его поджидала сладкая парочка из 9-го «Б» — Лёня Рюмин и Гуля Шарипова. Похоже, они никогда не разлучались. Во всяком случае, встретить их по отдельности никому из учителей еще не удавалось.

— Глеб Михайлович, мы ни в зуб ногой, — без предисловий заявил Лёня, и его светлый чубчик вызывающе вздыбился над вздернутым носиком.

— И на прогулку по Парижу вы отправитесь без нас, — подхватила Гуля. Говорила она с едва заметным акцентом и сверкала на Глеба хитрющими раскосыми глазами. Ее черные волосы были модно подстрижены, а простенькое строгое платьице подчеркивало хрупкую стройность фигуры.

— Разумеется, нас мучает зависть, — сокрушенно добавил Лёня.

— Ведь Париж — город нашей мечты, — продолжила Гуля.

И Лёня тяжко вздохнул:

— Но нерадивость наша и лень заслуживают примерного наказания.

А Гуля пояснила:

— Придется нам остаться в унылой зимней Москве.

— Ждут ли нас тут убийственные двойки? — жалобно вопросил Лёня.

— Это будет уже слишком, — отозвалась Гуля. — Мы и так наказаны.

Скрестив на груди руки, Глеб терпеливо все это выслушал.

— Переведите ваш диалог на французский, получите пятерки, — пообещал он. — Так сказать, не покидая Москвы.

— Ой, нет! — мотнул чубом Лёня. — Это потребует огромной концентрации мысли.

— Лучше мы у вас дома полы помоем, — предложила Гуля.

— Или гвозди в стенку забьем, — радостно поддержал Лёня. Глеб распахнул перед ними двери кабинета.

— Милости прошу. Пять минут от урока вы уже отхватили. Можете собой гордиться.

Ребята с достоинством вошли.

— Мы и не думали ничего отхватывать, — обронил через плечо Лёня.

— А если и отхватили, так от чистого сердца, — блеснула глазами Гуля.

И они чинно отправились к своему столу.

Поздоровавшись по-французски, Глеб разрешил классу сесть. И начались прогулки по Парижу — стандартная тема на уроках французского. Ребята лепетали что-то в меру своей фантазии и ограниченных запасов лексики. Глеб вставлял между делом иронические шпильки, мимоходом поправляя и подсказывая. Лёня и Гуля, кстати, отвечали не хуже людей и вызывали своими репликами смех в классе. К концу урока Глеб еще исхитрился повторить «прошедшее простое» время глаголов.

После звонка учительский стол окружили пять бойких девчонок, в которых вдруг пробудился жгучий интерес к французскому языку, поэтому из кабинета Глеб вышел не сразу. В глубине коридора он увидел Лёню Рюмина, сцепившегося с Медведевым из 9-го «А». Рядом суетилась Гуля с оторванной пуговкой на рукаве. Рябая физиономия Медведева кривилась от злобы.

— Смотри, сучка узкоглазая! — шипел он в сторону Гули, тряся Лёню, как грушу. — Я тебя подловлю в темном уголке!

Лёня меж тем тщетно пытался размахнуться для удара.

— Ах ты мешок с дерьмом! — пропыхтел он.

Гуля пыталась оттащить Медведева за ремень штанов.

— Сын ишака! — крикнула она. — Поцелуй под хвост своего папочку!

Глеб направился к месту происшествия, но его опередила выпорхнувшая из-за угла молоденькая училка младших классов.

— Прекрати сейчас же! — обратилась она к Медведеву, мгновенно определив в нем зачинщика.

— А то чё будет? — осклабился сей переросток.

— К директору отведу!

— Во, блин, напугала! Болеет твой директор…

Тут Лёня наконец вырвался из его захвата.

— Не связывайтесь, — посоветовал он училке. — Это же придурок по жизни. Ему зона — дом родной.

Медведев вновь бросился было в драку, однако натолкнулся на Глеба. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Ну чё всё на меня да на меня! — заканючил Медведев. — А эти узкоглазые тут ваще…

Глеб взял его за ухо и шепнул:

— Чтоб я тебя не видел.

Глянув исподлобья, Медведев молча потопал прочь.

— Что тут произошло? — спросила училка младших классов. Лёня хмуро кивнул на Гулю.

— Он предложил ей прокатиться на верблюде.

— А я была не одета для верховой езды, — подхватила Гуля, примеряя к рукаву оторванную пуговку.

Они с Лёней переглянулись и пошли в сторону кабинета физики. Молоденькая училка распахнула на Глеба удивленные глаза.

— Как вы думаете, что у них тут произошло?

Глеб пожал плечами.

— Похоже, прогулка на верблюде сорвалась.

На уроке французского в 9-м «А» Медведев отсутствовал. Это никого не огорчило, и урок прошел без приключений. После занятий у раздевалки Глеба остановила географичка.

— Вечером придешь? — тихо спросила она.

— Вероятней всего, — кивнул Глеб. — Слушай, Галь… а что с нашим директором? За два месяца, что я здесь работаю, он промелькнул не более трех раз.

Галина Даниловна усмехнулась:

— Иван Гаврилович, видишь ли, у нас что-то вроде свадебного генерала. Доктор филологии, почетный член разных академий, но при этом — старый больной человек. Фактически за директора у нас — твоя любовь Зинаида.

— Ясно. — Глеб задумчиво потер переносицу. — А что за дела у них с Лосевым? В каком таком они фонде?

На сдобном личике Галины отразилась досада.

— Достал ты меня своими вопросами! Не один ли тебе черт?!

— В общем-то, конечно, — пробормотал Глеб. — Старею просто, собираю сплетни.

В окне раздевалки он увидел четырех хулиганистых подростков, теснивших Лёню и Гулю за контейнеры с мусором. Возглавлял эту акцию, разумеется, все тот же Медведев из 9-го «А».

— Ты хоть завтракал? — меняя тему разговора, полюбопытствовала географичка.

— Угу. — Глеб не отрывал взгляда от окна.

— А что ты ел? — томно произнесла Галина Даниловна.

— Ананасы в шампанском, — буркнул Глеб.

На выручку Лёне с Гулей по снежной каше спешил физкультурник. Он походил на пожарную каланчу, которая вот-вот завалится. Размахивая руками, он, видимо, пытался урезонить агрессивную молодежь.

— Небось опять кофе с бутербродами! — возмутилась географичка. — Знаешь, к чему приводит такое питание?.. — Тут наконец она обратила внимание на сцену за окном.

Один из подростков, незаметно зайдя физкультурнику за спину, заехал ему по ногам обрезком трубы. Физкультурник рухнул как подкошенный.

— Разиня старая! — пробормотал Глеб. Географичка ухватила его за рукав куртки.

— Не лезь, сами разберутся!

— Ну прямо! — Вырвав руку, Глеб побежал к выходу.

Физкультурник лежал на асфальте и, когда пытался подняться, получал трубой по спине. Один из подростков обхватил сзади брыкающуюся Гулю, а двое других держали за руки Леню, которого торжествующий Медведев сладострастно колотил кулаками в живот. За сражением этим наблюдали группы школьников всех возрастов: не одобряли и не вмешивались.

Глеб вылетел из дверей торпедой. Пацан, лупивший физкультурника, даже не заметил, как из руки его исчез обрезок трубы, а сам он оказался в сугробе головой вниз. Двое, державшие Лёню Рюмина, выпустили свою жертву и бросились на Глеба. Вернее, лишь дернулись в его сторону, но к успели сделать ни шага: будто мешки с тряпьем, они отлетели в сугроб вслед за дружком. Облапивший Гулю попробовал прикрыться ею, как щитом, но попытка эта успеха не имела. Теперь вся лихая четверка барахталась в куче, медленно оправляясь от шока. Никто из ошеломленных зрителей толком ничего не успел разглядеть: вся эта баталия длилась буквально несколько мгновений.

Гуля метнулась к побитому Лёне, который выглядел плачевно, однако пытался держаться гоголем.

Глеб помог физкультурнику подняться.

— Валенок ты, Сенька!

— Знаю, — хмуро отозвался тот. — Легко еще отделался.

Меж тем «виновник торжества» Медведев из 9-го «А» стряхнул наконец оцепенение и попробовал дать деру. Он пробежал метров двадцать, когда Глеб его заметил и настиг в три прыжка. В буквальном смысле — в три огромных прыжка.

— Кенгуру прямо! — восхищенно брякнул кто-то из пятиклашек.

Глеб мысленно обругал себя последними словами.

— Запрыгаешь тут… — пробормотал он. — Скользко, как на катке.

Он крепко держал Медведева за ухо. С опаской выбираясь из сугроба, один из подростков сквозь зубы процедил:

— Сильно крутой, да? Не ссы, есть покруче.

Физкультурник шагнул в его сторону.

— Дай-ка его мне.

Глеб преградил ему путь плечом и чуть встряхнул Медведева за ухо.

— Уй! — взвизгнул тот. — Вы что, оборзели?!

— Да, — кивнул Глеб и обратился к четверым его заступникам: — Чтоб я вас больше здесь не видел.

Подростки с независимым видом отряхивались.

— Ну и что ты нам сделаешь, чмо? — осклабился тот, что лупил физкультурника трубой.

Глеб взглянул на него в упор.

— От настроения зависит: покалечу или убью. Хочешь проверить? Считаю до трех. Один, два…

Лихая четверка убралась без лишних слов. Глеб оглядел толпящихся вокруг школьников.

— Валите по домам, маленькие мерзавцы, — сказал он. — Спектакль окончен.

Школьники послушно стали расходиться, обмениваясь впечатлениями. Они вовсе не сгорали от стыда. Медведев меж тем заканючил:

— Пустите! Ухо оторвете!

— Ничего, приклеишь, — успокоил его Глеб. Побитый Лёня Рюмин тем временем слегка привел себя в порядок.

— Отпустите его, Глеб Михайлович, спасибо, — проговорил он смущенно. — Это одноклеточное свое получит.

— Ой-ой, напугал, блин! — огрызнулся Медведев, пытаясь вырвать ухо из пальцев Глеба.

Гуля полоснула его взглядом.

— Шакал облезлый.

Лёня взял ее под локоть.

— Пойдем. Он у меня за Можайск улетит. — Подхватив свои сумки, они пошли к автобусной остановке.

— Ой-ой, я от страха обхезался! — бросил им вдогонку Медведев. — Грозить мне тут всякий будет!

Глеб отпустил его.

— Дуй отсюда. Некогда мне, твое счастье.

Потирая пунцовое ухо, Медведев поплелся прочь. Двухметровый учитель физкультуры хлопнул Глеба по плечу:

— Ну ты молоток! Я даже не просек, как ты успел покидать их в кучу!

Отводя взгляд, Глеб пробормотал:

— Сам себе удивляюсь. Как-то завелся вдруг…

В накинутом на плечи пальто к ним подошла географичка.

— И что вы этим доказали?

— Ты про что? — вылупился на нее физкультурник.

— Да ладно, Сень! Передо мной-то не надо! — отмахнулась Галина Даниловна. — У Лёнечки этого папаня — полковник ФСБ. Подсуетиться захотели, Семен Алексеевич?

У физкультурника, что называется, отвисла челюсть. Глеб сквозь зубы произнес:

— Галь, что ты мелешь?

— А ничего! — повысила голос географичка. — Им, шпанятам этим, и шестнадцати нет! Покалечишь — оправдывайся потом в суде…

— Всё, Галь! — Глеб взглянул на часы. — Извини, опаздываю.

Он ринулся к своему «жигуленку». Галина крикнула ему вслед:

— Полковник ФСБ тут разберется как-нибудь без тебя!

Физкультурник сердито теребил ус.

— На месте Глеба, — сказал он, — я бы тебя трахать не стал.

Географичка окинула его презрительным взглядом:

— Семен Алексеевич, а вам никто и не предлагает.

Физкультурник собрался было достойно ее отбрить, но лишь махнул рукой и зашагал к зданию школы.

Бар в кафе «Амброзия» был заполнен теперь почти наполовину. Из динамика жалобно завывал певец Киркоров, сетуя на то, что плохо спит ночами. Публика внимала ему весьма рассеянно, поскольку у нее, у публики, своих забот хватало.

Глеб (опять в темных очках) вошел ровно в три. Барменша помахала ему рукой. У стойки его уже ждали. Краснощекий крепыш Толян в расстегнутом пальто сидел на высоком табурете и ел шоколадку. Рядышком, тоже в расстегнутом пальто, стоял некто огненно-рыжий и пил апельсиновый сок. Ростом этот рыжий был чуть пониже физкультурника, зато габаритами гораздо его превосходил.

— Ты Глеб? — негромким баском уточнил сей богатырь, протягивая могучую длань. Казалось, его мускулы вот-вот прорвут пальто. — Я Стас. Возглавляю охрану.

— Знаю. — Глеб пожал его медвежью лапу. — Возьмешь меня на работу?

Стас откровенно оглядел его с ног до головы. И вдруг улыбнулся.

— Ну ты прямо быка за рога. Расскажи-ка о себе.

— Да что рассказывать-то, блин? — пожал плечами Глеб. И лаконично сообщил, что служил на военном корабле коком, что образования никакого, а драться его учил один китаец.

— Как звали китайца? — поинтересовался Стас. Глеб поправил темные очки.

— Ли Бо. А тебе зачем?

— Да так. Думал, может, знаю. Катя говорит, сегодня ты ее спас — двух придурков вышвырнул?

Глеб удивленно поднял брови. Барменша подмигнула ему из-за спины рыжего. Глеб с улыбкой погрозил ей пальцем.

— Кать, брось. Они сами слиняли.

Рыжий удовлетворенно кивнул.

— Хорошо, что цену себе не набиваешь.

Толян постучал пальцем по стеклу своих часов.

— Стас, короче. Время — деньги.

— И что б я без тебя делал? — Стас допил апельсиновый сок. — Можешь здесь подождать? — обратился он к Глебу. — Я позвоню в течение часа.

— Ништяк, нет проблем! — обрадовался Глеб. — Думаешь, я подойду?

— Попытка — не пытка, — ответил Стас и обернулся к барменше. — До вечера, значит?

Та кивнула.

— Освобожусь в девять.

— Хорошо, я заеду. — Стас направился к выходу.

Толян сполз с табурета и хлопнул Глеба по плечу.

— Не дрейфь, проскочим! — бодро пообещал он и коваными каблуками затопал вслед за рыжим.

Барменша улыбнулась Глебу:

— Сосиски и кофе?

Глеб улыбнулся в ответ:

— И два кусочка хлеба.

Подавая ему тарелку, барменша глубоко вздохнула.

— Журналистка эта прямо из головы не идет. Молодая, известная, счастливая небось… И вдруг бац — изнасиловали и горло перерезали! Жуть какая-то!

Глеб накрыл ее ладонь своей.

— Кать, подумай о чем-нибудь приятном, — посоветовал он. Затем расплатился, взял сосиски и кофе и присел за свободный столик.

Между тем певец Киркоров громогласно поднимал свой бокал, сообщая всем заинтересованным лицам, за кого он пьет и с какой целью. Стараясь его перекричать, барменша спросила:

— Почему ты всегда в темных очках?

Глеб с усмешкой ткнул вилкой в сосиску.

— Чтоб никто не прочел мои умные мысли.

— Нет, кроме шуток.

— Глаза болят, Кать.

Он ел неторопливо и задумчиво, глядя при этом в окно на февральскую слякоть.

Стас позвонил через полчаса. Позвав Глеба в подсобку, барменша протянула ему телефонную трубку.

— Ты на колесах?.. — деловито прозвучал голос рыжего. — Хорошо. Приезжай в спортзал… — Стас назвал адрес. — Знаешь, где это?

— Найду, — радостно отозвался Глеб.

— Давай в темпе. Толян встретит у входа.

Глеб вернул трубку барменше.

— Вот спасибо, Катя! За это покажу тебе фокус. — Он помахал рукой возле волос девушки, делая вид, будто что-то вытаскивает. — Угадай, что у меня в кулаке?

Барменша растерянно улыбнулась:

— Ну, не знаю… Может, конфета?

— Какая?

— Наверное, шоколадная?

— Поконкретней.

— Ну… может быть, «трюфель»?

— Правильно! — Глеб раскрыл кулак. На его ладони лежала конфета «трюфель». — Угадала, получи.

Барменша изумленно взяла конфету.

— Обалдеть! Как ты это сделал?

— Дешевый трюк, — отмахнулся Глеб, — один матрос научил. Пока.

Он поспешно вышел.

Барменша недоверчиво разглядывала «трюфель». Затем развернула, съела и поцокала языком: «О-о! Просто обалдеть!»

В новейшем спорткомплексе, словно сошедшем с рекламного проспекта, в огромном пустом зале олигарх Виталий Лосев тренировался вместе со своей охраной. Одетый в белое кимоно Толян, проводя Глеба сквозь кордоны местных качков, мимоходом его проинструктировал:

— Будет наезжать — не возникай. Он сука.

Рыжий Стас, обнаженный выше пояса, отрабатывал на мешке различные удары ногой. Его блестящие от пота мышцы выглядели просто устрашающе. Какой-то сухощавый белесый жердяй боксировал в другой мешок. А сам Лосев, также в белом кимоно, крутил педали на велотренажере. Этот русский мультимиллионер был невысоким лысым толстячком, насупленная физиономия которого беспрестанно тиражироваласьпрессой и телевидением.

— Виталий Петрович, — Толян слегка подтолкнул Глеба в спину, — вот он. Ну, тот, о ком мы говорили.

Небрежно кивнув, Виталий Петрович молча приналег на педали.

Рыжий Стас оставил в покое мешок и встал рядом с Глебом. Сухощавый жердяй, прекратив боксировать, тоже подошел.

— Толян Большой, — представил его рыжий, и тот пожал Глебу руку.

А хозяин все крутил и крутил педали.

— Кхе, кхе! — напомнил о себе Стас.

— Щас я тебе покашляю, так покашляю… — насмешливо пообещал олигарх Лосев. Глаза у него были красновато-серыми с глубокими, как бы вдавленными зрачками. Возникало ощущение, будто сквозь внешнюю его оболочку проглядывает кто-то иной — таинственный и зловещий. Ощущения этого не передавали ни газетные фото, ни изображения на телеэкранах.

— Вопрос надо бы решить, — набычился рыжий.

— Уф-ф! — Толстячок слез с велосипеда, полотенцем вытер с лица пот и ткнул пальцем Стаса в грудь. — Как-нибудь я оторву тебе яйца.

Толян и Толян Большой с готовностью гоготнули. Стас в ответ буркнул:

— Это будет непросто.

Лосев глянул на него через плечо:

— Проще, чем ты думаешь, — и обратился к Глебу: — А с тобой мы поступим так…

— Может, хоть познакомитесь? — хмуро перебил рыжий. Хозяин вздохнул.

— Станислав, ты меня утомляешь.

— Кого угодно достанет, — поддакнул Толян, украдкой подмигивая Стасу.

— Закрой-ка хлебало, — мягко посоветовал олигарх и обратился к рыжему: — Ты его рекомендовал, — кивнул он на Глеба, — с тебя и спрос будет. Если, конечно, я решу его взять.

Глеб взволнованно сглотнул.

— Возьмите, Виталий Петрович. Не пожалеете.

Заложив руки за спину, Лосев упер в него пронзительный взгляд.

— Почему в темных очках? Сними.

— У меня конъюнктивит, глаза болят. — Глеб сдернул очки и часто заморгал.

Лосев махнул рукой.

— Можешь надеть. Дерись в очках.

Глеб поспешно водрузил очки на нос.

— Простите, не понял… С кем драться-то?

— А вот с ними. — Лосев указал на Толяна и Толяна Большого. — Поколотишь их, возьму на работу. Если они тебя — получишь коленом под зад. Лады?

Глеб замялся.

Стас слегка отодвинул его богатырским плечом.

— Человек поговорить пришел. Он даже форму не захватил.

Хозяин усмехнулся.

— Ну ты даешь, Станислав! Поговорить, форму не захватил…

— Подгузник не надел, — ввернул Толян, и Толян Большой услужливо хохотнул.

Глеб снял куртку и повесил на боксерский мешок.

— Уговорили. Сейчас я им наваляю.

Толяны переглянулись. Лосев присел на сваленные в углу маты.

— Так-то лучше. Начали.

Приняв низкую стойку, Глеб поманил противников пальцем.

— А ну, парни, ходите сюда!

Толяны вновь переглянулись, пошли на него и почти синхронно сделали выпад ногой. Глеб отпрянул, налетел на табурет с бутылкой «спрайта» и с возгласом «ух, блин!» завалился на спину. Вместе с табуретом и газировкой.

Лосев хихикнул. Стас угрюмо наблюдал, прислонясь плечом к шведской стенке.

Толяны метнулись к месту падения противника, чтобы победно завершить схватку. Однако Глеб, кувыркнувшись через голову, успел подняться и принять стойку. Толяны атаковали его серией прямых руками. Но удары их частью просвистели по воздуху, а частью обрушились на кожаный мешок, потому что Глеб весьма удачно споткнулся о ту же бутылку «спрайта» и, лежа на ней, проехал метра два.

Хозяин захохотал. Стас невольно улыбнулся. И оба Толяна не удержались от смеха.

Глеб в досаде вскочил и сам бросился в атаку. Прыгнув, он растопырил ноги с намерением ударить в грудь обоих противников одновременно Задумано было неслабо. Но Толяны всего-навсего отступили в разные стороны, и Глеб, пролетев между ними, вмазался в мешок и повис на нем, раскачиваясь.

Лосев буквально скорчился от смеха. Стас, однако, перестал улыбаться, и на лице у него появилось озадаченное выражение.

А далее началось нечто невообразимое. Толяны как угорелые принялись гоняться за Глебом по всему залу. Глеб, что называется, волчком вертелся, постоянно обо что-то спотыкаясь и падая, затем вставал и бросался в атаку на Толянов с большим азартом, но без малейшего эффекта. И в конце концов оба охранника остановились, тяжело дыша, и в досаде уставились на хозяина. Красные щеки Толяна пылали, как помидоры с лампочкой внутри.

— Может, хватит онанизма? — предложил он, и его крутые бока ходили при этом ходуном.

— Несерьезно как-то, — поддержал напарника Толян Большой, смахивая со лба пот.

— Да ладно вам, блин, — смущенно пробормотал Глеб, поправив темные очки, удержавшиеся каким-то чудом на его носу. — Сегодня просто я не в форме.

Расправляя кимоно на кругленьком своем животе, Лосев поднялся с матраса.

— Ну-ну, не скромничай, — хохотнул он напоследок. — Я тебя беру. Пойдешь телохранителем к моей племяшке. Пятьсот баксов в месяц.

— Что-то я не понял, Виталий Петрович… — собрался возразить рыжий, но хозяин резко его оборвал:

— Не суйся! После поговорим!

Глеб переминался с ноги на ногу.

— Даже не знаю… Вообще-то я хотел к вам лично. Мне, если честно, деньги нужны. А за пятьсот баксов, сами понимаете…

Лосев злобно сверкнул на него красновато-серыми глазами. Но вдруг опустил взгляд и с кошачьей мягкостью проговорил:

— Но ведь это лишь для начала. Ты должен себя проявить. — Он взял Глеба под руку и повел в дальний угол зала. — Моей племяннице грубо угрожают. Какие-то голоса по телефону. Меня это, разумеется, беспокоит. Надеюсь, ты меня за это не осудишь.

— Виталий Петрович! — горячо откликнулся Глеб. — Какие, блин, проблемы!

— Так я и думал, спасибо. Работа, собственно, невелика. Походишь с ней месячишко, понаблюдаешь… С кем встречается, какие заводит знакомства — докладывай мне лично. Как по-твоему, справишься?

— Нет вопросов! А если наезжать кто-то будет… самому разобраться или вам звонить?

Во взгляде Лосева промелькнуло презрение, но голос сохранил доверительность:

— Действуй по обстановке. Главное, докладывай обо всем. Могу я на тебя положиться?

— А то! — молодцевато брякнул Глеб. — Но, Виталий Петрович… потом вы берете меня в свою личную охрану. И за другие деньги. Правильно я понял?

— Абсолютно. — Лосев едва сдержал смешок. — Только поезжай немедленно и приступай к работе. Племянница ждет.

— А вдруг я ей не подойду? — уточнил на всякий случай Глеб.

— С чего бы? — Лосев достал из кейса блокнот, черкнул в нем авторучкой и, вырвав страничку, протянул ее Глебу. — Здесь Дашкин адрес и мой «сотовый» телефон. Докладывай обо всем.

— Железно, — пообещал Глеб. — А мой телефон есть у Толяна.

— Угу. — Олигарх извлек из кармашка кейса пять стодолларовых купюр. — Вот плата за месяц вперед.

Глеб взял деньги с усмешкой.

— Не боитесь, что я просто смотаюсь с этими бабками?

Лосев усмехнулся в ответ.

— Ну, деньги-то небольшие. Да к тому же… куда ты от меня смотаешься?

— Виталий Петрович, я же пошутил!

— Пошутил, не пошутил, а скрыться от меня теперь не мечтай. Тебе, крысеныш, это просто не по силам.

Опустив глаза, Глеб спрятал в карман деньги и листок с адресом.

— Ладно, я погнал.

Лосев, усаживаясь на велотренажер, махнул рукой в сторону двери.

— Давай-давай, старайся.

Рыжий накинул на могучие плечи полотенце.

— Пошли выведу, — буркнул он Глебу и направился к двери. Глеб поспешил за ним, натягивая на ходу куртку.

— Эй! — крикнул ему Толян. — С тебя причитается!

— Само собой! — радостно отозвался Глеб.

Когда они оказались за дверью, Стас хмуро полюбопытствовал:

— К чему был этот цирк?

Глеб смущенно поправил темные очки.

— Как-то все неожиданно… Даже размяться не дали.

— Ну да, при этом ты ничуть не взмок и дышал, как спящий младенец.

— Брось, это лишь с виду. В конце я сдох. Ей-богу.

Рыжий взъерошил пятерней свою шевелюру.

— Ладно, как скажешь. — Рванув на себя дверь, он вернулся в спортзал.

Лосев, размеренно крутя педали, по мобильному телефону информировал племянницу о нанятом для нее телохранителе. Стас дождался окончания разговора и подошел.

— Чего тебе? — насторожился хозяин.

— Виталий Петрович, пять дней назад Максима подстрелили — нужна замена. Вы обещали…

— Кого? Этого недоумка? — скривился Лосев, кивая на дверь. — Пускай девчонку охраняет. Пока его не замочили ненароком.

— Виталий Петрович, он вовсе не такой пентюх, как…

— Всё! Тема закрыта! За пять сотен пусть обслуживает эту писюшку — и того не стоит!

Пожав плечами, Стас от души врезал ногой по боксерскому мешку.

Приехав по указанному в листке адресу, Глеб припарковался метрах в пятидесяти от нужной подворотни, возле Дома игрушек. Сгущались сырые февральские сумерки. Возле светящихся витрин магазина стоял мальчишка лет семи-восьми в латаных пальтишке и шапчонке. Как зачарованный смотрел он на бегущий меж зеленых холмов поезд миниатюрной железной дороги. Прошагав мимо, Глеб оглянулся. Мальчишка прямо прилип к стеклу витрины, и в глазах его отражалась недоступная сказка. Глеб чуть потоптался, поправил темные очки и свернул во двор дома.

Набрав записанный код, он вошел в подъезд, поднялся в лифте на пятый этаж и нажал кнопку звонка. Дверь открылась, и перед Глебом предстал некто в мятых брюках и клетчатой ковбойке, носом уткнувшийся в лист бумаги.

— Здравствуйте! — рявкнул Глеб.

— Шолом. — Из-за бумажного листа выглянуло бледное лицо с курчавой бородкой. На Глеба уставились черные внимательные глаза. — Вы телохранитель? Заходите, раздевайтесь.

В меленькой прихожей перед зеркалом Глеб скинул куртку и спросил:

— Обувь снимать?

— На фиг, — отмахнулся бородач и, не отрывая взгляда от своего листа, испещренного математическими знаками, засеменил в комнату.

Вытерев ноги о половичок, Глеб устремился за ним. Бородач присел за письменный стол с компьютером и принялся черкать авторучкой на листе.

— Э-э… извините, — напомнил о себе Глеб, — а хозяйка где?

— Несколько правее, — отозвался насмешливый женский голос. — Поверните нос на шестьдесят градусов.

Племянница олигарха сидела за журнальным столиком и мазала ногти перламутровым лаком. Глеб, что называется, обомлел. Как ни пошло это звучит, но ее зеленые глаза походили на изумруды, а роскошные пепельные волосы до плеч так оттеняли матовую белизну кожи, что… Черт побери! Сказать, что она была потрясающе красива, значило не сказать ничего. Подобные лица Природа иногда создает в единственном экземпляре и потом бывает просто не в силах повторить их на «бис».

— Вы Дарья Николаевна? — обалдело уточнил Глеб. Его не оставляла надежда на то, что фигура у нее окажется никудышной, а ноги — кривыми. В какой-то мере это вернуло бы мирозданию утраченное равновесие.

— Как вы догадались? — осведомилась она. — У меня что, на лбу это написано?

— Ну, я подумал, что… — Глеб запнулся, наморщил лоб и выпалил: — Если Виталий Петрович дал мне верный адрес, то вы — его племянница Дарья Николаевна.

Она фыркнула.

— Потрясающее умозаключение.

— Угу, — кивнул Глеб, — с логикой у меня все в порядке.

— Заметно. — Она помахала растопыренной ладошкой, чтобы подсушить лак. Затем встала, подошла к окну и задернула шторы. — Наверное, у вас какой-нибудь черный пояс?

Тут Глеб обомлел во второй раз. На ней был короткий халатик и домашние туфли на каблучке. Фигура у нее была — черт побери! А красота длинных стройных ног могла бы потрясти и египетскую мумию. Но самое поразительное заключалось в том, что каждый ее шаг, каждое движение исполнены были такой грации, которую не обретешь ни в танц классе, ни на подиуме. И Глеб про себя решил, что она обязана быть идиоткой: если в мозгах у нее больше двух извилин — она просто монстр.

— Нужны мне эти пояса! — отмахнулся Глеб. — Меня знакомый китаец драться учил.

— Как звали китайца? — полюбопытствовала племянница олигарха.

— Какая разница? Обычное китайское имя.

— Какое, если не секрет?

Глеб с вызовом выпятил подбородок.

— Ли Бо его звали. Вам зачем?

Племянница бросила взгляд на сидящего за столом бородача.

— Как тебе это имечко, Илья?

Илья оторвался от бумаг и посмотрел на Глеба внимательными черными глазами.

— А вас-то самого как звать? — спросил он.

— Разве я не… Вот блин! Извиняюсь. Меня зовут Глеб.

— А как, блин, по отчеству? — уточнила племянница.

— Без отчества, Дарья Николаевна. Просто Глеб.

— Тогда я просто Даша.

Глеб мотнул головой.

— Нет. Вы мой босс.

— Скажите на милость! — Она подошла к нему едва ли не вплотную. — А почему на вас темные очки?

— У меня конъюнктивит.

— Надо же, какое слово вы знаете!

— Ага, я запомнил! — Глеб слегка попятился.

— Повезло вам, — сказала Даша. — Могли ведь заикой остаться.

— Вряд ли, — возразил Глеб, — заик у нас в роду не было. Извиняюсь, можно вас спросить? — обратился он к бородачу, ткнув пальцем в исчерканный им бумажный лист. — Что у вас тут написано? Что-то из химии, да?

Племянница олигарха прыснула. Илья взглянул на Глеба недоверчиво.

— Это дифференциальные уравнения, если не возражаете.

— С чего бы мне возражать? — пожал плечами Глеб. — Я сперва подумал, это химия, а не то, что вы сказали. Но вам, конечно, виднее.

Даша вонзила в него свои зеленые глазищи.

— Простите, какое у вас образование?

— Да какое там образование! Восемь классов с трудом окончил, служил коком на военном корабле и теперь, в тридцать два года, только драться и умею, — без запинки отбарабанил Глеб.

Даша медленно прошлась по комнате.

— Ваша образованность, простите, бросается в глаза. Могли чему-то и подучиться, пока время еще есть.

— А мне за это бабки не платят, — обиженно парировал Глеб. — Мое дело — кулаками махать.

— Боюсь, что деретесь вы тоже неважно.

— Да ну?! Вам это дядя сказал?!

— Нет, дядя вас как раз нахваливал. Но я не очень ему верю.

— Это почему же?!

— Потому что вас тренировал Ли Бо, который был великим поэтом и умер много веков назад.

— Ну и что?! — нимало не смутился Глеб. — В Китае столько населения… У них там навалом всяких Ли Бо и Брюсов Ли!

Даша похлопала в ладоши.

— Браво! У вас, оказывается, два знакомых китайца!

Глеб в сердцах поправил темные очки.

— Дарья Николаевна, если я вам не подхожу…

— Послушайте! — гаркнул вдруг бородач. — Кончайте этот гвалт! Работать мешаете!

Покосившись на него, Глеб понизил голос:

— Дарья Николаевна, какой-то несерьезный у нас разговор. Даже неудобно перед вашим мужем.

Она тоже покосилась на бородача и тоже понизила голос:

— Мой муж как-нибудь переживет. Но платить больше трехсот долларов я вам не смогу. Устроит вас это?

Глеб удивленно приподнял брови.

— Извините, что-то я не врубился. Ваш дядя уже заплатил мне полштуки.

Теперь удивилась Даша.

— Вот как? Ну тогда… тогда придется вам их вернуть. Если, разумеется, вы намерены у меня работать.

— Лабуда какая-то, — тряхнул головой Глеб. — Ваш дядя отстегивает мне пятьсот баксов в месяц, и вам вообще не надо суетиться. Но вы хотите сами выдавать мне три сотни без дядиного участия. Так, что ли?

— Именно. Вы поняли меня правильно.

— И я должен на это согласиться?! По-вашему, я такой лох?! Если хотите знать, полштуки за охрану — это вообще тьфу!

Даша приблизилась к нему и гневно посмотрела в глаза. Вернее, в темные очки. Но от ее взгляда очки не спасали.

— Послушайте, господин супермен: дядя вас подыскал — на том и спасибо. В остальном я не хочу у него одалживаться. А что касается вашего гонорара… Думаю, вы не стоите больше, чем я вам предлагаю.

— Да ну?! Виталий Петрович так не считает!

Бородач хлопнул ладонью по столу.

— Сейчас я чем-нибудь в вас запущу!

Даша виновато ему улыбнулась:

— Извини, Илюш, заканчиваем. — И вновь обратила сверкающий взгляд на Глеба. — Зарубите себе на носу: если б вы чего-нибудь стоили, Виталий Петрович никогда бы вас ко мне не отправил. Ясно?

«Да, — мысленно восхитился Глеб, — она монстр». А вслух угрюмо буркнул:

— Если, по-вашему, я такая дешевка, на кой черт я вам сдался?

— Простите, я не хотела вас оскорбить. Но понадобитесь вы мне всего раз пять-шесть, да и то на часок-другой. Проводите меня на деловую встречу и обратно домой. Сомневаюсь, что вам придется отстреливаться.

— Виталий Петрович говорил, что вам угрожают по телефону, — вспомнил Глеб.

— Да, — кивнула она, — вероятно, это кто-нибудь из отвергнутых поклонников. Просто я трусиха и считаю разумным подстраховаться. Однако не более, чем на триста долларов. Это примерно половина от моего заработка.

— Вы работаете? — удивился Глеб. — Фотомоделью небось?

Щеки ее вспыхнули, будто от оскорбления.

— Нет, мистер Брюс Ли. Я всего лишь перевожу с английского техдокументацию на холодильники, унитазы и прочую дребедень. Вы разочарованы?.. Можете поверить, что триста долларов — существенная брешь в моем бюджете.

Глеб в досаде хлопнул себя по бедру.

— Вот же блин! Ведь для кармана вашего дяди это блошиный укус! А мне, Дарья Николаевна, извиняюсь, бабки нужны!

— Неужели? А вы подайтесь в фотомодели. Там вашего образования хватит.

— Можете подкалывать сколько влезет: я, конечно, не Ален Делон. Но подставлять свою задницу за копейки… экскюз ми.

— Боже, какие познания! — Она достала из пачки сигарету, чиркнула зажигалкой и закурила. — Значит, вы отказываетесь?

Глеб вздохнул.

— Я должен подумать.

— Попытайтесь, вдруг получится.

— Уж как-нибудь. Хоть я и не так умен, чтобы переводить инструкции к унитазу.

Бородач хмыкнул, уткнувшись в бумаги. С грацией пантеры Даша прошлась из угла в угол.

— Ваш ответ мне нужен сию минуту, — проговорила она сухо. — В девять вечера у меня встреча.

Глеб отогнал от лица табачный дым.

— Даже не знаю…

— Ладно, — резко произнесла она, — я согласна платить вам пятьсот.

Глеб улыбнулся до ушей.

— Ништяк! Совсем другой базар!

— Но вы должны вернуть Виталию Петровичу его деньги.

— Само собой. Раз пошла такая пьянка… Во сколько за вами заехать?

— В полдевятого. Сможете?

— Нет проблем. Хотите, покажу фокус?

Она как бы ненароком выдохнула сигаретный дым ему в лицо.

— Прямо жажду.

Глеб помахал руками возле ее пышных пепельных волос, делая вид, будто что-то из них извлекает.

— Угадайте, что у меня в кулаке! — жизнерадостно предложил он.

Бородач, оторвавшись от бумаг, посмотрел на него с любопытством. Даша неторопливо притушила сигарету в пепельнице.

— Маслина, — произнесла она с ехидцей. — Больная черная маслина.

— Угадали! — объявил Глеб, разжимая кулак. — Ешьте на здоровье!

Он протянул ей маслину величиной с крупный чернослив. Даша растерянно взяла, понюхала и пробормотала:

— Не помню, я загадывала с косточкой или без?

— С косточкой, — заверил ее Глеб. — Чтобы сплюнуть ее в лицо тому, кто мало образован. Не все же только дым пускать.

Дашины щеки вспыхнули. А бородач миролюбиво поинтересовался:

— Как вам это удалось?

— Простейший трюк, — отмахнулся Глеб. — Матрос один научил.

Даша хищно сощурила глаза.

— Как его звали? Может, адмирал Нельсон?

— Нет, — покачал головой Глеб. — Нельсон, судя по всему, предпочитает ваше общество.

— Вы забыли добавить «блин», — с комичной серьезностью подсказал бородач.

Глеб развел руками.

— Со мной бывает. От застенчивости. — Он шагнул в прихожую, надел куртку и приоткрыл входную дверь. — Буду в полдевятого, Дарья Николаевна.

Дверь за ним мягко закрылась.

— Придется потерпеть, — вздохнула Даша. — Ничего лучшего у меня пока нет.

Бородач посмотрел на нее с усмешкой.

— Если мозги атрофировались, кулаки не помогут.

— А чего ты ждал от этого самородка? — Даша положила в рот маслину. — О-о! Вкусно!

Бородач стал собирать со стола бумаги и складывать в папку.

— Дуська, — проговорил он, — я имею в виду твои мозги. В последнее время ты редко их упражняешь.

Даша перестала жевать.

— Илюша, эту косточку я сплюну в тебя! Что было не так?

— Да всё. Твои наскоки насчет образования, твой просветительский зуд… По-моему, он прекрасно осведомлен, кто такой Ли Бо, и был весьма удивлен, что ты также в курсе.

— Брось, — растерялась Даша.

Илья аккуратно завязал на папке тесемку.

— Ты не обратила внимания на перепады в его лексике? Похоже, он над тобой слегка издевался.

Щеки Даши покраснели.

— Это почему же?

— Да потому что ты с твоей внешностью, по всем канонам, должна быть законченной кретинкой. И надо сказать, в этот образ ты почти вписалась.

Даша нервно извлекла из пачки сигарету и вновь закурила.

— Ну-ну, не совсем, не совсем… — пробормотала она. — В какой-то момент я тоже что-то почувствовала.

Илья улыбнулся.

— Мазл тов! ^[13] Не все еще потеряно.

— Гольдберг, сейчас врежу! Ну и… зачем, по-твоему, он разыгрывал эту комедию?

Илья пожал плечами.

— Чтоб я так знал. Если он жаден до денег, он мог бы взять у тебя триста зеленых и оставить себе дядины пятьсот. Молча. Кто б его подловил?

— Зачем же он стал торговаться?

— Дуська, шевели мозгами!

— Ну-у… вероятно, он хотел, чтобы мы думали, что он жаден и туповат. Но зачем?

— Поживем — увидим, — с папкой под мышкой Илья вышел из комнаты, — вариантов тут сколько угодно.

Даша вышла вслед за ним.

— А что подсказывает твоя интуиция?

— Она молчит. Но инстинктивно… — Илья надел пальто, — тот, кто старается казаться хуже, чем он есть, внушает мне меньше опасений.

Даша чмокнула его в щеку.

— Аналитик чертов! Может, тебя все-таки покормить?

— Нет уж, дома поем.

— Когда придешь?

— Послезавтра. Зато в восемь утра и вдвоем с Альбертом.

Они дуэтом рассмеялись. Затем Илья надел шапку и ушел.

Даша выдохнула сигаретный дым на свое отражение в зеркале и прошептала: «Жить становится все интересней, моя прелесть». Отражение ответило ей встревоженным взглядом.

Закрыв за собой дверь племянницы олигарха, Глеб не спеша двинулся вниз по лестнице. «Ничего себе!» — ошеломленно пробормотал он. В этот момент проскрипел поднимающийся лифт и остановился этажом выше.

— В общем, усек? — раздался приглушенный мужской голос. — Я тут, ты там.

— А если она возникнет? — осведомился другой голос.

— Ее не трогать, — ответил первый, — только отсечь.

Глеб бесшумно спустился еще на этаж и замер на лестничной клетке. Покинутая им только что квартира находилась на пятом. Один из приехавших в лифте, судя по топоту, спустился на полпролета вниз, другой, очевидно, поднялся на столько же вверх, и оттуда после короткой паузы прозвучал вопрос:

— И сколько нам тут загорать?

— Сколько надо! — прошипел голос над головой Глеба. — Закрой фонтан, мудило!

На пятом этаже вскоре хлопнула дверь квартиры и послышались быстрые шаги по ступенькам.

— Мужики, вам чего? — раздался встревоженный голос бородача Ильи.

Затем, судя по звукам, его дважды ударили и заволокли в кабину лифта. При этом ноги Ильи обо что-то задели, он глухо вскрикнул, и лифт поехал вниз.

Глеб кубарем скатился по лестнице на первый этаж и распластался по стене у дверей лифта. Когда двери открылись, два бугая в спортивных костюмах под мышки, будто пьяного, выволокли Илью из кабины. Шапка его сползла на глаза, шарф подметал пол, но рука судорожно сжимала папку с бумагами.

— Убивать не будем, не бзди, — успокоил один из бугаев. — Только пощекочем.

— Массаж сделаем, — поправил второй.

— Бесплатный, — уточнил первый, распахивая дверь подъезда. — Чтобы ты объяснил этой сучке, что ее номер восемь…

Договорить и выйти они не успели: двумя руками одновременно Глеб ударил их сзади по бычьим шеям. Бугаи рухнули, как снопы. Подхватив Илью, Глеб вытащил его на свежий воздух.

— Идти можете? — спросил он, фиксируя взглядом стоящий у подъезда «ниссан».

— Вроде бы, — усмехнулся разбитой губой Илья. Под глазом у него набухал синяк. — Вы прямо как рояль в кустах.

Глеб поправил темные очки.

— При чем тут кусты? Я их еще в лифте засек.

Илья воззрился на него внимательными черными глазами.

— Хоть бы не улыбались, — сказал он. — Это выдает вас с головой.

— Не понял, вы про что? — буркнул Глеб и, схватив Илью за руку, потащил прочь от подъезда. — Быстрей, у меня там машина!

Послушно семеня за ним, Илья полюбопытствовал:

— Драпать будем?

— Наоборот! — Глеб запихнул его в свой «жигуленок». — Попробуем выяснить, откуда ноги растут! — Он завел мотор и, отъехав от Дома игрушек, припарковался в двадцати метрах от стоящего у подъезда «ниссана».

Илья меж тем поправил на себе шапку и шарф и проверил на всякий случай содержимое своей драгоценной папки.

— Грамотно ты их вырубил, — похвалил он.

— Рад, что вы оценили, — сухо отозвался Глеб, следя за выходом из подъезда.

Илья ехидно усмехнулся разбитой губой.

— Ваша речь — наслажденье для слуха. Этакий бодрящий словесный коктейль.

— Просто день сегодня тяжелый, — вздохнул Глеб.

— Тогда хватит напрягаться, — предложил Илья. — Перейдем на «ты».

— Запросто, — кивнул Глеб. — А вот и наши доберманы, — указал он на вывалившихся из подъезда бугаев, которые, потирая шеи, кинулись к «ниссану». — Ага! Так я и думал!

— На хвост им сядешь? — догадался Илья.

— А то! Можешь соскочить, пока не поздно.

— Поздно. Морду мне уже набили.

«Ниссан» вырулил со двора, и Глеб покатил за ним. Было около семи вечера. По улицам Москвы автомобили мчались сплошным потоком. Засечь «хвост» было нелегко, но еще труднее было на «хвосте» удержаться. Глебу, однако, неплохо это удавалось: «жигуленок» его проявлял порой бесшабашность, доходящую до героизма.

— Ты не из ФСБ, часом? — прервал молчание Илья.

Выруливая из-под капота рефрижератора, Глеб пожал плечами:

— Пустой вопрос. Допустим, я отвечу «нет». Что тебе это даст?

— Логически — ничего. Любопытна твоя реакция.

— Реакцию можно симулировать. И потом… какие у тебя основания считать, будто вы с женой представляете интерес для ФСБ?

Илья потрогал фингал под глазом.

— Во-первых, интересы этой конторы непредсказуемы. А во-вторых, Дашка мне вовсе не жена. И не любовница. Ты удовлетворен?

— Меня это не касается, — буркнул Глеб, резко уходя влево за «ниссаном».

— И все же расставим все по местам, — насмешливо произнес Илья. — В школе мы с Дашкой Лосевой десять лет просидели за одной партой, и, могу спорить, я единственный, кто не был в нее влюблен.

Сделав очередной вираж, Глеб на него покосился.

— А ты вообще-то… вполне здоров?

— Могу справки представить, — в тон ему ответил Илья. — Между прочим, занятная у тебя колымага. Посмотришь, вот-вот развалится, а на деле черт знает что: движется, как на воздушной подушке, и мощь — как у локомотива.

Глянув на него поверх темных очков, Глеб вздохнул.

— Послушай, Илья… ты со своей долбаной проницательностью у меня сегодня — точно кость в горле.

— Мочить будешь? — улыбнулся Илья. — Знаешь, старик…

— Прошу пристегнуть ремни, — перебил Глеб, тормозя. — Кажется, идем на посадку.

Они остановились возле ресторана «Бочка» неподалеку от преследуемого «ниссана». Бугаи в спортивных костюмах вылезли из автомобиля и поплелись ко входу в ресторан. Один из них, жестикулируя, что-то бубнил по «сотовому» телефону. Перед входом в «Бочку» они встали и закурили. Мимо проплывала разодетая богатенькая публика — компаниями, парами и в одиночку. В дверях ресторана возник вдруг Толян в дорогом костюме и при галстуке.

— Мамочки родные! — удивился Глеб.

— Кто-то знакомый? — предположил Илья.

— Можно сказать, до боли.

Толян меж тем подошел к притихшим бугаям, с улыбкой забрал сигарету у одного из них и ткнул горящим концом в лоб другому. Тот отпрянул и, похоже, заскулил.

— Мерзость какая, — пробормотал Илья. Глеб завел мотор и медленно отъехал задом.

— Занятно, — подытожил он, — но пока я мало что понял. Куда тебя отвезти?

— Сам доберусь, — запротестовал Илья. — Мне и так уж с тобой не расплатиться.

— Киш ин тохес ^[14], — буркнул Глеб.

— О-о! — округлил глаза Илья. — Ну, если вопрос стоит так… Живу я здесь недалеко. — И он назвал адрес.

Глеб развернул машину.

— Если не секрет, — спросил он, — что ты делал за письменным столом своей школьной подруги?

— За письменным столом обычно я работаю. А ты что подумал?

— Что работать ты мог бы и дома.

— Дельная мысль, — вздохнул Илья. — Но беда в том, старик, что жена моя Алла занимается сетевым бизнесом. Слыхал о такой напасти? С утра до ночи у нас в квартире толкутся энергичные тетки с коробками шампуня, косметики и пищевых добавок. Гвалт стоит несусветный. А в пединституте на кафедре математики, где я обретаюсь… как бы помягче выразиться… гибрид супермаркета с бардаком.

— Ясно, — кивнул Глеб. — В связи с невыносимостью обстановки подруга выделила тебе стол и стул. А муж ее не возражает?

Илья хмыкнул.

— Я все ждал: когда ж ты об этом спросишь? С мужем она развелась около года назад, за месяц примерно до гибели родителей. Еще вопросы есть?

— Извини, — смутился Глеб. — Как погибли ее родители?

— Ехали в машине с вечеринки и врезались в неуправляемый трейлер. Нелепо до ужаса… А знаешь, кто был Дашкин отец?

— Ну-ка просвети, — насторожился Глеб.

— Известный журналист Николай Лосев. Слыхал про такого? Кстати, Ольга Самарская, которую в четверг прикончили, была его ученицей… — Илья вдруг осекся и замолчал.

И, не нарушая молчания, Глеб довез его до дома. Лишь притормозив у подъезда, похвастался:

— Могу в такси работать: все улицы и переулки знаю.

Илья вздохнул и сказал:

— После гибели родителей Дашка сама вручила мне ключ от квартиры и попросила работать у нее. Так ей было тошно, что… В общем, можешь догадаться.

Они молча сидели в «жигуленке». В подъезд входили и выходили люди, и дверь при этом гулко хлопала.

— Грустная история, — произнес наконец Глеб. — Но что-то в ней не так. Чего-то вы оба не договариваете.

— У тебя тоже, старик, душа не нараспашку, — парировал Илья. — Мы хоть комедии не ломаем.

Глеб взглянул на него поверх темных очков.

— Я вами горжусь. Но, старик, у меня к тебе две просьбы. Первая: не говори своей подружке об этом нашем трёпе. Пусть пока…

— Не обещаю, — перебил Илья. — От Дашки у меня секретов нет.

— Дай мне хоть немного времени, — попросил Глеб. — Чутье подсказывает, что мне лучше пока прикидываться шлангом.

— С Дашкой этот номер не пройдет.

— И все же я попробую. Не очень-то я поверил в угрозы ее отвергнутых поклонников.

— Мы тоже не развесили уши, когда ты заливал, будто служил коком на военном корабле.

Глеб вздохнул.

— Страшные вы люди. И просьба вторая: запиши мой телефон и при малейшем намеке на какую-либо опасность сейчас же звони.

— Вот это — пожалуйста, — улыбнулся Илья.

Они обменялись телефонами. Затем школьный товарищ племянницы олигарха не без опаски вошел в подъезд своего дома. На него, однако, никто не напал, и без всяких приключений он открыл дверь своей квартиры.

— Илюша, это ты? — раздался из комнаты голос жены.

— Нет, — буркнул Илья, — это отряд дистрибьюторов особого назначения.

— Давай-давай, — раздраженно произнесла жена, — ты у меня дохохмишься.

Илья поспешно разделся и юркнул в ванную, чтобы оценить ущерб, нанесенный его физиономии. При взгляде в зеркало брови его от удивления приподнялись: фингал под глазом почти рассосался, а разбитая губа вообще оказалась целехонькой.

Глеб наскоро перекусил в ближайшей пельменной и, как было условлено, в половине девятого оказался у дома своей новой хозяйки. На улицах было практически безлюдно, лишь мальчуган в драном пальтишке по-прежнему глазел на витрину магазина игрушек. И Глеб опять невольно оглянулся, замер и шагнул в сторону мальчишки… но услыхал ворчливый старушечий голос:

— Санька, ну всё! Я замерзла! — Низенькая горбунья потянула мальчика за руку.

— Ба, я сейчас! — стал вырываться тот. Но старушка держала крепко.

— Никаких «сейчас»! Знаю я твои «сейчас»!

И они побрели по тротуару прочь. А Глеб посмотрел им вслед и, как говорится, пошел своей дорогой.

Даша открыла ему дверь, хмуро взглянув на свои часики. Ее пепельные волосы были убраны в пучок на затылке, а темно-серый брючный костюм элегантно облегал умопомрачительную фигуру.

— Вы опоздали на шесть минут, — отчеканила она ледяным тоном. Ее изумрудные глаза, что называется, метали молнии. Она была так ослепительна, что просто глазам было больно.

Глеб поправил темные очки.

— Извиняюсь, — пробормотал он, входя. — Больше не повторится.

— Кого ты там песочишь? — донесся из комнаты приятный мужской баритон, а затем явился и сам его обладатель — высокий молодой мужчина с волосами до плеч. Лицо его было несколько обрюзгшим, но сохраняло еще породу. А улыбка была само обаяние. — Ага! — вскричал он. — Тот самый телохранитель! — И протянул Глебу вялую кисть. — Алекс, честь имею представиться!

— Нитшяк. — Глеб восхищенно пожал ему руку. — Вы Алексей Кашин, да? Я вас в кино видел.

Не выпуская руки Глеба, Алекс обернулся к Даше.

— Видишь, народ меня еще помнит! — объявил он с пафосом. — Стало быть, жизнь прожита не зря!

Даша поморщилась:

— Не ёрничай, Лёшка. Иди домой, не до тебя.

— Домой?.. Но я не знаю, где мой дом!

— Пить надо меньше, друг мой. Иди, у меня дела.

Обиженно засопев, Алекс стал натягивать ондатровый полушубок.

— Всеми отвергнут, вечно гоним, — бормотал он трагически. И вдруг погрозил Глебу пальцем. — Смотри, телохранитель! Ты отвечаешь за это тело головой! — С этими словами он вышел, хлопнув дверью.

— Занавес упал, — вздохнула Даша, надевая дубленку. — На чьей машине поедем, на моей или на вашей?

— На моей, — ответил Глеб, выходя из квартиры. — Извиняюсь, актер этот… что ли, он тоже отвергнутый поклонник? Ну, в смысле… не он ли вам угрожает?

Закрыв дверь на ключ, Даша вызвала лифт.

— Это мой бывший муж. Абсолютно безобиден.

Садясь в «жигуленок» Глеба, она сказала адрес и попросила разрешения закурить.

— Извиняюсь, — ответил Глеб, выруливая на проезжую часть, — у меня здесь не курят.

— На моей «хонде» надо было ехать! — в досаде воскликнула Даша.

— Почему это?

— Во-первых, она не разваливается на ходу! А во-вторых, я курила бы в ней без разрешения!

— Дарья Николаевна, разваливаться тут никто не собирается. Это во-первых. У меня, конечно, не «ягуар», но Бог даст — доедем без опоздания. И во-вторых, курить без разрешения в присутствии некурящих — невежливо в любом случае. Приличные девочки так себя не ведут.

Даша взглянула на него, прищурясь.

— Приличные девочки вообще не курят, — парировала она. Затем демонстративно достала из сумочки сигареты, закурила и выпустила дым в лицо Глебу.

— Опять?! — Глеб раздраженно приоткрыл окно.

— Снова, — кивнула она, откидываясь на спинку сиденья. — И главное, за те же деньги.

Некоторое время они ехали молча.

— Илья вам не звонил? — невзначай полюбопытствовал Глеб.

Даша удивленно к нему полуобернулась.

— Почему он должен звонить?

— Да так… просто я подумал, мало ли…

— Слушайте, Глеб! Поддерживать светскую беседу вас не нанимали! Так что я перебьюсь!

— Как скажете, Дарья Николаевна. Перебивайтесь на здоровье.

Они вновь замолчали. Поток машин на московских улицах заметно ослабел, и «жигуленок» Глеба мчался, как застоявшийся конь. Даша приоткрыла окошко со своей стороны.

— Эти очки не мешают вам рулить? — осведомилась она. — Или они у вас ночного видения?

Глеб снял очки и выбросил в окно.

— Надеюсь, тема исчерпана?

— О, разумеется! Но как же ваш конъюнктивит?

— Прошел. От вашего соседства.

— Ништяк! — воскликнула Даша. — Я так за вас рада, блин!

— Пародия — не ваш жанр, — сухо заметил Глеб. Даша выбросила в окошко окурок.

— Илья оказался прав.

Сбавив скорость, Глеб вглядывался в номера домов.

— Ох уж этот Илья. Всегда он прав.

— Вы даже не спросите, о чем речь?

— Я не любопытен, Дарья Николаевна. Приехали.

«Жигуленок» остановился у престижного жилого комплекса. Даша посмотрела Глебу в глаза.

— Илья предположил, что вы надо мной издеваетесь.

Глеб прижал ладонь к сердцу:

— Я бы никогда себе такого не позволил.

— Теперь вижу, — усмехнулась Даша. — Когда вы без темных очков.

— От вас не укроешься. Мне пойти с вами или в машине подождать?

— Разумеется, вы идёте со мной.

— Воля ваша. — Глеб вышел и открыл перед ней дверцу. Они направились к дому.

— И вот еще что… — остановилась вдруг Даша. — Мне приходится рассчитывать на вашу смекалку.

— В каком смысле? — покосился на нее Глеб. — Я всего лишь телохранитель. Не забыли?

Они стояли у освещенного подъезда. Куртка на Глебе была распахнута, руки в карманах джинсов, глаза насмешливо поблескивали. Даша, напротив, была в нерешительности и отряхивала перчаткой несуществующие снежинки с воротника.

— Извините, что я сегодня на вас наехала. Насчет образования и всего прочего… Если вам угодно было разыгрывать фарс…

— Дарья Николаевна, давайте прекратим…

— …вам глупо обижаться на то, что я на ваш розыгрыш купилась.

— Дарья Николаевна, ластик!

Она взглянула на него в недоумении:

— Что вы имеете в виду?

— Именно ластик. — Глеб изобразил, будто что-то стирает с ладони. — Давайте сотрем все неприятное и начнем знакомство сначала. Идёт?

Она кивнула:

— Можно попробовать.

— Итак. Какого рода смекалку я должен сейчас проявить?

— В этом доме, — Даша указала на дверь подъезда, — я буду изображать матёрую журналистку — корреспондента газеты «Вечерний курьер». Формально у меня нет оснований являться сюда с телохранителем. Поэтому хорошо бы вам сыграть роль моего коллеги из той же газеты. Ну как? Уверена, что без темных очков у вас получится.

— Если экспертом будет не Илья, — без улыбки заметил Глеб. — Я постараюсь, но у меня есть вопросы. Дарья Николаевна, мы лезем в логово мафии?

Она помедлила с ответом.

— Думаю, вряд ли. Молодые супруги — мастера бальных танцев, готовые часами щебетать о своих успехах. Вот и пощебечем.

— Однако вы обзаводитесь телохранителем.

— На всякий случай: я трусиха… Еще вопросы?

— Последний. Что я должен делать в роли вашего коллеги?

— Сидеть с умным видом, изредка подавая реплики. Желательно впопад.

— Только-то? Вы явно мне переплачиваете.

— Я тоже так думаю. Но вам удалось меня разжалобить.

— Ну да, если кто-то Кембридж не окончил, у вас прямо душа кровью обливается.

Она сверкнула на него глазами.

— Мы до утра так стоять будем?!

Глеб развел руками:

— Сколько прикажете, босс.

Воспользовавшись домофоном, Даша связалась с хозяевами квартиры, и те открыли дверь подъезда.

Квартира была роскошной. При входе располагался просторный холл с тропическими пальмами, мягкой мебелью и телевизором. Далее просматривались замысловатые интерьеры… Впрочем, дальше холла Дашу и Глеба никто не приглашал. Супруги Манько — Павел и Валентина — встретили «корреспондентов» в шортах и в майках без рукавов. Фигуры их вполне соответствовали эталонам их профессии, но в лицах не было ничего примечательного. Дашина красота, очевидно, произвела на них ошеломляющее впечатление, которое они тщетно старались скрыть. «Корреспондентов» заботливо избавили от верхней одежды, обули в тапочки и усадили на диван. Павел и Валентина расположились в креслах напротив. Рядышком работал телевизор: на канате ОРТ шла информационная программа «Время».

— Мы сможем уделить вам не более сорока минут, — объявила Валентина и посмотрела на мужа, как бы ожидая одобрения.

Павел кивнул.

— Завтра нам рано вставать.

Супруги были курносыми блондинами с водянистыми глазами.

Даша достала из сумочки диктофон.

— Сорок минут нам хватит, — улыбнулась она. — Только неплохо бы выключить ящик.

— Пока нельзя, — покачала головой Валентина. — В новостях культуры будут наших конкурентов показывать.

— Брат и сестра Селивановы, — уточнил Павел. — Слыхали про таких?

— Ну-у… вроде бы… — замялась Даша.

— Мы должны их знать? — вежливо спросил Глеб. Павел фыркнул:

— Вот ещё! Интриганы колченогие!

— Любимцы старых пердунов! — хихикнула Валентина. — Но посмотреть их мы обязаны: они будут звонить.

В этот момент на телеэкране возникли два детских трупика, похожие на скелеты: мальчики полутора и трех лет. Они умерли от голода и были брошены родителями на помойку. Стиснув зубы, Глеб вперился в экран. Но сюжет этот длился не более двадцати секунд.

— И придется гладить их по шерстке, — подмигнул Павел, — говорить какие-то комплименты.

— А Женька Селиванова, между прочим, ложится под каждого члена жюри, — ввернула Валентина.

Глеб встал с дивана.

— Где у вас тут можно покурить?

Даша бросила на него быстрый взгляд.

— А вон там, — поднялась с кресла Валентина, — пойдемте, я покажу. — Она вывела Глеба за пределы квартиры. Здесь тоже был небольшой холл с двумя креслами, столиком и пепельницей. — Курите, только форточку приоткройте, — сказала Валентина, исчезая за дверью.

Глеб подошел к окну, послушно открыл форточку — и разрыдался. Два беззащитных детских тельца будто выжглись на сетчатке его глаз. Боль была нестерпимой. С этим надо было срочно как-то справиться. Глеб сконцентрировался, выровнял дыхание и прижался лбом к холодному стеклу. За окном плавно кружились редкие снежинки…

За спиной вдруг скрипнула дверь, раздался легкий цокот каблучков, и Даша тихо проговорила:

— Эй! Ты чего? Ну-ка прекрати… Сейчас я в темпе их запишу, и сматываемся. — Каблучки зацокали обратно, и дверь затворилась.

Когда Глеб вернулся с «перекура», телевизор был выключен, диктофон включен и мастера бального танца щебетали без умолку. Как им было трудно, в какой бедности они жили, какие в их искусствеинтриги. Если б не помощь фонда, то неизвестно еще…

— Простите, — перебил Глеб, — о каком фонде идет речь?

— Международный фонд поддержки талантов, — пояснила Валентина. — Его недавно образовали. Года четыре всего, да, Паш?

Павел кивнул.

— Они сами нас разыскали, — охотно развил он тему. — Если б не наш… извините за нескромность, незаурядный потенциал, они б и связываться не стали. Во всем мире этот фонд выбирает только самых супер, самых бест и оказывает огромную поддержку…

— Кто возглавляет этот фонд? — вновь перебил Глеб. — Какими средствами он располагает, не знаете?

— Конкретно не скажу, — авторитетно произнес Павел, — но бабки там сидят неимоверные. Президентом там этот… как его, миллиардера этого? Сикейрос, вроде?

— Родригес, — поправила Валентина.

— Во-во, Родригес! Теперь они нам и гастроли обалденные устраивают, и участие в самых престижных конкурсах оплачивают…

— И требуют еще, чтобы мы рекомендовали им какие-нибудь новые таланты, — продолжала Валентина.

Муж посмотрел на нее осуждающе.

— Ё-моё, да кого здесь можно рекомендовать? Кто у нас вокруг, Валь? Шелупонь всякая.

Даша выключила диктофон.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила она, — материала у меня достаточно. Если возникнут какие-то вопросы, я позвоню.

— Конечно, в любое время. — Павел откровенно пожирал ее глазами. — В марте мы выступаем в Олимпийской деревне, обязательно пришлем вам билеты.

— Придем с удовольствием, — пообещала Даша. — А вы не угостите нас кофе?

Глеб удивленно приподнял бровь. Супруги обменялись взглядами.

— Конечно, — выдавил из себя Павел.

— С удовольствием. — Валентина встала и отправилась на кухню.

Даша откинулась на спинку дивана и кокетливо произнесла:

— Как у вас тут хорошо!

Водянистые глаза танцора будто подернулись масляной пленкой.

— А вы это… вы приходите почаще, — предложил он, не обращая внимания на Глеба.

— Спасибо, я подумаю, — многообещающе улыбнулась Даша. — Скажите, вы не были знакомы с Ольгой Самарской?

Павел наморщил лоб. Вроде бы… А кто она?

— Журналистка тоже. Вы не давали ей интервью? Примерно месяц назад.

— Как вы сказали? Самарская?.. Нет, не знаю такую.

Глеб пристально смотрел на танцора. Танцор не врал.

— Нет так нет, — махнула рукой Даша. — Будем пить кофе.

Поданный Валентиной кофе оказался растворимым и слабеньким. К этому пойлу мастера бального танца подали сухарики, оставшиеся, вероятно, еще со времен Троянской войны. Даша свою чашку не допила, а Глеб и пробовать не стал.

— Что, собственно, мы тут делали? — полюбопытствовал он, когда они с Дашей выходили из подъезда.

Даша в раздражении достала сигарету и закурила.

— Вы меня охраняли. А я… простите, это мое личное дело.

— Простите, это глупо. Чтобы вас охранять, мне следует знать больше.

— Ой ли? Не надо набивать себе цену.

— Цена мне уже установлена, и за ее предел я не выхожу. — Глеб открыл свой «жигуленок». — Везти вас домой или куда-нибудь еще?

Она смотрела на него зелеными глазищами, и редкие снежинки опускались на ее непокрытые волосы.

— Не спешите, — сказала она, пуская дым колечками. — Вы уже покурили, теперь позвольте мне.

— А в машине слабо?

— В машине сидите вы. Злой, как старый черт.

— И вовсе я не злой. Просто пытаюсь вас напугать.

— Не пытайтесь: дохлый номер.

— Да ну? Сейчас проверим. — Глеб распахнул перед ней дверцу «жигуленка». — Вон видите тот симпатичный «ниссан»? Он пасёт нас от вашего дома.

Даша осторожно взглянула в указанном направлении, затем притушила каблуком окурок.

— Вы меня разыгрываете, — пробормотала она, садясь в машину.

— Можете убедиться сами. — Включив зажигание, Глеб вырулил на дорогу. — Там двое братков на задании.

«Ниссан» тут же снялся с места и покатил следом за «жигуленком». Прибавив газу, Глеб помчался к Дашиному дому. «Ниссан» не отставал.

— Неужели нельзя от них оторваться? — нервно произнесла Даша.

— Не вижу смысла, — невозмутимо ответил Глеб. — Им известен ваш адрес. Если это и есть отвергнутые поклонники, надо признать, они ребята с выдумкой.

— То есть? — насторожилась Даша.

Глеб с усмешкой посмотрел в зеркальце заднего вида.

— К примеру, не далее как сегодня они побили Илью. Вероятно, чтоб добиться вашей благосклонности.

Даша сдавила виски ладонями.

— Что ж вы молчали, мать вашу?!

Глеб пожал плечами.

— Мы с вами как-то не удосужились оговорить круг моих обязанностей. Вот дядюшка ваш — мужик конкретный. Он сразу объяснил, что главная моя задача шпионить за вами и доносить ему.

— Узнаю родственничка! — Даша оглянулась на преследующий их «ниссан». — Боится, как бы я не нанесла ущерб его репутации!

Глеб с сомнением покачал головой.

— Хорошо, коли так. Но уверен, здесь что-то другое.

— Не выдумывайте, — отмахнулась Даша. — Мы с дядькой общаемся настолько редко, что наши интересы вряд ли где-то пересекаются. Можете доносить ему все, что сочтете нужным.

Глеб покосился в ее сторону.

— Благодарю. Я рассчитывал на ваше сотрудничество.

— Да Бога ради. Вижу, работа шпиона вам по душе.

— Ага, это мое призвание. Хотите меня уволить?

— Зачем? Запахнет жареным — слиняете сами.

— Или потребую повышения зарплаты.

Она обожгла его взглядом.

— Не раскатывайте губы! Пятьсот долларов — ваш потолок!

Глеб вздохнул.

— Дарья Николаевна, я просто пошутил. Может, мне вам подмигивать?

— С вашим юмором это будет кстати!

Глеб рассмеялся.

— Знаете, как называется наш с вами диалог?

Даша старалась справиться с дыханием.

— Ну давайте, просветите меня!

— Это диалог-поединок, самый примитивный и презренный вид человеческого общения.

— Вы способны на большее?!

— На большее, Дарья Николаевна, в данный момент не способны вы. — Глеб притормозил у ее подъезда. «Ниссан» остановился в пятидесяти метрах. — Не волнуйтесь: эти парни, насколько я понял, не получали указаний вступать с вами в контакт. Во всяком случае, пока.

— Спасибо, утешили! Спокойной ночи! — Она вышла из машины и с треском захлопнула дверцу.

Глеб выскочил вслед за ней:

— Стойте! Я должен вас проводить!

— Не хлопочите, я сама! — Набрав код, Даша вошла в подъезд.

Глеб опередил ее и вызвал лифт.

— Не мешайте мне делать мою работу! — повысил он голос. — Если вам нравится изображать стерву, найдите себе другой объект.

Они вошли в лифт, не глядя друг на друга.

— Извините, — буркнула Даша.

— Неврастеничка, — отозвался Глеб. Она подняла на него сверкающий взгляд.

— Черт возьми, ведь я сказала: извините!

— Черт возьми, вы произнесли это неправильно!

— А как, черт возьми, по-вашему, правильно?!

Они вышли из лифта и встали перед дверью квартиры.

— Правильно, — спокойно проговорил Глеб, — надо было сказать «ластик» и стереть все, что вы намололи в машине.

— Впредь учту, — сухо пообещала Даша, ключом открывая дверь. — Вероятно, вы должны зайти первым и с пистолетом в руке заглянуть под кровать?

Глеб кивнул:

— Так и сделаю. Только без пистолета.

Он вошел и быстро осмотрел квартиру — две маленькие комнаты, кухню, ванну и туалет.

Даша прикрыла за собой входную дверь.

— Ну как? Других шпионов нет?

— Все чисто, — ответил Глеб. — Но я всегда считал, что воспитанные девочки убирают за собой постель.

Щеки Даши вспыхнули.

— Да?!

— Да, — кивнул Глеб.

Глядя друг другу в глаза, они рассмеялись.

— Валите отсюда, — сказала она.

— Когда идем на следующее дело? — спросил он. Она взяла с тумбочки блокнот и ручку.

— Диктуйте свой телефон: я позвоню завтра. — И, записав, поинтересовалась: — Вы один живете? Я на предмет того, во сколько вас удобно беспокоить.

— В любое время. — Глеб приоткрыл дверь. — Запритесь на оба замка, — посоветовал он и вышел.

И тут же зазвонил телефон.

Сбросив с себя дубленку, Даша ринулась в спальню: радиотелефон лежал на той самой неубранной постели. Схватив его, Даша с замиранием сердца произнесла «алло». И дурные предчувствия ее не обманули.

— Ну как, сучара, — раздался знакомый наглый хрип, — еще не угомонилась?

— А ты? — осведомилась Даша. — Еще не сгнил от сифилиса?

— Ну, б…, крутая! Хочешь вслед за своей подружкой? Могу устроить: восемь шершавых обслужишь за ночь.

Даша изобразила смех.

— Не свисти, мудак. У вас на всю братву столько не наберется.

Из трубки послышалось что-то вроде хрюканья.

— А ты мне нравишься, сучка. С тобой и побазарить в кайф. Времени только нет. Короче, будешь гнать волну — сама понимаешь, не маленькая. Отскочи и наслаждайся жизнью. Пусть у ментов об этом деле голова пухнет.

Зажав телефон меж плечом и ухом, Даша закурила.

— Что ж ты так дергаешься, козлик? Выходит, ты меня больше ментов боишься?

В трубке возникла пауза.

— Короче, ты меня поняла, — прохрипел голос. — Последнее тебе предупреждение. — И раздались короткие гудки.

Уронив телефон на одеяло, Даша медленно выдохнула дым. Сигарета в ее пальцах мелко подрагивала. Ткнув ее в пепельницу, Даша взяла телефон и быстро набрала номер. Трубку сняли не сразу, далеко не сразу.

— Отвалите, я занят, — произнес наконец веселый мужской голос.

— Эдик, это я! — сказала Даша. — Ну-ка выполняй свое обещание!

— Дашуля! Милая! — обрадовался невидимый Эдик. Рядом звучала музыка, слышался женский смех. — Что ты имеешь в виду? Я тебе столько наобещал, что…

— Котик, ты знаешь, о чем я, — жестко оборвала его Даша. — Брось разыгрывать придурка.

— Дашуль, конечно, я помню, — признался он, приглушив голос. — Но, ей-богу, я не предполагал, что ты это на серьёзе. Согласись, что для тебя это несколько…

— В общем, так, — отрезала Даша, — если до десяти утра ты не привезешь мне обещанное, можешь забыть мой номер.

— Киса, я в лепешку расшибусь, но до десяти…

Брезгливо скривив губы, Даша дала отбой и тут же набрала другой номер.

— Да-а, — отозвался сонный женский голос.

— Привет, — сухо проговорила Даша. — Илью будь добра.

Из голоса ответившей женщины мигом исчезла сонливость, вместо которой появилось раздражение.

— Он уже лёг. Что за срочность такая?

— Алка, живо! Не то получишь по жопе!

— Очень я тебя испугалась! Хоть бы совесть поимела… Илья, это тебя! Подруга твоя нахальная!

Через полминуты голос Ильи проворчал из трубки:

— Дуська, иди к свиньям. Я правда сплю.

— На тебя напали?! — крикнула Даша. — Почему ты не позвонил, жопа?!

— Не жопа, а тохес, — поправил Илья. — Жопами называют таких антисемиток, как ты.

— Илюшка, что произошло?!

Илья вздохнул.

— Тебе Глеб протрепался? Ну да, кто ж еще?.. Как он их классно вырубил — пальчики оближешь!

— Да ни о чем он не трепался, — в досаде возразила Даша. — Сказал только про тебя. Чтоб я была осторожней.

Илья хмыкнул.

— Таки я его понимаю. Охранять такую идиотку…

— Слушай, тохес! Либо ты сию минуту мне все выкладываешь, либо я сажусь за руль и через полчаса вытрясу из тебя…

— Верю, — перебил Илья. — Он меня просил ничего тебе не говорить, но… Дуська, ша! Не кипятись! Я сказал ему, что никаких секретов от тебя не имею.

— То-то же, — удовлетворенно буркнула Даша.

Илья прочистил кашлем горло. Затем неторопливо и обстоятельно выложил ей то, что считал необходимым.

Однокомнатная квартирка Глеба обставлена была, что называется, аскетически. На кухне — холодильник, стол и две табуретки; чайник — на плите, посуда — в шкафчике. В комнате — семь полок с книгами, раскладной диван, стул и старый шкаф. Радиотелефон помещался на холодильнике, и, когда Глеб доставал кефир, как раз начались звонки.

— Чего трубку не снимаешь? — нежно упрекнула географичка. — И почему не приехал?

Глеб отхлебнул кефир из пакета.

— Извини, Галь, не получилось. Сумасшедший день.

— Ты ужинаешь?

— Как бы.

— А что ты ешь?

Глеб поперхнулся и закашлялся.

— Галка, я пью кефир. Если у тебя ничего срочного…

— С тобой директор жаждет пообщаться. Зинаида ему настучала, что ты проводишь уроки в джинсах и не реагируешь на ее замечания.

Глеб возвел глаза к потолку.

— И когда я должен с ним общаться? Надеюсь, не сейчас?

Галина хихикнула.

— Не нервничай. В среду после уроков.

— Вот и ладушки. До завтра, Галь, — поспешно попрощался Глеб.

В ответ она чмокнула трубку так, что у него отдалось в ухе.

Почистив зубы, Глеб принял ледяной душ, растерся полотенцем и голым вышел из ванной. Тишину квартиры пронзали телефонные звонки. Из трубки зарокотал злой голос олигарха Лосева.

— Что ж ты, крысеныш, не докладываешь?! За что я тебе плачу?!

Глеб с усмешкой отодвинул трубку от уха.

— Виталий Петрович, — залепетал он, — да что докладывать-то? У каких-то плясунов были. Фокстроты, вальсы, конкурсы какие-то… Я, блин, там чуть не засох. Может, если она в булочную пойдет, тоже вам докладывать? Как скажете, мне по барабану…

— Ладно, ладно. — Лосев заметно сбавил тон. — Шут с ними, с плясунами. Больше ничего не было?

— Чего не было? — туповато уточнил Глеб.

— Угроз каких-то, нападений… Мало ли.

— Да каких там нападений, Виталий Петрович! Даже собака не тявкнула! — Глеб аж задохнулся от возмущения. — Племянница ваша, конечно, девушка ого-го… но, по-моему, она сдвинулась на этой почве.

— Но-но, языком-то не мели! Делай, за что заплачено!

— Забрали бы вы меня к себе, — с тоской произнес Глеб.

— Видно будет. Сперва заслужи. — Олигарх дал отбой.

Глеб задумчиво положил трубку на холодильник. Затем прошел в комнату, как был голым, сел на диван в позе «лотоса» и неподвижным взором уставился на дверцу шкафа. И вскоре на дверце заплясали причудливые тени, которые, казалось, пытались сложиться в некий узор… но ни во что не сложились и растаяли.

Просидев эдак около двух часов, Глеб в досаде швырнул на диван подушку. «Слабак! — обозвал он себя. — Бездарь несчастная!»

Глава вторая

В семь утра позвонила Даша. Голос ее звучал бодро и деловито.

— Вы не могли бы сегодня заехать за мной в шесть? Думаю, где-нибудь около девяти вы освободитесь.

— Конечно, Дарья Николаевна, — ответил Глеб. — Никаких проблем.

— Насчет проблем не гарантирую, — пробормотала она, давая отбой.

И тут же позвонил Илья.

— Шолом, — буркнул он мрачно.

— Шолом, коли не шутишь, — улыбнулся Глеб. — Как твои боевые раны?

— Ты не поверишь: рассосались. Можешь со мной встретиться сегодня днем?

— Запросто. О чем пойдет речь?

— О Дашке. Хочу кое-что тебе объяснить.

— Почему ты на это отважился?

— Потому что она совсем сбрендила. Пистолет покупать собралась.

Глеб присвистнул.

— Что за ерунда? Может, это не серьезно?

— Старик, если Дашка сказала… Надо ее знать! — В голосе Ильи прозвучали панические нотки.

— Где и во сколько? — спросил Глеб.

— В четыре возле моего института. Устраивает?

— Да. Диктуй адрес.

Положив трубку, Глеб по-быстрому принял ледяной душ и растерся полотенцем. Его загорелое мускулистое тело стало пунцовым. Перед тем как вскочить в свой «жигуленок», он успел допить вчерашний кефир.

Первым, кого он встретил в школе, был физкультурник. Теребя седеющий ус, он предложил:

— Покидаем в кольцо после уроков? Или морду кому набьем?

— Лучше б в кольцо, — сказал Глеб. — Только не сегодня.

— С тобой каши не сваришь, — махнул рукой физкультурник и широченными шагами направился в спортзал.

По расписанию Глеб давал по вторникам три сдвоенных урока в восьмых классах. И сегодня, как обычно, уроки эти проходили весьма оживленно. Время, однако, ползло так медленно, что Глебу стало уже неловко столь откровенно поглядывать на часы.

На перемене к нему подошли Гуля Шарипова и Лёня Рюмин и с подчеркнутым уважением поздоровались. А супостат их Медведев, напротив, прошмыгнул мимо с гаденькой ухмылочкой, и ухмылочка эта подсказала Глебу наиболее вероятное развитие событий.

После уроков географичка перехватила его на выходе из учительской раздевалки.

— Сегодня хоть придешь? — спросила она, мечтательно глядя в пространство. — Я ужин приготовлю. А то питаешься черт-те как.

— Готовь. — Глеб украдкой хлопнул ее по аппетитному задку. — Приду где-то после девяти.

— А пораньше — никак? — закапризничала было Галина, однако ей помешала бесшумно возникшая завуч.

— Глеб Михайлович! — обрадовалась она. — Хорошо, я вас поймала! Завтра после уроков Иван Гаврилович ждет вас у себя в кабинете.

Глеб церемонно поклонился.

— Всенепременнейше буду. Прикажете явиться во фраке?

Завуч с достоинством поправила косу на затылке.

— Не понимаю, к чему этот тон?

Глеб застегнул «молнию» на куртке.

— Зинаида Павловна, вы можете жаловаться в ООН, можете обложить меня красными флажками — все равно я буду приходить в джинсах.

— Но, Глеб Михайлович, при чем тут…

— Все, голубушка. До завтра, я спешу. — С этими словами Глеб распахнул дверь и вышел из школы.

Завуч растерянно посмотрела на географичку.

— Галина Даниловна, что он имел в виду? Директор хочет поговорить с ним о вчерашней драке с подростками. При чем тут джинсы?

Географичка пожала плечами.

— Не знаю, Зинаида Павловна… Говорят, вы настучали… пардон, доложили Ивану Гавриловичу о неподобающей одежде учителя французского.

— Я? — удивилась завуч.

— Так говорят, — пробормотала географичка, поспешно удаляясь.

Зинаида Павловна посмотрела ей вслед.

— Я настучала?! Извините, по этому ведомству я пока не прохожу! — возмутилась она и, зайдя в раздевалку, хлопнула дверью.

Приближаясь к своему «жигуленку», Глеб заметил трех коротко стриженных парней в штанах и куртках «адидас». Парни вылезли из бордового «вольво» и с решительным видом направились к нему. Глеб со вздохом убрал в карман ключи от машины. Здоровяк с четырьмя золотыми зубами на верхней челюсти буркнул:

— Поедешь с нами.

Два его дружка молча жевали жвачку. Глеб деловито уточнил:

— Прокатиться?

— Ну, — кивнул златозубый.

— Не поеду, нет времени, — сказал Глеб.

— Ты француз? — уточнил в свою очередь златозубый.

— Ну, — кивнул Глеб.

— Поедешь, — сказал здоровяк. — Без понтов.

Двое жующих встали у Глеба по бокам. Глеб с опаской взглянул на окна школы.

— Ладно, — согласился он. — Минут за двадцать, думаю, мы управимся.

Он подошел к «вольво», топча хлюпающий снег. Парни вели его толково: двое по бокам, один сзади. Жующие распахнули задние дверцы и, усадив Глеба посерёдке, стиснули его, опять же, с двух боков. Златозубый занял место водителя.

— Ага, мы быстро, — подтвердил он. — Пустырь тут есть.

Глеб вспомнил ухмылочку Медведева из 9-го «А».

— Значит, это ваших писунов я вчера отшлепал?

— Ну, — кивнул златозубый. — Зря ты сунулся, француз. Придется теперь тебя отмудохать. А то пацаны уважать не будут.

Это уже было похоже на речь. Глеб усмехнулся:

— Звать-то тебя как, уважаемый?

— Меня-то? — Златозубый глянул на него через плечо. — Сильвестр. А фамилия Сталлоне. Может, слыхал?

Двое жующих по бокам Глеба заржали.

— Слыхал, — ответил Глеб. — Приятно познакомиться.

— Ну, — подмигнул в зеркальце златозубый. — А тебя как зовут? На кого страховку выписывать?

Двое жующих снова заржали. Резким рывком освободив руки, Глеб обнял своих конвоиров за бычьи шеи. Смех оборвался. Парни дернулись и обмякли. Уронив их на спинку сиденья, Глеб ухватил златозубого за уши и слегка рванул на себя. Тот взвыл, не успев понять, что случилось.

— Обратно вези, — скомандовал Глеб.

— Ну па-адла!.. — простонал злосчастный Сильвестр Сталлоне, однако после очередного рывка за уши тут же заткнулся.

— Зови меня просто Француз, — предложил Глеб.

Бордовый «вольво» развернулся и помчался назад к школе. Конвоиры на заднем сиденье валялись в отключке, а управляемый за уши водитель сопел от злости, но глупостей не делал.

— Всё, б…, приехали, — прохрипел он, затормозив около дряхлого «жигуленка» цвета «беж».

— Вот видишь, за двадцать минут управились. — Глеб отпустил уши водителя и перелез через приходящего в себя конвоира.

— Я тебя урою, падла! — пообещал златозубый. Уши его распухли, глаза налились кровью.

Поставив ногу на тротуар, Глеб обернулся.

— Я могу убить тебя хоть сию минуту. Государства я не боюсь, а жизнь тебе подобных для меня лично никакой ценности не имеет. Но я тебя отпускаю. Спросишь, почему?.. А черт меня знает! Пока! — Глеб выбрался из машины.

— Скоро встретимся! — выкрикнул златозубый. Обернувшись, Глеб вновь приоткрыл дверцу.

— А коли встретимся, друг Сильвестр, падай и смирно лежи на брюхе: это твой шанс.

Он сел в свой «жигуленок» и, сорвавшись с места, укатил.

— Я тебя урою, — повторил златозубый без всякой, однако, убежденности.

Один из парней на заднем сиденье оклемался и, тараща глаза, возобновил жевание.

— Чем он мне врезал? — виновато спросил незадачливый конвоир.

Златозубый вперил в него угрюмый взгляд.

— Хером.

— Нет, без понтов?

— Гадом быть: твоим собственным.

Обменявшись парочкой ругательств, дружки уставились каждый в свое окно. И бордовый «вольво» отъехал от школьного двора.

Возле грязновато-желтого здания института, среди бестолкового студенческого гомона, Илья выделялся, как монумент, своей отрешенностью и спокойствием. На нем были нелепая шапка с кожаным верхом и вышедшее из моды пальто, которые, безусловно, лишь подчеркивали его монументальность.

— Заседание кафедры перенесли на полпятого, — проворчал он, усаживаясь в машине рядом с Глебом. — Так что давай в темпе.

— Я весь внимание, — ответил Глеб, включая обогреватель.

Илья чуть покашлял, подергал свою курчавую бородку и наконец выпалил:

— Дашка взялась сама расследовать убийство Самарской. Она уверена, что милиция никогда ничего не раскроет и…

— Погоди, погоди! — затряс головой Глеб. — Давай по порядку. И я буду перебивать тебя вопросами.

— На здоровье. Только времени у нас мало.

— Ничего, так мы его только сэкономим. Даша и Ольга были подругами?

— Еще какими. Притом, как я уже говорил, Самарская была ученицей Дашкиного отца. Так вот, совершенно очевидно, что ее изнасилование и убийство в недостроенном доме — полная лажа. Но милиция на этом зациклилась…

— Почему лажа?

Илья сдернул с головы шапку.

— Ну, старик, ты меня удивляешь! Что Ольке там было делать?! И как она туда попала?!

Глеб пожал плечами:

— Мало ли. К примеру, хотела получить информацию у кого-то из братков и недооценила степени риска. Или просто шла мимо тех мест и…

— Бред! Сивой! Кобылы! — проскандировал Илья. — Она брала интервью у кого-то вполне респектабельного. И от этого господина или дамы, веселая и довольная, она позвонила Дашке. «Сейчас, — говорит, — выпью кофе, поймаю такси и приеду к тебе». Это было около трех часов дня. Дашка ждала до восьми, потом начала обзванивать общих знакомых, милицейские участки и травмпункты. Теперь ответь мне: как могла оказаться Олька в недостроенном даме?

Глеб задумчиво почесал переносицу.

— Даша говорила со следователем?

— Еще бы! Ее показания аккуратно записали — и тишина!

Глеб вздохнул:

— Ясно. Тебе известно, над чем работала Ольга?

Илья покачал головой.

— Дашка пыталась, но не могла у нее выпытать. Самарская обожала напускать туману. «Материал, — говорит, — забойный. Пока до сути не докопаюсь, трепаться не буду». Однако она забыла у Дашки листок с именами людей, у который брала или намечала взять интервью, с их адресами и телефонами. Забыла именно в день убийства… Она в общем-то и собиралась заехать к Дашке за этим листком.

— Понятное дело, — хмуро кивнул Глеб. — Разуверившись в органах МВД, Дарья Николаевна принялась лично прочесывать этот список. И тут же начались телефонные угрозы. И разумеется, потребовался телохранитель, хоть плохонький.

Илья криво усмехнулся:

— Теперь еще и пистолет.

— Друзья детства! — Глеб хлопнул ладонью по рулю. — Два клинических идиота.

«Жигуленок» в ответ бибикнул, и стайка студенток кинулась врассыпную от неподвижного автомобиля.

— Ша, — буркнул Илья, — не устраивай кипеж.

— Ты видал этот список? — спросил Глеб.

— Дашка не показывает. Говорит, чтоб я в это не лез.

— Черт бы вас драл, Илья! Где ваши мозги?! Ну хорошо, допустим, она даже вычислит того, кто заказал Ольгу! Дальше-то что?!

— Что ты на меня орешь?! — заорал Илья. — Думаешь, я это ей не вдалбливал?! Она уперлась, как… Найду, говорит, эту сволочь и сдам куда следует!

Глеб выдержал паузу, пытаясь усмирить гнев.

— Угу, найдет и сдаст, — понизил он голос. — А этой сволочи между тем известен каждый ее шаг… Ладно, вопрос последний: Дашин дядя знает… как бы мягче выразиться, об этом частном расследовании?

— Нет, кроме меня и Дашки, никто не знает. Теперь еще и ты.

— Ну да, когда приперло аж до пистолета.

— Все равно она меня прибьет за то, что я тебе протрепался.

Глеб положил руку Илье на плечо:

— Слушай, хватит ваньку валять. Ее надо отговорить.

Илья обреченно вздохнул:

— Это невозможно.

— Ой, только не нагнетай, ладно?! — вновь разозлился Глеб. — Почему-то я уверен, что ты сумеешь найти слова, доходящие до сердца! Напрягись, Илья!

Илья принялся вертеть на пальце свою шапку.

— Знаешь, старик… пожалуй, я расскажу тебе два школьных эпизода, весьма наглядно характеризующих Дашку. Но только вкратце. Мы с Дашкой дружили и сидели за одной партой, об этом я уже говорил. А что все вокруг были в нее влюблены, можешь и сам догадаться. Она уже с третьего класса была глаз не оторвать. И вот, когда мы перешли в девятый, некий Сережа Маслов с чего-то вдруг меня к ней приревновал и возненавидел люто. И главное, как водится, с антисемитским уклоном. При каждом удобном случае обзывал меня жидовской мордой и грозил по стенке размазать. Но при Дашке ни-ни. Какова скотина!.. Однако Дашка что-то все же заподозрила и начала допытываться. Я отвечал уклончиво. Хоть я был интеллигентный еврейский мальчик, но сознаться в трусости мне тоже было стыдно. И вот как-то раз Сережа со своей шестеркой Протопоповым подловили меня возле школы и притиснули к дереву. Дескать, смерть жидам. Сережа успел даже нос мне расквасить. И тут из-за угла выходит Дашка, помахивая портфельчиком: «Привет, мальчики! Чем занимаемся?» Сережа туда-сюда, засуетился. «Да вот, — говорит, — у нас тут мужской разговор». «Да ну? — удивляется моя подруга. — А у меня, Серж, для тебя сюрприз». И эдак не спеша открывает портфель. Сержу, конечно, интересно, он приближается и норовит заглянуть. Дашка достает вот такой булыжник и с размаху лепит ему в рожу. Потом еще разок. Сережа падает, умываясь соплями, а его шестерка Протопопов шустро делает ноги.

Глеб расхохотался.

— Обалдеть!

— Погоди балдеть, еще не конец, — улыбнулся Илья. — Вечером того же дня Дашка явилась к Маслову домой и позвонила в дверь. Открыла ей мама: «Ой, сынуля, к тебе такая девушка пришла! Заходите, пожалуйста!» Видать, сынуля рассказать постеснялся, от кого схлопотал. «Да нет, большое спасибо, — смущается Дашка, — я на минутку». Короче, выходит Сережа из квартиры, весь в пластыре, и опять получает по роже тем же булыжничком из портфеля. И Дашка его напутствует: «Если ты, гадина, приблизишься к нему хоть на шаг, хоть на три шага…» Старик, ты чего?

Отворачиваясь к окну, Глеб буркнул:

— Ничего. Свалились, блин, на мою голову.

— В общем, — Илья продолжал крутить шапку на пальце, — Дашку тогда чуть из школы не выперли. Хорошо, Николай Петрович сумел нажать на кое-какие рычаги. А в выпускном классе случилась другая история… — Илья взглянул на часы и охнул. — Старик, буквально в двух словах. Не помню, говорил ли я тебе, что школа наша была математической и двух лучших учеников принимали в университет без экзаменов. Тогда я считал себя сильным математиком и, признаться, до сих пор питаю еще иллюзии… Но я был лишь вторым. Первой была Дашка.

Брови Глеба поползли вверх.

— Этого ты не говорил.

— Значит, приберег на закуску. Занимался я тогда с удовольствием и постоянно, так сказать, работал над собой. А Дашка только так, — Илья щелкнул пальцами, — на всех мат-олимпиадах призы брала. И вот, значит, она была в классе первой, я — вторым, а ее подружка… приличная стервочка, соответственно, занимала третье место. И эту самую «третью» в университет без экзаменов уже не берут, и завидует она по-черному. В силу данных обстоятельств начинает она Дашке зудеть на ухо: «Хорошо тебе, раз ты такая неотразимая. Мозги тут ни при чем. Тебе достаточно попой повертеть — и пятерка обеспечена, хоть по математике, хоть по физкультуре». А говорить Дашке, будто она что-то выигрывает благодаря своей внешности, это… это хуже, чем красная тряпка для быка. Вот Дашка взяла, да и завалила экзамен по геометрии: еле трояк ей натянули. Вся школа была в шоке… Таким вот образом я оказался на первом месте, а стерва-подружка на втором. Меня на мехмат взяли, а Дашка играючи поступила в иняз и окончила, разумеется, с красным дипломом. На третьем курсе выскочила замуж за актера, потом без сожаления развелась и после гибели родителей уверена, что жизнь идет наперекосяк. В общем, надеюсь, ты…

В окно машины постучали. Женоподобный молодой человек в свитере и брючках в обтяжку визгливо прокричал:

— Дорогуша, ты с ума сошел!

— Иду, иду, — засуетился Илья, приоткрывая дверцу машины.

— А подружка-стерва? — поинтересовался Глеб. — Ей по ночам не икается?

Илья удивленно обернулся.

— Так ведь это ж и была Ольга Самарская. Я думал, ты догадался. Она тогда два дня на Дашкином плече прорыдала и со стыда подалась на журналистику. Зачем, по-твоему, я тебе все это рассказал?

Глеб хмуро оперся на руль..

— Чтобы я зарубил себе на носу: Дашка это дело не бросит.

— Умница. Отговорить ее…

— Дорогуша! — Женоподобный просунул в машину голову и кокетливо прочирикал. — Ой, простите! Добрый день!.. Дорогуша, ты знаешь, что сейчас с нами сделают?

Илья вылез наружу.

— Замучаются, — проворчал он.

— И все же отговорить придется, — вздохнул Глеб, заводя мотор. — Просто выбора нет.

— Попробуй, — вздохнул в ответ Илья. — Если она станет обзывать тебя дураком, считай, у тебя появился шанс.

— В смысле?

— Примета есть такая, — усмехнулся Илья, захлопывая дверцу.

«Жигуленок» медленно отъехал, лавируя меж выбоин в асфальте.

Женоподобный взял Илью под руку.

— Кто этот интересный мужчина?

— Он не по твоей части, Альберт.

Они шагали к зданию института.

— Пока не попробуешь, не узнаешь, — возразил Альберт.

— Можешь мне поверить! — Илья высвободил руку. Альберт не обиделся.

— Ну и Бог с ним, — бодро проговорил он. — Идем быстрей. Знаешь, как называется наш с тобой сюжет? Два безумца опаздывают на заседание ослов.

Под их ногами поскрипывал прихваченный морозцем снег.

В баре кафе «Амброзия» знаменитый голос Аллы Пугачевой распевал знаменитого «Арлекина». Народу, как обычно, было немного. Облокотясь на стойку, рыжий Стас, начальник охраны Виталия Лосева, смаковал апельсиновый сок. Барменша Катя увлеченно что-то ему щебетала, и он кивал с улыбкой. При появлении Глеба они синхронно обернулись в его сторону.

— О-о, сегодня ты без очков! — улыбнулась барменша. — Сосиски и кофе?

— Как обычно, — кивнул Глеб, пожимая могучую длань Стаса.

— Как идет служба? — поинтересовался тот. — Без проблем?

Глеб растянул губы в улыбке.

— Ништяк. Если б еще бабки платили… вообще кайф.

Рыжий взглянул на него недоверчиво.

— Не заливаешь?

— Зачем? — округлил глаза Глеб. — Я в натуре.

Рыжий сморщился, как от кислого.

— Мне эти ваши словечки, — ребром ладони он чиркнул себя по горлу, — вот где!

— Мне тоже, — поспешно согласился Глеб. — Стараюсь избавляться, но… липнут как банный лист, понимаешь! — Взяв у барменши сосиски и кофе, он расплатился и сел за столик.

Не успел он прожевать и полсосиски, как рыжий подсел к нему.

— Вообще-то я зашел с тобой повидаться, — произнес он негромко. — Мне Катя сказала, что в это время ты обычно здесь бываешь.

Глеб не спеша доел сосиску.

— И зачем я тебе?

— Предупредить хочу. Не знаю, что ты за птица, может, ты просто дерьмо и я потом пожалею… Но эти игры не по мне. Обрыдло все.

— Стас, какие игры? Объясни, блин, толком!

— Объяснить трудно. Слышу я разные разговорчики… Такое возникает ощущение, что Лось в любой момент готов тебя грохнуть вместе со своей племянницей. Не знаю, зачем он послал тебя ее охранять да наобещал с три короба… Но тебе надо быть с ним начеку. Такое у меня ощущение.

Выпив залпом кофе, Глеб усмехнулся:

— Наши ощущения совпадают, Стас.

— Тебе-то знать откуда? — удивился рыжий.

В этот момент в дверях возникла румяная физиономия Толяна. Оглядев помещение бара, он в своем длинном пальто прямиком пошел к их столику.

— Мне тоже трудно объяснить, — быстро проговорил Глеб, — но берегись этого мерзавца.

Рыжий глянул на приближающегося Толяна, потом — на Глеба.

— Брось, — сказал он недоверчиво.

— Услуга за услугу, Стас. — Глеб встал со стула. — Спасибо.

— За что спасибо-то? — полюбопытствовал подошедший Толян. — Мне тоже стакан сока! — крикнул он барменше.

Глеб повертел перед его носом двумя стодолларовыми купюрами.

— Вот это видел? Стас одолжил. Не то что некоторые.

Толян свойски улыбнулся.

— На меня, что ли, намекаешь? Да у меня таких башлей отродясь не водилось. Зато некоторые пристают: устрой да устрой на работу. А устроишь — даже бутылки не поставят.

Глеб ударил себя в грудь.

— Толян, в первый же выходной! Упьемся по полной программе!

— Пой, ласточка, пой.

— Толян, зуб даю!

Стас переводил недоумевающий взгляд с одного на другого.

— Толян! — крикнула барменша. — Твой сок!

— Ох, опаздываю! — спохватился Глеб и заспешил к выходу.

Толян посмотрел ему вслед, и улыбка сползла с его лица.

— Ты чё, одолжил ему деньги? — обратился он к рыжему. Тот ответил ему хмурым взглядом.

— У тебя со слухом плохо?

— Не в том дело, Стас. Ты ж плохо его знаешь.

Стас кивнул:

— Ага. Ты его привел, ты и ответишь.

Пожав плечами, Толян отправился к стойке и вернулся с бокалом сока.

— О чем базарили? — спросил он небрежно.

— Базарят торговки рыбой, — поправил Стас. — Мы разговаривали.

Толян с улыбкой поднял руки.

— Ну ладно, ладно. О чем был разговор?

— Тебе-то что?

— Спросить нельзя?

— Спроси у него, — вставая, отрезал рыжий. — Пора ехать: хозяин скоро освободится.

И Стас направился к двери. Толян вперил в его спину злобный взгляд, оставил бокал с недопитым соком и поспешил следом.

Мальчишка опять стоял у витрины Дома игрушек. Как на боевом посту. Игрушечная железная дорога, похоже, повергала его в столбняк. Проходя мимо, Глеб чуть слышно буркнул: «Ну всё, ты меня достал!»

— Эй! — обратился он к мальчишке. — Хочешь такую?

Мальчишка вздрогнул.

— Идите, куда шли, — огрызнулся он неуверенно. Глеб подошел и присел перед ним на корточки.

— Меня Глебом зовут. А тебя?

— Саша. — Казалось, мальчишка в любой момент готов был пуститься наутек. — Взрослых надо звать по отчеству.

— Но друзей можно без отчества, — сказал Глеб. Мальчишка взглянул на него внимательно.

— Вы псих?

— Да, — кивнул Глеб, — но не опасный.

Мальчишка улыбнулся.

— Друзей так не заводят, — заметил он резонно.

— Как правило, — согласился Глеб. — Но бывают исключения. Сегодня, к примеру, я шел мимо и подумал: «Если Саша хочет железную дорогу, она у него будет».

— Когда? — уточнил Саша. — В этой жизни?

Глеб сглотнул.

— Сколько тебе лет? — спросил он после паузы.

— Скоро девять. А что?

Глеб встал с корточек.

— Пойдем-ка, Саш, домой! — Он взял мальчишку за руку. — Кое-что у тебя будет и в этой жизни.

— Ну да! — Мальчишка вырвал руку. — А потом вы заберете мои органы!

— Какие еще органы?

— Печень и сердце! Для пересадки!

Глеб застонал.

— Ты меня доконаешь! Либо идем домой, либо я сейчас тут лягу… и можешь забирать мою печень и сердце к чертовой матери!

Мальчик опять улыбнулся. Хорошая у него была улыбка: умная и застенчивая.

— Ладно, идем, — согласился он. — Только за руку меня вести не надо. Я не салага.

— Уж вижу, — вздохнул Глеб.

Жил Саша неподалеку, в блочном доме на втором этаже. Глеб нажал кнопку звонка. Дверь открыла горбатая старушка с глазами побитой собаки. Она испуганно уставилась на Глеба, затем перевела взгляд на мальчика.

— В чем дело, Сань?

— Ба, это Глеб, — ответил мальчик. Старушка виновато глянула на незнакомца.

— Взрослых надо звать по отчеству.

— Друзей можно без отчества, — усмехнулся мальчик.

— Каких еще друзей?.. Друзей не заводят с бухты-барахты, — растерянно пробормотала горбунья.

— Как правило, — глубокомысленно изрек мальчик. — Но бывают исключения.

Он лукаво зыркнул на Глеба.

Старушка вздохнула.

— Ну что ж… заходите. Грабить у нас нечего.

— Жаль, — переступая порог, сказал Глеб, — я так надеялся.

Старушка улыбнулась.

— Меня зовут Варвара Львовна, — представилась она. Тут из комнаты выбежала девочка лет четырех в линялом байковом платьице и штопаных колготках.

— А меня зовут Танька! — объявила она, сверкая глазенками.

Глеб присел перед ней на корточки.

— А меня — Глеб.

Хихикнув, девочка спряталась за бабушкину юбку. Саша небрежно произнес:

— Сеструха моя. Младшая.

— На тебя похожа, — польстил ему Глеб и, глянув на часы, поспешно поднялся. — Варвара Львовна, — обратился он к старушке, — сколько у вас комнат и сколько народу здесь живет?

Горбунья настороженно посмотрела исподлобья.

— Две комнаты, — она обняла детей, — живем втроем. А вам зачем?

— Для отчетности. Вы пенсию получаете?

— Да. На нее и живем.

— Вот и замечательно, — брякнул Глеб. — То есть я в том смысле, что… Дело в том, что фирма, в которой я работаю, занимается благотворительностью. Мы помогаем малоимущим семьям, а нам за это снижают налоги. Ну, вы понимаете… Словом, мы берем вас под крылышко.

Старушка смотрела недоверчиво.

— Это как же?

— Очень просто, — из кармана куртки Глеб извлек пачку сторублевок и вложил в руку горбуньи, — вот так.

Зардевшись, словно девушка, Варвара Львовна попыталась вернуть ему деньги.

— Ну что вы!.. Как же так?.. Неудобно как-то…

— Еще как удобно! Мы фирма богатая! — Глеб приоткрыл входную дверь. — С вашего позволения, я буду иногда наведываться. И все ваши трудности мы уладим. Договорились? — Он выбежал на лестничную площадку.

Старушка встала на пороге, прижимая деньги к груди.

— Господи, я даже чаем вас не напоила!

— В другой раз! — отозвался Глеб, сбегая по лестнице. — Опаздываю! Начальство меня по стенке размажет!

— Как называется ваша фирма?! — крикнула вдогонку Варвара Львовна.

— Фирма «Даша»! — снизу откликнулся Глеб. Старушка зашла в квартиру и прикрыла дверь.

— Да, Сань… — ошеломленно проговорила она, — нашел ты себе друга. Бывает же такое!.. Фирма «Даша».

— Ба, их теперь знаешь сколько развелось? — отмахнулся мальчик, снимая с себя пальтишко. — Как у бобика блох!

— Сань! — позвала из комнаты его сестренка. — Тут какая-то колобка огломная!

— Не колобка, а коробка, — поправил мальчик, идя на ее зов.

— Я и говолю, колобка! Чего плидилаешься?!

Саша вошел в убогую комнатушку с выцветшими обоями и действительно увидел на полу большую коробку. Мальчик с опаской приблизился, приоткрыл крышку и…

— Бабуль! — закричал он. — Тут железная дорога!

Варвара Львовна не поверила глазам.

— Как же так?.. Когда же он умудрился? Пока мы с Танюшкой за хлебом ходили?.. Выходит, он все это заранее… Сань, там какой-то листок выпал.

— Где, ба?

— Вон, под стул залетел. Там что-то вроде написано.

Мальчик поднял бумажку и прочел вслух:

– «В этой жизни».

— И все? — удивилась бабушка.

— Ни фига себе «все»! — воскликнул Саша, пряча листок в карман.

Даша была вне себя. В дубленке нараспашку она прохаживалась перед своим подъездом и нервно курила. От ее гневного взгляда Глеб едва не обратился в пепел.

— Теперь уже на двадцать минут! — Она указала ему на свои часики.

— Прошу прощения, мотор заглох, — не моргнув глазом соврал Глеб.

Даша придавила окурок сапожком.

— Странно, что ваша тарахтелка вообще передвигается! Сегодня поедем на моей, и поведу я!

— Как скажете, Дарья Николаевна.

— Ой-ой, как мы изображаем раскаяние! — Она направилась к стоящей в пяти шагах «хонде». — В следующий раз вычту из вашей зарплаты!

Заметив неподалеку знакомый «ниссан», Глеб проворчал:

— Так всегда: чуть что — сразу из зарплаты.

— Поговорите мне! — Она открыла «хонду» и села за руль. — Вчерашний «хвост» заметили?

— А то! — усмехнулся Глеб, усаживаясь рядом. — Даже они заметили, что мы их заметили.

— Может, пугануть их? — Даша приоткрыла сумочку, в нерешительности ее подержала и бросила на заднее сиденье. — А-а, черт с ними! Этих мы хоть знаем!

— Здравая мысль, — сказал Глеб. — Не ожидал.

— Хамите?

— Ага, с гуманной целью. Неужто вы всерьез надеетесь вычислить заказчика, в то время как сами у него на крючке? Это ж коню ясно.

Даша включила зажигание и выехала на дорогу.

— Ну, Илюшка, — проговорила она, — и надеру же я тебе тохес!

— Вам бы кто надрал, — осадил ее Глеб. — Ведете себя как идиотка. Тупая и упрямая.

Даша сверкнула на него глазищами, но с неожиданным спокойствием поинтересовалась:

— Почему?

— Потому что прочесыванием списка Ольги вы лишь…

— Илья и про список вам доложил! Трепло!

— Покажите мне список. Я попробую…

— Перебьетесь.

— Дарья Николаевна, прочесывая этот список, вы сами как на ладони. Противник ваш, кто бы он ни был, калач тертый. Если он ликвидировал журналистку, значит, она что-то раскопала. Такнеужели вы думаете, что при личной встрече с вами, если, кстати, он на нее пойдет…

— Ой пойдет! — заверила Даша. — Во-первых, чтоб не вызвать у меня подозрений, а во-вторых, чтоб разнюхать, как много я знаю.

— Весьма сомнительно, — возразил Глеб. — На ваши подозрения ему скорей всего плевать. А информация, которой вы якобы владеете, может и вовсе не иметь цены без конкретных доказательств. Но даже если вы в чем-то правы…

— Я права. Иначе я была бы уже трупом.

Глеб вздохнул и чуть помолчал.

— Допустим. Но почему вы считаете, что при встрече с вами этот господин Икс расколется? Как-то все у вас зыбко, Дарья Николаевна.

Даша свернула вдруг в темный переулок и притормозила.

— Гляньте-ка, — возмутилась она, — прицепились, как репей.

Преследующий их «ниссан» нахально остановился в двадцати шагах.

— Мы уже на месте? — осведомился Глеб.

— Нет, нам в Сокольники. Но время в запасе еще есть.

— За что ж вы меня так песочили?

— Терпеть не могу опозданий. Обещайте впредь быть пунктуальней.

— Обещаю. А вы обещайте, что впредь не выйдете одна из квартиры.

Даша помедлила с ответом.

— Не могу обещать. — Она достала из кармана дубленки сигареты и зажигалку. — Пожалуй, закурю без разрешения. В своей-то машине.

Глеб усмехнулся.

— А в моей машине вы разрешение спрашиваете и курите, несмотря на запрет.

— Увы, я такая, — кивнула Даша и закурила. — А в расследовании моем все не так уж зыбко. У меня есть одна деталь, по которой я могу определить заказчика при встрече. Ему даже в голову не придет, на чем он попался.

Отогнав от себя дым, Глеб приоткрыл окошко.

— И что ж это за деталь?

Приоткрыв окно со своей стороны, Даша выпустила в него колечко дыма.

— Коммерческая тайна. Почему, собственно, я должна вам доверять?

Глеб резко к ней повернулся.

— Дарья Николаевна, посмотрите сюда! — Он дотронулся пальцем до своей переносицы.

Она взглянула на него, прищурясь.

— Именно сюда?

— Ага. И ответьте на два вопроса.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Валяйте, — сказала Даша. — Если смогу.

— Как давно мы с вами знакомы?

— Сегодня второй день. Надо же!

— Вы мне доверяете?

Она опустила глаза.

— Глеб, не обижайтесь, но у меня нет особых оснований…

— Дарья Николаевна, я не спрашиваю, есть ли у вас основания. Я спрашиваю: вы мне доверяете?

Она вновь подняла на него изумрудные глазищи и совершенно серьезно осведомилась:

— Кто такой Ли Бо? Ну-ка быстро.

— Это мой тренер по восточным единоборствам, — как на уроке отбарабанил Глеб.

Даша выбросила окурок в окошко.

— Ну и замечательно. Можете сами ответить на свой вопрос.

Теперь глаза опустил Глеб.

— Ладно, пускай не совсем тренер… — смущенно пробормотал он. — На самом деле Ли Бо родился в 701 году, а умер в 762-м. Этот парень, черт его дери, был величайшим поэтом Китая. Наплевав на придворные почести, он скитался, как последний бомж, но жизнь его стала легендой. Его называли «бессмертным, низвергнутым с небес»… — Отчаянно махнув рукой, Глеб продекламировал:

Среди цветов поставил я кувшин в тиши ночной и одиноко пью вино,

и друга нет со мной.

Но в собутыльники луну позвал я в добрый час,

и тень свою я пригласил,

и трое стало нас.

Но разве, — спрашиваю я, —

умеют пить луна и тень, хотя всегда за мной последует она?

А тень с луной не разделить.

И я в тиши ночной согласен с ними пировать хоть до весны самой

Перевод В. Алексеева.

Даша смотрела на него широко раскрытыми изумленными глазами. А Глеб, глотая знакомый комок в горле, едва справлялся с дыханием.

Я начинаю петь,

и в такт колышется луна,

пляшу — и пляшет тень моя,

бесшумна и длинна.

Нам было весело,

пока хмелели мы втроем,

а захмелели — разошлись,

кто как, своим путем.

И снова в жизни одному мне предстоит брести до встречи — той,

что между звезд у Млечного пути.

Перевод В. Алексеева.

Наклонившись к окну, Глеб вдохнул прохладный воздух.

— Не смейте отворачиваться, — сказала Даша. — Илья тут же вас раскусил.

Глеб поднял стекло и хмуро повернулся.

— Дарья Николаевна, я не хочу быть грубым, но…

— Послушайте, Глеб! Раз уж мы через это все же прошли, вы можете называть меня просто Дашей.

Глядя ей в глаза, Глеб проговорил:

— Даша, вы мне надоели вместе со своим Ильей.

Она с улыбкой завела мотор.

— Глеб, я вам доверяю. Несмотря на ваш дебильный спектакль.

Они медленно поехали вдоль переулка. «Ниссан» следовал за ними, держа небольшую дистанцию.

— Благодаря моему дебильному спектаклю, — буркнул Глеб, — вы смогли блеснуть своей образованностью.

Дашины щеки вспыхнули.

— Глеб, можете мне поверить…

— Ластик, — в досаде на себя перебил Глеб.

— …можете поверить, что я вовсе этим не горжусь и…

— Я сказал, ластик! — повысил голос Глеб. — Я стер свою подлую реплику! Я ее не произносил.

Из переулка они выехали на Садовое кольцо, сопровождаемые своим назойливым эскортом.

— Значит, ластик? — задумчиво переспросила Даша. — Сказали и тут же стерли, да?

— Ага, — вздохнул Глеб. — Иной раз я такое леплю, что и вспоминать неловко. Лучше стереть сразу.

Даша усмехнулась:

— Ну что ж, ластик — верное оружие.

— А что касается оружия, — Глеб выразительно глянул на лежащую сзади сумочку, — то его либо уж совсем не брать, либо держать под рукой. И, Бога ради, не злитесь на Илью: он о вас печется.

— Знаю, — просто сказала Даша. — Кроме него, у меня никого нет.

После короткой паузы Глеб обронил:

— А вот и врете.

Она с усмешкой на него покосилась:

— Простите, не поняла.

— Ну и не надо. Вы покажете мне список Самарской?

— Подумаю. Может быть… А вы объясните мне свое странное поведение?

— Да что в нем странного? Просто меня иногда заносит…

— Глеб, опять?! — сердито перебила Даша. — Давайте так: либо говорить правду, либо не говорить ничего! Согласны на такое условие?!

Глеб помолчал, подумал и кивнул:

— Согласен. Но мне это будет нелегко. Я и сам веду… весьма специфическое расследование. О нем я не то что рассказывать — даже намекнуть не имею права. Последствия могут быть катастрофическими.

— Для кого? — спросила Даша.

— Можете смеяться, но для всего человечества.

Даша взглянула на него с досадой:

— Даже так? Тогда конечно. Лучше не рассказывайте.

— Это не вам решать, а мне.

— Ошибаетесь. Если речь идет о судьбах человечества, слушать вас я остерегусь.

— По-вашему, я похож на шиза?

Она посмотрела на него, как бы оценивая.

— Вы вообще ни на кого не похожи.

— Вас это шокирует?

— Да, черт возьми! Вы разочарованы?

— Скорей удручен.

— Убогостью моего интеллекта?

— Невыразительностью моего лица.

Даша улыбнулась:

— Ах, сколько сарказма! Кстати, как называется этот наш диалог? Неужели опять «поединок»?

— Нет, — качнул головой Глеб, — это диалог-игра.

— То есть шаг вперед?

— Безусловно.

— Это бодрит, — продолжала улыбаться Даша. — Какая у вас там следующая ступенька наверх?

Глеб вздохнул.

— Диалог-танец, явление довольно редкое. Можно сказать, уникальное.

— Как интересно! Ну и что же он такое, этот диалог-танец?

— Если повезет, сами узнаете. Не ошибётесь, будьте уверены.

В разговоре их внезапно возникла пауза. Они молча миновали площадь трех вокзалов, молча доехали до Сокольников и, малость попетляв, остановились возле двадцатиэтажной башни. «Ниссан», само собой, припарковался неподалеку.

Даша взглянула на свои часики.

— Полвосьмого. Почти тютелька в тютельку.

— Какие будут инструкции? — деловито осведомился Глеб.

— Все те же, — ответила Даша. — Мы из газеты «Вечерний курьер», пишем статью о кино.

Глеб смотрел на нее внимательно.

— И кто же наш объект на сей раз?

— Французская киноактриса Элен Вилье. Знаете такую?

Глеб покачал головой:

— Увы, нет.

— Темнота! Элен — звезда среди первых. И очень красивая женщина.

Лицо Глеба выразило удивление.

— Что она делает в Москве? И какое вообще имеет отношение к нашему делу?

— К моему делу, — подчеркнула Даша, — имеет отношение каждый, кто попал в Ольгин список. Независимо от профессии и пола.

— И французская киноактриса? — с сомнением переспросил Глеб.

— Да хоть сам Римский папа! — отрезала Даша. — В Москве она уже около четырех месяцев, снимается в двух совместных картинах… И живет она в этом доме, у своей подруги Шлыковой, которая, кстати сказать, тоже включена в список. Мало ли что Оля про них нарыла.

— Допустим, — неохотно уступил Глеб. — И как вы собираетесь общаться с француженкой? По-английски?

— Нет, через Марью Шлыкову. Хоть в Олином списке она числится домохозяйкой, но пообещала побыть сегодня переводчицей. В общем, с Богом!

Они поднялись на шестнадцатый этаж и позвонили в дверь. Открыла им, судя по свиноподобной физиономии, не французская кинозвезда, а переводчица-домохозяйка. Она была в потертой фуфайке, надетой поверх халата, и в тапочках на босу ногу.

— Здравствуйте, мы из газеты «Вечерний курьер», — бойко представилась Даша. — Утром я с вами созванивалась.

На свиноподобной физиономии не дрогнул ни один мускул, лишь маленькие злобные глазки уперлись Глебу в кадык.

— Вы не сказали, что вас будет двое, — каким-то механическим голосом произнесла госпожа Шлыкова.

Даша виновато улыбнулась:

— Извините, Марья Павловна, я не знала, что это важно.

Марья Павловна чуть пожевала губами.

— Э-э… вообще-то Элен не вполне здорова и лучше бы…

— Марь-ийя! — прозвучал из квартиры женский голос. — Я хотель, они входить! Антрэ!

Пожав плечами Марья Павловна отступила в прихожую. Вошедшему вслед за Дашей Глебу в нос ударил густой запах марихуаны. А сверкающий хрусталь, который выпирал отовсюду, буквально слепил глаза. Под ногами раскинулись персидские ковры.

Элен Вилье стояла в глубине комнаты, облокотясь на сервант. На ней было надето облегающее серебристое платье с разрезом до середины бедра. Фигурой своей она откровенно гордилась, и поза ее была вызывающей. Изящная длинная шея, прямые черные волосы до плеч и карие глаза мгновенно приковывали внимание. Французская актриса была красива, даже очень. Она курила сигарету через мундштук, что и являлось, очевидно, источником запаха марихуаны.

Глеб принял дубленку у Даши и повесил на предложенные хозяйкой плечики, затем разделся сам. Даша была в шерстяном платье до колен без изысков и украшений. Неподражаемой своей походкой она приблизилась к Элен и приветливо улыбнулась.

— Бонсуар! Вот все, что я знаю по-французски.

Рядом с ней киноактриса как-то сразу потускнела, красота ее словно поблекла. И женским своим чутьем она это мигом ощутила.

— Сэ манифик! — улыбнулась она в ответ, что далось ей не без труда.

— Здравствуйте, — произнес Глеб, уперев глаза в пол. Он старался держаться на расстоянии, но, разумеется, его это не спасло.

Лихорадочно блестящий взгляд Элен скользнул вверх по джинсам Глеба, чуть задержался на дешевой рубашке и наконец рассеянно остановился на его лице. Киноактриса сперва обомлела, затем едва не подскочила. И возбужденно залопотала по-французски.

— Лорд Грин! Какая встреча! Но что за вид?! — перевела Марья Шлыкова и, обращаясь к француженке, постучала себя по лбу. — Тю э маляд, мои ами.

Элен вспыхнула, как порох. Разумеется, по-французски.

— Я не больна, кретинка! Это лорд Грин, мы познакомились в Ницце на вилле Мак-Грегора! Исчезни, уродина, вместе с этой девкой! Я должна поговорить с ним наедине!

Шлыкова растерянно прокашлялась и, буравя Глеба злыми глазками, перевела:

— Она утверждает, что вы какой-то лорд Грин и что вас познакомил какой-то… не важно. Она хотела бы переговорить с вами конфиденциально. Что вы на это скажете?

Глеб с улыбкой пожал плечами:

— Даже не знаю… Мне, конечно, лестно, что меня путают с английским лордом, но… как говорится, и близко не стояло. Марихуана порой вызывает такие странные видения…

Шлыкова перебила:

— Я предупреждала, что она не совсем здорова.

— Теперь мы видим, — поспешно согласился Глеб. Изумрудные глаза Даши в это время прожигали его насквозь. Она ехидно усмехнулась.

— Пожалуй, нам лучше прийти в другой раз.

Элен обвела взглядом всех по очереди. Затем подошла к Глебу и страстно проговорила:

— Майкл, что за комедия?! Ведь ты в совершенстве владеешь французским! Или наш разговор предназначен для ушей твоей шлюхи?!

— Она почему-то называет вас Майклом, — перевела Шлыкова, — и утверждает, что вы знаете французский.

Даша покачала головой.

— Мне очень жаль, но его зовут Глеб.

— Причем с детства, — добавил Глеб, пятясь к двери.

— А что касается французского… — вздохнула Даша.

— Я просто ни в зуб ногой, — заключил Глеб.

Свиноподобная физиономия Шлыковой выразила подозрительность и лукавство одновременно. Косясь на киноактрису, она постучала пальцем себя по лбу.

Однако Элен не собиралась сдаваться.

— Майкл, дерьмо! — возопила она. — Я не позволю дважды себя динамить!

И не успела Шлыкова перевести все это на русский, как заморская гостья с разбегу кинулась Глебу на шею. Движение Глеба практически было неуловимым: он чуть отклонился, и киноактриса, обхватив руками воздух, шлепнулась на персидский ковер. Разрез ее серебристого платья задрался до кружевных трусиков.

— Отличный кадр, — выходя, одобрила Даша. — Неплохо бы отснять пару дублей.

Глеб спешно помог ей одеться и мигом натянул куртку.

— Дурдом какой-то, — буркнул он, открывая перед Дашей дверь.

Когда они выходили, за их спинами раздавались темпераментные французские проклятия.

— Заткнись, кошка мартовская, — урезонивала подругу Марья Шлыкова. — Одно только у тебя на уме.

— Сама заткнись, корова! — не унималась Элен. — Мой Бог, он мне за это заплатит! О, негодяй!

— А если это не он? — возразила Шлыкова. И сама же себя спросила: — А если это он, почему не признается?.. Не ной, нимфоманочка, мы его проверим. Ох проверим!

Ее свиноподобная физиономия с угрозой обернулась к входной двери. Элен приподнялась на ковре и устремила безумный взгляд в том же направлении.

Даша и Глеб ехали обратно в гробовом молчании. Следующий за ними «ниссан» настолько уже примелькался, что внушал даже некоторый оптимизм: дескать, вот в этом изменчивом мире есть все же что-то постоянное.

Даша вела «хонду» медленно и аккуратно.

— Как ваше самочувствие, лорд Грин? — наконец спросила она. — Простите мое плебейское любопытство: вы граф или герцог?

— Барон, — хмуро отозвался Глеб. — Пожалуйста, не врежьтесь в столб.

— О, не волнуйтесь! Я не решусь угробить особу голубых кровей!

— Буду вам за это признателен. Особенно — если вы помолчите и дадите мне подумать.

— Как прикажете, Майкл. Буду нема как рыба. Я буду просто шофером у своего телохранителя…

— Дашка, отстань! — с горечью перебил Глеб. — Похоже, я в дерьме по самую макушку!

После паузы она сухо осведомилась:

— Надеюсь, не из-за меня?

— Нет, стечение обстоятельств. Вы должны срочно показать мне список.

— Я не ослышалась? Вы сказали «должны»?

— Извините, я неудачно выразился…

— Не в этом дело. Просто я не поняла, мы на «вы» или на «ты»? Вы как-то путаетесь.

Глеб вздохнул:

— Вообще-то на «вы» легче держать дистанцию.

— Вот как? — изобразила улыбку Даша. — Тогда перейдем на «ты». Мы ведь не боимся трудностей?

Глеб отвел взгляд.

— Лично я этих трудностей боюсь. Могу и не преодолеть.

Даша фыркнула:

— Так-то лучше, ваша светлость. А то я уж начала сомневаться в своем женском обаянии.

— Ну да, — буркнул Глеб, — так я в это и поверил! Когда ты покажешь мне список?

— Господи! У меня в телохранителях сам лорд Грин! И всего-то за пятьсот баксов!

— Дарья, список!

— А ты распахнешь передо мной душу? Поведаешь о себе правду, Майкл, Глеб или как там тебя еще?

— Глеб, и только Глеб. Никаких Майклов и никаких душевных излияний.

— И никаких списков! — разозлилась Даша. — Доверие должно быть обоюдным! Не правда ли, сэр?

— Правда. Посему предупреждаю: список этот я у тебя выкраду.

— Попробуй. Я тебе задницу отстрелю.

Глеб посмотрел на нее с грустью:

— Промахнешься, глупышка. Я неуязвим.

Даша удивленно на него покосилась:

— А ты хвастун, оказывается.

— Скорее болтун, — криво усмехнулся Глеб. — Но я с собой справлюсь. Не хочешь сотрудничать — не надо. Останемся каждый при своих.

— Ну и фиг с тобой! — сказала она, резко тормозя у светящегося киоска.

Висящий на хвосте «ниссан» остановился в десяти метрах от их «хонды». Улочка была совершенно безлюдной.

— Что еще за маневры? — насторожился Глеб.

— Кончились сигареты! Могу я купить?! — огрызнулась Даша, хватая сумочку.

Киоск располагался примерно посередине меж «хондой» и «ниссаном». Глеб приоткрыл дверцу со своей стороны.

— Лучше я сгоняю, — предложил он.

Но Даша лишь отмахнулась и выскочила из автомобиля. Стремительной походкой, миновав киоск, она двинулась прямиком к «ниссану». И приблизившись шагов на пять, оглушительно свистнула в два пальца. Выпрыгнув из «хонды», Глеб заметил, как опускается водительское стекло преследующей их машины. В окне показалась морда одного из бугаев, напавших вчера на Илью.

— Чего надо? — скривился он в ухмылке. Даша подарила ему ослепительную улыбку.

— Маленькое дельце, — она выхватила из сумочки пистолет и ткнула им парня в зубы, — на минутку буквально.

Бугай окаменел.

— Ты чего, сучара? — прошамкал он, практически не разжимая губ.

Даша вдавила дуло в его щеку.

— Если ты, козел, еще раз мне позвонишь…

Глеб оттащил ее и отобрал пистолет.

— Ну всё, всё, — прошептал он, — уймись сейчас же.

— Я мозги тебе вышибу, понял! — вырываясь, кричала Даша.

Зажав ей рот ладонью, Глеб громко сказал:

— Мужик, мы вас не видели, мы вас не знаем. А вы нас где-то потеряли, и никакого базара. О'кей? Перетрите это меж собой.

Нужно отдать бугаям должное: они укатили без угроз и матерщины.

Даша всхлипнула.

— Верни табельное оружие! — потребовала она. Глеб перекинул пистолет из руки в руку.

— Фокус-мокус! — объявил он, пряча руки за спину. — Вуаля! — произнес он, вытянув открытые ладони перед собой. Пистолет исчез.

Даша обошла Глеба вокруг.

— Куда ты его дел? — опять всхлипнула она. — Я триста зеленых за него заплатила.

Глеб взял ее под руку и повел к «хонде».

— Нам с тобой оружие ни к чему, — как бы в шутку заверил он. — Мы их голыми руками передавим. Только, чур, машину веду я! — Он усадил Дашу на место рядом с водителем, а сам сел за руль.

Даша не возражала.

— Чуть не описалась от страха, — призналась она. Бросив на нее взгляд, Глеб дал газ и помчался по обледенелому шоссе.

— Эти три сотни вычтешь из моего гонорара! — сердито проговорил он.

Даша изумленно приподняла бровь.

— Эй! — Она стерла с его щеки слезинку. — Это еще что такое?

— Ничего! Не подглядывай!

— А если мне хочется?

— Перехочется! Лучше дай на список взглянуть.

— Сперва расскажи о себе правду. Всю-всю.

— Фигушки!

— Тогда и список — фигушки.

— Глупая гусыня!

— Упертый баран!

Они оба рассмеялись.

— Даш, ты стерва.

— Ну и что? Все равно ты мне всё выложишь.

Глеб вздохнул.

— Только не сейчас. Мне нужно время.

— О-о! — победоносно улыбнулась Даша. — Я потерплю. Только недолго.

Они подъехали к седому. «Ниссан» не появлялся. Без него было даже неуютно. Глеб завел Дашу в подъезд, они молча поднялись на лифте и вошли в квартиру.

— Шкаф проверять будешь? — осведомилась Даша. Глеб покачал головой:

— Нет, если не дашь повода.

Она пристально вгляделась в его лицо.

— А без повода?

Его глаза смеялись.

— Без повода это может войти в привычку.

Они стояли друг напротив друга: она в дубленке нараспашку, а он в куртке, руки в карманах.

— Почему у тебя глаза фиолетовые? — спросила она.

— Чтобы тебя лучше слышать, — ответил он без улыбки.

— Ну, тогда… может, чаю?

— Нет уж, я побегу. И без меня из дома ни шагу.

— Это может войти в привычку.

— Очень на это рассчитываю. — Глеб взялся за ручку двери.

— Кстати! — остановила его Даша. — Завтра утром мне надо на работу: забрать тексты для перевода. Отвезешь меня?

— Конечно. Во сколько?

— В полдесятого. Больше часа это мероприятие не займет.

— Договорились, — Глеб приоткрыл дверь, — но только на часик. С одиннадцати до двух я занят, потом — опять к твоим услугам.

— Отлично. Только не опаздывай: уволю!

— Обижаешь, — усмехнулся Глеб, захлопывая за собой дверь.

Даша посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Ну? — растерянно спросила она. — Тебе это надо?

Отражение уклончиво помалкивало.

— Не пудри мне мозги, — махнула на него Даша. — Я тебя насквозь вижу.

У отражения покраснели щеки.

Открыв Глебу дверь, географичка издала возглас, подобный воинственному кличу.

— Ага, явился! — обрадовалась она. — А я уж думала…

— Явился, — подтвердил Глеб, снимая куртку. — Ей-богу, явился!

Она встретила его в красном платье, пожалуй, коротковатом для ее обильной фигуры. Из ушей ее, как сталактиты, свисали массивные красные клипсы. Помада на губах и маникюр, разумеется, тоже были красными.

— Пораньше не мог? — томно упрекнула она, ковыряя ковер каблучком красной туфельки.

— Галь, — вздохнул Глеб, — хоть ты меня убей, но я немедленно должен это выяснить. — С этими словами он задрал на ней юбку.

Трусики оказались тоже красными. Хихикнув, она ударила его по руке.

— Потерпи. Сперва утка с черносливом.

Глеб вымыл руки и сел за стол. Утка была просто объедение, и кофе был высший класс. Едва Глеб допил свою чашечку — Галина со стула пересела к нему на колени и жарко присосалась к губам. «Оно тебе надо?» — спросил себя Глеб и сразу понял, что в данный момент вопрос этот звучит уже риторически. Было очевидно, что «оно» больше никогда не понадобится.

Оторвав от своих губ коллегу по работе, Глеб деликатно поставил ее на пол.

— Извини, глаза слипаются… — Поднимаясь на ноги, он зевнул. — Ты меня перекормила.

Галина попыталась повиснуть у него на шее.

— Ну так пойдем в койку.

Глеб выскользнул из ее объятий.

— Нет. Пожалуй, поеду.

— Ну ты фрукт! — произнесла она сквозь зубы. — Пожрал — и домой!

— Это от застенчивости. — Он чмокнул ее в лобик, хлопнул по заду и, сочтя свою миссию выполненной, снял с вешалки куртку.

Но Галочка обладала одним бесценным качеством: она умела ждать долго и терпеливо, точно кошка в засаде. Поэтому, провожая Глеба за дверь, она поцеловала его в щеку.

— Ладно, лапа, завтра я приготовлю что-нибудь диетическое, — хихикнула она. — Типа манной кашки…

— Верно мыслишь, — подмигнул Глеб, уходя.

Галина вернулась к столу и с досады доела утку. Затем, обтерев салфеткой пальцы, позвонила по телефону.

— Чем порадуешь, мой свет? — осведомился мягкий хрипловатый голос, то ли мужской, то ли женский.

— Уехал домой, — сообщила географичка.

— Каков негодяй. — В странном голосе слышалась издевка. — Не горюй, мой свет: твоим будет. Молодец, что позвонила.

В трубке раздались гудки. Галина положила в рот черносливину и сказала в пикающую трубку:

— Смотрите, вы обещали.

Возле дома его ждали четверо. Фонарь не горел, и пространство перед подъездом едва просматривалось благодаря лишь свету из окон. Не успел Глеб выйти из «жигуленка» — они его обступили. Застегнутые наглухо куртки, шнурованные сапоги, в руках — резиновые дубинки. Они были неторопливы, хладнокровны и уверенны. Их лица затушевывал полумрак. Глеб огляделся и вздохнул с облегчением: народу вокруг не было ни души.

Один из четверки, похлопывая дубинкой по своей ладони, с усмешкой произнес:

— Дай закурить.

Ничего другого они придумывать не собирались и действовали в рамках затертых штампов. Глеб — без единого звука — сделал неуловимое движение ногой. Трудно было даже определить, двигался ли он вообще, или это лишь померещилось. Любитель курения рухнул с переломом бедра и, катаясь по асфальту, заорал благим матом. Трое остальных, сжимая дубинки, устремились в атаку. Вернее, такой у них был порыв, который ни во что не воплотился. Они даже не поняли, что с ними произошло, когда еще двое, опять же с переломом бедра, повалились рядом с товарищем, а последний, схваченный Глебом за кадык, топтался на цыпочках и хрипел.

— Кто вас послал? — тихо спросил у него Глеб.

Мимикой лица бандит показал, что готов отвечать. Однако, стоило Глебу его отпустить, он счел за благо сделать ноги. Вероятно, он умел бегать быстро, но не успел и шагнуть, как вновь стоял в прежней позе.

— Кто вас послал? — повторил Глеб, сжимая пальцами его горло. — Говори, другого шанса не будет.

Отпущенный бандит на сей раз бежать не пытался. Массируя травмированный кадык, он просипел:

— Митька Грач… велел в санаторий тебя определить.

Настал черед удивляться Глебу.

— Что еще за Грач? Не знаю такого.

— Твои проблемы… — прокашлял бандит, косясь на корчащуюся на асфальте троицу. — Дорогу, видать, ты ему перешел.

— Имя-то его как? Без кликух ваших.

— Грачев Дмитрий Аркадьевич. Медь, алюминий, никель. Его часто по ящику показывают.

Глеб пожал плечами.

— У меня телевизора нет.

— Твои проблемы. Ну чё… могу сваливать?

— Сваливай. И этих подбери. Им теперь месяца на два койка обеспечена.

Бандит уныло оглядел поле битвы.

— Слышь, кент, — улыбнулся он заискивающе, — у тебя это… черный пояс, что ли?

— Белый в горошек. — Глеб открыл дверь подъезда. — Привет Грачу!

У себя в квартире он разделся и, принимая душ, основательно поразмышлял. В результате размышлений он решил не звонить олигарху Лосеву с докладом. И, как Глеб и предполагал, сам Виталий Петрович не позвонил тоже.

Сегодня телефон безмолвствовал. И Глеб голышом сидел на диване в позе «лотоса» и напряженно взирал на дверцу шкафа, по которой перемещались смутные тени. После трех часов такого сидения Глеб в досаде плюхнулся на подушку и заснул как убитый.

Глава третья

Даше он явился в полдесятого утра, минутка в минутку. Дверь ему открыл Илья, как водится, уткнувшись в лист с дифференциальными уравнениями.

— Шолом, — буркнул он рассеянно. — Она уехала, будет через час. Просила, чтоб ты ее дождался.

— Как это уехала?! — от души возмутился Глеб. — Мы ж договорились!

Он раздраженно стянул с себя куртку.

Из комнаты раздался высокий мужской голос.

— Кто там?

— Телохранитель Дашкин! — отозвался Илья и, посмотрев на Глеба, развел руками: — На работе у нее какая-то накладка. Шеф просил приехать на полчаса раньше.

— Какого черта? Ей нельзя одной высовываться, — проворчал Глеб, входя вслед за Ильей в комнату.

За письменным столом, заваленным бумагами, сидел вчерашний женоподобный субъект.

— Доброе утро! — кокетливо проворковал он. — Меня зовут Альберт. А вас?

— Глеб.

— О! Люблю это имя!

— Алик, завязывай, — строго проговорил Илья. — Нам бежать скоро.

— Подожду на кухне, — сказал Глеб, выходя.

— Зачем же? — бросил ему вслед Альберт. — Вы нисколько нам не мешаете.

Кухонька была крохотной. На столике в уголке притулился маленький японский телевизор. Глеб включил его со скуки, предельно убавив звук. Прогулявшись по каналам, Глеб не нашел ничего интересного. Из комнаты меж тем доносились обрывки диалога: «Говорю тебе, кретиниус, надо проинтегрировать». — «Тупица, зачем?! Там же абсолютный вакуум!» — «Илюшенция, не по дэ ихс! Я предлагаю — по дэ зэт…» — «Ах, вон ты куда?.. Шлэмазл ^[15], что это нам даёт?» — «Смотри сюда, ослиная рожа. Используем пространство Миньковского, затем делаем перенос по оси времени…»

Глеб прикрыл кухонную дверь. Но вскоре она распахнулась, и на пороге ее возник всклокоченный Илья.

— Старик, значит, так… Мы побежали. Дашке скажи, чтоб ничего на столе не трогала. После двух я, может, заскочу еще поработать.

— Ступай с Богом, — улыбнулся Глеб, — и ни о чем не беспокойся.

Илья потоптался на месте.

— Вообще-то поговорить бы надо… Ну ладно, потом.

Он вышел. И перед тем как захлопнулась входная дверь, голос Альберта игриво произнес:

— До свидания, Глеб! Приятно было познакомиться!

Глеб вздохнул и вышел из кухни. Бумаги валялись на столе и на компьютере без всякого видимого порядка. Глеб взял наугад испещренный математическими символами лист, просмотрел его и равнодушно положил на место. Потом взял другой, затем — еще один… и вдруг присвистнул. «Ну, ребята, вы даете! — пробормотал он, хватая чистый лист и авторучку. — Не знаю, кто из вас кретиниус, а кто ослиная рожа, но проморгать такое решение…»

Присев за стол, Глеб начал лихорадочно строчить убористым почерком. Изредка он останавливался, мгновение-другое размышлял и вновь принимался писать. По мере того как лист покрывался уравнениями, по лицу Глеба расползалась блаженная улыбка. Заметив вдруг вошедшую Дашу, он проворно скомкал свой лист и швырнул в корзину для бумаг.

— Привет! — улыбнулась Даша. Она вошла в распахнутой дубленке, румяная от мороза. — Где Илья с Альбертом?

— Ушли, просили ничего тут не трогать, — отрапортовал Глеб. Взглянув на часы, он охнул и вскочил со стула. — Почему уехала одна? Мы же договорились! — упрекнул он из прихожей.

Даша вытащила из корзины брошенный им лист и тщательно расправила.

— Шеф позвонил, — объяснила она. — Просил приехать немедленно.

— Перебьется! Больше никогда так не делай! — крикнул Глеб, выходя. — Позвоню около трех!

Дверь за ним захлопнулась.

Сверкающими глазами разглядывала Даша исписанный Глебом листок.

— Черта с два! — притопнула она ногой. — Надоели мне твои тайны!

Положив листок на стол, она выбежала из квартиры, стремительно пронеслась вниз по лестнице и, выскочив из подъезда, впрыгнула в свою зеленую «хонду».

Когда «хонда» выруливала из подворотни, «жигуленок» Глеба только-только отъезжал от Дома игрушек. «Извините, сэр Майкл, — усмехнулась Даша, — но я позволю себе сесть вам на хвост».

Глеб вошел в кабинет французского вместе со звонком. Шум в классе мгновенно стих, и Лёня Рюмин, тряхнув светлым чубчиком, затянул «Марсельезу»: «Аллон занфан дэ ла патри-э…» Класс засмеялся.

Улыбнулся и Глеб.

— Фальшиво и произношение скверное, — сказал он по-французски. — Кто-нибудь ему поможет?

Дверь в кабинет скрипнула и чуть-чуть приоткрылась. Никто не обратил на это внимания.

На помощь Лёне, конечно же, пришла Гуля Шарипова. Она пропела первую строку «Марсельезы» довольно чистенько и с неплохим прононсом.

— Хорошая девочка, — похвалил Глеб. — Пятерка в журнал.

Класс возбужденно загудел. Послышались возгласы: «Можно мне попробовать?» — «Хотите, я под гитару сбацаю?» — «Давайте хором затянем!»

Дверь кабинета приоткрылась еще чуть-чуть.

— Хватит песен, — по-французски произнес Глеб. И по-русски добавил: — Сегодня у нас в гостях представитель министерства образования, которому может не понравиться наш вокал. — С этими словами он распахнул дверь и взял за руку притаившуюся в коридоре Дашу. — Если думаешь, что я тебя не засек, — шепнул он ей, — можешь меня уволить. — Затем втянул ее в кабинет и представил: — Дарья Николаевна Лосева — инспектор-лингвист. Прошу вести себя прилично.

Класс встал и замер от восхищения. Пунцовая от конфуза Даша была просто фантастически прекрасна. Замешательство ее, однако, длилось не более нескольких мгновений. Королевским жестом усадив класс, она сняла дубленку и перекинула через руку.

— Я устроюсь вон там, — указала она на пустующий в углу стол и зацокала меж рядов шпильками сапожек.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Глеб. — А мы продолжим урок. И постараемся, как говорится, не ударить лицом в грязь.

Даша украдкой показала ему язык. Оглянувшись на нее, Лёня Рюмин задорно мотнул чубчиком.

— А давайте все как один выйдем к доске, — предложил он.

— И устроим шоу для одного зрителя, — поддержала его Гуля.

Глеб кивнул.

— Почему бы нет? Только говорите по-французски.

Но Лёня выразил сомнение:

— А вдруг инспектор по-французски не понимает?

— Тогда мы должны говорить по-русски, — подхватила Гуля.

— Не то получится, что мы вроде секретничаем, — развил свою мысль Лёня.

— Но какие могут быть секреты от представителя министерства! — торжественно провозгласила Гуля.

Даша рассмеялась. Глеб вздохнул:

— Прошу познакомиться, 9-й «Б».

— Нас продали! — застонал Лёня. — Теперь начнутся репрессии!

— Не начнутся, — возразила Гуля. — Существуют права человека.

Лёня посмотрел на нее в упор и отчеканил:

— Ты имеешь право хранить молчание. Всё сказанное тобой может быть использовано против тебя.

Класс грохнул от хохота. Даша заливалась в углу колокольчиком. Но Глебу удалось сдержаться, и с превеликим трудом он довел урок до конца. Звонок прозвучал для него как набат свободы.

Выпроваживая из кабинета ребят, которые норовили задержаться и поглазеть на «инспектора-лингвиста», Глеб столкнулся в дверях с географичкой.

— Не забыл, что тебе сегодня к директору? — заботливо напомнила она.

Пропуская в коридор остатки 9-го «Б», Глеб ответил:

— Приду обязательно.

— Может, все-таки переоденешься? — предложила Галина.

— Угу, — буркнул Глеб, — шнурки поглажу.

Цыкнув на галдящих за спиной школьников, географичка со вздохом осведомилась:

— Что ты ел на завтрак?

Глеб услыхал, как с ним рядом фыркнула Даша.

— Извините, — сухо проговорила она, — у меня мало времени.

— Инспектор из министерства образования, — столь же сухо представил ее Глеб.

Географичка, что называется, распахнула глаза. Она попыталась было войти, но Глеб загородил дверь рукой, как шлагбаумом.

— Вы инспектор? Очень приятно, — пробормотала Галина. — А я географию преподаю… Посидите на уроке?

Даша улыбнулась ей из-за спины Глеба.

— Нет, спасибо: география — не мой профиль. Пардон, — она постучала пальцем Глебу по плечу, — я все время забываю вашу фамилию.

— Может, снять для вас копию моего паспорта? — буркнул Глеб.

Географичка удивленно приподняла брови.

— Его фамилия Грин, — сообщила она услужливо. — Глеб Михайлович, что с вами сегодня?

Даша заговорщицки ей подмигнула.

— Проверьте, что он съел на завтрак. Кстати, — обратилась она к Глебу, — я знакома с одним английским лордом, у которого ваша фамилия. Он, случаем, вам не родственник?

— Даже не однофамилец, — огрызнулся Глеб и слегка оттеснил географичку плечом. — Галь, извини… у инспектора имеются замечания по уроку. Нам поговорить надо. — С этими словами он закрыл перед ней дверь.

Даша не спеша надела дубленку.

— Учитель французского, значит? — усмехнулась она. — Зарплата, ясное дело, маленькая — вот и подрабатываешь телохранителем. Ситуация житейская.

— Рад, что ты понимаешь, — в тон ей отозвался Глеб. Дверь подергали. Глеб выглянул.

Географичка смотрела умоляюще.

— Заглянешь ко мне после уроков?

— Постараюсь. — Глеб закрыл дверь и крепко сжал ручку. Даша пошарила в карманах своей дубленки.

— Черт! Листок твой дома оставила!.. Что ты там накорябал?

Глеб пожал плечами.

— Кое-какие мыслишки.

— Так ты еще и математик?.. Ладно, листок-то зачем выбросил? Все равно ведь я его нашла.

Глеб вздохнул.

— Надо было мне его съесть. Чтоб никаких улик.

Даша улыбнулась.

— Иди в задницу, понял! Чем больше я тебя знаю, тем больше тайн. Это утомляет…

Дверь снова подергали. Потом еще. И поскольку Глеб не отпускал ручку, в дверь заколотили.

— Ну, Галина Даниловна, — буркнул Глеб, разжимая пальцы, — вы меня достали!

В кабинет вошли двое субъектов в ладно скроенных пальто и при галстуках.

— Грин Глеб Михайлович? — обратился к Глебу один из них и без всяких околичностей предъявил удостоверение. — Лейтенант Кислицын, ФСБ. Не могли бы вы проехать с нами?

Даша приблизилась и, сверкая глазами, полюбопытствовала.

— Собственно, зачем?

Лейтенант Кислицын, приятный мужчина без особых примет, окинул ее цепким взглядом. И то, что он увидел, безусловно, произвело на него впечатление.

— Простите, с кем имею честь? — едва ли не галантно осведомился он.

— Коллега по работе, — прищурилась на него Даша. — Вам показать документы?

— Не обязательно, — улыбнулся лейтенант. — У нас вопросы к Глебу Михайловичу. Коллеги по работе могут не беспокоиться. Разве что во внеслужебное время… Глеб Михайлович, пожалуйста, пройдемте к машине.

Звонок возвестил окончание перемены.

— Вот мои лентяи-то обрадуются, — усмехнулся Глеб. — Могу я предупредить завуча, что урок отменяется?

Господа из ФСБ переглянулись.

— Можете, — кивнул лейтенант Кислицын, — мы вас проводим. Всего хорошего, коллега по работе, — улыбнулся он Даше.

В сопровождении двух чекистов Глеб прошествовал по коридору мимо глазеющих на него школьников.

Стряхнув оцепенение, Даша выбежала из здания школы, вскочила в свою «хонду» и доехала до ближайшего таксофона. По счастью, в кармане у нее завалялось несколько жетонов. Она позвонила олигарху Лосеву на «сотовый».

— Слушаю, — раздраженно отозвался Виталий Петрович.

— Дядька, это я, — сказала Даша.

— Я занят, — буркнул олигарх. — Перезвони через час.

— Я тебе дам через час! — повысила голос Даша. — Глеба арестовали!

В трубке возникла пауза.

— Какого еще Глеба?

— Которого ты мне прислал! Его на Лубянку забрали!

На сей раз пауза была подлинней.

— Чего ты от меня хочешь? — сердито осведомился олигарх.

Голос Даши сделался медоточивым.

— Милый дядя, ты ведь знаешь, я была трудным ребенком: курить начала, матом ругалась… Тебе продемонстрировать?

— Обойдусь. Я не уверен, что в силах ему помочь. Могу подыскать тебе другого телохранителя.

Изумрудные глаза Даши потемнели от ярости, но голос оставался тихим.

— Даю тебе час, мой золотой. Если ты его не вытащишь, я могу плохо о тебе подумать. А если я подумаю о тебе плохо, ты горько пожалеешь, что ты мой родственник. Я понятно выражаюсь?

После очередной паузы Виталий Петрович вдруг хохотнул:

— Это шантаж?

— Нет! — рявкнула Даша. — Это ультиматум!

Олигарх рассмеялся:

— Нахалка, ты меня забавляешь! Ладно, сиди дома и не дергайся…

— Нет, брат моего папы! Я еду на Лубянку и жду тебя у главного входа! Поторопись, иначе будет не до забав! — Даша резко повесила трубку.

Кабинет на Лубянке, в который ввели Глеба, был невелик и скромен. Два конвоира в добротных пальто бесшумно исчезли, оставив задержанного наедине с господином в тщательно отутюженном сером костюме. Ростом этот господин явно удался, притом был тощ и прям как трость. Заложив руки за спину, он расхаживал по кабинету с непроницаемым лицом.

— Садитесь, — коротко обронил он.

Глеб сбросил куртку на спинку стула и сел, положив ногу на ногу. Хозяин кабинета, окинув его оценивающим взглядом, как бы с удивлением уточнил:

— Вы Глеб Михайлович Грин?

Глеб чуть наклонил голову:

— С вашего позволения.

Господин в сером костюме отвернулся вдруг к окну, выставив на обозрение отглаженную прямую спину. После продолжительного молчания он резко объявил:

— Ничего не понимаю.

— Я тоже, — поддакнул Глеб. Он готов был побиться об заклад, что хозяин кабинета изрядно пьян, хоть и держится молодцом.

На столе зазвонил внутренний телефон. Господин в сером снял трубку.

— Да, Владимир Григорьевич, — отозвался он бодро, — мы как раз беседуем… Разумеется, Владимир Григорьевич. Все, что предусмотрено в подобных случаях… — Он слегка отодвинул трубку от уха и, к изумлению Глеба, ему подмигнул. — Конечно, никакого миндальничанья… Так точно, господин генерал-лейтенант! — Положив трубку на рычаг, он уставился на Глеба красными отёчными глазами.

— Разве дела мои так плохи? — вежливо поинтересовался Глеб.

Присев наконец за стол, хозяин кабинета повторил:

— Ничего не понимаю.

Глебу это, мягко говоря, стало надоедать.

— Так, может, я пойду? — предложил он. — Когда поймете, созвонимся.

Господин в сером усмехнулся лишь уголками губ. Его гладко выбритые щеки были болезненно бледны.

— Глеб Михайлович, — доверительно проговорил он, — кто-то очень сильно под вас копает. У вас нет идеи, кто бы это мог быть?

Глеб постарался не выдать своего удивления.

— Нельзя ли узнать, о чем вообще идет речь? — сухо проговорил он. — И с кем я имею дело в вашем лице?

— Полковник Рюмин, — запоздало представился хозяин кабинета, — Борис Викторович. Я отец Лёни Рюмина из 9-го «Б». Много про вас наслышан.

— А-а… — улыбнулся Глеб. — Бывают в жизни встречи.

— И не говорите. Так вот, Глеб Михайлович, на вас поступило заявление от французской подданной Эллен Вилье, проживающей в данное время в Москве. Она утверждает, что вчера вечером в доме ее подруги Шлыковой Марьи Павловны вы пытались ее изнасиловать. Спасло ее якобы лишь вмешательство этой самой подруги, которая под угрозой зажигалки в форме пистолета заставила вас ретироваться.

Глеб кисло усмехнулся.

— Интересная история.

— Весьма, — кивнул полковник Рюмин. — Но это лишь семечки. Главное в том, что мадам Вилье утверждает, будто вы некий лорд Майкл Грин, прибывший в Россию по заданию британской разведки.

— Даже так? — улыбнулся Глеб. Полковник тонко улыбнулся в ответ.

— Ни больше ни меньше.

Глеб развел руками:

— Не знаю даже, что сказать. Вы можете меня проверить и…

— Уже проверили. Это было нетрудно. А учитывая то, что, по нашим оперативным данным, актриса Вилье… говоря деликатно, высокой нравственностью не блещет да к тому же еще ширяется, дело о попытке изнасилования также не стоит выеденного яйца.Мадам, вероятно, приняла желаемое за действительное. И по моему разумению, писульку ее следовало просто выбросить в клозет. Но, как ни странно, ей дали ход, и на меня сильно давят…

— Почему вы мне об этом говорите? — перебил Глеб, выразительно оглядев потолок и стены.

– «Жучков» нет, проверено, — отмахнулся полковник, вставая. — А говорю столь напрямик, потому что… — Ребром ладони он провел себе по горлу. — Знаете, какая у меня в отделе кличка? За глаза коллеги зовут меня Оксфорд.

— Надеюсь, с уважением? — улыбнулся Глеб.

Прохаживаясь по кабинету, полковник покачал головой:

— Скорей с презрением. Так что, Глеб Михайлович, хотел бы я вам помочь, однако, увы… Кто же все-таки под вас копает?

— Не представляю, — пожал плечами Глеб. — А скажите, Борис Викторович, если вдруг я это выясню и… допустим, возникнет криминальная ситуация, связанная с вашим ведомством, — смогу я к вам тогда обратиться?

Полковник приостановил свое хождение и замер, прямой как трость.

— Обратиться в расчете на что? — уточнил он.

— Лишь на то, чтобы вы будете действовать по закону.

Борис Викторович не спешил с ответом.

— Силы мои невелики, — проговорил он наконец, — но если вопрос будет поставлен именно так…

В этот момент дверь в кабинет распахнулась и в нее ввалился низкорослый кривоногий господин с отвислыми, как у бульдога, щеками. И вслед за ним, точно держа его на поводке, царственно явилась Даша.

— Ну?! Что тут за канитель?! — прорычал кривоногий, кося тревожным глазом на племянницу Лосева — Сорвал, понимаешь, человека с уроков! Его дети ждут, а ты резину тянешь!

Произошло, казалось, невозможное: спина полковника Рюмина стала еще прямее.

— Господин генерал, — отчеканил он, — по личному вашему распоряжению я прорабатываю заявление французской гражданки Элен Ви…

— Угомонись, Боря! — оборвал его генерал — Эта чокнутая уже забрала свою кляузу обратно! А ты все куда-то скачешь да шашкой размахиваешь! Давно бы мог разобраться что к чему!

На бледном лице полковника не дрогнул ни один мускул.

— Виноват, господин генерал. Переусердствовал.

Даша обратила к нему пылающее гневом лицо.

— Может, вам профессию сменить? — ехидно предложила она. — На такую, где усердие важнее мозгов.

Полковник умел держать удары.

— И что бы вы мне посоветовали? — осведомился он спокойно.

— Картонные коробки склеивать, — сверкнула глазами Даша. — Чем больше усердия, тем больше коробочек.

Глеб в досаде встал со стула и взял куртку.

— Я свободен? — спросил он, обращаясь исключительно к полковнику Рюмину.

Тот едва заметно кивнул.

Генерал махнул рукой, блеснув запонкой на белоснежном манжете сорочки.

— Да, можете идти, Борис Викторович подпишет вам пропуск. — И с елейной улыбочкой уставился на Дашу. — Напрасно Виталий Петрович волнуется, ей-богу. Рано или поздно мы бы сами расставили все по местам.

— Простите, не поняла, — Даша выхватила у полковника Рюмина подписанный пропуск, — что значит рано или поздно?

— Ну… э-э… я не совсем удачно выразился. Я имел в виду… Пойдемте, Дашенька, я вас провожу.

— Спасибо, Владимир Григорьевич. — Даша взяла Глеба под руку, и они вместе с генералом ФСБ вышли из кабинета.

Полковник Рюмин задумчиво смотрел на закрывшуюся за ними дверь. «Чем больше усердия, тем больше коробочек, — пробормотал он себе под нос. — Так только и работаем». Затем он выдвинул ящик стола, достал початую бутылку дрянного коньяка и жадно хлебнул из горлышка. Если б за этим занятием его застал кто-нибудь из коллег, полковник Рюмин едва ли заслужил бы обидную кличку Оксфорд.

Даша везла Глеба в своей «хонде». Стрелки часов на панели показывали четверть третьего. Легкий морозец сгустил ненадолго мокрую снежную кашу, и неласковое солнце выглянуло будто лишь затем, чтобы продемонстрировать, что оно в принципе еще существует, однако в данный момент у него, у солнца, имеются дела более важные, чем обогрев московских улиц.

— В школу? — покосилась на Глеба Даша.

— Угу, — кивнул Глеб, — там мой «жигуль». И директор на ковер вызывает.

— Хочешь, схожу с тобой?

— В качестве телохранителя?

Щеки Даши вспыхнули.

— Да Бога ради! Выкручивайся сам!

— Думаешь, справлюсь?

— Думаю, ты мог бы сказать «спасибо»!

Глеб бросил на нее сердитый взгляд.

— Я очень тебе благодарен. Только, пожалуйста, впредь не лезь меня выручать. Со мной ничего не случится.

— Еще бы! — скривила губы Даша. — Тебя ведь тренировал Ли Бо!

Глеб нахмурился.

— Дашка, твое вмешательство испортило мне всю игру.

Даша нервно рассмеялась.

— Ах, простите, сэр Майкл! Я не предполагала, что заявление этой нимфоманки в ФСБ входит в ваши тонкие расчеты!

Глеб глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— К нимфоманке этой привела меня ты, разве не так?.. Теперь подумай вот о чем. Почему она настрочила донос именно в ФСБ? Почему на эту бредятину не только отреагировали, но и раскрутили ее с такой скоростью? Почему звонок твоего дяди так легко все уладил?

Сунув в рот сигарету, Даша смяла пустую пачку.

— Информации маловато, — произнесла она, руля и прикуривая одновременно. — Кто наши противники, определить пока нереально.

— Да, — кивнул Глеб, — но полковник Рюмин, как я понял, не из их числа. А ты на него хамски наехала.

— Переживет как-нибудь. — Даша медленно выпустила дым. — Терпеть не могу эту публику.

Глеб раздраженно отмахнулся от дыма.

— Умница, так держать. Останови, дойду отсюда пешком.

— На здоровье! — Даша притормозила у тротуара. — Пойди проветрись!

Глеб приоткрыл дверцу.

— Если хочешь, чтоб мы нашли того, кто угробил твою подругу…

— Не хлопочи, — холодно перебила Даша. — Я работаю одна.

От гнева Глеб аж задохнулся.

— Больше ты вообще не работаешь! Ты на пенсии! — заорал он. — И сию же минуту бросаешь курить!

— Это кто сказал?! — мигом взвилась Даша.

Глеб выхватил у нее изо рта сигарету и швырнул под ноги.

— Я сказал! — Захлопнув дверцу «хонды», он зашагал прочь. Даша посмотрела ему вслед, перевела взгляд на пустую пачку и произнесла в тихом бешенстве:

— Пошел знаешь куда!.. На кухне у меня целый блок!

И она помчалась домой, горя желанием накуриться до одури. Лелея в себе это бешенство, она ворвалась в свою квартиру и вытащила из тумбочки блок «Мальборо». Даже дубленку не сняла.

— Я тебе покомандую! — притопнула ногой Даша и, сжав сигарету губами, щелкнула зажигалкой.

Но прикурить не удалось: огонек погас. Даша вновь щелкнула зажигалкой, однако, лишь поднесла ее к сигарете, огонек опять погас. После нескольких попыток Даша вполне убедилась, что в исправной зажигалке пламя гаснет исключительно возле ее сигареты. Тогда она попробовала прикурить от спички — та же история: спички гасли возле сигареты. «Вот же гадство!» — вконец разозлилась Даша и зажгла газовую конфорку. Но и конфорка погасла, стоило лишь поднести к ней сигарету. Запахло газом. Однако Даша попробовала еще дважды — результат был тот же: стоило поднести сигарету, конфорка гасла. Это было уже слишком. Тут, кстати, Даша вдруг вспомнила, что возле подъезда видела мужика в каске и с автогеном в руке. Она ринулась из квартиры.

Сварщик оказался на месте. Даша подбежала к нему и попросила прикурить от горелки.

— Зажигалка сломалась, а спичек нет, — объяснила она доверительно.

Сварщик расплылся в улыбке.

— Прикуривайте на здоровье. Только поаккуратней. — Он услужливо направил пламя вбок, но стоило Даше приблизить сигарету, оно вмиг погасло. — Что за ерунда? — Сварщик изумленно уставился на горелку. — Газу еще вроде полбаллона.

Даша вздохнула.

— Сдаюсь. Бросаю курить.

— Вот так сразу? — глупо улыбался сварщик.

— Именно сразу, — ответила Даша. — Иначе не бросишь.

Уроки закончились, и в школе было непривычно пусто. Лишь завуч Зинаида Павловна, семеня по коридору, пришпиливала на ходу свою девичью косу к затылку.

— Глеб Михайлович, — ее лицо выразило сочувствие, — ну как там? Обошлось?

Глеб небрежено отмахнулся:

— Просто недоразумение.

— Ну слава Богу, — облегченно вздохнула Зинаида Павловна. — Иван Гаврилович вас ждет.

— К нему и направляюсь, — сухо ответил Глеб. Лицо завуча порозовело.

— Глеб Михайлович, я полагаю, что одежда учителя должна быть более строгой, чем ваша. Возможно, взгляды мои устарели, но я никогда… — голос ее дрогнул, — поверьте, никогда и никому, кроме вас лично, этих взглядов не высказывала. — Задрав подбородок, она устремилась прочь.

Глядя на ее удаляющуюся нескладную фигуру, Глеб озадаченно почесал переносицу.

— Разрази меня гром.

Секретарь директора, бойкая семнадцатилетняя девчушка, при виде Глеба плутовато усмехнулась и кивнула на обитую коленкором дверь.

— Ждет-с. Злой, как…

Дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова директора.

— Был бы я злой, Милка, я б давно распилил тебя на части. Прошу вас, Глеб Михайлович.

Глеб вошел и присел на предложенный стул.

— Извините за опоздание, Иван Гаврилович. Задержали на Лубянке.

Директор был низеньким, морщинистым и седым как лунь старичком. Хромая на левую ногу, он обошел вокруг стола и сел напротив Глеба.

— Долго мурыжили? — спросил он участливо.

— Обошлось без пыток, — ответил Глеб и выжидательно замолчал.

С тем же участливым видом директор выдержал паузу.

— Вы у нас работаете… с декабря, кажется? — уточнил он как бы невзначай.

Глеб кивнул.

— Чуть больше двух месяцев. А что?

— Жаль, Глеб Михайлович, что за эти два месяца мы с вами толком и не познакомились. Всю нынешнюю зиму я хвораю, хвораю — прямо черная полоса. Но мне весьма любопытно: что вы за человек?

Глеб пожал плечами:

— Тут я вам не ответчик.

— Уж я понимаю, — улыбнулся директор, — уж придется мне самому вас разгадывать. Но ведь вы мне в этом поможете, правда?

— В меру сил, — улыбнулся в ответ Глеб.

— Вот и чудненько. Прямо сейчас и начнем. Зачем вы устроили драку с подростками возле школы?

Глеб нахмурился.

— Иван Гаврилович, я ничего не устраивал. Я был вынужден вмешаться, так как…

— Да знаю, знаю, — мягко перебил директор. — Я только спрашиваю: зачем возле школы? Отвели бы их куда-нибудь и накостыляли по первое число. А рядом со школой… такой звон может пойти — хлопот не оберешься.

Глеб рассмеялся.

— Если дело лишь за этим… Действительно жаль, Иван Гаврилович, что мы с вами раньше не познакомились.

Директор просиял. Каждая морщинка на его лице улыбалась.

— А я о чем толкую! Такие парни, как мы с вами, всегда найдут общий язык. Если вас, к примеру, интересует фонд, с которым я сотрудничаю, вам вовсе не обязательно собирать всякие сплетни. Вы, молодой человек, можете смело обратиться за информацией ко мне.

В этот момент дверь отворилась и в кабинет вошел олигарх Лосев собственной персоной.

— Или к Виталию Петровичу, — продолжал улыбаться директор. — Ведь вас, насколько мне известно, представлять друг другу не надо.

Олигарх был в соболиной шубе. Его красновато-серые глаза буравили Глеба, как нефтяную скважину, а лысина Виталия Петровича блестела, как шлем хоккеиста.

— Ловко ты меня надул, Глеб Михайлович, — мрачно проговорил он. — Таким лохом прикинулся — хоть в музей выставляй.

Глеб развел руками:

— А как прикажете себя вести? Взяли бы вы к себе в охрану жалкого учителя французского?

Лосев-усмехнулся.

— Я б тебя скорей в психушку сдал.

— Вот видите, — вздохнул Глеб. — А мне между тем деньги нужны. Много денег для нормальной жизни, — проговорил он с фанатичным блеском в глазах и, развалясь на спинке стула, обратился к директору: — По этой самой причине я и заинтересовался вашим фондом. Там, где большие деньги крутятся, всегда есть возможность малость отщипнуть.

Олигарх и директор школы обменялись быстрыми взглядами.

— Но почему именно к Виталию Петровичу? — ласково спросил директор.

— Потому что, — отрубил Глеб, — из того, что мне известно, я сделал вывод: Виталий Лосев не болтает о высоких материях и о завоеваниях демократии, а просто живет и дает жить другим. Поправьте меня, если ошибаюсь.

— Хм! — приподнял бровь олигарх. — Откуда ты так здорово знаешь французский?

— Я окончил Сорбонну. Можете проверить в ФСБ.

И вновь олигарх переглянулся с директором школы. Морщинки на лице директора сложились в обиженную гримасу.

— Зачем вы так, Глеб Михайлович?

— Предвижу и другие ваши вопросы, — продолжал чеканить Глеб. — С Элен Вилье я действительно познакомился в Ницце, когда был в турпоездке. Нас представил друг другу барон Мак-Грегор, с которым я пьянствовал неделю. У нас там подобралась такая компания… сплошные снобы. И мне пришлось… В общем, я нахально разыграл роль английского лорда, путешествующего инкогнито. О том, что я обычный российский гражданин, можете опять же навести справки в ФСБ: они уже прокачали меня через компьютер. А что касается этой чокнутой Элен, то у меня аллергия на нее с первой встречи. Можете вообразить мои ощущения, когда ваша племянница, Виталий Петрович, привела меня в некую квартиру, где я услыхал истерический вопль: «Ах, лорд Грин! Ах, какая встреча!»

Лосев хохотнул:

— Зачем Дашка к ней поперлась?

Глеб пожал плечами:

— В подробности мы не вдавались. Какое-то интервью для какой-то статьи о кино… Виталий Петрович, мое дело маленькое: обеспечить личную охрану и доложить вам об опасных знакомствах Дарьи Николаевны. Хоть от Элен меня и тошнит, однако опасности в ней я не вижу.

Олигарх и директор школы переглянулись в третий раз. Теперь пауза несколько затянулась.

— Глеб Михайлович, — произнес наконец директор, — для чего вы нам все это выложили?

— Чтоб вы не подумали, будто со мной не стоит связываться. Если я из легкомыслия кое в чем и соврал, это не означает, что мне вообще нельзя доверять.

Красновато-серые глаза олигарха загорелись, как аварийные огни.

— А где доказательства, что тебе доверять можно?

Колючий взгляд директора спрятался под морщинистые веки.

— Ах, Виталий Петрович, — сокрушенно покачал он седой головой, — какой же вы подозрительный мужик! Разве у нас с вами стратегический объект? Ведь мы всего лишь сотрудники фонда, поддерживающего таланты. Дело это благородное, но чертовски хлопотное. С чего бы вам проявлять столь болезненную бдительность? Разве Глеб Михайлович, несмотря на его… я бы сказал, неуместное мальчишество, разве он может что-то у нас украсть?

Олигарх упер взгляд в пол, как провинившийся школьник.

— Речь не идет о краже, — попытался возразить он. — Речь идет о безответственном поведении.

Директор хрипло рассмеялся.

— Бросьте, Виталий Петрович! Уморите старика!.. Бизнесмен-то вроде вы, а не я. Мой коллега хочет заработать — почему бы нет? Мы ж тут все понимаем, что крупный талант — редкость и огромная ценность для человечества, а наш фонд вовсе не беден. Что такое для него пять тысяч долларов за открытие серьезного дарования?.. Вперед, мой мальчик, дерзайте, — обратился директор к Глебу. — За каждый выявленный вами талант, причем в любой области, мы заплатим вам пять тысяч долларов. После того, разумеется, как эксперты подтвердят высокий потенциал вашей находки. Виталий Петрович, какие у вас доводы против?

Олигарх продолжал смотреть в пол.

— Никаких, — коротко обронил он.

— Вот это я понимаю! Это разговор! — обрадовался Глеб. — Иван Гаврилович, а если я кого-то вам открою… меня это… не пошлют куда подальше, не заплатив?

— Обижаете, — ответил директор. — Я там все же вице-президент. Можете проверить в ФСБ, вам подтвердят.

Глеб рассмеялся. Осклабился и олигарх. Глеб встал со стула.

— В таком случае я приступаю к поискам.

— Вот и чудненько. — Директор приподнялся тоже. — Не знаю, правда, как у вас теперь будет с охраной племянницы Виталия Петровича…

— Пускай все идет по-прежнему, — поспешно ввернул Лосев. — Я удваиваю плату.

— Прекрасно! — еще больше обрадовался Глеб. — Но хочется верить, что это не предел! Иван Гаврилович, а могу я как-то познакомиться с деятельностью фонда? В каких-нибудь мероприятиях, скажем, поучаствовать?

Олигарх и директор переглянулись в четвертый раз за недолгую встречу.

— Виталий Петрович, у вас остались еще приглашения на завтрашнюю презентацию? — осведомился директор.

Олигарх достал из кармана пиджака золоченый билет и молча протянул Глебу. На билете готическим шрифтом было напечатано: «Дамы и господа! Международный фонд поддержки талантов приглашает Вас на презентацию некоммерческого издательства „Жемчуг“, которая состоится 27 февраля сего года в Центральном доме литераторов в 19.00». Далее следовал адрес и нечто вроде печати: ЗАО «Грачев и К°».

— Спасибо, приду обязательно, — с энтузиазмом проговорил Глеб. — А кто такой Грачев?

Директор кивнул на олигарха.

— Деловой партнер Виталия Петровича. Так сказать, из новых, но с кругозором. Вошел в наш проект двадцатью процентами капитала и согласился возглавить издательство, которое не принесет ему ничего, кроме головной боли.

— Что ж это за издательство такое? — заинтересовался Глеб, двигаясь бочком к двери.

— Наше издательство, — рекламным голосом произнес Виталий Лосев, — будет печатать не какую-нибудь там порнуху, а серьезную современную литературу. Деньги, парень, еще не самое главное.

Глеб едва не прыснул. Подметив его реакцию, директор свойски ему подмигнул.

— Конечно, Виталий Петрович, — с иронией подтвердил директор, — деньги — не самое главное. Когда их много. В общем, приходите, Глеб Михайлович, не пожалеете. Хоть господин Лосев доходчиво нам разъяснил, что не в деньгах счастье, однако будет икра с шампанским и американский боевик на десерт. — С этими словами он взял Глеба под руку и, хромая, проводил до двери.

— Форма одежды, между прочим, смокинг, — усмехнулся вдогонку олигарх. — Вам одолжить?

— Спасибо, возьму напрокат, — сказал Глеб.

— Кстати, о форме одежды, — придержал его в дверях директор. — Глеб Михайлович, если вы собираетесь давать уроки в джинсах…

— Собираюсь, Иван Гаврилович. Ох собираюсь!

— Пожалуйста, не перебивайте старших. Фасон ваших штанов мне лично… извините за выражение, до фонаря. Но Зинаида Павловна прямо ест меня поедом. Сказать откровенно, — директор заглянул Глебу в глаза, — я немного ее побаиваюсь. Давайте договоримся так: время от времени я, под ее давлением, буду вам делать как бы нахлобучку, а вы будете как бы каяться и давать слёзные обещания. Согласны?

— А то! — улыбнулся до ушей Глеб. — Не сочтите меня льстецом, Иван Гаврилович, но работать с вами — одно удовольствие.

Простившись, он вышел.

Директор прикрыл за ним дверь, прохромал к своему креслу и сел. Олигарх тут же навис над ним своей соболиной шубой.

— Почему бы его просто не убрать? — предложил он, тяжело опираясь на стол.

Директор взглянул на него исподлобья. Глаза Ивана Гавриловича, словно увеличившись, сверкнули, как два кинжала.

— Заткнись, кретин, — будто выплюнул он в лицо олигарху. — Таких, как ты, на Востоке называют сыном ишака и гиены. Если сейчас напортачишь, за твою кабанью шкуру я не дам и деревянного рубля.

Олигарх втянул лысую голову в пушистый воротник. Однако рискнул возразить:

— Но ведь я могу его прихватить и выпытать, что у него на уме.

Директор поднялся с кресла, также опираясь на стол. То ли от гнева, то ли в силу иных причин, морщины его почти разгладились и лицо очень помолодело.

— И что тебе это даст, недоумок? Если он тот, кого мы ищем, на твои пытки ему насрать. Он лишь вернее возьмет след. А если он простой ловец удачи, его неплохо можно использовать. Единственная твоя дельная мысль, да и то случайная, это приставить его к племяннице и проследить, куда это нас приведет. Одобряю: пусть они, как две лягушки в молоке, взбивают для нас масло.

— Но если он — это он, какова опасность! — вскричал Лосев. — Мы не знаем даже, на что он способен!

Директор ухватил его за отворот шубы.

— Но ведь и он не знает, что мы знаем о его существовании! Ему неизвестно о нашем союзнике! Он понятия не имеет о размерах нашей власти! Только представь, какие сюрпризы его здесь ожидают!.. И прекрати истерику, ублюдок. Если даже он тот, кого мы ищем, все равно он не догадывается, с кем имеет дело в твоем и моем лице. Так что вытри сопли! — Старческие руки Ивана Гавриловича встряхнули олигарха и с такой легкостью швырнули на пол, будто весь олигарх состоял из одной только шубы.

Виталий Петрович встал на ноги почти успокоенным.

— И какова теперь у нас тактика? — спросил он.

— Дадим ему как бы зеленую улицу. Но будем придавливать. Глядишь, что-то и вылезет наружу.

Олигарх недоверчиво усмехнулся:

— И как вы определите переломный момент?

Директор расслабился в кресле.

— Мало ли… — проговорил он задумчиво. — Если, допустим, в голове твоей племянницы созреет простенький вопрос, из-за которого пришлось избавиться от шустрой журналистки, тогда… Хотел бы я знать, как в этом случает поведет себя наш учитель французского?

Выходя из школы, Глеб мысленно усмехнулся: да, Иван Гаврилович, насчет моих джинсов вы сильно прокололись. Ах, бедняга! Зинаида Павловна так с этим вас доняла, что вы от нее прямо шарахаетесь! А Зинаида Павловна между тем утверждает, что ничего вам не говорила, и я верю ей на все сто. Отсюда следует, что… во-первых, кто-то все же вам донес о наших с ней прениях об одежде, и вы, Иван Гаврилович, это во-вторых, решили использовать ситуацию, чтобы внести дополнительный штришок в свою роль рубахи-парня. Милейший, вы перестарались: как говорится, шпионы валятся на мелочах. К тому же, интеллигентный вы мой старичок, прожженная каналья Лосев тянется перед вами в струну. С чего бы это? Из уважения к сединам?.. Ха!

Когда Глеб подходил к своему «жигуленку», с каким-то унылым однообразием повторилась вчерашняя сцена: из бордового «вольво» вылезла знакомая троица в адидасовских штанах и так же, как вчера, обступила Глеба. Только на сей раз у двоих, вставших по бокам, были пистолеты. На людной улице, средь бела дня… С другой стороны, дело житейское: кого этим отморозкам бояться? Наставив на Глеба стволы, они жевали жвачку. Крепыш с золотыми зубами оружия не держал. В его обязанности, очевидно, входило думать за всех троих.

— Ну чё, Француз, поехали? — произнес этот мозговой центр. — Время — деньги, без понтов.

Глеб вздохнул:

— Сильвестр, уши не болят?

Златозубый сплюнул ему под ноги.

— Слышь, Француз… я б тебя, падла, прямо здесь завалил, но Папаня велел живым тебя доставить.

— Папаня — это шеф твой, что ли? — уточнил Глеб.

— Ну. Упрешься рогом — яйца тебе отстрелим, без понтов. Какое хочешь, на выбор.

Парни с пистолетами заржали. Они умели ценить юмор.

Глеб глянул на здание школы и вспомнил с облегчением, что окна директорского кабинета выходят на противоположную сторону.

— Как звать твоего Папаню? — полюбопытствовал он.

— Чак Норрис, — буркнул златозубый и под гогот вооруженных дружков кивнул в сторону «вольво». — Залазь, погнали.

— Ладно, — согласился Глеб. — Только сперва я позвонить должен.

Смех парней с пистолетами смолк.

— Может, прострелить ему коленку? — предложил один из них.

Глеб чуть отклонился вбок, захватил его руку и сломал. И ту же операцию мгновенно проделал с его напарником. Все это свершилось с такой невероятной быстротой, что златозубый как сторонний наблюдатель не заметил вообще никакого действия, а зафиксировал взглядом лишь результат. Вертясь волчками, парни поддерживали сломанные руки и вопили в голос. Златозубый отреагировал с опозданием, но не стандартно: он повалился брюхом на асфальт и прикрыл голову руками. И так лежал он, без звука и движения, пока Глеб, выбросив пистолеты в люк канализации, не вернулся и не сказал:

— Восстань, Сильвестр. Поехали к твоему Чаку Норрису.

Только тут златозубый встал, отряхнулся и пробормотал:

— Ну все, б… чтоб я еще с тобой связался…

Они вчетвером погрузились в «вольво»: Глеб сел за руль, златозубый — рядом, а двое с переломанными руками, стеная, расположились сзади.

— А ты не такой чайник, каким кажешься, — покосился на златозубого Глеб.

— Угу, — буркнул тот, — мамаша моя тоже так думает.

Развалясь на сиденье, он курил и показывал дорогу Глебу, который гнал машину с бешеной скоростью. Парочка за их спинами создавала шумовой фон, перемежая стоны с матерщиной. Притормозив у телефона-автомата, Глеб выскочил и позвонил Даше, но у нее было глухо занято. После нескольких попыток Глеб чертыхнулся, вновь сел за руль и погнал «вольво» вдоль Казанской железной дороги к Папане на дачу. Домчали они еще засветло. Дача оказалась трехэтажным особняком, расположенным на обширном огороженном участке соснового бора. Ограда, естественно, была высокой и сплошной, а металлические ворота, похоже, могли выдержать танковую атаку. По указанию златозубого Глеб дважды гуднул.

— Как звать Папаню? — повторил он свой вопрос.

— У него и спросишь, — огрызнулся златозубый.

Ворота между тем раздвинулись, и Глеб с тремя бандитами въехал, так сказать, в частное владение. Охраны было… как на секретном военном объекте. Ворота немедленно сомкнулись, и «вольво» обступили крутые парни в количестве явно избыточном.

— Меня здесь ждут? — осведомился Глеб.

— Ну, — хмуро кивнул златозубый. — Покури пока, я щас.

Он выбрался из машины, перемолвился с охранниками и по гаревой дорожке затрусил к особняку. Парочка на заднем сиденье заметно оживилась и, костеря Глеба в бога-душу, кое-как вылезла на свежий воздух. Для охранников «пострадавшие», само собой, были своими. Под сочувственные возгласы братвы они принялись кивать в сторону Глеба, очевидно, рассказывая, какая он бяка.

После недолгого ожидания Глеб вновь гуднул. К нему сейчас же подошел верзила в камуфляже и жестом приказал опустить стекло. Когда Глеб выполнил приказание, он просунул внутрь конопатую физиономию и сквозь зубы процедил:

— Еще раз бибикнешь, глаз на жопу натяну, понял!

Вместо ответа Глеб сжал пальцами его нос и гуднул еще трижды. Затем включил зажигание и медленно поехал к особняку, тащя верзилу за ноздри. Взбешенные охранники бежали следом с автоматами наперевес. Глеб моментально приобрел среди них такую популярность, что они были готовы растерзать его в клочки.

Но тут наконец появился златозубый в сопровождении парней еще более крутых, приближенных, видимо, к особе владельца дачи. Глеб выпустил нос верзилы и, поднимая стекло, посоветовал:

— Наплюй на все и ложись спать.

Златозубый приоткрыл дверцу.

— Пойдем, Папаня икру мечет.

Пока Глеб выходил из «вольво», между парнями из охраны, алчущими линчевать его на месте, и парнями крутыми еще более произошел короткий базар, который завершился восстановлением дисциплины. И под усиленным конвоем, флагманом которого был златозубый, Глеба сопроводили в особняк, где роскошь и безвкусица соперничали на равных.

— Обувь снимать? — спросил Глеб.

Но шутка его успеха не имела. Парни более крутые буквально из рук в руки передали его четверке парней, крутых во всех отношениях. Один из этой четверки профессионально обыскал Глеба и кивком пригласил следовать за ним. Трое остальных, что называется, прикрывали тылы, а златозубый семенил сбоку.

Они вошли в огромную комнату с паркетным полом и зеркалами по периметру стен. Комната эта походила скорей на танцкласс, чем на жилое помещение. В углу стоял низенький столик, уставленный снедью и напитками. В кресле возле столика сидел, нога на ногу, невзрачный мужчинка с реденькими волосами, в кроссовках и в костюме «адидас». На небритом лице мужчинки, под бесцветными бровками, поблескивали живые плутоватые глаза, которые прямо-таки ощупывали Глеба.

— Так ты и есть Француз? — явно разочарованно произнес Папаня.

— Ну, — подтвердил за Глеба златозубый.

Глеб шагнул к хозяину дачи. И вместе с ним синхронно шагнула четверка парней, крутых во всех отношениях.

— А ты, значит, Митька Грач? — уверенно предположил Глеб.

Тут между Папаней, златозубым и четырьмя парнями начались странные переглядки.

— При чем здесь Грач, не ко сну будет помянут? — удивился мужчинка в кресле, подергивая ногой. — Я с ним на одном гектаре срать не сяду.

— Тогда кто ж ты такой? — удивился в свою очередь Глеб.

— Я Дока, — представился мужчинка с таким видом, словно устал раздавать автографы.

— Верю, что ты дока, — буркнул Глеб. — Но звать-то тебя как?

Босс хохотнул. Челядь почтительно подхихикнула.

— Дока — моя фамилия, а звать Игнатом. Неужто не слыхал?

Глеб чертыхнулся с досады.

— И на фиг я сюда перся?! Знал бы, что ты не Грач… — Он подошел к столику, взял с блюда индюшачью ногу и с аппетитом вонзил в нее зубы.

Охранники двинулись было к нему, но Дока остановил их жестом.

— А что за дела у тебя с Грачом? — полюбопытствовал ой небрежно. — Или секрет?

— Никаких секретов, — мотнул головой Глеб, прожевывая индейку. — Вчера его «быки» подловили меня возле дома. Троих я отправил в больницу, а четвертого послал передать Грачу привет.

Парни, крутые во всех отношениях, недоверчиво переглянулись.

— Не заливаешь? — усмехнулся один из четверки.

— Без понтов, — убежденно возразил ему златозубый. Их босс вскочил вдруг с кресла и хлопнул себя по тощим ляжкам.

— Ну, Француз!.. Вот уважил! Если разведка подтвердит, я тебе… проси, что хочешь!

— Вот поэтому сегодня, — объяснил Глеб, расправляясь с индейкой, — когда твои отморозки наставили на меня стволы, я решил, что Грач получил мой привет, и согласился с ним перебазарить. Чисто из любопытства. И вдруг слышу: я не Грач, я Дока, фамилия у меня такая. Вот ведь недоразумение… Короче, вези меня обратно, Игнат.

Один из парней, преданно заглядывая в глаза боссу, задорно предложил:

— Может, его отмудохать?

— Подгузник смени, — посоветовал ему златозубый. Глеб вытер салфеткой пальцы.

— Спасибо за угощение, мне пора.

— Хочешь перебазарить с Грачом? — осклабился в кресле Дока. — Могу тебе устроить.

— Не трудись, — ответил Глеб, — завтра я с ним увижусь. Тебе-то я зачем понадобился?

— Тоже из любопытства. — Папаня дотянулся вилкой до соленого грибочка, положил в рот и пожевал. — Сперва ты вон, — он ткнул вилкой в сторону златозубого, — брата Васиного в школе обидел…

— Медведев твой брат? — обернулся на златозубого Глеб.

— Ну, — хмуро подтвердил тот.

— Потом молодняк отлупил, — прищурясь, продолжил Дока, — а потом и Ваську самого с его придурками. Вот Васька-то и прибежал ко мне жаловаться. Мне, конечно, стало интересно: что там за Француз такой?

— И ты вручил этим ябедам стволы? В качестве, так сказать, пригласительного билета?

— Надо больно. У них этого добра и без меня… Спать с оружием ложатся. Видать, прихватили с собой для храбрости…

— Ну хватит, — перебил Глеб. — Некогда мне твою бредятину слушать.

Плутоватые глаза Доки оледенели, губы сжались в линию. Уловив реакцию хозяина, охрана двинулась на Глеба.

— Язык можно и выдернуть! — пообещал один из парней.

— Игнат, если они сделают еще один шаг, — пообещал в ответ Глеб, — я отправлю их загорать, а тебя положу сверху.

— Без понтов, — поддакнул златозубый Вася, прежде именуемый Сильвестром, благоразумно пятясь к стене.

Однако ни босс, ни охранники его благоразумия, увы, не оценили. И то, что произошло дальше, трудно было даже вообразить. Парни, крутые во всех отношениях, приняв наработанные боевые стойки, атаковали Глеба с четырех сторон. Глеб прыгнул с места и, сделав невероятное сальто, как в цирке, встал на плечи одному из нападавших. И щиколотками ног легонько ударил его по ушам. Трое остальных в полном смятении метнулись скопом на выручку. Глеб мягко перепрыгнул на плечи к ближайшему и, ударив его щиколотками по ушам, проделал тот же трюк с третьим и с четвертым. Затем вновь сделал сальто и встал на ноги прямо перед креслом босса. Все это шоу длилось не более двадцати секунд.

Сжимая ладонями уши, охранники верещали — кто на коленях, кто на четвереньках. Вжавшийся в стену Вася хрипло выдохнул:

— Во б…!

Игнат Дока был, мало сказать, ошеломлен — он был потрясен до глубины своей забубённой души. И на губах его застыла такая улыбочка… будто он увидел шагающую к нему статую Командора.

Глеб расстегнул «молнию» на куртке.

— Натоплено тут… Хоть бы форточки открыли.

Дока схватил бутылку «спрайта» и судорожно глотнул из горлышка.

— Все это херня, — пробормотал он. — За тобой лишь первый раунд.

— Хочешь начать второй? — Глеб налил себе яблочного сока и выпил. — В таком случае зови подмогу, Игнат. Человек двадцать, тридцать… Сколько твоих придурков здесь поместится? Потом еще спецназ можешь вызвать.

Дока недоверчиво осклабился.

— Со всеми сладишь?

— А ты попробуй, Игнат. Проведи эксперимент.

— А как насчет пули, Француз? Она ведь, говорят, дура.

Глеб приблизил к нему лицо.

— Я бы не советовал. Можешь, конечно, проверить. Но результатов этой проверки ты уже не узнаешь.

Взгляд Доки вновь сделался плутоватым: он быстро приходил в себя.

— Ладно, поверю на слово.

— Вот это правильно. Можно от тебя позвонить?

Игнат протянул ему «сотовый» телефон.

— Не в ментовку, случаем?

— Ну и шутки у тебя… — Глеб набрал номер Даши. Никто не подходил, и после десятого гудка Глеб в досаде вернул телефон владельцу. — Надо ехать. Чего все-таки ты от меня хотел, Игнат?

— Чтоб ты в поединках поучаствовал, — признался наконец Дока. — В боях без правил.

— Чего-о? — вылупился на него Глеб. — Американских фильмов насмотрелся?

Плутоватая физиономия Доки стала прямо-таки обаятельной. Он вновь контролировал обстановку.

— Не я один, — развел он руками. — Многие московские тузы балуются: телохранитель против телохранителя. Тут и азарт, и личные амбиции… Ставки, сам понимаешь, какие.

Глеб растерянно почесал переносицу.

— С ума сойти. Ну и как там у вас: проигравшему смерть?

— Да ну, — отмахнулся Дока. — Травмы, конечно, бывают всякие, но без мокрухи. Нормальный мордобой. Грач, кстати, тоже бойцов выставляет, фраер ссученный.

Глеб усмехнулся:

— Хитрый ты мужик, Игнат. Хочешь выставить меня, и, чтоб я не отказался, приплетаешь к делу Грача.

— Думаешь, горбатого леплю? — как бы обиделся Дока.

— Да нет, просто все для тебя кстати пришлось: одним выстрелом двух зайцев. Грач ведь и тебе точно кость в горле. Так, Игнат?

— Скорей заноза в жопе. Ну как, по рукам? Я хорошо заплачу.

Пожав плечами, Глеб пошел к двери.

— Видно будет. Смотря как повернется. Если узнаешь о Граче что-нибудь интересное, разыщи меня через него. — Глеб кивнул на златозубого. — Пойдем, Сильвестр, отвезешь меня обратно.

Златозубый отлепился от стены и, даже не взглянув на босса, затрусил вслед за Глебом. Оклемавшиеся охранники проводили их мрачными взглядами.

— Ну чё, Папань… догнать его? — осмелился предложить тот, кто затеял заварушку.

Дока посмотрел на него, склонив голову набок.

— Зачем? Хочешь сапоги ему почистить? — Он подцепил вилкой скользкий грибок и отправил в рот.

Пасмурные лица побитых охранников прояснились: настроение у Папани было превосходным — значит пронесло.

Телефон трезвонил, как пожарная сигнализация. Едва переступив порог своей квартиры, Глеб ринулся к трубке.

— Попался, шлэмазл! — произнес голос Ильи. — Что ты там накорябал?

— Я тоже рад тебя слышать. — Глеб проворно стряхнул с себя куртку. — Ты от Даши звонишь?

— Уже из дома. И заметь, я не спрашиваю, какой матрос или боцман учил тебя математике. Я только хочу знать: что ты здесь нагородил?

Глеб улыбнулся.

— Ты такой умный, скажи мне это сам.

Илья чуть помолчал.

— Вроде бы, — пробормотал он неуверенно, — ты построил математическую модель пространства-времени, при которой любые две точки могут быть сколь угодно близки в соответствующей системе координат. Так, по-твоему?

— А по-твоему? — Глеб стаскивал с себя сапоги и джинсы. — Старик, проконсультируйся с Альбертом. От ваших с ним идей до моего построения всего полшажка.

Илья хмыкнул.

— Ничего себе шажочек! На ходулях, что ли?.. Ладно, допустим. Ты считаешь, в этом может быть какой-то физический смысл?

— А что ты, например, можешь сейчас шагнуть — и попасть ко мне в гости, шагнуть — и попасть на Луну или еще куда. Зонтик только захвати.

Тут голос Ильи стал язвительным до чрезвычайности.

— Господин Пуанкаре, уточните, пожалуйста, как все это будет работать?

По лицу Глеба растекалась блаженная улыбка.

— Скоро я покажу вам это на практике, господин Фома.

— По ночам являться станешь! В белой простыне?

На этот прикол Глеб не отреагировал.

— Если ты заметил, — проговорил он, — там есть решение и для энергии. Ее можно извлекать практически из любой точки…

— Совковой лопатой, — продолжил за него Илья. — Старик, у меня, кстати, отопление плохо греет. Не мог бы ты его энергетически подпитать?

Глеб прыснул.

— Ох, Илья, ты у меня сейчас выпросишь. Я такую баню тебе устрою…

— Ну ладно, ладно. — Голос Ильи стал вдруг серьезным. — Если без зубоскальства, то красиво. Обалденно красиво, старик. И черт с ним, с физическим смыслом. — С этими словами Илья дал отбой.

— Ха! — сказал Глеб и с улыбкой до ушей отправился в душ.

А когда он вышел, голый и блаженный, телефон надрывался снова. Звонила Даша.

— Где ты была?! — У Глеба точно гора с плеч свалилась. — Целый день тебе названиваю.

Голос Даши звучал подчеркнуто сухо.

— У меня к тебе два вопроса: один — практический, другой — интимный. С какого начинать?

Глеб весь напрягся.

— Давай с интимного.

Выдержав паузу, она спросила:

— Что ты ел сегодня на ужин?

Медленно опустившись на диван Глеб рассмеялся.

— Ладно, переходи ко второму вопросу.

— Нет, — столь же сухо возразила Даша, — сперва ответь. Я вдруг поняла, что мне просто необходимо знать, что ты ел сегодня на ужин.

— Еще не ел, — пробормотал Глеб. — Сейчас яичницу сварганю.

— Хм… оригинально. Пожалуй, сварганю себе то же самое. Теперь вопрос второй.

— Практический?

— Да, связанный со здоровьем. Допустим, загорелся дом. Можешь себе такое представить?

— Вполне. Что дальше?

— Допустим, я, Даша Лосева, захочу прикурить от этого пламени. Блажь у меня такая… Ответь, засранец, пожар в этом случае потухнет?

По щеке Глеба покатилась слеза.

— Потухнет, — ответил он, — можешь не сомневаться.

— Так я и подумала. Поэтому не стала ничего поджигать. Перестань реветь, плакса.

Лицо Глеба вспыхнуло.

— Я кладу трубку.

Она закричала:

— Не смей, дурак!

— Ладно, клади первая.

— Дурак! Дурак!

— Открыла Америку.

— Терпеть тебя не могу!

— Врешь.

— Почему ты так уверен?!

— Потому что знаю тебя уже три дня.

После короткого молчания она всхлипнула.

— Черт, это невыносимо! Я просто вышвырну этот телефон!

— Все равно я тебя услышу.

— Прекрати! Как называется этот идиотский диалог?!

— Не знаю.

— Всё ты знаешь, колдун!

— Я ничего не знаю! — заорал Глеб. — Я все делаю наперекосяк! Учитель давно бы мне башку свинтил!

Даша глубоко вздохнула.

— Слушай, давай успокоимся, — всхлипнула она. — Если я сейчас реветь начну… сутки прореву без остановки. А ты меня еще и курения лишил… Кто твой учитель? На сей раз, надеюсь, не Ли Бо?

— Нет, его звали Стив Пирс. Он и Ли Бо дружили.

— То есть… в семьсот каком-то году?

— Угу.

— Что «угу»?! Нестанешь ли ты утверждать… Слушай, морда! Всему, что ты мне скажешь, я поверю! Поэтому думай, что говоришь!

Слезу текли из глаз Глеба.

— Извини, родная, меня занесло… хватит… Просто я двести лет думал, что тебя не бывает. Если честно, и сейчас думаю…

— Не смей класть трубку! — закричала Даша.

— Не выходи завтра из дома. Вечером я позвоню.

Дав отбой, Глеб свернулся на диване калачиком. Телефон звонил и звонил, но Глеб не отзывался. Он так и пролежал всю ночь голый, без постели. Только под утро забылся коротким сном.

Глава четвертая

Утром, после гимнастики и ледяного душа, он все-таки сварганил себе яичницу. Был четверг. По расписанию уроков французского сегодня Глеб не давал, поэтому вполне мог себе позволить, сидя в позе «лотоса», взирать на дверцу шкафа хоть до посинения.

За окном падал мокрый снег, день был серенький и тусклый. А по дверце шкафа заплясали вдруг солнечные блики, причем источник света, казалось, находился не снаружи, а внутри. То есть не казалось вовсе, а так оно и было, потому что взамен потертой деревянной фактуры дверца обрела прозрачность и глубину. Тело Глеба словно окаменело, лицо походило на гипсовую маску, а фиолетовые глаза были широко раскрыты и мерцали холодным огнем.

Дверца шкафа таяла, как лед, а за ней виднелась покрытая цветами лужайка и лоскуток синего неба. Послышался невнятный, будто пробивающийся сквозь эфирные помехи, птичий щебет. И где-то неподалеку будто зажурчала вода. Лоб Глеба покрылся капельками пота.

В комнату влетела вдруг желтая бабочка — заметалась, закружилась и села Глебу на нос. Бережно ее сняв, Глеб встал с дивана. Видение лужайки сразу же начало тускнеть, и сквозь него отчетливо проступила потрескавшаяся дверца шкафа. Глеб распахнул дверцу — шкаф был пуст, но вместо задней его стенки светился выход в зеленый благоухающий мир. Глеб выпустил туда бабочку. Тут мир стал тускнеть, расплываться… и вскоре на его месте опять возникла стенка старого шкафа. «Ну вот, — закрывая дверцу, улыбнулся Глеб, — теперь уже лучше».

И с этой самой улыбкой он позвонил Илье.

Илья не ответил на приветствие, не поинтересовался здоровьем, а без всяких околичностей заявил:

— Нет, старик, работать это не будет. Хоть ты меня режь.

— Дурак, — вздохнул Глеб.

— Старик, послушай мудрого еврейского мальчика. Что, собственно, такое твое многомерное пространство? Что такое система координат, при выборе которой можно сколь угодно сблизить любые две точки? Это всего лишькрасивая математическая абстракция…

— Дурак, дурак, — буркнул Глеб. Илья фыркнул:

— От Дашки заразился? Мазл тов!

У Глеба покраснели уши.

— Денька через два-три, — пробормотал он, — я тебе все на пальцах покажу.

— Куда-нибудь шагнем? — осведомился Илья.

— Еще как! — пообещал Глеб. Илья вздохнул:

— Главное, старик, чтоб не в дерьмо.

Глеб рассмеялся.

— Так мы же на ходулях, старик!

— Ну, разве что… — Илья кашлянул. — Глеб, ты извини, у меня тут абитуриенты. Нам заниматься надо.

— Бедный ты, бедный, — посочувствовал Глеб. — В университет готовишь?

— Куда закажут. Деньги не пахнут. Ну все, старик…

— Погоди! — Глеб задержал дыхание, зажмурился и выпалил: — Ты не хотел бы поработать со мной на пару?

Илья хохотнул.

— Телохранителем? Это мы запросто…

— Старик, я серьезно! Мне позарез нужен… Я тут расследую одно дельце и… Черт! Ты помог бы мне в качестве аналитика. Мы б с тобой это дело размотали…

— Глеб, — перебил Илья, — мне деньги зарабатывать надо. Меня жена из дома скоро выгонит.

Глеб зажмурился еще крепче.

— Деньги — не проблема, старик. Сколько захочешь и в любой валюте.

Сидя за столом, заваленным учебниками, Илья озадаченно погладил курчавую бороду. Слева и справа от него с постными физиономиями восседали прыщавый подросток в очках и девчонка с наклеенными ресницами. Перерыв в занятиях, очевидно, ничуть их не огорчал.

— Старик, — Илья подвинул к девчонке задачник и ткнул карандашом в номер, который следовало решить, — я абсолютно уверен, что ты не сумасшедший. Но, сам понимаешь, у меня есть вопросы.

— Если я отвечу, ты согласишься? — В голосе Глеба звучало беспокойство.

Илья вздохнул.

— Кто ж от таких предложений отказывается?

— Отлично! — обрадовался Глеб. — Скоро мы все обсудим!

Из трубки послышались короткие гудки.

Отодвинув от себя телефон, Илья с тоской взглянул на абитуриентов, которые с еще большей тоской вчитывались в условия задачи.

— Значит, так, — Илья прокашлялся, — стандартная, в общем, ситуация: бассейн и две трубы.

— Дебильная задачка, — заявил подросток в очках. — Из одной трубы вода втекает, в другую — зачем-то вытекает…

— Ой, не говори! — подхватила девчонка, хлопая чудовищными ресницами. — Этот бассейн меня уже заколебал!

Илья грозно сдвинул брови над переносицей.

— Еще чего придумаете! За вас, между прочим, родители деньги платят, хотят, чтоб вы в институт поступили… Ну-ка, живо! Давайте составлять уравнение! Что примем за икс?

Несмотря на обеденное время, народу в баре при кафе «Амброзия» было раз, два и обчелся. Однако песни Киркорова звучали, как на юбилейном концерте.

— Сосиски и кофе? — для порядка уточнила барменша.

— Как обычно, — кивнул Глеб. И не удержался: — Кать, ты б репертуар, что ли, обновила! А то у тебя все Филя да Алла!

Барменша метнула на него взгляд, прикидывая, очевидно, обидеться или принять во внимание. Получалось у нее нечто среднее.

— А чего бы ты хотел? — с вызовом осведомилась она. Глеб неторопливо размешал в кофе сахар.

— Ну, я бы… с удовольствием послушал бы что-нибудь из старого джаза.

Девушка дернула плечом.

— Таких записей у меня нет.

Глеб с широкой улыбкой помахал ладонью возле ее волос.

— Фокус-мокус! Что у меня в руке?

Барменша невольно улыбнулась в ответ.

— Конечно же, записи старого джаза, — предположила она.

— Угадала! — Глеб протянул ей кассету. — Будет настроение, поставь.

— Почему бы нет? — согласилась Катя. И вдруг, просияв, помахала рукой кому-то за спиной Глеба.

Глеб обернулся. В бар входил рыжий Стас, глава охраны Лосева. Он молча протянул Глебу огромную пятерню, затем наклонился над стойкой, и они с барменшей поцеловались.

— Пойду-ка я поем. — Забрав свой кофе и сосиски, Глеб направился к свободному столику.

— Приходи за добавкой! — пригласила сияющая Катя. — За счет заведения!

Через короткое время за столик Глеба присел хмурый Стас. Он цедил через соломинку апельсиновый сок, и плечи его сутулились от избытка силы.

— Зачем ты это ешь? — кивнул он на тарелку Глеба.

— Тест на выживание, — буркнул Глеб, глотая остаток сосиски.

Рыжий улыбнулся, и лицо его стало добрым и привлекательным.

— Что-то часто мы встречаемся, — проговорил он как бы с удивлением.

— Мир тесен, — глубокомысленно произнес Глеб, смакуя кофе.

— Даже чересчур, — кивнул рыжий, и улыбка исчезла с его лица. — Я не про тебя.

Глеб опустил кофейную чашечку на стол.

— У тебя проблемы?

Стас глянул на него исподлобья.

— Ты, что ли, «скорая помощь»?

— Угу, — сказал Глеб, — в сочетании с катафалком.

В этот момент барменша врубила «Хэлло, Долли!» в исполнении диксиленда: на кассете Глеба эта мелодия шла первым номером. Двое ханыг за соседним столиком вздрогнули, расправили плечи и непроизвольно задергали лоснящимися коленками.

— Похоже, меня вот-вот попрут, — перекрикивая музыку, сообщил Стас. — Не знаю, зачем я тебе это говорю.

— Чем ты не угодил? — прокричал ему Глеб.

— Тем, что я тупой. Приказы обсуждаю, вопросы задаю. Толян вон… он умный. Подметки на ходу режет.

Глеб почесал переносицу.

— Плюнь, Стас, — посоветовал он. — Уйди сам.

Стас взъерошил свою пылающую шевелюру.

— Куда? К браткам?.. Как из армии демобилизовался, так с тех пор и кручусь… — Махнув рукой, он обернулся к барменше и выразительно потыкал пальцем себе в ухо. Катя послушно убавила звук. — Денег скоплю, уволюсь.

— Как ты их скопишь? Путем экономии? — съязвил Глеб.

— На боях заработаю. Тут богатые жлобы устраивают поединки типа восточных единоборств… Слухи не доходили?

Глеб усмехнулся:

— Слыхал уж.

— Ну так вот, — рыжий угрюмо смотрел в бокал с апельсиновым соком, — вчера вечером я за два боя четыре штуки зеленых срубил. Влегкую. Хочешь, тебя пристрою?

Глеб встал из-за столика.

— Спасибо, мне уже предлагали. Бросай эти глупости, парень.

— Ты знаешь что-то получше?

— Ну, в общем… почему бы тебе не поработать со мной?

Стас поднял на него удивленный взгляд.

— На кого работать?

— На самих себя. Охрана, безопасность и все такое прочее.

— А кто платить будет?

— Я. Подумай, Стас.

— Ты? — Рыжий аж рот приоткрыл. — Ты ж сам за пятьсот баксов к Лосю нанялся.

Глеб наклонился к нему, опершись руками о столик.

— Подумай, Стас. Назови любую сумму — деньги не проблема.

Губы рыжего искривились в усмешке.

— Даже так?.. Спасибо, на криминал я не пойду.

— А против криминала? — Глеб посмотрел на него в упор. — Опасная, доложу тебе, работенка.

Стас опустил глаза.

— Хорошо, я подумаю. Но, если надумаю, ты мне все объяснишь. Втемную я не играю.

— Естественно. Только о разговоре нашем — никому ни слова.

— Это обещаю, — кивнул рыжий. Помахав барменше, Глеб ушел.

Катя вышла из-за стойки и положила руку Стасу на плечо.

— Чего он от тебя хотел?

Стас накрыл ее руку своей.

— Уговаривал слинять от Лося.

— Что ж он сам не линяет?

Ссутулившись, рыжий посмотрел на нее снизу вверх.

— Не доверяешь ему?

Катя пожала плечами.

— В общем-то я его практически не знаю… А в чем дело, Стас?

Рыжий вытащил из бокала соломинку и залпом допил апельсиновый сок.

— Да так, — отмахнулся он хмуро, — принюхиваюсь. Чутье свое проверяю.

С набитыми пакетами в руках Глеб поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. Открыла ему горбатая старушка.

— Здравствуйте, Варвара Львовна, — сказал Глеб. — Я из фирмы «Даша». Помните, я позавчера к вам заходил?

— Еще бы я вас не помнила! — просияла старушка. — Заходите, пожалуйста, Глеб… отчества вы так и не назвали!

— Без отчества обойдемся. — Переступив порог, Глеб протянул ей пакеты. — Здесь кое-что из продуктов.

Старушка всплеснула руками.

— Ой, зачем?! Вы и так уж… — Она вдруг погрозила ему пальцем. — Как тут железная дорога оказалась? Как вы ее протащили?

— Секрет фирмы. — Глеб поставил пакеты с продуктами у стены. — Саша дома?

— Саша дома, — эхом отозвалась внезапно появившаяся девчушка. — Он улоки делает. Злой, как челт.

— Привет, Танька! — протянул ей руку Глеб. Спрятавшись за бабушкину юбку, девочка хихикнула:

— Пливет, пливет!

Варвара Львовна провела Глеба в комнату, где Саша делал уроки. Комнатка была убогой, с пузырящимися обоями. Мальчик сидел за круглым обеденным столом, и на стул ему для удобства была подложена пачка газет.

— Привет, Саш! — бодро произнес Глеб. Мальчик даже головы не повернул.

— Здравствуйте.

Возникла пауза. Варвара Львовна покашляла от неловкости.

— Сашок, к тебе пришли. Ты бы отвлекся…

— У меня уроков навалом.

— В каком ты классе? — столь же бодро осведомился Глеб. Мальчик с усмешкой обернулся, и усмешка эта была какой-то недетской.

— В третьем, — ответил он вежливо. — Учусь на четыре-пять. В свободное время книжки читаю.

Теперь неловкость ощутила даже Танька.

— Злой, как челт, — повторила она тихо.

— Саша, — бабушка пыталась говорить строго, — ты поблагодарил бы Глеба… э-э… за подарок!

— Спасибо, — сказал мальчик, листая учебник арифметики.

— Не за что, — ответил Глеб. — Ладно, не стану тебе мешать.

Саша промолчал. И Варвара Львовна поспешно предложила:

— Пойдемте, я напою вас чаем.

— Спасибо, мне надо бежать. — Глеб направился в прихожую. — В другой раз как-нибудь.

— Вечно у вас «в другой раз»… — Старушка вдруг зыркнула на дверь комнаты, в которой занимался мальчик. — Хотите я вам Сашины стихи покажу? — спросила она, заговорщицки понизив голос.

Глеб посмотрел на нее с удивлением:

— Конечно.

Старушка метнулась куда-то, чем-то пошелестела и вынесла три листка, вырванных из школьной тетради.

— Вот, — прошептала она, — больше не нашла. Он куда-то их прячет.

Стихи были записаны круглым детским почерком, без ошибок. Одно стихотворение называлось «Новый год».

Не трогали кошки мышек, и зайцев не ели волки.

Родители всех детишек водили гурьбой на елки.

Махал Дед Мороз им шляпой, чтоб счастлив был даже слабый.

А те, кто без мамы с папой, играли со снежной бабой.

Глеб растерянно взглянул на Варвару Львовну. На лице старушки отражалась гордость за внука. И вопрос о родителях Саши и Тани, можно сказать, замер у Глеба на губах. Другое стихотворение было без названия.

Хоть ты злишься — мне все равно: унесет меня добрый конь.

Знай, не маленький я давно — не дразни меня и не тронь.

И тебе, моему врагу, крикну я, горяча коня:

«Может, я тебе помогу — только ты не дразни меня!»

Глеб в смятении глядел на дверь, за которой скрывался Саша, и прочел третье стихотворение. Оно было совсем коротким:

Пусть черти в пекло меня сведут и скроют мои следы —

друзья узнают,

друзья придут и выручат из беды.

Этого Глеб вынести уже не мог. Вернув листки старушке, он открыл входную дверь и быстро вышел.

— До свидания, Варвара Львовна! — крикнул он, сбегая по ступенькам. — Надо будет сделать у вас ремонт!

— Всего вам доброго! — крикнула вслед старушка и, закрыв дверь, заглянула в комнату к Саше. — Что на тебя нашло? — спросила она с укором.

И вертящаяся возле ног Танька с готовностью ее поддержала:

— Плотивный и вледный!

Мальчик сердито обернулся.

— Сколько я просил не трогать мои стихи!

Варвара Львовна виновато пролепетала:

— Но, Сань, ему ведь интересно…

— Ничего ему не интересно! — повысил голос мальчик. — И никому мы не нужны!

— Сашок, нехорошо так говорить. Надо быть благодарным.

— Ой, такой вледный! — ввернула Танька. Мальчик зашелестел страницами учебника.

— Вы мне мешаете, — сказал он раздраженно. — Закройте, пожалуйста, дверь с той стороны.

На презентацию некоммерческого издательства «Жемчуг» собрался весь писательский бомонд вперемешку с бандитами. Возле Центрального дома литераторов яблоку негде было упасть, не то что припарковаться. Оставив свой «жигуленок» в дальнем переулочке, Глеб направился к месту действия. На нем было модное пальто из английской шерсти, под которым был надет превосходно сшитый смокинг. Предъявив при входе свой пригласительный билет, Глеб оказался средь оживленной, пахнущей дорогими парфюмами публики. Он сдал пальто в гардероб и стал прохаживаться в фойе, лавируя меж знатоков литературы, алчущих выпить и закусить на халяву. И в этой многоликой праздничной толпе Глеба ожидали сюрпризы.

Сперва он заметил сухопарого накрахмаленного иностранца, на одежду которого не то что пушинка — микроб не посмел бы опуститься. Иностранца этого сопровождала группа российских граждан во главе с бородатым рослым красавцем, жестко работающим локтями.

— Пройдемте туда, барон, — проговорил он на скверном английском. — Я должен вас кое с кем познакомить.

Барон капризно ответил по-русски:

— Ти мине ужье надоесть. Я от тебия устать. Мине нужино кушьять и пиить.

Бородатый красавец захохотал вместе со всей группой.

— О'кей, барон! О'кей!

Когда они проходили мимо, Глеб отвернулся, чтобы не попасться барону на глаза, и едва не столкнулся с Элен Вилье, которой два галантных господина шептали что-то на ухо. Француженка заливалась смехом, и Глеб виртуозно исчез из поля ее зрения.

Вокруг было полно красивых женщин: жены и любовницы денежных воротил, актрисы театра и кино, дочери на выданье, чьи-то секретарши. Сверкание глаз и драгоценностей электризовало атмосферу. Можно было подумать, что здесь не презентация скромного издательства, а филиал Каннского кинофестиваля.

И вдруг появилась Даша. В темно-зеленом вечернем платье. Как нож в масло, вошла она в толпу красавиц. Перед ней расступались, смех и говор смолкали, и провожали ее взоры, полные восхищения и неприкрытой зависти. Двое телевизионщиков, устанавливающих аппаратуру, при виде Даши негромко обменялись впечатлениями. «На любом конкурсе красоты — первое место», — сказал один из них. «Ни фига, — возразил второй, — конкурс вообще бы отменили». Но Даша, казалось, ничего не слышала и не замечала вокруг. Она шла под руку с русоволосым интересным мужчиной и внимала его сладким речам. Закусив губу, Глеб поспешил раствориться в общей массе.

Наконец пригласили в актовый зал. Насколько Глеб уяснил из обрывков разговоров, сегодняшний вечер должен состоять из четырех частей: рассказ об издательстве и его перспективах, затем — легкий концерт, затем — банкет и в заключение свежий американский боевик. Денег на все это, похоже, потрачена была уйма, но что касается вкуса и фантазии… Впрочем, Глеб готовился стойко все выдержать и был немедленно вознагражден.

На сцену поднялся бородатый красавец, сопровождавший зарубежного барона, и представился Дмитрием Грачевым — директором издательства «Жемчуг». Глеб, откинувшись на спинку кресла, смотрел и слушал из последнего ряда. Меж тем на сцене, рядом с новоиспеченным директором, возник амбал, бычью шею которого сдавливал галстук. Амбал протянул шефу красную папку, и тот, раскрыв ее, прочел устав, литературное кредо и календарные планы своего издательства. Читал он без выражения, зато в хорошем темпе. А Глеб тем временем пытался угадать, по какой такой причине холеный этот мужик послал к его подъезду четырех бандитов.

Из текста, прочитанного Грачевым, следовало, что его издательство будет способствовать развитию истинной литературы, вопреки порнографии, детективам и прочей шелухе.

И с этой благородной целью оно, издательство, предполагает поднять гонорары «некассовых» авторов на небывалую высоту. На этой торжественной ноте Митька Грач закончил свою энергичную речь и предоставил слово молодому поэту, который вышел на сцену в желтом пиджаке и с разгону заявил, что обращается лишь к тем, кто духовно развит, а кто не развит, на тех ему чихать. Вслед за поэтом два мастера прозы и один детективщик дружно посетовали на тиранию книжного рынка. Причем детективщик клялся всеми святыми, что за приличные бабки тут же бросит свой окаянный жанр. Взирая на это шоу, Глеб, что называется, балдел и тщетно пытался вычислить, зачем оно сдалось Митьке Грачу.

Далее пошло еще интересней. На сцену выпорхнула Элен Вилье и через переводчика объявила о своем открытии. По ее словам, выходило, что между литературой и кинематографом существует глубокая неразрывная связь. Заинтригованная публика затаила дыхание, но экспансивная француженка уступила вдруг место накрахмаленному барону Мак-Грегору, который при посредничестве Дмитрия Грачева поведал примерно следующее: ни в Англии, ни в родной его Шотландии нет такого издательства, как «Жемчуг», поэтому вся литература в этих странах вот-вот даст дуба, вся надежда лишь на Россию. «Черт бы все побрать!» — под аплодисменты заключил барон и покинул сцену.

Внезапно зал замер. На сцену вышли две очень красивые женщины: шатенка с карими глазами и блондинка с глазами голубыми, как озера. Обе высокие, с великолепными фигурами и длинными стройными ногами. Эротика из обеих так и перла без малейшего усилия с их стороны. Сидящая по соседству с Глебом супружеская пара принялась оживленно их обсуждать. На вопрос мужа «кто это?» жена, упрекнув его в невежестве, сообщила, что блондинка — суперфотомодель Виктория Бланш, а шатенка — ее менеджер и секретарь Жанна Блинова. Благодаря этому нечаянному диалогу Глеб тоже, так сказать, введен был в курс дела.

Блондинка-фотомодель меж тем приблизилась к микрофону и, трогательно указав на свое горло, прошептала, что говорить не может. И вслед за этим ее прелестный менеджер прочла краткий текст, суть которого сводилась к тому, что Виктория Бланш поддерживает столь полезное гуманитарное предприятие и жертвует на издательство «Жемчуг» пятьдесят тысяч долларов США. Зал разразился овациями, и тем самым официальная часть была завершена.

Концерт получился нелепым, сумбурным и скомканным (последнее, кстати, было скорее его достоинством). Кто-то прочел юмористический рассказ, кто-то спел, кто-то сдуру сыграл на рояле Баха. Но гвоздем программы оказались супруги Манько, Павел и Валентина, у которых Даша в понедельник «брала интервью». Они исполнили три бальных танца: танго, вальс и чарльстон. Глеб был, мало сказать, поражен — он был потрясен. Эта злобная гаденькая парочка танцевала гениально. Их движения просто завораживали своей колдовской красотой. «Итак, — лихорадочно размышлял Глеб, — фонд финансирует этих танцоров и финансирует издательство Грачева. И танцоры при этом оказались в списке Самарской. Какая складывается картина?» Увы, никакой картины у него не складывалось. А публика, поаплодировав бальным танцорам, рванула наконец к выпивке и жратве.

В ресторане ЦДЛ столы были накрыты «а-ля фуршет», и чего на них только не громоздилось: от телячьих языков до шашлыка из осетрины. А бутылок-то, бутылок!.. Публика ринулась на штурм. Среди смельчаков, атакующих гусиный паштет, Глеб с удивлением заметил вчерашнего генерала ФСБ. Генерал тоже его заметил и, набивая рот едой, игриво погрозил ему пальцем. Но прелести жизни на этом не заканчивались.

Приютившись в уголке, Глеб увидел Дашу, пьющую шампанское в обществе своего русоволосого кавалера. Затем к ним присоединились Дмитрий Грачев и шотландский барон, который с блудливым выражением лица поцеловал Даше руку. Слышать их разговор Глеб не мог, но ему было очевидно, что Дашин кавалер и Митька Грач хорошо друг друга знают. Все четверо пили шампанское и смеялись. Но вот к ним приблизилось новое лицо — актер Алексей Кашин, бывший Дашин муж. Его длинные волосы были собраны в хвостик на затылке, а походка была явно нетвердой. Он заговорил о чем-то, сопровождая свою речь избыточной жестикуляцией. Улыбки на лицах мужчин растаяли. Даша, похоже, попыталась утихомирить бывшего супруга, однако тот никаких резонов не слушал и стал привлекать внимание посторонних. Тогда спутник Даши с Митькой Грачём взяли пьяного актера под белы руки и силой повели прочь. Тут Даша случайно обернулась и увидала Глеба. Прятаться было поздно.

Дашины щеки порозовели. Шепнув что-то барону, она кошачьей своей походкой приблизилась, остановилась в двух шагах и негромко произнесла:

— В смокинге, мать твою!

— Велели, — ответил Глеб.

Даша окинула его придирчивым взглядом.

— Чтоб мне провалиться, — пробормотала она, беря Глеба под руку. — Пойдем, познакомлю тебя с очень занятным типом.

Жизнь становилась все интересней. При виде Глеба рыбьи глазки барона, как говорится, полезли на лоб. Глеб молча ему поклонился. Изумленный барон обратился к Даше:

— Это есть он?

— Ага, — Даша смахнула с плеча Глеба несуществующую пушинку, — я его личный секретарь.

— Но ви сказать: он есть телхар… телохар…

— Телохранитель, — пришла на выручку Даша. — Он мой телохранитель до шести вечера, а после шести — я его секретарь.

Но барон, что называется, никак не мог врубиться.

— Лорд Грин, — обратился он к Глебу, — чито это есть означать?

Глеб в досаде поморщился.

— Не насилуйте русский язык, Ричард, — сказал он по-английски. — От вашего произношения у бронзовых статуй уши отвалятся.

Брови Даши приподнялись. Но лишь на мгновение.

— Будьте снисходительны, сэр Майкл, — проворковала она, также перейдя на английский. — Барон не привык еще к нашим приколам.

И весь дальнейший разговор между ними шел теперь исключительно по-английски.

— Лорд Грин, какими судьбами? — Шотландец буквально ел Глеба глазами.

Глеб сдвинул брови над переносицей.

— Приватное поручение премьер-министра. Извините, Мак-Грегор, я не могу об этом распространяться.

Заглянув Мак-Грегору в глаза, Даша ввернула:

— Кроме сэра Майкла, посвящена только я. Надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу скромность, барон?

— О да! — Чело барона разгладилось. — Называйте меня Ричардом, леди… Простите, мне трудно произнести ваше имя, но… Если вы уговорите сэра Майкла вступить в наше тайное братство и вступите сами, вы обретете не только мою дружбу, но и покровительство самых могучих сил в Старом и Новом свете.

Даша озадаченно посмотрела на Глеба.

Глеб сурово взглянул на барона.

— Об этом — позднее, Ричард, когда моя секретная миссия здесь будет завершена. Тогда я и миледи, — кивнул он на Дашу, — охотно послушаем о вашем тайном братстве. Если оно действительно сулит такую власть над миром, как вы уже три года пытаетесь меня убедить… Черт возьми, почему бы нет?

В глазах шотландца вспыхнул фанатичный блеск.

— О, лорд Грин!..

— Однако повторяю: держите пока язык за зубами. И вообще мы с вами только что познакомились. — Подмигнув барону, Глеб доверительно понизил голос. — Ричард, прошу по дружбе, огради меня от этой назойливой мадам, — кивнул он на Элен Вилье, которая решительно двигалась в их сторону. — Из-за нее меня чуть не арестовали.

Мак-Грегор округлил глаза.

— Разумеется, лорд Гр… Конечно, Майкл! Можешь на меня рассчитывать! — С этими словами он ринулся на перехват француженки.

Даша приблизила свое лицо к лицу Глеба.

— Во что, черт побери, мы тут играем?

Глеб вдохнул аромат ее волос.

— Леди Дарья, вы были неподражаемы.

— О каком тайном братстве он молол?

— А ваш английский, миледи, почти безупречен. Если убрать отдельные шероховатости…

— Я спрашиваю, — Даша ухватила его за лацкан смокинга, — о каком тайном братстве шла речь?

На них стали оборачиваться. И, наклонясь к ее уху, Глеб скороговоркой ответил:

— О том самом, в котором твой дядюшка играет весьма заметную роль. Отпусти, мы привлекаем внимание.

Даша растерянно разжала пальцы. И в этот момент подошел ее отлучившийся кавалер все с тем же Дмитрием Грачевым. Даша представила из друг другу.

— Эдик, — кивнула она на русоволосого симпатягу. — Митя, — улыбнулась она Грачеву и встала рядом с Глебом. — А это мой… телохранитель Глеб.

Взгляд Грачева блеснул недобрым огоньком, однако красавец бородач протянул холеную руку.

— Приятно познакомиться.

— Мне тоже, — улыбнулся Глеб, отвечая на рукопожатие. Вскрикнув от боли, Грачев присел.

— Ой, блин…

Лицо Глеба приняло озабоченное выражение.

— Извините, у меня просто мышцу свело.

Грачев побагровел.

— Бывает, — буркнул он, тряся побелевшими пальцами. — Могу массажиста прислать.

Даша бросила на Глеба обеспокоенный взгляд.

На губах Глеба застыла глуповато-добродушная усмешка.

— Спасибо, Митя, я бы не отказался. Только четверым массажистам моей проблемы не решить. Побольше бы надо. Найдется у вас?

— Поищем, — мрачно пообещал Грачев.

Тут официант предложил им шампанское. Все четверо взяли с подноса по бокалу. Глеб улыбнулся Грачеву:

— За успешные поиски.

Даша чуть пригубила из бокала. Русоволосый Эдик выпил шампанское залпом.

— Дашуль, — проговорил он с досадой, — мы же договорились: твоя охрана сегодня — забота моя. Разве что-то изменилось?

Даша прижала руку к сердцу.

— Эдик, мое слово — скала. Глеб здесь совершенно случайно.

— Но раз уж я здесь… — ввернул Глеб.

— Раз уж он здесь, — подхватила Даша, — пусть отрабатывает свою зарплату. Чтоб служба медом не казалась.

Эдик нахмурился.

— Даш, я не очень понимаю… У меня в тачке трое качков. У Мити, — кивнул он на Грачева, — здесь человек…

— Двенадцать, — подсказал Грачев, с прищуром глядя на Глеба. — Если свистну, еще пятьдесят прибежит.

Даша сухо проговорила:

— Мне столько ни к чему. Военных действий я пока не планирую.

— Дашуль, ну что за ерунда? — не унимался Эдик. — Зачем тебе вообще телохранитель, если я могу обеспечить тебе надежную защиту без всяких денежных затрат?

И тут раздался хорошо поставленный негодующий голос.

— Ты?! Защиту?! Сопливый пердун! — прогремел Алексей Кашин, актер и бывший муж. Он едва стоял на ногах. Хвостик на его затылке распался, и длинные волосы рассыпались по плечам. — Холуйская твоя рожа! Давно ли ты в горкоме комсомола толстые зады вылизывал?!

Жующий и выпивающий народ как по команде повернулся в их сторону.

— Пойдем, Эдик, — процедил сквозь зубы Грачев. — Надо устроить его поудобней.

Они взяли пьяного актера под локотки.

— Опомнись, Дарья! — кричал бывший муж. — Плюнь ему в рыло!

Эдик двинул Кашина по шее.

— Убью, сволочь!

— Ну-ну, только попробуй! — Даша пошла вслед за выволакиваемым актером и, обернувшись, крикнула Глебу: — Я прослежу, подожди!

Глеб кивнул в знак согласия. Но в этот момент голос Элен Вилье прощебетал за его спиной:

— Дерьмо баранье, я глаза тебе выцарапаю! — Когда она успела обкуриться и как избавилась от опеки Мак-Грегора, оставалось лишь гадать, но француженка стояла перед Глебом, разгневанная, как фурия. — Даже узнавать меня не желаешь, мерзавец! Говори, где твоя зеленоглазая шлюха!

Презентация издательства «Жемчуг», можно сказать, стремительно набирала обороты. Глеб схватил даму под руку и потащил меж столиков с плачевными остатками снеди.

— Элен, дорогая! — с горечью проговорил он по-французски. — Как ты могла?! Я так тебе верил!

Элен притормозила и захлопала ресницами.

— О чем ты, негодник?

Проходящая мимо фотомодель Виктория Бланш сочувственно Глебу подмигнула, однако разбираться, что бы это значило, было некогда. Прозвучал гонг, призывающий на просмотр американского боевика, и публика потянулась в кинозал.

— Элен, — трагически прошептал Глеб, — эта женщина, с которой ты меня видела… это исчадие ада — офицер контрразведки. Я тут вынужден скрываться под русским именем, а ты, Элен, так легко, так бессовестно меня выдала.

Француженка тряхнула черными как смоль волосами, будто прогоняя наваждение.

— Какая, к черту, контрразведка? Что ты мелешь, плутишка?.. Ну откуда я могла знать?

Они миновали опустевший банкетный зал и, продолжая двигаться, оказались возле безлюдного женского туалета.

— Ты должна была сообразить, Элен. Ведь я отнекивался, утверждал, что не говорю по-французски… Разве я вел бы себя подобным образом без веских оснований?

Элен неуверенно пробормотала:

— Не знаю, может, я не очень сообразительна, однако все это как-то… странно как-то звучит…

— Дрянь! — Глеб отвесил ей пощечину. — Твоими стараниями я угодил на Лубянку! Известно тебе, что я еле ноги унес?!

— О-о, Майкл! — Француженка обвила руками шею Глеба и, привалясь к стенке, потянула его на себя. — Я так виновата, милый!

Из туалета вышла уборщица и с противной ухмылкой принялась протирать шваброй пол.

Глеб попытался выскользнуть из объятий кинозвезды.

— Ладно, Элен… ладно… я уже не сержусь.

Однако Элен не собиралась так легко выпускать добычу.

— О, Майкл! — простонала она и с участившимся дыханием задрала стройную ногу на поясницу Глеба.

А за спиной раздался насмешливый голос Даши:

— Какая прелесть! Не торопитесь, лорд Грин, я подожду в кинозале. — И каблучки ее зацокали прочь.

Оторвав от себя француженку, Глеб бросил ей короткую реплику и догнал Дашу. Даша взяла его под руку.

— Что ты ей сказал? Переведи.

Глеб вздохнул.

— Я сказал ей: «Делай вид, что мы не знакомы».

Даша прыснула.

— Остроумно. Когда ты мне все объяснишь?

— Когда сам чуть-чуть разберусь. Ей-богу, я бреду впотьмах.

Она остановилась и посмотрела ему в глаза:

— Правда все расскажешь?

Глеб выдержал ее взгляд.

— Обещаю. Пусть за это я буду гореть в аду.

Даша опустила глаза.

— Насчет ада не трепись. Но в крайнем случае… я составлю тебе компанию. И вот еще что… поосторожней с Митей. По-моему, он что-то против тебя затевает.

— Неужели? — улыбнулся Глеб. — Какая неожиданность!

— Не хорохорься. Против лома нет приема.

— Интересная мысль. Надо ее записать.

Они заглянули в кинозал. Начало фильма задерживалось, но почти все кресла были заняты. Из центра зала им помахал Эдик: он держал для них места. Даша приняла приглашение своего услужливого кавалера и села между ним и Глебом. Вскоре в проходе появилась Элен в сопровождении Мак-Грегора. Они устроились неподалеку и, перешептываясь, бросали взгляды на Глеба и Дашу. Наконец свет в зале погас. Экран вспыхнул, и на нем замелькали титры.

— Смотрел я этот фильм, — объявил Эдик. — Неплохой боевичок.

— Только не вздумай пересказывать, — предупредила Даша.

— Еще не хватало! — Эдик обиженно засопел.

Начало было стандартным. В мирный американский дом ворвались люди в масках. Избив молодого отца семейства, они привязали его к стулу и выволокли из постели вопящую от ужаса жену…

Даша толкнула Глеба локтем.

— Не ёрзай.

— Я не ёрзаю, — буркнул Глеб.

— Это окружной прокурор, брат шерифа, — прокомментировал Эдик.

Прокурору меж тем приходилось совсем туго. С его жены сорвали белье, двое гангстеров раздвинули ей ноги, третий с дебильной улыбкой расстегивал на себе штаны, а четвертый… четвертый держал перепуганного сынишку, приставив к его горлу нож.

— Ну прямо! — буркнул Глеб. Глаза его влажно заблестели.

— Что? — наклонилась к нему Даша.

— Ничего, покурю пойду. — Он пробрался к проходу и вышел из зала.

Эдик проводил его повеселевшим взглядом.

— Шериф будет мстить, — успокоил он Дашу. — Его Ван Дамм играет, так что мало им не покажется… Это что еще за новости? — удивился он вдруг. — Что за ахинея?

На экране действительно происходило черт-те что. На помощь пострадавшему откуда ни возьмись явился спаситель. Лицо его все время оставалось в тени, но почему-то было очевидно, что это вовсе не Ван Дамм. Гангстеры, ошарашенные не менее зрителей, схватились было за оружие, но не успели. Ни эффектной перестрелки, ни драки с приемами каратэ — вообще ничего не было. Незнакомец, двигаясь с неимоверной быстротой, убил всю четверку, потратив на каждого по одному удару. Даша тихо охнула.

— Это не по сюжету? — спросила она, уже угадывая ответ.

— Вообще ничего похожего! — возмутился Эдик.

В это время на экране отвязанный прокурор приводил в чувство спасенную от поругания жену, а таинственный незнакомец держал на руках его дрожащего сынишку. Наконец он передал мальчугана отцу и попятился к двери. «Кто вы?» — спросил благодарный прокурор. И его спаситель на чистейшем русском языке произнес: «Друзья узнают, друзья придут». Затем экран стал совершенно белым. Публика засвистела. В зале зажегся свет.

Глеб тем временем прогуливался по Дому литераторов. В пустынных помещениях блуждали призраки умерших мастеров. Живые люди встречались крайне редко. Алексей, бывший Дашин муж, на призрака похож не был, но и на живого смахивал не очень. Лицо его было белым как мел, под глазами темнели круги, а длинные волосы слиплись в мокрые пряди. Он был так пьян, что было удивительно, как он еще передвигается. Тем не менее Глеба он узнал и без единой фальшивой нотки пропел: «Ох, рано встает охрана!» Смотреть на него было жалко.

— Хотите протрезветь? — предложил Глеб. Алексей замахал на него руками.

— Кыш, хранитель тела!.. Взаймы не дам, нет ни копейки!

Глеб улыбнулся.

— Да ну? А по-моему, у вас вон в том кармане сто баксов лежит.

— У кого? У меня?.. — Бывший муж расхохотался, едва устояв при этом на ногах. — Разве что квитанция из химчистки… — Он сунул пальцы в нагрудный карман смокинга и вытащил стодолларовую купюру. От изумления бедолага чуть не грохнулся в обморок. — Это недрз… нед-ра-зуме-нье какое-то… Эй, хранитель тела, назад посмотри!

— Всегда успею, — усмехнулся Глеб, слегка отклоняясь вбок.

Резиновая дубинка просвистела мимо. Подкравшийся сзади мордоворот размахнулся для нового удара. Без видимых усилий Глеб перехватил его руку и вывернул кисть. Дубинка шлепнулась на пол.

— Молоток! — похвалил пьяный актер. — Врежь ему сперва по яйцам, потом — в зубы.

Глеб медленно выворачивал противнику руку.

— Кто тебя послал? Грач?

Мордоворот не стонал, не матерился. Багровея от боли, он просто кивнул. И чуть помедлив, просипел:

— В сортире ждет.

— Ну что ж, — сказал Глеб, — не будем испытывать его терпение.

Ведя мордоворота за вывернутую кисть, он отправился на свидание к директору издательства «Жемчуг». Пьяный актер крикнул ему вслед:

— Эй! Не суйся лучше!.. Их там как мух на дерьме! — И, поскольку Глеб не ответил, не преминул добавить: — Дарье это не понравится!

«А мы ей не скажем», — буркнул себе под нос Глеб. Подходя к мужскому туалету, он заметил, как из кинозала повалил возмущенный народ: просмотр боевика был сорван из-за испорченной кинокопии. Но пока мужской туалет был пуст. Один лишь красавец Дмитрий Грачев расчесывал перед зеркалом бороду. Втолкнув мордоворота, Глеб нажал ему на сонную артерию и, когда тот начал оседать, подпер его тушей входную дверь. Грачев не успел толком удивиться: от пощечины Глеба он отлетел метра на два и растянулся возле писсуара. И расческа нелепо торчала из его ухоженной бороды. Наклонившись над ним, Глеб вытащил расческу и аккуратно вложил в карман его смокинга.

— Один лишь вопрос: кто тебя науськивает?

Грачев попытался подняться, но Глеб надавил коленом ему на грудь. Директор издательства, однако, не был напуган, он был взбешен.

— Узнаешь скоро, — выдавил он из себя. — Перед тем как сдохнуть.

В дверь туалета забарабанили. Подпирающий ее мордоворот зашевелился и открыл глаза.

Глеб резко приподнял голову Грачева за ухо.

— Ты сейчас мне скажешь, Митя. В противном случае…

В этот момент мордоворот отполз от двери, и в туалет тут же ворвались пятеро таких же, как он, качков, причем последний из них сам подпер дверь туалета плечом.

Глеб вскочил на ноги.

И со зловещей ухмылкой поднялся с пола Грачев.

— Мочить тебя у меня приказа нет, — сказал он, отряхиваясь. — Но придется проявить инициативу. Суньте его для начала мордой в унитаз!

Пятеро, включая оклемавшегося мордоворота, двинулись на Глеба. Один остался подпирать дверь. В дверь деликатно постучали. Парни замерли. Стоявший на карауле, высунув голову наружу, обменялся с кем-то короткими репликами, рявкнул:

— Всё, я сказал! Ссыте в портки! — и, закрыв дверь, вновь подпер ее плечом.

И пятеро мордоворотов, словно ожившие картинки, вновь двинулись на Глеба.

Глеб не прислонился к стене, защищая спину, и не стал принимать боевую стойку. Он с усмешкой сунул руки в карманы.

— Их лечение, Митя, за твой счет, — предупредил он и нокаутировал ближайшего качка ударом ноги в подбородок. Тот упал не моргнув глазом. Остальные даже не заметили, как это получилось. — Сейчас ты мне всё скажешь, Грач, — повторил Глеб.

В глазах Грачева мелькнуло беспокойство. Мордовороты его нападать уже не спешили и, кружа вне досягаемости Глеба, как бы выбирали момент для атаки. Похоже, они вовсе не рвались в герои.

В дверь опять постучали. Караульный попытался не реагировать, но стук усилился и перешел в ощутимые толчки.

— Ща я вам побарабаню! — гаркнул караульный, выглядывая. И тут же отскочил, едва не схлопотав по лбу.

В туалет ворвались три богатыря в форме муниципальной милиции и чуть не споткнулись о нокаутированного качка.

— Сержант ГУВД Ткаченко, — представился один из милиционеров. — Что у вас тут за дела?

Грачев, мигом приосанившись, сразу стал солидным бизнесменом и директором издательства.

— А что вас интересует? Какую нужду мы здесь справляем?

Сержант взглянул на своих коллег, как бы ища поддержки.

— Почему этот на полу? — Голос милиционера звучал вполне миролюбиво. — И почему дверь заблокировали?

— Этот, — Грачев кивнул на неподвижного мордоворота, — перебрал на банкете. Мы тут закрылись, чтобы привести его в чувство. Еще вопросы будут?

Сержант пристально оглядел присутствующих. Со стороны Глеба, разумеется, опровержений не последовало. Милиционеры уставились друг на друга.

Тут вошел Алексей Кашин, бывший супруг, и, качаясь, как при девятибальном шторме, пристроился к писсуару.

— Нравитесь вы мне, ребята, — пробормотал он, расстегивая ширинку.

А вслед за бывшим супругом в дверях возникла и сама Даша. Переступив порог мужского туалета, она изящно обогнула трех работников правопорядка, а также обалдевшего Грача с бандитами и взяла под руку не менее обалдевшего Глеба.

— Мне жаль, Митя, что я прервала вас в столь деликатный момент, — проворковала она, увлекая Глеба наружу, — но мы очень спешим. Можете продолжать.

Когда они с Глебом исчезли, Грачев стряхнул наконец оцепенение и заорал на сержанта ГУВД:

— Какого хера ты влез?

— Извините, Дмитрий Аркадьевич, — залепетал сержант, — но эта девушка при свидетелях заявила, что…

— За-я-ви-ила! Отбояриться не мог, говнодав?! За что я деньги вам плачу?!

— Отбояришься тут, когда свидетелей вокруг…

Позабытый всеми пьяный актер Кашин, застегнув ширинку, побрел к двери.

— Поганец Митька Грач, тебя я презираю, — продекламировал он, сплюнув через плечо.

Грачев оттолкнул вспотевшего сержанта ГУВД и рявкнул одному из своих мордоворотов:

— Догони эту пьянь! И повози фейсом об асфальт!

— Понял! — обрадовался качок и помчался выполнять столь приятное поручение.

А директор издательства «Жемчуг» встал перед зеркалом и заново расчесал бороду.

— Могу вам обещать, — обратился он к отражениям трех милиционеров, — девушку эту я оттрахаю. При свидетелях, блин.

Отражения сохранили немоту и неподвижность.

«Жигуленок» Глеба остановился у Дашиного дома. За окнами автомобиля разбушевалась метель. Уходящий февраль не желал сдаваться без боя, и наступающему марту, очевидно, придется немало потрудиться на расчистке московских улиц.

Даша куталась в воротник дубленки.

— Значит, я должна была дожидаться, пока они тебя изобьют? — уточнила она, хмуря брови.

Глеб вытащил ключи из зажигания.

— Что-то я запамятовал: кто чей телохранитель?

— Это что же… мужская гордость взыграла?!

— Дашка, ты мне мешаешь. И тогда, на Лубянке, и теперь вот.

Даша прищурила сверкающие глазищи.

— Ты самодовольный надутый индюк!

— Тонкое наблюдение, — кивнул Глеб. — Что дальше?

— И смокинг тебе не идет! И Элен твоя… просто б…!

— Все же это лучше, чем офицер контрразведки.

Даша едва не улыбнулась, но спохватилась вовремя.

— И юмор у тебя, должна заметить…

— О нет! — перебил Глеб. — Юмор не трожь! Это святое!

Даша вышла из машины, с треском захлопнув дверцу. Глеб также вышел из машины и догнал Дашу у подъезда.

— К какому тайному братству принадлежит мой дядя? — повторила она свой недавний вопрос.

— Потом как-нибудь, — пообещал Глеб. — Ты пока не созрела.

— Тогда вали отсюда.

— Сперва проверю твое жилище.

— Можешь не беспокоиться.

— Это не беспокойство, это моя работа.

Они молча поднялись в лифте, молча вошли в квартиру. Глеб в смокинге, виднеющемся из распахнутого пальто, и Даша в дубленке, накинутой на вечернее платье, встали друг против друга в тесной прихожей.

— Ну как? — ехидно поинтересовалась Даша. — Бомба не заложена?

Глеб прошел в комнату и деловито заглянут под письменный стол.

— Все чисто. А кто такой этот Эдик?

Войдя за ним следом, Даша небрежно обронила:

— Мой жених. Правда симпатичный?

Глеб кивнул.

— Просто миляга. Что общего у него с Грачевым?

— Не знаю. Бизнес какой-то… Мне надоели твои вопросы.

— Можешь воспользоваться пятой поправкой к американской конституции.

Даша не улыбнулась.

— На следующей неделе я с тобой расплачусь и… Благодарю вас, лорд Грин. Телохранитель мне больше не понадобится.

— Ну и слава Богу. Только об увольнении надо уведомлять заранее.

— Ты прав. Я выплачу тебе двухнедельное пособие.

— Тогда другое дело! — обрадовался Глеб. — Хочешь, напоследок покажу тебе фокус?

Изумрудные глаза Даши гневно сверкнули.

— Валяй, — сказала она. — Напоследок.

Глеб помахал рукой возле ее волос.

— Угадай, что у меня в кулаке?

— У тебя там, — отчеканила Даша, — листок из тетради. В клеточку. А на нем чернилами нарисован Альберт Эйнштейн. Угадала? Или у меня извращенная фантазия?

Глеб на мгновение замер и — рассмеялся.

— Ну вы даете, Дарья Николаевна! Таким сложным фокусам боцман меня не обучал! —Разжав кулак, он швырнул в корзину скомканную бумажку. — Всего хорошего. Через неделю зайду за пособием.

Он вышел из комнаты и хлопнул входной дверью.

Даша застыла, безвольно опустив руки. Услыхав, как со скрипом открылись и захлопнулись дверцы лифта, она в досаде пробормотала:

— Дурак! Дурак! Дурак!

Потом, чуть подумав, извлекла из корзины брошенную Глебом бумажку и расправила ее на столе… Это был листок из тетради. В клеточку. На нем чернилами был нарисован портрет Эйнштейна. И Эйнштейн улыбался во весь рот. А под рисунком было написано: «Сама дура! Дура! Дура!»

Даша опустилась на стул и, всхлипнув, сказала:

— То-то же.

Глава пятая

По пятницам Глеб давал шесть уроков французского, по одной паре в каждом из трех девятых классов. Все шло в привычном вроде бы русле за исключением двух моментов. 9?й «Б» не искрился обычной жизнерадостностью, а буквально источал мрачный сарказм. Неформальные лидеры Лёня Рюмин и Гуля Шарипова любой вопрос по теме урока ухитрялись перевести на обсуждение гнусной роли Лубянки в болезнях российской демократии. Большинство класса, похоже, не шибко их понимало, однако поддерживало из солидарности. В настроение ребят Глеб демонстративно не вникал. Он лишь заставлял их высказываться по-французски, следя за грамматикой и произношением. И второе. Медведев из 9-го «А» явился с фонарем под глазом и на занятиях проявлял бестолковую активность, старательно изображая интерес к предмету. Из педагогических соображений Глеб поставил ему «четверку», что привело беднягу в полное замешательство.

После уроков Глеб зашел в учительскую и попросил у завуча номера домашних телефонов всех девятиклассников.

— Вам зачем? — поинтересовалась Зинаида Павловна, протягивая ему отпечатанные на машинке данные.

— Кое-кто из ребят, — ответил Глеб, — проявляет способности к языку. Хочу поговорить с их родителями: не согласятся ли они на дополнительные занятия.

— Платные? — насторожилась завуч.

— Само собой. — Глеб старательно переписал в блокнот несколько номеров, хотя нужен ему был лишь телефон Лёни Рюмина. — Кто ж нынче работает бесплатно?

Завуч вздохнула, поправляя извечную косу на затылке.

— Трудно с вами спорить, Глеб Михайлович. Времена изменились.

Тут в учительскую впорхнула географичка.

— Здрасьте, кого не видела! — прощебетала она, и пышный ее задок вильнул перед Глебом.

Кроме нее и Зинаиды, в комнате никого больше не было. Глебу, можно сказать, повезло.

— Привет, Галь! — Он как бы продолжал переписывать номера телефонов. — Вчера, между прочим, был на банкете, который устроил этот… забыл, как называется фонд, где наш Иван Гаврилович — большая шишка.

Глаза географички загорелись.

— Как ты туда попал?

— Случайно. Сперва директор сделал мне выволочку за драку возле школы, а потом смягчился и вручил приглашение на презентацию их издательства.

Географичка колыхнула бюстом над его ухом.

— Ну и как? Приличный был банкет?

Завуч меж тем копалась в сумочке, делая вид, будто разговор этот ей неинтересен.

— Полное дерьмо, — скривился Глеб. — Публика там… сплошные олигофрены. Думаю, это издательство скоро сдохнет. Вместе с фондом нашего дорогого шефа.

Завуч резко поднялась. Ее увядшие щеки покрылись пятнами.

— Глеб Михайлович, этого я от вас не ожидала. По-моему, Иван Гаврилович заслуживает немного уважения…

— Зинаида Павловна, — округлил глаза Глеб, — разве я не имею права на собственное мнение?

— Разве о том речь?! — От негодования лицо старой девы сделалось даже привлекательным. — Но почему такая агрессивность, такое недружелюбие?! — Схватив сумку, она устремилась из учительской. — От кого, от кого, Глеб Михайлович, а от вас…

Дверь за ней захлопнулась. Географичка хихикнула:

— Схлопотал? Нашел перед кем откровенничать.

Вскочив со стула, Глеб сунул листок с телефонами в карман джинсов.

— Прокольчик получился, — пробормотал он, шагая к двери.

— Вечером придешь? — бросила вслед ему географичка, но ответа не услышала: Глеб уже мчался по коридору.

Завуча он догнал на лестничной площадке.

— Зинаида Павловна, я был неправ.

— При чем здесь прав — неправ, Глеб Михайлович?

Глеб прижал ладонь к груди.

— Но я лишь дурачился. Просто меня слегка занесло.

Выражение лица Зинаиды Павловны смягчилось.

— Вас часто заносит, Глеб Михайлович. Вам надо лучше себя контролировать.

— Буду, — с готовностью пообещал Глеб. — Надеюсь, вы не станете передавать директору о моем… как бы это выразить…

— Глеб Михайлович! — Бесцветные бровки завуча сошлись над переносицей. — Вот уже в который раз я слышу инсинуации насчет того, что я будто бы… Пожалуйста, усвойте раз и навсегда: я не ябеда!

Неожиданно для себя Глеб чмокнул ее в щеку и помчался вниз по лестнице.

Когда он, выйдя из школы, приближался к своему «жигуленку», то заметил рядышком знакомый «вольво», из которого сейчас же вылез златозубый Вася. На сей раз он был один и без оружия.

— Ну чё, как дела? — сверкнул он улыбкой. Глеб ответил вопросом на вопрос:

— Синяк братану ты поставил?

— Ну.

— Зачем?

Физиономия Василия выразила искреннее изумление подобным вопросом.

— Кто ж его, лоха, учить будет?

Не вступая в дебаты о педагогике, Глеб сразу высказал догадку:

— Тебя Дока прислал?

— Ну.

— Информация о Граче?

— Бои у него в воскресенье.

— Мне-то что? — пожал плечами Глеб.

— Он против Лося играет, — с многозначительной усмешкой сообщил златозубый, наблюдая за произведенным эффектом.

Глеб почесал переносицу.

— То есть… если я правильно тебя понял, Грач выставляет бойца против бойца Виталия Лосева, так?

— Без понтов.

— И кто ж бойцы?

— У Грача — хер его знает. Темнит, падло. А у Лося — охранник его рыжий: бьется как зверь. Ставки будут… — Василий поцокал языком. — Может, поучаствуешь?

Помедлив с ответом, Глеб уточнил:

— В качестве бойца вашего?

— Ну. Ты всех там уделаешь.

Открыв дверцу «жигуленка», Глеб вздохнул.

— Во сколько и где?

Глаза Василия загорелись.

— ЦСКА, зал единоборств, знаешь? — И в ответ на удивленный взгляд Глеба поспешил заверить: — Да там ментов понагонят — блоха не пёрнет! Всё перекроют на хер!

— А как же я туда попаду? — спросил Глеб, садясь в машину.

— Ну, блин… какие проблемы?! Я встречу у въезда. В шесть вечера.

— Ладно, встречай, — кивнул Глеб, захлопнул дверцу и уехал.

Лицо златозубого, как говорится, озарилось улыбкой. Он вразвалочку подошел к «вольво», взял с сиденья «сотовый» телефон и набрал номер.

— Васька, ты? — послышался нетерпеливый голос Папани.

— Ну.

— Он клюнул?

— Ну.

— Не соскочит?

— Без понтов. Кой-кого мы ущучим! — пообещал Василий, и его золотые зубы блеснули сквозь поваливший снег.

Глеб позвонил в дверь. Даша открыла и, подбоченясь, встала на пороге. Она была в джинсах, в белой маечке, и пепельные ее волосы были убраны в пышный «конский хвост». Щуря зеленые свои глазищи, она смотрела на Глеба вызывающе. Боже, до чего она была хороша!

— Итак… — произнес Глеб.

— Итак? — подняла брови Даша. Они смотрели друг другу в глаза.

— Вот, — вздохнул Глеб, — пришел за выходным пособием.

Даша нахмурилась. Жутко нахмурилась.

— Мы ж договорились: через неделю.

— Ничего, я подожду на кухне.

Она перегородила дверь рукой.

— Здесь тебе не вокзал.

— А вот мы проверим. — Глеб отодвинул ее руку и вошел.

Даша закрыла дверь и встала перед Глебом, упрев руки в боки.

— Знаешь что?!

— Знаю.

— Ну скажи!

— Фигушки.

Сдерживая улыбку, Даша спросила:

— Как ты сделал этот фокус?

— Какой фокус?

— С Эйнштейном.

— С каким Эйнштейном?

Она рассмеялась.

— Вот щас как врежу!

— Рука не подымется.

— Еще как подымется! — Она размахнулась и шлепнула его по затылку. Вернее, хотела шлепнуть, но промахнулась.

Глеб в ответ улыбнулся.

— Я тоже рад тебя видеть.

Даша размахнулась другой рукой, примеряясь более тщательно. Рука ее, однако, вновь загребла воздух.

— А вот это уже хамство, — вздохнула Даша. — Пойдем, накормлю котлетами.

Глеб замотал головой.

— Да нет, спасибо, я…

— Никогда! — Она поводила пальцем перед его носом. — Слышишь, никогда не смей говорить «нет, спасибо»!

Глеб снял куртку и повесил на вешалку.

— Но за это, — сказал он без всякой надежды, — ты покажешь мне Ольгин список.

Улыбка на Дашином лице погасла.

— Ты пришел лишь за этим?

— Никогда! — Глеб поводил пальцем перед ее носом. — Слышишь, никогда…

— Ластик, — буркнула Даша.

— …не смей мне задавать таких идиотских…

— Я говорю: ластик! — притопнула она ногой. — Похвалишь мои котлеты — получишь этот список!

Глеб вытаращил глаза от удивления.

Котлеты оказались действительно очень вкусными, и Глеб уминал их прямо-таки бессовестно. Пока он ел, Даша работала на компьютере. И когда Глеб, вымыв за собой посуду, вошел в комнату…

Даша была в очках. Обложившись англо-русскими словарями, она сидела за письменным столом и правила текст на экране дисплея. Но как же ей шли очки!

— С восьми утра не разгибаюсь, — пожаловалась она. — Шестьдесят страниц этой мутоты надо перевести к понедельнику.

Глеб с сочувствием уточнил:

— А сегодня у нас…

— Уже пятница, — вздохнула Даша. — Придется пару ночей не поспать.

— Ну прямо! — возразил Глеб.

— Хоть прямо, хоть криво… — Она выдвинула ящик стола и достала вырванный из блокнота листок. — Держи, как обещала.

Глеб бережно взял листок. Почерк у покойной журналистки был ужасным. Присев на укрытую пледом тахту, Глеб кое-как разобрал записи:

Супруги Манько (Валентина и Павел) — мастера бального танца

Игнат Владимирович Дока — Криминальный авторитет

Федор Лях — художник

Марья Павловна Шлыкова — домохозяйка

Владимир Григорьевич Святов — генерал-лейтенант ФСБ

Наталья Салтыкова — Колдунья

Виктория Бланш — фотомодель

И.Г.З. — учитель русского языка

Дмитрий Аркадьевич Грачев — бизнесмен, связанный с криминалом

Элен Вилье — французская киноактриса

Напротив каждого имени был указан номер московского телефона. За исключением колдуньи Салтыковой: в ее строке вместо телефона был записан адрес.

Положив листок на колено, Глеб откинулся на спинку тахты.

Даша подошла и присела рядом.

— Ну как? — Она взяла листок с колена Глеба. — Извлек что-нибудь полезное?

Глеб помедлил с ответом. И вместо ответа спросил:

— В списке этих имен тебя ничего не удивило?

Даша внимательно посмотрела ему в глаза.

— Ну, разве что… как они вообще попали в один список?

— Вот! — мрачно усмехнулся Глеб. — Даже в клубе филателистов эти люди вряд ли могли бы оказаться вместе. Тебя не интересовало, что их объединяет?

— Конечно, интересовало. Но я подумала, что…

— Погоди, — перебил Глеб, сдерживая волнение, — давай по порядку. У кого из них ты успела побывать, пока я не стал твоим телохранителем?

Даша ткнула в список перламутровым ноготком.

— Вот, у Феди Ляха. И у Игната Доки. Занятный, между прочим, дядечка…

— О чем у вас шел разговор?

— Да так, в общем. Мою сверхзадачу ты знаешь: вычислить заказчика. Федя пригласил меня в свою мастерскую, показал работы… Впечатление довольно сильное, но какое-то зловещее. Этот художник, безусловно, талантлив. А Игнат Владимирович, как положено, повел меня в ресторан, распустил хвост и заливал что-то о превратностях российского бизнеса.

— И у каждого из них ты поинтересовалась, не был ли он знаком с Ольгой Самарской?

— Весьма ненавязчиво. Как бы к слову.

Глеб хмуро кивнул.

— И тут же начались телефонные угрозы. И дядя твой, которого почему-то нет в этом списке, нанял меня по дешевке, чтоб я за тобой шпионил. То-то я ломал голову!

Даша заставила себя улыбнуться.

— Послушайте, лорд Грин, вы не могли бы, так сказать, сбросить завесу…

— Ты не называла этим первым двоим других имен из списка? — вновь перебил Глеб. — Не пыталась выведать, что их всех объединяет?

Даша вздохнула:

— Обижаешь, начальник. Отец частенько мне твердил: во время интервью лучше не задавать главного вопроса — надо строить беседу так, чтобы твой герой сам проболтался.

Глеб опустил глаза.

— Вот поэтому, — сказал он тихо, — ты тут еще сидишь и переводишь с английского. А подруга твоя, Ольга… очевидно, поспешила этот главный вопрос задать.

В Дашиных глазах мелькнул испуг.

— Может, все же объяснишь…

— Как ты собиралась вычислить заказчика? — вновь перебил Глеб.

Даша встала и нервно прошлась по комнате.

— Черт, и курить нельзя!.. В день убийства Оля мне позвонила и обещала заехать за этим треклятым списком. И в трубке я услышала, как ее кто-то позвал: «Кофе готов, мой свет!» Голос был странный: не то мужской, не то женский. Но если б я его опять услыхала, я б не ошиблась.

Глеб посмотрел ей в глаза и с чувством произнес:

— Дура.

— Нет, ей-богу, — Даша продолжала кружить по комнате, — у меня абсолютный слух, так что можешь быть уверен…

— А кто такой, — Глеб заглянул в список, — И.Г.З. — учитель русского языка?

— Ну откуда я знаю?! — взвилась Даша. — Диктуй телефон! Сейчас позвоню и выясню!

— Я тебе выясню! — взорвался Глеб. — Так тебе выясню!.. Всё, кончились твои девичьи подвиги! Без меня больше ни шагу, поняла?! Я тебя и в туалет водить буду!

Даша встала против него, подбоченясь.

— Какой сервис, лорд Грин! За пятьсот-то баксов!

Глеб похлопал по тахте рядом с собой.

— Ну-ка сядь!

— Не командуй! — Даша села. — Раскомандовался тут!

Глеб потер ладонями виски.

— Послушай… брось талдычить про деньги. Раз и навсегда. Сколько тебе заплатить, чтоб ты не высовывалась?

— Только за это?!

— Дашка, остынь! Я наделал ошибок, я тупей барана…

— В глаза бросается!

— Господи, — Глеб продолжал тереть виски, — если бы ты сразу показала мне этот список! Ведь у меня возникло подозрение… Дашка, будешь ты меня слушаться или нет?

Даша сняла очки и аккуратно положила на стул.

— Буду. Но при условии.

— Все что угодно!

— Я тоже должна тебя охранять.

У Глеба, что называется, отвисла челюсть.

— Меня? — переспросил он недоверчиво.

— Тебя, дурак.

Глеб рассмеялся:

— Как, если не секрет? Булыжник из портфеля достанешь?

Дашино лицо вспыхнуло.

— Илья, да?! Ну конечно, кто ж еще!.. Знаешь, может, ты и крутой, и способности у тебя необычные…

— Даш, — с неожиданной грустью перебил Глеб, — все мои способности не стоят твоего булыжника в портфеле. Ты даже не представляешь, как я тобой восхищаюсь, родная.

Даша пристально посмотрела на него, и глаза ее вдруг наполнились слезами.

— В школе я была сильней, чище… — всхлипнула она. — Теперь я уже не та. Я тоже наворотила ошибок… Не смей держать меня на расстоянии!

Глеб присел перед ней на корточки.

— Только охраняй меня на совесть, ладно? — улыбнулся он.

— Само собой, — вновь всхлипнула она, — без меня они тебя убьют!

— Кто они?

— Не знаю! Ты ведь не говоришь!

Глеб встал и прошелся по комнате.

— В какой газете работала Ольга? — спросил он задумчиво.

— В «Вечернем курьере».

— Ах, ну да… Ты знаешь там кого-нибудь?

— Многих. Отец активно с ними сотрудничал… А что?

— Можешь организовать мне встречу с редактором? Надо бы выяснить, как попал к Самарской этот список.

Даша вскочила с тахты.

— Запросто, — она кинулась в другую комнату, — если только он сейчас в Москве.

— Хорошо бы на сегодня! — высказал пожелание Глеб.

Он задумчиво подошел к окну. Снег валил да валил и сразу таял, превращаясь в грязь на улицах. А завтра, между прочим, по календарю наступала весна.

Даша влетела, одетая в дубленку.

— Поехали, он ждет ровно в шесть! У него для нас не более пятнадцати минут!

Глеб отвернулся от окна.

— Ты куда-то собралась?

— Угадай с трех попыток!

— А как же твои шестьдесят страниц текста?

— Успеется, — отмахнулась Даша. — Не надеялся ли ты поехать без меня?

Глеб вздохнул.

— Ну, в общем… это я так, для порядку.

Они поехали на «жигуленке» Глеба. Дороги совсем развезло. Снег налипал на лобовое стекло, и «дворники» едва справлялись. Глеб, однако, вел машину так, будто катил по идеальной скоростной трассе.

— Пожалуйста, обещай никуда одной не выходить, — повторил он настойчиво.

Даша кивнула с усмешкой.

— О'кей, я вызову охрану. Ту или иную.

Глеб хмуро на нее покосился.

— Твой жених Эдик не поможет тебе даже при поддержке армии и флота.

Даша прыснула.

— Ход твоих мыслей мне нравится. Ладно, давай договоримся: я забываю про твою зарплату, а ты не упоминаешь о моем женихе Эдике. Особенно к ночи.

— Замётано, — кивнул Глеб. — Но без меня ты из дома ни шагу.

— А ты без меня.

Глеб застонал.

— Ну подумай, куда ты лезешь!

— Уже подумала. Верни мой пистолет.

Больше спорить Глеб не стал, экономя силы на будущее. И «жигуленок» его, по Дашиному указанию, остановился у трехэтажного особнячка. Выходя из машины, Глеб предупредил:

— О списке ни слова.

— Все время обижаешь, — вздохнула Даша, захлопывая дверцу.

Комната, занимаемая главным редактором, была крохотной: в ней с трудом помещались два стола, на каждом из которых, однако, было по компьютеру. Редактор, плотно сбитый мужчина лет сорока в джинсах и свитере, церемонно поцеловал Даше руку.

— Николавна, ты прекрасна до неприличия.

— Я знаю, — сказала Даша.

Девушка за вторым столом подняла веснушчатую мордашку и рассеянно произнесла:

— Привет, Дашуль!

— Здравствуй, Зоя, — более чем холодно отозвалась Даша и представила присутствующим Глеба.

Редактор протянул Глебу руку.

— Федор. Ребята, даже не раздевайтесь. — Он постучал пальцем по стеклу своих часов. — Жизнь собачья, так что раз, два — и разбежались! — Он придвинул Даше стул, а Глебу указал на подоконник: — Уютное местечко, если не боитесь радикулита. Валяйте свои вопросы. Зойка, надеюсь, не помешает?

— Нисколько, — отозвался с подоконника Глеб. — Над чем работала Самарская перед гибелью?

Редактор развел руками:

— Кто об этом только не спрашивал. И милиция в том числе. Ольга интересовалась чем-то вроде магических ритуалов… Ничего более определенного, увы, сообщить не могу. Самарская была у нас как бы на особом положении: звезда. Она часто позволяла себе партизанские действия.

— С неоправданным риском, — ввернула из-за компьютера веснушчатая Зоя. — Чтобы славой ни с кем не делиться.

— Ну, ты-то, — парировала Даша, — и без дележа себе оттяпаешь. Так сказать, от имени коллектива.

Повисло неловкое молчание.

— Федор, — обратился к редактору Глеб, — неужели она даже не намекнула?

Редактор задумчиво кивнул:

— Намеков было достаточно. Держитесь, мол, готовлю вам бомбу. Что же это за бомба? Да вот, мол, собираются люди от министра до уголовника и еще черт знает кого и занимаются черт знает чем. Ладно, Оля, допустим. И чем же они занимаются? А вот это, говорит, и есть бомба. Кстати, — обернулся редактор к Даше, — нечто подобное я слышал и от твоего отца. Примерно за неделю до его гибели.

Даша побелела. Глеб съехал с подоконника.

— То есть? — спросили они дуэтом.

— Какая слаженность! — улыбнулся редактор. — Николай Петрович, кажется, тоже носился с чем-то прохожим. Представьте, говорил он, в одной комнате собираются люди столь разных слоев общества, что уравнять их не в силах даже кладбище. Как по-вашему, спрашивал он, что их может объединять?.. Черт! Или у меня с головой плохо, или именно он увлек Ольку этой бредятиной. Что-то я смутно припоминаю…

— Железно, Федь! — поддержала из-за компьютера Зоя. — Я тоже вспомнила. Николай Петрович умел зажигать. И он говорил о ритуалах.

Редактор озабоченно взглянул на свои часы.

— Не знаю, ребята, зачем вам все это. Может, для семейного альбома… Но я вроде все вам сказал. И время, простите, вышло.

А Зоя задумчиво проговорила:

— Где-то около месяца назад Олечкин бой-френд, капитан уголовного розыска, поделился с ней какими-то оперативными данными. После чего прима наша расцвела в предвкушении сенсации…

— Какая же ты дрянь! — бросила ей Даша. Зоя, будто и не слыша, спокойно продолжила:

— Бой-френда из милиции сразу поперли, а звезда нашей журналистики…

— Заткнись, — оборвал ее редактор. — Самарская имела право даже на бредятину.

Глеб застегнул «молнию» на куртке.

— Почему же бредятина? — возразил он. — Могла бы получиться проблемная статья: «Значение ритуалов в жизни человечества». С подзаголовком: «От плясок африканского шамана до инаугурации президента России».

Редактор посмотрел на него с интересом.

— Вот и написали бы.

Глеб вздохнул:

— Рад бы, да не умею.

Глядя на редактора, Даша ядовито произнесла:

— Спасибо, Федор Данилович, за предложение. И за ценную информацию спасибо.

Они с Глебом направились к двери. Зоя вдогонку бросила:

— Насчет статьи, Глеб… Не отмахивайтесь, у вас получится. В крайнем случае — звоните, я помогу.

— Она поможет! — буркнула Даша. Глеб обернулся:

— Может, я и воспользуюсь. А вы, случаем, не знаете этого бой-френда из милиции?

— Она все знает, — пробормотала Даша. Зоя обворожительно улыбнулась Глебу.

— Виктор Малхасянц. Хотите достану его домашний телефон?

— Не трудись, у меня записан, — ответила Даша и утянула Глеба за дверь.

Редактор в тревоге посмотрел на часы.

— Как думаешь, — спросил он, — доеду я до Преображенки минут за двадцать?

— За пятнадцать доедешь. — Встав из-за стола, Зоя подошла к редактору сзади. Юбчонка на ней была куцая, и ножки выглядели соблазнительно. — Расслабься, Федюня, — промурлыкала она и принялась массировать начальству плечи.

Редактор блаженно зажмурился.

— Заяц, я опаздываю… Рекламодатели — народ капризный…

— Успеешь. Расслабься.

Постанывая, редактор спросил:

— Зачем ты ее провоцировала?

— Терпеть не могу балованных папиных дочек. — Зоя запустила руки ему под рубашку и начала растирать грудь. — Следовало ей намекнуть, что ее дорогой папочка был любовником ее школьной подруги. Думаю, это откровение помогло бы ей тверже стоять на земле.

— А ты, ей-богу, дрянь, — проговорил редактор, постанывая от массажа.

Снегопад не прекращался, и на сей раз Глеб вел машину медленно и осторожно. Он размышлял.

— Я этой крысе волосенки повыдергиваю! — в сердцах пообещала Даша.

— Ты знакома с Ольгиным Виктором Малхасянцем? — спросил Глеб.

— Угу, мы Новый год вместе встречали. Она всегда Ольке завидовала, вечно распускала сплетни…

— Мы можем срочно с ним связаться?

— Легко. Сейчас позвоним из дома… Теперь еще лезет с услугами! Ах, вы пишите! Ах, я помогу!..

— Дашка! — прикрикнул Глеб. — Похоже, твоего отца убила та же рука, что и Ольгу! Только способы разные!

Даша будто прикусила язык. И после паузы уточнила:

— Думаешь, из-за этой темы… связанной со списком?

— Не ходи к гадалке.

— А маму?.. Просто за компанию, да?

Глеб молча вздохнул.

Даша тихо спросила:

— А мы отыщем доказательства? Ведь прежде чем кого-то обвинять…

— Я никого не собираюсь обвинять, — резко проговорил Глеб. — Я должен их найти и стереть в порошок. Эти силы, родная, не подлежат суду.

После продолжительного молчания Даша сказала:

— Ты уже в третий раз называешь меня «родная». За это я поверю тебе без объяснений.

Глеб посмотрел на нее с грустью.

— И все же объясниться с тобой мне придется. Очень скоро. Во-первых, я обещал. А во-вторых… кажется, у меня уже нет выбора. — Ведя машину, Глеб напряженно вглядывался в пургу. — Мы оказались нечаянно в одном клубке. И должен тебе признаться, без этого пресловутого списка я б долго еще тыкался, как слепой щенок.

Оставшийся путь они проехали молча. Даша, как только они переступили порог ее квартиры, бросилась листать записную книжку.

— Ага, вот он: Малхасянц Виктор, — обрадовалась она и набрала номер. — Не подходит. Будем названивать каждые пятнадцать минут. А пока — давай кофейку.

Глеб со вздохом снял куртку. Они выпили кофе и позвонили еще раз. Трубку никто не поднял.

— Ладно, — Глеб направился в прихожую, — из дома дозвонюсь.

— Нет уж, звони отсюда, — остановила его Даша. — Я займусь своим чертовым переводом, а ты виси на телефоне.

— А я не помешаю?

— Когда помешаешь, я тебе обязательно скажу.

Водрузив на нос очки, Даша села за компьютер. А Глеб устроился на тахте и через короткие интервалы времени стал набирать номер любовника убитой журналистки. По-прежнему никто не отзывался.

— Может, он куда уехал? — предположил Глеб.

— Вряд ли, — Даша прикрыла рукой зевок. — Что-то на меня и кофе не подействовал. Этот перевод меня доконает… Хочешь, отдам тебе Ольгин список? Пусть у тебя хранится.

— Спасибо, я и так все запомнил.

— Как это? Там ведь еще и телефоны.

Глеб улыбнулся. Улыбка получилась виноватой.

— Хоть целая телефонная книга. Мне достаточно взглянуть.

— Ну-у? — изумилась Даша. — Тогда тебе как шпиону… — она вновь зевнула, — как шпиону цены просто нет. Слушай, прилягу-ка я на полчасика, а? Дозванивайся пока, ладно?

Глеб кивнул с готовностью:

— Конечно, приляг.

— Только разбуди меня: за этой гадостью мне всю ночь сидеть. И завтра, и послезавтра… О Господи!

Прямо в одежде Даша прилегла в другой комнате на кровать, и Глеб укрыл ее снятым с тахты пледом. Затем еще разок набрал номер Виктора Малхасянца. И вновь безрезультатно.

Глеб взял с Дашиного стола шестьдесят страниц английского текста и присел на тахту. Пачка листов, которую он держал в руках, являлась технической документацией на американское медоборудование «сэконд хэнд». Действительно, о Господи!.. Глеб быстро проглядел каждую страничку и через пятнадцать минут положил рукопись на место. Затем вновь набрал тот же номер. На сей раз отозвался приятный мужской баритон.

— Добрый вечер. Это Виктор? — произнес Глеб, понизив голос, чтобы не разбудить Дашу.

— Да. И что отсюда следует? — насторожился баритон. Глеб представился корреспондентом «Известий», ведущим журналистское расследование убийства Самарской. Версия милиции, заявил Глеб, не выдерживает критики, поэтому было бы неплохо получить от вас кое-какую информацию…

— Кто вам дал мой телефон? — перебил Малхасянц.

— Редактор «Вечернего курьера», — соврал Глеб. Последовала пауза.

— Вряд ли я смогу быть вам полезен! — Баритон в трубке звучал теперь столь резко, что напоминал воронье карканье. Бой-френд покойной журналистки намеревался, очевидно, оборвать разговор.

— Этот список Ольга получила от вас? — наугад выпалил Глеб.

И вновь последовала пауза.

— Как вы узнали? — спросил Виктор. — Впрочем, плевать. Скажу вам три вещи…

— Не могли бы мы сейчас встретиться? — перебил Глеб.

— Зачем? То, что я хочу сказать, я скажу и так. Первое. Я вел наружное наблюдение за… — Виктор запнулся, — за одним из московских авторитетов и обнаружил его в очень странной компании. Странной даже по нашим милицейским меркам. Но, как вскоре выяснилось, к делу, которым я занимался, эти люди отношения не имели. Только поэтому я показал список Оле… откровенно говоря, как некий курьез. До сих пор недоумеваю, с чего она вдруг так загорелась. Второе…

— Ваша речь не похожа на речь мента, — не сдержал удивления Глеб.

— У меня, господин журналист, все же университетское образование. Но не будем отвлекаться. Второе. Через три дня после того, как я показал Ольге список, меня уволили с формулировкой «служебная халатность». И наконец, третье — самое главное…

Глеб вновь перебил:

— Виктор, нас слушают.

— Да хрен с ними! — в сердцах воскликнул бывший капитан уголовного розыска. — Но вы-то… Откуда вам это известно?

— Послушайте, — уклонился от ответа Глеб, — давайте я к вам сейчас приеду. Более двадцати минут я у вас не отниму, зато обязательно раскручу это дело.

— Как бы вам рога не обломали. — Голос капитана заметно потеплел, и, продиктовав адрес, он положил трубку.

Глеб черкнул на листке несколько слов Даше, сдернул куртку с вешалки и выбежал из квартиры.

При звуке захлопнувшейся двери Даша вздрогнула и проснулась. Сбросив с себя плед, она кинулась в соседнюю комнату, где вместо Глеба обнаружила записку: «Встречаюсь с Малхасянцем. Позвоню из дома».

— Вот засранец! — притопнула ногой Даша и принялась вышагивать из угла в угол.

Затем, немного успокоившись, она вздохнула и села за работу. Но при взгляде на дисплей компьютера она в изумлении протерла глаза: на экране был набран перевод первой страницы американской техдокументации. «Приятный пустячок! — улыбнулась Даша. — А как там дальше?» И, затаив дыхание, она стала наблюдать, как на дисплее промелькнули все шестьдесят страниц свежепереведенного текста. И под всем этим располагалась скромная приписка: «Не трудись проверять: точно как в аптеке».

Несмотря на темень и снегопад, возле дома, где проживал Малхасянц, толпился народ. У Глеба возникло нехорошее предчувствие. Он подошел и пробился сквозь круговую стенку людей. В центре круга лежало распластанное окровавленное тело, рядом с которым и снег был в кровавых пятнах. Пожилая женщина в пуховом платке солидно и уважительно кого-то информировала:

— С десятого сиганул. Непьющий, из сорок второй…

Предчувствие Глеба не обмануло: бывший капитан МУРа никому и никогда уже не расскажет «Третье — самое главное». Подслушав их телефонный разговор, ему чертовски оперативно организовали «самоубийство». Милиция, судя по раскладу, версию эту проглотит с аппетитом.

Раздался вой сирены бесполезной «скорой помощи». Вот-вот должны были примчаться и служители правопорядка. Не дожидаясь развязки, Глеб сел в свой «жигуленок» и доехал до ближайшего таксофона. Было четверть десятого вечера.

Глеб набрал добытый у завуча номер и, услыхав грудной женский голос, попросил к телефону Бориса Викторовича — отца Лёни Рюмина и полковника ФСБ по совместительству. Борис Викторович, на удачу, оказался дома и, когда Глеб назвался, выразил нечто вроде приятного удивления. Глеб, однако, без труда определил, что полковник ФСБ по кличке Оксфорд, как и в прошлый раз, был пьян. Но выбирать не приходилось.

— Борис Викторович, — сказал Глеб, — не могли бы мы с вами встретиться?

— Кто запретит? — хохотнул полковник. — На когда вам выписать пропуск?

— Не на Лубянке, — уточнил Глеб. — Как учитель вашего сына я предпочел бы навестить вас дома. Завтра, например.

Хоть полковник и был пьян, реакция его не подвела. Очевидно, сказывалась выучка.

— С превеликим удовольствием, Глеб Михайлович! — отозвался он радостно. — Только не завтра: завтра дел невпроворот. Давайте созвонимся заранее, назначим встречу, жена пирогов напечет…

— Не надо пирогов, полковник, — перебил Глеб. — Ваш телефон не прослушивается.

Борис Викторович будто малость протрезвел.

— Не пойму, о чем вы? — осторожно осведомился он.

— Не прослушивается, можете поверить, — продолжал напирать Глеб. — И кабинет на Лубянке не прослушивался, вы сказали правду. Если б соврали, я б не стал вам звонить.

Полковник чуть помолчал, и в голосе его появились металлические нотки.

— О чем конкретно вы хотите со мной говорить?

— Ни о чем таком, что противоречило бы вашим прямым обязанностям.

— Отрадно слышать. И все же не могли бы вы хоть как-то обозначить тему?

— Борис Викторович, я не собираюсь вести с вами беседу, стоя в автомате. Давайте уж посидим, посплетничаем… о том, к примеру, какие бывают непутевые начальники. Среди них порой и генералы попадаются. Такие, знаете ли, шалуны… Боюсь, как бы у их подчиненных к весне геморрой не обострился.

И вновь полковник оказался на высоте.

— Нет-нет, никаких сплетен, — проговорил он сурово, — это нам не к лицу. Давайте просто посидим за чаем с пирогами. Завтра в шесть вас устроит?

— Вполне, — усмехнулся Глеб. — Адрес я знаю.

Полковник Рюмин, дав отбой, озадаченно воззрился на телефонную трубку. Его домашний кабинет был меньше кабинета на Лубянке, однако на книжных полках здесь поместилось немало томов по истории права. Напряженно размышляя, Борис Викторович прошелся по комнате. Одет он был в тщательно отутюженные брюки и строгий мохеровый свитер, в горловине которого белел воротничок сорочки. Оксфорд оставался Оксфордом даже в домашних тапочках.

В дверь заглянула миловидная полная женщина с высокой прической.

— Борик, он уходит, — пожаловалась она. — На ночь глядя, в такую метель.

Полковник, прямой как трость, не вполне твердой походкой явился из кабинета.

— Леонид, — молвил он строго, — мама волнуется.

Ученик 9-го «Б» Лёня Рюмин дерзко тряхнул светлым чубчиком. Он был в пальто и вертел в руке шапку. Рядом с ним стояла одетая для выхода Гуля Шарипова.

— Сильно волнуется? — кивнул Лёня на мать.

— Разумеется, — подтвердил полковник.

— Так поделись с ней хладнокровием чекиста.

Мать сейчас же возмутилась:

— Лёня, как ты смеешь!

— Спокойно, Аня. — Полковника слегка шатнуло. — Леонид, будь благоразумен.

Лёня и Гуля переглянулись. Их взгляды были содержательней иных диалогов.

— Не желает делиться, — вздохнул Лёня, — жадина.

Гуля показательно нахмурилась.

— Нельзя так разговаривать.

— С кем, с чекистами? — Лицо Лёни приняло торжественное выражение. — Можно, они поймут. Ведь это ж прямые мужественные люди. Они могут выставить девушку из дома и даже глазом не моргнуть.

— Лёнька! — прикрикнула в смятении мать.

— Так девушке и надо, — возразила Гуля. — Нечего было допоздна засиживаться.

— Думаешь? — как бы усомнился Лёня. — Но ведь у нее тоже есть родители. Разве они не волнуются?

— Сами виноваты, — заявила Гуля. — Не надо было девушку отпускать. Сидела бы дома — уроки делала. А потом все вместе смотрели бы телевизор.

— А что, — полюбопытствовал Лёня, — родители девушки — тоже чекисты?

Мать, казалось, готова была разрыдаться.

— Если ты немедленно не прекратишь!..

— Аня, спокойно, — Борис Викторович обнял жену за плечи, — мы ведем себя глупо. Проводи Гулю, — обратился он к сыну, — и сразу домой. Пожалуйста, Леонид… Времена теперь смутные.

С этими словами прямой как трость полковник вернулся в свой кабинет, прикрыл дверь и достал из письменного стола бутылку дешевого коньяка. «Времена смутные», — повторил он и, сев в рабочее кресло, стал пить коньяк из горлышка.

Придя домой, Глеб тут же позвонил Даше.

— Спасибо, — сказала она.

— На здоровье, — ответил Глеб. — А за что спасибо-то?

— Проснулась я — тебя нет, а перевод мой выполнен от начала до конца.

— Поди ж ты! — удивился Глеб. — Везет же некоторым!

— А потом, — продолжила Даша, — я делала себе бутерброд…

— С чем? — уточнил Глеб.

— С сыром. Делала бутерброд с сыром и порезала палец чуть не до кости…

— Вот кулёма! — расстроился Глеб.

— Слушай дальше. Сунула я палец под кран, подержала… Вытаскиваю — ни кровинки, ни царапины. Будто и не резала.

— Хм! — опять удивился Глеб. — А еще говорят, в Москве беда с водопроводом. Теперь в случае чего буду все части тела под кран совать.

Даша прыснула.

— Представляю себе. Ладно. Что поведал тебе Малхасянц?

— Увы… — Глеб задержал дыхание, — как раз перед моим приходом его выбросили с десятого этажа.

Даша ахнула. И после короткого молчания вскричала:

— Глеб, мать твою! Можешь ты быть осторожней?

— Ты это мне?! — разозлился Глеб. — Сама лезешь куда не просят! В придурков стволом тычешь!

Они умолкли, переводя дыхание. Наконец Даша встревоженно спросила:

— Что теперь будем делать?

— Ты — ничего, — отрезал Глеб. — А я… Очень скоро я во всем разберусь. Поняла?.. Сиди дома и не впускай никого, кроме Илюшки и меня. Завтра заеду, завезу продукты. Ясно?.. Ну, что ты там сопишь? Хочешь, стишок прочту? Его мальчишка восьмилетний написал.

— Прочти.

Глеб откашлялся.

Пусть черти в пекло меня сведут и спрячут мои следы — друзья узнают…

Глеб сглотнул ком в горле.

…друзья придут и выручат из беды.

— Эй! — зазвенел Дашин голос. — Не смей там реветь в одиночку!

— Пардон, — буркнул Глеб, — мне стыдно.

— Ах, стыдно тебе?! А кто боевик на презентации испортил?! Друзья узнают, друзья, видите ли, придут!

— Мне очень-очень стыдно…

— Слушай, засранец! Работаем стэп бай стэп! Всё, что делаешь ты, — то же самое делаю я! И попробуй мне еще вякнуть! — Даша дала отбой.

— Угу, — проворчал Глеб, кладя трубку, — размечталась!

Он выпил полпакета кефира и принял ледяной душ. Затем, как обычно, сел на диван в позе «лотоса» и уставился на дверцу шкафа. Сегодня дело пошло легче.

Фактура дверцы быстро обретала прозрачность и глубину. Сквозь нее, как сквозь сито, просочились солнечные блики. Комната наполнилась птичьим щебетом и ароматом цветов…

И тут зазвонил телефон. Глеб встал с дивана и распахнул дверцу шкафа. Вместо задней стенки оказался открытый выход на зеленый солнечный луг. Телефон меж тем звонил не умолкая. Глеб сходил за ним на кухню и вернулся. Луг оставался на месте, живой и благоухающий. Глеб расплылся в улыбке.

— Алло! — проговорил он в трубку.

— Привет, служивый! — услыхал он голос Грачева. — Тебе там не икается?

— О, Митюша! — Глеб продолжал любоваться лугом. — Где ж твои костоломы? Я соскучился.

— Потерпи чуток, скоро встретитесь.

— Жаль, что не сейчас. Но спасибо, что позвонил: ты большая умница. А знаешь почему?

— Не гоношись, педрило, — процедил сквозь зубы Грачев. — Ты у меня на коленях сосать будешь…

Продолжая блаженно улыбаться, Глеб выглянул из шкафа наружу и сощурился от яркого света. Мимо прожужжал шмель, с куста вспорхнула птаха — зато Митькин голос пропал начисто: вместо него из трубки доносились шипение и треск. Но стоило Глебу втянуть голову обратно в шкаф, в ухо ему вновь хлынули незамысловатые угрозы Грача.

— Так знаешь, почему ты умница? — перебил Глеб. — Потому что у меня возник вопрос: где этот придурок достал мой телефон? Легко на него ответив, я догадался, кто твой босс. Спасибо, Митя.

Даже по телефону было нетрудно определить, как перетрухал этот бородатый красавчик.

— Какой еще босс? Что ты мне пургу гонишь? — попробовал вильнуть он в сторону.

— Тот, что велел тебе меня прищучить. Но звонить мне по телефону он не приказывал, так ведь? Это уж твоя личная инициатива, Митя, ибо душа у тебя горела.

— Слушай, членосос! — заорал Грачев, отчаянно пытаясь спасти положение. — Телефон твой дал мне Эдик, а ему дала его Дашенька! А мне она даст не только телефон! На днях я так ее оприходую…

И тут же из трубки раздался крик, напоминающий звериный. Лицо Глеба словно окаменело.

— Что, Митенька, больно? — тихо спросил он. — Сейчас будет еще больней. Зря ты это сказал, Митя. Я мог бы убить тебя прямо по телефону, однако… срок твой еще не вышел. Погуляй пока.

На другом конце провода директор издательства «Жемчуг» с трудом приходил в себя.

— Что за хренотень?.. — пробормотал он ошарашенно. — Как ты это сделал?

Глеб готов был прибить себя с досады.

— Не следовало мне этого делать, Грач. Ох не следовало!.. Но ты ведь никому не расскажешь, правда? А расскажешь — твой хозяин и не такое с тобой сотворит. Он ведь тоже небось разные штуки знает. Так что, Митя, держи язык за зубами, а хвост — пистолетом. Скоро увидимся.

Швырнув радиотелефон на стул, Глеб через шкаф вышел на цветущий луг. Слева луг опоясывали высокие сосны, а справа журчала река — вот к ней-то и направился Глеб, жмурясь от солнца.

В Москве было одиннадцать вечера. На улицах хозяйничала вьюга. Шел последний час февраля.

Глава шестая

Утром небо прояснилось. Выглянуло солнце и ударил морозец. Сугробы заискрились, снег заскрипел под ногами. В первый день весны, казалось, наступила настоящая зима.

Глеб вошел в бар при кафе «Амброзия», заказал кофе, бутерброд с сыром и обратился к молоденькому бармену с едва заметными усиками:

— Извините, а куда подевалась Катя?

— Она сегодня выходная, — охотно отозвался бармен. — И завтра тоже. В понедельник ее смена.

С досады Глеб расплескал кофе.

— Вы не дадите мне ее домашний телефон? Она очень-очень мне нужна.

Бармен старательно протирал бокалы.

— Телефона ее я не знаю. А если б и знал, не дал бы. Без ее согласия, не обижайтесь…

— Да-да, вы правы. — Глеб надкусил бутерброд.

— Вообще-то вы чуть-чуть разминулись, — доверительно проинформировал юноша. — Минут за пять до вашего прихода Катя усвистала со своим приятелем.

— Рыжий? Здоровенный такой?

— Вы его знаете?

Глеб проглотил остатки бутерброда, не прожевав. Опять же с досады.

— Черт! Именно он-то мне и нужен! Как теперь его искать?!

Бармен пожал плечами.

— Ничем не могу помочь. Катиного телефона я правда не знаю.

Глеб со вздохом допил кофе.

И в этот момент ввалился Толян. Его пальто, как обычно, было распахнуто, а румянец на щеках от морозца прямо-таки полыхал.

— Какие люди! — воскликнул он при виде Глеба. — А я вот все думаю: куда это наша бутылка закатилась?

Глеб широко улыбнулся.

— Кончай, в натуре, эти примочки! — Поставив чашечку, он отошел от стойки. — Я ж обещал: как только размотаюсь, веду тебя в кабак.

— Тебе, говорят, зарплату удвоили? — осклабился Толян. Они стояли в проходе меж столиков. Малочисленные посетители не обращали на них внимания.

— Лично я, — скривил губы Глеб, — этого удвоения пока не видал. Вот положу в карман, тогда поверю.

— Да ла-адно! — Толян по-приятельски ткнул его кулаком в живот. Вернее, намеревался ткнуть, но промазал. С такого расстояния это было просто невероятно. Толян с изумлением глянул на свой кулак и повторил попытку вместе с возгласом «да ла-адно!». Однако и эта попытка потерпела неудачу.Неуловимым по быстроте движением Глеб откачнулся, и кулак опять пролетел мимо. У обалдевшего Толяна хватило смекалки сделать вид, будто так и надо. — Не Стаса ищешь? — как бы между прочим поинтересовался он.

— На кой он мне? — отмахнулся Глеб. Затем ухмыльнулся. — А ты крутой, блин, мужик! Прямо завидки берут! — подмигнул он и направился к двери.

— То про что? — не вытерпел Толян.

Глеб обернулся в дверях:

— Да видел я тебя у ресторана «Бочка». Ты какому-то уроду сигаретой лоб прижигал. Краси-иво! — вновь подмигнул Глеб и вышел.

Румянец на щеках Толяна мигом утратил свою яркость. Охранник олигарха приблизился к стойке и резко спросил:

— Что ему было надо?

Молодой бармен пожал плечами.

— Кофе и бутерброд с сыром.

Толян ухватил юношу за рубаху.

— Ты мне мозги не засирай! Искал он кого-то?!

— Вам-то что? — Пытаясь вырваться, бармен ухитрился нажать кнопку под стойкой. — Вы из ментовки разве?

— Я те щас покажу ментовку! Что он тут вынюхивал?!

Тут из подсобки выкатился здоровенный бугай и воззрился на Толяна сонными глазками.

— Ты чё, братан? — проговорил он через губу. — Ты от ореховских, что ли?

Толян отпустил рубашку бармена.

— У меня своя шобла, покруче, — буркнул он хмуро. Бугай зевнул.

— Ну так чё? Забивай стрелку — побазарим. Толян повернулся к нему спиной.

— Двойной кофе без сахара, — заказал он бармену.

— Ты чё, не догоняешь, что ли?! — повысил голос бугай. — Тут все схвачено, вали!

Толян саданул кулаком по стойке.

— Могу я выпить кофе или нет?!

Бугай и бармен обменялись взглядами.

— Налей ему, Антон, — разрешил здоровяк, возвращаясь в подсобку. — Будет еще возникать… свистни, я у себя.

Толян взял из бокала бумажную салфетку и промокнул вспотевший лоб.

Сжимая в руках пакеты с продуктами, Глеб позвонил в Дашину дверь. Открыл ему Илья. Конечно же, не глядя, буркнул:

— Шолом.

— Я тебе дам «шолом»! — прикрикнул Глеб, захлопывая ногой дверь. — В глазок бы хоть посмотрел, кому открываешь!

Илья оторвал взгляд от листка.

— Ша, без паники, — улыбнулся он, поглаживая курчавую бородку. — Дуське вроде грозить перестали. И моя интеллигентская морда тоже никого не интересует. Как-то даже скучно.

— Как бы весело не стало! — проворчал Глеб, прислоняя пакеты к стене прихожей. И, понизив голос, быстро спросил: — О предложении моем подумал?

— Угу, если всё мне объяснишь… — Илья вновь уткнулся в листок с уравнениями. — Вот собака! Похоже, я потерял где-то корень из трех!

Тут в прихожую стремительно вошла Даша. Она была в очень коротеньком бежевом платье и туфельках на шпильке. Смотреть на ее умопомрачительные ноги и сохранять на лице невозмутимость было нелегко. Глеб поспешно перевел взгляд на ее сияющие изумрудные глазищи, на пепельные волосы, растрепавшиеся по плечам, и… Это зрелище тоже оказалось не для слабонервных.

— Ребята, мать вашу, — проворчал Глеб, — смотрите все же, кому открываете!

Даша быстро шагнула к нему, будто собираясь броситься на шею. Но вдруг остановилась и нахмурилась.

— Что это? — кивнула она на пакеты.

— Еда, — ответил Глеб. — Я говорю, прежде чем открыть дверь…

— Дуська! Что он приволок? — раздался из комнаты голос Ильи, который хоть и погрузился в свои уравнения, но спрашивал с неподдельным интересом.

— Сейчас выясним, — отозвалась Даша, исследуя содержимое пакетов. — О-о, какая ветчина!.. Балык! С ума сойти, ананасы! А тут… копченые языки!..

Глеб ретировался в комнату. Илья, сидя за письменным столом, облизнулся:

— В принципе я не прочь все это порубать.

— Опять дистрибьюторы из дома выжили? — с улыбкой спросил Глеб.

Илья возвел очи к небу:

— Старик, там такой стоит гармидер ^[16] …

Тут ворвалась Даша. Она хотела выглядеть сердитой, но лицо плохо ее слушалось.

— Что это вообще за пижонство?! — набросилась она на Глеба.

Глеб пожал плечами.

— Взял, что под руку подвернулось.

— Проворная, видать, была рука! — Дашины губы дрогнули в улыбке. — Представь счет, я оплачу.

У Глеба покраснели уши.

— Непременно, — сказал он. — Плюс десять процентов за доставку…

— Ластик, — ввернула с улыбкой Даша.

— …и надбавка за работу в выходной.

— Ластик, я сказала!

— Плюс чаевые. Надеюсь, Эдик не поскупится.

— Что-о?! Что ты произнес?!

— Ладно, ластик.

— Дурак!

— Я же сказал, ластик! Сама дура!

Оторвавшись от бумаг, Илья вперил в них изумленный взгляд.

— Ни фига себе! — вырвалось у него. Теперь покраснела Даша.

— Гольдберг, ты о чем? Что «ни фига себе»?.. Ладно, пойду разберу пакеты. — С этими словами она вышла.

Глеб быстро наклонился к уху Ильи.

— На той неделе поговорим, да?

— Угу, — кивнул Илья, — я позвоню. Или ты звони.

— Замётано. — Глеб положил руку ему на плечо и громко произнес: — Пока, ребята! Вечером созвонимся!

Чиркнув «молнией» на куртке, он вышел и захлопнул за собой дверь.

И тут же в комнату влетела Даша.

— Ну, морда! — возмутилась она. Метнувшись в прихожую, она мигом надела дубленку и сменила туфли на сапоги. — Илюшка! Разбери пакеты и поешь! — крикнула она, выскакивая из квартиры.

Илья оторопело поглаживал бородку.

— Поесть-то, конечно, я поем, — пробормотал он, — но все равно интересно.

Горбатая старушка приходу Глеба так обрадовалась, что, не рискнув ее обидеть, он по-быстрому выпил чаю с кизиловым вареньем. Но брать вновь деньги Варвара Львовна упорно отказывалась.

— Это просто излишество, Глеб. Вы и так дали нам столько, что… и холодильник у нас набит. Мы деликатесы ваши еще неделю доедать будем.

После энергичных препирательств Глеб сурово нахмурил брови.

— Варвара Львовна, почему вы не хотите помочь нашей фирме? Если вы будете упрямиться, нам не удастся списать налоги.

— Извините, Глеб, я, конечно, в этом не разбираюсь, но… сдается мне, что с налогами вы меня дурите.

— Здрасьте-пожалуйста! Могу показать вам статью закона, — врал напропалую Глеб. — И к тому же, вероятно, я скоро уеду в командировку и хочу быть уверен, что… Варвара Львовна, пожалуйста, не упрямьтесь.

Старушка сдалась и взяла пачку сторублевок. Вертящаяся возле ног Танька недовольно поинтересовалась:

— В какую еще командиловку?

— В служебную, — улыбнулся ей Глеб. — А что же Саша, так и не покажется?

Старушка виновато развела руками.

— Не обижайтесь, в последние дни он какой-то… Не понимаю, что с ним.

— Уплямый, как балан, — поставила диагноз Танька.

— Ну что ж, — вздохнул Глеб, — если гора не идет к Магомету… — Он постучал и вошел в Сашину комнату. За ним проследовали бабушка и Танька.

Сидя на полу, мальчик разбирал железную дорогу и складывал в коробку. Его худенькие плечи напряглись.

— Привет, Сашка! — сказал Глеб.

— Здравствуйте, — отозвался мальчик, не поднимая головы.

И четырехлетняя его сестренка с чувством проговорила:

— Глубый какой!

Глеб потоптался и спросил:

— Ну, как дела?

Мальчик поднял на него горящие глазенки.

— Зачем вы к нам ходите? Может, вас тоже… квартира наша интересует?

Варвара Львовна всплеснула руками:

— Санька, что ты несешь?! Неужели ты думаешь…

— Минутку, — остановил ее Глеб, — у нас мужской разговор. Квартира твоя меня действительно интересует, — ответил он мальчику, — в том смысле, что в ней пора делать ремонт. Вот только чуть потеплеет и… Но почему ты сказал «вас тоже»?

— Да ну, глупости, — отмахнулась Варвара Львовна. — Приходил тут чиновник из префектуры с двумя хамоватыми юнцами…

— С братками, — ввернул Саша.

— …и предлагал нам за доплату переехать в коммуналку.

Брови Глеба поползли вверх.

— Что за новости? С чего это вдруг?

— Видите ли, — смутилась старушка, — сама-то я из Смоленска, здесь прописаны только они, — кивнула она на детей.

— Папаша наш слинял три года назад, — криво усмехнулся Саша.

— Прекрати, — неуверенно осадила его бабушка. — А квартира эта, значит, принадлежала дочке моей — их матери…

— …которая замерзла по пьянке, потому что была б… — прокомментировал Саша.

— Прекрати, бесстыдник! — прикрикнула на внука бабушка, и губы ее затряслись.

Прижавшись к ее ногам, Танька зашмыгала носом. Саша втянул голову в плечи. Воздух в комнате будто загустел.

— В общем, так, — нарушил молчание Глеб, — гоните всех взашей. Если кто сунется, просите сутки на размышление и звоните мне вот по этим номерам. — Он протянул старушке листок с телефонами, своим и Дашиным.

— Да ну, я думаю, это глупости. — Варвара Львовна спрятала листок в карман кофты. — Дети-то здесь прописаны.

— У нас чем глупей, тем реальней. — Глеб направился к выходу. — Звоните сразу же.

Поднявшись с пола, Саша проследовал за ним и спросил звенящим голоском:

— Зачем вам все это нужно?!

— Строка твоя понравилась, — ответил Глеб и процитировал: — «Друзья узнают, друзья придут…»

— Это просто стихи! — крикнул мальчик. — У меня нет друзей!

Глеб вздохнул.

— Как сказала бы одна чудачка: ты дурак. Хочешь — не хочешь, но дружить с тобой я все равно буду.

Саша глянул на него исподлобья.

— Вы псих.

— Ты это уже говорил, надоело. — Глеб приоткрыл дверь. — Надеюсь, у тебя хватит мужества признать, что ты не прав.

Захлопнув за собой дверь, Глеб побежал вниз по ступенькам. Лишь только шаги его затихли, с площадки, той, что повыше, крадучись спустилась Даша и с глубоким вздохом нажала кнопку звонка.

Дверь тут же открылась, и за порогом Даша увидела горбатую старушку, мальчика и девочку. На несколько мгновений все будто застыли в кадре.

— Простите, может, я ошиблась этажом… — залепетала Даша. — Я ищу своего знакомого, мы с ним разминулись… Такой, знаете, подтянутый… в синей куртке…

— Глеб? — улыбнулась горбунья. — Из фирмы «Даша»?

Даша аж приоткрыла рот. Но мигом пришла в себя.

— Да, — небрежно кивнула она. — Я директор этой фирмы.

Старушка и дети вылупили на нее глаза. Ее красота их ошеломила.

— Очень приятно, — пробормотала Варвара Львовна. — Глеб только что ушел… Извините, он не называет своего отчества…

— Не важно, — отмахнулась Даша, — лишь бы дело не страдало. Как он тут? У вас нет претензий?

Старушка вдруг нахмурилась:

— Какие претензии? Если вы его проверяете… Глеб не нуждается ни в каких проверках. Деньги он полностью нам вручил, могу дать вам расписку.

Даша покраснела.

— Нет-нет, вы неверно меня поняли. Я просто… ну, просто я…

Мальчик неожиданно улыбнулся.

— Бабуль, ты не врубилась, — заявил он. — Это ж та самая чудачка… ну, которая сказала бы, что я дурак.

После неловкой паузы Даша возразила:

— Ошибаешься, про тебя бы я так не сказала.

— Что же мы стоим? — опомнилась Варвара Львовна. — Может, зайдете? Как, простите, вас зовут?

— Даша, такое вот совпадение. — Переступив порог, она прикрыла за собой дверь. — Но я буквально на минутку…

Выйдя из подъезда, Глеб с усмешкой притаился возле двери. Часы на его руке показывали четверть шестого. Морозец усилился, но солнце, хоть и утомленное, еще гуляло по сугробам.

Даша вышла через двенадцать минут. Выпрыгнув из-за двери, Глеб напал на нее сзади и зажал ладонью рот. Она безвольно поникла и зарыла глаза. Глеб попробовал поставить ее на ноги — не получилось.

— Без паники, это я, — успокоил он. — Но в следующий раз это может оказаться…

Вдруг она ему подмигнула и, вырвавшись, рассмеялась.

— Неужели это ты?! Боже, какая встреча!

Глеб сердито схватил ее за руку.

— Просто я пытаюсь тебя убедить, что в следующий раз все может закончиться не так весело.

Даша вырвала руку.

— Неужели ты вообразил…

— Девушка, он к вам пристает?

Рядом остановились двое крепких парней студенческого вида. По лицам их было заметно, что за Дашу они готовы намять бока хоть корпусу ВДВ.

— Нет, — улыбнулась Даша, беря Глеба под руку, — это я к нему пристаю.

Парни ушли явно разочарованные.

— Не перевелись еще рыцари, — буркнул Глеб.

Не обратив на его реплику внимания, Даша продолжила свою мысль:

— Неужели ты думаешь, что я думаю, будто ты не засек мою слежку?

Глеб удивленно приподнял бровь.

— То есть? Уж не хочешь ли ты сказать…

— Разумеется. Я знала, что ты знаешь, что я за тобой иду. И когда ты вошел к Колесниковым…

— К кому, к кому?

— Ну конечно, ты даже не знаешь фамилии своих подопечных. Извините, сэр Майкл, но фирма «Даша» таких работников не держит.

— Тебе бы только увольнять, — проворчал Глеб. Даша рассмеялась:

— Короче, когда ты зашел к Колесниковым, я решила заявиться к ним после тебя и выяснить, что здесь, черт побери, происходит. А далее просматривалось только два варианта: либо ты подло от меня смоешься, оставив без охраны, либо захочешь меня проучить, а потом попробуешь от меня отделаться. Я поставила на второй вариант с одной лишь поправкой…

— Постой, постой, — тряхнул головой Глеб. — А если б я сразу поймал тебя на слежке? Такой вариант ты учла?

— Это не вариант, — отмахнулась Даша. — Если б ты обнаружил меня сразу, я бы вот так взяла тебя под руку и отправилась бы с тобой вполне легально.

Глеб хмыкнул. За этим интересным разговором они дошли до его «жигуленка», припаркованного у Дома игрушек. Глеб отпер ключом дверцу.

— Даже не знаю, — сказал он, — смеяться тут или плакать.

— Положись на интуицию, — посоветовала Даша, устраиваясь на переднем сиденье. — Кстати, куда мы?

Глеб набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.

— Бороться ведь с тобой бесполезно, да? — проговорил он обреченно.

Даша кивнула.

— Начинаешь соображать. Если над тобой поработать… Все же куда мы?

Глеб завел мотор.

— На чай с пирогами. К полковнику ФСБ. Которому ты так блистательно хамила на Лубянке.

— О! — Даша щелкнула пальцами. — С утра у меня нос чесался!

Глеб сурово на нее покосился.

— Но в наш разговор ты не лезешь. Не обижайся.

Даша усмехнулась:

— Должна тебе заметить, странную ты выбираешь компанию для субботних визитов.

— Лично ты, — парировал Глеб, гоня автомобиль по обледенелому шоссе, — можешь легко от этой встречи уклониться. Еще не поздно.

Даша вздохнула:

— Увы… Я уже расслабилась и плыву по течению.

Притормозив у дома полковника Рюмина, Глеб внимательно оглядел окрестности. Все было тихо и спокойно: ни бандитов, ни сотрудников безопасности, выгуливающих собак. Вроде бы.

В светлом ухоженном подъезде консьержка остановила их возгласом: «Вы к кому?» Когда Глеб назвал фамилию и номер квартиры полковника, бдительная эта тетя позвонила Рюминым и выяснила, действительно ли они ждут гостей. После чего вызвала для Глеба и Даши лифт, нажала кнопку нужного этажа и успела отпрыгнуть, пока двери не захлопнулись. Переглянувшись, Глеб и Даша прыснули.

Открыла им полная миловидная дама в длинном платье и с высокой прической. О визите Глеба она, очевидно, была предупреждена загодя, а о приходе Даши ее только что оповестил звонок консьержки. Однако лицо этой воспитанной дамы не выражало ничего, кроме радушия.

— Заходите, пожалуйста! Раздевайтесь! Минутку, я дам вам «плечики»! — суетилась она. В квартире вкусно пахло выпечкой. — Вы Глеб Михайлович?.. Очень приятно. Давно хотела с вами познакомиться… Ох, извините! Загляну в духовку… — Она метнулась на кухню.

В ответ на удивленный взгляд Даши Глеб прошептал:

— Полковник — отец моего ученика. Стечение обстоятельств.

— О'кей, — шепнула Даша, — гуляем дальше.

Тут вернулась хозяйка и представилась.

— Меня зовут Анна Кирилловна. А вы… — она чисто по-женски оглядела Дашу с ног до головы, и на лице ее, как принято говорит, отразилась сложная гамма чувств, — вы тоже учительница?

Ответить Даша не успела.

За нее ответил вышедший из комнаты Лёня Рюмин:

— Это представитель министерства культуры.

— Не культуры, а просвещения, — поправила оказавшаяся рядом Гуля Шарипова. — И не представитель, а инспектор.

Лёня тряхнул светлым чубчиком.

— Ты путаешь. Министерство это называется… типа мелиорации… в общем, с оборонкой связано.

Даша протянула руку хозяйке.

— Меня зовут Даша. Всё остальное — непроверенные слухи.

— Этот Лёнька! — Анна Кирилловна бросила на сына обожающий взгляд. — Он в могилу меня сведет! Вы извините, Борис Викторович сейчас выйдет из душа. У него давление подскочило и… Минут десять — пятнадцать, ладно?

Глеб и Даша заверили ее, что нет проблем, что давление — дело святое и пятнадцать минут погоды не делают. После чего их провели в холл и усадили на угловой диван. Ожидание, вероятно, могло бы для них промелькнуть незаметно, если б за ними не устремились неугомонные Лёня с Гулей.

Глеб и Даша чинно сели рядышком, а Лёня с Гулей расположились на другой половине дивана — как раз под углом. Нахально пялясь на Дашу, Лёня обратился к своей подруге:

— А у представителя министерства, между прочим, платье покороче твоего.

Гуля пожала плечами:

— Может, у них теперь форма такая.

— При чем здесь форма? — возразил Лёня. — Ноги надо иметь.

— При чем здесь ноги? — возразила Гуля. — Я тоже могу поднять юбку вот так. Чем хуже?

Лёня выставил вперед ладонь.

— А вот этого не надо. Во-первых, ты скромная восточная девочка. А во-вторых, если ты чуть юбку поднимешь, потом инспектор еще чуть поднимет, потом опять ты… До чего мы вообще дойдем?

— До протеста, — заявила Гуля.

— Против чего?

— Против изнурительных занятий французским языком.

Лёня почесал затылок.

— Хм… То есть чтоб длина юбки в сантиметрах соответствовала длине урока в минутах?

— Да, — кивнула Гуля. — Опираясь на опыт министерства.

Глеб и Даша переглянулись.

— Надо признать, — вздохнул Глеб, — в женских юбках Лёня — специалист.

— Любит их задирать? — предположила Даша.

— Нет, умеет за них держаться.

— Это вид спорта такой?

— Скорей диагноз. Болезнь коварная: кайф от самого себя.

Даша сделала круглые глаза.

— Это опасно?

— Очень, — мрачно ответил Глеб. — Главный симптом — провалы в памяти.

Даша поёжилась, косясь на Лёню с Гулей.

— И в чем эти провалы проявляются?

— Больные забывают, что они не придурки. Из роли выйти не могут.

Гуля сверкнула черными глазами.

— В режиссерах мы не нуждаемся!

— И в услугах доктора тоже, — поддержал ее Лёня. Даша улыбнулась:

— Сердятся, лапоньки. Обидеть норовят.

— Волновать их вообще опасно, — сказал Глеб. — От мозговых усилий могут впасть в кому.

— Не почитать ли им сказку на ночь? — предложила Даша.

— Только не «Доктора Айболита», — предупредил Глеб. — Образ Бармалея производит на малышей такое впечатление, что…

— …кроме длины юбок, их ничего не интересует, — догадалась Даша.

Вскочив с дивана, Гуля покинула холл. Лёня изобразил зевок.

— Неплохо поразмялись, — пробормотал он, торопясь вслед за Гулей.

Прыснув, Глеб и Даша ударили ладонью о ладонь. И в этот момент появился долгожданный полковник ФСБ. Высокий и прямой как трость, он ступал словно по палубе корабля, который сильно покачивало. Возможно, полковник и впрямь принимал душ, но едва ли от давления.

— Вижу, вы не скучаете, — улыбнулся он. — Извините, что заставил ждать.

— Мы тут приятно проводили время, — улыбнулась в ответ Даша.

Полковник выразительно посмотрел на дверь комнаты, в которой скрылись ребята.

— Могу себе представить.

— Не перейти ли нам к делу, — предложил Глеб.

— Только после пирогов. Иначе сами понимаете…

— Жена со свету сживет? — посочувствовала Даша.

— Это вряд ли, — усомнился Глеб. — Зато, ежели начальство полюбопытствует, заходил ли учитель французского, Борис Викторович смело ответит: так точно. Чем занимались? Пироги кушали.

— И ведь это чистейшая правда, — подхватила Даша. — Кто посмеет осудить?

— Лишь злые завистники, — вздохнул Глеб, — которым язва не позволяет трескать мучное.

Полковник хохотнул.

— У Лёньки с Гулькой, что ли, научились?

Глеб кивнул:

— Есть грех.

— Всегда перенимаем дурное, — посетовала Даша. Борис Викторович заложил руки за спину и сделался еще прямее. Глаза его поблескивали.

— Ладно, если начальство спросит, так и доложу: от пирогов отказались. А пироги, между прочим, четырех видов: с индейкой, с грибами, с яблоками и с курагой.

Облизнувшись, Даша посмотрела на Глеба.

— Вообще-то я не на диете.

— Приятно слышать, Дарья Николаевна. — Полковник качнулся от полноты чувств. — Признаться, я опасался, что вы вновь приметесь меня чихвостить.

Глеба все это уже изрядно раздражало.

— Экий вы, Борис Викторович, пугливый и трепетный, — заметил он саркастично.

— Зря опасались, — успокоила полковника Даша, — я пришла к вам с миром. Где тут моют руки?

Пироги и вправду оказались превосходными, и Глеб, к собственной досаде, волей-неволей воздал им должное. За большим круглым столом, можно сказать, были представлены три поколения российских граждан: господин полковник с супругой, затем — Глеб с Дашей, и наконец, краса и гордость 9-го «Б» Лёня с Гулей, которые, кстати, вели себя тихо и приветливо — прямо золото, а не ребята.

От коньяка Глеб отказался: он был за рулем. Даша выпила с наперсток и больше не стала: вкус у коньяка был прескверным. Лёне и Гуле выпить не предложили, что вызвало с их стороны ряд язвительных замечаний. А что до Анны Кирилловны — она была занята лишь тем, что пыталась отодвинуть бутылку подальше от супруга. Полковник, однако, удержу не знал. Впрочем, держался он браво: только лоб немножко вспотел. Наконец Глеб поблагодарил от души хозяйку и демонстративно взглянул на свои часы. Полковник встал со стула.

— Пойдемте в мой кабинет, Глеб Михайлович, — пригласил он, поспешно заглотив коньяк из фужера. — А вы, Дарья Николаевна… не хотите полистать пока журналы мод?

— С удовольствием. — Даша тоже поднялась.

Тут Лёня бросил взгляд на Гулю, и та чуть заметно кивнула.

— Может, ужастик с нами посмотрите? — предложил Лёня. — Я такую кассету достал — неделю не заснете.

— Вот это по мне! — Даша хищно скрючила пальцы. — Это я обож-жаю!

И она ушла с ребятами в Лёнину комнату. Борис Викторович провел Глеба к себе в кабинет и вежливо подвинул к нему кресло.

— Я без предисловий, — сказал Глеб, усаживаясь. Однако в этот момент зазвонил телефон. Полковник взял трубку, произнес «алло» и сразу весь напрягся. Виновато взглянув на Глеба, он заговорил тщательно подобранными фразами, туманно и обтекаемо. Вероятно, звонило начальство по чертовски секретному государственному делу. Задача Бориса Викторовича была воистину не для слабаков: он должен был вести речь таким образом, чтобы у генерала не возникало вопросов и при этом Глеб не понял ни шиша. От чрезмерных усилий господину Оксфорду пришлось даже ослабить узел на галстуке. Решив проявить милосердие, Глеб встал и показал жестами, что отлучится на пару минут. Полковник благодарно прижал руку к сердцу.

Глеб вышел из кабинета и заглянул в холл. Там было пусто. Из кухни доносился звук льющейся воды и звон посуды — под этот аккомпанемент Анна Кирилловна что-то напевала вполголоса. В полумраке одной из комнат, через приоткрытую дверь, Глеб разглядел сидящих на диванчике Лёню, Гулю и Дашу. Они вперились в телеэкран, на котором, судя по жуткой музыке и нечеловеческим воплям, происходили кошмарные события. Глеб тихо вошел и встал радом с Дашей. Не отрывая взгляда от экрана, Даша стиснула его руку.

Пещера была извилистой и сумрачной, и стены ее были покрыты мерзкой слизью. Огромный монстр, злобный и необаятельный, настигал испуганную девчушку, окровавленные родители которой корчились в пузырящейся жиже. Чудище плотоядно ревело, сотрясая скалы. А у девочки не было ни сил, ни времени даже заплакать. К тому же она споткнулась и упала. И монстр, разинув пасть, навис над ней всей своей тошнотворной громадой.

Дашины пальцы впились в руку Глеба.

— Ну прямо! — буркнул Глеб и, мягко вытащив руку из руки Даши, торопливо ретировался.

Полковник помахал ему из приоткрытой двери кабинета.

— Глеб Михайлович, миль пардон. Прошу вас.

Глеб вошел и сел в то же кресло.

— Борис Викторович, я хочу вас завербовать.

Полковник не возмутился, не рассмеялся — он присел в кресло напротив и произнес:

— Внимательно вас слушаю.

— Прежде всего, — сказал Глеб, — я ценю то, что вы не пытаетесь записать наш разговор.

— Откуда вам это известно? Может, у меня включен диктофон? — серьезно проговорил полковник. — И откуда вы знаете, что кабинет на Лубянке и мой домашний телефон не прослушиваются?

— Я определяю это легко и безошибочно.

— Техника последнего поколения? Где-нибудь в пуговице?

— Возможно. Борис Викторович, почему бы вам не поработать на свою страну в рамках конституции и уголовного кодекса?

В ответ на свое предложение Глеб готов был услышать нечто вроде: «А чем, черт побери, по-вашему, я занимаюсь?!» Однако полковник, слегка наклонив голову, лишь повторил:

— Я весь внимание.

Кличка Оксфорд ему и вправду подходила, даже пьяному. И Глеб решил брать быка за рога.

— Генерал Святов, ваш начальник, — сказал он, — похоже, оказался в дурной компании. Как только это подтвердится…

— Мафия, вероятно? — с иронией уточнил полковник.

— Можно и так назвать, — серьезно ответил Глеб. — Только любая мафия в сравнении со структурой, которую обслуживает ваш замечательный шеф, это как… примерно как цыпленок в сравнении с тигром. Если моя версия подтвердится, я генерала ликвидирую, и вы займете его место. В перспективе, разумеется.

Вот тут полковник рассмеялся.

— Глеб Михайлович, вы знакомы со спецификой нашей конторы? Вы хоть понимаете… пардон, какую чепуху городите?

Глеб с улыбкой качнул головой:

— Ни бум-бум. Но вы займете место генерала, Борис Викторович. И второе. В ближайшие дни, вероятно, мне понадобится ваша помощь.

— То есть? В какой области?

— В области защиты хороших людей от плохих. Боюсь, один я могу не управиться.

— Глеб Михайлович, а почему бы вам…

— Только не предлагайте мне обращаться в милицию.

Полковник пристально посмотрел на него, вздохнул и задумчиво покачал головой.

— Глеб Михайлович, слушая вас, я не могу отделаться от ощущения…

— …будто говорите с параноиком, — с усмешкой закончил Глеб. — Представьте, Борис Викторович, я сознательно разыграл этот дебют. У нас очень мало времени: события скоро начнут развиваться. Наблюдайте, думайте, делайте выводы. Можете пока считать меня шизом, но не спешите доносить о нашем разговоре шефу: это окончится для вас трагически.

— Это угроза? — нахмурился полковник.

— Да, — кивнул Глеб, — но не с моей стороны. Генерал-лейтенант Святов по приказу своих хозяев уберет вас за милую душу как опасного свидетеля. Допустите лишь на минуту, что я не псих, и подумайте, Борис Викторович.

Полковник помолчал, разглядывая ногти.

— Ладно, я подумаю. Это все, что я пока могу вам обещать.

— Благодарю. И последнее, — Глеб встал с кресла, — вам придется бросить пить, Борис Викторович. Вернее, вы уже бросили.

Полковник резко поднялся.

— Приятно было пообщаться, — тон его был злым, — но не смею вас больше задерживать.

Они вышли из кабинета.

В холле на угловом диване сидели Даша, Лёня и Гуля. Похоже, они проводили митинг.

— Я этому Смоличу нос отгрызу! — размахивал руками Лёня. — Так меня облажать!

Гуля попробовала заступиться:

— А если ему самому такую кассету подсунули?

— Кому? Смоличу? — нервно хихикнул Лёня. — А он вот так, не глядя, вручил ее мне, да? Причем в обмен на «Кровавый спорт»!

При виде Глеба Даша с усмешкой поднялась.

— Вы закончили?

— Как будто, — ответил Глеб.

— Надеюсь, вполне, — холодно добавил полковник.

— Тогда поехали. — Даша повлекла Глеба в прихожую и заговорщицки шепнула: — Классно мы ему врезали.

— Кому? — изобразил недоумение Глеб.

— Уроду этому, из фильма, — подмигнула Даша. — Жаль, кассета испорчена.

Они бодро оделись и стали прощаться. Из кухни явилась Анна Кирилловна и выразила сожаление по поводу раннего ухода столь приятных молодых людей. Приятные молодые люди тоже сказали ей все, что положено, и она с плохо скрываемым облегчением вернулась на кухню. Полковник вышел проводить их до лифта.

— Не подпишите ли нам пропуск? — улыбнулся Глеб. И Даша пояснила:

— Консьержка ваша — зверь. Без личного досмотра может не выпустить.

Борис Викторович выдавил из себя смешок.

— Да, леди у нас там железная. Но думаю, все обойдется.

Убедившись, что лифт с Глебом и Дашей благополучно поехал вниз, полковник вошел в квартиру и услыхал весьма эмоциональный разговор на кухне.

— Тогда Демон Мрака погнался за их дочерью, — возмущенно вскрикивал Лёня. — Лишь заклятие из Книги Мертвых могло его остановить.

— Вот же пакость какая, — посочувствовала Анна Кирилловна.

— При чем здесь пакость?! — все больше распалялся Лёня. — Фильм ведь только начался! Он должен был съесть у девчонки сердце и отправиться в Нью-Йорк! И вдруг появляется какой-то хрен…

— На Глеба нашего, между прочим, похож, — ввернул голосок Гули.

— Тебе померещилось, он в тени стоял, — раздраженно возразил Лёня. — И вот, значит, Ланселот этот…

— Кто-кто? — переспросила Анна Кирилловна. И Гуля мягко пояснила:

— Рыцарь был такой. При дворе короля Артура.

— В общем, чувак этот, — повысил голос Лёня, которого постоянно перебивали, — уставился на Демона Мрака и сказал: «Перебьешься!»

— Так прямо и сказал? — удивилась Анна Кирилловна.

— Мам, так перевели! И Демон Мрака задрожал вдруг как осиновый лист, начал оплывать, как свеча, и растекся грязной лужей. А этот мистер Крутой…

— Все-таки он похож на Глеба Михайловича.

— …взял девочку на руки и передал родителям, которые, кстати, оказались живы-здоровы. А дальше пошло «молоко».

— Какое молоко?

— Анна Кирилловна, — вновь пояснила Гуля, — «молоко» — это белый экран.

Полковник с усмешкой отошел от кухонной двери и направился к бару. Плеснув себе в бокал коньяку, он залпом его осушил и… удивленно замер. Затем налил еще порцию, выпил и вполне убедился, что пил холодный чай. В гневе Борис Викторович хотел было кликнуть жену, однако помедлил и понюхал сперва бутылку. Пахло чистейшим дагестанским коньяком. Борис Викторович осторожно, можно сказать, по капельке наполнил фужер и, зажмурившись, опрокинул в рот… Чистейший холодный чай. Тут полковник был просто вынужден провести следственный эксперимент. Придвинув к себе две нетронутые бутылки — с джином и с водкой «Столичной», — он свинтил с них пробки и понюхал содержимое. Джин, как положено, пах сосной да ёлкой, и водка пахла тоже вполне традиционно. Борис Викторович взял два чистых бокала и наполнил каждый одним из этих напитков. Затем — попробовал с опаской и отодвинул с отвращением: в бокалах была чистейшая вода без вкуса и запаха. Полковник вновь понюхал горлышки бутылок — черт побери, водка и джин! Тогда он хлебнул прямо из горлышка… Опять вода.

— Аня! — в панике закричал полковник. — Иди сюда!

В его голосе жена, очевидно, расслышала нечто, заставившее ее примчаться немедленно.

— Борик, что случилось? — спросила она встревоженно. Полковник протянул ей полбокала коньяка.

— Анют, попробуй!

Лицо супруги перекосилось.

— Ой, Борик… видеть не могу.

— Анют, пожалуйста! Полглоточка!

И снова в голосе мужа Анна Кирилловна услыхала нечто… Пригубив коньяк, она поморщилась и вернула мужу бокал.

— Всё?

— Что ты почувствовала, солнышко?

— Твой противный вонючий клоповник. Что же еще?

— Спасибо, Анют. — Полковник залпом допил этот «вонючий клоповник», но ощутил лишь вкус холодного чая. И в голове его, будто неоновая вывеска, вспыхнули слова, произнесенные учителем французского: «ПРИДЕТСЯ БРОСИТЬ ПИТЬ. ВЕРНЕЕ, ВЫ УЖЕ БРОСИЛИ». В кабинете на Лубянке, правда, имелась недопитая бутылка, но Борис Викторович теперь не очень-то на нее рассчитывал. — Позови-ка Лёньку, — попросил он жену.

Жена в недоумении вышла. А сын вошел и заявил с порога:

— Пойду провожу Гулю.

— Иди, — легко согласился полковник. — Оставь мне только твою испорченную кассету. Любопытно посмотреть.

В машине Даша спросила:

— Как прошла беседа с чекистом?

Вновь повалил снег. Глеб включил «дворники» и ответил:

— Кабы я знал.

Больше вопросов Даша не задавала. Открыв дверь своей квартиры, она предложила:

— Давай пить кофе.

Глеб покачал головой:

— Нет, поеду.

В этот момент зазвонил телефон. Даша подошла. На ее «алло», однако, никто не ответил.

— Дело хозяйское, — сказала она в трубку и дала отбой. Затем вернулась в прихожую и, глядя на Глеба, притопнула ногой. — Нет, не поедешь!

Глеб попятился к двери.

— Дарья Николаевна, пли-из!

— Ничего не «плиз»! Дурак!

Они смотрели в глаза друг другу. Глеб отступил еще на шаг.

— Дарья Николаевна, соберитесь с мыслями.

— Пробовала. Не получается.

— Значит, от меня заразилась. Извини.

— А ты хотел бы излечиться?

— У меня просто нет шансов.

— Не хвастаешь?

— Если бы.

Они смотрели друг другу в глаза. Она сделала к нему шаг.

— Как называется наш диалог теперь? Это и есть «танец»?

— Не знаю, — Глеб попятился, — я ни черта уже не знаю.

Даша топнула ногой.

— Не смей двигаться! Стой, не шевелись!

Но тут в дверь позвонили. Потом еще раз, более настойчиво.

— Кого там черти принесли? — в досаде произнесла Даша. Глеб приоткрыл дверь, выглянул и отошел в сторону.

В прихожую вплыл огромный букет алых роз, за которым сияла улыбка Эдика.

— Киса, прими сей скромный дар… — начал Эдик торжественно, однако, заметив Глеба, осекся.

Даша сделала реверанс, приняла букет и положила на тумбочку под зеркало.

— Звонил сейчас ты? — спросила она. Эдик тряхнул русой гривой.

— Ага. Свет у тебя вроде горел, но я решил на всякий случай…

— Котик, — мягко перебила Даша, — если ты еще раз вздумаешь молчать в трубку, то я эту самую трубку раздолбаю о твою голову. Извини, котик, я жуткая сука.

Эдик застыл с улыбкой, точно истукан. Глеб взялся за ручку двери.

— Всего хорошего, Дарья Николаевна. Завтра я позвоню…

— А сегодня? — Даша выжидающе смотрела ему в глаза. Глеб выдержал ее взгляд.

— Сегодня вам охрана, думаю, не понадобится.

— Вот именно, — пришел в себя Эдик. — Мы тут сами с тобой, Дашуль, как-нибудь разберемся. Какие проблемы?

Дашины щеки вспыхнули, глаза гневно сверкнули.

— Вообще-то я устала и спать хочу, — сказала она с раздражением. — И мне еще перевод заканчивать надо. Шестьдесят страниц до понедельника.

Глеб сохранил на лице невозмутимость.

— Не буду вам мешать, — проговорил он, выходя.

— Минутку! — остановила его Даша. — Поручаю тебе Эдуарда. В целях безопасности, пожалуйста, проводи его до машины.

— Но, киса, — выразил протест Эдик, — я ведь никуда не спешу…

— Котик, я устала. Спасибо за цветы.

Эдику ничего не оставалось, как уйти вместе с Глебом. Заперев за ними дверь, Даша сняла наконец дубленку и с досадой посмотрела в зеркало.

— Ну, моя прелесть, допрыгалась? — обратилась она к своему отражению. — Так тебе и надо! Не ной!

Глеб и Эдик, не сговариваясь, остановились под козырьком подъезда. Снегопад продолжался, но мороз ослаб.

— Если мылишься в эту степь — то зря, — буркнул Эдик, отворачивая лицо. — Мозги по стенке размажу.

Глеб вздохнул.

— Вроде весна уже, а снег все валит и валит. Что за климат!

— Короче, я предупредил, — Эдик поднял воротник пальто, — не исчезнешь, раздавлю, как мандавошку.

— А завтра небось потеплеет, — предположил Глеб, — и опять грязь по колено. Ты колеса уже сменил?

Эдик пробуравил его взглядом.

— Такой ты отвязанный, да? Никого не боишься?

— Боюсь, — ответил Глеб, — тебя да Митьку Грача. Так запугали, аж заикаюсь.

Эдик чуть помолчал.

— С Грачевым меня не путай. С тобой я сам разберусь. — С этими словами он шагнул с крыльца и растворился в снегопаде.

Проводив взглядом смутный силуэт его отъезжающего авто, Глеб застегнул куртку и направился к своему «жигуленку».

Глава седьмая

На следующий день, в воскресенье, в полвторого дня Глеб вылез из собственного шкафа. Погода за окном была скверной: вместо снега накрапывал дождь. Глеб с сожалением оглянулся на шкаф. Сквозь проем вместо отсутствующей задней стенки виднелся цветущий луг. Из шкафа так и веяло летней жарой, смягченной свежестью реки. Глеб неохотно закрыл дверцу, подошел к телефону и набрал номер Даши. В который уже раз трубку никто не поднял. Чертыхнувшись, Глеб сделал стойку на руках. Он был в одних лишь плавках, и его точеное мускулистое тело застыло в скульптурной позе. Когда зазвонил телефон, Глеб в прыжке встал на ноги и нетерпеливо схватил трубку. Но звонила не Даша.

— Хэлло, Майкл! — приветствовал его барон Мак-Грегор. — Могу я встретиться с вами приватно?

Изображать удивление Глеб не стал. Выяснять, от кого шотландец узнал его телефон, он тоже не потрудился.

— Где вы, Ричард? — осведомился он. Разумеется, разговор шел по-английски.

— Возле вашего дома, — ответил барон. — Сижу на детских качелях.

— Поднимайтесь. Номер квартиры знаете?

Мак-Грегор замялся.

— Вы один, Майкл? — уточнил он после паузы.

— Увы, — сухо произнес Глеб, — со мной ни полиции, ни шлюх. Кого вы опасаетесь, барон?

Мак-Грегор хохотнул:

— Вы все такой же, лорд Грин. Я поднимаюсь.

Глеб натянул на себя джинсы, носки и рубашку. И, пока барон не позвонил в дверь, успел заглотить полпакета кефира.

Мак-Грегор выглядел еще более накрахмаленным, чем обычно сняв с себя дорогое модное пальто, он оказался в не менее дорогом, сшитом на заказ костюме, в котором его сухопарая фигурка смотрелась несколько выше и стройней. Барон окинул изумленным взглядом, мягко сказать, скромную обитель лорда Грина и, не найдя ничего, достойного внимания, воззрился на шкаф. Глеб, как бы невзначай, прислонился спиной к дверце.

— Валяйте, Ричард, выкладывайте, — усмехнулся он. — На вас давят, и вы хотите заключить со мной сделку. Не так ли?

В рыбьих глазах шотландца мелькнуло удивление, смешанное с испугом.

— Лорд Грин, мне трудно выразить восхищение вашей необыкновенной проницательностью…

— К черту титулы, Ричард. Мы накоротке, притом я спешу. Кого конкретно вы представляете?

— Этого, Майкл, я пока открыть не могу. Но как только вы решитесь на определенные шаги…

— Уже три года, Ричард. Целых три года вы, как говорят русские, пытаетесь всучить мне кота в мешке. По-вашему, я похож на осла?

Мак-Грегор беспомощно развел руками.

— Вы знаете, Майкл: я вам друг. Но правила игры, увы, диктую здесь не я.

— Старый баран, — буркнул по-русски Глеб.

— Как, простите? — не расслышал Мак-Грегор.

— Так, просто междометие, — вернулся к английскому Глеб. — Итак, старина, подведем-ка итог наших трехлетних переговоров. В начале нашего знакомства вам, бог весть почему, пришла идея вовлечь меня…

— Исключительно из личной к вам симпатии, Майкл, и от восхищения вашими незаурядными задатками.

— Благодарю. Короче, вам пришла идея вовлечь меня в некое тайно братство, которое готовится взять власть над всем миром. Так?.. Ну что ж, мне весьма лестно, однако пустая болтовня меня не впечатляет. Дайте мне, говорю я, войти в вашу компанию и самому разобраться что к чему, а уж потом…

— Этого нельзя, старина. Сперва надо пройти посвящение.

— То есть отрезать себе путь назад?

— Да, Майкл. Я всегда был с тобой честен.

— И когда я спрашиваю, пустят ли меня наверх…

— Я отвечаю: придется начать снизу. Только начать, друг мой.

— Ричард, я не идиот. Я дорожу своей репутацией и положением в обществе. Поэтому я должен знать, кто еще, кроме тебя, входит в эту вашу таинственную организацию. А ты в ответ долбишь мне, как дятел, что для непосвященного это великий секрет. Таким образом, чушка ты чугунная, мы все ходим и ходим по кругу!.. Чего ж вы от меня теперь хотите, барон?

Мак-Грегор взволнованно прошелся по комнате.

— Но ведь я назвал тебе одного человека, Майкл. Назвал, рискуя своим благополучием и… может быть, жизнью.

Глеб похлопал шотландца по накладному плечу.

— Браво, Ричард. Вот мы и определили истинную цель твоего визита.

Барон невесело усмехнулся:

— И какова же эта цель?

— Выяснить, много ли я разнюхал. Ведь каков авантюрист! Взял да нанялся к вашему человеку телохранителем!

— К его племяннице, Майкл.

— Не важно, это уже была его идея. Все равно я стал всюду совать нос, чем вызвал смятение в ваших рядах.

— Значит, никакого задания от премьер-министра вы не получали, сэр, — грустно заключил шотландец. — Значит, это просто блеф.

— Чистейшей воды, — весело подтвердил Глеб. — Но в твоих интересах, Ричард, этот блеф поддерживать. Ведь боссам твоим невдомек, что на Виталия Лосева навел меня ты. Дерьмовый, кстати, субъект. Что за ценность в нем такая?

— О, если б ты знал его силу, Майкл, ты б относился к нам серьезней!

— Если б я относился к вам серьезней, я б давно спустил на вас Скотленд-Ярд.

Барон презрительно отмахнулся.

— Ах, оставьте, лорд Грин. Этим вы лишь подписали бы себе смертный приговор. Скотленд-Ярд их не остановит.

— Их или вас?

Шотландец угрюмо уставился в пол.

— Когда я с вами, я говорю «их»…

— А когда вы с ними, вы говорите «нас». Вы не тверды в своих симпатиях, барон. — Глеб взглянул на свои часы. — Пора нам заключать сделку и разбегаться. Я опаздываю.

Мак-Грегор все так же смотрел в пол.

— И в чем, по-вашему, наша сделка состоит?

— Объясняю. — Глеб взял барона под руку и вывел в прихожую. — Ты хочешь, чтобы я вступил? Изволь, я согласен. Дай мне только кое-что разнюхать самому, без твоей помощи. А за это поддерживай мою легенду о секретном задании премьер-министра.

— Но, Майкл, — барон надел пальто и шарф, — они ведь могут легко это проверить.

— Пускай. — Глеббыстро натянул сапоги. — В канцелярии лорда-премьера им подпустят такого тумана, что едва ли они что-то в нем разглядят.

Барон задумчиво застегнул пуговицы на пальто.

— А твоя работа телохранителем? И эта… племянница?

— Пока все остается по-прежнему. — Надев куртку, Глеб открыл дверь. — Я слежу за вашими людьми, ваши люди следят за мной. Сегодня это устраивает обе стороны.

Они шагнули на лестничную площадку. Захлопнув дверь, Глеб вызвал лифт.

Мак-Грегор вздохнул.

— Если б ты доверял мне, Майкл, ты б смело покорился судьбе.

Они вошли в лифт, и Глеб нажал кнопку первого этажа.

— Ты сам себе не доверяешь, Ричард, — мягко возразил он. — А с судьбой у каждого из нас свои счеты.

У подъезда они пожали друг другу руки и расстались. Глеб влез в свой «жигуленок», чуть побуксовал на краю сугроба и укатил, подняв фонтан снежных брызг. А барон Мак-Грегор, проводив его напряженным взглядом, подошел к припаркованному неподалеку красному «мерседесу», открыл дверцу и сел рядом с водителем.

За рулем вальяжно расположился господин с черными седеющими волосами и орлиным профилем.

— Вероятно, быстрее ты не мог, — сердито проговорил он, трогая автомобиль с места.

— Не мог, дон Родригес, — почтительно ответил барон. — Тем более что во времени вы меня не ограничили.

Лавируя меж мусорных баков, господин с орлиным профилем вывел «мерседес» из подворотни.

— Мои подозрения оправдались? — нетерпеливо осведомился он. Вопрос прозвучал риторически.

Барон, однако, ответил неожиданно:

— Едва ли, дон Родригес. Он слеп и наивен, как ребенок.

Бровь дона Родригеса приподнялась.

— Тогда как понять его демарш?

Мак-Грегор с усмешкой пожал плечами:

— Авантюрист. Доверие премьер-министра ударяет ему в голову, как старое бургундское.

Испанец чуть подумал.

— Что ж, мы это проверим, — сказал он, успокаиваясь. — Как все-таки он вышел на Лосева? Согласись, Дик, это странно.

Шотландец небрежно махнул рукой:

— Совпадение. Дела сердечные, дон Родригес.

— То есть?

— Вы когда-нибудь видели племянницу Лосева?

— Нет. А что, разве…

— Она затмевает красотой даже Викторию Бланш.

— О-о! — Глаза испанца загорелись. — Любопытно будет взглянуть… Значит, он подкатился к дядюшке, чтобы охмурить эту сеньорину?

— Да. Хотя он всячески это отрицает.

Взглянув друг на друга, испанец и шотландец рассмеялись. Однако, отсмеявшись, дон Родригес жестко произнес:

— Я не верю в эту чепуху, Дик. Ни на грош не верю. Если твоя голова чего-нибудь стоит, считай, ты ее уже прозакладывал.

В ЦСКА, возле зала единоборств, творилось нечто невообразимое. Зрителей-болельщиков, желающих попасть внутрь, вроде не наблюдалось. Зато охраны, представленной ГУВД, частными агентствами и различными криминальными группировками, было пруд пруди. Как говорится, пешему не пройти, конному не проехать. Куда уж там Глебу на его «жигуленке». Если б не расторопный Вася.

Он встретил Глеба ровно в три (можно сказать, выловил из потока машин), плюхнулся рядышком на сиденье и лихо провел через все кордоны. Мало того — нашел место для парковки.

— Влиятельный ты мужик, Сильвестр, — восхитился Глеб, вынимая ключи из зажигания.

— Ну! — Вася сверкнул золотыми зубами. — Видал, чего устроили!

— А как же остальные? У которых нет таких вот провожатых?

— Всем, кому надо, пропуска напечатали. Без понтов.

Вася провел Глеба через незаметную боковую дверь и доставил, опять же минуя охрану, в одну из раздевалок, где в окружении крутых своих парней дожидался его Игнат Дока. Поглаживая жиденькие волосы, он сидел на скамье и подергивал ногой. На лице его застыла улыбка, выражающая, очевидно, дружескую приязнь. Этот благодушный криминальный туз одет был все в тот же костюм «адидас» и те же кроссовки.

— Привет, Француз! — махнул он рукой. — Драться будем?

— Мы с тобой? — уточнил Глеб. Дока хохотнул.

— Ценю твой юмор, поэтому поставлю на тебя. Тебе тут все на один зубок. Долго не провозишься.

Глеб ответил пародийно сиплым голосом:

— Ты чисто конкретно давай, в натуре! С кем драться?

Дока хохотнул, и с ним за компанию — Вася. Крутые парни хмуро и враждебно молчали, было их шесть человек. Четверо, побитые Глебом, присутствовали в полном составе.

— А тебе не один ли хрен? — Дока улыбался, подергивая ногой. — Выйдешь на татами, узнаешь.

Глеб расстегнул «молнию» на куртке.

— Игнат, сейчас в грызло дам.

Один из побитой четверки, словно того и ждал, выхватил пистолет и наставил на Глеба.

— Вякни еще только, чмо! — выкрикнул он нервно.

— Завязывай, Хрюша, — буркнул златозубый. — Не будь мудилой.

Глеб с интересом взглянул на Доку.

— Ты это одобряешь, Игнат?

Парня с пистолетом, похоже, волновал тот же вопрос: он выжидательно косился на Папаню. Игнат, однако, с ответом медлил, он продолжал улыбаться, подрагивая ногой. Охранник воспринял это как поощрение.

— На колени, гнида! — скомандовал он Глебу.

Глеб спокойно стоял, держа руки в карманах. Охранник снял пистолет с предохранителя.

— Хрюш, ты чё, в улёте? — искренне удивился Вася. Остальные парни, затаив дыхание, замерли.

Глеб шагнул к Хрюше. Тот расставил ноги и ухватил пистолет обеими руками. Все по науке, притом с пяти шагов.

— Убери пушку, — наконец подал голос Дока.

Но приказ его опоздал: в этот момент Глеб сделал еще шаг, и парень спустил курок. Пистолет сухо щелкнул, вышла осечка. Вася ошеломленно выдохнул:

— Отморозок, б…

— Кому я сказал! — истерически взвизгнул Дока.

Но охранник, очевидно, вошел в ступор: он все нажимал и нажимал на спуск, и пистолет издавал нелепые щелчки. Глеб взял его за кисть и молниеносным движением сломал руку. Парень заорал, пистолет упал на пол и… тут же превратился в ржавую труху, едва сохраняющую первоначальную форму. Глеб пнул эту ржавчину сапогом, и она рассыпалась по кафельной плитке. Крутые парни вместе со своим Папаней обалдело взирали на происходящее.

Глеб окинул их хмурым взглядом.

— Кому еще неймется? — поинтересовался он. Ответа не последовало. Глеб шагнул к Доке и двумя пальцами взял его за горло. — Таких шуток я не люблю, Игнат.

Дока захрипел. Никто из охранников не шевельнулся. Только Вася подошел сзади и попросил:

— Отпусти, удавишь на хер.

— Не переживай, Сильвестр. — Глеб разжал пальцы. — Он мне еще нужен. Повторяю вопрос: с кем я должен драться?

Дока массировал себе горло.

— С рыжим или японцем, — просипел он. — Или с ними обоими.

— Рыжий — это Стас? Охранник Лосева? — уточнил Глеб. — А что за японец?

— Боец Грача, — ответил Дока, и глаза его обрели обычное плутоватое выражение. — Японца этого никто пока не видел. Но Митька похваляется, что он всех побьет. Мой ниндзя, говорит, трех твоих Французов уроет. А я говорю: спорю на пятьдесят штук, что мой Француз твоего косоглазого за минуту вырубит.

Глеб рассмеялся:

— Живучая ты каналья, Игнат. И подначивать мастер.

Дока с ухмылкой подмигнул. Он, можно сказать, расцветал на глазах. Обратив наконец внимание на стоны охранника с переломанной рукой, он процедил сквозь зубы:

— Ну, че вы тут расселись? Везите его в травмпункт.

Двое парней проворно подхватили приятеля и увели. Глеб задумчиво проговорил:

— Ладно, если японца выставляет Грач… пожалуй, слегка его вздую. Но с условием.

Дока аж затрепетал.

— Сколько?

Глеб взглянул на него, прищурясь.

— Деньги оставь себе. Условие такое: если я побью японца, ты публично дашь Грачу в зубы. Идет?

Вася заржал, как жеребец.

Трое оставшихся охранников молча переглянулись.

На лице Доки застыла недоверчивая ухмылка.

— Брось, Француз… Серьезно, что ли?

Глеб кивнул.

— Иначе драться не буду.

— Брось. Я б Грачу впаял с таким кайфом… Но ты представляешь, что здесь начнется?

Глеб пожал плечами:

— Дело твое, Игнат. Твой риск зависит от размера твоих ставок.

Дока и златозубый переглянулись. Причем взгляд Папани выразил смятение, близкое к панике.

— Это война, — произнес он как бы про себя.

— Ну, — с готовностью подтвердил Вася.

— Войны не будет, ручаюсь, — пообещал Глеб.

Дока, златозубый и трое охранников вперили в него взгляды. Казалось, было слышно, как в головах у них скрипели шестеренки. Стоявший рядом с Папаней небритый мордоворот сплюнул и проворчал:

— Он ручается, блин… — и мигом осекся, кося глазом на ржавчину, оставшуюся от пистолета.

Взгляд и мысли Доки гуляли в тех же примерно окрестностях.

— Это перетереть надо, — выдавил он из себя. — Подожди с Васькой в зале. Там рыжий небось уже второго бойца окучивает. Поболейте пока, а мы тут силенки свои посчитаем.

Глеб направился к двери, бросив на ходу:

— Валяй считай. Условие мое жесткое: согласен — по рукам, не согласен — хрен тебе в нос. Думай, Игнат, думай.

Ведя Глеба в зал, златозубый буркнул:

— Ты прямо под дых, без понтов.

— С вами только так, — буркнул в ответ Глеб, оглядывая зал. — Ты всех тут знаешь?

— Ну, — кивнул Вася. И сразу поправился: — Почти.

Несмотря на то что подобные бои устраивались исключительно для «своих», лишних мест в зале не оставалось. Очевидно, «своих» здесь было более чем достаточно. Впрочем, и Вася был не лыком шит: он где-то потерся, подвинул кого-то своим плотным задом, и через пару минут они с Глебом сидели на удобных местах.

Неподалеку от них расположилась фотомодель Виктория Бланш со своей прелестной секретаршей. А за их спинами Глеб заметил свиноподобную физиономию Марьи Шлыковой, на квартире которой жила Элен Вилье, и степенного пожилого господина, то и дело наклоняющегося к ушку неотразимой Виктории.

— Кто это? — спросил у Васи Глеб. — Вон тот дядечка за спиной блондинки?

Вася проследил за его взглядом.

— Этого не знаю, без понтов. У нее таких — табун целый. Вон видишь, быки вокруг? Это все охрана ее, а там, слева…

— Узнай, кто сидит у нее за спиной, — требовательно проговорил Глеб.

Златозубый хмуро на него покосился, встал и попер вдоль ряда по чьим-то ногам.

— Место держи, — буркнул он через плечо.

Среди публики, в первом ряду, Глеб заметил генерала ФСБ Святова, оживленно беседующего с олигархом Лосевым, охрана которого — Толян и Толян Большой — беспечно трескала попкорн двумя радами выше. Все они (генерал, олигарх и оба Толяна) также заметили Глеба, и Виталий Петрович демократично помахал ему рукой. Глеб помахал в ответ.

Тут вернулся Вася и сообщил, указывая на пожилого господина, не устающего наклоняться к уху красавицы Виктории:

— Рой Колмен, американский сенатор. Ни хрена себе.

— Совершенно с тобой согласен, — задумчиво кивнул Глеб. — А вот и наши гладиаторы.

На татами вышел Стас. Он был обнажен по пояс, и могучие его мышцы блестели от пота.

— Он двоих уже сделал, — проинформировал Вася, — за третьего принимается.

Глеб нахмурился.

— Не многовато ли для одного дня?

— Никто не заставляет. На бабки, говорят, жадный, без понтов.

На противоположный край ковра встал детина в кимоно, повыше Стаса на полголовы и тяжелее килограммов на двадцать.

— Чей бугай? — поинтересовался Глеб.

— Солнцевской братвы, — усмехнулся Вася. — Кто щас победит, будет с Грачевым япошкой махаться… или с тобой.

Арбитр в белом смокинге назвал в микрофон имена участников поединка и напомнил правила: бой ведется до полной победы — либо один из бойцов сдается, либо его уносят с ковра. На этом функции арбитра заканчивались, ему оставалось лишь объявить имя победителя, который и без того для всех будет очевиден.

Противники поклонились друг другу, арбитр вскрикнул, и поединок начался. Бугай в кимоно был силен, зол и неповоротлив. Стас молотил его, как грушу, руками и ногами, но тот держал удары, точно мраморная колонна. Два-три раза, правда, он и сам заехал Стасу по голове и по корпусу. Похоже, это оказалось весьма чувствительно, и рыжий, судя по всему, решил впредь действовать осмотрительней. Удары его стали обдуманней и точней. Противник психологически дрогнул. И хоть здоровяк этот пытался еще как-то отмахиваться, в принципе с ним было уже все ясно. Поединок получился неинтересным.

Виталий Лосев наблюдал за боем исподлобья. Успехи начальника собственной охраны, казалось, его не радовали. Обмениваясь с генералом ФСБ отрывочными репликами, олигарх нетерпеливо поглядывал на часы.

— Где ж Папаня твой? — обратился к златозубому Глеб. — Не больно-то он торопится.

— Перебздел, — огорченно прокомментировал Вася. — Не попрет он вот так на Грача, гадом буду.

— Дело его. Пусть с японцем дерется сам.

Взгляд златозубого выразил полную безнадёгу.

— Не передумаешь?

Глеб качнул головой.

— Без понтов.

Вася вздохнул:

— Во блин… ты б их отметелил. А ты чё, так и будешь в школе учителем ишачить?

Глеб усмехнулся:

— Не одобряешь?

Вася чуть подумал и сказал:

— Странно и удивительно.

Глеб взглянул на него с интересом.

— Какие слова ты, оказывается, знаешь.

— Ну, — усмехнулся Вася.

В этот момент Стас добил наконец своего противника, и тот рухнул на татами. Под жидкие аплодисменты арбитр объявил победителя, а ставленника солнцевской братвы под руки уволокли секунданты. Но не успел Стас покинуть поле боя, как к нему подскочили Толян и Толян Большой и начали темпераментно что-то ему втолковывать. Стас отрицательно покачал головой. Толян оглянулся на олигарха и развел руками. Лысина Виталия Петровича побагровела, его красновато-серые глаза будто выстрелили вдавленными своими зрачками. Бросив резкую реплику генералу ФСБ, Лосев поднялся и направился к месту разборки.

На татами тем временем вышел молодой японец в черном кимоно. Он был довольно высок и строен, и в лице его гармонично слились черты азиата и европейца. Сопровождали юношу японский господин, похожий на него лицом, и бородатый красавец Дмитрий Грачев. Все трое были несуетливы, спокойны и уверены в победе.

— Черт меня дери! — в сердцах пробормотал Глеб.

— В чем проблема, Француз? — чутко отреагировал Вася. Глеб не ответил.

Олигарх Лосев меж тем принялся лично увещевать своего телохранителя. Сквозь общий гул в зале до Глеба доносились обрывки их диалога: «…не буду ждать до посинения». — «Четвертый поединок, Виталий Петрович, я не двужильный…» — «…и десять штук у тебя в кармане. Либо ты уволен и катись…» Стас мотал еще огненной своей шевелюрой, однако все менее уверенно. Похоже, аргументация босса на него подействовала.

— Хотят, чтоб он без передыха бился, — догадался Вася.

Юноша в черном кимоно ждал, сохраняя невозмутимость. Похожий на него японский господин на задержку также не досадовал и обменялся поклоном с американским сенатором, сидящим позади блистательной Виктории Бланш. Но Дмитрий Грачев, не обладая самурайской выдержкой, стал проявлять нервозность. Непрестанно поглаживая бороду, он подошел к Лосеву для прояснения ситуации. Прокаркав что-то резким голосом, олигарх вперил в Стаса горящий злобой гипнотический взгляд. Стас утвердительно тряхнул рыжими кудрями и шагнул к центру татами.

Все посторонние поспешно покинули место состязания. Арбитр объявил участников этого поединка и повторил правила на русском и английском языках. Японец и Стас поклонились друг другу.

Глеб напряженно замер.

При первых же движениях и осторожной пробе сил стало заметно, что Стас изрядно подустал. Все действия его были замедленны, тяжелы и неэкономны, отчего усталость лишь возрастала. Японец же, напротив, передвигался будто перышко, не делая ни лишнего выпада, ни бесполезного поворота. Он, можно сказать, играючи блокировал лобовые атаки Стаса и, улучив момент, в прыжке нанес ему ногой сокрушительный удар в грудь. Рыжий опрокинулся на спину, чуть полежал, приходя в себя, затем перекатился на живот и попытался встать на ноги. Но японец ударил его пяткой по лицу. Стас вновь упал.

Виталий Лосев и Митька Грач обменялись улыбками.

— Он его прикончит, — пробормотал Глеб, вскакивая со скамьи.

— Думал все бабки зацапать, — усмехнулся Вася.

— Глохни! — рявкнул на него Глеб и, расталкивая зрителей, ринулся к арене.

Стас меж тем вновь попробовал подняться. И вновь получил ногой по лицу. На татами брызнула кровь. Публика восторженно заревела. Мотнув головой, как раненый бык, Стас упрямо пытался встать. В невозмутимых глазах японца вспыхнула ярость.

Приметив движение Глеба сквозь орущую толпу, Толян с пятью грачевскими парнями преградил ему путь.

— Но-но, — ухмыльнулся Толян, — без глупостей.

Прыгнув с места, Глеб сделал сальто в воздухе и легко перелетел через их живую стенку.

Стас, пошатываясь, встал на четвереньки. Японец занес ногу для удара. Не успев опуститься на татами, Глеб еще в воздухе крикнул по-японски:

— Прекрати, Такэру!

Юноша в черном кимоно замер с поднятой ногой.

Зрители перестали орать. Наступила тишина. Американский сенатор наклонился к уху Виктории Бланш, но она неделикатно его оттолкнула.

Генерал ФСБ подманил пальцем двух аккуратных ребят в серых пиджаках и что им пошептал.

Митька Грач отдал какой-то приказ группе амбалов. На холеном его лице отразились смятение и досада.

Олигарх Лосев, злобно сверкая глазами, приложил к уху «сотовый» телефон.

Вошедший только что в зал Игнат Дока вертел по сторонам головой, ничего не понимая.

Юноша в черном кимоно опустил занесенную для удара ногу, поклонился Глебу и сказал по-японски:

— Да, сэнсей. Ваше слово — закон.

Услыхав это, японский господин, похожий лицом на юношу, не смог сдержать удивления.

— Что это значит, Такэру? — спросил он, приближаясь. Разговор шел по-японски.

— Киото, шесть лет назад, — ответил юноша. — Господин в лиловых одеждах.

— Уверен ли ты, брат?

— Могу ли я забыть, Сато-сан?

Японский господин отвесил Глебу почтительный поклон.

— Благодарю за брата, сэр, — произнес он по-английски. — Наша семья у вас в долгу.

Глеб тоже поклонился.

— Служить вашей семье — большая честь, — ответил он по-японски.

Стас тем временем пытался подняться с четверенек, но это плохо ему удавалось.

Игнат Дока отыскал среди зрителей златозубого и в недоумении спросил:

— Что тут за дела?

— Ё-мое! — ответил ошеломленный Вася.

— Объясни! — потребовал Папаня. Покосившись на него, Вася буркнул:

— По-японски нихт ферштейн, без понтов.

А юноша в черном кимоно почтительно обратился к Глебу:

— Поединок прекращен, сэнсей?

— Да, — Глеб поднял с пола Стаса, поддерживая под мышки, — я его забираю.

В ответ на его действия пять грачевских амбалов, прихватив с собой для верности еще семерых, двинули скопом к татами. Оба Толяна по кивку олигарха тоже поспешили в эту кучу малу. Парни в серых пиджаках уставились на генерала Святова, ожидая указаний.

Публика замерла в безмолвии.

Стас едва держался на ногах, и Глебу приходилось буквально тащить его на себе. Юноша в черном кимоно встал спиной к спине Глеба, готовясь отразить нападение.

— Отойди, Такэру, — подперев Стаса левым плечом, Глеб освободил правую руку, — тебя это не касается.

— Моя жизнь принадлежит вам, сэнсей.

— Высокопарный японский молокосос, — проворчал по-русски Глеб, — куда ты на хрен лезешь?

И на правильном русском языке, почти без акцента, Такэру ответил:

— Обижаешь, начальник.

— Во, б…, дает! — раздался рядом голос златозубого. Раздобыв где-то хоккейную клюшку, он занял оборонительную позицию возле японца. — Чешет по-нашему, сучок!

Глеб слегка опешил.

— Сильвестр, ты что… помогать, что ли, вздумал?

— Ну.

— А у Папани отпросился?

— Пошел он в жопу, без понтов.

Дюжина грачевских амбалов и оба лосевских Толяна неторопливо сжимали кольцо. Слишком большие ставки, очевидно, были сделаны на этот прерванный поединок.

Японский господин, старший брат Такэру, крикнул в гневе по-английски, обращаясь к Виталию Лосеву:

— Прекратите!

Взгляды русского олигарха и японца скрестились, как мечи. Виталий Петрович изобразил на лице улыбку и, откинувшись на спинку сиденья, махнул рукой. Неведомо кому, как бы в пространство.

Генерал ФСБ буквально повторил его жест. Аккуратные парни в серых пиджаках расслабились и уселись на свои места.

Амбалы Грачева с двумя Толянами застыли, как соляные столбы.

Глеб повел Стаса к выходу из зала. Впереди них, с хоккейной клюшкой в руках, осторожно двигался Вася, а сзади страховал Такэру. Так они и вышли вчетвером.

Публика, оставаясь на местах, требовала назад деньги. От неуправляемых эмоций в зале нарастал гул.

Наклонясь к точеному ушку Виктории Бланш, американский сенатор заявил.

— У нас в Неваде такие шоу делают лучше. Здесь я просто скучал.

— Мне жаль вас, Рой, — холодно отозвалась фотомодель по-английски.

А секретарь ее Жанна Блинова со вздохом по-русски произнесла!

— Увы, на любом уровне приходится терпеть мудаков.

На эту странную реплику сенатор не отреагировал, поскольку ни слова не понимал по-русски.

Глеб завел Стаса в раздевалку, где тот кое-как переоделся сам. Рыжий на глазах восстанавливал силы. Все лицо его было в кровоподтеках, покрытых подсыхающей бурой коркой. Умываться, однако, он не стал: благоразумие требовало как можно быстрее уносить ноги.

— Где твоя машина? — спросил Глеб, набрасывая ему на плечи пальто.

— Возле дома, — усмехнулся рыжий. Правая половина его лица распухла, и усмешка получилась только с левой стороны. — Я на такси приехал. Как знал.

Вошли Такэру и Вася. Японец натянул сапоги и куртку прямо на черное кимоно.

— Как дела? — обратился он к Стасу по-русски.

— Лучше всех. — Стас повесил на плечо спортивную сумку.

— Извините, — сказал Такэру.

— Вали знаешь куда! — огрызнулся рыжий. — Я не на балет сюда пришел!

Вася нетерпеливо поигрывал клюшкой.

— Кончайте базар-вокзал. Линять надо.

Он помог им миновать милицейский кордон и кратчайшим путем привел к «жигуленку» Глеба. Усадив Такэру и Стаса в машину, Глеб пожал златозубому руку.

— Спасибо, Сильвестр. Без понтов.

— Пока, Француз. Не нарывайся за бесплатно, — посоветовал Вася и, отбросив клюшку, пошел обратно в зал единоборств.

Глеб выехал за ворота стадиона и помчался по Ленинградскому проспекту.

— Где ты остановился, Такэру? — спросил он по-японски.

— В нашем посольстве, сэнсей.

— Не называй меня сэнсеем. Зови меня просто Глеб. Тебя отвезти в посольство?

— Если можно, Глеб-сан.

Глеб посмотрел в зеркальце на Стаса. Раскорячив ноги, тот едва помещался на заднем сиденье.

— Завезем Такэру, потом — тебя, — обратился к нему Глеб. — Не возражаешь?

— Нормалек, — с закрытыми глазами кивнул рыжий.

Такэру спросил по-русски:

— Адрес знаете?

— Найду, — улыбнулся Глеб — Где ты русский освоил?

— Занимался два года, курсы посещал. Потом ходил на бизнес-встречи с братом — слушал живую речь.

— Молодчина, — продолжал улыбаться Глеб. — Надолго в Москву?

— На два-три месяца. У брата контракт с вашим правительством на создание компьютерного центра.

— Ясно… — Глеб глянул в зеркальце на вроде дремлющего рыжего и вновь перешел на японский. — Скажи, Такэру, с людьми этими… которые заправляли сегодня в зале, твой брат хорошо знаком?

Подумав, юноша ответил также по-японски:

— Не знаю, Глеб-сан. С мистером Лосевым брат ведет дела четыре года. Ни с кем другим я просто не знаком. Остановите, пожалуйста: здесь я выйду.

Глеб притормозил метрах в пятидесяти от посольства Японии.

— Бывает у тебя свободное время, Такэру? — осведомился он осторожно.

— Хоть отбавляй, — по-русски ответил юноша.

— Ты можешь этим временем распоряжаться? — уточнил Глеб по-японски.

— Как вольный ветер, — произнес по-русски Такэру, улыбаясь. — Поездка в Москву — для меня весенняя прогулка.

— Хороша весна, — проворчал вдруг Стас, косясь на моросящий за окном дождь.

Глеб вздохнул:

— Да уж… Могу я рассчитывать на твою помощь, Такэру?

Глаза японца вспыхнули в полумраке салона.

— Где угодно и когда угодно, — ответил он опять же по-русски и назвал Глебу телефон посольства, по которому его легко можно разыскать.

Когда, простившись, Такэру вышел из «жигуленка», Стас за спиной Глеба сказал:

— Нормальный парень. Но придется с ним поквитаться.

— Вряд ли, — отозвался Глеб, заводя мотор.

— Разве я похож на фраера?

— Ты не похож на придурка.

Обдумав это возражение, рыжий проворчал:

— Ладно, будет видно. Тебе лично — спасибо.

— Не за что. — Глеб отъехал от посольства и включил «дворники»: дождь припустил, будто летом. — Куда тебя везти?

— К Екатерине.

— Адрес?

Стас назвал улицу и номер дома. Некоторое время они ехали в тишине, лишь неуместный мартовский дождь барабанил по крыше автомобиля. Затем Стас нарушил молчание, тщательно подбирая слова:

— Я не спрашиваю, что за дела у тебя с этими самураями. Не спрашиваю, где ты научился так шпарить по-японски…

— Когда-нибудь расскажу.

— …и не спрашиваю, зачем ты разыгрывал рубаху-парня блатного пошиба. Я только спрашиваю: твое предложение еще в силе?

— Разумеется.

— Я имею в виду предложение поработать на тебя.

— Я понял. Десяти штук для начала хватит?

Рыжий вздохнул.

— Дать бы тебе сейчас по чайнику…

— Брось. Ведь, насколько я понял, Виталий Петрович тебя уже выпер.

— И пес с ним. Я успел кое-что скопить. А тебе я и так должен.

— Ничего ты мне не должен. Забудь.

— Я добра не забываю.

— Тогда передай дальше.

Рыжий фыркнул:

— Как это?

— Сделай добро кому-нибудь еще, — объяснил Глеб. — Все очень просто.

Стас помолчал, затем сказал задумчиво:

— Занятный ты мужик. Зачем только к Лосю нанялся?

— Скоро узнаешь. А деньги — не проблема. Заплачу сколько скажешь.

Рыжий усмехнулся:

— Во житуха! Яхту куплю…

— Житуха у тебя будет суровая, — перебил Глеб. — Можешь не сомневаться.

— Иди ты? — вконец развеселился Рыжий. — Ну, давай пиши мои телефоны.

— Так запомню, — заверил Глеб. И в обмен на три телефона Стаса (домашний, мобильный и домашний барменши Кати) черкнул ему свой номер. — Со дня на день приступим.

— И начнется суровая жизнь? — подмигнул рыжий.

— Не ходи к гадалке, — грустно усмехнулся Глеб.

«Жигуленок» остановился возле блочно-панельной пятиэтажки. Открыв дверцу, Стас поставил ногу на мокрый асфальт.

— Значит, жду звонка.

Глеб тоже вышел из машины.

— Провожу тебя до квартиры.

— Я в порядке, — буркнул рыжий. — И там лифта нет.

— Ох напугал!

Они поднялись на третий этаж и позвонили в дверь квартиры. Открыла им барменша Катя, без макияжа, в домашнем халате. Она выглядела очень молоденькой и трогательно-беззащитной.

— Раненых героев заказывали? — выпалил Глеб. — Распишитесь в получении.

Увидев окровавленную физиономию Стаса, девушка испуганно вскрикнула:

— Господи, хоть живой?!

— Как огурчик, — улыбнулся рыжий. — Обещал приехать — приехал.

Катя поспешно втянула его в квартиру.

— Глеб, ты зайдешь?

Глеб мотнул головой.

— Мое дело сдать клиента из рук в руки. Чао! — И он побежал вниз по лестнице.

Закрыв дверь, Катя стянула со Стаса пальто и ботинки.

— Господи, что они с тобой сделали! — причитала она. — Хорошо, родители на даче ночуют! Их кондрашка бы хватила!

— Так они на даче? — обрадовался Стас. — Эх, гуляем!

— Уж молчал бы. Гуляет он. Глянь на себя в зеркало.

Девушка проворно наполнила водой ванну и, втиснув в нее могучее тело Стаса, принялась бережно отмывать его намыленной губкой.

— Уф, хорошо! — фыркал рыжий. — Просто фантастика!

— Не больно?

— Да нет, три сильней: я тащусь.

Вымыв ему лицо, Катя отступила на шаг и пристально в него всмотрелась. С губки, зажатой в ее руке, капала порозовевшая мыльная пена.

— Стас, что за свинство? — сердито проговорила девушка. — Это юмор у вас такой?

— Ты про что? — Стас блаженно жмурился. — Пройдись еще разок мочалкой, а!

— Если вы с Глебом решили меня разыграть, то, извини, таких шуток я не понимаю!

Стас удивленно приоткрыл один глаз.

— Ты про что? — повторил он механически. И, повинуясь безотчетному импульсу, вдруг поднялся и взглянул в висящее над раковиной зеркало.

На его умытой распаренной физиономии не было ни царапины. Лицо это вполне годилось для рекламы шампуня, витаминов или крема для бритья. А кровоточащий сломанный нос… он был совершенно цел, невредим и, вероятно, также не понимал подобных шуток. Стас торопливо ощупал свои ребра и грудь — они не то что не болели, а вроде бы вообще не получали ни одного удара в жизни.

Заметив его растерянность, Катя спросила уже более миролюбиво:

— И как, по-твоему, это называется?

Плюхаясь обратно в ванну, Стас пробормотал:

— Ведро водки поставлю тому, кто мне это объяснит.

Едва успев раздеться, Глеб набрал номер Даши. После десятого гудка он положил трубку и в досаде сварил себе полпачки пельменей. Расправившись с этим незатейливым кушаньем, он открыл дверцу шкафа и заглянул внутрь. Выход на зеленый луг был на месте: там светило солнце, пели птички, журчала река. Лазейка в другой мир была теперь стабильной, но сбежать туда не хотелось.

Глеб закрыл шкаф и вновь позвонил Даше. Трубку никто не поднимал. Полчаса прослонявшись по комнате, Глеб сдернул куртку с вешалки и собрался, бог весть зачем, ехать к Дашиному дому. Однако, страховки ради, решил еще разок набрать ее номер.

— Глеб, ты? — раздалось из трубки. Глеб медленно выдохнул воздух.

— Угадала, — сказал он сухо. — Но рейтинг твой от этого не повысился.

— Я была в театре.

— Приятно слышать.

— С Эдиком.

— Особенно радует.

— Я отрабатывала его розы.

— Бедняжка. Ты не переутомилась?

— Мне что, в воскресенье дома сидеть? — огрызнулась она. — Прекрати источать на меня желчь!

Глеб прокашлялся.

— Что-то на кого-то источать — не мой стиль, — парировал он холодно. — Но мы с тобой как бы договаривались, что без меня ты из дома как бы не выйдешь. Или я что-то путаю?

— Я была с охраной. Эдик захватил трех придурков…

— Дарья Николаевна, придурки — не охрана, пора бы это усвоить. А что касается воскресного сидения дома… Можешь поверить, я тоже не развлекался.

— Мне-то какое дело, развлекался ты или нет?! — вскричала Даша.

Глеб вздохнул:

— Согласен, мои проблемы.

— Я вовсе не это имела в виду, я…

— Что хоть смотрела, если не секрет?

– «Горе от ума» в постановке Олега Меньшикова. Послушай, Глеб…

— Слабый спектакль. Я тебя не поздравляю.

— Легко переживу!

— Вряд ли, если ты под охраной придурков. Пожалуйста, положи трубку.

— Сам клади!

— Эту привилегию я всегда уступаю дамам.

— Которым хватает терпения тебя слушать!

— Считаю до трех. Один, два…

— Дурак!

В трубке раздались гудки.

Глеб разделся и встал под ледяной душ. И стоял до посинения.

Глава восьмая

По расписанию понедельника у Глеба сегодня значилось три последних урока в девятых классах. На перемене завуч ему сообщила, что его хочет видеть директор.

— Зачем? — полюбопытствовал Глеб. Зинаида Павловна пожала худыми плечами.

— Меня не информировали. Иван Гаврилович просто велел вас разыскать и…

— …вручить повестку, — закончил реплику Глеб.

Завуч собралась нахмуриться, но улыбнулась, и улыбка украсила ее непривлекательное лицо.

— Глеб Михайлович, ваше остроумие когда-нибудь выйдет вам боком.

— Предчувствую это, — вздохнул Глеб. — Когда велено явиться?

— После уроков. Как только освободитесь.

А на следующей перемене, по пути в школьную столовую, его перехватила географичка.

— Когда придешь? — осведомилась она эротическим шепотом. На ней был оранжевый облегающий костюм, подчеркивающий пикантную полноту ее фигуры. — Питаешься кое-как и все чего-то суетишься, суетишься… А я соскучилась.

Глеб ответил ей таким же шепотом:

— Галь, ты еще малость поскучай, а я пока пойду и попитаюсь кое-как.

Галина Даниловна не обиделась. Она просто мастерски умела не обижаться.

— Слыхала я, директор тебя вызывает? — произнесла она будничным голосом.

— Где слыхала, в теленовостях?

— Хохми, хохми — дохохмишься. — Лицо географички выразило дружескую озабоченность. — Распустил язык при Зинаиде, болтун.

— Насчет дерьмовой презентации, что ли?

— Разумеется. Надо тебе было высказываться. Иди теперь оправдывайся, изворачивайся…

— Галь, так ведь я это нарочно.

— То есть?

— Хотел проверить, настучишь ты или нет.

— Кто, я?! — Галина Даниловна аж поперхнулась. От шеи до корней волос ее залила краска. — Кроме тебя, в учительской, между прочим, нас было двое. И между прочим, Зинаида…

— Галь, Зинаида не в курсе даже, зачем меня вызывают.

— Верь ей больше, она…

Но тут к ним подошел физкультурник и с двухметровой своей высоты, игнорируя географичку, обратился к Глебу:

— По компоту вмажем?

Глеб кивнул.

— Гулять так гулять.

— Позволить-то себе можем? — как бы усомнился физкультурник.

Глеб дотянулся до его плеча.

— Расслабься: я угощаю.

Географичка сочла за благо бесшумно удалиться.

А на шестом уроке, сразу после звонка, в кабинет французского вошла Даша. На ней было строгое темно-серое платье сантиметров на пять выше колен, сапожки на шпильке, и суровость ее лица соответствовала стандарту, установленному для чиновников министерства просвещения. Королевским жестом руки она усадила вставший для приветствия класс.

— Глеб Михайлович, я притулюсь где-нибудь… вон там, — указала она на свободный стол, — а после урока мы обсудим с вами некоторые вопросы методики.

— Как скажете, — невозмутимо отозвался Глеб.

Сев за стол, Даша обратила на него сияющий изумрудный взгляд.

— Всю ночь не спала, — сказала она по-английски.

— Поделом тебе, — по-английски ответил Глеб.

На эти лингвистические выкрутасы класс никак не отреагировал. Здесь не было бузотёров, подобных Лёне и Гуле. Это был дисциплинированный и нелюбопытный 9-й «В». Глеб даже не потрудился хоть как-то представить Дашу: сошло и так.

Урок проковылял, так сказать, без падений и взлетов, и после звонка класс мгновенно опустел — занятия закончились, и школьники рванули на свободу.

Придерживая дверь, Глеб обернулся к Даше.

— Итак?

Даша подошла к нему и посмотрела в глаза.

— Итак.

— Наверное, — предположил Глеб, — мне следует отвезти твой перевод к тебе в контору.

Даша не сводила с него глаз.

— Конечно. Это прямая твоя обязанность. Но я уже отвезла сама, извини… Деньги мне заплатили, но другой работы не дали. Говорят, нет заказов.

— Врут?

— Разумеется. Но почему?

Глеб нахмурился.

— Я разберусь. Но лишь в интересах следствия. А работа эта… ну ее к свиньям.

— Серьезно?

— Вполне. Я еще вчера хотел с тобой об этом поговорить, но… Слушай, прекрати на меня так смотреть!

— Как?

— Вот так.

— Как вот так?

— Сама знаешь. Сейчас я растаю.

— Тогда я соберу тебя в пузырек. И буду принимать по две капли на ночь.

Они смотрели друг другу в глаза.

— В общем, так… — Глеб прокашлялся. — Меня вызывает на ковер директор…

— Я порву ему пасть, — пообещала Даша.

— …думаю, минут на десять, — невозмутимо продолжал Глеб. — Ты ждешь меня здесь. Потом мы едем в Мытищи знакомиться с колдуньей из Ольгиного списка.

— Я сама ведьма, — сказала Даша, не сводя с него глаз. Глеб хмыкнул.

— Кто тебе это сказал?

— Многие говорят.

— Плюнь им в лицо. И сиди тихо.

Дверь кабинета подергали. Глеб отпустил дверную ручку, и в комнату заглянула географичка.

— Ну, что ты закопался? Иван Гаврилович неважно себя чувствует и просил поторопиться… — Тут она заметила Дашу. — О, инспектор министерства! Что-то вы к нам зачастили!

Даша вздохнула:

— Служба.

Глеб шагнул за дверь и обернулся:

— Дарья Николаевна, дождитесь меня, пожалуйста.

Даша деловито взглянула на свои часики:

— Ладно, Глеб Михайлович. Даю вам десять минут.

Когда шаги Глеба затихли в коридоре, географичка ядовито поинтересовалась:

— Вам так понравились его уроки? Или, наоборот, много замечаний?

Даша обезоруживающе улыбнулась.

— Сказать откровенно, по-французски я не понимаю ни слова.

— Зачем же тогда вы явились?

— Спросить, что он ел на завтрак.

Девчонки-секретаря в «предбаннике» не оказалось. Было похоже, она смоталась с концами. Постучав, Глеб приоткрыл дверь директорского кабинета и вошел. Кабинет был пуст. Чертыхнувшись, Глеб стал прохаживаться из угла в угол. Этак он маршировал минут двадцать пять.

Директор вошел, кашляя, сопя и хромая более обычного.

— А вот и я, вот и я… Давно ждете? Извините, дружок. Я чайку горячего напился и лекарство принял.

— Что с вами, Иван Гаврилович? — посочувствовал Глеб.

— Да шут его знает. Простыл, радикулит обострился… Бог с ним, не будем о болячках. Слыхал я, вы ругаете презентацию нашего издательства? Только не подумайте, будто я собираю сплетни…

— Иван Гаврилович, такое мне даже в голову не пришло.

Директор остро на него взглянул и тут же опустил глаза.

— Вот и правильно, Глеб Михайлович. Для меня очень важно знать ваше мнение. Пусть самое нелицеприятное.

Теперь Глеб посмотрел в глаза директору.

— Иван Гаврилович, вам известно, что Дмитрий Грачев — бандит до мозга костей?

Директор закашлялся, но взгляда не отвел.

— Да вы, Глеб Михайлович, никак удивить меня хотели?

— Признаться, хотел, — усмехнулся Глеб. — Зачем тогда вы держите этого пахана в авангарде? Нанять больше некого?

Ероша седые волосы, директор проковылял к окну.

— Глеб Михайлович, ведь и я могу полюбопытствовать: известно ли вам, что Виталий Лосев — бандит похлеще Грачева? Если неизвестно — ваша проницательность весьма однобока. А если известно, зачем вы подались к нему в охрану? Мы с вами, дорогой мой, в такое время живем и в такой стране, где у интеллигентного человека выбор…

— Нет, Иван Гаврилович, — перебил Глеб, — на это я не куплюсь. У вас благородные цели и огромные финансовые возможности. Вы просто не имеете права себя компрометировать. А у меня задачи более скромные — так сказать, на уровне шкурных интересов…

— Ах, Глеб Михайлович, — директор прохромал к своему креслу, — до чего мне приятно с вами беседовать! Мы с вами точно дипломаты двух враждующих стран: ходим вокруг да около и выискиваем слабые места.

Глеб пожал плечами:

— Иван Гаврилович, я вас не понимаю.

— Ну, полно, полно, дружок! Если б вы доверяли мне больше и поведали откровенно, в чем именно состоят эти ваши шкурные интересы…

В дверь постучали, затем в кабинет впорхнула Даша.

— Глеб Михайлович, прошло сорок минут… — Заметив сидящего директора, она обворожительно ему улыбнулась. — Прошу прощения, вы Иван Гаврилович?

Директор кивнул с улыбкой.

— Если мне не изменяет память.

Даша ткнула ногтем в стекло своих часиков.

— Извините за бесцеремонность, но у меня скоро заседание коллегии в министерстве. А мы с Глебом Михайловичем еще не обсудили методику его уроков и…

Директор рассмеялся, и смех его перешел в кашель.

— Прекратите, Дарья Николаевна… — проговорил он, запыхавшись, — ей-богу, уморите.

— Мы знакомы? — смутилась Даша.

— Как сказать… Племянницу Виталия Петровича забыть невозможно. Я дважды имел честь вас видеть, а вы едва ли меня заметили.

Даша с улыбкой вздохнула.

— Значит, попалась.

Директор перевел взгляд на Глеба.

— Эх, молодежь, молодежь… Что с вами делать — идите. Но, Глеб Михайлович, наш с вами разговор…

В дверь вновь постучали, и ворвалась сердитая географичка.

— Эта фифа якобы из министерства!.. — заметив Дашу, она осеклась и пробормотала: — Ах, она уже здесь!

Директор вперил в географичку колючий взгляд.

— Галина Даниловна, что за паника? Разве у нас налёт террористов?

— Кто его знает? — усмехнулся Глеб. — Галина Даниловна всегда начеку и спешит уведомить начальство. Как утверждал один великий стратег, кадры решают всё. До свидания, Иван Гаврилович.

— Приятно было познакомиться, — сказала Даша. Директор поднялся, хромая, обошел стол и поцеловал ей руку.

— Взаимно. Глеб Михайлович, надеюсь, наш разговор не закончен.

Глеб молча кивнул, и они с Дашей вышли. Географичка пролепетала:

— Иван Гаврилович, я просто подумала, что…

Директор хлестнул ее по щеке.

— Гусыня безмозглая!

Из глаз географички потекли слезы.

— За что, Иван Гаврилович?

Директор подошел к двери и запер ее на ключ. В походке его не осталось и следа хромоты, и морщины на лице разгладились.

— Вертись возле него, шалава, и не упускай из виду. — Голос Ивана Гавриловича как-то вдруг очистился от кашля и хрипоты. — Для этого и существует твоя задиристая задница.

— Ну да, задница! А у этой девчонки…

— Делай что велено! Девчонка эта долго не протянет! — Низенький и щуплый директор с легкостью швырнул пышнотелую Галину животом на стол и задрал ей сзади юбку. — Не тушуйся, заманивай его своими прелестями!

Географичка взвизгнула.

— Ой, не надо!

Одним резким движением директор сдернул с нее колготки и трусики.

— Раздвинь ляжки, персик! — приказал он и, приспустив на себе штаны, вонзил в ее телеса увесистый член. — Вот так, вот так, потренируемся…

— Ненавижу! — вскричала Галина Даниловна. — Подонок!

Однако она постанывала от удовольствия.

Из окна «жигуленка» Даша посмотрела на здание школы.

— Симпатичный дедуля.

— Чересчур, — задумчиво отозвался Глеб.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал.

Пятый день весны тоже выдался пасмурный. Спасибо, хоть не было дождя, и Глеб гнал свой «жигуленок» настолько быстро, насколько позволяли дороги, потоки транспорта и служба ГАИ. Достав из дубленки пачку сигарет, Даша повертела ее в руке и выкинула в окошко.

— Странно, — проговорила она, — все нормальные люди бросают курить струдом, а мне хоть бы хны.

— Поздравляю, — усмехнулся Глеб. — А город-то зачем засорять?

— Извините, сэр Майкл. Остановите: я подберу.

— Ладно уж. Но впредь остерегись.

— Нет, правда, я сама не терплю такого свинства. Давай подберем.

— На обратном пути. Запомни место.

Они рассмеялись. И Даша спросила:

— А ты чем вчера занимался?

— Глупостями.

— Какими? Давай подробности.

— Дашка, дай поразмышлять. Создай условия.

— Да пожалуйста! Думаешь, мне охота с тобой трепаться? У меня самой мыслей, как у дурака махорки.

До Мытищ они ухитрились доехать молча. Затем Глеб дважды выходил из машины и, назвав адрес колдуньи, просил у прохожих подсказки. Прохожие как-то многозначительно усмехались, но подсказывали охотно. И в конце концов после недолгого блуждания «жигуленок» Глеба остановился возле жиденького забора, за которым виднелся покосившийся домишко — обычное жилье колдуний.

— Посиди пока в машине, ладно? — попросил Дашу Глеб, выходя.

Даша тут же вышла следом.

— Ладно-ладно, я здесь постою, — пообещала она.

— Только без фокусов! — Глеб отворил просевшую калитку и зашагал по тропе, расчищенной в сугробе.

Дом казался нежилым, даже дымок над печной трубой не вился. Входа было два: один (застекленная верандочка), очевидно, летний, другой, тот, что подальше, использовался, похоже, в холодное время года. Вот к тому-то входу Глеб и направился. Дверь вполне соответствовала общему антуражу: обшарпанная и потрескавшаяся — ни ручки, ни звонка. Глеб попробовал заглянуть в окно, однако оно оказалось завешено изнутри темной тряпкой. Глеб собрался уж было в него постучать, но вдруг услыхал со стороны веранды испуганный Дашин возглас. Чертыхнувшись, Глеб бросился к летнему входу.

Он увидел Дашу, обалдело замеревшую внутри веранды. А из дома, через распахнутую дверь, на нее лилась визгливая ругань:

— Кыш отсюда, мерзавка! Нечего тут высматривать! Пошла прочь, лярва!

— Но послушайте, — пыталась оправдаться Даша, — я ведь хотела только…

— Нечего мне слушать! Катись, кому сказала!

— Но я хочу только задать вам…

— Я тебе задам, прошмандовка! Так задам, костей не соберешь!

Взбежав на крыльцо веранды, Глеб разглядел в полумраке дома безобразную старуху, одетую в засаленный халат, на ворот которого ниспадали длинные свалявшиеся патлы. При появлении Глеба эта злосчастная образина будто захлебнулась своей руганью и чуть отступила в глубь комнаты.

— Кого ты привела, мерзавка?! — прокаркала она. — Думаешь, я не справлюсь с вами обоими?!

От изумления брови Глеба взлетели вверх. Слегка отстранив обомлевшую Дашу, он шагнул к порогу, за которым агрессивно ощетинилась старуха.

— Графиня? — тихо проговорил он. — Наталья Дмитриевна?

Вздрогнув, старуха так и подалась ему навстречу.

— Боже мой… Глеб Михайлович… — Голос ее зазвучал вдруг нежно, как серебряный колокольчик. — Неужели это вы?

Воздух вокруг старухи внезапно загустел и заклубился, как дым, и вся она словно погрузилась в клубящийся белый омут. Комната вдруг вспыхнула ярким светом, засверкала огнями, и дым рассеялся, будто от дуновения ветерка. На месте безобразной старухи стояла взволнованная пожилая дама, седеющие волосы которой уложены были в старомодную прическу, а длинное дорогое платье, казалось, было сшито для дворянского бала.

Дама перешагнула порог, и они с Глебом троекратно расцеловались.

— Неплохая маскировка, мадам, — улыбнулся Глеб. — И ругаться вы наловчились, как… Не знаю, приятен ли вам подобный комплимент, графиня.

Графиня зарделась.

— Вы же сами, сударь, понуждали меня одолеть эту науку. Али запамятовали?

— Помню, — подтвердил Глеб, — и ничуть о том не сожалею.

Даша пошатнулась и оперлась о его руку.

— Дамы и господа, могу я тут на что-нибудь присесть?

Глеб обнял ее за плечи.

— Просил ведь: подожди в машине.

Пожилая дама виновато проговорила:

— Душечка, не знаю, сможете ли вы меня простить, но поверьте: недостойное мое поведение имеет свои причины. Если бы я знала, что вы пришли с Глебом Михайловичем… Извините меня и не принимайте всерьез брань выжившей из ума старухи. В утешение вам должна заметить: за свои сто двенадцать лет я не встречала женщины, красота которой могла бы равняться с вашей.

Дашины щеки заалели, как маков цвет.

— Благодарю вас, графиня, вы слишком ко мне снисходительны. И вам не пристало оправдываться. Я и без того уверена, что ни характер ваш, ни воспитание не позволили бы вам обидеть кого-либо понапрасну.

Глеб с усмешкой на нее покосился.

— Каков стиль, блин!

— Не встревай в базар, — в тон ему ответила Даша. — Я с детства тонкий стилист. Не усёк разве?

Графиня рассмеялась.

— Вижу, сударыня, мне придется брать у вас уроки.

— Да это я так… — вздохнула Даша, — от девичьей застенчивости.

Графиня лукаво посмотрела на Глеба.

— Где вы отыскали это чудо?

— Места надо знать. — Глеб взглянул на свои часы. — Однако, Наталья Дмитриевна, у нас к вам два вопроса. За этим, собственно, мы и приехали.

Графиня всплеснула руками:

— Что же мы стоим! Глеб Михайлович и…

— Даша, — подсказал Глеб.

— Дашенька. Вам так идет ваше имя. Заходите, прошу вас.

Они вошли, разделись и очутились в голубой гостиной, тесноватой для дворянского гнезда, но весьма просторной для этого домишки. В углу гостиной помещался белый рояль, на котором в бронзовом канделябре горели свечи. Графиня пробормотала нечто невнятное, взмахнула руками — и на столе появилась кружевная скатерть.

— Сейчас, мои хорошие… минутку… — Обойдя вокруг стола, графиня произвела руками несколько пассов, и на скатерти прямо из воздуха возникли всевозможные варенья да печенья вместе с посудой и кипящим самоваром. А из соседней комнатушки своим ходом приковыляли три стула с резными спинками и чинно встали у стола. — Прошу, гости дорогие! — пригласила графиня.

И откуда-то из пустоты на свободное место стола шваркнулось блюдо с гусем, обложенным печеными яблоками.

— Спасибо, с удовольствием, — сказал Глеб. — Мы голодны как волки.

Графиня взглянула на него в изумлении.

— Глеб Михайлович, гуся я не готовила.

— Да? — удивился Глеб — Значит, он сам сюда залетел.

Графиня погрозила ему пальцем.

Глядя на всё это, Даша тихо объявила:

— Кажется, я в обморок грохнусь.

— Лучше после обеда, — попросил Глеб.

— После обеда охота пропадет, — возразила Даша. Чуть подумав, Глеб кивнул.

— Ладно, падай. Только по-быстрому.

Даша вздохнула и села за стол. Графиня была в восторге.

— Глеб Михайлович, Дашенька, ваш приход для меня — просто Божья милость.

— А уход наш станет избавлением, — съехидничал Глеб, уписывая гуся. И не дав графине возразить, тут же задал вопрос: — Не довелось ли вам, Наталья Дмитриевна, месяц-два назад побывать в нехорошей компании?

Графиня быстро подняла на него взгляд.

— Вы не устаете меня поражать, Глеб Михайлович. Ну откуда вам это известно?

Отодвинув от себя тарелку, Глеб обтер салфеткой губы.

— Чисто случайно. В мои руки попал весьма странный список имен, среди которых фигурировали вы, графиня, под именем Наталья Салтыкова с пометой «колдунья». И рядом был указан ваш мытищинский адрес. Признаться, до последней минуты я сомневался, что встречу здесь именно вас.

— Понимаю, — вздохнула графиня. — Глеб Михайлович, скажу как на духу: все это из-за проклятого моего любопытства. Следуя вашему совету, я перестала афишировать свои… более чем скромные способности. Восемь лет назад я переехала сюда…

— Прямо из Риги? — уточнил Глеб. Даша слушала, широко раскрыв глаза.

— Нет, — ответила графиня, — уже из Ростова. О, это изумительная история! Но как-нибудь в другой раз… Ну вот, стало быть, поселилась я здесь, приняла сей непривлекательный облик и, когда малость пообвыклась, начала лечить людей. Да, Глеб Михайлович, тут я вас не послушалась! Не сетуйте на старуху! Люди порой так несчастны…

— Картина вырисовывается, — с горечью перебил Глеб. — Вы многим помогли, многих вылечили, и вскоре о вас поползли слухи, которые в итоге достигли ушей тех, кого я просил вас остерегаться.

— Но, друг мой, меня все знали как безумную старую мегеру, которая излечивает многие болячки из корыстных побуждений.

— Подобный образ, графиня, привлекает к себе чёрта.

— Но я работала только среди местных.

— И кто-то из этих местных, преисполненный благодарности, взял на себя труд заняться вашей рекламой. И вот к вам явились очень милые люди и пригласили принять участие… В чем, Наталья Дмитриевна? В заседании? В круглом столе?

Графиня опустила глаза.

— В симпозиуме парапсихологов. Там был один шаман… то ли из Якутии, то ли с Чукотки, демонстрировавший трюки на уровне индийского факира из Одессы. Я, конечно, догадалась, что он не более чем бутафория. Публика там собралась разношерстная, но атмосфера была насыщена какой-то зоологической злобой. И устроителей этого, с позволения сказать, симпозиума интересовало, на что способна именно я.

— Вы запомнили хоть кого-то из устроителей? — с надеждой спросил Глеб.

— Ну… обхаживали меня двое научных сотрудников — Ира и Ян. Весьма недалекие молодые люди с неприметной внешностью, которую так ценят в любой разведке. Представляете, Дашенька, чтобы выпытать мои секреты, они ухаживали за старой чокнутой уродиной, как… — подыскивая слово, Наталья Дмитриевна щелкнула пальцами, — прямо как…

— …за графиней, — подсказала Даша.

— Именно! — рассмеялась графиня. — Их любезности могли бы растопить камень. Но я оттуда свалила.

— Ах! — улыбнулась Даша.

— При чем здесь «ах»? — улыбнулась графиня. — В моем возрасте, деточка, пора бы чувствовать, когда вступаешь в какашку.

— Поэтому, значит, вы на меня так напустились?

— Ну разумеется! Теперь мне в каждом углу поросенок с хреном мерещится.

Дамы, похоже, развеселились. Глеб, однако, всё более мрачнел.

— Спасибо, за хлеб-соль, — сказал он, поднимаясь. — Нам пора.

Глаза графини потухли.

— Так скоро? — проговорила она с печальной покорностью.

— Можно я вас навещу? — спросила, вставая, Даша.

— Правда? — оживилась графиня. — Это было бы чудесно!

Глеб помог Даше надеть дубленку.

— Быть может, Наталья Дмитриевна, мы увидимся гораздо скорее, чем вы думаете. У вас нет телефона?

— Зачем он мне?

Глеб достал из куртки блокнот, черкнул в нем авторучкой и протянул графине вырванный листок.

— Здесь мой и Дашин телефоны. Когда вас вновь станут приглашать на симпозиум, тут же позвоните. Соглашайтесь, но без меня не делайте ни шагу.

Графиня прижала листок к груди.

— Вы полагаете, что они…

— Убежден. Они вот-вот объявятся.

Графиня проводила Дашу с Глебом до крыльца.

— Глеб Михайлович, — проговорила она встревоженно, — эти люди… так ли они опасны?

— Опасней просто не бывает. Вам повезло, Наталья Дмитриевна, что они считают себя неуязвимыми и потому не очень торопятся. Обещайте мне позвонить.

— Ну разумеется, друг мой. Бог знает, что у вас на уме. Вы всегда были для меня загадкой, Глеб Михайлович. Но положа руку на сердце… никому в жизни я не доверяла так, как доверяю вам. — Она перекрестила его лоб. — До свидания, Дашенька.

Даша поцеловала ее в щеку, сбежала с крыльца и зашагала к машине. Глеб пошел вслед за ней по расчищенной тропе.

Графиня стояла на крыльце, пока «жигуленок» не уехал. Тогда она вздохнула, зябко повела плечами и через веранду прошла в дом. И в тот же миг гостиная с белым роялем превратилась в убогую комнатенку, свечи погасли, а благородная госпожа вновь приняла облик безобразной старухи в засаленном халате. Однако взгляд у старухи был добрым и мечтательным.

Сквозь сырой и холодный мартовский сумрак Глеб гнал машину к Москве. С ним рядом, отвернувшись к окну, всхлипывала Даша.

— Она же там одна… совершенно одна…

— Дашка, замолчи! — прикрикнул Глеб. По щекам его катились слезы.

Даша резко обернулась.

— Вот сейчас я тебя обниму, прижмусь к тебе, и мы врежемся!

Глеб пожал плечами.

— Ну, не знаю… в принципе можешь попробовать.

— Думаешь испугаюсь?! — Даша обняла его за шею и прижалась щекой к его щеке. — Теперь хоть трава не расти!

— Трудно с тобой спорить… — Глеб бросил руль и поцеловал ее в губы.

Даша вскрикнула и в страхе взглянула в окно. «Жигуленок» как ни в чем не бывало катил по скользкой трассе и, пока руки Глеба обнимали Дашу, совершенно самостоятельно выполнил левый поворот. Даша облегченно перевела дух.

— Что же я за трусиха, — пробормотала она, впиваясь губами в губы Глеба. И задохнувшись, произнесла: — Наконец-то!.. Зачем ты вообще держишь руль?

Глеб потерся носом о ее нос.

— Чтоб не привлекать внимания. Отодвинься, кстати, от водителя: впереди пост ГАИ.

Руки Глеба вновь легли на руль. Даша чинно отодвинулась, помолчала и спросила:

— Вообще она кто?

— Ну, если тебе нужны формулировки… она фея, — с грустью проговорил Глеб.

— В смысле?.. Не хочешь ли ты сказать, что феи существуют в реальности?

— Насчет реальности не гарантирую. За свои двести тридцать два года я встретил пока лишь ее одну.

Даша посмотрела на него долгим внимательным взглядом.

— Про твои двести тридцать два года я слышу уже не впервые. Но я б тебе и тридцати не дала.

— Так и есть, — кивнул Глеб, косясь на притаившихся у поворота гаишников. — Физиологически мы с тобой примерно одного возраста. Но живу я очень давно. Впрочем, по нашим меркам я мальчишка.

— Вот и ладушки! — Даша положила голову ему на плечо. — Не знаю, по каким это вашим меркам, и не спрашиваю. Я ничего уже не спрашиваю.

— Скоро все узнаешь.

— Хочется верить. А пока можно я немного посплю? Когда ты вчера швырнул трубку, у меня была жуткая ночка…

— Я не швырял, ты первая положила.

— Я не клала, ты меня заставил. И вот от всего этого обилия впечатлений… — Даша зевнула, — бедная моя голова уже идет кругом.

Глеб поцеловал ее в макушку.

— Спи, родная. Все эти впечатления и вправду нужно переспать.

Пригревшись на его плече, Даша действительно заснула и не заметила, как они въехали в Москву. Волосы Даши рассыпались по руке Глеба, и он старался не шевелиться, чтобы их не стряхнуть. Но стоило «жигуленку» притормозить возле дома, Даша открыла глаза.

— Уже приехали? — удивилась она. — Классно я вздремнула.

Только лишь они поднялись в квартиру, Глеб сразу же стал прощаться.

— Завтра приду. Никуда не выходи.

Даша встала к нему лицом, подбоченясь.

— Между прочим, сегодня понедельник.

— Знаю.

— Что ты знаешь?

— Что неделю назад я пришел к тебе наниматься телохранителем.

— Не пришел, а заявился! Весь из себя в темных очках: «Какие, блин, у вас проблемы?» Дешевка жалкая!

— Ну, не совсем так…

— Именно так! Самоуверенный, вздорный и жутко ехидный мальчишка!

Глеб грустно улыбнулся.

— Мальчику меж тем далеко за двести.

Даша приблизила к нему лицо.

— Почему же ты так долго ко мне шел?

— Я думал, тебя не бывает.

— Меня и не было до прошлого понедельника.

— Ты будешь смеяться, — Глеб потерся носом о ее нос, — но до прошлого понедельника не было и меня.

Дашины глаза наполнились слезами.

— Уходи! Убирайся немедленно или… я тебя съем!

Глеб коснулся губами ее губ.

— Нехорошо наедаться на ночь, — сказал он и вышел, мягко прикрыв дверь.

Даша постояла в прихожей, сняла с себя дубленку, затем вошла в комнату и достала с книжной полки потрепанный томик, взятый на днях в библиотеке. Отыскав по оглавлению стихи Ли Бо, она открыла нужную страницу и принялась читать вслух:

Среди цветов поставил я кувшин в тиши ночной и одиноко пью вино,

и друга нет со мной…

Тут Даша всхлипнула, однако, взяв себя в руки, продолжила чтение:

Но в собутыльники луну позвал я в добрый час,

и тень свою я пригласил,

и трое стало нас.

Но разве, — спрашиваю я, —

умеет пить луна и тень, хотя всегда за мной последует она?

Уронив книгу на кровать, Даша разрыдалась в подушку.

— Ведь я же здесь… — бормотала она сквозь плач, — я же вот она, дурак!

Первым делом Глеб принял ледяной душ. Затем, как обычно, воссел в позе «лотоса» на диване. Однако смотрел он на сей раз не на дверцу шкафа, а на свою раскрытую ладонь.

Минут примерно через сорок на ладони его появился изумруд величиной с грецкий орех. И внутри изумруда вспыхнул огонь: камень засветился, засверкал с яркостью «вольтовой дуги», сохраняя при этом зеленый цвет. В комнате стало жарко.

Закрыв ладонь, Глеб сжал изумруд в кулак. И пальцы его начали светиться изнутри. Еще минут через сорок Глеб разжал кулак. Теперь на его ладони лежало колечко, сверкающее столь же ослепительно, как породивший его изумруд. Но сверкание это вскоре потускнело, и жара в комнате начала спадать. Колечко сделалось прозрачно-зеленым и обрело форму вьюнка, который, чудилось, вот-вот зашелестит крохотными своими листиками.

Положив колечко на стул, Глеб вытер со лба пот и устало растянулся на диване. Около получаса он пролежал, не шевелясь. Затем ему позвонила Даша.

— Варваре Львовне дали срок до завтра, — сообщила она без предисловий. — Если она не согласится…

— Варваре Львовне? — тупо переспросил Глеб.

— Это бабушка Саши и Тани. Глеб, очнись! Она звонила тебе весь день и только что дозвонилась до меня. Ей поставили ультиматум.

Усталость Глеба как рукой сняло.

— Господи, — пробормотал он, — что я за дубина. Когда они явятся за ответом?

— Завтра в пять. Если она не согласится переехать в коммуналку, ее с детьми выселят из Москвы.

— Ну прямо! — буркнул Глеб.

— Они говорят, — повысила голос Даша, — что, поскольку у Варвары Львовны нет прописки, а квартира числится за ее покойной дочерью…

— Даш, плевать на то, что они говорят! Завтра они запоют у меня «аллилуйя»!

Даша чуть помолчала, затем потребовала:

— Верни мне пистолет, я иду с тобой.

— Сейчас! Какие еще просьбы, пожелания? — ядовито осведомился Глеб.

Даша вздохнула.

— Могу я позвонить Варваре Львовне и как-то ее обнадежить?

— Безусловно, — ответил Глеб. — Фирма «Даша» гарантирует.

Даша еще чуть помолчала.

— Мне тут тоже… довольно странный звонок был, — проговорила она неуверенно. — Не то чтоб угрожающий, но…

— Дашка, не тяни душу! — мигом встревожился Глеб.

— В общем, ничего хамского, просто… Реплика была такая: «Скоро, очень скоро, мой свет!» Но главное, голос — то ли мужской, то ли женский…

— Тот самый, который ты слышала в трубке, когда тебе звонила Ольга, — без труда догадался Глеб.

— Да, — тихо подтвердила Даша. После короткого молчания Глеб сказал:

— Ладно, пора заканчивать дебютную подготовку. Ты хорошо заперла двери?

— На оба замка.

— Пока этого достаточно. Еда у тебя еще осталась?

— Навалом. Глеб, ты не думай, я не очень-то испугалась…

— Вот и замечательно. Завтра у меня уроки с половины девятого, значит… Около восьми я буду у тебя с двумя классными парнями. Они посидят с тобой, пока я не вернусь из школы.

— Глеб, прекрати. Если б я обращала внимание на телефонные наезды…

— Дарья Николаевна, вы же умненькая девочка, первая ученица по математике… Будешь ты слушаться или нет?

— Буду, буду.

— Тогда выспись как следует и без четверти восемь утра жди: я представлю тебе двух игроков нашей команды.

— Ой! — удивилась Даша. — Я не ослышалась?

— Ты не ослышалась.

— А сколько народу в нашей команде?

— Всё, Дашка! Звони Варваре Львовне — и спать. Я тебя целую.

— О-о! Сколько раз?

— Пока не надоест.

— Кому?

Глеб улыбнулся.

— Клади трубку, сейчас же.

— Сам клади.

— Раз, два, три… три с половиной…

— Продолжай, — подзадорила Даша. — Вместо колыбельной.

Глеб вздохнул.

— Даш, мне надо сделать срочные звонки.

— Ладно уж, в виде исключения.

Даша дала отбой, и Глеб тут же набрал номер японского посольства и по-английски попросил к телефону господина Такэру Абэ. Вежливый мужской голос предложил ему представиться. Глеб назвался Майклом Грином. Через полминуты Такэру взял трубку. Невзирая на поздний час, звонку Глеба он явно обрадовался и без малейших колебаний согласился охранять «кого угодно, где угодно и сколько угодно». Глеб договорился забрать его у посольства в 7.20 утра.

Второй звонок был Стасу. Глеб легко его разыскал по номеру мобильного телефона. В отличие от японца рыжий расспросил обо всем подробно и основательно. В итоге он, хоть и без энтузиазма, дал согласие охранять племянницу бывшего своего хозяина. Глеб продиктовал Стасу Дашин адрес и договорился встретиться у ее подъезда без четверти восемь.

После этих переговоров Глеб заснул в тревоге, и рука его сжимала изумрудное колечко в форме вьюнка.

Глава девятая

Улыбающийся Такэру выглядел как студент, прогуливающий занятия. Одет он был, как и Глеб, в куртку и джинсы и без черного своего кимоно производил несерьезное впечатление. Но глуп был бы тот, кто бы этому впечатлению поверил.

— Доброе утро, Глеб-сан, — произнес юноша по-русски. — Надеюсь, день будет солнечным.

— Если весна услышит твой зов, — по-японски ответил Глеб.

Улыбка Такэру выразила удовольствие. И он возразил по-японски:

— Весна подобна кукушке: криклива и непостоянна.

— Так рассудил ворчливо бредущий впотьмах старик, — заключил Глеб, отъезжая от посольства.

Такэру засмеялся и захлопал в ладоши.

— Восхитительно, Глеб-сан! Просто восхитительно!

Глеб с улыбкой его осадил:

— Сдержанность — лицо самурая.

— Откровенность — оружие юности, — улыбнулся в ответ Такэру.

Беседуя в подобном духе, они подъехали к Дашиному дому. Возле серой «тойоты» их ждал Стас.

— Осаждающих вроде не видать, — буркнул он, озираясь.

— Сплюнь три раза, — посоветовал Глеб. Такэру сдержанно поклонился.

— Доброе утро.

— Привет! — Стас протянул ему свою необъятную пятерню и мстительно сдавил изящную ладонь японца.

Такэру побагровел, однако невозмутимо выдержал это варварское рукопожатие. Хмыкнув, Стас отпустил его руку.

— Разминка закончена? — хмуро осведомился Глеб.

— Порядок, — усмехнулся рыжий. — Проверка на вшивость.

Даша открыла им, едва Глеб коснулся кнопки звонка. Она тоже была в джинсах, в футболке с короткими рукавами, и волосы ее были собраны в «конский хвост». Несмотря на службу у ее дяди, Стас, если судить по выражению его физиономии, ни разу Дашу не видел. То есть его физиономия выражала, что называется, полный отпад. А на юном лице Такэру написано было столь откровенное восхищение, что его самурайские предки, вероятно, заворочались в гробу.

Как только Глеб представил их всех друг другу, Даша деловито объявила:

— Мойте руки, буду вас кормить.

Рыжий немедля стал отнекиваться. Такэру кланялся и бормотал, что утром вообще не завтракает, что чрезмерное потребление калорий губит спортсмена… Словом, эт-то надо было видеть!

— Иначе выгоню, — прекратила базар Даша. Глеб взглянул на свои часы.

— Некоторые и сами сбегут, — пообещал он.

— А с некоторыми, — Даша взяла его под руку и повлекла на кухню, — я должна срочно поговорить. Ребята, раздевайтесь! Я на минуту буквально!

На кухне Глеб не дал ей рта раскрыть:

— Дашка, ни слова. Я опоздаю на урок.

Даша с улыбкой взяла его за грудки.

— Зачем тогда ты со мной сюда пришел?

— Только лишь за этим. — Глеб надел ей на палец изумрудное колечко-вьюнок. — Носи не снимая.

Даша смотрела на колечко так… примерно так, как Такэру смотрел на Дашу.

— Ой! — сказала она.

— Теперь мне будет чуть поспокойней, — вздохнул Глеб, выходя из кухни. — Пока, мужики. В случае чего — стойте насмерть. Сменю вас после пяти.

Он ушел, захлопнув за собой дверь. Даша вернулась в прихожую. Оба ее телохранителя переминались с ноги на ногу, причем Такэру был уже в носках. Даша дала ему тапочки.

— Обуйтесь, пол холодный.

— Спасибо, — поклонился японец, — мне и так хорошо.

— Ну, коли так… Прошу мыть руки.

Вытирая полотенцем свои могучие длани, Стас полюбопытствовал:

— Шахмат, случаем, не найдется?

— Кто из вас играет? — спросила Даша, украдкой любуясь колечком.

— Ну, вообще-то, — застенчиво пробормотал рыжий, — у меня был первый разряд. Давно, правда.

Такэру выглянул из-за его спины.

— Я тоже люблю шахматы. Шахматы учат побеждать.

Даша улыбнулась им обоим:

— Вот и замечательно. Я тоже немного играла. Но тоже давно, еще в школе. После завтрака устроим турнир.

С этими словами она отправилась молоть кофе.

В девятых классах у Глеба сегодня занятий не было. Досадное это обстоятельство осложняло контакт с Медведевым из 9-го «А», ибо характер сей отрок имел… мягко сказать, игривый и потому на переменах был неуловим. После третьего урока Глеб, устав гоняться за ним от сортира до чердака и обратно, решился наконец использовать свое служебное положение: он вызвал Медведева с урока (с позволения математички) на пару слов в коридор.

Медведев прикрыл за собой дверь кабинета и вылупился на Глеба едва ли не с ужасом.

— Чего? — спросил он глухо, готовясь пуститься наутёк.

— Брат мне твой нужен, — сказал Глеб. — Можешь его срочно разыскать?

Медведев потрогал заживающий фингал под глазом.

— Ну да, чуть что — сразу все на меня! Я ничего не делал!

Глеб тряхнул его легонько за плечо.

— Вова, не нервничай: ты мне до фонаря. Твой брат нужен мне по личному делу. Врубился?

Туповатая физиономия подростка заметно просветлела.

— Ну. И чё я должен?

Глеб задумчиво потер переносицу.

— Что у вас дальше по расписанию?

— Чего по расписанию? — не понял Медведев.

— Уроки у тебя какие, пятый и шестой?

— А-а… Физкультура. А что?

— Удачно. Я отпрошу тебя у Семена Алексеевича, а ты разыщешь мне брата, идёт?

— Могу, — обрадовался Медведев. — А с геометрии нельзя?

Глеб вздохнул.

— Это уже вымогательство… Ладно, попробую.

Пожилая, болезненного вида математичка с облегчением отпустила с урока эту, как она выразилась, беспросветно тусклую личность. Когда Глеб вынес Медведеву его сумку с учебниками, тот аж подпрыгнул от нечаянной радости.

— Ну, чё сказать Ваське?

— Чтоб ждал меня в четыре часа, где обычно.

— Угу, — буркнул подросток, и только пятки засверкали. С Лёней Рюминым все получилось несколько проще. На перемене, после пятого урока, Глеб увидел его в коридоре одинокого и неприкаянного: Гуля отсутствовала, у Гули разболелся зуб. Лёня стоял у окна и листал «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

— Привет, — обратился к нему Глеб.

— Здравствуйте, — ответил Лёня апатично.

— Не знаешь, как связаться с твоим отцом на Лубянке?

— По телефону, как же еще.

— Можешь дать номер?

— Пожалуйста. Только зачем он вам?

— Позволь мне сохранить это в секрете.

Лёня смутился.

— Да нет, Глеб Михайлович, я не в том смысле, что… Просто мой папа ни на что не способен. Если у вас серьезное дело, на него лучше не рассчитывать.

— Это почему же? — слегка опешил Глеб.

Лёня безнадежно махнул рукой.

— Даже в той истории с Медведевым… Помните? Я просил вытурить этого отморозка из школы, а мой служивый родитель ничего не смог сделать.

Глеб посмотрел на него с интересом.

— Не смог или не захотел?

— Да какая разница?

— Вопрос не ко мне. Знаешь стихотворение: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха…»

— Знаю. Это вы к чему?

— К тому, Лень, что ты уже большой. Сядь и подумай: должна ли служба безопасности карать школьных драчунов? Занятная, между прочим, тема для сочинения.

Похоже, Лёня малость растерялся. И тут прозвенел звонок.

— Глеб Михайлович, у вас есть на чем записать телефон? — забеспокоился Лёня.

— Говори, я запомню, — бросил на ходу Глеб.

После занятий он зашел в учительскую, дождался, пока народ разбредется, и позвонил на Лубянку. Полковник Рюмин оказался на месте. Глеб поздоровался и назвал себя.

— Слушаю вас. Только, пожалуйста, покороче, — сухо произнес полковник. Он был трезвый и злой.

— Моему другу угрожают криминальные структуры, — столь же сухо проговорил Глеб. — Прошу организовать его охрану с восьми вечера до восьми утра.

После короткой паузы полковник осведомился, слегка повысив голос:

— Господин учитель, вы, часом, головой не ушиблись?

— Борис Викторович, опрометчивая реакция порой обходится очень дорого, — усмехнулся Глеб. — Вас не учили этому на курсах кройки и шитья?

— Вы вообще понимаете, куда звоните?! — Полковник повысил голос еще на полтона. — Если не понимаете, вам быстро объяснят! Свяжитесь с Петровкой, с РУБОПом, с частными агентствами, наконец…

— Не орите, полковник, — перебил его Глеб. Лицо его окаменело, фиолетовые глаза смотрели в пространство. — Вы бросили пить, Борис Викторович, это похвально. Теперь бросьте ковырять авторучкой в ухе: подобное занятие вас не красит. И не надо вздрагивать. Подумаешь, авторучка загорелась, не вызывать же пожарных… Да не дергайтесь вы! Гляньте, даже пепла не осталось.

Борис Викторович молчал. Глеб его не торопил.

— Что ж, это забавно… — пробормотал наконец полковник. — Но, ей-богу, я не понимаю…

— Я не собираюсь, — вновь перебил его Глеб, — обращаться ни на Петровку, ни в частные агентства. Я работаю с вами, Борис Викторович, ибо вы человек порядочный. Пожалуйста, поверьте в это сами и наплюйте на прогнившую систему. Ни о чем таком, что противоречило бы вашим принципам, я никогда не попрошу.

— Надеюсь, — выдавил из себя полковник.

— Можете не сомневаться. И вот вам новая авторучка, лучше прежней… Да нет, не там. Вот она — парит над вашим лбом. Берите, берите: она не кусается. И не сочтите это за взятку. Это лишь возмещение убытков, понесенных при пожаре.

Полковник Рюмин нервно рассмеялся.

— Глеб Михайлович… не знаю даже, что сказать… Похоже, мне чертовски повезло, что вы на меня не рассердились. Кто ваш друг — политик, банкир, предприниматель?

— Переводчик с английского, — ответил Глеб. — Дарья Николаевна Лосева.

— Вот те раз! — удивился полковник. — И кому ж она дорогу перешла?

— Именно это я и хотел бы выяснить с вашей помощью. Думаю, здесь замешан… кто-то из окружения ее знаменитого дяди.

Полковник задумался. В трубке было слышно, как он барабанит пальцами по столу.

— В общем-то я могу организовать охрану. Есть у меня профессионалы экстра-класса. Но, Глеб Михайлович, всё это… полуофициально как бы, понимаете?

— То есть надо платить?

— Увы. Время теперь такое… коммерческое.

— Бога ради, Борис Викторович. Лишь бы вы гарантировали надежность.

— Если б я не гарантировал, Глеб Михайлович, я не стал бы и предлагать. Четверых хватит? Двое у подъезда и двое на соседних этажах.

— Пожалуй, — задумчиво согласился Глеб. — Каждому по три тысячи, пойдет? Долларов, разумеется.

— С восьми вечера до восьми утра? — недоверчиво уточнил полковник и, получив подтверждение, хмыкнул. — На таких условиях я сам возглавлю охрану. Неофициально, само собой.

— Отлично, Борис Викторович. Надеюсь, оружие у вас есть.

Полковник издал смешок.

— Да какое у нас оружие? Рогатка да камешек.

Тут в учительскую вошла географичка.

— Это ж убойная сила! — поддержал шутку Глеб. — Значит, как мы договариваемся?

— Могу я вам перезвонить, Глеб Михайлович?

— Зачем? У вас какие-то проблемы?

Географичка деловито копалась в своей сумочке.

— Никаких. Просто я должен переговорить с людьми, — пояснил полковник. — Назовите ваш телефон.

Глеб покосился на географичку.

— Лучше я сам вам перезвоню. Около пяти, годится?

— Вполне. Буду на месте.

Они оба положили трубки.

Галина Даниловна с иронией прокомментировала:

— Бурная деловая жизнь. На личную — времени уже не хватает. Или хватает, но не для меня.

Глеб подошел к ней и взял за плечи.

— Шпионка из тебя хреновая, притом ты уже засвечена. Потерпи, Галь, может тебя на кого-нибудь обменяют.

Она вырвалась из его рук.

— Ой, ой! Надо мне больно за тобой шпионить! С какой, интересно, целью?!

Глеб пожал плечами:

— Тебе виднее. Или не тебе.

В дверях он столкнулся с физкультурником. Двухметровый Семен лихо крутанул мяч на пальце.

— В кольцо покидать, конечно же, тебе недосуг? — спросил он риторически.

Глеб кивнул на географичку.

— Вон Галина Даниловна жаждет покидать в кольцо. Уважил бы девушку, — предложил он, выходя.

Прикрыв за Глебом дверь, физкультурник спросил:

— Правда, что ли?

— Слушай его больше! — отмахнулась географичка.

— А что, — подмигнул Семен, — может, покидаем?

— Щас! Спешу и падаю!

— Тогда лови. — Физкультурник бросил ей мяч.

Галина с испугу поймала.

— Совсем сдурел?! Чуть нос не своротил!

— Ладно, ладно, — усмехнулся физкультурник. — Поиграй пока с директором. Завтра отдадите.

Вася ждал в бордовом «вольво» ровно в четыре часа. При появлении Глеба он вышел и сверкнул на солнце золотыми зубами. Солнце настороженно выглядывало из-за школьной крыши, и Вася жмурился, приставив ко лбу ладонь. В воздухе наконец запахло весной.

— Ну чё, — улыбнулся старший брат Медведева, — кого мочить будем?

Глеб открыл дверцу «жигуленка».

— Присядем-ка поговорим.

Они уселись на переднее сиденье. Вася глянул неодобрительно.

— Сменил бы колымагу, Француз. А то смех просто.

Глеб отмахнулся.

— Меня устраивает. Можешь организовать охрану возле одного подъезда?

Вопрос Васю не смутил.

— Жилого дома? — уточнил он деловито. Глеб кивнул. — Объясни, чего надо.

Глеб вкратце обрисовал ситуацию: семью, состоящую из бабушки и двух внучат, пытаются выпереть из двухкомнатной квартиры в коммуналку; наезжает на них какой-то муниципальный чиновник под бандитской «крышей»; сегодня в пять бабушке принесут на подпись соответствующие документы.

— Когда они явятся, — подытожил Глеб, — я вытряхну из них дерьмо. А затем ты со своей «братвой» не подпустишь их «братву» к этой семье на пушечный выстрел. Вопросы есть?

Вася, что называется, почесал репу.

— Ну, ты, Француз, блин, даешь… Проблемы ищешь на мою жопу.

— Без понтов, — подтвердил Глеб.

— Кончай свои примочки, — буркнул Вася. — Чьи хоть козлы? Таганские, люберецкие или…

— Мне по барабану, — перебил Глеб, — я в них не разбираюсь. Ты выполнишь мою просьбу?

— Перебазарить сперва надо. Звякну щас Папане…

— Без Папани. С Папаней твоим я встречусь завтра и задам ему парочку важных вопросов. Эту встречу ты организуешь мне в полчетвертого здесь же. А пока работай самостоятельно, искупай грехи молодости.

Вася нервно заёрзал.

— Слышь, Француз, ты это… за глотку, б…, не бери, понял!

— То есть ты мне отказываешь?

Глаза Васи забегали.

— Да не отказываю я, блин… Бабка твоя, она хоть расписки никакой не давала?

Глеб посмотрел на него в упор.

— Давала. Лично тебе. — Глеб протянул златозубому листок бумаги. — В этой расписке она обязуется оформить квартиру на твое имя в обмен на десять тысяч баксов, которые ты ей уже заплатил. Сечешь ход мысли?

Вася читал расписку, и лицо его светлело.

— А ты, Француз, не лох, гадом буду!

— Ты мне льстишь. Покажешь эту расписку таганским, люберецким и любым другим канальям, а потом — тихонько ее порвешь. А если не порвешь, я сразу об этом узнаю…

— Слышь, Глеб… Михайлович, — обиженно насупился Вася, — ты, б…, это… не держи меня за такую гниду, ладно? Я стариков и детей, б…, на улицу не вышвыриваю.

Глеб внимательно на него посмотрел.

— Ну, коли так, Сильвестр, тебе это зачтется. Так что насчет охраны?

Вася извлек из кармана «сотовый» телефон.

— Говори адрес.

Глеб покачал головой.

— Сделаем иначе. Во-первых, — он взял с заднего сиденья бумажный пакет и протянул златозубому, — здесь двадцать штук зеленых. Это братве твоей на пиво. Теперь ты, и только ты, «крыша» семьи Колесниковых. Понял?

Заглянув в пакет, Вася просиял.

— Что тут, на хер, непонятного?

— Завязал бы материться, — поморщился Глеб, — глядишь, твой брат чего-нибудь путного бы от тебя набрался. Во-вторых, сейчас мы на твоей тачке доедем до интересующего нас дома. Я зайду, а ты подождешь у подъезда. Когда эти красавцы заявятся, я их слегка отделаю, и ты запомнишь их рожи. Потом вызовешь своих друзей-приятелей и… Сильвестр, если хоть один таракан проскочит к этой семье, ответишь мне лично.

Вася выдержал взгляд Глеба.

— Не дам никому их тронуть, Француз. Без понтов.

Они пересели в бордовый «вольво» и вскоре оказались у дома Колесниковых.

— Слышь, насчет завтра… — неуверенно проговорил златозубый. — Если Папаня не захочет с тобой встречаться, как быть? Я ж не приволоку его за яйца.

— Этого не потребуется. — Глеб открыл дверцу и вышел. — Просто передай ему, что в полчетвертого я жду около школы. Он умный, он выкроит для меня немного времени.

Захлопнув дверцу, Глеб вбежал в подъезд, поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка. Было без четверти пять.

Варвара Львовна открыла дверь. На лице ее застыл испуг, и горб, казалось, увеличился.

— Ой, Глеб, это вы! — с облегчением пролепетала она. Глеб вошел, взял старушку за плечи и заглянул в глаза.

— Забудьте, как ночной кошмар.

Старушка прижалась к его куртке, она едва доставала до его груди.

— Дай-то Бог… дай-то Бог, — всхлипнула она.

У бабушкиных ног возникла вдруг Танька и произнесла кокетливо:

— Пливет!

— Здравствуйте, — негромко проговорил Саша. Мальчик стоял на пороге комнаты и смотрел исподлобья.

— Привет всем, — сказал Глеб. — Варвара Львовна, вы позволите мне от вас позвонить?

— Конечно. — Старушка провела его к телефону.

Глеб набрал номер Лубянки. Полковник Рюмин сразу снял трубку и уверенно спросил:

— Глеб Михайлович? — и, получив подтверждение, сказал: — Все в порядке. Без четверти восемь я и трое моих людей прибудем на объект. О нашем прибытии я сообщу телефонным звонком. Кто снимет трубку?

— Лично я, — ответил Глеб. — Записывайте Дашин адрес и телефон.

Полковник вздохнул:

— Обижаете. Адрес и телефон Дарьи Николаевны мне известны. Так же, впрочем, как ваши, Глеб Михайлович.

— Восхищен вашей оперативностью.

— Ирония ваша мне понятна. После звонка я поднимусь в квартиру и, убедившись, что объект жив-здоров, приступлю к охране.

— И заодно я с вами расплачусь.

— Это уж само собой. А утром мы повторяем ту же процедуру: без пятнадцати восемь я звоню по телефону, затем поднимаюсь в квартиру и, так сказать, сдаю дежурство. Согласны?

— Конечно. Если не будет сюрпризов.

— Разумеется. До вечера, Глеб Михайлович.

Положив трубку, Глеб обернулся к застывшей в напряжении старушке.

— Варвара Львовна, не волнуйтесь, ради Бога. Как только они придут, я с ними пообщаюсь, и вы никогда их больше не увидите. Еда у вас еще осталась?

— Ой, Глеб, там еще столько…

— Ладно-ладно, на днях еще завезу. Как дела, Тань? — Глеб присел на корточки перед девочкой. — Твой брат все такой же вредный?

— Ой, вле-едный! — охотно подтвердила Танька.

И тут в дверь позвонили. Варвара Львовна вздрогнула. Глеб резко поднялся с корточек.

— Ну всё, девочки-мальчики, — сказал он, — мне пора. Не скучайте.

Открыв дверь, он вышел из квартиры и толкнул господина в каракулевом полушубке, жмущего на кнопку звонка. Господин этот изумленно отлетел в сторону и мог бы рухнуть с лестницы, если б его не подхватил детина в распахнутой кожаной куртке, с массивным золотым крестом на груди. Другой детина, в такой же точно кожанке, но без креста, тупо вылупился на Глеба.

— Этот еще откуда? Что за поц?

Глеб захлопнул за собой дверь.

— Не узнал, что ли? — усмехнулся он. — Обидно до соплей.

Не успел детина должным образом отреагировать, как получил легкий удар по шее, после чего прилег отдохнуть головой на ступеньки. Его дружок с крестом на груди поставил на ноги господина в каракуле, матюгнулся и развернул пудовый кулак. Это все, что он успел сделать. После аналогичного удара по шее он растянулся вдоль перил.

— Главное, — сказал Глеб, — чтоб всем было поровну.

Господин в каракуле, опомнившись, рванул было вниз по ступенькам, но Глеб сгреб его за воротник.

— Куда? Рабочий день не закончился.

— Послушайте, у меня предписание! — заверещал сей чиновник префектуры, барахтаясь в собственном полушубке. — Всё на абсолютно законном основании! Если не верите, можете…

Двумя пальцами Глеб сдавил его кадык.

— Тихо, сволочь. У меня нет ни времени, ни желания тебя слушать. Назови лишь свое имя.

Ощутив горло свободным, господин в каракуле попытался хорохориться.

— Думаешь, ты кручёный, да?! — заверещал он выше на октаву. — Тебе ж завтра паяльник в зад засунут…

Глеб вновь сжал его кадык.

— Вот это уже разговор. А то предписание какое-то, да на законном основании… Произнесешь хоть слово, кроме своего имени, я сию минуту вырву тебе горло. Последняя попытка.

Чиновник префектуры прохрипел:

— Зимин Сергей Васильевич.

— Документы, — потребовал Глеб, но, видя, как Зимин лезет в карман пиджака, остановил его: — Ладно, потом. В живых я тебя оставляю условно и не уверен, что правильно делаю. Но чтоб ни тебя, ни твоих орлов никто здесь больше не встречал. Если у них, — Глеб кивнул на дверь Колесниковых, — возникнул проблемы… хоть гриппом заболеют, хоть коленку ушибут — я тебя, сволочь, из-под земли достану. Понял?

Чиновник зыркнул на него злобным взглядом.

— Угу, я понятливый.

Глеб насмешливо прищурился.

— А ведь ты не веришь мне, Сергей Васильевич. Думаешь, на понт беру, — проговорил он с укором. Фиолетовые глаза его странно блеснули, и в тот же миг чиновник префектуры сам собой взмыл к потолку. Галстук чиновника змеей выполз из полушубка, обвился вокруг его шеи и принялся душить. Лицо бедолаги побурело, рот раскрылся, и в расширенных зрачках заметался ужас. Господин в каракулевом полушубке, точно удавленник, висел под потолком и судорожно дергалногами. — Теперь, похоже, ты поверил, — заметил Глеб. — Но если кому растреплешь, попадешь в психушку.

Галстук чиновника Зимина размотался с его шеи да заполз обратно под пиджак. Плавно опустившись на пол, чиновник тут же отключился от остроты ощущений и распластался меж своих братьев по бизнесу аккурат посередке. Трое претендентов на квартиру Колесниковых лежали у ее дверей. Пора было очистить территорию.

Взвалив на каждое плечо по детине в кожанке, Глеб без каких-либо усилий вынес их из подъезда и уложил на тающий сугроб, как на худую перину. Богатырь с крестом на груди раскинул руки, словно отдыхая после битвы. Однако второй бандит некстати зашевелился, поскольку на лоб ему с ветки тополя капала сосулька. Бормоча невнятные ругательства, он попробовал встать.

— Креста на тебе нет, — проворчал Глеб, отправляя его в нокаут.

Вася вылез из «вольво», приблизился и полюбопытствовал:

— Эти, что ли?

— Догадался Штирлиц, — прокомментировал Глеб. — Сейчас еще одного представлю.

Когда на сугроб рядом с «братками» он выложил чиновника префектуры, Вася уверенно заявил:

— Никого тут не знаю.

Проходивший мимо народ подозрительно косился в их сторону, вопросов, однако, не задавая. Время нынче неспокойное: мало ли кто там на снегу — пьяные, больные или вообще трупы.

— Скоро они оклемаются, — пообещал Глеб и указал на чиновника: — У этого отбери документы. Пусть он их у тебя потом выкупит.

Вася кивнул.

— Разберусь. Вон уже наши подруливают.

Из-за угла дома выехали два «опеля». Глеб протянул Васе листок из блокнота.

— Мой телефон. Позвони вечером: что здесь да как.

— Без проблем. — Вася спрятал листок в карман. — А ты мой мобильный запиши.

— Говори, я запомню.

Сказав свой номер, Вася вдруг всполошился:

— Слышь, Француз, колымага-то твоя у школы осталась! Может, тебя отвезти?

— Спасибо, мне тут недалеко, — ответил Глеб и зашагал к дому Даши.

— Охота ж тебе подметки протирать, — буркнул ему вслед Вася.

Из двух «опелей» тем временем вылезли шесть мордоворотов. Резвой гурьбой приблизились они к Василию и принялись с интересом глазеть на лежащую под ногами троицу.

— Ну чё? — нетерпеливо спросил Вася.

— Хрен в борще! — дружелюбно отозвался один из шестерки. — Где там наши мани-мани? — Он тоже был в кожанке, тоже с золотым крестом и от лежащего на снегу отличался разве что длиной волос, да и то надо было хорошо приглядеться.

— Фингал, заглохни, — огрызнулся Вася. — Бабки у меня. Кого-нибудь из этих знаешь?

Фингал кивнул на детину без креста:

— Этот из люберов. Стрелу забивать придется. А этот, — он слегка пнул господина в каракуле, — Зимин из префектуры. Двести штук Федоту должен, на счетчике сидит.

Троица на снегу начала шевелиться, приходя в себя. Почесав за ухом, Вася скомандовал:

— Грузи их в тачку. По раскладу они попали штук на пятьдесят. Без понтов.

Дашину дверь открыл Стас, и вид у него был столь мрачный, что у Глеба в груди похолодело. Переступив порог, Глеб наткнулся на Такэру, будто в воду опущенного. Глеб ощутил… над этим можно смеяться, но он готов был хлопнуться в обморок. Но тут в прихожей появилась Даша. Держа руки в карманах джинсов, она попыталась улыбнуться:

— Пойдем, накормлю.

Лицо ее было заплакано. Однако жива-здорова, Господи… Глеба чуть отпустило.

— Что произошло? — спросил он, снимая куртку. Стас мрачно усмехнулся.

— Кое-какие мелочи.

— О которых легко забыть, — подхватила Даша, и глаза ее наполнились слезами.

— Глеб-сан, — печально проговорил Такэру, — мы оказались бессильны: сражаться было не с кем.

Глеб швырнул куртку на стул.

— Спасибо за толковое объяснение. Но не сочтите за труд повторить еще раз. Для тупицы.

— Стас, расскажи, — попросила Даша.

Стас начал кое-как излагать, но его постоянно перебивали, уточняя и дополняя. И все же, несмотря на общую сумятицу, картина прояснилась.

Около девяти утра позвонил Алексей Кашин, бывший супруг, и заявил, будто знает, кто заказал Ольгу Самарскую, и надо срочно встретиться. Причем голос Алексея звучал так, словно он чего-то смертельно боится и едва сдерживается, чтоб не закричать. Особого значения этому Даша не придала, учитывая постоянные запои Кашина и его тяжелые похмельные синдромы. Ладно, согласилась она, приезжай и поведай, что знаешь. Еду, сказал Алексей, и повесил трубку. Затем прошло около двух часов. В дверь позвонили. Стас посмотрел в глазок — никого. Тогда они с Такэру, страхуя друг друга, вышли на лестничную площадку и… В открытом лифте на полу, в луже крови, сидел мужик с перерезанным горлом. Выбежавшая из квартиры Даша узнала в убитом своего бывшего мужа. Они вызвали милицию. Вот, пожалуй, и все. Правда, прибывшие на место преступления оперативники норовили вывернуть всех наизнанку. Особенно крепко они вцепились почему-то в Стаса. Но вскоре все утряслось: Такэру исхитрился позвонить в свое посольство, и оттуда последовал звонок куда-то «наверх». К тому же опрос жильцов дома показал, что несколько человек видели белый «шевроле», из которого двое качков выволокли «пьяного или больного» и затащили в подъезд. Кто-то запомнил даже номер машины. Так что все вопросы к Даше в итоге свелись к рутине: «Известны ли вам враги бывшего мужа?.. Не мог ли кто-то из общих знакомых отомстить таким образом лично вам?» Когда и подобные вопросы иссякли, розыскники с достоинством удалились.

— Такие вот пироги, — заключил Стас, глядя на свои часы. — Могу забросить самурая в посольство, если поторопимся.

— Да уж, пироги… — Глеб задумчиво потер переносицу. — А как насчет завтра?

Надевая пальто, Стас кивнул.

— Само собой. Опять к восьми?

Глеб кивнул.

— Да, но я просил бы вас задержаться завтра чуть подольше. Мне надо кое-что вам объяснить.

— О'кей, — кивнул рыжий. Его могучая фигура нависла над Такэру, надевающим обувь. — Ниндзя, ты как?

— Нет проблем, — улыбнулся Такэру.

И Стас предложил Глебу:

— Утром я сам его заберу из посольства. Поехали, якудза.

— От якудзы слышу, — парировал Такэру, и все рассмеялись.

Японец и Стас ушли. Закрывая за ними дверь, Даша спросила:

— Как там у Колесниковых?

— Порядок, — ответил Глеб, заходя в комнату. — Надо будет лишь проверить посты.

На письменном столе, возле компьютера, лежала шахматная доска с незаконченной партией. Глеб заинтересованно склонился над позицией. Даша оперлась о его плечо.

— Черными играла я, — похвалилась она.

— Умненькая девочка, — улыбнулся Глеб. — Но я бы выиграл и за белых.

На кухне, пока Глеб ел, Даша разглядывала колечко-вьюнок у себя на пальце.

— Спасибо, кстати, за подарок, — сказала она.

— Носи на здоровье.

— Похоже, у меня нет выбора. Когда я сняла кольцо, чтобы вымыть посуду, через миг оно само наделось мне на палец.

— Что ты говоришь! — округлил глаза Глеб.

— Тогда я провела эксперимент, — продолжила Даша. — Я заперла колечко в шкатулке и оставила в ванной, а сама ушла на кухню.

— Так ему и надо.

— Уйти-то я ушла, но… Каким-то образом оно вновь оказалось у меня на пальце.

— Вот же напасть! — посетовал Глеб. Даша улыбнулась.

— Иди к чёрту.

Глеб встал и поцеловал ее в щеку.

— Вот все, что я могу тебе ответить.

— А продолжение будет?

В этот момент зазвонил телефон.

— Я подойду: это ФСБ. — Опередив Дашу, Глеб снял трубку.

— Глеб Михайлович? — раздался голос полковника Рюмина. — Могу я к вам подняться?

— Да, Борис Викторович. Я открою.

Когда он положил трубку, Даша осведомилась:

— Что, чёрт возьми, здесь происходит?

— Охраняем тебя всей мощью государства, — ответил Глеб, направляясь к двери.

— Послушай, я серьезно!

— А я, думаешь, шучу?

В дверь позвонили. Глеб впустил полковника Рюмина. Полковник, как обычно, был прям как трость и вопреки обычаю трезв как стеклышко.

— Здравствуйте, Дарья Николаевна, — галантно поклонился он.

Даша кое-как изобразила улыбку.

— Добрый вечер.

Полковник деловито спросил:

— Надеюсь, теперь у вас все благополучно? О том, что здесь случилось, я в курсе.

— Браво. — Глеб протянул ему конверт с долларами. — Здесь вся сумма.

— Не сомневаюсь. — Сунув конверт в карман, полковник приоткрыл дверь. — Всего хорошего, Дарья Николаевна, до завтра. Глеб Михайлович, может, вы спуститесь со мной ненадолго? Я бы хотел обсудить с вами… м-м… кое-какие мои соображения по поводу… э-э… сегодняшнего инцидента в лифте.

— Да, Борис Викторович. Минут через десять.

Полковник вышел, и Глеб закрыл за ним дверь.

— Итак, — сказала Даша, — я жду ответа.

— Как соловей лета, — буркнул Глеб, надевая куртку. Даша подошла к нему вплотную и заглянула в глаза.

— Зачем здесь ФСБ?

— Смеху ради.

— Не переборщить бы с юмором!

— Не переборщат. Можешь на них положиться. — Глеб обнял ее и поцеловал в макушку.

Даша отстранилась.

— Куда ты намылился?

— Да так… прошвырнуться по Бродвею. — Глеб хмуро приоткрыл дверь.

— Почему мне нельзя с тобой?

— Ты не закончила партию в шахматы.

Даша топнула ногой.

— Как ты смеешь отгораживаться от меня словами!

— Как ты смеешь не читать мои мысли! — огрызнулся Глеб, захлопывая за собой дверь.

Эта реплика повергла Дашу в растерянность. Однако она подумала и с опозданием возразила:

— Неправда, я их читаю. Но пока еще с запинками.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЫЩИК

Глава первая

В 7.30 утра полковник Рюмин встретил Глеба у Дашиного подъезда. В воздухе висел сырой туман, в недрах которого могли укрыться и охранники, и враги.

— Сдаю дежурство, — утомленно проговорил полковник. — За нами еще полчаса, не настаиваете…

— Ради Бога, Борис Викторович, — отмахнулся Глеб. — Надеюсь, без происшествий?

Полковник помедлил с ответом.

— Я бы так не сказал. Будь на вашем месте, Глеб Михайлович, кто-то другой, он определенно принял бы меня за сумасшедшего. Но с вами, полагаю, такой проблемы не возникнет.

Глеб стиснул его плечо.

— Господи, можно без предисловий?!

Дернув плечом, полковник отступил на шаг.

— В четверть второго ночи, — проговорил он, точно рапортуя, — к двери Дарьи Николаевны подошла чумазая потрепанная баба, похожая на бомжиху, и стала заглядывать в замочную скважину. Один из моих сотрудников схватил ее за руку и спросил, что она здесь потеряла. Бомжиха стала молча вырываться, проявив недюжинную силу. Пришлось подключиться второму сотруднику. Вдвоем они эту мадам кое-как скрутили, надели наручники и заперли в машине. Пока мы совещались, как с ней поступить, дверца машины распахнулась как бы сама собой, и оттуда… хорошо, у меня есть свидетели… оттуда выскочила огромная волчица, на бегу отшвырнула меня шагов на пять и умчалась в темноту. На сиденье валялись окровавленные обломки наручников. Затем… до утра без происшествий. Все тихо и спокойно.

Глеб кивнул:

— Спасибо, Борис Викторович. Свои деньги вы отработали.

Полковник взглянул на него с прищуром:

— Вижу, вы не удивлены.

— Разумеется, сумасшедшим я вас не считаю. Думаю, теперь вам станут понятней мои странные намеки. — Он приоткрыл дверь подъезда. — Всего доброго.

— Минутку, — полковник вошел с ним в подъезд, — я сниму посты с этажей. Скажите, Глеб Михайлович, мой генерал-лейтенант… вы говорили, он попал в плохую компанию..

— Да, — кивнул Глеб, заходя с полковником в лифт, — ваш начальник теперь на службе у той самой волчицы или у еще кого похлеще.

На Дашином этаже Глеб вышел, а полковник остался в кабине лифта, в которую сейчас же вошли два его неприметных сотрудника.

— Кстати, из-за наручников, — заметил полковник, — у волчицы, вероятно, поранены передние лапы.

Лифт захлопнулся и пошел вниз.

— Может, и поранены, — задумчиво пробормотал Глеб, давя на кнопку звонка. — Если у нее проблемы с регенерацией.

Даша открыла и чмокнула его в щеку.

— Опять звонил этот голос, — бодро сообщила она. — «Охрана не поможет, свет мой!» Жуткая зануда. «Чего, — спрашиваю, — вы от меня хотите? Так сказать, в идеале?» В ответ раздается гаденькое хихиканье «Наслаждайтесь мгновением, — говорит, — и приготовьтесь».

— Только-то? — Глеб расстегнул куртку, но снимать не стал.

Держа руки в кармане джинсов, Даша тряхнула «конским хвостом».

— Примитивное давление на психику. Банально до тошноты.

Глеб взглянул на свои часы.

— Больше никаких происшествий?

— Тебе мало? Пойдем, накормлю.

Глеб качнул головой.

— На урок опоздаю.

— Хотя бы кофе. А то…

В дверь позвонили. Посмотрев в глазок, Даша открыла. Вошли Стас и Такэру.

— Покойников не прибавилось? — мрачно пошутил рыжий, снимая пальто.

— Еще не вечер, — обнадежил его Глеб.

— Хороший у вас юмор, — вздохнула Даша и обратилась к Такэру: — Ну а ты что скажешь?

Японец улыбнулся.

— Туман, — ответил он, снимая обувь, — весной пахнет.

— Значит, завтракать пора, — заключила Даша и отправилась на кухню.

Следуя за ней, Такэру возразил:

— Сначала доиграем вчерашнюю партию. Пожалуйста.

Даша ответила, гремя посудой:

— У тебя никаких шансов. Тем более на голодный желудок.

Глеб взялся за дверную ручку, но Стас подпер дверь плечом.

— Слышь, а ты правда спас Такэру жизнь? — поинтересовался он, понизив голос.

— Это он тебе сказал? — удивился Глеб.

— Не мне. Даша у него выпытала, как вы познакомились… ну и все такое прочее.

— Если выпытала, о чем ты спрашиваешь? — в досаде пробормотал Глеб.

Стас замялся.

— Не верится как-то. Он говорит, было восемь якудза с железными цепями и кольями. Так?.. Вроде его заманили в ловушку, но случайно проходил ты, одетый в какие-то лиловые одежды, и… Нет, кроме шуток: ты якобы за полминуты убил всех восьмерых голыми руками, причем никто из них тебя ни разу даже не коснулся. Что за понтяра такая?

Глеб вздохнул.

— Чего только люди не придумают. Пусти, мне бежать надо.

Убрав плечо от двери, Стас с усмешкой протянул руку.

— Ну давай, пока.

— Пока, — протянул ему руку Глеб. — Не забудь, сегодня я задержу вас ненадолго.

— Нет проблем. — Рыжий стиснул руку Глеба изо всех своих богатырских сил.

— Проследи, чтоб у Такэру проблем не было. — Глеб в ответ сдавил руку Стаса. — Пусть с братом своим согласует.

Напрягая мышцы, Стас побагровел, затем побледнел и присел от боли на корточки.

— Ага, — прохрипел он, — я прослежу.

— И постарайтесь тут обойтись без трупов. — Глеб отпустил его руку и вышел.

Массируя суставы побелевших пальцев, Стас смотрел ему вслед с детским восхищением. А когда, потряхивая онемевшей дланью, он ввалился в комнату, Даша готовилась поставить Такэру мат.

— Ушел? — спросила она, глядя на шахматную доску.

— Угу, — кивнул рыжий.

— Ну и дурак, — сказала Даша, и по щеке ее скатилась слезинка.

Такэру и Стас переглянулись.

— Сдаюсь, — японец положил своего короля, — можно завтракать.

Завуч поймала Глеба после третьего урока и выразила признательность за то, что он согласился подменить французским заболевшую биологичку и пришел к половине девятого, хотя, по расписанию, мог бы еще поспать.

Глеб по-военному отдал честь.

— Рад стараться.

Завуч с улыбкой поправила обернутую вокруг головы косу.

— Вы могли бы стать прекрасным педагогом, — заметила она, — если б только…

— …не ходил на уроки в джинсах, — продолжил за нее Глеб.

Завуч отмахнулась.

— Это мы проехали. Я имела в виду, если б зарплата у нас была побольше. Конечно же, такие деньги для молодого мужчины — просто смех.

— И для старого тоже, — улыбнулся Глеб. — Но разве я просил прибавки?

— Пока не просили. Но, подрабатывая телохранителем, вы долго у нас не продержитесь. И будет очень-очень жаль.

— Вон вы про что, — нахмурился Глеб. Зинаида Павловна смутилась.

— Ну, что вы хотите… слухами земля полнится.

Глеб протянул ей руку:

— Хотите пари? Я продержусь у вас до тех пор, пока вы меня сами не выгоните.

— Принимаю. — Завуч взяла его руку. — На что?

— На шоколадный торт.

— Идет. И к вашим джинсам я больше не цепляюсь.

Глеб хмыкнул.

— Признаться, Зинаида Павловна, вы меня озадачили.

Завуч порозовела.

— Ну да, вы думали, я вобла сушеная. Ладно, побегу. Иван Гаврилович заболел, надо организовать замену на русский и литературу.

— А что с ним? — поинтересовался Глеб.

— Да знаете… как говорится, старость — не радость. Сердце, давление… в общем, полный букет.

— Так, может, сходим навестим?

Завуч удивленно на него взглянула. Прозвенел звонок.

— Молодец, что предложили, Глеб Михайлович. Я и сама собиралась, да все как-то… — Она со вздохом махнула рукой. — Давайте условимся: если Иван Гаврилович завтра-послезавтра не поднимется, мы с вами непременно его навестим.

С этим они и разошлись по своим кабинетам.

После уроков, едва успев перекусить в столовке, Глеб отправился на встречу с красой и гордостью российского криминала — Игнатом Докой. На месте свидания, однако, оказался лишь бордовый «вольво» златозубого, и сам Вася жмурился на прохладном мартовском солнышке, опершись задом о капот.

— Бонжур, Француз, — осклабился он золотыми зубами.

— У братишки нахватался? — усмехнулся Глеб.

— Ну.

— Умница. Теперь ваши знания уравнялись. А что же Папаня? Продинамить меня решил?

— Щас будет, — жмурясь, успокоил Вася.

— Без понтов? — уточнил Глеб.

— Ну, — кивнул Вася, протягивая ему лист бумаги. — На, можешь рвать.

Это была расписка, якобы выданная Варварой Львовной Колесниковой с обещанием оформить квартиру на Васино имя в обмен на полученные десять тысяч долларов США. Разрывая лист на мелкие клочки, Глеб полюбопытствовал:

— Пригодилось?

— Ну, блин, еще как! Утром стрелка была. Теперь к бабке твоей мимо меня никто не вопрется. Скажи, пусть спит спокойно. А этот фраер из префектуры вообще попал штук на… по самые не балуйся.

Глеб вздохнул:

— Ладно, жизнь рассудит.

В этот момент подъехали два черных «мерседеса».

— Папаня, — кивнул на них Вася. — Почти не опоздал.

Из каждого «мерседеса» вылезли по два амбала. Глеб сморщился, как от кислятины.

— Дешевка твой Папаня, — сказал он. — Маленькая трусливая дешевка.

Вася хмуро на него покосился.

— Получше других, — буркнул он, направляя свои стопы к «мерседесу». Он переговорил с охранниками и вернулся с приглашением: — Залезай к нему в тачку, едем в кабак.

— Идите в задницу, — отмахнулся с досадой Глеб. — У меня разговору-то минут на десять. Не хватало еще с вами бухать.

— Так и передать? — обиделся златозубый.

— Передай: огромное спасибо, но у меня нет времени.

С этим Вася отошел, «перебазарил» и, вернувшись, повторил приглашение в кабак. Глеб разозлился не на шутку, и златозубый отправился на очередной тур переговоров. Путем этой «челночной» дипломатии было наконец достигнуто соглашение, в результате которого Глеб и Папаня оказались в бордовом Васином «вольво».

Дока был сегодня в шикарном пальто, в костюме и при галстуке. Притом, судя по интенсивности благоухания, похоже, он вылил на себя полведра дорогого парфюма.

— Ну как прикид? — подмигнул он Глебу. Глеб внимательно его рассмотрел.

— В замызганных штанцах ты выглядел сексуальней.

Дока сверкнул плутовскими глазками.

— Склочный ты мужик, Француз. Колючий и несговорчивый.

Глеб вздохнул.

— Два вопроса к тебе, Игнат. Соврешь — убью прямо здесь. Условия задачи ясны?

— Я не фраер, не бери на испуг, — окрысился Дока, но глаза его беспокойно забегали.

— Вопрос первый, — невозмутимо проговорил Глеб. — Недавно с тобой встречалась журналистка Даша Лосева. Ты водил ее в ресторан, помнишь?

Брови Доки озадаченно приподнялись. Он пригладил свои жидкие волосенки.

— Из «Вечернего курьера»?.. Еще бы! Забудешь такую!.. А что? Бизнесом моим интересовалась, связан ли он с криминалом. — Игнат хохотнул. — Нет, говорю, у меня все легально. Еще расспрашивала про Самарскую… ну, которую накануне замочили, знаком ли я с ней… Короче, Француз. В чем проблема-то?

Глеб посмотрел на него в упор.

— После встречи с тобой, Игнат, у этой корреспондентки начались неприятности. Ей стали звонить с угрозами, чтоб не лезла не в свое дело, не то хуже будет. Это я мягко выражаюсь. «Хвоста» ей навесили, преследовали по пятам… Что ты об этом скажешь, Игнат?

Брови Доки поднялись еще выше.

— Думаешь, это я? — ткнул он себя в галстук. И вдруг с облегчением рассмеялся. — Вроде умный ты мужик, Француз, а такую пургу гонишь! Ну посуди сам: зачем я буду на девчонку изжогу нагонять? Чем она мне помешала? — Дока явно перестал нервничать.

Глеб задумчиво потер переносицу.

— Ладно, вопрос второй. Ко мне в руки случайно попал список интересных людей, составленный журналисткой Самарской. Кто-то из этого списка, похоже, ее и пришил. Кто-то… может, мастера бального танца или художник. А может, французская актриса, генерал ФСБ или фотомодель. Там, кстати, и дружок твой Дмитрий Грачев, и сам ты, Игнат Владимирович Дока, с пометкой «криминальный авторитет». Занятная компашка, я те доложу!.. Так вот, Игнат, если вопрос не покажется тебе чересчур сложным: как ты туда попал?

Папаня небрежно махнул рукой.

— Проще пареной репы. Больше вопросов нет?

Настал черед Глеба поднимать брови.

— Нет, это последний.

Дока расслабленно развалился на спинке сиденья.

— Мастера бальных танцев — это Валька Манько, правильно? Почти два года ее трахаю: у Пашеньки ейного вообще не встает…

— Короче, — поморщился Глеб, — не отвлекайся.

— А я и не отвлекаюсь. Исполнила как-то мне Валюша минет… Ну все, всё! Потом заняла у меня пять штук баксов… Неслабые у нее расценки, да? Ну ладно, заняла она, значит, пять штук и стала зазывать то ли на семинар, то ли на симпозиум, где собираются какие-то крутые люди — покруче президентов, — которые могут меня к чему-то там приобщить… Надо знать Валю: проявишь недоверие — плешь проест и месяц к себе не подпустит. Ладно, говорю, а телки там будут? Самые лучшие, говорит: фотомодели да кинозвезды. Про ФСБ и МВД, сучка, даже не упоминает… В общем, поперся я туда, лох старый. Глядь — а за мной дружок закадычный Малхасянц из МУРа. Его я мигом засек: он и не скрывался, прилип внаглую. Да хрен с тобой, думаю, паси — я на отдыхе. Приезжаю, значит. И первый, кого зырю на этой сходке, Митька Грач. Весь расфуфыренный, падло, по-английски чешет — я те дам! А на сцене какой-то чурка размалеванный фокусы задрючивает, и в зале все прямо торчат. Гляжу вокруг — ни одной нормальной телки, сплошные мымры. Покрутился я там, значит, покрутился…

— Все, Игнат, спасибо, — перебил Глеб, выходя из машины. — Ты мне очень помог.

— Пользуйся, — махнул рукой Дока. — А как насчет поединков? Может, надумаешь?

— Ага, шнурки только поглажу. — Глеб захлопнул дверцу, пересел в свой «жигуленок» и уехал.

А на его место плюхнулся Вася.

— Ну чё? — воззрился он на Папаню.

— Да так… — Дока отвернулся к окну, — помощи просил. Наезжают на его знакомую, грозят по телефону. Я сказал, подумаю.

Но Василий был отнюдь не простак.

— Папань, чё ты гонишь? — ухмыльнулся он.

— Ну ты, сосок отгрызанный! Хлебало-то закрой! — рявкнул вдруг Игнат. И тут же, как бы извиняясь, похлопал Васю по плечу. — Как думаешь, он Грача зарыть сможет?

— Ну, — уверенно кивнул Вася.

Дока опустил стекло и плутовато взглянул на здание школы.

— Так надо помочь человеку, — сказал он, — в этом конкретном деле.

Висящее над школой солнце, казалось, подмигнуло ему из-за облака и спряталось, чтоб не рассмеяться.

Дверь открыл Стас и спросил, понизив голос:

— Почему Такэру называет тебя сэнсеем?

Глеб снял куртку.

— Я его тренировал около месяца. Еще вопросы есть?

— Не за один раз, — улыбнулся рыжий.

— Да чего там, — вздохнул Глеб, — выстреливай уж всю обойму.

В комнате Даша играла в шахматы с Ильей. Такэру напряженно «болел». Белые фигуры Даши теснили черных по всему полю. Илья нервно поглаживал курчавую бороду.

— Шолом, — обронил он при появлении Глеба.

Даша подняла на Глеба сияющие глаза и тут же уставилась на шахматную доску.

— Может, прерветесь? — предложил Глеб. — Помните, зачем я вас здесь собрал?

Обдумывая очередной ход, Илья рассеянно пробормотал:

— Угу, минутку.

— Сейчас я с ним разберусь, — пообещала Даша.

— Трепись, трепись, — буркнул Илья, двинув ладью. Даша мгновенно ответила конем и выиграла качество.

— Сливай воду, гроссмейстер, — улыбнулась она.

— Перебьешься, — огрызнулся Илья, делая рокировку. Даша срубила его слона и похвасталась:

— Деру, как щенка.

— Дуська! — взвился вдруг Илья. — Ты мешаешь мне думать!

Даша подняла руки вверх:

— Все, котик, молчу. Сдаюсь из старой дружбы.

Лицо Ильи стало пунцовым.

— Слушай, Дуська… либо играй, либо…

Его реплика потонула в общем хохоте. Смеясь, Глеб хлопнул в ладоши.

— Все, хватит!

Никто, однако, не обратил на него внимания: все уставились на шахматную доску. Глеб с усмешкой вздохнул.

Вдруг шахматная доска плавно взлетела в воздух, проплыла над головами и повисла под потолком. Наступила, как говорится, гробовая тишина. И в тишине этой торжественно прозвучал голос Даши —

— Гольдберг, предлагаю ничью.

И вновь раздался общий хохот, причем на сей раз смеялся даже уязвленный Илья. «Ну я вам покажу!» — Глеб изо всех сил старался нахмуриться.

В комнату вдруг вбежал огромный бенгальский тигр, поставил передние лапы на стол и громоподобно зарычал. Илья чуть не проглотил черного ферзя. Хохочущий Стас поперхнулся и застыл с идиотски раскрытым ртом. Такэру попятился, заслоняя собой Дашу, а Даша пролепетала побледневшими губами:

— Господи, Глеб… пожалуйста, прекрати.

— Вижу, проняло, — без улыбки произнес Глеб.

Тигр снял передние лапы со стола и вытянул их перед собой. Висящая под потолком шахматная доска, словно сухой лист, опустилась и улеглась на эти лапы, как чайный поднос. Держа перед собой доску с фигурами, зверь чинно прошествовал на задних лапах и вышел из комнаты.

— Чтоб я сгорел! — то ли хихикнул, то ли всхлипнул Илья.

— Голограмма, — небрежно пояснил Глеб, осёдлывая стул. — Может, поговорим, мальчики-девочки?

Такэру деликатно присел на тахту. Стас взгромоздился на подоконник. А Илья полюбопытствовал:

— Если это голограмма, как он тащил доску?

— Доска сама двигалась, синхронно, — ответил Глеб. — То, что я вам сейчас расскажу, кроме вас, не должен знать никто. Можете вы мне это обещать?

Все молча кивнули.

— Гриф «Совершенно секретно», — криво усмехнулся рыжий.

Глеб шутки не принял.

— Такэру, — взглянул он на японца, — ты ничего не должен рассказывать брату. Согласен?

Опустив глаза, Такэру не ответил.

— А что будет, если расскажет? — с той же кривой усмешкой осведомился Стас. — Какая будет кара?

Глеб посмотрел на него с грустью.

— При чем тут кара? Просто все мы можем попасть в беду. В большую беду.

Даша взяла свой стул и поставила рядом с Глебом.

— Только не из-за меня, — сказала она, усаживаясь. Такэру поднял голову и посмотрел Глебу в глаза.

— Я не расскажу никому, сэнсей… Глеб-сан.

Глеб удовлетворенно кивнул:

— Я всем вам верю. Мне двести тридцать два года, и в людях я немножко разбираюсь.

— Сколько, сколько? — ядовито переспросил Стас. Глеб вздохнул.

— Я сказал: мне двести тридцать два года. И это еще не самое для вас удивительное. Можно, я продолжу?

Рыжий примирительно поднял руку.

— Извини. Выглядишь ты моложе меня и если малость себе набавляешь… не мое это дело.

— Вот и ладно, — насмешливо произнес Глеб. — Такой парень, как я, рождается на земле примерно раз в четыреста лет. Мы называем себя Одинокими Мангустами, и в наших жилах смешалась кровь многих народов. Сочетание наших генов — уникальная случайность, загадка природы, но мы умеем творить то, что принято называть чудесами. Хотя когда-нибудь, я уверен, наука объяснит механизм наших способностей…

— Старик, а что конкретно ты умеешь? — заинтригованно перебил Илья.

Глеб смущенно пожал плечами.

— Да практически… Я, конечно, не Господь Бог, но… Легче перечислить, чего я не умею. Притом я постоянно учусь, так что…

— Чего тогда ты не умеешь? — не унимался Илья.

— Например, оживлять мертвых. Поэтому, ребята, ошибаться мы не имеем права. Об остальном, так сказать, в рабочем порядке…

— Старик, а продемонстрировать можешь? — с улыбкой перебил Илья. Он, стервец, вполне уже оклемался. — Твой голографический котяра, бесспорно, впечатляет, но… Ребята, кто за полноценную демонстрацию чудес?

Руки подняли все. Даже Даша с виноватым видом. Глеб в досаде хлопнул по спинке стула.

— Так мы до ночи не закончим!.. Ладно, демонстрация в завершение моего краткого рассказа. Итак — я Мангуст. Главный долг Мангуста — убить Змея, который есть воплощение мирового зла. Змей — это человек, также обладающий сверхъестественными способностями, которые используются им для достижения абсолютной власти над человечеством. Понимаю, ребята, звучит это как параноидальный бред, однако… Сила Змея обычно уступает силе Мангуста. Но Змей всегда строит вокруг себя Систему, или Пирамиду, которая порой превосходит силу Мангуста.

— Где-то я об этом слышал, — пробормотал Илья.

— Ничего подобного ты слышать не мог, — раздраженно возразил Глеб. — Сведения о Мангустах в течение тысячелетий передаются лишь от учителя ученику. Если, к примеру, сегодня где-то в мире родится Мангуст, об этом узнаю только я. Перед глазами у меня возникнет объёмный зрительный образ, который подскажет мне… Короче, я быстро найду этого Мангустенка, отберу у родителей и займусь его воспитанием. Рождение Мангуста — случайность, он может явиться на свет в любой семье, генофонд которой содержит достаточно разных национальностей. Но даже эта семья никогда не узнает о чудесном своем ребенке. Тем более что все остальные дети в этой семье окажутся вполне обыкновенными.

— И ты отберешь Мангустёнка у родителей? — тихо спросила Даша.

Глеб вздохнул.

— Да. Так же как забрали меня, путем подмены. Мои родители воспитали чужого нормального ребенка, ни о чем не догадываясь. Никто не пострадал.

Дашины глаза заблестели.

— Ты даже не знал своих родителей?

Встав со стула, Глеб прошелся по комнате.

— Вот ты меня уже и пожалела, — горько усмехнулся он. — Способности Мангустёнка развиваются стремительно, сразу пошли бы слухи… Чудо-ребенка непременно выкрали бы слуги Змея и либо угробили бы его, либо воспитали по-своему. Вот поэтому о существовании Мангустов не известно ни единой душе, — Глеб обернулся к Илье, — и слышать о них ты ни от кого не мог.

Илья смущенно опустил взгляд.

— Старик, но я слышал. Не помню… кажется, в январе на встрече выпускников нашего класса…

— Точно, — вдруг поддержала его Даша. — Танька Лунцова трепалась.

— Ну да! — хлопнул себя по лбу Илья. — Она пересказала, не помню уж к чему, какую-то восточную легенду, в которой Мангуст, олицетворяющий Добро, побеждает Змея — излюбленную ипостась Дьявола. Конечно же, Танька Лунцова!

Такэру задумчиво кивнул.

— В Токийском университете я тоже что-то слышал.

Глеб рассмеялся.

— Ну вот, пошло-поехало! Теперь всех одолеют воспоминания!.. Нет, конечно же, я не отрицаю, что ваша Танька Лунцова и вообще кто угодно могли рассказывать нечто подобное. Мотив противоборства мангусты и кобры весьма популярен в Юго-Восточной Азии. Но, ребята, поверьте: к нашему разговору это не имеет ни малейшего отношения.

— А не могло быть так, — предположила Даша, — что сведения о Мангустах просочились от Змея и его сподвижников?

Глеб кивнул ей с улыбкой:

— Хороший вопрос. Давай рассмотрим подобную возможность. В течение своей долгой жизни Мангуст убивает не одного, а двух, трех, а то и большее число Змеев. Да-да, не удивляйтесь. Змей — это человек, но… его действительно можно воспринимать как некое воплощение Дьявола. Мангуст его убивает, однако через столетие-другое он возрождается вновь. Разумеется, это уже новая личность, не обладающая в отличие от Мангуста памятью о прошлых столетиях. Все Змеи разные. Обычно это мутанты, человекоподобные уроды, скрывающиеся от людских глаз. При желании они способны изменять свой облик, но ненадолго и не без веских причин. Иногда, очень редко, Змей ничем внешне не отличается от нормального человека. Для Мангуста этот случай самый трудный… Иными словами, Змеев гораздо больше, чем Мангустов, и все они во многом друг от друга отличаются. Но и сходство меж ними, как подметили Мангусты, имеется весьма существенное. Во-первых, Змей рождается лишь в те моменты Истории, когда в мировом сообществе накапливается определенное количество канцерогенов зла. Змей не может существовать без эпидемий человеческой ненависти, подлости, страха — он ими дышит, ими питается. И не в каком-нибудь метафорическом смысле, а в самом прямом. Сама физиология Змея устроена так, что из этих темных истоков произрастает его великая сила. Кстати, именно поэтому ныне здравствующий Змей обосновался в России: сегодня здесь накопилось столько всякого дерьма, что парню этому просто раздолье… Во-вторых, все до одного Змеи, неизвестно почему, строят свою Систему, или Пирамиду, по двоичному принципу. То есть у Змея всегда имеются два главных подручных — Мангусты называют их «глаза Змея». У каждого из этой двойки свои двое подручных — «клыки Змея», их, соответственно, четверо. К их числу относится твой дядя, Даша, и, вероятно… — Глеб бросил быстрый взгляд на Такэру, однако промолчал. Лицо Даши вспыхнуло. Она не сводила с Глеба глаз.

— Виталий Петрович? — живо переспросил Стас. — Ну, в общем… с него станется. Я б не удивился.

Илья и Такэру слушали напряженно, не проронив ни звука.

— У каждого из «клыков» тоже двое подручных, — продолжил Глеб, — их восемь, и зовутся они «хребет Змея». К их числу принадлежит барон Мак-Грегор. Вот все, что мне пока доподлинно известно относительно конкретных «слуг Дьявола», а времени в обрез… Далее. За «хребтом Змея» следуют первое, второе и третье «кольца Змея», состоящие, соответственно, из 16, 32 и 64 бойцов. Дальнейшие удвоения названий не удостаиваются. Но когда число приспешников превысит некую критическую величину, власть Змея станет абсолютной. Что произойдет в этом случае, трудно даже вообразить. Но, к счастью, Мангусты убивают Змеев, и через столетия новый народившийся Змей вынужден начинать всё сначала. Ну как, ребята, интересно вам слушать эту сказочку?

Стас прокашлялся.

— Валяй дальше, — выразил он общее мнение.

— Итак, — Глеб посмотрел на Дашу, — вернемся к твоему вопросу: не просочились ли сведения о Мангустах от Змея и его сподвижников? Ответ очевиден: это исключено. Мангуст выслеживает Змея и убивает, не оставляя визитной карточки. Чтобы разрушить Систему Змея, достаточно уничтожить «глаза» его и «клыки», что Мангусты и делают. В результате Система распадается, и ни один из «посвященных» не подозревает, кто ее разрушил. К тому же следует добавить, что осиротевшие прислужники проживают короткую человеческую жизнь, и внукам их едва ли известно о существовании и гибели Змея. А уж о Мангустах… о них не ведает ни одна живая душа. В данный момент, правда, я сам начал трепаться… но мне за это и отвечать перед вами, перед будущим и… Только не говорите мне, что вы уже слышали все это в каких-то легендах.

После продолжительного молчания Даша спросила:

— А сколько проживет Змей, если его не убить?

Глеб с грустью усмехнулся.

— Практически вечно. Вот же мерзавец.

Даша опустила глаза.

— А Мангуст… сколько живет он?

— Сколько захочет, пока не надоест. — Глеб продолжал вышагивать по комнате. — Мой учитель, к примеру, убил трех с половиной Змеев и умер… ушел из жизни в возрасте 1647 лет. Как видите, я совсем мальчишка.

— Почти две тысячи лет, — мечтательно проговорил Такэру.

— Охренеть! — поддержал его Стас. А Илья уточнил:

— Как это убил трех с половиной Змеев? Что значит «с половиной»?

— Ну ты и зануда! — Глеб взглянул на свои часы. — Это я так, образно. Трех Змеев он убил сам, а четвертого обескровил и поручил добить своему ученику.

— Что значит «обескровил»? — вновь уточнил Илья.

— Какому еще ученику? — одновременно с ним спросила Даша.

Глеб возвел глаза к потолку.

— Слушайте, этак мы с места не сдвинемся! Вы все время лезете в частности!

Стас тряхнул рыжими кудрями.

— Ни фига. Если мы в команде, отвечай на все вопросы.

Глеб с досадой пожал плечами.

— Да ради Бога! Времени только жаль… Обескровил — значит уничтожил «глаза» с «клыками» да притом измотал Змея в битве. Создав такие мягкие условия, мой учитель, Стивен Пирс, послал ученика, чтобы тот прикончил Змея… как бы в качестве тренировки. В те годы я лежал еще в колыбельке и ученика, моего предшественника, естественно, не помню. Дело в том, что он убил Змея, но при этом и сам исчез. Вероятно, погиб тоже. Вот и все.

— Как это исчез, погиб?.. — в недоумении осведомился Илья.

— Сейчас я взвою! — воскликнул Глеб. — Старик, исчез — значит исчез! Погиб — значит погиб! Неудержимый, так звали ученика вторым именем, убил Змея и больше не появлялся! Это всё, что нам со Стивом было известно! Такие битвы, Илья, трупов не оставляют, поэтому доказательств никаких… Более двух веков учитель казнил себя за гибель Неудержимого, считая, что поторопился выпускать его против Змея. Поэтому Стив и ушел из жизни, как только посвятил меня в Мангусты. Еще вопросы есть?

— Да, — твердо сказала Даша. — Что-то я не поняла. Твой учитель казнил себя за гибель Неудержимого, которому создал, как ты сам выразился, мягкие условия. И от своих душевных переживаний учитель… как бы покончил с собой и оставил тебя со Змеем один на один, так получается?

— Даш, ты не принимаешь в расчет…

— Погоди, Глеб! А если, упаси Боже, ты проиграешь схватку? В таком случае ведь линия Мангустов вообще прервется, разве нет? Как он мог просто взять и добровольно уйти из жизни? Да я б его за это…

— Дашка, хватит! — вскричал Глеб, и в голосе его прозвучала невыразимая боль. — Он устал побеждать Змеев! Устал, потому что Змеи рождаются опять и опять! Тысяча шестьсот лет, Даш! Ты понимаешь, что это такое?! Тебе ли его судить?!

Воцарилась тишина. Чтоб разрядить ее, Илья кашлянул. Даша опустила влажно заблестевшие глаза.

— Извини, — пролепетала она, — я дура.

Глеб подошел, склонился над ней и прижался щекой к ее щеке. Затем смущенно отпрянул и проговорил бодрым голосом:

— Вообще-то должен вам заметить, что я, похоже, самый сильный из Мангустов, когда-либо существовавших. Не сочтите за хвастовство, но… Даже на первом и на втором уровнях не было мне равных. А уж на третьем и на четвертом…

— Что еще за уровни? — перебил Илья. Глеб рассмеялся.

— Ну вот, опять!

— Слушай, — раздраженно проговорил Илья, — если ты что-то излагаешь, изволь выражаться внятно. Или я не прав?

— Прав, прав, — Глеб украдкой взглянул на часы, — но у меня одна просьба. Сейчас я без ваших перебивок доскажу то, что должен, и мы, как говорится, подведем черту. Конечно же, я догадываюсь, что у всех у вас такое ощущение, будто завтра вы проснетесь и вся эта ахинея, которую я здесь нагромоздил, развеется как дым. Ну что ж, давить на вас не буду: скоро всё само встанет на места. Согласитесь, однако, что поток ваших вопросов следует прервать, иначе мы просто утонем. Или я не прав? — обратился Глеб к Илье.

Илья вздохнул с улыбкой.

— А если интересно?

— Не в последний раз видимся. Итак… Я работаю на четырех уровнях. Первый — обычная человеческая жизнь. Уже на этом уровне, чисто физически, Мангуст имеет огромные преимущества перед кем бы то ни было из людей. Во-первых, память Мангуста такова, что он способен воспроизвести текст страниц на двести, едва лишь его пролистав.

Стас присвистнул.

— Продемонстрируешь при случае?

— Запросто. Во-вторых, реакция Мангуста раз в пять превышает рекордную реакцию нормального человека. То же самое можно сказать о физической силе Мангуста и его выносливости, это уже в-третьих. Не стоит сжимать Мангусту руку, Стас: он легко сломает тебе кости. Что же касается лично меня, то… как бы вам объяснить… Короче, используя второй свой уровень, я усовершенствовал первый. Конечно, я рисковал. Мангусты себе вообще это запрещают: можно потерять всё. Но я был упрям, осторожен, и я выиграл. Теперь я могу уклоняться от одиночных пуль, допрыгнуть с места до четвертого этажа жилого дома, обогнать автомобиль, едущий со скоростью 90 км в час, и многое другое. В это трудно поверить, но это так. Поэтому, Стас, нелепо удивляться тому, что я уложил восьмерых придурков с цепями. Мне, прости, даже слышать об этом неловко. Для меня это… примерно как для тебя отшлепать младшую группу детсада.

— И все это мне досталось за пятьсот баксов, — ввернула Даша.

— Плюс огромная куча проблем, — грустно улыбнулся ей Глеб. — Далее. Второй уровень — это магия. Вернее, то, что мы традиционно под этим словом понимаем. На самом деле вся магия Мангуста заключается в уникальном умении концентрировать волю и воображение. Подобное умение можно развивать и развивать, причем… Ладно, не будем отвлекаться. Третий уровень — это сочетание магии с наукой и техникой. Тут все ясно, не стоит углубляться…

— Ничего не ясно, — буркнул Илья. — Жаль тебя перебивать, но истина дороже.

— Тебе лично я продемонстрирую третий уровень наглядно, — пообещал Глеб. — На базе ваших с Альбертом уравнений.

— Старик, это твои уравнения, — возразил Илья. — В подачках я не нуждаюсь.

— Ишь гордец, славу делить брезгует! — улыбнулся Глеб. — Ладно, история рассудит… И наконец четвертый уровень — это постижение сущности перехода от неживого к живому и обратно. Уровень этот беспределен и необъятен. Однако следует заметить, никто из Мангустов до третьего и четвертого уровня до сих пор не поднимался: им почему-то хватало первых двух. Вот, собственно, и все. Так сказать, для знакомства. Осталось объяснить, зачем я вас тут собрал.

— И ещедемонстрация, — напомнил Стас. — Второго уровня.

— Конечно, конечно, — усмехнулся Глеб. — Итак. Причин к вам обратиться у меня было две. Первая. Почему, подумал я, Змеев должны убивать лишь Мангусты? Пора бы, черт возьми, хорошим людям самим о себе позаботиться. В этом пункте, признаться, я принципиально расхожусь со всеми моими предшественниками. Причина вторая, тесно связанная с первой. У меня возникло ощущение… или гипотеза, пока ничем не подтвержденная, что цепь возрождений Змея можно прервать, оставив его без пищи. И суть, разумеется, не в том, что человечество разом лишится вдруг своих пороков, а в том, что для начала сердитые ребята соберутся и надерут Змею задницу. А почему я выбрал именно вас?.. Этого я объяснять не буду. Выбрал и всё. Само собой, вы имеете право отказаться. Если кто-то хотел бы отойти в сторону — пожалуйста, заявите об этом сразу.

Глеб обвел взглядом присутствующих.

Даша посмотрела на него в упор.

— Надеюсь, моего заявления ты не ждешь? — спросила она сухо.

Глеб пожал плечами.

— Неволить я никого не собираюсь. И тебя в том числе.

Даша встала и подошла к нему вплотную. Щеки ге горели, глаза гневно сверкали.

— Ну-ка повтори.

Глеб выдержал ее взгляд.

— Вообще-то, — сказал он, — это дело не для девчонок.

Даша размахнулась и влепила ему пощечину. То есть не влепила, а попыталась. Как Глеб уклонился, никто не заметил: стоял вроде как стоял, вроде чуть качнулся — и Дашина рука хлестнула воздух. Затем вторая Дашина рука, по инерции, повторила неудачу первой. Даша задохнулась от возмущения.

— Извинись, засранец! — притопнула она ногой. Она была божественно прекрасна.

Глеб отступил на шаг.

— А ты чего дерешься, а? Чуть полчерепа не снесла!

Даша не улыбнулась. Просто даже ни капельки.

— Еще не так получишь, — пообещала она, усаживаясь на стул.

Вместо нее улыбнулся Такэру.

— Я с вами, сэнсей.

Илья вздохнул.

— Лично я, как старый мудрый еврей, еще вчера взял на работе отпуск на три недели. Альтернатива у меня простая: или биться с этим… со Змеем, или возвращаться к своим студентам и абитуриентам. Как вы уже догадались, я предпочитаю первое. Но мы должны уложиться в три недели, не то меня уволят за прогулы.

Стас хмыкнул.

— Несерьезная у нас обстановка. В такой компании уроки хорошо прогуливать.

— Отходишь в сторону? — спросил Глеб.

— Кто сказал? — удивился рыжий. — Хочу проверить, поехала у меня крыша или нет. А то ведь всю жизнь потом буду сомневаться. Ты обещал что-то продемонстрировать. Может, начнем?

Глеб кивнул.

— Только по-быстрому, — сказал он и пропал. Исчез, будто его выключили.

Все обалденно обшаривали глазами комнату. Теребя курчавую бороду, Илья крикнул:

— Эй! Ку-ку!

— Ку-ку! — ответил голос Глеба из ниоткуда.

И вслед за этим все присутствующие взлетели, как воздушные шарики, и закружились вокруг люстры.

— Ой, здорово! — засмеялась Даша.

— Я знал, что тебе понравится, — отозвался голос Глеба. Затем появился и сам Глеб: как ни в чем не бывало он сидел на стуле. А команда его продолжала кружиться под потолком.

— Продам-ка я свою тачку, — объявил Стас. — На одном бензине сколько сэкономлю.

— Садиться сперва научись, — возразил Такэру, барахтая ногами.

Глядя на них, Глеб покачивался на стуле.

— Более двухсот лет, — произнес он с грустью, — я ничего не демонстрировал, а наоборот — всё скрывал, скрывал… И только учился, учился… Ну еще бы! Мангусту иначе нельзя! Чтобы приготовить себе яичницу, я заходил в супермаркет, покупал яйца, потом ставил сковородку на плиту и — все как у нормальных людей. И знаете, ребята, я ничуть об этом не жалею и не собираюсь менять своих устоявшихся привычек. И все же мне чертовски приятно смотреть, как вы тут порхаете.

— Я уже напорхалась, спусти меня на пол, — попросила Даша.

— Фиг тебе, — ответил Глеб, — ты драчунья. Вот смотрю я на вас и вспоминаю Сашкины стихи… мальчишки одного восьмилетнего:

Пусть черти в пекло меня сведут и скроют мои следы —

друзья узнают, друзья придут и выручат из беды.

— Старик, ты это к чему? — Илья попытался в полете заправить выбившуюся из брюк рубаху.

Глеб пожал плечами:

— Сам не знаю. Наверное, дело в том, что ни у мальчишки этого, ни у меня друзей не было… О'кей. Последняя демонстрация. Учебная.

На письменном столе вдруг появились три желтых банана, лежащих на некотором расстоянии друг от друга. Вися под потолком, Илья одобрил:

— Очень кстати. Давай их сюда.

— Нельзя, — ответил Глеб, — это учебное пособие. Смотрите внимательно: здесь чудеса трех видов. Вот этот банан, — Глеб протянул руку, и рука его ухватила воздух, — просто голограмма, объемная иллюзия. — После этих слов банан растаял, и Глеб протянул руку к другому. На сей раз плод лег на его ладонь всей своей зрелой тяжестью. — Этот банан я только что украл у тетки, торгующей здесь на углу.

— Так ей и надо, — пробормотала Даша. — Горластая наглая стерва.

— Тем не менее товар я ей возвращаю, — сказал Глеб, и банан исчез с его ладони. Он указал пальцем на третий плод. — А этот банан я сию минуту вырастил сам, выражаясь фигурально, из воздуха. Можете попробовать.

— Маловато будет, — усмехнулся Стас.

И словно в ответ на его замечание банан стал увеличиваться, пока не достиг размеров здоровенной азиатской дыни.

— Этого хватит? — осведомился Глеб, взглянув на часы. — Илья, спускайся. Я отвезу тебя домой, по дороге поговорим.

Илья, разумеется, спустился.

— А мы? — подал голос рыжий.

— А тебя и Такэру я прошу еще немного побыть с Дашей. Я вернусь и вас подменю. Одну ее оставлять опасно.

— Я ж не про то! — зарычал Стас. — Спускай нас на хрен!

— Хрен еще не созрел. — Глеб потянул Илью в прихожую. — Шевелись, старик. Линяем.

Надевая пальто, Илья буркнул:

— Я тоже хочу банан.

И сей же миг в его объятия рухнула увесистая банановая гроздь. От внезапности Илья уронил ее на пол.

— Давай, кулёма, помчались! — торопил его Глеб. Из комнаты до них доносились грубости и угрозы. Подобрав бананы с пола, Илья очистил один и надкусил.

— У-у, вкусно… Не ворованные?

Глеб выставил вперед ладони.

— Вот этими мозолистыми руками вырастил! — заверил он, выталкивая Илью из квартиры.

Лишь только за ними захлопнулась дверь, летающие под потолком плавно опустились на пол.

— Как лепестки опадающей вишни, — с улыбкой проговорил Такэру.

Рыжий посмотрел на него с иронией.

— Угу, — кивнул он, — в самую точку.

— Надо съесть этот бананчик, — предложила Даша.

— Давайте, — согласился Такэру. — И в шахматы сыграем.

— Шахматы наши ку-ку! — ехидно возразил Стас.

И будто в опровержение его слов на задних лапах вошел тигр, положил на стол доску с фигурами и растворился в воздухе.

— Голограмма хренова, — проворчал рыжий. Даша с тревогой смотрела на шахматную доску.

— Очень мило, — проговорила она задумчиво. — Боюсь, приемы Змея гораздо проще и эффективней. И не так уж все весело.

— Даш, брось, — отмахнулся Стас, сдирая кожуру с громадного банана. — Принеси лучше нож и вилку. И большое блюдо.

В «жигуленке» Глеб вручил Илье список Ольги Самарской, перепечатанный на машинке с некоторыми его, Глеба, комментариями. Илья спрятал листок в карман пальто.

— Там есть и случайные люди, — сказал Глеб, гоня свой «жигуленок» к дому Ильи. — Главное, определить все четыре «клыка» и оба «глаза», хотя кто-то из них, конечно же, в список не попал. Мы должны их разыскать, выйти через них на Змея и вместе с ним уничтожить. Тогда Система будет разрушена, и мы сможем расслабиться. Лет на двести-триста.

Поглаживая бородку, Илья задумчиво смотрел в окошко.

— Хочешь, чтоб мы с тобой проанализировали всю информацию? — уточнил он.

— Не только. Нам еще необходимо разработать план оперативных действий. Обстановка накаляется, сроки поджимают. Сперва Дашкин отец, потом Самарская, а затем и сама Дашка при моем соучастии разворошили эту нечисть. Тут, как во всем, свои плюсы и минусы, но змееныши активизировались, и ситуация становится непредсказуемой.

«Жигуленок» мчался по сумрачным московским улицам. Освещение зачастую оставляло желать лучшего, однако вечер был звездным, и в приоткрытое Ильей окошко дышала весна. После короткого молчания Илья фыркнул:

— Хоть ты меня режь, старик… мне действительно трудно воспринимать все это на серьёзе. Несмотря на твои демонстрации. Ты совершенно прав: мне кажется, завтра я проснусь и…

— Черт возьми, старик, — раздраженно перебил Глеб, — можешь воспринимать это как чисто умозрительную задачу или компьютерную игру! Ладушки?!

Илья кивнул:

— Пожалуй. Но в игре этой пока не просматривается хоть какой-то логики.

— И все же она есть. Постоянно удваивая число «посвященных», Змей стремится к абсолютной власти. Если он ее достигнет, то станет практически неуязвим и бессмертен. Однако, наращивая свою мощь, Змей чертовски боится света, то есть публичности. Притом Змей не подозревает о существовании Мангуста, и в этом наше огромное преимущество, которое желательно сохранить вплоть до решающей битвы. Именно поэтому я и должен пока действовать лишь на первом уровне, нигде и никак не проявляя своих возможностей. Моя сегодняшняя демонстрации, старик… просто слов нет. Учитель меня бы высек — и был бы тысячу раз прав.

— То есть ты хочешь сказать, — удивился Илья, — что тебя могут как бы запеленговать?

— Именно. И будет самым ужасным, если Змей уползет и забьется в глухую нору. Тогда искать его придется века полтора. И тогда сколько б ни вырывали мы «глаза» его и «клыки», где-то в укромном уголке Змей будет их быстро восстанавливать. Так что думай, старик. Крепко думай.

Илья усмехнулся:

— А ты что будешь делать?

— Тоже думать буду. И, как принято в научных работах, выражу тебе благодарность за обсуждение и критику.

— То есть отводишь мне роль доктора Ватсона?

— Ради Бога, Илюша, будь Холмсом. Оставь роль Ватсона мне.

— Другой разговор. — Илья сохранял на лице серьезную мину. — Выдай-ка мне всю информацию, которой владеешь.

И пока они ехали, Глеб вкратце ему поведал обо всех более или менее значительных событиях, контактах и своих личных действиях с того памятного понедельника, когда они познакомились. Илья смотрел на него своими внимательными глазами, вопреки обыкновению, не перебивая и не задавая вопросов.

Когда они остановились у дома, Глеб взял с заднего сиденья бумажный пакет и протянул Илье.

— Здесь десять тысяч долларов. На первое время.

Илья оттолкнул пакет рукой.

— Киш ин тохес! Ты что же, думаешь, я…

— Ну-ка, бери! — гаркнул на него Глеб. — Ты же охотник на Змея, задница! Сколько, по-твоему, должно тебе заплатить благодарное человечество?!

Илья прыснул. Затем взял пакет и помахал им перед носом Глеба.

— Ты украл их или вырастил?

Глеб покачал головой.

— Ни то, ни другое. Воровством я не занимаюсь, а выращивать деньги — значит способствовать инфляции. Поэтому я их честно зарабатываю. С моими-то возможностями, старик, да за двести лет… Поверь, я чертовски богат. А уж переместить в пространстве некоторую сумму для личных нужд… Бери, старик, не сомневайся: налоги уплачены. И пойдем, я провожу тебя до квартиры. Теперь без охраны ты больше…

— Слушай, — в задумчивости перебил Илья, — а у этих «глаз» да «клыков» есть хоть какие-то отличительные признаки?

— Ну вот, — обрадовался Глеб, — я все ждал, когда ты об этом спросишь. Признаки-то у них есть. Но, поскольку у каждого конкретного Змея свои особенности и повадки, характеристики их подручных с трудом поддаются классификации. Мангустам, однако, удалось выделить нечто общее в рангах, начиная с восьмерки — «хребта Змея». Восьмерка обычно состоит из очень сильных шаманов и экстрасенсов. Среди прочих трюков они умеют перемещать предметы в пространстве, создавать локальное электромагнитное поле, зажигать взглядом огонь. К их числу относятся барон Мак-Грегор и графиня Салтыкова, о которых я тебе только что рассказал. Но графиню им не заполучить, тут у них обломчик вышел… «Клыки Змея» умеют все то же, что и «хребет», и плюс к тому могут принимать облик какого-либо конкретного зверя. В этом облике они трудно уязвимы и сила их возрастает многократно. Бомжиха у двери Даши, превратившаяся затем в волчицу, безусловно, из этой лихой четверки.

— Смотри-ка, — встревоженно пробормотал Илья, — они в Дуську прямо вцепились.

Глеб сложил пальцы в кукиш.

— Во им!.. Далее «глаза». Они умеют то же, что и «клыки», и вдобавок могут существовать, так сказать, в бесплотном состоянии, в виде плазмы, которая зрительно воспринимается как туман, дым или нечто, подобное призраку. Вряд ли нужно упоминать о том, что могущество этих тварей уступает лишь самому Змею.

— И конечно, Мангусту? — в тревоге уточнил Илья. Глеб с улыбкой положил руку ему на плечо.

— Мангуст раздолбает их всех. Особенно — с такой командой. — Он распахнул дверцу «жигуленка». — Пошли, мне возвращаться надо. Бананы не забудь.

Илья выбрался из машины, держа в одной руке связку бананов, в другой — бумажный пакет с долларами.

— А если их спровоцировать? — предложил он задумчиво. — Чтоб они психанули и как-то проявились. Тогда было б легче вычислить, кто есть кто.

— Почему бы нет? — Глеб вошел вместе с ним в подъезд. — Только надо тщательно все продумать, чтоб не пострадали те, кто ни при чем. Завтра у меня нет занятий в школе. Могли бы встретиться и наметить, так сказать, сценарный план.

— Договорились. — Илья сунул бананы под мышку и достал из кармана ключ. — А пока подвергну данные разведки беспощадной дедукции.

Выйдя из лифта, он открыл ключом дверь своей квартиры.

Глеб остался в лифте.

— Только, пожалуйста, — напомнил он, — без охраны не выходи. Утром созвонимся, я за тобой заеду.

Илья обернулся, переступив порог.

— Знаешь, старик, я фаталист. Кому суждено быть повешенным, тот…

— А вот это видал! — Глеб показал ему кулак и нажал кнопку первого этажа. — Повыступай у меня!

Лифт поехал вниз.

— Тут же я тебя послушался, — проворчал себе под нос Илья, захлопывая дверь.

В прихожую выкатилась жена его Алла в банном халате и с полотенцем вокруг головы.

— Помереть и не встать! — изумилась она. — Бананы купил!

— Мотька спит? — спросил Илья, передавая ей связку.

— Спит. У бабы с дедой.

— Опять? Твои дистрибьюторы нас скоро из дома выживут.

— Мои дистрибьюторы нас кормят! — повысила голос Алла. — А ты, Илюша, большой у нас умник, но мозги твои пока никто не оценил! — Алла воинственно очистила банан и впилась в него зубами.

Илья протянул ей бумажный пакет.

— Может, подержишь, кормилица? — съязвил он, снимая пальто.

— Что здесь? Сухарики? — съязвила в ответ Алла, заглядывая в пакет. Ее кругленькое личико вытянулось. — Илюшка… что это значит?

— По-английски читать умеешь? — осведомился Илья. — А то могу перевести. Там написано: «Дорогой Илюша, на мировом рынке твои мозги ценятся высоко». Не веришь?

Алла не спорила. Она считала доллары.

Когда Глеб вернулся, Даша, Такэру и Стас коротали время за шахматами. Время меж тем перевалило за одиннадцать. Сняв куртку, Глеб объявил:

— Всё, ребята, заступаю на вахту.

Стас и Такэру мигом засобирались. Даша проворчала:

— Мы прямо как на осадном положении.

— Не мы, а только ты, — поправил Глеб.

— Спасибо, утешил.

Застегивая пальто, Стас попросил Глеба:

— Повтори-ка тот стишок. Который про друзей.

— Зачем? — полюбопытствовал Глеб.

— Зачем, зачем — низачем, — огрызнулся рыжий. — Интересно мне. Всё бы ему «зачем».

— Ну, если ты настаиваешь… — Глеб прочел четверостишие: «Друзья узнают, друзья придут…»

Стас помолчал и спросил:

— Правда, что ли, мальчишка написал?

— Вот те крест, — улыбнулся Глеб. Такэру уже обулся и надел куртку.

— Талантливый ребенок — надежда семьи, — изрек он глубокомысленно.

Стас иронически на него покосился.

— Погнали, ниндзя. Твое посольство уже небось розыск объявило. Как у нас завтра? — обратился он к Глебу.

— Позвоню утром, до одиннадцати, — ответил Глеб. И Такэру со Стасом ушли.

Закрыв за ними дверь, Даша вздохнула.

— Надолго ли я лишена прогулок?

— Только до завтра, — пообещал Глеб.

— Ну да? — не поверила Даша. — А как же все твои страшилки?

— Обойдем их стороной. Жизнь продолжается.

— Хорошо бы… — Даша вдруг всполошилась. — Эй, ты хоть ел что-нибудь?

— Да как тебе сказать…

— Ах я мерзавка! — Даша устремилась на кухню. — Иди сюда, живо!

Глеб зашел в ванную вымыть руки.

— Мне только кефир! — крикнул он оттуда. — На ночь не наедаюсь!

Когда он появился на кухне, Даша огорченно развела руками.

— Кефира-то как раз и нет.

— Брось, — не поверил Глеб, — поищи в холодильнике.

— Что мне искать? Раз я из дома не выходила…

— Даш, посмотри получше.

— Смотри сам! — Даша в сердцах распахнула холодильник и… сразу увидела литровый пакет кефира.

— Ну вот, — обрадовался Глеб, — главное, хорошо поискать.

Он взял пакет, надорвал его и стал из него пить. Даша рассмеялась.

— Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю…

Глеб приложил палец к губам и замер.

Они услышали мягкий хлопок двери и крадущиеся шаги. Глеб поставил кефир на стол. Шаги затихли, затем стали осторожно приближаться. Глеб вышел навстречу, Даша — за ним, схватив кухонный нож.

Перед ними, сверкая лысиной, предстал Виталий Петрович Лосев. Его красновато-серые глаза зловеще поблескивали в полумраке коридора. На лице его, однако, застыла растерянная улыбочка: похоже, встретить здесь Глеба дядюшка не ожидал.

— Удачно получилось, — проговорил он, извлекая из кармана пять стодолларовых купюр. — Я задолжал тебе прибавку к зарплате, забирай.

— Очень кстати, — Глеб сунул деньги в карман джинсов, — а то я совсем обнищал.

Олигарх впился в него своими вдавленными зрачками.

— Сверхурочно работаешь?

— Как ты вошел? — резко спросила Даша.

— Дверь была открыта. Проезжал тут мимо, решил заскочить: не надо ли чего… Нож-то тебе зачем? — хохотнул Виталий Петрович. — От грабителей, что ли, отбиваться? Так я ж тебе телохранителя нанял!

Даша сверкнула на него изумрудными глазами.

— Дверь была закрыта. Я сама заперла ее на ключ.

Виталий Петрович изобразил на лице обиду.

— Что ж, по-твоему, я отмычкой орудовал? Девонька, я не умею. Мне проще дверь взорвать.

Глеб обернулся к Даше.

— Видимо, дверь была открыта. Моя оплошность: выносил мусор и… Черт, меня за это уволить надо!

Лосев бросил на него пронзительный взгляд.

— Уволить не уволю, а зарплату урежу, — вновь хохотнул он и воззрился на племянницу. — Да убери ты свой нож! Я прямо взмок со страху!

— Подгузник сменить? — заботливо предложила Даша.

— Ну-ну, зачем ссориться? — засуетился Глеб. — Пойдемте, Виталий Петрович, я провожу вас до лифта. Представляете, угрозы-то Дарье Николаевне все продолжаются и продолжаются.

— И кто бы это, по-твоему, мог быть? — Лосев не сводил с него пристального взгляда, но Глеб успешно теснил его к двери.

— Как это кто? Поклонники, разумеется. Извините, что не докладываю, Виталий Петрович, но… — Глеб откровенно выдавил олигарха на лестничную площадку, — эти поклонники совсем оборзели. Я уж не стал вас беспокоить. Думаю, сам справлюсь.

Они смотрели друг на друга в упор. По лестнице, с нижнего и верхнего этажей, к ним приближались два Толяна. Взгляды их, устремленные на хозяина, словно спрашивали, что происходит и какие будут указания.

Олигарх растянул губы в улыбку.

— О'кей, справляйся, — он вызвал лифт, — но все-таки докладывай.

И оба Толяна тут же заулыбались.

— Какие люди в Голливуде! — распахнул руки Толян Большой.

— Страшный человек! — засиял Толян, и румянец на его щеках вспыхнул еще ярче. — Бойцов прямо с ковра уводит, а бутылку не ставит!

Глеб, так сказать, задохнулся от счастья.

— Кончай на понт брать! Двинули хоть сейчас! Я как раз при бабках, на всю ночь забуриться можем!

Толян изобразил на лице огорчение.

— Сейчас не в жилу. Я пока на работе.

— С тобой всегда так! — расстроился Глеб, вошел в квартиру и захлопнул дверь.

Толяны переглянулись и выжидательно уставились на хозяина.

— Хитер, шельма. — Олигарх шагнул в подъехавший лифт. — Ладно, еще денек-другой… — злобно прошипел он и рявкнул на охранников: — Вам что, вонючки, особое приглашение?!

Толяны торопливо шмыгнули в кабину, и лифт, поскрипывая, поехал вниз.

Даша и Глеб стояли в прихожей перед закрытой входной дверью. В зеленых Дашиных глазах испуга не было — лишь удивление и усталость.

— Он убить меня хотел?

Глеб пожал плечами.

— Черт его знает. Лень гадать.

Даша подергала дверную ручку.

— Швейцарские замки, значит, им не помеха?

— Ха-ха! — ответил Глеб.

— Миленькое дело! И кто меня сегодня охраняет? Дяденьки из ФСБ?

Глеб покачал головой.

— Хорошего понемножку. Охранять тебя буду всего лишь я. Для этого, в конце концов, меня и наняли.

Даша посмотрела на него недоверчиво.

— Не хочешь ли ты сказать, что не наденешь сейчас свою чертову куртку, не сядешь в свой чертов драндулет и не помчишься к черту на рога?

Глеб кивнул.

— Если не возражаешь.

Даша просияла.

— И ты меня не боишься?

— Попробую с этим справиться, — вздохнул Глеб. Она шагнула к нему.

— Не справишься, дохлый номер.

— Ну хоть попытаюсь.

Они смотрели друг другу в глаза.

— Между прочим, ты весь дрожишь.

— Ничего подобного.

— Да? Сейчас проверим.

— Возражаю.

— Против чего?

— Против экспериментов на живых людях…

Тут их буквально швырнуло друг к другу. Глеб приник к губам Даши, и прохладный ее язычок скользнул ему навстречу. Она обняла его за шею, прижалась к нему грудью и бедрами, но этого им обоим уже было мало. Он притиснул ее к стене и, несмотря на плотную ткань джинсов, ощутил, как подрагивает низ ее живота. Он вновь впился в ее губы, просунул язык меж ее зубов и стал тереться бедрами о ее бедра. Она задрожала всем телом и приникла к нему так, словно хотела раздавить. Чувствуя, что теряет голову, Глеб застонал. Даша в ответ вскрикнула и забилась точно в конвульсиях, и судороги ее мгновенно передались Глебу. Оба они как бешеные закружились, стискивая друг друга в объятиях. Затем закричали и замерли, не разжимая объятий, пошатываясь и тяжело дыша.

Даша смущенно взглянула из-под ресниц и уткнулась носом в ключицу Глеба.

— Господи, — прошептала она, — прямо в одежде.

— Да хоть бы и в броне, — шепотом ответил Глеб. Они тихо рассмеялись.

— Сто лет могу с тобой так стоять, — заявила Даша.

— Признаться, у меня другие планы, — возразил Глеб.

— Нет, — возразила Даша, — это мои планы. Я сама тебя изнасилую.

Они рассмеялись почти беззвучно, и Глеб слегка потянул ее в сторону кровати.

— Ну-ка пойдем.

— Нет, — тряхнула волосами Даша, — это я сказала: «Ну-ка пойдем!»

До кровати они едва дошли и рухнули, срывая друг с друга одежду. Эта чертова одежда, не желая слезать, мешалась, запутывалась и трещала по швам. Глеб избавился от нее первым. На Даше оставалась лишь тонкая маечка, которую Глеб намеревался снять.

— Потом! — вскричала Даша. — Войди в меня сейчас же! Не могу терпеть!

Кожа ее была прохладной и нежной, как шелк. Соприкоснувшись животами, они вздрогнули, точно от удара током.

— Господи, — простонал Глеб, — ведь я же тебя растерзаю.

Он не вошел в нее, а ворвался — ворвался всей мощью тренированного своего тела — и задвигался резкими толчками. Из горла ее вырвался сдавленный крик. Глеб замер в испуге. Затем стал медленно целовать ее лицо.

— Я просто свихнулся, — шептал он между поцелуями, — я грубая скотина… И что на меня накатило?.. Я на тебя смотрел, смотрел и… всегда старался себя контролировать…

— У тебя это почти получалось, дурак, — нежно прошептала Даша.

— Ну да, получалось — чуть с ума не сошел… Держался, держался, как стойкий оловянный солдатик… И вот прямо как с цепи сорвался, идиот!

Даша открыла глаза и посмотрела на него таким взглядом… И на подушку с ее щеки капнула слезинка.

— Не знаю, как у тебя было с другими женщинами за двести лет… я об этом даже думать не могу. Я бы их всех передушила. Ей-богу, не шучу…

— Ни одной не было, — Глеб целовал ее заплаканное лицо, — ластик. Ты всех стерла без следа. В тот самый понедельник.

После короткого молчания Даша чуть слышно спросила:

— Правда?

Глеб потерся носом о ее нос.

— Разве ты не читаешь мои мысли?

Она обняла его и прижалась к нему всем своим трепещущим телом.

— Ластик, любовь моя, — горячо зашептала Даша. — Конечно, ластик. Я тоже никого не знала и знать не хочу… — Из глаз ее продолжали катиться слезы. — Я не виновата, что ты так долго не приходил. Я тоже думала, что тебя не бывает… А теперь я стерла всех к чертям собачьим… Только не думай, что я всегда такая дура, как сейчас. Просто сейчас я похотливая кошка и ничуть этого не стыжусь… — А слезы все катились и катились у нее из глаз. — Вообще-то я девочка умная и жутко сообразительная. Тебе не будет за меня стыдно перед твоими графинями и баронами…

— Что ты несешь! Прекрати немедленно…

— Не прекращу. Сам прекрати, плакса… Ну, чего ты ревешь, а? Всю меня слезами закапал. Ты же пропадешь без меня, Мангуст фигов. А знаешь почему? — Она обхватила ногами его поясницу и прижалась животом к его животу. — Потому что я такая вот похотливая кошка и плевать мне на все человечество. Я не дам им тебя угробить, любовь моя. Потому что без тебя я умру. Не думай, что это просто слова.

— Если хочешь знать… — Глеб едва сдерживал подступившие к горлу рыдания, — если уж совсем честно, то я тоже… без тебя я вообще… Черт! Ты ведь знаешь, знаешь!

— Ой, какой дурак! Пожалуйста, будь грубой скотиной… Нет, как в первый раз… Да, любовь моя, так. Не бойся, мне не больно… Еще!.. Боже мой, еще! — Даша извивалась в объятиях Глеба, будто изнизываясь на него и обволакивая. Она стонала и шептала ему на ухо: — Давай умрем… пожалуйста, давай умрем вместе… О Боже! Пожалуйста!.. Не уходи, не оставляй меня!.. Вместе! Всегда вместе!

— Да, — хрипло прошептал Глеб, — давай умрем! — Оба они закричали, судорожно переплелись и замерли. И через несколько мгновений взглянули друг на друга.

— Скажи, — прошептала Даша, — глаза у меня бесстыжие?

Глеб вздохнул.

— Если честно… маечка твоя мне мешала. Дай-ка сниму.

Но только лишь Глеб шевельнулся, Даша обвила его руками и ногами.

— Не смей его из меня вытаскивать, — заявила она. — Там его место.

— Угу, — кивнул Глеб, — буду тебе его оставлять, уходя на работу.

— Это скрасит мое одиночество, — кивнула в ответ Даша. — А маечку я и так сниму.

Она проделала это с удивительной ловкостью, лежа на спине.

— Ну вот, — обрадовался Глеб, — теперь я буду кусать твою потрясающую грудь.

Даша приподняла рукой одну из грудей.

— На, кусай.

Глеб сжал ее сосок губами и пощекотал языком. Даша вздрогнула. Сосок ее набух и затвердел. Глеб проделал ту же операцию со вторым соском. Даша укусила его за ухо, дыхание ее участилось.

— Ну все, — обреченно прошептал Глеб, — сейчас я тебя изнасилую.

Даша вновь приникла к нему всем телом.

— Валяй, — ответила она. — Но если ослабишь хватку, я вывернусь и изнасилую тебя сама.

Эта битва, с короткими передышками, продолжалась до четырех утра. Глеб лежал на спине, заложив руки за голову. Даша лежала на Глебе, прижав щеку к его груди. Одеяло валялось на полу, и укрывали их обоих лишь роскошные Дашины волосы. Глеб тихо спросил:

— А как ты думаешь…

— Никак, — сонно перебила Даша. — Ты меня заездил.

— Я насчет отношений с человечеством.

— Плевала я на него. Ты мне такое тут устроил… Вот посплю часок и отплачу тебе сторицей.

Глеб вздохнул:

— На человечество, может, и плевать. Просто я подумал, что раз уж так получилось… Если встретились такие ребята, как мы с тобой, неужели в этом мире никому не станет теплее?

Даша подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Нет, — вздохнула она, — все-таки я тебя съем. Чтобы человечеству не досталось ни кусочка.

Глава вторая

Утро за окном было солнечным. Глеб тихонько встал, чтоб не разбудить Дашу, и проделал в соседней комнате комплекс упражнений. Затем почистил зубы и принял ледяной душ, после чего, опять же в соседней комнате, нагишом уселся на пол в позе «лотоса». Около получаса он просидел, не шевелясь, с закрытыми глазами. И вдруг у ног его, прямо из воздуха, появились золотые часы с браслетом. Часы светились, будто маленькое солнышко. Затем появились еще одни точно такие же часы, потом — еще. И в итоге трое идентичных светящихся часов лежало на полу. Глеб открыл глаза. Свечение часов стало ослабевать и вскоре пропало совсем. Теперь они выглядели вполне заурядными промышленными изделиями в золотом корпусе. Глеб встал на ноги, подобрал с пола часы и положил их на компьютер.

В спальне меж тем ветерок из форточки шевелил занавеску, и по одеялу прыгали солнечные зайчики. Даша улыбалась во сне. И была она так прекрасна, что Глеб готов был разрыдаться. Присев на краешек постели, он коснулся губами ее щеки. Даша тут же обвила руками его шею, и глаза ее сверкнули, как два изумруда.

— Как ты посмел от меня уйти?

— Пардон, — улыбнулся Глеб, — я воспользовался твоей зубной щеткой и полотенцем.

— Это слегка тебя оправдывает. — Даша похлопала рукой по одеялу, и колечко-вьюнок на ее пальце вспыхнуло в солнечном луче. — Ну-ка живо в постель! Разговор не закончен…

Тут в дверь позвонили.

— Как же, дадут поговорить! — проворчал Глеб, натягивая джинсы на голое тело.

В дверь позвонили вторично. Глеб прошлепал в прихожую босыми ногами.

В квартиру влетел запыхавшийся Илья.

— Шолом! — выдохнул он. — Там те же два дебила в «ниссане»! Ехали за мной от автобусной остановки!

Глеб в досаде хлопнул себя по бедру.

— Черт тебя дери! Я же просил: без охраны — ни шагу!

— Ша! Что за крик? Когда ни свет ни заря в дом прут дистрибьюторы, я не в силах дожидаться твоего звонка.

— Старик, ей-богу, — жестко проговорил Глеб, — еще один такой номер, и я даже не знаю… в лягушку тебя превращу, честно!

Взгляд Илья выразил живой интерес.

— А ты сумеешь?

— Левой пяткой, — в сердцах заверил Глеб. Илья задумчиво погладил бородку.

— По-моему, ты блефуешь. Но не будем рисковать.

Глеб не сдержал улыбки.

— Мудрое решение. Повторяю: без охраны — ни шагу.

— Ладно, — кивнул Илья. — А с этим «ниссаном» как быть?

— Разберемся, — отмахнулся Глеб и вошел в комнату. Илья вошел следом.

— Эй! — спохватился он вдруг. — А ты чего тут голый скачешь?

— Я не голый, я в штанах, — возразил Глеб. — А скачу от радости тебя лицезреть.

— Ну-ну, — усмехнулся Илья, — этой радостью я тебя обеспечу. Между прочим, я пораскинул на ночь мозгами над Олькиным списком и над тем, что ты мне порассказал. И знаешь, что я надумал? Начинать надо с Элен Вилье и Виктории Бланш.

Глеб удивленно поднял брози.

— Почему?

— Потому что почти везде они мелькают, как фиалки в проруби. Меня это интуитивно раздражает. Надо б их как-то колупнуть, а дальше ниточка потянется. Согласен?

Глеб задумчиво потер переносицу.

— Попробовать можно. И если это что-то нам даст…

Его перебила вошедшая Даша.

— Шолом, — произнесла она деловито. На ней была рубашка Глеба, едва прикрывающая трусики.

Илья вылупил на нее глаза.

— Что за видохес?

Даша встала перед ним, подбоченясь:

— Я вас шокирую, друг мой?

Илья нахмурился:

— Лосева, прекрати. Надень юбку или хоть…

— Гольдберг, отвянь! — обрезала его Даша. — Ты редкостный зануда!

Глеб сидел на подоконнике и качал босой ногой.

— Вы оба не правы, — встрял он в разговор. — Илья — не зануда, а ты уже не Лосева.

Даша живо к нему обернулась.

— Пардон, ошибочка, — просияла она. — Илюшка меня сбил.

Илья ехидно полюбопытствовал:

— Если вы не Лосева, то, простите, вы кто?

Даша толкнула его плечом.

— Я теперь Грин, тупица.

Илья погладил бородку, помолчал и сказал:

— То-то я смотрю, ты сегодня какая-то… Знаешь, Дуська, когда все вокруг твердили, что ты очень красивая, обычно я верил на слово. Но сейчас я вдруг и сам это заметил.

Дашины щеки порозовели. Она порывисто обняла Илью.

— Съел небось что-нибудь… Пойду, кстати, сооружу завтрак, — пробормотала она и ушла на кухню.

Глеб слез с подоконника.

— Итак, вернемся к твоим ночным размышлениям. Но сперва, — он взял трубку радиотелефона и набрал номер, — надо вызвать Стаса и Такэру. Сегодня, похоже, нам придется разделиться.

Стас моментально отозвался по мобильному номеру. Глеб быстро с ним договорился о том, что он, Стас, сгоняет за Такэру и оба они через час-полтора приедут к Даше. Чтобы Стас был начеку, Глеб в нескольких словах обрисовал ему ситуацию с «ниссаном». Рыжий выслушал с интересом. «То есть они пасли вас внаглую, потом исчезли, а теперь опять появились? — обобщил он полученную информацию. — Лихие мужики!» На том разговор был завершен.

Даша позвала на кухню завтракать. На ней был строгий деловой костюм, волосы были стянуты в пучок, а на носу сидели очки. Она и в этом бюрократическом виде смотрелась — глаз не оторвать. Накладывая Илье кашу, она осведомилась:

— Теперь ты мной доволен? Твоя скромность больше не страдает?

Илья посолил кашу.

— Кончай спектакль, Лосева… то есть Грин. Ходи хоть голой.

Даша взглянула на Глеба.

— Он вошел во вкус.

Глеб с сомнением покачал головой.

— Провоцирует. Требуй расписки.

— Кстати, насчет провокации, — раздраженно заметил Илья. — Может, делом займемся? Может, отстанем от бедного еврея?

Даша ухватила его за бороду.

— Размечтался.

И они стали подробно обсуждать план операции… вернее, провокации… а еще вернее, два плана двух провокаций, предложенные Ильей, по отношению к французской киноактрисе Элен Вилье и фотомодели Виктории Бланш. В разгар горячего обсуждения деталей Даша молча встала и вышла из кухни. Глеб с Ильей продолжали спорить.

— Что-то надо менять, — утверждал Глеб. — Эти два сценария должны различаться, как небо и земля. В них не должно быть ни малейшего сходства.

— Старик, какая разница? — упирался Илья. — Ведь все это будет выглядеть как случайность.

— Но я-то участвую в обеих интригах, — напомнил ему Глеб. — Если мы оба раза попадем в яблочко, они легко все сопоставят и… Старик, не держи их за идиотов.

Илья задумался.

— А может… Если, допустим, в одном случае произойдет какие-то стихийное бедствие… ну, мало ли…

— Пожар! — радостно подхватил Глеб. — Гасить его обычными средствами порой мучительно и опасно, поэтому возникает искушение пустить в ход… Старик, ты гений!

Илья скромно отмахнулся.

— Это с детства. Но в другом сюжете можно все оставить без изменений. Согласен?

— На все сто.

Когда вернулась Даша, они, так сказать, наносили последние штрихи. Даша послушала их и потребовала:

— Введите, пожалуйста, в курс.

— Потом как-нибудь, — пообещал Глеб, — на досуге.

— За рюмкой портвейна, — поддакнул Илья. Даша перевела гневный взгляд с одного на другого.

— Я только что звонила в офис Виктории Бланш, — сообщила она сухо. — Ее менеджер назначила нам встречу сегодня в четыре пятнадцать. Вопросы есть?

Глеб приподнялся на стуле.

— Кому это нам?

— Тебе и мне — двум корреспондентам «Вечернего курьера».

Глеб схватился за голову.

— О нет!

— О да! — притопнула ногой Даша. — Я пообещала фотографий не делать!

Илья посмотрел на Глеба.

— А собственно… если вместе с тобой, почему бы и нет?

Глеб сложил посуду и отнес в раковину.

— Чего уж теперь… Но с Элен я встречусь один.

Даша поводила пальцем у него перед носом.

— Даже не думай!

— Даш, это не игрушки.

— Я иду с тобой!

— Черта с два. К тому же неплохо бы сначала созвониться.

Вытерев руки полотенцем, Глеб вышел из кухни.

Даша, как львица в клетке, металась из угла в угол. Щеки ее пылали, глаза сверкали. Илья наблюдал за ней с изумлением.

— Дуська, ты ревнуешь? — улыбнулся он.

— С чего ты взял? — вызывающе осведомилась Даша. — Надо больно! Просто я… Видел бы ты эту нимфоманку! На шею ему вешалась и готова была задрать юбку хоть в мужском сортире! Было б к кому ревновать!

Илья рассмеялся.

— Дуська, уймись: глупо.

Прекратив метаться, Даша растерянно на него посмотрела.

— Боже, — она сдавила виски ладонями, — разве я когда-нибудь так себя вела?

— Вот именно. Я тебя просто не узнаю.

— Я сама себя не узнаю. Дура!.. Я должна с этим справиться.

Илья обнял ее за плечи.

— Успокойся. Как только он к ней войдет, туда ворвутся Стас и Такэру, изображая бандитский налет. Стоит ли с ума сходить?

Дашино лицо озарилось улыбкой.

— Это вы так придумали? Ну ладно…

В этот момент вошел Глеб и сказал:

— Рановато веселитесь. Может еще не сработать.

— Ну как, дозвонился? — бодро спросила Даша.

— А то! Встречаемся в девять. Для подобных встреч Элен снимает отдельную квартирку, так что по сценарию…

— Ах вот как! — перебила Даша, сдергивая с носа очки. — Квартирка у нее отдельная!

Глеб со вздохом взглянул на Илью.

— В математическом вашем классе была одна такая дура или две?

В это время в дверь позвонили, и Глеб пошел открывать.

— Одна! — крикнула ему вслед Даша. — Зато очень обаятельная!

Пришли Стас и Такэру. Пока они раздевались, Глеб лаконично ввел их в курс предстоящей операции. Все это заняло не более трех минут. Стас внимательно слушал, терзая расческой огненную свою шевелюру.

— А если дамочка просто с боку припека? — выразил сомнение он.

Глеб пожал плечами.

— Мы ведь не причиним ей вреда. Это лишь инсценировка.

Стас нахмурился.

— Все же мне это как-то… А ты, ниндзя, что скажешь?

Снимая обувь, Такэру засмеялся. Глеб и Стас воззрились на него в недоумении.

— Ты чего? — спросил Стас.

— Очень забавно, — ответил японец, — с чулком на голове.

Рыжий взглянул на Глеба с усмешкой.

— Ну, раз так… Запиши нам адрес: будем забавляться.

Глеб протянул ему листок с адресом, и они втроем прошли на кухню.

— Шолом! — произнес Такэру при виде Ильи. Все рассмеялись.

— Докладываю, — пробасил Стас, — «ниссан» у подъезда припаркован, только он пуст. Может, не тот «ниссан»?

— По-твоему, я параноик? — обиделся Илья. — Ехали за мной от остановки, я их узнал. С глазами у меня все в порядке.

— Номер надо было запомнить, специалист, — проворчал рыжий. — Ладно, проверим при выходе.

Глеб положил руку ему на плечо.

— Отвезешь Илью домой?

Стас кивнул:

— Нет вопросов. Но, если нам готовиться к бандитскому налету, надо ехать прямо сейчас.

Но Даша, хоть и с трудом, уговорила их выпить кофе, за которым, кстати, они обговорили некоторые детали предстоящей инсценировки.

— Главное, — подытожил Глеб, — точность во времени. Если у вас спустит колесо или в пробку попадете — все пойдет насмарку.

— Будь спок, — заверил Стас, выходя из кухни, — не вчера с печки свалился.

Илья и Такэру направились вслед за ними в прихожую.

— Минутку, мужики! — остановил их Глеб. Он сходил за часами, лежащими на компьютере, и роздал каждому. — Маленький презент. Примерьте-ка.

Илья посмотрел на Глеба внимательными черными глазами, хотел, очевидно, что-то спросить, но воздержался. Он снял старенькие свои часы, спрятал в карман и надел на запястье презент Глеба.

После коротких пререканий то же самое проделал и Стас, хотя никак не мог взять в толк, чем плохи часы, которые он недавно себе купил.

Труднее всех пришлось с Такэру. Узнав, что часы золотые, щепетильный японец упорно отказывался их принимать. «Это очень важно?» — украдкой спросила Даша. Глеб кивнул в ответ. Тогда она отвела Такэру в сторонку и чем-то с ним пошепталась. Когда японец присоединился к Илье со Стасом, часы уже были у него на руке.

— Спасибо, Глеб-сан, — поклонился Такэру.

Стас хлопнул себя по лбу.

— Что-то у меня с головой. Сэнк ю вери мач. Нет, серьезно: спасибо.

Однако, выйдя с Ильей и Такэру из квартиры, только лишь Глеб закрыл за ними дверь, рыжий тут же снял подаренные часы и спрятал в карман.

— Часики классные, — объяснил он, — если будет драка — жалко.

Он достал свои прежние часы, собрался надеть, но… Часы, подаренные Глебом, как ни в чем не бывало поблескивали на его руке. Стас обалдело уставился на свое запястье. Илья и Такэру взглянули друг на друга, затем — на свои часы. И будто по команде сняли их и убрали в карман. Часы тотчас, как бы материализуясь из воздуха, возникли на их запястьях. В карманах, естественно, оказалось пусто.

— Не слабо, — вырвалось у Ильи.

— Ой как не слабо! — поддержал Такэру. Стас задумчиво почесал свой рыжий затылок.

— Ну а если сделать так? — Он вновь снял с себя часы, вложил их в руку Ильи и отскочил на несколько шагов.

Часы в руке Ильи словно растаяли и тут же появились на запястье Стаса.

— То есть ни украсть, ни отобрать, ни даже потерять их невозможно, — сделал вывод Илья.

Стас восхищенно взирал на свою руку.

— Ну и ну! Если они противоударные и пылеводонепроницаемые, тогда вообще… Ладно, поехали: забот невпроворот.

Когда они вышли из подъезда, солнышко сияло на синем небе и пахло весной. Стас приблизился к подозрительному «ниссану» и заглянул в окошко. Автомобиль по-прежнему был пуст.

— Потерял кого? — раздался за спиной голос Толяна. Стас резко обернулся. Толян ухмылялся, держа руки в карманах утепленного плаща. Стоящие у подъезда Илья и Такэру меж тем были взяты под конвой Толяном Большим и двумя амбалами (на лбу одного алел рубец от сигаретного ожога). Мигом оценив обстановку, Стас лениво шагнул к Толяну.

— А я уж соскучился, — как бы ненароком он расстегнул пуговицы на пальто, — вот сюрприз. Если с утра твоей рожи не увижу, считай, день пропал зря.

С той же ухмылочкой Толян отступил.

— Стой где стоишь, рыжик.Тебя хозяин требует. И вон того… еврейчика. Мы вас доставим, не дергайся.

— Ну, раз требует… А вопрос можно?

— Только один.

Стас сделал еще шаг.

— Ты его жопу с утра вылизывал?

Толян выдернул из-под плаща пистолет с глушителем. И, словно копируя его движение, Толян Большой сделал то же самое. Амбалы тем временем схватили под руки Илью.

— Думал, отбоярился? — буркнул тот, что со шрамом. — Зря думал.

— Не бзди, долго не промучаешься, — осклабился второй. Лицо Такэру застыло в маску, взгляд потемнел от гнева, однако поза его казалась беспечной и расслабленной. Какой-то старичок в ушанке собрался было выйти из подъезда, но, окинув взглядом диспозицию, благоразумно юркнул обратно. Досужий народ во дворе предусмотрительно рассосался. Может, кто-то и вызовет милицию, но все же надеяться на это не следовало.

Держа Стаса под прицелом, Толян отчеканил:

— Дернешься, рыжик, велено тебя грохнуть. Вместе с этим, — кивнул он на Илью. — А япошка пусть рвет когти, он свободен. Значит, так, медленно поворачивайся и лезь в тачку. В случае чего — стреляю без предупреждения. Вперед.

Все дальнейшее произошло очень быстро. Такэру с разворотом заехал ногой Толяну Большому в ухо, но поскользнулся, и удар получился ослабленный. Толян Большой все же упал, но в падении дважды выстрелил в японца, можно сказать, в упор. Прозвучало два сухих щелчка. «Ну, гнида!» — вскричал Стас, пытаясь в прыжке достать Толяна. Толян, однако, был начеку и трижды выстрелил рыжему в грудь с расстояния не более метра. Илья закричал в ужасе и хилыми своими руками оттолкнул державших его амбалов. Вот тут-то и началось самое интересное.

От руки Ильи один из амбалов отлетел метров на пять и вмазался башкой в мусорный контейнер. Другой, с ожогом на лбу, удержался, схватив Илью за пальто. Илья вцепился в его куртку и с криком «Вот тебе, сволочь! Получай!» стал колотить амбалом о дверь подъезда. Здоровенный детина в руках Ильи мотался, как тряпичная кукла.

Тем временем Стас ошарашенно рассматривал свою грудь, расстрелянную с одного шага. На пальто и на свитере не было ни кровинки, ни дырочки… вообще ни следа. Столь же обалдело взирал на него Толян, тщетно пытаясь понять, куда подевались три выпущенные им пули. Однако пудовый кулак Стаса прервал бесплодные его размышления. Рухнув, Толян обронил пистолет. Стас поднял оружие, сунул за ремень брюк и вдруг обратил внимание, что часы на его руке нагрелись и ярко светятся. «Мать моя женщина!» — пробормотал он, что называется, озаренный догадкой. Подняв Толяна с земли, он нанес ему сокрушительную зуботычину, затем вновь поднял и произвел то же действие.

Такэру меж тем метелил ногами Толяна Большого, гонял его по асфальту, как футбольный мяч. Два пистолетных выстрела, очевидно, не произвели на японца никакого впечатления. Пистолет, кстати, валялся рядом, и подошедший Стас, подобрав его, сунул за ремень с другого боку.

Затем Стас оттащил разъяренного Илью от полупридушенного амбала, который, кстати, один из всей четверки оставался все же в сознании. Стас взял его за волосы и проговорил:

— Соберешь всю эту падаль, отвезешь к Лосю. И если я кого-то из вас увижу близко… Понял или объяснить?

— Да на хер мне эти заморочки! — прохрипел амбал с ожогом. — Другого лоха пусть поищут!

Стас отпустил его волосы.

— Это правильно. Работай.

Под его присмотром амбал заволок своего напарника и обоих Толянов в «ниссан», завел мотор, и только их и видели.

Приподняв рукав куртки, Такэру показал Илье свои часы.

— Смотри, светятся.

— И мои, — кивнул Илья, — но уже слабее. Опасность вроде миновала, так что… Славный подарочек.

— Поехали! — открывая «тойоту», крикнул Стас. И, заводя мотор, пробормотал: — Эх, мне бы эти часики в Чечне…

Глеб и Даша, как матерые газетные волки, явились на интервью в потертых джинсах. Выше пояса Глеб был в синей своей рубашке, а Даша в сиреневой кофточке. Они стояли перед стальной дверью, над которой висела видеокамера, и ожидали, пока их впустят. Свои синие куртки они держали в руках.

— О, да мы с тобой в одном цвете, — заметил вдруг Глеб. Даша лукаво усмехнулась.

— Кто бы мог подумать.

Рядом ожил микрофон и просипел:

— Пожалуйста. Третья комната налево.

Запор щелкнул, Глеб потянул дверь на себя, и они с Дашей вошли. В коридоре располагалось еще несколько дверей. Открыв третью слева, они очутились в просторном зале, часть которого оборудована было под фотостудию, а все остальное помещение являлось офисом с двумя компьютерами и стильной жесткой мебелью. За столом с тремя телефонами красовалась менеджер Жанна Блинова в коричневом длинном платье, которое очень шло к ее волосам, уложенным в затейливую прическу. Жанна курила сигарету, стряхивая пепел в корзину для бумаг. Глеб просто поверить не мог в такую удачу.

После взаимных сдержанных приветствий менеджер-секретарь подарила Глебу многообещающую улыбку и небрежным взглядом окинула Дашу с ног до головы.

— Вас обоих мы вроде уже видели, — проговорила она, пуская дым из ноздрей.

— А мы вас, — ответила Даша. — Имели честь.

Тут зазвонил один из телефонов. Красотка Жанна сняла трубку и, разговаривая, продолжала стряхивать пепел в корзину. Даша вопросительно посмотрела на Глеба, и Глеб чуть заметно кивнул. Но менеджер положила трубку и проинформировала:

— Вика просит прощения. Ей нужно переодеться после съемки. — Жанна указала сигаретой на внутреннюю дверь. — Она выйдет к вам через минуту-другую.

Вновь зазвонил телефон, и менеджер затеяла с кем-то нудное препирательство по поводу условий контракта. И когда она в очередной раз стряхнула пепел, корзина для бумаг вдруг загорелась, а следом за ней, будто политый бензином, вспыхнул стол. Истошно завопив, Жанна бросила трубку и метнулась к висящему на стене огнетушителю.

— Дайте мне! — крикнул Глеб, выхватывая огнетушитель у нее из рук.

— А я?! — засуетилась Даша. — Что делать мне?!

— Прекратите истерику, срывайте шторы! — заорала на нее менеджер.

Но пока Глеб поливал из огнетушителя стол, а дамы воевали с занавесками, на стене загорелся пластик, и повалил черный дым.

— Откройте окна, мы тут задохнемся! — завизжала Жанна.

— Я тебе открою, кретинка! — раздался голос Виктории Бланш. — Здесь тогда все к чертям заполыхает!

Фотомодель выскочила из комнатки с другим огнетушителем в руках. На ней был светлый костюм с короткой юбкой. Ее длинные стройные ножки обуты были в туфельки на высокой шпильке, золотистые волосы в беспорядке разметались, а бездонные голубые глаза выражали непоколебимую решимость победить этот чертов огонь.

— Заливайте сперва пластик! — крикнул ей Глеб.

— Знаю! — отозвалась Виктория, направляя струю огнетушителя на полыхающую стену. — Жанна и вы, девушка! Хватайте ведро и чайник, быстрей!

Жанна и Даша кинулись выполнять ее команду. Самоотверженность и хладнокровие фотомодели не могли не вызвать восхищения.

Минут пятнадцать Глеб и Виктория боролись с пламенем, а Жанна и Даша подносили им воду в ведре и в чайнике. На столе тем временем трезвонили телефоны, но было не до них. Наконец пожар был потушен. Все кашляли, наглотавшись дыма. Прическа менеджера Жанны распалась, и на плече болтался оторванный рукав платья. Светлый костюм Виктории превратился во что-то несусветное, лицо и волосы ее покрылись копотью. Она вертела в руках туфельку, пытаясь приладить сломанный каблук.

Когда Глеб и Даша, умывшись, вышли из туалета, фотомодель улыбнулась им сквозь налет черной сажи.

— Не знаю, как вас и благодарить.

— Не стоит. — Глеб подобрал с пола свою и Дашину куртки. — Как загорится, звоните.

Виктория взглянула на него из-под ресниц.

— Вообще-то у нас с вами неплохо получается.

Даша, покачивая бедрами, обогнула ее и встала меж ней и Глебом.

— И с каждым пожаром будет все лучше и лучше, — пообещала она. — Надеюсь, наше с вами интервью все же состоится?

— Ну не сегодня же! — раздраженно ответила Жанна. Виктория осадила ее взглядом.

— А кто говорит про сегодня? — Она перевела взгляд на Дашу, и глаза ее застыли, как две голубые льдинки. — Созвонимся на днях и вновь назначим встречу. Тут еще, сами понимаете… Пока все в порядок приведем…

— О да! — посочувствовала Даша. — Надеюсь, вы застрахованы?

Глеб взял ее под руку и потянул к двери.

— Наши искренние соболезнования, — сказал он. С тем они и ушли.

— Ну а теперь, — обратилась Виктория к своему секретарю, — выкладывай, как все началось.

Жанна виновато уставилась в пол.

— Да что сказать… Я курила, пепел упал в корзину — и загорелось… — Жанна подняла вдруг пылающий злобой взгляд. — Уничтожь эту девку! Немедленно уничтожь!

Виктория казалась удивленной.

— За что? За ее острый язычок?

— За то, что она красивей тебя! — брякнула Жанна. И тут же рухнула на пол, корчась от нестерпимой боли.

Фотомодель неторопливо уселась на обгоревший стол и скрестила стройные ноги.

— Красота — дело вкуса, — возразила она. — А твой вкус явно испорчен.

Жанна, корчась, поползла к ней.

— Пожалуйста, не надо… я этого не вынесу… — хрипела она. И, доползя до Виктории, поцеловала ее туфлю. — Я ошиблась… Пощади, госпожа!

— Черт с тобой. — Виктория оттолкнула ее ногой, и, перестав корчиться, секретарь-менеджер распласталась на полу. Фотомодель брезгливо скривила губы. — Ты так легко бы не отделалась, если б я была уверена, что этот поджог устроила ты.

Жанна приподнялась, встала на колени и устремила взгляд на хозяйку.

— А разве не я? Горящий пепел попал в корзину и…

— Допустим, — перебила Виктория. — Но пластик-то у нас огнеупорный. Как он вообще загорелся? Да еще от каких-то бумажек.

Сидящая на столе фотомодель и стоящая на коленях секретарша выразительно посмотрели друг на друга.

«Жигуленок» Глеба мчался на запад Москвы, словно преследуя заходящее солнце. Глеб молча размышлял за рулем.

— Куда все-таки мы едем? — нарушила молчание Даша.

— А вот не скажу. — Глеб взял ее за руку, и она улыбнулась с облегчением.

— Ну что ты хмуришься? Испереживался весь.

— А чему радоваться? Испортил офис двум очаровательным женщинам.

— Никакие они не очаровательные. В тебе говорят гормоны.

Глеб усмехнулся:

— Гормоны как раз говорят в тебе.

Даша погладила его руку.

— Ничего подобного. Просто я смотрела на эту голубоглазую бестию, смотрела… Прямо ангел небесный! Глеб, могу поклясться, что эта фототёлка — совсем не то, чем кажется.

Глеб задумчиво пожал плечами.

— Не знаю, мисс Марпл… может, в чем-то вы и правы, однако следует признать, что этот наш выстрел оказался холостым. В результате ничего не прояснилось. Если так и дальше пойдет…

Даша стиснула его пальцы.

— Твоя француженка окажется «клыком». Сегодня вечером она в кого-нибудь превратится. Считай это пророчеством ведьмы.

Глеб рассмеялся:

— Смотри, ведьма, ты обещала. Кстати, везу я тебя к себе домой. Во-первых, в мое отсутствие они тебя там не достанут, а во-вторых… во-вторых, без тебя я уже не могу. Но это личное, отношения к делу не имеет. А если я тебе надоем…

— Дурак! — Даша обняла его за шею.

— А если я тебе надоем, — невозмутимо повторил Глеб, — ты сможешь от меня легко отгородиться без ущерба для своей безопасности.

Разомкнув объятия, Даша нахмурилась.

— А если я тебе надоем?

— Ты не надоешь мне никогда, потому что тебя попросту не бывает.

— Нет, меня бывает, бывает! — крикнула Даша. — Это тебя не бывает, Мангуст фигов.

Глеб грустно улыбнулся.

— Меня-то как раз бывает. Только очень редко.

Остановившись у своего дома, он вышел из машины и быстро огляделся. Затем открыл дверцу и помог выйти Даше, которая тоже огляделась, но без опаски, а с любопытством. Переступив порог квартиры, Даша азартно потерла руки.

— Сейчас буду все высматривать, везде совать свой длинный нос!

Глеб снял с нее куртку.

— Сделай одолжение. Тут особенно не разгуляешься.

Даша прошла на кухню и заглянула в холодильник. На пустых полках сиротливо стоял пакет кефира. Хмыкнув, Даша холодильник закрыла. На столе она углядела печатную машинку с заправленным в нее листом. Даша наклонилась к листу и вслух прочла:

– «Значение ритуалов в жизни человечества». Ёлки зеленые…

— Дашка, отойди! — потребовал Глеб, вбегая на кухню. — Это читать нельзя!

Даша насмешливо посмотрела ему в глаза.

— Мне все можно. Я наглая и бесцеремонная.

— Даш, пожалуйста! Это лишь наброски, у меня пока ничего не выходит!

Даша смотрела на него во все глаза.

— Тяжелый случай. — Она едва сдерживала смех. — Зачем ты вообще за это взялся?

Глеб смущенно пожал плечами.

— Интересно было попробовать, научиться… Что ты на меня так уставилась?! — неожиданно разозлился он. — Да, я хочу писать статьи! Что здесь смешного?!

Даша рассмеялась:

— Ничего, милый… извини. Почему бы тебе, допустим, не поработать еще и сварщиком?

Глеб погрозил ей кулаком.

— Поиздевайся мне!.. Надо бы одежду сменить: мы с тобой гарью пропахли.

— Я же ничего не захватила, — вздохнула Даша и прошла в комнату. — Мамочки! У тебя телевизора нет, какое счастье!.. И диванчик совсем узенький.

— Он раскладывается, — успокоил Глеб.

— Это излишество, — отмахнулась Даша и заглянула в рассохшийся шкаф.

В лицо ей плеснуло солнцем и запахами цветущего луга. Даша вскрикнула и зажмурилась. Глеб наслаждался произведенным эффектом.

— Можешь позагорать да искупаться, — предложил он небрежно. — Народу здесь ни души.

Дашин взгляд невозможно было описать.

— Боже мой… где это?

Глеб развел руками.

— Как говорят в Одессе: чтоб я так знал! Во всяком случае, это не в нашей солнечной системе. Вероятней всего — в другой галактике… Не спрашивай, как я это место отыскал: объяснить не смогу. Но перекинуть туда мостик я сумел при помощи тех самых уравнений, которые… В общем, с подсказкой Илюшки и Альберта.

Даша робко ступила в шкаф и, жмурясь, выглянула наружу. Мимо ее носа прожужжал шмель. Вокруг торжествующе пели птицы, и ветерок разносил речную прохладу. Даша вернулась обратно в комнату, осторожно прикрыв дверцу. В глазах ее, обращенных на Глеба, сверкали слезы.

— Как жаль, — всхлипнула она, — что ты не умеешь писать чертовы статьи в эти долбаные газеты.

— Поверь, писать статьи ничуть не легче, — возразил Глеб. — Но я научусь, гадом быть! — Он взглянул на часы. — О-о! Скоро ехать к Элен!

— Мог бы не напоминать, — буркнула Даша. Глеб обнял ее и поцеловал в макушку.

— Я быстренько переоденусь, и мы чего-нибудь перекусим, ладно?

— С удовольствием, — кивнула Даша, отправляясь на кухню, — мы разделим твой кефир по-братски.

Распахнув холодильник, она протянула руку за пакетом. Холодильник был набит до отказа. И чего там только не было!

— Кефиром я не обойдусь! — заявил из комнаты Глеб. — От борьбы с пожаром у меня аппетит разыгрался!

Извлекая из холодильника гусиный паштет с шампиньонами, Даша облизнулась.

— Пей свой кефир! — отозвалась она. — Перед свиданием наедаться вредно! Стошнить может!

Глеб явился на кухню в темно-синих брюках, фиолетовом свитере и в модных черных туфлях. Даша придирчиво его оглядела.

— Сойдет для француженки, — заключила она. — Где, кстати, хранится твоя одежда?

— Как это где? — Глеб стал проворно накрывать на стол. — В шкафу. Там же, где и твоя.

— Ясно, — вздохнула Даша. — Очень остроумно.

Когда они ели, Глеб дотронулся вдруг до ее руки и спросил:

— Почему ты развелась с Кашиным? Если не хочешь отвечать, извини.

Даша горько усмехнулась:

— Поставим вопрос иначе: почему я вышла за Кашина? Отвечаю: сдуру. И вопрос, почему я развелась, становится лишним. Дело не в том, что он был амбициозным и недалеким, и не в том, что сильно пил, мир праху его. А дело в том, что, как подметил Илья, мы с ним персонажи разных комедий… Но, если уж у нас пошел такой душевный разговор, ответь мне тоже. Какие отношения были у тебя с твоим учителем?

Глеб взглянул на нее удивленно.

— Превосходные отношения. Он был единственный родной мне человек, единственный друг… Даш, зачем ты спрашиваешь?

Даша опустила глаза.

— Не понимаю, почему он тебя бросил.

Глеб застонал.

— Опять двадцать пять! Перед своим уходом Стив предупредил: «Опасайся женщин». Теперь, кажется, я начинаю его понимать.

— Какая глубокая мысль! — ядовито произнесла Даша. — Надо было прожить тысячу шестьсот лет, чтобы до этого додуматься!

Глеб со вздохом взглянул на часы.

— Сходи, родная, прогуляйся, — сказал он, вставая. — Я скоро вернусь.

Он вышел в прихожую и стал надевать куртку.

Даша, примирительно чмокнув его в щеку, подошла к шкафу и открыла дверцу. Шкаф был завешан женской одеждой, в просветах которой виднелся все тот же цветущий луг.

— С ума сойти! — восхитилась Даша.

— Это я из журналов надергал по памяти, — проговорил из прихожей Глеб. — Насчет размеров не сомневайся: все на тебя. Обувь в левом углу, белье внутри дивана. Пока.

За ним захлопнулась дверь.

А Даша увлеченно пересмотрела все платья, костюмы и блузки. Затем кое-что примерила, подобрав соответствующую обувь. Гардеробом своим она осталась довольна. Надев короткое летнее платье и босоножки на каблучке, она раздвинула плечики с одеждой и через шкаф отправилась на прогулку.

Пройдя несколько шагов по траве, Даша неуверенно оглянулась. Позади остался небольшой зеленый холм с пещеркой, из которой, собственно, Даша и вышла. Через эту пещерку, значит, она и попадет обратно в шкаф. Вдохнув полной грудью, Даша направилась к журчащей неподалеку речке. «Мог бы взять меня с собой, я бы в машине посидела, — ворчала она мысленно. — Конечно, здесь потрясно, может, лучше чем на Гавайях, но… Вот сейчас искупаюсь, присяду на камушек и примусь реветь». Произнося мысленно эти глупости, Даша сама себе удивлялась. А по щекам ее меж тем катились слезы. И это в такой прекрасный денек, при такой чистейшей экологии… Дура, да и только!

Элен встретила Глеба в чем-то розовом, полупрозрачном и благоухающем до одури. Хотя, следует признать, она и в этом агрессивном одеянии выглядела чертовски привлекательно. Ее черные как вороново крыло волосы были схвачены розовой лентой, губы розовели парижской помадой, а в глазах, что называется, кипела и клокотала страсть.

— О, Майкл, я так ждала! — возопила она, едва прикрыв входную дверь.

— Я стремился к тебе, Элен, — патетически произнес Глеб, — но стечение обстоятельств, эти ужасные интриги… Если б ты знала, друг мой!

Он лепил пошлость за пошлостью, изображая волнение. Говорили они, разумеется, по-французски. Глеб расстегнул куртку, однако снимать ее не торопился. Он с любопытством рассматривал «любовное гнездышко» кинозвезды и как бы нечаянно чуть приотворил входную дверь.

— Ты все мне расскажешь, Майкл! — Элен повисла у него на шее. — Ты поведаешь мне о своих заботах!

Глеб обнял ее и прошептал:

— О да! Впереди у нас целая ночь любви!

Элен потянулась к нему влажными губами.

— О, дорогой, ты был со мной так жесток…

Глеб украдкой взглянул на часы. От этого опереточного диалога его подташнивало. Собравшись с духом, он уж намеревался подарить даме лобзание, но, по счастью, помощь подоспела вовремя.

Стас и Такэру ворвались в квартиру с чулками, натянутыми на лица, и с пистолетами в руках. Глеб, обнимающий француженку, стоял к ним спиной. Такэру без лишних слов «вырубил» его, как бы ударив рукояткой пистолета. В падении Глеб успел заметить, как сузились от ярости зрачки Элен.

Стас заорал во всю глотку:

— Деньги, драгоценности гони!

— Что вам нужно, подонки?! — завопила в ответ Элен. Конечно же, по-французски.

Рыжий поднес пистолет к ее носу.

— Будешь верещать, кукла, мозги вышибу!

Элен бесстрашно оттолкнула пистолет.

— Пошли прочь! Убирайтесь в задницу! — продолжала вопить она.

Разговор явно шел по принципу «моя твоя не понимай». Глеб лежал на паркете, изображая кандидата в покойники, и приоткрыв один глаз, наслаждался этим шоу.

Такэру дважды выстрелил в воздух. Выстрелы, разумеется, были холостыми. Вряд ли Элен сумела это определить, но испуга тем не менее не проявила. Напротив, от ярости она как-то вся ощерилась и зашипела. Стас протянул руку к жемчугам на ее шее.

— Ну-ка снимай! Битте шон!

Для Элен, очевидно, это было уж слишком. Она отпрыгнула, бросив взгляд на лежащего Глеба, и вновь зашипела. И шипение ее перешло вдруг в ужасный звериный рык. И очертания тела киноактрисы начали меняться на глазах. Встав на четвереньки, она стряхнула с себя розовый пеньюар, под которым оказалось уже не трепетное женское тело, а тулово зверя, обросшее короткой черной шерстью. И красивое лицо француженки, ощерясь изогнутыми клыками, превратилось в голову разъяренной черной пантеры.

— Ёлы-палы! — выдохнул ошеломленный Стас, направляя на пантеру пистолет, заряженный холостыми.

— Не ожидал, — признался Такэру, становясь рядом с рыжим.

«Сматывайтесь, идиоты!» — мысленно взывал к ним Глеб.

Пантера меж тем пошла на них, сверкая злобными желтыми глазами и молотя в бешенстве хвостом о пол. «Грабители» наконец опомнились и рванули к двери. Пантера Элен, прыгнув, как черная молния, устремилась за ними. До выхода оставался шаг, но горе-налетчики сделать его уже не успевали. Однако часы на их руках вспыхнули, и два синих луча вонзились в оскаленную пасть оборотня. Издав крик боли, пантера закружилась волчком. Стас и Такэру, выскочив из квартиры, захлопнули за собой дверь. Пантера прыгнула и, рыча от бешенства, принялась царапать дверь когтями.

Через некоторое время она, однако, угомонилась, бесшумно приблизилась к «оглушенному» Глебу и внимательно посмотрела на него желтыми глазами. Глеб не подавал признаков жизни. Тогда пантера, можно сказать, на цыпочках удалилась в соседнюю комнату и вернулась опять же на цыпочках, но уже в натуральном облике Элен Вилье. Француженка была голой, и щеки ее раздувались от набранной воды. Надев сброшенный пеньюар, Элен склонилась над Глебом и выплеснула на его лицо воду изо рта.

— Майкл, дорогой… — она похлопала Глеба по щекам, — очнись, Майкл.

Глеб со стоном открыл глаза.

— Что случилось, Элен? — осведомился он, ощупывая свой затылок. — На нас напали?

— Да, дорогой. Какие-то мерзавцы пытались отнять мое ожерелье.

Глеб «с трудом» поднялся. Элен заботливо его поддержала.

— Отнять ожерелье?.. — переспросил тупо Глеб. И вдруг вспылил: — Ах, негодяи! Где они?! Я сотру их в порошок!

Элен с улыбкой потрепала его по щеке.

— Но, дорогой, разве их теперь разыщешь?

Глеб взял ее за плечи.

— Что они с тобой сделали? Говори правду, я все вынесу.

Элен хихикнула.

— Майкл, ты прелесть! Со мной все в порядке: они просто сбежали.

— Как сбежали? Почему?

— Потому что до смерти испугались.

— Чего, черт возьми, они испугались?

Элен заморгала, подыскивая ответ.

— Ну, я не знаю… мало ли чего…

Глеб встряхнул ее за плечи.

— Что тут произошло? Говори правду!

— Майкл, я не знаю, — повторила Элен в досаде. — Просто их что-то напугало.

Застегнув «молнию» на куртке, Глеб решительно устремился к выходу. Следы огромных когтей на двери он как бы не заметил.

— Что за несчастная страна! — возопил он на ходу. — Но я найду этих подонков! Из-под земли достану!

— Но, Майкл… ведь это смешно. Где ты их теперь…

— У меня есть знакомства в МВД! Не волнуйся, дорогая! Жди звонка!

С этими словами Глеб вышел и захлопнул дверь.

Элен растерянно смотрела на следы своих когтей, оставленные на обшивке. Затем прошла в комнату, где был накрыт стол на двоих, в ведерке со льдом охлаждалось шампанское и горели свечи. Окинув все это злобным взглядом, Элен взяла со стола фарфоровую тарелку и с размаху грохнула о пол.

— Пропади пропадом! — крикнула она, хватая еще тарелку. — Пропади пропадом, импотент хренов!

Элен принялась бить посуду. Из ее прелестного рта, обведенного розовой помадой, вырывался яростный рык пантеры.

Только лишь Глеб переступил порог, Даша выбежала в прихожую. На ней было короткое летнее платьице и босоножки на каблучке. Она хотела броситься ему на шею, но смутилась вдруг, нахмурилась и деловито спросила:

— Как все прошло?

Она была так хороша, что просто глазам больно было на нее смотреть. Глеб никак не мог к этому привыкнуть.

— О, да ты загорела! — отметил он с удовольствием.

— У меня это запросто, — отмахнулась Даша. — Не заговаривай зубы: как прошло?

— Сейчас позвоню Илье и расскажу сразу вам обоим.

Даша кивнула.

— О'кей, босс, слова надо экономить. Сейчас я вас соединю. — Она присела с телефоном на диван и набрала номер. — Хэлло! Мистер Гольдберг? — проговорила она, пародируя английский акцент. — Вас беспокоит секретарь лорда Грина. Помойте уши, мистер Гольдберг: на проводе их светлость.

Глеб отобрал у нее трубку.

— Прошу прощения, — сказал он. — Персонал теперь ни к черту. Распустились, понимаешь…

— Фиг с ним, с персоналом, — перебил Илья. — Знаешь, что с нами сегодня было? — И он эмоционально поведал о схватке возле Дашиного подъезда.

Прижав ухо к трубке, Даша слушала вместе с Глебом. Когда Илья закончил свой короткий рассказ, Глеб хмуро потер подбородок.

— Н-да… похоже, у Виталия Петровича сдают нервишки.

— Может, оно к лучшему? — предположила Даша. Глеб пожал плечами:

— По некоторой теории, все, что ни делается, — все к лучшему. Но я не ее сторонник.

— Спасибо за часики, — раздался из трубки голос Ильи.

— На здоровье, — ответил Глеб, — но не зарывайся. Без охраны — все равно ни на шаг.

— А Стасу и Такэру можно? — запальчиво спросил Илья. Даша перехватила у Глеба трубку.

— Да, им можно, а тебе нельзя! — крикнула она. — Не строй из себя Шварценеггера!

Отобрав у нее трубку, Глеб подтвердил:

— Старик, женщина права.

Илья чуть помолчал, затем крикнул:

— Эй, вы двое! Вы начинаете меня раздражать!

— Эка незадача, — вздохнул Глеб. — О наших провокациях слушать будешь? Или раздражение так тебя захлестнуло, что…

— Вот собака! — фыркнул Илья. — Разных видел собак, но такого… Мне что, за язык тебя тянуть?!

Глеб рассказал сперва о бесполезном пожаре в офисе фотомодели. Затем доложил о свидании с Элен Вилье и о превращении оной в черную пантеру. История эта прозвучала у Глеба юмористически, и Даша с Ильей то и дело прыскали. А когда Глеб воспроизвел финальную реплику Элен («Не знаю, просто их что-то напугало»), оба его слушателя прямо-таки покатились со смеху.

— Дай-ка мне Дашку, — потребовал Илья. И Даша проговорила в трубку:

— Общество защиты животных слушает.

— Дусь, как по-твоему, — спросил Илья, — среди пантер встречаются нимфоманки?

— Навалом, — парировала Даша, — как среди евреев — необрезанных.

Илья фыркнул.

— Ладно, специалистка, давай обратно Глеба… Значит, что мы имеем с гуся? — подытожил он, когда Глеб взял трубку. — Мы знаем двух «клыков Змея»: Дашкин дядя и эта самая Элен, так?.. Осталось вычислить еще два «клыка», два «глаза» и самого Змея, правильно?

— Ага, — подтвердил Глеб. — Все, кто рангом ниже — типа Мак-Грегора, — нас мало интересуют.

Чуть подумав, Илья спросил:

— Ты уверен, что они сейчас в Москве?

— На девяносто пять процентов.

— Чудненько. У меня брезжит парочка идей. Когда можем встретиться?

— Так… завтра у меня шесть уроков, потом еще одно дельце… В половине пятого у меня дома, устраивает?

— Вполне. Как тебя найти?

Глеб продиктовал свой адрес и добавил:

— Только обязательно созвонись со Стасом. Пусть они с Такэру тебя привезут. Знаешь их телефоны?

— Обменялись. Ладно, пока. А то Алка тут телефон требует: ее дистрибьюторы могут остаться без вечернего промывания мозгов. Это у них мотивацией называется.

Илья дал отбой, и Глеб положил трубку.

— Что у тебя еще за дельце после уроков? — осведомилась Даша.

— В контору твою наведаюсь. Попробую выяснить, почему тебе не дают переводов. Где, кстати, находится ваше бюро?

Даша сказала адрес и назвала имя начальника.

— Только поделикатней там с ними, ладно? — попросила она. — У нас там полторы калеки.

— Не волнуйся, — Глеб устало откинулся на спинку дивана, — к твоему Степану Савельевичу явится интеллигентный учитель французского и вежливо поинтересуется, что за дела, почему жену его оставляют без заработка, который служил основой семейного бюджета.

Даша скользнула к нему на колени.

— Что ты сказал? Повтори.

Зазвонил телефон. Глеб со вздохом взял трубку.

— Глеб Михайлович? — прозвучал голос полковника Рюмина. — Борис Викторович вас беспокоит.

— Вы ничуть меня не беспокоите, Борис Викторович, — ответил Глеб.

— Приятно слышать. Хочу вам сообщить, что Алексея Кашина, бывшего мужа Дарьи Николаевны, ликвидировали по заказу Дмитрия Грачева. Вам вроде он известен?

— А то! — буркнул Глеб. — Спасибо, Борис Викторович. Ваше сообщение, признаться, мало меня удивило.

— Ну что ж… ничего более добавить не могу. Разве что пустяк: для суда никаких доказательств.

— Фиг с ними, с доказательствами. Бог, как говорится, все видит.

Полковник, чуть помолчав, спросил:

— Глеб Михайлович, уж не собираетесь ли вы сами с Грачом разобраться? Коли так, должен предупредить, что у этого мерзавца такие покровители…

— Что за мысли, Борис Викторович? С моей стороны никаких поползновений. Я целиком полагаюсь на органы правосудия.

— Весьма похвально, — с усмешкой заметил полковник. — Тогда мне остается лишь…

— Минутку, Борис Викторович, — остановил его Глеб. — Вам ничего не известно о Международном фонде поддержку талантов?

На сей раз полковник ФСБ молчал значительно дольше.

— Забавно, что вы спросили, — произнес он наконец. — У меня самого организация эта вызывает жгучий интерес. Тем более что ее ревностно опекает мое непосредственное начальство.

— Значит, разузнать что-либо вам не так-то просто? — предположил Глеб.

— Весьма непросто. Но я постараюсь. Так любопытно, знаете ли… Всего доброго, Глеб Михайлович.

Полковник положил трубку, Глеб — тоже.

— Я не подслушивала и с колен не слезу, — заявила Даша. Голова ее лежала на плече Глеба.

Глеб вздохнул.

— А как же я попаду в душ?

— Только вместе со мной.

— Ну так пошли.

Даша подняла голову с его плеча.

— А чем мы там займемся?

— Не там, а еще по дороге туда, — пообещал Глеб. Даша прижалась лбом к его лбу и уточнила:

— Не по дороге туда, а заранее. Прежде чем в дорогу отправиться.

Глава третья

В школе царила праздничная суета. Поскольку нынче была пятница, а 8 марта падало на субботу, народ — и учащийся, и преподающий — был просто вынужден поздравлять друг друга с женским днем, направо-налево улыбаться и всячески саботировать занятия. В учительской Глеб сдал физкультурнику тридцатник на скромный «выпивон с закусоном».

— Ох, гульнем! — потирал ладони двухметровый Семен.

— Флаг вам на башню, — пожелал Глеб.

— А ты, что ли, не поучаствуешь?

— Боюсь.

— Чего?

— Разомлею.

— Нет, Глеб, серьезно. Здесь такой малинник…

— Серьезно, Сень, некогда. Извини.

Возле кабинета французского Глеба караулили всё те же Лёня Рюмин и Гуля Шарипова. С большим букетом мимозы.

— Глеб Михайлович, — начал Лёня, вытаскивая букет из-за спины, — разрешите в этот светлый день…

— …когда особенно верится в счастье, — подхватила Гуля. Лёня тряхнул светлым чубчиком.

— …от имени и по поручению 9-го «Б» поздравить вас…

— Есть предложение, — прервал его Глеб. — У вас сегодня сдвоенный французский. Первый урок мы проведем по программе, а второй… на втором просто потреплемся о чем-нибудь светлом и праздничном. Идёт?

— Сэ манифик! — обрадовалась Гуля. Но Лёня был более практичен.

— А на первом уроке, — спросил он, — оценки ставить будете?

— Пятерки и четверки. Еще вопросы есть?

— Есть, — вздохнула Гуля. — Что делать с этим букетом?

Глеб развел руками.

— Подарите своему другу Медведеву.

Переглянувшись, ребята прыснули.

— Вот так! — Лёня показал большой палец. — Хохма еще та!

С этим они втроем вошли в класс. После занятий возле учительской раздевалки Глеба тормознула завуч.

— А вы разве не остаетесь? — Она была принаряжена и завита.

— Увы, Зинаида Павловна, дела, — ответил Глеб. — Поздравляю и желаю, как говорится, счастья, здоровья и успехов в работе.

— Благодарю. А насчет Ивана Гавриловича? Он все еще болен, и ему будет приятно, если мы навестим его завтра. Вы как?

— С удовольствием. Во сколько?

— Ну, давайте… в одиннадцать у метро «Динамо», — предложила завуч и описала, в каком именно месте им удобнее встретиться. — Купим ему какие-нибудь фрукты, соки…

В этот момент мимо прошествовала географичка с букетом тюльпанов и коробкой зефира в шоколаде. Глеба она как бы не замечала.

— Зинаида Павловна, вы идете? — проговорила она сухо. — Все уже собрались. Ждут только вас.

— Галь, привет! — улыбнулся ей Глеб. — С женским днем тебя!

Галина будто лишь сейчас его заметила:

— О… привет! — и тут же вновь обратилась к завучу: — Что-то я не помню, где у нас стаканы?

Глеб застегнул куртку.

— Ну, счастливо вам погулять, — сказал он и вышел из школы.

Завуч нахмурила брови.

— Галина Даниловна, стаканы в шкафу в учительской, и вы прекрасно об этом знаете. И разве обязательно хамить?

Географичка покраснела. Но не от смущения, а от злости.

— Вам чего надо? — тряхнула она тюльпанами. — Какое вам вообще дело?

Завуч обомлела.

— Галина Даниловна, по-моему, вы забываетесь. Советую вам впредь…

— Хватит, тошнит уже! — отмахнулась Галина. — Сперва заведи себе мужика, потом советуй! — И, задорно подрагивая задом, она зашагала по коридору. И все же оглянулась. — Зинаида Павловна, что же вы стоите? Вас ведь ждут.

Завуч, багровая, как свекла, поплелась за ней. Она лихорадочно сочиняла хлесткую отповедь, однако на ум ничего не приходило.

Дашина контора ютилась в полуподвальном помещении. На двери висела серая табличка «Бюро переводов технической литературы и документации». Войдя в эту дверь и открыв еще одну, Глеб оказался в довольно просторном помещении с мигающей лампой под потолком. Здесь размещались шесть письменных столов, из которых заняты были только два. За одним из них бледная полная дама, грызя баранку, работала на компьютере, за другим девица помоложе и посимпатичней читала «Аргументы и факты».

— Добрый день! — сказал Глеб. — Где я могу найти Степана Савельевича?

Дама за компьютером махнула баранкой в сторону еще одной двери.

— Там, — произнесла она, не поворачивая головы. Девица посимпатичней с любопытством выглянула из-за газеты.

— Заходите, он свободен.

— Вот так, без доклада? — улыбнулся Глеб.

— Ага, — улыбнулась девица. — Дверь на себя — и вперед!

Глеб так и поступил, предварительно постучавшись.

За столом, заваленным бумагами, пожилой ушастый мужчина говорил по телефону. Пиджак его висел на спинке стула, рукава рубашки были закатаны, и ослабленный узел галстука болтался где-то над пупком. При появлении Глеба он привстал и указал на свободный стул с таким видом, будто наконец дождался дорогого гостя. Глеб сел.

— Нет уж, извините! — возмущался в трубку этот ушастик. — Расценки я вам урежу!.. А при чем здесь мое обещание? Вы сами нарушили… Послушайте!.. Нет, вы меня послушайте?! А вы динамили нас больше недели… Всё, золотко! У меня клиент! Бай-бай! — Он швырнул трубку и воззрился на Глеба. — Извините, слушаю вас.

— Я не клиент, Степан Савельевич, — сказал Глеб, — я муж Даши Лосевой. Здравствуйте.

Степан Савельевич озадаченно почесал оттопыренное ухо.

— Когда же она успела замуж выскочить?

Глеб с усмешкой посмотрел на него в упор.

— Как раз в тот день, когда вы отказались давать ей работу.

— Ясно, — вздохнул директор бюро переводов, — вы пришли взять меня за грудки.

— Нет, — качнул головой Глеб, — я только хочу узнать причину.

Опустив глаза, Степан Савельевич принялся перекладывать бумаги. Глеб молча ждал. Директор бюро вдруг метнулся к двери, чуть приоткрыл ее и посмотрел в щелку.

— Сидит, цаца! — прошипел он. — Газетки почитывает!

Глеб с любопытством разглядывал его пунцовое от гнева ухо.

И Степана Савельевича наконец прорвало.

— Послушайте, таких переводчиков, как Дарья, днем с огнем поискать. Тексты всегда четкие: ни ошибок, ни корявостей. А многие полагают: раз технический перевод — любая халтура годится, туда-сюда… Притом Дарья в сроки укладывалась и не подвела меня ни разу, вот так.

— Мне ее трудовая характеристика не нужна, — сказал Глеб.

— Молодой человек, я хочу, чтоб вы поняли, — Степан Савельевич кивнул на дверь и понизил голос, — если б мне эту б… не навязали, если б на меня так не давили, туда-сюда…

— Минутку, — прервал его Глеб. — Вы хотите сказать, что Дашины заказы передают теперь вон той милой девушке? Правильно я вас понял?

— Увы, именно так.

— И девушка эта, судя по всему… Вероятно, она подруга кого-то очень влиятельного?

Директор бюро вздохнул с облегчением.

— С вами приятно разговаривать.

— Благодарю. Чья она любовница, Степан Савельевич? Назовите имя.

Степан Савельевич замялся.

— Не знаю, не знаю… Вряд ли я имею право…

Перегнувшись через стол, Глеб слегка затянул узел на галстуке ушастика.

— Боюсь, у вас нет выбора, — сказал он мягко. Директор бюро вовсе не стремился разыгрывать героя.

— Дмитрий Аркадьевич Грачев, вот так, — прошептал он, сделав большие глаза. — Личность грандиозная. Уж не знаю, что он нашел в этой лярве, туда-сюда… но меня за глотку взяли — будь здоров.

Глеб отпустил его галстук.

— Спасибо, Степан Савельевич. Я выяснил, что хотел. Всего хорошего.

Директор бюро проводил Глеба через комнату сотрудников до входной двери.

— Передайте Дарье, — прошептал он, — что недельки через две нам обещали несколько крупных заказов, и я уж постараюсь…

— Не трудитесь, мы уволились, — отмахнулся Глеб, выходя. Когда дверь за ним закрылась девица с «Аргументами и фактами» в руках полюбопытствовала:

— Что за ковбой?

Степан Савельевич выпятил нижнюю губу.

— Давать отчет вам я покамест не обязан. Занялись бы лучше делом, барышня. Риммочка, — обратился он к даме за компьютером, — как там у нас с балансом?

— Через часок-другой добью, — пообещала Риммочка, откусывая баранку.

Девица меж тем обиженно отложила газету.

— Мне, что ли, уткнуться носом в словарь? Чего-то из себя изображать?.. У меня, к вашему сведению, биоритм совы. То есть вся творческая активность именно к ночи.

Уши директора бюро приняли боевой окрас.

— Вашу ночную активность я оплачивать не собираюсь! — выпалил он и юркнул в дверь кабинета.

— Ну, козел! — пробормотала девица с газетой. — Хочешь, чтоб тебе ноги повыдергивали?!

— Не бери в голову, — отозвалась дама за компьютером. — У Савельича просто климакс. В тяжелой форме.

Даша встретила Глеба в прихожей. Она была в джинсах, в свитере и в сапогах. Лицо ее выражало тревогу.

— Звонила графиня, у нее был такой голос… — торопливо сообщила Даша. — К ней опять наведались эти… организаторы симпозиума. Она грамотно их послала. Они уехали, но пообещали скоро вернуться со своим научным руководством. Как тебе это нравится?

Глеб нахмурился.

— Совсем не нравится.

— Мне тоже. Я позвонила Илье, Стасу и Такэру и отменила сегодняшнюю встречу. Надо мчаться в Мытищи. Постой-ка… — Даша сбегала на кухню и вернулась с бумажным свертком. — Я тут бутерброды заготовила, буду кормить тебя по дороге. Что ты так смотришь? Я сделала что-то не так?

— Ты умница, — мягко ответил Глеб, — ты все сделала правильно. Только поеду я один.

Изумрудные Дашины глаза потемнели от обиды.

— Если б у меня были ключи, — запальчиво проговорила она, — я бы заперла твою квартиру и сама уехала!

Глеб удивленно поднял брови. Затем достал из куртки ключ и протянул Даше.

— Дело только за этим? Тогда вперед.

— Спасибо… — Даша повертела ключ на пальце и опустила в карман джинсов. — Ладно, ластик… Но почему я не могу поехать с тобой?! Скажи почему?!

Глеб вздохнул.

— Ты умная девочка. Пожалуйста, приведи хоть один довод, который оправдал бы твою поездку в Мытищи.

— Да сколько угодно!

— Пожалуйста, хоть один.

Даша теребила пакет с бутербродами.

— Можешь сесть на диван? — попросила она вдруг.

— Даш, нет времени, я…

— Всего на минутку. Пожалуйста.

Глеб вошел в комнату и, не снимая куртки, присел на краешек дивана.

— Я весь внимание.

— Сейчас день или ночь? — спросила Даша. Глеб улыбнулся.

— День, родная. Ты это к чему?

— К тому, что ночью я шепчу тебе всякую нежную чепуху, а сейчас день, и мы способны рассуждать холодно и трезво. Так ведь?

— Продолжай.

— Ну так вот… именно днем я говорю тебе, что… дело в том… Послушай, я просто не в состоянии без тебя находиться! Я дышать без тебя не могу — это единственный мой довод!

В полном смятении Глеб встал с дивана.

— Все? — спросил он.

— Да, — тихо ответила Даша. И Глеб потребовал:

— Немедленно скажи «ластик».

Даша подняла на него широко раскрытые глаза.

— Черта с два!

— Дашка, я очень-очень тебя прошу.

В Дашиных глазах блеснули слезы.

— Ну, если ты так просишь… Фиг с тобой, ластик.

Глеб подошел к ней и взял за плечи.

— Значит, ты стерла все, что говорила до этого.

Даша всхлипнула.

— Стерла так стерла.

— Тогда слушай. Это я не в состоянии без тебя находиться. Это я дышать без тебя не могу, черт меня дери. Я первый это сказал, вот.

Даша улыбнулась сквозь слезы.

— Не слабая речь, — вздохнула она. — И главное, без шпаргалки. Так я еду с тобой в Мытищи?

— Да, будь я проклят.

Даша порывисто обняла его, вручила сверток с бутербродами и бросилась надевать куртку.

В машине Глеб поведал ей об откровениях директора ее бюро. Даша не удивилась.

— Нечто подобное я и предполагала.

— Едва ли, — усомнилсяГлеб, гоня свой «жигуленок» по Садовому кольцу. — Где орудует Грач, там нити дергает твой дядя. Зачем им это? Никак не постигну их логики. То прыгнут, то отскочат. То грозят, то ластятся. То «хвоста» привесят, то теряют вдруг интерес. Малхасянца из окна выбросили, чтоб не трепал лишнего. А Кашина-то зачем? Чтоб нервы тебе пощекотать?.. Ну, допустим, пощекотали. Дальше-то что? Логично было бы тебя убрать. Но что для них ты с детским твоим расследованием? Что для них я с моей импровизированной буффонадой?.. Нелепо все, непрактично. И суетливо как-то.

— Ну их всех к лешему, — отмахнулась Даша и принялась кормить его бутербродами.

На Ярославском шоссе они попали в пробку. Впереди произошла авария, и колонне застывших машин не видно было конца. Глеб нервно взглянул на часы.

— Вот же увязли! — проговорил он в досаде. — И так на душе кошки скребут…

— Чуть не забыла, — спохватилась Даша. — Илья просил тебе передать, что сегодня дистрибьютор его Алки в каком-то назидательном контексте упомянул о Мангустах и Змеях. Мангусты, по его сведениям, рождаются от ангелов, а Змеи — это духи Тьмы.

Глеба аж перекосило.

— Что за бредятина?

Даша развела руками.

— За что купила.

— Больше этого не покупай. — Глеб опустил стекло и высунул голову наружу. Пробка рассасываться не собиралась. Водитель стоявшей сзади «волги» вышел из машины и отправился вперед на разведку. — Эх, семь бед — один ответ! — махнул рукой Глеб, закрывая окно. — Даш, обними-ка меня крепко, закрой глаза и ничего не бойся!

Не задавая вопросов, Даша сделала, как он велел. И в тот же миг лицо ее обожгло нестерпимым холодом. Возникло ощущение, будто она падает в бесконечную черную пустоту, и сердце остановилось, объятое каким-то первобытным ужасом. И длилось все это одно лишь долгое, невыразимо долгое мгновение.

Открыв глаза, Даша увидала побелевшее лицо Глеба. Он замер, откинувшись на спинку сиденья, и лоб его покрывали капельки пота. «Жигуленок» их оказался в Мытищах, метрах в двадцати от поворота в переулок графини.

— Господи, — Даша дотронулась до щеки Глеба, — ты в порядке?

Глеб слабо ей улыбнулся.

— Восемнадцать секунд… я восстановлюсь… Я не должен был этого делать и не имел права ждать. Которое из этих зол меньшее? — Сделав глубокий вдох, он включил зажигание, и «жигуленок» выехал из просевшего сугроба.

— Сама-то как? — спросил Глеб. — Очень худо было?

Даша прижалась щекой к его плечу.

— Пустяки.

Свернув в переулок графини, они заметили коричневый джип, отъезжающий от ее калитки.

— Дашка, — сказал Глеб, — беда.

Когда они притормозили, коричневый джип уже сворачивал за угол на другом конце переулка. Выскочив из машины, Глеб и Даша бросились к дому графини.

Двери верандочки были распахнуты настежь. На полу отпечаталось несколько влажных следов. Графиня в естественном своем облике лежала на полу у порога комнаты, на месте горла у нее зияла кровавая дыра. Даша издала крик ужаса. Глеб опустился перед графиней на колени, склонился над ее лицом и коснулся сонной артерии. Графиня приоткрыла глаза и взглянула на него, явно не узнавая. Губы ее беззвучно шевельнулись. Из дыры в горле надулся кровавый пузырь и лопнул.

Даша метнулась к двери.

— Я сбегаю к соседям, позвоню в «скорую»!

— Стой, — приказал Глеб.

— Но ведь есть хоть какой-то шанс! — зарыдала Даша.

— Стой на месте! — повысил голос Глеб. — И ни звука!

Даша повиновалась. Присев на стул, она закрыла руками лицо и тихо плакала.

Глеб застыл, склонясь над графиней. Он сжал ее виски ладонями и, казалось, перестал дышать. Только фиолетовые его глаза будто увеличились и озарились мерцающим гипнотическим светом. Через минуту-другую на горле графини лопнул еще один кровавый пузырь, затем дыра стала затягиваться, и еще через минуту от нее не осталось и следа. Графиня судорожно вздохнула, точно всхлипнула, и дыхание ее выровнялось, взгляд обрел осмысленность.

— Глеб Михайлович… — проговорила она тихо, — как славно, что вы приехали… Кто у нас там плачет?

Даша вскочила со стула, подбежала и остолбенела, не веря глазам. Губы графини растянулись в улыбку.

— Дашенька… до чего же я рада вас видеть.

Даша обняла стоящего на коленях Глеба и зарыдала в голос.

Графиня приподнялась. Силы ее быстро прибывали.

— Ну-ну, девонька, ну-ну… Эка невидаль: старуха в обморок упала… Глеб Михайлович, вы не могли бы помочь мне подняться?

— Пардон, Наталья Дмитриевна, я как-то замешкался. — Глеб подал ей руку, и Даше показалось, что он сам вот-вот свалится.

— Восемнадцати секунд хватит? — спросила она с тревогой.

— Пятнадцатью обойдусь, — пообещал Глеб.

— О чем вы шепчетесь? — улыбнулась графиня. — Консилиум у моего тела собирать пока рано. Конечно, эта волчица-оборотень могла бы меня потрепать, но вы, по счастью, ее спугнули. Судя по всему, интересное у них там общество.

Глеб задумчиво потер переносицу.

— Скажите-ка, у этой женщины-оборотня запястья рук не были забинтованы?

Графиня нахмурилась, припоминая.

— Да, кажется… одна рука была замотана чем-то красным. А что, Глеб Михайлович, вы разве ее…

— Вопросы потом, Наталья Дмитриевна, — прервал ее Глеб. — Собирайте вещички, закрывайте дом и поехали.

Графиня посмотрела на него в недоумении.

— Куда?

— Сегодня поживете на квартире у Даши, причем под охраной. А завтра к вечеру я поселю вас в одном безопасном местечке.

— Глеб Михайлович, по-моему, вы зря хлопочете. Вряд ли они рискнут вернуться и повторить свое назойливое приглашение…

— Простите, графиня, — проговорил с поклоном Глеб, — если вы не подчинитесь, мне придется вас похитить.

Графиня рассмеялась.

— О, я подчиняюсь! Хоть меня давно уже не похищали и стоило бы освежить память! Дашенька, вы поможете мне собраться?

Сборы оказались недолгими. Через полчаса графиня вручила Глебу небольшой чемоданчик и заперла дом. Взгляд ее был печальным. Глеб обнял ее за хрупкие плечи и посмотрел в глаза.

— Скоро я изведу эту нечисть, Наталья Дмитриевна. Вы сможете вернуться, если захотите. Обещаю.

— Дай-то Бог! — вздохнула графиня, сходя с крылечка. — Я не стесню вас, Дашенька?

— Ничуть, — улыбнулась Даша. — Тем более что теперь я живу у мужа.

— Как? Вы разве… — Графиня остановилась у калитки, переводя растерянный взгляд с Даши на Глеба. Но, очевидно, что-то заметив в их лицах, она заулыбалась и погрозила ила пальцем. — Поздравляю. Не знаю даже, кому из вас повезло больше.

— Мне! — объявили одновременно Глеб и Даша и, взяв графиню под руки, усадили в машину.

Притормозив у ближайшего таксофона, Глеб вышел и позвонил Стасу. Рыжий был малость навеселе, но приехать к Даше согласился и обещал прихватить Такэру. Узнав, что сегодняшняя вахта рассчитана примерно на сутки, Стас вовсе не огорчился, а вроде бы даже обрадовался. И Глеб повесил трубку, слегка недоумевая.

Когда они вновь покатили в сторону Москвы, Глеб обратился к сидящей рядом графине:

— Наталья Дмитриевна, пожалуйста… как все произошло?

«Жигуленок» мчался сквозь сумерки, густеющие на глазах. Графиня усмехнулась.

— Произошло все весьма забавно. С утра заявились Ира и Ян. Помните, я рассказывала о молодых сотрудниках, которые…

— Мы все помним, — заверил Глеб.

— Ну вот. Они стали меня уговаривать, чтобы я отправилась с ними и продемонстрировала наконец свои способности. Разумеется, я отказалась категорически. Однако они не желали слушать никаких резонов. Тогда мне пришлось проявить характер. Ну, вы представляете… Глеб Михайлович, Дашенька, ведь я была в образе старой мегеры, притом утомили они меня чрезвычайно. Словом, я столкнула взглядом их с крыльца и обрушила им на головы сугроб. Тот, что у забора, надо признать, достаточно грязный. Мне даже совестно сделалось. Не смейтесь, Дашенька: я вела себя скверно… Ну вот. Они, пардон, слиняли, притом с угрозами, но обещали вернуться. Тогда я зашла к соседке и позвонила вам, друзья мои. Признаться, я немножко струхнула.. Ну вот. Они вернулись с весьма неприятной дамой и с одним шотландским бароном…

— С Мак-Грегором? — удивился Глеб.

— Вы его знаете? — удивилась графиня. — Лет эдак тридцать назад, когда я выглядела еще вполне прилично, он пытался даже за мной волочиться. И агитировал при этом вступить в какое-то могущественное тайное братство. Он и сегодня, хоть и не признал меня в облике уродливой старухи, начал буквально с того же.

— Каналья! — не сдержался Глеб.

— Нет-нет, Глеб Михайлович, — заступилась графиня, — он вел себя скромно: высекал огонь щелчком пальцев, двигал взглядом предметы… Подобные экзерсисы я еще гимназисткой проделывала. А барону так хотелось произвести впечатление. Он пытался даже урезонить эту… с позволения сказать, даму (я б ее и в кухарки не взяла), когда она в приказном тоне велела мне следовать за ними. Знаете, как я отреагировала? Дашенька, закройте уши. Я послала ее в жопу. И знаете, каков был ее ответ? Она дыхнула на меня пламенем. Только представьте: вонючим серным пламенем. От отвращения я едва успела его отразить. Она, видимо, этого не ожидала, и мерзкая ее морда сделалась пунцовой. Мне показалось даже, что с ней сейчас случится апоплексический удар. Однако обошлось… Ну вот. Топнула, значит, она ногой и устроила наводнение. То есть вода полилась буквально из всех щелей. Но трюк этот хорошо мне известен. Как говорит здешний сантехник, «эту протечку» я быстро ликвидировала. Тогда у мадам вообще, извините за вульгарность, крыша поехала. Все вилки и ножи, какие были в доме, взмыли вдруг в воздух и устремились на меня. Но, Глеб Михайлович, Дашенька, не сочтите за бахвальство… командовать посудой в моем собственном доме я никому еще не позволяла. Я повернула свое столовое серебро против этой вздорной бабы. Следует заметить, она сумела защититься. То есть почти. Один из ножей, с ореховой рукояткой, самый мой любимый, все же отхватил ей ухо. Да, Глеб Михайлович, Дашенька, вы можете меня осуждать, но я это сделала, я отрезала ей ухо… Послушайте, почему вы оба плачете?

— Ерунда, — всхлипнула на заднем сиденье Даша, — такая уж у нас семейка.

Глеб смущенно прокашлялся.

— Продолжайте, Наталья Дмитриевна. Вы замечательная рассказчица.

Графиня вздохнула.

— Полно вам, сударь. Грешно смеяться над старухой… Ну вот. Когда мой нож отхватил ей ухо, она стала превращаться в волчицу. Такого я еще не видела. С горящими злобными глазами, с дымящейся пастью и с окровавленным срезом уха она была поистине ужасна. Форменное исчадие ада. Я попыталась применить свою силу и вышвырнуть ее из дома, но в облике волчицы она мне не поддавалась. Меня словно морозом сковало, я пала духом. Когда это отродье на меня прыгнуло, я не сумела защититься и… Дальше все в тумане. Очевидно, я упала в обморок. Потом приехали вы и всех вспугнули.

После короткого молчания Глеб сказал:

— Ну что ж, графиня… рад, что это приключение местами показалось вам забавным. Вы не могли бы как-то описать вашу очаровательную даму? Как она выглядела?

— Чрезвычайно мерзко и необаятельно, — без запинки ответила графиня. — Притом одета была весьма безвкусно: в какую-то фуфайку оранжевую, как на дорожных работах… Даже эта ее прислужница, Ира, по-моему, ее стеснялась. Зато молодой человек, Ян, скакал вокруг нее на задних лапках и нашептывал: «Марья Павловна, мы тратим время… Марья Павловна, эта старуха над нами издевается».

— Шлыкова! — раздался сзади голос Даши. Глеб задумчиво кивнул.

— Угу, домохозяйка и переводчица Элен. Логично.

Даша щелкнула пальцами.

– «Клык» номер три!

Графиня встревоженно к ней обернулась:

— Это чудовище вам знакомо?

— Встречались, имели честь.

— Это не опасно, Дашенька?

— Опасно для нее!

Глеб подмигнул Даше в зеркальце.

— Я за Шлыкову прямо боюсь. Наталья Дмитриевна, сегодняшнюю ночь и завтрашний день вы проведете под охраной двух симпатичных молодых людей. Вас это не смущает?

— Голубчик, — улыбнулась графиня, — в моем возрасте я могу уже не беспокоиться о своей репутации. Если вы это имели в виду.

Когда они остановились у Дашиного дома, уже совсем стемнело и фонари не горели. Лишь свет из окон кое-как обрисовывал пространство перед подъездом. Даша проверила свою «хонду». Машина стояла целехонька: похоже, ее не вскрывали, и все колеса оказались на месте.

В квартире дела обстояли несколько хуже. Хоть за время Дашиного отсутствия, на первый взгляд, ничего не изменилось, однако Глеб, пройдясь по комнатам, приложил палец к губам и вывел дам в прихожую.

— Квартира и телефон прослушиваются, — прошептал он. — Постойте-ка здесь. Я сейчас.

Пока Даша с графиней ждали, Глеб вновь прошелся по комнатам, и оттуда послышались негромкие хлопки, будто лопались воздушные шарики. Минут через пять Глеб вернулся в прихожую и сделал приглашающий жест.

— Прошу. Неприкосновенность жилища восстановлена.

— А телефон? — осведомилась Даша.

— Само собой. Наши друзья из ФСБ будут счастливы. В их наушниках круглые сутки будет звучать «Лебединое озеро».

Даша прыснула.

— Думаешь, генерал Святов? — предположила она.

— Не ходи к гадалке. Теперь ты тоже его интересуешь. В очередной раз эти ребята меняют тактику.

В этот момент зазвонил телефон. Даша сняла трубку и стала разговаривать. Тем временем Глеб помог графине снять пальто. Графиня взглянула на него с укором.

— Глеб Михайлович, вы ничего не хотите мне объяснить?

— Не хочу, Наталья Дмитриевна, — твердо ответил Глеб. — Вы должны знать лишь то, что вы у друзей и никакая опасность вам здесь не грозит.

— А вам с Дашенькой?

Ответить Глеб не успел. Вернулась Даша и сообщила:

— Звонил Федя Лях. Помнишь, художник из списка? Приглашает к себе в мастерскую.

— Экий миляга! — усмехнулся Глеб. — Кабы не знать, что именно по его доносу тебе стали грозить по телефону.

Даша удивленно приподняла брови.

— Да-а?.. А я, признаться, на Доку грешила.

Глеб покачал головой:

— Нет, Игната я зондировал. Он оказался честным вором в законе.

Во время этого короткого диалога графиня не спускала с них глаз.

— Друзья мои, — проговорила она растерянно, — да у вас тут… просто подпольный комитет какой-то.

Глеб и Даша рассмеялись. В дверь позвонили.

— Стас и Такэру, — объявил Глеб, отправляясь открывать.

Однако он ошибся. Пришел действительно Стас, но вместо японца с ним была Катя, барменша из кафе «Амброзия». Она явно смущалась, и рыжий слегка подталкивал ее в спину.

— Такэру не смог, — объяснил он, дыхнув коньяком. — Ну и вот, значит, раз такое дело…

— Ты нашел ему замену, — догадался Глеб, улыбнувшись барменше. — Заходи, Катя, раздевайся.

Катя вздохнула с некоторым облегчением.

— Ей-богу, я ни при чем: он силком меня притащил. Там, говорит, охранять кого-то надо, а напарника нет. Поэтому, говорит, ты будешь моей огневой поддержкой.

Рыжий подмигнул Глебу из-за ее спины.

— Или я не прав?

Надо сказать, Глеб был растерян.

— Тебе видней, — дипломатично заметил он, снимая с Кати пальто.

Девушка была в нарядном платье до колен, миленькая, стройная и до того хрупкая, что при появлении Даши, казалось, готова была переломиться от избытка ее лучезарности.

Но Даша протянула ей руку с королевской простотой.

— Привет, я Даша. А вы?.. Пойдемте, Катюш, я покажу вам, где тут еда, посуда и постельное белье. Стас молодец, что вас привел: будете за старшую.

Рыжий удовлетворенно хмыкнул.

— Ну-ну! И где это ты так загорела?

Даша пожала плечами.

— Да у меня, знаешь… солнце чуть выглянет, морда сразу как у негритоски. Наталья Дмитриевна, я вам подружку веду! — крикнула она и утянула барменшу в комнату.

Рыжий виновато посмотрел на Глеба.

— Не злись, что я на грудь малость принял и с Катериной приперся. Со вчерашнего вечера, как эта баба в пантеру превратилась, очухаться не могу. Смотрю на Катьку и думаю: вот повернусь к тебе спиной, а ты как прыгнешь…

Глеб положил руку ему на плечо.

— Пройдет. Расслабься.

Стас криво усмехнулся:

— А ведь я, сапог, не верил. На демонстрации твои смотрел, как на фокусы в цирке. Впредь умней буду.

Они с Глебом вошли в комнату, где Даша с Катей стелили постели на тахте и на раскладушке. Графиня тем временем кипятила на кухне чайник и накрывала на стол. Для нее Даша приготовила свою кровать.

— Какие милые у вас друзья, — шепнула Наталья Дмитриевна.

Даша поцеловала ее в щеку.

— Других не держим.

И они с Глебом, простившись, уехали.

А графиня со Стасом и Катей сели ужинать.

— Наталья Дмитриевна, — проговорила, краснея, Катя, — а вы правда графиня?

— Деточка, разве это имеет значение? — вздохнула старая фея.

— Да нет… интересно просто.

— Катюша, когда-то я была графиней. А теперь я нормальная деклассированная бабка.

Катя подлила ей чаю.

— А Глеба вы откуда знаете?

— Ну, это длинная история. Девять лет назад Глеб Михайлович избавил меня от больших неприятностей. И с тех пор не дает возможности хоть как-то себя отблагодарить.

Стас тщательно намазывал хлеб маслом.

— А он не говорил вам, чтобы вы передали дальше? — поинтересовался рыжий. — Ну, в смысле… добро, которое он вам сделал.

Графиня внимательно на него посмотрела.

— О-о, понимаю, — тихо сказала она. — Вижу, вы знакомы коротко.

— О чем вообще речь? — осведомилась Катя.

Рыжий продолжал сосредоточенно намазывать хлеб маслом.

Даша привезла из дома книги и, лежа на разложенном диванчике, читала. Вернее, пыталась читать. Большую часть времени она смотрела на Глеба, который сидел голый в позе «лотоса», уставясь на шкаф. Часа через полтора он в изнеможении обхватил колени и уперся в них лбом. Даша моментально обняла его сзади.

— Ты просто устал, — шепнула она. — Утром все получится.

— Сейчас восстановлюсь, — пообещал Глеб, укладываясь в постель. — Двадцать три секунды, и я как огурчик.

Даша прилегла с ним рядом, гладя его волосы.

— Даю тебе две минуты премиальных, — шепнула она. За две минуты Глеб заснул. Даша продолжала гладить его и целовать, пока не заснула сама.

Проснулась она под утро в холодном поту и в ужасе вскочила. Глеба в постели не было, а из кухни доносились каскады гулких щелчков. С тревожно колотящимся сердцем Даша на цыпочках прокралась на кухню.

При свете настольной лампы голый Глеб печатал на машинке статью о ритуалах. Оторвав взгляд от текста, он увидел в дверях испуганную голую Дашу.

— Не шпионь, — сказал он, накрывая рукопись газетой. — Ни фига не выходит, стыдно показывать.

Даша перевела дух.

— Господи, мне такой кошмар приснился. Мерзость такая — передать невозможно. А ты от меня ушел.

Глеб быстро встал, взял ее на руки и отнес в постель.

— Спи, родная, — прошептал он. — Никакая бяка тебя не тронет.

Свернувшись калачиком у него на плече, Даша пробормотала:

— Только не уходи. Я тоже буду.

Глеб поцеловал ее в лоб.

— Что ты будешь тоже?

— Осваивать журналистику. — Она подложила его ладонь себе под щеку.

— Серьезно? И какую же ты выбрала тему, если не секрет?

— О ритуалах.

— Вот как? — улыбнулся Глеб. — Ну что ж… придется мне взяться за что-нибудь другое.

— Интересно, за что другое?

— Ну, мало ли… Примусь, скажем, за статью о слонах в Московском зоопарке.

— Ну, тогда… — Даша зевнула, — тогда и я буду писать о слонах в Московском зоопарке.

Глеб застонал:

— О нет! Такой свиньи ты мне не подложишь!

Даша потерлась щекой о его ладонь.

— Подложу, можешь поверить.

Глеб чуть подумал и сказал:

— Тогда я займусь живописью. На фиг мне сдалась эта журналистика?

Даша вздохнула.

— Любовь моя, ты дурак. Если ты займешься живописью — козе понятно, что и я займусь живописью. Не мешай мне спать.

Глава четвертая

Проснувшись, Даша увидела Глеба, вылезающего из шкафа и бегущего к телефону.

— С восьмым марта тебя поздравлять? — спросил он на ходу.

Телефон трезвонил-надрывался. Даша сладко потянулась.

— Не поздравлять, — ответила она. — Разговаривай здесь, я буду подслушивать.

Глеб присел с телефоном к ней на постель. Даша обняла его, прижав ухо к трубке. Звонил полковник Рюмин. После взаимных приветствий Борис Викторович уточнил как бы в шутку:

— Линия не прослушивается?

— Нет, — серьезно ответил Глеб, — я бы с этим справился.

— В таком случае поздравьте от меня Дарью Николаевну с женским днем.

— Спасибо! — громко сказала Даша. — Мои поздравления Анне Кирилловне!

— Так-так, — хохотнул полковник. — А вы говорите, линия не прослушивается.

Глеб вздохнул.

— От этой прослушки у меня защиты нет.

Полковник выдержал паузу.

— Глеб Михайлович, могу я говорить?

— Безусловно.

— По поводу интересующего вас фонда. Практически никаких зацепок. Деньги крутятся там огромные: сотни миллионов долларов. Но вроде бы всё чисто, все легально.

— Не сомневаюсь, — заметил Глеб. — Не с той стороны копаете.

— А с какой прикажете? — осведомился полковник. Колкость его Глеб оставил без внимания.

— Их деятельность, Борис Викторович. Чем они вообще занимаются?

— Разыскивают таланты, Глеб Михайлович. Можете себе представить? Разыскивают таланты и вкладывают в них капитал. Как принято нынче говорить, раскручивают. Причем буквально все, кого они пестуют, становятся звездами мировой величины. Никакого надувательства. Так с какой стороны мне копать, Глеб Михайлович?

Теперь паузу выдержал Глеб.

— Не знаю, Борис Викторович, — вздохнул он. — А по линии руководства? Никаких аномалий?

— Может, они и есть, но я их не обнаружил. Президент фонда Хуан Родригес — крупный торговец антиквариатом, мультимиллионер. На нем ни пятнышка. Два вице-президента: американский сенатор Рой Колмен и директор вашей школы Иван Зотов. На них тоже вряд что накопаешь. Исполнительный директор Виталий Лосев… Тут, конечно, разгуляться можно. Было бы желание. Но капиталы его в фонде не работают, и занимается он чистым администрированием. А Дмитрий Грачев вообще там мальчик на побегушках, хоть и директор издательства. Словом, повторяю: зацепок никаких.

— Ну что ж… — задумчиво отозвался Глеб, — на нет и суда нет.

— Совершенно с вами согласен. И еще один пункт. Мой шеф активно вами интересуется, притом сильно нервничает. Будьте осторожны, Глеб Михайлович, и охраняйте Дашу. Если она сейчас меня слышит, она должна слиться с окружающей средой. Всего вам доброго! — Полковник Рюмин дал отбой.

— Премного благодарен, — буркнул Глеб, бросая трубку на постель. — Но все это нам известно и без ФСБ.

Мелкий противный дождь барабанил по стеклу. Даша произнесла с досадой:

— Неужели твоего директора обязательно навещать в такую погоду? И притом без меня?

Глеб вздохнул.

— Армянское радио на глупые вопросы не отвечает.

Даша вздохнула тоже.

— Тогда я в душ, а ты готовь яичницу. После ночных кошмаров аппетит у меня зверский.

Пока она была в душе, позвонил Такэру.

— Брат запретил мне с вами общаться, сэнсей, — огорошил он Глеба. Произнес он это с грустью по-японски.

— Почему? — по-японски спросил Глеб.

— Сато-сан говорит, что вы на заметке у спецслужб. Моя дружба с вами подрывает его деловую репутацию. Брат благодарен вам за мое спасение, но, если он не прервет наши контакты, его партнеры по бизнесу сулят ему большие неприятности. Мне очень жаль, Глеб-сан.

Глеб мысленно чертыхнулся, но слова подбирал тщательно!

— Подумай, Такэру, кто эти партнеры по бизнесу? Не окажется ли твой брат в гораздо большей беде, если подчинится их давлению? Ты ведь помнишь, о каких ужасных людях я вам рассказывал. Ты видел женщину, которая превратилась в черную пантеру, и хорошо понимаешь, что это не игра воображения.

Такэру помолчал, потом вздохнул.

— Да, сэнсей. Но ведь вы запретили рассказывать об этом брату, и я не знаю, как поступить.

Глеб задумчиво потер переносицу.

— Не мог бы ты, — проговорил он, — устроить мне встречу с твоим братом? Как можно скорее и чтоб никто об этом не узнал. Господину Сато Абэ, я уверен, действительно грозит большая беда, но не с той стороны, с какой он ожидает. Передай ему эти мои слова.

— Хорошо, Глеб-сан, попробую, — пообещал Такэру без энтузиазма. — Я позвоню сегодня вечером.

На том они и простились, после чего Глеб быстренько приготовил яичницу с ветчиной.

— Молодец, Мангуст, — похвалила Даша, лихо расправившись со своей порцией.

— Фирма веников не вяжет, — рассеянно отозвался Глеб. Но, взглянув на часы, вскочил из-за стола и рванул в прихожую.

— Эй! А кофе? — всполошилась Даша.

— Некогда. — Глеб натянул куртку. — Позвони Илюхе, расекажи про волчицу Шлыкову. Пусть проанализирует расклад.

Даша вышла к нему в прихожую.

— Ладно. Только графиню без меня не забирай.

— Угу, — кивнул Глеб, выскакивая за дверь. Щелкнул замок. И Даша проворчала:

— Анализировать, между прочим, и я умею.

Однако она добросовестно дозвонилась Илье, поцапавшись предварительно с его Алкой. Илья взял трубку и потребовал, чтобы Даша прекратила третировать его жену. Но в ироничном его голосе отчетливо слышалось: так ее, Дуська! Жаль, что мало!.. Выслушав рассказ о битве графини с волчицей-оборотнем, Илья воскликнул:

— Чтоб я так жил! У вас что ни день, то веселее! А некоторые сидят в четырех стенах, вроде как в отпуске…

— Молчи, идиотина! — сердито перебила Даша. — Наслаждайся тишиной и покоем!

— Врагам моим такую тишину. С живой графиней бы хоть познакомили. А то помру местечковым рохлей.

Чуть помолчав, Даша тихо проговорила:

— Гольдберг, не ёрничай: мне страшно. Мне очень-очень страшно. Все вы просто болваны, даже Мангуст наш… Он только нас пугает, а сам беспечен, как школьник. Думает, что неуязвим, а такого не бывает. Понимаешь, просто не бывает. Счастливые финалы оставим для детских сказок.

— Неужели? — съязвил Илья. — Это почему же?

— Да потому что нашему подлому миру не нужен Мангуст! — закричала вдруг Даша. — Его вполне Змей устраивает! Со Змеем можно сторговаться, с ним можно заключать сделки… Пойми, Илюшка, Мангуст чужой для тех и для этих! Если с Глебом что-нибудь случится, я жить не буду ни минуты! Илюшка, ты меня знаешь… Пусть тогда катится этот мир к чертям! Он холоден, пуст и неинтересен!

Илья молчал ошеломленный.

— Слушай, Лосева-Грин… — наконец заговорил он, прокашлявшись, — что за настроения? По-моему, Змей здорово вляпался. Он, считай, уже труп.

— Почему это?

— Потому что нарвался на таких ковбойцев, как мы с тобой, из математического класса. А Такэру и Стас вообще… они «клыки» его голыми руками повыдергивают. Мангусту и делать ничего не придется.

— Вот это мне нравится! — бесшабашно проговорила Даша. — Только ты не хвались, а думай, думай, шевели мозгами! А я загорать пошла.

— Куда?

— В шкаф.

Илья фыркнул.

— Ну-ну. Нафталином натереться не забудь.

— Обязательно, — пообещала Даша и положила трубку. Затем встала у окна и прижалась лбом к стеклу. А мелкий противный дождь все стучал и стучал по подоконнику.

Завуч ждала Глеба, стоя под зонтиком и беспрестанно поглядывая на часы. Глеб выскочил из «жигуленка» и, перепрыгнув лужу, с грацией матадора уклонился от бампера грузовика. Завуч испуганно ахнула.

— Глеб Михайлович, вы сумасшедший!

Глеб приложил ладонь к груди.

— Извините за опоздание. Мне очень стыдно.

— К вашим опозданиям, Глеб Михайлович, все уже привыкли. А то, что вы лезете под колеса трейлера…

— Как это привыкли? — смутился Глеб. — Разве я так уж часто… Черт, с детства никуда не успеваю вовремя!

Завуч покачала головой в белом платке.

— Ваше детство, по-моему, далеко не закончилось.

— Возможно, — буркнул Глеб. — Однако началось оно очень давно.

И они отправились покупать фрукты для больного директора.

У лотка, где разгружали бананы, они встали в небольшую очередь. Глеб, чтоб не терять времени, пошел за соками и йогуртами, оставив Зинаиду Павловну караулить разгрузку. Когда он вернулся, у завуча уже назревал конфликт с местной фауной в лице двух стриженых жлобов, выпихивающих ее из очереди.

— Вы же здесь не стояли, — возмущалась Зинаида Павловна. — Неужели трудно вести себя прилично хотя бы в день восьмого марта?

— Тётка, прикрой рыгалку! — улыбчиво посоветовал один из парней. — Достала, блин!

— Жизнь коротка, — ввернул другой. — Зачем ее себе еще укорачивать?

Глеб подошел и сказал:

— Дуйте отсюда оба. Чтоб пятки сверкали.

— Чего-о? — искренне удивился парень номер один. Причем смотрел он почему-то не на Глеба, а на пакет с йогуртами в его руке. — Ты мне, что ль, грозишь?

Номер два отреагировал по-другому. Похоже, он был философ.

— Мужик, слышь, что говорю? Жизнь, говорю, коротка.

— Не, Андрюх, ты глянь, — вновь вступил номер первый, — он мне грозит, членосос этот.

Теперь этим двоим плевать было на бананы. Народ с интересом наблюдал за развитием событий. Глеб отдал свой пакет завучу.

— Подержите-ка, я мигом.

Завуч повисла у него на руке.

— Глеб Михайлович, ради Бога!

— Что за базар? — осведомился третий жлоб, возникший как из-под земли. Выглядел он более накачанным и наглым, чем два его брата по оружию. Рожа его, однако, показалась Глебу смутно знакомой. Где-то она уже мелькала. Парняга тоже глянул на Глеба пристально… и вдруг побледнел. — Француз? — уточнил он, будто не веря глазам.

— Ну. — Глеб шагнул в его сторону. Парень выставил вперед ладони.

— Нет вопросов. Мы сваливаем.

Подхватив дружбанов своих за куртки, он потянул их прочь. И голос одного из них донесся метров с пятидесяти:

— Правда, что ли, Француз?

В процессе покупки фруктов трепещущая завуч не вымолвила ни слова. Лишь когда они сели в «жигуленок», Зинаида Павловна решила все же спросить:

— Почему француз?

— Потому что преподаю французский, — ответил Глеб, выруливая меж фанерных ящиков.

— Глеб Михайлович, я знаю, что вы преподаете французский. Им-то что с того?

— Ну, видимо… этот язык вызывает у них уважение.

— Право слово, Глеб Михайлович, даже не представляю, как этот инцидент квалифицировать.

— Как всенародную славу.

— Послушайте… да вы надо мной издеваетесь.

— Догадался Штирлиц.

Завуч рассмеялась:

— Глеб Михайлович, вы невыносимы!

И вплоть до момента, когда они позвонили в дверь директорской квартиры, Зинаида Павловна непрестанно хихикала и поправляла на голове платок.

Директор открыл им, кашляя, хрипя и улыбаясь. Глеб и завуч вошли, разделись и вручили ему пакеты с гостинцами. Иван Гаврилович засмущался было, запротестовал, но в итоге принял все как положено. Глеб и завуч тактично выспросили, где и что у него болит, и, как водится, засыпали больного медицинскими советами. Директор внимал коллегам с интересом, поглядывая, однако, на часы. При подобных обстоятельствах визитерам следовало бы откланяться, но Зинаида Павловна очертя голову принялась вываливать на кашляющего старичка бесконечные школьные неурядицы. Глеб мысленно ей поаплодировал. Отказаться от обсуждения директор не мог, но явно стал нервничать.

— Зинаида Павловна, — не выдержал он наконец, — денька через три я выйду на работу. Может, проблема с уборщицей подождет?

Завуч поперхнулась, словно от тычка.

— Да, Иван Гаврилович… конечно… Просто я думала, что… Извините, я вас утомила. Пойдемте, Глеб Михайлович.

Глеб меж тем перемещался по комнате и рассматривал книги. Книг было множество.

— Минутку, у меня аж глаза разбегаются. Не возражаете, Иван Гаврилович?

На сей раз улыбка далась директору с трудом.

— Конечно, Глеб Михайлович, изучайте на здоровье. Вам чай или кофе?

— Спасибо, Иван Гаврилович, — залепетала завуч, — мы уже уходим…

— Кофе, — ответил Глеб, — и покрепче, если можно.

— У нас все можно, — раздраженно кивнул директор. Он даже кашлять перестал. — А вам, Зинаида Павловна?

— Нет-нет, спасибо… я утром уже пила.

— Ну, как угодно. Было бы предложено.

Директор прохромал на кухню, и оттуда донесся шум электрокофемолки. Сидя на стуле с прямой спиной, завуч теребила на коленях платок.

— По-моему, пора уходить, — прошептала она. — Мы не даем больному прилечь.

Заложив руки за спину, Глеб продолжал рассматривать книги.

— Он не больной, Зинаида Павловна. Он симулянт.

Завуч вздрогнула и покосилась на дверь.

— Что за ахинея, Глеб Михайлович?! Слушать этого не желаю!

Глеб пожал плечами:

— Слушайте, не слушайте — суть не меняется.

— Глеб Михайлович, побойтесь Бога! С чего вдруг такое подозрение?!

И в этот момент из кухни раздался голос директора:

— Глеб Михайлович! Кофе готов, мой свет!

Глеб на мгновение замер, затем губы его искривились в усмешку.

— Шпионы валятся на мелочах, — проговорил он, будто отвечая на вопрос завуча.

Не успела Зинаида Павловна поинтересоваться, при чем здесь шпионы, как директор внес чашечку кофе, источавшего умопомрачительный запах. На пасмурном фоне окна седые волосы Ивана Гавриловича выглядели словно пух одуванчика. Кто бы поверил, что благообразный сей старичок приказал ликвидировать журналистку Самарскую, терроризировал по телефону Дашу и вообще творил черт-те что? «Кофе готов, мой свет!»

Протягивая чашечку Глебу, директор пронзительно посмотрел ему в глаза. Возможно, Иван Гаврилович в тот же миг пожалел, что характерная эта фраза сорвалась с его языка. Ведь он был умный, очень умный. Лицо Глеба, однако, выражало полную безмятежность и наслаждение кофейным ароматом.

— Кстати, Глеб Михайлович… — прохрипел директор и закашлялся, — что-то вы перестали интересоваться нашим фондом.

— Так я ж для вас таланты ищу, — ответил Глеб. — Очки, так сказать, набираю.

— Вот как? Что ж, похвально, весьма похвально.

Глеб поставил пустую чашечку на стол.

— Спасибо, кофе был отменный. Жаль, снотворного сыпанули многовато. Но ничего, это даже придает пикантность.

Директор точно окаменел. Пронзительные глаза его растерянно заметались.

Завуч хихикнула:

— Глеб Михайлович, вы с вашим юмором…

— Ничего себе юмор! — широко улыбнулся Глеб. — Выпиваю, значит, я лошадиную дозу таблеток, засыпаю за рулем, и врезаемся мы с вами, Зинаида Павловна, в памятник Пушкину. Вам это понравится? А вам, Иван Гаврилович? Отвечает ли это вашим планам?

Завуч продолжала смеяться.

— Хватит, Глеб Михайлович… прекратите! А то я с вами не поеду!

Они вышли в прихожую вместе с директором.

— Не беспокойтесь, Зинаида Павловна, — Глеб помог завучу надеть пальто, — на меня снотворное не действует. Яды, кстати, тоже. Со мной что-то другое придумывать надо.

Подавая ему куртку, директор пробормотал:

— Да, дружок, юмор у вас…

— Извращенный, — подсказал Глеб, с усмешкой глянув ему в глаза. — Что поделаешь… Поправляйтесь, мой свет.

Выходя, они нос к носу столкнулись с географичкой. Она собиралась нажать кнопку звонка и от растерянности смогла лишь вымолвить:

— Ах, это вы…

Глеб насмешливо поклонился:

— Извини, засиделись. Кофе превосходный, рекомендую. Веди себя хорошо, Иван Гаврилович и тебя угостит.

Заходя вместе с Глебом в лифт, завуч сухо произнесла:

— До понедельника, Галина Даниловна. То есть до вторника.

Лифт уехал вниз.

Директор стоял на пороге квартиры.

— Ну, долго мне ждать?

Географичка замешкалась.

— Так и знала, что наткнусь на них! — воскликнула она в досаде.

— И что здесь особенного? — пожал плечами директор. — Они пришли проведать больного и встретили в дверях коллегу. Большое дело.

Географичка оперлась о дверной косяк.

— Зачем звал?

— С женским днем поздравить! — Иван Гаврилович ухватил ее за шиворот, мощным рывком втянул в прихожую и захлопнул дверь. Он вовсе не был болен, ничуть не хромал, и глубокие морщины на его злобном лице почти разгладились. — Норов свой проявить собралась, пышечка?!

Рот географички искривился от ненависти.

— Чего ты хочешь, белая вошь?! — прошипела она. Директор вновь схватил ее за шиворот, втащил в комнату и швырнул на кушетку. Глаза его налились кровью, затем пожелтели и обесцветились, блестя, как два ледяных осколка. Тело директора удлинилось так, что оскаленная голова замаячила под потолком, и весь он стал быстро таять в клубах тумана, который повалил из ушей его и ноздрей. В течение минуты Иван Гаврилович превратился в клубящегося белого призрака с жуткими ледяными глазами и пульсирующим провалом рта. Географичка, в пальто лежащая на кушетке, застыла от нестерпимого холода и ужаса.

— Чего ты от меня хочешь? — повторила она немеющими губами. — Какой от меня толк? Он ведь в мою сторону и не глядит.

— Делай что велено, тля! — просвистел-прошелестел призрак, и леденящий его голос звучал, казалось, сразу отовсюду. — Будешь повиноваться, в подарок получишь жизнь!

— Но что же я могу? — прошептала Галина.

— А много ли надо? — Белый призрак свернулся вдруг в спираль, резко распрямился и ринулся к ней под одежду. — Быть может, свет мой, — прошелестел он, сдавливая ей грудь холодом, — ты скоро сделаешь телефонный звоночек. Один короткий звонок.

Географичка потеряла сознание.

А когда очнулась, то лежала на кушетке голая, и возле нее участливо суетился директор.

— Ну-ну, Галина Даниловна, ну-ну… Экая вы впечатлительная, — бормотал он, протягивая ей чашечку дымящегося кофе.

Галина присела, взяла чашечку и сделала глоток. Зубы ее мелко стучали о стекло.

Глеб довез завуча до дома, выслушав по дороге нотацию о правилах поведения педагога и о неуместности в его устах некоторых рискованных шуток. Глеб не спорил — он лишь вздыхал, изображая раскаяние. Наконец Зинаида Павловна решила, что его проняло, и, выходя из машины, сделала признание:

— И все же, Глеб Михайлович, вы иногда меня смешите. Это мало кому удается.

— Правда? — улыбнулся Глеб. — Тогда ладно, до понедельника.

Завуч задержалась у приоткрытой дверцы.

— До вторника, Глеб Михайлович. У нас ведь перенос: восьмое марта попало на субботу, и ее перенесли на понедельник. Вы что, телевизор не смотрите, радио не слушаете?

— Да как-то… Нечаянная радость получилась.

— Вот и отдыхайте. До вторника.

Зинаида Павловна раскрыла зонтик и направилась к подъезду. А Глеб, рванув с места, помчался за Дашей.

Даша ждала его в прихожей, полностью одетая и с бутербродами на изготовку.

— У Мангустов бывает язва? — осведомилась она раздраженно.

— Ни язвы, ни других болячек. — Глеб прижал ее к себе. — Как же я по тебе соскучился!

— Если рискнешь это повторить, — отозвалась Даша, — я сорву с тебя одежду и… Представляешь, что будет?

Глеб вздохнул:

— За графиней ехать надо.

Даша куснула его за ухо.

— Вот именно. А то соскучился он, видите ли… Ты ничего не говорил, я ничего не слышала.

В лифте Глеб успел съесть два бутерброда с сыром и, пока садился за руль, ухитрился проглотить третий. Трогая машину с места, он торжествующе покосился на Дашу.

— Помнишь в списке сокращение «И.Г.З.» и ремарку справа — «учитель русского языка»?

Даша с усмешкой кивнула.

— Это оказался твой директор?

— Ага, Иван Гаврилович Зотов.

— Глеб, чтоб это выяснить, достаточно было позвонить по указанному рядом телефону. Можно было не называть своего имени, в конце концов. Или тут же повесить трубку.

— Разумеется, мисс Марпл, — кивнул Глеб. — Но в этом случае я бы не услышал: «Глеб Михайлович! Кофе готов, мой свет!»

Даша вскинула на него испуганный взгляд.

— Дурак, ты же рисковал!

Глеб удивленно поднял брови.

— Ты обо мне, что ли, беспокоишься?

— О ком же еще?! Оля мертва… Ты, конечно, рождаешься раз в четыреста лет, но… Этот тип очень опасен! Я не хочу ждать еще четыреста лет!

Глеб со вздохом взял ее за руку.

— Прав был Стив, когда предупреждал: «Опасайся женщин».

Даша прижалась щекой к его ладони.

— Этот тип очень опасен, — повторила она тихо.

— Судя по тому, как перед ним тушуется твой дядя, — задумчиво проговорил Глеб, — наш Иван Гаврилович относится к «двойке». Сильнее его лишь сам Змей.

Отстранившись, Даша попросила:

— Верни мой пистолет. Пожалуйста.

Глеб грустно усмехнулся:

— Пуля его не возьмет, родная. Но не волнуйся: мы сотрем их всех в порошок.

Даша приоткрыла окно и выглянула, щурясь от мелкого дождя.

— Само собой, добро восторжествует, и мы станцуем в финале румбу. Как полагается в сказках для детей.

— Чарльстон, — с улыбкой поправил Глеб.

— Что? — обернулась к нему Даша.

— Станцуем чарльстон в финале. Под диксиленд, под «Хэлло, Долли!». Балдею от этой мелодии.

— Я тоже.

— Вот и прекрасно. Не пропусти свою сказку, родная.

Щеки Даши вспыхнули.

— Я не про сказку, я про счастливый финал!

Глеб пожал плечами:

— А кому, к чертям, нужны несчастливые финалы? В жизни, в фильмах, в книгах… Если честно, трагических развязок я просто не перевариваю. Такой вот я примитив. И кстати о детях… Заскочим на минутку к Колесниковым. Я Сашке с Танькой фрукты купил и сладости.

Даша посмотрела на него долгим взглядом, взяла вновь за руку и молчала до остановки у дома Колесниковых.

Дверь им открыл Саша. Лицо его вспыхнуло радостью, которую он тут же погасил.

— Бабушки нет дома, — объявил он официальным тоном.

— А лично к тебе нельзя? — улыбнулся Глеб.

— Ну, если хотите… — Мальчик посторонился.

Глеб с Дашей вошли. Из комнаты доносились громкие всхлипывания. Даша нахмурила брови.

— Сестренку обидел?

— Обидишь ее! — буркнул Саша. — Бабушка ушла, вот и хнычет. С тех пор как нас хотели из квартиры выкинуть, боится одна оставаться.

Даша растерянно посмотрела на Глеба. Глеб строго посмотрел на мальчика.

— Но ты-то ведь с ней.

— Я не в счет.

— А бабушка где? — спросила Даша.

— К соседке пошла. С восьмым марта поздравить.

Глеб протянул мальчику пакеты с едой.

— Отнеси-ка на кухню. Танька, привет! — крикнул он. Всхлипывания прекратились.

— Пливет! — откликнулась девочка. И плач возобновился.

Глеб и Даша вошли в комнату. Танька лежала на кроватке, обнималаоблезлого плюшевого мишку и старательно хныкала на публику. Даша погладила ее по голове.

— Тань, ты чего?

— Ничего! Мне стлашно!

— Чего же тебе страшно, если братик с тобой?

— Блатик… — всхлипнула девочка, — блатик тоже маленький. И вледный.

Подхватив девочку на руки, Даша присела с ней на стул.

— Вовсе он не вредный, — возразила она, гладя Таньку по волосам. — Мне кажется, ты сама вредная.

Девочка обняла ее за шею.

— Я не вледная. Я тлусиха.

Даша в смятении посмотрела на Глеба. Глеб беспомощно развел руками.

— Графиню надо срочно забирать: мы и так уже… — пробормотал он. — Стас небось там рвет и мечет.

В комнату вошел Саша.

— Спасибо за жратву, — проговорил он вежливо. — Дорогая, наверное?

Глеб отмахнулся:

— Пустяки. Характер твой хуже твоих стихов. Но я потерплю.

Девочка на коленях Даши притихла.

— Скоро вернется бабушка? — спросила Даша со вздохом. Саша пожал в ответ плечами:

— Через час, через два.

Даша попыталась снять Таньку с колен.

— Ладно, моя хорошая, нам пора.

Крепко обхватив ее за шею, Танька опять захныкала.

Глеб прошелся по комнате, ероша пятерней волосы. Затем присел перед девочкой на корточки и дотронулся до ее руки.

— Тань, чего ты боишься? Тебя вон какой медведь охраняет.

— Он иглушечный, — резонно заметила девочка, продолжая лить слезы.

— Кто игрушечный? Майкл? — возмутился Глеб. — Ну, Тань, ты даешь! Майкл только притворяется игрушечным. Дайка его сюда: он сейчас покажет, как ты не права.

Девочка протянула ему медвежонка и стала подглядывать меж растопыренных пальчиков руки. Медвежонок был чумазым и потертым — казалось, ткни только, и посыплется труха. Глеб внимательно оглядел его со всех сторон.

— Придется его сперва помыть. Сейчас мы придем, — сказал он, направляясь в ванную.

Отсутствовал он десять минут. Таня и Даша напряженно ждали. А Саша со скучающим видом произнес:

— Охота же ребенка глупостями пичкать.

— В чем, по-твоему, глупость? — уточнила Даша.

— В таких вот приколах, — усмехнулся мальчик. — Нравится волшебника из себя разыгрывать. Перед маленькой дурехой.

Дашины глаза сверкнули.

— Знаешь, мой милый… Может получиться так, что волшебник придет к тебе, а ты его и не заметишь. Проспишь просто-напросто…

Тут вернулся Глеб из ванной. Плюшевый мишка в его руках выглядел как новенький. Казалось, он улыбается от сытости и довольства. Глеб посадил его на кроватку и обратился к нему с вопросом:

— Ну, Майкл, скажи: будешь ты охранять Таню и этого вредного Сашку?

Медвежонок, как положено игрушке, с достоинством молчал. Саша ехидно усмехнулся.

— Может, у него что-то со слухом?

Медвежонок повернул мордашку в его сторону.

— Это у тебя что-то с головой, — огрызнулся он приятным баском. — Я просто задумался, как лучше вас охранять.

— Ну и что ты надумал? — осведомился Глеб. — Что, например, ты сделаешь, если на детей нападет шайка разбойников?

— Ха! — воскликнул медвежонок, спрыгивая на пол. — Я стану огромным, до потолка и выше! Может, кто-то здесь сомневается? Саш, хочешь, покажу этот фокус?

Потрясенный мальчик едва сумел кивнуть.

— Погоди, — вмешался Глеб. — А вдруг Таня испугается?

Медвежонок приблизился к девочке, замершей на коленях у Даши.

— Тань, — проговорил он, — ты не испугаешься, если я стану огромным?.. Даш, а ты?

Танька, млея от восторга, мотнула косичками. А Даша…

— Валяй, — сказала она и закусила губу. Медвежонок взмахнул передними лапками, стал быстро увеличиваться и действительно вымахал ростом под потолок. Но теперь он уже не был плюшевым — он был самым настоящим медведем, только чертовски большим.

— Ну как?! — зарычал он громовым голосом. — Кто посмеет тронуть моих маленьких?!

Спустив девочку с колен, Даша резко поднялась и направилась к двери.

— Я у машины подожду, — пробормотала она. Когда она открывала входную дверь, медведь крикнул:

— Даш, а Даш!

Даша обернулась на пороге:

— Чего тебе, медвежья морда?

Медведь выглянул из комнаты и внимательно на нее посмотрел:

— Даш, не смей реветь в одиночку.

— Иди к черту, Майкл! — зарыдала Даша и бросилась вниз по лестнице.

Глеб беспокойно посмотрел ей вслед.

— Ладно, ребята, — сказал он, — нам пора. Скоро бабушка вернется… А вы пока тут с Майклом…

Он вышел из квартиры и захлопнул дверь. Отколупнув лапой побелку с потолка, медведь озабоченно проговорил:

— В ближайшее время надо сделать ремонт.

Танькины глазенки сияли.

— Ой, Майкл… — набралась она храбрости, — а можно тебя на лучках поделжать?

Медведь кивнул.

— Только я уменьшусь.

Он стал быстро уменьшаться и вновь сделался обычным плюшевым мишкой, который, однако, умеет ходить и разговаривать. Таня посадила его себе на колени, обняла и сказала:

— Ой, какой ты холосенький!

— А то! — самодовольно подтвердил медвежонок. — Только, чур, меня не выдавать! Для всех, кроме вас, я буду прикидываться плюшевым придурком, набитым опилками. Договорились?

Танька прижала его к себе.

— Договолились. Ой, какой ты смешной, Майкл!

— А ты, Саш, что скажешь? — осведомился медвежонок.

— Само собой, — кивнул мальчик. — Трепачей здесь нет.

Медвежонок блеснул на него глазками-пуговками.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — произнес он назидательно.

— В чем? — тихо спросил Саша.

Медвежонок спрыгнул с колен девочки, приблизился и упер лапки в бока.

— У тебя плохая память, Саша Колесников. «Друзья узнают, друзья придут» — кто это написал, а?

Саша Колесников не плакал, можно сказать, с пеленок. Какие бы неприятности ни случались в его восьмилетней жизни, держался он с достоинством. Сейчас он тоже старался выглядеть крутым, и если ему это не удалось… так ведь всего лишь разок. И две-три слезинки — разве это плач?

В «жигуленке» Даша отрыдалась у Глеба на плече, и они поехали наконец за графиней. Благо ехать было меж домов какие-нибудь метров триста. В машине, в подъезде своего дома и в лифте Даша держала Глеба за руку, бестолково твердя: «Черт тебя побери, Майкл!»

Дверь им открыл Стас.

— Лучше поздно, чем никогда, — проворчал он (впрочем, весьма добродушно).

— Извини, — стал оправдываться Глеб, — столько дел навалилось…

— Знаем мы ваши дела, — подмигнул рыжий. — Кать, выходи! Сдаем вахту!

Катя выпорхнула в прихожую, как школьница после занятий, и прощебетала:

— Если понадобится охрана, только свистните!

Они со Стасом быстро оделись. Уходя, рыжий шепнул Глебу, что были странные телефонные звонки: разные голоса, мужские и женские, заунывно повторяли: «Скоро… Очень скоро…» Глеб пренебрежительно отмахнулся, поблагодарил, и они простились.

Графиня ждала их за компьютером.

— Извините, друзья мои, что не встречаю. Меня тут Стас одной игре обучил… оторваться — никакой возможности.

Взглянув на дисплей, Даша прыснула.

— Пасьянс «Солитер»! Наталья Дмитриевна, вы хоть обедали?

— Разумеется. Мы с Катей даже суп грибной приготовили… Дашенька, не в службу, а в дружбу: что мне делать с этим маразматическим королем треф?

Словом, от компьютера графиню пришлось оттаскивать. И когда эта болезненная операция наконец завершилась, погрузить их сиятельство с чемоданчиком в машину было уже делом техники. Улучив момент, Даша заговорщицки шепнула Глебу:

— Позволь, я сама ее ошарашу.

— Уже видела? — улыбнулся Глеб.

— Ага. Обалдеть прямо!

В крохотной спартанской квартирке Глеба графиня деликатно осмотрелась.

— И я вас не стесню? — спросила она с удивлением.

— Ничуть, — невозмутимо ответила Даша и постучала по дверце старого шкафа. — Вы будете жить здесь, Наталья Дмитриевна.

Графиня в смятении перевела взгляд с нее на Глеба.

— Вероятно, я должна заглянуть внутрь?

Глеб с улыбкой кивнул.

— Именно. Попытка — не пытка, мадам.

Даша, будучи не в силах сдержаться, распахнула дверцу, схватила в охапку свои платья и швырнула на диван.

— Ну же, Наталья Дмитриевна! Смелее!

Со снисходительной улыбкой графиня чопорно заглянула в шкаф. И, вскрикнув, отпрянула. Если Даша и рассчитывала на сюрприз, то эффект, можно сказать, превзошел ее ожидания. Графиня была потрясена.

— Итак, — деловито произнес Глеб, — давайте наконец осуществим заселение. За мной, милые дамы!

Он вошел в шкаф.

Даша сделала шаг за ним и втянула за руку онемевшую графиню.

— Пойдемте, Наталья Дмитриевна! Не бойтесь!

Они ступили на цветущий луг. Слева, в лучах солнца, зеленел лес, справа журчала река, а впереди, метрах в двухстах, возвышался белый двухэтажный особняк, к которому, собственно, они и направлялись. Даша вела за руку ошарашенную графиню, а Глеб нес ее чемоданчик.

— Значит, ты из-за этого так маялся вчера? — сияя, проговорила Даша.

— Угу, — вздохнул Глеб. — Никак не мог наладить электричество, водопровод и канализацию. Не Земля все-таки.

— Теперь-то все в норме? — обеспокоилась за графиню Даша.

— Обиж-жаешь! — расплылся до ушей Глеб. — Я даже телевизор тут запустил. Думаешь, он через космос принимает?.. Правильно, ни фига подобного. Он просто-напросто подсоединен кабелем к антенне нашего дома, вот и все. Примерно тот же финт я проделал и с телефоном. Теперь, Наталья Дмитриевна, вы можете заходить к нам и звонить. Так же как и мы к вам. Поди плохо?

Графиня словно лишилась голоса. Она озиралась, прислушивалась к звукам, наклонялась к цветам… и лицо ее выражало такой восторг, передать который способна лишь кисть художника.

В особняке Глеб и Даша провели графиню по комнатам, и Глеб показал ей кладовые с припасами, холодильник, ванную и прочее, и прочее. Переходя из помещения в помещение, графиня обрела наконец дар речи.

— Глеб Михайлович, — проговорила она энергично, — вы позволите мне переставить тут мебель?

Глеб просиял.

— Разумеется, Наталья Дмитриевна. Это ваш дом.

Графиня посмотрела на него долгим задумчивым взглядом.

— Только от вас, Глеб Михайлович, могу принять я такой подарок. Но стоит ли повторять, что для меня вы человек-загадка? Ведь никакому чародею подобное не по силам.

Глеб смущенно отмахнулся:

— Да ну… сочетание магии с наукой. Третий уровень.

— Как всё просто! — рассмеялась графиня. — А почему бы вам с Дашенькой тоже здесь не поселиться? Были бы соседями.

— Мы и так соседи, — заметил Глеб. — До завтра, Наталья Дмитриевна. Обживайтесь, осваивайтесь… Если что — звоните.

И они с Дашей отправились обратно через луг в московскую квартиру. Стоя на крыльце особняка, графиня растроганно смотрела им вслед. Затем вздохнула и с возгласом «За дело, старая кляча!» вошла в дом. Осмотрев комнаты, Наталья Дмитриевна остановилась в гостиной и нажала клавишу выключателя. Большая хрустальная люстра заиграла тысячью огней.

— Довольно мило, — произнесла графиня вслух. — Но кое-что следует поменять.

Под ее взглядом стол и стулья чуть подпрыгнули и бодро промаршировали к окну, а диван по-тюленьи подполз ближе к камину. Графиня постояла, посмотрела и с сомнением покачала головой.

— Так тоже не годится, — пробормотала она.

Мебель вновь заскакала, затопала и выстроилась в новом порядке. Однако и эта комбинация Наталью Дмитриевну не удовлетворила. Если б дело происходило в обычном московском доме, разбуженные ночью жильцы, вероятно, решили бы, что у их соседки-графини репетирует балетная труппа. Причем без музыки и в кованых сапогах.

Не успели Глеб и Даша вылезти из шкафа, как зазвонил телефон. Глеб поспешно снял трубку. Звонил Такэру.

— Брат согласен встретиться, Глеб-сан, — сообщил он по-японски.

— Когда и где? — по-японски спросил Глеб.

— Завтра в шесть вечера. А где… Сато-сан полагается в выборе места на вас, сэнсей. Никто не должен видеть вас вместе.

Глеб чуть подумал.

— Предлагаю Дашину квартиру. Кроме тебя с братом и меня, там никого не будет. Согласен?

— Да, Глеб-сан. Думаю, нас это устроит.

— Адрес запомнил? Найдешь?

— Не ходи к гадалке, — ответил Такэру по-русски и по-японски закончил. — Доброй ночи, Глеб-сан.

Когда Глеб дал отбой, подслушивающая Даша вздохнула:

— У меня, но без меня. Ладно, давай перекусим

— Я — кефир, — объявил Глеб.

— Я тоже, — сказала Даша. — Только с булочкой.

Звонок Ильи не помешал им предаваться этому пиршеству.

— Пораскинул я тут мозгами, — возбужденно произнес Илья, — и понял, что надо прощупать твоего директора.

— Как ты это понял? — заинтригованно спросил Глеб.

— Да так, ничего существенного.. Только его отношения с Дашкиным дядькой. Но врожденное чувство гармонии мне подсказывает, что, если бы Мангуст и Змей работали в одной школе, это было бы забавно.

— Пожалуй, слишком, — усмехнулся Глеб и рассказал о сегодняшнем визите к «больному» директору.

Илья помолчал, переваривая услышанное.

— Значит, Ольку он угробил… — Илья был растерян. — Не ожидал, признаться. Мелковато как-то для него.

— Ну, во-первых, он не Змей, а скорей всего «глаз Змея», — прокомментировал Глеб. — А во-вторых, Самарскую он лишь усыпил, а довершили дело бандиты Митьки Грача. Эта нечисть охотно пользуется услугами спецслужб и криминала.

— Но зачем? — недоумевал Илья. — Почему бы твоему Гаврилычу было не убрать девушку по-тихому? Превратил бы в лягушку, как ты меня грозился.

— Я-то умею, а он вряд ли.

— …или распылил бы на атомы, или… Мало ли вариантов?

— Много, старик. Но исчезновение известной журналистки спровоцировало бы ее поиски именно в кругу тех, у кого она перед этим брала интервью. Ольгин список мог оказаться не только у нас. Поверь, Илюша, слуги Змея — мерзавцы, но не глупцы. Для них гораздо разумней свести дело к бытовому криминалу, а дальше пускай менты шерстят московские группировки. Каковы будут успехи, легко угадать.

— Возможно, возможно… — в задумчивости пробормотал Илья. — Следующий, кто у меня на заметке, американский сенатор Колмен. Какого черта он здесь ошивается в такой милой компании? Что у них там — бизнес, большая политика? А может, ни то и ни другое?

— Так давай придумай для Колмена провокацию, — предложил Глеб. — А я тем временем постараюсь на него выйти.

— Запросто, — ответил Илья. — Утром наверняка что-то придет в мою мудрую голову. Зайн гезунд.

Они оба дали отбой.

Даша не спеша отложила книгу, встала напротив Глеба и спросила:

— У Мангуста может родиться Мангуст?

Глеб со вздохом развел руками.

— Увы. Рождаются самые обыкновенные дети. Разве что здоровые физически. Часто ты слыхала, чтоб, к примеру, от гениев рождались гении?

— Жаль, — вздохнула Даша, глядя ему в глаза. — Тогда о другом. Ты говорил, что у твоего учителя, Стивена Пирса, было второе имя — имя его Сущности… Можешь мне сказать?

— Ну, пожалуй… теперь могу. Повелитель Стихий. Зачем тебе?

— Так. А у того Мангуста, который исчез или погиб, второе имя было… Неудержимый, кажется?

— Да. Что за допрос?

— А какое у тебя второе имя?

Глядя ей в глаза, Глеб усмехнулся:

— А вот это уж фиг!

— И не надо! — улыбнулась Даша. — Я и так знаю.

Глеб насторожился.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь?

— Мысли твои читаю. Радуйся.

— Радуюсь. Но имя моей Сущности для тебя под семью замками.

— Ой ли? Хочешь скажу?

— Попробуй.

— Нет, серьезно?

— Давай говори.

Даша посмотрела на него с невыразимой нежностью.

— Твое второе имя — Плакса.

Глеб перевел дух.

— Надеюсь, ты никому об этом не расскажешь?

— Что за вопрос, дурак? — рассердилась Даша. — Хочешь, скажу тебе свое второе имя? Или сам догадаешься?

Глеб с улыбкой покачал головой:

— Даже не представляю.

Глядя ему в глаза, Даша с наигранной торжественностью произнесла:

— Мое второе имя — Ученица.

В небесах оглушительно громыхнуло. Даша в испуге бросилась в объятия к Глебу. Прижимая ее к груди, Глеб ошеломленно пробормотал:

— Боже мой, родная… гроза в начале марта. Что за имечко ты себе придумала, дуреха?

— У меня иногда такое ощущение, — прошептала Даша, — будто я школьница, десятый еще не окончила. Мне так это ощущение нравится!

Глеб поцеловал ее в макушку.

— Очень тебя понимаю.

— Еще бы не понимал, Плакса!

Ночью Дашу мучили кошмары. Она вздрагивала, кричала и отбивалась от чего-то руками. Глеб разбудил ее, успокоил и баюкал на коленях до утра. Эти кошмары его насторожили. Очень насторожили.

Глава пятая

Утром, пока Даша отсыпалась, Глеб успел сделать гимнастику и сесть на кухне за печатную машинку. Статья о ритуалах двигалась из рук вон плохо. Изложение получалось пресным и скучным, и мысли тонули в каком-то словесном болоте. Глеб злился на себя, комкал напечатанное и швырял на пол. Затем начинал заново и опять комкал. Он предавался этому занятию с таким остервенением, что не заметил, как на кухню явилась Даша. Влажная после душа и насмешливая, она подобрала скомканные листы и принялась читать. Ненароком поймав ее за этим занятием, Глеб вскипел.

— Это еще что такое?! — Он выхватил у Даши лист. — Кто разрешил?!

— Первый абзац неплохой, — поделилась впечатлениями Даша, — второй… в общем, так себе. Дальше — гораздо хуже.

— Сам знаю, — буркнул Глеб. — Нечего подбирать с пола!

Даша театрально захлопала ресницами.

— Это для музея, лорд Грин.

— Удар ниже пояса, — обиделся Глеб. — Я сижу тихо, ничего никому не показываю… К чему здесь твое ехидство?

Даша обвила руками его шею.

— Хочу и ехидничаю. Садистка потому что.

— Да на здоровье. Вот уйду, как Илья, работать к подруге…

— Нет! — крикнула Даша. — Я больше не буду!

— Поклянись самым дорогим, — потребовал Глеб. Но тут зазвонил телефон. Глеб поднял трубку.

— Француз?! — раздался голос Васи златозубого.

— О-о! — удивился Глеб. — Чем обязан?

Вася помолчал, посопел и выпалил:

— Папаню вывезли, Француз! Люди Грача, б…! Из-за шести вагонов никеля! Они грохнут его, без понтов! Замочат, суки! Помоги, Француз!

Удивление Глеба возросло.

— Я-то при чем? Мне эти ваши разборки, знаешь…

— Грач, гнида, его не выпустит! — захлебывался речью златозубый. — Пускай Папаня отдаст ему никель, один хер — кранты! А наши все по щелям расползлись, перебздели! Если сейчас его не вытащить…

— При чем здесь я? — перебил Глеб. — Только мне и дел в уголовщину вашу впутываться.

— Игнат не падло, Француз! — заорал Вася. — А Грач — это беспредел! Ты сам знаешь, какой он… — Будто поперхнувшись, Вася замолчал. Потом проговорил тихо: — Француз… Глеб Михайлович, помоги, а! У Папани дети, внуки маленькие…

— Ну давай, бери меня на жалость! — заорал Глеб, выскакивая в прихожую. — Сейчас я всё брошу и полечу ваших уркаганов выручать! И попрусь к черту на кулички! — Он сдернул куртку с вешалки. — Говори, гад, куда ехать!

— Француз, ты это… по-шустрому только, ладно? — пробормотал Вася и обрисовал место встречи.

Даша приняла у Глеба телефон.

— У меня один лишь вопрос, — вздохнула она, — во сколько вернешься?

— Как управлюсь. — Глеб поцеловал ее в губы. — У меня еще встреча с братьями Абэ. Потом — сразу домой.

Даша вернула ему поцелуй.

— На жалость тебя как раз и взяли, — с усмешкой заметила она. — Только ленивый тебя на жалость не возьмет.

Глеб застегнул куртку.

— Не навестить ли тебе графиню? — предложил он, выбегая за дверь.

Даша собиралась положить телефон на место, но он зазвонил в ее руке.

— Дашуля! — раздался в трубке голос Эдика. — Тебя ли слышу?!

— Угадал, — ответила Даша.

— Киса, ты совсем меня забыла.

— Котик, я вышла замуж.

— За кого? За телохранителя?

— Опять угадал. Ты в ударе.

Помолчав, Эдик спросил:

— Почему так скоропалительно?

— Боялась опоздать. Как ты меня разыскал?

— Тоже мне проблема. Люди подсказали.

— Не Митя ли Грачев? — Даша открыла шкаф и расчистила себе проход меж платьев.

— А хоть бы и Митя? — с вызовом проговорил Эдик. — Тебе-то какая разница?

— Да, в сущности, никакой. Бай-бай, котик. Не звони мне больше.

Бросив телефон на постель, Даша вошла в шкаф и направилась в гости к графине.

Когда Глеб выбежал из подъезда, два суетливых субъекта отпрянули от его «жигуленка» и заспешили к припаркованному неподалеку «опелю». Пока Глеб открывал ключом дверцу, эта парочка влезла в свой автомобиль, но отъезжать не торопилась: один из субъектов деловито рылся в портфеле, другой — с интересом разглядывал голубей. «Сапожники», — усмехнулся про себя Глеб, включая зажигание.

«Жигуленок» медленно тронулся с места, и связка динамитных патронов, засунутая в мотор, каким-то непонятным образом осталась лежать в луже. Глеб чуть отъехал, притормозил и посмотрел в боковое зеркальце. Выскочившие из «опеля» субъекты в недоумении склонились над упавшим динамитом. Обменявшись короткими репликами, они решили, видимо, убрать бомбу в портфель, но она взорвалась у них в руках. Причем настолько бесшумно, что сидящие на лавочке пенсионеры вообще ничего не услышали, однако заметили, как двух копошащихся в луже ханыг разнесло вдруг в клочья.

Глеб выехал из подворотни и погнал машину к месту встречи с Васей златозубым.

Вася ждал его у Окружной на повороте в Бутово. Нервничал он жутко. На его предложение бросить «жигуленок» здесь и ехать дальше на «вольво» Глеб ответил отказом.

— Вызволим Папаню, — пояснил Глеб, — повезешь его отлеживаться. Вы — в одну сторону, я — в другую.

— Если вызволим, — буркнул златозубый, влезая в свой бордовый «вольво».

Глеб на «жигуленке» последовал за ним. Ехали они около получаса и остановились неподалеку от недостроенного многоквартирного дома. Судя по тишине и отсутствию техники, строительство явно было заморожено. На таком же примерно объекте, по свидетельству прессы, была изнасилована и убита журналистка Самарская. Митька Грач, очевидно, привычек своих менять не любил.

Из-за штабеля бетонных блоков выскочил амбал с биноклем, подбежал к «вольво» и через опущенное стекло пошушукался с Васей. После короткого этого совещания амбал вновь спрятался за штабель, а Вася вылез из «вольво» и махнул рукой, подзывая Глеба. Глеб подошел. Вася блеснул золотыми зубами в сторону стройки.

— Его там держат. Восемь человек охраны. Три «Макарова», пять «Калашниковых». Грача пока нет, вот-вот должен подъехать.

Завершив сей лаконичный доклад, Вася выдернул из-за ремня пистолет, снял с предохранителя и уставился на Глеба, ожидая указаний. Глеб взглянул на него с интересом.

— В штаны небось наложил?

— Ну, — хмуро отозвался Вася. — И что с того?

— То есть ты готов за хозяина живот положить?

Вася помолчал, глядя в землю, и буркнул:

— Друг он мне, понял? Чё-то делать надо, блин.

— Да, блин… — удивленно проговорил Глеб, — ты парень с сюрпризом. Спрячь свою пушку и жди здесь.

— Француз, я не фраер… — запротестовал было Вася, но Глеб резко его оборвал:

— Начхать мне, кто ты есть! Сиди тихо, или я тебя вырублю, понял?!

Разумеется, Вася понял. Засунув пистолет обратно за ремень, он лишь уточнил:

— Вообще, что ли, не лезть?

— Вообще и в частности, — ответил Глеб. — Даже если услышишь выстрелы. Даже если эта стройка взлетит на воздух. Если Игнат жив — ты его получишь.

Держа руки в карманах куртки, Глеб зашагал к недостроенному дому. Меж курганов мусора дом взирал на него провалами окон. Территория казалась безлюдной. Однако стоило Глебу приблизиться, перед ним возникли четверо молодцов с автоматами, угрюмых и самоуверенных.

— Куда прешь? — спокойно осведомился один из них.

— Гуляю, — ответил Глеб. — Нельзя?

Молодчики переглянулись: нахальство Глеба не укладывалось в обычные рамки. Парни, похоже, были тертые.

— Вот что, мужик, — предложил тот, кто завел разговор, — если поссать забрел — ссы и делай ноги. Усек?

— Угу, — кивнул Глеб, — могу стравить в твой карман.

Парень навел на него автомат, лениво и равнодушно.

— Только и всего? — спросил он, сплюнув.

— Мочи его, Гринь! Чё ты зыришь?! — вскипел молодчик слева. — Мочи к едрене фене!

В этот момент из дверного проема показались еще двое. Один из них, видать, для разнообразия, держал в руке пистолет. И взмахнув этим пистолетом, он произнес начальственно:

— Какие-то проблемы?

— Да вот, — откликнулся Глеб, — хочу Игната у вас забрать, а эти придурки не пускают.

Мужчина с пистолетом посмотрел на него озадаченно. Глеб ответил нахальной ухмылкой.

— Кончай его, Гринь, — приказал мужчина с пистолетом.

— Кажись, это мент, — неуверенно возразил Гриня.

— Мент, не мент, — повысил голос его начальник, — кончай, кому сказано.

Гриня пожал плечами и сжал автомат.

— Предупреждаю, — объявил Глеб, — кто выстрелит в меня, убьет своего товарища. Кроме шуток.

Но предупреждение, что называется, ушло в песок.

— Всё, довыступался, — вроде бы с сожалением произнес Гриня и выпустил Глебу в грудь автоматную очередь.

Двое молодчиков слева и справа, прошитые пулями, упали замертво. Четверо оставшихся воззрились на Глеба с досадой.

— Еще попробуешь? — Глеб шагнул к своему палачу. — Прицелься получше.

Парень выпустил еще одну очередь — метров с пяти. Повалились еще трое, в том числе и сам стрелявший. Все были убиты наповал. Остался лишь их начальник с пистолетом. В силу полного обалдения он позволил Глебу приблизиться к себе почти вплотную. Глеб встал перед ним, заложив руки за спину, и посоветовал:

— Не стреляй: попадешь в себя.

Но разве люди слушают добрые советы? Дрожащим пальцем этот олух нажал на спуск, и, вопреки законам механики, собственная пуля аккуратно вошла ему же в лоб. Он соскользнул по стенке, сохраняя на лице изумленное выражение.

«По данным разведки осталось еще двое», — отметил мысленно Глеб, входя в строение. Быстро и бесшумно двинулся он по этажам и уже на третьем, в одной из комнат, нашел то, что искал.

Игнат Дока в своем костюмчике «адидас» сидел на фанерном ящике. Руки его стягивал за спиной провод, физиономия была разбита в кровь. Караулили этого страдальца в законе два бугая в камуфляже, которые при ближайшем рассмотрении ничем не отличались от собственных его крутых парней. Бугаи, видать, хорошо были вышколены, поэтому, невзирая на стрельбу, не отходили от пленника ни на шаг. При появлении Глеба в дверном проеме оба синхронно вскинули пистолеты. Игнат поднял заплывшие от кровоподтеков глаза и приоткрыл рот, то ли желая о чем-то предупредить, то ли просто от изумления. Выяснять это Глеб не стал.

— Стреляйте и до свидания, — сказал он, входя.

Бугаи выстрелили без колебаний. И оба рухнули на покрытый мусором пол. Во лбу у каждого зияла дырка. Ослабевший от побоев Папаня не имел сил даже удивиться, однако полюбопытствовал:

— Как ты это сделал?

— Вопросы здесь задаю я, — сказал Глеб, снимая с него провод. — Ходить можешь?

— Без проблем, — заявил Дока. Он встал, шагнул, и ноги его подкосились.

— Похвалялася коза! — Глеб подхватил его и легко взвалил на плечо. — Занимайте места согласно купленным билетам.

Увидав у дома шестерых убитых боевиков, Дока восхищенно пробормотал:

— Ну, Француз… всех грохнул.

— Сами себя застрелили, — уточнил Глеб, неся его к машине.

Дока болезненно хохотнул. В его заплывших глазах появился привычный плутовской огонек.

— Слышь, может, все же поучаствуешь в поединках? — просипел он. — Мы так им рожи надраим — хоть на елку вешай!

Глеб рассмеялся.

— Игнат, ты непотопляем! Образец стойкости русского криминала!

— Нет, серьезно, Француз, подумай головой…

Глеб донес его до «вольво» и сгрузил на заднее сиденье. Обрадованный Вася суетился, как бригада «скорой помощи».

— Папань, б… Дай куртку под башку положу!

Амбал с биноклем вылез из-за штабеля и с почтительного расстояния поедал глазами Глеба.

— Гуд бай, ребята, — сказал Глеб, забираясь в «жигуленок».

— Спасибо, Француз! — ломким голосом крикнул Дока. — Я твой должник!

— Про меня забудь, передай дальше, — ответил Глеб.

— Чего передать-то? — не понял Папаня.

— А на что у тебя мозгов хватит. — Глеб захлопнул дверцу и укатил.

Вася подошел к амбалу с биноклем, малость с ним «перебазарил» и вернулся к машине.

— Скоро Грач тут нарисуется. Когти рвать надо, без понтов.

— Ну и поехали, чего зря трендеть, — проворчал Дока. Вася завел мотор и бережно тронул с места.

— Тебя там как, не трясет? — спросил он заботливо.

— Нормально, гони, — хмуро отозвался Папаня. — Чего Француз дальше передать велел?

Вася поддал газку, и стрелка спидометра лихо переползла за стокилометровую отметку.

— Не врубился, что ли? — сверкнул усмешкой Вася.

— Сам-то врубился? — раздраженно проговорил Дока. — Ну так объясни, без этого… без комедии!

— Может, выручить кого, должок простить, — буркнул Вася. — Мало ли чего.

— Это я и без тебя просек, доцент.

— Во блин! Раз просек, чего яйца крутишь?

Дока чуть подумал и спросил:

— Если я Грача в землю зарою, как по-твоему, это Божье дело?

Вася кивнул с ухмылкой:

— Ну.

— Ежели так, я с Французом сквитаюсь, — пообещал Игнат. — Доволен будет, зуб даю.

Съехав с Окружной, бордовый «вольво» по Минскому шоссе помчался в сторону центра.

Глеб вошел в квартиру Даши за полчаса до назначенной встречи. Внимательно осмотревшись, он убедился, что за время его отсутствия никто сюда не проникал и новых «жучков» не оставил. Сняв куртку, Глеб отключил на всякий случай телефон.

Звонок в дверь раздался ровно в шесть. Братья Абэ, Сато и Такэру, явились оба в коричневых лайковых пальто, в коричневых костюмах и при галстуках. Одежда и выражение лиц, очевидно, должны были продемонстрировать сугубую официальность их визита. «Черта с два, ребята, — подумал Глеб — Эту игру я вам поломаю». Впрочем, как скоро выяснилось, ломать было в общем-то нечего.

Братья чинно, с прямыми спинами, присели на стулья. Глеб демонстративно уселся на письменный стол рядом с компьютером. Таким образом, он волей-неволей смотрел на собеседников сверху вниз.

— Надеюсь, господа, — проговорил он по-японски, — вы добрались без осложнений и российские спецслужбы не причинили вам вреда.

— Мистер Грин, — по-английски произнес Сато Абэ, — давайте оставим восточный колорит, а также иронию, и не будем ходить вокруг да около. У вас, вероятно, имеются ко мне вопросы, как и у меня к вам. Не обещаю, что смогу на все вопросы ответить, однако предоставлю вам возможность их задать. Прошу вас, мистер Грин, начинайте. У нас мало времени.

— Времени всегда не хватает, мистер Абэ, — по-английски парировал Глеб (и весь дальнейший разговор шел по-английски), — и все же лучше время потерять, чем использовать себе во вред.

— Вы говорите загадками, сэр. Благодарю вас за спасение брата. С детства я заменяю ему родителей, и мы перед вами в долгу. Поэтому я здесь.

Фиолетовые глаза Глеба потемнели от гнева.

— Сато-сан, вы предложили не ходить вокруг да около, однако не сумели преодолеть эту национальную привычку. К тому же нам следует иначе расставить акценты: вы здесь потому, что вы в долгу перед собственным братом, а вовсе не передо мной. Или, по-вашему, я опять говорю загадками?

Такэру поднял на Глеба удивленный взгляд. Сато-сан побледнел, в глазах его вспыхнул гнев, но губы изобразили улыбку.

— Мой долг перед братом, мистер Грин, дело семейное. А ваш интерес к нашей семье имеет, вероятно, свои причины. Какие именно, мистер Грин?

Глеб слез со стола, прошелся по комнате и, что называется, сделал выстрел вслепую:

— Вы ошиблись в выборе друзей, мистер Абэ. И вы в дерьме по самые уши.

Такэру обеспокоенно посмотрел на брата. Сато-сан продолжал улыбаться.

— Вам виднее, сэр Майкл, — слегка поклонился он. — Не угодно ли вам меня вытащить?

Глеб едва скрыл удивление.

— За этим я вас и пригласил, — сказал он. — Не перейти ли нам к задаванию вопросов?

— О'кей, мистер Грин, — кивнул японец. — Вы сотрудник Интерпола или офицер британской разведки?

Такэру опустил глаза, губы его дрогнули в усмешке. Глеб сохранил на лице серьезность.

— Почему бы вам, мистер Абэ, не адресовать этот вопрос вашим шестеркам из ФСБ? К тому же, как меня уверяют, никакие полицейские структуры вашему братству не страшны. Не так ли?

Такэру взглянул на брата с испугом. Улыбка словно примерзла к лицу Сато Абэ.

— С вашей стороны, мистер Грин, — сказал он, — недооценивать наше братство было бы нелепым безрассудством.

— Как и переоценивать его, — парировал Глеб. — Не так уж вы всесильны, как о себе воображаете. Кстати, кто ваш босс?

На ответ, разумеется, Глеб не рассчитывал: его интересовала лишь реакция японца на подобный вопрос. Каково же было его удивление, когда Сато-сан его поправил:

— Сенатор Колмен не босс, а наставник. Могущественный и грозный наставник. Я не могу разрешить Такэру помогать вам в безумстве, мистер Грин.

Пораженный Такэру пролепетал:

— Что это значит, Сато?

Старший брат не обратил на него внимания, он следил исподлобья за расхаживающим по комнате Глебом.

Пораженный не менее Такэру, Глеб остановился у окна и повернулся к братьям спиной, скрывая свои чувства.

— Сато-сан, — произнес он небрежно, — какое животное вам нравится более других?

Улыбка наконец исчезла с лица японца, глаза его сверкнули.

— Кондор, — ответил он со сдерживаемой страстью, — свободная гордая птица. Вы и об этом знаете, мистер Грин.

Глеб резко обернулся в его сторону, и взгляды их скрестились.

— Ну и влип же ты, кондор, — тихо проговорил Глеб. — И как тебя угораздило?

Губы японца вновь улыбались.

— Я совершил сразу две ошибки, — сказал он. — Однажды попросил у сенатора финансовой помощи и, чтобы подкрепить просьбу, продемонстрировал ему свои способности, о которых не ведал никто, даже мой младший брат.

Такэру словно одеревенел. Глеб криво усмехнулся:

— И с тех пор вы с сенатором такие друзья, водой не разольешь?

— О да! — усмехнулся в ответ Сато. — Мы дружим столь крепко, что никакой Интерпол нас не разлучит.

После гнетущего молчания Глеб осторожно полюбопытствовал:

— Зачем вы собираете таланты? Какой вам от них прок?

Японец чуть приподнял бровь.

— Таланты — лучшие проводники и распространители нашей идеологии. Но не в этом главное, мистер Грин. Шестнадцать очень талантливых людей создают необычайно сильное пси-поле. Когда включается Большая Пирамида, эти шестнадцать избранников…

— …образуют первое «кольцо Змея», — мрачно продолжил Глеб.

— О, мистер Грин! Вам и об этом известно… Первое кольцо располагается над вторым, которое, кстати, состоит из руководства мировых спецслужб. Всего тридцать два человека. А в третье кольцо входят главари криминальных группировок — шестьдесят четыре мерзавца. О дальнейшем удвоении распространяться не стоит, но смею вас уверить, мистер Грин, что Большая Пирамида практически несокрушима.

— Едва ли она полностью укомплектована, — предположил Глеб.

— Не важно, — возразил Сато. — Она и сейчас способна подавить любое спонтанное сопротивление. Оставьте нас в покое, мистер Грин. Такэру помочь вам не сможет, а вы на него навлечете беду.

С этими словами Сато встал со стула, и брат последовал его примеру.

Как бы между прочим Глеб осведомился:

— И кто же у вас нынче в роли Змея? Или Магистра, как вы его называете?

Японец на мгновение замер, подумал и усмехнулся:

— Если я скажу вам, мистер Грин, и вы что-нибудь предпримете, меня моментально вычислят. Можете представить, что произойдет в этом случае со мной и с моим братом. Эту битву вам не выиграть, сэр. Но если вы столь безумны, что ж… в пасть к дракону полезайте сами. Я и так сказал слишком много. Остается лишь надеяться, что мои друзья-партнеры об этом не проведают.

— Во всяком случае, не от меня, — заверил Глеб. — Спасибо, мистер Абэ.

Они поклонились друг другу.

Затем все трое молча оделись, покинули квартиру и спустились в лифте к выходу из подъезда.

— Сначала вы, мистер Грин. — Японец кивнул на дверь. — Мы чуть позднее. Маленькая предосторожность.

Глеб взялся за ручку двери.

— Почему бы вам не уехать, Сато-сан? — предложил он, помедлив. — Ведь это не ваша драка.

— Куда уехать? — На сей раз улыбка японцу не удалась — получилась болезненная гримаса. — В какую бы нору мы ни забились, нас везде разыщут.

— Вы их переоцениваете. — Глеб приоткрыл дверь подъезда. — Это лишь ожившие земные нечистоты. Не бейтесь на их стороне, Сато-сан.

Глеб вышел.

Братья Абэ услыхали тарахтение его отъезжающего «жигуленка». Сато и Такэру также вышли из подъезда и направили свои стопы к припаркованному неподалеку «форду», за рулем которого, точно статуя Будды, восседал полусонный русский толстяк. Узрев своих клиентов на заднем сиденье, толстяк встряхнулся, завел мотор и неторопливо поехал к посольству. Едва ли этот представитель московской обслуги знал по-английски, тем более — по-японски, однако братья Абэ повели разговор почти шепотом.

— Значит, ты оборотень, — с горечью произнес Такэру. — Ты «клык Змея».

Сато печально усмехнулся:

— Вижу, господин в лиловых одеждах неплохо тебя просветил.

Такэру выдержал взгляд старшего брата.

— Он мой друг, Сато-сан. И я его не предам.

— Разве я требую этого, глупышка?

— Тогда почему ты оборотень? Почему ты с ними?

— Оборотень, малыш, не значит мерзавец. Это лишь определенные свойства организма. Подобные способности тоже от Бога, а уж использовать из можно по-разному. А почему я с ними?.. Вот тут действительно моя вина, за которую предстоит еще расплачиваться. Если господин в лиловых одеждах одержит вдруг победу, что ж… Надеюсь, убив меня, он не станет мстить тебе.

— Сэнсей не станет тебя убивать, — запальчиво возразил Такэру. — Он не убивает хороших людей.

— Увы, брат… Среди монстров, которые меня окружают, хорошему человеку не место.

— Переходи на нашу сторону, Сато!

— Поздно, малыш. Мистер Грин прав: я увяз по уши.

Такэру сжал руку брата.

— Сато-сан, помнишь, когда я был маленьким, ты читал мне книгу «Бусидо: путь самурая»?

Сато напрягся, бледнея, однако нашел в себе силы улыбнуться.

— Не странно ли, Такэру, что ты напомнил мне об этом сейчас?

Тем временем «форд», ведомый толстяком, похожим на Будду, мягко затормозил у посольства Японии.

Воскресеньице получилось, мягко сказать, насыщенным. Даже навестить графиню сил не оставалось. По этому поводу Глеб ощущал уколы совести.

— Ну как она там? — выпытывал Глеб у Даши, набирая номер Ильи.

Даша с улыбкой покосилась на шкаф.

— Цветники разбивает, стрижет английский газон… Сельская идиллия.

— Не обижается, что я не зашел?

— Она вся в хлопотах. Расслабься.

— Хорошо. Может, завтра время выкрою…

— Эй, на палубе! — прорезался в трубке голос Ильи. — Ты кому звонишь: мне или покойной тете Песе?

— Тебе, тебе, — проворчал Глеб. — У тети Песи занято.

— Если мне, так и разговаривай со мной. Не отвлекайся.

Глеб вздохнул:

— Виноват. Спешу отчитаться в проделанной работе.

Выслушав его рассказ о встрече с братьями Абэ, Илья в досаде проговорил:

— Тут, понимаешь, сидишь напрягаешься… идеи рожаешь — аж мозги трещат. Потом звонишь ты и все на фиг портишь.

Глеб хмыкнул:

— Дело обычное, старик. Оперативные данные часто не соответствуют прогнозам аналитиков. Так какие у тебя идеи?

— По моим прикидкам, американский сенатор тянет на роль Змея.

— Едва ли, — задумчиво возразил Глеб. — Сомневаюсь, что Змей лично занимается вербовкой.

— А я о чем? — буркнул Илья. — Ты все карты мне спутал. Значит, старший брат Такэру может в кондора превращаться?

— Наряду с прочим.

Даша слушала их разговор, прижав ухо к трубке. Илья недоверчиво уточнил:

— Он что же, и летать умеет?

— Несомненно.

— Старик, а ты умеешь в кого-нибудь превращаться?

Глеб рассмеялся.

Даша крикнула в трубку:

— Спроси меня — я тебе отвечу!

— Отвечай, — потребовал Илья.

— Мне самому интересно, — поддержал его Глеб. Даша ответила без запинки:

— Превратиться он может в кого захочет. Только он не захочет, потому что для него эти превращения хуже горькой редьки. Он просто этим делом брезгует.

Илья хмыкнул:

— Старик, она права?

— Черт меня дери, — пробормотал Глеб. — Уберите от меня эту бабу.

Даша показала ему язык.

— Илюшка! — крикнула она в трубку. — Я же его мысли читаю!

— Как тебе это удается, Лосева-Грин?

— Представь, никакой телепатии! Ведь я только что описала мои собственные мысли и ощущения. А Глеб… он жутко несамостоятельный: он воспринимает все точь-в-точь как я.

Глеб рассмеялся:

— Уйди немедленно!

— Дуська, ты меня слышишь?! — кричал из трубки Илья.

— Слышу, сынку, слышу! — отозвалась Даша. Рассмеялись все трое.

— А сам-то он летать умеет? — продолжал допытываться Илья.

Даша пренебрежительно скривила губы.

— Что за вопрос? Если мы вчетвером порхали вокруг люстры, как мотыльки, неужели он не сможет то же самое сделать в одиночку?

— Да, старик, — поддакнул ей Глеб, — для аналитика вопрос неудачный.

Илья вздохнул:

— Ладно, с кем не бывает. Слышь, Дусь! Можно я завтра у тебя поработаю? У меня тут кое-какие мыслишки завелись…

— О чем речь! — с готовностью согласилась Даша. — У тебя же есть ключи, так что…

— Ни в коем случае! — категорически заявил Глеб. — Дашкина квартира пока под запретом. Работай здесь, у нас. Только я сам за тобой заеду.

— У тебя найдется место? — засмущался Илья. Глеб и Даша переглянулись.

— Поищем, — пообещал Глеб.

— В шкаф тебя посадим, — обнадежила Даша.

— В шкаф так в шкаф, — легко согласился Илья. — Во сколько заедешь?

Договорились на десять утра, на том и распростились. Даша многозначительно произнесла:

— Завтра, между прочим, понедельник.

— У меня уроков нет, — сказал Глеб. — Выходной перенесли с субботы на…

— Я не об этом, — прервала его Даша.

— Знаю. Ты имела в виду, что завтра — две недели, как мы познакомились.

— Все-такивспомнил, — улыбнулась Даша. Глеб развел руками:

— Если ты о чем подумала… я жутко несамостоятельный.

Она обняла его за шею.

— О чем я думаю сейчас?

Глеб наморщил лоб.

— Ну, очевидно, о том… что надо бы разложить диван. Так?

Даша подняла указательный палец.

— С одной поправочкой. Сию же минуту разложить этот чертов диван!

Но и с этой поправкой разложить диван они не успели, поскольку опомнились лишь под утро, истощенные, обессиленные и все же не способные друг от друга оторваться.

— Держи меня крепче, или я умру, — прошептала Даша Глеб прижал ее к себе.

— Кто это сказал, ты или я?

— Я. Нет ты… Вообще-то какая разница?

Глеб тихо засмеялся.

— У Поля Элюара, — прошептал он, — есть такое крохотное стихотворение: «Я так тебя люблю, что я уже не знаю, кого из нас двоих нет в этой комнате».

Даша посмотрела ему в глаза.

— Это не Элюар, это я сказала.

— Само собой, — кивнул Глеб. — Он тоже, видать, жутко несамостоятельный.

Они задремали совсем ненадолго: Глеб проснулся от истошного крика. Вся в холодном поту, Даша дрожала в его объятиях, от чего-то или кого-то в ужасе отбиваясь. Разбуженная Глебом, она не сразу пришла в себя и норовила разодрать ногтями его физиономию.

— Бр-р-р, мерзость какая! — тряхнула она головой, очнувшись. — Какая-то черная бесформенная тварь с желтыми глазами… лезет на меня, обволакивает, как будто присасывается… Приснится же такое!

Глеб погладил ее по волосам.

— Прямо «Кошмар на улице Вязов». — Он поцеловал ее, скрывая тревогу. — Спи, родная: этот Фредди больше не придет.

— Держи меня крепко, а то я боюсь.

— Не бойся, — прошептал Глеб, гладя ее по волосам.

Только лишь Даша заснула, он осторожно выбрался из-под одеяла, сел на пол в позе «лотоса» и пробормотал: «Ты у меня попляшешь, Фредди доморощенный!» Оставаясь в позе «лотоса», Глеб плавно поднялся в воздух и завис в метре над постелью.

Даша проспала до утра без сновидений.

Глава шестая

Пока Глеб ездил за Ильей, Даша продолжала спать. Она проснулась лишь в тот момент, когда щелкнул дверной замок. Потянувшись, Даша спросила:

— Где ты был?

Ответил ей голос Ильи:

— Кончай дрыхнуть, Лосева-Грин. Я позавтракать не успел.

— Черт! — всполошилась Даша, вскакивая. — Ждите на кухне, я в душ сгоняю!

Глеб с Ильей прошли на кухню.

— Хилая у тебя квартирка, — посочувствовал Илья, кладя на стол свою папку с уравнениями.

Глеб усмехнулся.

— Во дворце, думаешь, лучше?

— Можно и в хижине, — Илья погладил курчавую бородку, — если хижина трехкомнатная.

Зазвонил телефон. Глеб снял трубку с холодильника.

— Хэлло, Майкл! — произнес голос барона Мак-Грегора. — Не могли бы мы сегодня встретиться?

— Тебя-то мне и надо! — обрадовался Глеб и сказал в трубку по-английски: — Да, Ричард, и немедленно. Где вы остановились?

— В отеле «Метрополь». Но здесь я бы не хотел…

— В каком вы номере? Я выезжаю.

— Дружище, здесь не вполне удобно…

— В каком ты номере, говнюк?!

Барон поперхнулся. Затем со вздохом назвал номер своего люкса. Глеб тут же дал отбой.

— Попробую выйти на сенатора Колмена, — объяснил он, выскакивая в прихожую. — Придумай убойную провокацию.

Илья вышел вслед за ним.

— Сенатор под охраной?

— Думаю, чисто символической. Если он «глаз Змея», охрана ему — как зайцу звонок.

— Даже от Мангуста?

— Обо мне он, к счастью, не ведает, — усмехнулся Глеб, пулей вылетая за дверь.

Из ванной тотчас выбежала Даша. На ней было летнее платьице, волосы ее поблескивали от влаги.

— Куда он? — спросила она встревоженно.

— Добывать сенатора, — ответил Илья.

— Звонил кто-то?

— Какой-то Ричард.

— Мак-Грегор, гаденыш! — сверкнула глазами Даша. — Придушила бы его!.. Пойдем завтракать.

Они вошли на кухню.

— За что ты его так? — полюбопытствовал Илья. — Конечно, всех их надо… Но за что именно барона?

— Они со Шлыковой чуть графиню не загрызли. Мало тебе? Яичницу с сыром будешь?

— Буду. Насколько я информирован, Мак-Грегор в грызне не участвовал и пытался даже…

— Участвовал, не участвовал! Он был там не в качестве жертвы! И он за все ответит! Кофе будешь?

— Буду. По-твоему, он должен был прикрыть графиню грудью? Встань на его место…

— Илюша, я не встану ни на его место, ни на место любой другой сволочи! Играй в эти игры сам, на здоровье!

Дашино лицо раскраснелось, глаза ее сверкали. И у нее за спиной, на газовой плите, шипела раскаленная сковорода.

Илья присел на табурет, раскрыл папку и выложил на краешек стола листы, испещренные математическими символами.

— Узнаю Дашу Лосеву из 10-го «А», — проворчал он. — Есть только черное и белое, промежутков мы не признаем.

Даша вздохнула:

— Представь, я действительно как бы вернулась в школу. Хорошо тебе — такому умному и рассудительному…

— Не шей мне дела, — раздраженно прервал ее Илья. — Может, я поглупей тебя.

Даша улыбнулась:

— Не хвастайся. Ну, чего ты надулся?

— Ты испортила мне настроение.

Ели они в молчании. Даша с улыбкой поглядывала на Илью, но тот хмуро смотрел в тарелку. А когда Даша тарелку убрала, чтобы вымыть, Илья тут же уткнулся в листок с формулами. Даша положила руку ему на плечо.

— Илюшка, прекрати. Что я такого сказала?

— Тебе объяснить? — Илья поднял на нее сердитый взгляд. — Ты сказала, что я конформист и такая же сволочь, как Мак-Грегор со своей камарильей. Поэтому я и могу поставить себя на его место…

Даша рассмеялась:

— Какой же ты идиот! Ну-ка скажи: «Ластик»!

— Не знаю я этих ваших глупостей…

— Гольдберг, живо говори «ластик»! И пойдем знакомиться с графиней: ты ведь хотел.

— Пошли, — встрепенулся Илья, вставая.

— Сперва скажи «ластик»!

— Сама скажи. А то: «Играй в эти игры сам, на здоровье!» Вот же стерва!

— Илюшка, ластик! Но я же имела в виду, что… Ластик, ластик, ластик!

— Другое дело. Теперь и я говорю: ластик. Права была бабушка Ида. «Илюша, — предупредила она, — не водись с этими гоями: они тебя плохим словам научат». Что тут смешного, Лосева-Грин? Где твоя графиня?

Даша вытерла полотенцем руки.

— В шкафу, мой золотой. Вперед.

— Начинается! — усмехнулся Илья, проследовав за Дашей в комнату.

Даша открыла дверцу шкафа и отодвинула плечики с одеждой.

— Прошу, мистер Гольдберг!

Предполагая розыгрыш, Илья с усмешкой заглянул. И тут же отпрянул. Даша сияла, наслаждаясь эффектом. Илья постоял, постоял и заглянул в шкаф еще раз.

— Дуська, чтоб я так жил!.. — пробормотал он ошеломленно. — Сил нет с этим парнем! Он таки использовал свои сумасшедшие уравнения!.. Считай меня коммунистом, но я должен туда сунуться.

С этими словами Илья влез в шкаф.

— Свитер сними, тут жарища, — посоветовала Даша, устремляясь вслед за ним.

В «Метрополь» Глеб вошел бочком и направился к лифту, стараясь не привлекать к себе внимания. На этаже Мак-Грегора он огляделся. Коридор был пуст. Глеб подошел к номеру барона, тихо постучал и толкнул дверь.

Перед ним стоял незнакомый господин в смокинге.

— Чем могу служить? — надменно произнес он по-испански.

— Извините, я полагал, что это апартаменты барона Мак-Грегора, — по-испански ответил Глеб.

Зрачки испанца впились в лицо Глеба, как два буравчика, а губы меж тем растягивались в улыбку.

— О! Это я прошу меня извинить… Ричард! — крикнул он, обернувшись. Его темные волосы серебрила седина, и орлиный его профиль эффектно выделялся на фоне белых гардин. — Ричард, где же вы?! К вам посетитель!

Из смежной комнаты вышел Мак-Грегор в шелковом халате и с шарфом, обмотанным вокруг лба. Под глазом барона пламенел здоровенный фингал.

— В ванной поскользнулся, — смущенно объяснил он, тронув фингал пальцем.

— И наткнулись на собственный кулак? — предположил Глеб.

Глаза Мак-Грегора забегали. Чуть покашляв, он представил Глеба и господина в смокинге друг другу:

— Сэр Майкл Грин. Дон Хуан Родригес, президент Международного…

— Оставьте, Ричард: это скучно, — по-английски перебил испанец, пожимая Глебу руку.

Пожатие было холодным и крепким, как у статуи Командора. Глебу пришлось напрячь кисть. Бровь Родригеса удивленно приподнялась, он закусил губу.

— Вовсе не скучно, дон Хуан, — возразил по-испански Глеб. — Ваш благотворительный фонд меня давно интересует. Я хотел бы узнать о нем побольше. Разумеется, если вы не против.

— Мне льстит ваш интерес, сэр Майкл, — испанец взглянул на часы, — но, к сожалению, я спешу. Надеюсь, как-нибудь за рюмкой коньяка… Вы любите коньяк, сэр Майкл?

Глеб обезоруживающе улыбнулся:

— Только не испанский.

Родригес рассмеялся.

— Испанский я и сам не употребляю. Ну что ж, лорд Грин… приятно было познакомиться. Возможно, я скоро вас разыщу. Через Ричарда. Или вы меня.

Они церемонно раскланялись, и испанец ушел. Глеб с усмешкой приблизился к Мак-Грегору.

— Стареешь, Дик, стареешь. Тебе уже бьют морду в номерах люкс.

Содрав с головы полотенце, барон швырнул его на ковер.

— Черт побери, Майкл, побеспокойся о себе!

— Стоит ли, барон? Вы так обо мне печетесь, что хочется проявить беспечность.

Но ирония Глеба пропала втуне. Мечась по комнате в развевающемся халате, барон возопил:

— Моего попечительства уже недостаточно, Майкл! Над твоей головой сгустились такие тучи, что… Если б ты мог представить, насколько все серьезно, ты б никогда…

Глеб бесцеремонно его прервал:

— Барон, либо короче — либо идите в задницу.

Мак-Грегор воззрился на него негодующе, затем махнул рукой и вновь заметался, решив не обижаться.

— Майкл, если в ближайшие дни ты не вступишь в братство, пострадают близкие тебе люди! Будь пожалуйста, серьезен!

— И ты звонил мне, чтобы об этом сообщить?

— Да, черт возьми! Да! — прокаркал барон.

По комнате будто прошелестел ветерок. Глеб быстро огляделся: для сквозняка не было никаких условий. Глеб обернулся к барону.

— Объясни мне две вещи, старина. Первое: зачем я вам так понадобился? И второе: на что вы рассчитываете, оказывая на меня столь наглое давление?

— Изволь, — кивнул барон, — отвечу. Вы, лорд Грин, лишь карта в нашей игре, но карта крупная. А что касается давления… Оно пропорционально вашей привязанности. Если близкие вам люди начнут страдать так, что пытки инквизиции покажутся им забавой… Едва ли, лорд Грин, вы сохраните свое самодовольное хладнокровие.

И вновь по комнате пронесся ветерок. На сей раз, однако, Глеб не обратил на него внимания.

— Вам известны близкие мне люди? — сухо осведомился он.

— Будь уверен. Наша разведка превосходит всё, что ты можешь себе представить. Твоя жизнь, Майкл, у нас как на ладони.

— Допустим. Но разве я не способен защитить, кого пожелаю?

Барон издал скрипучий нервный смешок.

— Майкл, не будь ослом. Бойцов нашего братства не остановят ни оружие, ни бетонный бункер. Каждый из них стоит современной армии, если не больше.

— Круто, — по-русски прокомментировал Глеб и по-английски добавил: — Ты вынуждаешь меня согласиться. Пожалуй, я ваш. Но только…

— Дружище, наконец-то! — воскликнул барон, раскрывая объятия.

От объятий Глеб уклонился.

— Но у меня два условия, Ричард.

— Что еще за условия? — насторожился барон. — Не знаю, Майкл, едва ли я в силах…

— Устрой мне встречу с сенатором Колменом. Он, кстати, не из ваших?

— Нет, с чего ты взял? — неуклюже солгал барон. — Мы, разумеется, знакомы, он даже поселился здесь же, этажом выше… Майкл, ты ко мне за этим примчался?

Глеб кивнул:

— Мне нужно переговорить с сенатором.

— О чем? — спросил барон, пряча глаза. — Майкл, сенатор — человек занятой. К нему нельзя вломиться без веской причины.

Глеб окинул его ледяным взглядом:

— Полагаю, барон, мой титул и общественное положение дают мне право на аудиенцию не только у сенатора, но и у самого президента Соединенных Штатов. Если представить меня для вас затруднительно…

— Бог с тобой, Майкл! — всполошился Мак-Грегор. — Ты неверно меня понял, я…

— …в таком случае, — высокомерно продолжал Глеб, — я легко найду того, кто почтет за честь…

— Майкл, я все устрою! К чему эти обиды?

Глеб подарил ему снисходительную улыбку.

— Тогда по рукам. После встречи с сенатором я определю дату моего вступления в ваше братство. Не скрою, ты заинтриговал меня, Ричард. Бойцы, способные в одиночку противостоять современным армиям… Это по силам разве что самому Дьяволу, да и то… — Глеб махнул рукой и направился к двери. — Жду звонка, барон.

— А второе условие? — окликнул его Мак-Грегор. Глеб в недоумении обернулся:

— Что?

— Ты сказал, у тебя два условия. Каково второе?

— Вот ты о чем, — усмехнулся Глеб. — Второе — совсем пустяк. Передай господину, который считает себя невидимкой, что в следующий раз я суну его головой в писсуар.

С этими словами он вышел.

Только лишь за ним закрылась дверь, в углу комнаты буквально из воздуха возник все тот же испанец в смокинге. Его появление не столь удивило Мак-Грегора, сколь раздосадовало.

— Сеньор Родригес, — с апломбом проговорил барон, — я предпочел бы действовать самостоятельно. Если вы не доверяете мне…

Испанец ухватил барона за шиворот и одной рукой оторвал от пола. Шелковый халат затрещал, но выдержал.

— Кто велел тебе, мешок с дерьмом, предупреждать его об угрозе близким? — прошипел Родригес. — Трухлявая ослиная шкура, ты должен был всего лишь его припугнуть и проследить за реакцией. Ничего конкретного, бараньи мозги. Теперь твоими стараниями он будет начеку. Вижу, подраспустил я вас, но ничего — дело поправимое.

— Но, дон Хуан… — пытаясь освободиться, барон дрыгал в воздухе ногами, — он же не воспринимает нас всерьез и, конечно же, ничего не понял…

— Ах не понял? — Родригес влепил барону пощечину, от которой тот, пролетев метров пять, шлепнулся на ковер. — Не понял, помет куриный? А то, что он меня сейчас видел, как ты это объяснишь? Отвечай, собачья блевотина.

Лежа на ковре, барон угрюмо сопел. Под вторым его глазом набухал синяк.

Дома Глеб никого не застал. На кухонном столе скучала раскрытая папка Ильи, возле которой располагались веером листы с уравнениями. Глеб наклонился над ними, с интересом просмотрел и, пожав плечами, пробормотал: «Очень сомневаюсь». Затем снял куртку и отправился в шкаф.

Солнце сияло, пестрел цветами луг, птицы чирикали — все было по-прежнему. Однако… Вокруг белого особняка графини раскинулся роскошный английский газон, на котором не слишком густо красовались цветочные клумбы. Рядом с одной из них… Губы Глеба сами собой растянулись в улыбку: Даша загорала, сидя в шезлонге, а чуть подальше Илья, обнаженный выше пояса, подстригал кусты сирени. Его худые плечи успели уже порозоветь, и, обратив на это внимание, графиня прокричала из окна:

— Илюша! Немедленно наденьте рубашку!

Сама графиня была в пестреньком открытом сарафане и в допотопной соломенной шляпе.

— У меня руки заняты! — отозвался Илья. — Сейчас закончу куст…

— Нет-нет, — настаивала графиня, — вы и так уже обгорели!

Из окна выпорхнула рубаха Ильи, плавно полетела по воздуху и опустилась на спину хозяину, обхватив рукавами его шею.

— Спасибо, Наталья Дмитриевна! — поблагодарил Илья, продолжая орудовать секатором.

Никем не замеченный, Глеб бесшумно прокрался к Даше и встал за ее шезлонгом. Даша была в бикини. Кожу ее покрывал золотистый загар, и точеная ее фигура выглядела не то что потрясающе, а даже сверх того.

— Рада, что тебе нравится, — сказала она, не открывая глаз.

— А если я лукавлю? — полюбопытствовал Глеб, становясь между ней и солнцем.

— Убью.

— Рука не поднимется.

— Поднимется, если посмеешь отвести от меня взгляд. Слушай, как удалось графине за два дня сотворить здесь такое?

Глеб с улыбкой покосился на подстригающего сирень Илью и сказал:

— Не забывай, что она фея. Она прямо на глазах, без фокусов, выращивает из семечка дерево с плодами. А уж клумбы и газон… Растения — ее стихия. Все остальное — так, между прочим.

Чуть помолчав, Даша спросила:

— А ты умеешь, как она?

Глеб усмехнулся:

— Конечно. Ну-ка выкладывай, что тебя беспокоит. Только не говори, что решила выращивать кактусы на подоконнике.

Даша тревожно взглянула из-под ресниц:

— Кто чьи мысли у нас читает?.. Ладно, вопрос такой… Эта самая змеиная Пирамида, или Система, как она воздействует на Мангуста? В чем ее сила?

Глеб со вздохом кивнул:

— Хороший вопрос. Как ты понимаешь, опыта у меня пока нет. Но учитель советовал с Пирамидой по возможности не связываться. Желательно уничтожить по отдельности «глаза», «клыки» и самого Змея. В противном случае…

— А если Пирамида не укомплектована? — уточнила Даша.

— Думаю, так и есть. Некомплект, разумеется, уменьшает их возможности, однако… Если они собираются вместе и начинают петь свои заклинания, то сила их способна превзойти силу Мангуста.

Даша смотрела на него широко раскрытыми изумрудными глазами.

— Ты веришь в заклинания?

Глеб пожал плечами:

— Главное, они верят. И концентрируют на этом пении всю свою энергию. Стив говорил, что с помощью Пирамиды Змей каким-то образом меняет структуру пространства и материи на квантовом уровне. Мангуст наиболее чувствителен к этим изменениям, поскольку и сам связан с пространством-временем, можно сказать, биологически. В общем, если Мангуст не сумеет быстро выстроить защиту, мозг его будет разрушен изнутри. Увы, ничего более вразумительного по данному вопросу я произнести не способен.

— Спасибо, мне и этого, — Даша провела пальцем себе по горлу, — вот так достаточно. С большим запасом.

Глеб присел перед ней на корточки и заглянул в глаза.

— В любом случае я надеру им задницу.

Тут раздался голос Ильи:

— Дуська, он что, в прятки играет? Передай, что я его засек.

— Ты хоть купался? — спросил Глеб. За Илью ответила Даша:

— Кто купался? Гольдберг?.. Ха-ха! У него то вода прохладная, то волна большая. Вот я купалась дважды.

Приближаясь, Илья проворчал:

— Купалась она… Гвалт стоял на всю Дерибасовскую.

На крыльцо вышла графиня.

— Глеб Михайлович! — обрадовалась она. — Как раз к обеду!

— Я готов! — улыбнулся Глеб и пробормотал себе под нос: — Пастораль прямо, сельская идиллия.

Даша встала и сложила шезлонг.

— Не насмешничай, не поддержу.

Розовый от солнца Илья бросил взгляд на часы.

— Обедать, ужинать… В Москве сейчас семь вечера. Я дома быть обещал.

— Пообедаем — поедешь, — сказала Даша. — Алка твоя на еде сэкономит.

Илья сделал вид, будто не слышал.

— Сколько здесь длятся сутки? — полюбопытствовал он. Глеб чуть подумал.

— Приблизительно двадцать шесть с половиной земных часов. На ночь приходится менее четверти этого времени. Практически без сезонных колебаний. Состав воздуха, микроорганизмы, экология — по высшему разряду. Ну, что тебе еще?.. Разумная жизнь отсутствует, а неразумная вполне безопасна. За исключением приблудных математиков, обрезающих невинный кустарник.

Они втроем неторопливо шли к дому.

— И что же… — Илья обвел секатором линию горизонта, — Лосева говорит, это в другой галактике… правда?

Даша насмешливо на него покосилась.

— Лосева, — сказала она, — тем более Грин, всегда говорит правду.

— Факт, — кивнул Глеб.

— Само собой, — язвительно произнес Илья. — Однако должен заметить: если б не время года, все это, — он вновь описал окружность секатором, — напоминает правительственную дачу в Подмосковье.

— С одной лишь разницей, — ввернул Глеб. — В другой галактике ты уже разгуливаешь, а на правительственную дачу не попадешь никогда.

Илья и Даша прыснули.

— А он у тебя ничего, иногда соображает, — подмигнул Даше Илья.

— Порой мне и самой так кажется, — вздохнула Даша.

— Когда будешь уверена, позвони, — парировал Глеб. Усадив наконец их за стол, графиня нахмурила брови. И голос ее прозвучал строго:

— Обед стынет, а вы, судари мои… Илюша, от вас, признаться, я этого не ожидала.

Глеб вздохнул.

— Он и сам не ожидал.

— Что пригласят на обед к графине, — продолжила Даша. Графиня улыбнулась, Илья смутился.

— Врут, — буркнул он.

— Врем, — кивнула Даша. — Он каждый день обедает у графинь.

— Если его не похищают королевы, — добавил Глеб.

Наталья Дмитриевна рассмеялась. Илья подергал себя за бороду.

— Вы оба такие остроумные, прямо…

— …как Лёня с Гулькой, — подсказал Глеб.

Качнув головой, Даша поправила:

— Нет, как Гуля с Лёнькой.

Чтобы не нарываться, Илья не спросил, кто такие эти Ленька и Гулька. И обед, как говорится, прошел в теплой и дружественной обстановке: Илья вел себя как сапер на минном поле, Глеб и Даша держались паиньками, графиня была в восторге.

От десерта Илья отказался, поблагодарил и стал прощаться. Графиня отпустила его с неохотой. Даша осталась еще позагорать, а Глеб откланялся, чтобы отвезти домой Илью. Извинившись, графиня задержала его в дверях и отвела в сторону.

— Глеб Михайлович, если вам понадобится моя помощь… ради Христа, смирите свою гордыню и располагайте мной.

Глеб несколько растерялся.

— Какая помощь, Наталья Дмитриевна? Какая гордыня?

Приподняв подбородок, графиня выпрямила спину. Ее шея грациозно выгнулась, умные глаза горели. Даже в простеньком сарафане она выглядела аристократкой, и этого из нее ничем было не вытравить.

— Сударь, вы великий маг, — произнесла она торжественно. — Однако в битве с Дьяволом даже такая старая перечница, как я, может вам пригодиться.

Глаза Глеба негодующе сверкнули.

— Пардон, графиня… как говорят в народе, я должен перебазарить с этими трепачами.

— Нет-нет, Глеб Михайлович, Илья и Даша ничего мне не рассказывали. Я сама подслушала нечаянно, а потом… каюсь, прислушалась повнимательней. Дашенька очень за вас беспокоится и… Я тоже за вас беспокоюсь.

Гнев Глеба испарился, осталась лишь неловкость.

— Что ж так беспокоиться? — пробормотал он. — Не знаю, что вы там услышали, Наталья Дмитриевна, но… Поверьте, мне будет гораздо легче, если вы будете тут в безопасности выращивать свои цветы.

Графиня вздохнула:

— Понимаю. Именно для этого и сотворили вы ни с чем не сравнимое это чудо.

Глеб невольно поморщился.

— Обойдемся без комплиментов, графиня. Просто я слегка опередил науку. А что касается вашего участия в заварушке… Обещаю, если потребуется помощь…

— Мы едем или как? — раздраженно осведомился заглянувший в дверь Илья. — Извините, Наталья Дмитриевна, но мой личный шофер совсем распоясался. Если его не понукать…

— Иду, злыдень, иду! — С облегчением оборвав разговор, Глеб вслед за Ильей направился к выходу.

— Помните, Глеб Михайлович! Вы обещали! — крикнула вдогонку графиня.

Даша проводила их до холма и вернулась к особняку.

Глеб с Ильей вошли в пещерку, из которой через шкаф проследовали в квартиру Глеба. Илья тут же ринулся на кухню к своим уравнениям. Уравнения сиротливо ютились возле папки, без упреков и жалоб.

— Даже не поработал, — в досаде буркнул Илья. Глеб похлопал его по плечу.

— По-твоему, ты весь день лентяйничал?

— Нет, я кустам обрезание делал!

— Может, прекратишь ворчать?

Но ворчать Илья не прекратил. Стоило им выйти из подъезда, он принялся ворчать на мелкий холодный дождь, на капризную московскую весну, а когда они ехали в «жигуленке», он ворчал на раздолбанные дороги, которые все чинят да чинят и все никак… Глеб вел машину, молчал и усмехался. И наконец Илья иссяк. Покосившись на Глеба, он усмехнулся тоже:

— По-твоему, я должен охать да ахать? Ох где я был! Ах что я видел!.. Даже крепкая еврейская голова может этого не выдержать.

— Выдержишь как-нибудь, — успокоил его Глеб. — Завтра я за тобой заеду: сядешь у графини в теньке и спокойно поработаешь. Не переживай.

«Жигуленок» мчался сквозь дождь, обгоняя «мерседесы» и высекая брызги из луж. Илья раздраженно теребил свою бородку.

— А с чего мне переживать? Ты со Змеем будешь биться, а я в теньке посижу.

— Заткнись! — прикрикнул Глеб. — Чтоб я больше этого не слышал! Ты не воин, ты ученый. Надеюсь, у тебя хватит мозгов с этим примириться.

Илья вздохнул и спросил:

— Во сколько завтра заедешь?

— Сразу после уроков.

— Ты, что ли, не можешь бросить свою школу? Раз пошла такая пьянка, тебе надо сосредоточиться.

— Как это бросить? — удивился Глеб. — На кого я их брошу?.. Старик, об этом и речи быть не может. Скажи-ка лучше, ты придумал провокацию для сенатора?

— Когда мне было? — виновато буркнул Илья. — Я же кусты подстригал.

— Оправдывайся теперь кустами, — усмехнулся Глеб. — А события меж тем развиваются.

И он доложил о сегодняшней встрече с Мак-Грегором и Родригесом в номере «Метрополя», умолчав, правда, об угрозе барона, затрагивающей близких Глебу людей.

Илья азартно хлопнул себя по колену:

— Так и знал! Президент фонда не может быть в стороне от гадючника… Старик, а ты что же, видишь невидимок?

— Некоторых, — скромно ответил Глеб. — Президент фонда, кстати, вполне может оказаться Змеем. Так сказать, по совместительству. Но может оказаться всего лишь «глазом». Итак, альтернатива проста: сенатор Колмен или президент Родригес? Вероятней всего, один из них Змей, другой — «глаз Змея». И твоя провокация должна выявить, кто есть кто.

— Так ли это важно? Если Змей один из них…

— Очень важно, старик. Я обязан Змея вычислить и, по возможности, изолировать от Системы. Иначе очень трудно сделать ему козу.

«Жигуленок» остановился у дома Ильи. Илья хмыкнул.

— А если вдруг выяснится, что один из них, допустим, «глаз Змея», а другой вообще не из этой оперы?

После короткого раздумья Глеб покачал головой:

— Сомневаюсь. Очень сомневаюсь.

— А вдруг? Что тогда?

— Тогда… — Глеб вышел из машины и огляделся, — тогда придется продолжить розыск. Причем в обстановке, близкой к боевой: гадючник сильно потревожен.

Илья с кислой миной вылез под дождь.

— Ладно, к утру я все продумаю.

Они с Глебом вошли в подъезд и поднялись в лифте. Когда Илья открывал ключом дверь квартиры, до них донесся голос жены его Аллы, убеждавшей кого-то по телефону не пороть горячку и не выносить сор из избы.

Илья возвел глаза к небесам.

— Каждый Божий день!

— Значит, дома у тебя все в порядке, — заключил Глеб и уехал в лифте вниз.

— Угу, в порядке! — Илья вошел и захлопнул за собой дверь. — Хорошенькие тут порядочки!

Говоря по телефону, Алла из комнаты засекла недовольство мужа и мгновенно оценила его степень. Пока Илья раздевался в прихожей, она свернула разговор, перевела дух и ринулась в контратаку.

— Ты уже начинаешь? — задала она коронный вопрос, появляясь в дверях.

— Нет, кончаю, — возразил Илья. Причем он имел в виду именно то, что сказал.

Алла, однако, в столь легкую победу не поверила и, как рекомендуют военные, решила развить успех.

— Свои хохмочки оставь при себе. Я занимаю телефон исключительно по работе. Я не треплюсь часами с Дуськой и с этим недоделанным Альбертом. А если тебя что-то не устраивает, можешь… — Вдруг она осеклась, пристально разглядывая мужа. — Илюша, что у тебя с лицом?

Илья изобразил недоумение.

— А что у меня такое?

— Ты красный, как вареный рак.

— Да? Значит, я обгорел.

— Где это, интересно, ты обгорел?

— В газовой духовке.

— Илья, прекрати свои шуточки! Где ты обгорел?!

— В другой галактике.

— Сейчас я в тебя чем-нибудь запущу! Можешь ответить по-человечески?!

— Не могу! — заорал Илья, заходя в туалет. — Духовка тебе не годится! Другая галактика тебя не устраивает! Придумай что-нибудь сама! — Он с треском захлопнул дверь туалета.

Уставясь на эту дверь, Алла растерянно проговорила:

— В Москве с утра дождь: тоже не очень-то обгоришь…

Войдя, Глеб встретил в прихожей Дашу.

— Итак? — улыбнулся он.

— Итак? — улыбнулась она, снимая с него куртку.

— Представить не могу, — сказал он, — что я когда-то сюда входил, а тебя здесь не было.

— Представить не могу, — сказала она, — что я была где-то, куда ты не входил.

Они церемонно поклонились друг другу.

— А теперь… — сказал Глеб.

— Именно теперь, — подчеркнула Даша.

— …когда мы обменялись любезностями…

— …которые посторонний принял бы за чепуху…

— …и был бы прав в том смысле, что…

— …эти любезности не в состоянии выразить…

— …того, что у нас в душе, — закончил Глеб и вернулся к началу этой витиеватой фразы: — Теперь я приму душ и тебя загипнотизирую.

Даша куснула его за ухо.

— Нынче это так называется? Тогда я с тобой в душ.

Глеб покачал головой.

— Нет, душ будет ледяным, тебе это не понравится. А что касается гипноза, то я имел в виду именно гипноз.

— На фиг? — удивилась Даша.

— Угадай, — предложил Глеб, заходя в ванную.

— Смотреть-то на тебя хоть можно?

— На здоровье. Было бы на что.

— А что будет, если я угадаю?

— Выполню любое твое желание.

Даша фыркнула:

— Ты и так выполнишь.

— Ну тогда… тогда я очень тебя зауважаю.

— Ты и так меня уважаешь. Даже чересчур.

— Тогда угадай просто из спортивного интереса.

— Вот! — Даша подняла вверх указательный палец. — Умеешь ты поставить цель! Я угадаю просто из спортивного интереса. А ты за это меня зауважаешь и выполнишь любое мое желание.

Они оба рассмеялись. И Глеб, становясь под душ, сказал:

— Нет, все-таки тебя не бывает.

— Надеюсь, это не причина для развода? — уточнила Даша. Они вновь рассмеялись.

И вертясь под душем, Глеб спросил:

— Ну как, угадала или сдаешься?

Даша тронула пальцем ледяную струю и отдернула руку.

— Ух! Обжигает прямо!.. Конечно, я угадала. Думаю, ты хочешь справиться с моими ночными кошмарами.

— Умница.

— Разве это настолько серьезно?

— Да нет… Я лишь страхуюсь.

Даша вздохнула:

— Ладно, как скажешь, милый.

Когда Глеб, растеревшись полотенцем, вышел из ванной, Даша уже читала в постели. Глеб взглянул на книгу.

— Что тут у нас? О, «Доктор Фаустус»! Похоже, гипноз тебе не понадобится.

И будто в ответ на его реплику Даша прикрыла зевок ладошкой.

— Да, скучновато малость, — призналась она.

Глеб тем временем установил на стуле настольную лампу и включил ее. Лампа крепилась на эластичном стержне, и Глеб зафиксировал ее таким образом, что на полу образовался яркий круг света диаметром около метра. Следя за этими приготовлениями, Даша поинтересовалась:

— А почему ты голый?

Возясь с лампой, Глеб уточнил:

— Я тебя шокирую?

— Дурак. Отвечай на вопрос.

— Даже не знаю, как тебе объяснить. Представь, что вокруг нас существуют различные энергетические потоки… нечто вроде модного нынче пси-поля. И вот, стало быть, всей поверхностью кожи я ощущаю тончайшие его колебания. Конечно, это не более чем грубая модель.

— Доходчиво… — Даша отложила книгу. — Не пора ли перейти к гипнозу?

Глеб кивнул:

— Начнем. Ляг на спину и закрой глаза.

Выполнив команду, Даша полюбопытствовала:

— Разве ты не станешь размахивать у меня перед носом какой-нибудь хреновиной? Чтобы я смотрела на нее и считала: раз, два, три…

— Нет, — Глеб поправил на ней одеяло, — мы пойдем другим путем. Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни.

Даша заснула. Дыхание ее было глубоким и ровным.

В комнате царил полумрак. Лишь световой круг от лампы выделялся, как цирковая арена, на которой вот-вот должно было начаться представление. Глеб сел на пол в позе «лотоса» и замер, глядя в этот круг света.

Более часа просидел Глеб в полной неподвижности: не шевелясь и даже не моргая. Ничего не происходило. Даша безмятежно спала. Прошел еще час и еще… примерно до трех ночи.

Первым отреагировал Глеб. Он вздрогнул, и кожа его покрылась мурашками. В световом круге на полу замельтешили тени, которые тут же стали сгущаться. И Даша застонала во сне.

В освещенном пространстве появилось объемное изображение интерьера комнаты, напоминающей люкс барона в «Метрополе». На широком диване в люксе лежала обнаженная женщина. Вернее, не женщина, а большая кукла-манекен. Над этой куклой склонился некто, одетый во все черное. Изображение было цветным и контрастным: можно сказать, идеальная голограмма. Несмотря на крошечные размеры фигурок, Глеб различал мельчайшие складки на одежде господина в черном и трещинки на глянцевом животе манекена. Даже пейзаж Ван Гога над диваном можно было рассмотреть в деталях.

Встав на колени перед лежащей куклой, господин в черном принялся ее оглаживать и пощипывать. Кукла трепыхалась в его руках. Даша вскрикнула, дернулась и стала судорожно отбиваться. Лицо ее при этом выражало крайнюю степень отвращения. Глеб протянул в ее сторону ладонь, от которой исходило синеватое свечение. Даша замерла, словно к чему-то прислушиваясь. Глеб произвел ладонью резкое рубящее движение. Сердито нахмурив брови, Даша повторила его движение левой рукой, на пальце которой в этот миг вспыхнуло колечко-вьюнок.

И в круге света лежащая на диване кукла вдруг вскинула резко руку и ударила господина в черном по лицу. Тот опрокинулся на спину, вскочил и ошарашенно огляделся. И тут Глеб наконец увидел лицо, мелькнувшее перед ним до этого в зале единоборств: лицо американского сенатора Колмена.

В круге света на полу голографическая копия сенатора в смятении взирала на взбунтовавшийся манекен. Затем, справившись с изумлением, сенатор, или господин в черном, принялся шевелить губами, раскачиваться и делать странные пассы. И тело его стало вдруг увеличиваться, расплываться и терять очертания. Через несколько мгновений сенатор Колмен превратился в бесформенное черное облако, клубящееся над распростертой куклой. На поверхности черного облака сверкали два огромных желтых глаза, злобный взгляд которых был направлен на куклу-манекен. Даша задрожала во сне и заслонила лицо рукой. Тело ее горело, точно в лихорадке.

В позе «лотоса» Глеб взмыл в воздух и повис у Даши в изголовье. Черное облако тем временем протянуло бесформенное щупальце к лицу манекена. Даша закричала, забившись в конвульсиях.

— Спокойно, родная, — прошептал Глеб, — я с тобой.

И вновь Даша замерла, будто прислушиваясь.

Глеб сжал руку в кулак, выставил указательный палец и нацелил его в голограмму черного призрака.

Повторив его движение, Даша пробормотала во сне: «Получай, сволочь!» Из ее колечка-вьюнка вырвался тонкий зеленый луч и ушел сквозь оконное стекло. И в тот же миг кукла-манекен взметнула вверх руку, из пальца которой вылетел зеленый луч и вонзился в глаз черного призрака.

Стены «Метрополя», вероятно, содрогнулись от нечеловеческого крика. Но в круге света от настольной лампы было видно лишь, как черное облако затрепыхалось, рухнуло на ковер и превратилось обратно в сенатора Колмена. Сенатор катался по полу, в беззвучном крике открывал рот и прижимал ладонь к правому глазу. Глеб мягко опустился вниз, намереваясь выключить лампу. Но рука его застыла у кнопки.

В круге света появился новый персонаж: дон Хуан Родригес собственной персоной. Возник ли он из воздуха, или просто вошел, Глеб увидеть не успел, однако отметил, что испанец был все в том же смокинге. После обмена какими-то репликами дон Хуан заостренным носком полуботинка врезал стенающему сенатору по ребрам. Рой Колмен попытался встать. Тогда испанец ему еще изрядно добавил.

Стоя возле лампы, Глеб задумчиво наблюдал, как в круге света у его ног голографический дон Хуан с наслаждением избивает ногами распростертого на ковре сенатора, тоже, разумеется, голографического. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока Рой Колмен не поцеловал каблук испанца. После подобного изъявления любви дон Хуан с презрением отпихнул сенатора и прекратил избиение. Затем президент фонда вдруг забеспокоился, стал озираться и пристально посмотрел вверх, словно заметил невидимого наблюдателя.

Глеб поспешно выключил настольную лампу, и власть ночного кошмара исчезла вместе с кругом света на полу. Дыхание Даши вновь сделалось глубоким и ровным. Глеб лег с ней рядом, обнял и поцеловал во влажный лоб. Даша тут же к нему прижалась, ткнулась носом ему в шею и, не открывая глаз, прошептала:

— Ты был в моем сне, я видела. Мы надрали этому уроду задницу.

— Да, мой маленький, — Глеб целовал ее лицо и гладил волосы, — но так легко он не отделается. Спи, мой хороший.

— Ага… — зевнула Даша, — только ты не уходи из моих снов.

Глава седьмая

Утром, когда Глеб собирался в школу, а Даша спала, позвонил Такэру. Чтобы не разбудить обессиленную от кошмаров Дашу, Глеб закрылся с телефоном на кухне.

Голос Такэру звучал бодро, если не сказать радостно.

— Глеб-сан, брат разрешил мне вам помогать, — проговорил юноша по-русски. — Вы позволите мне вновь к вам присоединиться?

Губы Глеба сами собой расползлись в улыбку.

— Конечно, Такэру. Ничего другого от твоего брата я и не ожидал. Думаю, за неделю мы с нашим делом управимся.

— Я в вашем распоряжении, сэнсей. Но Сато-сан… Не знаю, смею ли я просить… — теперь Такэру мучительно подбирал слова, — и все же я хочу быть уверен, что…

— Твой брат не пострадает, — пришел ему на выручку Глеб, — если покинет стан врага. Он должен сделать выбор, иного пути нет.

После короткого молчания Такэру сказал:

— Сердце его уже сделало выбор. Ему лишь осталось в нем укрепиться. Я помогу брату.

У Глеба невольно вырвалось:

— Как же ты повзрослел, мальчик.

— Да, сэнсей, — ответил Такэру, — я уже не тот сопливый негодяй, которого шесть лет назад вы спасли в притоне и обучили каратэ. Не стану вас задерживать, Глеб-сан. На небе ни облачка, день обещает быть солнечным и удачным. Вы знаете, где меня найти.

Глеб, улыбаясь, смотрел на трубку, из которой доносились частые гудки. Время, однако, поджимало. И все же Глеб успел приготовить и съесть овсянку. Когда он мыл посуду, на кухню вошла Даша, голая, растрепанная и прекрасная. Она произнесла сердитым голосом:

— Не смей уходить из моих снов.

Глеб чмокнул ее в щеку.

— Я только в школу.

— Какая, на фиг, школа?! — подбоченилась Даша. — Тут, понимаешь, нечисть прет из всех щелей! Как, понимаешь, тараканы! А ему, видите ли, в школу!.. Может, правда отпуск возьмешь, а? Как Илюшка.

Глеб снял куртку с вешалки.

— Какой отпуск в разгар учебного года? Даш, брось. Где они впопыхах другого француза найдут?

Даша вздохнула.

— А со Змеем кто воевать будет? Пушкин?

— Змея и так уделаю. Без отрыва от производства.

Даша нахмурилась вдруг и помрачнела.

— Мы тут с тобой, как два жизнерадостных идиота. А этой ночью, между прочим…

— Плакать нам, что ли? — Глеб застегнул куртку.

— …этой ночью я только и ощутила, во что вляпалась. Стоит лишь вспомнить, — Дашу передернуло, — вообще спать расхочется.

— Умойся, оденься и ничего не бойся, — посоветовал Глеб.

— Я за тебя боюсь, дурак.

Глеб шаркнул ногой:

— Тронут. Опаздываю, Даш. Лёнька с Гулькой ждут.

Даша крикнула ему вслед:

— Я тоже хочу к Лёньке с Гулькой!

Но дверь захлопнулась, и Даша притопнула в досаде. Затем, как послушная девочка, умылась, оделась и почти не боялась. При солнечном-то свете. Потом позавтракала и прилегла на диван с «Доктором Фаустусом». Однако история композитора, который заразился сифилисом и в бреду вел философские диспуты с Дьяволом, при всем уважении к Томасу Манну, вызывала у Даши лишь скуку. И от этой самой скуки она, отложив книгу, позвонила к себе в контору — в бюро технических переводов.

Трубку сняла бухгалтер Римма.

— О, Дарья! — обрадовалась она. — Ты куда пропала? Я тут тебе звонила на днях…

— Пропала, не пропала, — прервала ее Даша, — все равно ведь вы мне работы не даете. Или что-то наклевывается?

— У нас всю дорогу наклевывается, — хихикнула бухгалтерша, — только не проклюнется никак. У Савельича… Даш, ей-богу, у него климакс. Все с этой новенькой, с Кузнецовой, воюет. Посмотрела бы на старого кобеля.

Даша пожалела уже, что позвонила, и прикидывала в уме, как бы приличней закруглиться.

— Ты чего там расчирикалась? — осведомилась она. — Рядом никого, что ли?

— Ага, я в гордом одиночестве. Новенькая эта, Кузнецова, раньше обеда вообще не является, а Савельич… Нет, Даш, серьезно: у него климакс. Он прямо как змей на людей бросается. Мангуста на него нет. С утра приносит мне платежку и наезжает: «Имейте в виду, Римма…»

— Погоди, Рим, — перебила Даша. — Что там еще за мангуст? Что за змей?

— Легенда есть такая, на днях прочла. Змей — это человек, в котором воплотился Дьявол: точь-в-точь наш Савельич. А Мангуст вроде воплощение ангела. И вот, значит, он с этим Змеем сражается, только в нашем бюро что-то его не видать. Так на чем я остановилась? Приносит мне этот Змей платежку и говорит: «Имейте в виду, Римма…»

— Рим, как ты об этой легенде узнала? Прямо жутко интересно!

— В книжке прочла. Так и называется «Легенда о Мангустах и Змеях». Верка моя из библиотеки притащила. Не перебивай, Дарья, дай досказать!

— Рим, а кто автор, не помнишь?

— Авторов я вообще не запоминаю. Вот же привязалась. «Имейте в виду, Римма, — говорит, — если вы не проведете это вчерашним числом…»

— Ой, Рим, у меня молоко убегает! Пока! — Даша дала отбой, руки у нее дрожали.

Минут десять она затравленно металась по комнате. Затем спешно стала переодеваться. Облачившись в джинсы, водолазку и сапоги, она собрала волосы в «хвост», черкнула Глебу записку и с курткой под мышкой выбежала из квартиры. Мчась по лестнице вниз, Даша натянула на себя куртку. Дрожь в руках не прекращалась. Перед выходом из подъезда она осторожно огляделась. Никого и ничего подозрительного вроде не наблюдалось. И Даша быстро зашагала к автобусной остановке.

Конечно же, она не могла заметить профессионального снайпера, который вот уже четвертый день караулил ее на чердаке дома напротив. Зато снайпер мигом опознал ее по фотографии. «Ништяк, — обрадовался он. — Через час получу остальные бабки». Пока Даша, озираясь, выходила из подъезда, киллер приоткрыл окно и поймал«объект» в оптический прицел винтовки. Киллер был крупным мужчиной, одетым в темные брюки и свитер. Без всяких эмоций, плавно и бережно, нажал он на спусковой крючок…

И вечером крутые спецы из МУРа, что называется, чесали репу над свежим трупом на чердаке. Такого спецы не только еще никогда не видели, но даже вообразить себе не могли: пуля, выпущенная из снайперской винтовки, угодила в лоб самому снайперу. Баллистическая экспертиза и здравый смысл вступили здесь в такое противоречие, что… Примирить их можно было, только закрыв дело с пометкой «криминальные разборки». Должны же быть в сумасшедшем этом мире и у работников уголовного розыска хоть какие-то отдушины.

Даша, разумеется, обо всем этом не подозревала, но, торопясь к автобусной остановке, она прятала в кармане куртки кисть левой руки: изумрудное колечко-вьюнок на ее пальце засверкало вдруг столь ослепительно, что реакцию окружающих трудно было предугадать. «Да знаю, знаю, — мысленно оправдывалась Даша, — что-то было не так. Но, черт возьми, я должна!» Впрочем, через пару остановок колечко пришло в норму, и руку можно было вытаскивать из кармана.

День был теплый и солнечный. Это уже была весна, и школа гудела, как потревоженный улей. Ученикам будто шило кой-куда воткнули, а учителям с трудом давалась строгость. До каникул, однако, было еще далеко, и расслабуха эта грозила падением успеваемости. «Интересно, — подумал Глеб, — что бы тут началось, если б стало известно, кто у нас ходит в директорах».

— Как там наш Иван Гаврилович? — обратился он на перемене к завучу. — Выздоравливать не собирается?

Зинаида Павловна со вздохом поправила косичку на затылке.

— Сегодня звонил. Обещал через денек-другой.

— Почему бы его на пенсию не отправить? — предложил Глеб. — Зарплата наша для него — тьфу.

Зинаида Павловна мигом приняла неприступный вид.

— Не устаю вам удивляться, Глеб Михайлович. Иной раз вы сама чуткость, а иной раз… Кстати о зарплате: она с пятницы вас дожидается. Не забудьте получить.

И она ушла, цокая каблучками, некрасивая, честная и надежная, как скала. Рассказать ей про Змея — не поверит, даже если Змей заглотит ее целиком.

А вот физкультурник, как выяснилось, был слеплен из другого теста. После уроков он придержал Глеба в раздевалке и пробасил с двухметровой высоты:

— Дело, конечно, не мое, но… Только не обижайся. По-моему, наш Божий одуванчик трахает твою Галину, как врага народа. Я вижу в этом что-то противоестественное.

Глеб несколько опешил.

— Семен Алексеевич, если вы претендуете на роль дуэньи…

— Так и знал, что обидишься. Галина, может, и слова доброго не стоит. Но этот болезнетворный дедуля даже для нее чересчур. Чем-то, видать, он ее держит.

— Какой ты у нас наблюдательный, — заинтересовался Глеб. — Тебе-то чем Иван Гаврилович не угодил?

Физкультурник пожал саженными плечами:

— А пес его знает… Клоп он вонючий. Добренький вроде да хворенький, а злоба в нем такая — не дай Бог присосется. Почему этого никто не видит?

Глеб был изумлён. Проницательность этого отставного баскетболиста выходила за рамки. Однако углубляться в затронутую им тему было не ко времени и не к месту. По счастью, Глеб заметил приближающихся к ним десятиклассников и поспешил ретироваться.

— Ты, может, и прав, — сказал он, бочком двигаясь к выходу. — Но Галка — взрослая девочка и вправе решать сама, с кем ей…

— А ведь ты его тоже не любишь, — перебил физкультурник. — Будешь отрицать?

Но его уже обступили десятиклассники, жаждущие поиграть в баскет. И Глеб, уклоняясь от ответа, под шумок сбежал.

— Семен Алексеевич, мяч дадите? — загалдели школьники.

Физкультурник разгладил седеющий ус.

— Смотря зачем.

— В баскет погонять! Не в футбол, честно!

— Хоть минуток на десять! Плюс-минус полчаса!

— Погодка, блин, шепчет, Семен Алексеевич!

— Стоп, стоп, стоп! — водворил тишину физкультурник. — Вы, что ли, на улице играть вздумали?

Десятиклассники воззрились на него в удивлении.

— А где ж еще? — спросил самый высокий. — В зале Зинаида Павловна не разрешает.

— Почему? — удивился в свою очередь Семен Алексеевич.

— Потому что директор запретил. Говорит, мы после уроков как бы портим в зале пол. Вы разве не в курсе?

Физкультурник хмуро оглядел их с высоты своего роста.

— О'кей! — сказал он. — Айда за мной! Он зашагал в сторону спортзала.

Школьники переглянулись и гуськом потопали за ним.

— Ой, чё бу-удет! — закатил глаза самый высокий.

Прежде чем ехать за Ильей, Глеб заглянул к Колесниковым. Варвара Львовна обрадовалась его приходу.

— Уж сегодня-то вы позволите напоить вас чаем? — предложила она с улыбкой. Казалось, даже горб у старушки уменьшился.

— Увы, — развел руками Глеб и достал пачку сторублевок, — я на минутку. Дел у меня…

Старушка мягко отодвинула его руку с деньгами.

— Глеб, я обижусь! Мы не успеваем тратить. И восьмого марта вы о нас не забыли. Дети говорят, вы заходили с Дашей. Спасибо вам за фрукты и сладости. Жаль, меня не застали дома.

Пока она тараторила, Глеб ухитрился запихнуть купюры в карман ее кофты.

— Я могу уехать в командировку, — объяснил он.

— Вы говорили это в прошлый раз, чтобы всучить мне деньги, — резонно заметила старушка. — Ну, что мне с вами делать?

Глеб с улыбкой вздохнул:

— Смириться и терпеть.

Тем временем из комнаты вышли Саша и Таня. В руках девочки был плюшевый медвежонок.

— Пливет! Майкл ведет себя холошо! — объявила она, заговорщицки поглядывая на брата.

— Здравствуйте, — сдержанно проговорил Саша. — Вы, как всегда, спешите?

Глеб кивнул.

— Сумасшедший день. Но скоро я к тебе забегу и… может, сходим с тобой погуляем, потреплемся. Если, конечно, у тебя найдется время. Договорились?

Но Танька не дала брату ответить.

— А Майкл вообще ни с кем не лазговаливает, — ввернула она, тиская медвежонка.

Бабушка кивнула на нее с улыбкой:

— Не расстается с ним. Буквально из рук не выпускает. И как вам удалось его отмыть?

Глеб широко улыбнулся:

— Мылом, Варвара Львовна. Самым обыкновенным мылом. Ну все, побегу! — Он взялся за ручку двери.

— Глеб, — тихо сказал Саша, — а я стихотворение написал. Новое. Хотите прочесть?

Глеб обернулся:

— Еще как. Ну-ка давай.

Саша протянул ему тетрадный листок, исписанный крупным детским почерком. Мальчик заметно волновался.

— А мне не показал, — ревниво проговорила бабушка.

— Может, сам прочтешь? — предложил Глеб, беря листок. Саша мотнул головой:

— Я плохо читаю. Лучше вы.

— Прочтите вслух, — попросила Варвара Львовна.

И Глеб стал читать:

Мальчишка плачет в ночную тьму,

как будто в беду попал:

волшебник в гости зашел к нему,

а мальчик его проспал.

Луна в окошко глядит с небес,

роняя печальный свет.

Зашел волшебник и вмиг исчез,

и даже записки нет.

Но, может, утром он вновь придет с кулечком простых сластей?

Ведь утро доброе где-то ждет волшебников и детей.

Закончив читать, Глеб сперва выровнял дыхание, потом попросил:

— Можно я это заберу?

Саша кивнул:

— Я переписал это для вас.

Глеб присел перед ним на корточки.

— А что касается волшебника… знаешь, я терпеть таких не могу, которые исчезают. Подумаешь цаца какая! Мог бы и посидеть-подождать, пока мальчик проснется.

Саша порывисто обнял его за шею.

— А ты не исчезнешь? — проговорил он чуть слышно.

— Ну прямо! — буркнул Глеб. — Только по срочным делам и ненадолго.

— А Майкл никогда не вледничает! — невпопад объявила Танька.

Глеб резко выпрямился.

— Всё, девочки-мальчики. Горю, как швед под Полтавой.

Варвара Львовна вздохнула:

— Хоть когда-нибудь я напою вас чаем? Или не судьба?

— Скоро целое ведро выпью! Целый бассейн! — пообещал Глеб, выскакивая за дверь.

Дверь за ним захлопнулась.

Бабушка извлекла из кармана деньги и укоризненно покачала головой.

— Ну разве что за счет налогов… Интересно, какие же у них налоги?

— Никакие, — улыбнулся Саша, уходя к себе в комнату. — Налоги здесь ни при чем.

К нему вошла сестра с медвежонком.

— Глеб сколо плидет? — спросила она.

— Скоро, — ответил Саша. — Закрой дверь.

Таня послушно выполнила команду. Бабушка из-за двери крикнула:

— По-моему тоже, налоги ни при чем. Ну, что с ним делать?

— Ничего с ним не поделаешь! — откликнулся мальчик и, понизив голос, обратился к медвежонку: — Скажи, Майкл.

— Факт, — авторитетно кивнул медвежонок. — Если Глеб что-то вобьет в голову…

— Ой, Майкл! — обрадовалась Танька. — Давай поиглаем!

— Тихо ты! — прикрикнул на нее Саша. Медвежонок заерзал у девочки на коленях.

— Что за балаболка! — проворчал он. — Ей-богу, она всех нас заложит!

Прикрыв рот ладошкой, Танька захихикала.

Сидя с Глебом в «жигуленке», Илья зудел, как электропила:

— Полдня торчу дома и жду, пока ты нарисуешься. Ничего себе отпуск! Потом, когда занятия в школах давно закончились, тебя черт знает где носит. А я почему-то должен проявлять терпение. И все зачем? Затем, чтобы изложить тебе то, что я наработал еще вчера. Ничего себе борьба со Змеем!

Глеб вздохнул:

— Старик, я не прав. Зато у меня новости.

Покосившись на него, Илья погладил бородку.

— Начинай с плохих, — потребовал он. «Жигуленок» мчался к заходящему солнцу, будто собираясь его протаранить. И солнце медленно пятилось.

— Плохая новость в том, — виновато проговорил Глеб, — что все твои вчерашние наработки — псу под хвост. А хорошая… Старик, мы уже всех героев знаем поимённо.

И он рассказал Илье про Дашин так называемый ночной кошмар и о действующих в нем лицах.

Илья молчал ошеломленный. Затем вздохнул и признался:

— После твоего шкафа я думал, меня уже ничем не удивить. И вот опять — здрасьте! Бедная Дашка… Ладно, — он извлек из кармана блокнот, — давай подведем итоги.

— Давай, — кивнул Глеб.

Илья достал авторучку и почеркал ею в блокноте.

— Что у нас получается? Получается у нас следующее. В четверку «клыков Змея» входят: наш дядя Виталик, звезда французского экрана Элен Вилье, московская домохозяйка Марья Шлыкова и японский бизнесмен Сато Абэ. Так?.. Далее двойка: директор твоей школы и американский сенатор Рой Колмен. Это «глаза Змея». В итальянской мафии, кстати, они бы назывались просто «капо». И наконец, гвоздь программы: президент Международного фонда поддержки талантов… Как ты его назвал?

— Хуан Родригес.

— Н-да, колоритный тип. Старик, а ты вполне уверен?

— На все сто. Пинать ногами Черного призрака может только Змей. Больше никто.

Илья задумчиво кивнул.

— В принципе логично. Итак, на манеже Хуан Родригес под псевдонимом Змей… Старик, и что теперь?

— Теперь, — усмехнулся Глеб, сворачивая на свою улицу, — приедем домой, пообедаем и разработаем план ликвидации преступной группировки. За недельку, думаю, мы с ней разделаемся.

Илья взглянул недоверчиво:

— Не круто ли берешь?

— Просто выхода нет, — объяснил Глеб. — Если промедлим, Змей уползет в такую нору… Ищи-свищи его потом триста лет. К тому же, спугнув его, я засвечусь, и будь уверен, он хорошо подготовится к следующей битве с Мангустом. Что, Илюха, боязно?

Илья зябко передернул плечами:

— Да как-то… Если за неделю, то я вроде еще в отпуске.

— Однако биться с ними тебе никто не позволит, — сказал Глеб, тормозя у своего дома. — Поэтому сиди тихо и не высовывайся.

Они вышли из машины и направились к подъезду.

— По-твоему, они не знают, что мы в одной команде? — спросил Илья.

— Думаю, догадываются, — Глеб открыл дверь подъезда, — но это мало что им дает. Главное, не высовывайся. Остальное предоставь мне.

Они поднялись в лифте, и Глеб открыл ключом дверь квартиры. Оттуда не раздалось ни звука.

Даши в прихожей не было. У Глеба ёкнуло сердце.

— Даш, ты где?! — встревоженно позвал он. Никто не отозвался.

Снимая пальто, Илья предположил:

— У графини небось загорает.

— Ну прямо! — буркнул Глеб. Он зачем-то заглянул в комнату, потом прошел на кухню и оттуда раздался его стон: — Идио-о-тка!

— Открыл Америку, — поддакнул Илья, также входя на кухню. — Что за гвалт?

Глеб протянул ему записку: «Ушла в библиотеку. Питайтесь без меня». Затем опустился на табурет и сгорбил плечи.

— Не представляю, куда рыпнуться. Сколько в Москве библиотек… Не знаешь, в которую она записана?

Погладив бородку, Илья подумал и пробормотал:

— Убей меня Бог. Старик, только не драматизируй. Она вполне способна за себя…

— Ты что, не понимаешь, с кем мы имеем дело?! — взорвался Глеб. — Я прошу у вас неделю — и гуляйте, где хотите! Только неделю, засранцы! Разве это так много?!

Илья уперся взглядом в пол.

— Старик, что я должен сделать? Скажи конкретно.

Глеб смотрел на него, быстро приходя в себя.

— Извини. — Он положил руку Илье на плечо. — Начинаю уже валить с больной головы на здоровую. Прокачусь-ка я по библиотекам. Вот что надо сделать в первую очередь! — Глеб ринулся в прихожую.

Илья вышел вслед за ним.

— Старик, это полный кретинизм. Даже если ты найдешь библиотеку, в которую она отправилась, черта с два ты ее там застанешь.

— Но может, кто-то ее видел! Может, кто-то с ней говорил!.. У тебя есть предложение получше?!

Илья промолчал. Глеб потянулся к куртке.

В этот момент в замке повернулся ключ, дверь отворилась, и вошла Даша.

Глеб медленно опустился на пол и воззрился на нее, обхватив руками колени.

— Браво, — буркнул он. — Публика в восторге.

А Илья заорал:

— Что ты вытворяешь, морда?! Ты нас чуть до инфаркта не довела!

— Ша, бояре! — раздраженно отозвалась Даша, вешая куртку на крючок. — Не падайте в обморок заранее: всему свое время. Идите-ка сюда оба.

Она стремительно прошла в комнату. Переглянувшись, Глеб с Ильей вошли вслед за ней.

— Может, удостоишь нас объяснения… — сухо проговорил Глеб, но Даша его прервала:

— Удостою, любовь моя! Так удостою, что мало не покажется! — Она резко обернулась к Илье. — Сядь на диван и не дыши. У меня с этим Мангустом разборка будет.

Глеб промолчал. Его фиолетовые глаза гневно сверкали. Но Даша не отвела взгляда. Щеки ее пылали, а изумрудные глаза блестели, будто в лихорадке. Она была прекрасна, как ведьма в полнолуние.

Садясь на диван, Илья проворчал:

— Дуська, в твоей родне психов не было?

— Ни одного, — серьезно ответила Даша. — Имеется, правда, один «клык Змея» по отцовской линии… но об этом в анкете указано.

Глеб криво усмехнулся:

— Вступление затянулось, Дарья Николаевна. Публика ждет.

Казалось, Даша вот-вот заплачет.

— Эй, публика! — обернулась она к сидящему на диване Илье. — Смотри в оба! И шевели мозгами, если они у тебя еще сохранились! — Даша вновь обернулась к Глебу. — Если сильный боец ударом кулака попадет тебе… допустим, в висок, он сможет тебя убить?

Илья с шумом выдохнул воздух.

Глеб ответил, насмешливо прищуриваясь:

— Безусловно. У меня обыкновенная голова. Но вряд ли кто-то сумеет в нее попасть: ни пулей, ни снарядом, ни тем более кулаком. Никакой ниндзя не сможет меня даже коснуться. Извини, если я тебя разочаровал.

Чтобы не заплакать, Даша закусила губу.

— А можно, я попробую? — спросила она после молчания.

— Ты уже пробовала.

— Ну еще разок. Можно?

— Валяй. Если уж тебе так приспичило.

Даша резко махнула рукой, потом — другой, целя Глебу в физиономию. Разумеется, оба раза она ударила лишь воздух. И, как обычно, движение Глеба неуловимо было для глаз: казалось, он просто продолжает стоять, заложив руки за спину.

Даша обернулась к Илье:

— Видел?

Илья заерзал на диване.

— Лосева, у меня сейчас крыша поедет…

— Попридержи ее, Гольдберг: она еще всем нам очень пригодится! — отчеканила Даша и вновь посмотрела на Глеба. — Ладно, Мангуст. Теперь ответь: почему ты отдал Сашу и Таню Колесниковых на растерзание бандитам?

Брови Глеба взлетели вверх, глаза будто увеличились.

— Что ты городишь? Я недавно от них и…

— Так ты у них был?! — закричала Даша. — Был да сплыл! А эта сволочь к ним вломилась, и никто не защитил! Они все мертвы!

Глеб стал белее полотна.

— Нет, — замотал он головой, — этого быть не может.

Из Дашиных глаз наконец покатились слезы.

— Знаешь, что они с ними сделали?! — продолжала кричать она. — С Танькой, Сашей, бабушкой?! Тебе рассказать?! Хочешь подробностей?!

— Нет! — закричал Глеб. — Нет! Нет!

Даша сделала к нему шаг и каждой рукой, по очереди, хлестнула его по искаженному болью лицу. Пощечины прозвучали как выстрелы. Даша обернулась к Илье:

— А теперь видел? Ниндзя его не коснется, пуля в него не попадет… — Дашу сотрясали рыдания. — Илюшка, я… я никому… слышишь… угробить его не дам…

Раскачиваясь на диване, Илья обхватил руками голову.

— Боже мой!.. Боже мой!..

Между тем Глеб, на щеках которого багровели две Дашиных пятерни, вдруг тихо рассмеялся.

Перестав рыдать, Даша воззрилась на него в изумлении неописуемом.

— Как?.. И ты меня не прибьешь?

Следы от пощечин на лице Глеба рассосались.

— За что, родная? — вздохнул он. — За то, что ты своей жестокой выдумкой преподала мне урок?.. Спасибо, впредь буду умней. Не понимаю только, зачем надо было для этого ходить в библиотеку.

Слезы вновь потекли по щекам Даши.

— Фантастика! Он говорит мне «спасибо»!.. О'кей! Надеюсь, всё остальное пройдет легче. Сядь-ка на диван рядом с Ильей.

Глеб сел.

— Что еще ты приготовила? — усмехнулся он.

— Ничего хорошего, — буркнул Илья. Даша нервно прошлась по комнате.

— Вы уже определили верхушку змеиной Пирамиды? — спросила она.

Илья достал из кармана блокнот, раскрыл на нужной странице и протянул ей.

— Смотри сама.

Даша внимательно изучила начерченную в блокноте схему. Вверху странички — Змей (Хуан Родригес, президент фонда). От него две стрелки вниз: «глаза Змея» (директор школы Иван Зотов и сенатор Рой Колмен). От каждого «глаза» — еще две стрелки вниз: «клыки Змея» (Виталий Лосев, Марья Шлыкова, Элен Вилье и Сато Абэ). Даша вернула блокнот Илье.

— Двоих не знаю, — сказала она. И Глеб объяснил:

— Хуан Родригес (Змей) — господин в смокинге из твоего кошмара. А Черный призрак — это сенатор Колмен.

Даша задумчиво кивнула:

— Значит, всех расставили по местам.

— У тебя возражения? — насторожился Илья.

— Один пустячок, — отмахнулась Даша, — о нем после. Только что я была в библиотеке и прочла там любопытную книжицу… не книгу даже, а брошюру под названием «Легенда о Мангустах и Змеях». Автор — некто Григорий Сидоров. Там и телефон его контактный указан. Так вот, милый, в брошюрке этой описано все, что ты нам рассказывал: и о Мангустах, и о Змеях, и о двоичной змеиной Пирамиде…

— Даш, мне это осточертело! — раздраженно перебил Глеб. — О чем только люди не пишут! О чудесах Бермудского треугольника, о космическом скафандре в рисунках пещерного человека…

— То есть легенда эта — не более чем совпадение фантазии с действительностью? Правильно я тебя поняла?

— Нечто в этом роде. Во всяком случае, обсуждать сей опус я не собираюсь.

Даша достала из кармана джинсов сложенный вчетверо листок.

— Тогда что ты скажешь об этом? Я кое-что выписала… Вот. «Семь заповедей Одиноких Мангустов, — прочла она громко. — Первая: найди Змея и убей его. Вторая: храни в тайне свою Сущность. Третья: используй свою Силу. Четвертая: не вмешивайся в дела Человечества. Пятая: не принимай от людей помощи. Шестая: воспитай ученика. Седьмая: если устал — уйди». Ну как, милый, стало интересней?

Глеб был просто ошеломлен. Он молчал несколько минут. Илья и Даша не сводили с него глаз. Наконец он встал с дивана.

— Черт побери… — пробормотал он. — Ты записала телефон этого Сидорова?

— Само собой. Но прежде чем звонить, скажи: не заметил ли ты в этих семи заповедях какой-нибудь ошибки?

От удивления у Глеба аж рот приоткрылся.

— Да, — кивнул он, — ошибка в третьей заповеди. Ты прочла: используй свою Силу. А надо «не используй свою Силу без необходимости». Почти наоборот.

Даша подошла к нему вплотную и заглянула в глаза.

— И ты собрался позвонить Сидорову и на эту ошибку указать?

Глеб с Ильей переглянулись.

— Ловушка! — воскликнули они одновременно. Даша нервно рассмеялась.

— Какие умные! Упражняетесь, наверное?!

Глеб подошел к окну и уставился в густеющие сумерки. Илья задумчиво гладил бородку.

— Выходит, Змей знает о существовании Мангуста?

— Неужели? — съязвила Даша. — И как же ты до этого допер?

Не обратив внимания на ее выпад, Илья продолжал рассуждать:

— Значит, Змей, по идее, должен был распространить подобные брошюры по всему свету.

Даша кивнула:

— Естественно. Только в одних странах она подписана именем, скажем, Джон Смит, а в других, к примеру, Шарль Дюбуа. Молодчина, Гольдберг, продолжай.

Илья покосился на Глеба.

— Что ж получается? Они знают о существовании Мангуста и пытаются его вычислить?.. Ничего себе хохмочка! Мангуст охотится на Змея, Змей охотится на Мангуста.

— Причем заметь, — ввернула Даша, — Змей знает, что Мангуст о нем знает. А наш Мангуст между тем убежден, что Змей в полном неведении. У кого из них, по-твоему, преимущество?

Глеб застыл, прижавшись лбом к стеклу. Глядя на его напряженную спину, Илья спросил:

— Но знают ли они, что Мангуст — именно Глеб? Вряд ли, — ответил он сам себе. — Уверены они быть не могут.

— Но сильно подозревают, — подчеркнула Даша. — Подумай сам: какой отличительный признак Мангуста на первом уровне?

Илья погладил бородку.

— Ну… если без всяких там чудес, то… его феноменальная реакция. Особенно в драках.

— Вот! — Даша подняла вверх указательный палец. — Как по-твоему, дал ли им этот учитель французского пищу для размышлений? Допустим даже, у них в данный момент несколько подозреваемых. Можешь не сомневаться, сэр Майкл Грин среди них лидирует.

— Погоди, погоди! — Илья вновь покосился на неподвижно застывшего Глеба. — Откуда все же они могли узнать? Если сведения о Мангусте веками держались в секрете и передавались от учителя непосредственно ученику… Где же могла произойти утечка?

Даша грустно усмехнулась.

— Спроси у Глеба, он объяснит.

— Как это? — уставился на нее Илья.

— Спорить могу, — сказала Даша, — он догадался. Только признаваться себе не хочет.

Не оборачиваясь, Глеб произнес:

— Она имеет в виду пропавшего Мангуста — Неудержимого, исчезнувшего после битвы с предшествующим Змеем. Стив предполагал, что оба они погибли…

— Он тебе так говорил! — выкрикнула Даша. — Он врал!

Глеб отвернулся наконец от окна. Вместо усмешки у него получилась гримаса.

— Оригинальная версия. Весьма.

И вновь по Дашиной щеке покатилась слеза. Даша с досадой смахнула ее ладонью.

— Это не версия, милый. Ты сам это знаешь.

Илья перевел недоумевающий взгляд с нее на Глеба.

— Может, вы и мне, тупице, объясните?

— Я такой же тупица, — холодно заметил Глеб. — За всеми разъяснениями — к Дарье Николаевне.

Дашины глаза блеснули сквозь слезы.

— Конечно, милый. Как скажешь… Ты не задумывался, почему все-таки Стивен Пирс не добил Змея сам, а послал ученика?

— Даш, мы это уже обсуждали. Он послал Неудержимого, чтобы тот возмужал в бою. Учитель потом горько сожалел об этом и корил себя…

— Чушь собачья! — крикнула Даша. — Тошнит просто!

Глеб посмотрел на нее, как на больного ребенка.

— Ладно. Какую же другую причину ты предполагаешь?

— Я предполагаю, — кричала Даша, — что твой разлюбезный учитель не убивал Змея ни в прошлый, ни в позапрошлый раз! Я предполагаю, что сегодня мы имеем не возрожденного, а очень старого Змея, живущего уже черт-те сколько лет!

Глеб хмыкнул:

— Допустим. Но почему, по-твоему, Стив его не убивал? Силенок не хватило, струсил?.. В таком случае почему Змей оставил в живых Мангуста? Из гуманности?.. И почему Неудержимый выложил Змею нашу подноготную? Под пытками? Или Змей его купил?.. Но пытки Мангусту не страшны, а купить… Скажи, родная, чем Змей может прельстить Мангуста, могущество которого столь велико, что… — Глеб со вздохом махнул рукой. — Видишь, сколько вопросов. А у тебя одни фантазии.

— Да, Лосева-Грин, — кивнул Илья, — тебя просто понесло.

Дашины слезы высохли.

— Слушайте, умники! — Она в досаде притопнула ногой. — Еще одна моя фантазия — и вопросы снимутся сами собой! Твой учитель, милый, не убил Змея ни в прошлый, ни в позапрошлый раз не потому, что струсил, а потому что он этого Змея пожалел! Погоди возражать! Допустим на минуту, что Змей этот был женщиной! Очень красивой женщиной! Ну-ка задавай теперь свои вопросы!.. Дважды Стив Пирс не решался убить Змею, а в третий раз послал ученика, надеясь, что тот окажется более стойким к ее чарам. Как тебе моя фантазия?.. Неудержимый ваш просто-напросто сбежал с красавицей Змеей, и плодом их страсти явилась вот эта самая брошюра. Неудержимый ведь знал, что ты лежишь в колыбельке, и терпеливо ждал, пока умрет ваш учитель. Ныне ты единственный, кто мешает им построить идеальную змеиную империю. Так не хочешь ли позвонить по указанному телефону и произнести: «Здравствуйте, я Мангуст. У вас там ошибка в третьей заповеди». Они так рассчитывают на твой идиотизм!

Даша умолкла, тяжело дыша.

Илья обалдело привстал на диване.

На губах Глеба проступила слабая улыбка.

— Ты не хочешь ко мне подойти? — тихо проговорил он.

— А можно? — Даша бросилась к нему. Они обнялись и замерли.

И Глеб задумчиво произнес:

— Перед уходом Стив сказал: опасайся женщин. Это наставление еще тогда показалось мне… несколько неуместным.

— Только жалкий намек, — всхлипнула Даша. — Твой учитель классно тебя подставил. Разбирайся, мол, как хочешь, а я из этой жизни линяю.

Глеб со вздохом пожал плечами:

— Стив был очень самолюбив. Представляю, какой ад он в себе носил.

Даша заколотила кулачками по спине Глеба.

— Нет! Нет! Нет! Ад он приготовил для тебя! Он был обязан…

— Ладно, оставим это, — прервал ее Глеб. — Теперь многое прояснилось, можно и пообедать.

Отстранившись, Даша бросила на него удивленный взгляд.

— У тебя есть аппетит?

— Зверский. Дашка, я тобой горжусь.

Даша вновь к нему прижалась. Сидящий на диване Илья деликатно покашлял.

— Старик, если не секрет, — решился встрять он, — что у тебя там прояснилось?

Обнимая Дашу, Глеб загнул за ее спиной палец.

— Первое: стало понятно их поведение — суматошное, агрессивное и непоследовательное. Они охотятся, выслеживают и в то же время боятся. Второе, — Глеб загнул еще палец, — теперь ясно, почему Виктория Бланш не поддалась на провокацию с пожаром.

— Она слишком хитра и осторожна, — ввернула Даша. — Интересно, сколько ей лет?

Глеб чуть подумал.

— Ну, если прикинуть… Стиву было 1647, а ей… вероятно, плюс-минус сотня.

Илья присвистнул.

— Неслабо! Но почему вы оба так уверены?

— А больше просто некому, — ответила Даша. — Она Змея, а Хуан Родригес, директор фонда, исчезнувший Мангуст.

Глеб кивнул:

— Схема наша в принципе сохраняется. Только Родригес в ней не Змей, а Неудержимый в роли Змея. Таланты поддерживает, каналья. А фотомодель Виктория всегда на виду: надежней не спрячешься. Ловко придумано.

— С доказательствами у нас слабовато, — посетовал Илья. — Как-то все слишком лихо.

Глеб усмехнулся:

— Не для суда работаем. Невинные не пострадают, гарантирую. И последнее, — он загнул третий палец, — стало понятно, почему они так взялись за Дашку. Дело тут, конечно, не в детском ее расследовании. Просто она со своей красотой для Змеи — точно кость в горле. И в смысле стратегии, и чисто по-женски.

Даша деловито уточнила:

— То есть я как бы встала между Змеей и последним Мангустом, которого она в случае поражения могла бы нейтрализовать уже испытанным способом. Хрен ей в нос!

— Я ей сочувствую, — хихикнул Илья. — Бедная Змея.

— В общем, так, — подытожил Глеб, — быстренько обедаем и составляем план операции, состоящей из двух этапов: переполох в стане врага, затем мой звонок по номеру телефона, указанного в брошюре.

Даша показала ему кукиш:

— Вот тебе звонок!

— Полный кретинизм, — поддержал ее Илья. Отмахнувшись, Глеб устремился на кухню.

— Идите к чертям, я есть хочу! — С этим словами он распахнул холодильник и стал решительно метать продукты на стол.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ МАНГУСТ

Глава первая

Полночи продежурил Глеб у постели Даши. Свет от настольной лампы по-прежнему образовывал на полу круг, но в круге этом на сей раз никакой нечисти не появлялось. Спокойно спящая Даша открыла вдруг глаза и спросила:

— Ты, что ли, мне снишься?

Глеб качнул головой.

— Нет, я в увольнительной.

Даша обдумала это заявление.

— То есть в самоволке, — поправила его она. — Ложись, тебе надо выспаться.

— Успею: мне к четвертому уроку.

— Хватит меня охранять. Мы им так врезали — больше не сунутся.

Глеб взглянул на часы: время перевалило за три с четвертью.

— Пожалуй, — сказал он, выключил лампу и лег. Даша моментально к нему прижалась.

— Не смей от меня отходить дальше, чем вот так.

Глеб вздохнул:

— Молчала бы. Вчерашний твой поход в библиотеку чуть меня в психушку не отправил.

— А Мангустов в психушки принимают?

— У нас свои, специализированные.

Приподнявшись на локте, Даша посмотрела на него блестящими в темноте глазами.

— Прости, любовь моя. Я больше никогда-никогда?.. А здорово я все это раскрутила?

— Умница. — Глеб поцеловал ее в нос. — Прими поклон от всего человечества.

— Ну да… — зевнула Даша, — дождешься от него поклона.

Проспали они до девяти утра. В половину десятого должны были явиться Стас, Илья и Такэру. Оперативное совещание Глеб намеревался провести в течение часа: в пол-одиннадцатого ему надо было отправляться в школу, к четвертому уроку по расписанию.

Ребята пришли без опоздания. Крохотная прихожая Глеба впервые вместила столько народу сразу.

— Шолом! — сказал Илья.

— Шолом! — эхом повторил Такэру. — Какое чудесное утро!

— Ни хрена себе чудесное, — проворчал Стас. — На улице дождь со снегом и… квартирка у тебя, шеф, тоже, прямо скажем…

— Зато шкаф что надо, — ввернул Илья.

— Приятно, что ты оценил, — усмехнулась Даша. Рыжий взглянул на нее недоверчиво.

— Что за дела с этим шкафом? Илья всю дорогу на что-то намекает, намекает…

Глеб толкнул его в сторону кухни.

— Сейчас некогда, потом. В темпе завтракаем, набрасываем план — и я убегаю. Тогда и со шкафом разберетесь.

Стас фыркнул:

— И этот туда же. Прямо любопытно.

От завтрака никто не отказался: яичница с ветчиной, свежие овощи и кофе. Четверо кое-как разместились за столом, а Глеб ел стоя, приспособив тарелку на холодильнике. Намазывая хлеб горчицей, он уточнил:

— Надеюсь, Илья описал вам ситуацию? Можно не повторяться?

— Вопросов нет, — кивнул Такэру, коротко и без улыбки.

— Минутку! — поднял руку рыжий. — Если Змеей оказалась фотомодель — это вообще полный абзац. Она в любой момент может улизнуть в толпе журналистов и поклонников.

Глеб развел руками:

— Риска, разумеется, не избежать. Но Змея не уклонится от битвы с последним Мангустом, если заранее не почует беды. А у нее сейчас, по ее мнению, все очевидные преимущества. Притом еще свой собственный Мангуст.

Стас обвел хмурым взглядом присутствующих.

— А тебя самого это не смущает? — обратился он к Глебу. Глеб покачал головой:

— Ничуть. Не сочти за хвастовство, но… я сделаю эту сладкую парочку со всей их шоблой. Не расползлись бы только. А чтобы подобного позыва у них не возникло, следует поддерживать у них уверенность в победе. Враги наши — опасная сволочь, но вовсе не герои.

— Тогда зачем их пугать? — продолжал допытываться рыжий. — Тут ведь можно и перегнуть палку.

Глеб вновь развел руками:

— Придется балансировать. Пугаем их ровно настолько, чтоб они сбились в кучу, сохраняя уверенность, что в куче их никто не одолеет. Конечно, времени у нас мало: меньше недели. Чуть промедлим, протянем — и что-то обязательно пойдет не так. Поэтому сразу после наших акций я звоню по контактному телефону и говорю им: „Ку-ку!“

— О Господи! — вздохнула Даша.

Глеб приподнял с холодильника чашечку с кофе.

— Твое здоровье, дорогая! В общем, предлагаю следующий план… — И он вкратце изложил то, что они вчера наметили с Ильей и Дашей. Закончив, Глеб деловито прокомментировал сказанное. — Почему я прошу вашей помощи? Пусть они думают, что у меня целая ватага колдунов — не шибко сильных, но зубастых и наглых. Змею это не столь напугает, сколь разозлит. А Мангуста — тем более. И во-вторых, все вы так или иначе уже засвечены: им известно, что вы со мной, но не ясно, в каком качестве. Наши удары, надеюсь, будут для них сюрпризом и до битвы им будет не до вас. А после битвы… все вы забудете об этой нечисти по крайней мере лет на двести — триста. Вопросы есть?

Стас усмехнулся:

— От какой болезни я помру через двести лет?

Глянув на него через плечо, Глеб понес посуду в раковину.

— Ты будешь молод и здоров, как бык, — ответил он. — Еще вопросы?

— Старик, что-то я не въехал, — возмутился вдруг Илья. — Вчера мы говорили одно, а сегодня… Ты опять меня в угол задвинул!

Моя тарелки, Глеб возвел глаза к потолку.

— Брось, Илюшка, — пришла на выручку Даша. — Ты ведь у нас аналитик…

— Ну-ка замолчи! — рявкнул Илья. Даша подняла руки вверх:

— Молчу.

Стас прыснул:

— Полундра, штормяга!

— Очень-очень сердитый, — хихикнул Такэру.

— Старик, — не отступал Илья, — я к тебе обращаюсь! Мы вчера однозначно договорились, что…

— Ну хорошо, хорошо! — простонал Глеб, вытирая руки полотенцем. — Пусть будет, как вчера договорились. Тогда Стас пойдет вместе с Такэру.

— Все! — просиял Илья. — Больше вопросов не имею!

Даша потрепала его за бороду.

— Ой, врешь!

Глеб взглянул на часы:

— Врет, не врет, но мне пора. — Он вышел из кухни. — Даш, своди мужиков искупаться.

Такэру и Стас вылупились на него в недоумении. На лице Ильи появилась улыбка Моны Лизы.

— Ладно, милый. — Даша вышла за Глебом в прихожую. — Только, пожалуйста, не задерживайся.

Глеб чмокнул ее в щеку и ушел.

— Что еще за купание? — не сдержал любопытства рыжий. Даша вздохнула:

— Ну, как тебе сказать… — она подошла к шкафу, — в маленьких квартирках приходится исхитряться.

Стас тоже подошел к шкафу и посмотрел на него с подозрением. Тем временем Илья нетерпеливо подталкивал Такэру в спину. Японец шел, заранее улыбаясь.

Илья хохотнул:

— Интересно, что подумает графиня?

— Что туризм в этом доме приобретает размах, — улыбнулась Даша и распахнула дверцу шкафа. — Господа, прошу не толпиться!

Стас и Такэру синхронно заглянули и — дуэтом издали какой-то странный русско-японский возглас. Илья хохотнул.

— Не надо слов. Аналитики идут первыми, — заявил он и толез в шкаф.

Народ в лице Такэру и Стаса безмолвствовал.

— Долго стоять будем? — осведомилась Даша. — Банзай, мужики!

Переглянувшись, „мужики“ полезли в шкаф. Даша непринужденно вошла вслед за ними.

Примерно в середине последнего по расписанию урока дверь в кабинет французского чуть приоткрылась, но никто не зашел, не заглянул. Восьмиклассники с интересом уставились в образовавшуюся щель. Но Глеб как ни в чем не бывало продолжал вести урок. Тот, кто стоял за дверью, с шумом закрыл ее и вновь приоткрыл. Это был уже очевидный сигнал, не откликнуться на который Глеб счел неразумным.

За дверью с видом заговорщика стоял Лёня Рюмин.

— Глеб Михайлович, — прошептал он, — вас мой отец вызывает.

— Где он? — спросил Глеб.

— В туалете.

Дело казалось загадочным. Глеб заглянул в класс.

— Выполните упражнение в конце раздела, — распорядился он. — Я сейчас вернусь.

Класс возбужденно загудел.

— Устно или письменно? — уточнил кто-то.

— Устно, лентяи, — ответил Глеб, прикрывая за собой дверь.

Лёня Рюмин конспираторски огляделся.

— Разговор не более трех минут, — предупредил он торопливо. Его светлый чубчик залихватски топорщился.

— О чем разговор-то? — полюбопытствовал по дороге Глеб. Курносый Лёнин носик ехидно сморщился.

— Не знаю. Лубянка использует меня втёмную.

Глеб прыснул и потрепал его по вихрам. Возле входа в туалет Лёня встал, как говорится, на атасе, а его учитель французского проследовал к месту встречи с его отцом.

В туалете для мальчиков полковник Оксфорд выглядел, мягко сказать, неприкаянно. В своем сшитом на заказ пальто, высокий и прямой как трость, он брезгливо прохаживался возле пожелтевших детских писсуаров.

Пожимая Глебу руку, Борис Викторович мрачно произнес:

— Вас должны арестовать. Завтра-послезавтра.

Глеб улыбнулся:

— Наконец-то. На английскую разведку работаю?

Левая бровь полковника чуть приподнялась.

— Вижу, вас не удивишь.

— Это легко просчитать, — ответил Глеб. — И разумеется, у вас никаких намеков на доказательства — одна лишь инициатива генерала Святова.

— Этого вполне достаточно, — без улыбки произнес полковник. — Тем более что производить арест он будет лично.

— Кто еще из сотрудников?

— Вероятно, я и два оперативника.

Глеб щелкнул пальцами:

— Вот это везение!

На сей раз приподнялись обе брови полковника.

— Вас не удивишь и не испугаешь. Но что за этим стоит?

Глеб на мгновение задумался.

— Борис Викторович, вам не трудно будет арестовать меня где-нибудь… скажем, у посольства Японии? Это, по-моему, неплохо бы смотрелось в отчетах?

— Допустим, — полковник тревожно взглянул на часы, — но, Глеб Михайлович, я вас не понимаю.

Глеб тоже посмотрел на часы.

— Долго объяснять. Но будьте готовы к тому, что вы с оперативниками арестуете самого генерала Святова. То есть у вас просто не будет иного выхода. И ваши героические действия, полагаю, продвинут вас по службе.

Полковник, следует отдать ему должное, и глазом не моргнул.

— Как вы этого добьетесь? — только и спросил он.

— Пока не скажу, — улыбнулся Глеб. — Но, вероятней всего, генерал сильно облажается, а вы, рискуя жизнью, восстановите порядок и закон. Устраивает?

Полковник пожал плечами:

— У меня такое чувство, Глеб Михайлович, что в скором времени я буду то ли благословлять, то ли проклинать судьбу за наше с вами знакомство.

— Смотря чего вы ждете от судьбы, — ответил Глеб, направляясь к выходу. — Не забудьте лишь уведомить, куда и во сколько я должен явиться для ареста.

Губы полковника дрогнули в улыбке.

— Будьте спокойны, я позвоню.

— Но прошу учесть, — предупредил Глеб, выходя, — до двух дня у меня уроки французского. Это святое.

Полковник смотрел на закрывшуюся за ним дверь, и в глазах его промелькнуло недоумение. Он постоял еще с полминуты, затем тоже покинул туалет для мальчиков.

Отделившись от стены, к нему шагнул Лёня.

— Вражеская агентура не проявлялась, — лихо отрапортовал он.

Взглянув на часы, полковник тихо проговорил:

— Ты забыл ключи от квартиры. Я вызвал тебя с урока, чтобы их передать. Все это время ты был со мной. Но если кто-то засек тебя возле кабинета Глеба Михайловича, то… ты зашел к нему, чтобы на завтра отпроситься с французского.

— На послезавтра, — поправил Лёня. — Завтра у Глеба Михайловича занятий нет.

— Вот как? — задумчиво произнес полковник. — Значит, ты пытался отпроситься на послезавтра, но Глеб Михайлович тебя не отпустил. Так, на всякий случай.

— Почему не отпустил? — заинтересовался Леня.

— Меньше возможных нестыковок, — объяснил ему отец. — В общем, у тебя голова на плечах. Надеюсь.

Лёня щелкнул каблуком.

— Да, сэр!

Полковник поморщился.

— Вот только без этих твоих штучек, — потребовал он и зашагал к вестибюлю.

Сын его тяжко вздохнул и отправился досиживать последние минуты урока физики.

Вернувшись после уроков домой, Глеб застал там прямо-таки бодрость и веселье. Соратники по борьбе дожидались его на кухне, травя анекдоты. Никто, кроме Глеба, голоден не был, поскольку все отобедали у графини. И пока Глеб ел в одиночестве, Стас пытал его: правда ли, что этот мир за шкафом находится в другой галактике? Такэру вопросов не задавал. Но взгляд его, устремленный на Глеба, выражал такое неподдельное восхищение, что кусок, пожалуй, мог застрять в горле.

Илья и Даша переглядывались, как два фокусника, трюк которых произвел фурор. Казалось, они готовы были водить экскурсии.

Но команда, как выяснилось, не только загорала. Даша дозвонилась до волчицы, то есть до Шлыковой, и представилась ассистентом режиссера Павла Цветкова. (Кто он такой? А черт его знает!) По словам Даши, маэстро, то есть Павел Цветков, пожелал задействовать пантеру, то есть французскую звезду Элен Вилье, в сногсшибательном кинопроекте, для обсуждения которого ему (режиссеру) просто позарез нужно с ней (с Элен) сегодня встретиться. Шлыкова отнеслась ко всему этому настороженно и потребовала к телефону самого Павла Цветкова. Даша с готовностью передала трубку Илье. Илья скромно проинформировал Глеба:

— Старик, я был в ударе.

— Эт-то надо было слышать! — закатила глаза Даша. — Как он перед этой Фёклой выпендривался!

— Цирк, — подтвердил Стас. — Он так ей мозги закомпостировал…

— Смешной был режиссер, — хихикнул Такэру. Глеб с улыбкой обвел их взглядом:

— И к чему пришли?

Даша потрепала Илью за бороду.

— В итоге Павла Цветкова ждут с четырех до шести вечера по уже известному нам адресу. Марья Павловна Шлыкова взялась, как обычно, выполнить роль переводчицы. Короче, обе милашки будут готовы к мировой славе.

Глеб встал из-за стола.

— Тогда едем. Не будем растягивать удовольствие.

Стас обратил к нему обожженное солнцем лицо.

— Слышь, а на хрен им все это надо, а? Фильмы, роли какие-то… Я сам видел, как эта французская лялька превратилась в жуткую образину. Они ж вообще из другого мира, накой черт им этот кинобизнес?

— Они из нашего мира, — возразил Глеб, выходя из кухни, — в том-то и беда. Их интересы весьма заурядны. Наша прелестная Элен с легким сердцем разрушит пол-Москвы или пол-Парижа, — Глеб надел куртку, — а потом сладко замурлычет от комплимента какого-нибудь заштатного кинокритика.

Стас, Илья и Такэру тоже стали одеваться.

— Значит, ничто человеческое им не чуждо, — усмехнулся Илья.

Глеб кивнул:

— Я уже устал вам это повторять.

Даша посмотрела на него с тревогой.

— А Мангустам, наоборот, — вздохнула она, — все человеческое до лампочки. Судя по их семи заповедям.

Глеб грустно улыбнулся:

— Мангусты тоже не во всем правы. Им еще предстоит за это расплачиваться.

— Им! — воскликнула Даша. — Нравится мне это „им“!

— Ша, Дуська, я Дубровский! — осадил ее Илья, открывая дверь. — Поехали, ребята. А то меня жена пополам перепилит.

Мужчины вышли, и дверь за ними захлопнулась.

Даша некоторое время прохаживалась из угла в угол, затем присела на диван и набрала номер художника Федора Ляха из Ольгиного списка.

Федор снял трубку.

— Ал-ло! — произнес он, как обычно, слегка заикаясь.

— Здравствуйте, Федя, — проговорила Даша. — Вас беспокоит корреспондент „Вечернего курьера“. На днях вы мне звонили, в мастерскую приглашали. Помните?

— К-конечно. Я уз-знал вас, Даша. В-вы придете?

— Нет, не приду, — ответила Даша и умолкла.

— Поч-чему?

— Потому что ты заложил меня своей сатанинской секте, Федя. Напрасно ты это сделал.

— К-какой ещ-ще секте? — В голосе художника послышалась тревога. — О чем вы гов-ворите?

— Ну-ну, приятель! Хватит в несознанку играть! Твои сатанисты убили Ольгу Самарскую, ты тоже в этом замазан. Теперь этим делом занимаются ФСБ, Интерпол и еще восемь спецслужб. Берегись, ублюдок! Есть негласная установка: до суда не доводить, никого из ваших не арестовывать, а стрелять на поражение.

— Я никого не убивал, — в панике залопотал художник. — Я только док-кладывал, как м-мне велели…

— Не скромничай, Федя! — жестко перебила Даша. — Ты из фонда деньги получал? А за что тебе платят, спрашивал?.. Так позвони и поинтересуйся. Может, еще не поздно.

— Даша, я даж-же не представляю, от-ткуда в-вам все это…

— Федюня, я не выдаю свои источники. Срочно звони своим боссам и требуй, настойчиво требуй, чтобы тебя оставили в покое. Будут угрожать — обращайся к широкой общественности. Не теряй ни минуты, Федя. Защищайся.

Дав отбой, Даша откинулась на спинку дивана. В изумрудных ее глазах поблескивали озорные огоньки.

Глеб оставил „жигуленок“ у подъезда. Они поехали на „тойоте“ Стаса и, сделав крюк, завезли домой Илью. Пока Илья открывал ключом дверь квартиры, Стас полюбопытствовал, знает ли он, какое преимущество имеет мужчина, которого жена перепилила пополам. Илья заинтересованно обернулся на пороге:

— И какое же?

Нажав кнопку лифта, Стас ответил:

— Он может сам себя поцеловать в зад.

И лифт поехал вниз.

— Сам себя в зад! — хихикнул Такэру. — Очень смешно!

А сверху донесся возглас Ильи:

— Похоже, я сегодня попробую!

Только оказавшись в машине, Стас и Такэру заметили, что Глеба с ними нет. Они посидели малость, поозирались, и рыжий с досадой захлопнул дверцу.

— Ё-мазай! Где он там застрял?!

Голос Глеба раздался сзади:

— Спасибо, что спросил.

Стас и Такэру обернулись. На заднем сиденье никого не было. Перегнувшись через спинку, Такэру посмотрел на пол. На полу, разумеется, никто не лежал.

— Глеб-сан, вы здесь? — осторожно спросил Такэру.

— Будь уверен, — отозвался невидимый Глеб. — Этот фокус я вам уже показывал. Поехали.

Включив зажигание, Стас проворчал:

— Ну и зачем? Мог бы и там, возле их дома.

— Или исчезнуть прямо у них на глазах, — усмехнулся Глеб. — А если у дома нас возьмут под наблюдение?.. С этого момента вас только двое: обо мне забудьте. И когда выйдем оттуда, пока не отъедем на приличное расстояние, вас опять же останется двое. Ты понял, Стас?

— Понял, не лох, — буркнул рыжий.

— И последнее, — продолжал напутствовать невидимый Глеб. — Не входите в азарт. Делайте все, как договорились, и смывайтесь через несколько минут. Никаких экспромтов.

Стас хмуро промолчал. А Такэру, обернувшись, кивнул в пустоту:

— Да, сэнсей.

Наблюдения у дома Шлыковой, похоже, не было. То есть на первом уровне. А на втором — дать гарантий не мог бы даже Мангуст. Выбравшись из машины, Стас, Такэру и Глеб-невидимка вошли в подъезд и поднялись в лифте на шестнадцатый этаж. Стас позвонил в дверь.

— Ты режиссер, — шепнул ему Глеб.

— Коню ясно, — усмехнулся рыжий.

Шлыкова открыла дверь. Глеб-невидимка едва не фыркнул: на Марье Павловне была все та же фуфайка поверх халата, все те же тапочки на босу ногу, а свиноподобная ее личность была такой, с позволения сказать, румяной, точно вынутая из духовки. Голова ее при этом была обмотана платком, который, очевидно, скрывал отсутствие уха, потерянного в битве с графиней. В течение нескольких секунд Шлыкова и Стас взирали друг на друга с большим пристрастием. Наконец злобные глазки Марьи Павловны переметнулись на Такэру.

— Кто из вас Павел Цветков? — осведомилась она.

— Конечно, не он, — кивнул на японца рыжий. — Это мой оператор.

Госпожа Шлыкова изобразила нечто наподобие улыбки, однако впускать их не спешила.

— Что-то голос у вас… по телефону он вроде был тоньше.

— А у вас — толще, — парировал Стас. — Мне что, за удостоверением сгонять? Могу назад и не вернуться: мое время — деньги.

Такэру деликатно тронул его за локоть.

— Павел-сан, не надо нервничать, — проговорил он, демонстрируя сильный акцент. — Госпожа имеет право спросить.

Шлыкова отступила в глубь прихожей.

— Мне просто показалось… Прошу вас, — пригласила она обоих. — Элен ждет.

Стас и Такэру с достоинством вошли, а вместе с ними, разумеется, и Глеб. Марихуаной на сей раз не пахло, но хрусталь по-прежнему пер изо всех щелей. Впрочем, блеск его на Такэру и Стаса впечатления не произвел, зато сами они начали производить впечатление буквально с порога.

Пальто „режиссера“ и куртка „оператора“ стали расстегиваться сами собой, затем, опять же сами собой, снялись и поплыли по воздуху к вешалке. При этом пальто Стаса фамильярно похлопало Шлыкову по плечу. Стоящий в двух шагах Глеб видел, каких трудов стоило друзьям сохранять на лицах невозмутимость.

— Время экономим, — прокомментировал с улыбкой Такэру.

А Стас вообще выступил с блеском.

— Погоди-ка, — обратился он к своему пальто, и пальто почтительно замерло в воздухе. — Дай-ка носовой платок, — приказал он. Пальто сунуло рукав в карман, извлекло чистый платок и, подлетев, протянуло его рыжему. Стас промокнул вспотевший лоб и буркнул „сэнк ю“. Пальто поклонилось, подлетело к вешалке и наделось на плечики.

Будучи „клыком Змея“, Шлыкова, вероятно, умела и не такое. Однако, то ли от неожиданности, то ли от изящества разыгранной интермедии, она буквально потеряла дар речи. Лишь нетерпеливый голос Элен из гостиной вывел хозяйку дома из столбняка.

— Мари! — прокричала по-французски звезда кино. — Что вы там застряли?! Заходите же!

— Прошу, — выдавила из себя Марья Павловна и, шлепая тапочками, двинулась в комнату.

Стас и Такэру прошагали за ней.

Элен восседала на диване в чем-то оранжевом и воздушном, и стройные ее ножки упирались в персидский ковер.

— Бонжур, — выговорил Стас.

— Бонсуар, — слегка подправил его Такэру.

— О, какие галантные кавалеры! — проворковала по-французски Элен. — Присаживайтесь, месье! Вот здесь, рядышком!

Глеб-невидимка, прислонясь плечом к стене, усмехнулся. И не успели Стас и Такэру отреагировать на приглашение дамы, как два массивных кресла, прыгая по-лягушачьи, придвинулись к гостям сзади. „Режиссер“ и „оператор“ чинно сели.

— Сэнк ю, — поблагодарил рыжий.

— Мерси боку, — наклонил голову Такэру.

Шлыкова плюхнулась на диван рядом с Элен и уставилась на гостей растерянными злыми глазками.

— Что, черт побери, здесь происходит?! — воскликнула актриса.

— Откуда я знаю, мать твою! — огрызнулась Шлыкова.

Стас сурово потребовал:

— Говорите по-русски, мы вас не понимаем.

— Не перейти ли нам к делу? — с улыбкой предложил Такэру.

Рыжий кивнул так глубокомысленно, что Глеб едва не прыснул.

— Короче, так, — изрёк Стас, — я буду снимать фильм „ужасов“. Вы, — ткнул он пальцем в Элен, — должны превращаться в черную пантеру. А вы, — указал он на Шлыкову, — тоже в деле. Вас я беру на роль волчицы-оборотня. В общем, вы обе сыграете сами себя. По рукам?

Такэру смотрел на Стаса, приоткрыв рот. У Глеба дух перехватило от восхищения. Ай да рыжий! Это была чистейшей воды импровизация, после которой не требовалось уже никаких „спецэффектов“ и следовало просто линять.

Вконец обалдевшая Шлыкова перевела Элен деловое предложение „режиссера“. Француженка взвизгнула:

— Кого ты мне подсунула, корова?! Хуан кишки из нас выпустит!

— Заткнись, истеричка! — осадила ее Марья Павловна. — Мы должны сами с ними разобраться! Немедленно!

„Ну прямо! — мысленно произнес Глеб. И мысленно поторопил друзей: — Всё, ребята, делайте ноги“. И будто услыхав его, Стас поднялся:

— Короче, подумайте. Мы позвоним.

Такэру тоже встал.

Элен ослепительно им улыбнулась и быстро проговорила по-французски:

— Убьем их!

— Куда вы так заторопились? — произнесла по-русски Шлыкова. Ее улыбка напоминала волчий оскал. — Без угощения мы вас не отпустим.

Она всплеснула руками, и от ногтей ее отделилось десять пылающих стрел, полетевших в лица гостей. Однако, не долетев, стрелы превратились в красные маргаритки и упали к ногам Такэру и Стаса.

— Тётка, ты чего? — обалдело выпалил рыжий.

— Мочалка трухлявая! — завопила на Шлыкову Элен. — К чему эти сантименты?!

Но Марья Павловна и сама обалдела настолько, что не нашлась с ответом. Элен вскочила с дивана, готовая, судя по всему, перехватить инициативу. В этот момент, однако, в комнату вошли… Стас и Такэру. Обе милые дамы уставились на них, как легендарный баран на новые ворота. Впрочем, Стас и Такэру, те, что уже находились в комнате, от барана также мало отличались.

Стоящий у стены Глеб-невидимка наслаждался эффектом.

— Какие очаровательные куколки! — просюсюкал по-французски Стас-2.

А Такэру-2 прорычал по-русски:

— Р-р-растерзаю!

С двух сторон они приблизились к дивану. Элен и Шлыкова будто уменьшились в размерах. Возможно, в другое время трюк с голограммами-двойниками вызвал бы у них лишь усмешку, но сейчас эти две могущественные колдуньи, входящие в четверку „клыков Змея“, были, что называется, полностью деморализованы.

— Особенно эта, конфетка в оранжевом! — закатил глаза Стас-2. В отличие от своего прототипа он прекрасно говорил по-французски. — Сколько сексуальности, сколько страсти!

Такэру-2 кивнул и по-русски пообещал:

— Затр-р-рахаю!

Это заявление, разумеется, не испугало Элен, зато вызвало краску на щеках настоящего Такэру: собственный двойник уже действовал ему на нервы.

Такэру и Стас столбами застыли возле своих кресел.

— Чего уставились? — обратился к ним Стас-2 на сей раз по-русски. — Валите отсюда, быстро!

— Задницу надер-р-ру! — добавил Такэру-2.

Глаза настоящего Такэру воинственно вспыхнули, и Глеб понял, что увлекся.

— Идите, идите, он пошутил, — примирительно проговорил Стас-2.

Шлыкова и Элен меж тем мрачно переглянулись и, похоже, начали приходить в себя. Но тут в дверь ввалились Стас-3 и Такэру-3 — оба в рабочих комбинезонах, с кепками набекрень.

— Слесарей вызывали? — буркнул Стас-3. Шлыкова и Элен застонали дуэтом.

— Вызывали, — ответил Стас-2. — В сортире протечка.

„Слесари“ кивнули и направились в туалет.

А настоящие Стас и Такэру тем временем без помех вышли в прихожую, оделись (причем сами) и спокойно удалились. Глеб-невидимка ушел с ними.

Стас-2 по-французски обратился к поникшим дамам:

— Насчет протечки в сортире не обижайтесь: это я устроил. Надо было дать работу родственникам. Ну, вы понимаете.

Элен и Шлыкова механически кивнули.

— Пользуйтесь японскими унитазами! — призвал Такэру-2 и медленно растаял в воздухе.

— Шустрый малец, — подмигнул Стас-2. — Мне тоже пора, девочки. Привет Хуану Родригесу.

При последних словах Элен и Шлыкова вздрогнули, как от удара бича, и вскочили наконец с дивана. Но Стас-2 растаял точно так же, как его партнер. Шлепая тапочками, Марья Павловна заспешила в туалет. Там, конечно же, никого не оказалось, но протечка действительно была. Ох была! Это чувствовалось по запаху. И все же протечка могла пока подождать.

Вернувшись в гостиную, Шлыкова буркнула:

— Звони Хуану.

— Почему я?! — окрысилась Элен. — Звони сама!

Марья Павловна похлопала ее по руке.

— Давай, давай. Ты такая сексуальная.

Элен злобно ощерилась, и зубы ее, казалось, стали превращаться в кошачьи клыки. Но Шлыкова молча положила перед ней радиотелефон. Элен испепелила ее взглядом, однако взяла трубку и принялась набирать номер.

Стас и Такэру довезли Глеба до дома.

— Насчет фильма „ужасов“ — просто гениально, — подытожил Глеб, выходя из „тойоты“.

— Очень гениально, — с улыбкой кивнул Такэру. Рыжий высунул в окно свою обожженную на солнце физиономию.

— Приятно слышать, — ухмыльнулся он. — Теперь можно расслабиться.

Глеб мигом насторожился:

— В смысле?

— Ну… забуриться куда-нибудь, оттянуться… мало ли.

Глеб покачал головой.

— Воздержался бы пока.

Стас нахмурился:

— Слушай, шеф… имеем мы право на личную жизнь? Такэру вон сколько уже здесь околачивается, а еще Москвы толком не видел.

Такэру опустил взгляд. Возражать Глебу он не решался, но было очевидно, что ему хочется поехать со Стасом. И Глеб обреченно пробормотал:

— Вы ж в любой момент можете на них нарваться.

Рыжий глянул на него с усмешкой:

— Знаешь, друг, невидимкой ты мне больше нравился.

Он помахал рукой, и „тойота“ укатила.

„Ну и черт с вами! — рассердился Глеб. — Вы уже взрослые мальчики!“ Пока он дошел до подъезда и поднялся к себе на этаж, раздражение его несколько улеглось, но тревога осталась.

Даша ждала его в прихожей. Прижавшись к нему, она спросила:

— Ну как?

— Если дашь раздеться, расскажу, — пообещал Глеб.

— Если я дам тебе раздеться, будет не до рассказов, — возразила она.

Глеб вздохнул:

— Разве одежда — для нас помеха?

— Не помеха, — согласилась Даша. — Но иногда она меня расхолаживает.

— Неужели? — удивился Глеб. — Когда такое случится, пожалуйста, дай мне знать.

Они рассмеялись, глядя друг другу в глаза.

Зазвонил телефон. Даша подошла к нему, а Глеб снял куртку и повесил на крючок. Даша вручила трубку Глебу. Звонил полковник Рюмин.

— Готовьтесь быть арестованным завтра в три часа дня, — проговорил он без предисловий.

Глеб, прижав трубку к уху, вошел в комнату и присел на диван.

— Где? — уточнил он.

— У посольства Японии. Как вы и заказывали.

Глеб кивнул:

— Ладушки. Буду как штык.

— Но, Глеб Михайлович… — полковник замялся, — если вы по какой-либо причине вдруг не явитесь… Вы даже не представляете, чем я рискую.

— Явлюсь без опозданий, — заверил Глеб. — Готовьтесь стать героем, Борис Викторович. Живым, разумеется.

— Всегда готов, — фыркнул полковник и дал отбой. Глеб в задумчивости отложил телефон, взглянул на сидящую рядом Дашу и рассказал о визите к Элен и Шлыковой.

— Представь, что там сейчас началось, — заключил он с усмешкой.

Даша пересела к нему на колени.

— Как самое интересное, так без меня.

— А Стас-то каков! — не мог нахвалиться Глеб. — Буду, говорит, снимать „ужастик“. Вы, говорит, должны превращаться в пантеру, а вы…

Даша поцеловала его в губы. Но через некоторое время отстранилась и сказала:

— Кстати о Стасе. Когда сегодня он, шутя, спросил, от какой болезни он помрет через двести лет… Помнишь, что ты ответил?

Глеб потерся носом о ее нос.

— У меня с памятью порядок.

— Тогда повтори.

— Я ответил, что через двести лет он будет молод и здоров, как бык.

Даша кивнула. Изумрудные ее глаза смотрели внимательно и тревожно.

— Ты ведь сказал это на серьёзе, да?

— Зачем спрашиваешь, если знаешь?

Даша смотрела, не мигая.

— Нет, объясни сам.

Глеб опустил взгляд.

— Ну, в общем, я всех вас… тебя, Илью, Стаса, Такэру чуть-чуть подправил. Биологически.

Даша глубоко вздохнула.

— Как это подправил?

Глеб опустил взгляд еще ниже.

— Даш, я только в смысле здоровья. Ведь я на себе уже проверил, так что…

Даша взяла его за уши и тряхнула.

— Что это значит, черт возьми? Неужели мы через двести лет…

— Минимум, — подчеркнул Глеб. — А потом я что-нибудь еще придумаю.

— Погоди, — отмахнулась Даша. — Ты хочешь сказать, что через двести лет мы будем еще живы…

— …и здоровы, как коровы, — ввернул Глеб. — Если, конечно, не попадете в авиакатастрофу.

— То есть через двести лет я буду… — Даша запнулась, недоверчиво глядя ему в глаза.

Глеб кивнул.

— Будешь такая же, как сейчас: молодая и стервозная.

По Дашиной щеке покатилась слезинка.

— И ты не боишься?

— Чего? — удивился Глеб.

— Что я тебе надоем.

— Ну прямо. Придется, правда, через какое-то время менять имена и места жительства, как это делаю я. Но подобной неудобство в принципе окупается.

Даша обняла его за шею.

— Но ведь я к тебе так прилипну, так прилипну…

— Ловлю на слове. — Глеб погладил ее по волосам. — В университетской среде бытует такой стишок:

Если вы утопните и ко дну прилипните,

день-другой промаетесь, а потом привыкнете.

— Какая прелесть! — рассмеялась Даша, продолжая при этом плакать. Через несколько секунд смех ее перешел в хохот.

Гладя ее волосы, Глеб спросил:

— Это не истерика?

Даша замотала головой.

— Просто я представила, как Илюшка наконец избавится от своей деловой жены. Я жуткая стерва.

Глава вторая

После бурной ночи, во время которой они, можно сказать, выпили друг друга до капли, Глеб готов был спать и спать (благо занятий в школе по четвергам у него не было). Однако телефон, адская эта машина, взорвал его сновидения. Мягко выбравшись из объятий Даши, Глеб взял трубку и закрылся на кухне.

Звонил барон Мак-Грегор.

— Майкл, я буду краток, — сухо произнес он. — Сенатор согласен принять тебя завтра в шесть вечера. — И барон назвал номер люкса в отеле „Метрополь“.

— Спасибо, Ричард, — сказал Глеб. — У меня два условия. Первое…

— Майкл, ты сумасшедший! — возопил шотландец. — Какие условия, когда жизнь твоя висит на волоске!

— Первое, — невозмутимо повторил Глеб, — сенатор должен быть один. Без вашей нечисти, видимой и невидимой.

— Сенатор ничего вам не должен, лорд Грин! Он лишь любезно согласился выполнить мою просьбу…

— Ричард, не будь дубиной. Сенатор Колмен на днях лишился глаза, не так ли? Сказать, как это произошло?

Барон растерянно примолк, затем пролепетал:

— Майкл, не станешь же ты утверждать, что…

— Да, старина: моих рук дело, — подтвердил Глеб. — Я не тот, за кого себя выдаю. Впрочем, думаю, об этом даже ты догадался. Устрой, чтобы сенатор был один в номере, и убирайся из России в 24 часа. Вот второе мое условие.

Ошеломленный барон пытался протестовать:

— Что за чепуха? Могу ли я уехать, когда обстановка так накалилась…

— Беги, Ричард, спасай свою задницу, — посоветовал Глеб. — Не пройдет и недели, как поганое ваше братство я сотру в порошок. Смотрите в оба, господин барон. Как бы не получилось так, что вы поставили не на ту лошадь. Не говорите потом, будто я вас не предупреждал.

После продолжительного молчания Мак-Грегор произнес:

— Я выполню ваши условия, лорд Грин. Если удастся.

Из трубки послышались короткие гудки. Сидя на табурете, Глеб задумчиво почесал трубкой ухо. В этот момент на кухню ворвалась голая растрепанная Даша.

— Я придумала, — объявила она, — как мы будем отмечать мое двухсотлетие.

— Не опоздать бы, — обеспокоился Глеб. Прыснув, Даша скользнула к нему на колени.

— Прямо сейчас и начнем.

Глеб хотел было обсудить заманчивое это предложение, однако в руке его зазвонил телефон.

— Здорово, телохранитель! — произнес из трубки голос Толяна. — Видать, бутылку мою ты зажал. Ну, Бог с тобой.

От недоброго предчувствия у Глеба ёкнуло сердце. Глядя на его лицо, Даша побледнела и прижала ухо к трубке.

— Чего надо? — буркнул Глеб. Толян фыркнул.

— Кому, мне? Мне-то ничего, это тебе надо. Рыжуля да япошка твой в подвале на цепях подвешены. Вызволять будешь?

Даша тихо ахнула.

Глеб показал ей прижатый к губам палец.

— Они живы? — осведомился он ледяным тоном.

— Живы пока, — подчеркнул последнее слово Толян. — Ну, помяли мы их малость, ножками по ним прошлись… Слышь, телохранитель, мы ихметелим, а рыжий бормочет: „Друзья узнают, друзья придут…“ Умора просто!

Даша отпрянула от трубки и, зажав рот ладонью, выбежала из кухни.

Тем же ледяным тоном Глеб произнес:

— Вы не смогли бы с ними справиться даже с оружием. Как вы их взяли?

Толян гоготнул:

— Даже с оружием, во как! Такие они у тебя бэтманы, да?.. Ну, вообще-то пьяные они были в дупель. Устраивает объяснение?

Глеб чертыхнулся про себя.

— Ясно, — процедил он сквозь зубы. — Какие твои условия?

Толян откровенно перевел дух.

— Деловой разговор. Приезжай — скажу условия. Только без глупостей. Они в надежном месте, я звоню туда каждые четверть часа. Если со мной что случится и звонка не последует, их обоих сразу кончат. Усек?

— Говори, где встречаемся, — буркнул Глеб.

Толян объяснил, куда ехать, после чего оба дали отбой.

На кухню стремительно вошла Даша. Она была в джинсах, в свитере и в сапогах. В руке она сжимала деревянную скалку для раскатки теста. Где она ее откопала?.. Вероятно, от прежних жильцов осталась.

— Одевайся, поехали! — тряхнула Даша „конским хвостом“.

— Остроумно, — похвалил Глеб, огибая ее по направлению к прихожей.

Даша проследовала за ним.

— Я еду с тобой!

Глеб с невероятной быстротой натянул на себя джинсы и рубашку.

— В мыслях, Даш! Только в мыслях! — пробормотал он.

— Глеб, ну пожалуйста!

Он взял ее за плечи и заглянул в глаза.

— Дашка, ты дура. Самая красивая и самая любимая дура на свете.

С этими словами он сдернул куртку с вешалки и выбежал за дверь.

Даша прошлась по комнате и несколько раз от души рубанула скалкой по воздуху. Потом отнесла скалку на кухню, взяла телефон и набрала номер Ильи.

— Наконец-то! — обрадовался Илья. — Все так горят на оперативной работе, что обо мне просто-напросто забыли! Ты проинформируешь меня о ходе операции, или я размечтался?

— Гольдберг, не ворчи, — потребовала Даша. — Прямо как дед старый. Я ж тебе для чего звоню?

И она поведала ему о визите режиссера Павла Цветкова и его оператора к французской актрисе Элен Вилье. Даша умела весьма красочно рассказывать даже о том, чего сама не видела. Особенно ярко у нее прозвучал эпизод с двойниками. Илья так и покатился.

— Неплохо, — похвалил он, — очень неплохо. Завтра мой выход. Если, конечно, меня опять не задвинут некоторые антисемиты.

— Спокуха, — ответила Даша, — всё идет по плану.

Илья насторожился.

— Дуська, что случилось? Какой-то у тебя голос…

— Голос как голос. — Даша не стала рассказывать о том, что Стаса и Такэру захватили бандиты, и, чтобы уйти от вопроса, бодро осведомилась: — Что бы ты сделал, если б узнал, что жить тебе еще двести лет?

— Повесился бы, — брякнул Илья.

— Гольдберг, я серьезно!

— На подобные глупости серьезно я не отвечаю.

— Почему глупости?

— Потому что, пока я буду над этим размышлять, моя короткая жизнь уже закончится.

Даша начала злиться.

— Гольдберг, если тебе отпущено двести лет, вешаться тебе не придется. Тебя затопчут Алкины дистрибьюторы.

И Даша положила трубку.

Глеб был не то что зол, он был в такой ярости, какой не помнил в себе уже многие годы. Когда „жигуленок“ его притормозил возле двух черных „мерсов“, он выскочил из него, едва не сорвав дверцу с петель.

Коренастый Толян, расставив крепкие ножки, ухмылялся всем своим румянцем с автоматом „узи“ в руках. С таким же автоматом и в такой же позе с ним рядом стоял Толян Большой, только не улыбался и выглядел растерянным. За их спинами еще шесть мрачных типов ощетинились различными видами стрелкового оружия.

— Неслабо подготовился, — усмехнулся Глеб. Усмешка его была зловещей.

Но Толян, очевидно, считал себя в полной безопасности.

— С тобой только так, — продолжал он ухмыляться. — Бутылку мне задолжал, придется выколачивать.

Встреча их происходила в грязном тупике в окружении пустых ящиков из-под апельсинов. Глеб и Толян стояли друг против друга: один — держа руки в карманах, другой с автоматом наперевес.

— Где они? — осведомился Глеб.

— Тебе так прямо и скажи! — Толян подмигнул своим бандитам. Бандиты не шелохнулись, не издали ни звука, но Толян не обратил на это внимание. — Поедешь со мной к Лосю, — приказал он. — Лось поговорит с тобой по душам, потом решит, что с вами со всеми делать. Полезай в тачку, живо. Эй! — обратился он к Толяну Большому. — Устрой там приятеля поудобней!

Толян Большой не отозвался. Сжимая автомат, он застыл, как изваяние, и взгляд его устремлен был в пустоту.

Толян оглянулся, на сей раз в тревоге. Парни с оружием за его спиной стояли в тех же позах, что и при появлении Глеба. Казалось, они ослепли, оглохли и не дышали. Вот тут Толян перетрухал не на шутку.

— Они что, сдохли?! — взвизгнул он не своим голосом.

— Нет пока, — ответил Глеб и посмотрел в неподвижные глаза Толяна Большого. — Гоните в Можайск и ждите указаний, — властно произнес он.

Толян Большой кивнул, точно робот, и шесть бандитов, стоящих сзади, повторили его кивок. Затем, как в ускоренных кадрах немого кино, они расселись по „мерседесам“ и поехали прочь из тупика. Колесо второго „мерседеса“ с треском раздавило пустой ящик из-под апельсинов.

Толян вздрогнул, как от выстрела.

— Ё-о-о-о! — только и смог вымолвить он.

— Ну вот, — сказал Глеб, — остались мы с тобой вдвоем.

Толян судорожно вскинул автомат.

Автомат ржавой трухой посыпался из его рук, и на асфальте образовалась грязновато-желтая кучка. Ошарашенно уставясь на эту кучку, Толян пролепетал:

— Если не позвоню через пять минут, их обоих грохнут.

— Ну так звони, — спокойно произнес Глеб. — Потом отвезешь меня туда.

Миниатюрный „сотовый“ телефон выпрыгнул из кармана Толяна и оказался у него в руке. Нервно сглотнув, Толян набрал номер. Мозги его, похоже, сильно перегрелись, и удивляться он был уже не в состоянии.

— Слышь, это я, — проговорил он в телефон. — Как там, нормалёк?.. Ну, о'кей. Я перезвоню.

Тут телефон выпорхнул из его руки и нырнул обратно в карман.

— Поехали, — сказал Глеб и, не оглядываясь, направился к своему „жигуленку“.

Толян затравленно зыркнул по сторонам, однако бежать не решился и понуро поплелся за Глебом.

Ехали они минут десять, по узеньким переулочкам, через проходные дворы. Толян, похоже, знал этот район как свои пять пальцев. Остановились они возле кособокой пятиэтажки, в которой и жильцов-то не было видно.

— Второй подъезд, подвал, — буркнул Толян, немного пришедший в себя.

— Вылезай, веди, — распорядился Глеб.

Они вышли из машины и направились к подъезду. И тут Толян попытался удрать: метнувшись вбок, на крепких своих коротких ножках помчался он вдоль дома. Не вынимая рук из карманов куртки, Глеб остановился и посмотрел ему вслед. Толяна вдруг подбросило вверх, он завертелся в воздухе волчком, полетел обратно и встал на ноги в двух шагах от Глеба.

Глеб молча смотрел на него, чуть склонив голову набок.

— Вот ты, значит, какой… — тяжело дыша, проговорил Толян. — И нанялся к Лосю за пятьсот баксов.

Глеб кивнул:

— Угу. Веди меня в подвал.

Толян уперся взглядом в землю.

— Убьешь меня?

Глеб как бы задумался.

— Вряд ли. Недавно мог бы, со злости. А сейчас… если с ребятами все в порядке…

— Слышь, Глеб, — обрадованно залопотал Толян, — рыжего и япошку нам эта мочалка-барменша сдала. За полторы штуки. Они вчера как завалились на хату к ее подруге Милке… рванина, клейма ставить негде, — так она им в мартини столько снотворного вбухала…

— Постой, постой, — перебил Глеб. — Ты говоришь про Катю? Это она за полторы тысячи…

— Про кого ж еще! — едва не обиделся Толян. Румянец на его щеках полыхал, как знамя. — Эти полторы штуки я сам ей вчера между сисек засунул. За то, что они с Милкой твоих лохов оприходовали. Мы эту акцию давно планировали, да все как-то не склеивалось.

Глеб потер лоб ладонью.

— Чушь собачья… Катя?

Толян ухмыльнулся до ушей:

— Мальчик, сколько тебе лет? Откуда ты такой наивный?

Глеб вздохнул:

— А Стас знает?

— Да уж теперь-то… — развел руками Толян, — теперь-то уж допёр наверняка. Обзывай рыжего, как хошь, но он не слабоумный. А Катька… На такую шмару любой нарваться может.

Глеб тряхнул головой, будто прогоняя наваждение.

— Ладно, пошли.

И Толян затрусил к подъезду, как щенок после прогулки.

Дверь подвала обита была железом. Толян постучал условным стуком. Внутри лязгнул засов, петли противно заскрипели, и в проеме показалась квадратная физиономия охранника. Увидев старшего, амбал отодвинулся, и Толян вместе с Глебом вошел в подвал. Здесь было жарко и влажно. Вдоль потолка и стен тянулись многочисленные трубы. Кроме амбала, открывшего дверь, еще двое резались на ящиках в карты. Появление новых лиц не произвело на них никакого впечатления.

Стас и Такэру, подвешенные за руки к трубам на потолке, ногами едва касались пола. Глаза их были закрыты. При свете мигающей люминесцентной лампы казалось, что лица их гримасничают. Следов побоев заметно не было: вероятно, все успело зажить. Остались лишь грязевые разводы на коже. Возле стены валялись куртка Такэру и пальто Стаса. Пленники не подавали признаков жизни.

Толян обеспокоенно зыркнул на Глеба.

— Да нет… все должно быть нормально. Эй, мудилы грешные! — обратился он к сторожам. — Оторвите жопы, снимите их!

Амбалы приподнялись, но Глеб гаркнул:

— Сидеть!

И парни присели от неожиданности.

В этот момент цепи пленников вдруг лопнули. Стас и Такэру повалились на сырой пол. Глеб подошел к ним и проверил у каждого пульс. Стас и Такэру как по команде открыли глаза. Затем их стала бить дрожь, будто от электрического тока. Глеб выпрямился и перевел дух.

Стас и Такэру легко вскочили на ноги.

Рыжий нахмурил брови.

— Явился — не запылился, — проворчал он. Но голос его звучал виновато.

— Прости, что заставил ждать, — сухо отозвался Глеб. Стас приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого подскочил к охраннику, открывшему Глебу дверь, и мощным ударом в челюсть отправил его в нокаут.

— Извините, сэнсей, — произнес Такэру по-японски. — Опять я… Опять вам пришлось меня… — Не договорив, он бросился на одного из сидящих амбалов и принялся молотить его, как боксерский мешок.

Японец двигался столь легко и быстро, что вскочивший огромный детина не успевал ни защититься, ни даже упасть: точными боковыми ударами Такэру постоянно поддерживал его в вертикальном положении.

— Ну, падло! — опомнился наконец третий охранник и поднялся, опрокинув ящики.

Такэру чуть скосил глаза в его сторону, но Стас крикнул:

— Этот мой! — и ринулся в драку.

Минут примерно десять японец и рыжий избивали охранников. Глеб наблюдал за этим, держа руки в карманах. Толян смотрел тоже, и взгляд его выражал обреченность.

Наконец, притомившись и выпустив пары, освобожденные пленники оставили своих мучителей лежащими на полу.

— Поехали, что ли? — предложил Стас.

— Над дыханием обоим надо поработать, — хмуро заметил Глеб. — И двигаетесь, как тюлени.

Такэру поклонился.

— Да, сэнсей.

— Как скажешь, сэнсей, — проворчал рыжий и кивнул на Толяна. — Он тебя привел?

— Догадался Штирлиц, — буркнул Глеб.

Стас шагнул к Толяну, тот в испуге отступил. Но рыжий протянул ему руку и сказал:

— Я о тебе думал хуже. Извини.

Брови Глеба удивленно приподнялись. Толян бросил на него умоляющий взгляд и, пожимая руку Стаса, пробормотал:

— Да ладно… сочтемся.

Решив не прояснять это милое недоразумение, Глеб обратился к друзьям:

— Подождите в машине. Я сейчас.

— Там твой фирменный „жигуль“? — уточнил Стас, надевая пальто.

— А тебе „БМВ“ подавай? — в тон ему осведомился Глеб.

Рыжий усмехнулся.

— Пошли, Такэру, в его колымагу. Нас там сейчас пилить будут, как Илюху жена.

Они вышли, и из-за двери донесся смешок Такэру: „Я тоже куплю себе „жигуль““.

Глеб посмотрел на Толяна в упор. Толян попятился и залепетал:

— Я мог бы их сразу грохнуть, но не грохнул… Каждый себе на кусок хлеба зарабатывает как может. Если Лось приказал, а я не выполнил…

— Слушай сюда! — прервал его Глеб. — Хозяина твоего я сам разыщу, очень скоро. Так и передай. А что касается тебя… Лучше на глаза не попадайся. Это твой шанс.

Глеб вышел из подвала.

Толян вздохнул с облегчением. Затем кинулся к лежащим на полу амбалам и стал бить их по щекам, приводя в чувство. Через некоторое время охранники, обрызганные ржавой водой из-под крана, восседали на ящиках и матерились, потирая помятые бока. А Толян, отойдя в дальний угол подвала, достал из кармана „сотовый“ телефон и набрал номер олигарха Лосева.

— Виталий Петрович, — проговорил он шепотом, — тут такое было… Короче, эти мудаки все просрали… А что я? Что я могу один? Не я ж их нанимал. Ишаки просто…

Глеб гнал машину, поглядывая на часы. Сидящий за его спиной Стас спросил:

— А наши-то часы почему не сработали?

Глеб ответил раздраженно:

— Ваши часы защищают от взрыва и от выстрела. Но если напиваешься, как свинья… от мордобоя изволь уклоняться сам и блевать ходи самостоятельно.

Красный от стыда Такэру тихо произнес:

— Простите, сэнсей.

Рыжий через силу усмехнулся:

— Я же говорил: сейчас пилить будет. Короче, всё — ластик. Эту ночку мы стираем.

Лихо обогнав трейлер с надписью „мороженое мясо“, Глеб удивленно поинтересовался:

— Откуда ты знаешь про ластик?

— Илюха научил. А что?

— Ничего. Только ластиком можно стереть необдуманные свои слова, а не поступок, который мог стоить жизни.

Чуть подумав, рыжий возразил:

— Поступок следует за словами. Стираю и то, и другое. И будь спок: больше не вляпаюсь.

Глеб лишь вздохнул и в очередной раз взглянул на часы.

— Куда тебя отвезти? К Кате?

Опустив голову, Стас сложил руки крестом.

— С Катей всё. Домой вези. — И он сказал адрес.

„Ты и вправду не слабоумный“, — удовлетворенно отметил про себя Глеб. Не проявив любопытства по поводу Кати, он лишь спросил:

— А „тойота“ твоя где?

— Слава Богу, возле дома. Мы с Такэру на такси к этой Милке рванули… В общем, я подстраховался на случай подпития. А ты чего всё на часы смотришь? Опаздываешь куда?

Глеб кивнул:

— В три часа ровно обязан быть у японского посольства. Как раз Такэру завезу и… — Глеб запнулся, чуть подумал и спросил: — У тебя „сотовый“ при себе?

Похлопав себя по карманам пальто, Стас достал телефон, нажал кнопку и приложил ухо.

— Работает. Хорошо хоть не расколошматили, гады.

— Такэру, позвони брату, — сказал Глеб. — Сообщи, что жив-здоров: он волнуется поди. И попроси его встретить нас с тобой за территорией посольства. Прямо у въезда, в три ноль-ноль. Быстрей. Если Сато нет на месте, он должен успеть доехать к трем часам. Передай, что это очень важно.

— Да, Глеб-сан. — Такэру взял у Стаса телефон и набрал номер. Брат его, очевидно, снял трубку сам. Такэру почтительно заговорил по-японски: — Я был с друзьями, Сато-сан. Потом я всё объясню… Нет, Сато, мистера Грина с нами не было. Но он сейчас со мной… Сато, пожалуйста, не ругайся. Выйди нас встретить… — И Такэру изложил брату просьбу Глеба, но от своего лица. Далее последовало молчание, прерывающееся односложными восклицаниями Такэру. Похоже, брат пытался выяснить, какого лешего он должен выходить к воротам и не нужен ли при этом духовой оркестр. — Я потом тебе всё объясню, — повторил Такэру и дал отбой.

Стас, который из всего разговора, естественно, не понял ни слова, поинтересовался:

— Ну как, порядок?

— Ништяк, — ответил Такэру, возвращая ему телефон. Глеб довез Стаса до дома, высадил и сказал:

— Вон твоя „тойота“. Если твои часы светиться не будут — взрывчатки там нет. А если засветятся… все равно взрывчатка не сработает.

Стоя возле „жигуленка“, рыжий пожал могучими плечами:

— На хрена им взрывчатка, если они думали, что нас и так замочат?

— Знать бы, что у них в мозгах, — возразил Глеб и, захлопнув дверцу, погнал машину к посольству Японии.

Дороги были сухие, движение — по московским понятиям — умеренное, и „жигуленок“ мчался, едва касаясь асфальта колесами. Глеб нервно поглядывал на часы, Такэру деликатно молчал на заднем сиденье. К посольству они подъехали в 15.02. Подобным опозданием, пожалуй, можно пренебречь.

„Опель“ с господами из ФСБ стоял в двадцати метрах от посольских ворот. Сато Абэ в пальто нараспашку прогуливался рядом. Глеб припарковался рядом с „опелем“.

Приоткрыв дверцу „жигуленка“, Глеб обернулся к Такэру:

— Иди прямо к брату. И не удивляйся ничему.

Такэру кивнул, и они вышли из машины.

Из „опеля“ тут же выскочили четверо в штатском и двинулись наперерез Глебу. Впереди на кривых ножках семенил сам генерал Святов, и отвислые его щеки трепыхались при ходьбе. За ним пружинистым шагом поспешали два крепких молодца — очевидно, группа захвата. И замыкал процессию полковник Рюмин, гладко выбритый, подтянутый и прямой как трость. Генерал Святов опережал подчиненных метра на полтора и в охотничьем азарте все время наддавал.

Глеб и Такэру спокойно шли к посольству. Сато, брат Такэру, двинулся им навстречу. Четверо с Лубянки успели вклиниться меж ними.

— Грин Глеб Михайлович? — произнес генерал, заступая Глебу дорогу. Его бульдожьи щеки ходили ходуном.

Тем временем два молодых офицера встали у Глеба по бокам, а полковник Рюмин блокировал его со спины.

Оттесненный в сторонку Такэру невозмутимо взирал на происходящее. Сато бросил на него удивленный взгляд, но юноша едва заметно качнул головой. Сато остановился и также стал наблюдать.

Фиолетовые глаза Глеба, казалось, вспыхнули изнутри. Глядя в зрачки генерала, он ответил:

— Да, это я.

Генерал на мгновение застыл. Затем распахнул вдруг пальто, выхватил автомат и заорал дурным голосом:

— Молись, сука! Щас положу тебя вместе с твоими косоглазыми!

Далее счет пошел на секунды.

Сато Абэ остолбенел от неожиданности. По-русски он не понимал, но автомат в руках генерала в переводчике не нуждался.

Такэру весь текст, разумеется, понял. Но доверие его к сэнсею было столь велико, что он сохранял полное хладнокровие.

У офицеров группы захвата челюсти отвисли, можно сказать, до пупа.

Полковник Рюмин, хоть и готов был к „сюрпризу“, однако тоже находился в обалдении.

Глеб продолжал смотреть в зрачки генерала.

— Кто вы такой? — произнес он вежливо. — И почему угрожаете мне оружием?

Лицо генерала побагровело.

— Щас, б…, узнаешь, кто я! — взревел он и пальнул в воздух из автомата. Пальто его распахнулось и… матерь Божья! Генерал весь был увешан гранатами. — Всех твоих япошек замочу! — орал он, паля из автомата по окружности. — А посольство их взорву на хер!

— Товарищ генерал… Владимир Григорьевич… — залопотал один из молодых чекистов. Прикладом автомата генерал ударил его в живот.

— Помогите же кто-нибудь! — закричал Глеб, глядя на полковника Рюмина.

— Я те помогу, азиатский прихвостень! — Генерал выпустил очередь над самой головой Глеба.

Сато и Такэру бросились ничком на асфальт. Вооруженная охрана посольства бежала к воротам.

Офицеры, стоящие по бокам Глеба, похоже, готовы были по-детски расплакаться.

Полковник Рюмин пришел наконец в себя. Боковым ударом в челюсть он свалил генерала с ног. Автомат выпал из рук шефа, и Борис Викторович проворно его подобрал. На губах генерала меж тем выступила пена. С воплем „Всех замочу!“ он встал на четвереньки и укусил за икру того же оперативника, которому только что заехал прикладом в живот. Оперативник буквально взвыл: укус начальства, очевидно, оказался весьма болезненным.

— Гена, давай! — рявкнул полковник Рюмин и вместе со вторым оперативником бросился на пытающегося встать шефа.

Тут и охрана посольства подоспела.

— Все на землю! Руки за голову! — скомандовал русский богатырь в камуфляже.

Японские офицеры также присутствовали и что-то выкрикивали по-своему. Лёжа на брыкающемся генерале, полковник Рюмин предъявил „корочки“ ФСБ и произнес по-английски:

— Служба безопасности. Прошу сохранять спокойствие: инцидент улажен.

Лица окружающих японцев выразили облегчение.

Сато и Такэру, поднявшись с асфальта, пошли навстречу друг другу.

Русский богатырь в камуфляже сплюнул жвачку себе под ноги.

— Мне вообще-то по чайнику, что ты из ФСБ, — заявил он презрительно. Однако отступил и не возникал больше.

Из здания посольства в пальто, накинутом на плечи, к месту происшествия спешил пожилой безукоризненно одетый японец. Очевидно, это был чиновник рангом не ниже советника. На скуластом его лице читалась решимость защитить суверенность своих территорий от любых посягательств.

Тем временем взбесившегося генерала Святова удалось избавить от взрывчатки и сковать наручниками, предназначенными Глебу. Генерал продолжал изрыгать угрозы вперемежку с матерщиной. Укушенный им оперативник вызвал „скорую“.

Полковник Рюмин в сторонке негромко выяснял отношения с чиновником японского посольства и начальником охраны. Они вполне миролюбиво говорилипо-английски. Приблизившись к ним, Глеб покашлял, чтобы привлечь к себе внимание.

— Так я пойду? Свидетели вам небось ни к чему?

Японцы переглянулись и вопросительно воззрились на полковника ФСБ.

— Идите, и советую не трепать языком, — небрежно отмахнулся Борис Викторович. Но взгляд его, брошенный на Глеба, выражал восхищение пополам с ужасом.

Направляясь к своему „жигуленку“, Глеб помахал рукой Сато и Такэру.

Сато проговорил по-японски:

— Спецслужбам теперь не до вас, мистер Грин, не так ли?

Глеб с усмешкой пожал плечами. Сато показал ему большой палец, а Такэру хихикнул:

— Сколько было шуму!

— Какой-то сумасшедший террорист, — по-японски отозвался Глеб. — Кстати, господин Абэ… Не могли бы вы упомянуть среди своих друзей в посольстве, кому они обязаны своим спасением от этого налета?

Уголки губ Сато чуть заметно приподнялись.

— Да, и кому же?

— Полковнику ФСБ Рюмину. Если б не он, страшно представить, что здесь творилось бы.

Сато поклонился:

— Проинформирую об этом кого следует. Благодарность наша безгранична.

Глеб поклонился в ответ, сел в машину и уехал. Задумчиво глядя ему вслед, Сато проговорил:

— Вижу, сила его велика.

— Знал бы ты, насколько она велика, — с гордостью произнес Такэру.

Сато с грустью взглянул на брата.

— Главный принцип самурая, — сказал он, — хочешь одолеть врага, готовься к смерти. А ты, Такэру, даже к поражению не готов.

Младший брат возразил с улыбкой:

— Главный принцип самурая, Сато-сан, сначала побеждай, потом сражайся. Победа у меня здесь, — Такэру коснулся пальцем своего лба, — а смерть врага я приму без подготовки.

Пряча улыбку, Сато отвернулся и спросил.

— Где ты провел ночь, негодник?

Младший брат вздохнул:

— Пилить будешь, как Илью жена?

Сато озадаченно обернулся. Красный от смущения Такэру стоял, уперев взгляд в землю.

О неудавшемся своем аресте Глеб рассказывать Даше не стал. Но об освобождении Такэру и Стаса (после утреннего эпизода с деревянной скалкой), конечно же, доложить ей был обязан. А Виталий Петрович Лосев, позвонивший вечером, безусловно, знал уже о том и о другом.

— Избегаешь встречи со мной? — спросил он напрямик.

— Откладываю, — поправил Глеб. — Но очень ненадолго.

— Шустрым, смотрю, стал.

— А кого бояться?

Олигарх усмехнулся:

— Ну да, на Лубянку теперь наплевать.

— Ага, — подтвердил Глеб, — Лубянка приболела.

После короткого молчания Лосев буркнул:

— Спасибо, под придурка больше не косишь.

— Так ведь надобность отпала, — простодушно признался Глеб.

— А была такая надобность?

— Теперь вы, Виталий Петрович, под простачка работаете.

Лосев вновь помолчал и осведомился.

— Дашка у тебя?

Даша, прижимающая ухо к трубке, крикнула:

— Тебе-то что?! Родственные чувства проснулись?!

А Глеб спокойно ответил:

— Даша у меня. За безопасность ее не волнуйтесь.

— Я не волнуюсь, — заверил олигарх. — Теперь это твоя личная проблема.

— Само собой, вы для этого меня и наняли, — сказал Глеб и дал отбой.

Даша погладила его по волосам.

— Не переживай. Такое, увы, не редкость.

— Еще чего! — отмахнулся Глеб. — Переживать из-за этого „клыка“…

— Я не про дядьку.

— А про кого?

— Про Катю, которая продала Стаса.

Глеб воззрился на нее в изумлении.

— Как ты угадала?

— Я не гадала, дурак! — рассердилась Даша. — Я твои мысли читаю! Пора бы привыкнуть!

Глеб вздохнул:

— Ну разумеется. Знаешь, пойду-ка я, пожалуй…

— Я тоже, — перебила Даша.

— Что, интересно, ты тоже?

— Тоже пойду работать над статьей о ритуалах.

Теперь Глеб обалдел по-настоящему.

— Ведьма, — пробормотал он. — Ей-богу, ведьма!

Даша смотрела на него с насмешкой, уперев руки в боки.

— Помнишь, я тебя предупреждала? А ты мне что ответил?

Глава третья

Утром перед уходом в школу Глебу позвонил полковник Рюмин.

— Линия не прослушивается? — осведомился он как бы в шутку.

— Всё чисто, — заверил его Глеб.

— Тогда позвольте сообщить, что начальник мой несколько… вышел из строя.

— И куда при этом вошел?

— В психоневрологический стационар. Не знаю, надолго ли.

— Надейтесь на лучшее, Борис Викторович.

— Вашими бы устами, Глеб Михайлович, вашими бы устами, — хохотнул полковник. — Шум, кстати, поднялся невообразимый. Звонил министр иностранных дел, потом — премьер-министр, потом — сам президент. Я замучился рапорты писать.

— Полагаю, ваши заслуги отметили?

— Как ни странно, да. Посол Японии представил меня как спасителя, так что…

— Поздравляю, Борис Викторович.

— Спасибо, Глеб Михайлович. Пока я исполняю обязанности заболевшего генерала, а там… В нашем ведомстве сложно что-либо предсказать.

— Ничего, — успокоил Глеб, — если вас попробуют обойти, вы обезвредите еще какого-нибудь террориста.

— Если под руку подвернется, — усомнился полковник. Глеб нетерпеливо взглянул на часы.

— Подвернется, Борис Викторович. Их у нас — как собак нерезаных.

Полковник покашлял.

— Кстати о террористах. Вчера при выходе на задержание генерал Святов при мне надевал пальто. Глеб Михайлович, у него под пальто никакого автомата и никаких гранат не было. Как вы думаете, где он их взял?

— Мало ли… — пожал плечами Глеб. — Вы у табачного киоска по пути не останавливались?

— Остроумная версия, — насмешливо заметил полковник. — Непременно ее отработаю. Всего доброго, Глеб Михайлович.

В трубке раздались гудки.

Глеб ринулся на кухню и проглотил остывшую яичницу, приготовленную Дашей. Затем опрокинул в себя чашку чуть теплого кофе. Даша наблюдала за этим завтраком с осуждением.

— Вот не буду ворчать, не буду! Потому что я не такая! — уговаривала она себя.

Глеб рассмеялся и, чмокнув ее в лоб, выскочил в прихожую.

— Тренируйся, — подмигнул он, надевая куртку. — Повторяй наизусть заклинания.

Даша застегнула на его куртке „молнию“.

— Я, между прочим, волнуюсь, — призналась она.

— Еще бы! Пугать Белого призрака — не фунт изюма. Сегодня, родная, у тебя как бы премьера.

— Ты за мной заедешь?

Глеб открыл входную дверь.

— За такой дурацкий вопрос ведьму надо дисквалифицировать, — сказал он и вышел.

Дверь захлопнулась, и Даша показала ей язык. Затем она подошла к телефону и набрала мобильный номер Стаса.

— Да! — неприветливо отозвался рыжий.

— Дрыхнешь, что ли? — предположила Даша.

— Кто это?.. Даш, ты? — Голос Стаса потеплел. — Какое там дрыхну… С шести утра на ногах.

— Молодец. Обещание свое помнишь?

— Насчет аппаратуры? Так из-за нее и кручусь. Вчера, сама понимаешь… я был не в форме.

— Так тебе и надо, — сказала Даша. — Жалеть тебя не собираюсь.

— При чем тут жалость? — буркнул Стас. — Просто я не могу пока найти таких усилителей, какие ты заказывала. Сейчас вот загляну в два-три местечка…

— В чем загвоздка-то? — осведомилась Даша.

— Как это в чем? Ты хочешь, чтоб можно было прямо под открытым небом врубать и чтоб мощность была, как из пушки. Такая аппаратура в ресторанах не валяется! — В голосе рыжего прозвучала обида.

— Ну ладно, Стасик, ладно, — примирительно произнесла Даша. — Поторопись, все должно быть под рукой.

— Даш, я все понимаю. Иду работать, — ответил Стас и дал отбой.

Сжимая телефон, Даша смотрела в пустоту.

— Ничего ты не понимаешь, рыжик, — пробормотала она. — Никто из вас ничего не понимает.

День в школе проходил обыкновенно, и погода вполне ему соответствовала: не тепло и не холодно, сыро — но без дождя. Заурядный московский день середины марта.

А после третьего урока, на перемене, по коридорам школы понеслись крики: „Физкультурнику плохо!“ Глеб выбежал из столовой и с ватагой учеников помчался к кабинету директора.

Семен лежал на полу, длинный как верста, едва умещаясь в комнатушке секретаря. Возле него суетились завуч и пожилая химичка. Рядом толпились школьники. „Пропустите меня! — визжала девчонка-секретарша. — Надо вызвать „скорую“! Пробравшись к неподвижному Семену, Глеб присел перед ним на корточки. Пушистые усы физкультурника обвисли, глаза были выпучены, и на лице застыло выражение ужаса. „Скорая помощь“ тут была уже бесполезна, и даже Глеб помочь был не в силах.

— Что с ним? — спросила завуч. Глеб резко распрямился.

— Он мертв.

Завуч и химичка разом вскрикнули. Вокруг раздались охи да ахи. „Скорую помощь“ все же вызвали.

— От чего он умер? — всхлипнула завуч.

Глядя на ужас, запечатлевшийся на лице покойника, Глеб пробормотал:

— Хотел бы я это знать. Очень бы хотел.

На пороге своего кабинета возник директор, дряхленький, седой и озабоченный.

— Инфаркт, вероятно, — вздохнул он. — Нынче инфаркт так и косит молодых. Темпа жизни не выдерживают.

Во взгляде его, брошенном на Глеба, читалась откровенная издёвка. „Ах ты гадина!“ — догадался Глеб, сдерживая клокочущую ярость.

— О, Иван Гаврилович! — процедил он сквозь зубы. — Вы уже, оказывается, выздоровели!

Директор ядовито усмехнулся:

— Извините, если я вас разочаровал.

— Совсем наоборот, — в тон ему ответил Глеб, — ваше присутствие многое объясняет.

В общей сумятице странный их диалог не привлек ничьего внимания. Директор церемонно поклонился Глебу.

— Рад за вас. Однако вашу проницательность к делу не пришьешь.

— Да какие между нами дела! — отмахнулся Глеб. — Семен, очевидно, оказался в неудачное время в неудачном месте, и гладь — инфаркт! Вы сейчас смотрите на меня, Иван Гаврилович, а я вижу перед собой вас. А дела пускай заводит прокуратура, не так ли?

Глеб вышел в коридор и сквозь гул голосов услышал, как за его спиной директор зааплодировал.

Четвертый урок прошел своим чередом, и на перемене стало известно, что тело физкультурника увезли. „Во что ты влез, Сенька? — размышлял Глеб в пустом кабинете французского. — Как же ты его раскусил! А я не уберег тебя… и в кольцо мы так и не покидали“. Глеб готов был себя задушить, но начался пятый урок, который также прошел своим чередом. А за ним — шестой.

Минут за десять до конца занятий в дверь кабинета постучали, дверь приоткрылась, и чья-то рука поманила Глеба в коридор. Глеб вышел. У кабинета переминался с ноги на ногу Вася златозубый. Лицо его было мрачнее тучи.

— Слышь, Француз, — проговорил он полушепотом, — там к твоей бабке с детьми два отморозка с утра вломились…

— Что?! — Глеб схватил его за плечи и встряхнул, точно куклу.

Вася даже не пытался освободиться.

— Да не наши это, Француз. И не те, что за квартирой охотились, — забормотал он торопливо. — Приблудные какие-то. Мы их уже вывезли. Но они и так в крови, чуть живые: говорят, медведь нас порвал. Там, говорят, огромный медведь, злой, как черт, и по-человечьи матерится. Мы так поняли: крыша у них поехала. Я зашел после посмотреть, что там да как. Медведя, конечно, никакого, без понтов. Но, Глеб Михайлович… кто-то этих пеньков все же уделал: у них прямо куски мяса выдраны. Дай, думаю, заскочу к тебе в школу, чтоб ты знал.

Переведя дух, Глеб отпустил Васю.

— Как там ребята? — спросил он. Златозубый помедлил с ответом.

— Девчонка в норме: с мишкой плюшевым балукается. Малец только из школы прикондылял, он вообще ничего не видел. А вот бабка… Да не дергайся ты: никто ее пальцем не тронул. Но хрен знает, что у них там было. Перепсиховала, видать, бабка сильно. Лежит в кровати и трясется. Правильно я сделал, что тебе стукнул?

Глеб кивнул:

— Да, спасибо. У тебя „сотовый“ с собой?

— Ну.

— Подождешь меня у машины? Мне позвонить надо.

— Нет проблем. — Сверкнув золотой улыбкой, Вася затопал по коридору.

Глеб вернулся в класс и кое-как довел урок до конца. Когда прозвенел звонок, он с такой поспешностью рванул за дверь, что ученики его не удержались от хихиканья.

Пока школьники не разошлись по домам, Глеб промчался вдоль коридоров, заглядывая в классы. 9-й „Б“ он отыскал в кабинете физики и буквально в дверях столкнулся с выходящими Лёней и Гулей.

— Вас-то мне и надо! — облегченно вздохнул он. Лёня и Гуля переглянулись.

— Если насчет стенгазеты, — тряхнул чубчиком Лёня, — то миль пардон. В прошлом месяце мы ее уже выпускали.

А Гуля добавила:

— Теперь согласимся издавать только „Вашингтон пост“.

— Разумеется, на французском языке, — уточнил Лёня. Глеб нетерпеливо посмотрел на часы.

— Мне нужна ваша помощь. Прямо сейчас.

Ребята вновь переглянулись.

— Ну, если вам лично… — промямлил Лёня.

— Что надо делать? — решительно спросила Гуля.

— Есть бабушка и двое внучат, — ответил Глеб. — Бабушку сегодня очень напугали. Она вполне здорова, но… я о ней все же беспокоюсь. У меня самого, к сожалению, ни минуты свободной. Поэтому я вас прошу посидеть с ней до вечера, для подстраховки. Конечно, сегодня пятница, и у вас могут быть свои планы…

— Обязательно до вечера? — вздохнул Лёня. Гуля сверкнула на него карими глазами.

— Сколько надо, столько посидим!

А Глеб виновато проговорил:

— Уроки на понедельник сделаете, посмотрите телек… Потом я развезу вас по домам.

Лёня бросил взгляд на Гулю.

— Неплохо бы предков предупредить.

— Оттуда позвоним, — отмахнулась Гуля. — Мы согласны, Глеб Михайлович.

— Спасибо, — улыбнулся Глеб. — Жду вас у машины. — Он зашагал по коридору, сбежал по лестнице вниз и в учительской раздевалке встретил директора.

— Уходите, Глеб Михайлович? — проговорил старик, и обычный вопрос прозвучал у него как бы с подтекстом.

— Ухожу, Иван Гаврилович. А вы, надо понимать, остаетесь? — И этот вопрос, казалось, содержал нечто большее, чем подразумевал.

Директор развел руками:

— Нынче я, увы, допоздна. Дел, знаете ли, накопилось…

— Пощадите себя, Иван Гаврилович. Здоровье поберегите.

— В меру сил, Глеб Михайлович, в меру сил. — С этими словами директор захромал в сторону лестницы.

А Глеб, надев куртку, выбежал из школы. Вася ждал его у бордового „вольво“, привычно опираясь задом о капот. Он протянул Глебу „сотовый“ телефон. Глеб набрал свой домашний номер.

— Алло! — мелодично прозвучал голос Даши.

— Привет! — сказал Глеб. — Я задержусь на полчаса. Потом все по плану.

Даша, читавшая „Доктора Фаустуса“, опустила ноги с дивана.

— Что случилось? — спросила она. Голос Глеба прозвучал весьма бодро.

— Ничего. Что могло случиться?

— Врешь.

— Ага.

— С тобой кто-то рядом, и ты не можешь говорить?

— Да. Пока.

Из трубки раздались гудки. Не успела Даша отложить телефон, как в руке ее он вновь зазвонил.

— Дарья Николаевна?! — послышался взволнованный женский голос. — С Глебом беда! Он при смерти, просит, чтобы вы немедленно приехали! Дарья Николаевна, пожалуйста, поторопитесь!

Даша вскочила с дивана.

— Что с ним?! Кто говорит?!

— Это Галина Даниловна — учительница географии! Мы с вами виделись, помните?! Глеб сейчас в школе, бандиты проломили ему голову! Мы вызвали „скорую“, но сами понимаете…

— Еду! — крикнула Даша. — Как я его там найду?!

— Я встречу вас у входа! Не теряйте времени: он очень-очень плох! — Галина Даниловна дала отбой.

Отложив телефон, Даша пробормотала:

— Времени я не потеряю, будь уверена.

Она прилегла на диван и вновь принялась за „Доктора Фаустуса“.

Поднявшись с Лёней и Гулей на второй этаж, Глеб позвонил в квартиру Колесниковых. Через несколько мгновений из-за двери донесся мальчишеский голосок:

— Кто там?

— Саш, это Глеб. Открой.

Дверь отворилась, Глеб с Лёней и Гулей вошли. Саша с любопытством смотрел на них, засунув руки в карманы штанишек. А рядом уже крутилась Танька с плюшевым мишкой в обнимку.

— А Майкл знаете что сделал? — хихикнула она.

— Как бабушка? — спросил торопливо Глеб.

— Лежит, — лаконично ответил Саша. Глеб кивнул на Лёню с Гулей:

— Вот, привел вам помощников.

Гуля улыбнулась:

— Привет!

— Юной леди и джентльмену, — продолжил Лёня.

Саша взглянул на него снизу вверх.

— Здравствуйте, — произнес он сухо.

— Ну ладно, — засуетился Глеб, — вы тут раздевайтесь, знакомьтесь… Зайду пока к бабушке.

Он постучал в дверь комнаты, которую занимала Варвара Львовна, и заглянул. Старушка лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка. Скосив глаза в сторону Глеба, она пролепетала:

— О, это вы!

— Можно войти?

— Конечно. Я рада, что вы пришли. Вам, должно быть, известно, что у нас тут приключилось?

Глеб кивнул:

— Мне рассказали.

— Я так испугалась, так испугалась… — Старушка мелко затряслась. — Эти молодчики, потом этот жуткий медведь…

— Варвара Львовна, медведь — просто робот последнего поколения, созданный нашей фирмой для защиты пенсионеров и детей, — выпалил Глеб единым духом. Ничего более правдоподобного в данный момент он придумать не смог. — Вы уж простите, я вас не предупредил, потому что экспериментальные образцы мы пока держим в секрете. В связи с этим у меня к вам огромная просьба: сведения о медведе-роботе храните, пожалуйста, в тайне.

Перестав трястись, старушка посмотрела на Глеба так, будто у нее пелена с глаз упала.

— Вот оно что… То-то я думаю… Конечно, Глеб, я буду нема как рыба. Жаль, что я пока не в состоянии напоить вас чаем…

— Варвара Львовна, у меня ни минуты. Лежите, не беспокойтесь. Я привел вам двух моих девятиклассников — они приглядят за вами и за детьми, а вечером я заеду.

— Ой, спасибо, Глеб! Как хорошо вы сделали! Только ведь их надо накормить… Сейчас я поднимусь.

— Еще чего! Они здесь именно для того, чтобы вы спокойно лежали. Гуля сама возьмет там в холодильнике, если позволите…

— Конечно, Глеб. Ради Бога.

— …и накормит вас и детей. А я побежал.

Глеб шагнул к двери, но за спиной у себя услыхал:

— Вы вроде сказали „моих девятиклассников“?

Глеб второпях обернулся.

— Да, я преподаю у них французский. А что?

Варвара Львовна взирала на него с простодушием ребенка.

— У вас ведь фирма своя, эксперименты секретные… При чем тут преподавание в школе?

В досаде Глеб едва не откусил себе язык.

— Ну, видите ли… в школе мы испытываем новую методику обучения языкам и сами проводим уроки. Тоже в виде эксперимента.

Старушка глубоко вздохнула.

— И как вы всё это успеваете?

Глеб с улыбкой развел руками и быстро вышел, чтобы не ляпнуть что-нибудь невпопад. Он отвел Гулю Шарипову на кухню, распахнул перед ней холодильник и дал необходимые инструкции.

— То есть я остаюсь за хозяйку? — уточнила Гуля.

— И я! — заявила Танька, вертящаяся у ее ног.

— Вы обе, — сказал Глеб, открыл входную дверь и был таков.

Гуля деловито принялась раскладывать на столе продукты.

Танька протянула ей плюшевого медвежонка.

— Ой, Гуль, а знаешь, что Майкл сегодня сделал?

Гуля оглядела кухню.

— Тань, где у вас тарелки? Ах, вот они… Так что сделал Майкл?

Танька погладила медвежонка по голове.

— Он плогнал двух лазбойников. Они волвались сюда, а Майкл надлал им попы, вот.

Гуля достала из кулька колбасу и положила на деревянную дощечку.

— Какой он у тебя, оказывается, сильный, — улыбнулась девушка, нарезая колбасу на тонкие ломтики.

— И не говоли! — тряхнула косичками Танька. — Он у меня тако-ой сильный!

Тем временем Саша и Лёня Рюмин собирали в комнате железную дорогу. Вернее, Саша собирал, а Лёня подавал конструктивные советы, которыми желательно не пользоваться.

— Может, заткнешься?! — не выдержал наконец Саша. Лёня не обиделся.

— Ах ты, малявка дерзкая! — усмехнулся он. — Ты ж так до ночи провозишься!

Саша посмотрел на него грустными глазами.

— Хочешь сам попробовать?

— Да нет, зачем? Раз уж ты начал…

— Ага, — кивнул Саша, — у тебя не выйдет.

— Откуда, мон ами, тебе это известно?

— Вижу.

— Что ты видишь?

— Что ты придурок.

Лёня встал с пола, сжав кулаки.

— Что ты там вякнул, шпингалет?!

Саша спокойно смотрел на него снизу вверх.

— Я не вякнул, а сказал: ты придурок. Бить меня будешь?

Лёня покраснел до корней волос.

— Бить тебя никто не собирался. Уймись, дитя природы.

Саша чуть заметно улыбнулся.

— Тогда не зуди под руку. Сейчас соберу, и можем запускать.

Даша, как повелось, встретила Глеба в прихожей. Она была в джинсах, в свитере, в куртке и в сапожках. И пепельные ее волосы были собраны в „конский хвост“. Повертевшись перед Глебом, она осведомилась:

— По экипировке замечаний нет?

Глеб качнул головой:

— Никаких. Поехали быстрей, он в школе.

— Ну разумеется! — усмехнулась Даша и, пока они спускались в лифте, поведала Глебу о звонке географички.

Глеб удивился:

— Невероятно. Они что, за полных идиотов нас держат?

— Не нас, а меня, — поправила Даша. Они вышли из подъезда и сели в „жигули“. — И должна признаться, они во мне не очень-то ошиблись.

— То есть? — воззрился на нее Глеб, включив зажигание. Даша хмуро смотрела перед собой.

— Если б ты сам не позвонил за минуту до ее звонка… Не знаю. Кажется, я могла бы…

— О нет! — застонал Глеб, выезжая из подворотни.

— Да, черт возьми! Да! — вскричала Даша и всхлипнула. — Если мне говорят, что тебе проломили голову, я уже не соображаю, Мангуст ты или интеллигент вшивый! Я уже полная идиотка! Сегодня мне просто повезло!

— Поверить не могу, — ошарашенно пробормотал Глеб. Его смуглое лицо побледнело.

Даша прижала его руку к своей щеке.

— Ну ладно, плакса, ты чего? В следующий раз, если мне сообщат, что тебя по стенке размазали, я только расхохочусь и стану джигу отплясывать. Договорились?

Глеб все не мог прийти в себя.

— Дура, если с тобой что-нибудь… я ведь сразу уйду. Ни на мгновение не задержусь в этом мире.

Даша поцеловала его руку.

— А если с тобой что-нибудь? Я даже подумать об этом не могу!.. Ну всё, всё. Я же умная, ты знаешь. Обещаю, что не попадусь.

Глеб перевел дух.

— Просто права не имеешь. Мы обязаны опережать их на шаг.

И он рассказал ей о смерти учителя физкультуры и о нападении на квартиру Колесниковых. После второго рассказа Даша невольно прыснула.

— Ай да Майкл! Ай да терминатор! — И тут же нахмурилась. — Думаешь, этот налет — случайность?

Глеб пожал плечами:

— Уверенности нет, но похоже.

— А по поводу физкультурника…

— Вот тут никаких сомнений. И сейчас мы эту мразь пощекочем. Жаль, не до смерти. Но, Дашка, не зарывайся: на все про все — несколько минут.

И они подробно обсудили, как Даше следует себя вести.

Припарковался Глеб в узком переулочке, метров за пятьсот до школы. Только лишь они вышли из „жигуленка“, Глеб исчез. Даша в панике стала озираться.

— Ты здесь? — спросила она тихо. Голос Глеба раздался рядом:

— Здесь, родная. Конечно, здесь.

— Не отходи от меня ни на дюйм: я боюсь, — призналась Даша и направилась к школе.

Географичка встретила ее у входа. Она была в облегающем платье цвета кумача, и ее густо накрашенные губы пламенели, как лесной пожар. Но лицо Галины Даниловны выглядело бледным и осунувшимся, а глаза воровато бегали.

— Что-то вы долго, — упрекнула она Дашу. — Не очень торопились, видать.

Даша взглянула на нее в упор.

— Он жив?

Географичка потупилась.

— На данный момент вроде бы…

Они вошли внутрь здания. В школе было тихо и безлюдно. Одинокая уборщица, орудовавшая шваброй, лишь подчеркивала пустынность многочисленных помещений. Невидимый Глеб коснулся губами Дашиной щеки.

— Ну? — вздохнула Даша. — Куда идти?

— Я покажу, — сказала географичка и двинулась вверх по лестнице. У дверей кабинета директора она остановилась и уперлась взглядом в пол. — Заходите, он там.

Невидимый Глеб скользнул в комнатку секретаря. Даша вошла за ним. Галина Даниловна осталась в коридоре.

Дверь кабинета Даша отворила без стука: коли там умирающий — не до церемоний. И вновь Глеб прошмыгнул в дверь прежде Даши. Директор сидел за столом и листал бумаги, делая в них пометки. При появлении Даши он поднял глаза, но посмотрел не на нее, а настороженно оглядел комнату. Не заметив ничего подозрительного, он удовлетворенно усмехнулся.

— Где он? — холодно осведомилась Даша.

— А черт его знает, — ответил директор.

Дверь за Дашиной спиной закрылась, ключ сам собой повернулся в замке и, взвившись в воздух, влетел в карман директорских брюк. Директор с ухмылкой взирал на Дашу, и подвижные его глазки светились торжеством садиста. Даша снова ощутила прикосновение Глеба к своей щеке.

— Наврали, значит, — сказала она и, подвинув ногой стул, преспокойно на него уселась. — Придется вас наказать, дедуля.

Директор расхохотался:

— Да ну? И как вы это сделаете?

— Легко. Я же все-таки ведьма.

Давясь хохотом, директор замахал на нее руками:

— Прекратите!.. Уморите, ей-богу!..

— Интересно, что здесь смешного? — как бы обиделась Даша.

Резко оборвав смех, директор прошипел:

— Если б, сучка, ты была ведьмой, твой дядя давно бы тебя приспособил. Хватит болтать и слушай внимательно: сделаешь, как я велю, останешься жива. Может быть.

— Да неужели?! — Даша встала, оперлась руками о стол и впилась взглядом в лицо директора. Глаза ее сверкали от ярости. — Шел бы ты в задницу, дешевка! Там твое место!

Директор также приподнялся в кресле.

— Что ж, приступим, — процедил он сквозь зубы. Авторучка, лежащая на его бумагах, взлетела к потолку и превратилась в маленькую злобную тварь, напоминающую дракона. Тварь эта, оскалив зубастую пасть, ринулась сверху на Дашу. Вскрикнув, Даша заслонила лицо рукой. И от зеленого колечка-вьюнка на ее пальце вылетел крошечный светящийся листок и угодил в оскаленную пасть дракончика. Тварь сбилась с направления, завертелась в воздухе юлой и, бросившись вдруг на директора, принялась грызть его ухо. На пол закапала кровь. Директор взвыл, сжал дракончика в кулаке, и тот исчез в огненной вспышке.

— Вот, значит, как?! — завизжал директор, ошеломленно глядя на Дашу. — Ладно, переговоры закончены!

Даша почувствовала, как ноги отделяются от пола и неведомая сила тащит ее вверх. Но на высоте двух-трех сантиметров сила эта внезапно иссякла, и Даша твердо встала на пол. Лицо директора исказилось от напряжения, но Даша как стояла, так и продолжала стоять. Зато сам Иван Гаврилович вылетел вдруг из кресла, будто катапультировался, и головой врезался в потолок. Затем немного опустился и снова ударился в потолок, затем еще и еще. Во взгляде директора, обращенном сверху на Дашу, лютая злоба смешалась со страхом. Он собрал в кулак остатки своей воли.

Изо рта, из глаз, из ушей директора повалил вдруг белый туман. В тумане этом тело Ивана Гавриловича стало растворяться и таять, а глаза сделались огромными и вспыхнули мерцающим потусторонним светом. Дашу пронзил могильный холод. „Ну прямо! — шепнул невидимый Глеб. — Эту птичку мы из пальца подстрелим. Сделай ему „бах“!“

— Ну прямо! — топнула ногой коченеющая Даша. — Да я тебя, гадина, из пальца подстрелю! — Она сжала кулак, выставив палец, как дуло пистолета, прицелилась и произнесла: — Бах-бах!

В клубах колдовского тумана словно что-то взорвалось. В теле Белого призрака зазмеились фиолетовые молнии. Он задергался весь и задрожал, вновь обретая человеческую плоть. И наконец, полностью обратившись в седого старичка директора, рухнул сверху на письменный стол, весь в ожогах и в черной копоти.

— Кто ты? — спросил он в ужасе.

Даша протянула руку в его сторону. Из кармана директорских брюк вылетел ключ и опустился к ней на ладонь.

— Я же сказала: я ведьма. Тупой, что ли? — Даша открыла ключом дверь кабинета и на пороге обернулась. — Олю Самарскую помнишь? Я за нее с тобой еще не рассчиталась, мой свет. Но потерпи: скоро, очень скоро.

Она вышла, покачивая бедрами.

В коридоре ей встретилась географичка. При виде Даши на лице Галины Даниловны отразилась, как говорится, сложная гамма чувств.

— Как вы… — только и сумела вымолвить она.

— Вот так! — Даша отвесила ей пощечину и, покачивая бедрами, направилась к выходу из школы.

Прижав к битой щеке ладонь, географичка недоверчиво смотрела Даше вслед. Затем она опасливо приблизилась к недавнему месту событий, крадучись пересекла секретарский „предбанник“ и осторожно заглянула в кабинет.

Директор лежал на столе — обессиленный и беспомощный. Галина Даниловна сперва обалдело вытаращила на него глаза, потом многообещающе усмехнулась.

— Неужто не сработало? — посочувствовала она, приближаясь к распластанному начальнику.

С трудом шевельнув рукой, Иван Гаврилович прошептал:

— Пошла вон.

— Сейчас, — ответила географичка и плюнула ему в лицо. — Только умою тебя чуток, — она плюнула еще раз, — и пойду смотреть мексиканский сериал. Вот тебе за Семена. И еще за Семена, — плевок следовал за плевком, и лицо директора обрастало ими, точно лишаем, — а это за меня, за страхи мои ночные…

Силы Белого призрака восстанавливались медленно, и Галина Даниловна плевала в него, пока хватало слюны. А слюны у нее в запасе было изрядно.

Схватка с директором Дашу так раззадорила, что она категорически отказывалась покидать поле сражения.

— Я просто обязана врезать сенатору Колмену! — заявила она, сверкая глазами.

— Фиг тебе, — раздраженно ответил Глеб.

Они мчались в „жигуленке“ за Ильей, который по утвержденному сценарию должен был сегодня пугать сенатора. Даша полуобернулась к Глебу.

— Ну почему я не могу пойти с Илюшкой? Хоть один довод!

Обойдя на повороте голубой „лексус“, Глеб сказал:

— Ты свое отыграла, уйди со сцены.

Даша обворожительно улыбнулась.

— На это отвечу так. Во-первых, я все равно уже у них засвечена. Во-вторых, этот скот Колмен приставал ко мне во сне, и я должна лично съездить ему по рылу.

— Ты уже съездила. Причем неслабо.

— Это была самозащита. У меня есть право на контратаку.

Они приближались к дому Ильи. Глеб вздохнул.

— Дашка, отстань.

— Это решающий твой довод? — осведомилась Даша. Тормозя у подъезда, Глеб прикидывал в уме все „за“ и „против“.

— Илья не согласится, — подытожил он вслух. — Скажет, опять его в угол задвинули.

Однако Илья, выслушав обе стороны, повел себя неожиданно.

— Дуська должна пойти, — рассудил он. — Я не говорю по-английски, сенатор не говорит по-русски. Она будет переводчицей.

Даша выскочила из машины (благо они еще не отъехали от дома), распахнула заднюю дверцу и, всунувшись, поцеловала Илью в щеку.

— Умница! Идеше коп! ^[17] — С этими словами она вернулась на место и победоносно взглянула на Глеба. — Вопросы будут, шеф?

Глеб молча завел мотор, и они поехали к „Метрополю“. Даша ликовала, Илья предвкушал приключение. „Детсад какой-то!“ — хмурился Глеб. Обсуждая с ними примерный план действий, он особо подчеркнул, что на всю акцию следует затратить не более десяти минут.

Километра за три до „Метрополя“ Глеб и Даша поменялись местами: Даша повела машину, а Глеб сел рядом, только уже невидимый. Илья, что называется, кайфовал.

— Никак не привыкну, — признался он. — Чего уж только не насмотрелся вроде, но все-таки… Дуська, а ты?

Сбросив скорость, Даша высматривала место для парковки.

— А я, — сказала она, — по-другому уже этот мир не представляю.

Илья озадаченно почесал бородку.

— Честно?

Даша утвердительно тряхнула „конским хвостом“.

— Сама себе удивляюсь.

— Вон свободное место, не проскочи, — проворчал невидимый Глеб.

В вестибюле „Метрополя“ на Илью с Дашей поначалу никто не обратил внимания. Однако у лифта дорогу им преградили два качка в костюмах и при галстуках.

— Простите, вы к кому? — вежливо осведомился один из них.

Может, они были из шестерок змеиной Пирамиды, может, всего лишь из охраны отеля. Это было сейчас не важно. Чем Илья и Даша привлекли их внимание, оставалось только гадать. Но времени на гадание не было.

— Э-э… мы, собственно… — промямлил Илья.

— Отвалите, парни, некогда, — по-английски произнесла Даша.

Невидимый Глеб тем временем вошел в пустой лифт и обернулся. Качки чуть заметно вздрогнули.

Тот, что задал вопрос, удовлетворенно кивнул.

— Спасибо, проходите.

А второй галантно добавил:

— Айм сори, леди. Гоу.

Илья с Дашей проследовали в лифт, и невидимый Глеб нажал кнопку нужного этажа.

— Теряем время, — заметил он с досадой. — Приступайте сразу, без раскачки.

Илья нервно хихикнул:

— Как войдем — сразу по мордасам?

— Ну, в общем, да, — отозвался Глеб. Пытаясь до него дотронуться, Даша попросила:

— Только не отходи от нас.

— Нет, Лосева-Грин, — продолжал хихикать Илья, — он рванет сейчас на стриптиз.

Когда Илья постучал в дверь люкса, лоб его покрылся капельками пота. Но стоявшая за его спиной Даша внешне сохраняла спокойствие.

Дверь им открыл степенный господин в превосходно сшитом костюме. Благоухая дорогим одеколоном, он улыбался так радушно и приветливо, что черная повязка на его глазу казалась вовсе неуместной.

— Прошу, лорд Грин, — проговорил он по-английски, отступая на шаг. Его единственный глаз меж тем впился в лицо Ильи, как пиявка.

„Черт! Он же меня не знает!“ — сообразил вдруг невидимый Глеб.

Илья вошел, а за ним — Даша. Она быстро огляделась. Обстановка люкса была такой же, как в ее ночном кошмаре. Даже пейзаж Ван Гога над диваном висел так же — чуть покосившись.

А дальше — весь их план рухнул, события понеслись галопом.

Взгляд сенатора Колмена переместился с Ильи на Дашу и… Улыбка на его лице растаяла, уступив выражению ужаса. С возгласом „О Боже!“ сенатор попятился.

— Хм! — удивилась Даша. — Подобного эффекта я еще не производила!

— Встреча в твоем сне, — мигом сообразил Илья. — Твой кошмар превратился в его кошмар.

Это были первые и последние членораздельные слова, которые они произнесли в люксе отеля „Метрополь“.

Продолжая пятиться, сенатор прыгнул вдруг к телефону и сдернул трубку. Илья растерянно приоткрыл рот, из которого внезапно вылетела шаровая молния и взорвалась у сенатора перед носом. То ли от ожога, то ли от испуга сенатор вскрикнул и выпустил из руки телефонную трубку. Илья, надо заметить, испугался не меньше и прикрыл свой рот ладонью.

Тело сенатора тем временем стало удлиняться, испускать черный дым и терять привычные очертания. Затем этот клубящийся сгусток дыма потянулся к вентиляционной решетке: Черный призрак не хотел сражаться, он собирался просто бежать.

Расставив ноги, будто для стрельбы из пистолета, Даша навела на беглеца указательный палец и крикнула: „Бах-бах!“

Черный призрак завизжал, завертелся в воздухе и фосфорически запульсировал, затем опустился на диван под пейзаж Ван Гога. Однако это уже вновь был сенатор Колмен в своем натуральном облике. Целясь в него пальцем, Даша сделала шаг к дивану. Сенатор взирал на нее, точно кролик на удава. Даша вдруг резко чиркнула пальцем по воздуху. И в тот же миг ремень из брюк сенатора пополз по его груди и обвился вокруг горла. Сенатор распахивал рот, как рыба на берегу. Пытаясь избавиться от удавки, он побагровел.

Переглянувшись, Илья и Даша молча направились к двери. Дверь перед ними открылась и, когда они вышли, закрылась сама собой.

Тут сенатор Колмен сдернул наконец с горла ремень и с отвращением швырнул на ковер. Ремень лежал неподвижно, не проявляя никакой агрессивности. Сенатор вновь схватил телефонную трубку и дрожащей рукой кое-как набрал номер. Когда в трубке отозвались, он скороговоркои запричитав:

— Хуан, это была она! Это невыносимо, Хуан! Пора собрать всех наших… Нет-нет, я не смею тебе указывать, Хуан! Просто я на пределе!

И, упав перед телефоном на колени, сенатор заскулил по-собачьи.

„Жигуленок“ вела Даша, Илья пристроился с ней рядом. Они столь оживленно обсуждали акцию с сенатором, что не заметили, как Глеб на заднем сиденье обрел видимость. Разглядев наконец его в зеркальце, Даша спросила

— Ну и как мы выступили?

— Блеск! — тихо похвалил Глеб. Он дремал. Илья обернулся:

— Старик, ты чего? Притомился?

— Двенадцать секунд, — сквозь дрему пробормотал Глеб.

— В смысле? — Илья в недоумении перевел взгляд на Дашу.

— Ша, Гольдберг! — прошептала Даша. — Дай ему отдохнуть!

Они продолжали разговор шепотом, однако двенадцати секунд Глебу явно не хватило. Он встрепенулся лишь у дома Ильи и повторил свою похвалу.

— Просто блеск. Получилось лучше, чем я ожидал.

— Посиди в машине, — предложила Даша. — Илюшку я сама провожу.

— Ну прямо! — Глеб приоткрыл дверцу. — Ты, конечно, ведьма, но телохранителем работаю я.

Они проводили Илью вместе, как обычно, до квартиры, затем сразу же поехали к Колесниковым. Даша гнала „жигуленок“ с непривычной для себя лихостью, а Глеб дремал на ее плече.

Даша не могла скрыть тревоги.

— Ты в порядке, любовь моя?

— А то! — отозвался Глеб, не разлепляя век. — Еще десять секунд — и порядок.

У дома Колесниковых они опять вышли из машины вместе и поднялись в квартиру. Глеб улыбался и шутил, но, казалось, двигался под наркозом.

Варвара Львовна обрадовалась им обоим. Она уже довольно бодро перемещалась по дому и на Лёню с Гулей не могла нахвалиться. Саша и Таня также выглядели почти счастливыми. Так что крутые представители 9-го „Б“ как бы купались в лучах славы. Уводя их с собой, Глеб твердо пообещал старушке в самое ближайшее время сделать наконец в их квартире ремонт.

В машине Лёня и Гуля азартно обменивались шпильками с Дашей, а Глеб вновь дремал на ее плече.

Ведя его к подъезду, Даша предупредила:

— Осторожно, мой маленький, не споткнись.

— Не волнуйся, мамуля, — ответил Глеб, вися на ее плече. — Сейчас приму ледяной душ и рассонюсь.

Но от ледяного душа она его избавила, сразу уложив в постель.

— Спи, мой невидимка, — сказала Даша, покрывая его лицо поцелуями. — Спи семнадцать секунд, потом — еще двадцать и еще пятьдесят.

— Надо бы душ принять… — пробормотал Глеб и заснул.

Посидев с ним какое-то время, Даша взяла телефон, закрылась на кухне и позвонила Стасу на мобильный. Узнав Дашин голос, рыжий победно объявил:

— Вроде достал. Утром еду забирать. Прямо с фургончиком.

— Отлично! — обрадовалась Даша. — А не надуют?

— Завтра увидим.

— Э-э, Стас… Ты меня так не пугай!

Рыжий хохотнул.

— А ты не пугайся. Все будет тип-топ.

— Ой, смотри! Про записи не забыл?

— Помню, Даш, не волнуйся. Утром позвоню.

Положив телефон на холодильник, Даша задумчиво прошлась по кухне. Затем вернулась в комнату, присела на постель и, склонясь над Глебом, прошептала:

— Спи, любовь моя. Ты под охраной.

Глава четвертая

Даша легла лишь глубокой ночью, обняла спящего Глеба и заснула так крепко, что телефонного звонка даже не услышала. Зато Глеб проснулся мигом, вскочил, свежий как огурчик, и ринулся на кухню.

Телефон верещал на холодильнике. Была суббота, и за окном накрапывал дождь. Весна капризничала.

Звонил олигарх Лосев.

— Если мы срочно не встретимся, хуже будет, — заявил он, не поздоровавшись. По голосу было заметно, что Виталий Петрович нервничал. Очень нервничал.

— Кому? — спросил Глеб.

— Что „кому“?

— Будет хуже.

— Тебе, умник! И Дашке!

— Заботитесь, значит?

— Только о себе! Задницу уже припекает!

— С чего бы? Кризис на бирже?

— Брось придуряться! — Голос Лосева сорвался на крик. — После вчерашних Дашкиных гастролей — сперва в школе твоей, потом в номере сенатора!.. — Олигарх аж задохнулся. — У меня теперь такой геморрой, что… Откуда в ней это взялось?! Ведь с детства ничего похожего не было! Твои небось штучки, паскуда!

Поморщившись, Глеб отодвинул трубку от уха.

— Перестаньте визжать, — потребовал он. — Ближе к делу.

Олигарх примолк, пытаясь взять себя в руки.

— Предлагаю сделку, — произнес он почти спокойно. — Давай встретимся, обсудим.

Глеб вздохнул:

— Чему быть, того не миновать.

— Ты о чем? — насторожился Лосев.

— Так, поток сознания. Когда и где, Виталий Петрович?

— В спортзале, где ты ко мне нанимался. Помнишь?

— Конечно.

— Через полчасика успеешь?

— Запросто. Встречать не надо, сам войду.

Положив телефон на холодильник, Глеб кинулся в душ. Затем проглотил кофе с бутербродами и сдернул куртку с вешалки.

Тут в прихожую выбежала Даша.

— Куда? — спросила она, протирая глаза.

— К дяде твоему. — Глеб открыл входную дверь.

— Зачем?

— Чтоб его убить.

Сонливость мигом слетела с Даши. Она посмотрела Глебу в глаза.

— Это надолго?

Стоя у открытой двери, Глеб взглянул на нее с грустью.

— Часа за полтора, думаю, обернусь, — проговорил он, криво усмехаясь. Затем вышел и захлопнул дверь.

Даша стремительно бросилась в ванну, впервые в жизни влезла под ледяной душ и вертелась под ним, пока не посинела. Процедура эта ее чуть-чуть успокоила. А когда она кое-как глотала кофе, телефон на холодильнике зазвонил. Вздрогнув, Даша с опаской взяла трубку.

— Здравствуйте, Дашенька! — услыхала она голос графини. — Могу я поговорить с Глебом Михайловичем?

Даша с облегчением перевела дух.

— Здравствуйте, Наталья Дмитриевна. Его сейчас нет. Передать что-нибудь?

Графиня помедлила с ответом.

— Может, оно и к лучшему. С точки зрения политеса мне следует прежде поговорить с вами.

Даша улыбнулась.

— Вы меня интригуете, Наталья Дмитриевна.

— Очень хотелось бы, Дашенька, чтобы вы интриговали со мной вместе.

— О, я с удовольствием, графиня! Но против кого?

— Против Глеба Михайловича, разумеется.

Даша рассмеялась:

— Думаете, у нас получится?

— Должно получиться, Дашенька. — В голосе графини прозвучало вдруг отчаяние. — Если он откажется принять мою помощь, я… просто не знаю, на что я решусь.

Улыбка сползла с лица Даши.

— Наталья Дмитриевна, может, я сейчас к вам зайду и мы все обсудим?

— Это было бы замечательно. Если у вас найдется для меня время.

Даша покраснела.

— Как вам не совестно, Наталья Дмитриевна? В последние дни, признаться, я немногозамоталась, но… Я сию же минуту к вам иду.

— Очень хорошо. Я угощу вас, Дашенька, чем-то особенным.

Положив телефон на стол, Даша направилась к шкафу.

Но телефон зазвонил опять. Даша поспешно вернулась. На сей раз звонил Стас.

— Всё отлично, — бодро сообщил он. — Аппаратура классная. Она уже у меня, можешь не волноваться.

— Слава Богу! — обрадовалась Даша. — Умница, рыжик!

— Да ладно, — заскромничал Стас. — Лишь бы сработало.

Даша вздохнула:

— Обязано сработать. Сохраняй готовность номер один.

Рыжий хохотнул:

— Атаманша прямо! Глеб по-прежнему не в курсе?

— Разумеется, нет. Наверняка он заартачится и вообще запретит… Стас, ты меня не продашь?

Рыжий помолчал, затем хмуро потребовал:

— Ну-ка скажи „ластик“!

Дашины губы растянулись в улыбку.

— Ластик. Извини.

— Тогда пока. Готовность номер один.

Стас дал отбой.

Даша отложила телефон и, не переставая улыбаться, вошла наконец в шкаф.

В окрестностях спортзала мордоворотов было столько — яблоку упасть негде. Убивать их, калечить и даже вступать с ними в пререкания в планы Глеба не входило. Поэтому он, сделавшись невидимым, миновал все препятствия и без труда попал в то помещение, где олигарх Лосев в белом кимоно крутил педали на велосипедном тренажере. Заметив приоткрывшуюся дверь, Виталий Петрович скосил на нее свои красновато-серые глаза и буркнул:

— Подоприте стулом. Пускай постучит.

Толян и Толян Большой наперегонки бросились выполнять волю хозяина. В зале все было таким же, как три недели назад. Не хватало лишь могучей фигуры Стаса, молотящего мешок. Впрочем, его отсутствие, похоже, никого тут не волновало.

Олигарх крутил педали, поглядывая на часы. Толян подал ему полотенце и заискивающе проговорил:

— Сейчас подъедет, никуда не денется.

— Уже подъехал, — отозвался Глеб, как бы возникая из воздуха. — И зря, Толян, ты попался мне на глаза. Ведь я предупреждал.

Появление Глеба впечатление произвело на всех разное. Толян Большой, вздрогнув, попятился к двери. Толян обыкновенный поражен был чуть меньше и, несмотря на испуг, пытался хорохориться.

— Как бы сам не огреб! — огрызнулся он, бросив преданный взгляд на хозяина.

А хозяин меж тем ошеломлен был более всех и тщетно пытался это скрыть. Он слез с тренажера и встал перед Глебом, сверкая потной лысиной. Вдавленные его зрачки суетливо перемещались с предмета на предмет, а пухлые пальцы теребили висящее на шее полотенце.

— Короче, так, — произнес он с апломбом, — предлагаю сделку. Хоть выбора у тебя в общем-то нет…

— Где брат твой, сволочь? — перебил Глеб, глядя на него в упор.

Лысина олигарха стала наливаться кровью. Но не от страха — от злобы. Мандраж его внезапно прошел.

— В яме с червями! — заорал он, нацелив в лицо Глеба свои жуткие зрачки. — Там, где завтра будешь ты, если не отдашь мне племянницу и не свалишь из России! Я тебя увольняю, колдунок сраный!

Глеб прыснул:

— Только и всего? Дешево я отделался. Если у вашей Змеи такие „клыки“, похоже, ей пора к дантисту.

Олигарх застыл, точно пыльным мешком ударенный. Оба Толяна замерли у двери, боясь вмешаться и не рискуя бежать. Они собирались выяснить, чья возьмет.

— Ах ты… крысеныш! — прошипел Виталий Петрович, теряя над собой контроль. Глаза его налились кровью. — Да я из тебя сейчас все дерьмо…

— Начинай, тварь! — Глеб взглянул на часы. — Через пять минут башка твоя лопнет!

Глаза Лосева сделались совсем красными. Набрав в грудь воздуха, он дунул в сторону Глеба. Изо рта олигарха вылетело багровое пламя, принявшее форму кобры, которая на мгновение зависла над Глебом, затем молниеносно ринулась ему в лицо. Глеб едва заметно уклонился.

Два Толяна у двери издали нечто вроде писка.

Промахнувшись, огненная кобра подобралась и приготовилась к новой атаке. Виталий Лосев наступал, выпучив глаза и разинув рот, из которого, извиваясь, проистекала багровая смертоносная гадина. Глеб стоял, не шевелясь. И когда кобра вновь атаковала, он выставил перед ней открытую ладонь. Кобра остановилась в броске, будто натолкнулась на препятствие, затрепыхалась, задергалась и вдруг, развернувшись, метнулась головой в открытый рот олигарха. Виталия Петровича швырнуло на лежащие в углу маты. Он завертелся волчком и забился в судорогах. Запахло паленым.

Два Толяна застыли у двери, как соляные столбы.

Справившись наконец с судорогами, олигарх встал на четвереньки и прохрипел:

— Ладно, ублюдок, сыграем всерьез.

Глеб постучал пальцем по стеклу своих часов.

— Оставь дешевые эффекты. У тебя меньше двух минут.

Стоя на четвереньках, олигарх принялся раскачиваться и двигать головой так, будто роет носом землю. Лицо его стало вытягиваться, превращаясь на глазах в свиное рыло с двумя острыми клыками. Кимоно затрещало на нем и грудой лоскутов свалилось на пол. Руки и ноги Виталия Петровича преобразились в четыре мощные конечности, опирающиеся на копыта, а тело моментально обросло жесткой серой щетиной. Краса и гордость российского бизнеса превратился в огромного злобного кабана.

— У-ё-о-о! — вырвалось у Толяна.

Зыркнув в его сторону красными глазками, кабан со скоростью торпеды устремился на Глеба, который с усмешкой за ним наблюдал. Перед самым рылом кабана Глеб подпрыгнул и вскочил ему на спину. Издав нечто среднее между хрюком и рыком, олигарх-оборотень принялся носиться по спортзалу. Он разгонялся и резко тормозил и взбрыкивал задом, но Глеб виртуозно балансировал на его спине. Кабан впал в бешенство, из пасти его падали хлопья белой пены, но в конце концов он догадался упасть на спину — и Глеб соскочил. Взглянув на часы, он сказал:

— Всё, время твое вышло.

И в то же мгновение голова кабана треснула, как перезрелый арбуз, и разлетелась, словно взорвавшись изнутри. Оборотень завалился на бок, дернул копытами и подох. Застегнув куртку, Глеб направился к выходу.

У двери, бледный, как покойник, стоял Толян Большой. Его друг и напарник успел, что называется, сделать ноги в последний момент. Когда Глеб оказался перед ним, Толян Большой не шелохнулся, лишь тихо произнес:

— И чего дальше?

Глеб пожал плечами:

— Сменишь хозяина, вот и всё. Выбирай получше.

С этими словами Глеб вышел.

Толян Большой опасливо приблизился к безголовому кабану, пытаясь различить в нем черты олигарха и благодетеля.

— Этот свалил? — раздался встревоженный голос сзади. Толян Большой буркнул через плечо:

— Не-а, я в карман его заныкал.

Толян с ухмылкой вышел из-за его спины.

— Мало ли… может, прячется тут где-то. Он же вон чего умеет.

Толян Большой бросил на него хмурый взгляд:

— Уроет он тебя. Как пить дать уроет.

— Сперва пусть поймает, — отмахнулся Толян и носком ботинка потыкал в тушу кабана. — Короче, отвечаем всем так: Лось куда-то умотал, куда — мы без понятия. За эту свинину, — он вновь пнул кабана, — мокруху нам не повесят. Слышь, давай отволочем его к Зурабу. Тут отбивных — на два холодильника, не пропадать же добру… Эй, ты чего?.. Да шучу я, шучу, мудило!

Толян Большой скорчился в углу. Его обильно рвало.

Когда Глеб вошел, Даша встала перед ним и заглянула в глаза. Глеб утвердительно прикрыл веки. Даша опустила взгляд.

— С тобой графиня поговорить хочет.

Глеб повесил на крючок куртку.

— О чем?

— Угадай с трех попыток.

— Угадал. Помощь ее мне не нужна.

— Скажи ей об этом сам.

— Ладно, сейчас я к ней загляну. Но прежде, — Глеб зашел на кухню и взял телефон, — дай-ка мне номер автора брошюры.

Даша в тревоге к нему прижалась.

— Уже?

— А чего тянуть? — Глеб потерся носом о ее нос. Даша протянула ему клочок бумаги.

— Тогда вперед.

Глеб набрал записанный на бумажке номер. Трубку долго не снимали, затем отозвался хрипящий мужской голос:

— Сидоров у телефона.

— Здравствуйте, — сказал Глеб. — Не вы ли автор „Легенды о Мангустах и Змеях“?

После длительного молчания Сидоров прокашлялся.

— Ну я. И что отсюда следует?

— Не могли бы мы с вами встретиться и обсудить кое-какие неточности в вашем тексте? — предложил Глеб.

— За каким хреном? — Сидоров, похоже, был пьян в дымину.

Глеб старался сохранить хладнокровие.

— У вас там ошибка в третьей заповеди.

— Знаю. Ну и что? — с вызовом произнес пьянчужка. Хладнокровие сохранить не удалось.

— Слушай сюда, кретин! — заорал Глеб. — Я Мангуст и хочу говорить с твоими хозяевами. Если ты сию минуту с ними не свяжешься, они сами отвинтят тебе яйца и повесят на Останкинскую башню! Усёк, дубина?! Я перезвоню через час!

Глеб в сердцах шмякнул телефон на стол. Взглянув друг на друга, они с Дашей рассмеялись.

— Обалдеть! — проговорила Даша. — Даже приказы Дьявола выполняются у нас через пень-колоду!

Глеб вздохнул:

— На том стоим. Ладно, схожу пока к графине. Жаль ее огорчать, но рисковать ее жизнью я не собираюсь.

Глеб направился к шкафу, однако не дошел: на кухонном столе зазвонил телефон. Даша взяла его и сказала „алло“. Глеб вернулся на кухню.

— Да, это я, — удивленно проговорила Даша. — Простите, с кем имею честь?.. Вот как? Мне очень лестно… — С Дашиного лица медленно сходила краска. — Да, он дома. Пожалуйста.

Глеб взял трубку из ее вздрагивающей руки и, приложив к уху, обнял Дашу за плечи.

— Глеб Михайлович? — проговорил из трубки приятный баритон. — Только что вы звонили Сидорову. Позвольте за него извиниться: остатки своих мозгов он давно пропил.

— Поэтому вы его и наняли? — предположил Глеб. Баритон хохотнул:

— Зато теперь никому его не жалко. Догадываетесь, кто я?

— Дон Хуан Родригес, президент Международного фонда. Я узнал вас, несмотря на то что вы говорите сейчас по-русски. Предлагаю перейти прямо к делу.

— Ах, лорд Грин! Как вы торопитесь! Впопыхах даже забыли упомянуть, что распознали во мне так называемого Змея.

— Зачем, дон Хуан? Мы оба об этом знаем — этого достаточно.

— И вы не поинтересуетесь, как я вас вычислил? — усмехнулся Родригес. — Думаете, я не догадался, под чьей режиссурой Даша Лосева столь блистательно выступила у вас в школе и в отеле „Метрополь“? Снимаю шляпу. Но дяде вашей красотки в самое ближайшее время придется заняться ее воспитанием…

— Дяди ее нет в живых, — перебил Глеб. — Час назад он сдох в шкуре кабана. Ближе к делу, Змей.

Даша прижалась к плечу Глеба.

Родригес примолк, переваривая неприятную новость, затем с угрозой произнес:

— О'кей, Мангуст, к делу так к делу. Судя по твоим маневрам, ты хочешь сразиться с верхушкой моей Пирамиды, или, как вы называете ее, Системой. Я прав?

— Да, — подтвердил Глеб. — Когда и где?

— Завтра в двенадцать, на даче у твоего приятеля Дмитрия Грачева. Просторы там необъятные и народу вокруг ни души. Запишешь адрес, или что-то не устраивает?

— Диктуй, — сказал Глеб. — В двенадцать я там буду.

Родригес хмыкнул:

— Друзей своих захвати. Эх, погуляем!

— Не раскатывай губы, Змей. Гулянка не состоится.

— Ну-ну, Мангуст! Ты это не обдумал! В данной ситуации твоим сподвижникам гораздо безопасней быть с тобой рядом. В противном случае, пока ты будешь со мной биться, мои люди выкурят их из любой норы. Твоих друзей мы знаем поименно. Победишь меня — они вольные птицы. Если верх возьму я… подумай сам, куда они денутся? Решение у нас одно: или — или.

Глеб в смятении посмотрел на Дашу и тут же отвел взгляд.

— Пожалуй, — буркнул он в трубку. — Говори, куда ехать.

Родригес продиктовал адрес, затем предложил, перейдя на испанский:

— Почему бы нам не сразиться один на один, сэр Майкл? К чему напрасные жертвы?

— Дон Хуан, я готов прослезиться, — по-испански ответил Глеб.

— То есть вы отказываетесь, мистер Мангуст?

— Я не верю вашему слову, сеньор Змей. Но я согласен.

— Вот и отлично! — Родригес вновь перешел на русский. — Мы с тобой сшибемся, а наши дамы за нас поболеют. Кто победит, получит весь гарем, — испанец хохотнул, — и Дашу Лосеву в придачу. Поди плохо?

Глеб вздохнул.

— Змеев губит непомерный аппетит. До завтра, болтун.

— Э-э, погоди! — остановил его испанец. — Тебе, случаем, не известно, куда подевался этот недоносок Мак-Грегор? Его будто корова языком слизнула.

— Да ну? — усмехнулся Глеб. — Эка жалость!

Родригес процедил сквозь зубы:

— Думаю, ты вряд ли стал бы его прятать. Все равно ведь я его потом разыщу.

— Для тебя никакого „потом“ не будет, — пообещал Глеб. — До завтра, сладкоречивый.

Положив телефон на холодильник, он чмокнул Дашу в нос и направился к шкафу.

— Почему ты не сказал ему, что знаешь, что он не Змей? — спросила Даша.

Глеб обернулся:

— Зачем? Пусть Змея до последнего момента думает, что не раскрыта. Хоть не сбежит.

— По-твоему, она завтра явится?

— Уверен. — Глеб открыл дверцу шкафа. — Они навалятся на меня скопом.

Сверкнув глазами, Даша вздернула подбородок.

— Я еду с тобой! Мы все едем с тобой!

Поставив ногу в шкаф, Глеб кивнул:

— Да, родная.

Дашины брови от удивления взлетели вверх.

— Ты согласен? И даже не вредничаешь?

Глеб грустно улыбнулся:

— Родригес почти убедил меня, что это правильное решение.

Даша просияла.

— Тогда я звоню ребятам и договариваюсь, ладно?

— Да, мы выезжаем в десять утра, — сказал Глеб и скрылся в шкафу.

Даша немедленно позвонила Стасу.

— В десять утра выезжаем, — выпалила она.

— Нет проблем, — отозвался рыжий. — За Ильей и Такэру я заеду. Где встречаемся?

— У нашего дома.

— Замётано. Глеб не возникает?

— Он согласен. Но аппаратура — наш секрет. Кстати, с ней все в порядке?

— Даш, сколько можно? Я ж сказал: не волнуйся…

— Ну да, не волнуйся! А подключаться куда?

Стас глубоко вздохнул.

— Даш, я не такой тупица, каким кажусь. Усилители я одолжил вместе с „фольксвагеном“, в нем генератор. Час назад мы с Такэру все проверили, и он присобачил там какую-то японскую хреновину… Короче, звучок получился такой, что жильцы милицию вызвали. Ей-богу, Даш… не дергайся: все будет тип-топ. Лишь бы это вообще сработало.

Даша сглотнула ком в горле.

— Рыжуха, я тебя целую. До завтра.

Она дала отбой и, отложив телефон, принялась в задумчивости мерить шагами кухню. И по всем направлениям, как ни крути, у нее получалось два с половиной шага.

Над белым особняком синело небо и светило солнце. Вокруг особняка зеленел газон и пестрели цветочные клумбы. Графиня, одетая в ситцевый сарафан, в гневе сверкала глазами, и сдвинутая набок панама сидела на ней „а-ля чёрт возьми“. Глеб едва сдерживал смех.

— Можете сердиться, Глеб Михайлович, можете обижаться! Но я высказала вам все, что на душе! — В такт своим словам графиня взмахивала тяпкой. — Лишь из обрывков разговоров ваших друзей я узнала…

— А вот подслушивать нехорошо, — ввернул Глеб. — Вам это вовсе не к лицу, графиня.

Щеки Натальи Дмитриевны вспыхнули.

— Немедленно скажите „ластик“! — потребовала она.

— Что-о? — расплылся в улыбке Глеб.

— Это значит, — нахмурила брови графиня, — что вы стираете вашу хамскую реплику о моем подслушивании!

— Что это значит, я понял, — продолжал улыбаться Глеб. — Но кто научил вас пользоваться ластиком?

Графиня малость поостыла.

— Такэру. А что? Очень милый, воспитанный юноша…

— Ластик, Наталья Дмитриевна! — Глеб приложил руку к сердцу.

Рукояткой тяпки графиня поправила на голове панаму.

— Все равно мириться с вами я не собираюсь! — заявила она решительно. — Вам грозит опасность…

— Ничего мне не грозит.

— Тем более, голубчик! Дайте мне в этом удостовериться — и мы поедем чаи распивать! А, Глеб Михайлович?! Что вы на это возразите?! В том-то и дело, что возразить вам нечего! А по-моему, голубчик, если вы отказываетесь от моей помощи, значит, другом своим меня не считаете! А если я вам не друг, то я немедленно съезжаю с этой галактики и отправляюсь к себе в Мытищи!.. В чем дело?! Что я сказала смешного?! Если вы не прекратите скалить зубы…

Глеб расхохотался.

— Всё, графиня, сдаюсь! — Он поднял руки вверх. — На всё согласен, только не съезжайте с этой галактики. Вам никогда, Наталья Дмитриевна… слышите, никогда не удастся со мной поссориться.

Графиня взглянула на него недоверчиво:

— Что значит сдаетесь? Что значит на всё согласны?

Отсмеявшись, Глеб вздохнул:

— Я принимаю вашу помощь. Завтра у нас битва с организованной нечистью. Выезжаем в десять утра.

Опустив на траву тяпку, графиня подошла к нему и троекратно расцеловала.

— Вот это правильно. Вот это по-нашему. Давно бы так.

— Прямо как дети малые, — проворчал Глеб, — что вы, что Дашка. Будто на пикник собираетесь.

Сдвинув панаму на затылок, графиня усмехнулась:

— Дурак.

Брови Глеба поползли вверх.

— А этому кто вас научил?

— Это слово, Глеб Михайлович, я с молоком матери всосала. И смею вам заметить, иной раз оно… метко вас характеризует.

— Вам виднее, — улыбнулся Глеб. — Ладно, графиня, пойду.

Наталья Дмитриевна его перекрестила.

— С Богом, друг мой. До завтра.

Сопровождаемый птичьим щебетом, Глеб пересек цветущий луг, вошел в темнеющую в холме пещерку и, миновав шкаф с Дашиными платьями, очутился в своей квартире.

Даша говорила с кем-то по телефону.

— А вот и он, — сообщила она при виде Глеба и, передавая ему трубку, шепнула: — Второй раз звонит.

Из трубки донесся вкрадчивый голос Доки.

— Привет, Француз! Как жизнь молодая?

— Игнат? — удивился Глеб. — Чем обязан?

— Слыхал я, ты на дачу к Митьке Грачу собираешься.

Прижав ухо к трубке, Даша слушала разговор. Она бросила на Глеба изумленный взгляд.

— А ты откуда знаешь? — еще более изумился Глеб.

— Сорока на хвосте принесла. У меня к тебе просьбочка, Француз…

— Игнат, говори, откуда знаешь. Иначе кладу трубку.

— Да ладно, велика хитрость. У моей братвы в его братве агентура имеется. Можно сказать, родня. Ну и стукнули мне, что завтра у вас там разборка намечается. Правда это?

— Допустим, — осторожно ответил Глеб.

— Француз, просьба к тебе нижайшая: оставь Грача мне.

Глеб и Даша переглянулись.

— То есть? — уточнил Глеб.

— Ну, бей-круши там кого хошь. А доберешься до Грача… Я с пацанами моими рядом буду. Подай только весточку, и мы из-под земли появимся. Уж я его приласкаю.

Глеб озадаченно потер переносицу.

— Хочешь Грача прямо на блюде получить?

Дока смутился.

— Брось, Француз. Если какая помощь нужна — только скажи: я твой должник.

— Спасибо, сам управлюсь. Это я так. В принципе, Игнат, предложение твое очень меня устраивает: пачкаться о Грача неохота. Загвоздка лишь в том, как я подам тебе весточку. Боюсь, в горячке будет не до тебя.

— Не проблема, — обрадовался Дока. — Я с тобой Васю отправлю. Он сам, когда надо, меня разыщет.

— Ага, только Васи мне не хватало! Там, к твоему сведению…

— Брось, Француз! Вася не помешает!

— При чем тут помешает, не помешает? Там опасно будет. Игнат, ты что, не врубаешься?

— Врубаюсь. Он сам напросился.

Глеб с раздражением осведомился:

— Что значит напросился?

— То и значит, — вздохнул Дока. — Помочь тебе рвется.

Глеб покосился на Дашу. Даша пожала плечами.

— Помощников у меня развелось, — проворчал Глеб, — не знаю, куда спрятаться. Одним Васей больше, одним меньше…

— Француз, ты человек! На развалюхе своей поедешь?

— Да. А что?

— Ничего, просто ее ни с чем не спутаешь. Мы будем ждать тебя на дороге. Там поворот один есть — его никак не минуешь. Вася пересядет к тебе.

Глеб усмехнулся:

— Передай ему, пусть клюшку хоккейную захватит. Без нее нам кранты.

— Не гневи Бога, Француз, — с неожиданным достоинством ответил Дока. — Иной раз и клюшка решает дело.

Из трубки послышались гудки.

Глеб положил телефон на холодильник. Ветер за окном трепал верхушки деревьев, и косой дождик стучал в стекло. Глеб и Даша взглянули друг другу в глаза.

— Итак? — вздохнула Даша.

— Итак, — улыбнулся Глеб.

— Завтра великий день, — сказала Даша.

— Величайший, — согласился Глеб.

— Я не про битву со Змеем… то есть со Змеей.

— Представь, я тоже.

Дашины глаза заблестели.

— И что же ты имеешь в виду?

Глеб смотрел на нее, чуть склонив голову набок.

— То же, что и ты.

— Ну-ка скажи!

— Завтра будет три недели, как мы познакомились.

— Правильно, — вздохнула Даша. — За это время я поняла, что кое-как могу тебя вытерпеть.

Глеб кивнул:

— Я тоже сносно к тебе отношусь.

— Насколько сносно?

— Настолько, чтобы не замечать твоей стервозности. В ближайшую тысячу лет.

Дашины глаза наполнились слезами.

— А вторую тысячу лет? А третью?

— После второй я, надеюсь, привыкну.

Они смотрели друг другу в глаза и улыбались сквозь слезы. Две взрослые плаксы.

Глава пятая

Воскресенье выдалось тихим и солнечным. Ровно в десять утра на двух машинах они отъехали от дома Глеба. В «жигуленке», мчащемся впереди, кроме законного владельца, находились Даша и графиня. В следовавшем сзади белом «фольксвагене» разместились Стас (за рулем), Илья (рядом) и Такэру (с колонками стереосистемы). Перед выездом Глеб, увидев Стаса за рулем «фольксвагена», полюбопытствовал, куда подевалась его «тойота». Переглянувшись с Дашей, рыжий ответил, что у «тойоты» забарахлил мотор, а эту рабочую колымагу он одолжил на денек у приятеля. В общих чертах, кстати, это соответствовало действительности. Даша тут же заторопилась, засуетилась и принялась всех подгонять. Глеб, разумеется, мигом засек ее со Стасом переглядки, однако вникать не стал: не до того было. И вот теперь Такэру, пристроившись в кузове возле аппаратуры, можно сказать, сдувал с нее пылинки.

— А мы эту технику не раздолбаем? — обеспокоился Илья. — По нашим-то дорогам.

Стас хмуро на него покосился:

— Не должны. Иначе мне башку снесут.

Такэру улыбался, обнимая усилители, как наседка цыплят.

Все трое — даже Илья — были в джинсах, куртках и в спортивной обуви. На запястьях у всех троих поблескивали часы, подаренные Глебом.

Глеб и Даша, разумеется, одеты были точно так же: в джинсы и куртки. Лишь графиня выбивалась из ансамбля. Она облачилась в строгое коричневое платье, поверх которого надела короткий кроличий тулуп. Наталья Дмитриевна тщательно уложила волосы, и лицо ее было светлым и торжественным.

Сидя рядом с Глебом, Даша крепко держала его за руку.

— Инструктаж будет? — спросила она бодрым голосом.

Притормозив у светофора, Глеб усмехнулся:

— Кто б меня самого проинструктировал! Просто держитесь кучей, не отходите друг от друга. На меня не обращайте внимания, что бы ни происходило.

— Глеб Михайлович, что вы такое говорите? — возмутилась графиня. — Как это не обращать на вас внимания? Мы же не сторонние наблюдатели.

Обернувшись к ней, Даша мягко произнесла:

— Это необходимо, Наталья Дмитриевна. Глеб должен видеть, что с нами все в порядке, и не рассеивать свое внимание. Для начала мы обязаны позаботиться хотя бы о самих себе, а дальше… Посмотрим, как будут развиваться события.

Глеб благодарно сжал ей руку.

Глядя на мотающийся перед ней «конский хвост», графиня вздохнула.

— Дашенька, вы умница, держите меня в узде. Я такая темпераментная баба… Порой я просто за себя не ручаюсь.

Глеб улыбнулся ей через зеркальце.

— Вы наше секретное оружие, графиня.

— Смертельное притом, — добавила Даша.

— Вам бы только издеваться, — проговорила Наталья Дмитриевна, оглядываясь назад. — А друзья наши не отстанут?

Даша тоже оглянулась и вопросительно посмотрела на Глеба.

— Не отстанут, — ответил Глеб. — Они у меня на поводке.

Графиня, похоже, собралась поинтересоваться, что значит «на поводке», но вместо этого спросила:

— В каком направлении мы едем?

— В киевском, Наталья Дмитриевна, — улыбнулся Глеб.

Удовлетворенно кивнув, графиня вновь посмотрела в заднее стекло. Белый «фольксваген», ведомый Стасом, следовал за ними метрах в двадцати. Графиня с облегчением откинулась на спинку сиденья.

В киевском направлении они мчались часа полтора. Митька Грач, видать, не случайно выбрал место для дачи поглуше и подальше от столицы. Вспомнив указания Родригеса, Глеб у заросшего камышом болотца свернул на проселочную дорогу, которая по качеству покрытия не уступала Киевскому шоссе. Доехав до развилки, Глеб свернул налево. Белый «фольксваген“ неотступно следовал по пятам. Через два-три километра, миновав дубовую рощу, они свернули направо и заметили у обочины бордовый «вольво». Глеб притормозил. Вслед за ним притормозил и «фольксваген» Стаса.

Глеб вышел из машины. Из бордового «вольво» ему навстречу вышли Игнат Дока и Вася. Внутри «вольво», за рулем, оставался некто в камуфляжной форме. Игнат и Вася были в костюмах «адидас», у обоих — грудь нараспашку. Плутоватые глазки Доки пытались разглядеть, кто сидит у Глеба в машине.

— Привет, Француз! — вскинул руку Папаня.

— Добрый день, — сказал Вася, и в его устах это прозвучало столь необычно, как соловьиная трель в клюве дятла.

— Здорово, — ответил Глеб и обратился к златозубому: — Ищешь приключений на свою задницу?

— Ну, — кивнул Вася.

— Без понтов? — уточнил Глеб.

Вася сверкнул золотой своей улыбкой.

— Ладно, хорош прикалываться! Погнали, что ли?

— Ну, — кивнул Глеб.

— Ты, блин, юморист, — проворчал Вася, топая следом за ним к «жигуленку».

Игнат прокричал ему в спину:

— Смотри там, не облажайся!

— Отвали, заманал уже! — откликнулся Вася, плюхаясь рядом с графиней.

„Жигуленок“ рванул с места, а за ним — белый «фольксваген». Вскоре обе машины исчезли за горбом дороги.

Дока неторопливо подошел к Васиному «вольво“ и уселся рядом с пузатым водителем в камуфляже.

— Чё-то я не просёк, Папань, — пробасил пузан. — Он чё, такими силами с Грачем воевать собрался?

Дока задумчиво ерошил жиденькую свою шевелюру.

— Значит, кто у нас там? Сивый — пятнадцать быков, Трехпалый — восемнадцать, Жора — двадцать три, правильно?

Пузан в камуфляже кивнул:

— Очко в очко.

— Жмых и Баксин — сорок семь, так? — продолжил свой реестр Дока. — Веня — ровно дюжина…

— Веня пока не прибыл, — уточнил пузан. — В пути еще.

Дока воззрился на него в недоумении:

— Какого хера?

Пузан раскатисто хохотнул:

— Стволы на базе позабыли. Возвращаться пришлось.

Игнат усмехнулся:

— Во народ! Хотя, насколько я знаю Француза, стволы там уже не понадобятся.

Пузан в камуфляже из уважения промолчал. Но во взгляде его читалось недоверие.

В «жигуленке» Вася вежливо со всеми поздоровался. Даша обернулась и вежливо ему ответила. Глянув на нее, Вася обомлел. С этого момента он, точно под гипнозом, смотрел лишь на ее покачивающийся «конский хвост». Графиню его реакция позабавила, но она деликатно спрятала улыбку. Глеб заметил все это в зеркальце, но ему было не до забав: дело, можно сказать, близилось к развязке.

Дача Дмитрия Грачева, как водится, скрывалась за высоченным забором и гектары занимала неоглядные. При виде этих хором и территорий сразу же становилось ясно, что хозяин их — большая шишка, а покровители его — шишки выше некуда. Неподалеку от ворот и вдоль забора пестрело множество припаркованных иномарок. А когда ворота бесшумно открылись, пропуская «жигуленок» с «фольксвагеном», выяснилось, что и внутри, на заасфальтированной стоянке, машин хоть отбавляй.

Особняк был четырехэтажный. Земельные угодья Грача захватывали изрядный кусок леса, перед которым расстилался газон площадью примерно в два с половиной футбольных поля. И сейчас, во второй половине марта, трава только начинала еще зеленеть. А на краю газона, у лесной опушки, возвышалось странное сооружение в форме усеченного конуса. По окружности этого конуса, снизу доверху в порядке уменьшения, располагались пять рядов скамеек, на которые можно было взобраться по специально приспособленным лесенкам. Перехватив напряженный взгляд Глеба, Даша тихо спросила:

— Что это?

— Каркас Пирамиды Змея, — ответил Глеб. — На первой скамье вдоль окружности встанут тридцать два человека: второе кольцо Змея. На второй скамье повыше встанут шестнадцать — первое кольцо. Затем, соответственно, восемь — «хребет Змея», четыре «клыка» и два «глаза Змея». А на верхней площадке встанет Сам. Вернее, Сама в нашем случае.

— Он ведь предлагал один на один, — подавленно произнесла Даша.

Глеб усмехнулся:

— Это он так, для поддержания разговора.

Сидя в «жигуленке», они ожидали приближающегося к ним Родригеса. Графиня и Вася молча озирались по сторонам. Стас, Илья и Такэру, дублируя действия Глеба, также не выходили из «фольксвагена». Десятка два мордоворотов Грача слонялись поблизости, следуя, очевидно, указаниям в контакт не вступать: они лишь отворили ворота и впустили дорогих гостей.

Родригес в красном пиджаке и в белой сорочке с бабочкой лучезарно улыбался. Его седеющие волосы серебрились на солнце. Подойдя к «жигуленку», он сделал приглашающий жест: вылезайте, мол, чего сидеть?

— Зовут к столу, — сказал Глеб и вышел из машины.

За ним вышли Даша, Вася и графиня. Такэру, Илья и Стас также покинули «фольксваген». Все они молча сгрудились за спиной Глеба.

— Не представите ли меня дамам? — проговорил Родригес, с восхищением глядя на Дашу.

— Нет смысла, — ответил Глеб. — Знакомство будет мимолетным.

— Как знать, как знать, — многозначительно усмехнулся испанец, раздевая Дашу глазами. Он галантно поклонился графине. — Дон Хуан Родригес. Рад вашему визиту, Наталья Дмитриевна.

— Вы меня знаете? — удивилась графиня.

— Кто же не знает графиню Салтыкову? Позвольте принести вам глубочайшие извинения за хамскую агрессивность, которую позволили себе мои люди в отношении вас. Я был в отъезде и… Надеюсь, я как-то сумею загладить их вину.

Графиня растаяла. В свои сто четырнадцать лет она представить себе не могла, что такой джентльмен способен на нехорошие поступки.

— Я тоже на это надеюсь, сеньор Родригес, — ответила она с достоинством.

Родригес вновь поклонился и перевел взгляд на Дашу.

— Так вот вы какая, Дарья Николаевна! — Он поцеловал ей руку, слегка задержав ее в своей ладони. — А я, знаете ли, тот самый Родригес. Для кого-то я, может, и Змей, но для вас — просто Хуан.

Изумрудные Дашины глаза гневно вспыхнули. Голос ее, однако, прозвучал с чарующим кокетством:

— А ты все такой же лакомка, Неудержимый, не меняешься. Мангустов продал — может, и Змею продашь? Договоримся?

Лицо Родригеса вытянулось и побледнело. Все вокруг напряженно застыли, даже Вася, толком и не понимающий, что здесь происходит. Сияло солнце, синело небо, и в гробовой тишине стоном прозвучал возглас Ильи:

— Дуська, рано!

Даша вздохнула:

— Импровизация, Гольдберг! Тошно смотреть, как он тут хвост распускает! — С виноватым видом она взяла Глеба за руку. — Прости, милый: что сделано, то сделано! — С этими словами она сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула.

Кое-кто из охранников Грача зажал себе уши. Глеб улыбнулся:

— Все забываю спросить: кто тебя этому научил?

— Вовка Родин из 6-го «Б», — ответила Даша. — Правда здорово?

Стас и Такэру синхронно показали ей большие пальцы.

— Ништяк! — сверкнул золотыми зубами Вася. Лишь Илья буркнул:

— Ну да, Вовка Родин научит!

— Между прочим, я тоже умею, — заявила вдруг графиня. — Только не упражнялась давно.

— А ну! — подначил ее Глеб.

Наталья Дмитриевна смущенно свистнула в четыре пальца. Не так чисто и не так пронзительно, как Даша, но… Один из мордоворотов Грача даже зааплодировал.

А дон Хуан Родригес все не мог прийти в себя от разоблачения. Меж тем лицо его из бледного сделалось багровым, а выражение радушия перешло в маску хищной злобы.

— Оказывается, Дарья Николаевна, — проговорил он мрачно, — вам известно больше, чем я предполагал. Ну что ж… тем хуже для вас.

Глеб щелкнул пальцами перед его носом.

— Начнем, Неудержимый.

Родригес зловеще осклабился.

— Пожалуй.

Тем временем на широкое крыльцо особняка из внутренних помещений стал стекаться народ, привлеченный свистом милых дам. И одет народ сей был весьма своеобразно: на женщинах и на мужчинах были одинаковые серые балахоны с капюшонами, откинутыми на спину. Среди лиц, составляющих эту серую толпу, мелькали и знакомые: директор школы Иван Гаврилович и сенатор Колмен с повязкой на глазу, Сато Абэ, Марья Шлыкова и Элен Вилье, бросающая на Глеба испепеляющие взгляды. Среди враждебных этих лиц Даша разглядела мастеров бального танца — супругов Манько и лобастую физиономию художника Федора Ляха. Лишь двое выделялись своей одеждой: хозяин дачи Дмитрий Грачев и фотомодель Виктория Бланш, которая, кстати, и держалась от серых балахонов несколько особняком.

Грачев, бородатый и красивый, был в бежевом костюме и при галстуке. Он молча спустился с крыльца и встал шагах в десяти от команды Глеба. И тут же двадцать охранников взяли друзей Мангуста в полукольцо.

Виктория Бланш была в коротком светлом платье, и белые туфельки на высоком каблуке подчеркивали красоту ее ног. Золотистые волосы фотомодели сверкали на солнце, а голубые ее глаза казались глазами ангела.

— Значит, номер не прошел? — насмешливо проговорила Виктория. Обращалась она к Родригесу, но ее ледяной взгляд устремлен был на Дашу.

— Увы, — отозвался Родригес. — Действуем по второму варианту.

Виктория кивнула:

— Как я и предвидела.

Люди в серых балахонах, стоящие на крыльце, не издавали ни звука и как будто излучали электричество. Впечатление было жуткое.

Глеб взглянул на Родригеса в упор:

— Неудержимый, ты драться-то умеешь? Или только дамам ручки целовать?

— И этого не умеет, — ввернула Даша. — У него губы слюнявые.

Родригес, казалось, готов был броситься на нее с кулаками.

Но Виктория Бланш осадила его взглядом.

— Эй, Грач! — произнесла она властно и указала на Дашу. — Она твоя!

— Благодарю, госпожа! — подобострастно поклонился Грачев.

— Падло, — буркнул Вася.

А графиня бросила в лицо Виктории:

— Дрянь!

Глеб меж тем сбросил куртку, вышел на газон и пальцем поманил Родригеса.

— Начнем, Неудержимый. Учитель всегда ставил тебя в пример.

Хуан Родригес с усмешкой подошел и встал перед ним.

— Как твое имя, Мангуст?

— Ученик, — с поклоном ответил Глеб.

В безоблачных небесах громыхнуло. И Глеб оказался вдруг в синем плаще, в синих ботфортах и в синей шляпе с белым пером.

Даша, без кровинки в лице, смотрела во все глаза. Стас стиснул ручищами плечи Такэру и Ильи, а те и не шелохнулись. Графиня и Вася стояли рядышком, невольно прижавшись друг к другу. Даже охранники Грача, потеряв бдительность, вытянули шеи, чтоб лучше видеть.

Родригес театрально расхохотался:

— Ученик?! Что за имя, чёрт побери?!

Глеб взмахнул перед ним шляпой.

— Это имя твоей смерти.

Родригес сбросил свой красный пиджак.

— На каком уровне бьёмся, Ученик?

Глеб пожал плечами:

— Как скажешь.

— Начнем на первом, — предложил Родригес и молниеносно направил кулак в лицо Глебу.

Глеб едва успел уклониться, и рука противника задела лишь перо его шляпы. Оба в удивлении замерли: Родригес — оттого что не попал, а Глеб — оттого что кто-то сумел все же его коснуться. Отскочив друг от друга, они приняли стойки.

— На первом начали, на первом и закончим, — пообещал Глеб.

В неимоверном прыжке Родригес нацелился ногой ему в голову. Уклонившись, Глеб поймал ногу Родригеса в плащ. Резким рывком дон Хуан сумел освободить ногу, лишившись при этом лакированной туфли. Перемешались они оба столь быстро, что зрителям их поединка едва удавалось различить отдельные фазы движений. Зрители смогли заметить лишь мелькнувший ботфорт Глеба, затем услышали глухой удар, после которого Родригес упал, однако тут же поднялся и в досаде сбросил с ноги вторую туфлю. Теперь дон Хуан был обут лишь в носки. Он вновь сделал выпад ногой, вложив в удар всю свою сокрушительную силу. Но Глеб на сей раз не только уклонился: каким-то непостижимым образом он оказался вдруг у Родригеса за спиной и произнес: «Ку-ку!» Испанец мгновенно развернулся. Лицо его было пунцовым от злобы и растерянности.

— Ёлки-моталки! — вырвалось у восхищенного Стаса. А Такэру проговорил с мальчишеской гордостью:

— Сэнсея никому не одолеть.

Тем временем Виктория Бланш хмуро махнула рукой — и толпа серых балахонов сейчас же потекла с крыльца к возвышавшемуся на опушке сооружению.

И в тот же миг Родригес усилил натиск: энергия его удвоилась, движения, если такое возможно, стали еще стремительней. Однако что бы он ни делал, какие бы удары нанести ни пытался, Глеб неизменно оказывался у него за спиной. Во время бесплодных своих атак злой и униженный Родригес краем глаза следил за тем, как скамьи конусообразного сооружения заполняются стоячими фигурками в серых балахонах. Следил за этим и Глеб и, будто играя с доном Хуаном, не наносил ударов.

— Что за дела, Француз? Мочи его! — пробормотал себе под нос Вася.

А графиня, наблюдая за перемещением серых балахонов, прошептала:

— Ох не нравится мне это!

Илья, бочком подобравшийся к Даше, нервно произнес:

— Что он тянет? Они же сейчас построятся!

Даша не отозвалась: она в ужасе следила за комплектованием змеиной Пирамиды. На верхней скамье, опоясывающей конус, стояли двое: директор школы Иван Зотов и американский сенатор Рой Колмен — «глаза Змея». На скамью вторую сверху взобрались трое: Марья Шлыкова, Элен Вилье и Сато Абэ — «клыки Змея». Здесь не хватало четвертого — Виталия Лосева, мир праху его. Даша заметила, что японец, стоящий на скамье, бросает тревожные взгляды на своего младшего брата. Но Такэру и не смотрел в его сторону: он всецело был поглощен поединком Мангустов.

Илья толкнул Дашу локтем:

— Нельзя дать им построиться! Надо что-то сделать!

— Нет, — глухо отозвалась Даша, — надо выждать.

На третьей сверху скамье, посчитала она, расположились пять человек — все незнакомые. С бароном Мак-Грегором их было бы шесть, а должно быть восемь. «Хребет Змея» тоже неукомплектован. На скамье второй снизу в серых балахонах собрались таланты, приобретенные фондом Родригеса. Среди них Даша узнала супругов Манько и художника Федора Ляха. Всего семеро — негусто, поскольку в первом кольце Змея должно быть шестнадцать человек. И наконец, на самой нижней круговой скамье разместилось двадцать семь балахонов вместо тридцати двух: значит, во втором кольце Змея тоже некомплект. Даша не представляла, насколько эти пробелы уменьшают могущество змеиной Пирамиды, однако вздохнула с некоторым облегчением.

В гробовом молчании люди в серых балахонах застыли на пятиярусном сооружении. Лишь вершина усеченного конуса пустовала. Но недолго. Виктория Бланш вспорхнула вдруг с крыльца и понеслась по воздуху к своей Пирамиде. Ее короткое светлое платьице трепетало на прохладном ветру, а золотистые волосы искрились на солнышке. Она была словно ангел самой последней современной модели. И Вася, задравший в изумлении голову, казалось, сигналил ей своими золотыми зубами.

И вновь Родригес усилил атаку. Натиск его, даже по меркам Мангустов, сделался просто бешеным.

— Всё, Ученик! — прохрипел он по-испански. — Порезвились — хватит!

— Согласен, — ответил по-испански Глеб, закатив ему оплеуху.

Родригес пошатнулся, но устоял.

Виктория Бланш меж тем опустилась на вершину конуса и простёрла к небу руки. Люди в серых балахонах надвинули капюшоны на лица.

Губы Родригеса искривились в злобной усмешке.

— Вы упустили шанс, лорд Грин! — крикнул он, бросаясь в отчаянную атаку.

Но Глеб, уклонившись, опять оказался у него за спиной.

— Прощай, Неудержимый, — произнес он тихо, и пальцем пробил Родригесу височную кость.

Дон Хуан рухнул замертво.

Охранники Грачева испустили разочарованный вздох.

— Ништяк, Француз! — выкрикнул Вася.

В этот момент Виктория Бланш и серые балахоны запели заклинания. Глеб обернулся в их сторону.

— Наконец-то, — буркнул он и зашагал к змеиной Пирамиде.

Заклинания серых балахонов звучали на каком-то неизвестном, вероятно, древнем языке, и громкость пения, а также его страстность заметно нарастали. Движение Глеба к Пирамиде замедлилось. Он вдруг споткнулся, встал и споткнулся опять. Над усадьбой Дмитрия Грачева стали собираться тучи, которые на глазах густели, будто набухая гноем.

Митька Грач и его охранники, обхватив руками головы, попадали на землю. Следом за ними повалился Вася златозубый. Графиня держалась несколько дольше, но вскоре и она с возгласом «Господи Боже!», заткнув себе уши, опустилась на корточки. На ногах оставались только Стас, Илья и Такэру, на запястьях которых начали светиться часы, и Даша, у которой на пальце зеленым светом горело колечко-вьюнок. Но у каждого из них четверых голова болела так, что казалось, вот-вот расколется.

— Ребята, пора! — крикнула Даша.

Такэру, Илья и Стас бросились к белому «фольксвагену».

Пение серых балахонов тем временем становилось все более жутким. Виктория Бланш стояла на вершине конуса, окутанная багровым сиянием, а небо над ее головой сделалось непроглядно черным.

Глеб пытался идти к Пирамиде, но каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. В воздухе не ощущалось ни ветерка, но перо на шляпе Глеба трепетало, а синий плащ, точно пластырь, облепил его тело. Глеб словно попал в какую-то вязкую жидкость. «Все равно я подойду, — бормотал он, напрягая силы. — А уж когда подойду, Змея…» Но силы его были на исходе. За свои двести тридцать два года Ученик подобного еще не испытывал и не ведал предела своему могуществу.

Стас и Такэру вытащили из «фольксвагена» стереоколонки. Илья возился внутри кузова, подсоединяя провода к генератору. Даша ожесточенно массировала себе виски. Колечко на ее пальце светилось все более тускло, а головная боль усиливалась.

— Мужики, быстрей! — поторопила она. — Что вы там закопались?!

— Лосева, не ори под руку! — огрызнулся из „фольксвагена“ Илья.

— Мы сейчас! — оправдывался Такэру. — Там рычажокзаклинило!

— Только бы сработало! Только бы сработало! — как молитву бормотал рыжий, ставя усилитель на газон.

Тем временем Глеб, точно под наркозом, сделал нетвердый шаг и провалился вдруг в землю по колено. Кое-как вытащив ногу, он шагнул — и опять провалился. Серые балахоны пели заклинания, и хор их звучал торжествующе. Глеб вытащил ногу, оставив в земле ботфорт, шагнул… и на сей раз провалился по пояс. Выбраться он уже не мог. Более того, он медленно продолжал погружаться. В голубых глазах Виктории Бланш заплясали всполохи адского пламени.

Глеб погрузился в землю по грудь.

И тут из стереоколонок, расставленных на газоне, хлынула музыка. Во всю мочь. Диксиленд брызнул всеми цветами радуги. И негритянская певица Элла Фитцджеральд запела «Хэлло, Долли!». Вселенная, казалось, вздрогнула и притопнула ногой.

Серые балахоны продолжали петь заклинания, и в глазах госпожи их, Змеи, полыхал багровый огонь.

«Хэлло, Долли!» — пела гениальная негритянка, что в переводе на русский означает: «Друзья узнают, друзья придут…» А по-английски «Хэлло, Долли!» — и всё тут.

«Хэлло, Долли!» — неслось из динамиков.

На второй скамье снизу два прислужника Змеи откинули с лиц капюшоны. Это были супруги Манько. Колени их задергались в ритме диксиленда, и ноги мастеров бального танца сами собой принялись вдруг отплясывать чарльстон. Это была, так сказать, первая ласточка, вслед за которой серые балахоны один за другим стали сбиваться с такта своего пения.

Погружающийся в землю Глеб взлетел вверх, как пробка из бутылки шампанского. Сделав тройное сальто в воздухе, он твердо встал на ноги лицом к Пирамиде. Он уже не был одет в синий плащ, ботфорты и шляпу с белым пером — на нем вновь были джинсы, кроссовки и рубашка, тоже, впрочем, синие. Обернувшись, он показал друзьям большой палец и крикнул:

— Даш, подними там мою куртку! А то затопчут!

По Дашиным щекам катились слезы.

— Вот засранец! — улыбнулась она. — Сколько видела засранцев…

Стас, Илья и Такэру обнимали ее и хлопали по спине, как футболиста, забившего пенальти.

Меж тем Виктория Бланш развела руки в стороны, затем соединила их, указывая на Глеба. И два серых балахона, стоящие на ближайшей к ней скамье, съёжились вдруг и опали, открывая взорам два сгустка тумана, белого и черного. В туманах этих еще проступали лица директора школы Ивана Гавриловича и американского сенатора Колмена. Но затем сгустки заклубились, стали увеличиваться, и под открытым небом Белый и Черный призраки обрели небывалые размеры. Двумя ураганными вихрями устремились они на Глеба.

— Ну-ну, — сказал Глеб, — хорошего понемножку.

Он выставил раскрытую ладонь. Призраки остановились, будто натолкнувшись на преграду, и попытались обогнуть Глеба с двух сторон. Глеб развел руки и крутанул ими, будто метнул две пращи. Призраки завертелись, как смерчи, подхватывая с газона прошлогоднюю листву. Глеб резко соединил ладони. И оба смерча столкнулись, смешались и превратились в один черно-белый торнадо, изнутри которого раздались два жутких нечеловеческих крика. Глеб вытянул губы трубочкой и дунул. Черно-белый смерч, издав леденящий душу вой, взметнулся ввысь, пробил в тучах дыру и стал осыпаться на землю клоками пепла и сажи. Тучи над змеиной Пирамидой моментально рассеялись. Ослепительно засверкало солнце.

Виктория Бланш взлетела с вершины конуса и понеслась над лесом.

— Куда ты, радость моя? — усмехнулся Глеб и в тот же миг исчез с глаз.

— Где он? — забеспокоился, поднявшись с земли, Вася. Графиня тоже встала, распрямилась и будто помолодела.

— Вон! Видите в небе пятнышко? — показала она. — Это Дьяволица. А вон второе появилось, видите?! Это Глеб Михайлович!

Полный впечатлений Вася пробормотал:

— Ни один лох мне не поверит, без понтов.

Приставив ладонь козырьком, Даша тревожно следила за погоней в небе. А на земле меж тем началось столпотворение. Слуги Змеи в панике хлынули с Пирамиды, сбрасывая с себя серые балахоны. Во все лопатки бежали они к своим автомобилям, садились и уезжали. Никто им не препятствовал: хозяин дачи и его охрана, очухавшись от головной боли, потеряли интерес к происходящему. Бородатый красавец Митька Грач кружил возле Даши, не сводя с нее плотоядного взгляда. Златозубый Вася засек его маневры, тихонько отошел в сторонку, затем во весь опор припустил через газон к лесу. Вернулся он, держа в руках увесистую сучковатую дубину. И оказался прав: события развивались стремительно.

Стас и Такэру заносили стереоколонки в «фольксваген».

— Поаккуратней, — предупредил рыжий, — мне башку за них свинтят.

— Не беда, — улыбнулся Такэру. — Мы тебе протез поставим.

В этот момент, по приказу Грача, на них напали четверо охранников. Стас и Такэру, стараясь держаться подальше от колонок, дали им бой. И сразу же стало ясно, что без подмоги амбалам Грача не обойтись. Подмога подошла в виде еще одной четверки с пистолетами.

— Уройте их! — крикнул Грач, хватая Дашу за руку и таща к дому.

Даша довольно хладнокровно лягнула его в голень. Грач ойкнул, но добычи не выпустил. Тут подоспел Вася и перетянул его дубиной по спине. Грач взвыл, Даша вырвалась, но ненадолго. На вопль хозяина примчались трое амбалов, а на выручку Даше с Васей пришел лишь Илья.

Графиня их проблемы даже не заметила: в это время она взглядом выбила пистолет из руки охранника, целящегося в Такэру, затем таким же образом разоружила еще одного, взявшего на мушку Стаса. Однако два других «братка» успели выстрелить несколько раз. Но, к изумлению охранников, пистолеты издавали лишь бесполезные щелчки, а часы на запястьях Такэру и Стаса после каждого холостого выстрела светились все ярче. Многозначительно переглянувшись, Стас и Такэру начали технично избивать восьмерых амбалов. Графиня перевела дух и поискала глазами Дашу.

Митька Грач держал Дашу сзади, приставив к ее горлу нож. Рядышком лежали сбитый с ног Илья и сучковатая Васина дубина. Самого Васю лупил бритоголовый придурок, в то время как двое других крутили ему руки. Графиня подоспела весьма кстати.

— Отпусти ее, холуй! — обратилась она к Грачу.

— Наталья Дмитриевна, берегитесь! — под ножом Грача в ужасе закричала Даша.

Графиня обернулась. На нее торпедой неслась огромная волчица с отрезанным ухом. Графиня растерянно обмерла. Вставший на ноги Илья подобрал Васину дубину.

— Наталья Дмитриевна, сверху! — предупредил он, неумело готовясь отразить нападение.

На графиню пикировал громадный кондор с острыми, будто стальными, когтями и мощным клювом, загнутым, как ятаган. Перестав избивать Васю, охранники задрали головы. Волчица была в пяти шагах. Время словно замедлилось.

Стас и Такэру, не замечая ничего вокруг, в азарте дрались. Из восьми мордоворотов Грача пятеро лежали уже на земле, не представляя собой никакой потенциальной угрозы. Однако на смену им подошли еще трое. Таким образом, Стас и Такэру в данную минуту бились против шестерых, стараясь при этом не повредить колонки, которые они так и не успели убрать в «фольксваген“.

Глеб гонялся еще за Змеей, но в небе на сей раз не видно было ни пятнышка.

Митька Грач приставил нож к горлу Даши. Трое его холопов держали Васю. Илья стоял рядом с графиней и бестолково размахивал дубиной, пытаясь напугать кондора. Меж тем волчица с оскаленной пастью была от них в пяти шагах. И вдруг произошло неожиданное: пролетев над головой графини, кондор напал на волчицу и выдрал из ее загривка кровавый кусок мяса. По-бабьи взвизгнув, волчица подпрыгнула и щелкнула в воздухе зубами — но кондор уже набрал высоту.

— Кто б ты ни был, храни тебя Бог! — прошептала Наталья Дмитриевна, приходя в себя.

Она пронзительно глянула на Митьку Грача, и нож, вырвавшись из его руки, со свистом вонзился волчице меж глаз. Волчица беззвучно издохла, не успев упасть на землю. Митька Грач изумленно взирал на свою обезоруженную руку. И в этот момент Дашина нога заехала ему по ступне. Бизнесмен и директор издательства запрыгал, вертясь волчком.

— Дашенька, вы прелесть! — похвалила графиня и взглядом отшвырнула одного из охранников, державших Васю.

С возгласом «Аналитики, вперед!» Илья довольно удачно угостил дубиной второго охранника. И, воспользовавшись ситуацией, сам Вася вырубил кулаком третьего. Затем он извлек из кармана «сотовый» телефон, набрал номер и проговорил:

— Это я, Папань. Давай.

— Черт возьми, у нас неплохо получается! — улыбнулась Даша.

— Ну! — сверкнул ей зубами Вася.

Но радоваться, увы, было рано. Откуда ни возьмись появилась черная пантера и, обнажив клыки, прыгнула на Дашу. Завопив, Илья метнул в нее дубиной. Дубина вреда пантере не причинила, однако прыжок испортила. Пантера прыгнула снова. Напрягая силы, графиня слегка отбросила ее взглядом. Пантера не обратила внимания ни на нее, ни на Илью: стало очевидно, что тварь эта охотится на Дашу. Замерев на месте, Даша побледнела от страха. Колечко-вьюнок на ее пальце светилось зеленым огнем. Когда пантера прыгнула в третий раз, то промахнулась почти на метр. Вероятно, решив, что в этом опять виновата графиня, зверюга обратила на нее свои желтые глаза.

Воспрявший Митька Грач тем временем проворно зажал Даше рот и с помощью одного из охранников потащил ее к дому. Даша неистово брыкалась, но ничего поделать не могла.

Илья и Вася как зачарованные таращились на пантеру. Бесполезная дубина валялась неподалеку. Оставшиеся охранники благоразумно смылись.

Пантера прыгнула на графиню. Наталья Дмитриевна остановила ее с превеликим трудом: силы старой феи были на исходе. Пантера скалила пасть, точно ухмыляясь. Илья и Вася, сбросив наконец оцепенение, с двух сторон стали подкрадываться к дубине. Однако времени у них уже не было.

Пантера напружинилась для прыжка. Графиня смотрела в ее желтые глаза, готовясь отразить атаку. И тут на помощь вновь прилетел кондор. Он спикировал на пантеру, но неудачно: черная бестия едва не ухватила его клыками. Кондор увернулся, набрал высоту и камнем бросился вниз. Но пантера прыгнула, и… у графини оказалось недостаточно сил, чтобы ее остановить.

Графиня была убита ударом когтистой черной лапы. Наталья Дмитриевна умерла мгновенно. Залитая кровью, она лежала на земле, а неподвижный взор ее был обращен в небеса. Илья опустился перед ней на колени и в исступлении заорал:

— Где ты, чёрт тебя дери?! Плюнь ты на свою Змею!

В этот момент кондор упал пантере на спину и вонзил клюв в ее голову. Пантера взревела и, махнув лапой, зацепила его крыло. И все же вторым ударом клюва кондор ее прикончил. Пантера издохла в судорогах, а кондор попытался взлететь с перебитым крылом. Как ни странно, ему это кое-как удалось, и он стал медленно набирать высоту.

Илья оцепенело склонился над телом графини. Вася топтался за его спиной. Вдруг из дома донесся Дашин крик.

— Слышь, это… — Вася коснулся плеча Ильи. — Там выручать надо, без понтов.

Илья встал и подобрал дубину. «Старик, где тебя носит?!» — пробормотал он себе под нос. И они с Васей побежали к дому.

Стас и Такэру меж тем расправились со всеми своими противниками и порядком притомились. Одиннадцать охранников Митьки Грача лежали на газоне, терпеливо ожидая, пока трава зазеленеет. Стас и Такэру занесли наконец колонки в „фольксваген», и рыжий, указывая в небо, проговорил:

— Это не Глеб там объявился?

Такэру посмотрел в указанном направлении. Над каркасом змеиной Пирамиды летел кондор с перебитым крылом. Он быстро терял высоту и, похоже, падал на деревья.

— Это Сато! Он ранен! — Такэру бегом припустил к лесу.

— Вот ёлы-палы… Да постой ты! — Стас помчался за ним следом.

Через несколько минут на газон грачевской дачи со стремительностью метеорита с небес опустилась Виктория Бланш. Она тяжело дышала, затравленно озираясь.

— Я здесь, Змея! — раздался рядом голос Глеба, и сам он возник из воздуха в пяти шагах от фотомодели. — Слинять хотела, краса обложек?

Виктория вскрикнула в испуге, взмахнула рукой — и в тот же миг вокруг Глеба вспыхнуло пламя высотой с деревья. Глеб усмехнулся.

— Эй, Плясун! — позвал он. — Можно тебя на минутку?

Пламя тут же свернулось, съежилось и превратилось в огненного мужика, скачущего и дергающегося на месте.

— Ну, чего? — проговорил мужик трескучим голосом. — Наезжают, что ли, на тебя? Эта, что ли? — кивнул он на ошеломленную фотомодель.

— Помогать не надо, Плясун, — сказал Глеб, — просто уйди. Только без обид, ладно?

Огненный мужик почесал огненную лохматую башку.

— А вечеринка когда?

— Скоро, — пообещал Глеб.

— Лады, — кивнул Плясун. И, обернувшись к Виктории, вдруг показал длинный язык, кинулся на нее и растаял.

Отпрянув, фотомодель упала. Юбка ее, и без того короткая, задралась, демонстрируя соблазнительные бедра вплоть до кружевных трусиков. Ветерок шевелил золотистые волосы Виктории, а ее бездонные голубые глаза излучали гипнотическую сексуальность.

— Браво! — проговорила она с кокетливой улыбкой. — Ничего подобного я и представить себе не могла!

Глеб смотрел на нее, чуть склонив голову набок.

— Вы неподражаемы, мадам, — сказал он.

Виктория протянула ему руку.

— Не поможете ли мне подняться? Когда страсти улеглись, можно приступить к переговорам. Условия, разумеется, диктуете вы.

Глеб изобразил удивление:

— Переговоры Мангуста со Змеей?

— Ах, оставьте ярлыки! — отмахнулась Виктория. — Есть только мир и власть над миром! Остальное — шелуха. Так вы поможете мне встать?

— Сколько вам лет, леди? — задумчиво осведомился Глеб. — Конечно, дамам подобные вопросы не задают…

— Мне тысяча пятьсот сорок шесть лет, — отчеканила Виктория Бланш, — и я этим горжусь. Вы подадите мне руку, лорд Грин?

Глеб грустно усмехнулся:

— Вот, значит, как оно произошло со Стивом Пирсом, потом с Неудержимым… Дашка — просто гений.

— Дашка ваша — бабочка-однодневка! Через какие-то сорок — пятьдесят лет она окочурится, сделавшись старухой! Простите, милорд, если я вас огорчила… Что с вами? Что вы там увидели?

Упомянув о Даше, Глеб автоматически стал искать ее глазами и только тут заметил, как вокруг тихо и безлюдно. Зоркий взгляд его скользнул по отдыхающим на газоне охранникам, затем переместился на пантеру и волчицу, околевших бок о бок, затем…

Лицо Глеба побелело.

— Нет! — прошептал он ошеломленно. — Только не…

— Черт побери, лорд Грин! — капризно произнесла Виктория. — Подайте же наконец мне руку!

Но Глеб шагал уже прочь.

— Прощай, Змея, — сказал он, не оборачиваясь. — Не твой нынче день.

И в сей же миг за его спиной голова красавицы фотомодели лопнула, как проколотый воздушный шарик, и разлетелась на мелкие клочки. Змея завалилась на спину, демонстрируя соблазнительные бедра, вовсе бесполезные при отсутствии головы.

А Глеб приближался к телу графини. «Нет! Нет! — продолжал твердить себе он. — Только не это!» Кровь, заливавшая графиню, свернулась и почернела. Пульс можно было не проверять. Тут ничего не мог поделать даже Мангуст. Встав перед графиней на колени, Глеб сдавил свою голову руками. «Гад! — простонал он тихо. — Какой же я гад!» Он стоял на коленях и раскачивался.

На плечо ему легла чья-то рука.

— Проблемы, Француз? — раздался голос Игната Доки.

Глеб резко поднялся. Лицо Папани, окруженного крутыми своими парнями, выражало искреннее сочувствие. И тут на крыльцо особняка выбежал Вася и заорал:

— Француз, там Грач и девушка твоя! Чё ты варежку разинул?!

Глеб пулей понесся к дому. Тело графини за его спиной вспыхнуло синим пламенем и мгновенно сгорело без дыма и пепла. Стоящий рядом с Докой пузан в камуфляже обалдело пробасил:

— Что за дела, блин?

Игнат почесал волосатую грудь, выглядывающую из-под костюма „адидас“.

— Тут свои разборки, — заметил он глубокомысленно. — А у тебя на уме все стволы да стволы.

Даша тем временем из последних сил сражалась с обезумевшим от вожделения Митькой Грачом. Она швыряла в него бронзовые статуэтки, хрусталь, морские раковины — все, что под руку попадалось. Грач, ухмыляясь в бороду, уворачивался и методично наступал. Паркет закрытой изнутри комнаты устлан был осколками да черепками. Снаружи в дверь колотил Илья и кричал:

— Дуська, держись! У меня дубина! Я сейчас все тут раскурочу!

— Твоего жидяру я за член подвешу, — пообещал Грач, перескакивая через опрокинутый журнальный столик.

Вместо ответа Даша запустила в него пепельницей из богемского стекла. Глаза ее и колечко на пальце сверкали зеленым огнем. Даша не произносила ни слова. Пепельница просвистела возле уха Грача, и он замысловато выругался. А в Дашиной руке меж тем оказалась непочатая бутылка виски. Грач резко притормозил.

— А ну поставь! — рявкнул он. А Илья все колотил в дверь.

— Эй, сволочь! Я тебе всю обивку уделал!

Даша замахнулась бутылкой, будто гранатой.

— Поставь на место, сука! — заорал Грач, выхватывая из-за пояса пистолет. — До трех считаю! Раз… Два…

Стуки Ильи прекратились. Наступила непривычная тишина. Даша и Грач как по команде обернулись на дверь.

Дверь мягко и бесшумно свалилась на пол. В комнату вошел Глеб. За ним — Илья с дубиной и Вася. Дернувшись, Грач направил на них дуло пистолета. Глеб не обратил на него внимания.

— Как ты? — спросил он Дашу. Даша подошла к нему вплотную.

— А ты?

Глеб криво усмехнулся:

— Можем переходить к журналистике.

— Эй! Вы чё?! — забеспокоился Вася. — Эта падла щас пальнет!

Илья отбросил дубину.

— Теперь вряд ли, — успокоил он златозубого. — Лосева-Грин, ты хоть разок ему засветила? Какой у вас счет?

— Практически по нулям. — Даша подкинула в руке бутылку виски. — Это я забираю в качестве трофея.

— Че вы тут ля-ля?! — не унимался Вася. — У этого придурка рука дрожит!

Только теперь Глеб обратил взгляд на Грачева.

— А что, может, и вправду пальнешь?

Осклабившись, Грач отбросил пистолет.

— Ты ведь не убьешь безоружного, Мангуст? — нахально заявил он. — Ментам тоже меня не сдашь: не в твоих интересах сейчас светиться. Да и что ты им скажешь? Что ты сражался тут с нечистой силой, а Грачев — ее представитель? Сам понимаешь… У вас в общем-то нет вариантов, сэр.

Глеб возразил:

— Один все же есть.

В комнату вошел Дока с четверкой своих парней.

— Хай, Грач! Гостей принимаешь?

Холеное лицо Грачева исказила судорога. Он буквально лишился дара речи. Никакой Мангуст не смог бы ужаснуть его больше, чем это явление Папани.

— Пожалуй, нам пора, — сказал Глеб.

— Ага, идите, — кивнул Дока. — Мы тут приберем.

Проходя мимо Васи, Даша чмокнула его в щеку.

— Спасибо за помощь.

Вася зарделся, как девица.

— Да ладно… — пробормотал он. — Идите, идите! Нечего вам тут смотреть!

Глеб положил руку ему на плечо.

— Пока, Сильвестр. Забегай как-нибудь, после уроков.

— Ну! — улыбнулся Вася.

Папаня воззрился на него в изумлении. Глеб с Ильей и Дашей ушли. Четверо крутых парней проворно стянули с Грачева штаны, усадили на стул и принялись обматывать бизнесмена веревкой. А Папаня все смотрел на Васю.

— Ну чё уставился?! — не выдержал Вася. — Клопа, что ли, увидел?

— Открой рот, — потребовал Дока. Теперь Вася воззрился на Игната.

— Совсем, блин, плохой?

Рядом заскулил Митька Грач, стянутый веревкой. Игнат вздохнул:

— Василий, прошу тебя: пожалуйста, открой рот.

От подобного обращения Вася малость прибаддел.

— На! — буркнул он, распахивая рот так, будто собирался проглотить живую крысу.

Дока удовлетворенно кивнул.

— Так и есть. Поди глянь на свои зубы.

Предчувствуя недоброе, Вася выскочил из комнаты и заметался по особняку в поисках зеркала. А когда нашел — приблизился к нему с дрожью в коленках и с опаской приоткрыл рот… Мать честная! Золотых коронок как не бывало! Все Васины зубы, сверху и снизу, стали такими ровными да белыми — звезды Голливуда перемрут от зависти.

В опустевшем особняке Вася с разинутым ртом вертелся перед зеркалом, изучая себя с разных позиций. И то, что он видел в зеркале, ему нравилось. Жутко нравилось, без понтов.

Солнце клонилось к западу. Было тепло и безветренно. И охранники Митьки Грача как сквозь землю провалились.

Глеб и братья Абэ, Сато и Такэру, стояли у коричневого «форда». Левая рука Сато в деревянных лубках висела на перевязи, сделанной из шарфа. Такэру заботливо поправил пальто, наброшенное на плечи брата.

— Вам понравилось петь в хоре, Сато-сан? — спросил по-японски Глеб.

В глазах японца мелькнула усмешка.

— Я не пел с ними, Глеб-сан, — ответил он, — я лишь разевал рот, как рыба.

Глеб вежливо поклонился.

— Надеюсь, вам это больше не понадобится. Сколько вы пробудете в Москве?

— Около двух недель, мистер Грин. Придется кое-что поправить в делах и подыскать новых партнеров.

— Что ж, Сато-сан… удачи вам.

— И вам, Глеб-сан.

Такэру открыл перед братом дверцу, и Сато осторожно, стараясь не задеть сломанную руку, полез в автомобиль. Глеб направился к своему «жигуленку», однако обернулся и по-японски крикнул:

— Спасибо, что пришел на помощь, Кондор!

Сато улыбнулся ему из окна автомобиля.

— Спасибо, что избавил меня от этого хора, Мангуст!

Коричневый «форд“, за рулем которого восседал толстяк, похожий на Будду, быстро набрал скорость и скрылся из глаз. Возле «жигуленка“ ждали Стас, Илья и Даша. Илья рассказал о том, как погибла графиня, и лица у всех были темнее тучи. Глядя исподлобья на подошедшего Глеба, рыжий буркнул:

— Всё, еду возвращать аппаратуру.

— Спасибо, — сказал Глеб. — Идея с музыкой была гениальной.

Стас кивнул на Дашу.

— Благодари автора. — С этими словами он сел в «фольксваген», развернулся и возле «жигуленка» притормозил. — И что теперь? — спросил он из окна. — Никаких больше дел?

Глеб задумчиво почесал переносицу.

— Вообще-то есть одно предложение.

— От которого нельзя отказаться? — усмехнулся рыжий.

— Пойдешь учителем физкультуры в школу?

Стас чуть подумал и уточнил:

— В ту, где ты работаешь?

Глеб кивнул.

— Зарплата, конечно, копеечная…

— Умеешь ты уговаривать, — улыбнулся рыжий.

— Я не считаю, что ты должен быть прямо счастлив, — смутился Глеб.

— Согласен, — сказал Стас. — Могу начать хоть завтра. Заодно ты меня потренируешь.

Он рванул с места и укатил, улыбаясь.

Глеб, Илья и Даша тоже сели в машину и поехали в сторону Москвы. Вопреки обыкновению Глеб вел „жигуленок“ осторожно и неторопливо.

— А как насчет аналитиков? — без улыбки полюбопытствовал Илья. — Их просят не беспокоиться?

— Гольдберг, не мели ерунды, — ответила Даша.

— Не к тебе обращаюсь! — огрызнулся Илья.

— Не мели ерунды, Гольдберг, — повторил за Дашей Глеб. Это были последние слова, произнесенные в „жигуленке“ по дороге к дому Ильи. Когда машина остановилась у подъезда, Глеб устало обернулся:

— Пока, старик. Созвонимся.

— Как это пока? — удивился Илья. — А кто меня до квартиры проводит?

Глеб с улыбкой покачал головой:

— Перебьешься. Отныне можешь спокойно ходить по улицам. Кроме обычного московского бандита, ничто тебе не угрожает.

— Ах да! — Илья потрогал часы на своем запястье. — Мы теперь вольные птицы!

Он вышел из «жигуленка» и направился к подъезду. Приоткрыв окно, Даша крикнула:

— Илюшка, я вечером позвоню!

Илья молча ей помахал.

Открыв ключом дверь квартиры, он увидел причесанную и принаряженную Аллу. Пахло чем-то вкусным.

— У нас гости? — удивился Илья, раздеваясь. Лицо Аллы было каменным.

— При чем здесь гости? Я ждала тебя к обеду.

— Кроме шуток? — не поверил Илья. — Ну, считай, дождалась.

Чуть помедлив, Алла спросила:

— Где ты был?

— На даче.

— У кого.

— У мафиози. — Надев тапочки, Илья направился в ванную. Алла скептически скривила губы.

— И что же ты там делал, у мафиози?

— Бился с нечистой силой.

— Илья! — взорвалась Алла. — Я серьезно с тобой разговариваю!

— А я серьезно тебе отвечаю! — Илья вошел в ванную и заперся.

Алла начала колотить в дверь.

— Ты завел себе женщину, да?! Говори, завел?!

Приоткрыв дверь, Илья выглянул и покрутил пальцем у виска.

— Идиотка, позвони Дуське и спроси, где мы были! — сказал он и вновь закрылся.

Алла с облегчением перевела дух.

— Так ты с Дуськой был?.. Илюша, побыстрей там! Я разогрею жаркое!

Глеб и Даша доехали молча. Молча поднялись в лифте, молча вошли в квартиру. Даша смотрела на Глеба, Глеб отводил взгляд.

— Ты куртку испачкала, — заметил он безжизненным голосом.

— Потом почищу, — отмахнулась Даша, вешая куртку на крючок. — Как насчет грачевского виски? Хряпнем за победу?

— Можно, — кивнул Глеб и, зайдя на кухню, уставился в окно.

Даша подошла к нему и с силой развернула к себе.

— Прекрати! — прикрикнула она. — Прекрати сию минуту!

Глеб сделал мучительную попытку улыбнуться.

— Что прекратить, родная?

Из Дашиных глаз хлынули слезы.

— Сколько твердить тебе, — топнула она ногой, — не смей реветь в одиночку!

Глеб судорожно вздохнул.

— Да не реву я… С чего ты взяла?

— Кому ты заливаешь, плакса? — Даша обняла его, и слезы ее хлынули ему за воротник.

Тут Глеба прорвало, и он разрыдался взахлеб.

— Это я, всё я!.. — выкрикивал он, прижавшись к Даше. — Никакая победа не стоит ее жизни!.. Что я наделал, гад!..

— Замолчи, дурак!.. Ну пожалуйста, любовь моя!.. — рыдала Даша. — Мы ведь никогда-никогда ее не забудем! Ты же сам знаешь…

Они стояли на кухне, обнявшись, и ревели в три ручья. Долго ли они могли так простоять, сказать трудно, поскольку их прервал телефонный звонок. Глеб глубоко вздохнул, прокашлялся и взял трубку с холодильника.

— Глеб Михайлович? — услыхал он взволнованный голос завуча. — Слава Богу, я вас застала!

— Что стряслось, Зинаида Павловна? — встревожился Глеб. Даша приникла ухом к трубке.

Завуч слегка замялась.

— Глеб Михайлович, простите, что беспокою в воскресенье, но завтра у нас комиссия из министерства и… Глеб Михайлович, я вас умоляю, не приходите завтра на занятия в джинсах! Хотя бы один денек!

Глеб с улыбкой вздохнул:

— Хорошо. Завтра приду в костюме и в галстуке.

Отстранившись от трубки, Даша уставилась на него своими зелеными глазищами.

— Ни фига себе!

Завуч также проявила недоверие.

— Глеб Михайлович, вы серьезно?

— Я серьезен как никогда. И кстати, Зинаида Павловна, я нашел для нас преподавателя физкультуры. Если не возражаете…

— Какой вы молодчина, Глеб Михайлович! Вы так нас выручаете!.. Иван Гаврилович будет очень вами доволен!

— Вот это вряд ли, — буркнул Глеб.

— Что? Извините, не расслышала!

— Не важно, Зинаида Павловна. Комиссию мы встретим во всеоружии.

— Надеюсь, Глеб Михайлович. Очень надеюсь… Ну, до завтра!

Завуч дала отбой, и Глеб положил телефон на место. Даша не сводила с него глаз.

— Ты пойдешь завтра в галстуке?

Глеб развел руками:

— Обещал.

— Лёнька с Гулькой тебя изведут, — предсказала Даша. Глеб кивнул:

— Не упустят случая.

Глядя ему в глаза, Даша заявила:

— Я иду с тобой. Будем отплевываться.

— Пошли, — согласился Глеб. — И не забудь деревянную скалку.

Даша обняла его и прижалась. И они так стояли, стояли… Уже не плакали, а просто стояли.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Прошла неделя.

Воскресенье выдалось холодное, и с утра зарядил дождь.

Глеб притащил в комнату кухонный стол. Сидя за печатной машинкой, Даша смотрела на вставленный в нее лист и сокрушенно качала головой. Топчущийся рядом Глеб с тревогой спросил:

— Опять, что ли, не нравится?

— Так себе, — ответила Даша. — Начало еще туда-сюда, а дальше… сухо и беспомощно.

Глеб хмуро пожал плечами.

— Но ведь я должен…

— Мы должны, — поправила Даша. Глеб кивнул.

— Ведь мы должны грамотно определить место и значение ритуалов хотя бы…

— Долго вы еще? — осведомился Стас, выглядывая из шкафа.

— Извини, — рассеянно отозвался Глеб, перечитывая отрывок из своей статьи.

— Сейчас идем, — пообещала Даша, отбирая у Глеба текст и принимаясь черкать в нем ручкой.

Рыжий насмешливо фыркнул.

— Даю пять минут, — сказал он и скрылся в шкафу. Даша заправила в машинку чистый бумажный лист. Заглядывая через ее плечо, Глеб пробормотал:

— Надо у Колесниковых ремонт сделать срочно.

— Сделаем на этой неделе, — кивнула Даша и продолжила разговор: — Вот именно «грамотно»! У нас, как в учебнике, тоска зеленая. Нужно принципиально изменить подход.

Глеб задумчиво потер переносицу.

— А что, если… если, скажем, придумать сквозной сюжет, как бы пронизывающий все известные ритуалы?

— Вот! — Даша подняла указательный палец. — С этого надо было начинать. И вот что я предлагаю…

Через пять минут они не закончили, через десять — тоже. А через полчаса из шкафа выглянул Такэру.

— Глеб-сан, — произнес он с улыбкой, — Илья велел сделать вам обрезание.

Глеб и Даша прыснули.

— Что ж он сам за этим не пришел? — спросил Глеб.

— Он сказал, — объяснил Такэру, — что у бедного еврея может дрогнуть рука и эту операцию лучше поручить японцу.

Глеб и Даша рассмеялись.

— Пойдем, — Даша отодвинула машинку, — а то и вправду нарвемся.

Глеб вздохнул:

— Ладно, завтра продолжим.

Они вошли вслед за Такэру в шкаф.

Над цветущим лугом светило солнце. Щебетали птицы, порхали бабочки. Стараясь не смотреть на пустующий белый особняк, Глеб и Даша вслед за Такэру направились к реке. Даша взяла руку Глеба и шепнула:

— Она где-то здесь, рядом.

Глеб молча сжал ее пальцы.

Река была широкой и неторопливой. Лишь у громадных валунов, торчащих посередине, вода бурлила и пенилась. На песчаном берегу горел костерок, предназначенный для приготовления шашлыков. Стас уже нанизывал баранину на шампуры, а сидящий у воды Илья открывал бутылки с сухим вином.

— Привел! — радостно объявил Такэру. — Лучше поздно, чем никогда!

Илья хлопнул пробкой.

Даша, одетая в шорты и в топик, присела рядом со Стасом.

— Давай помогу, — предложила она, беря шампур. Понизив голос, рыжий полюбопытствовал:

— С какими еще друзьями он будет нас знакомить?

Даша пожала плечами:

— Понятия не имею. Молчит, как партизан.

— Эй, на палубе! — окликнул Глеба Стас. — Где ж твои друзья? А то шашлыки пора закладывать.

Глеб стоял лицом к реке, жмурясь на солнце.

— Музыку обеспечили? — осведомился он деловито. Такэру поднял с травы магнитофон.

— Йес! Как заказывали, сэнсей!

Глеб удовлетворенно кивнул. Набрав в грудь воздуха, он бросил взгляд на валуны и крикнул:

— Пьер! Блу! Прошу на вечеринку! — Затем обернулся к костерку. — Плясун, иди сюда!

И вдруг, к изумлению присутствующих, несколько валунов задвигались, сложились вместе и приняли форму каменного великана, который, вздымая волны, направился к берегу. Одна из волн меж тем превратилась в голубовато-прозрачную женщину в длинном платье, идущую по воде рядом с великаном. А костерок, разожженный Стасом, жарко вспыхнул, увеличился до человеческого роста и в облике лохматого дергающегося мужика двинулся в сторону Глеба.

Стас, Илья и Такэру замерли, приоткрыв рты.

С распахнутыми глазами Даша встала рядом с Глебом и взяла его за руку.

Водяная женщина выбралась на берег первой и плавно заскользила по песку.

— Привет! — произнесла она высоким чистым голосом. — Спасибо, что позвали!

— Привет, Блу! — улыбнулся Глеб.

— Здравствуйте, — пролепетала Даша. Остальные не вымолвили ни слова.

Тем временем каменный великан также вышел на берег и прогрохотал:

— Здрасьте всем, кого не видел!

— Привет, Пьер! — Глеб помассировал себе ухо. — Не мог бы ты потише?

Великан кивнул.

— Извиняюсь, одичал малость, — проговорил он не так оглушительно. — Даш, ты не признала меня, что ли?

Даша прижалась к Глебу.

— Нет, — выдохнула она. Великан захохотал.

— Я ж булыжником был, в портфеле у тебя лежал! Потом ты мной одного придурка лупцевала, помнишь?

Даша улыбнулась.

— Еще бы! Привет, Пьер!

Тут за спиной раздался трескучий смешок.

— А меня помнишь? — спросил пляшущий огненный мужик.

Даша обернулась:

— Как вам сказать… С одной стороны, кто же вас не знает, а с другой…

Огненный мужик дернулся и прошипел:

— При чем тут с одной стороны, с другой?! Мы же с тобой курить бросали! Ты поднесешь ко мне сигарету — я погасну! Ты опять поднесешь — я опять погасну! Забыла, что ли?!

— Как же, — вздохнула Даша, — забудешь такое!

— Вот именно, — подала голос водяная женщина. — Хам — он хам и есть.

Огненный мужик, дергаясь и подпрыгивая, двинулся в ее сторону.

— Чего-чего?! Повтори!

Блу смотрела на него, подбоченясь.

— Хамло ты, Плясун! Хоть тысячу раз повторю! Девушка прикурить хотела, а ему, видите ли, вздумалось гаснуть!

Плясун озадаченно почесал пылающую шевелюру.

— Так это он меня подучил, — кивнул он на Глеба. Блу отмахнулась:

— Что значит «подучил»? Сколько тебе лет, дедуля?

Каменный великан сердито прогремел:

— Бросьте собачиться! Достали уже!

Стас, Илья и Такэру, сбившись в кучу, взирали на это грандиозное шоу.

— Блу, ты не права, — вмешался наконец Глеб. — Плясун просто оказал мне услугу. Ты ведь тоже, когда я попросил, здорово меня выручила, в рассуждения не пускаясь.

Блу кокетливо повела плечами.

— Это ж было совсем другое дело.

— Что за дело? — насторожилась Даша. — Почему не знаю?

Водяная женщина хихикнула.

— Ну, Даш, понимаешь… — она заговорщицки взглянула на Глеба, — недавно мы одного типа от пьянки отучали. Нальет он себе, к примеру, водки, попробует — а там я. Нальет он коньяку или виски, — Блу вновь хихикнула, — а там опять я, только слегка подкрашенная. Вот умора!

Тем временем Глеб знаками показал Такэру, что пора включать музыку. Такэру нажал на кнопку магнитофона, и в разговор ворвался голос негритянской певицы в сопровождении диксиленда. «Хэлло, Долли!» — задорно выводила Элла Фитцджеральд.

Каменный великан затопал и задвигал коленями в такт.

— Ух! — прогрохотал он. — Клёво!

Стас, Илья и Такэру обменялись улыбками. Подмигнув им, Глеб крикнул:

— Блу, Плясун, чего стоите?!

Водяная женщина и огненный мужик упрашивать себя не заставили: вместе с Глебом и каменным великаном они принялись отплясывать чарльстон. И хоть двигались они вразнобой — смотреть на них было одно удовольствие.

— Без меня? — спохватилась Даша и присоединилась к танцующим.

«Хэлло, Долли! — пела негритянка Элла. — Хэлло, моя крошка!.. Друзья узнают, друзья придут! И не смей реветь в одиночку!»

Валерий Вайнин Четвертое правило Мангуста

СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ ОДИНОКИХ МАНГУСТОВ

1

НАЙДИ ЗМЕЯ И УБЕЙ ЕГО

2

ХРАНИ В ТАЙНЕ СВОЮ СУЩНОСТЬ

3

НЕ ИСПОЛЬЗУЙ СВОЮ СИЛУ БЕЗ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ

4

НЕ ВМЕШИВАЙСЯ В ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

5

НЕ ПРИНИМАЙ ОТ ЛЮДЕЙ ПОМОЩИ

6

ВОСПИТАЙ УЧЕНИКА

7

ЕСЛИ УСТАЛ – УЙДИ

ГЛАВА 1

В облезлом зеркале отражался голый по пояс тип, лет. около тридцати. Его короткие темные волосы напоминали обувную щетку, взгляд выражал непроходимую тупость, зато упругие мышцы под загорелой кожей смотрелись эффектно. Таким симпатягам в Голливуде обычно предлагают роли зомби, вставших из могилы для прогулки в стриптиз-клуб. Но что поделаешь? Следует признать, что тип в зеркале – это я.

На прикрепленном к станку бумажном листе был изображен похожий парняга, только еще дебильнее, если подобное возможно. Причем на губах его застыла такая ухмылочка… словно он вообразил себя Моной Лизой, которую шибануло током. Господи, неужели и это я?! Дернул же черт взяться за автопортрет! Главное, рядом притулилась незавершенная Дашкина акварель: летний московский дворик, тополя, старуха с коляской… От этюда моей жены, безыскусного и неуверенного, исходило такое очарование, что мне хотелось выть от собственной бездарности. Однако не завыл.

За окном июльское утро чирикало птичьими голосами. Солнце через форточку тянулось к бумажному листу: подвинься, дескать, позволь уж мне. Но я не позволил, поскольку сдаваться не собирался. Взглянув на себя в зеркале, затем на автопортрет, я в досаде сжал грифель. Ладно, ребята, если с вами что-то не так, мы это поправим. Поработаем.

Тут зазвонил телефон. Сняв трубку, я отозвался:

– Зоопарк переехал. Справок не даем.

Из трубки донесся смешок:

– Француз, ты, что ли?

Я не отводил взгляд от своей нарисованной физиономии, прикидывая, как бы привести ее в божеский вид.

– Может, и француз, – проговорил я в трубку. – Но похож скорее на вьетнамца с примесью индейской крови.

Голос в трубке выразил недоумение:

– Глеб Михайлович, ты это… че ты гонишь? Не узнал, что ли?

– Как не узнать? Узнал. Ты Вася Медведев по кличке Сильвестр.

Бася хохотнул:

– Завязывай с Сильвестром. Достал, блин.

– А ты завязывай с Французом. – Я наметил на рисунке тени под глазами. – Я в отпуске, у меня каникулы.

Из трубки послышалось сопение. Вася, очевидно, размышлял.

– К Французу я как-то привык. Извини.

– Извиняю. – Ухмылочка на автопортрете выводила меня из себя. – Василий, ты звонишь по делу?

– Ну.

– Выкладывай, не тяни.

Васин голос слегка напрягся:

– Короче, так. Тут один пацан хочет срочно с тобой перебазарить. Ты в час дня свободен?

Я почесал грифелем нос.

– Что за пацан?

– А хер его знает. В кабаке вчера привязался: сведи, говорит, с Французом, информация, говорит, у меня для него убойная.

Кто бы на моем месте не проявил любопытства?

– Как звать его, спросить не догадался?

– Брось эти примочки, – обиделся Вася. – Не называет имени, фраер. Только Французу, говорит, скажу.

Интерес мой возрос:

– Как выглядит?

– Да никак, – отрапортовал Вася. – Росточка небольшого, крепыш… Вроде мелькала где-то его рожа, но где – хоть убей, не врубаюсь. Короче, либо забиваем стрелу, либо я его посылаю. Как скажешь, Глеб Михайлович.

Я взглянул на часы: без четверти одиннадцать.

– Ладно. Считай, заинтересовал.

– Тогда назначай место, без понтов.

– Бар при кафе «Амброзия» знаешь?

– Ну.

– Встречаемся там в час дня.

– О'кей. – Вася дал отбой.

Попытавшись по инерции обдумать, что бы все это значило, я сразу понял: гадать бесполезно. При встрече, вероятно, что-то прояснится. А пока еще есть время поработать над треклятым портретом. Чем я и занялся, но мало преуспел. Хмырь на рисунке, перестав ухмыляться, казалось, готов был вцепиться в глотку своему творцу. Отражение в зеркале притом нервно мельтешило, собираясь, похоже, слинять. В этом безобразии, мол, не участвую.

– Без паники, ребята: я только учусь, – произнес я примирительно. И подправил своему портрету ухо, чтоб невзначай не отвалилось.

В дверь позвонили.

– А вот и Гольдберг! – обрадовался я, открывая.

Илья – школьный друг моей жены. Все годы ученья они просидели за одной партой и умудрились при этом друг другу не осточертеть. Надо заметить, я хорошо их понимаю. Двоих таких… не могу даже подобрать слова – двоих таких, ей-богу, мне встречать еще не приходилось. Супружница Ильи занимается сетевым бизнесом, и в силу его специфики их дом вечно полон галдящих дистрибьюторов. А Илюша преподает в вузе математику, и математических идей у него, само собой, будто у дурака махорки. Ну и где ж ему эти идеи воплощать, если дома сплошной тарарам? Разумеется, Илья приходит работать к нам с Дашкой.

– Шолом! – произнес Илья, переступая порог. – Что ты улыбаешься, как серийный убийца? – Пригладив курчавую бороду, Илья снял очки. Под мышкой у него была неизменная потертая папка.

– Я не убийца, я только учусь. Извини, старик, мне придется ненадолго тебя оставить. – Я надел к джинсам синюю рубаху с коротким рукавом. – Захочешь поесть-попить, открой холодильник.

Мы проследовали на кухню. Илья выложил из папки на стол бумажные листы, испещренные дифуравнениями, и полюбопытствовал:

– Куда намылился?

– Деловая встреча. – Присев на табурет, я натянул кроссовки. – Вернусь где-нибудь через час.

Илья фыркнул:

– И где же состоится так называемая деловая встреча?

– В кафе «Амброзия». Тебе-то что?

– Ни фига себе! Не успела жена улететь в Токио… На сколько она, кстати?

– Недельки на три.

– Угу. Не успела жена улететь в Токио, как он мчится, задрав штаны, в какую-то «Амброзию» на какую-то деловую встречу. Вернусь, говорит, через час. Ха-ха!

Завязав шнурки, я встал с табурета.

– Гольдберг, расслабься.

Илья достал из холодильника бутылку минералки, налил в чашку и выпил.

– Дашка звонила?

– Около трех ночи.

– Как долетела?

– Без приключений. Такэру ее встретил и передал большой привет тебе лично. Интересовался, не надо ли кому сделать обрезание.

Илья хохотнул:

– Запомнил, стервец!

– Еще бы. При этом сокрушался, почему вы со Стасом не прилетели.

– Мы это уже обсуждали. А вот почему ты…

– И это мы обсуждали, – отмахнулся я. – Не видал я вашей Японии.

Илья посмотрел на меня умными карими глазами:

– Ну да, тебе надо срочно освоить живопись. Рафаэль ты наш…

– А вот этого не будем! – разозлился я. – Вовсе не претендую! Малюю себе, никого не трогаю!

Илья поклонился:

– Премногим обязаны. Не желаешь ли похвалиться достижениями?

– Нет! – закричал я. – Не желаю!

Но Илья уже ввалился в комнату, встал напротив моего автопортрета и, поглаживая бороду, изрек:

– Сходство налицо. Блудодей и агрессор.

– Слушай, старик! – вскипел я. – Ведь я же к тебе не лезу…

– А это чье? Дашкино? – указал он на акварельку.

– Ага. Тоже не нравится?

– Скажу одно: вы друг друга стоите.

– Благодарю, – прошипел я. – Ты просил не лезть в твою математику – я не лезу. Но если ты позволяешь себе прохаживаться по поводу наших незаконченных работ… На войне как на войне! – Я устремился на кухню.

Илья – за мной.

– Старик, ты классно рисуешь! Пикассо можетотдыхать!

– И Пуанкаре тоже. – Я взял наугад один из листов с его уравнениями.

Илья тщетно пытался отобрать свою собственность.

– Отдай, морда! Шуток не понимаешь?!

Но я отыскал, что было нужно, и злорадно произнес:

– Так-так. Корень из трех под интегралом – лажа.

– Не трепись, – встревожился Илья.

Я вернул ему лист и ткнул пальцем:

– Вот. Корень сократился, а ты забыл и потащил его сюда. Раззява.

Илья всмотрелся.

– Прав, чтоб тебя! – покраснел он. – Когда в доме из каждой щели прут дистрибьюторы, немудрено…

– А вот тут, – опять ткнул я пальцем, – вы, господин Лобачевский, минус потеряли. Стыдно, батенька, прямо как нерадивый школяр.

Илья ткнул уравнением мне в нос.

– Разуй глаза, ослиная башка! Вот минус меняется на плюс! Видишь?!

Я подарил ему снисходительную улыбочку:

– Конечно, конечно. Только вот при этой подстановке, – я ткнул пальцем в третий раз, – ваш плюсик, сэр, вновь меняется на минус. Не сочтите за труд убедиться.

Илья, конечно же, убедился.

– Чтоб ты лопнул, Мангуст чертов!

– И давай договоримся, – развил я успех, – ты не обзываешь меня Рафаэлем, а я не дразню тебя Лобачевским. Идет?

Илья уткнулся в свои формулы.

– Чтоб тебя дистрибьюторы заели, задница!

– Вот на этой оптимистической ноте позволь удалиться. – Я направился в прихожую.

В спину мне тренькнул телефонный звонок. Взявшись за ручку двери, я притормозил. Илья прошел в комнату, и оттуда послышался его голос:

– Алло! Нет, это не Глеб Михайлович… Квартира-то его, но в данную минуту он практически ушел… Простите, а вы кто? – Илья просеменил с трубкой в прихожую, рассчитывая, что я сам приму решение, отозваться или ускользнуть. – Зинаида Павловна? Директор школы, где он работает?… – Илья сигналил мне бровями. – Даже не знаю, Зинаида Павловна, чем вам помочь…

Я со вздохом взял трубку:

– Здравствуйте, Зинаида Павловна. Рад, что вы меня помните.

Голос моей директрисы звучал сухо и обличающе:

– Своеобразные у вас друзья, Глеб Михайлович.

– Не жалуюсь, – столь же сухо ответил я.

– Так вы ушли практически или как?

– Вернулся с полдороги. Вдруг, думаю, звонит начальство, а я не на посту. И как в воду смотрел.

Илья показал мне большой палец. Директриса, однако, его одобрения не разделяла:

– Ваш юмор, Глеб Михайлович, оставляет желать лучшего.

– Знаю, вы меня давно в этом убедили. Чем обязан?

Из трубки донесся вздох:

– Не собираюсь с вами собачиться, Глеб Михайлович, и без того забот хватает. Мне просто нужно выяснить, когда вы планируете покрасить классы на втором этаже. Там придется еще потом полы подремонтировать, так что… Как насчет следующей недели?

Подслушивающий у трубки Илья воззрился на меня в изумлении. А я обалдел настолько, что не сразу нашелся с ответом:

– Зинаида Павловна, разве у нас учитель французского обязан выполнять малярные работы?

– Разумеется, нет. Я бы не стала об этом и заикаться, но…

– Все же заикнулись. Вдруг проскочит.

– Глеб Михайлович, что за тон? – В голосе Зинаиды Павловны прозвучала растерянность. – Я не стала бы вас просить, если бы Дарья Николаевна сама не предложила. Вы же знаете, какие средства нам отпускаются. Если есть возможность на чем-то сэкономить…

– Какая, к свиньям, Дарья Николаевна? – перебил я, глянув на часы. – Почему вы слушаете бог знает кого?

– Как это? – Директриса, похоже, совсем растерялась. – Дарья Николаевна – ваша жена. По ее словам, покраска помещений – ваше любимое занятие и, если вам не мешать…

– Погодите, погодите, – мы с Ильей обменялись взглядами, – при чем тут моя жена? Откуда вы ее знаете?

– Как это? – повторила Зинаида. – Мы познакомились с ней… Какой сегодня день?

– Понедельник, – подсказал Илья в трубку.

Не прореагировав на изменение голоса, Зинаида пробормотала:

– Уже не знаю, на каком я свете. Дарья Николаевна была у меня в пятницу и сказала: «Если ему не мешать, то…»

– Что ей у вас понадобилось? – вновь перебил я. – Только, пожалуйста, не произносите «как это».

Директриса явно опешила:

– Глеб Михайлович, вы не в курсе? Дарья Николаевна устроилась к нам в школу преподавателем английского. В пятницу я приняла у нее документы.

– Что-о?! – взревел я.

Илья привалился к стене, корчась от смеха. А Зинаида поспешила меня умаслить:

– Должна признаться, я в жизни еще не видела такой красавицы, как ваша жена. С ее отличным дипломом я была счастлива принять ее в наш коллектив. Странно, что она вас не проинформировала.

– Так, значит, – буркнул я. – Устроившись на работу, она тотчас предложила использовать меня в качестве маляра. «Если ему не мешать, – заявила она, – он выкрасит всю школу в одиночку». Не так ли, Зинаида Павловна?

От хохота Илья завалился на бок.

Директриса жалобно вздохнула:

– На всю школу я не претендую. Но хоть классы на втором этаже… А, Глеб Михайлович?

Что было делать?

– Возможно, – ответил я.

Она мигом воспряла духом:

– Как насчет следующей недели? Выкроите время?

– Постараюсь. Ну ладно, обещаю: на следующей неделе.

Как только я дал отбой, Илья поднял руки вверх:

– Ни сном, ни духом. Клянусь.

– Верю. – Я передал ему телефонную трубку. – Это месть за то, что я не полетел с ней в Токио.

– Если честно, – усмехнулся Илья, – удивительно, как вообще она согласилась лететь без тебя.

– Возобладал разум. – Я приоткрыл входную дверь. – Пока, не скучай.

– Ой, опоздаешь, – побеспокоился Илья.

– Нет, – заверил я. – Времени навалом.

Увы, я ошибался. Как говорил мой учитель Стивен Пирс, времени никогда не бывает в избытке, его всегда не хватает.

ГЛАВА 2

На скамейке у подъезда расположились старик со старухой и женщина с грудным младенцем. Все блаженно щурились на солнышко. Я поздоровался. По московскому обычаю никто не ответил. Будто напоминая мне четвертую заповедь Мангустов: «Не вмешивайся в дела Человечества».

Денек был загляденье. На небе ни облачка, влажность низкая, – словом, тепло, но не жарко. Я шел, и земля пружинила, подбрасывая меня, как на батуте. Хотелось двигаться гигантскими прыжками на зависть кенгуру. Однако, чтобы не выделяться на городском ландшафте, приходилось довольствоваться скромной поступью школьного учителя.

До кафе «Амброзия» было два пути: короткий, дворами, и длинный, через сквер. В такой денек, разумеется, я выбрал последний. Народу в этот рабочий понедельник было раз, два и обчелся. Сквер выглядел райским уголком, в который неведомо каким ветром занесло пару цыганок: молодую вертушку в алых одеждах и старую каргу в черном. Старуха стояла чуть поодаль, держа апатичную ладонь господина в полотняном костюме. Господин сей, то бишь клиент, демонстрируя взорам бледную плешь, безмолвно слушал бормотание старой гадалки. Молодуха меж тем ринулась ко мне.

– Постой, красавец! Дай погадаю, судьбу предскажу!

– Не сегодня, – попробовал уклониться я.

Разумеется, не тут-то было.

– Десяти рублей жалко, да? – Цыганка не давала мне проходу. – Не жмись, счастье свое узнаешь!

Я протянул ей полсотни:

– Возьми и оставь меня в неведении.

Глаза цыганки алчно вспыхнули. Выхватив купюру, она вцепилась в мою руку.

– Зачем торопиться, красавец?! Хочешь, сниму твою сердечную боль?!

– В другой раз. – Я отнял руку.

Старуха меж тем, отлипнув от клиента, направилась в нашу сторону. Клиент ее, господин в полотняном костюме, оставался на месте, подставив лицо солнышку, а нам все так же демонстрируя плешь.

– Можешь не платить! – Молодая цыганка скользнула взглядом по карману моих джинсов, где, по ее расчету, лежали деньги. – Тебе, красавец, бесплатно скажу: кто тебя сглазил, кто сохнет по тебе…

Старуха, приближаясь, крикнула по-цыгански:

– Пошли отсюда! Быстрее!

– Погоди! – по-цыгански отозвалась молодая. – Сперва ощиплю этого петушка! – И обратилась ко мне по-русски: – Дай ручку, не укушу!

Сцена стала меня забавлять. Я протянул ей ладонь.

– Без обмана?

Бабенка взыграла, как призовая кобыла перед скачкой.

– Какой обман?! Зачем обман?! Всю правду скажу!

Тут подковыляла старуха и буквально выдернула у нее кисть моей руки.

– Сказано, пойдем! – шикнула она товарке по-цыгански. А мне подарила улыбку, напоминающую оскал черепа в анатомичке, и по-русски предложила: – Дай-ка я тебе погадаю, мальчик!

– Ладно, – кивнул я. – Только в темпе.

Поднеся мою ладонь к подслеповатым глазам, старуха воззрилась на нее с видом археолога, нашедшего мумию фараона в собственной кровати, затем, пошамкав губами, перевела взгляд на мое лицо. Я с трудом сохранял серьезную мину. При этом молодая цыганка смотрела на меня, как сообщница, и разве что не подмигивала. Но далее последовало нечто невероятное.

Старая гадалка присела вдруг на корточки и обхватила мои ноги.

– Мы не знали, – пробормотала она по-цыгански. – Прости, светозарный.

Как описать мои ощущения? Надо заметить, что молодуха была в еще большем отпаде и по-цыгански произнесла:

– Сильва, ты свихнулась?

– Заткнись, сучка! Ни слова больше! – взвизгнула старуха и опять же по-цыгански обратилась ко мне: – Ведь ты нас понимаешь, светозарный?

Прочистив кашлем горло, я ответил на ее диалекте:

– Понимаю твою речь, но не постигаю смысла.

Молодуха, казалось, вот-вот рухнет в обморок. Если б перед ней заговорила Валаамова ослица, она, безусловно, удивилась бы меньше. Старая цыганка меж тем продолжала сжимать мои колени.

– Смысл прост, – сказала она. – Не знаю, кто ты, но вижу твою сущность. И я прошу тебя, светозарный, – она вдруг обернулась и махнула рукой на господина в полотняном костюме, – убей его! Быстро убей!

Тут время словно замедлилось.

Недавний клиент старухи невозмутимо, точно гипсовая статуя, стоял к нам спиной метрах в пятидесяти и грел лицо на солнышке, сверкая плешью. Наш более чем странный разговор, казалось, ничуть его не занимал: стою, дескать, загораю – никого не трогаю. Шагах в двадцати от нас остановилась парочка тинейджеров, паренек с девчонкой. Гоняя во рту жвачку, они отпускали шуточки по нашему адресу. Мы с молодой цыганкой обменялись взглядами – для того лишь, чтоб убедиться в реальности происходящего. И, не придумав ничего лучшего, я спросил у старухи:

– Почему?

С фанатичной страстью она ответила:

– Он несет большие беды! Только ты с ним сладишь, светозарный! Убей его, убей!

И в этот момент объект ее неприязни, будто загорать ему наскучило, тронулся наконец с места и лениво поплелся по скверу.

– Не упусти, светозарный! – возопила старуха. – Убей его, пока не ушел!

Черт побери, этого мы с учителем не проходили. Но я был почти уверен: слова старухи – не бред сумасшедшей. Тем более что меня она расколола без труда, а подобное произошло со мной впервые. Стив Пирс не предупреждал, что такое вообще возможно, хоть прожил более тысячи шестисот лет. А господин в полотняном костюме тем временем с ленцой удалялся. Елки-палки, я должен его хотя бы прощупать?! Освободив ноги от объятий гадалки, я пошел за ним.

– Эй, постойте! – крикнул я. – Не могли бы мы поговорить?

Но сей господин, судя по всему, общаться со мной не собирался. Он ускорил шаг, не оглянувшись. Плечи у него были узкие, а зад, как стало заметно при ходьбе, непропорционально велик. Вежливо повторив призыв остановиться, я, что называется, наддал. Но, в точности, как описывает классика, «наддала и вдова». Господин в полотняном костюме, взбрыкивая нижней частью тулова, перешел на бег. Возник вопрос что делать? Я мог настичь его в два-три прыжка. Однако народа в сквере было хоть и негусто, но вполне достаточно, чтобы расползлись слухи о моих спортивных подвигах. Поэтому я тоже побежал, но не слишком прытко – так сказать, с оглядкой. Куда этот хмырь от меня денется?

Увы, Мангустам тоже следует менять устоявшиеся веками стереотипы.

Внезапно свернув с аллеи, господин в полотняном костюме ринулся на проезжую часть. Послышались автомобильные гудки. Однако «фигурант» благополучно пересек дорогу. На этом его маневре я потерял полминуты и, также оказавшись на той стороне, увидел, как этот хмырь, запыхаясь, трусил по узкому переулку. Увеличив темп, я свернул туда же. Ситуация, надо заметить, была нелепейшая. Когда в ушах перестали звучать вопли старой цыганки, я почувствовал себя полным идиотом. Между тем объект моего преследования нырнул в подворотню. Промчавшись разделявшую нас стометровку, я свернул за ним.

Господина в полотняном костюме в подворотне уже не оказалось. Там, привалившись к стене, сидел алкаш в лыжной шапочке и посасывал из банки пиво. Я собрался было проскочить во двор, но дорогу мне преградил худощавый парень в джинсах и рубахе с коротким рукавом.

– Привет! – сказал он и усмехнулся, наблюдая мою растерянность. – Очень спешишь, да?

Занятный это был парень. Физиономию его можно описывать по-разному, но мне лично она изрядно поднадоела. Сегодня, к примеру, я все утро пялился на нее в зеркало и пытался воплотить в рисунок. Словом, это была точная моя копия. И одет он был в точности, как я.

– Язык проглотил? – продолжал он усмехаться. – Расслабься, приятель.

И голос у него был в точности мой. Если б существовали клоны… Однако сколько можно на него таращиться? Не вступая в препирательства, я попытался молча его обогнуть. Он не позволил, и на лице его… Боже, неужели у меня бывает столь мерзкая ухмылка?

– Подеремся? – предложил он.

Что ж, чему быть – того не миновать. И разумнее обойтись без речей, тем более – бессмысленных.

Я направил джеб ему в челюсть и приготовился ловить падающее тело. Но он ушел от удара. Это было невероятно: ни один человек в мире этого бы не смог. Кроме Мангуста, да и то… Черт возьми, что все это значит? Если это мой клон (что просто невероятно), сохранивший к тому же способности Мангуста (что практически невозможно), – чего стоят мои представления о Вселенной?

Меж тем двойник мой, изящно извернувшись, нацелил ступню мне в кадык. Я едва уклонился. Как говорится, не разевай варежку. Похоже, в скорости он мне не уступает… Или все же уступает? Ну-ка, ну-ка!

Обменявшись с двойником серией выпадов (удар-блок, удар-блок), я заметил, что он стал запаздывать с реакцией, а затем даже запыхался. Через минуту-другую я мог взять его, что называется, голыми руками. Но он не предоставил мне такой возможности: внезапно отпрыгнул и метнулся во двор. Промедлив от неожиданности, я рванул за ним. Однако увы. Двор оказался проходным, и, конечно же, ни моего двойника, ни тем более хмыря в полотняном костюме там не наблюдалось. Лишь почтенные обыватели микрорайона с колясками, собаками и прочим. Но почему-то я был уверен, что свидание с моим двойником повторится. Причем ждать придется недолго.

Я посмотрел на часы. До встречи в «Амброзии» времени оставалось в обрез. И все же я решил быстренько вернуться в сквер и задать старой цыганке несколько вопросов про нехорошего дядю, которого она мне заказала. Проходя подворотню, я наткнулся на алкаша в лыжной шапочке, который все так же сидел у стены с пивной банкой меж колен. Заплетающимся языком он проговорил:

– Слышь, мужик… а у тебя че, тренировка была, да?

Только тут до меня дошло, что у моего поединка с двойником был свидетель. Ну и кино прокрутилось перед его затуманенным взором!

– Вроде того, – буркнул я, проходя.

И он сказал вдогонку:

– Грамотно работаешь, мужик. Почти как я в армии.

– Ты мне льстишь, – отозвался я. Но в словах его что-то меня царапнуло. Что-то настолько ирреальное, что ухватить было трудно.

Пройдя назад по переулку, я пересек дорогу (на сей раз по правилам) и вновь оказался в сквере. Цыганок моих я увидел метрах в трехстах. Но что-то с ними было не в порядке. Вернее, с интересовавшей меня старухой. Шипя, точно змея, она металась из стороны в сторону и хватала воздух скрюченными пальцами. Ее молодая подруга, испуганно лопоча, пыталась ее успокоить, но старуха в ярости пиналась и царапалась. Я направился к ним вдоль сквера, но, как ни торопился, опоздал.

Пронзительно визжащая старуха – то ли кого-то преследуя, то ли, наоборот, удирая – выскочила на проезжую часть и тотчас угодила под туристический автобус, несшийся под уклон. Автобус, прежде чем успел затормозить, проехал по ней всеми колесами, оставив на асфальте кровавое месиво в лоскутах черного тряпья. Транспорт встал, образовалась пробка, послышались крики ужаса. Молодая цыганка сперва оцепенела, затем с воплями бросилась к останкам старухи. Я уже не в силах был им помочь. Оставалось лишь идти, куда шел: на стрелку в кафе «Амброзия». Тем более что и туда я уже опаздывал.

«Странная штука – судьба, – подумал я. – Интересно, как бы все обернулось, пойди я не длинным путем, а дворами. Кто знает, кто знает…» Во всяком случае, этот понедельник уже проявил себя во всей красе.

Мне было еще неведомо, что ждет меня в ближайшие часы.

ГЛАВА 3

Как ни удивительно, в это время суток бар в «Амброзии» не пустовал. Заняты были два столика, и за каждым из них сидели трое. За одним… черт его знает: братки не братки, очевидно только, что одной с ними крови. Выглядели как положено: в спортивных костюмах, двое коротко стриженных, один лысый – не придерешься. Они бесхитростно глушили водку. В час дня, в июльскую жару. Что ж, как говорится, бог в помощь.

За другим столом расположились двое нормальных вроде бы мужиков и миловидная стройная девушка, русоволосая, с модной стрижкой. Один из ее спутников, лет сорока, слегка полноватый и суровый, нетерпеливо поглядывал на часы, будто ждал кого-то. Другой, студенческого возраста, высокий и здоровенный, улыбался в тридцать два зуба, развалясь на стуле, который, казалось, вот-вот под ним треснет. Троица эта с достоинством потягивала пивко, заедая сырными чипсами.

Остальные шесть столиков были свободны, и, хоть опоздал я на десять минут, никто не встретил меня упреками. То ли сами еще не явились, то ли обиделись и ушли, что маловероятно. Ладно, решил я, мы не гордые – подождем. Я подошел к барной стойке.

– Привет, Антон! – улыбнулся я пареньку-бармену. – Как это вы сегодня без музыки?

Антон улыбнулся в ответ.

– Да вот, – кивнул он на клиентов, – просили не беспокоить. Тебе сок, как обычно?

Парень знал мои привычки. Прежде здесь работала барменша по имени Катя, но… больше не работает. Теперь мы с Антоном неплохо находим общий язык.

– Апельсиновый, – уточнил я.

– И со льдом, – уточнил, в свою очередь, бармен.

– Само собой. И главное, соломинку.

Сразу расплатившись, я сел с бокалом сока за свободный столик и попытался привести в порядок свои мысли. Но такой возможности мне не дали. Один из братков, а именно – лысый, встал и вразвалочку направился ко мне.

– Здорово! Как житуха? – проговорил он с прищуром. – Нормалек, да?

– Не жалуюсь, – отозвался я вежливо.

Лысый возвышался надо мной, держа руки в карманах. Осанка его и движения не были типичны для заурядных качков, а более подходили тренированному опытному бойцу. Его сотоварищи наблюдали за нашим диалогом, предвкушая потеху. За другим столиком девушка вела приглушенную перепалку со своими спутниками, и по сторонам никто из них особо не глазел.

– Сочком, значит, балуемся, – осуждающе произнес лысый.

– Если ты не против, – ответил я, потягивая сок через соломинку.

Он ухмыльнулся.

– А если против?

– Обсудим в рабочем порядке.

Разговор в подобном игривом тоне, похоже, перестал его забавлять, и он перешел к делу:

– Насчет выпивки подсуетишься?

Я покачал головой:

– Нельзя, вредит здоровью.

– Я в смысле водярой нас угости. Пара пузырьков – и ништяк.

– Шиш тебе с маслом.

Моя невоспитанность его изумила. Братаны за столиком приподнялись, и один из них горько меня упрекнул:

– Ты че, блин, оборзел?!

Лысый успокоил его жестом. Затем обернулся ко мне, излучая дружелюбие:

– Думаешь, я дам тебе уйти?

Я кивнул:

– Уповаю на Господа.

Эта реплика почему-то особенно его раззадорила. Прочистив горло затейливым матюгом, прямодушный мой собеседник объявил:

– Ну все, ты – труп.

Бармен Антон поспешил вмешаться:

– Сейчас охрану вызову!

Лысый тут же ему объяснил, что он сделает с его охраной, с его говеным баром и с его родней по женской линии. Девушка за столиком прервала перепалку со своими спутниками, и все трое с интересом посмотрели в нашу сторону. Елки зеленые, не многовато ли для одного дня?! Ей-богу, еще мгновение – и я в порошок сотру эту мерзкую харю с двумя его гоблинами. Стив Пирс не уставал мне вдалбливать: «Контролируй себя. Что бы ни случилось – контролируй. Ведь ты воин, черт бы тебя драл». Я стараюсь, учитель. Видит Бог, стараюсь.

– Зачем так нервничать? – сказал я лысому. – Все когда-нибудь умирают: кто раньше, кто позже. Надо ли по этому поводу стулья ломать?

– Надо! – рявкнул лысый, хватая стул за спинку. – Об твою башку!

Утихомиривать его, хвала Аллаху, не пришлось, так как в баре появились новые действующие лица: опоздавший Вася с четырьмя бугаями.

– Привет, Француз! – крикнул он с порога. – Давно тут загораешь?

Я нахмурился:

– Угадай, блин!

Лысый благоразумно оставил стул в покое. Однако наметанный глаз Василия мигом засек диспозицию.

– Какие-то проблемы, Глеб Михайлович? – Он пронзил лысого взглядом. – Тут кто-то возникает?

Я помедлил с ответом. Повисла тишина. Девушка и оба ее мужика буквально ели меня глазами.

Братки лысого, само собой, напряглись, так как четыре Васиных бугая взяли их в кольцо. Глядя на шестерых этих парняг, можно было обалдеть: Боже правый, как они различают, кто свой – кто чужой? Ведь их же мать родная перепутает.

Бармен Антон меж тем лихорадочно соображал, вызывать охрану – своих личных бандитов – или воздержаться. При этом он усиленно, едва ли не до дыр, протирал салфеткой стойку.

– Никаких проблем, – разрядил я обстановку. – Мы просто обменялись мнениями о событиях на Ближнем Востоке.

Лысый процедил сквозь зубы:

– Попадешься – урою.

Вася посмотрел на него, как на больного:

– Братан, без понтов, ты вообще чей?

Лысый ответил ему холодным взглядом, в глубине которого промелькнула насмешка.

– В смысле солнцевский или таганский? Тебе-то что?

– Мне-то все фиолетово. Смотри только, попадешь за язык.

Лысый взглянул на него с прищуром:

– Грози своим мандавошкам.

Вновь повисла тишина. Я потягивал сок через соломинку.

Вася ткнул пальцем себя в грудь:

– Кто грозит – я? Брателла, ты че-то не въезжаешь. Я вообще могу щас выйти с пацанами. Оставлю тебя с Французом разбираться, без понтов. Знаешь, че будет с тобой и твоими бакланами?

Лысый, собравшийся было произнести нечто забористое, вдруг резко передумал. Это было заметно по его лицу.

– Лады, братан. Непонятои вышли, извини.

Вася хлопнул его по плечу:

– Все путем. Проехали.

Лысый направился к выходу:

– Сваливаем, ребя. Тут без мазы.

Парни его поднялись с видимым облегчением, и все трое вышли из бара.

Четверка Васиных бугаев заняла позицию у двери. Сам Василий плюхнулся ко мне за столик, сверкая улыбкой. Прежде чуть ли не половина его зубов была в золоте. Однако недавно, после некоторой корректировки, зубы его стали такими белыми и ровными – просто загляденье. Теперь Вася улыбается при любой возможности, что благотворно влияет на его криминальный характер.

– Вот, блин, – подмигнул он мне, – недоглядишь за тобой, обязательно в историю влипнешь.

Я высосал последние капли сока.

– На фиг ты влез?

Вася улыбнулся шире:

– Ты ж не любишь демонстрировать свою крутость. Без понтов.

Я покосился на его оживленную физиономию:

– Тогда зачем ты намекал, что я их гоп-компанию по стенке размажу?

Он отмахнулся:

– Базар – он базар и есть. К делу не пришьешь.

– Умный. – Я постучал по стеклу своих часов. – Где хваленая бандитская пунктуальность? Где пацан, который хотел со мной встретиться? Щас предъяву тебе делать буду.

Вася помрачнел:

– Слышь, Француз… Глеб Михайлович, облом получился. Мы должны были с ним встретиться и к часу сюда подрулить. Ну вот, блин, ждали его, ждали… Только что позвонил мне на мобилу. «Не могу сегодня, – говорит, – проблемы возникли. Перенеси встречу». – «На когда?» – спрашиваю. «Перезвоню», – говорит. И отрубился, сучок. Извини, Глеб Михайлович.

Если б у меня были усы, я бы их подергал.

– Интересный компот, – сказал я.

Решив, что я очень расстроился, Вася повторил:

– Извини. Скажи, что сделать. Сделаю.

Я посмотрел на него в упор:

– За базар отвечаешь?

– Ну.

– Сделай вот что. Говори нормальным русским языком, без ублюдочной вашей терминологии. Напрягись, у тебя получится.

Василий зыркнул на своих бугаев, балакающих у двери. Затем взглянул на меня, прищурив глаз:

– А сам?

У меня зачесалось в носу:

– Я тоже не буду.

– Без понтов?

– Ну.

Он рассмеялся:

– Попробую. – Вася встал со стула. – Значит, если этот сучо… этот малый позвонит, я тебя дерну… э-э… с тобой свяжусь.

Я кивнул:

– Заметано.

Он посмотрел на мой бокал с тающими осколками льда.

– Идешь или как?

– Посижу еще. О жизни подумаю.

Вася выдал мне улыбку на десерт и в сопровождении соратников удалился. А я, поскольку торопиться было некуда, подошел к барной стойке.

– Повтори то же самое.

Наливая сок в бокал со льдом, бармен вздохнул:

– Обошлось, слава богу. Вовремя ваши знакомые подоспели.

– Да, повезло. – Расплатившись, я взял сок.

Пока я шел к столику, бармен врубил кассетник, и динамики изрыгнули струю мутной попсы. В досаде я обернулся, и сообразительный Антон убавил громкость. Троица за пивом и чипсами под стенания приблатненной певицы что-то сердито обсуждала. Я сел за столик и потянул через соломинку апельсиновый сок. Можно было поразмышлять.

Некоторые сегодняшние эпизоды смутно меня тревожили. Печенкой я ощущал кое-какие несоответствия, но не мог определить, в чем конкретно они заключаются. Во-первых, пьянчужка в подворотне. После драки с двойником он спросил, не было ли это тренировкой, а затем добавил…

Внезапно один из пивной троицы, полноватый суровый мужчина, повысил голос.

– Я сказал! – Он осанисто поднялся.

Девица шваркнула по столу кружкой:

– Это еще не закон!

– Увидим! – Поджав губы, мужчина вышел из бара.

Здоровяк, напоминающий студента, обронил:

– Приключений ищешь?

– Умолкни! – буркнула девица, и они тихо о чем-то заспорили.

Бог с ними, решил я, не будем отвлекаться. Пьянчужка из подворотни затем добавил: «Грамотно работаешь, мужик. Почти как я в армии». И что же меня здесь смущает? Что, черт возьми, в этой реплике особенного? Пока не соображу, но вопрос остается открытым. Это первое. Теперь второе. Двойник мой также меня беспокоит. Речь идет, разумеется, не о том, что при виде его я не пришел в восторг. Он сам, и хмырь в полотняном костюме, и старая цыганка, которая требует «убей» и сразу сама гибнет под колесами… – весь этот «сюр» я выношу пока за скобки: как говорится, без пол-литра тут не разберешься. Беспокоит меня другое. Во внешности моего двойника имелась некоторая несообразность, которую при фотографической моей памяти уловить я все же не могу. Готов поклясться, он точная моя копия и одет в точности, как я сегодня. Однако что-то в нем было не так.

Девица между тем вновь саданула кружкой по столу:

– Пошел на хрен, слюнтяй!

– Я не слюнтяй, – возразил громадный парень. – Просто умею считать на пальцах.

– Если б умел! Пойди в песочнице поиграй!

Зыркнув в мою сторону, они опять приглушили голоса. Впору было покачать головой: «Эх, молодежь!» Я вернулся к тревожным своим мыслям. Наконец, третье: лысый задира, приставший ко мне и укрощенный Васей. Вернее, как бы укрощенный. Я был уверен, что он мог бы положить Васю на колено и ладонью прихлопнуть. Но не прихлопнул, а доломал до конца комедию, смысл которой от меня ускользает. Одно из двух: либо он имел что-то против меня лично, либо с нынешнего утра у меня прогрессирует паранойя. Любопытно, среди Мангустов бывали психи? Мой учитель, увы, этой проблемы как-то не коснулся. А зря. Сумасшедший Мангуст – тем более буйный – мог бы задать Человечеству такого жару… Однако вообразить столь головокружительные перспективы мне помешали.

Буркнув что-то своему парню, девица поднялась и отпихнула ногой стул с висящей на нем увесистой сумкой.

– Сядь, – неуверенно проговорил парень.

– Отвали, надоел! – Слегка пошатываясь, девица двинулась в мою сторону.

На ней была желтая блузка, заправленная в куцую юбчонку. Ноги длинные, смуглые, слишком, на мой вкус, мускулистые. Чуть курносое личико с подвижными серыми глазами выглядело привлекательно, хотя в данный момент его портило выражение злого упрямства. Это создание остановилось у моего столика и, уперев руки в бока, воззрилось на меня. Я потягивал сок. Девица беззвучно таращилась на меня, как овца на музыкальную шкатулку.

– Пожалуйста, сядь, – напомнил о себе ее парень.

– Ага, щас! – огрызнулась она и слегка заплетающимся языком обратилась ко мне: – Скучаешь, крутой?

На всякий случай я отодвинулся:

– Спасибо, не очень.

– За что спасибо?

– За внимание.

Обдумав мой ответ, она ткнула себя в грудь:

– Марго.

– Допустим, – не стал возражать я. – Что дальше?

Она фыркнула:

– Сразу тебе и дальше! Шустрый больно! – Она покачивалась на каблуках, бесцеремонно меня изучая. – Может, стриптиз на столе тебе исполнить?

Бармен издал изумленное «ох», которое идеально вписалось в звучавшую попсу. Спутник подгулявшей крали, наоборот, демонстративно отвернулся и хлебнул пива.

– Стоит ли начинать с раздевания? – усомнился я.

Девица пожала плечами.

– А как, вообще, теперь знакомятся?

Вопрос, поставленный подобным образом, заслуживал уважения.

– К примеру, – ответил я, – чтобы привлечь внимание, фокус можно показать. Этак ненавязчиво.

Девица мотнула головой:

– Не умею. Сам показывай.

– Кто вам сказал, Марго, что я умею?

– Зачем тогда трепался?

– Лишь для примера.

Девица рассердилась:

– С тобой, вообще, познакомиться можно? Или ты весь из себя секретный и загадочный?

Я кивнул на ее притихшего спутника:

– Знакомые вроде у вас уже имеются.

Она презрительно отмахнулась:

– Козлы, а не знакомые. – И плюхнулась на стул. – В общем, так или показывай фокус, или я исполняю стриптиз и едем к тебе…

– Выбираю фокус, – выпалил я поспешно.

Бармен в досаде звякнул посудой. Здоровяк-студент за столиком, похоже, облегченно перевел дух.

– Ладно, – кивнула девица. – Но, если я твой фокус просеку, сделаем по-моему. Согласен, крутой?

Я вздохнул. Отвязаться от нее было непросто.

– Согласен. – Повращав рукой возле ее волос, я предложил: – Угадайте, что у меня в кулаке?

– Что за хрень? Откуда мне знать?

– Просто угадайте. Даю три попытки.

Она брякнула, очевидно, первое пришедшее на ум:

– Миндаль в сахаре. Кончай эту бодягу.

Помедлив, я разжал кулак. У меня на ладони красовалась крупная засахаренная миндалина.

– Угадали, Марго. Кушайте на здоровье.

Сперва она обомлела. Затем взяла миндалину с опаской, как таракана, попробовала и осторожно съела. При этом серые ее глаза сверлили меня двумя буравчиками.

– Как ты это сделал?

– Чистая психология. Миндаль был у меня в кармане. Обычно все выбирают его.

– А если б я загадала другое?

Я развел руками:

– Тогда бы фокус не получился.

Марго фыркнула:

– Лихо! Я в тебе не ошиблась. – Она пересела со стула ко мне на колени. – Возьми шампанское и поехали.

– Без стриптиза? – уточнил я. – Народ будет разочарован.

Девица покосилась на своего окаменевшего спутника.

– Хрен с ним, гуляем.

Я отцепил ее руку от своей шеи.

– У меня контрпредложение. Я беру вам шампанское, и вы гуляете отдельно.

Она качнула головой:

– Хочу с тобой.

И тут в дверях бара возникло, можно сказать, видение. Порог переступила девушка с пепельными волосами до плеч, в коротком зеленом платье, демонстрировавшем такую фигуру и такие ноги, которые, ей-богу, бессильны описать слова. Огромные изумрудные глаза вошедшей словно сами по себе излучали свет, а лицо ее, покрытое персиковым загаром, было столь красиво, что его обладательница просто обязана была оказаться полной идиоткой, чтобы компенсировать необычайную щедрость Природы.

Марго нервно заерзала на моих коленях.

Бармен вновь издал «ох», заглушив музыку.

Спутник Марго всем корпусом развернулся к двери, роняя нижнюю челюсть.

Между тем виновница этого безмолвного переполоха, цокая каблучками, направилась к моему столику. Приблизившись, она взглянула на девицу и негромко произнесла:

– Слезай: это мое.

Марго будто ветром сдуло.

– Да ради бога! – Соскочив с моих колен, она ринулась к своей сумке и буркнула здоровяку-студенту: – Пойдем. Хватит рассиживаться.

Тот с ухмылкой хлебнул из кружки:

– Я допью. Подожди на улице.

Девица на сей раз не спорила. Она стремительно вышла из бара. А отомщенный ухажер, прихлебывая пиво, зачарованно поглядывал в нашу сторону.

– Итак? – нахмурилась зеленоглазая красавица.

Я нахмурился еще больше:

– Как, черт побери, ты тут оказалась?

– Проходила мимо. – Она села ко мне на колени, отобрала соломинку и принялась потягивать сок из моего бокала. – Ты же знаешь: я обожаю проходить мимо.

Бармен и ухажер в отставке, раскрыв рты, наблюдали это шоу. Похоже, нынче я был гвоздем программы и продолжал хмурить брови.

– Почему ты не в Токио?

– Значит, так! – Жена поводила пальцем перед моим носом. – В Японию я теперь полечу в двух случаях: либо ты отправляешься со мной, либо я – с тобой. Больше никаких вариантов. То же самое – в любые другие страны, части света и планеты солнечной системы. Вопросы есть?

– Есть, – кивнул я. – Этой ночью, когда ты звонила из Токио, у тебя уже был обратный билет?

Она посмотрела на меня, как на недоумка:

– Разумеется. Погостила полтора часа и хватит. Что это за телка сидела на моем законном месте?

Хмуриться мне уже не удавалось:

– Дашка, погоди… Такэру хоть не обиделся?

Жена вздохнула:

– Поначалу, конечно, расстроился. Но в итоге я его умиротворила, убедив, что мое возвращение станет для тебя ба-алыпим сюрпризом. Он засмеялся и сказал: «Сэнсэй обалдеет».

Я хмыкнул:

– А сюда тебя навел Илюшка?

– Как говорится, догадался Штирлиц. Выкладывай, фраер, что за бабу себе завел? Не успеешь отлучиться…

За окном вдруг раздались выстрелы, затем – крики. Вздрогнув, Дашка прижалась ко мне. Ухажер Марго, прекратив наконец на нас пялиться, отставил пиво и выбежал в дверь.

Бармен вышел из-за стойки.

– Ничего себе! Средь бела дня!

– Не подходи к окну! – скомандовал я. – Оставайся на месте, Антон!

Паренек послушался и вернулся за стойку, бормоча:

– Средь бела дня. Куда менты смотрят?

Я пересадил жену с колен на стул:

– Пойду разведаю обстановку.

Она мигом вскочила:

– И я!

Обернувшись, я показал ей кулак:

– Щас опять в Японию улетишь. Сиди, охраняй Антона.

Выходя, я услыхал за спиной Дашкин голос.

– У вас есть оружие, Антон? Будем отстреливаться.

Что ж, за бармена я был теперь спокоен.

ГЛАВА 4

У входа в кафе «Амброзия» располагалась небольшая автомобильная стоянка, на которой сейчас толпилось такое количество зевак, словно был обещан рок-концерт под открытым небом. Глядя на плотное кольцо публики, можно было смело утверждать, что стрельба закончилась, опасность миновала, но осталась, вероятно, чья-то беда, которая и привлекла многочисленных олухов. Покрутившись поблизости, я услыхал обрывок разговора двух подростков: «Из джипа хреначили, понял? На полном ходу, блин». – «Ну и че?» – «Да ниче. Ментовку завалили, вот и все». – «Откуда знаешь, что ментовку?» – «Ну ты, блин, тормоз! Че, не слыхал?! Из МУРа она…» Я собрался было зайти в бар за Дашей и отправиться домой, однако поддался любопытству. Пришлось протолкаться сквозь кольцо зевак.

На асфальте в своей желтой блузке распростерлась Марго. Глаза ее были закрыты, юбчонка задралась, демонстрируя трусики. Крови заметно не было. Стреляли, очевидно, в спину. Девушка была жива, но опытному взору с беспощадной определенностью открывалось, что протянет она от силы еще десять-пятнадцать минут. Над ней, точно телеграфный столб, возвышался парень со студенческой внешностью. С перекошенным лицом он кричал в сотовый телефон:

– Товарищ полковник, Светку… капитана Сычову подстрелили… Нет, на объекте, как планировали… Да, но… майор Калитин опрашивает свидетелей… – Парень панически огляделся. – «Скорую» вызвали, я же докладываю… Олег Андреевич, боюсь, не довезем…

Я попятился, тараня толпу задом, и у входа в бар перевел дух. Стало быть, Марго – вовсе не Марго, а Светлана Сычова, капитан… вероятно, МУРа. Как говорится, всякое бывает. Но, черт побери, чего она хотела от меня? Чем привлек я столь настырное внимание? Кто и почему подстрелил ее под окнами бара? От этих вопросов впору было свихнуться. Мало мне истории с цыганкой и двойником. Впрочем, ни для кого не секрет, что неприятности имеют свойство наваливаться кучей.

Возле барной стойки Дашка беседовала с Антоном:

– С клиентурой у вас, похоже, не густо? – Лицо моей жены выражало интерес.

– Когда как. Бывает, яблоку упасть негде, – доверительно тараторил бармен. – Но встречаются такие типы, что иной раз думаешь: взять бы автомат… – Увидев меня, он полюбопытствовал: – Ну что? Как там?

Я сообщил:

– Девушку подстрелили. Которая сидела за моим столиком.

– Это называется «за столиком»? – фыркнула Дашка и осеклась: – Боже, что я несу!

Помолчав для приличия, бармен произнес:

– Ужас какой. Насмерть?

– Жива пока, но шансов никаких. – Я потянул жену к выходу. – Не высовывайся, Антон. Милиция сама тебя разыщет.

– Думаете? – забеспокоился паренек.

– Обычная рутина, будут расспрашивать, не видал ли, не слышал чего подозрительного – смело говори правду.

– Так и буду! – пообещал вдогонку бармен.

Мы с Дашей вышли на улицу. Толпа слегка рассосалась, но еще сохраняла плотность.

Из-за поредевших спин видна была Марго, то есть капитан Сычова, лежавшая в прежней позе. Рядом топтался молодой ее сослуживец, принятый мной за ухажера. «Скорая помощь», как водится, застряла где-то в пути. Дашка сжала мою руку.

– Пойдем.

Мы двинулись вдоль поредевшего оцепления зевак. Одна пожилая женщина просвещала другую, пришедшую, очевидно, к шапочному разбору:

– Из машины стреляли. Она почти увернулась. Проворная такая, знаете.

– Батюшки, молоденькая-то какая!

– Именно: Могла бы спастись, но тут девчушка годков пяти с мячом выскочила – прямо под пули.

– Батюшки! Убили?!

– Кого?

– Девчушку с мячом, кого же еще!

– Да нет, девчушку она как раз оттолкнуть успела. Ее папаша сразу увел. – Рассказчица кивнула на пострадавшую. – А сама, вишь, схлопотала по полной программе.

Я застыл столбом. Дашка пристально на меня посмотрела.

– Допустим, – пробормотала она. – Но ведь народ вокруг.

– Пошел он в задницу, – процедил я сквозь зубы.

Ее зеленые глазищи жгли меня насквозь.

– Как мы все объясним?

– Плевать. – Я направился к лежавшей на асфальте девушке.

Дашка устремилась за мной.

– Что мне делать?

– Что угодно. Лишь бы меня не трогали две-три минуты. – Я пробился к Светлане Сычовой, почти трупу, и присел перед ней на корточки.

Карауливший ее сотрудник с внешностью студента прорычал:

– Эй, вали отсюда!

Он готов был спикировать на меня, как ястреб на цыпленка. Но перед ним возникла Дашка. Вероятно, с самой неотразимой из своих улыбок.

– Спокойно, молодой человек. Он учился на врача.

– Чихать, на кого он учился! Едет «Скорая»! Тут ничего нельзя трогать!

– Он только проверит пульс. А «Скорая» когда еще приедет.

Больше я ничего не слышал и не видел, но был уверен: необходимую капельку времени Дашка мне обеспечит.

Я сжал запястье Светланы. Пульс едва прощупывался, но жизнь еще теплилась где-то в глубине ее умирающего тела. Прикрыв глаза, я сконцентрировался. Сильный энергетический импульс мог добить ее окончательно, а слабый… на слабый она уже не отзывалась. С чрезвычайной осторожностью варьировал я поток энергетических волн, способных на клеточном уровне устранить разрушения в организме девушки. Очень трудно было настроиться на ее затухающий биоритм. Наконец, мне это удалось, и все же она ускользала. «Давай, милая, борись, – упрашивал я мысленно. – Ты спасла девчушку, и она возвращает тебе долг. Я полномочный ее представитель. Иди сюда, Сычова! На разборку иди. Клеиться ко мне вздумала, идиотка, по своим ментовским делам. Должен заметить, шлюха из тебя никудышная: не впечатляешь. Но мир без тебя опустеет, Светка Сычова. Долбаный этот мир даже не знает, как ты ему нужна. Зато я знаю и охотно тебя отшлепаю за бездарный твой спектакль. Слышишь, капитан Сычова? Ты меня слышишь?!»

Сперва я ощутил ледяное покалывание в пальцах, затем холод пополз вдоль моих рук от локтя к плечу. Девушка тихо вздохнула, щеки ее порозовели. Так-то лучше. Теперь дело пойдет быстрей. Твой организм, Светка Сычова, сию минуту сам себя починит. Как новенькая будешь, слово Мангуста. Не веришь? Зря. Даже пули рассосались, переработались в шлаки. В туалет сходишь – только и всего. И напоследок, радость моя, лично от меня подарок. Я починил твою убойную желтую блузку: ни единой дырочки на спине. Носи на здоровье, смущай преступников.

Господи, до чего холодно. Пытаясь унять дрожь, я открыл глаза. И тотчас услыхал голос соратника моей подопечной:

– Он что, заснул над ней?!

– Вряд ли ей это повредит, – отозвался голос моей жены.

Поднявшись с корточек, я качнулся. Дашка подхватила меня, подставив плечо.

– Как ты? – прошептала она.

Вроде я улыбнулся и пообещал:

– Пятнадцать секунд – и буду как огурчик.

Соратник капитана Сычовой приблизился с похоронной миной:

– Она-то как? Жива еще?

Я кивнул:

– Вполне. У вашей подруги просто обморок.

Он вылупился на меня с высоты своего роста.

– Что ты мелешь, придурок?! В нее столько свинца всадили… – Он перевел негодующий взор на Дашу. – Он у вас что, по жизни сдвинут?

– Совсем чуть-чуть. – Жена поглаживала меня по спине. – Особенно когда на солнышке перегреется.

Здоровяк опешил, не зная, как реагировать. А по кольцу зевак пронесся ропот возмущения. Сморщенный дедок высказался за всех:

– Оно и видно, перегрелся: вон как его шатает. Пить меньше надо.

– Совершенно с вами согласна, – заявила Дашка, выводя меня из круга, и тихо поинтересовалась: – Ну как, порядок?

– Да, – ответил я. – Только есть очень хочется.

В этот момент произошло сразу два события: послышалась, наконец, сирена «Скорой помощи», и капитан Сычова, словно пробудившись, приняла сидячее положение.

– Что со мной было, Серега? – Она смущенно одернула юбку. – Меня вроде подстрелили…

Публика издала дружное: «Ах!» Здоровяк Серега, к которому обратилась восставшая покойница, произнес нечто невнятное. Наблюдая за этой сценой с некоторого расстояния, Дашка произнесла:

– Кино. Премия «Оскар».

– Пойдем, – потянул я ее за руку.

Она уперлась:

– Дай досмотреть.

Подъехала «Скорая помощь» и, скрипнув тормозами, остановилась. Выскочили трое в белых халатах. Целехонькая капитан Сычова скомандовала:

– Влезайте обратно и чешите отсюда! Ложный вызов!

Один из бригады устало возмутился:

– Вы что, дамочка, в игрушки с нами играете? У нас, вообще-то, работы навалом.

– Вот и давай, не филонь! – осадила его Светлана. – Здесь все в ажуре! По коням, лекари!

«Лекари» пошептались, сели в машину и уехали.

Здоровяк Серега пробормотал:

– Ну ты, Сычиха, даешь!

Светлана пригвоздила его взглядом:

– Телок! Ты упустил его, признавайся?!

Я решительно потянул жену за руку:

– Дашка, линяем.

Идя за мной, жена полюбопытствовала:

– Кто она, вообще, такая?

Тут я сообразил, что Дарье еще неизвестна профессия девицы, которую она застала у меня на коленях и которую мы только что вытащили из небытия.

– Давняя моя любовь, – схохмил я по-дурацки.

Дашка фыркнула:

– Хочешь, чтоб я ее удочерила?

Я сжал ее ладонь:

– Ловлю на слове.

Мы направились к дому дальним путем, через сквер (будь он неладен), и за нашими спинами слышался голос капитана Сычовой:

– А вы что здесь толчетесь? Кто-нибудь из вас запомнил лица бандитов?! Или, может, кто-то стрелял сам?!

Если народ у бара мигом не рассосался, значит, я ничего не понимаю в этой жизни. Дашка прыснула:

– Ей бы в милиции служить.

Я оставил ее реплику без комментариев, только предложил:

– Не избрать ли и тебе какую-нибудь опасную профессию?

– Например, какую?

– Ну, скажем, учительницы английского в нашей школе.

В зеленых Дашкиных глазах вспыхнули искорки:

– Зинаида Павловна протрепалась? Просила же ее: давайте сделаем сюрприз!

Солнце уже опускалось за крыши девятиэтажек. Мы шли, держась за руки, и настроение у меня было превосходное. Невзирая на то что метрах в пятидесяти за нами, точно привязанный, следовал грязновато-красный «Москвич».

– И как же ты собиралась свой сюрприз воплотить? – полюбопытствовал я.

– Ха! – ответила Дашка. – Вот представь: утром первого сентября кормлю я тебя завтраком и провожаю до двери. И вот, значит, являешься ты к себе в школу, а там… Только представь свою физиономию! Я встречаю тебя в учительской и говорю: «Глеб Михайлович, неужели даже в этот торжественный день необходимо было приходить в джинсах?»

Я рассмеялся:

– Боже правый!

Мы приближались к скверу. «Москвич» не отставал. За рулем его, едва помещаясь, сутулился здоровяк Серега. С ним рядом сидела, конечно же, капитан Сычова. Третьего члена их команды, солидно-полноватого, слинявшего из бара первым, в машине видно не было. Впрочем, и этих двух милицейских асов мне было более чем достаточно. Чертовски любопытно, чем скромная моя особа привлекла этих матерых оперативников?

– А теперь, – вздохнула Дашка, – весь сюрприз псу под хвост.

– Он мог бы состояться, – заметил я сурово, – если бы ты не уверила директрису, что я займусь покраской второго этажа.

– Был грех, – жена улыбнулась бесстыдно и нераскаянно.

– Поэтому, – разъяснил я, – Зинаида поспешно позвонила, чтобы уточнить сроки. Какие уж тут сюрпризы?

– Обломчик, – признала Дашка без всякого огорчения.

В сквере между тем все выглядело чинно и благородно. Цыганок не наблюдалось: ни живых, ни тем более мертвых. Утомленный народ, расслабляясь в конце рабочего дня, восседал на лавочках и фланировал вдоль газонов. Слабая надежда разузнать хоть что-то о хмыре в полотняном костюме и об агрессивном своем двойнике улетучилась, как дым.

Мы с Дарьей шли по скверу, а «Москвич» капитана Сычовой двигался за нами по шоссе. Не знаю, за кого они меня принимают, но за такую бездарную слежку их надо перевести в уличные регулировщики. Если только они не решили целенаправленно действовать мне на нервы. Коли так, ребята, вы здорово просчитались. Пасите меня сколько угодно, ведь перед вами такой лох, который ничего кругом не замечает.

– А насчет покраски… – Дашка потерлась щекой о мое плечо. – Зинаида выглядела такой измотанной, что мне просто захотелось ей как-то помочь. Я подумала: ты мог бы прийти в школу, по-тихому щелкнуть пальцами… Ясен ход моих мыслей?

Я вздохнул:

– Уймись, Дашка. Я уж и так черт знает что вытворяю.

Она заглянула мне в глаза:

– Ну прости, сморозила.

Мы вошли во двор нашего дома, и грязновато-красный «Москвич» въехал вслед за нами. Здоровяк Серега, очевидно выполняя команду капитана Сычовой, остановил машину рядом с пустующим желтым такси. Сидящие на лавочке четыре бабульки, будто не слыша нашего с Дашкой приветствия, хмуро проводили нас взглядами.

Входя в подъезд, я подумал, что зря упрекнул Дашку за инициативу с покраской школы. Тут легко можно было сотворить все так, что комар носа не подточит. А вот за то, что я проделал с подстреленной девушкой на глазах общества, Стив Пирс, мой учитель, наверняка выпорол бы меня розгой. Во второй раз. И опять оказался бы прав.

ГЛАВА 5

В прихожей стояли чемодан и дорожная сумка с бирками «Аэрофлота». Дашка отодвинула их ногой.

– Даже распаковаться не успела. Кинулась освобождать твои колени от оккупации.

– У тебя получилось. – Я огляделся. – А где же у нас Гольдберг?

На кухне Ильи не оказалось, но по столу были раскиданы его бумаги. В комнате тоже его не было. Я остановился напротив моего автопортрета – взглянул на него, так сказать, свежим взором. Сходство было несомненным, но рожа… Ей-богу, он более напоминал моего утреннего двойника.

– Где ж ему быть? – проговорила за моей спиной Даша, имея в виду Илью. – Наверняка он в шкафу. А портретик у тебя – прелесть: мускулатура играет, в лице ни мыслишки…

– Дашка! – вскипел я. – Почему ты не в Японии?!

Она обвила руками мою шею:

– Спокуха, Модильяни. Это отвлекающий маневр.

– В чем его смысл? – Я сделал попытку освободиться.

Она прижалась ко мне бедрами.

– Пока ты испытываешь творческие муки, я тебя изнасилую. Жестоко и безжалостно.

– Не прореагирую, – заверил я.

Дашка посмотрела мне в глаза:

– Обидеть норовишь?

Мы оба прыснули.

– Не в смысле обиды, – сказал я. – Просто ослаб.

– Ха-ха!

– Ей-богу. Вообрази, что ты оживила труп девицы, затратив уйму сил. И в это время я полезу к тебе с бурной страстью.

Зеленые Дашкины глазищи искрились.

– Будь уверен: даже если б я сама была трупом девицы, я бы ответила на твою страсть.

Мы рассмеялись, и я напомнил:

– Сейчас Илюшка вернется.

– Его проблемы, – заявила Дарья.

В сей момент послышалось громыхание вперемешку с чертыханием, дверцы шкафа распахнулись, и в комнату ввалился Илья, мокрый с ног до головы. Мы с Дашкой едва успели отскочить друг от друга.

– Представляете, там дождь! – посетовал Илья, стряхивая капли с бороды. – Только искупаться собрался – и полило! Еврейское счастье называется!

– Это ж надо! – посочувствовал я.

– Кошмар! – добавила Дашка.

Илья окинул нас взглядом:

– Поссорились, что ли?

Мы с Дарьей хохотнули. Она сказала:

– Обсуждали перспективы современной живописи.

Илья хохотнул за компанию:

– Дообсуждаетесь!

Я заглянул в шкаф, в котором не было задней стенки. Между вешалками с Дашкиной одеждой проглядывал цветущий луг далекой неведомой планеты. Мы успели так привыкнуть к этому пейзажу, что уже воспринимали его как часть нашей однокомнатной квартиры. Там действительно шел дождь. Я закрыл дверцу шкафа.

– Ладно, – вздохнула жена, – пора перекусить.

Илья покачал головой:

– Я пас. Недавно пошуровал у вас в холодильнике, так что… Мне бы только обсохнуть, не то простыну.

Дашка потрогала его рубаху:

– Гольдберг, без паники. Ты сухой, как младенец в подгузниках фирмы «Хаггис». – Она отправилась на кухню. – Сварганить, что ли, яичницу с ветчиной?

– И побольше! – откликнулся я.

Илья между тем удивленно себя ощупывал.

– Только что был мокрым до нитки… – Он погрозил мне пальцем. – Мангустовские штучки!

Я поклонился:

– Не могу позволить, чтобы ты затопил мою квартиру.

– Резонно, – согласился Илья. – Не хочешь поработать в прачечной вместо сушилки?

– Подумаю. – Я подошел к окну. Здесь, в Москве, дождя не было. В стеклах дома напротив отражалось заходящее солнце. А во дворе, между красным «Москвичом» и желтым такси, топтался здоровяк Серега с капитаном Сычовой. Размахивая увесистой сумкой, Светлана темпераментно что-то вдалбливала своему партнеру. Тот вяло ей возражал. – Прямо напасть какая-то! – вырвалось у меня.

– В смысле? – уточнил за моей спиной Илья.

Тут с кухни донесся Дашкин голос:

– Гольдберг, освободи стол от своих закорючек! Присесть, блин, негде!

Илья метнулся на кухню:

– Ешь стоя! Молодая еще!

Воцарилась как бы тишина. Жена позвякивала посудой, Илья, видимо, складывал свои листы в папку. А во дворе капитан Сычова с малахольным Серегой обшаривали глазами окна нашего дома. Так и тянуло крикнуть им «ку-ку». К счастью, Дашка позвала обедать.

Мы сели за кухонный стол. Голод я чувствовал зверский, поэтому с хорошей скоростью молотил все подряд. Даша ела с аппетитом, но умеренно и благородно. А сытый Илья клевал, как птичка, просто за компанию. Ну и, разумеется, ему хотелось почесать язык.

– Кстати, Дуська, как ты нашла своего благоверного в кафе «Амброзия»?

– С бабой на коленях, – отрапортовала Дашка. – При всем честном народе. Срывал, так сказать, аплодисменты.

Прыснув, я чуть не подавился ветчиной. Илья похлопал меня по спине.

– Следовало ожидать, – изрек он с трагической миной. – Я говорил ему: «Веди себя прилично. Жена уехала на три недели…»

– Вот и соврал, – ввернул я, хлебнув минералки.

Илья сурово на меня взглянул:

– Не перебивай: опять подавишься. «Веди себя прилично, – говорил я. – Сиди себе, рисуй мускулистых придурков… то есть, пардон, свой автопортрет…»

Я хлопнул по столу и пригрозил:

Превращу-ка я Илюшку

в бородатую лягушку.

– О-о! – распахнула глаза Дашка. – Будем осваивать поэзию?

Илья хмыкнул:

– Предупредите заранее. Чтоб я успел эмигрировать в Магадан.

Дашка улыбнулась:

– Зачем такие крайности, Гольдберг? Мы будем писать стихи и тут же рвать, писать и рвать листы с этими шедеврами. Правда, милый?

Я ответил:

Запущу-ка я в Илюшку

его школьную подружку.

Все же их проняло – они рассмеялись. А я подошел к окну, чтобы выяснить обстановку. Капитан Сычова с верным своим Серегой подвалили, наконец, к сидящим у подъезда бабулям и затеяли с ними интеллигентный милицейский разговор. Надо заметить, бабули проявили явную заинтересованность вопросами правопорядка. А Илья за моей спиной провозгласил:

– Нравится мне его стиль. Будь здорова, Лосева-Грин. Выпьем за то, чтобы на его коленях сидели только друзья и выдающиеся политические деятели.

Они чокнулись, затем Илья подытожил:

Хорошо в гостях у Дашки

минералку пить из чашки.

– Надо же! – съехидничала моя жена. – Какие тут все способные!

Я присел на подоконник.

– Кстати, о коленях. Хотите подробности?

– Давно бы так, – кивнула Дарья. – Облегчи душу.

Илья поглаживал бороду:

– Старик, у меня жена и ребенок Если в твоих откровениях есть что-то непристойное…

Я перебил без улыбки:

– История прелюбопытнейшая. Излагаю конспективно.

Илья изобразил беспокойство:

– Привязать себя к стулу?

Но Дашка сделалась серьезной.

– Итак, – сказал я, – начнем с сегодняшнего утра. – Звонит мне Вася Медведев и просит назначить встречу…

– Что еще за Вася? – уточнил Илья.

– Брат моего ученика. Нормальный московский бандит, подверженный светлым порывам. Васю, кстати, вы оба знаете. Он вызволял Дашку на фазенде Митьки Грачева.

Илья мигом вспомнил:

– А-а, симпатяга с дубиной и золотыми зубами.

– Зубы у него теперь белые, – поправил я. – Хоть на рекламу жвачки.

– Жаль, – вздохнул Илья. – Золото ему было к лицу.

Дашка хлопнула его по руке:

– Уймись, Гольдберг. Этот Вася, можно сказать, вскружил мне голову.

Илья кивнул:

– У тебя тонкий вкус.

За окном капитан Сычова с партнером терпеливо и настойчиво допрашивали четырех бабуль, перебирающих, вероятно, в памяти жильцов подъезда, чтобы определить номер моей квартиры.

– Будете слушать или нет?! – разозлился я. – Все время поперек лезете!

Дашка уселась, как примерная школьница.

– Гольдберг, я тебя прибью.

– Начинается. Чуть что – сразу Гольдберг.

Выдержав драматическую паузу, я продолжил:

– Вася меня уведомил, что какой-то пацан просит срочно познакомить его с Французом. Дескать, у пацана этого очень важная для меня информация. Ладно, говорю. Назначили встречу в баре, куда я и направился. По дороге ко мне прилипли две цыганки. Одна из них, старуха, глядя на мою ладонь, рухнула мне в ноги и указала на стоящего невдалеке типа: «Убей его! Он несет большие беды!» Как вы понимаете, меня это заинтриговало, и я решил прояснить обстановку. Но этот господин весьма солидной комплекции чесанул от меня во все лопатки, старательно пряча лицо. От растерянности я рванул за ним. Однако путь мне преградил парень, похожий на меня, как близнец.

– Что-о?! – уставилась на меня Дарья.

– То самое: полный двойник. Вплоть до рубахи и шнурков на кроссовках. Он вступил со мной в драку…

– Ни фига себе! – вырвалось у Ильи.

Я усмехнулся:

– Ну как, интересно? Дальше будет не скучнее. Обменявшись со мной парочкой приемов, двойник ударился в бегство. И я, опять же от растерянности, упустил его вместе с загадочным типом, которого мне велено было убить. Тогда я вернулся к цыганке в надежде хоть что-то выяснить. Но старуху буквально у меня на глазах переехал автобус.

– О Господи! – прошептала Дашка.

Илья больше не ерничал, мозги его включились в работу:

– Думаешь, не случайность?

Я пожал плечами.

– Предположения строить рано. Тем более что непонятои продолжались. – Я глянул в окно. Бабульки с лавочки исчезли. А капитан Сычова темпераментно дискутировала со своим Серегой, стоя между красным «Москвичом» и желтым такси. – Теперь, – сказал я, – перенесемся в бар, где мне назначили встречу. За одним столиком там сидела девица с двумя кавалерами, за другим – трое гарных хлопцев. Сидели спокойно, никто ни к кому не вязался. Стоило, однако, мне появиться, предводителю хлопцев будто шлея под хвост попала. Шустро ко мне подрулив, он стал затевать ссору.

– Заранее тебя ждали, – высказал догадку Илья.

Дашка усомнилась:

– Не факт. Ситуация, в общем, житейская.

– Не совсем, – возразил я. – Складывалось впечатление, что он не столько лез в драку, сколько изучал мои реакции. А когда пришел Вася со своими парнями, атаман-задира поерепенился для вида и, пользуясь предлогом, смотался со своими хлопцами. И что любопытно, Вася пришел с извинениями: пацан, собиравшийся что-то мне сообщить, в последний момент от встречи уклонился. Такой вот пустячок.

Илья приподнялся на стуле:

– Старик, кто-то очень хотел зафиксировать тебя в данное время в данном месте.

– На все сто! – согласилась Дарья.

Я посмотрел в окно. Здоровяк Серега влез в «Москвич» и сердито захлопнул дверцу. А капитан Сычова, помахивая увесистой сумкой, столь же сердито направилась к нашему подъезду.

– Теперь о девице на коленях, – поспешил я закруглиться. – Стоило Васе произнести: «Привет, Француз!» – как эта красотка сделала стойку и малость погодя повисла у меня на шее. Однако интерес ее ко мне был чисто профессиональным. Даш, ты попала в точку: она – мент.

– Неслабо! – воскликнул Илья.

А.Дарья изумилась:

– Но какого лешего ты ей…

– Нет времени, – перебил я и распорядился: – Минут через пять, Даш, возьмешь «жигуль», отвезешь Илью домой и сразу назад. И никаких вопросов, ладно?

– А потом вопросы можно? – уточнила жена.

– Потом все можно. – Я двинулся в прихожую. – А сейчас прошу сюда.

Они переглянулись и только успели выйти с кухни, как раздался звонок в дверь. Открыв, я объявил:

– Капитан МУРа Сычова, прошу любить и жаловать.

Экспромт удался, Станиславский бы одобрил.

С приоткрытым ртом Светлана замерла по ту сторону двери. Дашка с Ильей, как манекены, застыли в прихожей. Жаль, блестящей своей режиссурой мне пришлось насладиться в одиночку. К тому же капитан Сычова, надо отдать ей должное, нашла в себе отвагу разрушить столь эффектную мизансцену.

– Соскучился, Француз? – проговорила она, переступая порог. И, споткнувшись о Дашкин чемодан, чертыхнулась. – У вас кто-то куда-то уезжает?

Дашка тоже пришла в себя.

– На чемодане бирочка, – ответила она вежливо. – Это значит, кто-то откуда-то приехал. В полицейской академии этому не учат?

Илья хмыкнул.

У капитана Сычовой порозовели щеки.

– Убрали бы хоть с дороги, – буркнула она.

– Всенепременнейше, – пообещала Дарья.

Я поспешил вмешаться:

– Оставим мелочи. Марго, вы пришли исполнить стриптиз?

Щеки Светланы стали пунцовыми.

– Ладно, ты меня расколол. Но дерьмо из тебя я так и так выбью.

Илья вновь хмыкнул. Дашка собралась взорваться, но я остановил ее жестом:

– Бог в помощь, Светлана… Простите, как по отчеству?

– Анатольевна.

– Светлана Анатольевна, что вам от меня надо?

Она слегка замялась:

– Во-первых, хочу понять… Что со мной было возле бара? Ведь меня подстрелили, я чувствовала, как… а потом… Что ты со мной проделал?

Я покачал головой:

– Ничего. Они промахнулись, а вы упали в обморок.

Илья бросил вопрошающий взгляд на Дашу, и она в знак подтверждения прикрыла веки. До чего же эти школьные товарищи хорошо друг друга понимают!

– Что ты мне лепишь?! – вскипела капитан Сычова. – Какой, на хрен, обморок?!

Дашка не сдержалась:

– Может, у вас эпилепсия? Не проверялись?

Капитан обратила на нее суровый взор:

– Думаешь, ты очень умная?

– Лишь в сравнении с тобой, – отрезала Дашка.

Светлана перевела взгляд на меня:

– Скажи ей, чтоб заткнулась.

Тут я готов был согласиться. Дашке с Ильей пора было сматываться, как я и просил. Но куда там! Как могли они пропустить такое шоу!

– У вас был обморок, Светлана Анатольевна, – стоял я на своем. – Переходите к следующему пункту.

– В смысле… К какому пункту?

– Вы сказали: «Во-первых, хочу понять». Мы, как могли, удовлетворили ваше любопытство. Не угодно ли изложить, что там у вас «во-вторых»?

Капитан Сычова поморщилась. Избранный мною стиль заметно ее раздражал.

– Во-вторых, у меня предложение. – Она пошарила рукой в сумке и, как бы случайно достав пистолет, посмотрела на него с удивлением. – Что за хрень под руку попадается?

Илья в который раз хмыкнул.

Дарья сверкнула на него глазами.

– Выпей водички, Гольдберг! У Дашки из чашки! – Затем обернулась ко мне. – Слушай, она же… – Дарья покрутила пальцем у виска. – Может, милицию вызвать? Пусть ее в психушку закатают.

Я хорошо видел, что наша гостья скоморошничает, затевая какую-то нелепую интригу.

– Как добраться до телефона? – подыграл я жене. – Она пальнет, чего доброго.

С точки зрения реализма получилось у меня так себе. Однако Светлана Сычова явно осталась довольна своей интермедией и перешла к следующей фазе.

– Да ладно, – изобразила она смущение, – я просто не то вытащила. – Опустив пистолет в сумку, она извлекла колоду карт. – Давайте в дурачка!

Ей-богу, мне нравилась эта кретинка.

– Зачем? – спросил я.

– Кто выиграет – будет задавать вопросы. Кто проиграет – будет на них отвечать. – Ее серые глаза впились в мое лицо. – У тебя ведь тоже есть ко мне вопросы, Француз? Не так ли?

Я кивнул:

– Так. Но, по-моему, вы избрали весьма извилистый путь.

– Тише едешь – дальше будешь, – парировала она.

– Вряд ли тихая езда в вашем вкусе, Марго.

– Что делать? Приноравливаюсь к обстоятельствам.

Возникла пауза, после которой Дашка пихнула Илью в бок.

– Сотри с лица дурацкую улыбочку.

– Отстань, – огрызнулся Илья. – Вон у Француза рот вообще…

Договаривать ему было необязательно.

– В дурака играть не будем, – отрезал я и покосился на жену. – Ты вроде собиралась отвезти Илью домой.

– Сейчас отвезу. – Дарья не двинулась с места.

Капитан Сычова меж тем тасовала карты.

– Не желаете в дурачка – не надо. Тогда фокус покажу. Ты, Француз, мне показывал, теперь мой черед. Расколешь секрет фокуса, я тихо отчаливаю. Не расколешь – потолкуем. Лады?

Боже правый, что за дурында!

– Мадам, – сказал я, – нельзя ли потолковать без фокусов? Дашка, отвези Илью домой!

Жена потерлась подбородком о мое плечо:

– Посмотрим фокус и поедем.

– Хотим фокус! Хотим фокус! – скандировал Илья.

Черт возьми, эти друзья детства меня достали! А капитан Сычова впервые улыбнулась, и улыбка очень ее украсила. Тасуя колоду, она ощущала себя, очевидно, на вершине артистической карьеры. Ладушки, решил я, ты у меня пофокусничаешь.

Я вздохнул:

– Что же, если публика настаивает…

Светлана протянула мне колоду.

– Сними, – предложила она, шулерски подсунув ноготок в определенное место. Специалистка. Я снял. – Теперь возьми верхнюю карту, но мне не показывай. – Я выполнил и это. – Так, – объявила она торжественно, – у тебя в руке бубновый туз. Правильно?

Я покачал головой:

– Шестерка треф.

Она удивленно выхватила у меня карту:

– Странно… попробуем еще разок…

– Попробуем, – согласился я. – Почему бы не попробовать?

Проделав те же процедуры, она объявила:

– Дама червей.

– Нет, – я вернул ей карту, – опять шестерка треф.

Илья с Дашкой бросали на меня взгляды заговорщиков, едва сдерживая смех. А капитан Сычова, пунцовая от конфуза, принялась тасовать колоду в третий раз.

– Валет пик, – произнесла она, волнуясь.

Я вздохнул:

– Увы, шестерка треф.

Горе-фокусница в растерянности принялась лихорадочно перебирать колоду, и глаза у нее, что называется, полезли на лоб.

– Что за хрень?! – воскликнула она.

Дашка с Ильей, любопытствуя, подошли к ней, заглянули – и прыснули. Еще бы! Колода капитана Сычовой состояла из одних шестерок треф. Светлана сунула мне ее в руки.

– На, глянь!

Я изобразил недоумение:

– Надо же. Типографский брак небось.

– Какой, на хрен, брак?! Ты подменил колоду!

– Разве у меня была такая возможность, Светлана Анатольевна?

Дашка чмокнула меня в щеку и, вертя на пальце ключи от «Жигулей», направилась к двери.

– Пойдем, Гольдберг. Фокус не удался.

Проходя мимо капитана Сычовой, Илья сказал:

– Как ни смешно, вы мне нравитесь.

– А вы мне – нет! – отрезала Светлана.

– Могу вас понять. – Помахивая папочкой, Илья вышел вслед за Дашкой.

Капитан Сычова ногой захлопнула дверь.

– Когда ты подменил колоду? – осведомилась она, словно это было самое важное.

Я протянул ей карты.

– Держите, порядок восстановлен.

Развернув карты веером, она пристально их изучила. Колода оказалась в норме: четыре масти были представлены полностью, и шестерка треф занимала лишь свое скромное место. Капитан Сычова бросила на меня взгляд, в котором соединились обвинение, приговор и немедленное его исполнение.

– Как ты это провернул?

Я раздраженно отмахнулся:

– Давайте к делу.

Она положила карты в сумку:

– Ладно. Что со мной было возле бара?

Я вздохнул:

– Светлана Анатольевна, когда в вас стреляли, я находился в помещении. А когда вышел, вы лежали на земле. Я проверил у вас пульс, вот и все. Вы были в обмороке, другой версии у меня нет. Очевидно, стрелявшие промахнулись.

Губы ее искривились в усмешке.

– Хотела бы и я в них так же промахнуться. Ладно, Француз, другой версии у меня тоже пока нет, так что… Не ответишь ли на пару вопросов? Так сказать, не для протокола.

– Охотно, – кивнул я. – Надеюсь, и вы кое-что мне разъясните. – Я сделал приглашающий жест. – Давайте все же покинем прихожую.

Мы прошли на кухню. На столе пребывали остатки нашего обеда. Капитан Сычова окинула все цепким взором, будто сфотографировала. Однако при взгляде на ломти ветчины не удержалась и рефлекторно сглотнула слюну.

– В комнату, значит, ментов не пускаешь? – Она села на табурет.

Я развел руками:

– Прошу прощения. Там незаконченный мой рисунок, который хотелось бы спрятать. – Нарезав на чистую тарелку хлеб, я положил на него ветчину и посыпал свежей петрушкой. – Так что в комнату не приглашаю не от недостатка воспитания.

Взгляд ее сделался подозрительным:

– Почему твой рисунок нужно прятать?

– Критика надоела. – Я придвинул к ней тарелку с бутербродами. – Ешьте и запивайте минералкой.

Она попыталась рассердиться:

– Пошел ты, знаешь…

– Пока не поедите, – повысил я голос, – на вопросы отвечать не буду!

Поморгав, она сдалась:

– Только не думай, что ты меня этим купил.

Я хлопнул себя по бедру:

– Черт, а я так надеялся!

Капитан Сычова, улыбнувшись, принялась за бутерброды. Я посмотрел в окно. Солнце уже не отражалось в стеклах, но его присутствие еще ощущалось в позолоченном небе и в густом июльском воздухе. Здоровяк Серега курил, опираясь задом о капот «Москвича», и стряхивал пепел под колеса желтого такси.

– Где ты был в субботу с шести до девяти вечера? – поинтересовалась капитан Сычова, дожевывая бутерброд.

Я отвернулся от окна:

– Так речь идет об алиби? Светлана Анатольевна, я простой учитель французского, в школе работаю…

– Номер школы, адрес! – потребовала она. И, когда я назвал, рубанула: – Проверим, что ты за учитель.

– Проверяйте. Но что во мне интересного?

– Много чего. К примеру, что это за учитель, который в криминальной среде известен под кликухой Француз…

– С криминалом я никаким боком.

– … и которого все московские группировки за версту обходят? Что бы это значило, по-твоему?

Я пожал плечами:

– Мало ли. Может, французский язык их разочаровал. Ведь научно-техническая литература теперь в основном на английском.

– Угу, давай, ломай комедию. – Хлебнув воды из бутылки, она отодвинула опустевшую тарелку и, похоже, ощутила прилив сил. – Повторяю вопрос: где ты был в субботу с шести до девяти вечера?

– Дома. Занимался живописью.

– Кто подтвердит?

– Жена.

– Плохо. Такое алиби псу под хвост.

– Иного, простите, не заготовил. – Я сложил грязную посуду в раковину. – Может, скажете, что я натворил?

Капитан Сычова сидела на табурете, смотрела мне в лицо, и в серых глазах ее мелькнула нерешительность. Наконец, после явной внутренней борьбы она проговорила:

– Ювелирные магазины, филиалы «Сбербанка», пункты обмена валют – девять ограблений за два месяца. После каждого ограбления трупы, всего набралось пятнадцать. Убивают без оружия, каким-нибудь приемом карате перелом шейных позвонков, удар в переносицу, рассечение пальцами тканей живота с вырыванием печени… Число налетчиков варьируется от трех до шести. На лицах колпаки из газет с прорезями для глаз. После налета на груди одного из убитых непременно лежит открытка с изображением букета роз. На обратной стороне открытки одна лишь фраза: «Я вас люблю». И подпись: «Француз».

Она умолкла, пристально глядя мне в глаза и держа руку в сумке.

Меня словно по голове шарахнули, и мысли мои заскакали, будто очумелые кони. Но лишь одна мысль, опередив все остальные, обрела словесное выражение:

– То есть ты, кретинка чертова, подозревая, что я… Господи! Ты приперлась ко мне в логово, чтобы… Чтобы что?! К совести моей воззвать?! Уговорить на явку с повинной?! Да не держись ты за свое табельное оружие! Был бы я тем Французом, где б тебя потом отыскать?!

«Кретинку» она скушала не сморгнув, руку от пистолета убрала и сказала:

– Если ты тот Француз, я зарою тебя, как собаку. У меня черный пояс карате, и мне все по барабану. Такая тварь не должна гулять по земле.

Хотелось надавать ей оплеух. Не за подозрения на мой счет, разумеется, а за тупую самоуверенность.

– Светик мой, – сказал я, – несмотря на пояс по карате, сегодня вас чуть не угрохали.

Ее серые глаза блеснули сталью:

– Не твоя ли оплошность, Француз?

– То есть? – опешил я. – Вроде я в баре сидел.

Она скривила губы:

– Вот уж алиби так алиби. Сидишь себе в баре, а дружки твои… Ведь у тебя есть дружки, Француз?

Поставив ногу на табурет, я наклонился в сторону этой изумительной девицы:

– Слушай сюда, Сычиха. Потолкуем по душам.

– Давно бы так, – осклабилась она. – А то ужимки – прямо лорд английский.

Я хлопнул перед ней в ладоши:

– Сычиха, шевели мозгами, если они у тебя не атрофировались! У нас возникли три сюжетные линии. Первая – моя. Кстати, что я натворил конкретно в субботу, с шести до девяти?

После заминки она ответила:

– Супермаркет в Балашихе. Четыре трупа: охранник и покупатели. На груди у охранника та же открытка с надписью: «Я вас люблю. Француз».

Я помолчал, чтобы выровнять дыхание. Черт бы побрал этот мир.

– Они что же, нападают без оружия?

– Еще чего! Палят почем зря. В основном для острастки. А убивают показательно, в качестве визитки. То есть тебе как бы об этом неизвестно?

– Почему же? Как раз я-то граблю и мочу всех подряд. А потом ставлю подпись и дожидаюсь капитана Сычову.

Она усмехнулась:

– Обычный прием для матерого волчары: дескать, у вас на меня ничего нет. А подпись – велика важность. Естественно, возникает мысль, что кто-то тебя подставляет. Пускай менты отрабатывают эту версию. Прямо хоть сейчас. У тебя есть враги, Француз? Может, ты с кем-то что-то не поделил?

Мне было не смешно. Именно в этом направлении я и размышлял, однако, увы, безрезультатно.

– Почему ни телевидение, ни пресса не трубят тревогу? – спросил я.

Она опять помедлила с ответом. Каждое слово из нее приходилось тянуть клещами.

– Информацию мы попридержали. То есть кое-что, само собой, просочилось: такого не утаишь. И все же в интересах следствия… Не пудри мне мозги, Француз. Колись, какие у тебя три сюжета.

Я повторил:

– Первая линия моя. Звонят мне утром и назначают встречу в «Амброзии». И вот сижу я там, жду у моря погоды. Вторая линия – твоя. Ты со своей бригадой оказываешься в то же время в том же месте. Кто-то вам сообщил – то ли информатор, то ли звонок анонимный… Успокойся: об источниках ваших не допытываюсь. Просто вас каким-то образом уведомили, что в этом баре появится герой ваших кошмаров. Вы пришли и убедились: вот он, гад. Далее ты самопроизвольно, при полном неодобрении коллег, начала меня разрабатывать, как законченная…

– Слушай, закрой фонтан!

– И, наконец, линия третья, самая любопытная. Кто-то все же в тебя стрелял. И этот «кто-то» столь же определенно знал время и место. А поскольку я, разбойник и убийца, к нашей с тобой встрече подготовлен не был, значит… У тебя нет врагов, Сычиха? Может, ты с кем-то что-то не поделила?

По лицу Светланы было заметно, что подобные вопросы весьма ее занимают.

– Думаешь, отвел от себя подозрения? – буркнула она.

Я отмахнулся:

– Подозревай, работа у тебя такая. Могу лишь поделиться наблюдением: старший твой коллега убрался из бара первым. Не спрашиваю, куда и зачем. Твой Серега задержался в баре. Не будем, опять же, выяснять причину. В результате под ударом оказалась лишь ты.

Она пружинисто вскочила с табурета.

– Я урою тебя, козел! – Изогнувшись, как дикая кошка, девица направила каблук мне в грудину. – Заткну твою поганую пасть!

Что за денек сегодня!

Уклонясь от удара, я добавил:

– Птичка моя, в совпадения я не верю. Оба твоих партнера как-то вдруг оказались вне игры.

– На ребят стрелки переводишь?! Хрен тебе, Француз! – Балансируя на той же ноге, она ткнула каблук мне в лицо. Когда я вновь уклонился, изменила стойку и попыталась двинуть коленом в пах. – Я достану тебя, сучий потрох!

Это сражение на крошечной кухне стало мне надоедать. Однако я подвел итоги:

– Тебя сочли убитой, а твоих партнеров по сыску почему-то отпустили с миром. Волей-неволей возникает вопрос…

– Ты нас не поссоришь, урод! – Она принялась размахивать кулаками. Куда подевался черный пояс? – Клала я на твои подначки, понял?!

Ну все. Ей хотелось меня достать – она в этом преуспела. Я перехватил ее руку, завернул за спину и напялил сумку ей через плечо наискось, как почтальонше. Она шипела, пыталась вырваться, но Бог свидетель: я долго терпел. Вытолкнув ее в прихожую, я распахнул дверь.

– Думай, Сычиха, думай! – посоветовал я, поддав коленом под упругий ее задок. И закрыл дверь.

Собрался я на кухне помыть посуду, но не тут-то было. В дверь позвонили. Я открыл. Это опять была она, капитан Сычова.

– Проверю тебя, Француз! Все бельишко перетряхну! А потом…

Я протащил ее через порог и развернул к себе спиной.

– Удачи вам, Светлана Анатольевна. – Я снова дал ей под зад, притом гораздо чувствительней. – В следующий раз приходите с ордером.

Захлопнув дверь, я подождал в прихожей. Но Сычиха вроде угомонилась. Впрочем, разумно было в этом убедиться.

Пройдя на кухню, я посмотрел в окно. Капитан Сычова энергично переругивалась со своим Серегой. Затем они влезли в красный «Москвич» и, объехав желтое такси, укатили. Аминь.

Убрав в холодильник остатки еды, я перемыл посуду и сел размышлять. Черт возьми, до нынешнего понедельника лето было спокойным и безоблачным: школьные каникулы, отпуск… И вдруг словно прорвало. Вместо того чтобы совершенствовать свой рисунок, я вынужден расхлебывать кашу, которую нормальный Мангуст никогда бы не заварил. Ибо надо признать, что неприятности мои вытекают из моего же образа действий. Нельзя безнаказанно плевать на заповеди: веками они шлифовались, оттачивались и подтверждали свою полезность. А я, нерадивый ученик, за один лишь сегодняшний день нарушил пункты 2-й, 3-й и 4-й. И вот пожалуйте, приглашение к танцам. Теперь придется все бросить и делать за Свету Сычову ее нелегкую работу. Причем в быстром темпе, иначе тут такое завертится…

То ли мне померещилось, то ли тренькнул дверной звонок. Отогнав мрачные мысли, я пошел проверить свой слух. Если это опять капитан Сычова, завтра запишусь на прием к психиатру. И я открыл дверь.

Передо мной на лестничной площадке стоял я. Или тот самый двойник, с которым я подрался утром. Черт нас разберет. Несколько секунд мы пялились друг на друга, затем он произнес моим голосом:

– Позволишь войти?

Я посторонился:

– Валяй.

– Надолго не задержу, – заверил он, направляясь в комнату. – Аскетично живешь, даже без телевизора.

Войдя за ним следом, я возразил:

– Отсутствие телевизора – не аскетизм, а непозволительная роскошь.

Он вежливо хохотнул:

– Оригинально. – И, взглянув на мой автопортрет, обрадовался: – О, нас тут трое!

Я указал на зеркало.

– Четверо.

– Ну да, ну да, – пробормотал он, озираясь.

Идиотизм нашего общения состоял в том, что оно было нормальным. Мы беседовали, как два приятеля, которые случайно встретились в метро. Нам только общих воспоминаний не хватало. И, пожалуй, было не так уж плохо, что он заявился. В отличие от нашего утреннего столкновения, сейчас я ни капельки не был растерян: мы с капитаном Сычовой провели бодрящий раунд. А двойнику моему, очевидно, было известно нечто такое, что и мне также следовало узнать.

– Чем обязан? – осведомился я.

Он разглядывал мою скудную меблировку.

– Даже не спросишь, как я тебя разыскал?

Я пожал плечами:

– Не вижу смысла в этом вопросе.

– Правда? И не полюбопытствуешь, кто я, черт побери, такой?

– Не полюбопытствую.

– Почему? Из самолюбия?

– Причина в другом. Что бы ты ни ответил – не поверю.

Он оторвал наконец взор от моего дивана и рискнул посмотреть мне в глаза. Впечатление было такое, что я гляжусь в зеркало, причем отражение мое замыслило какую-то подлянку.

– И что же ты предпримешь? – проговорил он. – Если не секрет.

– Ты сам-то знаешь, кто я? – ответил я вопросом на вопрос. И по глазам его понял: не знает.

– Знаю все, – сказал он. – А чего не знаю, того и знать не стоит.

«Да ты глуповат, братец!» – удивился я. А вслух произнес:

– В таком случае тебе должно быть известно, что скоро я сам выясню, кто ты, как меня разыскал и, главное…

– Черта с два ты выяснишь! Только драться и умеешь!

Вот те раз. А двойничок мой, оказывается, глуповатым считает меня. Забавный расклад.

– И главное, – невозмутимо продолжил я, – быстро докопаюсь, какое отношение ты имеешь к ограблениям с убийствами, под которыми стоит подпись «Француз».

Признаний, разумеется, я от него не ждал – просто хотел посмотреть на его реакцию. Он усмехнулся уголками губ.

– Ты Француз, я Француз. Родная мама нас не отличит, и на земле двоим нам тесно. Что на это скажешь?

– Послушаю тебя.

– Первые разумные слова. Я пришел сделать тебе предложение, от которого… сам понимаешь. Худой мир лучше доброй ссоры, не так ли?

Да он просто клоун какой-то. И внешность его продолжала меня тревожить. Как при столкновении в подворотне, что-то в нем было не так. Но что?

– Давай без сентенций, – сказал я. – В чем твое предложение?

Пройдясь из угла в угол, он отчеканил:

– Уезжай из Москвы – останешься жив, здоров и еще деньжат подкину. Сутки тебе на сборы.

– Как, как? – не поверил я ушам.

Он решил меня дожать:

– Уматывай, Француз. Теперь я здесь Француз, я Глеб Михайлович Грин. И только мне решать, кто здесь процветать будет, а кто станет трупом.

– А с женой как? – уточнил я. – Тебе оставить?

Он милостиво махнул рукой:

– Забирай, мне плевать.

– Спасибо, хозяин. – Не выдержав, я расхохотался. – Ну ты, мужик, ваще… Уморишь ведь, уматывать не придется.

Глаза его сузились:

– Веселись, веселись. Но какой твой ответ?

Безусловно, он был безумен. И вместе с тем жалок. И потому, вероятно, опасен вдвойне. Наверное, мне следовало тут же его ликвидировать: распылить на молекулы, и баста. Быть может, это было самым правильным, однако… Я все острее ощущал – что-то здесь было не так. После общения с капитаном Сычовой в голове у меня воцарился сумбур. Но в данную минуту, глядя на этого лже-Француза, ей-богу, я понимал еще меньше. И поэтому воздержался от поспешных – возможно, опрометчивых – решений.

– Сперва ответь на вопрос, – проговорил я миролюбиво. – Может, к делу не относится, но все же любопытно.

Он благосклонно кивнул:

– Спрашивай.

– Тот плешивый хмырь, за которым я гнался, кем тебе приходится?

Эффект превзошел ожидания. Он буквально затопал ногами:

– О ком ты говоришь, ничтожество?! Что за слова изрыгает твой рот?! Это кто же плешивый хмырь?! Человек, которому ты даже ботинки чистить не достоин?! Пожалуй, мне придется пересмотреть свое предложение! А ведь я хотел тебе, протобестия, еще и деньги заплатить!

«Каков стиль, – подумал я, – даже лексика изменилась. Что за мерзость всучила мне цыганка перед гибелью? Но чем бы это ни оказалось, на сегодня с меня было достаточно. Право слово, перегрев».

– Пошел вон! – рявкнул я. – Если не хочешь, чтоб я свернул тебе шею!

Сперва он замер с приоткрытым ртом, затем как ни в чем не бывало осведомился:

– Как насчет моего предложения?

– Согласен, – кивнул я, – только наоборот. Из Москвы уезжаешь ты, выметаешься к чертовой матери и не попадаешься мне на глаза.

Он ткнул в мою сторону пальцем:

– Ты подписал себе приговор.

Я шагнул к нему:

– Уберешься сам или вышвырнуть?

Он с усмешкой поднял руки:

– В драке я тебе уступаю. Во всем же остальном я гораздо сильней.

Не дав себе труда выяснить, в чем же конкретно, я вышел в прихожую и распахнул дверь:

– Удались с этой ласкающей мыслью.

С достоинством меня обогнув, он вышел со словами:

– Очень пожалеешь.

– Не сегодня, – заверил я, хлопнув дверью.

Для очистки совести я подождал в прихожей. Но шизанутый мой двойник не в пример капитану Сычовой квартиру мою не штурмовал. Облегченно вздохнув, я прошел на кухню и посмотрел в окно.

Июльский вечер был ясным и светлым. На густо-синем небе бледнела половинка луны. Двойник вышел из подъезда, нащупал взглядом мое окно и, по стандартам Голливуда, показал мне средний палец. Что ж, на мой взгляд, это ничуть не хуже «протобестии». С подчеркнутой неторопливостью он зашагал прочь. Желтое такси тронулось наконец с места и поехало за ним. Очередное совпадение? Черт его знает.

В дверном замке повернулся ключ, и вошла Дашка.

– Милиционерша отчалила? – поинтересовалась она с порога. Затем подошла и обняла меня сзади. – Долго ты с ней бодался?

– Двойника моего не встретила? – вместо ответа спросил я.

Она развернула меня к себе лицом:

– Он был здесь?

– Значит, не встретила, – заключил я.

Дашкины глаза смотрели испытующе:

– Какой шанс упустила. Хоть плачь.

– Какой-такой шанс? – полюбопытствовал я.

– Усадила бы вас рядышком, рассмотрела бы и выбрала того, кто получше.

Мы улыбнулись друг другу.

– Что так долго? – проворчал я.

– Во-первых, мы с Илюшкой пытались проанализировать сегодняшнюю дребедень.

– Получилось?

– Не очень: фактуры маловато. А во-вторых, Алка его была так мила, что напоила нас чаем. – Дарья потянула меня в комнату. – Давай-ка сядем на диван, и ты мне выложишь все со всемиподробностями.

– Может, чемодан сперва распакуешь? – запротестовал я. – А то милиционеры спотыкаются.

Мы сели на диван.

– Потом, – отмахнулась Дашка. – Устала жутко. – Она прикрыла рукой зевок. – Эти японские перелеты меня доконали.

Я показал ей кулак.

– Немудрено. Думаю, мои подробности потерпят до утра.

Она взглянула на меня с тревогой:

– Все так ужасно?

– Наоборот: весело – обхохочешься.

Дашка вновь зевнула и сдалась:

– Ладно. До утра. По дороге я тоже стишок сложила. – Держа меня за руку, она продекламировала:

Одолжу-ка я у Глеба

пядь земли и ломтик неба.

А когда навек усну,

все долги ему верну.

Меня словно током ударило.

– Знаешь, ты кто… – Выдернув руку, я поднялся.

Дашка встала тоже:

– Ты чего?

– Ничего.

– Дурак, это же стишок просто. Шутка.

– Ну и шуточки у тебя, боцман…

– Перестань шуметь. Что я такого сказала?

– Конечно, просто стишок.

– Ну хорошо: ластик! Сотрем его к черту.

Мы принялись вытирать друг другу слезы. Так закончился этот сумасшедший понедельник, и я себя уверил, что вторник уже не застанет меня врасплох. Жаль, вторник этого не знал.

ГЛАВА 6

В семь утра, пока Дарья спала, я проделал гимнастику по собственной системе и отправился в шкаф на пробежку. Раздвинув плечики с Дашкиной одеждой, я вышел на зеленый луг и вдохнул цветочные ароматы. Слева от меня шелестел лес, справа – плескалась на порогах река, а метрах в трехстах белел двухэтажный особнячок, в котором недавно жила… Этот дом я построил для хорошего моего друга – Натальи Дмитриевны Салтыковой, единственной феи, повстречавшейся мне за мои 232 года. До нашего с ней знакомства я был убежден, что фей в природе не существует. Во всяком случае, Стивен Пирс, мой учитель, ничего о них не рассказывал, а уж он кого только ни повидал за свои 1648 лет. И вот теперь, глядя на белый особнячок, я в очередной раз проглотил комок в горле. Где вы, Наталья Дмитриевна? Как вам там? Я уверен: где бы вы ни были, вы не сердитесь на меня, мерзавца. Но сам я никогда себя, каналью, не прощу. Как мог я допустить вашу гибель?! Как мог не оказаться рядом?! Вы знаете, графиня, время – не такой уж всесильный доктор, как принято считать: иные раны с годами кровоточат сильнее. И, слава богу, ибо в противном случае мы бы оскотинились. Мое имя Ученик, и поверьте, Наталья Дмитриевна: черт меня дери, я извлеку уроки из своих ошибок.

Из леса доносился птичий щебет, вокруг порхали бабочки, а между редкими облаками сияло солнце, похожее на земное, только оранжевое, словно апельсин. Я бежал вдоль берега так, как мог позволить себе лишь здесь: пятиметровыми прыжками со скоростью километров сорок в час. Периодически делая рывки, я эту скорость удваивал. Дорога была хорошо знакома, ветерок освежал кожу, и пробежка не мешала размышлять. Обдумав вчерашние перипетии, я составил план действий на сегодня. К окончанию пробежки я сформулировал вопросы, ответить на которые необходимо в первую очередь.

Возвращаясь, я пересек луг, затем – пещерку в холме и через платяной шкаф вошел к себе в квартиру. В окно комнаты заглядывало солнце нашего мира, Дарья спала. Но когда после бритья и душа я вышел из ванной, она подскочила ко мне голая и разгневанная.

– Никогда не смей вот так сматываться! – Она помотала указательным пальцем перед моим носом. Зеленые ее глаза искрились. – Понял, засранец: никогда!

Я уточнил:

– Как это – «вот так»?

– Подло и тайно.

– А как надо было уйти на пробежку?

Она встала подбоченясь, прекрасная, как ведьма в майскую ночь.

– Надо было спросить: «Дашенька, можно мне на пробежку?» Я бы ответила: «Нельзя, лежи». Тогда следовало повторить просьбу: «Ну, Дашуня, я ведь ненадолго». Я бы рассердилась: «Ой, кто-то у меня схлопочет!» Тогда надо было попросить изо всех сил: «Ну, Дашулечка, солнышко мое, ну пожалуйста!» Вот тогда, может быть, – я подчеркиваю: может быть! – я бы сказала: «Ой, ну ладно».

Мы оба рассмеялись.

– Ей-богу, тебя просто не бывает, – пробормотал я.

Она посмотрела мне в глаза:

– Вот откушу сейчас письку, тогда узнаешь, бываю я или нет.

Мы опять рассмеялись, и она отправилась в душ.

Тем временем я приготовил гренки с сыром и сварил кофе. На кухню Дарья вошла в голубеньком платье, разумеется коротком, в синих туфельках на шпильке и с моим любимым «конским хвостом».

– Так, – проговорила она, сев за стол, – теперь рассказывай все, чего я не знаю. – И принялась наворачивать гренки с кофе.

– Что ж, – вздохнул я, – как утверждает реклама: ты этого заслуживаешь.

Я вкратце изложил сперва про капитана Сычову, подозревавшую во мне маньяка по кличке Француз, затем сообщил о дружеском визите моего двойника, предлагавшего деньги за мой отъезд из Москвы и грозившего в случае ослушания… Шокирующие детали, само собой, я опустил. Однако и общей канвы Дашке хватило вполне. Сперва она замерла с надкушенным гренком, потом вообще про еду забыла. А в финале пересела ко мне на колени и обняла за шею.

– Ни фига себе!

Я погладил ее «конский хвост».

– Метко подмечено.

Она посмотрела мне в глаза:

– Ты же знаешь, какая я трусиха.

Пряча улыбку, я кивнул:

– Увы.

Она не отводила тревожных глаз.

– Выход один, любовь моя: надерем им задницы.

– Кому? – уточнил я.

Она чуть подумала:

– Тому, кто этого заслуживает.

– Опять в самую точку, – усмехнулся я. – Слезай, пора за дело приниматься.

– Не слезу.

– Слазь, говорю. Мне позвонить надо.

Дашка расторопно подала телефон.

– Буду подслушивать, – сказала она, вновь устраиваясь у меня на коленях.

Я набрал номер. Василий отозвался после пятого гудка:

– Ну, чего?!

– Привет, Сильвестр! – обозначился я.

Васин голос потеплел:

– А, Француз… Привет, Глеб Михайлович! Проблемы какие-то?

– Ты моя проблема, – рубанул я.

Он растерялся:

– В смысле… э-э… без понтов?

– Ты вчера выдернул меня на стрелку? Выдернул. Пришел твой пацан? Не пришел. Причем скормил тебе явную туфту. А меня в том баре уже ребята из МУРа поджидали, очень хотели познакомиться. Сечешь расклад?

– Без понтов? – обомлел Вася.

– Ты лоха-то из себя не корчь. Помнишь двух мужиков и телку за столиком? Пиво они пили.

– Ну.

– Баранки гну. Капитан МУРа она, Сычова. Знаешь такую?

– Не-а. Че-то, Глеб Михайлович, я не врубаюсь. К тебе-то какие у ментов вопросы?

– Кто-то грабит и убивает, оставляя подпись «Француз». Не слыхал?

Похоже, Вася был поражен.

– Вот же хер в сметане… Появился тут у нас гастролер с бригадой, шерстит по всем территориям. Братва на кусочки его порежет, когда найдет. Но чтоб под Француза косил…

– Врубаешься, почему мной МУР интересуется? – ввернул я.

– Да, блин…

– А пацан, который встречу вчера назначил, подставил меня внаглую.

В трубке возникло молчание. Затем Вася пообещал:

– Попадется – потроха ему, суке, выпущу.

Пришлось его поправить:

– Не попадется, друг Сильвестр, а ты мне срочно его разыщешь. И целехоньким доставишь для конкретного базара. Вопросы есть?

– Есть. Зачем ему вообще тебя подставлять? Такой геморрой…

– Именно это я и хочу выяснить. Дай-ка мне номер мобильника Папани.

– Зачем? – насторожился Василий.

– Отчитываться перед тобой?

– Да нет, я в смысле… У него отключена труба. Он рядом тут, на переговорах по сделке.

Я хмыкнул:

– Легальная сделка?

– Ну.

– Тогда вызови Папаню с переговоров, пусть позвонит мне домой.

– Ты че, Француз, опупел? Они там…

– Скажи: срочно! – Я дал отбой.

Дашка тут же полюбопытствовала:

– Кто такой Папаня? Я его знаю?

– Еще бы. В списке Ольги Самарской он значился как Игнат Дока, криминальный авторитет. Ты дважды с ним встречалась.

– А-а, – мигом вспомнила Дашка, – дядечка с плутоватыми глазками. И что мы от него хотим?

– Информацию.

– Какую?

– Хоть какую-то. Просто зацепиться не за что.

Сойдя с моих колен, Дарья прошлась по кухне.

– Охотимся на лже-Француза?

Я кивнул:

– У меня просто нет выбора.

Дарья продолжала расхаживать:

– Вроде все сходится на твоем двойнике. Почему ты его отпустил?

Я подумал над ответом:

– Само собой, роль Француза словно специально для него написана. Однако… не тянет он как-то на главаря преступной банды. Он, похоже, работает на того хмыря, за которым я гнался. К тому же, вероятно, работает не один. Если бы я с ним разделался, что бы это дало?

Лицо жены выразило сомнение:

– А какой прок в том, что ты его отпустил?

Я пожал плечами:

– Кабы знать. Во всяком случае неплохо бы накрыть всех скопом.

– Как в истории со Змеей, – вздохнула Дарья. – Та же схема.

– Что тебя не устраивает?

– Здесь все по-другому. Зачем, к примеру, двойник явился к тебе с угрозами? Зачем ему вообще с тобой встречаться? Если он о тебе знает, а ты о нем нет…

– Даш, встреча уже состоялась во время погони за типом, на которого указала цыганка. Очевидно, это случайность, но передо мной он был уже засвечен.

– Допустим. Тогда зачем во время налетов он прикрывает рожу колпаком из газеты? Если он так настырно тебя подставляет – казалось бы, он столь же настырно должен демонстрировать свое лицо. Ведь по замыслу: он – это ты.

Я покачал головой:

– Не проходит. Было бы странно, если б вся шайка орудовала в колпаках, а он с улыбочкой разгуливал перед видеокамерами. Тут уж и менты заподозрили бы неладное.

– Тогда зачем он подписывается: «Француз»? – не сдавалась Дарья. – Ведь и это выглядит нарочито…

Ее прервал телефонный звонок. Взяв со стола трубку, я услыхал бодрый Папанин голос:

– Здравствуй, Глеб Михайлович, Француз мой ненаглядный! Приятно, что ты обо мне вспомнил!

– Игнат, я по делу.

– Уж само собой. Разве ты позвонишь просто так?

Дарья взирала на меня выжидательно. Я возвел глаза к потолку.

– Два вопроса, Игнат. Информация нужна.

Папаня хмыкнул:

– Ну, поскольку ты не мент… Что за вопросы?

– Первое. Известно ли тебе что-либо о капитане Сычовой из МУРа?

Помолчав, Папаня буркнул:

– Дальше. Вываливай уж сразу.

– Второе, – продолжил я. – Знаешь ли ты о гастролере, который орудует на ваших территориях и подписывается «Француз»?

Игнат вновь выдержал паузу, затем объявил:

– Хрен редьки не слаще.

– Так знаешь или нет?

– Знаю, что это не ты, Глеб.

– Приятно слышать. Что еще?

– Очень мало. И не по телефону.

– Говори, где и во сколько.

– Давай в «Арагви». Посидим, сделку обмоем.

– Не до пьянки, Игнат. В другой раз.

– Вечно у тебя другой…

– Пустырь возле моей школы помнишь? Давай там, – предложил я.

Папаня хохотнул:

– Криминальные у тебя повадки, Глеб Михайлович. Мне уже несолидно забивать стрелку на пустырях.

– Через полчаса, Игнат. Успеешь?

– О'кей. – Игнат вздохнул и отключился.

Отложив телефон, я направился в прихожую. Дарья двинулась следом.

– Я с тобой.

– Даже не думай. – Я натянул кроссовки.

– Почему?

– У тебя другое задание.

Тут позвонили в дверь. Я открыл, и перед нами предстал Илья с папкой под мышкой. Делая вид, что не замечает Дашки, он осведомился:

– Где она? В Японии, на Аляске или в Занзибаре?

– Не дождешься! – буркнула Дарья.

– О, знакомый голос. – Илья вошел. – Значит, все еще дома.

А я, наоборот, вышел и, держась за дверную ручку, обратился к жене:

– Во-первых, введи товарища в курс событий, и попробуйте совершить мозговой штурм.

– На штурм я и сама способна, – проворчала Дашка. – Без этого Гольдберга.

– Скорей, на шторм, – скаламбурил Илья.

– Во-вторых, – продолжил я, – дозвонитесь Стасу и попросите срочно приехать. Желательно, чтоб к моему возвращению он был здесь.

Брови Ильи приподнялись:

– Обстановка накаляется?

– Не так чтоб очень. – Захлопнув дверь, я побежал вниз по лестнице.

Интересно, почему я так ответил? До сих пор гадаю: был я набитым дураком или просто хотел их ободрить? Пытаюсь верить в последнее.

ГЛАВА 7

Открывая дверцу «жигуленка», я был погружен в размышления. При этом щурился на солнышко и слушал жужжание мохнатого шмеля. Словом, не Мангуст, а раззява. Лишь выехав со двора на дорогу, я увидел в зеркальце пресловутого двойника, ухмыляющегося с заднего сиденья. С клоунской ужимкой он подмигнул:

– Привет Глебу от Глеба, Французу от Француза!

Пожалуй, это было слишком. Я похлопал по сиденью рядом с собой:

– Перелезай сюда, потолкуем.

Он хмыкнул:

– Запросто. – И, сгруппировавшись, легко перелез и занял место со мной рядом. Затем положил руку мне на плечо. – Так и быть, даю тебе еще сутки. Но потом…

– Потом еще сутки, – перебил я, объезжая троллейбус и стараясь держаться ближе к тротуару. – Потом двое суток и так далее по нарастающей.

– Размечтался! – нахмурил он брови. – Через сутки ты окажешься в аду.

В зеркальце я заметил следующее за нами желтое такси. Разумеется, это ни о чем еще не говорило, но быть разиней я более не собирался. Я стряхнул его руку с плеча.

– Не пугай меня адом, детка. Ад для каждого начинается здесь и сейчас.

Подумав над этим, он кивнул:

– Возможно. Значит, твой личный ад наступит завтра.

– Не опоздать бы к началу.

– Будь спокоен: без тебя не начнем.

– Кто это «мы»? – Я медленно ехал в правом ряду, и желтое такси, сбросив скорость, плелось за нами. – Ты со своим толстозадым шефом? С тем плешаком, который улепетывал от меня, как заяц?

– А ну, полегче! – Голос двойника слегка изменился и уже не так напоминал мой собственный. – Не рассуждай о том, в чем ни черта не смыслишь! Надо мной нет шефа, я сам по себе!

Пренебрежительное упоминание о господине в полотняном костюме моего двойника явно заводило. И я подбросил угольку:

– Рассказывай сказки бабушке. Тот плешак вертит тобой, как хочет. Кстати, он похож на гомика. Может, вы с ним сладкая парочка?

Намереваясь вывести его из равновесия, я не рассчитывал на эффект такой силы. С воплем «Ах ты, сволочь!» он вцепился в кисти моих рук и дернул. Руль я удержал, но машину развернуло поперек движения. Бог весть каким чудом желтое такси не врезалось нам в бок. Там и сям раздались автомобильные гудки. Аварии удалось избежать, но бесноватый мой двойник продолжал дергать меня за руки.

– Не доживешь до завтра, сволочь! Не доживешь!

Пора было с этим заканчивать. Левой рукой я ухватил двойника за волосы и прижал его голову к своему колену, а правой рукой открыл дверцу с его стороны. «Жигуленок» мой между тем вполне самостоятельно катил вдоль тротуара, и оставалось лишь надеяться, что несообразность эту никто не засек.

– Пошел вон! – Я выпихнул двойника из машины. – Завтра придешь с родителями!

Он шлепнулся на тротуар, перекатился и, встав на ноги, показал мне средний палец. Люди безучастно проходили мимо, не обратив на инцидент ни малейшего внимания. Это было странно даже для эгоистичной Москвы. Впрочем, общее невнимание мне лично только на руку. Захлопнув дверцу, я поддал газу и заметил, как слева меня обходит все то же желтое такси. Оно вырвалось вперед и растворилось в транспортном потоке. Интересное кино получается: детектив, триллер и черная комедия. Жаль, подобная мешанина не в моем вкусе.

По дороге до места встречи я ломал голову, трактуя события так и этак, но вскоре бросил это занятие. Ничто ни на дюйм не прояснилось, только запуталось.

Папаня уже поджидал меня на пустыре возле серебристого «Мерседеса». Он был в костюме, при галстуке, и жиденькая его челка была тщательно прилизана вбок. Рядом с боссом жмурился на солнышке Вася, который – во, блин, прикол! – тоже был в костюме и при галстуке. Глянешь – сразу видать: конкретные мужики с важных переговоров. В «Мерседесе» находился только шофер – и никаких амбалов. То есть вообще. Что творится на белом свете?

Выдав мне белозубую улыбку, Вася указал на свои часы:

– Опаздываешь, Глеб Михайлович.

– А сам? – парировал я. – Сколько я вчера тебя ждал?

Папаня ослабил узел галстука.

– Пора с вас обоих бабки лупить, – подмигнул он, – в мою копилку.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Ладно, Игнат, – сказал я, – выкладывай, что знаешь.

Плутоватые глазки Папани, оглядев окрестности, уперлись в карман моей рубашки.

– Деловой – спасу нет. Спросил бы, как мое здоровье, бизнесом бы поинтересовался.

Я взглянул на часы.

– О твоем бизнесе, Игнат, меньше знаешь – крепче спишь.

– Во-во! – хохотнул Вася.

Папаня с усмешкой возразил:

– Жизнь меняется, Француз, и не всегда в худшую сторону. Может, посидим в «Арагви»?

– Правда, Глеб Михайлович, поехали! – подхватил Вася. – На часок-другой!

Я поймал вдруг себя на том, что приятельски улыбаюсь этим представителям адаптированного криминала.

– Спасибо, в другой раз. Вот разгребу проблемы… Игнат, выкладывай: времени мало.

Лицо Папани выразило досаду на мою упертость:

– О'кей. Что касается Сычихи, капитана Сычовой то есть, о ней скажу мало. Мент она вроде правильный. Работает по особо тяжким. Методы у Сычихи нетрадиционные, за что ее дважды чуть с Петровки не турнули. Сейчас она в группе майора Калитина…

– Что значит нетрадиционные методы? – уточнил я. – Можешь привести пример?

Папаня наморщил лоб:

– Скажем, такой случай. Верь, не верь – за что купил Накрыли они в Ясенево подвал с оружием и повязали шестерых пацанов. Те, дуболомы, отбиваться вздумали. Двоих Сычиха уделала в драке и во время шмона обнаружила в сумке старшого пакет кокса, граммов триста. Вместо того чтобы оприходовать этот кокс, как положено, она под угрозой «Макарова» заставила задержанного сожрать весь пакет до крошки. Хорошо, бедняга проблеваться успел… Что лыбишься, Француз? Понравилось?

– Как можно? Я возмущен до глубины души.

– Оно и видно. За эту выходку Сычиху распять хотели, но как-то обошлось. Сейчас она ловит отморозка, про которого ты спрашивал. О нем известно еще меньше. Что он подписывается «Француз» – это мелочь. Главное…

– Ни фига себе мелочь! – ввернул я. – Прилепили мне эту кличку, кто-то ее использует, а Сычиха трясет меня!

Вася сплюнул себе под ноги:

– Мы его достанем, Глеб Михайлович. Гадом быть, достанем.

Папаня с усмешкой на него покосился:

– Василий, знаешь, кто ты? Ты энтузиаст.

– Хорош прикалываться, – буркнул Вася.

– Нет, кроме шуток. Ты что ж, лохотрон, думаешь, Глеб уголовки боится? – Игнат бросил на меня лукавый взор. – Глянь, дрожит весь! Угомонись, Василий.

Увы, умный этот ворюга знал обо мне достаточно. И поправить здесь ничего было нельзя, поскольку свидетелей я должен избегать, а не ликвидировать.

– Короче, Игнат, – сказал я. – Говори по делу – и разбежались.

Папаня продолжил с того места, на котором я его прервал:

– Главное, что известно об этом отморозке: дерется он, как смертоносная машина. И людей мочит не по нужде, а из удовольствия.

– Если бы мочил по нужде, – не удержался я, – был бы не отморозок, а путевый пацан.

Папаня, пропустив мою шпильку мимо ушей, продолжил:

– Эта падла скачет по Москве, как блоха: сегодня здесь чморит, завтра – там. Если достанешь его, Глеб, ментам не отдавай, ладно? Братва будет тебе благодарна и за это… Не вскипай. Я понимаю, что нашей благодарностью ты можешь подтереться. Но если понадобится информация, любая…

Я прыснул:

– Игнат, я всегда знал, что мозги у тебя работают. Стало быть, я ловлю отморозка, МУР охотится за мной, а лояльный московский криминал как бы не при делах. Браво, Игнат. Но знаешь, что самое смешное?

Папаня держал себя достойно. Прищурив один глаз, он спросил:

– Что?

– Самое смешное, что меня это вполне устраивает. Все равно проку от вас как от козла молока.

– За козла ответишь, – пошутил Папаня. – Ладно. Если что – звони.

– Непременно. – Я взглянул на Васю. – Срочно разыщи того малого. Похоже, он – важная ниточка.

– Костьми лягу? – заверил Вася. – Без понтов.

Тут мы собрались рвануть в разные стороны: кому в ресторан «Арагви», а кому отморозка ловить. Однако получилось не сразу.

На пустырь прикатил вдруг «Москвич» грязновато-красного цвета. Возможно, где-то в подлунном мире существовало еще одно средство передвижения подобной расцветки, но я был уверен, что из этой колымаги, как чертик из табакерки, выпрыгнет сейчас капитан Сычова. Разумеется, так и оказалось. Светлана Анатольевна материализовалась первой, за ней – оба ее вчерашних спутника: здоровяк Серега и суровый мужчина, слинявший из бара до выстрелов. И вся эта удалая троица, лица которой выражали торжество закона, чеканным шагом направилась к нам. Если Игната с Васей появление муровцев как-то взволновало, внешне это никак не выразилось. Папаня лишь расстегнул верхнюю пуговку сорочки.

На муровцах мужского пола надеты были ветровки, под которыми угадывалась выпуклость наплечной кобуры. Сычиха, напротив, одета была по-летнему – джинсы, кроссовки, маечка – и оружия не имела. Но, невзирая на миловидность этой девицы, в серых ее глазах читалась решимость порвать каждому из нас пасть голыми руками.

Я тихо спросил:

– Как эти ребята здесь оказались?

– Хер их знает, – в полный голос ответил Папаня.

Шагов за пять до предполагаемого контакта суровый мужик предъявил нам удостоверение:

– Майор Калитин, уголовный розыск.

Сидевший в «Мерседесе» шофер собрался было вылезти, но Папаня махнул ему:

– Не дергайся.

– А пусть дернется, – предложила Сычиха. – Пусть себя проявит.

Вася оскалил белоснежные зубы:

– Ну и че будет? Че ты сделаешь?

Девушка шагнула к нему, словно ее пригласили на танец:

– Хочешь узнать? Щас узнаешь, испытаешь удовольствие.

Вася начал стаскивать пиджак:

– Ну давай, ляля…

– Захлопни пасть, – негромко приказал Папаня. По выражению его лица стало ясно, как управляет он своим уголовным княжеством.

Вася угрюмо вернул пиджак на плечи.

Сычиха вздохнула:

– Жаль. Мог бы остаться без яиц.

– Капитан Сычова! – прикрикнул майор Калитин. – Держите себя в руках!

Сычиха пронзила его взглядом:

– Слушаюсь!

Ей-богу, она мне нравилась. Если б еще держалась от меня подальше. Но, судя по всему, надеяться на это было наивно.

После неловкой паузы майор Калитин обратился к Папане:

– Дока Игнат Владимирович, вы и ваши люди в данный момент нас не интересуете. Можете следовать по своим делам.

И верзила Серега прибавил:

– Смените заодно подгузники, пацаны.

– Лейтенант Гномкин! – Майор покосился на Сычиху. – Дурной пример, говорят, заразителен.

Смотрел я на них и гадал, на кого рассчитан бездарный этот спектакль. На Доку? Так ведь он и впрямь им не нужен. Если на меня, то зачем? Вывести из себя, сбить с толку?… Смех просто.

Меж тем майор Калитин выжидал, давая возможность Игнату сесть в «Мерседес» и свалить. Папаня, однако, не спешил. Стоя рядом с Васей, он хмуро наблюдал за происходящим. Что было делать майору утро, намеревавшемуся отделить Француза от криминального коллектива? Гнать Папаню именем закона с городского пустыря? Но ведь он, майор, сам же объявил, что против Игната Доки ничего не имеет. Значит, именем закона не получится. Так что же, заламывать мне руки при свидетелях?

Ушлый майор принял соломоново решение:

– Грин Глеб Михайлович, прошу вас пройти с нами.

– Куда? – полюбопытствовал я.

Сычиха, радость моя ненаглядная, ответила без запинки:

– В похоронное бюро, мерку снять.

Майор глянул на нее с осуждением, но одергивать не стал. Затем дал мне правильный ответ:

– Поговорить надо. Можно проехать на Петровку, а можно – у нас в машине. Что предпочитаете?

Я бесшабашно махнул рукой:

– Едем на Петровку.

Они обменялись взглядами. Везти меня к себе в контору, видимо, в их планы не входило. Глядя на ухмыляющегося Васю, капитан Сычова в досаде пригрозила:

– Щас ты у меня поскалишься, подлюга!

Вася вспыхнул, покосился на невозмутимого Папаню и промолчал. А майор Калитин наградил меня скупой милицейской улыбкой.

– Так далеко ехать? В такую погодку?

Я пожал плечами:

– Сами предложили.

– Погорячились, – признал свою оплошность майор. – У нас к вам несколько вопросов. Можем прояснить их прямо здесь.

Сказать, что мне все это надоело, – значит слукавить. Во мне клокотало такое бешенство, что я готов был запихнуть этих горе-сыщиков в их красное авто и зашвырнуть куда-нибудь в Гималаи. Весь ужас заключался в том, что мне это было раз плюнуть.

– Извините за назойливость, – возразил я вежливо, – но я вынужден настаивать на поездке в МУР.

– На кой черт?! – вырвалось у майора Калитина.

– Хочу, чтоб у меня взяли отпечатки пальцев.

Троица вновь обменялась взглядами. Они явно были в смятении, о причинах которого нетрудно догадаться. Майор попытался сделать хорошую мину:

– Господин Грин, позвольте уж нам решать…

– Ну конечно! – перебил я. – На открытках с подписью «Француз» – никаких отпечатков. А на местах преступлений, как говорится, ищи-свищи. У вас, дуболомов, ничего нет…

– Заткни фонтан! – Сычиха шагнула ко мне. – Или я сама его заткну!

Я вздохнул:

– Светлана Анатольевна, уймитесь. Я не в настроении. – И повторил майору: – У вас нет ничего, кроме…

Сычиха прыгнула, целясь пяткой мне в лоб. Убивать, очевидно, не собиралась – просто хотела «заткнуть фонтан». Прыжок, надо заметить, был впечатляющий: леди вспорхнула, точно в балетном па. Я чуть отклонился, присел и поймал ее на руки. Затем, держа как невесту перед брачной ночью, бережно поставил на травку, развернул к себе спиной и дал коленом под зад. Пролетев метров пять, она грациозно опустилась на четвереньки. Товарищи по работе ошеломленно следили за ее успехами в борьбе с земным тяготением.

– Кому-то прокладки надо менять, без понтов, – не сдержался Вася.

Папаня ему подмигнул:

– Помочь рвешься?

Пунцовая от стыда и ярости, Сычиха, невзирая на окрик майора, вновь ринулась на меня. Не знаю, что она задумала изобразить, но блеснуть мастерством ей опять не удалось. Нырнув девице под руку, я снова оказался у нее за спиной… Нет, от пинка под зад на сей раз я воздержался: это могло войти в привычку. Я лишь обхватил брыкающуюся каратистку вместе с прижатыми к телу руками и в третий раз обратился к ее начальству:

– У вас ничего нет, кроме трупов с открытками. И это за два месяца. Благо на открытках подпись «Француз». Что бы вы без нее делали?

Майор Калитин сухо произнес:

– Отпустите капитана Сычову.

– Пусти, недоносок! – Сычиха извивалась в моих руках.

Я мотнул головой:

– Не могу, Светлана Анатольевна. У вас черный пояс, я опасаюсь за свою жизнь. – И вновь обратился к ее шефу: – Какие у вас ко мне вопросы? Где я был с шести до девяти? Не смешите, майор. Вдруг выяснится, что под газетными колпаками налетчиков скрываются удалые милиционеры?

Сычиха, замерев на мгновение, перестала извиваться. Майор Калитин хмуро на меня посмотрел, приоткрыл рот, но промолчал. В голове его явно бродили невеселые мысли. Окрысился лишь верзила Серега с пародийной фамилией Гномкин.

– Думайте, что говорите! Какие у вас основания подозревать милицию?!

Вместо меня ответил Вася:

– Во, блин! Да я тебе вагон оснований выкачу!

Внезапно ситуация изменилась. Не успел Вася выкатить обещанный вагон, а Игнат – умерить его пыл, не успел лейтенант Гномкин затеять ссору, а майор – ее пресечь, не успела Сычиха вырваться из моих рук, а я – придать ей нужное ускорение, как возле Папаниного «мерса» лихо затормозил «БМВ» цвета капучино с джипом сопровождения позади. Если так пойдет и дальше, маленький наш пустырь вскоре будет напоминать полигон во время боевых учений.

Я отпустил Сычиху, и она, утратив агрессивность, воззрилась на «БМВ», из которого вышел сухопарый господин лет шестидесяти в светлом костюме и с тросточкой. Два накачанных амбала конвоировали его по бокам. Из джипа выскочили еще четыре амбала и расторопно прикрыли корму хозяина. Господин с тросточкой степенно приблизился к нашей скульптурной группе.

– Игнат, – произнес он капризно, – стол накрыт. Я не привык ждать.

Папаня выразительно посмотрел на офицеров МУРа.

– Обстоятельства, Павел Тимофеевич. Обстоятельства выше нас.

Лицо Павла Тимофеевича, все в мелких морщинах, вроде бы улыбалось, но водянисто-голубые глаза, пристальные и холодные, этой улыбке явно противоречили.

– К черту обстоятельства, Игнат. Я жрать хочу. – Он обвел взглядом присутствующих. Майор Калитин непроизвольно вытянул руки по швам. И сухопарый господин строго проговорил: – Всех знаю. – Он указал на меня тростью: – А этого – нет.

Я чуть поклонился.

– Странно, что я существую.

Сычиха скосила на меня глаза едва ли не с симпатией.

А господин с тросточкой обратил взор на Папаню:

– Тот самый Француз? Да, Игнат?

Плутоватые глазки Игната избегали смотреть в мою сторону.

– Да, Павел Тимофеевич, в общем-то…

– Майор Калитин! – гаркнул я. – Либо едем на Петровку, либо адье, как говорят французы!

Майор не отозвался: он ел глазами господина с тросточкой. И тот, словно только что майора заметил, состроил удивленную мину:

– Чем занимаешься, Алексей? Бандитов ловишь?

У майора Калитина вспыхнули уши.

– Да так, Павел Тимофеевич… – пролепетал он. – Просто возникли кое-какие вопросы.

– К нему? – Павел Тимофеевич указал на меня тростью. – Брось дурить, Алексей Иванович. Мне за него поручились.

– Но извините, – запротестовал майор, – все же мы обязаны проверить…

– Не там ищешь, олух! – взвизгнул вдруг господин с тросточкой. – Хочешь себе проблемы?

– Да нет, Павел Тимофеевич, я просто…

– Вали отсюда, Алексей! Забирай своих шавок и вали!

Красный как рак майор Калитин двинулся к «Москвичу». Лейтенант Гномкин с каменной физиономией зашагал рядом. А Сычиха, проходя мимо господина с тросточкой, процедила:

– Я не шавка, Хлыст. Заруби это на носу.

И господин из «БМВ» несолидно огрызнулся:

– Вали, вали, не отсвечивай!

«Москвич» с муровцами уехал с пустыря. А мне оставалось лишь гадать, кто такой этот Павел Тимофеевич – непрошеный мой благодетель. Объект моих недоумений меж тем подошел ко мне с улыбочкой.

– Ну, как я это разрулил? – Он хлопнул меня по плечу и был весьма удивлен, что плеча на месте не оказалось.

– Блестяще, – ответил я. – Но не стоило хлопот.

– Да ну, какие хлопоты? Рад был помочь. – Он вновь попытался хлопнуть меня по плечу – и ладонь его опять чиркнула по воздуху. Ему это не понравилось, но он продолжал улыбаться. Лицо его в мелких морщинах выглядело, как треснувшая яичная скорлупа. – Смотрю, вы мужик увертливый. Ценю.

Я слегка шаркнул ногой.

– Приятно слышать.

Ехидство мое от него не ускользнуло, его водянисто-голубые глаза приобрели штормовой оттенок.

– Говоришь, он жутко крутой? – обернулся он к Папане. – А я вот сомневаюсь.

Игнат занервничал: наше столкновение, очевидно, в планы его не входило.

– Можешь сомневаться, Пал Тимофеич, только поехали жрать. Ты вроде с голоду помирал.

Словно прикинув что-то в уме, Павел Тимофеевич произнес:

– О'кей, Француз, едем в «Арагви». Потолкуем за обедом.

– О чем? – спросил я.

– Там узнаешь. Лезь в машину.

– Спасибо. Жрите без меня.

Казалось, он огреет меня тростью. Но он (то ли благоразумие возобладало, то ли я был ему зачем-то нужен) лишь приказал:

– Ты поедешь.

Вася, которому хорошо было известно, чем все могло кончиться, пробормотал:

– Ну, блин, Пал Тимофеич…

Игнат поспешно предложил:

– Отстань, Хлыст. Человек не голоден, у него диета. Поехали, пора сделку обмыть.

Но господин с тростью, похоже, сделался невменяем. Глаза его присосались ко мне, как пиявки, губы подрагивали от злости:

– Лезь в машину. Нужно обсудить кое-какой проект. Не залупайся, фраер.

Возможно, у Павла Тимофеевича временно помутился рассудок… Возможно, он просто не переносил ни в чем отказа. Копаться в этом у меня не было ни малейшей охоты. Я взглянул на побледневшего Папаню:

– Надрать бы тебе уши, Игнат. И за приглашение в «Арагви», и за случайную эту встречу.

Игнат промолчал. Еще бы! Ему с милым этим дядюшкой предстоит деньги делать, и небось немалые. Ладно, мне-то что? Я направился к своему «жигуленку».

– Стой! – приказал Павел Тимофеевич. И, поскольку я не внял, крикнул одному из охранников: – Давай, Гринь! Ткни его мордой в дерьмо!

На что Игнат угрюмо заметил:

– Хлыст, я тебя предупреждал.

На пути моем возник амбал, меланхолично жующий жвачку. На сонной его физиономии читалось: «Мне лично ты – до фени. Но раз хозяин приказал…» Он встал в низкую стойку и приготовился к атаке. Боже, как все они надоели! Сколько их было за двести с лишним лет!.. Я дал ему шанс.

– Тебе за это не платят, – сказал я. – Ты не обязан выполнять прихоти клиента.

«Клиент» хохотнул за моей спиной:

– Давай-давай, проповедуй. Вмажь ему, Гриня!

Мой призыв к благоразумию пропал втуне. Парень выбросил правую ногу, целя мне в лицо. Я отклонился, не сходя с места, и уведомил:

– Какую ногу поднимешь, ту и сломаю.

Не знаю, серьезно ли он отнесся к моим словам, однако жвачку выплюнул. Затем сделав руками обманку, левой ногой попытался ударить меня в голень. В момент его движения я сам нанес ему удар под колено. Послышался короткий хруст. Он завалился с воплем набок, обхватив сломанную ногу. Все это было до тошноты глупо и предсказуемо. Но, как обычно, урока никто не извлек.

Пока охранники суетились вокруг подбитого коллеги, а Игнат с Васей пытались урезонить бесноватого Павла Тимофеевича, сей последний, не желая вовсе урезониваться, издал воинственный клич:

– Серый, давай! Уделаешь его – проси что угодно!

И, разумеется, Серый не устоял. Обогнав меня возле «жигуленка», он заслонил водительскую дверцу. Детина был приземист и широк в плечах. Ухмыляясь кривыми зубами, он вступил со мной в переговоры:

– Давай без карате-шмарате. Согласен?

– Можем вообще разойтись миром, – предложил я.

Он мотнул квадратной башкой:

– Не-а, драться будем. Но давай боксом, до нокаута. Согласен?

Ну до чего славный парень. Передо мной покачивался и приплясывал типичный полутяж, вес которого превышал мой килограммов на десять. И вот, стало быть, этот умник предлагал мне биться по-джентльменски против пудовых его кулаков. И, что забавно, он почему-то рассчитывал на мое согласие. Я бы оказался скотиной, если б его разочаровал.

– Идет, – кивнул я. – Бью в солнечное сплетение, минут за десять очухаешься.

Он заухмылялся и восплясал пуще прежнего. После чего попытался достать меня джебом. Затем согнулся пополам и рухнул на щебенку, не успев заметить, что с ним произошло. Мышцы живота у него были как литые. Но не для Мангуста. Надо ли говорить, что никакой радости от победы я не ощутил? Только грусть и горечь. Всегда только горечь.

Галдящие за моей спиной «зрители» в недоумении примолкли: как-то слишком быстро свалился Серый, не оправдал ожиданий. Открыв дверцу «жигуленка», я оглянулся. Папаня с Васей понуро уперли зады в «Мерседес». Они опасались моего гнева. Зря.

А Павел Тимофеевич, господин с тросточкой, не опасался ничего абсолютно. Более того, как ни странно, он выглядел довольным. Вот его я бы взял за горло… Однако сел в машину и уехал.

– Не хвали меня, Стив Пирс. Я отпустил мерзавца не потому, что сохранил хладнокровие воина, и не из уважения к заповедям Мангустов. Я не прибил господина с тросточкой лишь потому, что мне было жаль его охранников, которых пришлось бы заодно покалечить. Но для тебя, учитель, в этом все же есть утешение: школярские мои выходки иногда совпадают с правилами.

ГЛАВА 8

Гоня по нагретому асфальту к дому, я с досадой думал о том, что не продвинулся ни на шаг. Что сообщил мне Папаня об отморозке, именующем себя Французом? Дерется, как смертоносная машина. Ладно, положим, это кое-что. Но где искать этого ниндзю?

Было полтретьего пополудни. Солнце пекло умеренно, без напряга, и языки встречных собак не вываливались от жары. Язык готов был вывалиться у меня от этих головоломок. Даже ветерок, врывающийся в окошко, ничуть не освежал.

Допустим, мой двойник и есть Француз-отморозок. Что говорит в пользу этой версии? Он полная моя копия, это раз. Хочет меня изгнать и называться моим именем, это два. Дерется опять же: выдержал около минуты поединка со мной – не фунт изюма. И все-таки не верю. Почему? Глуповат, неуравновешен… Если б только это. Несамостоятелен, наверняка работает на того хмыря в полотняном костюме… Так-так, теплее. Он знает, что уступает мне в драке, но абсолютно уверен в своей неуязвимости. Еще теплее. Он ведет себя так, будто убежден, что я не сдам его в милицию. Интересно, с какой стати? Может, в этом вся закавыка?

Приближаясь к дому, я въехал в безлюдную улочку с односторонним движением. И на тихой этой улочке, припарковавшись на тротуаре, меня поджидал, мать его, красный «Москвич». Чтоб не оставалось сомнений, что это именно тот «Москвич» и приехал он по мою душу, из него вышла капитан Сычова и встала на проезжую часть: мол, вылезай, гад, твоя песенка спета. Ей-богу, до вчерашнего понедельника я мог бы посетовать на некоторую монотонность жизни.

Притормозив, я выглянул из окна.

– Светлана Анатольевна, хотите, повешусь на это столбе?

Казалось, она обдумала мое предложение.

– Выйди, поговорим. Пять минут, не больше. – В голосе ее прозвучало едва ли не извинение.

Что делать? Я припарковался рядом на тротуаре и, выходя, указал на свои часы.

– Время пошло.

Сычиха окинула меня хмурым взглядом. Будто решала в уме задачу, в которой я был одним из неизвестных.

– Что стоять, – буркнула она, – давай пройдемся.

– Под ручку? – уточнил я.

– В теньке походим, – проигнорировала она шутку. Очко в ее пользу.

Красный «Москвич» был пуст: других сотрудников МУРа не наблюдалось. Улочка также была пуста, словно в испанском городке в часы сиесты. И девушка в джинсах, офицер уголовки, приглашала меня прогуляться. Обстановка напоминала кадр из мистического триллера.

– Ладно, – кивнул я. – Только без предисловий.

Мы перешли на другую сторону улочки, в тот самый тенек. И Сычиха взяла быка за рога:

– Один вопрос и деловое предложение…

– Стоп! – перебил я. – Сперва мой вопрос.

Ее серые глаза блеснули сталью. Ну конечно, вопросы здесь задает она.

– Слушай, я не уполномочена…

– Светлана Анатольевна, либо вы отвечаете, либо приходите с ордером. Часы, между прочим, тикают.

Она так напряглась, словно прикидывала, расстаться ли ей с невинностью сейчас или отложить на после обеда. Практические соображения победили.

– Задавай, – разрешила она с неохотой.

– Кто такой Павел Тимофеевич и почему вы обозвали его Хлыстом?

Ее удивленный взгляд выразил облегчение.

– Ах, заступничек твой… Хлыстин – то ли вор в законе, то ли сам по себе – толком неизвестно. Первый такой случай на моей практике. У Хлыста корпорация под названием «Стратосфера»: цветные металлы, элитное строительство, лекарства, бензин, сеть супермаркетов. Это легально. А что подпольно – сам черт ногу сломит. К Хлысту не подступиться: он и группировки в кулаке держит, и в правительство дверь коленом открывает. Гнида редкая, но ухватить его… не знаешь даже, с какого бока. Притом в такое дерьмо ухнешь…

– Понятно, – ввернул я. Хоти ни шиша мне не было понятно. – Я-то ему на кой?

Сычиха пристально на меня посмотрела:

– Это и меня интересует, Француз. Очень интересует.

Я пожал плечами:

– Полагаю, скоро выяснится. Ладно, Светлана Анатольевна, ваша очередь.

Мы прохаживались по тротуару туда и обратно. Не сводя с меня взгляда, Сычиха вдруг улыбнулась. И опять нельзя было не заметить, что улыбка чертовски ей шла.

– Где ты был вчера с десяти до часу ночи? – спросила эта милицейская стерва.

Я и бровью не повел.

– Дома. Подтвердить может только жена. Простите, мне очень стыдно.

На иронию Сычиха не прореагировала, лишь кивнула с таким видом: дескать, чего от тебя еще ждать. И сказала:

– Жена у тебя – глаз не оторвать. Я сперва аж обмерла от зависти.

Я опешил (очко в ее пользу) и осведомился:

– Что совершил Француз в указанное вами время?

Она вздохнула:

– Винный магазин на Таганке. Убит сторож.

– Приемом карате, – подхватил я. – И, разумеется, открытка с навязчивой подписью.

– Именно навязчивой, – согласилась Сычиха. Третье очко в ее пользу.

Что-то я наладился подсчитывать очки. Не к добру.

– И в связи с этим, – догадался я, – у вас ко мне предложение.

Она кивнула, отведя взгляд.

– Конечно, Француз, я под тебя покопаю, чтобы вполне убедиться, но… Я уже не верю, что это делаешь ты. Я, конечно, не Зигмунд Фрейд, но не тот ты человек, чтобы такое творить.

– Догадался, Штирлиц, – не удержался я.

Она развела руками:

– Ну не Штирлиц, айм сори. Но гниду эту я изведу.

Я бросил взгляд на облачка, затем – на хмурую Сычиху. И этот мир не казался мне уж столь безнадежным.

– Трудновато придется, Светлана Анатольевна.

Она отмахнулась:

– Разберусь. У меня вот какое предложение: уезжай из Москвы, Француз. Хоть на месячишко. Ляг на дно, чтоб ни одна собака не знала, где ты. И не высовывайся.

Черт возьми, это уж слишком. Не многовато ли желающих выпереть меня подальше?

– Какого рожна? – осведомился я нелюбезно.

Она снизошла до объяснений:

– Если ты свалишь, здесь останется лишь один Француз – которого мы ищем. Что бы он ни сделал, к тебе это уже не привяжут. Мы выйдем с ним стенка на стенку, без подставок Сваливай, пока я не возьму эту мразь.

Я постарался сохранить самообладание:

– Светлана Анатольевна, а начальство ваше в курсе этого грандиозного проекта?

Она изучала шнурки своих кроссовок:

– Им лучше не знать. А то меня турнут.

– И правильно сделают, – отрезал я. – Поскольку вы не только не Штирлиц, но даже не майор Пронин.

Щеки ее вспыхнули:

– Слушай, заткнись! Мое дело предложить…

– Сама заткнись, умница. – Я постучал себя по лбу. – Гнать тебя надо из МУРа за профнепригодность.

Она покраснела до ушей и встала в стойку, в очередной раз намереваясь на меня напасть. Однако взяла себя в руки, перевела дух и спросила:

– Почему?

– Потому что, – ответил я, – при данном раскладе я не могудаже съездить на пикник, не то что свалить из Москвы.

Подумав, она потребовала:

– Объясни.

– Боже мой, Света! Если я съеду с квартиры, где прописан, а грабежи будут продолжаться, что подумают в твоем ведомстве?

На лице ее, как говорится, отразилось понимание.

– Решат, что ты ушел в подполье и действуешь оттуда…

– Дошло! Если у вас имеется версия, пусть хилая, что меня кто-то подставляет, стоит мне исчезнуть – оба Француза сольются в одного. Только вообрази: возвращаюсь я Домой, скажем, через месяц, а бандюгу ты не поймала…

– И тебя можно брать тепленьким, – сконфузилась Сычиха. – Никакое алиби не сработает.

– Естественно, – подхватил я. – Если, например, окажется, что в момент совершения преступления Француз находился в ресторане при двадцати свидетелях, то невозможно будет установить, я это или двойник. Ситуация тупиковая.

Сычиха скосила на меня глаза:

– Какой двойник?

Впору было язык себе откусить.

– Так, – отмахнулся я, – одна гипотеза.

– Выкладывай. Важна любая зацепка.

– Да нет, это бред, просто…

Из-за поворота выехал и понесся в нашу сторону бежевый «Чероки» с тонированными стеклами.

Хмуря брови, Сычиха настаивала:

– Что за гипотеза? Колись.

За мгновение до того, как джип поравнялся с нами, я прыгнул, сбил девушку с ног и накрыл своим телом. Из джипа раздалась автоматная очередь, которая прошила бы нас обоих насквозь, если бы я не был я. Сантиметров за тридцать до моего тела пули распались на молекулы, выделив тепло, совершенно излишнее в эту погоду. «Чероки» умчался и скрылся за поворотом. Там и сям стали появляться люди, словно пробудилось сонное царство. Я встал и помог подняться Сычихе. Отряхивая джинсы, она хладнокровно осведомилась:

– В тебя или в меня?

Я криво усмехнулся:

– По-моему, из Москвы надо линять тебе.

Она взглянула на меня в упор:

– Почему мы живы, Француз?

– Они промахнулись.

– Угу. А возле бара я упала в обморок.

– Так и было.

– Не мели хреновину.

Я тоже отряхнул джинсы.

– Светлана Анатольевна, у вас имеется другое объяснение?

Не сводя с меня изучающих глаз, она поправила:

– Света. Так лучше.

– Света, – я направился к «жигуленку», – уезжай из Москвы. Срочно. – Я приоткрыл дверцу. – Добрый тебе совет: возьми отпуск и уезжай.

Она смотрела так же изучающе:

– Что будет, если уеду?

Я сел в машину, захлопнул дверцу и выглянул в окно:

– Найду змея и убью.

– Без меня?

– Именно.

Ее серые глаза приобрели оттенок стали:

– Хрен тебе, Глеб Михайлович Грин.

С этим я и уехал. Спорить с нею было бесполезно. Однако, подъезжая к дому, я вновь подумал, что в мире этом не так все плохо.

Но и не слишком хорошо, увы.

ГЛАВА 9

В квартире стояла гробовая тишина. Я не встревожился, так как предположил, что Дашка с Ильей, устав анализировать свалившиеся проблемы, отправились на прогулку в шкаф. Это предположение подтвердилось тем, что на кухонном подоконнике лежала папка Ильи, а листы с уравнениями раскиданы не были. Значит, рассудил я, работать он закончил. Достав из холодильника пакет кефира, я вскрыл его и, прихлебывая, прошел в комнату. Здесь я их и обнаружил.

Илья с Дашкой молча сидели на диване. Выглядело это столь необычно, что я буквально застыл в дверях. Не реагируя на меня, Дарья рассматривала свой маникюр. А Илья из приличия кашлянул и воззрился на меня, как на графа Дракулу.

– Привет! – произнес я растерянно.

Дашка и бровью не повела. А Илья пробормотал:

– Мы вроде уже виделись.

Признав первую свою реплику неудачной, я наугад произнес вторую:

– Как дела у вас?

Похоже, опять получилось невпопад, поскольку Илья осуждающе покашлял, а Дарья подняла на меня зеленый пылающий взгляд.

– Выметаться сразу или можно вещички собрать?

Я опустился на пол, чуть подумал и спросил:

– Что я сделал?

Теперь выстрел был точным: жена так и взвилась.

– Глеб, давай не будем! В конце концов, мы взрослые люди…

– Сядь! – рявкнул я. – Повтори точно, что я сказал и сделал!

В глазах Ильи мелькнула догадка:

– Дуська… чтоб я так жил!

Дашка ошеломленно на него воззрилась, затем перевела взгляд на меня, и по щекам ее потекли слезы. Соображали они быстро, мои золотые.

– Господи… – всхлипнула жена, – его же от тебя не отличишь.

Я вскочил с пола.

– Да ну? Значит, я плохо сегодня выгляжу. – В таком бешенстве я давно не был. – А ты куда смотрел, говнюк?! – накинулся я на Илью. – Где твои аналитические мозги?!

Илья протестующе выставил руку:

– Старик, меня тут не было. Я ходил в шкаф купаться. Думал, может, повезет без дождя…

– Ну и как, блин, искупался?!

– В лучшем виде, блин! Возвращаюсь, а она тут рыдает. С Глебом, говорит, разругалась. Глеб, говорит, уходя велел: «Когда вернусь, чтоб духу твоего здесь не было!» Что я должен был думать, старик?

Тут, как говорится, мне совсем поплохело.

– Ты должен был думать, Илья! Думать, и ничего более! Интересно, что тебе должны обо мне рассказать, чтобы ты не поверил?! Что я режу на кусочки младенцев и уплетаю на десерт?! Да и то – кто меня знает! Не правда ли?!

Илья теребил бороду, уставясь в пол.

– Ладно, ша… прокол вышел.

– Это все я! – всхлипывала Дашка. – Не понимаю, как я могла…

– А ты, – обернулся я к ней, – упаковала уже вещички? Не помешал?

Она бросилась ко мне:

– Он же твоя копия: голос, жесты…

Я отстранился:

– Неужели?! Помнится, кто-то хвастался, что читает мои мысли. И что же прочла ты у двойника? Или шрифт был мелкий?

– Глеб, ну пожалуйста…

– Прочь руки! Значит, я способен тебя выставить?

– Не знаю, что на меня нашло. Он выстроил такую иезуитскую аргументацию…

– В таком случае, радость моя, тебе тот же вопросик, что и Гольдбергу. Только перефразируем применительно к обстановке. Что я должен сделать и сказать, чтобы ты догадалась, что это не я?

Дашка сердито притопнула ногой. Волосы ее были всклокочены, по щекам катились слезы, а глаза сияли. И не было в этих глазах ни раскаяния, ни горечи – одна лишь радость оттого, что все так замечательно объяснилось.

– Слушай, засранец! – прикрикнула она. – Согласна, я облажалась! Ты должен меня наказать!

Илья хихикнул и уселся на диван, положив ногу на ногу.

А я нахмурил брови:

– Золотые слова. Как наказать?

Дашка вздохнула. Затем задрала сзади платье, выставив трусики.

– Шлепай.

Илья заерзал на диване:

– Эй, прекрати это…

– Не лезь в мою личную жизнь, Гольдберг! – Дашка повернулась ко мне спиной. – Шлепай. Желательно, мягким поглаживанием.

Мы с Ильей расхохотались. Подняв с пола пакет кефира, я сел на диван. Дашка мигом устроилась рядом.

– Стасу дозвонились? – осведомился я.

– Да, – ответили они дуэтом.

– Где же он, черт побери?

– Едет, – сказал Илья.

– Из загорода, – дополнила Дашка. – Плохо было слышно.

Я хлебнул кефира.

– То есть вы ничего ему не рассказали?

Дашка мотнула волосами:

– Даже не намекнули. Решили: здесь, на месте.

– Кстати, что новенького? – спросил Илья. – Разузнал что-нибудь?

Я еще отхлебнул кефира

– Практически очень мало.

Илья наклонился в мою сторону.

– Выкладывай. Для домашнего анализа.

Дашка выдохнула мне в лицо:

– Извини, что мы не в форме.

– Еще бы, – сказал я. – После такой жестокой порки.

Мы втроем рассмеялись.

Дашка постучала себя по лбу:

– Боже, что я за идиотка! Ведь у двойника юмор на нуле!

– Ценное наблюдение. – Допив кефир, я смял пакет. – Только что оно нам дает?… Ладно, для домашнего анализа. – Я проинформировал их о том, что узнал от Папани про лже-Француза. Поведал о господине с тросточкой и о новом нападении на Сычиху.

Глаза Ильи загорелись:

– Ни фига себе! Сколько прелестей за полдня! А тут сидишь над этой математикой, корпишь… Даже когда является двойник, я почему-то отсутствую.

Дашкины глаза, напротив, погрустнели:

– Начинается. Круги расходятся, и конца не видно. Как со Змеиной пирамидой.

Я пригладил ее волосы:

– Что за панические настроения? Отвези-ка Илюшку ДОМОЙ.

Дарья пристально на меня посмотрела:

– А ты?

– Дождусь Стаса.

– Мне рано еще домой, – буркнул Илья.

Дашкин взгляд продолжал меня жечь.

– Гольдберг, ты не врубился? Он же надеется, что мы уедем, а двойник вновь придет в гости. Тут он с ним и разберется. – И, предупреждая мой вопрос, пояснила: – Двойник, судя по всему, предпочитает являться лишь тогда, когда кто-то из нас в одиночестве.

Обалдеть! Дашка не переставала меня изумлять.

– Учись, Илья, – сказал я как бы в шутку. – Вот кто у нас аналитик. Временами.

Илья со вздохом поднялся с дивана.

– У меня тоже вагон идей. Только не созрели.

– Давай, старик. – Я передал жене ключи от машины. – Не церемонься, тут все свои.

Мы прошли на кухню, где Илья взял с подоконника свою папку и сказал:

– Он хотел вас поссорить.

Дашка фыркнула:

– Гольдберг, ты гений. Сам додумался?

Илья резко к ней обернулся:

– Дуська, напряги мозги. Зачем ему такие психологические выверты? Если он тот самый Француз – бандит и убийца…

– Или работает на кого-то, – ввернул я.

– Или работает на кого-то, – кивнул Илья, – тогда возникает ключевой вопрос, ответ на который и будет решением задачи. – Илья выдержал паузу. – Знает он, кто такой Глеб, или не знает? Если знает – либо он какой-то новый Змей, либо должен держаться отсюда подальше:

Ход его мысли меня заинтересовал.

– Змей не вел бы себя столь опрометчиво, – заметил я, бросив кефирный пакет в мусорное ведро. – Зная о существовании Мангуста, Змей не лез бы на рожон, а строил бы тайно свою Пирамиду, копил бы силы. Только так.

– Допустим, – подхватил Илья. – Но если этот лже-Француз не знает, кто ты, тогда какого черта он подставляет именно тебя? Причем с такой настырностью. Итак, главный вопрос: знает или не знает? Все остальное вытекает как следствие.

Я кивнул.

– Неплохо, старик. Очень неплохо.

Дашка чмокнула Илью в щеку:

– Молоток. Извини, что обозвала тебя гением.

Илья похлопал ее по плечу.

– Поехали, Лосева-Грин. Если, конечно, ты уже собрала вещички.

– А вот за это – по рогам!

Они вышли за порог, но дверь не закрыли. При звуке подъезжающего лифта Дашкин голос произнес: «Подожди, я сейчас». Она вернулась на кухню и указала на свою переносицу:

– Смотри сюда.

– Смотрю. – Я посмотрел ей в глаза.

Глаза были грустными.

– Ты меня простил?

– Ну что ты, родная…

– А я себя не прощу. Как я могла обознаться?

– Дашка, иди к черту. Любая бы на твоем месте…

– Я не любая! – притопнула она ногой. – Никогда больше не ошибусь. И вообще… Не смей думать, что я не читаю твои мысли. Хамство какое! – Она вышла и захлопнула дверь.

Улыбка, застывшая на моей физиономии, вероятно, была глупой. Слава богу, я ее не видел, только ощущал. Впрочем, пора было взглянуть на себя в зеркало, ибо в ожидании событий, от нечего делать, я решил поработать над автопортретом. Недостатков у меня уйма, но учеником я всегда был прилежным.

В комнате все было на месте: зеркало, рисунок моей неотразимой личности и рядом – Дашкина акварелька. Я посмотрел в зеркало, затем перевел взгляд на бумажный лист с изображением недоумка и схватил грифель, точно гладиатор – меч. Сжимая грифель, я выискивал на портрете место, куда бы ткнуть. И нашел-таки: под ухом у меня была родинка, ее я и подрисовал. В стремлении к реализму.

Так бывает. В голове у меня словно замкнуло цепь. Родинка! Вот что в двойнике моем было неправильно. Вот что вызывало во мне смутное беспокойство. Родинка темнела под правым моим ухом. А в зеркале и на автопортрете – под левым. И у двойника родинка была под левым ухом. Более того. Карман рубашки на груди у меня размещается слева, а у двойника – справа. Двойник, таким образом, не моя копия, а зеркальное отражение. Ух ты!.. Что «ух ты»? Что, собственно, из этого следует?… Пока неясно. Однако можно смело утверждать: это что-нибудь да значит. И еще немножко…

В дверь позвонили.

Не он ли легок на помине? Я открыл. Это оказался долгожданный Стас.

Он был высок и плечист. Не такой верзила, как лейтенант Гномкин, но более могучий. И я не без самодовольства отметил, что за три месяца наших тренировок возросла не только богатырская мощь Стаса, но и двигаться он стал с грациозностью барса. Но его рыжие кудри и веснушки возле носа ни от каких тренировок, к счастью, не зависели и придавали его лицу вид мальчишеской бесшабашности.

– Упреждаю вопрос, – сказал он, переступив порог. – Спустило колесо, пришлось менять.

– Вопрос второй, – сказал я. – Есть будешь?

Стас сложил руки крестом:

– Беляшами перекусил. Напиться дай.

Мы зашли на кухню, и я открыл холодильник.

– Минералку? Сок?

Стас плюхнулся на табурет.

– Минералку. Долбаные беляши… Слушай, Дарья правда к нам в школу устроилась или прикол?

Я протянул ему кружку с водой.

– Как говорит Конфуций, без понтов.

– Класс! – Рыжий выпил воду залпом. – Еще давай. Может, Илюху к нам переманим?

Вновь наполнив кружку, я протянул ему.

– Размечтался, Наша Зинаида не выдержит такого счастья.

Стас хохотнул и отхлебнул минералки.

– Ладно. Где они, кстати?

– Пока ты колеса менял, знаешь… Дашка повезла Илью домой.

Стас огорченно развел руками:

– Колеса – дело житейское. У меня, между прочим, еще забот невпроворот. Так что давай: с кем воюем и по какому поводу.

Я вздохнул:

– Хотел бы сам это знать. – И сжато изложил то, что произошло со мной вчера и сегодня.

Всю информацию я упорядочил, разбив на три неравных блока. Первое: двойник и события, с ним связанные. Второе, блок поменьше: налетчик-убийца, именующий себя Французом. И третье уголовный розыск, севший мне на хвост. В последнем пункте я был совсем краток, чтоб не засорять Стасу мозги. О Сычихе с ее эксцентричными методами не упомянул вовсе. Рыжему, на мой взгляд, подробности эти были ни к чему, поскольку ему я определил вполне конкретную задачу.

Стас слушал не перебивая. Когда я закончил, он ошарашенно помолчал, затем уточнил:

– Сколько, говоришь, времени двойник с тобой дрался?

– Около минуты. А что?

Рыжий залпом допил минералку.

– Ну и ну! Он выдержал с тобой минуту! Сколько же мне еще тренироваться… – Стас вдруг смутился, и веснушки его покраснели. – Извини, в том смысле, что, может, он из тех… как их?… из Клыков Змея, которых мы не добили?

Я покачал головой:

– Исключено. Будь он из тех, он никогда бы на меня не попер – в землю бы зарылся. Тут что-то другое.

Стас кивнул:

– Хорошо, давай прикинем грубо. – Он загнул на руке палец. – Налетчик убивает приемами карате, а двойник выдержал с тобой минуту драки. Так? – Стас загнул еще палец. – Двойник подписывается «Француз», чтобы подставить именно тебя. Так? Определенно так. Значит, – он загнул третий палец, – надо найти и обезвредить, точка. Мы не менты и телепаться с ним не будем.

Я внимательно посмотрел на его воодушевленную физиономию.

– Эй, Рыжий! А ведь ты, пожалуй, заскучал. Ждешь, видать, не дождешься нового Змея.

Он выдержал мой взгляд без улыбки.

– Вообще-то, мне нравилось глушить эту нечисть. И не то чтобы я заскучал… Помнишь, ты сказал, что люди должны выбивать Зло из его экологической ниши?

– Не совсем так.

– Примерно. Я отношусь к этому серьезно.

Мне сделалось неуютно.

– Стас, я не объявляю крестовый поход. У нас конкретная проблема.

– Так точно. – Рыжий сидя отдал честь. – Найти и обезвредить, товарищ Мангуст. – Он рассмеялся. – Глеб, ну что ты напрягся? Я не фанатик, я мирный учитель физкультуры. Но когда труба зовет… Плесни-ка еще минералки.

Я плеснул и сказал:

– Неплохо бы прошерстить твоих приятелей по Афгану и Чечне.

– Вот и я думаю! – с энтузиазмом поддержал Стас. – Если он такой лихой убийца, может, кто-то из ребят о нем слышал. Мастера боевых искусств экстра-класса обычно известны, так что…

В дверь позвонили.

– Попробуй, – кивнул я, – мало ли. – И пошел открывать.

Так как в данный момент нас было двое, на визит двойника рассчитывать не приходилось. В противном случае, не знаю, что бы я с ним сделал. Возможно, устроил бы китайскую пытку. Я открыл дверь.

Дашка впорхнула, обдав меня терпким ароматом духов.

– Ну, как ты без меня? Не безобразничал?

Я взглянул на нее с удивлением. Похоже, она была слегка под градусом.

– Безобразничал в меру, – ответил я. – Илью отвезла?

– А куда ж я его дела? Съела, что ли? – Покачивая бедрами, она проследовала на кухню. – Кого я вижу! Рыжик!

– Привет, Даш! – послышался голос Стаса. – Мы тут как раз обсуждаем… Тихо, задушишь ведь!

Я вошел на кухню.

Сидя у Стаса на коленях, Дарья покрывала его лицо поцелуями. Рыжий мотал головой, как японский болванчик Я застыл в дверях, как болван московского образца. Глянув на меня, жена сообщила:

– Кожа у него, словно у младенца. – Сделав это открытие, она впилась губами в губы Стаса.

Обо мне, вероятно, можно было сказать так: «Его захлестнула волна эмоций». Следует ли уточнять, каких именно? Однако я старался сохранить невозмутимость: забавная, дескать, шутка, ха-ха.

Стас покраснел как рак. Бедняга не представлял, как на все это реагировать. Могучими ручищами, стараясь не сделать больно, он кое-как оторвал от себя Дашку и затравленно взглянул на меня.

– Э-э, ребята, хорош прикалываться…

Тут Дарья вновь запечатала ему рот поцелуем и принялась шарить у него промеж ног. Среди всех кошмаров моей жизни едва ли я видел больший кошмар. В голове моей словно грохотал паровой молот, а на губах, подозреваю, застыла жалкая улыбочка.

Будто клещами держа шею Стаса, жена моя с придыханием произнесла:

– Не дергайся, Рыжик: мы же друзья. – Рука ее при этом пыталась расстегнуть у Рыжика ширинку.

С глухим рыком Стас стряхнул ее с колен.

– Ну все, хватит приколов… Нашли себе мальчика… – Пунцовый от смущения, он отчаянно старался придать всему видимость хоть и дурацкого, но розыгрыша.

Дарья, однако, на приманку не клюнула. Одернув задравшийся подол голубого платьица, она презрительно фыркнула.

– Ни черта вы, мужики, не понимаете. Не только вам – женщине тоже разнообразия хочется, козлики вы мои.

Меня словно что-то кольнуло. Я посмотрел жене в глаза. А Стас меж тем тупо повторил:

– Хорош прикалываться. – И, схватив со стола чашку, вытряхнул в рот прозрачную каплю.

– Ой, нахохлились-то, нахохлились! – продолжала веселиться Дарья. – Ладно, пойду «жигуль» переставлю: я там мебельный фургон заперла. – Виляя бедрами, она двинулась ко входной двери, которую, оказывается, я не закрыл. – Не скучайте, мальчики, я мигом! – Она вышла, оставив дверь открытой.

Стас вертел в руке чашку.

– Можно еще водички?

Я налил, он выпил залпом.

– Ладно, Глеб, я поехал: дел полно… Попробую еще сегодня кой с кем встретиться. И завтра с утра… Короче, сразу позвоню.

– Давай, – сказал я. – Действуй, как наметили.

Вскочив с табурета, Рыжий ринулся в прихожую.

– Ну, пока. – Он выскользнул за дверь и наконец ее захлопнул.

Я допил из горлышка остатки минералки. Столь погано я еще никогда себя не чувствовал. Прохаживаясь по кухне, я старался привести в порядок мысли. Да какой, к свиньям, тут порядок! Как говорится, чем дальше в лес, тем злее партизаны. А я стою, как баран, и жду, когда же меня топорищем по лбу огреют.

В дверном замке между тем повернулся ключ. Поспешив в прихожую, я встал напротив двери. Вошла Дарья. Ее роскошные пепельные волосы растрепались от ветра и едва ощутимо пахли духами. Посмотрев ей в глаза, я второй раз за сегодняшний день опустился на пол. Дашка невозмутимо села рядом и спросила:

– Во что играем?

Я рассмеялся. С души моей свалился такой камень… Перепутать Дашку невозможно было ни с кем.

– В сиделки-гляделки, – ответил я на ее вопрос.

Жена прикрыла зевок ладонью.

– Классная игра. Не хуже, чем зевалки.

– Ложись-ка спать, – предложил я. – А то от японских перелетов никак в норму не придешь.

– Успею, – отмахнулась она. – Он был?

– Кто? – уточнил я. – Стас?

– Стас – ладно. Я про двойника.

– Были оба. Только что ушли.

Дашка взглянула на меня ошарашенно.

– Как так ушли… вместе?

– По отдельности. Однако сути это не меняет: теория твоя лопнула. О том, что двойник приходит к одиночкам. Двойники, оказывается, тоже любят компанию.

– Ну, а… Стас-то как реагировал? Как вообще происходила ваша встреча?

Я обнял жену за плечи.

– О-о… если пересказать – сиделками не обойтись. Лежалки-дрожалки потребуются.

Дашка взяла меня за уши и развернула к себе.

– За лежалками дело не станет. Выкладывай.

Я со вздохом усмехнулся. Думаю, криво.

– Начнем с того, что двойник был не мой, а твой. Живая твоя копия. Вплоть до платья, трусиков и духов. Внешнее сходство настолько полное, что Стас и даже я вначале…

– Погоди, – нахмурилась Дашка. – Когда, интересно, ты успел разглядеть ее трусики?!

– Когда она по коленям елозила.

– Что-о? – Дашка вскочила на ноги. – Опять?!

Я тоже поднялся с пола.

– По коленям Стаса. – Я эскизно обрисовал недавнюю сценку на кухне и подытожил: – Стас до сих пор уверен, что в штаны к нему пыталась залезть ты.

Несколько мгновений Дашка выглядела обалдевшей, затем залилась вдруг серебристым своим смехом.

– Представляю рожу Стаса! Умора!

Ее веселость я не разделял.

– Ха-ха, – передразнил я. – Сперва мой двойник, потом отморозок Француз, теперь твой двойник… двойница. И что дальше? К чему все это ведет?

Дашка оборвала смех, но изумрудные ее глаза искрились.

– Пес его знает, – пожала она плечами. – Сперва я хотела пошинковать эту бабу, как капусту, но передумала. Убью быстро, чтобы не мучилась. За эту хохму со Стасом.

Я рассердился.

– Дашка, иди к черту!

Она обняла меня за шею.

– Сам иди, дурак. У меня перегрев, понимаешь? Элементарный перегрев.

Мы потерлись носами.

– Вот и ступай спать, – предложил я. – Самое разумное.

– А ты?

– А я тебя покараулю.

Взгляд ее выразил тревогу:

– В каком смысле? Как тогда, при Змее?

Я погладил ее по волосам:

– Не знаю, Даш. Ни черта я не знаю. Но обязан быть начеку.

Она прижалась ко мне:

– Спроси, чего я хочу.

– Чего ты хочешь?

– Не так. Спроси: «Дашулечка, милая, чего ты хочешь?»

Я вздохнул:

– Дашулечка, милая, чего ты хочешь?

Она отстранилась.

– Кусаться. Очень сильно кусаться. – Куснув меня за ухо, она пошла в душ.

Тем временем я разложил для нее диван и постелил. Тут она вбежала, голая, всклокоченная и целеустремленная.

– Как, уже? – удивился я.

Дашка тряхнула густой гривой:

– Нет. Перед омовением я должна привести дела в порядок.

Я насторожился:

– Помощь нужна?

Она вновь тряхнула волосами, взяла телефон и набрала номер. Судя по количеству цифр, это был номер мобильника.

– Рыжий, привет! Это Даша, – проговорила жена. – Без паники, я тебя не домогаюсь. Это вообще была не я, мог бы сообразить… Спокойно, Рыжий. Повторяю: это была не я, это была моя двойница… Стас, да какие приколы?! Глеб же рассказал тебе про двойника, теперь и у меня появилась… Черт, что ты за болван! В последний раз говорю: это была… Слушай, если бы мы с ней были знакомы, я бы ее убедила не лазить к тебе в штаны! Там ничего интересного! – Она в ярости отключилась. – Вбил же себе в голову, олух!

Я прокомментировал:

– Даш, это свинство. Он держался так… не знаю, кто на его месте мог бы держаться лучше. Причем в отличие от тебя двойника Стас не видел и, значит, не представлял, насколько полным может быть сходство. А ведь сама ты, моя радость, купилась. Помнишь?

Дашка сверкнула на меня глазами.

– Обязательно уколоть!

Я подошел к ней и указал на свою переносицу.

– Смотри сюда.

– Не хочу – не буду, не хочу – не буду, – пробормотала она.

– Для Стаса, – сказал я, – это было шоком, неплохо бы учесть. А твоя шпилька насчет того, что у него в штанах… это вполне в духе твоей двойницы. Поздравляю.

Дашка вспыхнула до корней волос.

– Ах, ах! Какая чопорность! – Она метнулась в ванную. Однако через мгновение вбежала обратно. – Никто, – всхлипнула она, схватив телефон, – за целый день, заметь, никто не позволил Дашеньке себя покусать!.. Стас, это опять я… Ластик. Извини, пожалуйста! Нет, не проехали! Вот я сказала «ластик», теперь проехали… Прекрати! Это я стерва, на твоем месте любой бы… Ладно, Рыжий, пока. Им нас не поссорить. – Она отключилась и положила телефон на журнальный столик.

А я смотрел в окно, за которым гасло июльское небо, все в облаках и в звездах Небо гасло над крышами домов, будто само становилось крышей. И Москва казалась огромным чердаком, набитым всякой всячиной.

– Прекрати реветь, – прошептала за моей спиной Дашка.

– Не фантазируй, – буркнул я.

Она развернула меня к себе лицом.

– Кого хочешь обмануть, плакса?

Комнату наполнял вечерний сумрак. Голая Дарья дер. жала меня за плечи и смотрела в глаза.

– Двигай в душ, – потребовал я. – Нечего тут разгуливать.

Она кивнула:

– Иду. Но давай сперва договоримся: ты ревешь только для меня.

Обдумав это предложение, я ответил:

– Заметано. – И мы по всей форме ударили по рукам.

После душа Дарья свернулась в постели калачиком, а я присел рядом, поцеловал ее и пожелал спокойной ночи. Заснула она быстро, держась за мою руку. Я аккуратно освободился и встал под душ.

Душ был ледяным. Вернее, холодным настолько, насколько позволял московский водопровод. Затем я насухо вытерся, вошел в комнату и сел на коврик в позе «лотоса». Закрыв глаза, я расслабился, как учил Стив Пирс. Через короткое время тело мое погрузилось в космические потоки, для которых ни стены домов, ни толщи планет не препятствие. Без волевых усилий я оторвался от пола, поднялся в воздух и, сохраняя позу «лотоса», завис над спящей Дашкой. Теперь все, что ей угрожало, не могло миновать меня. Тело мое ощущало холод пространства и жар далеких звезд. И ощущения эти ласково меня баюкали, наполняя невиданной силой. Дашка улыбалась во сне, и никакого зла вокруг нее в данный момент не витало. Вот и славно: выспится спокойно, а там поглядим. Ох, поглядим!

Вдруг зазвонил телефон. И в звонке этом тоже ничего плохого не ощущалось. Расплетя ноги, я опустился на пол и взял трубку. Дарья не проснулась. Я вышел с телефоном на кухню, прикрыв дверь. Звонил Илья.

– Не спишь? – осведомился он полушепотом.

Я хмыкнул:

– Хороший вопрос.

Илья приглушенно хохотнул.

– Для разминки. У меня тут идейка возникла.

– Надеюсь, она того стоит. – Часы показывали полчетвертого ночи.

– Ну, без ложной скромности… – Илья выдержал паузу. – Выдвигаю гипотезу: твой двойник и лже-Француз отношения друг к другу не имеют. То есть вообще никак между собой не связаны, просто день тебе выпал неудачный. Если эту гипотезу принять…

– Погоди, погоди! – Мозги мои лихорадочно заработали. – Если взглянуть с этой позиции, все как будто становится по местам. Двойники – как бы слуги хмыря, которого мне заказала цыганка…

– Какие еще двойники? – забеспокоился Илья. – Сколько их?

– Пока двое. Потом, старик: Дашка завтра расскажет. Значит, так. Встреча с тем хмырем запланирована не была, – развил я свою мысль. – Надо лишь найти его…

– Кстати, – ввернул Илья, – тебе не приходило в голову, что двойник… или двойники эти – управляемые голограммы? Наподобие тех, что ты нам демонстрировал.

Мне тотчас припомнилась родинка под ухом двойника и карман его рубахи: зеркальное отражение. Однако я покачал головой.

– Исключено. Голограмма бесплотна, а двойники вполне осязаемы. Даже духами пахнут.

– Что же они такое, старик? Клоны, что ли? Это ж, пардон, полный писец!

– Потом, Илюша, потом. Иначе мозги вывихнем. Теперь о лже-Французе. Вот это не случайность, это заранее готовилось. И ублюдок этот, похоже, неплохо меня знает.

Илья возразил:

– Необязательно знает сам. Может, кто-то из его окружения. Не удивлюсь, если вчера в баре за тобой следил не только МУР.

Меня прямо шарахнуло: лысый! Своим агрессивным поведением он меня словно тестировал, словно пытался раскусить, что я из себя представляю.

– Старик, – выдохнул я в трубку, – ты супер. Ей-богу Дашка зря обозвала тебя гением.

– Ага, что-то нащупал?! – обрадовался Илья.

Тут в трубке послышался сонный женский голос «Илюша, ты сдурел? Знаешь, который час?» – «Алка, успокойся, – перешел на шепот Илья, – я тихо, как мышка». – «Это называется тихо?! – разгневалась женщина. – Опять со своей Дуськой?! Дай-ка скажу ей пару ласковых!» – «Ша! Очень ты ее напугала!» – прикрикнул Илья и произнес в трубку:

– Дуська, пока. Обдумай все хорошенько.

Мы одновременно дали отбой.

Черт возьми, если кто-то заслуживает памятника при жизни – это старина Гольдберг. До полного понимания событий, разумеется, было далеко, но в мозгах у меня заметно прояснилось. Работенка предстояла нелегкая и, мягко сказать, малоприятная, однако уклониться возможности не было. Настало время переходить к разведке боем.

ГЛАВА 10

Проснулся я оттого, что Дашка, лежа на моей груди, покусывала мои губы, нос, уши – все то, что могла прихватить зубами. Ощущение было восхитительным. Стоило мне открыть глаза, она произнесла:

– Разрешаю присоединиться. Но больше не опаздывай.

Что происходило дальше, описать невозможно. Достаточно лишь заметить, что часа через два Дашка точно так же лежала на моей груди, но кусаться уже не могла: не было сил. Однако мне хорошо было известно, что силы ее быстро восстанавливаются.

– С кем говорил ночью? – осведомилась она, гладя мои волосы. – Давай-давай, вздыхай: обожаю так качаться. Ну, с кем?

Я укрыл ее одеялом.

– Отвечу только в присутствии адвоката.

– Ладно, ставлю вопрос иначе. Что сказал тебе Илья?

Порой я и вправду готов поклясться, что она читает мои мысли.

– Илья совершил интеллектуальный прорыв. – Я выложил ей версию о том, что двойники никак не связаны с лже-Французом. Затем добавил к этому ряд ночных рассуждений и подытожил: – Остался пустячок: отыскать хмыря в полотняном костюме и выловить того лысого забияку.

Дашка лежала тихо-тихо, очевидно размышляя. Потом проговорила со вздохом:

– Знаешь, почему Гольдберг такой умный? Потому что сидел со мной за одной партой.

– Жуткая хвастунья, – сказал я.

Дарья приподняла голову:

– Кто хвастунья?

– Угадай с трех попыток.

– Ах, так? Хочешь, озвучу умную мысль?

– Валяй, – кивнул я. – Для разнообразия.

Дашка назидательно подняла указательный палец:

– Возьмем лже-Француза. В чем его интересы? Ответ прост: грабить, оставаясь безнаказанным. Именно с этой целью он подписывается твоей кличкой. Правильно?… Продолжим рассуждать. Допустим, ты полностью оправдаешься перед МУРом – выгодно это самозванцу? Конечно же, нет. Ибо МУР отстанет от тебя и примется искать его. То есть подстава коту под хвост. А если, допустим, тебя арестуют…

– К чему ты клонишь? – не утерпел я. – Все это вроде очевидно.

Зеленые Дашкины глаза сверкнули.

– Любовь моя, ты дурак! Если тебя арестуют, твоему кровожадному тезке и это не в жилу. Потому что очередное преступление нельзя уже будет приписать тебе. Значит, с его точки зрения, загремишь ты или оправдаешься – один черт. Что же остается? Подумай. Если для подставы он выбрал тебя, то наверняка знает, что ни МУР, ни ФСБ, никакая другая контора с тобой не сладят. Стало быть, об аресте твоем можно не волноваться. Надо лишь побеспокоиться о том…

– …чтобы я не отмылся до конца. – У меня возникло ощущение, будто меня под дых лягнула лошадь. – А чтобы я не отмылся, нужно периодически кропить мой след кровью. Чтобы меня вместе с МУРом держать в постоянном напряге. Озвучила-таки умную мысль!

Дашка вновь положила голову мне на грудь.

– Наверное, – прошептала она, – поэтому он и пытался убить капитана Сычову. Вот она идет по следу подозреваемого, даже сидит на его коленях – но вдруг бац!.. Долго тебе пришлось бы отмываться, любовь моя, если б ты по прихоти своей не оживил эту вздорную особу.

Повисла тишина.

– Что с вами делать, с такими умными? – пробормотал я.

Дашка вздохнула:

– Хотел меня в Токио отправить, засранец. Кто бы тебя тут охранял?

Зазвонил телефон.

Выбравшись из-под жены, я проворчал:

– А кто теперь охраняет Токио? – Я взял трубку.

Звонила моя директриса:

– Глеб Михайлович, не могли бы вы срочно приехать в школу?

– Это еще зачем? – неприветливо отозвался я.

– Нужно обсудить покраску классов. Срочно. – Взволнованный голос Зинаиды явно не соответствовал заявленной теме. – По телефону я не могу, – добавила она, предвосхищая мой вопрос. – Я должна все вам показать, объяснить… Через час сможете?

«Что у нее там стряслось?» – недоумевал я. А вслух сказал:

– Конечно, Зинаида Павловна. Вопрос важный.

Она вздохнула с облегчением:

– Значит, через час жду вас у себя в кабинете.

Дав отбой, я задумчиво уставился на трубку. Не нравился мне голос директрисы, очень не нравился. Передо мной возникла взлохмаченная Дарья.

– Что там?

– Зинаида в школу требует. Как бы насчет покраски.

– Я с тобой.

– Черта лысого. Охрана отдыхает. – Я направился в душ.

Войдя за мной следом, Дашка с возгласом «подвинься, фраер!» сунулась под ледяные струи. Визг ее, должно быть, напугал соседей.

– Вруби горячую, морда! Горячую вруби!

Затем мы наскоро позавтракали, после чего я дал инструкцию:

– Кроме Ильи, никого не впускай. Каким бы голосом он ни говорил и кем бы ни представлялся.

Дашка проблеяла:

– Ваша мама пришла, молочка принесла.

– Угу, – кивнул я, – у меня, как ты знаешь, имеется ключ.

– А если волк войдет без ключа? – осведомилась Дарья. – Прыгать в окно или прятаться в шкаф?

Надевая кроссовки, я заметил:

– Чужой сюда не проникнет. Ни злой волк, ни отряд спецназа. Войдет лишь тот, кого ты сама впустишь. Будь внимательна.

– Заколдовано, что ли? – улыбнулась Дашка. – Давно бы так.

Чмокнув ее в нос, я собрался выйти, но зазвонил телефон. Жена взяла в комнате трубку, отозвалась и вынесла трубку мне. Звонил дражайший Вася.

– Пацаны вышли на того козла, – сообщил он возбужденно. – Через десять минут с ним стрелка.

– Оперативно! – удивился я.

– Ну, – хохотнул Вася. – Куда его доставить?

– К школе, я буду там. Минут через сорок успеешь?

– Без проблем. – Вася дал отбой.

Забирая трубку, Дарья полюбопытствовала:

– Почему так сияешь?

– Нашли парня, который назначил мне встречу в баре, – ответил я, выходя. – Теперь мы быстренько все раскрутим.

– Не скажи «гоп», – бросила мне вслед жена.

И разумеется, оказалась права. Мне припомнилось едкое замечание Стивена Пирса: «Иной Мангуст если и отличается от сапожника, то непременно в худшую сторону». Сказано это было около двухсот лет назад.

Не теряй в меня веры, учитель.

ГЛАВА 11

В школе было непривычно пустынно. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я поймал себя на том, что скучаю по детской толчее, неразберихе с расписанием уроков и непобедимой общей бестолковости. Скучаю, хоть застрели. А в ремонте школа действительно нуждалась.

Директиса восседала в кабинете, утомленно грызясь с бухгалтершей.

– Серафима Петровна, проверьте тщательно. Это денежный документ.

Бухгалтерша, бой-баба пенсионного возраста, топталась у стола, будто рыла землю копытами.

– Ой, блин… Проверяй, не проверяй – денег не прибудет. Начислены второго июля, отправлены – девятого.

– Серафима Петровна, давайте без этих «блин». Если я настаиваю на проверке, значит, имею основания. – Тут директиса заметила меня, застывшего у двери. – В общем, Серафима Петровна, у меня все. Работайте.

Бухгалтерша точно хлебнула уксуса.

– Могу проверить, могу полы помыть. Результат будет тот же.

– Очень сомневаюсь, Серафима Петровна. А насчет полов… помыли бы их хоть у себя в комнате.

– Бегу, спешу и падаю! – Бухгалтерша протопала мимо меня, как гренадер, обдав запахом пота.

Директриса со вздохом указала на стул:

– Прошу, Глеб Михайлович.

Возраст ее определить было трудно: чуть за тридцать или около сорока. Типичная старая дева с жиденькой косой вокруг затылка. Она являлась нам только в двух платьях: в мышино-сером для будней и в оранжевом под праздники. Сейчас на ней был нелепый цветастый малахай (уже третье платье), очевидно предназначенный для лета. Разглаживая воротник этого одеяния, она смотрела на меня взглядом, в котором читалась решимость. Любопытно только, решимость на что?

Сев на указанный стул, я благопристойно сложил руки на коленях и произнес на английский манер:

– Хорошая погода, не правда ли?

Лицо ее выразило осуждение:

– Глеб Михайлович, у меня мало времени.

Я подарил ей улыбку:

– А у меня, Зинаида Павловна, времени пруд пруди. Готов курсировать между школой и домом сколько прикажете. С огромным удовольствием.

Она вдруг хихикнула. Была в ней такая милая черта.

– Глеб Михайлович, ваш юмор не всегда уместен.

– Знаю, – кивнул я. – Поэтому не перейти ли нам в классы? Не осмотреть ли фронт работ?

Директриса опустила взгляд:

– Я не побеспокоила бы вас из-за покраски. Вы обещали на следующей неделе, и я верю вам, но… тут возникли некоторые обстоятельства… Вы не обиделись, что я приняла на работу вашу супругу?

Я отмахнулся:

– Уже переварил. Что за обстоятельства?

– Сегодня утром сюда приходили… Глеб Михайлович, только не волнуйтесь. Утром приходили из уголовного розыска. Вот я записала фамилии. – Она вынула из ящика стола листок. – Майор Калитин, капитан Сычова и лейтенант Гномкин. Представились официально. Интересовались вами, причем задавали такие вопросы… – Во взгляде Зинаиды вновь вспыхнула решимость. – Я указала им на дверь, но они грозили вызвать меня повесткой на Петровку и допросить по всей форме. Плевать, пусть вызывают. Но майор Калитин грозил, что вам будет хуже, если я откажусь сотрудничать. Задавали такие вопросы… Начиная с того, как давно вы работаете в школе, сколько получаете, и кончая тем… о Господи!.. не замечены ли вы в приставании к девочкам или к мальчикам. В сексуальном плане, понимаете?

Вскочив со стула, я плеснул воды из графина в стакан.

– Понимаю, Зинаида Павловна. Вот выпейте.

Она оттолкнула мою руку, расплескав воду.

– Глеб Михайлович, я в порядке. Что у вас за причуды?… Я сказала им, что буду жаловаться и не позволю дискредитировать школу, что вы безупречный преподаватель и активно участвуете в общественной жизни…

– Тут, положим, вы соврали, – ввернул я.

– Глеб Михайлович, я знаю, как с ними разговаривать! – Директрису несло на всех парусах. – Я обещала, что так не оставлю. А майор Калитин с наглой ухмылочкой мне заявляет: жалуйтесь хоть в прокуратуру, хоть в ООН. Ладно, говорю, в чем его подозревают? Вас то есть. Ни в чем, говорят, обычная рутинная проверка. Ничего себе «ни в чем»! После всех этих гадких вопросиков! Глеб Михайлович, давайте поступим так…

Я непочтительно перебил:

– Зинаида Павловна, почему вы не проинформировали меня по телефону? Зачем было мне сюда мчаться?

Директриса вылупила на меня глаза:

– Вы просто ребенок! Телефон может прослушиваться!

– Телефон не прослушивается, Зинаида Павловна. Все чисто.

– Вы не можете этого знать.

– Однако я вас уверяю.

– Глеб Михайлович, не стройте из себя специалиста. Силовые структуры имеют теперь такое оснащение, что спаси нас боже.

Что с ней было делать?

– Ладно, спасибо. – Я направился к двери. – Приму контрмеры.

Она догнала меня на лестнице:

– Что за меры вы собираетесь принять?

– Пожалуюсь в газету. Или обращусь в Комитет солдатских матерей.

Зинаида хихикнула:

– Вы невозможны. Как жена вас выносит?

– Хороший вопрос. Непременно у нее поинтересуюсь.

Мы спустились на первый этаж, пересекли вестибюль и вышли на школьное крыльцо. Щурясь от солнца, директриса удержала меня за руку.

– В чем вас подозревают?

– В том, что вместо французского я преподаю биологию.

– Глеб Михайлович, серьезно.

– А серьезно, – разозлился я, – на меня хотят повесить грабеж с шестнадцатью трупами. Возможно, трупов уже больше. Так что, Зинаида Павловна, всмотритесь, кто перед вами.

Она поняла, что на сей раз я не шучу.

– Но это же… просто абсурд!

– Откуда вам это известно? Может, я тот, за кого они меня принимают.

Бледные щеки директрисы порозовели:

– Когда вы дурачитесь, терпеть вас еще можно. Но когда вы говорите такие вещи… Глеб Михайлович, я готова треснуть вас по башке!

– Если башка прояснится – скажу спасибо. – Я спустился на ступеньку вниз.

Между тем в школьные ворота вошли двое: Вася, с которым я назначил встречу, и – вот сюрприз! – Павел Тимофеевич Хлыстин, сухопарый господин с тросточкой. Вася нынче был в спортивном адидасовском прикиде, а Хлыстин – по-прежнему в светлом костюме, только иного оттенка. Славная эта парочка бодро шагала к нам. А за стальными прутьями школьных ворот поблескивал «БМВ» цвета капучино, подпертый джипом охраны. Четверо амбалов расположились вдоль ворот, точно орангутаны в клетке.

Не заметив незваных гостей, директриса воскликнула:

– Стойте, Глеб Михайлович! Надо поставить их на место: у меня есть кое-какие связи!

– Зинаида Павловна, спасибо, я справлюсь сам.

– Ну да, справитесь! Вы просто большой ребенок! Как хотите, но я активно вмешаюсь!

Это уже было черт знает что. А Вася и господин с тросточкой неотвратимо приближались. Впрыгнув на крыльцо, я взял директрису за плечи:

– Не лезьте в это дело. Я с этим быстро разберусь и займусь покраской школы. Обещаю, ни пятнышка не останется.

– При чем здесь пятна?! Думаете, я помешана на репутации?!

Я слегка ее встряхнул:

– Зинаида Павловна, решайте проблемы с бухгалтером. Прошу вас, идите к себе в кабинет.

За спиной послышался голос Хлыстина:

– Так, так! Воркуете, голубки? Что ж, дело молодое.

Лицо Зинаиды стало пунцовым:

– В чем дело?… Вы к кому?!

Вася, красный погуще директрисы, рассматривал ступеньки. А Павел Тимофеевич, нимало не смутясь, указал на меня тростью:

– К вашему учителю французского. Не торопитесь, мыподождем. Жаль прерывать столь пылкую беседу.

Директриса растерянно на меня взглянула:

– Глеб Михайлович, эти люди…

– Зинаида Павловна, – сказал я резко, – люди бывают разные. Будьте умницей, идите к себе в кабинет.

Помедлив, она вздохнула и вошла в здание школы:

Хлыстин зааплодировал:

– Браво. Так с ними, с бабами.

Я обратился к Васе:

– Где тот, кого ты обещал привести?

Вася избегал моего взгляда.

– Глеб Михайлович, этот чмо пронес стрелку. Пацаны прождали его, без понтов…

Хлыстин похлопал тросточкой по его плечу:

– Ладно, облажался – отработаешь. С кем не бывает. Ступай в машину, мне с Французом потолковать надо.

Вася угрюмо на него покосился:

– Говорю, не тот это Француз.

Водянисто-голубые глаза Хлыстина заледенели.

– Тот, не тот – мне решать. Вали отсюда.

Вася медлил. На лице его отразилась борьба между холуйством и самолюбием. Я обратился к нему, хмуря брови:

– Не специально ли подстроено? Обещал привести одного, а привел, – кивнул я на Хлыстина, – вот этого.

Василий поднял на меня честные бандитские глаза:

– Ты че, Француз… за кого меня держишь? Тот козел продинамил нас, без понтов. Поймаем – яйца свои проглотит. А Павел Тимофеевич еще вчера хотел с тобой перебазарить. Драка твоя ему понравилась.

Взгляд Хлыстина из ледяного сделался бешеным. Его настроения, судя по всему, менялись быстрее, чем сердце красавицы.

– Доложился, сучок?! Отчитался перед шефом?! Теперь вали, пока ноги не выдернул!

Набычившись, Вася не двинулся с места.

– Ты, Хлыст, это… не ори: не в ментовке.

Ей-богу, он заслуживал уважения побольше, чем иные государственные мужи. Я поспешил вмешаться:

– Иди, Сильвестр. Павел Тимофеевич, думаю, меня не обидит. Он добрый.

Казалось, Хлыстин сейчас проткнет меня тростью.

Василий бросил на меня лукавый взгляд, совсем как у его босса Папани.

– О'кей, – буркнул он и потопал к воротам.

Я обернулся к господину с тросточкой:

– Давай, Хлыст, что у тебя? Коротко и ясно.

Морщинки на лице Хлыстина сложились в гримасу удовлетворения.

– Вот это по мне: без околичностей к делу. Скажу сразу: мне насрать, тот ты Француз или не тот. Хочу, чтоб ты выполнил для меня работу.

Я внимательно посмотрел на этого замечательного мерзавца.

– Такой вот пустячок, да? Чтоб я выполнил для тебя работу?

Он величественно кивнул:

– Разумеется, не бесплатно.

Блин! Да он меня заинтриговал!

– Какую работу и за какие деньги? – осведомился я.

Удовлетворение на его лице походило на оргазм. Из кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо лист бумаги.

– Вот, возьми. Здесь все.

Я развернул лист. На нем напечатаны были наименования и адреса коммерческих предприятий: банки, супермаркеты, салоны мехов, казино и прочее. Я недоумевал.

– Что это?

Павел Тимофеевич ткнул тростью в бумажный лист:

– То, что ты должен ограбить в течение месяца. Причем грабить так, чтобы камня на камне не осталось. На трупах, как обычно, лепи открытку со своей подписью. И не дергайся: прикрою.

Я посмотрел на него очень-очень внимательно. Морщинки на его лице образовали зловещий узор, а водянисто-голубые глаза на сей раз не выражали ничего, одну лишь пустоту. Он был не мерзавец, он был Чудо Природы.

– В месяц не уложусь, – сказал я. – Только за два.

– Ну нет! За месяц! – вскипел он, ударяя тростью по крыльцу. – Черт с тобой, за полтора – и ни дня больше! И вот еще что. – Он вновь ткнул тростью в листок. – Тут два адреса жирным шрифтом, а рядом – день недели и время суток. Сечешь? Эти точки мои, их надо ограбить, когда указано. В первом случае замочишь менеджера, во втором – кассиршу: там никого больше не будет. Само собой, оставишь открытку. Вопросы есть?

Он был не просто Чудо Природы, он был такой бриллиант, который покойная Змея не отказалась бы носить в своей короне.

– Кто знает о нашей сделке? – жестко спросил я.

Он прижал к груди крючковатую ладонь:

– Обижаешь, Француз. Обижаешь.

Борясь с желанием вырвать ему кадык, я поинтересовался:

– Сколько платишь?

– Полмиллиона баксов, и все, что возьмешь, – твое. Там втрое больше наберется.

– Наберется – не наберется, бабка надвое сказала, – алчно возразил я. – Деньги на бочку, тогда работаю.

Павел Тимофеевич насмешливо развел руками:

– Ну-у, Француз! Не ожидал от тебя такой плюхи! Значит, выкладываю я полмиллиона вперед, а потом ищу тебя где-нибудь на Бермудах? Мы же деловые люди, Француз.

Надо заметить, актер из меня аховый. Поэтому не уверен, была ли на лице моем досада, адекватная моей предполагаемой жадности. Решив, что кашу маслом не испортишь, я добавил в эту композицию чуток зубовного скрежета.

– О'кей, Хлыст. Но если вздумаешь меня кинуть…

Морщины Павла Тимофеевича сложились в обиженную Мину. Его актерские способности оказались ярче моих.

– Француз, пятьсот тысяч для меня – не такие деньги, чтобы наживать из-за них геморрой.

Хотелось пинком отправить его в свободный полет. Кувыркался бы, помахивая тросточкой, как падший ангел. С моей стороны, однако, это было бы непростительным гуманизмом. И чтоб этот урод не заподозрил, будто у него со мной слишком уж легко получается, я процедил сквозь зубы:

– Пятьсот штук есть пятьсот штук. Когда я выполню работу, ты можешь попытаться сдать меня ментам.

Павел Тимофеевич искренне удивился:

– Зачем? Чтоб ты там запел соловьем?

– Против тебя, Хлыст, у них ничего не будет, только мои слова. К тому же я заметил: в МУРе у тебя все схвачено.

– Да на хер мне тебя сдавать?! Мы с тобой, Француз, еще не одно дело сварганим. Такие парни, как ты, на улице не валяются.

«А такие, как ты, тем более», – мысленно произнес я. Но пора было заканчивать эту бодягу. И, окинув его тяжелым взглядом, я сплюнул под ноги. Как в голливудских боевиках: на большее меня не хватило.

– О'кей, – кивнул я. – Но бабки наличкой.

Глаза Хлыстина азартно блеснули.

– Как скажешь. – Он протянул мне руку.

Вероятно, для поддержания образа следовало ее пожать. Но я опасался, что не сдержусь и вырву его руку вместе с предплечьем.

– Разбежались, – буркнул я. – Нечего нам вместе светиться.

Рука Павла Тимофеевича повисла в воздухе. Но, как ни странно, он не обиделся.

– А сейчас ты куда? – Он с ухмылкой указал на дверь школы. – К зазнобе своей?

– А ну! – рявкнул я, как Илья Муромец на татарскую конницу.

С той же ухмылкой Хлыстин поднял руки.

– Молчу, молчу. Как говорится, на вкус, на цвет… – Вертя тросточкой, он двинулся к своему «БМВ».

Я стоял на школьном крыльце, смотрел ему вслед и в очередной раз дивился капризам Фортуны. Как этому дяде удалось заработать, пусть даже украсть, свои миллионы? Каким таким способом сей выродок контролирует московский криминал, влияет на правительство и, словно от мух, отмахивается от оперативников МУРа? При этом не возникает сомнений, что, польстись он, скажем, на пост губернатора, народ дружно за него проголосует. Размышляя о подобных казусах, невольно ощущаешь, что четвертая заповедь Мангустов «Не вмешивайся в дела Человечества» – не суровый запрет, а вопрос личной гигиены.

Дождавшись, пока Хлыстин с охраной уедет, я вышел за школьные ворота, порвал список предприятий-смертников и клочки сбросил сквозь решетку канализации. Едва ли я мог сказать определенно, зачем затеял эту игру. Возможно, потому, что в случае моего отказа Хлыст вручил бы этот список другому исполнителю. Охотники бы нашлись. Как бы то ни было, отъезжая на «жигуленке», я решил: когда разберусь с лже-Французом, двойниками и прочей пакостью, преподнесу Хлыста в упаковке фактов Сычихе. Сделаю ей такой подарок.

Интересно, почему судьба путает нам карты? Из чистого озорства? Или чтоб служба медом не казалась?

ГЛАВА 12

Капитан Сычова поджидала меня на той же улочке на пути к дому. Красный «Москвич» так же был припаркован на тротуаре. Сычиха стояла, опираясь о багажник. На ней было платьице в горошек и босоножки на каблуке – не крутой мент, а девочка на свидании. При моем приближении она не преградила дорогу, размахивая руками. Стояла просто и смотрела, уверенная, что я остановлюсь. Можно ли было обмануть ее ожидание?

Выйдя из машины, я молча подошел, встал рядом и уставился в облака. Так мы простояли минут пять. Она чуть заметно улыбнулась:

– Играем в молчанку?

– Ход за вами, – парировал я.

Она со вздохом покосилась на меня:

– Когда я тебя вижу, Француз, жизнь становится невыносимой.

– А у меня, Светлана Анатольевна, совсем наоборот: жизнь невыносима, когда я вас не вижу.

Она спрятала улыбку.

– Вчера мы вроде были на «ты».

– Это вы были на «ты», – уточнил я. – Что до меня – просто иногда сбиваюсь. Пардон.

Мы опять помолчали. Она ждала вопросов, но я не пошел ей навстречу.

– Как я тебя вычислила? – похвалилась она. – Знала, что твоя директриса дернет тебя в панике.

Я кивнул:

– Вы тонкий психолог, Светлана Анатольевна.

– Слушай, кончай…

– Особенно это проявилось в тех вопросах, которые вы задавали моему начальству. Не педофил ли я, в самом деле?

– Так было надо.

– Кому надо?

Она выдержала мой взгляд.

– Мне. Хотела разом с этим покончить. – И в ответ на мое недоумение неохотно пояснила: – Среди наших я одна верю, что ты ни при чем. Высказывалось предложение выставить за тобой круглосуточную наружку, но я…

– Чье ж такое умное предложение? Не майора ли Калитина?

– Отвали! Не лезь в чужой огород. Я убедила наших хорошенько перетряхнуть твое бельишко и, если ничего не нароем, искать другой след: топчемся ведь на месте. Со мной вроде согласились, но пригрозили, что в случае чего – мало мне не покажется. Короче, пока у нас голый шиш: куча трупов и ни единой зацепки.

Капитан Сычова излагала все это сухим тоном, будто читала инструкцию по технике безопасности для землекопов. Тут возникал естественный вопрос, который я не преминул задать:

– Зачем вы это мне рассказываете?

Теперь облака разглядывала она.

– Сегодня утром, – произнесла она тем же тоном, – при выходе из твоей школы нас чуть не взорвали в машине. Слава богу, Леша Калитин в мотор полез.

Она выдержала паузу, чтоб до меня, так сказать, дошло. Но я был туповат и потому ляпнул:

– Ай да майор! Сам подложил взрывчатку, сам обезвредил. Если что – он потом вне подозрений. Неглупо.

Серые глаза Светланы обрели стальной оттенок:

– А если по роже?! Да со всего маху?!

– А если пинком под зад? – ответил я. – Да через всю улицу?

– Оставь при себе свои домыслы, понял!

– А зачем ты мне это рассказала? На откровенность потянуло?

Казалось, уроки не пошли ей впрок, и она вот-вот на меня набросится. Однако, вдруг успокоившись, она вздохнула.

– Что со мной было возле бара? Скажи правду.

Ей-богу, она умела пронять до печенок.

– Назначьте экспертизу, Светлана Анатольевна, – предложил я. – Может, вас действительно подстрелили, вы померли и разгуливаете тут в качестве призрака. Выясните у специалистов.

Капитан Сычова криво усмехнулась.

– Что же у нас получается, Француз? Когда в меня стреляли в первый раз, возле бара, ты был рядом. Во второй раз, на этой самой улочке, опять рядом был ты. А в третий раз, когда нас пытались взорвать, мы побывали в школе, где ты работаешь. Может, кто-то верит в такие совпадения – только не я.

Я покачал головой:

– Это не совпадения. Но если ты думаешь, что это моих рук дело… Сычиха, значит, ты гусыня.

Она пропустила мою вольность мимо ушей.

– Лично я так не думаю. Поэтому позволь пару-тройку Дней посидеть у тебя на хвосте: может, что-то нарисуется.

Признаться, я был озадачен:

– Простите, не понял. Разве для слежки за мной МУРу требуется мое разрешение? Закон, что ли, такой вышел?

– Я же неофициально, – смутилась Сычиха. – Я как бы в порядке сотрудничества. Ведь кто-то пасет тебя и меня. Нужна какая-то ниточка. Понятно, что «хвост» ты скоро засечешь и оторвешься, если захочешь. Поэтому предлагаю поработать в паре. Начнется заваруха – я буду поблизости. Может, что-то и нарою.

Странная это особа в платьице в горошек. В чем в чем, а в храбрости ей не откажешь.

– За этим вы меня и поджидали? – полюбопытствовал я.

Она щурилась на солнце:

– Ага. Согласен?

Я пожал плечами:

– Да ради бога. – Я сел в машину и включил зажигание.

Она меня окликнула:

– Ты сейчас домой? А то я поесть хотела, иначе язву наживу.

– Не надо язвы, ешьте на здоровье, – ответил я в окошко.

– Сколько пробудешь дома? – осведомилась она.

Я мотнул головой:

– Так мы не договаривались. Я согласен не удирать от вас, но не обещаю водить вас за ручку.

С этим я уехал, в очередной раз неверно представляя будущее. Причем самое ближайшее. Насчет «водить за ручку». С прогнозами нынче мне фатально не везло.

ГЛАВА 13

Дома, на кухне, меня ждала записка: «Ушла с Ильей есть мороженое. Скоро буду». Сказать, что я разозлился, – значит выразиться мягко. Подобной беспечности в такой непредсказуемой обстановке от Дашки я не ожидал. Мороженого ей, видите ли, захотелось!

Что называется, в растрепанных чувствах соорудил я себе сэндвичи с сыром и помидором. Во время трапезы я изобретал для Дашки наказания, вовсе не похожие на мягкое поглаживание. Сей творческий процесс был прерван телефонным звонком. Я взял трубку.

– Наконец-то, – проворчал голос Стаса. – Где тебя носит?

– Гуляю, – буркнул я. – По барам да казино. Еще вопросы?

Рыжий хохотнул:

– Ладно. Я надыбал кое-что, надо обсудить.

Я преисполнился надежд, как Золушка перед балом.

– Быстренько приезжай.

– Не с руки: у меня тачка на ремонте. И мне тут надо еще кое с кем пересечься. Давай через полчаса в «Амброзии», как в старое доброе время. Годится?

На том и порешили. У меня оставалось время доесть бутерброды. Покончив с ними, я посмотрел в окно. Дашки в окрестностях не наблюдалось. Ох, схлопочет она у меня! Гоняли мяч мальчишки, прогуливалась дама с пуделем, и среди этого благолепия, точно желтая немочь, притулилось надоевшее такси. Разумеется, подобных желтых такси в Москве навалом. Но почему-то я не сомневался, что оно то самое. Отчего я до сих пор не прощупал водителя? Во-первых, о чем бы я его спросил? Зачем ты здесь стоишь и с какой стати за мной ехал? Он бы ответил: мать твою, мать, мать… А во-вторых, и это главное, трудно представить, какая угроза может исходить от обычного городского такси, если ты не параноик.

Не успел я вымыть за собой посуду, как раздался звонок в дверь. Я поспешил открыть. Это оказалась Дарья. Уф, прямо гора с плеч! Она была в моем любимом зеленом платье, волосы ее убраны в мой любимый «конский хвост», и улыбка на прекрасном ее лице…

– С ума спрыгнула? – нахмурил я брови. – Что еще за самоволка?

Она проворковала:

– Дорогой, не будь злюкой.

Прикрыв дверь, я медленно обернулся. Одной этой реплики мне хватило, чтобы понять: это не Дашка.

– Как мороженое? Вкусное? – спросил я.

– Вкуснотища! – Она чмокнула меня в щеку, обдав густым, будто кисель, ароматом духов. – Не сердись, лапуль.

Смеяться или плакать?

– Как я могу сердиться на тебя, дорогая? – театрально произнес я. – На улице, однако, ветерок. Ты не простыла, моя перепелочка?

– Нет, лапуля. Ветерок почти не ощущается, но твоя забота мне приятна.

Черт возьми! Самое изумительное, что эта дебилка думает, что я думаю, будто она Дашка!

– Забота о тебе, дорогая, это райское наслаждение! Где, однако, Илья? Где товарищ твоих школьных лет?

– Домой поехал, – отмахнулась она. – Его теща ногу подвернула.

– Какая жалость, дорогая! Не послать ли ей цветы?

– Ну да, почему бы нет? Займемся любовью, дорогой.

Актер я никудышный, но от смеха удержался:

– Чуть позднее, конфетка моя. Сейчас я занят.

Она кокетливо надула губки.

– Разве есть занятие важнее?

Смех смехом, но что-то с ней надо было делать. Не мог же я умотать к Стасу, оставив ее до возвращения Дашки. Последствия предугадать было сложно. С другой стороны, просто разоблачить ее и вышвырнуть я интуитивно опасался. Что же оставалось?… Мозги мои работали, словно компьютер, просчитывая варианты.

– Нет ничего лучше секса, дорогая. – От этой фразы у меня едва не свело челюсть. – Но дела есть дела.

– Жаль, – вздохнула она. Это было первое, что она произнесла по-человечески.

Кто же, черт побери, она такая? Клон?! Чепуха. Вряд ли моего и Дашкиного двойников могли в спешном порядке вырастить, точно бройлерных цыплят. Голограмма?… Это предположение я уже отбросил по весомым причинам. Хотя… Из головы у меня не выходило, что двойник мой (с карманом рубашки и родинкой) был зеркальным моим отражением.

Я взял за руку Дашкину копию. Рука была живой и теплой.

– Не беда, мой рахат-лукумчик: ночью наверстаем. Кстати, о сексе. – Я действовал наугад, словно в потемках. – Помнишь, я говорил о плешаке, на которого указала цыганка? Не понимаю, за что старуха на него взъелась. Безобидный, по-моему, тип – то ли педик, то ли кастрат, судя по его заднице…

Двойница выдернула руку:

– Брось языком молоть! Не будь идиотом!

Я округлил глаза:

– В чем дело, киса? Ты его знаешь?

Она пришла в смятение.

– Нет, но… Нельзя же болтать о человеке что придет в голову!

Так-так. Связь двойников с хмырем в полотняном костюме обозначилась еще отчетливей.

Я обнял Дашкину копию за плечи:

– Ты права, дорогая. Возможно, этот человек полон всяческих достоинств. Дурно о нем отзываться просто непорядочно.

Она чмокнула меня в шею, вновь обдав волной духов.

– О том я и толкую, дорогой!

Она могла быть кем угодно, только не голограммой. И не клоном. Но тогда кем, черт побери?! Кем?!

Мы бестолково топтались в прихожей. Пора было наконец проветриться. Я радостно хлопнул себя по лбу:

– Батончик мой шоколадный, почему бы тебе не прокатиться со мной?

– Куда? – насторожилась она.

– Сперва кое с кем встречусь, потом сходим в ресторан. Как тебе идея?

– Сногсшибательно. Только… что-то я притомилась лапуль. Ты езжай, а я подожду в кроватке.

– Кроватка не уйдет. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

– Не приставай. Говорю же, я устала.

Кое-что, похоже, вырисовывается. Тянем-потянем.

Я вытаращил на нее глаза:

– Детка, я тебя не узнаю. Обычно, куда бы я ни направлялся, ты требуешь, чтобы я взял тебя с собой. А сегодня… Можно подумать, что ты – это не ты. Тебя словно подменили.

Выстрел был точен. На лице ее, как говорится, отразилась гамма чувств. Она обняла меня за шею, и я стойко это выдержал.

– Да нет, лапуль, я немного устала, но… Мы ведь недалеко?

– Пять минут на машине, моя козочка.

– Тогда поехали, – махнула она рукой. – А потом в кроватку. Не думай отвертеться.

Я и не думал. Кроватка, по-моему, была лишь темой для поддержания разговора. Сей предмет, по крайней мере, она досконально изучила и не боялась попасть впросак. Мы вышли на лестничную площадку, я закрыл дверь. Теперь Дарья могла возвращаться: все было чисто.

Но где гуляет эта Дашка с другом Ильей?

ГЛАВА 14

Из подъезда мы вышли в обнимку. На лавочке сидела одна из бабуль, которая на приветствие, как водится, не ответила. На общее наше приветствие… Меня словно что-то подтолкнуло. Остановившись, я шепнул двойнице:

– Скажи бабке, что под ногой у нее кошелек.

– Зачем? – вылупилась она на меня.

– В шутку.

– Не буду. Глупая шутка.

Тут я был с ней согласен, но эксперимент требовал жертв.

– Ей-богу, киса, ты на себя не похожа. Ведь ты обожаешь розыгрыши. Что с тобой сегодня?

Она в досаде сбросила мою руку со своего плеча.

– Ладно. Что я должна сказать?

Я чуть слышно прошептал:

– Скажи: бабушка, у вас под ногой кошелек.

Она покорно повторила:

– Бабушка, у вас под ногой кошелек.

Старуха не реагировала. Она с интересом наблюдала за скачущей вороной, держащей в клюве осколок пивной бутылки.

– Повтори громче, – потребовал я шепотом.

– Бабушка, у вас под ногой кошелек! – гаркнула двойница.

Старуха и бровью не повела, продолжая наблюдать за вороной. Следовало проверить ее слух. И я произнес негромко, но отчетливо:

– Бабушка, у вас кошелек под ногой.

– А?… Где? – всполошилась старуха. Шустро наклонясь, она извлекла из-под башмака пухлый бумажник. – Господи Иисусе! Чье это?

– Я думал, ваше, – сказал я. Это был мой презент бабульке за беспокойство.

Раскрыв бумажник, она перекрестилась:

– Господи Иисусе! – В бумажнике оказалась пачка денег и никаких документов.

Старухе этого должно хватить надолго. Она блестяще подтвердила мою догадку и заслужила свой гонорар.

Двойница взглянула на меня с укором:

– А говорил, шутка!

Я не ответил: шептать ей на ухо надоело, а в полный голос… мы были уже не одни. Я зашагал к «жигуленку», уверенный, что «моя ненаглядная» поспешит следом. И, конечно же, не ошибся. Двойница семенила за мной, неуклюже имитируя природную Дашкину грацию. А разомлевшее послеобеденное солнце беспечно висело над припаркованным желтым такси. Таким образом, все участники представления оказались в сборе. Пора было начинать.

– Прошу, дорогая! – Я распахнул перед двойницей дверцу машины. Хотя мог бы этого не делать: ни закрытые двери, ни глухие стены помехой для нее не были.

Но ведь она еще не знала, что я знаю.

– Спасибо, лапуль, – прощебетала она. – Хоть ехать недалеко, но я подремлю, ладно?

Отсутствие общения в данном случае устраивало нас обоих.

– Конечно, клюква моя в сахаре. – Включив зажигание, я покатил со двора. – Отдохни, день был трудный.

Желтое такси тотчас рвануло за нами. Вот и ладушки: актеры хорошо знают роли. И я неторопливо – можно сказать, вразвалочку – поехал в сторону МКАДа. Двойница прикорнула на моем плече. Извини, Стас: я немного опоздаю.

Итак, что мы имеем?

Бабулька возле подъезда не видала и не слыхала Дашкину двойницу. Двойницу видел, слышал и ощущал я один. А вчера еще и Стас. Но если б вчера на кухню вошел кто-то свеженький, он, вероятно, не углядел бы Дарью на коленях у рыжего. Свежий человек увидел бы двух чокнутых мужиков, которые уставились в пустоту и разговаривают с кем-то незримым. Впечатляющая картина со стороны.

Двойница приподняла голову с моего плеча:

– Долго еще, дорогой?

– Уже скоро, куколка. Отдыхай.

Она потерлась о меня щекой:

– Лапуль, пока ты будешь там говорить о делах, я подремлю в машине. Ладно?

Вот оно! Как иначе она бы выкрутилась, если там посторонние, а вижу ее один я?

– Конечно, киса. Подождешь в машине.

Успокоившись, она вновь прислонилась к моему плечу. Усталая милая женушка. Поддав газу, я продолжал движение к МКАДу. За мной неслось желтое такси, а за ним… Ну конечно! За такси мчался знакомый до боли грязновато-красный «Москвич». Привет вам, капитан Сычова. Надеюсь, вы хорошо отобедали?… Однако, ребята, извините: скоро я от вас оторвусь. А пока, так сказать, вернемся к нашим баранам.

После моей драки с двойником в подворотне свидетель пьянчужка спросил: «У тебя че, тренировка была? – И прибавил: – Грамотно работаешь. Почти как я в армии». Теперь понятно, что смутило меня в его словах. Он, как и бабуля у дома, видел меня одного. На его глазах я как бы упражнялся, ставя блоки и нанося удары по воздуху. Если б он наблюдал драку двойников, его реакция наверняка была бы иной.

Дашкина копия заерзала рядом:

– Лапуль, скоро?

– Почти уже. – Я вновь поддал газу.

Желтое такси неслось за мной, а за ним – «Москвич» Сычихи.

Итак, двойники. Они появились после того, как я пустился вдогонку за плешивым хмырем, лица которого не видел. Как, впрочем, и он моего. Облик двойника, очевидно, он выудил непосредственно из моей головы таким, каким я вижу себя в зеркале. Отсюда зеркальная перестановка родинки и кармана рубахи. Хмырь этот, для удобства назовем его Внушателем, каким-то образом извлек информацию (к счастью, весьма поверхностную) прямо из моего мозга. А затем, как-то воздействуя на определенные участки серого вещества, предъявил мне меня же в виде управляемого фантома. Этакая совершенная галлюцинация, охватывающая все органы чувств: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус, думаю, тоже, если понадобится. Дашкина двойница, голова которой покоится на моем плече, ярчайшее тому подтверждение. На самом деле ее нет, но она воспринимается мной как реальность, поскольку «образ» ее в данный момент транслируется в мой мозг. Следовательно, если эта теория верна, для поддержания фантома Внушатель должен постоянно контактировать с моей черепной коробкой. Только в таком варианте двойница может двигаться, пахнуть и вести со мной столь сногшибательный диалог. Уф!.. Теперь, наконец мне стало ясно, почему я столь легко одолел двойника в драке. Ведь бился я не с самим собой в виде фантома. Бился я с Внушателем, который, используя мои навыки, пытался этим фантомом управлять. А драчуном Внушатель оказался хилым. Возможно, это единственное его достоинство.

Исходя из этих рассуждений, я мчался сейчас к Окружной. В каком бы районе Москвы ни засел Внушатель, радиус его воздействия должен быть ограничен. И даже не слишком велик. Почему я был в этом уверен? Да потому что, черт побери, как в песне поется: «Нельзя быть красивой такой!» Я мчался к окраине города. Прощай, капитан Сычова.

Желтое такси отстало. И двойница вдруг встрепенулась, воззрившись на меня горящими глазами.

– Куда мы едем, негодяй?! – Она уже не пыталась казаться Дарьей.

– На волю, дорогая, – ответил я. – На синий простор.

С визгом ухватив меня за руку, она принялась дергать руль. Сила в ней оказалась неимоверная. Во мне пробудились сомнения: как-то не верилось, что схватка происходит только у меня в мозгу и сражаюсь я с самим собой. Однако руль я держал крепко.

Она боролась отчаянно:

– Поворачивай, подонок! Возвращайся!

Я более не утруждал себя ответом, просто держал руль. Желтое такси еле виднелось сзади. Хватка Дашкиной копии стала ослабевать.

– Возвращайся… Возвращайся… – повторяла она дистрофично.

Я еще увеличил скорость – благо в обозримом пространстве гаишников не наблюдалось. И желтое такси исчезло, наконец, из вида.

Двойница стала бледнеть, делаясь прозрачной.

– Возвращайся, – прошелестела она, как ветерок, и пропала, словно ее выключили.

Мне вдруг стало немного жаль ее. Поймав себя на этом чувстве, я усмехнулся в зеркальце: «Дурак ты, парень. Наша взяла». Но отражение мое счастливым не выглядело. Взгляд его хмуро предупреждал о том, что цыплят по осени считают. Я отвернулся от надоевшей физиономии, доехал до ближайшей развязки и понесся обратно.

«Занятная штука, – думал я, – с этими фантомами. Сперва мой двойник, теперь вот Дашкина копия – они пытались устроить мне автомобильную аварию. Это, безусловно, входило в планы Внушателя и, если б за рулем находился кто другой… Старая цыганка погибла не случайно. Она разглядела сущность Внушателя, натравила на него меня и вслед за тем умерла. Какие демоны ей привиделись, вынудив ринуться под колеса?… Можно лишь гадать. Ясно одно: хмырь в полотняном костюме без промедления с ней расправился. Причем фантастичным способом, который неведом даже Мангустам. Старая цыганка, вероятно, не первая жертва Внушателя и не последняя. Потому-то она так настаивала, чтобы я его убил. И Внушатель, надо заметить, испугался. А испугавшись, решил нанести, так сказать, превентивный удар».

Что ж, похоже, более-менее я разложил все по полочкам. Теперь понятно, кто мой враг, но не ясно, где искать его в многомиллионной Москве. Оставалось, правда, желтое такси… Я был убежден, что оно еще мне попадется. Но также был уверен, что ниточка эта гнилая. Хотя попробовать стоит: не до жиру.

Глянув на часы, я присвистнул. Если мне следовало кого-то опасаться, так это Стаса. За такое опоздание он меня придушит. Интересно, что он там раскопал о другом Ублюдке, который убивает без фантомов – как говорится, чисто конкретно.

Я мчался по городу. Желтое такси оставило меня в покое, но где-то вдалеке, сзади, маячил неуемный красный «Москвич».

ГЛАВА 15

В баре при кафе «Амброзия», кроме Стаса, народу вообще не было. Редкостная удача. Даже бармен куда-то отлучился. Рыжий с мрачным видом потягивал за столиком молочный коктейль. Любопытно, который по счету? Я приблизился с поднятыми руками.

– Знаешь, почему я еще здесь? – возмущенно пробасил Стас. – Потому что люблю твои охотничьи рассказы.

– Будь уверен, – обнадежил я, присаживаясь. – Не подкачаю.

– Уж постарайся, – буркнул он.

Я предложил:

– Давай начнем с тебя. Оставим меня на закуску.

– Так все увлекательно?

– Более чем.

Хлебнув молочного коктейля, Рыжий указал на пустой бокал:

– Вот, для тебя взял. Но в ожидании не выдержал.

– Не переживай, – отмахнулся я. – Давай выкладывай.

Стас еще хлебнул коктейля.

– Потолковал я тут с парнями, с которыми служил. У них своя информация курсирует: кто-то за бутылкой кому-то, а у кого-то в койке дочь такого-то… Сведения порой добывают, какие разведке не по зубам. Даже удивительно. Короче, действовал в Чечне какой-то секретный шестой отряд на суперсекретных операциях. Сформировали якобы его еще в Афгане, потом бросали в горячие точки… Я специально с подробностями. История, в общем, короткая.

– Нормально, – одобрил я. – Продолжай.

Стас открыл было рот, но сейчас же закрыл, ибо между столиками, воинственно размахивая сумкой, шагала капитан Сычова.

– Эй, Француз! Что там за такси прилипло к твоей заднице?! – Тут взгляд ее упал на Рыжего, который на нее таращился, как ювелир на камень из почки. – Стас?… Как ты здесь… Привет, Стас. – У капитана Сычовой дрогнули колени.

Рыжий угрюмо обронил:

– Здравствуй, Светлана.

Казалось, эта реплика Сычиху окрылила. Зардевшись, как школьница, она пролепетала:

– Вот кого не ожидала встретить…

– А я тебя – тем более, – рубанул Рыжий. – За другом моим шпионишь? Нашла цель в жизни?

Светлана перевела взгляд на меня. Ее серые глаза, утратив стальной блеск, сделались беззащитными, как мышата.

– Француз – твой друг?… Не знала.

Рыжий оставил ее лепет без внимания.

– Именно этот уголовный розыск к тебе присосался? – уточнил он у меня. – Можно было догадаться. Света у нас – гроза преступности. Все грозит и грозит.

Крутая Сычиха, стоя перед ним едва ли не навытяжку, по-детски моргала. Это было черт знает что.

– Что привязался? – вступился я. – Работа у нее такая. Может, присядете? – обратился я к Светлане.

Она с надеждой взглянула на Стаса:

– Вообще-то, у меня мало времени… В пять нас шеф собирает, я хотела еще душ принять…

– Вот и давай, – подхватил Рыжий. – Езжай домой, прими душ. Будь чиста перед шефом.

Девушка робко к нему шагнула:

– Стас, я же стараюсь хоть как-то…

– Главное, – перебил Рыжий, – надень кружевное белье. Шефу должно понравиться.

Капитан Сычова побелела. А я почувствовал себя так, словно мне вкатили оплеуху. Не знаю, что у вас за дела, Ребята… К счастью, за стойкой появился наконец бармен.

– Свет, хотите молочного коктейля? – спросил я, поднимаясь.

Девушка опять взглянула на Стаса, и тот усмехнулся:

– Не хочет она. Торопится в душ.

Я смотрел на Сычиху:

– Хотите коктейля, Свет?

Но она, очевидно, готова была подчиниться любому решению Рыжего. Покорно и беспрекословно. Вздохнув, я направился к барной стойке и за спиной услыхал басок Рыжего:

– Свет, у тебя что, паралич?! Торопись, а то не успеешь почистить перышки. Вперед, Света!

Раздался неровный перестук каблучков. Капитан Сычова выполнила приказ. Стас потягивал коктейль, расправив могучие плечи.

– Привет, Антон! – обратился я к бармену.

– День добрый! – отозвался паренек. – Вам сок апельсиновый?

– Нет, молочный коктейль.

– О, меняем привычки! – Взбивая ароматную мешанину, бармен доверительно сообщил: – Менты прямо задолбали. После тех выстрелов.

Я положил на стойку деньги:

– С тебя, Антон, им взять нечего.

– То-то и оно. Промурыжили только. Как будто лично я ту пальбу организовал.

– Плюнь и разотри. – Взяв бокал с коктейлем, я направился к столику.

Рыжий встретил меня взглядом исподлобья:

– Зря ты не сказал, кто конкретно из МУРа тебя прессует. Мы бы это дело мигом уладили.

Присев, я поднял бокал:

– Твое здоровье.

– И твое. – Мы чокнулись молочными коктейлями.

Я произнес:

– Выпьем за тех, кто не бьет лежачих. Хотя ты, похоже, к таковым не относишься.

Веснушки Рыжего покраснели.

– Скажи «ластик»! – потребовал он.

Я мотнул головой:

– Черта с два. Ты мне очень сейчас не понравился.

– Переживу. – Допив коктейль, Рыжий поднялся. – Принципы у каждого свои.

– Конечно, – подчеркнул я. – Вселенная велика.

– Вот и я думаю. – Стас направился к выходу.

Я бросил ему вслед:

– Надеюсь, ты собою доволен.

Он притормозил, постоял и потопал назад.

– А если не доволен? – буркнул он, плюхаясь на стул. – Делать-то что? Ты же ни черта не знаешь. А исповедоваться, извини, охоты у меня нет.

Я вскинул руку:

– Стоп! Остановимся на этом. Ты собою не доволен, но не знаешь, что делать. Ситуация рабочая. Думай.

Краснота сошла с его веснушек.

– Шел бы ты… Докладывать обстановку или будем ля-ля?

– Давай, – кивнул я. – О шестом спецотряде.

Стас взял мой бокал и отлил себе немного коктейля.

– Про этот спецотряд легенды ходили. В горячих точках, дескать, они совершали такое, что ни танкам, ни авиации не по силам. Командовал отрядом майор Остапчук, у которого, по слухам, японские ниндзя многому могли поучиться. Беда только, убивал он с особым удовольствием, демонстрируя приемы карате. Ребята его тоже, мягко говоря, гуманизмом не отличались. Короче, стал шестой отряд все больше выходить из-под контроля, пока не сделался большой занозой в заднице командования. Год назад примерно было принято решение его расформировать, однако… – Допив коктейль, Стас указал на мой бокал: – Можно еще? Все равно ведь не пьешь. – Он плеснул из моего бокала в свой. – Но расформирование практически провалилось. Около половины личного состава и сам майор Остапчук будто в воздухе растворились. Где они гуляют, неизвестно. Вот, в общем-то, и все.

Мысли в моей голове вращались, как жернова.

– То есть ты хочешь сказать, что майор Остапчук…

Стас кивнул.

– Сто пудов. Судя по почерку преступлений. Но почему он подписывается «Француз»… шут его знает.

– Вовсе не шут, – возразил я. – Знает тот, кто знает нас обоих: его и меня. Тебе не обрисовали, как выглядит этот майор?

Рыжий вновь кивнул:

– Повезло. Сержант из его отряда сейчас на пенсии по инвалидности, как раз он-то… Короче, майор мужик – ничего особенного, здоровенный только. Примета лишь одна: лысый. Голову не бреет, волосы на ней вообще не растут.

Я шваркнул бокалом по столу:

– Значит, видел я его в этом баре. Не далее как в понедельник. Мирно разошлись, мать твою.

Стас удивленно на меня воззрился:

– Как это?… Что ему здесь было нужно?

– Зашел взглянуть на чувака, чью кличку себе присвоил.

Рыжий взъерошил свои кудри:

– Ай да майор! Нахальство – второе счастье! Ну ничего, еще попадется!

– Угу, – кивнул я с досадой. – Обоих гадов я вроде уже знаю. Осталось лишь назначить им свидание.

– Не уйдут, – заявил Стас. – Выловим.

Я вздохнул:

– Какой ценой?

– А вот этого, – рассудительно заметил Рыжий, – не угадает никто. Но сделаем все возможное, факт. И брось перемалывать «что было бы, кабы». Выкладывай, что сам надыбал.

Приходилось признать его правоту. Я вкратце доложил о результатах сегодняшнего моего эксперимента, о Внушателе и двойниках-фантомах, существующих лишь в наших замороченных головах. Глаза Стаса загорелись. Подобная «мистика», похоже, занимала его более, чем кондовая реальность. Меня же – наоборот. Во время сжатого своего рассказа я параллельно обдумывал Дашкину «умную мысль» о том, что лже-Французу не резон меня топить или снимать с крючка. Самое идеальное для него, чтобы я вечно ходил под подозрением. Но, поскольку Сычиха объявила начальству свое особое мнение…

– Погоди-ка, – прервал мой рассказ Рыжий, – что-то я не врубился. Ведь на кухне нас было двое: ты и я. Она вошла, села ко мне на колени и принялась… Я это чувствовал, и мы с тобой оба видели. У кого ж была галлюцинация?

Разумеется, объяснить это было трудно. С нами работал гений, возможности которого просто ошеломляли.

– Галлюцинация была у обоих, – ответил я кисло. – Он как-то спроецировал Дашкин образ на твои и мои мозги синхронно. Представь двух кинооператоров, снимающих актера с разных точек…

Излагая свою хилую теорию, я вернулся к прерванным размышлениям. Итак, поскольку Сычиха сегодня объявила, что не верит в мою вину, а в ее команде наверняка утечка… Черт меня дери!

Я резко оборвал свои объяснения «эффекта двойников».

– Стас, ты знаешь, где живет Светка?

– Какая Светка? – вылупился Рыжий.

– Которая только что здесь была! Которую ты в душ отправил! Знаешь ее адрес?

– Знаю, но какого лешего…

Вскочив, я кинулся к двери:

– Объясню по дороге!

– Э-э… а коктейль?

– Залей его в задницу!

Мы выбежали из бара и рванули к «жигуленку». Открывая дверцу, я мысленно взмолился: «Не подведи, старый коняга!»

Дай бог не опоздать!

ГЛАВА 16

Мы мчались на Красную Пресню, выделывая каскадерские трюки и рискуя нарваться на гаишников, которые, ссылаясь на наши безобразия, могли бы добиться дополнительных ассигнований. Однако нам везло: даже светофоры при нашем приближении меняли красный свет на зеленый. Стас переносил эту сумасшедшую езду стоически. Выслушав мои соображения, он уточнил:

– Думаешь, попытаются ее грохнуть?

– Хотел бы я думать иначе.

– А смысл? Расследование ведь не прекратят.

– Плевать им на расследование! Пусть расследуют до опупения! Только Сычиха – бельмо в их глазу! Во-первых, ее репутация: прет, как бульдозер, и вот-вот сдуру на след выйдет. И тем более, а это во-вторых, не верит в мою виновность. А в команде у них – крот. И Сычиха, отбросив меня как версию, неотвратимо его вычислит. Она, дурында, сделала бы это давно, если б не рассматривала свою команду сквозь розовые очки. Крот тем не менее занервничал. Заявив, что я – не тот Француз, капитан Сычова стала уже не бельмом, а… Черт!

Мы едва не застряли на светофоре, но все же я успел проскочить на желтый.

Стас тем временем обдумал мои выкладки.

– Если там крот – значит, один из двух. Выбор невелик.

Я кивнул:

– Именно. Либо майор Калитин, либо лейтенант Гномкин. Оба разом – вряд ли. Был бы перебор.

Стас задумчиво взъерошил волосы:

– Если так, крота можно взять за жабры и выйти через него на Остапчука.

Крутанув руль для поворота, я похлопал Стаса по плечу:

– Умница. Лишь бы твоя Светка под ногами не путалась.

Рыжий набычился:

– Не моя она. Завязывай с этим.

– Ладно-ладно. – Я поднял вверх руки, и мой «жигуленок» ближайший поворот выполнил сам. – Пусть не твоя, лишь бы мне не мешала. – Я вздохнул. – Беда прям. Всем эта Сычиха точно кость в горле.

Рыжий глянул на меня исподлобья.

– Конечно, мы ей поможем. Но она не моя. И кончай свои штучки с управлением машиной. Никогда не смогу привыкнуть… Сейчас налево и прямо. Вон к той девятиэтажке.

Возле дома Светланы, рядом с красным «Москвичом», стоял бежевый «Чероки» с тонированными стеклами. Тот самый, чтоб его… Дверцы джипа оказались нараспашку, салон был пуст. Никакая сволочь, похоже, в Москве ничего не боится. Затормозив, я выскочил из машины.

– Какой этаж?! – крикнул я Стасу.

– Пятый! – Рыжий помчался следом за мной. – На двери код, я забыл!

Мы неслись к подъезду. Черт с ним, с кодом! Дверь распахнулась перед нами сама. Уж это я могу себе позволить. Вбежав, мы кинулись к лифту. Разумеется, он торчал где-то на последних этажах. Я рванул по лестнице, перескакивая через пять ступенек. Стас приотстал, но снизу оглушительно пророкотал его бас:

– Готовьте гробы, суки! Ур-р-рою!

Ход его мысли я понял и одобрил вполне: счет шел на мгновения. Если мы не опоздали, то успели, что называется, под занавес.

Когда я выпрыгнул на площадку пятого этажа, лифт опускался вниз. Светлана лежала на пороге квартиры. Глаза ее были закрыты, платье в горошек – изрядно порвано. Тут же валялись туфли и сумка. Вероятно, капитан Сычова при защите пыталась использовать свой черный пояс карате. Клуша несчастная. Благо нападавшие при шумном нашем появлении предпочли свалить, недоделав работу. Примчался Рыжий, мигом оценил обстановку и предложил:

– Дуй за ними. Я не догоню.

Я кивнул на неподвижную Светлану:

– Не могу. Боюсь, мне ее придется вытаскивать.

– Ладно. – Стас ринулся вниз по лестнице.

– Стой! – крикнул я. – Бесполезно!

– Попытаюсь! – отозвался он, топая по ступеням.

Присев перед Светланой, я приподнял кисть ее руки: пульс был ровный. Жива девочка, слава богу. Я собрался приподнять ей веко, чтобы проверить зрачок, но капитан Сычова сама открыла глаза. Увидев мое лицо, она пробормотала:

– Скажешь, я опять упала в обморок?

Я кивнул:

– Да, Светлана Анатольевна. Что-то вы зачастили.

Оттолкнув мою руку, она вскочила на ноги.

– Да пошел ты!.. – Она сунула ноги в туфли и подобрала сумку. – Тут и без тебя не соскучишься.

– Сколько их было? – уточнил я.

– Трое. Если б я не зазевалась, они б у меня огребли.

– Разумеется, Светлана Анатольевна. Всем известно, какой вы мастер.

Щеки ее вспыхнули:

– Слышь, Француз, не знаю, как ты здесь оказался, но… Лучше вали отсюда, пока не схлопотал!

Нет, ей-богу, впору было ее прибить, выполнив тем самым задачу налетчиков.

– Светлана Анатольевна, – сказал я, – сдаюсь заранее. Могу публично признать свое поражение и поступить к вам в оруженосцы. Только Христа ради – бросьте идиотничать. Я должен сию минуту увезти вас отсюда и надежно спрятать. Comprenez-vous?

– Чего-о?! – нахмурила она брови. – Кого это ты увезешь и куда спрячешь?! Вали, говорю… Могу, если хочешь, напоить кофе. – Сделав приглашающий жест, она собралась войти в квартиру.

Я удержал ее за руку:

– Там могут оказаться сюрпризы.

– Какие, на хрен, сюрпризы?

– Взрывчатка, прослушка, утечка газа. Мало ли, на что способны ваши товарищи по работе.

Она посмотрела мне в глаза.Без гнева, без вызова, но с горечью.

– Отпусти руку. Никуда я не поеду.

– Поедешь, – возразил я. – Как миленькая.

Тут, к счастью, прибыл лифт, из которого вышел Стас.

– Упустил, – сообщил он мрачно. – Только номер запомнил.

– Они сменят его за ближайшим поворотом. – Я выпустил руку Светланы.

Однако удерживать капитана Сычову уже не было необходимости. Она хлопала ресницами, смущенно соединяя лоскуты порванного платья.

– Стас, как ты здесь? – Даже голос Сычихи стал музыкальней.

– Как-как, – проворчал Рыжий. – Только я знал твой адрес.

Едва ли что-то понимая, она благодарно кивнула:

– Спасибо. Может, зайдешь?

Пришлось напомнить о своем присутствии:

– Никуда он не зайдет. Мы немедленно уезжаем.

Капитан Сычова смотрела на Стаса:

– Я должна ехать?

Рыжий соизволил обратить на нее взор:

– Меня, Свет, не спрашивай. Как скажет Глеб, так и делай. Не прогадаешь.

Она механически продолжала соединять лоскуты платья.

– Хорошо, я поеду. Переоденусь только.

– Нет, – возразил я резко. – Вы со Стасом спуститесь в машину, а я осмотрю квартиру – и за вами. Теряем время.

Светлана смотрела на Стаса. Рыжий угрюмо кивнул, и они вошли в лифт. Черт возьми, Сычиха под присмотром Рыжего становилась вполне управляемой. По мне – так даже чересчур. Лифт поехал вниз, а я переступил порог обители крутого капитана утро.

Квартирка была однокомнатной, чуть побольше моей. Просторная кухня, ванная и туалет – раздельно. Постель убрана, грязной посуды нет. Во всем, однако, ощущается сиротство и запустение. Будто не живут здесь, а лишь останавливаются проездом. Только роскошная златовласая кукла, сидящая на кровати, слегка скрашивала окружающий неуют. Впрочем, кукла здесь казалась инопланетянкой, и мне искренне было ее жаль.

Взрывчатки и прослушки не было. Никаких других пакостей – тоже. То ли не успели, то ли сочли излишеством. Ну и ладушки. Я вышел, захлопнув дверь.

Хмурая парочка ждала в «жигуленке». Стас восседал впереди, Светлана сзади, уставившись в его рыжий затылок.

– Все чисто, – доложил я, заводя мотор.

Стас промолчал. Светлана лишь спросила:

– «Москвич» здесь бросим?

– Само собой. – Я вырулил на проезжую часть. – Пусть они гадают, куда ты исчезла.

– Кто «они»?

– Менты твои гнилые.

Капитан Сычова тотчас взбрыкнула:

– Щас тресну по кумполу и выйду из твоей колымаги! Усек?!

Рыжий обернулся к ней:

– Свет, приглуши репродуктор. Мы задницу твою спасаем, не врубаешься?

Сычиха присмирела, но не сдалась:

– Стас, ты не знаешь мою команду. Я не позволю…

– Положил я на твою команду. Заткнись и делай что тебе говорят.

– Стас, между прочим, я могу и тебя послать. Я не телка из твоих…

– Свет, мне на тебя – сама знаешь. Это Глеб у нас психотерапевт. А я твою придурь терпеть не намерен. Просто выкину из машины – и порхай, как бабочка.

Я притормозил у тротуара:

– Вот что, ребята. Не знаю ваших дел и знать не хочу. Пока не поймаем Француза-отморозка, хоть застрелитесь, вам придется сотрудничать. А когда поймаем… посылайте друг друга в укромные части тела, выкидывайте из машины – развлекайтесь по вкусу, препятствовать не стану. Я доходчиво объясняю?

После короткого молчания Рыжий буркнул:

– Начал не я.

Оставив его реплику без комментариев, я обратился непосредственно к виновнице торжества:

– Свет, мы сейчас заедем ко мне домой за ключами, затем я отвезу тебя на квартиру, где ты будешь ховаться. Есть-пить, смотреть телик и книжки читать, если не разучилась. А мы тем временем…

– И долго мне там загорать? – возмутилась капитан Сычова.

– Сколько надо! – рявкнул Стас. – Достала, сил нет!

Я кивнул:

– Согласен с предыдущим оратором. Посидите там сколько надо, Светлана Анатольевна. Заодно и душ примете, как собирались. Кстати, насчет душа. Кто из коллег был в курсе ваших планов – перед встречей у шефа заскочить домой? Вспомните. Ведь вас поджидали у квартиры во внеурочное, можно сказать, время. – По лицу Сычихи я видел, что она вспомнила. Многое вспомнила. – Вот и отлично, Светлана Анатольевна. Вы тихо посидите в подполье, и пусть вас поищут все заинтересованные стороны. Вопросы есть?

Вопросов более не последовало. Я погнал «жигуленок» к своему дому, беспокоясь о Дашке. Как у нее там с мороженым, без приключений?

Ехали мы в молчании. Как в катафалке.

ГЛАВА 17

Оставив Светлану со Стасом, я поднялся в квартиру. И первым делом метнулся на кухню. Дашкина записка про мороженое со стола исчезла, а вместо нее красовался булыжник. Я облегченно перевел дух и проследовал в комнату.

Дарья лежала на диване с книгой. На ней было зеленое платье, и волосы ее были собраны в «конский хвост». В точности как на двойнице. При моем появлении она деловито перелистнула страницу.

– Почему, думаешь, я тебя не встречаю?.

Я вздохнул:

– Потому что ты на меня зла.

– Вопрос был легкий. А вот почему я зла на тебя?

– Потому, вероятно, что меня долго не было, а тебя посетил мой двойник.

Отложив книгу, Дашка встала с дивана и подняла вверх палец.

– Вот! А ты мне обещал, что сюда никто не проникнет. – Всхлипнув, она кинулась мне на грудь. – Он проник, гад. Просто вошел в комнату, и все.

Я прижал ее к себе:

– Поэтому ты запаслась булыжником?

Дашка вновь всхлипнула:

– А что делать? В милицию звонить?… За булыжник, кстати, будь спокоен. Я его шампунем вымыла.

Мы оба прыснули. И я сказал:

– Надо ехать. В машине Стас и капитан Сычова.

Дарья отстранила нос от моей ключицы:

– А я?

– Даже не спросишь, куда ехать?

– Не собьешь, морда. Я спрашиваю: а я?

Я вздохнул:

– Ты со мной. Когда я полдня тебя не вижу, ей-богу, начинаю заболевать.

Дашка подняла на меня искрящийся взгляд.

– Я вообще на всех так действую.

Мы рассмеялись.

– Но прежде, – сказал я, – обрисуй в двух словах поведение двойника.

Дарья сделала глубокий вздох:

– Если в двух словах… Он уже не слишком притворялся тобой. Будто знал, что я ему не верю. Тем более что я обложила его матом, как перцовым пластырем. Ни разу еще подобных перлов не выдавала. Можно сказать, состоялась премьера. Он, конечно, жутко взбеленился, чем доставил мне большое удовольствие. Завопил, что я редкостная хамка, и стал теснить меня к окну.

Внутри у меня похолодело:

– Окно было открыто?

– Как обычно. Ведь было жарко…

– Ты сама его открыла?

– Да, после твоего ухода. А что?

– Двойник целенаправленно теснил тебя к окну?

Дашка посмотрела мне в глаза.

– Думаю, он хотел, чтобы я вывалилась. Но это не входило в мои планы.

– Господи, родная… прости.

Она потрепала меня за ухо:

– Молчи, дурак: видишь, я увернулась. Он попытался меня поймать, мы поиграли немного в догонялки. Потом позвонили в дверь. Я бросилась в прихожую. Двойник за мной не последовал. Смотрю в «глазок» – там Илюшка. Думаешь, я ему открыла? Черта с два. «Отвечай, – ору, – кто сидел за нами через парту?» А Илья, глазом не моргнув: «Олька Самарская и Генка Шувалов». Вижу, это не серый волк. Это вправду мой Гольдберг. В комнату мы вошли, держась за руки. Никакого двойника, будто растворился. Рассказала я все Илюшке, и он говорит…

За окном раздались раздраженные автомобильные гудки.

– Стас, – определил я. – Торопит и негодует.

Дашка потерлась носом о мой нос.

– Ну так поехали.

– Подождет. Что сказал Илья?

– Он сказал: «Очень странно. Если Глеб уверял, что сюда никто не проникнет, никто не должен был проникнуть». Потом Гольдберг подумал и добавил: «Конечно, если двойник – не голограмма, вопреки мнению нашего продвинутого Мангуста».

– Умница! – вырвалось у меня. – Какой же он умница!

Дарья подняла на меня изумленный взгляд:

– То есть ты хочешь сказать, что двойники в самом деле…

Я кивнул:

– Нечто сходное. – И вкратце изложил итоги эксперимента с двойницей и свою теорию о Внушателе, фантомах и способе их воздействия.

Дашка слушала затаив дыхание.

– Значит, – заключила она, – бегала я не от двойника, а от собственных глюков?

– С двумя поправками, – уточнил я. – Первое: свои глюки ты ощущаешь всеми органами чувств, не выпадая притом из реальности. Можешь, к примеру, драться с двойниками и слушать по радио новости. И второе: в отличие от наркотических видений, фантомы Внушателя действуют как управляемые куклы. Сражаясь с фантомом… как бы сражаясь, легко и вправду выпасть из окна. Но двойник твой неспособен открыть окно сам или, допустим, подвинуть чашку. В этом он похож на голограмму. И в защищенную мной квартиру он проник не с улицы, а прямиком из твоей головы. Что ты на это скажешь?

– Скажу: вау! – Дарья закрыла окно на шпингалет. – Значит, булыжник бесполезен?

Я улыбнулся:

– Разве что для самоутверждения. Где, кстати, Илья? Почему слинял?

За окном, теперь закрытым, вновь раздались гневные гудки.

– Ладно, – вздохнул я, – поехали.

– Может, милиционерша Стасу руки там выкручивает? – предположила Дарья.

– Ха! – ответил я. – Ха-ха!

Дашка отошла от окна.

– Илюшка не слинял, – сказала она. – Ему Алка позвонила. Мамуля ее ногу подвернула, и для транспортировки потребовался зять. Такой ор стоял… Чтоб не доводить до развода, я сама его выпихнула.

Я был поражен. О подвернутой тещиной ноге двойница, выходит, не соврала. Стало быть, хмырь в полотняном костюме до контакта со мной успел прочесть эту информацию в головах Ильи и Дарьи. То есть, даже не создавая фантомы, он способен незримо шпионить за ними. Какая прелесть!

– Надеюсь, до развода у них не дойдет, – сказал я. – Бери ключи от пустой квартиры. Едем селить Сычиху.

Дашка достала ключи из тумбочки:

– Может, объяснишь?

– В лифте, – пообещал я.

Мы вышли и захлопнули дверь. В наш дом без нас проникнуть не мог никто, даже фантомы. Это утешало, но не слишком. Морока предстояла немалая.

Пока лифт опускался, я ввел Дашку в курс злоключений капитана Сычовой. Рассказ был столь кратким и насыщенным, что Дарья даже «вау» произнести не могла.

ГЛАВА 18

В машине нас ожидала та же картина: Стас развалился впереди, взирая в темнеющие дали, а Светлана сидела, по-прежнему уставясь в его затылок. Казалось, они репетируют очень важную немую сцену. При нашем появлении Рыжий буркнул:

– Родить было можно.

– Точно, – поддакнула капитан Сычова.

Впервые они выступили согласованно. Однако альянс их на этом, увы, распался.

Я сел за руль, Дашка – назад к Светлане.

– Всем привет, – сказала она. – Кто в обиде, может нам врезать.

В зеркальце я увидел, как Сычиха скосила на нее глаза:

– Я бы с удовольствием. От души бы.

Дарья слегка опешила:

– За чем же дело стало? Воспитание не позволяет?

Включив зажигание, я выехал со двора.

За Сычиху ответил Рыжий:

– Воспитание ни при чем. Натура у Светы такая. Пока по роже кому-нибудь не смажет, человеком себя не чувствует. Да, Свет?

Светлана снова принялась соединять лоскуты порванного платья.

– Стас, это ж я так… Она сама напросилась.

Рыжий хмыкнул:

– Повадки, Свет, у тебя ментовские. Под дых, в печень да по зубам – ух, весело! Вон Даша карате не занималась, пистолета не носит – глянь, какое у тебя преимущество.

Покраснев, Сычиха зыркнула на Дарью.

– Слушай, Стас… А пошел ты.

Транспортный поток на улицах рассосался, и я беспрепятственно гнал «жигуленок» к Дашкиной двухкомнатной квартире, которую мы держали про запас для таких вот примерно случаев.

Рыжий меж тем повернул назад кудрявую голову:

– Я бы пошел, Свет. Даже, как ты выразилась, с удовольствием. Но, в отличие от тебя, не могу переходить черту.

Плечи капитана Сычовой поникли, на нее жалко было смотреть. В зеркальце я поймал растерянный взгляд жены.

– Рыжий, – сказал я, вписываясь в крутой поворот, – знаешь, что я о тебе думаю?

Стас криво усмехнулся:

– Что я подлюга.

Я покачал головой:

– Это ты думаешь, что ты подлюга. А я думаю, ты запутался. И прошу: разберись с этим в наше отсутствие. Согласен?

Стас кивнул с той же усмешкой:

– Само собой. А знаешь, что я о тебе думаю? Что ты ни черта в людях не разбираешься. Несмотря на свои двести тридцать два года. – Проговорив это, Стас тотчас прикусил язык.

В зеркальце я увидел, как Дарья ожгла его спину взглядом.

А капитан Сычова, хоть и в смятении чувств, конечно же, не могла такое пропустить.

– Какие, на хрен, двести тридцать два года?

Повисло молчание. Затем Рыжий буркнул:

– Шутка, Свет. Юмор у меня глупый.

Светлана с готовностью откликнулась:

– Ой, ладно. Француз – не барышня. Возраст небось не скрывает.

Дашка прыснула:

– Если и скрывает, то не от уголовного розыска.

Сычиха улыбнулась. Я вновь отметил, что улыбка у нее обаятельная.

Доехали молча, без грызни. Возле бывшего Дашкиного дома Стас и капитан Сычова цепко оглядели сгущающийся сумрак и лишь после этого проследовали к подъезду. Их грамотное поведение заслуживало похвалы, хоть я уже точно знал: «хвостов» за нами нет.

Мы поднялись в лифте, не встретив, к счастью, никого из соседей. Дарья открыла ключом дверь, и мы тихонько вошли. Сперва наглухо задвинули на окнах шторы, затем включили свет.

Двухкомнатная Дашкина квартира содержалась в порядке. Все лежало на своих местах, полы были вымыты, пыль не успела скопиться. Окинув взглядом обстановку, Сычиха, похоже, была озадачена. Возможно, она полагала, что ее спрячут где-нибудь в угольном подвале. Она стояла, озираясь и придерживая порванное платье в горошек.

Стас не сходил с коврика возле двери. Позой и выражением лица он демонстрировал: дело сделано – я свободен.

Дарья прошла на кухню, открыла холодильник и, вернувшись, чуть заметно качнула головой. В ответ я слегка прикрыл веки: не волнуйся, дескать, все под контролем. Сычиха засекла наши переглядки:

– Что у вас? Какие-то проблемы?

– В холодильнике пусто, – смутилась Дашка. – Надо сгонять в магазин.

Я выразительно постучал себя по лбу. Вот морда! Такой накладки я от нее не ожидал! Покаянный взгляд Дашки выразил, что она все поняла. Но было поздно.

– Никуда не надо гонять, – возразила Сычиха, направляясь на кухню. – Если найдется ломтик сыра или яйцо… – Она распахнула дверцу холодильника.

Дарья поспешила следом, чтобы принять удар на себя Стас усмехался: он хорошо все понял.

– Ни хрена себе! – раздался возглас Сычихи. – Это у вас называется «пусто»?

Смотреть мне было незачем. Я точно знал, что уже более минуты холодильник снизу доверху набит деликатесами: от копченых языков и осетрины до всевозможных сыров и пирожных. Я так решил: если в девчонку все время стреляют, пусть хоть поест в свое удовольствие.

– Ну, не знаю… – пыталась выкрутиться Дашка. – Нам этого на день хватает. Если ты привыкла питаться скромно…

– Ни хрена себе «скромно»! – возмутилась капитан Сычова.

Расплывшись до ушей, Стас показал мне большой палец.

В ответ я погрозил ему кулаком:

– Сколько мне лет, говнюк?

Рыжий покаянно дернул себя за вихры.

С кухни меж тем донесся голос Дарьи:

– Ну ладно, потом все перепробуешь. Пойдем, покажу, где лежит белье. Что-нибудь из одежды себе подберешь.

– Спасибо. Я платье зашью.

– Что тут шить? Выкинь.

Когда обе они вышли с кухни, щеки Сычихи порозовели, серые глаза приобрели синеватый оттенок, а губы улыбались. Метаморфоза, надо заметить, была разительной. Для тех, конечно, кому это интересно. Стас, к примеру, нахмурился и объявил:

– Все, я отчаливаю. Где и во сколько завтра?

Сычиха погасла, как свеча.

Дашка посмотрела на Стаса:

– Ты же без машины. Подожди, подвезем.

– На метро доберусь.

– Так торопишься? Прямо зудит?

Рыжий начал багроветь:

– Мое дело. Даш, я вышел из детского возраста.

Я поспешил объявить:

– Завтра здесь, в одиннадцать утра. Годится?

Стас перевел дух:

– Вполне.

– «Хвоста» не приведи.

– Обижаешь! – Скользнув за дверь, Рыжий захлопнул ее за собой.

Сычиха взирала на коврик, где он только что стоял. Дашка прервала ее медитацию:

– Пойдем, я все тебе покажу.

Показ занял около пяти минут, в течение которых я заменял Стаса на посту у двери. Затем подошла Дарья и взяла меня за руку.

– Вроде все. Можем ехать.

У нее за спиной возникла капитан Сычова:

– А выпить здесь не найдется?

Дашка взглянула на меня. Я прикрыл веки.

– Кое-что найдется, – ответила Дарья. – Бар вон там.

Они зашли в комнату. Видать, я перестарался, потому что вопль Сычихи потряс стены:

– Ни хрена себе «кое-что»!

Слово «хрен», судя по частоте употребления, было ее тотемом.

Голос Дарьи предостерег:

– Не захлебнись тут. Передышки делай.

– Учи ученого! – парировала Светлана.

Они обе вышли в прихожую.

– Ну, – вздохнула жена, – теперь уж вроде…

– Может, в дурачка сразимся? – Сычиха извлекла из сумки колоду. – А что, время детское.

Мы с Дарьей переглянулись.

– Светлана Анатольевна, – сказал я, – к телефону не подходите, шторы не раздвигайте.

– Не хотите, значит, в дурачка? – осклабилась капитан Сычова. – Тогда, может, любовью втроем займемся? Вот только душ приму… – Она зашлась судорожным смехом. – Ой, ну и рожи у вас! Да пошутила я, пошутила!

Дашка смотрела на нее распахнутыми глазами.

– Шутки тебе удаются. Прямо наповал.

– И никому не открывайте дверь, – завершил я свое наставление. – У нас имеются ключи. – Я щелкнул дверным замком. – Спокойной ночи.

– Эй, супермен! – окликнула меня Сычиха. – Глеб Михайлович Грин, ты ведь у нас супермен?!

– Угу, – кивнул я. – А ты супермент.

Светлана вновь зашлась смехом.

Под этот смех мы вышли за порог. И, прежде чем захлопнуть дверь, Дашка тихо проговорила:

– Пока, супермент. До завтра.

В лифте она прислонилась к моему плечу, оставив происшедшее без комментариев. Только пригрозила:

– Заплачешь – убью!

Ответить я не потрудился. Хотя бы лишь потому, что не принимал эту напраслину на свой счет.

ГЛАВА 19

Когда мы вернулись домой, Дашка была молчаливой и выглядела утомленной. По крохотной нашей квартирке она передвигалась, держась за мою руку.

– Ты чего? – не выдержал я.

– Сегодня у нас среда? – уточнила она задумчиво. – А из Японии я прилетела в понедельник. Эти три дня были слишком густо посолены. Тебе не кажется?

Я пожал плечами:

– Не успел навести порядок к твоему прибытию. Извини.

– Дурак, – вздохнула она. – Не смей наводить порядок без меня. Даже не думай.

Я отсалютовал по-военному:

– Да, мэм!

Дашка опять вздохнула. И за ужином ухитрялась не выпускать моей руки.

– А он, – ткнула она в лежащий среди еды булыжник, – пусть пока побудет. Он свой парень.

Эта реплика навела меня на ребячливую мысль. Мне захотелось Дашку подбодрить. И, когда мы перемыли посуду, я предложил:

– Не устроить ли вечеринку?

Она подняла на меня заинтересованный взгляд.

– Какую?

– В узком кругу.

– Давай. А с кем?

Я подвинул булыжник в центр стола, на почетное место, и уточнил:

– У нас вроде была свечка?… Поставь сюда и зажги.

Дашка проворно пристроила свечку в баночку из-под майонеза и, чиркнув спичкой, поставила рядом с булыжником.

– Что дальше?

– Наполни миску водой, – распорядился я. И, когда она это выполнила, постучал по столу пальцем. – Вот сюда.

– И что теперь? – оживилась Дарья.

– Садись рядом.

Она села, прижавшись к моему плечу.

– Ну и?

На столе перед нами разместились горящая свеча, булыжник и миска с водой.

– Не догадалась еще? – осведомился я.

Дашка мотнула «конским хвостом»:

– Не-а. Подсказка нужна.

– Ха! – сказал я. – Разочаровываешь! – И, глядя на свечу, произнес: – Привет, Плясун! – Затем обратился к булыжнику и к воде в миске: – Пьер! Блу! Привет, ребята!

Пламя свечи вытянулось и, утратив плавные очертания, превратилось в лохматого пляшущего мужичка.

Булыжник завертелся на месте, ужался, распрямился и встал каменным молодцом, ростом с кабачок.

Вода в миске вздулась, как тесто, затрепетала и преобразовалась в прозрачную женщину, изящно придерживающую длинное платье.

– Привет! – произнесла она звонким голосом. – Почему не слышу музыки? Этой нашей: пам-па па-рам-па пам-па! – напела она «Хэлло, Долли!».

– Блу, – ответил я, – мы в жилом доме. Начнем тут отплясывать, соседи сбегутся.

– Не обязательно каблуки ломать, – возразила Блу. – Можно и под сурдинку. Даш, скажи.

Дашка моя… Как описать ее лицо? Не смеется, не плачет – сияет вся.

– Правда, Блу, не стоит, – сказала она. – Под нами такая бабка проживает – кляуз не оберешься.

– Подумаешь, бабка, – отмахнулась прозрачная женщина. – Зальем ей потолок на фиг. Могу вообще из каждой трубы у нее хлынуть.

Мы с Дарьей прыснули.

А пляшущий свечной мужичок прошипел:

– Во-во, ей бы только заливать! Немочь мокрая!

Блу нахмурила прозрачные бровки:

– Я вот все ждала, когда ты встрянешь. Думала, не заболел ли?

Пляшущий мужичок выставил огненный кукиш:

– Во, видела?! Не дождешься!

Каменный молодец притопнул по столу.

– Ну все, достали! Не прекратите собачиться – обоих отдыхать отправлю!

Блу подбоченилась:

– Что ты нам сделаешь, мужлан?

– Да, – поддержал ее Плясун, – мне тоже интересно.

– Отвечаю. – Каменный парень расправил плечи. – Тебя придавлю в свече. А тебя из миски выплесну: заливай соседей на здоровье. Вопросы есть?

Вопросов не последовало. Огненный мужичок яростно отбивал чечетку, а прозрачная дама обиженно отвернулась.

Пряча улыбку, я вмешался:

– Не слишком ли круто, Пьер?

– С ними иначе нельзя: на шею сядут, – объяснил каменный молодец, ростом с кабачок. И обратился к жене – Даш, спасибо, что обо мне вспомнила, как в школе. Если кого шарахнуть надо, ты меня только направь. А там уж я сам.

Дарья всхлипнула:

– Пьер, я никогда тебя не забывала. – Она взглянула на меня, и оба мы расхохотались.

Пьер выпятил каменную грудь:

– Не понял юмора! Что смешного?!

Дашка чмокнула его в бугристый лоб:

– Ничего абсолютно.

Тут Плясун, воспользовавшись паузой, прошипел:

– Танцев-шманцев не будет, о'кей. Но почему я тут самый мелкий? Пересадили бы меня на полено, что ли.

– Ага, щас! – мигом окрысилась Блу. – Сперва на полено, потом на пол и потолок, а после мне усмирять тебя отморозка!

Плясун так взъярился, что от свечи полетели искры:

– Да ты что, дура?! Нешто я не знаю, что я у своих?!

– Ну да, знаешь! А как с тормозов соскочишь, мне потом с тобой…

Пьер грохнул ногой по столу:

– Опять?! Терпение испытываете?!

Блу раздраженно повела плечом.

– Ничего не опять! Зачем драть глотку? – Прозрачное ее личико выразило вдруг смятение. – Даш, представляешь, такой сон вчера видела – кошмар просто! Будто устроила я у Каймановых островов штормягу… прямо светопреставление! Бр-р-р, подумать страшно! – Блу аж передернуло.

– Ну вот, – ввернул Плясун, – а на меня бочки катишь!

– Помолчи! – одернула его Блу. – Даш, ты ничего о шторме не слышала?

Дарья мотнула «конским хвостом»:

– Нет. А сама разве не помнишь?

– Если бы! Я, когда сплю, совсем бесчувственная. Только что-то все снится, снится…

– А у меня, по-твоему, что? – опять встрял Плясун. – Маниакальная жестокость, что ли? Мне тоже, между прочим, снится.

Пьер внезапно поддержал:

– И мне. Только в основном сельские и горные пейзажи. Без этой вашей агрессивности.

– Да помолчите оба! – прикрикнула Блу. – Представляешь, Даш: места себе не нахожу. Что я там натворила? Может, что-то по ящику передавали? Про штормягу в районе Кайманов, а, Даш?

«Вечеринка» наша закончилась около трех ночи. Свеча догорела несколько раньше, и Плясуна мы переместили на газовую конфорку. Там он подрос, заважничал и стал нести околесицу, пока его не выключили. Пьер зевнул, ссутулился и вновь спрессовался в булыжник. А Блу, подчинившись наконец закону тяготения, растеклась в миску обычной водой. До следующей вечеринки. Кому рассказать – кто поверит?

Даже ты не поверил, Стив Пирс, хоть видел их своими глазами. Ты решил, что Блу, Плясун и Пьер – просто фокусы твоего шалопая-ученика. А я не сумел внушить тебе нехитрую истину: Вода, Огонь и Камень – не мои марионетки. Они мыслят и чувствуют на том самом Четвертом уровне, на котором не существует границы между косной материей и живой. Ты не желал, учитель, заглядывать на этот уровень и… Черт побери, разве я тебя упрекаю? Просто мне очень не хватает наших бесед, Стив.

Дарья заснула, положив у подушки булыжник. Можно смеяться, но я слегка ревновал.

ГЛАВА 20

Утро выдалось пасмурным, накрапывал дождик. Впрочем, меня это не волновало: в шкафу погодка была прекрасная. Сквозь Дашкину одежду я прошел на луг, совершил пробежку и вернулся обратно в нашу, черт возьми, галактику. Чисто конкретно – в Москву. Вернулся я голодный, злой и целеустремленный. Хватит сидеть в обороне – пора в атаку! Зарядив себя таким образом, я вошел на кухню, где Дарья готовила оладьи.

По виду жены я определил, что настроена она столь же решительно и плохим парням нынче не поздоровится. Одета она была в джинсы, майку и кроссовки. «Конский хвост» воинственно топорщился, и девиз «В атаку!» читался в изумрудных ее глазах. Булыжник лежал у нее под Рукой, возле плиты. Перехватив мой взгляд, Дашка пояснила:

– Не могу вот так взять да выбросить. Пьер поживет у нас, ладно?

– Конечно, – кивнул я. – Сам хотел предложить.

Она фыркнула:

– Я знала.

Во время завтрака в голове моей окончательно созрел план действий. Наша контригра вроде бы стала вырисовываться.

– В атаку! – произнес я вслух.

Словно только того и дожидаясь, Дашка заявила:

– Без меня атака захлебнется.

– Не сомневаюсь, – заверил я, взглянув на часы. – Сделаем звонок и едем к Сычихе.

– Дарья захлопала в ладоши, метнулась в комнату и вернулась с телефоном.

– Кому звоним? – осведомилась она, устраиваясь у меня на коленях.

– На Лубянку. – Я набрал номер.

– Борису Викторовичу? – догадалась Дарья. – Тому, у которого мы ели пироги?

– Тому, которому ты рекомендовала сменить профессию и заняться склеиванием коробочек, – уточнил я.

Борис Викторович Рюмин, по кличке Оксфорд, полковник… теперь уже генерал-майор ФСБ – отец моего ученика из девятого… теперь уже десятого «Б» Леньки Рюмина, который со своей подругой Гулькой Шариповой, можно сказать, был и остается занозой в моей учительской заднице. Но, как справедливо ставит вопрос Дарья, часто ли бывает, чтобы человек так холил и лелеял свои занозы? Вернемся, однако, к родителю-генералу. Около пяти месяцев назад мы с Борисом Викторовичем неплохо справились с одним делом – очень важным делом! – и сегодня мне опять понадобилась его помощь.

Генерал Рюмин снял трубку после пятого гудка, и я произнес:

– Здравствуйте, Борис Викторович. Глеб Грин вас беспокоит.

– О, Глеб Михайлович! Сколько лет, сколько зим! – отозвался генерал. – Вероятно, у вас ко мне что-то срочное.

– Как вы догадались? – изобразил я удивление.

– Смекалка тут невелика. Вряд ли, Глеб Михайлович, вы звоните с жалобой на скверную погоду. А поскольку сейчас каникулы, на Леньку моего жалоб тоже не накопилось.

– Когда я жаловался, Борис Викторович?

– Ни разу, Глеб Михайлович. Это я к слову.

– То-то же, генерал. Но дело у меня и вправду срочное.

– Весь внимание. Линия, надеюсь, не прослушивается? – хохотнул мой искушенный собеседник.

Он делал вид, будто шутит. Но спрашивал всерьез и знал, что мне можно верить. Я его успокоил:

– Все чисто.

Он вновь хохотнул:

– Если не подслушивает Дарья Николаевна. Привет ей пламенный.

Покраснев, Дашка погрозила трубке кулаком.

– Непременно передам, – пообещал я. – Просьба к вам такая, Борис Викторович. Не могли бы вы снабдить меня данными о несчастных случаях, в результате которых люди гибли, а уголовные дела не возбуждались? Так сказать, за отсутствием состава.

Сидящая у меня на коленях Дашка взглянула с интересом, затем показала большой палец.

А генерал, видимо, опешил.

– Какого рода несчастные случаи вы подразумеваете? – уточнил он после паузы.

– К примеру, кто-то угодил под машину, кто-то выпал из окна, кто-то подавился куском баранины. В каких-то файлах, вероятно, это фиксируется?

Генерал вздохнул:

– Это происходило в Москве?

– Да.

– Какой период вас интересует?

– Последние восемь-десять лет.

Дашка изумленно округлила глаза. Я кивнул ей в подтверждение.

Генерал вновь выдержал паузу:

– Глеб Михайлович, с вами не соскучишься.

– Лестно слышать, Борис Викторович. Данные эти нужны мне позарез.

– Видите ли, Глеб Михайлович, если подобные файлы где и существуют, то в МВД. А наша контора, вы уж простите…

– В МВД я не сунусь, Борис Викторович. По весомым, поверьте, причинам. Могу я рассчитывать на вас?

Генерал выдержал паузу номер три.

– Что ж, – проговорил он наконец, – едва ли подобная статистика является государственным секретом. Не так ли, Глеб Михайлович?

Этот переброс шаров начал меня утомлять.

– Вам виднее, – ответил я. – В государственных тайнах я не эксперт.

Генерал уловил мое раздражение:

– Разумеется, я постараюсь помочь. Насколько это срочно?

– Как говорится, вчера.

– Понял. Что ж… как говорится, как только – так сразу. Я вам позвоню.

Мы одновременно дали отбой.

Дашка потрепала меня за ухо:

– Ход твоих мыслей мне нравится. Если, конечно, несчастные случаи, организованные Внушателем, поддаются классификации.

– Уверен в этом, – кивнул я, вспомнив, как бесновалась цыганка, пока ее не переехал автобус. – Поведение жертв Внушателя, с точки зрения свидетелей, должно выглядеть неадекватным. Будто перед гибелью человек внезапно сошел с ума.

Глаза Дашки блеснули.

– Если, – щелкнула она пальцами, – эта информация где-то хранится.

– Разумеется, – вздохнул я. – Поехали: супермент ждет.

В дверь позвонили. Кого черт принес?

У порога стоял Илья. Он улыбался, и в бороде его серебрились дождевые капли. Под мышкой левой руки Илья сжимал папку с уравнениями, а правая рука… С правой дело обстояло интересней: за нее цеплялась Дашкина двойница. На ней потрясно сидело «вчерашнее» зеленое платье, и в волосах – ни дождинки. Именно эта мелкая деталь сразу меня убедила, что Илюша перед нами самый натуральный, никакой не двойник. А то, ей-богу, свихнуться впору. Ситуацию на сей раз я контролировал.

– Глянь, – толкнул я Дарью, – вот проекция на три мозга одновременно. Право, я восхищен.

Дашка не отреагировала, так как самозабвенно таращилась на свою двойницу. Еще бы, она видела ее впервые. А натуральный наш Гольдберг, знавший о двойниках лишь в теоретическом плане, был, что называется, в полном отпаде. Он зыркал на Дашку-в-джинсах и на Дашку-в-платье, затем – в обратном порядке, однако рухнувший здравый смысл восстанавливаться не желал.

У двойницы, очевидно, тоже возникли проблемы. Где она подцепила Илью и какой сюжет с ним разыгрывала – не суть важно. Главное то, что Внушатель, похоже, нервничал все сильнее. То ли он чего-то не учел, то ли переоценил свою энергетику, но фантом в облике Дарьи приоткрыл вдруг рот и мелко задрожал.

Тут я ехидно сымпровизировал:

Появились у Илюшки

обалденные подружки.

Этот экспромт, как ни странно, тотчас завершил затянувшуюся интермедию.

– Да уж! – фыркнула Дашка.

А Илья, разобравшись, наконец, с кем сидел за партой, шарахнулся от двойницы, как черт от ладана.

Сама же двойница, вероятно, в отместку за невежливое обращение, разыграла перед нами мистический триллер. Пронзительно завизжав, она затопала ногами. При этом изо рта у нее поползли клыки, глаза пожелтели, а зрачки стали вертикальными. Пальцы скрючились, ногти превратились в когти, уши заострились, – словом, все по полной программе. Внушатель, безусловно, был гений, но при этом глупец и пошляк.

Жена моя, однако, со школьным своим другом, что называется, подпали под обаяние. Дашка в ужасе вцепилась в мою руку, а Илья, перевалившись через порог, повис на моем плече. Прямо как дети малые.

Глядя в кошачьи зрачки фантома, я пообещал:

– Поймаю, дядя, не спрячешься. – И гаркнул: – А ну, брысь!

На «дядю», похоже, подействовало. Превратившаяся в монстра Дашкина двойница, взвизгнув напоследок, истончилась и растаяла. Держа на себе Илью и Дарью, я захлопнул дверь ногой.

– Ну-ну, ребята, – пробормотал я. – Вы ж и не такое видали. Черного и Белого призраков, актрису, оборачивавшуюся пантерой…

– Это когда было! – буркнула Дашка.

– Пяти месяцев не прошло.

Илья подал, наконец, голос:

– Мы уже забыли эти ужастики.

– Забыли – ну и молодцы. – Я метнулся на кухню, к окну.

Черт возьми, ну конечно! Сквозь штриховку дождя я разглядел отъезжающее желтое такси. Пора бы с ним разобраться. Ей-богу, пора.

Илья и Дашка вошли следом за мной. Илья проворчал, плюхаясь на табурет:

– Ни фига себе хохмы. Средь бела дня, главное.

– Минералки налить? – предложила Дашка.

– Видал я вашу минералку.

– Может, поешь?

– Видал я вашу еду. Приходишь, блин, поработать…

– Работать, боюсь, тебе не придется. – Я взглянул на часы.

Илья продолжал ворчать:

– Как там написал ваш вундеркинд: «Друзья узнают, друзья придут…» Засранцы вы, а не друзья. Идешь к вам с чистой душой, а вы наплодили себе двойников… Старик, все же это была голограмма.

Я покачал головой:

– Под руку она тебя держала? А духами от нее пахло?

Илья вздохнул:

– Чтоб мне провалиться. Что же она такое?

– Наведенная галлюцинация, – ответил я. – Воздействующая на все органы чувств.

Брови Ильи приподнялись:

– Новая гипотеза? Мы вроде не обсуждали…

– Гольдберг, погоди! – Дашка с тревогой заглянула мне в глаза. – А до Колесниковых он не доберется? Если он считывает в наших головах информацию о самых близких…

– Нет, – заверил я. – Внушатель до МКАДа не добирается, а уж до Евпатории… Даш, не драматизируй.

Илья осведомился:

– Кто такие Колесниковы?

– Сашка, Танька и бабушка, – ответила Дарья, погруженная в невеселые мысли. – Мы их на море отдыхать отправили. Как бы он их там…

– Дашка, уймись! – разозлился я. – Там он их не достанет!

Жена сверкнула глазами:

– Сегодня четверг, двадцатое, помнишь?! Через неделю они возвращаются в Москву! И что тогда делать?!

– А то делать, – рявкнул я, – что к следующему четвергу мы разберемся и с Внушателем, и с лже-Французом! К приезду Сашки и Таньки здесь будет тишь да гладь! Вопросы есть?!

Илья поднял руку:

– Сашка – это вундеркинд-стихотворец?

– Да, – буркнула Дашка. – Вопросы закончились?

Илья поднял обе руки:

– Кто такой Внушатель и что такое наведенная галлюцинация?

Дашка указала на булыжник:

– Гольдберг, видишь?! Мне его только направить, а дальше он сам!

Илья вздохнул:

– Так всегда. Стоит задать умный вопрос, начинаются репрессии.

Мы с Дашкой прыснули.

– Поехали, старик. – Я двинулся в прихожую. – Отвечу тебе по дороге.

– Гольдберг с нами? – обрадовалась Дашка.

Я кивнул:

– Нам лучше держаться кучей.

И мы наконец отправились на старую Дашкину квартиру. Отправились затем, чтобы от борьбы с маньяком Внушателем переключиться на поиск маньяка-спецназовца. Увы, хрен редьки не слаще. Да и сроки на ликвидацию обоих, как выяснилось, ограничены жестко.

ГЛАВА 21

Дарья открыла дверь ключом. Нас встретила тишина. Сычиха не вышла ни с приветствием, ни с бранью за опоздание. Стаса тоже не наблюдалось. На всякий случай я громко покашлял:

– Светлана Анатольевна! Мы пришли!

Ответа не последовало.

Илья, проинформированный нами по всем аспектам, провел пальцем себе по горлу:

– А может, ее тут… Не накаркать бы.

Дашка смотрела на меня в тревоге.

Бодрясь, я прокричал:

– Светлана Анатольевна! Тук-тук-тук!

В этот момент она возникла в дверном проеме. Жива, здорова и даже привлекательна, хотя клетчатое Дашкино платье сидело на ней чуть мешковато.

– Ну, что орете? – Щеки Сычихи непривычно румянились, глаза блестели. – Мне что, по-вашему, надо лаять и хвостом вилять? – Икнув, она уставилась на Илью. – А ты, борода, что приперся? Ну и шарашка, мать вашу!

Дашка пристально на нее взглянула.

– Стас не приходил?

– А пошел он, этот Стас. – Качнувшись, капитан Сычова прислонилась к дверному косяку. – Этот Стас небось так рванул… уже до Монголии небось допер.

– Хватит чушь пороть, – разозлилась Дарья.

Я втянул носом воздух:

– Проверь-ка бар. Все сразу станет ясно.

Дашка, миновав Сычиху, ринулась в комнату.

– Так и есть! – донесся ее возглас. – Это надо видеть!

Капитан Сычова оттопырила губу:

– За все заплачу. Жмоты.

Илья иронически на меня покосился:

– Хотел за неделю разобраться? Ну-ну.

Я готов был размазать Сычиху по стенке. Только наметился какой-то план – и нате вам!

Вернувшись в прихожую, Дашка процедила:

– Как это она не окочурилась от такого возлияния?

– Кто окочурилась – я? – Сычиха ткнула себя в грудь. – Знаешь, сопля, сколько я выпить могу? Давай на спор…

– Ляг проспись, кретинка! – не выдержал я. – Сколько дел намечено…

– Глохни! – гаркнула Сычиха. – Или я таких хренов тебе навешаю – из ноздрей полезут!

Тут в дверь позвонили, и теплую нашу компанию пополнил Стас.

– Извините, опоздал, – смущенно пробасил он. – Тачку забирал из ремонта… О, Илюха!.. Зато теперь я на колесах, так что…

– До Монголии допер? – съязвила Дашка.

Рыжий воззрился на нее.

– Не понял.

– И не надо понимать, – отмахнулся я в досаде. – Версии Светланы Анатольевны в комментариях не нуждаются.

Стас перевел взгляд на Сычиху. А та от изумления, что он не в Монголии, казалось, готова была рухнуть на пол. Участники этой нелепой сцены распределились на местности неравномерно. Стас, Илья, Дашка и я топтались в прихожей на коврике, а капитан Сычова, стоя в дверях комнаты, пьяно покачивалась на тренированных ногах.

– Бить будете? – криво усмехнулась она.

Рыжий глянул на нее исподлобья:

– Наклюкалась с утра?

Сычиха кивнула, едва удержав равновесие.

– Мои проблемы. Но Француза, падлу этого… то есть не этого, а того… я поймаю лично. Усек, Стас лично! И заставлю его проглотить собственные яйца. Всмятку. Усек, Стас?

Дашка пробормотала:

– Супермент разбушевался.

– Ага, супермент! – Капитан Сычова покачнулась. – Француз, скажи ей, пусть заткнется!

Признаться, я был в смятении. В череде непредсказуемых кошмаров я мог ожидать чего угодно, только не внезапного запоя этой милицейской дивы.

Дашка посмотрела на Стаса:

– Часто с ней так?

– Откуда я знаю?! – с пол-оборота завелся Рыжий. – Нянька я ей, что ли?!

Сычиха с ухмылкой подмигнула:

– Нянька он мне, что ли? Ему же прикоснуться ко мне противно. В лифте ехали – он в угол забился. А ты у него спрашиваешь, часто ли я киряю. Откуда, на хрен, ему знать?

Поймав растерянный Дашкин взгляд, я раздраженно произнес:

– Давайте пройдем в комнату и займемся делом. Если Светлана Анатольевна не возражает.

– Не возражает. – Сычиха посторонилась, освобождая проход. – Будьте как дома, гости дорогие.

Мы вошли. В комнате витали ароматы спиртного. Шторы на окнах, как положено, были задвинуты, и помещение освещалось лишь пробивающимся сквозь них пасмурным полусумраком. Кавардак царил неимоверный: всюду раскиданы были предметы дамского туалета, которые Сычиха, очевидно, примеряла. Дашка восприняла это зрелище стойко, лишь убрала лифчик с компьютера. Мы расселись кто куда.

Я начал с места в карьер:

– Оставим пока Внушателя с его фантомами и займемся исключительно лже-Французом.

– Почему? – тотчас осведомился Илья.

– Во-первых, – ответил я, – фантомы для нас уже не загадка. Стало быть, опасность при встрече с ними если не сводится к нулю, то уменьшается значительно. Во-вторых, военная стратегия рекомендует избегать войны на два фронта. Еще вопросы?

Возникла пауза. Илья с усмешкой проворчал:

– Что вы на меня уставились? Нет вопросов, поехали дальше.

Капитан Сычова, опираясь задом о письменный стол, с опозданием подала голос:

– Какой, на хрен, Внушатель? Что еще за фантомы?

Мы обменялись взглядами. Черт! Она же единственная среди нас не имела понятия о двойниках. И сидящий на диване Стас пробасил:

– К МУРу это отношения не имеет. Тебе, Свет, это неинтересно.

Оторвав зад от стола, Сычиха покачнулась.

– Стас, не парь мне мозги. К тебе это отношение имеет? Ну и все, не хрена тут… Мне тоже интересно.

Пришлось вмешаться:

– Сперва, Светлана Анатольевна, займемся тем Французом, а потом – всем остальным. Договорились?

Капитан Сычова икнула.

– Называй меня Света. Усек?

– Усек, – вздохнул я и продолжил: – На Француза мы выйдем через коллег, Свет: либо через майора Калитина, что вероятней всего, либо через лейтенанта Гномкина, в крайнем случае. Кто-то из них замазан. И чтоб окончательно в этом убедиться…

– Слышь, Глеб, – икнула Сычиха, – я ведь и по роже могу. Только еще вякни, что ребята замазаны.

– Чтоб в этом убедиться, – повторил я, – сделаем следующее. Света сейчас нам скажет номера мобильников Калитина и Гномкина. Затем Стас из телефона-автомата свяжется с каждым из них и назначит срочную встречу от имени капитана Сычовой. Разумеется, в разных местах. Светлана, мол, вышла на след Француза, но скрывается, поскольку за ней идет охота.

Илья ввернул:

– И сказать, что она подозревает в ком-то крота.

– Именно, – кивнул я. – И добавить, что Сычова хочет через час встретиться в условленном месте, чтобы сообщить нечто важное. Уверен, оба они согласятся. На встречу с Гномкиным от имени Светы поедет Стас, а на встречу с Калитиным – я. Думаю, завертится все быстро.

Взгляд Дашки выразил сомнение:

– Что вы им наплетете? Почему не явилась сама Сычова?

Светлана застыла в напряжении. Глаза ее, покрасневшие от пьянки, смотрели тревожно и внимательно.

– Наплетем что угодно, – отмахнулся я. – Сымпровизируем на тему: Света вычислила Француза, Света опасается за свою жизнь, Светапрячется. Главное – проболтаться, где именно она прячется. Предлагаю товарные склады в Ясенево: помещения полуразрушены, скрываться там – одно удовольствие.

Стас задумчиво кивнул:

– Знаю эти склады. Сплошные катакомбы.

– Вот и отлично. Сычова прячется конкретно там. Ты сообщишь об этом Гномкину, а я Калитину. Посмотрим, что будет.

Возникла пауза. Потом Сычиха угрюмо уточнила:

– И что, по-твоему, будет?

– Грандиозный фейерверк, – предположил я. – После которого кто-то удивится, что ты осталась жива. Мало того, ты лично позвонишь Гномкину и Калитину и вновь назначишь свидание. Мы со Стасом сядем твоим ментам на хвост, и один из них, я уверен, прямиком приведет нас к майору Остапчуку из шестого спецотряда. Если кому-то не нравится этот план, увы, другого у меня нет.

Стас хлопнул меня по плечу:

– Приемлемо. Чтобы в драчку ввязаться.

– Не знаю, – засомневалась Дашка. – Как-то все чересчур лихо.

Я развел руками.

– Лихость от безнадеги. И от нехватки времени. Есть другие предложения?

Дашка лишь вздохнула.

Илья поднял руку.

– Почему бы не скормить Гномкину и Калитину разную информацию о месте нахождения Сычовой? Тогда по месту, которое провалится, сразу станет ясно, кто из них крот.

Стас посмотрел на меня:

– А что? Мысль.

Мой ответ опередила Дашка:

– Умные вы оба! А если Гномкин с Калитиным возьмут Да обменяются этой «разной» информацией? Крот мигом просечет, что это ловушка.

Илья почесал бороду.

– Ладно, погорячился.

– Тогда к делу, – сказал я. – Свет, выдай нам, пожалуйста, номера их мобильников.

Капитан Сычова помедлила с ответом. Она слегка сгруппировалась, подтянулась и спросила прокурорским тоном:

– Что за майор Остапчук из шестого спецотряда?

Мы со Стасом переглянулись.

– Предположительно, – ответил я, – он и есть искомый Француз. Подчеркиваю: предположительно.

Светлана саданула кулаком по столу:

– Почему не поделились сведениями?!

Рыжий аж подскочил на диване:

– А ху-ху не хо-хо?! У вас там течет, как из дырявого шланга, а мы делиться должны!

– Ну тогда, Стас… – серые глаза Сычихи блеснули сталью, – тогда хрен вам номера мобильников! Вы сами по себе, а я сама!

Я мысленно досчитал до десяти. Не помогло, однако считать до миллиона, ей-богу, времени не было.

– Света, – процедил я сквозь зубы, – пожалуйста.

– Что с ней толковать! – вскочив со стула, Рыжий рванул из комнаты. Топот его донесся из спальни, откуда он вернулся, держа сумку Светланы. – Еще уговаривать ее, стерву!

Сычиха дернулась с опозданием:

– Отдай, Стас!.. Не смей!

– Посмею! – Стас вывалил содержимое сумки на стол. – Еще как посмею!

На столе образовалась кучка из мелких дамских вещей, среди которых выделялись пистолет, колода карт, сотовый телефон и потертая записная книжка. Как раз ее-то и выхватил Рыжий.

– Стас, отдай! – поскуливала Сычиха. – Сволочь ты, Стас!

Рыжий листал странички. Сычиха мельтешила рядом, словно девчонка, у которой отобрали прыгалки.

Илья и Дарья растерянно взглянули на меня. В ответ я пожал плечами: не наше, мол, дело. В нелепом этом шоу мы были случайными и, прямо скажем, нежелательными зрителями. Но телефоны чертовски были нужны.

– Так! – Стас торжествующе вырвал из книжки чистую страничку. – Калитин и Гномкин у нас есть! – Из груды вещей он извлек авторучку и черкнул найденные телефонные номера. – Ну вот, Свет, а ты боялась!

Светлана повторила деревянным голосом:

– Сволочь ты, Стас.

Не удостоив ее взглядом, Рыжий помахал листком.

– Ну что, я погнал звонить?

Я кивнул:

– С Богом.

Рыжий сунул листок в карман.

– Одному назначу на Таганке, другому – в Сокольниках. Годится?

Я вновь кивнул:

– Главное, чтобы места были не слишком людные.

– Само собой. – Помедлив, Стас указал на мобильник Светланы. – Эта штука, между прочим, может навести на ее след.

– Да ну? – сказал я. – Телефон у девушки не работает. Аккумулятор сел.

Капитан Сычова, наплевав на это мое заявление, крикнула:

– Стас, можно с тобой?! Я помогу!

Выходящий Рыжий обернулся:

– Помогай бабушкам в трамвае.

– Ну, Стас! Я же хочу…

– Свет, ты только что сказала: «Я сама по себе». Или я ослышался?

Капитан Сычова уставилась в пол:

– Это я так… Ты же меня знаешь, Стас.

– В том-то и беда. Сиди тихо, Свет. Понадобишься – тебя привлекут. Научись отвечать за свои слова и поступки, забыв про кружевное белье. Или я не прав?

Сычиха так скукожилась, что, казалось, уменьшилась в росте. В гробовой тишине Стас вышел из квартиры, и раздался щелчок захлопнувшейся двери. Молчание сгустилось еще более.

Капитан Сычова не отрывала взгляд от пола.

– Что зенки вылупили? Думаете, он мой любовник?

Мы втроем переглянулись. Определенно, с ней не соскучишься. Сидя на стуле, я деловито потянулся.

– Не перекусить ли нам?

– Хорошая мысль, – поддержал Илья.

Сычова, однако, так не считала.

– Я задала вопрос! – повысила она голос. Но голос дрогнул. – Думаете, Стас – мой любовник?

Я пожал плечами:

– На эту тему не размышляем. Других забот хватает.

– Кофейку, например, попить. – Илья привстал.

– Сядь, борода! Не дергайся! – гаркнула Сычиха и обратилась ко мне: – Знаешь, почему Стас на меня волком смотрит?

Я вздохнул:

– Он не говорил, а я не спрашивал. Не любопытный.

– А зря!

Дашка мягко вмешалась:

– Свет, успокойся. Оставь свои скелеты в шкафу.

– Захлопни пасть! – окрысилась Сычиха.

Дарья подошла к ней и поводила пальцем перед ее носом:

– Никогда не смей со мной так разговаривать! Слышишь, никогда!

Светлана смерила ее взглядом:

– Потому что я в твоем доме?

– Ни в моем доме, ни в твоем, ни в привокзальном сортире! Поняла?!

– А то что будет?

Дашка взяла со стола пистолет и как бы взвесила его в руке:

– Не спрашивай, Света, что будет. Просто помни: со мной так разговаривать нельзя.

Сычиха угрюмо взглянула на меня:

– Скажи ей, пусть заткнется.

Дашка аккуратно положила пистолет. Затем влепила капитану Сычовой звонкую оплеуху. Повисла предгрозовая тишина. Мы с Ильей приоткрыли рты. А Дашка, точно ведьма, сверкая зелеными глазищами, стояла перед Сычихой, готовая к отпору.

Потирая битую щеку, Светлана вперила в нее пристальный взгляд и негромко спросила:

– Теперь можешь меня выслушать?

Смутить мою жену было нелегко, Но Сычихе это удалось. Покраснев, Дашка беспомощно оглянулась на меня. Что я мог сказать? Ответил за меня Илья:

– Пусть выскажется, потом перекусим. Самое разумное.

Дарья со вздохом уселась на прежнее место, и мы втроем настороженно уставились на Светлану. Мы походили на студентов, которых преподаватель внезапно задержал после занятий.

– Сейчас перекусите, я недолго, – хрипло произнесла Сычиха. Она стояла, прислонясь задом к столу, и, хоть была пьяна, однако вполне себя контролировала. И заметно волновалась. – Стас мне вообще никто. Конечно, я бы не возражала, только… Короче, вы смотрите, как мы с ним собачимся, и, наверное, думаете… Не хочу, чтоб вы о нем думали плохо. Виновата я одна, и никуда от этого не деться. Два года ношу это в себе, никому не заикаюсь. Случайно вот Стаса встретила, и прорвало… Короче, он был другом Гриши, мужа моего. Прямо не разлей вода… Что уставились? Был у меня муж, и дочка была, Веруня. Восемь лет ей тогда… Замечательно все было, пока я не сбрендила… Короче, влюбилась я в Стаса, как мартовская кошка. А он на меня и не смотрит. То есть смотрит как на жену друга и улыбается всеми своими веснушками… В общем, совсем я, дура, голову потеряла. Отправила Гришу с Веруней в магазин за елочными игрушками – к Новому году шло, – напялила кружевное белье и позвонила Стасу. Мол, Грише он срочно понадобился, а зачем – не знаю. Стас явился и… Короче, принялась я его соблазнять. Чего только не выделывала – все без толку. Он, простофиля, не сразу врубился, но, когда сообразил, к чему я веду, быстренько слинял. А перед уходом высказал мне три вещи. Во-первых, жены друзей для него – не женщины вовсе. Во-вторых, Грише он ничего не скажет, чтоб я не волновалась. И в-третьих, поскольку смотреть на меня ему теперь противно, общаться с Гришей впредь он будет без меня. С тем и ушел. Я рыдала от стыда и досады. Я не знала еще, что для рыданий у меня есть более весомые причины. Ведь Гриша и Веруня моя… в тот вечер их застрелили при выходе из магазина. Чисто случайно: разборка между бандами. Покарал меня Господь за кружевное белье… Вот и вся история, можно пить кофе.

Мы сидели оглушенные. Илья гладил свою папку с уравнениями, скрывая за ней лицо. А Дашка смотрела на меня, смотрела… потом тихо произнесла:

– Свет, на фиг ты это вывалила? Ну вот на фиг?

Сычиха стояла с деревянным лицом, в деревянной позе и вся была словно деревянная.

– Чтоб вы про Стаса не думали плохо. Если он меня шпыняет, так мне и надо. Бог меня гораздо хуже наказал – и ничего, выжила. Наверное, затем, чтобы ловить разных гадов. И Француза этого я зарою. Сдохну, а зарою. Может, тогда Бог меня простит.

Я сдавил спинку стула так, что чуть не сломал.

– Бог, Бог… – пробормотал я. – Свет, ты вправду в Бога веришь?

Она посмотрела мне в глаза:

– Верую. Как же иначе?

Это было выше моих сил. Я отправился на кухню. Дарья устремилась за мной.

– Чего ты?

– Ничего. – Открыв холодильник, я глотнул минеральной воды. – В Бога она верит, курица. – И вернулся обратно в комнату. Дашка – за мной.

Сычиха стояла, будто приклеясь задом к столу. Клетчатое Дашкино платье шло ей как корове седло.

Илья, достав из папочки исчерканный лист, взирал на него с умным видом.

– Перекусим? – предложил он.

Но могу поспорить: есть ему расхотелось.

– Угу, сейчас, – кивнул я и обратился к пьяной дурехе. – В Бога, значит, веришь? На полном, так сказать, серьезе?

С угрюмой отрешенностью она кивнула:

– Верую.

– И Господь, значит, покарал тебя за кружевное белье?

Она опять кивнула:

– Да. Я заслужила.

Я едва не зарычал:

– Отлично! Значит – поправь меня, если ошибаюсь! – за амурные твои шалости Бог угробил мужа твоего и дочь? Сбил их, точно кегли: мол, запомни сей урок, Света, и впредь играй по правилам! Так, что ли?

Она смотрела на меня в недоумении:

– Да. Ну и что?

Это было больно, больно по-настоящему. Я опустился на стул.

– То есть для Бога твоего, Светлана Сычова, твои муж и дочь сами по себе никакой ценности не имеют?

Илья пробормотал:

– Старик, не лови ее на парадоксах. Видишь, она какая. Дашка сзади положила мне руки на плечи.

– Ох уж эти парадоксы!

Сычиха смотрела напряженно и выжидательно.

Я глубоко вздохнул.

– Итак, Светлана, ты веришь в Господа, который в назидание тебе грохает твоих близких. В такого Бога ты веришь, любишь Его и носишь в своей душе. Дело, конечно, хозяйское. Но позволь заметить: мир для нас таков, каким мы его видим. Не больше, но и не меньше. Смотри, Света, думай и выбирай. И прости за эту неуклюжую проповедь.

Повисло молчание. Дашка сдавила мои плечи. Илья рассеянно засунул лист в папку. А Сычиха угрюмо осведомилась:

– А каков твой Бог? Каким Его видишь ты?

Это походило на допрос с пристрастием.

– Не знаю, Свет, – пожал я плечами, – но если уж выбирать… Моему Богу, Света, нет дела до твоих эротических симфоний. Тебе, и только тебе решать, чем заплатить за лакомство, кому нанесешь ты рану и стоит ли оно того. Гибель мужа твоего и дочери – не кара, а трагическая случайность, которую, конечно же, нельзя сбросить со счетов. Мой Бог не прельщает Раем и не проектирует Ад. Он сидит за компьютером, усталый умный парень, и осуществляет свой грандиозный мониторинг. Когда взгляд его падает на тебя, Света Сычова, он не громыхает молниями, а корчится от жалости: «Что ж ты с собой делаешь, маленькая моя? Встань, встряхнись, на фиг мне твое раболепство…»

Дашка надавила мне на плечи:

– Прекрати сейчас же.

Но Сычиха не сводила с меня глаз, и я продолжил:

– Мой Бог не всемогущ. Велика его сила, но гораздо весомее бремя ответственности. Он рад бы помочь тебе, Света Сычова, но слишком запутаны связи событий и непрочна система, названная Человечеством. Бог мой, вероятно, умер бы, не вынеся бремени, но спасается чувством юмора. Этот парень хорошо умеет смеяться над собой, неумехой.

– Почему он не может помочь? – встряхнула меня Дашка. – Почему, черт возьми?

Я развел руками:

– Потому что не способен предвидеть последствий своего вмешательства.

Илья задумчиво поглаживал бороду:

– Усложняешь, старик. Модель, в принципе, рабочая, и последствия как-то оценить можно. Уж Богу за компьютером это должно быть по силам.

– Только в кино, – возразил я. – Не переоценивай, старик, роль компьютера. Приведу, кстати, одну историю. Не про Бога, разумеется… про волшебника и его ученика. В книжке прочел. Сказка, но с моралью.

Сычиха шевельнулась.

– Про Бога давай, – произнесла она хрипло. – Сказочку оставь детям.

Но Дарья вышла из-за моей спины и, глядя мне в глаза, потребовала:

– Нет уж, валяй про волшебника. Жутко интересно.

– История короткая, – сказал я. – Дело было в начале двадцатого века. Волшебник с учеником в качестве пассажиров плыли на пароходе по Адриатике. Вдруг налетел шторм такой мощи, на которую суденышко их рассчитано не было. Его кружило и швыряло по волнам, точно щепку. Команда во главе с капитаном отчаянно сражалась со стихией, пассажиров охватила паника. Что делать?… У корабля был шанс уцелеть – маленький, но был. Мудрый волшебник предложил ученику оставить все как есть и вдвоем перенестись на берег: им это было просто. Ученик, однако, воспротивился, ибо сравнялся с учителем в мастерстве и далеко превосходил его в самомнении. Как же так, возмутился он, как можно бросить этих людей на произвол судьбы?! И жалкий этот ученик сделал то, чего никогда бы себе не позволил Бог за компьютером: он усмирил шторм. Волны улеглись, как овечки, ветер утих, над головами засверкало солнце. Пассажиры и матросы восхвалили Господа, а ученик сиял, как начищенный полтинник. Хороший добрый поступок, скажете вы?

Светлана кивнула:

– Классно. Хоть и сказочка.

Илья взирал на меня изучающе:

– Интересные книги читаешь. Ну-ну.

А Дашка настороженно промолчала. И я закончил свою историю:

– По прибытии домой за добрый сей поступок волшебник разложил ученика на топчане и пребольно высек розгами. Чтоб неповадно было.

Сычиха опешила:

– Это еще почему?

– А потому, Света, что этот сопляк, усмирив шторм на Адриатике, вызвал тем самым в Африке ураган, который унес тысячи жизней. Трудно быть Богом, неблагодарное это занятие.

Илья и Дашка впились в меня взглядами.

А Светлана с кривой усмешкой пробормотала:

– Ну а, допустим, кого-то подстрелили… к примеру, на улице возле бара… – Она сглотнула. – Может твой Бог его оживить? Так, чтоб без урагана.

Черт бы побрал эту Сычиху.

Я пожал плечами:

– Не знаю, Свет. Я не Бог.

Тут, к великому моему облегчению, позвонили в дверь Я пошел открывать и впустил Стаса.

– Договорился! – сообщил он с порога. – Через сорок минут. С Гномкиным – на Таганке, с Калитиным – в Сокольниках. Там за метро сквер, знаешь? Вот в конце этого сквера, перед входом в парк.

Кивнув, я уточнил:

– Согласились без пререканий?

Мы прошли в комнату.

– С чего бы им пререкаться? – усмехнулся Рыжий. – Чем они рискуют? Само собой, пытались что-то разнюхать, но особо не напирали. Очень, блин, за Светку переживают.

Щеки Светланы порозовели.

– Стас, может, ты зря на них думаешь?

– Я не думаю, Свет. Я уверен на сто пудов.

Разумно было вмешаться.

– Времени в обрез, – сказал я. – Надо ехать. Все, стало быть, по плану: Стас – на Таганку к лейтенанту Гномкину, а я… а мы со Светкой – к майору Калитину в Сокольники.

На мне скрестились все взгляды.

– Ее-то зачем? – буркнул Стас.

– Для надежности, – сымпровизировал я. – Пусть один из них узрит ее живьем. Свет, едешь?

Светлана едва не подпрыгнула:.

– Вопрос! А во что переодеться?

– Майка, джинсы, кроссовки. Обычный джентльменский набор.

– В шкафу этого нет.

– Ты плохо смотрела.

– Говорю, нет. Ни джинсов, ни кроссовок. Вчера я все обшарила.

Я возвел глаза к небесам:

– Даш, покажи ей. Там все должно быть – ее примерно размера.

Понятливо кивнув, Дарья направилась к шкафу.

– Ну супермент, ну кулема! Как ты только обыски проводишь?

Илья, Стас и я деликатно вышли в прихожую.

– Надо же! – раздался голос Светланы. – Ведь вчера все обшарила!

Через три минуты Сычиха вышла, экипированная как положено. Следов опьянения практически заметно не было. Дарья похлопала ее по плечу:

– Искать надо уметь.

– Сумка зачем? – осведомился я.

Светлана усмехнулась моей бестолковости:

– Пушку в лифчике, что ли, носить?

– Пистолет оставь, – распорядился я.

В ответ на недоуменный взгляд капитана Сычовой Рыжий брякнул:

– С Глебом оружие без надобности… – Он осекся, покраснел и попытался выкрутиться: – Глеб у нас пацифист.

– Угу, так и поняла, – буркнула Сычиха, унося сумку с пистолетом в комнату. Я приоткрыл дверь.

– Ребята из математического класса могут перекусить и сыграть в шахматы.

– Спасибо за подсказку. – Илья отправился на кухню.

Стас и Светлана вышли к лифту.

Дашка задержала меня в дверях:

– Очень больно было?

Я изобразил удивление:

– О чем ты?

Она поводила пальцем перед моим носом.

– Никогда не смей говорить мне «о чем ты». Драная задница.

– Не так больно, – ответил я, – как стыдно. Жутко стыдно.

И вслед мне донеслось:

– Придушила бы твоего Стива Пирса!

ГЛАВА 22

У подъезда мы без лишних слов разъехались в разные стороны. Стас в серой «Тойоте» укатил на Таганку, а мы с капитаном Сычовой помчались в Сокольники в моем «жигуленке». Желательно было приехать пораньше и, так сказать, изучить диспозицию. Впрочем, я был уверен, что майор Калитин поступит точно так же.

День был теплый, даже чересчур, однако продолжал хмуриться. Небо, правда, чуть посветлело, но дождик не прекращался, давая работу «дворникам» на лобовом стекле. Я вел машину осмотрительно, не нарушая на сей раз правил. «Хвостов» за нами не наблюдалось, а если мелькали поблизости желтые такси – я мог поклясться, что это просто такси, никак не связанные с двойниками. Словом, на кладбище все спокойненько.

Сычиха угрюмо сидела рядом, в разговор не ввязывалась. Меня это устраивало вполне. Но, съехав с Садового кольца в сторону Комсомольской площади, я все же решил провести инструктаж.

– Делаем так, Свет, – сказал я, – ты выходишь к Калитину, я остаюсь в машине метрах в двадцати – мотор не глушу…

– На хрен? – перебила она. – Со стороны Леши подлянок не будет, гарантирую.

– Свет, ты профессионал, а рассуждаешь, как… – Я красноречиво запнулся. – Не будет подлянок – так не будет, но мы поступим грамотно.

Помолчав, она кивнула.

– Ладно. Только Леша сразу просечет, что я связана с тобой. Как я это объясню?

– Скажешь правду. Желая снять себя с крючка, я помогаю тебе в поисках бандита, присвоившего мой псевдоним. Убедительный мотив для сотрудничества?

Подумав, Светлана согласилась:

– Это действительно правда.

Мы пересекли площадь трех вокзалов и катили к метро «Красносельская». Я удовлетворенно про себя отметил, что из-за дождя народу на улицах было негусто. Это расширяло возможности для непредвиденных маневров.

– Правда – наш конек, – развил я тему. – Скажешь, что тебя пытались убить в собственной квартире: это будет голая правда. Скажешь, что в команде вашей утечка, и это будет неприглядная истина. Затем скажешь, что прячешься на товарных складах в Ясенево. Вот это будет ложь. Свет, могу я рассчитывать, что ты произнесешь ее убедительно?

Она скосила на меня глаза:

– Тупицей меня считаешь? Наверное, с первой встречи.

– Не шей мне дела, – ответил я. – Напротив, я считаю тебя человеком с чрезмерно заниженной самооценкой.

Взгляд ее выразил недоверие:

– Честно?

– Зуб даю.

– Какого тогда хрена ты полощешь мне мозги?

С этим мы подъехали к условленному месту. Майор Калитин, суровый лицом, уже топтался у входа в парк. Полноватый и солидный, в джинсовом своем костюме он выглядел, как доцент на прогулке. Только бугрящаяся под мышкой кобура слегка меняла впечатление. Дождь едва накрапывал, как бы на последнем издыхании. Но майор, по счастью, прохаживался в полном одиночестве. Узрев тормозящий мой «жигуль», он непроизвольно пощупал под мышкой оружие. Профессионал хренов. Я сказал Светлане:

– Не более пяти минут. Без душещипательных разговоров.

– Не учи ученого, – буркнула Сычиха, выходя.

Калитин не двинулся с места и с тем же суровым видом дожидался, пока Светлана подойдет. Заговорили они сперва сдержанно, затем – эмоционально жестикулируя. Майор тыкал в мою сторону пальцем и то ли матерился, то ли требовал принятия экстренных мер. Капитан Сычова в долгу не оставалась: она перла на шефа грудью и в качестве аргумента предъявила кукиш. Сия блистательная пантомима длилась около трех минут, и наблюдать за ней из автомобиля было увлекательно. Однако во всем нужна мера. Будто уловив эту мысль, Светлана сбавила обороты. Майор Калитин тоже слегка осадил, и они, дав отдых конечностям, перешли на обычную звуковую речь. Пролетело около десяти минут. Светлана пожала наконец соратнику длань и, завершая базар, попятилась к машине.

Тут из-за поворота выскочил бежевый «Чероки» с тонированными стеклами. Но я прозевал момент его появления, наблюдая, словно идиот, за голубками из МУРа. «Чероки» мчался как бы мне навстречу, и одно из боковых его стекол поползло вниз. Далее время для меня замедлилось. Из нескольких вариантов защиты, промелькнувших в моей голове, я выбрал тот, который хоть как-то соответствовал второй и третьей заповедям Мангустов: «Храни в тайне свою Сущность» и «Не используй свою Силу без крайней необходимости». Черт его знает, где она, эта «крайняя необходимость». Но вызывать ураган в Африке или таяние льдов в Антарктиде… Нет уж, урок я усвоил.

Распахнув дверцу, я прыгнул.

Из окна джипа высунулось дуло автомата.

Пролетев метров двадцать в прыжке (слава богу, вокруг безлюдно), я сбил Светлану с ног, накрыл своим телом и подумал, что это становится однообразным до пошлости. Если бандиты приемов своих не меняют, я-то какого черта играю по их правилам?

Раздалась автоматная очередь. Пули, разумеется, распались на молекулы у моей спины. Сычиха барахталась подо мной, кроя всех в Бога душу. Майор Калитин, однако, вскрикнул, и «Чероки» пронесся мимо.

Время вошло в нормальный темп, но я не собирался упускать ни мгновения. Заповеди заповедями, но эти танцы мне надоели. Вскочив, я рывком поднял Светлану на ноги. Одежда ее была в грязи.

– Леша! – метнулась она к майору. – Ты ранен?!

Калитин сидел на асфальте, джинсы его были в крови.

– В бедро царапнуло, – отмахнулся он.

Я потянул Светлану за руку:

– Быстро в машину. Они уйдут.

Но эта клуша кудахтала:

– Леш, может, «Скорую»? А, Леш?

– Какую, к свиньям, «Скорую»?! – рявкнул я. – Пластырем залепит! – И, схватив Сычиху в охапку, ринулся к «жигуленку».

Я шмякнул ее на сиденье, обежал капот и, сев за руль, рванул с места. Не уйдете, шакалы!

Светлана хлопнула дверцей на ходу.

– Вот хрень! Я Дашкину одежду замурзала.

– Отстираем. – Давя на газ, я преследовал бежевый «Чероки».

– И сиденье тебе испачкала.

– Оботрем.

Покосившись на меня, она отвела взгляд.

– Спасибо. В который уже раз.

– На здоровье.

– Извини, что напилась.

– А вот за это – в лоб. Никаких извинений.

– Больше не буду.

Теперь я на нее покосился:

– Не Сычиха, а пай-девочка. Спасибо, извини, больше не буду. Свет, ты, часом, не заболела? – Я сократил расстояние до «Чероки». Не шибко они и торопились. Погони нашей им, что ли, опасаться? Или облавы милицейской? Вот еще! – Что молчишь, Свет? Не заболела, спрашиваю?

Капитан Сычова надулась:

– Да пошел ты!

– Так-то лучше, – одобрил я, толкнув «Чероки» в зад. – Взбодритесь, барышня. Нам предстоит работенка.

Светлана уперлась ладонями в стекло:

– Что ты делаешь, псих?! У них автоматы!

– А у нас – чистая совесть. – Я еще разок поддал в зад «Чероки». – Что могут автоматы против чистой совести?

Вопрос, кстати, оказался не праздным. Братва в джипе обалдела, видать, от наглости чумового «жигуленка», и водила, пытаясь оторваться, пошел выписывать кренделя в транспортном потоке. Но оторваться от меня – ха!

Светлана упиралась в стекло, готовясь к аварии.

– В чем идея, сказать можешь?! Какого хрена?!

– Подразнить хочу, – объяснил я. – Пальбу устраивать они не станут, поскольку нет путей для отхода. И какое же решение примет трудовой коллектив после жарких дебатов? Как думаешь, Свет?

Капитан Сычова, надо отдать ей должное, решила подумать. За эти мгновения я еще раз боднул «Чероки», зажатый между грузовиком и троллейбусом. Светлана ответила:

– При первой возможности они слиняют. И попробуют заманить нас в какую-нибудь дыру.

– Пятерка с плюсом, – похвалил я. – Ничего иного им просто в голову не придет. Там, в дыре, мы их и накроем.

Светлана воззрилась на меня, как врач, заподозривший у пациента мозговую опухоль.

– Чем ты их накроешь? Резинкой от трусов? У них «узи», а я, по твоей дури, даже «Макарова» не захватила.

В последний разок я вмазал джипу в зад и решил, что хватит: мы стали привлекать внимание. Теперь я просто следовал за «Чероки», как влюбленный петух за цыпочкой.

– Оружие – вещь коварная, – заметил я. – Порою оно не стреляет, а порой стреляет не туда.

Светлана хмыкнула:

– Угу, надейся. Не пойму я тебя, Глеб: на психа вроде не похож…

– Разве? – подосадовал я. – А ведь как старался. Ты сообщила Калитину, что прячешься на складах в Ясенево?

Тут бежевый «Чероки», свернув с магистрали, помчался по узкой улочке. Я, само собой, рванул за ним.

– Сообщила, – хмуро отозвалась Светлана. – Только Леша ни при чем. Противно расставлять ему ловушки.

– Ну да, – кивнул я. – Чист, как ангел.

Глаза ее сверкнули:

– Его же подстрелили! Соображай тупой башкой!

– Соображаю, как могу. Когда в тебя стреляли возле бара, он почему-то слинял заранее. Совпадение? Возможно, однако профессионал обязан взять это на заметку. И вот вам пожалуйста, возле моей школы майор Калитин обнаруживает в моторе взрывчатку. Можно сказать, спасает группу от гибели. Тут он если не герой, то матерый опер, верный товарищ. Неужели у кого-то сомнения? Ну так вот, извольте: нынче в Сокольниках опять нападение. Причем на месте встречи, о котором знал лишь Калитин. Может, он поделился с Гномкиным и знали двое? Допустим. Пусть Серега навел бандитов, чтоб убрать тебя и заодно подставить Лешу. Вполне правдоподобно. Только знаешь, Свет, что меня в этом варианте смущает? Рана в бедро из автоматной очереди. Ювелирная, можно сказать, работа. Капитан Сычова убита, майор Калитин ранен. Нравится такой сюжет?

Светлана хмуро молчала.

Джип меж тем юркнул в переулок, свернул там еще раз и замедлил движение. Дело близилось к развязке.

– Меня почему-то не задело, – буркнула Сычиха. – А должно было, по идее, прошить пополам с тобой вместе. Как это объяснить?

– Промазали. – Я свернул за «Чероки» в заставленный ящиками тупик. – Не бандиты, а сапожники.

Глядя на застывший джип, Светлана в тревоге пробормотала:

– Грин Глеб Михайлович, иди на хер.

– Не сразу и не вдруг, – возразил я, глуша мотор. – Посиди в машине, я сейчас.

Но она, приоткрыв дверцу, ступила на асфальт:

– Думаешь, я дорожу этой сраной жизнью?

Я втянул ее за руку обратно:

– Дорожишь, дура. Еще как дорожишь. Именно этой сраной жизнью.

«Чероки» с тонированными стеклами стоял, почти упираясь в кирпичную стену, и казался безлюдным. Пассажиры его никак себя не проявляли.

Светлана вырвала у меня руку:

– Ладно, что будем делать?

– Посиди спокойно, – попросил я. – Не путайся под ногами.

Она посмотрела мне в глаза:

– А если…

– Свет, никаких «если». Просто подожди.

– Сколько ждать?

– Пять минут. Выдержишь? – Я вышел и направился к «Чероки».

За спиной послышалось:

– Пять минут! Засекаю!

Я обошел джип справа. Стекло тотчас опустилось, в него просунулось дуло автомата. Затем обозначилась коротко стриженная ухмыляющаяся рожа.

– Че я говорил, Ген: сам притопает. С тебя пиво.

В джипе оказалось трое: сзади двое с автоматами и один за рулем. Лица их лучились довольством.

– Нет вопросов, – отозвался тот, который Гена, – ящик с меня. Раз мудак притопал – значит, чего-то я в жизни не догоняю.

– И Сычиху, главное, приволок, – хохотнул водитель. – Чтоб нам не париться. За это мы должны ему пиво поставить. Какое предпочитаешь, Француз?

Итак, они знали, кто я. То есть чью кликуху присвоил их хозяин. Знали, но не боялись и даже шли на обострение. Поразительно.

– Погоди с пивом, – отмахнулся тот, кто начал разговор. – Сперва пусть отсосет дуло моего строчилы, чтоб не воняло порохом. Отсасывай, Француз, и вали: не тронем. – Он шевельнул автоматом. – А за то, что ты нашу тачку трахал, мы трахнем Сычиху. Так на так будет, по справедливости.

Воистину поразительно. Сколько лет живу – не перестаю удивляться подобным типам. Они даже не задались вопросом, как осмелился я переть на них без оружия, на что, собственно, я рассчитывал. Я и рта не раскрыл, а умники эти, не интересуясь, за каким чертом я к ним явился, лихо настроились на потеху. Причем настолько самоуверенны, что вроде и не торопятся. Однако мне, в отличие от них, время было дорого. И я сказал тому, кто предлагал мне сосать дуло:

– Отвезешь меня к Остапчуку, жив останешься. На размышление – десять секунд. Девять, восемь, семь…

Речь моя произвела эффект больший, чем все предыдущие мои военные действия. Водитель, врубив зажигание, произнес нечто вроде «уе-о-о!». Тот, кто держал меня под прицелом, всполошился:

– Какой Остапчук? Че ты гонишь? – И подтвердил, таким образом, информацию Стаса.

– Шесть, пять, четыре… – отсчитывал я.

Тот, который Гена, взревел:

– Мочи его! Сычиху упустим!

– Выстрелишь, – предупредил я, – убьешь своего кореша. Три, два, один…

Гена завопил:

– Жми! Че ты ссышь?!

И спец по сосанию дула выпустил по мне автоматную очередь. Едва ли учитель мог бы меня упрекнуть, что я использую Силу без крайней необходимости. Все пули до единой вошли в стрелявшего и в его напарника, сразив обоих наповал. Один распластался на сиденье, другой сполз на пол. Места каждому хватило с избытком.

Заметив бегущую ко мне Светлану, я распахнул дверцу джипа и опустился на сиденье рядом с водилой, который уже намылился драпать. Я схватил его за кадык.

– Без глупостей. Вези к Остапчуку.

Парень, хрипя, замотал головой.

В дверь просунулась Светлана. Увидав сзади двух убитых, она пробормотала:

– Ни хрена себе хрень! – И после тонкого этого замечания осведомилась: – Что случилось? Стреляли вроде в тебя.

– Промахнулись. – Я чуть ослабил хватку на кадыке водителя. – Давай к Остапчуку.

Водитель опять мотнул головой:

– Не повезу. Хоть на куски режь.

Я показательно заскрежетал зубами:

– Повезешь, гнида! Хочешь остаться цел, сучий потрох, повезешь!

Сычиха таращилась на меня в приоткрытую дверцу, и в серых ее глазах мелькнула насмешка. Я мысленно послал ее к чертям. Ну да, я не актер, играю как могу.

– Хоть на куски режь, – повторил водитель, моргая. Годков ему было чуть больше двадцати, и лицо вовсе не походило на бандитское. В тот момент, разумеется, когда его держали за кадык.

– Резать тебя не стану! – проревел я. – Просто выну кишки и на член намотаю! Усек, пидор?! – Этим я решил ограничиться, поскольку ничего более впечатляющего с ходу придумать не мог. – Вези к Остапчуку! Считаю до трех!

Парень упорно мотал башкой.

– Можешь вынимать кишки, – выдохнул он. – Что бы ты со мной ни сделал, Остапчук сделает хуже.

Черт! Поскольку выполнять свои угрозы я, конечно же, не собирался, положение создалось патовое. Водитель боялся хозяина гораздо больше, чем обещанных мной пыток.

– Сдадим его на Петровку, – предложила Светлана. – Вместе с двумя трупами. Посмотрим, как он запоет.

Очевидно, она и сама сомневалась, что это решение будет наилучшим. Тем более что при упоминании о Петровке физиономия водителя выразила явное облегчение. Голова моя работала в поисках продуктивной идеи. Ничего интересного, увы, на ум не приходило. Оставалось, как говорят шахматисты, сделать тихий выжидательный ход.

– С Петровкой погодим, – сказал я и встряхнул водителя. – Карандаш, бумага есть?

Он кивнул.

– В «бардачке».

Среди сигаретных пачек, жвачки и прочего хлама я обнаружил шариковую ручку и – вот находка! – стопку открыток с изображением букета роз. Подобные «визитки» лже-Француз оставлял на трупах. Я предъявил одну из открыток Светлане.

– Узнаешь?

Сычиха ломанулась в машину:

– Дай мне этого урода! Я из него не то что кишки…

– Погоди, – отстранил ее я. – Сделаем кое-что получше. – Отпустив кадык водителя, я распорядился: – Подставь-ка спину.

Потирая горло, парень с готовностью согнулся. Я положил ему на спину открытку и на оборотной стороне написал: «Остапчук! Хороня своих гаденышей, помни: я тебя не люблю. Сычиха».

– Ну? – произнесла Светлана. – Что там?

Я протянул ей открытку:

– Ответ Татьяны Онегину.

Прочтя, она хмыкнула.

Забрав открытку, я положил ее на грудь одного из трупов и придавил прикладом автомата.

– Отвезешь это послание, – сказал я водителю. – И передашь привет Французу от Француза.

– Понял, урод?! – прошипела Светлана.

Парень торопливо кивнул:

– Нет проблем. – Такой поворот событий вполне его устраивал. – «Жигуль» свой отгоните. Чтоб не задеть.

– Объедешь, чайник! – Светлана отошла, освобождая мне выход.

Как только я вылез из джипа, водитель, не потеряв ни мгновения, виртуозно выскочил задним ходом между «жигуленком» и стеной, развернулся и был таков. Светлана в досаде пнула картонный ящик Тот жалобно скрипнул и шлепнулся в кучу своих собратьев.

– Так его, – одобрил я, садясь за руль. – Едешь или продолжишь баталию?

Она стряхнула с джинсов комочки подсохшей грязи, влезла в машину и захлопнула дверцу. Включив зажигание, я вырулил из тупика и поехал на Дашкину… то есть на конспиративную нашу квартиру. Дождь наконец прекратился, однако небо оставалось пасмурным.

Светлана покосилась на меня:

– После твоей открытки он совсем оборзеет.

– Куда уж более? – возразил я.

– Он сдвинутый, Глеб. Что он теперь натворит?

– Свет, он не сдвинутый, он маньяк. Если раньше он за тобой просто охотился, то теперь ты станешь для него наваждением. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

– Приманку из меня делаешь?

– Ты уже приманка, Свет. Я лишь повысил твою цену.

Мы не спеша катили в автомобильном потоке, и я мог поручиться, «хвостов» за нами не было. После короткого молчания Светлана произнесла:

– Понравились мне два момента. Знаешь, какие?

– Скажешь – буду знать.

– Как эти уроды промахнулись в тебя с трех шагов и как ты… – Смеясь, она передразнила мой голос – «Кишки на член намотаю, пидор!» Ну, блин, кино!

– И что такого? – разозлился я, обходя на повороте «Мерседес». – Некоторые в каждую фразу умудряются вставлять слово «хрен».

Сычиха продолжала смеяться. Такого с ней еще не бывало.

– Да ладно. Что покраснел-то?

– Свет, я за рулем, – напомнил я. – Можешь не отвлекать?

Она примолкла. Но ненадолго.

– Расскажи про Остапчука, – потребовала она. – Кто он и что о нем известно?

– Вот это пожалуйста. Хоть информации у меня, что называется, кот наплакал.

И я поведал то немногое, что нарыл Стас о шестом спецотряде и о свихнувшемся его майоре. Светлана слушала, не перебивая. Лишь соскребала ноготком с одежды грязь.

ГЛАВА 23

Когда мы вошли, оказалось, что Стас уже вернулся. Они сидели втроем на кухне и ели бутерброды. Ноздри Щекотал кофейный аромат.

– Мы тоже хотим, – сказал я.

Стас подвинул нам два табурета. Дарья скользнула взглядом по испачканной майке Светланы.

– Момент, ребята. – Она взглянула на кофемолку. – Сварю свежего.

Светлана конфузливо покосилась на Стаса:

– Пойду руки помою.

Но Илья, глядя на ее одежду, произнес:

– Капитан Сычова, доложите обстановку.

Светлана собралась его отбрить, но Стас ответил за нее:

– Шла, упала, ничего не помнит. Очнулась в сточной канаве.

Сычиха вспыхнула.

Илья обернулся к Стасу:

– Рыжий, ты интеллектуальный эмбрион. Тебе об этом говорили?

Шевельнув могучими плечами, Стас взглянул на него с интересом:

– Почему эмбрион?

– Хорошо, не спросил, почему интеллектуальный, – вздохнул Илья. – Потому, Рыжий, что в них наверняка стреляли. Света бросилась на землю и, поскольку шел дождь… Я не прав?

Дашка замерла с кофемолкой в руках.

Я невозмутимо подошел к раковине.

– Умыться, кстати, можно и здесь.

Стас воззрился на Илью с недоверием:

– Почему тогда на Глебе ни пятнышка?

Илья погладил бороду:

– Потому, думаю, что наш ребе… Глеб то есть… лежал на девушке сверху. В смысле – прикрывал своим телом. Если ошибаюсь, пусть меня поправят.

Стас вопросительно взглянул на Светлану. Светлана ошеломленно таращилась на Илью.

– Докладываю, борода, – отчеканила она. – Все было так, как ты сказал.

Дашка потрепала Илью по волосам:

– А в шахматы пропер. Две партии.

Рыжий уставился в пол:

– Свет, извини.

Светлана подошла к раковине и, намыливая руки, проговорила:

– Если б там оказалась сточная канава, Стас, я бы в нее сиганула. Когда стреляют на поражение, лучшего места не отыщешь.

Краска затопила веснушки на физиономии Стаса.

– Я же извинился.

На этих словах Дашка врубила кофемолку.

– Что?! – крикнула она. – Ничего не слышно!

Стас купился и проорал:

– Я извинился! Я сказал «ластик»!

Дашка выключила кофемолку.

– Теперь поняла. – И стала пересыпать молотый кофе в турку.

Сычиха обвела нас взглядом:

– Какой еще, на хрен, ластик?

Тут я не выдержал:

– Еще раз произнесешь слово «хрен», из окна выброшу!

Дашка вклинилась между нами:

– Не смей угрожать посторонним женщинам.

– Не встревай, выпорю! – пообещал я.

– Меня, что ли?

– Кого же еще!

– Другое дело.

Мы с женой рассмеялись.

Светлана улыбнулась из-за Дашкиной спины.

– Ладно, постараюсь без хрена. – Славная у нее была улыбка. – Так что еще там за ластик?

Дашка объяснила:

– Если ты говоришь «ластик» – значит, стираешь произнесенные тобой необдуманные слова. Вычеркиваешь их из жизни, вот и все.

Светлана смотрела на нее, будто не верила ушам.

– Значит, Стас стер насчет сточной канавы?

Рыжий вскочил со стула.

– Свет, если я сказал «ластик» – значит, «ластик»! И хватит об этом!

– Конечно, Стас, – поспешно согласилась Светлана. – Просто я сперва не поняла.

Рыжий хмуро плюхнулся обратно на стул.

– Тогда, может, начнем наконец разбор полетов?

Тут он был прав. Присев к столу, мы со Светланой по-военному сухо изложили наше приключение.

Повисла тишина. Дашка сверлила меня глазами, в которых читалось: «Почему там была не я?» Илья размышлял, поглаживая бороду. Стас вроде бы с завистью посетовал:

– Надо же, а у меня – как по маслу. Встретился с этим Гномкиным – верзила еще тот, выше меня почти на голову… Кстати, Свет, как он в рукопашном? Силен?

Светлана едва не поперхнулась кофе:

– Не очень. Рыхловат.

– Тренироваться надо с такими данными. Короче, нормально поговорили. Я объяснил, что капитан Сычова сама прийти не могла, и я как ближайший ее друг… В общем, Серега мигом врубился и просил передать Свете, что шеф, полковник Жмыхов, рвет и мечет: обещает отрезать Сычовой уши.

Уминая бутерброд, Светлана отмахнулась:

– Пускай грозит.

Стас продолжил:

– Тут я ввернул про склады в Ясенево. Мол, сам понимаешь, Светку припекло: ухватила тигра за хвост, ну и… Серега опять же все просек. Предупредил, чтоб я не трепался, где Сычиха скрывается. Я вроде обиделся: кому бы мне трепать? А он: хотя бы мне. Я на голубом глазу: ты ведь свой. А он: откуда знаешь? В таких делах, говорит, своих не бывает. Шеф, говорит, икру мечет, потому что у нас где-то утечка. Короче, условились держать связь. Хороший, по-моему, парень.

Илья задумчиво поглаживал бороду:

– «Хвоста» не привел?

Рыжий вспыхнул от гнева:

– Илюха, я не пальцем деланный. Тачку бросил у «Динамо», в метро с двумя пересадками доехал до «Беговой»-Туда мой приятель, который тоже не вчера с печки упал, подогнал мою «Тойоту». И, пока я сюда ехал, по улицам попетлял с оглядкой. Можешь поверить, никаких «хвостов».

Илья поднял руки:

– Молчу.

– И правильно делаешь, – заметил я. – Потому что «крот» – не лейтенант Гномкин, а майор Калитин. Завтра мы займемся им вплотную. Кстати, следите все за новостями про склады в Ясенево. Желательно, по «Эхо Москвы»: там ребята оперативные. У нас с Дашкой, как известно, ни телевизора, ни радио, так что…

– Не верю! – перебила капитан Сычова, инстинктивно подражая Станиславскому. – Леша Калитин – не «крот»!

Мне было ее жаль.

– Не веришь – не надо, – сказал я. – Если мы в нем ошиблись, приятно будет в этом сознаться. Предлагаю…

– И я не верю, – заявил вдруг Илья.

Станиславских, таким образом, у нас стало двое. Причем второй был куда въедливей первого. Я осторожно спросил:

– Почему, старик?

– Потому, старик, – ответил Илья, – что не нравится мне хороший парень Серега. Слишком герметично он упакован. Претензий к нему никаких – так он еще и предупреждает Стаса, чтоб не трепался. Ну как на такого подумать?

Рыжий отгородился широкой дланью:

– Илюха, нравится, не нравится – не аргумент. Этак мы «крота» не вычислим.

– Это не математика, – возразил Илья. – Тут не вычислить надо, а разгадать.

Мы помолчали. Светлана изучала кофейную гущу.

Я полюбопытствовал:

– Майор Калитин тебе нравится больше? Когда стреляют в Сычову, он либо отсутствует, либо ему царапают бедро. А в промежутке он ухитряется обнаружить бомбу в моторе. Не молодец ли? Не он лигерметично упакован?

– Он нравится мне больше, – упрямо заявил Илья. – Думаю, старик, что шефа Светланы подталкивают к тем же мыслям, которые возникли у тебя.

Дарья задумчиво покачала головой:

– Сложно, Илюшка. Слишком психологично для майора спецназа.

– Вот именно, – поддержала Светлана. – То он мочит всех, кто подвернется под руку, то просчитывает все, как компьютер. Чушь собачья.

Илья вздохнул, как профессор, объясняющий студентам очевидные истины.

– Не чушь вовсе. Мозги маньяков порой устроены изощренно. К тому же Остапчук заинтересован в том, чтобы отвести подозрения от своего человека в МУРе. Раз уж он взял себе кличку Француз, переведя таким образом стрелку на Глеба, почему бы заодно не подставить и Калитина?

После продолжительного молчания Стас пробасил:

– Илюха, у меня крыша от тебя едет.

– Не только у тебя, – ввернула Дашка.

Я же четко осознал, насколько Илья, черт его дери, прав. В этой схватке даже мелкие победы праздновать еще рано.

– Что же, – подытожил я с кислой миной, – значит, придется по-прежнему разрабатывать обоих: и Калитина, и Гномкина.

Стас тотчас поднялся.

– Ну я погнал. Завтра во сколько?

– В десять, – ответил я. – Но если что… Кто приедет первым, ждет остальных.

Рыжий кивнул:

– Хорошо. Илюх, тебя отвезти?

– Непременно, – ответил я за Илью. – Нашего аналитика нужно беречь. И завтра, Стас, если не трудно, доставь его сюда.

– Легко. – Рыжий потопал к двери. – Пошли, у меня дел по самую макушку.

Вставая, Илья развел руками:

– Извини, старик, если испортил тебе обедню.

Я уставился на него взглядом Карабаса-Барабаса:

– Вот эту свою папочку оставь завтра дома. Не до уравнений.

Илья усмехнулся и, проходя мимо Светланы, обронил:

– До свидания, товарищ капитан.

Светлана оторвала взгляд от кофейной гущи:

– Пока, борода.

Илья со Стасом ушли.

Дашка взирала на ссутулившуюся за столом Сычиху.

– Свет, пойди душ прими. А лучше ванну. Полежи – расслабься…

– Душем обойдусь, – отозвалась Светлана, не поднимая головы. – Не волнуйся, одежду твою я выстираю. Пятнышка не останется.

Дашка бросила на меня беспомощный взгляд.

– Черт с ней, с одеждой. Отдохни, Свет, телик включи…

Светлана криво усмехнулась:

– Думаешь, опять нажрусь?

– Да ничего я не думаю…

– Врешь, зеленоглазка, думаешь. А я не нажрусь. Раз обещала – капли в рот не возьму.

Я поспешил вытащить жену из этого бесплодного диалога:

– Завтра нелегкий день. Поехали, Даш. – Я направился к двери. – Светка, пока.

– Угу, давай. Посуду я перемою.

– Смотри, супермент, – прозвенел голос Дарьи, – чтоб посуда у меня блестела.

Мы вышли из квартиры, спустились в лифте и молча Поехали к дому. Разговаривать было опасно: слишком хорошо мы друг друга чувствовали.

ГЛАВА 24

Но стоило войти домой…

– Не прячь глаза, – потребовала Дашка.

– Я не прячу.

– Прячешь. – Она указала на свою переносицу, – Сюда смотри.

Глаза ее влажно блестели. Мы стояли посреди комнаты.

– Даш, лучше не будем…

– Будем, любовь моя. Я должна об этом поговорить.

– Хорошо. Только успокойся.

– Я спокойна, как сытый удав. Смотри: улыбаюсь, чечетку могу сбацать. А она там одна.

– Сбацай чечетку, – подхватил я. – Ни разу не видел.

Она поводила пальцем перед моим носом.

– Не собьешь, не старайся. Целых два года носит она в себе этот ад, ей даже перемолвиться не с кем. Бандитов ловит, под пули подставляется – кто о ней пожалеет? Она и напилась-то…

– Дашка, прекрати. Ты так хорошо держалась.

– Да-а, держалась… Теперь, если не поговорю с тобой, развалюсь на кусочки, никакой Мангуст не соберет. – Дарья старалась выровнять дыхание. – Она ведь и напилась потому лишь, что храбрости пыталась набраться для своих откровений. А я… – губы жены дрогнули, – я ударила ее по лицу. Добавила, мерзавка. – Дашка разрыдалась у меня на груди.

Я гладил ее волосы:

– Прекрати. Или я сам чечетку сбацаю.

– Любовь моя, – выговорила она сквозь всхлипы, – реви со мной, дурак.

Похоже, это было предложение, от которого я не мог отказаться. И мы, обнявшись, оплакивали этот мир, который вряд ли могли изменить, однако оставлять в таком неприглядном виде тоже не собирались. Надеюсь, Бог за компьютером ревел с нами заодно. А что еще ему оставалось?

Зазвонил телефон. Мы примолкли. Второй звонок, третий…

– Отвалите, – всхлипнула Дашка. – Не до вас.

Телефон звонил и умолкать вроде не планировал.

– Не отвалят, – резюмировал я, беря трубку.

В ухо плеснул бодрый женский голос:

– Алло! Глеб? Слава богу, я вас застала.

– Проявив завидную настойчивость, – заметил я сухо.

– Узнали? – кокетливо прозвучало из трубки.

– Забыть вас невозможно, Зоя.

Дашка вытерла слезы:

– Что надо этой суке?

– Сейчас узнаем, – буркнул я.

– Что-что? – раздалось из трубки.

Я ответил:

– Жена интересуется, что угодно этой даме. Я заверил ее, что дама, безусловно, поведает нам о цели своего звонка. Итак, Зоя, мы ждем.

Обидеть Зою было нелегко. То есть практически невозможно.

– Дарья назвала меня сукой? – уточнила она.

– Не совсем.

– Как не совсем? Я слышала.

– Вы слышали фрагмент. Словом «сука» лишь начиналась реплика. Что следовало дальше, привести я не решаюсь.

Дашка показала мне большой палец.

Зою будто проняло. Однако не настолько, чтобы Швырнуть трубку. Лишь голос похолодел:

– Глеб, наша газета заинтересована…

– Какая газета?

– «Вечерний курьер». Вы хорошо знаете…

– Какой «Вечерний курьер»? – перебил я. – Тот, который заказал нам статью о ритуалах? Тот, который объявил, что статья превосходная, а затем отправил ее в корзину? Или же вы, Зоя, представляете ныне какой-то другой «Вечерний курьер»?

Возникла неловкая пауза. Моя собеседница, готов поклясться, подбирала стиль дальнейшего диалога. Так и оказалось:

– Могу повторить, – проникновенно произнесла она, – статья была превосходной. Но поймите, Глеб, времена изменились. В вашей статье блестяще прослеживается влияние ритуалов на общество…

– Мадам, я помню, о чем наша статья.

– … от африканских шаманов до инаугурации Президента России. Глеб, нас буквально задолбали звонками с требованиями прикрыть эту лавочку. Что было делать? Открывать военные действия?

Подслушивавшая Дарья выпалила в трубку:

– Угадай часть тела начальства, требующую твоей особой заботы! Из четырех букв, Зоя!

Зоя стоически игнорировала этот выпад, ожидая моей реакции. И я сказал:

– Ближе к делу. Чего вы от меня хотите?

– Не я, а наша газета, – поправила настырная дамочка. – Мы хотим, Глеб, чтобы вы сделали для нас серию репортажей о Французе. О бандите, свирепствующем в Москве. Мы хорошо вам заплатим.

Мы с Дашкой обалдело переглянулись. События этой недели и без того, можно сказать, отплясывают камаринского, а тут еще такой вот искрометный поворот.

– Какой Француз? – прикинулся я шлангом. – В новостях ничего не передавали.

– Ой, не надо! – возмутилась искушенная моя собеседница. – Надеюсь, вы еще не запродали материал «Московскому комсомольцу»? Мы заплатим больше.

Дарья даже послать ее не могла, поскольку не в состоянии была вымолвить ни слова.

Я отчеканил:

– Карты на стол, Зоя. Кто вас навел на меня?

Ответ ее прозвучал торжествующе:

– Информатора не выдаем. Вы знаете правила.

– Да какой там информатор! – выстрелил я вслепую. – Анонимный звонок небось?

Выстрел, похоже, попал в цель.

– Без комментариев, – буркнула она после заминки. – Ну как, поработаем?

– А то! – согласился я с энтузиазмом. – Вот только выясню, что к чему. Что за Француз, откуда ноги растут… Спасибо за горячую тему. Уж я на след выйду, будьте уверены.

Дашка беззвучно рассмеялась.

А в голосе Зои прозвучало смятение:

– Погодите. Глеб… Слушай, ты правда ничего не знаешь?

– Не важно, Зоя. Через день-другой я узнаю столько…

Помянув мою мать, она отключилась.

Я метнул трубку на диван.

Дашка прокомментировала:

– Ни фига себе! Уже круги пошли.

Я ткнул пальцем в свой автопортрет:

– Вот что бывает с Мангустом, нарушающим заповеди. Сидел бы под пальмой, ел бы финики.

Дарья развернула меня к себе.

– А я?

– А ты вытаскивала бы косточки у меня изо рта.

Подумав, Дашка мотнула «конским хвостом».

– Сядем под другую пальму, под кокосовую. Они без косточек.

– Мысль, – кивнул я, глядя в окно.

Сгущались сумерки, по стеклу ползли дождевые капли. Город со своими болячками и неурядицами готовился к ночи.

Дашка встала передо мной:

– Про что морщишь лоб?

– Осталось одно дело.

– Какое?

Я взял ее за руку.

– Пойдем, тебе понравится.

Мы вышли из квартиры под дождь. Дашка следовала за мной, не задавая вопросов. Лишь когда садились в «жигуленок», вздохнула:

– Долгий день, долгие хлопоты.

«Жигуленок» наш понесся по улицам, на которых кое-где зажглись фонари, кое-где не зажглись, а где-то вообще отсутствовали. Увы, Стив Пирс, такова жизнь, от которой ты учил меня держаться подальше.

ГЛАВА 25

У дома Сычихи фонари горели. Вокруг были густо припаркованы автомобили, но ничего похожего на бежевый «Чероки». Впрочем, здесь могли оказаться и другие враждебные объекты, атакующие и просто следящие. Однако в их реальности я сильно сомневался. Следить за домом капитана Сычовой смысла не имело ни бандитам, ни коллегам из МУРа. Как-никак она профессионал и, козе понятно, сюда не сунется. А если кто-то вздумал все же перестраховаться, что ж… с ним я решил особо не церемониться. Как говорится, гулять так гулять.

Из-за дождя у подъезда было безлюдно. Дашка поежилась:

– Здесь она живет? Так себе домик.

Дверь подъезда, разумеется, распахнулась перед нами сама.

– Прошу, – пропустил я вперед жену.

Дарья продолжала допытываться:

– Ну и зачем? Какое у нас тут дело?

– Не здесь же, – ответил я. – В квартире, конечно. Давай по лестнице поднимемся: мало ли.

– Ждем сюрпризов? – встрепенулась Дашка.

– Всегда, – кивнул я. И как в воду смотрел.

На сей раз это оказались подростки. Когда я, опередив Дарью, бесшумно ступил на лестничную площадку, они возились с дверным замком. Трое пацанят лет четырнадцати. Увлеклись так, что даже караул не выставили. Я покашлял – они подскочили. У одного из рук выпала отвертка и звякнула о кафель. Двое сиганули по лестнице вверх. Третий замешкался, и я поймал его за ухо.

– В этом подъезде живете, щенки? – Я дернул за ухо. – Своих же соседей чистите?

Он заканючил ломающимся баском:

– Пусти, козел! Она не сосед, она мент!

На площадку поднялась Дарья и задиристо уточнила:

– Кто мент – я мент?

Пытаясь вырвать ухо из моих пальцев, пацан верещал:

– Не вы мент, а Сычиха! Пусти, гад! Брата позову – он тебя уделает!

Уж само собой. Чуть что – они стращают братом, реальным или мифическим. На таких шпанят я в своей школе насмотрелся и потому ухо его отпускать не спешил.

– Откуда знаешь Сычиху?

– Ее все знают, она из МУРа! Уй, больно!

Мы с женой переглянулись. Терять на него время было бессмысленно.

– Что с ним разговаривать? – Дашка подняла с пола отвертку. – Дай-ка я глаза ему выколю.

– Выкалывай, я держу.

Актерские способности Дашки значительно превосходили мои. Когда она шагнула, свирепо нацелив отвертку, горе-взломщик заорал как резаный. И что знаменательно, никто из соседей носа не высунул. Дашка с отверткой наперевес сделала еще шаг, а я, по оплошности как бы, упустил ухо нашего фигуранта. Пацаненок чесанул по лестнице, словно джейран по каменистым склонам. И где-то вверху за ним захлопнулась квартирная дверь.

Дашка положила отвертку на подоконник.

– Преступность вроде понизили.

Я кивнул:

– Причем существенно.

– Во всяком случае, они теперь не сунутся.

– В ближайшую неделю.

Глаза жены выражали недоумение.

– Ни фига не понимаю. Казалось бы, они должны за версту обходить дверь капитана МУРа…

– Именно «казалось бы», – вздохнул я. – Нестабильность общества напрямую коррелирует с непредсказуемостью поступков его так называемых граждан. Понятно я выражаюсь?

Дарья хмыкнула:

– Вполне. Теперь, значит, мы сами вломимся в эту квартиру?

– Не вломимся, а войдем деликатно. – Я указал рукой на дверь, и та беззвучно отворилась. – Милости прошу.

Дашка вошла, озираясь. Я прикрыл за нами дверь. Свет включать не стал: мерцания уличных фонарей вполне хватало, чтобы сориентироваться. Дарья с любопытством прошлась по комнате и кухне.

– Вот, значит, как живет супермент.

– Даш, мы не на экскурсии. – Я взял с кровати красавицу-куклу. – Надо отвезти эту леди хозяйке.

Глядя на куклу, Дашка остолбенела. Затем посмотрела мне в глаза:

– Мы за ней сюда приехали?

– Догадался, Штирлиц, – улыбнулся я.

Но Дашка не улыбалась.

– Странно, что я тебя до сих пор не съела.

Мы покинули квартиру столь же бесшумно, как вошли. Мелкий дождь не прекращался, и Дашка обнимала куклу, чтобы та не промокла.

В «жигуленке» я включил зажигание, и мы, выполняя миссию, понеслись к Сычихе на явку. С королевским величием кукла восседала на коленях жены. Транспорта было не густо, и я легко в нем лавировал.

– Что-то двойников не видно, – зевнула Дашка.

– Соскучилась? – усмехнулся я. – Не переживай: Внушатель нас не оставит.

– Почему? Ведь он, похоже, тебя побаивается.

– Именно поэтому. Если сперва он просто пытался выдавить меня из Москвы, то теперь, когда я его раскусил и он знает об этом… Видимо, у нас временная передышка. Мы оба ищем способы достать друг друга. Но мне при этом нужно просто его найти, а ему… У него в сложившейся ситуации сильных ходов как-то не просматривается. Вероятно, он лихорадочно их ищет, и поэтому у нас затишье… Э-э, родная! Да ты спишь.

Дарья сонно возмутилась:

– Еще чего! Меня вот что интересует…

– Вздремни, ты устала.

– Любовь моя, в лоб дам. Не смей мне говорить, что я устала. – Она опять зевнула. – Вот что меня интересует. Зойка – ладно, черт с ней. А с журналистикой мы, что ли, вообще завязали?

– Ну прямо. – Я откинул волосы с ее лба. – Если мы чему-то учимся – пока не научимся, хоть застрели, не завяжем. А когда научимся, будем учиться дальше.

Она поерзала на моем плече.

– Без тебя знаю, засранец. Я спрашиваю, будем ли мы писать новые статьи.

Я покачал головой.

– Пока не тянет. Для журналистики нынче времена… Книгу написать попробую.

Дашка подняла голову.

– Вот новость. Книгу про что?

Мы мчались по вечерней Москве, подскакивая то и дело на колдобинах. И дождик, точно бездомный котенок, Царапался по стеклу.

– Какая разница про что? – ответил я Дашке. – Хоть про вот эти наши заморочки. Надо мысли привести в порядок, над языком поработать… Тяжкий, между прочим, труд.

Дарья стряхнула сонливость:

– На компьютере будем писать?

– Нет, обычной перьевой ручкой.

– Мы что же, – нахмурилась она, – вдвоем за одну ручку держаться будем?

Я прыснул:

– У каждого будет своя ручка и своя книга. А бумагу поделим поровну.

Она сложила пальцы в известную фигуру и сооружением этим повертела перед моим носом:

– Во, видел! Будем писать одну книгу. Вякнешь хоть слово против, я оглушу тебя вот этим кулаком…

Притормозив у подъезда, я выключил мотор.

– Приехали. Пойдем.

– Нет, не приехали! Я тебя оглушу, вложу в твои пальцы ручку и буду водить ею по бумаге. И это будет наша общая книга.

Я кивнул:

– Книга будет общая. Но очень плохая.

Она обдумала это замечание.

– Книга должна быть общей и очень хорошей. Если не писать одной ручкой, то как же быть?

– Выход лишь один. Причем радикальный.

– Говори, я слушаю.

– Я пишу, ты редактируешь. Чем плохо?

Дашка уточнила:

– Каждую страничку? Каждую фразочку?

Я вздохнул:

– Каждую запятую.

Она пожала мне руку:

– Вот теперь приехали, теперь пойдем. – Дашка вышла из машины и, обнимая куклу, побежала к подъезду.

Захлопнув дверцу, я огляделся. Ничего подозрительного. Мы с Дарьей вошли в дом.

В подъезде тоже было спокойно. Мы поднялись в лифте, Дарья открыла дверь своим ключом, и мы перешагнули порог квартиры. Тьма была кромешная, поскольку шторы на окнах не пропускали свет уличных фонарей. Прикрыв за собой дверь, я потянулся к выключателю. Но лампа вспыхнула без моих усилий.

– Лицом к стене! Руки за голову! – раздался окрик Сычихи.

Щурясь от света, она стояла в ночной рубашке моей жены и держала нас под прицелом. Несколько секунд мы таращились друг на друга.

– Мать твою, – выдохнула Дашка. – Чуть не описалась.

Светлана провела рукой по глазам:

– Это вы… Я уж думала…

– Убери пушку! – потребовала Дарья. – Что с тобой, Свет?!

Светлана опустила пистолет:

– Заснуть не могла. Слышу, лифт остановился, ключ в замке поворачивается… – Тут она обратила внимание на куклу в Дашкиных руках, и лицо ее окаменело. – Эт-то что такое?!

Дашка улыбнулась:

– Вот, привели тебе компаньонку.

– Кто просил?!

– Свет, мы просто хотели…

– Я спрашиваю: кто вас просил?! – Сычиха вырвала у Дарьи куклу, прижала к груди и дулом пистолета поправила ей локон.

Я признал со вздохом:

– Никто, в общем-то, не просил.

С минуту мы неловко топтались на коврике. Затем капитан Сычова прекратила это безобразие.

– Здесь кто сейчас живет? – уточнила она резко. – Вы или я?

– Ты, конечно, ты, – заверила Дарья.

– А если я, – отрубила Светлана, – катитесь на хрен. Не мешайте спать.

Мы с женой, будто выполняя команду «Кругом», развернулись и вышли вон. Сычиха хмурилась нам вслед – в ночной рубашке, с куклой и пистолетом.

В машине Дашка фыркнула:

– Нет, ну какова!

– А чего ты ждала? – спросил я. – Что она зацелует тебя до смерти?

– Ну не до смерти… хотя бы до обморока. – Дашка положила голову мне на плечо. – Вздремну, пожалуй.

Я погладил ее волосы:

– Верное решение.

ГЛАВА 26

В подъезд я внес ее на руках. Обняв меня за шею, она дышала ровно, как младенец. В уме я прикидывал, как бы раздеть ее и уложить в постель, не разбудив при этом. Однако стоило нам войти в квартиру, как Дашка, не разлепляя век, пробормотала:

– Сразу в ванну. Прямо в джинсах – плюх.

Захлопнув дверь ногой, я внес жену в комнату, уложил на диван и отправился наполнять ванну. Мне хорошо было известно, какой температуры воду предпочитает Дашка. Отрегулировав кран, я присел в ожидании. Когда вода поднялась до нужного уровня, я закрыл кран и вернулся в комнату.

Дарья говорила по телефону:

– Не извиняйтесь, дело пустячное… Да, конечно… В полдесятого, договорились… И вам всего доброго. – Дав отбой, она зевнула. – Это Зинаида. Зовет меня утром в школу.

Мне это не слишком понравилось:

– Зачем?

– Предложили три разных пособия по английскому. Она хочет, чтоб я выбрала.

– Как это кстати!

– Мы договорились на полдесятого. Встреча на квартире у нас в десять, так? Я по-быстрому. В крайнем случае опоздаю минут на двадцать.

– Дура, думаешь, я отпущу тебя одну?!

Она подняла указательный палец:

– Вот! Здравая мысль, притом от души. А в Японию отпустил, дурак! – Она разделась и отправилась в ванную.

Тем временем я постелил постель, а когда зашел проведать жену, она возлежала в ванне и зачерпывала в ладони воду, бормоча:

– Блу, давай поговорим. Почему не отзываешься? Стоит вот этому, – она кивнула на меня, – только кликнуть, и ты тут как тут, Блу. Могла бы и со мной пообщаться, задавака.

Я рассмеялся:

– Оставь Блу в покое. Не то заснешь тут и нахлебаешься.

– Угу. – Дашка прикрыла рукой зевок. – У меня даже нет сил к тебе приставать. До чего докатились.

– Ужас. – Я извлек ее из ванной, обернул полотенцем и принялся вытирать. – Как я проживу без твоих приставаний?

Глаза у нее слипались.

– Всего часа полтора, – пообещала она еле слышно. – Потом растерзаю.

Я отнес ее в комнату, уложил в постель и укрыл. Она заснула, едва коснувшись подушки. А я присел рядышком и подумал: «Тебя не бывает, Дашка. Просто-напросто не бывает».

Шевельнувшись, она пробормотала во сне:

– Меня бывает. Это тебя не бывает, морда.

Какие, на фиг, Мангусты? Какая, к черту, магия?

Однако хлопать ушами мне не следовало. Пора заняться делом профессионально. Выпустив из ванной воду, я принял ледяной душ и голым вернулся в комнату. Хоть фантомы нынче нас не беспокоили, это не располагало меня к беспечности. Спасибо, Стив Пирс, ты хорошо меня вышколил. «Сперва обеспечь себе защиту, – твердил ты, – и лишь потом нападай».

Я сел в позу «лотоса», сконцентрировался и, поднявшись в воздух, погрузился в космические потоки. Процедура была привычной, тщательно отработанной за два столетия. Я отыскивал волны энергии, принимал их в себя и накапливал Силу. Но это, как говорится, только пол-дела. Силу еще надо было освоить и трансформировать для конкретных целей. В данном случае мне предстояло создать вокруг мозга защитное поле, блокирующее воздействие Внушателя. Тут следовало поэкспериментировать, однако задача не казалась особенно трудной. Можно было вообще не напрягаться, если бы… Фантомы теперь едва ли представляли серьезную угрозу для моих близких. Когда знаешь, с чем имеешь дело, из окна вряд ли выпрыгнешь. Внушатель, разумеется, извлекает из наших голов кое-какую поверхностную информацию. Это противно, однако защита нужна была мне по другой причине. Когда я доберусь наконец до хмыря в полотняном костюме, он не должен «почуять» мое приближение, не должен сбежать. Вот для чего мне понадобилась защита, и к утру я ее создал.

Опустившись на пол, я расправил плечи. За окном светало, Дашка сладко спала. Вздохнув, я «выключил» свое защитное поле. «Выключил» по простой причине: когда Внушатель возобновит атаки, я должен об этом знать.

ГЛАВА 27

Утро началось со звонка Ильи. Мы с Дашкой как раз закончили завтрак и мыли посуду, браня нескончаемый дождь. Возбужденный голос Ильи прямо-таки выпрыгивал из трубки:

– Старик, склады в Ясенево ночью сгорели. Официальная версия такая: кто-то бросил окурок на баллоны с пропаном. Ведется следствие. – Илья хохотнул. – Ты гений, старик.

Я хмыкнул:

– Гений, как известно, у нас ты.

– Брось эти антисемитские выпады. Передай Дуське: она может тобой гордиться.

Подслушивающая Дашка сказала в трубку:

– Гольдберг, я привыкла гордиться тобой. Рефлекс У меня, понимаешь?

Илья понизил голос:

– Ша! Кто-то в дверь звонит. Боюсь, уже дистрибьютору. – Он дал отбой.

Через минуту с той же новостью позвонил Стас. Он тоже был доволен нашей прозорливостью и ловко расставленной ловушкой. Предупредив его, что мы с Дарьей должны заехать в школу и потому, вероятно, чуть задержимся, я положил трубку на холодильник.

В комнате Дашка разглядывала мой автопортрет.

– А знаешь, ничего. – Она была в кремовом коротком платье и в кремовых босоножках на шпильке, а ее пепельные волосы свободно ниспадали на плечи. Она была так потрясающе красива, что буквально дух захватывало.

Я проворчал:

– Куда ты вырядилась? За окном дождь и разгул преступности.

Она продолжала рассматривать мой рисунок.

– Любовь моя, если я разгуляюсь, преступность может отдохнуть. Надоели джинсы с кроссовками. А что касается дождя… Вот спорим, я сейчас выйду – и дождь кончится. Причем заметь, – она подняла палец, – без урагана в Африке. Нет, ей-богу, приличный получился портретик.

Это было уже слишком. Видеть эту кретинскую рожу в комнате…

– Просто сногсшибательный. – Сдернув рисунок с доски, я порвал его на четыре части. – Начну сначала: с кошечек, собачек и фруктов на столе. – Я швырнул обрывки портрета на диван.

Дарья стояла в растерянности. Затем потянулась к своему акварельному пейзажу.

– Тогда я тоже.

Я оттащил ее:

– Только попробуй.

Она сверкнула глазами:

– Это мне решать!

– Дура!

– Дурак!

Я выпихнул ее из квартиры, прихватив по пути сумочку. Мы вышли из подъезда и остановились на крыльце. Дождь прекратился. В просвете между облаками блеснуло солнце. Явно распогодилось. Дашка сощурила на меня изумрудный глаз. Оставалось только пожать плечами:

– Ведьма.

– То-то же.

И мы помчались в школу выбирать пособие по английскому. В череде последних событий мероприятие это казалось самым привлекательным.

ГЛАВА 28

Зинаида ждала в кабинете, перебирая за столом бумаги. На ней был тот же пестрый малахай, что и в последнюю нашу встречу, и жидковатые волосы, как обычно, косицей обвивались вокруг затылка. При нашем появлении директриса приподняла уголки губ, то есть улыбнулась, как могла.

– И Глеб Михайлович приехал. Не надеялась.

– Сюрприз, – улыбнулся я.

Мы, что называется, обменялись приветствиями, и директриса извлекла из стола три книжицы, различные по толщине и формату.

– Вот, Дарья Николаевна, выбирайте. Взвесьте плюсы и минусы: вам с этим работать.

Дашка взяла одну из книжиц и пролистала:

– Эту лабуду я видела. Ее можно в корзину.

Зинаида со вздохом поднялась с кресла:

– В нашей системе образования, Дарья Николаевна, на каждую лабуду, увы, найдется лабуда еще большая. Не торопитесь, сядьте на мое место и постарайтесь выбрать меньшее из зол. – Директриса направилась к двери. – А мы с Глебом Михайловичем, раз уж он здесь, осмотрим пока объекты для покраски. Не возражаете, Глеб Михайлович?

– Не возражает, – заверила Дашка, усаживаясь в кресло начальства. – Он только и думает о том, какой бы колер подобрать.

– Намек поняла, – хихикнула Зинаида. – Надолго не задержу.

Обожаю это ее внезапное хихиканье.

– К вашим услугам, – шаркнул я по-военному.

Мы пошли из кабинета. В дверях директриса обернулась:

– Дарья Николаевна, вы ослепительно красивы. Не представляю, как отреагируют в сентябре ученики.

Дашка покраснела:

– Зинаида Павловна, ей-богу… что за фигня?

Директриса вновь хихикнула:

– Ничего себе «фигня»! Мне бы такую фигню! Пойдемте, Глеб Михайлович.

Мы вышли из «предбанника», проследовали по коридору, и Зинаида ввела меня в один из классов. Столы, сдвинутые к центру, громоздились в три этажа. Потолок и стены облупились. Во всем ощущалась казенная убогость.

– Ну что ж… – вздохнул я. – На той неделе покрашу. Весь этаж.

Зинаида прикрыла дверь:

– Верю вашему обещанию. Я позвала вас не за этим. Просто не хотелось при Дарье Николаевне… Как дела у вас с милицией?

– Нормально.

– Глеб Михайлович, я знаю ваше «нормально»! Я тут посоветовалась кое с кем…

– Что-о?! – взревел я.

– Успокойтесь, имен я не называла. Я обрисовала проблему чисто теоретически. Мне посоветовали без промедления нанять дельного адвоката.

Я кипел от негодования, решая извечный вопрос: смеяться или плакать?

– Зинаида Павловна, я вас умоляю… Хотите, на колени встану? – В гневе я натурально пригнул колени. – Держитесь вы подальше…

– Глеб Михайлович! – Директриса бросилась меня поднимать. – Сейчас же прекратите ерничать!

– Оставьте это к чертовой матери! В противном случае, Зинаида Павловна…

Договорить не удалось. Возможно, к счастью, ибо я еще не придумал, что было бы «в противном случае». В класс ввалились четверо мордоворотов в красных пиджаках и при бабочках. Я тотчас узнал охранников Павла Тимофеевича Хлыстина, гореть ему в аду. Разумеется, я вскочил с колен. Но охранники, что называется, сфотографировали мизансцену и обменялись ухмылочками. Один из них (тот самый боксер, которого я нокаутировал) чинно выступил вперед. Похоже, он был за старшего.

– Поехали, Француз. Шеф хочет тебя видеть.

Я шагнул к нему:

– Сильно хочет?

Двое за спиной старшого чуть попятились. Последний, замыкавший шествие, взглянул на них в недоумении. Он был новеньким, при драке не присутствовал и заменил, очевидно, того, которому я сломал ногу. Старший проговорил, опустив взгляд:

– Добром не поедешь, махаться придется. Оно тебе надо?

Тут подала голос директриса:

– Глеб Михайлович, они из милиции?

С ней впору было свихнуться.

– Да, Зинаида Павловна, – ответил я. – Именно в милиции их так одевают. К тому же и духами опрыскивают.

Она вздернула остренький подбородок.

– В таком случае я звоню в милицию. – Директриса приблизилась к охранникам Хлыста. – Позвольте пройти.

Боксер хмуро буркнул:

– Да ради бога.

Мордовороты расступились, директриса прошла Я крикнул ей вслед:

– Зинаида Павловна, даже не думайте!

Она ушла, не отреагировав. Боксер проводил ее взглядом и обернулся ко мне:

– Так поедешь или драться будем?

Я окинул взглядом класс с громоздящимися в центре столами.

– Места много. Почему бы не подраться?

– С четверыми, – уточнил боксер.

– Хоть с сорока, – сказал я. – Можешь поверить.

Поверил он или нет, но поскучнел еще больше.

– Значит, ни в какую? – уточнил он снова.

Похоже, эта работа не слишком ему нравилась. И, повинуясь капризу, я осведомился:

– Куда ехать?

Лицо его оживилось:

– В наш офис. На Тверскую:

– Фирма «Стратосфера»?

– Ага. Миром, Француз, всегда лучше.

– Кабы миром, – буркнул я. – Но в любом случае вопрос надо закрыть. И уеду я в своей машине.

Охранники переглянулись.

– Эй, он же нам конкретно велел… – проблеял один из них.

– Моя проблема! – гаркнул боксер и обратился ко мне: – А не слиняешь?

Я пожал плечами:

– Рискни.

Он изобразил улыбку.

– О'кей. Езжай в своем драндулете, но держись за нами, не отставай.

Мы вышли в коридор. Из директорского кабинета выскочила Дарья. Ее глаза сверкали, волосы развевались.

– Что надо этим придуркам?

Лица охранников следовало заснять. Амбалы в красных пиджаках замерли, словно в почетном карауле. Глаза их выпучились, рты приоткрылись. Это мгновение было прекрасно. И трудно было удержаться от смеха.

– Девушка, не волнуйтесь, – пробормотал боксер. – Мы просто кое-куда подъедем. Без проблем.

Ей-богу, он начинал мне нравиться.

– Буквально туда и обратно, – сказал я жене. – Подожди здесь.

– Ага. Щас! – Дашка метнулась в кабинет и выбежала с сумочкой. – Зачем тебе потом за мной заезжать?

Это было разумно.

– Ладно, – махнул я рукой, – раз уж ты одета для визитов…

Из-за двери, хмурясь, выглянула директриса.

– Дарья Николаевна, по-моему, вам лучше остаться.

Дашка тряхнула пепельной гривой.

– Пособие я уже выбрала. – Она взяла меня под руку. – Мы позвоним вам, Зинаида Павловна. Позже.

Зинаида сокрушенно покачала головой:

– Глеб Михайлович, вы уверены, что я не должна…

– Абсолютно уверен. – Я приобнял боксера за плечи. – Поспешим, друзья мои. Павел Тимофеевич заждался небось.

Дашка молча сжимала мой локоть, а боксер, пока мы спускались по школьной лестнице, ухитрился буркнуть мне в ухо:

– Он хорошо платит, Француз. Обалденно платит.

Остальные охранники безмолвствовали, пялясь на Дарью. И на небе не осталось уже ни облачка. Вот что значит ведьма.

ГЛАВА 29

Фирма «Стратосфера» действительно располагалась в одном из переулков, прилегающих к Тверской. Место было престижное, да и новехонький пятиэтажный особняк из стекла и бетона соответствовал району для богачей.

Когда вслед за джипом охранников мы припарковались на стоянке, я уже обрисовал Дарье литературный портрет Хлыстина. Она ошеломленно упрекнула:

– Сколько дней молчал, морда. Хотел, чтобы я прочла о нем в твоей книге?

– В нашей книге, – поправил я. – Потому и не трепался, что тебе, как редактору, необходима свежесть впечатлений.

Дашка возвела очи к небесам:

– Этот его список… сдохнуть можно!

К «жигуленку» подошел боксер, распахнул дверцу и галантно предложил руку. Царственно кивнув, Дарья вышла из машины.

– Спасибо, сэр.

– Рад служить, леди, – улыбнулся охранник.

Остальные трое не улыбались, сохраняя на лицах почтительное выражение. Черт побери, где я? В логове московского гангстера или в Букингемском дворце?

Мне никто не подал руки, пришлось выбираться самому. Охранники развернулись «кругом» и зашагали к стеклянным дверям, слева от которых красовалась золоченая табличка «Закрытое акционерное общество „Стратосфера“. В это самое общество мы с Дашкой и вступили, пройдя вслед за охранниками вестибюль, миновав других охранников с металлодетектором и еще охранников на этаже. Боксера тут все знали, кивали ему с уважением.

Наконец, мы приблизились к пышнотелой цветущей секретарше, восседавшей за тремя телефонами и компьютером, которая сухо проговорила:

– Минутку. Павел Тимофеевич сейчас… – Разглядев за спинами охранников меня с Дашей, она осеклась и побелела как полотно.

Еще бы! Мы с ней были неплохо знакомы. Эта милая дама четыре месяца назад опять же была секретаршей у фотомодели Виктории Бланш, которую я убил. А убил я её потому, что она оказалась Змеей. То есть бякой в мировом масштабе – чем-то вроде Дьявола в прекрасном женском облике. Мы, с позволения сказать, Мангусты, охотимся именно за Змеями, а не за оборзевшими московскими бандитами с их челядью и секретаршами.

– Узнал? – шепнула Дашка.

– Хуже, что она узнала нас, – шепнул я.

Сопровождавший нас боксер меж тем поправил перед секретаршей бабочку:

– Шеф нас ждет, Жанна. С нетерпением.

Жанна Блинова, так звали секретаршу, не сводя с меня панического взгляда, сумела лишь кивнуть. Боксер, то ли не отличаясь наблюдательностью, то ли будучи принципиальным пофигистом, этим кивком удовлетворился. Постучав для порядка, он распахнул дверь кабинета. Мы с Дашкой стояли за его спиной, и трое охранников дышали нам в затылки. Из кабинета донесся раздраженный возглас Павла Тимофеевича:

– Чего тебе?!

– Привез, – отрапортовал боксер.

– Куда ты привез его, ублюдок?! – взвизгнул Хлыстин.

Спина боксера напряглась:

– Вы сказали: в офис.

– В какой офис, мудак?! Я велел в Кузьминки, а не в центральный!

– Павел Тимофеевич, вы не говорили: в Кузьминки. Вы просто сказали: в офис.

– Ты что, паскуда, издеваешься?! Щас я тебя…

Слушать этот диалог было скучно, да и время поджимало: Стас, Илья и Сычиха небось уже нервничают. Дашка поднесла ко рту два пальца, сложенные кольцом, и взглянула на меня вопросительно. Я кивнул, и она свистнула. Ни от кого не слыхал я такого оглушительного разбойничьего свиста, какой умела издавать моя жена.

Боксер присел в дверях кабинета. Охранники за нашими спинами подскочили. Секретарша едва не хлопнулась в обморок. При том еще несколько охранников примчались на шухер. Отодвинув оглушенного боксера, я вошел в кабинет. Дашка – за мной. Пора было ставить точку.

Кабинет был просторный, с шикарной офисной мебелью, компьютером и сейфом – все, как положено. За полированным столом с бокалами коньяка восседали трое: хозяин кабинета и разлюбезные мои Папаня с Васей. Обмывали, вероятно, очередную удачную сделку. Павел Тимофеевич одет был, как обычно, в костюм-тройку, и трость его стояла, прислоненная к креслу. Честь и совесть российского криминала Игнат Дока с верным Василием опять затянуты были в галстуки (видать, это входило у них в привычку). При нашем появлении все трое, едва скользнув по мне взглядом, уставились на Дашку. Реакция их казалась одинаковой, но имелись различия. Василий улыбнулся, продемонстрировав великолепные зубы, и Дарья улыбнулась в ответ. Игнат посмотрел обеспокоенно и неодобрительно покосился на Павла Тимофеевича, пожиравшего Дашку глазами. Морщинки на лице Хлыста собрались в гримасу обалдения, а изо рта разве что слюна не капала. Однако он прокашлялся и перевел взгляд на маячившего в дверях боксера.

– Кто свистел?

– Я, – призналась Дарья. – Понравилось?

Вася улыбнулся еще шире.

– Без понтов, – подтвердил он уважительно. Уж он-то знал.

Хлыстин отмахнулся:

– Брось. Такая женщина…

– Повторить на бис? – предложила Дашка.

Я легонько ее отодвинул:

– Хорошего понемножку. – И обратился к Хлысту: – Чего надо?

Таращась на Дарью, Павел Тимофеевич пробурчал:

– Про список помнишь? – Он покосился на Игната с Васей, явно прикидывая, стоит ли при них продолжать. Затем вновь прилип глазами к Дашке, хлебнул коньяка и выпалил: – Там адреса и даты. Насчет цены мы договорились. А что сегодня сделано? Ни черта не сделано. Думаешь шутки со мной шутить?

Дашка сжала мой локоть:

– Поскольку вы смотрите на меня, пожалуй, я и отвечу.

Водянисто-голубые глаза Павла Тимофеевича будто подернулись масляной пленкой.

– В принципе, не возражаю. Но позвольте вопрос: кем доводитесь вы этому… э-э… молодому человеку?

– Наложницей, – брякнула Дашка. – Он с детских лет меня развращает.

Плутоватые глазки Игната уткнулись в бокал с коньяком. Вася крякнул наподобие утки. Даже у боксера вырвался сдавленный смешок. Но Хлыстин изволил отреагировать серьезно:

– Так часто бывает… Как, простите, вас зовут?

– Даша.

– Очень приятно. А меня – Павел Тимофеевич. Так часто бывает, Дашенька, у молодых вертопрахов: поматросил и бросил. Заводят себе на стороне каких-нибудь медсестричек, школьных директрис… – Он метнул на меня уничижительный взгляд. – О вкусах, конечно, не спорят. Кто-то любит клубничку, кто-то сыр с душком. Однако мужчины солидные…

– Медсестрички, значит? – Дашка нахмурила на меня брови. – Директрисы? Всегда знала, что ты кобель.

Я постучал по стеклу своих часов:

– Ближе к списку.

– Ах, да! – спохватилась Дарья. – Насчет списка, Павел Тимофеевич… в смысле, кого там ограбить, кого замочить… – Она как бы запнулась, подыскивая слова.

Игнат с Василием вылупились на партнера по бизнесу.

– Что за дела, Павел? – осведомился Папаня.

В водянисто-голубых глаза Хлыстина собирались грозовые тучи.

– Меньше знаешь, крепче спишь, – процедил он сквозь зубы.

Дашка между тем прочирикала:

– Насчет списка, Павел Тимофеевич, полный порядок. Засуньте этот список себе в задницу. Понятно я выражаюсь для солидных мужчин?

Повисла тишина столь густая, что, казалось, ее можно резать ножом. Приоткрыв рот, Хлыстин не издал ни звука, но схватился за трость. Любопытно, как он собирался ее использовать?

– Вам, ребята, добрый совет, – обратился я к Игнату с Васей. – Держитесь от этого дяди подальше. Он прокаженный. – Я потянул Дарью из кабинета.

Хлыстин крикнул вслед:

– Береги своих баб, Француз! На улицах опасно!

Я обернулся:

– Игнат, отрежь ему язык. Личная просьба.

Папаня залпом допил коньяк.

– Видать, придется.

Мы с Дарьей шагнули к дверям, боксер уступил дорогу, и мы вышли. Остальную охрану мы также миновали без помех и благополучно покинули фирму «Стратосфера».

Возле «жигуленка» нас догнала секретарша. Решив, что она с посланием от Хлыста, я резко спросил:

– Чего ему еще?!

Она втянула голову в плечи. В карих ее глазах застыл ужас.

– Не карай меня, господин! – Она попыталась поцеловать мою руку. – Я служу ему за деньги!

Я вырвал руку:

– Жанна, вы сбрендили! Какой я вам господин?

– Вы одолели госпожу, и черт с ней! – Она вновь попыталась завладеть моей рукой, но я был начеку. – Теперь сильнее вас нет, господин! Вы властелин мира!

Мало мне было цыганки. Но, в отличие от старой гадалки, эта дамочка знала о Мангустах. И Дашка негромко произнесла:

– Закрой рот, идиотка. На нас прохожие оборачиваются.

Секретарша не отреагировала. Она искательно заглядывала мне в глаза.

– Я не была твоим врагом, господин! Я была слепым орудием!

Дашка фыркнула:

– Да ну? И сколько тебе платили за слепоту?

На нас и вправду оборачивались.

– Тихо, – процедил я сквозь зубы. – Жанна, я на вас не сержусь и отпускаю с миром.

– Но господин…

– Еще хоть раз назовешь меня господином – испепелю! Помнишь мое имя?

– Глеб. Но я не могу…

– Можешь. Ты знаешь мою тайну, но не позволишь, чтоб ее узнали другие.

Из глаз секретарши медленно уходил ужас.

– Скорее сдохну, чем проболтаюсь, – пообещала она почти нормальным голосом.

Я улыбнулся:

– Значит, мы союзники. Что ты делаешь у этого недоноска?

Она состроила гримаску:

– Деликатные поручения выполняю. Не спрашивай, какие.

– Легко догадаться, – ввернула Дарья.

Я поспешил завершить сцену:

– Жанна, во-первых, вряд ли мы еще встретимся. В любом случае, живи спокойно. А во-вторых, линяй от этого психопата: скоро я сдам его МУРу. Такие вот два пункта. Удачи тебе.

– И тебе, – окончательно оттаяла секретарша. – А что касается этого… – Она хмуро глянула на особняк. – По мне, горел бы он в крематории. – Она помахала рукой и направилась к стеклянному входу, покачивая бедрами.

Усаживаясь в машину, Дашка пробормотала:

– Господи, четыре месяца жили как люди.

– И скоро вернемся в это состояние, – заявил я, врубая мотор. – Змеиную секретаршу мы более не увидим, а Хлыста на блюдечке преподнесем капитану Сычовой. Обещаю.

Дарья промолчала. А судьба вскоре звонко сказала: «Ха!» Причем по обоим пунктам. Когда только я поумнею?

ГЛАВА 30

Вместо условленных десяти утра на явочной квартире мы оказались в полдень. Раздраженный Стас встретил нас в прихожей.

– Это называется «немного задержаться»?

Я виновато развел руками. А Дашка оправдалась:

– Бандитская разборка, Рыжий.

– Какая еще разборка? – не поверил Стас.

Мы вошли в комнату. Шторы были так же плотно задвинуты, но сквозь них ломилось полуденное солнце, и все будто повеселело. Тем более что шмотки на мебели уже не валялись: было идеально прибрано. Илья и Светлана, сидя на диване, азартно шлепали картами.

– Валетик тебе, – усмехалась капитан Сычова. – Бубновый, твой любимый.

– Испугала. Мы его короликом козырным.

– А как насчет бубнового королика, борода? Отобьешь?

Я покашлял:

– Привет труженикам сыска.

Илья чуть покосился в нашу сторону.

– Привет, привет. – И шмякнул картой. – А у нас тузик завалялся.

Сычиха соизволила обратить на нас взор:

– В дурачка не желаете? – На ней были вчерашние джинсы и майка, тщательно выстиранные. На коленях у нее, как принцесса, восседала кукла. – Не хотите, как хотите. Бито, борода.

Стас подошел и вырвал у них карты.

– Хватит дурью маяться. Нам выезжать… – он глянул на часы, – минут через пятнадцать. Хорошо хоть эти, – кивнул он на меня с Дарьей, – успели под завязку.

Я уселся на письменный стол. Дашка примостилась рядом и потребовала:

– Объясни.

Рыжий вздохнул:

– Я уже позвонил Калитину и Гномкину, сообщил, что Света чудом осталась жива, и от ее имени каждому из них назначил встречу на два часа. Гномкину – на Таганке, Калитину – в Сокольниках. На тех же местах. По нашему плану, Света явиться не должна, так? Значит, если мы хотим за ними проследить, то должны там оказаться на час пораньше: изучить диспозицию. Чтоб следили мы, а не они за нами.

– Молодчина, Стас, – от души похвалил я.

Дашка покачала головой:

– Не знаю. Встречаться на тех же местах – по-моему, глупо.

Илья поглаживал бороду:

– По-моему, тоже. Как бы они там не устроили засаду.

– Конечно, – согласилась Светлана. – Место надо было сменить.

Веснушки Стаса вспыхнули:

– Ну да, Свет, ты у нас специалистка! Все просекаешь сразу! И ребята твои честные и неподкупные! Где бы тебя теперь искать, на складах в Ясенево?!

Светлана подняла на него глаза.

– Ребята мои – говно. Ты доволен? – Она пересадила куклу с коленей на диван. – Можешь радоваться: никого у меня не осталось. Но отморозка этого я поймаю или… Стас, место ты выбрал неправильно, факт.

Рыжий прохаживался из угла в угол, сутуля могучие плечи.

– Пошли вы все знаете куда… Засаду они могут устроить в любом месте, только мы в нее не угодим. Я, к примеру, поеду не на своей «Тойоте», а на «Фольксвагене»: вчера одолжил. И двое приятелей подстрахуют, поведут объект на разных машинах При чем тут вообще место встречи?

Возникла пауза.

– Согласен со Стасом, – кивнул я.

Светлана бросила на Рыжего взгляд:

– Подготовился, значит?

– Подготовился, не в милиции работаю, – парировал Рыжий. – Думаю, Глеб тоже как-нибудь выкрутится. – Он вновь глянул на часы, потом – на нас с Дарьей. – Что у вас там за бандитская разборка?

Капитан Сычова посмотрела на меня в упор:

– Что такое? Почему не докла… не информируете?

– Вечно у них так, – возмутился Илья. – Клещами тянуть надо.

Дашка сказала:

– Спокойно. Сейчас доложим, а заодно и проинформируем. – И вкратце поведала о нашем посещении фирмы «Стратосфера».

В наступившей затем тишине было слышно жужжание приблудной мухи.

– Ни хрена се… – Сычиха запнулась, верная обещанию не употреблять слово «хрен» всуе. – Как добраться до этой гниды? Его список – не доказательство. Он легко отопрется.

– Само собой, – кивнул я. – Даже адвокат не потребуется.

Лицо Стаса пылало от ярости:

– Какой адвокат?! Грамотно подстеречь и тихо ликвидировать! Без адвокатов!

– И нечего церемониться! – Илья саданул по спинке дивана.

Дашка возвела глаза к потолку:

– Гольдберг разбушевался.

Илья ткнул в ее сторону пальцем:

– А ты вообще! На улицу без Глеба ни ногой! Или нам придется раскручивать сюжет под названием «Похищение»!

– Щас! – огрызнулась Дашка. – Запрусь в сортире и задрожу от страха!

Светлана подошла к Стасу:

– Надо что-то придумать, чтобы взять Хлыста с поличным.

Рыжего аж перекосило:

– Да ну?! А брать его будут купленные им же менты!

– По-твоему, я купленный мент?

– Я не говорю про тебя! Я говорю вообще!

– А если вообще, Стас, прекрати на меня орать.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

– Сама нарываешься, – буркнул Рыжий. – С самого утра.

Я вклинился между ними.

– Ехать пора, – напомнил я Стасу и пообещал Светлане – Хлыста сдам тебе. Когда с Остапчуком покончим.

– Как ты это сделаешь?

– Что-нибудь придумаю.

Капитан Сычова усмехнулась:

– Почему-то я тебе верю.

– Тогда поехали. – Я направился к двери.

Дашка метнулась следом:

– И я!

Я обернулся:

– Со мной едет Света. А ты… Илья прав: тебе теперь из дома лишний раз ни к чему.

Илья вскочил вдруг с дивана:

– Тогда я еду со Стасом.

– Еще чего, – отмахнулся Рыжий. – Илюх, отдохни.

– Зачем меня сюда привезли? – обиделся Илья. – В картишки сыграть?

Дарья простонала:

– Началось!

Илья собрался было продолжить пререкания, но Светлана подергала его за бороду:

– Правда, Илюх, отдохни. Мы там по-быстрому, успею еще в дураках тебя оставить.

Чтоб не дать Илье опомниться, я подвел черту:

– Старик, вы с Дашкой – аналитический отдел. Всегда должны быть под рукой.

Сев на диван рядом с куклой, Илья буркнул:

– Сейчас как вмажу в ухо.

– Только не сейчас, – обронил я, выходя из комнаты.

Стас и Светлана двинулись за мной.

Когда мы выходили из квартиры, сзади послышался Дашкин голос:

– Сычиха, постой!

Светлана задержалась в дверях.

– Чего тебе?

– Ты врешь, Сычиха.

Брови Светланы приподнялись.

– Про что?

– Про то, что у тебя никого не осталось.

Светлана вздохнула:

– Зеленоглазка, отвали. Тебя давно пора похитить. Не понимаю, как ты вообще по улицам ходишь. – Она захлопнула за собой дверь.

Я взглянул на Стаса.

Рыжий смотрел в пол. И продолжал хмуро смотреть в землю, пока не укатил на одолженном белом «Фольксвагене».

ГЛАВА 31

Мы со Светой снова ехали в Сокольники на встречу с майором Калитиным, возглавляющим ее группу. Вернее, не на встречу, а на обманку. Судя по выражению лица, поддерживать разговор капитан Сычова не намеревалась. Да и я не был расположен к светской беседе. Ехали молча, погруженные в мысли. Но вскоре Светлана все же прокомментировала невеселые свои думы:

– Как услыхала по радио про пожар на складах, заселиться хотела. Честно.

С ответом я нашелся не сразу:

– Многообещающий был проект. Если б ты его осуществила, некоторые сдурели бы от счастья.

– Я так и подумала. Потому и воздержалась.

– Это правильно. Некоторых твой поступок огорчил бы.

Она криво усмехнулась:

– Таких не знаю.

– Свет, – произнес я сдержанно, – ты редкостная кретинка. Ты настолько тупая баба, что место тебе не в МУРе, а на плантации кроссовок «Адидас». Когда кроссовки эти созреют на кустиках, ты вдевала бы в них шнурки. Причем только в левые: на правые у тебя ума бы уже не хватило.

Она улыбнулась:

– И где же эта продвинутая плантация?

Секрета я не выдал, и мы вновь замолчали. В отличие от вчерашнего дня, вместо дождика нас преследовало солнце. В зависимости от маневров, оно то расплескивалось по ветровому стеклу, то подмигивало сбоку, то припекало сзади. «Жигуленок» мчался по городу, как выпущенный из клетки молодой олень.

– Оружия не взяли, ладно, – сказала Светлана. – Но как насчет слежки? Стас подготовился, а мы?

Вопроса этого я боялся. Хоть понимал, что не задать его Сычиха не могла. Я пожалел, что взял ее с собой.

– Что, собственно, тебя волнует? – потянул я время.

Она вздохнула:

– Кому из нас шнурки вдевать в кроссовки? Калитин засечет твою колымагу, хоть зацвети она жасмином. Это если мы в сторонке тихо наблюдать будем. А если на хвост ему сядем… Глеб, за кого ты его держишь? Или ты сам придурок?

«Придурка», положим, я мог проглотить, но это, увы, не спасало. Вопрос, как говорится, оставался открытым. Если уж я действительно оказался таким придурком, что взял ее на слежку… Что было делать? Пришлось соблюдать принцип: «Сказал А, говори Б».

– Стас, конечно, подготовился, – начал я осторожно. – Так и надо. Но, Свет… Калитин нашей слежки не засечет. Это невозможно.

Она взглянула на меня осуждающе:

– Горбатого лепишь?

– Оставь эту воровскую терминологию, – поморщился я, съехав с Садового кольца.

Сычиха хмуро отчеканила:

– Если на хапок надеешься, поворачивай обратно.

«Вот оно, – подумал я. – Надери мне задницу, учитель».

– Расслабься, – пробормотал я, пересекая Комсомольскую площадь. – Нас не заметит ни один профи, будь у него семь пядей во лбу.

Она сверлила меня взглядом:

– Неужели?

– Свет, а ты никому не скажешь?

– Про что? Про твои сыскные секреты? – фыркнула она. – Чтоб мне провалиться.

Я свернул в намеченный переулок и притормозил у тротуара. Народу, по счастью, вблизи не было, а метрах в ста – бог с ним. Я приоткрыл дверцу со стороны Светланы…

– Выходи. Быстро.

Она взирала в недоумении.

– На хре… зачем?

– Свет, быстро! – торопил я. – Выйди, посмотри – и назад в машину!

Выбравшись наружу, она отошла на шаг и повернулась. Глаза ее округлились, челюсть отвисла, а выражение лица напоминало инфернальных персонажей с картины Босха. Понять ее было нетрудно: капитан Сычова не увидела «жигуленка». Она видела лишь меня как бы сидящим в воздухе. Для завершения демонстрации я захлопнул дверцу. Светлана остолбенела: теперь я со своим автомобилем вообще пропал с ее глаз. Сквозь меня она видела стену дома, пивную банку на асфальте и люк канализации. Было от чего сойти с ума. Зато вопрос о том, как мы поведем слежку, отпал сам собой. Прости меня, Стив Пирс.

Распахнув дверцу, я буркнул:

– Врубилась? Лезь обратно.

Светлана юркнула в машину, словно испуганный котенок, за которым гонится волкодав. Никто из прохожих не успел заметить нашу небольшую аномалию. Так мне показалось.

Лихо развернувшись, я выехал из переулка и помчался в Сокольники. Светлана трижды приоткрывала рот и столько же раз закрывала. Я поспешил ей на помощь:

– Не реагируй. Пусть уляжется.

Она опасливо ощупала приборную панель, спинку сиденья и, наконец, меня самого.

– Уляжется, говоришь…

Следовало без промедления поставить точку. Или хотя бы многоточие:

– Свет, я кое-что умею. Только не задавай сейчас вопросов, ладно?

– А когда?

– Когда отморозка поймаем.

В глазах капитана Сычовой была растерянность.

– Ладно. Только будь уверен, вопросы я задам.

– Кто бы сомневался. – Я подрулил к парку и остановился у входа.

Часы мои показывали без четверти два. Мы приехали всего на пятнадцать минут раньше. С точки зрения разведки это было разгильдяйством, грозящим провалом. Но я мог позволить себе такое. Подозрительных личностей и враждебных транспортных средств, типа осточертевшего «Чероки», вблизи не наблюдалось. Других замаскированных каверз тоже не просматривалось. Светило солнце, щебетали птицы, и разношерстный люд фланировал по Сокольникам. Не дай бог стрельба. Впрочем, я был уверен: до этого не дойдет. Противник, проколовшись на покушениях, скорее всего, изменит тактику и попытается подобраться к Сычихе с другого бока. Любопытно, с какого? Главное, чтоб вместо Светки лже-Француз нарвался на меня. А уж там…

– Слушай! – встрепенулась Светлана. – А если кто-то случайно в нас врежется? Нас же не видно.

– Ждал, когда спросишь. – Я высматривал в окно майора Калитина. – Никто, Свет, в нас не врежется: ни человек, ни машина, ни метеорит небесный. Все обойдут, объедут и облетят стороной. Не слишком переживай.

Она вздохнула:

– Ладно, не буду.

Тут появился майор Калитин. Пришел вовремя, минута в минуту. При иных обстоятельствах это могло свидетельствовать о его непричастности. Но не теперь, только не теперь. Невзирая на жару, майор был в том же джинсовом костюме, и кобура его столь же явно выделялась у него под мышкой. Взгляд капитана Сычовой, устремленный на старшего по званию, сделался холодным и нацеленным, словно у рыси, готовой к прыжку.

Калитин осмотрелся у входа в парк. Взгляд его, описывая окружность, скользнул по месту, где мы припарковались. Светлана невольно перевела дух. Похоже, ей приятно было лишний раз убедиться в эффективности нашей маскировки.

– Глянь-ка, – заметил я, – Леша твой повторного нападения вроде не опасается. И раненое бедро его не беспокоит.

– Это не мой Леша, – хмуро отозвалась Светлана. – Был бы мой, я бы его не разрабатывала.

Спорить я не стал. Но тянуло возразить, что слежка за «своими» – рутинное занятие силовых структур, дающее порой неплохие результаты.

Калитин прохаживался взад-вперед, поглядывая на часы и всматриваясь в мелькающие лица.

– Сколько, по-твоему, он будет ждать? – полюбопытствовал я.

Светлана пожала плечами:

– Минут пятнадцать, не больше.

– А затем?

– Уйдет, разумеется. Что еще?

– А прежде чем уйти? Позвонит кое-кому по мобильнику?

Светлана грустно усмехнулась:

– Уж как водится.

И, словно в подтверждение наших догадок, майор Калитин извлек из джинсовки сотовый телефон. Оглядевшись напоследок, он набрал номер и стал говорить. Речей его мы не слышали, но ухмылочка на суровом лице майора играла плотоядная. Будто рыбку он еще не поймал, но пытался кого-то уверить, что съест ее непременно. Затем сей матерый опер убрал мобильник и… как ни странно, не свалил, а снова принялся расхаживать туда-сюда.

Я удивился:

– Пятнадцать минут истекли. Что за настойчивость?

Светлана скривила губы:

– Вероятно, ему приказали ждать.

– Зачем? Ведь коню ясно, что ты уже не явишься.

– Не факт. Я девушка своеобразная, они это учитывают.

Калитин метался еще минут двадцать у входа в парк, затем решительно направил стопы прочь. Мы покатили за ним.

Светлана указала на ключ зажигания:

– А как насчет…

– Никаких звуков, – уверил я. – Иначе какой резон?

Она со вздохом на меня покосилась:

– Но вопросы я задам. Ох, задам!

Калитин отмахал с километр и подошел к знакомому грязновато-красному «Москвичу», припаркованному в закутке.

– Это что же, – усмехнулся я, – ваша боевая колесница?

– Колымага не хуже твоей, – огрызнулась Светлана. – Разве что не умеет с глаз исчезать.

Майор меж тем влез в «Москвич» и поехал. Мы, разумеется, за ним. Все шло как по маслу. Светлана спросила с надеждой:

– Думаешь, он выведет нас на Остапчука?

– А то! – хмыкнул я. – Куда ему деваться? Спешит к хозяину получать клизму за то, что тебя не достал.

Света хмуро промолчала. Мы вновь погрузились в тишину, которую нарушали только фоновые городские шумы. Майор Калитин спешил не слишком, и я, невидимый и неслышимый, легко висел у него на хвосте. Ей-богу, учитель, я хорошо помню заповедь: «Не вмешивайся в дела Человечества». Я стараюсь ее соблюдать, стараюсь по-честному… Черт побери, Стив Пирс, у меня скверно это получается! Но в данном случае, конкретно в данном случае, готов поклясться, что все делаю правильно.

Красный «Москвич» Калитина свернул с кольца в районе Смоленской. Конечно же, мы – за ним.

– Что за хрень? – прервала молчание Света. – Куда он попер?

Простив ей слово «хрень», я также выразил удивление:

– Рисковые парни: свили гнездо возле МИДа. Как говорится, нахальство – второе счастье.

Капитан Сычова отмахнулась:

– Не в том дело. Если он свернет сейчас налево… Так, свернул. А теперь вон к тому дому… – Светлана подскочила в азарте. – Все! Я и квартиру знаю!

Я остановил «жигуленка» в пяти метрах от красного «Москвича».

– Может, объяснишь?

Наблюдая за выходящим из машины майором, Светлана затараторила:

– Здесь Лешин брат живет, старший. Он сейчас с Брюсселе. На полгода, с семьей. Трехкомнатную квартиру оставил на Лешино попечение. Мы в июне здесь собирались: день рождения Гнома обмывали. Дом старый, без лифта. Но квартира здоровенная: человек двадцать со стволами разместить можно…

– Стоп! Понял! – оборвал я непривычный для Сычихи поток речи. – Ждем десять минут. Потом входим и берем их тепленькими.

В глазах Светланы мелькнула неуверенность.

– Вдвоем?

Следя за Калитиным, воровато скользнувшим в подъезд, я пожал плечами:

– Можешь подождать в машине. Покарауль, чтоб колеса не сняли.

Лицо Светланы окаменело:

– А ну, повтори.

Я выдержал ее взгляд:

– Свет, я легко справлюсь. Не мешай, а!

Глаза ее продолжали меня буравить:

– Скажи «ластик», Француз.

Я вздохнул:

– Хорошо, пойдем вместе, но…

– Скажи «ластик» или подеремся прямо здесь!

Посмотрев на часы, я поднял руки:

– Ластик. Идем через шесть минут.

Она отвела взгляд и буркнула:

– Оружие, конечно, не понадобится.

Я покачал головой:

– Только чистая совесть.

– Юмор, что ли? – раздраженно справилась Светлана.

И я, в свою очередь, уточнил:

– Куда окна выходят?

– На ту сторону, в переулок.

Я приоткрыл дверцу:

– Тогда снимаем маскировку и вперед.

Мы вышли. Светлана изумилась появлению «жигуленка» не менее, чем его исчезновению. Мы, не скрываясь, направились к подъезду. Светлана сообщила:

– Кода нет. Третий этаж.

Приотстав, я подобрал с земли гнутый гвоздик и сунул в карман. В полумраке подъезда воняло мочой.

– Классное место для дня рождения, – съязвил я.

– Квартира того стоит, – отозвалась капитан Сычова, поднимаясь по лестнице.

На площадке второго этажа мы пропустили толстяка с пуделем, дружески нас обнюхавшим. Толстяк, напротив, оглядел нас подозрительно, однако от контакта воздержался. Мы поднялись на этаж выше. Опередив вопрос Светланы, как мы попадем в квартиру, я вынул из кармана гвоздик и предъявил.

– Вот ключ. Войдем без шума.

Светлана указала дверь. Я подошел, наклонился и сделал вид, будто открываю замок гвоздем. Хоть капитан Сычова кое-что уже знала о моих возможностях, все же я старался не перегружать ее психику. Дверь отворилась, точно смазанная маслом. Мы вошли, тихонько ее прикрыв.

Прихожая оказалась просторной. Прямо от нее тянулся коридор на кухню. В стенах коридора виднелись двери комнат: две справа, одна слева. Из-за одинокой этой двери доносились жалобные стоны. Переглянувшись, мы со Светой ринулись на приступ.

Картина, представшая нашим взорам, была впечатляющей. Майор Калитин лежал на широченной кровати. Вернее, на кровати лежала дама, а уж на ней – майор. Страж закона трудился в поте лица, а партнерша его издавала те самые стоны, которые привели нас сюда. При этом глаза женщины были открыты, и она беззастенчиво мне подмигнула. Это была Жанна, секретарша Хлыста, которую не далее как сегодня я обнадежил, что мы больше не встретимся. Право слово, госпожа Судьба не лишена сарказма. Пунцовая от смущения Светлана бросила на меня растерянный взгляд. Я деликатно покашлял.

Майор Калитин (вот что значит выучка) мигом скатился с бабы, цапнул с тумбочки пистолет и наставил на нас. Несколько мгновений мы таращились друг на друга. Чаровница Жанна, раскинувшись на подушках, взирала на нас с такой ухмылочкой, будто сама срежиссировала это шоу. Светлана процедила сквозь зубы:

– С предохранителя сними, чайник.

– Сычова? – Располневшее тело майора оплыло, как свеча. – Ты как здесь очутилась?

– Ветром надуло.

– Шпионила за мной?

– Лукавый попутал.

Замерев с пистолетом в руке, Калитин выбирал линию поведения. Секретарша Жанна, прикрыв пышную грудь одеялом, ввернула:

– Знала ведь, что этим кончится!

Майор бровью не повел в ее сторону.

– Доложишь по форме? – спросил он у Светланы.

В серых глазах Сычихи сверкнула сталь.

– Отвечу «да» – пристрелишь?

Отложив пистолет, Калитин с неприязнью взглянул на меня:

– Опять этот… учитель!

– Леш, мы все обсудили. Не заводи по второму кругу.

– Ладно. Доложишь или нет?

Светлана пожала плечами.

– Про что? Какой длины у тебя член? Так я не рассмотрела.

– Я тоже, – опять ввернула Жанна.

Брезгливо на нее покосившись, майор перевел дух:

– А Томке не настучишь, Свет? Она же с потрохами меня сожрет.

Капитан Сычова отвела взгляд:

– Я не судья тебе, успокойся.

Оставив однополчан выяснять отношения, я бегло осмотрел квартиру. Следов пребывания банды, само собой, не обнаружил. Ни пятен крови, ни выбитых зубов, ни порохового дыма. Обычное жилище московского буржуа без криминального уклона. Очередная пустая фишка, вытянув которую я готов был кусать локти.

Закончив осмотр, я застал Светлану и Калитина в коридоре, перед дверью в спальню. Бедра майора обернуты были полотенцем, за кромку которого бравый сыскарь ухитрился втиснуть пистолет.

– Тошнит, понимаешь? – канючил майор. – Обрыдло все, никаких сил.

Светлана смотрела холодно и отстраненно.

– Не мельтеши, я не трепачка.

– Свет, пойми, разве это жизнь? Томку разнесло, как дирижабль. Сутками смотрит ящик и денег требует, мегера. Главное, девчонок так же воспитывает…

– Заткнись, Калитин. Мир таков, каким ты его видишь.

– Кто сказал тебе эту херню?

– Бог за компьютером. Ты с «Макаровым» поосторожней: шалуна своего отстрелишь.

Жаль было прерывать их душевную беседу. Но время летело быстро, притом, увы, впустую.

– Поехали, – сказал я. – Может, Стас чем порадует.

Светлана кивнула.

– Не дрейфь, Леш. – Она похлопала майора по голому плечу. – Передай Жмыхову: пусть делает, что хочет, но, пока Француза не поймаю, – не появлюсь.

На этом мы, что называется, откланялись.

Солнце, как положено, клонилось к западу. И «жигуленок», как положено, дожидался нас за красным «Москвичом». Опускаясь на сиденье, Светлана пробормотала:

– Хоть с Остапчуком не связан.

– Это уж точно. – Включив зажигание, я развернулся. – Он работает на Хлыстана.

Светлана вперила в меня взгляд:

– С чего ты взял?

Пришлось объяснить:

– Дамочка в кровати к Леше твоему страсти явно не питает. А Павел Тимофеевич вряд ли станет подкладывать свою секретаршу за просто так.

– Что за хре… Она секретарша Хлыста?

– Вижу, ты врубаешься.

Выехав из переулка, мы оказались на Садовом кольце.

– Слушай, можешь помолчать?! – рявкнула Сычиха. – Голова уже раскалывается!

Я вздохнул:

– Характер ваш, Светлана Анатольевна, не поддается формированию.

– Ластик, – буркнула она.

На явочную квартиру мы ехали, решая в уме общие наши проблемы. Но, как подсказывает практика, даже общие проблемы зачастую у каждого бывают свои.

ГЛАВА 32

Наши уютно сидели на кухне и перекусывали. Что ж, время приспело. Стас, вероятно уж поведавший Илье с Дашкой о своих успехах, улыбался, как рыжий кот, съевший канарейку.

– Чем похвалитесь? – пробасил он, окуная сосиску в горчицу.

Светлана подошла к мойке, открыла кран и намылила руки.

– Дерьмо собачье, – буркнула она.

Илья и Дашка воззрились на меня.

Стас уточнил:

– То есть Илюха оказался прав?

– Как всегда, – ввернул Илья.

Я кивнул:

– Майор Калитин чист. Он, как Дмитрий Карамазов, мог бы воскликнуть: «В этой крови неповинен!»

– А в какой повинен? – поинтересовалась Дарья.

И я, намылив, в свою очередь, под краном руки, эскизно обрисовал наше приключение. Присевшая к столу Светлана проворчала, надкусив бутерброд:

– Обязательно было рассказывать? Важные сведения, да?

Стас раздраженно на нее покосился:

– В отличие от ментов, Свет, мы ничего друг от друга не скрываем.

Светлана ссутулилась.

– Я не говорю, что надо скрывать. Просто информация не такая уж важная.

– Важная – не важная, нам решать. Твое дело, Свет, доложить о результатах. У вас в МУРе по-другому?

Сидя на подоконнике с пакетом кефира, я вмешался:

– Света права. Дойдя в своем отчете до кровати, я дол-ясен был завершить оперативку.

– Ничего себе! – возмутился Илья. – Как бы мы тогда узнали, что Калитин связан с Хлыстом?

Я пожал плечами:

– Зачем тебе это? Хлыст хоть и мразь, но в деле с Остапчуком он сбоку припека.

– Старик, это как рассудить…

Дашка грохнула кулаком по столу:

– Молчи, кулацкий подпевала!

Все прыснули. Даже Светлана улыбнулась.

Я сказал:

– Давай, Стас. Хвались теперь ты.

Рыжий приосанился:

– У меня все коротко и ясно. Серега, лейтенант Гномкин то есть, притопал в полвторого и ходил кругами до двух. Не заметив ничего подозрительного, застыл как столб и в ожидании Светы простоял двенадцать минут. Потом двинул к метро и по дороге встретился с одним человечком. Общались они около минуты. Потом человечек сел в бежевый «Чероки». Ребята мои слегка лопухнулись и его упустили. А Гномкин спустился в метро, преследовать его я поостерегся. Вот и все.

Я посмотрел на Стаса с удивлением:

– И чем же ты хвалишься?

Физиономия Рыжего прямо-таки сияла.

– Угадай, с кем встретился Гномкин?

– С римским папой, – предположил я.

Стас хохотнул:

– Да нет, кое с кем поинтересней. Он встретился с Толяном. Въезжаешь?

Илья и Дарья смотрели на меня торжественно.

Светлана обвела нас взглядом.

– Что за Толян?

– Свет, потом, – отмахнулся Рыжий и обратился ко мне: – Все встало на места, правда?

Еще бы. Мне излишне было напоминать, кто такой Толян. Именно этот шустрый подонок познакомил меня со Стасом и сосватал телохранителем к Даше Лосевой, получавшей телефонные угрозы. Четыре месяца прошло, а кажется, будто годы. Дарья стала моей женой, Стас – другом. Возможно, в благодарность за встречу с ними я оставил Толяна в живых. И вот итоги моей сентиментальности.

Словно читая мои мысли, Дарья произнесла:

– Он хорошо знал, кто ты. Наверняка именно он подсказал Остапчуку взять псевдоним Француз и грабить под твоим именем.

– Неглупая идейка, – подхватил Илья. – Конечно же, именно Толян навел на тебя ментов… извини, Свет: работников правопорядка, назначив ту самую встречу в баре.

Светлана обвела нас взглядом.

– Был анонимный звонок, – сказала она.

Самое забавное, что все смотрели на меня как на тупицу, не желающего считаться с фактами. Я поставил пакет кефира на подоконник и попросил:

– Растолкуйте еще разок. Помедленней. Чтоб до меня дошло.

Илья улыбнулся в бороду:

– Ладно. Что делать будем?

Я протянул руку:

– Стас, дай-ка мобильник.

Рыжий извлек телефон из кармана.

– А ничего, что из этой квартиры?

– Не засекут, – заверил я. – Звоню своим криминальным корешам.

– Какого хре… зачем? – насторожилась Светлана.

Стас обратил на нее свои веснушки:

– Банк брать будем. Ты с нами?

– Иди в задницу, – огрызнулась Светлана.

Набрав номер, я услыхал голос Василия и зловеще произнес:

– Вот ты и попался. Будем разбираться.

– Ты че, Француз… э-э… Глеб Михайлович? – опешил мой собеседник. Из трубки доносился шум застолья. – Ты про Хлыста, что ли?

– Само собой. Вы что с Папаней мне устраиваете?

– Мы?! Это мы, блин, устраиваем?! Отвали, мудило, на хер! Вали, говорю!.. Это я не тебе, Глеб Михайлович! Тут у нас…

– Плевать на то, что у вас! – повысил я голос. – За Хлыста вы с Папаней мне ответите!

Стас, Илья и Дашка с интересом наблюдали за моей игрой. Лишь капитан Сычова смотрела растерянно. Еще более растерян был Вася. Ему, похоже, стало не до гулянки.

– Мы-то, блин, при чем? Если б мы знали, что он на тебя попрет…

– Знали, не знали – этот геморрой у меня из-за вас. Из-за ваших с ним сделок.

– Ё-мазай, Француз… Он нас самих уже достал! Я говорю Папане: завязывать надо с этим скунсом.

Решив, что клиент созрел, я перешел к делу:

– Ладно, поверю. Теперь вопрос второй: где пацан, который назначил тогда встречу в баре?

– Ищем. Гадом быть, ищем! – еще пуще занервничал Вася. – Вчера на телку его вышли.

– Каков он внешне? Росточка небольшого, но плечи здоровенные. Белобрысенький и румянец во всю щеку. Он?

– Ну. Где-то я его видел, без понтов…

– В зале единоборств, – подсказал я. – Когда приехал японец и ты ввязался в драку с хоккейной клюшкой.

– Точно! – обрадовался Вася. – То-то, думаю, ряха знакомая.

– Найди мне эту ряху, – сказал я жестко. – Сутки даю.

– Так мы же, блин, ищем…

– Время пошло. – Отключившись, я вернул мобильник Стасу.

Светлана прищурилась:

– Не слабо общаешься с братвой.

Я пожал плечами:

– Что делать, если Стас его упустил?

Рыжий покраснел от обиды:

– Давай, пинай меня теперь. Зато все было аккуратно: Толян не подозревает, что засвечен.

– Нормально, Стас, – утешила Светлана. – Ты сделал что мог.

Рыжий покраснел еще гуще:

– В твоем одобрении не нуждаюсь.

– А в моем? – осведомился Илья.

Стас покосился в его сторону:

– В твоем – тоже.

– И в моем? – спросила Дашка. И, поскольку Стас промолчал, предложила: – Рыжий, скажи всем «ластик».

Светлана пробормотала, опустив глаза:

– Да ладно, подумаешь, дел.

Дашка сердито на нее посмотрела и перевела взгляд на Стаса:

– Светке можешь «ластик» не говорить.

Стас хранил самообладание:

– Ну хорошо. Ластик.

Дашка тряхнула волосами:

– Не пойдет. Добавь: «Ластик всем, кроме Светки». Ей ни к чему.

Стас вскочил со стула:

– Хватит меня лечить! Даш, я сказал «ластик» всем, поняла?!

Дарья кивнула:

– Теперь поняла. Я, знаешь ли, туповата.

Илья глубокомысленно поглаживал бороду. Светлана пристально изучала надкушенный бутерброд. А я, сидя на подоконнике, прихлебывал кефир.

Стас хмуро попятился к двери:

– Все, разбежались. Во сколько завтра?

Я слез с подоконника:

– В десять. В силу традиции.

Илья поднялся со стула:

– Завтра, между прочим, суббота. Почему бы не дать бандитам от нас отдохнуть?

Светлана подарила ему редкую свою улыбку:

– Хрен им, борода.

– Нет так нет, – вздохнул Илья. – Мое дело предложить.

Дашка нахмурила брови:

– Мужики, а посуду кто мыть будет?

– Кто-нибудь. – Стас приоткрыл входную дверь. – Мне еще Илюху отвозить.

Илья крикнул из прихожей:

– Не выступай, Дуська! Сама помоешь, не развалишься!

И они со Стасом сбежали.

Дашка со вздохом посмотрела на меня.

Я покачал головой:

– Давай посчитаемся.

– Чур, я! – оживилась Дарья и забормотала: – «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»

– Ищи лохов! – перебил я. – Эта считалка подгаданная.

– Никакая не подгаданная! – возмутилась Дашка. – Сам ты подгаданный!

Светлана фыркнула:

– Идите, я помою.

Дашка приложила руку к сердцу.

– Ты нас балуешь.

Светлана криво усмехнулась:

– Угу, балую. Как поселилась тут, все балую да балую. Валите на хрен.

Дарья взглянула на меня в смятении.

Я решительно кивнул:

– Поехали. И захвати сухой овсянки.

– Зачем?

– Надо. Отсыпь в кулечек горсть.

Пока жена выполняла мою просьбу, Светлана, убирая со стола, полюбопытствовала:

– Птичек кормить собрался?

– Рыбок, – ответил я.

С тем мы и ушли. Светлана угрюмо закрыла за нами дверь. Сычиха и должна быть угрюмой. Разве не так?

ГЛАВА 33

Вечер был теплым и безветренным. По небу лениво передвигались кудрявые облачка. «Жигуленок» наш мчался в сторону запада, и заходящее солнце смотрело на нас в упор. Дашка взяла меня за руку.

– Два вопроса к тебе.

Я качнул головой:

– Про Сычиху – запретная тема.

– А не про Сычиху?

– Сколько угодно.

Она потерлась щекой о мое плечо:

– Почему такой кислый?

– Сладким быть? – раздраженно отозвался я. – С Внушателем и с лже-Французом я столкнулся…

– Мы столкнулись, – поправила Дашка.

– …мы столкнулись в понедельник Завтра уже суббота, а я ни черта не сделал.

– Мы ни черта не сделали.

– Нет, я не сделал! А в четверг из Евпатории возвращаются Колесниковы. Как Сашку с Танькой на улицу выпустить, когда здесь эти прелести? Кислый, говорит, такой!

– Спокуха. К четвергу успеем.

Я вздохнул:

– Смотри, ты обещала.

Она сжала мою руку:

– И второй вопрос: куда едем?

– На Москву-реку. В район Филей.

– Зачем? – удивилась Дашка. – Купаться предпочитаю в шкафу. К тому же я без купальника, там народу небось…

– Мы не купаться. С другом тебя познакомлю.

Дашка округлила глаза:

– Что за друг, которого я не знаю?

– Вот я и спешу заполнить пробел. Жаль, ты на каблуках: в кроссовках было бы комфортней.

У Бородинской панорамы мы свернули направо и вскоре приблизились к цели нашей вылазки.

– И давно у тебя этот друг? – не выдержала Дарья.

– С середины мая. Около двух месяцев.

– Все ясно. Поскольку в мае было тепло и едем мы на Москву-реку… Он что, заядлый рыбак?

Я покачал головой:

– Нет, он рыба. Карась.

Дашка прыснула:

– Остроумно.

Припарковавшись у входа в Филевский парк, я обернулся к жене:

– Думаешь, разыгрываю? – И указал на свою переносицу. – Смотри сюда.

Дашка заглянула мне в глаза, и брови ее приподнялись. Она распахнула дверцу машины.

– А ну, идем!

Мы дошли до деревянной лестницы, ведущей к реке. Дашка, разумеется, выпытывала подробности моей дружбы с карасем, но я не слишком распространялся. Указал лишь на два базовых пункта. Первое: проект под названием «карась» – пробный мой эксперимент по обучению Животных. И второе: карась этот задуман как сюрприз к приезду Сашки с Танькой. И Дарья, можно сказать, является приемной комиссией в одном лице.

Спускаясь по ступенькам с перилами, заинтригованная Дашка аж подпрыгивала от нетерпения. Двойники-фантомы и трупы с подписью «Француз» временно отодвинулись в сторону, чего я и добивался. Мы шли вдоль берега, одетого в уродливый бетон, вслед за солнцем, золотящим речку, пока не оказались у покрытого тиной валуна. Камень походил на бегемота, высунувшего любопытную морду из воды.

– Ну! – притопнула Дарья.

– Момент, – сказал я. – Пусть вон то семейство пройдет.

К нам двигалась упитанная супружеская пара, впереди которой переваливался упитанный мальчик в связке с упитанным бульдогом. Свидетели мне были ни к чему.

– Семейство прошло, – констатировала Дашка. – Или все-таки розыгрыш?

– Ха! – Я поднял камешек и, наклонившись, постучал по торчащему из реки валуну. – Клиффорд! Или сюда, малыш!

Карась приплыл тотчас, словно только меня и ждал. Он высунул из воды мордочку и радостно забил плавниками.

– Ой! – вырвалось у Дашки.

Парнем Клиффорд был солидным, граммов на семьсот. И на вид – обычный серый карась, каких полно в речке. Но лишь на вид.

– Дела в порядке, Клиффорд? – спросил я. Карась в ответ нырнул и вынырнул. – Это значит «да», – пояснил я жене. – Теперь продемонстрируем «нет». Рыбаки не беспокоят, Клиффорд? – И карась забил хвостом, мотая при этом головой.

Дарья смотрела зачарованно. И я, воспользовавшись моментом, представил ее карасю:

– Знакомься, это Даша. Запомнил, Клиффорд?

Жена пробормотала:

– Черта с два он запомнил.

– Клиффорд, нас обижают, – вздохнул я и предложил Дарье: – Хочешь его проверить?

– А как?

– Назови любые женские имена, а свое – напоследок.

Приблизившись, Дашка выглянула из-за моей спины.

– Клиффорд, меня зовут Таня? – спросила она. Карась дернул головой и забил хвостом. – Или Ася? – Клиффорд забил хвостом. – А может, Марина? – Та же реакция. – Значит, я Даша? – Карась нырнул, вынырнул и уставился на нее круглыми глазами.

– Каков?! – произнес я с гордостью.

Дарья ошеломленно присела на парапет:

– С ума сойти.

– Платье испачкаешь, – предупредил я.

– Черт с ним. Клиффорд, я тебя обожаю.

Карась в ответ нырнул и вынырнул: взаимно, дескать.

Но представление на этом не закончилось.

– Займемся бизнесом, Клиффорд? – предложил я. И карась в ответ в восторге пустил пузыри. – Ну, – сказал я, – чего ждешь? Неси товар.

Нырнув, карась исчез.

– Куда он? – забеспокоилась Дашка. – Что за товар?

Карась вынырнул, держа во рту ракушку. Я протянул руку и взял ее.

– Спасибо, Клиффорд. – Достав из кармана рубль, я «вручил» его карасю.

Приняв монету мокрыми губами, карась ушел под воду и вскоре появился с новой ракушкой. Я расплатился за товар тем же способом и сказал: «Достаточно». Клиффорд унес денежку в какие-то свои закрома, выплыл и уставился на меня выжидательно.

– Хочешь полакомиться? – догадался я. Карась изобразил свое «да» столь темпераментно, что окатил нас брызгами. Я потребовал: – Плати.

Карась нырнул и возвратился с монетой во рту. Забрав У него рубль, я распорядился:

– Гони овсянку, Дашка.

Глаза Дарьи влажно блестели.

– Господи! – Она извлекла из сумочки бумажный пакетик. – Ну это же просто… нет слов!

Я аккуратно высыпал овсянку на воду.

– Подумаешь, мы и не такому еще научимся. Приятного аппетита, Клиффорд.

Карась с достоинством поедал хлопья, расползавшиеся по воде светлым пятном. Это пятно медленно сносило течением, и карась уплывал от нас вместе со своим лакомством.

– Пока, Клиффорд! – крикнула Дарья и посмотрела на меня с тревогой. – С ним ничего не случится? Рыбаки его не поймают?

Я покачал головой:

– Никогда. Ни в сети, ни на крючок. Лишь бы экология не подвела. Пойдем, родная. Пора.

Дашка вздохнула:

– Каникулы кончились, да?

У меня кольнуло в груди:

– Ну прямо. Считай, нас просто на день-другой отозвали из отпуска. Как бы для покраски школы.

– Если бы! – Дашка поднялась, отряхивая платье. – Можно я сама познакомлю Сашку и Таньку с Клиффордом?

– Конечно.

– А он будет меня слушаться?

– С превеликим удовольствием.

Дарья захлопала в ладоши:

– Класс! Я притащу ему пуд овсянки и мешок рублей. Он будет самым богатым карасем в округе.

Мы поднялись по лестнице в парк, дошагали до «жигуленка» и отправились домой. Дарья, ведя машину, не уставала восторгаться интеллектом Клиффорда, а я прикорнул на ее плече. Похоже, «каникулы» обоим нам пошли на пользу.

Едва переступив порог квартиры, мы услыхали телефонные звонки. Я взял трубку. Звонил Рюмин, генерал ФСБ.

– Извините, что так поздно, Глеб Михайлович. Целый день не мог застать вас дома.

– Пустяки, Борис Викторович, – отозвался я. – Время детское.

Генерал по кличке Оксфорд выдержал паузу:

– Задание ваше выполнил, Глеб Михайлович. Хорошо ли, плохо ли – но компьютерная распечатка несчастных случаев у меня на руках. За десять лет, как просили. Пухлая, доложу вам, кипа.

Я был приятно поражен.

– Не знаю, как вас и благодарить, Борис Викторович.

– Да уж, Глеб Михайлович! Между нами, девочками… Хотите забрать распечатку завтра?

– Само собой. Где и во сколько?

– Завтра ведь суббота… – замялся генерал. – У меня, правда, есть дела в Конторе, но не с утра. Может, во дворе моего дома? Скажем, в девять тридцать. Адрес не забыли?

В голосе генерала что-то настораживало.

– Прекрасно помню, Борис Викторович. Буду как штык.

– Значит, в полдесятого на скамейке под грибком. Возле качелей.

То есть в дом он меня не приглашал. И как бы ненароком подчеркнул это дважды. Обстоятельства, конечно, могут быть разные, однако…

– Борис Викторович, у вас все в порядке? – поинтересовался я.

Он удивился или разыграл удивление.

– О чем вы, Глеб Михайлович?

– У вас не возникло из-за меня проблем? – спросил я в лоб.

Он рассмеялся:

– Бог с вами. Просто я квелый немного, заработался.

Глубже копать я не стал, на том мы и распрощались.

Дашка, зевая, проговорила:

– Неужели он что-то нарыл на Внушателя?

– Нарыл, что заказали, – поправил я. – А будет ли толк… Заберу в полдесятого распечатку несчастных случаев – поглядим.

– Я, конечно же, еду с тобой? – уточнила Дарья.

– Конечно, – кивнул я.

– Ребята ждут в десять. Опять опоздаем.

Я вздохнул:

– Причина опять будет уважительной.

Пока Дашка плескалась в душе, я убрал с дивана обрывки моего автопортрета и выбросил в мусорное ведро. От греха подальше.

ГЛАВА 34

Ночью мне впервые приснился кошмар. Причем такой, что отпетый псих позавидует. Будто спешу я при луне в какой-то мрачный дом, мчусь во все лопатки. И гложет меня паническая мысль: «Я должен опередить субботу! Во что бы то ни стало опередить субботу!» В окнах дома искаженные ужасом лица: они ждут от меня какой-то помощи. Казалось, я успеваю. Но стоило мне вбежать в дом – суббота ввалилась следом. Затылком я ощущаю ее горячее дыхание. «Пошла вон! – ору я. – Сейчас пятница!»

– Тихо, любовь моя, – шептала Дашка. – Уже суббота. Что тебе приснилось?

– Уф-ф! – Меня передернуло. – В пересказе этот ужастик сильно проиграет.

Дашка гладила мои волосы:

– Забудь ужастики, дурак. Тебе должна сниться только я. В крайнем случае – Клиффорд.

И я заснул до утра. Без кошмаров.

Разбудил меня телефон.

– Алло! – донесся с кухни голос Дашки. – Конечно, Вася. Минутку. – Она вошла, благоухая кофейным ароматом, и протянула мне трубку. – Возбужден чрезвычайно, – шепнула она.

Взглянув на часы, я присвистнул: было без четверти девять. До встречи с генералом оставалось сорок пять минут. Дарья была в джинсах, майке и кроссовках, и волосы ее были собраны в боевой «конский хвост». Не слабо, однако, я поспал!.. Приложив к уху трубку, я отозвался. И Василий проревел:

– Привет, Фран… Глеб Михайлович! Мы его нащупали. Он телке своей стрелку забил, а телка – сразу к нам. Короче, в два часа мы козла этого берем! Куда его доставить?

Я вскочил с постели.

– Сперва возьми, трепач!

– Да нет, Француз, тут верняк. Он от лярвы своей прямо торчит, не сорвется. Так что… Может, в Измайлово? Там есть местечко… Нам ведь зрители ни к чему, так?

– Само собой, – подтвердил я.

– Ну вот. А там деревья кругом, ни одной собаки. Только тачку надо заранее бросить.

– Говори, где.

Объяснив, как добраться до укромного местечка, Вася предложил:

– В три часа годится?

– Вполне, – сказал я. – Но смотри: девушку не трогать. Чтоб у нее никаких проблем.

Василий засопел:

– Ну, Михалыч, ты даешь. Кем ты меня, блин, считаешь? Если хочешь знать, эта мочалка штуку баксов получит, без понтов. – Он дал отбой, храня обиду.

Дарья спросила с надеждой:

– Неужто сработало?

Я постучал по спинке стула:

– Не сглазить бы.

– Ладно. – Дарья тряхнула волосами. – Сделай пи-пи, умойся и завтракать. Времени в обрез.

Ее инструкцию я выполнил в ускоренном темпе, заглатывая завтрак уже на ходу. До встречи с генералом оставалось двадцать пять минут – ровно столько, чтобы домчаться по хорошей дороге. Насчет дороги я особо не беспокоился: во-первых, утро солнечное и сухое, а во-вторых, опять же, суббота – большая часть машин по дачам разъехалась. И прогноз мой в этом оправдался. В остальном Же… Как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает.

Только мы вышли из подъезда – я их засек. Дашка щебетала, держа меня под руку:

– Уверен, что у Мангустов не бывает гастрита? С таким питанием…

– Живо за спину, – скомандовал я.

Не понимая причины, она молча подчинилась. Мы гуськом двинулись к «жигуленку». Из окна «БМВ» цвета капучино за нами с ухмылочкой наблюдал Павел ТимофеевичХлыстин. Джипа с охраной, как ни удивительно, вблизи не оказалось. Зато у соседнего подъезда припаркован был «рафик», откуда выскочила Зоя из «Вечернего курьера» в сопровождении паренька с видеокамерой. Камера была нацелена на меня.

– Глеб Михайлович Грин! – возопила Зоя, приближаясь. – Вы признаете, что бандит по кличке «Француз» – ваше второе «я»?! – Она была в деловом костюме, на каблуках, и укороченная юбка демонстрировала пикантную кривизну ее ног.

Дашка рванулась из-за моей спины:

– Ну сволочь! Ты сожрешь свои сопли!

Старухи на скамейке взирали на нас с интересом. Случайные зеваки тоже не оставили это шоу без внимания. И несравненная Зоя купалась в этом скандале, словно в шампанском.

– Скажите, – обратилась она к Дарье, – что вы чувствуете, будучи женой убийцы? Каким порошком отстирываете вы кровь его жертв?

Ухмылка Хлыстина буквально растеклась по морщинам лица. Отсалютовав мне тросточкой, он закрыл окно автомобиля. И «БМВ» мягко укатил со двора.

Вне себя от ярости, Дашка отчеканила:

– Кровь жертв я не отстирываю, а пью. Надеюсь, жаба, в тебе наберется ее достаточно. – Она шагнула к журналистке.

Я удержал жену за руку. Сарказмы ее отскакивали от Зои, как от стенки горох. Мадам была в своей стихии, лучилась самодовольством и считала меня фазаном, поданным к ее столу. Видеокамера между тем работала.

– Насколько пополнился ваш семейный бюджет? – улыбалась нам Зоя. Получить ответы, судя по всему, она не рассчитывала. – Кто скупает у вас награбленное?

Дарья рвалась из моих рук, но я не пускал. Не потому вовсе, что опасался за сохранность Зонного лица, которое, на мой взгляд, испортить было трудно. Я и сам был в бешенстве, но по причине, отличной от Дашкиной. Мысли мои текли в ином направлении.

Оттеснив Дашку за спину, я улыбнулся в объектив:

– Ах, Зоя! С вашим опытом так облажаться!

– Да ну? – усмехнулась журналистка.

Я кивнул, как бы выражая сочувствие к ее проблеме.

– Ей-богу. Дело даже не в судебном процессе, который я вам организую. Дело в том, как будет выглядеть ваша газета, когда поймают настоящего Француза. С моей, заметьте, помощью.

Возникла пауза. Оператор продолжал съемку, но хозяйка шоу призадумалась. Дарья за моей спиной притихла. Ход моих мыслей ей был непонятен, но, готов спорить, он ей уже нравился.

– Не вешай мне лапшу! – огрызнулась Зоя. – Ты Француз: нас информировали точно.

– Кто?

– Мы не выдаем свои…

– Анонимный звонок, – скривил я губы. – Даже адрес указали. Странно только, что по этому адресу прибыла не группа захвата, а гусыня из «Вечернего курьера». Где, кстати, ваши конкуренты? – Я приложил ладонь козырьком. – Ау, ребята! Слетайтесь на сенсацию!.. Да, Зоя, вся слава достанется вам. Подсуетились.

Оказалось, Зоя умеет краснеть. Но не от стыда – лишь с досады.

Дашка, вполне умиротворенная, оперлась на мое плечо.

– Бедный заяц, – вздохнула она. – Пять лет завидовала Ольге Самарской, аж из трусов выпрыгивала – и вдруг такой шанс… Сказать, кому я сдаю награбленное?

На дамочку жалко было смотреть.

– Достаточно, – махнула она оператору. – Отбой, Андрей.

Паренек выключил видеокамеру.

Я полюбопытствовал:

– Сотрудничаете с телевидением?

– Делать нечего, – скорчила мину журналистка. – Просто записываем на случай… судебного, к примеру, разбирательства. – Она кивнула оператору. – Сваливаем, Андрей.

Я дал им пройти, затем окликнул:

– Наше сотрудничество еще в силе?

Дашка воззрилась на меня в изумлении.

Зоя обернулась:

– Какое сотрудничество? Что ты… Вы, ты – я уже запуталась!

– Как вам удобнее, – отмахнулся я. – Жаль делиться с вами пирогом, но мне нужна ваша помощь. С учетом того, что трепаться не в наших с вами интересах…

Лицо журналистки оживилось:

– О чем речь? Выражайся конкретней.

– О Французе, конечно. Вернее, о его хозяине. Мне стало известно, на кого Француз работает и, ты будешь смеяться, кому он сдает награбленное.

Зоя приблизилась ко мне, точно кролик к удаву:

– Скажешь мне?

– С условием. – Я бросил взгляд на оператора.

– Андрей, подожди в машине! – приказала газетная волчица. И, когда паренек скрылся в «рафике», устремила взор на меня. – Вся внимание.

Я посмотрел ей в глаза.

– Павла Тимофеевича Хлыстина знаешь?

– Хлыста? Кто ж его не знает. – Лицо журналистки выразило недоумение, но я многозначительно молчал. И она пробормотала: – Ты хочешь сказать… Иди ты?

Я кивнул:

– Есть доказательства. Нужно, чтобы ты проникла… Знаешь, где его офис?

– Знаю. И что?

– Возьми у него интервью. Расспроси о бизнесе, о политике, о прочей мутоте, а потом… Но строго между нами!

Казалось, мадам меня придушит:

– Да! Да! Ну?!

– Когда он защебечет и хвост распустит, ты скажешь: «Хотелось бы ознакомиться со списком». Разумеется, он спросит: с каким? «С тем списком, – уточнишь ты, – где указаны фирмы и предприятия, которые Француз должен разгромить в ближайшие дни». И пусть оператор твой запечатлеет в этот миг его рожу.

В глазах Зои мне привиделись всполохи адского пламени.

– Иди ты?! И никто еще об этом…

– Но ты передашь мне копию видеопленки.

Просьба моя адресовалась уже ей в спину, ибо Зоя бежала к «рафику».

– Само собой! – отозвалась она, впрыгивая внутрь.

«Рафик» укатил.

Дашка потянула меня за руку к «жигуленку». В машине она рухнула на меня и расхохоталась:

– Обожаю тебя. Почти как Клиффорда.

– Боюсь, генерал Рюмин чувств твоих не разделит, – буркнул я, заводя мотор.

Продолжая смеяться, Дашка осведомилась:

– На фиг нам ее видеопленка?

– Да так. Для поддержания разговора.

Под смех жены я гнал по практически пустому шоссе и молил Бога, чтобы генерал в гневе не ушел и непременно меня дождался. Ну почему я вечно опаздываю? Что за хвороба такая?

ГЛАВА 35

Генерал ФСБ терпеливо ждал на детской площадке под грибком. Невзирая на теплое утро, он был в жилете, в белоснежной сорочке и при галстуке. Оксфорд оставался Оксфордом. Он сидел на лавке, барабаня пальцами по толстенной папке с завязками. Двор его дома был почти безлюден: лишь девочка у подъезда скакала через прыгалку.

Я приложил руку к сердцу:

– Борис Викторович, мы свинтусы…

– …и макаки, – продолжила Дарья, копируя мой жест.

Я поднял руки:

– Сдаемся.

– Судите, как врагов народа, – брякнула Дашка.

Генерал обозначил улыбку:

– Знаете, кого вы сейчас напоминаете?

– Знаем, – кивнула Дашка.

– Леньку с Гулькой, – отгадал я.

И Дашка подытожила:

– Всегда им подражаем.

Оксфорд хмыкнул, оттаивая. И я полюбопытствовал:

– Где они, кстати?

– В турлагере. Довольны весьма. Анна Кирилловна варенья варит на даче, а я… – генерал вздохнул, – парюсь тут с делами, будь они трижды неладны.

Что-то в тоне Оксфорда заставило меня всмотреться в его лицо. Генерал, как обычно, был выбрит до синевы. От него исходил едва уловимый аромат парфюма. Седеющие волосы аккуратно подстрижены и причесаны, однако в глазах… Глаза покраснели, видимо, от бессонницы (пьянство я смело мог исключить), и в них затаилась тревога. Скорее даже, страх. И мешки под глазами набухли. Похоже, не зря телефонный голос вчера меня насторожил.

– Простите, что добавил вам хлопот, – сказал я.

– Мы отработаем, – заверила Дашка.

Генерал сделал протестующий жест:

– Лишь бы оно того стоило. – И протянул мне папку. – Зачем вам эти данные, не допытываюсь. Государственной тайны здесь нет.

Я взвесил папку в руке:

– Ого! Огромное вам спасибо. – Вот вроде и все – пора было уходить. Но я медлил.

Генерал это заметил и смотрел выжидательно.

– Не за что, – ответил он, вставая с лавочки. – Рад был услужить.

Дашка потянула меня за руку. Но я не торопился, пытаясь пощупать почву.

– Борис Викторович, с этим делом у вас не возникло проблем?

– Бог с вами, – отмахнулся генерал. – Позвонил кое-кому в МВД, навел справки о картотеке несчастных случаев, в том числе и подозрительных. Мне ответили, что подозрительные и очевидные – все в общей куче. Приходите, говорят, и копайтесь, ежели охота. Послал я туда двух толковых ребят и… Результаты их усилий, Глеб Михайлович, вы держите в руках. Звонил мне, правда, Анисимов, интересовался…

– Кто такой Анисимов? – уточнил я.

Дарья тряхнула «конским хвостом»:

– Темнота! Анисимов – замминистра внутренних дел.

В моей памяти тут же всплыл улыбчивый пузан в погонах генерал-лейтенанта, часто мелькающий на телеэкране. И Борис Викторович кивком закрепил этот образ:

– Учитесь у жены, Глеб Михайлович: она знает азбуку. За сим позвольте…

– И что хотел Анисимов? – полюбопытствовал я, мешая генералу откланяться.

– Виталий Матвеевич хотел знать, зачем мне эта белиберда.

– Что вы ответили?

Оксфорд усмехнулся.

– Естественно, я не сказал ему, что выполняю задание школьного учителя моего сына. Просто сослался на рутинную проверку. У нашей конторы, Глеб Михайлович, не принято требовать отчет. Если вас волнует именно это.

Дашка вновь потянула меня за руку. Я вновь уперся:

– Так какого черта он вообще звонил?

Генерал потер воспаленные веки:

– Глеб Михайлович, вы подозрительны более, чем Стальной Иосиф. С Виталиком Анисимовым я знаком со студенческих лет. Мы частенько сражались с ним в покер Да и теперь иной раз перезваниваемся. Он спросил, на кой мне сдались эти несчастные случаи. Я уклонился от ответа, которого, кстати, и сам не знал. Мы обменялись парой анекдотов и простились. Чего вам еще?

Кабы я ведал! Что-то меня беспокоило, но испытывать генеральское терпение далее было опрометчиво.

– Что ж, – вздохнул я, – еще раз спасибо.

– Еще раз не за что. Удачи вам. – Оксфорд направился к подъезду.

Мы двинулись к «жигуленку».

– Ты станешь его кошмаром, – усмехнулась Дашка.

Меня словно шарахнуло.

– Борис Викторович! – обернулся я. – С вами все в порядке?

Генерал тоже обернулся. В глазах его застыло отчаяние. Но лишь на мгновение.

– О чем вы, Глеб Михайлович? Ей-богу, я перестаю вас понимать.

Теперь я потянул Дарью, и мы нагнали генерала в трех шагах от подъезда. Собравшись с духом, я выпалил наугад:

– У вас под окнами не маячило желтое такси?

Жена вскинула на меня изумленный взгляд.

А генерал хмуро ответил:

– Глеб Михайлович, я редко глазею в окно. И понимаю вас еще меньше.

– Ладно, – процедил я, – поставлю вопрос по-другому. С тех пор, как вы по моей просьбе позвонили в МВД, не было ли у вас причин… то есть не произошло ли с вами нечто такое, чтобы вам почудилось, будто вы сходите с ума?

И вновь отчаяние в глазах. И опять лишь на мгновение. Но теперь его заметила и Дашка.

– Боже мой! – выдохнула она.

Генерал раздраженно произнес:

– Друзья мои, вы становитесь, как бы помягче выразиться…

– Назойливыми, – подсказал я. – Не до политеса, Борис Викторович. Отвечайте как на духу: к вам не заходил ваш двойник, с клыками или без оных, или какая-то другая невероятная личность?

Взгляд Оксфорда непривычно забегал, лицо побагровело.

– Послушайте, это переходит всякие границы!

– Борис Викторович! – Дашка ухватила его за рукав. – Ради бога, что это было?

Генерал жестко проговорил:

– Друзья мои, кажется, мы крупно поссоримся!

Похоже, его было не сдвинуть.

– Черта с два! – отрезал я. – Сейчас мы поднимемся к вам в квартиру и во всем разберемся! Немедленно!

– Глеб Михайлович, у меня нет времени.

– Это не займет более десяти минут.

– Но у меня не убрано! Анна Кирилловна на даче…

– Плевать на уборку! Я втравил вас в историю, я и вытащу, пока не поздно!

Генерал вздохнул, сдаваясь:

– Хорошо, на десять минут. Хотя, право, не пойму, о чем вы толкуете.

Мы вошли в подъезд, миновали консьержку (которая, невзирая на сопровождение генерала, едва нас не облаяла), поднялись в лифте и переступили порог квартиры.

– Я предупредил, что не убрано, – буркнул Оксфорд, Демонстрируя прямую спину. – Прошу.

Мы прошли в гостиную, где четыре месяца назад жена генерала (тогда еще полковника) закармливала нас пирогами. В тот день в Москве было сыро и сумрачно. Теперь в оконные стекла светило солнце. И пылинки роились в его луче. Однако, по сути, мы будто вернулись на четыре месяца назад. Проблемы возникли другие, но остались такими же мерзкими.

Мы с Дарьей присели на диван. Хозяин мерил шагами комнату. Я предложил:

– Сядьте рядом, Борис Викторович.

– Зачем?! Послушаю вас стоя.

– Сядьте на диван! – потребовал я. – Для дела!

Пожав плечами, генерал подчинился. И вот мы трое уселись в ряд.

Я сконцентрировался, прикрыв глаза. Хватило пяти секунд.

В дверном проеме возникла мужская фигура. Это был генерал Рюмин. Вернее, полная его копия, вплоть до деталей одежды.

– Прошу, – произнес двойник голосом генерала. – Хотя, право, не пойму, о чем вы толкуете.

Следом за ним в комнату вошла Дарья, и последним явился я сам. Одеты мы были… то есть они были, разумеется, как мы в данный момент.

– Сейчас объясню, – сказал мой двойник. – Это займет не более десяти минут.

Дашкина двойница обратилась к двойнику генерала:

– Борис Викторович, вы не должны думать, будто у вас проблемы с психикой. То, что с вами происходит, имеет материальные причины.

Говорили они, конечно же, моим и Дашкиным голосами. А мы трое – так сказать, натуральные – наблюдали с дивана за этой фантасмагорией. Белый как мел Оксфорд затаил дыхание. А Дарья шепнула:

– Никогда не привыкну.

Двойница подмигнула ей зеленым глазом:

– Спи спокойно: я здесь проездом.

Трое двойников расселись за столом на стульях.

– Жду объяснений, – проговорил двойник генерала.

Двойница Дарьи подняла руку:

– Можно я?

Мой двойник кивнул:

– Только покороче. Там ребята рвут небось и мечут. Опаздываем, как…

– Черт! – вырвалось у Дашки. У настоящей то есть. – По-свински получается.

Двойница обернулась.

– Не встревай, сама знаю. – Она посмотрела на двойника генерала. – Мы управляемые голограммы, ясно? Этот фигов учитель французского создает нас и деспотично использует. Навострился даже нас программировать: где-то около часа мы можем как бы действовать самостоятельно и поддерживать светскую беседу. Вот, собственно, и все.

Сидящий на диване генерал вздохнул:

– Поверить не могу.

– Во что? – уточнил я.

– Что это голограммы.

Генерал-двойник встал со стула.

– Ну и зря, приятель. – Он протянул руку своему прототипу. – Давай знакомиться.

Генерал натуральный в смятении покосился на меня.

– Э-э… зачем?

– Чтоб с этим покончить, – ободрил его я.

Неуверенно протянув руку, генерал пожал лишь воздух. Ладонь его прошла сквозь ладонь двойника. И двойник усмехнулся:

– Теперь веришь?

– Приходится, – вздохнул генерал.

– Вот и славно. – Двойник отступил на шаг. – За сим позволь откланяться. – Он пропал, как пропадает изображение на экране.

Двойница Дарьи с моим двойником «откланялись» тем же способом. А мы втроем продолжали сидеть на диване. Лицо генерала, порозовев, не напоминало уже лик усопшего. Он задумчиво посмотрел на меня.

– Значит, вы и такое умеете… Впрочем, вряд ли я должен удивляться.

Развивать эту тему я не стал. Лишь вернулся к тому, что меня тревожило:

– Кто к вам приходил? Ваш двойник?

Генерал покачал головой:

– Покойный мой отец. Признаться, мы не очень ладили, так что… Он приходил дважды. Угрожал забрать меня с собой.

Дашка пролепетала:

– Что-то новенькое.

Я не сводил глаз с генерала.

– И началось это после того, как вы затребовали в МВД статистику несчастных случаев?

Оксфорд вновь напрягся:

– Я как-то не связал одно с другим.

– Ну конечно. Ваш партнер по покеру, замминистра Анисимов, позвонил затем лишь, чтоб рассказать свежий анекдот. И вдруг странным образом оживает ваш родитель. Борис Викторович, вы же профессионал.

– Какого черта?! – вскипел генерал, и это был хороший признак. – Когда подобное происходит, Глеб Михайлович, возникает мысль об услугах психиатра, а не о кознях МВД! Кстати, я и сейчас не представляю, как все это можно увязать.

– Увы, я тоже, – признал я, посмотрев на часы. – Однако надеюсь, распечатки ваши что-то прояснят.

Генерал взглянул на меня с укором.

– Уважаю ваши тайны, Глеб Михайлович. Но, раз пошла такая пьянка, может, вы и меня просветите?

Я кивнул:

– Теперь у меня просто нет выбора. – И за пять минут конспективно изложил нашу историю с Внушателем и его фантомами. И заключил в итоге: – Если покойный отец опять явится – не паникуйте. Устройтесь подальше от окна и мысленно повторяйте: «Галлюцинация, галлюцинация…» Скоро я эту пакость уничтожу.

Генерал проговорил задумчиво:

– Значит, это не голограмма. Иллюзия, действующая на все органы чувств… Очень интересно. Он, похоже, идеальный киллер.

Мы с Дарьей поднялись.

– Вижу, суть вы уловили, – сказал я, направляясь к двери.

Генерал предложил:

– Запишите мой мобильный телефон. Если я чем-то еще смогу помочь…

– Диктуйте, – кивнула Дашка. – Он запомнит.

Генерал произнес номер, и мы с женой рванули к лифту. Внизу консьержка, вероятно, покусала бы нас, если б догнала. А уж Стас, Илья и Света наверняка растерзают меня в клочья. И поделом.

ГЛАВА 36

Нас как бы не ждали. Светлана с Ильей резались на диване в дурака, а кукла чинно сидела на стуле, словно третий участник игры. Стас, вперившись в телевизор, смотрел футбол. И если игроки в карты все же ответили на мое приветствие, то Рыжий лишь буркнул:

– Явились, не запылились.

– Прощения просим, – смиренно ответил я.

Илья азартно пришлепнул десятку дамой.

– Чего уж там, не привыкать. Давай, Светка, подкидывай козырную.

– Перебьешься. – Светлана сбросила карты в отбой. – Полдня псу под хвост.

– Вовсе не под хвост, – возразил я.

Стас заорал в телевизор:

– Ну! Ну!..Ой, валенок!

– Может, отвлечетесь от дел? – предложил я. – Мы, как говорится, имеем вам сообщить.

– Угу. – Илья шлепнул картой. – Валяйте, слушаем.

Светлана шлепнула картой в ответ.

– Работнички. С таким разгильдяйством…

Дашка оглушительно свистнула.

Илья выронил карты:

– Дуська, иди на фиг! Что за номера?!

Сычиха посмотрела на Дарью с уважением.

А Стас, не отрываясь от экрана, буркнул:

– Это мы слыхали.

Дашка подошла и выключила телевизор.

– А это мы видали, Рыжий.

Воспользовавшись тишиной, я объявил:

– Вася нашел Толяна. В три часа у нас встреча.

– Правда, что ли? – оживился Стас.

Дашка взглянула на него сердито.

– Думал, мы в бирюльки играем?

Рыжий насупился.

– Позвонили бы хоть на мобильник.

– Была бы возможность, позвонили бы! – отрезала Дарья. – А ты, Гольдберг, только вякни хоть слово!

Илья поднял руки:

– Молчу.

Я помахал папкой генерала ФСБ.

– А вот здесь распечатки несчастных случаев за десять лет. Надеюсь, Внушатель как-то здесь наследил.

– Надо же, – усмехнулся Илья. – Они в бирюльки не играли.

Светлана положила карточную колоду кукле на колени.

– Что за Внушатель, можете объяснить?

Стас отмахнулся:

– К твоему расследованию это не относится.

Светлана опустила взгляд:

– Я понимаю, Стас. Но, если я член команды…

– Твоя команда в МУРе, – перебил Рыжий. – С нами ты сотрудничаешь. Временно.

Дашка сверкнула на него глазами:

– Ты настоящий друг, Стас.

– Смотря кому, – парировал Рыжий.

Возникла неловкая пауза. Затем Илья проговорил:

– Только сейчас понял, кого Светка напоминает. Лицом, жестами…

– Не мели ерунды, – прервала его Дарья.

Илья задумчиво поглаживал бороду.

– То есть ты заметила? Она похожа на Олю Самарскую.

– Глупости, – пробормотала Дашка. – Полная чушь.

Я взглянул на часы: время близилось к двум. Куда-куда, а на рандеву с Толяном опаздывать я права не имел. Меж тем расстояние до Измайлова было внушительным.

– Свет, – произнес я негромко.

Не поднимая глаз, она разглаживала складочку на джинсах.

Я повысил голос:

– Сычиха, к тебе обращаюсь!

Она взглянула на меня:

– За Сычиху – щас по балде.

– Насчет Внушателя, Свет, – сказал я. – Дело было в понедельник, по дороге в бар, где мы с тобой познакомились. Шел я по скверу и встретил старую цыганку. – Невзирая на молчаливый протест Рыжего, я отбарабанил ей без запинки историю с двойниками, включая базовую гипотезу и намеченный план поисков. Похоже, еще немного тренировки – и с этим номером я смогу выступать на эстраде. В разговорном, так сказать, жанре.

Капитан Сычова обалдело обвела нас взглядом. Не розыгрыш ли, дескать? Но она уже прекрасно понимала: все чистая правда.

– Да-а, не соскучишься, – пробормотала Светлана. – А если сводки несчастных случаев ничего не выявят?

Я вздохнул:

– Придется изобрести что-то еще.

Стас постучал по стеклу своих часов:

– Погнали: время!

Я кивнул и распорядился:

– Света с нами.

– Ну да, как же без нее! – обронил Стае, шагая к двери.

Светлана метнулась к здоровенной своей сумке:

– Может, взять пистолет?

Я мотнул головой:

– И не заикайся. Работаем без оружия.

Дашка преградила мне дорогу:

– А я?

– Вы с Ильей займетесь распечатками. – Я плюхнул папку на стол. – Найдите этого хмыря. Только найдите.

Илья открыл папку.

– Ничего себе! – Он извлек толстенную пачку листов. – Да тут информации прорва!

Возразить было трудно.

– Не ной, – проговорил я небрежно. – Плевое дело для двух аналитиков.

Стас и Светлана топтались уже на лестничной площадке.

– Глеб, время! – послышался голос Рыжего.

– Иду! – отозвался я и ободряюще взглянул на Илью. – Вы справитесь, старик. У вас был сильный математический класс.

Листая распечатки, Дарья обронила:

– Любовь моя, ты мерзавец.

Я попросту от них сбежал и, закрывая дверь, крикнул:

– Для двух аналитиков плевое дело!

Светлана со Стасом ждали меня в открытом лифте. Стоя в разных углах, смотрелись они изумительно. От комментариев, однако, я воздержался. Будь уверен, Стив Пирс, в этом лифте я не вмешивался в дела Человечества. И Человечество – слева от меня и справа – тупо взирало в пол. Как истинный Мангуст, я хранил невозмутимость.

ГЛАВА 37

В Измайлово мы неслись на моем «жигуленке». На сей раз я поменял сладкую парочку местами: Светлана сидела рядом со мной, а Стас вольготно расположился сзади. Но перемещения эти лишь заставили вспомнить басню Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь…» Молчание царило глухое. О погоде говорить было нечего: погода была отличная. Потому и приехали мы вовремя, даже немного пораньше. Я припарковался среди иномарок, на фоне которых «жигуленок» мой смотрелся заморышем.

– Куда теперь? – осведомилась Светлана.

Стас, конечно же, не замедлил ответить:

– Тебя отведут. Не заблудишься.

– Спросить нельзя?

– Желательно по делу.

Что ж, хоть какое-то общение. Можно считать его разминкой.

Выйдя из машины, мы направились в парк. Солнце далеко перевалило за полдень, однако держало небо и землю под контролем. В эту июльскую субботу народу в парке было навалом, и мысли капитана Сычовой, разумеется, приняли естественный ход.

– Мы никого тут не зацепим? – обеспокоилась она. – Вдруг заварушка начнется?

Рыжий тотчас отреагировал:

– Что бы, Свет, мы делали без тебя? Бойню бы тут устроили, кретины.

– Стас, что ты цепляешься? Только скажу слово…

– Не сотрясай воздух, Свет. Не то контузит, чего доброго.

Тянуло на них рявкнуть. Но толку в этом я не видел и потому сдерживался. Мы бойко продвигались к месту, указанному Васей. Хотелось надеяться, что место выбрано удачно.

И на сей раз надежды мои оправдались. Выполнив необходимые маневры на дорожках парка, мы вдруг очутились в такой глухомани… Тайга, не тайга – но и на зону отдыха не шибко смахивает. Тропинка привела нас к утрамбованной площадке, окруженной деревьями. Солнышко светит, птички поют, а гуляющей публикой даже не пахнет. Если, разумеется, не считать за таковую Васю с четырьмя громилами и Толяна, прикованного наручником к одному из них. Василий нынче сделал все, дабы избежать прокола. При нашем приближении он белозубо улыбнулся:

– Принимай, Михалыч, посылку. Упакована, без понтов. – Он неодобрительно взглянул на Светлану. – А менты зачем? С ментами у нас дел нету.

– Ну да, заливай. – Я пожал ему руку чуть сильнее обычного. – Куда вы без ментов?

Ойкнув, Василий присел.

– Ты че, Француз? Пальцы раздавишь.

– Чтоб служба медом не казалась. – Я отпустил его руку.

Вася тряхнул побелевшей кистью.

– Ну ты, блин, буйвол. – Он улыбнулся Стасу. – Привет, Рыжий! Дерешься еще за бабки?

Светлана бросила на Стаса удивленный взгляд.

Веснушки Стаса покраснели.

– Нет, – ответил он Василию. – Не до того теперь.

Мордоворот, скованный с Толяном, пробасил:

– Жаль. Ты убойно дрался.

Похоже, они готовы были предаться воспоминаниям. Между тем плененный Толян (в спортивном костюме, все такой же коренастый и румяный – только с фонарем под глазом) со скучающей миной таращился в облака.

– Освободите его, – сказал я Васе, – и отойдите шагов на сто. Мы тут побазарим.

Вася кивнул:

– Без проблем. Отомкни его, Кныш.

Кныш с сомнением вертел в пальцах ключ от наручников.

– А он это… ноги не сделает?

Василий усмехнулся:

– От кого? От Француза?

Кныш бросил на меня оценивающий взгляд и нехотя освободил Толяна. Затем Вася, выполняя мое указание, отвел братков по тропинке, и они встали неподалеку в карауле. На окруженной лесом площадке остались мы трое и Толян.

– Привет, Стас! Как устроился? – произнес он как ни в чем не бывало.

– Нормально, – ответил Стас.

Светлана вновь взглянула на него с удивлением. Она была озадачена его знакомствами.

– Не женился? – допытывался Толян.

– Пока нет. – Стас нервничал, и понять его было можно.

Встреча была тягостной, следовало предельно ее сократить.

– Брось травить, – обратился я к Толяну. – Думаешь сбежать? Попробуй.

Он ухмыльнулся. Фингал под глазом делал его ухмылку шутовской.

– Однажды пробовал, хватит.

– Может, ответишь на вопросы? – предложил я.

С той же ухмылкой он кивнул:

– На любые. Обойдемся без пыток.

Что ни говори, в подонке этом был своеобразный шарм.

– Работаешь на майора Остапчука? – спросил я. – Именно ты надоумил его подписываться кличкой Француз?

Помедлив, Толян полюбопытствовал:

– Откуда знаешь про Остапчука?

– Не важно, – ввернул Стас. – Отвечай на вопрос.

Толян примирительно вскинул руку:

– О'кей. Насчет Француза идея моя. Чем плохо? Я знаю, Глеб, до тебя никому не добраться. А пока то да се, можно неплохо маневрировать. Одного я не учел – того, что Володька Остапчук окажется психопатом-мокрушником. Конечно, Глеб, ты вряд ли мне поверишь…

– На Петровку ты звонил? – перехватила инициативу Светлана. – Ты назвал бар при кафе «Амброзия» и описал внешность Француза?

Толян изобразил, будто снимает шляпу:

– Да, Сычиха, это был я. Наши плохие парни тебя уважают, потому и пытаются зарыть. Но у них это не выходит, оттого они уважают тебя еще больше. А теперь, Сычиха, когда ты под защитой Мангус…

– Язык вырву! – гаркнул я.

Толян вновь поднял руку.

– О'кей. Какие еще вопросы?

Светлана опустила взгляд.

– Лейтенант Гномкин вами куплен?

Брови Толяна приподнялись:

– Кто куплен? Серега? Да он наш с потрохами! Остапчук жил с ним по соседству, спас его как-то в драке. Потом тренировал в боевых искусствах. Гном за него готов…

– Врешь, гад! – прошипела капитан Сычова.

Толян нимало не смутился:

– Сколько лет тебе, девочка? Проснись. Если б не майор Остапчук, Серега давно бы свалил из органов. Но Володя сказал: «Служи, Гном. Пригодишься…»

– Врешь! – Капитан Сычова бросилась на Толяна.

Стас ее удержал.

– Свет, подумай: все совпадает.

Светлана вырвалась из его мощных рук:

– Отвали на хрен! Я в асфальт его закатаю!

Толян скорчил гримасу:

– Уймите эту суку.

Стас негромко сказал:

– Ну ты, чмо. Скажи про нее хоть слово.

Брови Толяна опять полезли вверх. Вероятно, мои тоже. Братки в отдалении с интересом таращились в нашу сторону. Я процедил сквозь зубы:

– Стас, отпусти Свету. Света, прекрати истерику. – И, дождавшись, пока оба они выполнят мою просьбу, обратился к Толяну: – Сдашь мне Остапчука или…

– С удовольствием, – кивнул с ухмылкой Толян. – Писец атаману!

Это был сюрприз. Светлана и Стас приоткрыли рты.

– Что же мы стоим? Пошли. – Я шагнул с площадки на тропу.

Толян остановил меня:

– Минутку, Глеб. Можно с тобой с глазу на глаз?

Я взглянул на часы.

– Только в темпе. – Мы отошли в сторонку.

Светлана встревожилась:

– Вдруг он правда сбежит?

– Скорее земля провалится, – буркнул Рыжий.

– Стас, честно, я не поняла…

– Пока ты поймешь, Свет, ночь наступит. Стой спокойно.

Я выжидательно посмотрел на Толяна. И тот проговорил тихо:

– Может, отпустишь меня… потом?

Я смотрел на него в упор:

– Однажды я тебя отпустил. Глянь, что получилось.

Он шумно вздохнул:

– Значит, убьешь?

Вопрос был щекотливый. Можно сказать, мучительный. Однако отвечать на него не пришлось.

Из ветвей дерева донесся чуть слышный хлопок, и Толян с изумлением на румяном лице осел на землю. Во лбу у него появилась аккуратная дырочка. Не успел я обозвать себя последним идиотом, как раздался второй выстрел, на сей раз в меня. Затем густая крона липы затрещала, и человек в камуфляже, уронив снайперскую винтовку, рухнул вниз. Лоб его, очевидно, украшен был такой же дырой, как у Толяна: сработала моя защита. А мозги, черт бы Меня драл, не сработали! Недооценил я тебя, майор шестого спецотряда.

Будто в замедленных кинокадрах, ринулись ко мне Светка со Стасом. И по тропинке бежал Вася с четырьмя громилами. А я смотрел на распростертого у ног Толяна, Мысленно прокручивая «что было бы, кабы…». Если б я допер выставить защиту и Толяну, с Остапчуком сегодня было бы покончено. Если б снайпер, ограничась Толяном, не стрелял в меня, он остался бы жив и опять же привел бы меня к Остапчуку. Если бы снайпер выстрелил сначала в меня, остался бы жив Толян, что благополучно привело бы нас… Что толку сетовать на судьбу? Все случилось именно так, как случилось. И следовало исходить из этой реальности.

Стас опустился перед Толяном на корточки, приложил палец к его сонной артерии и убедился, что мертвее не бывает. Еще бы. В противном случае я бы уже поднял «покойничка» на ноги.

Капитан Сычова вцепилась в мою рубаху и принялась трясти:

– Ты не ранен?! Говори, не ранен?!

– И не убит, – буркнул я. – Свет, оторвешь пуговицы.

Тут подоспел Василий с братками.

– Глеб Михайлович, что за херня?

Я кивнул на лежащего у дерева снайпера.

– «Хвоста» привели. Да еще какого.

Вася мигом оценил обстановку:

– Ексиль-моксиль, как же он… Быть не может, без понтов!

Они заспорили между собой, точно гуси на своем гусином языке. Начались выяснения, кто лажанулся и по какой причине: привычные поиски крайнего. Я отчеканил:

– Вот что, соколы: дуйте отсюда. Чтоб через минуту были на Аляске.

Предложение это амбалам явно понравилось. Лишь Вася выразил озабоченность:

– Михалыч, а как же… – Он перевел взгляд с одного трупа на другой.

– Мои проблемы. Сваливайте.

И они чесанули по тропе так сноровисто, что по обе стороны закачались деревья.

– На Петровку надо позвонить, – сказала Светлана.

– Первым делом, – ехидно отозвался Стас. – Других забот нет.

Лица обоих выражали растерянность.

Не знаю, что читалось на моей физиономии, но раскисать, черт возьми, я не имел права. И я сказал Светлане:

– Делаешь два звонка. Один Калитину: ему грехи надо замаливать. – Я указал на трупы Толяна и снайпера. – Пусть оприходует обоих. Второй звонок – лейтенанту Гномкину. Назначь экстренную встречу. Вышла, мол, на Остапчука, но Калитину не доверяешь. Гномкина срочно берем за жабры: теперь он наша единственная ниточка.

– А если они окажутся рядом, Калитин и Гном? – уточнила Светлана. – Разговор может не получиться.

Стас раздраженно ответил:

– Ты звонишь каждому на сотовый. Если они рядом, любой из них постарается как-то замаскировать разговор с тобой.

Я кивнул:

– Леше звони прямо сейчас по мобильнику Стаса. А Сереге, с предосторожностями, из автомата.

Стас протянул Светлане мобильный телефон. Светлана сердито предложила:

– Может, не будем торчать здесь и любоваться пейзажем? Говорить я могу на ходу.

Это было резонно. Прогулочным шагом мы двинулись по тропинке, оставив позади два трупа. Легко дозвонившись майору Калитину, Светлана доложила оперативную обстановку и, судя по отрывочным репликам, нашла понимание и поддержку.

– Конечно, Леш, работаем вместе, – заверила она в итоге. – Докладывать буду лично тебе… Не нуди, Леш. Обещай Жмыхову, что принесешь ему Француза в целлофане.

Переговорив с непосредственным начальником, капитан Сычова малость воспряла духом. И на этом подъеме сняла трубку ближайшего таксофона и набрала номер Гномкина. Здесь, однако, все оказалось непросто. Младший по званию упорно допытывался, откуда Сычиха звонит и кто с ней рядом. Светлана столь же упорно ему вдалбливала, что она одна и звонит из автомата, подтверждением чего могут служить городские шумы. Гномкин вроде успокоился или сделал вид, что успокоился. Но при упоминании об экстренной встрече его опять заколдобило. Лейтенант мямлил что-то о своей занятости, о плотном графике, о некомпетентности руководства, однако Света, можно сказать, вцепилась в него зубами. И в итоге славный парень Серега попросил перезвонить минут через десять: надо, мол, переговорить с Калитиным, уточнить распорядок. Валяй, согласилась Света, уточняй.

Повесив трубку таксофона, она помассировала живот:

– Есть хочется.

Рыжий, конечно же, не мог этого пропустить:

– Вижу, ты не теряешь аппетита.

– А из-за чего терять? Из-за Толяна, что ли?

– Из-за того, к примеру, что не можешь поймать Остапчука.

Светлана скосила на него серые глаза:

– Стас, иди на хрен.

Я двинулся к «жигуленку».

– Поехали. Дома перекусим.

– А звонок? – всполошилась Светлана.

– Телефонов в Москве достаточно, – бросил я через плечо. – Остановимся и позвоним.

Это решение, в принципе, было оптимальным. Рыжий признал скрепя сердце:

– Перекусить, в общем-то, не мешает.

Сычиха метнула на него испепеляющий взгляд.

В машину сели в прежнем порядке: Светлана – со мной рядом, Стас сзади. Во избежание недомолвок я сказал:

– Ребята, ваша милая грызня взбесит и святого. А я не святой. Думаю, вы с этим согласитесь.

Возражений не последовало, и назначенные Гномкиным десять минут мы ехали, что называется, бесконтактно. Затем притормозили у таксофона, и Светлана вновь позвонила товарищу по сыскной работе.

Беседа на сей раз была дружеской и, главное, лаконичной. Встретиться со Светой сегодня Серега не мог никак, к великому его огорчению. Сколько на него, лейтенанта, дел навалили – жуть прямо. А вот завтра, часиков в двенадцать дня, можно бы… нет, просто необходимо многое обсудить. И желательно без посторонних. При современной технике слежки встречаться на улице – полное безрассудство. Есть одна тихая квартирка, чистая, нигде не засвеченная. Нужно только держать язык за зубами, чтоб начальство о ней не пронюхало.

– Само собой, – согласилась Света. – Диктуй адрес. – И вслед за лейтенантом повторила адрес вслух, как бы записывая. – На чем, на чем, – хмыкнула она в трубку, – на магазинном чеке… Ну да, учи меня! Не дергайся, Гном: чек я съем на ужин. Кроме шуток… Ладно, до завтра. – Повесив трубку, она помрачнела. – Глухое же местечко он выбрал.

Рыжий мрачно взъерошил свои кудри:

– Адрес я запомнил.

– Я тоже, – кивнула Светлана.

А уж обо мне и говорить нечего. Мы вновь погрузились в машину и помчались к Дашкиному дому. Есть хотелось жутко. Чтоб как-то заглушить голод, я прокручивал в мыслях свои проколы. Но голод, как ни странно, от этого лишь усиливался. Благо жара немного ослабла, и вести машину при ветерке было приятно.

– Остапчук знает, что Гном пробит, – сказала Светлана. – Голову даю на отсечение.

Стас тут же съязвил:

– Ну да, зачем тебе голова? – И, не дождавшись реакции на свое остроумие, поинтересовался: – С чего это тебе взбрело?

– Что Толяна взяли, он знает, – объяснила Светлана. – Даже киллера успел наладить. А Толян про Гнома вряд ли станет молчать.

– Свет, Толяна взяли бандиты. Что за дело бандитам До сраного лейтенанта МУРа? Не думаю, что Остапчук просечет.

– Бандиты, Стае. Но какие? Те самые, что организовали Толяну встречу с Французом. Толян в бар не явился. Трудно ли догадаться, что Француз станет его разыскивать через этих же бандитов?

– Ну, в общем-то…

– Остапчук обязан предположить, что Француз пробил Гнома. А поскольку Француз, – Светлана покосилась на меня, – как бы защищает Сычиху… Что должен думать Остапчук?

Помолчав, Стас вздохнул:

– В таком случае, Свет, завтра тебя ждет ловушка. Сто пудов.

– Да ну? – скривила губы Светлана.

Захотелось их ободрить.

– Надеюсь на ловушку, – признался я. – Тогда мы разом их накроем. Как сказал Сократ, без понтов.

Светлана скосила на меня глаза:

– Оружие, само собой, не в счет? В нас оно не выстрелит?

Ответил за меня рыжий:

– Ты не подсадная утка, Свет. Зря ты так думаешь.

Светлана сердито на него оглянулась:

– Прикрой фонтан, Стас!

– Свет, не хами: не на рынке.

– А ты не мели эту хрень!

«Господи! – застонал я мысленно. – О господи!»

Чертовски хотелось есть.

ГЛАВА 38

Явочная квартира встретила нас умопомрачительными ароматами. Оказалось, на Дашку снизошло вдохновение: нас ожидали суп и котлеты. Лица аналитиков при этом лучились самодовольством, чего нельзя было сказать о наших угрюмых физиономиях.

– Облом, – тотчас определила Дашка. – Мойте руки. За едой расскажете.

Спорить никто не стал. Так как Дарья с Ильей уже пообедали, мы легко поместились за кухонным столом. Таким образом, команда разделилась. Аналитики, сидя в сторонке, внимали докладу оперативников, которые мрачно поглощали пищу и столь же мрачно смотрели на мир. Трупы Толяна и снайпера, готовая ловушка для Светланы и прочие прелести жизни аппетит нам не портили, но и настроение, разумеется, не поднимали.

Выслушав наш сухой отчет, Илья с Дашкой не тратили время на «ахи» да «охи», а с ходу взяли быка за рога.

– Ловушка-то ловушка, – пробормотала моя жена. – Но в чем она состоит?

– Хороший вопрос, Дуська, – кивнул Илья. – Отличный вопрос, чтоб я так жил!

Стас замер с надкушенной котлетой на вилке. Я также перестал жевать в ожидании каверзы. И Светлана озвучила наши мысли:

– Что вы имеете в виду, конкретно?

Дашка ответила:

– Остапчук отморозок, но не тупица. Если он знает, что мы знаем…

– …тогда он знает, что мы догадываемся о ловушке, – подхватил Илья.

Повисло молчание. Хлопнув пятерней по столу, Рыжий в досаде проглотил котлету.

Светлана вдохнула и выдохнула.

– Ну, зеленоглазка… готовишь ты обалденно.

Я пристально смотрел на расходившихся аналитиков.

– И что, по-вашему, он замышляет?

Соседи по школьной парте переглянулись.

– Кабы знать, – пожала плечами Дашка.

– Во всяком случае, – уточнил Илья, – ловушка будет непростой.

– Утешили, – хмыкнула Светлана.

Я хмуро подвел итог:

– Как бы то ни было, ничего другого у нас нет. Или у вас есть идеи?

Дашка промолчала.

Илья усмехнулся в бороду:

– Старик, наше дело – сказать.

– Сказали. – Я отодвинул тарелку. – Большое спасибо. Что там с несчастными случаями? Судя по качеству котлет, времени вам хватило.

Изумрудные Дашкины глаза заискрились. Она показала мне язык. Илья продолжал усмехаться.

– Старый муж, грозный муж. Подай на развод, Дуська.

Света нацелила в него вилку:

– Схлопочешь, борода!

Илья с Дашкой заговорщицки переглянулись.

– Вы нащупали след Внушателя, – предположил я. – Угадал?

Илья поерзал на табурете.

– Ну, в определенном смысле…

– Какой на фиг след?! – не выдержала Дашка. – Мы нашли его самого!

Вновь повисло молчание. На сей раз полное надежд.

Светлана выдохнула:

– Ну, зеленоглазка…

– Знаю, – отмахнулась Дарья. – Готовлю обалденно. И тебя научу.

Илья прыснул, Стас хмыкнул, а я спросил затаив дыхание:

– Ошибка исключена?

– Ха! – Дашка ткнула Илью в плечо. – Чтоб он так жил! – Она устремилась к двери. – Ну-ка, пойдем!

Заинтригованные, мы последовали за ней.

В комнате на письменном столе были разложены листы компьютерных распечаток. Илья и Дарья, как два профессора, встали по одну сторону стола, а мы – по другую, как школяры.

– Нам повезло, – скромно объявил Илья. – Дуська сразу нащупала…

– Брось, – перебила Дашка. – Если б ты не сообразил вернуться на несколько лет…

– Большое достижение! – отмахнулся Илья. – Если б ты не запомнила, кто вел расследование…

Начались галантные препирательства, грозящие затянуться. Ни один из ученых коллег не желал присвоить себе открытие.

– Ребята, – вмешался я, – вы сколь умны, столь и благородны. Ближе к делу.

Илья со вздохом приступил к изложению:

– Была некая строительная фирма, «Высотка» называлась. Гендиректор этой фирмы выпал из окна седьмого этажа…

– Гольдберг, – встряла Дарья, – оттолкнись от студентов.

Илья нахмурился:

– К бениной маме студентов. Так мы до ночи не закруглимся.

Дашка настаивала:

– Начнешь с «Высотки», потеряешь нить.

– Черт с ней, с нитью, – не уступал Илья. – Главное, кто Внушатель.

Пришлось вновь призвать аналитиков к порядку:

– Ребята, этак мы и нить потеряем, и до ночи не закруглимся. Пусть говорит кто-то один. Без подробностей, конспективно.

Илья изобразил поклон.

– Давай, Лосева-Грин. Уступаю честь.

– Лучше ты, Гольдберг. Без подробностей я не умею.

Я обернулся к Светлане:.

– Сейчас я их пристукну. Сколько мне дадут?

Светлана пожалаплечами:

– Как представить дело. Могут и оправдать.

Наивно было бы рассчитывать, что двое этих умников так вот с бухты-барахты начнут излагать суть дела. Сперва они, опять же наперебой, объяснили принцип своих поисков. Информация о несчастных случаях, оказывается, содержалась в файлах в двух вариантах, причем вперемешку: случаи, когда уголовное дело заводилось, затем прекращалось «за отсутствием состава», и случаи, когда Дело не возбуждалось вообще. В первом варианте, кроме фамилии пострадавшего и обстоятельств его гибели, фиксировалась фамилия следователя, закрывшего дело. Во втором варианте – лишь описание происшествия Что ж, это было любопытно. Но далее, когда Илья с Дащкой принялись наконец выстраивать свой сюжет, стало гораздо интересней.

Около десяти лет назад два студента геологического факультета МГУ проводили какие-то опыты с кристаллами кварца. Один из них свалился вдруг в шахту неисправного лифта и расшибся в лепешку. Имя бедолаги значения не имеет, так как он, очевидно, ни в чем не замешан. А вот второй студент, оставшийся в живых, звался Дьяковым Львом Савельевичем.

– Запомни это имя, – нахмурился Илья. – Талантливый оказался парнишка. Вундеркинд.

Итак, по факту гибели студента проведено было следствие, но дело закрыли. Лева Дьяков, приятель погибшего, в шахту сокурсника не толкал и чист был как стеклышко. А через четыре года директор строительной фирмы «Высотка» выпал из окна на глазах двоих сотрудников и секретарши. Дело открыли и тут же закрыли, поскольку все три свидетеля стояли насмерть: директор прямо на глазах сошел с ума.

– Теперь вопрос. – Илья поднял палец. – Кто был одним из свидетелей?

– Студент, – вырвалось у меня.

Илья кивнул.

– Да, Лев Савельевич Дьяков. Только уже не студент, а старший менеджер. Может, совпадение? Тогда еще вопрос: кто вел следствие по обоим эпизодам?

На сей раз продуктивных идей в голову не приходило. Стас молчал, поедая Илью глазами. А Светлана разозлилась:

– Не тяни резину, Илюха! Бороденку выщиплю!

Илья обвел нас взглядом:

– Так-таки никаких догадок?

Дашка пнула его коленом и, посмотрев на меня в упор, отчеканила:

– Следствие в обоих случаях вел Виталий Матвеевич Анисимов, в те годы – полковник. Еще одно совпадение.

Да уж, не слабо. Вот, стало быть, по какой причине замминистра МВД звонил генералу Рюмину со свежим анекдотцем. Казалось бы, кто раскопает и, главное, кто поверит в подобную дребедень? Однако засуетился.

– Может, и совпадение, – усомнился Стас.

Светлана хмуро уточнила:

– Какой Анисимов? Наш Анисимов?

– Давайте подумаем, – предложила Дашка. – Лев Савельевич Дьяков – студент, а затем менеджер – нигде далее не фигурирует. То есть как бы исчезает со сцены. Несчастные случаи, разумеется, продолжают происходить, но уже не в его присутствии. Полковник Анисимов в этих файлах тоже больше не всплывает: несчастные случаи не расследует, будто потеряв к ним интерес.

– Дуська, бикицер! – Илья достал из кипы листок со своими пометками.

Дарья выхватила у него лист.

– Дай хлебнуть славы, Гольдберг.

– Мало тебе? – вздохнул Илья.

Дашка обняла его за плечи.

– Конечно, это Илюшкино открытие. Эти три фамилии ничего мне не сказали. Внимание, Светка: ты наш эксперт. Валентин Петрович Попов, полковник МВД пять лет назад сорвался в машине с обрыва. Полковник был здоров, трезв, и автомобиль был в полном порядке. Несчастный случай. Далее. Николай Николаевич Ткаченко, генерал-майор МВД, три года назад захлебнулся, принимая ванну. Несчастный случай. И, наконец, Александр Васильевич Еланский, генерал-лейтенант МВД, свернул себе шею на горных лыжах в прошлом году. Несчастный случай. Ну как, Свет? Говорят тебе что-то эти фамилии?

– Дай-ка. – Взяв у Дашки листок, Светлана вперила в него взор. Затем, побледнев, присела на стул.

– Вот этого не знаю, – ткнула она пальцем в записи. – Полковника в смысле. Но генерал-майор Ткаченко, провалиться мне… Анисимов занял его место в Главке А Еланский был главным конкурентом Анисимова на пост замминистра.

Дашка обвела нас сверкающим взглядом.

– Комментарии нужны?

Мы безмолвствовали, словно отдавая дань жертвам. Немая сцена была короткой, но выразительной. Между тем мысли мои неслись, как на скачках с препятствиями.

– Стало быть, – пробормотал я, – замминистра Анисимов использует ЛСД в карьерных целях. Таким вот образом.

Рыжий посмотрел на меня удивленно:

– С чего ты взял?

Я кивнул на распечатки:

– Из контекста.

– Не понял.

Светлана раздраженно вмешалась:

– Стас, что, по-твоему, значит ЛСД?

– Свет, – ощетинился Рыжий, – по-моему, это наркотик. А по-твоему?

– По-моему, Глеб имел в виду имя: Лев Савельевич Дьяков. Это ЛСД, но не наркотик.

Веснушки Рыжего покраснели.

– Айм сори, не въехал.

Светлана встряхнула листок с фамилиями.

– Ни хрена ведь не докажешь! Наведенные галлюцинации, блин, фантомы… Кто в это поверит?!

Дашка твердо проговорила:

– Свет, мы никому ничего не будем доказывать.

Илья усмехнулся в бороду:

– Даша Лосева на тропе войны. Спасайся кто может.

– Гольдберг, – вздохнула Дашка, – сейчас я сделаю тебе обрезание. Посредством ножовки, без анестезии.

– Врешь, – парировал Илья, – у тебя нет ножовки. Ты, как наше правительство, даешь обещания, не имея инструмента для их реализации.

Все рассмеялись.

– Что ж, – заключил я, – осталось лишь узнать адрес этого ЛСД, и дело можно считать закрытым.

Светлана приподнялась на табурете.

– Запросто! – щелкнула она пальцами. – Адрес я пробью вот так!

Стас постучал себя по лбу.

– По вашим каналам? Свет, что у тебя с головой?

Светлана в досаде села.

Я утешил их:

– Адрес узнаем через ФСБ.

Рыжий протянул мне мобильник:

– Давай. Сгораю от нетерпения.

Взяв телефон, я набрал домашний номер генерала. Трубку никто не поднял. Тогда я позвонил в кабинет на Лубянку. Там тоже была тишина: суббота все же. Набрав мобильный номер генерала, я" услыхал: «Абонент временно недоступен»… На всякий случай перебрав все номера сначала, я получил тот же результат. С нарастающим чувством тревоги я вернул телефон Стасу.

Тревога моя, конечно же, передалась жене. Она не сводила с меня взгляда.

– Нигде нет?

Я развел руками:

– Суббота.

– Думаешь, с ним тоже…

– Даш, ничего такого я не думаю. Поехали, перезвоним ему из дома.

Все разом засобирались.

Сложив в стопку распечатки несчастных случаев, Илья спросил:

– Завтра в десять, как обычно?

– В одиннадцать, – поправил я. – Гномкин готовит ловушку к двенадцати, так что успеем.

– Если не опоздаешь к одиннадцати, – уколол меня Рыжий. – Ладно, Илюха, погнали. Дел невпроворот.

Дашка поправила на Светлане воротничок майки.

– Сычиха, убери суп в холодильник.

– Без тебя бы не догадалась, – буркнула Светлана.

Илья обронил, направляясь к двери:

– Она жутко похожа на Ольку Самарскую.

– Илюша! – сверкнула глазами Дашка. – Я займу ножовку у соседей!

Из квартиры мы выходили вместе. Стас обернулся в дверях:

– Свет, завтра мыть посуду моя очередь.

Светлана смотрела нам вслед. Молча стояла и смотрела.

ГЛАВА 39

Войдя домой, мы с Дашкой тотчас направились на кухню. Жена погладила лежащий у плиты булыжник:

– Привет, Пьер! Пустить бы тебя по Москве на волю!

Взяв с холодильника телефон, я уточнил:

– Это будет революция?

Дарья качнула «конским хвостом»:

– Нет, обычное хулиганство.

– Тогда ладно, – согласился я. – Но действуй избирательно.

С телефоном я прошел в комнату. Дашка последовала за мной.

– Может, искупаться сходим? – приоткрыла она дверку шкафа. – В кои-то веки.

Меж ее платьев проглядывал зеленый луг, над которым в безоблачном небе светило солнце. Прекрасный стерильный мир, воплощенная мечта о рае. А московское солнце почти село, лишь краешек его отражался в окнах дома напротив.

– Попробую вызвонить Оксфорда, – сказал я. – Потом сходим.

Дашка захлопала в ладоши.

Генерал Рюмин отозвался по домашнему телефону. Я облегченно вздохнул.

– Борис Викторович, – произнес я, – позвольте отчитаться о проделанной работе.

– Весь внимание, – устало ответил генерал. – Неужели информация пригодилась?

Я присел на диван. Дашка, устроившись на моих коленях, привычным манером принялась подслушивать.

– Пригодилась – не то слово: она сработала, – заверил я. Затем выложил то, что удалось извлечь из компьютерных распечаток, и в конце подытожил: – Как выяснилось, звонок вашего партнера по покеру насторожил меня не зря.

После продолжительного молчания Оксфорд прочистил кашлем горло.

– Не знаю, что и сказать. Все эти погибшие чины МВД рисуют такую картину…

– Понимаю, поверить трудно, – ввернул я поспешно. – Но постарайтесь отнестись непредвзято…

– Да нет, – перебил на сей раз генерал, – поверить не столь трудно. – Он выдержал паузу. – Сегодня умер Зимин.

Разумеется, я спросил:

– Кто такой Зимин?

Дашка постучала себя по лбу.

Оксфорд хохотнул:

– Глеб Михайлович, вы меня не разочаровали. Зимин – министр внутренних дел. Нынче на приятельском междусобойчике, где собрались ближайшие соратники с женами, Евгений Денисович повел себя странно. По утверждению многочисленных свидетелей, он выронил бокал с мартини, указал на куст жасмина и закричал: «Опять ты?! Убирайся, подлюга!» Затем обеими руками ухватил себя за горло, захрипел и рухнул на газон. Обомлевшая супруга вызвала семейного врача, который прибыл через несколько минут. Но министр, увы, уже… Без вскрытия врач определил обширный инфаркт. Так-то, Глеб Михайлович. Только что стало известно, что министром в спешном порядке назначен Анисимов. Как вам сюрприз?… А вы говорите, трудно поверить.

Отстранившись от трубки, Дарья округлила глаза:

– Ни фига себе!

Перед моим мысленным взором возник Виталий Анисимов – пузатый улыбчивый дядя в милицейской форме.

– Сегодня ведь суббота, – пробормотал я. – Когда ж успели соблюсти процедуру?

– Кого у нас волнует процедура? – ответил генерал ФСБ. – В понедельник утвердят или во вторник – он уже принимает поздравления, обещает решительно давить преступность и выражает соболезнования вдове. – Генерал вновь выдержал паузу. – Но ведь доказательств нет, Глеб Михайлович. И вряд ли появятся.

Я вздохнул:

– Разумеется. Но каждый получит, что заслужил. Своим же оружием.

– Аминь, – поставил точку Оксфорд.

После молчания я полюбопытствовал:

– Призраки не беспокоили, Борис Викторович?

Генерал хмыкнул:

– Призракам было не до меня. Они освобождали министерское кресло.

Мы с Дарьей переглянулись. Вот, значит, почему в последнее время двойники оставили нас в покое. Внушатель был занят карьерой шефа. Теперь, видимо, он получил отпуск, и нам следует ждать дорогих гостей.

– Борис Викторович, – сказал я, – не могли бы вы узнать для меня адрес ЛСД?… Э-э… Льва Савельевича Дьякова, коренного, вероятно, москвича.

– Отчего же, – откликнулся Оксфорд, – прописку у нас еще не отменили. Записываю: Лев Савельевич Дьяков. Возраст?

– Где-то… – прикинул я, – года тридцать два – тридцать четыре.

– Что-нибудь еще, Глеб Михайлович? Могут оказаться полные тезки, сами понимаете.

– Десять лет назад был студентом геофака. Шесть лет назад работал менеджером в строительной фирме «Высотка».

– Думаю, этого достаточно. Утром вам позвоню, в четверть одиннадцатого. – Простившись, генерал дал отбой.

Дашка забрала у меня телефон.

– Жить становится все интересней.

Я усмехнулся:

– Казалось бы, куда еще?

Она указала на шкаф:

– Либо искупаемся, либо я свихнусь.

– Выбираю купание, – вздохнул я. – Слезай с колен.

– Не сразу. – Дашка обняла меня за шею. – Дай собраться с духом.

В дверь позвонили.

Дарья насторожилась.

– Мы кого-то ждем?

Я пожал плечами:

– Вопрос стоит иначе: мы кого-то не ждем?

Позвонили снова. Тихий такой звоночек.

Мы с Дашкой вышли в прихожую, и я распахнул дверь.

Вскрикнув, жена повисла на моем плече. Да и сам я, признаться, дрогнул.

У порога стояла семья Колесниковых в полном составе: горбатая бабушка, Сашка и Танька. Все трое истекали кровью, сочащейся из многочисленных ран. Причем у бабушки была сломана нога, у восьмилетнего Саши выбиты были зубы, а рука четырехлетней Тани словно висела на ниточке. Все трое разевали рты в немом крике. И, будто отзываясь на этот крик, каждая клеточка моего тела завопила от боли.

– Это он! – всхлипнула Дашка. – Он! Он!

Отстранив потрясенную жену, я метнулся на кухню. Из окна, невзирая на вечерний сумрак, я разглядел желтое такси. Нельзя было терять ни мгновения.

Выскочив в прихожую, я подхватил Дашку на руки и внес в комнату. Истерзанные Колесниковы так же беззвучно проковыляли за нами. Прикрыв глаза, я сконцентрировался. Тренированный мозг окутал себя защитным полем, которое научился индуцировать. Когда я открыл глаза, призраки исчезли. Но не для Дашки. Съежившись у меня на руках, она с ужасом пялилась в пустоту.

– Не двигайся, – приказал я, усадив жену на диван. – Что бы ни случилось, не двигайся.

Она кивнула, продолжая смотреть в пустоту.

Я выбежал из квартиры.

В тихих июльских сумерках желтое такси выглядело раскормленным колорадским жуком. Водитель дремал за рулем, надвинув на лицо кепку. Я распахнул дверцу, сел рядом и сказал:

– Доброго здоровьичка.

Вздрогнув, таксист воззрился на меня. Это был мужик лет пятидесяти, небритый и раздражительный.

– Не поеду, – отрубил он.

– Почему? – полюбопытствовал я.

– Клиента жду, он вышел. Освободите машину.

Я взглянул на приборную панель. Там красовалась фотография с именем. Все чин-чинарем.

– Николай Федотович Гаврилов, – свирепо произнес я, – у вас нет никакого клиента.

Таксист нагло ухмыльнулся.

– Ну и что? Закон, что ли, такой…

Двумя пальцами я взял его за кадык.

– Ты расскажешь: кто, что и зачем. Договорились?

Он дернулся. Я надавил. Таксист захрипел и кивнул в знак согласия. Но стоило мне разжать пальцы, он завопил:

– Милиция! Помоги…

Ладонью я зажал ему рот. Надо признать, его реакция меня озадачила. На актера он явно не тянул, а на соучастника… странно как-то. Похоже, он и вправду решил, что его грабят. Зажимая ему рот, свободной рукой я помахал перед его носом:

– Николай Федотович, фокус! – В моих пальцах появилась стодолларовая купюра. – Хочешь это?

Глаза таксиста алчно блеснули. Он опять кивнул и, когда я отпустил его, сделал глубокий вдох.

– Кто ж не хочет? Я думал, ты из этих… Чего надо-то?

– Ответить на вопросы.

– За сто баксов? – не поверил он. – Викторина, что ли?

– Вроде того. – Я сунул банкноту в карман его рубахи. – Давно за мной следишь?

Его реакция вновь меня озадачила. Он вытер кепкой потный лоб и сплюнул в окошко.

– Значит, ты тот самый?

Мало что понимая, я повысил голос:

– Повторить вопрос?!

Он качнул головой:

– Не надо. Лично я за тобой не следил.

– Будешь гнать пургу, – прорычал я, – отниму бабки и пасть порву! Ты ездишь за мной с понедельника!

Таксист упорно качал головой:

– Это был не я. – У него был честный взор плута, который нечаянно сказал правду. – Это был мой сменщик. Сегодня он в отпуск ушел. Это он за тобой маячил.

– Зачем?

– Двести баксов за каждый выезд. Он должен был держаться за тобой не далее чем в трехстах метрах. Или вот так у дома постоять. – Таксист бросил взгляд на зажигающиеся окна. – Ничего противозаконного, так ведь?

Все это выглядело столь нелепо, что наверняка было правдой.

Я нахмурил брови:

– Кто вам за это платит?! Мне что, клещами из тебя тянуть?!

Таксист занервничал:

– Ты что, мужик? Я ж отвечаю, как договорились. Нужна фамилия сменщика – нет проблем. Подписку о неразглашении я не давал. Семен в отпуск вчера собрался. «Хочешь, – говорит, – заработать? Двести баксов, – говорит, – за выезд». – «Кто ж не хочет, – говорю. – Нет такого закона, чтоб не подхалтурить…»

– Оставь эти байки, – перебил я. – Кто вам платит?

В досаде от моей тупости, он помахал сотовым телефоном.

– Звонит мужской голос, не представляется – только задание дает. Нам что, требовать заполнения анкеты?

Дело полегоньку стало проясняться.

– Как он с вами расплачивается? – уточнил я.

– Называет ячейку в камере хранения одного из вокзалов. Там лежит конверт с баксами.

– И без обмана?

– Сеньку не обманывал. А меня… – Таксист взглянул на часы. – Щас проверю. Велено было двадцать минут здесь простоять, а потом… Извини, мужик, ячейку и код я тебе не назову. Нет такого закона.

– Постоять возле дома, и все? – усомнился я.

– А что еще? Спеть под гитару, что ли?

– Странно. Чтобы за это платили…

– Погоди-ка! – Таксист достал из-под сиденья бумажный пакет. – Вот, велено возить с собой. В самый первый раз Сенька взял это в ячейке вместе с баксами. Конечно, сразу проверил: не бомба ли? Оказалось, стекляшка, ничего противозаконного.

В пакете я обнаружил полированный кристалл кварца, размерами и формой напоминающий лампочку миньонку. Таксист с любопытством ожидал моей реакции. Я равнодушно вернул ему пакет:

– Да, это не бомба.

– Вот и я про то же! – обрадовался таксист. – Так я могу сваливать? Отработал я свою сотню?

– Вполне. – Я вышел из машины.

Лихо взяв с места, желтое такси умчалось.

Я вошел в подъезд и поднялся в лифте на свой этаж. В голове моей стал вызревать план, как поразить врага. Да что там «поразить»! К свиньям куртуазные глаголы! Прикончить, завалить, грохнуть этого ЛСД его же методом! Да простят меня престарелые английские леди. После того как Внушатель сыграет в ящик, даст дуба и откинет копыта, я готов тысячу раз на школьной доске написать слово «благопристойность».

Дашка ждала у окна, не зажигая света.

– Ты его отпустил, – упрекнула она.

Я обнял ее за плечи:

– Давно фантомы исчезли?

– Как только ты выбежал. – Повернувшись, она посмотрела мне в глаза. – Почему ты его отпустил?

Я погладил ее по волосам:

– Он пешка. ЛСД использует его втемную.

Жена скривила губы.

– Бедняга. Следовало вручить ему орден.

– Так, примерно, я и сделал: Признайся, жутко было?

– Чуть не описалась. Ладно двойники! А тут Сашка, Танька, Варвара Львовна… Господи! Он выудил их из наших голов!

– Мы часто о них думаем, родная.

– А желтое такси зачем? Давление на психику?

– Да нет. Такси возит кристалл кварца, который, вероятно, является ретранслятором для волн, излучаемых мозгом Внушателя. Дома у него, видимо, имеется кристалл побольше, служащий как бы передатчиком. Без этих кристаллов радиус действия ЛСД, полагаю, не более двух-трех сотен метров.

Дашка встревожилась:

– А с кристаллами? Хоть приблизительно.

Я пожал плечами:

– Километров десять. Может, пятнадцать. Когда я мчался к Окружной и такси с кристаллом потерялось сзади, твоя двойница исчезла. Иными словами… Дашка, прекрати так смотреть! Они в Евпатории!

Она продолжала смотреть именно так:

– Любовь моя, а вдруг?

Внезапно мне стало страшно.

– Ничего не вдруг! Не может он их там достать! Нет у него такой мощи и… Черт побери, сейчас схожу и проверю!

Дашка взяла меня за уши.

– Куда сходишь, в Евпаторию? Да я тут свихнусь!

– На десять минут, Даш. Если сейчас не проверю, свихнемся мы оба.

Присев на диван, она тряхнула «конским хвостом».

– Ладно. Десять минут.

– Засекай, – сказал я. – Вернусь – пойдем в шкаф купаться.

Я сконцентрировался и ощутил холод, который нельзя было с чем-то спутать. Пол комнаты исчез у меня из-под ног. Вернее, исчез я.

ГЛАВА 40

В Евпаторию провожал Колесниковых я. Сам привез их в пансионат и внес чемоданы в номер. И теперь, чтобы там оказаться, мне достаточно было представить это место и как бы подтянуться туда волевым усилием. Маневр был несложный: так называемая телепортация, которую я освоил на ранней стадии ученичества, но недолюбливал по сей день. Моя неприязнь к этому способу передвижения объяснялась не усилиями, которых он требовал. Если я перемещался один, без спутников и поклажи, энергетические затраты были минимальными. Однако невообразимый холод и падение в бездну, которое длится лишь миг, но кажется вечностью… Бр-р-р! Чтоб я решился на это, должно очень приспичить. Сейчас был как раз такой случай. «Сходить» в Евпаторию и обратно за десять минут (причем десять минут я собирался потратить на изучение обстановки) можно было, увы, единственным способом.

Но у телепортации, кроме личного дискомфорта «пассажира», имелся более важный недостаток. Если исчезнуть с «места отбытия» я мог по собственному выбору, не привлекая внимания, то в «пункте прибытия» мое появление из воздуха могло повлечь непредсказуемые последствия. Кто знает, сколько свидетелей окажется и как эти «счастливчики» отреагируют? Разумеется, я могу стать невидимым. Но лишь секунд через пять после перемещения и столько же примерно времени вынужден я сохранять визуальность непосредственно перед ним. Таким образом, решив проблему самотранспортировки, я получаю проблему, связанную с нарушением второй заповеди Мангустов: «Храни в тайне свою Сущность». Так что не обрадуешься.

В данном случае, однако, риск оправдывался надеждой на то, что Колесниковы уже спят: детям давно пора, да и бабушке вроде. А коли так, я незаметно появлюсь, тихо все обследую и, убедившись в напрасности наших с Дашкой тревог, так же незаметно слиняю. Расчет был здравый, и все же риск оставался.

Попал я, как планировал, в "комнатку бабушки и Таньки. Секунды две-три приходил в себя после перемещения. Затем осмотрелся. Комната была залита лунным светом. Бабушка и девчушка безмятежно спали. От души отлегло. Варвара Львовна заснула в очках, уронив газету. Я снял очки с ее носа и положил на тумбочку. А с Таньки сползло одеяло. Она спала в обнимку с плюшевым мишкой по имени Майкл. Медвежонок этот был ох как непрост, но против Внушателя, увы, бессилен. Укрыв Таньку и Майкла до носов, я мысленно пообещал: «Ему до вас не добраться, мои маленькие. А когда вернетесь в Москву, там уже будет порядок». Танька улыбнулась во сне, словно мысли мои ее позабавили.

Оставалось проведать Сашку. Мальчик спал за дверью в смежной комнате, и я приотворил эту дверь… Черт меня дери, с чего я взял, что он спит?! Этот поросенок сидел в кровати и при свете бра читал английские сказки. Причем, стоило мне заглянуть, оторвался от книги и уставился на меня изумленными глазенками. Вихрастый, худенький восьмилетний мудрец – прямо жуть пробирает. Несколько мгновений мы таращились друг на друга. Затем я вошел, прикрыл дверь и сел к нему на постель.

– Что за дела? – спросил я тихо.

Он отложил книгу.

– Неправильные слова.

– Почему не спишь, мерзавец?

– Опять неправильные слова.

Мы улыбнулись друг другу.

– А какие слова правильные?

– Здрасьте, я ваша тетя!

Мы оба тихо заржали. Уходить не хотелось.

– Нравятся сказки? – поинтересовался я.

Мальчик пожал плечами:

– Некоторые. Как ты сюда попал?

– Э-э… – произнес я, – видишь ли…

– В окно влез? – подсказал Сашка.

– Ну да, – обрадовался я. – Стучать неудобно, время позднее…

– Я так не думаю. – Маленький стервец сверлил меня взглядом.

Пришлось изобразить недоумение.

– А что, интересно, ты думаешь?

– Думаю, ты телепортировался.

Что тут скажешь? Что-нибудь типа: «Ах, какая продвинутая молодежь! Фантастики насмотрелся, малыш…»

– Угадал, – вздохнул я. – Забежал на минутку вас проведать. Только, Саш, пожалуйста…

– Дурак я, что ли? – перебил мальчик. – Никому ни слова, не волнуйся!

Из-за двери раздался сонный голос бабушки:

– Саша, с кем ты разговариваешь?

Мы замерли, втянув головы в плечи.

– Ни с кем, ба! – отозвался мальчик. – Книжку вслух читаю!

– Вот я задам тебе книжку! Гаси свет, спи!

– Ладно, ба! Страницу только дочитаю!

В соседней комнате все стихло. Немного выждав, я шепотом спросил:

– Стихи новые написал?

Саша вздохнул:

– Не пишется. Только одно, незаконченное.

– Ну-ка, – попросил я.

Он протянул мне школьную тетрадь.

Я кое-как разобрал черканные-перечерканные строки и, запомнив стихотворение, вернул тетрадь автору.

– Почему незаконченное?

– Поправить еще надо. «Медуз укусов» плохо звучит.

Я потрепал его по вихрам. Уходить не хотелось, но обещанные Дашке десять минут истекали. Я поднялся. Лицо мальчика выразило огорчение.

– Уже?

– Пора, Сань. Сегодня суббота, почти воскресенье, а в четверг вы уже в Москве. Мы с Дашей вас встретим и… Для вас готов сюрприз по имени Клиффорд.

Глазенки Саши загорелись.

– Щенок?

– Ха! Круче гораздо.

– Скворец?

– Не гадай, потерпи. – Я приблизился к входной двери и прислушался. – Дежурная там?

Мальчик понимающе кивнул:

– Не проскочишь.

Я покосился на дверь в смежную комнату: заснула ли бабушка? Похоже, выбора не было. Поскольку этот ребенок все равно меня расколол… Я спросил:

– Если я исчезну, не испугаешься?

– Вот еще! – Саша спрыгнул с кровати и подпер плечиком бабушкину дверь. – Давай. Я на атасе.

Что ж, с таким напарником я мог не волноваться. Помахав ему рукой, я сконцентрировался и через мгновение полета в холодную бездну вновь оказался в московской квартире.

Свет по-прежнему не горел, и луна работала вместо лампы. Вскочив с дивана, Дашка меня обняла.

– Боже, да ты ледяной.

– Пройдет, – пообещал я, буквально засыпая. Чертова телепортация, хоть много энергии не забирала, однако… – В заданное время уложился? – полюбопытствовал я.

– Перебрал полторы минуты. – Дашка повлекла меня к дивану. – Садись, любовь моя. Ты с ног валишься.

– Ха! – Я разлегся на диване, пристроив голову у жены на коленях. – Сейчас пойдем купаться.

Дашка гладила мои волосы.

– Судя по твоей улыбке, там порядок.

– А то! – подтвердил я. – Старики и дети видят уже седьмой сон. Но Александр встретил меня во всеоружии. «Телепортация?» – спрашивает. Само собой, я пробовал отнекиваться: «Александр, побойся Бога!» А отрок сей ухмыляется: «Кому, блин, заливаешь? Давай, – говорит, – сваливай. Постою на шухере». И вот я перед тобой.

Дашка рассмеялась серебристым смехом.

– Врешь, морда.

– Честью клянусь. – Я зевнул. – И в доказательство привожу стихотворение. Единственное за месяц, ибо Александру не писалось. Цитирую по памяти:

Волною меня окатило,

но я не сражался,

за берег держался —

и море меня отпустило.

Я смог на горячий песок удрать

от волн и медуз укусов.

Море не стало со мной играть:

море не любит трусов.

Дашка выдохнула:

– Вот чертенок.

– Прошу заметить, – пробормотал я, зевая, – словосочетание «медуз укусов» подлежит исправлению. Воля автора.

Более ничего произнести я не мог. Но в утомленной моей голове брезжила назойливая мысль: «Как трудно порой искупаться. Даже в шкафу, который находится в твоей комнате. А комната такая крошечная…»

ГЛАВА 41

Дрых я до девяти утра. И проснулся с таким ощущением, будто срочно должен разрушить Гималаи, затем возвести новые, большего размера. Энергии было хоть отбавляй. Утро выдалось погожее – хорошо. Ноздри щекотал аромат кофе – отлично. На кухне Дашка собачилась с кем-то по телефону – замечательно.

– От меня-то что тебе надо?! – горячилась моя ненаглядная. – На аркане, поверь, я его не держу!.. Согласна, кто спорит! Но разве это мои проблемы?… Погоди, не визжи… Не визжи, говорю! Или я кладу трубку!

«Илюшкина Алка», – догадался я, сладко потягиваясь. Догадка сейчас же подтвердилась.

– Дорогуша, – ядовито произнесла Дарья, – если тебе приспичило, чтоб он воскресенье провел с семьей, так создай ему эту семью! Или твой каприз так далеко не заходит?! Ой, не надо! Мне хоть это не впаривай! Твоя семья – твой сетевой бизнес!.. Против бизнеса, Аллочка, я не возражаю. Закомплексованные ублюдки имеют право собраться и сплестись в огромную сеть…

Я прыснул. Разговор на кухне походил на отрывок из радиопьесы. Дарья меж тем продолжала:

– Алка, я не издеваюсь, а исхожу слезами. Почему именно Илюшке досталась такая… Киса, ты меня не пугай! Не то с испугу я твои кудряшки повыдергаю! Будешь портить ему жизнь, сильно пожалеешь!.. Да, угрожаю! И в твоих интересах принять это к сведению! Все, заткнись. Разговор окончен… Аллочка, еще слово – я приеду и разберусь с тобой нетрадиционным способом!..

Я расхохотался. Дашка тотчас вошла в комнату и, прижимая к уху трубку, показала мне кулак. Лицо ее раскраснелось, изумрудные глазищи сверкали, пепельная грива развевалась, словно у ведьмы. На ней было короткое платье под цвет волос и туфли на шпильках того же цвета. Джинсы с кроссовками остались не у дел. Дашка, видимо, решила, что ни убегать, ни догонять нынче не придется. Мне бы ее уверенность.

– Лучше бы ты боялась, – говорила она в трубку, – это уберегло бы тебя от ошибок. Позови Илью… Алка, все! Илюшку дай! – В ожидании она постукивала мыском туфельки. – Гольдберг, мать твою! Что ты устраиваешь?! Задница не она, а ты! Должен держать ситуацию под контролем!.. Не завожусь я… Просто вы меня с утра… Ладно. Чтоб в одиннадцать был как штык.

Я протянул руку:

– Дай-ка трубку.

– Пока, Илюшка. – Дарья чмокнула воздух. – Тебя требует Большой Белый Босс. – Она вручила мне телефон.

Я прикрыл зевок ладонью.

– Привет, старик.

– Привет, – отозвался Илья. – Извини за этот хипиш…

– Не извиню, – оборвал я его. – Брось дурью маяться и проведи воскресенье с семьей.

Помолчав, Илья уточнил:

– Старик, ты серьезно?

– Более чем. Дашку не слушай: она экстремистка. Жена твоя права.

Встав на постель коленями, Дарья меня встряхнула.

– Гольдберг! – крикнула она. – Хочешь дохлого Мангуста?!

Я сдвинул брови над переносицей.

– Ваша фривольность, мадам, меня шокирует.

Отпустив мое горло, Дашка величественно приподняла подбородок.

– Простите, сэр Майкл, забылась. – И горделиво куснула меня за ухо.

Я сказал в трубку:

– Сегодня, старик, работа оперативная. Аналитический отдел отдыхает.

Илья вздохнул:

– Точно?

– Сам знаешь.

– Тогда, старик, ответь на вопрос. Чисто аналитический.

– Если смогу. – Я оборонялся от Дарьи, вырывающей из-под меня подушку.

Илья спросил:

– Сколько энергии ты тратишь на поддержание шкафа? Давно мучаюсь. Ведь не может этот проход в другую галактику существовать…

– Может, – заверил я. – Энергии вообще не трачу. Более того, стыдно признаться в своем невежестве…

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовалась Дашка.

– После разгрома Змеиной Пирамиды, – сказал я в трубку, – меня посетила мысль, что долго сохранять проход опасно: мало ли кто туда сунется. И я попытался вернуть все на свои места. Чтоб шкаф мой стал просто шкафом.

Дашка возмутилась:

– Любовь моя, ты чокнулся!

– Однако ничего не вышло, – констатировал я. – Невзирая на мои усилия, проход почему-то не желал сворачиваться. То есть эта планета другой галактики будто приклеилась к моему шкафу.

Из трубки донесся смешок:

– Слава богу. Хотелось бы там искупаться.

– Мне тоже, – вздохнул я. – Но теперь я словно сторож при своем шкафе. Если, допустим, я решу поменять квартиру и кто-то въедет сюда… – Я выдержал эффектную паузу.

Из трубки вновь донесся смешок. И другой смешок – рядом с ухом.

– Да уж! – стереофонически произнесли Дашка с Ильей. Но первая при этом добавила: – Ничего, посторожим.

На этом разговор мы закончили, пообещав информировать Илью обо всех наших оперативно-розыскных мероприятиях. Затем я после утренних процедур съел овсянку, приготовленную Дашкой. Солнце смотрело в окно, покачиваясь на ветке тополя, и мерзости этого мира казались чем-то нереальным.

Генерал Оксфорд позвонил, как обещал. Продиктовав мне адрес ЛСД, он уточнил:

– Если, конечно, объект в городе.

– Уверен в этом, – сказал я. – Вечером он посетил нас обычным образом и, думаю, повторит попытку. А как в этом смысле у вас, Борис Викторович?

Генерал вздохнул.

– Вчера Бог миловал. А дальше… Надеюсь на вас, Глеб Михайлович.

Мы помолчали. Затем я спросил:

– Не знаете ли случаем, где завтра будет новоиспеченный министр МВД?

– В какое время?

– Скажем, утром.

Генерал ответил:

– Знаю. Завтра понедельник – значит, Виталик… Анисимов то есть, будет в бассейне. С десяти до двенадцати, как обычно. Он и меня зазывал укреплять здоровье, да как-то все… Дать адрес бассейна?

– Премного обяжете.

Назвав улицу и номер дома, генерал заметил:

– Пробраться туда нереально. Охрана, сами понимаете. Тем более что…

– Борис Викторович, – перебил я, – зачем мне туда пробираться?

– Тем более что, – невозмутимо продолжил Оксфорд, – завтра в те же часы бассейн посетит сам Крылов. Чтоб не смущать вас, Глеб Михайлович, поясняю: Юрий Петрович Крылов – председатель нашего правительства, и меры безопасности поэтому…

– Крылова знаю, – ввернул я. – Не из тундры небось.

– Вот и умничка, – съязвил Оксфорд. – Остается лишь добавить, что наш премьер-министр и Виталик Анисимов с апреля так подружились – водой не разольешь. Не ведаю, к чему бы… – Вдруг запнувшись, генерал примолк.

Похоже, одна и та же мысль поразила нас обоих.

– Действительно, к чему? – откликнулся я мрачно.

– То есть вы полагаете, – генерал осторожно подыскивал слова, – что ближайшая его цель… что он осмелится посягнуть…

Вот это «посягнуть» вывело меня из себя:

– Во-первых, Борис Викторович, не будем ходить вокруг да около. Линия не прослушивается, мы взрослые мальчики и можем называть вещи своими именами.

– Но ведь это лишь догадка.

– Во-вторых, – продолжил я, – ваш Виталик Анисимов наверняка не считает пост министра МВД своим потолком.

Сидящая на подоконнике Дашка до сей минуты прислушивалась к разговору весьма рассеянно. Глядя в окно, она следила за воробьями. Но тут обернулась и воззрилась на меня:

– О-о! Аппетиты растут?

– И в-третьих, – проговорил я в трубку. – Что значит «посягнуть», господин генерал? По-вашему, все, кого Анисимов с помощью необычного своего киллера зарыл за эти годы… Это что, мелочовка дешевая?

– Глеб Михайлович! – повысил голос Оксфорд. – Не приписывайте мне того, чего я не думал и не произносил!

– Как это делают в вашей Конторе, – парировал я. – Прошу вас, господин генерал, избавить мои уши от лексикона старых дев: «осмелится посягнуть»! Для меня, Борис Викторович, жизнь погибшей цыганки не менее ценна, чем жизнь премьера Крылова. Который, кстати…

– Глеб Михайлович, что вы так разбушевались?

– … который, кстати, не вызывает симпатии ни как политик, ни как человек.

Дашка беззвучно зааплодировала.

Генерал вздохнул и спросил:

– Так будем спасать премьера или не будем?

Я буркнул:

– Горжусь доверием ФСБ.

Оксфорд, похоже, обиделся:

– Зачем вы так? У меня ведь ни доказательств, ни зацепок, а тут черт его знает что… Не ерничайте, Глеб Михайлович.

Я взглянул на часы. Пора было ехать за Стасом и Светланой, чтобы отправиться в ловушку, расставленную лейтенантом Гномкиным. Время, как всегда, поджимало.

– Извините, Борис Викторович, допекло, – сказал я. – Председателю правительства, думаю, пока ничто не угрожает. В конце концов, не осел же Анисимов, чтобы устроить два таких заметных несчастных случая с интервалом в неделю.

– А через неделю? – уточнил генерал.

– Неделя – большой срок, Борис Викторович. Надеюсь, проблема решится раньше.

– Привык вам верить, Глеб Михайлович. Будем поддерживать связь. – Генерал дал отбой.

Бросив трубку на диван, я подхватил Дашку на руки и выскочил из квартиры.

– Трогательно, – прокомментировала Дашка. – И умиротворяет.

– Сумочка твоя – вот, ключи не забыли, адреса и телефоны в голове, – бубнил я, несясь по ступенькам.

Когда с женой на руках я выбежал из подъезда, бабульки на лавочке сделали равнение на нас.

– С какого этажа? С девятого? – проскрипела одна.

– С шестого, – поправила другая. – Совсем оборзели.

Мы с Дарьей погрузились в машину и рванули вдоль малолюдных воскресных улиц. Народ разъехался по дачам. Наша с Дашкой дача располагается прямо в шкафу, но было, увы, не до нее.

– Что ж получается, – сообразила вдруг Дашка, – вы отвалите и я должна куковать там одна?

Я кивнул:

– Покукуешь.

– Илюшка ведь не придет.

– И без Илюшки.

– Буду капризничать, – заявила Дашка.

«Жигуленок» наш мчался по улицам. И солнце, будто играя в прятки, выглядывало там и сям.

ГЛАВА 42

Отрадно было отметить, что приехали мы на две минуты раньше условленного. Светлана встретила нас в прихожей в тех же джинсах и кроссовках – в рабочей, можно сказать, одежде. Окинув Дарью взглядом с ног до головы, как это умеют женщины, она покачала головой:

– Слышь, зеленоглазка, честно… не ходи одна по городу.

Дашкины щеки порозовели.

– Сычиха, отстань.

Светлана показала кулак:

– За Сычиху – в лоб.

– За зеленоглазку – в ухо, – ответила Дашка.

Никто не улыбнулся: это было ни к чему.

В дверь позвонили.

– Что делается! – пробасил Стас. – Явились вовремя!

Я шаркнул ногой, Дашка сделала реверанс.

Светлана предложила:

– Может, кофейку? Время есть.

Стас фыркнул:

– С коньячком или как?

Светлана мигом сникла:

– Стас, я просто подумала, что есть немного времени…

– А ты не подумала, – перебил Рыжий, – что мы тратим воскресенье не ради твоего прекрасного общества?

Повисло молчание.

Светлана кивнула:

– Знаю, Стас. Ты часто об этом напоминаешь.

Дашка обратила на меня сверкающий взгляд.

Пришлось вмешаться, хоть резона в этом я не усматривал.

– Кстати, – заметил я Рыжему, – ты мог бы потом вымыть кофейные чашки, выполнив тем самым свое вчерашнее обещание.

Стас отмахнулся:

– Посуду помою хоть сейчас. За Светой всегда нужно перемывать.

Светлана покраснела до корней волос.

– Ладно, пошли на кухню. – Она смотрела на Стаса в упор. – Покажи хоть пятнышко или…

– Или что? – Рыжий выдержал ее взгляд.

Дашка негромко проговорила:

– У меня такое чувство, Стас, что я с тобой недавно познакомилась. И знакомство это не из приятных.

Теперь покраснел Рыжий, со всеми своими веснушками.

– Да на здоровье! Давайте кофеек пить, чаи гонять: дело подождет! Я такой гадкий, вы добрые – пойдемте дружно мыть посуду!

Я посмотрел на часы:

– Кофеек отпадает. Излишек времени поглощен шквалом страстей. Поехали к Сереге Гномкину: может, он нас чем-то угостит?

Светлана с облегчением направилась к выходу. Мы со Стасом – за ней. Дашка с треском хлопнула дверью за нашими спинами.

В лифте они, конечно же, подпирали разные углы. Мне предоставлялось право нажать кнопку, с чем я успешно сладил. Лифт поехал на первый этаж, и, видит Бог, этот путь не казался коротким.

В «жигуленке» опять же мне доверено было рулить. Само собой, я рулил. Не то чтоб это занятие меня тяготило, но и удовольствия доставляло мало. В нашей веселой компании.

Стас теперь сидел рядом, а Светлана – сзади. Адрес, разумеется, я помнил и в подсказках не нуждался. А развлекать эту парочку анекдотами про чукчу – нет уж, извините. Так вот и ехали. Врываясь в открытое окошко, ветерок обвевал лицо. А солнце – то выглядывая из-за домов, то прячась – как бы говорило нам «ку-ку».

Приближаясь к месту встречи, мы оказались в микрорайоне, мягко сказать, неухоженном. Улицы замусорены, тротуары раздолбаны, и даже деревья здесь имели приблатненный вид. Стас хмуро предложил:

– Может, бросим машину и пешком дойдем? Разведаем обстановку?

– Зачем? – отозвалась Светлана. – Если нас пасут, мы покажем, что не доверяем Гному.

Хвала Аллаху, уста отверзлись у обоих. Я молча вел машину по извилинам переулка.

Рыжий полуобернулся к заднему сиденью.

– Пасут нас наверняка. Если причалим к дому – покажем не доверие к Гному, а только то, что мы лохи.

– Ну и ладно, – возразила Светлана. – Пусть думают, что на подставу мы не рассчитываем.

Рыжий скривил губы.

– По-твоему, Свет, они такие идиоты, чтобы поверить, будто мы такие бараны?

Серые глаза Светланы блеснули в зеркальце сталью.

– Готовя ловушку, Стас, они рассчитывают нас поймать. А уж кто мы там, бараны или козлы, мало их колышет.

Диспут этот грозил затянуться. И следует признать, у каждого из оппонентов имелись свои резоны. Меня, однако, их доводы не волновали, ибо я решил: гори огнем все заповеди Мангустов, но эту кровавую лавочку я прикрою. Хватит церемоний, господа.

– Ребята, – сказал я, подрулив к обшарпанной пятиэтажке, – слушайте сюда. Просто выходим и прем в подъезд. Можно хохотать и горланить песни. Полный расслабон, ясно? В квартиру вваливаемся, как на день рождения. – Я приглушил мотор. – Условие одно, ребята: от меня ни на шаг. Вопросы?

Стас покосился на Светлану.

– Мне-то зачем? – Он поправил на запястье золотые часы с браслетом – мой подарок. – Разве это как бы… э-э… не работает, что ли?

Муки Рыжего понять было нетрудно: он пытался спросить, но при этом не проболтаться. Дело было в том, что четыре месяца назад, в чрезвычайной оперативной обстановке, я изготовил три пары часов: для Ильи, Стаса и Такэру – нашего японского друга. Часы эти предохраняют от пули и от взрыва. Причем их нельзя украсть или потерять: через мгновение они сами собой оказываются на руке владельца, выполняя свою защитную функцию. И вот, стало быть, Рыжий хотел теперь выяснить (так, чтобы не догадалась Светлана), какого черта ему ходить ко мне привязанным, когда он и без того вроде кум королю.

– Все работает, – ответил я резко. – Но держись в шаге от меня. Без выпендрежа.

Стас молча пожал плечами.

Светлана, игнорируя наши недомолвки, спросила:

– Как насчет оружия, супермен?

– Плюем, супермент. – Я вышел из машины. – Вперед.

Держась кучей, мы направились к подъезду. Пятиэтажка располагалась на отшибе, между нею и ближайшим домом зиял глинистый котлован. Народ вокруг точно вымер. Ни собак, никошек – только вороны, зато с избытком. Словом, место для ловушки – лучше не придумаешь.

В подъезд мы вошли без приключений. Поднялись на второй этаж и остановились у двери с облупившейся краской. Тишина стояла гробовая. Светлана приложила ухо к двери.

Стас ткнул пальцем в кнопку звонка. Дверь была тонкая и подогнана не слишком плотно. Звонок прозвенел оглушительно. Никто, однако, не открыл. Стас позвонил еще – с тем же результатом. Дверь открывалась внутрь. Светлана чуть отошла, чтоб выбить ее ногой. Но Рыжий толкнул дверь, и та отворилась, поскольку не была заперта.

Светлана устремилась в квартиру, однако Стас ее придержал, благоразумно пропустив меня вперед.

Я вошел, они – за мной. Никто не напал на нас, не выстрелил. Квартира оказалась пустой. В единственной комнате из мебели стоял лишь колченогий стул, на котором валялась пивная банка и сухарь с отпечатком зубов. Лейтенант Гномкин лежал на полу с подогнутыми коленями, но даже в такой позе огромное его тело занимало большую часть комнаты. Голова свойского парня Сереги повернута была под неестественным углом, и на лице застыло выражение детской обиды.

Светлана замерла в дверях. Стас то ли нечаянно, то ли специально заслонил ее от этого зрелища. Присев на корточки возле покойника, я потрогал его лоб. Кожа не успела еще остыть. На груди убитого лежала открытка с изображением букета роз. На обороте была надпись: «Сычиха, я тебя трахну! Француз». Бросив открытку, я поднялся.

– Позвонишь Калитину, дашь этот адрес, – обратился я к Светлане. – Пошли, нам здесь делать нечего.

Светлана застыла, белая как мел. Стас посмотрел на нее, перевел взгляд на меня и буркнул:

– И что теперь? Куда тыркнемся?

Я пожал плечами:

– Придется мозгами шевелить.

Прав был Илья: если Остапчук знает, что мы знаем… Ловушка и впрямь оказалась необычной.

Стас хмуро кивнул:

– Начав с Толяна, он зачистил концы.

Мы двинулись к двери. Светлана стояла у нас на пути, пялясь на труп Гномкина. Рыжий положил руку ей на плечо:

– Свет, брось, ей-богу…

Светлана стряхнула его руку:

– Отвали.

Стас обернулся ко мне, взглядом прося поддержки.

Я разозлился.

– Что ты мямлишь?! Бери ее в охапку – и в машину!

– Сам бери! – огрызнулся Рыжий. – У нее крыша съехала, сто пудов!

– Ну прямо! – еще больше разозлился я. – Если от тебя до сих пор не съехала, то вряд ли уже съедет! – Подхватив Светку на руки, я шагнул за порог. – Дверь закрой, специалист!

Видать, планида моя такая – выскакивать из домов с женщинами на руках. Предупреждал ведь меня учитель: «Берегись женщин». Правда, имел в виду он нечто совсем иное, но как ни крути… Я спускался по лестнице, неся капитана МУРа, и Рыжий топал за мной следом.

Светлана пробормотала:

– Пусти, у меня ноги есть.

– Ну-ка, продемонстрируй, – тут же съехидничал Стас.

Я поставил девушку на ступеньку.

– Не расслабляйтесь оба: вдруг они сделают финт. Держитесь рядом.

Мы вышли из подъезда так же кучно, как вошли, и зашагали к «жигуленку». Никаких финтов не последовало, все было тихо. Интересно, почему? Сперва стрельба из джипа. Не в меня, правда, но в моем присутствии. Затем снайпер, выполнивший заказ лишь наполовину. К тому моменту, очевидно, я тоже стал для Остапчука большой занозой. И вот теперь, казалось бы, столь благоприятная обстановка – и никакой попытки избавиться от двух заноз разом. С чего такая осторожность?

Мы разместились в «жигуленке» прежним порядком: Стас – рядом со мной, Светлана – сзади. И беспрепятственно выехали из этого Богом забытого микрорайона. Может, Остапчук решил навесить нам «хвост»? Подобная мысль, похоже, возникла у нас троих: Светлана и Стас пристально поглядывали в окна. «Хвостами», однако, не пахло. И почему-то это не утешало.

Выехав в цивильную часть города, я погнал «жигуленок» к Дашкиной квартире. Если б «хвосты» появились на любом отрезке пути, я бы заметил. Но воскресные дороги практически были пусты, и солнце беспечно играло с нами в «ку-ку». Светлана притихла сзади, погрузившись в себя. Стас украдкой на нее посматривал. А я лихорадочно размышлял, как после таких обломов изловить лже-Француза.

– Что замыслил Остапчук? Почему не напал, ограничившись демонстрацией трупа? Вместо обычного наглого наскока этот шизик тоже сыграл с нами в «ку-ку». Как постичь логику этого отморозка? Черт, надо пытаться.

– Свет, – не выдержал Рыжий, – брось переживать.

Светлана зыркнула исподлобья:

– Угу, сейчас румбу спляшу.

– Румбу, Свет, не пляшут, а танцуют. Сто пудов.

– Стас, можешь танцевать, петь… только иди в задницу.

– Не хами, Свет. Твой Серега получил по заслугам.

– Он не мой, Стас. Отвали.

Перебранка их звучала дистрофично и все же кровообращение, похоже, восстанавливала.

Итак, чего хочет Остапчук? Покойный Толян, предложивший ему использовать мою кликуху, конечно же, обо мне рассказывал. Но крутой спецназовец, разумеется, не спешил верить. События этой недели, однако, должны были рассеять его недоверие. Первое: Сычиху прошили из автомата, а ей хоть бы хны. Подручные Остапчука, вероятно, пытались оправдаться: не виноваты, мол, мистика. И лейтенант Гномкин, лично видевший умирающую Сычиху, конечно же, эту мистику подтвердил. Второе: очередные покушения на Светлану в моем присутствии провалились – все выстрелы в «молоко». Что подумал Остапчук? Невезение, случай? Третье: водитель «Чероки» привез ему два трупа и поведал о том, как парни, стреляя в меня, попали в себя. Тут уже верь не верь, а на случай не спишешь. Остапчук, само собой, напряг мозги и поменял тактику. Он грамотно пропас Толяна до встречи со мной, приготовив нам обоим снайпера. Четвертое: снайпер, убрав Толяна, затем застрелил себя – в точности, как два громилы в джипе. Для Остапчука, естественно, секретом это не осталось. А коли так, вполне логично, что отморозок, не лишенный здравого смысла, решил впредь не рисковать и напрямую со мной не сталкиваться. Похоже на правду? Более-менее. В таком случае, убив своего мента, Остапчук вовсе не собирался вести боевые действия. Он просто, что называется, помахал нам ручкой. Ну и что мне делать, черт побери?

– Слушай, Свет, – нарушил молчание Стас, – а Калитин в курсе, что Серега гнилой?… То есть был.

Светлана сверкнула глазами.

– При чем тут Леша?! Что ты в него вцепился?!

Веснушки Рыжего покраснели:

– Не трогаю я твоего Лешу, я…

– Он не мой!

– …просто спросил: в курсе он или нет?

Помолчав, Светлана ответила:

– Конкретно Гнома не обсуждали. Что у нас «крот» – коню было ясно. А теперь… распутать комбинацию из трех пальцев Калитин сумеет, хватит мозгов.

Меж тем я притормозил у телефона-автомата.

– Давай, Свет, рапортуй начальству.

– Чтоб Леша мозги не напрягал, – ввернул Стас.

Приоткрыв дверцу, Светлана прошипела:

– Иди знаешь куда…

– Посиди в машине, Стас, – сказал я. – Мы быстро.

Стас усмехнулся:

– Боишься, утонят?

Я кивнул:

– Если утонят вместе с тобой, буду утешен.

Мы со Светланой вставили в таксофон карточку, и капитан Сычова набрала мобильный номер начальства. Майор Калитин отозвался тотчас. В двух шагах мне было слышно, как он с ходу начал ей выговаривать. Светлана резко его оборвала и лаконично доложила об убийстве лейтенанта Гномкина. После напряженной тишины из трубки вновь донеслись упреки. Светлана вновь их оборвала:

– Кончай эту хрень, Калитин! Француз его уделал, кто еще!.. – Она покосилась на меня. – Какой, на хрен, учитель?! Тебя что, замкнуло, Леш?… Объявлюсь, когда Француза поймаю! Записывай адрес… Какой адрес, блин! Где труп Гнома! Ты, часом, не на бабе?… – Светлана продиктовала адрес пятиэтажки. – Все, Леш. Привет Жмыхову. Скажи, чтоб не злился. – И повесила трубку.

Мы вернулись в «жигуленок». Выехав на дорогу, я помчался к Дашке. Догадалась бы она разогреть приготовленный вчера обед.

– Как там Леша? – осведомился Стас.

– Вижу, тебя не угнали, – отозвалась Светлана.

Рыжий буркнул:

– Не дождешься.

Она вздохнула:

– Помечтать нельзя?

А я за рулем, конечно же, думал про Остапчука. Каков следующий его ход? Взять хоть эту открытку: «Сычиха, я тебя трахну!» Смахивает на программу. Охотился он на Сычиху, охотился – и все мордой о стол. Отморозок, похоже, на Сычихе зациклился. И очередной удар его будет направлен опять… Но каким образом? Черт его знает. В любом случае Светку надо беречь пуще глаза.

ГЛАВА 43

Обед Дашка разогрела. Витающие в прихожей ароматы могли свести с ума голодных неудачников. В том, что мы неудачники, сомнений у Дашки не возникло.

– Облом? – догадалась она при виде наших физиономий.

– Стопудовый, – буркнул Стас.

Дашка тряхнула пепельной гривой:

– Ясно. Гномкина замочили.

Светлана подняла на нее взгляд:

– Хочешь работать в МУРе?

Дарья прокомментировала свою догадку:

– Не надо быть Эйнштейном: вариантов немного.

– Для девочки из математического класса, – ввернул я раздраженно.

Дашка встала передо мной подбоченясь:

– Унизить хочешь? Растоптать достоинство?

Все прыснули.

Когда мы рассаживались за кухонным столом, Светлана медлила в нерешительности. Дашка махнула ей половником:

– Подкрепись, супермент. Пока не остыло.

С каким-то странным выражением Светлана произнесла:

– Подкрепиться, в общем, надо.

Мы не придали этим словам значения. Сев с нами за стол, Светлана принялась уплетать суп и котлеты. За едой Стас взял на себя труд обрисовать Дарье детали нашего «облома». В мыслях я подосадовал на отсутствие Ильи: вместе, может, мы и нащупали бы какую-нибудь перспективную ниточку.

– Значит, – озвучила мои мысли Дашка, – все опять по нулям. Отморозка теперь ищи-свищи.

– Придумаем что-нибудь, – провозгласил Стас.

Светлана молча уткнулась в тарелку.

А я предположил:

– Остапчук сделает ход. В самое ближайшее время.

Дашка накрыла мою руку своей:

– Не сомневаюсь. Но какой?

Я пожал лишь плечами.

После еды Рыжий, верный обещанию, в одиночку перемыл посуду.

– Неплохо получается, – похвалила Сычиха.

Стас вытер руки полотенцем.

– Спасибо, что оценила.

– Серьезно, Стас. Найди себе хорошую бабу…

– Обойдусь без твоих рекомендаций, Свет.

Я поспешно произнес:

– У нас есть адрес ЛСД.

– Отлично! – оживился Рыжий. – Когда едем?

– Прямо сейчас, – объявил я. – Но работа с Внушателем для меня одного.

– Это почему?! – вскинулся Рыжий.

– Потому. Прикинь сам.

Подумав, Стас кивнул:

– Ладно. Понадоблюсь – завтра с утра я в школе.

– Что ты там забыл? – удивилась Светлана.

Рыжий развел руками:

– Зинаида затребовала. Спортинвентарь проверить надо. Что пришло в негодность – отбраковать, чего не хватает – составить список. Хорошо бы до обеда управиться.

Дашка похлопала в ладоши:

– Ай да Зинаида! Всех умеет задействовать!

– А некоторые, – заметил я, – еще подсовывают ей своих мужей для покраски школы.

Рыжий с усмешкой засобирался.

– Ладно, мальчики-девочки. У меня еще дел невпроворот.

Тут Светлана и выдала:

– С вашим ЛСД я вроде тоже не нужна? Тогда пойду, нагостилась.

От этого заявления мы опешили.

Дошедший до двери Стас, обернувшись, процедил:

– Свет, ты тупая или хитрая?

Светлана с каменным лицом встала из-за стола.

– Хорош трепаться. Джинсы и майку я верну.

Дашка и Стас смотрели на меня. А я… за мою жизнь это был второй случай, когда я онемел от злости. Прости, учитель. Ты не уставал твердить: «Самоконтроль, самоконтроль…» Обычно у меня это получалось, но, черт подери, не всегда.

Однако я спокойно произнес:

– Свет, при чем тут джинсы? Сядь, пожалуйста.

– Хватит мною распоряжаться! – ощетинилась Светлана. – Кто ты вообще такой?! Сказала, пойду, значит, пойду! Где тут моя сумка?! – Она обошла меня и двинулась к двери.

Путь ей преградил Стас. Его рыжие кудри вздыбились, как иглы дикобраза.

– Ты всегда была с прибабахом. Всегда любила только себя…

– Заткнись! – рявкнула Светлана. – Я знаю, что ты обо мне думаешь! Уйди с дороги или…

– Что «или»? Давай, Свет!

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами, затем Светлана перевела дух и примирительно проговорила:

– Стас, я должна вернуться на работу. У меня погиб товарищ, мальчишка совсем.

– Ничего себе мальчик! – взревел Рыжий. – Такой, главное, способный!

Дашка выхватила из кастрюли половник:

– Отойди, Стас! Я проломлю этой дуре башку!

Светлана вновь перевела дух.

– Какой Гном ни есть… какой ни был, я за него в ответе. Должна же я ответить хоть за кого-то.

Рыжий уперся взглядом в пол:

– Не пущу.

– Стас, я не буду отсиживаться. Думай обо мне что хочешь, но я не фуфло. Дай пройти.

Дашка взмахнула половником.

– Сычиха, с меня довольно! – Она шагнула к Светлане. – Применяй свой черный пояс!

Я встал между женой и капитаном Сычовой, ибо хорошо знал свою жену.

– Свет, – произнес я с ангельской кротостью, – послушай сюда.

Она покачала головой:

– Все равно я уйду.

– Зачем, Свет? – Я едва сдерживался. – Кому ты адресуешь свой порыв? Обаяшке Калитину, который, возможно, кого-то и ловит, но не того и не там. Или Остапчуку, мечтающему отправить тебя вслед за Гномом? Кстати, именно эта его мечта дает нам реальный шанс поймать отморозка.

– Вот и отлично. – В глазах Светланы появился стальной блеск. – Выйдем с ним лоб в лоб, я готова.

Дашка рванулась из-за моей спины:

– Идиотка! Себя угробишь и дело завалишь!

– А ей по барабану! – прорычал Стас. – Ей ментовская совесть покоя не дает!

Светлана криво усмехнулась.

– Все сказали? Тогда бывайте. Не отпустите сейчас, на ключ запрете – дверь вышибу и уйду.

Как меня достала эта упрямая! Если б ты это выдержал, Стив Пирс, мое уважение к тебе возросло бы еще более!

– Иди, Свет, – сказал я, – уговорила.

Рыжий воззрился на меня в изумлении:

– Глеб, ты…

– Стас, это ее жизнь.

Рыжий освободил дверной проем.

Светлана вышла с кухни и направилась в комнату за сумкой.

Дашка ошеломленно смотрела мне в глаза.

– Отпускаешь ее? Вот так… под пули?

– Ну прямо! – буркнул я. – Перебьется.

Светлана вернулась в прихожую с сумкой через плечо.

– Пока, ребята. Не обижайтесь. – Она приблизилась ко входной двери.

Тут ноги капитана Сычовой оторвались от пола. Как воздушный шарик, она взмыла к потолку.

– Посторонись, – предупредил я Стаса.

Как раз вовремя. Только Рыжий отпрыгнул к стене – Света влетела на кухню, покружилась под потолком и опустилась задом на холодильник. Стас расплылся в улыбке.

Дашка озабоченно полюбопытствовала:

– Что-то забыла, Светик?

Совершенно обалдевшая, красная как помидор, Светлана спрыгнула с холодильника и ринулась к выходу. Там она опять взмыла к потолку и, повторив цикл, совершила посадку на холодильник.

Дашка и Стас покатились со смеху. Сценка и вправду выглядела комично. Светлана восседала на холодильнике (причем сумка очутилась на ее голове) и пронзала меня взглядом.

– Ты… ты вообще… – Она просто не знала, как меня обозвать.

Дожидаться ее лингвистических откровений я не стал.

– Захочешь еще полетать, – кивнул я на входную дверь, – милости просим. Тот же эффект ты обнаружишь, приблизившись к окнам.

– Подлюга хренова, – все же выговорила она.

– Остается один путь, – подытожил я, – через вентиляцию. Попробуй, Свет, может, получится. – Я двинулся с кухни. – Айда, ребята. Дел и вправду полно.

Стас, выходя, помахал Светлане рукой.

А Дарья задержалась и вздохнула:

– Видишь, Свет, какие тут сквозняки. Осторожней.

Когда мы вышли из подъезда, веселость наша схлынула. Стас хмуро влез в «Тойоту» и укатил. А мы с Дашкой забрались в «жигуленок». Заводя мотор, я сказал:

– Выбирай: либо я отвезу тебя домой, либо ты…

– Подожду тебя в машине, – продолжила Дарья. – Что за вопрос, дурак?

– Ведьма, – констатировал я, выруливая на шоссе.

Мы отправились по адресу, добытому генералом ФСБ, к дому, где проживал Лев Савельевич Дьяков. Он проходил у нас под кличкой Внушатель, и пора было с ним разобраться. Ох, пора!

ГЛАВА 44

Дом был шестнадцатиэтажный, современной постройки, с просторной автомобильной стоянкой. В воскресный день машин оказалось мало, и мы удобно припарковались. Дашка с тревогой на меня взглянула:

– У тебя есть план?

Я пожал плечами:

– Буду импровизировать. Если он сейчас дома.

– Ясно, – кивнула Дашка. – Действуешь на втором уровне.

Я нажал на кончик ее носа.

– Умная, спасу нет. – С этими словами я исчез с глаз жены. То есть стал неразличимым в обычном зрительном спектре. – Сиди тихо, Лосева-Грин. И что бы ни случилось – из машины ни шагу.

Она чмокнула меня в невидимую щеку:

– Кого учишь, морда?

Я выскользнул из «жигуленка». Дашка была в относительной безопасности. Даже если ЛСД ее «учует» и нашлет свои фантомы, на их провокации она не поддастся. Тем более что через несколько минут Внушателю будет не до нее: уж я позабочусь.

Итак, я шел к подъезду, невидимый и «упакованный» в защитное свое поле. То есть либо я чего-то не понимаю, либо обнаружить меня ЛСД никак не мог. А уж кто-либо другой и подавно. Проходя мимо пожилого консьержа, я перевернул страницу журнала с красотками, на которых тот пялился. За подобные школярские выходки Стивен Пирс частенько меня песочил. Консьерж озадаченно огляделся, пытаясь определить, откуда ветерок, шалящий с печатной продукцией. Не дожидаясь результата его изысканий, я удалился.

Пользоваться лифтом не хотелось: на любом этаже могли подсесть попутчики, и непредсказуемость была мне ни к чему. Поднявшись по ступенькам на двенадцатый этаж, я встал перед дверью в холл на четыре квартиры, одна из которых принадлежала ЛСД. У меня был выбор: отпереть дверь или телепортироваться на столь ничтожное расстояние со всем букетом неприятных ощущений. Почесав невидимый затылок, я выбрал первое. Дверь, черт бы ее драл, отворилась со скрипом, но в холле, к счастью, никого не оказалось. Я приблизился к двери Внушателя, и передо мной возник тот же вопрос: отпереть или телепортироваться? Опять я рискнул выбрать первое. Риск оправдался, причем повезло мне в двух пунктах: и дверь открылась бесшумно, и ЛСД оказался дома. В одной из роскошно обставленных комнат он лежал на диване, задрав ноги на спинку, и томным тенорком чирикал по телефону.

Стоя в дверях, я рассмотрел знакомую плешь. И что забавно, он был в том же полотняном костюме. В углу, на столике красного дерева, на серебряной поставке поблескивал кристалл кварца размером с небольшую азиатскую дыню. Значит, догадка моя верна: дома у него усилитель-передатчик, а в желтом такси ретранслятор. С их помощью Внушатель насылает свои фантомы на расстоянии. Возникло искушение немедля его прикончить и, что называется, решить проблему. Однако у меня имелся черновой план, как разом убить двух зайцев. Отрекаться от этого плана было непрактично и неспортивно. Крадучись я обогнул диван, чтобы рассмотреть наконец лицо этой выдающейся сволочи.

Лицо Льва Савельевича Дьякова меня поразило. Поразило редчайшей своей безликостью. Даже у самых никчемных людишек наблюдается какая-то своя черточка, свой штришок, а тут… Казалось, какой грим на это лицо нанесешь, таким его обладатель и будет. Все на месте, вроде все в пропорции, без изъянов. А Природа словно подмигивает: «Поди догадайся, что именно он способен вытворять такие штуки». Я бы и не догадался, если б не цыганка.

ЛСД меж тем насторожился, будто каким-то непостижимым образом ощутил мое присутствие. Отстранив от уха телефонную трубку, он окинул взглядом комнату и на мгновение замер. Затем, расслабившись, возобновил разговор, к которому я невольно прислушался.

– Извини, Тиночка, – проворковал он в трубку, – померещилось, что кто-то залез в квартиру… Ну да, если б залез… Ха-ха! На чем мы остановились?… Тиночка, я не вредный. Взял бы я твою горящую путевку, но… Ты так уговариваешь, лапуля. Конечно, я обожаю Испанию и все такое. Но столько работы… В лес-то не убежит. А кто будет заниматься космосом?… Ха-ха! Космос без Левы Дьякова, сама понимаешь… Ох, не знаю. Говоришь, на две недели?… Отбытие помню: завтра в 16.30. А документы и деньги когда?… Ну вот, сегодня. Переться в ваше агентство… Ну да, пузо! Ха-ха! Какое там пузо, Тиночка!.. Прямо и оформить за день успеете? А не рискованно к отлету?… Ох, не знаю. Давай так: если надумаю – перезвоню. О'кей?… Ха-ха! Тиночка, не дави! Я подумаю… Ага, целую. – ЛСД отключился и положил трубку на живот. Глаза его взирали в потолок.

Кажется, в намеченном мной плане забрезжил новый луч. Пора было выходить на сцену. Присев на стул у окна, я сконцентрировался.

Они возникли в дверях комнаты: дылда и коротышка. Напрягать воображение я не стал. У обоих была стрижка «ежик», бульдожьи челюсти и пронзительные глазки. Созданные мной голограммы не отличались ни оригинальностью, ни вкусом. Оба громилы были в серых костюмах, при галстуках и монотонно жевали жвачку. Словом, персонажи из дешевых комиксов. Коротышка, по моему замыслу, должен был (в рамках традиций) изображать злого дядю, а дылда – доброго. Почему-то я был уверен, что подобное оформление и расстановка фигур весьма впечатлят ЛСД, об интеллекте которого у меня сложилось мнение невысокое. Едва ли Внушателю взбредет на ум, что с ним проделывают трюки наподобие его собственных, так что… Осталось лишь поднять занавес.

– Валяется, – просипел Коротышка. – Зад выше головы.

Дылда пробасил:

– Имеет право: воскресенье.

Лев Савельевич Дьяков, подскочив, будто ужаленный, вылупился на дивную парочку.

– Кто вы?! Как вошли сюда?! – вскричал он фистулой.

Ну конечно. О чем еще мог спросить этот гениальный недоумок?

Коротышка с гадкой ухмылкой извлек из кармана связку отмычек.

– Во, видел? Так и вошли, кретин!

Дылда с укором покачал головой:

– Прекрати. – Он достал удостоверение и развернул. – Лейтенант Дедков, особый отдел. А это… – Он кивнул на Коротышку. – Представься сам.

Коротышка выставил кукиш:

– Во ему! По башке – и в кутузку!

Дылда повысил голос:

– Представься по форме, Пыпин!

Коротышка нехотя развернул корочки:

– Лейтенант Пыпин, особый отдел. Все равно ведь его исполнять, блин…

– Заткнись и действуй по закону! Усек?!

– Усек, усек.

– Вот и ладно. Там видно будет, исполнять его или к награде представить.

Оба хохотнули.

А я, невидимый, сидел на стуле, не получая от своего шоу ни малейшего удовольствия. Однако пошлятина эта неплохо доходила до адресата.

– Что вам нужно?! – взвизгнул ЛСД хватая телефон. – Позвоним, в конце концов, Виталию Матвеевичу…

С ковбойской прытью Коротышка выхватил пистолет.

– Клади трубку или пупок прошью!

Белый, как полотно, ЛСД уронил трубку на диван.

– Но я хотел только позвонить…

– Кому стучать собрался?! – Коротышка держал Внушателя под прицелом. – Колись, падла! И не вздумай проделывать свои штучки-дрючки! – Свободной рукой он покрутил возле головы. – Увижу какую подлянку – прошью пупок!

Дылда продолжал обрабатывать жвачку.

– Тихо, не ори. – Пошуровав пальцем в ухе, он воззрился на близкого к истерике ЛСД. – Кому вы собирались звонить?

– Анисимову. – Внушатель покосился на телефон. – Знаете такого?

Дылда с ухмылкой кивнул. Эту ухмылку я выделил крупно.

– Мы-то знаем, уважаемый. Вы-то откуда знаете? Из газет?

– Как это из газет?! – возмутился ЛСД. – Мы с Виталием Матвеевичем связаны лично… – Он вдруг запнулся, и плешь его побагровела.

– Продолжайте, – подбодрил его Дылда. – Что там у вас «лично»?

Коротышка с пистолетом просипел:

– Исполнить этого болтуна! Хозяин ему не доверяет!

Дылда глянул на него сверху вниз.

– Сам-то не трепись. Насчет хозяина.

ЛСД запротестовал:

– Я не болтун. Я всегда выполнял поручения Виталия Матвеевича, и с его стороны не было никаких нареканий.

Коротышка аж подпрыгнул.

– Видал гада?! Кто-то ему что-то поручал! У кого-то не было нареканий! Да я его щас…

– Лейтенант Пыпин! – гаркнул Дылда. – Уймитесь!

– Не уймусь! – взбунтовался Коротышка. – Не лезь под горячую руку, лейтенант Дедков! – Со зверской рожей он шагнул в дрожащему от страха ЛСД. – Щас я тебя оприходую!

Главное было не перегнуть палку. В отличие от Внушателя вызывать галлюцинации, воздействующие на все органы чувств, я не умел. Два моих придурка были всего лишь голограммами. Стоило им прикоснуться к ЛСД, он бы мигом понял, что перед ним воздух. Конечно же, это произвело бы на него впечатление. Куда, однако, это могло бы нас привести?

Дрожащий ЛСД пятился от напирающего Коротышки.

Дылда тоже выхватил пистолет:

– Стой, Пыпин! Мозги по стенке размажу!

Коротышка замер:

– Дедков, ты ухи объелся? Хозяин не похвалит.

– Хозяин велел разобраться без шума, Пыпин. Ты не забыл?

ЛСД съежась, наблюдал за их перепалкой. И я ощутил к нему нечто вроде сочувствия. Сам я актер никакой, персонажи мои – и того хуже. А спектакль получился… Будь я зрителем, сбежал бы, не дожидаясь антракта. В данном случае, однако, мне было не до лавров Станиславского. Как говорится, что имеем.

Коротышка убрал пистолет.

– О'кей, Дедков. Ты умный, давай работай.

Дылда тоже убрал пистолет.

– Давно бы так. – Он взглянул на ЛСД. – Расслабьтесь, Лев Савельевич. И давайте без уверток.

У Внушателя подрагивала челюсть.

– Я без уверток, я расслабился… Но вы так и не объяснили, что вам нужно.

– Разве? – удивился Дылда. – Это наше упущение. – Подавшись корпусом вперед, он отчеканил: – Зачем вы убили министра МВД Зимина?

Глаза у ЛСД, что называется, полезли на лоб.

– Кто вам сказал? – пролепетал он.

Коротышка буркнул:

– Так мы до ночи провозимся.

Дылда сверлил взглядом ЛСД.

– Не отрицаете, значит? Придется за это ответить.

– Кто вам сказал, что я убил Зимина?! – завизжал Внушатель. – Сию же минуту позвоните Анисимову! Он так вам вправит мозги…

– Закрой хлебало! – рявкнул Коротышка и, сплюнув жвачку в кулак, покосился на Дылду. – Работай, Дедков. Пошустрей.

Дылда ухмыльнулся в лицо ЛСД.

– Кто нам сказал? Анисимов и сказал.

– Виталий Матвеевич? – обомлел Внушатель. – Я не понимаю…

– А что здесь понимать? Виталий Матвеевич намерен передать материалы по этому делу в прокуратуру.

– Что вы мелете? Какие материалы? Там ни единого следа…

– И что с того?! Виталий Матвеевич рассчитывает на ваше чистосердечное признание! Он больше не желает вас прикрывать!

– Что-о?! – От злости Внушатель обрел подобие мужества. – Не желает прикрывать?!

Коротышка осведомился:

– Прочистить тебе уши?

Несколько мгновений троица пялилась друг на друга. Затем ЛСД, словно обретя внутреннюю опору, вполне спокойно проговорил:

– Анисимов сам велел мне ликвидировать министра.

Коротышка потянулся к пистолету.

– Ну вот, уже начал болтать!

Дылда опустил руку на его плечо.

– Лейтенант Пыпин, вы болтаете больше. – Затем с прищуром уставился на Внушателя. – Вы утверждаете, что Анисимов приказал вам ликвидировать министра МВД, своего начальника?

Внушатель энергично кивнул:

– Утверждаю.

– И вы подчинились?

– Я, знаете ли, руки не пачкаю, так что… Подчинился. Он хорошо мне платит, можете записать.

Дылда с Коротышкой переглянулись. И Дылда уточнил:

– Быть может, вы оказывали Анисимову и другие услуги подобного рода?

– Возможно.

– То есть вы использовали свои способности, чтобы устранить его конкурентов?

– Спросите у него. Фамилиями не интересовался.

Коротышка приоткрыл рот, но промолчал. Лишь всосал с ладони шматок жвачки и задвигал челюстями.

Дылда ткнул в ЛСД пальцем:

– У вас нет доказательств, что Анисимов заказывал вам убийства.

ЛСД сел на диван, откинулся на спинку и положил ногу на ногу.

– А у вас нет доказательств, что убивал именно я. Нет и не будет. Так что заткнитесь со своей прокуратурой.

Это был уже другой человек: дерзкий и самоуверенный. И бесцветное его лицо с оттопыренной губой застыло в маске презрения.

Дылда озабоченно заявил:

– К хозяину его надо.

– Думаешь? – усомнился Коротышка.

– А ты как думаешь?

– О'кей, я молчу.

Дылда изобразил улыбочку.

– Лев Савельевич, завтра в одиннадцать утра Анисимов ждет вас где обычно. Мы за вами заедем.

ЛСД мотнул головой:

– Завтра понедельник. С десяти до двенадцати Виталий Матвеевич в бассейне. Простачка поищите в другом месте.

Громилы переглянулись.

– И про бассейн знает, – удивился Коротышка.

– Может, адрес назвать? – осклабился ЛСД. – Чтоб не заблудились, когда помчитесь докладывать.

Дылда выставил ладонь:

– Ладно, Лев Савельевич, промашка вышла. С десяти до двенадцати Анисимов и вправду… В два часа вас устроит?

– А вы уполномочены?

– Разумеется. Мы заедем за вами в полвторого.

– Спасибо, сам доберусь.

– Нет уж, мы доставим вас с комфортом.

– Повторяю: спасибо, я сам. Слишком навязчивый у вас сервис.

Коротышка схватился за пистолет:

– Щас, падла, третий глаз тебе нарисую!

Дылда пожал плечами:

– Не стану вас удерживать, лейтенант Пыпин.

– Ну хорошо, – сдался ЛСД – Заезжайте, буду ждать.

Дылда уточнил:

– В полвторого?

– В полвторого, и в полтретьего, и в полчетвертого. Как скажете.

Дылда подмигнул:

– Горжусь вами, Лев Савельевич.

– А я – вами, – подмигнул в ответ ЛСД.

Дылда по-военному развернулся к двери.

– Не провожайте, выход найдем. – Он шагнул из комнаты.

Коротышка метнулся следом. Из прихожей донесся его голос:

– Все-таки я бы его исполнил.

Затем я выключил своих дуболомов и сымитировал хлопок двери. ЛСД разразился семиэтажным матом. Я чуть не рассмеялся, едва не погубив сплетенную интригу. Прикрыв невидимой ладонью невидимый рот, я сидел у окна и наблюдал, как ЛСД в страхе и ярости метался из угла в угол. Наконец, очевидно решившись на что-то, он плюхнулся на диван, схватил телефон и набрал номер.

– Тиночка! – проорал он в трубку. – Слава богу, ты на месте! Я беру путевку в Испанию!.. Да, решил послать все к чертям. Всю работу не переделаешь… А что с голосом? Нормальный голос… Нет, Тиночка, не передумаю. Во сколько, говоришь, отбываем? В шестнадцать тридцать? Жаль, полдня где-то нужно болтаться… Конечно, загранпаспорт и фотографии сейчас привезу… Ха-ха! Деньги, Тиночка, не забуду. Ну все, я не прощаюсь. – ЛСД шмякнул трубку на диван и, явно взбодрившись, вновь заметался по квартире.

На сей раз Внушатель проявил расторопность. Достав с антресоли черный кейс, он побросал в него документы, шоколадку и бутылку «Мартеля». Затем положил две сотенные пачки долларов, извлеченные из шкафа. Сколько в шкафу было денег, оставалось лишь догадываться. ЛСД носился метеором. Пышные его телеса, упакованные в полотно костюма, частенько задевали мебель. Дабы избежать столкновения, мне пришлось встать со стула и уворачиваться. Вероятно, я мог бы покинуть свой пост, так как рыбка определенно была на крючке. Но, имея опыт недавних провалов, я желал убедиться, что крючок выдержит.

Психика ЛСД оказалась завидно устойчивой. Страхи и треволнения, вызванные моими «громилами», слетели с него как с гуся вода. Лева Дьяков, он же Внушатель, постоял перед зеркалом, корча рожи. Занятие это, судя по всему, было для него привычным развлечением. Затем ЛСД посетил сортир, подхватил кейс и засеменил к выходу.

Путь к отступлению, само собой, я подготовил заблаговременно. Пока ЛСД был в туалете, я вышел в холл и оттуда – на лестничную площадку, оставив обе двери открытыми. Внушатель при выходе подосадовал вслух:

– Не захлопнули, суки!

Это была моя накладка. Ведь когда «громилы» уходили, я сымитировал щелчок замка. То есть дверь не могла остаться открытой. ЛСД, однако, наблюдательностью не отличался. Мне это было на руку.

Выйдя из холла, он вызвал лифт. А я помчался вниз по лестнице и, разумеется, пришел первым. Миновав консьержа, смотревшего теперь телевизор, я рванул из подъезда к «жигуленку». В машине я позволил себе проявиться. Дашка и бровью не повела.

– Порядок? – поинтересовалась она деловито.

– Вроде бы, – осторожно ответил я.

– А улыбаешься почему?

– Потому что здесь ты.

Она подняла палец вверх.

– Вот! Прошу занести в протокол!

Тут из подъезда вышел ЛСД, и я кивнул в его сторону:

– Внушатель собственной персоной.

– Этот? – удивилась Дашка. – Вот бы не подумала!

– То-то и оно, – усмехнулся я. – Кстати, он может засечь наш «жигуленок».

– Потому что двойники его знают, – догадалась Дашка. – А Внушатель знает то же, что и они. Или наоборот.

– Правильно. Сейчас, к примеру, он способен запеленговать биополе твоего мозга, так как интенсивно с ним контактировал. А ты сидишь в нескольких шагах и нагло пялишься на маэстро.

– Ты выстроил какую-то защиту? – встревожилась Дашка.

Я покачал головой.

– На данном этапе – нет. Маэстро наш – гениальный экстрасенс и законченный осел. В мире нет совершенства.

Меж тем ЛСД резвой трусцой приблизился к коричневому «Лексусу». Неплохо, однако, содержит киллера Анисимов. Дарья напряженно следила за плешью, скрывшейся в дорогом автомобиле.

– Ты его отпускаешь?

– Не сразу, – ответил я. – Сперва мы его пропасем.

– Зачем?

– Страховки ради.

Коричневый «Лексус» отъехал. Чуть выждав, я устремился за ним. Солнце, ныряя в облака, скользило к закату, и трудно было определить, настал ли вечер или все еще день. ЛСД в «Лексусе» не лихачил, солидно держа скорость, обозначенную в указателях. Я следовал за ним в двухстах метрах, сняв со своего мозга защитное поле. К чему оно? Если Внушатель не «учует» Дашку, значит, не заметит и меня. «Жигуленок» наш, во всяком случае, был ему до лампочки. ЛСД наметил цель и мчался к ней на всех парусах.

– Почему ты его отпускаешь? – не могла успокоиться Даврья.

– Не отпускаю. Даю время до завтра.

– За каким чертом?

– Надеюсь, что ЛСД и Анисимов сами разберутся друг с другом.

Дашка сжала мою руку:

– Колись, морда.

Я покачал головой:

– Боюсь облома. Потерпи.

– Долго?

– Как только, так сразу. Узнаешь первой.

Она вздохнула:

– Заношу в протокол.

Мы ехали за коричневым «Лексусом» и гадали, далеко ли еще. Оказалось, не слишком. «Лексус» припарковался возле офиса с табличкой «Туристическое агентство „Сюрприз“. Выйдя из машины с черным кейсом, ЛСД взбрыкивающей трусцой вбежал в дверь агентства.

Я припарковался поблизости. Дашка уточнила:

– Клиент все делает правильно?

– А то! – хмыкнул я. – Клиент – просто душка.

Невзирая на воскресный день, турагентство работало бойко. Народ, озабоченный отдыхом, сновал туда-сюда. ЛСД вышел через двадцать минут, помахивая кейсом и насвистывая. Физиономия его при этом абсолютно ничего не выражала. Подрагивая объемистым задом, Внушатель направился к «Лексусу».

– Что теперь? – осведомилась Дарья.

Я приложил к губам палец:

– Слышишь, что он насвистывает?

Дашка напрягла слух.

– Машины так шумят…

– «Князь Игорь», – подсказал я. – «О, дайте, дайте мне свободу! Я свой позор сумею искупить!»

Дашка рассмеялась.

«Лексус» меж тем отъехал. Конечно же, я за ним. Отсмеявшись, жена повторила вопрос:

– И что теперь?

– Проводим до дома.

– А если он не домой?

Я вздохнул.

– Значит, проводим не домой. Дашка, я просто боюсь. Если что-то пойдет не так, вопрос «зачем я его отпустил» сживет меня со света.

Она обняла меня за шею.

– О чем речь? Надо его провожать – будем провожать до посинения. Хоть в кабак, хоть в бордель… Но, по-моему, он все же едет домой. ЛСД действительно душка.

Наш «жигуленок» несся за коричневым «Лексусом», словно Конек-Горбунок за арабским иноходцем. И не только не отставал, но даже норовил поддать в зад аристократическому собрату. «Лексус», впрочем, не реагировал: водителю его, похоже, море было по колено.

Этаким прочным тандемом вернулись мы к шестнадцатиэтажной башне. ЛСД вылез из машины, затрусил к подъезду и скрылся за дверью. Переглянувшись, мы с Дашкой сказали «уф!». И я погнал «жигуленок» прочь от сатанинского логова. Солнце опустилось за крыши домов, и вечер перестал казаться светлым днем.

– Хочу в шкаф, купаться, – объявила Дашка. – А ты чего хочешь?

В ответ я пропел:

– «О, дайте, дайте мне свободу!»

Дашка прыснула:

– А кроме?

Я вздохнул:

– Надо бы Сычиху навестить. Как ей там в заточении?

Глаза жены заискрились:

– Чур, это я сказала! А ты поддержал. Нехотя, со стариковским брюзжанием.

Мы вновь поехали к бывшему Дашкиному дому. В сумасшедшую эту неделю мы провели там столько времени, что я начал уже путать, где живу.

ГЛАВА 45

В прихожей было темно, в спальне – тоже. Из комнаты, однако, доносились звуки включенного телевизора. При свете настольной лампы капитан Сычова сидела на диване и с каменной физиономией смотрела какую-то слезливую мелодраму. Волосы Светланы влажно поблескивали: видимо, она только что помыла голову. На ней был махровый Дашкин халат, и на коленях сидела кукла.

Мы с Дарьей встали у дверей. Светлана, вперившись в экран, демонстративно не замечала нашего присутствия. Стоять таким образом мы могли до второго пришествия.

– Тук-тук-тук! – произнесла Дашка. – Это мы!

Светлана выдержала паузу:

– Вижу, не слепая!

Дашка вздохнула:

– Думала, опять с пистолетом нас встретишь.

– Индюк тоже думал, – буркнула Сычиха.

Дашка подошла к дивану:

– Обиделась, Свет?

Капитан Сычова не оторвалась от экрана:

– Вот еще.

Дашка в досаде выключила телевизор:

– Брось дуться как мышь на крупу!

Светлана обратила на нее холодный взор:

– Вопросов нет. Ящик твой: хочешь – включаешь, хочешь – выключаешь.

Даже при свете настольной лампы заметно было, как покраснела Дашка.

– Ну, ты стерва… Врезать бы тебе…

В глазах Светланы мелькнули стальные лезвия:

– А ты попробуй. Один раз получилось, может, опять проскочит.

Дашкины глаза сверкнули в ответ.

– Попробовала бы. Только шла я сюда не за этим.

Сняв с колен куклу, Светлана поднялась. Халат мешковато на ней топорщился.

– А на хрен ты сюда шла?! Поглазеть, как я тут летаю?!

Пора было вмешаться.

– Светлана Анатольевна, – сухо проговорил я, – позвольте назвать три причины, в силу которых мы осмелились нарушить ваше уединение. Заранее прошу нас простить, если причины эти покажутся вам малоуважительными.

Светлана пробормотала:

– Ой, ой! Какие, блин, манеры…

– Причина первая, – повысил я голос. – Летать вам более не придется. Хотите на волю – ради бога: дверь открыта. Никто вас не держит, Светлана Анатольевна. Извините за причиненные неудобства.

Светлана опустила взгляд.

– Утром уйду. Сейчас волосы мокрые.

– Когда вам будет угодно. Причина вторая. Утомясь от оперативно-сыскных мероприятий, мы с супругой ощутили вдруг зверский голод и, находясь поблизости, наивно решили, что вы в своем великодушии не откажетесь нас накормить. Разумеется, у нас и в мыслях не было отвлекать вас от душеспасительного мексиканского сериала. А коли так вышло, что отвлекли…

– Слушай, брось. – Светлана теребила поясок халата. – Пошли на кухню. Я мигом…

– А коли мы все же вас отвлекли, – настойчиво продолжил я, – за это мы готовы понести наказание. Такое суровое, какое способны вы изобрести, обладая опытом работы в МУРе.

Дашка спрятала глаза, в которых плясали чертики.

Светлана вздохнула:

– Ну, достал!

Я взглянул на нее в упор:

– И наконец, причина третья, побудившая нас вторгнуться в этот конспиративный приют. Нам нестерпимо захотелось сыграть в дурачка. Я сказал супруге: «Дарья Николаевна, а не заехать ли нам к Светлане Анатольевне, дабы перекинуться в картишки?» И супруга с присущей ей прямотой молвила: «Не вижу препятствий, Глеб Михайлович. Законы Российской Федерации не запрещают играть в дурака ни с ментами, ни с суперментами». И вот мы здесь, Светлана Анатольевна. Не извольте гневаться.

Дашка расхохоталась мне в плечо.

Светлана пыталась хмурить брови, но это ей плохо удавалось.

– Может, руки помоете, Глеб Михайлович и Дарья Николаевна? – Запахивая халат, она прошагала на кухню.

Дарья куснула меня за ухо:

– Обож-жаю!

Мы пошли мыть руки.

Светлана проворно соорудила омлет с сыром, овощной салат и кофе. Пока мы с Дашкой наворачивали, она лишь поклевывала за компанию. Было заметно, что ей не по себе. О причинах можно было гадать, но факт оставался фактом. Беседу Светлана поддерживала неохотно и отвечала порой невпопад. Уловив шутку, старалась улыбаться, но старания эти бросались в глаза. Мы поблагодарили ее за ужин – она ответила пожатием плеч: мол, я здесь не хозяйка. Затем принялась за мытье посуды, а когда я вызвался помочь, апатично уступила.

Дашка поднялась из-за стола:

– Спасибо, Свет, мы поехали. За мной пирог с грибами.

Светлана теребила поясок халата:

– Для грибов еще не сезон.

– А я из покупных, пальчики оближешь. Ладно…

– Ничего не ладно! – возразил я. – Про карты забыли.

Дамы воззрились на меня.

– Серьезно, что ли? – усомнилась Светлана.

Сев за кухонный стол, я хлопнул по нему ладонью:

– Вот здесь. И без компромиссов.

Светлана смотрела недоверчиво.

– Так вот прямо сядем и будем шлепать картами?

Я вновь хлопнул по столу:

– А у тебя что, колода истрепалась?

Светлана перевела взгляд на Дашку.

Дашка вздохнула.

– Свет, если честно, пока он в дурачка не сыграет – спать не может. Когда что-то не по мне, заявляю сразу: «Не буду с тобой в дурачка играть!» Он мигом становится шелковым.

Я хлопнул по столу в третий раз:

– Сдавай, Сычова!

– Ага, вешайте мне лапшу! – проворчала Светлана, отправляясь за картами.

Мы приступили к игре. Как я и предполагал, Сычиха оказалась азартной до смешного. Щеки у нее порозовели, глазки заблестели, и движения рук стали порывистыми. Боже, это была всего лишь игра в дурака! Дарья, у которой после сдачи на руках оказались сплошные козыри, пускать их в дело не торопилась. Она хранила непроницаемый вид опытного игрока в покер, лишь в изумрудных ее глазах временами вспыхивали бенгальские огни. Она первой избавилась откарт, и мы со Светланой сражались друг с другом. Соображала Светка неплохо и могла бы выиграть. Но я, досконально помня карты (те, что вышли, и те, что на руках), все же оставил ее «дурой».

Светлана хмуро собрала колоду, размешала и протянула Дашке:

– Сними.

Дашка тряхнула волосами.

– С дурака шапку не снимаю.

Светлана ожгла ее взглядом. После второй сдачи, где-то в середине партии, выяснилось – козырей у меня, что у бобика блох, причем все старшие. Вскоре я благополучно отстрелялся, оставив девочек биться меж собой. Положение у Дашки было аховое: на руках лишь мелочь, к тому ж непарная. И Дарья с тем же непроницаемым видом принялась плутовать. Сперва побила даму валетом, затем – туза обычной восьмеркой. Светлана в азарте это проморгала и вновь осталась в дураках. Однако задним числом спохватилась:

– Ты жульничала!

– Я?! – Дашка изобразила оскорбленную невинность. – Проиграла – теперь склочничаешь.

– Я не проиграла: ты жульничала!

– Нечего было ворон считать. На то и дурак.

Глаза Светланы влажно заблестели:

– Это не считается! Я не проиграла!

– Считается, – возразила Дашка. – Раздавай, плакса.

По щеке Светланы покатилась слезинка. Капитан Сычова обратилась ко мне:

– Скажи ей, чтоб не жульничала!

Дашка пристально на нее посмотрела.

– Сычиха, ты плакса и ябеда.

Светлана приподнялась на стуле.

– Слушай, знаешь что!.. – Бросившись Дашке на шею, она разрыдалась. – Я не проиграла!.. Так нечестно!..

– Проиграла! – Дашка погладила ее волосы. – Дурында!

– Ты жульничала, жульничала!.. – рыдала Светлана. – Прости меня, Даш! Прости, ради бога!

Дашка всхлипнула.

– Что ты несешь, идиотка?!

– Прости… – лепетала Сычиха. – Вы со мной возитесь, оберегаете… а я все порчу… Всю жизнь все порчу!

Я подошел к окну. В небесах висел острый месяц. А под ним, в ветвях тополя, щебетала одинокая птаха. Похоже, она не воспринимала острие месяца как реальную угрозу. Конечно, певунья была права, но я бы предпочел, чтобы она отпорхнула немного в сторону.

За моей спиной Дашка уговаривала Светлану:

– Сычиха, прекрати. У нас есть знакомый карась, Клиффордом зовут. Заплатишь ему рубль, он ракушку притащит. Я вас познакомлю, не плачь, Свет.

Светлана фыркнула сквозь слезы:

– Ты со мной, как с полоумной…

– Честно, Свет. Такой продвинутый карась… – Дашка гладила волосы Светланы. – Вот я ему скажу: «Смотри, Клиффорд, моя подруга Светка пришла». Этот шельмец тебя запомнит и ни с кем не спутает. Свет, пожалуйста, не выходи из дома. Очень прошу: не выходи. Вон, видишь плаксу у окна? Думает, если отвернулся, то я не знаю, что он ревет. Ха!.. Свет, он не вынесет, если с тобой что-то случится. И я…

– Даш, брось! На хрен я вам…

– Заткнись, дура! Только вякни еще!.. Подруга у меня была – Олька Самарская, журналистка. Убили ее… Не уберегла я ее, Свет! – И Дашка разрыдалась горько и безудержно.

Света, напротив, оборвала плач и подняла припухшие глаза:

– Даш, я не уйду. Клянусь, Даш.

Я отвернулся от окна:

– Ну все, поиграли в дурачка, и хватит. Лосева-Грин, ты жулик. Дома займусь твоим воспитанием.

Дашка поднялась, всхлипывая.

– Только обещаешь.

Капитан Сычова подошла ко мне.

– Я тебя еще не простила за эти полеты.

– Видал я твое прощение. – Я вытер слезинку с ее щеки. – Иди досматривай сериал.

Светлана проводила нас до двери. Вместо прощания они с Дашкой взглянули друг на друга Просто взглянули и… Описать это я не сумею. Мы ушли.

На крыльце подъезда мы чуть задержались. Дашка посмотрела на висящий в небе месяц и заметила:

– Порезаться можно.

– А ты не цапай, – посоветовал я.

Тут у крыльца остановилась «Тойота», из которой вышел Стас с большой плоской коробкой. Увидев нас, он оторопел.

– А вы что здесь…

– Снял Свету с полетов, – ответил я. – Обещала не рыпаться. Как думаешь, выполнит?

Рыжий кивнул.

– Раз обещала – сто пудов. Она хоть с приветом, но слово у нее…

– Сам-то зачем пожаловал? – перебила Дашка. – Сообщить прогноз погоды?

Даже при свете звезд было заметно, как покраснели веснушки Рыжего.

– Даш, брось эти приколы. – Он приподнял коробку. – Просто решил завезти ей пиццу. С грибами, ее любимую. Понятно вам?

– О да! – улыбнулась Дашка.

Я потянул ее за руку:

– Поехали, мне вставать в шесть.

Стас преградил нам дорогу:

– Э, нет! Я занесу ей пиццу, вы меня дождетесь – и разъедемся по домам.

Дарья фыркнула:

– Стас, что за детский сад?

– Чтоб не было потом разговоров. Я занесу пиццу и спущусь, хорошо?

Дашка рассмеялась:

– Рыжий, ты прелесть!

Я прикрыл зевок ладонью.

– Давай, Стас. Одна нога тут, другая – там.

Балансируя коробкой, Стас вошел в подъезд.

В Дашкиных глазах отражался месяц.

– Когда начнем писать книгу? – спросила вдруг она.

– Не мы, а я.

– Любовь моя, ты жлоб. Если я редактирую – я соавтор. Так когда?

Я вновь прикрыл зевок:

– Когда все это закончится.

– Скорее бы. А на фиг тебе вставать в шесть утра?

– На дежурство у дома ЛСД.

– А если он ускользнет ночью?

– Вряд ли. Слишком он самоуверен, чтобы просто ускользнуть.

Стас вышел с улыбкой до ушей:

– Вот и все. Можно по домам.

Дашка усмехнулась:

– Как там она, в обморок не грохнулась?

Рыжий взъерошил свои кудри:

– Она обожает грибную пиццу. Зачем ей грохаться в обморок? – Забираясь в «Тойоту», он напомнил: – С утра я в школе. Звоните туда. – И с этими словами уехал.

Мы тоже покатили домой. До полуночи оставалось сорок минут, однако не верилось, что сумасшедшая эта неделя вот-вот закончится. Между понедельником и воскресеньем словно промелькнули годы. И теперь стрелки часов медленно, чертовски медленно ползли к двенадцати.

ГЛАВА 46

Новый понедельник все же наступил. И утро было солнечным и тихим. Более трех часов провел я в «жигуленке» у дома ЛСД, вблизи коричневого «Лексуса». С терпением собаки, ожидающей хозяина, поглядывал я на дверь подъезда. И наконец был вознагражден: без пяти десять Внушатель вышел и засеменил к автомобилю, помахивая черным кейсом. На нем был летний костюм из шелковистого материала, который на тучных его бедрах смотрелся как на корове седло. Лицо ЛСД выражало столько же эмоций, сколько рулон туалетной бумаги, но я рад был видеть этого мерзавца, ибо он, похоже, действовал согласно моим расчетам. Черт побери, хоть что-то, наконец, шло по моему плану!

ЛСД вырулил на «Лексусе» со стоянки. Я чуть подождал (разве что для приличия) и, мало заботясь о конспирации, последовал за ним. Свой мозг, естественно, я окружил защитным полем: не сделать даже этого позволить себе я не мог. Хотя, по моему разумению, ЛСД видел перед собой только одного врага: Виталия Анисимова – новоиспеченного министра МВД, бывшего своего партнера и работодателя. Сей высокий чиновник находился в данный момент в бассейне для особо важных персон. И я очень надеялся, что движемся мы именно туда.

Двигались, кстати, мы не слишком быстро. Дороги были забиты транспортом, и «Лексус» Внушателя, за которым я держался на расстоянии двух автомобилей, суетливо лавировал в потоке. Ехать, к счастью, оказалось недалеко. Слева вдруг возникло элегантное здание с вогнутой крышей. Оно, видимо, и являлось целью нашей вылазки.

ЛСД, однако, свернул направо. Я – за ним. Что бы это значило?

К зданию спорткомплекса, где помещался бассейн, вел широкий сквер с подстриженными кустами, фонтанчиками и узорными скамейками. Сквер пересекала насыщенная автомагистраль со светофором на месте пересечения. Повернув за светофором, ЛСД нашел место для парковки. Последовав его примеру, я еле втиснулся на узкую площадку. ЛСД с кейсом вышел из машины и по скверу потопал в сторону бассейна. «Не такой уж он осел», – отметил я про себя. За Внушателем я отправился уже невидимый, плотно упакованный в защитное поле. Даже на малейший риск я сейчас не имел права и потому превратился как бы в ничто.

ЛСД остановился у светофора и с группой пешеходов пересек дорогу на зеленый свет. В этой группе, стараясь никого не задеть, продвигался и я, невидимый, но отнюдь не бесплотный. Далее мы с ЛСД направились к бассейну.

Возле спорткомплекса, по периметру, шагах в двадцати друг от друга прохаживались парни в штатском, обшаривая глазами окрестности. Лица парней выражали скуку. Метров за сто пятьдесят до этой живой цепи ЛСД присел на скамью и раскрыл кейс. Я встал за его спиной.

На скамьях по соседству расположился млеющий на солнышке люд, фланирующего народа тоже было немало. Однако ЛСД вдруг насторожился, как вчера в квартире, будто почуяв за спиной именно меня. Несколько мгновений даже плешь его излучала напряжение, и я опасался дыхнуть. Затем он расслабился, достал из кейса бумажный пакет и заглянул внутрь. Я тоже не постеснялся заглянуть. В пакете находился кристалл кварца, в точности такой, как в желтом такси. Закрыв кейс, ЛСД с пакетом в руке двинулся к парням в штатском. Но остановился метрах в сорока – там, где между оцеплением и народом образовался, так сказать, естественный люфт. ЛСД подошел к мусорной урне и опустил в нее пакет с кварцем. Никто, разумеется, не обратил внимания на плешивого хмыря. Таким образом, ретранслятор был максимально приближен к объекту воздействия: к плещущемуся в бассейне новому министру МВД. Что называется, простенько, но со вкусом. Нет, в определенных позициях негодяй этот вовсе не туп.

Облегченно переведя дух, ЛСД вернулся на скамью в отдалении. «Лонжин» его показывал без четверти одиннадцать. Если Анисимов приехал в бассейн, то должен сейчас активно плавать. Бог в помощь.

ЛСД извлек из кейса газету, развернул и заслонился ею от прохожих. Обойдя скамейку, я взглянул на его лицо. Глаза Внушателя были прикрыты, губы плотно сжались, ноздри трепетали, словно у зверя, нюхающего ветер. Картина была малопривлекательной.

Внезапно к ЛСД подошел небритый верзила в бейсболке, козырьком назад. Пошатываясь, он постучал в газету Внушателя, как в дверь.

– Дядя, дай червонец.

ЛСД не раскрыл глаз, лишь подбородок его чуть дрогнул. Такое безразличие верзиле не понравилось. Агрессивным он не выглядел, но, судя по всему, жаждал опохмелиться.

– Всего червонец, дядя. Не жмись. – Он вновь постучал в газету, которую держал ЛСД. – Эй! Ты кемаришь или копыта откинул?

ЛСД не шелохнулся, точно впал в кому. А верзила дернулся вдруг и обернулся, вперившись в пустоту.

– Еканый бабай, как ты меня нашла?! Да не нарываюсь я, гуляю просто… – Тут пьянчугу так качнуло, что бейсболка съехала на ухо. Он стал отмахиваться волосатыми руками. – Ты че творишь, сучара?! Глянь, всю рожу располосовала!

Прохожие с любопытством наблюдали необычное это представление. Верзила, отмахиваясь, пятился от скамьи.

– Эй! Я ведь тоже могу врезать! Давай без этих… – Он согнулся, прикрыв ладонями ширинку. – Уй, гадюка!.. Куда бьешь?!

Народ вокруг стал похохатывать. Публики прибывало.

Верзила кое-как разогнулся.

– Никогда тебе этого не прощу, поняла?! Так срамить меня при людях! – Погрозив кулаком в пространство, он двинулся прочь. – Все, шалава! Разговор окончен: сказал, не прощу! Вон как рожу располосовала!

Вскоре пьянчуга исчез из вида, и зеваки стали расходиться. ЛСД оставался в той же позе, держа перед собой газету. А я отметил про себя занятную деталь: верзила был уверен, что лицо его расцарапано в кровь. Искусство Внушателя при иных обстоятельствах могло бы вызвать восхищение. Но не теперь.

Минуты две-три ЛСД не шевелился, как бы не подавая признаков жизни. Затем лоб его наморщился, щеки стали подергиваться, точно в нервном тике, губы задрожали. Тело напряглось, как при поднятии тяжестей. Внушатель, очевидно, установил контакт с «объектом» в бассейне. Вид ЛСД в данный момент имел тошнотворный, зато сомневаться в эффективности его усилий повода не было.

Минут через пятнадцать Внушатель открыл глаза. Он был бледен, на лбу его выступил пот, но губы расползались в усмешку. Спрятав газету в кейс, он достал сотовый телефон и набрал номер.

– Тиночка! – вскричал он радостно. – Как дела у нас?… О'кей, Тиночка, спасибо… Отличное настроение! Важное дело уладил, ха-ха!.. Крем для загара захватил. А что еще?… Ха-ха! Тина, ты вгоняешь меня в краску… О'кей, до встречи. – Он убрал мобильник в карман и встал со скамьи.

Теперь был мой выход.

Взбрыкивающим шажком ЛСД пошел по скверу к припаркованному «Лексусу». Ему вновь предстояло пересечь забитую транспортом магистраль. Это был шанс. Увы, я не умел наводить галлюцинации, воспринимаемые лишь конкретным объектом. Мне предстояло манипулировать голограммами, которые мог видеть любой. Выбирать, однако, не приходилось. Кругом полно ротозеев, и, конечно же, пойдут разговоры… Но кто поверит этой брехне, учитель? Ей-богу, не поверит никто.

Лишь в нескольких интервью наблюдал я Анисимова на телеэкране. Замминистра МВД – пузатый улыбчивый человечек. Внешность его и голос я легко мог воспроизвести. В милицейской форме. Но каков он в плавках?… Черт побери, вряд ли важны детали!

ЛСД, насвистывая, семенил вдоль сквера. Я, невидимый, следовал за ним. Светило солнце, кругом полно было народа, и вдруг… Из-за подстриженного куста поднялся Виталий Матвеевич Анисимов. Он был в плавках, поверх которых свисало пузо. Кожа замминистра МВД отсвечивала зеленью, с волос стекала вода. Он усмехнулся, демонстрируя зеленые зубы:

– Ты куда, Левчик? Никак в Испанию?

Свист замер на губах ЛСД, глаза его полезли из орбит. И он застыл, как соляной столб. Прохожие разинули рты.

Между тем министр, подтянув плавки, выбрался из-за кустов.

– Язык, что ли, проглотил? – нахмурил он зеленые брови. – Свалить вздумал, гнида?

Взвизгнув, как поросенок, ЛСД чесанул по скверу. Я – за ним. Досужий люд стал издавать панические возгласы, ибо, когда удирающий Внушатель оглянулся, его преследовали трое одинаковых министров – зелененьких, мокреньких и взбешенных.

Вероятно, ни разу в жизни ЛСД еще так не бегал. Стрелой промчался он сквозь ватагу людей, желающих перейти дорогу. Горел красный свет. Внушатель выскочил на проезжую часть и моментально был раздавлен трейлером с надписью «Продукты». Лишь черный кейс каким-то чудом отлетел на тротуар. Заскрипели тормоза, послышались крики, движение застопорилось. Однако никто больше не пострадал, и автомобили в неразберихе даже не задели друг друга. Три зелененьких министра МВД, конечно же, мигом пропали, но сохранились, надо полагать, в памяти зевак. Прости, учитель: грешен. Все же я осуществил свой план и в этом не раскаиваюсь.

Пользуясь суматохой, я сделался видимым и, огибая обездвиженный транспорт, перешел дорогу. «Жигуленок» мой стоял рядом с бесхозным теперь «Лексусом». Я сел в машину, развернулся и в объезд направился домой.

На душе, признаться, было муторно. Не то чтоб я жалел Внушателя, но от побед подобного рода счастья как-то не прибавлялось. Разве что утешало, как принято говорить, сознанье выполненного долга. И разумеется, одной проблемой стало меньше.

ГЛАВА 47

Выйдя из лифта, я увидел их у моей двери: Зою из «Вечернего курьера» и парнишку с видеокамерой. Они сидели на корточках, подпирая стену. Оба в шортах и майках-безрукавках, матерые газетные волки. Только их, блин, мне сейчас не хватало. При моем появлении они воинственно отделились от стены. Я попытался взять инициативу:

– Где тебя носит, Зоя?! Звоню тебе, звоню…

– Гоняю по твоей наводке! – Журналистка пнула мою дверь. – А эта, твоя… на порог нас не пустила!

– Она может, – вздохнул я.

Зоя взялась за дверную ручку.

– Давай зайдем.

Я мотнул головой.

– Она меня прибьет.

– Зачем тогда женился?

– Думал, у нее связи в журналистике.

Подобный ход мысли, похоже, Зое был близок.

– Какие у Лосевой связи? – скривила она губы. – Как отец ее погиб, так разом все и гукнулось.

Я огорченно развел руками:

– Кто ж мог знать? Зоя, у меня горящий сюжет…

– Погоди! – перебила она. – Где бы нам поговорить?

Я указал пальцем себе под ноги.

– Здесь.

Она посмотрела на меня изучающе.

– Должна тебя огорчить…

– Камеру включать? – встрял оператор.

– Не надо, – отмахнулась Зоя и повторила, глядя на меня: – Должна тебя огорчить: пленку с Хлыстиным ты не получишь.

Я жутко нахмурился:

– Что за игры?

– Никаких игр. Сперва интервью шло идеально: я задавала вопросы про бизнес – Хлыст токовал, как тетерев. Но стоило мне заикнуться про список предприятий, подлежащих уничтожению…

– Ведь я предупреждал тебя, дорогуша!

– Предупреждал, но я… Каюсь. Стоило мне упомянуть этот список… – Зоя закатила глаза. – Что тут началось! Камеру чуть не сломали, кассету разбили вдребезги – хорошо, ноги унесли. Короче так вываливай что есть. Контакты, зацепки, источники. С козла этого теперь не слезу…

– Камеру включать? – осведомился оператор.

– Не наигрался еще?! – рявкнула журналистка.

– Зоя! – гаркнул я. – Наплюй на Хлыстина! У меня сюжет – закачаешься!

Помолчав, она спросила как бы из вежливости:

– Что именно? «Альфа-банк» накрылся медным тазом или шлюхи на Тверской взбунтовались?

Я воровато осмотрелся:

– Только представь: в бассейне купаются наш премьер и министр МВД. В данную минуту они еще там. И, как утверждает мой источник… – Я выдержал эффектную паузу.

– Ну?! – подалась ко мне Зоя.

Оператор едва не выронил камеру.

– Как утверждает мой источник, – повторил я шепотом, – в бассейне плавает труп. Никто из газетчиков и телевизионщиков еще ни сном ни духом.

– Где?! – выдохнула Зоя.

– Что «где»? Угадай, чей там труп!

Она взревела:

– Где этот чертов бассейн?!

Я сказал адрес, и они ломанулись в лифт.

– Копию пленки – мне! – потребовал я.

– По обстоятельствам! – отозвалась Зоя, опускаясь.

Я с облегчением помахал ей вслед.

Дашка, одетая лишь в трусики и лифчик, встретила меня с телефоном в руке, чмокнула в губы и произнесла в трубку:

– Шеф явился. Лик непроницаем. – И обратилась ко мне: – Привет от Илюшки.

Я обозначил поклон:

– А тебе – от Зои.

Она состроила гримаску:

– Мать ее… Гольдберг требует отчета.

– Телеграфирую, – ответил я. – Конец Внушателю. Подробности письмом.

Дашка погладила меня по щеке.

– Слыхал, Илюшка? Двойники подали в отставку. Подробности, говорит, письмом… Ага, щас! – Она обратила на меня смеющийся взгляд. – Этот ковбоец требует, чтоб Остапчука брали с его участием.

– Заметано. – Я достал из холодильника пакет кефира. – Если сумеет его отыскать.

Дашка вздохнула в трубку:

– Шеф твою просьбу отклонил. Без мотивировки… Чтоб я так жила. Говорит, пусть не сует свой шнобель в мою запеканку… Все, Гольдберг! Никого ты брать не будешь! – Отключившись, она положила телефон на холодильник.

Хлебнув кефира, я полюбопытствовал:

– Куда принарядилась?

– Вариантов у меня два. – Дашка щелкнула резинкой своих трусиков. – Пойти купаться в шкаф или…

Развить эту мысль ей не пришлось: зазвонил телефон. Я взял с холодильника трубку.

– Мать вашу! – прозвучал голос Стаса. – Дозвониться не могу! Повисли, как…

– Тихо, Рыжий. – Я хлебнул кефира. – Ты вроде должен быть в школе.

В трубке громыхнуло. Вероятно, Стас врезал кулачищем по какой-то деревяшке.

– Откуда, по-твоему, я звоню?! Зинаиду похитили!

Я тупо произнес:

– Как это?

– Внаглую! Четверо громил средь бела дня! И тебе записку оставили!

– Погоди, погоди. – Я опустился на табурет. – Спокойно и по порядку.

Дашка в тревоге села мне на колени и прислушалась.

Выровняв дыхание, Стас обрисовал ситуацию:

– Прихожу в школу. Тишина. Спортзал закрыт. Одна тетя Галя, уборщица, шваброй шурует. Поднимаюсь к Зинаиде. Кабинет распахнут – и никого. Смотрю на часы: по нашему уговору, должна быть на месте. Прошелся по этажам – пусто. Тетя Галя вдруг спрашивает: «Не Зинаиду Павловну ищете?» – «Кого же еще?» – отвечаю. «Ее четыре мужика увели, – говорит, – под руки. Сказали передать Глебу Михайловичу… Вы его случайно не увидите?» – «Увижу! – ору. – Что передать?!» – «В кабинете для него записка». Бегу в кабинет. На столе клочок бумаги: «Французу. Хочешь увидеть свою кралю живой, работай по списку». Без подписи.

Я сдавил пакет, и кефир брызнул фонтаном.

– Подпись ни к чему.

– Хлыст! – озвучил мою мысль Стас.

Дашка взглянула на меня в недоумении.

– Почему там написано «твою кралю»?

– Этот кретин вообразил, что Зинаида – моя любовница.

Дашка прыснула.

Я процедил сквозь зубы:

– Это заблуждение может дорого обойтись Зинаиде.

Зеленые глаза Дашки вспыхнули.

– Черт!

Из трубки донесся рык Стаса:

– Что делаем, говори!

Я снял Дарью с колен.

– Сам управлюсь.

– На-кось, выкуси! – взревел Рыжий. – Заеду за Светкой, и с ней – к тебе!

– Не путайтесь под ногами! – гаркнул я.

– А в рыло не хочешь?! Мы со Светкой едем к тебе!

Я вдохнул и выдохнул:

– Светка без меня из дома не выйдет. Поезжай к ней, и ждите меня там.

Помолчав, Стас буркнул:

– Точно приедешь?

– А вот за это – по рогам!

– Ладно, – хмыкнул Рыжий, отключаясь.

Дашка, в трусиках и лифчике, с королевским величием объявила:

– И я с вами. Вякни хоть слово.

Вякать я не стал, лишь торопливо набрал номер.

Криминальный мой друг Вася отозвался сонным голосом:

– Ну, че?

– Хер через плечо! – рявкнул я. – До полудня спишь, лодырь!

– Француз… Глеб Михайлович! – встрепенулся Василий. – Смотрю, номер знакомый высветился…

– Хлыст похитил мою директрису, – оборвал я его. – Узнай, где он ее держит. Даю час.

– Какую, блин, директрису?

– Начальницу мою. В школе, где твой брат учится. Усек?

– Во, блин… На кой она Хлысту?

Входить в подробности я не стал.

– Жду звонка ровно час. Время пошло.

– Француз, ты че?! – всполошился Вася. – Дай хоть полсуток…

Я отключился.

Дарья меряла шагами кухню. Ее пепельная грива развевалась, будто на ветру.

Положив телефон на подоконник, я взял тряпку и вытер пролитый кефир. Дашка, отобрав у меня тряпку, указала на свою переносицу:

– Смотри сюда.

Я покачал головой.

– Даже не думай.

– Поеду.

– Черта с два.

Телефон зазвонил на подоконнике. Быстро же Вася расстарался. Я схватил трубку. Это оказался генерал ФСБ.

– День добрый, Глеб Михайлович! Не отрываю, надеюсь, от дел?

Я с трудом скрыл разочарование.

– Бог с вами, Борис Викторович. Какие нынче дела? – Я сел на табурет, и Дашка пристроилась ко мне на колени. – У вас, как я понимаю, новости?

– Увы, не слишком веселые. – Интонация генерала противоречила его утверждению. – Утром погиб министр МВД Анисимов. Не успев принять пост, утонул в бассейне. Какая жалость.

Я вежливо поинтересовался:

– Как это произошло?

– Весьма странно. Плавал он, плавал – и вдруг затеял нырять, выкрикивая ругательства. Словно охотился за кем-то или, напротив, пытался удрать. Охрана так и не поняла, а потому не прореагировала. Ведь в бассейне в тот момент больше никого не было. После очередного нырка по воде пошли пузыри. Пока эти олухи всполошились, министр уже… Не откачали. Такие вот пироги.

Дашка смотрела на меня во все глаза.

– Ужас, – произнес я в трубку.

– Совершенно с вами согласен, – подхватил генерал. – Именно ужас. А неподалеку от бассейна в это же примерно время под машину угодил некто Дьяков Лев Савельевич. Вам что-то говорит это имя?

Дашка продолжала на меня смотреть.

– Не припомню, – ответил я генералу. – Вероятно, бедолага переходил на красный свет.

– Уж как водится. – Оксфорд выдержал паузу. – Раздавило в лепешку. И знаете, что любопытно, Глеб Михайлович?

– Скажете – буду знать.

– Очевидцы утверждают, – генерал хохотнул, – что за погибшим гнались зеленые человечки. Около дюжины, и все на одно лицо. Причем лицо это, по мнению особо наблюдательных свидетелей, имело портретное сходство с утонувшим министром МВД. Как вам это нравится?

Прикрыв ладонью рот, Дашка сдерживала смех.

Я вздохнул:

– Чего только людям не привидится!

– К тому и клоню, – вздохнул в ответ генерал. – Жара небось действует. Ну ладно, заболтал я вас. Кланяйтесь Дарье Николаевне. Передайте, чтоб смеяться не стеснялась: она ведь не на службе. – Оксфорд дал отбой.

Дашка воззрилась на трубку:

– Как, черт побери, он узнал?

Я пожал плечами:

– Практика.

Она прижалась ко мне щекой:

– Ждем звонка?

– До потери пульса.

Мы сидели на кухне, обнявшись, и я не выпускал из руки телефон. В моем воображении Стив Пирс гневно хмурил брови: «Если б не твое поведение, мальчишка, эту женщину не похитили бы! Заповеди наши придуманы не зря!» Странно, учитель: виноватым я себя почему-то не чувствовал. Перед тобой, во всяком случае. Рассуди здраво: мог ли я вычислить все наперед? Похитить могли Дашку. Или Светлану. Илью и Стаса наконец. Но Зинаиду!.. Что творится в мозгах у этого идиота? Если я в чем-то виновен, Стив, так в том, что оставил его в живых, желая позднее наказать по закону. Но смею тебя уверить, что болезнью этой я уже переболел. Если с головы моей директрисы упадет хоть волосок, я устрою Павлу Тимофеевичу Хлыстину такое… Заткни-ка уши, учитель, и зажмурь глаза. Боюсь, в очередной раз мне придется тебя огорчить.

Звонок раздался через полчаса. Из трубки донесся возглас самого Папани:

– Она в главном офисе, Глеб!

– Что-о? – не поверил я ушам.

– За информацию отвечаю, – буркнул Папаня.

Я тряхнул головой.

– Погоди, Игнат… Ты хочешь сказать, что Хлыст похитил женщину и держит ее прямо на Тверской?

Папаня смачно выругался:

– Кончай базар, Француз. Сейчас я подгоню людей, и мы эту падлу…

– Не смей! – рявкнул я так, что Дашка вздрогнула. – Я сам! Пусть ваши туда не суются, понял?!

Помолчав, Папаня обронил:

– Как скажешь.

Я перевел дух.

– Спасибо, Игнат.

Папаня хмыкнул:

– Как говаривал один фраер, передай дальше. – Он отключился.

Я рванул в прихожую. Дашка устремилась следом, в трусиках и в лифчике.

– Я с тобой!

Чмокнув ее в лоб, я сказал:

– Угомонишься или будешь летать, как Светка. Выбирай.

Она сверкнула глазами:

– Других вариантов нет?!

– Правильный выбор, – кивнул я, открывая дверь.

Пробежав мимо старушек на лавочке, я вскочил в «жигуленок» и помчался карать господина с тросточкой. Но прежде следовало заехать за Стасом и Светланой. Обещал, блин.

ГЛАВА 48

Друзья-оперативники дожидались меня в прихожей, обсуждая способы засолки грибов. Ни ссор, ни дрязг, ни глупой пикировки. Неплохой признак. Серые глаза Светланы смотрели приветливо. Хоть в целом капитан Сычова (в джинсах, майке и кроссовках) выглядела как обычно, по-боевому, она ощутимо похорошела, и не заметить этого не мог даже Стас.

– Узнал, где она? – спросила Светлана в лифте.

– В офисе, – ответил я. – В районе Тверской.

Стас присвистнул:

– Так все просто, да?

Светлана вздохнула:

– Не очень-то я удивлена. Хлыст настолько оборзел от самомнения, что ему все по барабану. Если к нему подобраться…

Мы вышли из лифта.

– Если бы да кабы, – буркнул Рыжий. – Сейчас и подберемся.

Мы вышли из подъезда, сели в «жигуленок» (Светлана рядом со мной, Стас – сзади) и помчались на Тверскую. Никакого плана в моей голове не было, лишь холодное бешенство. И на сей раз, решил я, этого достаточно.

– Адрес знаешь? – осведомилась Светлана.

– А то! – заверил я.

Рыжий пробасил в затылок:

– Свет, под пули ты не полезешь. Поняла?

Капитан Сычова опустила взгляд. В зеркальце было видно, как покраснели веснушки Стаса. Я не рассмеялся, хоть жутко хотелось. Доехали в молчании, однако молчание это не было в тягость.

На парковке у фирмы «Стратосфера» автомобилей не наблюдалось: ни иномарок, ни отечественных – пусто. Люди тоже словно повымерли: не входили, не выходили, не слонялись вокруг… Что за притча?

– Держитесь за моей спиной, – обронил я, выбираясь из «жигуленка». – Света в середине, Стас прикрывает.

Они молча подчинились, и мы гуськом двинулись к стеклянной двери. Стоило войти, причина безлюдья мигом прояснилась. Все внутри было покорежено и раздолбано, включая металлодетектор. Несло пороховым дымом. У входа с дыркой в голове лежал охранник. Я прижал палец к его сонной артерии. Разумеется, он был мертв, причем недавно. Стас и Светлана, бойцовски сгруппировавшись, напряженно озирались. Стас приоткрыл было рот, но я приложил палец к губам и двинулся в сторону кабинета Хлыстана. Ребята последовали за мной.

Дикий разгром царил повсеместно. Словно стадо бабуинов взяло здание штурмом и крушило все подряд. Проходя по разоренным комнатам, мы наткнулись еще на пятерых мертвых охранников. Трое были застрелены, у двоих были свернуты шеи. Среди последних оказался и боксер. На грубом его лице застыло нечто вроде усмешки. Черт бы побрал этот мир.

Кабинет Хлыстина был распахнут. Сейф тоже был открыт и пуст. Сам Павел Тимофеевич в костюме-тройке лежал на полированном столе. Из груди его торчала трость, на которую наколот был лист бумаги. Стас потянулся к нему, но Светлана предупредила:

– Отпечатки оставишь.

Рыжий взглянул на меня.

Я кивнул.

Стас снял лист с трости и прочел вслух:

– «Он вздумал косить под Француза. Француз обиделся». – Рыжий наколол послание обратно. – Выходит, Остапчук знает, что Хлыст собирался списать на него ликвидацию конкурентов. Откуда?

– Какие проблемы? – отозвалась Светлана. – Мог прослушку устроить, чтоб обчистить богатейшую фирму. Мог замазать службу безопасности или человека своего внедрить. Полно вариантов.

Я был с нею согласен. Множество «как» и «почему» в конкретном случае меня не волновало. По изящному выражению Ивана Карамазова, «один гад пожрал другую гадину» – и черт с ним. Охранников, правда, жаль, но такая уж у них работа. Однако что с бедной моей директрисой? Где теперь ее искать?… Меня точно скалой придавило.

Между тем Светлана негромко продолжала:

– Меня удивляет лишь то, что хрен этот… преступник то есть, изменил почерк Вместо открытки с букетом – обычная бумага. С чего бы?

– Не спеши с выводами. – Стас наклонился и поднял из-под стола пресловутую открытку. – Сквозняком, видать, сдуло. И надпись… – Рыжий запнулся. – Обычный бред.

Светлана посмотрела на него в упор.

– Читай.

Стас угрюмо прочел:

– «Сычиха! Этой ночью мы перепихнемся. Твой Француз». – Стас скомкал открытку. – Ублюдок! Собственное дерьмо сожрешь!

Светлана отмахнулась:

– Если б я реагировала на такие примочки…

– Ну и не реагируй! – буркнул Рыжий. – А я не привык спускать подобное!

Я огляделся напоследок:

– Пошли отсюда. Судя по открытке, Зинаида у них.

Стас обернулся в мою сторону:

– Думаешь?

Вдруг послышались шаги. Мы замерли. Хрустя обломками, шаги приближались. Светлана и Стас приняли боевые стойки.

В кабинет вошла Жанна, секретарша Хлыстина. Теперь уж бывшая. На ней был помятый деловой костюм, глаза ее лихорадочно блестели, а волосы болтались потными патлами.

– Какие люди! – вырвалось у Стаса. – В разоренном гадюшнике!

Светлана удивилась:

– Знаешь ее?

– Приходилось встречаться.

Не обратив на них внимания, секретарша приблизилась ко мне. Колени ее подогнулись.

– Их было шестеро. Покарай их, господин.

Я бросился к ней:

– Жанна, вы опять? Встаньте сейчас же.

Светлана воззрилась на эту сцену:

– Господин? Что еще за хрень?

– Не видишь, она чокнулась, – пришел на выручку Рыжий. – От потрясения, сто пудов.

Повиснув на моих руках, Жанна продолжала:

– Шестеро в колпаках из газет. Я сообщила им код сейфа, и они оставили меня в живых. Но потом они… вшестером по очереди… – Она покачнулась, и я усадил ее в кресло. – Покарай их. Они забрали все деньги, целую кучу денег, и не только не дали мне ни гроша, но… Они увели твою женщину, господин! Пусть сдохнут в муках!

Я слегка ее встряхнул:

– Кто сказал им про мою женщину?

– Я, господин. Я сообщила им, что Хлыстин ее похитил, чтобы принудить тебя работать по списку. Я подслушала. – Она истерически хохотнула. – Мозгляк ничтожный! Принудить тебя, одолевшего госпожу! – Она зашлась в хохоте.

Пришлось опять ее встряхнуть:

– Зачем ты сказала им про женщину?

– Если б я этого не сделала, они б ее убили. А так у нее шанс… Я позвонила в милицию, они вот-вот приедут. Уходи, господин: тебе незачем встречаться с ними.

– Спасибо. – Я направился к двери.

Светлана и Стас последовали за мной.

Сзади звучал безумный смех Жанны.

– Сычиха! – выкрикнула она. – Передай Калитину, что трахальщик он дерьмовый!

– Представь доказательства, – буркнула Светлана, захлопывая ногой дверь.

Мы вышли наружу. Полдень миновал, но солнце палило нещадно. Послышался вой милицейских сирен. Мы нырнули в «жигуленок» и проворно смотались.

Был понедельник. У меня возникла странная уверенность, что в понедельник все началось – в понедельник и закончится.

ГЛАВА 49

Мы ехали к Дашкиной квартире, чтобы опять спрятать там Светку. Но, по моей прикидке, заточение капитана Сычовой сегодня должно было закончиться. Или, как говорится, чего-то в жизни я не понимаю. Хвостов за нами по-прежнему не было. Да и зачем?! Партия перешла в эндшпиль.

Сидящий сзади Стас напомнил:

– Ты сказал: судя по открытке, Зинаида у них. Что ты там вычитал?

Проскакивая на желтый свет, я подыскивал слова для ответа.

Светлана ответила быстрее:

– Остапчук предложит обменять Зинаиду на меня.

В зеркальце было видно, как набычился Рыжий.

– А ху-ху не хо-хо?! Кто же на это согласится?

– Я, – сказала Светлана.

– Тебя никто не спрашивает!

– Стас, я сама решаю.

Я со вздохом на нее покосился:

– Тебя не спрашивают, Сычиха. Главное, что…

– Это мне решать! – повысила голос Светлана. – Идите, на хрен, оба!

– Вместе с тобой! – парировал Рыжий.

Свернув на перекрестке, я закончил свою реплику:

– Главное, что на этот обмен соглашусь я. Только бы он состоялся.

Рыжий засопел:

– У тебя, вообще-то, чердак на месте?

– А у тебя?! – разозлился я. – Моли Бога, чтобы Остапчук не передумал! Светке дадут медаль, и мы зальемся шампанским!

Повисло молчание. Затем Рыжий проворчал:

– Кому он позвонит? Тебе, Глеб?

– Кому ж еще, – ответила Светлана.

– А где он достанет номер телефона?

Я вздохнул:

– Стас, помнишь, куда нас послала Света? Так вот, ступай туда один.

Опять воцарилось молчание. Уже вблизи Дашкиного дома Светлана осведомилась:

– Почему она называла тебя господином?

Я пожал плечами:

– Недоумеваю.

– Говорю же, она свихнулась, – встрял Рыжий. – После такого шока любой бы…

– Стас, – оборвала Светлана, – я с Глебом разговариваю. – Она пытливо смотрела на меня. – Так почему?

Я почесал затылок.

– Могу только строить догадки.

– Поделись догадками.

Рыжий вновь вмешался:

– Как на допросе. Может, хватит?

– Стас, я с Глебом разговариваю, – повторила Светлана.

Я припарковался у подъезда, возле «Тойоты» Стаса.

– В другой раз, Свет. – Я приоткрыл дверцу. – У костра под гитару. Когда дело закроем.

Светлана кивнула:

– Идет. Вопросы у меня накопились.

Мы выбрались из «жигуленка», вошли в подъезд и поднялись в квартиру. Здесь было прохладно и тихо. Поглядывая на дверь ванной, Светлана сказала:

– Значит, я жду. Если что… вы за мной заедете.

– Не минуем, – ответил я. – Пошли, Стас.

Рыжий топтался на коврике.

– Вообще-то, я останусь. Если Света не возражает. Живот от голода подвело, а переться куда-то… Когда отморозок позвонит – я здесь.

Светлана невозмутимо кивнула:

– Здравая мысль. Пойду приму душ, а ты разогрей пока… – Смутившись, она ретировалась в ванную.

– Отлично, – подытожил я, выходя. – Будьте наготове, я заеду.

Но по дороге домой на душе у меня скребли кошки. Вдруг обмен этот мне только мерещится? Что, если Остапчук опять выкинет фортель? Где тогда искать Зинаиду, как ее вызволять? Спину опять придавила гора, наподобие Эвереста. И с этой ношей я ввалился к себе в квартиру.

Дашка встретила меня в прихожей. На ней были джинсы, кроссовки и майка – полная боевая экипировка. Ее «конский хвост» задиристо вздымался. Она положила руки мне на плечи и посмотрела в глаза.

– Так все плохо?

– Надеюсь на лучшее, – вздохнул я.

Она погладила меня по щеке:

– Подари мне свою надежду. За обедом.

Я помыл руки, и мы прошли на кухню. Там я поел (не помню, что именно), отодвинув булыжник, переместившийся Дашкиными усилиями с подоконника на стол. Похоже, Пьер обосновался у нас надолго. Что ж, места хватит и для него.

За чашкой кофе я изложил впечатляющие результаты нашего свидания с Хлыстиным, упокой Господи его душу. Выслушав, Дарья с тревогой уточнила:

– Думаешь, Остапчук позвонит по этому телефону?

– По какому же еще?

– Откуда он знает номер?

С досады я хлопнул по столу:

– Вы со Стасом сговорились?

Дашка тряхнула «конским хвостом».

– По-моему, вопрос закономерный.

– Да ну?! Позвони Илье – он ответит с ходу.

Дарья прошлась по кухне. Самолюбие ее было задето.

– Обойдусь без подсказок. Во-первых, он мог узнать телефон раньше, у Толяна.

Я похлопал в ладоши:

– Браво! Что значит математический класс!

– Во-вторых, на него работал Гномкин, который легко мог пробить…

– Разумеется. И позволь заметить, существует еще десяток иных возможностей.

Дашка встала подбоченясь:

– Почему же он не звонил до сих пор?

Я прыснул:

– Непременно у него поинтересуюсь. Дорогой друг, почему не звонишь, не заходишь? Жена, дескать, обижается.

Дашка тоже прыснула. И поводила пальцем перед моим НОСОМ:

– Никогда не смей ставить мне в пример Илью!

Тут на холодильнике зазвонил телефон. Мы оба рванулись к трубке. Я опередил Дашку в броске. Звонили, однако, в магазин запчастей. Я вежливо ответил мужику, что он ошибся номером.

Дарья сжала мою руку:

– Спокойствие, только спокойствие. Будем ждать.

Я прижал ее ладонь к своей щеке.

– Дождемся, думаешь?

– Ха! – Глаза ее блеснули. – В первый раз он у тебя под носом избавился от Толяна. Во второй раз он убрал Гномкина перед твоим приходом. И в третий раз, сегодня, он умыкнул Зинаиду опять же у тебя из-под носа. Баста, ресурс его исчерпан. Он наш с потрохами.

Я посмотрел в ее изумрудные глаза:

– Обещаешь?

– Да, мой маленький.

Мы перешли в комнату, сели, обнявшись, на диван и принялись ждать. Это было мучительно. Звонок раздался через час. Сдержав нетерпение, я отозвался после пятого сигнала. Из трубки хлынул возбужденный голос журналистки Зои:

– Слушай, устрой мне проход в этот бассейн! Знаю, ты можешь!

– Что? – обалдело переспросил я.

– Проход, говорю, в бассейн! Нас туда не пускают!

Я тряхнул головой, прогоняя кошмар:

– Зоя, какого рожна?

– Если я туда проникну, Глеб, у меня получится такой матерьяльчик… – Она причмокнула, едва не лишив меня барабанной перепонки. – За мной не заржавеет, Глеб! Все что угодно! И не вздумай вешать трубку: я перезвоню!

Дашка усмехнулась, а я чуть не задохнулся от ярости.

– Уговорила. Делаем так, – произнес я в трубку. – Садишься с оператором в машину и по Ярославскому шоссе дуешь на 73-й километр, до поста ГАИ. Непременно с оператором, поняла?

– Да, но что мы там…

– Узнаешь на месте. К тебе подойдут двое в камуфляже и один в штатском. Маленький такой, с усиками. Скажешь, что ты от Тер-Акопяна. Запомни: Тер-Акопян. Эти парни такое тебе подкинут… Считай, «ТЭФИ» у тебя в кармане.

– Да, но бассейн…

– Бассейн, Зоя, только часть игры. Парни все тебе растолкуют и покажут. Разумеется, без ссылки на источник. Поторопись.

– Но, Глеб… почему ты мне это уступаешь?

– Потому, черт возьми, что жена отлучилась и ко мне с минуты на минуту баба должна прийти. Такой персик! – Я также причмокнул в трубку. – Ах, Зоя, не могу упустить такой момент! Но кассета все равно за тобой.

Раздалось хихиканье.

– О'кей, у меня на тебя компромат. До связи. – Она отключилась.

Я откинулся на спинку дивана.

Хохочущая Дашка бухнулась ко мне на грудь.

– Зачем?… Зачем ты ее отправил?…

– Чтоб отвязалась.

– Класс! Там хоть есть пост ГАИ?

– Понятия не имею.

Смех Дашки, однако, быстро иссяк, и мы вновь погрузились в тягостное молчание. Заходящее солнце, как обычно, отражалось в стеклах дома напротив, и ветерок из форточки поигрывал с занавеской. Трепетание занавески создавало причудливые блики на Дашкином акварельном пейзаже. Взгляд мой отдыхал на этой милой картинке, хотя часы, казалось, тикали у меня в висках.

Он позвонил без четверти девять. Голос я узнал сразу. Это был, конечно же, тот лысый, который неделю назад затеял со мной ссору в баре «Амброзия». На сей раз он не юродствовал, а деловито произнес:

– Здорово, Француз.

Я сжал трубку.

– Что-то вы припозднились, Остапчук.

– На нервах твоих играл. Получилось?

– Ага, весь трясусь.

Дашка, вопреки обыкновению, не подслушивала. Просто смотрела на меня.

Выдержав короткую паузу, Остапчук проговорил:

– Предлагаю обмен: ты мне – Сычиху, я тебе – твою Зинаиду. Ты ведь готов к этому?

– Для меня это такая неожиданность.

– Не кобенься, сделка неплохая.

– Я так не считаю. Если у вас нет предложений получше… – Я отключился.

В глазах Дашки отразился испуг:

– Любовь моя, ты сдурел?

– Ничуть, – возразил я. – Теперь он мой.

Телефон в моей руке зазвонил. Я поднес трубку к уху. Голос майора Остапчука из шестого спецотряда прозвучал столь же деловито:

– Еще раз так сделаешь – пришлю тебе Зинаиду в тридцати обувных коробках.

– В таком случае, – ответил я, – в моей школе назначат новую директрису. Со временем привыкну.

Из трубки явно побежали волны растерянности. Разговор зашел в тупик. Помолчав, Остапчук поинтересовался:

– Тебе так нужна эта ментяра?

– Нет! – рявкнул я, будто сорвавшись с цепи. – Ты достал меня тем, что используешь мое имя! Не видать тебе Сычихи, козел!

Остапчук вздохнул с явным облегчением.

– Могу понять, – проговорил он, демонстрируя дружелюбие. – На твоем месте я бы тоже не спустил. Толян меня подбил, понимаешь. Такого про тебя наплел…

– Короче! – оборвал я его. – Толяна ты убрал. Что теперь?

– Предлагаю, – повысил голос Остапчук, – ты мне – Сычиху, а я тебе – сто штук баксов! За использование имени! Годится?

Я помолчал, изображая колебания, затем уточнил:

– А Зинаида?

– Да забирай. И ящик водки в придачу. Катит или нет?

Печенка моя подсказывала, что соглашаться рано.

– Даже не знаю… Сычиха работает в МУРе. Спасу ее – мне зеленая улица.

– Ладно, – процедил Остапчук сквозь зубы. – Давай по-другому. Я тебе – Зинаиду и сто тысяч. А Сычиху разыграем в карты: чей фарт, тому и достанется. Согласен?

Я продолжал упираться:

– А колода небось заряжена. И доллары фальшивые. За кого ты меня принимаешь?

– За делового человека, Француз. Я бандит, а не мелкий жулик. Соглашайся.

Похоже, принимал он меня за барана. Пора было подсекать.

– Во сколько и где? – спросил я.

Он помолчал, будто не веря ушам. Затем хохотнул:

– Товарные склады в Ясенево, катит? Неплохо ты меня тогда наколол.

– Там же все выгорело, – засомневался я. – Притулиться негде.

– Кое-что уцелело. Зинаида будет там в полночь. Вампиров не боишься?

– Заткни пасть! – изобразил я гнев. – К полуночи буду!

Можно было поклясться, что майор спецотряда терпел подобное обращение, лишь надеясь вскоре со мной поквитаться.

– Только без глупостей, – предупредил он. – Твою колымагу я знаю. В ней только ты и Сычиха. Не то сделка расторгается, и Зинаида сгинет зря.

– Учи ученого, – буркнул я, отключаясь.

Комнату заполнил сумрак. Дашка вскочила с дивана, глаза ее блестели:

– Думаешь, выгорит?

– Ха! – Отложив телефон, я чмокнул ее в нос. – Чтоб я так жил! – Я двинулся к двери.

Дарья последовала за мной:

– Ты уверен?

Я взял ее за плечи и посмотрел в глаза:

– Не волнуйся, родная, не проколюсь. В четверг возвращаются Сашка с Танькой – отдохнувшие, загорелые, и словосочетание «медуз укусов» наверняка уже исправлено. В Москве их ждет порядок. Относительный, конечно.

– Ты уверен? – продолжала твердить она.

Чмокнув ее в щеку, я вышел из квартиры.

Уверен я был настолько, что предстоящая работа казалась мне рутинной. Мысленно ее планируя, я позволял себе малость поразвлечься Извини, Стив Пирс: я неисправимый школяр. Но, право слово, за школярами будущее.

ГЛАВА 50

Светлана и Стас выглядели торжественно, будто их номинировали на «Оскар». Они задержались у входной двери и, казалось, хотели присесть на дорожку. Однако обошлось. Светлана лишь проворчала:

– Оружие, конечно, не брать?

Я кивнул:

– Зачем нарушать традицию?

Стас многозначительно повертел защитный браслет на запястье.

– Может, Светке все же взять «Макарова»?

Я нахмурился:

– Тогда тебе придется остаться. Тебя, Рыжий, вообще брать не велено.

Стас выставил кукиш:

– А вот это видел?

– Да, – сказал я, – это аргумент.

Мы захлопнули дверь, спустились в лифте и вышли из подъезда. Фонарь горел вполнакала, намереваясь погаснуть. Воздух был пропитан дешевой парфюмерией. Открывая «жигуленок», я полюбопытствовал:

– Вампиров не боитесь?

– Слушай! – разозлился Рыжий. – Что ты все зубы скалишь?!

Я сел за руль.

– На этот вопрос я отвечу в присутствии адвоката.

Светлана, сев со мной рядом, обернулась к Стасу:

– Прикалывается. Думает, мы раскисли.

– С чего бы ему так думать? – отозвался Рыжий.

– Вот именно. – Я завел мотор. – Вы как огурчики.

Мы понеслись в Ясенево. Дороги были пустыми, и скоростная езда трудности не представляла. Я спокойно размышлял над деталями своего шоу. Желательно было завершить его в темпе и отправиться баиньки. Невзирая на свои счеты со лже-Французом, я решил сделать все простенько, без ненужных эффектов. Хотя во имя торжества справедливости без отдельных пассажей не обойтись. Что ж, на месте определюсь окончательно.

Светлана и Стас моим размышлениям не мешали. Они таращились в окна с таким выражением лиц, словно там показывали триллер. Тревожила меня лишь Зинаида. Не дай бог с ней что-нибудь… план мой полетит к чертям, и не знаю, что я натворю.

Неподалеку от места встречи я притормозил.

– Стас, дай Светке мобильник.

Рыжий выполнил мою просьбу молча.

Светлана догадалась.

– Звонить нашим?

– Конкретно Калитину, – уточнил я. – Пусть выезжает с группой, примерно через час. Скажи, что сдашь ему Француза со всей бандой. Кого живым, кого мертвым – как получится. Звони.

Светлана воззрилась на меня:

– Я так не могу. Если что-то сорвется, а я подниму волну…

– Давай, Свет, – пробасил Рыжий. – Все будет как в аптеке. Сто пудов.

Светлана набрала номер. Подняв ближайшего начальника с постели, после жарких препирательств она изложила суть дела. Препирательства, правда, грозили затянуться, однако я прервал их, отключив мобильник.

– Ох, не знаю, – пробормотала Светлана.

– Зато я знаю, – заверил Стас.

Добавить было нечего. Я погнал к товарным складам. Время с этого момента словно обрело ритм, подчиняясь стрелке скрытого хронометра.

От складов несло гарью. Часть сохранившихся помещений при свете месяца походила на обугленные скелеты. Мы въехали на заваленную мусором площадку и остановились. Там и сям валялись ящики всевозможных размеров.

Я приоткрыл дверцу.

– Выходим. Сейчас начнется.

Стоило нам выйти – с трех сторон вспыхнули автомобильные фары. Словно артисты на арене цирка, мы оказались в пересечении прожекторов. Светлана и Стас заслонили глаза ладонями.

– Так-так! – раздался голос Остапчука. – Обещал привезти одну Сычиху, а привез еще… Рыжего, который обо мне разнюхивал! Жульничаешь, Француз!

За горящими фарами, в полумраке, я отчетливо видел всех шестерых. Пятеро с автоматами «узи» и один, лысый, невооружен. Смельчак, однако.

– Выруби иллюминацию, – предложил я.

Бандит-майор ухмыльнулся:

– Зачем? Все должно быть на виду.

– Резонно, – кивнул я, направляя слабый импульс.

Пять автомобильных фар взорвались по очереди, погружая пространство в темноту. Осталась лишь одна фара. И я прокомментировал:

– Думаю, этого достаточно. Для учета и контроля.

Светлана глубоко вздохнула. Стас хохотнул.

Бандиты обменялись взглядами. Чтобы заметить их смятение, света уцелевшей фары было достаточно.

– Зинаиду сюда, – распорядился я негромко.

Эта реплика словно разбудила Остапчука.

– Возьмите Сычиху и Рыжего! – приказал он. – Свяжите покрепче, порезвимся потом!

Светлана встала в стойку:

– Давай! Кто первый?

Рыжий встал спина к спине с нею, укрепив оборону.

– Как страшно! – осклабился лысый и кивнул своим головорезам.

Двое с автоматами направились к ребятам. На что они рассчитывали, кретины? На силу мышц или на неотвратимость пуль? Нас разделяло шагов пять – смех просто. Я прыгнул. И в кульбите вонзил пальцы рук в висок каждого из них. Не успел я коснуться ногами земли, оба рухнули замертво, даже не отреагировав. Один из парней оказался тем водителем, которого я отпустил. Что ж, я дал ему шанс – он им не воспользовался. Мудрецы называют это кармой.

– Мог бы и мне дать размяться, – проворчал Стас.

Светлана таращила на меня глаза.

На четверых оставшихся бандитов прыжок мой тоже произвел впечатление. Причем настолько яркое, что про оружие они вспомнили не сразу. Я предупредил:

– Кто выстрелит, убьет себя и партнеров по бизнесу. Хотите проверить?

Желающих не нашлось. Трое с автоматами воззрились на Остапчука, и один из них хрипло произнес:

– Ну и че дальше?

Остапчук замер, что-то прикидывая в уме. Месяц отражался в его полированной лысине.

– А ничего, – улыбнулся он внезапно. – В картишки перекинемся, вот что. Сделка еще в силе, Француз?

Конечно же. Нахальство – второе счастье. Только не в данном случае. Ей-богу, не в данном.

– Разумеется, – ответил я. – Где Зинаида?

Остапчук кивнул сотоварищу. Тот метнулся во мрак и, скрывшись в обгорелых развалинах, выкатил оттуда инвалидное кресло. К этому креслу была прикручена бедная моя директриса. Рот ее был стянут клейкой лентой, коса вокруг затылка отшпилилась и болталась возле уха. Нелепый пестрый малахай… трудно сказать, что в нем изменилось. Но ее глаза…

Я бросился к этому чертову креслу. Веревки свалились сами, и лента отпала сама. Щурясь от света фар, директриса выдохнула:

– Глеб Михайлович…

Я поднял на руки ее худосочное тело.

– Все, милая. Все кончилось.

– Ой, Глеб Михайлович… – Она зарыдала, обхватив мою шею.

Бандиты обменялись ухмылочками. Это меня доконало.

– Стас! – гаркнул я. – В машину ее!

Приняв у меня рыдающую Зинаиду, Стас бережно отнес ее в «жигуленок» и пристроил на заднем сиденье.

– Теперь, – подытожил я, – можно и в картишки. На Сычиху. Деньги, майор, побоку: черт с ними.

Стас высунулся из машины.

– Как это, на Сычиху?! – взревел он.

Светлана бросила на меня пристальный взгляд.

– Очень просто. Кто выиграет, тому и достанусь. Даже интересно.

Я готов был ее расцеловать. Стас продолжал рычать, но никто его не слушал. Остапчук в азарте поставил ногу на ящик.

– Ну так начнем! – Он извлек из кармана колоду. Лицо его, обращенное ко мне, рельефно освещалось фарой. – Проверишь упаковку?

Я покачал головой:

– Вскрывай. Время дорого.

Содрав обертку, он достал новенькие карты.

– В «очко» или в «буру»?

Я вновь качнул головой.

– К чему такие сложности? Давай трижды тянуть карту. Если твоя хоть раз окажется старше – ты победил.

Лысый усмехнулся, тасуя колоду.

– Вдруг ты шулер? Кто тебя знает.

Я усмехнулся в ответ.

– Карты в твоих руках. За меня тащить будешь сам.

Остапчук переглянулся с парнями.

– Если моя карта хоть раз побьет твою? – переспросил он недоверчиво.

Стас рявкнул:

– Давай один на один! Или сколько вас там на одного!

Никто не прореагировал.

Один из бандитов кивнул атаману.

– Ништяк. Соглашайся.

– Катит! – Остапчук подмигнул Светлане. – Сегодня, Сычиха, обслужишь нас всех!

Светлана сплюнула:

– Сперва выиграй, козел!

Внезапно тот, кто советовал соглашаться, взбеленился:

– Закрой рот, мочалка! Твой номер «восемь»!

Я посмотрел ему в зрачки, затем перевел взгляд на других по очереди. Это было легко, но я терпеть не мог этим пользоваться. Трое бандитов застыли, точно манекены.

– Отбросьте оружие, – скомандовал я негромко. И они, как роботы, швырнули автоматы в кучу горелой трухи. – Сядьте на землю, – приказал я. Они безмолвно сели. – Наблюдайте за игрой и аплодируйте победителю.

Парни синхронно кивнули в знак понимания.

Остапчук продолжал тасовать колоду. Выражение его лица описанию не поддавалось. Он выдохнул:

– Что ты с ними сделал?

– Успокоил, – пояснил я. – Временно.

Светлана ошеломленно пробормотала:

– Так вот взял и успокоил. Ну как, лысый, играешь на меня?

Глаза майора блеснули.

– Играю, сучка! Не отвертишься! – стряхнул он оторопь. – Это, Француз, тебе. – Он вытащил из колоды карту и шмякнул на ящик рубашкой вверх. – А это мне. – Он положил рядом другую карту. – Чью открыть первой?

Мало бы кто заметил эту мастерскую подмену. С быстротой неимоверной майор выдернул туза червей из рукава, будто из колоды. Сей трюк, вероятно, за годы службы Отечеству он проделывал не раз.

– Начни с моей, – разрешил я.

Пряча усмешку, Остапчук перевернул карту. И остолбенел. Это был тот самый туз червей, только оказался он почему-то на моей стороне. Изумленный бандит перевернул свою карту и узрел шестерку пик. Сидящие на земле коллеги по работе с каменными рожами зааплодировали.

Выругавшись, Остапчук перемешал колоду. Затем повторил процедуру без шулерства.

– Твоя карта. Моя карта.

– Открывай сразу обе, – предложил я.

В нетерпении он так и поступил.

У него вновь оказалась шестерка пик, у меня – туз червей.

Бандиты захлопали в ладоши. Светлана рассмеялась. Рыжий, оставив Зинаиду в машине, вышел посмотреть, что здесь, черт побери, происходит.

Остапчук в бешенстве порвал обе карты в клочки:

– Без них обойдемся!

Я пожал плечами:

– Как скажешь.

В третий раз он выложил нам по карте, но открывать медлил. Рука его подрагивала. Наконец он решился и увидел у меня того же туза червей, а у себя – шестерку пик. Его парни зааплодировали что есть мочи.

В глазах майора мелькнул ужас. Отшвырнув колоду, он пустился наутек и растворился во мраке. Светлана стиснула мой локоть.

– Уйдет!

– Ну прямо! – возразил я.

И Остапчук, будто с неба, брякнулся к нашим ногам. Но проворно откатился, вскочил, как кошка, и повторил попытку бегства. Однако метрах в пятидесяти опять взмыл в воздух, пролетел назад и плюхнулся перед нами. Его соратники, сидя на земле, оглушительно хлопали в ладоши.

– Не катит! – признал майор, запыхавшись. – Не поверил я Толяну. Зря.

Я взглянул на часы. Скоро должна прибыть милиция, да и Зинаиду пора было отвезти домой.

– Все решит поединок, – сказал я. – Уцелеешь – убирайся на четыре стороны. Катит?

Лежа на боку, Остапчук сощурил глаза:

– С кем поединок? С тобой?

Я мотнул головой:

– Уступаю другу.

Стас выпрыгнул из полумрака:

– Все, гад! Тебе кранты!

Остапчук в прыжке встал на ноги:

– С тобой, чмо? Ты трех минут у меня не протянешь.

Увы, это было похоже на правду. Насколько я мог судить, до уровня этого подонка Стасу надо было еще тренироваться. Возможно, майора победил бы Такэру, да и то…

– Стас, отойди! – крикнула Светлана. – Ему терять нечего!

– Кроме жизни! – Рыжий посмотрел в глаза майору.

Лысина Остапчука блестела, как шлем мотоциклиста.

– Так как, Француз? – оскалился он. – С этим, что ли? За тобой слово.

Я вновь покачал головой:

– Биться будет капитан Сычова. У нее на тебя зуб.

Светлана и Стас воззрились на меня. А майор не поверил ушам:

– С Сычихой драться?

– Да, – кивнул я. – Выстоишь три минуты – гуляй, никто не тронет.

Рыжий пробормотал:

– Глеб, у тебя чердак не снесло?

– Сядь сюда! – гаркнул я, придвинув к нему ящик. – А я сюда! И будем наблюдать, как офицер МУРа наказывает отморозков!

Привыкший мне доверять Стас опустил зад на ящик.

И я подзадорил:

– Вперед, супермент! Твой выход!

Майор спецотряда выглядел, как кот перед канарейкой. Он стоял в расслабленной позе, готовясь поиграть и убить.

Светлана приняла низкую стойку. Она явно была в смятении, спина ее будто одеревенела. И я сфокусировался на этой спине. Спокойно, моя маленькая: ты ведь не думаешь, что я тебя брошу. Пусть потом все Мангусты соберутся и устроят надо мной суд Линча – даже не покаюсь. Мы выбьем дерьмо из этой мрази! Твой выход, маленькая моя!

Вдоль позвоночника Светланы прошла едва уловимая дрожь. Левой рукой девушка нанесла противнику две молниеносные пощечины. Майор не успел ни уклониться, ни поставить блок. Это его раздосадовало. Командир спецотряда мгновенно ответил прямым в переносицу. Удар был смертоносным. Но Светлана, сделав сальто, оказалась у майора за спиной.

Стас в обалдении пинал меня в бок. Но я не имел права отвлечься и потерять контакт со Светланой.

Остапчук меж тем резко обернулся, однако Светка уже опять была за его спиной и ладонями ударила его по ушам. Взревев от боли, майор развернулся с неимоверной быстротой, но все равно проиграл в скорости. Светлана успела пнуть его под колено. И, когда Остапчук припал на травмированную ногу, девушка нанесла ему пяткой боковой удар в челюсть. Удар был такой силы, что у майора треснул шейный позвонок. Лже-Француз умер, не придя в себя от изумления. Соратники его с каменными лицами зааплодировали.

Светлана подошла, переводя дух. Глаза ее возбужденно блестели.

– Неплохо получилось, да? Сама не ожидала.

Косясь на меня, Стас прокомментировал:

– Черный пояс – это вам не хухры-мухры.

Я поднялся с ящика.

– Дожидайтесь ментов, ребята. А я везу домой Зинаиду.

Стас кивнул на троих бандитов, застывших истуканами:

– А с этими что?

Я пожал плечами:

– Свяжи на всякий случай. Хотя до приезда МУРа они не очухаются. – Я двинулся к «жигуленку».

Рыжий вдогонку спросил:

– Светкины вещи забрать можно?

– Запросто. – Я кинул ему ключи от Дашкиной квартиры. – Пистолет, главное, не забудьте.

Зинаида притулилась на заднем сиденье, свернувшись калачиком. Я решил, что она заснула, сел за руль и тихонько прикрыл дверцу. Однако стоило мне включить зажигание – в окно постучала Светлана. Я опустил стекло. Наклонившись, она посмотрела мне в глаза.

– Один вопрос. Но без уверток.

– Смотря какой.

– Тогда возле бара меня подстрелили?

– Если честно, – я выдержал ее взгляд, – ты упала в обморок.

Она саданула кулаком по дверце.

– Все! Больше к тебе никаких вопросов! – И сердито зашагала к Стасу.

Развернув «жигуленок», я укатил с территории обгоревших складов. На шоссе я взял приличную скорость и слегка расслабился.

– Глеб Михайлович, – послышалось сзади.

– Да, Зинаида Павловна, – отозвался я. – Как самочувствие?

– Просто ужасно! – простонала директриса. – На этой неделе вы обещали покрасить классы. Помните?

Ей-богу, я чуть не съехал в кювет.

– Помню, разумеется. Но ведь сегодня только понедельник.

Она приняла сидячее положение.

– Сегодня практически вторник, Глеб Михайлович. Каникулы пролетят незаметно.

Я вздохнул:

– Вижу, Зинаида Павловна, с вами все в порядке.

Хоть смейся, хоть плачь.

ГЛАВА 51

Утро было солнечным и теплым. Я собрал их в пыльном классе, в центре которого громоздились обшарпанные столы. Илья и Стас одеты были, как люди, в джинсы и майки. Только Дашка вырядилась будто на прием в посольстве: зеленое платье в обтяжку, зеленые босоножки на шпильках и лента в волосах того же цвета. Изумрудные ее глаза в недоумении оглядывали голые стены.

– Не поняла, в чем сюрприз.

Стас посмотрел на меня в упор:

– В общем, я тоже.

Я набрал в грудь воздуха:

– Друзья мои, вы здесь для того, чтобы покрасить этот класс. Вернее, все классы на этаже. Думаю, не надорветесь.

Надо было видеть их физиономии!

После немой сцены Стас прорычал:

– Что за шутки?! У меня дел по горло!

– У тебя вечно дел по горло, – парировал я.

Дашка встала передо мной подбоченясь:

– Для этих дел, между прочим, существуют маляры! Слыхал про таких?!

– Маляры?! – возмутился я. – Молчала бы! Кто напел Зинаиде, что я покрашу все сам?

– Тебе это – тьфу!

– Ну да, Мангустам только и дел, что стены за вас красить! Разбаловались вконец!

Мыском босоножки Дашка отбивала ритм своего гнева. В глазах ее скакали чертики.

– Эй, Мангуст! Ты в этой школе работаешь!

– Ты – тоже, – заметил я. – И этот рыжий бугай – с тобой за компанию.

– Насчет бугая полегче, – огрызнулся Стас.

Илья встал передо мной, оттеснив Дашку.

– Старик, я в этой школе не работаю. Могу я быть свободен?

Я кивнул:

– Можешь. Если совесть позволяет.

Илья погладил бороду:

– Уел. Позволяет, старик, вполне.

В этот момент дверь открылась, и вошла Светлана. Она была в малярной робе, волосы ее повязаны косынкой.

– Привет! – сказала она. – Здесь, что ли, красить?

Все уставились на нее. Дашка спросила:

– Ты в этом прикиде по городу тащилась?

– Не-а, – мотнула головой Светка. – Я в туалете тут переоделась. – Лучезарная улыбка не сходила с ее лица. Она кивнула на бидоны с краской, кисти и лестницу-стремянку. – Работаем этим? Сойдет на первый случай.

Дашка потрогала ее лоб:

– Сычова, тебя из МУРа выперли?

Светлана обняла ее и поцеловала:

– Ой, Даш… Орали, ногами топали… потом отпуск дали. – Она опять поцеловала Дашку. – В общем, обошлось.

Дашка проворчала:

– Лизунья какая-то. Что с тобой?

– Ну-у… такое вот настроение, – сияла Света. – Приятно, что буду красить школу. Просто кайф.

Возникла пауза. Сдерживая смех, я уселся на подоконник.

Рыжий буркнул:

– Вот и крась. А у меня забот полон рот.

Светлана погладила его по щеке:

– Ты иди, Стас. Я сама покрашу.

– Да ну? – Веснушки Рыжего зарумянились. – Знаешь, сколько тут классов на этаже?

– Ну и что? У меня отпуск – неделя.

Это прозвучало сильно. И молчание повисло долгое.

Я сидел на подоконнике, качая ногой.

Рыжий не выдержал:

– Хоть комбинезоны какие-нибудь есть?! Хоть какая-то спецодежда?!

– А как же, – отозвался я. – Вон три пакета: на тебя, Илью и на Дарью Николаевну.

Стас извлек из пакета робу и критически осмотрел ее.

– На Илью – особенно, – усмехнулся он, облачаясь. – Представляю себе кино!

Глаза Ильи сверкнули:

– Что ты хочешь сказать?

Стас примирительно поднял руку:

– Ничего, Илюх, не бери в голову. Это грубая работа.

– Рыжий! – повысил голос Илья. – Думаешь, я покрашу хуже тебя?!

– Ну, в общем, ты же математик…

– Давай на спор! Эта стена твоя, а эта…

– Гольдберг! – вмешалась Дашка. – Тебя элементарно берут на понт!

Илья отмахнулся:

– Знаю, на что меня берут. Отойди, Дуська, испачкаешься. – Он повернулся к Стасу. – Эта стена твоя, Рыжий. А эта – моя. Спорим, я побью тебя по скорости и по качеству?

– Нагле-ец! – Стас протянул с улыбкой пятерню. – Спорим.

Светлана обняла Илью и расцеловала.

– Не спорь, Илюх. Я вас обоих сделаю.

Соскользнув с подоконника, я бочком двинулся к двери.

– Куда?! – крикнул Стас.

– Гулять. Левой-правой, левой-правой. – Маршируя, я продемонстрировал, как именно собираюсь гулять.

Дашка, вертя в руках комбинезон, объявила:

– Придется платье задирать. Можете отвернуться? – И, когда я выскользнул за дверь, крикнула вдогонку: – Любовь моя, ты прохвост!

Сбежать, однако, удалось не сразу. В коридоре меня перехватила Зинаида. С непреклонным видом она предложила пройти к ней в кабинет.

– Глеб Михайлович, – произнесла она, усевшись за директорский стол, – что здесь происходит?

Я округлил глаза:

– В смысле?

– Вы обещали покрасить классы лично. Разве нет?

– Да, но… Я сколотил бригаду. Что вас не устраивает?

Директриса посмотрела на меня как на бестолочь. Похищение, очевидно, во вред ей не пошло.

– Глеб Михайлович, мы с вами люди свои. Ладно бы еще Станислав Андреевич. Но этот бородач и девушка из милиции…

– Бородач, Зинаида Павловна, изучает жизнь. Малярные работы для него – педагогический практикум. А девушка из милиции пришла меня арестовывать, но сбилась с курса. Могу я идти?

Она поправила воротник платья:

– Ваш юмор, Глеб Михайлович, не всегда уместен.

– Согласен. Исправлюсь.

– Вот, к примеру, Дарья Николаевна. Еще и работать у нас не начала, вполне может передумать. Она пришла такая нарядная, а вы…

– А я, Зинаида Павловна, побуждаю ее к труду путем угроз и измывательств. Такова моя супружеская линия.

– Знаете, Глеб Михайлович… – Директриса хихикнула. – С вами совершенно невозможно разговаривать.

– Так я пойду?

– Куда, интересно?

– В кабак, разумеется. Пока бригада вкалывает, бригадир должен глушить водку.

Хихиканье усилилось.

– Идите! Или я в вас чем-нибудь запущу!

Спешно ретировавшись, я сбежал по лестнице и вышел из школы. Светило солнышко, пели птицы, и земля пружинила под ногами: левой-правой, левой-правой.

– Эй, морда! – послышался Дашкин голос. – Мы хотим мороженого.

Я обернулся. Все четверо, одетые в робы, высунулись из распахнутого окна.

– Какое на фиг мороженое?! – возмутился я. – Поработайте сперва, нытики! – И, отвернувшись, зашагал прочь.

Похвали меня, Стив Пирс. Я не нарушил заповеди, не вмешался в дела Человечества: пусть сами красят школу, плаксы. Не собираюсь им помогать. Левой-правой, левой-правой…

Но мороженое-то можно?

Валерий Вайнин Разрушь преисподнюю!

СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ ОДИНОКИХ МАНГУСТОВ

1

НАЙДИ ЗМЕЯ И УБЕЙ ЕГО

2

ХРАНИ В ТАЙНЕ СВОЮ СУЩНОСТЬ

3

НЕ ИСПОЛЬЗУЙ СВОЮ СИЛУ БЕЗ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ

4

НЕ ВМЕШИВАЙСЯ В ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

5

НЕ ПРИНИМАЙ ОТ ЛЮДЕЙ ПОМОЩИ

6

ВОСПИТАЙ УЧЕНИКА

7

ЕСЛИ УСТАЛ – УЙДИ

23 сентября, четверг

1

Утро было как утро, хотя, казалось, ему тесновато в этой московской квартирке. Распахнутая форточка словно приглашала солнце на кухню, и солнце заглядывало из чистого любопытства: что за дятел тут поселился и стучит, стучит?..

Загорелый молодой человек, одетый в джинсы и голый выше пояса, колотил по клавишам пишущей машинки. Его тренированные мышцы пластично ходили в такт ударам пальцев, а худощавое лицо выражало досаду.

– Черт! – пробормотал он, уставясь в напечатанный текст. – Это тошниловка просто!

Тут на кухню явилась зеленоглазая девушка в коротком зеленом платье. И в зеленых туфлях на шпильках. Густые пепельные волосы волнами падали на ее плечи. Ноги ее и фигура казались совершенными, а лицо было столь красиво, что могло вызвать умопомрачение.

– Ну? – проговорила она. – Чего ты тут разнылся?

– Не твоя забота, – буркнул молодой человек, вперясь в текст. – Сам с собой разговариваю.

Девушка приблизилась.

– А вот это уже хамство. – Она поводила пальцем перед его носом. – Никогда не смей разговаривать сам с собой в моем присутствии. Понял, морда?

– Угу. – Молодой человек выдернул из машинки лист, скомкал и швырнул на стол. – Ни фига не движется. Бездарь я дремучая.

– Кто бы спорил? – Девушка присела к нему на колени. – Но ведь упорства нам не занимать, правда? Не талантом возьмем, так задницей. Вернее двумя задницами. И могу тебя уверить: когда две такие задницы берутся за дело, Гомер, Стендаль и Достоевский ворочаются в гробах.

Губы молодого человека дрогнули в улыбке.

– Дашка, отвали. Дай потрудиться.

Сунув ему под нос кукиш, девушка пошуровала среди смятых бумажных листов.

– Зачем ты выбросил мой абзац, душегуб?

– Затем, что он бледный и грамматика хромает.

– Врешь. Приведи пример.

Молодой человек возвел глаза к потолку.

– Да сколько угодно. «В этой связи должна признать…» – процитировал он. – Достаточно или еще?

Зеленые глаза девушки воззрились на него.

– И что здесь не так?

– Не в «этой связи», Даш, а «в связи с этим». Неужели не ясно?

– Глеб, ну ты зануда! Все говорят «в этой связи», и никто в обморок не падает.

– И флаг вам на башню! Говорите, если слух не режет! Присовокупите сюда же перлы типа «вовнутрь», «навряд ли» и «пятизвездочный отель»! Ополоумели просто!

Глаза Даши блеснули.

– Спокуха, мэтр! – Она куснула мужа за ухо. – Если у тебя буксует роман, это еще не повод для того, чтобы на весь мир бочки катить.

– Не на мир, а на полуграмотных олухов.

– Типа меня, что ли?

Хмыкнув, Глеб нажал на кончик ее носа. – Дашка, опоздаешь. Иди, а я тут поработаю. Чтоб Гомер в гробу перевернулся. Давай-давай, вали.

Глянув на свои часики, Даша встала с его коленей.

– И то правда. – Она вышла в прихожую, надела плащ и заглянула на кухню. – Я возьму «жигуль».

Глеб заправил в машинку бумажный лист.

– Естественно, – кивнул он, принимаясь печатать.

– Доберешься ножками, – уточнила Даша.

Набирая скорость, Глеб стучал по клавишам.

– Доберусь куда?

– В школу, детка.

– Зачем? У меня выходной, забыла?

Даша поправила на плаще поясок.

– В пять часов педсовет, забыл?

Глеб в досаде перестал печатать.

– Какого лешего? Даш, я не попрусь.

Даша вновь взглянула на часики.

– Любовь моя, если ты не притащишь свой зад на педсовет, Зинаида сожрет меня с потрохами. Даже если моя грамотность тебя не устраивает, вряд ли я такой гибели заслуживаю.

– Черт с вами, буду.

– Ровно в пять, морда.

– Зуб даю.

Даша вышла из квартиры, захлопнув дверь. За спиной ее раздавался пулеметный треск машинки.

2

Во дворе дома, метрах в пятидесяти от подъезда, притулился черный «Мерседес». В нем сидели двое, одетые в дорогие переливчатые плащи. За рулем был поджарый пожилой крепыш с оттопыренными ушами, и рядом развалился толстяк, темные волосы которого артистично драпировали шею Толстяк курил и жмурился на отраженное в стеклах солнце.

– Долго торчать, Володь? – хмуро осведомился крепыш. – Может, она вообще не выйдет.

Толстяк стряхнул пепел в окошко.

– Выйдет, потерпи.

– Дел полно, – буркнул пожилой.

Толстяк окинул его взглядом.

– За все твои дела, Гаврилыч, я тебе плачу. Причем не слабо.

– Володь, я же не про то. Времени просто жаль.

– Деловой ты наш. Гаврилыч, может, за это ожидание тебе отстегнуть особо? Скажи не стесняйся: сколько там по твоему счетчику?

Крепыш обиженно засопел.

– Лады, Владимир Сергеевич, ваши деньги – вы босс. По мне хоть до ночи тут…

– Не лезь в бутылку, – хохотнул толстяк – Интеллигентные мужики, Федя, секут юмор…

Вот и дождались! – Он ткнул сигаретой в сторону подъезда, из которого показалась Даша. – Оцени, Гаврилыч, и поделись впечатлениями.

Даша торопливо шла к старенькому «жигуленку».

Рот Гаврилыча приоткрылся сам собой, и оттопыренные уши покраснели.

– Гвоздь мне в печень, вот это баба!

Довольный произведенным эффектом толстяк усмехнулся.

– Можно за такой побегать?

Пожилой крепыш прокашлялся.

– Не можно, Володь, а нужно.

Толстяк Володя насмешливо на него покосился.

– Губы-то не раскатывай. Моя будет.

– Даша, между тем, забралась в «жигуленок», лихо развернулась и выехала через подворотню.

Володя выбросил в окно окурок.

– Давай за ней, не раззевай варежку.

Водитель стряхнул оцепенение, и «Мерседес» покатил за «жигуленком».

– Где ты ее подцепил? – выдохнул Гаврилыч.

– Держись в двадцати метрах. – Выверенным жестом толстяк откинул волосы со лба. – Еще не подцепил. Вчера засек возле универсама и проследил до дома. Теперь выясним, в какой фирме она служит, и сразу в атаку.

У перекрестка «жигуленок» нахально проскочил на желтый свет. «Мерседес» не отстал, в точности повторив его маневр. Гаврилыч скривил губы в усмешке.

– Судя по колымаге, платят ей копейки. Странно.

Володя не отрывал взгляда от «жигуленка».

– Не странно, а замечательно. Мы откроем перед ней перспективы, никуда не денется.

Обгоняя грузовик с кирпичом, Гаврилыч покачал головой.

– Странно, говорю. Такая баба не может работать в шарашкиной конторе: коленкор не тот.

Толстяк пожал плечами.

– Кто сказал, что ее фирма не крутая?

– А в крутой фирме, Володь, такая краля будет ездить на «BMW», стоит ей лишь пальцами щелкнуть.

– В общем, конечно. Однако, Федя, всякое бывает. Может, к примеру, босс ее – тоже баба. И вообще – коллектив у них женский. Нереально, скажешь?

Гаврилыч вновь качнул головой.

– Из женского коллектива ее бы просто выперли. На кой она им сдалась такая? Кстати, она замужем?

– Откуда я знаю?

– Гвоздь мне в печень, Вова, ты даешь!

– Гаврилыч, не зли меня! – взвизгнул вдруг толстяк, и лицо его побагровело. – Какая мне, к свиньям, разница?! Если замужем…

– Тихо, – перебил Гаврилыч, глядя в зеркальце, – по-моему, нас пасут. Причем внаглую.

– Кто? – обернулся Володя.

– Вон красный «Москвич». Интер-ресно!

– Менты, что ли?

– Да уж не ФСБ. И не бандиты.

Подумав, толстяк отмахнулся.

– Пес с ними. Поцелуют меня в то самое отверстие. – Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил. – Езжай, Гаврилыч, как ехал. Так вот, если она замужем и катается на этой развалюхе, муж ее – явление переходное. В расчет его можно не принимать, не ходи к гадалке. Так же, как, скажем, тот красный «Москвич». В моих возможностях дать этой девушке то, чего она лишена. Разве не так, Федя?

Поглядывая в зеркальце, Гаврилыч промолчал. А старенький «жигуленок» несся впереди легко и независимо, будто самый крутой «Мерседес». И желтый кленовый лист, прищемленный крышкой его багажника, задорно помахивал, словно пятерня.

3

Красный «Москвич» между тем неотступно следовал за «Мерседесом». Вела машину сероглазая девушка с короткой стрижкой. Рядом с нею сидел полноватый суровый мужчина лет сорока. Оба они были в джинсах и потертых кожаных куртках, но характерами явно не сходились.

– Много берешь на себя, Сычова, – хмуро заметил мужчина.

– Как всегда, – парировала девушка. – Ты забыл добавить.

– Я-то ничего не забыл, а вот ты… Ладно, Свет, объясни доходчиво: что мы сейчас творим?

– Ведем наружное наблюдение за фигурантом по делу о взрыве в автосалоне «Фольксваген», в результате которого погиб владелец автосалона Григорий Лепко. Тебе что-то не понятно, Леш? Попросись в отпуск.

Мужчина глянул исподлобья.

– Свет, ответь на вопрос: при чем тут Куроедов?

Подрезав синий «Мицубиси», Светлана погрозила ему кулаком и отчеканила:

– Куроедов Владимир Сергеевич и есть наш фигурант по делу о заказном убийстве. Леш, ты как бы не в курсе?

Алексей саданул кулаком по «бардачку».

– Он не фигурант, Сычова! Пусть он заказчик! Ты об этом знаешь, я знаю, все знают – но у нас на него даже штопаного презерватива нет!

Светлана скосила на коллегу серые глаза.

– Уж презерватив-то, Калитин, ты отыщешь. В этом деле ты профи.

Алексей поморщился.

– Стерва ты, Сычиха. Два месяца прошло, как ты меня прихватила, и все тычешь носом, тычешь…

– А ты не долби мне прописные истины. Доказательства, видите ли, ему нужны. Кто бы мог подумать?

В «Москвиче» повисла тишина. Черный «Мерседес», вильнув задом, свернул налево. Ругнувшись, Светлана устремилась следом.

– Разумеется, нас засекли, – буркнул Алексей. – Знаешь, кто у него за рулем?

– Попов Федор Гаврилыч – полковник МУРа в отставке, – отбарабанила Света. – Начальник куроедовской охраны. Ты вроде с ним работал?

– Да. И он неплохо раскручивал дела, связанные со взрывами.

– О как! – вырвалось у Светланы.

Алексей помолчал, а потом уточнил:

– Собираешься на психику им давить?

Светлана кивнула.

– Ты же меня знаешь. Главное, ввязаться в драку – там видно будет.

Вновь повисло молчание. «Мерседес» тем временем еще дважды повернул налево, и «Москвич», конечно же, последовал за ним.

– Смотрю на тебя, Сычиха, и диву даюсь, – вздохнул Алексей. – Вроде только что замуж вышла…

– Так и думала, твою мать! – Светлана хлопнула по рулю и, гуднув, обошла мебельный трейлер. – Знакомая до боли дорога!

Алексей невозмутимо повторил:

– Только что замуж вышла, а все никак не угомонишься. Будто шило в заднице. Брось эту дебильную слежку: ни уму ни сердцу.

Светлана смотрела на маячивший впереди «Мерседес», и глаза ее приобрели стальной оттенок.

– Может, я и бросила бы, Леш, но этот козел, похоже, увязался за моей подругой. А вот это уж хрен!

Брови Алексея поползли вверх.

– Что-о?! Ну-ка, разворачивайся!

– И тебе тоже хрен!

– Капитан Сычова! Я вам приказываю…

– Леш, заткнись. Если Дашке что-то угрожает, имела я и тебя, и весь наш МУР, и кого угодно. Ты понял меня, Леш?

Алексей внезапно улыбнулся.

– Это как раз я понял. Хоть что-то в тебе человеческое.

– Ой-ой! – покосилась на него Светлана. – Потому что я не трахаюсь в рабочее время и с кем попало?

– Опять?! – взревел Алексей. – Сычиха, ты меня достала!

Светлана похлопала его по колену.

– Больше не буду. Честно.

«Мерседес» притормозил неподалеку от ворот районной школы. «Жигуленок» припарковался метрах в ста впереди. Светлана, остановив машину, приоткрыла дверцу.

– Погоди, – сказал Алексей. – Посмотрим, что будет.

– Ну да, я буду смотреть, а этот подлюга…

– Что он ей сделает? Средь бела дня. К тому же Попов наверняка ему доложил, что мы на хвосте. Не дергайся, давай подождем.

Светлана прикрыла дверцу.

– Уговорил. Но если что…

– Само собой, тут же выскакиваем. – Алексей расстегнул куртку и потрогал наплечную кобуру.

Светлана с тревогой наблюдала, как открывается дверца «жигуленка».

4

Выйдя из машины, Даша взглянула на часики.

– Кошмар! – прошептала она, устремляясь к зданию школы. Ветерок играл ее пепельной гривой.

В воротах с нею столкнулись две ее ученицы из 6-го «А».

– Здрасьте, Дарья Николаевна! – протараторили они вразнобой.

Даша сделала строгое лицо.

– Опаздываем, значит.

Таращась на нее, девчонки почему-то улыбались.

– У нас сейчас не английский, – как бы оправдалась одна.

– Физкультура у нас, – подхватила другая.

Даша усилила строгость в голосе.

– А на физкультуру опаздывать можно?

Девчонки заулыбались еще пуще.

– Нельзя, конечно, – согласилась одна.

– Нежелательно, – подправила другая.

При этом все трое шагали к школьному крыльцу. У крыльца Даша слегка притормозила.

– Вот что, птички мои, – обратилась она к ученицам. – Войдите первыми и, если там Зинаида Павловна, выгляните и покашляйте. О'кей?

Ученицы взирали на нее с обожанием. И та, которая заявила, что опаздывать нежелательно, сейчас же уточнила:

– А если ее там нет? Не выглядывать и не кашлять?

Даша рассердилась.

– Слушай, Ирка, можешь ты выполнить просьбу? Или будешь прикалываться?

Ученицы захихикали.

– Ой, да ради бога, – пообещала Ирка. – Нет проблем.

Девчонки упорхнули, и Даша, щурясь на солнце, смотрела им вслед. Тут за спиной ее раздался мужской голос:

– Значит, вы учительница. Никогда бы не подумал.

Даша обернулась. Перед ней стоял весьма упитанный незнакомец в плаще с переливом. Его длинные темные волосы живописно курчавились на белоснежном воротнике сорочки. В руке он держал букет алых роз и улыбался в тридцать два зуба.

– А что вы подумали? – осведомилась Даша.

– Что вы фотомодель. По меньшей мере. – Улыбка словно примерзла к лицу незнакомца.

Даша внимательно на него посмотрела.

– Кто ж меня возьмет в фотомодели? Разве что вы подсобите.

– Легко. – Мужчина шагнул к ней и протянул розы. – Это вам. В знак восхищения вашей красотой.

Даша взглянула на свои часики.

– Польщена. Однако от незнакомцев цветы не принимаю.

Толстяк поклонился, шаркнув ногой.

– Куроедов Владимир Сергеевич. Для вас – просто Володя, – Он вновь протянул ей розы.

– Хотите быть моим спонсором? – предположила Даша.

– Э-э… с удовольствием. Почту за честь.

– В таком случае смените фамилию. Куроедов как-то не впечатляет. Надо бы что-то… – Даша щелкнула пальцами, – типа Волкожоров или Винососов. Это звучит, обмозгуйте на досуге. – С этими словами она взбежала по ступенькам крыльца. И, открывая дверь школы, за спиной услышала:

– Еще потолкуем. Никуда не денешься.

Вбегая, Даша кивнула пареньку охраннику.

– Звонок был?

– Только что, – улыбнулся тот. – Опаздываем, Дарья Николаевна.

– Ой, не говорите! – Даша метнулась в учительскую раздевалку, скинула плащ и помчалась на второй этаж.

Охранник вдогонку крикнул:

– Не переживайте: сегодня многие опоздали!

Даша ворвалась в галдящий класс и произнесла по-английски:

– Привет! Прошу прощения.

Гвалт мигом стих. Класс встал.

5

Глядя на захлопнувшуюся дверь школы, Куроедов смачно выругался. Затем вышел из школьных ворот, швырнул цветы в урну и направился к машине. Возле «Мерседеса», у открытого окна водителя, маячили двое в кожаных куртках – мужик и деваха. Распахнув дверцу, Куроедов втиснул телеса в машину.

– Кто они? – буркнул он начальнику охраны. – Менты, что ли? Скажи им: я по четвергам не подаю.

Оттопыренные уши Гаврилыча порозовели.

– Не заводись, Володь. Мы тут просто…

– Слышь ты, хрюша! – перебила деваха, обращаясь к Куроедову. Она просунулась в окно Гаврилыча, и серые ее глаза сверкнули сталью. – Когда я тебя прихвачу, ты не то что подачки…

– Капитан Сычова! – Мужик в кожанке взял ее под локоть.

Она оттолкнула его руку и закончила:

– Ты у меня, хрюша, на горшке не усидишь без костылей! Усек?

Глаза Куроедова покраснели и словно вспухли.

– Пошла вон, тварь! Сперва нарой что-нибудь, потом вякай!

– Вот именно, Володь, – подхватил начальник охраны. – Они просто на понт берут, а ты реагируешь.

– Заткнись, удавлю! – прошипел Куроедов. Глаза его еще более покраснели и вспухли.

Гаврилыч пристально в него всмотрелся.

– Э-э, да тебя, вижу, повело.

Откинув со лба волосы, Куроедов шумно дышал.

Мужик в кожанке, пользуясь возникшей паузой, вновь попробовал оттащить напарницу.

– Пошли, Свет. Пусть пока меж собой разбираются.

Она вновь его оттолкнула.

– Погоди. Дай полюбоваться на козла с букетом.

Куроедов явственно заскрежетал зубами. Салон «Мерседеса» потемнел, будто погружаясь в грязноватую дымку. Брови Светланы приподнялись: она не поверила глазам.

Напарник ее в досаде проговорил:

– Валяй, любуйся. А я посижу в машине. – Он зашагал к «Москвичу».

Тяжело и часто дыша, Куроедов буркнул:

– Поехали, Гаврилыч.

Начальник охраны включил зажигание, однако Светлана продолжала смотреть в окошко, держась за опущенное стекло.

– Предупреждаю один раз, – сказала она, – подойдешь к этой девушке на три шага – хоть с цветами, хоть с ананасами, – отвинчу твои причиндалы против резьбы. Усек, хрюша?

Куроедов издал звук, напоминающий то ли стон, то ли вой. Грязноватый сумрак в машине почернел.

– Прочь, сука! – завопил он, протянув руку к Светлане.

Рука его, окутанная сумраком, точно ватой, удлинилась на полметра и растопыренными пальцами толкнула девушку в лицо. Ошарашенная Светлана, как пушинка, отлетела шагов на пять.

Гаврилыч резко дал газа, и «Мерседес» рванул с места. Куроедов, откинувшись на спинку сиденья, тяжело дышал с закрытыми глазами. Выехав на шоссе, автомобиль катил в транспортном потоке. Мрак в салоне рассеялся.

– Слетаешь с катушек, – констатировал начальник охраны. – Как фраер сопливый.

Куроедов пробормотал:

– Тошно. Хочу бульона.

Начальник охраны хмуро на него покосился.

– Ясное дело, гвоздь мне в печень. – Солнце, подкравшись сзади, просвечивало сквозь его оттопыренные уши. – Они менты, Володь. Я вижу их насквозь: ни шиша у них нет, а начальство требует. Вот икуражатся для оттяжки.

– Послушай, Гаврилыч…

– К чему залупаться, Володь? Держи себя под контролем.

– Мне нужен бульон! Пойми, образина! – возопил Куроедов.

Начальник охраны приоткрыл было рот, но лишь сплюнул в окно и прибавил скорость.

6

Обалдевшая Светлана поднялась с пятой точки. Алексей вылез из «Москвича» и бежал к ней.

– Напросилась?! – прокричал он. – Цела хоть?

Светлана демонстративно себя ощупала.

– Вроде бы. Как ни странно.

– Ну, Сычева… могила тебя исправит! Что произошло?

– Как обычно: я – им, они – мне. В общем, высказались.

Алексей зашагал к «Москвичу».

– Пошли, попробуем их догнать.

Светлана не двинулась с места.

– Зачем? Мы нормально пообщались.

Алексей покрутил пальцем у виска.

– Ты с ба-альшим прибабахом! То сюда, то туда – ей-богу, определись, Свет!

Светлана задумчиво проговорила:

– Заскочу-ка я в школу. Подождешь?

Алексей вздохнул.

– Во-первых, я не завтракал. А во-вторых, надо бы отметиться у Жмыхова: его уже искрит. Давай твою школу отложим.

Светлана покачала головой.

– Завтракай без меня: я не голодна. А у Жмыхова отметься сам. Скажи, у меня встреча с информатором. Проглотит.

– Про тебя, Сычова, он проглотит все что угодно. Любой у нас проглотит.

– Леш, брось. Сходи поешь с аппетитом.

– Между прочим, Свет, у нас дел вагон.

– С каких пор, Калитин, ты меня понукаешь? Ты – меня!

Махнув рукой, Алексей, приоткрыл дверцу машины.

– Где встречаемся?

Шагая к зданию школы, Светлана бросила через плечо:

– Позвоню тебе на мобильник.

При ее появлении охранник приподнялся за своим столиком.

– Э-э, простите…

– Уголовный розыск. – Махнув перед ним корочками, Светлана проследовала мимо.

За ее спиной охранник проворчал:

– Ну да, уголовный розыск. Вы жена учителя физкультуры.

Светлана обернулась.

– Если знаешь, зачем тормозишь?

Охранник раздвинул в улыбке мальчишеские усики.

– Работаю.

Светлана хмыкнула.

– Хороший мент из тебя получится.

– Нет уж, увольте.

– Подумай. – Она двинулась к спортзалу.

Школьный спортзал, как обычно, издавал характерные шумы: топот, хлопки, девчачьи визги. Светлана приоткрыла дверь. Учитель физкультуры, веснушчатый рыжеволосый атлет, проводил с шестиклассниками разминку, от которой с детей ручьем катился пот. Светлана произнесла:

– Кхы, кхы!

На эти звуки рыжий учитель оглянулся.

– Теперь отжимаемся! – скомандовал он. – Ноги на скамейку, грудь до пола! – Выйдя из зала, он полюбопытствовал: – Соскучилась, что ли?

Воровато оглядевшись, Светлана обняла его и поцеловала в губы. Затем пробормотала:

– Стас, ты бы не очень их… Цыплята же еще.

– Разговорчики! – улыбнулся Стас, и веснушки его разбежались по лицу. – Вложу в них здоровья сколько смогу. Спасибо потом скажут. Что, кстати, у нас на ужин?

Светлана сияла, будто на первом свидании.

– Стас, до ужина вроде далеко…

– Но мне интересно: опять, что ли, пельмени из пачки?

– Нет, постараюсь что-нибудь приготовить. Честно.

Фыркнув, Стас потрепал ее по волосам.

– Верю. Ох, верю! – Он заглянул в зал. – Федулов, кончай сачковать! Я все вижу!

Мальчишеский голос пробухтел:

– В баскетбол хоть поиграем?

– Отожмешься двадцать раз – поиграем, – пообещал учитель физкультуры. – Все слышали?! Как только Федулов отожмется двадцать раз – играем в баскетбол!

Начался такой тарарам – стекла зазвенели. Весь класс накинулся на бедного Федулова, побуждая его отжиматься.

Светлана прыснула.

– Так бы стояла тут целый день и пялилясь на вас. Но сам понимаешь.

– Ну и вали. – Стас чмокнул ее в щеку. – У меня тоже, как видишь, работа – не сахар. – Он взялся за ручку двери.

– Погоди, – остановила его Светлана. – В общем-то, я насчет Дашки пришла. За ней тут один тип увивается… Она четко его отшила, но ему, я уверена, это по барабану.

Стас нетерпеливо топтался.

– Короче, Свет. Кому надо обломать рога, не привлекая личный состав МУРа?

Светлана покачала головой.

– Тут сложнее.

– В чем сложность?

– Ну, в общем… Кабы я знала!

Стас попятился в зал.

– Свет, короче. Что нужно делать?

Светлана собралась с мыслями.

– Передай Дашке, чтоб опасалась Куроедова. Он подозревается в заказном убийстве, и главное… главное… – Вдруг смутившись, она торопливо закончила: – Проводи Дашку домой.

Стас застыл в дверях спортзала.

– Может, объяснишь толком?

Светлана развернулась и пошла к выходу.

– Нет у меня объяснения, Стас. Проводи Дашку.

Когда она проходила мимо охранника, тот лихо ей отсалютовал. Но Светлана его даже не заметила. Погруженная в мысли, она остановилась на школьном крыльце, извлекла из кармана сотовый телефон и набрала номер.

– Это не химчистка! – отозвался мужской голос. – Сколько можно повторять…

– Привет, Француз! – произнесла Светлана. – Чем занимаешься? Роман кропаешь?

Из трубки донесся вздох.

– Сычиха, не трави душу.

– За Сычиху – в пятак! – улыбнулась Светлана.

– А за «кропаешь» – по уху! – парировал ее собеседник.

Светлана улыбнулась шире.

– Ладно, квиты. – И тут же нахмурилась. – Глеб, мне надо с тобой поговорить. Не по телефону.

Глеб хмыкнул.

– Я должен выполнить работу МУРа?

Светлана вздохнула.

– Не до шуток речь о Дашке. И не только.

После короткого молчания Глеб уточнил:

– Что-то из ряда вон?

– Похоже. Думаю, что ты единственный, кто не сочтет, что я свихнулась. Могу я к тебе заехать?

– Дурацкий вопрос. Прямо сейчас?

– Позднее. Ты ведь дома?

– Пока – да. Но в пять у меня чертов педсовет.

Светлана взглянула на часы.

– До пяти я обернусь.

– Свет! – раздался голос из трубки. – Не наделай за это время глупостей!

– Не волнуйся, – заверила Светлана, – ни я, ни Дашка глупостей не наделаем. Обычная рутинная работа.

– Особенно у Дашки, – усмехнулся Глеб. – Она просто обожает рутину.

На этом они синхронно дали отбой. И немного успокоенная Светлана пошла к автобусной остановке.

7

Отпустив класс на перемену, Даша отправилась в школьную столовую. Ученики всех возрастов таращились на ее фигуру и ноги, красоту которых подчеркивало короткое облегающее платье. Все, однако, было спокойно, пока дело не коснулось 10-го «Б». Во-первых, в этом классе, увы, преподавался французский язык, что лишало ребят удовольствия лицезреть на уроках красавицу-англичанку, и во-вторых, в классе этом учились знаменитые на всю школу Леня Рюмин и Гуля Шарипова. Когда англичанка проходила мимо, 10-й «Б» в полном составе кучковался у кабинета математики. Гуля Шарипова, за лето еще больше похорошевшая, при виде Даши пихнула закадычного друга локотком. Леня Рюмин, повзрослевший и возмужавший, но сохранивший на лбу тот же задиристый чубчик, принял сигнал и, как повелось в американских фильмах, свистнул училке вслед. Звучок получился хилый, но товарищи по учебе замерли от восхищения Лениной крутостью.

Даша обернулась.

– Кто свистел?

Десятиклассники сплоченно безмолвствовали.

Даша посмотрела Лене в глаза.

– Стыдно признаться?

– Чего стыдиться-то? – заелозил Леня. – Когда выражаешь самые светлые чувства…

Класс захихикал.

Даша строго заметила:

– Светлые чувства так не выражают.

– А как? – полюбопытствовала Гуля. – Может, научите?

– Запросто. – Сунув в рот два пальца, Даша издала разбойничий свист, от которого кто-то подпрыгнул, а кто-то заткнул уши. – Примерно вот так, – заключила она и продолжила путь в столовую. Но далеко отойти не успела.

По коридору примчалась директриса. Бесформенное платье кирпичного цвета, как знамя, трепыхалось на ее тощем теле. Обернутая вкруг затылка жиденькая коса воинственно съехала набекрень, а бледные щеки от гнева пошли пятнами.

– Кто свистел? – жестко прозвучал тот же вопрос.

Ответом так же было молчание.

Директриса приблизилась, чеканя шаг, как статуя Командора.

– Десятый «Б», я снимаю вас с занятий. Отправляйтесь по домам, и чтобы завтра к восьми все явились с родителями. Ясно?

– С обоими или можно с одним? – уточнила Гуля Шарипова, но никто не засмеялся.

Проигнорировав ее реплику, директриса повысила голос:

– Вам ясно, спрашиваю?!

Даша подошла с виноватым видом.

– Зинаида Павловна, свистела я.

Директриса отмахнулась.

– Дарья Николаевна, не надо их выгораживать: на шею сядут. В общем, так, десятый «Б»…

Красный как рак Леня выступил вперед.

– Это я свистел, Зинаида Павловна.

Директриса смерила его взглядом.

– Думаешь, я удивлена? После каникул, Рюмин, ты совсем развинтился. Завтра к восьми приведешь родителей. В дневник записать или так запомнишь?

Даша тронула директрису за плечо.

– Честное слово, свистела я. Он не умеет.

Директриса нахмурила брови.

– Дарья Николаевна, я просила бы вас не вмешиваться. В конце концов это неэтично.

Обреченно вздохнув, Даша сунула два пальца в рот и свистнула второй раз. И вновь кто-то подпрыгнул, кто-то заткнул уши. У директрисы отвисла челюсть. После продолжительной паузы она пробормотала:

– Родители отменяются, Рюмин. Не бери на себя лишнего: тебе и своего хватает. А вас, Дарья Николаевна, прошу в мой кабинет. – Сжав тонкие губы, она зашагала по коридору.

Леня Рюмин понуро теребил чубчик. Следуя за директрисой, Даша обернулась и показала ему кулак. Тут прозвенел звонок, и школьники от мала до велика устремились в классы.

На лестничной площадке между этажами директриса резко остановилась, и Даша едва на нее не натолкнулась. Поправив косу на затылке, директриса произнесла:

– Хотелось бы знать, Дарья Николаевна…

– Зинаида Павловна, – перебила Даша, – делайте со мной что угодно, только не увольняйте. Честное слово, я больше не буду.

Директриса вздохнула. Затем сунула в рот два пальца и подула. Ничего не получилось.

– Хотелось бы знать, – сказала она, – как это у вас получается?

Даша воззрилась на нее в изумлении.

Директриса снова дунула в два пальца. С тем же успехом.

– Научите? – спросила она деловито.

Даша покачала головой.

– Ни за что.

– Почему?

– Если директора школ начнут свистеть, к чему это приведет?

Директриса хихикнула.

– Так и слышу интонации Глеба Михайловича.

Из спортзала по лестнице взбежал учитель физкультуры.

– Тебя-то мне и надо! – обратился он к Даше. – Добрый день, Зинаида Павловна.

– Мы уже здоровались, Станислав Андреевич.

Физкультурник раздвинул в улыбке веснушки.

– Должен же я отреагировать на ваше присутствие.

– Вовсе не обязательно. – Директриса пошла по лестнице вверх. – Между прочим, – бросила она Даше, – был звонок, свистушка… э-э… свистунья!

Стас в недоумении посмотрел ей вслед.

– Что это с ней?

– Не спрашивай, – отмахнулась Даша. – Из-за Леньки с Гулькой я так вляпалась…

– Даш, – перебил физкультурник, – есть разговор.

Даша попятилась.

– У меня урок, Стас. Давай попозже.

– Полминуты, – заверил Стас. – Заходила Светка и велела тебе передать, чтобы ты была осторожней со своим ухажером.

Даша округлила глаза.

– С кем, с кем?

– С этим, как его… с Куроедовым.

– О, господи! Стас, я пойду…

– Погоди. – Стас придержал ее за руку. – Светка просила, чтобы я проводил тебя домой. Куроедов этот вроде в убийстве замазан.

– Черт с ним! – Даша продолжала пятиться. – Не надо меня провожать. Спасибо.

– Даш, не хорохорься. Светка зря паниковать не будет.

– Знаю, Стас. Но после педсовета меня заберет Глеб.

Стас посмотрел на нее с удивлением.

– Глеб попрется на педсовет? В свой выходной?

Даша кивнула.

– Зуб давал.

Стас развел руками.

– Тогда что ж… тогда порядок.

Хлопнув его по плечу, Даша побежала вдоль коридора, влетела в класс и произнесла по-английски:

– Привет! Прошу прощения.

Класс встал. Ученики улыбались.

8

На уроке Леня и Гуля сидели, как на иголках. Проходили чертовы неравенства с чертовыми логарифмами. При этом Гуля шипела Лене в ухо:

– Мы ее подставили! Понимаешь – подставили!

– Что ей будет? – отговаривался Леня. – Родителей, что ли, вызовут?

– Ишак! – негодовала Гуля. – Ее турнуть могут! Будешь доволен?!

– Прямо уж турнуть? – выражал сомнение Леня. – За такой свист орден давать надо.

Учительница математики обратила на них взор. Это была дама лет шестидесяти в строгом сером костюме, сухонькая и седая.

– Рюмин и Шарипова, – проговорила она негромким голосом, – извините, что отвлекаю, но пожалуйте к доске.

Леня приподнялся.

– Если вы так настаиваете, Виктория Александровна…

И Гуля подхватила:

– …мы готовы принять это как деловое предложение…

– … от которого нельзя отказаться, – заключил Леня.

Класс грохнул хохотом.

Математичка осталась невозмутима.

– Рюмин и Шарипова, – сказала она, – я вам не Глеб Михайлович.

– В смысле? – оторопел Леня.

– В том смысле, что годы у меня не те, чтоб с вами пикироваться. К доске оба, живо. Доску пополам. Номер сорок шесть из учебника. Рюмин – неравенство один, Шарипова – неравенство три. Кто уложится в пять минут – пятерка. Кто не уложится… Как там у вас по-французски? Пардонэ муа, мэзами.

Леня и Гуля заскрипели по доске мелом. В классе повисла тишина.

В пять минут уложились оба, решение у обоих было верным.

– Что ж, – констатировала пожилая учительница, – приятно, что вы не такие оболтусы, какими хотите казаться. Давайте дневники, ставлю «отлично».

Гуля положила дневник на стол.

– Хорошо, когда тебя ценят.

– В родном отечестве, – добавил Леня, кладя дневник рядом.

Учительница покачала головой.

– Могу и передумать.

Леня изобразил раскаяние.

– Молчим, как рыба.

– Как две рыбы, – поправила Гуля.

– Запеченные в тесте, – добавил Леня.

Класс прыснул.

Виктория Александровна взглянула на часы.

– Десять минут до конца урока. Я должна сделать сообщение. Поскольку Галина Даниловна уволилась, вопрос о вашем классном руководстве оставался открытым. Теперь могу вам сообщить, что меня уговорили. Вернее, уломали.

Класс глухо загудел. Седая учительница постучала по столу угольником.

– Ну-ка, тихо! Знаю, вы предпочли бы сесть на шею Глебу Михайловичу. Но вряд ли вам позволят избирать классного руководителя демократическим путем. Так что придется нам с вами терпеть друг друга оставшиеся два года. Постараемся, по крайней мере, быть взаимно вежливыми. Вопросы есть?

Гул в классе пошел на убыль. Дождавшись тишины, Виктория Александровна удовлетворенно кивнула.

– Вопросов нет. Тогда обсудим наши общие задачи. Культработа и редколлегия…

Леня и Гуля не слушали: они продолжали шепотом препираться.

– Вряд ли Зинаида сделает оргвыводы, – предположил Леня. – Подумаешь, свист. Не бомба ведь с часовым механизмом.

– Пошел ты со своей бомбой! – разозлилась Гуля. – Только бомбы нам не хватает!

– Я к тому, – оправдывался Леня, – что ничего такого…

– А если ее все-таки турнут?! – напирала Гуля. – Что тогда?! Извините, скажем, шутка! Ножки нам ее понравились! Так, что ли?!

– Чего ты от меня хочешь?! – разозлился в ответ Леня. – Чтоб я ввалился к Зинаиде и встал перед нею на колени?!

Виктория Александровна вновь постучала угольником по столу.

– Месье Рюмин! Понимаю, вам с нами скучно. Но, быть может, снизойдете и черкнете в стенгазету заметку? Что-нибудь типа эссе.

– Какое еще эссе? – буркнул Леня.

Учительница прохаживалась между рядами, заложив руки за спину.

– Об осени, Рюмин, о природе. Что-нибудь простое и непритязательное. Не хотите нас осчастливить?

Гуля выкрикнула:

– Он с удовольствием! У него полно свежих мыслей и наблюдений!

– Леня испепелил ее взглядом.

– К какому это надо дню? – осведомился он хмуро.

– Ко вторнику желательно. Справитесь?

– Э-э… в общем… – промямлил Леня. – В стихах можно?

Послышались смешки. Пожилая учительница и бровью не повела.

– Сделайте одолжение. Уверена, ваши строки украсят стенгазету.

Тут прозвенел звонок, и Виктория Александровна торопливо продиктовала задание на дом. Десятый «Б» ринулся на перемену.

Леня и Гуля устремились к кабинету английского, из которого как раз выходила Даша.

– Дарья Николаевна, ну как? – взволнованно поинтересовалась Гуля.

И Леня добавил:

– Поддержка армии и флота не нужна?

Даша выдержала паузу. В глазах ее плясали чертики.

– Из-за вас, – отчеканила она, – меня лишили северных коэффициентов и надбавки за выслугу лет. Довольны?

– Только и всего? – просияла Гуля. – Рассосется.

А Леня серьезно заявил:

– Не надо было со мной пересвистываться. Не женское это дело.

Даша посмотрела на что-то за их спинами и сказала, понизив ГОЛОС:

– Ленька с Гулькой, линяйте: директор на горизонте.

– Оставьте эти приколы для детсада, – усмехнулся Леня.

И Гуля поддержала:

– Да и там на это никто не купится.

Однако сзади послышался голос директрисы:

– Забыла вас спросить, Дарья Николаевна.

Леню и Гулю как ветром сдуло.

Даша сделала шаг навстречу начальству.

– Может, по пути в столовую? Есть хочу зверски.

Директриса кивнула.

– Пойдемте, я тоже проголодалась. – Они двинулись по коридору. – Простите за педантичность, но… Глеб Михайлович не забыл, что в пять у нас педсовет?

– С утра помнил, Зинаида Павловна. Обещал быть.

– Точно?

– Как в аптеке. Не сомневайтесь.

– Конечно, я не сомневаюсь, но… Дарья Николаевна, не могли бы вы ему позвонить и напомнить еще раз. На всякий случай.

Сквозь толчею учеников они продвигались к столовой, и Даша боролась с искушением дернуть начальство за косу, нелепо обрамлявшую затылок.

9

Глеб наспех перекусил и вновь уселся за машинку. В ожидании Светки Сычовой он облачился в рубаху и заправил ее в джинсы.

На кухонном столе валялись клочки бумаги, среди которых выделялась тонкая пачка листов с текстом, не подвергнутым экзекуции. Колотя по клавишам машинки, Глеб услышал звонок, затем – еще один.

– Иду, Сычова, иду, – пробормотал он, поднимаясь с табурета.

Оказалось, звонили не в дверь – звонил телефон на холодильнике. Взяв трубку, Глеб буркнул:

– Зоопарк слушает.

Приятный мужской голос произнес по-английски:

– Добрый день. Могу я поговорить с лордом Грином?

Брови Глеба удивленно приподнялись.

– Нет ничего проще, – по-английски ответил он. – Какими судьбами, барон Мак-Грегор?

– О сэр! – обрадовался его собеседник. – Простите, не узнал вас!

Глеб смахнул со стола в корзину свои творческие неудачи.

– Богатым буду. Рад слышать вас, барон.

– Ловлю на слове, – хохотнул голос в трубке. – Могу я заглянуть к вам для приватного разговора?

– Разумеется, Ричард. Где вы находитесь?

– Посмотрите в окно, сэр.

Выполнив это указание, Глеб увидел у подъезда голубой «Вольво», рядом с которым стоял господин средних лет в костюме и плаще, сидевших на нем, будто накрахмаленные. Держа возле уха сотовый телефон, господин этот помахал Глебу рукой.

– Автомобиль ваш собственный? – полюбопытствовал Глеб.

– Напрокат взял. – Господин похлопал по кабине «Вольво». – В Москве я на неделю, покупать смысла не было.

– Что ж, Ричард… Поднимайтесь, у меня мало времени.

– О лорд Грин, разумеется! Надолго вас не задержу. – С этими словами невысокий накрахмаленный человечек засеменил к подъезду.

Услыхав щелчок подъехавшего лифта, Глеб открыл дверь.

– Но будь любезен, Ричард, – произнес он раздраженно, – брось к чертям эти титулы.

Барон улыбнулся.

– С удовольствием, Майкл. – Он потоптался в прихожей и с любопытством заглянул на кухню. – С превеликим удовольствием.

– Не снимешь ли плащ? – предложил Глеб.

– Излишне. Ты спешишь, да и я… – Барон вошел в комнату и огляделся. – Как ты живешь в таком убожестве, Майкл?

Глеб пожал плечами.

– Полгода назад, Ричард, ты об этом уже спрашивал. С тех пор ничего не изменилось. Во всяком случае, к худшему.

Барон лукаво прищурился.

– Но теперь, Майкл, мне известно, что ты Мангуст. И теперь, как и тогда, меня не покидает ощущение, – барон отдернул на окне штору, – что ты прячешь здесь даму.

Глеб удивленно посмотрел на него.

– Не знаю, Ричард, то ли смеяться, то ли вытолкать тебя взашей.

Пергаментное лицо барона и вся его крахмальная фигурка выразили раскаяние.

– Извини, Майкл: эйфория. С тех пор, как ты позволил мне сбежать и разгромил наше тайное братство…

– В которое ты настойчиво упрашивал меня вступить, – •ехидно ввернул Глеб.

Барон нимало не смутился.

– С тобой мне было спокойней. Но теперь, когда кошмара этого более не существует, от избытка свободы я веду себя порой, как мальчишка. Прости, Майкл. И огромное спасибо.

Глеб улыбнулся.

– Принято. Итак, чем обязан?

Помедлив с ответом, барон щелкнул пальцами. Из них взметнулись огоньки пламени.

– Теперь, Майкл, – проговорил он с довольным видом, – мы можем не стесняться друг друга, не так ли? Причины тебя побеспокоить у меня две. – Пламя трепетало на пальцах барона. Из кармана его плаща выпорхнула пачка сигарет и повисла в воздухе. – Причина первая. – Из пачки вылетела сигарета и воткнулась барону в губы. – Надеюсь, Майкл, ты поможешь отыскать моих друзей.

Глеб со вздохом присел на диван.

– Ближе к делу, Ричард. Оставь дешевые трюки.

Сжимая сигарету зубами, барон пробормотал:

– Не обращай внимания: эйфория свободы. – Он поднес к сигарете пылающие пальцы, но пламя погасло. Барон вновь щелкнул пальцами – посыпались искры, и вспыхнуло пламя, которое он вновь поднес к сигарете. Пламя погасло опять. – Что за черт?! – Барон сердито стал щелкать пальцами, однако на сей раз не высек даже искорки.

Глеб взглянул на часы.

– Теряем время.

Раздосадованный барон достал из кармана зажигалку и попытался извлечь огонь обычным способом. Огонь не загорался. Барон вновь помянул черта, но сколько ни щелкал зажигалкой, та не срабатывала.

Внезапно зажигалка вырвалась из руки барона и упорхнула в форточку. Следом за ней устремилась сигарета вместе с оставшейся пачкой. Барон оторопело на это взирал.

– В моем доме не курят, – сказал Глеб. – Перейдешь ты наконец к делу?

Опомнясь, барон погрозил ему пальцем.

– Ах, Майкл!.. Ладно, причина первая. Тебе что-нибудь говорит фамилия Ньюгарт?

Глеб пожал плечами.

– Я должен ее знать?

– Возможно. Джордж и Люси Ньюгарты – биохимики из Манчестера. Они сейчас где-то в Москве.

– Не слыхал, Ричард. Мало ли в Москве иностранцев.

– Майкл, это мои друзья. Я их разыскиваю.

– Чем могу помочь? Обратись в местную милицию, в британское консульство…

– Какое, к дьяволу, консульство?! – в досаде перебил барон. – У них неприятности с Интерполом! Я должен их вытащить!

Глеб откинулся на спинку дивана.

– Похоже, Ричард, ты опять имеешь на меня виды.

Барон уставился в пол.

– Просто помоги их разыскать.

– Любопытно, как? Если даже Интерпол не в силах найти.

– У меня есть номер их мобильного телефона.

– Так какого же черта…

– Там никто не отзывается, Майкл, срабатывает автоответчик.

Глеб раздраженно поднялся с дивана.

– Ты остановился в «Метрополе», Ричард?

– Как обычно, – насторожился барон. – И что это нам дает?

– Позвони своим Ньюгартам и продиктуй на автоответчик номер телефона портье: он примет для тебя сообщение. Ничего другого на ум не приходит. А сейчас извини…

– Погоди, Майкл, – засуетился барон. – Есть еще одно дело.

– Только в темпе, Ричард. Самую суть.

– Да-да, в двух словах буквально. – Барон глотнул воздуха. – Здесь в музее этого… как его… Пуч-ки-на, да? Там висит картина Рубенса «Вакханалия». Она производит во мне такие волнующие вибрации… Майкл, помоги мне ее украсть.

Глеб пристально на него посмотрел.

– «Вакханалию», значит? – уточнил он. – Из Пушкинского музея? Взять да украсть?

Барон кивнул.

– Ты ухватил суть, Майкл.

Глеб расхохотался.

– Чтоб мне провалиться: ведь ты не шутишь! Хватит молоть чушь, Ричард. Мне некогда.

Барон вздернул подбородок.

– И каков же ваш ответ, лорд Грин?

Глеб выразительно взглянул на дверь.

– Барон Мак-Грегор, ступайте в задницу.

Накрахмаленный человечек усмехнулся.

– Уверен, Майкл, ты передумаешь. Наверняка ты раздражен из-за женщины. Готов держать пари. – С этими словами барон игриво распахнул дверцу старого шкафа.

И застыл, как соляной столб.

Задняя стенка шкафа отсутствовала. За висевшей на плечиках одеждой раскинулся цветущий зеленый луг. Под сверкающим солнцем там пели птицы и порхали бабочки. Слева виднелся краешек леса, а справа, чуть подальше, серебрилась река. И все это каким-то образом располагалось на уровне шестого этажа московского жилого дома.

Барон переводил взгляд со шкафа на Глеба, с Глеба на шкаф и, казалось, готов был рухнуть в обморок.

Глеб прикрыл дверцу.

– Боюсь, Ричард, в эйфории от обретенной свободы ты заходишь слишком далеко.

– Лорд Грин… Майкл… – залепетал барон, – ведь это же… то, что ты сотворил…

– Как видишь, это не женщина, – подвел итог Глеб. – Уматывай, у меня дела.

Барон покорно засеменил в прихожую.

Тут раздался звонок в дверь. Глеб открыл, и в квартиру ворвалась Светлана Сычова в кожаной куртке нараспашку.

– Извини, задержалась… – Она заметила стоящего за спиной Глеба господина. – Я не вовремя?

– В самый раз, – заверил Глеб.

Барон торжествующе произнес (разумеется, по-английски):

– Все-таки я был прав.

Глеб представил его Светлане:

– Барон Мак-Грегор, неотразимый шотландский мужчина. – Затем по-английски обратился к барону: – Капитан Сычова, Московский уголовный розыск. Насчет кражи картины проконсультируйся с ней. Полагаю, ход будет сильным, Ричард.

Хохотнув, барон проскользнул на лестничную площадку и по слогам произнес:

– До свьи-да-ни-йа.

Глеб захлопнул дверь.

Светлана сняла куртку и повесила на крючок. Под мышкой у нее чернела наплечная кобура.

– Он правда барон?

– Стопроцентный.

– Откуда ты его знаешь?

– Долгая история. – Глеб постучал пальцем по стеклу своих часов. – Сычиха, время! Опоздаю на педсовет – Зинаида пасть мне порвет.

Проходя на кухню, Светлана обронила:

– А за Сычиху – в ноздри.

– Покормить тебя? – предложил Глеб. – Только в темпе.

Светлана покачала головой.

– Я обедала. – Она взяла со стола бумажный лист и вслух прочитала: – «Капитан Сычова вышла из грязновато-красного „Москвича“. На ней было платье в горошек…»

Глеб выхватил у нее свое творенье.

– Что за хамство?! Кто тебя воспитывал?!

Светлана расплылась в улыбке.

– Даже фамилию не изменил, задница.

Глеб положил лист обратно в стопку.

– Фамилии поменяю, когда закончу. Выкладывай, что у тебя.

Светлана просительно протянула руку.

– Дай хоть прочесть страничку.

Глеб показал ей кукиш и прошел в комнату. Вздохнув, Светлана последовала за ним. Она приоткрыла дверцу шкафа.

– Обалдеть! Никак не привыкну! Можно мы со Стасом в выходной зайдем позагорать?

– Что за вопрос! – разозлился Глеб. – Не тяни резину, Свет: опаздываю!

Светлана присела на диван.

– Не дергайся. У подъезда Калитин – домчим тебя в лучшем виде. – Она усмехнулась: – На грязновато-красном «Москвиче».

Глеб мерял шагами комнату.

– Времени все равно в обрез. Приступай.

– Знаешь, теперь я как-то уже не уверена…

– Сычова, давай по-милицейски: голые факты.

Светлана провела рукой по коротким своим волосам.

– Утром за Дарьей увязался хрен на «Мерседесе» – Куроедов. Проследил ее до школы и ломанулся дарить розы…

– Слушай, – Глеб тоже присел на диван, – если бы я разбирался с каждым Дашкиным воздыхателем, ни на что другое времени бы уже не хватило.

Серые глаза Светланы блеснули сталью.

– Этот Куроедов, между прочим, угрохал своего конкурента по бизнесу. Только не говори, что Дашка ему не конкурент.

Глеб кивнул.

– Понял, спасибо. Придется за Дашкой присматривать. – Он поднялся с дивана. – Все? Тогда помчались.

Светлана продолжала сидеть.

– Еще кое-что. – Она помедлила. – Когда этот хрен залез в свою тачку, я сунулась в окно со стороны водилы и начала грамотно давить ему на мозги.

– Могу представить! – ввернул с улыбкой Глеб.

– Он, само собой, запсиховал, – продолжила Светлана. – И тогда… не считай меня фантазеркой, он стал окутываться чем-то вроде темного тумана или дыма… короче, как бы погрузился во мрак. Потом протянул ко мне руку мимо водилы… Глеб, рука его удлинилась, как раздвижная антенна, и меня толкнула. Ну и силища, я тебе доложу… И они уехали. – Светлана встала с дивана. – В общем, это все. Можешь послать меня к доктору.

Улыбка на лице Глеба растаяла. Он положил руку Светлане на плечо.

– Сычиха, ты будешь меня слушаться?

Светлана посмотрела ему в глаза.

– Буду. Что надо делать?

– Не приближайся к нему.

Серые глаза Светланы смотрели растерянно.

– Ты понимаешь, что происходит?

Глеб качнул головой.

– Нет. Но, конечно же, мне это не нравится. Нужно собрать информацию.

Светлана нахмурилась.

– Какого же хрена я должна разевать варежку?

Глеб нахмурился также.

– Я не говорю: не следи за этим Куроедовым! Я говорю: наблюдай на расстоянии, не суй нос в его машину и в другие интимные места! Разве не понятно?!

– Умеешь объяснить, – буркнула Светлана.

Они двинулись наконец к двери, надели куртки – и тут зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Глеб сдернул трубку с холодильника.

– Ты еще дома! – возмутился голос Даши. – Каналья ты и бестия при том! Зинаида Павловна, слыхали, как я его отчитала? – Рядом прозвучала невнятная воркотня директрисы, затем – вновь голос Даши в трубку: – Дуй сюда, чтоб пятки сверкали!

– Как ты там? – полюбопытствовал Глеб. – Поклонники не одолевают?

Светлана усмехалась в дверях.

Даша ответила:

– Какие на фиг поклонники? Тут учебный процесс. Кроме Леньки с Гулькой, меня не одолевает никто.

Глеб хмыкнул.

– Против Леньки с Гулькой я бессилен. – Дав отбой, он вернул трубку на холодильник. – Вперед, Светка! Горю синим пламенем!

Они выскочили из квартиры и, захлопнув дверь, помчались вниз по лестнице. Затем, после короткого спурта, нырнули в красный «Москвич»: Светлана – на место рядом с водителем, Глеб – на заднее сиденье.

– Здравия желаю, товарищ майор! – проговорил он.

Алексей Калитин обернулся через плечо.

– Привет, Француз. Все торопишься куда-то?

– Гони в школу, Леш! – скомандовала Светлана. – Мигалку вруби: опаздываем!

Хмуро на нее покосившись, Алексей покатил со двора.

– Капитан Сычова, кто здесь начальник, я или ты?

– Ты, Леш, ты! Езжай шустрей!

– Если я начальник, Сычова, у меня вопрос: почему я тут извозчиком работаю?

Вопрос остался без ответа. Но, когда выехали на шоссе, Алексей все же врубил мигалку. А Светлана задумчиво произнесла:

– Меня вот что интересует: кто такие Ленька с Гулькой?

– О! – отозвался Глеб сзади. – Эт-то надо видеть!

10

После занятий Леня Рюмин и Гуля Шарипова направились к метро. Солнце скрылось в тучах, но стояла теплынь, и куртки на ребятах были распахнуты. В отличие от большинства одноклассников Леня и Гуля не носили за спиной ранцев – они шли, помахивая портфелями.

– Двигаем ко мне? – тряхнул чубчиком Леня.

– Питаться и делать уроки? – уточнила Гуля.

– Имеешь что-то против, восточная женщина?

– Скучновато, бледнолицый брат.

Леня выдержал паузу.

– Будешь капризничать?

– Еще не решила. – Гуля извлекла из кармана сотовый телефон. – Ладно, поставлю в известность кишлак, чтоб розыск не объявили. – Набрав номер, девочка принялась отпрашиваться по-таджикски.

Желтых листьев на деревьях было много, они падали при порывах ветра. Однако и зеленых листьев было немало, и они держались изо всех сил. Когда Гуля сунула телефон в карман, Леня осведомился:

– Как там, в кишлаке?

– Требуют, чтоб я берегла честь. – Гуля потянула его за рукав. – Пошли, полно уроков. Тебе еще стихи в стенгазету писать.

Леня хлопнул себя по лбу.

– Черт, была же светлая мысль! – Он потянул Гулю в противоположную сторону. – Пошли на автобус.

– Зачем?

– Поехали к Сашке. Помнишь малявку, с которым нас Глеб познакомил?

– Конечно. И что с того?

– Гуль, из него стихи прут вот так! – Леня щелкнул пальцами. – Помнишь, Глеб нахваливал?

Гуля смотрела на него сердитыми карими глазами.

– Рюмин, знаешь, ты кто? Ишачий ты сын.

– Но-но, мой папа не ишак, а чекист. Прошу не путать.

– За папу извиняюсь. Но сам ты… Этот Саша, по-твоему, спит и видит, как бы настрочить за тебя в стенгазету?

Леня разозлился.

– А по-твоему, я сам стихи напишу?! – Он постучал себя по лбу. – Не моя, Гуль, область!

– Тогда отболтайся.

– Ну да, у Виктории отболтаешься! Припомнит потом по случаю… Поздняк метаться. Едем к юному дарованию. – Леня зашагал к остановке.

Гуля его догнала.

– Адрес хоть помнишь?

– Если б не помнил, – буркнул Леня, – не вылез бы со стихами. Хватило бы ума.

Тут подошел автобус, и ребята, пробежавшись, в него вскочили. Ехать предстояло минут двадцать, до остановки «Дом игрушек», но свободных сидений, слава богу, хватало. Пропустив Гулю к окошку, Леня принялся развлекать ее беседой, состоявшей в основном из перемалывания мелких школьных событий. Когда они вышли из автобуса, моросил дождик.

– Могли бы завтра заехать, – поежилась Гуля.

– Нет уж. – Леня уверенно двинулся по асфальтовой дорожке, петляющей меж домов. – Если филонишь, надо филонить грамотно. Мало ли что случится завтра.

Они приблизились к дому, где проживал девятилетний поэт Саша. И картина, представшая их взорам, была, мягко сказать, удручающей. «Юное дарование» стояло, прижавшись к стене школьным ранцем, под ветвями желтеющего клена. В руках «юного дарования» билась перепуганная кошка, а трое мальчишек лет одиннадцати агрессивно на них наседали. На Сашу и кошку то есть. Один из агрессоров держал пластиковую бутылочку, наполненную, похоже, водой. Двое других – размахивали жестяными банками пива. И тот, у которого была вода, совал ее Саше в лицо.

– Не ссы, тормоз, глотни! Прикольно будет!

Саша отчаянно отбивался ногами. И кошка, будто с ним заодно, норовила цапнуть противников лапой. Дождик усилился, народу вокруг не было ни души.

Леня с Гулей переглянулись.

– Что за пассаж? – пробормотал Леня. – И какой в нем смысл?

– Стоять будем?! – сверкнула глазами Гуля. – Посмотрим и порассуждаем, да?!

Леня хмыкнул.

– О'кей, вдарим по мелкоте! – Он зашагал к арене действий. – Эй, шелупонь! Ну-ка, брысь!

Взгляды мальчишек обратились на него. На лицах нападавших не было ни испуга, ни растерянности – только злость.

– Что еще за крендель? – осклабился один из них, хлебнув пива.

– Клизму захотел! – предположил другой, державший воду.

Эти мальчишки учились, вероятно, в классе шестом, а Леня Рюмин – в десятом. Но ему стало не по себе.

– Пошли вон, – произнес он без должной уверенности.

Мальчишка вновь хлебнул пива.

– Ну давай, прогони нас!

Повисло молчание. Прижатый к стене Саша, пользуясь передышкой, отпустил кошку. Кошка с удовольствием дала деру. Никто ее не преследовал.

– Ну так че, крутой? – скалился на Леню шпаненок с пластиковой бутылкой. – Махаться будем или как?

Героем Леня не был. Но за спиной у него стояла Гуля. К тому же «юное дарование», освободясь от кошки, заехал ближайшему придурку по скуле. И Леня ринулся в битву: в одной руке – портфель, в другой – неукротимая ярость. Тут и Гуля кинулась на подмогу.

– Прочь, шакалье дерьмо! Уши поотрываю! – вопила она.

Саша, подросший за лето, но все такой же худой и вихрастый, с немой свирепостью орудовал кулачками. Получилось, так сказать, трое на трое. Шпанята, однако, оказались увертливы и сильны не по возрасту, и неизвестно, чем бы эта свара закончилась, если б мимо не проехал милицейский патруль. Даже не глянув на драку, менты покатили дальше. Но шпанята задали стрекача, и вожачок их прокричал:

– Запомним вас! Еще встретимся!

– Хоть сейчас! – хорохорился Леня, отряхивая брюки. И, не получив ответа, с облегченьем обратился к Саше: – Ну, что тут у вас за дела?

Саша поправил на плечах ранец.

– Куртку порвали, падлы. От бабушки влетит.

Гуля потрогала его рукав.

– Чего они хотели, Саш? Кошка твоя?

Саша мотнул вихрастой головой.

– Кошку они хотели из бутылки напоить. Она верещала, а я проходил мимо и… В общем, выхватил кошку – и драпать. Они – за мной. Обступили и тычут бутылкой в рожу. «Выпей, – говорят, – отпустим», – «Щас, – говорю, – разбежался!» Они ржут: «Думаешь отрава?» И глотнули по очереди. Я послал их подальше. Тут вы нарисовались.

Гуля застегнула пуговку на его рубашке.

– Что в бутылке-то? Пахнет чем?

Саша чуть подумал.

– Ничем. Вода вроде.

– Ну и выпил бы, – усмехнулся Леня. – Великое дело.

Саша бросил на него взгляд.

– Ты дурак?

У Лени покраснели уши.

– Но-но, малявка, фильтруй базар. Они же пили, сам говоришь. А тебе, что ли, гордость не позволяет?

Саша вновь подумал.

– Леня, – сказал он, – я не делаю того, что меня заставляют делать.

Леня раздраженно тряхнул чубом.

– Слушай, бэби, сколько тебе лет?!

Гуля пихнула его портфелем.

– Помнишь, зачем мы пришли?

Леня вздохнул.

– Саш, у меня к тебе просьба…

– Заходите в дом, – пригласил Саша. – Посидим, чайку попьем.

Гуля шагнула к подъезду, но Леня покачал головой.

– Спасибо, нет времени. Уроков до черта. А тут еще задали стих об осени написать. Вот я и подумал: если б ты помог…

– Нет проблем. – Сашину мордашку озарила улыбка. – Ты ведь, блин, мне жизнь спас.

Гуля хихикнула. А Леня так и взвился.

– Слушай, не хочешь – не надо! За спрос денег не берут.

– К какому дню? – уточнил Саша. – Об осени так об осени.

– Ко вторнику, – воспрял духом Леня. – В понедельник мы могли бы к тебе заехать и забрать. Сделаешь?

Саша кивнул.

– Заходите в понедельник.

Леня отсалютовал, развернулся и пошел.

Гуля потрепала Сашу по вихрам.

– Пока, вундеркинд. – И двинулась за Леней.

– Гуль! – окликнул ее мальчик. – Ты заметила, что эти оглоеды как бы дымились.

Гуля растерянно обернулась.

– Не выдумывай.

Леня также остановился и воззрился на Сашу.

– Капал дождик, – сказал он, – на них падала тень от дерева… Оптический эффект.

– Какая тень?! – возмутился Саша. – Черный дымок их окутывал. Они были как бы в сумраке.

Леня хохотнул.

– Неплохо для юного дарования. Развей этот образ. Гуль, погнали, а то пролетим с уроками.

Гуля помахала Саше рукой.

– До понедельника! – И поспешила прочь.

– Гуль! – крикнул Саша. – Ты заметила, я знаю!

Мальчик вошел в подъезд, поднялся на свой этаж и позвонил в квартиру. Открыла ему горбатая старушка с усталым лицом.

– Где тебя носило? Обед остыл. – Она заметила порванную куртку. – Господи, опять дрался! Когда это прекратится?!

– Ба, отстань, – буркнул Саша, раздеваясь.

– Что значит «отстань»?! – возмутилась старушка. – Одежда на тебе горит прямо, не напасешься!

Из-за спины старушки выглянула пятилетняя девочка с плюшевым медведем в руках.

– Ой, какой чума-азый! – пропищала она. – Как поросенок.

Саша хмуро на нее покосился.

– Отвали, Танька. Пока не схлопотала.

Танька тоже подросла за лето. Она перестала в разговоре путать буквы «р» и «л» и четко произнесла:

– Вредный и противный! Майкл, – обратилась она к медвежонку, – дай ему по роже!

Плюшевый мишка сохранял невозмутимый вид и, судя по всему, приказ этот выполнять не собирался. Саша, однако, отреагировал с неуместным пылом:

– Заткнись, болтушка! Прикуси язык!

Бабушка всплеснула руками.

– Как ты стал разговаривать! Грубости да хамство! Вот позвоню сейчас Глебу…

– И я позвоню Глебу! – ввернула Танька. – И скажу, как ты обзываешься!

Мальчик швырнул ранец в угол.

– Отстаньте обе! Надоели! – Он захлопнул за собой дверь комнаты. – Звоните кому угодно!

– Шучу, думаешь?! – крикнула из-за двери бабушка. – Сию же минуту звоню Глебу!

Она подошла к телефону, набрала номер и, выслушав семь долгих гудков, повторила набор. Затем старушка положила со вздохом трубку и отправилась на кухню разогревать обед.

Саша неслышно возник у нее за спиной.

– Ну как, позвонила?

– А как ты думал? – громыхнула посудой бабушка. – Не подходит у него никто.

– Само собой, – кивнул мальчик. – Станет он дома рассиживать.

Бабушка хмуро обернулась.

– Думаешь, такое поведение сойдет тебе с рук? Не надейся: попозже позвоню опять.

Саша улыбнулся.

– Давай-давай. Удачи тебе.

11

С опозданием на десять минут Глеб вбежал в пустынный вестибюль. Охранник сонно ему кивнул.

– Началось? – Глеб снял на ходу куртку.

– Что? – зевнул охранник.

– Педсовет, Петя. Что же еще?

– Мне лично не докладывали.

Глеб метнулся было в раздевалку, однако заметил приближающуюся директрису. На ней было пальто, форма и цвет которого могли бы повергнуть в ужас обитателей зоопарка. А жиденькую косу вокруг затылка прикрывал такой симпатичный платочек, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать.

– Опаздываем, Глеб Михайлович! – упрекнула она. – Как всегда, опаздываем!

Глеб удивленно сверился с часами.

– Неужто успели закончить?

С улыбкой Джоконды директриса похлопала его по плечу.

– На ваше счастье, дорогой мой, педсовет отменился. Меня срочно требуют в министерство.

Она собралась проследовать к выходу, но Глеб непочтительно придержал ее за локоть.

– Как это отменился? Зинаида Павловна, вы дернули меня в мой выходной и полагаете, в этом мое счастье?

Бледные щеки директрисы порозовели.

– Поверьте, Глеб Михайлович, для меня самой этот вызов – как гром среди ясного неба. Но министерству я условий не диктую, а педсовет наш…

– Плевал я на министерство!

– …педсовет мылегко перенесем на следующий четверг.

Молодой охранник, стряхнув сонливость, наблюдал эту пикантную сцену.

– Что-о?! – взревел Глеб. – Опять на четверг?!

Директриса смотрела с вызовом.

– Четверг, Глеб Михайлович, наиболее удобен для большинства преподавателей!

– Вот и отлично! Заседайте без меня!

– Нет, Глеб Михайлович, мы будем заседать с вами! Пустите руку, я опаздываю! В отличие от вас я к этому не привыкла!

Глеб смущенно ее отпустил.

– Извините. Только на педсовет я не явлюсь.

– Явитесь как миленький!

– Посмотрим!

Со второго этажа по лестнице сбежал учитель физкультуры. Его рыжие кудри были расчесаны, а веснушки раздвинулись в улыбке.

– Вот и ты! – приветствовал он Глеба и крикнул, задрав голову: – Даш, спускайся: он здесь! – И прошагал к двери. – Едем, Зинаида Павловна. Успеете, не волнуйтесь.

Глеб полюбопытствовал:

– Ты куда, Стас?

Физкультурник приоткрыл входную дверь.

– Подброшу Зинаиду Павловну до министерства.

– Карьеру делаешь? – съязвил Глеб.

– Кто запретит? – подмигнул Стас, выходя.

Глеб буркнул вдогонку:

– Подпевала кулацкий!

– Как остроумно! – прокомментировала директриса, задержавшись на выходе. – А на педсовет вы придете, иначе… иначе в нос дам! – Дверь за ней захлопнулась.

Тут по лестнице с царственной неторопливостью спустилась Даша. Она была уже в плаще, и пепельная ее грива трепетала на плечах при каждом шаге.

– Разбуянился. – Она взяла Глеба под руку. – Склочник и горлопан.

Глеб вздохнул.

– Зла не хватает. Летел сюда сломя голову, а мне говорят: «Спасибо за попытку. Ну-ка, еще разок».

Даша прыснула.

– Кошма-ар!

Простившись с охранником, они вышли. Мелкий дождик не прекращался. Даша подняла воротник плаща.

– А утром, – сказала она, – было солнце и были розы.

Глеб кивнул с комичной серьезностью.

– Наслышан.

– Сычова стукнула?

– Кто ж еще?

Они забрались в «жигуленок», Глеб включил «дворники» и лихо взял с места. Даша приклонила голову на его плечо.

– А у тебя что было интересного? Кроме скомканных листов.

Глеб усмехнулся.

– Меня посетил барон Мак-Грегор. Помнишь такого?

– А то! – Даша подняла голову с его плеча. – Что он хотел?

Сквозь дождь «жигуленок» мчался в транспортном потоке к дому.

– Он высказал два желания, – ответил Глеб. – Одно… Держись крепче, чтоб не упасть. Барон предложил мне украсть из музея «Вакханалию» Рубенса.

– Да ладно!

– Ей-богу.

В изумрудных Дашиных глазах сверкнули искорки.

– Любовь моя, надеюсь, ты согласился?

Глеб кивнул.

– Угу, этой ночью и приступим.

Даша рассмеялась.

– Ладно. А второе желание?

– Второе не столь эффектно. Он хотел, чтобы я разыскал в Москве его английских друзей. Каких-то биохимиков.

12

Барон Мак-Грегор вышел из взятого напрокат «Вольво». Вечерело. Дождь моросил беспрестанно. Ежась, барон вошел в фойе «Метрополя». Публика здесь фланировала солидная, несуетливая и, главное, малочисленная. Портье за стойкой – в смокинге, с манерами виконта – приветствовал Мак-Грегора почтительным полупоклоном, изобразив радость от его лицезрения. Оно и понятно: барон не скупился на чаевые. Фойе было освещено, что называется, в театральной традиции: весьма празднично – для демонстрации нарядов и драгоценностей, однако не слишком ярко – чтобы скрыть гримировку на лицах дам.

У стойки дежурного барон приоткрыл рот для вопроса, но портье вопрос предвосхитил.

– Вам звонили, мистер Мак-Грегор, – доложил он на хорошем английском. – Пять минут назад. Женщина.

Барон, невысокий, чистенький и будто накрахмаленный, воззрился на служителя отеля. Портье, преданно глядя ему в глаза, молчал как рыба. Мак-Грегор извлек из бумажника двадцатидолларовую купюру и припечатал ладонью к стойке.

– Имя, – потребовал он.

И дежурный доверительно сообщил:

– Назвалась Люси Ньюгарт.

Барон убрал руку со стойки, и купюра исчезла в кармане портье. Мак-Грегор не сводил с него взгляда.

– Леди оставила адрес?

– Нет, сэр. Она перезвонит завтра между четырьмя и пятью часами.

Барон задумчиво массировал подбородок.

– Вы дежурите в это время? – осведомился он. – Или кто-то вас сменит?

Портье сверкнул улыбкой.

– Завтра я на месте до девяти вечера.

– О'кей, проследите за моими звонками.

– К вашим услугам, сэр.

Отойдя от стойки, барон подумал, что в этой стране сервис все же налаживается. За спиной он услыхал незнакомый голос:

– Мистер Мак-Грегор, не уделите ли мне три минуты своего драгоценного времени?

Обернувшись, барон увидел азиата неопределенного возраста с небольшим шрамом над левой бровью.

– Вам известно мое имя? – произнес барон сухо.

Азиат с улыбкой поклонился.

– Случайно, мистер Мак-Грегор. Во-первых, я имел честь лететь с вами из Лондона одним рейсом. А во-вторых…

– Не припомню вас, – бесцеремонно перебил барон.

– Вероятно, потому, сэр, что для вас мы, японцы, все на одно лицо. – Незнакомец поклонился с той же улыбкой. Его английский был вполне сносен. И ростом японец был столь невзрачен, что барон, который на каблуках едва достигал ста шестидесяти сантиметров, взирал на него сверху вниз. – А во-вторых, – продолжил японец, кивнув на портье, – этот бой назвал вас по имени. Простите, мистер Мак-Грегор, я не заткнул уши.

Барон усмехнулся.

– И что же вам угодно, мистер… э-э…

– Этот бой, – кивнул японец на портье, – произнес имя Люси Ньюгарт, которое, как я понял, хорошо вам известно. Я тоже биохимик, мистер Мак-Грегор. Мы с Люси и Джорджем незнакомы, хоть и работаем в смежных областях. Я надеюсь с ними встретиться. Разумеется, если вы, мистер Мак-Грегор, соблаговолите мне в этом содействовать.

Барон пристально смотрел на японца.

– Вы остановились в этом отеле?

– Да, сэр. Иначе как бы получил счастливую возможность встретить вас снова?

– Простите… Э-э… как вы сказали ваше имя?

Шрам над бровью японца чуть покраснел.

– Мое имя ничего не скажет вам, мистер Мак-Грегор. С Люси и Джорджем я также незнаком, хоть считаю их лучшими в нашей области. Когда полгода назад они были в Токио на конгрессе, я не имел возможности засвидетельствовать им мое безграничное восхищение. Зато теперь с вашей помощью, надеюсь… У меня неплохая частная лаборатория, мистер Мак-Грегор. Я намерен сделать Люси и Джорджу предложение, которое, уверен, их заинтересует.

Барон массировал подбородок.

– Что за предложение?

– При всем уважении, мистер Мак-Грегор, – японец поклонился, – я не предполагаю в вас специалиста в данной области науки. Вряд ли я сумею растолковать вам суть проблемы. Свое предложение я готов озвучить лишь перед Люси и Джорджем. В вашем присутствии, если угодно. Должен, однако, заметить, мистер Мак-Грегор, времени у нас мало: сделка может расстроиться.

Барон вставил в рот сигарету и задумчиво задержал возле нее руку.

Японец безмятежно улыбался.

– Такое впечатление, мистер Мак-Грегор, будто вы собираетесь высечь огонь из пальцев.

В смятении барон принялся хлопать себя по карманам.

– Глупости… Просто зажигалку потерял, выронил из окна… Как вы узнали, что Ньюгарты в Москве?

Лицо японца было непроницаемым. Он достал свою зажигалку, щелкнул и дал барону прикурить.

– Всегда ношу с собой. На всякий случай. А разве они не в Москве, мистер Мак-Грегор? Из вашего разговора с портье я понял, что…

– О'кей. – Барон махнул дымящей сигаретой. – Я проинформирую Джорджа и Люси, что их коллега просит о встрече. Думаю, возражать они не будут.

Шрам над бровью японца вновь покраснел.

– Когда мне ждать ответа, сэр?

Барон сделал неопределенный жест.

– Ну, в общем… Мы остановились с вами в одном отеле. В каком вы номере, кстати?

Японец поклонился, скрывая выражение глаз.

– Я сам разыщу вас, мистер Мак-Грегор. – Он направился к лифтам и, не оглядываясь, обронил: – Будьте осторожны: здесь курить запрещено.

– Не выставят же меня за это вон, – пробормотал барон. – Хотел бы я и сам знать, где эти чертовы Ньюгарты.

Погруженный в размышления, он расхаживал по фойе, дымя сигаретой. Разумеется, его не выставили.

13

Супруги Ньюгарты, послужившие поводом для знакомства Мак-Грегора с низеньким японцем, нашли приют на подмосковной даче в Голицыно. Дача была столь роскошной, что их дом в Манчестере по сравнению с ней выглядел жалкой лачугой. И биохимическая лаборатория, которую отгрохал супругам владелец дачи в двух смежных комнатах, могла бы вызвать зависть у большинства коллег. Но Джордж и Люси окрыленными себя не ощущали, хотя проводили в лаборатории по шестнадцать часов в сутки. Обстановка и окружение действовали им на нервы. Однако в положении супругов, как Ньюгарты его понимали, выбирать особо не приходилось.

Джордж, мужчина лет пятидесяти, имел солидное брюшко и плешь, вокруг которой курчавились светлые волоски. На лице его выделялись голубые глаза и нос картошкой – типичная рязанская физиономия. Тем не менее Джордж был, что называется, чистокровным англичанином.

Люси, дама сорока пяти лет, худосочная, высокая, с орлиным профилем, смотрелась как истинная британская леди, хотя в девичестве носила фамилию Куроедова. То есть Владимир Куроедов являлся ее племянником и владельцем дачи одновременно. И это обстоятельство отнюдь не улучшало настроение супругов.

– Надоел он мне, – заявил Джордж, уставясь в окуляр микроскопа. – Осточертел, как пудинг тетушки Мэг. Дай-ка образец три-один-S.

Люси подала ему предметное стеклышко с лоскутком шерсти, пропитанным экспериментальным раствором.

– Но, Джордж, – возразила она мягко, – ведь он столько для нас делает. Мы здесь в таких условиях…

– Как в тюрьме. – Джордж изучал под микроскопом поданный лоскут. – Так-так… Структура обозначилась… Но как-то смутно. Люси, он не для нас старается, а для себя. Надеется нажиться на моем красителе.

– Дорогой, ведь это естественно. Владимир вложил в нас такие деньги… Притом учти: он успешно торгует автомобилями, и мы не единственный свет в его окошке. – Люси аккуратно раскладывала на лабораторном столе стеклышки с образцами материи. – Он богат и не мелочен, дорогой. Это окупает многое.

– Богат?! – возмутился Джордж Кудряшки вкруг его плеши воинственно топорщились. – Когда я запатентую СКН, в сравнении с нами он будет выглядеть нищим и хорошо это знает! Потому и пускает слюни!

Наклонившись через стол, Люси погладила мужа по голове.

– СКН еще надо создать, дорогой. У нас много работы.

Джордж оторвался от окуляра микроскопа.

– Хочу домой, в Манчестер.

Люси опустила взгляд.

– Будь умницей, дорогой. Это невозможно.

Помолчав, Джордж произнес в досаде:

– Тогда устрой так, чтоб твой чокнутый племянник не попадался мне на глаза.

– Джордж, не выдумывай. Он не чокнутый.

– Чокнутый, чокнутый. Особенно – последний месяц. Возбужден, точно под кайфом, взгляд бегает… Не замечала?

Люси пожала плечами.

– Ерунда, наркотиков он не употребляет. Ты переутомился, дорогой. Может, отдохнем денек? Кстати, я звонила Ричарду в отель – не застала. Поговорила с портье.

Лицо Джорджа оживилось.

– Оставила Ричарду адрес?

Люси покачала головой.

– Не думаю, что это было бы благоразумно.

– Чушь! – отмахнулся Джордж. – Я хочу видеть Ричарда! Когда позвонишь ему в следующий раз…

Тут в лабораторию ввалился Куроедов с начальником охраны и двумя амбалами. Племянник был в шелковом халате с драконами, обвивавшими хвостами его обильные телеса.

– О чем треп? – спросил он по-английски. – Не обо мне ли?

– Много чести! – отозвался Джордж, взирая в микроскоп. – Не могли бы вы отсюда убраться?

Куроедов с усмешкой тряхнул длинными волосами.

– Ах, дядюшка! За что вы меня так не любите?

– Черт лысый тебе дядюшка! – буркнул Джордж.

Приблизившись к племяннику, Люси наклонилась, будто собиралась клюнуть его своим орлиным носом.

– Не обижайся, Володя, – проговорила она по-русски. – Джордж устал и не в духе.

Куроедов потрепал тетку по плечу.

– Твой Джордж всегда не в духе. – Толстяк казался навеселе. Его покрасневшие глаза словно увеличились в объеме. – Но все равно, тетя Людочка, я обожаю старину Джорджа. Вы приготовили мне бульон?

– Субстанцию, Володя, – поправила Люси. – Приготовили. Но зачем она тебе в таком количестве?

– Растения поливаю, тетя Людочка. Эксперимента ради.

Джордж обратил взор на жену.

– Что он там болтает? – Когда Люси перевела, Джордж хмыкнул. – Растения, как же. Не удивлюсь, если он эту субстанцию пьет.

Куроедов хмыкнул в ответ.

– Странные мысли, дядюшка! – И обратился к тетке по-русски: – Где бульон?

Люси указала на пластиковые канистры. По кивку племянника начальник охраны и амбалы, взяв канистры, направились к выходу.

– Момент! – Заступив дорогу начальнику охраны, Джордж стал разглядывать его оттопыренные уши на фоне света лампы. – Интересный материал. Стоит попробовать.

Губы Люси дрогнули в улыбке.

– Дорогой, прекрати.

– Что прекратить? – Выпятив брюшко, Джордж изучал физиономию полковника МУРа в отставке. – Я и не приступил еще.

Начальник охраны взглянул на своего босса.

– Володь, что ему надо?

Куроедов хохотнул.

– Хочет уши твои покрасить. Может, согласимся, Гаврилыч?

– Не сегодня. – Гаврилыч отодвинул Джорджа плечом и вышел.

Вслед за ним удалились амбалы с канистрами.

Куроедов задержался на пороге.

– Когда ждать результатов, родственники? – по-английски осведомился он.

– Скоро, – пообещала Люси.

– Денек-другой? Не так ли, тетя?

Склонясь над микроскопом, Джордж буркнул:

– Прекратите на нас давить. Мы не поденщики.

Глаза Куроедова покраснели еще более, грудь его вздымалась под шелковым халатом.

– Мы делаем, что можем, Володя, – пробормотала Люси по-русски. – Это в наших интересах, ты должен понять.

После некоторой паузы Куроедов произнес:

– Понимаю, Людмила Петровна. Но дело в том, что у меня появилась сногсшибательная девушка. Я хочу надеть на нее платье, какого нет ни у кого. Поторопитесь, иначе я потеряю терпение. – С этими словами он вышел.

Джордж с тревогой смотрел на жену.

– Что он сказал?

– У него новая девица, – перевела Люси. – Он хочет подарить ей платье.

Голубые глаза Джорджа негодующе блеснули.

– Мы должны обслуживать его шлюх?!

– Вопрос так не стоит, дорогой.

– Именно так! – Джордж заметался между пробирками. – Говорю тебе, он чокнутый! Вспомни его взгляд!

Люси поймала мужа в объятья и поцеловала в плешь.

– Ты переутомился. Отдохни.

Сердито сопя, Джордж разомкнул ее руки и вернулся к микроскопу.

– Дай мне образец три-один-t. И позвони завтра Ричарду, оставь наш адрес.

24 сентября, пятница

1

В семь утра, перед уроками, Глеб настукивал на машинке. Он был в джинсах, в синей рубахе и в кроссовках. Даша, одетая на сей раз в строгое серое платье и с волосами, стянутыми в «конский хвост», сидела за кухонным столом и правила напечатанный текст.

– Господин с тросточкой, господин с тросточкой… – проворчала она. – Слишком часто. Здесь можно просто Хлыстин: короче и энергичней.

Глеб кивнул, продолжая печатать.

– Исправь.

За окном было пасмурно, но дождь не шел. И всклокоченная ворона скандально каркала в форточку.

– И жест героя, – добавила Даша, – когда он рвет список и бросает обрывки в канализацию, надо бы подкорректировать. Пусть положит список в карман.

Глеб оторвал взгляд от машинки.

– Зачем?

– В качестве улики.

– Вот уж фиг!

Даша улыбнулась.

– Ладно, это я так Разговор поддержать.

Оба они рано позавтракали и готовы были к выходу на работу. Глеб вновь затарахтел по клавишам.

– Видал я такие разговорчики. Уволю к лешему.

– Ха! – сказала Даша. – Кого уволишь – Дашеньку?!

Лежащий рядом с машинкой телефон зазвонил. Глеб в досаде выдернул испорченный лист, скомкал и взял трубку.

– Доброе утро, лорд Грин! – произнес по-английски знакомый голос. – Простите, что беспокою, но мне известно, как рано вы встаете.

Глеб возвел глаза к потолку.

– Опять ты за свое, Ричард! – буркнул он по-английски. – Оставь этих «лордов» и «баронов». Если уж ты меня беспокоишь, бери быка за рога.

Заинтересованная Даша прижала к трубке ухо. В голосе барона Мак-Грегора прорывалось едва скрываемое волнение.

– Майкл, не могли бы мы встретиться?

– Зачем?

– Видишь ли… я не хотел бы об этом по телефону.

Глеб вздохнул.

– До середины дня, Ричард, я занят…

– Превосходно, – ввернул барон, – давай встретимся в четыре у меня в номере. Согласен? Много времени я не отниму.

Глеб и Даша переглянулись.

– Нет уж, – обреченно произнес Глеб, – встретимся в фойе «Метрополя». В четыре часа. Но, Ричард, ты обещал: ненадолго.

– Конечно, Майкл, – обрадовался барон. – До встречи. – Из трубки послышались гудки.

Зеленые глаза Даши смотрели внимательно.

– Что у него за проблемы?

Глеб пожал плечами.

– Может, сорвалось ограбление музея.

Даша фыркнула.

– Брось. Серьезно?

– К чему гадать? Узнаем. – Глеб вновь принялся печатать.

Даша взглянула на часы.

– Скоро нам выходить.

– Угу, – подтвердил Глеб.

Даша прошлась по кухне.

– У школы небось меня поклонник ждет.

– Извинимся. – Глеб барабанил по клавишам. – И оплатим ему вынужденный простой.

– Наверняка он с цветами, – предположила Даша. – Какие были розы!

– Надеюсь, – отозвался Глеб, – сегодня он с бриллиантами. Должно же быть какое-то развитие.

Даша обняла его сзади.

– А ты, морда, не дарил мне ни цветов, ни драгоценностей.

Глеб хмуро изучал напечатанный текст.

– Оно тебе надо?

– А то! – вздохнула Даша. – Хочу купаться в бриллиантах.

Глеб с усмешкой на нее покосился.

– От этой мании, Лосева-Грин, легко излечиться. – Прикрыв глаза, он слегка задержал дыхание.

– Что ты задумал? – насторожилась Даша.

В этот момент из ванной послышался грохот, не смолкавший несколько секунд. Когда шум прекратился, Даша взяла Глеба за уши и развернула к себе.

– Слушай, ты ведь знаешь: я трусиха.

– Загляни туда, не бойся, – предложил Глеб.

Выйдя с кухни, Даша опасливо приоткрыла дверь ванной и включила свет… Из груди ее вырвался возглас, не поддающийся описанию. Понять ее было можно, ибо зрелище оказалось не для слабонервных.

Ванна до краев полна была ограненными драгоценными камнями всевозможных цветов и оттенков: от черного до фиолетового. А размеры камней… Господи! Самые мелкие были с грецкий орех. И сверкало все это так, что глазам было больно. Будто завороженная, Даша протянула к сокровищам руку.

– Что это? – бестолково спросила она.

Глеб не ответил: он печатал на машинке.

Даша проорала:

– Что это такое, морда?!

Стук машинки примолк.

– Только бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, – отозвался голос Глеба. – Загляни в туалет.

Даша выполнила это указание. Затем издала нервный смешок, перешедший в хохот. Унитаз, насколько Даша понимала в семечках, был из чистейшего золота и по окружности инкрустирован все теми же драгоценными камнями.

Сгибаясь от смеха, Даша кинулась на печатающего Глеба.

– Убери это, засранец! – колотила она его по спине. – На них же задницу расцарапаешь! Верни фарфоровый унитаз!

Глянув на часы, Глеб присвистнул.

– Все, помчались! Не то Зинаида в асфальт меня закатает.

– Любовь моя, убери все на фиг! Или я засуну тебе эти бруллики…

Возникший шум был теперь едва слышен.

– Убрал, Даш. Бежим. – Глеб ринулся в прихожую и надел куртку.

Даша, однако, заглянула в туалет и в ванную. Убедившись, что все вернулось на свои места, она посмотрела мужу в глаза.

– Ты ведь знаешь, что я пошутила.

Глеб кивнул.

– Разумеется. Я лишь укрепил твой дух.

– Дух?! – Смеясь, Даша вышла на лестничную площадку. – Это называется «укрепить дух»?!

Глеб подтолкнул ее к лифту.

– Шевелись. Опять опаздываем.

Когда они вышли из подъезда и сели в «жигуленок», Даша произнесла со вздохом:

– Знаешь, чего мне жаль?

– Чего?

– Что Сычовой ни камушка не досталось. Могла бы, дура, хоть ведерко ей насыпать.

Выехав из подворотни, Глеб сказал:

– Дело поправимое. Может, и насыпешь к Рождеству.

2

На одном из московских задворков капитан Сычова и майор Калитин затаились в красном «Москвиче». Сутулясь за Рулем, Калитин поглядывал на часы.

– Уверена, что не кинет?

Упираясь коленом в «бардачок», Светлана отмахнулась.

– Не дергайся, Леш. Раз он сам на меня вышел, значит, какую-нибудь информацию сольет.

– Думаешь, дельное что-то?

– Ой, Калитин, нам бы хоть шерсти клок! На месте топчемся!

– Это верно, – вздохнул Алексей. И в «Москвиче» повисла тишина.

Вскоре, однако, из-за контейнеров с мусором вынырнул небритый субъект в спортивном костюме и вязаной шапочке. Двигался он крадучись, будто в шпионском боевике. Светлана перевела дух.

– Вот он, птенчик мой.

– Я от него торчу. – Алексей приоткрыл заднюю дверцу.

Субъект юркнул в «Москвич» и просипел, запыхаясь:

– Сычиха, ты обещала приехать одна.

Светлана и Алексей, обернувшись, смотрели на него в упор.

– Мой напарник майор Калитин, – пояснила Светлана. – Расслабься: он в порядке.

Субъект мотнул вязаной шапочкой.

– При нем разговора не будет.

Серые глаза Светланы блеснули сталью.

– Клоп, ты обкурился?

– Пусть он выйдет, – настаивал информатор. – Если он гнилой мент, мне кишки на шею намотают.

Перегнувшись через сиденье, Светлана сгребла его за грудки.

– Ты что, гнида, тут гонишь?! Если он гнилой мент…

– Капитан Сычова, без рук, – изобразил строгость Алексей.

Но Светлана так трясла информатора, что голова его болталась, словно у тряпичной куклы.

– Если он гнилой мент – твоя песенка, Клоп, уже спета! Ведь братва по-любому узнает про наши с тобой встречи! Просекаешь, членосос?!

Пытаясь вырваться из цепких ее пальцев, Клоп просипел:

– Лады, убери грабли.

Однако отпускать его Светлана не спешила.

– А если ты, клоповья рожа, вздумал нам тут впарить по дешевке фуфло, я тебе не то что кишки…

– Лады! – заорал информатор. – Сычиха, отцепись!

Светлана брезгливо отряхнула руки.

– Ну?

Информатор поправил пропотевшую шапочку.

– Про гараж Волобуева слыхали?

Алексей и Светлана обменялись взглядами.

– Ремонт иномарок, детали и узлы можно заказать, – уточнил Алексей и назвал адрес. – Этот, что ли, гараж?

Кивнув, информатор съежился и зыркнул в окошко.

Светлана гаркнула:

– Колись, Клоп! Не разыгрывай тут робкого фраера!

Клоп полоснул ее взглядом, но тотчас опустил глаза.

– Волобуев, – просипел он, – взорвал салон «Фольксваген». Вместе с лохом Лепко.

Алексей и Светлана вновь переглянулись.

– Что ты нам лепишь? – выдохнула Светлана.

– Сычиха, пошла ты!.. – обозлился информатор. – Хочешь – ешь, хочешь – плюй!

– Погоди, – вмешался Алексей. – Волобуев – заказчик или исполнитель?

Клоп скорчил рожу.

– Размечтался! – просипел он ехидно. – Может, тебе еще папку с доказательствами да прямо в суд?! Заказчика им подавай! Ну, блин, менты…

– Захлопни пасть! – осадила его Светлана. – Давай линяй. Свободен.

Приоткрыв дверцу, информатор обернулся.

– Как насчет моего брата? Сычиха, ты обещала.

Алексей поинтересовался:

– Что у него с братом?

– Квартирная кража. – Светлана сверлила информатора взглядом. – Если твоя наводка не фуфло – подумаю, что можно сделать. Веди себя правильно, Клоп.

Информатор вышел, и красный «Москвич», развернувшись, укатил. Клоп с прищуром смотрел вслед, и на небритом его лице змеилась ухмылка. Не таясь больше и не озираясь, он обогнул мусорные контейнеры, пересек задворки и подошел к белому джипу. Из джипа вылез круглолицый амбал и пробасил:

– Ну че, сработало?

Клоп кивнул с ухмылкой.

– Заглотили.

– Не заподозрили?

– Кого, блин? Куроеда?

– Не называй имен! – Амбал продемонстрировал пудовый кулачище. – Приключений ищешь?!

Клоп обиженно выпятил губу.

– Да тут же ни собаки… – Он махнул рукой. – Лады. Дело сделано, давай бульон.

Амбал уселся в джип, захлопнул дверцу и в приоткрытое окно просунул пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью.

– Веди себя правильно, Клоп, – наказал он и уехал.

Прижав бутылку к груди, информатор усмехался. По своему разумению, он всегда вел себя правильно.

3

На другом московском задворке, возле подворотни, стоял черный «Мерседес». Место водителя пустовало, а на заднем сиденье расположились двое: длинноволосый толстяк Куроедов и щеголь с тонкими усиками, поглаживающий свою прическу. Трепались они о пустяках, не произнося ничего такого, что стоило бы запомнить, однако напряженно посматривали в окошко.

В подворотне между тем бойко шла торговля пластиковыми бутылочками с бесцветной жидкостью, визуально неотличимой от воды. Покупатели (от школьного возраста до пенсионного) с оглядкой подходили, платили деньги и, пряча вожделенную бутылочку, спешно убирались прочь. Торговец, одутловатый блондин, только успевал отшвыривать пустые ящики. Двое вооруженных качков сурово следили за порядком. А пожилой начальник куроедовской охраны, растопырив уши, осуществлял, так сказать, общую инспекцию. Время бежало быстро.

Щеголь в «Мерседесе» взглянул на часы.

– Долго они телятся.

– Нервничаешь, Юрий Васильевич? – подмигнул Куроедов. – Зря, тут все схвачено.

Приятным дикторским баритоном Юрий Васильевич произнес:

– Слишком на виду. Смените место.

– Кого бояться-то? – усмехнулся Куроедов. – Ментов, что ли? Пусть берут на анализ. Ничего не обнаружат, сам знаешь.

Щеголь жестко на него посмотрел.

– Володь, смени место. Не зарывайся.

Куроедов поднял руки вверх.

– Хорошо, хорошо. Сам-то, Юрик, попробовать не желаешь?

– Уволь. – Глядя в зеркальце, Юрий Васильевич провел расческой по идеально уложенным волосам. – Такие эксперименты, Володь, не по мне.

Во взгляде Куроедова мелькнула неприязнь.

– Осторожничаешь? Напрасно, Юрик. Ощущения, поверь, упоительные. Бешеная сила, легкость, реакция… Даже болячки заживают.

Щеголь с усиками продолжал причесываться.

– Болячек у меня и так тьфу-тьфу. А насчет силы и всего прочего… Тренажеры, Володь, тоже неплохо помогают.

– Сравнил! – Куроедов скривил губы. – Спорим, я тебя с твоими тренажерами одной левой сделаю. Особо не напрягаясь.

Возразить или согласиться щеголю не пришлось: из подворотни вдруг донесся шум и показалось густое облако пыли, внутри которого смутно мелькали ноги и руки дерущихся. Юрий Васильевич вперил взор в Куроедова.

– Что у нас, Володь? Классические проблемы организации? Так я не играю.

Глаза Куроедова покраснели и набрякли. Он в ярости приоткрыл дверцу.

– Мудаки!

Приятель ухватил его за переливчатый плащ.

– Сиди! Нечего там светиться!

Куроедов послушался. Драка вскоре утихла, однако пылевое облако… оказавшееся не пылью вовсе, а чем-то вроде тумана или сумрака, втянулось обратно в подворотню. Приятель-щеголь перевел взгляд на Куроедова.

– Спрашиваешь, не хочу ли я попробовать?

Куроедов воззрился на него покрасневшими глазами.

– Ну так что же, Юра?! Что здесь такого?!

Оба примолкли, поскольку ответа ни тому ни другому не требовалось. Тем временем из подворотни вышел начальник охраны с кейсом в руке. Солидно и неторопливо приблизился он к «Мерседесу». Открыл дверцу и занял место водителя.

– Вы там что, озверели?! – напустился на него Куроедов. – Средь бела дня бучу устроили, кретины!

Положив кейс на сиденье, начальник охраны погладил его ладонью.

– Хорошая выручка, Владимир Сергеевич. Особенно – для этой хилой точки.

– Гаврилыч, ты меня слышал?!

– Насчет драки, что ли? Толкач, падло, часть бабок решил затырить. Ребята засекли, ну и само собой… Дело житейское.

Покосившись на приятеля-щеголя, Куроедов проворчал:

– Хрыч старый. Сам-то зачем полез?

Гаврилыч пожал плечами.

– Пес меня знает. Силы навалом, поразмялся чуток Жалко тебе?

Куроедов многозначительно посмотрел на сидящего рядом приятеля. Тот разгладил пальцем усики.

– Гаврилыч, – процедил он сквозь зубы, – чтоб в последний раз.

Начальник охраны развернулся в его сторону.

– Юрий Васильевич, а ты меня не лечи! На тебя я не работаю, понял!

Юрий Васильевич выдержал его взгляд.

– Такой независимый, да? – произнес он иронично. – Хочешь со мной поссориться – сделай одолжение.

Глаза начальника охраны покраснели и набрякли в точности так же, как у его босса. Вокруг его фигуры стала густеть сероватая дымка.

– Лично мне, – прошипел он, – на тебя глубоко насрать!

Юрий Васильевич скривил в усмешке губы.

– С чего бы, Федя? Откуда столько отваги? Бульон в тебе, что ли, бурлит?

Куроедов положил руку ему на плечо.

– Не заводись, Юрик Ты ведь знаешь, – подмигнул он, – мент и в отставке мент. А ты, Гаврилыч, не возникай. Правильно тебе сказано: в последний раз. – Он показал начальнику охраны сдобный кулак – Размяться ему, сучку, захотелось!

Отвернувшись, Гаврилыч с достоинством оперся на руль.

Приятель-щеголь взялся за ручку дверцы.

– Ладно, созвонимся позже.

Куроедов его придержал.

– Погоди, Юрик. Во-первых, деньги. – Он кивнул на кейс. – Тебе наличка нужна?

Юрий Васильевич качнул головой.

– Переведи на счет, как обычно.

– Без проблем, – кивнул Куроедов. – А во-вторых, не хочешь взглянуть, какую телку я себе откопал? В школе училкой пашет. Юра, это полный отпад!

Приятель-щеголь отмахнулся.

– Не до твоих телок. Дел вагон, и в конторе показаться надо.

– Зря, Юрий Васильевич, – встрял начальник охраны, явно ища примирения. Краснота сошла с его глаз, дымка вокруг тела рассеялась. – Девушка, доложу я вам… принцесса. Красоты неописуемой.

Куроедов артистично откинул со лба волосы.

– Юрик, поверь: увидишь ее – в столбняк впадешь.

– Ей-богу, гвоздь мне в печень! – подтвердил Гаврилыч.

Юрий Васильевич отодвинулся от дверцы.

– Интригуете прямо. Если она хоть вполовину такая…

– На двести процентов! – заверил Куроедов. – Одна лишь спотычка: муж ее, как я выяснил, в той же школе телепается. Нейтрализовать бы его по-тихому.

Юрий Васильевич достал расческу и провел ею по виску.

– Володь, в чем проблема? Тачка хоть у них есть?

Куроедов состроил гримасу.

– Если это можно назвать тачкой. Раздолбанный «жигуль».

– Вполне достаточно. – Расчесав висок, Юрий Васильевич извлек мобильник. – Колюня! – произнес он, набрав номер. – Привет, это Луганский!.. Коля, я не пропал. Если б ты знал, на каком я свете… Согласен, дружище, не отверчусь. Но сейчас прямо к делу, о'кей?.. Выдели-ка двух своих молодцов с мигалкой и со всеми прибамбасами. На часок-другой… Николай, моя контора светиться в этом не хочет. Мне ли тебя учить?.. Спасибо, дорогой. Сам сейчас подрулю и прихвачу их. Обнимаю. – Юрий Васильевич убрал телефон в карман, обронив небрежно: – Сперва на Смоленку заедем.

Гаврилыч врубил мотор, и «Мерседес» покатил мимо подворотни с опустевшими фанерными ящиками.

– Во как работать надо! – подмигнул Куроедов. – Контора веников не вяжет.

Приятель-щеголь погрозил ему пальцем.

– Смотри, если телка твоя меня не впечатлит!

– Впечатлит, не волнуйся, – хихикнул Куроедов. – Лишь бы не до паралича.

Тут Гаврилыч, вырулив из переулка на шоссе, спохватился:

– Кстати, о работе! Мне там, пока торговля шла, звонок был. Насчет Клопа.

– Ну? – встревожился Куроедов. – Как у него прошло?

Начальник охраны усмехнулся.

– Впарил ментам за милую душу. Побарахтаются теперь!

Куроедов откинулся на спинку сиденья, блаженно прикрыв глаза.

– Что за денек! Чудо, а не денек!

4

Красный «Москвич» припарковался возле одноэтажного кирпичного строения, напоминающего раздутую собачью конуру. Это и была мастерская по ремонту иномарок, на владельца которой указал информатор.

– В общем, башку даю на отсечение, – подытожил разговор Алексей, – что угнанные машины идут здесь на запчасти. Но зацепки, само собой, ни единой.

Светлана рассматривала литые металлические ворота.

– Ты хоть видел этого Волобуева?

– Мельком. Тот еще фрукт. Вполне способен подложить взрывчатку.

– Хорошо сказано. Какие у тебя основания, Калитин? Не считая, конечно, доноса Клопа.

Алексей пожал плечами.

– Интуиция. Волобуеву иной раз перепадала халтурка и от покойного Лепко. В автосалоне этот малый брал машины для мелкого ремонта. И легко мог при общем раздолбайстве начинить одну из тачек динамитом. Что, как известно, и произошло.

Светлана приоткрыла дверцу.

– Во-первых, не установлено, что взорванная тачка побывала у Волобуева. А во-вторых – мотивы, Калитин. Каковы мотивы?

– Какие угодно. – Алексей также открыл дверцу. – Либо что-то личное, либо заказ. Причем необязательно Куроедова.

– Кра-асиво! – фыркнула Светлана и направилась к гаражу.

Догнав ее, Алексей осведомился:

– Имеются возражения?

Светлана лишь вздохнула, осматривая ворота. Снаружи замка не было. Ворота, судя по всему, закрыты были на засов изнутри. Светлана принялась колотить в них ребром ладони.

– Эй! Есть там кто?

Никто не отозвался.

Алексей толкнул боковую дверь, которая легко отворилась.

– Будь проще, Сычова, – усмехнулся он.

Светлана улыбнулась.

– Ты майор, ты умный.

Они вошли внутрь.

Просторное помещение заливал свет флюоресцентных ламп. За исключением разбросанных инструментов здесь было пусто. Разве что… у задней стены стоял полуразобранный автомобиль, из-под которого торчали ноги в кедах. Серые глаза Светланы сощурились.

– Лужицу видишь? – кивнула она. – Не кровь ли?

– Да уж не компот вишневый. – Алексей направился к торчащим ногам. – А жаль компоту я бы хлебнул.

Светлана плотно прикрыла дверь наружу.

– И вокруг ни души, – прокомментировала она. – Сказка, блин!

Алексей заглянул под машину.

– Голова пробита, грудь раскурочена, – сообщил он. – Обошлись без стрельбы.

– Освещения там хватает? – спросила Светлана.

Поднявшись на ноги, Алексей отряхнул колени.

– Там Волобуев. Если ты об этом.

Светлана хмуро кивнула.

– И механики все куда-то подевались. Как корова языком слизнула… Что стоишь, Калитин? Вызывай бригаду.

– Что бы я без тебя делал? – Достав мобильник, Алексей лаконично и сухо отдал распоряжения.

– Конечно, я не эксперт, – сказала Светлана. – Но этому трупу, похоже, не менее четырех-пяти часов.

Алексей покосился на засохшую лужу крови.

– К чему ты клонишь, Сычова?

– Нас держат за лохов, Леш.

– Тебе известно – кто?

– Куроедов, кто ж еще.

– Свет, ты на нем просто заклинилась.

Светлана покачала головой.

– Ни хрена. Если взрыв в автосалоне организовал Волобуев – значит, он выполнял заказ. Какие могут быть личные мотивы, если его самого грохнули? Просто совпадение, что ли?

Алексей протестующе вскинул руку.

– Но кто сказал, что заказчик – Куроедов? В нашем криминализированном бизнесе можно составить длинный список…

– Дерьмо собачье, – отмахнулась Светлана. – В шесть утра Клоп звонит мне на мобильник, назначает встречу и дает эту наводку. Мы приезжаем и находим жмурика: вот досада.

– Но почему Куроедов?

– А кто, Леш? Думай репой. Какому еще заказчику так приспичило пускать нас по этому следу? На подозрении у нас пока один Куроедов, все прочие – в тени. С чего бы им подсылать Клопа?

Помолчав, Алексей вздохнул.

– Логично. Только бездоказательно.

В глазах Светланы появился стальной блеск.

– Пощекачу-ка я этого патлатого пузана. – Она шагнула к двери. – Машину я забираю.

– Стой! – гаркнул Алексей. – Капитан Сычова, я вам приказываю…

– Леш, мы должны сойти с мертвой точки. Расслабься: все будет грамотно.

– Где ты его сейчас найдешь, дурья башка?!

За дверью гаража Светлана с усмешкой обернулась.

– Найду, Леш. Знаю место.

5

После уроков Глеб и Даша спешно перекусили в школьной столовке – благо она еще работала.

– Не могу есть ЭТО в таком темпе, – пожаловалась Даша.

Глеб улыбнулся.

– Предпочитаешь ЭТО смаковать?

Даша качнула «конским хвостом».

– Нет, лучше я что-нибудь откушу от тебя.

Глеб взглянул на часы.

– Тогда поторопись, иначе я к барону опоздаю. Мне ведь еще домой тебя отвозить.

Когда они вышли из столовой, мимо промелькнул Стас и, помахав рукой, умчался, как рыжая комета.

– Надо было к нему прицепиться, – сказала Даша, – и доехать до перекрестка.

Глеб простонал:

– Прицепись ко мне! А то слиняю сейчас к лешему!

Даша сделала круглые глаза.

– От кого – от Дашеньки? – И направилась в туалет помыть руки.

– Глеб в очередной раз взглянул на часы.

Когда они пошли наконец к раздевалке, Даша встретила трех пятиклашек, которые бог весть почему задержались в школе. Две девчушки и пацан наперебой затараторили:

– Дарья Николаевна! Дарья Николаевна! У нас будет дополнительный английский?

– Пока не знаю, – защебетала в ответ Даша. – Если вам очень хочется…

– Извините, что прерываю, – вмешался Глеб. – Дарья Николаевна, я жду вас в машине. Будьте благоразумны. – Он зашагал вниз по лестнице.

Выйдя из вестибюля, Глеб направился к «жигуленку», припаркованному за пределами школьного двора. Небо сохраняло пасмурность, дождь вроде собирался, но так и не решился пойти. В куртке нараспашку Глеб прошагал за школьные ворота, постоял у «жигуленка», высматривая Дашу, затем в досаде сел в машину.

– В сей же момент из автомобиля дорожного патруля, стоявшего чуть поодаль, перед черным «Мерседесом», вышли два упитанных гаишника и двинулись к «жигуленку». Один из них приблизился со стороны водителя и постучал в окошко. Глеб опустил стекло.

– Инспектор Кравцов, дорожный патруль, – представился гаишник. – Вы владелец этого транспортного средства?

Глеб кивнул.

– Да, а что?

– Гаишник козырнул.

– Документы, пожалуйста. – И, неторопливо пролистав предъявленные Глебом водительские права, приказным тоном произнес: – Пройдемте со мной.

– Куда? – полюбопытствовал Глеб.

– В нашу машину.

– Что-нибудь не так?

Инспектор Кравцов изобразил улыбку, похожую на судорогу.

– Так, не так – сейчас выясним.

Глеб вышел из «жигуленка».

– Только побыстрей, ладно?

– Уж как получится. – Гаишник с напарником проконвоировали Глеба в патрульный автомобиль.

Его водворили на заднее сиденье, и молчаливый напарник расположился рядом. Сам инспектор Кравцов, воссев за рулем, принялся передавать по рации паспортные данные Глеба и номер «жигуленка».

– Все так серьезно? – спросил Глеб.

– Может, да, а может, нет, – дипломатично ответил гаишник. – Проверка покажет.

Во время этого обмена репликами подъехал красный «Москвич», медленно обогнул «Мерседес», патрульный автомобиль и «жигуленок» и притормозил чуть впереди.

Из школы между тем выпорхнула Даша. С виноватым видом она зацокала каблучками по крыльцу. И, словно чертик из табакерки, передней возник Куроедов – в переливчатом плаще, с разметавшимися волосами и с желтыми тюльпанами в руке.

– Вот мы и встретились! – радостно объявил он, протянув Даше букет. – Это вам.

Даша поморщилась.

– Тронута. Возложите на могилу неизвестного солдата.

– Ему-то зачем? – хохотнул Куроедов, тыча в Дашу букетом. – Вам это больше к лицу. Кстати, не забыли мое имя?

– Как можно! – Даша попыталась его обойти. – Извините, Куроцапов: некогда.

Она спустилась с крыльца, но Куроедов вновь заступил ей дорогу.

– По-вашему, остроумно издеваться над фамилией?

Даша вздохнула.

– Согласна, это хамство. Но как иначе от вас избавиться? Может, посоветуете?

Глаза Куроедова покраснели и набрякли.

– Для начала, как твое имя?

– Милкопоксена. Запишите для памяти и дайте пройти.

Куроедов схватил ее за руку.

– Хватит мне мозги парить!

– Дарья Николаевна, к вам пристают? – послышался голос Лени Рюмина, который только что с Гулей Шариповой закончил уборку свинства, устроенного десятым «Б» в кабинете биологии.

Зеленые глаза Даши холодно смотрели в лицо назойливому поклоннику.

– Отпусти руку, скунс! – проговорила она.

– Двигай в машину! – прошипел Куроедов. Вокруг его тела образовалась чуть заметная серая дымка.

Леня Рюмин браво предложил:

– Дать ему в рыло, Дарья Николаевна?

Гуля спрашивать не стала, она врезала портфелем Куроедову по запястью. Куроедов уронил цветы и в бешенстве потянулся рукой к Гулиной шее. Рука словно удлинилась…

Тут Светлана Сычова в эффектном прыжке протаранила Куроедова ногой в грудь.

– К кому цепляешься, гнида! – проорала она.

Куроедов опрокинулся на спину. То есть не совсем опрокинулся, так как ступни его ног прочно стояли на земле. Он лишь прогнулся, едва не коснувшись асфальта затылком, и распрямился, будто упругий бамбук. Выглядело это ошеломляюще, все замерли, словно в ступоре. Судя по выражению лица Куроедова, он и сам от себя подобного не ожидал.

Первой опомнилась Даша. Приобняв обалдевших Леню и Гулю, она прошептала:

– Дуйте отсюда, чтоб пятки сверкали.

Но ребята не двигались.

Между тем пришедший в себя Куроедов со стремительностью кобры метнулся в сторону Светланы. Момент, однако, был упущен: Светлана выхватила пистолет.

– Иди сюда, сволочь! – поманила она пальцем. – Дай мне повод! Это будет самооборона при свидетелях!

Куроедов притормозил, будто наткнулся на стену. Лицо его побледнело.

– Сычиха, без глупостей, – пробормотал он. – Разойдемся по углам.

Светлана держала его под прицелом.

– Сперва ответь, – сказала она, – чем тебе помешал Волобуев? Много знал?

Куроедов, как под гипнозом, смотрел в дуло «Макарова».

– Не понимаю, о чем ты. Ремонтируюсь у него иногда… И что с того?

– Тогда почему ты с ним так поступил?

Дрожащей рукой Куроедов достал сигареты изажигалку. Светлана ему не препятствовала.

– Никак я не поступал. Убери пушку.

– Уберу, когда ответишь: зачем?

Куроедов закурил. Белки его глаз стали утрачивать красноту.

– Не понимаю, о чем ты, – повторил он, выдыхая дым через ноздри.

Тем временем Глеб, сидя в автомобиле гаишников, следил за происходящим, готовый вмешаться в любой момент. Инспектор Кравцов с напарником от наблюдения его не отвлекали, так как оба застыли манекенами без звука и движений. Лишь на пульте перед инспектором с потрескиванием бухтела рация. Глядя в окошко, Глеб держал под контролем группу у школьного крыльца: Дашу с Леней и Гулей и Светку, наставившую пистолет на толстяка с явно необычными способностями. Краем глаза Глеб заметил, как распахнулись дверцы стоящего позади «Мерседеса» и в игру вступили новые лица: лопоухий пожилой водитель и прилизанный пижон с усиками. Захлопнув дверцы, они обменялись тихими репликами. Затем водитель остался у «Мерседеса», а пижон поспешил к школьным воротам, за которыми Светлана продолжала напирать на толстяка. Причем кураж последнего заметно шел на убыль.

– Все ты понимаешь, козел! – процедила Светлана сквозь зубы. – Волобуев – твоих рук дело!

Трясущимися пальцами Куроедов отшвырнул окурок.

– Зря стараешься, Сычиха. Волобуева мочил не я, и на меня ты это не повесишь.

Глаза Светланы сузились.

– А кто сказал, что Волобуева замочили?

У Куроедова отвисла губа.

Даша щелкнула пальцами.

– Хорошая работа, Светка!

– Так себе, – возразил Леня Рюмин. – Даже я догадался, что этот Волобуев – труп.

– Заткнуться можешь? – сверкнула глазами Гуля.

Рядом прозвучал властный голос.

– Что здесь вообще происходит? Киносъемка или гоп-стоп средь бела дня?

Светлана обернулась с пистолетом. Шагах в пяти стоял молодой мужчина с усиками и тщательно уложенными волосами. Одет он был с иголочки, выглядел уверенно и руки держал за спиной.

Даша пристально на него посмотрела.

– Хотите присоединиться?

Окинув ее взглядом, щеголь слегка приоткрыл рот, однако тут же взял себя под контроль.

– Чего я хочу – так чтобы вы отправились по домам, не создавая себе неприятности.

– Да ну? – взмахнула «Макаровым» Светлана. – Иди, куда шел! Не суйся под руку!

На лице щеголя не дрогнул ни один мускул.

– А вы кто, простите, такая? Можно ведь и милицию вызвать.

Светлана ткнула ему в нос удостоверение.

– Капитан Сычова, уголовный розыск, провожу задержание, отвали!

Грубость ее щеголь пустил мимо ушей.

– Приятно познакомиться. – Он также достал удостоверение и развернул. – Майор Луганский, ФСБ. Может, спрячете оружие?

После короткой паузы Светлана буркнула:

– Плевать на ФСБ. Я провожу задержание.

Щеголь-майор укоризненно покачал головой.

– Задержание на пороге школы? Браво, капитан Сычова.

Светлана покраснела. И Даша пришла ей на выручку:

– Разве кто-нибудь пострадал?

Майор адресовал ей улыбку.

– Насколько я понимаю, вы учительница? Ну как можно быть столь беспечной! – Взгляд его скользнул по лицам Лени и Гули. – С вами рядом – дети. А если бы эта… капитан Сычова в горячке устроила пальбу?

– Тогда, – ответила Даша, – вы бы нас спасли. Элегантный, как рояль в кустах.

Улыбка растаяла на губах майора. Он резко обернулся к Светлане.

– Что все-таки здесь произошло? Если не секрет, конечно.

Светлана кивнула на Куроедова, который стоял скукожась, точно после болезни.

– Разбойное нападение с целью похищения.

Майор ФСБ издал смешок.

– Неужели? – он указал на рассыпанные по ступенькам Цветы. – Разбойное нападение с букетом тюльпанов. Поздравляю, капитан Сычова. Это ваше открытие войдет в историю криминалистики.

Светлана запихнула пистолет в наплечную кобуру.

– Само собой, – буркнула она, – все в дерьме, а ФСБ в белой рубашке.

Майор примирительно взял ее под руку.

– Не будем ссориться. Позвольте на пару слов. – Они отошли в сторонку.

Пользуясь моментом, Даша произнесла:

– Ленька с Гулькой, чешите отсюда. Или вы не братья мне по крови.

Леня и Гуля переглянулись, чуть помедлили, затем беззвучно отправились прочь.

Даша взглянула на Куроедова. Тот стоял словно в ступоре.

Майор ФСБ меж тем доверительно смотрел в глаза Светлане.

– Куроедов Владимир Сергеевич, – проговорил он тихо, – сотрудничает с нами. Держитесь от него подальше.

Светлана опешила.

– Стукач, что ли?

Майор пожал плечами.

– Простите, я не уполномочен обсуждать это с вами.

Светлана вспыхнула от злости.

– На нем два убийства! Вам это тьфу?!

Майор протянул к ней открытую ладонь.

– Доказательства.

– Будут!

– Вот когда будут, лапонька, тогда и поговорим. А пока… считайте, я вас предупредил.

– Ой, напугал! – фыркнула Светлана.

Майор не отреагировал, лишь подтолкнул Куроедова в сторону школьных ворот. Толстяк поплелся, по-стариковски шаркая.

– Хочу бульона, – прохныкал он негромко. Светлана пнула подвернувшийся под ногу желтый тюльпан.

– Надо же! Бульона просит детка!

Даша смотрела вслед удаляющейся парочке.

– Интересно, – пробормотала она, – что там делает Глеб?

– Его гаишники в оборот взяли, – вздохнула Светлана. – Сейчас я с ними разберусь.

Даша качнула «конским хвостом».

– Ерунда: гаишники, маишники… Если он не вмешался – значит, у него что-то на уме. Пошли, Светка, учиним ему допрос.

Между тем Куроедов с майором ФСБ приблизились к патрульному автомобилю, стоявшему перед «Мерседесом». Глеб взглянул на инспектора Кравцова и его напарника. Вздрогнув, оба вышли из столбняка.

– … в угоне, на ваше счастье, не значится, – закончил прерванную реплику инспектор Кравцов, возвращая Глебу документы. – Но проверить были обязаны, не обижайтесь.

– Разве я не понимаю? – проникновенно ответил Глеб. – Такая у вас работа. – Он выбрался наружу в тот момент, когда мимо проходили толстяк и пижон с усиками.

Оба настороженно взглянули на Глеба и проследовали к «Мерседесу». А Глеб, как бы не обратив на них внимания, двинулся к «жигуленку».

Лопоухий пожилой водитель распахнул перед хозяином дверцу и помог забраться внутрь. Выглядел толстяк пришибленным. Пижон с усиками нырнул на заднее сиденье, и «Мерседес» неторопливо отъехал. Патрульный автомобиль инспектора Кравцова устремился следом. «Кто бы сомневался!» – усмехнулся про себя Глеб.

У него за спиной объявились Даша и Светлана.

– Ну, – произнесла Даша. – Что ты об этом скажешь?

Глеб сердито улыбнулся.

– Скажу: вот что бывает с копушами! «Ах, Дарья Николаевна! Ах, девочки!» Пусть теперь Светка домой тебя отвозит. Я в «Метрополь» опаздываю.

Даша притопнула каблучком.

– Я с тобой!

– Ага, щас! С тобой Мак-Грегор воспримет мой приезд как светский визит, и мы до ночи там проторчим. Отвезешь ее, Свет?

– Конечно, – Светлана взглянула на часы, – только в темпе. У меня свежее убийство.

Глеб обнял ее за плечи.

– Сычиха, ты молоток. Но твой черный пояс карате, как бы помягче выразиться… Не ввязывайся в драки, ладно? Потом я тебя потренирую.

– Когда? – уточнила Светлана. – Стас все время отказывается.

– Потренирую вместе со Стасом, когда все это кончится.

– Что «это»? Объясни.

Глеб открыл дверцу «жигуленка».

– Кабы я знал. – Он сел в машину и уехал.

Светлана и Даша в красном «Москвиче» покатили в другую сторону. Обгоняя на повороте троллейбус, Светлана полюбопытствовала:

– Эти ребята на крыльце и были Ленька с Гулькой?

В зеленых глазах Даши вспыхнули искорки.

– Стыдись, Сычова. Их надо знать в лицо.

6

Леня Рюмин и Гуля Шарипова шли к метро, не оглядываясь. Погода по-прежнему была пасмурной, и дождь, казалось, вот-вот хлынет. Однако угроза эта в реальность не воплощалась: было сухо и тепло. После продолжительного молчания Леня произнес:

– Странно. Узнал меня, но не подал виду.

– Кто? – спросила Гуля.

– Юрий Васильевич. Этот чувак из ФСБ. Мы с ним встречались: мой фазер – его шеф. Он меня узнал и понял, что я узнал его. Но даже бровью не повел.

Гуля фыркнула.

– А что он был должен? Облобызать тебя троекратно?

Леня помедлил с ответом.

– Насчет облобызать – обойдусь. Но как он вообще там оказался? Кинулся выручать этого жирного недоноска… Странно, говорю тебе.

Подумав, Гуля предложила:

– Скажи папе. Может, он как-то объяснит…

– Уж он объяснит! – тряхнул чубчиком Леня и выпрямил спину, копируя осанку отца. – «Леонид, – скажет он, – у тебя есть дела? Если нет – почитай книгу». Пойми, восточная женщина: чекисты на вопросы не отвечают, они их задают.

Гуля улыбнулась.

Московские улицы в преддверии выходных буквально бурлили. Народ сновал по магазинам, питейным заведениям и прочим объектам цивилизации. Леня и Гуля, как опытные мореплаватели, лавировали среди вихрящихся людских потоков.

– Ты заметил, – осторожно проговорила Гуля, – что вокруг толстяка возник такой же сумрак?..

– Чушь! – перебил Леня.

– …как было у тех мальчишек возле Сашиного дома? – закончила вопрос Гуля.

Леня покрутил пальцем у виска.

– Кому-то пора в психушку. Вслед за юным дарованием.

– Ты ведь заметил, только не хочешь…

– Че-пу-ха! Гулька, ты ужастиков насмотрелась.

Гуля сверкнула карими глазами.

– Рюмин, ты ишак!

Некоторое время они шли молча. По мере приближения к метро плотность людских потоков возрастала. Чтоб «течение» их не разлучило, Леня и Гуля умело продвигались плечом к плечу.

– Что я заметил, – примирительно произнес Леня, – то, что мы стали часто влезать в потасовки.

– Ну и что? – покосилась на него Гуля.

Леня пожал плечами.

– Неинтеллигентно.

Прыснув, Гуля чмокнула его в щеку. Леня вздыбил пятерней чубчик.

– Ну, если ты так реагируешь… можно еще подраться.

7

Стоя у окна своей комнаты, Саша смотрел во двор. Вихры на его затылке топорщились, будто иголки ежа. Во дворе мальчишки его возраста гоняли в футбол. Саша наблюдал за ними с напряжением и завистью.

В комнату заглянула бабушка.

– Шел бы погулять, Сашок. Пятница ведь.

– Отстань, ба! Не хочу.

Мимо бабушки в дверь протиснулась сестренка. Банты на ее косичках задорно колыхались.

– Сань, пойдем! – заканючила она. – Одной мне скучно. Веруня заболела, Галка в гости ушла…

– Дома сиди, дура! – рявкнул Саша. – Нечего по двору шастать!

Бабушка всплеснула руками.

– Слова ему не скажи! Что с тобой творится? Ей-богу, позвоню Глебу…

– Кого ты пугаешь?! Звони, ба! Только дверь закрой!

Бабушка в сердцах хлопнула дверью.

Танька осталась в комнате.

– Сань, пойдем, а! – не сдавалась она.

Саша резко обернулся.

– Иди сюда.

– Зачем? – Танька опасливо приблизилась.

Саша обнял сестренку за плечи.

– Глянь-ка в окно. Ребят вон видишь?

– Ну?

– Как они, по-твоему? Нормальные?

Танька вылупила на брата глазенки.

– Как это?

– Посмотри, – пробормотал Саша. – Может, с ними что-то не так?

Девочка вперилась в играющих в футбол мальчишек и с сомнением произнесла:

– Ой, даже не знаю.

Саша обнял ее крепче.

– Давай понаблюдаем. А потом стихи писать сядем. Про осень, Леня и Гуля просили.

– Они придут? – обрадовалась Танька. – Сегодня?

Саша покачал головой.

– В понедельник. Но стихи еще придумать надо, а мне в голову ничего не лезет.

– Понимаю, – вздохнула девочка.

В комнату вновь заглянула бабушка.

– Пойдем, Танюш, я с тобой погуляю.

Танька мотнула косичками.

– Нет, ба. Мы в окно смотреть будем.

– О, господи! – опешила бабушка.

Саша ехидно полюбопытствовал:

– Дозвонилась Глебу? Или опять никто не подходит?

– Дозвонюсь, грубиян, не сомневайся!

– Давай, ба. Звони, ябедничай.

Танька преданно заглянула брату в глаза.

– Ба, не мешай. Мы наблюдаем.

Бабушка проворчала:

– С ума с вами сойдешь. – И дверь за ней закрылась.

8

Автомобиль дорожного патруля, ведомый инспектором Кравцовым, висел у Глеба на хвосте назойливо и неотвязно. У гаишников на заднем сиденье затаился пижон с усиками, успевший на светофоре перескочить туда из «Мерседеса». И «Мерседес» отчалил на первом же повороте. Глеб лишь усмехнулся. На что, интересно, рассчитывают бравые эти ребята? На то, что он пентюх? Или они, как Светка Сычова, обожают давить на психику? Впрочем, их мотивы Глеба не волновали. Смущало его другое: он опять опаздывал. Эти опоздания, черт бы их побрал, донимали его, как хвороба, долгие годы. Когда Глеб припарковался неподалеку от «Метрополя», часы показывали четверть пятого. А когда он вошел наконец в фойе гостиницы, опоздание увеличилось еще на три минуты.

Барон Мак-Грегор сидел в кресле под пальмой и курил. В кадку, из которой произрастала пальма, он деликатно стряхивал пепел. И выглядел барон таким крахмально-чистым, что никто не осмеливался сделать ему выговор.

Прижав руку к груди, Глеб произнес по-английски:

– Можешь застрелить меня, Ричард: на дорогах такие пробки…

Барон наставил на него палец.

– Пиф-паф! – И кивнул на кресло рядом. – Присаживайся, Майкл. Если бы ты согласился подняться ко мне в номер, я мог бы заказать выпивку.

– В другой раз, Ричард.

– Вечно ты спешишь, Майкл. Если на секрет, чем ты занят?

– Пишу роман.

Барон воззрился на Глеба в изумлении. Затем расхохотался, издавая звуки, напоминающие детскую погремушку.

– О лорд Грин… воистину у каждого свои причуды!

– Рад, что ты принял это стойко, – парировал Глеб. – Мог бы и в обморок упасть.

В этот момент в дверь отеля вошел господин в темных очках и в берете, натянутом на лоб. Он с интересом изучал театральную программку, прикрывающую нижнюю часть его лица. Глеб едва удержался от смеха: это был все тот же пижон с усиками. Сей пинкертон уселся в углу напротив и, будто кого-то ожидая, уткнулся в программку носом.

Барон между тем сказал:

– Майкл, надеюсь, ты не обиделся?

– На дуэль тебя вызову, – пообещал Глеб. – Если немедленно не перейдешь к делу. Зачем звал?

Оглядевшись, барон ткнул окурок в землю возле пальмы. В кресле напротив пижон с усиками продолжал штудировать программку. Окурки барона, очевидно, его не интересовали.

– Вопрос деликатный, Майкл, – понизил голос барон. – Мне нужен твой совет. И возможно – помощь.

Глеб не сдержал усмешки.

– Если речь идет о похищении картины…

– Оставь, – отмахнулся барон. – Это был каприз, он прошел… почти. Хочу с тобой поговорить о супругах из Манчестера.

Глеб со вздохом возвел глаза к потолку.

9

На даче в Голицыне супруги Ньюгарты, устав от лабораторных экспериментов, устроили перерыв на обед. Кормили их отменно, порой даже изысканно, однако Джордж гурманом не был, и мысль о возвращении в Манчестер овладевала им все настойчивей.

Обедали супруги в просторной комнате, которая служила им одновременно столовой и спальней. Пожилая угрюмая женщина в цветастом фартуке молча подавала кушанья и уносила грязную посуду.

– Стерва, – буркнул Джордж. – Могла бы иногда здороваться.

Люси укоризненно нацелила в него крючковатый нос.

– Дорогой, воздержись от подобных замечаний. Возможно, она понимает по-английски.

Невозмутимо поменяв им тарелки, прислуга с достоинством удалилась. Джордж фыркнул ей вслед.

– Как же по-английски! Она хоть сама-то себя понимает?

– И тем не менее, дорогой…

Джордж хлопнул ладонью по столу.

– Ладно, прошу прощения! Прошу прощения, леди! – И голубыми глазами воззрился на жену. – Теперь ты мной довольна?

Люси улыбнулась.

– Ты не меняешься, Джордж Ньюгарт.

– С чего бы мне меняться? В этом переменчивом мире кто-то должен служить ориентиром. Ты звонила Ричарду?

– Нет, дорогой, но я…

– В чем дело, Люси? – Лысина Джорджа покраснела внутри светлых кудряшек. – Тебя не подпускают к телефону?

Впалые щеки Люси, напротив, побледнели.

– Не выдумывай, Джордж. Недавно звонил Владимир и через охранника передал, чтобы мы снова приготовили субстанцию. Раза в три больше, чем вчера.

– Мой бог, за каким чертом?!

– Дорогой, успокойся. Для работы нам нужно ее не так уж много, готовится она легко, так что…

– Но зачем, Люси?! – Нос-картошка Джорджа побагровел от возмущения. – Твой чокнутый племянник, должно быть, пьет субстанцию. Держу пари, он ее пьет!

Люси резко поднялась.

– Джордж, мы не можем вернуться в Манчестер, – отчеканила она. – И мы приготовим субстанции столько, сколько нужно моему племяннику. Если он ее пьет – черт с ним, я это переживу. Ты понял меня, дорогой? Вот и отлично. А Ричарду я, разумеется, позвоню. – С этими словами она вышла, задрав подбородок.

Придя в себя, Джордж крикнул ей вдогонку:

– Прошу прощения, леди!

10

Глеб возвел глаза к потолку.

– Ричард, о супругах из Манчестера мы уже говорили. Я не занимаюсь поиском без вести пропавших.

Барон сделал протестующий жест.

– Они не пропали: вчера Люси позвонила. То есть передала через портье…

– Тем более. – Глеб поднялся с кресла. – Чего в таком случае ты от меня хочешь?

Взгляд барона отвердел.

– Быть может, ты выслушаешь меня, Майкл?!

– Надоело! – взорвался Глеб. – Ходишь вокруг да около!

Публика в фойе отеля стала на них коситься. Лишь пижон с усиками увлеченно листал программку.

– Присядь, Майкл, – понизил голос барон.

Глеб качнул головой.

– Хочешь говорить – даю полминуты.

Вскочив с кресла, барон одернул пиджак и сквозь зубы процедил:

– За мной следит Интерпол. В связи с Ньюгартами. Сзади япошка, не оборачивайся.

Глеб озадаченно потер переносицу.

– В двух словах, Ричард: что твои друзья натворили?

– Не знаю, Майкл. До их бегства в Россию повидаться мы не успели. Но могу поклясться: эти люди не способны ничего натворить.

– Ричард, и все же.

– До меня дошли только слухи, Майкл. Но я в них не верю. Когда Ньюгарты были на конгрессе в Токио, они будто бы… – барон запнулся, – будто бы украли какой-то образец или формулу. Словом, полная чушь.

Как бы невзначай Глеб обернулся. Возле стойки он заметил маленького японца со шрамом над левой бровью. С безучастным видом японец рассматривал свою ладонь.

– Ньюгарты – биохимики? – негромко уточнил Глеб. – В какой области они работают?

Барон пожал плечами.

– Понятия не имею. Я в этом не разбираюсь.

– Ну, ты даешь! – усмехнулся Глеб. – Все-таки скажи, чего ты от меня хочешь?

– Нейтрализуй этого япошку, Майкл. Пока я не вывезу Ньюгартов из России.

Глеб пристально посмотрел на барона. Тот был совершенно серьезен.

– Что ж, – сказал Глеб, – это будет оригинальней, чем выкрасть из музея «Вакханалию».

– Майкл, сделай это для меня.

– Барон Мак-Грегор, вы всегда были полудурком. Но вы быстро прогрессируете, и процесс близок к завершению.

Барон не обиделся, лишь полюбопытствовал:

– Почему?

Глеб сердито буркнул:

– Тебе как, в смысле биологическом или по данному вопросу?

– Что я делаю не так, Майкл?

– Все. Во-первых, ты не удосужился даже поинтересоваться, в какой конкретно области работают твои друзья. И в связи с этим, во-вторых, не выяснил, какие проблемы возникли у них в Токио. В-третьих, если ими занимается Интерпол, какого черта вывозить их из России? И наконец, в-четвертых, почему ты решил, что этот японец из Интерпола?

Барон воззрился на него в недоумении.

– А откуда?

Глеб пожал плечами.

– Пес его знает.

Барон достал сигареты.

– Ты поможешь мне, Майкл?

Глеб кивнул.

– Если ты подробно все разузнаешь. И, разумеется, если твои Ньюгарты ни в какой мерзости не замешаны.

– В этом будь уверен! – воспрял духом барон. – Могу я позвонить тебе, Майкл… э-э… когда наведу справки?

– Что с тобой делать? – вздохнул Глеб. – Звони. А пока позволь откланяться.

Барон закурил.

– Я провожу тебя до машины.

– Спасибо, Ричард, но… Хоть плащ бы надел. Осень все-таки.

– Ерунда, я закаленный.

Они направились к выходу из отеля. Пижон с усиками так и не отлип от театральной программки. Зато японец переместился от стойки портье к лифту. За Глебом и бароном никто не последовал.

Дойдя до парковки, барон уставился на «жигуленок», выдохнул сигаретный дым и пробормотал:

– Да, лорд Грин… как говорится, чудны дела твои, господи.

– Воистину так. – Глеб открыл дверцу «жигуленка». – Звони, Ричард.

– Забыл спросить, – спохватился барон, – как поживает та сногсшибательная мисс, у которой ты служил телохранителем?

– Телохранитель ей больше не нужен. – Глеб скользнул в машину. – Теперь она моя жена.

Барон даже выронил сигарету.

– О-о, Майкл!.. Надеюсь, ты примешь от меня свадебный подарок?

– Приму, Ричард. Если это будет не «Вакханалия» Рубенса.

Барон рассмеялся. Захлопнув дверцу, Глеб уехал.

11

В прихожей Даша встряхивала Светлану за лацканы кожаной куртки.

– Сычиха, не смей к нему приближаться! По стенке размажу, поняла?!

Светлана хмурилась.

– Еще чего?! Потому что его пасет какой-то хрен из ФСБ?!

Зеленые Дашины глаза сверкнули.

– Не придуривайся, морда! Ты видела, как он спружинил от твоего удара! И видела темную дымку вокруг него!

– Даш, пусти, – буркнула Светлана. – У меня там убийство, Калитин икру мечет…

– Никуда твое убийство не денется! – Даша отпустила ее куртку. – Обещай не соваться к Куроедову.

Светлана взялась за ручку двери.

– Ага, буду следить за ним через бинокль.

– Поклянись, – потребовала Даша.

– Запросто. Чем поклясться?

– Моим здоровьем.

Щеки Светланы вспыхнули.

– Даш, иди к черту! Не лезь в мою работу. Я и так выполняю ее хреново.

Даша ткнула пальцем себе в переносицу.

– Смотри сюда, Фекла!

– Ну? – В серых глазах Светланы таилась нежность. – В гляделки играть будем?

Дашины глаза влажно блеснули.

– Сычиха, пожалуйста, давай сыграем командой. Сперва толком разберемся, потом грамотно их сделаем. Не нарывайся, Свет.

– Ой, прекрати! – Светлана приоткрыла дверь. – Подумаешь, темная дымка. Обычный криминал…

Даша притопнула ногой.

– Будешь ты меня слушаться?!

Светлана шагнула за порог.

– Буду. Но не всегда.

Даша придержала ее за куртку.

– Сычиха, знаешь, что я сделаю? Я тебя удочерю. И стану Драть ремнем на законном основании.

Светлана обернулась.

– А косички заплетать будешь?

Даша сказала тихо:

– Это не обычный криминал, Свет. Ты видела физиономию Глеба? Уж можешь мне поверить.

Светлана попятилась к лифту.

– Ладно, Даш… Мы со Стасом хотим искупаться в шкафу. Как насчет завтра?

Даша смотрела ей в глаза.

– Вопрос стоит иначе: только попробуйте завтра не прийти и не искупаться в шкафу! – С этими словами она захлопнула дверь. И, уставясь на эту дверь, пробормотала: – Только попробуй вляпаться, дурында! Не представляешь, что я с тобой сделаю!

Зазвонил телефон. Взяв трубку, Даша произнесла:

– Привет, Гольдберг!

– О! – удивился мужской голос. – Как ты меня вычислила?

– Я не вычисляла тебя, Илюша. Я мысленно приказала тебе позвонить. Тебе, тухес, если не приказать, ты и не почешешься.

Голос в трубке хмыкнул.

– Знаешь, Лосева-Грин, чешусь я часто и в разных местах. Но даже не подозревал, что делаю это по твоему приказу.

Даша рассмеялась.

– Куда ты пропал, морда?

– Начинаются эти штучки! – возмутился Илья. – А вы куда пропали? На целых два с половиной дня. Между прочим, я собираюсь заскочить к вам завтра, поработать. Проходит этот вариант?

– А то! – обрадовалась Даша. – Что за вопрос?

– Мало ли. Твой Мангуст тарахтит теперь на машинке, как Стивен Кинг. Куда мне притулиться со своими жалкими дифуравнениями?

– В сортире полно места, – заверила Даша. – Газетку тебе постелим.

Илья хохотнул.

– Разве что. Где он, кстати? Мангуст то есть.

– В «Метрополе». – Даша взглянула на часы. – Скоро должен появиться. После встречи с бароном Мак-Грегором. Помнишь такого?

– О-о!.. – выдохнул Илья. – Жизнь становится интересной. Или я ошибаюсь?

12

Проводив Глеба, Мак-Грегор вернулся в отель. Господин в берете и с усиками негромко беседовал с портье. Убрав темные очки в карман, он совал под нос портье раскрытое удостоверение. При появлении барона этот господин тотчас отошел от стойки. Сценка эта, впрочем, внимания барона не привлекла, и он в задумчивости направился к лифту.

Тут зазвонил телефон, портье снял трубку и по-английски прокричал:

– Мистер Мак-Грегор! Вас просит Люси Ньюгарт!

Барон поспешил назад к стойке. Разумеется, он не заметил, как господин с усиками, успевший вновь занять кресло, едва ли не подскочил. Не заметил также и низенького японца, который, возникнув ниоткуда, точно призрак, замаячил у него за спиной. Барон выложил перед портье очередную двадцатку и, схватив трубку, отозвался. Взволнованный голос Люси проговорил:

– Наконец-то! Ричард, я пыталась дозвониться к вам в номер, но не застала…

– Люси, дорогая! – перебил не менее взволнованный барон. – С вами все в порядке? Как Джордж?

– Весь в работе. Но он подавлен, Ричард, и рвется домой, в Манчестер.

– Вот и отлично, дорогая. Я увезу вас обоих, не волнуйтесь. У лорда Грина, моего доброго друга, здесь такие связи, что…

– Ричард, вы не понимаете, – перебила в свою очередь Люси. – Нам нельзя возвращаться в Манчестер.

После короткой паузы барон поинтересовался:

– Почему, дорогая?

– Потому что на конгрессе в Токио произошло кое-что… – Каждое слово, очевидно, давалось женщине с трудом. – О Ричард… Не могли бы вы к нам приехать? Хорошо бы сегодня.

– Разумеется, Люси. С удовольствием.

– Но только, Ричард, нас поместили в пригороде, так что…

– Пустяки, дорогая: я взял напрокат «Вольво». Говорите адрес, запомню без записи.

К звонку в «Метрополь» Люси подготовилась и с научной скрупулезностью сумела растолковать Мак-Грегору, куда и как ехать. Затем, когда в голове барона все улеглось, тревожно уточнила:

– Вы приедете, Ричард?

– Выезжаю немедленно, – заверил барон. – Все будет хорошо, дорогая. Лорд Грин непременно все уладит.

Помолчав, Люси пробормотала:

– Что бы ни случилось, Ричард… знайте, Джордж ни при чем. Виновата я одна. – И дала отбой.

Барон растерянно положил трубку. Портье по-английски осведомился:

– Все в порядке, сэр?

– Да-да, благодарю. – Барон опять вручил ему зеленую банкноту.

Поколебавшись, портье вернул деньги.

– Спасибо, сэр. Достаточно.

Слегка удивленный барон двинулся к лифту. Он хотел подняться в номер, чтобы надеть плащ, однако на пути его встал знакомый уже японец со шрамом над бровью.

– Простите, что прерываю ваши размышления, мистер Мак-Грегор, – поклонился он. – Но вы обещали устроить мне встречу с господами Ньюгартами.

– Кто вы, черт побери, такой?! – вспылил барон.

Низенький японец вновь поклонился.

– Я имел уже честь сообщить вам, сэр, что летел с вами из Лондона и что я коллега Джорджа и Люси…

– Ну да, ну да, – отмахнулся барон. – Ты такой же биохимик, как я королева Елизавета. Морочь кого другого, приятель. – Барон обошел его и нажал кнопку лифта.

Японец бесстрастно произнес:

– Делаете ошибку, мистер Мак-Грегор.

Барон обронил, входя в лифт:

– Твое счастье, приятель, что ты не вывел меня из себя.

Побледнев от ярости, японец извлек из пиджака две миниатюрные фляжки, отвинтил крышечки и сделал из каждой по глотку. Затем спрятал фляжки в карман и вышел на улицу.

Господин с усиками тем временем вновь ткнул в лицо портье удостоверение майора ФСБ.

– Значит, того типа в джинсах и куртке вы не знаете? – осведомился он сухо.

– Какого именно? – По-русски голос портье звучал не столь отшлифованно.

Майор Луганский сохранял выдержку.

– Того, который вон под той пальмой собачился с Мак-Грегором. Подумайте хорошенько.

Портье подумал и сказал:

– Видел впервые. Даже не разглядел.

Майор вперил в него взгляд.

– О'кей. А кто такой лорд Грин?

Портье опять подумал.

– Это из истории? – уточнил он.

Луганский начал закипать.

– Ваньку валяешь? Мак-Грегор упоминал это имя в телефонном разговоре, ты прекрасно слышал.

– Ах, этот лорд Грин! – обрадовался портье. – Такой здесь не проживает. Насчет него допросите Мак-Грегора.

Майор в ярости процедил:

– Знаешь, ведь я легко могу испортить тебе жизнь.

Портье вздохнул, и лицо его как-то вдруг осунулось.

– И черт с ней, – сказал он. – Кому нужна такая жизнь, которую вы легко можете испортить?

Луганский отошел от стойки.

– О'кей, нынче твой день. Но ушки держи на макушке. – У выхода он обернулся. – Хотелось бы знать, что это за лорд Грин, который все уладит.

13

Даша встретила Глеба в прихожей. На ней были короткие шорты и маечка, а «конский хвост» был разделен на два «хвостика», свисающих вдоль щек. И только лишь Глеб вознамерился снять куртку, последовал возглас:

– Стоп, ни с места! Это частное владение!

Глеб вздохнул.

– Дашка, есть хочу – умираю.

Даша стояла подбоченясь, и «хвосты» ее грозно раскачивались.

– Скажи пароль!

– До сих пор вроде без пароля обходились.

– А сегодня я его ввела.

– Какой? Или я должен догадаться?

– На первый раз подскажу. Пароль таков: «Дашенька, Дашунечка, радость ненаглядная». Давай, у тебя получится.

Глеб повесил куртку на крючок.

– Вот щас как сдерну с тебя шорты, положу попой кверху – и мало не покажется.

Даша заглянула ему в глаза.

– Ну, в общем… такой пароль тоже годится.

Они оба рассмеялись.

– Даш, пожалуйста! – взмолился Глеб. – Я в душ, а ты мечи на стол, ладно?

В зеленых глазах Даши мелькали искорки.

– Сперва ответь, чего ты хочешь более: что-нибудь съесть или самому быть съеденным?

Глеб развел руками.

– Уж и не знаю.

– Вот! – Даша подняла палец. – За эту неуверенность я сперва тебя накормлю.

Раздевшись, Глеб встал под душ и, как обычно, включил холодную воду. Даша присела в дверях на табурете.

– Звонила Варвара Львовна, – сообщила она. – Жалуется на Сашку. Нервный, говорит, стал и грубит постоянно.

– Черт! – Глеб отфыркнул воду. – Я скотина. Сколько мы у них не были?

– Четыре дня. Я обещала, что мы завтра заедем.

– Умница.

– Тоже неплохое слово для пароля. Надо записать. А теперь колись: как тебе мой поклонник?

– Редкостный обаяшка.

– А кроме?

– На его «Мерседес» птичка накакала. Даш, что ты хочешь от меня услышать?

– Любовь моя, не будь задницей. Ты ведь все видел.

– Ну и?

– С ним что-то не так?

– Определенно. – Глеб вертелся под ледяными струями. – Теперь ты будешь под охраной. Пока не разберусь, что к чему.

– Я тоже буду разбираться.

– Ага, щас! Кстати, его усатый друг проводил меня до «Метрополя». Сильно, видать, полюбил.

Даша округлила глаза.

– Как интересно! Представился он, между прочим, майором ФСБ.

Глеб вновь отфыркнул воду.

– Уверен, так оно и есть. Поскольку работает он, как сапожник. – Глеб выключил воду. – Ну их к чертям. Дай-ка полотенце.

Даша набросила полотенце ему на спину и принялась растирать.

– А чего хочет от тебя Мак-Грегор?

Глеб отмахнулся.

– Сам толком не знает. Какие-то его приятели биохимики с туманными проблемами скрываются где-то в Москве. Достал он меня, Даш. Когда приведет свои мысли в порядок, позвонит. Собирается, кстати, сделать нам запоздалый свадебный подарок.

Даша вздохнула.

– Трогательно.

– А то! Ричард вообще славный парень, если его хорошо встряхивать время от времени.

14

Надев в номере плащ, Мак-Грегор спустился в бар. Там он выпил кофе с круассаном, выкурил сигарету и направился к взятому напрокат «Вольво». Голубой цвет автомобиля практически не просматривался: частично из-за налипшей пыли, а частично из-за сгустившихся сумерек. Барона, однако, ни то ни другое не обескураживало. Он сел в машину, вырулил с тесной парковки и весьма уверенно покатил по маршруту, указанному Люси Ньюгарт.

Сентябрьские сумерки быстро переходили в темноту. Но несмотря на дефицит освещения барон вскоре заметил человека, притаившегося за спинкой сиденья. Заметил, рассердился, но не подал виду. Лишь проехав проспект Кутузова, миновав Давыдково и мчась по Можайскому шоссе, Мак-Грегор вознамерился разобраться с «зайцем». С этой целью он свернул на одну из темных улочек и притормозил.

– Вылезай и пошел вон! – скомандовал он негромко.

Человек отлип от спинки сиденья. Тусклого света фонаря оказалось достаточно, чтобы узнать маленького японца со шрамом над бровью.

– Мистер Мак-Грегор, вы меня разоблачили, – нимало не смутился тот. – Значит, по дороге мы побеседуем о политике и о бизнесе.

– Пошел вон! – повысил голос Мак-Грегор.

Японец покачал головой.

– Боюсь, вы не понимаете. Вам придется отвезти меня к Ньюгартам. У вас просто нет выбора, мистер Мак-Грегор.

Это заявление привело барона в ярость.

– Устрица протухшая! – гаркнул он, вскинув руку. – Я научу тебя манерам!

«Бардачок» на панели сам собой распахнулся, и оттуда в лицо японцу полетели скрепки, листки бумаги, ключи и закрытый перочинный ножик. Предметы эти неслись быстро, но японец мотал головой еще быстрей, и ничто его даже не задело. Вся мелочовка вхолостую осыпалась на пол.

Между тем японец стал выделять из себя то ли дым, то ли туман – что-то темное и клубящееся. Через несколько мгновений салон «Вольво» погрузился в сумрак, который оказался гораздо чернее сумрака снаружи.

Барон опешил и вместе с тем пришел в еще большую ярость. Он соединил ладони, затем раздвинул их – и между ними вспыхнул огненный шар. Мак-Грегор швырнул шар в противника. Однако в кромешной черноте японец не был виден, и выстрел получился, что называется, вслепую. Сзади раздалось шипенье, запахло паленым пластиком и послышалось хихиканье. Вслед за тем из сумрака выпросталась рука, извивающаяся, точно пожарный шланг, и узловатыми, длинными пальцами с невероятной силой ухватила барона за горло.

– Отвезешь меня к Ньюгартам! – прошипел голос японца. – Отвезешь!

Глаза барона полезли из орбит. Хватая ртом воздух, он попытался оторвать от горла кошмарную эту руку. Но хватка узловатых пальцев лишь усилилась, и голос продолжал шипеть:

– Ты подчинишься устрице протухшей! У тебя нет выбора!

Шейный позвонок барона хрустнул, глаза его закатились, язык вывалился наружу. Невероятная рука, однако, не прекращала его трясти, и голова барона болталась, словно у тряпичной куклы. Лишь через несколько минут, не ощущая сопротивления, рука втянулась обратно в сумрак. Затем сумрак потускнел и рассеялся. Маленький японец сидел у окошка, и с лица его медленно сходила гримаса бешенства. На спинке заднего сиденья зияла дыра, выжженная огненным шаром барона.

Еще с минуту просидев молча, японец произнес:

– Мистер Мак-Грегор, вы… – И, замысловато выругавшись, перебрался на переднее сиденье.

Он проворно обыскал труп, но ничего ценного для себя не нашел, поскольку документы и деньги барона его не интересовали. Оставив все как есть, маленький японец проговорил с упреком:

– Вы осложнили мою задачу, мистер Мак-Грегор. Нужно было сотрудничать. – Приоткрыв дверцу «Вольво», он скользнул в темноту московской улочки.

25 сентября, суббота

1

Супруги Ньюгарты завтракали рано. Суббота, не суббота – в лабораторию Джордж рвался не слабее, чем в Манчестере. Над дачей в Голицыно плыли редкие облачка, и солнце из-за деревьев тянулось к чайному сервизу. Женщина в белом фартуке расторопно обслуживала супругов, но лица Джорджа и Люси хмуростью своей превосходили ее пасмурную физиономию.

– Ты уверена, что правильно продиктовала адрес? – осведомился Джордж.

Люси подлила ему в чай молока.

– Дорогой, ты несносен. Я всегда уверена в том, что делаю.

– Именно поэтому мы оказались здесь, – не удержался Джордж.

Люси поджала губы, щеки ее побледнели.

– Давай, милый, добей меня.

Джордж накрыл ее руку своей. Его порозовевшая лысина, голубые глаза и даже нос картофелиной выразили раскаянье.

– Плесни мне в рожу чаем, – предложил он.

Люси улыбнулась, инцидент был исчерпан.

Горничная внесла блюдо с дымящимися блинами и вышла.

– О-о! – Джордж погладил брюшко. – Это уже слишком!

Люси вперила взгляд в окно.

– Поверь, дорогой, я обеспокоена не менее тебя. Ричард всегда держит слово, и, если он не приехал…

– Вот что мы сделаем, – перебил Джордж. – После обеда отправимся к нему в отель.

Люси замерла с чашкой в руке.

– На чем отправимся, на самокате? – съязвила она.

Джордж пожал плечами.

– Почему бы не вызвать такси?

Люси грохнула чашкой о блюдце.

– Не мели ерунды! Слушать противно!

Джордж положил себе в тарелку блин.

– Обожаю, когда ты так орешь. Детка, погромче.

– Прости, дорогой. Какое к черту здесь такси?

– В таком случае одолжи «Мерседес» у своего племянника. Сколько их у него – шесть, восемь?

– Всего-навсего три, – уточнил по-английски вошедший Куроедов. Он был в модном костюме и при галстуке. Улыбка его так и просилась на журнальную обложку. – Куда это вы собрались, дяденька с тетенькой?

Джордж задиристо взмахнул вилкой.

– Мы должны отчитываться?! Мы в заточении?!

Улыбка Куроедова казалась непрошибаемой.

– Ведь вам нужна моя машина Могу я поинтересоваться, зачем?

– Чтобы ограбить банк! – рявкнул Джордж.

Люси умиротворяюще подняла руку.

– Мы хотели бы съездить в «Метрополь», повидаться с приятелем, – произнесла она по-русски.

– Пригласите его сюда, – также по-русски предложил Куроедов. – Разумеется, его обыщут. Если не обнаружится оружия и прослушки, ваши друзья – мои друзья.

Не понимающий языка Джордж в досаде перевел взгляд с жены на ее длинноволосого толстого племянника. Люси ответила:

– Спасибо, Володя. Собственно, так я и поступила. Ричард намеревался вчера сюда приехать, но не приехал. На него это не похоже, мы беспокоимся.

Куроедов отмахнулся.

– Мало ли. В «Метрополе» такие классные проститутки…

– Владимир! – хлопнула по столу Люси. – Либо контролируй свои мысли, либо заткни свою сраную глотку!

– Что он сказал? – встревоженно поинтересовался Джордж. Но вопрос его повис в воздухе.

Куроедов с ухмылкой поднял руки.

– О'кей, тетя Людочка, о'кей. У меня дела в городе, и ближе к вечеру я подрулю в «Метрополь» и… Как имя вашего приятеля?

– Ричард Мак-Грегор.

– О'кей. Подрулю в «Метрополь», разыщу там Ричарда Мак-Грегора и лично доставлю вам. Годится?

Люси просияла.

– Было бы чудесно! – Она перевела эту идею мужу. – Согласен, дорогой?

Джордж хмуро кивнул.

– Если он по дороге не прикончит Ричарда.

Хохотнув, Куроедов перешел на английский:

– Ты параноик, дядя.

– А ты кретин, – буркнул Джордж.

– У каждого свои недостатки, – парировал племянник, направляясь к двери.

Джордж бросил вдогонку:

– Как там твоя девушка? Не засохла еще от любви?

Куроедов застыл в дверях. Затем произнес сквозь зубы:

– Не подавись блином, Джордж. Это подорвет наш бизнес. – И, откинув со лба волосы, вышел.

2

Глеб и Даша успели хорошо выспаться, позавтракать, постучать на пишущей машинке, почеркать написанное и вдобавок пожмуриться на гуляющее по кухне солнце. Все это они успели, пока не раздался звонок в дверь. Глеб открыл.

В прихожую влетел хрупкий бородач с потертой папкой под мышкой. Стащив с себя куртку, он проворчал:

– Шолом! Опять голым скачешь?

Глеб был в джинсах, без рубашки и босиком.

– Шокирую? – уточнил он.

Бородач кивнул.

– Твои мускулы действуют на нервы.

– Тогда, старик, у тебя три варианта поведения, – заметил Глеб. – Первое: заняться гимнастикой. Второе: оставить все как есть. И третье: удавиться от зависти.

Бородач хмыкнул.

– Для первого варианта, старик, я слишком ленив, а для третьего нет оснований. Остается лишь второе.

Из кухни послышался голос Даши:

– Гольдберг, может, у тебя сдвиг в сексуальной ориентации?

Бородач с Глебом вошли на кухню. Даша в шортах, в маечке и с «конским хвостом» правила за столом текст рукописи. Бородач плюхнул свою папку на груду листов.

– Подвиньтесь, бумагомараки. С ориентацией, Лосева-Грин, у меня полный порядок. Не далее как только что…

– Врешь, – перебила Даша. – Ты еще в школе был пришибком. От лучших наших девиц бегал вместо зарядки.

Смерив ее взглядом, бородач повторил:

– Не далее как только что ко мне пристали две крали годков двадцати. Они…

– Погоди! – Глеб уселся на табурет. – Я должен подготовиться.

Даша придвинулась к нему и чинно положила руки на колени.

– Надеюсь, Илюша, – сказала она, – мы сможем тобой гордиться.

Илья усмехнулся.

– Эти прелестницы предложили купить им пива и завалиться к кому-то на квартиру…

– Конечно же, ты взял ящик, – ввернул Глеб.

– Коньяка, – уточнила Даша.

Глеб мотнул головой.

– Коньяк не заказывали. Мог возникнуть конфликт интересов.

– Конфликт Илюше – тьфу! – возразила Даша. – По одной девице на ладонь.

Илья нахмурился.

– Эй, что за цирк? Слушать будете или как?

Глеб с Дашей переглянулись.

– Старик, не обращай внимания, – вздохнул Глеб.

– Это мы ученикам подражаем, – пояснила Даша. – Леньке с Гулькой.

– Продолжай, – потребовал Глеб. – Куда вы направились с пивом?

Илья выдержал паузу.

– Никакого пива не было. Я сбежал.

Глеб и Даша расхохотались.

Илья возмутился:

– Дослушать можете?!

Согнувшись на табуретах, Глеб и Даша держались за животы. Илья гаркнул:

– Слушайте, идиоты! Они выделяли какую-то серую гадость вроде дыма! Это клубилось прямо из их тел!

Глеб и Даша поперхнулись смехом.

– Как-как? – переспросил Глеб.

Илья буркнул:

– Будете слушать или подражать Леньке с Гулькой?

Глеб придвинул ему табурет.

– Старик, давай про этих девиц сначала.

3

– За широким письменным столом Леня и Гуля плечом к плечу решали логарифмические уравнения. Из кассетника звучала негромкая ритмичная музыка. Ребята молчали уже полчаса,стремясь отделаться от надоевшей алгебры. В комнату заглянула чуть полноватая, но сохранившая стройность дама. На ней было приталенное платье в клетку – что называется, простенькое, но со вкусом.

– Все зубрите? – умилилась она. – Шли бы гулять: погодка вон какая.

Гуля сдула со лба прядь волос.

– Дорешаем и пойдем, Анна Кирилловна.

– Музыку хоть бы выключили.

– Нельзя. Она стимулирует мыслительный процесс.

Анна Кирилловна потопталась на пороге.

– Кушать не хотите?

– Спасибо, – ответила Гуля. – Может, попозже.

Дама кивнула и поинтересовалась:

– Сын, ты сегодня язык проглотил?

– Мать, – баском отозвался Леня, – когда женщины базарят, джигиты не вмешиваются.

Гуля отвесила ему легкий подзатыльник. И Анна Кирилловна поддержала:

– Правильно. Я еще добавлю. – Она вышла.

Извлекая корень из дискриминанта, Леня проворчал:

– Дверь бы за собой закрыла.

– Пойди и закрой, – отрезала Гуля, переписывая очередной пример из учебника.

– Еще чего? – огрызнулся Леня. Квадратный корень извлекаться не желал. – Кто из нас восточная женщина, я или ты?

– У нас революция. Ты 231-й сделал?

– Не-а. А ты?

– С ответом не сходится, – вздохнула Гуля.

Леня тотчас возмутился:

– Виктория всегда задает на понедельник, вредина!

– Не только она, – заступилась Гуля.

Тут мимо распахнутой двери прошел Ленин отец, Борис Викторович – генерал-майор ФСБ, получивший среди сослуживцев кличку Оксфорд. Даже дома он был одет в отутюженные брюки и сорочку ослепительной белизны. Генерал был высок, худощав и спину держал исключительно прямо. Шагая мимо комнаты сына, он проговорил в телефонную Трубку:

– Все это интересно, друг мой. Но при чем здесь Глеб Михайлович Грин? – И, продолжая разговор, скрылся в своем кабинете.

Леня и Гуля переглянулись.

– Что за дела? – насторожилась Гуля.

– Чуяло мое сердце, – тихо отозвался Леня. – Наверняка этот говноед под Глеба копает.

– Кто? – не поняла Гуля.

– Юрий Васильевич. Помнишь, вчера у школы? – Леня крадучись направился к двери.

Гуля всполошилась:

– Куда ты?!

– На разведку.

– Отец тебя прибьет!..

– Замучается.

В коридоре Леня огляделся и прислушался. На кухне мать уютно погромыхивала посудой. Голос отца доносился из кабинета: телефонный разговор, очевидно, продолжался. И Леня на цыпочках проследовал к кабинету. Дверь, на его удачу, оказалась приоткрытой, и в щель виден был профиль сидящего в кресле отца.

– То есть таким образом вы пытаетесь связать одно с другим? – проговорил отец в трубку и покосился на дверь.

Леня отпрянул с колотящимся сердцем. Однако отец спокойно продолжал разговор:

– Ладно, Юрий Васильевич, подведем итог. Британский подданный Ричард Мак-Грегор вчера был задушен с переломом шейных позвонков. Убийство произошло в автомобиле «Вольво», взятом Мак-Грегором напрокат. Время смерти, примерно, между восьмью и десятью вечера. Правильно?.. Пойдем далее. Незадолго до убийства у покойного была ссора в отеле «Метрополь» с гражданином, личность которого вы установили. Это оказался Глеб Михайлович Грин, учитель французского языка в школе номер… Кстати, Юрий Васильевич, вам известно, что в этой школе учится мой сын? Причем именно у этого учителя… Не известно? Что ж, не все сразу. Вы и без того сработали оперативно. Я бы даже сказал: весьма… Успокойтесь, Юрий Васильевич. Это, как вы изволили выразиться, совпадение не должно влиять на процесс вашего расследования. Создавать вам помехи я, конечно же, не намерен…

Отец продолжал еще говорить, однако Леня попятился прокрался к себе в комнату и шепнул Гуле:

– Надо срочно позвонить Глебу.

– Что такое? – тихо выдохнула Гуля.

– На него убийство вешают.

Гуля ахнула.

Оставив тетради и учебники на столе, ребята выскользнули в коридор, прошмыгнули в прихожую и достали из шкафа куртки. За их спинами вдруг раздался голос Анны Кирилловны:

– Куда вдруг намылились?

– Погулять, мам, – бодро ответил Леня. – Ты права: погодка – прелесть.

Анна Кирилловна загородила выход.

– Шлагбаум закрыт. Покушайте сперва.

– Во-первых, – нахмурился Леня, – не «покушайте», а «поешьте»…

– Не цепляйся! – одернула его Гуля.

– А во-вторых, – продолжал Леня, – аппетит необходимо нагулять.

Тут в прихожей возник отец. Он приблизился, заложив руки за спину, и гладко выбритое лицо его излучало холодное спокойствие. Ребята инстинктивно втянули головы в плечи.

Анна Кирилловна обратилась к мужу:

– Борик, скажи им. Пусть сперва покуша… поедят.

Генерал посмотрел сыну в глаза, затем двинулся прочь, обронив:

– Не переживай, Анют. Проголодаются – придут.

Облегченно переведя дух, Леня и Гуля выскочили из квартиры, спустились в лифте и, миновав бдительную консьержку, оказались во дворе дома. Во время этого марш-броска Леня успел передать Гуле содержание подслушанного телефонного разговора.

Солнышко сияло, как летом. Правда, было прохладно, и красно-желтых листьев становилось все больше.

– Отойдем подальше. – Леня извлек из кармана сотовый телефон. – Чтоб из окон не засекли.

– Сын чекиста! – фыркнула Гуля, шагая за ним со двора. – Ты веришь, что Глеб мог кого-то убить? Лично я никогда не поверю.

Леня пожал плечами.

– Всякое бывает.

Гуля резко остановилась. Глаза ее гневно блеснули.

– Что ты хочешь сказать?!

Леня также остановился, и чубчик его вздыбился.

– Я верю в другое! Если Глеб кого-то убил – туда тому и дорога!

Гуля опустила взгляд и, быть может, впервые за время их дружбы не нашла, что возразить.

– Ладно, – вздохнула она, – отойдем еще подальше. Чтоб и с телескопом не засекли.

Леня сердито подытожил:

– На месте отца я бы этому говноеду Юрию Васильевичу прищемил хвост. Ох, прищемил бы!

Гуля взяла его за руку и потащила за угол ближайшего дома. Чтобы выйти наконец из зоны наблюдения.

4

Майор ФСБ Луганский вновь посетил «Метрополь». На сей раз он обошелся без надвинутого на лоб берета и темных очков: как говорится, надобность отпала. Юрий Васильевич был в более светлом костюме, при галстуке и в замшевой куртке. И каждый волосок в прическе его и в усиках, разумеется, знал свое место. Облокотясь на стойку, майор допрашивал портье с гораздо большим упорством, но с тем же успехом. Физиономия портье вместо почтения к спецслужбам выражала лишь вежливую скуку. Юрий Васильевич, однако, проявлял терпение, поскольку ничего полезного узнать не рассчитывал, и допрос проводил, что называется, «для близиру».

– Значит, Мак-Грегор прокондылял сюда из бара, вот так прошел к дверям, и больше ты его не видел, так?

Портье кивнул:

– Точнее не скажешь.

– И за что тебе деньги платят? – пошутил майор.

Этот вопрос портье оставил без внимания.

Между тем под пальмой, в том кресле, где вчера сидел барон, вольготно расположился Куроедов. Его одутловатая физиономия также выражала скуку. Устроив своему Гаврилычу выходной, Куроедов лично привез приятеля-майора в «Метрополь» и теперь дожидался завершения следственных действий. Благо, данное тетке обещание выполнять не придется: друг Ричард (кто бы мог ожидать?) сыграл в ящик.

И вот, стало быть, Куроедов сидел в кресле и курил, так же как покойный барон, стряхивая пепел в кадку пальмы. Ни он, ни Луганский не обратили внимания на невзрачного японца, периодически мелькавшего поблизости. Впрочем, заметить его и впрямь было нелегко.

Зато японец проследил их путь от парковки до отеля и записал номер куроедовского «Мерседеса». Маленький человечек со шрамом над бровью умел быть неразличимым не только в людской сутолоке, но и в практически пустом фойе гостиницы.

Майор Луганский тем временем сворачивал малоэффективный допрос.

– Тот тип в джинсах и куртке больше не возникал? – осведомился он вяло.

Портье разве что не ковырял в носу.

– Какой тип?

– Который вчера встречался тут с Мак-Грегором.

– А-а… Нет вроде. На глаза не попался.

Майор нахмурил напоследок брови.

– А ты смотри в оба, варежку не разевай. – Он выложил на стойку визитку. – Появится – звони. Тебе зачтется.

Портье едва сдержал вздох облегчения.

– Всенепременнейше.

Луганский вперил в него взор, однако решил не связываться и, подойдя к Куроедову, присел на соседнее кресло. Куроедов, прищурясь, взглянул сквозь сигаретный дым.

– Далеко продвинулся? – полюбопытствовал он.

Майор достал расческу, провел ею по височкам и убрал в карман.

– Далеко, не далеко, – отозвался он, – но муженька твоей принцессы мы прищучим. Тем более что покойный Мак-Грегор вполне мог натрепать ему про твоих английских родственников.

Куроедов отмахнулся сигаретой.

– Он сам ничего не знал.

– Как выяснилось, он знал адрес твоей дачи.

– И что с того? Не поднимай хипиш, Юрик. Допустим, этот Мак-Грегор, перед тем как его замочили, успел брякнуть корешу про фазенду в Голицыно. Чего нам опасаться? Что учитель французского припрется туда с инспекцией? Так ему охрана руки-ноги повыдергивает. Ее-богу, Юрик, паранойя – твоя профессиональная болезнь.

Майор Луганский отогнал ладонью сигаретный дым.

– Вова, не будь олухом. Откуда, интересно, этот школьный учитель знает барона Мак-Грегора? Простенький такой вопрос. Может, он родня лорду Грину, на которого рассчитывал покойник? Или только однофамилец? Это надо выяснить. В совпадения, Володь, я не верю.

Куроедов с усмешкой тряхнул длинными волосами.

– Похоже на международный заговор.

Луганский на шпильку не отреагировал.

– Владимир Сергеевич, – холодно произнес он, – муж твоей тетки на пороге открытия, которое может нас озолотить. Если уж я влез в этот бизнес, то не позволю устраивать из него лохотрон.

Поблизости от приятелей вновь нарисовался маленький японец. Промелькнул и растворился.

Куроедов поднял вверх руки.

– О'кей, Юрик, о'кей. Делай как знаешь. Одного не пойму: какого дьявола ты ломанулся докладывать шефу? Имея такую лапу, как твой отчим, шефа можно вообще не впутывать.

Луганский кивнул.

– Казалось бы. Но, видишь ли, Вова, так все сплелось, что в долбаной этой школе, на ступеньках которой ты так славно разбуянился…

– Опять?! – вскричал Куроедов. – Я же признал, что…

– В этой самой школе, – невозмутимо продолжил Луганский, – учится отпрыск генерала Рюмина. Причем он был свидетелем инцидента и наверняка меня узнал.

– Ну?!

– Баранки гну. В подобной ситуации, Владимир Сергеевич, нужно быть полным идиотом, чтоб не доложиться шефу. Понятно я объясняю?

Куроедов вновь поднял руки.

– Нет слов, Юрик, молчу. Слушай, мне жрать охота. Что если нам отметиться в здешнем кабаке?

Майор разгладил усики.

– Угощаешь?

– Естественно. – Куроедов швырнул окурок мимо кадки с пальмой.

5

Леня и Гуля стояли за углом чужого дома. Несмотря на погожую субботу народу вокруг было немного.

Достав из кармана мобильник, Леня в досаде пнул камешек.

– Черт, зарядить забыл! Дай-ка твой.

Гуля огорченно тряхнула головой.

– В портфеле оставила.

Леня вздохнул.

– Ни поддержки в тебе, ни опоры. Моя труба вот-вот сдохнет.

– А ты не трепись, назначь встречу, – посоветовала Гуля. – Такие дела по трубе не обсуждаются.

Леня посмотрел на нее с уважением.

– Женщина, это ж надо… – Схлопотав ласковый подзатыльник, он набрал домашний номер учителя французского. Глеб отозвался сразу, и Леня взволнованно проговорил: – Глеб Михайлович, здравствуйте. Это Рюмин.

– Богатым не будешь: я тебя узнал, – произнес голос учителя. – Чем порадуешь?

– Скорее, огорчу, – выпалил Леня. – Глеб Михайлович, нам нужно срочно с вами встретиться.

– Кому это – нам?

– Мне и Гуле Шариповой.

В трубке раздался смешок.

– Глупо было спрашивать. Где вы находитесь?

– Возле моего дома. Вы у нас были, помните?

– Такое не забывается. Ленька, что случилось?

Леня бросил взгляд на Гулю.

– Глеб Михайлович, у меня сейчас телефон отрубится. Речь идет о вашем знакомом. О Мак-Грегоре из «Метрополя».

Чуть помолчав, учитель произнес:

– Возле вас магазин спорттоваров, знаете?

– Конечно.

– У магазина через полчаса.

– Будем ждать. – Леня отключился и перевел дух. – Приедет к спорттоварам.

– Слава богу! – выдохнула Гуля.

Леня вздыбил пятерней свой чубчик.

– Не радуйся: это лишь полдела.

Гуля взглянула на него в недоумении.

– Что еще?

– Теперь, – поднял палец Леня, – предстоит передать информацию. А то представляешь: приезжает Глеб к месту встречи, а там два наших молодых трупа.

Гуля принялась трясти его за куртку. Леня довольно похохатывал.

6

В фойе «Метрополя» после ухода Луганского с Куроедовым не оказалось ни души. Гостиница словно заснула во время сиесты. Лишь портье со скучающей миной торчал за стойкой.

Маленький японец со шрамом над бровью возник будто из воздуха. Он обратился к портье по-английски:

– Кто были эти люди?

Портье оглядел его с ног до головы.

– Сами-то вы кто? – произнес он нелюбезно с неплохим английским прононсом.

Японец вперил в него взгляд, от которого по спине портье побежали мурашки.

– Я частный детектив из Токио. – Грудь азиата едва возвышалась над стойкой, однако он с королевским величием уронил перед портье пятидесятидолларовую банкноту. – Вот мои документы, бой. Надеюсь, они в порядке?

Видавший виды портье почувствовал себя неуютно.

– Разумеется, сэр. – С большой неохотой он взял деньги и спрятал в карман. – Что вы желаете знать?

– Кто эти люди? – повторил японец.

– Этот, – портье провел пальцем над губой, обозначив усики, – мистер Луганский из ФСБ, а другой…

– Что такое ФСБ? – перебил японец.

– Спецслужба, – объяснил «бой», и японец понимающе кивнул. – А другого не знаю. Похоже, они приятели.

Японец чуть подумал и спросил:

– Спецслужба интересовался Мак-Грегором?

– Да, сэр.

– Что ты ему рассказал?

– Только то, что мистер Мак-Грегор сидел вчера в баре, затем вышел – и больше я его не видел.

В узких глазах японца промелькнуло удовлетворение. Он уронил на стойку еще одну пятидесятидолларовую банкноту.

– Куда уехал Мак-Грегор?

– Простите? – Ощущая все большую тревогу, портье собрался было отклонить подачку, но под взглядом японца вновь положил деньги в карман. – Не понял вопроса, сэр.

– Ты расслышал адрес, который Мак-Грегору продиктовали по телефону?

– Это было невозможно, сэр. Я стоял в пяти шагах…

– Ладно, бой, верю. Мистер спецслужба произносил фамилию Ньюгарт?

– Ни разу, сэр.

Японец еще подумал.

– Знаешь того типа, с которым вчера здесь встречался Мак-Грегор?

– В джинсах и куртке? – уточнил портье. – Майор Луганский тоже о нем расспрашивал. Понятия не имею, сэр.

Побарабанив пальцами по стойке, японец осведомился:

– Кто такой лорд Грин?

Портье испустил стон.

– Катитесь вы к чертовой матери! – взорвался он. – Не знаю никакого лорда Грина! Ясно вам?! Не знаю!

Губы японца дрогнули в улыбке.

– Верю, бой. Но запомни: услуги я иногда оплачиваю, а иногда… пользуюсь ими бесплатно.

Перед тем как удалиться, коротышка достал из кармана две миниатюрных серебряных фляжки и сделал из каждой по глотку.

7

Прохаживаясь вдоль витрины «Спорттоваров», Леня и Гуля озирались по сторонам. То есть вели себя прямо-таки по-шпионски. Благо, ни одного контрразведчика вблизи не оказалось.

«Жигуленок» их учителя подкатил, лихо затормозил, и задняя его дверца приглашающе распахнулась. Переднее же сиденье занимали двое. Разглядев их лица, Гуля пробормотала:

– Красива она обалденно. Не могу привыкнуть.

Леня подтолкнул ее к машине.

– Ты тоже ничего. Местами. – И, получив тычок, посетовал: – Делай после этого комплименты.

Ребята нырнули в машину и прикрыли за собой дверцу. Глеб и Даша, обернувшись, смотрели на них. Супруги-учителя были одеты в джинсы и куртки. Лица у обоих были серьезные.

– Привет! – сказала Даша. – Решили экзамен досрочно спихнуть?

– В десятом французский не сдают, – опроверг эту версию Глеб. – Что у вас? Давайте колитесь.

И Леня выпалил:

– Вы знали Мак-Грегора? Он убит.

Повисла тишина.

Зеленые глаза Даши ошеломленно впились в побледневшее лицо Глеба, который вцепился в спинку сиденья, будто боялся упасть. И помрачневшая Гуля добавила:

– Мало того, Глеб Михайлович: это убийство вешают на вас.

Даша перевела на нее встревоженный взгляд.

– Откуда это известно?

– От Бориса Викторовича, разумеется, – пробормотал Глеб. – По каким-то причинам он не решился предупредить меня лично.

Леня криво усмехнулся.

– Дождетесь от него, как же. Просто я случайно подслушал.

– Расскажи в деталях, – потребовал Глеб. – Как именно подслушал? Что запомнил?

Упрашивать себя Леня не заставил. Он внятно изложил, как отец, проходя мимо двери его комнаты, произнес имя Глеба Михайловича по телефону, как он, Леня, прокрался к двери отцовского кабинета, которая оказалась приоткрытой…

– Это все тот прыщ из ФСБ! – перебила Гуля, глядя на Дашу. – Который был с тем ишаком, который к вам клеился!

Даша вздохнула.

– События, похоже, развиваются.

Глеб кивнул.

– Чтоб мы не заскучали.

Леня сердито тряхнул чубчиком.

– Луганский Юрий Васильевич – подчиненный отца, майор долбаный. Он доложил, что вы, Глеб Михайлович, незадолго до убийства Мак-Грегора ссорились с ним в отеле «Метрополь».

Глеб почесал переносицу.

– Еще бы не доложить. Торчал там в берете и темных очках, будто бородавка на лысине. Профессионал.

Даша смотрела на него в тревоге.

– Ссорились?

– Дискутировали. Чем не повод для убийства? – Глеб обратил взгляд на Леню. – Не знаешь, где и каким образом был убит Мак-Грегор?

– В автомобиле «Вольво», взятом напрокат, – отрапортовал Леня. – Задушен с переломом шейных позвонков.

Глеб задумчиво кивнул.

– Так, значит… Это наводит на две мысли разом… – Он запнулся.

И Леня с горечью ввернул:

– А фазер мой заявил, что не станет препятствовать расследованию. Такие вот делишки.

Гуля взяла его за руку.

Даша не сводила взгляд с мужа.

– На какие мысли это тебя наводит?

– Не слишком продуктивные, – вздохнул Глеб. – Первое: вероятно, Ричард наконец вычислил своих биохимиков и к ним поехал. Второе: убийство его не было спланировано заранее. И что это нам дает?

Даша пожала плечами, а Гуля ответила:

– Практически ничего.

Леня скосил на нее глаза.

– Умная.

Глеб обернулся к ученикам.

– Спасибо. Чешите домой.

Несколько задетый Леня вышел из машины.

Гуля замешкалась.

– Э-э… а с вами все будет в порядке?

Даша взглянула на нее повлажневшими глазами.

– Гулька, отдыхай и ничего не бойся. Поняла?

Гуля выскользнула из «жигуленка». Однако не успели они с Леней отойти, как их догнал Глеб.

– Чуть не забыл в суматохе, – обратился он к Лене. – Я бы должен поблагодарить твоего отца, но, боюсь, это будет неуместно. Поэтому я…

– Поблагодарить отца? – вылупил глаза Леня. – Интересно, за что?

– Поэтому я, – повторил Глеб, – кое-что тебе объясню. Поверь, Леня, ты ничего бы не подслушал, если бы твой отец этого не захотел. Предупредив меня, ты как бы выполнил его негласное задание. Твой папа неплохо тебя сечет. – С этими словами учитель французского вернулся в свой «жигуленок» и укатил.

Леня смотрел ему вслед пребывая в обалдении.

Гуля взяла его за руку и потянула к дому.

– Отращу волосы, чтобы носить «конский хвост», – объявила она.

Леня не отреагировал.

– Поверить не могу! – возмущался он. – Игры чекиста с родным сыном!

– Остынь, – посоветовала Гуля. – Это был высший пилотаж.

Ленин чубчик вздыбился петушиным гребнем.

– Какой на фиг пилотаж?! А если б я поленился позвонить? Или вообще бы наплевал?!

Гуля крепко держала его за руку.

– Ведь не наплевал же.

Леня в ярости ускорил шаг, потянув ее за собой.

– Ну нет, я выясню с ним отношения!

– Лень, брось.

– Хоть брось, хоть подними!

Ребята ворвались в подъезд, протаранили бдительную консьержку и поднялись в лифте.

– Уймись, – шепнула Гуля.

– Не сейчас! – Открыв дверь своим ключом, Леня впихнул подругу в прихожую. – Конфликт поколений созрел!

Едва они стащили с себя куртки, к ним выпорхнула Анна Кирилловна.

– Отлично! Как раз обедать садимся. Нагулялись?

– По самую катушку, – буркнул Леня.

– Ну и чудненько! – ворковала матушка, следуя за ребятами в комнату. – Мойте руки. Забыла, кстати, спросить: как У вас там со стенгазетой? Заметку написали?

Леня проворчал:

– Зачем? На меня юный гений работает.

Мать уставилась на него в недоумении.

– Какой еще гений?

– Помесь Пушкина с Бродским. Где папа? – Не дожидаясь ответа, Леня ринулся к кабинету отца.

Дверь на сей раз была прикрыта плотно. Постучав, Леня вошел. Отец за столом листал бумаги. Он поднял взгляд на сына. Леня ернически щелкнул каблуком.

– Задание выполнено, сэр.

Борис Викторович молча на него смотрел.

Ощутив неуверенность, Леня повысил голос.

– Ты знал, что я подслушиваю, не прикидывайся! Ты знал, что я позвоню Глебу Михайловичу! Скажешь, нет?!

Борис Викторович поднялся из-за стола и встал перед сыном, заложив руки за спину.

– Умнеешь, чувак, – произнес он невозмутимо.

Леня пробормотал, краснея:

– Ну и зачем был этот балаган? Все равно ведь…

– Только я не понял, – перебил отец, – что, собственно, ты мог подслушать?

Леня заикнулся было, но осекся и ответил:

– Ничего.

Отец удовлетворенно кивнул, затем уточнил:

– Кому, говоришь, ты звонил?

Губы сына дрогнули в улыбке.

– Никому.

Борис Викторович вновь кивнул.

– Тогда выясни у мамы насчет обеда.

– Да, сэр! – Леня вышел из отцовского кабинета вовсе не в том настроении, с каким вошел.

8

Девятилетний Саша Колесников – «помесь Пушкина с Бродским» – грыз шариковую авторучку. Лежащий перед ним тетрадный лист в клетку заполнен был исчерканными стихотворными столбцами… Вихры на Сашиной макушке задорно топорщились, однако на лице мальчика застыла отрешенность. Записав строку школьным своим почерком, он тотчас ее вымарывал и продолжал грызть ручку.

В приоткрытую дверь проскользнула Танька с плюшевым мишкой в руках и деликатно прошептала:

– Сань, можно нам с тобой посидеть?

Брат вперил в нее невидящий взор.

– У-у?

– Можно мы с Майклом посидим с тобой?

Саша кивнул.

– Сидите. Вякнешь – пенделя дам.

Танька мотнула косичками.

– Не вякну. – И героическим усилием молчала пять минут. Затем поерзала на стуле и приблизила к лицу брата игрушечного медвежонка. – Знаешь, что Майкл сказал?

– У-у?

– Он сказал, что к нам едут Глеб и Даша.

Уронив авторучку на пол, Саша уставился на медвежонка. Стеклянные глазки Майкла выражали неподкупную честность. И в этот момент раздался звонок в дверь. Просияв, Саша кинулся открывать. Но у порога комнаты притормозил, вернулся за стол и деловито поднял с пола авторучку.

Дверь открыла бабушка, и голос Глеба произнес:

– День добрый, Варвара Львовна. Спецов по малолетним грубиянам вызывали?

– Вызывала, еще как вызывала! – затараторила бабушка. – Глеб, Даша!.. Ей-богу, вы с ума сошли! Опять столько натащили…

– Разговорчики! – донесся Дашин голос. – Чтоб все было съедено в три дня!

– Да нам за полмесяца с этим не управиться! – сетовала бабушка, и слышался шелест пакетов.

Сидя как на иголках Танька выжидательно смотрела на брата. Нахохленный Саша уткнулся в тетрадный лист. И девочка не выдержала.

– Сань, я пошла. – Соскочив со стула, она метнулась с медвежонком в прихожую, и оттуда раздался ее голосок: – Привет! А знаете, что Майкл сказал?

Саша презрительно обронил:

– Пискля.

Затем опять шелестели пакеты, и все говорили наперебой. Потом возмущенный голос бабушки заявил:

– Нет, денег я больше не возьму! Это ни в какие ворота…

– Варвара Львовна, – перебил голос Глеба, – вы просто помогаете нам уйти от налогов.

– Перестаньте меня дурить! – не унималась бабушка. – Какие налоги?! Вы даете нам столько налички…

– А вы хотите, – сурово произнес голос Даши, – чтобы наличка эта досталась коррумпированным чиновникам? Не ожидала от вас, Варвара Львовна.

– Ох, вы мне голову совсем заморочили, – сдалась бабушка. – Что с вами делать?

И Даша посоветовала:

– Подчиняясь экономической необходимости, положите деньги в комод.

Затем опять заговорили наперебой. Потом возникла пауза, дверь комнаты отворилась, и на пороге появился Глеб.

– Ага! – сказал он. – Затаился и глаз не кажет!

Из-за плеча его выглянула Даша.

– Презирает, – тряхнула она «конским хвостом». – Не желает спускаться с вершин.

Губы Саши норовили расплыться в улыбку, но мальчик с губами справился.

– Здравствуйте, – отозвался он, черкнув наугад в тетрадном листе.

Глеб и Даша переглянулись. Бабушка из-за их спин укоризненно произнесла:

– Какой ты негостеприимный. Мог бы хоть…

– Ба, я работаю! – повысил голос мальчик.

Глаза Даши насмешливо блеснули.

– Извини, что отвлекаем.

– Сладу с ним нет, – вздохнула бабушка. – Пойдемте чай пить.

– С клубничным вареньем? – уточнила Даша.

– С клубничным, с вишневым и с малиновым, – гордо объявила Варвара Львовна.

Произнеся «ах», Даша отправилась с ней на кухню накрывать на стол.

Глеб остался в дверях.

– Над чем работаешь? – полюбопытствовал он.

Вертящаяся у ног Танька тотчас отрапортовала:

– Стихи пишет для Лени и Гули. В стенгазету.

– Кто тебя спрашивает?! – рявкнул Саша. – Трепло!

Девочка накуксилась.

– Вредный и противный.

Глеб нахмурил на Сашу брови.

– Что ты орешь? Подумаешь тайна. – Он погладил Таньку по голове. – Ступай-ка, подруга, к женщинам. Там помощь твоя нужна.

Танька вздохнула.

– Ну ладно. А ты всыпь ему хорошенько.

– Будь уверена. – Прикрыв за ней дверь, Глеб подошел к Саше. – Значит, заказ выполняешь. О чем хоть стихи?

Саша уткнулся в листок.

– Об осени. А им ничего не будет?

– Кому? Лене и Гуле?.. От стихов зависит. Хорошие напишешь – их похвалят: «Молодцы, ребята. Грамотно используете дешевую рабочую силу».

Саша прыснул.

– Постараюсь.

Глеб присел перед ним на корточки.

– А женщинам своим почему хамишь?

– Достают потому что.

– А ты их не достаешь?

– Я к ним вообще не лезу.

– Вот как? Знаешь, Сашка, многие почему-то уверены, что у всех великих поэтов сволочной характер… Как твое мнение на сей счет?

Сашины губы расплылись-таки в улыбку.

– Бывает, – признался мальчик.

– Имеется предложение, – сказал Глеб. – Вызывай меня по телефону и хами сколько влезет. Согласен?

– С тобой не получится, – покраснел Саша.

Глеб потрепал его за вихры.

– Потренируешься – получится.

Мальчик хохотнул.

– Видал я такие тренировки.

Глеб встал с корточек.

– Тогда другое предложение. Если женщины тебя достают – делай от них ноги.

– Куда?

– Никуда. Бегай от них по квартире с проворством таракана.

Саша залился смехом.

– От бабушки и Таньки?!

Глеб кивнул.

– Верный способ. Сегодня один мой знакомый удрал от двух девиц, и никто его не осудил.

– Удрал от девчонок?! – хохотал Саша. – Мальчик?!

– Какой мальчик! – отмахнулся Глеб. – Дядька с бородой, в одном классе с Дашей учился. Бежал – только пятки сверкали.

От смеха Саша чуть не повалился на пол.

В приоткрывшуюся дверь заглянула Даша.

– Вижу воспитательную работу.

Глеб развел руками.

– Смехотерапия.

– Читала об этом, – кивнула Даша. – Прошу к чаю.

Глеб с поклоном указал Саше на дверь.

Мальчик с улыбкой качнул головой.

– После вас.

Хмыкнув, Глеб вышел.

Даша осталась в дверях.

– Может, поздороваемся по-человечески? – обратилась она к Саше. – Не укусишь?

Саша эффектно щелкнул зубами.

– Укушу. – И, на мгновенье прижав щеку к Дашиной ладони, помчался на кухню.

9

В квартире Глеба и Даши друзья их также расположились на кухне. Они пили кофе и перекусывали, достав еду из холодильника. Светлана и Стас вернулись недавно «из шкафа», где наплавались в речке, успев даже слегка загореть. Илья, который скрепя сердце купаться отказался, корпел в это время над своими «дифурами». И плоды его корпения, сложенные в папку, находились теперь на подоконнике, рядом с пишущей машинкой Глеба.

Расправив могучие плечи, Стас прожевал бутерброд с сыром и полюбопытствовал:

– Девицы хоть были ничего? А, Илюх?

– Кончай цепляться, – одернула мужа Светлана.

Волосы у обоих еще не просохли от купания, и лица излучали умиротворение.

– Мне интересно, – усмехнулся Стас, – свалил бы он от них, если бы одна была похожа на Шерон Стоун, а другая на Николь Кидман? Скажи, Илюх.

Илья намазал масло на хлеб и пристроил сверху пласт мармелада. Откусив от этого сэндвича, он проворчал:

– Рыжий, если бы вокруг Николь Кидман клубилась такая мерзость, даже ты задал бы стрекача. И должен заметить, тебя бы это не унизило.

– Как знать? – не унимался Стас. – Может, я рассудил бы иначе. Девицы есть девицы, а сумрак вокруг них – вроде дополнительного одеяния. Как тебе такой подход?

Илья хмыкнул.

– Мечты учителя физкультуры.

– Но-но! – Светлана глотнула кофе. – Не обижай моего мужа: отшлепаю.

Стас подмигнул Илье.

– Понял? Мало не покажется. – Он взял с тарелки очередной бутерброд.

– Нет, Илюх, кроме шуток. Может, ты… э-э… слишком впечатлительный, а?

Рукой, свободной от сэндвича, Илья теребил бороду.

– Стас, ты под придурка косишь или как? Ведь твоя Светка поведала нам про этого… Дашкиного прилипалу, как его?

Светлана хмуро отхлебнула кофе.

– Хватит об этом.

– Куроедов вроде, – подсказал с усмешкой Стас. – Ну и от чего тут в обморок падать?

Илья в досаде хлопнул по столу.

– У жены спроси! Свет, каковы твои впечатления?

– Ну его на хрен, дайте отдохнуть! – Светлана также взяла бутерброд. – Илюх, почему ты жену сюда не приводишь?

Стас бросил на нее предупреждающий взгляд.

– Свет, отстань от человека.

– Просто я не видела Плюшкиной жены, – пояснила Светлана. – Жажду с ней познакомиться.

Илья пробормотал:

– Алка занята, как президент Соединенных Штатов. У нее сетевой бизнес, вокруг сплошные дистрибьюторы, и ей не до мелочей жизни.

Серые глаза Светланы смотрели на него в упор.

– Почему не разведешься?

– Света! – рявкнул Стас. – Не трожь его!

Илья умиротворяюще вскинул руку.

– Если б я развелся, Сычиха, это лишило бы меня повода приходить сюда и общаться с тобой.

Стас показал ему кулак.

– Не обижай мою жену.

– Рыжий, – ответил Илья, – жена твоя – мент. И дети ваши будут ментами.

Светлана улыбнулась.

– Дай-ка, Илюх, я кофе тебе подолью. Между прочим, ты много ешь сладкого.

– Это? – Илья указал на вазочку с мармеладом. – Это, чтоб ты знала, фруктоза. Никакого холестерина.

– Все равно перебарщиваешь.

– Сычова, не заговаривай мне зубы. Лучше доложи о Куроедове, чтоб твой физрук ухмылочки тут не строил.

Стас тотчас «состроил ухмылочку».

– Да уж, Свет, реши наш спор. Что в Куроедове такого, чтоб мы сон потеряли?

– Идите оба на хрен! – разозлилась Светлана. – Искупалась, расслабилась – мне хорошо! Так нет, заладили: Куроедов, Шмуроедов… Блин, могу я отдохнуть?

Илья и Стас переглянулись.

– Свет, – сказал Илья, – дай-ка я кофейку тебе подолью.

Стас подвинул к ней вазочку с мармеладом.

– Поешь, Свет. Чистая фруктоза.

10

В ресторане гостиницы «Метрополь» инструментальное трио негромко наигрывало блюз. Было чистенько и уютно. Не Лас-Вегас, конечно, однако сносно вполне. Куроедов с майором Луганским занимали столик у эстрады. Невзирая на то, что была суббота и дело близилось к вечеру, заполнено было менее ползала. Официант, ощущая в приятелях солидную клиентуру, почтительно и беззвучно выполнял любой их каприз.

Отведав многочисленных закусок, Куроедов и Луганский перешли наконец к шашлыку из осетрины. Центр стола венчала опустевшая на две трети бутылка виски. Оба приятеля были, что называется, «тепленькими», но держались молодцами. Откинув со лба вспотевшую прядь, Куроедов кивнул на блюдо с овощами.

– Налегай на витамины, Юрик Способствует.

Из прически майора ФСБ не выбился ни один волосок. Мастерски орудуя ножом и вилкой, Юрий Васильевич отправил в рот ломтик подкоптившейся осетрины.

– Притормози со спиртным, Володь, – посоветовал он. – Ты за рулем все же. Если хотел выпить, зачем отпустил своего бобика?

– Ты про Гаврилыча? – хохотнул Куроедов. – Он не бобик, он верный Мухтар. А что касается выпить, так я не пьянею. Разве что чуть-чуть. Хлебнул до еды в «мерсе» бульона…

– Слыхал эти песни, – отмахнулся вилкой майор. – Только знаешь, Вова, я из сопливого возраста вышел и приключений на свою жопу не ищу. Во-первых…

– Ну да, – ввернул Куроедов, – ты у нас образец.

– …ты обещал подбросить меня домой. Не хотелось бы угодить в ДТП. А во-вторых, у нас общий бизнес, и тупо врезаться в столб ты не имеешь права. Пойми, Володь: торговать бульоном и пить бульон – вещи диаметрально противоположные. Знаю, что ты скажешь, – предупредил майор реплику приятеля. – Конечно, бульон – не наркота. Будь он наркотой, я бы и мараться не стал. Однако при всем при том…

– Юрик, о чем ты?! – вдохновенно перебил Куроедов. Его пухлые щеки раскраснелись, глаза поблескивали, длинные волосы живописно драпировали воротник сорочки. – Какое к дьяволу ДТП?! Это ж эликсир жизни! У меня в костях и в мышцах такие ощущения… передать не могу! Вчера, к примеру, я уронил из буфета фужер. Пока он падал, я дважды его коснулся и поймал за миллиметр до пола. – Толстяк победоносно взглянул на приятеля. – Как тебе такие возможности?

– Никак, – сухо ответил майор. – Предпочитаю шевелить мозгами.

Куроедов откинулся на спинку стула.

– Тут, Юрик, мы с тобой не совпадаем. Слава богу, мои упертые английские родственники…

Луганский приложил к губам палец, и возбужденный толстяк примолк. Официант расторопно убирал со стола лишнюю посуду, прихватывая остатки закуски. Приятели молча за ним наблюдали. Тихо звучал джаз.

Стоило официанту уйти, Куроедов столь же темпераментно продолжил:

– Хорошо мои родственники о свойствах бульона не подозревают. Для них он лишь исходный продукт в экспериментах.

– Кстати, о родственниках, – перебил Луганский, отправив в рот очередной ломтик осетрины. – Пора бы им ощутимо продвинуться, иначе… Ведь не для производства бульона я вытащил их из Манчестера.

Куроедов с вызовом откинул со лба прядь.

– Бульон, Юрик, имеет самостоятельную ценность.

Отложив вилку, Луганский разгладил усики. Взгляд его источал холод.

– Не для меня, Владимир Сергеевич. Для меня он также исходный продукт. Который, правда, мы эффективно утилизируем. Надеюсь, моя точка зрения вам ясна.

Глотнув виски, Куроедов полюбопытствовал:

– Что мне делать? Засунуть им шило в задницу? Ознакомь с методами Лубянки.

Майор тоже глотнул виски и вонзил вилку в остывающую осетрину.

– Володь, не юродствуй. Методы выбирай сам. Секи их плетью, танцуй перед ними канкан – дело должно двигаться. Извини за банальность, время – деньги. Тем более что…

– Деньги, между прочим, мои, – ехидно вставил Куроедов. – Или я что-то путаю?

Луганский будто не слышал.

– Тем более что, – продолжал он невозмутимо, – убийство этого Мак-Грегора чертовски напрягло ситуацию.

– Так уж и напрягло? Юрик, не набивай себе цену.

– Вовик, не будь идиотом. Мак-Грегор разыскивал Ньюгартов, об этом знает портье. Кто еще в курсе? Глеб Михайлович Грин – муж твоей зазнобы? Он ведь встречался с покойным. О чем они говорили?

– Вот и выясни – это твоя проблема.

– Благодарю за напоминание. Уж постараюсь. Но с кем еще делился Мак-Грегор своими заботами? Не забывай к тому же: покойник – британский подданный, и дело может не ограничиться стенами нашей конторы. Сколько времени, по-твоему, я смогу контролировать ситуацию?

На пухлом лице Куроедова растерянность смешалась с досадой. Он тяжело оперся локтями о стол.

– Черт возьми, умеешь ты утешить!

Майор пожал плечами.

– В утешители не нанимался. Шашлык вон ешь, холодный уже.

– Сэнк ю, нет аппетита.

– Ну-ну, Владимир Сергеевич, не все так плохо. Мне просто хотелось вас взбодрить.

– Юрий Васильевич, вам это удалось. Черт бы вас побрал!

У стола вновь появился официант, и приятели примолкли, как бы слушая оркестр.

– Кофе подавать? – услужливо осведомился официант.

– Угу, – кивнул майор ФСБ.

– Нет, – одновременно с ним буркнул Куроедов.

Получив столь разноречивые указания, официант замер с наклоном вперед. Куроедов махнул рукой.

– О'кей, тащи. И сразу счет.

С облегчением разогнувшись, официант испарился.

Луганский проговорил:

– Володя, тебя несет не в ту сторону. Ты должен понять три вещи. Первое: насчет твоих родственников с их затянувшимся открытием. Это мы уже обсудили. Второе: твой бизнес – торговля автомобилями. Вот и торгуй, сосредоточься на этом.

Куроедов с усмешкой скрестил руки на груди.

– Учить меня будешь? Бизнес налажен, суетиться не трэба.

Майор ткнул в его сторону вилкой.

– Зачем тогда было взрывать Лепко и вешать на меня лишние проблемы?

Куроедов пугливо огляделся.

– Юра, ты сбрендил?

Усики майора приподнялись в усмешке.

– Володь, я хорошо знаю, когда повысить голос и когда его приглушить. И наконец, третье: не зарывайся со школьной учительницей, дай мне раскрутить ее мужа.

– Ну конечно! – осклабился Куроедов. – Ты сам на нее запал, я ведь не слепой.

Майор побагровел.

– Чушь собачья!

Тут официант принес кофе и подсунул под блюдечко счет. Куроедов сразу с ним расплатился, одарив весьма скромными чаевыми. С постной миной официант удалился. Приятели, однако, продолжали молчать. Не проронив ни слова, они проглотили кофе, поднялись из-за стола и направились в гардероб.

Надевая замшевую куртку, Луганский изобразил улыбку.

– Володя, ты обиделся?

– С чего бы? – Куроедов застегнул на себе переливчатый плащ.

– Значит, подбросишь до дома?

– Конечно. Как обещал.

Смеркалось. Приятели неторопливо дошли до места, где был припаркован куроедовский «Мерседес».

– Хочешь, я поведу? – предложил майор.

Ответить Куроедов не успел: словно из-под земли перед ним выросли трое громил. Небритые, здоровенные и дьявольски уверенные в себе. Народ вокруг если и был, то, как водится в подобных случаях, мгновенно рассосался. Громилы не прикалывались, не просили традиционно закурить – они сразу приступили к делу.

– Бумажники, часы, драгоценности, – потребовал один из них, и в руке его тускло блеснул нож.

Троица прижала приятелей к «Мерседесу», отгородив от досужих взоров. Куроедов застыл, точно в ступоре, лишь белки его глаз заметно покраснели. Луганский попытался ерепениться:

– Парни, вы делаете ошибку. Позвольте мне достать документы.

– Зачем? – Громила шевельнул ножом. – Смотри на мой документ. Гоните бабки, цепочки, перстни – и расстанемся друзьями.

Двое громил по бокам продемонстрировали «дружеские» ухмылки.

Глаза Куроедова покраснели еще более и набрякли. Его стал окутывать клубящийся туман, более темный, чем сентябрьские сумерки.

– А если у нас нет ничего? – упрямился Луганский, но было заметно, что в герои он не рвется.

– Обыщем, – разъяснил громила. – Но при обыске можем поранить, ни один госпиталь не примет. Шевелитесь, не то процент набежит, как в банке.

Один из боковых громил гоготнул, другой указал вожаку на Куроедова.

– Глянь, этот вроде дымится.

Далее все произошло быстро.

Практически без замаха Куроедов ткнул ладонью в лицо не в меру наблюдательному грабителю. Удар, хоть и неумелый, получился молниеносным, как бросок кобры, и сила его была такова, что парняга кило под девяносто пролетел метров шесть, спиной впечатался в припаркованный микроавтобус и, оглушенный, сполз на асфальт.

Следует отдать грабителям должное: они не обомлели, не принялись выкрикивать угрозы, сдобренные матерщиной, они почти мгновенно ринулись в атаку. Вожак с ножом пошел на Куроедова, а напарник его, соответственно, достался майору ФСБ.

От прямого в голову Луганский уклонился, однако и его крюк в печень, ослабленный то ли волнением, то ли сытным обедом, впечатления на громилу не произвел. И противники стали скакать друг против друга, перейдя, что называется, к затяжным военным действиям.

Вожаку пришлось труднее. Его отработанный тычок ножом, направленный Куроедову под ребро, цели не достиг. Просто потому, что Куроедова там не оказалось. Каким-то непостижимым образом толстяк успел сместиться, при этом все более обволакиваясь сумраком. В ответ Куроедов нанес вожаку удар по уху, столь же неумелый, да к тому же скользящий. Возможно, лишь поэтому голова громилы удержалась на плечах. Ошарашенный, он вновь попытался достать толстяка ножом. Но теперь Куроедов скрылся полностью в черном тумане, словно в коконе, который мог бы в себя вместить пивной ларек. Естественно, вожак опять промазал. Из «кокона» между тем вытянулась невероятной длины рука, ухватила грабителя за горло и, дважды встряхнув, отпустила. Выронив нож, вожак без чувств повалился на землю.

Чуть помедлив, черный «кокон» приблизился к отбивающемуся из последних сил Луганскому. На сей раз из сумрака вылезла кошмарная нога, удлинилась и ударила наседавшего громилу в грудь. Третий грабитель пролетел ровно столько, чтобы шарахнуться в тот же микроавтобус и улечься рядом со своим дружком.

Путь был свободен. Однако майор Луганский, глядя на своего приятеля, окутанного этой дрянью, и сам готов был улечься в общую братскую кучу. Но спасла выучка.

– Ловко. – Юрий Васильевич привел в порядок прическу. – Не ожидал.

Сумрак вокруг Куроедова начал бледнеть, и стало видно, как толстяк небрежным жестом поправил галстук.

– То ли еще будет! – пообещал он, окидывая соколиным взоромповерженных врагов. – Садись, Юрик. Поехали. – Когда он открыл дверку «Мерседеса», темный туман вокруг его тела слился с обычными вечерними сумерками.

Не без напряжения занял Луганский место рядом с водителем. Куроедов развернул машину и, едва не наехав на шевельнувшегося вожака грабителей, помчался от «Метрополя» к Садовому кольцу. Глаза Куроедова уже не багровели, как рубины, однако припухлость еще оставалась. Проскочив под светофором на желтый, взбудораженный бизнесмен стал лихо обгонять один автомобиль за другим.

– Э-э, полегче! – предостерег Луганский. – Центр все-таки.

Куроедов лишь поддал газу.

– А ты говоришь: бульон! – хохотнул он. – Мне теперь охрана только так, для престижа.

– Полегче, говорю! – занервничал майор.

Одарив его насмешливым взглядом, Куроедов сбросил скорость.

– О'кей, Юрик, сохраним твою драгоценную жизнь. Только вот что: на девушку мою не зарься, могу сильно обидеться. Понял, Юрий Васильевич?

Луганский хмуро на него покосился, разгладил усики и промолчал.

11

Даша приклонила голову на плечо Глеба, который вел «жигуленок» к дому. Стемнело, и на улицах вспыхивали огни реклам. Поерзав у мужа на плече, Даша зевнула.

– Чаепитие вроде прошло продуктивно. Стороны умиротворились, и бузотер держался в рамках. Надеюсь, на неделю его хватит.

Глеб улыбнулся.

– Вряд ли стоит рассчитывать на неделю.

– Почему?

– Такой уж у Саши характер. С ним все время надо держать ухо востро.

Даша опять зевнула.

– Какой ты циник.

Глеб скривил губы.

– Я романтик. Глубоко законспирированный.

Даша подняла голову с его плеча.

– Это я сказала.

Глеб вдруг подрулил к тротуару и заглушил мотор.

– Даш, я мерзавец. Я столь редкостная сволочь, что, сказать откровенно, никогда бы о себе такого не подумал.

Даша взяла его за уши и развернула к себе.

– Ты о Мак-Грегоре?

Глеб с болью смотрел ей в глаза.

– Дашка, что я натворил?

– Любовь моя, ты дурак. Кто мог такое предвидеть? То, что ФСБ вешает на тебя убийство…

– Отпусти уши, дура.

Но Даша держала его крепко.

– Ты не мог этого предвидеть.

– Мог, обязан был! Ведь я чувствовал, что он лезет в неприятности… Дашка, он был забавный и трогательный. Только и умел, что двигать взглядом предметы и высекать огонь из пальцев, но жутко собой гордился. А ты говоришь, на меня убийство вешают. Даш, на мне оно и висит. Ричард обратился ко мне за помощью, а я… я, мерзавец, ответил: некогда мне, роман пишу.

По Дашкиной щеке поползла слезинка.

– Смотри сюда, морда, – указала она на свою переносицу. – Мы ведь найдем убийцу, правда? И щедро с ним поквитаемся.

Глеб кивнул.

– Как пить дать. Только Ричарда уже не вернуть, и это теперь на мне. – Он включил зажигание и продолжил путь к дому.

«Жигуленок» бесшумно катил по вечернему городу.

– И на мне, – сказала Даша. – Не жадничай.

Они доехали до дома, вошли в подъезд и поднялись в лифте на свой этаж. Ручка их двери удерживала свернутый лист бумаги. Глеб взял его, и они с Дашей молча прочли: «Ждали – не дождались. Пошли вы на хрен. Посуду вымыли. Света». И чуть пониже: «Девицы больше не пристают, Илюха загрустил. Стас». И еще ниже: «Ну их обоих в большую попу. Только работать мешали. Завтра опять приду. Илья».

Глеб с Дашей обменялись улыбками. Открывая ключом дверь, Даша спросила:

– С чего начнем?

Глеб переступил вслед за ней порог квартиры.

– Попробуем разыскать этих Ньюгартов.

Даша включила в прихожей свет.

– И где их искать?

– Кабы я знал! – вздохнул Глеб, захлопнув за собой дверь.

26 сентября, воскресенье

1

На голицынской даче Куроедова деревья едва пожелтели. Будто не решаясь вступить в права, осень словно раздумывала, не отступить ли с почетом. Утреннее солнце хоть и не пекло, как в июле, однако могло еще приласкать того, чьи запросы скромны. И царила благодатная тишина. Вернее, царила бы – если б гулко и противно не раскаркались вороны. Именно это всепроникающее карканье и разбудило Джорджа.

Жмурясь от солнечного луча, просочившегося меж занавесок, Джордж с хрустом потянулся на широченной двуспальной кровати. Биохимик был в бордовой пижаме, и волоски вокруг его плеши кудрявились, как локоны младенца. Покосившись на левую половину кровати, занимаемую супругой, Джордж удивленно обнаружил лишь пустую подушку. Голубые глаза англичанина с беспокойством оглядели спальню. Жены не оказалось ни перед шкафом, ни за туалетным столиком. Комната была пуста. А чертовы эти вороны каркали да каркали. Джордж собрался было вскочить и пуститься на поиски, когда услыхал приближающийся цокот каблучков. Джордж мигом опрокинулся на спину, притворясь спящим.

Дверь открылась, и в спальню вошла Люси. Сквозь подрагивающие ресницы Джордж разглядел, что жена была в сером брючном костюме, умытая и причесанная. Ее бледные щеки и крючковатый нос казались незыблемой частью мироздания. Джордж едва сдержал вздох облегчения.

Люси присела на краешек кровати.

– Дорогой, нам надо поговорить. Просыпайся.

Открыв глаза, Джордж сморщил свой нос-картофелину.

– Какого черта? Еще рано.

– Дорогой, я не стала бы тебя будить, если бы…

– Что за срочность, детка? Ты просишь дать тебе развод?

Спина Люси выпрямилась, подбородок дернулся вверх.

– Джо-ордж! Если ты полагаешь, что…

– Ну-ну. – Джордж похлопал жену по руке. – Старушка, не заводись.

– Если ты полагаешь, что подобные шуточки улучшат мое настроение…

– Улучшат, – улыбнулся Джордж. – Мои шутки всегда все улучшают.

Люси попыталась улыбнуться в ответ, но у нее не вышло.

– Дорогой, у меня для тебя два сообщения, и… Не знаю даже, с которого начать.

– С плохого, – распорядился Джордж. – Хорошее оставь на десерт.

Люси набрала в грудь воздуха.

– Владимир требует, чтобы мы сегодня провели демонстрацию.

– Что-о?! – взревел Джордж, садясь. – Может, этому кретину еще и белье наше наизнанку вывернуть?!

Люси обняла его за плечи.

– Дорогой, он вкладывает деньги. И, естественно, имеет право знать…

– Ладно, черт с ним, – махнул вдруг рукой Джордж. – Он получит демонстрацию.

Не веря своим ушам, Люси вгляделась в глаза мужа.

– Ты согласен?

Джордж кивнул.

– Продемонстрируем нейлон с ферментами w, t и z. Пусть заткнется. Давай второе сообщение.

Люси вперила взор в пустоту.

– Прости, дорогой, что я так начинаю воскресное утро, но… – Губы женщины дрогнули. – Дело в том, Джордж, что Ричарда убили. Мне сейчас об этом Владимир сказал. Он ездил к Ричарду в отель и… – Люси разрыдалась у мужа на груди. – О Джордж! Это все из-за меня!

Джордж был ошеломлен. Обнимая плачущую жену, он пробормотал:

– Ничего себе… новость на десерт.

– Это из-за меня, из-за меня! – захлебывалась слезами Люси.

– Не мели ерунды. – Джордж старался, чтобы голос его звучал твердо. – И вообще… почему мы должны верить твоему кретину-племяннику? Если б он сказал мне, что сейчас утро, я бы зевнул и помолился на ночь.

Рыдая, Люси замотала головой.

– Ричарда больше нет… Чуяло мое сердце… Когда он обещал приехать и не приехал… О Джордж!

Джордж погладил жену по голове.

– Что ж нам теперь делать? – произнес он потерянно.

Люси обратила к нему заплаканное лицо.

– Не знаю, дорогой… Мы должны что-то придумать.

Джордж горько усмехнулся.

– Что придумать, детка? Бежать отсюда с рюкзаком за плечами? Да и куда бежать?

Люси промокнула платочком слезы.

– Ричард упоминал о своем друге, весьма влиятельном. Имя его, кажется… Погоди-ка. Ричард говорил, чтобы мы не волновались, что лорд Грин все устроит… Лорд Грин! Ричард очень на него надеялся.

Джордж пожал плечами.

– И что с того?

Люси поднялась с кровати.

– Вставай, дорогой. Нужно подготовить демонстрацию Для моего кретина-племянника. – Она зашагала к двери спальни.

Джордж растерянно смотрел ей вслед.

– И где искать этого лорда Грина?

Люси обернулась, и улыбка на ее лице не выглядела вымученной.

– Что-нибудь придумаем, дорогой.

– Дорогая! – передразнил супруг. – Позволь, я запущу в тебя подушкой.

Люси строго произнесла:

– Джо-ордж! Ты веришь в предчувствия?

– Только в плохие.

– Тогда вот что, дорогой: запусти в меня подушкой.

Джордж вылупил на нее голубые глаза.

– Боюсь, что не улавливаю ход твоих мыслей.

– Ты промахнешься, Джордж.

– Допустим. Ну и что?

– Это хорошее предчувствие, дорогой. А другое мое предчувствие заключается в том, что лорд Грин сам нас разыщет. – Люси вышла с поднятой головой.

Рот Джорджа приоткрылся. И англичанин с физиономией рязанского мужика стал стягивать с себя бордовую пижаму. Даже вороны за окном вроде притихли.

2

После двадцатикилометровой пробежки вдоль берега Глеб искупался в реке и в плавках по цветущему лугу направился домой. На безоблачном небе сверкало солнце, причем пекло дай боже. Вокруг порхали бабочки, жужжали шмели, чирикали птицы.

Невдалеке шелестел лес. Жаль было покидать этот рай, однако… Глеб пересек луг, дошел до холма и через небольшую пещерку проник в свой шкаф, а из него – в комнату. По квартире растекался аромат свежепомолотого кофе.

Стоило Глебу выйти из шкафа, перед ним возникла Даша. Она была в шортах и маечке, и волосы ее убраны были в два густых пепельных хвоста, свисающих вдоль щек Стояла она подбоченясь, и в изумрудных ее глазах плясали веселые чертики.

– Опять?! – произнесла она грозно.

Глеб примирительно выставил ладонь.

– Ты спала, можно сказать, дрыхла.

– А вот это, – заявила Даша, – не твоего ума дело. Твое дело поздороваться: «Дашенька, радость моя, солнышко мое ненаглядное». А я уже сама решу, сплю я или нет. Понял, морда?

Глеб вздохнул с улыбкой.

– Дашка, дай поесть.

– Ага, щас! – притопнула Даша. – Кто подло слинял из моей сиротской постели? Кто не взял меня с собой?

– Так! – Глеб показал палец. – Смотри сюда и слушай!

– Куда смотреть? – уточнила Даша. – На палец или на тебя?

– Параллельно, – распорядился Глеб. – Бежал я со средней скоростью пятьдесят километров в час…

– Эка невидаль.

– …прыжками по семь-восемь метров. Спрашивается…

– На фиг вообще все это?

– Нет. Спрашивается: на фиг сдалась ты мне на этой пробежке?

– Отвечаю. – Даша щелкнула резинкой на плавках мужа. – Я тоже хочу прыгать голой на семь-восемь метров.

Глеб рассмеялся.

– Кто запрещает?

– Давно бы так! – Даша принялась стаскивать с себя шорты.

– О нет! – возопил Глеб, пытаясь вернуть шорты в прежнее положение.

Тут зазвонил телефон, и они, бросив возню, наперегонки метнулись на кухню. Само собой, Глеб успел первым. Сдернув трубку с холодильника, он произнес:

– Весь внимание.

– Доброе утро, сэнсэй! – проговорил юношеский голос с чуть заметным акцентом. – Надеюсь, этот день сулит вам удачу.

Глеб с улыбкой присел на табурет.

– Держите меня, я падаю! Ты в Москве?

– Да, Глеб-сан. Звоню из нашего посольства.

Вертясь рядом, Даша пыталась подслушать.

– Что такое? Кто там?

– Такэру, – ответил Глеб. – Из посольства звонит.

– Ой! – Устроясь у Глеба на коленях, Даша крикнула в трубку: – Почему ты до сих пор не у нас, копуша?!

– Потому, Дашка, – донеслось из трубки, что ты, не пробыв в Токио двух часов, свалила в Москву. Я обиделся, глубоко и непереносимо.

Даша рассмеялась.

– Врешь, Такэрка, ты не обиделся. Ну-ка, живо дуй сюда!

– Присоединяюсь! – ввернул в трубку Глеб.

Возникла небольшая пауза, после которой голос юноши прозвучал уже без прежней веселости:

– Мы пробудем в Москве три-четыре дня, сэнсэй. Может, неделю…

– Опять ты с этим «сэнсэем»! – перебил Глеб. – Мы же договорились!

– Да, Глеб-сан. Мы пробудем в Москве не больше недели, и нам необходимо ваша помощь.

– Кто «мы»?

– Простите, Глеб-сан. Я сопровождаю моего брата Сато. Помощь нужна ему.

– Все, что могу, – пообещал Глеб.

И Даша проговорила в трубку:

– На меня тоже можете рассчитывать.

– В таком случае, – произнес Такэру, – успех нам обеспечен. Не могли бы вы сегодня встретиться, Глеб-сан? С моим братом и со мной.

– О чем речь! Приезжайте к нам, здесь и поговорим. Дорогу, надеюсь, не забыл?

– Хорошо помню. Но не обременит ли вас наш визит?

Глеб возвел глаза к потолку.

– Ваш визит для нас большая честь, Такэру-сан. Если, конечно, вы и Сато-сан соблаговолите переступить порог нашей лачуги.

Такэру хохотнул.

– Позвольте мне переговорить с братом. – В трубке послышались приглушенные реплики по-японски. Затем юноша предложил: – В шесть часов вас устроит, Глеб-сан?

– Вполне. Будем ждать.

– Не нарушит ли это ожидание ваших планов на вечер?

Глеб выдержал паузу.

– Господин мой, – произнес он по-японски, – разве мое время что-то значит, если оно потрачено не на пользу братьям Абэ? Поэтому прошу вас, Такэру-сан, отбросить к чертям самурайские церемонии. Если я вас приглашаю – это значит: я вас приглашаю. Надеюсь, господин мой, вы не разучились понимать по-японски?

Такэру расхохотался, и Даша полюбопытствовала:

– Что ты ему сказал?

– Пару ласковых.

А голос из трубки проговорил по-русски:

– Простите мою неуклюжесть, Глеб-сан. У вас принято… как это… брать быка за рога. Я слегка позабыл, как мне это нравилось. В шесть часов мы с братом приедем. Полагаю, что ожидание…

– …не покажется нам долгим, – закончил Глеб.

Хихикнув, Такэру дал отбой.

Даша вздохнула.

– Между прочим, нам еще убийство Мак-Грегора расследовать.

– По-твоему, я забыл? – буркнул Глеб. – Просто ума не приложу, с чего начать.

Даша обняла его за шею.

– Давай думать вместе.

– С тобой подумаешь! – нахмурился Глеб. – Слазь с коленей и покорми меня! Хоть на машинке постучу, пока не началось.

Даша неохотно слезла.

– Что не началось? До шести вагон времени.

– А про Илью забыла? – усмехнулся Глеб. – Сейчас явится и скомандует: «Ну-ка, подвиньтесь! Ишь расселись!»

Даша прыснула.

– Он может. Ладно, завтракаем – и за работу. Любовь моя, ты садюга.

3

Когда Илья выходил из квартиры, жена вдогонку попросила:

– Купи мне «ТВ-парк».

– А «ТВ-фак» не нужен? – схохмил Илья.

– Иля, ты купишь?

– Если продадут. Сегодня воскресенье.

Жена явилась в прихожую, вытаскивая из волос бигуди. Ее миловидное круглое личико выражало укоризну.

– Возле остановки киоск открыт, – напомнила она. – Но не до ночи. Купи журнал сразу.

– А ночью киоск закроется? – уточнил Илья, топчась на пороге.

– Во всяком случае, – жена положила бигуди перед зеркалом, – никто не станет ждать, пока ты вернешься от Дуськи.

– Главное, Алла, чтобы меня дождалась ты. При огневой поддержке своих дистрибьюторов.

– Иля, ты знаешь, как меня тошнит от этих разговорчиков. Купишь или нет?

– Куплю. – Илья захлопнул дверь, спустился по лестнице и вышел из подъезда.

По небу скользили облачка, и солнце отдыхало в пожелтевшей листве тополя. Во дворе играли дети, прогуливались пенсионеры с собаками и прохлаждался прочий досужий люд. Жмурясь на солнышко, Илья пригладил бороду, расстегнул куртку (теплынь-то какая!) и направился к ближайшему газетному киоску. Шел он не спеша, вперевалочку, помахивая папкой с уравнениями.

Ближайший киоск был закрыт. И соседний с ним – тоже. «Повесила на меня этот долбаный „ТВ-парк“! – подосадовал Илья. – Сейчас все брошу и начну район прочесывать!» Но так или этак путь его лежал к автобусной остановке, возле которой, по утверждению Аллы, киоск работал. К удивлению Ильи, жена оказалась права. Киоск был открыт, и на витрине его красовался свежий номер «ТВ-парка».

Илья пристроился в очередь шестым. Перед ним топтался интеллигентной внешности старичок в спортивных штанах и в шляпе. Покосившись на Илью, он проворчал:

– Погодка, блин. Глобальное потепление.

– Не иначе, – кивнул Илья, демонстрируя своим видом, что беседу поддерживать не желает.

Старичок понял и отвернулся. Илья тотчас переключил мысли на дифуравнения, пытаясь сообразить, что же в них не так. Сколько прошло времени, он не засек: может, пять минут, может, десять. Но когда мысли Ильи вернулись к действительности, перед ним стояли все те же пять человек. И старичок в шляпе весьма кстати изрек.

– Загробная жизнь начинается с долгого ожидания в очереди. – Не услышав аплодисментов, он хмуро добавил: – Кофеек хлещет, стерва.

Тут Илья обратил внимание на киоскершу. Неопределенного возраста тетка с обесцвеченными перекисью волосами прихлебывала что-то из крышечки термоса, чмокая губами. Маленькая очередь безропотно скучала у киоска.

– Хамство какое, – пробормотал Илья.

Интеллигентный старичок зыркнул на него через плечо.

– Нельзя ли погромче, амиго? – И, не дождавшись выполнения своей просьбы, рявкнул: – Открывай, шалава! Или разнесу все к едрене фене!

Очередь одобрительно загудела. Киоскерша злобно глянула на старика, однако жажда ее, похоже, не уменьшилась. Илья раздраженно посмотрел на часы.

– Дать бы ей в лоб! – помечтал он вслух.

Старичок вновь на него зыркнул, но реплики на сей раз не удостоил. Он просто подошел к киоску и принялся барабанить в закрытое окошко.

– Эй, принцесса Диана! Сейчас бандитов свистну! Они тебя в твою посудину вперед ногами засунут! – пригрозил он и вернулся в очередь.

То ли угроза подействовала, то ли содержимое термоса иссякло, но окошко с треском распахнулось. Очередь испустила вздох и с неимоверной скоростью стала раскупать прессу. Четверо впереди мигом отхлынули, шелестя печатными изданиями. Но как только дело дошло до бравого старичка… Илья, что называется, офонарел.

Глаза киоскерши сделались красными, и вокруг ее тела… Господи! Вокруг ее тела заклубился темный туман, такой же, как был у вчерашних двух девиц. Старичок, однако, вовсе на нее не смотрел и потому спокойно протянул деньги.

– Мне, пожалуйста, «Известия», «Коммерсант» и…

– Пошел вон! – прошипела киоскерша. Рука ее, точно резиновая, вытянулась почти вдвое и оттолкнула покупателя от окошка. Шляпа старика полетела в одну сторону, деньги – в другую. Сам же бедолага весьма удачно протаранил ковыляющего мимо пьянчужку, в объятиях которого и повалился на тротуар. – Следующий! – проревела киоскерша, обратив на Илью багровые зенки.

Илья ретировался. Вернее, спешно отступил. А еще точнее, задал стрекача к своему дому. Во дворе играли дети, прогуливались пенсионеры с собаками и ветерок шевелил солнышко в листве тополя. С растрепавшейся бородкой Илья взбежал по лестнице, дрожащей рукой отомкнул замок и чуть ли не рухнул в квартиру. Бросив папку с уравнениями на тумбочку, он стянул с себя куртку и ринулся к телефону. Из соседней комнаты раздавался педагогически размеренный голос жены:

– Не огорчайтесь, Верочка. В продажах преуспевают далеко не все и не сразу. В наше время что-то продать гораздо сложнее, чем купить.

– Аллочка, я понимаю, – отозвался молодой женский голос, – но почему шампунь и косметика идут на «ура», а витамины – ни в какую?

Споткнувшись о ковер, Илья громыхнул стулом и, чертыхнувшись, потащил телефон в ванную.

– Минутку, Верочка, – насторожилась жена. – Посмотрю, что там. – Застав Илью в коридорчике, она удивилась: – О, ты вернулся! Случилось землетрясение?

– Живот заболел, – соврал Илья, шмыгнув с телефоном в ванную.

С озабоченным лицом Алла встала на пороге.

– Это у тебя от сырников. Я говорила, что они скисли. Разве ты меня слушаешь?

Илья скорчил страдальческую мину.

– Закрой дверь. Займись продажами.

Оглянувшись на комнату, где ожидала коллега по сетевому бизнесу, Алла понизила голос:

– Иля, давай промоем желудок.

– Позже, – пообещал Илья. – Сперва предупрежу Дуську, что не приду. – Он закрыл дверь на защелку.

– Не виси на телефоне! – крикнула Алла. – Мне должны позвонить!

Услыхав ее удаляющиеся шаги, Илья присел на край ванны и набрал номер. Трубку снял Глеб.

– Старик, я не приду, – сообщил Илья. – У меня опять приключение.

– Те же девицы преследуют?

– Если бы! Теперь еще и киоскерша. – Илья красочно обрисовал то, что произошло с интеллигентным старичком в шляпе.

4

Положив трубку, Глеб передал Даше рассказ Ильи.

– Только, пожалуйста, без комментариев, – предупредил он. – Просто возьмем эту чертовщину на заметку.

Даша с фломастером в руке сидела за кухонным столом, и рядом громоздились листы с правленым текстом.

– Могу я сказать «ни фига себе»? – осведомилась она.

Глеб вздохнул.

– Если тебя это утешит. – Одетый в джинсы и обнаженный выше пояса, он мерил шагами кухню. – Гипотезы строить рано, информации кот наплакал.

– Во-первых, мы знаем, что случай не единичен. – Даша стала загибать пальцы. – Ненаглядный мой Курощупов, две Девицы и киоскерша.

Глеб кивнул.

– И что дальше?

– А во-вторых… – Даша запнулась. – Может, это какая-то новая болезнь, инфекционная или генетическая?

– Или побочный эффект от лекарственных препаратов или биологический эксперимент спецслужб, – отмахнулся Глеб. – Этот список можно продолжать вплоть до объявления о конце света.

– Но если все же это болезнь… – не сдавалась Даша.

Однако развить эту мысль ей помешал телефонный звонок. Глеб взял трубку. Приятный мужской голос произнес:

– Добрый день, Глеб Михайлович. Хорошо, что вас застал.

– Здравствуйте, Борис Викторович! – отозвался Глеб, и Даша бросила на него обеспокоенный взгляд.

– Узнали? – изобразил удивление звонивший.

– Не узнать мудрено, – подыграл Глеб. – Голоса генералов ФСБ прочно запоминаются. Думаю, звоните вы не затем, чтобы поинтересоваться успеваемостью вашего сына. Или я не прав?

После короткой паузы генерал вздохнул.

– Кстати, как дела у Леонида?

– По французскому – похвально. По другим предметам, насколько мне известно, не хуже. Что стряслось, Борис Викторович? Стреляйте с бедра.

– Видите ли, Глеб Михайлович… э-э… не могли бы вы завтра посетить мой кабинет на Лубянке? Скажем, часиков в пять, когда занятия в школе заканчиваются. Удобно вам будет?

Теперь паузу выдержал Глеб.

– Борис Викторович, нельзя ли по порядку?

– Просили стрелять с бедра, – хохотнул генерал, – вот и получили. Знаком вам англичанин Ричард Мак-Грегор?

– Шотландец, – поправил Глеб. – Барон старинной ветви.

– Стало быть, он вам знаком?

– Разумеется. Спешу напомнить, что мы уже обсасывали это знакомство при бывшем вашем шефе – генерале Святове.

– Помню. Просто хотел удостовериться.

– В чем дело, Борис Викторович?

– Мак-Грегор убит в пятницу вечером. Мой подчиненный, майор Луганский, утверждает, что вы были последним… или, по крайней мере, одним из тех, кто видел его последним. Причем, как следует из рапорта майора, незадолго до убийства вы, Глеб Михайлович, открыто ссорились с бароном в гостинице «Метрополь». Было такое?

Глеб прошелся по кухне. Даша не сводила с него обеспокоенных глаз.

– Мы не ссорились, – ответил Глеб. – А хоть бы и ссорились, значения не имеет. Шустрый у вас подчиненный.

– Не в меру. К тому же… – Генерал замялся.

– Борис Викторович, линия не прослушивается. Говорите без стеснения.

– Луганский явно под вас копает, Глеб Михайлович. А в подтасовках он мастер. И вообще. – скотина изрядная.

– Так гоните его взашей.

– Легко сказать. У него отчим… такая лапа – мне не по зубам.

– На каком уровне?

– Второе лицо в конторе. А по влиянию – пожалуй, первое. Потому-то Юрик Луганский и потянул это расследование на себя: лавров алчет.

– Думаю, не только, – пробормотал Глеб.

Генерал насторожился.

– Что вы имеете в виду?

– Так, смутные подозрения. Значит, завтра в пять я у вас на Лубянке.

– Паспорт захватите, Глеб Михайлович. Вас встретят и проводят в мой кабинет.

– Договорились. – Глеб продолжал мерять шагами кухню. – Надеюсь, вам ясно, что Мак-Грегора я не убивал?

– Обижаете, – искренне произнес генерал. – У Луганского ничего нет, он шьет на живую нитку. Мы вызываем вас как свидетеля, и Юрий Васильевич в моем присутствии попытается что-то из вас вытрясти. Так сказать, для продвижения следствия.

В глазах Глеба мелькнула вдруг усмешка.

– Отлично! – щелкнул он пальцами. – Борис Викторович, у меня к вам просьба. Не могли бы вы на моем допросе несколько изменить манеру своего поведения. Так, чтобы это в глаза бросалось.

– То есть?

– Говорите жестко, даже грубо. Причем и со мной, и с майором. Орите, топайте ногами. Пожалуйста, Борис Викторович. Я не шучу.

– Господи, зачем?

– Для продвижения следствия.

Опешивший генерал помолчал, затем выдохнул в трубку:

– С вами не соскучишься.

– Борис Викторович, вы согласны?

– Да, Глеб Михайлович. Могу, если угодно, лягнуть вас в копчик. – С этими словами генерал Рюмин по кличке Оксфорд дал отбой.

Глеб вернул трубку на холодильник.

Даша положила руку мужу на плечо.

– Почему ты не сказал, что знаешь об убийстве барона?

Взгляд Глеба был отрешенным.

– Зачем? Он знает, что я знаю.

Даша слегка его встряхнула.

– Но о том, что Луганский опекает Куроедова, ты тоже не рассказал.

– Ябедничать, что ли? Некрасиво.

– Морда, я серьезно. Ты не доверяешь Борису Викторовичу?

– Доверяю вполне. Только информацию про Куроедова пока придержу. Ведь Луганский тоже знает, что я знаю. Как он себя поведет?

Подумав, Даша кивнула.

– Допустим. А зачем надо, чтобы Рюмин орал во время допроса?

Глеб подошел к столу и взял один из листов с текстом.

– Не скажу.

– Почему?

– Не доверяю тебе как союзнице.

– Что-о?! – шагнула к нему Даша.

Глеб помахал листом, испещренным ее правкой.

– Так поступить с моим текстом способен только враг.

– Ой, врешь!

– Чем докажешь?

Взяв со стола фломастер, Даша провела им по бумаге. фломастер не оставил следа.

– Видишь, – заметила Даша, – паста кончилась. Если паста кончилась – значит, я не враг тебе, а союзник.

Они рассмеялись и обнялись.

5

В метро на станции «Пушкинская», невзирая на воскресенье, народу было хоть отбавляй. Майор Луганский встретился с Куроедовым в центре зала. Оба одеты были с иголочки и в пестрой толчее смотрелись отчужденно. Поправляя длинные волосы, Куроедов с раздражением огляделся.

– Почему именно здесь?

Майор разгладил усики.

– Чтоб меньше привлекать внимание. Деньги принес?

– А как же. – Куроедов вручил ему коробку с надписью «Зефир в шоколаде». – Вчера не мог затребовать? Или уж подождать до завтра?

Луганский взглянул на него в упор.

– Если б мог, тебя бы не дергал. Твои проблемы решаю, между прочим. Волобуева грохнули дубаки заскорузлые…

– Не твоя ли, Юрик, идея? – нервно ввернул Куроедов.

– Не так же тупо, Володь! Черепушку проломили и сунули под машину! Со следа, называется, сбили!

Они прогуливались вдоль платформы.

– По радио еще объяви! – зыркнул по сторонам Куроедов.

Майор тронул идеальную свою прическу.

– Не нервничай: здесь практически безопасно. Утром звонил мне дяденька из уголовки. – Луганский встряхнул коробку из-под зефира. – Надо срочно передать ему твой гостинец.

Куроедов вздохнул.

– О'кей. Только зачем было вытаскивать меня из Голицына? Деньги мог бы и Гаврилыч доставить. Теперь мне обратно переться. Я потребовал, чтобы родственники сегодня продемонстрировали свои достижения.

Луганский отмахнулся.

– С бобиком твоим встречаться я не намерен. Никаких личных контактов. А демонстрацию достижений одобряю. Давно следовало надавить.

– Сам-то посмотреть не хочешь? Съездил бы со мной, в баньке бы попарились.

– Не до баньки. А насчет посмотреть… Посмотришь сам, оценишь и толково изложишь. Твоей экспертизы мне достаточно. Скажи, как твоя тетка отнеслась…

Тут старуха с узлами через плечо обратилась к Куроедову:

– Милок, до «Кузнецкого моста» как доехать?

– Э-э… ну, в общем, вам на пересадку вроде… – Куроедов беспомощно уставился на приятеля.

Луганский хмыкнул.

– Сюда, бабуль. – Он указал старушке на подошедший поезд. – Никаких пересадок, следующая остановка.

Старуха заторопилась к раскрывшимся дверям, отпихивая встречных. Под насмешливым взглядом приятеля Куроедов пробормотал:

– Что такого? Сколько лет я в метро не спускался.

Воздержавшись от комментариев, майор закончил свой вопрос:

– Как отнеслась твоя тетя к гибели Мак-Грегора?

Куроедов фыркнул.

– Спокойней, чем я ожидал.

– Ну и слава богу. – Луганский хлопнул его по плечу. – Давай разбегаться.

– Э-э, Юрик… может, тебя подвезти?

– Спасибо, я на машине.

– Ну так давай поднимемся. Где ты припарковался?

– Не на этой станции, Володь. Доеду с пересадкой.

Куроедов хохотнул.

– Истинный чекист, конспиратор! – Он двинулся было к эскалатору, но майор придержал его за локоть.

– Володь, притихни на время.

– В смысле? – вновь хохотнул Куроедов. – Взрывов не устраивать, что ли? Уговорил – воздержусь. Временно.

– Умница. – Майор изобразил улыбку. – И отстань от учительницы, пока не разберусь с ее мужиком. Завтра у нас стрелка в конторе.

Куроедов погрозил ему пальцем.

– Ох, Юрик! Повторяю: не зарься на мою девушку.

– Не мели ерунды.

– Юрий Васильевич, я хорошо тебя знаю. – Взгляд толстяка сделался жестким. – Ты даже не представляешь, насколько хорошо. – Он вперевалку потопал к эскалатору.

Глядя ему вслед, Луганский обронил:

– Ну-ну.

6

Фломастер, конечно же, нашелся у Даши запасной. И не один. Работа вновь закипела, и Глеб тарахтел на машинке до половины шестого. «Лучше бы мы живописью занимались!» – посетовала Даша, переодеваясь к приходу братьев Абэ в любимое зеленое платье. Свои хвосты-косички, свисающие вдоль щек, она объединила в один «конский хвост». Глеб также принарядился: надел к джинсам синюю рубаху с коротким рукавом. Пишущую машинку поместили на подоконник, стопку листов с правленым текстом положили рядышком. На этом приготовления к приему гостей были завершены.

Звонок в дверь раздался ровно в шесть. Глеб хмыкнул.

– Экая точность.

– Мог бы поучиться, – не преминула заметить Даша. – Я открою.

– Фиг тебе. – Глеб открыл сам.

После приветствия вошел Такэру, за ним – старший брат Сато. Оба поклонились. Глеб и Даша поклонились в ответ.

– И довольно церемоний, – потребовал Глеб по-английски.

Братья с улыбкой согласились и стали стягивать с себя обувь. В синхронном броске хозяева успели им помешать.

– Без глупостей, – по-английски предупредила Даша. – Иначе – застрелю.

Братья хохотнули и оставили обувь на ногах.

– Вы не изменились, – заметил Глеб.

– Всего-то за полгода, – напомнил Сато. Сняв плащ, он оказался в отменно сшитом костюме-тройке, величавый, словно выточенный из слоновой кости. Совсем не по-японски целуя Даше руку, он восхищенно произнес: – Ваша красота, леди, ослепляет.

Даша кивнула.

– Знаю, мне говорили.

Все рассмеялись.

Такэру выглядел таким же стройным, гибким и смешливым. Он был в джинсах и, сняв куртку, остался в синей рубахе с коротким рукавом. Указав на Глеба, юноша констатировал:

– Я, как сэнсэй.

Даша поманила его пальцем.

– Иди-ка сюда.

Такэру шагнул к ней, и они расцеловались.

С беспокойством покосившись на Глеба, Сато по-японски произнес:

– Будь сдержанней, брат.

– О чем речь? – полюбопытствовала Даша.

Такэру по-английски ответил:

– Сато следит за нашей нравственностью.

Брат бросил на него сердитый взгляд. Глеб пригласил их в комнату. Такэру тут же сел на диван, откинувшись на спинку. Сато осуждающе на него посмотрел, одернул пиджак и деликатно огляделся.

– Присаживайтесь, Сато-сан, – предложила Даша.

Такэру с улыбкой прокомментировал:

– Сато в столбняке. Он не постигает, как может Мангуст жить в подобной конуре.

Глеб с Дашей прыснули.

Сато побагровел.

– Соблюдай приличия! – приказал он брату, садясь на противоположную сторону дивана.

Глеб и Даша устроились на табуретах.

– С приличиями все в порядке, Сато-сан, – заверил Глеб.

Косясь на брата, Такэру предостерег.

– Не заступайтесь за меня, Глеб-сан. Не то Сато подумает, что вы тоже не в ладах с приличиями.

Теперь Сато побледнел. С усилием сдержав гнев, он улыбнулся хозяевам.

– Сохранился ли в России обычай пороть нерадивых детей?

– Сплошь и рядом, – ответила Даша. И скомандовала по-русски: – Ложись, Такэрка, снимай штаны!

Такэру, смеясь, встал с дивана и подошел к шкафу.

– Сэнсэй, вы позволите показать это Сато?

Глеб кивнул.

– Бога ради.

Сато напрягся.

– Что ты задумал, Такэру? Ничего не трогай.

Такэру оперся на дверцу шкафа.

– Подойди, Кондор, – позвал он брата. – Посмотри на дела Мангуста.

Неуверенно взглянув на Глеба, Сато поднялся и шагнул к младшему брату. И Такэру открыл дверцу шкафа.

Немногочисленные Дашины платья, висящие на плечиках, были сдвинуты к стенке, и проход на зеленый луг ничто не заслоняло. Там, как обычно, благоухали цветы, сияло солнце, щебетали птицы. И тому, кто впервые взирал на это сквозь шкаф… Как передать его ощущения?

Сато замер и не шевелился. Потом хрипло приказал брату:

– Закрой.

Затворив дверцу, Такэру с гордостью сообщил:

– Это в другой галактике.

Ошеломленный Сато приблизился к Глебу и низко поклонился. Встав с табурета, Глеб ответил на поклон.

– Не отужинать ли нам? – по-английски предложила Даша.

Братья между тем вновь присели на диван. Такэру торжествующе поглядывал на притихшего Сато. Никто не нарушал молчания. Минут через пять Сато ответил:

– Благодарю. От ужина мы откажемся. – И, предваряя протест Даши, добавил: – Мне известно русское гостеприимство, но, пожалуйста, давайте отложим. Поговорим о деле.

Такэру лишь со вздохом пожал плечами.

Глеб развел руками.

– Не смею настаивать. Слушаю вас, Сато-сан.

Разговор пошел исключительно по-английски.

– Даже с вашим могуществом, Глеб-сан, – начал Сато, – я не вполне уверен, сумеете ли вы нам помочь. Дело непростое.

Такэру сверкнул на брата глазами.

– Сэнсэй справится, не сомневайся!

– Во всяком случае постараюсь, – улыбнулся Глеб.

Сато продолжил:

– Интересы моего бизнеса лежат в сфере химических красителей. Точнее, красителей одежды. В связи с этим я разыскиваю двух английских биохимиков, которые, по моим сведениям, находятся сейчас в Москве. Это супруги Джордж и Люси Ньюгарт. – Заметив, как Даша с Глебом обменялись взглядами, Сато предположил: – Эти имена вам знакомы?

После краткой паузы Глеб кивнул.

– Их разыскивал барон Мак-Грегор.

– По бизнесу? – насторожился Сато.

– Нет, они его друзья.

Сато поправил узел галстука.

– Хм, Мак-Грегор… Я мало его знаю. Но он единственный из… э-э… бывшего нашего «хора», кто не вызывает у меня изжоги. Где он теперь?

Глеб и Даша вновь переглянулись.

7

На даче Куроедова, в лаборатории, зажжены были все лампы и светильники. Джордж и Люси, одетые в белые халаты, готовились к демонстрации. Куроедов, заметно под мукой, также в халате (в шелковом с драконами), восседал в кресле у стены, куря сигарету. В соседнем с ним кресле устроился начальник охраны Федор Гаврилович. Он был в камуфляжной форме, без сигареты и трезв, как стеклышко.

– Долго еще тут загорать? – полюбопытствовал он.

Куроедов стряхнул пепел в баночку из-под икры.

– Спроси у них сам, разрешаю.

– По-английски не кумекаю.

– Ну так расслабься. Спешить некуда.

Джордж и Люси натягивали на деревянную болванку квадрат из нейлоновой материи, по цвету и фактуре напоминающей мешковину. Крючковатый нос Люси, казалось, норовил клюнуть безголовый манекен.

– Боже, как я волнуюсь, – прошептала миссис Ньюгарт. – Дорогой, вдруг не получится.

Джордж скрепил булавками материю на болванке.

– Получиться и не должно, – объявил он громко. Лысина его в окружении кудряшек при ярком свете сияла, словно нимб. – Если на меня давят – о'кей. Но результат у нас промежуточный, а дуракам, любому известно…

– Джордж! – Люси выразительно покосилась на развалившегося в кресле племянника.

– А дуракам, – повысил голос Джордж, – полдела не показывают! – С этими словами он выхватил у Куроедова сигарету и погасил в стоявшей на подлокотнике банке. – Курите за дверью, мистер!

– Правильно, между прочим, – поддержал начальник охраны. Слов англичанина он не понял, но жест оценил адекватно. – Воздержись, Владимир Сергеевич. Вдруг здесь что-то рванет.

Джордж также слов его не понял, но реплику охранника принял почему-то за протест.

– А ты, ублюдок, заткнись! – рявкнул биохимик – Пока я уши тебе не покрасил! – И он потянул оттопыренное ухо Федора Гавриловича.

Куроедова это развеселило – откинув со лба потные волосы, он зашелся смехом. Начальник охраны отпихнул англичанина и воззрился на хохочущего босса.

– Чего он хочет, Володь? Щас врежу ему, гвоздь мне в печень.

– Я тебе врежу! – прохихикал Куроедов. – Это ж мой золотой ослик.

За «ослика» Люси едва не выдала племяннику по-рабоче-крестьянски, но сдержалась, не желая подливать масло в огонь.

Джордж тем временем вернулся к обтянутой материей болванке и буркнул:

– Можем начинать.

– Да, дорогой, – чуть слышно отозвалась Люси.

8

Поднявшись с табурета, Глеб прошелся по комнате.

– Барон Мак-Грегор убит, – сообщил он. – В пятницу. Думаю, это как-то связано с его поисками супругов-биохимиков.

Повисло молчание. Сидящие на диване братья Абэ замерли. Настал их черед обменяться взглядами.

– Сожалею, – негромко произнес Сато. – Барон знал, где их искать?

Глеб покачал головой.

– У Ричарда был лишь номер их телефона с автоответчиком. Номер этот я не выспрашивал, только предложил оставить приятелям сообщение. Когда мы с ним встретились… незадолго до его убийства, Ричард сказал, что, по словам портье, Люси ему звонила, но не застала в отеле. Вот все, что мне известно. Ах да! Ричард заикнулся, что Ньюгарты украли в Токио то ли какой-то образец, то ли химическую формулу и что за ними якобы охотится Интерпол. В общем, чепуха какая-то.

Братья Абэ вновь переглянулись.

– Не совсем чепуха, – проговорил Сато. – Боюсь, дело обстоит хуже, чем обрисовал Мак-Грегор.

– Господи! – вырвалось у Даши. – Его убили. Что может быть хуже?

В наступившей тишине Глеб снова прошелся из угла в угол. Затем сел на табурет и потребовал:

– Выкладывайте, Сато-сан. Ваша очередь.

Сато позволил себе расстегнуть пиджак.

– С вашего разрешения, Глеб-сан, очень коротко.

Глеб кивнул.

– Самую суть. При необходимости я задам вопросы.

Притихший Такэру выжидательно посмотрел на брата, и Сато начал:

– Джордж Ньюгарт на редкость талантливый биохимик, известный и уважаемый в своих кругах. Последние три года он бьется над разработкой суперкрасителя для одежды. Поскольку это область моих коммерческих интересов, я старался по возможности следить за его успехами. Надо заметить, особо похвалиться Ньюгарту было нечем, хотя замысел был таким дерзким, что, будучи осуществлен, мог бы перевернуть производство одежды во всем мире. Однако до поездки Ньюгартов в Японию все это выглядело скорее утопией. Жаль, я не встретился с ними на конгрессе: меня просто не было в Токио. А когда я вернулся…

– Извините, Сато-сан, – перебил Глеб. – В чем суть замысла Ньюгарта? Почему от этой покраски одежды волны докатились аж в Москву?

Такэру обратил на брата просительный взор.

– Можно я расскажу? – И не стал дожидаться разрешения. – По замыслу Ньюгарта, любой материал, натуральный или синтетический, пропитывается некоей органической субстанцией, которая является инертной по отношению к человеческой коже и потому совершенно безопасна. Если, допустим, на платье, пропитанное этой субстанцией, капнуть определенный фермент – через несколько секунд платье сделается белоснежным. Капнуть другой фермент – платье станет зеленым. То есть одному предмету одежды практически мгновенно можно придавать любые цвета и оттенки.

– Клас-ас! – восхитилась Даша.

Глеб, однако, выразил сомнение:

– С цветами, допустим. Но одежда из любого материала все же пачкается. Едва ли органическая пропитка выдержит стирку или химчистку.

Такэру опередил брата с ответом:

– Эту одежду чистить не надо, сэнсэй. Субстанция сама ликвидирует загрязнения и жировые пятна. Даже небольшие прорехи в материале затягиваются сами собой.

– С ума сойти! – прокомментировала Даша.

Такэру смущенно вздохнул.

– Но проект пока далек от завершения.

Сато строго посмотрел на младшего брата.

– Могу я продолжить? – И перевел взгляд на Глеба и Дашу. – Когда я вернулся в Токио, конгресс уже закончился и Ньюгарты, увы, два дня как улетели в Лондон. Но перед их отлетом произошло кое-что важное…

– Они познакомились с монахом Судзи, – ввернул Такэру, – и Судзи привел их в свою любительскую лабораторию.

Сато нахмурил брови.

– Замолчишь ты наконец?! – И, дождавшись тишины, продолжил: – Судзи считал себя химиком и тоже увлекался красителями. Был ли он буддийским монахом? Возможно. Никто не знал его настоящего имени: Судзи да Судзи – добродушный городской юродивый. Каким-то образом он проник на конгресс, подружился там с Ньюгартами и стал хвастать своими достижениями. Ньюгарты, по слухам, над ним посмеивались, однако от посещения его лаборатории не отказались. А через три часа после их визита, когда англичане находились уже в самолете, Судзи обнаружили мертвым. В абсолютно разгромленной лаборатории.

9

Развалясь в кресле, Куроедов наблюдал за действиями своих английских родственников. Те суетились возле деревянной болванки, обтянутой нейлоном. Сидящий рядом с хозяином пожилой начальник охраны хмуро поскреб суточную щетину.

– Володь, долго они клопа трахать будут? А то, может, я сбегаю пока отолью?

Куроедов лениво на него покосился.

– Невтерпеж?

– Не в том дело, Володь, просто… Гвоздь мне в печенку, лабуда все это. Хочешь бабки в землю зарыть – конечно,дело твое. Только мозги-то зачем самому себе компостировать?

– Все сказал? Или у тебя еще мыслишки завалялись?

Оттопыренные уши Федора Гаврилыча порозовели. Он шевельнул плечом в камуфляже.

– Конечно, Владимир Сергеевич, мой номер восемь. Поссать всегда успею.

– Надеюсь. – Куроедов запахнул на груди халат с драконами и по-английски проговорил: – Дядя и тетя, мы в нетерпении!

Джордж метнул на него уничижительный взгляд, вздохнул и чуть заметно кивнул жене. Белая как мел Люси пробормотала:

– Не волнуйся так, дорогой. – И капнула из пипетки на краешек материи, обтягивающей болванку.

Куроедов с начальником охраны волей-неволей замерли в ожидании чуда. Джордж и Люси, казалось, в чудеса не верили и от нервного напряжения готовы были упасть в обморок. Сперва ничего не происходило. Секунд через двадцать, однако, экспериментальный нейлон начал приобретать окраску. В месте, куда попала капля из пипетки, возникло яркое пятно, которое, словно огни новогодней елки, стало разрастаться и вскоре покрыло всю материю, надетую на болванку. Цвет, который приняла материя, можно было определить как вишневый, но это определение мало что описывало. Ни супруги Ньюгарт, ни Куроедов с охранником не могли припомнить, чтобы в природе им встречались цвета подобной чистоты и насыщенности, такого изумительного оттенка.

Откинув волосы со лба, Куроедов воззрился на Гаврилыча.

– Что скажешь, гвоздь тебе в печень?

– Полный звездец! – признал начальник охраны.

– Кто тут бабки в землю зарывает?

Джордж обеспокоенно взглянул на жену.

– Что они говорят?

– Обсуждают вопросы финансирования, – перевела Люси.

– Черт бы их побрал. – Джордж разгладил материю на болванке. – Давай попробуем вариант «t».

Люси с большей уверенностью капнула на нейлон из другой пробирки. И все повторилось по той же схеме. Через двадцать секунд на материи возникло пятно, на сей раз оранжевое, которое моментально расползлось и поглотило вишневый цвет. Оранжевый получился столь же ярким, насыщенным и чистым.

Решив ковать железо, пока горячо, Люси наполнила пипетку из третьей пробирки и собралась капнуть. Но не успела. Оранжевый цвет начал тускнеть и блекнуть, покрываясь бурыми подтеками, напоминающими лишай. Отобрав у жены пипетку, Джордж буркнул:

– Шоу закончено. Проваливайте.

– У нас еще полно проблем, – по-русски объяснила Люси.

Гаврилыч поднялся с кресла.

– Ну так что, Владимир Сергеевич, я пойду? Итоги подведете без меня?

Куроедов махнул рукой.

– Иди, поговорим позже. – Он попытался не выдать произведенного впечатления и после ухода начальника охраны осведомился: – И долго вы еще намерены с этим копаться?

Джордж аж подпрыгнул. Волосинки вокруг его плеши ощетинились, голубые глаза метали молнии.

– Слушай, тупой ублюдок! Будешь на нас давить…

– Джордж, прекрати! – возвысила голос Люси. И, нацелив крючковатый нос на племянника, по-русски произнесла: – Владимир, будь благоразумен. Или я оторву тебе яйца и скормлю их твоим холуям. Лучше не зли меня, щенок.

Куроедов захлопал в ладоши, глаза его пьяно поблескивали.

– Ах, Людмила Петровна! Ах, уважила! Такой ты мне нравишься!

Люси подошла к нему вплотную.

– Хочешь в харю?

Джордж поинтересовался:

– О чем вы там болтаете?

Люси обернулась.

– Пустяки, дорогой. Владимир обещает не понукать нас.

Куроедов поднялся с кресла.

– О'кей. В мелочи не лезу, но раз в неделю вы устраиваете такую демонстрацию. Чтоб дело двигалось, я беру его под контроль. Ясно, мои дорогие?

Голубые глаза Джорджа смотрели на жену.

– Что он говорит?

– Поторопись, дядюшка, – по-английски произнес Куроедов. – Иначе я рассержусь. Где, кстати, у вас бульон? Вы ведь им эти тряпки пропитываете?

– Ну и что? – насторожился Джордж.

– Много его уходит?

– Не ваше собачье дело!

Куроедов взял наугад колбу с прозрачной жидкостью и понюхал.

– Он, что ли?

– Поставь на место, разобьешь! – прикрикнула Люси.

– Никогда в жизни, – осклабился племянник, прижав колбу к жирной груди.

10

Глеб и Даша не сводили глаз с братьев Абэ. После короткого молчания Глеб предположил:

– Монах, видимо, был убит?

Сато кивнул.

– У Судзи был сломан шейный позвонок Причем таким образом, что несчастный случай исключался.

– И это убийство приписали Ньюгартам? – высказала догадку Даша.

Сато вновь кивнул.

– Слишком явно все совпало. На конгрессе Судзи с Ньюгартами ходил чуть ли не в обнимку. О том, что он зазывал их к себе в лабораторию, слышали многие. К тому же они работали в одной области, то есть, по сути, были конкурентами. Что должна была думать полиция?

Даша покачала головой.

– Ерунда какая-то. Интеллигентные супруги убивают добряка монаха, громят его лабораторию и преспокойно садятся в самолет. На что, интересно, они рассчитывают?

Глеб задумчиво потирал переносицу.

– Убили, допустим, не они, – предположил он. – Однако так перепугались, что бежали из Манчестера в Москву и залегли на дно. С чего бы это? От слабых нервов?

Даша пожала плечами.

– Почему бы нет? Они узнали, что попали в переплет, и хотят выиграть время.

Сато и Такэру обменялись взглядами.

Глеб вздохнул.

– Возможно, так, – согласился он. – Но, если они вообще не виноваты, переполох все же чрезмерен. Однако, если… – Глеб прошелся по комнате. – Если предположить, что супруги… скажем так, кое-что позаимствовали из лаборатории монаха, а потом, находясь уже в Манчестере, узнали, что монаха убили… В этом случае они вполне могли счесть, будто все указывает на них, и теперь опасаются Интерпола.

Лицо Такэру выразило восхищение.

– В самую точку, сэнсэй. В самую точку.

Сато покосился на брата.

– Можешь помолчать? – Переведя взгляд на Глеба, он чуть заметно улыбнулся. – В самую точку, сэнсэй. В Токио я человек не последний и провел собственное частное расследование.

– Эффективнее полиции, – ввернул Такэру.

– Во всяком случае – не хуже, – согласился Сато. – Сотрудничая с полицией, мои люди сразу заметили то, на что она не обратила внимания. На предплечье убитого монаха был вытатуирован черный кузнечик, а это означает… Глеб-сан, ведь вы бывали в Японии. Слышали вы что-нибудь о клане Черной Саранчи?

Подумав, Глеб качнул головой.

– Ни сном ни духом.

Сато удовлетворенно кивнул.

– Это старинное таинственное сообщество, ссориться с которым опасаются даже сильнейшие кланы якудза. Сведения о Черной Саранче весьма скупы, но кое-что разузнать мне удалось. Первое. Могущество этого клана зиждется на необыкновенном, просто невероятном владении боевыми искусствами.

– Сильнее ниндзя? – не удержалась Даша.

Сато мрачно усмехнулся.

– Гораздо.

– История становится все интересней, – пробормотал Глеб.

Такэру поерзал на диване.

– Сразиться бы с ними.

Сато сердито на него посмотрел.

– Надеюсь, этого не произойдет. – И перевел взгляд на Глеба. – Люди Черной Саранчи употребляют стимулирующую жидкость, которую называют «субстанция» и состав которой является клановой тайной. Действие этого стимулятора на организм в сочетании с особой системой тренировок дает поразительные результаты. Это первое. Теперь второе. Монах Судзи, которого в клане считали блаженным дурачком, использовал – очевидно, без разрешения – «субстанцию» в работе над универсальным красителем. Судя по всему, он неплохо продвинулся.

– И продемонстрировал свои достижения Ньюгартам, – заключил Глеб.

– За что ему сломали шею, – подытожила Даша. – И разумеется, сделала это не английская парочка.

Губы Сато дрогнули в улыбке.

– С вами приятно иметь дело… ребята. – Последнее слово он произнес по-русски. Затем продолжил: – Наконец, третье. Самое, пожалуй, важное. Как мне удалось установить, Ямото Кае, глава клана Черная Саранча, отправился по следам супругов в Манчестер, а оттуда – в Москву. Цель его – ликвидировать Ньюгартов и порвать все нити, ведущие к секрету «субстанции».

Воцарилось молчание. Глеб прошелся по комнате.

– Сато-сан, – проговорил он, – вам известно, как выглядит этот Ямото Кае?

Сато кивнул.

– Маленького роста, невзрачный на вид. Над левой бровью небольшой шрам. Он опаснее разгневанной кобры.

Глеб мерял шагами комнату.

– Теперь мне практически ясно… то есть я убежден, что знаю, кто заплатит за убийство Ричарда.

Такэру и Даша воззрились на него. И Сато озвучил общий вопрос:

– Вы встречались с Ямото, Глеб-сан?

– Видел его, как сейчас вас, – вздохнул Глеб. – Только жаль, не оценил по достоинству.

11

Маленький японец со шрамом над бровью вошел в фойе «Метрополя». Одетый на сей раз в клеенчатую куртку и джинсы, он выглядел подростком. Портье, однако, признал его и внутренне напрягся, вникая в нужды капризных постояльцев. Японец спокойно присел в кресло, извлек из кармана две миниатюрные фляжки и сделал из каждой по глотку. Дождавшись момента, когда портье освободился, он подошел и произнес по-английски:

– Привет, бой. Помнишь меня?

– Конечно, – по-английски ответил портье. – Частный детектив из Токио.

Японец покачал головой.

– Плохая память. Я бизнесмен из Бостона.

Портье и глазом не моргнул.

– Как скажете, сэр.

– Правильный подход. – Японец выложил на стойку пачку «Орбита». – Пожуй, чтобы убить время. Насчет лорда Грина не выяснил?

Портье едва сдержал бешенство.

– Нет, сэр. Это не моя работа.

– А супругами Ньюгарт никто не интересовался?

Портье побагровел.

– Сэр, сейчас я вызову охрану.

Японец посмотрел ему в глаза, и от этого взгляда портье прошибло потом.

– Попробуй. Жизнь твоя продлится не более пяти секунд, и охрана проживет не дольше. Хочешь рискнуть?

У портье пересохло во рту.

– Что вам угодно?.. Ведь мне ничего не известно.

Японец не сводил с него гипнотический взгляд.

– Я предупреждал тебя, бой: когда мне нужна информация, тем или иным способом я ее получаю.

– Господи… Что вы хотите знать, сэр?

Чуть подумав, японец спросил:

– Вчерашний толстяк, – он изобразил жестом длинные волосы, – больше не появлялся?

– Нет, сэр.

– А приятель его из спецслужбы? – Японец провел пальцем у себя под носом, обозначив усики. И, когда портье вновь ответил отрицательно, уточнил: – Как называется его спецслужба?

– ФСБ, сэр. Федеральная служба безопасности.

– Можешь дать мне адрес, бой? Где находится их главный офис?

Портье воспрял духом.

– Нет проблем. Это на Лубянке. Совсем рядом. Объяснить вам, как добраться?

Японец кивком изъявил согласие, и портье начертил маршрут до Лубянки. Чертеж получился столь наглядным, что даже у «бизнесмена из Бостона» вопросов не возникло. Спрятав листок в карман куртки, японец хищно улыбнулся.

– Ладно, бой. Ты отработал свою жвачку. – Он пошел к выходу.

Портье смотрел ему вслед, и улыбка его тоже была не из приятных.

– Удачи вам, сэр.

12

Держа колбу с прозрачной жидкостью, пьяненький Куроедов пятился от наступающей тетушки.

– Поставь на место! – требовала Люси. – Владимир, ты разобьешь!

Куроедов нюхал содержимое колбы.

– Хм, без запаха… Это бульон?

– И что с того?! Поставь сейчас же!

Устало опираясь на болванку с побуревшим нейлоном, Джордж пробормотал:

– Он пьет субстанцию, Люси. Богом клянусь, пьет.

В глазах Куроедова вдруг вспыхнула злость.

– Конечно, пью. А вы не хотите, дядюшка? – Обогнув столы с лабораторной посудой, он приблизился к Джорджу. – Почему бы вам не попробовать сей эликсир жизни?

Джордж отшатнулся.

– Чокнутый сукин сын! Ей-богу, тебя в детстве уронили!

Куроедов хихикнул.

– Как вам угодно. – И залпом осушил колбу. – У-ух! Сейчас коньячком запью – и полный вперед!

Джордж и Люси смотрели на него с ужасом.

– Вправду выпил, – вырвалось у Джорджа.

– А вы думали? – Куроедов вернул тетке колбу. – Нечего было препараты разбрасывать где попало.

Люси хлопала глазами, напоминая перепуганную птицу.

– Владимир, как ты можешь?

– Легко, – вновь хихикнул Куроедов. – В июле выхожу из парной – в предбаннике такая вот посудина торчит. Жарко. Думал, вода.

– Боже мой, Люси! – выдохнул Джордж.

– Забыла, дорогой, – пролепетала его супруга. – Мне просто в голову не пришло, что кто-то окажется таким идиотом… Хочешь меня пристрелить?

Голубые глаза Джорджа сверкнули гневом.

– Надо бы! За профессиональную халатность!

Люси нацелила в него крючковатый нос.

– Черт тебя дери, Джордж! Конечно, я виновата, я кругом виновата!

– Не ори, как торговка рыбой!

– Но ведь культура не патогенна, дорогой! В крови она инертна, мы проверяли на мышах!

Куроедов фыркнул.

– Бросьте собачиться. Видите, я живой.

Джордж вперил в него взор.

– Почему вы это пьете?

Куроедов откинул волосы со лба.

– Какой осел откажется от эликсира жизни? Тогда в предбаннике я, как хлебнул, сразу понял: не вода. Хоть плохого ничего не ощутил, но черт его знает… Перетрухал, признаться. Решил продезинфицировать себя «Наполеоном». Вот тут и началось. Ощущения были, надо сказать… Рекомендую.

Люси положила руку мужу на плечо.

– Ты меня простишь?

Джордж рассеянно кивнул.

– Значит, – пробормотал он, – в сочетании со спиртным субстанция дает наркотический эффект. Кто мог ожидать? А если, допустим, использовать спирт в качестве катализатора… – Он поднял взгляд на Куроедова. – Больше вы свой «бульон» не получите. Даже не надейтесь.

Куроедов подошел к нему вплотную и злобно посмотрел в упор.

– Это ты не надейся, Джордж. К завтрашнему полдню ты приготовишь мне бульона в пять раз больше обычного. Тарой тебя опеспечат. Не пытайся отлынивать, иначе… – Запахнув халат с драконами, Куроедов двинулся к выходу.

Люси осведомилась по-русски:

– Иначе что?!

Племянник обернулся в дверях.

– Тетя Людочка, иначе Интерпол покажется вам Диснейлендом. – Он вышел из лаборатории, предоставив английским родственникам возможность хорошо обдумать свое положение.

13

Такэру, Сато и Даша сверлили Глеба взглядами. Погруженный в мысли Глеб прохаживался из угла в угол.

– Где вы встретили Ямото? – не выдержал Такэру.

– В «Метрополе». – Глеб задумчиво тер переносицу. – Но зачем ему было убивать Ричарда? Если глава клана Черной Саранчи разыскивает Ньюгартов, для него было бы логичней постараться выведать их адрес у барона.

– Если барон адрес знал, – уточнила Даша.

– А если не знал, – заметил Глеб, – опять же, зачем было его убивать? Тем более что Ричард все же мог адрес выяснить.

После короткого молчания Сато предположил:

– Возможно, Мак-Грегор знал адрес, но отказался сообщить его Ямото. И тогда Ямото барона покарал.

Глеб пожал плечами.

– Возникает все тот же вопрос: зачем? Если Ричард отказался сообщить адрес, был шанс сесть ему на хвост и выйти на Ньюгартов по его следу. Терминатору нужен живой барон: мертвый ему бесполезен.

Вновь повисло молчание. Затем Сато сказал:

– Боюсь, логическим путем этой загадки нам не разрешить.

Глеб вздохнул.

– Увы, похоже. Позвольте мне изложить ситуацию, как я ее понял.

– Конечно, сэнсэй, – ответил за всех Такэру. – Мы вас слушаем.

– Буду краток, – пообещал Глеб. – Итак, Ньюгарты – биохимики из Манчестера – едут на конгресс в Токио. Там они знакомятся с монахом Судзи – химиком-любителем и по совместительству членом клана Черной Саранчи.

Такэру хихикнул.

– По совместительству. Это смешно.

Глеб продолжил:

– Судзи приглашает Ньюгартов в свою лабораторию, где хвастает достижениями в работе над суперкрасителем. В своих опытах он использует так называемую «субстанцию», секрет которой принадлежит клану Черная Саранча. Верно излагаю?.. Ньюгарты улетают в Англию, увозя с собой этот самый секрет.

– Увозя предположительно, – заметила Даша.

– Не предположительно, а наверняка, – возразил Глеб. – Иначе какого черта Ямото Кае поперся за ними? Отомстить за Судзи? Сам же небось его и прикончил, за то, что тот не держал язык за зубами… Итак, монах убит. Кто-то сообщает об этом Ньюгартам, а также о том, что ими интересуется Интерпол. Кстати, Сато-сан, интерес полиции к ним еще сохранился?

Сато кивнул.

– Да. После моего расследования – скорее, как к свидетелям. Убийство пока не раскрыто, но причастность к нему супругов-англичан уже не рассматривается.

Глеб вздохнул.

– Только Ньюгарты, похоже, об этом не знают. В панике покинув Манчестер, они находят прибежище в Москве. Разумеется, у людей, которым вполне доверяют. И которые, между прочим, обладают необходимым влиянием, чтобы молниеносно оформить беглецам въездные документы и провести незасвеченными через паспортный контроль.

Даша отмахнулась.

– Ну, это у нас запросто.

– Трудно спорить, – усмехнулся Глеб. – Итак, Ньюгарты в Москве. Их номер телефона лишь у Мак-Грегора, но он убит. А глава клана Черная Саранча, по вашим словам, опасный, как разгневанная кобра, рыщет где-то поблизости.

Сато нахмурился.

– Напрасно иронизируете, Глеб-сан. Ямото Кае едва ли уступит даже мне.

Такэру скривил губы.

– Что ты хочешь сказать? Что этот злобный кузнечик может равняться с сэнсэем?

Глеб примиряюще поднял руку.

– Я не иронизирую, Сато-сан. Я уважительно отношусь к вашим оценкам. Имеются ли у вас поправки к моему изложению сюжета?

Сато покачал головой.

– Поправок никаких, лишь уточнения. Во-первых, я хочу разыскать Ньюгартов, чтобы уладить их проблемы и предложить сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Бизнес есть бизнес. Во-вторых, я должен остановить Ямото Кае, пока он не усеял свой путь трупами. И в-третьих, по понятным вам причинам, я не могу задействовать в Москве каналы посольства для поиска Ньюгартов. У меня, правда, имеются кое-какие иные возможности, однако мне необходима ваша помощь. Могу я на нее рассчитывать?

– Разумеется, – ответила Даша.

Сато благодарно ей улыбнулся, но продолжал вопросительно смотреть на Глеба.

– Мой ответ вы слышали, – кивнул Глеб на жену. – Что касается бизнеса, вряд ли я вам помощник. А во всем остальном – чем смогу. И боюсь, времени у нас немного. События могут выйти из-под контроля.

Сато поклонился.

– Совершенно с вами согласен.

– Мне нужно все обдумать, – сказал Глеб. – Как с вами связаться?

Сато протянул ему карточку.

– Вот телефон посольства. Назовите себя, и нас с братом разыщут.

Такэру с улыбкой дополнил:

– Сэр Майкл Грин. В посольстве вас помнят под этим именем, Глеб-сан.

Братья поднялись с дивана.

Даша с надеждой предложила:

– Может, все-таки ужин?

Косясь на брата, Такэру лишь вздохнул. Сато покачал головой.

– Спасибо, в другой раз. Сейчас нам предстоит еще выполнить кое-какие поручения родни. – Он подошел к шкафу, тронул дверную ручку и взглянул на Глеба. – Вы позволите?

– Конечно, – улыбнулся Глеб.

Сато осторожно приотворил дверцу, несколько мгновений полюбовался цветущим лугом и дверцу закрыл.

– Ямото Кае, – сказал он, – не одолеет Мангуста. И все же он способен натворить бед.

Глеб грустно усмехнулся.

– Не он один. Искусством творить беды владеют многие. Порою, кажется, люди с увлечением строят себе преисподнюю.

Сато молча поклонился, и братья Абэ вышли в прихожую. Надевая куртку, Такэру по-русски проговорил:

– Надеюсь увидеть Илюху и Стаса.

– Куда они денутся, – пообещал Глеб.

А Даша сообщила:

– Стас, между прочим, женился.

– О-о! – приоткрыл рот Такэру.

Одетый в плащ Сато потянул брата за рукав.

– Пойдем. Некогда.

Помявшись, Даша спросила:

– Сато-сан, вы еще превращаетесь в кондора?

После неловкого молчания губы Сато дрогнули в улыбке.

– Иногда, леди. Раз или два в месяц я пролетаю над ночным Токио.

С этим братья ушли.

Закрыв за ними дверь, Глеб буркнул:

– Неслабые у тебя вопросики. Прямо под дых.

В изумрудных глазах Даши заплясали искорки.

– Неделикатно типа? Но чего ждать от бедной девушки, – она кивнула на пишущую машинку, – озверевшей от литературной эксплуатации и подло вовлеченной в англо-японские разборки?

Глеб рассмеялся.

– Освобождаю от того и другого.

Даша показала ему кукиш.

– А вот это видел?! Ты без Дашеньки вообще тут закопаться.

Глеб вздохнул.

– Ну так не ворчи. Разворчалась, понимаешь.

Даша тряхнула «конским хвостом».

– Потерплю. Но за это, – она подняла указательный палец, – за это… Можешь ты перекрасить это платье прямо на мне? Без химических штучек, чисто по-мангустовски?

Глеб обошел вокруг нее, изображая модельера.

– Ну, в принципе… Только проект выйдет незавершенным.

Даша встала перед зеркалом в прихожей.

– Валяй. И пойдем ужинать.

Зеленое платье на Даше внезапно стало желтеть. Даша ахнула. Сделавшись огненно-желтым, платье сияло несколько мгновений. Затем потрескалось, скукожилось и осыпалось в виде сухих осенних листьев. Даша осталась в трусиках и в лифчике. Сперва она обмерла, потом повертелась перед зеркалом и сказала:

– Знаешь, а незавершенный проект даже лучше.

27 сентября, понедельник

1

Утро было пасмурным и холодным. Хоть обошлось пока без дождя, но осень явно торжествовала победу. Деревья пожелтели за ночь, как за неделю. Глеб и Даша в «жигуленке» ехали в школу. Вопреки обыкновению, они не опаздывали, и Глеб вел машину не торопясь, можно сказать, вдумчиво.

– Ну, – проговорил он, тормозя у светофора, – почему ты не чирикаешь?

Даша скосила на него изумрудные глаза.

– Мрачные мысли жую.

– Поделишься?

– Зачем? Я жую твои мрачные мысли.

Хмыкнув, Глеб поехал на зеленый свет.

– Врунья и хвастунья.

– Кто – я? – Даша ткнула в себя пальцем. – Полагаешь, твои мысли для меня секрет? Ха! В данный момент у тебя их всего три.

Глеб улыбнулся.

– Негусто. И какие же?

– Так, сейчас сформулирую. – Даша приложила палец ко лбу. – Мысль первая: где и как отыскать супругов Ньюгартов? Вторая: где и как перехватить Ямото Кае? И третья: что это, черт возьми, за темный туман, окутывающий моего хахаля Курощупова, двух Плюшкиных девиц и киоскершу? Скажи, что я ошибаюсь.

– Ну, в общем… Ведьма.

Даша кивнула.

– Повторяй это почаще. Только не так сухо: ведьма и точка. Ты разворачивай образ постепенно: «Дашенька, солнышко, радость моя, знаешь, ты кто?»

Глеб рассмеялся.

– Дашенька, солнышко, знаешь, кто у нас на хвосте? Разлюбезный твой Куроедов в черном «Мерседесе».

Даша в досаде обернулась.

– Серьезно, что ли?

– Четвертая машина сзади. Думает, очень хитрый.

– Черт его дери! Можешь оторваться?

– Зачем? – пожал плечами Глеб. – Он знает, куда мы едем, и, очевидно, будет нас конвоировать.

Даша нахмурилась.

– И что нам делать?

– Ничего. Пусть Светка им занимается: это ее клиент.

– Любовь моя, сейчас в лоб дам. Что за постановка вопроса?

Глеб с усмешкой посмотрел в зеркальце.

– Расслабься, Лосева-Грин. Разумеется, тебя от него изолируем. А в остальном… Когда Светка возьмет этого типа, а я ей помогу, суд не признает его невменяемым. Хотя мозги у него набекрень, не ходи к гадалке.

Даша пристально посмотрела на мужа.

– Ты намерен его изучать?

Глеб кивнул.

– Во-первых, этот Куроедов дымится черным дымом. Почему? Во-вторых, его опекает майор ФСБ, с которым сегодня в пять у меня встреча на Лубянке. И в-третьих, проклятая моя интуиция. Достаточно причин?

Даша вздохнула.

– Выжидать будем?

– Ну прямо. – Глеб притормозил, пропуская машину «Скорой помощи». – Соберем сегодня команду. Часиков в восемь. Начнем расхлебывать эту кашу.

Даша похлопала его по плечу.

– Давно бы так.

– После уроков отвезу тебя домой, ты позвонишь в японское посольство и пригласишь братьев Абэ к восьми.

– А ты?

– Мне на Лубянку. Забыла? Стаса и Светку беру на себя. Попрошу, чтоб они заехали за Ильей… Что ты оглядываешься?

Даша смотрела в заднее окно.

– Куроцапов вроде сгинул.

– Как же, надейся! – фыркнул Глеб. – Поклонник твой отличается редким постоянством. Что подтверждает, кстати, его невменяемость.

Даша показала кулак.

– А вот за это в рог.

2

В «Мерседесе» было накурено. Сидящий за рулем начальник охраны страдальчески морщил лоб.

– Владимир Сергеевич, окно бы открыл. Дышать, блин, нечем.

Сидящий рядом Куроедов хмуро на него покосился, однако стекло опустил и выбросил окурок.

– Упустил их, разиня, – упрекнул он. – Хватку ментовскую теряешь на вольных харчах.

Оттопыренные уши полковника в отставке порозовели.

– При чем здесь харчи? Мне, что ли, бетономешалку надо было подрезать?

– Вполне мог бы: пространство было.

– На хер? Чтоб ДТП устроить? Володь, мы ж к ее школе едем, не заблудимся. Не понимаю только, чего ты достигнешь таким нахрапом.

Сдобные щеки Куроедова затряслись.

– А тебе понимать не надо – знай баранку крути! За что я тебе плачу?!

В погоне за ускользнувшим «жигуленком» начальник охраны проскочил на желтый цвет.

– Ты платишь мне не за это, – процедил он сквозь зубы. – Гоняться за твоими телками я не нанимался. У меня и без того геморроев хватает.

Глаза Куроедова начали краснеть, он стал погружаться в сумрак, и рука его, удлиняясь, вздрагивала, как рептилия. Такие же, примерно, изменения произошли и с водителем. Несколько мгновений, мчась в потоке транспорта, они буравили друг друга багровыми зенками.

– Нарываешься? – прошипел Куроедов.

– Ага, – осклабился начальник охраны. – Уволишь или как?

Затем они отвели взгляды и примолкли. Темная дымка вокруг их тел стала исчезать. Куроедов буркнул:

– Как там с бульоном?

– Рвут из рук, – сообщил присмиревший Гаврилыч. – Пора увеличить объем продаж.

– Нет проблем. Сегодня родственники постараются.

До школы они доехали, как дружки закадычные. Из окна «Мерседеса» виден был припаркованный «жигуленок». В окружении учеников Глеб и Даша входили в здание школы. Гаврилыч кивнул в их направлении.

– Упорхнула твоя краля. Как собираешься действовать?

Куроедов приоткрыл дверцу.

– Прорвусь к ней. Вызову с урока.

– Я бы не советовал.

– Опять за свое?

– Дело не во мне. – Начальник охраны указал на золотистый «Опель», из которого вылезал майор Луганский. – Вон со своим Юриком базарь.

Куроедов смачно выругался.

– Этот Юрик дождется! – пообещал он, выходя.

Майор Луганский в модном демисезонном пальто, при галстуке и с неизменно идеальной прической выглядел сошедшим с витрины. Лицо его, однако, было хмурым. Приблизившись к «Мерседесу», он резко проговорил:

– Что это значит, Володь?!

Куроедов откинул со лба волосы.

– Юрий Васильевич, вы о чем?

Луганский подошел к нему вплотную.

– В пять часов я возьму ее мужика за горло. Ты портишь мне игру. Причем в присутствии толпы свидетелей. Вали отсюда живо.

Куроедов опешил.

– Ты специально меня караулил?

Луганский разгладил усики.

– Можешь считать нашу встречу случайной. Главное – рви отсюда когти. Пока мы не поссорились.

Куроедов опешил еще более.

– Юрик, чего ты добиваешься?

– Чтобы ты прикрыл свою активность фиговым листком. Не мешай разобраться с ее мужем и с твоими проблемами на Петровке.

– А потом?

Луганский огляделся.

– Потом – по обстановке.

Растерянность Куроедова будто корова языком слизнула Толстяк с ухмылкой тряхнул длинными волосами.

– Ну да, я отвалю, а ты за ней поохотишься. Отличная тактика, только я не идиот.

– Именно идиот!

– Юрик, я не позволю тебе подбивать к ней клинья.

Луганский постучал себя по лбу.

– Володь, тебе пора к терапевту. Я уеду следом за тобой.

Куроедов показал ему средний палец.

– Вот вам, Юрий Васильевич! Езжай ты первый, а я за тобой.

Луганский сплюнул в досаде.

– О'кей. Но так, чтобы я видел тебя в зеркале.

Куроедов прижал руку к груди.

– Когда я вас обманывал, товарищ майор?

– Только попытайся – бульон не спасет! – Луганский зашагал к золотистому «Опелю».

Куроедов крикнул ему в спину:

– Я подрулю на Лубянку к пяти!

Луганский резко обернулся.

– Не вздумай! Нечего там светиться!

Куроедов осклабился до ушей.

– Дело ведь не в бульоне, Юрий Васильевич. Нас связывают более прочные отношения, не так ли?

Луганский с хмурым видом сел в «Опель» и медленно стал отъезжать. Куроедов также влез в машину.

– Давай за ним! – скомандовал он угрюмо.

Включив зажигание, Гаврилыч уточнил:

– И далеко за ним?

– До первого поворота.

– А после? – Поскольку хозяин не ответил, начальник охраны зашел с другой стороны: – Володь, ей-богу, он борзеет, гвоздь мне в печень!

Куроедов опять не отозвался. Вперив взор в пространство, он покусывал нижнюю губу.

3

Поглядывая на часы, Глеб проводил занятия в 8-м «В». Учительница биологии, классный руководитель этих акселератов, просила его закончить урок минут на десять раньше для проведения, как выразилась она, воспитательного мероприятия. Глеб, разумеется, согласился и уже запланировал, как использовать эти нечаянные десять минут. Время уже подходило. Чтобы скоротать его остаток, Глеб вызвал Галю Синицыну – угловатую худую девочку, стабильно отвечающую на четверку.

– Пожалуйста, Галя, – проговорил он по-французски, – напомни нам тринадцать глаголов, образующих пассэ композе с глаголом «этр».

– Алле, антрэ, венир… – бойко отчеканила девочка и запнулась. – Можно сначала? – спросила она по-русски.

– Хоть с конца, – по-французски ответил Глеб. – Смелей.

Девочка затараторила:

– Алле, антрэ, сортир, партир, арривэ, венир… – Вновь запнувшись, она захлопала ресничками.

– Пока только шесть, – заметил Глеб. – Осталось больше половины.

Готовая заплакать девочка пролепетала:

– Венир…

Тут в класс заглянула учительница биологии. Глеб вздохнул с облегчением.

– Садись, Галя, – сказал он по-русски. – Ставлю тебе «пять».

Класс загудел. Синицына не поверила ушам.

– Как это «пять»?

– В кредит, – пояснил Глеб. – К следующему уроку выучишь тринадцать глаголов, чтоб от зубов отскакивало, и погасишь задолженность.

Ошарашенная девочка подала дневник, Глеб поставил «отлично» и расписался. Сосед Синицыной по парте полюбопытствовал:

– А если не выучит?

Глеб развел руками.

– Закрою кредитную линию. Кстати, это всех касается. Любому из вас могу заранее поставить пятерку, если вернете с процентами.

Поднялся радостный галдеж. Лишь сосед Синицыной практично уточнил:

– На шестерку, что ли, потом отвечать?

– Желательно, – кивнул Глеб. – Хоть сойдет и на пятерку с плюсом.

Учительница биологии вошла. Это была солидная дама в брюках. За полгода совместной работы Глеб даже имя ее узнать не удосужился. Класс встал в знак приветствия, продолжая при этом галдеть. Биологичка раздраженно прокомментировала:

– Популистские методы в действии.

Глеб вздохнул.

– Только тем и держусь.

Выходя из кабинета, он услыхал голосок Синицыной:

– Глеб Михайлович, я выучу!

Вслед за тем раздался громоподобный рык классной дамы:

– Ну-ка, тихо! Совсем разболтались!

Глеб сбежал по лестнице к спортзалу. До звонка оставалось восемь минут. Приоткрыв дверь зала, Глеб заглянул. Он хотел вызвать Стаса на пару слов, но не тут-то было.

Стас напряженно работал. И не с кем-нибудь, а с 10-м «Б», который в данный момент учился не чему-нибудь, а лазанью по канату. И перед канатом с унылым видом стоял не кто-нибудь, а Леня Рюмин. Эт-то надо было видеть!

Держась за канат, как за поручень в трамвае, Леня преданно смотрел в глаза учителю физкультуры.

– Станислав Андреевич, может, не надо? Я не застраховался.

Рыжие кудри Стаса топорщились, веснушки покраснели.

– Я тебе дам «не надо». Ну-ка, лезь.

Класс, одетый в спортивную форму, сидел на скамьях вдоль стены и наблюдал за этим шоу. Леня Рюмин в трусах и майке выглядел нескладным интеллигентным подростком. Но это был Леня Рюмин.

– Станислав Андреевич! – воскликнул он, указав на заглянувшего Глеба. – Смотрите, кто к нам пришел!

Стас обернулся.

– Ты ко мне?

Глеб кивнул.

– На минутку буквально.

Стас шагнул в его сторону, однако номер не прошел.

– Что значит «на минутку»?! – возопил Леня. – Заходите, Глеб Михайлович! Покажите нам, как лазать по канату!

Глеб фыркнул.

– Ага, щас!

Но к делу подключилась уже Гуля Шарипова. В спортивных шортах и майке она смотрелась очаровательной стройной девушкой и, очевидно, хорошо это сознавала. Вскочив на скамейку, она замахала рукой.

– Лезьте, Глеб Михайлович! Мы за вами!

Леня подхватил:

– Дайте нам мастер-класс! – И, обернувшись к сидящим на скамьях ребятам, скомандовал: – Попросим маэстро! На счет «три»! Раз, два…

И чертов 10-й «Б» под Ленькино и Гулькино дирижирование принялся скандировать: «Глеб Ми-хай-лыч! Глеб Ми-ха-лыч!» Стас внезапно подмигнул Глебу.

– Может, правда покажешь? Как бы образец.

Глеб разозлился.

– Дурень старый, и ты туда же! – Он вошел и сказал: – Никуда я не полезу. Просто мы со Станиславом Андреевичем минутку поговорим, а вы тихо посидите. Ладно?

Держась за канат, Леня покачал головой.

– Не прокатит.

– Нельзя прерывать учебный процесс, – поддержала Гуля. – Одно дело – минута занятий…

– …другое дело – частные разговоры, – закончил Леня.

Глеб и Стас переглянулись.

– Давай лезь! – усмехнулся Стас.

– Сдурел? – нахмурил брови Глеб.

– Может, слабо?

– Стас, прекрати.

Тут Леню озарила новая идея.

– Глеб Михайлович, Станислав Андреевич, а вы поборитесь! Интересно, кто кого? Станислав Андреевич такой здоровенный – сплошные мышцы. А Глеб Михайлович, должно быть, верткий. Поборитесь.

Под гогот класса Гуля подхватила:

– А мы будем судьями!

Глеб бросил на Стаса сердитый взгляд: мол, доигрался?! Стас посмотрел на часы, потом – на Леню Рюмина. Леня с надеждой взглянул на Глеба. Глеб вздохнул.

– Ладно. Бороться не будем, но я покажу вам фокус. Йоговский. Вот я стою здесь, – Глеб притопнул, – направляю волю к центру Земли, и Станислав Андреевич не сможет ни оторвать меня от пола, ни сдвинуть с места. Прошу, коллега!

Ребята с интересом замерли.

Стас подошел, с усмешкой обхватил Глеба могучими руками и дернул вверх. Потом еще раз посильнее, потом еще. Послышался смех. Стас напрягался изо всех сил: мышцы его вздулись, лицо побагровело. Глеб, заложив руки за голову, стоял и мстительно улыбался. Стас отступил, отдуваясь. Класс восхищенно загудел.

– Тоже мне фокус! – отмахнулся Леня Рюмин. Точно одинокий полководец, он стоял у каната. – Любой так сможет! Вон Быков, к примеру, сейчас сюда встанет, а я сделаю вид, что не могу оторвать его от пола.

Пунцовый Стас буркнул:

– Не трепись. Все по-честному.

Однако восхищенный гул смолк. Ребята выжидательно смотрели на учителя французского.

– Кто сомневается, – произнес Глеб, – тому предлагаю фокус прямо противоположный. Я направляю волю против земного тяготения, и любой из вас сможет поднять меня одной левой. Хоть тот же Гена Быков. Никто ведь не думает, будто он великий силач? – Глеб выдержал паузу. – Давай, Ген, попробуй.

Невысокий худой десятиклассник с недоверчивой улыбкой подошел к учителю, присел и обхватил его за ноги.

– Погоди, – сказал Глеб. – Берись одной рукой.

Гена Быков послушно взял учителя за щиколотку.

– Ну и в чем прикол? – Продолжая улыбаться, подросток лениво напряг руку.

Точно воздушный шарик, Глеб взлетел вверх и повис в полутора метрах от пола, удерживаемый рукой ученика. В наступившей гробовой тишине оглушительно прозвенел звонок. Пальцы Гены Быкова сами собой разжались, и Глеб мягко «спрыгнул» на пол.

– Главное, – сказал он Лене Рюмину, – направляй волю против тяготения.

Поскольку класс на звонок не прореагировал, учитель физкультуры громко хлопнул в ладоши.

– Освобождайте зал! Лазанье по канату переносим на следующий урок!

Десятый «Б» встрепенулся и, бурно обсуждая увиденное, повалил на волю. Прикрыв дверь зала, Стас выдохнул:

– Ну, даешь!

– А ты не подзуживай.

– Теперь Рюмин с Шариповой плешь мне проедят, требуя повторить твой «фокус».

Глеб хмыкнул.

– Так тебе и надо. – Он взглянул на часы. – Короче, Стас, я очень тебя прошу в восемь вечера быть у меня. Вместе со Светкой. И хорошо бы вам Илью прихватить. Собираем команду.

Глаза Стаса заблестели.

– В курс введешь сейчас или при встрече?

– Сейчас, буквально в двух словах. Чтобы вечером время не тратить. – Глеб сообщил Стасу об убийстве Мак-Грегора, о вызове на Лубянку и конспективно изложил то, с чем братья Абэ приехали в Москву. – Расскажешь об этом Илье и Светке по дороге, – заключил он, – и все будут проинформированы.

Стас взъерошил свои рыжие кудри.

– Не слабо завязалось. Зато хоть самурая нашего повидаю. Как он там?

Раздался звонок на урок.

– Нормально. – Глеб направился к двери. – Вопросы сам ему задашь.

Стас вдогонку полюбопытствовал:

– Он тренируется?

– Можешь не сомневаться, – ответил Глеб, покидая спортзал.

Взбежав по лестнице на второй этаж, он прошагал по коридору и вошел в кабинет французского. У него был урок в 8-м «А», и предстояло вернуться к тринадцати глаголам, образующим «пассэ композэ» с глаголом «этр».

4

После уроков Леня с Гулей поспешили к Саше Колесникову, чтобы забрать стихи об осени в стенгазету. Разумеется, если Саша сдержал обещание. По улице гулял холодный ветерок, моросило. Дожидаясь автобуса, ребята плотно застегнули куртки.

– Почему-то, – проворчал Леня, – когда мы посещаем юное дарование, непременно идет дождь.

Гуля задумчиво заметила:

– Интересный фокус Глеб показал.

– Какой-то трюк, – отмахнулся Леня. – Использование законов физики.

Подкатил автобус. Ребята вошли и заняли свободное сиденье. Гуля посмотрела в окно на пожелтевшие мокрые деревья.

– И что же это за трюк? – уточнила она.

Леня раздраженно тряхнул чубчиком.

– Что ты в это так впилась?! Лично меня интересует, написал вундеркинд стихи, или Виктория завтра покажет мне, где раки зимуют!

Гуля сверкнула глазами.

– Расслабься: Саша тебя не кинет!

Леня вздохнул.

– В любом случае поздняк метаться.

До нужной остановки доехали молча, вышли из автобуса и направились к Сашиному дому. Леня поглядывал на Гулю, но та смотрела только вперед. А впереди, преграждая путь, разлилась лужа. И не то чтоб лужа оказалась глубокой (скорее, она была чисто символической), но Леня решил с ее помощью ликвидировать размолвку.

– Давай перенесу, – предложил он бодро.

Покосившись на него, Гуля кивнула.

– Только не урони.

– Обижаешь! – Леня суетливо подхватил подругу под коленки, не выпуская из руки портфель.

Гуля обняла его за шею. И портфель ее при переходе колотил Леню по спине. Хоть и без того, бог свидетель, каждый шаг парню давался нелегко. За полметра до края лужи пальцы Лени разжались, и Гуля плюхнулась ногами в воду. К счастью, не промокла – лишь обрызгалась. И, с насмешкой глядя на верного рыцаря, поставила диагноз:

– Дохляк. Мускулы качать надо.

– Нет, – возразил Леня, – ты должна была направить волю против силы тяготения.

Гуля рассмеялась. Взявшись за руки, они продолжили путь.

Дверь Сашиного подъезда оказалась под цифровым замком, и Леня ударил по нему в досаде.

– Код спросить забыли!

Гуля вздохнула.

– Ну ты тормоз! Телефон хоть помнишь?

Леня достал мобильник.

– Две последние цифры – смутно. Придется гадать.

Но гадать не пришлось. Из подъезда вдруг высыпала шумная компания подвыпивших мужиков, и ребята проскользнули в дверь. Они поднялись на Сашин этаж, и Леня неуверенно указал на квартиру.

– Эта вроде.

– Тормоз. – Гуля нажала кнопку звонка.

Дверь открыла горбатая старушка и всплеснула руками.

– Ой, Гулечка! Ленечка! Заходите!

Ребята вежливо поздоровались.

– Варвара Львовна, – сказал Леня, – можно Сашу на минуту?

Старушка улыбнулась.

– А Саши нет. Заходите, чаем напою.

Ребята переглянулись.

– Спасибо, Варвара Львовна, – ответила Гуля, – у нас мало времени. Саша скоро будет?

– Даже не знаю. Его класс дежурит, и он задержится. А вот насколько…

– Понятно. – Леня обескураженно взглянул на Гулю. – А ты говоришь…

– Но Саша оставил для вас стихи, – продолжала улыбаться старушка. – Сказал, чтоб я передала, если вы зайдете.

Леня облегченно вздохнул.

– Вот спасибо! Давайте, Варвара Львовна, и мы побежали.

Варвара Львовна тоже вздохнула.

– Экие вы торопыги! – И ушла вглубь квартиры.

Гуля посмотрела на Леню торжествующе.

– Что я тебе говорила!

Старушка вернулась с тетрадным листком в клетку.

– Тут на обеих сторонах написано, – прокомментировала она. – Здесь начеркано, а здесь вроде чистовик.

– Разберемся, – сказал Леня, едва ли не выдергивая листок. – Спасибо, мы помчались.

Гуля, однако, сочла долгом поинтересоваться:.

– А Танюшка где?

Варвара Львовна возвела глаза к потолку.

– Спит, слава богу.

– Привет ей, – улыбнулась Гуля. – И большое спасибо Саше.

За дверью подъезда ребята остановились под козырьком. Накрапывал дождь, вокруг не было ни души. Развернув тетрадный листок, Леня вперился в текст.

– Посмотрим, чем одарил нас вундеркинд.

После затянувшейся паузы Гуля нетерпеливо произнесла:

– Ну?!

– Здесь и вправду начеркано, абракадабра какая-то, – пробормотал Леня. – Это читать не будем.

– Читай уже что-нибудь! – потребовала Гуля.

И Леня вслух прочел:

Шурша желтеющим нарядом,

сентябрь шагает по земле

и, хмуря лоб, заданье на дом

дождем выводит на стекле.

Он слово «лень» берет в кавычки

и средь осенних непогод

не отступает от привычки

нас погружать в учебный год.

– Класс! – оценила Гуля.

Леня сложил листок и спрятал в карман.

– Я ожидал большего. И всего-то две строфы.

– Тебе поэма нужна?! – Гуля сердито вышла из-под козырька и зашагала к остановке.

Леня догналее.

– Лично мне годится. Лишь бы Викторию устроило.

– Они приблизились к знакомой луже, благополучно перешли ее вброд и чуть не столкнулись с вынырнувшим из-за угла Сашей. Невзирая на дождик, куртка на мальчике была распахнута, вихры на голове торчали, будто непромокаемые, школьный ранец сполз с плеча.

– Привет! – обрадовалась Гуля. – А мы только что от тебя.

– Здрасьте, – ответил Саша, озираясь. – Бабушка передала вам?

Леня церемонно прижал руку к груди.

– Спасибо, мы восхищены. Хочешь шоколадный торт?

– Хочу. – Саша продолжал озираться. – Осторожней, здесь сумрачные придурки ошиваются.

– Где? – встревожилась Гуля.

Леня решительно произнес:

– Друзья мои, существование придурков я, конечно, не отрицаю, однако… Мадемуазель Шарипова, у нас уроков навалом! Пока, Саш, созвонимся. – Он двинулся к остановке.

Гуля застегнула «молнию» на Сашиной куртке.

– Иди домой. Шоколадный торт за нами.

– Ладно, пока. – Саша зашагал по асфальтовой дорожке. Но домой не пошел, а затаился в подворотне.

Леня и Гуля стояли в ожидании автобуса.

– Пойдем ко мне уроки делать? – осведомился Леня.

Гуля кивнула.

– Угу.

– В кишлаке порядок?

– Я предупредила.

Леня махнул портфелем.

– Вот и чертов автобус.

– Смотри! – в испуге воскликнула Гуля.

Леня проследил за ее взглядом, и внутри у него похолодело. Неподалеку, метрах в двухстах, кучковались пятеро подростков. Похоже, они ссорились. И вроде бы размахивали пластиковыми бутылочками и банками с пивом. «Вроде бы» потому, что рассмотреть подростков было трудно: с ног до головы они были окутаны серым туманом.

– Мамочки! – вырвалось у Лени.

Будто услыхав его голос, подростки двинулись к остановке. Гуля вцепилась в Ленин рукав, а из подворотни раздался крик Саши:

– Линяйте быстро!

Леня взглянул на приближающийся автобус. Подростки ускорили шаг. Гуля потянула Леню прочь, но тот уперся: автобус уже тормозил. Через невероятно долгие мгновения двери отворились. Леня буквально впихнул Гулю внутрь и вскочил сам. И водитель (вот умница!) мигом закрыл двери и поехал. Подбежав к отходящему автобусу, подростки принялись колотить по его корпусу. Автобус стал набирать скорость. Подростки бежали рядом, образовав сплошное темное облако, и дубасили по стенке кулаками. Народу в автобусе (вместе с Леней и Гулей) было семь человек. На правом борту оказалась лишь заморенная тетка с сумками, которая пробормотала, глядя в окно:

– Обкурились чем-то, паскуды. С ума сходят.

Между тем подростки вопреки здравому смыслу продолжали преследовать автобус, пока тот хорошо не разогнался. Лишь тогда начали они отставать, и темное облако исчезло наконец позади. Переведя дух, Леня и Гуля плюхнулись на сиденье.

– Существование придурков ты не отрицаешь, – попыталась съехидничать Гуля. Но попытка вышла жалкой.

У Лени даже чубчик поник.

– Что, по-твоему, я должен делать?

Гуля пожала плечами.

– Может, папе твоему расскажем?

Леня скривил губы.

– Отличная идея. Он предложит нам написать рапорт по форме, затем направит рапорт по инстанциям, а нас до выяснения определят в дурдом.

Гуля сердито отмахнулась.

– Трепись больше. Твой отец не такой.

– Знаю, – буркнул Леня. – Но у меня идея получше. Давай Глебу расскажем.

Гуля посмотрела ему в глаза.

– Почему?

У Лени слегка покраснели щеки.

– Если честно – из эгоизма. У меня такое чувство, что взвалив это на Глеба, мы сможем расслабиться.

Подумав, Гуля вздохнула.

– Ну, в общем… А как мы преподнесем ему эту бредятину?

– Об этом не беспокойся. – Леня извлек из кармана листок с Сашиными стихами. – Вундеркинд уже за нас побеспокоился. Взгляни-ка, что он начеркал тут, с другой стороны.

Трясясь в автобусе на колдобинах, ребята склонили головы над тетрадным листком в клетку.

5

Глеб вез Дашу домой, поглядывал на часы. «Жигуленок» их, словно юркая плотвичка, лавировал среди щук и акул городского транспорта. Его «дворники» размазывали по стеклу капли дождя вместе с летящей из-под колес грязью.

– Что за гонка? – проворчала Даша. – До Лубянки у тебя еще полно времени.

Глеб качнул головой.

– До Лубянки хочу заскочить в «Метрополь».

Даша удивленно на него посмотрела.

– Зачем?

– Поищу след убийцы Ричарда.

– В «Метрополе»?

Глеб в раздраженье обогнал грузовик с кирпичом.

– А где, Даш?! Откуда начать, посоветуй!

Даша взяла его за руку.

– Только не говори, что мне нельзя с тобой.

Глеб сердито на нее покосился.

– Даже не обсуждается!

Даша вздохнула.

– Но попытка была. Прошу занести в протокол.

Глеб улыбнулся.

– Что-то поклонника твоего не видать. Как говорят физики, исчез за горизонтом событий.

– Разве? – Даша обернулась к заднему окну. – О коварный! О непостоянный!

Они рассмеялись. Затем, припарковавшись у дома, вышли из «жигуленка», вбежали в подъезд, и Глеб завел Дашу в квартиру.

– Супружеский долг я выполнил, – сказал он. – На том с тобой прощаюсь.

– Врешь, – возразила Даша. – Твой супружеский долг – стрескать мой обед.

Глеб взглянул на часы.

– Не успеваю.

Даша взяла его за грудки.

– Черта с два!

Глеб вздохнул.

– Только в темпе.

– В ушах засвистит! – пообещала Даша.

И через десять минут Глеб выбежал из квартиры, дожевывая на ходу.

6

Саша Колесников затаился в подворотне. Было холодно и сыро, и набитый учебниками ранец натер плечо. Когда Леня и Гуля уехали в автобусе, у Саши вырвался вздох облегчения, однако наблюдательный пост мальчик не покинул. «Сумрачные придурки» гнались за автобусом со скоростью, каявшейся невероятной. И, когда наконец они отстали, Саша перевел дух во второй раз. Но домой опять же не пошел и продолжал следить из подворотни.

Подростки повернули назад, к остановке. Сквозь окутывающую их серую дымку едва угадывались контуры фигур. Редкие прохожие под зонтами сторонились этой зловещей группы и продолжали свой путь как ни в чем не бывало.

У остановки подростки затеяли между собой драку. Беспорядочно замелькали руки-ноги, какие-то предметы, и сумрак при этом, как заметил Саша, загустел, сделавшись почти черным. Внезапно драка прекратилась, и черная дымка вокруг подростков начала бледнеть. В сером облаке вновь проступили очертания фигур.

Саша Колесников крутым разведчиком, разумеется, не был. То ли он произвел шум, задев бачок с мусором, то ли слишком высунулся из своего убежища – но его засекли. Из серого облака возникла рука с пивной банкой и указала на мальчика. И ломающийся хриплый голос произнес:

– Глянь, Дрын! Тот говноед с кошкой!

И Саша побежал к дому. Вопя и улюлюкая, подростки понеслись за ним. Саша мчался так, как не бегал ни разу в жизни, даже на школьных соревнованиях. Но преследователи его бежали гораздо быстрей. К счастью, у Саши была приличная фора и дом его был близко. Задыхаясь от кошмарной этой гонки, мальчик достиг двери подъезда и дрожащими пальцами набрал код. Замок открылся. Только тут Саша осмелился оглянуться. Черное облако неслось на него со скоростью локомотива. Юркнув в подъезд, мальчик захлопнул стальную дверь. И тотчас послышалось множество гулких ударов.

Саша взлетел по лестнице, открыл ключом дверь квартиры и, перескочив порог, защелкнул оба замка. Затем постоял, тревожно прислушиваясь. За дверью было тихо. А перед Сашей появилась бабушка.

– Ишь запыхался, – проворчала она. – Будто кто гонится.

Саша снял куртку и кроссовки.

– Никто не гонится, ба. Обедать давай.

Тут притопала Танька.

– Сань, а у нас Гуля была с Леней, – сообщила она, зевая.

– Знаю, – буркнул Саша. – Я их встретил.

– Ой, правда?! – прокричала сестренка. – А я дрыхла меня не разбудили!

– Я им отдала твои стихи, – добавила Варвара Львовна.

Саша повысил голос:

– Знаю! Обедать, говорю, давай!

– Покричи у меня! – нахмурила брови бабушка. – Мой руки, сейчас разогрею.

Она отправилась на кухню. А Саша прошел в свою комнату и посмотрел в окно. Стекло покрывали капли дождя. Двор был безлюден: ни пенсионеров, ни собак, ни придурков в сумраке. Незаметно прошмыгнув в дверь, Танька встала рядом.

– Будем в окно смотреть, да?

Саша вдруг обнял ее и прижал к себе.

– Принеси телефон, – попросил он. – Чтоб бабушка не видела.

– А зачем?

– Другу позвонить. По секрету.

Танька вышла и, крадучись, вернулась, неся телефонную трубку. Девочка преданно смотрела в глаза брату.

– У нас, что ли, тайна? – прошептала она.

– Вроде того. – Саша набрал номер Глеба.

После четырех длинных гудков голос Даши произнес:

– Алло! – Поскольку мальчик не отозвался, Дашин голос встревоженно повторил: – Алло! Вас не слышно!

Саша дал отбой. Заинтересованная Танька взирала на брата круглыми глазенками.

– Не дозвонился?

– Друга нет дома. Позже позвоню. – Сжав трубку, мальчик уставился в окно.

7

Из-за дождя ли, по какой ли другой причине в фойе «Метрополя» было пусто, как никогда. Скучающий портье восседал за стойкой на стуле. При виде Глеба он лениво поднялся, и сразу стало заметно, что он под хмельком.

– Чем могу служить? – произнес портье по-английски. Язык его не заплетался, но артикуляция страдала.

Глеб по-английски ответил:

– Два-три вопроса. Очень легких.

Портье протестующе поднял руку, отчего покачнулся.

– Информацию не продаю. Надоело. Хоть стреляйте хоть жалуйтесь в Ватикан.

– Почему в Ватикан? – улыбнулся Глеб.

Пожав плечами, портье перешел на русский.

– А-а!.. Вас я вспомнил. Вы наезжали тут на мистера Мак-Грегора, царствие ему небесное. Сообщаю бесплатно: посмертной записки он вам не оставил. Засим… – Портье икнул. – Засим прошу от меня отвалить.

Глеб хотел разозлиться, но злости не ощутил. Только любопытство.

– Почему так грубо?

– Потому что все вы, – портье чиркнул пальцем себя по горлу, – вот где у меня сидите!

– Кто все?

– Сперва ФСБ, потом япошка этот… бизнесмен из Бостона. Теперь еще вы интерес проявить изволили. Хоть беги.

Выждав, пока портье выровняет дыхание, Глеб уточнил:

– Японец маленький, невзрачный, со шрамом над левой бровью, так?

Портье криво усмехнулся.

– Вижу, вы знакомы. Желаю хорошо повеселиться. – Позой своей он демонстрировал, что разговор окончен и настаивать не имеет смысла.

– Послушайте, – сказал Глеб негромко, – Ричард Мак-Грегор был моим другом. Я хочу найти его убийцу, а на ФСБ надежды мало.

Портье икнул и, качнувшись, облокотился на стойку-Взгляд его утратил враждебность.

– Как тут помочь?.. Мак-Грегор был мужик что надо, без выпендрежа. Но я правда ничего не знаю.

– Чем интересовались ФСБ и японец? – осторожно осведомился Глеб.

– О господи… Расспрашивали про Ньюгартов, которые звонили Мак-Грегору, про какого-то лорда Грина… Ей-богу, я никого из них не видел, не слышал и знать их не желаю. Вот все, что могу сказать.

Глеб изобразил отсутствие интереса. Со скучающей миной оглядывая стены, он прокомментировал:

– Не видели, не слышали – однако имена вам известны.

– Чистая случайность, – объяснил портье. – Мак-Грегор ждал звонка от какой-то Люси Ньюгарт. Когда она позвонила, я находился рядом и, естественно… Покойный убеждал ее не волноваться. Говорил, что у него есть друг, лорд Грин, который поможет ей и уладит все проблемы. И еще добавил, что верит лорду Грину, как самому себе. Больше мне сказать нечего, хоть жгите каленым железом… Эй! Что с вами? – Подвыпивший портье не утратил профессиональной наблюдательности. – Вы побледнели, будто призрак увидели.

Проглотив комок в горле, Глеб пытался улыбнуться.

– Да нет, все нормально. Просто я… мне просто не нравится этот лорд Грин. – Он резко развернулся и направился к выходу.

Портье вдогонку бросил:

– А мне японец не нравится! Поосторожней с ним!

– Спасибо, – сказал Глеб, выходя. И процедил сквозь зубы: «Черт тебя побери, лорд Грин!»

8

Маленький японец со шрамом над бровью терпеливо кружил возле здания ФСБ на Лубянке. Накрапывающий дождь был ему лишь на руку. Одетый в серый спортивный костюм и кроссовки Ямото Кае, предводитель Черной Саранчи, зорко всматривался в лица прохожих. В толпе и в безлюдной местности он умел оставаться незаметным, как бесплотная тень. А в пасмурную московскую погоду он способен был, казалось, просто-напросто раствориться в насыщенном автомобильными выхлопами воздухе.

Когда золотистый «Опель» припарковался на стоянке, Ямото околачивался рядом. Из «Опеля» вышел господин с усиками, раскрыл над головой зонт и двинулся ко входу в здание. Японец ему не препятствовал: пока он лишь следил не вступая в контакт. Господин с усиками шагал, лавируя меж людей и автомобилей. Внезапно дорогу ему преградил толстяк в переливчатом плаще, с волосами до плеч и тоже под зонтом. Ямото признал в толстяке типа, который сопровождал господина с усиками в «Метрополь».

– Совсем сбрендил?! – прошипел Луганский. – На хер ты сюда приперся?!

Куроедов откинул со лба влажную прядь.

– Не заводись, Юрик. Я обещал.

Казалось, Луганский его ударит.

– Хочешь утопить нас обоих?!

– Не драматизируй, – отмахнулся Куроедов. – Я тихо подожду здесь твоей приятной новости. Надеюсь, учитель французского с крючка не сорвется.

Ямото видел, как шевелятся их губы, слышал каждый произнесенный ими звук, но, к великой своей досаде, не понимал по-русски. Что делать, незнание этого варварского языка значительно усложняло его миссию.

– Контролировать меня собрался? – побелел от ярости Луганский. – Позволь, Володь, я порекомендую тебе хорошего психиатра.

Усмешка Куроедова походила на оскал.

– Поздно, дружище. Я свихнулся от любви.

Луганский пристально на него посмотрел: не ерничает ли? Ничуть не бывало. Приятель был убийственно серьезен Луганский нервно потрогал прическу.

– Володь, не мешай мне работать, ладно?

Куроедов качнул зонтом.

– Конечно, Юрик, конечно. Я просто подожду. Не сочти за труд потом выйти и рассказать, как все прошло.

Луганский вздохнул.

– К чему эта спешка?

– Хочу быть первым, кто утешит прекрасную вдову. – Куроедов хохотнул. – Шучу, Юрик Я не сумасшедший, только притворяюсь. Чтобы тебе служба медом не казалась.

Луганский отгородился зонтом.

– Ну-ну, – буркнул он и направился в свою «контору».

Несколько мгновений Куроедов с прищуром смотрел ему вслед, потом засеменил к припаркованному невдалеке «Мерседесу».

Ямото Кае, хоть не понимал по-русски ни слова, составил мнение, что в голове длинноволосого завелись тараканы. Поскольку номер «Мерседеса» был уже известен, японец за толстяком не последовал и остался дежурить возле офиса ФСБ.

9

Даша, как было условлено, позвонила в посольство Японии, представилась секретарем сэра Майкла Грина и попросила к телефону кого-нибудь из господ Абэ. Подошел Такэру.

– Могла бы супругой назваться, – подколол он по-русски. – Вполне бы сошло.

Даша объяснила:

– Супруга – после шести вечера. До шести – секретарь.

Такэру хихикнул.

– А в выходной?

Развивать эту тему Даша не стала и пригласила его с братом в восемь вечера на военный совет.

– Команду собираем, – подытожила она.

– Илюха и Стас придут? – обрадовался Такэру.

– Стас с женой, – уточнила Даша.

Такэру хихикнул.

– Жена после шести вечера? – И вступил в переговоры с братом.

Через полминуты вопрос был согласован, и Даша с Такэру простились до восьми. Затем Даша с книгой прилегла на диван, но ее отвлек звонок телефона. Даша взяла лежащую рядом трубку. Дважды за последний час на ее «алле» никто не отзывался: после долгого молчания раздавались гудки. И Даша на сей раз изменила тактику. Поднеся трубку к уху, она не издала ни звука – просто слушала тишину. И мучитель ее не выдержал.

– Алле! – прозвенел детский голосок – Это Глеб?

Даша в тревоге приподнялась на диване.

– Сашка, ты? Почему не отзывался, морда?

После короткой паузы мальчик пробормотал:

– Извините. Глеб дома?

– Нет его. Что случилось, Саш?

Вновь возникла пауза.

– Ничего, – смущенно ответил мальчик – Просто Глеб обещал, что мы поедем кормить карася Клиффорда, и я хотел… Скоро он будет дома?

Даша взглянула на часы.

– Вряд ли, малыш. У него полно дел.

– Ну, тогда… – замялся Саша, – передайте, пожалуйста, что я звонил. Ладно?

– Само собой. Стоп! Не вешай трубку! – Дашины щеки покраснели. – Почему к Глебу ты обращаешься на «ты», а ко мне – на «вы»? Отвечай, морда.

– С вами как-то… вроде тыкать неудобно.

– Сашка, так нечестно! Попробуй еще хоть разок меня выкнуть – обижусь смертельно! Или тоже буду обращаться к тебе на «вы», серьезно!

Из трубки донесся вздох.

– Хорошо, я попробую.

– Пробуй сию минуту.

– Ладно. Даша, вы переда… передай Глебу, что я звонил.

– То-то же! Целую тебя. – Отложив трубку, Даша прошлась по комнате. – Выкать он еще мне будет, зараза такая!

10

Кабинет генерал-майора Рюмина на Лубянке был почти таким же, как в то время, когда он был полковником, только просторней. Сам генерал по кличке Оксфорд в отутюженном сером костюме, в голубой сорочке и галстуке в тон с идеально прямой спиной сидел за широким полированным столом. Рядом – примерно в полуметре от него – развалился на стуле майор Луганский. Прическа его и усики могли бы украсить арт-салон, но выражали в данный момент лишь непреклонность и мужество. Майор тоже был в сером костюме, голубой сорочке и галстуке в тон, однако проигрывал шефу в харизматичности.

Глеб сидел напротив, через стол. В джинсах и рубахе с коротким рукавом он смотрелся в этом кабинете чем-то инородным. Впрочем, кто может определить, как должны выглядеть убийцы британских подданных?

После короткого молчания Луганский взглянул на шефа, и генерал Рюмин кивнул.

– Продолжайте, Юрий Васильевич.

Луганский вперил в Глеба орлиный взор.

– Итак, алиби на время убийства у вас нет. Кстати, где и как познакомились вы с Мак-Грегором?

Глеб изображал подавленность.

– Барона я не убивал, – произнес он глухо.

Глаза майора блеснули, словно у хищника, почуявшего добычу.

– Барона не убивали, а кого?

– Никого. Кто внушил вам подобные мысли?

– Это не мои мысли – вы сами подчеркнули, что барона – именно барона – вы не убивали.

Глеб поерзал на стуле.

– А-а… это просто неверный акцент.

Луганский язвительно усмехнулся.

– Вот как? В таком случае повторяю вопрос: где и при каких обстоятельствах познакомились вы с Ричардом Мак-Грегором? Причем даже выяснили, что он потомственный барон.

Глеб пожал плечами.

– Я не знал этого.

– Как не знали?! – повысил голос Луганский. – Только что, без нашей подсказки, вы назвали покойного бароном!

Глеб потупил взгляд.

– Не знал, что он потомственный.

Возникла пауза. Стараясь сохранить самообладание, майор, очевидно, прикидывал, какую избрать тактику. Глеб выразительно взглянул на генерала: «Давай! Мы же договорились!» Но генерал с отрешенным видом слушал, не вмешиваясь. И балаган этот мог длиться очень долго. Глеб мысленно выругался.

Майор между тем состроил участливую мину.

– Глеб Михайлович, зачем изображать из себя идиота? я задал простой вопрос, и в ваших интересах внятно на него ответить.

Глеб, что называется, облизал пересохшие губы.

– Во время турпоездки познакомились, в Ницце, – пробормотал он. – У барона там вилла. У покойного то есть.

Луганский обратил взор на шефа. Генерал слушал с тем же отрешенным выражением лица. И майор вновь уставился на Глеба.

– Какие у нас турпоездки интересные! С кем еще вы там познакомились?

«С этим надо заканчивать», – решил про себя Глеб и сменил стиль поведения. Посмотрев майору в глаза, он отчеканил:

– Не ваше дело. У вас ничего на меня нет.

Генерал соизволил проснуться и нахмурить брови.

– Не зарывайтесь, Грин. Вы не в том положении.

В глазах Луганского, напротив, мелькнула растерянность. Идти в лобовую конфронтацию, выложив карты на стол, в планы его не входило – Глеб мигом это понял. Но голос майора прозвучал твердо и холодно:

– Что наше дело, а что не наше – решать не вам. И кое-что весомое мы все ж на вас имеем. Первое: у вас была возможность убить Мак-Грегора.

– Докажите, – потребовал Глеб.

– Считайте, доказано, – сблефовал майор. – Второе: у вас было средство. Как выяснилось, школьный учитель французского мастерски владеет боевыми искусствами.

Глеб отмахнулся.

– Слухи. Причем ложные. К тому же…

– Не скромничайте, – перебил майор. – Свидетелей достаточно. Живых, заметьте.

– К тому же, – продолжил Глеб, – у вас нет мотива. Зачем было мне убивать барона?

Луганский явно ждал этого возражения.

– Через день-другой выясним, – пообещал он. – Мотивов могло быть несколько: ссора на почве денег, задание иностранной разведки, криминальный заказ, наконец.

Глеб посмотрел на него в упор.

– Все возможно. В одном будьте уверены: дружок ваш Куроедов мне никого не заказывал.

Повисла наэлектризованная тишина. Генерал воззрился на подчиненного. Луганский окаменел лишь на мгновение, затем с улыбкой кивнул.

– Разумеется. Думаю, ни жена моя, ни теща заказа вам также не давали.

Глеб мысленно ему поаплодировал. Генерал, однако, полюбопытствовал:

– Юрий Васильевич, кто такой Куроедов?

– Приятель мой, бизнесмен, – отрапортовал Луганский. – Консультирует меня и снабжает информацией в делах, связанных с криминалом. Видимо, наш… э-э… свидетель с Куроедовым где-то пересекся и пытается теперь на что-то намекнуть. Разумеется, Борис Викторович, в любой момент я готов представить необходимые объяснения.

– Надеюсь, – сухо обронил генерал.

Ситуация начала раздражать Глеба.

– Может, я пойду? – предложил Глеб. – Если что-то выясните насчет моих мотивов – всегда готов сотрудничать.

Генерал взглянул на майора. Тот, разгладив усики, посмотрел на Глеба.

– Гражданин Грин, вы покинете этот кабинет лишь тогда, когда мы сочтем это возможным. – Он перевел взгляд на шефа. – Товарищ генерал-майор, я хотел бы кое-что проверить в базе данных. Позвольте отлучиться на пять минут.

Глеб аж дыхание затаил: это был так называемый счастливый случай.

Генерал Рюмин взглянул на часы.

– Юрий Васильевич, возможно, вам трудно в это поверить, но у меня масса других дел. Хорошо, не более пяти минут.

– Ни секундой. – Луганский стремительно вышел.

Глеб поднялся, опираясь на стол.

– Борис Викторович, ведь мы договорились.

Генерал отвел взгляд.

– Не могу участвовать в оперетке. Увольте.

– А в чем, по-вашему, вы участвуете?

– Понимаю вас, Глеб Михайлович. Конечно же, Луганский не посмел бы явиться ко мне с подобной туфтой, если б…

– …не его «лапа», – раздраженно закончил Глеб. – Поэтому я и просил вас мне подыграть.

– Орать и топать ногами? – скривил губы Оксфорд.

Глеб ответил вопросом на вопрос:

– Борис Викторович, вы мне не верите?

– Верю, Глеб Михайлович. Верю настолько, что вполне убежден… – генерал обвел взглядом стены, – раз вы говорите здесь открыто – значит, кабинет не прослушивается. Но сами вы, Глеб Михайлович, играете со мной втемную, не посвящая в свои замыслы.

Глеб развел руками.

– Какие замыслы? Бреду на ощупь.

Генерал взглянул на него в упор.

– Кто такой Куроедов? Каким он тут боком?

– Черт с ним, не до него! – отмахнулся Глеб. – Поговорим, пока нет вашего Труффальдино. Я должен срочно отыскать убийцу барона Мак-Грегора, и поэтому…

– Глеб Михайлович, – перебил генерал, – почему вы не хотите предоставить это нам?

Глеб посмотрел ему в глаза.

– Потому что я виноват перед покойным. Очень виноват, Борис Викторович.

Генерал со вздохом ослабил узел галстука.

– Вы хотите сами ликвидировать убийцу?

Глеб пожал плечами.

– Могу и вам сдать. Главное, чтобы майор ваш не путался под ногами. Поскольку он вцепился в меня клещом, неплохо бы сделать из него слугу, преданного вам лично, чтобы повиновался движению ваших бровей. Поверьте, в данной ситуации это единственный выход.

Оксфорд усмехнулся уголками губ.

– С Луганским этот номер не пройдет. Знали бы вы фамилию его отчима!

– Мне она ничего не скажет, Борис Викторович. Просто следуйте нашему плану.

– Орать и топать ногами? Это повысит мой рейтинг?

Глеб покосился на дверь.

– Сейчас он вернется. Борис Викторович, сделайте вид, что ощущаете за собой огромную силу, от которой впадаете порой в самодурство. Для короткой передышки этого хватит. При следующей нашей встрече – уверен, она состоится – майор не только забудет про отчима… он прекратит поглаживать свои усики.

Генерал хмыкнул.

– Хотелось бы знать, как вам это удастся.

– Позже.

В этот момент вошел майор Луганский – столь же стремительно, как выходил. Глаза его поблескивали торжеством.

– Итак, учитель французского, – произнес он, садясь, – поговорим о вашей турпоездке…

– Юрий Васильевич, – прервал его генерал, – вы испытываете мое терпение. Пока вы там прохлаждаетесь, я торчу здесь и караулю этого ублюдочного мерзавца. Извольте объясниться, мать вашу.

Даже у Глеба, подбившего генерала на это шоу, слегка отвисла челюсть. Майор побледнел.

– Но, Борис Викторович, вы отпустили меня на пять минут…

– На пять минут! – Оксфорд постучал по циферблату своих часов. – Но не на шесть с четвертью!

Возникла неловкая пауза, во время которой, однако, Луганский пришел в себя.

– Товарищ генерал, я не позволю разговаривать с собой в подобном тоне. Тем более в присутствии…

– Вы! Не позволите! Мне?! – Генерал поднялся, опираясь на стол. – Щенок!

– …в присутствии подозреваемого, – твердо продолжил майор. – И, если вам угодно высчитывать секунды…

– Да, мне угодно! Это секунды вашей служебной небрежности! Они складываются в часы, месяцы и годы!

Вновь возникла пауза. Генерал сверкал глазами, раздувая ноздри. Обалдевший майор гадал, какая муха его укусила. А Глеб, показательно втянув голову в плечи, проканючил:

– Может, я пойду? Вы уж без меня…

Тут Оксфорд топнул ногой. И топнул не слабо.

– Закрой пасть, мерзавец! Если ты еще не в Лефортово, то лишь потому, что у меня прошла зубная боль!

Глеб едва не расхохотался. Майору, однако, было не до смеха, и все же гонора он не утратил.

– Товарищ генерал, если вы нынче… э-э… заняты более важными делами, давайте отложим допрос. А этого гражданина покамест…

– Я сам знаю, когда и что откладывать! – Генерал поправил узел галстука. – Не вам, майор, мне указывать! Давайте, что у вас там в клювике!

Луганский перевел дух.

– Наш проворный учитель, – отрапортовал он, – познакомился в Ницце с некой Элен Вилье, французской актрисой. Весной этого года, во время киносъемок в Москве, эта дама обвинила Грина Глеба Михайловича в попытке изнасилования…

– Юрий Васильевич, – зловеще перебил генерал, – вам должно быть известно, что этот эпизод расследовал я. Мадам Вилье заявление свое через два дня забрала, и инцидент был исчерпан. Луганский, давайте начистоту, вы под меня копаете?

Майор бурно возмутился.

– Борис Викторович, это ваше подозрение я не желаю даже обсуждать! Дело в том, что покойный Мак-Грегор тоже ухлестывал за Элен Вилье! Старая любовь, как известно, не ржавеет! Отсюда ссора в «Метрополе» и вероятный мотив для убийства!

Генерал Рюмин и Глеб обменялись взглядами. «Ну и фрукт!» – сказали их глаза.

– Чертовски остроумно, – произнес Глеб.

– Заткнись! – рявкнул генерал. – Раскроешь рот, когда я разрешу! – И дружелюбно, почти с нежностью, обратился к майору: – Юрий Васильевич, надо бы побеседовать с этой Элен Вилье. Она сейчас в России?

Майор, если и смутился, вида не подал.

– Думаю, да. То есть я собираюсь оперативно в этом удостовериться.

Генерал хмуро опустился на стул.

– Удостоверьтесь, да пошустрей. – Он пренебрежительно махнул в сторону Глеба. – А пока уберите с глаз этого Казанову. Смотреть на него тошно.

Майор растерялся.

– Но, Борис Викторович, он ведь…

Генерал саданул кулаком по столу.

– Чтоб духу его здесь не было! А ты, – обратился он к Глебу, – если хоть на шаг переступишь Окружную, пожалеешь, что на свет родился! Понял?.

Глеб направился к двери.

– Угу.

– Что за «угу»?! – взревел генерал. – Понял, спрашиваю?!

Держась за дверную ручку, Глеб пролепетал:

– Так точно, понял. – И за спиной у себя услыхал: «Черт знает что за шушеру держат в учителях!»

Луганский, по приказу шефа, отконвоировал Глеба до выхода. В городе по-прежнему накрапывал дождь и быстро сгущались сентябрьские сумерки. Впрыгнув в свой «жигуленок», Глеб не успел закрыть дверцу, как ощутил специфическое покалывание в висках. «Прослушку присобачил, гаденыш!» – усмехнулся он мысленно. Включив зажигание, Глеб погнал машину к дому.

Искать прослушку, разумеется, он не стал. «Жучок» как бы сам собой вывалился наружу.

11

Когда «жигуленок» отъехал от парковки, некая штуковина величиной с пуговицу, непонятно как выпав из автомобиля, шмякнулась об асфальт. Водитель «Хонды», намеревавшийся по заданию сесть Глебу на хвост, заметил отвалившийся «жучок», который сам же приспособил в салоне объекта наблюдения. Симпатичный парень в костюме и при галстуке, он от изумления замер, потерял драгоценные секунды и фигуранта упустил. Однако не слишком расстроился, рассудив, что адрес объекта известен и след легко взять заново. Поэтому симпатичный парень за «жигуленком» не погнался, а решил подобрать с асфальта казенную аппаратуру. Но когда он вышел из машины, аппаратура эта величиной с пуговицу уже находилась в руке длинноволосого толстяка, который вертел ее перед носом так и сяк.

– Отдайте, пожалуйста, – сказал симпатичный парень. – Это мое.

– Ваше? – переспросил толстяк – А мне показалось, это из той колымаги выпало. Вон, гляньте, «жигуль» на светофоре.

Парень из «Хонды» в дискуссию вступать не собирался.

– Отдай, – потребовал он. – Это подарок приятелю. Прикольная вещица, а он, дурило, посеял.

Куроедов с ухмылкой откинул со лба прядь.

– Еще бы не дурило! «Клопа» для собственной прослушки обронил!

Симпатичный парень начал терять терпение.

– Лейтенант Вегин, ФСБ, – махнул он удостоверением. – Отдай и вали, пока я добрый.

Куроедов стал закипать злобой. Глаза его покраснели.

– Ох, напугал! Не Юрик ли Луганский твой шеф?! Он обожает командовать идиотами!

Осведомленность толстяка озадачила лейтенанта Вегина, но не обескуражила.

– Ну, хватит! – Он сжал руку скандалиста и завернул за спину.

Толстяк вскрикнул. Вокруг него что-то заклубилось, словно от одежды поднялась пыль. Это было странно, поскольку дождь, похоже, на эту пыль не действовал. Лейтенант Вегин, однако, в подобные тонкости не вникал. Пользуясь отсутствием свидетелей, он спешил погасить инцидент и приступить к выполнению задания.

Лейтенант извлек из пальцев Куроедова средство прослушки.

Далее произошло следующее. Рука толстяка изогнулась, точно змея, вырвалась из захвата и, оставаясь за спиной, под невероятным углом долбанула лейтенанта Вегина в челюсть. Тот отлетел метра на два и рухнул на асфальт, издав затылком глухой треск. Развернувшись в ярости, Куроедов к нему шагнул.

– Не трогай меня, шестерка!

Симпатичный парень с отобранным «жучком» в кулаке неподвижно смотрел в пасмурное небо. Он был мертв.

Около двадцати секунд понадобилось Куроедову для осознания происшедшего. Злость его улеглась, дымка вокруг тела исчезла.

– Ничего себе! – Толстяк откинул со лба мокрые волосы. – Ну и силища у меня!

Воровато зыркнув по сторонам, он заторопился к своему «Мерседесу», припаркованному невдалеке. Он влез в автомобиль и, утратив на время интерес к вестям от Юрика Луганского, поспешил от греха подальше.

Ямото Кае, однако, интереса к майору Луганскому не потерял и потому продолжал курсировать у здания ФСБ. Он первым обнаружил труп лейтенанта Вегина. Маленький японец со шрамом над бровью остановился в пяти шагах и посмотрел в симпатичное лицо мертвеца. Затем извлек из кармана две миниатюрные фляжки и сделал из каждой по глотку. «Варварская страна», – заключил он, отходя прочь. Посторонние трупы не вызывали у Ямото любопытства.

12

Даша встретила Глеба в прихожей. Снимая куртку, Глеб вздохнул.

– Только не спрашивай «Ну как?», ладно?

– Нет, не ладно! – Даша указала на свою переносицу. – Смотри сюда и все без утайки!

Глеб потрепал ее «конский хвост».

– Словами не передать. Это надо было видеть.

Даша притопнула ногой.

– Без меня! Терпеть этого не могу!

– Ты много потеряла: Оксфорд был на высоте.

– А ты?

Глеб пожал плечами.

– Старался, как мог. Ты же знаешь, какой из меня актер.

Даша обняла его за шею.

– Бездарь. Хоть выполз?

– Вроде бы. На пару дней во всяком случае, а уж за это время… В посольство дозвонилась?

Даша кивнула.

– Такэру и Сато приедут к восьми. И еще Сашка тебе звонил.

– Что такое? – насторожился Глеб.

– Спрашивал, когда поедем кормить карася Клиффорда. – Даша поцеловала мужа в губы. – Между прочим, я тоже скучаю по Клиффорду.

Глеб потерся носом о ее нос.

– Потерпите, ребята. Разгребем это дерьмо… Москва-река, надеюсь, еще не замерзнет.

– Я тоже надеюсь, – вздохнула Даша. – А пока у тебя есть шанс перекусить.

Глеб кивнул.

– Воспользуюсь. Но сперва – в душ.

13

Луганский ворвался в кабинет шефа. Лицо майора было пунцовым, глаза сверкали, а из прически выбилась прядь, что было совсем уж из ряда вон. Генерал Рюмин только что закончил телефонный разговор, положил трубку и с ехидством произнес:

– Что-то нынче вы заработались, Юрий Васильевич. Вдохновение посетило?

Пропустив колкость мимо ушей, Луганский выпалил:

– Лейтенант Вегин убит, Борис Викторович!

Генерал привстал, не веря ушам.

– Что-о?.. Коля Вегин?

Кивнув, Луганский плюхнулся на стул без приглашения.

– Почти у главного входа. Возле своей машины.

Генерал сел, помолчал и потребовал:

– Подробности.

– Пробит череп, – доложил майор. – Вероятно, от удара об асфальт. Но… хоть экспертиза еще не дала заключения, можно предположить, что смерть наступила до падения. От смещения шейных позвонков. – Поймав пристальный взгляд шефа, Луганский торжествующе отчеканил: – Картина практически та же, что у Мак-Грегора.

Генерал откинулся на спинку стула.

– В таком случае, понятно все менее.

– Отчего же? – Майор вернул выбившуюся прядь на место. – Подозреваемый тот же: Грин Глеб Михайлович. Только на сей раз подозрения переходят в убежденность.

Брови генерала приподнялись.

– Юрий Васильевич, бога ради! Каким финтом вы сюда-то его привяжете? Зачем учителю французского убивать офицера ФСБ, причем прямо у входа в Контору? По-вашему, он подвержен лунным циклам?

Луганский колебался мгновение.

– Разрешите доложить, товарищ генерал: я поручил Вегину вести за Грином наружное наблюдение. Когда вы позволили мне отлучиться на пять минут, я распорядился…

Оксфорд ударил кулаком по столу. На сей раз это не было спектаклем.

– Кто тебе разрешил, сукин сын?!

Майор стойко выдержал его гнев.

– Во-первых, я исходил из оперативной обстановки. Задействовав подчиненного мне лейтенанта, в особом разрешении я не нуждался. А во-вторых, товарищ генерал, в обращении ко мне я бы просил выбирать выражения. Высокому нашему начальству огорчительно будет узнать, что вместо Расследования преступлений вы занимаетесь выгораживанием своих протеже.

Генерал Рюмин взглянул на него в упор.

– Это угроза, Юрий Васильевич?

Усики Луганского дрогнули в усмешке.

– Это напоминание, Борис Викторович, о реальной расстановке сил. Позвольте, я доложу некоторые детали убийства лейтенанта Вегина.

Побарабанив пальцами по столу, генерал сухо обронил:

– Докладывайте.

14

В восемь вечера, минута в минуту, Глеб открыл дверь братьям Абэ. Они опять принялись стаскивать с себя обувь, и опять их пришлось удерживать. «Это неистребимо!» – прокомментировала с кухни Даша, включая кофемолку. Едва Такэру и Сато успели снять плащи, как ввалились Стас, Илья и Светка. В крохотной прихожей началось столпотворение.

При виде Такэру веснушчатая физиономия Стаса расплылась в улыбку.

– Эй, самурай! Не растолстел еще?

– Ты-то, рыжий, как? – спросил Такэру. – Илюха не сделал тебе обрезание?

– Было бы что обрезать, – ввернул Илья.

Все трое заржали и принялись хлопать друг друга по спинам. Светлана и Сато снисходительно наблюдали это буйство со стороны. Глеб их познакомил. Капитан Сычова была в приталенном шерстяном платье, на каблучках и выглядела прелестно. Галантно пожимая ей руку, Сато по-английски осведомился:

– Леди тоже учительница?

Прервав дружеские тычки, Такэру проинформировал брата:

– Леди – полицейский. – Затем по-русски обратился к Светлане: – Будем сразу на «ты» или с японскими церемониями?

Краснея от смущения, Светлана пробормотала:

– Если у вас документы в порядке, можно без церемоний.

Все рассмеялись, кроме Сато, для которого пришлось переводить отдельно. Когда представления и приветствия были закончены, Глеб и Даша загнали всех на кухню и хочешь не хочешь заставили отужинать. Поскольку места не хватало, во время трапезы хозяева пристроились на подоконнике. Затем перешли в «гостиную», где с удобством разместились на диване и на табуретах. На подоконнике сидел лишь Глеб, да и то из прихоти.

– Итак, к делу, – произнес он.

Илья тотчас ввернул:

– Он пригласил нас, чтоб сообщить пренеприятнейшее известие.

– Гольдберг! – шикнула Даша. – Приятно, что ты помнишь классику.

– А мне приятно, что тебе приятно, – парировал Илья.

Светлана скосила на него серые глаза.

– Кто-то сейчас лишится бороденки.

Стас положил руку ей на плечо.

– Ставлю на Илюху два к одному.

– Что-о? – приподнялась Даша. – Принимаю ставку!

Такэру хохотнул.

– Начинается! Московские посиделки!

Глеб, синхронно переводивший этот диалог на японский, со вздохом подытожил:

– Вот так, Сато-сан. Я только и успел сказать: к делу.

Сато улыбнулся и стал удивительно похож на младшего брата.

– Мне нравится такой деловой подход, Глеб-сан.

Не понимающий по-японски Илья проворчал:

– Только не требуйте, чтобы я цитировал Достоевского.

– Цитируй кого угодно, – разрешила Даша. – Следующая цитата для тебя будет финальной.

– И бороду выдернем, – заключила Светлана.

Глеб не выдержал:

– Можете заткнуться?! – И спокойно проговорил: – Проблемы у нас три. Первая: убийца Мак-Грегора.

– Найти и обезвредить! – вставил Илья и спешно добавил: – я серьезно. Важный акцент.

Глеб кивнул.

– Принято: найти и обезвредить. Поскольку все вы в кур. се событий, я просто перечисляю. Второе: разыскать супругов Ньюгартов и, вероятно, оказать помощь. И третье расследовать феномен «девиц в темной дымке».

– Дуськин хахаль, между прочим, тоже, – напомнил Илья.

Даша отмахнулась.

– Курохватова мы Сычовой сдадим.

– Скорей бы, – вздохнула Светлана.

– Кого кому сдавать, – повысил голос Глеб, – решим потом. Сперва надо выяснить, с чем, собственно, мы здесь имеем дело.

Сато, которому младший брат переводил обсуждение, согласно кивнул.

– Примерно так, Глеб-сан.

Глеб слез с подоконника и прошелся по комнате.

– Воду в ступе толочь не будем. Просто распределим функции, согласуем действия и способы оперативной связи.

Илья задумчиво теребил бороду.

– Сильных ходов у нас нет. Маловато информации.

– Совсем не густо, – подтвердила Даша.

– Кое-что все же есть. – Глеб вышагивал из угла в угол. – Подозреваемый в убийстве барона – Ямото Кае, глава клана Черная Саранча.

Светлана заметила:

– Случайное уличное убийство можно исключить. Мак-Грегор был убит в машине и даже не ограблен.

– Притом задушен с переломом шейных позвонков, – напомнил Стас. – Не слишком характерно для улицы.

Глеб кивнул.

– Именно. Детективный сюжет, похоже, сводится не к загадке «Кто убил?», а к вопросу «Где искать?».

– Это я попробую, – предложила Светлана. – Придется прошерстить московские гостиницы. Если этот Ямото зарегистрировался под чужим именем, воспользуюсь приметами. Работа, конечно, немалая.

– Главное, бесполезная, – перевел Такэру слова брата.

Серые глаза Светланы обратились на Сато.

– Почему?

Сато ответил через Такэру:

– Ямото Кае, идущий по следу, не станет жить в гостинице. Он приютится, скорее, где-то в подвале, в недостроенном здании. Но, вероятней всего, он с помощью своего агента, владеющего русским, снял неприметную комнатушку. Найти его практически невозможно.

– Да и времени нет, – посетовал Глеб. – Насколько я понял, если он первым доберется до Ньюгартов – они покойники.

Сато кивнул.

– Увы, это так.

Повисло молчание. Затем Илья оторвал взгляд от пола.

– Забудем про Ямото. Надо искать Ньюгартов.

Светлана осуждающе на него покосилась.

– Пусть гуляет?

– Как бактериологическое оружие, – прибавил Стас.

Даша качнула «конским хвостом».

– Илюшка прав. Мы ищем Ньюгартов, Ямото ищет Ньюгартов. Наверняка мы с ним пересечемся.

– Если не опоздаем, – заметил Глеб.

– Если опоздаем, – развил эту мысль Илья, – то Ньюгартов не защитим и Ямото упустим. Тут либо все, либо ничего.

Вновь повисло молчание.

– Итак, – сказал Глеб, – поиски Ньюгартов – приоритетное направление. Где они могут скрываться? Первое, что приходит в голову: какие-то московские друзья, коллеги по профессии… родственники, наконец.

Стас хмыкнул.

– Какие тут родственники у англичан?

– Всякое бывает, – возразила Светлана. – Можно попробовать по картотеке…

– Нет, – качнул головой Глеб. – У Ньюгартов проблемы с Интерполом. Во всяком случае, пока. Ни МУР, ни ФСБ задействовать нельзя. Даже на уровне личных знакомств.

Сато поднял руку.

– Позвольте, Глеб-сан, мы возьмем это на себя. У нас тут имеются кое-какие неофициальные связи… Можно попытаться навести справки о коллегах идрузьях супругов Ньюгартов.

Глеб потер переносицу.

– Не воспользуется ли Ямото Кае этими же связями?

– Исключено.

– Что же, Сато-сан… попытайтесь. Но лишь наведите справки. Никаких активных действий: они могут дорого обойтись.

Сато, сидя, обозначил поклон.

– Я умею играть в команде.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Глеб. – В таком случае остался последний пункт: Куроедов и дамы в сером тумане.

– В темном тумане, – поправил Илья. – И никакие они не дамы.

Даша фыркнула.

– Разумеется. Были бы дамы, пристали бы не к тебе.

– Ха-ха, – буркнул Илья. – Блещешь остроумием, Лосева-Грин.

Глеб нахмурился.

– Могу я закончить мысль? – Дождавшись тишины, он продолжил: – Куроедова с его биологическими отклонениями разумно отложить на потом…

– Ни хрена себе «отложить»! – взвилась Светлана. – Такой, извиняюсь, геморрой в моей…

– Не только в твоей! – подхватила Даша.

Такэру привстал на диване.

– Может, я с ним разберусь?

Стас хлопнул себя по колену.

– Давай, самурай. Тебя только и ждали.

Сато с иронией взглянул на Глеба. В ответ Глеб развел руками.

– Потерпи, Свет, – сказал он. – Куроедов твой будет, честно. У меня на его счет идея возникла. Как говорят шахматисты, выжидательный ход.

– Что за ход? Колись! – потребовала Светлана.

Глеб выставил ладонь.

– Не сейчас, ладно?

– Вот именно. – Илья посмотрел на часы. – Пора уже заканчивать.

С ним согласились. Но затем опять принялись спорить, перетирать проблемы заново и разошлись далеко за полночь.

28 сентября, вторник

1

Илья позвонил, когда Глеб с Дашей заканчивали завтрак.

– Привет, Лосева-Грин! – сказал он. – Дай-ка сюда мужика.

Даша глотнула кофе.

– Гольдберг, мы опоздаем в школу.

– Не опоздаете. У меня, как у того парнишки, всего пара слов в запасе.

Даша еще глотнула кофе.

– Знаем твою пару слов.

– Давай мужика, говорю.

– А я, значит, тебя не устраиваю?

– Дуська! – рассердился Илья. – Из-за тебя я сам опоздаю! У меня лекция по матанализу – первая пара!

Допив кофе, Дашка поставила чашку на стол.

– Так бы и сказал: опаздываю. А то мужика, видите ли, ему подавай.

Глеб отобрал телефон.

– Валяй, старик, – проговорил он в трубку. – Выкладывай, чем тебя осенило за ночь.

– Из области филологии… может, семантики, как угодно, – объявил Илья. – Этот японец, Ямото, возглавляет клан под названием Черная Саранча. Внимание, вопрос: почему этот клан так называется?

Глеб пожал плечами.

– И почему же?

– Старик, откуда я знаю? Но допустим, только допустим, что облако саранчи выглядит примерно так же, как те две девицы и киоскерша в темном тумане. Если тумана добавить и сгустить… Конечно, это лишь фантазия. Но, приняв ее как допущение, мы автоматически привязываем Куроедова к Ямото и к Ньюгартам. Через эту самую «субстанцию». Логично?

Переглянувшись с подслушивающей Дашей, Глеб пробормотал:

– Чтоб ты провалился, Гольдберг!

Даша крикнула в трубку:

– Иногда ты умнее, чем кажешься!

– Приятно слышать, – хихикнул Илья. – Обдумайте это а я побежал. – Раздались короткие гудки.

Глеб почесал трубкой нос.

– Да уж, идейка… Если она верна – значит, все три московских проявления «черной саранчи» имеют единый источник Следовательно…

– Любовь моя! – Даша указала на свои часики. – Мы чаще всех опаздываем, морда!

– Успеем, – заверил Глеб, набирая телефонный номер. – Быстрый звоночек Светке обещал.

Погрозив ему кулаком, Даша надела плащ.

2

Утро за окном было хмурое, опять накрапывал дождь Б просторной, шикарно обставленной, но неряшливой комнате на широченной кровати спали двое: коротко стриженный крепкий парень, демонстрирующий во сне ослепительно белозубую улыбку, и девица лет двадцати, крашенная под блондинку типа «черт меня побери». Судя по их виду, спали они крепко и в ближайшие часы вставать не планировали. На туалетном столике, однако, зазвонил сотовый телефон. На четвертом сигнале парень продрал глаза и, ругнувшись, воззрился на будильник Девица сквозь сон пробормотала:

– Не ругайся, Вась. Не надо ругаться.

Телефон продолжал тренькать.

– Что за жлобство? – проворчал парень. – Восьми, блин, еще нет!

Девица томно шевельнулась.

– Выруби мобилу и спи, – посоветовала она. – Ругаться-то зачем? Знаешь ведь, не люблю.

– Да не ругаюсь я, Нин! Просто заколебали уже! – Схватив трезвонящий телефон, парень рявкнул: – Ну чего?!

Девица натянула одеяло на голову.

– Ой, ну не кричи, Вась. Я не выспалась, а ты кричишь.

И, будто по ее команде, голос парня сделался тихим и дружелюбным.

– Привет, Француз! – зевнул он в трубку. – В такую рань, блин. Не спится, что ли?.. На работу тебе. Всем на работу… Ништяк Лежу. Пузо глажу. Ты-то как?.. Что короче? Вечно тебе короче… Не знаю никакого Куроедова… Без понтов. На хер он мне сдался?

– Вась, не ругайся! – высунулась из-под одеяла девица.

Парень накрыл ее подушкой.

– Исчезни. – И объяснил в телефон: – Я не тебе, Глеб Михайлович… Э… э, погоди! Че-то я не всосал… – Парень хохотнул. – Француз, не гони! Чтоб какой-то Куроедов на тебя наезжал… Ну?.. Во, блин!.. Глеб Михайлович, нет базара! Денька за два мы его пробьем… Ага, прямо щас. Вечно тебе прямо щас… О'кей, о'кей. Куда звонить?.. Во, блин! Когда мобилу заведешь? Хочешь, мы с Папаней тебе подарим? Скинемся по червонцу, – парень опять хохотнул, – еще на тачку новую наберется. О'кей, до созвона. – Дав отбой, парень задумчиво уставился на мобильник.

Девица протянула из-под одеяла ногу и погладила дружка по плечу.

– Ложись, Вась. Пошли всех подальше.

– Угу, щас.

– Правда, Вась, ложись.

Сняв ее ногу с плеча, парень отодвинулся.

– Нин, прошу тебя, помолчи.

Девица приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.

– А ты изменился, Вася. Очень изменился.

– И давно?

– С полгода уже.

– Ух ты! И что же со мной стряслось?

– Другой ты какой-то. Не дерешься, пить стал меньше. Даже не верится.

Парень покраснел до корней волос.

– Нин, не гони. Когда я дрался? – Он сжал руку девушки. – Может, это не я был, без понтов.

По щеке девушки поползла слезинка.

– Ты такой хороший, такой…

– Вот и ништяк! – перебил смущенный Василий. – Вот и не мешай работать! – Набрав на мобильнике номер, он дождался ответа и пробухтел: – Привет, Папаня! Все дрыхнешь?.. Завязывай, уже девятый час… Че ты лаешься? Стал бы я без причины… Папань, слушай: мне только что Француз звонил. Просил Куроедова прощупать, Владимира Сергеевича. Знаешь такого? Ништяк А я не знал, что ответить… Короче, Папань. Баклан этот пристает к жене Француза… Слушай, что ты ржешь? Козе понятно: стоит Глебу шевельнуть пальцем, и от этого муди… – Вася покосился на подругу, – от барана этого мокрое место останется. Но, Папань, ты ведь знаешь Француза…

Вася говорил по телефону около десяти минут. Девушка лежала, опираясь на локоть, и смотрела на него с обожанием.

3

Урок французского в 9-м «А», что называется, был в самом разгаре, когда дверь кабинета приоткрылась и в проеме показалось лицо генерала Рюмина. Убедившись, что Глеб его заметил, генерал тут же прикрыл дверь.

Глеб по-французски объявил классу:

– Должен вас огорчить: упражнения проверять не буду. – И, жестом усмирив радостный гул, добавил: – Текст на странице сорок два. Устный перевод. Успею опросить пятерых желающих и столько же нежелающих. – С этими словами он вышел в коридор.

Генерал ждал у двери.

– Надо поговорить, – произнес он тихо.

Глеб кивнул.

– Надо, значит, надо.

Генерал цепко оглядел пустой коридор.

– Где?

Глеб сделал приглашающий жест.

– Конечно, в комнате для мальчиков.

Пройдя по коридору, они вошли в туалет. Генерал и здесь огляделся. В туалете, по счастью, не оказалось ни курильщиков, ни прогульщиков. Глеб встал у двери на карауле. Генерал кисло улыбнулся.

– Однажды мы здесь уже совещались.

Глеб улыбнулся также.

– Это было до ремонта. Гляньте, какая теперь чистота. В чем дело, Борис Викторович?

Генерал расстегнул плащ.

– События выходят из-под контроля. Вы рассчитывали на передышку, Глеб Михайлович, но ее не будет. Завтра мы опять встретимся в моем кабинете, и встреча эта окажется еще менее приятной.

– Что так?

– Вчера без моего ведома Луганский приставил к вам наружку. Беднягу лейтенанта Вегина, который успел лишь посадить вам «жучка»…

– От «жучка» я избавился, – вставил Глеб. – Номер не прошел.

Генерал скривил губы.

– Не сомневаюсь. После вашего отъезда Коля Вегин найден был на стоянке мертвым, с разбитым об асфальт черепом. Но, по заключению экспертизы, смерть наступила еще до падения, от удара в челюсть, в результате которого сместились шейные позвонки. Лейтенант погиб, держа в кулаке предназначенный вам «жучок».

Глеб присвистнул.

– Все вроде сходится на мне. Во всяком случае, это поубедительней бреда о французской актрисе.

– Лишь на первый взгляд, – возразил генерал. – И Луганский отлично это понимает. Не дурак, слава богу. Беда в том, что он слишком на вас зациклен. Не знаете, кстати, почему?

Глеб пожал плечами.

– Шут с ним. И что с того?

– Ну как же. Майор дал лейтенанту задание, на котором тот погиб. Если теперь окажется, что вы ни при чем… Положение Юрия Васильевича, мягко сказать, щекотливое. Тем более что он рискнул мне угрожать. Луганский просто обязан как-то вас замазать.

– А если найдете настоящего убийцу?

– С повинной, что ли, явится? – отмахнулся генерал. – Убийство, похоже, спонтанное, без мотивов. Если не ваших рук дело – значит, чистый висяк. Такой же, как в случае с Мак-Грегором.

Глеб покачал головой.

– С бароном обстоит иначе.

– Дай-то бог. Но завтра, Глеб Михайлович, в три часа нам с вами придется…

– Не завтра, а послезавтра, Борис Викторович. Завтра у меня уроки, послезавтра – выходной, и я к вашим услугам.

Генерал по кличке Оксфорд нахмурился.

– Простите, Глеб Михайлович, я не могу приноравливаться к вашему учебному графику.

Глеб жестко произнес:

– Не глупите, Борис Викторович. Приноравливаетесь не вы, а майор Луганский. И не к моему графику, а к вашему. Ведь именно вам удобней допросить меня не в среду, а в четверг.

– То есть вы хотите, чтобы я настоял…

– Да. Изобретите предлог: оно окупится.

– Интересно, чем?

– Тем, что Луганский из опасного интригана превратится в преданного вам пса.

Выдержав паузу, генерал усмехнулся.

– Не велик подарок Но как вам это удастся?

– Вам, а не мне. Первый шаг мы вчера сделали, расшатав его представления об интеллигентном шефе.

– Глеб Михайлович, довольно вилять. Каков наш следующий шаг?

Глеб взглянул на часы.

– Мне еще урок закончить надо. Буду предельно краток, прошу не перебивать. Сценарий примерно следующий… – Глеб уложился в две с половиной минуты. – Думаю, вы справитесь, Борис Викторович. Ну, я побежал.

Генерал смотрел на него, как на слабоумного.

– Вы меня разыгрываете, Глеб Михайлович?

Глеб покачал головой.

– Никогда бы себе такого не позволил. Борис Викторович, мы ведь не плохо друг друга знаем, не так ли?

Плащ на генерале вдруг запахнулся, и пуговицы застегнулись сами собой. Ошарашенный генерал оторвался от пола, проплыл по воздуху и опустился на ноги за порогом туалета. В школьном коридоре было пусто.

Глеб также вышел из туалета, прикрыв дверь.

– В четверг ровно в три буду на Лубянке, – пообещал он. – И никаких розыгрышей, всё по-честному.

Покинув онемевшего генерала, он зашагал в 9-й «А», проверять перевод текста на странице 42. У пятерых желающих и стольких же нежелающих.

4

Станция метро «Аэропорт» пустынной не была, но и народом не кишела. Хватало место для прогулки и обзора. Куроедов с Луганским прохаживались по платформе взад-вперед. На обоих были модные плащи, костюмы и галстуки. Благоухали оба дорогими парфюмами и в метрополитене выглядели, точно павлины, залетевшие в курятник.

– Зачем было тащиться сюда? – проканючил Куроедов. – Могли на «Пушкинской» встретиться.

Луганский пригладил усики.

– На «Пушкинской» мы уже встречались.

– Партизан! – хмыкнул Куроедов. – Скоро гримироваться начнешь!

Луганский с досадой на него покосился.

– Володь, зачем звал? Время дорого.

– Ах, извините, Юрий Васильевич! Как деньги получать – так нет проблем. А как поговорить с другом… Ладно шучу! – Куроедов похлопал майора по спине. – Просто не терпится узнать, как вчера прошла операция с учителем. Дождаться тебя не смог: дела возникли. Надеюсь, нетерпение мое тебе понятно.

Дойдя до конца платформы, они развернулись и двинулись обратно. Шагах в пяти от них ковылял мужичок с ноготок, одетый в обноски. Под кепчонкой мужичка пряталось азиатское лицо с шрамом над бровью. Никто из пассажиров не обращал внимания на невзрачную фигурку. Луганский проговорил:

– Твое нетерпение – зуд в заднице. Вот оно у меня где! – Он зафиксировал ладонь над своей идеальной прической. – А что касается денег твоих и дел…

– Юрик! – Куроедов ухватил приятеля за локоть. – Ведь я пошутил! Не думал, что ты возьмешь в голову.

Луганский высвободил руку.

– Что касается твоих дел – не так они и блестящи. Невзирая на устранение конкурента Лепко, твой торговый оборот снизился. Если не считать, разумеется…

– Эй! Ты взялся меня контролировать?!

– Если не считать реализации «бульона», которым ты увлекся вне всякой меры.

Остановившись, Куроедов тряхнул длинными волосами.

– Юрий Васильевич, – прошипел он, – не желаете ли сунуть нос в мою прямую кишку?! Сотруднику ФСБ это не возбраняется?!

Луганский и бровью не повел, лишь подтолкнул приятеля: не прерывай, мол, движения.

– Не собираюсь тебя воспитывать, Володь. Но хочу, чтобы ты уразумел: Ньюгарты должны заниматься разработкой универсального красителя. А «бульон» – это так, между делом. Здесь и мои деньги заряжены, Владимир Сергеевич. Прошу не забывать.

До конца платформы дошли молча, вновь развернулись и двинулись обратно. Ямото Кае, точно тень, следовал за ними, ни разу не попавшись им на глаза. Кругом толклись люди, прибывали и уходили поезда, а маленький японец в шутовском наряде не понимал по-русски. Однако фамилию Ньюгарт он расслышал отчетливо, и это вознаградило его за труды.

После угрюмого молчания Куроедов проворчал:

– Ты обещал, что МУР от меня отлипнет.

Луганский раздвинул в улыбке усики.

– Разве не отлип?

– Утром Сычиха в офис вломилась с напарником. На уши всех поставили.

– Что-нибудь нашли?

– Ни черта. Только нервы потрепали.

– Работа у них такая, Володь, ничего другого они не умеют.

– Ты, прямо как Гаврилыч, заладил: «Работа у них такая». – Куроедов откинул со лба прядь. – Зачем я бабки в МУР передавал?

Луганский придержал приятеля и посмотрел в упор.

– Сычиха денег не брала, не питай иллюзий. Подмазано верхнее начальство. Улавливаешь разницу или объяснить?

– Не надо. Понял.

– Понял, так не дергайся. Пусть баба пошумит: тебе это на руку. Все увидят ее облом.

Куроедов заулыбался. Настроение его легко менялось в обе стороны.

– О'кей, Юрик Извини за суетность.

Они возобновили движение.

– Извиню, – ответил Луганский, – если насядешь на Ньюгартов. Пусть форсируют краситель.

Ямото, взирающий у них под носом на табло с названием станций, вновь про себя отметил звучание вожделенной фамилии.

– Насяду, – пообещал Куроедов. – Если наконец расскажешь, чем вчера закончилась встреча с учителем.

Луганский достал расческу и пригладил на ходу височки.

– В сущности ничем. Шеф будто с цепи сорвался. Сколько работаем – ни разу голоса не повысил, а тут… Похоже, над ним какая-то «крыша» образовалась.

Пухлые щеки Куроедова обвисли от огорчения.

– Что за «крыша», Юрик? Ведь не такая, как твой отчим?

Луганский сунул расческу в карман.

– Пес его знает. У нас ничего не происходит без причин. Не успел наладить за учителем своего сотрудника – парень оказался убитым. Прямо на стоянке.

– Кошмар какой! – посочувствовал Куроедов.

Луганский пристально на него посмотрел, затем вздохнул.

– Грех говорить, конечно… Смерть лейтенанта весьма кстати. Этому Грину теперь не отвертеться.

Куроедов оживился.

– Думаешь, это он? То есть лейтенанта твоего…

– Чепуха! – отмахнулся Луганский. – Зачем ему?

– Тогда… прости, Юрик, я не понимаю…

– Удачно карта легла, Володь. Против учителя. А я и не с такой картой выигрывал.

Хохотнув, Куроедов потрепал приятеля по плечу.

– Таким я тебя люблю. Действуй.

– Но держись пока от его жены подальше, – предупредил Луганский.

– Опять! Затянул песню!

– Володь, дай слово, что к ее школе не приблизишься на пушечный выстрел.

Куроедов пожал вдруг ему руку.

– Даю. К школе не приближусь. – И устремился к выходу из метро.

Луганский дождался поезда.

После краткого колебания Ямото выбрал слежку за «спецслужбой». Во-первых, именно этот тип дважды произнес фамилию Ньюгарт. Волосатый толстяк, правда, реагировал так, будто фамилия эта ему знакома. Но, во-вторых, усатик из ФСБ внушал японцу большее доверие, чем сдвинутый толстяк, который в любом случае никуда не денется. Ямото склонен был проявить терпение, дабы не совершить ошибку, подобную убийству болвана Мак-Грегора, который вздумал швырять в него огненным шаром. Поэтому глава клана Черная Саранча, войдя в соседнюю дверь вагона, доехал с майором ФСБ до станции «Павелецкая» и вслед за ним перешел на Кольцевую.

5

Шестой, последний, урок Глеб проводил в 10-м «Б». И все вроде бы шло своим чередом, если б не одна странность: Ленька с Гулькой вели себя как-то вяло и, можно сказать, пришибленно. Правда, периодически они о чем-то пререкались, но делали это столь тихо, что на подобную мелочь Глеб внимания не обращал. Из головы его не выходило сообщение Лениного отца, генерала Рюмина, об убийстве лейтенанта, назначенного ему в «хвосты». Перелом шейных позвонков при ударе. Совпадение? Или опять Ямото? Но за каким чертом ему лейтенант? Дело все больше запутывалось. Продиктовав задание на дом, Глеб вышел из кабинета со звонком.

И в коридоре столкнулся с Сычовой. Та была в джинсах, в кожаной куртке и с кобурой под мышкой. Кобура, впрочем, лишь угадывалась.

– Хоть один! – обрадовалась Светлана. – Эту малышня облепила, тот в баскетбол с пацанами гоняет… Никакого внимания к милиции.

Глеб вздохнул.

– По делу или соскучилась?

– В общем, так, забежала на полчасика.

Глеб поманил ее к окну.

– Раз уж ты здесь, поговорим.

Светлана присела на подоконник.

– О чем? Только вчера вроде все перетерли.

– Время не стоит, – усмехнулся Глеб. И лаконично выложил про визит генерала ФСБ, про труп лейтенанта и свои размышления насчет Ямото.

Светлана слушала напряженно, и в серых ее глазах появился стальной блеск. За спиной Глеба, между тем, ватаги учеников топали к раздевалке.

– Хрень какая-то, – пожала плечами Светлана. – С таким мыльным пузырем – и наружка. Причем укомплектованная из одного… судя по всему, салаги.

– Луганский сварганил, – отмахнулся Глеб. – Черт с ним. Главное, как все сошлось…

Светлана кивнула ему за спину.

– По-моему, это к тебе.

Глеб обернулся. Леня Рюмин и Гуля Шарипова деликатно переминались с ноги на ногу. Глеб улыбнулся им:

– Какие-то вопросы, предложения?

Леня был серьезен, и чубчик его словно увял.

– Если вы заняты, Глеб Михайлович, мы подождем.

– Уроков мало, торопиться некуда, – заверила Гуля.

Улыбка сползла с лица Глеба.

– Что у вас? Выкладывайте.

Ребята покосились на Светлану.

– Может, отойдем в сторонку? – предложила Гуля.

А Леня уточнил:

– У нас приватный разговор.

У Глеба возникло нехорошее предчувствие.

Светлана хмыкнула.

– Иди. Я посижу тут.

Глеб отошел с ребятами на несколько шагов.

Леня прокашлялся.

– Виктория Александровна поручила мне написать в стенгазету стихи.

– Об осени, – дополнила Гуля.

– Я обратился к Саше, вашему подопечному, – продолжил Леня. – Чтобы он взял меня на буксир.

Глеб перевел дух.

– Ты будешь удивлен, но я в курсе. Надеюсь, Виктория Александровна оценила твое творчество?

Гуля фыркнула.

– Виктория Александровна сказала: «Неплохо. Чувствуется культура стиха».

Леня посмотрел Глебу в глаза.

– Дело не в этом. Когда мы были у Саши, мы заметили кое-что странное… Саша тоже видел. Даже не верится…

– Не тяни резину, – потребовала Гуля.

Леня извлек из портфеля тетрадный лист и протянул Глебу.

– Вот прочтите. На этой стороне. Тут с помарками, но разборчиво.

Глеб взял листок, исписанный круглым Сашиным почерком, и пробежал глазами правленый текст:

При солнечном ярком свете,

скрывая характер вздорный,

по улицам бродят дети,

одетые в сумрак черный.

Коль встретишься с ними взглядом,

мурашки бегут по коже,

и взрослые сплошь да рядом

укутаны в сумрак тоже.

Как будто с небесной кручи,

с природой шут» нелепо,

на город спустились тучи,

и люди в них тонут слепо.

У Глеба екнуло сердце. Похоже, по лицу его это было заметно. Гуля, побледнев, пролепетала:

– Глеб Михайлович, вам плохо?

– Мне хорошо. Просто замечательно. – Глеб опустил руки ребятам на плечи. – Сейчас же домой. Никаких прогулок по улицам. Пока я с этим не разберусь, только в школу и обратно! Ясно вам?

– Мы не идиоты, – вздохнула Гуля.

Леня криво усмехнулся.

– У матросов нет вопросов.

И ребята пошли по коридору в раздевалку.

Светлана, сидя на подоконнике, покачивала ногой.

– Что там за дела?

Глеб протянул ей тетрадный листок.

– Читай.

Прочтя, Светлана подняла глаза на Глеба.

– Мать твою… Что он тут изобразил?

– По-моему, Сычова, это картина преисподней. А по-твоему?

– Господи, сколько лет этой малявке?

Глеб слегка сдавил плечи Светланы.

– Сычиха, слушай сюда. Я сию минуту лечу к Сашке не дай бог, с ним что-то случится… Попроси Стаса связаться с Такэру. Пусть они оба отконвоируют Дашку домой. Чтоб она без них из школы ни шагу. Ладно?

Светлана спрятала стихи в карман куртки.

– Я на машине. Могу сама ее отвезти.

Глеб, шагающий уже по коридору, обернулся.

– Стас и Такэру! Поняла?!

Светлана слезла с подоконника.

– Ладно, ладно.

Сбежав по лестнице, Глеб надел в раздевалке куртку и столкнулся в дверях с директрисой.

– О, Глеб Михайлович! – обрадовалась та. – На ловца и зверь бежит! Спешу уведомить, что в четверг у нас педсовет. В четыре часа. Надеюсь, вы…

– Не надейтесь, – отрезал Глеб. – В четверг у меня выходной.

Директриса, с бледными щеками и чахлой косой вкруг затылка, одетая, как обычно, в бесформенный малахай, сурово нахмурила брови.

– Глеб Михайлович, то, что посреди недели у вас выходной, – просто гримаса нашего расписания.

Топчась в дверях, Глеб развел руками.

– Не я его составлял. Нечего было гримасничать.

– Вы придете на педсовет! – начальственно произнесла директриса. – Трудно вам, что ли, на часик?

– Трудно, – заявил Глеб. – В прошлый четверг я примчался. А вы, Зинаида Павловна, все отменили и отправились в министерство. Помните? С меня достаточно.

В раздевалку вошла Виктория Александровна, учительница математики. В строгом сером костюме, сухонькая и седая, она порой напоминала английскую королеву на почтовых марках.

– Здравствуйте, кого не видела. – Она величественно протиснулась меж спорящих.

– День добрый, – выдавил из себя Глеб.

Директриса сверкнула на него глазами.

– В министерство, Глеб Михайлович, я ездила не на пикник! Поверите или нет, мне там намылили холку!

– Так объявите в четверг банный день! – брякнул Глеб и покраснел. – Извините.

Директриса открыла и закрыла рот.

Старенькая математичка вновь протиснулась между ними.

– Глеб Михайлович, – сказала она, – какой-то вы сегодня всклокоченный. Что-то случилось?

Глеб соорудил на лице улыбку.

– Все замечательно, Виктория Александровна. Разве что начальство угнетает.

– Поугнетаешь вас, как же! – бросила директриса.

Глеб взглянул на часы.

– В таком случае, милые дамы… – Он поклонился и вышел из раздевалки.

Стоило шагам его стихнуть, директриса воскликнула:

– Это ни в какие ворота!

Математичка сняла пальто с вешалки.

– Зинаида Павловна, расслабьтесь.

Директриса металась по тесной комнатке.

– Легко вам говорить, Виктория Александровна! Я отговорила вас уходить на пенсию, но в такой обстановке… сама бы с удовольствием, только мне до пенсии – как до Шанхая пешком! А этот Глеб Михайлович… Он у меня дождется! Я покажу ему, где раки зимуют!

Математичка улыбнулась.

– Зин, кому ты вкручиваешь? Ведь сколько лет тебя знаю. Еще когда ты соплячкой из института пришла и перед тем, как войти в класс, чуть не описалась.

Прекратив метаться, директриса вздернула подбородок.

– Виктория Александровна, в каком это смысле я «вкручиваю»?

– В том смысле, Зин, что ты его обожаешь. Разве нет?

– Ну знаете! У меня просто нет слов… я…

– Зин, последние полгода в этой школе творятся занятные вещи. Все на ушах стоят и все друг друга обожают. Не замечала?

Помолчав, директриса пробормотала:

– Я не говорю, что наша школа плохая. Наша школа замечательная: у нас сильный педагогический состав… Но, ей-богу, должны же соблюдаться какие-то рамки.

Математичка со вздохом кивнула.

– Насчет рамок согласна. Вчера, после уроков, Зинаида Павловна, заглянула я к вам в кабинет, но беспокоить не стала. Вы были очень заняты: учились свистеть в два пальца.

Лицо директрисы из бледного сделалось пунцовым.

– Виктория Александровна, вы не так поняли…

– И еще, мадам директор. В этом учебном году вы ходите вприпрыжку. Прекратите, вам это не пристало.

Директриса хихикнула.

– Виктория Александровна, вы язвочка.

Математичка протянула ей свое пальтишко.

– Не поухаживаете за мной?

– С превеликой охотой. – Директриса помогла ей одеться.

Математичка улыбнулась.

– Благодарю, Зинаида Павловна. Пожалуй, повременю с уходом на пенсию. Если вы и впредь соизволите подавать мне пальто.

6

Прежде всего Светлана заглянула в кабинет английского. Картина, представшая ее взору, выглядела идиллически. Учеников осталось двое, девочка и мальчик, и оба ерзали на коленях у молодых своих мамаш. Даша, в коротком платье, с пепельной гривой до плеч, блестя изумрудными глазами, восседала на учительском столе и покачивала умопомрачительной ногой.

– Перенапрягаться ни к чему, – убеждала она мамаш. – Всякая охота пропадет, на себе проверяла.

– Ох, не знаю! – вздохнула пухленькая дама, обнимая такого же пухлого сынка. – В дворянских семьях языкам обучали с пеленок.

– Дворянские семьи, – заметила Даша, – не ведали таких информационных и психических перегрузок Ребенок с удовольствием освоит английский, если сможет активно общаться на этом языке. Если у него будут интересные книги на английском и ему вообще интересно будет читать. А приступом да зубрежкой…

Светлана покашляла из-за двери. Даша обернулась.

Мамаша с девочкой на коленях всполошилась.

– Ой, Дарья Николаевна! Мы, наверное, задерживаем?

Даша слезла со стола.

– Извините. Минутку. – Она вышла в коридор и улыбнулась Светлане. – Сама притопала? Или Глеб тебя в качестве киллера прислал?

Светлана обняла ее и поцеловала в щеку.

– Так и этак.

Даша отстранилась.

– Вместо демонстрации лесбийской любви, Сычова, объясни, что значит «так и этак». Раскрой содержание.

Хоть события происходили невеселые, губы Светланы растянулись в улыбку.

– Глеб помчался к Саше… к поэту вашему. Даш, вы меня с ним даже не познакомили.

Глаза Даши выразили беспокойство.

– Зачем он к нему помчался?

Светлана уже не улыбалась.

– Потом расскажу, мне к Стасу надо. Стас и Такэру отвезут тебя домой.

Дашино беспокойство переросло в тревогу.

– На фиг? Может, спецназ вызвать?

В серых глазах Светланы появился стальной оттенок.

– Сиди тут и не рыпайся, поняла! За тобой придут.

– В туалет можно?

– По-быстрому. Пописай – и назад.

– Сычиха, я тебя прибью.

– Возвращайся в класс. Чтоб я видела.

Даша ухватила ее за нос.

– Раскомандовалась!

Светлана зажмурилась.

– Больно.

Даша прошла в кабинет, и оттуда послышался ее голос: «Как сказал бы Карлсон, продолжаем разговор».

Светлана поспешила в спортзал.

Стас играл в баскетбол со старшеклассниками. Трое мальчишек составляли одну команду, учитель физкультуры с нескладным дылдой – другую. Играли в одно кольцо. Раздавались возгласы: «Мазила!.. Криворукий!.. Хорош пихаться!» Деликатно кашлять на сей раз Светлана не стала.

– Рыжий, на выход! – гаркнула она.

Вздрогнув, Стас бросил мимо кольца.

– Что за дела? – буркнул он, подойдя. – Кальтенбрунер женился на еврейке?

Светлана протянула ему тетрадный листок.

– Сашины стихи, прочти вот тут. Мальчонка описал, что видел.

– Колесников? – насторожился Стас. И, уставясь на листок, пробормотал:

При солнечном ярком свете,

скрывая характер вздорный,

по улицам бродят дети,

одетые в сумрак черный…

Пораженный Стас запнулся и прочел остальное про себя. Затем обратил на жену растерянный взгляд.

– Что-то я не просек.

– Стас, ты все понял правильно.

– Так далеко зашло?

Светлана убрала с его лба рыжий локон.

– Глеб поехал к Саше. Просил, чтобы вы с Такэру отвезли Дарью домой. Я вызвалась это сделать, но он велел мне отдохнуть.

– Естественно. С твоим черным поясом карате… – Стас громко хлопнул в ладоши. – По домам, мужики! Матч окончен!

Светлана шагнула за дверь спортзала.

– Сейчас вернусь. Проверю обстановку.

Миновав зевающего охранника, она вышла на школьное крыльцо. Дождь моросил, и просвета не было видно. Светлана спустилась с крыльца, вышла за ворота и осмотрелась. «Мерседес» Куроедова отсутствовал. Кроме ее рабочего красного «Москвича» и серой «Тойоты» Стаса, никаких автомобилей вблизи не наблюдалось. Светлана вернулась в здание школы.

– Что это вы туда-сюда? – полюбопытствовал охранник.

Светлана подняла руки.

– Можешь обыскать. Бомбу не проношу.

Паренек отмахнулся.

– Милицию еще обыскивать. Тем более – замужнюю.

Стас, переодевшись, закрывал на ключ спортзал.

– Отловил самурая, – сообщил он. – Самурай в баре. Пока за ним сгоняю, покарауль тут. Хорошо?

Светлана взглянула на часы.

– Что за бар?

– Какая разница?

– Не «Амброзия»?

Стас потрепал ее по волосам.

– Воспоминания одолевают?

– Неизгладимые.

– Не «Амброзия», Свет. – Стас зашагал к выходу. – Забегаловка еще похлеще.

7

Бар, где за столиком расположились братья Абэ, помещался в полуподвале. Здесь было довольно чисто, но верхнюю одежду разрешалось не снимать. Такэру был в джинсах и куртке, Сато – в костюме-тройке, при галстуке и в плаще. Перед каждым из них в кружке пенилось бочковое пиво, к которому братья едва прикоснулись. Народу было немного (в основном пьянчужки), и на сидящих в углу японцев никто не обращал внимания. Братья тихо переговаривались на родном языке.

– Что за местечко, – поморщился Такэру.

– Какой ты стал разборчивый, – усмехнулся Сато. – Выбирал он, а не я.

Такэру оглядел бар.

– Кто он вообще такой?

– Тот, кто выполнит для нас эту работу. Остальное тебя не касается.

– Ладно. Почему мы столько здесь торчим?

Сато пригубил пиво.

– Отдыхай, Такэру. За тобой придет твой друг.

– То, что Стас дозвонился сюда, случайность. Ты не ответил: какого черта мы торчим в этой дыре?

– Рекомендованный нам господин пожелал проверить, нет ли за нами слежки. Он подойдет к нам сам.

Такэру фыркнул.

– Шпионские игры.

Сато кивнул.

– Да. Не будь ребенком.

Помолчав, Такэру поинтересовался:

– Хоть знаешь, как он выглядит?

– По описанию. А ему показали мое фото.

Такэру отодвинул кружку с пивом.

– Не нравится мне это.

– Условия диктует он, – пожал плечами Сато. – Вот и твой друг. Золотистая личность.

Вошедший Стас улыбнулся всеми своими веснушками.

– Привет самураям на земле московской!

Такэру просиял, поднимаясь.

– Кого дубасить будем? – осведомился он.

– Кто под руку попадется. – Стас махнул в сторону выхода. – Погнали. Дашка там, в школе.

Такэру оглянулся на брата.

– Я точно не нужен?

Сато пригубил пиво.

– Мешаешь только. Иди.

Такэру и Стас, оживленно переговариваясь, вышли. Сато остался за столиком, без удовольствия цедя пиво. Минут через пятнадцать к нему приблизился небритый субъект в распахнутой куртке, свитере и с бокалом коньяка в руке.

– Позволите присоединиться? – тихо проговорил он по-английски. Сато кивнул, и он присел за столик. – Извините, что заставил ждать. Я здесь около часа. Осторожность – прежде всего. – Он грел коньяк в ладонях, его английский был безупречен.

Сато сухо произнес:

– Все в порядке, надеюсь?

Небритый субъект поднес бокал к носу, изображая наслаждение напитком.

– Кто был тот рыжий парень?

– Друг.

– Зря вы пригласили его сюда.

Взгляд Сато сделался ледяным.

– Сделка расторгается?

– Нет. Но впредь будьте осмотрительней. – Субъект глотнул из бокала.

– Учту ваше пожелание. – Из бокового кармана плаща Сато достал свернутую газету «Известия». – Здесь некоторые сведения о Ньюгартах и половина оговоренной суммы.

Незнакомец опять глотнул коньяка.

– Какая нужна информация?

– На ваше усмотрение. Все, что сочтете полезным.

– Зачем вам это?

Сато взглянул на собеседника в упор.

– Простите?

Небритый субъект мотнул головой.

– Я нелюбопытен. Но времени вы мне практически не даете. Если буду знать «зачем», легче сориентируюсь «где взять».

Взгляд Сато смягчился.

– Ньюгарты в Москве. Я должен срочно их отыскать.

– Ясно, – кивнул незнакомец. – Утром вам позвоню. За мной сразу не выходите. – Допив коньяк, он взял со стола свернутые «Известия» и покинул бар.

Сато с сомнением смотрел ему вслед. Минут через пять он встал из-за столика, так и не осилив пива.

8

Глеб набрал код подъезда, взбежал по лестнице и позвонил в квартиру. Дверь открыла бабушка.

– О-о! – только и успела произнести она.

Оттеснив ее, Глеб ворвался в прихожую.

– День добрый, Варвара Львовна. Саша дома?

– Да, он только что… – начала старушка, но Глеб тем же макаром ввалился в комнату.

Мальчик с унылым видом смотрел в окно, и вихры на его голове выглядели столь же уныло. Глеб, однако, с облегчением перевел дух. Саша радостно метнулся навстречу.

– Привет! – Но затем, как обычно, сдержался и перешел на шаг.

– Привет от старых штиблет, – пробормотал Глеб. – Наблюдательный пост занял?

Саша многозначительно кивнул.

Застывшая в дверях бабушка обеспокоенно спросила:

– Что случилось, Глеб?

Обругав себя мысленно, Глеб усмехнулся.

– Что могло случиться? Просто проезжал мимо и решил заскочить, посоветоваться с Сашкой насчет Клиффорда. Мы собирались навестить его, покормить овсянкой и… Вот, собственно, и все.

Саша смотрел на него умными глазами.

– Скоро поедем? – поинтересовался мальчик, косясь на бабушку.

– Это я и хочу обсудить, – продолжал улыбаться Глеб. – Сделаем Клиффорду сюрприз… А где Танюха?

– Спит, – прошептала бабушка.

Глеб покаянно понизил голос:

– Извините, я тут разорался…

– А я не сплю! – послышалось из соседней комнаты. – Я уже встаю! Ба, иди сюда!

Старушка с улыбкой вздохнула.

– Господи, только и покой, когда они спят.

– Ба, я же тебя зову! – произнес девчачий голосок.

Глеб сказал:

– Идите, Варвара Львовна. А мы тут пока посекретничаем. Насчет сюрприза.

Старушка протянула руку.

– Может, разденетесь?

– Непременно. – Глеб вручил ей куртку.

– Может, пообедаете с нами?

– Непременно. Голоден, как волк.

Саша просиял.

– Вот здорово!

Бабушка порадовалась не меньше.

– Чудненько, сейчас разогрею. Подниму вот только эту стрекозу.

Стоило ей выйти, Глеб присел перед Сашей на корточки.

– Выкладывай. Леню и Гулю я видел, стихотворение твое читал – так что без околичностей.

Саша смотрел ему в глаза.

– С подробностями?

– Самую суть. Пока женщины не слышат.

Мальчик понимающе кивнул. Затем толково и кратко изложил свои наблюдения за «придурками в сумраке»: какие они сильные, быстрые и злые. Передвигаются, будто нечисть в ускоренном кино. Глеб задумчиво тер переносицу.

– А взрослые?

– Что взрослые? – не понял Саша.

– Сам же написал: «И взрослые сплошь да рядом укутаны в сумрак тоже». Думаешь, я забыл?

– Ну, это… – смутился мальчик, – просто фантазия.

– Если бы! – вздохнул Глеб. – Часто их встречаешь?

– Почти каждый день. Их становится все больше.

Тут в комнату вошли бабушка и Танька с плюшевым мишкой.

– Ой, Глеб! – воскликнула девочка. – Ты представляешь, Майкл так плохо себя вел!

Глеб подхватил ее на руки.

– Не ябедничай. Может, он исправится.

Медвежонок взирал на него глазками-бусинками.

Танька возмутилась:

– Ничего себе исправится! Он, знаешь, что сделал? Он расколошматил блюдце, и все варенье, представляешь, обляпало мне колготки!

Глеб строго посмотрел на медвежонка.

– Майкл, ты что так разошелся?

Танька захихикала. Бабушка улыбнулась.

– Мойте руки, Глеб. Пойдемте за стол.

Глеб опустил девочку на пол.

– Варвара Львовна, должен вас предупредить: в Москве сейчас свирепствует грипп из Гонконга…

– Боже мой! – ужаснулась старушка. – Ведь еще сентябрь, не похолодало толком!

– И не говорите! – поддакнул Глеб. – При гриппе этом температура под сорок, и осложнений потом не оберешься. Поэтому ни вы, ни Сашка, ни Танька – из дома ни ногой. И никаких возражений! Продукты я буду вам привозить.

Варвара Львовна растерянно заморгала.

– Продуктов у нас хоть на месяц, но…

– И еще привезу. Все, что хотите.

– …но ведь Саше надо в школу.

Глеб нахмурил брови.

– Пропустит, потом нагонит. Мы ведь не хотим, чтобы он заразился и получил серьезные осложнения.

Закусив губу, Саша уставился в пол.

Танька обвела всех взглядом.

– Не гулять, что ли?

– Временно, – заверил Глеб.

Варвара Львовна уточнила:

– Сколько это «временно»?

– Пока эпидемия не спадет. Возможно, до конца недели. Я вам сразу сообщу, и первым делом мы поедем навестить Клиффорда. По рукам?

Танька запрыгала, хлопая в ладоши.

– По рукам! По рукам!

Варвара Львовна помолчала, сдаваясь.

– А как же вы с Дашенькой? Сами-то не заразитесь.

– Мы привитые, – успокоил Глеб.

Саша прыснул. Бабушка взглянула на него с осуждением.

– Что смешного? – Она взяла Таньку за руку. – Пойдем, поможешь на стол накрыть.

Когда они вышли, Глеб придержал Сашу в дверях.

– Последний к тебе вопрос. Почему вчера по телефону ты Даше и словом не обмолвился?

Саша посмотрел ему в глаза.

– Зачем волновать? Женщина.

9

Светлана везла Дашу в красном «Москвиче» по мокрой дороге. Трудяги-«дворники» кое-как сгоняли со стекла струйки промозглого дождя. Даша вперила взор в листок с Сашиными стихами. А Светлана, лихо руля, говорила при этом по мобильнику:

– Не ори, Стас. Некогда было дожидаться. Позвонил Калитин и так на меня наехал… Стас, мой начальник не Глеб, а он. Извинись перед Такэру… Слушай, на хрен мне было оставлять Дашку в школе?! Я прекрасно ее довезу… Ладно, прибей меня, только не ори! Ухо уже отваливается! – Отключившись, она шмякнула мобильник на приборную панель. – Ну все, неделю теперь дуться будет!

Даша насмешливо на нее покосилась.

– Пой, ласточка, пой.

Светлана протянула к ней руку.

– Верни стихи на хрен!

Даша показала ей кукиш.

– А этого не хочешь?

– Даш, тебе жалко? Он еще тебе напишет.

Даша отдала листок.

– Надеюсь, повод будет получше.

В дожде и в транспортном потоке «Москвич» обгонял кого только можно, причем внаглую. Светлана поглядывала на подругу, ожидая от нее комментариев. Но Даша напряженно о чем-то размышляла. Наконец Светлана не выдержала:

– Даш, я не права? Ты ведь слышала, как я с Калитиным грызлась. У нас правда проблем по горло, а я в школе заторчала.

– Свет, иди в задницу, – отозвалась Даша. – Решала бы свои проблемы, а я дождалась бы в школе Стаса. Напрасно я пошла у тебя на поводу.

Теперь кукиш продемонстрировала Светлана.

– Хрен вам! Довезу тебя в темпе, мне по пути. Не надо нагонять изжогу.

– Если без изжоги, Свет, я могла бы доехать на троллейбусе. Не развалилась бы.

Светлана качнула головой.

– Так тоже не годится. Мало ли.

Даша вздохнула.

– Сычиха, знаешь, в чем твоя беда? Ты живешь так быстро, что сама за собой не успеваешь. Живи помедленней.

Светлана улыбнулась.

– Рада бы – не выходит.

– А вот этого я слышать не хочу. Иначе разревусь. – Зеленые Дашины глаза и вправду повлажнели. – Потому что ты, Сычиха…

– Эй, Даш! Ты чего?

– …ты, Сычиха чертова, всегда лезешь в самое дерьмо. С шашкой наголо. А тут вон что творится.

– Даш, ты сама лезешь больше моего.

– Нет, Светка, я нормальная трусиха.

Светлана фыркнула.

– Расскажи кому другому.

Даша вздохнула.

– Дура ты, Сычова.

– Открыла Америку, – буркнула Светлана.

Оставшийся путь они преодолели молча.

В двадцати метрах от дома Даша предложила:

– Линяй, Свет. Отсюда я ножками.

Светлана в ответ матюгнулась, ибо заметила черный «Мерседес» со знакомым номером. Она потянулась к кобуре под мышкой.

– Мозги ему вышибу!

Проследив за ее взглядом, Даша выругалась не менее энергично.

– Сычова, – отчеканила она, – ты под моей командой. Руку от пугача убери, даже не думай. Спокойно выходим из машины. Ты применяешь карате, я хватаю булыжник. Прорываемся к дому. Давай, на счет«три-четыре».

Светлана собралась воспротивиться, но раздумала. Они вышли из «Москвича» и, синхронно захлопнув дверцы, направились к подъезду. В сей же миг, словно повторяя их маневр, из «Мерседеса» вылез Куроедов с ушастым начальником охраны. Два эти джентльмена преградили дорогу к подъезду.

Куроедов театрально откинул со лба влажную прядь.

– Какая встреча! Не стану уверять, что она случайна!

Светлана процедила сквозь зубы:

– Вали отсюда, козел. Догуляй денек на свободе.

– Глохни, ментяра! – отмахнулся толстяк. – С твоими талантами – сидеть в сортире и кричать «Занято»!

Даша углядела обломок кирпича и подняла его.

Светлана двинулась на Куроедова.

– Спорим, я тебя спущу в унитаз.

Начальник охраны шагнул вперед.

– Сперва со мной, капитан Сычова. Пощупай пенсионера, гвоздь мне в печенку.

Куроедов сделал широкий жест.

– Не лезь, Гаврилыч. Сам разберусь.

Гаврилыч, однако, уперся.

– Володь, дай размяться. Мне в кайф.

Стало заметно, что они под хмельком. Приняв стойку, Светлана поманила Гаврилыча пальцем.

– Иди сюда, гниль. Порезвимся.

Во дворе не было ни души. Бурая стена дома, жухлая листва и дождь составляли декорацию этой сцены.

Даша обогнула начальника охраны, посмотрела в глаза Куроедову и произнесла:

– Брысь.

В ответ Куроедов проворковал:

– Зачем ссориться? Давайте дружить, Дашенька. Поехали в «Арагви», посидим в уюте, пообщаемся, а потом… Потом я привезу вас домой. Что плохого?

– Птицехвостов, смените фамилию. – Даша попыталась его обойти.

Толстяк ухватил ее за ремешок сумочки.

– Куда? Не торопись.

Обломком кирпича Даша ударила его по руке. Взвыв, Куроедов отдернул руку.

Светлана тем временем заехала ногой по оттопыренному уху Гаврилыча. Начальник охраны покачнулся.

– Это все, что ты умеешь, сучка?! – шагнул он к Светлане Куроедов, глаза которого начали краснеть, завопил:

– Не телись, Гаврилыч! Волоки их в тачку!

Тут во двор вкатилась серая «Тойота» и резко затормозила. Из нее выпрыгнули Стас и Такэру, мигом оценившие обстановку. Без единого звука они напали на Куроедова с его холопом. В красивом прыжке Такэру ударил ногой Гаврилыча в грудь. Начальник охраны пропахал спиной несколько метров асфальта. Такэру без промедления ринулся к нему.

Светлана потребовала:

– Оставь его мне!

– С тобой дома разберемся! – пообещал Стас, опрокинув Куроедова прямым в голову.

Далее все развивалось стремительно и непредсказуемо. Гаврилыч и Куроедов встали на ноги, будто на пружинах. Глаза у обоих багровели, как раскаленные угли, а вокруг их тел клубился сумрак. Движения их обрели быстроту и легкость. Стас и Такэру, переглянувшись, бросились в атаку. Такэру обрушил на Гаврилыча серию ударов, которые доставили бы неприятности зрелому мастеру боевых искусств. Но полковник МУРа в отставке, практически не владеющий техникой, от ударов уклонился, извиваясь, как змея. Лишь однажды рука Такэру задела злосчастное ухо начальника охраны. Между тем сумрак вокруг Гаврилыча густел и расширялся. Из этого сумрака выпросталась вдруг удлинившаяся нога и угодила Такэру в бедро. К счастью, удар получился скользящим, иначе бедру юноши грозил бы перелом.

Дела Стаса обстояли не лучшим образом. Секунд пятнадцать он молотил Куроедова, как боксерскую грушу. Потом вдруг начал мазать и вскоре вообще перестал попадать. Скрываясь в темном облаке, толстяк проворно увертывался, а затем перешел в атаку сам. Из густого сумрака метнулась рука, направленная Стасу в кадык. Каким-то чудом Стас выполнил «нырок» – в противном случае был бы уже мертв. Тем временем пальцы левой руки Куроедова впились рыжему в плечо. Чуть не вскрикнув от боли, Стас рванулся – но не тут-то было: пальцы толстяка держали его, точно гвозди.

Даша и Светлана зачарованно таращились на эту инфернальную схватку. Светлана опомнилась первой.

– Беги домой, Дашка! – Она выхватила пистолет.

– Ага, щас! – огрызнулась Даша, швырнув кирпич в сумрак, укрывающий Куроедова.

Цели кирпич не достиг. Но Куроедов, отпрянув, разжал пальцы. Стас отпрыгнул, массируя плечо.

Сражавшийся с Гаврилычем Такэру находился теперь в глухой обороне.

Держа обеими руками пистолет, Светлана гаркнула:

– Брюхом на землю, козлы! Стреляю на поражение!

В этот момент на «сцену» заявился новый персонаж. Из подъехавшего золотистого «Опеля» вышел майор Луганский. Он был в приталенном плаще с поясом, конечно же, при галстуке и единственный из присутствующих раскрыл над головой зонт.

– Капитан Сычова! – произнес он, приближаясь. – При каждой нашей встрече вы размахиваете пистолетом! У вас что, пунктик такой?

Светлана процедила сквозь зубы:

– Заткнись! А то и тебя по асфальту размажу!

Луганский поморщился.

– Реакция у вас истерическая.

Стас, массируя плечо, хмуро взглянул на жену.

– Убери пушку.

Светлана сунула пистолет в кобуру.

Куроедов и Гаврилыч между тем как бы вышли из сумрака, и глаза их, утрачивая красноту, восстанавливали нормальный цвет. Поглядывая на майора ФСБ, оба казались не в своей тарелке. Во время возникшей немой сцены никто не обратил внимания на въехавшее во двор такси.

Такси остановилось у четвертого по счету подъезда. Рядом с водителем сидел японец в спортивной куртке и бейсболке, прикрывающей шрам над бровью. Держась на почтительном расстоянии, Ямото проследовал за золотистым «Опелем» усатика из спецслужбы и с удовлетворением обнаружил во дворе «Мерседес» длинноволосого толстяка. Ямото Кае усмехнулся: пасмурная погодка с дождем была ему на руку…

Даша отряхнула ладони от мокрой кирпичной крошки.

– Вы, разумеется, здесь случайно? – обратилась она к Луганскому.

– Отчего же? – улыбнулся тот. – Я к супругу вашему. Он дома?

– Увы, нет. И когда будет, неизвестно.

– Жаль. Но не беда.

Стас исподлобья смотрел на майора ФСБ.

– Зачем он вам?

Луганский не дал себе труда ответить.

– Владимир Сергеевич, – шагнул он к Куроедову, – позвольте вас на минутку. И вас, Федор Гаврилыч, тоже.

– Только не надо меня лечить! – буркнул толстяк, семеня к «Мерседесу».

Гаврилыч угрюмо поддакнул:

– Смолчит он, как же! Командир, гвоздь мне в печень!

Пропустив их реплики мимо ушей, Луганский предупредил Дашу:

– Не уходите, пожалуйста. Я вручу вам приглашение.

– Что за приглашение? – осведомился Стас.

Луганский опять не ответил. Он отошел к «Мерседесу» с Куроедовым и начальником его охраны.

Такэру полюбопытствовал:

– Кто это такой? Может, ему тоже навалять?

Стас криво усмехнулся.

– Как тем двоим, что ли? Видел, что произошло?

Такэру кивнул.

– То, о чем мы говорили.

– И что с этим делать? – Стас обескураженно смотрел на троицу у «Мерседеса».

Даша задумчиво молчала. Глаза ее выражали тревогу.

Светлана буркнула:

– Вызвать наряд, покидать их в фургон – потом видно будет.

Стас хмуро на нее покосился.

– Только ты не возникай, ладно?

– Стас, я же…

– Знаешь, Свет, как я с тобой поступлю?

Светлана покраснела.

– Конечно, я прокололась, но… Стас, мне, правда, было нужно…

Рыжий стряхнул с волос капли дождя.

– Свет, я говорю «ластик» и больше об этом не вспомню. Только обещай, что такое не повторится.

Светлана порывисто его обняла.

Такэру и Даша обменялись улыбками.

Троица у «Мерседеса» тем временем завершала внутреннюю распрю.

– Что ты плешь проедаешь? – хорохорился Куроедов. – Ведь не было ничего.

– Ни ущерба, ни травм, – поддакнул начальник охраны.

Луганский его игнорировал.

– Что ты мне обещал? – напомнил он Куроедову.

– Что к школе не приближусь, – хихикнул толстяк. – И не приблизился.

Луганский встряхнул над головой зонт.

– Залезай в тачку, кретин, и вали. Не то бросаю все к чертовой матери.

Несколько мгновений приятели сверлили друг друга взглядами. Затем Куроедов с усмешкой выставил ладонь.

– О'кей, Юрик, отложим нашу вечеринку. Ненадолго.

Они с Гаврилычем сели в «Мерседес», развернулись и уехали.

Таксист вопросительно посмотрел на азиата в бейсболке. Тот покачал головой, что означало: за «Мерседесом» следовать не нужно. Никакого языка, кроме русского, таксист не понимал. Но значение жестов, подкрепленных долларами разумел в совершенстве. Ямото Кае вполне это устраивало.

Майор Луганский вернулся к подъезду, под козырьком которого дожидалась Даша с друзьями.

– Собачья погодка, – посетовал он. – И как вы без зонтов?

Светлана фыркнула. Даша напомнила сухо:

– Что насчет приглашения? На Лубянку, как я понимаю?

Майор кивнул, вручая стандартный бланк.

– Вашему супругу. Тут число и время: 30 сентября, 15.00. Четверг получается, послезавтра…

– Спасибо за разъяснение, – перебила Даша. – В днях недели мы разбираемся.

– …хотя я предпочел бы сегодня, – невозмутимо продолжил Луганский. – Однако принято считать, что начальству виднее.

Даша посмотрела на него в упор.

– Вы всегда разносите повестки лично?

Майор разгладил усики.

– Поверите ли, впервые. Сейчас именно тот случай, про который говорят: «Хочешь, чтоб было сделано, сделай сам».

– Самоделкин вы наш, – скривила губы Даша. – Мне расписаться?

– Да ладно, учитывая дождь… – махнул рукой Луганский. – Надеюсь, вы до четверга увидите Грина Глеба Михайловича и передадите этот бонус. Почему-то я вам доверяю.

Даша опустила повестку в сумочку.

– Польщена. Не подведу.

– Тогда всего хорошего. – Луганский вышел из-под козырька и направился к «Опелю».

Светлана его окликнула:

– Что с вашим дружком Куроедовым?

Луганский обернулся.

– Он не дружок мне, я вам объяснял…

– Брось заливать! – отрезала Светлана. – Что за черный дым из него прет? Почему конечности удлиняются?

Луганский пожал плечами.

– От переутомления, наверное. Вообще, капитан Сычова, обществу крупно повезло, что у вас пистолет. Слава богу, МУР не выдал вам базуку. – Он двинулся к автомобилю.

Такэру сверкнул глазами ему вслед.

– Может, все-таки навалять?

– Уймись, – буркнул Стас. – Всему свой черед.

Майор покатил в золотистом «Опеле».

Взглянув на азиата в бейсболке, таксист уверенно врубил мотор. Однако Ямото Кае покачал головой. Он наблюдал за четверкой, оживленно что-то обсуждающей под козырьком подъезда. Девушку в кожаной куртке и джинсах он в расчет не принял: таких и в Токио развелось немало – куда катится молодежь? Вторая девушка тоже вряд ли имела к делу отношение. Рыжий верзила… Кто знает? Надо его запомнить, на всякий случай. А вот молодой японец, в движениях которого угадывается мастер поединка, очень заинтересовал главу клана Черная Саранча. Ямото нутром чуял, что японец здесь неспроста.

Между тем Такэру, Светлана и Стас проводили Дашу до квартиры и, не заходя, спустились в лифте.

– Калитин пасть мне порвет, – предрекла Светлана, выскакивая из подъезда.

– И будет прав! – бросил вдогонку Стас. И добавил: – Я отвезу Такэру в посольство – и домой!

Помахав им, Светлана умчалась в красном «Москвиче».

В ответ на немой вопрос таксиста Ямото Кае в очередной раз покачал головой.

Открывая дверцу машины, Стас взглянул на Такэру.

– Как тебе нравится все это?

– Очень не нравится, – ответил Такэру, забираясь внутрь.

И серая «Тойота» покатила со двора.

На сей раз Ямото протянул таксисту пятидесятидолларовую купюру. Сунув деньги в карман, таксист поехал за «Тойотой».

10

Невзирая на мелкий дождик, Сато Абэ прогуливался около посольства. Размышления о Ньюгартах снова и снова заводили его в тупик. Но московская осень нравилась Сато, и бродить под дождем он мог часами.

Внезапно в нескольких шагах от него остановилась серая «Тойота», из которой прозвучал голос младшего брата:

– Эй, лунатик, подожди!

Такэру и рыжий здоровяк вышли из машины.

– Вот, – обратился рыжий к Сато, – доставил в сохранности.

Хоть Сато не понимал по-русски, но смысл фразы угадал и с улыбкой поклонился. Рыжий тоже обозначил поклон, сел в «Тойоту» и уехал.

– Погуляем? – предложил Такэру. – Но недолго: есть хочется.

Они неторопливо пошли по тротуару.

Ямото Кае в поношенной куртке и бейсболке, изображая калеку, ковылял за ними на почтительном расстоянии. Японцев оказалось двое, и, судя по схожести лиц, они близкая родня. Интересно, куда приведет эта цепочка. Ямото ощущал себя охотничьей собакой, взявшей наконец след.

– Ну как, – спросил Такэру, – явился твой осведомитель?

Сато кивнул.

– Разумеется.

– Он взялся разузнать про Ньюгартов?

– Безусловно.

– Кто он вообще?

– Тебе это знать необязательно.

Такэру резко остановился.

– Сато-сан, либо мы партнеры, либо я не участвую. Сэнсэй доверяет мне больше.

Сато сохранил на лице серьезность.

– Извините мою скрытность, Такэру-сан. Я встречался с аналитиком из их разведки. Это наш человек, законсервированный двадцать лет назад. Ты удовлетворен?

Они продолжили прогулку. Помолчав, Такэру сказал:

– Не нравится мне это. И сэнсэю, думаю, не понравится.

– А я так не думаю, – возразил Сато – Глеб поймет меня правильно. Во-первых, дело житейское у них – наши люди, у нас – их люди. А во-вторых, мы просто разыскиваем английских супругов, которым грозит опасность.

Ямото хромал за ними то сзади, то сбоку, стараясь не попасться на глаза, что ему виртуозно удавалось. Из диалога соотечественников он различал лишь фрагменты реплик, из которых ничего нельзя было извлечь. Однако Ямото это мало огорчало: он с азартом следил.

– Может, ты и прав, – неохотно согласился Такэру. – Но подобные методы все равно мне как-то…

– Удачно все прошло? – перебил вопросом Сато. – Проводили леди?

Такэру улыбнулся.

– Ты говоришь «леди», потому что не способен произнести ее имя. Поупражняйся: не Да-ся, а Да-ша.

Сато покачал головой.

– Язык сломаю. Значит, все обошлось.

Улыбка на лице брата растаяла.

– Было нападение. – Он рассказал об инциденте во дворе дома, включая вмешательство офицера ФСБ.

Сато отреагировал с неприсущей ему горячностью.

– Что за мир?! Таким он быть не должен!

Такэру, напротив, с несвойственной ему трезвостью, полюбопытствовал:

– У тебя есть предложения?

Сато вздохнул.

– Надо создать мафию. То есть… мафию добрых людей.

Такэру скривил губы.

– В одну мафию ты уже угодил. Помнишь, чем это закончилось?

– Братство Змеи создал не я, – возразил Сато. – И там не было добрых людей.

Они примолкли, пересекая мелкие лужи.

Старший из двух японцев крайне заинтересовал Ямото Кае, ибо в господине этом ощущалась неведомая сила. А чужая сила, разумеется, должна вызывать подозрения. По траектории, которую выписывали гуляющие земляки, Ямото заключил, что живут они, вероятней всего, в посольстве. Пред. водителя клана Черная Саранча это открытие воодушевило: в его поисках, похоже, появилась наконец точка отсчета. Скрюченный японец в бейсболке извлек из кармана две миниатюрные фляжки и глотнул из каждой.

Братья Абэ между тем меряли шагами лужи. Такэру хмыкнул.

– Мафия добрых людей… Думаешь, сэнсэю это понравится?

11

Дождь усилился, темнело. Во дворе дома было безлюдно. Припарковавшись у подъезда, Глеб запер «жигуленок» и ринулся под крышу. Даша встретила его в прихожей с прижатым к уху телефоном. На ней были шорты, маечка, и волосы ее убраны в «конский хвост».

– Все, Гольдберг, я тебя целую, – проговорила она в трубку. – Шеф явился, нахлобучку мне устроит.

Глеб повесил куртку на крючок.

– Про Сашкины стихи рассказала?

Даша кивнула.

– Уже обсудили.

– Скажи Илье, что его идея о связи «людей в сумраке» с названием клана «Черная Саранча» обретает плоть. Передай, что он гений.

Даша произнесла в трубку:

– Гольдберг, шеф тебя гением обзывает. Но на самом деле ты просто еврейский мальчик из математического класса… Ша! Что за крики? Жди моей личной похвалы… Ладно, Илюша, пока. Пойду зарабатывать милость шефа мелким подхалимажем. – Дав отбой, она встала перед Глебом. – Колесниковы тебя накормили, да? Значит, ты добрый.

Глеб улыбнулся.

– Откуда ведомо?

Даша хмыкнула.

– А то я не вижу, сытый ты или голодный.

Глеб нахмурился.

– И что с того? Кто ожидает нахлобучки, тому ее не миновать. Давай, кайся.

– Даша потянула его в комнату.

– Сядь, сбалансируй центр тяжести.

Глеб сел на диван.

– Ну?

Даша прошлась по комнате.

– Сперва скажи, как там Сашка.

– Как я и опасался, – ответил Глеб. – Описал в стихах, что видел. Я наплел там про эпидемию гриппа, велел из дома не выходить.

– Послушаются?

– Обижаешь. Зубы-то не заговаривай: что случилось?

Сев к нему на колени, Даша объяснила:

– Вхожу в клинч, чтоб связать руки сопернику.

Глеб прыснул.

– Не тяни, морда.

– В общем, дело было так. – Даша рассказала, что они со Светкой уехали из школы, не дождавшись Стаса и Такэру, у подъезда сцепились с Куроедовым – и поведала о развитии событий вплоть до вмешательства красавчика Луганского. – Повестка на Лубянку у меня в сумке, – подвела черту Даша, уткнувшись Глебу в ключицу.

– Дура, – сказал Глеб.

Даша кивнула.

– Ага. Беспросветная и бесперспективная.

Глеб прыснул.

– Дашка, иди на фиг. Я в душ хочу.

Отстранившись, Даша посмотрела ему в глаза.

– Вызов на Лубянку, похоже, впечатления на тебя не произвел?

Глеб объяснил:

– Тебя опередил Оксфорд. Вызвал меня с урока и… – Он рассказал о визите генерала Рюмина в школу.

Зеленые Дашины глаза излучали тревогу.

– Весело живем.

– Нормально, – успокоил Глеб. – На Лубянку я и сам рвусь: пора бы развязаться. Не спрашивай, как – буду импровизировать.

– Ладно. Тогда вопрос другой. Дай-ка припомню. – И Даша процитировала последнюю строфу Сашиного стихотворения:

Как будто с небесной кручи,

с природой шутя нелепо,

на город спустились тучи,

и люди в них тонут слепо.

– Молодец, что заучила. В чем вопрос?

– Светка говорит, ты назвал это преисподней. За базар отвечаешь?

– К сожалению.

– Но тогда за этим должен стоять некто наподобие дьявола или… Думаешь, Змей досрочно возродился?

Глеб отмахнулся.

– Ой, Даш! Как показывает практика, для устройства преисподней людям вовсе не нужен дьявол. Они справляются своими силами.

Даша смотрела ему в глаза.

– А Ньюгарты?

– Что Ньюгарты?

– Они, по-твоему, в этом участвуют? Если Илюшкина идея верна.

Глеб пожал плечами.

– Хочется верить, что нет. Сознательно, по крайне мере. Слезай с коленей, я в душ.

Даша мотнула «конским хвостом».

– Имею еще одно сообщение. Чтоб ты не воображал, что я совсем уж дура. Перед Ильей звонила Сычова, тебя спрашивала. Они с Калитиным выловили, этак между делом, пьяного двадцатилетнего парня, который норовил расколошматить витрину. Парень этот оказался соседом Калитина по этажу и одет был в «сумрак черный». Везти его в кутузку пожалели: интеллигентные родители не переживут. Светка интересовалась, не будет ли у тебя на сей счет каких-либо пожеланий.

Глеб привстал.

– Телефон, живо!

– Спокуха. – Даша поерзала у него на коленях. – Я посоветовала Сычовой отвезти парня к родителям и посадить под домашний арест. С охраной ли, наручниками ли к батарее приковать – но чтоб из квартиры ни-ни. Под присмотром врача. Вода и пища под контролем. Нужно выяснить, могут ли подобные ребята утратить свою сумрачную оболочку. Если могут – то за какой срок. Попытаться, по крайне мере, стоит. Если я не права, нос тебе откушу.

Глеб не находил слов.

– Знаешь, ты кто?.. Ты просто девочка из математического класса.

12

Загородный дом Куроедова, погруженный во тьму, отдыхал. Спала охрана, дремали сторожевые псы. Лишь окна лаборатории были освещены. Джордж устало упрекнул:

– Не тот фермент капнула. Где твои мозги?

– Вариант «в», дорогой, как ты сказал, – отозвалась Люси.

Волоски вокруг лысины Джорджа вздыбились.

– Это не «в», a «h», гусыня!

Люси вздернула подбородок.

– Джо-ордж! Вот пробирка, видишь?

Супруг ее в гневе постучал по окуляру микроскопа.

– Я вижу, что у меня перед носом! Разуй глаза: третья пробирка справа!.. Детка, будь внимательней.

Люси подала ему новый лоскуток материи, капнув предварительно из указанной пробирки. Затем, после короткого молчания, нерешительно произнесла:

– Дорогой, завтра все будет хорошо?

– Не уверен, детка. Мы плохо фиксируем цвета. Надо работать.

– Но за эти дни мы вроде неплохо продвинулись.

– Только не в понимании этого чокнутого. Он плюет на наши трудности.

– Джордж, ты относишься к Владимиру предвзято. А ведь он…

– Черт возьми, Люси! Он хлещет субстанцию, как лимонад, и все быстрее слетает с катушек! Неужели не замечаешь?!

– Что же нам делать, дорогой?

Джордж потер воспаленные веки.

– Работать, детка. И ждать твоего лорда Грина на белом коне. Боюсь только, он опоздает.

Люси погладила мужа по голове.

– Не будь таким пессимистом.

Джордж обратил на нее усталые голубые глаза.

– Знаешь, Люси, кто есть пессимист? В книжке я прочел, забыл название… Оптимист утверждает, что мы живем в наилучшем из миров. А пессимист опасается, что это правда.

Люси улыбнулась.

– Исходя из этого определения, дорогой, я странный гибрид. Сумеешь ли ты с этим смириться?

Джордж прижал ее ладонь к своей щеке.

29 сентября, среда

1

В 7.00 утра Сато Абэ в посольском автомобиле подъехал в указанное информатором место. Автомобиль с водителем, как было условлено, Сато оставил на бензоколонке и метров примерно четыреста преодолел пешком. Брата на сей раз он с собой не взял. Не потому, что на этом настаивал информатор, а просто потому, что не было особой причины. Мелкий дождь не прекращался и, казалось, не прекратится никогда. Сато, тем не менее, зонта не захватил, однако выглядел, как японский аристократ на приеме у английской королевы.

Место встречи, выбранное информатором, напротив, выглядело отвратительно. Во всех мегаполисах мира, очевидно, существуют такие районы: обшарпанные дома, переполненные мусорные баки и безлюдные мрачные улочки. Сато миновал темную подворотню, осмотрелся и приметил захудалый бар, о котором говорил информатор. Сато вошел.

Внутри бар оказался получше, чем снаружи. Помещение было просторным, и, невзирая на ранний час, посетителей было немало. Хоть верхнюю одежду здесь также не снимали, пьяных не наблюдалось. Основной контингент составлял служилый люд, забежавший перекусить перед работой. Сосиски, бутерброды, кофе – вот практически все незатейливое меню. Все тут слишком торопились, и никому ни до кого дела не было. Ход мысли информатора Сато хорошо понял.

Слово «кофе» на всех языках звучит почти одинаково. За стойкой хлопотали две молодые барменши. Одна из них наполнила для Сато чашку, другая – приняла деньги, отсчитав сдачу. Выражение лиц у обеих было такое, будто обслуживать элегантных японцев – обычное для них дело. С чашечкой кофе Сато занял столик.

Ждать на сей раз пришлось не более пяти минут. Небритый субъект в распахнутой куртке и свитере проследовал к стойке, также взял кофе и подошел к столику Сато.

– Позволите к вам присесть? – проговорил он по-русски, в расчете, очевидно, на публику.

Угадав смысл фразы, Сато кивнул и по-английски негромко произнес:

– Я думал, вы наклеите бороду. Или, наоборот, соскоблите с лица щетину.

Субъект бросил на него хмурый взгляд.

– Изволите иронизировать? – буркнул он по-английски. – За ваши деньги – не возражаю.

Сато выложил на стол сложенную газету «Известия».

– Зачем в такую рань?

– В командировку отправляют, в срочную, – объяснил информатор, кладя перед собой сложенную «Комсомольскую правду». – Здесь кое-какие мелочи – не знаю, понадобятся ли. Главное, что за вчерашний день удалось выяснить… – Информатор с подозрением уставился на возникшего у стойки низенького человека в плаще, кепке и темных очках.

Проследив за взглядом собеседника, Сато раздраженно потребовал:

– Продолжайте.

– Минутку. – Информатор не сводил глаз с нового посетителя.

Человек в кепке и темных очках, простуженно кашляя, указал на бутылочку пепси. Барменша поставила бутылочку перед ним. Посетитель расплатился, отвинтил крышечку и направился к двери, прихлебывая на ходу. За дверью бара Ямото Кае выбросил пепси в урну и сунул в карман темные очки.

Небритый субъект залпом выпил кофе.

– Предосторожность лишней не бывает. – Он постучал пальцем по свернутой «Комсомольской правде». – Люси Ньюгарт, урожденная Людмила Петровна Куроедова, закончила биофак Московского университета. Двадцать лет назад она вышла замуж за биохимика Джорджа Ньюгарта, приехавшего сюда на симпозиум, и проживает с тех пор в Манчестере. Единственным, ныне здравствующим, родственником Люси является сын ее утонувшего брата – Владимир Сергеевич Куроедов, племянник то есть. В Москве он занимается торговлей автомобилями на грани криминала. Вот все, что мне пока удалось выяснить. Если б не командировка, я мог бы прокачать университетские связи, однако не успеваю. Разумеется, вы вправе не выплачивать оставшиеся деньги.

Сато подвинул к нему «Известия».

– Все в порядке, забирайте.

Информатор запихнул газету в карман куртки и указал на свернутую «Комсомольскую правду».

– Здесь кое-какие детали: может, пригодятся. Прошлогодняя статья о Владимире Куроедове с фотографией. Он баллотировался в Думу и провалился с треском.

Поразмыслив, Сато покачал головой.

– Это ни к чему. Оставьте себе.

Небритый субъект сунул газету в тот же карман и поднялся.

– Задержитесь, пожалуйста, минут на десять.

Сато усмехнулся уголками губ.

– Ваш профессионализм восхищает.

Информатор, не оборачиваясь, направился к двери.

Когда Ямото Кае увидел его выходящим из бара в одиночку, то не поверил своему везению. Везение, однако, не застало Ямото врасплох. Не успев даже понять, что произошло, информатор, словно подхваченный вихрем, очутился в пахнущей мочой подворотне.

Стиснув его горло железной хваткой, Ямото по-английски потребовал:

– Выкладывай все, что рассказал ему.

– Не понимаю, – прохрипел по-русски информатор.

Ямото сильнее сжал пальцы.

– Говори по-английски или сдохнешь.

Придушенный информатор кивнул. Ослабив хватку, Ямото через минуту узнал то же, что Сато Абэ. Затем японец со шрамом над бровью сломал информатору шейный позвонок это было легко и приятно. Обыскав небритого, Ямото обнаружил в его кармане две свернутые русские газеты. В одной из них бугрилась пачка долларов. Снова удача. Расходы Ямото в этой варварской стране росли, и наличка была кстати. В другой газете на фото был изображен длинноволосый толстяк, постоянно попадавшийся Ямото на глаза. Ямото улыбнулся этой расплывчатой фотографии: сегодня выяснилось гораздо больше того, на что можно было рассчитывать.

Между тем Сато взял себе еще чашечку кофе, который, на удивление, оказался вполне сносным, и, растянув удовольствие на десять минут, также покинул бар. В подворотне он заметил некоторую толчею. Две женщины и мужчина, возбужденно тараторя, рассматривали что-то под ногами. Сато достаточно было взгляда, чтобы в лежащей на асфальте фигуре признать своего информатора и понять, что в командировку тот никогда уже не поедет.

Сато невозмутимо миновал подворотню, дошел до бензоколонки и сел в посольскую машину.

2

Глеб и Даша заканчивали завтрак. Глядя в окно, Даша пробормотала:

– Чертова погода. – И хлопнула по столу ладонью. – Сделай мне солнышко, морда!

Глеб отодвинул пустую тарелку.

– А ураган в Африке не хочешь?

Подумав, Даша вздохнула.

– Ладно, пусть будет чертов дождь.

– Зато, – утешил Глеб, – нынче мы собрались вовремя. Уж точно не опоздаем.

Зазвонил телефон. Сняв трубку с холодильника, Глеб отозвался, и голос Сато произнес по-японски:

– Доброе утро, Глеб-сан. Девичья фамилия Люси Ньюгарт – Куроедова. Владимир Куроедов, преследующий вашу супругу, ее племянник.

Глеб взъерошил пятерней свои волосы.

– Как интересно все легло, Сато-сан.

Даша смотрела на него с беспокойством. Разговор, ведущийся по-японски, подслушивать она не могла.

– Логично предположить, – сказал Сато, – что Джордж и Люси скрываются у него.

– Несомненно, – согласился Глеб. – Теперь, Сато-сан, поисками займемся мы.

– Надо ли искать? Достаточно прижать племянника…

– Ни в коем случае. Племянника и Ньюгартов пасет ФСБ, нахрапом не возьмешь. Мы выясним адрес Куроедова, не поднимая шума, вытащим Джорджа и Люси… остальное – дело техники.

Сато выдержал паузу.

– Глеб-сан, мой информатор убит возле места нашей встречи. К телу я не приближался, но, судя по положению головы, у бедняги сломана шея. В совпадения я не верю. Думаю, вам ясен ход моей мысли.

– Ямото, – словно выплюнул Глеб.

– Таким образом, – заметил Сато, – ему известно все, и медлить он не станет.

– Уверен в этом, – подтвердил Глеб. – Но мы успеем раньше.

– Хорошо бы, Глеб-сан. До связи. – Сато дал отбой.

Глеб прошелся по кухне. Наблюдавшая за ним Даша пообещала:

– В ближайшее время займусь японским.

– Флаг тебе на башню, – кивнул Глеб.

Даша вздохнула.

– Разобрала только фамилии: Ньюгарт и Куроедов.

Глеб продолжал вышагивать.

– Практически это все. Осталась лишь связка: Люси Ньюгарт – родная тетя Куроедова, она русская. Вопросы есть?

Даша присвистнула.

– Ай да ухажер!.. Вопросов навалом.

Глеб взглянул на часы.

– По дороге.

Когда они одевались, телефон зазвонил опять.

– Не подходи, – посоветовала Даша.

– Права не имею: у нас штаб. – Глеб схватил трубку.

В ухо шибанул возмущенный рык.

– Слышь, Француз, у нас тут стрелка с твоим Куроедовым! А на хвосте у него…

– Сильвестр, тихо. – Глеб слегка отодвинул трубку. – Излагай медленно и внятно.

Послышался тяжкий вздох.

– Стрела, говорю, у нас с Куроедовым. Как ты велел. Он шпилит сюда, а за ним – Сычиха. Врубаешься?

Глеб почесал переносицу.

– Откуда знаешь?

– Пацаны пасут его ненавязчиво. Брякнули мне на мобилу: Сычиха за ним на «Москвиче», без понтов. Че делать, спрашивают. Слышь, Француз… Глеб Михайлович, может, нам Сычиху долбануть?

– Я те долбану! – гаркнул Глеб. – К Сычихе не прикасаться! Пусть делает, что хочет, усек?!

– Она же нам всю малину…

– Всосал, спрашиваю?!

Донесся вздох, полный трагизма.

– Ладно, о'кей. – И послышались гудки.

Глеб и Даша выбежали из квартиры.

– Василий? – догадалась Даша.

Глеб кивнул.

– У них встреча с Куроедовым, а у того Светка на хвосте.

Даша прыснула. Они выбежали из подъезда и под дождем нырнули в «жигуленок».

– Теперь вопросы, – напомнила Даша.

– Из учительской позвони Светке. – Включив зажигание, Глеб рванул с места. – Нужен адрес Куроедова. И любопытно, как чувствует себя вчерашний «парень в сумраке» под домашним арестом.

Даша кивнула.

– Не только это. К примеру, вопрос такой…

– Еще серьезный момент, – перебил Глеб, вырулив на проезжую часть. – Если так называемая «субстанция» под контролем Куроедова, возникают две неясности…

– Любовь моя, – рассердилась Даша, – в лоб дам!

Вливаясь в транспортный поток, Глеб вздохнул.

– Тебе только бы в лоб. А мои вопросы поважней твоих.

Даша отмахнулась.

– Знаю твои две неясности. У меня неясность лишь одна.

Глеб иронически на нее покосился.

– Читаешь мысли? Главное, не зачитайся.

Изумрудные глаза Даши блеснули.

– Спорим?! Хочешь, скажу?!

– Валяй. Но сперва сверься с текстом.

– Так! – Даша подняла указательный палец. – Неясность первая. Если Куроедов контролирует «субстанцию» – насколько полон этот контроль? Не украл ли кто-то формулу, чтобы организовать собственное производство? И неясность вторая. Знает ли майор Луганский обо всей этой кухне? Никаких сомнений: знает, паскуда. Так читаю я твои мысли или нет?

– Ведьма, – буркнул Глеб. – Чисто ведьма.

К началу урока они опоздали.

3

Серебристый «Мерседес» в сопровождении джипа с охраной подъехал к пустырю, намеченному под новостройку. В «Мерседесе», рядом с водителем, лениво развалился плюгавый мужичок с жиденькой челкой и плутоватыми глазками. На нем был лишь спортивный костюм «Адидас». За рулем сидел Василий тоже в одном лишь спортивном костюме. Лихо ведя машину, он говорил по мобильнику:

– Короче, Тюря. Сколько им сюда пилить?.. Давай, блин, конкретно!.. О'кей. Сычиха еще там?.. Только тронь! Глаз на жопу натяну, без понтов!.. Все, Тюря, пока. Не светитесь особо. – Сунув мобильник в карман, Василий прокомментировал своему спутнику: – Все то же. Подрулят минут через пять.

Мужичок в «Адидасе» зевнул.

– Хер с ними. Лоховитая у нас стрелка, ей-богу.

Свернув на пустырь, Василий осуждающе на него покосился.

– Папань, опять?

– Не опять, а снова. Спозаранок прем базарить с каким-то фраером за жену Француза. Уссаться можно.

– Ну, блин, Папань… У тебя к нему должок, забыл?

Папаня вновь зевнул.

– Вась, под придурка косишь или тупой по жизни?

– Слышь, кончай наезжать. Не хочешь – могу сам это прокрутить…

– Заткни хайло, слушай. Не знаю, что конкретно Французу надо от этого Хероедова. Зато знаю другое: если Француз захочет кого-то зарыть – тебя, меня со всей братвой, ментов с ОМОНом и спецназом – он способен сделать это в одиночку. Так же легко, Вася, как золотые твои фиксы заменил на эти вот жемчуга.

Щеки Василия покраснели.

– Думаешь, это он?

Папаня постучал себя по лбу.

– Нет, Санта-Клаус! Знаешь, Васька, я бы тоже зубы себе поменял, но боюсь дантиста.

Серебристый «Мерседес» проехал по накатанной грузовиками колее и затормозил. Джип с охраной остановился сзади. Из джипа вылез амбал и встал под дождем, ожидая указаний. Василий, опустив стекло, махнул рукой. Амбал вернулся в джип.

– Поэтому-то мне интересно, – продолжил Папаня, – на кой ляд мы Французу сдались. Что он задумал?

Василий сдавил руль.

– Заколебал, блин! Никакой подставы он не задумал!

– Этого не опасаюсь. Просто нас хотят использовать.

– Ни на что плохое Француз нас не использует, без понтов!

Плутоватые глазки Папани стали вдруг серьезными и внимательными.

– Плохое, хорошее – надо же… На Нинке, что ли, жениться собрался?

Василий побагровел.

– Че ты гонишь? Сделалась мне это женитьба…

Папаня хлопнул его по плечу.

– Женись, не дури. Нинка, девка правильная.

В этот момент на пустырь свернул черный «Мерседес» Куроедова также в сопровождении джипа.

Василий обалдело таращился на старшего товарища и наставника по криминалу.

– Ты че, Папань? Какая мне женитьба?

– Брось, – отмахнулся Папаня, – сам ведь хочешь. А если со мной что случится, ты это… держись Француза. Он не кинет, не продаст.

Черный «Мерседес» остановился невдалеке. Из него вышли Куроедов и Гаврилыч, оба в переливчатых плащах. Из джипа выскочили четверо охранников, которые, что называется, заняли позиции.

Василий продолжал пялиться на босса.

– Ты че, Игнат, дури накушался? Что с тобой может случиться? С утра как завел…

– Старею, Васька. Авторитеты наши, сходки, братва, – Папаня чиркнул пальцем себя по горлу, – вот где сидят! – Он приоткрыл дверцу. – Пошли грузить этого толстомясого. – И вышел из машины.

Василий последовал его примеру. Их охрана также заняла позиции. Таким образом, протокол был соблюден. Дождь моросил по еще зеленой траве пустыря.

Папаня и Василий в спортивных костюмах встали напротив Куроедова с Гаврилычем, одетых в переливчатые плащи. Обе стороны, выдерживая форс, хранили молчание. Охрана из обоих джипов была начеку. Наконец Куроедов обронил сквозь губу:

– В чем дело? Что за угрозы?

Толкнув Василия локтем, Папаня кивнул на стоявший у обочины красный «Москвич».

– Глянь-ка, они МУР на подмогу вызвали.

Куроедов выругался.

– Сычиха опять!

Гаврилыч, казалось, шевельнул оттопыренными ушами.

– От Таганки ее засек. Достала, гвоздь мне в печень.

Папаня с Василием переглянулись.

– Хотят нас ментам сдать, – буркнул Василий.

Папаня пронзил Куроедова взором.

– Ты что же, фраерок, еще и постукиваешь? Две головы у тебя, что ли?

Куроедов задохнулся от возмущения. Гаврилыч попытался вмешаться:

– Окстись, Игнат. Эта сучара в нас вцепилась…

– Заглохни, чайник! – рявкнул на него Вася.

Амбалы с обеих сторон шевельнулись и замерли.

Папаня буравил взглядом Куроедова.

– Что еще за чебурашка? – кивнул он на Гаврилыча. – Почему открывает рот, когда не спрашивают?

Куроедов нервничал, топчась на месте.

– Это начальник моей охраны. Говори, зачем звал.

– Пусть твой мусор не возникает! – рявкнул опять Вася. – Или отмудохаю, без понтов!

Папаня его урезонил:

– Не груби. – И обратился к Куроедову: – Тебя, кажись, Владимиром зовут? Знаешь, Володь, я не тороплюсь и тебе не советую. Отвечай конкретно: зачем на стрелку ментов привел?

Куроедов откинул со лба намокшую прядь.

– Господи, говорю тебе: это Сычиха! Две недели она точно клещ на моей заднице!

Гаврилыч хотел кое-что добавить, однако воздержался. Папаня, подумав, кивнул.

– Это, Володь, тебе за то, что Лепко и Волобуева грохнул. Сычиха – божье наказание.

– Никого я не грохал! – взвизгнул Куроедов. – Не трепи языком!

– Треплют бабу после пьянки. А в несознанку, Володь, со мной не играй: не на Петровке. Лепко – дело твое. А Волобуй – наш коммерсант, исправно в общак платил. Это первая тебе предъява. И вторая: липнешь к жене Француза. Нехорошо, Володь. Француз под нами ходит. Нервничает он, сделки срываются…

– Какие к чертям сделки?! – дернулся Куроедов. Глаза его начали краснеть. – Сраный учитель на ржавой развалюхе! Сделки у него!

Папаня произнес назидательно:

– В это, пацан, не лезь. Какие сделки, что за сделки – тебя не касается. А насчет сраного учителишки… Думаешь, если слаб человек, за него и заступиться некому?

Василий фыркнул и под строгим взглядом босса пробормотал:

– В горле че-то запершило.

– Пей гоголь-моголь, – посоветовал Папаня, затем отчеканил Куроедову: – Надоело с тобой базарить. Слово мое такое…

– Пошел ты со своим словом! – Куроедов стал окутываться серой дымкой. – Клал я на тебя три кучи!

Амбалы возле джипов потянулись к оружию.

Папаня сделал успокаивающий жест.

– Даже так? – проговорил он негромко.

Вася кивнул на толстяка.

– Че это с ним? Вроде в штанах у него керосинка, без понтов.

Красные глаза Куроедова набрякли, он протянул руку в сторону Папани. Гаврилыч в испуге обхватил хозяина сзади.

– Владимир Сергеевич, ты в камикадзе мылишься?.. Прости, Игнат, он не в себе! Тут напряг такой… – Он подтолкнул Куроедова к «Мерседесу». – Игнат, прости! Стол в кабаке и все прочее за нами!

Папаня зловеще обронил:

– Кабак не прокатит. Уши отрежу.

Матерясь, Куроедов, однако, позволил запихнуть себя в автомобиль. Гаврилыч выкрикнул очередное извинение, и черный «Мерседес» в сопровождении джипа рванул с пустыря. Препятствий им не чинили. Папаня с размазанной по лбу челкой стоял под дождем. В плутоватых его глазках пряталась растерянность.

– Сычиха опять за ними, – констатировал Василий. – Залезай в тачку, че застыл?

Они сели в серебристый «Мерседес», амбалы их забрались в джип, и тандем этот, развернувшись, выехал на шоссе. Папаня расстегнул «молнию» на куртке.

– Что с ним делать? – спросил он сам себя. – Завалить на хер?

Василий сплюнул в окно.

– Изжоги мы на него нагнали. Без понтов.

Папаня хмуро покосился на соратника.

– Мудило ты, Васька. Пацаны слыхали, как он рот на меня открыл. Реагировать придется.

Василий понимающе кивнул. Затем лихо подрезал даму за рулем «Аудио» и проговорил:

– Видал, как он дымился? Че это было?

Папаня вздохнул.

– Отвали. Своих проблем по самые помидоры.

В серебристом «Мерседесе» повисло молчание.

4

Красный «Москвич» внаглую вклинился между «Мерседесом» Куроедова и сопровождающим джипом. Светлана похлопала по плечу майора Калитина, сидящего за рулем.

– Молоток, Леша. Это козлы, а не охрана.

Калитин буркнул:

– Я не начальник твой, а личный шофер.

– Леш, опять? Комплекс у тебя, что ли, на этой почве?

– Капитан Сычова, ты меня достала. Что мы творим?

– Совсем охренел? Все мусолим, мусолим…

– Прости, я тупой. Но знаешь, Сычова, что меня добивает? То, что ты еще тупее.

Светлана хмыкнула.

– Мы напарники что надо. В правый ряд, Леш! Притормози у тротуара!

Ругнувшись, майор Калитин остановил машину.

– Уйдут ведь!

– Хрен с ними. Похоже, пустышка.

Алексей повернулся лицом к Светлане.

– Слушай сюда, Сычиха. Вчера меня выдернул Жмыхов и полтора часа песочил, заперев кабинет. Либо, говорит, железобетонные улики, либо закрываем дело. Сечешь?

Светлана ударила правым кулаком в левую ладонь.

– Началось! Все та же хрень!

– А ты как думала? На него давят по-черному.

– И он давит на тебя, а ты – на меня. Как поется в песне «Наша служба и опасна, и трудна».

Калитин скорчил обиженную мину.

– Зубами я вырвал у него два-три дня. Свет, я сошка мелкая, а ты еще мельче. Мы с тобой можем только то, что можем.

В серых глазах Светланы блеснула сталь.

– Я не сошка, Леш. Хотя бы потому, что сошкой себя не считаю. А что я могу и чего не могу… Узнаю, когда попробую.

Алексей скривил губы.

– Ну да, помню: «Мир таков, каким мы его видим». Давненько ты Француза не цитировала.

Светлана посмотрела на него в упор.

– Иди в жопу, Калитин: не до цитат. Давай в двух словах, на пальцах, и погнали. Стихи Саши Колесникова ты читал… Не перебивай! «Людей в сумраке» ты видел. Или будешь ссылаться на дефект зрения?

– Не буду, – буркнул Алексей.

– Не такой уж тупой, значит. Про Ньюгартов, про клан Черная Саранча и про «субстанцию» я тебе рассказала, не спросясь Глеба.

– Сычиха, ты даешь…

– Заткнись, мелкая сошка! Куроедов – гнида и сам по себе, а тут еще и в «черном сумраке». Онираспространяют какую-то хрень, Калитин. Хочешь ты это остановить?

Алексей опустил взгляд.

– Такого задания нам не давали. Но давай попробуем.

– Поэтому, Леш, мы вцепились в это длинноволосое пугало, проводили его до пустыря и… Если честно, Калитин, просто не врубаюсь: какая-то стрелка, с каким-то криминалом…

– Не с каким-то, – поправил Калитин, – а с Игнатом Докой. Весьма влиятельный в Москве авторитет.

Светлана задумчиво кивнула.

– Доку разглядела. Иногда он оказывает Глебу услуги… Ой, а может… Надо у Глеба спросить.

Майор Калитин в досаде проворчал:

– Опять Глебу, у Глеба… Только и слышишь: Глеб! На кого, Сычова, ты работаешь? На бывшего подозреваемого?

– Допер наконец, – улыбнулась Светлана. – Но сделаем уточнение: бывший подозреваемый работает на… в общем, как объяснить… Если б я не встретила его, Леш, я бы… Черт, не могу выговорить. – Глаза Светланы повлажнели. – Поехали! Что мы тут застряли на хрен?!

Включив зажигание, майор Калитин пробормотал:

– Впервые такое вижу. Сдохнуть можно.

Светлана прокашлялась.

– Так, значит… Сперва к бабке заедем.

– К какой еще бабке?

– Не придуряйся, Калитин. К свидетельнице, которая из окна заметила типов, входящих в гараж Волобуева за полчаса до убийства.

Алексей скуксился.

– Сычова, я жрать хочу. Из этой бабки песок сыплется, вряд ли она сумеет опознать…

– Сперва к ней, – отрезала Светлана. – Потом заскочим к твоим соседям, проведаем их сыночка «в сумраке»: жив ли еще? А потом – жрать…

Прибавив газу, Алексей буркнул:

– Задолбала. Я не начальник, а… Повторять надоело.

– Сам же сказал: у нас два дня, – оправдалась Светлана.

После молчания майор Калитин произнес:

– Знаешь, Сычова, еще лет пять назад, быть может, я попросился бы к вам в компанию. Возьмите, мол, с испытательным сроком, и все такое. – Он вздохнул. – Но теперь я мент, склонный к полноте, ленивый и… хочу жрать.

Светлана строго на него посмотрела.

– Вообще-то, Калитин, у нас иногда кормят. Даже тех, кто с испытательным сроком.

5

Дождь то прекращался, то возобновлялся с удвоенной силой. На парковке у ресторана «Прага» майор ФСБ Луганский вышел из своего золотистого «Опеля» и пересел в черный «Мерседес» Куроедова. Толстяк успел отослать Гаврилыча в джипе с охраной и сам громоздился за рулем.

– В чем дело, Володь? – Луганский в досаде хлопнул дверцей. – Право слово, ты меня изматываешь.

В нескольких шагах тем временем остановилось такси, из окна которого Ямото Кае зафиксировал очередную встречу приятелей. Чокнутый толстяк, племянник Люси Ньюгарт, заключал в себе главный интерес предводителя клана Черная Саранча.

Куроедов в «Мерседесе» выпалил:

– На меня урки наехали. Чуть до стрельбы не дошло.

Луганский хмуро разгладил усики.

– В штаны наложил?

– Юрик, это не смешно. – Куроедов красочно описал «стрелку» на пустыре и заключил вопросом: – Игнат Дока, кликуха Папаня – слыхал про такого?

Луганский пожал плечами.

– Мало ли их. Но психанул ты зря.

Куроедов откинул со лба прядь.

– Не потерплю бандитского хамства.

Майор глянул на него с прищуром.

– Вас послушать, Владимир Сергеевич, так вы агнец божий. Не взрывали никого, не мочили…

– Хватит! – взвизгнул Куроедов. – Нельзя сравнивать: у меня были основания!

Луганский поморщился.

– Володь, тебе правда лечиться надо. Не опоздай. Кто меня удивляет – так это наш учитель. Знал, что у него завязки в криминале, но чтоб такие…

– Юрий Васильевич, вы собираетесь помочь мне с этим разобраться?

– Владимир Сергеевич, я не успеваю уже разбираться то с тем, то с этим. Посиди хоть немного, не высовываясь. Можешь?

– Нет, дражайший Юрик, – елейно проговорил Куроедов. – Покамест ты ни с чем еще не разобрался и толку от тебя, как от козла молока. О'кей, танцуй свои лубянские танцы, а с урками я поступлю по-свойски. Потом займусь учителем, без твоих выкрутасов.

Взглянув на часы, Луганский приоткрыл дверцу.

– Будешь сидеть тихо. Не зли меня. – Он вышел и пересел в свой «Опель».

Затем «Опель» и «Мерседес» разъехались.

Ямото собрался последовать за «Мерседесом», но таксист внезапно воспротивился и отказался продолжить слежку, невзирая на демонстрацию долларовых купюр.

Ямото не решился его придушить: слишком много народу вертелось возле «Праги». Пришлось покинуть такси. Впрочем, огорчился Ямото не очень: еще день-другой и через племянника он неизбежно выйдет на Ньюгартов. Главное, не совершить ошибки – не спугнуть чокнутого толстяка. А возобновить поиск всегда можно от Лубянки, без проблем. Настораживали только два соотечественника из посольства, которые тоже охотились за Ньюгартами. Но Ямото, зная теперь столько, сколько знали они, был уверен, что и с этой проблемой справится.

Предвкушая успешное завершение миссии, глава клана Черная Саранча решил пообедать в «Праге». Возможно, в этом внушительном кабаке официанты умеют объясняться по-английски.

6

На первых двух переменах Глеб несколько раз забегал в учительскую, намереваясь позвонить Светлане. Однако там оказалось столпотворение, и к телефону было не пробиться. Да и обсуждать со Светланой полученную от Сато информацию при таком скоплении коллег Глеб не считал удобным. На третьей перемене положение еще ухудшилось: телефон в учительской чуть ли не дымился, и к нему образовалась очередь. Прогуливаясь с Дашей по коридору, Глеб посетовал:

– Просто кошмар. Рождество нынче, что ли?

– Давно пора завести мобильники, – заметила Даша.

Глеб выставил ладонь.

– Хочешь – заводи. Только не я.

– Консерватор фигов, – упрекнула Даша. – Может, я сумею прорваться?

Тут прозвенел звонок на четвертый урок.

Глеб мотнул головой.

– Это мне наказание за консерватизм. Схожу к Стасу.

Даша пятилась в сторону кабинета английского.

– Разве у Стаса еще есть уроки?

Глеб кивнул.

– По средам – четвертый последний, у десятого «Б». Могла бы запомнить.

Они разбежались.

– Зайдя в кабинет французского, Глеб загрузил восьмиклассников заданием и помчался по лестнице на первый этаж.

– Разговорчики в сторону! – донесся из спортзала рык Стаса. – Рюмин, вперед и с песней!

Глеб приоткрыл дверь. Взору его предстала знакомая до боли картина: 10-й «Б» расположился на скамейках вдоль стены, а Леня Рюмин, вздернув чубчик, держался за свисающий канат. В картине этой, правда, появилось дополнение: рядом со Стасом стоял улыбающийся Такэру.

– Давай, – подбадривал он Леню. – Это нетрудно.

Глеб затаил дыхание, предвкушая спектакль.

Леня глубокомысленно кивнул.

– В принципе, запросто. Главное, медитация.

– Концентрация, – поправила со скамейки Гуля Шарипова.

– Какая разница, – отмахнулся Леня. – Концентрация, медитация… Важно достичь просветления, чтобы не замечать препятствий.

Гуля дополнила:

– Чтобы тело само устремилось вверх.

Класс захихикал. Стас пророкотал:

– Ленька с Гулькой, умолкните! Рюмин, лезь!

Леня мотнул чубчиком.

– Только после японского товарища, – кивнул он на Такэру. – По законам гостеприимства.

Глеб рассмеялся. Взоры обратились на него.

Гуля приглашающе махнула.

– Заходите, Глеб Михайлович! У нас тут русско-японский залаз по канатам!

– Не залаз, а залезон, – поправил Леня.

Класс прыснул.

Такэру улыбался до ушей.

– Добрый день, сэнсэй!

– Ленька с Гулькой! – рыкнул Стас, направляясь к двери.

Такэру поспешил за ним.

За дверью спортзала Глеб полюбопытствовал:

– Экскурсия у вас, что ли?

Стас усмехнулся.

– Вроде того. Привез самурая, чтоб не скучал. Пообедаем – отвезу в посольство.

Такэру похлопал его по плечу.

– Рыжий хвалится педагогическими приемами. Увы, не впечатляет.

Глеб взглянул на часы.

– Хорошо с вами, ребята, но у меня урок. Срочно информирую: Куроедов – племянник Люси Ньюгарт.

Стас азартно щелкнул пальцами.

Такэру воскликнул:

– Ни фига себе!

– Твой брат это раскопал, – сообщил Глеб. – Пожалуйста, Стас, позвони Светке. Нужен адрес Куроедова. Домашний, разумеется: вряд ли он прячет их в офисе.

Кивнув, Стас извлек из кармана мобильник и обратился к Такэру:

– Проводи пока урок.

– Как это? – растерялся юноша.

– Каком кверху. Пусть лезет, заставь его.

Такэру вернулся в спортзал.

Глеб помахал было ручкой, Стас удержал его.

– Постой. Минутой больше, минутой… Черт, занято у нее!

– Пойду, – сказал Глеб. – А то они кабинет у меня разворотят.

– У тебя-то! Подожди… – Стас продолжал дозваниваться. – Вдруг оперативное решение понадобится… Елки, что у нее там?! Дознание по телефону, что ли?!

Тут из зала донеслись смешки, затем сердитый голос Такэру произнес:

– Ленька с Гулькой, умолкните!

Глеб и Стас заглянули в дверь.

Держа ноги углом, Такэру красиво лез по канату. Леня Рюмин авторитетно ему советовал:

– Направьте волю против тяготения!

Глеб со Стасом расхохотались.

– Дозвонись без меня, – махнул рукой Глеб и помчался на урок.

Взбегая по лестнице, он продолжал хохотать.

7

В лаборатории на даче Куроедова супруги Ньюгарты вновь готовились к демонстрации красителя. Их белые халаты были тщательно выстираны, колбы и пробирки блестели, как елочные игрушки, только лица биохимиков не выглядели празднично. Уставясь в пространство, Джордж сидел на табурете. Нос его, похожий на картофелину, поник, кудряшки вокруг лысины как бы увяли, а в голубых глазах затаилась обреченность.

– Не хочешь помочь, дорогой? – обратилась к нему Люси, закрепляющая материю на деревянной болванке. – Подержи, пока я булавки воткну.

Джордж встал, подошел и буркнул:

– Что? Куда?

Взяв его палец, Люси прижала им нужное место.

– Нарядим нашу куколку. – Она критически оглядела болванку.

– Когда явится наш благодетель? – осведомился Джордж. – Что-то я соскучился.

Люси осторожно воткнула булавку под палец мужа.

– Приедет вот-вот. Звонил с дороги, просил провести все в темпе.

– Просил или приказал?

– Ты ведь знаешь, дорогой, это вопрос интерпретации.

Джордж скривил губы.

– Ну, конечно, в твоей интерпретации он «просил».

Люси переставила его палец повыше.

– Должна признать, пирожки с капустой были превосходными. Не хуже маминых.

– Иди к черту! – взорвался Джордж.

Люси воткнула очередную булавку под его палец.

– Как скажешь, дорогой.

– Он звонил пьяный? Только попробуй заявить, что это вопрос интерпретации!

– Насколько я могла судить по голосу, Владимир действительно был слегка навеселе.

– Черт побери! – рявкнул Джордж. – У кого переняла ты эту дебильную викторианскую манерность?!

Люси гордо задрала нос.

– Джо-ордж! Я похожа на леди Макбет?

Сбитый с толку супруг пробормотал:

– При чем тут вообще…

– Отвечай на вопрос, Джордж!

– Ты не только не похожа на леди Макбет, но вдобавок…

– Черт тебя дери, Джордж! – вскричала Люси. – Я не леди Макбет! Но клянусь Господом, я зарежу этого ублюдка, вытяну из него кишки и буду на них плясать, плясать!.. Ты хочешь этого, дорогой?! Ты этого хочешь?! – Глаза Люси сверкали, и в наступившей тишине слышалось ее прерывистое дыхание.

Лысина Джорджа покрылась капельками пота.

– Ну-ну, детка, – проговорил он. – Подержи-ка палец вот тут, а булавки отдай мне… Отдай, Люси: я сам закреплю. Обожаю, когда ты так орешь.

8

Ежась под моросящим дождем, Леня и Гуля шли к метро. Желтые листья лежали на тротуаре не слишком густо, и, возможно, лишь поэтому Леня старался пошуршать каждым листом. Это было хлопотно, зато продлевало прогулку.

– Хочу шоколадный торт, – объявил Леня, покачивая портфелем. – Там такой выбор – глаза разбегаются.

– Где «там»? – уточнила Гуля.

– В кондитерской, за углом от школы.

Гуля покачала головой.

– Неохота возвращаться. И денег нет.

Леня похлопал себя по карману.

– Джигит обязан иметь заначку. На тот случай, когда без торта джигиту крышка. Прикинь, дождь кончился…

– Это называется «кончился»?

– Ну, почти. Только по средам у нас пять уроков. Упускать момент – преступление.

Гуля встала в нерешительности.

– Где будем есть? У тебя?

– Вопрос неуместен, – тряхнул чубчиком Леня. – Позвонишь в кишлак, предупредишь… Не гневи меня, восточная женщина.

Гуля наградила его шлепком по затылку, после чего они зашагали обратно к школе. Вернее, мимо школы – к той кондитерской, которая «за углом».

– Между прочим, – напомнила Гуля, – кто-то обещал торт Саше за стихи.

Леня кивнул.

– Сейчас выберем, съедим и, если понравится, такой же купим вундеркинду.

Гуля иронически на него покосилась.

– А если не понравится?

– В следующий раз купим другой. Все перепробуем и выберем лучший. Чтоб у юного дарования память о нас осталась.

– Отличный способ. Лень, а ты жук.

Леня остановился.

– В смысле?

– Сам знаешь! – блеснула глазами девушка.

– Гуль, ты думаешь, я собираюсь кинуть эту малявку? Конечно, я завидую ему… по-хорошему, но… Гуль, я уважаю его: он личность. Хотел бы, чтоб он считал меня другом. А что касается долбаного торта… если ты, Гуля, так обо мне думаешь – пока! – Леня сердито продолжил путь.

Гуля догнала его и взяла за руку.

– Поздняк метаться. Угощай.

– Главное, я жук, – проворчал Леня. – Прямо-таки душитель вундеркиндов.

Миновав школу, они свернули за угол, прошли метров Двести и оказались у вожделенной кондитерской. Оставалось лишь дорогу перейти.

– Денег-то хватит? – осведомилась Гуля.

Леня тряхнул тощим портмоне.

– Не на шербет падишаха, конечно…

Тут из переулка вышли трое подростков того же примерно возраста, что Леня и Гуля. Не слишком здоровенные были эти подростки и не такие уж страшные, если б не темная дымка вокруг их тел. И глаза у пареньков этих были красными.

Гуля сжала Ленину руку, Леня спешно сунул бумажник в карман. Однако было поздно. Один из «сумрачных» указал на них.

– Вот кто нам ханку пробашляет! – И троица обступила Леню с Гулей, отрезав пути к отходу.

Редкие прохожие поглядывали в их сторону и торопились мимо. Побелев, как полотно, Леня изобразил раскованность.

– Какие проблемы, мужики?

– Гони бабки, тормоз! – Подросток выразительно пошевелил пальцами.

– Телка тоже ништяк, – встрял другой. – Узкоглазая, но для чердака сгодится.

Третий лишь гоготнул.

Сквозь ткань куртки ощущая Гулины ногти, Леня пригрозил:

– Валите, пока целы! – И добавил: – Козлы!

Теперь загоготали все трое. Очень злобно загоготали. Сумрак вокруг них сгустился, а глаза буквально стали багровыми. Леня полез в карман за бумажником: пес с ним, с тортом.

Кто-то хлопнул Леню по спине, и ломающийся басок произнес:

– Че ты ссышь, Рюмин?! Дай ему в бубен!

Дернув головой, Леня узрел Медведева из 10-го «А». Того самого Медведева, с которым в прошлом учебном году из-за Гули у него состоялось кулачное выяснение отношений.

– Не лезь, – буркнул Леня.

Сумрак вокруг троих подростков стал еще гуще, и вожак указал на Медведева.

– А этот яйцами заплатит.

– Очко не слипнется? – Медведев вступил в круг – куртка нараспашку, на тугих щеках румянец. Он подтолкнул Гулю. – Сваливай, Шарипова. Нечего тебе тут.

Троих шпанят его натиск слегка озадачил, но не смутил. Они сомкнулись, и сумрак вокруг них превратился в единое облако, внутри которого, было очевидно, они ориентировались без труда.

– Не свалит никто! – произнес голос вожака. – В асфальт закатаем!

– А не обхезаетесь? – усмехнулся Медведев.

Из темного облака вылезла рука и, удлиняясь на глазах, схватила Медведева за горло.

Гуля взвизгнула, повиснув на Лене.

Леня размахнулся портфелем для удара.

Медведев, однако, растерялся менее всех. Выхватив из кармана шариковую авторучку, он вонзил ее в душащую кисть.

Раздался вопль, и запястье с торчащей в нем авторучкой втянулись обратно в сумрак. Медведев отскочил шагов на пять и заорал:

– Бей копченых!

– Из-за ближайшего дома тотчас выскочили четыре юных качка с обрезками стальных труб. С криком «Бей копченых!» они ринулись в драку. Леня глазам не поверил: это были те самые пацаны, которые по наущению Медведева колошматили его на школьном дворе. И теперь вот в нескольких метрах от остолбеневших Лени с Гулей завязалась кошмарная потасовка. Внутри темной клубящейся дымки слышались крики и смутными силуэтами мелькали тела дерущихся.

Пожилая женщина на другой стороне дороги возопила:

– Милиция! Вызовите милицию!

Но милиции, разумеется, не было и в помине. Внутри темного облака, очевидно, царила неразбериха. Но Медведев с четырьмя дружками, невзирая на численный перевес, похоже, преимущества в драке не добились. Слишком быстры были трое их противников, слишком невероятно управляли они своими конечностями.

– Подержи-ка! – Леня вручил Гуле портфель.

– Куда?! – закричала Гуля в панике. – Стой, идиот!

Но Леня был уже в гуще свалки.

9

На сей раз после уроков задержался Глеб. Окруженный восьмиклассниками, он заканчивал проверку контрольных работ по образованию причастий прошедшего времени. Когда Даша заглянула в кабинет, Глеб пробормотал, что «почти уже». Даша сообщила, что подождет в учительской раздевалке. И Глеб, управившись, сказал ученикам «au revoir» и поспешил из кабинета.

В коридоре его тормознула директриса.

– Глеб Михайлович, насчет завтрашнего педсовета…

– Боже! – простонал Глеб. – Хотите, подарю вам револьвер?! Застрелите меня, и покончим с этим!

– Но из-за вашего выходного, Глеб Михайлович, педсовет наш…

– Зинаида Павловна, я бы с превеликим удовольствием. Но завтра в три часа я должен быть в ФСБ на допросе.

– Ну да, вы монгольский шпион. Прекратите свои шутки, Глеб Михайлович.

– Насчет шпиона разговора не было. Пока я подозреваюсь только в двойном убийстве. Надеюсь, это уважительная причина для неявки на педсовет?

Бровки директрисы поползли вверх. Она растерянно поправила шпильку, удерживающую жиденькую косу на затылке.

– О-о, вижу, вы серьезно.

– Придется вам без меня, – развел руками Глеб.

Директриса покачала головой.

– Вы не дослушали. Из-за вашего выходного педсовет я перенесла на понедельник, на четыре тридцать. Не отвертитесь. Уверена, до понедельника вы успеете вправить им там мозги. – И она пошла по коридору, цокая каблуками.

– На фиг я вам сдался на педсовете? – буркнул в досаде Глеб.

Директриса обернулась.

– Отчитаетесь о двойном убийстве. Наш коллектив это заинтересует. Еще обсудим некоторые нововведения нашего министерства. Но это так, между делом. – Она продолжила путь.

Хмыкнув, Глеб ринулся на первый этаж. У дверей раздевалки он застал одетую в плащ Дашу, которая постучала по циферблату своих часиков.

– Это называется «почти уже»?

– Зинаида задержала. – Глеб вошел в раздевалку, надел куртку и вышел. – Педсовет, оказывается, с четверга переносится на понедельник.

– Ну и как? – осведомилась Даша. – Ты ей всыпал?

Глеб мотнул головой.

– Скорей, она мне. Зинаида у нас – прелесть.

Даша фыркнула.

– А ты сомневался, дурак?

Они пересекли вестибюль и, простившись с охранником, покинули школу. Под моросящим дождем Даша поежилась.

– Бр-р-р! Раскроем зонт или пройдем между каплями?

– Между каплями, – ответил Глеб. – Но под зонтом.

10

С двумя портфелями в руках Гуля металась возле дерущихся. Смутно различая, что происходит внутри сумрачной кучи-малы, она не представляла, чем помочь Леньке.

Редкие прохожие по-прежнему обходили потасовку стороной, иногда возмущаясь, но не вмешиваясь. Что думали они о сумраке вокруг подростков, оставалось загадкой: комментариев по этому поводу не было. Только слышался порой все тот же бесплодный возглас «Куда смотрит милиция?»

Наконец в драке наступил перелом: «копченые» дрогнули. Серое облако потускнело, и трое неприятелей, унося его остатки, пустились наутек. Бежали они так быстро, что преследовать их Медведев с дружками даже не пытались. И «копченые», выкрикивая угрозы, беспрепятственно исчезли в переулке.

Гулиному взору предстали герои-защитники. Куртка на Лене была порвана в клочья. Сам он потирал ушибленное плечо, и под глазом у него красовался здоровенный фингал С возгласом «мамочки!» Гуля бросилась к другу. Остальные участники побоища тоже получили повреждения внешности и одежды.

Медведев из 10-го «А» с четырьмя юными качками исподлобья взирали на Леню с Гулей. Затем один из четверки, отбросив обрезок трубы, подошел и потрогал Ленин фингал.

– Ништяк, – сказал он, протянув для пожатия руку. – Заживет до свадьбы.

Дружки его засмеялись, пялясь на Гулю.

11

В «жигуленке» Даша поинтересовалась:

– Дозвонился до Светки?

Глеб включил зажигание.

– Наверняка.

– Что значит «наверняка»? Ты не уверен, дозвонился или нет?

– Я на урок опаздывал. Дозванивался Стас.

Даша положила голову мужу на плечо.

– Ладно. Адрес Курощупова для Светки не проблема.

– Смелая мысль. – Глеб отъехал от школьных ворот. – Горжусь вами, Дарья Николаевна.

– Поехидничай. – Даша куснула его за ухо. – Щас ам – и нету.

Глеб всмотрелся в окно.

– Либо откусывай, либо отпусти. – Он притормозил у тротуара. – Кажется, опять неприятности.

Даша проследила за его взглядом.

– Ленька с Гулькой… что там с ними?

– Пойду выясню.

– Я с тобой.

– Щас по рогам, в лоб и по уху. Поняла? – Глеб выскользнул из машины, тихо прикрыв дверцу.

Леня и Гуля стояли метрах в пятидесяти. Ни они сами, ни обступившие их Медведев с дружками учителя не заметили.

– Копченые ваще оборзели! – возмущался здоровенный пацан с обрезком трубы. – Весь район, прикинь, захапали!

– И давно? – спросил Леня.

– Дней десять уж. – Медведев удивленно воззрился на Леню с Гулей. – К вам они впервые, что ли, прицепились?

Леня и Гуля переглянулись.

– Как вам сказать… – пробормотал Леня.

Один из подростков фыркнул.

– Во терпило! Фонарь под глазом схлопотал и лопочет: «Как вам сказать, как…»

– Заглохни, Сева! – осадил его здоровяк. – Никакой он не терпило. Видал, как он копченого приделал? Зуб выбил, бля буду.

После короткого молчания Медведев кивнул на растерзанную Ленину куртку.

– Дома влетит?

Гуля тяжко вздохнула. Леня бесшабашно отмахнулся.

– Мелочи жизни.

В этот момент Глеб приблизился вплотную.

– Привет честной компании!

Компания замерла. Затем здоровяк крикнул:

– Француз! Линяем! – И вместе с Медведевым дал стрекоча.

Остальные, однако, продолжали стоять.

Глеб в несколько прыжков настиг сперва одного, затем второго беглеца и вернулся, держа их под мышками.

– Спокуха, ковбои! – объявил он, ставя подростков на ноги. – Никаких репрессий не последует – лишь деловой базар. Колитесь про копченых.

Медведев баском заканючил:

– А че мы-то? Копченые сами, – он кивнул на Леню с Гулей, – вон их грузили, бабло требовали…

– Коню ясно, – перебил Глеб, – теперь вы хорошие парни. Но растолкуйте, что здесь произошло. И что вообще происходит.

После хмурых переглядок и невразумительного мычания пацаны вкратце обрисовали положение вещей. «Придурки в сумраке», или «копченые», хозяйничали здесь так же, как в районе Саши Колесникова. Потирая переносицу, Глеб перевел взгляд с притихших Лени и Гули на Медведева с дружками.

– Воюете, значит?

Здоровяк ответил с вызовом:

– А че, смотреть на них?

Рядом вдруг затормозил синий «Мицубиси». Дверца распахнулась, и на тротуар выпрыгнул Василий в спортивном костюме. Окинув взглядом Глеба, растерзанного Леню с Гулей и братца с дружками, он истолковал мизансцену по-своему.

– Опять, блин?! – Василий наградил Медведева-младшего увесистой затрещиной. – Сколько учить вас, шалупонь сопливая?! – Такие же затрещины огребли четыре дружка, и никто из них не пикнул. – Извини, Француз… э-э… Глеб Михайлович! Я им бошки поотрываю!

Глеб вздохнул.

– Что за психопатство, Сильвестр? Примчался тут, руки распускаешь… Парни молодцы, порядок наводили, а ты: «Бошки поотрываю!»

Василий недоверчиво оглядел побитую компанию и остановил взор на Лене Рюмине.

– Угу, порядок… Кто ж тогда этого оприходовал?

– Не они, – заверил Глеб. – Как раз они его выручили.

Взгляд Василия выразил изумление.

– Без понтов?

Леня кивнул.

– Если б они не вмешались, даже не знаю… А это, – Леня оторвал лоскут от куртки, – это в драке с другими.

Василий расплылся в белозубой улыбке.

– Извини, мелкий, – приобнял он брата. – Я облажался, плеер твой.

Медведев-младший просиял.

– Ты это… без понтов?

– Железно. – Василий пожал руку каждому из четырех пацанов. – Извините, мужики: мой прокол. Можете грузить меня – все сделаю.

Пацаны заулыбались, и здоровяк пообещал:

– Нагрузим, Вася.

– Нет базара, – кивнул Василий. – А теперь валите. Мне с Французом… э-э… с Глебом Михайловичем поговорить надо.

Медведев-младший с дружками подчинились беспрекословно и отправились восвояси.

Гуля, с беспокойством косясь на апатичного Леню, сказала:

– Мы тоже пойдем, Глеб Михайлович.

– Я вам пойду! – Глеб махнул Даше, которая тотчас подкатила в «жигуленке». – Полезайте в машину, развезу по домам.

– Еще чего? – подал голос Леня. – Мы умеем ножками.

Глеб побледнел от ярости.

– В машину, засранцы! Там поговорим!

Леня с Гулей поплелись к «жигуленку». Даша изнутри приоткрыла заднюю дверцу, и ребята нырнули в автомобиль.

Василий усмехнулся.

– Не круто ли ты? Они, блин, и так пострадали…

– Не лезь в мою педагогику! – перебил Глеб. – Говори, что хотел.

Лицо Василия мигом помрачнело.

– Утром была у нас стрелка, сам знаешь. Куроедов твой… слышь, Француз, он просто отморозок! Базар, короче, был такой…

12

Куроедов с пасмурной физиономией развалился в кресле, поставленном у стены лаборатории. Для очередной демонстрации красителя все было готово. Джордж нервно оглаживал материю на деревянной болванке, а Люси набирала в пипетку раствор фермента.

Племянник на сей раз присутствовал на шоу один, без лопоухого начальника охраны. Владимир был в смокинге, при «бабочке» и в угрюмом опьянении.

– Рожайте быстрей! – поторопил он по-английски. – Некогда с вами париться.

Лучезарно улыбаясь, Люси проворковала по-русски:

– Рожу кислотой оболью, подонок.

Куроедов осклабился, точно вурдалак.

– А с тобой что будет, подумала?

– Плевать, ублюдок. Держись от нас подальше.

Джордж забеспокоился.

– Эй! О чем вы?

Люси обернулась к мужу.

– Пустяки, дорогой. Владимир за нас волнуется и желает удачи.

Куроедов хмыкнул, но промолчал.

А Джордж буркнул:

– На удачу не рассчитываю: работы еще невпроворот.

– Но, дорогой, немного оптимизма…

– Довольно болтать, детка. Перед смертью не надышишься.

Люси капнула из пипетки на краешек материи, обернутой вокруг болванки. Через несколько мгновений серая холстина окрасилась в золотисто-желтый цвет, причем такой насыщенности, что лаборатория будто солнышком озарилась.

У Куроедова, как и при первой демонстрации, отвисла челюсть.

Джордж прокомментировал:

– На этот раз можно засекать время. Сколько угодно времени – краска не потускнеет. Вперед, детка!

Люси капнула на материю из другой пробирки. Через пять-шесть секунд желтый цвет холстины превратился в зеленый. И в какой зеленый!

– Родственники, я восхищен! – по-английски проговорил Куроедов. – Это фурор!

– Заткнись, мудак, – отозвалась по-русски Люси. – Ни капли своего «бульона» больше не получишь, забудь.

Куроедов с ухмылкой откинул со лба волосы.

– Да ну? Я просто найму химика, он расшифрует формулу и наладит мне производство. С ба-альшим размахом!

– Не посмеешь, мерзавец.

– Еще как посмею, климактеричка хренова. Только еще вякни.

Джордж хлопнул в ладоши.

– Хватит восхищаться! Хоть фиксировать цвета мы научились, однако…

– Погоди, дорогой! – перебила Люси. – Позволь мне доставить себе удовольствие.

Джордж пожал плечами.

– Если хочешь. – Он взял со стола скальпель, сделал на материи надрез и обратился к Куроедову: – Смотрите внимательно.

Люси капнула на холстину из третьей пробирки. За те же секунды материя изменила зеленый цвет на синий – великолепный колдовской индиго. Невзирая на опьянение, Куроедов был потрясен.

Джордж между тем указал на место, где был сделан разрез.

– Взгляните: все цело – ни стыка, ни шва.

Вскочив с кресла, Куроедов раскрыл объятья.

– Дядюшка! Позволь расцеловать твою плешь!

Джордж выставил скальпель.

– Стойте, где стоите. Рано пить шампанское. – Он кивнул жене. – Давай. Медленно и осторожно.

Люси взяла щипцы, вытащила из материи булавки и, размотав ее, щипцами сбросила на пол. Деревянная болванка под холстиной, словно побывав в печке, обуглилась до черноты.

– Оборотная сторона медали, – прокомментировал Джордж. – Еще работать и работать.

– Какого черта? – Глаза Куроедова азартно блестели. – Хватит ковыряться, запускаем.

Джордж и Люси обалдело переглянулись.

– Ты что, не понимаешь? – сказала Люси. – Тело под одеждой будет сожжено.

Куроедов направился к двери и, приоткрыв ее, оглянулся.

– О'кей, до конца недели. Потом запускаем: доводка – не моя проблема. – С этими словами он вышел.

Джордж воззрился на жену.

– Я думал он с прибабахом, а он… Детка, он от рождения такой?

Люси разрыдалась на плече у мужа.

13

Капли дождя застревали в короткостриженых волосах Василия, размахивающего рукой в такт своей речи.

– Этот урод попер на Папаню! Только подумай, Глеб Михайлович: при пацанах! Проблему он себе нашел, гадом быть! А ты говоришь: «Спасибо, можете оставить его в покое». Что-то я не въезжаю, Француз!

Глеб озадаченно тер переносицу.

– Кто ж знал, что все так обернется, – пробормотал он. – Я лишь хотел с вашей помощью его спровоцировать…

– Спровоцировал, – буркнул Василий, – без понтов.

Глеб прошелся по тротуару взад-вперед.

– Черт знает, на что я рассчитывал!.. Понимаешь, Вася, мне надо разыскать двух людей. Теперь я уверен, что они у этого хмыря. Чтоб они не пострадали, я должен без шума их вывезти. Поэтому даю отбой: отстаньте от Куроедова.

Даша помахала рукой из «жигуленка». Расплывшись в белозубой улыбке, Василий помахал в ответ.

– Опять не въезжаю, – пробормотал он. – Клеился этот пидор к твоей жене или нет?

– Клеился. И попыток своих, думаю, не оставит.

– О'кей, вот и разберемся. Папаня так к нему приклеится – маму родную забудет.

Глеб хмыкнул.

– Верю. Оно, может, и к лучшему, с другой стороны. Вы его отвлечете, а я подсуечусь. Согласен?

– Ну, – подмигнул Василий.

После рукопожатия они направились к своим автомобилям. У «Мицубиси» Василий обернулся.

– Слышь, Француз, этот урод дымился, без понтов. Будто резину жгли на нем. Что-нибудь знаешь об этом?

Глеб приоткрыл дверцу «жигуленка».

– У брата своего поинтересуйся. Он тебя просветит.

Они сели в машины и разъехались.

В «жигуленке» повисло молчание. Леня и Гуля съежились сзади. Даша положила руку Глебу на плечо, пытаясь успокоить. Но преуспела в этом не слишком: даже затылок Глеба излучал ярость. «Жигуленок» мчался в потоке транспорта, и «дворники» гоняли по стеклу дождевые струйки. Первой не выдержала Гуля:

– Вы сердитесь на нас, Глеб Михайлович?

– Не то слово, – ответил Глеб. – Угадай, за что?

– И гадать нечего, – подал голос Леня. – За то, что в историю влипли. Хотя должны быть начеку.

Даша обронила:

– Умный.

Леня тронул фингал под глазом.

– Можем позволить себе кусок торта? В конце изнуряющего трудового дня.

Выпустив руль, Глеб в гневе обернулся.

Гуля вскрикнула и закрыла лицо руками в ожидании катастрофы. Побелевший Леня стиснул портфель.

– Тортика им захотелось! – заорал Глеб. – Обещали ведь не болтаться по улицам! Врезать бы вам…

Поскольку катастрофы не произошло, Гуля посмотрела сквозь пальцы в окошко. «Жигуленок» без участия водителя уверенно мчался среди прочих машин. Более того, он самостоятельно перестроился в правый ряд и лихо повернул на стрелку.

– Ни фига себе! – выдохнул Леня.

– Глеб Михайлович, пожалуйста! – взмолилась перепуганная Гуля.

Обеими руками держась за спинку сиденья, Глеб нахмурил на нее брови.

– От тебя, Гулька, не ожидал. В твоем мизинце здравого смысла больше, чем у Рюмина в башке. И вот, поди ж ты!

Ребята притихли, точно в ступоре.

Даша произнесла по-английски:

– Любовь моя, ты нарушил вторую и третью заповеди. А четвертую вообще игнорируешь.

– Плевать, – по-русски буркнул Глеб. – Эти пожиратели тортов не растреплют, будь уверена.

– Разумеется, – перешла на русский Даша. – Но впереди пост ГАИ. Боюсь, нас поймут неправильно.

В досаде отвернувшись, Глеб взялся за руль.

– Могу я рассчитывать, – процедил он, – что вы осознали, раскаялись и впредь не повторите?

– Да! – заверила Гуля.

– Что было с машиной? – спросил Леня.

Глеб покосился на Дашу.

– О чем он?

Даша пожала плечами.

– Понятия не имею. Тему разговора пытается сменить.

Леня хмыкнул: он быстро приходил в себя.

– Ага, меняю тему. Куда вы нас везете?

– Сперва забросим тебя домой, – ответил Глеб, – поскольку ты у нас инвалид. Потом отвезем Гулю.

Леня мотнул чубчиком.

– Гуля ко мне поедет. Папа отвезет ее вечером.

– Да, – кивнула непривычно тихая Гуля, – Борис Викторович меня проводит.

Глеб и Даша переглянулись.

– Даже не знаю, – засомневался Глеб.

– Мы больше не вляпаемся, – пообещал Леня. – Вы же не можете опекать нас на каждом шагу.

– Очень надо, – буркнул Глеб. – Если Борис Викторович берет на себя, так тому и быть.

У дома Рюминых Гуля нерешительно приоткрыла дверцу.

– Мама как тебя увидит… – обратилась она к Лене и в изумлении приоткрыла рот.

– Что? – забеспокоился Леня.

Гуля простонала:

– Фингал под глазом. Его нет. Будто корова языком слизнула.

– Как это? – Ощупав лицо, Леня оторопело воззрился на Глеба. – Куда он делся?

Глеб раздраженно ответил:

– Не брал я твой фингал. Хоть обыщи.

Гуля продолжала таращиться на Леню.

– Куртка! – воскликнула она.

Леня тотчас осмотрел на себе куртку. И даже ощупал. Ни лоскутка, ни дырочки – куртка была как новая. После некоторого молчания Леня задиристо произнес:

– Глеб Михайлович…

– Все! Катитесь, нет времени!

– …почему вы преподаете именно французский?

– Потому что, – встряла Даша, – английский преподаю я.

Рассмеялись все четверо.

– Кажется, – заявил Леня, – я тоже буду преподавать французский.

Глеб включил зажигание.

– Не сегодня, надеюсь. Валите делать уроки.

Леня вышел.

Гуля чуть задержалась.

– Спасибо, – сказала она, – что напомнили об уроках. Мы уж затевали покурить кальян.

Даша улыбнулась.

– Ожила. Расчирикалась.

Хихикнув, Гуля вышла. Они с Леней, размахивая портфелями, зашагали к подъезду.

Глеб развернул машину.

– Не комментируй, ладно? – пробормотал он. – Застрелишь меня – скажу спасибо.

Даша взяла его за ухо.

– Дурак, дурак, дурак.

По дороге к дому Глеб пересказал Васино сообщение о «стрелке» с Куроедовым и подытожил:

– Воистину отморозок. Притом прогрессирует.

– Черт с ним, – отмахнулась Даша. – Отморозки все одинаковы.

– Ой ли? – усомнился Глеб. – Вспомни Хлыстана: какой выдающийся был мерзавец! А этот без размаха, но гораздо опасней.

– И от того, и от этого… – Даша зевнула, – меня лишь в сон клонит. Никакого душевного содрогания.

Они припарковались у подъезда. В квартире надрывался телефон. Глеб взял трубку с холодильника. Из трубки донесся облегченный вздох Светланы:

– Наконец-то! Где вас носит?

Присев на табурет, Глеб ответил:

– Кальян курили. Сычова, ты когда-нибудь курила кальян?

Даша пристроилась к нему на колени и прижала к трубке ухо.

Светлана фыркнула.

– У меня мобильник сдыхает. Ближе к делу.

– Кто мешает? – парировал Глеб.

– Первое, – проговорила Светлана, – «парень в сумраке», сосед Калитина. Под домашним арестом он ослаб, впал в депрессию и требует бульона. Мамаша сварила ему куриный – он выплеснул ей в лицо. К счастью, промазал.

– Он хотел «субстанцию», – вклинилась Даша.

Светлана съязвила:

– Как бы мы догадались без тебя?

– Никак. – Даша показала трубке язык.

– Запрусь в ванной, – пригрозил ей Глеб. – Продолжай, Свет. Она больше не будет.

Светлана перевела дух.

– Короче, за ним наблюдает доктор. Темным туманом дитятя пока не окутывается, но пил он эту хрень всего четыре дня. Причем вместе со спиртным. Без спиртного, говорит, это не действует.

Глеб щелкнул пальцами.

– Вот! Ньюгарты наверняка не предполагали подобного. Употребление «субстанции» вкупе со спиртным – вот исток могущества Черной Саранчи. Ай да Илюха!

Даша смотрела на него с тревогой.

– Потому Ямото и спешит ликвидировать Ньюгартов. Если «субстанция» выйдет на широкий простор…

– Именно, – кивнул Глеб. – Преисподняя покажется крымским курортом. Но Ямото заботит не это. Он лишь охраняет секрет клана.

– Эй! У меня сейчас мобильник отрубится! – напомнила о себе Светлана. – Теперь про адрес Куроедова. В Москве у него целых три квартиры. Завтра мы с Калитиным по-тихому их прощупаем…

– Такэру с собой возьмите, – распорядился Глеб.

– Зачем?

– На случай столкновения с Ямото. К тому же вы не знаете английского, и неизвестно, помнит ли миссис Ньюгарт русский. Я бы отправился с вами сам, но у меня завтра чертова Лубянка.

– При чем тут английский? – возмутилась Светлана. – Люси Ньюгарт наверняка чешет по-русски не хуже нас. Не вешай мне эту хрень на уши. И Ямото мы вполне способны вдвоем…

Даша в гневе выхватила трубку.

– Сычиха, ты у нас крутая! Ты просто конь с яйцами…

Глеб трубку отобрал.

– Свет, у Стаса завтра уроки. Других вариантов нет: Такэру едет с вами. Это не обсуждается.

Светлана буркнула:

– Ладно. А ты, зеленоглазка, вообще… – Тут мобильник ее наконец отрубился.

Даша саданула кулачком по плечу Глеба.

– Она в гроб меня вгонит! Вечно лезет без страховки!

Глеб посмотрел на часы.

– Может, поработаем над романом? Сычова там главный герой, так что… врежем ей по полной программе.

Даша соскочила с его коленей.

– Давай! Сделаем из дурынды «Кошмар на улице Вязов»!

– Но сперва пообедаем.

– Нет, сперва я в душ.

Глеб покачал головой.

– Чур, в душ я первый. А ты позвонишь Илье, доложишь обстановку.

– На фиг?

– Может, он выдаст что-то дельное.

Даша вздохнула.

– Уж не сомневайся. Что-нибудь он выдаст.

14

В спальне Ньюгартов над кроватью горело бра. Люси в ночной рубашке и в очках пролистывала стопку русских газет. Супруг ее, заложив руки за голову, вперился в потолок.

– Хватит, говорит, ковыряться – запускаем так, – не мог успокоиться Джордж. – Какому еще дебилу придет такое в голову?

Отложив газету, Люси взяла следующую.

– Что творится в мире, дорогой. Техногенные катастрофы, терроризм…

Джордж продолжал изучать потолок.

– Доводка, говорит, не моя проблема. Видеть его рожу не могу. Не знаю, сколько еще я так выдержу.

Люси поправила очки.

– Главное, дорогой, террористы-смертники. Взрывают себя при скоплении народа…

– Катись к черту со своими террористами! – вскричал удрученный биохимик. – Не могу больше! У тебя что, уши заложило?!

Люси вздернула крючковатый нос.

– Джо-ордж! Я слышу тебя прекрасно. Что, конкретно, ты предлагаешь? Хочешь опять поинтересоваться, скоро ли объявится мой лорд Грин? Отвечаю: оставь меня в покое, это невыносимо.

Супруг ее смущенно почесал плешь.

– Только и слышишь «Джо-ордж»! Обожаю это «Джо-ордж».

Убрав газеты на тумбочку, Люси положила очки сверху.

– Дорогой, я стараюсь тебе понравиться. Порой удивляюсь, как мне это удается. – Она выключила свет.

После продолжительного молчания Джордж произнес:

– Ты вот заявила, что ты не леди Макбет. – Он выдержал паузу.

– Да, дорогой. И что? – отозвалась Люси.

– Я кое-что вспомнил. У леди Макбет был неплохой помощник – ее собственный муж.

Теперь паузу выдержала Люси.

– Дорогой, они оба плохо кончили.

– В том-то и дело, детка. – Джордж яростно взбил подушку. – В том-то и дело, черт побери!

30 сентября, четверг

1

Утро опять было пасмурным. Дождь не шел, но явно собирался. По расписанию у Глеба был выходной, а в 15.00 его приглашали на Лубянку. День был разбит, но ничего не поделаешь. Нужно было отвезти Дашу в школу, и оставалось время поработать над романом.

Позавтракав, Глеб с Дашей одевались в прихожей. И конечно же, зазвонил телефон. Глеб тотчас предупредил протест Даши.

– Обязан подойти.

– Пора заводить сотовый, – раздраженно заметила Даша. – К чертям твой консерватизм. Опять опоздаем.

Глеб молча прошел на кухню и взял трубку с холодильника. Без приветствий и предисловий Илья произнес:

– Кто сказал, что Ньюгарты в московской квартире?

– В одной из трех квартир, – уточнил Глеб. – Вряд ли племянник снимает для них жилье. К чему лишние свидетели?

– Козе понятно. А почему бы ему не поселить родственников за городом? Как по-твоему, имеется у Куроедова теплая дача?

– Наверняка. Но зачем такие хлопоты?

– Лаборатория.

– Интересная мысль. Но лабораторию легко устроить в одной из квартир.

– Если хватит места, – возразил Илья. – И если соседи не учуют неприятные запахи.

Глеб потер переносицу.

– Уверен, места у Куроедова достаточно. А на соседей ему чихать.

– Старик, а если кто-то поднимет шум?

– Какой шум, старик? Куроедова опекает ФСБ, забыл?

Из трубки донесся вздох.

– И все-таки я поручил бы Светке пробить его дачу. Но как говорится, мое дело маленькое.

Глеб вздохнул в ответ.

– У Светки и без того дел по горло. Но, какговорится, спасибо за звонок.

Они оба дали отбой. Даша поинтересовалась:

– Чего он хотел?

– Чтоб Светка прошерстила дачу Куроедова.

– Три квартиры, значит, его не устраивают?

– Он привел доводы. – Глеб щелкнул дверным замком.

Даша переступила порог.

– Еще бы. Доводов у Илюшки всегда вагон.

Глеб вышел за ней и закрыл дверь на ключ.

– Его аргументы меня не убедили. Но беда в том, что Илья слишком часто попадает в яблочко.

Даша усмехнулась, входя в лифт.

– Хотел, чтоб он выдал что-то дельное? Теперь мучайся.

2

На глухой московской улочке, в тихом районе, располагался неброский частный спортклуб. В компактном двухэтажном комплексе наряду с тренажерами, душевыми и раздевалками поместились хорошая сауна и бассейн с ультрафиолетовой очисткой. Тренировались здесь люди столь же неброские, не желающие привлекать к себе внимание. То есть контингент был согласованный и устоявшийся.

«Мерседес» Куроедова, сопровождаемый на сей раз двумя джипами с охраной, припарковался здесь в 8.15 утра. Сидевший за рулем «Мерседеса» Гаврилыч свойски подмигнул боссу.

– Жарковато будет, гвоздь мне в печенку.

Куроедов угрюмо на него покосился.

– В авантюру втравливаешь?

Начальник охраны крякнул с досады.

– Владимир Сергеевич, когда ты обосрал его при его же быках, ты о чем думал? Вопрос теперь стоит ребром: либо он – либо мы.

– Обязательно прямо с утра?

– Володь, ты перебрал вчера и бульону, и коньяку. Полезно покачаться с железом, токсины выпустить.

Куроедов откинул со лба волосы. Лицо его было одутловатым с похмелья.

– Со студенческих лет не тренировался. Ты вполне уверен…

– Не ссы, Володь: все подготовлено. Не зря же я тридцатник в ментовке оттрубил.

– А вдруг не клюнет?

Гаврилыч отмахнулся.

– Знаю эту публику. Они за свою территорию, хоть за этот вот спортклуб… Главное, Володь, грамотно слить информацию.

Оба они примолкли, продолжая сидеть в машине. Наконец Куроедов ткнул пальцем в окно.

– Вот он, надежда моя и опора.

На стоянке припарковался золотистый «Опель». Гаврилыч пробухтел:

– Зря ты его сюда. Ох, зря.

Майор Луганский, выйдя из «Опеля», двинулся к «Мерседесу».

Куроедов усмехнулся.

– Между делом. Чтоб время не тратить попусту.

Луганский плюхнулся на заднее сиденье и хлопнул дверцей.

– Володь, ты вообще когда-нибудь работаешь? Что-то не заметно.

Куроедов воззрился на него опухшими от пьянки глазами.

– Боишься, Юрик, что сяду на твое иждивение?

– И нечего дверями тут хлопать, – прибавил Гаврилыч.

Луганский посмотрел в упор на Куроедова.

– У меня времени – три минуты.

Толстяк осклабился.

– И на том спасибо, Юрий Васильевич. Премного благодарны. – Из кармана плаща он извлек перетянутую резинкой пачку долларов. – Держи. Твое время – мои деньги.

Луганский слегка смутился.

– Накладные расходы, – пробормотал он, сунув доллары в карман. – Непременно потом отчитаюсь.

Куроедов с ухмылкой отмахнулся.

– Какие между нами счеты, Юрик. Закрой учителя французского – и квиты. У вас ведь стрелка в три часа?

Майор кивнул.

– Не выскользнет, будь уверен.

– Вот и чудненько! – расплылся до ушей Куроедов.

– Кабы наше теля да волка съело, – пробухтел Гаврилыч, но его колкость проигнорировали.

Майор приоткрыл дверцу.

– Еще одно, Володь. Если то, что ты поведал о вчерашней демонстрации, правда…

– Юрик! – ударил себя в грудь Куроедов. – Стану ли я тебе врать?

– Если создание красителя, – невозмутимо продолжил Луганский, – близится к завершению, твоих англичан следует перепрятать в надежное место.

Куроедов воззрился на него.

– Какого рожна?

Майор вышел из машины.

– На всякий случай. Для страховки. – Он мягко притворил дверцу.

Куроедов пробормотал:

– Пошел ты в прямую кишку.

– Во-во! – хохотнул Гаврилыч.

Луганский укатил в золотистом «Опеле».

Куроедов с Гаврилычем вышли из «Мерседеса» и в сопровождении двух мордоворотов направились в спортклуб. Остальная охрана, восемь человек, преспокойно отдыхала в джипах. Никто, разумеется, не обращал внимания на ханыгу, рыщущего в поиске пустых бутылок.

Ямото Кае прибыл вслед за Луганским на угнанной «Хонде», но в отличие от майора ФСБ припарковался метрах в двухстах от клубной стоянки. Там «Хонда» в глаза не бросалась и была ближе к дороге. На отъезжающего майора Ямото не прореагировал: «Опель» лишь привел его к искомому «Мерседесу». Оставалось, улучив момент, захватить длинноволосого толстяка. Ямото знал: такой момент наступит и упустить его нельзя. Глава клана Черная Саранча готов был ждать.

3

Глеб подвез Дашу к воротам школы. Дождь все собирался, но не шел. Зато школьники шли косяками.

– Не опоздали, – порадовалась Даша. – И Курощупова не видать. Все, вали. – Она чмокнула Глеба в щеку. – Дальше я сама в дружном коллективе.

Глеб качнул головой.

– Провожу до раздевалки.

Даша посмотрела ему в глаза.

– Это не та раздевалка. Не интересно.

Они рассмеялись.

– Проверить не лишне, – сказал Глеб. – И после занятий носа не высовывай. Закончу на Лубянке – сразу за тобой.

Даша смотрела ему в глаза.

– Ты со мной, как Маша с медведем. Помнишь, она пряталась в кузовке у медведя за спиной: «Высоко сижу, далеко гляжу…»

– «Не садись на пенек, не ешь пирожок», – продолжил Глеб и уточнил: – Я тебе не Маша. Только высунься.

Даша смотрела и смотрела ему в глаза.

– Ведь и я, между прочим, не медведь. Знаю, где ты прячешься.

Они выбрались из «жигуленка», вошли в школьные ворота и поднялись на школьное крыльцо.

Глеб дождался, пока Даша сняла в раздевалке плащ.

– Не садись на пенек, не ешь пирожок, – повторил он.

Даша мотнула «конским хвостом».

– Не буду, честно.

Глеб помахал охраннику и уехал.

4

До тренажерного зала помещение недотягивало по размерам. Это была просторная и светлая комната с кондиционером. И комнатой этой в течение трех часов распоряжался Куроедов, с лихвой оплативший все услуги. Тренировался с хозяином лишь начальник охраны. В креслах за дверью два мордоворота пялились в порножурналы, обмениваясь впечатлениями.

Гаврилыч несмотря на пенсионный возраст в спортивном трико выглядел подтянутым. И его уши оттопыривались пунцовыми флажками.

Куроедов на подступе к тренажеру сотрясался жиром, и эластичный пояс был не в силах удержать его живот. После разминочных упражнений длинные волосы толстяка распались на сальные пряди, и пот стекал с его дряблых щек. Гаврилыч, однако, милосердия не проявлял. Раз двадцать отжавшись на параллельных брусьях, полковник МУРа в отставке выдохнул:

– Теперь ты, Володь!

Затравленно на него зыркнув, толстяк приблизился к снаряду, оперся ладонями, подпрыгнул… и приземлился на пол задом.

– К черту, Гаврилыч! – простонал он. – Не мой вид спорта.

– А какой – твой? – осведомился начальник охраны. – Шепни по секрету.

Куроедов, кряхтя, поднялся, подошел к штанге и с опаской взялся за гриф. Гаврилыч усмехнулся.

– Давай. Всего сто сорок кэгэ, раз плюнуть.

Куроедов напрягся, побагровел и мелко задергался. Штанга не шелохнулась.

– Мать твою, – прохрипел толстяк.

– Зачем же мать – можно кошку поймать, – подколол Гаврилыч. – Давай, у тебя еще два подхода.

Куроедов злобно на него взглянул.

– На хер ты меня сюда притащил?! Идиота из меня делать?!

– Ну, ты даешь, гвоздь мне в печень! – Гаврилыч повис на перекладине и подтянулся восемь раз. – Все утро вроде перетирали, – сказал он, спрыгнув. – Владимир Сергеевич, можете меня уволить, но идиота из вас я не делаю.

Куроедов откинул со лба потные волосы.

– Пошел ты! – Поправив на брюхе ремень, он потопал к выходу.

– Куда? – окликнул его начальник охраны.

– Могу я отлить?! – Толстяк толкнул дверь коленом. – Или это не входит в программу?! – Дверь с треском захлопнулась.

Взгляд Гаврилыча мигом утратил добродушие.

– Отлей, милок, отлей, – пробормотал он. – Лишь бы сливать не пришлось. – И, повиснув на перекладине, принялся качать пресс.

Вернулся Куроедов минут через пятнадцать. Глаза его, опухшие от пьянки, заметно прибавили красноты, настроение зато явно улучшилось.

– В общем-то, я не прочь поупражняться, – заявил он. – Порой даже приятно.

Гаврилыч вперил в него милицейский взор.

Куроедов не спеша обошел тренажеры и остановился возле штанги.

– Толкнуть, что ли? – произнес он, как бы сомневаясь. Из его тела начал выделяться темный туман. – Эх, где наша не пропадала! – Он взялся за штангу, легко оторвал ее от пола и поднял над головой. – Оп ля! – Толстяк мягко опустил штангу на пол. – Прибавь-ка весу, Гаврилыч! Сто сорок – маловато.

На лице начальника охраны отразилось беспокойство, даже уши вроде шевельнулись.

– Так ты бульона там заглотил. Володь, о чем мы договаривались?

Куроедов состроил гримасу. Вокруг него густел сумрак.

– В няньках не нуждаюсь.

– Сдохнешь, – предостерег Гаврилыч.

– Не раньше тебя.

– Ты же не просыхаешь! Бульон – виски, бульон – коньяк, бульон – водка…

– Лобзай меня меж ягодиц! Сам хлещешь не меньше! Думаешь, не знаю?! – Куроедов подошел к брусьям. – Посчитай, сколько отожмусь!

В этот момент дверь распахнулась и в тренажерную ввалились Папаня и Василий с четырьмя амбалами. Следом за ними, отложив порнуху, ломанулись два куроедовских мордоворота, стерегущие вход. Изображая усердную службу, они выкрикивали угрозы. Вася цыкнул на них:

– Пошли на хер, сявы!

После минутной неразберихи Гаврилыч кивнул охранникам, и те с облегчением удалились.

Папаня мастерски держал паузу. На сей раз он был в костюме и при галстуке. Не спеша оглядев тренажерную, он осведомился:

– Ничего тут не попортили?

Опираясь на брусья, Куроедов источал сумрак Папаня опять не придал этому значения. Зато Василий, успевший допросить младшего брата, завелся с пол-оборота:

– Копченый, сучара! Че ты здесь забыл?!

Куроедов задымился еще гуще, но под взглядом Гаврилыча героически сдержался. Папаня осуждающе посмотрел на Васю.

– Мало тебя учили?

Василий, одетый в спортивный костюм, своим видом выражал готовность к драке. Однако лишь буркнул.

– Молчу.

Плутоватые глазки Папани вновь обратились на Куроедова.

– Чего тебе здесь надо, окорок?

Куроедов промолчал, набычась. За него услужливо ответил Гаврилыч:

– Тренируемся здесь мы, Игнат. Жир сгоняем.

Папаня качнул головой.

– «Тренируемся здесь мы» не прокатит. А вот жир согнать пособим.

– Без понтов, – хохотнул Василий, за что схлопотал тычок от босса.

Если бы Папаня на мгновение не отвлекся, то заметил бы, как толстый фраер и бывший мент переглянулись и взгляды их выразили злое удовлетворение. Проницательный Папаня наверняка бы насторожился, и, возможно, это изменило бы ход событий.

5

Красный «Москвич» притормозил у подъезда недавно заселенной новостройки. За рулем «Москвича» сидел майор угрозыска Калитин, рядом с ним – капитан Сычова. Оба в джинсах, кожаных куртках и с пистолетами под мышками. На заднем сиденье разместился Такэру Абэ из Токио. На нем также были джинсы и куртка, только нейлоновая, притом оружия ему не полагалось. Впрочем, Такэру и сам был грозным оружием. И настроены все трое были решительно.

Сверяясь с записной книжкой, Калитин объявил:

– Седьмой этаж, квартира сорок. Двухкомнатная.

Светлана вышла, оставив дверцу открытой, и осмотрелась.

– Тачки его не видать, – сообщила она. – Гаража в доме нет, так что… вперед.

– И с песней, – добавил Такэру, беря бутылку шампанского и коробку конфет.

Калитин вдруг засуетился.

– Постой. Не нравится мне это.

Светлана просунулась в дверцу.

– Леш, иди на хрен: снова здорово!

Калитин хлопнул по баранке руля.

– А если с японцем что-то случится?! Я ж от дерьма не отмоюсь!

– С японцем ничего не случится, – улыбнулся Такэру. – Не надо волноваться, Леша-сан.

Светлана посмотрела на Калитина в упор.

– Сколько тебе вдалбливать? Мы туда вваливаемся, Ньюгартов не обнаруживаем, но соседи нас засекли. Что они споют Куроедову? Что какой-то японец или кореец, хрен различишь, искал какую-то Марину. Мы ведь не хотим, чтобы наш козел узнал, кто к нему сунулся, и запаниковал.

– Десять раз слышал. – Алексей покосился на Такэру. – Но отвечать кому придется?

Серые глаза Светланы блеснули сталью.

– Ну и сиди тут, квохчи, как наседка! – Она захлопнула дверцу и направилась к дому.

Такэру с шампанским и конфетами вышел из машины.

– Извините, Леша-сан. – И поспешил за Светланой.

Ругнувшись, майор Калитин нагнал их у подъезда.

– Сычова, командую здесь я!

– Вот и командуй, а не вкручивай мне про ответственность!

Алексей сквозь зубы поклялся, что наймет для нее лучшего киллера. Такэру это рассмешило, и он предложил подыскать кого-нибудь из якудзы.

На дверях подъезда установлен был домофон. С этим препятствием Светлана легко справилась: набрав номер квартиры наугад, она слезливо наплела отозвавшейся даме, что потеряла кошелек и ключ и что муж оторвет ей голову. Дверь подъезда им открыли.

– Какой талант пропадает, – буркнул Калитин.

– Не пропадает, – буркнула Светлана.

Они поднялись в лифте на седьмой этаж. На площадке размещались четыре квартиры, не спрятанные в холлы за дополнительными дверями. Майор Калитин расстегнул кобуру под курткой. Светлана поступила так же. Оба они распластались по стене с двух сторон квартиры. Смешливый Такэру позволил себе лишь улыбнуться до ушей. И с этой улыбкой нажал на кнопку звонка.

За дверью послышались шаги. Кто-то, очевидно, смотрел в «глазок». Такэру выставил на обозрение конфеты и шампанское. Лязгнул замок, металлическая дверь приоткрылась, и в проеме возникло припухшее со сна лицо молодой блондинки. Карий глаз взирал на Такэру с любопытством, и тот, продолжая улыбаться, проговорил:

– Извините, Марина дома?

Дверь приоткрылась пошире. Блондинка, оказавшаяся в каком-то полупрозрачном неглиже, покачала головой.

– Не-а. К обеду обещала быть.

Светлана и Алексей обменялись взглядами.

Такэру не придумал ничего лучше, как поинтересоваться:

– А где она?

Блондинка прикрыла рукой зевок.

– В парикмахерской, по записи. В такую рань, холера.

Готовясь ретироваться, Такэру сказал:

– Как жаль. В таком случае извините…

– А вы кто? – перебила девица. – Вы от Вовы Куроедова?

Такэру помедлил с ответом.

– Нет, мы с Мариной познакомились в Яп…э-э… я думал сделать ей сюрприз.

Светлана показала ему большой палец.

Блондинка просияла.

– Холера, я не при параде. Зайди после двух, а! Я намекну ей на сюрприз: она обалдеет.

Такэру попятился.

– Не знаю, удобно ли…

Перегнувшись через порог, девица выхватила конфеты и шампанское.

– В холодильник пока суну. Удобно, холера, просто кайф. Приходи, сюрприз: после двух ждем. – Дверь закрылась, лязгнул замок.

Такэру, Светлана и Алексей спустились в лифте и вышли из подъезда. Оказавшись в «Москвиче», они разразились смехом.

– Ограбила… холера… – хохотала Светлана.

А Калитин, отсмеявшись, подытожил:

– Не знаю, что у него за телки там, но могу спорить, это не английские биохимики.

Лицо Такэру сделалось серьезным.

– Да, придется искать дальше.

– Нам еще повезло, – заметила Светлана, – что этот придурок все три квартиры оформил на себя. А то замучались бы кувыркаться.

Калитин вырулил на шоссе.

– Кто сказал, что это вся куроедовская жилплощадь? – поставил вопрос он. – Может, у нашего фигуранта еще квартир навалом.

Светлана бросила на него обеспокоенный взгляд.

– Типун тебе на язык, Леш.

6

Папаня степенно прошелся по тренажерной. Василий с четырьмя амбалами ели его глазами. Куроедов и Гаврилыч, напротив, старались на него не смотреть. Плутоватые глазки Папани поблескивали под жиденькой челкой.

– Вообще-то, Владимир Сергеевич, – обратился он к Куроедову, – ссориться нам не резон. Так ведь?

– Конечно, Игнат, – встрял Гаврилыч. – Надо жить в мире.

Папаня, как прежде, его проигнорировал. Между тем взгляд, устремленный на толстяка, отвердел.

– Что молчишь? Язык прикусил?

Зыркнув на своего начальника охраны, Куроедов уставился в пол.

– Говори ты, – буркнул он, источая сумрак.

– Фраер копченый! – дернулся Василий.

Но Папаня вскинул руку.

– Оно и правильно, – заявил он Куроедову. – Я скажу слово, а ты послушай. Только слушай внимательно…

– Погоди, Игнат, – простонал вдруг Гаврилыч и, скорчась, заковылял к двери. – Что-то брюхо прихватило.

– Медвежья болезнь, – поставил диагноз Василий. И амбалы его, заржав, расступились перед ковыляющим начальником охраны.

Гаврилыч прохрипел, толкнув дверь:

– Погоди, Игнат. Щас приду. – И чуть ли не вывалился из тренажерной.

Под гогот амбалов Папаня обронил:

– Не торопись там. На хер ты нужен. – Он в упор посмотрел на Куроедова. – Короче, Володя. С тебя пол-лимона – и разошлись миром. Это начет тебе за Волобуя, за француза и за язык твой поганый. Согласись, по-божески.

Куроедов обратил на него набрякшие красные глаза.

– Сколько ты сказал?

Василий рявкнул:

– Пятьсот штук зеленью! Оглох, что ли?!

Пальцы на руках толстяка зашевелились, будто лишенные суставов.

– Посмотрим, – прошипел он.

– Смотри, – кивнул Папаня. – Сроку тебе три дня: соберешь наличку. Не то изымем твои квартиры, фазенду в Голицыне, а после… Володя, ты умный мужик. Тебе это надо? – Папаня направился к двери, но у порога обернулся: – Васька, ты заснул?

Василий таращился на дымящегося Куроедова.

– Щас, – отозвался он. – Побазарю с ним.

Папаня бросил на него осуждающий взгляд.

– Пять минут. Жду в машине. – И вышел в сопровождении четырех амбалов.

Василий, держа руки в карманах штанов, приблизился к Куроедову.

– Слышь, ты ширяешься, что ли?

Скованность толстяка будто ветром сдуло. Он в бешенстве откинул потные волосы со лба.

– Оближи мой анус, баран!

Белозубая улыбка Василия походила на волчий оскал.

– Не гони пургу, мужик: че ты себе впрыскиваешь? Колись, штуку дам – бабу на ночь снимешь. Без понтов, Володь, тебе шалавы хоть дают? Или ты вообще пидор?

У Куроедова задергалось веко. Его правая рука, удлиняясь, потянулась к обидчику.

– Иди сюда, шваль!

Однако Василий, проинструктированный братом-десятиклассником, проворно отскочил.

– Скажи, чем ширяешься. Может, я куплю эту дурь и сбыт налажу, без понтов.

Ринувшийся на него толстяк притормозил.

– Ты серьезно?

– Ну.

– Давай завтра у меня в офисе, о'кей?

Василий поскреб в затылке.

– Ништяк. Однако не всасываю: как мудаки и дешевки вроде тебя, ухитряются у нас бабки наваривать? А по ящику гонят волну на бандитов…

Куроедов, взревев, ухватил за гриф штангу и поднял 140 кг железа, точно батон колбасы. Обалдевший Василий попятился к двери. Толстяк двинулся на него, вращая штангу над головой.

– Пришибу, как муху! В стенку вобью!

Геройствовать Вася не стал. Выскочив за дверь, он рванул прочь и у выхода из спортклуба услыхал истошные вопли. Шагах в десяти от парковки, на асфальте лежал Папаня с двумя амбалами. Они были не просто мертвы, а растерзаны так, словно по ним промчался табун обезумевших буйволов. И немного подальше, вдоль проезжей части, удирали в ужасе оставшиеся два амбала. За ним гналось визжащее темное облако, внутри которого смутно различались человеческие фигуры. Через мгновение обе жертвы и преследователи скрылись с глаз.

Василий в оцепенении присел перед Папаней на корточки. Папаня лежал, раскинув руки. Лицо его являло собой кровавое месиво, а галстук был залихватски закинут на плечо. Уставясь на этот кошмар, Василий пробормотал:

– Ладно, гнида… ладно.

Охрана Куроедова молча наблюдала за ним из окон джипов. А в дверях спорткомплекса обозначилась лопоухая физиономия Гаврилыча, гнусно ухмыльнулась и пропала.

Ямото Кае, сидя за рулем угнанной «Хонды», следил за происходящим. Глава клана Черная Саранча был в ярости. Ему хотелось выскочить и порвать на клочки тех и этих, чтоб неповадно было чужакам использовать «субстанцию». С огромным трудом Ямото обуздал гнев: сперва следовало добраться до Ньюгартов, а уж затем… Этих Ньюгартов он не убьет столь милосердно, как недоумка Судзи. Умирать они будут мучительно… На лице Ямото появилась мечтательная улыбка.

Глядя на растерзанного шефа, Василий встал с корточек. «Держись француза», – прозвучал в его мыслях голос Папани. И другой голос, похожий на Васин собственный, с горечью отозвался: «На кой ты ему нужен, рожа криминальная?» Шмыгнув носом, Василий осмотрелся вокруг. Что-то надо было делать. Но что именно?

7

В кабинете на Лубянке они расселись так же, как в понедельник: генерал Рюмин на хозяйском месте, майор Луганский с ним рядом, Глеб по другую сторону стола. Оба чекиста были в серых костюмах, белоснежных сорочках и в одежде различались лишь цветами галстуков. Глеб, разумеется, был в джинсах, в синей рубахе с коротким рукавом и сидел, закинув ногу на ногу.

Генерал кивнул подчиненному.

– К делу. У меня мало времени.

Кивнув в ответ, Луганский рефлекторно поправил идеальную прическу.

– В день прошлой нашей встречи, господин Грин, погиб наш сотрудник, которому было поручено следить за вами.

– Вот как? – изобразил удивление Глеб.

– Именно так, – отрезал майор. – Лейтенант Вегин убит был тем же способом, что Мак-Грегор, причем в том месте, где стояла ваша машина. Время его смерти с точностью до получаса совпадает со временем вашего отъезда.

Развалясь на стуле, Глеб покачивался на его задних ножках.

– Надо же. Значит, ваш лейтенант и присобачил мне «жучок»?

Брови майора Луганского приподнялись.

– То есть вы знали о…

– Не ломайте мебель! – гаркнул на Глеба генерал. – Сядьте, как положено!

Глеб прекратил качаться на стуле.

– Пардон, детская привычка.

Майор с нажимом повторил:

– То есть вы знали…

– Избавляйтесь от идиотских привычек! – не унимался генерал. – Какой пример вы подаете ученикам?!

Глеб мысленно его похвалил.

Луганский покосился на шефа с досадой.

– Борис Викторович, может, мы все-таки…

Гневный взор генерала переместился на него.

– Юрий Васильевич, вы собираетесь меня одернуть?

– Нет, товарищ генерал. Просто подозреваемый делает тут любопытные откровения…

– Какие бы откровения он ни делал, я не стану терпеть его выходки! И к тому же этот, извините за выражение, его прикид: потертые джинсы, рубаха расстегнута… Глеб Михайлович, у вас есть нормальный костюм или, может быть, нам организовать благотворительный музыкальный концерт в вашу пользу?

Оксфорд был великолепен.

Луганский закусил губу, собираясь с мыслями.

Глеб обронил:

– Есть.

– Что значит «есть»?! – проревел генерал. – Вы не в армии, отвечайте развернуто!

– У меня есть костюм.

– Почему не носите?! Впрочем, не мое это дело… Продолжайте, Юрий Васильевич.

С опаской глянув на шефа, майор Луганский завел по третьему разу:

– То есть вы знали, что в вашем автомобиле работало подслушивающее устройство?

– Разумеется, – кивнул Глеб.

– Любопытно, как вы это определили? У вас имеется соответствующая аппаратура?

– Секрет фирмы.

– Дело ваше, Грин. Но теперь вам не отвертеться.

– А вам?

– Мне, Грин, вертеться незачем.

– А мне, майор, зачем?

– А затем, что убитый лейтенант Вегин в руке сжимал обнаруженное вами устройство. И здесь выстраивается прямая логическая цепочка. Улавливаете ее смысл?

Глеб усмехнулся.

– Чего проще. Я обнаружил «жучка» и выбросил в окно. Ваш лейтенант, сидевший, видимо, в одной из соседних машин, вышел, как салага, и подобрал средство прослушки. Тут я выскочил, укокошил его и умчался, довольный собой. Такая, примерно, картина.

Генерал Рюмин нахмурил брови.

– Уверен, так и было.

Луганский зыркнул на него с подозрением, но, заметив на лице начальства лишь глубокомысленную мину, перевел дух.

– Имеются возражения? – обратился он к Глебу.

– Нет, – ответил Глеб, – только два вопроса. Первый: почему я не изъял у трупа такую очевидную улику, как «жучок»?

Майор разгладил усики.

– Допустим на минуту, что лейтенанта Вегина убили не вы, а некто. Почему этот «некто» оставил улику в руке покойника? Вопрос, как видите, остается тот же.

Глеб покачал головой.

– Близко не стояло. За этим «некто» ФСБ не шпионит, и «жучок» для него не улика. А вот зачем было мне оставлять такую привязку между собой и трупом?

Генерал посмотрел на майора.

Майор отмахнулся.

– Вы спешили, Грин. Место людное, невзирая на дождь… Вы очень спешили.

Глеб похлопал в ладоши.

– Браво, Луганский. Это покруче обоснования убийства Мак-Грегора моей страстью к французской актрисе. Но позвольте второй вопрос…

– И все же, – перебил генерал Рюмин, глядя на подчиненного, – какой вообще смысл ему было избавляться от лейтенанта Вегина? Убил, допустим, одного безнаказанно – мы приставим других, да еще с большим рвением. В чем, как говорится, фишка?

После напряженного молчания усики майора приподнялись в усмешке.

– Ах, Борис Викторович! Если б действия преступников всегда поддавались мотивации…

Глеб хлопнул себя по колену.

– Ну все, я пошел! Не могу слушать эту белиберду!

Генерал посмотрел на него в упор.

– Сиди, иначе…

– Посадите? – скаламбурил Глеб.

Оксфорд ударил по столу кулаком.

– Не посажу, мерзавец, а подвешу!

Тут Глеб вместе со стулом оторвался вдруг от пола и, покружив по кабинету, повис под потолком.

У майора отвисла челюсть.

– Товарищ генерал, – выдохнул он, – Борис Викторович…

– Заткнись! – Оксфорд монументально поднялся из-за стола. – Слушайте оба. Я кое-что объясню, и не дай вам бог не врубиться. – Генерал выдержал паузу.

Висящий под потолком Глеб демонстрировал испуг. Майор Луганский, казалось, и вправду был близок к обмороку. В кабинете воцарилась, что называется, гробовая тишина.

8

Красный «Москвич» стоял возле шестнадцатиэтажной башни. Дом этот не был уже новостройкой и находился в обжитом престижном районе. Квартира Куроедова, на сей раз трехкомнатная, располагалась опять же на седьмом этаже.

– Специально, что ли, он семерку выбирает? – недоумевал майор Калитин, уплетая за рулем гамбургер. – Может, с каким-то мистическим смыслом?

Сидящая рядом Светлана, также занятая гамбургером, отмахнулась.

– Не один ли хрен? Семерку он там выбирает или даму пик – не ускользнет, сволочь.

Такэру за их спинами пил кефир с булочкой.

– «Сволочь» – интересное слово, – сказал он. – Редкое.

Алексей и Светлана прыснули.

Спонтанный обеденный перерыв образовался по двум причинам. Первое: с данной куроедовской квартирой разобрались буквально за пять минут. В ней производился евроремонт, и во всех трех комнатах шуровали маляры. Само собой, английскими биохимиками там и не пахло. А причина вторая, по которой трио в «Москвиче» позволило себе перекусон, – они ожидали Стаса. Рыжий, позвонив жене на мобильник, выразил неуемное желание принять участие в поисках. Уроки у него, видите ли, закончились. «Но, Стас, – запротестовала Светлана, – осталась лишь последняя квартира». – «То-то и оно, – пробасил ее супруг. – На этой квартире сосредоточен главный огневой удар, и мы с самураем прикроем твоего Калитина». – «Стас, – расплылась в улыбке Светлана, – я и сама способна…» – «А ты, – распорядился Стас, – поедешь в школу и покараулишь Дарью, пока Глеб на Лубянке. Короче, говори адрес: я выезжаю». Майор Калитин, проинформированный об изменении в личном составе, лишь вздохнул: «Кто только мною не командует». А Такэру, конечно же, обрадовался: «О, рыжий с нами? Ништяк!»

И вот Светлана, приканчивая гамбургер, ему заметила:

– Слово «сволочь», может, и редкое, но таких людей почему-то до хрена.

Калитин стряхнул с коленей крошки.

– Сычова, не развращай японскую молодежь.

– Японская молодежь, – Такэру смял кефирный пакет, – сама развратит кого угодно.

Стас подъехал на серой «Тойоте» минут через десять. Вышел он в свитере и брюках, фигурой своей источая богатырскую силу. Рыжие кудри его, словно язычки пламени, трепетали под пасмурным небом, а веснушки возле носа разбегались в улыбку. Он заглянул в приоткрытое окно майора Калитина.

– Давайте ко мне, мужики. А Светка пусть уматывает в «Москвиче».

Светлана смущенно пробормотала:

– Раскомандовался тут.

Косясь на нее, Калитин хмыкнул.

– Сколько счастья на лице. Езжай уже. – Он вышел из «Москвича» и направился к «Тойоте». – Что я вообще с вами делаю?

Стас смотрел в окно на Такэру.

– Тебе, самурай, особое приглашение?

Такэру кивнул.

– Да, рыжий. С японским поклоном.

Оба рассмеялись, и Такэру вышел.

Светлана пересела на место водителя.

– Тогда, Стас, до вечера.

Стас посмотрел жене в глаза.

– Только, Свет… как договорились, ладно? Чтоб ни синяка на тебе, ни царапины.

– Так точно! – Светлана козырнула и отъехала.

Когда Стас открыл дверцу «Тойоты», Такэру сидел сзади, а майор Калитин на водительском месте.

– Командую здесь я, – уточнил он. – И я же за рулем.

Стас уселся рядом.

– Нет вопросов. Справедливо.

Алексей вздохнул с облегчением.

– Тогда разберемся, где тут у тебя какие кнопки.

9

Паря на стуле под потолком, Глеб изображал панику. Получалось так себе, но что делать, если актерского таланта ни на грош.

– Товарищ генерал! – вопил он, как ошпаренный кот. – Опустите меня на пол! Я высоты боюсь!

Благо, ошеломленному майору было не до системы Станиславского. Он лихорадочно ловил ускользающую реальность. Тем временем Оксфорд, задрав голову, проорал Глебу:

– Ты ведь что-то знаешь! Колись!

– Знаю, верней – догадываюсь, – отозвался Глеб, – кто убил Мак-Грегора. Это японский гангстер Ямото Кае. Я найду его и передам вам, годится?

Оксфорд так удивился, что едва не вышел из роли.

– Вы не говорили мне, Глеб Михайлович, что… – Он закашлялся, нахмурился и рявкнул: – Найди мне японского гангстера! А не найдешь – пеняй на себя: зарою!

Парящий в воздухе стул резко дернулся, и голова Глеба по самые плечи утонула в потолке, торчала лишь нижняя часть тела. Генерал Рюмин и сам обомлел, но взгляд майора, по счастью, устремлен был не на него. Голова Глеба меж тем «выбралась» из потолка и закричала:

– Не убивал я вашего лейтенанта!

Оксфорд взял себя в руки.

– Уверен в этом. – Он пронзил взором майора Луганского. – Тут Юрий Васильевич усердствует. Дровишек подкинет, кочергой пошурует… Не важно, что пальцем в небо. Лишь бы усердие заметили.

Этот выпад помог Луганскому прийти в себя. В подобных пикировках он был, что называется, на своем поле.

– Странные инсинуации, Борис Викторович, – произнес он с достоинством.

Оксфорд сверлил его взглядом.

– Не инсинуации, Юрий Васильевич, а факты. У меня этих фактов папка целая. На мое место метите? Что ж, дело житейское. Правда, вы пока лишь майор – ну да с вашими связями…

– Борис Викторович! – Луганский гордо поднялся. – Простите, я не желаю поддерживать подобный нелепый разговор! – Он направился к двери.

– Торопитесь отчиму пожаловаться? – произнес вдогонку генерал. – Зря, друг мой. К тому ж небезопасно.

Майор с прищуром обернулся.

– Пугаете?.. Ну-ну. Так ему и передам. – Он рванул дверь – и отпрянул в испуге.

В кабинет ступил еще один генерал Рюмин, точная копия первого, и прикрыл за собой дверь.

– Передай, друг мой, передай, – произнес он ласково. – Смотри только, чтоб тебя в психушку не упекли.

Тут майор Луганский оторвался от пола, закружился и повис под потолком по соседству с Глебом.

Воззрившись на своего двойника, Оксфорд опять едва не испортил обедню, однако вспомнил об управляемых голограммах, которые Глеб демонстрировал ему летом. И оба генерала, встав плечом к плечу, уставились на висящую под потолком парочку.

Майор Луганский был в шоке.

– Господи… – только и смог пролепетать он.

Генерал-голограмма вздохнул.

– Что с ним делать? Надоели оба.

Натуральный генерал Рюмин распорядился:

– Учитель пусть проваливает. Найдет убийцу Мак-Грегора – будем квиты.

– Ничего себе «квиты»! – огрызнулся сверху Глеб.

– Только вякни у меня! – осадил его генерал-голограмма. И обратился к «двойнику»: – А с интриганом как?

Оксфорд чуть подумал.

– Пусть расследует убийство Коли Вегина. Без подтасовок.

– Под нашим жестким контролем, – уточнил генерал-голограмма.

Оксфорд кивнул.

– Безусловно. Юрий Васильевич не идиот: понимает теперь, что отчим не выручит.

– Лады, – согласился генерал-голограмма, – так и решим.

Глеб с майором Луганским плавно опустились на пол, причем у последнего подкосились колени. Генерал Рюмин, вновь обретя манеры Оксфорда, негромко произнес:

– Юрий Васильевич, будьте добры, проведите Глеба Михайловича мимо наших церберов.

Луганский млел в оцепенении. И генерал-голограмма рявкнул:

– Ты че, мужик, не врубился?!

Майор аж подпрыгнул.

– Конечно, Борис Викторович… э-э… Борисы Викторовичи… О боже! Конечно, я провожу.

Они с Глебом вышли из кабинета, и оба генерала пронзительно смотрели им вслед. Майор Луганский и Глеб молча прошли по коридору и так же молча сели в лифт: говорить друг с другом им было не о чем. Майор нажал кнопку, лифт поехал вниз, но вдруг застрял между этажами. Луганский забарабанил по кнопке.

Тут в кабине лифта, буквально из воздуха, материализовался генерал Рюмин.

– Забыл предупредить, Юрий Васильевич, – отечески произнес он. – Осторожней с Куроедовым и с так называемым «бульоном». Бросайте вообще эту бодягу.

Привалясь к стене лифта, майор едва не сполз на пол.

– Господи, Борис Викторович, я честью клянусь…

Генерал погрозил ему пальцем.

– Знайте, я все вижу! Помните, как в сказке: «Не садись на пенек, не ешь пирожок!» – С этими словами генерал растаял.

Майор то ли застонал, то ли всхлипнул. И лифт поехал вниз. Выйдя из здания ФСБ, Глеб ринулся к «жигуленку». Он старался не хохотать, ибо знал, что, начав, не скоро остановится. Ему следовало пулей нестись в школу: Дашка, небось, заждалась.

10

Пройдя по опустевшему коридору, Светлана заглянула в кабинет английского. Даша с книгой в руке сидела за учительским столом. Входя, Светлана полюбопытствовала:

– Что читаем?

В зеленых Дашиных глазах заплясали искорки.

– Когда входишь, принято здороваться. Тебя в школе не учили?

– Привет, – сказала Светлана.

Даша отложила американский детектив.

– Садись, Сычова, докладывай: кто прислал и с каким заданием?

Светлана улыбнулась.

– Дашка, прекрати.

Даша строго на нее посмотрела.

– Будешь пререкаться, я раздумаю тебя удочерять. И косички тебе заплетать будет некому. Кто тебя послал? Пароли, явки, шифровальные коды.

Светлана, смеясь, опустилась на стул.

– Стас меня там подменил. Велел тебя покараулить. Я говорю: «Ну ее на фиг, эту Дашку!» А он: «Поезжай, а то разведусь». Вот пришлось.

Даша кивнула.

– Тронута. Как там у вас?

Светлана расстегнула кожанку.

– Последняя квартира осталась: в двух пусто.

– Надежда, значит, есть, – вздохнула Даша. – Как Такэру? В бой, небось, рвется?

Светлана кивнула с улыбкой.

– Мировой парень. «Давайте, – говорит, – организуем мафию добрых людей». Калитин прямо отпал.

Даша хмыкнула.

– Мафия добрых людей – проект века! Сам, что ли, сочинил?

Светлана качнула головой.

– Сато, брат его, додумался.

Даша тряхнула «конским хвостом».

– Интересно живете. А я сижу – детектив мусолю: тишь да гладь, божья благодать.

Серые глаза Светланы потускнели.

– Насчет благодати вряд ли. «Мерс» Куроедова у ворот. Я проходила – не отреагировал. Тебя, гнида, поджидает.

Даша встала и прошлась по классу.

– Черт, скорей бы ты его замела!

Светлана в досаде развела руками.

– Заметешь тут! Через день-другой дело вообще на хрен прикроют! Пойду-ка его хоть подергаю…

– Сиди! – вскричала Даша. – Двинешься – придушу!

Обе они повернулись к окну, обрамлявшему клочок пасмурного неба. Дождь, который с утра собирался, но не шел, словно шантажист, давил на психику.

11

Куроедов развалился в «Мерседесе» рядом с начальником охраны, хмуро ворчавшим:

– Володь, у меня в животе революция.

Толстяк благодушно отмахнулся.

– Тебе только бы жрать. А любовь как же?

– Достал, гвоздь мне в печень! – огрызнулся Гаврилыч. – Может, ее там уже нет! Может, она дома давно!

Куроедов протянул сдобную ладонь.

– Спорим? Если туда Сычиха прошмыгнула, Дашенька точно там.

– Не факт. Может, Сычиха приперлась к своему физруку.

– Чушь. Уроки закончились, физкультурнику там делать нечего. А Дашенька, как пить дать, ждет своего французика, которого наш Юрик мурыжит на Лубянке. Вот Сычиха и примчалась морально поддержать подругу. Любовь моя там, Гаврилыч, и скоро выйдет. Куда ей деваться?

Начальник охраны испустил вздох.

– Замонал своей любовью! Чердак у тебя снесло!

Куроедов откинул волосы со лба.

– Заткнись, Гаврилыч, нельзя же только о деньгах да о бизнесе. Должно же в душе теплиться светлое безумство.

На сей раз начальник охраны от комментариев воздержался. Лишь его оттопыренные уши выражали ехидство.

– А все-таки, – сменил он тему, – не слабо я разделался с Игнатом. Без геморроя причем.

Куроедов кивнул.

– Даже не верится.

– Главное, – продолжил Гаврилыч, – мы не при делах. Дикая банда тинейджеров, лиц не разглядеть… Вот ведь какая трагедия.

Куроедов хлопнул его по плечу.

– Стратег. Наполеон.

– Хорош прикалываться. Такие банды, между прочим, поддаются дрессировке. Их можно держать в руках, подумай.

Толстяк с сомнением качнул головой.

– Разовая акция. Из-под контроля выйдут.

– За «бульон» маму продадут, – возразил Гаврилыч.

Оба призадумались.

– О'кей, посмотрим, – сказал Куроедов.

После некоторого молчания Гаврилыч кивнул на заднее окошко.

– «Хонду» видишь? Возле мусоровоза. Еще на Садовом ее засек.

Обернувшись, Куроедов буркнул:

– Не вижу, черт с ней. Сычихины штучки.

– Во всяком случае, – заметил начальник охраны, – это не братва Игната, железно. Как действовать будем?

– Кладем с прибором, – постановил Куроедов. – Попрет за нами в Голицыно, придавим. Недолго Сычихе куражиться.

Из «Хонды» тем временем Ямото Кае взирал на «Мерседес». Чем дольше наблюдал японец за длинноволосым толстяком, тем меньше понимал его действия. Гоняет по городу, суетится. В чем цель? В чем смысл? Ньюгарты явно работают на него. Но почему такое сокровище, как субстанция, утекает сквозь его пальцы на уличную шантрапу?.. Ямото извлек из кармана две миниатюрные фляжки и отпил из каждой по глотку. План действий был предельно ясен: улучив момент, похитить толстяка, заставить сотрудничать и убить. После того, разумеется, как толстяк приведет к Ньюгартам. Ошибку, допущенную с недоумком Мак-Грегром, повторить нельзя. Если б он, Ямото, в тот раз не погорячился, его миссия была бы завершена.

И глава клана Черная Саранча из угнанной «Хонды» терпеливо наблюдал за «Мерседесом» чокнутого толстяка.

12

Светлана потрогала под мышкой кобуру.

– Долго я должна сидеть? – проворчала она.

– Сколько надо, – отрезала Даша. – Пока Глеб не приедет.

Светлана подошла и положила руку ей на плечо.

– А если его до ночи там продержат?

Даша посмотрела на нее в упор.

– Значит, буду сидеть здесь до ночи. Я обещала, понимаешь?

– Само собой, – кивнула Светлана. – Ты посидишь, а я его шугану.

Даша показала ей кукиш.

– Ты тоже посидишь, дождешься Глеба. Без фокусов.

Светлана покачала головой.

– Я должна вмазать этому жирдяю. Как в анекдоте про петуха и курицу: «Не догоню, так хоть согреюсь».

Даша ухватила ее за лацканы кожанки.

– Щас я тебя согрею, дура!

В глазах Светланы появился стальной блеск.

– Не удочерила пока. – Она стряхнула Дашины руки. – Дело прикрывают, а этот козел имеет нас во все дырки. – Светлана пошла к двери. – Жди здесь, я в темпе.

Взяв сумочку, Даша ринулась за ней.

– Сычиха, в разведку с тобой не пойду! Ты провалишь любое задание!

Светлана скривила губы.

– Да ну?! Мне задание дали, а потом – бац и отменили! Обознатушки, мол, отстань от хорошего парня! На хрен такое задание!

Они шагали по пустому коридору, и глаза у обеих сверкали.

– Ты в команде, идиотка! – напомнила Даша.

Светлана сердито на нее покосилась.

– Команду я не подведу, поняла! Никогда еще не подводила!

– Мы разберемся с ним, Свет! Тебе что, шлея под хвост попала?!

– Угу, шлея! Почему эта гнида ничего не боится и внаглую преследует тебя средь бела дня?! Мы должны это терпеть?!

Спустившись по лестнице, они оказались в вестибюле. Даша притопнула каблучком.

– Стой! Я надену плащ!

Светлана показала ей кулак.

– Еще чего?! Я на минуту!

Даша огляделась в панике.

– Где охранник, черт его дери?!

Светлана пожала плечами.

– Может, пописать пошел. Имеет право, когда такая тишь да гладь.

Даша метнулась к раздевалке.

– Подожди, Сычиха!

Светлана приоткрыла дверь.

– Стой здесь! Я по-шустрому! – Она вышла.

«Мерседес» Куроедова чернел у черных ворот. Сойдя с крыльца, Светлана зашагала к нему. Дверца «Мерседеса» отворилась, и Куроедов вылез наружу. Скрестив руки на груди, он поджидал Светлану.

– Какие люди! – ухмыльнулся он. – Сама Сычиха! Мозговая извилина МУРа!

Светлана остановилась в трех шагах от него.

– Давай один на один. Если я тебя сделаю, прокукарекаешь петухом. Идет?

Куроедов осклабился.

– А если я тебя?

– Закрываю дело.

– Дело, Сычиха, ты по-любому закроешь. А кувыркаться с тобой… извини, предпочитаю с Дашенькой. Где она, кстати?

Серые глаза Светланы блеснули, как два клинка.

– Дерьмом от тебя воняет, Вова. Бульон небось хлещешь?

Ухмылка сползла с лицатолстяка, глаза его стали багроветь.

– И про бульон разнюхала, сука! – Вокруг Куроедова начал густеть сумрак – О'кей, давай с этим покончим!

– Петухом не забудь прокукарекать! – Светлана технично заехала ногой ему в подбородок.

Удар получился на славу. Толстяк опрокинулся, мгновение полежал и вскочил, точно резиновый. Из сумрака ухнула его удлинившаяся нога, но Светлана успела отпрыгнуть.

Сидящий в «Хонде» Ямото Кае с изумлением наблюдал происходящее. Что замыслил этот чокнутый? Зачем он дерется с девчонкой? Но Ямото понял главное: толстяк тоже потребляет субстанцию, и решать с ним надо быстрее.

Светлана между тем, изловчившись, вновь сшибла Куроедова ударом ноги. Куроедов упал и остался недвижим. Из «Мерседеса» высунулся начальник охраны.

– Ну, паскуда! – произнес он в бешенстве.

Из сумрака, окутывающего Куроедова, послышался вдруг хохот. Затем оттуда выпросталась невероятной длины рука и схватила Светлану за горло. Девушка дернулась изо всех сил, однако вырваться не смогла. Толстяк поднялся с земли, не разжимая пальцев. Рука его при этом извивалась, словно анаконда.

– Розыгрыш, Гаврилыч! Шутка! – хохотал он. – Куда ей до меня! Закрываем дело!

Лицо вырывающейся Светланы начало синеть.

Из школы выскочила Даша, сбежала с крыльца и невзирая на высокие шпильки понеслась к воротам. По дороге, как назло, ей не попалось ни кирпича, ни булыжника. В Дашиной руке была лишь сумочка – чем не оружие на худой конец?

Увидав бегущую Дашу, толстяк замер, но пальцы его продолжали сжимать горло Светланы. Размахивая сумочкой, Даша молча двинулась на Куроедова, и ее зеленые глаза сверкали, будто у бесовки. Куроедов попятился и разжал пальцы. Светлана рухнула, словно тряпичная кукла. Даша бросилась к ней.

Сумрак вокруг Куроедова потускнел.

– Я не хотел, Дашенька. Она первая начала.

Даша приложила ухо к груди подруги – дыхание не прослушивалось. Даша сунула руку Светлане под куртку. Куроедов приблизился на шаг.

– Хотите, отвезем ее в больницу? Хотите, Дашенька? Врачи ее осмотрят, а мы посидим где-нибудь, вина хорошего попьем…

Перед школой было пустынно – ни души.

Куроедов приблизился еще на шаг.

– В конце концов, Дашенька, работа у нее такая. Вот вы пошли бы работать в уголовку?

Даша вытащила пистолет Светланы, сняла с предохранителя и выстрелила. Пуля ушла в никуда.

Толстяк обомлел. К нему подскочил начальник охраны.

– Сдвинутая, гвоздь мне в печень! Сваливаем, Володь!

Куроедов уперся, как в ступоре.

Даша молча выстрелила снова. Пуля просвистела у Куроедова над ухом.

Толстяк встрепенулся, ожил и позволил увести себя в машину. И черный «Мерседес» умчался без промедления.

Ямото Кае, конечно же, рванул следом. Но «Хонда» его вскоре заглохла: в ней иссякло горючее. Покинув угнанную машину, Ямото не слишком огорчился. Теперь он узнал еще кое-что важное: чокнутый толстяк положил глаз на стрелявшую в него девушку. Это интересное наблюдение можно было использовать.

Между тем Даша, склонясь над Светланой, тщетно пыталась обнаружить в ней признаки жизни. Ни дыхания, ни пульса. В полнейшем ужасе Даша собралась бежать к школьному телефону. В этот момент рядом затормозил родной «жигуленок». Выскочивший Глеб присел на корточки перед Светланой и приложил палец к ее сонной артерии.

Даша взмолилась:

– Есть хоть что-то?!

– Что у нее с горлом?

– Куроедов.

– Ясно. – Приподняв Светлану, Глеб положил ее голову себе на плечо и обнял, как ребенка.

В таком положении они застыли. Даша замерла рядом.

– Прошедшие полторы минуты казались часами. Светлана шевельнулась, закашлялась и принялась тереть горло. Вскоре кашель прекратился, и щеки Светланы порозовели. Она посмотрела Глебу в глаза.

– Вот так я упала в обморок тогда возле бара?

– Примерно, – обессиленно кивнул Глеб.

Светлана пружинисто распрямилась.

– Куда на хрен ты дела табельное оружие? А, Даш?

Даша беззвучно смотрела на нее изумрудными глазами.

Пошатываясь, Глеб добрел до «жигуленка» и плюхнулся на сиденье. Даша кинулась к нему.

– Как ты, любовь моя? – прошептала она едва слышно.

– Двенадцать секунд, – слабо улыбнулся Глеб. – Или пятнадцать, в крайнем случае.

Даша прижала его голову к груди.

– Лучше двадцать. Возьмем с запасом.

Светлана медленно стала краснеть.

– Где мой «макаров»? Ах, вот он! – она подняла пистолет с тротуара. – Даш, молодец: не растерялась.

Даша в ее сторону и бровью не повела.

Глеб встревожился:

– Стреляла, что ли?

– Как в боевике, – вздохнула Даша. – Только с нулевым эффектом.

Светлана убрала пистолет в кобуру.

– Забыла сказать, Даш… Раз уж Глеб здесь – вам обоим сразу. Сегодня Калитин звонил своим соседям насчет сынка «из сумрака». Тот не буянит больше – в дистрофии вроде и в апатии. Но бульон пьет. Нормальный то есть, куриный.

Восстановивший силы Глеб щелкнул пальцами.

– Отлично! Такова, значит, картина реабилитации. Свет, попроси Калитина каждый день наводить справки. Ладно?

Светлана бодро пообещала:

– Без проблем. – И, помявшись, пробормотала: – Даш, ты со мной не разговариваешь?

Глеб удивленно посмотрел на жену.

– С чего бы, Свет, ей с тобой не разговаривать?

Даша сухо заметила:

– Этот маменькин сынок пил «субстанцию» всего три дня. Неизвестно, как проявится ломка у тех, кто потреблял эту дрянь, к примеру, месяц.

Глеб развел руками.

– Кому-то, естественно, придется хуже. Кто им виноват, копченым?

Светлана робко приблизилась к Даше сзади.

– Хоть Стасу не говори. Пожалуйста.

Обернувшись, Даша хлестнула ее по щеке.

– Мерзавка!

Светлана сглотнула ком.

– Но зато… зато и я ему неслабо врезала.

Даша всхлипнула.

– Думаешь, я на это куплюсь, дура?!

Они обнялись.

Втянув ноги в машину, Глеб прокричал:

– Птички мои! Если вы уже закончили бои без правил, неплохо бы поесть!

Даша отстранилась от Светланы.

– Видеть тебя не могу! Поедешь к нам?

Вытирая слезы, Светлана мотнула головой.

– Лягу отосплюсь. Не бросайте меня, ладно?

Сверкая влажными глазами, Даша поводила пальцем перед ее носом.

– Никогда не смей такое говорить, поняла! Не то придушу, как Дездемону чертову! – Она шагнула к «жигуленку».

Возле красного «Москвича» Светлана обернулась.

– Как прошло на Лубянке?

– Нормально, – отозвался Глеб. – Миляга Луганский нейтрализован.

Светлана сделала торжествующий жест:

– Йес! – И забралась в «Москвич».

Их машины разъехались.

В «жигуленке», пристроив голову Глебу на плечо, Даша потребовала:

– Давай подробности.

– Сперва ты, – потребовал Глеб, – что у вас тут творится? Светка должна была вроде куроедовские квартиры проверять. Или у меня маразм?

Даша вздохнула.

– Они проверили две – пусто. Потом Стас подменил Светку и отправил ее меня караулить. Ей-богу, я уже ощущаю себя обузой для общества.

Последнее замечание Глеб проигнорировал.

– Ладно, покараулила. Каким образом она оказалась с передавленным горлом?

Вздохнув еще раз, поглубже, Даша поведала об эпической битве с Куроедовым, затем подытожила:

– Я виновата. Ты же знаешь Светку… Надо было повиснуть на ней мешком и не выпускать.

Глеб хмуро покосился на жену.

– Так и должна себя вести обуза для общества.

– Ха-ха, – сказала Даша. – Как смешно.

– Уж не до смеха. Если б не Ньюгарты, наплевал бы я на все и сотворил бы с этой мразью такое…

– И урагана в Африке не испугался бы?

Глеб притормозил на светофоре и дождался стрелки направо.

– Порой у меня возникает ощущение, – сказал он, – что ураганы, землетрясения и цунами тогда и происходят, когда я что-то делаю не так. Похоже, у меня мания величия.

Даша отстранилась от его плеча.

– Знаешь, почему до сих пор я тебя не съела? Потому что, съев тебя однажды, уже не смогла бы это повторить. – Она вновь примостилась на мужнином плече. – Так что не искушай меня без нужды, выкладывай, что было на Лубянке.

Обогнав грузовик с прицепом, Глеб хмыкнул.

– Каких только заповедей я сегодня не нарушил. Зато порезвился. – Он изложил то, что произошло в кабинете генерала Рюмина, и рассказа этого хватило до дома.

Даша, смеясь, открыла ключом дверь квартиры.

– Черт возьми, все без меня!

На кухне трезвонил телефон. Глеб снял с холодильника трубку. Вежливый голос произнес по-японски:

– Добрый вечер, Глеб-сан.

Глеб по-японски ответил:

– Здравствуйте, Сато-сан. Рад вас слышать.

– Взаимно, – сказал Сато. – Не могли бы мы завтра обсудить наши дела и ближайшие перспективы?

– Разумеется. Где и во сколько?

– Выбор за вами, Глеб-сан.

Прикинув время окончания уроков и дорогу от школы, Глеб предложил:

– В полчетвертого у меня. Устраивает?

– Вполне. Только что звонил Такэру. Они караулят третью квартиру этого негодяя.

– Караулят? – в недоумении переспросил Глеб.

– Так выразился брат. Надеюсь на их удачу.

– Я тоже надеюсь, Сато-сан.

– В таком случае до завтра. – Сато дал отбой.

Отложив трубку, Глеб ответил на взгляд Даши:

– Завтра в полчетвертого Сато и Такэру будут у нас. Обсудим ситуацию. Мне жутко стыдно, поскольку обсуждать практически нечего.

– Прекрати, – нахмурилась Даша. – Мы ищем иголку в стоге сена. Причем иголку столь хрупкую, что от шевеления соломинок она способна рассыпаться в прах.

Глеб вздохнул.

– Умеешь утешить.

– А то! – улыбнулась Даша. – Сато, между прочим, предлагает… То есть я знаю об этом от Светки, а она – от Такэру. Как говорится, за что купила. Сато предлагает создать мафию добрых людей. Что скажешь?

Глеб поморщился.

– Без комментариев. – И направился в душ.

Даша бросила ему вслед:

– Никакого в тебе честолюбия.

13

Майор Калитин, Стас и Такэру скучали в «Тойоте». Их машина стояла у дома, построенного в советские времена для партийных функционеров. На четвертом этаже этого «рая» располагалась последняя по счету, трехкомнатная, квартира Куроедова. В подъезде оказалась консьержка. Пока Стас, улыбаясь всеми веснушками, охмурял эту нервическую даму, Алексей и Такэру в течение нескольких минут терзали дверной звонок. В ответ не донеслось ни звука. Затем «разведчики» вышли из подъезда, и многоопытный Калитин определил окна наблюдаемой квартиры. Занавески на этих окнах были раздвинуты, однако, увы… Решено было подождать. С тех пор стемнело, но свет в окнах не зажегся.

– Пошли пожрем, – предложил Калитин.

Стас поддержал:

– Идем. Угощаю.

Такэру взглянул на майора с сомнением.

– Не упустим, Леша-сан?

– Кого? – уточнил Калитин. – Куроедова? Так на хер он нам сдался. А Ньюгарты… Если они ховаются здесь и, допустим, отлучились, то непременно вернутся. Куда деваться двум англичанам?

– Сто пудов, – кивнул Стас. – Если они здесь, окна рано или поздно зажгутся. Вряд ли Ньюгарты опасаются бомбежки.

Такэру продолжал сомневаться.

– А если свет включит Куроедов? Как мы определим?

Стае провел пятерней по своим волосам.

– Не занудничай. Ты опять позвонишь в дверь и спросишь Марину.

– Рыжий, Куроедов меня видел. Мы дрались, помнишь?

Калитин насторожился.

– Этого я не знал.

– Расскажем по дороге. – Стас с усмешкой посмотрел на Такэру. – Откроет Куроедов – бьешь в лоб и сваливаешь.

Калитин вздохнул.

– Что я с вами тут делаю?

Они отправились в пельменную.

Затем опять следили за окнами. Окна не зажигались.

Майор Калитин начал проявлять нетерпение.

– Долго тут загорать?

– Сколько надо, Леша-сан, – с неожиданной твердостью произнес Такэру.

Алексей взглянул на него исподлобья.

– Я у тебя в подчинении, малыш?

Стас примирительно предложил:

– Ждем до двенадцати: дальше – нет смысла. Потом, Леш, я закину тебя домой, а Такэру – в посольство. Согласны?

Калитин привычно пробухтел:

– Что я вообще с вами делаю?

1 октября, пятница

1

Одетые для выхода на работу Глеб с Дашей заканчивали завтрак. Потягивая кофе, Даша с грустью смотрела в окно.

– Опять крысиное утро, опять дождь. Попробуй тут излучать обаяние и оптимизм.

– Может, тебе ванну из бриллиантов? – предложил Глеб.

Даша качнула «конским хвостом».

– Не сработает. Солнца хочу.

– Прогуляйся в шкаф. Там солнца невпроворот.

– Не хочу в шкаф, хочу здесь.

– Даже не знаю, что посоветовать. – Глеб мыл посуду. – Одна моя знакомая хвастала, что она ведьма. Надену, говорит, короткое платье – мигом распогодится.

Даша встала перед ним, подбоченясь.

– На мне, по-твоему, балахон, что ли? Куда еще короче? Зинаида и так уж зубами скрипит.

– А вот этого не надо! – громыхнул чашкой Глеб. – Не можешь организовать погоду, на Зинаиду не вали!

Даша вздохнула.

– Не получается у меня солнышко. Короткие платья уже не помогают.

Глеб вытер полотенцем руки.

– Может, тебе с бельем поэкспериментировать?

Даша прыснула. Зазвонил телефон, и она, взяв трубку, театрально отозвалась:

– Хэлло-у! – Затем улыбнулась. – Гольдберг, опять с утра! Добиваешься, чтоб мы опоздали?.. Сам заткнись! На какую разведку работаешь?!

– Разыгралась. – Глеб попытался отобрать трубку.

Даша уклонилась.

– Шеф занят, Гольдберг. Передай сообщение через секретаря… Я секретарь, идиот! Кто ж еще?!. Илюшка, пожалуйста, мне интересно… Так… И это все? С этой хохмой ты приехал в Одессу?.. Эй, не ори! Послушай… – Даша удивленно воззрилась на трубку. – Отключился, морда. Разнервничался.

– О чем речь?

– Вопит, что мы дебилы и занимаемся онанизмом. Что надо искать Ньюгартов за городом.

– Так и сказал «онанизмом»? Не Илюшин вроде стиль.

– Он сказал «рукоблудием». Какая разница? «Если я не прав, – сказал, – сбрею бороду!» И швырнул трубку.

Глеб потер переносицу.

– Насчет бороды – угроза весомая.

Даша посмотрела ему в глаза.

– Осталась еще третья квартира.

Глеб кивнул и вышел в прихожую. Даша – за ним.

Из подъезда они выбежали, держась за руки, и под моросящим дождем забрались в «жигуленок».

– Не опаздываем, – констатировал Глеб, выезжая на дорогу.

Вместе с дождевой влагой «дворники» сгребали со стекол желтые листья.

– Мы не знаем, что в третьей квартире, – повторила Даша.

Глеб невесело усмехнулся.

– Скоро узнаем. Думаю, Илье не придется сбривать бороду.

– Если Ньюгарты и вправду за городом… – пробормотала Даша. – Любовь моя, Куроцапов живет на широкую ногу, за ним не угнаться.

Глеб кивнул.

– Я же говорю: умеешь утешить.

2

Переулок был глухим, безлюдным и заканчивался тупиком. Деревьев здесь было негусто, однако тротуар устилала опавшая листва. И казалось, что промозглый октябрь напирал именно отсюда. Въехав на «Мерседесе» в это забытое богом место, Куроедов сразу разглядел золотистый «Опель» приятеля и притормозил метрах в пяти.

– Ямото Кае, следовавший за Куроедовым на такси, остановился значительно дальше. Таксист категорически отказался углубляться в переулок, и его пришлось отпустить. Впрочем, Ямото это устраивало. Лучшей дыры для осуществления его плана не отыскать. «Не улизнет», – решил Ямото принявший вид уличного забулдыги.

Куроедов в ожидании закурил. Майор Луганский выбрался из «Опеля» и, нервно озираясь, шмыгнул в «Мерседес». На спотыкающегося пьянчужку он не обратил внимания, однако в «Мерседесе» продолжал озираться.

Куроедов выпустил дым из ноздрей.

– К чему эти шпионские штучки, Юрик? Кого-нибудь ловим или кто-то ловит нас?

– Не курить можешь?! – Луганский раздраженно опустил стекло.

Куроедов безропотно выбросил сигарету.

– Всегда сотрудничаю с ФСБ. Почему здесь, Юрик? Этакая таинственность… И чем тебе Гаврилыч помешал?

Майор не прекращал озираться.

– Гаврилычу твоему, – буркнул он, – я не доверил бы использованной подтирки.

– Это у вас взаимно, – усмехнулся Куроедов.

– А насчет таинственности… – продолжил Луганский. – Володь, я предпочел бы не афишировать наше знакомство.

Толстяк уставился на него в изумлении.

– По-моему, Юрий Васильевич, эту встречу назначили вы, а я всего лишь… – Тут он заметил, что из идеальной прически приятеля там и сям выбились пряди. Данное обстоятельство повергло Куроедова в еще большее изумление. – Юрик, что случилось? У тебя галстук съехал набок.

– Оставим это, Володь! – окрысился Луганский. Но галстук поправил. – Работы навалилось много. И расследование убийства лейтенанта Вегина висит на мне.

– Что значит «висит», Юрик? Как же учитель французского? Я думал, ты позвал меня, чтобы порадовать…

– Он этого не делал, Володь.

Толстяк выглядел потрясенным.

– Как это?! Ты уверял, что он не выкрутится.

Глаза майора забегали.

– Обстоятельства изменились. Шеф привел доводы, которые… в общем, доводы неопровержимые.

Физиономия Куроедова так вытянулась, что казалась похудевшей.

– Что-о?! Ты заставлял меня не приближаться к моей девушке, заверяя неоднократно…

– Я помню, Володь. Но шеф привел столь весомые доводы…

– Срал я на твоего шефа! Понял, ублюдок?!

Луганский подскочил, врезавшись головой в потолок.

– Что ты сказал?! – взвизгнул он, панически озираясь. – Что ты провякал, жирный недоносок?!

Куроедов, который от злости стал покрываться сумраком, в обалдении потускнел.

– О чем ты?.. Что я сказал, Юрик?

Луганский сгреб его за лацканы плаща.

– Вякнешь слово против шефа – в зону закатаю! Ясно тебе?!

Мир в глазах Куроедова перевернулся вверх ногами.

– Ясно, Юрик… Разумеется, ясно.

Луганский разжал пальцы.

– Вот и ладушки. Расставим теперь точки над «i».

3

Со стекла «жигуленка» «дворники» сгребали мокрую пыль. Наблюдая за гипнотической их работой, Даша произнесла:

– Скорей бы снег, что ли. Не морщи лоб.

– Я не морщу. – Глеб выехал на отрезок дороги, ведущей к школе. – Надо было еще вчера Илью послушаться.

– Вчера, – возразила Даша, – вариантов было навалом.

– На это я и клюнул. Целых три квартиры, надо же!

– Во-первых, последняя еще под вопросом. А во-вторых, любовь моя, ты, конечно, дурак Тупей тебя нет никого, так что расслабься и прекрати заниматься самоедством.

Глеб притормозил, пропуская перебегающего дорогу пса.

– Мы почти не продвинулись, Даш. Как я нынче посмотрю в глаза Сато?

– А ты не смотри, – предложила Даша. – Повернись к нему задом, а я буду кланяться и бормотать: «Сато-сан, Сато-сан, моему господину лапша в глаз попала».

Глеб улыбнулся.

– Похоже, это выход. Что-то не видать твоего хахаля.

Они подъехали к школьным воротам. Даша оглядела окрестности. Вблизи стояли серая «Тойота» Стаса и синий «Мицубиси». Черный «Мерседес» отсутствовал.

Даша приоткрыла дверцу «жигуленка».

– Куда запропастился голубь мой? Почему не встречает?

– Накличешь, – вздохнул Глеб.

Они вышли из машины. До звонка на уроки оставалось около десяти минут, и ватаги учеников спешили к школьному крыльцу. Со всех сторон стало раздаваться: «Доброе утро, Дарья Николаевна! Здравствуйте, Глеб Михайлович!»

Меж тем из синего «Мицубиси» выпрыгнул Василий и крикнул:

– Француз! – Он нагнал Глеба с Дашей на школьном дворе. – Глеб Михайлович, потолковать можно?

Глеб глянул на часы.

– Вообще-то времени у нас…

– Две минуты, – заверил Василий, – без понтов. – Он был в жеваном спортивном костюме, щеки его обросли щетиной.

Даша внимательно посмотрела на него.

– Что случилось, Вася?

Василий соорудил улыбку.

– Все ништяк. Дельце просто одно.

Глеб и Даша обменялись взглядами.

– Не буду мешать. Всего доброго. – Даша направилась к школьному крыльцу.

Дав ей отойти, Василий выдохнул:

– Папаню замочили. Копченые. – Лицо его перекосилось. – Куроедов, гнида.

Глеб побледнел.

– Господи… Как?

Василий, похоже, прилагал неимоверные усилия, чтобы не заплакать.

– Уши ему отрежу… потом яйца паяльником…

– Заткнись. – Глеб оттащил его в сторонку. – Как это произошло? Спокойно, без ругани.

Василий вкратце поведал, как Куроедов занял их тренажерную, как Папане об этом донесли, как примчались они в спортклуб и так далее, вплоть до ужасного финала. Завершив свою сагу в обещанные две минуты, Василий пообещал:

– Я харю эту жирную с его копчеными взорву на хер, перестреляю…

– Нет, – перебил Глеб, – ты ляжешь на дно.

Василий нервно дернулся.

– Че ты гонишь, Француз?! Моего друга грохнули, а я на дно залягу?! Да я этому Курое… – Он вдруг застыл с возмущенно поднятой рукой: ни звука, ни движения.

Глеб смотрел окаменевшему парню в глаза.

– Вася, я на урок опаздываю, некогда. Куроедов с копчеными – моя проблема. Они пьют некую жидкость, от которой становятся такими крутыми, что им море по колено. Я лишу их этого пойла и разберусь с главной сволочью. А ты будешь сидеть тихо, потому что, Сильвестр, я не хочу, чтобы с тобой тоже… э-э… Короче, сиди, жопа, и жди моего звонка! Когда с этим покончу, обсудим, как жить дальше. Веришь мне?.. Тогда отомри. – Взбежав на опустевшее крыльцо, Глеб исчез в здании школы.

Василий, глядя ему вслед, разминал онемевшие конечности.

– Во, блин, примочки, – проворчал он. – Веришь, говорит, мне? Сучок, блин. Кому ж мне еще верить?

4

Невзирая на приоткрытые окна в «Мерседесе» было душно. Куроедов достал из «бардачка» сигареты, нарвался на взгляд Луганского и сунул пачку обратно.

– Какие точки над «i», Юрик? Я не понимаю…

– Забери. – Луганский протянул ему пачку долларов. – Не потребовалось.

– Юрик, ради бога…

– Не потратил ни цента, можешь пересчитать.

– Сдурел? Какие счеты между нами…

– Я выхожу из дела.

Лицо Куроедова опять вытянулось.

– Вот как?.. Позволь спросить, почему?

Вымолвив главное, майор разгладил усики.

– Решил сосредоточиться на карьере.

Куроедов в досаде выхватил доллары и швырнул их в «бардачок».

– Как вам угодно, Юрий Васильевич. На чем конкретно вы сосредоточитесь?

– Мой долг найти убийцу лейтенанта Вегина.

– Засунь свой долг в анус вместо клизмы! Убийца был у тебя в руках, а ты его отпустил!

Луганский отмахнулся.

– Не обсуждается, Володь. Разбежимся по-хорошему.

Побагровев, Куроедов указал на пачку долларов.

– По-твоему, это все, что ты мне должен?! Слабовато у вас с арифметикой, Юрий Васильевич!

Луганский взглянул на него с усмешкой.

– Неустойку мне выкатишь? Ну-ну.

Куроедов злобно засопел, но после паузы примирительно произнес:

– Мне нужна эта девушка, Юрик. Посади учителя – и разбежимся. Идет?

Теперь паузу выдержал майор.

– Неизвестно даже, – сказал он с сожалением, – был ли его «жигуль» на стоянке в то время, когда…

– Как это неизвестно?! – рассвирепел Куроедов. – Стоило этому поганцу выбросить «клопа» – лейтенантик ваш выскочил и стал крутить мне руки! «Жигуль» не успел отъе… – Толстяк в досаде запнулся, но по инерции договорил: – …отъехать толком не успел. Юрик, я имел в виду…

– Понимаю, что ты имел в виду. – Луганский побледнел не менее своего приятеля. – Бульон в тебе взыграл, да?.. Черт, как я с тобой влип! Не зря предупредил меня шеф…

Куроедов, придя в бешенство, проревел:

– Целку тут из себя не строй, ладно?! Ты всегда действовал по принципу: «Не важно, кто виноват, важно, кого взять за яйца». Что с тобой стряслось?! С чего такая преданность шефу?!

При последнем вопросе Луганский, вздрогнув, огляделся по сторонам.

– Отношения выясняй со своими телками, – парировал он. – Последнее, что могу для тебя сделать, это подыскать тебе в замену замшелого отморозка. Случайное, дескать, убийство. А затем – прощай, Маруся. – Луганский приоткрыл дверцу. – Не звони мне больше.

Разъяренный Куроедов вышел за ним.

– Ты не для меня это сделаешь, а для себя! Думаешь, на допросах я стану изображать партизана?!

Майор обернулся. Усики его приподнялись в усмешке.

– И что же вы споете на допросах, Владимир Сергеевич?

Тем временем Ямото Кае, неразличимый на фоне пейзажа, скользнул в черный «Мерседес» и притаился за сиденьем сзади. «Ну вот, – сказал он себе, – муха в кулаке». Заботило Ямото лишь одно: что делать с усатым дружком, способным помешать в решающую минуту: спецслужба все-таки. Впрочем, эту проблему пока можно было отложить.

Глядя на усмешку приятеля, Куроедов откинул со лба мокнущие волосы.

– По-твоему, Юрик, мне сказать про тебя нечего?

– О да! – осклабился Луганский. – Признаешь, что взорвал Лепко и кокнул Волобуева. Поведаешь, как с помощью английской тетки травишь народ «бульоном». Похвастаешь, как сбываешь угнанные автомобили. – Майор открыл дверцу «Опеля». – Хотя, думаю, первых двух пунктов достаточно вполне.

– Чтоб ты сдох! – от души пожелал Куроедов.

– Не обещаю. – Луганский сел в «Опель», развернулся и укатил.

Плюнув ему вслед, толстяк поплелся к «Мерседесу».

5

Звонок на урок застал Глеба в учительской раздевалке. Глеб чертыхнулся, стянул с себя куртку и помчался по лестнице на второй этаж. Возле кабинета французского его поджидала директриса.

– Знаете, я хотела бы…

– Больше не повторится, – прервал ее Глеб. – Последнее опоздание в моей жизни.

Брови директрисы приподнялись.

– Глеб Михайлович, я должна…

– Зинаида Павловна! – Глеб покаянно склонил голову. – Сверните мне шею и позвольте начать урок.

Директриса сжала сухой кулачок.

– Вот правда щас как дам!.. Никуда ваш урок не денется.

Теперь брови Глеба поползли вверх.

– Любопытное замечание. За что же тогда мне будет выволочка?

Бледные щеки директрисы порозовели.

– Так уж вы меня боитесь. Я лишь хотела извиниться за свой неуместный юмор… – Она запнулась, – насчет двойного убийства и вашего вызова на Лубянку. Вы же знаете мой скверный характер.

Глеб возвел глаза к потолку.

– Зинаида Павловна, вы не перестаете меня изумлять. Ей-богу, я уж и думать забыл…

Из кабинета выглянула бойкая девчонка и, узрев учителя с директоршей, сказала: «Ой!»

– Что тебе, Синицына? – нахмурилась директриса. – Глеб Михайлович сейчас войдет, сядь на место.

Девчонка исчезла.

Директриса протянула Глебу руку.

– Значит, мир?

– И дружба. – Глеб пожал ее ладонь. – Во веки веков. Аминь.

Директриса не отходила.

– А как дела у вас на Лубянке? Надеюсь, прояснилось?

Глеб кивнул.

– Оправдан по всем статьям.

– Так я и думала. Значит, в понедельник у вас не будет повода проигнорировать педсовет. – Развернувшись, директриса зацокала каблучками по коридору.

Хмыкнув, Глеб вошел наконец в класс. После шаблонных французских приветствий и обмена впечатлениями о погоде он задал ученикам упражнение из учебника (письменно!) и отправился повидать Стаса.

В спортзале царили толкотня и гомон: разминалась какая-то малышня. Вызвав Стаса за дверь, Глеб выдохнул:

– Ну?

Рыжий покачал головой.

– По нулям. Ждали до полуночи – никто не появился. Вряд ли Ньюгарты там.

Глеб в досаде тер переносицу.

– А сам Куроедов? Должен он где-то обитать?

Стас пожал могучими плечами.

– Мало ли. Калитин в конце концов нарушил твою инструкцию: предъявил консьержке удостоверение МУРа. Та говорит: в эту квартиру хозяин наезжает случаем, не чаще раза в неделю. Так что сам понимаешь.

Они помолчали.

– Надо искать на даче, – вздохнул Глеб. – Как водится, Илья оказался прав. Только время потеряли… Черт возьми, дача хоть у Куроедова имеется?!

Стас хмыкнул.

– Сто пудов. Надо, чтоб Светка адрес пробила.

Глеб хлопнул его по плечу.

– Звони ей срочно. Сотрите с меня клеймо идиота.

Веснушки рыжего растеклись в усмешке.

– Чего не можем, того не можем.

– Врешь, можете. – Глеб зашагал прочь.

И за спиной услыхал:

– Идиотом ты нам больше нравишься.

Войдя в галдящий класс, Глеб проверил заданное упражнение. Проверил с пристрастием и остался доволен. Похоже, французский давался ребятам с легкостью.

6

Плюхнувшись за руль «Мерседеса», Куроедов хлопнул дверцей.

– Погоди, лапуля, – процедил он сквозь зубы. – Усики твои по волоску выщиплю. Это для затравки…

Сзади вдруг прозвучал вежливый голос:

– Говорите по-английски, мистер.

Куроедов нервно обернулся. С заднего сиденья ему улыбался небольшого росточка японец со шрамом над бровью. И в глазах японца клокотала какая-то первобытная жуть.

– Мать твою! – взвизгнул Куроедов. – Кто ты такой?!

Улыбка словно приклеилась к лицу японца, а голос его сохранял учтивость.

– Говорите по-английски. Знаю, вы можете.

Куроедов неторопливо закурил. Страха он не испытывал – только удивление.

– Кто вы, сэр, и что вам угодно? – ехидно произнес он.

Лицо Ямото выразило удовлетворение.

– Так-то лучше. Кто я – значения не имеет, мистер Куроедов. – Фамилию Ямото выговорил по слогам, но без запинки. – А угодно мне заключить с вами сделку. Вы готовы к переговорам?

Толстяк выпустил из ноздрей дым.

– Смотря о какой сделке речь. Где-то, по-моему, я вас видел.

– Вряд ли, мистер Куроедов. У вас имеется кое-что, принадлежащее мне. Я могу отобрать это силой, но предпочитаю обмен. Надеюсь на ваше благоразумие.

– Выражайтесь яснее или выметайтесь.

Глаза Ямото блеснули, однако он подавил в себе гнев.

– У вас находится «субстанция», секрет которой украли Ньюгарты. Я хочу получить то и другое. А взамен…

– Что значит «то и другое»?

– «Субстанцию» и обоих воров.

Куроедов, ознакомленный с токийскими приключениями тетушки, слегка занервничал.

– Можете подать в суд. Сомневаюсь, что вы дело выиграете.

Японец покачал головой.

– Никакого суда, мистер. Вы отдадите мне Ньюгартов сами и уничтожите запасы «субстанции», которую по глупости пустили здесь в оборот. А взамен…

– Это еще доказать надо. – Внезапно вспотев, Куроедов швырнул сигарету в окно. – Собираетесь привлечь Интерпол?

– А взамен, – невозмутимо продолжил японец, – я доставлю вам девчонку, к которой вы питаете слабость. Думаю, сделка хорошая.

Толстяк в смятении откинул со лба волосы.

– Какая девчонка? Что вы мелете?

Улыбка Ямото казалась сатанинской.

– Не ту девчонку, мистер Куроедов, которая била вас ногой по лицу. Я доставлю вам ту, которая в вас стреляла.

Куроедов наградил его свирепым взором, засопел… затем фыркнул.

– Вам ее не похитить. Дохлый номер.

Ямото перестал улыбаться.

– Не подвергай мои слова сомнению, бой. Это дорого тебе обойдется. Я выкраду девчонку. Ты привезешь Ньюгартов, уничтожив субстанцию. Если не уничтожишь, бой, умрешь мучительной смертью. Это говорю я, король Черной Саранчи, и уверен, что выражаюсь достаточно ясно.

Глядя в бездонные зрачки японца, Куроедов ощутил ужас. Он облизал внезапно пересохшие губы.

– Как вы предлагаете произвести обмен?

Ямото вновь улыбался.

– Завтра в три часа дня. На этом же месте. Ты привезешь Ньюгартов, я – девчонку. Как ты ею распорядишься, меня не волнует. Куда я дену Ньюгартов, тебя не касается. Договорились?

Куроедов опять облизал губы.

– А если не привезете?

Ямото пронзил его взглядом.

– Ты глуп, бой. – Рука японца удлинилась и, выскочив из рукава, змеей обвилась вокруг шеи толстяка. – Нельзя хлебать субстанцию ковшами. Надо пить каплями, бой, и умело тренироваться. – Дернув толстяка за длинные волосы, рука вернулась в рукав. – Если я не привезу девчонку, сделка не состоится. О'кей?

Куроедов кивнул.

– Согласен.

– Но приезжай один, – предупредил Ямото, – свидетели нам ни к чему. Если, конечно, ты способен справиться хоть с одной женщиной.

Проглотив колкость, толстяк вновь кивнул.

– О'кей.

Ямото приоткрыл дверцу «Мерседеса».

– Еще одно. Твой дружок из спецслужбы… – Ямото провел пальцем над губой, обозначив усики. – Он ведь тоже заинтересован в субстанции, разве нет?

– Да пошел он! – Куроедов матюгнулся по-русски.

Перевода Ямото не потребовал, лишь осведомился:

– Он не помешает нашим планам? – И в ответ на очередной залп матерщины заметил: – Вижу, его исчезновение тебя не огорчит. – Маленький японец захлопнул дверцу снаружи.

Зыркнув на него в окно, Куроедов дрожащей рукой включил зажигание.

7

После шестого урока Глеб буквально выволок Дашу из окружения щебечущих учеников.

– Без ножа режешь! – постучал он по стеклу своих часов. – Болтушка!

Даша семенила за ним в раздевалку.

– Сам болтушка.

– Как наседка, с ними кудахчешь!

– Сам наседка.

Возле учительской раздевалки топтались Леня Рюмин с Гулей Шариповой. Лица у ребят были хмурые, Леня вертел в руке мобильник.

– Глеб Михайлович, можно мы… – начала Гуля.

– Нельзя, – перебил Глеб. – Категорически.

Даша показала ребятам кулак.

– Даже не мечтайте. Общественность не поддержит.

– А проявите своеволие… – предупредил Глеб.

– …свяжем и накормим холодной овсянкой, – закончила Даша.

Ребята переглянулись.

– Все это, конечно, прикольно, – заметил Леня, – только мы хотели навестить вундеркинда… э-э… Сашу. Можно, Глеб Михайлович?

Глеб нахмурил брови.

– Повторяю: нельзя.

Леня вздернул чубчик.

– Но почему?

– Мы все уже обсудили, – отрезал Глеб.

Даша также нахмурилась.

– Хватит придуряться, не маленькие.

– Дарья Николаевна, – пробормотала Гуля, – мы позвонили Саше, а там бабушка в панике. У них гонконгский грипп. Мы думали, помочь надо.

Теперь переглянулись Глеб с Дашей.

– Какой еще гонконгский грипп? – озадаченно произнес Глеб. – Это же я специально выдумал, чтоб дома их удержать.

– Чтоб на копченых не нарвались? – догадался Леня.

А Гуля взглянула на Глеба с вызовом.

– Может, вы и выдумали, только Танечка заболела. Кашель, насморк и температура под сорок. Был врач, лекарства выписал – а в аптеку сходить некому.

Даша растерянно воззрилась на Глеба.

Глеб выхватил у Лени из рук мобильник, подержал и вернул со вздохом.

– Надо ехать. – Он положил руки ребятам на плечи. – Я сам. А вы домой, без пререканий. – Он вошел в раздевалку.

Даша порывисто обняла Гулю.

– Ну пожалуйста, рыбонька… Делайте, что вам говорят, охламоны! – Она поспешила за Глебом.

Глеб, надевший куртку, помог Даше надеть плащ.

– Даже не позвонили, – посетовал он.

– Я с тобой, – заявила Даша.

Глеб указал на свои часы.

– К нам вот-вот приедут Сато и Такэру, забыла? Кто-то должен впустить их в дом.

– Вот ты и впустишь! А я поеду к Колесниковым!

– Ты ведь не вылечишь Таньку, родная.

Даша смотрела ему в глаза.

– Как же нам быть?

– Выход один. – Глеб повлек ее из раздевалки. – Сажаю тебя в такси, Даш, и отправляю домой. А сам чешу к Колесниковым: туда и обратно. Ничего лучшего в голову не идет.

Они выбежали на школьное крыльцо. Накрапывающий дождь не прекращался и казался уже привычным московским фоном.

– Да, – согласилась Даша, – ничего другого, пожалуй, не остается.

– Только будь осторожна, – предупредил Глеб.

Даша куснула его за ухо.

– Сказал, да? Выполнил долг супруга?

С такси им повезло: поймали прямо у школьных ворот. Сажая Дашу в машину, Глеб шепнул:

– Во дворе осмотрись. Если что не так – разворачивайся и гони на свою старую квартиру.

– Щас вообще ухо откушу, – ответила Даша, захлопывая дверцу.

Глеб нырнул в «жигуленок» и понесся в другую сторону.

8

Леня и Гуля пешком приближались к метро. Моросящий дождь не смущал: они к нему почти привыкли. Листьев под ногами не слишком прибавилось, зато на деревьях убавилось ощутимо.

– Хвала Аллаху, завтра выходной, – порадовался Леня. – Едем ко мне?

– Угу, – задумчиво кивнула Гуля.

– А кишлак твой как отреагирует?

– Уже не реагирует. Если б я вернулась сразу после уроков, мама бы всполошилась: «Что такое, Гульнара? Вы поссорились?»

Леня хмыкнул.

– Забываю, что тебя зовут Гульнара.

– Свое-то имя помнишь? – ожгла его взглядом Гуля. И некстати добавила: – Непременно отращу «конский хвост».

Ребята спустились в подземный переход.

Леня усмехнулся.

– Нравится мне этот гонконгский грипп! Глеб не теряется.

– Во всяком случае, – отозвалась Гуля, – он купит Тане лекарства.

Леня удивился:

– Это еще зачем? Он и так все вылечит.

Гуля постучала себя по лбу.

– Тебя лечить не надо?

Леня рассердился.

– Гулька, ты иногда просто тормоз! В смысле тормозиха! Видела ведь, как исчез мой фонарь под глазом. А порванная куртка? А это его напряжение воли против тяготения?.. Ха-ха! Если я прикидываюсь шлангом, ты, Гуль, не спеши верить. Насчет Глеба у меня столько наблюдений накопилось… Надо продолжить: может, что-то перейму.

Фыркнув, Гуля потянула его ко входу в метро.

– Трепись меньше.

Леня обиженно выдернули руку.

– Когда я вообще трепался?! С кем я об этом говорю, кроме тебя?!

– Ладно, Лень, пошли.

– Нет, погоди! По-твоему, Глеб не может на меня положиться?!

Гуля вновь поймала его руку и пробормотала что-то по-таджикски. Предъявив проездные, ребята миновали турникеты.

– Что ты сказала? – полюбопытствовал Леня.

– Когда?

– Только что.

Гуля перевела со вздохом:

– Пристал, как подгоревший плов ко дну казана.

Подумав, Леня спросил:

– Плов умеешь готовить, Гульнара?

– Аск! – улыбнулась Гуля.

И они ринулись к подошедшему поезду.

9

Отворив Глебу дверь, горбатая старушка горестно всплеснула руками.

– Ой, Глеб, как вы узнали?

– От Лени с Гулей. – Глеб вошел и снял с себя куртку. – Я с вами поссорюсь, Варвара Львовна, честное слово.

– Но я не хотела вас беспокоить, – пролепетала старушка, – я вызвала врача. Вы и так уж для нас…

– Варвара Львовна! – Глеб взял старушку за плечи. – Вы для меня не чужие, ясно? Вы самые-самые нечужие.

Старушка всхлипнула.

– Ой, Глеб, этот грипп гонконгский… Доктор ничего о нем не слыхал, но выписал рецепты…

– Вы же знаете врачей из поликлиники, – ввернул Глеб. – Они мало в чем разбираются.

Из комнаты выглянул Саша. Глеб подмигнул ему.

Варвара Львовна продолжала всхлипывать.

– Танюше так худо… прямо вся горит…

– Будем ее лечить, – сказал Глеб. – У меня с собой лекарство швейцарское – гроб для вирусов. Новейшая разработка. – Он зашел в ванную и демонстративно вымыл руки с мылом.

Саша просочился к нему и прошептал:

– Что будем делать?

– Дурить женщинам головы, – прошептал Глеб. – Поможешь?

Мальчик кивнул вихрастой головой.

– Без проблем.

Они направились в комнату девочки. Варвара Львовна заслонила собой дверь.

– Саше туда не надо. Я как могла изолировала их друг от друга.

Глеб мягко ее отстранил.

– В принципе, это правильно. Но в данном случае совершенно излишне. Саша будет мне ассистировать и, гарантирую, не заразится.

Втроем они вошли в комнату.

Укрытая одеялом Танька лежала на тахте в обнимку с плюшевым мишкой. Веки ее были воспалены, на лбу слиплись волосы. Дышала девочка тяжело, через рот, то и дело надрывно кашляя.

– Привет, – пробормотала она Глебу. – А мы с Майклом заболели.

Сглотнув ком в горле, Глеб произнес:

– Значит, будем лечиться. Кипяченая вода есть?

– В чайнике, – всхлипнула бабушка. – Сейчас я…

– Побудьте здесь, Варвара Львовна, – скомандовал Глеб. – А мы с Сашей разведем лекарство.

Вместе с мальчиком он прошел на кухню. Взяв чайник с газовой плиты, Саша полюбопытствовал:

– Где лекарство?

– Дай мне три чашки! – громко потребовал Глеб. И тихо добавил: – Никакого лекарства. Чистую воду выпьете.

Саша фыркнул, наполняя чашки водой из чайника. Вода была еще теплой.

– И что будет? – тихо спросил мальчик.

– Не заболеете, – прошептал Глеб.

– Гонконгским гриппом?

– Вообще ничем.

Мальчик приподнял брови.

– И школу никогда не прогулять?

Потрепав его за ухо, Глеб взял две чашки с водой, Саша – одну, и они вернулись в комнату.

– Вот, Варвара Львовна, выпейте. – Глеб протянул чашку.

Старушка с сомнением ее взяла.

– Не знаю, Глеб… А Минздравом проверено?

Глеб кивнул.

– Весьма тщательно. Высокое начальство давно пользуется.

– Ба, не будь ребенком! – упрекнул Саша и залпом выпил кипяченую воду. – Совсем не горькое.

Продолжая сомневаться, Варвара Львовна, однако, выпила.

– Даже никакого запаха, – удивилась она.

– Швейцария, – улыбнулся Глеб, – умеют делать. Ну-ка, подержи. – Он передал Саше третью чашку с водой и взял его сестренку на руки. От девочки сквозь пижаму исходил жар, ручонки ее безвольно свесились. Глеб забрал у Саши чашку и поднес к ее потрескавшимся губам. – Выпей, милая.

Девочка оттолкнула чашку.

– Не хочу.

Саша сделал строгое лицо.

– Ладно, хныкала, могу я выпить. Вкусноти-ища!

Танька приоткрыла один глаз.

– Ну хорошо… только немножко… – И она медленно выпила воду.

Глеб обнял девочку и стал ходить с ней по комнате. Саша отнес чашки на кухню и вернулся. Варвара Львовна застыла в напряженном ожидании. Чтобы разрядить гнетущую тишину, Саша спросил:

– Скоро поедем Клиффорда кормить?

Глеб многозначительно ответил:

– Вот решим все проблемы…

Мальчик кивнул понимающе.

Танька оторвала щеку от плеча Глеба.

– Ой, как я по Клиффорду соскучилась! – И вновь прилегла.

Глеб продолжал мерять шагами комнату. Варвара Львовна шепотом предложила:

– Может, ее в кроватку?

В этот момент девочка вновь подняла голову и посмотрела на Глеба.

– Это все из-за Майкла, – указала она на медвежонка под одеялом. – Это он меня заразил.

Глеб разыграл удивление.

– Не понял? Сам-то он где подцепил эту инфекцию?

Танька выпрямилась у него на руках.

– В том-то и дело! Я ему говорила: «Майкл, не сиди под открытой форточкой». Думаешь, он послушался?

Глеб, нахмуря брови, воззрился на плюшевого мишку.

– Вижу, ты от рук отбился! По попе захотел?!

Медвежонок поблескивал стеклянными глазками.

Танька хихикнула.

– Давно пора ему по попе! Ба, сделай омлетик. Что-то есть хочется.

Бабушка просияла.

– Господи, она прямо ожила! Это не лекарство, это чудо! Саша, не сдержавшись, прыснул. Строго на неговзглянув, Глеб сказал:

– Медицина, Варвара Львовна, не стоит на месте.

10

Въехав на такси во двор, Даша велела водителю притормозить и осмотрелась. Куроедовского «Мерседеса» видно не было. В углу двора ютился лишь раздолбанный «Фольксваген», а рядом с их подъездом, у посольской машины, стояли Сато и Такэру. Даша взглянула на свои часики и убедилась, что опоздала на шесть минут. Расплатившись с таксистом, она вышла. Такси тут же умчалось. Через пустующую детскую площадку Даша направилась к подъезду.

– Зачем под дождем мокнете?! – крикнула она по-английски.

Такэру и Сато помахали в знак приветствия.

Тут из «Фольксвагена» выпрыгнул подросток в куртке и бейсболке и метеором помчался к Даше. За ним, словно шлейф, тянулся серый сумрак. Даша застыла в растерянности. Сато и Такэру, однако, отреагировали мгновенно. Они бросились подростку наперерез и, хоть бежал тот быстрее, из-за выигрыша в расстоянии успели заслонить Дашу.

На бегу подросток в бейсболке выставил перед собой руки, которые, неимоверно удлиняясь, потянулись к лицам Такэру и Сато.

– Прочь с дороги, слизняки! – прокричал подросток по-английски.

Каким-то чудом братьям Абэ удалось уклониться от его рук и, синхронно проведя захват, завернуть за спину нападавшему. Однако жуткие эти руки, подобно змеям, выскользнули из тренированных пальцев Такэру и Сато. Человек в бейсболке засмеялся и, двигаясь с невероятной скоростью, бросился в атаку. Удары и блоки чередовались в таком темпе, что уследить за ними было невозможно.

Сато крикнул по-японски:

– Кае Ямото, тебе не выиграть! Ты обречен!

Ямото замер на мгновение.

– Вижу, ты меня знаешь! – отозвался он. – Тем больше оснований стереть тебя в порошок!

И схватка возобновилась.

Отчаянно сражаясь, Такэру по-русски крикнул:

– Даша, беги! Запрись в квартире!

Даша послушалась и, выйдя из столбняка, устремилась к подъезду.

Ямото сделал попытку прорваться к ней, но братья стояли насмерть. Удары и блоки замелькали с еще большей скоростью. Сумрак, окутывающий Ямото, загустел, расширился и поглотил сражающихся. Вышколенный шофер посольской машины с побелевшим лицом сжимал руль.

Даша скрылась в подъезде.

А братьям меж тем приходилось несладко. Невзирая на их силу и высокое мастерство в поединках, у Ямото было три неоспоримых преимущества: невероятная скорость движений, сверхъестественная управляемость конечностями и, наконец, родной для него сумрак. Такэру и Сато пропустили уже чувствительные удары и держались из последних сил. Сато процедил сквозь зубы:

– Я должен превратиться в кондора!

– Не здесь! – предостерег Такэру.

Тогда Сато наполнил грудь воздухом, сконцентрировался и дохнул Ямото в лицо. Глава клана Черная Саранча отпрянул, сумрак вокруг него потускнел. Даже Такэру ощутил леденящий холод. А у Ямото с бейсболки, с подбородка и с носа свесились сосульки. Клацая зубами, он отошел на несколько шагов.

– Я слышал о тебе, Абэ Сато! – злобно произнес он и зыркнул на подъезд, в котором исчезла Даша. – Мы еще встретимся, человек-кондор! Твои уловки тебя не спасут! – Сосульки на Ямото потекли. Стряхнув их, он побежал к угнанному автомобилю.

На преследование у братьев не осталось сил. Проводив взглядом отъезжающий «Фольксваген», Сато пробормотал:

– В этом есть и хорошая сторона.

– Какая? – скривил губы Такэру. – Ликовать, что он не расправился с нами обоими?

Сато покачал головой.

– Радуйся, что Ямото, как и мы, пока не знает, где прячутся Ньюгарты.

11

Возле универсама среди прочих машин стояли красный «Москвич» и серая «Тойота». Между этими двумя автомобилями под мелким дождем топтались Светлана, Стас и майор Калитин. Последний провел ребром ладони себя по горлу.

– Вот где у меня сидит ваш частный сыск!

Серые глаза Светланы буравили его лицо.

– Трахаться некогда?

Стас отодвинул ее плечом.

– Леш, последнее боевое задание.

Но Алексей смотрел на Светлану.

– Если б трахаться! Дочери забыли, как я выгляжу. Скоро перестанут узнавать.

Теперь Светлана отодвинула Стаса.

– Кончай нам эту мутоту впаривать! Кто от семьи тебя отрывает, ходок хренов?! Адрес пробить тебе трудно?! Давай я сама, и не надо твоих одолжений!

Майор Калитин глубоко вдохнул, выдохнул и отодвинул плечом Светлану.

– Стас, к тебе обращаюсь. С женой твоей толковать… как ты ее терпишь?

– Пошел ты!.. – дернулась Светлана.

Стас ее удержал.

– В последний раз, Леш.

Калитин повторил глубокий вдох.

– Дело не в адресе, Стас, пойми. Куроедова у нас кто-то плотно прикрывает. Считай, уже прикрыли. Если б мы надыбали на него что-то неопровержимое, можно было бы поупираться. А так, – он безнадежно махнул рукой, – мы в жидком дерьме. И тут вылезаю я с этим адресом. Первый вопрос полковника Жмыхова: «Что вы там рассчитываете найти? Свежий труп?» – «Нет, – отвечаю я, – английских биохимиков». Да он в асфальт меня закатает!

Стас посмотрел майору в глаза.

– Сделай, чтоб Жмыхов не пронюхал.

– Как?

– Не тебя учить, Леш. Нам нужен адрес его дачи. Нужен срочно.

Алексей чертыхнулся.

– И вы от меня отстанете?

Стас кивнул.

– Сто пудов.

– Лады. – Калитин приоткрыл дверцу «Москвича». – Сделаю к вечеру.

– Надо было кобениться, – буркнула Светлана.

Алексей распахнул перед ней дверцу.

– Уймись, Сычова. Едем получать клизму.

– Клизму я и сама тебе организую.

– Вот поэтому я не поворачиваюсь к тебе спиной.

Стас хохотнул.

– Это правильно.

Светлана пихнула его в плечо.

– Не поддакивай.

Стас сел в «Тойоту», Алексей со Светланой – в красный «Москвич», и обе машины разъехались.

12

Припарковав «жигуленок» у дома, Глеб увидел лишь посольский автомобиль – и ничего подозрительного. Вздохнув с облегчением, он вбежал в подъезд.

Даша встретила его в прихожей.

– Как Танюха?

– Обижаешь. – Глеб повесил куртку на крючок.

– Как ты это обставил?

– Швейцарское лекарство.

– А Сашка?

– Помогал мне врать.

Они вошли в комнату. Братья Абэ сидели за журнальным столиком, у них в руках дымились чашечки кофе. Даша пожаловалась:

– От еды отказались.

– Сейчас поедим вместе, – постановил Глеб. – Отказа не приму. – Он с поклоном произнес по-японски: – Прошу прощения, парни: возникли неотложные дела. Теперь я в вашем распоряжении.

«Парни», привстав с дивана, поклонились в ответ.

– Мы тут не скучали, Глеб-сан, – заметил Сато по-английски, чтобы понимала Даша. – Нас почтил визитом Ямото Кае. Было весело.

Глеб медленно опустился на стул.

– Приятная новость. Кто расскажет?

– Позвольте мне, сэнсэй, – вызвался Такэру. – Этот змееныш хотел похитить Дашу. – И поведал о схватке у дома.

Встав позади Глеба, Даша оперлась на его плечи.

– Ощущаю себя Еленой Троянской.

– Не говори. – Глеб погладил ее руку. – Сюрприз за сюрпризом.

Сато хмуро признался:

– Еще немного – и он бы нас одолел. Мне следовало превратиться в кондора. Но во дворе жилого дома, средь бела дня…

Глеб низко ему поклонился. Затем обернулся к Даше.

– Без меня больше ни шагу.

Даша улыбнулась.

– Ловлю на слове.

– У Сато возникла версия, – объявил Такэру, – вполне логичная. На похищение Даши этого скорпиона мог подтолкнуть лишь Куроедов. Чтобы обменять Дашу на Ньюгартов: ничто иное Ямото не интересует. А поскольку попытка похищения провалилась, Ньюгарты пока в безопасности.

Глеб с сомнением покачал головой.

– Если так – безопасность у них эфемерная. В этом случае у Ямото два пути: либо повторить попытку, либо…

– …выбить из Куроедова адрес, – закончила Даша.

– Именно, – подтвердил Глеб. – Мы уверены, что Ньюгарты у Куроедова на даче, и вот-вот узнаем, где она находится. Остается лишь уповать, что мы не опоздаем.

Повисло гнетущее молчание. И Сато сказал:

– Я думал о возможном трагическом исходе… Если удастся его предотвратить, я бы хотел без промедления увезти Ньюгартов в Токио. Чтобы дать им защиту, лабораторию и неограниченное финансирование. Разумеется, при их желании и с вашего согласия, Глеб-сан.

Глеб задумчиво прошелся по комнате.

– Мое согласие, Сато-сан, совпадет с их желанием. Но не забегаем ли мы вперед?

Сато качнул головой.

– Надеюсь, нет. В посольстве я все подготовил: как только мы разыщем Джорджа и Люси, я планирую вылет в Токио той же ночью. Задерживаться в Москве нам не резон. Это я и пришел обсудить с вами, Глеб-сан. Не по телефону.

Глеб вздохнул.

– Считайте, обсудили. Теперь давайте перекусим, без отнекиваний.

Такэру покосился на брата.

– Сэнсэй, Сато пришел к вам не только за этим.

– Замолчи! – вспыхнул Сато.

На губах Такэру появилась шкодливая улыбка.

– Мой брат хотел бы прогуляться в шкафу, но спросить стесняется.

Сато опустил взгляд.

– Погоди, вернемся домой…

Даша прыснула.

– За чем же дело, Сато-сан? Готова стать вашим гидом.

Завороженно глядя на шкаф, Сато поднялся с дивана.

– Если это возможно, – пробормотал он, – то ладно… давайте перекусим.

Последнее слово он произнес по-русски.

2 октября, суббота

1

Утром за окном опять моросил дождь, и конца ему видно не было. Когда Глеб отправился в шкаф на пробежку, Даша спала. А когда вернулся и встал под душ, в квартире пахло свежепомолотым кофе. Даша заглянула в ванную.

– Опять удрал, морда? Колокольчик, что ли, к тебе привешивать?

Глеб пригрозил, вертясь под ледяными струйками:

– Вот разбужу тебя чуть свет, будешь ворочаться да хныкать: «Ой, дай поспать! Ой, глаза не разлипаются!»

Даша поводила пальцем перед его носом.

– Никогда не смей предполагать худшее! Понял?!

– Понял. – Глеб выключил воду. – Сычова не звонила?

Даша мотнула «конским хвостом».

– Не-а. Как провалилась. Я звонила им домой – глухо. Мобильники тоже отключены и у нее, и у Стаса.

Растираясь полотенцем, Глеб пробормотал:

– Что за черт? Хоть бы тут без сюрпризов.

– Зато звонил Илюшка, – утешила Даша. – Скоро придет.

– И девиц в сумраке» не испугается? – улыбнулся Глеб.

– Прекрати, на работу он все же ходит, – заметила Даша.

Во время завтрака позвонил генерал Рюмин.

– Простите, что отвлекаю в выходной, – сказал он Глебу. – Хочу лишь уточнить: насчет японского гангстера вы серьезно? Как его там…

– Ямото Кае. Вполне серьезно, Борис Викторович. Он убил Ричарда Мак-Грегора.

– То есть, если я правильно понял, вы беретесь его изловить и представить нам на блюдечке? Вместе с доказательствами, разумеется.

Глеб подмигнул подслушивающей Даше.

– Да, Борис Викторович. Всегда стремлюсь услужить ФСБ.

Генерал хохотнул.

– Надеюсь, вам не наскучит.

– Как там наш майор? – полюбопытствовал Глеб. – Поменял ориентиры?

– О-о! – вновь хохотнул Оксфорд. – Перековался полностью. Не за страх, а за совесть служит. Но знаете, Глеб Михайлович, что самое забавное. Самое забавное, что я воспринимаю ваши… не знаю даже, как назвать… скажем, чудеса. Я воспринимаю их уже почти на бытовом уровне. Ей-богу, не смешно ли? – Оксфорд дал отбой.

Даша отодвинула ухо от трубки.

– Воспринимает он, блин! Видел бы золотой унитаз в алмазах!

Глеб строго посмотрел на нее.

– В этом нет государственной необходимости. – И почесал трубкой нос. – Хорошо хоть Луганский отцепился.

2

Майор Луганский, невзирая на субботу, в постели не залеживался. Он принял душ, побрился и подстриг усики. Затем плотно и со вкусом позавтракал. После чего надел перед зеркалом сорочку, галстук и костюм. Побрызгал парфюмом и, разумеется, тщательно причесался. И лишь после этого зашел в спальню, где сладко спала жена.

– Пока, Лизавета. – Он чмокнул жену в скулу. – К ужину не жди.

Лениво повернувшись, жена приоткрыла глаза. Она была миловидной шатенкой, правда, несколько располневшей.

– Ты в своем репертуаре, – протянула она капризно. – Думала, сходим куда-нибудь. Выходной все же.

Луганский вздохнул.

– Знаешь ведь мою чертову работу. В Тверь надо сгонять, Лиз. Может, вообще вернусь к утру. Но завтра сходим, куда захочешь.

Жена зевнула.

– Юрастик, ты урод. – И перевернулась на другой бок.

Луганский пригладил усики.

– Урод на государственной службе, – уточнил он, ожидая реакции. Жена лишь почмокала губами, и майор попятился к двери. – Пока, лапуль. Не скучай тут.

В прихожей он надел замшевую куртку, глянул напоследок в зеркало и вышел из квартиры.

Между тем у подъезда, на асфальтированной площадке, среди прочих машин стоял коричневый джип «Ниссан». В нем затаился Ямото Кае. Глава клана Черная Саранча решил теперь угонять лишь автомобили отечественного производства: в них он ощущал наибольший комфорт. Дом уса-тика из спецслужбы путем слежки Ямото обнаружил еще в понедельник, но только вчера постановил от усатика избавиться. И предпочтительно – до встречи с чокнутым толстяком, которая состоится сегодня в три часа и на результат которой дружок из ФСБ может повлиять негативно. Тем более что похищение зеленоглазой девчонки сорвалось и толстяк способен заартачиться. Но ничего, с ним Ямото как-нибудь разберется, а затем, покончив с Ньюгартами, выяснит отношения с чванливым ублюдком Абэ Сато, человеком-кондором: пусть узнает, что значит встать на пути Черной Саранчи. Но сейчас главное – устранить спецслужбиста, и время поджимает. Если этот хлюст до двух не выйдет к своему «Опелю», придется с ним отложить, увеличив тем самым степень риска…

Тут, к своему облегчению, Ямото узрел выходящего из подъезда Луганского. Правда, рядом с усатиком семенил какой-то тип (очевидно, сосед) под зонтиком и с пятнистым догом на поводке. Тараторя на варварском своем языке, соседи дошли до золотистого «Опеля», в который усатик влез и поехал. Тип с догом помахал ему рукой. Ямото, в досаде помянув администрацию ада, рванул следом.

Погоня, впрочем, не состоялась. У ближайшей автобусной остановки усатик выскочил из машины к пышногрудой высокой блондинке. Они обнялись и поцеловались взасос. Затем юркнули в «Опель» и укатили. На сей раз Ямото следом не поехал. Блондинка внушила ему уверенность, что до встречи с чокнутым толстяком усатик не освободится и ничему помешать не сможет. В таком случае ликвидацию можно отложить.

Лишние хлопоты Ямото были ни к чему. Он извлек из кармана две миниатюрные фляжки и глотнул из каждой.

3

После завтрака Глеб сел за пишущую машинку, однако стук ее сегодня звучал вяло. И фломастер в Дашиной руке, то вздрагивая, то замирая, утратил редакторскую непреклонность. Работа над романом явно не шла. Глеб выдернул из машинки лист, скомкал и швырнул в корзину.

– Где Сычова, черт возьми?! Где героиня моей бессмертной прозы?!

Даша сердито предложила:

– Пора эту Сычову переименовать в Сучову!

Глеб вздохнул.

– Не лучше ли еще разок позвонить?

Взяв с холодильника телефон, Даша набрала номер. Потом другой номер. Потом – еще один.

– Та же картина, – отрапортовала она. – Дома тихо, мобильники не отвечают. Может, съездим к ним?

Глеб пожал плечами.

– Смысл? Были бы дома, сняли бы трубку. А так… где их искать?

Даша шваркнула телефон о стол.

– Придушила бы обоих!

Раздался звонок в дверь.

– Ну вот, – сказал Глеб, – явился тот, кто придушит меня.

Илья ворвался сердитый и всклоченный. Борода его блестела от дождевых капель.

– Кто был прав?! – начал он без предисловий. – Все квартиры уже обшмонали или остался резерв?!

– Шолом! – произнес Глеб, принимая у него куртку.

Глаза Ильи блеснули озорством.

– Холера тебе в бок, а не шолом! Сколько времени зря потеряли!

В прихожую явилась Даша.

– Илюш, посмотри, какая на мне маечка. – Она сделала изящный оборот. – Расцветка нравится?

Илья замахнулся на нее папкой с дифуравнениями.

– Пошла ты со своей маечкой! Слушали бы умных аналитиков!

Даша забрала у него папку.

– Гольдберг, не бушуй.

Илья стряхнул с бороды капли.

– Козе было понятно, что Ньюгарты за городом! Там удобней и безопасней наладить лабораторию!

Глеб с Дашей переглянулись.

– Гневом переполнен, – поставил диагноз Глеб.

– Обидеть норовит, – заключила Даша.

Илья нахмурил брови.

– Можете, конечно, ерничать. Но действуете вы, как тупицы. Или, вернее, как наше правительство: плюете на экспертов и воплощаете свои маразматические программы.

Глеб с Дашей вновь переглянулись. Затем синхронно рухнули перед Ильей на колени.

– Пощади, о мудрейший! – Глеб коснулся лбом пола. – Яви свое милосердие!

Даша ткнулась «конским хвостом» Илье в ноги.

– Не погуби, благодетель!

Илья расхохотался, пятясь на кухню.

– Идите знаете куда!

Глеб поднял голову.

– Не знаем, о светоч аналитики!

Даша поднялась и предложила:

– Будем дружить. Давайте вместе злиться на Сычову.

Глеб хмуро встал с коленей.

Илья перевел пристальный взгляд с него на Дашу.

– А что с Сычовой?

– Она стала Сучовой, – буркнула Даша.

Глеб шутки не поддержал. В глазах его была тревога.

– Ладно б еще Светка. Но Стас…

Илья присел на табурет.

– Что здесь вообще происходит?

– Ничего не происходит! – взорвалась Даша. – Сидим, как идиоты, и ждем Светкиного звонка! Она обещала сообщить адрес куроедовской дачи! Ну вот, как видишь!

Илья теребил бороду.

– А самим позвонить слабо? Руки отвалятся?

Даша ожгла его взглядом.

– О мудрейший!

Илья примирительно выставил ладонь.

– Позвонили – значит, вы умнее, чем кажетесь. Дадут мне в этом доме кофе или встать на колени?

4

«Тойота» Стаса месила грязь грунтовой дороги, ведущей в дачный поселок. Машину вела Светлана, а Стас, уткнувшись в карту, выполнял функции штурмана.

– Вроде налево, – пробормотал он с сомнением.

По его указанию Светлана свернула на задрипанную деревенскую улочку.

– Что за хрень?.. Хочешь сказать, что дача Куроедова здесь?

Стас буркнул:

– Лично я ничего не хочу сказать. Этот адрес дал твой Калитин.

Светлана бережно вела машину по размокшим ухабам.

– Бог с ним, с Калитиным, Стас. Надо было позвонить Глебу…

– Свет, сколько можно? – Веснушки рыжего покраснели. – Всю дорогу пилишь меня, пилишь… Мы же ни минуты времени не потеряли. Проверим – сразу позвоним.

Светлана объехала кучу песка посреди дороги.

– Все равно предупредить Глеба мы были должны. Вдруг что-то пойдет не так.

– Свет, успокойся! – рявкнул Стас. И широкой своей дланью погладил жену по щеке. – Мы ни во что не полезем: разведаем – и назад.

– А если мы нарвемся на этого козла?

– Ну и что? Свет, прикинь: дело закрыто, опасаться ему нечего… Что мы ищем Ньюгартов, на лбу у нас не написано.

– А как мы туда проникнем? Там небось охраны – как у бобика блох.

– Сымпровизируем по обстановке, Свет. Импровизация – конек мелких боевых подразделений… Стоп! Номер дома тот самый.

Светлана притормозила. Дом оказался небольшим, но каменным и двухэтажным. Среди соседних развалюх выглядел он, как дворец, однако…

– Застрели меня, если это дача Куроедова. – Светлана хмуро обозревала окрестности. – Такой срач не для него.

Стас кивнул.

– Сто пудов. Пойдем все же проверим.

Выйдя из машины, они двинулись к воротам в аккуратном заборе. И тут, словно по заказу, из приоткрывшихся ворот явился дед в берете, в телогрейке и с бидоном в руке. Стас ринулся к нему.

– Простите, – улыбнулся он, – мы тут заплутали малость. Ищем дом Куроедова. Адрес вроде совпадает…

– Я Куроедов, – хрипло отозвался дед.

Подошедшая Светлана покачала головой.

– Да нет, извините. Нам нужен Куроедов Владимир Сергеевич.

Дед кивнул.

– Я и есть Владимир Сергеевич.

Светлана со Стасом переглянулись.

– Балдеж! – подосадовал Стас.

Дед хмыкнул понимающе.

– Не тот, что ли, Куроедов?

– Ох, не тот! – подтвердила Светлана.

Дед усмехнулся.

– Ну извините, какой есть. – И двинулся с бидоном вдоль улочки.

Стас и Светлана понуро вернулись в «Тойоту».

– Пасть Калитину порву! – пообещала Светлана.

– Тут полный тезка: обычная накладка, – заступился Стас.

Светлана сердито на него покосилась.

– Дату рождения надо было сверить! Не вчера с печки свалился! – Выруливая по ухабам, она протянула руку. – Дай-ка мобильник. Щас я его приласкаю.

– Погоди, – возразил Стас. – На дорогу нормальную хоть выедем. Не то врежешься во что-нибудь.

Спорить Светлана не стала. Но как только они оказались на шоссе, вновь протянула руку.

– Дай, душа горит.

Стас вздохнул.

– Останови. Я за руль сяду.

Светлана и тут не возразила. Они поменялись местами, и серая «Тойота» помчалась в сторону Москвы. Завладев наконец сотовым телефоном, Светлана набрала номер Алексея. Майор Калитин, на свое несчастье, сразу отозвался.

– Леш, привет! Как проводишь выходной? – прочирикала Светлана. – Щас я тебя кастрировать буду! – И далее началось такое…

Стас вел машину, и плечи его сотрясались от беззвучного смеха. Слушая разговор Светланы с Калитиным, он порадовался, что не является начальником своей жены. Формально, во всяком случае.

5

Бумаги с дифуравнениями были разложены на кухонном столе, но Илья в них даже не заглянул. Он расхаживал взад-вперед, экспрессивно жестикулируя.

– Знаете, что меня изумляет? Эти молодчики «в сумраке», или «копченые», ватагами гуляют по Москве, но всем это как бы до фонаря. Ни паники, ни даже сообщений в прессе.

Сидящая на табурете Даша пожала плечами.

– А меня изумляет, Гольдберг, что тебя это изумляет.

Глеб покачивал ногой, сидя на подоконнике рядом с пишущей машинкой.

– Преисподнюю в один день не построишь, – заметил он. – Пока не поджарят, не почешутся.

На холодильнике зазвонил телефон. Илья и Даша метнулись к нему, но Глеб в акробатическом прыжке выхватил трубку у них из-под носа. Даша в досаде бросила:

– Морда!

– Пардон, – сказал Глеб, – это меня.

Из трубки послышался голос Сато:

– Добрый день, Глеб-сан. Новостей никаких?

– Ждем звонка Светланы, Сато-сан. Как только она выяснит адрес загородного дома – сразу же туда отправимся.

После короткой паузы Сато выразил беспокойство:

– Как бы Ямото нас не опередил.

Глеб пробормотал:

– Уповаю на это. Но пока могу только ждать.

– Понимаю, Глеб-сан. Как только поступят новости, прошу меня известить. В любое время суток.

– Разумеется, Сато-сан. – Оба дали отбой.

Поскольку Глеб говорил по-японски, Даша с Ильей вопросов не задавали: по его лицу и так все было ясно. Забрав трубку, Даша в течение нескольких минут вызванивала номера, затем объявила:

– Глухо у обоих. Абонент недоступен.

– Кретины! – вскипел Илья. – Может, они сами на дачу к нему подались?!

Даша тряхнула «конским хвостом».

– Не настолько же они кретины.

Глеб в досаде прошелся по кухне.

– Меня интересует, насколько продвинулся Ямото. Похоже, сейчас у него преимущество.

6

«Мерседес» остановился в той же глухой улочке, что и вчера. И опять моросил дождь. Изрядно хмельной Куроедов, развалясь за рулем, курил и стряхивал пепел в окно.

Коричневый джип «Ниссан» притормозил в пяти метрах сзади. Из него выпрыгнул маленький японец со шрамом над бровью и в мгновение ока пересел в «Мерседес». Не тратя слов на приветствие, он спросил:

– Где Ньюгарты?

Куроедов пьяно ухмыльнулся.

– А девушка где?

– В надежном месте. Отдашь Ньюгартов – отвезу тебя к ней.

Куроедов мотнул головой.

– Сперва девушка.

От ярости глаза Ямото превратились в щелочки. Он выхватил у толстяка сигарету, вышвырнул ее и, удлинив руку, закрыл окно.

– Плутовать вздумал, бой? Ты должен был привезти англичан.

Лицо Куроедова побагровело.

– А ты должен был привезти девушку! – вскричал он фистулой. – За лоха меня держишь?! Сделка не состоится!

Удлиненная рука Ямото охватила шею толстяка, точно петлей.

– Поступим так, бой. Ты отвезешь меня к Ньюгартам и просто их покажешь. Я хочу убедиться, что они действительно у тебя. Тогда я отдам тебе девчонку. Согласен? – И Ямото так сдавил горло Куроедова, что тот начал задыхаться.

– Мне нужно позвонить, – прохрипел толстяк. – Они под охраной… Их привезут ко мне на квартиру.

Ямото продолжал сдавливать ему горло.

– Звони, но говори по-английски.

Достав из кармана мобильник, Куроедов набрал номер дачи. К телефону, как назло, подошла тетка.

– Алло! – настороженно выдохнула она.

– Передай Гаврилычу, – просипел племянник, – чтоб усилил охрану. Всех на ноги…

– Говори по-английски! – Ямото усилил захват.

Толстяк дернул шеей.

– Этот парень по-английски не понимает. – И сдавленно произнес в мобильник: – Скажи, чтоб спустил собак с привязи.

– Володя, это ты? – всполошилась тетка. – Я не совсем поняла…

Свободной рукой Ямото выхватил телефон, раздавил, как яичную скорлупу, и бросил на пол.

– Хватит, вези меня туда.

Глаза Куроедова покраснели и набрякли, он стал окутываться сумраком. Ямото зловеще усмехнулся.

– Вздумал со мной соперничать, бой? Вези быстро, не то…

Рука толстяка, удлиняясь, в невероятном зигзаге обхватила шею Ямото. Теперь они душили друг друга. Оба исчезли в сумраке, который сами и выделяли.

– Отпусти, чокнутый! – послышался окрик Ямото. – Мне нужны эти англичане!

Затем в «Мерседесе» все стихло, темный туман развеялся. Куроедов застыл на сиденье. Прядь его слипшихся волос прикрывала выпученные глаза, а голова под неестественным углом свесилась набок. Толстяк был мертв, и глава клана Черная Саранча взирал на него с негодованием. Ямото сквозь зубы процедил:

– Тебе следовало долго тренироваться, прежде чем бросить мне вызов.

Маленький японец покинул «Мерседес» и, осмотревшись, юркнул в угнанный «Ниссан». К великой своей досаде, Ямото вынужден был признать, что вновь потерял контроль над своим гневом. Теперь его миссия была под угрозой, но ниточка к биохимикам все же оставалась. Правда, лишь одна. Ямото подал «Ниссан» назад и устремился подальше от «Мерседеса» с трупом чокнутого толстяка.

7

На даче в Голицыне царила напряженная тишина. Даже вороны перестали каркать. Джордж и Люси трудились в лаборатории, а начальник охраны маячил у них над душой.

– Всех на ноги, значит? – переспросил он в который раз. – И собак спустить велел?

Люси возвела глаза к потолку.

– Я все вам рассказала. Чего вы допытываетесь?

Разговор шел по-русски, и склонившийся над микроскопом Джордж ни слова не понимал, однако от замечания не удержался:

– Помесь койота со скунсом.

Покосившись на него, Гаврилыч буркнул:

– Нельзя было позвать к телефону меня?

Люси едва не запустила в него колбой с растворителем.

– Сколько вам повторять: связь оборвалась! Не могли бы вы здесь не отсвечивать?!

Гаврилыч потоптался у порога.

– Что за компот?.. Приезд своей девахи небось обставляет. Почетный караул, гвоздь мне в печень!

– Какая еще деваха? – не удержалась Люси.

Начальник охраны подмигнул.

– Обалденная, глаз не оторвать. – И вышел, закрыв наконец дверь.

Джордж распрямился над микроскопом.

– Что он сказал?

– Девица у Володи какая-то. – Люси испустила стон. – Больше я не вынесу, дорогой! Давай сдадимся Интерполу!

В голубых глазах Джорджа светилась грусть, но губы его растянулись в улыбку.

– Не сейчас, Люси, ладно? Передай мне образцы «z» и «h». Аккуратней, растяпа, не урони!

8

– Будто в осадном положении, Глеб, Илья и Даша сидели на кухне. Светлана и Стас позвонили около десяти вечера. Глеб говорил с ними крайне холодно. Илья и Даша напряженно прислушивались.

– Доложив о напрасной поездке «не к тому» Куроедову, Светлана выдержала паузу. Глеб также молчал – ни возмущения, ни комментариев. Тогда трубкой завладел Стас и сообщил, что лишь сию минуту Калитин назвал им адрес в Голицыне.

– Диктуй, – обронил Глеб.

– Зачем? – осведомился рыжий. – Сам тебя довезу в лучшем виде. – Опять возникла красноречивая пауза, и Стас торопливо добавил: – Хорошо, записывай.

– Ты знаешь, – сказал Глеб, – я все запоминаю с одного раза.

Стас продиктовал адрес с указаниями, где сворачивать. Затем спросил:

– Когда отправляемся?

– Я выезжаю в семь утра, – отчеканил Глеб. – И надеюсь, ни тебя, ни Светы на трассе не окажется. – С этими словами он швырнул трубку на холодильник и обернулся к Илье с Дашей. – Только вякните что-нибудь, только вякните!

Илья посмотрел на Дашу.

– Убьет или заколдует?

Даша пожала плечами.

– На выбор. Он демократ.

Глеб прошелся по кухне.

– Короче, так. Илюшку я отвезу домой, а его школьная подруга пока дозвонится в посольство. Пусть Сато и Такэру подъедут сюда к семи. Вопросы есть?

Даша изобразила японский поклон.

– Нет, сэнсэй.

– На фиг меня отвозить? – Илья собрал свои бумаги в папку. – Сам доберусь, не маленький.

Глеб резко к нему обернулся.

– Давай, покапризничай! Чтобы уж до кучи!

– Старик, я не капризничаю. Я вполне способен…

– Одного не отпущу, понял!

Даша заглянула Глебу в глаза.

– Ну, ты чего?

– Сперва убью, потом заколдую, – буркнул Глеб. – И никакой я не демократ.

Даша улыбнулась.

– Тогда вези Гольдберга, а я пошла звонить в посольство.

Глеб с Ильей вышли из подъезда и под дождем нырнули в «жигуленок».

– Черта с два я поработал! – посетовал Илья. – С такой нервотрепкой…

Включив зажигание, Глеб резко взял с места.

– Тебя утешить или как?

Илья погладил бороду.

– Зря ты так с ними. Засранцы, конечно… – Он вздохнул. – А кто не засранец?

Глеб раздраженно на него покосился.

– Не защищай их от меня, ладно? Если б они ломанулись по верному адресу, где б их сейчас искать? Герои долбаные!

Илья протестующе поднял руку.

– Кто говорит, что они правы? Но все-таки…

– А про «все-таки» молодец, что напомнил. – С каскадерским форсом Глеб выполнил поворот. – Без тебя, старик, я бы не сообразил.

Илья примолк и лишь у подъезда своего дома произнес:

– Спасибо за сервис. Готов рекламировать твое такси в частном порядке.

Глеб приоткрыл дверцу.

– Пойдем провожу.

Они вышли.

– Думаешь, меня караулит банда копченых? – сыронизировал Илья.

– А вот не знаю! – ответил Глеб в досаде. – Я уже ни черта не знаю!

Он поднялся с Ильей в лифте и дождался, пока тот откроет дверь квартиры. На пороге Илья обернулся.

– Колыбельную споешь? Глеб держал ногу в лифте.

– Просто войди и захлопни дверь. Не затруднит?

Илья потерся бородой о папку с уравнениями.

– Доложи завтра о результатах, – потребовал он и скрылся наконец в квартире.

Когда Глеб вернулся домой, Даша спала. На журнальном столике лежала записка: «Дозвонилась. Японская мафия прибудет в 7.00». Поправив на спящей жене одеяло, Глеб пошел в душ. Он повертелся под ледяными струями, растерся полотенцем и в комнате на полу уселся в позе «лотоса».

Через несколько мгновений, отделившись от пола, Глеб облетел помещение, ища благоприятный космический поток. Затем часа на полтора завис под потолком, впитывая энергию. Энергия была чертовски ему нужна.

9

Ямото Кае тем временем притаился в угнанном «Ниссане» у подъезда майора Луганского. Золотистый «Опель» на стоянке отсутствовал, из чего Ямото заключил, что хозяина нет дома. А караулить спецслужбиста маленький японец решил до победного конца, ибо спецслужбист этот оставался, вероятно, единственной ниточкой, ведущей к Ньюгартам. Ведь не мог же «усатик» не знать, рассудил Ямото, где его чокнутый дружок прячет англичан.

Хлебнув по глотку из двух миниатюрных фляжек, Ямото откинулся на спинку сиденья. Во сколько бы ни приехал золотистый «Опель», он его не упустит. Ошибки на сей раз быть не должно.

3 октября, воскресенье

1

Проснулся Глеб в шесть. За окном было пасмурно, однако дождь прекратился. Даша уже позвякивала на кухне посудой. Глеб с хрустом потянулся. Кофейный аромат щекотал ноздри.

Даша вошла, одетая в джинсы и свитер. Ее «конский хвост» собран был особенно тщательно. Она присела на постель.

– Я поеду?

Глеб показал кулак.

– Во, видела?

– Спросить нельзя?

– Нельзя. И не смотри так жалобно. – Глеб встал и направился в ванную. – И не ходи за мной.

– А вот это уж фиг! – Даша двинулась следом. – Вчера, когда ты с Ильей уехал, Светка звонила…

– Не слишком ли часто? – буркнул Глеб. – Она просто нас балует.

Даша подала ему зубную щетку.

– Ты же не дал ей оправдаться, бросил трубку.

– Я закончил разговор со Стасом.

– Ладно. Светка хотела только сообщить, что сосед Калитина, «парень в сумраке», практически уже оклемался. У него лишь небольшой упадок сил.

Глеб выдавил на щетку пасту.

– Обалдеть.

– Ты не слишком рад.

– Как это, не рад? Я ликую. Я просто счастлив за всех придурков, которые хлещут «бульон» и громят все подряд. Хвала Тебе, Господи: у них потом лишь небольшой упадок сил!

Даша погладила его по волосам.

– Успокойся, Ямото нас не опередит.

Глеб замер с зубной щеткой у рта.

– А если? Как мне потом… как я тогда вообще буду…

Даша притопнула ногой.

– Говорю, все будет в порядке! Сегодня я точно ведьма!

Глеб ткнул в нее щеткой.

– Смотри, ты обещала. – И принялся чистить зубы.

2

Нельзя сказать, что ночь, проведенная в джипе, была для Ямото бессонной. Напротив, он неплохо выспался на разложенном сиденье, только сон его был чуток. Маленький японец просыпался на звук подъезжающего автомобиля и, убедившись, что это не «Опель» спецслужбиста, мигом засыпал опять.

И вот наступило утро. Дождя не было. Более того, небо вдали вроде прояснилось. А золотистый «Опель» все не появлялся. Ямото зевнул. Куда запропастился чертов «усатик»? Возможно, подхваченная на остановке блондинка истощила его силы?.. Ямото усмехнулся. Что толку гадать? Никуда спецслужба не денется, вернется домой.

3

Глеб сполоснул кофейную чашку. Он был в джинсах, в рубахе с коротким рукавом и в кроссовках. Оставалось лишь надеть куртку. Даша механически протирала кухонный стол.

Без четверти семь позвонили в дверь.

– Братья Абэ раньше времени, – объявила Даша.

Глеб открыл.

В прихожую ввалились Стас со Светланой и с Ильей в придачу.

– Биться будем или мириться? – пробасил рыжий.

Даша не сдержала улыбки.

– И Гольдберга для комплекта прихватили!

– Для укрепления позиций, – уточнил Илья. – Как тут у вас кофе пахнет!

Светлана взяла Дашу за плечи.

– Ну, хочешь – врежь.

– Не хочу.

– Ну, Даш!

– Уйди, злыдня.

Глеб нахмурил брови.

– Ребята, спешу внести ясность: никто никуда не едет. – Он прошел на кухню и сел на подоконник.

Остальные вошли следом.

– Это почему же? – с вызовом осведомился Стас.

Глеб посмотрел на него в упор.

– В силу вашей ненадежности. Весомая причина?

Веснушки рыжего залила краска.

– Мы ничего не испортили. Все равно адрес пришлось пробивать заново.

– Да, – пробормотала Светлана, – что мы сделали не так?

Глеб перевел взгляд на нее.

– Скажи об этом сама. Уверен, ты знаешь.

Светлана опустила глаза. Повисла гнетущая тишина.

Илья нервно теребил бороду.

– Короче, бояре. Хватит вам…

– Молчи, кулацкий подпевала! – Даша села на подоконник рядом с Глебом. – Может, и тебе разжевать, что было не так?!

– Дуська, не ори! – огрызнулся Илья. – У меня уши в порядке!

Вновь наступила тишина.

Стас обвел всех взглядом.

– Объясните мне. Я тупой.

– Свет! – разозлился Глеб. – Скажи ему то, что наверняка уже говорила!

Помедлив, Светлана подняла глаза.

4

Золотистый «Опель» подъехал наконец к дому. Приоткрыв дверцу джипа, Ямото напрягся, как взведенная пружина.

Майор Луганский припарковал «Опель» и, позевывая после бурной ночи, стал выбираться наружу. Что в этот миг произошло, он толком не понял. Будто отброшенный смерчем, майор вновь очутился в машине, дверца захлопнулась, и рядом нарисовался коротышка азиатской внешности. Не успев даже испугаться, Луганский пробормотал:

– Что, черт побери, вам тут…

– Говори по-английски! – рявкнул Ямото. – Где Ньюгарты?! Адрес, живо!

Луганского можно было упрекнуть во многом, но не в отсутствии смекалки. Вопросов типа «Кто вы?» и «Что вам нужно?» он задавать не стал. Костяшками сжатых пальцев он ударил незнакомца в переносицу, причем весьма технично. Беда лишь в том, что переносицы Ямото на месте не оказалось, и удар майора ФСБ сокрушил воздух. Ямото, однако, пришел в ярость, от чего погрузился в сумрак. Рука его, удлиняясь, захлестнула и сдавила шею Луганского.

– Адрес Ньюгартов! – повторил он.

– Не знаю, – по-английски прохрипел майор.

Лицо японца походило на гипсовую маску.

– Еще одно «не знаю» – и будет вот что. – Другая рука Ямото, скользнув между ног майора, стиснула его причиндалы. – Про девок забудешь, бой.

Майор вскрикнул по-английски:

– Загородный дом в Голицыне!

Ямото встряхнул его.

– Полный адрес! – И, когда Луганский адрес назвал, грозно потребовал: – Начерти, как ехать! Детально!

Майор мигом прикинул, что стоять за Куроедова в данной ситуации резона не имеет. Более того, назревающий инцидент можно будет как-то использовать себе во благо.

– Минское шоссе, – пробормотал майор. – Тут недалеко. – В железных объятьях Ямото он извлек из «бардачка» блокнот с авторучкой и начертил план проезда на дачу бывшего делового партнера, стрелками указав все повороты. А в уголке латиницей каллиграфически вывел адрес. – Вот, не хуже военной карты, – похвалился он.

Продолжая сжимать его шею, Ямото внимательно изучил чертеж.

– О'кей, – сказал он. – Вези меня туда.

Луганский дернулся.

– Еще чего?!

Рука Ямото вновь ухватила его промежность.

– Могу ли я тебе доверять? Мало ли что ты там начертил.

– Там все точно, – проблеял майор, трепыхаясь.

– Вот и проверим. Если не соврал – мотай на четыре стороны. – Пальцы Ямото крепко держали хозяйство Луганского. – Поехали.

Майор со стоном врубил мотор.

5

Светлана посмотрела в глаза сидящему на подоконнике Глебу.

– Если б мы сунулись на дачу Куроедова… в смысле, по настоящему адресу, мы ни хрена бы про Ньюгартов не выяснили. Пустая фишка.

Глеб кивнул.

– Зато напортачили бы легко. Только не говори, что ты с ним, – указал он на Стаса, – этого не обсуждала. А ты, рыжий, не вкручивай мне, что сориентировался бы на месте.

Стас смотрел набычась.

– Ничего я не вкручиваю. Я бы исходил из обстановки.

– Скучаешь по военным действиям? – осведомился Глеб.

Илья не выдержал:

– Старик, послушай. В конце концов, Куроедов не знает об их визите к другому Куроедову, так что…

– Погодите, – перебила Светлана. – Куроедов вообще мертв.

Все примолкли в изумлении.

– Что? – не поверил ушам Глеб.

Светлана обвела всех взглядом.

– Вы же не дали сказать. Около трех ночи позвонил Калитин: труп Куроедова обнаружен в «Мерседесе». Сломана шея.

Побледневший Глеб соскочил с подоконника.

– Мать вашу! Понимаете, что это значит?! – Он ринулся в прихожую.

Даша метнулась за ним.

– Как же Такэру Сато?

– Они только что подъехали, взгляни в окно. – Глеб надел куртку. – Их беру с собой. – Шагнув на кухню, он обратился к Светлане и Стасу: – А вас… Если б вы не прокололись, я бы гадал, как вас придержать, чтоб не путались под ногами. Спасибо, что дали хороший повод. – И, сделав им ручкой, он выбежал из квартиры.

На лицах Светланы и Стаса проступили улыбки.

– Вот прохвост! – возмутился рыжий.

И Светлана поддержала:

– Не то слово!

Между тем Даша, стоя у окна, наблюдала, как Глеб выбежал из подъезда, обменялся репликами с идущими навстречу братьями Абэ и затем все трое впрыгнули в «жигуленок». Посольская машина, внутри которой оставался лишь водитель, устремилась следом за ними. Даша в тревоге отвернулась от окна.

– Если вожачок – прохвост, – сказала она, – не позавтракать ли нам в знак протеста?

– Первая дельная мысль, – отозвался Илья. И справедливости ради добавил: – За нынешнее утро.

6

Золотистый «Опель» с предельной скоростью несся по Минскому шоссе. Впереди тучи редели все более, и местами проглядывало солнце. Лицо майора Луганского, однако, сохраняло пасмурность. Усики его топорщились, и прическа не была идеальной.

– Представляю, как Вова обрадуется, – пробормотал он.

Ямото сдавил его шею.

– Говори по-английски!

– Думаю, хозяин вас не впустит, – перевел свою мысль майор.

Ямото бесстрастно обронил:

– Хозяин мертв.

Луганский, что называется, врубился не фазу.

– Серьезно? Откуда такие сведения?

– Его убил я, – не стал юлить Ямото.

Майора точно жаром опалило. Ему вдруг припомнились слова школьного учителя о японском гангстере, сказанные в кабинете шефа. Майор мигом связал одно с другим.

– Мак-Грегора тоже убили вы? – полюбопытствовал он светским тоном.

Ямото взглянул на него с некоторым уважением.

– Как ты узнал?

Тут майору по-настоящему сделалось плохо, ибо он сообразил, что отпускать его этот монстр не собирается, что он, Юрик Луганский, практически уже труп.

– Служба такая, – ответил он на вопрос японца. – Кстати, бензин кончается.

Ямото недоверчиво воззрился на приборную панель. Бензин действительно был на исходе. Ямото в досаде сдавил шею Луганского.

– Уверен, у тебя имеются запасные канистры. – И, поскольку майор в ответ качнул головой, зловеще прошипел: – А если найду?

– Канистры есть, – признал Луганский, – целых четыре. Но они пусты.

Подумав, Ямото приказал:

– Останови, проверим.

Майор притормозил. Движения на шоссе почти не было: лишь изредка в обоих направлениях проносились одинокие автомобили. Ямото отпустил шею Луганского, они вышли из «Опеля». Майор открыл багажник. Там действительно лежали четыре металлические канистры. Ямото встряхнул одну из них – канистра оказаласьпустой.

В этот момент Луганский, сиганув через кювет, рванул к лесу. Вернее, сделал попытку. Ямото даже гнаться за ним не стал. Рука японца, удлинясь невероятно, точно арканом захлестнула шею майора и, словно щенка, вернула беглеца обратно. После чего приняла нормальные размеры.

– Ты у меня, как на ладони, – бесстрастно заявил Ямото. – Я слегка тебя отпустил, дабы ты осознал свое положение. Рискнешь еще раз – ты покойник.

Луганский затравленно хватал ртом воздух. «Покойник я в любом случае», – мелькнуло у него в мыслях, но догадку эту он оставил при себе. А вслух произнес:

– Но бензин, правда, кончается.

Ямото указал на оставшиеся три канистры.

– Продемонстрируй.

Майор открыл каждую из канистр по очереди, перевернул вверх дном и встряхнул.

– Хочешь проверить сам? – предложил он равнодушно. Ямото с треском захлопнул багажник.

– Хоть в этом не соврал! – И, когда они сели в «Опель», осведомился: – Далеко до заправки?

Включая зажигание, Луганский осторожно ответил:

– Думаю, дотянем.

Ямото пронзительно на него взглянул.

– Учти, бой: ты у меня, как на ладони.

Золотистый «Опель» вновь понесся в сторону Голицыно.

7

«Жигуленок» Глеба выехал на Минское шоссе. Братья Абэ расположились на заднем сиденье. Посольский автомобиль следовал за ними по пятам, вызывая у Глеба раздражение.

– Может, он припаркуется здесь и подождет? – предложил Глеб.

Сато покачал головой.

– Это неудобно, Глеб-сан. – Абэ-старший, как обычно, был в отглаженном костюме, при галстуке и в легком демисезонном пальто. – Мне хотелось бы забрать Ньюгаров в посольство и вылететь в Токио до полуночи.

– Если они еще живы, – мрачно ввернул Такэру, одетый в джинсы и куртку и готовый схватиться с самим чертом. – Боюсь, мы опаздываем.

Сато одернул его:

– Помолчи!

– Могу, – вздохнул младший брат, – только это ничего не изменит.

Глеб хмуро согласился:

– Что да, то да.

Утро все более распогоживалось, и октябрьское солнце завоевывало небо. Стало заметно, что на деревьях оставались еще зеленые листья.

– Раз Куроедов мертв, – проговорил Сато, – возможно, Ямото и вправду… выпытал у него адрес еще вчера.

– Не факт. – Глеб проскочил перекресток на желтый свет. – Если б Ямото узнал адрес дачи от Куроедова, то для проверки заставил бы его себя сопровождать. И убил бы племянника, лишь убедившись, что тот привел его к тетушке.

Сато с сомнением произнес:

– Но все-таки он его убил. Почему?

Глеб пожал плечами.

– Кто знает… А зачем он убил Ричарда? Тоже вроде никакой логики. Однако лишь в том случае, если Куроедов перед смертью не выдал адреса дачи, у нас есть шанс застать Ньюгартов в живых.

Глядя в окно автомобиля, Сато сказал:

– Если б я верил в бога, я бы за это молился.

8

В Голицыно по-прежнему было тихо и спокойно. Заглянувшее в окна солнце застало Джорджа и Люси в лаборатории. Невзирая на воскресенье Люси колдовала над пробирками, Джордж ворчал, вперившись в окуляр микроскопа:

– Ферменты опять не фиксируются, черт бы их драл! Распадаются, словно карточный домик!

Люси переставила колбы.

– Владимир не ночевал. Такое с ним впервые.

– Скучаешь? – Джордж подрегулировал микроскоп. – Дай-ка хлористый аммоний.

Люси задумчиво щурилась на солнышко.

– Скучать не скучаю, но как-то странно.

– Хлористый аммоний, курица! – прикрикнул Джордж. – В городе он остался, девица у него там обалденная! Слыхала ведь!

– Да, но… дорогой, он собирался привезти ее сюда.

– Черт с ним и с ней! Либо ты дашь мне хлористый аммоний, либо я тебя уволю! Без выходного пособия! И занесу в черный список военно-морского флота!

Люси едва улыбнулась.

– Я просто устала, дорогой. Если б ты знал, как я устала.

Джордж отстранился от микроскопа. Солнечный луч, скользнув по его плеши, утонул в голубых, полных тревоги глазах.

– Ну-ну, детка, не так все плохо. Может, устроим себе выходной? Погуляем по этому концлагерю.

– Давай погуляем, милый! – обрадовалась Люси. – От этих твоих слов я становлюсь законченной пессимисткой!

Супруг воззрился на нее в недоумении.

– Почему пессимисткой?

– Я начинаю думать, что ты самый лучший Джордж из всех Джорджей.

Муж ее хмыкнул.

– Мы погуляем, детка, но прежде – закончим эксперимент. И если ты, черт тебя дери, сию минуту не передашь мне чертов хлористый аммоний, я живо сделаю из тебя оптимистку.

– Как ты это сделаешь, дорогой?

– Надеру тебе задницу. Тут ты мигом осознаешь, что я не самый образцовый Джордж и бывают Джорджи получше.

Люси рассмеялась, едва не разбив колбу.

9

«Опель» Луганского въехал на автозаправку. Поблизости, как назло, не было ни одной машины. Будто читая мысли майора, Ямото усмехнулся.

– Все пойдет по-моему, бой. Заправляй бак и четыре канистры. Дернешься – убью мгновенно.

Луганский вполне ему поверил.

– Канистры-то зачем? – полюбопытствовал он.

Ямото вперил в него злобный взгляд.

– Просто делай, что я говорю.

Они вышли из машины. Достав бумажник, майор направился оплачивать бензин. Ямото следовал за ним вплотную. Женщина за окошком смотрела на них со скучающей миной. Не надеясь привлечь ее внимание, Луганский расплатился, сунул в карман сдачу, и они с Ямото двинулись к колонке.

Майор молча залил бак и принялся наполнять канистры. Ямото стоял рядом, словно приклеенный. Когда Луганский закрыл последнюю канистру, подкатил красный «Хаммер». Из «Хаммера» выпрыгнул бритоголовый здоровяк и с благодушной улыбкой проорал:

– Мужики, вы даете! Расставили, блин, на дороге! – подхватив две канистры, он всучил их Ямото. – Оттаскивай, мужик! Дай подъехать!

Ямото автоматически принял канистры.

Майор Луганский без промедления чесанул в сторону леса. Застыв с канистрами в руках, Ямото пытался принять решение. Момент, однако, был упущен: беглец скрылся за деревьями.

Бритоголовый водитель «Хаммера» изумленно спросил:

– Че это с ним?

Не понимая по-русски, суть вопроса Ямото уловил. Он указал на свой живот и выразительно скорчился. Версия желудочного расстройства бритоголового удовлетворила. Ямото спешно погрузил канистры в багажник и помчался далее по начерченной майором дорожной схеме.

Среди поредевших облаков сияло солнце. Воздух заметно потеплел, будто осень вздумала притвориться весной. Но это не улучшило настроения Ямото. Клокоча от бешенства, он обдумывал детали убийства Ньюгартов.

До Голицыно оставался один поворот.

10

Глеб и братья Абэ неслись в «жигуленке» со скоростью сто тридцать. Посольский автомобиль не отставал. После продолжительного молчания Такэру произнес:

– Может, мы зря не взяли с собой Стаса?

Сато сердито на него покосился.

– А может, мы зря взяли тебя?

Глеб сжимал руль.

– Спокойно, ребята. Нам только бы успеть, а уж там… Только бы успеть.

11

Даша, Илья, Светлана и Стас бестолково слонялись по кухне. Говорили мало, обмениваясь в основном односложными репликами.

– Шли бы вы в шкаф! – не выдержала Даша. – Искупались бы, что ли!

Илья поцеловал ее в щеку и сунул под нос кукиш.

Стас буркнул:

– Вот именно.

А Светлана предложила:

– Даш, может, тебе прилечь?

Зеленые глаза Даши сверкнули.

– Свет, приляг сама. Я спою тебе колыбельную.

Рыжий изобразил улыбку.

– Могу чечетку сбацать. Жутко бодрит.

Илья обеспокоенно всех оглядел.

– Ша, бояре. Не перейти ли нам в голубую гостиную?

– На хрена? – поинтересовалась Светлана.

Илья пожал плечами.

– Я знаю?.. Для перемены обстановки.

Предложение было принято, и они перешли в комнату. Затем – опять на кухню. И опять в комнату… Ожидание было мучительным.

12

Дачу Куроедова Глеб отыскал без труда: она располагалась на огромном земельном участке, несколько в стороне от поселка для богачей. Двухэтажный деревянный домина поблескивал на солнце резными окнами и окружен был, как водится, высоким сплошным забором. У приоткрытых ворот стоял распахнутый золотистый «Опель*. Глеб и братья Абэ выскочили из „жигуленка“, посольский автомобиль притормозил сзади. Сато подал знак водителю, чтобы тот не двигался и ждал. Вокруг царила какая-то неестественная тишина. Глеб, Такэру и Сато скользнули в приоткрытые ворота.

Представшая их взору картина ошеломляла. Перед домом, на широком газоне, лежали восемь мертвых охранников с лопоухим своим начальником. Почти рядом с каждым валялось оружие – автомат или пистолет, – воспользоваться которым покойнику, очевидно, не удалось. Три откормленных бульдога также лежали мертвыми. Крови не было. Тела людей и собак были изломаны, как тряпичные куклы.

– Ямото! – вырвалось у Такэру.

И Глеб в отчаянье выдохнул:

– Опоздали.

Сато с грустью осмотрелся и… вдруг принял боевую стойку.

– Иди сюда, тварь!

Глеб обернулся. Маленький японец со шрамом над бровью, вынырнув из-за угла дома, старательно поливал стены бензином из канистры. При возгласе Сато он поднял взгляд и с усмешкой отбросил опустевшую канистру.

– О, Абэ Сато, человек-кондор! Я рад нашей встрече!

Такэру принял стойку рядом с братом.

– Давай, черная цикада! Покажи себя!

Ямото рассмеялся, окутываясь сумраком.

– Выйди сперва из пеленок, сопляк!

Глеб хмуро посмотрел на братьев.

– Ребята, он мой.

– Нет! – запротестовал Сато.

Но Такэру крикнул:

– Сэнсэй имеет право!

Ямото обратил взор на Глеба.

– Сэнсэй?!. О, я тебя помню! Отель «Метрополь», дружок тупицы Мак-Грегора! – Глава клана Черная Саранча принял боевую стойку. – О'кей, начнем с тебя!

Глеб не шевельнулся.

– Я не убью тебя, Ямото, – пообещал он по-японски. – Просто спеленаю и сдам в ФСБ.

Глаза японца со шрамом превратились в щелочки.

– И как же ты это сделаешь, бой?

Глеб посмотрел на часы.

– Засекай: две минуты, не более.

Покрытый сумраком Ямото с расстояния пяти шагов выбросил удлинившуюся руку, нацеленную Глебу в горло. Удар был столь молниеносным, что у Такэру и Сато невольно вырвался вздох. Но кошмарная рука сокрушила лишь воздух. Поднырнув под эту руку, Глеб закатил противнику пощечину, от которой тот отлетел на три метра.

Просиявший Такэру взглянул на брата.

– Сэнсэя никому не одолеть.

Ошеломленный Ямото между тем вскочил и, погруженный в сумрак, словно черный вихрь, ринулся в атаку. Скорость его меняющих размеры конечностей была неимоверной, и трудно было вообразить, как можно блокировать такие удары. Глеб, однако, на блоки не разменивался: просто ни один удар японца не заставал его на месте. И вот вторая пощечина отбросила Ямото на несколько метров.

Братья Абэ рассмеялись.

От унижения и ярости Ямото, что называется, света белого не взвидел. Ноги его удлинились втрое, и на подобных ходулях, не утратив скорости, Ямото в сумраке, точно демон ада, снова ринулся в атаку. На сей раз Глеб не выжидал, а прыгнул противнику навстречу. И, немыслимо извернувшись в прыжке, ногой ударил Ямото в тазовую часть великанского бедра. С диким криком японец рухнул на газон. А Глеб, сделав сальто, приземлился легко, словно кошка.

Ямото, утратив сумрак, обрел обычные размеры и со стоном пестовал сломанную ногу.

Глеб взглянул на часы.

– Минута сорок семь. – И обратился к Такэру: – Принеси-ка веревку из багажника.

Не успел Такэру сдвинуться с места, как Сато, наблюдавший за Ямото, крикнул:

– Ах, мерзавец!

Проследив за его взглядом, Глеб заметил лишь горящую зажигалку, падающую в пролитый бензин. Деревянный дом вспыхнул, подобно стогу сена. И раздался безумный хохот поверженного Ямото.

– Привет Ньюгартам, бой!

– Ньюгарты живы! – в ужасе догадался Сато. Он заметался по участку. – Такэру, Глеб-сан!.. Где-то должна быть вода!

Бросившись к пылающему дому, Такэру отшатнулся.

– Ведрами не потушить! Бесполезно!

Ямото торжествующе хохотал.

Встав лицом к пожару, Глеб крикнул:

– Эй, Плясун!

Пламя, охватившее дом, собралось в красно-желтый гребень, сконцентрировалось и превратилось в лохматого пляшущего мужика. Мужик отозвался трескучим голосом:

– Здорово! Как делишки?

Глеб поманил его пальцем.

– Иди-ка сюда! Только осторожно, не задень ничего!

Дергаясь и приплясывая, огненный мужик покинул подгоревший дом и приблизился. Теперь он был среднего человеческого роста, и трава, по которой он шел, обугливалась. По пути он приостановился и вскинул мохнатую руку.

– Здорово, Такэру! И ты здесь!

Юноша зарделся от смущения. Брат его и лежащий на земле Ямото замерли, приоткрыв рты.

Глеб проговорил, хмурясь:

– Плясун, что ты вытворяешь?

– Это я, что ли?! – трескучий голос огненного мужика прозвучал виновато. – Меня использовали, сам знаешь! Скажи, кто?!

Глеб указал на Ямото.

– Он. Забирай и уходи.

Ямото, будто под гипнозом, таращился на огненного мужика. Плясун шагнул к нему.

– Ну, гад!.. – И обернулся к Глебу. – Слышь, а вечеринка когда? Скучно что-то.

– Через недельку-другую, – пообещал Глеб. – Давай, Плясун: время дорого.

Тряхнув лохматой башкой, огненный мужик ступил на предводителя клана Черная Саранча. Ямото лишь взвизгнул, полыхнул ослепительным пламенем и сгорел, не оставив пепла. Огненный мужик помахал рукой, дернулся – и разлетелся фейерверком искр. Над почерневшим домом светило увядающее октябрьское солнце.

Сато низко поклонился Глебу.

– Сэнсэй, не знаю, как выразить…

– К черту сэнсэя! – Глеб бросился к дому. – Там Ньюгарты!

Опомнясь, братья Абэ побежали за ним.

Джорджа и Люси они обнаружили в разгромленной лаборатории. Привязанные к стульям биохимики слабо мычали заклеенными скотчем ртами. Наглотавшись дыма, они были в полуобморочном состоянии, однако телесных повреждений не получили. Ямото, очевидно, уготовил им сожжение заживо. Супругов вместе со стульями вытащили наружу и развязали.

Под синим небом плешь Джорджа, окруженная кудряшками, походила на подсолнух. Косясь на сидящую рядом жену, биохимик обронил:

– Славно погуляли! Где этот инфернальный коротышка?

– Не волнуйтесь, – ответил Глеб, – он нейтрализован.

Люси затравленно смотрела на братьев Абэ.

– Вы из Интерпола? Пришли за мной?

Сато и Такэру переглянулись.

– Мы не из Интерпола, – улыбнулся Сато. – Но мы пришли за вами.

Люси попыталась гордо вздернуть подбородок.

– Что все это значит? Где Владимир?

Глеб снял с себя куртку и накинул ей на плечи.

– Владимир мертв, Люси. Его убил тот, кто убил Ричарда и пытался убить вас. Но все уже позади.

Джордж косо на него взглянул.

– Что касается племянника, я не слишком огорчен.

– Джо-ордж! Я бы тебя просила… – Люси попробовала подняться, но бессильно опустилась на стул. И в смятении обратила взор на Глеба. – Извините, но… вы кто?

Джордж проворчал:

– Что ты за гусыня! Это ж хваленый лорд Грин. Не видно только белого коня.

Глеб почувствовал, что краснеет. Люси смотрела на него во все глаза.

– Лорд Грин? – произнесла она недоверчиво.

Джордж уверенно кивнул.

– Разумеется. Послушай его английский: такой правильный, что прямо тошнит.

Глеб рассмеялся. Улыбнулись и братья Абэ.

По щеке Люси покатилась слезинка.

– Лорд Грин… А вы знаете… должна вам сказать… Я украла у монаха пробирку с субстанцией, вот.

Глеб присел перед ней на корточки и взял за руку.

– Разве вам не говорили, что воровать нехорошо?

Люси разрыдалась у него на груди.

Джордж растерянно хлопал грустными голубыми глазами.

Сато украдкой показал Глебу на свои часы.

Глеб встал с корточек.

– Люси, Джордж, – произнес он, – мы должны увезти вас отсюда. Пожалуйста, переговорите с этими господами, – кивнул он на братьев Абэ. – Возможно, их предложение вас заинтересует.

Джордж поднялся со стула. Люси, всхлипывая, встала тоже. И супруги подошли к Сато и Такэру.

– А вы, Глеб-сан? – пригласил Сато.

Глеб покачал головой.

– Если у вас найдется сотовый телефон, – сказал он, – я сделал бы пару звонков.

Достав из кармана мобильник, Сато протянул ему. Глеб отошел шагов на двадцать и набрал номер.

– Ну, че?! – отозвался раздраженный мужской голос.

– Привет, Вася! – проговорил Глеб. – Куроедов мертв.

После короткой паузы Василий осведомился:

– Ты его?

– Нет, без меня обошлось.

– Жаль, что не ты.

– Переживешь. Копченые тоже через день-другой переведутся: у них иссякло горючее. – Глеб взглянул на Ньюгартов, громко дискутирующих с Сато. – В общем, Сильвестр, перезвоню тебе на днях. Обсудим планы на твое будущее.

– Без понтов? – уточнил Василий. – Правда, перезвонишь?

– За такие вопросы – в лоб, – сказал Глеб и дал отбой.

Между тем дискуссия Ньюгартов с братьями Абэ стала менее бурной. Глеб набрал другой номер.

– Слушаю! – прозвучал баритон генерала Рюмина.

– Добрый день, Борис Викторович!

– О, Глеб Михайлович! С какими вестями?

– Японский гангстер сгорел.

Генерал, похоже, едва не поперхнулся.

– Простите, не понял… Как это сгорел?

– Играл со спичками.

– Ценю ваш юмор, Глеб Михайлович. Но, может, вы все-таки…

– Непременно, Борис Викторович. Подробности при встрече. – Глеб отсоединился.

К нему подошли Ньюгарты. Сато и Такэру оставались поодаль. Джордж сообщил:

– Они предлагают немедленно лететь в Токио, продолжить работу и….

– Знаю, – перебил Глеб. – Мне известно их предложение.

– И мы должны его принять?

– Но, дорогой, – вмешалась Люси, – это решать нам.

Голубые глаза Джорджа пристально смотрели на Глеба.

– Я спрашиваю вас: мы должны им верить?

– Как самим себе.

– Почему, черт возьми?

Глеб указал на Сато и Такэру, щурившихся на солнышко.

– Мафия добрых людей.

На рязанской физиономии Джорджа обозначилась британская улыбка.

– Ну, если так… в такой авантюре я участвую. – Он обернулся к братьям Абэ. – Уговорили!

Братья приблизились. Сато взглянул на часы.

– Поторопимся, Глеб-сан. Сюда в любой момент может прибыть полиция.

Люси тронула Глеба за руку.

– Вы навестите нас в Токио?

– Я на этом настаиваю, – поддержал Сато.

Глеб кивнул.

– Возможно, в зимние каникулы. Со всей нашей командой.

Такэру по-детски захлопал в ладоши.

А Джордж проворчал:

– Не знаю, что у вас за команда, но в шахматы я вас надеру.

Глеб улыбнулся.

– Вряд ли вам это удастся, сэр.

Джордж хмыкнул.

– Все же я попытаюсь. За ваш чванливый английский.

Они направились к воротам, стараясь не смотреть на трупы охранников. Замыкавший процессию Глеб вновь набрал номер по мобильнику.

– Дашка, это я… Спокуха! Слушай сюда…

13

Когда сияющая Даша закончила телефонный разговор, на ней скрестились внимательные взгляды. И Светлана выразила общее нетерпение:

– Как там у него?

– Велел сделать срочный звонок. – Даша набрала номер, дождалась ответа и произнесла: – Привет, Сань! Как Танюха?.. Ну да, швейцарское лекарство. Эй! Ты опять мне выкаешь!.. То-то же. Слушай сюда. Гонконгский грипп пошел на убыль. Усек?.. Умница. Часа через полтора мы заедем за вами и все вместе двинем кормить Клиффорда… Тихо, без дикарских воплей! Ага, заметано. Главное, не забудь овсянку: у нас закончилась. – Положив трубку, Даша обвела взглядом присутствующих. – Что уставились? Мы все едем кормить Клиффорда.

Стас воздел руки к небесам.

– Какого к дьяволу Клиффорда?! Мы хотим знать, в порядке у него там или как?!

Илья глянул на него с усмешкой.

– Рыжий, ты у нас Штирлиц. У Глеба жуткий облом, Ньюгарты убиты – и он зовет нас кормить какого-то Клиффорда.

– Не какого-то, – улыбнулась Светлана. – Клиффорд – гениальный карась. Даешь ему рубль – он приносит ракушку. Даешь ему овсянку – он расплачивается рублем.

– Иди ты? – заинтересовался Илья.

Светлана вздохнула, косясь на Дашу.

– Сама его не видела. Все только обещали нас познакомить.

Стас протопал взад-вперед по кухне.

– И все же я хочу услышать конкретно…

– Услышишь, – перебила Даша. – Прохвост все доложит по дороге к Москве-реке.

– Какой прохвост?

– Прохвост у нас один. Забыл?

Веснушки рыжего покраснели.

– Ну, если доложит… Что-то аппетит прорезался! Не куснуть ли перед дорогой?

Поглаживая бороду, Илья профессорским тоном произнес:

– Вторая дельная мысль за утро.

4 октября, понедельник Вместо эпилога

Теплая безоблачная погода сохранилась и на следующий день. Укрепившее свои позиции солнце по окончании уроков заглядывало в окна учительской. Педсовет состоялся в объявленное время, и Глеб с Дашей весьма предусмотрительно захватили стулья у стеночки в углу. Пока учителя собирались, Глеб уютно прикорнул у Даши на плече. И продолжал дремать, когда все собрались. Стас великодушно прикрыл его широкой спиной.

Директриса заняла председательское место и, дабы пресечь учительский галдеж, постучала карандашом по столу. Галдеж прекратился. Однако Глеб продолжал дремать, что, разумеется, не осталось незамеченным.

– Глеб Михайлович, – обратилась к нему директор, – мы вам не мешаем?

Даша изобразила на лице беспомощность: ничего, мол, не могу поделать. А Стас, выполняя роль ширмы, растопырил локти и расправил плечи. И Глеб из дремы не вышел, невзирая на прямое обращение начальства. На него стали оборачиваться, послышались смешки, и учительница биологии (солидная дама в брюках) ехидно заметила:

– Оплот популизма ослабел.

Седая учительница математики взглянула на нее поверх очков.

– А вы?

– Что – я, Виктория Александровна?

– Вы, Клавдия Павловна, оплот чего?

Биологичка отвернулась.

– Не поняла сарказма.

Директриса вновь постучала по столу, но шумок не улегся. Тогда Зинаида Павловна сунула в рот два пальца и свистнула.

Воцарилась мертвая тишина.

Пробудившись, Глеб сердито взглянул на жену.

– Дашка!

– Вот уж нет! – возмутилась Даша.

Бледные щеки директрисы порозовели.

– Да, Глеб Михайлович, вы мне льстите. Мастерства Дарьи Николаевны я не достигла. Но раз уж вы к нам присоединились, позвольте мне начать.

– Конечно… разумеется… – смутился Глеб.

– Благодарю. – Зинаида Павловна обвела взглядом коллег. – Об успеваемости говорить пока рано. Мы должны обсудить некоторые нововведения нашего министерства.

– Елки зеленые! – вырвалось у Стаса.

Директриса обратила на него взор.

– Вот именно, Станислав Андреевич. Лучше не скажешь. – И она принялась излагать задачи, поставленные министерскими мудрецами.

Глеб и Даша внимали ей, старательно демонстрируя заинтересованность.

Примечания

1

См. главу 30.

(обратно)

2

На самом деле число зерен в этой задаче — 18446744073709551615. С такими большими числами Excel уже не справляется и округляет.

(обратно)

3

Наталья Ивановна Седова-Троцкая — жена Лейбы Давидовича Бронштейна (Льва Троцкого).

(обратно)

4

В Империи во дворцах, принадлежащих правящей семье, прислуга комплектовалась исключительно из людей, поскольку, во-первых, это было престижно, во-вторых, человека перепрограммировать гораздо труднее, чем любого, даже самого совершенного робота и, в-третьих, в машине не всегда удается обнаружить лишнюю деталь, что может привести к неблагоприятным последствиям для живущих во дворце высокопоставленных особ.

(обратно)

5

Крупная полуразумная рептилия. Считается очень опасной. Хищник. Обитает в дворцовом парке с того времени, как Императрица подчинила ее себе во время неудавшегося покушения в день своей свадьбы. Не улетает за пределы отведенного ей для проживания пространства благодаря полям защиты, окружающим парк как раз на такой случай, благо, в отличие от людей, техникой джакор пользоваться не умеет и применить устройства, используемые проникающими в парк многочисленными шпионами, неспособен.

(обратно)

6

Крупное травоядное, обитающее на некоторых планетах Каанской империи, славится своим дурным нравом и привычкой атаковать все, что попадает в поле его зрения.

(обратно)

7

Смертельно опасный вирус, который был изобретен во время Священных войн. Отличается некоторыми малоприятными с точки зрения Службы безопасности свойствами, как то: не имеет противоядия, быстро распространяется и, до того как смешается с кровью человека, то есть войдет в активную фазу, не определяется никакими приборами.

(обратно)

8

Священные войны – войны, которые вели в Галактике около восьмисот лет назад последователи трех основных на тот момент религий. Отличались особой жестокостью всех воюющих сторон. Победителями стали последователи Саана, с тех пор в обитаемой Галактике существует одна официальная религия, которая, впрочем, в большинстве государств уже не обладает никакой реальной светской властью.

(обратно)

9

Существуют три вида биорегенераторов: переносные, которые закрепляются в случае необходимости на поврежденной части тела, обычно применяются, если человек не хочет тратить время и деньги на пребывание в стационарном биорегенераторе; биорегенераторы, предназначенные для экстренной помощи и предусматривающие возможность их использования пострадавшим самостоятельно, чаще всего именно ими оборудованы корабли и медицинские кабинеты в имениях; а также стационарные биорегенераторы, устанавливаемые в больницах и не подлежащие использованию без участия квалифицированного врача. Последние, естественно, гораздо предпочтительнее, в силу того что способны вылечить практически любые ранения и болезни, если применяются своевременно.

(обратно)

10

«Улыбка демона» – крайне неприятная болезнь, появилась во времена открытия гиперпространственного перехода, до сих пор неизвестно, от чего возникает это заболевание, причина либо неизвестный науке вирус, который никак не могут выявить, либо само излучение гиперперехода Болезнь вызывает непроизвольные сокращения лицевых мускулов, превращая лицо в постоянно дергающуюся, гротескную маску, а затем поражает головной мозг больного и медленно разрушает его, превращая человека в полного инвалида.

(обратно)

11

Xордиг – металл, применяемый для изготовления стенок камер с антиматерией в двигателях перехода, практически не встречается на территории Земной федерации, что служит постоянным поводом для бешенства ее представителей, вынужденных терпеть диктат других государств, обладающих стратегически важным для них сырьем.

(обратно)

12

Орот – крупный морской хищник, обитающий на Отгори, славится своей кровожадностью и способностью при желании уничтожить даже небольшой гражданский катер, если тот окажется в пределах досягаемости.

(обратно)

13

Поздравляю! (идиш).

(обратно)

14

Здесь: отвали (идиш).

(обратно)

15

Кулема (идиш.).

(обратно)

16

Гвалт (идиш).

(обратно)

17

Еврейская головушка! (идиш).

(обратно)

Оглавление

Андрей Буторин Сыщик Брок Дилогия

  Книга 1 Чудес не бывает

    Начало

    Глава 1 Дело о проглоченной планете

    Глава 2 Дама с помойки

    Глава 3 Отрезанные головы, украденные тела, борщик… В общем, та еще гадость

    Глава 4 Пролет с борщом, новые сомнения, три шестерки и счастливая дюжина

    Глава 5 Отличие между пожарным и пожарником, и как последним стал Эдгар По

    Глава 6 Знакомая незнакомка, или любовь зла

    Глава 7 «Правое русло Волги», а также кардинальное средство от перхоти

    Глава 8 Броку ничего не отрезали, зато он кое-что вырвал

    Глава 9 Прекрасная идея и ее воплощение

    Глава 10 «Голова профессора DDD»

    Глава 11 Чудеса всё-таки случаются

    Глава 12 Пропавший отец и чуть было не нашедшийся сын

    Глава 13 Тяжелый груз на плечах сыщика и еще более тяжелые потери

    Глава 14 Непреднамеренное купание и грубиянка-мадонна с младенцем-уродом

    Глава 15 Знакомство с длинноволосыми охотниками. Все снова в сборе и слушают местные новости

    Глава 16 Знакомство с трехголовым коллегой

    Глава 17 Брок что-то придумал, но пока не говорит, а Змей Горыныч берет на себя роль Ивана Сусанина

    Глава 18 Катастрофа в синем небе и спасение… не для всех

    Глава 19 Воскрешение утопленников, или дело пахнет магией

    Глава 20 Знакомство с семьей Змея Горыныча. «Крещение» драконих

    Глава 21 Дегустация блюд, место женщины в мире драконов и что предложил Брок в качестве альтернативы церкви

    Глава 22 Анимация как способ увидеть разницу и лекция о пагубном влиянии перекиси водорода на женский мозг

    Глава 23 Отец с сыном собираются стать фанатами драконбола, а отец с дочерью чуть не становятся свидетелями суицида

    Глава 24 Саша становится сиделкой, а Брок и Горыныч рассуждают о заднем уме

    Глава 25 Броку хочется в морг, Горынычу — не очень, зато всем хочется кушать, что все и делают. Кроме Сашеньки

    Глава 26 Посещение морга. Логика дает сбой

    Глава 27 Броку снится дурное, он угощает драконов кофе, знакомится с нелогичной версией и делает логичный вывод

    Глава 28 Сашенька засыпает на ходу, мадам Чу выгоняет сыщиков, а те кое в чем убеждаются

    Глава 29 Брок познает тайну драконьих имен и сильно удивляется. Чтение объявлений приносит успех

    Глава 30 Визит к Мудрозавру

    Глава 31 Неравноценный обмен. Дамы падают в обморок. Мужчины огорчаются

    Глава 32 Сашенька берет командование на себя, а Змей Горыныч учится летать

    Глава 33 Брок отнимает у дочери лидерство. Саша по-женски мстит

    Глава 34 Сначала все плачут, а потом слушают увлекательный рассказ Сашеньки

    Глава 35 Все хотят заниматься расследованием, но продолжают его профессионалы и находят роковое письмо

    Глава 36 Кровавая драма в клинике Мудрозавра. Пострадавшие торгуются и всё-таки находят консенсус

    Глава 37 Чучундра раскрывает государственную тайну, а Сашенька проводит хирургические операции

    Глава 38 Дурилкин раскрывает карты, но загадки всё равно остаются

    Глава 39 Брок и Саша знакомятся с начальством мадам Чу, посещают корабль, получают отказ, кое-что замышляют и долго уговаривают дракониху

    Глава 40 Все поддерживают идею полета, а потом взрослые земляне прощаются с Дурилкиным

    Глава 41 Прощание с драконами. Гагаринское «Поехали!» снова актуально

    Глава 42 Долгожданное возвращение, о котором знает только Костя, которому Брок пророчит писательскую карьеру

    Глава 43 К чему может привести просьба потереть спинку

    Глава 44 Заключительная, в которой отрезается всё лишнее

  Книга 2 По ту сторону чуда

    Глава 1 Сыщик Брок огорчается и опаздывает с обеда

    Глава 2 «Держите вора!» или неожиданное решение кадрового вопроса

    Глава 3 Появление Сашеньки, внесшее дополнительную сумятицу, и временное перемирие из-за прихода клиентки

    Глава 4 Решение задачи о волке, козе и капусте применительно к делу клиентки, которой Брок нечаянно придумывает псевдоним

    Глава 5 Мирон показывает странную заметку, Брок убеждает его податься в писатели, а в итоге Муза посещает его самого

    Глава 6 Саша знакомится с домом Мирона, который вовсе не его, потому что здесь, а не там

    Глава 7 Писательский кризис Брока, последующее самобичевание и обнаружение пропажи дочери, которая знакомится с альтернативной географией

    Глава 8 Саша хочет стать клиенткой Брока, но в итоге остается помощницей, а клиентом становится Мирон

    Глава 9 Брок успевает к полдесятого, а вот конспиратор из него оказывается никудышный

    Глава 10 Мирон рассказывает все, а Брок сетует на свою любовь к справедливости

    Глава 11 Мирон снова рассказывает. На сцене появляется загадочный старик

    Глава 12 Десант в неизвестность

    Глава 13 Приключения начинаются. Но почему-то с ругани

    Глава 14 Песни наоборот и есть ли у козлового крана стрела?

    Глава 15 Встреча с самим собой

    Глава 16 «Иван-недурак». Начало рассказа и… нового приключения

    Глава 17 Новый мир. И новый знакомый. Впрочем, новый не для всех

    Глава 18 Охранные системы царского терема и Брок в качестве эксперта

    Глава 19 Берендеев пир

    Глава 20 Деловая беседа, в ходе которой Сашенька становится царским имиджмейкером

    Глава 21 Сыщики уединяются и колдуют

    Глава 22 Значение сосулек в личной жизни Броков

    Глава 23 Первый Брок обзаводится сапогами, а второй — страданиями

    Глава 24 Блинный ужин. Сыщики пополняют царскую коллекцию ругательств, а один из них дерзит Государю

    Глава 25 Первому Броку не дают умыться и побриться, а второй сбегает с производственного совещания

    Глава 26 Царю нравятся песни Добрынина и досаждает слово «пока»

    Глава 27 Осмотр помещений. Портрет «железной рыбы» как первая зацепка

    Глава 28 «Ведьмины круги» как доказательство следственной версии

    Глава 29 Марфа придумывает, что нужно делать, а «братья» удивляются совпадениям

    Глава 30 «Железная рыба» получает имя, а космонавты готовятся к полету

    Глава 31 Брок и Саша лишаются спутников, и сыщик выдвигает «теорийки»

    Глава 32 Возвращение, которому рады не все

    Глава 33 Брок поражается недоверчивостью жены, а потом и ее легкомыслием

    Глава 34 «Иван-недурак». Продолжение (оно же окончание) сказки

    Глава 35 Заключительная, в которой все получают подарки и прочие сюрпризы

Эдуард Байков, Всеволод Глуховцев Рой: Битва бессмертных

  РОЙ

    Часть I В ПОТЕМКАХ

      ГЛАВА 1

      ГЛАВА 2

      ГЛАВА 3

      ГЛАВА 4

      ГЛАВА 5

      ГЛАВА 6

      ГЛАВА 7

    Часть II ПРОТИВОСТОЯНИЕ

      ГЛАВА 8

      ГЛАВА 9

      ГЛАВА 10

      ГЛАВА 11

      ГЛАВА 12

      ГЛАВА 13

      ГЛАВА 14

      ГЛАВА 15

    Часть III АГОНИЯ

      ГЛАВА 16

      ГЛАВА 17

      ГЛАВА 18

      ГЛАВА 19

      ГЛАВА 20

      ГЛАВА 21

  РОЙ: Битва бессмертных

    Часть I ПРОВОДНИК

      ГЛАВА 1

      ГЛАВА 2

      ГЛАВА 3

      ГЛАВА 4

      ГЛАВА 5

      ГЛАВА 6

    Часть II Посредник

      ГЛАВА 7

      ГЛАВА 8

      ГЛАВА 9

      ГЛАВА 10

      ГЛАВА 11

      ГЛАВА 12

      ГЛАВА 13

    Часть III Палач

      ГЛАВА 14

      ГЛАВА 15

      ГЛАВА 16

      ГЛАВА 17

      ГЛАВА 18

      ГЛАВА 19

      ГЛАВА 20

      ГЛАВА 21

Антон Мякшин Бес шума и пыли

  Часть первая КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

  Часть вторая РОГАТЫЙ ДУХ ГОВОРИТ: «ХАУ!»

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

  Часть третья СВАДЬБЫ НЕ БУДЕТ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

  ЭПИЛОГ

Антон Мякшин Бой бес правил

  Часть первая VIP-КЛИЕНТ ПРЕИСПОДНЕЙ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

  Часть вторая ДИВИЗИЯ ВЫСТУПАЕТ В ПОЛНОЧЬ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

  Часть третья БРАНДЕНБУРГСКИЙ ШАРМАНЩИК И ДРУГИЕ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

  Часть четвертая В БОРЬБЕ ЗА ЭТО

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

  ЭПИЛОГ

Антон Мякшин Бес специального назначения

  Часть первая МАШИНА СМЕРТИ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

  Часть вторая ЦИВИЛЬНЫЙ ЦИРЮЛЬНИК

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

  Часть третья ХРРЧПОК НАСТУПАЕТ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

  ЭПИЛОГ

Первухина Александра Заговор судьбы. Трилогия.

  Книга 1. Ветер перемен

    ПРОЛОГ

    Часть первая ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

      ГЛАВА 1

      ГЛАВА 2

      ГЛАВА 3

      ГЛАВА 4

      ГЛАВА 5

      ГЛАВА 6

      ГЛАВА 7

      ГЛАВА 8

      ГЛАВА 9

      ГЛАВА 10

      ГЛАВА 11

      ГЛАВА 12

    Часть вторая ИМПЕРАТРИЦА

      ГЛАВА 1

      ГЛАВА 2

      ГЛАВА 3

      ГЛАВА 4

      ГЛАВА 5

      ГЛАВА 6

      ГЛАВА 7

      ГЛАВА 8

      ГЛАВА 9

      ГЛАВА 10

      ГЛАВА 11

    ЭПИЛОГ

  Книга 2. Выбор принцессы

    ПРОЛОГ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

    ГЛАВА 19

    ГЛАВА 20

    ГЛАВА 21

    ГЛАВА 22

    ГЛАВА 23

    ГЛАВА 24

    ЭПИЛОГ

  Книга 3. Право защищать

    ПРОЛОГ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

    ГЛАВА 19

    ЭПИЛОГ

Христо Поштаков Меч, магия и челюсти

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

Христо ПОШТАКОВ Андрей БЕЛЯНИН Гаси Америку!

  ВЕЛИКОЕ ИНДЕЙСКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

Павел Стретович Вернуться в осень

  Пролог

  Часть 1

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

  Часть 2

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

  Эпилог

Павел Стретович «Вернуться в осень. Книга вторая»

  Пролог

  Часть 1

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

  Часть 2

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

Валерий Вайнин Убить Змея

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЫЩИК

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

    Глава шестая

    Глава седьмая

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ МАНГУСТ

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

  ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Валерий Вайнин Четвертое правило Мангуста

  СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ ОДИНОКИХ МАНГУСТОВ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

Валерий Вайнин Разрушь преисподнюю!

  СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ ОДИНОКИХ МАНГУСТОВ

  23 сентября, четверг

  24 сентября, пятница

  25 сентября, суббота

  26 сентября, воскресенье

  27 сентября, понедельник

  28 сентября, вторник

  29 сентября, среда

  30 сентября, четверг

  1 октября, пятница

  2 октября, суббота

  3 октября, воскресенье

  4 октября, понедельник Вместо эпилога

*** Примечания ***